Author: Катаев В.  

Tags: художественная литература   собрание сочинений  

Year: 1984

Similar

Полное собрание сочинений. Том 6. Письма

Собрание сочинений Т.6

Полное собрание сочинений. Том 6. Стихотворные переводы

Собрание сочинений. Том 6. Живые лица

Text
                    ВАЛЕНТИН
КАТАЕВ
6
В
А
Л
Е
Н
Т
И
Н
К
А
Т
А
Е
В


ВАЛЕНТИН
КАТАЕВ
Собрание
сочинений
в
д есяти
томах
МОСКВА
«ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
1984


ВАЛЕНТИН
КАТАЕ В
Собрание
соч инени й
ТОМ
ШЕСТОЙ
МАЛЕНЬКАЯ
ЖЕЛЕЗНАЯ
ДВЕРЬ
В
СТЕНЕ
СВЯ ТОЙ
КО ЛОДЕ Ц
ТРАВА
ЗА БВЕН ЬЯ
КУ БИК
МОСКВА
«ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
1984


Р2
К
29
Оформление
художника
ю.
БОЯРСКОГО
4702010200-432
К
028(01)-84 подписное
© Оформление.
Издатель­
с тво
«Художественная
л итер ату ра», 1984 г»


МАЛЕНЬКАЯ
ЖЕЛЕЗНАЯ
ДВЕРЬ
В
СТЕН Е


Однажды
мы
засиделись
до
трех
час ов
но чи
у
Эл ьзы
Триоле
и
Луи
Арагона,
кото рые
тог да
еще
жили
недалеко
от
Оперы
на
старинной
ул ице
Де-ля-Сурдьер,
и
они
по­
шли
нас
проводить
до
сто янки
т акси.
Когда
мы,
дер жа сь
за
холодные
стены
и
боясь
разбудить
консьержку,
с
ко­
торой
Ар агон
состоял
в
одно й
партийной
ячейке,
спу­
стились
по
темной
винтовой
лестнице,
а
затем
выш ли
на
темную
улицу,
по эт
п ока зал
нам
на
противоположной
стороне
старый
дом ,
как-то
по-оперному
освещенный
о ди­
но ким
фонарем,
бросавшим
на
д ряхлы й
фас ад
св ой
сла­
бый
световой
ве ер.
—
Обратите
вним а ние
на
эти
четыре
ок на
во
втором
этаже,—
сказал
Арагон.—
Здесь
жил
Максимилиан
Ро­
беспьер.
Он
был
мой
сосед.
«Мой сосед Робеспьер»
—
это
было
ск азан о
со всем
по-
парижски.
Кажется,
в
мире
нет
ни
одного
великого
чело­
века,
имя
которого
не
было
бы
связ ан о
с
Парижем.
В
Париже
жил
Маркс,
в
Париже
жил
Л енин.
И
подобно
тому
как
Арагон
ск аза л: «Робеспьер
—
мой
сосед»,—мне
хочется
ск азать : «Ленин
—
мой
современник».
Тем а
Ленина
огром на ,
необъятна,
а
эта
книга
не
ис то­
рический
очерк,
не
роман,
даже
не
р асск аз.
Это
размыш­
ления,
страницы
путевых
тет р адей,
в ос по мина ния,
точн ее
в сего
—
лир ич еск ий
дневник,
не
больше.
Но
и
не
меньше.
Мы
привыкли
представлять
себ е
Ленина
по
наиболее
распространенному
фотографическому
портрету
дв адц а­
7


того
года:
В.
И.
Ул ьян ов
(Ленин)
—
глава
Советского
пр а­
вительства,
первый
Председатель
Сов ета
Народных
Ко­
миссаров,
а
также
по
изображению
Ленина
в
театре
и
кино.
Но
как
бы
ни
был
т алан тли в,
г ениал ен
актер,
раз ве
может
он
полностью
перевоплотиться
в
Ле ни на?
Может
быть,
получится
значительный,
даже
глу бок ий
историче­
ск ий
образ ,
но
не
буд ет
живого,
подлинного
Лен ин а,
тако ­
го
неповторимо-оригинального,
со
всеми
его
внут ре нн ими
и
внешними
особе нн остя ми .
Думаю,
это
невозможно.
«Если верно,—
говорит
Кржижановский,—
что
самая
с ущн ость
движения
пролетариата
исключает
внешнюю
фееричность
и
показной
драматизм
в
д ейст виях
главного
героя
этих
революций
—
на родн ой
массы,
то
не
вправе
ли
мы
ожидать
выявления
особой,
так
сказать,
п рос тоты
и
в
тех
ли цах,
на
до лю
которых
вы падает
крупная
историче­
ская
роль
ис т инных
вождей
пролетариата?
Во
всяком
сл у­
чае,
это
отсу тст вие
внешнего,
показного
блеска
б ыло
от­
личительной
чертой
Владимира
Ильича».
...Почти
все,
знавшие
Ленина,
свидетельствуют,
что
нет
хорош и х
п ортре тов
Владимира
Ильича.
Это
об щеиз ­
вест но .
Например,
тот
же
Кржижановский
п ише т: «Боль­
шинство
п ортре тов
Владимира
Ильича
не
в
состоянии
перед ат ь
тог о
впечатления
особой
одаренности,
которое
быстро
шло
на
смену
первым
впечатлениям
от
его
п ро­
стой
вн е шност и,
как
только
вы
начинали
несколько
ближе
всматриваться
в
его
облик».
Для
того,
чтобы
п редст авит ь
себ е
живого
Лени н а,
луч­
ше
всег о
обратиться
к
свидетельствам
современников.
Вот,
например,
очень
интересный
п орт рет
Ленина
1889 года,
п ит ерск ого
периода,
когда
он
под
конспиратив­
ным
именем
Ни ко лая
Петровича
чита л
лекции
в
рабочих
кружках.
«Открыв дверь,—
вспоминает
В.
А.
Князев,—
я
увидел
м ужч ину
лет
тридцати,
с
рыж евато й
маленькой
бородкой,
круглым
лицом,
с
про ница те ль ными
гл азам и,
с
нахлобу­
ченной
на
гла за
фуражкой,
в
осеннем
пальто
с
поднятым
воротником,
хотя
дел о
было
летом ,
вообще
—
на
вид
этот
человек
показался
мне
самым
не опр ед ел енным
по
среде
человеком...
—
Де ло
в
том ,
что
я
не
мог
прийти
прямым
соо бще­
нием...
Вот
и
за держа л ся.
Ну
ка к,
все
на ли цо?
—
с про сил
он,
снимая
пал ьто .
8


Лицо
его
казалось
настолько
серьезным
и
повелитель­
ным,
что
его
слова
зас тав лял и
не в ольно
подчиняться...»
Г.
Кржижановский
пишет
о
приятном
смуглом
ли це
с
несколько
восточным
оттенком,
но
стоило
«вглядеться
в
глаза...
в
эти
необыкновенные,
пронизывающие,
полные
внутренней
силы
и
эн ер гии
темно-темно-карие
глаза,
как
вы
начинали
уже
о щуща ть,
что
перед
вами
человек
от­
нюдь
не
обычного
типа».
«Аронсон,
увидев
гол ову
Ленина,—
на ходи м
у
Луна­
ча рско го,—
приш ел
в
вос хи щени е
и
ст ал
прос и ть
у
Лёни­
на
поз воле ния
выл епит ь,
по
крайней
мер е,
хо тя
медаль
с
него.
Он
указал
мне
на
замечательное
сходство
Ленина
с
Сократом.
Надо
сказать,
впрочем,
что
еще
бо ль ше,
чем
на
Сок рат а,
похож
Лен ин
на
Верлена.
В
то
время
каррьеровский
п орт рет
Верлена
в
гра в юре
вышел
то ль­
ко
что,
и
тогда
же
был
выставлен
известный
бю ст
Ве р­
ле на ...
Впрочем,
было
отмечено,
что
и
Верлен
был
необыкно­
венно
похож
на
Сок рата .
Глав н ое
сходство
заключалось
в
великолепной
форме
головы.
Строение
черепа
Владимира
Ильича
действительно
восхитительно.
Нужно
несколько
присмотреться
к
не му,
чтобы
оц ен ить
эту
физическую
мощь,
контур
колоссаль­
ного
купола
лба
и
заметить,
я
бы
сказа л ,
какое-то
фи зи че­
ское
излучение
света
от
его
п ове рхн ост и...
Рядом
с
этим,
более
сближающие
с
Ве рленом ,
чем
с
Сократом,
гл у боко
впавшие,
небольшие
и
страшно
внима­
те льн ые
гл аза.
Но
у
великого
по эта
глаза
эти
мрачные,
какие-то
пот ухши е
(судя по портрету Каррьера); у Лени­
на
они
насмешливые,
полные
ирон и и,
блещ ущи е
умом
и
каким-то
задорным
весельем.
У
Ленина
гла за
так
выр аз и­
т ельн ы,
так
одух отворе ны ,
что
я
потом
час то
любовался
их
непреднамеренной
игрой.
У
Сок ра та,
су дя
по
бюст ам,
глаза
был и
ск орей
выпук­
л ые.
В
нижне й
части
лица
опять
значительное
сходство,
особенно
ког да
Лени н
носит
боле е
или
мен ее
большую
бор оду.
У
Сократа,
Верл ена
и
Ленина
борода
рос ла
одина­
ково,
несколько
запущенно
и
бе сп оряд очно.
А
со всем
не
та к,
замечу
в
скобках,
как
у
некоторых
артистов,
играю­
щих
Ленина,—
прилично
подстриженная
в
парикмахер­
ской,
даж е
немного
клинышком,
как
у
про цв е таю щего
прис яжно го
поверенного».
9


«Пронизывающий блеск слегка косящих глаз»,—
гово­
рит
Кржижановский
в
д ругом
месте.
«Вспыхивающие
огоньками
сарказма»,—
прибавляет
П.
Л епеши нск ий.
«Он
сво им
видом
напоминал
счастливого
охотника,
кот оры й
до лго
выслеживал
и
охотился
за
редкой
птицей
и
на ко нец
поймал
ее
в
св ои
силки».
Вот
впечатление
М.
Васил ьева-Южи на: «... у мны е,
жи­
вые,
проницательные
гла за
и
большая,
характерная,
уже
тогда
лысая,
голо ва
с
огромным
л бом
сразу
приковывали
к
себе
внимание,
но
л у кавая
усмешка,
искрящаяся
в
при ­
щу р енных
глазах,
вынуждала
вместе
с
тем
подтягиваться
и
держаться
настороже.
«Хитрый мужик!» —
невольно
подумал
я».
Гор ьк ий
д ает
Ленина
еще
бол ее
резкими
чертами:
«...Л ыс ы й,
картавый,
плотный,
кре пк ий
человек...»
Подобных
свидетельств
мо жно
на бр ать
сколько
угод­
но:
м ал еньк ий,
коренастый,
р ыжий,
лысый,
со
смуг лым
скуластым
лицом,
с
карими
узкими
выразительными
гл а­
зами,
сверкающими
иронией
и
сарказмом,
с
заразитель­
ным ,
несколько
гортанным
смехом,
настоящий
ф из куль­
турник:
велосипедист,
конькобежец,
неутомимый
п еше­
ход ,
пловец.
Примерно
таков
был
Ленин
по
свидетельству
людей,
хорошо
его
зна в ших.
Ленин
часто
мен ял
свою
внешность.
Возможно,
это
б ыла
выработанная
привычка
конспиратора,
а
быть
мо­
жет ,
его
наружность
мен ял ась
потом у,
что
он
слишком
быстро
старел.
«...Н ик огда
я
не
видела
Ильича
таким
озабоченным,
осунувшимся,
как
тогда,—
вс по мина ет
Р.
Зе мляч ка
1909 год
в
Париже.—
Травля
меньшевиков,
отход
многих
близ к их
и
дурные
вести
из
России
преждевременно
состарили
ег о.
Мы,
близкие
ему,
с
болью
следили
за
те м,
как
он
из м енил­
ся
физически,
как
согнулся
этот
колосс...»
Обратите
вни ма ние
на
альбом
ленинских
фот ограф и й.
По чти
на
каждой
он
со всем
д ругой ,
странно
непохожий
на
себя.
Как,
напр имер,
не
схожи
между
собой
Ленин
париж­
ски х
лет
и
тот
Ленин
в
Закопане,
мечтательно-грустный,
с
мягкой
бородкой
и
нестрижеными
усами,
одетый
в
ка­
кую -то
старомодную
визитку
с
закругленными
по лами ,
с
панамой,
опущенной
на
глаза,
и
с
альпийской
палкой-то­
пориком
в
руке
—
на
фо не
горн ого
пейзажа.
Или
вот
два
Ленина:
о дин
четырнадцатого
год а,
постаревший,
морщи ­
10


нист ый ,
в
м ягк ом,
ши рок ом
пиджаке,
с
невеселыми,
по­
гас шим и
г лазам и,
а
другой
—
Ленин
семнадцатого
го да,
пом ол о дев ший,
в
парижском
п олоса том
пиджаке,
с
узки­
ми,
не в ероят но
блестящими
гл аз ами,
готовый
в
любую
минуту
в
бой.
Я
уж
не
гово рю
о
Ленин е
в
ке пке
и
па ри ке,
загримированном
под
рабочего
Сес трорец кого
ору же йн ого
завода
К.
П.
Иванова,
и
Л енине
пер вых
дней
Октября
в
См ольно м,
когда
бритая
борода
то лько
еще
о тр аст ала,
а
кеп ка
о ст авалась
все
та
же,
пре ж няя,
конспиративная
—
рабочего
Иванова,—и
сам
Лен ин
был
уже
главой
первого
в
мире
рабоче-крестьянского
Советского
правительства.
В
конц е
1908 года Ленин и Крупская переехали из
Женевы
в
Париж
—
тогдашний
центр
русс к ой
эмиграции.
Но
перед
этим
Лени н
не на долго
заезжал
к
Горькому,
ко­
торому
еще
в
Лон дон е,
на
Пятом
съезде,
дал
слово
п обы­
вать
у
нег о
на
Капри.
«Удивительно соблазнительно,
черт
п обери ,
забраться
к
Вам
на
Капри!
Так
Вы
это
хорошо
расписали,
что,
ей-
богу,
соберусь
непременно
и
жену
постараюсь
с
собой
вы­
тащить,—
писал
Ленин
Горькому
в
начале
то го
же
1908
года .—
Толь ко
вот
насчет
срока
еще
не
знаю:
т еперь
нельзя
не
заняться
«Пролетарием»
и
надо
поставить
его,
наладить
работу
во
что
бы
то
ни
стало.
Это
возьмет
месяц-
др уго й,
пшп пш т.
А
сделать
это
необходимо.
К
весне
же
закатимся
пи ть
бело е
каприйское
ви по
и
смотреть
Неа­
поль
и
б олт ать
с
Вами».
Наст уп ила
весна,
однако
до
последнего
дня
Лени н
ко­
ле ба лся:
ехать
или
не
ехать?
Си ту ация
сл о жилась
чрезвы­
ча йно
ос тра я.
Буквально
накануне
своего
отъ ез да
на
Кап­
ри
Л енин
раздраженно
нап ис ал
Г орьк ому
из
Же не вы:
«Ехать мне бесполезно и вредно:
разговаривать
с
людьми,
пус т ивш имися
проповедовать
соединение
на учн ого
социа­
лизма
с
религией,
я
не
могу
и
не
б уду...
Я
уже
послал
в
печать
самое
что
ни
на
е сть
фор маль ное
о б ъяв ление
вой­
ны.
Дипл ома тии
здесь
уже
нет
м еста.. .»
Реч ь
шла
о
статье
Ленина
«Марксизм и ревизионизм»,
где
в
г розно й
сноске
все
б ыло
названо
своими
словами.
Вот
эта
с нос ка: «См.
книгу
«Очерки философии марксиз­
ма»
Богданова,
Базарова
и
др.
Зд есь
не
место
разбирать
эту
книгу,
и
я
должен
ограничиться
пока
заявлением,
что
в
ближайшем
б удущ ем
покажу
в
ряде
статей
или
в
особой
брошюре,
что
все
ск азанн ое
в
тексте
про
нео кан т иан ских
11


ревизионистов
отн оси тся
по
существу
д ела
и
к
этим
«но ­
вы м»
неоюмистским
и
необерклианским
ревизионистам».
Раз у мее тся,
ехать
после
эт ого
на
Капри
к
Г орьком у,
окруженному
этими
самыми
ревизионистами,
в
логово
идеалистов-богостроителей,
эмпириокритиков
и
прочих
махистов,
с
кото рым и
Ленин
находился
в
состоянии
войны
не
на
жиз нь,
а
на
см е рть,
ему
было
беспо л езно
и
вредно.
Одн ако
у
Ленина
имелись
другие
очень
важные
для
пар­
тии
д ела
относительно
газеты
«Пролетарий», требующие
его
поездки
на
Капри,
к
Г орьком у,
и
он
колебался.
В
кон­
це
концов
он
решил
поехать,
но
«только под условием,
что
о
философии
и
о
ре лиг ии
я
не
гово рю» .
Но
из
этого
твердого
р еш ения
Ленина
не
говорить
о
фи лософ ии
и
религии
ничего
не
п олучи лось.
В
апреле
Ленин
по
просьбе
А.
М.
Горького
пос ети л
его
на
острове
Капри.
И
здесь
объявил
Богданову,
Баз а­
ров у
и
Луначарскому
о
св оем
безусловном
рас хожд ен ии
с
ними
по
вопросам
филос офии.
Оче вид но,
философский
спо р
не
тольк о
с ост оялс я,
но
и
протекал
весьма
бурно,
что,
в проче м,
не
п ом ешало
Ле­
нин у
выпол нить
всю
деловую
программу
своего
пребыва­
ния
на
острове
Капри.
Мне
ни
разу
не
довелось
бы ть
на
Капри
в есно й,
в
ап­
реле ,
то
есть
в
самое
цветущее
время
года,
имеющее
здесь
осо бенну ю
прелесть.
Вот
как
описывает
Бун ин
кап рийск у ю
весну:
Вид
на
залив
из
сад ика
таверны.
В
п рос том
вине,
что
взя л
я
на
обед,
Есть
странный
вк ус
—
вкус
виноградно-серный
—
И
розоватый
цве т.
Пью
под
дож дем, —
в есна
зд есь
прихотлива,
Мин да ль
ц ветет
на
Капри
в
холо да ,—
И
смутно
в
синеватой
мг ле
залива
Дал екие
белеют
города.
Теперь
Ленину
п ред стояло
ув ид еть
всю
эту
прелесть
воочию.
У
Горького
осталось,
как
он
пишет
в
своих
воспо­
минаниях
о
Лени не,
очен ь
странное
впечатление:
как
будто
Владимир
Ил ьич
был
на
Капри
два
ра за
и
в
дв ух
резко
различных
настроениях: «Один Ильич,
как
только
я
встретил
его
на
пристани,
тотчас
же
решительно
за явил
м не:
12


—
Я
зна ю,
вы,
Алексей
Максимович,
все-так и
н адее­
те сь
на
возможность
моего
примирения
с
махистами,
хо тя
я
вас
предупредил
в
письме:
это
—
невозможно!
Так
уж
вы
не
делайте
никаких
п опы ток».
... Уди в ите льно
яс но
представляется
мне
апрельское
ут ро
на
Капр и,
пристань,
а
за
ней
в
несколько
ярусов
розовые,
лиловые,
гол убые ,
пал евы е,
малиновые
домики,
как
жива я
мозаика,
о тр аженны е
в
мелких
волнах
под
сходнями
только
что
прибывшего
из
Неаполя
пароходика.
В ижу
в
толпе
Максима
Горького,
худого,
с утул ого
—
ж ел­
тые
усы
вн из ,—-в
круглой
ши рокоп олой
вызывающе
де­
мократической
шляпе,
а
рядом
с
ним
небольшого
ростом,
непреклонного
крепыша
Ленина
в
новом
к ос тюме,
сшитом
в
Женеве,
и
в
тв ерд ом
котелке
на
голове.
Есть
известная
фо т огр афия
Ленина,
отн осящ ая ся
при­
мерно
к
этому
времени:
полосатая
тройка,
широк о
завя­
занный
шелковый
галстук,
стоячий,
твердый
крахмальный
воротничок,
высоко
подпирающий
гладко
выбритый
п од­
бородок,
резкая
подкова
немн ог о
свисающих
усо в,
лысая
голова
и
пронзительный
настороженный
взгляд.
...Вижу,
как
Лени н
нес
туго
затяну т ый
ремнями
до­
рожный
портплед
с
п одушк ой,
кот оры й
пытались
выхва­
ти ть
из
его
короткой,
крепкой
руки
ме ст ные
факино
—
носильщики,
а
он
не
давал.
Гор ьк ий
вел
Лен ин а,
проби­
ваясь
сквозь
толп у,
по
прист ани
мим о
лежащих
на
бок у
моторных
л одок
и
скуластых
яликов,
кот оры х
шпаклевали
суриком
и
красили,
готов я
к
туристскому
сезону.
Пахло
жареной
рыбой,
горячим
кофе,
анисом,
лимонами,
винной
сыростью
из
дверей
трактирчиков.
Тут
же
с тояло
несколь­
ко
одн окон ны х
экипажей
с
курортно-красными
колесами.
Стройные,
вышколенные
лошадки
—
каждая
с
очен ь
высо­
ким
страусовым
пе ром
над
капризной
головкой
и
в
наряд­
ной
сбруе
—
имели
со всем
цирковой
ви д,
и,
в идим о,
это
с мешил о
Л ени на:
его
темно-карие
гла за
весело
сверкали.
Горький
шел
рядом ,
продолжая
своим
глу хим
басом
гово­
рить
сквозь
опущенные
просяные
усы
о
Богданове,
Луна­
чарском,
Базарове:
—
Очень
крупные
люди.
Отлично,
всесторонне
об раз о­
ванные.
Не
встречал
в
парт ии
равных
им.
Словом,
всячески
старался
прим ири ть
не п ри мири мое.
И
сам
понимал,
что
это
—
дел о
безнадежное.
Он
смотрел
13


на
себ я
как
бы
со
стороны,
чувствуя
себя
от част и
Лук ой
из
собственной
пьесы.
Смущенно
усмехался,
отв одя
глаза
в
сторону,
густо
покашливал.
—
Допустим,—
корот ко
бросал
Ленин.—
Ну,
и
что
же
отсюда
сл едуе т?
Горький
гов ори л,
что
в
конце
концов
считает
их
—
Луначарского,
Богданова,
Базарова
—
людьми
одной
цели,
а
единств о
цели,
пон ят ое
и
осоз на нн ое
глубоко,
должно
бы
стереть,
уничтожить
философские
противоречия.
Лен ин
на
миг
остановился
и
непримиримо
посмотрел
на
Горького.
—
З начи т,
все- так и
надежда
на
примирение
жп ва?
Это
з ря,—
сказал
он. —
Гон ите
ее
прочь,
и
как
можно
дал ь­
ше,
дружески
советую
вам !
Он
любил
Г орького,
считал
его
ве лик им
писателем,
но
ис тина
бы ла
для
нег о
дор о же.
Недавно
он
начал
работать
над
«Материализмом и эм ­
пи ри ок рит и ци змо м», был полон страстного,
нетерпеливого
желания
пос корее
разгромить
махистов.
С
тех
пор
как
он
получил
богдановские
«Очерки философии марксизма», он
с
каждой
прочитанной
статьей,
по
собственному
выр аж е­
н и ю, «прямо бесновался от негодования».
«Нет,
это
не
марксизм!
—
писал
Ленин.—
И
л езут
наш и
эмпир ио кр итик и,
эмпириомонист
и
эмпириосимво­
лис т
в
болото».
И
вот
при мир ить
Ленина
именно
с
этими
товарищами,
«идущими архиневерным,
не
марксистским
пут ем », делал
теперь
безнадежные
попытки
Алексей
Максимович.
Ле нин
уже
жалел,
что
приехал.
Напрасно,
зря,
ничего
хорошего
не
выйдет.
Всле д
за
Горьким
он
протиснулся
со
св оим
порт пл едом
через
турникет,
щелкавший
ст аль ным
языком,
и
они
ус е­
лись
в
узком
отделении
косого,
ступенчатого
вагончика
со всем
недавно
откры того
электрического
фуникулера
—
н ове н ького,
лакового,
с
иголочки.
Вагончик
тронулся
вверх,
а
ступенчатые
террасы
садо в,
каменные
за боры,
цветущие
миндальные
деревья,
вино гр а дник и,
прикрытые
к ое -где
от
тр ам онт аны
камышовыми
ма та ми,
косо
по лез ли
вниз.
Проехала
вни з
глухая
плитняковая
стена
с
малень­
кой
железной
дверью
и
нишей,
где
стояла
раскрашенная
статуэтка
мадонны,
вся
в
цветах,
и
свет ил ся
огонек
лам­
падки.
Все
это
сползало
по
диагонали
вниз,
и
глуб око
вниз у
уже
в ид нелся
со всем
маленький
порт
с
дымящимся
йароходиком,
собравшимся
в
об ра тный
пут ь
в
Неаполь,
14


с
моторными
лодочками,
пару сам и
яхт,
и
совсем
крошеч­
ным
ма ячко м,
и
молом,
и
голубы м
загадочным
силуэтом
острова
Искь я
на
гори зон те .
Го рьки й
сидел
р ядом
с
Л е ниным,
сузив
глаза,
и
задум­
чи во
подергивал
кончики
усо в
над
брит ым ,
солдатским
подбородком.
Выжидательно
помалкивал.
А
Лен ин
уже
овладел
собой,
был
спокоен,
холоден,
насмешлив
и
на­
строен
далеко
не
мирно.
Ес ть
известная
фо то гр афия
«В.
И.
Лен ин
у
М.
Г орь­
ког о
на
о.
Кап р и», где Владимир Ильич,
в
зимнем
кос тю­
ме,
в
котелке,
бритый,
играет
с
Богдановым
в
шахматы,
а
Г орьки й
в
своей
знаменитой,
сдвинутой
набок
демокра­
тич еско й
шляпе,
сид я
на
перилах
террасы
и
как
бы
в оз­
выш ая сь
над
всей
группой,
подпирает
по дбор о док
рукой,
по
смотрит
не
на
и гроков,
а
пр ямо
в
объектив
фот ог ра фи­
ческого
аппарата;
сзади
видна
волнистая
линия
гор
и
кое-
где
угадывается
туманная
пол оса
Неаполитанского
з али ва.
Недавно
я
побывал
на
Капр и.
Мы
отправились
разы­
скивать
виллу
и
террасу,
где
свыше
полувека
тому
назад
Ленин
играл
в
шахматы.
В
вос п ом инания х
Андреевой
го­
ворится,
что
это
прои сход ил о
на
ви лле
«Бэдус» .
Ок азы­
вается,
это
или
ошиб ка,
или
опечатка.
В иллы
«Бэдус»
не
существует.
Бы ла
вилла
«Блезус» (УШа « В1а ези з»).
М иле йший
до ктор
Марио
М ассим ино ,
глава
ме стн ой
ту­
р истско й
организации,
большой
знато к
истории
своего
острова,
рассказал
мн е,
что
«синьор Массимо Горький»
жил
в
разное
время
на
трех
виллах
на
Капр и:
на
вил ле
«Беринг», которая сейчас называется отель «Ге рк у ла нум»,
затем
на
вил ле
«Пиерина»
на
У1а
Ми 1о
и,
наконец,
на
ви лле
«Блезус», которая перешла к другому владельцу
и
н азы в ается
в
настоящее
время
«Пансион,
кафе
и
ресто­
ран
Кр упп ».
Именно
на
этой,
последней
вилле
и
жил
Горьк ий ,
когда
у
не го
гостил
Лен ин.
Это
оказалось
совсем
недалеко
от
нашего
отеля,
на
обратном,
южном
склоне
острова,
лицом
к
бухточк е
Мар ина-Пик к о ла.
Мы
прошли
по
узкой
к апр ийск ой
улочке
—
то
вниз,
то
вверх,—
и
вот
перед
нами,
с
лев ой
ру ки,
открылась
синяя
мгл а
безмерного
морского
пространства.
К
берегу
Марина-
Пиккола
террасами
сползал
сад
Ад р иана
с
его
живо пис ­
ными
древнеримскими
развалинами,
зонтичными
пиния­
ми,
оранжереями,
цвет ник ам и
и
кинематографом
под
от­
крытым
неб ом.
Г лубоко
вниз у,
вдали,
мы
ув ид ели
мыс
Фаралионе
и
три
громадные
скалы,
стоящие
в
воде,
словно
сер ые
каменные
паруса.
Между
первой
скалой
и
двумя
15


другими
бы ли
во рота,
казавшиеся
совсем
узкими,
а
па
са мом
дел е
сквозь
них
мог
свободно
пройти
корабль.
Да­
леко
за
гори зон том
б ыла
С ицилия ,
Африка,
мерещились
вел ик ие
пу ст ыни
земного
шара.
Мы
стали
подниматься
по
каменистой
т роп инке
в
со сно вой
роще,
скользя
по
опа в­
шим
иглам,
потом
сре ди
агав
с
острым
хищным
когтем
на
конце
каждого
м яс ист ого,
узкого
л иста
высотой
в
п олт ора
человеческих
рос та,
с
шипами
по
бокам,
как
у
ры бы
пилы,
потом
мим о
зарослей
исполинских
кактусов,
покрытых
кол ючим и
бородавками,
похожими
на
маленьких
ежиков.
Мы
с
наслаждением
вд ых али
бальзамический
воздух
—
с ухой
и
легкий,—
между
тем
как
вокруг
нас
громко,
дере­
вянно
стр ек от али
дневные
цикады.
Потом
мы
увидели
крутую
ле с тницу
из
диког о
камня
и
в
начале
ее
доску
с
н ад пи с ью: «СаНё ге81огап1 е
К гир р».
Мы
поднялись
вв ерх
и
очутились
п еред
тем
самым
домом,
где
Ленин
гост ил
у
Горького.
Открыв
ст ек лянн ую
дверь,
мы
в ошли
в
го с тинич ный
холл.
Там
с
сигарами
и
ко ктей­
лями
в
глубоких
кожаных
креслах
сидел о
несколько
эле­
гантных
господ
—
жителей
отеля.
Они
посмотрели
на
нас
с
тем
корректным
любопытством,
которое
всегда
вызы­
вается
поя вле ние м
в
пансионе
новых
ли ц.
Из-за
конторки
вышла
приветливая
да ма
и
спросила,
что
нам
угодно.
Узнав,
что
мы
все го
лишь
просим
по зв оле ния
осмот­
р еть
виллу,
она ,
не
п ере става я
бы ть
любезной,—
но
уже
несколько
в
д ругом
роде,—
сказала
нам
по-французски:
—
8’й чоиз р1а й.
—
Наверное,
вы
слышали,
мадам,—
сказал
я,—
что
в
этом
доме
н ек оторое
время
жил
Л енин?
—
Конечно,—
ответила
она
все
с
той
же
любезностью
другого
рода,—
вы,
наверное,
поляки
или
русские?
—
и
по­
косилась
на
мой
детский
американский
фотоаппарат.
—
Русские,—
сказал
я.
—
8’П чоиз р1а!1,—
повт ор ила
она
и
сде лала
гостепри­
имный
жест,
означавший,
что
мы
можем
осматривать
и
фотографировать
все,
что
пожелаем,
а
сам а
удалилась
за
свою
конторку
и
перестала
обращать
на
нас
вни ­
мание.
Мы
про шли
по
коридору,
куда
выходило
несколько
дверей
(«Ага, — под у мал
я,—здесь,
наверное,
ми л ейшая
Мари я
Федоровна
Андреева
помещала
своих
гостей,
лек­
торов
буд уще й
Каприйской
школы,
а
бы ть
может,
и
самого
10


Л ен ина »), и мы неожиданно очутились на той самой тер­
ра се,
где
некогда
Ленин
играл
в
шахматы.
Я
ср азу
узнал
эту
т ер расу
по
очертанию
гор,
в ид невш ихся
вд али,
и
по
бал ю ст раде,
на
ко торой
тогд а
сидел
Горький.
И
вдруг
я
исп ы тал
ощуще ни е
как
бы
внезапно
ост а­
новившегося
и
повернувшего
вс пять
времени.
Мне
представилось,
что
на
террасу
выш ел
мал еньк ий,
энергичный,
резкий
Лен ин
в
котелке,
сли шком
гл убок о
надетом
на
его
скульптурную
голову,
за
ним
поя ви лась
сутулая
фигу ра
Горь ког о
и
ря дом
с
ней
красивая,
наряд­
ная
дама
—
знаменитая
ак тр иса
Художественного
те ат­
ра —Ма рия
Федоровна
Андреева,
погромыхивая
ш ахмат­
ной
коробкой.
Зат ем
—
Ана т олий
Васильевич
Луначар­
ски й,
молодой,
в
пенсне
на
черной
ленте,
в
рубахе
«апаш»
с
раскрытым
воротом,
в
очень
ши рок ом
эласт ич но м
поясе
с
кожаными
кар ман чик ами
и
колечками
—
по
мо де
тех
ле т.
А
там
и
Богданов...
И
я
услышал
грассирующий
те­
нор
Ленина,
который
говорил
Г орьком у,
несколько
см у­
щенному
неясностью
своей
фи лосо фск ой
позиции,
прод ол ­
жая
спо р,
н ачаты й
в
коридоре:
—
Вы
явным
обр азо м,
уважаемый
Алексей
Максимо­
ви ч,
нач инает е
из лага ть
взгляды
одного
течения...
Я
не
знаю,
конечно,
как
и
что
у
вас
вышло
в
целом...
—
Вы
мне
уже
об
этом
писа л и.
—
Совершенно
верно,
я
вам
уже
об
этом
недавно
писал.
А
кром е
того,
я
сч итаю ,
что
художник
может
по­
черпнуть
для
себя
много
полезного
во
всякой
фил о соф ии.
Наконец,
я
впо лне
и
бе зус ловн о
согласен
с
тем,
что
в
во­
прос ах
художественного
творчества
вам
все
книги
в
руки
и
что,
извлекая
этого
рода
воззрения
и
из
своего
художе­
ст венног о
опыта,
и
из
философии,
хотя
бы
идеалисти­
ческой...
—
Хотя
бы
идеалистической?
—
сп рос ил
Горький
не
без
торжества.—
Я
не
ослышался?
—
Ничуть.
При
критическом
к
ней
отн оше ни и,
хотя
бы
и
идеалистической,—
твердо
ответил
Ленин,—
потому
что
вы
можете
прийти
к
выводам,
кото рые
ра боч ей
партии
принесут
огромную
п ольз у.
Огромную!..
Ли цо
Г орького
пос в етле ло.
Улыбка
крепко
с жала
и
вы­
перла
его
небольшие
круглые
скулы.
Он
удовлетворенно
п оде ргал
усы .
17


Мари я
Федоровна
была
в
в ос торге,
что
на
этот
раз
все
обошлось
благоп олучн о.
—
В
шахматы,
в
шахматы!
Дов ольн о
фил ос оф ии.
Мы
же
договорились
не
с пори ть
на
философские
темы
до
ужина.
Она
в стрях нула
шахматной
коробкой;
потом
зажала
в
каждой
руке
по
пешке
и
п ротян ула
кулаки
в
разные
сто­
рон ы
—
один
Лепину,
д ругой
Богданову.
Ленин
небреж­
но
к осну лся
правой
руки
Андреевой.
Она
разжала
ку­
л ак.
На
розовой
прелестной
ладони
лежала
черная
пе­
шеч ка.
—
Вам
начинать,—любезно,
но
суховато
сказал
Ле­
нин
Богданову
и
сноровисто
р асстави л
ф игу ры:
по
всему
видно,
что
опытный
игр ок.
В друг
все
это
исчезло,
ушло
в
прошлое .
Передо
мно ю
была
пустая
терраса
с
горкой
мус ора
в
углу,
сохн ущ ие
на
вер евк е
розовая
мохнатая
простыня,
купальный
ко­
ст юм,
и
старик
об ойщи к
в
синем
фартуке,
с
гвоздями
в
губах
и
молотком
в
руке,
ко торы й
починял
полосатый
пружинный
матрас,
поставленный
боком
на
тот
самый
шахматный
с толи к,
за
кот оры м
некогда
Ленин
играл
с
Богдановым...
Мы
спустились
вн из
по
каменной
лестнице,
по
кото­
рой
не
раз
сп ускал ся
и
поднимался
сво ей
быстрой,
энер­
гич ной
п оход кой
Ленин,
любуясь
с
л ест ницы
мысо м
Фа-
ралионе,
его
скалами,
дыша
бальзамическим
воздухом
каприйской
весны
и
прислушиваясь
к
звукам
упруго
хло­
пающих
ружейных
выстрелов,
к ото рые
время
от
времени
д онос или сь
откуда-то
снизу.
Лен ин
долго
не
мог
поня ть ,
что
это
за
выстрелы,
по ка
Гор ьк ий
не
объяснил
ем у,
что
это
вовсе
не
выстрелы,
а
звук
волны,
хлопающей
в
устье
одного
из
многочисленных
каменных
грото в
каприйского
побережья.
В
это
время
б удущ ая
книга
«Материализм и эмпирио­
к р ит ициз м », как любил выражаться Ленин,
была
уже
у
нег о
в
чернильнице.
Споры
на
Капри
с
Богдановым,
Луначарским,
Базаровым
и
прочими
организаторами
фракционной
капр и йско й
школы,
еще
тольк о
проектируе­
мой
в
то
время,
школы,
впоследствии
нарочно
спрятанной
от
партии
на
отдаленном
острове, «чтобы
прикрыть
ее
18


фракционный
характер»,—
как
считал
Владимир
Ильи ч,
еще
с ильн ее
разожгли
его,
окончательно
доказали,
что
примирение
невозможно,
война
объявлена,
и
те пе рь,
б оль­
ше
чем
когда-либо,
н ео бхо димо
как
можно
скорее
разд е­
латься
с
этой
новой,
«богостроительски отзовистской
фракцией».
В
общем,
как
Ленин
и
предполагал,
по е здка
на
Капр и
оказалась
почти
бесполезной,
за
исключением
разве
т ого,
что
Ленину
удалось
решить
с
Горьким
кое-какие
очен ь
важные
технические
вопросы
отн оси тельн о
издания
«Про ­
лет ари я», а также повторить партийное поручение Марии
Федоровне
насчет
нелегальной
доставки
в
Росс ию
«Про ­
ле та ри я», который должен был скоро выйти в Париже .
Инструкции,
еще
раньше
данные
Лени ны м
Андреевой
пись м енно ,
был и
исчерпывающе
точн ы
и
по-ленински
кон­
к ре тны: «1) Найти непременно секретаря союза пароход ­
ных
служащих
и
рабочих
(должен быть такой союз!) на
пароходах,
поддерживающих
сообщение
с
Россией.
2) Узнать от него,
откуда
и
к уда
ходят
п арох оды;
как
част о.
Чт обы
не пре ме нно
устроил
нам
перевозку
е же­
недельно.
Сколько
это
буде т
стоить?
Человека
до л­
жен
найти
нам
аккуратного
(есть ли итальянцы ак ­
куратные?).
Не обходи м
ли
им
адрес
в
Рос сии
(скажем,
в
Одессе)
для
доставки
га зеты
или
они
могли
бы
временно
д ер жать
не больши е
количества
у
какого-нибудь
итальян­
ского
трактирщика
в
Одессе?
Это
для
нас
крайне
важно».
И
так
далее.
На
эт ом
Лен ин
и
распрощался
с
Алексеем
Максимо­
вич ем
и
Марией
Федоровной.
Вскоре
после
возвращения
с
Капри
в
Швейцарию,
не
теряя
золотого
времени,
он
снова
пе р еезж ает
Ла-М анш,
с
тем
чтоб ы
поработать
в
Ло ндо не,
в
Британском
музее,
где
находились
источники,
необходимые
ему
для
быстрейшего
завершения
«Мате­
риализма
и
эмпириокритицизма».
И
лишь
после
этого
Ленин
и
Крупская
переехали
в
Париж,
куд а
переводился
«Пролетарий».
Па риж
окружает
коль цо
вн еш них
б ульв аро в,
но ся щих
имена
наполеоновских
маршалов:
Лефевр,
Массена
и
т.
д.
В
конце
ноября,
в
начале
сырой
парижской
зим ы,
при­
ехав
из
Женевы,
Ленин
и
Крупская
—
«Ильичи», как их
называли
друзья,—
на няли
кв а ртиру
в
Четырнадцатом
округе,
недалеко
от
парка
Монсури.
В
то
время
здесь
кончался
город.
Дал ьше
начинались
пол я
п
фер мы.
По
вспаханной
земле
ходи ли
грачи,
кото­
19


рые
зимуют
во
Фр анции
и
никуда
не
улетают.
На
гори­
зонте
виднелись
холм ы
и
чернели
голы е
рощи.
В
представлении
«Ильичей», которые всегда жили бо ­
лее
чем
скромно,
новая
парижская
квартира
на
ул ице
Бонье
по ка зал ась
сли шко м
роскошной:
большая,
свет лая ,
в
каждой
ко мна те
камин
с
мраморной
доско й
и
высоким
зеркалом,
в
котором
отражались
лепные
п отолки
и
окна,
доходящие
до
пола ,
с
решетчатыми
жалюзи
и
низкой
железной
оградой
наружного
балкончика.
«... Эт а
дов оль но
шикарная
квартира
весьма
м ало
соот­
ветствовала
нашему
жиз ненн ом у
укладу
и
нашей
приве­
зенной
из
Женевы
«мебели».
Надо
было
видеть,
с
как им
презрением
гл ядел а
консьержка
на
наш и
бе лые
столы,
пр о стые
стулья
и
табуретки.
В
наш ей
«приемной»
стояла
ли шь
пара
ст ульев
да
маленький
столик,
было
неуютно
до
крайности».
Так
описывает
первую
парижскую
кв арт иру
Ленина
На дежд а
Конс та н тин овна
К рупс кая.
Я
думаю,
что
в
передней,
наверное,
стояли
еще
не
распакованные
из
рогож и
велосипеды,
что
усугубляло
не­
уютность.
Это
был и
те
самые
велосипеды,
о
которых
упо­
минает
в
своих
воспоминаниях
Бонч-Бруевич:
«Одно время,
после
Вт ор ого
съ езд а,
Владимир
Ильич
жил
в
городе
Лозанне,
на
Женевском
озере.
Мне
часто
п риход илос ь
там
бывать
по
делам
нашей
организации.
И
вот
однажды,
когда
Владимир
Ильич
собирался
отпра­
виться
в
двухнедельное
путешествие
по
Шв ейц ар ии,
я
п риех ал
к
нему,
чтобы
переговорить
о
многих
дела х
и
наших
из дан иях,
а
так же
условиться,
куда
пер есылат ь
саму ю
экс тре н ную
почту
и
газеты.
Встретил
я
Владимира
Ильича
весьма
оживленным.
—
Пойдемте-ка,—
сказал
он
мне,—
я
покажу
вам,
ка­
кой
зам еч ател ьны й
под ар ок
мама
прислала
мне
с
На­
де й!
—
И
он
быстро,
увл ек ая
меня,
пошел
к
вы ход ной
двери.
Мы
спустились
вниз,
во
дворик
до ма.
Здесь
стояли
только
что
р аспак ов анн ые
новенькие,
пр ек расн ые
два
ве­
лоси пе да:
о дин
мужской,
другой
женский.
—
Смотрите,
какое
великолепие!
Это
все
Надя
над е­
лала.
Напи сала
ка к-то
м аме,
что
я
люблю
ездить
на
вело­
сипе де,
но
что
у
нас
своих
нет.
Мам а
п рин яла
это
к
сердцу
20


и
коллективно
со
всеми
нашими
сколотила
изрядную
сум­
му,
а
Ма рк
Тимофеевич
(это был Елизаров,
муж
Анны
Иль инич ны)
заказал
нам
в
Берлине
два
велосипеда
через
об щес тво
«Надежда», где он служил.
И
вот
вдруг
—
у ве­
дом ле ние
из
Транспортного
общества:
куд а
прикажете
до­
ставить
посылку?
Я
подумал,
что
вернулась
какая-либо
нелегальщина,
литература,
а
может
быть,
кто
выслал
к ни­
ги?
Приносят
—
и
вот
вам
нелегальщина!
Смотрите,
по­
жалу йст а,
какие
чудесные
велосипеды!
—
говорил
Вла ди­
мир
Ильич,
осматривая
их,
подкачивая
шин ы
и
подтяги­
вая
гайк и
на
винтах.—
Ай
да
мамочка!
Вот
удружила!
Мы
теперь
с
Надей
сами
себе
господа.
Поедем
не
по
железной
дороге,
а
прямо
на
велосипедах.
—
Ра д,
как
р ебено к!
—
шепнула
мне
Надеж да
Кон­
стантиновна.—
Ужасно
л юбит
мат ь,
но
не
ожидал
так ого
вним а ния
от
всех
наш их
и
сейчас
пр ямо
в
восторге...
Обо
вс ем
переговорив
и
условившись
об
адресе
для
телеграмм
и
писем,
мьь
с пус тил ись
по
парадной
лестнице
вниз.
—
До
свидания,
товарищи!
Над я,
сади сь !
—
крикнул
Ильич
и
быстро
вс к очил
на
велосипед.
Надежда
Константиновна,
рас кла ни в аясь
с
нами,
у ве­
р енно
выехала
за
ним ,
и
они
быстро
скрылись
за
пово­
ротом
шосс е,
утоп а ющег о
в
цветущей
зелени».
Не
могу
удерж а тьс я,
чтобы
не
привести
этой
живой
сценки,
тем
более
что
в
дальнейшем
Лен ин
неоднократно
будет
фигурировать
в
качестве
велосипедиста,
что
весь ма
типично
для
его
пар ижск о го
быта.
.. .В
Пар иж е,
по
выражению
Надежд ы
Константинов­
ны,
жилось
очень
«толкотливо».
В
то
время
сюда
со
все х
сторон
съезжались
эмигранты,
социал-демократы.
Париж
с тал
партийным
центром.
Лен ин
очень
быстро
применил­
ся
к
Парижу.
По
внешности
в
нем
не
бы ло
нич его
похо­
жего
на
русского
инт елл игент а,
социал-демократа.
Насто я­
щий
средний
парижанин.
Скорее
всег о
какой-нибудь
клерк
или
коммивояжер
в
котелке
и
с
трост очкой,
в
узком
паль­
то
с
бархатным
воротником,
из
числа
тех,
к оторы х
в
эти
годы
можно
б ыло
встретить
во
всех
больш и х
городах
Ев ро пы.
Мне
р асска зы вал
И.
Ф.
Попов,
хорошо
знавший
Ле­
нина
парижского
периода,
что
он
просто
ахнул,
впервые
увидев
Ленина
в
таком
преображенном
вид е.
—
Владимир
Ильич!
На
к ого
вы
похож и?
Вы
же
ти­
пичный
фр анц у зский
коммивояжер!
21


—
Нет,
в
самом
деле?
—
с прос ил
Ленин
с
л юбоп ыт ст­
вом.—
Похож
на
коммивояжера?
—
Не
отли чишь.
Как
две
капли
во ды.
—
Не
выделяюсь
в
толпе?
—
Со ве рш енно
не
выделяетесь.
—
Так
это
же
замечательно!
—
воскликнул
он.—
Про­
сто
великолепно!
Именно
то,
что
и
требовалось
доказать,
так
как
здесь ,
несмотря
на
хваленую
французскую
сво­
бо ду,
легк о
можно
н ал ететь
на
шпика
из
рус ск ой
охранки,
что
бы ло
бы
весьма
нежелательно.
А
в
таком
в иде
я
ле гко
рас тв орюс ь
в
толп е
и,
как
лю бит
гов ори ть
Надя,
своевре­
менно
смоюсь.
И
он
захохотал
св оим
глуховатым,
несколько
гортан­
ным
смехом.
Ср еди
прочих
социал-демократических
эмигрантов,
до
поздней
ночи
про сижив ающ их
в
кафе
«Орлеан», своей
штаб-квартире,
появился
также
и
товарищ
Инок
(Иосиф
Дубровинский), недавно
бежавший
из
с ол ьвы чегод ской
ссылки.
Он
приехал
в
ужасающем
сос тояни и:
по
пу ти
в
ссылк у
кандалы
почти
до
кос ти
натерли
ему
ноги;
о браз о­
вал ись
зловещие
раны.
Эмигрантские
врачи
—
с оци ал- де­
мократы
—
реши ли ,
что
н адо
без
промедления
удалить
ногу.
Для
Инока
это
была
катастрофа.
Он
был
близок
к
самоубийству.
Но
Ленин,
по
свойству
своего
характера
никогда
не
отступать
перед
трудностями
и
не
сдав ать ся,
решил
ис­
пробовать
все
средства
для
т ого,
чтобы
спасти
товарища
от
ампу т ации
ноги,
которая
в
его
по ложе нии
была
равно­
силь на
смерти.
Лен ин
бросил
все
дела
и
немедленно
повез
Инока
к
парижскому
профессору-хирургу
Д юбуше,
кот орый
во
вр е­
мя
революции
пятого
года
работал
в
к ач естве
вр ача
в
России.
Здесь
нео бх оди мо
сделать
небольшое
отступление.
Де ло
в
то м,
что
я
то же
зн ал
знаменитого
хирурга.
Я
д аже
был
знаком
с
ним
лично.
Мы
жили
в
Од ессе,
на
так
наз ы­
ваемой
даче
«Отрада», где совсем недалеко от нас находи ­
ла сь
бо льниц а
Дюб уше ,
весьма
популярная
в
городе,
так
как
сам
док тор
Дюб уше
слыл
не
только
выдающимся
хи­
рургом ,
делавшим
буквально
чудеса,
но
также
и
очень
«красным», как назывались в то время революционеры .
Бы ло
известно,
что
в
девятьсот
пятом
году,
во
вр емя
бар­
22


рикадных
боев,
он
оказывал
медицинскую
помощь
ране­
ным
дружинникам
и
часто
прятал
их
в
своей
больн иц е
от
пол иц ии.
О
нем
ходили
легенды.
Шепотом
передавали
друг
дру­
гу,
что
пос ле
подавления
одесского
вооруженного
восста­
ния
в
мертвецком
п окое
больницы
Дюбуше
оде сс кие
рево­
люционеры-боевики
п ря тали
ор ужие ,
а
охранка
будто
бы
напал а
на
сле д,
и
мы,
мальчики
из
«Отрады», или,
как
нас
наз ывали , «отрадники», по целым дням
торчали
на
п олянк е
п ротив
больницы
Дюбуше,
с
ужасом
ож ид ая,
чем
все
это
кончится.
А
кончилось
оче нь
странно:
однажды
ночью,
как
утв ерж дал и
очевидцы,
из
больницы
Дюбуше
какие-то
л юди
выне с ли
черный
гроб
и
в
сопровождении
факельщиков
отне сл и
на
Второе
христианское
кладбище.
В
том ,
что
из
больницы
вын ес ли
покойника,
не
было
ни­
ч его
удивительного,
но
зачем
это
сд елали
г лухой
ночью,
при
факелах?
Некоторые
мальчики,
в
том
числе
Мишка
Галий,
став­
ший
впоследствии
известным
под
именем
Гав р ика
Черно-
иваненко,
под
страшной
клятвой
д ов ерили
мне
тайну,
о
которой
слышали
от
взрослых:
в
гроб у
лежало
оружие
боевиков-дружинников
—-
бр ау нинг и,
«смит -вессо ны »
и
«лефоше»,—•
ко торы е
перенесли
куда-то
в
бо лее
безопасное
место,
на
Сахал инчи к,
а
может
быть,
да же
действительно
похоронили
на
кладбище.
Не
знаю,
была
ли
это
правда.
З наю
только ,
что
утром
на
тротуаре
в озле
больн иц ы
Дю­
буш е
я
сам,
своими
глазами,
вид ел
смоляные
капли,
кото­
рые
ве ли
из
«Отрады»
на
Французский
бульвар,
а
дальше
терялись.
И
долго
еще
мне
с нила сь
зловещая
похоронная
процессия,
большой,
страшно
тяжелый
г роб
и
в
руках
лю­
дей
в
глухих
капюшонах
дымящиеся
смол яны е
фак ел ы,
с
кот орых
падали
на
тротуар
черные
распл авлен ные
ка п­
ли.
Вскоре
п ол иция
произвела
в
больнице
Дюбуше
обыс к,
но,
конечно,
ничего
не
нашла:
по
своему
обыкновению,
опоздала.
Доктора
Дюбуше
взя ла
на
заметку.
Познакомился
же
я
с
доктором
Дюбуше
при
с лед ую­
щих
обстоятельствах.
Не
ну жно
го вори ть,
что
я
был
от­
вратительный
мальчишка,
кот оры й
постоянно
доставлял
мас су
неприятностей.
Это
са мо
собой
понятно.
Так
вот
од на жды
мне
пришла
в
голову
мысль
научиться
в язат ь.
Почему-то
я
был
уве р ен,
что
это
«пара пустяков».
Я
ме ч­
тал
удивить
с вое
семейртво,
св язав
в
один
прекрасный
день
салфет к у,
занавеску
или
какую-нибудь
дру гую
по­
лезную
для
хозяйства
вещь.
23


Я
выкрал
у
ст ар еньк ой
бабушки
—
папиной
ма мы
—
стальной
вязальный
к рючок
и
клубок
черных
ниток,
из
к оторы х
старушка
постоянно
вязала
себе
на
голову
кру­
жевные
нашлепки,
похо жи е
на
сетку
паука,
и
принялся
за
дело.
Но
не
прошло
и
минуты,
как
дом
огласился
мо­
ими
воплями,
так
как
я
воткнул
вязальный
крючо к
в
ука­
зательный
палец,
во
в ну тр енний
сг иб
между
первой
и
вт о­
рой
фалангами.
Крючок
крепко
з асел
в
мясе,
и
никакими
си лами
и
хитростями
его
нельзя
бы ло
оттуда
извлечь:
не
пу ска ла
проклятая
насечка.
При
малейшем
прикосновении
к
крючку
я
визжал
как
зар ез анный ,
обливался
потом,
дрожал,
и
у
м еня
уже
нач али
синет ь
губы.
То гда
тетя
надел а
шляпку,
схватила
мен я
за
здоровую
руку
и
потащила
в
больницу
Дюбуше.
Мы
мучи те льн о
долго
сидели
в
сумр ач ной
приемной,
где
стояли
устойчи­
вые
зловещие
запахи
карболки
и
эфира,
не
предвещавшие
ничего
хорошего,
и
я
продолжал
рыдать
и
дрожать,
так
как
о
докторе
Дюбуше
ход ила
слава
как
о
большом
гру­
бияне.
Б ол ьные
приходили
к
н ему
на
прием,
сод рога ясь
от
страха,
и
ожид а ли
от
знаменитого
француза
каких-
нибудь
ужасных
поступков.
Свободной
р укой
я
размазывал
по
ли цу
слезы,
а
тетя,
дрожа,
поддерживала
вися ч ий
на
пальце
к рючок
и
бор­
мот ала :
—
Этот
м аль чик
когда-нибудь
нас
всех
уложит
в
гроб.
Вдр уг
перед
нами
появился
гр ом а дный— как
мне
тогд а
показалось
—
мужчина
в
модном
заграничном
костюме,
просторном
и
вместе
с
тем
удивительно
хорошо
сидящем
на
его
плотном
теле,
в
блестящих
штиблетах,
с
коротко
остриженной,
большой,
к ругл ой,
по-бычьи
опущенной
го­
ловой
и
эльзасски
голубыми,
бы чьи ми
глазами,
вып ук ло
и
грозно
глядевшими
на
мен я
и
на
т етю
из-под
стекол
на имо дней шег о
парижского
пенсне
—
золотого
с
пру­
жиной.
Это
был
сам
Дю б уше,
спустившийся
к
нам,
как
не кое
божество.
Те тя
начала
быстро
и
пр ос тра нно
объяснять,
при
каких
обстоятельствах
произошла
катастрофа,
и
умо­
л яла
п рофе сс ора
немедленно
по ло жить
меня
в
больницу
и
оперативным
путем
под
хлороформом
удалить
вязаль­
ный
крючок,
при че м,
ломая
паль цы,
умоляла
в е ликого
хирурга
сделать
операцию
лично,
не
доверяя
св оим
орди ­
наторам.
«Чего бы это ни стоило,
чего
бы
это
ни
с т оило»,—
повторяла
она ,
и
нос
ее
на
самом
кончике
покраснел,
как
клубничка.
24


Но
Дюбуше
пе
обратил
на
нее
внимания.
Я
не
уверен
даже,
что
он
ее
вообще
заметил.
Он
повернулся
ко
мне ,
с
нескрываемым
отвращением
взглян у л
на
мое
замурзан­
ное
лицо
с
такими
лило в ыми
губами,
как
будто
я
напился
школьных
чернил,
затем
в зял
меня
одной
рукой
выше
локтя,
так
что
я
почувствовал
все
пять
его
железных
паль­
ц ев,
а
другой
поймал
к рючок
и,
не
обращая
вним ания
на
мои
предсмертные
крики,
в
мгновение
ока
вырвал
из
пальца
окровавленный
крю чок ,
бре зглив о
отдал
его
тете
и,
сказав
«ведите этого сопляка домой», удалился,
не
толь­
ко
не
пожел ав
сде лат ь
перевязку
или
хотя
бы,
на
худой
конец,
помазать
крошечную
ранку
йодом,
но
да же
не
взглянул
на
трешку,
которую
тетя
суд орожн о
сж и мала
в
сухом
кулачке.
Так
с ос тоялос ь
мое
первое
и
единственное
знакомство
с
доктором
Дюбуше.
Возможно,
что
образ
Дю буше ,
со хр анивш ийся
в
моей
памяти,
был
нарисован
фантазией
пер е пуг а нного
насмерть
мальчишки.
Мож ет
быть,
не
было
ни
г олубы х, «эльзас­
ских»
глаз,
грозно
глядевших
и з-за
стекол
наимоднейшего
парижского
пенсне.
Быть
может,
не
было
даж е
эт ого
са­
мого
«пенсне
—
золотого
с
пру жиной» .
А
бы ло
только
ум­
ное
саркастическое
лицо,
по ка завш ееся
мне
в
ту
минуту
ужасным,
как
лик
Петр а
Великого
во
время
Полт ав с кой
битвы.
...Лик
его
у жа сеп.
Движенья
быстры.
Он
прекрасен.
Не
зна ю,
не
знаю...
Знаю
только,
что
вскоре
одесская
полиция
его
арестовала,
а
затем
выслала
из
Ро сси и,
где
торжествовала
реакция.
Так
вот
именно
к
эт ому
чел ов еку
и
пое ха ли
Ин ок
и
Ленин
через
весь
Париж
на
метро,
которое
тогд а
еще
не
доходило
до
Порт-д’Орлеан.
Услышав
р ас сказ
Ленина
о
том ,
каких
страстей
на­
говорили
про
натертую
ногу
Инока,
и
бегло
осмотрев
ее,
Дюбуше
спросил:
—
Так
они
сов ет уют
ампутацию?
—
Да.
Ампутацию,—
ответил
Л енин.
—
А
что
это
за
врачи?
—
спросил
Дюбуше.
—
Наши,
русские,
эмигранты,
социал-демократы.
—
Революционеры?
—
с прос ил
Дюбуше.
—
Революционеры,—
сказал
Лепин.
—
Так
ваши
товарищи
врачи,—
прорычал
Дюбуше,—
25


может
быть,
и
хорош и е
революционеры,
но
как
врачи
—
они
ослы!
Таки м
обра зом
но га
Ино ка
б ыла
спасена.
Лепин
хохотал
до
тех
по р,
пок а
слезы
не
выступили
у
него
на
г л азах,
и
потом
часто
повторял
эту
фразу,
при­
ме няя
ее
к
разным
сл у чаям
эмигрантской
жизни.
Фраза
Дюбуше
стал а
у
него
поговоркой:
—
Мо жет
быть,
они
и
хорош и е
революционеры,
но
как
врачи
—
ослы.
Ленин
уже
и
раньше
бывал
в
Париже
и
составил
о
нем
определенное
мнение: «Париж
—г ород
очень
неудобный
для
жизни
при
скромных
средствах.
Но
поб ыват ь
ненад ол ­
го,
навестить,
п рокати ть ся
—
нет
лучше
и
веселее
город а».
Но
в
данном
случае
Ленину
и
Крупской
при
скромных
сред ст вах
пришлось
на долго
засесть
в
этом
не удобн ом
го­
роде.
Однако
дел ать
нечего
—
этого
требовали
парт ий ные
з ада ния.
Жить
в
шикарной
квартире
на
ул ице
Бонье
о ка­
залось
со всем
не
по
карману.
И
ч ерез
н екот орое
вре мя
«Ильичи»
переменили
местожительство.
Теперь
они
посе­
лились
в
том
же
районе,
на
небольшой
тихой
улочке
с
ми­
лым ,
несколько
сент имент аль ным
названием
—
Мари-Роз,
в
двухкомнатной
квартире
с
кухней
и
газом,
во
вт ором
этаж е,
с
окнами,
выходившими
в
какой-то
сад.
Теперь
этого
сад а
уже
давным-давно
нет,
а
на
его
месте
сто ит
скучный
кирпичный
д ом.
Но
тогд а,
при
Л енине,
был
сад .
И
Ленин
с мотре л
на
не го
в
окно.
Несколько
лет
назад
оди н
старый
писат ель,
зн авш ий
Ленина
парижского
периода,
нарисовал
в
мо ей
записной
книжечке
пл ан,
по
которому
я
мог
бы
сам,
без
п осто ронн ей
по мо щи,
добраться
до
улицы
Мари-Роз:
сначала
на
метро
до
станции
«Алезия», рядом с церковью святого Петра,
а
там
рукой
подать,
пешком.
Нам
хоте лос ь
именно
са мим,
никого
не
спрашивая,
найт и
дом,
где
жил
Л енин.
В
эт ом
была
какая-то
особая
прелесть.
И
во т,
выйдя
из
ме тро
на
станции
«Алезия», мы пошли по « лен и нс к ому
ра й ону», то
и
д ело
сп ра вл яясь
с
чертежиком
в
записной
книжке.
Чувствовалось,
что
это
уже
рабочий
рай он,
где -то
не­
далеко
от
окраины.
А
в
то
время,
когда
зде сь
жил
Л енин,
это
был а,
конечно,
настоящая
окраина,
которая
только
что
стала
застраиваться
новыми
доходными
до мами,
непохо­
жим и
на
старинные
парижские
дома,
с
высокими
графит­
ными
крышами,
под
кот оры ми
з ачаст ую
помещались
26


уступами
о дна
над
другой
две
мансарды.
Новые
до ма
б ыли
ско рее
какого-то
универсального
обще евро пе йс ког о
стиля
модерн
начала
XX века,
и,
в
отли чи е
от
темных,
узких,
старинных
парижских
домов,
в
них
можно
б ыло
найти
маленькую,
но
вполне
пр илич ную
двух-
или
трех­
комнатную
квартирку
со
в семи
удобствами,
даже
с
ванной.
Именно
такой,
не
вполне
французский,
наждачно-серый,
еще
не
у спевший
как
следует
почернеть
от
фабричной
копоти
дом
No
4 увидели мы на середине совсем коротень ­
кой
у лицы
с
эма лир ов ан ной
табличкой
«Мари- Роз ».
Под
ба лкон чи ком
одного
из
окон
второго
эт ажа
мы
увидели
мемориальную
доску
с
маленьким
профилем
Лен ина.
Улочка
Мари-Роз,
или,
по-русски
г ово ря,
переулок,
была
пуста,
и
вет ер
во лок
по
чистым
тротуарам
кучи
по­
желтевших
платановых
листьев.
Шел
почтальон
в
му нд ире
и
твердом
к епи,
д елавш ем
его
похожим,
по
кр ай ней
мере,
на
офицера,
если
не
на
г енер ала.
Из
чрезмерно
раздутой
ко жа ной
сумки,
ко торую
он
с
трудом
тащ ил
на
ремне
че­
рез
плечо,
торчали
ба нд ерол и,
п акеты ,
свернутые
в
трубку
жур на лы,
свер т ки
с
кн игам и,
д линные
конверты,
испещ­
р енные
множеством
штемпелей
и
марок
—
заграничных
и
французских.
Громко
насвистывая,
по
обычаю
всех
па­
рижских
почтальонов,
ядовитую
политическую
песенку
из
по сле днег о
р евю
монмартрского
те атри ка
«Два осла»
—
«Вив Дебре,
вив
Дебре,
вив
Дебре ,
Дебре,
Дебре»,—поч­
тальон
вошел
в
«ленинский»
подъезд
дом а
No
4.
И
вдруг
я
испытал
то
же
ни
с
чем
не
сравнимое
ощущение,
кото­
рое
испытал
недавно
на
Капри
в
тот
миг ,
как
увидел
ле­
н инску ю
тер р асу
на
вил ле
«Крупп»: на один короткий миг
мне
показалось,
что
вре мя
переместилось
на зад,
на
п ять­
десят
лет,
и
почтальон
несет
в
адрес
т-еиг
О иПапо И,
на
второй
этаж,
зака зну ю
бандероль
из
Рос сии .
Мы
вошли
в
парадное.
За
стеклянной
дверью
с
белы­
ми
кружевными
занавесками
вид нелис ь
комната
консьерж­
ки
и
она
сама,
сидевшая
в
старом
кресле
лицом
к
двер и.
В
руках
у
нее
бы ла
чашка
коф е.
Типичная
парижская
консьержка:
пожилая,
но
бодрая
дама
с
южными,
б ди­
тельными
г л азами
и,
конечно,
н еб ольш ими
ч ерны ми
уси­
ками
на
венозно-фиолетовом
ли це.
Она
потянула
за
гйну-
рок,
задвижка
щелкнула,
дверь
приоткрылась.
—
М адам,
мосье?
—
каркнула
о на,
как
ученая
пт ица,
п
вопросительно-внимательно
взглянула
на
нас.
27


Я
стал
об ъяс нять
ей
це ль
нашего
виз ит а,
но
о на,
не
дослушав,
кивнула
головой
и
указ ала
рук ой
в
черных
кр у-
жев ных
митенках
с
отрезанными
п аль цами
на
лестницу.
—
Второй
этаж,
н алев о.
Но,
ка жет ся,
проф е ссора
нет
дома,
он
с
утра
ушел
в
би б лиоте ку.
Впрочем,
поднимитесь.
Я
думаю,
мадемуазель
дома.
По-моему,
она
еще
никуда
не
выходила.
По-видимому,
консьержка
не
сч итал а
квартиру
Ленина
настоящим
музеем,
а
рассматривала
с корее
как
частную
квартиру,
где
живет
какой-то
проф ес сор
из
«красных»,
кото р ый,
как
и
все
эти
социалисты
и
радикалы,
бегает
утром
в
биб л иоте ку,
как
будто
это
поможет
ему
разбога­
те ть.
Париж
—
город
традиций.
Весьма
возможно,
что
еще
со
времен
Ленина
повелось,
что
в
этой
квартире
постоянно
жил
какой-нибудь
бедный
ученый,
радикал,
бегавший
по
ут рам
в
би бли отеку .
Так
и
сложилась
традиция,
незыбле­
мая
в
гла зах
консьержки.
Проводив
нас
г л азами
до
самой
лестницы,
эта
поч те н­
ная
дама
за кры ла
дверь
и
затем
н ето ропли во
взялась
за
фаянсовый
кофейник,
с
тем
чтобы
подлить
в
толстую,
объ­
емистую
чаш ку
горя че го
ко фе.
Было
заметно,
что
она
чув­
ствует
себя
опорой
порядка
и
власти
и
живет
в
полное
св ое
уд ов ольств и е.
Мы
стали
под ним ать ся
по
ви той
лестнице,
сделанной
из
легкого,
музыкального
дерева,
до
зеркального
лоска
на­
те р того
парафином.
Эта
типично
парижская
лестница
на­
чиналась
внизу,
у
п ерв ого
витка,
легким
столбиком
с
мед­
ной,
ярко
надраенной
шишечкой,
от
которой
шли
вверх
спиралью
круглые
перила
с
изящно
выточенными,
лег­
к ими
бал я синкам и.
Не
только
звуки
наш их
ботинок,
но
даже
наше
д ыха ние
никуда
не
улетали,
а
оставались
тут
же
ря дом
с
нами
и
резонировали,
как
будто
мы
шли
внут­
ри
ка кого- то
деревянного,
хорошо
настроенного
музыкаль­
ного
инструмента.
На ко нец
мы
остановились
возле
хорошо
натертой
двери,
и
я
нажал
кнопку
ма лен ьк ого
электриче­
ского
звонка.
Б ыло
очень
тихо,
и
мы
боялись
нарушить
эту
почти
церковную
тишину,
для
то го
чт об
обменяться
впечатле­
ниям и
и
мы слями ,
которы е
яв ились
в
одно
и
то
же
время
и
были
одинаковыми:
а
что,
есл и
вдруг
откроется
дверь
и
мы
увидим
на
пороге
живого
Ленина
ил и,
вернее
всего,
Над еж ду
Константиновну
Крупскую
с
еле
заметными
признаками
нач инаю щ ейся
базедовой
болезни,
гладко
при ­
чесанную,
с
уз лом
волос
на
затылке,
в
домашнем
платье,
28


вроде
те х,
как ие
носили
тогда
русские
учительницы:
бе­
лая
кофточка,
шерстяной
са раф ан
с
ш иро кими
бретелями,
коз лов ые
башмаки
на
пуговицах
или
прюнелевые
туфли?
Дверь
от в орилас ь,
и
молод ая
француженка
в
модных
очка х,
с от руд ница
музея,
пригласила
нас
во йти.
Эту
кв ар*
ти ру
уже
много
раз
описывали,
хотя,
собственно,
как
му­
зей
она
не
представляет
другого
инт ер еса,
кроме
то го,
что
име нно
в
ней
жил
Л енин.
Несколько
фотокопий
с
общ е­
известных
аф иш
о
парижских
лекциях
Ленина,
фотогра­
фий,
п ортре тов ,
диаграмм.
По д линных
вещей
Ленина
—
мебели,
книг,
рукописей
—
не
имеется.
Обыкновенная,
очень
аккуратная,
чистенькая,
по-французски
расплани­
рованная
двухкомнатная
квартирка
с
коридором,
прихо­
жей
и
кухней,
окнами
на
две
с торон ы
и
хорошо
натертыми
паркетными
пола ми ,
тем и
самыми,
по
к оторы м
ходи л
Ленин.
Вся
магическая,
притягательная
сила
этого
места
заключалась
в
бе зус ловн ой
его
подлинности:
это
именно
та
са мая
квартира,
где
жил
Л енин,
сидел,
писал,
говорил,
спал,
думал,
см отре л
в
эти
самые
окна,
открывал
эти
са­
мые
двери,
зажигал
эти
электрические
лампочки.
«Несмотря на малые размеры,—
вспоминает
Т.
Люд -
винская,—квартира
не
казалась
тесной
благодаря
царив­
шему
в
ней
образцовому
порядку...
Быт
этой
маленькой
семьи
пр ед став лял
собою
заг адк у
для
парижских
мещан.
Крайняя
скромность
и
идеальная
чистота.
Множество
по­
сетителей—
и
полное
о тсут ст вие
шума,
су еты ».
Име нно
зде сь,
в
этой
квартире,
провел
Ленин
самые
тяжелые
годы
эми грац и и.
«О них Ильич всегда вспоминал
с
тяжелым
чувством,—
пише т
Крупская.—
Не
раз
пов то­
рял
он
п от о м: «И какой черт понес нас в Париж!» Не черт,
а
по треб ност ь
развернуть
борьбу
за
марксизм,
за
ле ни­
низм,
за
партию
в
центре
эмигрантской
жизни.
Таким
центром
в
г оды
ре акци и
был
Пар иж ».
В
самом
же
центре
эт ого
ц ент ра,
думаю
я,
именно
и
б ыла
маленькая
квартирка
в
дом е
No
4 на улице Мари -
Роз
—
подлинный
центр
русск ой
революции.
Мы
осмотрели
комнаты.
Спальню
«Ильичей»
можно
бы ло
пред ст авит ь
се бе
за­
ранее.
Две
узкие
кровати,
пок р ытые
л ибо
бел ым и,
тисне­
ными,
так
наз ываем ым и
«марсельскими»
одеялами,
ли бо
в ечным и
ульяновскими
пледами,
побывавшими
и
в
Ан г­
л ии,
и
в
Швейцарии,
и
в
Бельгии,
и
в
Ф инл янд ии,
и
в
Германии,
и
в
Швеции...
С паль ня
«Ильичей»
бы ла
вс юду
одинакова:
в
Шушенском,
в
Подольске,
в
Женев е,
в
Гер­
29


ма нии
и
в
Швеции...
Спал ь ня
«Ильичей»
был а
и
здесь ,
в
Пар иже.
В
дру гой
комнате,
где
постоянно
работала
На­
дежда
Константиновна,
стоял
простой
некрашеный
стол,
з аваленн ый
почтой
—
«секретариат»
Лен ин а,
его
п одп оль­
ное
бюро,
куда
сходились
все
наши
организации
и
откуда
во
все
стороны
шли
ленинские
письма,
инструкции,
шиф­
ровки.
Здесь
же,
вероятно,
изг от ов лял ись
и
фальшивые
паспорта
для
подпольщиков-большевиков,
ил и,
как
их
тогд а
на зыв ал и, «агентов Ленина».
Лени н
же
работал
главным
образом
в
кафе,
в
чи таль­
ных
залах,
в
библиотеках.
В
кухоньке
пил и
чай
и
принимали
гостей
—
местных,
парижских
единомышленников
и
приезжих
из
России.
Кухн я
была
салоном
в
квартире
на
Мари-Роз.
Здесь
ки­
пе ли
жаркие
сп оры
сов сем
так,
как
где-нибудь
в
деревян­
ном
пров инциа ль ном
домике
с
мезонином
в
занесенной
снегами
России.
Отсюда
на
весь
мир
звучал
голос
Лени на,
откликавшегося
на
все
общественно-политические
соб ыти я
зе мно го
шар а,—
был
ли
это
конгресс
III Интернационала
в
Копенгагене
или
смерть
Толстого,
контрреволюция
в
Персии,
по беда
революционного
движения
мл ад отур ок
или
рост
«нового духа»
в
Азии...
Не
было
нич его
великого
или
малого
в
об ласт и
революции,
что
бы
не
аккумулиро­
валось
здесь ,
в
это й
крошечной
квартирке
на
Мари-Роз,
и,
кон еч но,
это
был
в
первую
оче ред ь
гл ав ный
штаб
ру сс кой
революции,
куд а
сх оди лись
все
ни ти
грядущего
переворо­
та,
кот орый
планировался
именно
здесь
Ле нин ым
и
его
помощниками.
Здесь
б ыло
буду щее
России.
Здесь
всегда
ц арил
л енинс к ий,
истинно
партийный
дух
простоты,
чело­
вечности,
глубочайшей
пр инципиа л ьно ст и
и
неподкупно­
сти...
И
конечно,
дух
чудесного,
тонкого
юмора,
столь
свойственного
в сей
гл убоко
интеллигентной
ульяновской
семье,
а
также
и
Надежде
Константиновне
Крупской.
В
своих
вос по ми на ниях
Т.
Людви нс кая
р асск аз ывает ,
как
она
пос ле
тюрьм ы
и
ссылки
приехала
в
Париж
и
по-
спешцла
к
Лен ину ,
для
то го
чтоб ы
рас сказ ать
ему
о
то м,
что
де лае тся
в
России.
«Наша беседа подходила к концу.
Прощаясь,
Влади­
мир
Ил ьич
посмотрел
на
м еня
и
лукаво
заметил:
—
Так
вы
говорите,
что
Париж
вас
ошеломил.
А
мне
кажется,
что
вы
о шелом или
Париж!
И,
до бро душ но
посмеиваясь,
обратился
к
Надежде
Кон ­
стантиновне:
—
Посмотри-ка
на
на шу
парижанку!»
30


Что
же
произошло?
Оказывается,
на
Т.
Людвинской,
тогда
еще
м олоде н ькой
девушке,
б ыло
напялено
дли нно е,
шир око е
платье
с
пышным и
рукавами,
до пото пна я
широ­
кополая
шляпа
и
вдобавок
длинные
кос ы.
Эта
противо­
естественная
с месь
Анны
Карениной,
л еди
Гамильтон
и
турге не вс кой
Ли зы
Кал итино й,
вероятно,
казалась
моло­
день ко й
революционерке-конспираторше
последним
кри­
ком
парижской
моды,
в
то
врем я
как
уже
давно
никто
в
Париже
не
носил
широких
платьев
и
рукавов
с
буфами,
а,
наоборот,
были
в
мо де
узк ие
пла тья
и
прямые
рукава,
так
что
прелестная
конспираторша,
изо
всех
сил
стар ав­
ша яся
«слиться с толпой»
и
не
обращать
на
себя
внима ­
ние
ц ар ских
шпиков,
которыми
ки шел
Париж,
дос тиг ла
совсем
обратного:
не
было
на
улице
человека,
кот оры й
бы
не
поворачивался
с
у див лен ием
вслед
этой
хороше нь кой
девушке,
похожей
на
куклу,
сбежавшую
из
музея
воско­
вых
фигур.
«Так,—
замечает
Людвинская,—
Вла д имир
Ил ьич
пр е­
подал
мне
урок
конспирации».
Драбкина,
автор
прелестных
мемуарно-исторических
повестей,
которая
в
те
год ы
была
совсем
маленькой
девоч­
ко й,
рассказывала
мн е,
что
довольно
отчетливо
по мнит
кухню
в
квартире
на
Мари-Роз
и
стол,
покрытый
клеен­
ко й,
за
которы м
На деж да
К онст ант инов на
поила
гостей
чаем.
Большой
чайник
кип ел
тут
же
на
га зов ой
пл ите.
Однажды
во
время
подобного
чаепития
Над еж да
Кон­
стантиновна
вслух
пожаловалась,
что
ужасно
уст ает
от
вечной
мо йки
чайной
пос уды .
Тогд а
бородатый,
неряшли­
вый,
с
волосами,
з ач есанны ми
на
лоб ,
с
со нн ыми
глазами,
философичный
Мартов
поднял
пустой
с такан ,
повертел
его
перед
гл азам и
и
бодро
воскликнул:
—
В
ч ем,
собс т венно ,
дело,
товарищи?
Мойка
п осу­
ды
—
это
с
ф илос офск ой
точк и
зрения
пережиток.
При
со­
циализме,
когд а
общественное
производство
бу дет
поднято
на
недосягаемую
вы с оту,
такой,
например,
примитивный
пред мет ,
как
чайный
с така н,
п очти
ни чего
не
бу дет
ст о­
ить ,
так
что
его,
вместо
то го
чтоб ы
мыть,
гораздо
выгоднее
бу дет
просто
выбросить
за
ок но
и
взя ть
другой,
чи ст ый.
При
э том
Мартов
сд елал
широкий
жест,
как
бы
дейст­
вительно
же лая
выбросить
стакан
в
окно.
Одн ако
Влади­
мир
Ильич
как-то
сбоку
весьма
скептически
посмотрел
на
Мартова
и
холодно
заметил:
—
Но
поскольку
у
нас
еще
не
социализм,
пре дла гаю
тов ари щу
Мар тов у
самым
буржуазным
образом
вымыть
31


сво й
ста кан
самому
и
не
обременять
Надюшу
с ве рху роч­
ной
работой.
Мойте,
мойте,
товарищи,
не
стесняйтесь,—
весело
обратился
он
к
гостям,—
милости
просим
к
рако­
вине.
«Когда,
бывало,—
вспоминает
Кржижановский,—
по
гулким
кори д орам
дом а
предварительного
за ключ ен ия
на
Шпалерной
улице
царского
Питера,
где
мне
пришлось
одновременно
с
Владимиром
Иль иче м
отбывать
тюремное
заключение
по
делу
Союза
борьбы
за
ос во бо ждение
ра бо­
чего
класса,
по
временам
б ыло
слышно,
как
охранники
во лок ут
тяжело
гр уж енные
книг а ми
корзины,
я
знал,
что
этот
книжный
груз
п ослед ует
в
камеру
Владимира
Ил ь­
ича...
Можно
ли
бо лее
обра зно
и
убедительно
п оказать
от­
ношение
Ленина
к
чтению
и
значение,
которое
он
прида­
вал
книгам...
Для
св оей
фундаментальной
раб оты
«Разви­
тие
ка пит али зма
в
Ро ссии»
он
проделал
поистине
цикло­
пический
труд
лич ной
переработки
и
проверки
фолиантов
земской
статистики...
Подобно
М арк су,
Владимир
Иль ич
был
большим
знатоком
крупнейших
европейских
книго­
хранилищ».
Для
занятий
Ленину
всегда
была
необходима
хорошая
библиотека.
Крупская
пишет,
что
зан има ть ся
в
Париже
Ленину
б ыло
чрезвычайно
неудобно.
Национальная
биб­
лиотека
бы ла
далеко.
Ездил
туда
Владимир
Ильич
обыч­
но
на
велосипеде,
но
езда
по
такому
городу,
как
Париж,—
не
то,
что
езда
по
окрестностям
Женевы,—
требует
боль­
шого
напряжения.
Ильич
очень
ус тав ал
от
этой
езды.
На
обеденный
пе ре рыв
библиотека
закрывалась.
С
вы­
пиской
нужных
кни г
бы ла
также
большая
бюрок ра ти че­
ск ая
канитель...
В
кон це
конц ов
у
нег о
украли
велосипед.
На до
заметить,
что
с
велосипедами
Владимиру
Ильичу
вообще
не
везло.
Но
об
эт ом
—
в
дальнейшем.
Итак,
каждое
ут ро
Л енин
ездил
на
ве лоси пе де
в
На­
циональную
библиотеку
работать.
Расст оя ние
туда
и
об­
ратно
—
ки лом е тров
пятнадцать.
Осторожно,
держа
за
твердое
седл о,
Лени н
сводил
по
ступеням
лестницы
подпрыгивающий
велосипед,
стараясь,
ч тобы
педаль
не
задела
за
точеную
балясину.
Внутри
ко­
ж аной
т ре угольн ой
сумки
на
ра ме
под
седло м
г лухо
по­
громыхивали
велосипедные
инс тр уме нты,
аккуратно
зав ер­
82


ну тые
в
п олотн ян ую
тряпочку.
Мимо
приоткрытых
дверей
консьержки,
которая
бдительными
гл аз ами
провожала
«красного»
русского
п рофе сс ора,
о
котором
уже
несколько
раз
ее
спраш ив ал
комиссар
полиции,
Лен ин
выводил
ма­
ш ину
на
улицу
и
при сло нял
ее
к
фонарю.
З атем
он
вы ни­
мал
из
кармана
маленькие
сине-стальные
браслетики
и
н адев ал
их
на
концы
брюк,
обернутых
вокруг
щи ко лоток .
Т еперь
он
приобретал
внешность
настоящего
завзятого
велосипедиста.
Оп
брался
крепкой
рукой
за
руль,
легко
заносил
н огу
и
трогался
без
разбега,
прямо
с
места,
как
отличный
спортсмен,
привыкший
много
ездить
по
городу.
Виж у
по зднюю
парижскую
о сень,
темное,
сырое
ут ро
и
мгли с тый
воздух
ра бочи х
кварталов,
кое-где
н асы щен­
ный
с ла быми
за пахами
светильного
га за
и
кам енно уг о ль­
н ого
дыма
с
н еб ольшой
примесью
чего-то
особо
париж­
ского:
м ягк ого,
каштанового,
ванильного,
бензинового.
На
у лице
Мари-Роз
пусто.
Но
едва
Лен ин,
минуя
несколько
таких
же
безлюдных
переулков,
выехал
на
прямую
ши­
рокую
По рт - д’Орле ан,
как
ср азу
поп ал
в
людской
поток.
Это
парижский
пролетариат
идет
на
ра боту.
В
пальто
с
низкой
та лие й,
с
бархатным
воротником,
в
уже
знакомом
нам
котелке,
широкоплечий,
приземистый,
выставив
гладко
выбритый
по дбор о док,
Ленин
медленно
пробирался
впе ред ,
ла виру я
среди
пешеходов,
велосипе­
дистов,
фургонов,
грузовиков,
тележек,
почтовых
трехко­
лесных
«гупмобилей», плотно забивших улицу.
Он
привык
нач ин ать
свой
труд ов ой
день
при
низком
звуке
фабричных
гудков,
ко торы е
как
бы
стоят
в
этот
ра н­
ний,
не прию т ный
час
вокруг
в сего
Парижа,
производя
странное
впечатление
прутьев
тол ст ой
решетки
—
звуча­
щие ,
гус ты е,
навевающие
на
душу
у ныние .
. ..Он
привык
по
утрам
видеть
вокруг
себя
кепки,
ш ер­
стяные
шарфы,
по т репанн ые
пиджаки,
куртки,
традици­
онные
синие
раб очие
блузы,
опущенные
усы,
мокрые
от
н ас коро
выпитого
кофе.
Он
при вык
с лы шать
зву к
медлен­
но
движущейся
толпы
парижских
пролетариев,
на по ми­
нающий
неотвратимый
тяже лый
гул
ме льни чн ого
жерно­
ва.
Из
них ,
наверное,
многие
—
сыновья
коммунаров,
а
некоторые,
быть
может,
и
са ми
д рал ись
на
баррикадах
—
старики
с
худыми,
как
бы
выт оч енным и
из
крепкого
дере­
ва
галльскими
л ицами,
с
орлиными
носами
и
седыми
эспаньолками.
Знают
ли
они,
что
с реди
них
едет
на
ве­
2в.
К атаев,
т.
6
33


лосипеде
человек,
к оторы й
через
несколько
лет
возглавит
первую
в
мир е
социалистическую
революцию
и,
глав н ое,
доведет
ее
до
полной,
окончательной
по беды?. .
Иногда
он
позванивал
в
с вой
велосипедный
звоночек,
а
когда
л юдско й
пот ок
останавливался
на
перек р ест ке
по
мановению
белой
дубинки
ажана,
он
упи ралс я
одной
но­
гой
в
обочину
тротуара
или
держался
вытянутой
рукой
за
б орт
какого-нибудь
фур го на
с
мебелью
или
пивом.
Пока
то лпа
стояла,
он
отдыхал,
ра згляд ы вая
звездообраз­
ный
перекресток,
где
пер есек лись
не
две
и
не
три,
а
пя ть
или
даж е
семь
ул иц,
так
что
каждый
углово й
дом
напо­
минал
узкий
треугольный
кусок
торт а.
Подобным
о бра зом
нарезан
весь
Париж,
в
котором
почти
немыслимо
най ти
две
параллельные
улицы.
Все
они
где-нибудь
да
пересека­
ютс я.
Можно
ск азать ,
что
Париж
—
наглядное
отрицание
Эвклида
и
тр иумф
геометрии
профессора
Каз анск ог о
уни­
вер ситет а
Лобачевского
с
его
ост ре йши ми
уг ла ми.
Кста ти,
в
Казанском
университете
учился
и
Ленин.
На
каждом
угл у
—
ка фе
или
бистро,
крошечный
оте ль­
чик ,
ресторан
с
полосатым
жел т о-к ра сным
тентом,
синема
и
не пре ме нно
три
золотые
лошадиные
головы
над
л ав­
кой,
где
продается
конина.
Цветочный
магазин.
Аф ишн ая
тумба.
Газ ет ный
киоск,
сверху
донизу
увешанный
разно­
цветными
журналами,
приключениями
амер ик анск их
с ыщик ов
Пинкертона,
Ника
Картера,
любовными
похож­
д ения ми
красавиц...
и
газеты,
газеты,
газеты.
Сверху
вниз
«Фигаро», «Тан», «Эко де Пари», «Энтрансижан»,
«Пти паризьен», «Аксион франсез».. .
бес кон ечн ое
мн оже­
ство
газ ет...
«Юманите»
Жореса
небо сь
засунули
в
самый
конец.
А
русс кого
«Пролетария»
не
в идно
—
держат
под
при­
лавком,
гов орят:
никто
не
берет,
потому
что
русс кая
г азет а,
одн ако
это
не
мешает
на
самом
видном
месте
де рж ать
архиреакционное
сув ори нск ое
«Новое время»
и
кадетскую
«Речь».
Ч ерт
бы
их
побрал
с
их
квазисвободой
печати!
Чем
бли же
к
центру,
тем
заметнее
изменялся
харак­
тер
города:
редела
то лпа
ра бочи х,
постепенно
уступая
место
пешеходам
другого
рода.
Сквозь
туман
стало
очень
слабо
просвечивать
утреннее
солнце;
розовато-медный
св ет
—
не жный,
грустный
до
с лез
—
ложился
на
тротуары;
обнаженные
пл а таны
на чина ли
отбрасывать
на
стен ы
домов
и
на
вит ри ны
еле
заметные
гол уб ые
тен и
св оих
обнаженных
ветвей,
даж е
не
тени,
а
какой-то
сонный
34


н амек
на
тен и,
кружевной
рисунок,
как
бы
с
труд ом
уга­
дываемый
сквозь
верхний
сло й
п ере в одной
картинки
в
полоскательнице
с
водой.
Но
это
ненадолго.
Минута
—
и
туман
сгущается,
пог лощае т
крыши
и
мансарды
домов,
превращая
сем иэт ажны й
Пари ж
в
трехэтажный.
Сеется
дождик,
тон ки й,
как
пудра.
В
тумане
проплыл
си луэт
тюрьмы
Сантэ
—
высокая
стена
с
маленькими
р еш етча­
тыми
окошками,
глухие
ворота,
из-под
котор ых
наружу
выбег аю т
рельсы
какой-то
странной
узкоколейки,
кот о­
рые
в друг
обрываются
и
дальше
никуда
не
ведут.
По
эт им
ре льса м
в
дни
казней
выкатывают
зловеще-высо­
кое ,
ни
на
что
не
пох оже е
деревянное
сооружение,
о дно
наз ва ние
которого
выз ыв ает
дрожь
отвращения,—
гиль­
отина,
ил и,
на
парижском
ул ично м
арго,
«вдова» .
Во
Франции
казнь
должна
п роис ход ить
публично,
вне
ст еп
тюрьмы.
Ко го
же
ка знят?
Инструмент,
изобретенный
док­
тором
Ги льотен ом
для
целей
ве лико й
революции,
попал
в
руки
контрреволюционной
буржуазии.
Косой
нож
гиль­
отины
ох ран яет
основы
ее
государства,
его
мора л ь,
институты,
законы.
Затем
Лени н
миновал
об се рва торию .
За
высокой
глухой
стеной
еле
виден
в
тумане
характерный
купол,
большие
часы,
п амятн ик
мечтателю-идеалисту
Фламмариону,
со­
зда т елю
божественной
Ур а нии.
И
все
же
Камиль
Фламма ри он
приемлем
как
создатель
сказки,
в
которой
содержится
зер но
истины
—•
безначальность,
бесконечность
мирового
пространства.
На
углу
улицы
Обсерватуар
и
бульвара
Монпарнас
характер
Парижа
сно ва
изм е нилс я.
Это
уже
Па риж
бо­
гемы.
До
последнего
времени
богема
населяла
Монмартр.
Но
совсем
недавно,
едва
ли
не
в
год
приезда
Ленина
в
Париж,
началось
великое
переселение
богемы
с
монмартр­
ски х
высо т
на
левый
берег,
в
район
Монпарнаса.
Раньше
з десь
б ыло
л ишь
о дно
всемирно
знаменитое
литературное
ка фе
«Клозери де лила», что в переводе некоторых рус­
ских
декадентов
звучало
приб лизит е ль но
как
«Сирене­
вые
уюты».
Здесь
не ко гда
царил
ве лик ий
По ль
Ве рлен
и
его
м олод ой
друг,
то же
ве лик ий,
Артюр
Рембо ,
по чти
мальчик.
Это
была
Мекка,
ку да
стремились
пр ав ове рные
всего
самого
нового
и
самого
утон чен но го
в
области
фран­
цуз с кой
поэзии.
Для
каждого
уваж ающ его
себя
поэта-
декадента
или
просто
люби т еля
новейшего
искусства
бы­
ло
совершенно
невозможно,
даже
неприлично
при ехат ь
в
Париж
и
не
посидеть
в
«Клозери де лила»,
хотя
пи
2*
85


Верлена,
ни
Рем бо
уже
не
существовало
в
при роде ,
а
ли шь
цари л
их
д ух,
и
царил,
бы ть
может,
да же
еще
с ильн ее,
чем
при
их
жиз ни.
Вот
почему
наши
русские
символисты
—
Бальмонт,
Брю сов ,
Мак с
Волошин
и
про ­
чие
—
считали
св оей
священной
об яза нн ос тью,
сдвинув
набок
цилиндр
и
взбив
неряшливую
бороду
а- ля
В ерлен ,
сидеть
за
крошечным
мраморным
столиком
и
при
свете
газовых
рож ков ,
от
к оторых
л ысеют ,
тян уть
че рез
со ло­
мин ку
«тигровый абсент»,
разбавленный
ледяной
во­
дой,—
довольно
ж иво пис ный
н апит ок
мутно-опалового
цвета
и
тошнотворного
вкуса
ипекакуаны,
но
почему-то
считавшийся
самым
из ыск ан ным
и
самым
опьяняющим
напитком
XX века .
Лен ину
при ход илось
посещать
это
знаменитое
кафе,
назначая
в
нем
серьезные
конспиративные
встречи.
Здесь
легче,
чем
в
другом
мест е,
можно
бы ло
уйти
от
слежки
и
раствориться
с реди
разноликой
международной
богемы,
сре ди
вс ех
эт их
стр анны х
людей
в
беретах,
цилиндрах,
барсалинах,
котелках,
ка скетка х
и
даже
кепках,
кото­
рые
тянули
разноцветные
напитки
со
льдом,
дымили
сигарами
или
трубками
и
так
сильно
жестикулировали
нервными
руками,
что
крахмальные
ма нж еты
то
и
дел о
с
тре с ком
вы скаки ва ли
из
сюртучных
рукавов,
и
они
их
запихивали
обратно,
а
то
и,
пользуясь
случае м ,
тут
же
з аписы вал и
на
них
к аранд аш ом
тол ько
что
пришедшую
великую
мысль
или
ге ниа ль ную
метафору.
Г оразд о
чаще
Лени н
бывал
в
каф е
«Ротонда», на том
же
бульваре
Мон па рн ас,
но
бли же
к
вокзалу.
Там
про­
исходили
м енее
конспиративные
встречи
с
фран цуз ск ими
социалистами,
впоследствии
членами
Французской
ком ­
па рти и.
Здесь
между
французскими
социалистами
и
ру с­
скими
социал-демократами
велись
ож ивле нн ые
дискуссии,
в
то
время
как
за
со седним и
столиками
ораторствовали
х уд ожн ики,
по кину вш ие
одряхлевшие
ул ья
Монмартра
и
теперь
роившиеся
на
вошедшем
в
моду
Монпарнасе.
Они
делились
на
«достигших»
и
«еще не достигших».
Здесь
можно
б ыло
встретить
множество
интересней­
ших
людей,
приходивших
с юда
выпит ь
перед
обедом
рюмку
аперитива,—
но
уже
не
выходившего
из
мод ы
абсента,
а
входящего
в
моду
мартини
или
мандарин-
кюр асо.
Здесь
в
30-х
год ах
я
з астал
еще
примерно
такую
же
обстановку,
как
при
Л е нине,
даже
тех
же
самых
лю­
дей,
зав сегд ат аев
«Ротонды»
и
«Дома» .
Па риж
медленно
меняется!
Зде сь
же,
на
Монпарнасе,
в
каф е
«Куполь»
я,
86


между
прочим,
познакомился
с
парижской
знаменито­
стью
—
Шарлем
Раппопортом,
пос т оя нным
посетителем
палаты,
прирожденным
полемистом,
одним
из
самых
ос троум н ых
пар ижа н
своего
времени.
Нер яш лив ый,
стре­
мительный,
со
своими
сверкающими
саркастическими
глазами
под
захватанными
стеклами
страшных,
гро ма д­
ных
очков,
осыпанный
пеплом
и
пе рхотью ,
он
был
н еи сся­
каемым
источником
различных
партийных
историй
и
анекдот о в
из
жизни
французских
полит иче ск их
д ея телей.
С
нежной
любовью
и
поистине
трогательным
благоговени­
ем
говорил
он
мне
о
Л енине
как
о
сво ем
учителе
и
о
величайшем
человеке
земно г о
шара.
Шарль
Раппопорт
пользовался
всеобщей
любовью,
как
во
всех
отношениях
блестящий
человек.
Может
быть,
он
даж е
был
пе рвым
парламентским
ора тором
своего
времени.
Даже,
гов орят,
Бриаи
ус туп ал
ему .
Когд а- то
Бриан
был
социалистом
и
дружил
с
Раппопортом.
Потом
Бриан
предал
свою
п ар­
тию
и
стал
рен е га том.
Бриан
и
Раппопорт
сделались
по­
литическими
врагами,
всю
жизнь
продолжая
оставаться
личными
друзьями.
Во
Фр а нции
это
бы ва ет.
Однако
с
парламентской
трибуны
они
гром или
др уг
друга
с
я ро­
с тью
и
страстью.
За
спиной
Раппопорта
его
друзья
любили
рассказы­
ва ть
историю
о
том,
как
Бриан
о том стил
Раппопорту.
Де ло
бы ло
так.
Однажды
в
палате
депутатов
Раппопорт
с
исключительным
бл еско м
выступил
пр отив
Бриана
и
произнес
гроз ную
филиппику
в
стиле
Марата.
Лев ые
Скамьи
и
даже
часть
центра
ус т роили
Раппопорту
ова ­
ц ию.
Тогд а
в зял
слово
Бриан
и
произнес
вс его
несколько
с лов,
нежно
глядя
на
Раппопорта:
—
Мой
друг
Шарль
Раппопорт
выступил
здесь
про­
тив
меня,
в оис тину
как
Ма рат.
Я
отдаю
ему
до лжное .
Он
ск аз ал,
чт о,
как
Марат,
готов
отдать
свою
жизнь
за
ре с­
публику.
Но
я
думаю,
что
мой
друг
Шарль
Раппопорт
напрасно
так
волнуется.
Он
может
бы ть
совершенно
спо­
коен.
Ему
не
уг рож ает
уча сть
Марата.
Он
никогда
не
умре т
в
ванне.
Это
бы ла
страшная
месть,
так
как
все
зн али
о
край­
нем
отвращении,
которое
испытывал
Шарль
Раппопорт
к
умыванию.
Палата
депутатов
по лч аса
хохотала
и
руко­
п леск ала
Бри ан у,
причем
аплодировали
вс е,
даж е
край­
ние
левые,
и,
кон е чно,
больше
всех
неистовствовали
бли­
жайшие
друзья
Ша рля
Раппопорта...
во
главе
с
самим
Шарлем
Раппопортом.
Все
это
я
р асск аз ываю
для
т ого,
37


чтобы
да ть
х оть
какое-нибудь
представление
о
районе
Монпарнаса,
который
миновал
Ленин
по
дороге
в
На­
ци он аль ную
би бли отек у.
Дальше
до рога
Ленина
шла
чер ез
весь
буль в ар
Сен-
Мишель,
ил и,
на
студенческом
жаргоне,
Бульмиш.
Ши­
рокая,
пря мая
и
мног олюд на я
улица
длиной
километра
в
п олто ра
тян ула сь
вни з
до
самой
Сены,
поглощенной
хол одн ым
туманом.
Это
уже
район
Сорбонны
—-
целая
стр ана
науки,
студенческой
б оге мыЛат ински й
квартал,
так
непохожий
и
вместе
с
тем
чем-то
оч ень
родственный
богеме
Монпарнаса,
с
которым
сл ивается
в озле
«Клозери
де
лил а», у памятника воинственного маршала Нея, «по ­
бедителя
Мо сквы»,
размахивающего
сво ей
маленькой
шпагой.
Здесь
уже
вместо
борода ты х
художников
с
большими
этюдниками
чер ез
плечо,
вме сто
девушек-натурщиц
в
игривых
шляпках,
которые,
под обрав
юбки,
торопливо
бежали
на
раб оту,
вместо
рамочников,
на
пороге
сво их
магазинчиков
сре ди
штабелей
золоченых
багетов
масте­
ривших
мольберты
разных
фас он ов
и
приколачивавших
к
подрамникам
еще
не
загрунтованные
холсты,
Ленин
был
окружен
студентами
в
блестящих
от
дождя
макинтошах
с
небрежно
поднятыми
воротниками,
студентками
в
бар­
хатных
беретах,
с
кл еенчат ым и
книгоносками
в
руках,
под
мокрыми
зонтиками,
которые
вместе
со
сво ими
отра же ­
ниями
сплошной
ма ссо й,
как
л ава,
текли
вниз
по
Бу ль-
мишу,
ста л кив аясь
и
упр уго
о тскаки в ая
и
це пл яясь
друг
за
друга
спицами.
В
окнах
многочисленных
студенческих
каф е
виднелись
с
тороп лив ы м
до стои нство м
завтракающие
мо л одые
люди
—
юноши
и
девушки.
Их
силуэты,
обращен­
ные
лицом
д руг
к
др угу,
был и
как
бы
соединены
п опа рно
деревянными
подносиками
с
завтраком:
круассанчиками,
игрушечными
баночками
сливочного
джема,
ку сочк ом
мас­
ла,
двумя
кукольными
кувшинчиками
кипяченого
молока
и
двумя
большими,
толс ты ми
чашками
ко фе.
Лен ин
любил
этот
район.
Он
иногда
работал
тут
в
биб­
лиотеке
Сорбонны
и
т огда
чувствовал
се бя
совсем
студен­
том .
Зде сь
все
бы ло
насыщено
наукой.
По вс юду
—
школы,
лицеи,
институты,
курсы,
общежития,
ла борат ории .
В
в ит­
р инах
магазинов
уже
не
пестрые,
резко
красивые
п олот на
постимпрессионистов,
а
учебные
пособия,
химическая
по су да,
проб ирк и,
ре торты ,
ко лбы,
спиртовые
горелк и.
Кар ты
звездного
не ба
и
т а блицы
Менделеева,
скелеты,
те ллу рии,
где
вокруг
зажженной
свеч и,
изображающей
38


Солнце,
вращается
маленькая
пл анет а
Земля,
а
вокруг
нее
бег ает
на
пров ол оке
совсем
маленький
серебряный
шарик
Лу ны,
наполовину
черный,
наполовину
ярко-белый.
Слева
решетка
Люксембургского
са да
—
черные
пики
с
золочеными
остриями,
в
отд але ни и,
направо,
мокрые
га­
зоны
Клю ни;
в
пролетах
поперечных
ул иц
то
исчезало,
то
появлялось
пепельное
в иден ие
Пантеона,
его
светлые
ко ло нны,
его
громадный
к упол,
под
к оторы м
в
холод ны х
каменных
криптах
ле жат
Вольте р
и
Жан-Жак,
так
что
в
э том
ми ре
молодости
и
науки
как
бы
вечно
присутст­
вуе т
дух
революции.
Дух
революции
всегда
присутствует
и
на
лестнице
Пантеона,
и
на
п лоща ди
перед
ней,
всегда
злов е ще
пустынной,
как
безмерно
громадная
каменная
з ала,
откуда
вынесли
всю
мебель
и
забаррикадировали
окна ,
гот ов ясь
к
последнему
шт урм у.
Для
Ленина
—
философа,
революционера,
историка,
теоретика
и
пра кти ка
в ооруже нн ого
восстания
—
Париж­
ск ая
коммуна
бы ла
одной
из
самых
гл а вных
тем.
Он
чи­
тал
о
Парижской
коммуне
лекции,
писал
о
ней
с та тьи,
всегда
связ ыв ал
ее
с
русс кой
рев олю ци ей
1905 года .
Для
Ле нина
Па риж
был
г ород ом
Коммуны.
Ленин
в
совер­
шенстве
знал
ее
ист о рию
и,
проезжая
по
улицам
Пар и­
жа,
жив о
представлял
себе
все
ее
фазы.
Пантеон
всегда
вызывал
в
его
воображении
весну
1871 года,
те
дни,
когда
Коммуна
при ня ла
решение
о
сооружении
баррикад
внутри
Парижа.
Б ыло
намечено
пос трои ть
н еск олько
обо со бл ен­
ных
кре п ост ей,
цитаделей,
в
том
числе
у
Пантеона,
мимо
кот оро го
сейчас,
через
сорок
лет ,
проезжал
на
в елос ип еде
Ленин.
Началась
защита
Парижа
от
версальцев
в
цел ом.
Однако
меры,
принятые
Коммуной,
опоздали.
Версальцы
уже
ворвались
в
Париж.
Шло
отчаянное
соп роти в­
л ение.
Гибель
Парижской
к оммун ы
и
ра зг ром
Пресни
на­
всегда
оставили
в
сердце
Ленина
незаживающую
рану.
Л енин
ехал
мимо
Пантеона
по
бульвару
Сен-Мишель,
представляя
се бе
май с кий
Париж
времен
Коммуны,
повсюду
перегороженный
баррикадами,
охваченный
ды­
м ами
горящ их
зданий,
потрясенный
взрывами,
дробными,
раскатистыми
залпами
митральез.
В
небе
горело
жаркое
майско е
со лн це,
отцветали
каштаны,
осыпаясь
на
т ро­
туары
сухими
бело-розовыми
цветами.
Опустевшие,
бе з­
39


людные
ул ицы
отливали
свинцовым
бл еско м.
Из
окон
на
раскаленные
тротуары
сыпались
стекла.
И
на
всем
—
тень
см ерти .
Оборона
—
смерть
вооруженного
восстания.
На
лево м
берегу
Сен ы
второй
корпус
версальцев
под
командованием
генерала
де
Сиссэ
в
составе
трех
д ивиз ий
наст у пал
в
об­
щем
напр авл ении
на
Люксембург
—
Пантеон,
где
комму­
нар ы
так
и
не
у спели
п ост роить
основательных
укреп­
лений.
(Ага,
вот
почему
площадь
во зле
Пан тео на
до
сих
пор
кажется
так
беззащитно-пустой,
тягостно-безлюдной!)
Т еперь
уже
Лени н
как
бы
находился
в
сам ом
центре
баррикадных
боев
на
подступах
к
Пантеону.
Версальцы
рассчитывали
атаковать
Пантеон,
обой дя
его
с
севера.
Развивая
сво й
успех,
д ивиз ия
Лакретеля
после
упорного
боя
выбила
коммунаров,
оборонявших
баррикады
п ло­
щади
и
у лицы
Сен-Сюльпис,
из
Медицинской
школы
и
у лицы
Расина.
Но,
достигнув
бульваров
Сен-Жермен
и
Сен-Мишель,
по
кот ором у
теперь
Лен ин
уже
доехал
почти
до
сам ой
Сены,
в ерсал ьцы
был и
остановлены
анфилад­
ным
огнем
артиллерии,
расположенной
у
моста
Сен-Ми-
шель.
Но,
увы,
по зд но!
По здн о,
с лишк ом
поздно...
Бат ар ея
коммунаров
продержалась
т олько
до
четырех
часов
дня
и
бы ла
подавлена,
после
чего
вер саль цы
пересекли
буль­
вар
Сен-Мишель
и,
круто
свернув
на
юг,
выбили
ком ­
мунаров
с
баррикад
в озле
л ицея
Людовика
Великого
и
севернее
ег о.
По
вс ем
этим
местам,
рассекая
их,
проезжал
Ленин ,
и
перед
его
г лаз ами
неподвижно
стояла
картина
Пан тео ­
на,
как
бы
до бела
раскаленного
майским
послеполуденным
зноем,
сера я
лестница,
на
которой
в
луж е
крови
раски­
нулся
головой
вн из
го спо дин
в
темном
пиджаке,
с
окро­
вавленной,
слипшейся
боро до й
—
социалистический
пуб ­
лицис т
Жан-Батист
Мильер,
депу т ат
Национального
собрания.
Он
не
пр иним ал
непосредственного
у части я
в
деятельности
Коммуны.
Но
он
не
ск р ывал
своего
сочув­
ствия
к
н ей.
По
п рик азу
генерала
де
Сиссэ
его
должны
бы ли
ра сстр ел ять
на
ступенях
Пантеона,
на
коленях,
в
поз е
человека,
п убли чно
у моляюще го
о
прощении
у
обще­
ства
за
то
«зло», которое он причинил ему.
Мильер
отка­
зался
подчиниться.
Тогда
его
силой
зас тави ли
встать
на
колени.
Последними
его
с лов ами
бы ли: «Да здравствует
Республика!
Да
здравствует
народ!
Да
здравствует
чело­
вечество!»
40


А
ведь
он
был
просто
бе сп ар тий ный,
сочувствующий.
«Коммуна должна была действовать более решительно
против
все х
своих
врагов,—
думал
Лени н,
выезжая
на
набережную
Сены.—
А
парижский
про л етар иат
с тара лся
морально
пов лия ть
на
н их,
он
пренебрег
значением
чисто
во ен ных
действий
в
гр аждан ск ой
войне,
и,
вместо
того
чтобы
решительным
наступлением
на
Версаль
увенчать
св ою
победу
в
Пар иж е,
он
медлил
и
дал
вр емя
в ерс аль­
скому
правительству
с обрать
те мные
си лы
и
под гото ви тьс я
к
кровавой
майской
н еделе» .
Может
быть,
потому,
что
всегда
и
даже
с ей час,
про­
ез жая
по
Латинскому
кварталу,
Ленин
думал
об
ошибках
Парижской
коммуны,
он
в
1917 году не совершил их сам,
пе
дав
Керенскому,
бежавшему
из
Петрограда,
окопаться
в
Ца рс ком
Се ле
—
рус ском
Версале,—
и
разгромил
контр­
революцию,
увен чав
тем
самым
Октябрьскую
побе ду
в
Пе т­
рограде.
Далеко
на пра во,
за
парапетом
Сены,
рундуки
буки­
нистов.
Там
и
теперь
еще
можно
б ыло
найти
литографии
времен
Парижской
коммуны
с
к ари ка турами
на
страш­
ного,
жабоподобного
ка рли ка
Тьера
или
гравюрами
Са­
ида:
на
фоне
в осходящ е го
солнца
К омм уны
рабочий
с
киркой
на
п лече
говорит: «Дела хороши!» —а
согн ув ­
шийс я
в
три
погибели
богач
в
цилиндре,
но
без
сапог
на
п ауч ьих
ножках
к ри чит : «Дела плохи!» Возле рундуков,
несмотря
на
р анний
ча с,
уже
толпились
люби те ли
анти­
к ва рных
кн иг,
борода тые
чудаки
в
крылатках,
вроде
Ана то ля
Франса,
а
может
быть,
и
он
сам .
Над
парапе­
том
С ены
возникло
па
три
четверти
ск ры тое
в
тумане
видение
Нотр-Дам
—
две
плоско
ср езан ные
готические
башн и,
круглая
роза
ви тра жа
и
позади
рыбья
косточка
еле
видного
шпиля.
Явл ени е
из
средневекового
мира
—
легендарный
собор
Парижской
б огом ате ри,
с
фигу ра ми
химер
на
карнизах,
так
роскошно
описанный
В ик тором
Гю го,
гениальным
поэтом
и
многословным
прозаиком.
Налево
Новый
мост
с
кон ной
ст ат уей
Г енрих а
IV, ко­
торую
Комму на
так
и
не
успела
снести,
а
за
ним
серая,
невероятно
длинная
гром ада
Лу вра
—
дворца,
крепости,
муз ея,
его
непомерно
высокие
иссиня-серые
цинко вые
кры ши,
как
бы
вечно
отражающие
сирень
майской
грозы,
и
мокрые
резко-зеленые
газоны.
Набережные
Вольтера,
Малаке,
Де
Конти,
Се н-М и­
41


шель,
Де
Мо нт ебелл о.
Два
яруса
старых
деревьев:
оди н
вверху,
на
высокой
набережной,
а
др угой
вниз у,
у
самой
воды,—
могучие,
ветвистые,
по-осеннему
голые,
с
косо
наклонившимися
к
вод е
стволами,
волшебно
отраженными
в
синеватой,
как
бы
мыльной
поверхности
Сен ы
с
ч ер­
ным и
буксирными
катерами
и
длинными
уго ль ными
бар­
жами.
И
все
это
—
как
бы
сильно
размытый
ри суно к
тушью,
кое -г де
сов сем
ле гко
тронутый
сангиной
и
ме­
ло м.
В
мае
1871 года здесь,
вдоль
набережных
на
Сене,
стояли
канонерки
Коммуны
—
целый
лес
высоких
жел ез­
ных
труб,
извергавших
густые
клубы
черн ого
д ыма
и
бе­
л ого
пара.
Между
ни ми
сновали
лодки,
под во зя
снаряды,
и
время
от
времени
с
палуб
канонерок
стреляли
пуш ки,
п осы лая
шипящие
гранаты
в
сторону
Гренель,
откуда
наступали
версальцы.
Лен ин
пересек
остров
Сите,
проехал
по
мостам
мимо
средневековых
ос тров ер хих
ба шен
Конс ьер жери
с
их
зловещими
ш пиля ми.
Это
был и
те ни
Вели ко й
француз­
ско й
революции,
ко торы е
уже
почт и
не
вызывали
живого
отзвука
в
душе
современного
человека,
но
за то
другие
тени,
более
близких
революционных
событий,
ни
на
ми­
ну ту
не
ослабевали
и
не
рассеивались,
на
каждом
шаг у
вызывая
в
памяти
дни
Парижской
ком м уны.
Коро тки й
Аркольский
мост
привел
Ленина
на
правый
берег
Сены.
Лени н
увидел
хорошо
знакомую
городскую
ратушу
(«Отель де Виль»), где 28 марта была провозгла­
шена
Коммуна
и
откуда
она
ру к овод ила
восставшим
пролетариатом
Парижа
до
то го
дня
24 мая,
ко гда
в
де­
сять
час ов
утра
было
пр иня то
ре ше ние
немедленно
эвакуи­
ровать
шт аб
Коммуны
и
перенести
его
в
мэрию
Одинна­
дцатого
округа ,
за
площадь
Бастилии,
по сле
че го
ратуша
была
подожжена
ее
комендантом.
Впоследствии
ее
вос ­
становили
примерно
в
том
же
виде,
какой
она
имела
раньше.
Лен ин
видел
восстановленную
ратушу,
и
он
пред­
с тав лял
себе,
как
горе ла
старая
ратуша
Коммуны,
как
в алил
дым
из
ее
высоких
крыш,
как
из
лопавшихся
окон
вы рыва лис ь
снопы
огн я,
выбрасывая
вверх
клочья
обг о­
ревших
бумаг
и
папок
с
делами
Коммуны,
устилая
Грев-
скую
площадь
черным
пеп лом ,
и
как
в
узких
улицах
гр о­
хотали
инт енд антск ие
повозки,
нагр у женны е
и му ществ ом
Коммуны.
Коммуна
еще
сопротивлялась,
но
уже
не
наде­
ялас ь
на
победу.
Коммуна
д огорала.
Лен ин
вспомнил
сло­
42


ва
Эн ге ль са: «Бесспорно,
во
всякой
борьбе
тот,
кто
под­
нимает
перчатку,
рискует
быть
побежденным,
но
разве
это
основание
для
того,
чтобы
с
само го
начала
объявить
се бя
разбитым
и
пок ор ить ся
ярму,
не
обнажив
меча?
В
революции
всяк ий ,
кто,
занимая
ре шающу ю
позицию,
сдает
ее,
вмес то
т ого
чтобы
заставить
врага
отважиться
на
приступ,
всегда
заслуживает
того,
что бы
к
нему
от но­
сились
как
к
из ме нник у».
Коммунары
геройски
бор о лись
до
последнего
момен­
та,
а
не
с дали сь
без
боя.
Это
я ви лось
вдохновляющим
примером
того,
как
надо
сражаться
за
освобождение
тру­
дящи х ся
даж е
в
крайне
тр уд ных
и
рискованных
условиях.
Лени н
именно
так
и
понимал
уроки
Коммуны,
ко гда
п ис ал: «Маркс умел оценить и то,
что
бывают
моменты
в
истории,
когда
отчаянная
борьба
масс
даже
за
бе знаде ж­
ное
дело
не обх оди ма
во
имя
дальнейшего
во спит ани я
эт их
масс
и
под готов к и
их
к
след ующ ей
борьбе».
Пр одо лжая
думать
о
последних
дн ях
Парижской
ком­
му ны,
Лен ин
повернул
налево
и
пр оех ал
по
пра во му
берегу
С ены
до
п лоща ди
Шатле
с
в ыс окой
гот иче ск ой
башней
святого
Якова,
как
бы
третьей
башней
Нотр-Дам,
откол овше йс я
от
собо ра
и
перенесенной
какой-то
вол шеб­
ной
сило й
с
острова
Сите
сюда,
на
перекресток
Севасто­
польского
бульвара
и
у лицы
Р ивол и,
в
сквер
Святого
Якова,
одинокой
и
непонятной,
как
выходец
из
другого
мир а.
Здесь
в
дни
Ко мм уны
то же
был и
выстроены
барри­
кады,
но
не
из
слу чайн ых
материалов
—
ящиков,
бочек,
магазинных
пр ила вк ов,
матрасов,
опр ок инуты х
дилижан­
сов,—
а
со лид но,
прочн о
выстроенные
из
парижского
ка мня
или
кирпича
лучшими
каменщиками
Бельвиля
и
Бати яьол я.
Это
б ыли
и
впрямь
маленькие
ул ичн ые
кр е­
пости.
форт ы
с
оче нь
толстыми
стенами
и
узкими
бойни­
ца ми,
откуда
можно
было
сп око йно
вести
пр ице ль ный
огон ь
из
ружей
и
ар т иллери йск их
орудий.
Теперь
от
эт их
у к р еплений
не
ост ал ось
и
следа.
Тольк о
чугунно-синие
камни
мостовых,
мок рые
от
тумана,—
бы ть
может,
и
даже
наверное,
те
самые
камни
брусчатки,
из
ко торы х
тогда
строились
баррикады,—
напоминали
о
сраж ении
на
п ло­
щади
в
пространстве
между
двумя
парижскими
театрами:
театром
Шатле,
где
во
время
кровавой
недели
судили
ком­
мунаров,
и
театром
Сар ы
Бернар.
В
Шатле
гастролировал
прославленный
русский
ба­
лет
Дягилева,
а
у
Са ры
Бернар
каждый
день
играли
43


нашумевшую
пьесу
Эдмона
Ростана
«Шантеклер».
На
крыше
театр а
забыли
погасить
электрическую
рекламу,
и
с лово
«Шантеклер»
светилось
в
туманном
парижском
не бе
бело-ртутным,
бл едн ым
сиянием.
Шантеклером
на­
зывалось
глав н ое
де йст ву ющее
л ицо
пьесы
Рост ана
—
петух,
возомнивший
се бя
не
тольк о
гл аш атаем
нового
дня,
но
повелителем
со лнц а,
которое
каждый
день
появлялось,
как
только
он
пропоет.
Однажды
самонадеянный
петух
нарочно
не
пропел
сво е
«ку-ка-ре-ку», желая показать
со бств енну ю
власть
над
солнцем.
Но
солнце
все-т ак и
появилось,
и
точно
в
назначенное
время,
вопреки
Шан­
теклеру.
З намен ит ый
петух
был
посрамлен.
Действие
пьесы
Эдмона
Ростана
происходило
на
птичьем
дворе,
и
действующими
лицами
бы ли
ку ры,
гуси,
утки
и
прочая
домашняя
птица.
Налево
—
Умирающий
Ле бе дь,
Сильфиды;
направо
—
сам ов люблен н ый
петух
Шантеклер
и
об ольс ти тельн ые
ку­
рочки ,
а
между
ними
—
мокрая
брусчатка
площа ди,
где
сравнительно
не
так
давно
л илась
кров ь
коммунаров
и
ви зжа ла
картечь
митральез.
В
Париже
русский
сезо н.
Блистательные
премьеры.
Цветы.
Брильянты.
Рауты.
Ба нк еты.
Пл атят
сотни
фра н­
ков
за
кресло
на
дягилевский
спектакль.
Анна
Павлова,
Шаля пи н,
Карсавина,
Фокин.
Афиш а
ра боты
великого
рус ­
ского
художника
Валент ина
Серова:
воздушная
стрекоза
Сильфида
—
А нна
Павл о ва
на
пуантах,
вся
движение,
вся
гр аци я,
вся
музыка.
Тамара
Кар савина,
красавица
Жар-птица
в
огненном
пл ать е,
в
русских
самоцветах
и
павлиньих
перьях.
По
всему
Парижу
кр упны е
надписи:
«ТЬёа1 г е
Ди
СЬа1е1е1.
СгапДе
закон
Де
Рапз.
Ва1 1е1; гиззе» .
Барм ы
и
шапка
Мономаха,
из-под
которой
с мотр ят
гроз ­
ные
глаза
Федора
Шаляпина.
Лен ин
проезжает
мимо
театра
Шатле,
слегка
косясь
на
старые
дягилевские
аф и­
ши,
фотог раф ии ,
электрические
рекламы...
«А там,
во
гл у­
бин е
России...
Там
вековая
тишина».
Тиш ина
ли?
Шутить
изволите!
Там,
во
глубин е
России,
уже
оруд ует
не
старый
упыр ь
Победоносцев,
а
некто
более
страшный
и
современ­
ный
—
шталмейстер
Столыпин
с
его
от рубам и
и
кресть­
янск им и
банками,
при
помощи
к отор ых
из
российских
кулаков
и
мироедов
с
бож ьей
помощью
будут
печь
рос­
сийских
фермеров,
новых
помещиков,
лендлордов
—
опору
трон а,
душителей
революции,
п алач ей
пр ол ет ариата.
Вот
где
нас то ящ ий,
что
ни
на
есть
подлинный
русский
сезон,
§гапйе захзоп гиззе,
черт
бы
его
по бра л!
А
тем
временем
44


«революционный»
Париж,
центр
мира,
пре красн ая
Фран­
ция
—
свобода,
равенство,
брат ств о
—
быстр о
з ал ечив ает
р аны,
нанесенные
ей
последней
войной
с
Пруссией.
Фран­
ция
готовится
к
реваншу,
что
не
мешает
парижанам
ка ж­
дый
веч ер
наполнять
театр
Сары
Бернар
и
хл опа ть
чис то
га лльс ко му
остроумию
Эдмона
Ро ст ана,
его
хлестким
стихам,
бульварному
шик у
р ифмо ва нных
афоризмов,
а
г лавно е,
ко стю мам
актрис,
исполняющих
ро^ ц
курочек.
Сна ча ла
Париж,
а
потом
и
вес ь
мир
охватил
роД
кассового
безумия:
новая
мода
«шантеклер». Ш л яп ки
«шантёклер»
—
крошечные,
как
куриная
голов ка
с
пик ант ным
гребеш­
к ом,
вро де
шлемов,
сделанных
из
зол отис ты х
фазаньих
крылышек.
Блузки
«шантеклер».
Ю бки
«шантеклер»
—
широкие
в
бедрах
и
очень
узенькие
в
подоле,
что
делает
походку
женщин
мелкой,
семенящей,
вроде
поход ки
ки­
таянки
на
миниатюрных,
изуродованных
ножках-копыт­
цах...
Характер
города
сн ова
изм е нился .
Теперь
вокруг
Ленина
уже
не
раб очие
Монсури
и
не
студенты
Латин­
ского
квартала,
а
клерки,
приказчики,
мелкие
чиновникй,
девушки-продавщицы,
бегущие
семенящей
походкой,
в
с воих
шляпках
и
юбк ах
«шантеклер»,
в низ
по
Риволи
в
знаменитые
«большие магазины» •— « Лув р»
или
«Сама -
ритен».
По к аз ались
и
загулявшие
кутилы
с
лимонными
лицами
—
монокль,
цилиндр,
черная
бальная
пелеринка
па
бе лой
ш елк овой
подкладке,
полосатое
кашне,
забро­
шенное
че рез
плечо
за
спину.
Пробегали
мидинетки
с
по­
лосатыми
картонками
в
руках.
Проезжали
высокие
ка­
ре тки
автомобилей,
фыркая
и
на полн яя
улицу
синими
облаками
бензинового
дыма.
Направо
и
налево
ух од ила
в
перспективу
большая
тор гов ая
улица
Риволи,
с
ее
мануфактурными
и
ювелир­
ны ми
магазинами,
за
решетками
которых
бле сте ли
золо­
тые,
брильянтовые
и
серебряные
вещи,
целые
гирлянды
низкопробных
ручных
часов,
мещанские
чайные
сервизы.
Аркады
и
лоджии,
где
вечно
горят
язычки
газовых
фо­
нарей
и
ды м ятся
жа ро вни,
возле
к оторы х
стару хи
в
т еп­
лых
платках,
завязанных
на
спине,
крю чк онос ые,
как
ведьмы,
в
громадных
тазах,
ох ва че нных
паром,
пекут
обуглившиеся
каштаны,
с
жарким
шорохом
шур уют
йх
железными
совками,
а
кашта ны
иногда
вд руг
вс пых ива ют
синими
огоньками
и
лоп аютс я,
наполняя
воздух
сытным
ароматом
пе чен ой
м яко ти.
45


Здесь
все
еще
продолжали
бежать
почтальоны,
на
всю
ул ицу
насвистывая
модные
шансонетки.
Среди
этих
шансонеток
музыкальное
ухо
Ленина
ул ови ло
знакомый
мотив
одной
из
песенок
довольно
популярного
париж­
ского
шансонетчика
Монтегюса,
которого
Владимир
Иль ич
недавно
с луша л,
кажется,
в
«Бобино» .
П есенк а
называ­
лась
«Привет Семнадцатому полку».
Утренние
по чта льон ы
насвистывали:
Ц ривет ,
привет
те бе,
Привет,
Семнадцатый
стрелковый!
Ты
нам
помог
в
борьбе,
В
борьбе,
открытой
и
с урово й
1.
Песенк а
эта
очень
понравилась
Л енин у,
и
он
ст ал
ее
громко,
как
бы
соревнуясь
с
почтальонами,
насвисты­
вать
—
на
сво й
манер
—
сквозь
зу бы:
Привет,
восставший
класс!
Теперь
мы
не
пой дем
в разб род.. .
Ах,
др у зья,
убивая
н ас,
У били
б
вы
с вою
своб од у!
Все-таки
у
трудящихся
нико гд а
не
умирает
дух
св о­
боды.
Молодцы
почт альо ны !
Для
то го
чтобы
кратчайшим
путем
попасть
в
На цио­
на льн ую
библиотеку,
следовало
наискось
пересечь
Цен­
тральный
рынок.
На до
бы ло
проехать
мимо
всех
его
павильонов,
а
затем
по
узким,
невероятно
запутанным
переулкам
выбраться
на
площ ад ь
По беды,
откуда
до
би бли отек и
было
уже
рук ой
по д ать.
Под
шинами
велосипеда
хрустели
капустные
лист ь я,
свекольная
и
морковная
ботва,
усыпавшая
грязную
сырую
мостовую
узкой
улицы,
ведущей
к
рынк у.
Ул ица
б ыла
черна,
холодн а
и
странно
пустынна,
хо тя
по
в сей
ее
дли не
у
подъездов
маленьких
безымянных
оте льчи ков
виднелись
неподвижные
фигуры
женщин.
Это
были
ут ре нние
проститутки,
промышлявшие
в
пе­
реулках
во круг
Центрального
рынка.
Их
клиенты
—
мяс­
ники,
шоферы
грузов и ков ,
ломовики,
грузчики,
фер ­
меры
—
гром адны е,
с
винно-красными
лицами
силачи
в
брезентовых
фартуках,
зап ачка нны х
кровью
животных,
в
синих
комбинезонах,
в
фуфайках
с
короткими
рукавами,
1 Стихи Монтегюса здесь и в дальнейшем даю в переводе
А.
Б.
Гатова.
(Примеч.
автора.)
46


обнажавшими
страшные,
вол осат ые ,
мускулистые
руки
с
голубой
татуировкой,
усатые,
с
трубками
и
кожаными
коше льк ами
через
плечо,—
был и
зан яты
всю
но чь
тяже­
лой
физической
работой,
а
теперь,
когда
оптовая
торговля
кон чи лась
и
рын ок
опус те л,
они
разбрелись
по
кофейным
и
бистро,
чтобы
съесть
закопченный
горшоч ек
огненного
лукового
супа
с
натертым
сыром,
к оторы й
тян улся
за
лож­
ко й,
как
резиновые
нитки,
и
пропустить
ста канч ик
каль­
вадоса,
а
потом
сбегать
к
женщ ине
и
провести
несколько
минут
в
т есно м,
как
каюта,
номере
отельчика,
достойно
завершив
свою
трудовую
но чь
быстрым
соединением
с
то л­
с той
или
очень
худой,
злой,
не ря ш ливой
п ожи лой
женщи­
ной
в
кружевных
панталонах
и
аж урны х
чулках
с
атл ас­
н ыми
подвязками.
Когд а
Лени н
проезжал
мимо,
продолжая
насвистывать
«Привет Семнадцатому полку», женщины провожали его
равнодушными
взглядами,
изредка
переставляя
ноги,
как
застоявшиеся
старые
л оша ди,
в
промокших
старомодных
шляпках
со
страусовыми
пе рь ями,
в
жиденьких
боа
или
горжетках,
с
высокими
бюст ами ,
в
широких
юбк ах
конца
XIX века,
со
шлейфами,
которые
они
держали
в
руках,—
мертвенные
маски
скуластых
прачек
Тулуз-Лотрека,
вы­
мазанных
свинцовыми
белилами,
с
красными
ртами
и
р жа выми
челками,
де лающи ми
их
лбы
еще
более
низм е н­
ными
и
старообразными
и
вместе
с
тем
все
еще
способ­
ными
вызывать
вожделение.
Одн а
из
них
стояла
в
у зких
дверях
под
вывеской
«Отель»
и,
повернувшись
боком
к
улице,
пр ят ала
в
чулок
де н ьги,
в
то
вр емя
как
ее
клиент
быстро
удалялся,
з асун ув
руки
в
передние
косые
карманы
зимн ей
верблюжьей
куртки,
оста вл яя
за
собой,
как
паро­
ход,
едкую
струю
капораля,—
и
вся
эта
сцена
напо ми нала
группу
восковых
фигур
в
музее
Гре ве н.
Кто
они,
эти
в
общем-то
еще
мо л одые
ж е нщ ины?..
Уж,
во
всяком
случа е,
не
аристократки
и
не
буржуазии.
Скорей
всего,
это
несчастные
доче ри
ра бочи х
окраин,
порожденные
эксплуататорским
ст ро ем,
выброшенные
на
ули ц у...
Ес ли
бы
К оммуп а
победила,
этих
женщ ин
зде сь
бы
не
б ыло.
Но
К оммун а
бы ла
ра зда вл ена.
Кровь
коммунаров
так
и
оста ла сь
неотомщенной.
Пока
не
отомщенной.
В едь
исто­
рию
нельзя
повернуть
вспять.
И
грядущая
мир ов ая
социа­
л исти ческ ая
революция
неизбежна.
А
для
то го
чтоб ы
она
пос кор ее
наступила,
н адо
изучать
уроки
п рошлы х
рево­
л юций,
и
в
первую
оч ер едь
уроки
и
ош ибки
Парижской
ком му ны.
На
этих
оши бк ах
бу дем
учиться.
47


Може т
быть,
именно
в
этот
день
в
голове
Лен ина
рож­
дались
слова,
ко торы е
потом
поя вилис ь
в
статье
«Памяти
Комму ны »:
«Как передовой боец за социальную революцию,
Ком­
му на
снискала
симпатии
всюду,
где
страдает
и
боре тс я
пролетариат.
Картина
ее
жи зни
и
см ерти ,
вид
рабочего
правительства,
захватившего
и
державшего
в
сво их
руках
в
течение
свыше
двух
месяцев
с толи цу
мир а,
зрелище
герой с кой
борьбы
пролетариата
и
его
страдания
посл е
по­
ражения,—
все
это
под н яло
дух
миллионов
ра бочи х,
в оз­
будило
их
надежды
и
привлекло
их
симпатии
на
сторону
социализма».
Бы ла
попытка
создать
гос уда рст во
н ового
типа,
и
ес ли
оно
не
б ыло
тогд а
со здан о,
то
лишь
потому,
что
у
фран­
цузского
пролетариата
не
бы ло
в
то
время
самостоятель­
ной
ра боче й
па р тии.
И
вот
трагический
разгром
первой
в
мир е
Коммуны.
Лен ин
тогда
увлекался
поэзией
Виктора
Гюго .
Быть
может,
п роезж ая
по
этой
страшной
улице,
он
повторял
ст ихи
ве лико го
французского
поэта:
Там
н иже
всех
клоак,
под
ул ица ми
всеми,
Не
в идя
све та
днем,
людские
дрогнут
семьи,
Там
и
оконца
н ет.
И,
только
я
вошел,
вдруг
все
затрепетало,
И
девушка
с
лицом
старухи
прошептала:
—
Мне
восемнадцать
лет.
...Им — золото
твое.
Тебе
—
нужда
и
голод.
Ты
как
бездомный
пе с,
что
ве чно
терпит
холод
У
запертых
две ре й.
Им
—
пурпур
и
шелка.
Т ебе
—
опять
объ едок .
Им
—
ласка
женская.
Народу
напоследок
Бесчестье
д очере й! ..
Грустный
мир.
Его
н ужно
уничтожить,
и
чем
скоре е,
тем
лучш е.
Мы
его
разрушим
до
основания.
Лени н
пер есек
по
диагонали
Центральный
рынок.
Он
уже
п рое хал,
учитывая
все
повороты
и
объезды,
кило­
метров
пят ь
—
р ассто я ние
для
велосипедиста
небольшое,
но
в
условиях
езды
по
городу,
с реди
встречного,
по пут­
но го
и
п опе речн ого
движения,
среди
то лпы
пешеходов,
помину т ных
остановок
на
перекрестках
—
работа
утоми­
тельная.
Ленин
устал,
разогрелся,
всп отел ,
несмотря
на
холодную
погоду.
Он
с нял
котелок
и
вытер
платком
го­
лову,
ш ею,
подбородок.
Его
св етл ая
золотистая
голов а
48


как
бы
еще
более
светилась
в
утренних
сумерках
рынка.
Он
над ел
к оте лок
и
с
но вой
энергией
нажал
на
педали:
надо
б ыло
тор опи тьс я.
Вок руг
простирался
мир
Эмиля
Золя.
«Центральный
рынок,—
ска зал
где-то
Золя,—
является
робким
п робл е­
ск ом
XX века» .
Теперь
XX век уже наступил.
Жел езн ые
па в ильон ы,
железные
р ифле ные
крыши,
подземная
же­
лезная
дор о га,
грузовые
автомобили
на
сплошных,
ли тых
резиновых
шинах.
Ш табел я
опустошенной
за
ночь
тары:
ящи ки
из-под
сыров
и
фруктов,
винные
бочонки,
меш ки,
кор зи ны.
Целый
го род
та ры,
где
надо
пробиться
в
узких
переулках
между
ящичными
и
корзиночными
домами.
Под
ногами
опилки,
солома,
ку чи
м ятой
папиросной
бум аг и.
Циклопические
колеса
деревенских
дв ук олок.
Перш еро ны
в
островерхих
хом утах.
Тысячи
рыночных
запахов,
от
ко­
торых
кружилась
го ло ва.
Впрочем,
все
это
давным-давно
описано,
и
лучше
вс его
не
полениться
и
перечесть
«Чрево Парижа», а потом пред­
ст ав ить
се бе
маленького
велосипедиста
XX века на его
легком
велосипеде
со
свободной
передачей
пересекающим
рынок
Золя.
Лени н
проехал
по
диагонали
сквозь
этот
ни
на
что
не
похожий
мир
оптовой
торгов ли
продуктами
пи­
тания,
попавших
в
цепкие
руки
капиталистов-перепродав­
цов,
кот орые
отсюда
могли
диктовать
цены
на
предметы
первой
нео бхо димо ст и
миллионам
трудящихся,
попавших
в
их
железные
сети,
как
мух а
попадает
в
с ети
паука.
А
ведь
и
в
са мом
дел е
Париж
напоминал
железную
сет ь
пау к а-к рест о вика,
засевшего
в
самой
его
сер едине,
как
раз
где
на
пл ане
города
обоз на чен
Ц ентрал ь ный
рыно к
—
НаПез
Се п1г а1е з.
Туман
поднялся.
Над
зданием
центральной
телефон­
ной
ст а нции
засветилось
голубовато-серое
небо,
обещая
немного
т ума нный,
но
солнечный
де нь
поздней
париж­
ской
осени.
На
круглой
провинциально
чистенькой
пло­
ща ди
Победы
Ленин,
чтобы
несколько
отдохн уть
от
на­
пряженной
езды
по
скользким
мостовым
Центрального
рынка,
с лез
с
велосипеда
и
пошел
пешк ом ,
одной
рук ой
вед я
свою
машину
за
седло.
В
к руг лой
крышечйе
велоси­
педного
звонка
блеснуло
серебряной
зв ездо й
выглянувшее
над
Парижем
солнце
—
сл або е,
грустное.
Лени н
прошел
мимо
конного
п амятни ка
Людови­
ку
XIV —
лошадь
подняла
передние
ноги,
поджала
задние
49


и
всей
сво ей
тяжестью
опе рла сь
на
могучий
хвост,
что
делало
монумент
пох ожи м
на
п амятни к
Петру
в
Петер­
бурге,
с
той
ли шь
разницей,
что
конная
стату я
француз­
ского
коро ля
стояла
на
обыкновенном,
традиционном
пря ­
моугольном
цоколе,
в
то
время
как
его
царственный
брат
—
русский
император
вместе
со
своим
романтическим
конем
был
утвержден
на
неотесанной
финляндской
скале
есте­
ственной
формы,
что
делало
весь
монумент
неповторимым,
единственным
в
мир е.
Коммуна
постановила
памятник
Людовику
XIV снять,
но
не
успел а
осуществить
с вое
реше­
ние,
и
король- с олн це
продолжал
величественно
восседать
на
лоша ди
в
сво ем
высоком,
раздвоенном
наверху
крупно­
курчавом
парике
с
локонами
до
плеч,
совершенно
таком,
как
и
у
его
придворного
драматурга,
великого
Мол ьера ,
за
два
квартала
отсюда,
на
задах
Французской
Комедии.
Теперь
до
Национальной
библиотеки
бы ло
уже
со всем
недалеко;
разогнав
велосипед,
Лен ин
вскочил
на
него
на
хо ду
и
энергично
заработал
но г ами,
желая
нав ерст ат ь
упу­
щенное
время,
и
пока
он
не
достиг
улицы
Ришелье,
его
осы п али
громкие
трели
канареек,
которыми
на
в есь
город
славились
консьержки
эт ого
района.
Здесь
уже
попадались
почтенные
пож илые
го спо да
в
хороших
черных
па ль то,
с
красными
розетками
Почетного
легиона
в
петлицах,
а
также
бонны,
одетые
в
траурные
мантии,
как
в дов с твую­
щие
императрицы,
которые
толкали
перед
собой
наимод-
пейшие
детские
коляски
на
высоких
рессорах.
Иногда
здесь
проходил,
зв еня
шпорами,
воспитанник
военной
школы
Се н -Сир
в
парадном
кивере
с
трехцветным
султа­
но м.
А
на
тесной
и
веч но
темной
улице
Риш ел ье
тянулись
ряды
эле га нт ных
букинистических
магазинчиков
с
витри­
на ми,
отсвечивающими
ту ск лым
золотом,
марокеном
и
ша грен ью
целых
изящных,
маленьких
ст ар инных
биб лио ­
те к,
коллекциями
драгоценных
ма рок,
ст аринн ых
ассигна­
ций
и
б есценн ых ,
раскрашенных
от
руки
.гравюр
на
дереве
с
изображениями
первого
головастого
паровоза,
первого
воздушного
шара
—
м он гольфь ера
—
или
же
сцены
св ер­
жения
коммунарами
Вандомской
колонны.
А
вот
и
Национальная
библиотека:
непроницаемо­
пыл ьные
ок на
пристроенных
к
главному
зданию
—
ос обн я­
ку
Тюбефа
—
двух
га лере й,
выходящих
пря мо
на
улицу ,—
галереи
Мансара
и
галереи
Мазарини.
В нут ре нний
двор,
прос торн ый
и
скучный,
словно
казарменный
плац.
Ленин
оставил
свой
велосипед
в
парадном
одного
из
соседних
домов
па
попечение
консьержки,
вошел
во
дво р
библиоте­
50


ки
и,
предъявив
при
входе
постоянный
бил ет
на
право
посещения
со
своей
фот ограф ич ес кой
карточкой,
как
тогда
г о во ри ли, «моментальной», снятой
в
элект роф от ограф и и
на
бульваре,
быстро
и
у пруго
взбежал
по
старинной
лест­
нице ,
где
было
много
пространства
и
много
воздуха,
и
толкнул
плечом
тяжелую,
массивную
двер ь.
Однажды
мы
зашли
в
Национальную
библи отеку .
Нас
сопровождал
пожилой
русский
из
славянского
отдела.
Ёдва
мы
заглянули
в
громадный
двусветный
зал
цент ­
рального
здан ия
с
расписанным
куполом,
с
той
особенной
кафедральной
тишиной,
свойственной
лишь
соборам
и
бол ь шим
библиотекам,
с
д линными
скамь я ми
и
столами
для
р або ты,
с
высокой
конт оркой ,
откуда
посетителям
выд ава ли
за казан н ые
книги,
как
я
ср азу
представил
с ебе
Ленина,
быстрыми,
профессорскими
шажками,
слегка
бо­
ко м,
направляющегося
по
проходу
прямо
к
столу
с
ка тал о­
гам и.
Я
снова
почувствовал
себя
перенесшимся
в
Париж
того
времени.
Париж
меня ется
очень
медле нно ,
це нтр
его
почти
сов сем
не
изменился
в
течение
столетий.
А
Нацио­
нальная
библиотека
по давно .
Вот
так
же
точн о,
как
сей­
ч ас,
и
при
Ленине
бесшумно
двигались
фигуры
би бли отеч­
ных
служащих,
точно
так
же,
прилежно
согнувшись
и
скр ипя
перьями
за
длинными
столами,
закапанными
чер ­
нилами,
сидели
посетители
—
те
библиотечные
завсегдатаи,
од ни
и
те
же
во
вс ех
странах
мира,—
усидчивые
м оло дые
люди,
бородатые
старики,
дамы
в
пенсне,
кот орые
одной
рукой
перелистывают
книгу,
а
другой
быстро
пишу т,
ст а­
ра ясь
не
пропустить
ни
одн ой
минуты
драгоценного
вре­
мени.
Полу чив
за казан ны е
вчера
книги
—
по
ф ило со фии,
экономии,
се льск ому
хозяйству,
а
также
еще
пе скол ько
справочников
и
сло варей, —
Лени н
пробрался
на
свое
обычное
место,
выну л
из
к арман а
бло кно т
в
ариф мети ­
ческую
клетку
и
авторучку
и,
п оложи в
голову
на
выдви­
нутое
плечо,
стал
быстро
писать
своим
б егл ым,
бис ерн ым
почерком
высокоинтеллигентного
чел о ве ка,—
почерком,
чем-то
на пом ина вшим
летучий,
прелестный,
стремитель­
ный
почерк
Пушкина.
Осматривая
главный
зал
Национальной
библ ио те ки,
я
обра тил
внима ние
на
колпаки
электрических
настоль­
ных
лам п
—
целое
пол е,
покрытое
кр уг лыми
гол убым и
колпаками.
Я
живо
представил
себе,
как
быстро
прохо­
дит
ко ротк ий
декабрьский
день,
в
зале
темнеет
уже
в
трп
часа,
Ленину
становится
трудно
писать,
и
вдруг,
как
по
команде,
вспыхивают
голубые
лампы.
Теплый
с вет
из-п од
51


колпака
л ожи тся
на
быстро
п ишу щую
ленинскую
руку,
на
его
щёку,
на
кромку
светло-рыжих
воло с,
лежащих
на
во­
ротнике
пиджака.
—
Вы
гл у боко
заблуждаетесь,—
сказал
соп ров ожд аю­
щий
нас
ст ари чок
из
славянского
от дела. —
В
ленинские
времена
зде сь
во
избежание
пожара
было
категорически
запрещено
всякое
освещение,
в
том
чи сле
даж е
искусст­
ве нно е:
считалось,
что
при
электрическом
освещении
мр-
жет
произойти
коротк ое
замыкание,
которое
вызовет
по­
жар
в ел ичай шего
книгохранилища
Франции.
Электриче­
ск ое
освещение
разрешили
сравнительно
недав но .
Так
что
ваш
Ленин
никак
не
мог
з десь
работать
после
наст упл е­
ния
сумерек.
Осенью
в
три
часа
библиотека
закрывалась.
Поэтому
Лени н
старался
попасть
в
библиотеку
как
можно
раньше,
что бы
не
потерять
ни
одной
минуты
драгоценного
времени.
Кстати,
должен
заметить,
что
Лен ин
по
преимуществу
за­
нимался
не
в
эт ом
главном
читальном
за ле,
а
в
кабинете
периодических
изданий,
где
к
его
усл уг ам
была
п очти
вся
мир ов ая
пресса,
в
том
чис ле
и
русская,
которую
Ленин
чрезвычайно
быстро
про бе гал
глазами,
изредка
делая
ко­
роткие
выписки.
Путеводители
п одче рки в ают,
что
в
парижской
Нацио­
нальной
библиотеке
большой
интерес
представляют
ко л­
лекции
ме да лей
и
античных
мо нет
в
коли чес тв е
около
ч еты рехсо т
тысяч,
а
также
собрание
камней,
инт ал ий
и
других
произведений
искусства;
наверное,
это
действи­
тельно
представляет
большой
ин тере с,
но
мы
предпочли
увидеть
кабинет
п ери оди чес кой
печати.
Это
не
очень
боль­
шая
зал а
с
потемневшими
деревянными
панелями,
плос ­
ки ми
шкафами,
рабочими
столиками
и
высоким
бюро,
откуда
за в едую щий
кабинетом
мог
озирать
все
свое
хозяй­
с тво,
записывая
в
громадную
книгу
названия
газ ет
и
жур­
налов,
затребованных
посетителями.
Увы,
посетителей
б ыло
со всем
мало :
один,
два
—
и
обче л ся.
Мое
внимание
об рати л
на
себя
высокомерный
старик
в
золотом
пенсне
старого
фасона,
углубившийся
в
потре­
па нный
комплект
суворинской
газеты
«Новое время».
Что
он
искал
в
ней?
Б ыть
может,
забвения?
Не
знаю .
Но,
услыхав
р усс кую
ре чь,
он
повернул
в
нашу
сторону
с тро­
гое
л ицо
с
римским
носом,
некоторое
врем я
изучал
на с,
види мо
желая
оп ред ели ть,
к
какому
сорту
русских
мы
от­
52


но сим ся,
и
вд руг,
услышав
имя
Лени на,
поня л,
что
мы
за
птицы,
слегка
покраснел,
величественно
отвернулся
и
вновь
погрузился
в
«Новое время», как в Лету .
Бы ть
может,
не ко гда
на
эт ом
самом
мест е
си дел
Лени н,
перелистывал
тот
же
самый
комплект
«Нового времени»
за
1907 год и,
нед об ро
сузив
глаза,
д елал
вы писк и
из
ст а­
тьи
Меньшикова,
вызывавшей
в
нем
чувс тв о
физической
тошноты.
...Я
не
сомневаюсь,
что
н аста нет
день ,
когд а
на
де ре­
вянной
панел и
возле
того
места,
где
обычно
сидел
Ленин,
появится
мраморная
до ска : «Здесь работал вождь мировой
революции,
великий
Ленин».
Мы
вышли
из
биб ли отеки .
Вок руг
нас
был
Париж
первого
де сятил ети я
второй
половины
XX века .
Мы
шли
по
улице
Ришелье,
кот ора я,
вероятно,
не
изменилась
не
только
со
времени
Л енина,
но
и
со
времени
Парижской
коммуны
и
даже,
может
быть,
Ве ликой
французской
ре­
волюции.
Был
прохладный
парижский
май.
В
квадратном
скверике
п рямо
проти в
ворот
Национальной
библи отеки
под
дождем
дрожали
цветущие
каштаны.
Но
вот
дож дь
пр о шел,
облака
со
ска зо чной
быстротой
р аз ошли сь,
р ас­
таяли,
прев рат ились
в
ничто,
откуда-то
пот яну ло
оран­
жерейным
тепло м ,
над
черепичными
т руб ами
многочислен­
ных
ка ми нов
блес н уло
солнышко,
и
темная
щ ель
улицы
Ришелье
вдруг
оказалась
во
всю
свою
длину
разделенной
резким
световым
ба рьером :
одн а
стороны
улицы
теневая,
ды мно- че р нильн ая,
другая
—
солнечная,
до
бо ли
в
глазах
яркая,
т акая
яркая,
как
будто
там
все
время
горе ла
лента
ма гн ия.
По
сторон а м
скверика,
сверкавшего
цве та ми
и
зел ень ю
газонов,
б елели
и
чернели
узкие
фасады
в ысо ких
домов,
и
бонна
в
ма нтии
выкатила
из
парадного
нарядную
коляску
с
ребенком,
кот орый
ш ев елился
в
кружевной
пене
своих
нейлоновых
пе ле нок;
а
следом
за
бонной
вышла
из
дверей
старая
консьержка,
села
на
раскладной
стул,
на­
де ла
пенсне
и
стал а
быстро
вязать
се рый
шерстяной
на­
брюшник,
причем
спицы
в
ее
подагрических
пальцах
миг ал и,
как
маленькие
молнии;
очень
возможно,
что
им ен­
но
в
эт ом
парадном
и
оставлял
Ленин
св ой
велосипед
до
тех
п ор,
пока
его
не
украли.
Не
думаю,
чтобы
это
бы ла
та
самая
консьержка,
которая
пол уча ла
с
Ленина
за
хра­
нени е
велосипеда
по
десять
сантимов,
а
потом,
когда
велосипед
про па л,
заяв ил а,
что
она
не
бралась
сте ре чь
м аши ну,
а
только
раз реш ала
ее
оставлять
на
лестнице.
Во
всяком
случае,
эта
консьержка
бы ла
точной
копией
53


то й,
так
как
известно,
что
все
по жилы е
парижские
консь­
ерж ки
похожи
друг
на
друг а,
как
родные
сестры.
У вы,
с
такой
дамой
не
пос п ориш ь,
особенно
если
ты
под озр и­
тельный
иностранец,
русский
проф ес сор
«из красных»,
социалист,
постоянный
посетитель
На циона л ьной
библ ио ­
теки.
Представляю
себе,
как
после
короткого
обмена
лю­
бе зн ост ями
с
консьержкой,
проворонившей
его
велосипед,
Ленин
прин ужд ен
был
возвращаться
через
ве сь
город
дом ой
пешком,
на
чем
св ет
стоит
проклиная
св ою
россий­
ску ю
доверчивость.
Но
проклинай
не
пр ок лина й,
а
при­
дется
покупать
другой
вел оси пед.
Страшный
прорыв
в
бюдж ет е!
Что
скажет
Надя...
Кро ме
занят ий
в
б ибли оте ке,
заседаний,
лекций,
пуб ­
личных
диспутов,
чтения
по
н очам
во
время
бессонницы
и
постоянного,
ежедневного
пи сан ия
статей
Ленин,
ко­
нечно,
иногда
и
позволял
себе
немно г о
развлечься.
«Охотно ходил Ильич в разные кафе и пригородные
театры
слушать
революционных
шансопетчиков,
певших
в
ра бочи х
кварталах
обо
в сем
—
ио
т ом,
как
подвыпив­
шие
крестьяне
выбирают
в
палату
депутатов
проезжего
агитатора,
и
о
воспитании
дете й,
и
о
бе зраб оти це
и
т.
п.,—
пишет
в
сво их
во с пом ина ниях
Кр у пская .—
Особенно
нра­
вилс я
Ильичу
Монтегюс.
Сын
коммунара,
Монтегюс
был
л юбимец
раб очи х
окра ин .
Правда,
в
его
импр ов изир ова н­
ных
песнях,
всегда
с
ярко
бытовой
окраской,
не
было
опре­
де лен ной
какой-нибудь
идеологии,
но
б ыло
много
искрен­
него
увлечения».
М еня
заинтересовала
ли чнос ть
Монтегюса.
Помимо
того
что
его
имя
упоминается
во
многих
воспоминаниях
о
Ле­
нине
—
что
сам о
по
себе
уже
достаточная
прич ина
за­
пяться
Монтегюсом,—
мне
к аж ется,
что
он
заслуживает
вн иман ия
как
чисто
париж ско е
явление.
Крупская
пишет,
что
«в эти самые тяжелые годы эми­
грации,
о
кот орых
Ильич
всегда
гов орил
с
какой-то
дос а­
дой
(уже вернувшись в Россию,
он
как-то
еще
раз
повто­
рил,
что
не
раз
говорил
р ан ьш е: «И зачем мы только тогда
уехали
из
Женев ы
в
П а риж?»), в эти тяжелые годы он
уп орн ее
вс его
мечтал,
ме чта л,
разговаривая
с
Монтегю­
сом,
победно
рас пев ая
эльза сс ку ю
песню ,
в
бессо нны е
но чи
зачитываясь
Ве рхарн ом ».
Вспоминая
об
отн оше н иях
Ленина
с
Монтегюсом,
Лю-
двинская
пишет:
54


«Наша организация весьма нуждалась в деньгах для
печа тан ия
литературы.
Ден ьги
добывались
устро йс тв ом
лекций,
рефератов,
лотерей,
концертных
вечеров
и
т.
д.
Од ин
такой
вечер
б ыло
поручено
организовать
мне.
Я
ре­
ш ила
пойти
посоветоваться
к
Н ад ежде
Константиновне.
Мы
принялись
вместе
разрабатывать
программу
ве чера .
В
разгар
нашей
беседы
в
комнату
вошел
Владимир
Ильич.
Он
послушал
на с,
улыбнулся
нашему
спору
насчет
буфета
(вопрос был денежного характера)
и
сказал :
—
Пл ан
должен
быт ь
не
только
коммерческим,
но
и
идейн ым.
В
программу
должен
быть
внесен
аг ита ционный
элемент.
Пригласите
Мо нт ег юса.
Он
вам
и
публику
соб е­
рет ,
и
агитацию
пр ов едет» .
Лени н
в се гда,
при
вс ех
обстоятельствах,
даж е
в
таком,
в
сущности,
ме лком
вопросе,
как
устройство
эмигрант­
ского
концерта,
был
верен
себе:
на
первом
плане
—
поли ­
тика.
Вскоре
ве чер
сост оялся .
Во
время
концерта,
когд а
выступал
Монтегюс,
Ленин
время
от
времени
ти хон ько
подпевал
ему
из
зала.
Монтегюс
пел
о
восставшем
полку:
...Ты
восстал,
и
сердце
вско лых нул и
Гн ев
и
стра сть ,
картечи
горячей.
Не
вести
ж
от ца
и
м ать
под
п ули,
Тольк о
чтобы
теш ить
богачей.
И
Лени н
вслед
за
Монтегюсом
подхватывал
сво им
глу­
хов ат ым
тенором
рефрен:
Со лд ат!
На дежны
н аши
узы ,
Ты
соз наешь ,
что
я
т вой
брат.
Ты
решил
не
уб ива ть
французов,
И
это
правильно,
солдат!
Ленину
нрав ились
эти
сл ова.
Настоящее
имя
Монтегюса
—
Гастон
Брунсвик,
пишет
Гатов,
Монтегюс
—
псевдо ни м.
Он
был
сыно м
сапожника.
Его
отец
и
дед
—
участники
Парижской
коммуны.
Мон­
тегюс
н ачал
выступать
на
парижских
эстрадах
в
бурную
эпоху
дела
Дрейфуса.
Кон ечн о,
он
был
на
стороне
дрей-
фус аров.
Недавно
он
сам
побывал
в
с олда тах
и
на
собст­
венном
опыте
узнал,
что
такое
французская
военщина.
Он
ее
возненавидел
в сей
душ ой
и
в
св оих
песенк ах
высту­
пал
п ротив
милитаризма.
Доставалось
от
молодого
шансо-
55


нетч ик а
также
и
всякого
рода
поборникам
церкви.
Ар мия
и
церковь
бы ли
двумя
сторонами
одной
и
той
же
медали.
Напр авлен ие
искусства
Монтегюса
полностью
отражало
настроение
демократических
к ругов
тогдашней
Фр а нции,
к ак,
впрочем,
и
теперешней.
М оло дой
шансонье
быстро
приобрел
попу ляр нос т ь.
Он
выступал
с
дерзкими
куплетами,
в
к отор ых
однажды
до­
вольно
сильно
задел
честь
офицеров
«Великой француз­
ско й
армии».
В
зале
раз рази лся
неслыханный
ск андал .
Одни
свистели,
други е
аплодировали.
Скандал
перебро­
си лся
в
прессу.
Две
распространенные
реакционные
газе­
ты
—
«Либр пароль»
и
«Энтрансижан»
—
во
гла ве
со
з на­
ме нитым
памфлетистом,
ренегатом
А нри
Рошфором,
так
шу мно
нап али
на
Мо нт ег юса,
что
в
о дин
день
сделали
его
знаменитым.
Это
б ыла
поистине
грандиозная
реклама.
Моптегюс
приобрел
громадную
а удит орию .
Он
ст ал
же­
ланным
гостем
на
всех
социал-демократических
мит ин­
гах
—
настоящим
героем
дня.
Он
от пр авился
в
ту рне
по
Франции,
и
во
всех
городах,
где
бы
он
ни
выступал,
немед­
ленно
появлялось
на
стенах
дом ов
объ явл ение
военного
коменданта,
где
под
угроз ой
се рьез ного
наказания
военно­
слу жащ им
запрещалось
присутствовать
на
выступлениях
Мо нт ег юса,
так
как
«тенденция этого шансонье
—
вызы­
вать
бунты
и
волнения
в
ар ми и».
Мож ет
быт ь,
сол да ты
и
побаивались
ослушаться
коменданта,
по
за то
рабоч ие ,
ос о­
бенно
в
субботу
вечером,
до
отказа
наполняли
залы,
где
выступал
Монтегюс,
и
затем
разносили
по
ул ицам
боевые
песенки,
направленные
п ротив
генералов,
домовладельцев,
фабрикантов,
по пов
и
прочих
вр агов
и
притеснителей
ра­
бочего
кла сс а.
Разумеется,
Ленин
не
мог
пройти
мимо
такого
явле­
н ия,
как
Монтегюс,
и
они
познакомились.
Правда,
в
это
время
с лава
Монтегюса
уже
нем но го
потускнела.
Париж
не
лю бит
слишком
гро мк ой
славы,
но
легко
мирится
со
славой
сре дн ей
и
час то
делает
ее
пожизненной.
Я
не
знаю
в
точности,
как
произошло
знакомство
Ле­
нина
и
Мо нт ег юса.
Но
нетрудно
себе
представить,
что
однажды
в ече ром
Ленин
отправился
в
какой-нибудь
э ст­
радный
теа тр ик
на
краю
Парижа.
Сестра
Лен ин а,
Мария
И ль инич на,
свидетельствует,
что
за
гра нице й
Владимир
Ильи ч
ре дко
бывал
в
опе ре
и
концертах.
Музыка
с лишк ом
сильно
действовала
на
его
нервы,
и
ко гда
они
бывали
не
в
порядке
—
это
случалось
так
ча сто
при
трепке
и
сутолоке
эмигрантской
жизни,—
56


он
плохо
выносил
ее...
М ало
сравнительно
внимания
уд е­
лял
Владимир
Ил ьич
и
различным
до ст опр имеч а те льно­
стям.
«... Я
вообще
к
ним
довольно
равнодушен,—
пишет
он
в
письме
из
Б ер лина
в
1895 году,—
и
больш е й
частью
по пад аю
случайно.
Да
мне
вообще
шлянье
по
разным
на­
родным
вечерам
и
у весел ениям
нравится
больше,
чем
посещение
музеев,
те ат ров,
пассажей
и
т.
п .».
В по сл едст вии,
попав
в
Париж,
он
сохранил
свою
лю бовь
к
разным
народным
вечерам,
обилием
которых
всегда
сл авился
Париж.
Ленин
посещал
народные
кабаре
и
театрики
Мо нм а ртра,
Порт-Сен-Мартена,
в
особенности,
я
ду маю,
Монпарнаса,
недалеко
от
которого
он
ж ил,
на­
пример
ТЬёа1ге
де
1а СахеЪё или «Б о бин о».
Марс ель
Кашен
говорил
м не,
что
Ленин
бывал
в
«Бобино».
Мне
никогда
не
при ходи л ось
раньше
посещать
этот
театр,
но
со всем
недавно,
ко гда
наш и
парижские
друзья
предложили
сводить
нас
в
какой-нибудь
театр
по
нашему
вы бо ру,
я
тотчас
же
указал
на
«Бобино» .
Наш и
друзья
крайне
удивились.
—
«Бобино»? А что это за театр и где он находится?
Мы
о
нем
ничего
не
слышали.
Это
был и
люди
буржуазно
ут онч е нные
и
«высокоинтел­
лектуальные», и мы,
по-видимому,
очень
потеряли
в
их
гла за х,
выбрав
какое-то
«Бобино», о котором они не имели
никакого
понятия,
хотя
был и
истыми
парижанами
и
жил и
на
левой
стороне
«Шуе ^ аи сЬе», то есть не так уж далеко
от
«Бобино» .
—
Но
зачем
вам
понадобилось
имен но
«Бобино»? —
спрашивали
они.
Я
ск аза л,
что
мы
хоти м
увидеть
какой-нибудь
демо ­
кратический
театр и к
на
окраине.
Они
пожали
плечами.
Им
это
было
непонятно.
—
В
это м
театре
бывал
Л е нин,—
сказал
я.
Они
покорно
развели
руками
и
про из нес ли
сакрамен­
тальную
фразу
французского
гостеприимства:
—
Сот те
уоиз
уои 1 ег.
(Как хотите .
Если
это
вам
нра­
вится.)
Им
был
настолько
ч ужд
это т
г лухой
рай он
между
Монпарнасским
вокзалом
и
сте ной
Монп а рнас ско го
клад­
бища,
что
мы
долго
кружили
на
мале нь кой ,
экономичной
машине
«ситроен»
по
темным
переулкам
и
пустырям,
пре ­
жде
чем
попали
на
Кие
йе
1а Са1е1ё .
57


—
Вооб рази те
себе, —
сказал
од ин
из
наших
друз ей ,
изысканный
католический
поэт.—
Ес ли
бы
не
вы,
мы
бы,
вероятно,
никогда
в
жизни
не
увидели
ни
этой
улицы,
ни
театр а
«Бобино» .
Это
курьез,
не
пр авда
ли?
—
ласково
сп роси л
он,
доверчиво
заглядывая
в
мои
глаза.
Это
б ыло
не
сто л ько
курьезно,
с кольк о
п оучи тельн о,
так
как
наглядно
показывало
прочность
с оциа л ьных
пе­
регородок
французского
общества.
На ши
друзья
с
н ескр ы­
ваемым
любопытством
разглядывали
одн у
из
дов оль но
известных
парижских
ули ц,
куда
по пали
первый
раз
в
жиз ни.
Эта
улица
принадлежала
д ругому
миру.
Они
ее
случайно
откры ли ,
как
иногда
случайно
открывают
новую
звезду.
Ос та вив
с вой
«ситроенчик»
у
обочины,
они
шли
по
этой
улице,
как
иностранцы,
удивляясь
ее
барам,
каф е,
подозрительным
отельчикам,
довольно
плохому
освеще­
ни ю,
одежде
прохожих,
узким
грязно-белым
и
п оте рто- чер­
ным
домам,
накопец,
большой
ветряной
ме льн ице
над
одной
из
к рыш.
До
сих
пор
они
был и
уверены,
что
вет ­
ря ные
мельницы
с ох ра нились
в
Париже
только
на
Мо н­
мартре
и
на
Пиг а ль.
Оказалось,
что
ест ь
еще
о дна
м ель­
ница,
па
Вне
де
1а Оа1е1ё .
Это
их
очень
веселило,
и
они
благодарили
нас
за
то,
что
мы
открыли
доселе
неиз­
вес т ную
им
ч асть
Парижа
—
почти
страну,—
такую
про ­
винциальную
и
глухую.
«Бобино»
оказался
весьма
о быч ным
районным
париж­
ски м
театриком,
с
традиционным
кр а сным
ба рха том
зана­
веса
и
кресел,
белыми
стенами,
с та рой,
докрасна
п оте ртой
позолотой
и
л е пными
украшениями.
Обивка
кресел
бы ла
пропитана
застоявшимся
пыльным
запахом
табака
и
ду­
хов
—
деш ево го
табака
общеупотребительных
сигарет
«Галуаз»
и
духов
«Коти», так что уже одни эти запахи
ср азу
давали
почувствовать
всю
ра зни цу
между
этим
про ­
летарским
театриком
и
подобным
же
заведением
где-ни­
б удь
в
районе
Елисейских
пол ей
или
Больших
бульваров,
где
в
воздухе
стоит
смешанный
за пах
г аванск их
сигар
и
духов
«Герлен» .
Ну,
конечно,
и
це на
билетов.
Если
в
«Бо­
бино»
кресла
в
оркестре
стоили
семь
франков,
то
там
—
верных
двадцать.
Зал
«Бобино»
был
наполнен
публикой
самой
демо­
кратической,
по
преимуществу
девушками
в
очень
мод ­
ных ,
по
дешевых
туалетах,
купленных
в
отделе
гот овог о
платья
«Самаритен»
или
«Галереи Лафайета», и в преуве­
лич ен но
высоких
прическах,
придававших
молоденьким
личикам
с
умело
подрисованными
глазами
нечто
детски
58


порочное.
Му жчины
снимали
пальто
уже
в
зрительном
з але
и
засовывали
их
под
крес ло.
Выступал
новый
парижский
шансонье
Ма рсель
Амон,
делавший
свои
первые
шаги
по
пути
славы
пока
еще
на
левом
берегу,
но
уже
восходящая
звезда.
Он
быстрой,
энергичной
поход кой
м ол одого
человека
п очти
выбежал
на
сцепу
в
кос т юме
из
синего
шелк ово го
тропикаль,
при
свете
прожектора
переливавшегося
муаром,
в
синем
гал­
стуке,
голубой
сорочке
и
че рн ых,
сверкающих
остроно­
сых
мокасинах,—
этот
средних
лет,
но
все
же
довольно
красивый
плечистый
мужчина,
с
белоснежными
зуб ами
и
ф арф оров ой
улыбкой
семнадцатилетнего
с порт см ен а...
Под
уверенные,
бан альн ые
звуки
джаза,
поместившегося
тут
же,
на
сцене,
Ма рсе ль
Ам он
начал
св ои
песенки,
од ну
за
другой
без
передышки,
делая
иногда
—
в
виде
прият­
ног о
сюрприза
—
какое-нибудь
ле гкое
сальто-мортале,
ко­
лес о
или
игривую
пробежку
по
сцене
вве рх
ногами,
но
так,
что
при
этом
его
пиджак
оставался
в
идеальном
порядке.
У
него
был
пр илич ный
стандартный
голос,
хороший
слух,
видимо,
он
был
оч ень
музыкален,
и
ка ка я-то
девушка
в
ма­
ле нь кой
вавилонской
башне
сво ей
иссиня-черной
прич е­
ски
со
вздохом
вос х ище ния
воскликнула,
что
бедный
Марсе ль
Амон
ок онч ил
кон с ерв ат орию,
но
—
увы!
—
и
так
далее....
Его
песенки
б ыли
ми лы,
сентиментальны,
остроумны,
но
в
них
не
б ыло
настоящего
политического
перца,
а
так
себе
—
невинная
фрон да .
Это
был
типичный
шансонье
Франции,
мастер
своего
д ела,
лю бим ец
же нщ ин,
но
отнюдь
пе
трибун,
не
борец
за
правду,—
о дин
из
множества
па­
рижских
шансонье
та кого
же
типа,
из
котор ых
более
дру­
гих
известен
советским
зрителям
действительно
талант­
ливый
Ив
М он тан.
Думаю,
что
и
Монтегюс
был
чем-то
в
этом
же
роде,
но
только,
раз у меет ся,
политически
более
острый,
см елый,
и
сцени ческ ая
маска
у
нег о
б ыла
др у­
гая
—
в
духе
то го
времени.
Таким
образом,
я
пол учи л
представление
о
театре
«Бобино», где бывал Ленин.
Представление
чисто
внеш­
нее.
Но
мне
было
труд но
вызвать
в
сво ем
воображении
образ
Мо нт ег юса.
Во
времена
Ленина
в
Париже
на
Боль­
ших
бульварах
и
в
трущо ба х
еще
водились
так
наз ыв ае­
мые
апаши
—
уличные
хул ига ны,
от част и
«стиляги»
того
времени,—
деклассированные
молодые
люди
полууголовно-
го
тип а.
Фиг ура
апаш а,
стоя ще го
под
фонарем,
бы ла
не­
пременной
принадлежностью
ночного
Пар иж а.
Она
сдела­
59


лась
как
бы
символом
анархического
протеста
против
мо­
ра ли,
семьи
и
собственности,
неприятный
нар ыв
на
теле
буржуазной
богатой
Франции.
Мож ет
быт ь,
это
Шарль
Раппоп ор т
—
прирожденный
монпарнасец
—
реш ил
в
о дин
прекрасный
вечер
пов е сти
Ленина
«на Монтегюса» .
Интересно,
по нр авит ся
ли
ру с­
скому
лидеру
их
Монтегюс?
Публика
вокруг
н асто ящая,
пр ол ет арск ая.
Дешевенькие
шляпки
работниц,
ке пки
ра­
боч их
—
наверное,
железнодорожников
из
д епо
Мон па р­
нас ског о
вокзала,—
гул
го лос ов,
непринужденные
шутки,
возгласы.
Утомительно
ярки й
св ет
ртутных
электрических
трубок.
Жарко.
Запах
капораля
и
д ухов
«Коти».
Ленин
снимает
па льто
и
по
при ме ру
прочих
засовывает
его
под
кре сло,
котелок
ставит
на
п ол.
—
Посмотрим,
посмотрим.
Послушаем...
Ленин
энергично
потирает
руки,
весело
щурится.
Среди
простой
пролетарской
публики
предместий
он
чу в­
ствует
с ебя
прекрасно:
ра бочи й
народ
—е го
с т ихия.
Почти
все
знавшие
Ленина
отмечают
ор игина ль ный
характер
его
лица.
Но
внешность
Ленина
была
оче нь
из­
менчива,
трудноуловима,
и
подчас
хара кте р
ее
де лал ся
со всем
иным .
В
этой
свя зи
приве ду
еще
одн о
свидетель­
ство
Кр жижано вск о го : «...приодевшись
в
какой-нибудь
армячок,
Владимир
Ил ьич
мог
затеряться
в
люб ой
толп е
волжских
крестьян,—
бы ло
в
его
облике
именно
нечто,
как
бы
идущее
непосредственно
от
эти х
нар од ных
низов,
как
бы
родное
им
по
крови».
Може т
быть,
это
—
са мое
интересное
из
всего
сказанного
об
облике
Л ени на.
Но
вот
св ет
погас.
Вместо
звонка
раздался
т ра д ицион­
ный
во
французском
театре
сигнал
—
троекратный,
гром­
кий,
отрывистый
ст ук
палкой
по
подмосткам
с цены.
Зана­
вес
вз ле тел.
Из-за
кулисы
пря мо
на
рампу
быстро,
слегка
с огн ув­
шись,—
руки
в
карманах,—
вышел
Монтегюс,
в
костюме,
напоминавшем
апа ша:
ды ряв ая
блуза,
под
ней
полосатая
фуфайка,
шир оки й
неапол итанск ий
по яс
из
ярко-красной
фланели,
мятые
брюки,
из-под
козырька
большой
кеп ки
—
черная
прядь
волос;
бо тин ки
новенькие,
начищенные
до
зеркального
бле ска ,
особый
шик
каждого
истинного
апаша.
60


Монтегюс
исполнял
с вои
песенки
под
рояль,
и
его
ак­
компаниаторша,
выд ерж ав
паузу,
по ка
публика
пр ивет ­
ств ов ала
его
дружными
аплодисментами,
вдруг
ударила
по
клавишам
сильными,
мускулистыми
руками
—
и
Мон­
те гюс
начал
програ м му,
после
каждого
куплета
делая
небольшое
полутанцевальное
па.
Его
грубый ,
традицион­
но-хриплый
голо с,
временами
вульгарно-крикливый,
как
нельзя
л учше
подходил
к
его
сценическому
о бра зу,
мас ке
отверженного
и
оскорбленного
люмпена,
объявившего
войну
обществу.
Его
песенки,
кот оры е
он
ис пол нял
одн у
за
другой
без
передышки,
в
общем,
содержали
в
себе
ма ло
революционного,
был и
в
до ста точн ой
степени
сентимен­
таль ным и,
даже
мещанскими,
и
все
же
в
них
явственно
с лыша лся
с оциа л ьный
пр о тест,
а
временами
проскальзы­
ва ла
даж е
революционная
нотка.
Ленин
весьма
сочувственно
слушал
этого
певца
па­
рижских
фобуров,
с клон ив
голову
и
гл ядя
искоса
на
сцену.
Когда
же
Монтегюс
начал
св ой
корон ны й
номер
—
«Привет Семнадцатому полку», его подведенные,
окружен­
ные
синев ой
глаза
угрюмо
сверкнули.
Фр ан ция
любима
всеми
нам и.
Верен
ты,
и
все
мы
ей
верн ы.
Ваш
мундир
разубран
галунами,
Но
душой
вы
—
граждане
стр ан ы.
Скорей
на
каторгу
пойдете,
Чем
з астр ел ить
родную
ма ть;
Лучше
будешь
в
арестантской
роте
Тележку
грузную
таскать.
Зал
застонал,
повторяя
рефрен:
П риве т,
привет
теб е.
Привет,
Семнадцатый
стрелковый!
—
Ну,
что
вы
на
это
ск ажет е,
мой
дорогой
друг?
—
спросил
Шарль
Раппопорт.—
Не
пра вда
ли,
недурно?
—
ГогтШаЫе!
—
воскликнул
Ленин
с
картавостью
на­
стоящего
парижанина.
Его
глаза
блестели.
Он
был
в
во с­
торге.—
А
он
согласится
выступать
на
вечерах
нашего
русского
землячества?
Конечно,
не
бе с плат но.
—
О,
безусловно.
Он
отличнейший
пар ень .
Мы
его
сч ит аем
отъявленным
социалистом.
Може т
быть,
он
даже
выс туп ит
гратис.
—
Т огда
еще
лучше.
Пос ле
спектакля
в
фойе
театра
аккомпаниаторша
пр о­
д авала
но ты
с
те кстом
песен
Монтегюса,
причем
на
вс ех
61


нот ных
листах
было
напечатано
нечто
вр оде
девиза:«Я се­
бя
не
о бман ываю .
Я
не
претендую
на
звание
литератора.
Плевать
я
хот ел
на
литературу.
Я
выражаюсь,
как
умею.
Убежденность
—
мой
единственный
талант.
Я
п ишу
т ак,
как
н арод
говорит.
По эт ому
он
м еня
понимает».
—
В
этом
что-то
есть,—
сказал
Ле нин,
посмеиваясь
и
в
то
же
время
м орщас ь
от
этого
ву льга рн ого
«плевать
я
хоте л
на
л и тера туру»,—
Гм,
гм.
Это
с мотря
на
какую
литературу.
Если
на
контрреволюционную
—
я
не
п ротив .
Йо
в
общем
и
це лом
—
недурственно!
Потом
все
вышли
на
улицу,
полную
расходящихся
зр и­
телей,
и
подождали
Монтегюса
у
а ртис ти чес кого
подъезда,
чтобы
выразить
благо да рн ос ть
за
доставленное
удовольст­
ви е.
Лен ин
с
чувством
пожал
его
руку,
слегка
смазанную
вазелином,
которым
Монтегюс,
в идим о,
тол ько
что
снимал
сво й
легкий
эстрадный
гр им,
в
особенности
эффектную,
какую-то
порочную
синеву
под
глазами.
После
эт ого
Монтегюса
стали
приглашать
на
вечера,
кот орые
устраивали
русские
социал-демократы
для
по­
пол не ния
сво ей
па рт ийной
кассы,
и
Монтегюс
никогда
не
отказывался.
Мне
захотелось
подробнее
узнать
о
ли чн ости
Монте­
гюса.
Каждый
раз,
приезжая
в
Париж,
я
наводил
спр авк и
в
разных
местах:
в
театральном
агентстве
Мораццани,
у
знакомых
актеров,
поэтов,
драматургов,—
но
нич его
интересного
разузнать
не
мог.
Актеры
и
поэты
был и
слиш­
ком
молоды,
чтобы
лично
знать
Монтегюса,
а
Мораццани
сказал
мне,
что
действительно
существовал
такой
ша н­
сонь е,
сын
коммунара,
Монтегюс,
он
уме р
в
1953 году
в
возрасте
свыше
восьмидесяти
лет.
Остались
ли
после
него
родственники?
Где
он
ж ил?
Неизвестно.
Он
ни
с
кем
пе
общался
и
никому
не
да вал
своего
адреса.
А
в
Париже
не
существует
адресного
стола.
И
ес ли
человек
не
ж ел ает,
чтобы
знал и
его
адре с,
то
его
местожительство
ост ается
навсегда
неизвестным
всем,
разумеется,
кроме
полиции.
Родственников
тоже
нет .
Он
жил
и
уме р
одиноким,
зам­
кнутым
стариком,
мра чн ым
и
как
бы
угнетенным
какой-то
п ос тоянн ой
черн ой
мысль ю.
Моя
попы тк а
достать
нот ы
с
его
песенками
то же
не
увенчалась
усп ехом .
Да
эт о,
в
сущности,
не
имело
ос обог о
з нач ения.
Однако
мне
по вез ло
в
другом
роде.
Од ин
из
мо их
парижских
друзей
по­
дал
интересную
мысль
—
пос ети ть
дом
для
прест ар елых
62


артистов
эстрады,
где,
весьма
вероятно,
можно
будет
най­
ти
какого-нибудь
с тарого
парижского
эстрадника,
знав­
шего
Мон те гю са.
По мимо
всего
прочего,
было
вообще
очень
любопытно
побыв ат ь
в
этой
бог аде льн е,
где
до жив али
св ой
век
не­
когда
прославленные
звезды
парижских
мюзик-холлов
и
ка бар е.
Этот
дом
для
престарелых
артистов
был
устроен
на
средства
знаменитого
Мориса
Шевалье.
Он
находился
за
городом,
ср еди
полей
и
лугов,
где-то
в
ра йоне
Вильжюиф,
е сли
я
не
ош ибаюс ь.
Это
старый
помещичий
дом
XVIII, а
мож ет
быть,
даже
XVII века,
в
два
эта жа
с
мансардой,
д линн ый,
потемневший
от
времени,
выстроенный
в
с тиле
французского
н ео кл ассиц изм а,—
одно
из
многочисленных
подражаний
Версальскому
дворцу,
так
называемый
«шато», то есть замок французского дворянина .
Мы
еще
издали
увидели
над
купой
желтеющих
де­
ревьев
его
высокую
чешуйчато-графитную
крышу.
Пе­
ред
ф ас адом
з амка
ле жал
запущенный
газон
некогда
ве­
ликолепного
пар т ера,
и
по
свежей
еще
траве,
ср еди
отцве­
тающих
клумб
гераней
хо дил
большой,
очень
красивый,
породистый
французский
баран
с
антично
закрученными
рогами,
скульптурной
головой
и
прелестными
прозрач­
ными
глазами,
полными
пуг ающе й
гл упости .
Пос ере ди не
партера
стояла
в
в иде
большой
мраморной
скрижали
с
цветным
мозаичным,
не сколь ко
декадентским
изображе­
нием
п е чальн ого
Пьеро
мемориальная
до ска
с
именами
французских
эстрадных
артистов,
погибших
на
поле
брапп
за
род ин у.
Французы
свято
чтят
имена
своих
гер о ев.
На
пя том
этаже
громадного
универсального
м агаз ина
«Лувр»,
па
сл ужеб ной
лестнице,
я
видел
мра м орную
доску
с
мно­
гочисленными
име нам и
приказчиков
магазина,
погибших
см ер тью
храбрых
на
первой
мировой
во йне.
М ашина
остановилась
перед
стеклянной
галереей,
ко­
торая
занимала
первый
эта ж
во
всю
его
длину,
и
мы
во­
шли
в
нее
через
очень
высокую
дверь-окно
со
старинной
ручкой
давно
уже
не
чищенного
мед ног о
замка.
О
па шем
при ходе
были
извещены.
Нас
встретил
любезный
ад мини­
стратор,
терявшийся
в
догадках,
за
ка ким
чертом
яв илис ь
мы
на
своей
машине
с
дипломатическим
ном ером
в
это
з авед ени е,
куда
в
течение
многих
лет
не
заг л яды вал
ни
од ин
почетный
п осе тите ль,
а
тем
боле е
иностранец.
Я
объ­
яснил
цель
своего
посещения
и
был
приглашен
в
не бо ль­
шой
сало н,
обставленный
дряхлой
мебел ь ю
разных
с ти­
лей
—
креслами
Людовиков,
секретерами
Жакоб,
мозаич-
63


пы ми
столиками
с
медным и
пе р иль цами
и,
конечно,
брон­
зовыми
каминными
часами
под
ст ек лян ным
колпаком,
кот орые
отражались
в
выс око м
зеркале,
потерявшем
от
времени
с вой
рт у тный
блеск.
По
стенам
висели
ветхие
зелено-коричневые
гобелены,
где
ветвистые
деревья
бы ли
пер епу таны
с
ветвистыми
рогам и
оленей,
а
так же
портрет
Чайковского,
кот оры й
при
ближайшем
рассмотрении
ок а­
зался
Виктором
Гюго .
Два
старичка
и
бойкая
старушка
в ошли
в
салон
и
б ыли
представлены
мне
как
товарищи
Монтегюса
по
эстраде.
Старички
бы ли
куплетистами,
а
старушка
—
пианисткой,
аккомпаниаторшей
М онт ег юса.
Все
трое
ка­
зались
чрезвычайно
обрадованными
и
даже
несколько
воз­
бужденными
от то го,
что
по сле
д олгих
лет
полного
забве­
ния
они
вдруг
вызвали
в
ком-то
интерес.
Они
сразу
как
бы
расцвели
и
на
моих
глазах
из
т ипичных
оби та те лей
богадельни
со
всеми
своими
маленькими
интересами
и
еженедельными
склоками
превратились
в
обаятельных
представителей
великого
эстрадного
искусства,
остроум­
ных
со беседни ков ,
любимцев
парижской
публики.
В
осо­
бенности
суетилась
старушка-аккомпаниаторша,
пока зы ­
вая
в
лицах,
как
выходил
на
эстраду
незабвенный
Га стон ,
как
оп
маршировал,
исп о лняя
с вой
знаменитый
«Привет
Семнадцатому
п олк у»,
и
как
появлялась
на
сц ене
она
в
шикарном
туалете
от
знаменитой
Кутюр
с
у лицы
Шоссэ-
д’Антенн,
в
прическе
Клео -д е-М еро
и
настоящими
ж ем­
чужинами
в
ушах,
а
не
в
каких-нибудь
кл ипс ах.
На
во­
прос,
каков
был
со бой
Монтегюс,
она
ск азал а,
что
он
был
всег да
бравый
мужчина.
Она
вся
преобразилась
и
даже
ст ала
стрелять
глазками,
как
настоящая
шантанная
дева,
но
тут
вмешался
оди н
из
старичков
—
добродушный,
круг­
ленький,
в
п олос аты х,
так
наз ыв аем ых
«штучных»
брю­
ках,
которые
обыкновенно
над евали
под
визитку,
в
ба р­
хатном
артистическом
пиджачке,
заметно
побелевшем
на
локтях,
плешивый,
с
красным
носиком
и
та нцу ю щими
д ви жения ми
всего
его
тол с тен ького
тельца.
Он
ска зал ,
что
был
большим
другом
Мо нт ег юс а, «моего дорогого Гастона»,
и
они
оба
имели
на
эс тра де
громадный
усп ех,
хотя
и
вы­
ст уп али
в
разных
жанрах.
—
Мой
дорогой
др уг
Гастон
—
в
жанре
несколько
ро­
мантическом
и
сентиментальном,
с
примесью
по литич е­
ского
перца,
а
я
в
бо лее
земном,—
хе-хе-хе!
—
не
без
кл уб­
ничк и
и
без
всякой
политики,
но
это
не
мешало
нам
—
мне
и
дорогому
Гастону
—
быт ь
большими
друзьями.
64


—
Вы
знаете,—
сп роси л
я,—
что
Ленин
слушал
Мон­
тегюса
и
что
ему
нравились
его
песенки?
—
О,
конечно!
Это
известно
всему
Пар иж у.
Великий
Л енин
—
я
з наю
его
—
основатель
Советской
республики.
Он
оче нь
це нил
талант
бедного
Гастона.
И
это
не
удиви­
тельно.
Ведь
Гастон
тож е
был
очень
левый.
Настоящий
красный.
У
не го
была
о дна
ре в ол юционна я
песенк а
—
«Труба беды».
Я
вам
сейчас
ее
спою,
чтобы
вы
имели
представление.
Это
п ротив
войны.
Марш.
Вот
так.
Ст ари чок
в
бархатном
пиджачке
сделал
выход,
подра­
жая
сво ему
другу
Монтегюсу,
отбил
но гой
такт
и
запел
дрожащим,
но
уверенным
голоском:
Труба
беды,
труба
бе ды
Трубит
печальный
марш...
Тру-ру,
тр у- ру,
тру-ру-ру-ру...
Он
забыл
дальше
текст
и
маршировал
взад-вперед
по
ветхому
ковру-обюссон,
делая
губами
«раз- дв а,
раз-два»,
и
молодцевато,
как
сол дат ,
поглядывал
на
п орт рет
Гюго .
—
Это
был
настоящий
патриот!
—
со
слезами
на
гла ­
зах
воскликнула
старушка-аккомпаниаторша,
во сп ольз о­
вавшись
паузой.—
Настоящий
революционер!
—
Я
этого
со всем
не
нахожу,—
се рди то
сказал
д ругой
старичок,
худой,
со
впа лым и
щеками
и
бр овям и
ко лю­
чими,
как
кр еве т ки.—
Может
быть,
сна чал а
Гастон
дей­
ст ви тел ьно
был
красным...
ве рн ее,
розовым...
Но
очен ь
ско ро
он
изменил
св оим
идеалам
и
сдел ал ся
ренегатом.
Как
Клемансо,
как
Б риа н...
—
Вы
не
смеете
так
говорить
о
Га стон е
Монтегюсе!
—
н апыще нно
произнес
старичок
в
бархатном
пиджачке,
перестав
маршировать.—
Монтегюс
был
бла город не йш ий
чело ве к,
настоящий
радикал,
революционер!
—
Он
ни ко гда
не
был
рев олюци он е ром ,—
сер ди то
и
решительно
сказал
старичок
с
бров ям и,
как
креветки.—
Я
повторяю,
что
он
был
ренегат,
ваш
Монтегюс.
Я
был
его
другом,
но
истина
для
ме ня
дороже .
—
О,
не
слушайте
его,
мо сье!
—
закр и чал
первый
ста­
ричок,
протягивая
ко
мне
дрожащие
ручки.—
Монтегюс
был
красный.
—
А
я
вам
г овор ю,
он
был
ренегат,
реакционер
и
шо­
винист.
Услышав
это,
старушка-аккомпаниаторша
всплеснула
руками.
Она
металась
между
старичками-куплетистами,
3в.
Катаев,
т.
6
65


желая
восстановить
мир ,
но
ей
это
не
уд алос ь,
и
тогда
она,
по жав
плечами,
ск азал а,
обращаясь
ко
мн е:
—
Бог
мой!
В
эт ом
вся
тр аге дия
Франции.
Сколько
л юдей,
столько
политических
в рагов .
Фр анцу зы
всегда
спорят
между
собой
на
политические
темы.
Увы,
такова
бедная
Франция!
—
Вы
мне
не
докажете,
что
Монтегюс
был
ренегат!
—
кричал
первый
старичок.
—
Докажу!
—
кричал
второй.
—
Докажите!
—
В
июле
четырнадцатого
го да
социализм
моего
друга
Гастона
превратился
в
самый
ву л ьгар ный
национализм.
—
Вы
не
см еете
так
говорить!
—
Нет ,
смею,
с уда рь,
сме ю.
В
то
время,
ког да
бедный
Жорес
пал
от
руки
убийцы-негодяя,
Монтегюс
прослав­
лял
с
эс трад ы
рабочего,
у ходяще го
на
фронт,
и
его
по-
другу, «небесно -г ол у бую
до чь
Ф ра нции», которая остается
ему
верна.
Монтегюс
толкал
на род
в
пе кло
всемирной
империалистической
бойни.
Каждый
день
он
печ ат ал
во­
инственные
куплеты
в
газете
та кого
же
ренегата,
как
он
с ам,
бывшего
социалиста
Гюстава
Эрве.
Он
превратился
в
немцееда.
—
И
правильно,
бошей
над о
уничтожать.
Но
тем
не
ме нее
вы
не
до к ажете,
что
Гастон
был
шовинист.
Дока­
жите-ка!
—
И
докажу.
Извольте.
Вот
так...
Дв адц ать
п ятого
августа
в
газете
под он ка
Эрве
с
фальшивым
наз в анием
«Социальная война»
б ыли
н ап ечат аны
стишки
нашего
друга
Монтегюса,
к оторы е
я вляли сь
блестящей
форму­
лой
—
отда ди м
ему
должн ое
—
измены
со циал исто в
проле­
тарскому
интернационализму.
И
второй
старичок,
брызгая
с люно й,
запел,
п одраж ая
Монтегюсу:
^ои8
сЬап1опз1а
Магз еПЫзе
Саг
йапз
сез
1егпЫез ] оиг з
Он
1а188е Ь’ 1ЩегпаНопа1 е
Роиг
1а ххсЩпе Нпа1 е, —
Ои
1а скапРга аи ге1ои г.
Что
зн ач ило
по-русски: «Мы поем «Марсельезу», так
как
в
эти
ужасные
дни
«Интернационал»
оставлеп
—
до
окончательной
победы.
Его
будут
петь
по
возвращении».
—
Вот
что
из
себя
пред ст авл ял
про с ла вле нный
М он­
те гюс
во
время
первой
империалистической
во йны.
Не
66


удивительно,
что
буржуазия
стала
пет ь
нашему
бедня­
ге
Гастону
дифирамбы.
Он
пол учил
с вои
тридцать
сребре­
ников.
—
Господа!
Друзья
мои!
Не
над о
ссориться!
—
кудах­
та ла
старушка-аккомпаниаторша.—
По йдемт е,
мос ье ,—
обра ти ла сь
она
ко
мн е.—
Я
лучш е
покажу
вам
его
фото­
графию.
Он
на
ней
как
живой.
Старички-куплетисты
осты ли
так
же
быстро,
как
заки ­
пели,
и
мы
все
отправились
в
га лерею ,
где
висели
портреты
знаменитых
французских
эстрадников
и
ср еди
них,
конеч­
но,
громадный
порт рет
масляными
кр аска ми
основателя
этого
дома,
короля
парижских
шансонье,
ле генд арн ого
Мориса'
Ш евалье
—
красавца
му жч ины
в
тв ер дом
со­
ломенном
канотье
набекрень.
Бросалась
в
глаза
большая
фотография
под
стекл о м,
где
бы ла
снята
во
ве сь
ро ст
вел ика я
французская
шансонетка
Мистангет.
Она
стояла
на
заднем
сиденье
открытого
ав том об иля,
одной
р укой
под хва тив
пенистый
шлейф
своего
умопомрачительного
платья
из
вал ансь енск их
кружев,
а
в
другой
р уке
дер жа
полураскрытый
кружевной
зонтик
чудн ой
к рас оты
п,
ве­
роятно,
дьявольских
дене г.
На
го лове
Мистангет
сверкало
эспри
из
страусовых
перьев,
унизанных
брильянтами,
а
ее
задорное
п рос тон ародн ое
лицо,
уже
несколько
поблекшее,
но
все
еще
неотразимо
выразительное
—
л ицо
мо лод ой
шестидесятилетием
парижанки,—
пов е рнут ое
в
три
чет­
верти,
светилось
та кой
неувядаемой
энергией
любви,
что
я
нев оль но
забыл
о
ее
почтенном
возрасте.
—
Это
великая
Мистангет,—
шепотом
с ка зала
акком­
паниаторша,
с
молитвенным
в ыр ажением
пр ило жив
своп
морщинистые
пал ь чики
к
мор щин ис тым
губка м ,
оп уше п-
пылМ
седенькой
растительностью.—
Парижский
му ници­
палитет
недавно
по в есил
на
доме,
где
она
жил а,
мемо­
риа льную
до ску.
Если
вы
будет е
когда-нибудь
проходить
по
бульвару
Ка пу цинок ,
об рати те
внимание
па
эту
мемо­
риа льную
доск у.
Это
где-то
со всем
рядом
с
домом,
где
помещался
первый
в
мир е
сипема
бра тье в
Л юм ьер.
Фран­
ция
умеет
чтить
св оих
великих
людей.
А
вот
и
мой
бед­
ный
Гастон,—
прибавила
она
грустно.
Я
увидел
небольшую
ф отографи ю
Монтегюса.
Право
же,
его
внешность
совсем
немного
отличалась
от
той ,
ко то рую
я
нарисовал
в
своем
воображении,
слушая
рас­
сказы
о
нем
Марселя
Кашена
и
Шарля
Раппопорта:
кепи,
худые,
бледные
с
синев ой
щеки,
фр енч.
Мра чны е
изра­
ил ьски е
глаза,
сильно
подведенные
и
неподвижные,
как
3*
67


у
морфиниста.
Они
не прия тно
в ыд ел ялись
на
белизне
напудренного
лица.
Прядь
темных
волос,
упа вша я
из-
под
большого
козырька
кепки,
оттянутой
на
затылок,
как
бы
еще
более
усиливала
белизну
гладко
выб р итых
актерских
щек.
В
общем,
у
ме ня
оста лось
какое-то
стран­
ное,
тя гостн ое
впечатление,
и,
отк ров ен но
говоря,
мне
почти
невозможно
было
теперь
п ред ставит ь
себе
ря дом
Монтегюса
и
Лен ин а,
мечтающего
вслух
о
мир ов ой
революции.
Вечером
того
же
дня
мы
пили
чай
у
Арагонов.
Реч ь
заш ла
о
Монтегюсе.
Я
поделился
своими
впечатле­
ниями.
—
Он
был
а ген том
тайной
полиции,
эт от
самый
Га­
стон
Монтегюс,—
жестко
сказал
Арагон.—
Теперь
это
доказано,
он
действительно
был
сын ом
и
внуком
комму­
наров,
что
не
помешало
ему
стать
сн ачал а
рен ег атом ,
а
потом
самым
вульгарным
шпиком.
Не
бу дем
больше
го­
ворить
об
эт ом
человеке.
Мне
стало
многое
ясно
в
характере
Монтегюса:
зам к­
нутос ть,
одиночество,
неприкаянная
ста рост ь,
смерть
в
безв ес тнос ти.
Видно,
не
легко
было
пережить
с вое
пр е­
да те льст во
человеку,
котор ый
н ачал
жизнь
социалистом,
а
кончил
платным
а гент ом
Сюртэ
Женераль.
Лен ин
так
никогда
и
не
узна л
об
этом.
Это
был
не
единственный
в
то
вр емя
случай
предательства.
Чего
стоит
хотя
бы
оди н
ли шь
Роман
Ма л ин овс ки й! «Царское правитель­
ство,—
пишет
об
этом
времени
Крупская,—
...оп уты в ало
всю
рабочую
организацию
целою
сетью
провокатуры.
Это
бы ли
уже
не
старые
шп ики,
торчавшие
на
углах
ул иц,
от
кот орых
можно
б ыло
спрятаться;
это
б ыли
Малинов­
ские,
Романовы,
Брендинские,
Черномазовы,
занимавшие
ответственные...
п ос т ы». (Ответственные
п арт ийн
ые
пос ты .)
Невероятно
тру дн ое,
тяжелое
это
бы ло
для
Ленина
время,
ког да
с
русским
ЦК
дело
б ыло
в
1910 году «хуж е
пе
над о »,—
пишет
К рупс кая.
«Впередовцы продолжали
организовываться.
Группа
Алексинского
ворвалась
раз
на
заседание
большев и стс кой
группы,
собравшейся
в
ка фе
па
Авеню-д’Орлеан...
Алексинский
с
нах аль ным
видом
уселся
за
стол
и
ст ал
требовать
слов а
и,
когд а
ему
было
отказано,
свистнул.
Пришедшие
с
ним
впередовцы
б ро­
сились
на
наших.
Члены
нашей
гр уппы
Аб рам
Сковно
68


и
Исаак
Кривой
р инул ись
б ыло
в
бо й,
но
Ник о лай
Ва­
сильевич
Сапожков
(Кузнецов), страшный силач,
сх ва­
тил
Абрама
под
одну
мышку,
Исаака
—
под
другую ,
а
опытный
по
ч асти
дра к
хозяин
ка фе
потушил
огонь.
Драка
не
с ост ояла сь.
Но
долго
после
этого,
чуть
не
всю
ночь,
бр одил
Ильич
по
улицам
Пари ж а,
а
вернувшись
домой,
не
мог
заснуть
до
утра».
«Сидеть в гуще этого « ан екд о ти че ско го», этой склоки
и
ск андала ,
маеты
и
«накипи»
тошно;
наблюдать
все
это
—
тож е
тошно.
Но
непозволительно
да вать
с ебя
во
власть
настроению,—
пишет
Лен ин
Горьк ом у
на
Ка п­
ри. —
Эмигрантщина
теперь
во
100 раз тяжеле,
чем
было
до
революции.
Эмигрантщина
и
склока
неразрывны».
Какие
г орьк ие
слова!
Лен ин
твердо
решил
не
дав ать
се бя
во
власть
настроению.
Но
ведь
и
он
был
челов ек ,
со
всеми
человеческими
слабостями.
Потянуло
на
юг.
Захотелось
тишины,
покоя,
красоты
природы,
солнца.
В
конце
весны
Ле нин,
отправившись
вместе
с
Надеждой
Константиновной
и
тещей
Ел из авет ой
Васильевной
в
не­
большое
местечко
По рник
на
бе регу
зеленого
Бискайского
залива,
где
можно
б ыло
недорого
устроиться
на
лето,—
послал
к
черту
все
эмигрантские
скл оки ,
мает у
и
«накипь»,—
неожиданно
для
всех,
и
в
первую
оч ер едь
для
самого
себя,
махнул
на
Капри.
Он
не
тольк о
устал
от
эмигрантской
сутолоки,
но
так­
же
сильно
стосковался
по
России.
В
проливе
между
Кор­
сико й
и
Сардинией
вспоминал
свою
родную
Волгу.
Во
всяком
случае,
в
открытке
к
матери
Ленин
пишет,
что
доехал
от
М арселя
до
Неаполя
пароходом: «дешево и
приятно.
Ехал,
как
по
Волге».
Не
забыл,
значит,
Волг у!
Может
быть,
высокие,
поросшие
сплошным
кустарником
каменистые
берега
Корсики
на по мнили
ему
Жигули,
по
которым
он
так
много
по лаз ил
в
сво и
юношеские
годы
—
в
косоворотке,
в
накинутой
на
пле чи
студенческой
ту­
журк е ,—
золотоволосый,
лобастый,
повернув
свое
с мугл о­
рум я ное,
м о лодое
лицо
к
ветру,
так
вольно
гулявшему
по
вершине
Жигулей,
и
во
весь
голос
пел
од ну
из
св оих
лю­
бимых
песен
—
«Есть на Волге утес...» .
Может
быт ь,
и
теперь,
с тоя
на
спардеке
пассажир­
ского
парохода
и
любуясь
скалистыми
берегами
Корсики,
которые
п очти
отвесно
опускались
в
удивительно
синюю,
чистую
во ду
Средиземного
моря ,
Ленин,
чувствуя
се бя
69


хоть
на
миг
одиноким,
свободным
и
ю ным,
на пе вал
вп ол­
голоса:
Но
зато,
если
есть
на
Ру си
хоть
один,
Кто
с
корыстью
житейс ко й
не
зна лс я,
Кто
неправдой
не
жил,
бед няка
не
д авил,
Кто
свободу,
как
м ать
дорогую,
лю бил
И
во
имя
ее
подвизался,
Пусть
тот
смело
иде т,
на
ут ес
тот
взо йд ет
И
к
н ему
чутким
ух ом
приляжет:
И
утес-великан
в се,
что
думал
Ст епа н,
Все
том у
смельчаку
перескажет.
В
этой
песне
Ленину
всегда
слы ш алась
народная
мечта
о
смельчаке,
которому
утес-великан
перескажет
заветные
думы
Степана
Разина.
Не даро м
же
един
из
ин­
тереснейших
наш их
поэтов,
Владимир
Нарбут,
в
разгар
рев ол юц ии,
в
1919 году,
писал:
Россия
Разина
и
Ленина,
Россия
огненных
столбов.
П осы лая
матери
привет
из
Н еапол я,
Ленин
сообщал,
что
двигается
отсюда
на
Капри
ненадолго.
По
странному
совпадению
я
тоже
в
1910 году при­
мерно
в
это
же
время,
может
быть,
на
месяц
раньше,
в
первый
раз
в
жизни
попа л
на
Капри.
Мне
бы ло
тогда
тринадцать,
а
моему
брату
Жен е
—
буд уще му
писателю
Евгению
Пе тро ву
—
семь
л ет.
От ец
повез
нас
за
границу.
От
О дессы
до
Неаполя
морем,
дальше
по
железной
до­
рог е.
Из
Неапо л я
мы,
конечно,
ездили
на
па рохо ди ке
на
Капри ,
и
я
на
всю
жи знь
запомнил
посещение
на ми
знаменитого
голубого
грота
—
«Гротто Азуро».
Ловко
пе­
ре бир ая
см углы ми
руками
по
мокрой
железной
ц епи,
приклепанной
к
скале
над
самой
гол ово й,
лод очни к
изо
всех
сил
п ом огал
нашей
лодк е
пос коре е
проскользнуть
из
узког о
и
низкого
каменного
туннеля,
где
могучий
п оток
морской
воды,
то
поднимаясь,
то
опускаясь,
ка ж­
дую
секунду
гот ов
был
разнести
лодку
в
щепки
о
скали­
ст ые
своды,
поросшие
ск ольз ки ми
водорослямЕ:.
Мы
пр и­
жались
ко
дн у,
заж му ри лись
от
ужа са
и
в
тот
же
миг
уви д ели,
что
лодка
уже
плывет
внутри
грота
по
неве­
роятн о
яркой,
сапфировой
воде,
насквозь
освещенной
от­
куд а- то
снизу
преломленным
светом
каприйского
ослепи­
тельного
п олудн я.
Помню
стеклянно-синие
изу мл е нные
лиц а
пап ы
и
Ж ени,
гул,
с тоящи й
в
гроте,
как
в
пустой
церкви,
и
громкий,
как
выстрел,
звук
капель,
падавших
с
весла
в
вод у.
Хорошо
помню
живописную
фигуру
на­
70


шег о
лодо чни ка
—
мальчишку
примерно
моего
возраста,
горд ог о
тем,
что
с амос тоя тельн о
возит
форе стье ров
в
«Гротто Азуро», снисходительно
пр иним ая
их
во схи ще­
ние
волшебным
зрелищем
знаменитой
на
весь
мир
пещеры.
Оп
был
в
ш т анах,
засученных
выше
х удых
мальчишеских
колен
с
перламутровыми
ссадинами,
в
матросском
тельнике,
и
мне
навсегда
запомнилась
его
красивая
широколобая
голова
с
н емно го
вьющимися,
как
у
бычка,
темно-русыми
волосами,
повя з анным и
на
неаполитанский
манер
красным
п латко м,
и
светлыми
тосканскими
глазами
с
ви н оград ной
косточкой
зрачка.
О,
как
мне
хотелось
тогда
подружиться
с
этим
итальян­
ским
мальчиком,
сверстником,
к оторы й
с
такой
неподра­
жаемой
грацией
гре б
стоя,
поплавать
вместе
с
ним,
по­
нырять
в
изумительной
сре ди зем н ом орской
воде,
попро­
сить,
чтобы
оп
дал
мне
немно г о
погрести,
и
объяснить,
что
у
пас
на
Черном
мо ре
мальчики
тож е
умеют
грести
стоя,
потому
чт о,
как
написано
в
энциклопедическом
с ло­
варе,
Черное
м оре
есть
ли шь
тольк о
за лив
Средиземного.
Но
тщетно.
Он
как
бы
не
замечал
всех
моих
гримас
и
заигрываний
и
обращался
только
к
моему
отцу,
взрослому
чел ове ку,
кот орый
его
наня л
и
ум ел
с
ним
объясняться
по-латыни.
Впрочем,
оди н
раз
мальчик
не
выдержал
своей
р оли
солидного,
пожилого
ры бака
и
улыбнулся
мне
дру­
жес кой
озорной
улыбкой,
которую
я
запомнил
па
всю
жизнь.
Легко
можно
доп ус тит ь,
что
им енно
это т
самый
кап -
рий ск ий
мал ьч ик
—
помнится
мне,
его
имя
было
Луи­
джи
—
через
мес яц
после
пас
возил
в
«Гротто Азуро»
небольшую
компанию
других
русских:
знаменитого
пи­
сателя
Максима
Горького
—
скритторе
Массимо
Гор ки,
его
к раса вицу
же ну,
знаменитую
русскую
артистку,
д он­
ну
Ма рию
(в районе Неаполя принято называть даму не
синь ор ой,
а
па
испанский
манер
—
дон но й)
и
еще
одного
незнакомого
русского.
По
мнению
Луиджи,
э тот
незнако­
мый
русск и й
со
своим
острым
прищ уре нным
глазом,
в есел ым
смехом
и
свободной
м ан ерой
обра ще ни я,
навер­
ное,
был
один
из
тех
русских
кон с пи раторов ,
бомби­
с тов
—
может
быть,
даже
самый
главный
из
них,—
кото­
рые
в сез
да
дружат
с
Ма ссим о
Горк и
и
подготовляют
здесь,
па
Капри,
новую
русс кую
р ев олюц ию,
с
тем
что бы
навсегда
разделаться
с
царем,
помещиками,
фабрикантами
и
па
развалинах
ст арог о
ми ра
водрузить
кра с ное
зна ­
мя
социализма.
И
Луиджи
не
ошибся,
это т
синьор
был
71


действительно
о дин
из
самых
великих
революционе­
ров
мира.
Вот
несколько
строк
из
воспоминаний
Горького
о
Ле­
ни не,
относящихся
к
тому
времени:
«... Он
подробно
расспрашивал
о
жизни
капр и йски х
рыбаков,
о
их
заработке,
о
влиянии
попов,
о
шк оле
—
ши рота
его
ин те ресов
не
могла
не
изумлять
мен я...
Не
могу
представить
себе
другого
человека,
который,
стоя
так
высоко
над
лю дьм и,
уме л
бы
сохранить
себя
от
со­
блазна
честолюбия
и
не
утрат ил
бы
живого
инт ереса
к
простым
людям.
Был
в
нем
некий
магнетизм,
кот орый
притягивал
к
нем у
сердца
и
сим па тии
людей
труда.
Он
не
говорил
по-
итальянски,
но
рыбаки
Капри,
видевшие
и
Шаляпина,
и
немало
других
кр у пных
русских
л юдей,
каким-то
чутьем
ср азу
выделили
Ленина
на
особое
место.
Обаятелен
был
его
смех
—
«задушевный»
сме х
человека,
кот орый ,
пр е­
красно
у мея
видеть
неуклюжесть
л юдско й
глупости
и
акробатические
хитрости
раз у ма,
ум ел
наслаждаться
де тск ой
наивностью
«простых сердцем». . .
Старый
рыбак,
Джиованни
Спадаро,
сказал
о
нем :
—
Так
смеят ь ся
может
только
честный
че лов ек.
Качаясь
в
л одке
на
голубой
и
прозрачной,
как
небо,
волне,
Лен ин
учился
удить
рыб у
«с пальца»
—
лесой
без
удилища.
Рыбаки
объяснили
ему,
что
подсекать
надо,
когд а
п алец
почувствует
дрожь
ле сы:
—
Коз и:
дринь-дринь.
Капиш?
Он
т отчас
подсек
рыбу,
повел
ее
и
закричал
с
востор­
гом
ребенка,
с
азартом
охотника:
—
Ага!
Дринь-дринь!
Рыбаки
оглуши тельн о
и
тож е,
как
дети,
радостно
за­
хохот ал и
и
прозвали
р ыб ак а: «Синьор Дринь- д ри нь».
Он
уехал,
а
они
все
спрашивали:
—
Как
живет
синьор
Дринь-дринь?
Царь
не
схватит
е го,
нет?»
Наверное,
маленький
итальянский
лодоч ни к
Луиджи
гордился
т ем,
что
ему
до вел ось
возить
в
«Гротто Азуро»
самого
Ленина,
и,
наверное,
т оже
беспокоился
потом,
не
схватил
ли
его
царь.
А
ведь
Ле нин
провел
на
Капри
всего
восемнадцать
д ней.
И
все
это
вр емя
за
ним
с
лю­
бо вью
сле ди ли
настойчивые
глаза
капр и йск их
л одочни­
ко в,
рыбаков,
носильщиков,
гидов...
Они
видели
не боль­
шую,
крепкую,
энергичную
фигуру
Ленина
в
узких
кап­
рийских
уличках
—
между
дву х
к аменны х
глухи х
стен,
72


из-за
которых
то рч али
колья
виноградников,
красивые
кроны
вековых
гр ецк их
орехов,
сер еб рист ая
листва
мас­
ли н,
шелковицы
с
кроваво-черными
ягодами.
Они
видели,
как
он
медленно
шел
возле
капеллы
Сант а-М ария
де ль
Соккорсо,
откуда
открывался
глазам
его
потрясающий
вид
на
Неапо л итанск ий
залив
с
островами
Искья
и
Прочида,
с
пыльной
зеленью
Сорренто
и
с
Везувием,
который
виднелся
вдалеке
над
белыми
кубпками
городов,
как
полого
осыпавшийся
двугорбый
песча ­
ный
холм
с
хвостом
с ерни с то-п е пельн ого
дыма
пад
кра­
тером.
«На этом острове,—
читаем
мы
в
«Господине из Сан -
Франциско»
Бунина,—
две
тысячи
лет
тому
назад
жил
чел ове к,
сов е ршенн о
запутавшийся
в
сво их
жестоких
и
грязных
поступках,
котор ый
почему-то
забрал
власт ь
над
миллионами
людей
и
ко торы й,
сам
раст ер явш ись
от
бе с­
смысленности
этой
власти
и
от
страха,
что
кто -н и будь
убь ет
его
из-за
угла,
над елал
жестокостей
сверх
всякой
ме ры,—
и
человечество
нав еки
запомнило
его,
и
те,
что
в
с овок упн ости
своей
столь
же
не по нятно
и,
по
суще с т­
ву,
столь
же
жестоко,
как
и
он,
властвуют
теперь
в
мире,
со
в сего
света
съезжаются
смотреть
на
остатки
того
ка­
менного
дома,
где
жил
он
на
одном
из
самых
крутых
подъемов
острова».
Среди
прочих
достопримечательностей
Капри
Ленин,
конечно,
видел
и
эти
развалины
дворца
кров ав ого
т ир ана.
Но
не
дум аю,
чтобы
они
произвели
на
него
о соб енно
с иль ное
в печ атление
или
вселили
в
его
душу
ужас.
Дав­
но
уже
он
посвятил
свою
жи знь
борьбе
со
всеми
и
вс я­
ческими
т ира нами
—
жив ыми
и
мертвыми.
Они
его
не
пугали.
Он
шел
на
них
во
всеоружии
своего
гениального
ума,
чистого,
горя чего
сердца
и
той
святой
человеческой
правды,
против
которой
бессильна
власть
любого
тир а на,
как
бы
могуществен,
непобедим
ни
казался
он
людям.
Я
думаю,
гора зд о
большее
в печ атление
произвела
на
Лен ина
тарантелла,
которой
угос ти л
его
Горький,
ус тро ив­
ший
поездку
на
ослах
в
Анакапри,
где
они
всей
компа­
нией
п ров ели
прелестный
вечерок
в
маленькой
деревен­
ской
траттории
за
бутылкой
розового
«тиберия».
В
та­
ком
сочетании
имя
т ирана
было
вполне
приемлемо
и
не
мешало
ни
танцам,
ни
се рде чном у
веселью.
В
последний
раз
я
побывал
на
Капри
г ода
два
назад,
примерно
через
пятьдесят
с
че м-то
лет
после
первого
посещения
эт ого
острова
в
1910 году,
и
вот
что
сокмной
73


про изош л о.
Едва
мы
очутились
на
знаменитой
площади
Капри
в
толп е
туристов,
к оторы е
с
утра
до
вечера
то л­
кутся
на
эт ом
п ятачк е,
в
центре
города,
как
мне
показа­
лось,
что
на
ме ня
кто -то
прис т ал ьно
смотрит.
На
ши ро­
кой
лестнице,
ведущей
с
п лоща ди
к
церковной
па пе рти,
в
толпе
гидов,
носильщиков,
лодочников,
гостиничных
комиссионеров
и
владельцев
маленьких
туристских
осли­
ков
с
красными
чехольчиками
на
ушах,
к оторы е
обычно
дожидаются
тут
работы,
я
увидел
человека,
показав­
шегося
мне
странно
знакомым.
Коренастый,
плотный,
с
се дыми,
коротко
остриженными
и
слегка
вьющимися,
как
у
бычка,
волосами,
ши рокол обы й,
он
с тоял
в
пе стр о­
абстрактной
рубахе
навыпуск,
с
двумя
пуговичками
у
в орота
и
короткими
рукавами,
обнажавшими
по чти
до
самых
пле ч
его
могучие
бицепсы
старого
лодочн ик а .
У
не го
бы ло
красивое
лицо
моло жа вого
старика,
и
он
смотрел
па
ме ня
прозрачными
тосканскими
гл азам и
с
виноградной
косточкой
зр ач ка.
Мы
п рошли
мимо
него
вс лед
за
носильщиком,
несшим
на
п лече
наши
чемоданы,
но
он
уже
смо тре л
в
другую
сторону,
и
я
тот час
о
нем
забыл.
Но
на
друг ой
день
он
опять
вст рет ился
нам
на
ст аром
месте.
Он
сол идно ,
с
громадным
достоинством
ра з­
говаривал
с
какими-то
немцами-туристами,
и
я
поня л,
что
он
пред л аг ает
им
поездку
на
моторном
катере
в
«Гротто Азуро» .
Теперь
я
го тов
был
поклясться,
что
хоро­
шо
его
зна ю,
и
тем
не
м енее
никак
не
мог
вспомнить,
где
и
при
каких
обстоятельствах
мы
встречались.
Он
посмотрел
в
мою
сто ро ну
и
сдержанно
улыбнулся:
до б­
родушное
ш ир окое
лиц о,
тосканские
глаза
п
се дые
во­
л осы,
пос т риже нные
а-ля
Ти тус
п
начесанные
па
лоб.
И
мы
сно ва
разошлись,
не
ск азав
д руг
друг у
ни
слова.
И
вдруг
я
вспомнил...
Это
был о
вечером,
когда
мы
обе дал и
в
роскошном
ресторане
нашего
отел я.
На
дворе
разыгралась
непогода,
лил
дождь,
приво­
дивший
всех
туристов
в
отчаяние,
а
по
склонам
Монте-
Соляро
в
надвигающихся
осенних
сумерках
полз ли
низ ­
кие
грозовые
тучи ,
и
уже
несколько
раз
гористый
гори­
зон т
вспыхивал
за
окнами
синими
огня ми
мо лни й.
В
холле
по
креслам
и
столика^м
были
разбросаны
мо к­
рые
макинтоши,
а
на
б елом
фаянсовом
полу,
расписан­
ном
бу ке тами
удивительно
красивых
цве то в,
сушились
раскрытые
зонтики.
В
зале
закрыли
окн а,
и
за
черными
стеклами
час то
вспыхивали
сполохи,
как
демоны-глухо­
74


не мые
Тютче ва .
Как
п очти
во
всех
итальянских
провин­
циаль ных
гор одка х,
г роза
ощутительно
влияла
на
раб оту
местно й
электростанции,
так
что
люс тры
и
тор шеры
по­
минутно
мигали,
их
накал
ос лаб ел,
и
казалось,
что
они
вот-вот
погаснут
и
тогда
ресторанный
зал
со
всеми
об е­
дающими
погрузится
во
мра к.
Чувствовалось,
что
слабая
городская
электростанция
уже
не
в
силах
побороть
на­
тиск
небесных
сил,
и
действительно,
в
зал е
вд руг
насту­
пи ла
полная
тьма.
За
громадными
окнами
загорелись
огни
святого
Эльма,
з ат репет ало
синее
пламя
грозы,
ли ца
и
руки
у
вс ех
лю дей
стали
как
бы
сделаны
из
си него
св е­
тящегося
стекла.
«Принесите канделябры!» —
раздался
спокойный,
повелительный
голос
метрдотеля,
и
вот
имен­
но
в
этот-то
самый
миг
я
вспомнил
итальянского
м аль­
чика
Луиджи,
ко торы й
полвека
тому
н азад
греб
стоя,
вез я
нас
трои х
—
папу,
Женю
и
меня
—
в
«Гротто Азуро»,—
вас
троих,
из
ко то рых
о стался
на
б елом
свете
о дин
толь­
ко
я.
Сомнений
не
б ыло:
м альч ик
Луиджи
и
седо й
ло­
дочник
на
лестнице
возле
площади
—
одно
и
то
же
лицо.
Чер ез
пятьдесят
лет
мы
встретились,
у
него
оказалась
зрительная
память
лучше,
и
он
первый
меня
узнал:
теперь
мне
ста ло
вполне
по ня тно
дружеское
выражение
его
лица
и
немно г о
грустная
улыбка,
о бр ащен ная
ко
мне,
как
бы
говорящая:
как
мы
оба
пост ар ели
с
тобой,
русский
м альчи к.
Пятьд есят
л ет.
Полстолетия.
Какой,
в
сущности,
пу­
стяк
по
сравпению
с
жизнью
в сего
человечества!
Лаке и,
не
мешкая,
вне сли
зажженные
канделябры,
осветившие,
как
жаркие
зо лоты е
кос тры,
нарядный
ресторанный
зал
со
все ми
его
цветами,
вьющимися
раст ения ми,
хрусталь­
ным
и
фарфоровым
бл еско м
кувертов,
крахмальными
салфетками
и
бокалами,
до
половины
на лит ыми
ль ди сто-
мерцающим
бел ым
и
церковно-горящим
красным
вино м.
Ув ы,
больше
нам
не
удалось
встретиться
с
синьором
Луиджи
и
пожать
д руг
друг у
ру ки.
Ли шь
однажды,
ку­
п аясь
под
свая ми
уже
заколоченной
на
зиму
купальни,
мы
увид е ли
с
берега
моторный
ка тер
с
ту рис та ми,
на-
вравлявшийся
вдоль
бухт ы
Мар ина-Гран де
к
Голубому
гроту,
и
на
но су,
повернувшись
лицом
к
публике,
ра сст а­
вив
крепкие
ноги,
синьор
Луиджи
красноречиво
описывал
достопримечательности
Капри,
с тара ясь
перекричать
тре ск
старого
мотора.
Больше
я
его
не
видел ,
но
уверен,
что
когд а
в
следующий
раз
поднимусь
на
фуникулере
и
в ыйду
на
знакомую
райскую
п лоща дь,
то
первый,
ког о
я
75


увижу,
бу дет
святой
Луиджи,
и
мы
молчаливо
улыбнемся
друг
другу
земной
улыбк ой ,
как
старые
незнакомые
Друзья.
Ни
с
чем
не
сравнимое
сла д кое
ощуще н ие
потери
времени,
вернее,
его
смещения...
Все
чаще
и
чаще
оно
преследует
меня
теперь,
на
скло не
ле т.
Вижу
Ка при
та­
ким,
каким
он
был
пятьдесят
лет
тому
назад,
в
од ин
знойный
июльский
де нь
1910 года,
и
Лен и на,
ск ач ками
и дущ его
вниз
по
крутой
скалистой
дороге,
мимо
испо­
линских
агав
и
кактусов
к
бухт е
Марина-Пиккола,
где
он
любил
купаться.
Не
мог
же
Ленин,
живя
на
Капри,
не
купаться!
На­
верное,
купался.
Представляю
себ е,
как ,
аккуратно
сложив
бр юки
и
по в есив
пиджак
на
в еша лку
в
купальне
с
дешевым,
как
бы
ж естяны м
зеркалом,
где
сух о
па хло
раскаленными
сосновыми
досками
и
узкий
солнечный
луч
бил
в
о ва льную
дырочку
выскочившего
сучка,
про­
низывая
сумрак
тесной
кабины
и
рису я
на
стен е
м ал ень­
кое,
цветное,
перевернутое
ни зом
кверху
изображение
движущихся
волн
и
ск ал
Фаралионе,
как
в
камере-об­
скуре,
Ленин
вышел
из
кабины
и
стал
прохаживаться
по
веревочной
дорожке,
да вая
себе
осты ть,
а
потом
с пу­
стился
несколько
боком
по
лесенке
на
скалы,
обжигав­
шие
под ош вы
н ог,
фыркнул
и
вдруг
решительно
бр оси лся
в
воду,
раскидав
вокруг
себя
сверкающие
бр ызг и.
Сна ­
чал а
он
п лыл,
высунувшись
из
воды
почт и
по
пояс,
по­
вол жск и,
са жен кам и,
или,
как
г ов орят
на
юге , «на
раз ­
машку», а потом
лег
на
спину,
з ало жив
крепкие
руки
за
голову,
и
закачался
на
волне.
Во лна
осторожно
носи­
ла
его
ту да
и
назад,
поднимала
и
опускала,
поворачи­
вала
его
небольшое
золотистое
тело,
освещенное
неисто­
вым
итальянским
с ол нцем.
Он
лежал
с
закрытыми
глазами
и
сквозь
рыжеватые
сомкнутые
ресницы
видел
пурпурно-красное
сияние
какого-то
фантастического,
бе с­
форменного,
по чти
абстрактного
и
вместе
с
тем
такого
осязаемо-материального
мира
солнечного
света,
прон и­
завшего
кровеносно-сосудистую
сетку
его
закрытых
век.
Ленин
отдыхал
от
приятной,
но
нем но го
утомительной
жи зни
на
вилле
«Блезус», где великого Горького вечно
окружали
разные
люди:
и
гости,
и
при езж ие,
и
друзья,
и
враги,
кот оры е
годами
жил и
у
Горького,
«свои»
и
«чужие»
—
словом,
толчея
непротолченная,
в
которой
Гор ьк ий
чувствовал
себя
п рео тличн о:
изучал
ха р актер ы,
76


делал
художественные
наблюдения,
о бобщ ал.
Со
с тола
целый
день
не
с ходи ла
ед а,
совершенно
так ,
как
в
горь ­
ковских
пьесах.
Ели,
пили,
закусывали.
Толь ко
еда
бы ла
итальянская
—
много
зелени,
рыба,
спагетти,
рисовый
суп
с
лим оно м,
розовое
или
белое
каприйское
вино,
сыр
гар -
ганзола
и
в
большой
ваз е
серо-лиловые
морщинистые
фиги
и
зеленый
миндаль,
кот оры й
не
к ололи
щ ипца ми,
а
разрезали
ножом
—
так
нежна
была
еще
не
зат вер д ев­
шая
скорлупа
под
мяс ис той
суконно-зеленой
кожей,—
и
лакомились
еще
не
вполне
созревшими
миндалинами
во­
сковой
спелости.
Они
был и
упои те льно
вкусны,
осо бенн о
по сле
глот ка
п рохла дн ого
розового
«тиберия» .
Я
это
о пис ываю
с
такой
точностью,
потом у
что
в
20- х
года х
гости л
у
Горького
в
Сорренто,
где,
конечно,
трен
жизни
ничем
не
отличался
от
каприйского.
И
ра зу­
меется,
целый
день,
нач ин ая
с
часу
дня
—
до
это го
вр е­
мени
Горький
уединенно
работал , —
множество
самого
ра з­
личного
народа,
шум,
споры,
дискуссии,
чтение
старых
и
новых
стихов,
прозы,
шутки,
смех,
остроты,
даж е
забав ны е
переодевания
и
нечто
вроде
шарад.
Не
дум аю,
чтобы
все
это
слишком
у влек ало
Ленина,
кот оры й
не
выносил
пу­
сты х
словопрений
и
ни
к
ч ему
не
обязывающих
мимолет­
ных
мыслей;
кроме
то го,
нау ч енный
горьки м
опытом
па­
рижс к ой
эмиграции,
он
с
вели чайш ей
ост орожн ос тью
относился
к
знакомству
с
малоизвестными
лю дьм и.
Вообще
Ле нин,
по
воспоминаниям
Н.
А.
Алексеева, «совершенно
не
спо собен
ж ить
в
коммуне,
не
любит
быть
постоянно
на
людях».
В
э том
отношении
жизнь
у
Горького,
без
сомне­
ния,
сильно
утомляла
Лени на.
Он
держался,
ск олько
это
был о
возможно,
ос обн яко м.
У
него
был
маленький
тоненький
карандашик
и
ма­
ленькая
записная
кни ж ечка,
ку да
он,
отстав
от
шумной
компании
во
время
какой-нибудь
прогулки
или
экскур­
сии,
что-то
быст ро ,
но
тщательно
впис ыва л
своим'пре­
лестным
п очерк ом.
«Вместе с простотой и прямотой
обращения,
кот орые
пр ив л екали
к
нему ,—
пишет
А.
Ша­
повалов,—
от
него
вея ло
отча с ти
холодком,
к оторы й
с та­
вил
собеседника
на
н еко торое
р ассто я ние
от
него».
Лежа
на
спине
в
море,
он
отдыхал.
Отдыхал,
разу­
меется,
чи сто
физ иче с ки.
От ды хало
его
тело,
его
муску­
лы.
Но
умственно
он
никогда
не
отдыхал.
Его
ум
всегда
—
и
во
сне
тоже!
—
работал,
кипел
напряженной,
ти­
танической
ра бот ой
мысл и.
«Только через много лет,—
пишет
С.
И.
Гопнер,—
77


к огда
было
издано
Полное
собрание
сочинений
В.
И.
Ле­
нина,
мы
узнали
по-настоящему,
как ую
титаническую
ра боту,
те оре тич еск ую,
поли ти че с кую,
организационную,
проделал
Владимир
Ильи ч
в
те
год ы».
Тело
его
отды хало,
ум
—
кипел.
По
в сей
вероятности,
имен но
тогд а
окончательно
со­
зрело
решение,
в
прот ив ов ес
каприйской,
так
называемой
«партийной школе», которая ничего,
кроме
вреда,
де лу
партии
не
приносила,
как
можно
ско рее
устроить
собст­
венную,
ленинскую,
настоящую
рабочую,
большевистскую
школу
в
Париже
или,
еще
лучше,
в
цел ях
конспирации
где-нибудь
под
Парижем.
Время
не
ждало,
нужно
было
действовать.
Ленин
был
человек
действия.
И
он
так
же
внезапно,
как
решил
ехать
на
Капр и,
теперь
решил
н еза­
м е длит ельно
возвращаться
во
Францию.
И
вот
последний
его
капрпйский
вечер.
На
вилле
«Блезус»
опять
множество
гостей.
На
те ррас е
ужинают.
Как
в
России
на
даче,
горят
свечи
под
стеклянными
колпаками.
Вокруг
кружатся
ночные
бабо чки .
Внизу
в
че рн оте
кричат
цикады.
В
клетке
мечется
один
из
дв ух
попугаев
Горького,
по
имени
Лоретта.
Она
никого
не
по д­
пу с кает
к
своей
клетке,
кроме
Горького.
Лоретта
су до­
рожно
хлопает
крыльями,
выкрикивает
бессвязные
сло ва
пронзительным
картавым
голосом,
как
вз в ол нов анная
француженка.
Перья
во
все
стороны,
горбатый
клюв,
сума­
сшедшие
глаза
с
замшевыми
веками.
—
Зака ты в ает
истерику,—говорит
Горький
Лени ну,
по дхо дит
к
клетке
п
бе сс трашн о
просовывает
сквозь
прутья
сухой,
тонкий
указательный
палец.—
Истерическая
особа.
У
нее
лпчпая
трагедия.
Услышав
знакомый
голос,
Лор е тта
постепенно
за­
м олкла ,
стала
утробн о
клокотать,
как
квочка,
успокои­
лас ь ...
Лен ин
и счез
незаметно, «по-английски».
Он
спустился
вниз
по
каменной
лестнице,
как
бы
с
го лов ой
окунулся
в
непроглядную
тьму,
жаркую,
тропически
душ ную ,
на­
сыщенную
бальзамическим
запахом
раск ален ных
за
день
со сен,
лавровишен,
цветущих
по
всему
острову,
капер­
сов.
По дош вы
санд алий
скользили
по
хвое,
а
вокруг
про­
до л жали
с
утроенной
сило й
трещать,
деревянно
пилить
78


ночные
цикады,
оглушая
и
вместе
с
тем
странно
успокаи­
вая
нервы.
То
и
д ело
мелькали
лета ющи е
светлячки;
нунктир
их
полета
напоминал
движение
конькобежца
елочкой:
то
на пра во,
то
налево,
то
направо,
то
нал ево ,
то
вспыхивает,
то
гаснет.
Потом
стали
слышны
гром ки е,
подмывающие
звуки
расстроенного
фортепьяно:
это
в
синематографе
под
открытым
небом
в
парке
Ад р иана
таперша
наяривала
м атчи ш.
Лен ин
увидел
ср еди
деревь­
ев,
в
листве,
громадный,
ярко
свет ящ ийся ,
мигающий
экран
натянутого
п олотн а,
по
ко тором у
в
та кт
ма тчиш а,
з аглу шае мого
вз ры вом
смеха,
передвигались
несколько
уд л ине нные
фигуры.
Ленин
узнал
фатоватую
фигуру
Макса
Лин д ера
с
хризантемой
в
лацкане
фрака,
в
белы х
гетрах
и
лакированных
ботинках,
с
ло сня щ имся
цил инд­
ром
в
откинутой
руке
и
трос точк ой
в
другой
руке,
с
те м­
н ыми
усиками
над
белозубой
улыбкой,
с
курносым
носи­
ком
и
по-женски
прекрасными
черными
бархатистыми
глазами,
кот орым и
он
юмористически
стрелял
во
все
с то­
р оны,
в збе гая
по
винтовой
парижской
ле с тнице
на
второй
эт аж,
где
его
уже
дожидалась
разъяренная
дама
в
кор­
сет е,
с
половой
щет кой ,
спр ят анно й
за
с пи ну : «Матчиш
—
прелестный
танец,
живой
и
жгучий,
привез
его
испанец,
брюнет
м огучий »...
Тарам,
тарам...
Звуки
матчиша
вз би­
рались
на
самый
верх,
зал ив али сь
ст ек лян ной
трелью
и,
хро мая ,
б ежали
по
клавишам
с
непристойной
о тды шкой
отыгрыша.
Взрывы
х охота
с
ра вны ми
промежутками
сле­
довали
д руг
за
другом.
Улыбаясь
в
потемках
се бе
в
усы,
Лени н
вы б рался
мимо
заманчиво
освещенных
отелей
на
Пь яцц у,
сплошь
заставленную
столиками
четырех
к афе,
прошелся
возле
ма газ инч ик ов,
сиявших
золотом,
брильянтами,
в сяческ и­
ми
сувенирами,
флаконами
французских
духов,
множест­
вом
роз ов о-гол убых
итальянских
пейзажей
с
Везувием
и
пинией
на
переднем
плане,
в
несуразно
широких
ста­
ринных
золоченых
р амах
и
в
узен ьки х
рамках
мо де рн.
Ленин
ходил
по
совсем
узким
уличкам,
извилистым,
та­
инственным,
стиснутым
между
каменными
домиками
зеленщиков,
бакалейщиков,
портных,
с ап ожник ов,
юв е­
ли ров.
Он
шел
в доль
глух их
ст ен,
увитых
пол зуч им
вино­
градом
и
глицинией,
под
балконами
роскошных
ви лл,
от­
куда
временами
слы шал ась
костяная
дрожь
мандолины
и
бархатный,
приглушенный
голос
пел
«О соле мио» .
«О солнце мое»,—
думал
Ле нин,
чувствуя
то
острое,
нер вно е
возбуждение
—
томительное
и
необъяснимое,—
79


которое
всегда
вызывала
в
нем
музыка.
Ему
хот елось
остановиться,
сесть
на
каменный
парапет,
еще
не
остыв­
ший
от
дневного
зноя,
и
в сей
д ушой
без
ост атк а
отдаться
этой
ни
с
чем
не
сравнимой
итальянской
на родн ой
му­
зыке,
полной
лю бви
и
страсти.
Ему
за хот елос ь
погру­
зиться
в
глу б ину
этой
каприйской
но чи
с
ее
цикадами,
летающими
иск р ами
светляков
и
звездами
над
черным,
сло вно
китайская
тушь,
пространством
Неаполитанского
зал ив а,
где
в
одном
месте
с
ра вным и
промежутками
раз­
горалос ь
и
гасло
зарево
над
незримым
кратером
огне­
дышащего
Вез у вия,
слабо
освещая
низко
висящ ий
над
Неаполем
жг ут
се рни ст ого
дыма.
О,
как
полна
бы ла
в
эти
минуты
его
душа,
как
нат яну ты
нер вы!
И
все
это
от
без­
делья,
п одум ал
он.
Нет,
баста,
хватит,
надо
поскорее
во з­
вращаться
в
Париж.
За
дело,
за
дело!
А
в
это
время
заканчивался
сеанс
синематографа,
и
под
звуки
вал ьса
на
экране
шел
Патэ-журнал:
над
Бо ден­
ски м
озером
поднимался
огромный,
гр а не нный,
как
каран­
да ш,
дирижабль
графа
Ц еппели на
—
гроз ное
видение
на­
двигающейся
войны.
Пробыл
Владимир
Ил ьич
на
Капри
совсем
недолго,
но
долг о
после
его
отъ езд а
у
Горького
бы ло
грус тн ое
настрое­
ни е,
с
кот орым
он
все
никак
не
мог
справиться.
По
своему
обыкновению
провожая
приятных
ему
го­
ст ей
до
Неаполя,
Гор ьки й
с
у влеч е нием
показывал
Ленину
Помпею,
н еапо лит анск ий
музей,
где
он
зн ал
буквально
каждый
уголок.
Они
ездили
вместе
на
Вез у вий
и
по
окрест­
ностям
Неаполя.
Все
это
я
также
представляю
себ е
очень
точно,
потому
что
в
1927 году летом Горький проводил нас из Сорренто
до
Неаполя
и
также
показывал
нам
достопримечательно­
сти
Неаполя.
Б ыла
адская
жара,
что-то
выше
тридцати
пяти
град усов
в
тени,
и
мы
страшно
устали
от
ходьбы
и
обилия
впечатлений.
А
так
как,
по
слов ам
М.
Эссен,
Ленин
«еле переносил посещение музеев и выставок», то нетруд­
но
бы ло
представить
его
самочувствие
в
громадном
На цио­
нальном
музее
в
ию ле
месяце
сре ди
с отен
произведений
ст арин ной
живописи
и
скульптуры.
Лени н
л юбил
все
со­
временное,
ж ив ое , «любил живую толпу,
живую
речь,
пес­
ню,
любил
ощущать
себя
в
ма ссе» .
А
часами
ходить
по
музею,
каждую
минуту
останавливаясь
перед
стату ям и
римских
императоров,
тиранов,
гром а дны х,
нечеловечески
80


вели честв енных ,—
нет ,
по-моему,
это
никак
не
могло
нр а­
виться
Л е нину,
как
не
могла
ему
нравиться
р имск ая
го­
сударственность.
Я
думаю,
что
Лен ин
—
самый
человечный
чел ове к,
опередивший
на
несколько
поколений
с вое
вр е­
м я,—
должен
был
с
отвращением
см от реть
снизу
вверх
па
грома дн ые
мрамо рн ые
фиг уры
низколобых
ц езар ей
с
жи­
вотным
выражением
низ ме нных
мускулистых
лиц,
с
ме­
дальными
профилями
и
стеклянными
вставными
гла ­
зами
—
вроде
статуи
Сципиона
Африканского,—
идолы,
изделия
римских
ваятелей
—
льс тец ов
и
п одха лим ов
то го
времени.
Сре ди
множества
грязно-белых
мраморных
скульптур
первого
эта жа
каким-то
обр азо м
оказалось
небольшое,
не­
много
меньше,
чем
в
р ост
человека,
отлитое
из
темной
бро нзы
изображение
п ьян ого
сатира
с
гроздью
винограда
в
одной
руке
и
чаш ей
—
в
другой,—
с таре нь кого,
хитрень­
к ого,
на
козлиных
но жк ах,
с
умным,
добр о душ ным
лицом,
таким
человеческим
со
всеми
его
милыми
человеческими
слабостями.
Все
же
ост ал ьное ,
да же
медная
полоса
ме­
ридиана,
вделанная
наискось
в
мозаичный
пол
громад­
ного,
как
площадь,
за ла
вт оро го
этажа,
увешанного
ст а­
ринными
полотнами,
бы ло
со всем
неинтересно
и
выз ы­
вало
ли шь
утомл ен и е,
несмотря
на
все
старания
Горь­
кого.
Зато
как
ошелом ит ельно
ударил
в
глаза
нестерпимо
яркий
н еапо лит анск ий
п олден ь,
к огда
наконец
вышли
из
музейного
сумрака
на
ул ицу
со
зве ня щим
трамваем,
с
криками
мороженщиков
«джелято,
джелято!», с разно­
цветным
бельем,
развешанным
между
до мами
попе ре к
темных,
уз ких
переулков,
пересекающих
нарядную
Виа
Рома.
Как
весе ло
б ыло
с м отреть
на
фонтан
посередине
п лоща ди
Никола
Аморе,
во круг
которого
в
хорошеньких
г линя ных
кувшинчиках
продавалась
чудесная
неаполи­
танская
горная
во да
—
«аква фреска» — п о
два
сольдо
за
кувшинчик,
запечатанный
глиня ной
пробкой
и
покры­
тый
матовой
ледяной
испариной.
Пр ия тно
было
очутиться
на
набережной
в
шумной
толпе,
ср еди
ме нял,
продавцов
кораллов,
аппетитной
лапши
на
фанерной
дощечке,
сре ди
босоногих
н еапол ита нск их
мальчишек,
грязных,
как
чер­
тен ята ,
кот орые
совали
в
нос
цв е тные
открытки
с
видами
Неапо л я
—
«Карталина постале»
—
и
вы праш ив али
все
те
же
вечные
два
со ль до : «Вне зоИо, 51§пог,
йие
зоМо».
Как
неповторимо,
удивительно
по -ит аль янс ки
выглядели
на
ф оне
ярк ого
н еба
п оте ртые
фасады
старых
домов,
вы­
81


крашенных
палевой
в одя ной
краской,
с
бледно-зелеными
ж алюзи
окон,
выгоревших
на
со лнц е,
а
ес ли
стена
был а
глухая,
то
на
ней
б ыли
нар ис ова ны
точно
такие
же
лож­
ные
окна!
Па хло
чесноком,
рыбой,
жаренной
на
во нюч ем
оливковом
масле,
свежеразрезанными
гранатами
из
Амаль­
фи.
Ленину
все
это,
конечно,
ужасно
нравилось:
чем-то
напоминало
волжские
пристани.
Но
Помп е я,
куда
повез
Горьк и й,
опять-таки
не
произвела
дол жн ого
впеч ат ления .
Примерно
в
это
же
время
Бунин
написал,
что
«...Помпея
казалась
мне
скучней
пустых
могил,
ме ртв ей
и
чищ е
но во­
го
музея».
Дымящийся
Везувий,
несколько
веретен
кипа­
рисов
и
бо льшая ,
п очти
чер ная
зонтичная
пин ия
с
пл о­
ской
крон ой
на
первом
пла не
были
действительно
п рек рас­
ны,
не
могли
не
в олн ов ать,
н ес мотря
на
св ой
несколько
олеографический
розово-голубой
колорит.
Зах отел ось
под ойт и
к
Ве зув ию
поближе.
Поехали
по
железной
дороге
до
Пу ли аны,
отту да
—
десять
минут
на
фуникулере,
а
следующие
десять
минут
пешком,
п ока
вд руг
не
очут или сь,
мину я
седые
от
вулканического
пепл а
виноградники,
на
самом
кра ю
кратера,
откуда
по
к амен и­
ст ой
почве
тяжело
полз
м олочн о- бело- ж елтый
сернистый
дым
и
лизал
пыл ьные
сандалии
Лен ин а.
Потом
съездили
в
э кип аже
на
могилу
В ирг илия.
Здесь
Ленина
опя ть
охватила
прелесть
простого,
дикого,
'дере-
ве пског о
пейзажа,
радость
милой
человеческой
жиз ни,
воспетой
сельским
италийским
поэтом,
ставшим
вп ос лед­
ствии
великим
латинским
писателем.
Не
м огу
удержать­
ся,
чтобы
снова
не
вспомнить
Бунина,
од но
из
его
самых
прелестных
стихотворений,
о п ять -таки
нап исанны х
при­
мер но
в
те
же
го ды
у
гробницы
Вир гил ия.
В
эт ом
стихо­
творении
описываются
дикий
лав р,
и
плющ,
и
розы,
д ети,
тряпки
по
дворам,
и
коричневые
к озы
в
сорных
тра вах
по
буграм...
Все
это
—
и
коричневых
к оз,
конечно,—
видел
Ле нин,
когда
приехал
с
Г орьки м
на
могилу
В ирг илия.
Ви­
дел
он
так же
с
высокого
неаполитанского
бе рега:
без
гра­
ни цы
и
без
кр ая
моря
вольные
кр ая. ..
Обращаясь
к
Ви р-
гилию,
Бунин
воскликнул:
Верю
—
зна л
ты,
умирая,
Что
тв оя
ду ша
—
мо я.
Зна л
по эт:
опять
весною
Будет
смертному
д ано
Жить
отрадою
земною,
А
кому
—
не
все
ль
равно!
82


Запах
лавр а,
запах
пы ли,
Теплый
ветер...
Счастлив
я,
Что
моя
душа,
Ви ргили й,
Не
моя
п
не
тв оя.
О бедали
вниз у,
у
сам ой
воды,
на
набережной
против
отеля
«Санта -Л ючи я»
—
съе ли
лангусту,—а
на
другое
утро,
уезжая
обратно
во
Францию,
Ленин,
быт ь
может,
и
по вт орил
ту
фразу,
которую
Горький
приводит
в
своих
в ос помина ния х
о
Л е нине:
—
А
мало
я
знаю
Ро сси ю.
Симбирск,
Казань,
Петер­
бург,
ссылка
и
—
по чти
вс е!
Следующей
весно й
осуществилась
мечта
Ленина
со­
здать
пар тийну ю
школу
для
раб отн ик ов
партийных
орга ­
низ а ций
крупных
пролетарских
ц е нтров
России.
В
ней
обучалось
восемнадцать
рабочих-подпольщиков
из
Пе­
те рбурга ,
М оскв ы,
Сормова,
Иваново-Вознесенска,
из
Ек а-
теринославской
губернии,
Н ик ол аева,
Баку,
Тифлиса,
Домбровского
района
(Польша)
и
др угих
го род ов.
Это
все
были
подлинные
пролетарии,
лю ди
от
ст анк а,
рево­
люционеры
до
мозга
костей,
цв ет
российского
рабочего
класса.
Один
из
них
рассказывал
мне
о
духе
строжайшей
пар тийно й
дисциплины
п
конспирации,
которые
царили
в
этой
ленинской
школе.
Ничего
общего
не
б ыло
у
слу ­
шателей
эт ой
ш колы
с
большинством
парижской
социал-
демократической
организации,
в
дост аточн ой
ме ре
зара­
женной
ликвидаторством,
идеологией
контрреволюцион­
ного
либерализма
п
поря дком
уже
раз л ожи вш ейся
вслед­
ствие
самого
ду ха
парижской
жизни
с
его
ш умны ми
кафе,
где
подчас
с
утра
до
вечера
слышалась
пустая
болтовня.
«Эмигрантщина и склока неразрывны,—
писал
в
это
вре­
мя
Лепин.—Но
склока
отп а дет;
склока
остается
на
9/10
за
границей;
склока,
это
—
аксессуар.
А
развитие
партии,
развитие
с.-д.
движения
ид ет
и
идет
вперед
через
все
дьявольские
трудности
теперешнего
положения».
Несмотря
на
эти
дьявольские
труд ност и,
в
ленинской
партийной
школе
должны
были
готов и ть ся
раб очие
рево­
люционные
кадры
для
действия
непосредственно
на
за­
во дах
и
фабриках
Р ос сии,
для
подготовки
нов ой
революции,
которая
ни
в
ко ем
случае
не
должна
была
п овт орить
ро ко вые
ошибки
Пятого
года.
Шк олу
ре шили
организо­
вать
в
деревне
Лонжюмо,
в
п ятнадц ати
километрах
от
Пар иж а,
в
местности,
где
не
б ыло
ник ак их
русских,
нп-
83


каких
дачников.
Кор оче
говоря,
школа
бы ла
серьезно
законспирирована.
Лонжюмо
пред ст авля ло
собой
длин­
ную
французскую
дер евн ю,
ра стяну в шу юся
вдоль
шоссе,
по
кот орому
каждую
ночь,
мешая
спать,
ехали
воз ы
с
продуктами,
пред н азнач енным и
для
насы ще ния
«чрева
Парижа».
Один
из
учеников
школы
Лон ж юмо
рассказы­
вал
мн е,
в
како й
строгости
держали
их.
В
порядке
па р­
тийной
дисциплины
им
б ыло
запрещено
общаться
с
эми­
грантской
публикой,
с реди
к оторой
подчас
орудов а ли
шпики
ц арс кого
пр авит ель ств а
и
провокаторы,
что
впо­
следствии
и
подт в ердил ос ь.
Когд а
я
спросил,
что
из
себя
представляла
в
то
время
парижская
эмиграция,
по прос ил
описать
об ста нов ку
ка фе,
где
она
соб и рала сь,
залы,
где
п роис ходи ли
дискуссии
и
всевозможные
рефераты,
услы­
шал
в
ответ:
—
Мы
нич его
этого
не
знали.
Нас
от
в сего
это го
де р­
жа ли
на
пушечный
выстрел.
Конспирация
бы ла
же лез­
н ая.
Мы
ни
с
кем
не
имели
права
знакомиться,
и
с
нами
то же
никто
не
знакомился,
просто
не
имели
по н ятия
о
на­
шем
существовании.
Общались
мы
ис ключ ит ельн о
с
тем
ограниченным
к ругом
большевиков,
к оторы е
имели
пр я­
мое,
непосредственное
отношение
к
шк оле
в
Лон жю мо.
Вс его
один
или
два
раз а
бы ли
в
Лувре,
где
Луначарский
да вал
нам
предметный
ур ок
эстетики.
И
это
вс е.
По
окон ­
ча нии
за няти й
в
шк оле
мы
немедленно
нелегально
возвра­
тились
обратно
в
Ро ссию
на
подпольную
раб от у.
Нас
на­
зывали
«ленинцами»
или
«агентами Ленина», и мы этим
оче нь
гордились
и
продолжаем
гордиться
до
сих
пор,—
ко­
нечно,
те,
которым
выпало
сча с тье
дожить
до
наш их
дней .
Ленинская
школа
в
Ло нж юмо
была
предшественни­
цей
буд ущ их
большевистских
партийных
ш кол
и
комму­
нистических
университетов.
«Когда мы нанимали квартиры ученикам, —
вспоми­
на ет
Крупская,—
мы
говорили,
что
это
русские
сельские
уч ите л я...
Больше
всего
французов
удивляло,
что
н аши
«учителя»
ходят
с плошь
и
ря дом
босиком
(жарища тем
летом
стояла
невероятная)».
Каждый
раз,
бывая
в
Париже,
я
непременно
посещаю
Лонжюмо.
Пройтись
по
его
непомерно
дли нн ой
улице,
п осм отре ть
на
маленький
двухэтажный
до мик,
каменный,
поч е рне вший
от
времени
и
от
копоти
ме стн ой
кожевен­
ной
фа брик и,
дом ик,
в
котором
не ко гда
жил
Л енин,
сде­
лалось
для
мен я
потребностью.
Я
пр ивык
к
Лонжюмо,
и
временами
мне
ка жет ся,
что
я
его
хорошо
знаю
с
детст­
84


ва,
что
я
когд а- то
в
нем
ж ил.
Но
это
илл юз ия,
удивитель­
ный
феномен
см ещ ения
времени
—
аберрация
памяти,
подобная
аб ер рации
зрения,
о
которой
я
уже
несколько
раз
упо мина л
на
этих
страницах.
Впервые
я
приехал
в
Лонжюмо
поздней
о сень ю,
не­
сколько
лет
тому
назад.
Крупская
называла
Лонжюмо
де­
ревней,
теперь
это
скорее
всего
маленький
захолустный
го­
родок,
невероятно
длин но
р астян у тый
вдо ль
шо ссе,
ид у­
щего
от
Парижа
на
юг.
Это
шоссе
и
является
в
пределах
Лонжюмо
гл а вной
и
чуть
ли
не
единственной
ули цей ,
со­
ст оящей
из
двух-
и
трехэтажных
дом иков ,
узки х
по
фаса­
ду,
с
магазинчиками,
булочными,
бакалейными,
колбасны­
ми,
зеленными,
мясными,
парик м ахер ск ими
с
конским
хвостом,
табачными
с
красной
сигарой
и
аптекой
с
зеленым
крес том
в
первых
этажах
и
с
мансардами
под
г ра фитны ми
крышами,
точно
такими
же,
как
в
любом
другом
городе
Фр а нции
и
в
любом
парижском
пре дм ес тье.
Эта
главная
у лица
Лон ж юмо
наз ыв ае тся,
разумеется,
Гранд-рю,
и
в
до мике
под
номером
91 жил Ленин с Надеждой Константи ­
но вно й.
На
темном
фасаде,
снизу
до
половины
за л итом
веч­
ной
грязью
из-под
ко л ес,—
как
все
фасады,
выходящие
вплотную
на
проезжую
часть
улицы,—
я
увидел
небольшую
мемориальную
доску
с
профилем
Лен ин а.
Надпись
гласила:
Тех
а
уёси
е!
а
ЪгауаШё
ел
1911
V. I.
Ьепте
1Ъёопс1 е п
е!
Ди
Моиуетел!
соттшйзЪе
т1еглаНола1,
1олДа! еиг
Де
Ь’Спюл
Зоуг ейд ие.
«Здесь жил и работал в 1911 г.
В.
И.
Лен ин
—те оре ­
тик
и
вождь
международного
ком м ун исти че ского
движе­
ния ,
основатель
Советского
Союза».
Невозможно
было
без
волнения
и
гордости
читать
эти
слова,
полные
та кого
громадного
ис торич ес кого
значения
и
такого
величия.
Пройдя
через
узки й
проход
в
стене,
мы
прон икл и
в
кр о­
шечный
затхлый
дв орик ,
сыр ой
и
темный,
с
квадратиком
па см урно го
неба
над
го ловой .
Затем
мы
поднялись
по
шаткой
деревянной
лестнице
и
очутились
перед
старой,
зах ват анно й
руками
д верь ю,
которую
отв ори ла
пожилая
ж енщи на
в
фартуке.
—
Да,
да,
это
зде сь ,—
сказала
она,
не
дожидаясь
во­
проса,
закивала
головой
в
чепчике
и
ввела
нас
в
малень­
кую
темн ую
комнату,
которая
б ыла
зас тав лен а
двумя
старыми
деревянными
кроватями,
ножной
швейной
ма­
85


шиной
—
старомодной,
неуклюжей,—
столиком
и
кре с лом
с
продавленным
сиденьем.
Тут
нас
встретил
старик
хозя­
ин,
с
опущенными
усами,
как
у
Кашена,
в
ста ром
си­
нем
комбинезоне
с
цинковыми
пряжками,
нездорово
плотный,
типичный
пожилой
французский
раб очи й
—
слегка
тугой
на
ухо
и
не
слишком
радушный.
Узнав,
что
мы
советские
л юди,
он
молчаливо
порылся
в
с тенно м
шкаф ч ике
и
поставил
на
стол
начат ы й
лит р
красного
вина
«Ординер»
и
четыре
толст ых
стака нч и ка.
Мы
заго­
ворили
о
Ле нине .
—
Это
был
ве лик ий
человек,—
сказал
хозяин,—
он
жил
у
нас
со
св оей
женой,
рус с кой
учительницей
Круп­
ск ой,
вот
в
этой
само й
комнате,
где
мы
сейчас
на ход имс я,
и
они
спали
на
этих
самых
кроватях,
и
ко гда
товарищ
Лени н
по дхо дил
к
этому
окну,
то
видел
то
же
самое,
что
мы
в идим
теп е рь:
черную
грязную
стену
и
над
ней
кусо­
чек
французского
неба,
которое
не
всегда,
кон ечн о,
бы­
вает
таким
паршивым,
как
с егодн я.
Я
хорошо
помню
то вар ища
Л енина.
Я
называю
его
товарищем,
потому
что
я
так
же,
как
и
о н,—
мы
оба
п рин адлежи м
к
пар­
тии
коммунистов.
Видите,
товарищи,
как
скр ом но
жил
Ленин?
Он
был
вождь
мирового
про л етар иат а,
основатель
Советского
государства,
а
жил,
как
я
—
п ростой
фран­
цузский
рабочий-кожевник.
А
ел,
я
вам
скажу,
даже
хуже,
чем
ели
мы.
Довольно
часто
то ва рищ
Крупская
жарила
на
кер осинк е
на
об ед
картошку
на
под солн еч­
ном
масле,
и
Ленин
зап ив ал
этот
обед
рус ски м
чаем.
Уоиз
зауег
9а!
Осмотр
комнаты
был
быстро
окон чен ,
потому
что,
по
правде
говоря,
осматривать
был о
нечего.
Это
была
ск ром­
ность,
граничащая
с
нищетой.
—
Расскажи
им
про
чулан,—
ск аза ла
хозяйка,
когд а
мы
уже
начали
прощаться.
—
Да!
Чу лан!
—
воскликнул
хозяин.—Я
чу ть
не
за­
б ыл.
В
то
время,
когда
у
нас
жил
Ленин ,
к
этой
комнате
примыкал
чулан.
Потом
его
заделали
и
закле ил и
обоями:
он
портил
ви д.
Но
недавно
нам
сно ва
понадобился
чулан,
и
мы
его
открыли.
И
вы
знаете,
что
мы
в
нем
нашли?
Шл япу
Ленина!
—
Да,—
сказала
хозяйка,—
вообразите
себе,
с тарую
шляпу
Ле нина !
—
Черную
велюровую
шляпу,—
приб авил
хозяин,—
с
довольно
широкими
полями.
—
Где
же
эта
шляпа?
—
спросил
я.
86


—
Я
сдал
ее
в
ра йонны й
комитет
нашей
пар т ии.
Они
лучше
м еня
со хр анят
эту
реликвию.
Но
лично
я
думаю,
что
эта
шляпа
вр яд
ли
принадле­
жа ла
Л ени ну.
Он
таки х
шляп,
по-моему,
не
носил.
Ско­
рее
всего,
это
бы ла
шляпа
Зиновьева,
к оторы й
жил
рядом
с
Лениным.
Во
всяком
с луча е,
на
фотографиях
Ленина
вы
такой
шл япы
не
найдете.
Впрочем,
это
совсем
не
важ­
но.
Я
ничего
не
сказал
о
сво их
сомнениях
ст аром у
рабо­
чему,
и
мы
дружески
прос ти лис ь.
Он
жал
нам
ру ки
и
все
вре мя
повторял:
—
Ленин
был
великий
человек.
Он
совершил
то,
че го
не
мог
сделать
до
него
никто.
Робеспьер
по
сравнению
с
ним
мальчи к .
Я
счас тли в,
что
з нал
ег о.
Он
жил
у
м ен я...
Вот
здесь...
спал,
ел,
читал,
п ис ал...
Это
незабываемо.
Пе­
редайте
ваш ей
стране,
созданной
его
ген ием,
привет
и
братство
от
с тарого
французского
рабочего-коммуниста.
На
его
глазах
б лес тели
слезы,
все
его
морщинистое
лицо ,
с
носом
и
щеками,
побелевшими
от
ста рост и,
вы­
р ажало
чувство
гордости
те м,
что
он
так
близко
знал
Л е нина.
Его
руки
слегка
дрожали.
Больше
я
его
уже
не
видел.
К огда
через
год
мы
сно ва
приехали
в
Лонжюмо
и
зашли
сюда,
в
«ленинскую квартиру», старого хозяина
уже
не
бы ло
в
живых.
Вытирая
пе ред ни ком
щеки,
его
жена
впустила
нас
в
осиротевшую
квартиру,
показав­
шуюся
нам
еще
бол ее
т емно й,
те сно й,
запущенной.
Она
под н яла
морщинистые
руки
ладонями
вверх
и
ска за ла:
—
Уо Па
1ои1! (Вот и все!)
В
застоявшемся
воз духе
слыш ался
з апах
лекарств.
Швейной
машины
не
было.
Ви дно,
нед ешево
обошлась
этому
дому
смерть
хозяина.
Я
поцеловал
старую,
жест­
кую
ру ку
хозяйки.
Молчаливо
мы
выш ли
па
улицу.
Са ма
школа
находилась
в
противоположном
кон це
Гранд-рю,
No
17.
Н ужно
бы ло
войти
в
ворота
и
пересечь
внутренний
дв орик ,
хорошо
убранный,
чистенький,
с
вьющимися
р аст ениям и
и
клумбочками,
за моще нн ый
св ет­
ло- ж елтой
щебенкой,
отчего
он
казался
во
всякую
погоду
как
бы
освещенным
со лнц ем.
Вид им о,
владение
пр инад ­
лежало
зажиточному
хозяину.
Во
Ф ра нции
не
очень-то
п рин ято
без
спросу
заходить
в
чужие
дворы.
Мы
уже
со­
бра ли сь
позвонить
в
дверь
небо ль шо го
флигелька,
у ви­
того
плющом
п
отцветающими
роза м и,
как
зеленая
двер ь
отворилась
и
к
пам
вышел
хозя и н.
Он
был
тоже,
как
и
хозяин
ленинской
квартиры,
в
с инем
комбинезоне,
про­
строченном
по
швам
в
два
р яда
крепкими
белыми
нит ­
87


ками,
рукава
его
сор очки
был и
засучены
по
локо ть;
лиц о
выражало
строгость,
сознание
собственного
дос тои нст ва
и
в
то
же
время
какую-то
сухую,
сдержанную
люб езн ос ть,
которая
в
любую
минут у
могла
перейти
в
раздражение.
Мы
представились
и
поп роси ли
его
разрешить
ос мот реть
помещение,
где
некогда
находилась
ленинская
школа.
Он
терпеливо
выслушал
нас ,
а
затем,
не
гов оря
ни
слова,
по­
вел
в
конец
двора
и
приг ла сил
войти
в
довольно
большое
запущенное
помещение,
имевшее
также
выход
и
на
дру­
гую
улицу.
Это
был
не
то
сарай,
не
то
какая-то
мастер­
с кая,
дав но
уже
пустующая.
—
Это
з десь ,—
ска зал
о н.—
Когда-то
давно,
еще
до
моего
рождения,
в
нашем
дворе
находилась
сто янка
ди­
лижансов,
а
помещение,
где
вы
находитесь
в
данное
время,
являлось
не
чем
иным,
как
мест ом ,
где
от ды хали
кучера
дилижансов.
Здесь
также
могли
подковать
лошадь
и
произвести
небольшой
ремонт
дилижансов
или
тележек,
в
к оторых
местные
фермеры
возили
м асло
на
Централь­
ный
парижский
рынок.
В идит е,
от
тех
времен
здесь
со­
хранился
небольшой
кузнечный
горн.
Вот
он.
Им
еще
иногда
пользуются.
Но
редко.
Мы
осмотрели
старый
почерневший
гор н,
источавший
слабый
угарный
зап ах
ка м ен ноуго льног о
дыма.
Ржавые
жел езны е
обручи
висели
на
кирпичной
выбеленной
стене .
Таково
было
единственное
классное
помещение
ленин­
с кой
шк олы
в
Лонжюмо.
—
Где
же
сидели
ученики?
—
спросил
я.
—
Не
пом н ю,—
ответил
хозяи н. —
Я
был
тогда
сли ш­
ком
мал.
Где-то
сид ели.
Я
смутно
пом ню,
что
они
где-то
сиде ли.
Ве роятн о,
на
скамьях,
кото рые
тогда
здесь
стоя­
ли.
Я
помню,
что
некоторые
из
них
что-то
зап исы ва ли
в
тетради.
—
А
преподаватели?
—
Ка жет ся,
преподаватель
си дел
за
сто л иком
на
п лете­
ном
стуле,
кот оры й
каждый
раз
брал
у
нас
в
кухне.
Это
я
хорошо
помню.
—
А
вы
помните
Ле нин а?
—
Не
мо гу
этого
утверждать.
Я
был
сли шком
м ал.
Я
думаю,
их
б ыло
не сколь ко,
преподавателей.
Среди
них
даж е
бы ла
женщина.
Дама.
Даму
я
запомнил.
Впрочем,
может
быть,
женщин
было
две
или
три.
Одну
из
них
я
особенно
запомнил.
У
нее
была
французская
фа мил ия.
М адам
бы ла
не
красива,
но
очаровательна:
великолеп­
ные
каштановые
волосы
и
черные
к р асивые
глаза.
Я
был
88


совсем
маленьким
ма льч ико м,
но
я
до
сих
пор
помню
эти
прелестные,
теплые
глаза.
Она
бы ла
на стоящ ая
фр анцу женк а.
От
нее
пахло
хорош им и
д уха ми.
Я
думаю,
это
были
духи
«Вэра -В иолет т»
фабрики
Пив ера
или
что-
нибудь
в
эт ом
роде,
цветочные
дух и,
а
не
абстрактные,
как
т еп ерь.
Она
бы ла
чем-то
вроде
инспектора
кла ссо в.
—
Инесса
Арманд?
—
спросил
я.
—
Не
знаю.
Я
только
помню,
как
опа
приносила
ра с­
пи сани е
у роков
и
отмечала
в
списке
опоздавших.
Иногда
она
делала
им
замечание,
что
я вил ись
босиком.
Это
бы ло
очень
с мешно
—
целый
ряд
босых
ног.
—
Но
неужели
вы
не
помните
Л енина?
—
Мосье,
я
сам
рабочий,
соц иа лис т.
Но
я
не
при над ­
лежу
к
партии
коммунистов.
И
я
не
разделяю
доктрину
Ленина.
Я
ее
считаю
в
лучшем
случае
бесполезной.
Во
всяком
с луча е,
для
французов.
Для
русских
о на,
может
б ыть,
и
годится.
Для
славян,
для
по ляк ов
—
может
быть.
Но
я
не
могу
не
считаться
с
фактом
существования
Ле­
пина,
и
я
да же
вполне
думаю,
что
он
был
выдающимся
человеком.
Поэтому
я
охотно
пускаю
сюд а
посетителей.
Но
лично
мне
совершенно
безразлично,
была
ли
з десь
когда-нибудь
школа
или
не
был а.
Прошу
вас,
осматри­
вайте!
Я
не
бу ду
вам
м еша ть.
Я
уважаю
чужи е
убеж­
дения .
Но
больше
осматривать
б ыло
нечего.
—
И
много
у
вас
здесь
бывает
посетителей?
—
спро­
сил
я.
—
Не
слишком
м н ого,—
ответил
он.—
Но
и
не
очен ь
мало.
П очти
каждый
день
кто-нибудь
н аведывае тся
из
Парижа.
Все
больше
иностранцы,
сл авяне.
Но,
кон е чно,
бывают
и
французы:
студенты,
рабочие...
Вдру г
его
л ицо
ожи в илос ь.
—
До
войны
сю да
приезжал
о дин
ваш
знаменитый
советский
авиатор.
Красив ый
человек
с
широкими
пл еча­
ми,
в
очень
хорошем
костюме.
Войдя
сюд а,
он
сня л
свою
фетровую
шляпу
—
в
зн ак
уважения
к
этому
месту.
И
до л­
го
с тоял
молча.
Этот
русский
боль шев ик
мне,
признаться,
очень
понравился.
Вы,
наверное,
его
хорошо
з нает е.
Его
имя
трудно
для
произношения:
мосье
Чкалов,—
с
уси ли ем
произнес
он.
—
Так
здесь
был
Чкалов!
—
воскликнул
я.
—
Да.
И
он,
так
же
как
и
вы,
расспрашивал
м еня
о
Ле нине
и
о
его
школе,
но
я
ничего
не
мог
ему
ск аза ть
интересного,
потому
что
я
не
политик,
хотя
и
чи таю
89


«Либерасьон». « Л иб ера сьон»,
кон еч но,
не
«Юманите»,
но
все-таки...
Для
ме ня
она
дос та точн о
ле вая.
До
сви­
данья,
мосье.
Рад
был
о каза ть
вам
у слу гу,
хотя,
по
правде
сказать,
меня
утомляю т
эти
постоянные
посеще­
ния.
А
Ые п 1б1!
Он
скрылся
в
своем
дом ике,
как
бы
втянулся
в
него,
как
улитка
в
свою
хоро шень кую
раковину,
а
я
еще
не­
которое
время
с тоял
возле
старо г о
горна,
представляя
себе
лето
1911 года,
невероятную
жарищу
и
Ленина
без
пид жак а,
в
рубашке
«апаш», с открытой шеей,
который,
вытирая
мокрую
лысину
носо вы м
пла тк ом,
входил
в
един­
ственный
класс
св оей
пар т ийной
школы,
садился
за
с толик
на
кухонный
с тул
и
кл ал
перед
собой
маленькие
исписан ­
ные
листочки
—
п лан
лекции.
Мы
знаем,
каков
был
Л енин
на
три бун е.
Об
эт ом
мно ­
го
написано.
«Никакого оратора не слушали так,
как
Ленина,—
пишет,
например,
М.
Эссен.—
Впервые
я
ув и­
дела
его
па
тр иб уне
в
1904 году в Женеве,
ког да
он
делал
д оклад
о
Парижской
коммуне.
Ленин
на
трибуне
вес ь
преображался.
Какой-то
весь
ла д ный,
подобранный,
точно
сделанный
из
одного
куска.
Вся
с ила
сосредоточена
в
голо­
се,
в
сверкающих
глазах,
в
чеканной
стальной
фразе.
Мне
приводилось
тогда
слышать
очень
кр упны х
орато­
ров,
которые
гов оря т
точно
для
тог о,
что бы
поразить
с лу­
шателей,
блес ну ть
яркой
фразой,
остроумной
ш уткой ,
ум еют
использовать
силу
и
ги бкос ть
гол ос а,
плавный
жест,
красивую
позу.
Таковы
были
Плеханов,
Жорес,
Вандер-
вельде,
считавшиеся
мировыми
ораторами.
В
их
выступле­
ни ях
был о
много
эф ф ектн ого,
но
мне
нико г да
не
удавалось
отрешиться
от
впечатления
какой-то
искусственности
их
речей.
Не
то
Ле нин.
Н епер ед аваем а
си ла
его
речей.
В
них
нет
как
буд то
никакого
внешнего
блеска,
они
просты
и
ясны,
но,
слушая
Лепи на,
забываешь
обо
всем.
Он
овладе­
вает
слушателем
всец ело .
И
тут
разница
ме жду
Ле пины м
и
Плехановым
разительна.
Пле ха нов
л юбил
красиво
отточ енн ы е
фразы.
Оп
зна л
це ну
св оему
таланту,
знал,
когд а
повысить
и
понизить
го­
лос,
умел
вовремя
блеснуть
остроумием,
поднять
утомлен­
ное
внимание
аудитории
кстати
расск аз анным
а не кдот ом.
Но
его
слушали
спокойно,
он
волн ов ал
в
меру.
У
Ленина
нет
эт ого
внешнего
бле ск а,
он
не
оттачивает
фразы,
по
тем
не
ме нее
им енно
его
слушают...
так,
точно
90


он
раскрывает
твои
самые
сокровенные
мысли,
заветные
мечты.
Другие
о ра торы
в ос хищают ,
но
слушаешь
их
то ч­
но
со
стороны,—
Лени н
зовет
к
действию.
Его
ре чи
за жи­
г ают
энтузиазмом
и
жел ани ем
действовать.
Реч и
Лен ина
нельзя
забыть:
все
чув ств уют,
что
он
сказал
самое
важ ное
и
нуж ное .
Ленин
говорил
о
Коммуне,
и
мы
ощути ли
ее
могучее
дыхание,
ее
пафос,
ее
траге дию ,
ее
мировое
значение.
Па­
рижская
комму на
вст ала
перед
нами,
как
све рк ающ ая
за ря
ново й
жизни,
как
первый
оп ыт
раб очи х
взя ть
власть
в
свои
руки.
Мы
мысленно
видели
осажд енны й
Париж,
тр у­
сость
и
предательство
господствующих
классов,
пр о даж­
ное
правительство,
сб ежавш ее
в
Версаль
и
предавшее
ро­
ди ну,
мы
видели
героический
рабочий
класс,
в зявши й
на
себя
защиту
отечества
и
задачу
построения
госу дарс тв а
на
нов ых
нач ал ах.
Лен ин
показал
все
трудн ост и
выполне­
ния
этих
задач,
вскрыл
все
противоречия,
ошибки
Комму­
ны,
расска зал
о
ее
г ибел и.
Я
до
сих
пор
по мню
и
эту
ре чь,
и
тот
энтузиазм,
какой
она
вы зв ала.
Из
вс ей
речи
Лен ин а,
такой
вдохновенной
и
огненной,
стало
ясно,
что
Парижская
коммуна
—
не
толь­
ко
героический
эпизод
истории,
показывающий
с илу
и
мо щь
рабо ч его
кл асс а,
но
и
в дохн ов ляющи й
пример
для
нас.
С
собрания
возвращались
небольшой
компанией,
все
б ыли
радостно
возбуждены.
Я
спросила
Л енина:
—
Неу жел и
мы
доживем
до
то го
времени,
когда
Коммуна
сно ва
вст анет
в
пор яд ок
дн я?
Л енин
встрепенулся.
—
А
вы
сделали
такой
вывод
из
моего
док лада ?!
—
спр оси л
он.
—
Да,
и
не
одн а
я,
а
вс е,
кто
слушал
вас
се годн я.
С луша ть
Ленина
на
соб ран и ях,
видеть
его
за
работой,
углубленного
в
кн иги,
или
за
разрешением
политических
вопросов,
слушать
его
п ланы
поражения
противников,
его
уничтожающие
характеристики
—
все
это
давало
яркую
картину
его
многогранности...»
Отличная
характеристика
Ленина
—
трибуна,
полеми­
ст а,
политического
о рат ора, «вдохновенного и огненного» .
Но
до
сих
пор
еще
мало
написано
о
Ленине
—
не
лекторе,
не
политическом
орато ре,
не
революционном
триб ун е,
а
о
Ленине-учителе.
Уч ит еле
не
в
высоком,
философском
значении,
а
об
учителе-преподавателе.
В
Лонжюмо
Лени н
был
учителем
в
самом
прямом,
бытовом
смысл е
этого
сл о­
91


ва.
Он
не
только
«читал лекции», но и просто «д ав а л
уро­
к и », как это делается в народных школах и гимназиях,
хотя
эти
уроки
и
н азы вал ись
лекциями.
Занятия
в
партийной
школе
Лонж ю мо
происходили
ре­
гулярно.
Владимир
Ил ьич
был
загружен
больше
всех
пр е­
подавателей:
двадцать
девять
лекций
по
политической
э ко­
номии,
д вен адцат ь
—
по
аграрному
вопросу,
д в енадц ать
—
по
теории
и
практике
социализма
в
Рос си и.
Семинарскую
работу
по
политической
экономии
вела
Инесса
Арманд.
Н аде жда
Константиновна
Крупская
говори ла
мне,
что
лек ции
Ленина
больше
всего
напоминали
самый
обы кн о­
в енный
школьный
урок,
и
Ленин
был
в
это
время
не
вождь,
не
три бун ,
даже
не
п рофе сс ор,
а
п рос той
р усск ий
учитель,
ст ар ающ ийся
как
можно
ясн ее
и
доходчивее
р ас­
толковать
св ой
п ре дмет
взрослым
ученикам.
Он
объяснял,
спр аш ивал
с
места,
заставлял
иногда
повторить
только
что
сказанное
им,
сер ди то
стучал
ка рандаш ом
по
столу,
ес ли
замечал,
что
кто-нибудь
невнимателен.
...Представляю
себе
Ленина,
как
он
сидел,
сгорбив­
шись,
и
слегка
покачивался
на
кухонном
стуле
с
пл ете­
ным
сидень ем ,
поджимая
под
с ебя
крепкую
ногу,
иногда
в ста вал
и
ход ил
перед
учениками
взад-вперед,
разми­
на ясь
и
тревожно
поглядывая
на
босые
н оги
некоторых
сво их
взрослых
учеников.
—
Присягни,
пов тор ите ,
что
я
только
что
ск аза л?
—
Вы
с казал и,
Владимир
Ильи ч,
что
старые
экономи­
сты
обманывали
себя
и
др угих ,
любили
ссылаться
на
Бельгию.
А
новоэкономисты,
то
е сть
ликвидаторы,
люб ят
ссылаться
на
мирное
получение
конституции
Австрией...
—
В
каком
год у?
—
В
тысяча
восемьсот
ш ест ьдесят
седьмом.
—
Хорошо!
—
одобрительно
кивал
Ленин.—
Но
что
же
из
эт ого
следует?
—
Из
эт ого
с ледуе т,
что
и
старые
экономисты,
и
на ши
ликвидаторы
выбирают
такие
прим е ры,
с луча и,
эпи з оды
из
и ст ории
ра боче го
движения
и
демократии
в
Евр опе ,
когд а
ра бочи е
бывали
в
силу
тех
или
и ных
пр ичин
слаб ы,
бессознательны,
зависимы
от
буржуазии,
и
по до бные
пр и­
меры
в ыставл яю т
как
пример
для
России.
—
Хорошо,—
еще
более
одобрительно
кивнул
Ле­
нин.—
Какой
же
вывод
мы
до лжны
сделать
для
себя
как
для
парт ий ных
работников,
большевиков,
подлинных
ре­
волюционеров?
—
Должны
сделать
тот
вывод,
что
и
экономисты
и
92


ликвидаторы
ес ть
проводники
буржуазного
влияния
на
пролетариат.
Верно,
Владимир
Ильич?
—
Абсолютно
так.
Прекрасно,
товарищ
Присягни.
За­
помн ит е
же
это
все
и
никогда
и
пи
при
каки х
обстоятель­
ствах
во
время
в ашей
практической
революционной
ра боты
в
России
не
поддавайтесь
этому
гнилому
буржуазному
влиянию,
ибо
оно
может
приве ст и
к
гиб ели
все
наше
де ло.
Садитесь,
пожалуйста,
Присягни.—
Ленин
с
улыбкой
про­
изнес
эту
старорежимную,
какую-то
унтер-офицерскую
фамилию.—
По йдем
дальше.—
И
Ленин,
поставив
в
записную
книжку
прот ив
фа милии
Присягина
птичку
с во­
им
тоненьким
кар андаш ико м ,
пер еш ел
к
столыпинской
ре­
акции.
Крупская
пишет,
что
Ил ьич
был
очень
до во лен
ра­
ботой
школы.
«В свободное время ездили мы с ним по обыкновению
на
велосипеде,
поднимались
на
гору
и
ехали
километров
за
пятнадцать,
там
был
аэродром.
Заброшенный
в глубь,
он
был
гораз до
менее
посещаем,
чем
аэродром
Жювизи.
Мы
были
ча сто
единственными
зрителями,
и
Ил ьич
мог
вволю
любоваться
маневрами
аэропланов».
Ленина
привлекало
все
новое,
небывалое,
революцион­
ное .
Как
раз
недавно
в
мире
произошла
техническая
ре­
волюция,
открывшая
для
человечества
новую
эру:
люди
научились
летать
на
аппаратах
тяж е лее
воздуха.
Это
еще
был и
пока
лиш ь
пер вые
попытки,
но
они
уже
не
ка зали сь
робкими.
Каждый
де нь
приносил
но вые
победы.
Уже
на
вес ь
мир
прогре м ело
имя
французского
авиатора
Луи
Бл е­
рио,
перелетевшего
на
своем
апп ар ате
через
Ла-М ан ш
из
Ка ле
в
Д увр
—
р ассто я ние
свыше
тридцати
к и лом етров
по
воздуху,
над
бурным
проливом,
что
казалось
тог да
пря мо-
таки
нев еро ят ным,
во
всяком
с луча е,
горазд о
большим
чудом,
чем
чудо
Христа,
согласно
леге н де
прошедшего
пеш ком
по
воде
Генисаретского
озера.
А виацио нная
лихо­
радка
охватила
весь
ми р,
в
особенности
Францию.
Под
Па­
ри жем,
в
Исси-ле-Мулино,
устраивались
шумн ые ,
напоми­
наю щие
карнавал
а виа цио нные
недели,
где
демонстриро­
вались
последние
модели
аэропланов.
В
Мурм елон е
с ост оя­
л ись
международные
гон ки
аэропланов.
Туда
съ ехались
богачи
со
всего
земн ог о
шара.
Названия
аэродромов
«Ле-
Б ур же», «Исси- ле - Мул и но», «Жювизи»
п рогре ме ли
на
весь
мир
и
бесчисленное
количество
раз
повторялись
в
газет­
ных
отче та х
и
агентских
телеграммах.
Любимым
развлече­
нием
парижан
стало
ездить
«на полеты».
93


Пользуясь
малейшей
возможностью,
«Ильичи»
сади­
ли сь
на
св ои
видавшие
виды
велосипеды
и
отправлялись
«на полеты» .
Как
здесь
уже
упоминалось,
Ленину
ужасно
не
везло
с
велосипедом.
Во
время
одной
из
пое з док
«на полеты»
—
в
Жювизи
—
Ленин
попал
под
ав том оби ль,
сам
по
счастли­
вой
случайности
уце ле л,
но
велосипед
его
превратился
в
груду
обломков.
Марсель
Кашен
с
восхищением
и
чудес­
ным
юмором
рассказывал
мне
слышанную
им
историю
о
том,
как
Лен ин
после
аварии,
отряхнувшись
от
п ыли
и
обмахнув
носо вым
пла т ком
ботинки,
искоса
посмотрел
своими
живыми,
темно-карими
гл а зами
на
жалкие
остат­
ки
в ело сип еда
и
будто
бы
сказал,
обращаясь
к
Круп ­
ской:
—
Вид иш ь,
Н адя,
от
одного
толчка
извне
велосипед
прев ра ти лся
в
свою
противоположность,
полностью
сохра­
нив
количество
своей
материи.
Качество
в
од ин
миг
пере­
шло
в
количество.
Теперь
это
уже
не
велосипед,
а
нечто
совсем
другое.
Качество
«велосипед»
пе решло
в
количе­
с тво
—
«стальной лом».
«Товарищ Ленин,—
заметил
Каш ен,
поглаживая
с вои
характерные
усы,—
никогда
не
пропускал
случ ая
на
реа льн ом
примере
показать
непреложность
законов
ди а­
лек ти чес кого
материализма.
Он
быд
одновременно
и
прак­
тик
и
теоретик,
кроме
того,
обладал
настоящим
в ысо ким
юмсром,
без
че го
нельзя
себе
представить
ис ти нно
велико­
го
че лов ек а».
...Л е нин
и
Крупская
сел и
ла
ве лоси п еды
и
п ое хали
но
длиннейшей
и
скучнейшей
Грапд-рю
Лонжюмо,
мим о
церкви
с
вечным
пе туш ком
над
кре с том
колокольни,
где
музыкально
перезванивали
жиденькие
воскресные
кол о­
к ола,
возвещая
анжелюс,
мим о
крошечной
чистенькой
п ло­
щади,
окруженной
официальными
здания м и
времен
импе ­
р ии:
полицией,
судом
и
мэрией
с
т рех цве тным
флагом
над
фронтоном
ампир.
Пл оща дь
была
окружена
маленькими,
очень
корот ко
остриженными
топ олями
с
узловатыми
ве т­
ками,
а
посредине
с тоял
крошечный
пр овинци ал ьный
па­
мятник,
воздвигнутый
жителями
Лонжюмо
знаменитому
ко мпо зи тору
Адольфу
Адану,
автору
оперы
«Почтальон
из
Лонжюмо», балета «Жпзель».
Цоколь
па мятни ка
был
украшен
лирой
и
пальмовой
ве тк ой.
Прое зж ая
мимо
него,
94


Ленин
и
Крупская
пер ег лян ул ись
и
засм ея лись :
б ыло
дей ­
с тв ите льно
курьезно,
что
на
местном
постоялом
дворе,
где ,
по- види мом у,
разыгрывалось
действие
оперы
Адольфа
Ада­
на,
теперь
р аз мест илась
русская
партийная
школа
социал-
демократов
—
большевиков.
Времена
меняются!
Они
проехали
по
мостику
над
речк ой
с
мопассанов-
ским
названием
Иветта,
над
неподвижной,
заросшей
камышами
водой,
на
которой
листья
водяных
ли лий
ле­
жали,
как
палитры.
В
вод е
отражались
глух ие
каменные
стены
домов,
старая
в од яная
ме ль ница
и
задние
дворы
главной
улицы,
а
дальше
виднелись
зе лено- голубы е ,
ту­
манные
луга,
и
барбизонские
рощи,
и
мутные
июльские
д али,
изнемогающие
от
полуденного
зн оя.
Ул ица
бы ла
пустынна.
Все
население,
вид имо ,
н а ходи лось
в
церкви,
отк уда
д олет али
гроз ов ые
звуки
органа.
Наконец
выехали
из
Лонжюмо
на
простор,
в
поле,
и
помчались
в
обла ке
горячей
п ыли
по
проселку
между
дв ух
ст ен
поспевшей
п шен ицы,
в
чащ е
к оторой
кое -г де
на
декадентских
ст ебл ях
ярко
алели
атл асные
чашечки
дикого
м ака
с
черными
г азо выми
пятнам и
сердцевины.
Иногда
попадались
ро дные
ру сск ие
васильки,
кот оры е
здесь,
во
Фр а нции,
напоминали
маленькие
голубые
иностранные
ордена.
В
неб е
залива­
лись
жаворонки.
Тоже
р од ные,
русские.
Стало
весело.
«Ильичи»
припу с тили.
Впереди
мчался
Владимир
Ильич,
как
машина
р абот ая
сво ими
крепкими
ногами,
за
ним
с
трудом
поспевала
Наде жд а
Константиновна,
в
шл яп ке,
сбитой
ветром
на бок,
в
старых
ботинках,
с
юбкой,
за­
жато й
между
колен,
чтобы
не
попадала
в
передачу.
Они
одним
д ухом
отмахали
пятн адц ать
кил ом е тров
ср еди
полей
и
рощи ц
—
для
них
это
б ыли
с ущие
п ус тяки
—
и
на­
конец
очут или сь
на
большом
л угу
глухого,
отд але н ного
аэродромчика.
Полеты
уже
начались.
Один
аэроплан
выводили
из
дощатого
анг ара,
а
другой
уже
находился
в
в озд ухе
над
острой
ко локольн ей
сельской
церкви,
ск рытой
за
холмом,
так
что
виднелся
только
ее
шпиль
с
кре сто м
и
петушком.
Ленин
пристально
посмотрел
на
аэроплан,
пр ик рыл
глаза
ладонью
от
солнца.
—
Мы
очень
удачно
попали.
Это
«фарман - 4».
По­
смотри,
Надя,
как
он
устойчиво
держится
в
воздухе.
А?
Это
те бе
не
какой-нибудь
Вуазен!
Аэроплан
сделал
к рутой
вираж
и
выровнялся.
Вслед
95


за
тем
слабенький,
стрекозиный
тр еск
мотора
прекратился.
Мотор
еще
несколько
раз
чих нул
и
окончательно
смолк.
Наст уп ила
зловещая
тишина.
—
Падает!
—
сл або
ахнула
Крупская.
—
Не т,
нет ,
не
волнуйся.
Все
в
порядке.
Смотри:
сей*
час
авиатор
бу дет
делать
планирующий
спуск,
так
назы­
ваемый
«воль плапэ».
Теперь
биплан
довольно
выс око
и,
казалось,
неподвиж­
но
висел
над
парком
зам ка,
повернутый
фасо м,
так
что
обе
его
п лоск ости
—
верхняя
длиннее,
ниж няя
короче
—
с
фигуркой
авиат о ра
между
ними
и
с
бензиновым
медным
б аком,
в
начищенной
пов е рхно сти
которого
желтой
зв ез­
дочкой
от р ажало сь
солнце,
отче тл ив о,
во
всех
подробно­
стях,
рисовались
на
фо не
летнего
неба
с
несколькими
белы ми
облаками,
такими
самыми,
как
где-нибудь
в
Шу­
шенском
или
Уфе .
Быстро
у вел ич ивая сь,
аэроплан,
как
на
салазках
с
вы сок ой
горы,
поехал
кр уто
вниз,
пролетел
так
низко,
что
едва
не
зад ел
колесами
шляпу
Н адеж ды
Константиновны,
и,
обдав
ветром
и
шумом
крутящегося
по
инерции
пропеллера,
коснулся
луга
и
тотчас
п ок ати лся,
сле гка
подскакивая
на
своих
велосипедных
ко л есах
по
цветущему
клеверу.
—
Ч уде сно!
—
воскликнула
Крупская.
—
Каково
мастерство!
—
воскликнул
Ленин.—Ты
об­
ратила
внимание,
как
он
перед
самой
землей
выровнял
ма шин у?
А
как
великолепно
сел?
Изумительно!
Но
са­
мое
главное:
кто
бы
мог
подумать,
что
человек
в
такой
корот ки й
исторический
сро к
нау чи тся
летать?
Лет ающий
челов е к...
Гм,
гм...
Это
—
принц ипиа л ьно
новое
качество
человека.
Пр авд а,
пока
летают
только
избранные
и
а эро­
планы
принадлежат
б ог атым
людям.
Но
когд а
пролетариат
экспроприирует
у
кап итал исто в
лет ат ельн ые
апп ар аты
и
сд елает ся
хозяином
не
только
земли,
но
и
воздуха,
т огда
ого-го!
Толь ко
держитесь,
господа
капиталисты!
И
тотчас
Ленин
вер ну лся
к
мыслям
о
судьбе
Париж­
ско й
коммуны,
к ото рые
не отступ н о
преследовали
его .
«Еще
не
и зв естн о,—
подумал
он,—
как
бы
об ерн улос ь
дело
Па­
рижской
коммуны,
есл и
бы
у
парижских
рабочих
был о
в
руках
такое
средство,
как
современная
авиация .
А
то
бал­
л оны!
На
баллонах
далеко
не
улетишь».
—
Десяток-другой
таких
вот
«фарманов»
пуст ит ь
на
Версаль,—
ск азал
он .—
Да
начать
сверху
бомбардировку.
Как
ты
д умае шь,
Надя?
Эх,
не
было
у
нас
в
руках
в
пя­
том
год у
летательных
аппаратов
тяжелее
воздуха.
Мы
бы
96


не
допустили
разгрома
Пресни
и
всыпали
бы
по
пе рвое
число
господину
Дуб асов у!
Пока
опустившийся
«фарман- 4» уводили в ангар и
возились
с
други м
а эроп ла ном,
пробуя
капризничающий
мотор,
Ле нин
и
Крупская
по ложили
с вои
велосипеды
на
трав у,
а
сами
сели
на
разостланные
носо в ые
платки.
Л енин
посмотрел
на
часы
и,
увидев,
что
стрелка
показы­
вает
ч ас,
заметил,
что
п ора
за вт рака ть.
Крупская
извлекла
из
велосипедной
с ум очки
промаслившийся
св е рток
с
дву­
мя
сдобными
рогаликами
—
круассанами,
а
Ленин
вынул
из
бокового
кармана
две
плитки
молочного
швейцарского
шок олада
«Сюшар»
в
сиреневой
глянцевитой
об ерт ке
с
г оло вой
сенбернарской
собаки
с
бочоночком
на
ошейнике.
Это
был
их
любимый
завтрак
во
время
вылазок
за
горо д.
Старая
швейцарская
привычка.
«Дешево и сердито»,—
как
любила
гов ори ть
На деж да
Константиновна.
Тем
вр е­
менем
при гот ов или
для
полета
вт орой
аэроплан.
Во круг
нег о
ходили
несколько
чел ове к,
одетых
в
э легант ные
полу­
спортивные
костюмы.
Среди
них
был
о дин
маленький,
чер­
ненький,
в
синем
замасленном
комбинезоне,
с
гаечным
клю чом
в
руке
—
механик,
а
д ругой
—
в
желт ых
кожаных
крагах
и
в
клетчатой
кеп ке,
пов е рну той
козырьком
на
за­
тылок,
с
великолепными
нафиксатуаренными
усами
и
ри м­
ским
носом
с
чуть
заметной
галльской
горб ин кой
—
сам
авиатор.
Он
ход ил
вокруг
своего
аппарата,
время
от
вре­
мени
п робу я,
хорошо
ли
натянуты
тонкие
ст аль ные
тросы
креплений,
и
поглаживал
покрытую
особым
лаком
поверх­
ность
несущих
плос ко ст ей,
сделанных
из
натянутого
тон­
ч айш его
же лто ва того
полотна
с
те мны ми
п ятн ами
касторо­
вого
масла,
покрытыми
пылью.
Крылья
приходились
по
грудь
авиатору.
Это
был
мон оп лан
с
п роп еллер ом
впереди.
Ленин
с
живы м
любопытством
рассматривал
маленький
звездообразный,
пластинчатый
мотор,
в р ащающи йся
вме­
сте
с
п роп еллеро м.
—
По-моему,
это
мотор
«гном»,—
сказала
Крупская,
рассматривая
аэроплан
в
маленький
театральный
би нок ль,
взятый
у
матери.
—
«Гном - рен о»,—
ут оч нил
Ленин.—
Шестьдесят
лоша­
диных
сил.
Они
его
поставили
на
«блерио».
Это
что-то
новое.
—
Контакт!
—
крикнул
маленький
моторист.
—
Е сть
контакт!
—
ответил
сурово
авиатор.
«Гном-р ено»
зафыркал,
зач ихал
и
стал
быст ро
крути ть ­
ся
вместе
с
поблескивающим
лак и ро ванным
пропеллером.
В.
Ка тае в,
т.6
97


Ветер
по бежал
по
лугу,
прижимая
к
земле
цве ты
и
травы.
Теперь
авиатор
си дел
на
сво ем
месте,
опу ст ив
на
гла за
полумаску
бо льши х
очков,
и
пробовал
ко нтак т,
а
трое
гос­
под
и
моторист
держали
аэроплан
за
хвост,
чтобы
он
не
улетел
раньше
времени.
Од ин
из
господ,
по-видимому
соб­
с тве нник
аэроплана,
был
в
с ерой
в изи тке
и
сером
тв е рдом
котелке.
Ве тер
сорвал
с
его
головы
котелок
и
по катил
по
траве.
Ме ль кая
серыми
элегантными
гет рам и
и
полосаты­
ми
брюками,
господин
побежал
за
котелком,
п ы таясь
его
поймать
ручкой
бамбуковой
трос ти,
и
наконец
п ойм ал.
Ветер
трепал
на
его
лы сой
голове
черную
ленту
краш ены х
волос.
Авиатор
встал
во
весь
рост
на
своем
сиденье,
по­
вернул
назад.
Он
сделал
нем но го
театральный
ж ест
рукой
в
кожаной
перчатке,
приказывая
отпустить
аэроплан,
попр а вил
свои
страшные
квадратные
о чки,
поудобнее
уселся
на
сво ем
сиденье,
маленьком,
как
решет о,
и
привязался
ремнями.
Мот ор
закружился
изо
всех
сил ,
как
поющий
волчок.
Го с­
пода^
придерживая
головные
уборы,
бросились
врассып­
ную,
маленький
мот орис т
н е которое
время
бежал
ряд ом
с
аэропланом,
давая
последние
наставления,
и
посылал
воздушные
по це луи
авиатору.
—
Боппе
с йап се!
Счастливого
поле та!
—
Ме гс 1, топ агш!
Аэроплан
в ыр улил
на
пря мую.
Ленин
вскочил
с
травы
и
по б ежал
к
тому
месту,
где,
по
его
расчету,
аэроплан
до л­
жен
был
оторваться
от
зем ли.
Ес ли
сам
по
себе
полет
к
тому
времени
уже
пер естал
каза ться
чудом,
то
самый
взлет,
тот
сокровенный
миг ,
когда
между
бе гущи м
коле с ом
ап па рата
и
поверхностью
земли
вд руг
оказывался
еле
за­
метный
просвет,
все
еще
продолжал
восхищать,
как
в ол­
шебство,
к
к отором у
существу
земному
не
так-то
легко
было
пр ивык нут ь.
Лени н
стремительно
пробежал
ме тров
сто
и
сов сем
по-мальчишески
упал
жи в отом
в
траву,
изм еряя
живым
и
острым
глазом
пространство.
—
Над я,
сюда!
Здесь
он
оторвется
от
земли.
Скорее,
не
упусти
момент!
Крупская
прибежала,
шум я
юбкой,
и
легла
ряд ом
с
мужем,
не
выпуская
из
рук
крошечный
бинокль.
Жужжа
мотором,
моноплан
б ежал
по
луг у,
приближаясь
с боку
к
«Ильичам».
—
Наедет
на
нас,—
прошептала
Крупская.
—
Не
н аеде т,—
уверенно
сказал
Ле нин.
98


Теперь
уже
аэроплан
бе жал
со всем
близко
мимо
ни х.
Пр ижав ши сь
к
земле
и
вытянув
шеи ,
они
видели
ве лос и­
педные
колеса
с
новенькими
ш ина ми,
бе гущие
по
траве.
Они
чуть
подскакивали.
Аэроплан
поравнялся
с
Ленин ым
и
Крупской.
Колеса
слегка
под пр ыгну ли
и
уже
не
ср азу
опустились,
как
бы
повиснув
в
во зд ухе
на
высоте
каких-
ниб удь
дв ух
дюймов
от
зе мли,
но
все-т аки
опять
косну­
л ись
луга,
затем
снова
под прыг нули
и
уже
на
этот
раз
не
возвратились
на
землю,
хотя
и
находились
пад
ней
совсем
низко .
—
Бежит,
но
еще
не
летит;
затем
бежит,
но
в
то
же
вре мя
и
летит;
потом
летит,
хотя
в
то
же
вр емя
и
прод ол­
ж ает
бежать;
и
наконец...
стоп!
Кри ти чес кая
точк а ...
ле­
тит
и
уже
не
бежит.
Ко личес тв о
пе ре шло
в
качество.
Смо ­
три,
На дя:
летит!
—
ра дост но
закричал
Лен ин,
провожая
оживленно
блестящими
глазами
удаляющийся
моноплан,
между
ко л есами
которого
и
землей
аэродрома
уже
вид ­
не лся
ш иро кий
просвет
и
на
горизонте
дым ча то-г ол убой
па рк
с
г ра фит ными
крышами
замка
над
купами
деревьев.
Почему
я
так
ясно
представляю
с ебе
этот
пейзаж,
типичный
для
Иль-де-Франс
ле та
1911 года:
зн ойн ый
вете­
рок ,
шелковый
бл еск
кле в ерн ого
пол я,
брошенные
в
тра ­
ву
сиреневые
обертки
швейцарского
шоколада
«Сюшар»,
серебряные
бумажки,
до
рези
в
глазах
блестящие
на
солн­
це,
аэроплан,
косо
повисший
над
д ал ьней
коло коль ней ,
его
полупрозрачные
желтые
крылья
с
полосатыми,
ре б­
ристыми
тенями,
напоминающими
рентгеновский
сни мо к?
Почему
я
так
ясно
слышу
и
теперь
стрекозиный
треск
слабенького
«гнома»,
чувствую
запах
касторки,
пыли,
бензина?
Почему
мне
так
прия т но
об
эт ом
писать?
Ве­
роятно,
потому,
что
в
то
врем я
поч ти
абсолютно
все
увле­
кались
полетами,
и
я
сам,
четырнадцатилетпий
мальчик,
затаив
дыхание,
лежал
в
полыни,
лов я
тот
сокровенный
миг,
когда
в
глазах
совершалось
волшебство
полета,
пре­
вращение
тела,
бегущего
по
земле,
в
тело,
л етящее
по
воздуху.
Только
это
б ыло
не
под
Парижем,
а
под
Одессой,
на
с трельб ищн ом
поле,
где
в
то
вр емя
тож е
п очти
еж е­
дневно
происходили
полеты.
В
степи
бы ли
выстроены
нове ньк ие
ан гары ,
из
их
ши­
р оких
ворот
выводили
аэ ро пла ны,
вокруг
суетились
го с­
пода
в
парижских
полу спо рт ивных
костюмах,
в
серых
ви­
зитках,
в
цилиндрах,
как
у
Макса
Линдера,
в
светлых
гетрах
на
пуговицах,
ни
да ть
ни
взят ь
как
под
Парижем,
где -н иб удь
в
Ле-Бурже
или
Исси-ле-Мулино,
с
той
ли шь
4*
99


разницей,
что
г осп ода
были
местные,
о десски е
богачи,
банкиры,
промышленники
—
Ан ат ра,
Ксидиас,
б арон
Рено.
Что
касается
самих
авиаторов,
то
они
бы ли
хорошо
извест­
ные
в сем
нам,
оде сск им
мальчишкам,
местные
знаменито­
сти,
кумиры
Пересыпи
и
Мо л дава нки,—
парикмахер
Хиони,
ра боч ий
Костин,
п ортов ый
грузчик
Ефимов,
го н­
щик-велосипедист
Сережа
Уто чки н,—
люди
простые,
боль­
шей
частью
жители
ра боч их
окраин,
летавшие
на
чужих
аэр о планах ,
зарабатывая
себе
этим
на
хле б
насущный.
Так
же
как
и
под
Парижем,
в
одесс ком
летнем
небе
стрекотал
слабенький
мотор
«гном-р ено », и совсем низко
над
зе мле й,
за
мачтами
роты
ис кров ого
телеграфа,
п очти
по
кромк е
с трельб ищно го
пол я
со
старыми
мишенями
и
мешками,
набитыми
песком,
медленно
летел
аэроплан,
каза вши йс я
мне
в
то
далекое
время
улучшенным
и
более
конструктивным
вариантом
какого-то
искусственного
на­
секомого,
вроде
обыкновенной
стрекозы.
Хотя
с
тех
пор
п рошло
больше
п яти десяти
лет,
но
и
теперь
в сякий
р аз,
к огда
я
подъезжаю
к
Парижу
и
слышу
слова
«Ле-Б у рже »
или
«Орли»,
в
моем
воображении
возникают
картины
первых
лет
ав иа ции,
и
я
со
стереоскопической
точностью
представляю
себ е
на
месте
ультрасовременного,
гро ма д­
ног о,
белого
международного
аэровокзала,
откуда
можно
за
час
долететь
до
Рима
и
за
шесть
часов
до
Нью-Йорка,
маленький
захолустный
аэродромчик
с
по лот ня ными
ан­
гар ами ,
летний
полдень
и
л ежащ его
в
траве
Лени на,
ло­
вящего
прищуренными
глазами
тот
мо ме нт,
когда
бегу­
щее
тело
превращается
в
тело
л етящее.
И
в
во зд ухе
не
ш елест я щий,
п очти
космический
свист
реактивных
двига­
телей
межконтинентальных
лайнеров,
а
сл абое
стрекота­
ние
маленького
самодельного
мотора.
Ужасно
захотелось
снова
увидеть
аэропланы
мое го
детства,
все
эти
летательные
ап па раты
тяж еле е
воздуха,
кот орым и
не ко гда
так
увлек алс я
Лен ин.
Нетрудно
было
дос та ть
их
фо то гра фии,
п ос м отреть
на
них
в
старой
ки­
нохронике,
но
я
мечтал
увидеть
их
в
подлиннике:
те
же
самые,
кот оры е
я
видел
тогда,
потрогать
их
руками.
Моя
ме чта
казалась
мне
не сб ыточной .
Вряд
ли
от
н их,
от
эт их
первых
аэ ропл анов ,
что- н иб удь
осталось,
ведь
они
б ыли
так
непрочны:
дерево,
тон кое ,
пр опит ан ное
лаком
полотно,
пров олок а...
Трудно
было
представить,
что
все
эти
материалы
могли
со хр анит ься
в
течение
полустолетия,
100


тем
бо лее
что
за
это
время
мир
потрясали
войны
и
ре во­
люции,
на
Париж
пад али
бомбы,
бушевали
пож а ры.
Я
ни­
как
не
предполагал,
что
где-нибудь
могут
сохраниться
х ру пкие
л етат ельн ые
а пп араты
на чала
века.
И
вд руг
о ка­
з алос ь,
что
в
Париже
ест ь
музей,
где
хранятся
аэропланы
того
времени,
не
копии
и
не
макеты,
а
те
самые
аппараты,
эволюцией
к отор ых,
несо м ненно ,
любовался
Ле нин.
Б ыло
не
так-то
легк о
отыскать
этот
музей,
кот оры й
не
значил­
ся
в
путеводителях,
тем
более
что
нет
л юдей
менее
любо­
знательных,
чем
парижане,
в
особенности
ес ли
де ло
ка­
сается
какой-нибудь
достопримечательности
Парижа.
Вам
непременно
ответят:
не
знаю,
эт о,
наверное,
где-то
в
д ру­
гом
аррондисмане.
Мы
всюду
разыскивали
это т
музей.
Побывали
в
Исси -
ле-Мулино,
где,
как
нас
уверяли,
по
всей
вероятности,
и
находится
эта
достопримечательность.
Мы
даже
вошли
в
указанное
нам
здание,
но
оно
оказалось
пу сты м.
Совер­
шенно
пу стым.
Это
б ыло
как
во
сне,
к огда
ты
кого-то
до­
гоняешь,
а
он
странным
образом
ус ко ль зает
у
тебя
из
рук
и
медленно
уд аляетс я,
не
ог ля ды ваясь
и
не
показывая
своего
лица ,
а
ты,
зады х аясь ,
бежишь
за
ним
и
громко
окликаешь
его,
но
он
не
слышит,
как
будто
между
тобой
и
им
непроницаемая,
но
совершенно
прозрачная
степа.
Мы
блуждали
по
пустым
залам,
по
зашарпанным,
старым
паркетам,
наступая
на
какие-то
шпагаты,
бумажные
об­
рывки,
гвозди.
Мы
заглядывали
за
фанерные
перегородки,
делавшие
это
помещение
чем-то
похож им
на
советское
учреждение
20-х
год ов,
и
мне
все
время
казалось,
что
вот-
вот
я
вдруг
открою
еще
какую-то,
самую
гла вн ую
дверь
и
вдруг
увижу
«фарман -4» или «б ле ри о»
моего
дет ств а.
Напрасно.
Наконец
нам
встретилась
старая
толстуха
в
пенсне
с
розовым
поролоновым
ведром
и
синтетической
щет кой
в
руках
—
типичная
парижская
уборщица.
Она
сказала,
что
мы
оп озд али:
здесь
действительно
еще
на
прошлой
неделе
б ыли
в ыст авлены
старые
аэропланы,
по
потом
их
куда-то
ув е зли.
Муз ей
переехал.
—
Куда?
—
Не
могу
вам
точно
сказа ть.
По-моему,
куда-то
в
М ед он-В аль флери .
А
може т
бы ть,
и
не
туда.-—
Она
за­
думалась.—
Не т,
туда.
Теперь
я
вспомнила:
именно
туда,
в
Ме дон -В альф ле ри.
Их
забрало
военно-воздушное
ведом­
ство.
У
него
там
цело е
по месть е.
А эро д инамич еск ая
труба
и
все
такое.
Если
вам
непременно
нуж но
видеть
эти
старые
аэропланы,
то
поезжайте
туда.
Но
я
не
понимаю,
кому
101


опи
ну жны?
А
там
сп роси те
у
кого-нибудь,
где
поместье
вое н но- в озд ушного
ведомства.
Вам
кто-нибудь
из
местных
граждан
ск аж ет.
Это
уже
наверное.
Мест ны е
жители
хоро­
шо
знают
такие
вещи.
Медон-Вальфлери.
Военное
ведомство.
Аэродинамиче­
ская
труба.
Расспросы
н аселения .
Государственная
т айна.
Это
показалось
нам
слишком
сложно
и
даж е,
бы ть
может,
оп асно .
Благоразумнее
бы ло
отказаться
от
столь
риско­
ва н ного
пр едп р иятия.
Но
м ною
уже
овладело
непреодоли­
мое
желание
уви дет ь
«те самые аэропланы».
У
ме ня
не
бы ло
сил
бо роться
с
эт им
жел анием,
напоминающим
неч то
вроде
навязчивой
идеи,
настоящего
безумия.
Мы
п оск орее
отправились
на
площадь
Инвалидов,
с пус тил ись
в
под­
земный
вокзал
и
оттуда
на
электрическом
поезде
поехали
в
с торон у
Вер саля .
Сначала
поезд
мчался
под
землей,
по­
том
выскочил
на
поверхность,
и
не кот орое
время
за
ок­
ном,
ме шая
видеть
пейзаж,
бежали
высокие
парапеты
С ены,
переплеты
мостов,
эстакады,
виадуки,
фабричные
стены
с
сажен ным и
буквами
надписей
и
длинные
крыши
цехов
с
в ент иляц ионн ыми
трубами.
Но
потом
все
это
уш ло
куда-то
вниз
по
диа г она ли,
и
сквозь
солнечный
туман
поздней
осени
мы
увидели
мутную
пан ор аму
Па­
рижа:
Сен у,
мо сты,
Эйфелеву
башню,
Мон м артр
с
белым
куполом
Сак ре-Кёр ,
возвышенности
Пер-Лашеза
и
Монт-
Валерьена.
Поезд
огибал
Париж
по
окраинам
среди
ста­
рых
и
новых
домов,
трущ об ,
газгольдеров,
пустырей,
зав а­
ленных
автомобильным
ломом.
Именно
по
этой
сам ой
железнодорожной
ветке
Париж
—
Вер саль
в
1877 году
ходили
бронепоезда
коммунаров
с
головастыми
паровози­
ками,
обстреливая
поз иции
версальцев,
и
мне
да же
каз а­
лос ь,
что
я
вижу
языки
орудийных
выстрелов
и
разрывы
снарядов
на
синих
высотах
Монт-Валерьена.
Не
доез жа я
Версаля,
мы
сошли
на
станции
Медон-Вальфлери.
Здесь
черное
железнодорожное
по ло тно
бы ло
врезано
гл убоко
между
дв ух
крутых
откосов
и
дальше
уходи ло
в
кам ен­
ную
п одков у
туннеля.
Мы
поднялись
по
ле с тнице
и
очу­
тились
в
маленьком
дачном
городке,
пустынном
в
эт от
гру с тный
час
нераннего
утра.
Слабое
солнце
золотило
туман,
и
влажный
воздух
был
не
хол оден ,
не
тепел,
а
так,
комнатной
температуры:
можно
ходить
без
па ль то,
но
в
шерстяном
костюме
и
пуловере.
У
вокзала
нах од и­
лись
лавки
и
магазинчики,
а птек а,
кафе,
бюро
по
про­
да же
недвижимого
имущества
с
витриной,
сп лошь
за­
лепленной
разноцветными
билетиками
—
объявлениями
102


о
продаже
домов
и
земельных
участков,
док тор ,
адвокат,
контора
нотариуса
и
все
прочее,
необходимое
для
н ор­
мальной
жизни
обитателей
этого
тихого
уголка,
в
полной
неприкосновенности
сохранившегося
с
XIX, если
не
с
XVIII века .
Несколько
пустынных
каменистых
переул­
ков
шло
в
гору,
а
вдоль
хорошо
утрамбованных
щебеноч­
ных
тротуаров
тянулись
железные
и
к ам енные
огра ды
маленьких
хорошеньких
коттеджей
и
вил л
с
масс ой
хри­
зантем
в
п ал исадн иках .
Запах
влажного,
гл убок о
вско­
панн ог о
чер ноз ем а,
смешанного
с
запахом
первых
дне й
листопада
и
тончайшим
по хорон ны м
ар ома том
хри зан ­
тем
—
белых,
сиреневых,
сизых,
жел ты х,
тигровых,
ко­
ричневых,
ще ко тал
ноздри
и
прид ав ал
особую
грус тн ую
остроту
свежему
за горо дном у
воздуху.
Где-то
впереди
и
вверху
сл ыш ался
т аинст венны й
гул
аэродинамической
трубы ,
и
мы
шли
по
на пра вл ению
гула,
поднимаясь
вверх,
в
то
вр емя
как
из
большого
откры то го
окна
каждого
кот ­
теджа
за
нашим
восхождением
молчаливо
наблюдали
местные
прислуги
в
перед ни ках ,
с
тростниковыми
выби­
вал к ами
в
руках,
в
большинстве
жир ные
и
недоброже­
л ател ьные ,
с
энергичными
лиц ами
пожи лых
провип-
циал ьн ых
спле т ниц,
с троги х
блюстительниц
н равст в ен­
ност и.
—
Лу чше
ве рнемс я, —
сказала
н егром ко
жена,
ежась
под
ог нем
подозрительных
глаз,
влажных,
как
свежие
черносливы.
—
Вперед!
—
скомандовал
я.
Мы
нав ели
справку
у
п рохож е го,
верно
ли
мы
идем.
Прохожий
был,
кром е
нас,
единственным
человеком
на
в сей
улице ,
бод рый
старик
без
пальто
и
шляпы,
в
темно­
сером
шерстяном
ко стюм е,
черных
ботинках
и
в
легком
шарфе,
с
особенным,
чисто
парижским
щ егольс тв ом
за­
правленном
под
застегнутый
на
все
пуговицы
пиджак
с
кр ошечн ой ,
как
булавочная
голов ка ,
розеткой
Почетного
легиона.
Он
гордо
держал
свою
сухую
горбоносую
голову
с
полуседымп,
серебряными
волосами
и
нес
под
мыш­
кой
целую
оглоблю
св еж его,
поджаристого
французского
хл еба,
так
называемого
«багет», а может быть,
и
«фан-
тази».
—
Вы
идете
правильно.
Это
там,—
сказал
он,
п ок азы­
вая
оглоблей
хлеба
в
конец
улицы ,
откуда
продолжал
д он оси ться
тревожно-напряженный
гул
аэродинамической
трубы.
Затем
он
объяснил,
что
мы
до лжны
войти
в
в орота
и
получить
в
бюр о
пропусков
спе циа ль ное
разрешение.—
103


Но
это
простая
формальность,—
успокоил
он
нас,
заметив
волнение
моей
жены.
Он
слегка
пок л они лся
и,
отк рыв
ключом
ажу рн ую
ка­
литку,
скрылся
в
своем
садике,
поскрипывая
безупреч­
ными
ботинками
по
несимметричным
плитам
дорожки,
между
которыми
зеленела
газонная
тр авка.
—
Ум оляю ,
вернемся!
—
взмолилась
жен а.
—
Нельзя
же
бы ть
такой
трусихой!
Мы
вошли
в
открытые
ворот а,
куда
упирался
переулок.
Мы
очути лис ь
в
старом
парке
или ,
вернее,
в
ро ще
с толе т­
них
диких
каштанов
и
в ошли
в
сторожку,
где
п ом еща лось
бю ро
п ропус ко в.
Мы
увид е ли
п еред
собой
за
высоким
прилавком
трех
офи ц еров
—
во е нных
ле тчи ков
француз­
ск ой
армии
в
п олной
форме
—
со
зна ка ми
различия
и
вну ­
шительными
планками
боев ых
о рдено в
на
груди.
У
них
были
мужественные,
прек р асны е,
галльские
лиц а
—
стро­
гие
и
проницательные,—
и
они,
все
трое ,
смотрели
на
нас
с
холодным
до сто инств о м,
как
судьи
некоего
неподкупно
высокого
т риб у нала,
обл ада ю щего
неограниченной
вла сть ю
над
каждым
чел ов еком,
представшим
перед
н им.
Подав­
ле нные ,
мы
долго
м олч али.
—
Ит ак,
мадам
и
мосье?
—
сказал
один
из
офицеров,
первый,
к отором у
надоело
так
многозначительно
мол­
чать.—
Что
вам
угодно?
На
уж асающ ем
французском
языке
я
попы тал ся
вы­
разить
н аше
желание.
Они,
эти
три
боевых
офицера,
вполголоса
посовещались,
после
че го
осмотрели
нас
со
вс ей
тщ ат ельн ос тью
с
головы
до
ног
и,
по-видимому,
оста­
ли сь
не
слишком
довольны.
—
Вы
иностранцы?
-
Да.
Они
так
нахмурились,
что
все
их
шесть
бровей
как
бы
соединились,
превратились
в
о дну
жирн ую
прямую
линию,
под
к оторой
решительно
блес тели
три
пар ы
раз ных
глаз.
Затем
тот
офицер,
к отор ый
находился
посередине,
так
сказать,
средний
с реди
ра в ных,
протянул
к
нам
руку
и
отрывисто
ска зал :
—
Ваши
паспорта.
—
Мы
пропали!
—
чу ть
слышно
ахнула
жена.
Я
от ва жно
пошарил
в
б ок овом
ка р мане
и
по ло жил
на
прилавок
две
наши
краснокожие
книжечки
с
бу к вами
«СССР» .
Ни
од ин
мускул
не
др огн ул
на
л ицах
офицеров,
к огда
они,
пе редав ая
д руг
др угу,
ст али
перелистывать
и
104


р ассмат рив ат ь
наши
«серпастые и молоткастые паспорти-
ны», испещренные визами разных стран .
—
Прошу
вас
присесть
и
подождать,—
сказал
н ако нец
средний
среди
равн ых ,
в
то
время
как
кра йн ий
слева
взял
телефонную
трубку
на
скрученном,
как
пружина,
шнуре
и
сказал
несколько
слов,
показавшихся
нам
зловещими.
—
Ну,
вот
мы
и
сели,—
вздохнул
я.
—
Я
т ебя
предупреждала.
Мы
бы ли
уверены,
что
сейчас
в
помещение
со
стуком
ружей
войдет
караул
и
потащит
нас
в
кордегардию,
но
в место
это го
появился
старичок
в
увеличительных
очках
и
бе рете ,
в
синем
комбинезоне
авиамеханика
—
веж лива я,
серенькая
мышка
Микки-Маус,—
и
край н ий
справа
офи ­
цер
представил
нас
друг
др угу,
и
мы
поня ли,
что
стари­
чок-механик
не
кто
иной,
как
ч лен
Общества
друзей
авиа­
ц ии,
что-то
вроде
нашего
ДОСААФа.
За тем
с
любе зн ой
улыбкой
нам
возвратили
паспорта,
и
мы
отправились
вс лед
за
старичком
в
г луб ину
каштановой
рощ и,
которая
с
каж­
дым
шагом
де лалась
все
гуще ,
чернее,
сказочнее.
А
шум
аэродинамической
тр убы
слышался*
уже
сов сем
недалеко,
но
несколько
в
стороне.
Пишу
так
по дро бно
потому,
что
едва
мы
сели
в
вагон
на
площади
Ин ва лидо в,
как
тотчас
я
снова
стал
ощущать
приближение
знакомого
мне
чу вст ва
потери
времени.
Все
предметы
вокруг
как
бы
начали
медленно
перемещаться
в
други е
измерения.
Каштановый
парк,
ронявший
свои
к ру пные,
рубчатые
семипальные
ли сть я,
резко
пож елт евш ие
по
кра ям,
как
б удто
от
ожогов
какой-то
едкой
кислоты,
превратился
во­
круг
нас
в
романтический
лес,
где
в
любую
минуту
мы
могли
встретить
д обро го
короля
Дагобера
и
услышать
медные
звуки
волшебного
рога
Оберона,
пересчитываю­
щие
гигантские
черные
ств олы
век ов ых
деревьев,
каждое
вы шино ю
в
четыре
трехэтажных
деревенских
дома,
сч и­
тая
за
третий
эт аж
м ансард у
под
гр афит ной
крышей.
Я
не
удивился,
е сли
бы
встретил
здесь
ще ти нис того,
горбатого
и
узкорылого
вепря,
убе га ющего
от
борз ых
со­
б ак,
красивых,
как
страусовые
п ерья,
или
амазонку
в
ви­
с ящем
до
земли
бархатном
платье
и
шляпе
с
огромным
пером,
отби в шуюс я
от
королевской
охоты.
Но
вот
ср еди
ст вол ов
пок аза л ась
громадная
кирпичная
стена
какого-то
глухого
строения
с
маленькой
железной
дверью.
Мы
по­
105


дошли
к
ней
по
толс том у
ковру
опавших
листьев
и
колю­
чих
расколовшихся
плодов,
гд е,
как
в
гнездышке,
леж али
плоские,
лакированные,
как
бы
сделанные
из
красного
палисандрового
дерева
орехи
конского
каштана.
В
то
время
как
старичок
вставлял
крошечный
плоский
ключик
в
скважину
американского
замк а,
я
понял,
кто
он
такой.
Весьма
возможно,
это
был
именно
тот
самый
моторист,
к оторы й
пятьдесят
лет
том у
на зад
готов и л
к
полету
аэро­
п ланы
на
маленьком
глухом
аэродроме
в
пятнадцати
кило­
метрах
от
Лон ж юмо.
А
почему
бы
и
нет ?
Т огда
ему
б ыло
двадцать
ле т,
а
сейчас
семьдесят
пять.
Как
больши н ств о
французских
стариков,
он
хорошо
сохранился,
тем
бол ее
что
был
спортсменом,
авиатором,
мотористом
и
много
в ре­
ме ни
п ровод ил
на
свежем
воздухе
за
городом.
Теперь
он
чл ен
Общества
люби те лей
а виа ции,
в
старости
вла­
деющий
ключом
от
музея,
бы ть
может
единственного
в
мир е.
—
Скажите,—спросил
я,—где
вы
работали
п ятьде сят
лет
назад?
—
Я
был
мотористом
на
о дном
маленьком
частном
аэродроме
под
Парижем.
—
Жювизи?
—
Нет,
вы
его
не
знаете.
Это
примерно
на
том
месте,
где
сейчас
Орл и.
—
Недалеко
от
Лонжюмо?
—
сп рос ил
я.
—
Да,
ки ло мет рах
в
пят на дца ти,—от ве ти л
он
и
от­
крыл
маленькую
железную
дверцу,
выкрашенную
в
зе ле­
ный
цвет.
Суд я
по
тому,
как
она
завизжала
на
пет лях ,
мож но
бы ло
заключить,
что
сю да
редко
приходят
посети­
те ли.
Ст ари чок
пропустил
пас
вперед,
и
вдруг
мы
очутились
в
удивительном
мире
пер вых
летательных
аппаратов,
по­
строенных
че лов еком .
Это
бы ли
не
ко пии
и
не
макеты,
а
те
самые,
подлинные,
которые
со
слабеньким
тре ско м
тех
моторов
медленно
ле­
тали
над
лугамп
моего
детства,
мо ей
юности.
На
них
мо ж­
но
б ыло
бы
полететь
хоть
сейчас.
Они
окруж ал и
нас
в
этом
громадном
к ирпич ном
павильоне
—
сов сем
н еб ольши е,
поч­
ти
игрушечные:
уже
не
змеи,
но
еще
не
вполне
ма шины ,
сделанные
руками
с то ляров
и
обойщиков
из
самых
легких
материалов
и
те ми
же
самыми
простыми
инструментами,
какими
делали
мебель.
Первым
л етат ельн ым
аппаратом,
к оторы й
я
здесь
увидел,
б ыли
легендарные
«крылья Отто
Ли ли ент ал я», надевавшиеся на человека,
как
воздушный
106


панцирь.
Они
висели
пря мо
передо
мной
на
уровне
мо их
глаз,
и
я
хорошо
видел
их
рубча тую,
вып ук лую
пове р х­
но сть
китайского
змея.
Теперь
бы
это
назвали
планером.
Но
тог да
это
наз ыв ало сь
летательным
аппар ат ом
без
двига­
теля.
Двигателями
бы ли
человек,
вет ер
и
сила
земного
пр итяж ени я.
Отто
Лилиенталь
надел
его
на
себ я,
пр ос унул
руки
в
петли
раскинутых
крыльев,
пробежал,
ринулся
с
возвышенности
навстречу
ветру,
несколько
мгновений
па­
рил
и
метался
в
воздухе,
как
летучая
мышь,
а
потом
рух­
нул
на
землю
и
погиб
под
обломками
сво его
летательного
аппар ата,
как
Икар.
З атем
я
увидел
в
двух
шагах
от
себя
мо ноп лан
Блерио,
тот
самый,
подлинный,
ко торы й
п ол­
век а
назад
под
темными
тучами
и
над
те мны ми
волнами
перелетел
через
Ла-Манш
и
бла гопол учно
сел
где-то
за
меловыми
берегами
Англии,
недалеко
от
Дувра,
а
рядом
с
ним
я
узнал,
как
д обр ого
с та рого
зн ак омо го,
«фар-
м ан -16», и,
е сли
бы
я
увидел
на
его
сиденье,
по хоже м
на
луб ян ое
реш е то,
в
котором
обычно
прод ают
клубнику,
волжского
богатыря,
чемпиона
мира,
борца
Ивана
З аики­
на
в
желтом
к ож аном
пальто
и
шле ме,
добродушного
че­
ловека
с
кукурузными
усами
над
солдатским
подбородком,
то
я
бы,
пожалуй,
ничуть
не
удивился,
потому
что
это
был
аэроплан
моего
детства.
Обладая
волшебной
способ­
ностью
мысленно
перемещаться
во
времени,
я
переходил,
как
очарованный,
от
первого
аппарата
братьев
О рви лля
и
Уи лб ура
Р ай т , «сумасшедших из Огайо», где авиатор не
сидел,
а
леж ал
на
крыле,
держась
руками
за
кожаные
п ет­
ли,
к
очень
ще гольск ом у,
но
довольно
грузному
моно пла­
ну
«антуанетта»
с
ф юзеляж ем
в
форме
кр асив ой
лодки
из
к рас ного
дерева,
с
д линны ми
крыльями
и
выч ур ным
хво­
стом,
дел авш им
аэр о план
чем-то
отдаленно
пох ож им
на
ла сточк у,
а
глав н ое,
со
стационарным
многоцилиндровым
мотором.
Я
уз на вал
«латамы», «спрингвельды»
и
т.
д.
Они
окружали
м еня
со
всех
ст ор он.
Ины е
висели
на
трос ах.
Ин ые
стояли
на
пол у
на
сво их
велосипедных
колесах,
со­
всем
маленькие,
до
смешного
легкие,
но
все
же
готовые
в
любой
миг
под ня ть
человека
над
землей
и
полететь,
с
крыльями,
покрытыми
п ятн ами
за сох шего
к ас торов ого
масла
и
пылью
полувековой
давности.
Первые
на ивные
моторы
—
двигатели
внутреннего
сгорания.
Первые
пр о­
пе ллеры
—
деревянные,
трехслойные,
ручн ой
ра боты
лу ч­
ших
с тол яров.
Первые
карбюраторы
и
контактные
кнопки.
Медные
бензиновые
баки.
Палк и
рулей
управления.
Э ле­
роны
легк и е,
как
к рылья
бабочки.
Все
это
было
похоже
на
107


громадную
де тск ую
комнату
че лов ече ств а,
полную
стр аш­
но
дорогих
летающих
игрушек
начала
века.
В сем
этим
я
ув лека лся
в
ранней
юности,
и
в сем
эт им
увлекался
и
люб о­
вался
Л енин
на
а эрод рома х
под
Парижем.
Но
Лени н
не
был
бы
Лениным,
е сли
бы,
увлекаясь
зре­
ли щем
первых
полетов,
он
мысленно
не
ставил
авиацию
на
службу
революции.
Всего
тол ько
через
восемь
лет ,
в
девятнадцатом
году,
обдумывая
способы
л ик ви дации
п ро­
рыв а
конного
корпуса
Мамонтова
на
Южн ом
фронте,
У ль янов
(Ленин)
обратил
внима ние
Реввоенсовета
на
воз­
можность
применения
ави ац ии
на
бреющ ем
полете
прот ив
бел ой
конницы.
Можно
не
сомневаться,
чт о,
наблюдая
за
пе рв ыми
аэропланами,
Ленин
уже
тогд а
предвидел
во з­
можность
поставить
летательные
аппараты
тяж ел ее
возду­
ха
на
службу
пролетариату
для
борьбы
с
врагами
р ев олю­
ции.
Я
уверен,
что
еще
тогда,
ле жа
в
траве
глухого,
мало-
посещаемого
аэродрома
недалеко
от
Лонжюмо,
Лени н
мыс ­
ленно
отм е тил
явление
бр еющег о
полета,
восемь
лет
держал
это
в
п амяти
и,
как
только
потребовала
ситуация,
пустил
в
д ело
для
разгрома
Мамонтовского
рейда.
Мы
возвратились
на
электрическом
поезде
в
современ­
ны й,
вечереющий
Па риж
второй
половины
XX века,
п ол­
ные
жи вых
вп ечат лени й
от
этого
уди в ит ельн ого
муз ея.
Кром е
подлинных
аэропланов
начала
века,
там
было
еще
множество
других
летательных
аппар ато в
—
подлинных,
копий,
маленьких,
из ящн ых
макетов
—
вс е,
что
относится
к
материальной
ис тор ии
авиац ии
и
воздухоплавания,
от
бумажного
монгольфьера
времен
Людовика
XVIидоша­
рообразн ой
кабины
с
круглыми
илл юми на тора ми
знам ен и­
тог о
советского
стр ат остат а
«СССР -1».
Здесь
мы
видели
«баллоны»
Парижской
коммуны,
которые
выпускали
с
Монмартра,
и
макет
русского
чет ырехм от орно го
самолета
«Илья Муромец»
времен
первой
мировой
во йны,
к оторы й
я
сразу
узнал,
потому
что
некогда,
в
1916 году,
под
Ми н­
ско м
н аша
ба таре я
охраняла
пол е вой
аэродром,
где
базиро­
вал ись
«Ильи Муромцы», и я частенько туда захаживал
и
лазил
в
закрытую
кабину,
п охожую
на
внутренность
трамвая,
и
трогал
грома дн ые
бом бы,
подвешенные
под
крыльями.
Здесь
же
косо
в исел
под
потолком
подлинный
советский
боевой
«ястребок»
времен
Ве лик ой
Отечествен­
ной
войны
—
зелено-коричневый,
обожженный,
проды­
108


рявленный
осколками,
с
красными
звездочками
—
счето м
сбитых
фашистских
само л ето в.
Мы
приближались
к
Парижу...
Мне
очень
хочется
при­
бавить
—
городу
Лен ин а,
потому
что
я
всегда
ощуща ю
Па­
риж
как
го род
Л енина.
В
этот
вечер
президент
Фр анции
де
Г олль
во
вс ем
своем
скромном
ве личии
промчался
мим о
нас
—
по-видимому,
обе да ть
—
с
н е большим
эскортом
мото­
циклистов
из
Елисейского
дворца
через
мост
Инвалидов
по
эспланаде
и
скрылся,
как
видение,
сгорбившись
в
своей
небольшой,
элегантной
машине
—
в
окн е
мелькнул
его
пр о­
филь,—
провыли
сирены,
промигал
воспаленно-красный
колп ачок
первого
мотоциклиста,
и
кортеж
пропал
из
глаз,
растворился
в
сумерках,
там ,
где
в
не бе
синел
высокий
ку­
пол
собора
Инвалидов
над
куском
ру сс кого
гр ани та
с
вы­
сохшим
те лом
французского
им перат ор а
в
середине.
Па­
риж
уже
нач ал
дружно
светиться,
и
в
Сене
извилисто
от­
ражались
фонари
мостов
и
набережных.
А
мой
Ленин-пешеход
(пешеход,
потому
что
у
него
велосипед
был
в
ре мон те)
переб и рался
с
правого
берега
на
ле вый
по
разным
мостам,
чаще
всего
по
Новому
мосту
или
по
мос ту
0-П 1а нж,
а
затем
Сен-Мишель.
Но
быва ло ,
что
ему
п риход и лось
и дти
по
мос ту
Ал ек санд ра
III.
Вижу,
как
он
идет
по
это му
нов ом у,
сравнительно
нед а вно
от­
к рыт ому
мосту
шикарно
буржуазного
стиля
—
триумф
ду р­
но го
вкуса
—
таиуахз
2°^-
В
городе
Нотр-Дама
и
Сен-
Шапеля,
Лув ра
и
Консьержери
этот
мост
выглядел
бы
чу­
до ви щно,
е сли
бы
Париж
не
был
повсеместно
за ра жен
по­
добной
же
эклектикой
конца
века,
эти м
«стиль сан стиль»,
к
кот ором у
с
течением
времени
пр ивык ли.
Он
ст ал
н еоб­
ходимой
принадлежностью
буржуазного
Парижа.
В
узком
пальто
с
бархатным
воротником,
в
котелке,
быст р ый
и
маленький,
Лен ин
немного
боком
пробирался
в
тол пе
сре ди
фиакров
и
автомобилей,
обдававших
во ню­
чим
бензиновым
чадом.
Между
двух
рядов
электрических
фо нар ей,
многоруких,
как
канделябры,
блестели
шелковые
цилиндры,
нежно
белели
дамские
боа
из
страусовых
перь­
ев,
пахло
вечерними
уличными
духами,
х ороши ми
сиг ара ­
ми ...
Ленин
почти
бежал,
стараясь
пос корее
вырваться
из
п отока
всех
эт их
бога ты х,
нарядных
людей,
ко торы е
торо­
пились
в
разные
места
обедать.
Св ет
экипажных
и
автомо­
109


бильных
фона ре й
скользил
по
лицу
Л ени на,
и
его
глаза
по
временам
фосфорически
светились...
Сколько
бы
раз
ему
ни
случалось
переходить
через
мост
Александра
III, он никогда не мог не думать о том,
что
этот
фешенебельный
парижский
мост
но сит
имя
рус­
ского
цар я,
повесившего
его
старшего
брата,
Сашу.
Мо ст
имени
уби йцы
Александра
Ульянова.
Ленин
нико гд а
не
мог
примириться
с
казнью
любимого
брата.
М ысль
об
этом
жгла
его
всю
жизнь.
Сам
Л енин
никогда
не
был
террори­
стом.
Он
пр инципиа ль но
отрицал
инд ив ид уаль ный
те ррор.
И
все
же
иногда
ему
б ыло
трудно
совладать
со
своим
серд­
цем ,
со
св оим
неукротимым
темпераментом
бойца-револю­
ционе ра .
С.
Невзорова-Шестернина
вспоминает
о
том
дале­
ком
времени,
ко гда
она
была
курсисткой,
а
Ленин
моло­
дым
адвокатом
и
как
она
возвращалась
с
ним
однажды
из
би бли отеки .
Это
было
в
Петербурге
в
90-х
годах,
и
Ленину
тогда
бы ло
немногим
больше
двадцати
ле т...
«... Н ам
бы ло
по
пути,
он
жил
в
Казачьем
переулке,
недалеко
от
Из­
ма йловс к их
рот.
По мню,
раз
мы
бежим
быстро
по
Нев­
скому,
мимо
Аничкова
дво р ца.
Это
был о
в
начале
декабря.
Он
прищурил
свои
ос т рые,
блестящие
глаза,
посмотрел
на
дворец
и,
весело,
шу тл иво
см ея сь,
говорит: «Вот бы сюда
хо рош ий
апель син чи к
бросить!»
«Весело,
шут л ив о...»
Ну,
не
думаю.
Не
знаю.
Не
вер ю.
Но
даже
е сли
в
самом
дел е
«весело и шутливо», то,
во
всяком
случае,
веселье
это
был о
невеселое,
а
шутки
не­
шуточные.
И
вероятно,
в
то
время,
когда
он,
мо ло дой,
не­
изве с тны й,
тольк о
«полуразгаданный», так его тогда опре­
делял
его
друг
Кржижановский,
сквозь
злую
декабрьскую
вь югу
бежал,
подняв
во ротни к
утлого
пальтпшка,
по
ослепительно
сверкающему
гоголев с ком у
Невскому
про­
спекту,
его
проницательные
гла за
недобро
вспыхивали.
Всю
жизнь
ненавидел
он
богатство,
дво р цы,
блеск
буржуазного
города
со
всеми
его
соблазнами
и
красотами.
Для
него,
вероятно,
был и
одинаково
враждебны
и
зимний,
брильян­
товый
блес к
императорского
Санкт-Петербурга,
Аничкова
мос та
с
полузасыпанными
бли ст ающи м
снегом
лошадьми
барона
Клодта,
и
освещенный
с иль ными
электрическими
фо наря ми
парижский
мост
имени
убийцы
брата
Л енина.
Може т
быть,
и
здесь
также
думал
он
об
апельсинчиках:
«Вот бы трахнуть,
чтобы
т олько
огонь
брызнул
во
все
сто­
роны»,—
сухо
улыбаясь
про
себя ,
и
смуглая
кожа
морщи­
лась
на
его
ск ул ах.
Кто
бы
мог
подумать
тог да,
что
с емь
лет
спустя
имя
этого
полуразгаданного
человека
про гре-
НО


мпт
на
весь
м ир,
а
через
пять дес ят
—
его
идеи
восторжест­
вуют
более
чем
на
одной
трети
зем но го
шара,—
слава,
ко­
торой
до
не го
не
достигал
еще
ни
оди н
человек!
А
он
и
не
думал
о
не й,
об
этой
мировой
славе!
У
н его
для
этого
просто
не
б ыло
времени.
Все
его
время
бы ло
отдано
це ли­
ком
и
без
остатка
д елу
рабочего
кл асса,
пролетарской
ре­
волюции.
...Возле
палаты
депутатов
он
мог
бы
се сть
в
метро
и
с
пересадкой
на
«Монпарнасе»
доехать
до
«Алезии», почти
до
самого
дома.
Но
во-первых,
финансовые
дела
об стояли
плохо:
п рихо ди лось
экономить
да же
на
транспорте,
а
во-вторых,
хоте лось
пройтись
после
утомительной
ра боты
в
библи от е ке.
Ему
хорошо
думалось
на
ходу,
и
он
хот ел
еще
раз
продумать
все
те
м ат ер иалы,
кото рые
наскоро
пробежал
в
читальном
за ле.
Он
шел
вве рх
по
бульвару
Распай ль,
мим о
военной
тю рь мы,
между
дв ух
рядов
еще
не
вполне
облетевших
мо ло дых
плат ано в
с
пятнистыми
зелено-коричневыми
стволами,
ко торы е
недавно
посадил
парижский
муниципалитет
вдоль
всего
бульвара.
Карманы
Л енина
были
набиты
выписками,
к оторы е
он
сделал
в
биб­
лиотеке.
Вялая
ли ства
мет алась
при
св ете
редких
фонарей
и
витрин.
Мок рый
ветер
бил
в
лицо,
пролетая,
как
время,
которое
невозможно
оста но ви ть.
Быть
может,
впе р вые
Ле­
нин
зад ал
себе
прос той
человеческий
воп ро с:
что
ждет
его
впер еди ?
Он
зад ал
себе
этот
во пр ос,
погрузился
в
размыш­
ления
и
—
уже
где-то
в
районе
ул ицы
Вано,
недалеко
от
монпарнасской
церкви
Нотр-Дам
де
Шам
—
сам
себе
очень
просто
отв ет ил:
рев олюц ия .
А
что
же
другое
могло
его
ж дать
впереди?
До ма
он
узн ал
о
смерти
Пол я
и
Лауры
Ла-
фарг о в.
Лаура
Лафарг
бы ла
дочерью
Ма ркса .
Поразила
ли
его
эта
внезапная
д во йная
смерть?
История
лич ного
знакомства
Ленина
с
Лафаргами
ко­
ротка.
У
Лафаргов,
как
и
вообще
в
семье
Ма ркс а,
всегда
был
с илен
интерес
к
России,
читаем
мы
в
книжке
О.
Б.
Воробьевой
и
И.
М.
Синельниковой
«Дочери Маркса».
Еще
в
70-х
год ах
Лафарг
установил
св язи
с
русским
ре­
волюционным
д вижен ием
и
выступал
со
статьям и
в
про­
грессивных
о р ганах
печа ти
России.
Лафарг
приветствовал
возникшую
в
1883 году первую русскую марксистскую ор ­
ганизацию-группу
«Освобождение труда».
Дом
Лафар­
гов
часто
посещали
рус с кие
политические
де ятел и
—
эми­
Ш


гранты:
П.
Л авр ов,
Г.
Лопатин
и
др уги е.
Част о
бывал
у
них
русский
журналист
Русано в;
он
р асск аз ывал,
что
его
поражало,
как
хорошо
Лафарги
знакомы
с
событиями
рус­
ского
революционного
движения.
Ког да
в
России
в
1905 го­
ду
раз рази лась
революция,
Лаура
восторженно
приветство­
вал а
ее: «В общем,
революция
началась,
и
Россия...
с
ее
д обле стн ым
пролетариатом,
мужчинами
и
же нщи на ми,
ко­
т орые
так
мужественно
борются,
вст у пает
в
новую
э ру!»
После
сме рти
Энг ельса
Л аф арги
пол уч или
небольшое
на­
следс т во.
Они
купили
себе
дом
в
Дравейле,
местечке
в
два­
дцати
пяти
километрах
от
Парижа.
Год
наз ад
Шарль
Рап попо рт
помог
Ленину
возобновить
знакомство
с
Лафар г ом,
после
че го
в
один
прекрасный
день
Владимир
Ильич
и
Наде жда
Константиновна
отпра­
вились
на
велосипедах
в
Дравейль.
Лафарг
был
зн ам ени­
тый
рев олю ц ион ер,
с под виж ник
Маркса
и
Энгельса,
один
из
немногих
ост авш ихс я
в
живых
от
Марксовых
времен,
один
из
виднейших
дея тел ей
Инт ер национ ала,
к отор ый
по­
том
вместе
с
Гедом
создал
и
возглавил
Французскую
ра­
бочую
партию,
пос вят ив
всю
свою
д ал ьне йшую
жизнь
борьбе
за
чистоту
этой
партии
и
пропаганде
революцион­
ного
марксизма
во
Ф ра нции.
Лени н
относился
к
Ла фар гу
с
громадным
уважением
и
очень
цен ил
его
м нени е.
Лаура
Лафарг
бы ла
во
всех
отн оше н иях
до чер ью
своего
ве лико го
отц а
и
верной
подругой,
помощницей
своего
мужа
Лафар-
га
—
одн а
из
самых
выдающихся
женщ ин
своего
времени.
Есл и
бы
не
сл ожные
семейные
обс тоя тельс тв а
—
дв ое
ма­
леньких
детей
на
руках,—
она,
возможно,
также
была
бы
в
1871 году среди борцов Коммуны.
«Я практикуюсь в
с трельб е
из
пистолета
в
здешних
полях
и
лесах,
так
как
я
виж у,
как
хорошо
сражались
женщины
в
не да вних
боях,
и
никто
не
знает,
что
еще
может
пр оиз ой ти»,—
писала
опа
своему
великому
отцу,
Ка рлу
Марксу.
Вот
к
этим -то
двум
замечательным
людям
и
приехали
однажды
Л енин
и
Крупская
с
визитом,
отмахав
по
пыль­
ным
шо ссе
добрых
двадцать
пять
ки лом етров .
Еще
совсем
недавно
в
Дравейле
было
очень
оживленно,
особенно
по
воскресеньям.
На
обедах
у
них
постоянно
присутствовало
несколько
человек
—
товарищей
по
партии
и
просто
хоро­
ших
знакомых,
час то
бывал
Жюль
Гед,
русские
эми гра н ты,
много
молодежи.
Обеды
всегда
прохо ди ли
в
интересных,
дружеских
бес еда х,
воспоминаниях;
возникали
и
горячи е
диспуты
на
политические
и
литературные
темы...
Но
время
шло,
они
старели,
в
доме
становилось
все
тише,
все
мол­
112


чаливее.
Гостей
приезжало
все
меньше.
Лафарги
—
Поль
и
Лаура
—уже
отошли
от
непосредственной
работы.
Им
уже
бы ло
под
с ем ьдес ят.
«Лафарги встретили нас очень любезно, —
пишет
Круп­
ская.—Владимир
ст ал
разговаривать
с
Лафаргом
о
своей
фи л ософ ской
кни жк е,
а
Лаура
Лафарг
повела
меня
гулять
по
парку.
Я
очен ь
волновалась
—
дочь
ведь
это
Маркса
был а
передо
мн ой;
жадно
вглядывалась
я
в
ее
лицо,
в
ее
чертах
искала
не в ольно
черты
Марк са...»
Крупская
не
пишет,
нашла
ли
она
эти
черты.
Но
я
думаю,
нашл а,
хотя
и
считается,
что
Лаура
гора здо
боль­
ше
поход ила
на
мать,
чем
на
отца.
Стоит
всмотреться
в
порт рет
Лауры,
в
ее
женственно-круглое
лицо,
в
ее
карие
гл аза
под
красивыми
дугами
б ро вей,
в
ее
нежный
рот
с
толстоватыми
губами,
как
вы
сразу
увидите
хотя
и
слабое,
но
явственное
фамильное
сходство
с
Мар ксо м,
которого
друзья
называли
М авро м.
Все
же
бы ло
видно,
что
Лаура
—
его
дочь.
В
мо л одые
г оды
она
была
тонкая,
стройная,
те­
перь
же,
в
с тарос ти,
отяжелела,
расплылась,
хотя
и
был а
по-прежнему
«строгая,
спокойная,
с
бл едным
лицом
и
не жны ми
г лазам и,
с
тихим,
слегка
пригл уше нным
голо­
со м».
Молодая,
сов сем
не
светска я,
нем ног о
потерявшаяся
оттого,
что
разговаривает
с
доч ер ью
великого
Маркса,
стес­
ня ясь
своего
п ыльн ого
от
велосипедной
ез ды
костюма
и
дешевой
шляпки,
Крупская
сн ача ла
ни как
не
мог ла
найти
тон,
чувствовала
себя
провинциалкой.
«В смущении, —
вспоминает
она,—
я
лопотала
что-то
нечленораздельное
об
участии
жен щин
в
революционном
движении,
о
Рос си и;
она
отвечала,
но
разговора
настоящего
как-то
не
вышло».
Представляю
себе,
как
радуш ная
и
гостеприимная,
но
п о-пар ижск и
сдержанная
с
нов ым
человеком
мадам
Л аура
Лафарг
водила
рус скую
революционерку-марксистку
по
парку,
показывая
ей
се льск ие
ж ив опис ные
в иды,
такие
ти­
пичные
для
Иль-де-Франс:
С ена,
которая,
отражая
ярк о­
с инее
сентябрьское
неб о
и
разноцветные
лодки
спортсме-
нов - «ляг уш а тник ов», блестела,
изв ив аясь
между
тростни­
к ов,
а
на
противоположной
стороне
виднелся
лес ,
но
не
синий
русский
еловый
л ес,
а
бледно-зеленый,
пронизанный
те п лыми
солнечными
лучами,
веселый
французский
лист­
венный
лес
К оро
и
барбизонцев;
и
видно
было,
как
фр ан­
цузские
деревенские
мальчишки
в
беретах
сши баю т
пал ­
ка ми
с
деревьев
настоящие
—
не
дикие
—
к ашта ны
и
наби­
вают
ими
ка р маны
своих
плисовых
штанов;
а
в
небе
с тоял
еще
со всем
белый ,
еле
заметный
дневной
месяц.
Ла ура
113


Лафарг
показала
Крупской
с вой
фруктовый
сад.
Она
по д­
няла
с
травы
д линный
шест
с
ножичком
и
срезала
на
са­
мой
верхушке
старого,
красивого
дерева
созревший
пло д,
кот орый ,
прошум е в
в
листве,
твердо
стукнулся
о
зем лю.
Ла ура,
глубоко
вздохнув,
медленно
нагнулась
и
с
доброй
улы бк ой
подала
Крупской
шафранно-желтую
айву.
—-
Мер си,
м ад ам,—
с ка зала
Крупская.
—
Камарад,—
поправила
Лаура.
—
Камарад,—
сказала
Крупская,
с
восхищением
г ля­
дя
на
эту
старую,
усталую
женщину
с
такими
не жным и,
лучи с тыми
глазами
и
бров ями ,
как
у
Ма ркс а.
Женщины
пожали
друг
другу
руки.
Это
бы ло
не
руко­
пожатие
дв ух
светских
д ам,
а
крепкое
рукопожатие
двух
революционеров,
членов
одной
партии.
Потом
они
еще
не­
много
прошлись,
как
бы
сму щая сь
своего
порыва,
и
некото­
рое
время
стояли
перед
маленьким
кирпичным
до мико м-
са дком ,
где
за
проволочной
сет кой
сидели,
каждый
в
св оем
отделении,
толсты е
кролики
с
дрожащими
усами.
Крупская
шла,
держа
Лауру
за
руку,
и
смотрела
в
ее
лу­
чистые
глаза,
полные
какой-то
очень
глубокой,
молчали­
вой
г руст и,
казавшейся
тогда
необъяснимой.
А
в
доме
пе­
ред
камином
сп орил и
мужчины.
Еще
прежде
чем
войти
в
комн а ту,
Крупская
услышала
так
хорошо
ей
знакомый,
л юбим ый
с мех
Владимира
Ильи­
ча
—
со всем
по-детски
чистосердечный,
слегк а
гортанный
и
глуховатый.
Он
смеял ся
таким
с мехо м,
когд а
со беседни к
был
ему
симпатичен.
Крупская
услышала
фразу,
сказан­
ную
Л е ниным
по-французски
сквозь
смех,
св оим
грасси­
рующим
а льтом :
—
Вы
это
мастерски
сформулировали
в
св оем
«Мате­
риализме
Маркса
и
идеализме
Канта»
лет
д есять
назад
в
«Ье8ос1а11з1е».
—
Я
уже
не
оче нь- то
помню,
что
я
там
такое
с форм у­
лировал,—
сказал
голос
Лафарга.
—
Зат о
я
хорошо
помню.
-
Ой
1а- 1а!
—
Вы
изволили
написать,
дорогой
Лаф ар г,
что
рабо­
ч ий,
к оторы й
ест
к олба су
и
кото рый
получает
п ять
фран­
ков
в
день,
знает
очень
хорошо,
что
хозяин
его
обкрады­
вает
и
что
он
(рабочий)
пи тае тся
свиным
мясом,
а
также
то,
что
кол бас а
приятна
на
вкус
и
питательна
для
те ла.
«Ничего подобного,—
говорит
буржуазный
софи ст ,
все
ра в­
114


но
зовут
ли
его
Пирроном,
Юмом
или
Кантом,—мнение
рабоче го
на
э тот
сч ет
ес ть
его
л ичн ое,
то
есть
субъектив­
но е,
мнение;
он
мог
бы
с
таким
же
правом
думать,
что
хозяин
—
его
благодетель
и
что
колбаса
состоит
из
рубле ­
ной
ко жи,
ибо
он
не
может
знать
вещи
в
себе...»
Это
великолепно,
вос хит ит ел ьно!
—
Лен ин
захохотал.—
Вот
и менн о:
вещ и
в
себе.
Не
меша ло
бы
это
хоро шен ько
зару­
бить
себе
на
н осу
Богданову
и
компании.
—
Да,
я
писал
нечто
подобное,—сказал
Лафарг.—
Но
я
не
помню,
чтобы
я
писал
о
Богданове
и
компании.
—
А
о
Богданове
как
раз
писал
я,—
еще
пущ е
х охота л
Ленин.
—
Он
опять
о
сво ем
Богданове!—в
шутливом
ужасе
воскликнула
Крупская,
подымая
вверх
руки .
—
О
да,—
подхватила
Лаура,—
ко лба са
в
себе
—
это
гораздо
вкуснее
и
полезнее.
По-видимому,
реч ь
шла
о
но вой
книг е
Ленина
«Ма­
териализм
и
эмп и риок ри ти ци зм», авторский экземпляр ко­
торой
в
мягком
переплете
лежал
на
столе.
Высокий,
эл е­
га нт ный
Лафарг
стоял,
опи рая сь
локтем
о
каминную
доску ,
и
его
уже
по-старчески
сухощавая
с пина
и
вел ик о лепная
голова
с
копной
белоснежных
в олос
на
зат ы лке
отража­
лась
в
высоком
каминном
зер кал е
с
докрасна
п отерт ой
зо­
л оче ной
рамкой,
между
двух
матовых
абажуров
старинных
масляных
ламп
с
медными
цилиндрическими
резервуарчи-
ками.
Вся
фигура
старого
революционера
с
орли ны м
но­
со м,
огненными
глазами
креола,
черными
бровями,
так
чу­
десно
контрастировавшими
с
бело й
как
сн ег
гол овой ,
как
нельзя
лучше
соответствовала
всей
старофранцузской
об­
становке
этого
небольшого
провинциального
салона
со
ста­
ры ми
бумажными
обоями,
бархатной
мебелью,
кружевны­
ми
салфеточками,
фотографиями
и
дагерротипами
в
узень­
ких
черных
рамках
с
кре ст ообраз но
выступающими
ко н­
цами
или
в
ова л ьных
золоченых
—
со
снимками
Маркса,
Энгельса
в
клетчатых
п ант алонах ,
рома нт ич еск ой
Же ннп,
Элеоноры
—
самой
хороше н ько й
и
вместе
с
те м,
как
это
ни
странно,
больше
всех
сестер
похожей
на
отца.
Несмотря
на
пре к лонн ые
годы,
у
Лафарга
сохранились
еще
все
по­
вадки
п олит иче ск ого
орато ра,
пламенного
пропагандиста
социализма;
ог
него
ве яло
духом
Интернационала,
Па­
рижской
коммуны.
Иногда
он
выхватывал
из
жилетного
карманчика
се ре брян ое
пенсне
и
размахивал
им,
делая
энергичные
дирижерские
жесты.
Хи рург ,
вра ч,
аналитик,
материалист
до
м озга
костей,
чел ов ек
без
предрассудков,
115


Лафарг
чем-то
напо м инал
тургеневского
Ба за рова.
Лени н
любовался
эт им
ве лик оле пным
экземпляром
человека,
сидя
в
низком
мягком
кресле
лицом
к
ка м ину,
отк ин ув
голову
на
кружевную
салфеточку,
приш пиленну ю
к
вали­
ку
спинки,
временами
жмурясь,
как
на
известной
социал-
демократической
ка рик атуре
под
назв ани ем
«Как мыши
кот а
хоронили», где Ленин был изображен в виде кота,
хватающего
меньшевистских
мышей.
И
п рофе сс орск им
же­
ст ом
он
по тир ал
руки;
он
испытывал
громадное
уд ов ольст­
вие
от то го,
что
раз г овар ивает
с
таким
прия т ным
че лове ­
ком,
настоящим
революционером-марксистом,
которого
глубоко
и
не жно
уважал.
Же нщ ины
вошли
и
сейчас
же
включились
в
раз гов ор,
без
всякого
труда
поймав
его
нить.
О,
как
много
б ыло
выск аз ано
драгоценных
мыс лей
в
этом
маленьком
деревенском
са лоне
и
как
в ажно
было
Лени ну
еще
и
еще
раз
проверить
цепь
своих
доказательств
в
к ни­
ге
«Материализм и эмпириокритицизм», которая для пего
все
еще
была
раскаленной,
как
толь ко
что
выкованная
виш нево -к расн ая
п одко ва
в
щ ипцах
кузнеца!
Со
всех
сто­
рон
н асту пал
идеализм,
самый
обыкновенный,
старый,
как
мир,
церковный,
религиозный
идеализм,
вульгарная
попов­
щина,
берклианство,
тол ько
надевшее
на
свое
лицо
более
современную
маску,
к оторую
ну жно
был о
во
что
бы
то
ни
ста ло
с орва ть,
разоблачить
ис ти нную
с уть
всех
эти х
бе с­
численных
махистов,
бернштейнианцев,
богостроителей,
эмпириокритиков,
ревизионистов
революционного
материа­
лизма,
а
по
сут и
де ла,
обыкновенных
контрреволюционе­
ров,
полезших
изо
вс ех
ще лей,
как
тараканы.
Для
того
чтобы
совершить
социалистическую
революцию,
надо
со­
здать
истинно
революционную
марксистскую
партию,
а
для
того
чтобы
ее
со зд ать,
нужно
прежд е
в сего
очистить
ее
от
всяческого
идеализма.
—
Мы
боре м ся
с
малейшими
проявлениями
иде ал из­
ма
в
нашей
партии,—
сказал
Ленин.
—
И
вы
правы!
—
воскликнул
Ла фарг ,
энергично
вы­
брасывая
в
сторон у
руку,
в
которой
держал
п енсн е.—
Вы
тысячу
раз
правы,
дорогой
товарищ
Ильин!
Уг л убл яясь
в
самую
с уть
в опрос а
об
организации
на­
с тояще й,
по дл инно
революционной
рус ск ой
раб очей
пар­
т ии,
доходили
до
самых
глубок их
социальных,
фи лософ ­
ских
кор не й.
—
Оторвать
дв ижение
от
материи
равносильно
тому,
что
оторв а ть
мышл ен ие
от
объективной
реальности,
оторвать
мои
ощущения
от
внешнего
мира,
то
есть
пе­
116


рей ти
на
с торону
и деа ли зма,—
говорил
Ленин,
засовывая
руки
в
к ар маны
и
вытягивая
ноги,—тот
ф окус,
котор ый
проделывается
обыкновенно
с
отрицанием
материи,
с
до­
пущением
движения
без
материи,
сос то ит
в
том ,
что
ум ал­
ч ивается
об
отн ошени и
материи
и
мы с ли.—
Лен ин
сел
на
своего
конька
и
стал
волноваться.
Он
особенно
сильно
вол­
нова л ся
всегда,
ког да
дох о дил
до
этого
места
своего
спо ра
с
идеалистами.
—
О,
материя
и
мысль!
—
воскликнул
Лафарг
и
вдруг
глубоко
задумался.
Л ицо
его
ст ало
отрешенным.
—
Мат е рия
исчезла,
говорят
нам,—
торопливо
продол­
жал
Ленин,—
Мат ер ия
исчезла,
гов орят
нам,
желая
делать
отсюда
гносеологические
выводы.
«А мысль осталась?» —
спросим
мы.
Есл и
не т,
ес ли
с
исчезновением
материи
ис­
чезла
мысль ,
с
исчезновением
м озга
и
нервной
сист емы
ис чезл и
и
представления
и
ощущения,—
тогда,
значит,
все
и счез ло
и
(в том числе)
ва ше
рассуждение
как
один
из
образчиков
какой
ни
на
е сть
«мысли» (или недомыслия).
Теперь
Л енин
как
бы
обращался
к
какому-то
вообра­
жаемому
собирательному
пр от ивник у
и
громил
его
логи­
кой
и
с арк а змом,
как
дел ал
это
всегда
на
философских
диспутах.
В
эти
минуты
он
был
неотразимо
прекрасен.
Круп ск ая
залюбовалась
им.
—
С
исчезновением
мозга
и
нервной
системы
исчезли
и
пред ст авлени я
и
ощ у щен ия,—
вд руг
негромко
пов то рила
Лаура
и
с
грустной
задумчивостью
п осм отре ла
на
мужа.
Он
поймал
ее
взгляд
и
одобрительно,
медленно
кивнул
своей
ром ан тиче ск ой,
серебряной
голов ой .
—
Да,
мой
друг,
имен но
так.
Исчезнут
представления
и
ощуще ни я.
Прощаясь
с
Л ениным
и
Крупской
у
калитки,
через
ко­
торую
они
выводили
на
дорогу
св ои
велосипеды,
Ла ура
негромко
произнесла,
дотронувшись
паль цам и
до
плеча
Лафарга:
—
Скоро
он
докажет,
насколько
искренни
его
фило­
соф ские
убеждения.
И
они,
Поль
и
Лаура,
опя ть
как-то
с тран но
перегляну­
лись.
Тогда
ни
Ле нин,
ни
Крупская
не
обратили
на
это
внимания.
Но
вот
прошло
не
так
много
времени,
и,
во з­
вр а тившис ь
домой
на
Мари-Роз,
Лен ин
вдруг
узн ал
о
смер­
ти
Лафаргов:
они
покончили
с
собой.
Оказывается,
эту
новость
принес
дн ем
Шарль
Р а ппопо рт,
взволнованный,
117


у битый .
Он
крепко
пожал
рук у
Крупской
и,
не
сним ая
мокрого
па льт о,
в ыб ежал
вон .
Крупская
передала
Лени ну
то
немногое,
что
расс ка зал
ей
Шарль
Ра ппо пор т:
сегодня
утром
садовник
до ма
в
Дравейле,
зайдя
в
салон,
об на ру­
жил
мад ам
и
мосье
Лафаргов
мерт в ыми
перед
остывшим
камином,
каждого
в
своем
кресле.
Накануне
они
поздно
вернулись
из
Парижа,
где
п ров ели
вечер.
Они
бы ли
наряд­
но
одеты.
П рич ина
смерти
—
укол
цианистого
калия,
кот о­
рый
они ,
по-видимому,
сделали
друг
др угу.
А
может
быть,
Лафарг,
как
врач,
сделал
это
один.
Ш приц
ле жал
на
камине.
Ленин
никак
не
мог
опомниться.
Он
все
время
ходи л
по
св оей
маленькой
квартирке,
останавливался
у
око н,
смот­
рел
в
непроглядную
черноту
н ояб рьс кой
ночи,
то
и
дел о
потирал
лыс ину
то
одной
рукой ,
то
другой.
—
Невероятно,
невероятно...
Слух
уже
распространился
по
Парижу.
Прибежала
в
накинутом
на
плечи
осеннем
пальто
с
буфами
Инесса,
ко­
торая
жила
в
соседнем
доме
по
ул ице
Мари-Роз,
No
2.
На
ее
ве лик ол епных
в олос ах
блестели
ртутные
кап елы ш
дождя.
—
Вы
слышали?
—
Да,
при ход ил
Шарль.
—
Подробности
знаете?
—
Укол
цианистого
калия.
—
А
письмо?
—
Значит,
есть
пись мо ?
—
Да,
Лафарг
оставил
предсмертное
пись мо .
Пишет,
что
решение
умереть
в
семьдесят
лет
был о
пр инят о
им
давно .
Уй ти
из
жизни,
ко гда
ему
исполнится
семьдесят
лет,
он
решил
потому,
что
считал
эту
да ту
как
бы
рубе­
жом,
за
кот орым
последует
неум о лимая
с тарос ть,
и
он
станет
балластом
для
партии,
так
как
у
нег о
нет
дет ей
и
сре дс тв
к
существованию.
—
Детей
и
ср ед ств
к
с ущест в ов ани ю...
Балластом
для
партии...
Лен ин
всплеснул
руками.
—
Невероятно,
невероятно...
Инесса,
ты
понимаешь,
что
это
чудовищно?
У
них ,
у
Инессы
Арманд
и
у
Лени на,
был и
дружеские,
товарищеские
отношения:
иногда
они
г овор или
др уг
другу
«ты», иногда « в ы» .
Чаще
«вы» .
Но
сейчас,
как
это
всег да
с лучалось ,
когда
Лен ин
был
взволнован,
он
обратился
к
Инессе
на
«ты» .
118


—
Но
Лаура,
Лаура...—проговорила
Крупская
и
за­
молча ла,
не
находя
слов.
Г лаза
Инессы
бле снули .
Каж етс я,
толь ко
гла за
и
воло­
сы
был и
у
нее
красивы.
Но
они
делали
ее
неотразимой.
—
Лаура
в
течение
всей
их
совместной
жизни,—
строго
ска зала
Ине сса,—
д елила
с
Поле м
все
труд нос ти ,
радо сти ,
всю
бор ьб у,
и
она
с
тою
же
верностью
последовала
за
ним
в
его
решении
добровольно
умереть.
Иначе
она
не
бы ла
бы
дочерью
М арк са.
—
Он
каз ал ся
на
десять
лет
старше
ее,—
заметила
Крупская.
—
Только
казался,—сказала
Ине сса. —Н а
са мом
деле
он
был
старше
ее
в сего
на
три
года.
—
Володя,
ты
помнишь,
как
он
обращался
к
ней ?
—
спросила
Крупская.—
Вс егда
с
нежной
улы бко й: «Лора,
дочь
моя...»
—
Лора,
дочь
моя,—
грустн о
сказала
И несса.
—
Теперь
их
нет.—Крупская
пр ед став ила
себе
Дра-
вейль,
кроликов
в
кирпичном
домике,
айву,
покрытую
се­
ребристым
пушк ом ,
на
ладони
Лауры,
пенсне
Л афа рга
в
отк ин утой
руке ...
В
этот
вечер
б ыла
оче ред ь
Лен ина
приготовлять
ча й;
он
сунул
спичку
в
гор е лку
га зов ой
плитки,
послышалась
тупая
в спы шка,
и
Ленин
поставил
на
зеленоватое
пл амя
парижского
г аза
большой
русский
чайник.
Потом
они
си­
де ли
на
кухне
и
м олча
пил и
чай,
как
в
ссылке,
по-сибир­
ски,
вприкуску,
представляя
себе
маленький
са лон
в
Дра-
вейле,
два
кр есла
перед
остывшим
камином
и
в
эт их
кр ес­
лах
—
д руг
против
друга
—
нарядных,
не под вижн ых
Ла уру
и
Поля
с
открытыми,
как
бы
искусственными
глазами,
ус т-
ремленпыми
дру г
на
друга
в
нечеловеческой
решимости
умереть
вместе
и
как
бы
в
ожидании
чего-то
н еп онят ного.
Разо шл ись
ра но.
Зав тра
предстоял
беспокойный
день.
Л енин
лег,
укрылся
старым
шотландским
пледом,
п ода­
ренным
ему
ма те рью,
но
понял,
что
не
заснет.
Часто
в
бесс он ные
парижские
ночи,
по
свидетельству
Крупской,
Ленин
«зачитывался Верхарном».
В
последнее
время
Ве р-
харн
ст ал
его
привычкой.
Еще
недавно
он
был
под
обая­
ни ем
Виктора
Гю го.
Огненные
с трофы
«Возмездия»
зв у­
ч али
в
его
душе.
Т еперь
Эмиль
Верхарн
—
великий
нова­
тор
поэтической
формы,
революционер
слова,
об личи тел ь
капиталистического
мира.
Его
образы-символы,
дохо дя
до
119


величайшего
обобще н ия ,
становились
вещественно
види­
мыми,
неотразимыми
в
своей
материальности.
Они
не
ув о­
дят
чи тат еля
от
действительности,
не
увлекают
в
зыбкий
мир
символизма,
а
помогают
по з нать
с ущно сть
вещи,
п ро­
никнуть
в
ее
философский
смысл .
Верхарн
изображал
ми р,
исторический
от рез ок
времени,
в
котором
жил
и
мыслил
Л енин.
«Лики жизни», «Города - сп руты», «Многоцветное
с ия ние », наконец,
тольк о
что
вышедшая
книга
«Держав ­
ные
ритмы».
Прикрыв
маленькую
электрическую
лампочку
газетой,
чтобы
свет
не
тревожил
Крупскую,
Лен ин
перелистывал
Верхарна.
Мно гие
стихи
он
уже
зн ал
наизусть.
Теперь
его
внимание
снова
задержалось
на
стихотворении
«Статуя
буржуа».
Гл авны е
ст рофы
этой
маленькой
поэмы,
бьющие
наповал,
приводили
Ленина
в
восторг
своей
мощью
и
точ­
ностью.
Читая
их
в
подлиннике,
на
французском
языке,
Ленин
восхищался
их
каким-то
неотвратимым
ритмом,
их
бронзовым
зво но м:
Он
глыбой
брон зовой
стоит
в
молчанье
гордом,
Упрямы
челюсти,
и
в ып ячен
живот,
Кулак
такой,
что
с
ног
пр о тивника
собьет,
А
страх
и
н енав исть
на
лбу
застыли
твердом.
Это
был
давний,
вечный
враг
Ленина
—
буржуа,
им­
периалист.
Как
маст ер,
опытный
в
искусстве
подавленья,
Он
тигром
на пад ал
и
крался,
как
шакал,
А
если
он
вы сот
порою
достигал,—
То
бы ли
мр ач ные
высот ы
пр ест уп лен ья.
...И
вот
на
площади,
над
серой
мостовою,
Он,
властный,
и
крутой,
и
злоб ст вую щи й,
вст ал
И
защищать
готов
протянутой
рук ою
На
де нежны й
сундук
похожий
пьедестал.
В
П ариж е,
где
поставлено
более
восьмисот
разных
па­
мятников
и
монументов,
подобного
памятника,
конечно,
не
б ыло.
Это
была
могучая
фантазия
в ели кого
поэта.
А
на­
прасно!
Л енин
беззвучно
засмеялся
—
зл о,
яд ови то,
с
той
иронией,
которая
иногда
о хв аты вала
все
его
существо.
А
напрасно!
Такой
монумент
в
центре
Парижа,
например,
г де-н ибу дь
посредине
п лоща ди
Согласия,
против
п ала ты’
депутатов,
вместо
Лукс ор ск ого
обели с ка,
очень
бы
не
по­
ме шал
как
ше те п^о
топ
капитализму.
А
стихи
Верхарна
все
текли
и
текли,
потрясающие
в
своей
сил е
и
яркости.
Ленин
лист ал
то
о дну
книжку,
то
другую .
120


... В
предместьях,
где
нужда
киш ит
И
где
слезами
каждый
шаг
о мыт,
Где
перебранки
вечные
в
лачугах,
Где
взгляды
ненависть
с кре стил а,
как
клинки,
Где
отнимают
д руг
у
дру га
Ку сок
последний
бедняки,
Где
чад ом
горизонт
закрыт
—
Рычание
печей
звучит
Среди
кирпичных
ст ен
завод ов
симметричных...
...Автоматично
и
без
сл ов
Тол па
рабочих
у
станков
Заботливо
блюдет
Их
равномерный,
ч еткий
ход ,
Который
п олон
исступленья
злого,
Который
жа дн ыми
зубами
в
клочья
рвет
Ненужное
отныне
слово .
...Здесь
зори
даже
Черны
от
сл оя
сажи,
Зд есь
солнц е
и
в
полдневный
жар
Сл епцо м
бредет
сквозь
чадный
дым
и
п ар.
Ли шь
ч ас,
когда
потемкам
в
дар
Неделя
пр ине сет
закатный
шар,—
Как
молот
поднятый,
на
миг
замрет
Дыханье
мощного
у силь я,
И
золот ой
тум ан
над
городом
прострет
С вои
све рк ающ ие
крылья.
За
черным
окном,
в
щелях
жалюзи,
с
темной
улицы
Мари-Роз
светился
оди нок ий
газовый
фонарь,
а
над
ман ­
сардами
Парижа
был
простерт
зол отой
ту ман
и
слышался
не
утихающий
пи
днем ,
ни
ночью,
с т ранный,
утоми т ель ­
ный
гул
громадного
города.
Перед
Ле нины м
по яв лял ись
мог у чие
фигу ры
—
символы
из
«Державных ритмов»: Ге­
рак л,
Персей,
Мартин
Люте р,
наконец,
Город
с
боль шо й
бу квы:
....Расстаться
был
бы
рад
ты
с
вековым
у кладо м,
Чтоб
слиться
нако нец, —
своих
б огов
губя,—
С
н еи стовой
душ ой,
исполнившей
тебя
Огр о мным
электрическим
зарядом.
Ле нин
чувствовал
в
себе
этот
огром н ый
электрический
заряд,
не
д ававш ий
ему
спать,
измучивший
напр я женны й
моз г
бессо ннице й,
мозг,
устремленный
в
грядущее.
Грядущее!
Я
слышу,
как
оно
Рве т
зе млю
и
лома ет
своды
в
этих
Городах
из
золо та
и
черни,
где
пожары
Рыщут,
как
львы
с
пылающей
гривой.
121


Един ая
минута,
в
к от орой
по тр ясены
века,
Узлы ,
которые
победа
развязывает
в
битвах,
Великий
ч ас,
когда
обличья
мира
меняются,
Когда
все
то,
что
было
святым
и
пр авы м,
Кажется
неверным,
К огда
взлетаешь
вдруг
к
вершинам
новой
ве ры,
Ко гда
толпа
—
носительница
гнева,—
Сочтя
и
пе ре чтя
в ека
своих
обид ,
На
глы бе
си лы
во здв иг ает
право.
Л енин
быстро
листал
страницы
Верхарна,
хотел
и
не
мог
забыться.
И
в
это
же
время
перед
его
глазами
стояла
все
та
же
неподвижная
ка рт ина:
перед
остывшим
камином
два
пустых
кресла.
«С исчезновением мозга и нервной
системы
исчезли
и
п редст авл ени я
и
ощ ущ ения ».
Для
Поля
и
Лауры
теперь
навсегда
исчезли
пр ед ст авлени я
и
ощу­
щения.
Исчезла
комната,
зеркало,
камин,
свет
солн ц а,
вос ход яще го
за
Сеной,
так
нежно
тронувший
край
к руж ев­
ной
оконной
зан аве ски ,
золотой
голос
утреннего
пет ух а.
Для
них
исчез
мир.
Но
для
пас,
жив ых,
они,
По ль
и
Лаура,
с ущес тв уют
в
своей
вечной
неподвижности,
бедные
стари­
ки,
кот орые
так
много
сделали
для
счаст ь я
живых.
Не­
ужели
они
вот
сейчас,
в
эту
саму ю
минуту
леж ат
на
мр а­
морных
плитах
морга,
облож ен ны е
кусками
искусственно­
го
льда,
и
холодная
во да
методично
каплет
на
их
лбы ?
О,
как
трудно
это
себе
представить!
Лен ин
присл у шал ся.
Теперь
к
постоянному,
почти
неощутимому
гулу
Парижа
прибавился
еще
какой-то
другой,
более
определенный
шум,
грубый ,
как
гул
мельничных
жерновов.
Это
по
Порт-д’Ор-
леан
сп лошны м
потоком,
как
ла ва,
текли
повозки,
фурго­
ны,
груз ов ые
автомобили,
тележки,
двуколки
с
продуктами
для
Центрального
рынка.
Приближалось
утро.
Вот
оно
наконец
забрезжило.
Теперь
в
воздухе
как
бы
вырос
зна­
комый
органный
лес
фабричных
г удко в,
от
кот оры х
тонко
гуд ели
ок онн ые
стекла
и
позванивал
на
ле с тнице
велоси­
пед
Крупской.
Внизу
щелкнула
задвижка
в
комнате
консьержки,
зат ем
р асп ро стран ился
тонкий,
колониальный
зап ах
горячего
кофе.
Н ачал ся
день,
полн ый
забо т:
экстрен­
ное
партийное
собрание,
выработка
общей
лпнии
поведе­
ния
в
связи
со
с ме ртью
Лафарга.
Было
приня т о
решение,
что
на
похоронах
Лафаргов
от
имени
Российской
социал-
демократической
ра боче й
партии
выступит
Ле нин.
Запись
ора торов
п рои сходи ла
в
редакции
«Юманите»
у
Жореса,
наплыв
ожидался
громадный.
И
ну жно
было
не
опоздать,
чтобы
п опа сть
в
списки
выступающих.
Прямо
с
партийно­
122


го
собрания
Лен ин
через
весь
город
о тп рави лся
в
ре дак­
цию
«Юманите», которая помещалась в то время недалеко
от
Биржи.
Площадь
вокруг
Биржи
чернела
то л пой.
Биржевой
День
только
что
кончился.
Биржевики
расходились
завтра­
кать.
Вооруженные
шв аб рами
и
метелками,
сторожа
в
форменных
тужу рк ах
с
энергичной
поспешностью
выме­
тали
бумажный
мусор,
мы ли
гранитные
ступени,
кр уг лые
железные
писсуары,
запирали
решетки,
окружавшие
здание
Биржи.
Площадь
напом инала
поле
битвы,
откуда
уже
успели
вынести
убитых
и
раненых,
остались
ли шь
клочья
амуниции,
и
уцелевшие
живые,
шатаясь
от
уста­
лости,
пер ест раиваю т
св ои
ря ды
и
уходят
на
биваки,
к
палаткам
маркитантов.
Лен ин
торопился
пробраться
сквозь
толпу.
Его
толкали,
в
зн ак
извинения
на ск оро
п ри­
подняв
над
вспотевшей,
взъерошенной
головой
цилиндр
или
коте лок.
На
углу
ср еди
фиакров
и
автомобилей
он
грудь
в
грудь
столкнулся
с
че лов ек ом,
котор ый
шел,
ни­
ч его
не
в идя
перед
собо й,
с
остановившимися
глазами,
сжимая
в
руке
биржевой
бюлле те н ь,
и
на
его
ли це
был
нап иса н
ужас.
Потухший,
мокрый
окурок
сигары
торчал
изо
рта,
и
капля
пот а
текла
из-под
цилинд ра
по
л бу,
по
носу...
Вся
эта
картина,
как
бы
стремительно
и
неряшли­
во
написанная
пером
Эмиля
Золя,
стояла
перед
Л ени­
ным
во
в сей
своей
обнаженной
неприглядности,
казавшей­
ся
особенно
мерзкой
и
оск орби те льн ой
в
это т
траурный
день,
сделавший
Париж
пох ожи м
на
мокрый
газетный
лис т
с
сетками
траурных
к лише
и
полосками
некрологов.
В
нач але
30- х
год ов,
однажды
поздней
осенью
я
за­
шел
в
ред акц ию
«Юманите», для того чтобы пожать руку
Ма рселю
Кашену,
с
к оторы м
я
познакомился
в
Москве,
в
садике
Дом а
Герцена.
Он
тогда
редактировал
«Юмани ­
те» .
Кажется,
газета
помещалась
в
том
же
сам ом
доме,
что
и
до
первой
мировой
войны,
а
Кашен
занимал
ка би­
нет
Жореса,
сидя
за
боль ш им
письменным
столом,
спино й
к
большой
политической
карте
Евро п ы,
претерпевшей
со
вр еме ни
Жо реса
так
много
трагических
перемен.
Европа
це за рей!
С
тех
пор
как
в
Бонапарта
Гус ин ое
п еро
направил
Меттерних,
Впервые
за
сто
лет
и
на
глазах
мо их
Мен яется
тв оя
таинственная
карта.
По ка
я,
по
парижскому
юбычаю,
не
сним ая
макинтоша
и
присев
боком
на
край
редакторского
с тола,
р асск аз ывал
123


Кашену
о
наших
пятилетках
и
о
чудесах
строительства
гигантского
Магнитогорска,
где
я
провел
последние
че­
тыр е
м есяца
в
качестве
специального
корреспондента,
а
он
время
от
времени
с
загоревшимися
глазами
восклицал:
«О ля-л я!
Если
бы
это
виде л
наш
Ленин!» —
в
кабинет
запросто,
как
старый
товарищ,
вошел
бравый
стар ик
ме т­
ранпаж
в
традиционной
синей,
крепко
накрахмаленной
ра боче й
блузе,
из-под
которой
выг ляд ы вал
тв ерд ый
ворот­
ничок
с
шелковым
га лст уко м.
У
него
в
руках
были
сырые
газетные
гранки
с
крепко
вд авл енным и
оттисками
с троче к
и
большая
типографская
щетка,
на
в есь
кабинет
распро­
ст ран яв шая
какой-то
волнующе-редакционный,
резкий
зап ах
керосина.
Слушая
мой
р асск аз,
Кашен
быстро
делал
на
полях
гранок
корректурные
и ерогли ф ы,
а
старый
мет­
ранпаж
сел
на
др угой
угол
редакторского
с тола
и,
друже­
ски
п оложи в
на
мое
п лечо
смуглую
руку
с
т онк им,
стер­
шимся
об руча льн ым
кол ьц ом
на
безымянном
па ль це,
ки­
вал
головой
с
редкими,
напомаженными
черными
в олос а­
ми,
аккуратно
расположенными
по
всей
лыс ин е.
—
$а уа Ыеп!
С ’ез!
ипе
^гапйе у! с1о1 ге
йи
сошшшнзте
т опй! а1.
Не
так
ли,
товарищ?
За втра
мы
даем
о
Магни­
тогорске
в
«Юма»
большую
информацию.
Вы
знали
тов а­
ри ща
Лени на?
—
спросил
он
меня.
—
К
сожалению,
лично
не
приходилось.
Старый
метранпаж
сочувственно
посмотрел
на
мен я.
—
А
я
видел
Л ени на.
Он
однажды
за ходи л
к
нам
в
«Юма», к бедняге Жоресу.
Но
не
з аст ал.
Бедняга
Жор ес
в
это
врем я
как
раз
зав тр акал .
И
Лени н
пошел
к
не му
в
кафе
«Дю Круассан».
Вы
до лжны
горд и ться
вашим
Ле­
ниным,—
со
строгостью
заметил
он. —
Это
был
великий
человек;
гораздо
более
великий,
чем
наш
Робеспьер
и,
мо­
жет
быть,
да же
чем
Жан-Жак.
—
А
я
его
прекрасно
знал,—
сказал
Кашен,
нежно
улыбнувшись
из-под
своих
нав ис ших
бровей.—
Мы
с
ним
б ыли
бо ль шие
др у зья.
Это
был
острый
человек,
настоящий
революционер...
И
вместе
с
тем
пар ижани н...
О,
есл и
бы
ему
уд алос ь
увидеть
окончательный
триумф
своих
идей
в
Советской
России!
...Мне
ле гко
было
представить
темный
парижский
день
конца
ноября
1911 года,
пустые
редакционные
кори­
доры
и
мраморную
зашарканную
лестницу,
пок ры тую
к лочь ями
гряз н ого
газетного
срыва,
по
к оторы м
с
сы рым
124


свернутым
зон ти ком
под
мы шкой
бегал
Ленин,
разыски­
вая
Жо реса
и
вдыхая
те плый
в оз дух,
под ним а ющийс я
от­
куда-то
снизу,
из
линотипной:
острую
см есь
г оряще го
светильного
газа,
расплавленного
мета лла
стереотипов,
ти­
пографской
краски,
маз у та.
Не
найдя
Жореса
в
редакции,
по
совету
метранпажа
Ленин
поспешно
отправился
в
ка фе
«Дю Круассан», где Жорес всегда завтракал.
Лен ин
нашел
Жореса
вн изу
переполненного
зала,
на
его
обычном
месте,
воз ле
громадного
окна,
с
одной
са лф ет­
ко й,
разложенной
на
коленях,
а
д ругой
—
зав язанн о й
вы­
с око
под
бо родой .
Жорес
кончал
завтракать
и
намаз ы вал
острым
ножичком
кусок
очищенного
от
корочк и
ка мам­
бе ра
на
хрустящую
корку
хлеб а.
—
А,
дорогой
Л енин!
—
воскликнул
он
и
с
живостью
п оложи л
обе
салфетки
на
столик.—
Рад
вас
видеть.
Са­
дит есь .
Но
какая
грустная
встреча,
не
пр авда
ли?
Наш
дру г
Лафарг
у шел
от
нас,
кто
бы
мог
подумать?
С
этим
трудно
прим ирит ьс я.
—
Я
заходил
к
вам
в
«Юма»,—
сказал
Ле нин.
—
Я
за вт рака л.
Но
я
уже
кончил,—
ответил
Жоре с.—
Может
быть,
ч аш ечку
черного
коф е?
—
спросил
он
Ле­
нин а.
Лен ин
о тказа лс я.
У
нег о
было
еще
много
дел.
Он
сел
боком
на
стул,
подвернул
под
се бя
н огу
и
коротк о
объяс­
нил
це ль
своего
визита.
—
Я
прош у
слова
от
имени
Российской
социал-демо­
кратической
ра боче й
партии.
Вот
мои
полномочия.
Лен ин
п олож ил
на
столик
бум агу.
—
У
нас
громадный
список
орат оров ,
мы
очень
стес­
не ны,—
ск азал
Жоре с, —
но
вам,
как
представителю
вели­
кой
революционной
Ро сси и,
кон ечн о,
буде т
предоставле­
но
слово
на
похор она х
несчастных
Лафаргов.
Только
не
сли шком
дл инно ! ..—
у моляюще
сказал
Жорес.
Он
вынул
из
кар м ана
записную
книжку
и
вписа л
ту да
несколько
слов .—
Но
вечером,
дорогой
Ленин ,
я
прошу
вас
все-таки
еще
раз
зайти
ко
мне
в
«Юманите», чтобы оформить все
строго
официально.
Ита к,
до
в еч ера.
Они
попрощались.
Лен ин
тор опи лся.
Жорес
увидел
скво зь
мокрое
стекло
витрины,
в озле
которой
он
си дел,
как
на
улице
появилась
маленькая
фигура
лидера
рус­
ски х
социал-демократов
Ленина
и
как
он
быстро
прошел
ми мо
ларька,
где
бор ода тый
нормандец
в
клеенчатой
зю йд­
вестке
продавал
разложенные
в
плос к их
ящиках,
сре ди
ли моно в,
водорослей
и
м ха,
устрицы,
роз ов ые
креветки,
125


че рниль но- ч е рные
морские
ежи,
миди и,
бургундское
эс-
ка рго,
и
ветер
качал
над
ним
декоративный
м орск ой
фо­
нарь
и
спасат ел ьн ый
круг
с
надписью
«Устрицы» .
Жорес
видел ,
как
по
стеклу
вит ри ны
извилисто
текли
мелкие
капли
н ояб рьск ого
дождя,
и
это
бы ла
та
са мая
вит рина ,
сквозь
которую
в
ию ле
четырнадцатого
г ода
выстрелом
из
револьвера
он
был
убит,
в
то
врем я
ко гда
наливал
се бе
в
стакан
из
маленького
графина
красное
бордо.
Вр емя
б ыло
насыщено
трагическими
событиями:
ги­
бел ь
«Титаника», выстрел в Сараеве,
убийство
Жореса,
начало
первой
мировой
войны,
все
последствия
которой
нельзя
б ыло
тогда
даж е
в ообра зи ть.
Недавно
я
за шел
в
знаменитое
кафе
«Дю Круассан»,
где
был
убит
Жорес,
и
видел
на
стене
дома
мраморную
дос ку
с
именем
Жо реса,
а
также
рельефное
изображение
фри гий ск ого
колпака
с
раскрашенной
трехцветной
кок ар­
дой ,
похожей
на
маленькую
с тре лков ую
мишень,
и
бук­
вами
«В.
Е.»
—
Решоблик
Франсез.
Вечером
Ленин
еще
раз
отправился
в
«Юманите», что ­
бы
подать
официальное
з аявл ен ие,
по
только
поз дн ей
ночью,
и
то
с
большим
трудом,
смог
попас ть
туда,
так
как
на
улице
перед
ред ак цией
уже
собралась
громадная
тол­
па.
Это
была
тревожная,
траурная
ночь.
Остаток
ее
Ле­
нин
провел
дом а
на
Мари-Роз,
работая
над
те кст ом
своего
завтрашнего
выст у пления .
Он
отл ич но
владел
француз­
ским
языком,
но
на
этот
раз
сн ачал а
ре шил
написат ь
по-
русски.
Инесса
переводила
на
французский.
Она
зна ла
французский
лучше
Лени на.
Это
был
ее
родной
язык.
Ле­
нин
очень
щепетильно
относился
ко
вс ем
своим
публич­
ным
выступлениям
на
иностранных
язы к ах,
в
особенности
же
к
этой
реч и
на
п охорон ах
Лафаргов:
когда
предстояло
выступить
перед
лицом
вс его
революционного
Парижа,
яз ык
его
р ечп
должен
быт ь
безукоризненным.
В
воскресенье
3 декабря на кладбище Пер -Лаш ез
с
раннего
утра
из
труб ы
крематория
уже
густо
п олз
чер ­
ный ,
жир ный
каменноугольный
дым,
смешиваясь
с
низ­
кими
городскими
тучами
и
че рной
сетью
мелкого
дождя,
зарядившего
надолго.
В
подвале
крематория,
в
печах
бу­
126


шевало
адское
пламя
раскаленного
доб ела
антр аци та,
бе­
жа ли
синие
во лны
га за,
и
все
б ыло
гот ово
для
того,
чт обы
испепелить
трупы
д вух
атеисто в.
Траурные,
черные
колесницы,
покачиваясь
на
высо­
ких
р есс орах,
одна
за
другой
въехали
в
ворота
Пер-Ла­
шез .
Качались
круглые
французские
ве нки
с
красными
муаровыми
лентами.
За
колесницами
шел
весь
револю­
ционный
Париж,
десятки
тысяч
французских
пролета­
р иев
—
ф обуры
Сен-Дени,
Сент-Антуан,
Бельвиль,
Ивр и,
Батиньоль,
Монмартр
—
под
кр асны ми
знаменами,
деле­
га ты
международного
социализма,
с реди
кот оры х
ме жду
Крупской
и
Инессой
Арманд
с
об на же нной
головой
шел
сосредоточенный
Лени н.
Зал
крематория
не
мог
вместить
всего
народа,
и
траурный
митинг
прошел
под
открытым
небом
по
дороге
в
колумбарий.
Пер ед
т емно й,
неподвиж­
ной
толпой,
окружавшей
со
всех
сторон
траурное
возвы­
шени е,
выступали
Каутский,
Брак,
Э дуард
Вайян,
Хар­
ди,
Жорес
—
самые
блестящие
ораторы
мира.
Когда
о че­
ред ь
дошла
до
Лен и на,
он
решительно
шагнул
вперед
и
остановился
на
краю
пом ос та.
Он
держал
в
руке
сложен­
ный
п ополам
листок
из
блокнота,
помявшийся
в
кармане,
с
французским
те кс том
речи,
но
ни
раз у
не
вз гля нул
на
не го.
Ализариновые
ч ерн ила
автоматической
ручки
рас­
п лылис ь
под
дождем,
п ачкал и
па льцы
фиалковыми
п ят­
нами.
—
Товарищи!
—
раздался
в
тиш ине
небольшой
грас­
сирующий
гол ос
Лени на.— Я
б еру
слов о,
чтобы
от
имени
Ро сси йско й
социал-демократической
рабочей
парт ии
вы­
разить
чувство
г лубоко й
горес ти
по
пов оду
сме рти
Поля
и
«Лауры Лафарг.
Л енин
ус илил
голос,
соразмеряя
его
с
величиной
тол­
пы,
напо лня вш ей
почти
все
громадное
кладбище,
распо­
лож ен ное
на
холма х.
Б ыть
может,
впе р вые
в
жизни
Ле­
нину
п ри ходи лось
выступать
под
открытым
небом
перед
таким
громадным
скоплением
народа,
при
монотонном
шуме
затяжного
ос еннег о
дождя,
к отор ый
уп руго
бараба­
нил
по
раскрытым
зонтикам,
шуршал
по
красным
знаме­
н ам,
потемневшим
от
влаги.
Дождь
дымился
в
черных
ветвях
кипарисов,
пробегал
по
мраморным
крышам
ча со­
вен
и
мавзолеев,
по
г оти ческ ой
усыпальнице
Элоизы
и
Абеляра,
по
крестам,
обелискам,
скам ей кам
и
с тату ям
этого
безмолвного
города
мертвых,
по
его
тесным
у лица м,
откуда
доносился
тонкий,
настойчивый
за пах
гниющих
георгинов
и
хризантем.
Голос
Ленина
звучал
над
живыми
127


и
над
мертвыми.
Кто-то
раскрыл
над
обнаженной
головой
Ленина
зонтик,
и
капли
дождя
падали
с
его
черных
спиц
на
бумажку
в
ру ке
Лен ин а.
—
Сознательные
ра боч ие
и
все
социал-демократы
России
еще
в
пе риод
подготовки
рус с кой
революции
на­
учились
гл у боко
уважать
Лафарга
как
одного
из
самых
талантливых
и
глубоки х
распространителей
и дей
марк ­
сизма,
столь
блестяще
подтвержденных
опытом
борьбы
классов
в
рус ской
революции
и
контрреволюции.
Го лос
Ленина
еще
усилился.
Теперь
в
тишине
эт ого
громадного
траурного
митинга
каждое
сл ово
Ленина
до­
летало
до
самых
отдаленных
уголк ов
Пер-Лашез.
—
Под
знаменем
эт их
идей,—-
говорил
Ленин,—
сплотился
пе редов ой
отряд
русских
рабочих,
нанес
сво ей
организованной
массо в ой
борьбой
у дар
а бсолюти зм у
и
отстаивал
и
отстаивает
дело
социализма,
дело
революции,
де ло
демократии
вопреки
всем
изменам,
ша тан иям
и
ко­
лебаниям
либеральной
буржуазии.—
Тут
Лени н
непроиз­
вольно
бросил
быстрый
взгляд
на
Каутского.
Лен ин
сделал
небольшую
паузу.
Он
видел
перед
со­
бой
парижский
пролетариат,
его
бо евые
красные
з нам ена,
быт ь
может
те
самые,
кот орые
некогда
раз ве вались
на
баррикадах
Коммуны,
он
видел
аллеи
кладбища,
где
шли
последние
бои
ко ммун аров
с
версальцами.
Бы ть
може т,
в
этот
миг
в
сознании
Ленина
м ельк ну ло,
как
сн ар яды
шес тиор уди йн ой
бат ареи
версальцев,
установленной
на
Трон н ой
п лощади ,
громят
в орота
Пер - Лаш ез.
Летя т
щеп­
ки,
камни,
куски
жел е за.
Огонь
б ьет
в
глаза.
Преодолевая
герои чес кое
сопротивление
коммунаров
и
слабый
ого нь
их
митральез,
версальцы
врываются
в
гл уб ину
кладбища.
В
течение
дв ух
часов
коммунары
вели
ожесточенный
бой
буквально
за
каждый
пам ятн ик
и
каждую
мо ги лу.
Как
я сно
пр едстав ля л
се бе
Ленин
те пе рь,
с тоя
на
траурном
помосте,
страшное
кро во проли ти е,
прои схо ди вш ее
тогда
среди
этих
самы х
ск леп ов
и
обелисков,
белевших
перед
ним
в
черной
зел ени
кипарисов...
Дал ь ше,
среди
гол ых
зимних
деревьев,
он
угадывал
оббитую
пулями
стену,
из
которой
как
бы
вы ст упали
раскинутые
кре ст ом
руки
т ра­
гической
женщ ины
и
го рдо
закинутые
головы
расстре­
лянных
коммунаров.
Все
это
б ыло
так
недавно!
Л енин
чувствовал,
как
из
то лпы
на
не го
смотрят
старые
париж­
с кие
коммунары,
а
од ин
из
них
—
знаменитый
Эдуард
Вайян,
парижский
корреспондент
Маркса,
делегат
по
пр ос вещ ению
Комму ны ,
д руг
знаменитого
поэта,
автора
128


«Интернационала»
—
Эжена
Потье ,
друг
Курбе,
Эд уарда
Мане,
Коро,
Милле,
Дом ье
и
других
деятелей
Комму­
ны
—
знаменитых
французских
художников,
реф орма то р
систем ы
народного
образования
Франции,—
ст оит
теперь
рядом
с
ним
на
траурном
помосте
в
старомодном
сюрту­
ке
—
рукава
с
б у фами,
в
узком
черном
галстуке,—
с
гор­
до й,
поседевшей
головой,
бли с тающе й
ка пл ями
дождя.
Ленин
и
Вайян
—
две
эпохи
—
стояли
рядом
дру г
с
дру­
гом
в
это т
траурный
день
похорон
Лафаргов.
—
В
лице
Лафарга,—
продолжал
Ленин,—
соединя­
л ись
—
в
умах
русских
социал-демократических
рабо­
чих
—
две
эпохи:
та
эпоха,
когда
революционная
моло­
дежь
Ф ранци и
с
французскими
раб очим и
шла,
во
имя
республиканских
идей,
на
при сту п
прот ив
империи,
и
та
эпоха,
к огда
французский
пролетариат
под
руков одс тв ом
марксистов
вел
выд ер жанну ю
классовую
борьбу
против
вс его
буржуазного
с троя,
готов я сь
к
последней
борьбе
с
буржуазией
за
социализм.
Ленин
уже
полностью
и
безраздельно
овладел
вни ма­
нием
толпы.
Все
гла за
ее
бы ли
прикованы
к
небольшой,
энергично
подвижной
фигу ре
этого
еще
не
вполне
разга­
данного
рус ско го
ли д ера,
кот орый ,
делая
сд ер жанно-ст р а­
стные
жесты,
лишенные
какого
бы
то
ни
б ыло
расчета
на
э ффект,
так
просто,
точно
и
вместе
с
тем
с
та кой
экспрес­
сией
раскрывал
перед
толпой
самую
суть
мирового
поли­
тического
по лож е ния.
—
Нам,
русским
социал-демократам,
испытывающим
весь
гне т
абсолютизма,
пропитанного
азиатским
ва рва р­
ством,
и
имевшим
с ча стье
из
сочинений
Лафарга
и
его
др узей
почерпнуть
непосредственное
знакомство
с
ре во­
люцио нны м
опытом
и
революционной
мыслью
европей­
ск их
рабочих,—
нам
в
о со бенно сти
наглядно
вид но
теперь,
как
быстро
близится
время
торжества
того
дела,
отстаи­
ванию
которого
Лафарг
посвятил
свою
жиз нь.
Теперь
в
словах
эт ого
ма лен ьк ого,
скромного
рус ско го
лидера
зв уча ло
пророчество.
Лен ин
со всем
просто,
как
бу дто
ре чь
шла
не
о
величайшем
историческом
открытии,
а
о
самой
обыкновенной,
в сем
известной
вещи,
произнес
пророческие
слова:
—
Русская
революция
открыла
эпоху
демократиче­
ск их
революций
во
всей
Азии,
и
восемьсот
миллионов
л юдей
входят
теперь
у частн ика ми
в
демократическое
д ви­
же ние
вс его
цивилизованного
мира.
А
в
Европе
все
больше
множатся
признаки,
что
близится
к
концу
эпоха
5в.
Ката ев »
т.
в
129


господства
так
называемого
мир но го
буржуазного
па рла­
ментаризма
(Жорес неодобрительно помотал головой) ...
ч тобы
уступить
место
эпохе
рев олюци он ны х
бит в
органи­
зованного
и
воспитанного
в
ду хе
ид ей
марксизма
проле­
тариата,
кот орый
свергнет
го спо дст во
буржуазии
(«Не
так
скоро,
не
так
с кор о»,—п роборм ота л
Каутский,
се рди­
то
взглянув
на
Л е нин а)...
и
установит
коммунистический
строй.
С
этими
словами
Ленин
решительно
стряхнул
пальца­
ми
кап ли
дождя
с
ба рха тн ого
воротника
своего
пальто
и
отошел
в
сторону.
Он
к он чил.
Коммуна,
раздавленная
и
расс трел ян на я
сорок
лет
тому
назад
на
кладбище
Пер -Лаше з,
вновь
провозглашена
на
эт ом
же
са­
мом
месте.
С
кладбища
возвращались
домой
на
метро,
когда
уже
со всем
стемнело.
Наступили
так
на зыв аем ые
часы
«пик».
Н ужно
б ыло
пересечь
п очти
весь
город.
Стра ш но
устали.
Пересаживались
на
с т анции
«Реомюр
—
С ев а стоп оль».
Тол па
стиснула
их
и
потащила
за
со бой
по
грязно-ка­
фе льным
подземным
кори до рам ,
по
темным
каменным
лестницам,
поблескивающим
под
ногами,
как
бы
посы­
панн ым
селитрой.
Они
шли ,
подчиняясь
приказаниям
многочисленных
надписей
и
ст ре лок.
Тяжелый
угле род и­
сты й
в озд ух,
то
жаркий
до
головокружения,
то
сыр ой,
холодный,
врывался
откуда-то
из
боковых
ходов
и
проно­
сился
по
бе гущей
толпе,
которая
вдруг
останавливалась
перед
шипя щ ими
пневматическими
дверцами;
они
н еот­
вратимо
медленно
закрывались
перед
самой
грудью ,
не
пуская
на
перрон
опоздавших
к
очере дн ому,
быст ро
пр и­
ближающемуся
пое зд у.
Щел к али
громадные
никелиро­
ва нные
щипцы
в
подагрических
рука х
старух
контро­
лерш,
пробивая
картонные
билеты
с
букв ой
«V», и из
щипцов
все
время
сыпались
на
пол
кружочки
и
п олуме ­
ся цы,
ус тилая
каменный
пол
безрадостным
конфетти.
А
старуха
контролерша,
сидя
на
складном
стульчике,
все
ще лк ала
и
щ елка ла
щипца м и
—
младш ая
парижская
се­
стра
Парки,—
как
бы
«считая дни и не давая отсрочки» .
Под ош ел
поезд.
Пять
вагонов.
Сре дний,
полупустой,
бе­
лог о
цвета
—
первого
к ла сса.
С
туги м
пневматическим
шипением
двери
плавно
закрылись;
са ми
со бой,
со
сту­
ком
заперлись
медные
щеколды;
поезд
помчался,
вагон
мотало,
вал я
на
п оворота х
пассажиров
друг
па
друга,
130


сбивая
с
н ог,
как
кегли.
Но
Ленину
эт о,
в идим о,
даж е
н рав и лось:
быстро,
сравнительно
недорого,
сердито.
Де­
мократично.
Пр ав да,
тесновато
и
мо гло
бы
быт ь
де шев ле,
но
нич его
не
поделаешь:
капитализм.
Многомиллионный
пролетарский
город.
Столица
мира.
Для
то го
чтобы
угнать­
ся
за
потребностями
его
бы стр ораст уще го
населения,
необходимо
плановое
социалистическое
хозя йс тв о.
Капи­
талистическая
анархия
промышленного
производства
не
угонится.
А
вообще-то
метрополитен
—
вещь
невредная.
Ко гда
русский
пролетариат
п рогон ит
царя
и
возьмет
власть
в
с вои
руки,
одним
из
первых
мероприятий
до лж­
на
быть
постройка
в
н аи более
крупных
р аб очих
ц ент рах
хорошего,
удобного,
быстрого
и
дешев ог о
метрополитена.
Кое-чему
не
мешало
бы
поучиться
и
у
буржуазии.
Напри­
мер,
н а родное
питание.
Побольше
всевозможных
демокра­
тических
закусочных,
бистро,
ресторанчиков,
молочных.
На
каждом
предприятии.
Ц ены
по
себест о имо ст и.
Д еше­
во
и
сердито.
И
женщинам
станет
легче .
Не
ма ят ься
же
всю
жизнь
у
плиты!
Побольше
дешевых
механических
прачечных:
не
гнуть
же
всю
жизнь
с пину
над
корытом!
Хорошо
бы
и
громадные
унив ерсаль ные
магазины.
С
ми­
нимальной
наценкой.
С
кредитом.
Пролетарские
«О-Прен-
та н», «Самаритен», «Галерея Лафайета».
Отлично
бы!
Лен ин
уже
не
думал
о
похоронах
Лафаргов.
Как
вс е­
гда ,
его
мысль
мчалась
в пе ред.
Крупская
вернула
его
мысли
к
сегодняшнему
дшо:
—
Володя.
-
Ч то?
—
Ты
обратил
внимание,
как
см от рел
на
те бя
Жо­
рес,
ко гда
ты
прошелся
насчет
либеральной
буржуазии?
В
грохоте
поезда
Лен ин
не
услышал.
Приложил
руку
к
уху ,
наклонив
голову
к
Надежд е
Константиновне.
Опа
громко
повторила
св ои
слова.
Ленин
усмехнулся.
Глаза
его
по-боевому,
остро
и
непримиримо
блеснули.
—
Да
и
Каутский
тоже!
—
крикнул
он
в
ухо
Крупской.
Надежд а
Ко нст ант инов на
победно
улыбнулась.
Г лаза
Лени на
п ога сли:
вспомнилась
поездка
в
Дравейль.
Ма­
лен ька я
гостиная.
Кам ин.
Ленин
вздохнул.
—
Да,
Надюша.
Если
не
можешь
больше
для
партии
ра бо тать,
надо
уметь
пос м отрет ь
правде
в
глаза
и
у ме­
реть
так,
как
Ла фарг .
Несмотря
на
шум
в
вагоне,
Крупская
поняла
слова
Ле нина .
Грус тно
по ка чала
траурной
шляпкой.
Шипели,
открываясь
и
закрываясь,
пневматические
двер и.
Вхо­
5*
131


д или
и
выходили
л юди.
Трудящиеся
л юди
Парижа.
Ра бо­
чие
в
синих
блузах,
бедн ые
студенты
в
беретах,
дев у шки
из
больш и х
магазинов
с
полосатыми
коро бк ами
в
руках.
У
одной
из
них
на
пальчике
лопнула
лайковая
перчатка,
напоминая
треснувшую
фисташку.
За
окнами
проплывали
названия
знакомых
ст а нций,
выл оже нные
белым и
каф ель ­
ны ми
плитками
по
с ин е м у: «НаПез», «СйаЫеХ», «81.
М1-
с Ь е1», «Ойёоп», «81. 8и1р1с е», «МоЩрагпаззе», целая поло­
са
пари жск ой
жиз ни.
«Уаухп,
В азр аП»
—
и
вот
теперь
эта
пол оса
кончается
навсегда,
уходи т
в
п рошлое ,
в
историю.
Пари ж
уже
изж ил
себя.
Выгорел.
Он
уже
не
принесет
ни­
чего
делу,
кот ором у
Лен ин
посвятил
свою
жизнь.
П ора
рвать
с
П ариж ем.
Пос ле
смерти
Лафаргов
почему-то
это
стало
особенно
ясн о.
«Засиделись мы здесь,
в
эмигрант­
ско м
болоте,
засиделись».
—
А
неб о сь,
Надюша,
у
нас
в
России
сейчас
наст о я­
щая
зима.
Крепкая,
ядреная.
Вот
бы
на
конечках
прока­
титься.
Самый
р аз!
Ась ,
Н а дюша?
А
ст анции
все
летят
и
ле тят.
Как
жизнь.
«Пеп1 ег1 -
Вос й егеа и», «Мои1о п
Ппуегпеи,
наконец,
вот
он а,
«А1ё-
зха»,—
это
уже
посл ед няя .
Здесь
вы ходи ть.
—
Надя,
Инесса,
не
зевайте,
чт обы
не
прищемило
дверью.
Ск оро
после
этого
он
уехал
из
Парижа
в
Прагу.
По­
том
еще
поб ли же
к
России
—
в
Краков,
в
Поронино,
на­
встречу
Октябрю,
навстречу
Советам,
навстречу
своей
не измер и мо
гром адной ,
вечной,
н езакат н ой
славе,
о
кото­
рой
он
ни
ра зу
в
жизни
да же
не
подумал,
навстречу
своей
см ерти ,
столь
же
простой,
величественной
и
прекрасной,
как
и
вся
его
жизнь.
Думал
ли
он,
уезжая
из
Парижа,
что
жизни
его
ост ает ся
все го
лиш ь
каких-нибудь
двенадцать
лет?
Может
быть,
и
думал,
потому
что
о дин
лиш ь
он
чув­
ствовал,
знал,
как
страшно,
нечеловечески
стр ашно
он
устал
телесно.
«Ленин был физически крепкий,
сильный
человек,—
пиш ет
Н.
А.
Семашко.—
Его
коренастая
фи гура ,
кр е пкие
плечи,
корот ки е,
но
сильные
руки
—
все
обличало
в
нем
недюжинную
силу.
Лен ин
умел,
поскольку
он
мог,
забо ­
титься
о
своем
здоровье.
Поскольку
мо г,
то
ест ь
пос коль­
ку
позволяла
это
его
чр ез мерн ая
напряженная
р або та.
Он
не
пи л,
не
курил.
Лепи н
был
физкультурником
в
са­
мом
точном
смысле
слова:
он
любил
и
ценил
свежий
воз ­
132


ду х,
моцион,
прекрасно
п лав ал,
катался
па
коньках,
ез­
дил
на
велосипеде.
Будучи
в
петербургской
тюрьме,
Ле­
нин
каж дый
день
д елал
гимнастику,
шагал
из
к онца
в
ко­
нец
камеры...
Если
бы
не
желез но е
здоровье
Владимира
Ильича,
оп
не
выдержал
бы
тяжелого
ранения
в
результате
покуше­
ния
э сер ки.
Р анение
было
исключительно
тяжелое.
Пуля,
прони­
завшая
г рудн ую
клетку,
залила
ее
кровью,
порв ав
круп­
ные
сосуды.
Пу ля,
попавшая
в
шею,
п рошла
настолько
бл изко
от
жиз не нно
важных
сосудов
(сонная артерия и
ве н а), что Владимир Ильич первые дни выделял с кашлем
кров ян ую
мокроту.
И
тем
не
менее
уже
че рез
несколько
дней
Владимир
Ильич
почувствовал,
что
он
выздоравли­
вает,
и
был
оптимистически
настроен.
Несмотря
на
моль­
бы
врачей
повременить
с
зан ятиями,
Владимир
Иль ич
на­
чал
ран о
заниматься
и
на
упреки
отвечал,
улыбаясь: «Пе­
рем у дрил и»...
Считается,
что
на
Ленина
было
совершено
два
или
три
покушения.
По-моему,
их
было
больше,
но
это
еще
надо
п рове ри ть.
Во
всяком
случае,
с
семнадцатого
г ода
за
ним
охотились
враги,
его
травили.
Пу ля
Каплан
была
отравлена.
Сколько
это
стоило
ему
зд оров ья,
не р вов!
«Последняя болезнь Владимира Ильича началась с не ­
значительных
симптомов:
у
него
закружилась
голова,
ко­
гда
он
встал
с
постели,
и
он
должен
был
ухв а тить ся
за
стоя вш ий
рядо м
шка ф.
Врачи,
тотчас
вызванные
к
нему,
сначала
не
придали
значения
этому
симптому...
...А
Владимир
Ильич
стал
грустен
и
задумчив;
оп
предчувствовал
бе ду
и
на
все
утешения
о тв е чал: «Нет,
это
первый
звонок».
К
несчастью
всег о
человечества,
прогноз
его
оправ­
да лс я».
Не
так
давно,
в
январе,
мы
г уляли
по
Парижу,
и,
как
в сег да,
я
представлял
себ е
на
этих
улицах
живого
Лени­
на.
С
утра
мы
уже
успели
побывать
во
многих
ленинских
м естах .
По си дели
на
скамеечке
в
парке
Монсури,
где
лю­
бил
сидеть
Ленин,
к огда
жил
на
Мар и-Р оз.
Он
об ыкн о­
вен но
устраивался
с
книжкой
возле
небольшого
искусст­
венного
кас кад а
и
под
шум
игрушечных
водопадиков,
стекавших
в
пруд,
где
грациозно
плавали
белые
и
черные
л ебеди,
думал
свои
великие
думы.
133


Доживу
ли
я
до
то го
дня,
ког да
здесь
будет
поставлен
памятник
Ленину,
сидящему
с
книжкой
на
коленях
во з­
ле
веч но
живой,
ве чно
текущей
воды?
Однажды
на
вопрос
М.
Эссен,
что
ей
следует
посмот­
ре ть
в
Пар иж е,
Ленин
ск азал :
—
Прежде
все го
пой ти
к
Стене
к оммун а ров
на
кл ад­
бище
Пер -Лаше з,
в
Музе й
революции
тысяча
с ем ьсот
во­
семьдесят
де в ятого
г ода
и
в
Музе й
восковых
фигур
Гре-
веп.
В
смысле
художественного
выпо лне ния
Музей,
гово­
р ят,
немногого
стоит,
но
по
содержанию
интересен...
Ну,
насч ет
музеев,
выставок
и
всег о
прочего
обратитесь
к
Жоржу,
он
все
это
здорово
зн ает
и
даст
вам
все
нужные
указания.
«Жорж»
—
это
Плеханов.
Лен ин
во
вс ем
иск ал
тольк о
революцию.
Остальное...
Остальное
—
«обратитесь к Жоржу» .
Мы
снова
—
в
кот оры й
раз!
—
прошлись
по
аллеям
Пе р- Лаш ез,
постояли
возле
С тены
коммун а ров .
И
снова
мне
представилось:
дождливый
декабрьский
ден ь,
мас са
блестящих
зонтиков
и
на
к раю
траурного
помоста,
среди
к расн ых
знамен
и
цветов,
зн акома я
фигура
Лен ина ,
про­
сте рш его
над
мол чали в ой
толпой
свою
крепкую,
ко рот­
кую
руку,
как
бы
вла с тным
жестом
—
таким
знако­
мым !
—
зов ущую
народы
мир а
сквозь
см ерть ,
сквозь
огонь
революций
и
во йн
к
миру,
к
счастью,
к
жиз ни.
Потом
мы
побывали
в
музее
Гревен,
и
я
как
бы
воочию
увидел
Ленина
перед
восковыми
фигу ра ми
Великой
французской
ре вол юц ии.
Вот
он,
прищ ур ив
глаза,
р ассмат р ива ет
ра с­
трепанную
кук лу
—
мадам
Ро лла н,
отпрянувшую
с
уж а­
сом
на
лице
в
темный
у гол
искусственной
комнаты,
в
то
вр емя
как
в
неестественно
черн ом
окн е
мелькали
крас­
ные
фригийские
колпаки
с ан кюлотов
и
протягивалась
на
конце
полос ат ой
пики
мер тв ая
голов а
казненного
ари сто ­
кра та.
А
вот
Мар ат
в
ванне,
похожей
на
башмак,
и
Шар­
лотта
К орде
в
чепчике,
с
к инжал ом
в
восковой
руке .
Вот
Ленин
с
недо бро й
ус меш кой
смотрит
на
музыкальный
вечер
в
Мальмезоне,
на
фигурку
великого
р енегат а
фран­
цузской
революции,
в
белых
лосинах,
туго
натянутых
на
кр епк ие
ног и,
в
белом
пикейном
жилете
и
в
синем
фраке,
кото рый
слушает
музыку
на
фон е
красивой
летней
ночи,
134


видно й
в
открытых
дверях
балкона.
Вот
Ленин
стоит,
рассматривая
кровать
под
кисейным
пологом
от
москитов,
белую
голову
м ерт вого
императора
на
п од ушке
и
боль­
шую
тре угол ьн ую
шляпу
на
тумбочке.
В
музее
Карна­
ва ле
с
такой
поразительной
ясностью
я
видел
Ленина
ср еди
самодельных
пик
1789 года,
революционных
воз­
званий,
декретов,
бумажных
денег,
ветхих
треуголок
На­
циональной
гвардии
с
кокардами,
похожими
на
м алень ­
кие
мишени.
Я
представлял,
как
Ленин
трогает
кр уг лым
носком
своего
ботинка
белый
кам ень
Бастилии
—
един­
ственное,
что
уцелело
от
легендарного
тюремного
замк а
французских
корол ей .
Наконец,
мы
заш ли
в
Консьержери,
и
я
опять
представил
себе
Ленина
сре ди
железных
ре­
шеток,
в
сумрачных
казе ма тах ,
перед
ст ено й,
где
на
ве ч­
ные
времена
приклепан
нож
гильотины,
тот
самый,
на­
с тоящи й,
под линный,
срубивший
так
много
виновных
и
невинных
голов,
чем-то
отдаленно
напоминающий
ле­
мех
ка кого- то
странного
и
с трашн ого
плуга.
Ленин
постучал
ногте м
по
старому
жел езу ,
и
оно
от­
ветило
еле
слышным,
угрю м ым
звоном
дал екого
кол ок о­
ла,
а
потом
Ленин
прошел
по
к ирп ично му
п олу
узкой
ка­
ме ры,
где
сначала
на
коленях
молилась
пе ред
казнью
Мари я-Ан ту анетт а,
а
потом,
мучаясь
от
страшной
боли,
лежал
па
груб ой
деревянной
скамье
сам
Роб ес п ьер,
ху­
денький
самолюбивый
мо лодо й
человек
с
раздробленной
челюстью,
ожидая
своего
смертного
часа.
Лени н
м олча­
л иво
п отрога л
решетку,
к от орую
некогда
изо
всех
сил
тр яс
конопатый
г игант
Дан тон ,
крича
на
всю
тюрьму
своим
ль виным
го лос ом : «Граждане!
Революция
с ошла
с
у ма!»
В
районе
Од ео на,
па
бульваре
Сен-Жермен
—
через
ул ицу
—
против
п амятн ика
Дантону,
зовущему
вперед
национальных
гвардейцев,
стреляющих
с
колена,
ест ь
старинные
в орота ,
ведущие
в
уз кий
средневековый
д вор.
В
эт ом
сыром
и
темпом
дворике,
где
н ик огда
не
просыха­
ют
каменные
плиты,
друг
против
друга
стоят
два
ветхих
флигеля.
В
одном
помещалась
типо гр а фия,
где
Марат
печатал
своего
«Друга народа»,
а
в
другом,
на
втором
этаже,
за
маленькими,
как
бы
клетчатыми
окошками,
жил
изобретатель
гильотины,
док тор
Ги льотен .
Этот
угол ок
135


с тар ого
революционного
Парижа
некогда,
в
мо ей
молодо­
сти ,
показал
мне
Шарль
Ра ппо по рт,
великий
знато к
ис­
тории
Пари ж а.
Насладившись
мо им
восхищением,
он
ск а­
зал : «Я водил сюда Ленина.
Он
был
в
восторге
и
потом
час то
по вт ор ял: «Справа Марат,
слева
Ги льоте н.
Это
ве­
ликолепно!» Здесь же,
в
районе
Одеон а,
на
улице
Ст арой
Комедии,
среди
закоулков
д ряхлого
Парижа,
Р аппопо рт
пок аз ал
мне
самый
старый
ресторан
в
мир е
—
«Прокоп»,
открытый
в
1689 году.
Мы
зашли
в
него
и
выпили
по
рюмке
мандарен-кюрасо
со
льдом
—
угощал
Шарль
Р ап­
попорт.
На
стенах
висели
портреты
самых
выдающихся
посетителей
эт ого
за веде ни я:
Вениами ан
Франклин,
Жан-
Жак
Руссо,
В ольтер,
д’Аламбер,
Мольер,
Дидро,
Да нт он,
Ма рат,
Робеспьер...
—
Не
хв ата ет
портрета
Лени на,—ск аза л
Шарль
Раппопорт,—
но
я
не
со мн еваю сь,
что
он
когда-нибудь
здесь
появится,
потому
что
Ленин
бывал
в
эт ом
кафе...
Был
теплый
день
парижской
зимы,
которая
шла
на
убыль
и
уже
еле
заметно,
то нко
дышала
ве сно й,
з апах ом
пармских
фиа лок ,
синевших
кое-где
на
углах
в
плоских
корзинах
цветочниц:
маленькие
круглые
букетики,
те сно
пр ижа вшис ь
друг
к
друг у,
как
бы
хотели
согреться
сре ди
все
же
еще
оче нь
зим нег о
города.
Ве сь
Пари ж
был
в
не ж­
ной
опаловой
дымке,
и
шафранно-желтый
кружок
янв ар­
ского
с олнца
с
трудом
проглядывал
сквозь
темно-перла­
м утров ые
тучи
над
Луксорским
обелиском
на
площади
Согласия,
над
конями
Марли,
над
голой,
черной
ка штан о­
вой
рощей
в
начале
Елисейских
полей,
как
бы
нарисо­
ванной
углем ,
над
еле
заметным
вд алек е
голубым
си луэт ом
Эйфелевой
башни.
Е сть
в
парижской
зи ме
что-то
ки тай­
ско е.
Во
всяком
случае,
я
в идел
в
январе
в
Пекине,
над
мраморными
мостиками
и
ажурными
столбиками
площа­
ди
Тяньаньмэнь,
ря дом
с
крышей
знаменитых
ворот,
точно
такое
же
солнце
—
печальный
кружок,
как
бы
оче нь
тщ а­
тельно
нарисованный
желтой
тушью...
И
те ни
еще
обн а­
женных
деревьев,
и
во
всем
тончайшее
предчувствие
вес­
ны.
В
такие
дни
в
Париже
прохожие
б олее
ох отн о,
чем
в сегда ,
ост анавл иваю т ся
воз ле
витр ин
эстампньбс
маг ази ­
нов,
перед
выс та в лен ными
к ар ти нами.
Вы
идет е
по
ули­
це
Боэси,
как
по
залам
Музея
новейшей
живописи.
Моды
менялись,
но
не
сли шком
быстро.
В
Париже
моды
ме ня­
136


ются,
вопреки
общепринятому
мнению,
оче нь
м едле нно.
Сначала
барбизонцы,
потом
импрессионисты,
потом
по ст­
импрессионисты.
По жалу й,
на
эт ом
мо да
и
остановилась.
Абстракционисты
все
никак
не
м огут
войти
в
моду.
Их
не
любят.
Очень
возможно,
они
так
и
умрут
в
витринах
эс­
тампных
магазинов
парижской
зим ы.
Лепин
видел
в
в ит­
ринах
постимпрессионистов
и
Пикассо
голубого
периода.
Пикассо
до
сих
пор
так
же
знаменит.
Рис уно к
Пикассо
—
п ортре т
со вет ско го
к ос мона вта
Юр ия
Гагарина
в
крыла­
том
шлеме,
полуголубя-получеловека,
выставлен
в
париж­
ски х
витринах,
напо миная ,
что
в
мире
давно
уже
началась
эпоха
Лен ин а.
Как
жаль,
что
Лени н
не
дожил
до
этих
дней!
Над
восьмигранным
прямоугольником
Ва нд ом ской
пл о щади,
где
возвышается
«столбик с куклою Чугунной»,
во зле
сам ой
фигурки
императора
в
дубовом
венке
и
тог е
цез ар я,
плыло
все
то
же
со лн це.
Мож ет
быть,
Ле нин
ви­
дел
та кое
же
солнце
—
холодное,
без
лучей,
желтое
со лн­
це
пари жск ой
зимы.
Но,
вернее
всего,
проходя
по
ул ице
Мира,
мимо
витрин,
в
которых
ослепительно
блестели
драгоценные
камни
стоимостью
в
тысячи,
сотни
тысяч,
а
даже,
может
быть,
миллионы
франков,
среди
всего
эт ого
оскорбительного,
б ессмыс ленн ог о
богатства,
доведенного
до
полного
идиотизма,
Лени н
видел
перед
собой
Ва н дом­
скую
пл оща дь
в
дни
Парижской
коммуны,
поваленную
колонну
и
громадную
ч уг унную
тушу
императора,
кото ­
рая
леж ала ,
продавив
мостовую,
и
мешала
движению
че­
рез
п лоща дь
—
пря м ая,
страшная,
глупая.
Дорого
запла­
тил
знаменитый
художник,
коммунар
Курбе,
председа­
те ль
ко ми ссии
художников,
созданной
правительством
Коммуны,
о дин
из
г лав ных
иници ат ор ов
низвержения
Вандомской
колонны,
за
то,
что
так
э не рги чно,
по-рево-
лю ционн ом у
расправился
с
памятником
тирану,
ес ли
уж
не
смо г
расправиться
с
самим
тираном:
в
течение
дв ух
месяцев
в
невероятных
условиях
его
гноили
в
тю рьм е,
его
водили
скованным
по
улицам
Па риж а,
п лев али
ему
в
лицо .
Ему
предъявили
иск
в
сумме
свыше
тр ехс от
тысяч
франков,
и
ему
—
славе
Франции!
—
о ста лось
одн о
—
бе­
ж ать
за
границу.
Он
скрылся
в
Ш вейцари и
и
умер
в
из­
г нан ии.
Неужели
суд ьба
всех
воистину
ве л иких
и
благо­
родных
людей,
настоящих
революционеров
и
патриотов
—
умирать
в
изгнании?
137


Л енин
был
человеком
бесстрашным
и,
быт ь
может,
бо­
ялся
лишь
одного
—
остаться
вечным
изгнанником
и
у ме­
ре ть
вдали
от
родины,
которую
он
так
беззаветно
любил.
К
счастью,
это го
не
с лучилос ь.
Скоро,
даж е
гора зд о
с корее ,
чем
он
мог
предполагать,
Ленин
вер нул ся
на
ро­
дину,
и
день
его
возвращения,
ког да
прозрачной
апр ель ­
ской
ночью
при
свете
военных
прожекторов,
вырвавших
из
темноты
его
маленькую
фигуру
с
протянутой
вперед
короткой
рукой ,
ок р уж енный
толпами
русского
револю­
ц ионно го
пролетариата,
стоя
на
ба шне
броневика,
он
про­
ехал
че рез
всю
столицу
государства
Российского,
ст ал
пер ­
вым
днем
провозглашенной
им
грядущей
социалистиче­
ской
революции.
Желт ое
солнце
парижской
зи мы
медленно
уходи л о
за
Триумфальную
ар ку
на
площадь
Звезды,
уходи ло
за
Ней и,
за
о б наженны е
дер евь я
Булонского
леса,
за
готи че­
ск ие
крыши
Сен-К лу
на
высо ко м
берегу
вечерней
Сены.
Мы
шли
по
Парижу,
иногда
останавливаясь
перед
ма­
ле ньк ими
мемориальными
до ск ами
с
именами
героев
Со­
противления,
украшенными
букетиками
цветов
и
пожел­
тевшими
трехцветными
лент ам и
венков,
превратившихся
в
проволочные
ске лет ы
—
ужасные
напо м инани я
о
немец­
ком
фашизме,
в
те чен ие
ч ет ырех
лет
терзавшем
Францию.
Каж дая
т акая
мраморная
доска
освящала
место,
где
на
черно-синей
парижской
мостовой
пролилась
драгоценная
кров ь
патриота.
Каждый
букетик
полузавядших
цветов
напоминал
нам
лег енд у
о
Габриеле
Пери:
Гортензий
голубой
венок
Расцвел
над
ним
бог
вес ть
от ку да.
Когда
мы
под ошл и
к
Елисейским
полям,
погода
вд руг
испортилась.
В
оди н
миг
все
вокруг
по темнел о .
Возле
«Фигаро»
в
л ицо
дунул
резкий
ве тер.
Это
уже
не
было
мягкое
д ыха ние
зимней
Атлантики,
а
острый,
пронзитель­
ный
холод,
принесенный
откуда-то
с
далекого
севера.
Мы
едва
успел и
добежать
до
угла
улицы
Мариньян,
как
пошел
снег
—
не
тот
мя гк ий,
легкий
парижский
снег,
кото­
рый
не
жжет,
а
ли шь
нежно
щекочет
рес ниц ы,
а
н асто я­
щий
полярный
сн ег,
секущий
лицо,
как
розга.
Мы
поспе­
ши ли
войти
в
уг лово е
к афе
и
се ли
возле
гром адн ой
вит ­
рин ы,
за
которой
была
видна
ул ица,
мутная
от
летящего
138


снега.
Теперь
Ел исейск ие
поля
скорее
на пом ина ли
ка­
кую-то
большую
м ос ковс кую
улицу
в
новом
районе,
мо­
жет
быт ь,
на
Юго-Западе
или
в
Черемушках,
г де,
по
странной
п ри хоти
воображения,
б ежали
в
метели
сл иш­
ком
легк о
одетые
для
такой
погоды
парижанки
на
гвоз­
диках
каблучков,
в
высоких
черных
и
бе лых
прич еск ах ,
с
пугающими
глазами,
резко
подрисованными
жир ным
угольн ы м
карандашом,
на
нежных
фа рфо ро вых
лицах,
фиолетово
озаренных
огнями
синема.
То лпа
бежала
к
вх о­
дам
в
метро,
и
люди
оди н
за
другим
скр ыв али сь
в
его
н ед рах,
о тку да,
как
из
п рач ечн ой,
вырывались
клубы
пар а.
Кафе
быст ро
наполнилось
посетителями,
кото рые
сбрасы­
вали
со
своих
шляп
и
макинтошей
легкие
куски
снега,
та­
яв шего
на
кр асн ых
коврах
и
дорожках
каф е.
А
за
стек л ян­
ной
плитой
нашего
громадного
окна,
сред и
сверкающих
лампионов
Е лисейск их
полей,
продолжала
неистовствовать
м етел ь,
выпуская
откуда-то
с в ерху,
с
крыш
сем иэтаж ных
домов,
за ряд
за
зарядом.
Было
21 января,
годовщина
смерти
Ленин а.
Время
сно­
ва
потеряло
надо
мн ою
власть,
и
я
увидел
Москву
1924 го­
да,
страшный
январский
день:
с иль ную
утрен ню ю
отте­
пель,
которая
к
вечеру
превратилась
в
небывалый,
лютый
мороз,
убивающий
на
л ету
птиц,
падавших,
как
камни,
на
скамейки
московских
бульваров
среди
треска
лопавших­
ся
деревьев.
Жестокую
стужу
костры
стор ожи ли,
Но
падала
температура
На
градус
в
минуту,
сползая
по
жиле
Стеклянной
руки
Реомюра.
Бульвар,
по р аже нный
до
центра
морозом,
Деревьев
артериями
синий,
Уже
не
бисквитом
хрустел,
а
склерозом,
На
из вес ть
меняющий
ине й.
И,
земл ю
морозом
сковав
и
опутав,
Хирурги
хрустальной
посуды
Выка ч ива ть
начали
кровь
из
сосудов,
Ч тоб
стужей
наполнить
сосуды.
И
вынули
сердца
таинс твенный
слиток,
И
пулю,
засевш ую
слепо,
И
мозг,
где
орехом
из вилины
сл ит ы,—
Поступков
и
совести
слепок...
139


...Но
я
не
пришел
п осмот реть
и
проститься:
Минута,
навеки,
и
м имо...
Бывает,
что
стуж ею
сердце,
как
птица,
У бито
у
двери
любимой.
Бывает,
что
сердце
ста новитс я
слепо
И
сил
не
хватает
год ами
Выс ок ого
лба ,
как
отцовского
ск лепа ,
Прощаясь,
ко сну ться
г уба ми.
Вьюга
бушевала.
Во круг
пил и
кофе.
Звенели
ложечки.
И
потом
в
д ыму
метели
я
увидел
Красную
пл оща дь
и
Мавзолей
Ленина
—
сн ача ла
деревянный,
а
потом
гранит­
ный
—
и
усл ыш ал
бой
часов
на
Спасской
баш не.
Исто ри я
делает
славу
на
ощупь .
Столетьями
пробуя
сплавы,
Покуда
не
вы вед ет
т олпы
на
площадь
К
отлитому
цоколю
славы .
Ме тель
на
Елисейских
полях
про до лж ала
кружиться,
но
вдруг
сов ерше н но
неожиданно
ве тер
упал,
сн ег
пре­
кратился,
ст ало
тепло.
Мы
выш ли
из
каф е.
На
Ел исейск и х
полях
почти
не
было
п рохож их,
тольк о
мчались
потоки
автомобилей,
отр а жая
в
сво ей
ла к овой
пов е рхно сти
волни­
сто
льющиеся,
све тящ ие ся
р ек ламы
синема.
На
ши роком
тротуаре
лежал
тонкий
сло й
хруп к ого
снега,
уже
таявшего
под
ногами;
сн ег
был
осв ещ ен
непо движ ны м
розов ым
за­
ревом
«Лидо»; и тревожно бегал взад -вп ер ед
потерявший­
ся
во
вр емя
метели,
остриженный
по
самой
последней
мод е
черный
пудель
с
длинными
ляжками,
оставляя
на
девственно-белом
тротуаре
трефовые
следы.
1960—1964
Москва—Переделкино


свя той
К ОЛ ОДЕЦ


—
Запейте
водичкой.
Вот
так.
А
теперь
спите
с пок ой­
но.
Я
вам
обещ аю
райс ки е
сны.
—
Цветные?
—
Какие
угодно,—
сказала
она
и
вышла
из
пал ат ы.
По сле
этого
начались
сны.
Мы
сидели
под
старым
де рев ом
на
простой,
некраше­
ной,
серой
от
времени
скамье
где-то
позади
наш ей
ст ан­
ции,
ряд ом
со
Святым
колодцем,
откуда
по
жел ез ной
труб­
ке
текла
слабая,
п ерек рученн ая
струйка
род ни ков ой
в оды,
сбегая
потом
в
оче нь
маленький
круглый
пруд,
на
чет­
верть
заросший
осокой,
изысканной,
как
большинство
бо­
лотных
растений.
Невдалеке
стояла
сосна,
со всем
не
похожая
на
те
мач­
товые
сосны,
кот оры е
обычно
ра стут
в
наш их
лесах ,
стес­
няя
д руг
друг а
и
безмерно
вытягиваясь
вверх
в
поисках
простора
и
света,
а
со сна
свободная,
одинокая
и
прекрас­
ная
в
сво ей
независимости,
с
толс ты ми
ли ропо добн ым и
развилками,
чешуйчато-розовыми,
и
п очти
чер ной
хвоей.
И
во
вс ем
этом
пейзаже
было
нечто
тонко
живописное:
в
иг руше чн ом
прудике,
превращавшемся
во
вр емя
коротко­
го,
теплого
дождика
в
картинку,
кроп отл ив о
вышитую
би­
сером,
в
четырех
закрученных
облачках,
которы е
ползли
по
го л убым
линейкам
неба,
как
белые
улитки,
на
разной
высоте
и
с
разной
скоростью,
но
в
одном
напр авл ении,
а
в
о собенн ост и
в
фигу ре
старика,
пришедшего
к
Святому
источнику
мы ть
свои
буты лки .
143


Старик
вы ним ал
бутылки
од ну
за
др угой
из
мешка,
по­
лоскал
в
воде
и
став ил
шеренгой
для
того,
чтобы
они
вы с охли,
прежде
чем
он
по йдет
их
сд ав ать
в
станционный
продовольственный
магазин.
Здесь
бы ли
самые
разнооб­
разные
бутылки
—
белые
и
зеленые
—
из-под
ве рмут а,
зуб­
ровки,
портвейна,
«столичной»
и
«московской»,
к аго ра,
р исл инга , «абрау- каб е рне », «твиши», «мукузани»
и
многие
другие
—
и
с реди
них
лилипутики
четвертинок,
как
ма­
ленькие
де ти
среди
нищих,—
и
каждую
из
них
старик
тщ а­
тельно
полоскал
сн аруж и
и
внутри
и
ставил
одну
возле
другой ,
причем
мы
заметили,
чт о,
хо тя
ряд
и
у д лин ялся,
коли чес тв о
б уты лок
в
мешке
не
уба в илось ,
как
будто
бы
мешок
был
волше бн ый ,
и
это
нас
немного
беспокоило,
по­
добно
простому
ф окус у,
кот оры й
труд но
разгадать.
Же на
ск азал а,
пожимая
плечами,
что
это
во все
и
не
мешок,
а
самая
обыкновенная
про рв а,
в
см ысле
прорва
времени,
попросту
говоря
—
вечность.
Ве чнос ть
оказалась
совсем
не
страшной
и
гора з до
бо­
лее
дос тупн ой
пониманию,
чем
мы
предполагали
прежде.
Мы
зам ети ли
над
п рудом
крутой
полукруглый
мостик,
который
вместе
со
своим
о т раж ением
составлял
виньетку
заглавного
«О», и на этом мостике стоял другой старик
—
а
быт ь
может,
и
тот
же
с ам ый,—
но
толь ко
с
узкой,
чрез­
выча йно
дли нн ой
седой
б ород ой
и
еще
более
узкими
—
как
тесемки
—
усами,—
старый
к ит аец,
одетый
в
шелко­
вый
б едный
халат;
его
воронкообразная
шапочка
по
форме
и
по
ярко-оранжевому
цвет у
напо м инала
перевернутую
шляпку
известного
грибка
лис ич ки.
Он
низко
держал
в
смор щен н ых
ст арч еск их
рука х
хрустальную
мисочку,
в
кот орой
плавала
глазастая
золотая
рыбка
цвета
настур­
ции.
Старик
предложил
нам
с
це рем он ной
вежливостью
купить
эту
рыбку
на
обед,
но
так
как
он
говорил
на
одн ом
из
неизвестных
нам
диалектов
Южн ого
Ки тая,
то
мы
мо лча
п ошли
дальше,
а
старик
долго
кивал
нам
вслед
сво ей—в
общем-то,
еще
совсем
не
старой
—
головой
на
тонкой
фарфоровой
шейке,
в
то
время
как
поя ви лся
еще
оди н
—
третий!
—
старик,
а
может
быть,
все
тот
же
са­
мый
—
но
на
этот
раз
опя ть
китаец
—
и
шел
по
гориз он ту,
держ а
на
плечах
коромысло
с
двумя
мелкими
плетеными
корзинами,
дел авш ими
его
похожим
на
в есы.
Сли шко м
большое
коли чест в о
стариков
китайцев
слегка
нас
встревожило
—
в
осо бенно ст и
в ст рево жил
человек-
144


весы ,—
и
мы
поспешили
покинуть
эту
прелестную
мест­
ность,
напоминавшую
окрестности
Куньмина,
города
веч­
ной
ве сны,
и
пер есел ить ся
в
д ругое
место,
бы ть
может,
куда-то
в
З апад ную
Европу.
Ку ньм ин
—
город
вечной
в есны.
А
старик
—
заметьте
се бе!
—
тем
временем
все
поло­
скал
и
по лос кал
с вои
бутылки,
и
в
музыкальном
бульканье
воды
мне
чу дилис ь
спорящие
голоса.
—
Здравствуйте.
Как
самочувствие?
Я
уже
был
морально
п одгот ов лен
ко
всему
и
не
слиш­
ком
испугался.
Мне
понравилось
его
почти
юношеское
лицо ,
узк ое,
с
темными
ласковыми
г л азами
гипнотизера,
кот орые
проникновенно
с мо трели
в
м еня
как
бы
из
прорези
полу ­
маски.
Он
осторожно,
п очти
неощутимо,
п отро гал
мои
руки
на
с г ибах,
где
мутно
просвечивали
голубые
узлы
в ен.
—
До
завтра,—
сказал
он.
—•
Завтра
—
это
только
другое
имя
сегодня,—
произнес
я,
повторяя
чью-то
чужую
мысль.
Он
или
не
оценил,
или
просто
не
понял
мое й
изл иш не
тонкой
шутки,
потому
что
ничего
не
ответил
и
как-то
со­
все м
незаметно
исчез.
Так
наст упил а
п ора
вели к их
превращений,
как
некогда
ск азал
умирающий
Гёт е.
«Святой колодец»
—
название
небольшого
родн и чка
вблизи
станции
Переделкино
Киевской
желез н ой
до рог и,
во зле
которого
я
обдумывал
эту
книгу
и
размышлял
о
своей
жизни.
Первое
время
мы
сов сем
не
скучали.
Мы
опять
любили
Др уг
друга,
но
теперь
эта
любовь
бы ла
как
бы
отражением
в
зеркале
наш ей
преж ней
земной
любви.
Она
была
молч а­
ли ва
и
бе сстра стн а.
Мы
занимали,
сообразно
своему
вкусу,
не
большой,
но
и
не
маленький
пря нич ный
домик
в
два
этаж а
с
в ысо кой
черепичной
крышей
и
прелестным
сади­
ком ,
полным
цв ето в.
Пере д
ним
рос
пос тоян но
цветущий
конский
каш т ан,
к ото рый
б ыл,
по
крайней
ме ре,
в
п ять
145


раз
выш е
дома.
Для
т ого
чтобы
ув ид еть
все
дерево
цел и­
ком,
от
зе мли
до
кроны,
нуж но
б ыло
отой ти
на
сто
метров,
да
и
то
нач инал а
кружиться
голова,
а
домик
тогд а
ка зался
сов сем
ма лен ьки м,
просто
игрушечным.
Цветы
са ми
по
се бе
на по мина ли
м алень кие
восковые
деревца
—
елочки,—
в
известном
порядке
рассаженные
по
вс ей
кроне,
которая
была
составлена
из
больш и х
пяти-,
се ми-
и
да же
девятипалых
лис тьев ,
как
будто
бы
тщательно
нарисован­
ных
тонким
английским
графиком-прерафаэлитом
вроде
Обри
Бердслея.
Ст вол
дерева
был
почт и
черн ы й,
даже;
можно
сказать,
совсем
черный,
что
еще
сильнее
подчерки­
вало
восковую
розоватость
соцветий
и
полупрозрачную
зе­
лен ь
кроны.
Я
это
все
оп исыв аю
так
подробно
потому,
что
теперь
у
м еня
совсем
ис пра вило сь
зрение,
я
давно
уже
не
носил
очков
и
видел
все
поразительно
точно
и
далеко,
как
в
юности,
когда
я
мог
с
на блюдат ельно го
пункта
вести
пр и­
стр елк у
без
би нок ля.
Воз ле
дома,
как
и
под обает
в
цвет ных
сновидениях,
рос ло
такж е
несколько
кус тов
породистой
сир ени,
цвет у­
щей
поразительно
щедро,
крупно
и
красиво.
Мы
не
у ста­
вая
восхищались
оттенками
ее
кистей:
густо-фиолетовыми,
почти
син ими,
лилово-розовыми,
воздушными
и
вместе
с
тем
такими
грубо
материальными,
осязаемыми,
плотными,
что
их
хоте л ось
взять
в
руку
и
подержать,
как
гроз дь
ви­
н оград а
или
даже,
может
быть,
как
кусок
какого-то
уди­
ви те л ьного
с трои тельн ого
материала.
Вокруг,
за
низким
сквозным
заб орчи ком ,
выложенным
из
ч угун но- б агрово го
ки рпич а
—
че рез
один,-—было
такж е
мно го
цветущей
жимолости,
коротко
остриженного
бо я­
рышника,
кр уш ины
и
еще
каких-то
красивых
декадент­
ских
растений
вроде
араукарий
или
филодендронов.
По­
с реди
ровного
газона
стояли
солнечные
часы,
которыми,
впрочем,
никто
не
интересовался.
Нам
ни кто
не
мешал.
Мы
жил и
в
полное
свое
уд овол ь­
ствие,
каждый
в
соответствии
со
своими
склонностями.
Я,
например,
злоупотребляя
сво им
сверхпенсионным
возрастом,
стар ал ся
ничего
не
делать,
а
же на
с
уд ово льст­
вием
готовила
мне
на
электрической
плитке
лег ки е,
пора­
зительно
вкусные
зав трак и
из
ч у десно
разделанных,
све­
жих
и
разнообразных
полуфабрикатов,
упак о ван ных
в
цел ­
лофан,—как,
например,
фрикадельки
из
р айск их
птиц
и
синтетические
пон чик и.
Мы
так же
ели
много
полезной
зе­
лени
—
вр оде
салата,
л атука ,
арт ишоков ,
сп аржи ,
пи ли
140


черный
кофе.
Нам
уже
не
надо
б ыло
придерживаться
диеты,
но
мы
из б егали
т яж елой
пищи,
которая
здесь
ка к-
то
не
доставляла
удов ольс тв ия .
При
одн ой
мысли
о
св и­
ном
студне
или
о
суточных
щах
с
желт ым
салом
мы
те­
ряли
сознание.
Мы
объедались
очень
крупной,
с ладк ой
и
всегда
свежей
клубникой
с
са харо м
и
сливками,
л юбили
такж е
перед
за ходом
с олнца
выпит ь
по
чашке
очень
креп­
кого,
почт и
черного
чая
с
сахаром
и
каплей
мо ло ка.
От
него
в
комнате
распространялся
з амеч ат ельны й
индий­
ский
запах.
Я
же,
кроме
того,
с
уд ов ольств и ем
попивал
холодное
бе лое
вино,
пристрастие
к
котором у
теперь
со­
вершенно
не
в ред ило
моему
здоровью
и
нисколько
не
опь я няло,
а
просто
доставляло
удов ол ьств ие ,
за
которое
по­
том
не
нужно
было
р аспл ачиват ь ся.
Мы
так же
охотно
ели
мягкий
сы р,
намазывая
его
на
хрустящую
корочку
хлеб­
ца,
выпеченного
не
иначе
как
ангелами.
Я
уже
не
говорю
о
том ,
что
рано
ут ром
мы
за вт рака ли
рогаликами
со
сли­
вочным
маслом
и
джемом
в
маленьких
стеклянных
бано ч­
ках,
который
напоминал
зеленую
м азь
или
же
пом ад у.
Погода
б ыла
всегда
очень
хорошая,
не
утомительная,
чаще
в сего
солнечная,
теплая
и
ласк о вая,
и
от
мокрой
земли
пахло
весно й.
По чти
каждый
день
мы
садились
в
небольшую
маши­
ну
и
мчались
по
шо ссе
мимо
странной
живописи
и
графики
дорожных
знаков,
которые,
подобно
работам
абстрак­
ци он истов
хот я
и
не
имели
ничего
общего
с
жив о пись ю,
но
тем
не
менее
руководили
нашим
движением,
пре ду­
преждая
и
да вая
понять
условным
языком
сво их
лома ны х
линий,
зигзагов,
крючков,
треугольников,
разноцветных
кружков
и
полосок
обо
всем,
что
подстерегает
нас
вп ер еди,
то
есть
в
само м
недалеком
будущем.
Курбе
говорил: «То,
чего
мы
не
види м,
несуществующее
и
абстрактное,
не
от­
нос ит ся
к
обла ст и
живописи».
Это
верно,
но
к
какой-то
о бл асти
оно
все
же
относится!
Я
думаю,
к
об лас ти
но­
вой
—
третьей
—
сигнальной
системы,
которая
иде т
на
см е­
ну
устаревшей.
«Только письмо и звук, —
гов орил
Джон
Бер нал ,
отказы в ая
цвету
в
этом
праве,—
воплощают
мы сль
человека,
а
теперь
счетные
устройства
и
их
код ы
могут
материально
во плот ить
человеческую
мысль
в
совершен­
но
новые
формы,
в
какой-то
м ере
з амен ить
яз ык
и
даже
пойти
в
сво ем
развитии
дальше
язы ка» .
Мы
мчались
ми мо
реклам,
нарисованных
светящимися
красками,
то
и
дел о
въезжая
в
зеленые
тонн е ли
вязов,
сме­
ш ива вших
над
на ми
сво и
таинственные
кроны.
147


Сигналы
из
будущ е го
неслись
нам
навстречу,
предосте­
регая
и
предотвращая
опасности,
подстерегавшие
нас
за
каждым
поворотом
времени.
На
п оворота х
мелькали
бело-черно-красные
столбики,
на пом ина вшие
абстрактное
изображение
аистов,
стоящих
вд оль
дороги.
У
меня
уже
не
болело
плечо.
Никогда
не
кружилась
I олова,
не
ломило
затылок.
Жену
то же
ни чего
не
терзало.
Мы
почт и
никогда
не
спали,
ни
днем ,
ни
ночью,
а
чаще
всег о
сидели
в
старомод­
ных
к р еслах
перед
камином,
где
тле ло
громадное
б р евно,
п олож ен ное
косо.
Она
вяза ла.
А
я
старался
ничего
не
де­
лать.
Даж е
не
думать.
Я
тол ько
с мот рел
в
окно
и
с оби рал
различные
наблюдения,
не
имевшие
никакой
ценности:
ни
научной,
ни
художественной,
ни
философской.
Та к,
например,
я
заметил,
что
из
одной
и
той
же
почвы,
п очти
из
одного
и
то го
же
ме ста
растут
два
совершенно
различ­
ных
растения
—
од но
красивое
и
це нн ое,
вроде
к онс кого
ка штан а,
другое
некрасивое
и
дешевое,
с
плохой
древе­
сино й,
вроде
ольхи.
Вообще
я
очень
много
наблюдал
за
материей,
при нявш ей
ту
или
другую
форму.
Я
пришел
к
выв о ду,
что
не
то лько
содержание
обус лов ли в ает
форму,
а
еще
что-то
другое.
Наблюдая
за
природой,
я
сделал
вы­
во д,
что
раз
вс е,
что
мы
видим,
есть
физические
тела
и
как
таковые
им еют
объ ем
—
тело
дороги,
тел о
кленового
листа,
многочисленные
тельца
песка
(ибо каждая песчин ­
ка
есть
те ло), даже тело тумана,—
то
и
живописи
в
чистом
ви де
не
существует,
она
всегда
лиш ь
более
или
менее
удачная
им ит ация
скульптуры.
Ит ак,
пусть
лучше
вместо
живописи
бу дет
раскрашен­
ная
скульптура,
а
дорог и
пусть
лучше
ст оят
где-нибудь
на
оп ушке
лес а,
накрученные
на
громадные
дощатые
ка­
ту шки
вр оде
те х,
на
к оторы е
наматывают
электрический
ка бе ль.
Я
проводил
время
бесполезно,
так
как
не
стан у
утвер­
ждать,
что
занят ие
вопросами
формы
приносит
поль зу.
Даж е
очень
кр асив ый
за кат
сре ди
деревьев
и
колок о­
лен
имел
не
тол ько
цвет,
но
также
форму,
объ ем,
вес,
как
будто
был
отлит
из
гипса,
раскрашенного
каким-нибудь
посредственным
пейзажистом.
148


Когд а- то
мы
с
жено й
д али
сло во
любить
друг
друга
до
гроба
и
даж е
за
гробом.
Это
оказалось
гораздо
проще,
чем
мы
тогда
предполагали.
Только
любовь
приняла
другую
форму.
Я
носил
поверх
свитера
потертую,
удобную
куртку.
И
прочные
башмаки.
Жен а
оде в ала сь,
как
и
прежде,
тож е
во
что-то
шерстяное,
сере н ькое ,
и
в
ее
ушах
ярко
б лес те­
ли
различными
цв етами
—
от
фиолетового
до
зе лен ого
—
очень
маленькие
брильянтовые
сер ежк и,
еще
не
прев ра­
тившиеся
в
чистый
уголь.
Часто
мы
совершали
п рог улки
пешк о м,
и
тогда
она
н адева ла
ко роткое
кожаное
пальто
и
красные
перчатки.
Однажды
на
п еше ходн ой
дор ожк е
мы
встретили
Джульетту
Мазину
с
коротеньким
зон ти ком
под
мышкой
и
поз доров а лис ь
с
н ей.
Она
нас
не
узнала,
но
улыбнулась
приветливо.
В
другой
раз
мы
увидели
старичка
в
соло­
мен ной
шляпе,
кот орый
уступил
нам
дорогу
и
долго
потом
см от рел
нам
вслед
через
старомодное,
какое-то
чеховское
пенс не
глазами,
полными
слез.
Но
л ишь
после
того,
как
он
скрылся
из
гл аз,
я
понял,
что
это
был
мой
отец.
Не кото рое
время
мы
с м отрели
на
с тарую
в од яную
мель­
ни цу
с
остановившимся
колесом,
по
зеленой
боро де
к ото­
рого
скупо
сочилась
вода.
Перед
мельницей
стояли
старые
головастые
ветлы,
п охож ие
на
богатырские
палицы,
из
ко­
торых
во
все
стороны
торчали
голые
прутья,
и
все
это
на­
пом инало
мучения
св ятого
Себастьяна,
утыканного
с тре­
л ами.
Особенно
восхищались
мы
цветом
листвы
д алек их
рощ
—
туманно-синей,
волнистой,
с
большими
купами
от­
де льны х
деревьев
—
вероятно,
буков,—
мягко
ок ругл ых,
как
раскрашенные
обл ака .
Ячменные
по ля
колосились,
и
был
отчетливо
—
как
в
би н окль
—
виден
каждый
отд ель­
ный
колос,
тяжелый,
граненый,
скульптурный,
хорошо
раскрашенный;
ярко-желтые
по лотн ища
сурепки
лежали
на
поля х,
да вая
представление
о
малейшей
складке
мест­
ности.
На
горизонте
как
бы
пря мо
из-под
земли
росла
готическая
колокольня
с
пря мым
крестом,
на
вершине
которого
можно
был о
простым
глазом
р азг л ядеть
железно­
го
петушка.
Но
особенно
скульптурным
делался
п ейзаж ,
когда
вд а­
леке
поя вля лос ь
ярко-алое
пятно,
р ез кое,
свет ящ ееся,
по­
степе нно
в ы растая
и
превращаясь
в
о бъемн ое
те ло
моло­
149


дой
молочницы,
едущей
на
своем
белом
мот орол л ере
с
се­
ребряными
бидонами
за
спино й.
У
нее
бы ла
высокая
при­
ческа
соломенного
цвета,
так
удачно
со че тавш аяся
с
ярко-
алы м
платьем,
говори в ш им
без
слов,
что
девушке
ровно
девятнадцать
ле т,
потому
что
я
давно
уже
заметил,
что
восемнадцатилетние
блондинки
чаще
всего
носят
синее,
а
двадцатилетние
—
черн ое,
с
зо л отым
пояском.
У
нее
в
рук е
был
длинный
початок
молодой
кукурузы,
который
она
грызла;
издали
можно
было
подумать,
что
она
иг рает
на
флейте.
Когда
мы
п роходи ли
мимо
ферм,
откуда
густ о
пах ло
навозом
и
пар ным
молоком,
и
мим о
маленьких
городков
с
ночн ым и
бильярдными,
шос се
превращалось
как
бы
в
глав ную
улицу,
по
которой
бегали
дет и,
гуляли,
обняв­
шись,
влюбленные
и
целые
благовоспитанные
семьи
шли
в
полном
составе
в
гост и
к
ба бушк е
и
дедушке,
н еся
в
ру­
ках
нарциссы,
завернутые
в
папиросную
бум а гу,
в
то
вр е­
мя
как
в
церкви
по з ванив али
тонкие
воскресные
колокола
и
в
прол ет е
каменной
готи чес кой
двери,
всегда
напоми­
навшей
мне
след
раскаленного
утюг а,
пылали
з олоты е
костры
восковых
свечей.
Мы
раскланивались
со
всеми,
и
все
любезными
улыбками
отвечали
нам,
хотя
никто
нас
не
узнавал.
Все
это
бы ло
очень
мил о,
но
безмерно
тоск­
лив о.
—
Ты
знаешь,
я
ужасно
соскучилась
по
нашей
вну ч­
ке,—
в друг
ск аза ла
ж ена.
Я
уд ивил ся,
так
как
привык
к
мысл и,
что
со
вс ем
этим
давно
уже
покончено.
Сам
я
н ик огда
ни
о
чем
не
вспоми­
нал.
Я
вс ем
прос ти л
и
все
забыл.
Слова
ж ены
грубо
вер­
нули
ме ня
к
прош л ому.
В
моем
воображении
появились
маленькие
детские
ручки,
крепенькие
и
по-цыгански
см уг­
лые,
с
грязными
н оготк ам и.
Они
протянулись
ко
м не,
и
т отчас
же
я
почувствовал
страстное
желание
увидеть
внучку,
втащить
к
себ е
на
к оле ни,
тискать,
качать,
щеко­
тать,
нюхать
де тс кое
тел ьце ,
целовать
маленькие,
пытли­
во-разбойничьи
воробьиные
глазки,
только
что
ставшие
познавать
мир .
Я
вспомнил,
что
ее
зовут
Валентиночка.
Не
составляло
никакого
тру да
ее
увидеть.
Я
уже
стал
ее
видеть,
но
были
сложности.
Нянь к а.
Не
мо гла
же
Вален­
тиночка
появиться
здесь
одна,
без
нян ьк и.
Должна
была
бы
появиться
и
ня ньк а.
—
Понимаешь
ли, —ск азал
я,—допустим,
появится
нянька.
Это
еще
куд а
ни
шло .
Но
нельзя
же
разлучить
де воч ку
с
родной
матерью.
150


—
Тем
более
что
это
ведь
как-никак
н аша
родная
дочь,— зам ети ла
жена
с
упреком.—Неужели
ты
забыл
пятпих
дет ей?
Ведь
у
нас
бы ли
дети .— Она
заплакала.—
Ты
помнишь?
Б ыли
прелестные
дети.
Девочка
и
ма льчи к.
Я
улыбнулся:
—
Кон ечн о,
конечно.
Пер естань
плакать.
Дв ое
от­
личных
ребят.
Я
да же
помню,
как
я
их
называл
в
шутку.
Шакал
и
Гиена.
Это
был о
не
п охоже ,
но
за­
бавно.
—
Я
их
очен ь
лю блю ,—
сказала
жена,
все
еще
про­
должая
просветленно
плакать.—
Я
их
люблю
больше
всего
на
свете.
—
Даже
больше
Валентиночки?
—
лукаво
сп роси л
я.
—
Ну
разумеется!
—
А
в едь
существует
мнение,
что
бабушки
лю бят
с во­
их
внучат
гора здо
сильнее
собственных
дет ей.
—
Чепуха!
Никого,
никого,
никого
не
л юбила
я
так
сил ь но,
как
своих
дет ей.
—
Шакала
и
Гиену,—
сказал
я.—
Но
разве
ты
ме ня
любила
меньше?
—
Тебя
я
никогда
не
л юбил а.
Она
решительно
вытерла
глаза
душистым
пл ат оч­
ком.
—
А
их
безумно
лю била .
Мо их
дорогих
Шакала
и
Гиену.
Ты
помнишь?
—
спросила
она.
И
я
поня л:
она
имела
в
виду
один
день ,
видение
кото­
рого
ве чно
и
неподвижно
стояло
передо
мн ой
и
не
пе­
реставало
тревожить
мое
воображение
своими
резкими
красками,
своим
темным
рисунком,
хо тя
и
несколько
траурным,
но
все
же
ярко
освещенным
серебряным
солнцем.
Трудно
сказ ать ,
в
какое
время
года
это
было.
Да
и
был о
ли
это
на
само м
дел е?
И
е сли
б ыло,
то
в
каком
изме­
рени и?
Такие
сл ишк ом
резкие
тени,
такие
с ли шком
яркие
краски
могли
быт ь
и
ве сно й,
и
в
разгар
осени,
но,
суд я
по
той
жажде,
которая
тогд а
муч ила
в сех
н ас,
су дя
по
з ною
и
пыл и,
вероятно,
это
было
лето,
самый
зенит
июля
со
вс еми
его
городскими
зап ах ами
бензина,
ремонта,
жид ­
ко го
асфаль т а,
известки,
плохой
масляной
краски,
сва­
ренн ой
на
ужасн ой
искусственной
олифе,
которая
могла
отравить
человека,
св ести
его
с
ума
своим
острым
чадом.
Да,
теперь
припоминаю:
это
действительно
было
лето,
и
151


мы
блуждали
в
р аск аленн ой
«эмке»
вокруг
ко лхозн ого
рынка
у
Киевского
вокзала,
то
и
де ло
попадая
в
какие-то
ям ы,
в
строительные
т упик и,
подпрыгивая
на
выбоинах
мо сто вой,
буксуя
в
песке
или
же
отпечатывая
с вои
ш ины
в
только
что
положенном,
еще
дымящемся
асфаль т е.
Всюду
висели
выгоревшие
кумачовые
п олотн ища
с
белы­
ми
буквами,
и
по
фасад ам
домов
тяну л ись
электрические
лампочки
сл або го
н акал а,
кот орые,
вероятно,
забыли
пога­
сить,
и
это
придавало
знойному
дню
еще
больше
блес ка ,
способного
дов ес ти
до
отчаяния.
Каждый
миг
нам
п рихо ди лось
останавливаться,
ех ать
задом,
выскакивать
на
тротуар,
разворачиваться,
каждый
миг
мы
попадали
в
новую
бе зв ыход ную
ситуацию,
но
не­
пременно
в
по ле
нашего
зрения
бы ла
к акая-н ибу дь
гипсо­
вая
ста туя
или
же
бюст
Сталина
—
даж е
в
о кне
булочной,
которое
б ыло
задрапировано
к р асным
кумачом,
добела
вы­
горев ш им
на
адс ком
солнце,
чью
силу
с
трудом
выдержи­
вали
гирлянды
сушек
и
баранок,
развешанные
над
бю сто м,
как
ст ра нные
ока м е нелост и.
Заднее
окошко
было
завалено
авоськами
с
вя лой
зе­
ленью,
с
помидорами
и
синими
сморщенными
баклажана­
ми,
так
что
теперь
я
с
уверенностью
мог
бы
сказать,
что
это
происходило
в
конце
лета,
и
мы
уже
побывали
на
Ки­
евском
колхозном
рынк е
и
теперь
колесили,
отыскивая
заправочную
станцию,
а
вокруг
толпились
старые-преста-
рые
избушки
дореволюционного
Дорогом и л ова
и
нов ые
многоэтажные
дома,
еще
не
оштукатуренные,
но
уже
из­
рядн о
обветшавшие,
с
зах л амлен ным и
балконами,
с
пр и­
плюсн уты м и
крышами,
с
дорическими,
ионическими,
ко­
ринфскими
колоннами,
лишавшими
света
и
без
то го
к ро­
шечные
о кош ки,
с
египетскими
обелисками
по
сторонам
крыши
и
ложноклассическими
изв ая ни ями
—
порождение
какого-то
противоестественного
ампира,
от
которого
можно
бы ло
угорет ь,
как
от
запаха
искусственной
олифы.
Ж ена,
полумертвая
от
жары,
сидела
сзади,
заваленная
покупками,
я
помещался
ря дом
с
шофером,
а
де ти
—
Ша­
кал
и
Гие на
—
помещались
п оза ди,
п оложи в
л апы
и
по д­
бо ро дки
на
сп инку
моего
сиденья,
покры того
выгоревшим
чехлом.
Им
тогда
было
—
девочке
одиннадцать,
а
мал ь­
чику
девять,
и
я
их
в
шутку
на зыв ал
Шакал
и
Гиена.
На
самом
же
дел е
они
бывали
шак ал ом
и
гиеной
в
самых
редких
случаях,
когд а
крупно
с канд али ли
или
сводили
друг
с
другом
личные
сче ты.
А
в
основном
мы
ничего
не
мо гли
о
них
ска зать
плохого.
152


Превосходные
дети,
их
так
теперь
нам
не
хв а тало!
Тогда
девочка
недавно
бо лела
тифом,
и
волосы
на
ее
голове
еще
не
вполне
отросли
и
пор тили
ее
славненькое,
в
общем,
личико,
у
мальчика
же
на
лбу
рос ла
коротенькая
челка
школьника
м ладше го
возраста,
и
он
уже
заметно
вырос
из
своей
д етс кой
курточки.
Девочка
мрачно
смотре­
ла
впе ре д,
обуреваемая
какими-то
скрытыми
чувствами
неудовлетворенности,
а
мальчик
еще
все
вокруг
восприни­
мал
с
жа д ным,
да же
несколько
восторженным
любопыт­
ством,
и
в
его
небольших
подслеповатых
глазках
мир
от­
раж ал ся
в
идеально-улучшенном,
зеркально-миниатюрном
во спр о изв едени и.
Девочка
еще
не
до сти гла
возраста
Джульетты,
но
уже
переросла
Бэкки
Тэч ер,
была
неинте­
р есно
одета,
много,
самозабвенно
читала,
размышляла
о
жиз ни
и
уже
—
по
нашим
сведениям
—
ра за
два
или
три
бегала
на
свиданья,
и
ее
душонка
мучи т ельн о
п ережи вал а
какие-то
не
совсем
я сные
для
ме ня
бури.
Она
бы ла
дья­
вольски
уп ряма
и
начисто
отвергала
действительность,
что
стано в ил ось
вполне
понятным,
стоило
лишь
пос м отреть
на
ее
веснушчатый,
поднятый
вверх
носик
и
сжатые
гу бы,
в
одном
месте
запа чкан ны е
школьными
лиловыми
черни­
лами.
Мальчик
дост иг
возраста,
когда
уже
перестают
мучить
котя т
и
в
громадном
количестве
и ст реб ляют
писчую
бу ма­
гу,
покрывая
ее
сн ачал а
из об р ажени ями
воздушных
боев,
торящих
с ам олетов
с
н еу мелой
свастикой
на
кры льях ,
танков,
из
пушек
к оторы х
вылетают
довольно
точно
вос­
произведенные
снаряды,
зат ем
одн ообра зны м и
повторения­
ми
одного
и
того
же
знакомого
лица
в
про фи ль
—
с
че р­
ными
усами,
с
уд ли ненным и
г л азами
гипнот из е ра;
и
на­
ко нец
чудовищными,
ни
на
что
не
похожими
клубками,
каляками,
молн и ями
и
пеплом
атомного
взрыва
с
разно­
цветной
надписью
«керосимо» .
Он
был
от
всего
в
восторге.
Мир
казался
ему
прекрасным
и
полным
приятных
сю р­
при з ов.
Он
жа дно
всматривался
вп е ред,
все
мотал
на
ус
и
ли шь
ожидал
п одход яще го
случая,
чтобы
чем-нибудь
восхититься.
—
Смотрите!
—
вдруг
закр и чал
он
в
восторге.—Про­
дают
квас!
Вот
зд оров о!
Действительно,
далеко
в
пер спек т иве
у лицы
можно
был о
ра зг л ядеть
желт ую
цист ер ну
с
квасом,
окруженную
толп ой .
Девочка
по смо тре ла
и
презрительно
пожала
плечами.
—
Вовс е
не
квас,
а
керосин,—
сказала
она.
153


—
Квас,
квас!
—
ра дос тно
и
доброжелательно
восклик­
нул
мальчик.
—
Керо син, —
сказала
девочка
тоном,
не
допускающим
возражений.
Это
мог
быть,
конечно,
и
керосин,
ко торы й
развозили
в
подобных
же
цистернах,
но
в
данном
случае
это
был
действительно
квас.
—
Квас.
Я
вижу ,—
ск азал
ма льчи к.
—
К еро син,—
ответила
девочка.
—
Квас.
—
А
вот
кер оси н.
Они
уже
готовы
был и
превратиться
в
ги ену
и
ша кал а,
но
в
это
время
маш ина
приблизилась,
и
мы
ув иде ли
ци­
с терн у,
вокруг
которой
стояли
граждане
с
большими
сте к­
лянными
кружками
в
руках.
—
Я
говорил
—
квас,—
с
удовлетворением
сказал
ма льчик .
—
Не
квас,
а
керосин,-сквозь
з убы
процедила
девоч­
ка,
ее
глаза
злов е ще
сузились
и
г убы
по беле ли.
Машина
остановилась.
—
Ты
помнишь
этот
ужасный
день?
—
спросила
же­
н а.- Ты помнишь эту кошмарную
желтую
бочк у?
На
ней
было
на писа но
золотыми
славянскими
б ук­
вами
сло во
«квас» .
Красавица
в
относительно
белом
х алат е,
в
кокошни­
ке—
царевна
Несмеяна,—
с
засученными
рукавами,
то
и
де ло
вытирая
со
лба
пот
специальной
ветошкой,
полоскала
толстые
литые
литровые
и
пол-литровые
кружки
и
подставляла
их
под
кран,
откуда
бил а
пен ист ая
рыжая
ст руя.
—
Я
же
говорил,
что
к вас, —с
великодушной,
прим и­
рительной
у лыб кой
сказал
мальчик.
—
Кер осин ,—
отрезала
девочка
и
отвернулась.
Рядом
с
машиной
стоял
высокий
гр ажд анин
в
широ­
ких
штанах,
бледно-голубых
сандал ия х ,
в
добротной
чер­
но -си ней
велюровой
шляпе
че хосл ова ц кого
импорта,
кот о­
рая
высо ко
и
прочно
стояла
на
го лове ,
опираясь
на
то л­
ст ые
у ши.
Гражданин
жадно
пил
из
ли тров ой
кружки
боярс ки й
напиток.
Зрелище
было
настолько
упои те льное ,
что
Шак ал
и
Г иена
засуетились,
вылезли
из
машины,
стали
выним а ть
из
карманов
ден ьги ,
примкнули
к
оч е­
реди,
выпил и
по
полной
ли тров ой
кружке,
отчего
их
жи­
154


в оты
надулись,
затем
возвратились
на
с вое
мест о
и
п оло­
жили
липк ие
л апы
и
под бор о дки
на
спинку
переднего
сиденья,
и
мы
по ехал и
дальше,
любуясь
желез ным и
кон­
стр ук ци ями
строящегося
университета,
к оторы й
виднелся
с
Поклонной
горы,
где
недалеко
притулилась
з нам енит ая
кутузовская
избушка.
—
Ну?
—
с п росил
м альч ик
с
торжеством.—
Кто
был
пра в?
—-
Все
равно
керосин,—
от ве тила
девочка
и
в ыс око­
мер но
вздернула
подбородок,
на
котором
блес тели
капли
кваса.
Мы
тогда
едва
выдержали
эту
д ухоту,
эту
страшную,
нео пис уему ю
жару,
как
бы
прилетевшую
откуда-то
из
Хиросимы.
Даже
показалось,
что
на
нас
начинает
обугли ­
ваться
одеж да .
А
теперь
мы
вс по мина ли
об
это м
просто
с
грустью.
—
Все
равно
я
тебя
никогда
не
любила,—повторила
она,
опять
заплакала
и
сквозь
слезы
пе рвая
увид е ла
Ва-
лентиночку,
появившуюся
с
уд ивл енно й
нянькой.
А
Валентиночка,
не
обр ати в
на
нас
ни
малейшего
вн и­
мания,
т отчас
же
по б ежала
по
каменной
дорож ке ,
слож ен­
ной
из
разноугольных
плит,
между
которыми
зеленела
мо л одая
травка,
в
садик,
залезла
в
сарай,
где
у
нас
в
бо ль­
шом
п оряд ке
хранились
садовые
инст ру ме нты,
и
вытащи­
ла
оттуд а
старые
громадные
д ер евя нные
башмаки
садов­
ника,
которые
тут
же
стала
мерить.
П отом
она
села
на
трехколесный
велосипед
и
поехала.
Затем
появился
наш
сын,
а с пир а нт, «шакал»: в старых,
очень
узких
блуджинсах,
в
очка х,
в
вельветовой
куртке
и
в
сильно
поношенных
кедах,
свидетельствовавших
о
его
принадлежности
к
новой
генерации
сердитых
молодых
людей.
«Боже мой, —под ум а л
я,—неужели
он
и
здесь
раски­
д ает
все
эти
вещи
в
сво ей
комнате
по
полу,
а
кеды
про­
сто-напросто
поставит
на
пис ьм енный
стол,
зав аленный
оку р ками?» И все же у меня рванулась и задрожала душа
от
лю бви
к
этому
до лгов язо му
и
страшно
худому
моло­
до му
челов ек у,
нашему
сы ну,
которого
мы
когд а- то
вместе
с
женой
купали
в
ванночке:
я
держ ал
его
—
тепло г о
и
ско ль зко го
—
на
руке,
а
же на
поливала
из
кувшина,
и
мы
оба,
смеясь
от
сч аст ья,
приго ва р ива ли:
—
С
гуся
вода,
с
гуся
вода,
с
мальчика
худоба!
155


Он
был
у
нас
т огда
действительно
пухленький.
Теперь,
видимо,
наступило
время
худобы.
—
Здорово,
родители,—сказал
он,
вытянув
шею ,
и
пот ерс я
о
мою
щеку
ли цом
не
вполне
взрослого
мужчи­
ны,
кот орый
б р еется
еще
не
каждый
день.—
Как
сущест­
вуете?
—
Удовлетворительно,—ответил
я,
чувствуя
к
нему
так ую
лю бовь,
что
от
нее
кружилась
голова
—
как
рань­
ше,
когд а
я
еще
в
так их
сл уча ях
прин имал
спазмаль-
ги н.
Появилась
дочь,
переводчица,
так
на зы вае мая
«гиена»,
в
вы со кой
прическе,
каштановая,
весело
оживленная,
хо­
рошенькая,
с
наркотическим
блеском
узких
глаз.
—
Здравствуй,
пулечка,
и
здравствуй,
м у лечк а, —ска­
зал а
она
отчетливым
дискантом,
по
очереди
це лу ясь
с
нами
с
ви дом
вполне
послушной,
доброд ете л ьной
мо лодо й
женщины.
Я
всег да
с
удов ольс тв ием
целовал
ее
мягкие,
те плые
щек и
и
ше йку
и
любил
погружать
пальцы
в
шап ку
ее
гу­
стых,
вьющихся
каштановых
волос,
взбитых
по
м оде
т ого
в рем ени.
Потом
она
как
ни
в
чем
не
бывало
легла
на
диван,
вытянула
скрещенные
стройные
ноги
в
нейлоно­
вых
чулках
и
легких
туфельках
и
стала
читать
—
время
от
времени
заглядывая
в
словарь
—
книгу,
захваченную
с
собой,
при чем
я
заметил,
что
несколько
страниц
с
у гол­
ков
обуглились.
Это
был
какой-то
новый
советский
роман
неизвестного
мне
ав т ора,
кот орый
она
должна
был а
сроч­
но
перевести
на
английский.
Явился
также
Олег
в
шта тс ком,
но
прежде,
чем
он
появился
в
комнате,
я
усл ыш ал
его
голос.
Он
разговари­
вал
в
саду
со
своей
дочкой
—
мо ей
внучкой.
Он
взял
ее
на
рук и,
а
она
отталкивала
его
растопыренной
пятерней,
из вива яс ь,
как
угорь,
и
дрыгая
ногами,
так
как
он
по ме­
шал
ей
лезть
на
огра ду,
вдоль
которой
стояли
па
коро тк их
ножках
деревца
шпалерных
груш,
тянувших
низко
над
землей
ветки
в
форме
семисвечников.
Я
на тян ул
свитер,
вышел
из
дома
и
ст ал
отнимать
у
Олега
девочку.
Он
з авлад ел
ее
голым и
ножками,
а
я
ручонками,
и
мы
оба
тянули
ее
в
раз ные
стороны,
как
хлопушку
с
бумажным
кружевцем,
а
потом
ра ска чив али
ее,
как
г амак,
и
весело
смеялись,
а
она
лягалась,
и
ее
воробьиные
разбойничьи
глазки
сверкали
радостью
сопротивления.
Б оже
мой,
как
я
любил
эту
капризную
девчонку
со
смуглым,
точно
слегк а
закоптевшим
тельцем
и
каштановыми,
как
у
матери,
в оло­
156


сам и,
мою
дорогую
обожаемую
дочкину
дочку.
Ее
но ги
был и
в
старых
и
новых
ссадинах.
Прошел
теплый
дождик,
та кой
легкий
и
непродолжи­
тельный,
что
мы
его
даж е
не
заметили.
В
семь
часов
мы,
как
в сег да,
с ели
за
стол.
Я
уже
—
как
известно
—
мог
ест ь
все,
что
уго дн о,
но
по
прив ычк е
ограничивался
лишь
гре ч­
нево й
кашей,
творогом
и
кружкой
кефира.
Сын,
разумеется,
уже
ис чез,—
испарился!
—
и
мы
уж и­
на ли
без
него.
Я
пошел
наверх
к
нему
в
комнату
и,
убе ­
дившись,
что
носки,
трус ы,
подтяжки,
штаны
и
все
прочее
р азбр о сано
по
полу,
а
кеды
стоят
на
письменном
столе,
понял,
что
все
идет
правильно:
он
успел
переодеться
для
вечерних
похождений.
Когда
после
еды
я
вышел
в
садик,
то
увидел
его
уже
за
оградой.
Он
ехал
на
мотороллере,
а
сзади,
обняв
его
голыми
руками,
грациозно,
по-дамски
сидела
мо лода я
молочница
в
красном
платье,
и
они
про ­
мч ались
по
шоссе
вдаль,
где
вместо
предметов
уже
свети­
лись
их
неоновые
контуры
и
пл о ская
овальная
крыша
за­
правочной
станции
с
горящей
надписью
«Е88О»
светилась,
как
прозрачная
плита
искусственного
льд а.
По
шос се
пр о­
но сил ись
длинные
машины,
унося
на
сво ем
лаке
светящие­
ся
отражения
ночного
неона.
Название:
после
смер т и.
—
Т ебе
не
кажется,
что
в
нашем
доме
ст ало
довольно
беспокойно?
—
сп рос ил
я
же ну
вечером.
—
Можно
подумать,
что
тебе
это
не
нр авится .
—
Нет,
мне
это
нравится...
—
Так
что
же?
—
Нич ег о.
—
Но
все-таки?
—
Знаешь,
мне
каж ет ся,
что
они
занесли
сю да
возбу­
ди т елей
каких-то
никому
не
нужных
воспоминаний,
тя­
гостных
ассоциаций,
может
быт ь
даж е
старых
снов.
Нет
ничего
у жаснее
стар ых
снов,
к отор ые
уже
когда-то
с ни­
лись.
Я
боюсь,
что
мне
опя ть
может
присниться
г ов оря­
щий
кот
или
чт о-н иб удь
еще
похуже.
Предчувствие
ме ня
не
обмануло.
Зараза
уже
проникла
в
мою
кровь,
в
мой
мозг,
и
этой
ночью
мне
дол го
и
сла дко
снился
Осип
Мандельштам,
бе гущи й
в
дожд е
по
Твер­
скому
бульвару
при
свете
лампионов,
мимо
мокрого
157


чугунного
Пушкина
со
щляпой
за
спино й,
вслед
за
экипа­
жем ,
в
котором
я
и
О леша
уво з или
Н адюшу.
Надюша
—
это
жена
Мандельштама.
Н адеж да
Яковлевна.
Мы
увози­
ли
ее
на
Маросейку
—
угол
П окров ског о
бульвара,
в
пив­
ную,
где
на
первом
этаже,
примерно
под
кинематографом
«Волшебные грезы», выступали цыгане .
У
нас
это
называ­
ло с ь: «Поедем экутэ ле богемьен» («слушать цыган»).
Мы
дер жали
Надюшу
с
об еих
сторон
за
рук и,
чтобы
она
не
выскочила
сд уру
из
эк ипаж а,
а
о на,
смеясь,
вырывалась,
кудахтала
и
кр ича ла
в
ночь:
—
Ося,
меня
умыкают!
Мандельштам
бежал
за
эк ипажем ,
детским,
капризным
го лос ом
шепелявя
несколько
в
нос :
—
Надюса,
Надюса...
П одож ди те!
Возьм и те
и
меня.
Я
то же
хочу
экутэ.
Но
он
нас
так
и
не
до гна л,
а
мы,
вместо
того
чтобы
ехать
на
Маросейку
—
уг ол
П ок ровс кого
бульвара,
п оче­
му-то
поехали
в
грузинский
ресторан,
кот орый
тогда
по­
мещ ался
не
там,
где
сейчас
находится
«Арагви», и даже
не
там ,
где
до
«Арагви»
помещалась
«Алазань», а
—
вооб­
разите
себ е!
—
в
том
доме
на
бывшей
Большой
Дмитровке,
а
теперь
Пуш к инс кой,
где
сейчас
находится
служебный
ход
Центрального
детско г о
театра,
что
может
по ка зать ся
совершенно
невероятным,
но
тем
не
менее
это
историче­
ски й
факт,
и
содержало
эту
шашлычную
ч ас тное
лицо,
так
как
был
разгар
нэпа.
Но
э то,
в
сущности,
не
важно,
а
важ ­
но
то,
что
шел
дождь
и
мы
так и
втащили
Надюшу
за
руки
на
второй
этаж
в
отдельный
кабинет
—
удивительно
скуч­
ную
и
плохо
освещенную
комнату,
никак
не
обставленную
и
п охожу ю
ск орее
на
приемную
в
соба чьей
ле чебн и це.
Сю да
нам
прине с ли
бутылку
«телиани», а как только его
принесли,
тотчас
появился
мокрый
и
возбужденный
Ман ­
дельштам,
прибежавший
по
нашем у
следу,
и
он
сейчас
же
нач ал
с
завыванием,
шепеляво
и
очен ь
внуш ит ел ьно
—
«как Батюшков Дельвигу»!— чита ть
новые
стихи ,
не что
вроде:
Я
бу ду
метаться
по
табору
улицы
темной
За
веткой
черемухи
в
черн ой
рессорн ой
карете,
За
капором
снега,
за
вечным
за
мельничным
шумом...
И
так
далее
—
можно
проверить
и
восстановить
по
книжке
Мандельштама,
если
ее
уд астс я
достать,—
мне
158


име нно
так
п ри с ни лос ь: «если ее удастся достать», а Ман­
дельштам
моего
с та рого
сновидения
тем
временем
сел
пит ь
«телиани», вспомнил гористую страну и,
шепеляво
завывая,
стал
вкрадчиво
и
вместе
с
тем
высокомерно,
да же
сатанински
гордо
декламировать
о
некоей
ковровой
столи­
це
над
шумящей
горной
речкой
и
о
некоем
духанчике,
где
«вино и милый плов».
И
духа нщ ик
там
румяный
Подает
гостям
стаканы
И
служить
т ебе
готов.
Ках ет инско е
густое
Хорошо
в
подвале
пить,—
Там
в
прохладе,
там
в
покое
Пей те
вдоволь,
пейте
двое,
Одному
не
на до
пит ь.
Его
мольбы
не
имели
никакого
практического
смысла,
так
как
мы
пили
вчетвером
и
с амо
собой
п одр аз умев а лось,
что
одному
не
на до
пить.
Одному
н адо
было
только
пла­
ти ть!
Затем
п ошли
очаровательные
трюизмы:
Человек
б ывает
старым,
А
барашек
молодым,
И
под
месяцем
поджарым
С
розоватым
винным
пар ом
Полетит
шашлычный
дым.
Собственно
гов оря ,
все
это
мне
во все
не
снилось,
а
бы ло
на
сам ом
де ле,
но
так
мучительно
давн о,
что
теперь
пр едст ало
передо
мной
в
форме
давнего,
вр емя
от
времени
повторяющегося
сновидения,
которое
увлекло
ме ня
вместе
с
розоватым
винным
па ром
(и,
разумеется,
под
месяцем
поджарым)
в
ту
самую
легендарную
ковровую
сто лицу ,
любимую
провинцию
тетрарха.
И
то,
что
раньше
не
бы ло
вполне
сном,
а
скорее
воспоминанием,
теперь
уже
превра­
тилось
в
подлинный
сон,
удивительный
своим
сходством
с
действительностью:
например,
снег
был
со всем
наст о я­
щий,
и
громадные
хлопья
падали
величаво-медлительно,
садясь
на
вечнозеленую
листву
магнолий.
Весь
гор од
был
облеплен
теплым
южным
снегом.
Про хо жие
с
непривычки
скользили
и
падали,
как
пингвины,
автомобили
с
ужасаю­
щим
визгом
тормозов
делали
ю зы,
крутились
на
мест е,
да же
ехали
в
об ратн ую
сторону,
в
городе
бы ло
смятение,
сне го пад
не
прекращался,
з наме ни тая
гора
тонула
в
мыл ь­
ной
вод е
зимнего
во зд уха,
снег,
как
ст ая
чиб ис ов,
кр ужи л­
ся
над
монументом
Шота
Ру ста ве ли,
и
сочные
отпечатки
новых
резиновых
галош
по
вс ем
направлениям
пятнали
159


белые
тротуары
центрального
проспекта,
где
в
окнах
во с­
па ленн о
же лте ли
пирамиды
японской
рябины
—
единст­
ве нно го
плода
этой
небывалой
зим ы,
так
как
все
цитру­
сы
с
бож ьей
пом ощ ью
вымерзли,
а
местное
правитель­
ств о
уже
разрабатывало
далеко
идущие
пл аны
открытия
для
все х
трудящихся
нарядных
катков
и
лыжных
станций.
Симпатичные
молодые
милиционеры
с
чер ны ми
усика­
ми
и
бархатными
глазами,
с тоя
на
перекрестках,
молчали­
во
регулировали
беспорядочное
падение
снежинок,
гро­
м адных ,
как
куски
ваты.
Они
поеживались
в
своих
ши­
нель к ах
с
иголочки
и
в
мягких
сапожках
без
каблуков,
не
отвечая
на
н аши
вопросы.
Мы
был и
кр айне
подавлены
с толь
странной
зимой
срав­
нительно
недалеко
от
субтропиков...
Мы
обращались
за
разъяснением
этого
таинственного
я влени я
к
мн огоч исле н­
ным
прохож им ,
но
все
о ни,
так
же
как
и
хорошенькие
милиционерчики,
молчали,
брос ая
на
нас
доброжелатель-
но-ускользающие
взгляды.
Хотелось
спать.
Но
кто
бы
мог
поручиться,
что
я
уже
не
сплю?
Не
сплю
дав но?
Нет
ничего
уж асн ее
смертной
скуки,
которая
медленно,
неотвратимо
медленно
начинается
во
сне
и
б езысх о дно
длится
потом
целую
вечность.
Что
же
все
это
значит,
господи
бож е?
Можно
б ыло
с ой­
ти
с
ума
от
невозможности
постичь
душу
этого
города.
Но
в
эт от
миг
на
пло щад и
Святого
Лаврентия
в
метели
поя вила сь
незнакомая
и
в
то
же
время
мучительно
знако­
мая
фигура
знаменитого
поэта
Ромео
Джероламо:
зауряд­
ная
среднерусская
шуб а,
богатырская
фигура,
цар ст венно
мерцающая
снежинками
пыжиковая
шапка,
прекрасное
скульптурное
лицо
пож ил ого
римского
легионера
и
хрип­
ло-гортанный,
с
могучим
придыханием
голос
хорошо
по­
обедавшего
человека.
—
Не
удивляйтесь,
друзья
мо и,—
сказал
он
с
радуш ­
ной
улы бк ой
восточного
гостеприимства,—
и,
пожалуйста,
160


умоляю
в ас,
не
ищите
здесь
какой-нибудь
мис т ики,
а
тем
более
сказочных
мотивов
тысячи
и
од ной
ночи.
Все
это
объясняется
го р аздо
проще:
они
просто
не
понимают
по-
русски.
Но
вы,
конечно,
заметили,
что
я
говор ю
во
множест­
венном
числе
«мы» .
Надо
объясниться.
Мы
—э то
я
и
еще
один,
ска ж ем,—
че лов ек.
Вернее
—
фа нто м,
мой
странный
спу т ник,
к оторы й
приех ал
со
мно й
в
этот
край
и
теперь
неотступно,
как
тень,
сопровождал
меня
на
полшага
поза д и:
противоестественный
гибрид
человеко-дятла
с
кос тян ым
носом
стерляди,
клоунскими
глазами,
груз­
ная
скотина
—
в
смыс ле
живо т ное ,—
шу тник ,
подха­
лим,
блатмейстер,
до но счик,
лизоблюд
и
стяж а те ль-ха ­
пуг а.
А
ведь
я
помнил
его
еще
худы м
нищим
юно шей
с
кр о­
шечной
искоркой
в
груди.
Боже
м ой,
как
чудовищно
раз ъ­
ел ся
эт от
дер евя нный
мальчик
Буратино
на
чужих
объед­
ках,
в
какую
хитрющую,
громадную,
сытую,
бездарную
ско т ину
он
превратился.
Увидел
бы
его
Николай
Василье­
вич
Гоголь,
не
«Портрет»
бы
он
написал,
а
неч то
в
мил­
лионы
раз
более
с трашн ое. ..
Старик
у
Святого
колод ца
мыл
бутылки,
а
он
—
мой
тягос тн ый
спутник
—
тем
временем
всюд у
шнырял,
выню­
хивая,
где
бы
поживиться,
где
бы
хапнуть
кусок
и
потом
с
ужимками
отн ес ти
его
в
свою
вонючую
нору
и
закопать,
как
со бака
закапывает
ку рину ю
ногу,—
где-нибудь
в
угол ­
ке,
под
шведским
или
финским
диваном
или
под
каким-
нибудь
финским
пуфиком,
раз до бы тым
путем
ун иже ний,
по
блату.
Он
был
моим
многократно
п ов то ряющи мся
кошмаром,
пре люди ей
к
еще
более
страшному
сно ви ден ию
о
говоря­
щем
коте.
Он
непрерывно
присутствовал
ряд ом
со
мной,
пр ис лу­
шиваясь
к
моему
дыханию,
он
быстро
считал
мой
п ульс;
он
повсюду
шлялся
за
мной
по
улицам
и
по
крутым
гор­
ным
тропинкам
моих
сновидений;
время
от
времени
он
наклонял
ко
мне
с вое
костяное
ры ло
с
отверстиями
н озд­
6в.
Кат аев,
т.
6
161


рей
и
тревожно
за гл яды вал
в
мою
д ушу
своими
тух лым и
гла за ми,
как
бы
спр аш ивая:
ты
не
знаешь,
где
бы
чего
хапнуть
на
даровщинку?
Или
рвануть
у
наивного
началь­
ства
подачку?
—
А га,
аг а,—
верещал
он, —
ты
теперь
со обр ази л?
Они
не
понимают
п о-рус ск и.
Этим
н адо
воспользовать­
ся,
не
у пуст ить
случая.
Ве дь
верно?
А?
Ты
со
м ной
со­
гла с ен?
Я
умирал
от
неслыханной,
с мерт ельн ой
тос ки
в
этом
прелестном
полуд ен ном
краю,
заваленном
пол ун очны м
снегом.
Знаменитый
поэт
размашисто
раскланялся
с
каким-то
прохожим,
причем
с
его
величественной
пыжик ов ой
шапк и
с
царственной
щедростью
сыпались
снежинки.
—
Кто
этот
гражданин?
—
тревожно
сп ро сил
мой
тя­
го стн ый
спутник.—
А?
Вы
мне
не
скаж ете,
кто
это?
—
Он
жарко
дышал
в
ли цо
знаменитого
поэт а
и
п роси тель но
за­
глядывал
ему
в
глаза.-—Это
руководящий
работник,
не
правда
ли?
Или,
может
бы ть,
даж е
член
центральной
ко­
миссии?
Почему
же
вы
нас
не
познакомили?
Познакомьте!
Умоляю
вас!
Пока
еще
не
позд но.
Я
по целу ю
ему
ягоди­
цы,
я
полижу
их.
—
О,
не
волнуйтесь,—
сказал
поэт.—
Это т
человек
не
заслуживает
та кой
чести,
тем
более
что
сейчас
довольно-
таки
холодно.
Это т
ч елов ек
всего
ли шь
дегустатор
в ин-
т рест а.
—
Ты
слышишь!
—
простонал
мой
тягостный
спу т­
ник.—
Винтреста!
Вдумайся!
Его
ни
под
каким
ви дом
нель­
зя
выпустить
из
рук.
Иначе
мы
будем
последними
идиота­
ми.
Верно?
Ты
со
м ной
согласен?
—
Е сли
вам
так
угодно
с
ним
познакомиться...—
га­
лантно
ск азал
по эт
и
сделал
пове лит ель ный
зн ак,
после
чего
дегустатор
остановился
как
вкопанный
перед
со лн цем
поэзии,
и
не
прошло
и
часа,
как
мы
уже
был и
самыми
лу чш ими
друзьями
и
сидели
у
дегустатора
в
гостиной
за
столом
под
громадным
оранжевым
абажуром,
и
мой
тя­
гостный
спутник,
стоя
от
во лне ния
на
хв о сте,
тык алс я
носом
в
корректные
усы
дегустатора,
и
его
круглые
глаза,
п оде рн утые
нагло-томной
пленкой,
как
бы
непрерывно
гип нот изир уя ,
твердили:
дай
по
блату
вина,
дай
по
б лату
в ина,
дай
что- н иб удь,
дай,
дай,
да й!
162


—
Вот
увидишь,
он
даст!
—
обращался
ко
мне
тягост­
ный
сп ут ник
и
снова
припадал
к
у сам
дегустатора.—
Да ст
бесплатно,
могу
п оручи тьс я!
—
шептал
он
мне.—
Два
ящи ка
знаменитого
ви на
«мцване» .
...Как труп в
пустыне
я
лежал...
И
его
голос
д рожал
гли няно й
свистулькой,
как
запав­
ший
клапан
испорченной
шарманки.
А
тем
временем
соб ирали сь
гости,
и
мало -п омал у
ра з­
горе л ся
восточный
пир
с
легким
европейским
оттенком,
кот орый
сообщил
ему
мо лодо й
элег ант ный
тамада
с
двумя
или
тремя
университетскими
значками.
Он
не
сл ишко м
пытал
нас
традиционными
тос там и
и
не
сли шком
настой­
чи во
за ста влял
осушать
окованные
сер ебр ом
турьи
рога,
так
что
мы
помаленьку
над рались
без
посторонней
по­
мощи.
А
время
текло,
и
пир
все
продолжался
и
продол­
жался,
не
и ссяка я.
Наши
хозяева,
и
тамада,
и
все
гости,
страстные
болельщики
за
м естну ю
ф утбольн ую
команду
«Динамо», и дамы
—
свежие,
как
только
что
распу ст ив ­
шиеся
бут оны
ши р азских
роз
или
же
к реп кие
влажные
овощи,
сорванные
на
з аре
в
огороде,
ни
в
одном
глазу,—
красивые,
румяные,
черноволосые,
кудрявые,
с
алебаст­
ровыми
бюс там и,
ни
д ать
ни
взять
ангелы,
на пис а нные
кистью
Пиросманишвили.
Буты лки
сменялись
на
столе
с реди
зелени,
фруктов
и
овечьего
сыра
каждые
пятн ад ц ать
минут,
как
почетный
караул,
н очь
тянулась
без
исхода,
и
я
вс ем
своим
суще­
ством
чувствовал
пр ибл иж ение
че го-т о
с тра ш ного.
Можно
было
подумать,
что
в сему
этому
—
как
в
аду
—
никогда
не
будет
конца.
Однако
это
оказался
не
ад,
а
всего
лиш ь
чистилище.
В
четыре
ч аса
сорок
две
минуты
пополуночи
пир
начал
иссякать,
ре чи
сделались
сначала
аритмичными,
а
потом
совсем
перестали
прощупываться,
с оп роти в ляе мость
упала
до
нуля,
еще
нем но го
—
и
должна
была
наст у пить
кл и­
ническая
см ер ть,
но,
по-видимому,
распорядитель
пир а
не
считал,
что
веселью
пришел
конец,
и
он,
как
опытный
там ад а,
всегда
и мел
под
рук ой
верное
средство
для
того,
чтобы
вдохнуть
жизнь
в
замирающее
застолье.
—
Прош у
вашего
внимания,—
ск азал
он
с ове ршен но
св ежим,
утренним
голосом.—
Да мы
и
господа!
Сейчас
пе­
ред
ва ми
предстанет
к от.
На
первый
взгляд
обы кнов ен­
6*
463


ное
домашнее
животное.
Кот
Васька.
Но
не
делайте
по­
спешных
выводов.
Иди
сюда,
генацвале!
Кис-кис-кис!
Двери
бесшумно,
са ми
собой,
как
в
американском
те­
атре
ужасов,
распахнулись,
и
в
комнату
обреченной
по­
ходкой
вошел
громадный
светло-серый
кот,
вы шко лен ное
домашнее
животное
с
прищуренными
глазами,
в
гл уби не
кот орых
мерцала
вечность,
и
хвостом,
поднятым
вверх,
как
мягкий
столб
дыма,
колеблемый
темным
ночным
во з­
дух ом
этой
таинственной
горной
страны.
Кот
—
млад ший
брат
тиг ра
—
обошел,
как
гла д иат ор,
вокруг
пиршественного
сто ла
и
остановился
возле
хо­
зяина,
словно
желая
воскликнуть: «Ауе,
Са езаг ,
шогИип
1е за1и1ан1!»
—
Но,
товарищи!
—
торжественно
произнес
хозяин,
по д нимая
вве рх
безымянный
палец
с
бледным
обручаль­
ным
кольцом.—
Но,
товарищи!
Это
дале ко
не
пр ос той
кот.
Это
говорящий
кот.
Он
умеет
разговаривать.
—
Не
может
быт ь!
—
Но
тем
не
менее
—
факт!
Эв рип ид,
иди
сюда!
Кис-
кис-кис!
Кот
еще
крепче
зажмурился
и
покорно
прыг нул
на
колени
своего
хозяина.
—
Так.
Тепер ь
сиди.
Кот
сел,
как
человек,
пол ожил
большую
детскую
го­
лов у
на
край
стол а
и
посмотрел
вокруг
прелестными
сер о­
зелеными
глазами
капризной
девочки.
Хозяин
почесал
его
за
ухом,
и
кот
ст ал
мурлыкать
с
таким
видом,
будто
боя лся
щекотки.
—
Внимание,—
провозгласил
тамада,—
поп рошу
на­
п олн ить
ваши
бо кал ы.
—
Сейчас
он
буде т
разговаривать,—
сказал
хозяин.—
Вам
это
кажется
невероятным?
В
таком
слу чае
прошу
уб еди ться .
Эврипид,
друг
мой,
скажи
им
«мама» .
Кот
весь
сжался
и
боле зн ен но
зажмурился.
Хозяин
обхватил
его
голов у
двумя
руками,
со едини в
сверху
боль­
шие
па ль цы,
а
указательные
сноровисто
сунул
коту
в
рот
и
растянул
его ,
отчего
на
д етск ом
лице
кота
появилась
на­
пряженная,
н еи скрен няя
улыбка.
—
Гово ри!
—
повелительно
молвил
хозяин.
Кот
сделал
суд орожн ое
глотательное
д виже ние
го рлом ,
разинул
свою
небольшую
розовую
т реуголь ную
пасть
с
мелкими
зубками
и
вдруг
напряженным,
механическим
голосом,
но
совершенно
отч етли во
произнес,
как
челов е к,
на
чистейшем
рус ском
языке:
164


—
Мам а.
После
чего
хозяин
ск азал
«молодец»
и
сбросил
кота
на
по л.
—
Неслыханно!
—
закричали
гости.—
Неслыханно!
Не­
вероятно!
Какое
чи стое
произношение!
Артикуляция!
Ди к­
ция !
Совершенно
как
в
Академическом
Малом
те атр е!
Да же
ско рее
как
в
Художественном!
Все
в
один
миг
ожи в или сь,
и
в
затухающий
пир
был а
влита
свежая
струя
бодрости,
которой,
впрочем,
хв а тило
ненад олг о ,
так
что
через
час
в
общественных
баках
уже
явно
ст ала
ощущаться
нехватка
горючего.
Однако,
по-ви-
ди мо му,
врем я
расходиться
по
домам
еще
не
н аст упи ло,
и
хозяин
как
бы
вскользь
заметил,
что
его
кот
умеет
разговаривать
не
тольк о
по- русс ки ,
но
такж е
и
по-фран­
цу зск и.
—
Кис-кис-кис!
—
позвал
он.
Кот
долго
не
появлялся,
но
нак о нец
все-таки
вышел
из
д вер ей,
которые
снова
сами
собой
распахнулись
перед
ним
и
затем
сами
собой
бес шу мно
затворились.
Кот
страшно
медленно
направился
к
хоз я ину,
как
бы
испо лня я
тя го ст­
ную
об язан н ость,
связанную
с
неслыханными
муками
в
унижениями,
но
—
ув ы!
—
неизбежную,
как
ро к.
Он
замед­
ленно
п рыг нул
на
колени
хозяина
и
п оложи л
подбородок
на
скатерть,
уже
основательно
залитую
к
то му
времени
основными
марками
местных
ви н.
Морщ а сь
от
в инно го
запаха
и
острого
аромата
сациви,
кот
с
немой
м ол ьбой
посмотрел
на
людей
лунатическими
глазами
и
снова
изо
все х
сил
зажмурился.
—
Внимание!
—
крикнул
тамада.—
П оп рошу
в сех
на­
полнить
бо кал ы.
—
Итак ,—
деловито
ск азал
хозяин
и
обхватил
бол ь­
шую
голову
кота
о беими
руками,
но
на
эт от
раз
уперся
указательными
паль цам и
в
ушны е
отверстия
ко та,
а
в
его
рот
вставил
мизинцы,
как-то
по-особому
с крю чил
их,
растянул
и
выве рну л
так,
что
р озов ый
рот
ко та
ст ал
напо­
м инать
неестественно-странный
цветок
врод е
орхидеи.
Кот
рванулся,
намереваясь
замяукать
раздирающим
гол о­
сом,
но
вместо
это го
громко
и
отче тли во
произнес
на
чи­
сто м
французском
языке:
—
М аман.
—
Вот,—сказал
хозяин
и
смахнул
кота
на
п ол,
по сле
чего
животное
с
у лыбк ой
от в ращ ения
медл енно
удалилось
восвояси,
з ная,
что
на
се годн я
его
роль
окончена
и
можно
беспрепятственно
пр ист уп ать
к
ло вле
мышей.
165


—
Ты
понимаешь,
это
профанация,-—простонал
чело­
век-дятел,
провожая
своими
тухлыми
г лаз ами
удаляю­
ще гося
кот а.
Его
толстое
горло
раздувалось,
и
он
д аже
всхлипнул
от
огорчения.—
Имет ь
такое
выдающееся
жи­
вотное,
такой
мировой
аттракцион
и
употреблять
его
для
развлечения
го стей
на
сре дне м
неофициальном
междусо­
бойчике,
где
даже
нет
более
или
менее
ответственного
на­
чаль с тва. —
Он
схватился
руками
за
голову
с
хохолком.—
Господи
боже
мой,
да
е сли
бы
у
ме ня
был
такой
золотой
кот,
то
я
бы
его ,
под лец а,
научил
рассказывать
еврейские
анекдоты.
Я
сделал
бы
из
него
кота-затейника.
Оп
бы
у
меня,
сукин
кот ,
выст уп ал
т олько
на
самых
ответственных
концертах,
и
я
бы
сдела лся
первым
челов е ком
с реди
мест­
ной
художественной
инт е ллиге нции,
может
быть,
даже
док ­
тором
н аук
гонорис
кл яу зе.
И
—
ты
можешь
себе
предста­
вить!
—
какую
на
это й
почве
можно
было
бы
создать
гран­
дио зн ую
рекламу,
какой
н еслыхан ный
подхалимаж,
какой
космический
блат!
Он
при горюн и лся,
пустил
слезу,
потом
вст р епену лся
и
сделал
бурную
попытку
угов ори ть
хозяи н а
совершить
б ла­
городный
акт
восточного
гостеприимства
и
подарить
ему
говорящего
кота.
Но
из
эт ого
ничего
не
вышло,
потому
что
хозяин
оказался
человеком
с
высшим
образованием
и
не
признавал
эт их
гл упых
феодальных
штучек
—
дарить
гостю
то,
что
ему
понравится.
Как
ни
с тарал ся
мой
тяго­
стный
спутник,
как
ни
суетился,
как
ни
кричал,
выпуская
из
гор ла
самые
нежн ые
звуки: «Да!
Я
подхалим!
И
горжусь
этим!
Презирайте
меня,
но
только
под ар ите
мне
гов оряще го
кота!
Я
из
него
сделаю
человека!
Ну,
хотите,
я
соз дам
в
ваш у
че сть
хорал!»—
но,
ув ы,
ни­
чего
не
п олучи ло сь.
Как
гов ори тс я,
нашла
коса
на
ка­
мень.
Единственно,
что
у теш ало
че ловек а- дятла, —
это
пе р­
спектива
в
конце
концов
по лучи ть
бесплатно
ящи к,
а
мо­
жет
быть,
да же
и
два,
баснословного
вина
«мцване».
Те­
пе рь
он
удвоил
сво е
внимание
ко
мне.
Он
боя лс я,
что
я
за бол ею
и,
не
дай
бог,
еще
т ого
хуже,
умру.
Мало
ли
что
может
случиться
с
челов е ком
в
дороге.
—
Умо ляю
тебя,—
шепт ал
он
по
ночам,
п одход я
к
мо ей
по стели ,
в
то
время
как
в
окнах
бле сте ли
зимние
восточ­
ные
звезды.—Умоляю
тебя,
б ереги
сво е
здоровье.
Учти,
что
вино
бу дет
с тольк о
же
твое,
с к олько
мое.
166


...Мы
бы ли
как
два
каторжника,
прик ова нные
к
одно­
му
ядр у.
Я
умирал,
я
падал,
а
он
—
мой
тягостный
спу т­
ник
—
безжалостно
толкал
меня
куда-то
все
дальше
и
дальше.
Он
уже
стал
моей
болезнью,
он
гнездился
где-то
внутри
меня,
в
таинственной
полости
кишечника,
а
может
быть,
и
ниже ,
он
был
мучительно
раз дув ш ейся
опухо­
лью ,
адено мо й
простаты,
непрерывно
отравлявшей
мою
кровь,
которая
судорожно
и
угрюмо
гудела
в
аорте,
с
трудом
заставляя
сокращаться
мускул
отра бота в шего
сер д ца.
Хоть
бы
эту
о пухо ль
скорее
вырезали!
Кто
же
он
бы л?
Он
был
модификация
Фаддея
Булга­
рин а,
гонитель
всего
н овог о,
че лов ек
с
вод ев и льной
фа ми­
л ией
Прохиндейкин.
Далеко
внизу
лежала
пот о нув шая
в
нескончаемом
сн е­
гопаде
прелестная
горная
страна
со
всеми
ее
магнолиями,
драценами,
симпатичными
милиционерчиками,
гов орящ им
к отом
и
пыжик ов ой
шапкой
знаменитого
поэта,
и
мы
ле­
тели
в
столицу
нашей
родины
на
содрогающемся
от
об­
леденения
пассажирском
са моле те,
и
смерть
летела
рядом
с
нами,
каждый
миг
готовая
расстроить
все
наш и
планы.
Над
Сур ам ским
перевалом
сходила
с
ума
небывалая
сн еж­
ная
бур я,
и
н аша
маш ина
ползла
на
ощупь,
как
сл епая,
поср еди не
горн ых
скло но в,
каж дый
миг
го т овая
шаркнуть
ал юм ини евым
крылом
по
невидимой
в
тумане
скале
и
рух­
нуть
па
дно
ущелья,
в
бурную
горную
речку
с
обл ед ен ев­
шими
берегами.
В
течение
ч аса
мы
из б ежали
тысячу
смертей,
и
ко гда
пилот
наконец
п оса дил
свою
грузн ую
машину
на
песча­
ном
аэродроме
рядом
с
бунтующим
морем,
то
у
нег о
дро­
жали
руки
и
пот
гра дом
ка ти лся
по
как
бы
натруженному
лиц у
с
пе пе л ьными
гу бам и.
В
столицу
наш ей
родины
мы
пр ибыли
еще
засветло;
и
тут
же
рас ст али сь.
Надо лг о.
Слава
богу,
кажется
—
навсегда.
Но
му чит ел ьный
сон
тя­
нулс я,
тянулся,
он
казался
бесконечным,
хо тя
на
самом
дел е
про должа лся,
быть
может,
всего
ли шь
какую-то
д олю
с еку нды,
как
смерть.
Но
ве дь
никто
не
знает,
с кольк о
вр е­
мени
длится
смерть:
может
быть,
один
миг,
да же
и
то го
мен ьше,
а
может
быть,
и
всю
жизнь.
Человек
вечно
живет
и
в
то
же
врем я
вечно
умирает.
167


Нет,
не
так : «в звезды врезываясь».
Я
вечно
умир а л,
и
вечно
жил ,
и
врем я
от
времени
возвращался
в
прелестный
край,
некогда
вос пе тый
Осипом
Мандельштамом.
Ра зу мее тся,
на
аэродроме
я
прежде
всего
увидел
пы­
жиковую
ша пку
классика.
Он
возвышался,
как
монумент,
еще
более
величественный
и
прекрасный,
чем
когда-то.
Мы
обнялись.
И
даже,
по
свидетельству
историков,
п ро­
слезились.
—-
Много
во ды
у те кло,
кацо!
—
Ох,
много,
генацвале!
—
Как
по жив ает
ваш
тягостный
друг?
—
спр о сил
ве ли­
кий
стихотворец,
пос ле
каждого
сл ова
делая
еще
более
глубокое,
гортанное
придыхание,
которое
всегда
казалось
мне
великолепной
це з урой
посредине
шестистопной
стр очк и
клас си ческ ого
александрийца.—
Неужели
он
и
теперь
процветает
так
же,
как
раньше?
Впр о чем,
я
всегда
подозревал,
что
он
да леко
пой дет ,
этот
л юбо пытн ый
гиб ­
рид
человека
и
до машн ей
скотины.
А
вы
знаете,
почему?
Потому,
что
он
не
только
обла да ет
редким
бесстыдством
лизоблюда
и
п одх али ма,
но
также
и
потому,
что
всевыш­
ний
наделил
его
феноменальной,—
он
сделал
великолепное
придыхание
на
эт ом
нарядном
слове,—
феноменальной
спо­
собностью,
редчайшим
умением
сним ат ься
рядом
с
на­
чальством.
Едва
лиш ь
фотографы
наведут
сво и
магические
субъективные
объективы
на
центральную
фи гуру,
как
сей­
час
же
р ядом
вырастает
му чит ельн о
примелькавшаяся
го­
лов а
с
костяным
носом
вашего
тя гостн ого
спутника,
выр а­
ботавшего
в
себе
условный
рефлекс
в
ту
же
секунду
—
ни
позже,
ни
раньше
—
оказаться
в
сам ой
середине
г рупп ы,
сно ро вис то
стать
на
хвост
и
вследствие
этого
сделаться
ров­
но
на
три
четверти
выше
остальных
и
даже
самой
це нт­
ральн ой
фи гуры .
Феноменально!
—
Он
сделал
хри плое
придыхание.—
Прямо-таки
феноменально]
Будучи
пигме­
ем,
казаться
великаном!
Но
будем
на деять ся,
что
этот
ис­
торический
нонсенс
скоро
навсегда
отойдет
в
вечность.
Ведь
не
может
же
подобное
безобразие
продолжаться
вечно...
—
А
как
п ожив ает
говорящий
кот?
—
спр ос ил
я,
же­
лая
переменить
не прия т ную
тему.
—
Говорящий
кот?
—
уд ив ился
поэт .—
Не
знаю ,
ка­
ког о
г оворящ его
кот а
вы
имеете
в
виду?
Ах
да,
действи­
168


тельно.
Припоминаю.
Он
говорил
по-русски
и
по-француз­
ски.
Но,
по
правде
сказать,
я
давно
уже
потерял
его
из
виду...
...Мне
опять
долго
и
сладко
снился
горб аты й
город,
и
мы
сидели
в
духане
над
горной
ре чкой ,
которая
бежала
где -то
внизу,
как
стадо
овец,
по
камешкам,
по-зимнему
мутная
и
головокружительно
скучная,
свинцовая,
дымная.
Высоко
над
обр ыв ис тым
т у манным
берегом
синел
силуэт
древнего
замка,
и
церковь
с
кон усо образ ны м
куполом,
и
стар ый
толс ты й
шарманщик,
быть
может
последний
ша р­
манщик
на
земном
шаре,
крутил
с вою
одноногую
у лич ную
шарманку,
увешанную
цветным
стеклярусом,
как
пасхаль­
ная
карусель,
изв ле кая
из
ее
др яхло го
ящика
пронзитель­
ные
и
вместе
с
тем
небесно-музыкальные
звуки
мещан­
ских
вальсов,
маршей
и
гавотов
моего
детства,
и
я
плакал
об
Осипе
Мандельштаме,
о
цыг анах ,
о
до горев ш ей
жиз ни,
о
первой
любви,
о
всех
кораблях,
ушедших
в
море,
о
всех
забывших
ра дост ь
свою,
да
мало
ли
о
чем
может
п ла кать
пожилой
человек
пос ле
четвертой
бутылки
кра сн ого,
как
кро вь, «телиани».
И
я
становился
на
кол ен и,
це луя
смуг­
лые,
волосатые,
безме рно
старые
руки
шарманщика,
а
тем
временем
ве лик ий
поэт,
утешая
меня,
гладил
мою
пыль ну ю
и
уже
несколько
лысоватую
голову
бл удно го
сына
и,
отвлекая
от
сли шком
грустных
м ысл ей,
говорил
мне :
—
Друг
мой,
не
на до
плакать.
Не
стоит.
Все
мы
у
гос­
п ода
бо га
корабли,
уше дши е
в
море.
Вернемся
лучше
к
пе­
чальной
действительности.
Вчера
вы
поинтересовались
с удь бой
говорящего
кота .
Я
нав ел
справки.
К
сожалению,
дол жен
сообщить
вам
не пр иятн ое
известие:
несколько
лет
то му
на зад
говорящий
кот
скончался
во
время
о че редно го
выступления,
будучи
не
в
состоянии
произнести
слово
«неоколониализм» .
Но
можно
и
та к:
по в есть
о
гов оряще м
коте.
Весь
в
слезах
я
про сн улс я,
но
уже
мир
вокруг
меня
пот еря л
свое
п режн ее
безмятежное
спокойствие.
Целый
ден ь
я
не
на ходи л
себе
места.
—
Чего
тебе
не
х ват ает?
—
сп рос ила
жена.
—
Многого,—
отв ети л
я.
—
Например?
169


—
Ну,
уж
раз
кто-то
занес
с юда
возбудителей
моих
старых
сн ов
и
кошмаров
и
раз
все
во круг
нас
так
рази ­
тельно
изменилось,
то
—
во образ и
себе
—
я
начинаю
ощу ­
ща ть
отс утст в ие
Коз лови че й.
Откр о венн о
говоря,
их
не­
много
не
хват ает .
—
Ну
что
ж,—сказала
жена,—все-таки
это
луч ше,
чем
говорящий
кот.
И
сейчас
же
после
это го
вош ли
Коз лов ичи .
—
А,
это
вы! радо с тно
воскликнул
я,
разглядывая
Козловичей:
они
нисколько
не
обгорели
и
совсем
не
изме­
нились.
Он
был
в
несколько
эстрадном
пиджаке
цвет а
ко фе
о-л э,
и
брюк ах
цвета
шоколада
о-лэ,
и
в
ботинках
цве та
крем-брюле
при
винно-красных
шерстяных
нос ка х.
Рукава
его
пиджака
был и
на
несколько
микронов
короче,
чем
требовала
мода,
а
манже ты
высовывались,
быт ь
может,
на
п олт ора
микрона
больше,
чем
требовала
та
же
мода.
Но
это
ему
даж е
шло.
Он
по-прежнему
был
интенсивно
розов,
с
жел ты ми
волосами,
расчесанными
на
прямой
п ро­
бор,
от
лба
до
заты лк а,
как
у
из в ес тного
русского
ави ато ­
ра
Сережи
Уточкина.
Его
з убы
свер к али
слоновой
белиз­
но й.
Он
был
доброжелателен,
всея д ен
и
слегка
разводил
рук ами ,
рассказывая,
с
какими
пр икл юч е ниями
они
до­
бирались
к
нам.
Что
ка са ется
мадам,
то
она
бы ла
в
узких
и
коротких
штанах
эластик,
ко торы е
нео быкн о венно
шли
к
ее
стройно-склеротическим
нога м
с
шишками
на
коле­
нях.
У
нее
на
шее
висел
крупный
археологический
кам ень
с
ды ркой
посредине,
болтаясь
на
серебряной
веревке
по­
ве рх
красной
кофточки-джерси.
Было
ст рашн о
предста­
вить,
что
ст ало
бы
с
ней,
ес ли
бы
о на,
забыв
сн ять
этот
камень,
бросилась
в
воду.
У
нее
был и
прелестные
детские
глаза
и
взбитые
рыжие
волосы,
что
в
соединении
с
вздер­
нут ым
носиком
давало
полное
представление
о
ее
душев­
ном
состоянии,
которое
о тр ажал ось
на
ее
лиц е,
измучен­
ном
возрастом
и
ощущением
собственной
красоты.
Ста­
рушка
все
врем я
требовала
простой
холодной
в оды
и
с
наслаждением
вливала
ее
в
себя ,
как
бы
желая
пот ушит ь
адский
огонь,
по жир авш ий
ее
детскую
душу.
Сам
Козлович
пил
со
м ной
ледяное
б елое
вино
—
ду­
шистое
и
горьковатое,
как
миндаль,—ничуть
не
опьяняв­
шее
и
не
вредившее
здоровью.
Козловичи
сидели
на
низ ких
старомодных
кр ес лах
пе­
ред
камином
и,
дополняя
др уг
друга
существенными
под­
робностями,
уточняя
хроно логич ес кую
п ослед ов ате льн ость
событий,
рассказывали
историю
о
том,
как
они
с обир али сь
170


путешествовать
по
Ту рции,
Японии,
Юж ной
Ам ери ке
и
со ци али сти чес кой
По льше
и
как
у
них
в
ко нце
концов
сго­
рел
л юбимы й
пуд ел ь.
Мы
радовались,
как
д ети,
слушая
их
взволнованное
повествование.
Когда
сам
Козлович
уже
покрылся
пятнами
и
стал
по­
нем ног у
се рд ит ься,
одна ко
все
еще
мужественно
п родол­
жал
улыбаться
всеми
клавишами
своих
зубов,
в
салон
б оч­
ком
вошел
наш
мил ейш ий
друг
Вяткин
и,
потирая,
как
с
морозца,
с вои
н е большие ,
слегка
обуглившиеся
руки,
по­
смеиваясь
и
стыдливо
похохатывая,
подсел
к
пылающему
камину
и
тоже
стал
вместе
с
н ами
пить
холодное
потусто­
роннее
вино,
закусывая
сыром.
Я
задернул
шторы,
и
все
это
вдруг
стало
немного
на­
поминать
вечера
под
Москвой,
тольк о
не
бы ло
телевизора
и
ни
разу
не
позвонил
телефон.
Поздно
ночью
мы
устроили
В яткин а
вниз у
в
свободной
комнате,
а
Коз лов и чей
отвели
че рез
темный
сад
в
старый
нормандский
овин,
где
для
них
был
уже
приготовлен
ноч­
ле г.
Я
зажег
фонарь
—
старый
каретный
ф он арь,
найден­
ный
на
чердаке,—
и
светил
им,
пока
они
поднимались
по
уз ен ькой
скрипучей
лесенке,
молчаливо
удивляясь
нашей
н елепо й
фантазии
отправить
их
спать
на
сено ва л.
Мы
с
женой
ве село
переглядывались.
Спотыкаясь,
Козловичи
оди н
за
други м
—
он
впереди,
она
сзади
—
в ошли
в
двер­
цу
и
вд руг
очут или сь
в
стра н ном
темном
помещении,
под
самой
со л ом енной
крышей,
г де,
оче нь
возможно,
на
наш е­
сте
сп али
жир ные
ку ры.
Мы
объяснили,
что
это
ст ар ин­
ный
нормандский
о вин,
и
это
немного
обнадежило
Козло­
вичей.
Они
поко р но
отда ли сь
в
рук и
судьбы.
Тогда
я
вдруг
щелкнул
выключателем,
и
Козловичи
у видел и,
что
находятся
в
гром адн ой
низкой
комнате
со
ско ше нным
потолком.
Посредине
стояла
громадная
ст а­
ринна я
де ревя нн ая
кровать
под
ба лда хин ом
из
веселень ­
кого
коттончика.
Полог
был
отдернут,
и
виднелась
п ос тель,
зас тл ан ная
свежими
голландскими
простынями,
приготов­
л енная
на
но чь
по-французски
—
конвертом,—
с
малень­
кой
пуховой
перинкой.
На
ночном
столике
бы ли
приготов­
л ены
графин
с
сахарной
водой
и
старинный
нормандский
молитвенник
с
серебряным
крестом
на
че рном
бархатном
переплете.
Вообще
казалось
мрачновато.
Коз лови чи
были
смущены.
Возможно,
они
б ояли сь
крыс.
Тогда
я
торжественно
распахнул
другую
дверь
и
171


показал
им
ве лик олеп ную,
ультрасовременную
ванную
комнату
с
кобальтово-синим
фаянсовым
туалетным
столом
на
одн ой
ножке,
молочно-белой
ванной,
всю
залитую
осле­
пительно
яр ким
электрическим
све то м,
сияющую
кафелем,
никелем,
всю
увешанную
пушисто-душистыми
розовыми,
салатными,
голубыми
полотенцами
и
простынями
и
устланную
грубыми
кокосовыми
ковриками.
Для
того
чт о­
бы
убед ит ь
Козловичей,
что
это
не
со н,
я
открыл
несколько
крапов,
и
с
симфоническим
шумом
из
них
хлынула
добела
взбитая,
как
яичные
белки ,
горячая
и
холодная
вода,
на­
полняя
помещение
поистине
вагнеровской
музыкой
и
за­
пахом
мыла
«герлэн» .
—
Спокойной
ночи,—
сказали
мы
Козловичам.—
Ес ли
ночью
ус лыш ите
за
окнами
шу м,
не
пугайтесь,—
значит,
нач ался
прилив
и
воды
Ла-М ан ша
поднимаются
по
шл ю­
зам ,
наполняя
маленькую
гавань
Гон флер ,
где
сонно
по­
к ач ивают ся
рыбачьи
баркасы
с
изображением
святой
девы
на
дряхлых
парусах.
Утром
Дениза
принесет
вам
пти - де-
же не:
ко фе,
круассаны,
ма сло
и
сливовый
дж ем.
Не
р ас­
сч итыв айт е
на
жар ену ю
колбасу!
Мы
оставили
их
очаров ан ны м и.
В
особенности
все
это
нравилось
самой
мадам
Коз -
лович.
Мы
с
женой
спустились
по
лесенке
в
сад ,
и
я
задул
ф она рь.
Может
быть,
мое
обнаженное
тело
л ежало
где-то
в
ино м
измерении
и
голубые
лю ди
при
свете
операционпо-
го
прожектора
рассм ат ривал и
на
нем
давние
шра мы:
пу­
левые
и
ос колоч ны е
и
следы
разных
бо ле зней,
во йн
и
ре­
волюций.
На
газоне
стояло
не сколь ко
невымытых
машин,
приехавших
ночью.
Одна
из
них
показалась
мне
знако­
мой .
—
По-моему,
приехали
Остапенки,—шепотом
ск аз ала
жена.—
И
спят
в
машине.
Они
действительно
спали
в
пол уобгоре вш е й
машине,
как
сурки.
—
Пройдемся
немного,—предложил
я.—Пускай
спят.
Она
взяла
ме ня
под
рук у,
и
мы
п ошли
в
глуби н у
тем­
но го
са да,
туд а,
где
за
каретными
сар аям и
и
дощат ым
сортирчиком
был
сломанный
забор,
а
за
ним
справа
на­
172


лево
тянулся
канал,
по
котором у
бесшумно,
на
уровне
плоской
земли,
с
погашенными
сигналами,
как
бы
текли
низкие
моторные
баржи,
наполненные
очень
важным
и
очень
тяжелым
грузом ,
направляясь
из
Анверса
в
Маас,
а
б ыть
может,
в
Мо нс
или
Наахрихт,
есл и,
конечно,
такой
город
существует
в
действительности.
Мы
шли
вд оль
ка нал а,
мим о
фламандской
вет ря ной
мельницы
с
неподвижными
крыльями,
увеш анны ми
сна­
стями,
как
мачты
фрегата;
мы
шли
очень
долго
и
молча,
пока
в друг
не
очутились
на
п лощади ,
охваченной
мо роз­
ным
туманом,
так
что
нельзя
б ыло
понять
—
что
это
за
площадь.
—
Куда
ты
м еня
привел?
—
спросила
жена
тревожно.
И
сейчас
же
я
понял,
что
эта
площадь
—
аэродром,
и
под
нашими
ногами
я
увидел
громадные
шестиугольные
плиты
взлетной
дорож ки .
Решетчатые
радиолокаторы
в ращ ал ись,
как
зубовра­
чебные
кресла.
—
Ты
опя ть
улетаешь?
—
с прос ила
жена
покорно,
так
как
понимала,
что
ничего
другого
мне
не
остается.
Я
промолчал,
рассматривая
свою
обувь;
она
имела
еще
вполне
приличный
вид:
очень
черные,
блестящие,
хорошо
начищенные
мокасины,
как
не льзя
лучше
с оотв ет ств ую­
щие
серому
костюму
и
нейлоновым
носкам
глубокого
цве ­
та
жженой
кости.
Превосходные
мокасины
с
д линны ми
носами
и
низкими,
широкими,
очень
устойчивыми
каблу­
ками,
за
которыми
п риход ил ось
о соб енно
ухаживать,
так
как
м алейш ая
пот ертос ть
сразу
делала
их
непристойно
вульгарными.
Каблуки
должны
быт ь
всегда
безукоризнен­
но
черными,
без
малейшей
поте ртос ти .
Тогда
мокасины
со
своими
язы ками
и
перемычками
на
подъеме
могут
иметь
место
во
время
заграничного
путешествия.
Эти
мысли
вну­
шила
мне
жен а,
и
я
их
твердо
усвоил.
Мы
не
у спели
проститься.
Она
еще
стояла
одна
посредине
громадного
пус т ын­
но го
аэродрома,
а
я
уже
перевел
стрелки
сво их
ч асов
на
два
часа
назад
и
сквозь
разрывы
тяж ел ой
дождевой
облач­
ност и
смотрел
на
Амстердам,
к оторы й
можно
бы ло
с
высо­
ты
не с коль ких
тысяч
ф утов
принять
за
небольшой
коврик
173


с
абстрактно-геометрическим
орнаментом,
но
внизу
дождя
не
б ыло,
и
когда
я
сошел
с
самолета,
для
того
чтобы
пере­
сесть
на
другой,
т ран сатлан тич еск ий,
то
мои
мокасины
ничуть
не
пострадали,
даже
напротив:
освещенные
молоч­
но-матовыми
плафонами
Амстердамского
международного
аэровокзала,
ря дом
с
ослепительными
чемоданами
и
бо­
тин кам и
м иллио не ров
они
казались
еще
вполне
зе рка ль­
ными,
так
что
я
не
имел
ник ак их
претензий
к
аэрокомпа­
нии
К ЛМ.
Во
время
посадки
тоже,
слава
б огу,
все
обошлось
бла гопол учно ,
и
мои
мокасины
даж е
и
в
этом
гро­
мадном
п ассажир ско м
самолете,
с реди
сот ен
пар
ра зн ооб­
разной
обуви,
казались
не
самыми
худшими.
В
о соб енно­
сти
выгодно
они
от лича лис ь
от
желтых
солдатских
бут с
моего
со седа,
се р жанта
амер ик ански х
во ор уже нных
сил
в
Голландии.
От
времени
и
от
ежедневной
чис тки
они
ста­
ли
темно-коричневыми
и
глянцевыми,
как
стекло,
и
вызы­
вал и
во
мне
тревожный
во пр ос:
где
они,
черти,
до ст ают
такой
замечательный
крем
для
ботинок?
Ил и,
може т
быть,
это
не
крем,
а
особая
стекловидная
жидкость,
куда
опуска­
ют
обувь,
и
она
по том
д ел ается
как
бы
пок рыт ой
тонкой
стеклянной
глазурью,
а
потом
еще
более
блеска
придают
башмакам
специальные
высококачественные
сапожные
щетки
особой
формы
и
бархатки,
принятые
на
во ор уж ение
в
американской
армии.
Сер жа нт
сидел
рядом
со
мно й,
поставив
ноги
на
пл ин­
тус
п ере городк и,
отд е ляющи й
наш
туристский
класс
от
уборных
и
штурманской
бу дки.
Это
был
здоровенный
па­
ре нь
лет
двадцати
п яти
с
коротк о
остриженной
го ловой ,
в
тико в ом
комбинезоне
цвета
хаки,
крепко
затянутый
старым
ко жаным
поясом
с
такой
же
стекловидной
поверх­
ностью,
как
и
бутсы.
У
нег о
был
впо лне
мирный,
доброжелательный
вид,
но
что-то
ме ня
в
нем
тре в ожи ло,
какая-то
неу ло вимая
подроб­
ность
в
его
одежде,
зло ве щее
на помин ани е,
сигнал
всеоб­
щей
опасности.
Это
был
маленький
вы линя вш ий
треуголь­
ник
из
че рно- ли лов ого
плюша
с
чем-то
злов е ще
красным,
с
желтой
молнией
и
надписью
«Зреагйеай», лоскуток,
при­
шитый
к
рукаву
комбинезона.
Может
быт ь,
это
была
каинова
печать
я дерн ого
века.
В
тот
же
миг
мне
стало
ясно,
что
это
пар ень
из
атом­
ных
войск
и
теперь
он
—
сделав
или
еще
не
успев
сделать
с вое
дело
—
летит
с
ба зы
домой
в
отпуск,
предварительно
выстирав
св ой
выцве т ший
ком би не зон
и
до
стеклянного
глянца
надраив
все
кожаные
предметы
своей
амуниции.
174


А
может
быть,
в
мире
уже
все
совершилось,
и
он,
так
же
как
п
я,
был
не
более
чем
фантом,
пролетающий
в
эт от
миг
над
океаном.
Во
всяком
с луча е,
у
нег о
бы ли
все
признаки
живого
человека:
на
крупном
деревенском
пальце
—
тонк ое
обру­
ч аль ное
кольцо,
скорее
с е ребря ное,
чем
золотое,
и
уж
ко­
нечно,
не
платиновое;
оно
подчеркивало
его
солидность
и
положительность
м олодог о
семейного
человека,
может
быть,
даж е
счастливого
отц а
нескольких
зд оров ых
детей ,
чем
он
выгодно
отличался
от
дв ух
сво их
товарищей,
летев­
ших
вместе
с
нами
все
в
том
же
туристском
классе
через
ок еан.
Один
из
них
был
в
униформе,
а
другой
в
штатском,
но
все
рав но
было
сразу
понятно,
что
он,
хотя
и
носит
штатское,—
т оже
солдат,
може т
быть,
да же
званием
пон и­
же,
чем
мой
сосед,
но
зато,
без усл ов но,
богаче.
Он
уже
из­
рядно
выпил
и,
как
только
мы
поднялись
в
воз дух,
выта­
щил
из
узк ого
ка рмана
тол с тую
бутылку
«Во11 -69», содрал
с
нее
хрустящую
об ерт ку,
вынул
зубами
пробку
и
сде лал
большой
глоток,
но
своим
товарищам
не
предложил,
а
потом
глотнул
еще
раза
два,
после
чего
стал
заигрывать
со
ст юард ессо й
—
высокой,
как
гренадер,
девушкой
в
с иней
пилотке,
лишенной
вс якого
чувства
юмора,
ч ем,
по
моим
на блюде ния м,
отличаются
все
стю а рде ссы
тур ис тско го
класса
на
лайнерах
КЛМ.
Подвыпивший
ат омщи к
в
штатском
—
тут
мне
вдруг
пришла
в
голову
мысль:
не
с горе ла
ли
где -н иб удь
его
уни­
форма?
—
все
никак
не
мог
успокоиться
и
задремать.
Ви­
димо,
его
нервная
система
бы ла
со всем
ра сша тана
и
алко­
голь
уже
не
действовал
на
нее
как
снотворное.
Его
все
время
тер зал а
жажда
деятельности.
Он
вызвал
зво нко м
ст юар дессу
и
сначала
послал
ее
за
глобусом,
и
она
прин ес­
ла
из
штурманской
рубки
резиновый
глобус,
ко торы й
он
наду л
рто м
через
специальный
отрос ток
и
стал
пьяными
глазами
разыскивать
Северную
Америку,,
желая
о пре де­
лит ь
трассу
нашего
п олета ,
измерил
ее
пальцами,
выпус тил
воздух
из
глобуса
и
вернул
его
сморщенное
вяло е
тело
стюардессе,
тут
же
по тре бо вав
электрическую
бри тв у,
по­
тому
что
компания
КЛМ
бы ла
об язана
выдавать
ее
пас­
сажирам
ту рис тск ого
класса
по
первому
требованию.
Стю­
ар дес са
принесла
коробку
с
электрической
бритвой,
на по­
минавшей
хорошо
от ш лифова нный
прибоем
морской
бу­
лыж ник ,
и
солдат
в
штатском
быстро
нашел
в
под локотн и­
175


ке
своего
кресла
с кры тую
розетку
и
ло вко
вк люч ил
при ­
бор,
что
показало
его
те хн иче скую
сноровку.
Он
по бр ился
и,
мн огоз на чи тельн о
подмигнув,
возвратил
бритву
ст юар­
дессе,
лишенной
не
только
ч увс тва
юмора,
но
также
и
са­
мого
элементарного
сек са.
Я
смотрел
на
этих
американских
солдат,
сл а вных
ма­
л ых,
и
ни как
не
мог
заставить
себя
поверить,
чтобы
они
могли
ч то-н и будь
наделать.
В
особенности
выз ыва л
теплые
чу вст ва
мой
сосед,
положительный,
уравновешенный
до б­
ряк,
видимо
х ороши й
мастеровой,
с
толстыми,
но
трени­
рованными
пальцами
и
коротко
остриженной
умной
го­
ло вой.
Третий
солд ат
не
отпечатался
в
моей
пам ят и;
он
сид ел
где-то
сзади
и
все
врем я
как
бы
п рятал
с вое
темное,
как
бы
обуглившееся
лицо
между
двух
ладо не й,
приставлен­
ных
к
и ллюм ин ато ру.
Я
осмотрел
св ои
мокасины
и
сно ва
уб ед ился,
что
они
ничем
не
хуже
остальных
дв ухс от
или
двухсот
пятидесяти
отлично
выч ищ е нных
ботинок,
которые
находились
в
пе рвом
и
туристском
классах
самолета.
Стало
быть,
по ка
все
шло
прекрасно.
И
это
м еня
несколько
успокои­
ло,
как
будто
бы
я
принял
п ятна дц ать
капель
валокор­
дина.
Но
что
ждет
м еня
по
ту
с торон у
Атлантики?
Где
я
буд у
чистить
мои
мо касин ы?
Я
вспомнил,
что
в
бол ьш их
стандартных
отелях
Соеди­
нен ных
Штатов
обуви
не
чистят,
и
опять
почувствовал
беспокойство.
Я
стал
думать
о
континенте,
к
которому
мед­
ленно
приб л ижал ся,
и
мен я
охватило
предчувствие
беды,
не
слишком
большой,
но
дост аточн о
неприятной,
чего-то
уни зи те льн ого,
связанного
с
моими
мокасинами.
Теперь
я
уже
твердо
знал,
что
где-то
в
Нью- Йорк е
давно
поджидает
ме ня
человек,
собирающийся
прич инит ь
мне
уще рб.
Он
хочет
отнять
у
меня
нечто
очень
дорогое.
Жизнь?
Не
знаю .
Мо жет
быть.
И
я
зар ане е
холодел,
чувствуя
св ое
бе ссили е
и
одиночество,
и
пре дставл ял
себе,
как
в
од ин
прекрасный
час
останусь
с
глазу
на
гл аз
с
этим
не
имею щи м
фор­
мы
челов ек ом
где-то
в
глуб ине
абстрактной
нью-йоркской
улицы,
лиш ен ной
всяких
реальных
по дро бно сте й,
к
которы м
я
име л
си льное
пристрастие
как
писатель
и
чело в ек.
Бож е
мой,
куд а
м еня
несе т!
176


Милый
пейзаж
ст арой
Англии
неощутимо
отодвинулся
в
никуда,
ус т упив
место
черным,
как
бы
обуглившимся
скалам
берегов
Ш отлан дии .
В
не под виж ных
вод ах
отра­
жалось
бессолнечное
алюминиевое
небо.
И
сейчас
же
появились
други е
далекие
острова
—
так ие
же
скалистые,
но
уже
называвшиеся
Ирландия.
Это
бы ло
последнее,
что
я
мог
заметить
из
подробностей
то го
мир а,
к оторы й
я
так
опрометчиво
покидал
неизвестно
зачем.
Д лилос ь
все
то
же
с амое
утро,
которое
началось
бог
весть
когд а
на
туманном
аэродроме,
где
мы
с тояли ,
как
маленькие
фигурки,
на
шестигранных
плитах
взл е тной
дорожки.
Несколько
раз
я
уже
переводил
часы,
каждый
раз
те ряя
время,
которое
неизвестно
каким
образом
пр о­
падало
навсегда.
Было
еще
без
десяти
деся ть
то го
же
само го
утра,
а
наш
воздушный
к ораб ль
уже
висел
на
громадной
высоте
над
Атлантическим
оке аном ,
покрытым
пе лен ой
бе лых
ис­
парений,
как
мух а
над
алюминиевой
кастрюлей,
где
на
медленн ом
огн е
знойного
сол неч но го
утра
чуть
поднима­
лась
жар ка я,
легкая
пена
закипающего
молока,
которое
все
никак
не
могло
надуться
шапкой
и
с беж ать.
Вр емя
—
стра нн ая
субстанция,
которая
даже
в
фило­
со фск их
словарях
не
имеет
самостоятельной
руб рик и,
а
ходит
в
одной
упряжке
с
пространством,—
это
самое
вр е­
мя
каз ало сь
почти
неподвижным,
потому
что
мы
и
солнце
двигались
в
одном
напр авлен ии
с
востока
на
зап ад
с
впол­
не
соизмеримой
с ко ростью,—
но
солнце
несколько
быст р ее
на с.
Таким
образом,
на ше
передвижение
в
пространстве
можно
было
оп ред ели ть
как
отставание
от
солнца.
Мы
стремились
перешагнуть
рубеж
се годн яшне го
утра,
но
утро
чудовищно
растянулось
во
времени
и
пространстве,
очень
неохотно
переходя
в
полдень,
так
что
ин огда
каз а­
лось,
что
я
со
сво им
узколокальным
представлением
о
вр е­
мени
уже
н ик огда
не
вырвусь
из
п лена
эт ого
нескончаемо­
го
атлантического
дня
и
н ик огда
не
увижу
з ака та.
А
в
той
с тран е,
где
я
оставил
вс ех
дорогих
для
меня
л юдей,
уже
наступила
ночь
и
над
ос трым и
крышами
в
черном
неб е
сверкали
гр а неные
звезды
Большой
М едведицы.
177


Я
уже
никогда
не
уви жу
заката,
так
и
перейду
в
вечность,
не
взглянув
в
последний
раз
на
звездное
небо.
Да,
самое
лучшее:
в
звезды
врезываясь.
Самое
тягос тное
бы ло
ощуще н ие
потери
в ре мени.
Даж е
ча сы
перестали
его
отражать
с
присущей
им
механической
точностью.
Дв ижение
времени
можно
бы ло
опре де лит ь
только
по
блес ку
обуви,
которая
постепенно
тускнела
без
всяких
видимых
причин,
просто
так,
как
все
в
ми ре.
Обувь
обнаружила
способность
стареть.
Мои
превосходные
моло­
дые
мокасины
на
глазах
у
ме ня
вст уп али
в
зрелый
в оз­
раст,
становясь
немно г о
более
матовыми,
чем
в
юности,
но,
разумеется,
им
б ыло
еще
далеко
до
вечера,
а
тем
более
до
н очи
с
ее
непоправимой
потертостью,
царапина­
ми,
сточе нн ы ми
каблуками
и
сероватым
звездным
светом.
Я
поглядывал
на
них ,
как
на
час ы,
с
ужасом
замечая,
что
не
только
мое
тело,
но
и
так
на зы вае мая
д уша
старе­
ет
вместе
с
ним и,
покрывается
царапинами
времени,
с еро­
вато-звездным
н ал етом
вечности,
то
ес ть
бесконечной
дли­
т ельн ости
времени
существования
мира,
обусловленной
несотворимостью
и
неуничтожимостью
материи.
При
эт ом
во
мне
п род олж ало
непрерывно
у сил ивать ся
и
нарастать
предчувствие
ко лосс альн ой
неприятности,
к
которой
я
приближаюсь.
Несомненно,
это
я вл ение
было
следствием
раздражений,
несущихся
в
мою
нервную
систему
из
вн е шнего
мир а.
Наз ов ем
их
сигналами
буд у­
щего.
Кто
мне
вернет
пропавшее
время?
Между
тем
бесконечный
де нь
над
Атлантическим
океа­
ном
тяну л ся,
тян у лся,
тянулся,
и
я
не
зн аю,
чем
бы
это
все
кончилось,
е сли
бы
наш
лайнер
вдруг
каким-то
чудом
срав нял
свою
ск орост ь
со
скоростью
солнца.
Тогда
бы
я
погрузился
в
вечный
день
—
без
утра
и
вечера,—
нескон­
чаемо
длинный,
как
полный
текст
Библии
со
всеми
ее
по­
вторениями
и
вариантами,—
в
вечное
бодрствование
и
был
бы
испепелен
вечным
светом
и
вечной
уст алос тью
непре­
рываемой
жиз ни.
К
счастью,
наша
четырехмоторная
улит­
ка
полз ла
над
облаками
Атлантики
все-таки
медленнее
178


со лн ца,
ползла
как
бы
со
ст ра шным
усилием,
и
лопасти
ее
винтов
не
сливались,
а
замедленно
мел ьк али
как
бы
в
об­
ратн ую
сторон у
с
необратимым
пос тоян ст вом .
Улитка
при
всем
ст аран ии
не
м огла
выползти
из
с во­
его
домика,
и
таким
о бра зом
солнце
постепенно
все-таки
уходило
от
нас,
и
бес кон ечн о
мучительный
де нь
медленно
пе реходи л
в
мучительный
вечер,
к оторы й
вд руг
об озн ачи л­
ся
вдалеке
воздушными
горами
облачного
Синая,
откуда
вверх
бил и
дымно-лиловые
лучи
М ои сеева
света,
а
немно­
го
п одаль ше
разлеглись
облачные
библейские
львы
не
ви­
димой
глазом
Гренландии,
а
мож ет
быть,
не
Гренландии,
а
полуос тров а
Лабрадор,
пос ле
чего
стали
постепенно
на­
ливаться
электрическим
светом
молочно-белые
овальные
плафоны
и
внутренность
самолета
как
бы
замкнулась
в
самой
себе,
от р еш енная
от
внешнего
мира,
где
вечер
вы­
теснял
день ,
а
ночь
вытесняла
вечер.
И
когд а
я,
прикрыв
сбоку
ли цо
ладонями,
прильнул
к
тонко
вибрирующему
стеклу
иллюминатора,
то
уже
ничего
не
увидел,
кроме
са­
моварного
огн я,
бьющего
из
моторов,
и
нескольких
звезд
в
темном
плотном
небе.
Я
чувствовал,
что
за
мо ей
спиной
спят
п олто рас та
пас­
сажиров,
откинувшись
на
валики
откидных
кресел
и
по д­
няв
вверх
измученные
ли ца,
а
рядом
со
мной
дремал
американский
солдат-атомщик,
и
я
чувствовал
человече­
с кое
тепло
его
плеча.
Невозможно
определить,
с кольк о
времени
прошло,
есл и
неи звест н о,
что
из
себя
представляет
само
время.
Раз
шесть
нам
подавали
на
маленьких
пластмассовых
подно­
сиках
еду,
мине р аль ную
вод у,
ч ай,
ко фе,
фр ук ты.
И
раз
шест ь
я
зас ы пал
с
поднятым
лицо м,
и
просыпался,
и
опять
засыпал...
Вдруг
мой
сосед,
перегнувшись
че рез
ме ня
и
обдав
жа­
ром
своего
большого
тела,
заглянул
в
окно
и
д руже люб но
пр ои знес:
—
Лонг-Айленд.
Я
увидел
в
и ллюмин а торе
ночь,
как
пласт
угля,
по
ко­
торому
во
всю
ш ирь
до
самого
горизонта
медленно
и
мо л­
чаливо
двигались
в
обр атну ю
сторону
врезанные
в
него
свет ов ые
сигналы,
целая
сложная
система
сигналов:
точ­
ки,
пунктиры,
л инии,
геометрические
ф игуры ,
параболы,
заст авл яв шие
меня
составить
представление
о
насе ленн ом
материке,
где
шла
св оя,
еще
не
понятая
мною
ночн ая
жизнь.
Я
видел
ряды
бело-зеленых
сильных
газосветных
фонарей
вд оль
непомерно
д линных
городских
магистралей,
179


разноцветные
о гни
светофоров,
свет ящ иеся
тельца
бегу­
щих
автомобилей,
эллипсоиды
осв е щенн ых
стадионов
с
бе­
гающими
крошечными
фигурками
спортсменов,
провисшие
це пи
мостов,
иллюминаторы
трансатлантических
п арох о­
дов
и
вращающиеся
м аяки
с
узкими
крыльями
прожекто­
ров ,
обегающих
горизонт
со
скоростью
се кунд ной
стрелки.
Подо
м ной
на
страшной
глубине
плавал
ночной
Нью-Йорк,
который,
несмотря
на
весь
с вой
блеск,
был
не
в
состоянии
превратить
но чь
в
день
—
на стольк о
эта
н очь
бы ла
могу­
щественно
черна.
И
в
этой
темноте
незнакомого
континен­
та,
в
его
таинственной
глубине
меня
н апря женно
и
терпе­
ли во
жд ал
кто-то,
желающий
причинить
мне
ущерб.
Мне
—
одинокому,
внезапно
заброшенному
сюда
в ыходц у
из
другого
мира,—
но
не
старого,
а
быт ь
может,
еще
более
нового,
чем
этот.
О,
если
бы
вы
знали,
как
я
был
одинок
и
беззащитен,
когда,
спустившись
по
тр апу
высотой
с
двухэтажный
дом,
я
во шел
в
лилов о- зе лено е
пе кло
почти
тропической
нью-
йоркской
ноч и
—
тяжелой,
влажной,
бе з дых а нной,—
и
как
я
пошел
по
о дноо бр азно
светящимся
кори дора м
таможни,
как
бы
вырезанным
в
лед яно м
тел е
айсберга,
где,
ос веще н­
ный
со
вс ех
сторон,
я
был
лишен
св оей
тени,
где
воз дух
был
«кондишен», так что я мог несколько минут наслаж­
даться
искусственной
прохладой,
и
как
я
по том
под
взгля­
дом
красавицы
таможенницы,
острой
блондинки
с
раско­
ванными
гл азам и
кинозвезды,
с
пистолетом
в
бело й
коб у­
ре,
в зял
со
светящегося
конвейера
мой
п олзу щий
чем одан
и
снова
окунулся
в
ночной
зелено-лиловый
зной,
где
все
виды
искусственного
св ета
бы ли
не
в
состоянии
хотя
бы
немного
ото дв ину ть
от
меня
че рнот у
этой
д ьяв ольской ,
почти
т ропи че ской
августовской
полночи
незнакомого
кон­
тинента,
где
вместо
Цельсия
температуру
показывал
Фа­
ренгейт,
чудовищно
ее
преувеличивая,
отчего
вл ажна я
жа ра
каза лас ь
еще
более
невыносимой.
В
номе ре
на
двадцать
тр ет ьем
этаже
с тан дарт ного
ту­
ристского
оте ля,
где
на
серой
гип сов ой
с тене
над
пружин­
ной
кров ат ью
висела
цветная
репродукция
зим нег о
пейза­
жа
Утри лл о,
ночной
зной
и
д ухота
был и
еще
более
ужас­
ны,
чем
на
улице.
«Эр кондишен»
не
было.
Его
з аменя л
специальный
холодильник
с
в ен тиля тором ,
вд ела нный
в
нижнюю
часть
квадратного
американского
окн а
и
наполо­
вину
выставленный
наружу
и
повисший
над
стрит
—
на
манер
цветочного
ящи ка.
Я
тотча с
повернул
пластмассо­
вое
кол еси ко,
и
пронзительная
могильная
струя
охлажден­
180


но го
в озд уха
пролетела
по
те мно ва тому
номеру,
минуя
мое
потное,
горячее
лицо,
и
мне
пришлось
повернуть
др у­
гое
пла стмассо в ое
ко леси ко,
для
то го
чтобы
направить
холодную
струю
на
изголовье
своей
пост ели .
Теперь
в
мое
л ицо
косо
ударила
реж ущая
струя
ледяного
воздуха,
за­
ме нив
одн у
м уку
другой
—
му ку
субтропической
духоты
мукой
антарктического
ветра,
дующего
с
у грожа ю щим
по­
стоянством
по
диагонали
от
о кна
к
кровати
в
ночном
су м­
ра ке
этого
чистого,
но
оч ень
скучного
туристского
н оме ра,
откуда
открывался
вид
на
скопление
полуосвещенных
не­
боскребов
и
на
какой-то
шпиль,
по
которому
вверх
и
в пиз
каждые
шестьдесят
секунд
беж ала
цепочка
э лектри че ски х
лампочек,
счит ая
минуты
и
часы
нью-йоркского
вр ем ени.
Я
погр уз ил ся
в
мертвый
со н,
а
когда
прос н улся,
то
по­
чувствовал,
что
могильный
ветер
холоди льн ик а
п родолж ал
шевелить
мои
волосы,
а
в
окне
—
тип ичн ом
американском
окне,
открывающемся,
как
вагонные,—
над
знакомым
ско п­
л ением
небоскребов
в
голубом
свежем
небе
неслись
б елые
атлантические
об лака
и
над
ре кой
Гудз он,
ко е-г де
виднев­
шей ся
в
пролетах
улиц,
носились
чайки.
Я
спустился
вн из
и
вышел
на
улицу.
Бы ло
раннее
утро,
воскресенье,
безлюдье,
где-то
позванивали
церковные
к олоко ла,
сол нце
золотило
ве рхуш ки
Колумбовой
колонны,
в
Центральном
парке
в
с ухой
ав густ ов ской
траве
ко е- где
валялись
пус тые
бут ыл­
ки
из-по д
д жина
и
во дки,
из
травы
ко е-г де
высовывались
черные
гранитные
скалы,
темненькие
бело чки
в
п отерт ых,
давно
не
ремонтированных
шубках
доверчиво
подходили
ко
мне
и
смотрели,
как
девочки,
добрыми
выпуклыми
глазками,
ино гда
бесшумно
прон оси ла сь
зап о зда вшая
ма­
шин а,
стремительно
уно ся
за
го род
на
воскресную
п рогул­
ку
сч астл иву ю
парочку:
его,
незаметного
молодого
ч елов е­
ка,
и
ее,
ослепительную,
как
небожительница,
высокую,
стройную,
с
развевающимися
золо тым и
волосами.
Грипп,
насмо р к,
кашель,
головная
боль,
потеря
ра вно­
весия
—
рас строй ст во
вестибулярного
аппарата.
Я
уже
не
сознавал,
куда
иду
и
что
дела ю.
Мен я
вела,
как
говорилось
в
ст ар ину,
таин стве нна я
си ла
пре доп ред е­
ления.
А
в
действительности,
по дч иняя сь
сигналам
из
окру жа юще й
м еня
среды,
я
шел
вперед
из
у лицы
в
улицу,
пересекая
узкие
ск в еры,
прямо
в
мышеловку,
пос т авл ен­
181


ную
для
меня
в
одн ом
из
закоулков
этого,
в
основном
кир­
пичного,
довольно
старого
города.
Здесь
ме ня
на
каждом
ша гу
подстерегали
явле н ия
и
картины,
кото р ые
я
ощущал
как
сигналы
бедствия.
Неряшл и в ая
пустота
этих
бедных
кварталов
пугала.
Я
ие
сомневался,
что
где-то
очень
близ­
ко,
может
быт ь
вот
за
эт им
кирпичным
углом,
м еня
огра ­
бят.
Но
что
можно
у
ме ня
забрать,
чем
поживиться?
Ж ел­
тый
сертификат
—
св и дете льств о
о
пр ививк е
оспы
—
и
со­
рок
бумажных
долларо в
со
слегка
обгоревшими
уголк а ми,
надежно
заш пи ленных
во
внутреннем
б око вом
кармане.
Их
бы
я
не
отдал,
даж е
если
бы
в
мою
печень
был
н аст ав­
лен
бесшумный
автоматический
п ис толет
из
ближайшей
телеф он ной
будки.
Нигде
ни
одного
полисмена,
ни
одного
про хожего,
ни
одного
свидетеля.
Все
пусто,
все
заперто,
люди
молятся
или
отдыхают,
вс юду
су ббо тний
сор,
и
даже
возле
кирпич­
но го
п ожа рного
сар ая
или
воз ле
ки рп ич ного
фасада
клини­
ки
имени
президента
Франклина
Делано
Рузвельта
нет
ни
дежурных,
ни
сторожей,
ни
швейцаров.
Особенно
настойчивые
сигналы
ст али
поступать
в
уз­
ком
треугольнике
Линкольн-сквера
в
тот
самый
миг,
когд а
вдруг
среди
пыльной
ав густ ов ской
зелени
городских
де­
ревьев
я
увидел
зло ве щую
голову
Данте
в
средневековом
чугунном
шлеме.
Вместе
со
все ми
кругами
своего
ада
он
не
предвещал
мне
ничего
хорошего,
но
ничего
хорошего
не
предвещала
также
сильно
уменьшенная
и
все
же
до­
вольно-таки
громо зд ка я,
грубая
копия
статуи
Своб оды
—
невежественное
подобие,
поставленное
на
крыше
своего
пятиэтажного
до ма
каким-то
чудаком,
которы й
зл оу потр е­
бил
правом
свободного
американца
как
угодно
поступать
со
св оей
собственностью.
Я
даж е
сперва
отшатнулся,
когда
вдруг
увидел
над
собой
эту
знакомую
же нщ ину,
но
не
из
позеленевшей
бронзы,
с
поднятым
факелом,
а
совершенно
ч ер ную,
как
бы
слепленную
из
смо лы.
И
хо тя
это
б ыло
нечто
претендовавшее
на
и скус ст во,
оно
казалось
мне
во
сто
раз
уродливее
круглых
бако в
водяного
отоп лен и я,
во­
друженных
на
св оих
железных
треножниках
над
крышами
други х
домов,
индустриальные
с илу эты
ко торых
все
время
маячили
пер едо
мной
в
отдалении.
Я
зазев ал ся,
и
м еня
едв а
не
сбил
с
ног
д л инный
авто­
м оби ль,
кот оры й
энергично
вела
м олодая
старуха
в
белом
шел ко вом
ко ст юме,
так
густо
пок рыт ом
черными
ябло к а­
ми,
что
его
можно
было
скорее
н азв ать
черпым
в
белых
я блок ах,
а
ряд ом
с
дамой
с идел
и
смотрел
в
из огну тое
ве т­
182


ровое
стекло
с
мягк им
верхом
большой
по йнт ер
в
дра го­
цен ном
ошейнике,
т оже
весь
темновато-белый,
в
че рных
яблоках
ил и,
вернее,
черный
в
белы х
яблоках,
в
точности
подо бра нный
под
цвет
черно-белого
ансамбля
молодой,
по д­
тя н утой
ст арух и,
прол ете вш ей
мим о
меня
купаться
на
Джопс-Бич,
как
новый
си гна л,
предупреждающий
о
бл из­
кой
беде.
Более
зловещим
показалось
мне
яв ление
другого
авто­
мобиля
—
не
ме нее
роскошного
и
длинного, —
в
просторной
кабине
которого
ех ал
костюм.
Не
человек
в
ко ст юме,
а
именно
сам
по
себе
костюм
—
элегантный,
свежеотутюжен-
ный,
вис я щий
на
тончайших
пров олочн ы х
плечиках,
п ри­
цепленных
к
п отолк у
кабины.
Костюм
был
совершенно
го­
то в,
чтобы
его
над ели
и
тот час
отправились
в
гости,
даже
уго л
свежего
батистового
платочка
торчал
из
его
на гр уд­
ного
кар м ана.
Перед
сам ым
моим
носом
автомобиль
с
ко­
стюмом
остановился,
шоф ер
в
форменной
фуражке
вышел
на
тротуар,
с
легким
полупоклоном
открыл
дверцу
и
помог
костюму
выйт и
из
машины:
высоко
поднял
его
и
бер ежн о
внес
в
красную
лакированную
дверь
особн яка ,
распахну­
тую
перед
ним
челов ек ом
в
виз итк е
старшего
лакея.
Че­
рез
н ес колько
секунд
машина
тронулась
д альше ,
и
я
сно ва
ост ался
один,
совсем
один,
среди
утреннего
во скр есно го
Манхеттена,
испы ты вая
известное
ун иже ние
оттого,
что
костюм
проше л
перед
сам ым
моим
носом,
не
обр ати в
на
меня
никакого
внима ния ,
и
д аже
не
изв инил ся
за
то,
что
пахнул
мне
в
ли цо
английской
лавандой
фи рмы
«Ярдлей» .
И
в
тот
же
миг
мне
померещилось,
что
из-за
кирпичного
угла
на
меня
кто-то
смо т рит
почечным
глазом.
Я
не
стал
уклоняться
от
неизбежной
встречи
и
смело
свернул
за
уг ол.
Но
за
углом
никого
не
был о.
Я
у видел
другую
ули цу,
такую
же
пустынную
и
ки рпи чн ую,
как
и
предыдущая.
Но
было
в
ней
все
же
нечто
особенное:
небольшое
чахло е
дер евц о,
каким-то
чудом
выросшее
возле
старого
дома
с
че рн ыми
каменными
лестницами,
ведущи­
ми
прям о
с
у лицы
в
каждую
наружную
дверь
первого
этажа.
Множество
подобных
черных
лестниц
я
видел
пот ом
в
Гарлеме.
183


До
сих
пор
не
могу
забыть
эту
картину:
черная
ка­
менная
лестница
с
потертыми
черными
перилами,
больное
д ер евцо,
окно
—
обыкновенное
нью-йоркское
окно
без
пе­
реплета,
с
подымающейся
нижн ей
рамой,
как
в
вагоне,—
и
в
эт ом
окне,
увешанном
птичьими
клетками,
среди
мно­
жества
цветочных
горшков
—
прелестная
и
оч ень
бледная
в
своей
грустн ой
пре ле сти
девушка-подросток
лет
четыр­
надцати,
с
длинными
волосами,
старомодно
ниспадающими
на
ее
узкие
плечи,
с
тонкими
полуобнаженными
руками
и
длинными
пал ьца ми,
которыми
она
грациозно
касалась
с во­
его
еще
совсем
по-детски
овального
подбородка
и
нежной
шейки
с
голубыми
каменными
бу сами.
Это
был а
полужен­
щина-полуребенок,
и
она
нежно
и
грустно
смотрела
на
мальч ика ,
сидевшего
на
черных
ступенях,
как
бы
у
ее
ног,
положив
свою
ирландски
рыжую
голову
на
поднятые
колени.
Я
п онял,
что
они
любят
друг
друга,
и
я
такж е
пон ял,
что
им
некуда
уехать
из
Нью-Йорка
в
это
зно йно е
ав гу­
стовское
воскресенье.
Я
понял,
что
здесь
их
ра й,
сча стье ,
их
грусть,
их
безнадежность,
их
все.
Они
скользнули
блуж­
дающ им
вз гля дом
по
моим
слегка
пыльным
ботинкам
и
сно ва
пог рузи лис ь
в
глуби н у
своего
горестного,
нищего
счастья
под
сень ю
единств енн ог о
на
в сей
улице
деревца
с
ломкими
перистыми
листьями
и
слегка
не пр ият ным
оре ­
ховы м
запахом,
которое
у
нас
на
юге
называют
чумак-
дерево.
Я
прошел
мимо
десяти
или
двенадцати
м усорн ых
ба­
к ов,
выставленных
в
ряд ,
из-под
крышек
которых
вы со­
вывалась
всякая
д ре бед ень:
остатки
субботнего
ве чер а,
раковая
скорлупа,
картонные
коробки,
гнилые
корки
грейпфрутов.
Я
прошел
мимо
больших
красных
ворот
по­
жарной
команды,
мимо
пустыря,
заваленного
старыми,
облезлыми
автомобилями,
густо
поросшего
южным
бурья­
но м,
напомнившим
мне
детство
и
Молдаванку.
Затем
я
м ино вал
заправочную
станц ию,
где
никого
не
был о
и
б ле­
стели
на
солнце
пистолеты
заправочных
наконечников.
Несколько
раз
мне
при шлось
перешагнуть
через
еще
не
вполне
высохшие
темные
потеки
де тск ой
мочи,
спуск ав ­
шиеся
с
кир пичн ых
стен
дома
и
продолжавшиеся
поперек
тротуара.
А
к олок ола
все
вр емя
утомительно
поз ва нива ли,
напо­
миная
о
воскресенье.
...Как
труп
в
пустыне
я
лежал...
184


Но
вот
я
опять
повернул
за
угол
и
очутился
на
улице,
кот орая ,
по-видимому,
тянулась
от
сам ой
Парк-Баттери
п ара ллельн о
Гу дзо ну,
мим о
обгоревших
деревянных
при ­
стане й,
откуда
все
еще
п родолж ало
тянуть
гарью,
на
не­
сколько
десятков
миль,
которые
назывались
зд есь
«майлс», однообразно кирпичная,
с
одной
стороны
—
рез­
ко
освещенная
с ол нцем,
а
с
другой
стороны
—
рез ко
по­
груженная
в
сырую
черную
тень
со
все ми
св оими
безл юд­
ными
барами,
галантерейными
магазинчиками,
красильны­
ми
заведениями,
пр аче чн ыми
и
итальянскими
съестными
лавчонками,
где
в
окнах
висели
целые
гроз дь я
соло­
менных
фьясок
с
кьянти
«суффино», похожих на ман ­
долины,
связки
испанского
лука,
седые
шелудивые
косы
ч есн ока
и
палки
с ухой
миланской
колбасы
в
с ере брян ой
сетке.
Это
была
Десятая
авеню,
из
конца
в
кон ец
безлюдная
и
как
бы
распиленная
вдоль
резким
светоразделом.
Точнее
ск аза ть
—
она
сна чал а
по казал ась
мне
без лю д­
ной,
но
это
был
обм ан
зрения,
так
как
я
сейчас
же
заме­
тил
очень
далеко
впереди,
по
к р айней
мере
на
рас с тоян ии
мили,
в
перспективе
пустынной
ули цы
ма л ен ького
че ло­
вечк а,
который,
выйдя
из-за
угла,
стоял
на
перекрестке
и
н епо дв ижно
смотрел
на
меня.
Хотя
до
него
б ыло
еще
очень
да ле ко,
я
отчетливо
виде л
его
толст ен ьк ую
ф игу ру,
неряшливый
пиджак,
одутл ова тое
л ицо
старого
неудач­
ника,
нищ его ,
способного
на
все
ра ди
самого
ни чтожн ого
за работ ка ,
а
г лав ное
—
я
понимал,
что
он
с мот рит
на
мои
ноги,
словно
изучая
мои
мокасины.
Я
тож е
посмотрел
на
них
и
ужаснулся.
До
сих
пор
я
счи т ал,
что
они
име ют
впо лне
приличный
ви д.
Как
мог
я
рискнуть
в
такой
пыль­
ной
обуви
в ыйти
на
воскресную
прогул ку!
Позади
человечка
я
заметил
будку
для
чистки
сапог.
Такую
точно
бу дку
я
видел
когда-то
в
Москве
воз ле
Цен­
тральных
бан ь
на
Неглинной.
Чело веч ек
продолжал
смо т­
реть
на
ме ня
гип н отиз иру ющим
в зг лядом
и
даж е
сделал
небольшой
полужест,
как
бы
желая
одновременно
ус ы­
пит ь
мою
бдительность
и
завлечь
в
св ою
мышеловку.
Я
приб л изилс я
ос торожн ым и
шагами
лунатика.
Будк а
была
зап ер та
на
обыкновенный,
довольно
неуклюжий
во­
сточноевропейский
висячий
замок
начала
XIX века,
и
у
меня
отлегло
от
сердца.
Но
незнакомец
быстро
щелкнул
ключиком
и
р аспах нул
фанерную
дверь.
В
конце
ко нцо в,
ничего
страшного
в
э том
не
было.
Никакой
чертовщины.
Чег о
проще:
у
кого-то
запылились
башмаки,
он
идет
в
185


будку
к
чистильщику
и
вскоре
вы хо дит
в
сияющих,
не ве­
роятно
черных
башмаках,
оди н
вид
которых
ср азу
воз­
вращает
его
в
общество
приличных
людей.
Так
поступает
все
цивилизованное
человечество.
И
все
же
я
к олеб а лся.
Кроме
кругленькой
сум мы
в
сорок
долларов,
надежно
спрятанной
у
меня
на
груди,
у
меня
еще
был а
отложена
в
специальном
маленьком
карманчике
из вест ная
сумма
мелочи:
семьдесят
четыре
цента.
Время
от
времени
я
за­
со в ывал
пальцы
в
карманчик
и
в
глуби н е
его
ощупывал
монеты
—
тяжеленький
серебряный
полд олла ров и к,
ка­
завшийся
мне
целым
состоянием,
и
двадцать
четыре
це н­
та
разными
монетками
на
мелкие
ули чн ые
рас хо ды.
Но
я
не
знал,
сколько
стоит
чистка.
Вернее
сказать,
до
меня
доходили
слухи,
что
примерно
это
о бо йдется
центов
в
п ят­
надцать,
даже,
может
быть,
в
двадцать.
Опр едел енн ой
таксы
не
существует.
Все
за вис ит
от
с воб одно го
предпри­
нимателя.
Говорили,
что
в
собвее
у
не гра
можно
вполне
прилично
почистить
бот и нки
даже
за
десять
центов,
но,
ко неч но , «того блеска»
уже
не
будет.
Кто
хочет,
чтобы
его
ботинки
бле с тели,
как
стекло,
должен
раскошелиться.
Я
готов
был
раскошелиться.
Но,
конечно,
до
известных
пределов.
Я
даж е
согласен
был
отдать
за
чистку
все
мел­
кие
монетки.
Эт о,
разумеется,
тож е
не
мало.
Но
пус ть
уж
бу дет
так:
ведь
мне
предстоял
длинный
воскресный
ден ь
в
Нью-Йорке.
Не
мог
же
я
провести
его,
шляясь
по
улицам
и
ба рам
в
грязных
ботинках,
тем
более
что
мне
предстояло
посетить
два
з на ме нитых
на
ве сь
мир
музея:
«Метрополитен»
и
нового
искусства,
а
есл и
останется
в ре­
мя,
то
еще
и
третий
—
Солом о на
Гутенхайма,
похожий
на
четырехъярусную
артиллерийскую
б ашню
сверхдредноу­
та.
Мог
ли
я
посетить
эти
святыни
в
столь
запущенной
обуви?
Это
был о
бы
надругательством
над
мировой
жи­
вописью.
Стоять
в
не ря ш ливых
с т опта нных
ботинках
перед
«От ­
кровением
святого
Иоанна»
Эль
Греко
или
перед
«Ма ­
дам
Шарпантье
и
ее
детьми»
Ренуара,
где
чернобровая
дама
в
черн о-л ил ов ом
шелковом
платье,
с
черно-лиловы­
ми
глазами
и
черно-лиловыми
волосами,
а
са ма
вся
как
бы
сд елан ная
из
парижского
сливочного
масла,
и
две
пре­
лестные,
п охожи е
па
нее
маленькие
дево ч ки
в
гол убы х
платьицах,
а
такж е
лежащий
па
ков ре
сенбернар
с
че рно­
лиловой
шелковой
шерстью
с
бел ыми
пятнами,
как
бы
186


рифмующийся
с
самой
ма дам ,—
все
они
вместе
—
мадам,
девочки
и
собака
—
как
бы
являлись
высшим
проявлением
той
богатой,
артистической,
недоступной
парижской
жиз­
ни
конца
века,
в
присутствии
которой
находиться
в
нечи­
щен ых
ба шм аках
бы ло
бы
равносильно
святотатству.
Я
уже
не
го ворю
о
хохочуще й,
разорванной
на
куски
ло­
ша ди
и
потрясающей
электрической
лампочке,
вс пых нув­
шей
в
последний
раз
перед
в сео бщим
атом н ым
уничтоже­
нием
на
панно
Пабло
Пикассо
«Герника»
в
Артмуз ее .
На
пан но
—
черные,
как
звездное
небо,
ле с тницы
п
полы
ве­
дут
вас
к
громадному
окн у,
выходящему
во
вну тр енний
двор,
где
вы
вдруг
види те
посредине
безукоризненного,
чи ст ейше го
ярко-зеленого
газона
три
древнерусские
бе­
р езки
с
плакучими
нестеровскими
ветвями
и
шелковисто­
белыми,
девственными
стволами,
украшенными
черными
черточками
и
полосками
кисти
самых
лучших
абст р ак­
ционистов,
может
быть,
Малевича
или
даж е
самого
Кан­
динского.
Разве
мог
я
решиться
осквернить
все
это
своими
не­
чищеными
мокасинами?
А
незнакомец
стоял
в озле
бу дки
и,
стараясь
заманить
ме ня
в
с вое
лого во,
делал
разнообразные
зн аки
и
на
раз­
ных
языках
пытался
вырвать
у
меп я
согласие
почистить
обувь.
—
Инглиш?
-
Но!
—
Итальяно?
-
Но!
—
Суэден?
-
Но.
Это
б ыло
все,
что
он
мог
мне
предложить.
—
Франсе?
—
сп ро сил
я
с
надеждой.
—
Но!
—
в
свою
очередь,
ответил
он
и
легонько
по д­
толкнул
меня
плечом
к
фанерной
двери
сво ей
будки .
—
Дейч?
—
сп роси л
я
с
отчаянием.
Он
горестно
развел
короткими
руками
и,
в
сво ю
оче­
редь,
спросил:
—
Испано?
—
Но ,—
удрученно
отв ети л
я.
Это
был
пожилой,
обрюзгший
человек
с
одышкой,
в
заношенном
пиджаке,
в
пом я той
сорочке
с
отст егн уты м
воротничком,
и
крупная
медная
зако л ка,
позеленевшая
от
187


вр емени,
натер л а
на
его
шее
кра сн ое
пятно.
У
него
был а
плешивая
г ол ова,
мешки
под
глазами,
как
у
старого
сер­
дечника,
от
него
исходил
дурной
за пах
итальянской
кух­
ни
—
лук,
жар енный
на
прогорклом
оливковом
масле,
и
тертый
ч есн ок.
Он
был
небрит.
Типичный
нищий-неапо­
лит ане ц,
ла ццар они,
состарившийся
г де -нибу дь
в
лачуге
на
Санта-Лючия.
Но
он
не
был
суетлив.
Напротив.
Он
был
ма лопод в иж ен,
потому
что
каждое
движение
з астав ля ло
его
астматически
вздыхать
—
со
свистом
и
бульканьем.
—
Руссо?
—
безнадежно
спр о сил
я.
—
Но,—
с
одышкой
отв ети л
он.
И
мы
оба
вспотели.
Он
под толкн ул
мен я
к
высокому
креслу
и
помог
мне
на
него
вскарабкаться,
как
на
трон.
Таким
образом,
мои
мокасины
оказались
на
уровне
его
серого
небритого
под ­
бо ро дка,
форм а
которого
могла
сделать
че сть
любому
р им­
скому
и мпе рат ору,
и
он
бросил
на
мокасины
презритель­
н ый,
но
вместе
с
тем
и
алчный
в згляд .
У
нас
не
бы ло
общего
язы ка.
Вторая
сигнальная
си­
стема
как
бы
отсутствовала.
Друг
для
друга
мы
был и
гл у­
хонемые.
Мы
должны
б ыли
объясняться
жестами
или
движением
л ице вых
мускулов,
как
мимы.
Э тот
стар ый
итальянец
оказался
приро ж д енным
мимом.
—
Ну,
эч челен ц о,
почистим?
—
спросило
его
брезгли­
вое
л ицо.
—
А
ско лько
это
будет
стоить?
—
безмолвно
спро сил
я,
д елая
самые
разнообразные
телодвижения
и
жесты,
и
д аже
нарисовал
в
в озд ухе
указательным
пальцем
вопро­
сит ел ьный
знак.
Он
понял.
—
Двадцать
п ять
це нт ов,—
сказал
он
комбинацией
ли­
цевых
м уск улов
и
для
верности
буркнул
по-английски:
—
Твенти
файф.
Я
не
поверил
сво им
ушам
и,
несколько
преувеличенно
изобразив
на
своем
лиц е
ужас,
сп роси л
бро вя ми,
щеками
и
губами:
—
Как!
Два дц ать
п ять
ц енто в?
Ч етвер ть
доллара
за
простую
чи ст ку?
—
Да,—
с
непреклонной
грустью
ответили
мешки
под
его
глазами.
—
Почему
так
много?
—
воскликнули
м орщи ны
на
моем
лбу.—
Варум?
Пуркуа?
Уа й?
Он
величественно
—
как
Нерон
на
пы лающи й
Рим
—
посмотрел
вокруг
на
старые,
наполовину
уже
разрушен­
188


ные
дома
этого
квартала,
где
в
скором
времени
должен
был
вырасти
грандиозный,
ультрамодернистский
Муз ы­
ка л ьный
центр,
и
отв е тил
мне
целой
серией
ж ест ов,
тело­
движений,
гримас
и
сигналов,
кот орым и
без
с лов
из обр а­
зил
исчерпывающую
картину
нью-йоркского
л етн его
воскресенья
с
его
слабым
колокольным
позвякиваньем,
пустотой,
зноем,
безл юдь ем
и
законами
о
запрещении
во с­
кр есн ой
торговли.
Я
понял:
все
вокруг
заперто,
почистить
обувь
негде,
он
специально
отп ер
для
ме ня
с вое
предприятие
и
ри­
ск ует
неприятностями
с
профсоюзом,
и
я
должен
платить
по
двойному
тарифу.
Я
посмотрел
на
сво и
н оги
и
оконча­
тельно
убедился,
что
провести
в
такой
обуви
нью-йоркское
воскресенье
просто
неприлично,—
и
смирился.
—
Х орош о,—
ска зал
я.—
Ладно.
Идем.
Бьен.
Уэл.
То гда
он
неописуемо
ленивым
движением
достал
ще т­
ку
и
двумя
с корее
символическими,
чем
реа льн ыми
дви ­
жениями
утом ле нн ого
аристократа
смахнул
пы ль
с
моих
мо ка син,
отчего
они
во все
не
стали
лучше .
Совершив
это
действие,
он
слег ка
передохнул
и
вытер
носовым
платком
сво ю
серо-буро-малиновую
шею.
Затем,
порывшись
на
полках,
где,
как
и
во
всех
по до бных
зав едени я х
земного
шара ,
у
него
хранились
разных
сортов
стельки,
шн урк и,
подковки,
винтик и,
шпунтики,
шурупчики
и
прочая
ме­
лочь,
он
протянул
мне
п ару
шну рк ов
в
целлофановом
па­
ке ти ке.
—
Купите!
—
ск аз ало
его
л ицо.
Ах,
так
этот
старый
мошенник
хоче т
на
мне
нажить­
ся?
Ну
уж
дудки!
Не
на
такого
н апал.
—
Нет!
—
крикнуло
все
мое
существо.—
Но!
Н айн!
Нон!
Он
небрежно
ш вырну л
пакетик
обр а тно
на
полку
и
показал
мне
глазами,
которые
вд руг
стали
игривыми,
как
у
Б риг елло,
цве т ные
порт ре ты
голы х
и
п олуго лых
краса­
виц,
выр ез анных
из
разных
иллюс т риро ва нных
журналов,
причем
возле
каждой
вырезки
на
стене
был и
жирно
на­
писаны
ст олярн ым
карандашом
пятизначные
нью- йорк ­
ск ие
телефоны
с
двумя
литерами
спереди.
—
Мож ет
быть,
это?
—
спросило
его
л ицо
старого
сво дн ика,
но
так
как
я
в
смятении
замаха л
руками,
он,
облив
м еня
презрительным
вз гляд ом,
еще
раз
обмахнул
мои
мокасины,
затем
достал
флакон,
вынул
пробку
с
про­
вол око й,
на
конц е
которой
был
прикреплен
ва тный
там­
пон,
и
слегка
помазал
аппретурой
п оте ртые
ранты
мо их
189


мокасин,
после
чего
обмахнул
их
бархаткой
и
сказал
же­
стом:
—
Готово!
К ак?
Это
все?
Я
не
вер ил
своим
глазам.
Но
пер едо
мною
уже
твердо
лежала
в
в оз духе
его
сизая,
как
пепель-
ни ца,
ладонь
с
черными
ли ниям и
жиз ни,
роговыми
мозо­
лями,
венериными
бугр ам и
и
прочими
деталями
хироман­
тии.
И
я
осторожно
выложил
на
эту
ладонь
свою
мело чь .
Двадцать
четыре
цента.
Я
прощался
с
ним и
со
слез ам и
па
гл азах ,
как
с
ро дны ми
деть ми .
Всё .
Не
хватало
все го
ли шь
од ного
ма лен ьк ого
цент ик а,
медного
клопика,
почти
пе
имеющего
никакой
ценности.
Одн ако
старик
смотрел
на
меня
неумолимо
тре бов а­
тельно,
и
его
ладонь
продолжала
все
так
же
твердо
тор­
чать
перед
моими
глаз а ми.
—
Может
быт ь,
хватит?
—
сказал о
все
мое
существо,
пыт авш ееся
в
тот
миг
как
бы
примирить
славянский
р аз­
мах
с
американской
деловитостью.
Но
он
даже
не
ответил
мне,
настолько
он
чувствовал
себя
хоз яин ом
положе ния .
—
Двадцать
пя ть
це нто в,—
с
лед я ным
упорством
го­
ворила
вся
его
фигура,
став ша я
чугун н ой.
Ничего
не
поделаешь!
На
его
стороне,
по-видимому,
был
закон
или,
во
всяком
случае,
все
силы
профсоюзов.
Я
см и рился.
Мне,
конечно,
очень
не
хотелось
менять
св ои
тяжеленькие,
красивенькие,
серебряненькие
полд олл ара.
Но
ничего
не
поделаешь.
Я
был
в
его
руках.
Тогда
я
за­
бр ал
с
его
жесткой
ладони
всю
свою
мелочь
и
положил
вместо
нее
пр елес тн ую
серебряную
монету
в
пятьдесят.
Он
не
глядя
бросил
ее
в
отвисший
карман
своего
пиджака
и
повернувшись
ко
мне
сог бенно й
спи но й,
с тал
убирать
бархатки
и
щетки.
—
А
сдач и?
—
воскликнул
я
по-русски,
чувствуя,
что
произошло
непоправимое.
Он
ничего
не
отв е тил,
но
его
с пина
выразила,
что
сда­
чи
не
будет.
—
Почему?
По
какому
праву?
Варум?
Пуркуа?
Пер
кэ?
Это
нечестно.
Дас
ист
нихт
гут.
Се
тре
мо вэ.
Но
б уо-
но.
Ве дь
мы
же
сгов ори ли сь
за
д вадц ать
п ять
центов!
Для
бол ьш ей
наглядности
я
напи сал
в
в оздухе
дрожа­
щим
указательным
па ль цем
большое
двадцать
пят ь
и
гро­
мадный
вопросительный
знак,
к
которому
прибавил
еще
восклицательный
в ыс отой
в
дв енад цать
инч ей.
—
Но!
—
резко
ска зал
он,
отрицательно
мотнул
го ло­
190


вой ,
и
над
каждым
моим
ботинком
написал
в
воздухе
большим
па льц ем
с
иссиня-черным
мраморным
ногтем
цифр у
«25».
Затем
он
поставил
между
ним и
пл юс
и,
на­
чертив
знак
равенства,
аккуратно
изобразил
ц ифру
«50».
Я
застонал,
как
подстреленный,
потому
что
пон ял,
что
это т
под он ок
считает
двадцать
пя ть
не
за
оба
мокаси­
на,
а
по
двадцать
пять
за
каждый.
Я
ничего
не
мог
с
ним
поделать:
им енно
в
так ом
см ысле
он
и ст олков ал
наше
со­
гл аш ение.
Что
делать,
что
же
д е лать?
Дать
ему
по
морде?
Но
закон
был
на
его
ст орон е-
так
как
у
ме ня
не
б ыло
свидетелей
и
я
был
все го
ли шь
оди­
нокий
старый
чужестранец,
без
связей,
без
знакомств,
за­
бр ош енный
в
глухую
страну
сновидений
и
блуждающий
по
ней
на
ощ упь,
как
сл епо й.
Мне
стало
так
жалко
се бя,
что
я
гот ов
был
лечь
на
раскаленный
тротуар
возле
кирпичной,
слегка
выветрив­
ше йся
стены,
под
железную
пожарную
лестницу
и
завыть
па
всю
Десятую
авеню,
что
м еня
обманули,
ограбили,
про­
вели,
как
пос ле днег о
пижона...
Но
что
я
мог
с де лать?
Ничего!
Я
д аже
не
мог
пожаловаться
Генеральной
Ас­
самбл ее
ООН,
чье
плоское
ст ек лян ное
здание
возвыша­
лось,
как
шведский
кн ижный
шкаф,
над
железными
мо­
стами
и
бетонными
эстакадами
Ист-сквера:
ведь
я
не
был
да же
сам ым
захудаленьким
государством.
Я
был
всего
лишь
частным
лицом.
И
я
смирился,
сно ва
погружаясь
в
глуби ну
таинствеп-
ных
сн ов иден ий,
не
до стиг аю щих
до
моего
сознания
—
так
глубоко
они
леж али
на
т емно м,
неосвещенном
дне
той
субстанции,
которую
до
сих
пор
п риня то
называть
душой.
А
он
тем
в ре менем
пот ихо не чку,
довольно
вежливо,
я
бы
даже
сказал
дружественно,
выпихнул
мен я
своим
груз­
ным
телом
из
будк и
и
по вес ил
на
дверь
замок.
Я
посмот­
рел
на
нег о
из
самой
глубины
сна,
в
который
был
по гру­
же н,—
на
него,
старого,
больного,
с
опухолью
в
мо че вом
пу зыр е,
с
о дышк ой
гипертопика,
с
трясущимися
оп ухши ­
ми
глянцевитыми
руками,
в
красных
матерчатых
комнат­
ных
шлепанцах
на
бос у
ногу,
в
старой
итальянской
со ло­
менной
шляпе,
с
ле нтой ,
пестрой,
как
зме я
в
од ном
из
рассказов
Конан
Дойла,
и
мне
вдруг
стал о
жалко
не
себя,
а
его.
Я
как-то
отраженно
под ум ал,
чт о,
может
быть,
оп
папа
или
даж е
дедушка
той
женщины-девочки,
которую
я
только
что
видел
в
о кне
ст арог о
ки рп ич ного
дома,
изуро­
дованного
по
фасад у
зигзагами
желез ны х
по жар ных
лест­
ниц
и
переходов,
с реди
клеток
с
бир юзо в ыми
инсепараб-
191


лямп
—
попугайчиками-неразлучниками,
канарейками
и
гов орящи м и
скворцами.
Мне
за хот елос ь
плакать
—
широ­
ко
и
сладко,—
и
я
простил
старого
мошенника
и
вспом­
нил
св ою
пе рвую
лю бо вь.
З атем
я
провел
восхитительный
день ,
с вой
первый
де нь
в
Нью-Йорке.
За
мной
заехал
Митч
со
своей
девушкой,
которая
бы ла
в
летнем
платье
—
по -амер ик анск и
пестром,
а
он
в
черном
летнем
кост ю ме
—
мохнатом
и
в
талию,
отчего
тулов ище
Митча
показалось
мне
еще
больше
выт яну ты м.
И
он
по­
вез
м еня
на
своем
наемном
«кадиллаке»
с
ветровым
стек ­
лом ,
в
верхней
сво ей
части
аптекарски
син им,
вокруг
Манхеттена.
Мы
сидели
все
втроем
впереди,
как
за
одной
партой,
дружески
прижавшись
друг
к
другу,
от
девушки
сильно
пахло
духами
«Мицуко», и
мы
с
безумной
скоростью
мчались
по
бел ым
эстакадам,
ныряли
в
белокафельные
тон н ели
под
Гудзон,
где
на
несколько
минут
нас
охваты­
вала
городская
ночь
со
своей
тревожной
системой
свето­
вых
сигналов,
вылетали
на
солнечный
свет ,
поворачива­
ли
по
гол овок р ужите ль ным
вир ажам,
возвращались
назад,
пробежали,
как
звук,
по
новому
висячему
мосту
Джорджа
Вашингтона,
по
сравнению
с
которым
знаменитый
Брук­
линский
мо ст,
некогда
вос п етый
Маяковским,—
ничто,
п ролет ели,
как
муха,
в
середине
громадной
ар фы
с
белы­
ми
струнами
висячей
конструкции;
Митч
з ахот ел
п ок азать
мне
какое-то
знаменитое
шос се,
по
кот ором у
може т
мчать­
ся
шест над цат ь
ряд ов
машин
в
одном
направлении,
но
не
нашел
ег о,
и
мы
снова
м чали сь
и
мчались
во круг
Манхет­
тена,
пе рескак ив ая
с
эстакады
на
эстакаду,
и
все
время
видели
то
сбоку,
то
сзади,
то
впереди
с вет лые
силуэты
не­
боскребов,
пересечение
стальных
светлых
балок,
ферм,
креплений
над
обгорелыми
остатками
грузов ой
пристани,
иногда
попадая
в
желто-опаловый
дым
догорающего
ма с­
лобойного
завода,
рас п рост ерш его
над
Нью-Йорком
злове­
щую
тень
своего
извержения
в
классической
форме
извер­
жения
Везувия.
Плавные,
по
очень
крутые
виражи
бросали
нас
д руг
на
друга,
и
мы
все
мчал и сь,
все
мчались,
как
безумные,
сред и
белого
джаза
Нью- Йор ка.
192


В
о собе нно сти
же
прекрасен
был
э тот
город
в
разгар
зимы,
когда
в
докрасна
раскаленных
уще л ьях
Таймс-
сквера,
под
дикие
звуки
фле йт
и
барабанов
Армии
спасе­
ния
буше в али
с не жные
вихри,
обрушиваясь
с
металличе­
с ких
верхушек
н ебос креб ов
и
превращая
стоянки
автомо­
би лей
в
ряды
глубоких
кладбищенских
сугробов,
озарен­
ных
движущимися
з ар евами
световых
сигналов
и
реклам,
иногда
ти хим
и
мягким
утром
на
дл инных
сту пе нях
лест­
ницы
Нью-йоркской
публичной
библиотеки,
между
д ву­
мя
каменными
ль вам и,
можно
б ыло
увидеть
еще
одного,
третьего,
ль ва,
вылепленного
нью-йоркскими
мальчиками
и
студентами
из
снега,
и
эти
три
льва
с мот рели
бел ыми
глазами
на
самую
богат ую
улицу
мир а
—
Пятую
авеню,
на
виднеющиеся
ко е- где
знаменитые
готические
цер к ви:
собор
святого
Патри ка ,
цер к овь
святого
Фомы,
так
назы­
ваему ю
—
«Маленькую церковь за углом», в соседстве с
которыми
новейшие
небоскребы
напоминают
нагроможде­
ние
корсетных
коробок
—
высоких
и
узких,
алюминиевых,
стеклянных
футляров,
куда
эти
церкви,
по-видимому,
кто-то
прячет
на
ночь
вместе
со
всеми
их
портиками,
дверя­
ми,
мраморными
шпилями
колоколен
и
даж е,
кажется,
химерами,
как
на
карнизах
собора
Парижской
богомате­
ри,
так
что
обстановка
сложилась
самая
ест еств енная
для
нес кол ько
фантастического
появления
одного
человека,
который
внезапно
возник
ряд ом
со
мной
на
лестнице
би б­
лио т еки,
как
бы
п ре дста вляя
че тв ерт ого
льва
с
многозна­
чительно
под нят ыми
бровями.
Я
думаю,
эт от
человек
был
одним
из
последующих
воплощений
покойного
говоряще­
го
кот а
или
даж е
—
что
еще
хуже
—
моего
давнего
тягост­
но го
спутника,
чел о в ека -дятла
с
п орядочн о
поредевшим
за
это
время
хохолком,
и
в
ту
же
минуту
я
у слыш ал
его
жаркое
дыхание
и
деформированный
пространством
и
вре­
менем
голос,
таинственно
забубнивший
мне
на
ухо: «Дол­
жен
вас
предостеречь:
ведите
себя
бо лее
осмотрительно.
Не
с ледуе т
так
отк ров е нно
восхищаться.
Что
вы
нашли
в
том
сам ом
ихнем
Джордж
Вашингтон-бридж?
Не
виде­
ли
де рь ма!
Такой
самый,
как
наш
Крымский,
тол ько
еще
дл иннее.
Будьте
крайне
осторожны
в
своих
высказыва­
н иях,
а
то
сами
не
заметите,
как
нарветесь
на
провока­
цию» .
У
него
бы ла
та кая
артикуляция,
как
будто
сильно
рас­
пухший
яз ык
с
трудом
помещался
во
рту,
так
что
обы к­
но вен ные
слова
еще
ко е-ка к
пробивались
н аруж у,
хо тя
и
в
несколько
деформированном
виде,
а
слова
д лин­
7в.
Катаев,
т.
6
193


ные
или
научные,
такие,
тс
примеру,
как
«неоколониа ­
лиз м»,
выла з или
на
свет
божий
из
н ед ораз ви того
то л­
ст ого
ротика
уже
просто-таки
в
укоро че н ном
ви де,
без
гласных,
о дни
тольк о
с оглас ны е : «нклнлзьм», «сцлзьм»,
что,
впрочем,
не
меш ало
ему
быт ь
весьма
красноре­
чивым.
—
Ес ли
хоти те
знать,
я
гам
крепко
пострадал,
в
с мыс­
ле
—
погорел.
Воо бра зи те
себе
такую
картину:
посылают
мен я
в
Америку,
в
Город
Же лтого
Дьявола.
Я
вообразил.
—
Приезжаю,
заказы ваю
в
центовке
визитные
карточ­
ки,
одеваюсь
как
положено,
по
мировому
стандарту,
бе ру
па
выплату
кар
и
так
далее.
Слава
богу,
на
отсутствие
у
себя
вкуса
пожаловаться
не
мо гу.
Ч его- чего,
а
за
вк ус
ру­
чаюсь.
Сами
видите:
ни
за
что
не
отл ичи шь
от
иностран­
ца.
Верно?
Тер г алевы е
брюки
двадцать
один
сантиметр
без
обшлагов,
узкие
мокасины,
задние
р азр езы
на
пиджа­
ке,
нейл онова я
с орочк а,
скромненький
галстук
с
абстрак-
ци онн ым
рисунком.
Тоненькая
золоченая
цеп ка.
Все
о'кей!
Получаю
приглашение
на
обед.
Иду,
обстановка
следующая:
деловой
л енч
в
пальмовом
з але
«Уолдорф
Аст ор ии».
Кардинал
Спзллман,
Рокфеллер-младший,
мэр
города
Нью-Йорка
Роберт
Ф.
Вагнер,
наш
представитель
по
мировым
стандартам
Сидоров,
дамы,
господа,
предста­
вители
влиятельных
кр угов
Уолл-стрита.
Моя
соседка
сле­
ва
—
звезда
вкрана
Агата
Бр ов ма н, «мисс Голливуд»
одна
тысяча
тридцать
де в ятого
го да.
Ленч,
конечно,
при
све­
ча х.
Хрусталь,
серебро,
салфетки
из
г олланд ск ого
полот­
на,
никакой
синтетики.
Все
—
о’к ей!
У
меня
нервы,
ко­
неч но,
натянуты,
но
я
не
показываю
вида
и
держу
себя
абсолютно
как
джентльмен.
И
что
же
вы
д умае те?
Пой-
мали-таки
меня
на
провокацию,
подлецы.
Кончается
ленч,
лакеи
в
белых
шелковых
чулках
подают
хр уст ал ьные
ми­
сочки
с
полосканьем.
Тут
уж,
са ми
понимаете,
я
стр ел я­
ный
во ро бей,
меня
на
мякине
не
п рове деш ь.
Зна ю,
что
к
чему.
Ученый.
Читал
инструкцию.
Ес ли
после
ленча
по­
дают
тебе
мисочку
с
водой,
то
бо же
у паси
ее
пи ть,
потому
что
это
не
лимонад,
а
полосканье
для
пальцев.
Некоторые
.наши
на
эт ом
крупно
погорели,
но
только
не
я.
Беру
ми­
сочку
и,
чтобы
все
видели,
на ч инаю
м ыть
в
ней
руки .
А
это
как
раз
оказался
ананасный
компот.
Понимаете!
Так
я,
в ообра зи те
себе,
на
глазах
у
всей
«Уолдорф Асто ­
рии»
вымыл
руки
в
ананасном
компоте,
так
что
он
стал
даж е
не мно го
си ний,
вроде
лиловый.
194


Ну,
конечно^
мен я
вызвали
и
гов орят:
ты,
Федя,
в
Го­
род е
Желтого;
Дьявола
не
п рош ел.
Придется,
тебе
отпра­
виться
на
какой-нибудь
другой
континент.
Там
мы
тебе
что- н иб удь
подбер ем .
И
вот
—
за втра
уле таю.
Так
что
уч т ит е:, здесь,
на
каждом
шагу
можете
нарваться
на
провокацию.
И
боже
вас
сохрани,
никогда
не
мойте
руки
в
ананасном
компоте.
Ну,,
авось
когда-нибудь
встре­
тимся.
Он
пош ар ил
в
бумажнике
и
вручи л
мне
маленькую
ви­
зитную
карточку
с
немното
захватанными
уголками,
где
бы ло
н апеч атано
латинскими
буквами:
«Альфред Парасюк,
кюльтурель».
Гов орящи й
к от!
Говорящий
ко т!
Американцы
дали
мне
пон ять ,—
разумеется,
со
вс ей
деликатностью!. —
что
действительно
не
с лед ует
чрезмерно
восх ищ ат ься
Нью-Йорком,
потому
что
этот
город
—
от­
нюдь
не
Америка.
—
А
что
же?
—
В се,
что
угодно,
но
тольк о
не
Америка.
Если
вы
хо­
тите
увидеть
подлинную
Америку,
то
ищите
ее
где-нибудь
в
другом
месте
мат ери ка.
—
Хороша.
Я
б уду
ее
искать.
И
я
поле те л
в
Вашингтон,
округ
Колумбия,
хотя
ме нь­
ше
вс его
можно
было
н азв ать
пол е том
бесцветное
пере­
движение
по
во зд уху
над
п рост орам и
вос точной
ч асти
Се­
вероамериканского
материка
в
дли н ной
закупоренной
ко м­
нат е
пассажирского
са молет а,
оклеенной
синтетическими
обоями
с
сереб ря ны м
абстрактным
узором
и
таинствен­
ны ми
пробоинами
в
панелях,
превращавшихся
ночью
в
по до бие
карты
звездного
неба,
в
чем
я
убедился
в пос лед­
ствии,
ко гда
мне
пришлось
не ск олько
ра з,
передвигаться
над
Штатами
после
наступления
темноты.
Чехлы
кресел
был и
пропитаны
запахом
вирг инс ких
табаков,
и
я
увидел
двух
мол ча ливы х
попутчиков
в
про тиво по лож ных
концах
пустого
сало на
первого
класса.
Один
был
че рный ^
другой
белый.
Впервые
в
жизни
я
видел
такого,
нег ра
—
безукориз-
ненно;
элегантного,
одетого
во
все
темное
тропикаль,
кор­
ректного
и,
в и ди мо;, богатого,
е
утонченно
интеллигентны­
ми
чертами
прекрасного
ли ца
европейца,
белоснежным
воротничком
вокруг
длинной,
не ск олько
женственной
шеп
и
с
музыкальными
пальцами,
на
одном
из
ко торы х
неяр-
7*
195


ко
светилось
б ледн ое
обручальное
кольцо
очень
хо ро­
шег о
то на
—
совсем
тонкое,
как
новорожденный
мес яц
в
сумерках
м ат овой
узкой
руки
с
дымчато-розовой
ла­
донью.
Я
уже
когда-то
видел
подобные
глаза,
гл ядящи е
вам
прямо
в
ду шу
как
бы
из
про рез и
полумаски.
—
Отлично.
Завтра
я
вас
усы плю
в
лучшем
виде.
Ру­
чаюсь,
что
вы
да же
не
заметите.
А
теперь
спите
спокойно.
—
Доктор,—
сказал
я
тогда,—
вы
об ещали
меня
у сы­
пить,
и
это
очень
хорошо,
но
обещаете
ли
вы
потом
раз ­
будить
меня?
Он
не
оценил
мо ей
шутки,
ни чего
не
ответил
и
неза­
метно
вышел.
Может
быть,
мой
попутчик-негр
был
вр ач,
отвергший
психоаналитический
подход
«великого Фрейда»
к
функ­
циональному
психическому
расстройству
и
ведущий
по­
иски
чисто
медицинских
с редс тв
излечения
и
предупреж­
дения
неврологических
и
психических
расстройств,
состоя
на
службе
в
какой-нибудь
могучей
фармацевтической
кор­
порации.
А
бел ый
был
обыкновенный
американский
генерал,
по -в идимо му
одн ого
из
высших
ра нгов .
Он
был
в
непро­
мо каем ой
шелковой
куртке
цв ета
л уков ой
шелухи
на
ал ой
муаровой
подкладке
и
на
длинной
«дубль-м о лн и и»
само й
надежной
конструкции;
прямые
армейские
брюки
были
запр ав лен ы
в
довольно
высокие
сап ог и,
руки
в
за м­
шевых
пер ча тках
лежали
на
костлявых
коленях,
большой
ш таб ной
портфель
помещался
в
баг ажн ике
над
его
го­
лово й.
У
не го
б ыло
заурядное
генеральское
лицо,
эн ер­
гично
выбритое,
мускулистое,
решительное,
с
красивыми
бровями,
л ицо
пятидесяти-
или
шестидесятилетнего,
не
слишком
сильно,
но
регулярно
пь юще го
му жчины ,
спо­
собного
на
любые,
даже
самые
страшные,
военные
де й­
ствия,
е сли
эт ого
потребует
обстановка
или
приказ
выс­
шего
начальства.
Если
бы
не
его
большая
генеральская
фуражка
с
американским
орл ом
и
маленьким
лакирован­
ным
козырьком,
как
в
старой
русской
армии,
н адета я
по-казачьи
несколько
набекрень,
его
можно
б ыло
бы
при­
нять
за
Врангеля,
или
Колчака,
или
еще
как ого- ни буд ь
из
контрреволюционных
генералов
времен
интервенции.
В
его
полуоткрытых
глазах
под
щел очка ми
ирландских
бровей
бежали
крошечные
зер каль н ые
отражения
полу ­
196


голых
че лов ечков ,
пылали
бамбуковые
х ижины,
стреляли
базуки,
пол зла
по
зе мле
удушливо
рыжая
овчина
горяще­
го
н апалм а
и
джунгли
тон ули
в
ядов и том
дым у,
над
ко­
торым
висели
брюха ты е
стрекозы
геликоптеров
с
в яло
вздернутыми
хвостами.
Эти
два
гражданина
Соединенных
Штатов,
стол ь
чуж­
дые
д руг
другу
по
всему
своему
человеческому
об л ичью
и
вместе
с
тем
скованные
между
собой
нерасторжимыми
уза ми
др ев него
преступления,
в
котором
ни
один
из
них
не
был
повинен,
был и
соединены
все й
мощью
американ­
ской
государственности
еще
более
прочно,
чем
ф азы
зем­
ных
сут ок,
когда
на
нашей
пл анете
одновременно
суще­
ствуют,
пресл ед уя
др уг
друга
по
пятам,
б елый
де нь
и
черная
ночь
со
в семи
ее
безумными
сновидениями
и
по­
давленными
жел ания ми.
А
я
—
в ыходе ц
из
сов сем
другого
мир а,—
как
бы
по­
павший
в
з ону
душевной
невесомости,
почти
что
плавал
в
своем
откинутом
кресле
где-то
на
пересечении
дня
и
н очи
и,
пок онч ив
с
грей п ф рутом
и
гром ад ны ми
п одогре­
тыми
тостами-сандвичами
с
консервированной
ветчиной
и
консервированным
сыром,
которы й
был
украшен
мо­
крым и
листьями
салата
и
покрыт
кара кул я ми
майонеза,
уже
дер жал
в
руке
до
смешно г о
нев есом ую
пластмассо­
вую
чашку,
куда
стюардесса
в
сексуальной
пилотке
на
о бес цвеч ен ных
волосах
наливала
через
мое
плечо
из
кув­
шиноподобного
т ерм оса
ш ирок ую
струю
тяжелого,
как
золото,
мокко,
над
кото р ым
клубился
божественно
горь­
кий
па р.
. ..А
когд а
утром
м еня
приготовили,
то
ест ь
выну ли
из
моего
рта
старые
зубные
протезы,
снял и
с
моей
руки
позеленевшие
от
времени
стальные
часы,
побрили
все
мое
тело,
и
тут
же,
не
откладывая
д ела
в
долгий
ящик,
моло­
ден ьки е
девушки
быстро
и
в есело
—
с
явным
уд ов ольс т­
вием
—
пов ез ли
меня
на
ка тал ке
по
холодному
коридору,
покрытому
скрипучим
линолеумом
цвета
Ат ла нтик и,
по­
том
опустили
в
грузовом
ли фте
и
снова
еще
быстрей
по­
катили
уже
в
другом
направлении
по
та кому
же
без лю д­
но-стерильному
атлантическому
кори до ру
в
операцион­
ну ю,
двер и
которой
сами
собой
распахнулись
перед
нами,
как
в
нью-йоркском
интернациональном
аэ роп орту,
и
я
у видел
голубых
лю дей
—
главным
образом
молодых
изящ­
ных
женщин
в
полумасках,—
и
они
пе ре ложи ли
мое
те ло
197


на
узкий
и
твердый
ст ол
под
круглым,
еще
не
включен­
ным
п роже кторо м,
то
я
окончательно
п рим ир ился
со
всем
дальнейшим...
Между
тем
в
и ллюми на торе
продолжали
плыть
груст­
ные
пространства
зимней
Аме р ики
—
лесистые,
иногда
го­
ристые,
нем ног о
зеленые,
с
дек ад ент ск ими
облаками
на
горизонте.
Ма с штаб
местности
увеличивался
на
глазах,
из
че го
можно
б ыло
заключить,
что
на чался
пл авны й
спуск.
По
какой-то
совершенно
не по нят ной
зрительной
ас соци а ции
я
безо шибо чно
узнавал
никогда
раньше
мною
не
виденные
города,
над
которыми
первый
раз
в
жиз ни
лете л
в
общ еств е
мо их
мо лч а ливых
ан гелов :
одного
чер­
ного,
как
ночь,
другого
белого,
как
ден ь.
Нью-Джерси,
Филадельфия,
Балтимора
—
все
было
по­
зади.
Ког да
же
я
увидел
вни зу
со всем
пр иб л из ившееся
к
глазам
плавно
зак руг ляв ш ееся
шоссе
с
б елыми
пр е рыви­
стыми
лини ями
посредине
и
на
нем
не
с ли шком
час то
и
не
слишком
быстро
бегущ и е
туда
и
обратн о
автомобили,
п лоск ие,
как
портсигары,
к оторы е
огиб а ли
высокий
элек­
тр отра н сф ормат ор
строгой
формы,
выкрашенный
оран­
жево-красным
краплаком,
таким
ярким,
почти
что
св етя­
щим ся
ср еди
вялых
зимних
га зон ов
и
узкоперых
е лей,
то
я
поня л,
что
мы
приб лиз илис ь
к
Вашингтону,
к
его
новому,
ультрамодернистскому
аэроп орт у
Даллас,
но
это
мен я
те­
пе рь
уже
сов сем
не
радовало,
потому
что
я
предчувство­
ва л,
что
в
с толи це
Соединенных
Штатов
со
мной
повто­
рится
то
же
само е,
что
б ыло
в
Нью-Йорке.
—
Вашингтон
—
это
не
Америка.
—
А
что
же?
—
Все,
что
угодно,
но
только
не
Америка.
Проезжий
двор,
где
постояльцы
меняются
каждые
четыре
года.
На­
сто ящую
Америку
на до
искать
в
дру гом
мес те.
-
Где?
—
Не
знаю.
—
На
юге?
—
Может
быть.
Это
за вис ит
от
ваших
политических
убеждений.
198


—
На
юго-западе?
—
Ес ли
вы
отречетесь
от
сов е сти
и
чес ти.
—
На
западе?
—
Быть
може т,
не
уверен.
—
Но
все-таки?
—
Ищите,
ищите.
Это
было
странно
и
тягос тн о.
В
какое
бы
мест о
Соеди­
ненн ых
Штатов
я
ни
попа д ал,
я
вс юду
слышал
одно:
это
не
Америка.
Вы
не
туда
заехали.
Ищи те
Америку
где
уг од но,
но
только
не
здесь .
Ищите,
ищите.
Тогда
я
поня л,
что
ни
один
ам ери к анец
не
ув ере н,
что
он
живет
в
настоящей
Америке.
Он
убежден,
что
где-то
в
другом
шта те
е сть
какая-то
нас то ящ ая,
подлинная
Ам е­
рика,
о б ето ванная
земля
для
ам ерик ан ца.
Ему
труд но
по­
верить,
что
мест о,
где
он
живет,
именно
и
е сть
та
са мая
з нам енит ая
на
весь
земной
шар
вел ика я
Америка.
Я
вид ел
Вашингтон,
Хьюстон,
Лос-Анжелес,
С ан-
Франциско,
Денвер,
Чик аго ,
Бостон,
наконец,
зл ополуч ­
ный
Нью-Йорк,
откуда,
собственно,
и
начались
поиски
на­
стоящей
Америки.
Я
уже
не
гово рю
о
пут и
в
ущельях
Невады
—
слои­
стого
п лоск огорья,
где
бел ые
полосы
снега
п ерем ежали сь
с
винно-красными
и
палевыми
полосами
горных
пород
горизонтального
залегания,
кое - где
как
бы
выш иты е
зе­
л еными
шерстяными
ело чка ми
хвойного
леса,
что
прид а­
ва ло
им
отте н ок
чего-то
кустарного,
бе лорус ск ого, —
и
где
в
одном
месте
над
нашим
алюминиевым
пое зд ом
на
голо­
во круж ит ельн ой
высоте
висел
ледяной
орга н
з аме рз шего
водопада,
из
которого,
как
из
моей
немой
души,
нельзя
б ыло
извлечь
ни
одного
звука,
ни
одного
стона,
и
где
вдоль
обледеневшей
и
занесенной
сн ега ми
ре ки
Кол орад о,
истыканной
большими
и
малыми
сле дам и
разных
диких
зв ере й,
д аже,
может
быть,
ол еней, —
беско неч но
долго
длился
зимний
североамериканский
закат,
кот орый
я
на­
блюдал,
сидя
под
стек ля нн ым
колпаком
на
втором
э таже
обзорного
тури ст ск ого
вагона.
Но
я
пон ял
всю
тщету
своего
путешествия
л ишь
то­
г да,
когда
в
конце
концов
в
один
прекрасный
день
уви­
дел
в
иллюминаторе
французского
трансатлантического
самолета
пляжи
Лонг-Бича
и
Джонс-Бича,
з аснеженны е
леса
Канады,
полуостров
Лабрадор,
а
потом
голубой
кру­
жок
Ат лан тич еск ого
океана
с
редкими
белыми
точк ам и
волн
и
мутной
тен ью
атомной
подводной
лодк и
с
ядер-
ными
ракетами.
199


Итак ,
я
возвращался
с
пустыми
руками,
мне
нигде
не
уда лос ь
найти
настоящую,
подлинную
Амери к у,
к
че му
я,
впрочем,
со всем
не
стремился:
теперь
в
эт ом
можно
со­
знаться.
Америка
был а
для
ме ня
последней
надеждой
еще
хо ть
один-единственный
раз
увидеть
женщину,
которую
люби л
с
детства,
а
точнее
гов оря
—
с
ран ней
юности,
по­
том у
чт о,
когда
мы
узнали
др уг
друга,
ей
бы ло
лет
пя т­
надцать
или
ок оло
того,
мне
же
немногим
больше
шест­
надцати,
а
быт ь
может,
наоборот
—-
ей
шестнадцать,
а
мне
пятнадцать,—но
теперь
это
уже
не
имело
значения.
Мо­
жет
быть,
она
давно
где - ни будь
умерла
и
от
нее
осталось
только
имя,
которое
по
какому-то
странному
суеверию
я
бо юсь
не
только
напи сать
на
бумаге,
но
даже
произнести
вслух,
потому
что
в
конце
концов
любое
человеческое
сло­
во,
написанное
з нак ами
или
произнесенное
голосом,
всего
лишь
только
искаженное
отражение
сам ой
ве­
щи,
ее
приблизительное
подобие,
продукт
деятельности
второй
сигнальной
си ст емы.
Пус ть
луч ше
ее
имя
ле­
жит
в
глубине
моего
сознания,
как
не прис нив шийся
сон.
Вернее
всего,
она
совсем
з абыла
обо
мн е,
тем
более
что
между
нами
не
только
никогда
не
бы ло
никакой
близо ст и,
но
я
даже
не
вполне
уве р ен,
догадывалась
ли
о на,
что
я
ее
пол юб ил
на
всю
жи знь
с
то го
самого
лилового
м а ртов­
ского
вечера,
когд а
мы
всей
нашей
маленькой
компанией
возвратились
дом ой
после
прогулки
по
еще
заколоченным
приморским
дачам,
раз ы скив ая
в
прош л огодне й
листве
маленькие
бледн ые
фиалк и
—
первые
фиалки
этой
в есны,
распространявшие
огуречно-водянистый,
не ж ный,
слабый
аромат,—
и
потом
она
зашла
к
своей
подруге,
для
того
чтобы
почистить
ботинки
и
причесаться.
Никогда
не
за­
буду
я,
как
она
сн яла
перед
зеркалом
в
ореховой
рам е
свою
форменную
ка ст оров ую
шляпу
с
атласным
сал атно ­
зеленым
бантом
и
круглым
гимназическим
гербом,
на­
брала
полон
рот
шпилек-невидимок,
к оторы е
проворно
выним а ла
о дну
за
дру гой
из
прически,
и
я
вдруг
увидел
всю
массу
ее
каштановых
волос
с
ры жими
кончиками,
тя жело
опустившуюся
на
ее
детскую
п рямую
спину,
пе­
рекрещенную
черными
бретельками
ее
форменного,
бу д­
ничного
саржевого
передника.
Ее
мал еньк ие
н оги
были
обу ты
в
башмачки
на
пуговицах,
и
темно-зеленое
гимн а­
зи че ское
платье
закрывало
лодыжки.
Она
бы ла
совсем
не­
200


красива
—
маленького
роста,
с
нез нач ит ель ным
лицом,
кое-
где
покрытым
веснушками,
со
щечками
как
у
лягушонка,
крошечным
подбородком,
выпуклыми
веками
и
карими
глазами,
же нс т венным и,
но
лишенными
индивидуально­
с ти,
что,
как
я
понял
впоследствии,
и
есть
ее
индивиду­
альн ость .
Так
как
она
держ а ла
во
рту
шпильки,
то
ее
щечки
казались
еще
более
лягушачьими,
рыжеватые
бро­
ви
благовоспитанной,
прилежной
девочки
хмурились,
тес­
ные
рукав а
был и
обшиты
узкими
кружевцами,
откуда
высовывались
кисти
еще
по-детски
кр асны х
маленьких
рук
с
нер о вно
подстриженными
ногтями,
на
кото рых
я
заметил
несколько
белых
пятнышек
—
верная
пр име та
тог о,
что
скоро
ей
предстоит
получать
подарки.
Эти
пода­
рочные
пятнышки
делали
ногти
немно г о
сизыми,
почти
мраморными.
Пл оская
груд ь
под
черным
передником
ти хо
дышала.
И
я
вдруг
с
ужасо м
понял,
что
по лю бил
ее
на
всю
жизнь.
Я
ни
секунды
не
сомневался
в
значении
для
ме ня
того,
что
с лучи лось ,
и
ужаснулся,
так
как
уже
то­
гда
твердо
знал,
что
отныне
я
ее
буд у
люби ть
всегда,
а
она
меня
никогда
не
полюбит.
И
м еня
охватила
такая
ще мяща я
—
я
даж е
не
боюсь
сказать
—
безу мн ая
грус ть ,
описать
которую
не
могу,
потому
что
у
этой
грус ти
не
б ыло
ник ак их
причин
и
никакого
внешнего
выражения,
как
у
абсолютного
безмолвия.
Мы
стояли
в
огромном
мир е
друг
перед
д ругом
—д е­
вочка-гимназистка
и
мальчик-гимназист
—
вот
она
и
вот
я,—
и
у
ме ня
под
черн ой
суконной
гимназической
курткой
с
потертыми
докрасна
серебряными
пуговицами,
под
ниж ­
ней
сорочкой,
на
худой
шее
вис ел
эмалевый
киевский
крестик
вместе
с
холщовой
ладанкой,
где
был и
зашиты
два
зуба
чеснока,
кот орые,
по
мнению
тети,
должны
были
предохранить
меня
от
скарлатины
и
других
напастей.
У вы,
они
не
предохранили
м еня
ни
от
скарлатины,
ни
от
еще
большей
нап асти
—от
неразделенной
л юбви
на
всю
жизнь.
Но,
может
быть,
все
же
я
просто
выдумал
эту
ве ч­
ную
лю б овь.
Моруа
утверждает,
что
нельзя
жить
сразу
в
двух
ми­
рах
—
дей ств и тельн ом
и
воображаемом.
Кто
хоче т
и
тог о
и
другого
—
терпит
фи ас ко.
Я
уверен,
что
Моруа
ошиб а­
ется:
фиаско
терпит
т от,
кто
живет
в
каком-нибудь
201


одном
из
этих
дв ух
миров;
он
с ебя
обкрадывает,
так
как
ли шает ся
ровно
половины
красоты
и
м удрос ти
жизн и.
Я
всегда
прежде
жил
в
дв ух
измерениях.
Одн о
без
другого
б ыло
для
м еня
нем ысл им о.
Их
разделение
с разу
пре вра ти ло
бы
искусство
либ о
в
абстракцию,
либ о
в
пло­
ск ий
протокол.
Тольк о
с л ияние
этих
двух
стихий
может
создать
искусство
поистине
прекрасное.
В
этом,
может
быть,
и
зак л ючаетс я
сущность
мовизма.
Посмотрев
в
большое
окно,
не ко гда
выходившее
в
цве­
тущ ий
са д,
полный
п ери стой
зелени
бе лых
ак аций
и
ла­
зу ри
солнечного
южного
пол удня ,
я
увидел
девушку,
ко­
торая
стояла,
п рячас ь
за
цветущим
кус том ,
между
дв ух
мо лоден ьки х
черных
кипарисов.
Она
бы ла
белокурая,
в
веселеньком
платьице
и
стройно
стояла
на
ро зов ой
от
зноя
дорож к е,
посыпанной
м орск им
песком
с
ракушками.
Мне
показалось,
что
она
исподтишка
подглядывает
за
мной.
Я
оп уст ил
г орячую
поло тн ян ую
ш тору
и
продолжал
пис ат ь,
а
когда
я
пишу,
то
время
для
меня
исчезает
и
не
ме шает
мо ему
воображению.
...Если
бы
я
был,
например,
жидкостью
—
скажем,
не­
большой
медленной
речкой,—
то
меня
можно
б ыло
бы
не
перекладывать
с
каталки
на
операционный
ст ол,
а
слегка
наклонить
пространство
и
просто
перелить
м еня
из
одн ой
п лоскос ти
в
друг ую,
и
тогда
мое
измученное
те ло
все
рав­
но
повторило
бы
классическую,
диагонально
из лом ан ную
линию
снятия
со
креста:
голова
свесилась,
ног и
упали,
а
тело
со
впалыми
реб ра ми
вис ит
косо
в
руках
учеников...
Когда
наконец
я
снова
поднял
шт ору,
уже
прибли­
жался
желтый
ве чер,
но
девушка
продолжала
не под виж­
но
стоять
на
прежнем
месте.
Я
ушел
из
комнаты,
а
утром
вернулся,
посмотрел
в
окно
и
сно ва
увидел
девушку.
Мне
это
показалось
чрезвычайно
странным,
даже
зловещим,
но,
всмотревшись,
я
понял
сво ю
ош ибк у.
Это
была
в овсе
не
девушка
за
кустом,
а
сам
ку ст
—
цветущий
розовый
ку ст
между
дв ух
мо л одых
кипарисов,
кот орый
я
принял
за
девушку
в
цветном
платье.
Цветущий
розовый
куст
как
бы
подсматривал
за
мно й
из
глуби н ы
сол неч ног о
сада.
202


А
девушки
сов сем
не
бы ло,
или
это
был а
Лю д мила
в
ша­
почке-невидимке
в
саду
Черномора.
А
вернее,
девушка
был а
когда-то
гора здо
раньше,
м ожет
быть,
полстолетия
назад,
и
тогда
она
действительно
стояла
на
цыпочках,
как
балерина,
на
дорож ке ,
посыпанной
морским
песком
с
рубча ты ми
ракушками,
и
она
подсматривала
за
мной,
а
може т
быть,
за
кем-нибудь
други м .
Что
же
здесь
де йст­
вительность
и
что
воображение?
И
в
чем
разница:
был
ли
это
розовый
куст
или
се мна дц атил етн яя
девушка?
И
вдруг
я
опять
посмотрел
в
ок но
и
на
месте
ку ста
увидел
девуш­
ку
в
нарядном
платье.
На
этот
раз
ошибки
не
бы ло,
по­
тому
что
девушка
держала
в
руках
лейку,
из
кот орой,
из­
гибаясь,
как
конский
хвост,
бежали
стр уи
сверкающей
воды.
Она
ул ыб ну лась
мне
и
уш ла
вместе
со
сво ей
ле й­
кой,
оставив
между
дв ух
молодых
кипарисов
пус тое
место.
Но
едв а
я
на
миг
отвернулся,
как
на
пус том
месте
уже
снова
стоял
знакомый
розовый
куст,
а
девушки
и
след
простыл.
Нечто
подобное
—
весьма
отдаленно
подобное
—
про­
изошло
со
мной
в
Вашингтоне
в
тот
день,
когда
я
вд руг
заметил,
что
рядом
со
мной
что-то
п орхн уло.
Я
об ерн ул ся,
но
нич его
не
заметил.
Я
стоял
на
двенадцатом
эта же
в
коридоре
гостиницы
«81а11 е г
Н Ш оп », дожидаясь
лифта;
крас н ая
светящаяся
стрелка,
толстая
и
короткая,
тупо
по­
казывала,
что
лифт
наверху,
но
ско ро
вернется.
Я
был
оди н.
Из
скрытого
репродуктора
тяну л ась
выв од имая
на
трубе
приглушенная
мелодия
бразильской
бо сса нов ы,
безысх одн о
щем ящ ая
муз ык альн ая
фраза,
так
н ес кон­
ча емо
раст янув ш аяся,
как
будто
бы
ее
кто- то
невидимый
пи сал
на
незнакомом
язы ке,
не
отрывая
серого
каран­
даша
от
беско неч но
длинной
стены,
разделяющей
земной
шар
по
экватору
на
две
равные
час ти, —
какое-то
о дно­
единственное
сл ово,
ра стяну в шее ся
на
тысячи
миль
одно­
образного
пространства.
Бесшумно
подошел
и
остановил­
ся
лифт,
бесш ум но
раздвинулись
половинки
толстой
брон­
зово й
двер и,
и
я
шагнул
в
роскошную
комнату
лифта,
по­
чувствовав,
как
под
моими
подошвами
мягко
спр уж инил
пол ,
покрытый
толстым
ковром
из
синтетического
меха.
И
в
тот
самый
сокровенный
миг,
ко гда
мое
те ло
уже
не
находилось
в
коридоре,
но
еще
не
с тояло
в
лифте,
возле
меня
опя ть
что-то
мель кн уло
—
на
уров не
моего
ух а,—
и
у
ме пя
осталось
такое
впечатление,
что
пролетел
голубь.
Но
половинки
бронзовой
двери
бес шум но
сошлись,
и
я
мягко,
почти
неощутимо,
вместе
с
комнатой
лифта,
па-
203


полненной
ле ди
и
джентльменами,
уп ал
в
пропасть
и
вы­
шел
на
нижнем
этаже
в
холле ,
затянутом
цельным
нейло­
но вым
ковром
раз м ером
в
не скол ько
сот
квадратных
метров.
Прох одя
мимо
стойки
п ортье ,
я
увидел
стол,
по­
крытый
плоской
кучей
пи сем,
которая
сама
собой
у ве­
лич ивал ась,
потому
что
откуда-то
сверху
мягко
п адали
и
ложи лис ь
один
за
др угим
длинные
конверты.
Тогда
я
еще
не
понял
связи
между
этими
письмами
и
голубиным
пор­
хан ье м,
которое
заметил
в
коридоре,
дожидаясь
лифта.
Однако
вечером,
возвращаясь
в
св ой
конструктивно
цел е­
сообразный
номер,
едва
ли шь
я
шагнул
из
лифта
в
глухо
молч али в ый
корид ор,
где
все
еще
продолжалась
щемя­
щая
муз ык альн ая
фраза
бос са нов ы,
как
во зле
моего
л ица
опять
что-то
п орхн уло
—
белое,
как
голубь,—
и
пропало.
Я
остановился
и
с
ос торожн остью
с ум а сшед шего,
п одозре­
вающего,
что
за
ним
кто-то
тайно
наблюдает,
вниматель­
но
ос мотре лся
вокруг
в
г лухой
ночной
тишине
респекта­
бел ьно й
гости н иц ы,
где
откуда-то
просачивалась
надтрес­
нутая
бразильская
ме лоди я.
Я
осмотрел
каждую
пядь
сте­
ны,
служебный
столик
с
не уб ра нной
посудой
и
вд руг
за­
мет ил
на
уровне
св оей
головы
застекленное
оконце
и
под
ним
—
медную
нач ищ енную
полос у
со
щелью,
какая
бы­
в ает
в
п очтов ых
ящ ик ах,
и
в
тот
же
миг
за
стекл о м
сверху
вниз
п ролет ело
письмо
—
длинный
конверт:
си няя
на­
клейка
«Ву ахг таП»
и
непогашенная
марка
с
профилем
Джорджа
Вашингтона
в
бе лом
парике
с
косичкой.
Таков
был
способ
отправлять
почтовую
корреспонденцию
в
боль­
ших
американских
отелях.
Пись мо
бросают
в
щель
на
лю­
бом
этаже,
и
оно
летит
вниз,
мелькая
в
ок ошечк ах,
п ока
мягко
не
ля жет
на
сто л
портье,
откуда
его
уже
заберет
почта.
Мимо
ме ня
сверху
вниз
пролетели
бел ые
голуби
пи­
се м,
как
бы
сигнализируя,
что
настало
время
и
м не,
вос ­
пользовавшись
силой
земно г о
п ритя жен ия,
бросить
вниз
св ой
конверт.
«Ждите меня,
никуда
не
выходя
из
дома,
между
пя­
тым
и
двенадцатым
этого
месяца,
так
как
я
точно
не
знаю ,
к огда
попаду
в
ваш
город.
Б ыть
может,
это
по сл едний
слу­
чай
увидеться
нам
в
этой
жизни.
Не
пропустите
его ».
Я
п од писался
св оим
полным
именем,
но
ее
назвал
так,
как
привык
называть
с
детства,
уменьшительно.
204


Ще мяще
грустны
бы ли
эти
зимние
дни
в
Вашингтоне,
о свещ енно м
нежн ым
со лнцем ,
которое
еще
не
стало
весен­
ним,
хотя
уже
было
и
не
вполне
зим ни м.
Такое
со лнце
бывает
в
первую
неделю
после
рождественских
каникул.
Праздники
п рошли ,
оставив
после
себя
венки
остролист-
ник а
или
омелы,
украшенные
разноцветными
лентами,
над
красными
полированными
дверями
дощатых
особня­
ков
—
се рых
с
белыми
окнами
и
тонкими
столбиками
гале ре й,
не уб ра нные
сугробы
загрязнившегося
снега,
при­
дававшие
вашингтонским
улицам
нечто
захолустное.
В
го­
тических
окнах
нове нь ких
с
иголоч ки
церквей,
освещен­
ны х,
как
театральные
макеты,
розово
догора л и
прощальные
св ечи
минувшего
пр а здн ика.
Хри ст ос
роди лс я,
вырос,
за­
тем
улетел
на
небо,
скрестив
вытянутые
ноги
с
к ра сны­
ми
дырами
от
гвоздей.
Остались
догорающие
огни.
Ост а­
л ись
пустые
я сли,
сно пы
ов ся ной
соломы,
рогат ы е
головы
жующих
вол ов
с
раздутыми
ноз д рями,
золотые
к ороны
царей
и
драгоценные
ларчики
магов,
муляжи
к оторы х
я
встречал
повсюду:
п осре ди
непомерных
газ онов
униве р­
сит ето в
и
медицинских
центров,
при
входе
в
отели,
на
школьных
площадках;
они
бы ли
эле к т рифицир ова ны,
и
от
них
тянулись
тол сты е
провода.
Синяя
в ифл еемск ая
звезда
исч ез ла
с
морозного
неба,
и
маленькая
зимняя
л уна
ярко-гелиотропового
цвета
стояла
непомерно
высо ко
в
мраморном
неб е
над
правым
берегом
с тарой
индейской
р еки
Потомак,
над
олен ьим и
рогами
североамериканского
заповедного
леса,
над
однообразными
крестами
Арли н г­
тонского
кладбища,
где
тогда
еще
не
бы ло
могилы
прези­
дента
Кеннеди,
и
над
кирпичными
корпусами
фа бр ики
воз ле
старомодного
каменного
мос та
с
могучими
быками
в
стиле
тяжелой
английской
архитектуры
викторианского
в ека.
Под
голыми
деревьями
иногда
поя в лял ись
фи гуры
одиноко
шагающих
люд ей.
Среди
них
я
увидел
инд ей ца
в
мокасинах,
с
томагавком,
украшенным
бахромой,
в
руке,
с
иссиня-черными
пря мым и
волосами,
вис я щими
вд оль
гончарного
лица,
кот орый
бесшу мно
скользил
по
опавшим
зеленым
листьям.
Затем
я
увидел
майора
милиции
Д жор джа
Вашингтона,
высокого,
долговязого,
до
сума­
сшес тв ия
настойчивого,
в
своем
кра с ном
му нд ире
и
тре­
у голке
едущего
ве рхом
в
гости
к
знакомой
вдове .
И
ког да
их
призраки
—
инд е йца
и
Вашингтона
—
пер есе кал и
зл о­
ве щую
поляну
Арлингтонского
кладбища,
президент
Кен­
нед и
спо к ойно
спал
в
Белом
до ме.
Перед
отелем
стоял
бетонный
вигвам
ночного
б ара
и
205


ряд ом
с
ним
громадный
столб
индейского
тотема
с
черн о­
красным,
чудовищно
р аз малев анны м
лицом.
Чувс т во
одиночества,
охватившее
меня
с
то го
само го
мига,
как
я
разжал
пальцы
и
длинный
конверт
с
красивым
круглым
вензелем
отеля
канул
в
медную
щель
и,
меняя
центр
тяжести,
пол ет ел
вниз,—
с
каждой
минутой
ус или­
валось.
Подобное
чувство
охватывало
меня
иногда
и
рань ­
ше,
не
часто,
но
почти
всякий
раз,
когда
я
оказывался
за
пределами
родины.
Отчая н но е,
ни
с
чем
не
сравнимое
чувство
то ски
по
родине
свойственно
моей
душе.
Теперь
же
к
нему
прим е шив ало сь
чувство
смерти
—
ина че
ни как
не
могу
его
назвать.
Смерть
на пом ина ла
о
себе
все
время.
Ее
дуновение
коснулось
моих
волос,
когда
я
увидел
пос ред и
длин но го
экрана
лезвие
раскрытого
перочинного
ножа ,
отливающего
красно-синим
блеском
цветного
фил ь­
ма.
В
зал е
царило
безмолвие
ужаса,
пронизанное
со су­
дис то- вол окн ис той
мелодией
все
той
же
бо се апов ы,
арит­
мич но
мерцающей,
как
умирающее
сердце.
Полосы
све­
та
—
чернильно-синего,
роз ов ого^
кра с ного,
наконец,
зер­
кал ьно- бе лого
—
резкие
до
бол и
в
глазах
—
медленно,
одн а
за
другой ,
п рошли
но
лезвию
безм ер но
укрупненного
но­
жа,
гот овог о
в
любой
миг
войти
в
живо т
и
вспороть
его
снизу
вверх,
выпустив
внутренности,
а
во круг
стояли
бе­
лые
и
черные,
курчавые,
ирландские
рыжие ,
прекрасные
и
отталкивающие,
неподвижные,
как
статуи,
отвержен­
ные,
нищие
духом
и
отталкивающе
прек р асные
в
св оей
молодости
—
юноши
Вест-Сайда.
На
глазах
у
в сех
бы ла
зарезана,
поругана,
обесчещена
и
растоптана
нежная
любовь
двух
беззащитных
во зл юб­
ленных
—
мальчика
и
девочки,—
а
вокруг
уже
не
торже­
ственно
гремел
серебряный
и
хр уст ал ьный
дж аз
рокф е л­
леровского
центра,
а
чер ный
джаз
ночного
Гарлема,
бара
дядю шки
Смула,
смоляной
и
к ирпич ный
джаз
железных
пожарных
лестниц,
подземных
коридоров,
брандмауэров,
решеток
и
бетонных
дворов,
зал ит ых
не фтью ,
смешанной
с
кровью,—
скользких,
безвыходных
ловушек,
где
каждую
се ку нду
можно
было
споткнуться
о
красный
обрубок
тол­
ст ого
пож арн ого
кран а
с
медно й
крышечкой,
о тр ажав шей
колод ец
кирп и чного
дв ора
и
какой-то
отдаленный
пожар.
На
глазах
у
вс ех
умирала
поруганная
лю бо вь,
и
не от­
куда
б ыло
ждать
спасения ,
и
мале нька я
ваш ин гт онск ая
девочка-модница
с
хвостом
льняных
воло с
на
макушке
с
206


нейлоновым
мешочком
воз душн ой
к укуруз ы
в
дрожащей
руке
с
перламутровыми
н оготка м и,
плакала,
сод рога яс ь
всем
сво им
нежны м,
девственным
телом,
и
слезы
текли
из
ее
си них
гл аз
по
прелестному,
нем ног о
капризному
личику
прилежной
школьницы,
в
то
время
как
ры жий
маль чи к
в
блуджинсах,
с
двумя
игр уш еч ными
пист о лет а­
ми
в
бел ых
лакированных
кобурах
на
ко вбо йско м
п оя­
се
—
наверное,
ее
млад ший
б рат
—
сер дит о
говорил
ей:
—
Ну!
Чего
ты
плачешь,
дура?
Ничего
особенного
не
случилось.
Просто
они
подрались
на
ножах.
А
зачем
он
связался
с
его
сестрой?
П ерест ань
хныкать,
ты
мне
ме­
шаешь
смотреть.
Но
его
го лос
н еп рои зв ольно
срывался,
рот
кривился
от
не пре одол и мой
муки ,
слезы
сами
собой
бежали
по
вес­
нушчатому
ли цу,
и
подбородок
будущего
боксера
вздра­
ги вал
совсем
по-детски,
и
в
кон це
концов
он
полож и л
св ою
голову
с
шев елю рой
как
у
президента
Кеннеди
на
пл ечо
старшей
сестренки,
и
они,
не
стесняясь
своих
слез,
вместе
оплакивали
суд ьбу
дв ух
мо ло дых
возлюбленных
Вест-Сай­
да.
Это
был
дневной
пятичасовой
сеанс
в
кино
на
окраине
Вашингтона,
в
зал е
сидел и
г ла вным
об раз ом
школьники
—
дево чки
с
хвостиками
на
голове
и
мальчики
—
в
блуджин­
сах
и
клетчатых
к уртка х
—
у
них
еще
продолжались
ка­
никулы,—
они
м ол чали,
ох ва че нные
ужасом,
см отре ли
па
черн о- цв ет ной
экран,
блестящий
во
тьме,
как
клеенка,
и
слезы
текли
по
их
лицам,
слегка
подсвеченным
фотогра­
фически
красными
фонариками
запасных
выходов.
И
с
тех
пор
я
по люб ил
Америку.
Не
страну
новых
цез ар ей
в
демократических
пиджаках
и
широк оп олых
стэтсоновских
шляпах,
которая
представ­
лялась
мне
современным
вариантом
в ели кой
Р имс кой
им­
пер ии
со
в семи
ее
грубы м и
и зва яни ями
и
монументами,
стадионами,
ристалищами,
мавзолеями,
курульными
э ди­
лами,
мраморными
кр ес лами
законодателей,
грандиозны­
ми
обелисками,
отражающимися
в
длинных
зе ркал ах
пр я­
моугольных
пруд ов
ср еди
холмов
заповедного
индейско­
го
лес а
и
а нгл ийск их
лужаек
города
Вашингтона,
которы й
вознес
в
бл едн ое
небо
североамериканской
з имы
туман­
ную,
высо ку ю
папскую
тиару
антихудожественного
капи­
толийского
купола,
как
бы
утверждая
надо
всем
Запад­
ным
полушарием
горькую
истину,
провозглашенную
моим
другом
А нри
Ба рбюсо м,
что
всякие
к упо лы,
самые
вели-
207


явственные,
просто
смешны,
как
колпаки,
которы м и
га­
си ли
св ечи.
Я
пол юбил
Америку
вашингтонских
школьн и ков ,
ма льчи ков
и
де воче к,
кот орые
в
разноцветной
тьме
днев­
но го
сеанса
оплакивали
разбитую
и
пор уган н ую
любовь
белого
Ром ео
и
темной
Джульетты
и,
может
быть,
оплаки­
вали
свою
беззащитную
юность.
Я
понял
т раге дию
великого
государства,
выбравшего
пу ть
Рима,
но
не
пу ть
Афин .
Возмездие
за
преступление
предков,
кото р ые
обрат и ­
ли
в
р абств о
целый
народ,
лишили
его
родины
и
оставили
св оим
потомкам
у жасно е
на следс тв о.
Освобожденные
рабы
все
равно
остались
раба м и,
потому
что
Аме ри ка
не
стал а
их
родиной.
Я
понял,
что
до
тех
по р,
пока
в
Амери к е
жив ут
рядом
черные
и
бел ые,
не
сл ив аясь
и
не
признавая
др уг
друга
и
формально
сч ит аясь
ра вно пра вным и
гражданами
э той
несме тн о
бог ато й
и
же с токой
страны,
где
традиция
власт­
вует
над
законом
и
где
белый
полицейский
может
безна­
каз анно
застрелить
черного
мальчика
и
целый
народ
ли­
шен
пр ав
св обод н ого
человека,—
Со ед инен ные
Штаты
бу дут
самым
несчастным
госуд арс тв ом
в
мире,
как
богач,
больной
раком.
Ему
нет
спасения.
Для
него
нет
лекарст­
ва.
В
листовке
куклуксклановцев,
наклеенной
на
стене
одного
вашингтонского
до ма,
я
п рочи т ал: «Мы считаем
необходимым,
чтобы
негритянская
и
все
другие
цветные
расы
в
Америке
осознали,
что
они
живут
на
земле
белой
расы
по
милости
белых .
Они
не
до лжны
забывать,
что
бе­
лая
р аса
—
это
правящая
раса
по
праву
наследия
и
что
она
не
собирается
уст уп ить
это
п рав о».
Не
ка са ясь
уже
в сей
моральной
ни зос ти
эти х
сл ов,
в
них
закл юч ает ся
п ря­
мая
ложь:
черные
живут
на
зе мле
белой
расы
вовс е
не
по
м ил ости
белых,
а
потому,
что
некогда
бе лые
насильно
привезли
их
с юда
в
цепях
и
пр евр ат или
в
ра бочий
скот,
в
рабов,
так
что
говорить
о
милости
—
это
значит
созна­
тельно
лгать.
З а те м: «Белая раса
—э то
правящая
раса
по
праву
наследия»
—
тож е
ложь .
Б елая
раса
живе т
в
Аме­
ри ке
по
праву
сильного
и
же с токого,
на
ис ко нной
земле
цве т ных
людей,
индейцев,
презрительно
названных
крас­
нокожими,
кот орых
они
почти
полностью
истр ебил и,
а
остальных
з апер ли
навечно
в
особые
концентрационные
лагеря,
так
наз ыв аем ые
резервации.
А
то,
что
белые,
пра­
вя щая
раса,
не
собираются
уст уп ить
свое
пр аво ,—
чего
же
208


ино го
можно
ожи дат ь
от
грубы х
и
пр ед приим чивы х
завое­
вателей,
неслыханно
обогатившихся
на
чужой,
захвачен­
ной
ими
земле,
применяя
рабский
т руд?
Так
что
же
теперь
делать?
Черных
уже
двадцать
миллионов.
А
глав ное ,
яв­
ляется
вопрос,
от
которого
холодеют
правители
сегодняш­
ней
Америки:
что
будет,
есл и
н ачне тся
мировая
война?
Можно
ли
ручатьс я
за
крепость
американского
тыла
с
д ва­
дц атью
ми лли он ами
униженных
и
оскорбленных
нег ро в?
В
это м-т о
я
и
почувствовал
страшную
тра геди ю
черно-бе­
лого
государства,
выросшего
в
результате
страшного
п ре­
ступления,
за
кот орым
не
с егодн я
так
завтра,
не
завтра
так
послезавтра
—
а
в
с лучае
атомной
войны
немедленно
—
п осле дует
еще
более
страшное
возмездие.
Одн ако
ст ало
подмораживать,
роз овы й
закат
блестел
на
крышах
одноэтажных
до мико в
при города ,
похожих
на
киоски,—парикмахерских,
к афет ер иев,
аптек,
хорош ен ь­
ких
заправочных
станций,—
и
я
шел
вдо ль
п ро винциал ь­
но
ш ирок ой
улицы
вашингтонской
окраины,
дыша
холод­
ным
воздухом,
в
котором
были
как
бы
смешаны
тончай­
шие
предвесенние
запахи
жиз ни
и
смер т и,
но,
в
общем,
это
бы ла
свет лая ,
даж е
приветливая
ул ица,
где
почти
все
был о
новое:
новые
прачечные,
но вые
бетонные
светиль­
ники,
новые
с толби ки
с
зелеными
и
красными
сигналами
переходов
—
неяркими,
но
очень
заметными,
временами
судорожно
ме рца ю щими,—
и
все
это
чем-то
напоминало
выставку.
Но
больше
все го
мне
по нр авился
зде сь
небольшой
особ няк
в
глуб ин е
па ли садни ка
без
за бора,
с
безупречным
газоном
и
двумя
вечнозелеными
ма гно лия ми
с
пластами
легкого
снега
на
мглистых,
гл янц евых
лист ья х
—
прел е­
стный
желтовато-розовый,
как
рахат-лукум,
ос обн ячок
с
рождественским
в ен очком
омелы
над
входной
дверью
и
двумя
стеклянными
фонарями
в
виде
факелов,
матово
светящимися
в
предвечернем
сумраке.
Окна
домика
бы ли
задернуты
белым и
шторами,
освещенными
изнутри
п ри­
ветливым
праздничным
светом,
так
что
мне
сразу
пре д­
ставил о сь,
как
хорошо
и
уютно
в
этом
доме,
где
радушные
хозяева
жд ут
гостей,
а
может
быть,
гости
уже
пришли
и
теперь
си дят
за
старинным
столом
кра с ного
дерева
ч ип­
пендейл
перед
лиможским
блюд ом
с
плумпудингом,
ох ва­
ченным
голубым
пламенем
ямайского
рома.
Черные
мысли
рассеялись.
Вы
заметили,
как
л егко
р ас­
сеиваются
черные
мысли?
209


По
карнизу
вил ась
надпись—белое
по
голу бому ,—ко ­
торую
я
не
умел
прочесть,
но
мож но
было
не
сомневать­
ся,
что
она
обозначала
нечто
вроде
ра душн ого
приглаше­
ния
войти.
Это т
домик
как
бы
со шел
с
рождественской
поздравительной
картинки;
он
представлял
собой
ярк ий
пример
счастливого
образа
жиз ни
среднеамериканской
семьи,
но
в
то
же
врем я
в
нем
бы ло
нечто
хол одн ов ато
официальное,
специфически
вашингтонское,
так
что
мне
даже
на
минуту
показалось,
что,
быть
может,
это
како е-
нибудь
государственное
учреждение,
но
я
сейчас
же
от о­
гнал
от
себя
эту
странную
мысль
и,
улыбаясь,
продолжал
с мотре ть
на
гостеприимно
освещенные
не про ница е мые
окн а.
—
Хорошо
бы
войти
в
этот
коттедж
и
пос мо трет ь,
что
там
делается.
—
Вам
он
понравился?
—
Очень.
—
Это
похоронное
бюр о
панамериканской
компании
добр ых
услуг,—
сказала
переводчица,
проч ит ав
надпись.—
Зайдем?
Не
з амедл яя
шаг а,
я
проше л
мим о
подъезда
с
двумя
электрическими
факелами
и
ве ноч ком
остролистника,
яс но
представляя
себе,
как
однажды
маленькая
пожилая
жен­
щ ина
в
Лос-Анжелесе
переступила
по рог
примерно
та­
к ого
же
домика
и
увидела
розово
освещенный
з ал,
где
в
об раз цов ом
порядке
по
н ом ерам
были
выставлены
на
полу,
как
чемоданы,
разные
гробы
мал
мал а
меньше
—
проч ­
ные
изде лия
американского
фасона:
широкие,
с
крышка­
ми
—
не
высокими
и
островерхими,
как
у
нас,
а
плоски­
ми,
удобными,
не
прич иняющ ими
беспокойства
при
по­
г реб альн ом
обряде.
Я
неоднократно
ви дел
такие
гробы
в
американских
кинокомедиях,
в
т еат рах
и
потом
однажды
по
те лев из ору,
когда
такой
же
гр об,
покрытый
звездно-
полосатым
фл а гом,
установленный
на
старинном
артилле­
р ийско м
лафете
и
прикрепленный
к
не му
двумя
сол дат ­
скими
ремнями,
остановился
у
ступеней
со бор а,
где
ждал
его
католический
епископ
в
св оей
зл ов еще
раздвоенной
митре.
Обра т имо
ли
время!
Грустная
мелодия
б о ссано вы.
Год
назад
у
же нщ ины,
которой
я
послал
пись мо ,
уме р
м уж.
Я
его
очень
смутно
пом нил ,
он
тогда
назывался
210


Костя
—
тонк ий ,
предупредительный
студент
в
мундире
с
иголочки
и
в
твердом,
высоком,
темно-синем
в оротни ке ,
из-под
которого
выглядывала
тоненькая
п олос ка
крах­
мального
воротничка,—
хорошо
помню
также
золотые
ду­
тые
пугов и цы
с
накладными
орлами,—
и,
возможно,
год
назад
она
в ошла
в
точно
такое
же
бюр о
добрых
услуг,
для
того
чтобы
выб ра ть
гр об
и
заказать
еще
кое-что
из
нео б­
х од имых
вещей:
траурные
извещения,
визитные
карточки
и
к ороб ку
папетри
с
элегантными
конвертами
и
бумагой
в
черн ой
рамке.
Може т
быть,
там
же
она
купила
черную
вуаль
и
бел ые
погребальные
цветы,
а
также
заказала
силь но
увеличенную
цв ет ную
фотог раф ию
—
зам еч ате ль­
ную
имитацию
портрета
масляными
красками
ра боты
хо­
рошего
художника-реалиста,
уме ющег о
довольно
точно
пе­
редать
сходство
с
ори ги нал ом
и
вместе
с
тем
сообщить
его
лиц у
приличную
с лучаю
значительность.
До
сих
пор
не
могу
понять:
почему
она
выш ла
замуж
име нно
за
него?
И
каким
он
стал
впоследствии?
Он
всегда
ка за лся
мне
посредственностью.
Во
всяком
случае,
он
был
недостоин
ее.
А,
со бст венн о
говоря,
почему
нед ост о ин?
Ст уден т- ме дик
из
хорош е й
семь и,
с
состоянием,
наследник
дач и
па
С р еднем
Фонтане,
в
перспективе
—
пр акт ик ую­
щий
вра ч,
недурен
собой,
некоторые
даже
считали
его
красивым
—
сл ов ом,
вполне
пор яд очны й
м олод ой
челов е к,
завидная
па р тия,
и,
в еро ятно,
безумно
ее
любил.
Т огда
бы ло
принято
г о во р ить : «Он ее безумно любит».
И
на
фро нт
должен
был
идти
не
простым
рядов ым ,
в ольн оопре­
де ляющи мс я
или
да же
прапорщиком,
а
во енн ым
вр ачом .
Гораздо
меньше
шан сов ,
что
убьют.
А
что
представляла
из
себя
он а,
есл и
не
считать
ее
необъяснимой
прелести,
сводящей
мужчин
с
у ма?
То гда
то же
пр иня то
б ыло
гово­
ри т ь: «Она сводит всех мужчин с ума» .
Е сли
отбросить
сл овесные
украшения,
она
была
просто-напросто
бедная
не в еста,
дочь
промотавшегося
бе с сара бск ого
помещика,
бесприданница,
и
на
лучшую
партию
—
как
тогда
го во­
ри ли
—
вр яд
ли
могла
рассчитывать.
Так
что
все
был о
естественно,
но
помню,
как
страшно
удивило
меня
извес­
тие,
что
она
выш ла
замуж,
хо тя
в
то
вре мя
моя
любовь
к
ней
уже
давн о
п рошла.
Но
это
удивление
было
ничто
в
сравнении
с
чувством,
которое
я
ис пыта л
в
тот
по зд ний
вечер
в
нео све щенн ом
г ород е,
когда
я
ворвался
к
ним
в
ко мна ту
и
увидел
супружескую
полут орн ую
кровать,
по­
кры тую
красным,
стеганым,
атласным,
явно
приданным
оде ял ом
и
ее
порозовевшие
от
во л пепия
в еки.
211


Они
—
он
и
она
—
молодожены,
стояли
пер едо
мно й
радостно
смущенные,
так
как
это
был
самый
разгар
их
медового
месяца,
а
я
был
первый
гость,
пришедший
к
ним
в
их
маленькую,
почт и
бедную
комнату,
которую
они
на­
няли
по
объявлению,
не
желая
жит ь
ни
у
его,
ни
у
ее
ро дите лей,
сразу
же
заявив
о
своей
независимости,
тем
более
что
уже
шла
революция
и
п рои сход ила
пере­
оценка
ценностей.
Они
бы ли
счастливы
в
св оем
гнез­
дышке,—
с
милым
рай
в
шал аше !
—
и
ее
маленькие
ме­
ховые
ту фель ки
застенчиво
выглядывали
из-под
к ро­
вати.
Больше
всего
ме ня
поразило
вы раж ение
сч аст ья
на
ее
уже
вполне
женском
л ице.
Я
стоял
в
дверях,
ломая
обеими
руками
сво ю
защит­
ного
цв ета
офи це рск ую
фур ажк у
с
дырочкой
и
овальным
пятном
на
месте
кокарды,
которую
я
уже
сн ял
вместе
с
погонами
и
нашивками
за
ранения.
Мы
с
ней
давно
не
виделись,
а
в
этой
комнате
с
толстыми
стенами
я
вообще
был
впервые.
Она
стала
мен я
усаживать,
а
он
—
тоже
в
во ен ной
гимнастерке
с
университетским
значком,
без
по­
гон ,
но
при
эт ом
в
длинных
студенческих
бр юках
со
штрипками
—
з асует ился ,
вид имо
нам ер евая сь
разжечь
керосинку
со
слюдяным
закопченным
окошечком,
чтобы
напоить
мен я
морковным
чаем
с
мо нп ан сье,
что
по
тем
временам
счи талос ь
некоторой
роскошью,
он
даже
ст ал
протирать
полотенцем
стаканы,
а
я
не
знал,
куда
д ев ать­
ся
от
жг учего
стыда,
и
проклинал
себя
за
то,
чт о,
как
в се­
г да,
оказался
тряпкой
и
с огла си лся
по йти
к
ней
за
день­
гами.
«Она тебе не откажет»,— гов орил и
друзья,
это
ве р­
ное
дело,
у
нее,
безусловно,
ест ь
д ен ьги,
у
молодоженов
всегда
ест ь
деньги ,
а
больше
нег де
дост ать,
и,
что
самое
гла в ное,
это
со всем
близ ко,
так
что
мы
еще
усп еем
заско­
чи ть
с
черного
хо да
и
в зять
у
этого
грека
несколько
бу­
ты лок
сухого
эриванского,
еди нс твенн ог о
вина,
которое
еще
осталось
в
городе,
потому
что
нет
ниче го
ху же,
когда
люди
недопьют.
Она
тебя
любит,
она
тебе
даст ,—
они
го­
ворили,
что
е сли
я
не
пойду
к
ней,
то
б уду
не
др уг
и
то­
варищ,
а
самый
последний
предатель
и
мещанин
и
так
далее.
Я
говорил,
что
не
желаю
унижаться,
и
чувствовал,
как
у
меня
дрожат
губы.
А
они
твердили:
—
Унизься,
дурак,
унизься!
Ну
что
тебе
стоит
уни­
зить ся !
У
меня
уже
шумело
в
голове,
мне
б ыло
м оре
по
коле­
но,
и
я
храбро
пошел
к
ней,
а
они
дожидались
меня
в
212


под вор отне ,—
они
оба
потом
стали
знаменитыми
людь­
ми,
и
их
имена
можно
найти
в
энциклопедическом
с ло­
варе.
Она,
конечно,
сраз у
поняла,
что
я
пьян,
но
не
испу­
га лас ь,
а
стала
еще
приветливее,
ласковые
огоньк и
затеп­
лились
в
ее
глазах.
—
Сколько
лет ,
ско лько
зим,—
сказала
она
и
назвала
меня
по
и мени,
как
в
детстве.—
Вот
так
мы
и
живем.
Садитесь
и
рассказывайте.
—
Я
к
вам
по
делу,—
через
си лу
сказал
я
и
тоже
наз вал
ее
уменьшительным
именем.—
Дайте
мне
взаймы
рублей
пятьдесят,
я
вам
отдам
не
поз же
чем
послезавтра,
честное
благородное
слово.
Меж ду
нами
всегда
бы ли
так ие
возвышенные
от но­
шения
—
как
тогда
приня то
бы ло
говорить, «платониче­
ск ая
любовь»,—
и
мне
оче нь
н еле гко
было
вытолкнуть
из
с ебя
эти
слова,
я
бы
их
ни
за
что
не
произнес,
ес ли
бы
уже
не
был
пья н.
И
я
чу ть
не
слом ал
лакированный
козы­
рек
своей
фуражки.
Она
была
смущена
еще
больше,
чем
я,
но
и
глазом
не
моргнула.
—
Ах,
пожалуйста,
пожалуйста.
Она
пошепталась
с
мужем,
и
Кост я
достал
из -за
ик оны
с
двумя
ве нча ль ными
обожженными
свечами
и
во ско вым
флердоранжем
странную
ассигнацию
в
пятьдесят
ка рбо­
в анцев ,
выпущенную
гетманом
Скоропадским,—
ден ьг и,
которые
тогда
ходили
у
нас
на
ю ге.
На
бумажке
бы ли
стилизованные,
ос тро
графические
из о браж ения
украинца
и
украинки
в
сви тк ах
и
сапогах
работы
знаменитого
гра­
фика
Ег ора
Нарбута,
странный
фигоподобный
герб,—
и
я
как
сейчас
вижу
грубую
печать,
толстую
бумагу
и
пло­
хие
кра ск и,
желтую
и
голубую,
этих
денег,
которые
тогд а
уже
почти
ниче го
не
стоили.
—
Вы
не
беспокойтесь,
я
вам
непременно
на
дн ях
отдам,
за не су.
К огда
вас
можно
буде т
застать
дома?
—
г овор ил
я,
глядя
на
нее
и
удивляясь,
как
она
похорошела,
с тала
почти
красавицей,
и
стар аясь
не
замечать
новень­
кого
атласного
стеганого
о де яла,
от
к от орого
как
бы
рас ­
прос тран ялось
по
в сей
комнате
алое
зарево,
в
то
время
как
па
самом
дел е
электричество
не
горело
—
не
было
ток а
—
и
к омна та
освещалась
самодельным
светильником-
коптилкой.
Больше
мы
с
ней
уже
не
виде лись ,
и
по сл ед­
нее
впечатление
было:
он,
о на,
пятьдесят
карбованцев,
стеганое
а тласн ое
одеяло,
темный
двор
и
друзья
с
по д­
нятыми
воротниками,
которые
ждали
меня
в
темной
под­
213


воротне,
прижавшись
к
стене,
а
потом
пустынная
ночная
улица,
скользкие
плитки
лавы,
по
которы м
мы
бежали,
мокрая
гранитная
мос тов ая,
винтовочный
выстрел
за
углом
и
громы ха нь е
брон ев и ка,
з аст авл явш его
дрожать
стекла
в
домах,
начало
переворота.
К онница
Котов ско го
с
красными
бантами
в
гр ивах
ло­
шадей
лилась
по
чугунно-синим
гранитным
мостовым,
вы­
се кая
подковами
искры.
Может
п оказ атьс я
странным,
что
одновременно
с
этим
на
подоконнике
стояли
одна
на
друг ой
н ес колько
круглых
ник е лир ова нных
коробок
с
двойными
проволочными
руч­
ками.
Но
ве дь
неизвестно,
что
та кое
время.
Мож ет
быть,
его
вообще
нет .
Во
всяком
случа е,
каждому
известно,
что
«не существует истинно прекрасного без некоторой доли
странности».
Это
выдумал
не
я.
Это
открыл
Френсис
Бэ­
кон,
основатель
английского
материализма.
Доля
странности
зак л ю чалась
в
том,
что
в
ник ел и­
рованной
пов е рхн ости
круглых
коробок
хотя
и
с
мя г­
кими
искажениями
и
напл ыва ми,
но,
в
общем,
довольно
реалистично
отраж ал ас ь
комната,
наполненная
голубыми
девушками
в
марлевых
масках,
что
отчас ти
напоминало
«Принцессу Турандот»
с
ее
увлекательным
вальсом
на
губных
гребешках.
И
в
тот
самый
ми г,
ко гда
я
наконец
разглядел
плащаницу
своего
ра сп рост ертого
тела,
очень
яркий,
но
вместе
с
тем
совсем
не
резкий
св ет
опе р ацио н­
ной
лампы,
похожий
на
солнечный,
ударил
вдруг
мне
в
глаза
с ве рху,
и
я
почувствовал
позади
себя
присутствие
пылающего
шестикрылого
серафима,
перед
лиц ом
кото­
р ого
все
ра сст уп илос ь.
Перстами,
ле гк ими
как
сон,
моих
зениц
коснулся
он,
и
я
увидел
с
высоты
двадцать
шестого
этажа
город
Хьюстон
—
тревожное
смешение
старинных
дер евя нных
домиков,
ок р уже нных
галерейками,
и
диких
пустырей
с
белы ми
небоскребами
суп е рмоде рн,
которые
были
бе с­
порядочно
расст авлены
то
зам,
то
здесь,
как
пласт ин ча ­
тые
п ря моугол ьны е
башни,
транзисторы
и
аккордеоны;
в
про ле тах
между
ними
виднелись
бес кон ечн ые
пл оск ости
техасских
прерий
и
небо
в
длинных
мутно-розовых
и
серо-голубых
п олос ах
мексиканского
зак ата,
как
бы
на­
печатанного
в
литографии
начала
прошлого
века
па
глян­
214


цевой
о бложк е
ков бой ског о
романа
для
железнодорожного
ч тен ия:
знаменитый
ковбой
Буффало-Билль,
к рутя
над
головой
лассо,
стоит
на
стременах
взвившегося
на
дыбы
мустанга.
Я
см отре л
в
пространства
Т ех аса,
ста р аясь
ориен­
тироваться
по
заходящему
солнцу
и
представить,
в
како й
стороне
находится
Мексиканский
залив,
а
где
ра спол оже н
главный
го род
шта та
—
Даллас.
Странная
мысль,
вернее
ощущение,
ов ладе ла
мною,
как
только
я
поселился
здесь,
в
одной
из
стеклянных
ячеек
«8Ьега1 оп
Но1 е1»,
напоминавшего
издали
раму
сотового
мед а,
поставленную
ребром
среди
не скол ьк их
других
по до бных
же
ст ек лян ных
рам,
где
в
каждой
ячейке
жил а
челов ек опод обн а я
пчела,
мо жет
бы ть
даже
личинка.
Это
было
ощущение
единства
мо его
собственного
тела
и
тела
го ст ин ицы,
где
меня
поселили.
Одн овр ем енно
я
был
и
чел ове ком
и
зданием.
У
нас
бы ла
общая
структура,
бы ли
общие
клетки,
об мен
веществ,
биотоки,
химические
реакции,
р ефлек сы
высшей
нервной
де яте льно ст и,
работа
пищеварительного
тракта,
кров ооб раще ни е
и
температура,
ко торая
в
ви де
мн огоч исле нн ых
лифтов
то
поднималась
бесшумно
до
сороковых
градусов,
то
опускалась
ниже
нуля
и
на
некоторое
время
замирала
в
со стоян ии
ан а­
биоза
ср еди
громадного
пространства,
ус тлан ного
желтым
мохнатым
синтетическим
ковром;
на
нем
стояли
страшно
тяжелые
сафьяновые
кресла
и
диваны
ярко- к расн ого
цвета,
где
сидел и
о быч ные
посетители
гостиничных
хол­
ло в:
пе рев одчик и,
руков од ите ли
делегаций,
агенты
компа­
ний,
ко ммив оя же ры,
переодетые
полицейские,
детективы
и
журналисты,
увешанные
портативной
электроаппарату­
р ой,
наб ор ом
фото-
и
кинокамер
и
зеркальных
старинных
блицев.
Тут
же
в
п рям оугольн ом
мраморном
б ассейне,
откуда
торчала
одна-единственная
изящная
трос тин ка ,
над
мозаичным
дно м
в
голубой
мелкой
в оде
пла ва ла
деревянная
у т ка-сел езен ь
с
зол отис то- зел ен ым
ромбом
бокового
перышка
—
и
неуловимое,
кругооб раз ное
дв иже­
ние
искусственной
птицы
поворачивалась
у
меня
под
ло-
жечкой,
как
легк ое
поташнивание,
как
напоминание
о
скрытом
сердечно-сосудистом
заболевании.
Здесь
же
я
сделал
открытие,
что
человек
обладает
волшебной
способностью
на
од ин
миг
превратиться
в
п ред­
ме т,
на
который
он
смотрит.
215


А
чт о,
если
вся
человеческая
жизнь
ест ь
не
что
ино е,
как
цепь
превращений?
В
тече н ие
одной
поездки
из
Хьюстона
на
ранчо
я
по­
с ледов ат ельно
превращался
в
разные
предметы.
Сна ча ла
я
на
некоторое
время
превратился
в
а вт остра ду,
рас­
простертую
на
равнине
Техаса,
тв ерд ой
и
плоской,
как
новороссийская
степь,
с
сухими
пыльными
цветочками
из
числа
тех,
на
к оторы х
всегда
остаются
сл еды
коле с­
ног о
дегтя,
ия
—
рассеченный
ос евы ми
линиями,
ярко­
б ел ыми,
прерывистыми,
стремительными,—
унос илс я
вперед
и
на зад
к
гориз он ту,
где
иногда
по явля ли сь
ви де­
ния
новейших
крекинг-заводов
и
т а инств енные
серебря­
ные
шары
водонапорных
установок,
и
надо
мно й
в
три
или
четыре
яруса
проносились
железобетонные
пересече­
ния
эст ак ад,
по
которым
один
над
другим
разбегались
мои
бетонированные
двойники,
ун ося
на
себе
встречные
и
попутные
машины,
неудержимо
увл ека я
мое
тел о
в
разные
стороны
Техаса
со
скоростью
восемьдесят
или
сто
двадцать
«майлс»
в
ча с,
что
практически
делало
их
как
бы
неподвижными.
Затем
ненадолго
я
был
гр устн ым
зим­
ним
со лнцем
Техаса,
а
так же
одним
из
первых
автомоби­
лей
второй
половины
XIX века
—
прелестным
произведе­
н ием
еще
не
вполне
зрелого
технического
гения,
назы­
ва вшимс я
тогда
«самодвижущийся экипаж»,—
с
ярко
на чищ енным и
медными
фонарями
и
сигнальным
рож ком
с
гуттаперчевой
груш ей ,
которая
с
усилием
выталкивала
из
его
завязанного
узлом
тельца
резкие
гу си ные
крики,
заставлявшие
лошадей
шарахаться
в
сторону
и
становить­
ся
на
дыбы.
Именно
в
таком
красном
автомобильчике
Эмиль
Зо ля
еха л
на
пр о цесс
Дрейфуса,
и
по до бным
же
автоматиче­
с ким
экипажем
управлял,
вцепившись
в
руль,
страшный,
мохнатый
как
че рт
шофе р
со
зверским
мефистофельским
лицом,
в
громадных
очк ах,
так
ге ниа льно
гряз но
на ри со­
ванный
на
лит ограф ск ом
камне
Тулуз-Лотреком.
Свято
сохраненный
для
потомства,
чистенький,
вымы­
тый ,
с
сафьяновыми
креслицами,
возвышающимися
над
комически
маленьким
радиатором,
я,
силой
своего
вообра­
жени я
превращенный
в
автомобиль,
стоял
на
невысоком
кр углом
пьедестале,
ок р уженн ый
папоротниками
и
мхами,
по сред ине
универсального
м агаз ина
суперконструктивного
с тиля
второй
половины
XX века,
п рос терше гося
ср еди
пус то й,
еще
не
заселенной
прерии,
на
пересечении
но­
веньких
штатных
и
федеральных
автострад
с
их
много­
216


чи сле нн ыми
ответвлениями,
дорожными
знаками
и
ж еле­
зобетонными
светильниками,
божественно
изогнутыми,
как
стебли
искусственных
растений
будущего,
когда
че ло­
вечество
научится
создавать
все
тела
орга ни чес кого
мира,
пр идав ая
им
прои зв ольн ую
форму.
Но
зачем,
спрашивает­
ся,
понадобилось
строи ть
этот
у нивер саль ный
магазин,
чу до
строительной
и
архитектурной
те х ники,
верх
просто­
ты
и
удобства
—
без
вся ких
модернистских
украшений
и
финт ифл юш ек ,—
непомерно
громадный
и
плоский,
со
светящимися
пот олка ми ,
газонами
и
цве тник а ми,
вре­
занными
в
черный
и
бел ый
мрамор
полов-площадей,
удобно
и
красиво
вмещающий
в
сво их
боксах
миллионы
предметов
пер в ой,
второй,
третьей,
двенадцатой
и
сотой
необходимости?
Вок руг
простерлась
до
самого
бе зоб лач­
ног о
горизонта
пустыня,
и
немногочисленные
покупатели,
приехавшие
сюда
из
Хьюстона
скорее
из
любопытства,
чем
по
необходимости,
растворились
с реди
плоско
орга­
низованных
пространств
и
свечения
молочных
потолков.
Однако
был о
бы
не пра виль но
считать,
что
вокруг
была
пус ты ня.
Пустыня,
да
не
совсем.
Она
бы ла
легко
и
почти
незаметно
разделена
на
строительные
участки,
куда
под
зем лей
уже
стройно
т ян улись
водопровод,
г аз,
телефон,
электрический
кабель,
канализация,
теплоцентраль
—
вся
та
сло жная
система
нулевого
цикла,
которая
превращала
землю
почти
в
живую
плоть.
Некоторое
время
я
был
плотыо
сухой
техасской
земл и,
отли чая сь
от
нее
только
еще
б олее
сл ожной
сист емо й
обратной
связи.
На
таком
земельном
участке
не
с ост ав ляло
ника к ой
трудности
возвести
до м.
Архитектура
уже
не
име ла
зн а­
чения.
Можно
бы ло
с
удобством
жит ь
в
простом
дер ев ян­
ном
ящике,
где
ср азу
же
появлялись
горячая
и
холод н ая
вод а
в
ванне,
огонь
в
очаге,
ватерклозет,
душ,
телевизор
на
дес ять
програ м м
с
ретрансляцией
из
Нь ю-Й орк а,
Сан-
Диего
и
Ме льб урна ,
теле фон
с
отл и чной
слышимостью,
лампы
дневного
и
скрытого
света,
лед
в
холодильнике,
так
что
можно
было
немедленно
поселиться
зд есь
с
л юби­
мой
женщиной
и
начать
размножаться,
не
откладывая
де ла
в
долгий
ящ ик,
есл и,
конечно,
у
вас
б ыло
достаточно
долларов,
чтобы
сд ела ть
первые
взносы
за
участок
с
ну­
левым
цикл ом
и
за
все
пр оч ее.
К
тому
же
здесь ,
в
штате
217


Техас,
проблема
долл аров
р еш алась
очень
просто.
Для
этого
даже
не
н ужно
было
заходить
в
банк.
Деньги
можно
б ыло
получать
не
внутри
банка,
а
снаружи,
прямо
на
улице:
ваша
машина
проезжает
м имо
ряда
косо
поставлен­
ных
мраморных
ка би нок.
Вы
останавливаетесь
возле
од­
ной
из
них
и
п рямо
из
машины
протягиваете
в
окош е чко
с
автоматической
бронзовой
решеткой
ваш
че к,
ра здае тся
звонок,
решетка
щелкает,
хорошенькая
кассирша
с
писто ­
летом
под
прилавком
протягивает
вам
пачку
зеленых
бумажек,
вс пыхива е т
лампочка,
скрытый
в
мраморной
степе
фотоаппарат
делает
с
вас
моментальный
с ним ок,
бронзовая
решетка
опускается,
вы
едет е
дальше
по
своим
дела м.
Остается
неясным,
отку да
раздобыть
че к?
Говорят,
что
об
этом
можно
найти
много
интересного
в
«Капитале»
Мар кса.
Но
лучше
не
будем
у помин ать
о
Марксе
в
Те ха се,
сам ом
—
как
утверждают
—
богатом
не фтян ом
штате
Ам е­
р ики,
где
я
слышал
эпическое
повествование
об
одной
бедной
пож илой
даме,
которая
в
один
прекрасный
де нь
обнаружила
на
сво ем
маленьком
зем ель ном
уч аст ке
пласт
высокооктановой
нефти.
Л егенд а
о
бедной
вдове .
«... И
тогда,—
гласит
л ег енда,—
бедная
вдова
обра ти­
ла сь
в
банк,
где
ей
немедленно
открыли
кредит
в
один
миллион
долларов,
так
что
она
смогла
купить
все,
что
ей
бы ло
ну жно ».
Не
з наю,
что
ей
б ыло
нуж но,
но
дум аю,
что
ей
уда­
лось
лег ко
и
быст ро
удовлетворить
все
с вои
текущие
потребности,
а
ос тальн ой
кап итал
поместить
на
выгод­
ных
условиях
в
какую-нибудь
слаборазвитую
или
коло­
ниальную
страну
с
дешевой
рабочей
силой,
после
чего
она
была
принята
в
сам ом
лучшем
обществе
штата.
Меня
до лго
преследовал
обра з
эт ой
п ожи лой
хьюстонской
дамы,
и,
по-моему,
я
даж е
с
ней
где-то
встр ечался :
в
упомяну­
том
универсальном
магазине
сре ди
п рери й,
где
она
п оку­
па ла
все,
что
ей
еще
все-таки
не
хватало,
или
на
рауте
при
свечах
(дамы в вечерних туалетах,
мужч ины
в
чер­
ных
г алст уках ), где она
стояла
п олтора
часа
подряд,
раз г овар ивая
со
мной
на
ломаном
французском
языке
с
си льны м
мексиканским
ак це нтом
на
тему
о
сравнитель­
ном
психоанализе
героев
Достоевского
и
Толстого,
а
я
218


(в хорошо начищенных мокасинах и черном шелковом
галстуке)
ст оял,
держ а
в
руке
высокий,
обе рн утый
бумаж­
ной
салфеткой
стакан
с
джин-тоник,
в
котором
ланды-
шево
позванивали
лом ан ые
ледяные
трубоч ки ,
и
т оже
шпарил
по-французски,
му чит ельн о
выковыривая
из
своей
пам я ти,
разрушенной
склерозом,
остатки
французских
идиоматических
выр ажен ий,
пох ожих
на
окаменевшие
позвонки
доисторических
животных.
У
нее
на
но су
сидел
слуховой
аппарат,
в
в иде
богатых
очк ов,
у сып анных
мелкими
ал маз ами,
а
золотой
шнур
соединялся
с
п олупро вод ни ков ой
транзисторной
батарей­
ко й,
которая
гнездилась
где-то
на
груди
под
драгоценным
ка пом
из
ди кой
смугло-песчаной
норки,
отливавшей
бесце нным
бл ес ком
при
све те
вит ых
восковых
св еч ей,
ра с­
ставленных
там
и
тут
по
в сему
старомодному
с ал ону,
где
пр о исх одил
ра ут.
Ее
рысистые
ноги
мускулисто
переминались,
шелковые
дли нно но сые
туфли
на
очень
высоких
каблуках
и
с
брильянтовыми
пряжками
слегка
скользили
взад
и
вперед
по
ковру,
словно
собираясь
сделать
несколько
па
мэди-
сона,
а
глаза,
пронзительные,
как
у
галки,
с
непреклонной
до брож елат ельнос тью
гл ухой
классной
да мы
смотрели
прямо
в
мои
глаза,
и
о на,
не
умолкая
ни
на
ми н уту,
ра з­
говаривала
по-французски,
причем
из
ее
отк рытог о
рта,
оборудованного
лучшим и ,
совершенно
новыми
искусствен­
ными
зубами
и
розовыми
пластмассовыми
деснами
сам ой
дорогой
и
самой
знаменитой
компании
с том атологи че ски х
протезов,
все
врем я
вылетали
сухие
фран цуз ск ие
фразы,
а
когда
их
не
хватало,
на
помощь
приходили
немецкие
и
даже
итальянские
слова-ублюдки,
немедленно
вызывав­
шие
во
мне
ответный
рефлекс
красноречия.
В
общем,
все
это
напоминало
историю
небольшой
Вавилонской
башни,
че му
отча сти
способствовало
впе ­
чат лен ие
от
ее
шл яп ки,
соору жен но й
из
розов ы х
ангель­
ских
пе рьев ,
и
вуалетки,
прикрывавшей
страстное
лицо
Савонаролы.
По том
она
без
передышки
переш л а
к
проблемам
со­
временной
музыки
и
сделала
интересное
замечание:
—
...Ваш
знаменитый
ком п ози тор
(не в состоянии
выговорить
его
фамилию),
о
котором
я
когда-то
д ов оль­
но
много
читала
в
нью-йоркских
га зетах ,
совершил
блестя­
щий
эксперимент,
превратив
по пуля р ную
мелодию
«Пойду
к
Макси м у
я»
из
«Веселой вдовы»
Легара
в
лейтмотив
сво ей
симфонии,
а
по том
чер ез
несколько
лет
гениально
219


выве рнул
наизнанку
«Аве Мария»
Шуберта,
создав
ор и­
гинальный
романс
для
одн ого
популярного
советского
кинофильма...
Заметив,
что
я
теряю
сознание,
стару х а
сделала
не­
большую
паузу
и
броси л а
мне
якорь
сп асени я
в
ви де
вопроса:
что
я
думаю
об
абстракционистах?
Она
пришла
в
неописуемый
восторг,
услышав
в
ответ,
что
абстракцио­
низм
не
и меет
ничего
общего
с
искусством,
в
частности
с
жив о пис ью,
а
скорее
всего
бессознательная
попыт к а
с озд ать
тр етью
сигнальную
систему
связи,
и
затем
обра­
довалась,
как
дитя,
и
даже
захлопала
в
лад ош и,
уз нав,
что
я
являюсь
осн ов ате лем
нов е йшей
литературной
школы
мовистов,
от
французского
слова
шаитахз
—
плохой,—
с уть
которой
зак люч ает ся
в
том,
что
так
как
в
настоящее
время
все
пишут
очень
хорошо,
то
нуж но
писать
плохо,
как
можно
хуже,
и
тогда
на
вас
обратят
внимание;
конечно,
научиться
писать
плохо
не
так-то
легко,
потому
что
приходится
вы д ержи вать
адс кую
кон ­
куренцию,
но
иг ра
стоит
свеч,
и
ес ли
вы
действительно
научитесь
писать
паршиво,
хуже
все х,
то
миро вая
популярность
вам
обеспечена.
—
Вообразите,
я
об
этом
до
сих
пор
ничего
не
слы­
шала,—
в
отчаянии
воскликнула
она,—
наш
Техас
в
эт ом
отн ош ении
такая
жуткая
провинция!
Мы
обо
вс ем
узнаем
по сл едн ими!
Но
вы
действительно
умее те
писать
ху же
всех?
—
Почти.
Ху же
ме ня
пишет
тольк о
один
человек
в
мир е,
но
это,
как
вы
сами
понимаете,
уже
профессиональ­
ная
тайна.
—
Вы
от кры ли
мне
глаза.
Мерси.
Прозит,—
ск азал а
она,
поднимая
стакан
со
льдо м,
после
чего,
исполняя
общественную
обязанность
моей
руководительницы,
с ела
за
ру ль
своего
спортивного
кара
и
с
быстротой
смерти
домча ла
ме ня
до
подъезда
«8Ьега1 оп
Ыпсо1п
Но1е1», где
ме ня
дожидалась
зн ако мая
деревянная
утка,
неу мол имо
пл ава ющая
в
плоском
бассейн е.
Затем
путем
нажатия
разных
кнопок
я
очутился
в
своем
конструктивном
но­
мер е
лицом
к
л ицу
с
ночным
техасским
небом,
ме стам и
подкрашенным
неоновым
и
аргоновым
заревом,
которое
л ежало
длинными
горизонтальными
полосками
в
щелях
ме жду
пластмассовых.лент
жалюзи
на
е динств енн ом
окне,
занимающем
всю
стену
моего
номера
сверху
дон изу .
220


Оставшись
один,
я
еще
некоторый
промежуток
жизни
продолжал
быт ь
хью с тонс кой
дам ой
и
все
никак
не
мог
отделаться
от
о риг ина льных
иде й
относительно
м о визма,
по ка
не
перевоплотился
в
с вой
гостиничный
но мер
со
все й
его
тоской
ожи дан ия,
со
все ми
его
механизмами,
системами
прямой
и
обрат ной
сигнальной
связи,
со
стоп­
ками
махровых
салфеток,
махровых
пол отен е ц,
махровых
купальных
простыней,
модного,
почти
черного
цвет а
—
в
то
же
врем я
стер ильн о
чистых,—
в
изобилии
разложен­
ных
в
ванной
комнате
с
раздвигающейся
мут но- зе ле ной
с те клян ной
перегородкой,
которая
стыдли во
отд еляла
ванну
от
душевого
бо кса,
где,
нажав
несколько
кно по к,
мож но
б ыло
запрограммировать
себе
душ
любой
темпера­
туры
с
точностью
до
п олут ора
град усов
в
ту
или
другую
сторону,
разумеется,
по
Фаренгейту!
По
Фаренгейту,
господа,
по
Фаренгейту!
В
изголовье
моей
механической
койки
помещался
п ульт
дистанционного
упр авл ения ,
так
что
я
мог,
не
вст авая
с
ложа,
закодировать
жиз н енный
пр о цесс
своего
отельного
номера.
П рос тым
нажатием
кнопки
я
мог
за­
каз ать
любу ю
комнатную
температуру
и
влажность,
мог
узнать
прогноз
погоды,
да вле ние
атм ос фер ы,
биржевой
ку рс,
таблицу
спортивных
соревнований,
рысистых
бегов,
по след ние
известия,
наконец,
я
мог
приказать
разбудить
себя
в
определенное
время,
хотя
времени
как
такового,
в
общем,
не
с уществ уе т.
Я
был
одновременно
и
ч ело ве ком,
и
его
жилищем
—
так
много
общего
было
между
нам и,
нач иная
с
заданной
температуры
наш их
тел
и
кончая
заранее
запрограммированным
пробуждением.
Сначала
пробуждалась
комната,
потом
человек,
е сли
у
него
не
было
бе ссонницы .
Я
нажимал
с
вечера
кн оп ку,
устанавливая
минуту
пробуждения,
и
это
пробуждение
наступало
довольно
точно,
но
не
сразу,
а
как
бы
желая
постепенно
приучить
меня
к
состоянию
бодрствования
и
не
с ли шком
рез ко
прервать
мой
со н,
полный
стр астно г о
ожидания
встречи
с
ней
и
утомительных
сно ви дений ,
кот орые
потом
невоз­
можно
б ыло
восстановить
в
па мя ти,
потому
что
никто
до
сих
пор
не
знает,
каков
физический
механизм
памяти.
Первой
нач инал а
пробуждаться
комната,
пост е пенн о
восстанавливая
внешние,
чисто
фу нкцио на льные
связи
221


сис те мы
и
ср еды,
весьма
важные*
для
процессов;
управле­
ния.
Сначала*
сама
собой,
в
маленьком
холле
зажигалась
неяркая,
лампочка.
Потому
в>
дистанционном
апп ар ате
что-
то
тихо
ще лк ало,
возникал
во рч ливый
шум
как
бы
с
тру­
дом
начавшегося
кровообращения.
Я
открывал
глаза
и
вск ак ивал :
кто
зажег
свет ,
е сли
дверь
номера
еще
с
ве­
чера
бы ла
собственноручно
мною
намертво
зап ер та
па­
тентованным
замком,
о
чем
свидетельствовала,
крошечная
изумрудная
лампочка
—
т аинст венны й
гла зок ,
вд ела н­
ный
в
ручку
двери
со
стороны
кори дора ?
Кто
посмел?'
И
тут
же
всп ых ивала
втор ая
лампочка,
более
сил ьная ,
в
ванной
комнате.
Затем
зажигался
торшер
в
моем
изго­
ловье,
яркий,
сияющий,
золотой,
как
шестикрылый:
се*-
рафим
с
марлевой
маской
на
лице.
И
вдруг
весь,
апа р­
тамент
озарился
заревом
плафона.
При боры
дистанцион­
ного
ап па рата
показывали
все,
что
я
у
них
требовал
на­
кануне.
Шум
в
аппарате
зловеще
нарастал.
Наконец
раздался
про нзит е льн ый
электрический
звонок,
который
я
ни как
не
мог
остановить,
хо тя
и
на жи мал
подряд
все
кн опк и.
Н е прер ывный,
пронзительный
звон
сводил
меня
с
ум а,
и
тут
же
в
коб альтов очж н юю
ванну
стала
низ­
вергаться
во да
заданной
температуры,
наполняя
номер
бешеным
гулом
горячего
водопада.
В
отчаянии
я
стучал
к ул аками
по
панельному
ус трой ств у,
но
ма шина
не
ун и­
ма лас ь,
с
неумолимым
уп орст вом
продолжая
выполнять
заданную
ей
програ м му.
Тогда
я
вылил
туд а
кувшин
кипятка,
и
«оно»
успо -
коилось.
Все
это
бы ло
довольно-таки
странно,
но
с амое
страш­
ное
таи лос ь
в
телевизоре
—
в
эт ом
при бор е,
быт ь
мо жет
наиболее
похож ем
на
человеческий
мозг,
во
всяком
случае
—
на
его
спо собн ост ь
превращать
сигналы,
иду­
щие
извне,
в
живые
отпечатки,
светящиеся-,
движущиеся
из обр ажен ия
окружающего
мира.
Большой
п лоск ий
те ле­
ви зор
стоял
в
п роти в ополо жном
конце
но ме ра,
по
ди аго­
нали’
от
мо его
ло жа,
но
я
мог
в
люб ой
момент
в ключи ть
его ,
не
вставая
с
постели,
стоило
мне
только
нашарить
ну жную
кнопку,
и
тогда
начиналось
не что
похожее-
па
игр у
в
пятн ашк и:
все
десять
телевизионных
программ
од на
за
друг ой
быстро
пробегали
по
сверхчувствитель­
ному,
пр ият но
выпуклому
экрану
молочной
голубизны,
вытесняя
друг
друга
и
не
давая
возможности
сосредото­
2-22


читься
пи
па
одной,
а
я
должен
был
мгновенным
нажа­
т ием
кнопки
пой ма ть
и
остановить
ту
программу,
к от орую
хотел
бы
смотреть.
Но
это
оказалось
м учи тельн о
трудно.
Ед ва
я
собирался
прихлопнуть
усмирение
необъезженных
лошадей
—
чертовски
злых,
бешеных
животных,
которые,
упираясь
передними
ногами
в
зем лю
и
вы бро сив
задни е
почти
вертикально
вверх,
сбрасывали
с
се бя
неудачливого
се дока
в
ков бо йско й
шляпе,
и
он
катил с я
кубарем
в
пыл и
пр ер ии,
а
потом
навсегда
зам ир ал
на
спине,
раскинув
р уки
среди
каких-то
степных,
п очти
украинских
цветоч­
ков,—
как
вдруг
экр ан
нач инал о
лихорадить,
по
его
светящимся
ст рочка м
б ежали
черные
полосы
смерти
и
врывалась
но вая
пр огра мма:
два
космонавта
с
то нким и
рогами
антенн
под
синтетическими
шле мами
сидят
ря­
дом
в
межпланетном
кораб л е,
управляя
сложными
и
за­
путанными
при бора ми ,
и
врем я
от
времени
с м отрят
в
черн ый
иллюминатор,
где
ме длен но
про плыв ае т
громад­
ная
ярко-белая
луна ,
а
в
это
время
сзади
вд руг
отодвигает­
ся
по т айная
дверь
ц
входит
н егод яй,
держа
в
каждой
ру­
ке
по
бесшумному
автоматическому
атомному
пистолету...
Еще
миг
—
и
вспыхнут
выстрелы,
но
тут,
пр еры вая
на
са­
мом
и нте рес ном
месте
тягос тн ое
сно ви де ние,
очень
круп­
ным
планом
выкатывается,
вернее
скользит,
как
по
льду,
разворачиваясь
из
сво ей
хрустящей
оберт ки ,
большой
ку­
сок
туалетного
мыла
с
глубокой,
выразительно
вдавленной
печ ат ью
фир мы,
и
бархатный
бас
незримого,
идеально
чи­
стоплотного
м ужч ины
—
самца-друга
и
любовника
—
вкрадчиво
рекомендует
умываться
име нно
этим
душистым,
элегантным,
недорогим
и
полезным
для
ко жи
мылом.
Я
нажим ал
кнопки,
но
телевизор
уже
о кон чате льно
вы­
шел
из-под
мо его
контроля.
Кадры
сменяли
др уг
друга
с
ужасающей
быстротой,
программа
выт еснял а
прогр ам ­
му,
черные
полосы
смерти
чередовались
с
белой
рябью
жизни,
возникали
люди,
пейзажи,
конференции,
взмахи
фи ладе льфи й ского
орке с тра,
спек т ак ли,
богос луже н ия,
аэродромы,
ракеты,
белый
поднос
хоккея
с
кружащимися
фигурками.
И
выступление
всемирно
известного
русского
э кс­
центрика
с
пузатой
фи гурк ой
ваньки-встаньки
и
глупо
лицемерной
улы бк ой
вокруг
злого,
щербатого
рта ;
он
по­
казывал
свой
коро нн ый
номер:
искусство
ставить
твердую
фетровую
шляпу
в
форме
п ере ве рн утого
вверх
дном
горш ­
ка
на
лысую
голову,
поддерживая
ее
одними
только
уша ­
ми;
едв а
он
в
четвертый
раз
п роде лал
этот
о пыт
и
уже
223


собирался
раскланяться,
как
вдруг
высунулась
нога,
дал а
ему
под
з ад,
и
он
вылетел
с
арены...
Но
я
уже
ничего
не
понимал,
бессильный
спр ави ть ся
с
аппа ра т ом,
вышедшим
из
повиновения.
Иногда
мне
даже
казалось,
что
аппарат
существует
совершенно
само­
стоя тел ьно,
по
сво ему
собственному
п роиз во лу.
Но
само е
тя гостн ое
бы ло
то,
что
я
уже
ни как
не
мог
не
тол ько
п ри­
казы в ать
ему,
но
даже
хо тя
бы
просто
прекратить
его
механическую
ра боту,
мелькание,
разорванные
звуки,
мг но в енные
обрывки
какой-то
музыки
или
человеческой
речи,
заставить
его
з амол чать,
померкнуть,
сделаться
мертвой
вещью.
Кажется,
мы
пом ен ялис ь
с
ним
функция­
ми.
Не
я
управлял
им,
а
он
мною,
пользуясь
все
тем
же
самым
дистанционным
устройством.
Он
насильствен­
но
ост анав ливал
мои
мыс ли,
г нал
их
вперед
и
назад,
и
в
моем
мозгу,
измученном
ожиданием,
мелькали
отрыв­
ки
различных
сюжетов,
навязанных
мне
чужой
во лей.
Из
ли чнос ти
свободной
я
стал
личностью
управляемой.
О,
как
т ягос тно
бы ть
упр авл яемы м,
в
осо бенно ст и
если
тоб ой
управляет
механизм!
Я
с дела лся
придатком
этой
проклятой
п олупров од ни ков ой
машины.
Я
был
не
волен
даже
в
св оих
сновидениях.
Чуж ая
вол я,
с ила
извне,
гоняла
их
вперед
и
наза д
по
своему
усмотрению.
Именно
так : «и назад», хотя известно,
что
время
необратимо,
то
е сть
всякий
материальный
процесс
развивается
в
одном
направлении
—
от
прошлого
к
буду­
щему .
Однак о
здесь,
в
Хьюстоне,
я
убедился,
что
в
мо­
ме нт
крайнего
душевного
на пря же ния
или
длительной
поте ри
со зн ания
из
этого
пр авил а
бывают
исключения,
и
тогда
время
н ачин ает
бежать
в
обрат ном
напр авл ении
—
из
будущего
в
прошлое,
пр инос я
с
собой
о бло мки
собы­
т ий,
которые
еще
должны
п рои зой ти.
Я
не
знаю,
как
объяснить
это
явление,
но
здесь
оно
произошло
со
мной,
ко гда
я
наконец
страшным
усилием
воли
вырвался
из
плена
управляющего
мною
э лект рич еск ого
при бо ра
и
остановил
на
экране
телевизора
несколько
сюжетов,
пр и­
несенных
из
будущего.
Потом,
года
через
полтора,
в
дру­
гое
время
и
в
другом
месте,
я
увидел
эти
же
самые
кадры,
по я вивш иеся
вполне
законно,
по
дороге
из
прош­
лого
в
будущ е е.
Но
теп ерь,
в
Хьюстоне,
они
были
выходцами
из
буду­
щего.
224


Я
увидел
убийство
президента
за
год
до
того,
как
оно
совершилось.
Улица
в
траурном
Д алласе,
носившая
наз вание
Хыо -
стон-стрит,
прыгала
во
все
стороны,
потому
что
киноопе­
рат ор
ех ал
в
маши н е,
снимая
президента.
Потом
запры­
гал а
другая
ул ица.
У
кинооператора
дрожала
рука.
Пре ­
зидент
сп олз
с
сиденья,
и
его
голова
ны рну ла
вниз,
в
темноту,
попо лз ла
по
коленям
Жаклин.
Кто-то
вскочил.
Кто-то
бежал.
То лпа
устремилась
в
сторону.
Все
это
прои зо­
шло
на
расстоянии
каких-нибудь
дв ухс от
ми ль
от
Хьюсто­
на,
где
я
впервые
в
жизни
ст ал
свидетелем
обратного
дви же ния
времени.
Л юди
в
ши рок опол ых
техасских
шл я­
пах
с
загнутыми
вверх
полями
о саждали
двери
госпиталя,
куда
у несли
президента,
но
вот
толпа
замерла,
раздели­
лас ь,
и
между
двумя
рядами
неторопливо
прос лед ова л,
прижимая
к
груд и
молитвенник,
корректный
свя щ енник
в
хорошо
сшитом
гражданском
кост ю ме,
в
глубоко
чер­
ном
шелк ов ом
г алстук е,
в
черной
широкополой
шляпе,
одновременно
и
техасской
и
ватиканской.
Его
л ицо
бы ло
бесстрастно,
а
глаза
устремлены
вперед
и
н ес колько
вы­
ше,
чем
ког да
смо трят
вперед
обыкновенные
люди.
Он
был
уже
необыкновенный
человек.
Он
был
священником,
внезапно
сделавшимся
известным
всему
миру.
Громадней­
шее
паблисити!
И
сейчас
же
по
какому-то
бе зра достн о
серому
коридо­
ру
полицейские
п ров ели
нев раст еник а
в
наручниках,
но
не
успел
он
выйти
за
ра мку
кадра,
как
из
стены
вышел
толстый
челов ек ,
которого
сна чал а
никто
не
заметил,
и
проворно
сунул
в
печень
нев раст еник у
пистолет,
и
невра­
стеник
по вал ился
на
руки
полицейских
и
на
глазах
у
всех
превратился
в
тень,
и
все
побежали
и
окружили
тол­
стяка
с
пистолетом,
желая,
в
свою
очередь,
тож е
превра­
ти ть
его
в
серую
тень,
но
в
это
время
лен та
кон чи ла сь,
а
ког да
экран
снова
вспыхнул,
я
увидел
Жаклин
в
бежевом
па льто
с
черным
меховым
воротником,
которая
беж ала,
держась
за
металлические
ручки
санитарного
а втом об иля,
б езу спеш но
п ыта ясь
открыть
задние
две рцы,
за
которыми
покачивалось
окоченевшее
т ело
президента,
и
ее
л ицо
—
показанное
самым
крупным
планом,—
прекрасное,
непо­
движное,
с
широко
расставленными
темными
г лаз ами
и
коротким,
нем но го
вздернутым
нос ом ,—
п ры гая,
держа­
лось
некоторое
время,
зан имая
весь
экран,
а
потом
Жак­
лин
бы с тро,
как
школьница,
под обр ала
по лы
пал ьто
и
пр ыгну ла
на
с ид енье
рядом
с
шофером,
и
на
ней
бы ла
8В.
К атаев,
т.
6
225


очен ь
короткая
—
по
м оде
того
сезона
—
ю бка,
открыв­
шая
зрелые
ноги
молодой,
богатой,
счастливой
аме­
ри кан ки,
еще
не
вполне
осознавшей,
что
вот
она
уже
вдова...
А
потом
ве сь
экран
заполнило
кр уп ным
планом
лицо
моего
тягос тного
друга
с
костяным
рылом.
Дятел,
дятел,
тук-тук-тук.
Выяснилось,
что
он
пр ивык
выступать
со
своим
худо ­
жественным
стуком
в
третьем
отде лен и и.
Книг а
превращений.
Концерт.
Репортаж.
Вдоволь
насмотревшись
в
темный
иллюминатор
са­
молета
компании
«Дельта»
на
ночные
города,
раз б ро сан­
ные
в
прос тора х
континентальной
Америки,
как
связки
елочн ых
ук р ашен ий,
я
стоял
в
номере
лос-анжелесского
отеля
в озле
стандартного
торшера ,
прижав
к
уху
тел е­
фонную
трубку,
и
слышал
ее
го лос.
Самое
поразительное,
что
это
был
не
чей-нибудь
другой,
а
именно
ее
голос ,
и
он
произнес
с
волнением
мое
уменьшительное
имя
и
с ка­
зал,
что
она
ждет
мен я
вот
уже
це лую
неделю ,
никуда
не
отлучаясь
из
д ома.
—
Вы
рады?
—
сп роси л
я.
—
Очен ь,—
ответила
она
с
тем
о соб ен ным,
тайным
значением,
с
каки м
она
всегда
произносила
это
слово
в
п режн ей
ж изни.
Это
был о
«ее»
слово.
Она
носила
его
на
себе,
как
брош ку
с
полудрагоценным
камнем.
Оно
—
это
слово
—
выделяло
ее
изо
всех
ее
подруг.
Оно
сво ди ло
с
ума
ее
поклонников:
произносить
сл ово
«очень»
именно
с
такой
инт о нацие й,
в
которой
можно
бы ло
пайти
любой
самый
сла дос тн ый
см ысл,
было
ее
из обр е­
тением.
—
Вы
любите
Б р амса?
—
Оч е нь,—
произносила
она
негромко,
значительно,
заставляя
предполагать
всю
глубину,
страстность
и
бо­
гатство
ее
нат уры .
—
Вы
любите
осень?
—
Оче нь.—
Она
слегка
опускала
на
карие
глаза
св ои
женственно
выпуклые
веки.
226


—
Вы
любите
весну?
Веки
радостно
поднимались:
—
Очень!
—
И
взгляд
ее
проникал
в
глуби ну
ду ши.
Однажды
я,
преодолевая
робость,
за
которую
сам
се бя
презирал,
в
от ч аянии
спр ос ил,
стара ясь
улыбнуться
за­
мерзшими
губами:
—
Вы
меня
лю бит е?
—
Оче н ь,—
ответила
она
серьезно
глубоким,
приглу­
шенным
го лос ом
и
пос м отрела
мне
пря мо
в
глаза
своими
совсем
некрасивыми
глазами,
к оторы е
казались
мне
п ре­
красными.
Боже
мой ,
как
я
му чился !
С ту дент
Са ша
Миклашевский,
богач
и
красавец,
спро­
сил
ее:
—
Вы
любите
кататься
на
лодке
при
луне ?
У
ме ня
есть
на
Ланжероне
яли к.
Он
был
высок
ростом
и
строен.
Она
подняла
к
н ему
головку,
отягощенную
короной
каштановых
волос
с
ч елкой ,
и,
гляд я
на
его
маленький
румяный
р от,
кот оры й
он
в
это
время
незаметно
для
себя
о бл изыва л,
сказала:
—
Очень.
А
потом
все
играли
в
поцелуи,
и,
когда
настала
их
очередь,
они
удалились
в
соседнюю
комнату,
побыли
там
некоторое
время
и
вернулись
с
таинственными,
скромными
улыбками,
и
я
тогда
чуть
не
соше л
с
ума
от
ревности:
мальчик-гимназист,
у
которого
на
глазах
у
вс ех
от нима­
ли
его
дев очку.
Но
все
же
это
было
ничто
в
сравнении
с
тем
отчая­
нием,
да же
ужасо м,
ког да
много
лет
спустя,
после
д олгог о
отсу тств и я,
после
войны,
Сморгони,
удушливых
газ ов,
ра­
нений,
Февральской
революции,
многих
ром а нов
и
связей
с
разными
жен щи нами ,
считая,
что
я
уже
навсегда
изба­
вилс я
от
своей
юношеской
любви,
казавшейся
мне
совсем
несерьезной
и
даже
комичной,
я
пришел
к
ней
и
заст ал
в
гостиной
м олодог о
человека
—
мальчишку,—
курчавого
ученика
музыкального
училища.
Он,
не
св одя
с
нее
ог­
ненных,
нежных,
мо л ящих
глаз,
аккомпанировал
с ебе
на
старом
рояле,
ударяя
по
желт ым
клавишам
своими
желез­
ными
пальцами
виртуоза
с
такой
страстью,
что
в
пыл ьной
мещанской
гостиной
вся
плюшевая
обстановка
ходила
8*
227;


ходуном
и
не
было
слыш но
грохот а
ломовиков,
мчавшихся
пор ожня ко м
под
балконами
по
Херсонскому
спуску
на
Молдаванку,
пел
романс
«Безумно жаждать твоих лобза­
ний», а она стояла
—
ма лен ь кая,
с
чувственно
полуоткры­
тым
ртом,
полуопущенными
веками
—
и
см от рела
на
его
скачущие,
худы е,
почт и
мальчишеские
руки
с
кольцом,
сплетенным
я вно
из
ее
волос,
на
одном
из
пальцев...
Его
звали
Рафаил,
Рафа,
фамилию
его
я
уже
забыл .
—
Вам
нравится?
—
с прос ила
она
меня.
—
А
вам?
—
Очень.
Тогда
я
мог
бы
убить
себ я,
ес ли
бы,
по
счастью,
не
оставил
свой
офицерский
наган
дома
па
вешалке.
На
рассвете
мы
возвращались
с
ним ,
усталые,
изму­
ченные,
по
пустынному
и
неряшливому
после
дневных
митингов
го род у,
и
он
торопливо
шаг ал
ряд ом
со
мной,
слегка
подскакивая,
по
шуршащим
осыпавшимся
су хим
цветам
бе лой
акации,
ласковый,
доброжелательный,
нежно
поглядывая
па
мой
Георгиевский
крест,
мерцающий
в
предутренних
сумерках,
зеленоватых,
как
мо рск ая
вода.
Чер ез
сорок
ле т,
прижав
к
уху
телефонную
трубку,
в
Лос-Анжелесе,
машинально
п олож ив
свободную
руку
на
небольшое,
изящное
из д ание
Библии
на
английском
язы­
ке
—
убори ст ый
шрифт,
тончайшая
бумага,—
непремен­
ную
принадлежность
каждой
американской
гостиницы,
я
как
будто
бы
не
просто
разговаривал
по
телефону
со
зна­
комой
дамой,
которая
о бъ яснял а,
как
отыскать
ее
дом ,
а
дав ал
какую-то
странную
клятву.
В
то
же
вр емя
я
видел
за
окном
вну тр е нний
сквер
с
квадратными
газонами,
кан­
на ми
и
магнолиями,
у гол
светло-серого
бетонно-стеклян­
но го
мн огоэ та жн ого
корпуса,
вдалеке
две
светло-серые
бет онн ые
эстакады,
од на
над
другой,
наискосок,—
знаме­
нит ое
к руглое
здание,—
и
редкий
поток
н еп од вижных
авто мо бил ей
как
наглядное
доказательство
того,
что
не­
подвижность
е сть
всего
лишь
ф орма
движения.
И
нако­
нец,
я
видел
перем ежаю щ иеся
р яды
высоких
железобе­
тонных
светильников
и
еще
более
высоких
ва ши нгт он­
ских
пальм
с
непропорционально
маленькими
голов ка м и-
метелочками,
пор ыже вших
и
поломанных
сухим
зимним
ветром
из
Мексики,
острым,
как
наждак,
холодным,
беспо ­
щадным,
несущим
вдоль
кали фор нийск их
пляжей
длин­
ны е,
плоские
тихоокеанские
волны,
такие
же
дикие
и
228


враждебные
всему
живому,
как
и
те
злые
чайки,
к оторы е
на
ра ски ну тых
кры льях
носятся
над
н ими,
оглашая
окре ст ност и
убийственно
механическими
кошачьими
криками.
...И
однообразно
голубое
(может быть,
даж е
синее)
неб о,
отп оли ров анн ое
все
тем
же
мексиканским
ветром,
проносящимся
откуда-то
из
Сан-Диего
над
скучными
промышленными
апельсиновыми
садами,
кот оры е
был и
увешаны
смугло-желтыми
стандартными
—
один
в
один,—
как
бы
искусственными
плодами,
подогревающимися
с ни­
зу
керосиновыми
печками,
воз ле
каждого
дерев а, —
в ет­
ром,
проносящимся
над
вечнозелеными
кустами
растения
пуансета,
ос ып ан ного
ярко-красными
цветами,
хорошо
заметными
издалека,
как
сиг на льные
огни
семафоров,
над
и гру шечн ой
с тра ной
Диснея.
Эта
страна
казал ас ь
вопло­
щением
моего
де тс кого
пр ед ст авлени я
о
мир е
с
его
рези­
новыми
сл он ами,
обдающими
наш
колесный
пароходик
ст ру ями
вод ы,
как
из
брандспойта,
с
путешествием
на
подводной
лодке,
где
в
иллюминаторах
сквозь
бисерные
потоки
во зд уха
передо
мной
передвигались
безмолвные
к арт ины
зеленого
подводного
царства.
И
ср еди
колышу­
щихся
водорослей
и
мутных
обломков
кораблекрушений
таились
все
сокровища
моей
фантазии:
громадная
рако­
вина,
рубчатые
створки
которой
—
как
бы
дыша!
—
мед­
ленно
приоткрывались,
показывая
неземную
радужную
бе лиз ну
жемчужины
величиной
с
кокосовый
орех;
воз ле
обломка
грот- м ачты ,
обросшей
тропическими
моллюсками,
позеленевший
бронзовый
сундук,
из
которого
на
ил и стое
дно
струились
золотые
монеты
—
старинные
полновесные
дублоны!
—
и
мо р ское
чудовище
смотрело
на
м еня
вып у­
ченными
глазами,
между
тем
как
мексиканский
ветер
все
проносился
и
проносился
—
над
ви ллой
С тра ви нс кого,
од но
имя
которого
с амо
по
себе
уже
было
как
бы
зимним
ветром
из
глубины
Мексики
со
всеми
его
смычковыми,
духовыми,
ударными,
щипковыми
инструментами,
связан­
ными
между
собой
гениальным
контрапунктом;
над
со­
бачьим
кладбищем
на
вершине
голого
холма;
над
кафете­
риями
и
конторами
Голливуда;
над
«косыми скулами»
Тихого
океана,
за
угрюмо
пылающим
горизонтом
которо­
го
на
склоне
другого
полушария
мне
все
время
чудились
очертания
моей
страны;
над
вечерней
улицей,
где
я
на­
конец
разыскал
ее
темный
до м.
Еще
издали
я
увидел
ее
неподвижную
фигуру,
хо тя
в
сумерках
она
п очти
сливалась
с
об на же нным
черно-же-
229


лезным
кустарником,
росшим
перед
небольшим
одноэтаж­
ным
домом.
Можно
было
подумать,
что
она
ждет
меня
з десь
с
незапамятных
времен,
вечно,
и
уже
превратилась
в
небольшое
с ерое
изваяние.
Эта
мысль
не
показалась
мне
странной,
потому
что
ф орм альн ое
измерение
времени,
искусственно
оторванного
от
пространства,
общепринятое
у
л юдей
—
годы,
сутки,
час ы,
минуты,
сто лети я,—
дает
лиш ь
условное,
иск аженно е
представление
о
подлинном
времени.
С
труд ом
переводя
дыхание,
я
довольно
быстро
взошел
с
проезжей
части
ул ицы
по
каменным
плит ам,
за­
ме ня вшим
лестницу,
на
верх
поросшего
травой
от ко са,
что
б ыло
весьма
обычно
для
темноватой
пров инциа льной
аме­
риканской
ул ицы,
и
остановился
со
шляпой
в
руках,
не
в
силах
поверить,
что
пер едо
мн ой
действительно
стоит
о на,
и
все
еще
продолжая
думать
о
песочных
часах,
о
том,
что
гора зд о
более
точное
представление
о
времени
д ает
не
песок,
с ыплю щийс я
неощутимой
струйкой
из
одной
кол ­
боч ки
в
другую,
а
простой
к а ме нь, «с течением времени»
пр евр ащаю щ ийся
в
песок,
или
же
песок,
превращающий­
ся
постепенно
в
камень
и
сно ва
«с течением времени»
де­
л ающ ийся
песк ом,
потому
что
здесь
я
не
только
ощущаю,
но
ви жу
разрушительное
или
созидающее
действие
в ре­
мени,
не
отделимого
от
материи.
Точнее
вс его
я
мог у
узнать
время
не
по
часам,
а,
например,
рассматривая
свою
руку,
ус ыпа нную
уже
довольно
крупными
коричневыми
п ятны ш ками
старости
—
так
называемой
гречкой ,
и
я
виж у
неотвратимое
разрушение
своего
тела,
и
когд а
я
протягивал
ей
св ою
руку,
то
п одум а л: «Без четверти веч­
нос т ь».
Вероятно,
она
прочитала
мои
мысли,
потому
что
ска зала: «Сорок лет»
—
и
вве ла
мен я
в
св ой
дом .
И
вот
мы
опять,
как
тогда,
в
нач але
жиз ни,
стояли
др уг
п ротив
друга
—
вот
я
и
вот
она
—
одни-единственные
и
неповто­
римые
во
вс ем
мир е,
п ос реди
тра ди ци он ного
американ­
ского
полуосвещенного
холла ,
где
в
пустом
кирпичном
камине
бушевало,
каждый
миг
распадаясь
на
куски
и
вновь
сливаясь,
га зов ое
пламя
—
искусственное,
неживое,
с лишк ом
белое,
такое
же
сам ое,
как
по чти
во
все х
ме ст­
ных
холлах
и
ресторанах,—
бесцв етн о
слепящее
и
об жи­
гающее
лицо
пламя
богатой
калифорнийской
зимы,—
а
на
низком
п рям оуг ольн ом
дли н ном
столе
для
газ ет
и
ж ур­
налов,
тревожно
озаряемый
льющимся
мертвым
светом,
стоял
в
серебряной
ра ме
на
подставке
п орт рет
красивого
господина
с
до брым
незапоминающимся
лицом
—
ко­
пия
с
фотографии
—
масляными
красками.
Я,
конечно,
230


не
узн ал
бы
«Костю»
в
этом
респектабельном
джентльме­
не,
изображенном
почти
во
весь
рост,
по
колени.
Если
бы
из-под
его
жилета
выглядывали
к онцы
м уаро вой
орден ­
ско й
ленты,
то
его
ле гко
можно
было
бы
пр ин ять
за
пре­
зидента
какой-нибудь
не
сли шком
бол ьш ой
европейской
республики
вроде
Португалии;
все
аксессуары,
окружав­
шие
ег о,
был и
имен но
такого
сорта:
массивный
черниль­
ный
пр ибо р,
которого
он
к ас ался
кистью
красивой
руки
с
тонким
обручальным
кольцом,
и
полки
кра сн ого
дерева
с
солидно
переплетенными
книг а ми
позади
немно г о
седой
благородной
голов ы
поряд очн ого
человека.
Она
хотела
что-то
ск аз ать,
вернее
всего
подтвердить,
что
это
им енно
он,
но
подумала
и
п ромолч ала,
так
что
он
как
бы
о ст ался
ли шь
свидетелем,
но
не
участником
на­
шего
свиданья,
продолжавшегося
п очти
всю
ноч ь
и
потом
перед
моим
отъездом
еще
несколько
час ов
подряд
до
тех
пор,
пока
мы
не
выпили
весь
запас
ч ая,
которы й
был
в
доме;
желтые
этикетки
«липтон»
в
громадном
количестве
висели
из-под
крышки
английского
чайника,
где
м окли
и
никак
не
могли
размокнуть
остывшие
и
разбухшие
ме­
ш очки
из
папиросной
бумаги
с
заваркой
мелкого
черного
цейлонского
ч ая.
Эти
мешоч ки
всегда
удивляли
меня
по­
раз итель ным
свойством
св оей
шел ков ой
бумаги
пром о ка ть,
но
никогда
не
разв али ва ться
да же
в
сам ом
кр утом
ки­
пятке.
Мы
все
время
пили
чай ,
и
нак онец
разбухшие
ме­
ш очки
«липтона»
вытеснили
всю
воду
из
чайн ик а,
и
уже
больше
нечем
бы ло
утолять
жажду,
а
все
это
никому
не
н ужн ое,
выдуманное
свидание
пред ставл яло сь
мне
тяго ­
стным
погружением
в
самые
нижние
сл ои
б еско неч но
г лу­
бокого
моря,
разделявшего
нас
тяж ел ой
водой
молчания,
сквозь
которое
с
трудо м
взаимопроникали
на ши
слова,
иногда
дох одя
до
сознания,
подобно
какой-то
слуховой
га л­
люцинации,
а
иногда
растворяясь
без
сле да
где -то
рядом
с
со знание м,
как
неприснившиеся
сны,
не
оставляющие
в
памяти
н ика ких
следов.
У
нас
плохо
работала
обратная
связь,
все
время
прер ы­
ваемая
какими-то
помехами
из вне
черной
и
бело й
рябыо.
В
сущности,
я
пришел
сюд а
ли шь
затем,
чтобы
узнать,
любила
ли
она
мен я
когд а- ни буд ь.
Всю
жизнь
меня
муч ил
воп рос : «Что это было?» Но всю жизнь
—
она
и
я
—
мы
231


находились
в
необъяснимом
оцепенении,
б лиз ком
к
не­
бытию.
Как
человек,
пог ру же нный
в
наркотический
сон
и
при
эт ом
каким-то
об раз ом
все-таки
сознающий,
что
он
сп ит,
мучительно
хочет
проснуться,
по
никакими,
самыми
отчаянными
душевными
усилиями
не
может
вырваться
из
крепкой
оболочки
сна ,
так
и
я
теперь
никак
пе
мог
разорвать
туго
спеленавшего
меня
молчания
и
уже
го тов
был
задохнуться
и
навсегда
остаться
леж ать
на
дне
под
страшной
тяжестью
давивших
на
ме ня
ки л оме тров
непо­
д вижно й
вод ы,
как
вдруг
последним
усилием
в оли
з аста­
вил
себя
увидеть
большое
окно,
за
которы м
очень
кра­
си во,
но
как-то
отвлеченно
сияло
солнечное
рус ск ое
июнь­
ско е
утро
со
всеми
его
п одробн ост ям и:
верхушками
боль­
ничного
са да,
ангельским
небом,
по
которому
где-то
в
районе
Кунцева
струился
не жный,
шел ест ящ ий
св ист
ре­
активных
двигателей
ше дшег о
на
посадку
самолета,
и
автострадой,
по
которой
я
сотни
раз
в
жи зни
проезжал
туда
и
назад,
всякий
раз
любуясь
зрелищем
ро жд ения
но­
во го
мира
и
многобашенным
пирамидальным
зданием,
на­
поминавшим
по
ноча м
ел ку
с
электрическими
лампочками.
Среди
полей,
лугов
и
лесов
уг ад ывал ись
химические
за­
воды,
ко смо др омы
и
клетчатые
рогатки
высоковольтных
передач,
шагающих
во
все
сто ро ны
единственной
в
мир е,
пеповторимой,
трижды
бл агос лове нн ой
страны
моей
души,
которая
д ала
мне
столько
восторгов,
с только
вз лето в,
па­
дений,
разочарований,
столько
ки пуч ей
радости,
вы со ких
мысл ей,
ве л иких
и
ма лых
дел,
л юбви
и
ненависти,
и но­
гда
отчаяния,
по эзи и,
музы к и,
грубого
опьянения
и
боже­
ственно
утонченных
цветных
сновидений,
к оторы е
так
сладко
и
нежно
снились
мне
на
рассвете
при
робком
щел к анье
первых
соловьев,—
с ловом ,
сто л ько
всего
того,
что
со здал о
ме ня
—
по
св оему
образу
и
подобию
—
имен­
но
т ем,
что
я
ест ь,
или,
ве рн ее,
те м,
что
я
был,
потому
что
я
уже
не
мог
вырваться
из
пелены
сн а,
но
вдруг
в
последнем
порыве,
от
которого
содрогнулось
все
мое
су­
щест во ,
я
все-таки
сумел
заставить
себя
произнести
сло­
ва
—
не
те,
самые
главные,
единственные,—
а
др угие ,
слова,
поразившие
меня
сво ей
бедностью:
—
Скажите,
почему
вы
тог да
не
вышли
за
м еня
за­
муж ?
—
Молод ая
была,
глупая,—
тотч ас
с
какой-то
бездум­
ной
горестной
легкостью
отв е тила
он а,
как
будто
о жидал а
этого
вопроса,
и
продолжала,
слегка
ск лон ив
голову,
пе-
много
снизу
глядеть
на
мен я,
не
вытирая
глаз
и
покорно
232


улыбаясь,
в
то
время
как
позади
нее
на
стене
я
видел
смутно
знакомую
мне
акварель
—
единственную
ве щь,
которую
она
более
сорок а
лет
тому
назад
захватила
с
со­
бо й:
ру сск ая
девушка,
п очти
девочка,
в
цветочном
пла­
точке,
осторожно
несу ща я
перед
собой
че тв ергов ую
свечку
в
бум аж ном
фунтике,
чтобы
мартовский
ветер
ее
не
задул;
свечка
озаряла
девичье
лицо
сни зу
таким
образом,
что
нижняя
част ь
щек,
круглых
и
румяных,
как
на ливн ые
яблочк и,
была
ярко
и
нежно
освещена,
а
верхняя
тонула
в
те ни,
и
счастливые
глаза
с
сусальными
огоньками
в
каждом
зрачке
смо тре ли
невинно
и
яс но
п рямо
на
меня,
и
сейчас
же
я
вспомнил
Блока:
Мальчики
да
д евочк и
Све че чки
да
верб очки
П онесли
домой.
Ого не чки
теплятся,
Прохожие
кр естя тс я,
И
пахнет
в есн ой.
—
Помните?
—
спр оси л
я,
и
она
сейчас
же,
словно
беспрерывно
читала
мои
мыс ли,
ответила
автоматическим
голосом:
Вет ер ок
уд а лень кий,
Дож дик ,
дождик
м але нь кий,
Не
задуй
огня!
В
Воскресенье
Вер бно е
Завтра
вста ну
первая
Для
святого
дня .
Она
замолчала,
но
теперь
уже
я,
в
свою
очередь,
чита л
ее
м ысли
и
видел
то,
что
видела
она :
наш
первый,
по­
сл едний
и
единственный
поц елуй ,
которы й
нико гд а
не
считался
за
настоящий,
потому
что
мы
не
просто
поц е ло­
в али сь,
а
«похристосовались», то есть совершили общеобя­
зательный
обряд.
Возле
празднично
уб ран ного
стола
с
куличами,
роз о­
выми
стружками
гиацинтов,
крашеными
яйцами
вокруг
зеленой
кресс-салатовой
горки,
с
окороком
и
се ре брян ой
буты лкой
малиновой
на ливк и
братьев
Шустовых
она
сто­
яла
с
невыспавшимся
после
пасх аль но й
ночи,
но
све же­
вымытым
лицом
и
выжи дат ельно
см от рела
на
меня,
с лег­
ка
приподняв
руки
в
д л инных
кружевных
рукавах,
до
половины
закрывавших
ее
паль цы
с
на пол иро ва нными
но­
готками.
Она
смотрела
на
мен я,
не
скры в ая
любопытства:
что
я
буд у
теперь
делать?
Впервые
я
увидел
ее
тогда
не
233


в
гимназической
форме,
а
в
легкой
великоватой
блузе
с
дырочками
«бродери»,
сквозь
которую
пр осв ечив али
ро­
зо вые
шелковые
бретельки
и
которая
ей
совсем
не
шл а,
при да вая
ее
девичьей
фигурке
нечто
дамское.
—
Х рис тос
во ск рес,—
сказал
я
более
решительно,
чем
этого
требовали
обстоятельства,
и
неуверенно
шагнул
к
ней
—
чис те ньк ий,
вымыт ый ,
т оже
не
выспавшийся,
пах­
ну щий
те тиным
о декол о ном
«Брокар», с жесткими воло ­
сами,
насаленным и
фиксатуаром,
и
в
новых
скрипящих
ботинках.
—
Воистину,—
ответила
она
и
сп роси ла,
улыбаясь:
—
Надо
целоваться?
—
Приходится,—
сказал
я,
с
труд ом
владея
сво им
грубо
л омающи мс я
голосом.
Она
положила
мне
на
пле чи
руки,
от
ко торых
как-то
по-старинному
пахло
цветущей
буз и ной
—
может
быть,
им енно
потому,
что
круж ев а
рукавов
был и
как
бы
не­
много
пожелтевшими
от
вр емен и,—
и
мы
формально
по­
целовались,
причем
я
близко
увидел
ее
растянувшиеся
в
улыбке
сомкнутые
прохладные
губы
с
маленькой
черной
м ушкой
и
глаза,
не
выражавшие
р еш ите льно
ничего,
да­
же
смущения.
Тог да
же
я
впе рвые
увидел
ее
отца,
хотя
ча сто
бывал
у
них
в
гостях:
ее
от ца
ни ког да
не
было
дом а,
всегда
он
л ибо
уже
ушел,
ли бо
еще
не
возвратился
из
клуба.
Он
вошел
в
новом
с юртук е
и
белом
жи ле те,
на
хо ду
вкладывая
в
бумажник
крахмально-белые
карточки,
при-5
готовленные
для
визитов,
на
кот орые
он
отправлялся.
Она
пред ст авила
мен я,
наз вав
мою
фамилию
и
уме нь шите ль -'
ное
им я.
Мы
п охри ст осов алис ь,
он
сли шко м
внимательно,
с
каким-то
не по нят ным
любопытством
пос м отрел
на
ме ня/
затем
пожал
мою
ледяную
руку
и
нал ил
в
две
зеленые'
рю моч ки
—
себе
и
мне
—
малиновой
н алив ки.
Мы
чокну­
лись,
выпили,
и
я,
никогда
в
жизни
еще
не
пивш ий
вина,’
почувствовал,
что
ср азу
опьянел
от
одного
ли шь
за па ха,
наполнившего
мой
рот
и
н ос огл отку
восхитительным
ле­
тучим,
как
бы
горящим
малиновым
вк усом ,
а
за
окнами
с
высохшей,
пот р еск авш ейся
зам азко й
раздавался
утоми­
т ель ный
перезвон
пасхальных
коло колов
из
Михайлов­
ского
монастыря,
над
ку ст ами
сирени
с
надутыми
почка­
ми
и
в оробь ями ,
по
водянисто-голубому
н ебу
плыли
бе лые
облака,
солнце
сияло
в
рт утн ом
шар ике
наружного
тер­
234


мометра
Реомюра,
по
крашеному
подоконнику
пол з ала
ожившая
муха,
и
я
смотрел
ма р инова нным и
глазами
на
ее
от ца,
на
твердые
белоснежные
ман ж еты
с
з олоты ми
запонками,
на
его
крепкую
голову,
постриженную
боб­
рико м
и
хорошо
посаженную
на
короткое ,
коренастое
ту­
ловище
отставного
офицера,
которы й
пр ожи вает
молдав­
ск ое
имение
св оей
же ны
за
ломберными
столами
дворян­
ского
собрания
и
в
Екатерининском
яхт-клубе.
—
Вы
помните
моего
покойного
папу?
—
сп рос ила
опа ,
продолжая
непостижимо
следовать
за
моими
мыс­
лями.
—
Я
всё
пом н ю,—
отв ет ил
я
грустно.
—
Я
тоже,—
сказала
она,
и
мы
замолчали,
и
это
мол ­
чание
дл илос ь
невероятно
д олго,
дли лос ь
до
тех
по р,
пок а
она
не
решилась
сказать
мне
то,
что,
по-видимому,
тяго ­
тил о
ее
уже
много
лет ,
всю
жизнь.
Она
по ложил а
св ою
сухую,
уже
старчески
легкую
руку
на
мое
плечо
и,
гл ядя
на
меня,
по
своему
обыкновению,
как
бы
немного
снизу,
произнесла
гол ос ом
сё стр ы:
—
Вы
знаете,
мой
покойный
папа
незадолго
до
своей
смерт и
вы нул
из
с ек ретн ого
я щика
своего
письменного
стола
и
молча
п оказ ал
мне
фотографическую
карточку
ва­
шей
покойной
мамы,
ту
саму ю,
где
—
вы
помните?
—
ва­
ша
покойная
мама
сн ята
семн ад цатил етней
епархиалкой
в
форменном
платье
с
кр уг лым
отложным,
твердо
накрах­
маленным
воротничком
вокруг
нежной
шеи,
с
ов аль ным
смуглым
лицом
и
японскими
глазами.
Оказывается,
они
—
мой
папа
и
ваш а
ма ма
—
были
ког да -то
знакомы.
И
я
ду­
маю,—
она
вздохнула
глубоко
и
почти
неслышно,—
и
я
думаю,
что
мой
па па
был
когда-то
в любле н
в
вашу
маму
и,
может
быть,
даж е
любил
ее
всю
сво ю
жизнь
до
самой
смерти.
Вот
что
случи лось
в
нашей
жиз ни,
мой
друг,—
грустно
прибавила
она...
А
тем
временем
мы
уже
опять
стояли
—
на
это т
раз
нав сег да
прощаясь
—
перед
ее
домом
—
я
и
она,—
и
мне
запо мн ил ось
лишь
немногое
из
того,
что
она
т огда
—
по­
сле дни й
раз
в
нашей
жизни
—
гов ори ла,
неотрывно
глядя
в
мое
лицо:
—
...На
ул ице
бы
я
вас
не
узн а ла,
а
в
поезде
бы
уз нал а.
Когда
же
мне
ск аза ли,
что
вы
р асстр еля ны,
я
при­
шла
домой,
села
на
див ан
и
окаменела...
Я
даже
не
могла
плакать...
Я
со всем
окаменела.
Я
не
м огла
согн уть
рук.
У
ме ня
б ыло
такое
чув ств о,
будто
бы
я
превратилась
в
кусок
камня...
И
уже
вокруг
меня
ничего
не
было...
Какое
235


счастье,
что
это
оказалась
неправда
и
вы
живы. ..
вы
жи в ы...
—
А
может
быть,
это
все-таки
правда
и
я
давно
мертв?!
—
Тогда,
значит,
нас
обоих
уже
давно
нет
на
свет е.
—
Быть
может.
И
выр вал
грешный
мой
язы к.
Зим ний
ветер
из
Мексики
пролетал
над
крышами
Лос-Анжелеса.
Сухо
шелестели
вашингтонские
п аль мы.
Леж ала
грифельная
полоса
Тихого
океана,
и
где-то
за
далеко
тлеющи м
горизонтом
ощущался
другой
материк,
и
там
м ерцал а
страна
мо ей
души.
Она
все
еще
продолжала
стоять
вверху
у
п орога
—
мал ень ка я,
темная,
неп одв ижная
—
и
с
ужасом
с м отрела
на
мои
обуглившиеся
крылья,—
и
потом,
ког да
уже
ма­
шина,
расп ласт ав ш ись,
тек ла
мим о
бетонных
светильни­
ков
и
коттеджей,
я
в
последний,
в
самый
последний
раз
обернулся
и
увидел
ее
совершенно
неподвижную
фигу рк у,
которая
как
бы
лиш ний
раз
подтверждала,
что
неподвиж­
ность
есть
в сего
только
о дна
из
фор м
движения,—
тем­
ную
фигурку
на
верху
откоса,
рядом
с
голым,
как
бы
ж елез ным
кустарником.
Потом
я
еще
раз
увидел
растение,
осыпанное
ярко-крас­
ными,
как
бы
св ет ящ имися
цве та ми
—
сигналами
кали­
форнийской
зимы,—
но
я
уже
забыл,
как
оно
называется.
Его
на зва ние
вертелось
на
языке,
я
м учи тельн о
напрягал
память,
но
не
мог
вспомнить
—
ассоциативные
связ и
ра з­
рушились,
и
не
у
к ого
было
спросить.
Теперь
Америка
почти
со всем
потеряла
для
меня
ин­
терес,
она
как
бы
лишилась
души ,
напо м иная
прелестную
искусственную
страну
вроде
Диснейленда.
Зачем
я
сюда
так
страстно
стремился?
Вечная
любовь.
Аль фре д
Парасюк.
К нига
для
немно­
гих.
Пуансета.
Г олубы е
люди.
А
теперь
в
подробном
из­
лож е нии.
—
Мы
тогд а
в
Париже
бегали
с
Костей
каждый
де нь
в
пять
ча сов
веч ера
в
«Куполь», но никак не могли вас
застать.
Где
вы
тогд а
пропадали?
Что
я
мог
ей
отв ети ть?
Я
пропадал
у
Барбюса.
Я
был
влюблен
в
его
«Кларте».
Я
не
отрываясь
с мот рел
в
узкое
236


темн ое
л ицо
Барбюса,
па
волосы,
косо
упавшие
на
ш иро­
кий,
наклонившийся
ко
мне
лоб,
и
слу шал
его
голос ,
в
котором
для
ме ня
тогд а
звучала
вел и чай шая
ис тина
на­
шей
эпо хи:
«Никто не подозревает,
какую
можно
создать
красоту!
Н икто
пе
подозревает,
какую
пользу
могли
бы
извлечь
из
расточаемых
сокровищ,
ка ких
в ысот
мож ет
д ост ичь
возро­
ж ден ная
человеческая
мысль,
заблудшая,
подавленная,
п ос т епенно
удуш ае мая
постыдным
рабством,
проклятием
заразительной
нео бхо димо ст и
вооруженных
напад ений
п
оборон
и
привил ег иям и,
унижающими
челов ече ско е
до­
стоинство;
цикто
не
подозревает,
что
она
может
открыть
в
будущ е м
и
перед
чем
преклониться.
При
верховной
власти
народа
литература
и
ис кус ств о,
симфоническая
форма
кот орых
едва
еще
намечается,
приобретут
неслы­
ханное
величие,
ка к,
впрочем,
и
все
ос та льн ое.
Национа­
лист ич еск ие
группировки
культивируют
узость
и
нев еж е­
ст во
и
убивают
самобытность,
а
национальные
академии,
авторитет
ко торы х
покоится
на
неизжитых
суевериях,—
ли шь
пышное
обрамление
развалин.
Куполы
институтов,
вблизи
как
будто
величественные,
просто
смешны,
как
колпаки,
которы м и
гасили
св ечи.
Надо
расширять,
ин­
тернационализировать
неустанно,
без
ограничения
все,
что
только
возможно.
Надо
разрушить
преграды,
пусть
люди
увидят
ярки й
свет ,
ве лик оле пные
п росторы ;
н адо
терпеливо,
героически
расчистить
пут ь
от
человека
к
че­
ловечеству:
он
завален
трупами
людей,
и
каменные
извая­
ния
заслоняют
дугу
да лек ого
гори зон та .
Да
бу дет
все
это
п ре образо ван о
по
законам
простоты.
С ущес тв ует
только
один
нар од,
т олько
оди н
народ!»
А
где
бы ла
ты?
—
У
меня
здесь
больше
никого
нет.
Никого
на
свете.
Я
мо гу
жит ь
вполне
прилично,
но
я
осталась
со всем
одна.
Это
было
последнее,
что
я
от
нее
услышал;
и
эти
бед­
ные
слова
преследовали
ме ня
еще
н е которое
время
д нем
и
ночью,
сначала
в
ущельях
Невады,
где ,
может
быть,
в
это
время
в
п ещер ах
производились
подземные
атомные
взрывы,
не
слышные
снару жи,
но
о
кото рых
я
догады­
в ался
по
усиливающемуся
сер дцеб иен ию ,
потрясающему
всю
нервно-сосудистую
си сте му
моего
организма;
потом
среди
желез ны х
эст акад
Чикаго,
в
у тр енних
зимпих
су­
237


мерках
его
гангстерских
трущоб,
в
угольно-черных
щелях
ме жду
ст а ринн ыми
небоскребами
и
новейшими
шести­
де сятиэ таж ны ми
пластинчатыми
винтообразными
башня­
ми
дв ух
зданий
н едо рогих
квартир,
в озле
непомерно
д линной
набережной,
охваченной
облаками
морозного
тумана,
все
время
наползающего
на
город
с
озера
Мичи­
ган,
о
присутствии
которого
можно
б ыло
ли шь
смутно
догадываться
по
ль ду
на
ресницах,
по
оловянно-перла­
мутровому
мерцанию,
по
могучему
северному
ветру,
не­
сущему
в
л ицо
жгучий
холод
в сего
водного
пространства
нев иди мо го
озера,
окаменевшей
от
стужи
Кана ды,
ледя­
ных
пространств
Арктики;
н ак онец
—
эти
бедные
слова
преследовали
м еня
среди
респектабельных
кирпичных
домов
и
церквей,
придающих
городу
Бостону
особую,
поч ти
религиозную
строгость
и
ск уку
в
те
дни,
ко гда
в
молчаливом
многоэтажном
госпитале,
днем
и
ночью
окру­
женном
фоторепортерами
и
операторами
телевизионных
корпораций,
на
вы с окой
кровати,
поставленной
посредине
отд ельн ой
палаты,
подпертый
свежими
большими
подуш­
ками,
среди
цветов
и
золотогорлых
бу тыло к
французского
шампанского
в
ушате
с
битым
ль д ом,—
неутомимо
разгла­
гольствуя,
уми рал
столетний
Роберт
Фрост,
знаменитый
амер ик анск ий
поэт,
пов ор ач ивая
во
все
ст ороны
гроз ­
ные,
как
у
пророка,
и
наивные,
как
у
ребенка,
рыжие
гла за
на
не по дв ижном
пергаментно-пятнистом
лице,
уже
как
бы
захватанном
ко рич невы ми
пальцами
ве ч­
ност и.
Я
видел,
как
он,
как
глыба ,
придавленная
к
земле
страшной
тяжестью
го дов,
казавшийся
горб атым ,
с
длин­
ными
руками,
почти
к асав ши мися
пола ,
и
короткими,
как
корни,
кр ивым и
ногами,
в
п ростор ном
нов ом
ко ст юме,
поддерживаемый
почитателями
и
вашингтонскими
чи­
новниками,
шел
ср еди
коло нн
и
скульптур
конгресса
принести
с вои
поздравления
вновь
избранному
молодому
и
веселому
п рез иде нту
Кеннеди,
как
бы
олицетворяя
ст а­
рую
Америку
Марка
Т вена
и
Лонгфелло,
п ож има ющую
руку
Америке
новой.
Теперь
он,
леж а
с
бо ка лом
в
руке
на
высокой
хирурги­
ческой
кровати,
см от рел
на
ме ня
в
упор
и,
стараясь,
чтобы
клико
не
проли лос ь
на
его
белоснежную
рубашку,
открывавшую
коричнево-пергаментную
ше ю,
усеянную
гре чкой,
гов орил
в
повышенно
п ророче ск ом
бостон­
ском
стиле,
обращаясь
к
кому-то,
видимому
лишь
ему
одному.
238


Может
быть,
он
видел
за
мо ей
спиной
испепелен­
ные
крылья,
и
это
заставляло
его
еще
больше
волн о­
в ать ся.
—
...Мне
смешно,—
говори л
он, —
слышать,
к огда
лю­
ди
уверяют,
что
ее
не
будет .
Мо жете
мне
поверить:
она
вполне
может
когда-нибудь
ра зрази тьс я.
Но
ес ли
она
раз­
разится...
Люди,
я
пр изыв аю
вас...
Человечество,
прис л у­
ша йся
к
моему
голосу...
Во
имя
высшей
правды,
ес ли
начнется
всеобщее
мировое
безумие,—
не
отравляйте
ко­
лод це в,
оставляйте
па
деревьях
яблоки,
что бы
люди
мог­
ли
ут оли ть
гол од
и
жажду,
есл и
мы
не
хотим,
чтобы
жиз нь
на
зе мле
навсегда
исчезла.
Я
конч ил .
А
теперь
говори
ты, —
сер дит о
сказал
он
и
с
усилием
кос нул ся
сво им
бок ал ом
моего
бокала.
Он
в
упор
с м отрел
на
м еня
своими
настойчивыми
глазами,,
к оторы е
в
этот
миг
вдруг
показались
мне
искусственными,
глядящими
в
прорези
пятнистой
маски,
молчаливо
треб уя
моего
ответа.
Что
мог
ска зать
ему
я
в
эту
последнюю
минуту
наш ей
земной
встречи?
Я
мог
сделать
ли шь
одно
—
громко
про­
воз глас ить
наз вань е
этого
вечнозеленого
калифорнийского
растения,
ос ыпанно г о
среди
зим ы
ярко-красными,
светя­
щимися
цветами,
но
я
забыл
это
сл ово,
единственное,
ко­
торое
могло
спасти
мир
и
спасти
нас
все х.
Под а вле нный,
я
молчал,
но
во
мне
уже
т аин ств енно
звучал
далекий
го­
лос
другого
ве ли кого
по эта
Америки,
родившегося
здесь ,
в
Бостоне,
более
ве ка
тому
назад:
—
Что
за
надпись,
сест ра
дорогая,
З десь,
на
ск леп е?
—
спросил
яг
угрюм.
Та
в
ответ:
—
Улялюм...
Улялюм...
Вот
могила
твоей
Улялюм!
И
когда
французский
самолет
пове р нул
в
о кеан
и
я
уже
успел
просмотреть
сегодняшние
парижские
га зеты
с
громадными
траурными
кл ише
обледеневших
трущоб
и
трупов
люд ей,
замерзших
предыдущей
ночью
в
Бельвиле,
и
пожарных,
откачивающих
в еду
из
подвалов,
где
лоп ­
н ули
трубы,
и
я
узнал,
что
«божоле»
снова
подорожало
на
десять
сантимов
за
литр,
и
я
дремал
в
ожид а нии
Евро­
пы,—
то
все
это
время
испытывал
чувство
сла достн ой
опустошенности,
как
человек,
который
нырнул
на
страш­
ную
глуби н у
для
тогог
чтобы
поднять
со
дна
мраморную
статую
богини,
и
всплыл
на
поверхность,
полумертвый
от
23$


нечеловеческого
напряжения,
простирая
к
н ебу
ла дони ,
в
к ото рых
среди
водорослей
и
голубого,
те куще го
по
ру­
кам
песка
оказалась
всего
ли шь
мал е нь кая,
почти
черная
от
времени
терракотовая
статуэтка
же нщ ины,
вдо вы,
про­
лежавшая
на
дне
несколько
тысячелетий.
Да,
припомнил
я
волн ы
Оберы,
В с помнил
об лас ть
туманную
Нодд!
Може т
бы ть: «Опыт построения третьей сигнальной
сис т емы?»
Теперь,
когд а
я
возвращался
обратно
из
мира
Стравин­
ского
в
мир
вывернутого
наизнанку
Шуберта,
ко
мне
по­
степенно
—
миг
за
миг ом
—
возвращалось
время,
которое
так
нео бъя с нимо
ис чез ло,
ко гда
я
летел
через
океан
ту­
да,—
вздох
за
вздохом
—
возвращалась
жизнь,
погружен­
ная
в
гипнотический
сон.
Да,
припомнил
я
б ерег
Об еры,
Вс помнил
призраков
в
зарослях
Нодд !
...И
гад
мо рск их
подводный
ход,
и
дольне й
лоз ы
п ро­
зябанье...
Поседевшая
от
горя
жен а
по-прежнему
стояла
на
промасленных
шестигранниках
взлетной
пол осы,
которая
теперь
превратилась
в
посадочную
площадку
и
от раж ала
с игна льны е
огни
аэровокзала,
с
труд ом
пробивающиеся
сквозь
ночной
туман.
Она
в зяла
ме ня
молча
под
руку,
и
мы
сно ва
пошли
как
ни
в
чем
не
бывало
по
з аб ытой
ул и­
це,
где
старик
в
вяза н ых
обгоре лы х
перчатках
с
отрезан­
ными
пальцами
жарил
каштаны...
Над
жаровней
носились
плотные
облака
морозного
воздуха,
освещенные
заревом
голубой
электрической
вывески
театра
Сар ы
Бернар,
где
на
сцене
бегал
в
коротких
са пог ах,
заложив
руку
за
б орт
пикейного
жил ет а,
император
фр ан цуз ов,
и
мы
купили
у
старика
пакетик
крупных
обуг лен н ых
каштанов,
обжи­
гавших
руки;
но
обугленная
скорлупа
ле гко
снималась,
и
мы
ели
каштаны,
как
школьники,
потратившие
на
ла­
ко мст во
с вои
два
последних
су
и
потерявшиеся
в
большом
го роде .
Я
пот ер ял
перчатку,
пальцы
озяб ли,
и
я
дышал
па
них,
ст ар аясь
согреть.
240


Нам
с тра шно
з ахот елос ь
вернуться
назад,
туда ,
где
в
св оей
лю лечке
спала
н аша
внучка,
изо
всех
сил
сжимая
в
см углы х
кулачках
маленькие
морские
звездочки,
со­
бранные
во
время
от лива ;
ту да,
где
под
толстой
соломен­
ной
крышей
нормандского
овина,
под
величественным
балдахином
спал и
Козловичи
и
видели
во
сне
две
Ге р­
мании
—
о дну
Дем окра ти че ск ую,
другу ю
Федеративную,—
будучи
не
в
состоянии
ре шить,
по
какой
из
них
прока­
титься
в
туристском
автобусе;
где
в
садике
под
цвету­
щим
каштаном
валялся
мотороллер
юной
молочницы,
а
она
сама,
смешав
св ои
бе локуры е
волосы
со
ст р иже ными
волосами
нашего
сына
—
Ша кал а,
сп ала
блаженным
сн ом
праведницы,
по ложи в
обольс ти тел ьн ую
пунцовую
щеку
на
его
го лую
руку,
а
на
п олу
был и
разбросаны:
красное
п лат ье,
нейлоновые
чулки
без
шва ,
на
спинке
стула
висел
черный
девичий
бюстгальтер
с
белыми
пуговицами,
а
на
письменном
столе,
ряд ом
с
бидоном,
ст ояли
резиновые
к еды,
а
сам
Шакал
спал
посапывая
и
казался
без
очков
как
новорожденный
котик;
т уда,
где
наш а
дочь
Гиепа,
скрестив
ноги,
спала
кр епк им
сном,
спр ят ав
под
подушку
новый
рома н
одного
из
самых
известных
современных
мовистов,
в
то
время
как
ее
муж ,
стоя
у
чертежной
дос ки
с
тяжелым
противовесом,
обдумывал
принцип
моделиро­
вания
третьей
сигнальной
си сте мы;
где
на
газоне
ст ояла
полуобгоревшая
машина
и
в
ней
спали
Остапенки,
оба
крупные,
счастливые,
большие
любители
путешествий;
где
по
шоссе
бесшумно
не сли сь,
распластавшись,
машины
луч ших
мировых
стандартов,
о тра жая
своей
поверхностью
поток
неоновых
огн ей
гостиниц-обержей
и
тр е вожных
сигналов
заправочных
станций,
дорожных
у казат ел ей,
све­
тящих ся
реклам,
горо дов
и
театров;
где
мы
так
не жно
и
так
грустно
любили
друг
дру га.
Но,
ве роятн о,
в
этот
миг
что-то
произошло,
потому
что
мы
уже
ничего
вокруг
не
у з навали.
Да,
собственно,
ничего
и
не
бы ло.
Торчал
лишь
обугле нн ы й
угол
электри­
ческого
трансформатора,
с рез анн ого
по
диагонали.
Он
тор ч ал,
как
обломок
зу ба.
Остальное
все
—
по ле,
дачи ,
сосны,
рощи,
кладбище,
станция,
церковь
времен
Иоанна
Грозного,
тонкая
перекрученная
струйка
родниковой
во­
дички,
все
люди
—
знакомые
и
незнакомые,—
все
переста­
ло
существовать,
все
изменило
форму.
Во л нистый
пепел
простирался
во
все
стороны
до
самого
пустынного
гори­
зонта,
по
серо й
че рте
которого
волнисто
двигались
ма­
ленькие
ш афр анно -желт ые
щапочки
лисичек
и
на
к оро­
241


мыслах
кач ал ись
чашечки
крошечных
весов.
А
за
гори­
зонтом
простиралась
такая
же
самая
пустота
и
так
далее
и
так
далее
до
бесконечности,
а
затем
и
после
бесконеч­
ности,
а
с
бесц ветн ог о
—
и,
в
общем,
больше
уже
не
су­
ществующего
—
неба
сып алась
стр анн ая,
невидимая
и
неощутимая
материя,
п род укт
как ого-то
распада.
Наша
одежда
и
наши
волосы
тоже
пр евр ащал ись
в
ничто
и
па­
дали
неощутимыми
частицами
сухого
тумана,
и
мы
м ед­
лен но
и
безболезненно,
разматываясь,
как
клубок
шерст и,
съеденной
молью,
стали
разматываться,
р азма ты вать ся,
разматываться,
превращаясь
в
ничто.
Нам
совсем
не
бы ло
с трашн о,
а
тольк о
б ес коне чно
грустно.
—
Вернемся
наз ад,—
успела
промолвить
жена,
ста­
новясь
совсем
проз ра чной ,
размытой
и
неподвижной,
как
сновидение
или
даже
как
воспоминание
о
сн ов идени и.
Она
прижалась
к
моему
плечу,
тая
на
глазах
и
теряя
в ес,
и
я
понимал,
что
мы
уже
ни ког да
никуда
не
вернемся,
потому
что
я
не
мог
вспомнить
названия
вечнозеленого
куста,
усыпанного
ср еди
зимы
оче нь
яркими
пунцовыми
цветами,
а
ли шь
одн о
это
могло
спасти
на с:
за
серой
пе­
ле ной
н еба,
улетая
в
мир ов ое
прос тран с тв о,
уже
безмолв­
но
бушевало
и
лизало
со
всех
сторон
вселенную
странное
пламя
распадающейся
материи,
не вид имо е,
неощутимое,
холодное
и
вместе
с
тем
распространявшее
острый,
не­
приятно
свежий
запах
железной
р жавчи ны,
запах
кисло­
ро да,
кот орым
я,
оказывается,
да вно
уже
дышал
ч ерез
гуттаперчевые
труб ки ,
глубоко
в став ленные
в
ноздри,
с лыша,
как
на
губах
сквозь
марлю
шипят
пузырьки
ки с­
лорода,
и
довольно
ясно
понимая,
что
я
уже
не
сплю,
а
лежу
па
в ысо кой
хирургической
кровати
в
сво ей
па лате,
что
черпая
кровь,
которая
по
капле
стекает
в
банку
из
дренажей,
ест ь
моя
кровь,
что
за
окном
вн изу
сияет
сад
мо ей
души,
что
узкоглазый
анестезиолог
не
забыл
м еня
разбудить,
что
человек
не
может
умереть,
не
родившись,
а
родиться,
не
умерев,
и
что
сравнительно
недалеко,
во­
зле.
Святого
кол одца ,
вероятно,
по-пр е жнем у
ст оит
знако­
мый
стар ик
и
терпеливо
моет
св ои
бут ылки .
1962—1965
Пе ред елки но


ТРАВА ЗАБВЕНЬЯ


...а
может
быть,
это
был и
всего
лиш ь
маленькие
звуко­
улов ит ели ,
напряженно
повернутые
в
мир ов ое
простран­
ст во
к
источнику
колебаний,
недоступных
для
человеческо­
го
уха ...
Однажды
я
уже
говорил
или
даж е,
кажется,
писал,
что
обнаружил
у
себя
спо собн ос ть
перевоплощения
не
только
в
самых
разных
лю дей,
но
также
в
животных,
растения,
камни,
предметы
домашнего
обихода,
даже
в
абстрактные
понятия,
ка к,
например,
выч ит ание
или
что- ни буд ь
подоб­
ное.
Я,
например,
как-то
был
даж е
кв ад ратн ым
корнем.
Я
дум аю,
что
это
сво йст во
каждого
человека.
Во
всяком
случае,
все
то,
что
я
вижу
в
д анный
миг,
сейчас
же
д ел ается
мною
или
я
д ела юсь
им,
не
гов оря
уже
о
то м,
что
сам
я
—
как
таковой
—
непрерывно
изменяюсь,
н асе ляя
окружающую
меня
среду
огромным
количеством
своих
отражений.
По
вс ей
вероятности
—
будучи,
как
все
существующее
в
мире,
грубо
матерьяльным,—
я
так
же
бесконечен,
как
материя,
из
кот орой
состою.
Отсюда
моя
постоянная
взаи­
мосвязь
со
всеми
матерьяльными
частичками,
из
которы х
состоит
мир,
если ,
кон е чно,
он
матерьялен,
в
чем
я
глу ­
бо ко
убежден.
В
сил у
своей
постоянной
житейской
занятости
мы
д ав­
но
уже
пер ест али
удивляться
многообразию
фо рм
окружа-
245


тощей
нас
среды.
Но
стоит
отвлечься
хотя
бы
один
ден ь
от
земных
заб от,
как
сейчас
же
к
нам
возвращается
ч ув­
ство
принадлежности
ко
вселенной,
или ,
др угим и
словами,
чувство
вечной
свежести
и
новизны
бытия.
Предметы
обн ов ляютс я
и
п олучают
новый,
высший
смысл.
Например,
тот
цветок,
ко торы й
в
да нный
момент
попал
в
по ле
моего
зр ени я.
Я
обратил
на
нег о
осо бен ное
в нима ние
не
сл учайн о.
Он
давно
уже
тр е вожил
меня
св о­
ей
формой.
Такими
пучками
растут,
например,
грибы
опенки.
Гнездо
длинных
тр убок ,
вышедших
из
одного
раститель­
ного
узла.
Со сисоч к и.
Да же
обмороженные
пальчики.
Пу­
чок
м ол оден ькой
тупоконечной
морко вк и
каротели.
Потом
они
под ра ста ют,
меняют
цвет.
Из
ор анжев ых ,
шафрано­
вых
делаются
красными.
Их
концы
лопаются
и
раскрыва­
ются
венчиком.
Но
это
совсем
не
общеизвестные
вьющие­
ся
гра ммофо нч ик и,
ничего
общего.
Их
уд л ине нные
тель ­
ца
—
узкие
колокольчики
—
и
мягко
округлые
отверстия,
окруженные
фестончиками
лепестков,
св етятс я
каким-то
тигров о- а бри косо вы м
цветом,
зл ов еще
воспаленным
в
сере­
ди не
цветка,
куда,
как
загипнотизированные,
медленно
вползают
на
казн ь
насекомые.
Бу ддий ски- кра сны й
цвет .
Эти
цветы
быстро
вырастают
и
так
же
быстро
увядают,
съ еж ива ются,
сохнут
и
выпадают
из
созревшей
цветонож­
ки,
ос тавл яя
после
себя
длинное
полупрозрачное
тельце
с
зе л еной
тугой
каплей
зав язи .
И
в от,
вместо
то го
чтобы
работать,
я
н абл юдаю
за
цве та ми,
радуясь,
что
они
напоминают
мне
целый
ряд
предметов,
между
прочим
те
резиновые
полупрозрачные
соски,
которы е
надевают
на
горлы шко
бутылочки
с
д ет­
ским
молоком,
а
затем
отправляюсь
искать
садовника,
для
то го
чтобы
узнать,
как
на зы ва ется
растение.
Все
мои
чув­
ства
сосредоточены
на
это м
праздном
вопросе.
В
самом
де ле
—
не
все
ли
мне
равно,
как
оно
называется,
это
чем -
то
мучи те льн о
для
меня
зн ак омое
растение,
чьи
полувью-
246


щиеся,
крепкие
с тебли
поднимаются
по
стол ба м
над
ве­
рандой
и
постоянно
как
бы
сознательно
протягивают
к
самому
мо ему
л ицу
ш афр анно -к расн ые
соцветия,
напоми­
нающие
мне
что-то
чрезвычайно
для
меня
дорогое
и
в аж­
ное ,
при чем
я
дел аю
еще
о дно
на блюден и е:
в
этом
соцве­
тии
имеются
цветки
всех
воз ра стов ,
от
совсем
маленьких,
как
недоразвившийся
желудь,
цветков-ублюдков,
уро д­
цев
раз м ером
с
ноготок
—
до
ба рхат ист о-бор дов ых
кра с ав­
цев
в
полном
расцвете
—
цветов-королей
—
и,
нак о нец,
до
цветов-трупов,
чьи
обесцвеченные
пустые
чех ольчи ки
являют
страшный
вид
кори чн ев ого
гниения.
И
все
они
—
вся
кисть,
все
их
семе йст во ,
живые
и
мер твы е,—
распо­
ложены
строго
парал л ельно
перилам
террасы,
как
бы
об­
ращенные
в
о дну
сторону
—
к
вечно
заходящему
солнцу,
уже
коснувшемуся
гористого
гори зон та .
Садовник
ск азал ,
что
это
растение
н азы в ается
«биг -
нон и я».
Тем
лучше.
Высунувшаяся
из
пыльного
горя чего
куста
д л инная
горизонтальная
в етка
с
перистыми,
супротивными
л и стья­
ми
протянула
мне
соцветие,
и
самый
крупный
цветок,
по до бный
маскарадному
колпачку
Пьеретты,
остановился
перед
мо ими
гл аз ами,
и
тогда
я
лег ко
и*
без
усилий
вс пом­
нил
точно
такое
же
зно йно е
июльское
утро,
ба шню
Кова­
левского
и
отк ры тую
веранду
с
гипсовыми
помпейскими
вазами,
к оторы е
тогда
воспринимались
мно ю
как
мра мор­
ные,
а
д ача
—
по
меньшей
мере
древнеримской
виллой
в
духе
живоп исца
Семирадского;
даж е
скромная
пол оса
не
сл иш ком
красивого
Черного
моря ,
откуда
до но сил ись
резкие
во ск л ицания
купальщиков,
пр е дст авл ялась
мне
пла ме нным
Н еапо лит анск им
заливом
с
красными
пару­
сам и.
И
все
это
происходило
потому,
что
я
должен
был
увидеть
человека,
перед
талантом
к ото рого
преклонялся
и
к оторы й
представлялся
мне
существом
почт и
что
ск а­
з оч ным.
—
В аня,
к
тебе!
—
крикнул
толстячок
московской
ск о­
роговоркой.
Мы
сразу
п оня ли,
что
это
старший
бра т
Ива на
А ле­
ксеевича,
то же
литератор,
пишу щ ий
на
педагогические
т емы.
247


—
Кто
имен но?
—
послышался
го лос
и з-за
двери.
—
Молодые
поэты.
—
С ейч ас.
И
на
пороге
террасы,
пр ист еги вая
заг р анич ные
под ­
тяжки,
появился
сам
академик
Бунин,
ме л ьком
взглянул
па
нас
и
тотчас
скрылся,
а
через
минуту
сно ва
выш ел
уже
в
другом
ри тме
и
вполне
одетый.
Многие
описывали
н ару жно сть
Бунина.
По-моему,
лучше
все го
получи лось
у
Андрея
Бе лог о:
про фи ль
к он­
дор а,
как
бы
заплаканные
глаза,
ну
и
так
далее.
Более
подробно
не
помню.
Потом
я
с лы шал,
что
глаза
у
Бунина
был и
прелест­
но-голубые,
но
я
этого
не
за мет ил.
Хотя
вполне
до пу­
скаю.
Перед
нами
предстал
сорокалетний
господин
—
сухой,
же лч ный,
щеголеватый
—
с
ор е олом
почетного
академика
по
раз ряду
изящной
словесности.
Потом
уже
я
понял,
что
он
не
столько
же лч ный,
с кольк о
геморроидальный,
но
это
не
существенно.
Хорошо
сшитые
шт уч ные
брюки.
Английские
желт ые
полубо ти нк и
на
толстой
подошве.
Вечные.
Бородка
темно-
русая,
пис ате л ьска я,
но
более
выхоленная
и
зао стр енн ая,
чем
у
Чехова.
Французская.
Н ед аром
Чехов
называл
его
в
шутку
господин
Букишон.
Пенсне
вроде
чеховского,
ста льн ое,
но
не
на
носу,
а
сложенное
вдвое
и
засунутое
в
наружный
боковой
карман
полуспортивного
жакета
—
мож ет
быть,
да же
в
мелкую
клеточку.
Крахмальный
воротник
—
ил и,
как
тогда
говорилось,
воротнички,—
высокий
и
твердый,
с
уголками,
крупно
ото­
гнут ыми
по
сторонам
к орре ктн о- лплов ого
галстука,
подоб­
но
уголкам
визитных
карточек
из
на и лучш его
бристольско­
го
картона.
В
20- х
года х
я
бы
непременно
написал:
бр и­
стольский
воротничок.
Это
у
нас
тогда
называлось
переносом
эпитета.
Ка жет ся,
я
сам
из обре л
этот
ли те ра­
турный
прием
и
у жасно
им
злоупотреблял.
Не что
вроде
инверсии.
Так-то,
бр ат цы!
Но
до
20- х
год ов
было
еще
ой
как
д але ко,
це лая
ве ч­
ность!
Теперь
я
так
писать
стесняюсь.
Постарел.
Остепенил­
ся.
П ора
и
о
ду ше
подумать,
с тал
мовистом.
248


Бунин
взглянул
на
нас
стро го-оф иц иа льно
и
с
далекого
р асст о яния
протянул
нам
вытянутые
руки
—
о дну
мн е,
другую
Вовке
Дитрихштейну,—
но
не
для
рукопожатия,
а
для
того,
чтобы
взя ть
на ши
стихи.
Вовка
Дидерике,
или,
как
он
по дпис ыва лс я,
Вл.
фон
Дитрихштейн,
был
т оже
мо лодо й
поэт,
но
гор азд о
старше
меня
—
бо гаты й
студент
в
штатском:
кремовые
фланеле­
вые
брючки,
пестрый
пиджачок,
твердая
соломенная
шляпа
к ано тье,
толс тый
золотой
перстень
с
фамильной
пе­
чатью,
белобрысая
обезьянья
м ордочка
остзейского
немчика
с
виднеющимися
редкими
зубами.
Т ипич ный
последний
отпрыск.
Повинуясь
неподвижному
взгляду
Бунина,
мы
вложи­
ли
в
его
протянутые
руки
с вои
сочинения:
Вовка
вложил
только
что
напечатанную
за
с вой
с чет
книжечку
декадент­
ских
стихотворений
—
на
бумаге
вер же
с
водяными
з на­
ками
и
в
о блож ке
в
две
кр аски
—
под
названием
«Блеклый
в ено к», а я общую тетрадь,
которую
вытащил
из-за
ги м­
назического
пояса
с
сильно
по бито й
металлической
бля­
хой.
Крепко
сжа в
хваткими
паль цам и
наши
сочинения,
Бунин
велел
нам
яв ить ся
через
две
н едел и,
корректно
п окло ни лся
одной
го ловой ,
давая
поня ть ,
что
ау диенц ия
окончена,
и
удалился,
а
его
брат
Юли й
ска зал ,
что
Ваня
тороп и тся
в
гости,
и
проводил
нас
несколько
ша гов
по
кам енно й
тер расе
до
ступенек,
ко торы е
ве ли
на
садо ву ю
дорожку,
п окры тую
пыльным
скрипучим
гравием,
по доб но
всем
дорожкам
на
одесских
дачах.
Ро вно
через
две
недели
—
минута
в
минуту
—
мы
опять
стояли
на
кам енн ых
пл итах
знакомой
те ррас ы,
через
пе­
ри ла
которой
к
нам
тянулись
багрово-оранжевые
сосисоч­
ки
—
соцветия
растения,
названия
которого
я
тогда
еще
не
зпал
и
узн ал
только
лет
через
пятьдесят.
—
Ваня ,
к
те бе,—
сказал
толстячок
в
дверь.
—
Кт о?
—
послышался
раздраженный
голос.
—
Мо лод ые
поэты.
—
Сейч ас.
И
па
пороге
ст ек лян ной
двер и,
как
и
в
первый
раз,
появился
Бунин
с
пр от янут ыми
руками,
в
к отор ых
де р­
жал
н аши
сочинения,
причем
не
ошибся:
Вовке
Дитрих­
штейну
он
протянул
его
книжечку,
а
мне
—
мою
тетрадь.
—
Я
п рочел
ваши
стихи,—сказал
он
строго,
как
доктор,
обращаясь
глав н ым
образом
к
Вовке,
что
несколь­
ко
ме ня
за де ло,
лишний
раз
под тв ерди в
мое
наблюдение,
249


что
есл и
сам
я
нах о жусь
сре ди
какой-нибудь,
пусть
даже
са мой
небольшой,
компании,
то
ме ня
или
вовсе
не
зам е­
ча ют,
или
замечают
в
посл ед нюю
очере дь;
таково
уж
свой­
ст во
моей
л ич но сти.—
Ну
что
же?
Трудно
с каза ть
что-
нибудь
пол ожи тел ьно е.
Лично
мне
чуж да
так ого
ро да
поэзия.
Вовка
глупо,
но
заносчиво
улыбнулся.
—
Вам
бы,—
продолжал
Б унин ,—
следовало
обратить­
ся
к
какому-нибудь
декаденту,
например
к
Бальмонту.
А
я
—
что
же
я
могу
сказать...
Затрудняюсь.
Манерно.
Ко­
ке тли во.
Неопределенно,
н еяс но,
претенциозно.
Наконец,
зачастую
просто
не
п о-рус ски ...
—
Да,
но
разве
вы
не
признаете
в
поэзии
заумно­
го?
—
отважно
прер вал
его
Вовка,
облизывая
б ес­
форменные
слюнявые
губки.—
Сей час
это
многие
пр и­
знают.
—
Быть
может.
Но
я
полаг аю,
раз
оно
заумное,
то,
значит,
по
ту
с торон у
у ма,
то
ес ть
глупость,—
сказал
Бунин.
Я
з атр еп етал
от
того,
что
в
моем
присутствии
родился
настоящий
литературный
афоризм,
но
не
ра с тер ялся
и
сейчас
же
протянул
Бунину
его
большой
к ор ичне вый
фо­
тографический
портрет
на
сером
паспарту,
купленный
накануне
за
один
руб ль
сер ебр ом
у
фот огра фа ,
к оторы й
выставил
его
для
рекламы
в
витр ине
своего
ателье
на
Риш ель евско й
улице,
в
знаменитом
о десско м
пятиэтаж­
ном
не боск ребе ,
построенном
из
ж елт ого
кирпича
в
ма в­
ританском
ст иле.
На
фот огра ф ии
—
под
папиросной
бум аго й,
как
неве­
ста
под
фатой,—
было
изображение
Бунина,
который
несколько
бок ом
сидел
в
каком-то
железном
садо в ом
кр е­
сле,
схватившись
сухими
руками
за
подлокотники
и
вы­
тянув
вперед
к
зрителям
ногу,
заложенную
за
ногу
так,
что
заграничные
полуботинки
оказались
на
первом
пл ане
и
вышл и
неестественно
большими
со
всеми
сво ими
по д­
робностями:
толстой
подошвой,
дырочками
вокруг
сою­
зок,
кожаными
шнурками,
завязанными
бант о м,
в
то
вре ­
мя
как
характерная
голова
акад ем ика
с
выдающимся
дворянским
затылком
вышла
несколько
менее
кр упно й,
чем
мне
бы
хоте лось;
даж е
от борны й
садовый
гр авий
на
переднем
плане
вышел
куда
б олее
выразительно,
чем
все
остальные
аксессуары.
Увидев
в
витрине
эту
фотографию,
я
побежал
до мой
и
п очти
со
слезами
вымолил
у
те ти
рубль,
к отор ый
с
мен я
250


запросил
бездарный,
но
хитрый
фотограф,
см ек нув ший,
что
имеет
д ело
с
мо ло дым
поэтом,
поклонником
стол ично й
знаменитости.
Теперь
я
извлек
из
по жел тев шей
газетной
бумаги
п ор­
тре т
и
подал
его
Бунину.
—
Вы
хоти те,
чтобы
я
вам
что-нибудь
напис ал
на
па­
м ять?
—
спросил
Бунин
бесстрастно,
но,
как
это
ни
стр ан­
но,
я
вдруг
понял,
что
в
глуби н е
души
он
польщен
и
моим
смущением,
и
своим
п ортре том ,
па
которы й
искоса
взглянул,
по-видимому
тут
же
отметив
про
се бя
весь
его
провинциализм,
начиная
от
серого
пас пар ту
и
кончая
па­
пиросной
бумагой
третьего
сорта.—
Но
что
же
вам
напи­
сать,
вот
воп рос ?
—
Напишите,
е сли
можно,
то,
что
вы
только
что
сказали.
—
А
что
я
ск аза л?
—
удивился
Бунин.
—
Ну
как
ж е...
Вы
сказ ал и,
что
заумное,
так
сказать,—
это
глупость.
—
Ра зве
я
это
сказ ал ?
—
Конечно,
ск аз али.
Бунин
на
минуту
задумался,
но
сейчас
же
из влек
из
внутреннего
кармана
жакета
автоматическую
ручку
-~
что
по
тем
временам
было
боль ш ой
новостью
—
и
отвинтил
головку.
—
Извольте.
Ваше
имя?
Я
сказ ал .
Он
положил
пор тре т
на
гипсовую
балюстраду
и
четкой
клинописью
напи сал
в
левом
верхнем
углу ,
где
бы ло
по­
свободнее
от
аксессуаров: «Валентину Катаеву.
Заумное
ес ть
глупость.
Ив.
Бунин».
Я
был
в
восторге,
а
Вовка
Дитрихштейн
ку сал
св ои
мокрые
губ ки
от
зависти,
проклиная
себя
за
то,
что
не
догадался
купить
портрет
Бунина.
Больш е
всег о
понравилось
мне
бол ьш ое
проп ис ное
«Б»
в
п од писи
Бун ин а,
верхняя
черта
этой
буквы
вначале
не­
обыкн ов ен но
толстая,
а
затем
сходящая
на
нет
вроде
еги­
петской
клинописной
литеры
или
жирного
воск л ицатель ­
ного
знака,
поставленного
горизонтально,
или
же
даж е
редьки
с
тонким
хв ости ком .
Я
уже
не
го ворю
о
том,
как
б ыло
лестно
видеть
с вое
им я,
на пис а нное
рукой
знамени­
того
писателя.
251


Проводив
нас
на
этот
раз
до
ступеней
террасы,
Бунин
по про щ ался
с
нами,
по жав
наши
руки:
сн ачал а
Вовке,
по­
том
м не.
И
тут
п роиз ошло
чудо.
Первое
чудо
в
мо ей
жизни.
Когда
Вовка
Дитрихштейн
уже
нач ал
сх о дить
по
ст у­
пеням,
Бунин
слегка
попридержал
м еня
за
рукав
моей
гимназической
коломянковой
куртки
и
произнес
негромко,
как
бы
про
себя:
—
Приходите
как-нибудь
на
д нях
утром ,
п отол­
куем.
Говоря
эт о,
он
осторожно
вытянул
у
меня
из-под
мыш­
ки
тетрадь
со
стихами
и
сп р ятал
ее
за
спину.
Легко
можно
представить,
в
каком
состоянии
я
на хо­
дился
в
те чен ие
тех
четырех
или
п яти
дн ей,
которые
с
невероятным
труд ом
заставил
с ебя
пропустить
для
пр илич ия,
чтобы
пе
побежать
к
Бунину
на
д ругой
же
день .
И
вот
наконец
я
мчался
в
пустом
утреннем
вагоне
электрического
трамв ая
с
пле те нным и
из
тростника
отки д­
ными
диванчиками
за
город,
на
да чу
Ковалевского,
и
все
время
с
ле вой
руки
за
обрывами
показывалось
из
пыл ь­
ной
зел ени
и
пропадало
море,
а
справа
мелькали
дачные
пятачк и,
усыпанные
су хой
ше лухо й
подсолнуха,
с
ки ос­
ками
прохладительных
напитков,
булочными,
почтовыми
отделениями
и
даже
в
одном
месте
с
летним
те атром ,
с
ги псо вой
ли рой
над
вхо дом ,
где
давались
любительские
спек та кл и,
и
тр амв айный
ролик
бежал
по
м едно му
про­
вод у,
рассыпая
искры,
к азавш ие ся
при
бл еске
ослепи­
тельного
утреннего
солнца
и
та кого
же
ос леп ит ельно го
моря
черными,
как
угольк и,
а
провод
в
это
время
пел
виолончелью
и
на
крутых
поворотах
визжали
и
ныл и
тор­
моза,
а
я
стоял
на
пло щадк е
новенького
бельгийского
вагона,
де рж ась
за
железный
сто лби к,
и
высовывался
в
от кры тую
дверь
для
того,
чтобы
ветер
охлад ил
мою
горя чую
голову
с
постриженными
под
ма шин ку
в оло­
са ми.
Нак он ец
тишина,
пустой
дачный
сад ,
скрип
пыльного
гравия,
степной
по лынный
ветер,
каменная
веранда
и
к р асные
соцветия
еще
не
имеющ ег о
имени,
но
уже
зна­
комого
вьющегося
растения.
У
входа
в
цвет о к,
рдеющий
на
солнце
красным
цветом
петушиного
гребня,
в
воз духе
стояла
оса.
252


Однажды,
значительно
позже,
я
прочел
у
Пастернака
во лшеб ные
ст роки : «... голос а
пр иб лижаю т ся:
Скрябин.
О,
ку да
мне
бежать
от
шагов
моего
бо жес тв а!»
И
под
его
все
тем и
же
заграничными
полуботинками
зазвучали
кам енны е
потертые
плиты
веранды.
На
нем
была
свежевыглаженная
холщовая
блуза
с
нагрудным
кармашком,
ос едлан н ым
стальным
пенсне
с
че рным
шнурком.
Но,
вероятно,
в
мире
уже
что-то
прои зошло
или
в
это
время
про ис хо дило
—
роковое
и
непоправимое,—
потому
что
хотя
стояло
все
то
же
горячее
п рим орс кое
утро,
но
да ча
уже
не
по ка зал ась
мне
римской
в иллой
и
над
кубо­
вой
полосой
неспокойного
Ч ерн ого
мо ря
я
не
увидел
крас­
ных
парусов
Неаполитанского
зали ва ,
а
комната,
ку да
меня
пригласил
хозяин,
была
п рост а,
как
дворницкая,—
с
белеными
стенами,
ярким
полом,
выкрашенным
масля­
ной
краской,
в
янтарно-охряных
досках
которого
лазурно
отражалось
небольшое
окно,
с
ку хо нным
столом,
акку­
ратно
застланным
листом
алой
промокательной
бумаги,
надежно
придавленной
к
столу
кнопками,
на
котором
я
заметил
четвертушку
почтовой
бум аги
с
н ачаты ми
с троч­
ками,
а
на
раскаленном
си яющем
подоконнике
на
четве р­
тушке
такой
же
почтовой
бумаги
сохла
горка
влажного
турецкого
т абака ,
и
ряд ом
с
ней
я
увидел
короб ку
с
воздушно-крахмальными
гильзами
фабрики
Конельского,
стальную
машинку
для
наб иван ия ,
св е рка ющую
на
солнце
своими
м едным и
заст еж кам и,
и
стальную
палочку
с
круг­
лой,
некрашеного
дерева
рукояткой,
приготовленные
для
набивки
н овой
папиросы,
в
то
время
как
в
во зд ухе
еще
стоял
синеватый
дымок
только
что
выкуренной,
а
сам
Бунин
уже
не
казался
мне
таким
строгим
и
в
его
бор одке
было
больше
чеховского,
чем
в
п рошлы й
раз.
Мы
сели
на
два
буковых
ве нс ких
ст ула,
гнутых,
легких
и
звонких,
как
музыкальные
инструменты,
и
он
положил
на
стол
мою
клеенчатую
тетрадь,
разгладил
ее
сухой
ладонью
и
ск азал :
—
Ну -с.
.. .но
как
же
все
это
случилось?
Что
между
нами
обще­
го?
Почему
я
его
так
страстно
люблю?
Ве дь
совсем
недавно
я
даже
не
слышал
его
имени.
Хорошо
знал
имена
Купри­
253


на,
Андреева,
Г орького,
слышал,
что
е сть
Арцыбашев,
Юшкевич,
Чириков
—
тот
самый,
о
котором
будто
бы
зл ой
старик
Лев
То лстой
ска зал : «Как его.. .
Цуриков,
Чур и­
ков...»
А
о
Бунине
совершенно
ничего
не
с лышал.
И
вдруг
в
о дин
пр ек ра сный
день,
совершенно
неожиданно,
он
стал
для
меня
божеством.
Давайте
разберемся.
Я
уже
давно
писал
стихи
и
находился,
как
все
мол о­
дые
поэты,
в
состоянии
вечного
душевного
смятения:
бегал
по
редакциям
местных
г азет
без
всякого
разбора,
читал
св ои
ст ихи
кому
попало
в
гимназии,
на
перем енк ах,
спр а­
ш ивал
мнение
товарищей,
домашних,
папы,
тет и,
мучил
своими
произведениями
младшего
братишку
Женю
—
бу­
дущего
Евгения
Петрова,
посылал
св ои
с тих отв оре ния
ба­
бушке
в
Екатеринослав^
даж е
прослыл
у
знакомых
гим­
назисток
слегка
сумасшедшим.
И
все
это
л ишь
потому,
что
ни кто
не
мог
мне
объяснить
какой-то
—
как
я
тогда
думал
—
самый
главный
се кре т,
открыть
какую-то
са мую
сокровенную
тайну
поэзии,
не
обладая
которой
можно
было
и
впрямь
свихнуться,
не
понимая,
для
ч его
все
это
пиш ет ся,
что
означают
все
эти
давным-давно,
еще
со
вре ­
мен
Ломоносова,
известные
рифмы,
размеры,
ст рофы
—
тысячу
раз
уже
писан ные
кем-то
р аньш е,
тысячу
раз
чит аны е-пер ечит аны е
и,
по
с ути
дела,
по
внутреннему
ощущению,
ни чего
общего
не
имеющие
лич но
со
мной,
с
моей
жизнью,
с
моей
судьбой,
с
мо ими
интересами,—
ка­
кие-то
бл едные
«холодом дышит природа немая,
бешено
вол ны
седые
кипят»
и
прочее.
...Звездочки между
четверостишиями...
Подобное
же
чув ст во,
по-видимому,
испы тывал
в
свое
время
и
Маяковский,
о
котором
я
тоже
собираюсь
кое-что
расс ка зать
в
эт ой
книге.
В
своей
биографии
он
пишет:
«...Вышло
ход ул ьно
и
ревплаксиво.
Что-то
вроде:
В
золото,
в
пурпур
леса
од ев алис ь,
солнце
играло
на
главах
церквей.
Жд ал
я:
но
в
м есяц ах
дни
потерялись,
сотни
томи те льны х
дней.
Исписал
таким
це лую
тетрадку»...
254


Ник то
мне
ничего
не
смог
сказа ть ,
и
ничего
я
не
слы ­
шал,
кро ме
того,
что
—
«вообразите себе,
Ва ля
пишет
сти­
хи,
хот я,
впрочем,
в
его
возрасте
все
п иш ут».
В
редакциях:
—
Стихи?
Отлично.
Оставьте.
Приходите
через
две
неде ли.
Рук опис и
не
возвращаем.
Через
две
неде ли:
—
Не
пой дет .
—
Почему?
—
Потому
что
мы
буквально
завалены
стихами,
а
мы
их
вообще-то
не
печатаем.
Или
вдруг
неожиданное
сча стье .
—
Одно
взяли.
—
Какое?
—
Я
уже
не
помню.
Там
что-то
про
п рирод у.
Во семь
строк.
На
подверстку.
И
лишь
о дин
раз
в
ред ак ции
«Одесских новостей», за­
валенной
узкими
гранками,
испятнанными
черными
отти­
сками
пальцев,
известный
журналист
Герцо-Виноградский,
который
под
псевдонимом
Л оэнг рпн
вел
ежедневный
фельетон,
короткими,
рублеными
строчками,
односложны­
ми
абзацами,
а-ля
кор оль
фельетонистов
великий
Влас
Дорошевич,
человек
с
худы м
инте лл иге нтным
лицом
и
длинными
усами
Верх арн а,
мельком
взглянув
на
ме ня
скво зь
все
то
же
стальное
чехов ское
пенсне,
вдруг
чем-то
во
мне
заинтересовался
—
труд но
сказа ть ,
чем
име нно ,—
может
быт ь,
просто
по-человечески
п ожа лел,
потому
что
я
так
неестественно
кашлял
от
смущения,
имитируя
«сла­
бые
ле гк ие », так нервно ломал лаковый козырек своей гим­
назической
фуражки,
прожженный
в
нескольких
местах
увеличительным
с теклом ,
так
стес нял ся
сво их
вулканиче­
ских,
так
наз ыв аем ых
«возрастных»
прыщей
на
худом,
ки­
тайском
подбородке...
Он
лас ков о
отстранил
доброй
р укой
мои
свернутые
в
трубку
стихи
и
сказал
с
простотой
и
от­
кровенностью,
потрясшей
меня:
—
Слу шай те,
ну,
допустим,
я
поп рошу
вас
зайти
через
неделю
и
потом
скажу,
что
сти хи
не
под ход ят
потому,
что
мы
вообще-то
стихов
не
печатаем,
хотя
мы
их
изредка
и
печатаем,
и
потому,
что
стихи
сырые,
хотя
они
действи­
тельно,
може т
быть,
сырые.
Но
какое
это
имеет
значение?
Хотите
знать
святую
правду?
Вы
принесли
мне
стихи,
а
я
—
вот
даю
вам
честное
слово
п орядоч ного
человека
—
ну
совершенно,
абсолютно
ничего
не
смыслю
в
стихах
и
поэтому
ничего
вам
не
могу
посоветовать
путного.
И
никто
255


у
пас
в
газете
ровно
ни
черта
в
поэзии
не
понимает.
Мо­
жете
мне
поверить.
Только
делают
в ид,
что
понимают.
Так
что
я
вам
посоветую:
дайте
с вои
стихи
прочесть
настояще­
му
писателю.
Понимаете:
н ас тоящем у.
Он
подчеркнул
это
с лово
и
уставился
на
меня
добрыми
склеротическими
глазами.
—
У
нас
в
Одессе,—
сказал
он,—
жив ет
о дин
на­
стоящий
писатель.
Юшкевича
я
не
сч ит аю.
Александр
Мит рофан ов ич
Федоров.
Вы,
наверное,
о
нем
еды -
шали?
—
Не
с лы шал.
—
Чехову
нравилось
его
сти хот в орен и е: «Шарманка
за
окно м
на
ул ице
поет,
мое
о кно
от кры то,
вечереет».—
Он
сня л
пенсне
и
вытер
платком
сл езы .—
Вот
видите.
А
еще
хоти те
бы ть
писателем.
Надо
знать!
А.
Федоров.
О
нем
даж е
есть
в
энциклопедическом
словаре.
Мне
б ыло
ужасно
нел о вко
за
св ое
невежество,
и
я
ви­
новато
м олча л,
терзая
в
опущенных
руках
свою
фуражку
и
выламывая
веточки
ге рба.
Но
тут
меня
осенило:
А.
Фе­
доров!
Не
п апа
ли
это
реал ист а
Витьки
Федорова,
с
ко­
торым
мы
одно
время
жи ли
рядом
в
«Отраде»
и
даже
не­
много
др уж или?
Помнится,
Витька
хвастался,
что
у
него
батька
писатель.
—
Он
не
в
«Отраде»
живет?
—
сп рос ил
я.
—
Жил
в
«Отраде», а теперь выстроил собственную
дачу
р ядом
с
башней
Ко ва ле вск ого.
—
Я
товарищ
его
сына
Вит ьки .
—
Верно,
у
него
ест ь
сын
Витя .
Так
вы,
я
вам
серьезно
советую,
не
откладывая
и
по ез жайт е.
Он
хоро­
ший
по эт,
ученик
Майкова,—
приб а вил
он
таинственным
шепотом.—
Он
може т
дать
вам
ряд
полезных
сов ет ов.
Это
единственное
разумное,
что
вы
можете
сд елать.
У
вас
что
—
легкие
не
в
порядке?
—
В
порядке.
Это
я
так.
У
вас
здесь
в
редакции
очень
жарко.
—
С
богом.
Так
как
на
даче
не
б ыло
ни
души ,
я
беспрепятственно
прошел
че рез
все
комнаты
и
остановился
в
дверях
к аби­
нета,
где
за
письменным
столом
сидел,
как
я
ср азу
понял,
сам
А.
М.
Федоров
на
фо не
громадного,
во
всю
стен у,
венецианского
ок на
с
дорогими
шпингалетами,
на
треть
занятого
морем,
болыпефонтанским
берегом
и
маяком,
266


а
на
две
трети
движущимся
громадным
облачным
небом
ранней
весны
—
еще
холодной
и
хм урой ,
со
штормами
и
неправдоподобно
кр у пными
почками
кон ск ого
ка штан а,
как
бы
густо
обмазанными
столярным
клеем.
А.
М.
Федо ро в
з ад умчи во,
с
пауз ам и,
заносил
что-то
в
объемистую
записную
книжку.
Наверное,
пишет
стихи,
подумал
я
и
вступил
в
комнату,
с
у жасом
сл ыша
ск рип
св оих
новых
бот ин ок.
—
Здрав ств уйте ,—
сказал
я,
прокашлявшись.
Он
нервно
вздрогнул
в сем
телом
и
вскинул
свою
не­
большую
красивую
голову
с
точеным,
слегка
горба тым
носом
и
совсем
маленькой
се реб рис той
бородкой:
наст оя ­
щий
европейский
писатель,
к расав ец,
человек
из
ка ко го-то
д руг ого,
высшего
мира;
с
такими
людьми
я
еще
н ик огда
не
встречался,
сра зу
видно:
утонченный,
изысканно-про­
ст ой,
до
кончиков
н огтей
инт е лли гент ный,
о
чем
свидетель­
ствовали
домашний
батистовый
галстук
бант о м,
вельвето­
вая
раб о чая
куртка,
янтарный
мундштук,
придавая
ему
нечто
в
высшей
степени
художественное.
—
Здравствуйте,—
еще
раз
сказал
я,
шаркая
ног ой.
Он
схв ати лся
кончиками
пал ьце в
за
се деющи е
виски.
В
его
глазах
мелькнуло
безумие.
—
Ах,
как
вы
меня
испугали!
Нельзя
же
так.
Я
думал
бог
знает
что...
Пожар...
Что
вам
угодно?
—
Я
товарищ
Вити.
—
В итя
в
училище,—
с
недоумением
сказал
он.—
А
почему
вы
не
в
гимназии?
Или,
может
быть,
с
Витей
что- ни будь
случилось?
—
зак р ичал
он,
вскакивая.—
Рад и
бо га,
говорите,
что
с
ним
случилось!
—
Ни чего
не
случилось.
—
Он
жив?
—
Наверное.
А
чего?
—
Это
я
вас
должен
спросить:
а
чего?
И
почему
вы
не
в
гимназии?
—
Так.
—
Странно.
—
Я
не
к
Витьке
п ри шел,
а
к
ва м.
—
Ко
мне ?
—
у дивил ся
Федоров.
Но
прежде
чем
я
успел
вытащить
из
карман а
шинели
свои
рукописи,
он
все
понял
и
з ам етал ся,
как
подстре­
ленный.
—
Стихи?
Нет,
нет!
Толь ко,
умоляю
вас,
не
теперь.
Вы
же
видите
—
я
зан ят.
В
эти
ч асы
я
никого
не
пр ини­
маю.
Как
вы
сюд а
п оп али?
9в.
Катаев,
т.6
257


Он
отпрянул
от
м еня
и
с мот рел
с
ужасом
на
мои
ру­
к оп иси,
к оторы е
я
уже
нач ал
торопливо
перелистывать.
Мы
были
во
вс ем
доме
одни.
Его
пол оже ние
бы ло
бе з­
вых о дным.
—
Лида!
—
к рик нул
оп
слабым
голосом,
но,
вспомнив,
что
жена
уехала
в
город
за
покупками,
махнул
рукой
и
сдался.
Обливаясь
потом
и
все
время
кашляя,
я
прочитал
ему
с вои
стихи.
Он
сделал
томным,
красивым
голо с ом
и зба­
лова н ного
женщинами
известного
пи сат еля
несколько
вя­
лых
замечаний,
а
потом
разошелся,
и,
когда
я
сп р ятал
сво ю
рукопись,
он,
несколько
юмористически
сверкнув
глазами,
погл ади в
кисточку
своей
серебряной
бор о дки,
ска­
зал
сладостно-кондитерским
гол осом :
—
Ну
уж,
так
и
быть.
Теперь
моя
очередь.
Держи­
тесь,
Вал я.
Сей час
я
вас
убью.—
С
эт ими
словами
он
вы­
нул
из
письменного
стола
толстую
сафьяновую
тетрадь
и
один
за
дру гим
стал
с
упоением
чи тать
со не ты,
нап и­
санные,
как
он
объяснил,
вчера
во
время
бессонницы
в
один
присест,
залпом:
—
«Седые пейсы.
Острый
взгляд.
Ше йл ок.
Неровными
зубами,
торопливо
он
развязал
зав ет­
ный
узе лок .
Таилось
в
нем
сок ров ище
на
ди во:
жемчужина
Пе рси дс кого
з али ва.
Из
мрака
он
на
све т
ее
из влек
и
сам,
гордяс ь,
любуется
ревниво...»
—
и
так
далее
и
шикарный
кон ец : «...она
живет
и
дышит,
и
—
о,
б оже !—я
слышу
вздо х:
зачем
ме ня
хавас
достал
со
дна
для
эт их
жадных
глаз!»
Ра зу м еется,
я
был
уб ит
наповал.
Вот
это
настоящий
поэт!
И
с
эт ого
дня
стал
страшным
почитателем
и
уче­
нико м
Федорова,
к отор ый
вскоре
при вык
ко
мне
и
не
без
томности
говорил
знакомым:
—
Это
Валя.
Молодой
поэт.
Мой
т алан тли вый
ученик.
Мы
читаем
др уг
другу
стихи.
Эта
ид ил лия
продолжалась
довольно
долго,
по
закон­
чилась
как-то
вд руг,
к огда
в
один
прек р асный
ден ь
рас­
чувствовавшийся
Федоров
томно
сказа л:
—
Ах,
Валя...
Все
это,
отк ров ен но
говоря,
вздор.
Хо тя
мой
учитель
Майков
и
считал
меня
са мым
талантливым
своим
учеником
и
предсказывал
мне
бл ест ящую
будущ­
ност ь ,—
при
этом
Федоров
пос мот рел
на
ф отогра фи ю
ста р ика
с
черно-серебряной
бородой,
в
с тро гих
жел езн ых
очках
—
поэ та
Майкова
—
с
автографом,—
но,
по
совести,
258


каки е
мы
с
вами
поэты?
Б унин
—
вот
кто
настоящий
поэт.
Вы
читал и
Бунина?
—
Не т.
—
Вы
не
знаете
сти хов
Бунина?
—
ужаснулся
Федо­
ро в.—
И
нич его
о
нем
не
слышали?
—
См ут но,—
соврал
я.—
В
каком-то
журнале.
Длинно
и
с кучн о.
Даже,
кажется,
без
рифм.
Впрочем,
кажется,
это
был
не
Бунин.
Федоров
с
молчаливым
ук ором
посмотрел
на
меня,
по­
до шел
к
громадному,
во
всю
стену,
книжному
шка фу,
вы­
тянул
с
полки
книгу
и
стал
ее
перелистывать.
Мелькнула
дарственная
над пис ь
с
большой
—
пр опис­
ной
клинописной
букв ой
«Б».
—
«Все море
—
как
жемчужное
зерцало,—
читал
Фе­
доро в,
держа
в
рука х
откр ытую
книгу,
но
не
гляд я
в
не е;
читал
своим
красивым,
н еск олько
актерским
тенорком,
дрожащим
от
неподдельного
восхищения.—
Сирень
с
от­
ливом
млечно-золотым.
И
как
тепло
перед
закатом
стало,
и
как
душист
над
сак лей
тонкий
дым!
Вон
чайка
села
в
бухт очке
скалистой...—
Тут
Федоров,
повернув
с вою
небольшую
скульптурную
голову,
посмотрел
в
окно,
в
чер­
номорскую
д аль,
слегка
прищурившись,
с
таким
внима­
ние м,
словно
и
впрямь
видел
Ка вказ ск ое
побережье
с
сак ­
лей,
эту
самую
скалистую
бухточку
и
чайку,
сидевшую
в
ней.—
Вон
чайка
села
в
бу хточк е
скалистой,—
как
попла­
в ок.
Вз ле тает
и ногд а,
и
видно,
как
струею
се ре бри стой
сбег ает
с
лапок
розовых
вода».
Я
был
пор а жен.
Передо
м ной
вдруг
открылась
сов сем
простая
тайна
поэзии,
которая
до
сих
пор
так
упо рно
ускользала
от
меня,
приводя
в
отчаяние.
Я
уже
давн о
—
хотя
и
смутно
—
понимал,
что
уметь
составлять
сти хи
еще
не
значит
быт ь
поэтом.
Легкость
версификации
уже
перестала
обманывать
меня.
Внеш­
ний
вид
стихотворений,
так
отличавшийся
от
проз ы,
со
своими
отдельными
четверостишиями,
особым
щегольст­
вом
типографской
верстки,
с
тремя
звездочками,
много­
то чи ями
и
д руги ми
общеизвестными
ухищрениями
хотя
и
продолжал
оказывать
на
меня
гипнотическое
действие,
9*.
259


но
временами
уже
начинал
раз дра жа ть.
У
меня
даже
зародилась
глупейшая
мысль,
что
можно
в
маленькую
ученическую
тетрадку
«для слов»
зап иса ть
попарно
все
су­
ще с тв ующие
рифмы,
затем
вызубрить,
как
таблицу
у мно­
жения,
все
существующие
стихотворные
размеры
—
ямбы,
хорей,
амфибрахии,—
чт о,
в
общем,
не
составляло
боль­
ш ого
труда ,—
и
де ло
в
шляп е!
Что
же
касается
самого
содержания,
то
оно
общеизвестно
и
вполне
дос туп но:
мечты,
грезы,
печ аль ,
тоска,
любовь,
сад,
луна,
р ека,
сви­
данье,
страсть,
цветы,
о сень,
весна,
зи ма,
реже
лето,
по­
целуй,
ночь,
у тро,
вечер,
р еже
п олден ь,
измена,
г орьк ая
суд ьби на...
Ма ло
ли
чего!
Разумеется,
в
большом
коли­
честве
море,
волны,
з а ливы,
бури,
чайки,—
но
все
это
во­
обще.
Даже
очен ь
может
быт ь
бухта.
Но
бухта
вообще.
Не
по д линна я,
а
книжная.
Не
вызывающая
никаких
о со­
бенно
ясных
представлений.
Но
тут
был а,
во-первых,
не
бухта,
а
б ухто чка
и,
во-
в торы х,
не
вообще
бухт очк а,
а
ска лис тая,
то
есть
такая,
какую
я
много
раз
видел
где -н и будь
в
Аркадии
или
на
Малом
Фонтане
и
любовался
ею,
никак
не
предполагая,
что
именно
она
и
е сть
предмет
поэзии.
Чайка
была
тоже
не
абс трак тн ая
чайк а
книжных
виньеток
и
концовок,
а
вполне
реальн а я
черноморская
чай ка
—-
под руга
боль-
шефонтанского
маяка,—
в
данном
случае
севш ая
в
с ка­
листой
бухточ ке,
как
поплавок,—
сравнение,
буквально
сразившее
м еня
своей
простотой
и
п очти
научной
точно­
стью:
уж
я
ли
не
зн ал,
как
плавает
в
морской
воде
двух­
цветный,
наполовину
к расны й
и
наполовину
синий,
п роб­
ковый
поплавок
—
такой
легкий,
устойчиво
по к ачив аю­
щийся
на
прибрежной
волне,
с
торч ащи м
кончиком
гусиного
пера.
Бунин
открыл
мне
глаза
на
физическое
явление
поплавка,
имеющего
—
по-видимому!
—
такой
же
удель­
ный
вес,
как
и
чайка
со
своими
полыми
костями
и
плотным,
но
ч рез вы чайно
легким,
просаленным,
непромокаемым
оп ере нье м,
как
бы
пропит а нным
в оз­
духом.
Вода,
се ре бри стой
струею
сбегающая
с
розовых,
тоже
непромокаемых
лапок,
была
так
достоверна,—
теперь
бы
я
ск азал :
стереоскопична,—
сл овно
я
издали
см от рел
на
260


нее
в
хороши й
м орс кой
бинокль,
уве личив а ющ ий
раз
в
пят надц ать .
Я
увидел
чу до
подлинной
поэзии:
пер едо
мной
от­
крылся
но вый
мир .
В
тот
же
вечер
я
попросил
папу
ку­
пить
мне
кн игу
стихотворений
Бунина.
Отец
посмотрел
на
м еня
сквозь
пенсне
глазами,
на
ко торы е
—
по-моему
—
на­
вернулись
слезы
ум иления :
нак он ец
его
оболтус
взял ся
за
ум.
Он
просит
купить
ему
не
коньки,
не
футбольный
мяч,
не
духовой
пистолет,
не
теннисную
ракетку,
а
книгу.
И
не
«Шерлока Холмса»
Ко нан
Дойла,
не
«Тайну желтой
комнаты»
Гас т она
Леру,
а
прекрасную
книгу
русского
поэта.
Быть
может,
это
был
е д инст венный
подлинно
счаст­
ливый
ден ь
в
его
жизни.
Отцы
это
поймут.
А
дет и
тож е
поймут.
Но
не
теперь,
а
со
временем.
На
другой
день,
вернувшись
домой
с
у роков ,
оте ц
вр у­
чил
мне
в
передней
завернутый
в
прекрасную,
тонкую,
плотную
оберточную
бум а гу,
от
которой
пахло
газ ов ым
ос вещ ением
писчебумажного
м агази на
«Образование»,
пахло
глобусами,
географическими
картами,
литография­
ми,—
толстенький
сборник
стихотворений
Ив.
Бунина
из­
дательства
«Знание» 1906 года в скучно- з е ле но ва т ой
шаг ­
реневой
бумажной
обло жк е,
в
к оторой
чувствовалось
что-
то
неуловимо
социал-демократическое.
Теперь
же
я
сидел
перед
ж ивым
Иваном
Буниным,
сле дя
за
его
рукой,
которая
медленно
перелистывала
страницы
м оей
общей
тетрадки.
На
потертых
углах
этих
стра ни ц,
выкрашенных
по
ре бру
красной
краской,
был
нарисован
во
множестве
о дин
и
тот
же
условный
чело­
вечек
в
разных
позах,
так
что
стоило
наж ать
большим
па льц ем
у гол
т етра ди
и
быстро
пустить
веером
уголки
страниц,
как
в
их
мелькании
возникала
движущаяся
ка р­
тинка
размахивающего
руками
человека
—
неч то
вроде
теперешней
мультипликации:
нарисованный
человечек
в
течение
нескольких
секунд
—
в
зависимости
от
толщины
те т ради
—
поднимал
руки
и
дрыгал
ног ам и.
На
уг лах
само го
толстого
из
всех
гимназических
учеб­
ни ков
—
«Природоведения»
—
некоторые
терпеливые
гим­
назисты
умудрялись
да же
изображать
бокс
или
смертель­
ный
прыжок
с
шеста
в
во ду
легендарного
циркового
ар­
тиста
Дац ари ла.
261


Не
обращая
внимания
на
человечка,
Бун ин
пе р ели­
стывал
мою
тетрадь
—
всю
изрезанную
по
кл еен ке
чер­
ного
переп лет а
якорями,
сердцами
и
стрелами.
Он
оста­
навливался
на
некоторых
стихотворениях,
несколько
раз
про
себя
перечитывая
их,
иногда
делал
короткие
за меча­
ния
по
поводу
какой-нибудь
неточности
или
неграмотно­
ст и,
но
все
это
—
коротко,
необидно,
деловито.
Когда
он
не
разбирал
моего
почерка,
то
н адева л
пенсне
и
спра ­
шивал:
—
Какое
это
слово?
И
никак
нельзя
было
понять,
нравятся
ему
стихи
или
не
нр ав ятся.
Через
много
лет
после
этог о
я
слышал,
как
Станислав­
ский
ск азал
на
репетиции
«Растратчиков»
одному
акт ер у:
—
Може те
играть
хорошо.
Можете
играть
плохо.
Играйте,
как
вам
угодно.
Меня
это
не
интересует.
Мне
важно,
чтобы
вы
играли
верно.
Думаю,
тогда
Бунин
искал
в
мо их
стихах
—
где
вер ­
но.
Остальное
ему
б ыло
безразлично.
Дойдя
до
одного
стихотворения,
где
я
описывал
ос ень
на
даче
(ну,
уж,
р азу м еется,
на
даче
А.
М.
Федорова),
Бунин
не
торопясь
прочитал
его
в п олголоса
и
остановил­
ся
на
последней
строф е,
где
мн ою
в
поэтической
форме
бы ла
выражена
та
мысль,
что
поэт,
он
же
и
живописец
(дело в том,
что
Ф ед оров
зан имал ся
также
и
живописью),
написав
натюрморт
—
гл иня ный
кувшин
с
астрами,
как
бы
спас
эти
последние
цветы
от
см ерти ,
дал
им
на
сво ем
полотне
вечную
жи знь
—
или
что-нибудь
в
этом
род е.
«А в кувшине осенние цветы,
их
спа с
поэт
от
раннего
нен аст ья,
и
вот
они
—
остатки
красоты
—
жив ут
в
мечтах
утраченного
счастья».
Бунин
п оморщ илс я,
как
от
зубной
бо ли.
—
Вы,
со бст венн о,
что
здесь
име ли
в
ви ду?
—
спросил
он.—
По
вс ей
вероятности,
мастерскую
А лек санд ра
Митро­
фа но вича
на
втором
эт аже,
где
он
пишет
с вои
на тюрмор ­
ты?
Не
так
ли?
В
таком
случае
лучше
бы ло
бы
нап исат ь
так.
Бун ин
перечеркнул
пос леднюю
строфу
карандашом,
а
на
поля х
на писа л : «А на столе осенние цветы.
Их
спа с
поэ т
в
саду
от
ранн ей
смерти».
9А9


Он
нем ног о
подумал
и
затем
решительно
закончил:
«Этюдники .
Помятые
хол с ты.
И
чья-то
шляпа
на
моль­
б ерт е».
Я
был
поражен
точностью,
краткостью,
веществен­
ностью,
с
кот орой
Бунин,
как
бы
тремя
ударами
кисти,
сре ди
мо их
слепых
общ их
ст роче к
вдруг
изобразил
ма­
с терс кую
своего
друга
Федорова,
выбрав
самые
что
ни
на
ест ь
нео бх од имые
подробности:
этюдники,
холсты.
Шля ­
па.
Мольберт.
Какой
скупой
словарь!
С
поразительной
я сн остью
я
увидел
тяже лы й,
гру бо
сколоченный,
запачканный
красками
мольберт
и
на
нем
небрежно
повешенную
бархатную
шляпу
с
артистически
заломленными
полями,
по-тирольски
—
вверх
и
вниз,—
что
удивительно
верно
передавало
весь
характер
Федо­
рова
с
его
изящным
дилетантизмом
и
невинными
поку­
шениями
на
богемистость.
Почему-то
мне
потом
час то
представлялось,
что
имен­
но
такую
бархатную,
оливкового
цвета
шляп у
с
полями,
загнутыми
по-тирольски,
непременно
нос ил
известный
в
свое
время
критик
и
эстетик
Юрий
Айхенвальд.
А
мо­
жет
быть,
и
Корней
Чуковский.
Правда,
меня
немного
смут и ли
«помятые холсты» .
У
художников
редко
бывают
пом я тые
хол сты:
они
или
натянуты
на
подрамник,
или
ст оят
в
углу ,
свернутые
в
толстые
тру бы.
Попробуйте-ка
их
смять!
И
до
сих
пор
меня
мучают
эти
помя т ые
холсты ,
показывающие,
что
даже
у
самых
лучших
поэтов
иногда
попадаются
проход­
ные
эпитеты,
хотя
на
первый
взгляд
и
точн ые ,
но
в
са­
мой
сво ей
г лубин е
неверные,
поставленные
по
принци­
пу
—
ав ось
проскочит.
У
м еня
не
проскочило,
потому
что
я
ни как
не
мог
увидеть
п омяты е
холсты ,
а
видел
их
свернутые
в
трубы,
тяжелые,
промасленные.
Но
это
между
прочим.
Из
других
стихотворений
Бун ин
вскользь
остановился
на
одном,
где
я
описывал
свидание
со
знакомой
гимна­
зисткой
на
закате
осенью
на
с ельск ом
кладбище,
что
вполне
соответствовало
действительности
и
недавно
пр о­
исх од ило
в
селе
Усатовы
хутора
под
Одессой,
где
я
го­
ст ил
у
товарища.


Я
следил
за
глазами
Бунина,
скользившими
по
мо им
с троч ка м: «Пришли,
задумались,
на
камень
тихо
сели.
М ечта тель но
звенел
хрустальный
хор
сверчков.
Качались
по
ветру
с ухие
иммортели
сре ди
надгробных
плит
и
ка­
менных
крестов»
—-
и
так
далее.
«И грустно стало мне и
как-то
одиноко.
Но
лиш ь
на
миг.
Ведь
ты
бы ла
со
мной.
А
в
синеве
н ебес
уже
стоял
высоко
двурогий
месяц
ле­
дя но й».
Бун ин
несколько
за де ржа лся
на
этом
стихотворении,
как
бы
вместе
со
мною
переживая
сидение
на
холодной
ракушниковой
плите
сельского
кладбища
при
свете
ледя­
но го
месяца,
серебрившего
вокруг
нас
слюдяные
цветы
иммортелей,
а
затем
на
верху
ст р аницы
поставил
мо­
им
обгрызенным
карандашом
птичку,
по-видимому,
оз­
начавшую,
что
стихи
ничего
себе,
во
всяком
случае
—
«верные» .
Так их
стихотворений,
отмеченных
птичкой,
на
всю
тет­
радку
оказалось
всего
два,
и
я
пр иуныл ,
считая,
что
на­
всегда
про вал ился
в
глазах
Бунина
и
хорошего
п оэта
из
м еня
не
выйдет,
тем
более
что
на
прощание
он
не
сказал
мне
ничего
обнадеживающего.
Та к,
обычные
замечания
равнодушного
ч ел ов е ка : «Ничего», «Пишите», «Наблюдай ­
те
п ри роду», «Поэзия
—
это
ежед невны й
труд».
Мысл ь
о
ежедневном
т руде
Бунин
несколько
ра з вил.
—
Писать
стихи
над о
каждый
день,
подобно
том у
как
скрипач
или
пиа нис т
непременно
должен
каждый
ден ь
без
п ропус ков
по
нескольку
ча сов
играть
на
сво ем
инс т­
рум ен те.
В
проти в ном
случае
ваш
талант
неизбежно
оску­
деет,
высохнет,
подобно
колодцу,
откуда
долгое
время
не
берут
вод у.
А
о
чем
писать?
О
чем
угодно.
Ес ли
у
вас
в
данное
время
нет
никакой
темы,
идеи,
то
пишите
про­
сто
обо
всем,
что
увидите.
Бежит
собака
с
высунутым
языком,—
ска зал
он,
посмотрев
в
окно,—
оп иши те
с оба ку.
Одно,
два
четырехстишия.
Но
точно,
достоверно,
чтобы
собака
был а
именно
э та,
а
не
как ая -ни будь
другая.
Опи­
ши те
де рев о.
Море.
Скамейку.
Найдите
для
них
единст­
ве нно
верное
определение.
Оп иш ите
звук
гравия
под
са н­
д алия ми
дево чки ,
бе гуще й
к
м орю
с
полотенцем
на
п лече
и
плавательными
пузырями
в
руках.
Что
это
за
звук?
Ск рип
не
скрип.
З вон
не
зво н.
Ш орох
не
шорох.
Что-то
другое
—
гал ечно е,—
тре бую щее
единственного
необходи­
мого,
верного
слова.
Например,
опи ши те
полувыощийся
9А4.


куст
эт их
кр асн ых
цветов,
ко торы е
тянутся
через
балю­
с тра ду,
хотят
заглянуть
в
комнату,
пос м отрет ь
через
стеклянную
дв ерь,
что
мы
тут
с
в ами
делаем.
Оч ень
ти­
пичное
растение
для
болыпефонтанской
дачи,
для
и юля
месяца,
для
знойного
полудня,
когда
в
саду
пусто,
потому
что
все
ушли
купаться,
и
с
берега
долетают
резкие
во с­
клицания
и
визг
купальщиц.
Я
был
весь,
без
ост ат ка,
погл ощен
рассмат ри вани ем
спелого
кра с ного
цветка,
трон утого
первыми
признаками
разложения.
Пожелтевшие
зубчики
преградили
путь
осы
в
темно-красную
середину
агон и зи рующ его
цвет к а,
где
как
бы
горел
угрюмый
огонь
войны,
грядущей
революции,
приб ли же ние
к оторы х
бы ло
еще
вне
моего
сознания.
Др у­
гой
цветок
уже
был
мертв,
и
по
его
мертвой
плоти
пол­
зали
маленькие
ры жие
муравьи,
поднимавшиеся
цепоч­
кой
по
гипсовой
балясине
ба люст рады .
Я
снова
вижу
этих
маленьких
хрупких
муравьев,
и
они
мне
кажутся
те ми
же
самыми.
А
может
быть,
они
и
ес ть
те
же
самые
—
вечные,
бессмысленные,
т акие
хрупкие
и
недолговечные
муравьи,
инстинктивно
ищущие
в
громадном
непознаваемом
ми ре
тело
разлагающегося
цветка.
Но
как
он
на зы вает ся?
Теперь-то
я
знаю.
Но
тогда
я
еще
не
знал.
Я
заметил,
что
человека
втрое
больше
мучает
вид
предмета,
есл и
он
не
знает
его
названия.
Давать
имя
окружающим
вещам
—
быт ь
может,
это
о дно
и
отличает
человека
от
другого
существа.
Но
у
ме ня
нет
такого
за­
паса
с лов,
чтоб ы
на зв ать
миллионы
существ,
по нят ий,
вещей,
окружающих
меня.
Это
мучи т.
Но
еще
большее
му ч ение,
вероятно,
испытывает
вещь,
лишенная
имени:
ее
существование
неполноценно.
Сонмы
неназванных
пред­
метов
терзаются
вокруг
меня
и,
в
свою
очередь,
терзают
меня
самого
страшным
сознанием
того,
что
я
не
б ог.
Не
им еющ ие
имен
ве щи
и
пон яти я
стоят
в
с текл янн ых
шка ­
фах
веч н ости,
как
новенькие,
зо лочен ые
фиг уры
еще
не
воплотившихся
будд
в
т емных
при делах
храма
среди
ка­
менных,
раскаленных
дво ров
под
выгоревшим
небом
Мо н­
голии,
которое
как
бы
дышит
же р тве нным
дым ом
со­
265


жженных
с т епных
растений,
сонным
ар ома том
же лтого
ма ка,
ша лф ея,
полы н и,
ты сяч елет ней
черепицы
китайских
крыш
дворца
богдо-гэгэна
с
коло коль чик ами .
Будды
пох ожи
друг
на
друга
и
лишены
индивидуаль­
ности,
их
поз олота
св ежа,
их
длинные
улыбки
не
выра­
жают
никакой
идеи;
они
ждут
своего
воплощения,
а
это
может
произойти
ли шь
тогда,
когда
в
мире
появится
ка­
кое-нибудь
совершенно
но вое
понятие,
тре бую щее
пл а­
с тиче с кого
выражения.
Тогда
бритоголовые
ламы,
похо ж ие
на
римских
сен а­
торов
в
красных
ту ни ках
и
канареечно-желтых
тогах
—
но
не
в
сандалиях,
а
в
монгольских
сапогах,—
вынимают
из
стенного
шкафа
одного
из
безымянных
буд д,
дают
ему
имя
и
переносят
в
храм,
где
с реди
дым а
тле ющих
пало­
чек,
в озг ласов ,
вертящихся
молитвенных
б араб ано в,
кра­
сивых
шоколадных
конфет
и
крепдешиновых
ритуальных
платков
он
ст ано вит ся
нак он ец
богом.
...Красный
буддийский
цвет,
золотой
джаз
же рт вопр и­
ношений.
—
Наконец,
опи ши те
воробья,—
сказал
Бунин,—
я
зн аю:
вы
пришли
в
отчаяние
от
того,
что
все
уже
ск аз ано,
все
сти хи
н аписан ы
до
в ас,
но вых
тем
и
новых
чувств
нет,
все
рифмы
дав но
использованы
и
затр е паны ;
размеры
можно
перечесть
по
пальцам;
так
что
в
конечном
итоге
сделаться
поэтом
невозможно.
В
юности
у
ме ня
т оже
был и
подобные
мысли ,
доводившие
мен я
до
сумасшествия.
Но
это,
милостивый
гос ударь ,
вздор.
Каждый
предмет
из
те х,
ка кие
окружают
вас,
каждое
ваше
чувс тв о
ест ь
тема
для
стихотворения.
П рислу ш ивайт есь
к
своим
чувствам,
на­
блюдайте
окружающий
вас
мир
и
пишите.
Но
пишите
так,
как
вы
чувствуете,
и
так,
как
вы
в идите,
а
не
так ,
как
до
вас
чувствовали
и
видели
други е
поэты,
пусть
даже
самые
гениальные.
Будьте
в
искусстве
независимы.
Этому
можно
научиться.
И
тогда
перед
вами
откроется
неис­
чер паемы й
мир
подлинной
п оэ зии.
Вам
станет
л егче
ды­
шать.
266


Но
я
уже
и
без
того
дышал
легко,
жадно,
новыми
г ла­
зам и
рас сма три вая
все,
что
ме ня
окружало.
...Тщательно
описав
в ор обья,
я
стал
описывать
девоч­
ку.
Но
она
бы ла
не
птица
и
не
цветок.
Для
ее
изоб раж е­
ния
было
мало
напи сать ,
что
ей
тринадцать
лет ,
что
у
нее
короткая
юбочка,
оч ев идно
перешитая
из
каких-то
домаш­
них
лохм от ьев ,
дочерна
загоревшие
худые
ноги,
до
колен
покрытые
п ерло вой
крупой
еще
не
успевшего
высохнуть
морского
песка,
голландка
с
сильно
вы линя вш им
сини м
воротником,
открывавшим
острые
ключицы,
и
коротко
остриженная
ис син я-черн ая
кудрявая
—
я
бы
ск азал ,
гре­
ческая
—
голов ка ,
которую
с
первого
же
в зг ляда
хот ело сь
сравнить
с
ежевикой.
Прох одя
мимо
гипс ов ых
ваз
балюстрады,
она
посмот­
ре ла
на
ме ня,
и
я
увидел
худое,
темно-оливковое
лицо
с
узкими
глазами,
в
которых
как
бы
таинственно
блестела
лунная
но чь.
Она
презрительно
по джал а
сизые
от
купания
губы,
передернула
плечами
и
ск р ылась
из
ви ду,
унижен­
ная
сво ей
явной
бедно ст ью ,
даж е
нищетой
и
вместе
с
тем
злая,
независимо
горд ая,
как
маленькая
голодная
ца­
р ица.
Это
уже
была
не
пре в осходн о
найденная
деталь
л ет­
не го
приморского
по луд ня,
повод
для
словесной
живописи,
у рок
по э зии.
Все й
душ ой
я
вдруг
почувствовал
в
ней
не
про­
сто
девочку,
а
трагическую
героиню
какого-то
под ли н­
ного,
а
не
выдуманного
назревающего,
буду щего
ро­
м ан а...
...чудо
мгновенного
превращения
пейзажа
в
эпос,
в
трагедию.
Я
з нал,
что
мы
еще
когда-нибудь
с
ней
встретимся.
Несколько
дней
потом
бе гал
я
по
знакомым,
расска­
зывая
о
св оем
визите
к
Бунину;
почти
ни
на
ког о
мой
рассказ
не
произвел
сколько-нибудь
заметного
впечатле­
ния.
Повторяю:
мой
Бунин
был
малоизвестен.
Тольк о
мои
товарищи
—
молодые
поэты,
к
чис лу
кото рых
я
уже
в
то
время
как
бы
официально
принадлежал,—
заинтере­
267


совались
моим
рассказом.
Пр авд а,
больш и нст во
из
них
со всем
не
признавало
Бунина
как
поэта,
что
приводило
м еня
в
отчаяние
и
да же
какую-то
де тс кую
я рос ть.
Но
зато
все
трепетали
перед
ним
как
пер ед
почетным
ака де­
м иком
и,
узнав,
что
Бунин,
известный
св оей
беспощад­
ной
строгостью,
из
п ятнад цати
мо их
стихотворений
два
удос тои л
п оощ рит ель ной
птич к и,
сн а чала
не
х отели
этому
верить,
а
потом,
уверившись
да,
кром е
того,
собственными
глазами
увидев
присочиненную
Буниным
шляпу
на
м ол ьбе рте,
прониклись
ко
мне
некоторым
ин тере сом ,
хотя
и
откров е нн о
пожим а ли
плечами.
Они
м еня
то же
не
признавали.
Вообще
в
то
время
никто
никого
не
призна­
ва л.
Это
бы ло
признаком
хорошего
литературного
тона .
Как
и
те пе рь,
впрочем.
Я
стал
в
н ек отором
роде
знаменитостью,
а
мою
тет­
радку
с
бунинскими
ст рочк ами
до
того
захв ат али
паль­
цам и,
что
я
принужден
был
показывать
ее
из д али,
не
да­
вая
в
руки.
У
м еня
круж и лась
голова
от
славы.
Я
упивался
начав­
ш ейся
для
м еня
нов ой
счастливой
жи знь ю,
сулившей
впереди
столько
прекрасного!
Я
без
устали
сочинял
стихи,
описы вая
все,
что
ме ня
окружало.
Я
понял,
что
поэзия
бы ла
вовс е
не
то,
что
считалось
поэзией,
а
чаще
вс его
была
именно
то,
что
никак
не
считалось
поэзией.
Мне
не
надо
было
ее
разыскивать,
откуда-то
вык о вырива т ь.
Она
б ыла
т ут,
рядом,
вся
на
ви ду,
она
ср азу
по па дала
в
руку
—
стои­
ло
лиш ь
внутренне
ощ у тить
ее
поэзией.
И
это
вну тр еннее
ощущение
жи зни
как
поэзии
теперь
безраздельно
владело
мною.
Лиш ь
потому,
что
я
вдруг
узнал,
понял
в сей
душой :
вечное
присутствие
поэзии
—
в
самых
прос ты х
вещах,
мимо
к оторы х
я
п роходи л
р аньш е,
не
подозревая,
что
они
в
любой
миг
могут
превратиться
в
произведение
искус­
ства,
ст оит
только
в нима те льно
в
них
всмотреться.
Сколько
раз
до
сих
пор
я
видел
обыкновенного
улич­
но го
шарманщика,
но
только
теперь,
взглянув
на
него
глазами
Бунина,
понял,
что
и
шарманщик
поэзия,
и
его
обезьянка
поэ зия ,
и
дорога
от
Одессы
на
Фонтан
тоже
поэзия.
«Ограды дач еще в живом узоре
—
в
тени
ак аций .
Солнце
из-за
дач
глядит
в
ли ств у.
В
аллеях
блещет
море...
268


День
буде т
долог,
светел
и
горя ч.
И
бу дет
сонно,
сонно.
Чер епи цы
сте кл ом
св ет иться
будут.
Промелькнет
ве лос и­
пед
бесшумным
махом
птицы,
да
про гре мит
в
немецкой
фу ре
лед».
Оказывается,
все
это
чистейшая
по эз ия,
но,
конечно,
ли шь
в
том
случае,
е сли
уда етс я
открыть
са мую
душу
ве щи
или
явл ени я:
например,
д ушу
велосипеда,
ко торы й
«промелькнет бесшумным махом птицы».
Это т
бесшумный
мах ,
в
котором
все
же
прис ут ст во вал
шорох
шин,
букваль­
но
сводил
мен я
с
ума
св оей
дьявольской
точностью,
а
глав­
ное,
т ем,
что
в
нем
скрывалось
как
бы
еще
одно
слово,
не
написанное,
но
подразумевающееся,— «спицы»
—
с
их
ни­
ке лев ым
блеско м
и
маленькими
мо лниям и
солнечных
от­
ра ж ений.
Перечел
написанное
и
нахожу,
что
хотя
в
нем
все
как
будто
верно,
да
не
совсем.
Слишком
упро ще нно
получаюсь
я
—
молодой
человек
то го
времена.
А
ведь
имен но
об
этом
времени
впоследствии
Александр
Бло к
написал
в
преди­
словии
к
«Возмездию»:
«Интересно и небесполезно и для себя и для других
припомнить
ист ор ию
собственного
про изв ед е ния.
К
тому
же
нам ,
счастливейшим
или
несчастливейшим
детям
с во­
его
век а,
прихо д итс я
пом н ить
всю
свою
жизнь;
все
годы
н аши
резко
окрашены
для
н ас,
и
—
ув ы!
—
забыть
их
н е льзя,—
они
окрашены
слишком
неизгладимо,
так
что
кажд ая
цифра
кажется
написанной
кров ью ;
мы
не
мо­
жем
забыть
эт их
цифр;
они
написаны
на
наших
собст­
венных
ли ца х».
Книга,
которую
я
сейчас
пиш у,
ест ь
в
какой-то
ме ре
«история собственного произведения»
—
точнее,
одного
из
моих
произведений,
романа
«Ангел смерти», который
я
мечтал
напи сат ь
всю
св ою
жизнь,
но
так
и
не
на писа л.
И
он
навсегда
ост ал ся
лишь
м оей
ме чт ой.
Книга
мечты.
Я
мла дши й
современник
Блока,
что
не
могло
по­
мешать
мне
ощущать
время
так
же,
как
ощущал
его
Блок.
269


«...1910 год,—пи сал
Блок,—это
кризис
символизма,
о
кот ором
тогда
очень
много
писали
и
гов ори ли
как
в
ла­
ге ре
символистов,
так
и
в
п роти в оположн ом .
В
эт ом
году
явственно
дали
о
себе
зн ать
направления,
ко торы е
встали
во
враждебную
позицию
и
к
символизму
и
друг
к
др угу:
акмеизм,
эгофутуризм
и
первые
н ачатки
футуризма».
Тем,
чем
для
Блока
был
1910 год,
тем
для
на с,
мо ло­
дых
провинциалов,
бы ли
1913 и 1914 годы,
к огда
на ко нец
и
до
Од ессы
дошли
эти
самые
«первые начатки футуриз ­
ма »: странные книжки,
напечатанные
на
толстой,
чуть
ли
не
оберточной
бу маге
со
щепочками,
непривычным
шри фт ом,
со
странными
н азв ани ями
«Пощечина общест­
ве нно му
вк у с у», «Дохлая
лу на»,
даж е
«Засахаренная
к ры. ..», непонятными стихами и чудовищными фамилия­
ми
поэтов-футуристов,
как
будто
н арочн о
придуманными
для
тог о,
чтобы
др азн ить
читателей.
Мы
п рятал и
эти
сборники
под
пар та ми
вместе
с
кр а­
м ольн ым
«Сатириконом»
и
не прил ичным и
похождениями
какой-то
Эльзы
Гавронской,
в
которых
все
б ыло
абсо л ютно
прилично,
даж е
тошн от вор но- ск учн о,
но
все
ра вно
—
гим ­
назическое
начальство
с чит ало,
что
это
порнография.
Ср еди
совершенно
непонятных
для
меня
стихов,
на­
печатанных
вкривь
и
вк ось,
да же,
кажется,
кое -г де
вверх
ногами,
к оторы е
во с принима л ись
как
дерзкая
мистифи­
кация
или
даже
какой-то
страшный
прот ест : «Дыр,
бул,
щил
—у бе щур», мне попался на глаза футуристический
с борн ик
«Садок судей»
—
тве рд ая
квадратная
книжка
в
об лож ке
из
цветных
обоев,
напечатанная
на
толстой
синей
бумаге,
почт и
картоне,
где
я
нашел
с трочк и: «В ушах
оглохших
п а роходов
горе ли
се рьги
як оре й».
И
вдруг
я,
воспитанный
на
классиках,
уже
слегка
пр и­
к осн увш ийся
к
волш е бн ому
реализму
Бунина,
прочитав
эти
футуристические
с трочк и,
увидел
поразительно
яркое
изображение
порта
и
услышал
так
хорошо
мне
знакомый
пароходный
гуд ок
столь
ни зког о,
басового
тон а
и
сто ль
пронзительно
свистящей
силы,
что
едва
он
нач инал
гу­
де ть,
как
из
брандспойта
выпуская
струю
прозрачно-рас­
каленного
пара,
которая
ли шь
через
н екот орое
врем я
пр е­
вращалась
над
головой
в
пл отн ое
облако,
м орос ящее
теп­
лым
дож ди ком
на
головы
и
ли ца
пассажиров,
которы е
в
ужасе
затыкали
пальцами
уши
и
разевали
р ты,
для
то го
чтобы
спасти
сво и
б ар абанн ые
перепонки,
как
в
ми ре
во­
270


царялась
т ишина .
По эт ому
пароходный
г удок
всегда
ас­
социировался
с
внез апно
наступившим
на
рейде
бе зм ол­
вием,
с
всеобщей
подавляющей
глухотой.
Я
понял,
что
оглохши е
пароходы
был и
вовсе
не
футу­
ристическим
изыском,
а
поразительно
ве рным
реалистиче­
ским
изображением,
инверсией
—
по
тому
времени
совер­
ше нно
нов ым
приемом,
поэтическим
отк ры ти ем,
заклю­
чавшимся
в
том,
что
ощущение
гл ух оты
переносилось
с
человека
на
вещь.
Пароходы
превращались
в
живы е
су­
щества,
в
железных
женщин
с
серьгами
якорей
в
оглох­
ших
ушах.
Что
же
касается
л юбви
и
п охоти
(в последующей
ред ак ци и ), которые они со страшным воем лили из своих
якобы
медных
тр уб,
то
это
б ыло
совершенно
гениальное
наблюдение
поэта,
проникшего
в
самые
глуб ин ы
подсозна­
тельного:
па ро хо дный
гуд ок
ревел,
и
впрямь
вызы вая
нечто
похожее
на
половое
чув ств о,
от
которого
как
бы
с одрога лся
рейд
со
всеми
своими
таможенными
катерами,
буксирами,
баржами,
тузиками,
флагами,
белым
маяком,
чье
о тр ажение
рв а лось
на
мелкие
клочки,
как
раз орван ­
ное
письмо
в
голубом
зе р кале
акватория,
как
бы
разо ­
рванными
в
клочья
чайками,
предчувствием
знойной
при­
мо рско й
ночи.
Я
даже
не
запомнил
фа милии
футуриста,
нап ис ав ше­
го
эти
строчки,
но
ка рти на
порт а,
созданная
его
мог учим
воображением,
навсегда
врезалась
в
памя ть
где-то
рядом
с
поплавком
бунинской
чайки.
В
ожидании
нового
свидания
с
Буниным
я
в
сотый
раз
переб ир ал
подробности
того
незабвенного
дня,
когда
он
делал
карандашом
пометки
в
моей
тетрадке
и
со ве­
товал
побольше
чи тать
к ниг
по
истории
народов,
на сел яю­
щих
земной
шар.
Он
говорил,
что
каждый
настоящий
по эт
должен
хорошо
знать
историю
м иров ой
цивил иза ции.
Быт,
нра вы,
п рир оду
разных
стран,
их
религии,
вер ов ания ,
на­
родные
песни,
сказания,
саги.
В
то
время
это
меня
—
у вы!
—
ни
в
малейшей
мере
не
волновало,
хотя
я
и
сделал
в ид,
что
восхищен
мудрым
советом,
и
с
ло жным
жаром
стал
записывать
названия
книг,
ко торы е
он
мне
диктовал.
Я
бы
предпочел
п роче сть
нечто
такое,
что
сразу
же
и
без
особых
хлопо т
н аучи ло
меня
писать
прекрасные
стихи
и
сделало
знаменитым
поэтом.
271


Разочаровал
меня
также
настоятельный
совет
Бунина
не
стараться
во
что
бы
то
ни
стало
п еча таться,
а
нем ног о
повременить,
не
торопиться,
так
как
все
придет
в
с вое
вре мя.
Тут
Бунин
с
сухой
пол уул ыбк ой
заметил:
—
Впрочем,
я
не
сомневаюсь,
что
вы
меня
все
равно
не
послушаетесь,
будете
рассылать
свои
стихи
во
все
ред ак ции,
лиш ь
бы
увидеть
их,
а
главное,
имя
сво е,
на­
печатанными.
Я
сам
все
это
и спыт ал
на
себе.
И
теперь
очень
жалею,
что
напечатал
много
слабого.
Поймите,
милостивый
гос уда рь,
что
мне
ничего
не
сто ит
дать
вам
с вою
визитную
карточку,
и
вас
напеч ат ают
в
любом
тол ­
ст ом
жу р нале.. .
«Боже,
неу ж ели
даж е
в
«Современном мире»?» —
по­
думал
я.
—
...но лучше
не
над о.
По дожд и те.
О,
как
мне
хотелось
рвануться
к
нему
со
ст оно м:
«Пожалуйста,
И ван
Алексеевич,
порекомендуйте
$4ои стихи,
дайте,
дай те
мне
ваш у
визитную
карточку.
Йу
что
вам
стоит?
Вы
же
са ми
говорите,
что
ничего
не
стоит!»
Но
со
лжив ой
пок орнос тью
я
поддакивал
ему:
—
Понимаю.
Да,
да.
Ко не чно.
Вы
совершенно
правы.
Л учше
подождать.
Он
посмотрел
на
м еня
сар к асти ческ и:
—
А
с ами
небось
сегодня
же
побежите
со
своими
стишками
в
«Одесский листок».
Знаю
я
ва с,
мо ло дых
п оэт ов!
Не
обманете!
Сам
был
таким.
Потом,
переменив
ра згов ор,
очень
серьезно,
с
глуб о­
ким
убеждением
ска зал:
—
Вам,
конечно,
хочется
как
можно
скорее
узнать
от
меня
все
тайн ы
творчества.
Не
знаю,
в
состоянии
ли
я
вам
в
этом
помочь.
Одн ако
запомните
следующее.
Ёо-первых
—
и
это
самое
главное,—
нужно
п реод оле ть
в
себе
отвращение
к
листу
чис той
бум а ги,
которое
ис пыт ы­
вает
почт и
каждый
настоящий
писатель,
и
писать
к аж­
дый
день,
регулярно,
не
дожидаясь
вдохновения,
настрое­
ния
и
тому
подобного,
писать
—как
ходи ть
на
службу...
или
в
гимназию.
272


Теперь
я
ли хора доч но
ожидал
нового
свидания
с
Бу­
ниным,
но
как
раз
в
это
время
началась
война,
он
уехал,
и
ли шь
спустя
четыре
года
я
увидел
его
вновь,
столкнув­
ш ись
с
ним
на
тех
неудобных
ступеньках
винтовой
лест­
ницы ,
кото рые
ве ли
немно г о
вниз,
в
ко нт ору
«Одесского
листка», где я,
помнится,
получал
гон орар
за
напечатан­
ные
стихи.
Он
стоял
передо
мной
по-прежнему
сухой,
же л чный,
столичный,
недоступный
—
мой
прежний
Ив.
Бунин,
о
ко­
тором
я
все
эти
г оды
—
даж е
на
артиллерийском
на бл юда­
тельном
пункте
—
не
пер ест ав ал
думать
и
кот оры й
как
бы
стал
постоянным
контрольным
орга ном
моего
художествен­
ного
сознания,
и
—
отступя
на
шаг
—
молчаливо
р ассм ат­
ривал
меня
во
всех
под робн ост ях,
будто
собирался
тут
же,
не
сходя
с
места,
описать.
—
Вы
меня
уз нал и?
—
сп рос ил
я.
Он
ничего
не
ответил
—
мне
да же
показалось,
не
у слы­
шал
моего
вопроса,—
и
продолжал
рассматривать
—
я
бы
да же
не
побоялся
ска зат ь
—
читать
мен я,
делая
иногда
как
бы
мысленные
пометки
на
полях.
—
Оф ицер .
Георгиевский
кавалер.
Демобилизован.
Вы­
рос,
возмужал.—
Он
покосился
на
мою
правую
ногу,
кото­
рая
еще
не
с лишк ом
твердо
стояла
на
ступеньке.—
Ра нен.
Но
кос ть
не
задета?..
Я,
по
своему
обы кно вен ию,
закашлялся
от
смущения.
Он
тут
же
навострил
у ши,
при слу ш иваяс ь
к
моему
хр ип­
ловатому,
г ораз до
б олее
гл убок ом у,
чем
раньше,
ж ес тко­
му
кашлю.
—
Газы?
—
полу сп роси л
он. —
Фо сг ен?
—
И
протянул
мне
свою
такую
знакомую
сухую
руку
с
дружелюбно
и
откровенно
отк ры той
ладонью.—
Здравствуйте,
Валя,—
сказа л
он,
как
мне
показалось,
любуясь
мною.—
М олод ой
поэ т
Валентин
Катаев!
—
Да вно
ли
вы
в
Одессе?
Я
задал
этот
вопрос
от
смущения,
так
как
уже
зн ал
о
его
бег ст ве
из
больше ви с тско й
Москвы
в
Одессу,
где
на
д нях
он
напечатал
несколько
новых,
еще
неизвестных
мне
стихотворений,
из
ко торых
од но
представляло
описа­
ние
к ак ого- то,
по-видимому
московского,
поэтического
ве­
чера
и
какой-то
неизвестной
мне
поэтессы:
«Большая муфта .
Бледная
щека».
Затем,
с кол ько
помнится,
эта
поэтесса
томно
гово ­
рила:
273


«Кузмин,
про чти те
новый
триол е т».
И
все
это
маленькое
ст ихотв оре н ие
заканчивалось
ко­
роткой
строчкой:
«Скучна,
беспола
и
распутна».
Здесь
был
в есь
Бун ин
с
его
точностью,
лакониз­
мо м,
ж елчн ость ю
и
ненавистью
к
дилетантскому
искус­
ству .
Я
заметил,
что
поэт
Кузмин,
кажется,
никогда
не
пи­
сал
триолетов.
Бунин
ска зал ,
что
не
и мел
в
виду
Ми ха ила
Ку з мина.
В зял
первую
попавшуюся
фамилию.
«Если хоти ­
те,
мог у
п еред елат ь
его
в
кого-нибудь
другого».
Из
другого
же
стихотворения
запомнились
два
кусоч­
ка.
Первый:
«Где ты теперь?
Дивуешься
ль
волнам
зел ено го
Би­
скайского
залива
меж
бел ых
пл ать ев
и
панам?»
И
п ос ледн ий:
«Скажи поклоны князю и княгине.
Целую
руку
де т­
с кую
т вою
за
ту
любовь,
которую
отныне
ни
от
кого
я
не
таю».
Впоследствии
я
уже
ни
в
одном
сборнике
не
встречал
этих
ст ихо в,
но
дум аю,
что
ес ли
порыться
в
одес­
ских
г а зетах
и
журналах
то го
времени,
то
эти
ст ихи
на й­
ду тся
Ч
Это
был
какой-то
новый
для
меня,
пугающий
Бунин,
почт и
эмигрант
или,
пожалуй,
уже
вполне
эмигрант,
п ол­
ностью
и
во
в сей
глуби не
ощутивший
крушение,
гибель
пр еж ней
России,
распад
вс ех
связей:
лишь
человек,
по­
няв ший
до
конца,
что
жизнь
кончена,
мог
написать,
пу б­
ли чно
и
печатно
объявить
о
сво ей
тайной,
нежной,
может
бы ть
даже
преступной,
лю бви,
которую
«отныне ни от
кого
я
не
таю».
Почему
отныне?
Почему
не
таю?
Да
пот о му,
что
отныне
уже
ничего
пе
будет.
Все
кон­
чено.
Он
остался
в
России,
охв ачен н ой
страшной
для
него,
беспощадной
революцией.
Она
—
княжна
—
уже
где-то
да­
леко,
во
Франции,
на
бере гу
«зеленого Бискайского залива
меж
белых
платьев
и
панам».
1 Стихотворение напечатано в Собрании сочинений И .
А.
Бу­
н ина
в
9-т и
т омах
(т.
8.
М ., 1967, с.
29). (Примеч,
ред.)
274


И
потом
вм есто
«передай»
—
это
изысканное,
велико­
св етско е: «скажи».
«Скажи поклоны князю и княгине».
В
этих
стихах
я
ощутил
т огда
н ечто
трагическое.
От­
чаяние.
Ужа с.
П око рнос ть.
Такие
ст ихи
могли
бы ть
на­
писаны
в
ночь
перед
казнью.
Мы
спустились
по
Л анжер оно вск ой
мимо
городского
театра,
мимо
газона
с
гербом
г орода
Одессы,
составлен­
но го
из
высаженных
здес ь
цв ето в,
миновали
а нт ичный
порт ик
И с тори чес кого
музея,
городскую
думу,
знамени­
тую
чугун н ую
пушку
на
ступенчатом
деревянном
лафете.
З атем
не
торо пя сь
пошли
по
Николаевскому
бульвару
от
п амятни ка
Пуш ки ну
по
направлению
памятника
дюку
де
Ришелье
с
чу гу нной
бомбой
в
цоколе
и
рук ой,
протянутой
в
морскую
даль,
в
«свободную стихию» .
Дворец
возле
Лон дон ск ой
гостиницы
был
зан ят
немец­
ким
штабом,
на
подъезде
стояли
пар ные
ча сов ые
в
глу бо­
ких
серо-стальных
касках,
высоко
поперек
бульвара
висе­
ло
резко-желтое
—
я
бы
ск аз ал,
осино-желтого
цвет а
—
полотнище
с
резко-черной
г оти ческ ой
немецкой
надписью,
и
Бунин,
приостановившись,
про чел
своими
дальнозор­
ки ми
г лаз ами
орла : «Автомобилей лангзам фарен!»,
что
значило
приказание:
«Автомобилям
ехать
ме д­
ленно!»
Два
или
три
ав ст рийск их
офице р а
с
саблями
в
н ике­
лированных
ножнах
стояли
возле
штаба,
чи тая
выставлен­
ные
в
рамках
под
сетками
пространные
машинописные
оперативные
сводки
за
подписью
фельдмаршала
Люден­
дорфа,
размноженные
на
ротаторе.
Было
странно
мне,
русскому
офицеру,
георгиевскому
кавалеру,
и дти
по
рус с кому
городу,
занятому
неприятель­
ской
армией,
ряд ом
с
рус ск им
академиком,
зна м енит ым
писателем,
ко торы й
добровольно
беж ал
сюд а
пз
Советской
России,
поддавшись
об щей
панике
и
сп асаясь
неизвестно
от
чего
на
оккупированном
юге ,
в
какой-то
выдуманной
немцами
украинской
державе,
которой
правил
никому
не
известный
до
сих
пор
гетман
Скоропадский
—
лич нос ть
почт и
опереточная,—
г енер ал
или,
может
бы ть,
даже
п ол­
ковник
бывшей
царской
арм ии.
275


—
К огда
же
мы
с
вами
виделись
в
последний
раз?
—
с прос ил
Бунин.
—
В
июл е
четырнадцатого.
—
Июль
четырнадцатого,—
задумчиво
сказал
он.—
Че­
тыре
года.
Война.
Революция.
Целая
вечность.
—
Т огда
я
к
вам
пр иех ал
на
дачу,
но
вас
уже
не
за­
ст ал.
—
Да,
я
уехал
в
Москву
на
другой
день
после
об ъ­
явления
во йны.
С
большим
трудом
выбрался.
Все
было
забито
воинскими
эшелонами.
Опасался
Р у мынии,
турец­
кого
флота...
Мы
помолчали.
Я
увидел
знойный
и юльс кий
ден ь.
Сухой,
с ил ьный
степной
ветер
нес
че рез
Куликово
поле
т учи
черн ой
пыли,
клочья
прессованного
сена,
зад и рал
хвос ты
лошадям,
со­
гн ан ным
сюда
из
окрестных
хуторов
по
кон с кой
м оби ли­
зации,
небо
со
зловещим,
металлическим
от тен ком
и
кро­
вавый
за кат
над
горо дом ,
навсегда
для
м еня
связанный
со
стихами:
«Вечернюю!
Вечернюю!
Вечернюю!
Ит али я!
Германия!
А в стри я!» И на площадь,
мрачно
оче рче нн ую
черн ью ,
баг­
ровой
крови
пролилась
с труя !»
И
с
други ми ,
еще
боле е
ст раш ны ми:
«Мама и убитый немцами вечер» .
«Ах,
закройте,
закройте
глаза
газ ет!»
Их
бесстрашно
написал
в
дни
патриотического
уга ра
все
тот
же
молодой
футурист,
автор
так
восхитившего
меня
некогда
стихотворения
«Порт».
Но
теперь
я
уже
зна л
его
им я:
Владимир
Маяковский...
«Звонок .
Что
вы,
мама?
Белая,
белая,
как
на
гробе
глазет». «Оставьте!
О
нем
это,
об
убитом,
телеграмма.
Ах,
закройте,
закройте
глаза
га зет !»
Эти
с трочки
пронес
я
в
душе
сво ей
через
всю
войну.
Но
разве
мог
об
этом
знать
Бунин?
При
нем
я
боялся
даже
произнести
кощунственную
фамилию:
Маяковский.
Так
же,
впрочем,
как
впоследствии
я
ни ко гда
не
мог
в
присутствии
Маяковского
сказать
слово:
Бунин.
Они
оба
вз а имно
исключали
дру г
друга .
Однак о
они
оба
стоят
ряд ом
в
мо ей
памяти,
и
ничего
с
эт им
не
поделаешь.
276


Бунин
быстро
шел,
выставив
вперед
бородку,
и,
вертя
жилистой
шее й,
зорк о
осматривался
по
сторонам,
как
бы
желая
крепко-накрепко
запомнить,
а
затем
точнейшим
образом
где-нибудь
описать
вс е,
что
бы ло
в округ :
пятни­
сто-фисташковые
стволы
столетних
платанов,
замерший
п орт
внизу
под
бульваром,
длинный
шта бно й
немецкий
автомобиль
«бенц»
се ро- ста льн ого
цвета,
поворачивающий
по
асфальту
за
уго л
мимо
постового
—
обык но вен но го
рус­
ского
солдата
с
круглой
чиновничьей
кокардочкой
на
фу­
ражке,
украшенной
каким-то
с т ранным
трезубцем,
что
должно
бы ло
обозначать
принадлежность
с олда та
к
так
называемой
«державной варте»
г ет мана
Скоропад­
ского.
Поло са тые
тенты
хорошо
знакомых
фру кто вых
мага­
зинчиков
на
Екатерининской
площади,
где
лубяные
корз и ночк и
с
первой
клубникой
—
кр упно й
и
с ухой
—
и
почти
черн ой
или
бледно-розовой
черешней,
в
зеркаль­
ных
ягодах
которой
отражалось
уже
почти
летнее
солнце.
В
решительно
сжатых
челюстях
п
напряженно
собран­
ном
лиц е
своего
учителя
я
угадывал
хорошо
ск ры тое
с му­
щение,
даж е
растерянность.
Я
узнал,
что
он
п риех ал
с
же­
ной,
остановился
в
городе
у
художника
Буковецко^о,
но
на
днях
переезжает
на
да чу,
ку да
и
пригласил
ме ня
н аве­
даться.
Так
началось
мое
двухлетнее
о бщен ие
с
Буниным
до
того
дн я,
когда
он
нак о нец
окончательно
и
навсегда
поки­
нул
родину.
Опять
да ча
за
16-й
станцией.
Но
на
этот
раз
не
дача
К ов але вс кого,
где
я
впервые
увидел
его .
А
другая.
Не
до­
езжая
до
Ковалевской,
по
правую
рук у
от
трамвайной
ли­
нии.
Более
с теп ная,
чем
приморская.
Но
т акая
же
типич­
ная
большефонтанская
дача
—
ракушниковый
дом
под
че­
репицей
—
с
ночной
к расав ицей
на
клу мб е,
с
розами,
пе р­
сидской
сир ень ю
и
туями,
сухими,
пыльными,
п очти
чер­
ными,
с
голубенькими
скипидарно-мясистыми
шишечками
на
слоисто-кружевных
вет к ах,
в
глуб ине
ко торых
всегда
мутно
бе лела
паутина,
с
отк рыт ой
верандой,
так
густо
за­
росшей
диким
ви н огра дом,
что
когд а
вы
пос ле
сияния
знойного
степного
дня
вх о дите
по
гор ячи м
каменным
сту­
пеням
на
эту
террасу,
то
вас
сперва
осл епл яет
те мнот а,
а
277


потом
в
золотистом
сумраке
вы рисо вы вает ся
обеденный,
стол,
покрытый
цветной
клеенкой
с
телесно-розовыми
раз­
водами
пролитого
ка као,
по
которым
ползают
осы.
Примерно
на
такой
же
веранде
я
впе рвые
увидел
жену
Бунина
—
Ве ру
Н ик ол аевну
Муромцеву,
молодую
краси­
вую
жен щи ну
—
не
даму,
а
именно
женщину,—
высокую,
с
лицом
камеи,
гладко
прич е с анную
блондинку
с
узлом
воло с,
сползающих
на
ш ею,
голуб оглаз ую,
даже,
вернее,
голубоокую,
одетую,
как
курсистка,
московскую
неяркую
красавицу
из
той
интеллигентной
п рофе сс орс кой
ср еды,
которая
казалась
мне
всегда
еще
более
недосягаемой,
чем,
например,
толс ты й
журн ал
в
кир пично й
об ложк е
со
сла­
вянской
вязью
названия
—
«Вестник Европы», выходив­
ший
под
редакцией
п рофе сс ора
с
многозначительной,
как
бы
чрезвычайно
на уч ной
фамилией
Овсянико-Куликов­
ский.
Отвлеченно
я
понимал,
что
Ве ра
Ни ко лаев на
кр асив а,
но
она
бы ла
не
в
мо ем
вкусе:
кр у пные
но ги
в
туфлях
на
пуговицах,
д линнов ат ый
нос
античной
богини
—
Де метры ,
например,—
доб роде тельн а,
а
главное,
ж ена
Бунина,
ка­
жется,
даж е
не
вен чанн ая,
а
на
московский
либеральный
лад
—
гражданская,
о
чем
в
своей
автобиографической
за­
метке
Бунин,
уж е,
кажется,
женатый
раньше,
писал,
что
с
та кого- то
года
«жизнь со мной делит В .
Н.
Муром це ва ».
Она
бы ла
родной
пл емя нницей
председателя
I Государст­
венной
думы,
крупнейшего
буржуазного
п олит иче ск ого
де ятел я
кадетской
Москвы
Муромцева,
вдохновителя
и
ор­
ганизатора
знаменитого
«Выборгского воззвания».
Теперь
они
—
Бунин
и
Ве ра
Николаевна,—
бежав
от
большевиков,
как
т огда
выражались
—
«из Совдепии», си­
дел и
на
дач е
вместе
с
други ми
московскими
беженцами,
дожидаясь
то го
времени,
когда
Советская
вл асть
наконец
лопнет
и
можно
буд ет
вернуться
восвояси.
Я
стал
у
них
настолько
частым
гостем,
что
Бунин,
не
сте сняясь
мен я,
быва ло ,
ссорился
с
Верой
Николаевной
на
московский
ла д.
—
Ве ра,
ты
суща я
дура!
—
раздраженно
кр ичал
Бу­
нин .
А
о на,
глядя
на
своего
повелителя
покорно
влюблен­
ны ми
голубыми
глазами
ангела,
гов ор ила
со
стоном:
~
Иоанн,
ум оляю,
не
б удь
т аким
нестерпимо
гру­
278


бым.—
Она
спл е тала
и
расплетала
длинные
голубов ат ые
пальцы.—
Не
безумствуй!
Что
п оду мает
о
нас
молодой
поэт?
Ему
может
по ка зать ся,
что
ты
меня
не
уважаешь.
Помню,
меня
чрезвычайно
уди в ило
это
манерное
«Иоанн»
применительно
к
Бунину.
Но
скоро
я
понял,
что
это
вполне
в
духе
Москвы
то го
времени,
где
было
весьма
в
моде
увлечение
рус с кой
стариной.
Назы в ать
своего
мужа
вместо
Ив ан
Иоанн
вполне
соответствовало
московскому
стилю
и,
может
быть,
отч асти
нам ек ало
на
Иоанна
Гроз­
ного
с
его
сухим,
же лч ным
лицом,
бородкой,
семь ю
же на­
ми
и
по-царски
прищ ур е нными,
соколиными
глазами.
Во
всяком
случае,
б ыло
очевидно,
что
Вера
Николаев­
на
испытывала
перед
своим
повелителем
—
в
общем-то,
со­
в сем
не
похо жи м
на
Ива на
Грозного
—
влюбленный
тре­
пет,
может
быт ь
даж е
преклонение
верноподданной.
До
это й
древнерусской
моды
он а,
кажется,
называла
Бунина
на
польский
манер:
Ян.
Я
приносил
Уч ит елю
все
но вые
и
новые
стихи
и
р ас­
сказы.
—
Обрати
вним а ние,
Вера,—
говорил
Бунин,
держа
в
руке
мои
сочинения
и
кивая
на
мен я
голов ой ,—
как
и
все
начинающие,
он
воображает,
что
л и те ратура
принесет
ему
славу,
де н ьги,
рос кошн ую
жизнь.
Признайтесь,
мило-
стивсдарь,—
обращался
он
уже
пря мо
ко
мне,—
что
вы
мечт ае те
о
сво их
портретах
в
журналах
и
газ ет ах,
пох вал ь­
ных
от зыв ах
в
пре сс е,
подумываете
о
соб ст венн ой
даче
в
Финл янд ии,
о
текущем
счете
в
«Лионском кредите», о кра­
са вице
жене,
об
автомобиле!
Обрати
внимание,
Вера,
как
он
покраснел.
Сейч ас
бу дет
врать,
что
ничего
этого
не
же­
лает,
а
желает
только
одн ого
—
чистого
искусства.
Так
вот
что
я
вам
скажу,
милостивый
гос удар ь:
не
воображайте,
что
все
знаменитые
писатели
непременно
богаты.
Прежде
чем
до бит ься
более
или
ме нее
обеспеченного
—
весьма
скромного!—существования,
почти
все
они
испытывают
ужасающую
бедност ь ,
по чти
нищенствуют.
Не
верите?
Так
вот:
с каж ите
м не,
как
вы
себе
представляете,
напри­
мер,
Куприна?
Зна мени ты й
писатель,
не
так
ли?
Всюду
издается,
имеет
г рома дное
и мя,
кумир
чи таю щей
публики.
Согласны?
—
О,
конечно.
—
Так
вот -с,
позвольте
вам
сказать,
что
у
этог о
знаме-
279


питого
писателя
Куприна
случались
в
жи зни
месяцы,
ко­
гда
в
кар м ане
не
бы ло
трех
копеек.
И
не
в
пе рен осн ом
см ысле ,
а
в
сам ом
бук ва льн ом:
тре х
медных
копеек.
Бунин
так
выразительно
произнес
эти
слова,
что
я
как
бы
воочи ю
увидел
на
его
протянутой
ко
мне
ладони
мед­
ную
монету
с
почерневшим
орло м
—
ц арск ие
три
копейки,
которые
тогда
уже
исчезли
из
обращения,
как ,
в проче м,
и
вся
царская
разменная
монета,
замененная
почтовыми
марками
—
сини ми
десятикопеечными
и
зелеными
дв адц а­
тикопеечными
и
странными
бумажными
желтыми
полт ин­
ник а ми,
выпущенными
одесско й
городской
управой
с
г ер­
бом
города
—
в
в иде
г ераль ди ческ ого
щит а
с
черным
я ко­
рем ;
так
что
в
портмоне
вместо
мелочи
носили
все
эти
потертые
бумажки.
Бунин
уносил
мои
рукоп ис и
к
себе
в
комнату,
а
затем
ч ерез
некоторое
время
возвращался
с
ними
обратно
на
террасу,
говоря:
—
Ну
что
ж.
Продолжайте.
Кое - что
есть,
но
на до
ра­
ботать
и
ра бота ть.
Или
что- н иб удь
подобное.
Дом а
я
внимательно
изучал
следы,
оставленные
его
карандашом
или
ног т ем:
легкие
под ч ер ки вания,
нотабене,
галочки,
пти чк и,
восклицательные
знаки,—и
лома л
себ е
голову
над
их
значением.
«Здесь прошелся загадки таинственный ноготь . ..»
С
нетерпением,
доводящим
меня
п очти
до
подлинного
безумия,
жд ал
я
следующего
свидания.
У тром
нельзя
бы ло
являться,
так
как
он
работал.
Я
приезжал
из
города
после
обеда,
пер ед
вечером.
А
и но­
гда ,
есл и
у
меня
не
б ыло
ма рок
на
трамвай,
то
п риход ил
пешком,
отмахав
по
п ы льной
Большефонтанской
дороге
верст
п ятна дца ть
вд оль
дач ,
маяков,
станций,
время
от
вр е­
мени
ост анавли ваясь
и
люб уяс ь
открытым
морем
с
бело ­
снежными
барашками
волн,
откуда
дул
такой
чистый
и
такой
шир оки й
ветер!
А
солнце
садилось
в
степи,
и
тени
мо их
шагающих
ног
в
сапогах
и
галифе
—
длинные,
как
будто
бы
я
шел
на
х одулях, —д ости гали
обрыв а
с
ба хром ой
полыни
на
кр аю
и
там
ломались,
так
что
тень
моего
туловища
с
головой
в
280


измятой
фронтовой
фуражке
как
бы
проваливалась
в
п ро­
пасть
и
летала
в
ней,
подобно
астральному
те лу,
л ишь
иногда
материализуясь
в
в иде
мале н ьк ого
отчетливого
си­
луэт а,
скользящего
по
прибрежной
гальке
или
же
по
м ут­
но-зеленой
волне,
свернутой
как
тугоплавкая
сте клянн а я
труб а,
вдруг
разл етаю щаяся
вдребезги
сре ди
скал.
С
упорством
маньяка
я
ду мал
о
Бунине,
о
его
новых
стихах
и
прозе,
привезенных
из
Советской
Рос си и,
из
та­
инственной
революционной
Москвы.
Это
был
какой-то
другой,
еще
неизвестный
мне
Бунин,
новый,
со всем
не
тот,
которого
я
зна л
вдоль
и
поперек
по
его
соб р анию
со ч ине ний,
вышедшему
приложением
к
«Ниве»
во
время
войны,
в
желтых
обложках
с
кра­
сивой
ви н ьетк ой,
составленной
из
множества
опадающих
листьев.
Он
все
еще
—
видимо—воспринимался
как
певец
осен­
него
увядания,
автор
«Листопада», которым я не уставал
восхищаться.
«Лес,
точно
тере м
ра списн ой ,
лиловый,
золотой,
багря­
ны й,
веселой,
пестрою
стеной
стоит
над
светлою
поля­
но й.. .»
Эта
сов сем
небольшая
о писат ель ная
поэма,
подобно
тому
как
«Евгений Онегин»
сч ит ался
энциклопедией
рус­
ской
жиз ни,
казалась
мне
энциклопедией
осенних
кар­
тин
в сей
русск ой
поэзии
от
Державина
до
Фет а
и
По­
лонского.
Б ыть
может,
здесь
и
не
б ыло
ничего
н овог о,
но
«Листо ­
пад»
как
бы
блестяще,
исчерпывающе
зав ерш ал
целую
поэтическую
эпоху.
Каждый
его
стих
вы зы вал
ряд
доро­
гих
для
в с якого
рус ско го
человека
ассоциаций.
«... И
Осень
тихою
вдовой
вст у пает
в
пестрый
те рем
сво й. . .», «...и
м есяц
ме дленно
встает.
Все
тени
сделал
он
ко роче ,
прозрачный
дым
навел
на
лес
и
вот
уж
смотрит
прямо
в
очи
с
туманной
выс оты
неб е с».
В
этом
месте
мне
всегда
приходило
на
па мять
пу ш­
кинс кое : «Как привидение,
за
рощею
сосновой
луна
ту­
манная
в зо шла».
Строки
«Трубят рога в полях далеких,
звенит
их
мед­
ный
перелив»—
вы з ывали
в
воображении
«Графа Ну­
лина».
И
все
же
это
бы ло
оригинальное,
чисто
бун ин ск ое:
281


«...И
в
горнос та ев ом
шугае,
умы вши
бледное
лицо,
по­
сле дни й
день
в
л есу
встречая,
выходит
Ос ень
на
крыль­
цо ».
Затем
—
великолепное
завершение:
«... И
буду т
в
небе
голубом
сия ть
че рто ги
л ед яные
и
хрусталем
и
серебром.
А
в
ночь,
меж
бе лых
их
разводов,
взойдут
о гни
небесных
свод ов,
заблещет
звездный
щит
Стожар
—
в
тот
час,
когда
ср еди
молчанья
морозный
све­
тится
пожар,
Ра сцв ет
п олярн ого
сиянья!»
Было
нечто
многозначительное
в
то м,
что
сл ово
«Осень»
писалось
с
большой
букв ы,
как
имя
собственное.
Тогд а
это
мне
чрезвычайно
нравилось.
Т еперь
же
пред­
ста вляет ся
манерным.
Но
все
равно
—
стихи
был и
пр е­
красны.
В
пер вых
своих
книгах
Бунин
еще
находился
в
плену
традиционно-народнических
пред ставл ени й
о
своей
роди­
не
как
о
стране
нищей,
смиренной,
убогой.
«Я не люблю,
о
Русь,
твоей
несмелой,
тысячелетней,
ра бс кой
нищеты.
Но
этот
крест,
но
этот
ковшик
белый...
Смиренные,
ро дим ые
черты!»
Его
еще
тогда
умиляла
нищая
Россия,
как
умиляла
она
и
другого
поэта,
его
современника:
«Россия,
нищая
Россия,
мне
избы
серые
твои,
твои
мне
песни
ветровые
—
как
слезы
первые
любви!»
Теперь
же,
в
последней
кни жке
Бунина,
изданной
в
Рос си и,
в
де с ятом
томе
собрания
его
сочинений
еще
н еиз­
ве ст ного
у
нас
пе тро град с кого
издательства
«Парус», 1918
го д,
я
прочел
ст ихотв оре н ие
«Архистратиг»,
где
Русь
представлялась
Бунину
уже
совсем,
совсем
дру г ой.
«Архистратиг средневековый,
напи санн ый
века
тому
н азад
на
церковке
одноголовой,
был
тонконог,
весь
в
ста­
ли
и
крылат...
Кто
знал
его ?
Но
вот
со всем
недавно
от­
кр ыт
п
он,
по
п ри хоти
тщеславной
сто личн ых
мод ,—
в
журнале
д орог ом
изображен
на
диво,
и
о
нем
теперь
т ол­
ку ют
мистики,
эс те ты,
бо гоис ка тели ,
девицы
и
поэты.
Их
сытые,
болтливые
у ста
п ророча т
Руси
бы ть
архистрати­
го м,
кощунствуют
о
рубище
Христа
п
умиляются
—
по
книгам,—
как
Русь
смиренна
и
прос та».
Этп
стихи
Бунин
написал,
кажется,
в
шестнадцатом
году,
п ророче ск и
ощущая
п риб л ижение
ст рашн ой
для
него
рев ол юц ии,
с
которой
не
мог
примириться
до
само й
своей
смер т и.
282


Потом,
уже
в
эмиграции,
в
кон це
жиз ни,
Бунин
вы­
черкнул
мистиков,
богоискателей,
поэтов,
эстетов;
вы­
черкнул
«их сытые,
болтливые
уста».
Но
я
не
признаю
этой
самоцензуры.
Что
написано
—
написано.
Слово
не
воробей.
Так
не ког да
передо
мной
открылся
новый
Бунин,
как
бы
в ы ходец
из
п отуст орон не го
др ев не русс кого
мира
—
же­
стокого,
фантастического,
ни
на
что
не
похож его
и
вместе
с
тем
гл убок о
родного,
национального,—
мира
наших
пр а­
щуров,
создававших
Ру сь
по
своему
образу
и
подобию,
со
все м
ее
чудовищным
смешением
языческого
и
хр ист иан­
ского,
древнеславянского
и
угро- фи н ск ого,
варяжского,
византийского,
татарского
—
жес ток ого,
кровавого,
гени­
ально-самобытного!
—
царство,
нисколько
не
п охож ее
на
ту
«древнюю Русь», которую мы привыкли себе представ ­
ля ть,
читая
в
младших
кл асс ах
школы
ж алки й,
топенький
учебник
рус ск ой
исто р ии.
Дос тат очн о
перечислить
одни
лишь
названия
бунин­
ских
стихотворений
то го
в ре м ени : «Орда», «Шестикры­
лый », «Скоморохи», «Казнь», «Чернец», «Матвей Прозор­
л ивый»,—
чтобы
понять,
что
делалось
т огда
в
душе
Бу­
нин а.
«Алел ты в зареве Батыя
—
и
потемнел
т вой
жуткий
взор.
Ты
крылья
рыже-золотые
в
священном
трепете
про­
стер.
Узрел
ты
Грозного-юрода
монашеский
истертый
шлык
—
и
навсегда
в
изгибах
сво да
з астыл
т вой
бо льше ­
глазый
ли к».
До
сих
пор
мен я
тя гост но
волнуют
косноязычные
с трочки
Бунина
того
п ери ода:
«Бысть некая зима всех зим иных лютейше паче»...
«Все лицо его тугое смехом сморщилось,
корешки
зубов
из
р ота
з а че рне л ися »... «Туманно
утро
красное,
тум ан н о...
Точите
нож ,
мочите
солью
к ну т!..
Давай,
мужик,
л ицо
умы ть,
сапог
обуть,
кафтан
на д еть,
веди
меня,
вали
под
нож
в
единый
мах
—
не
то
держись:
зубами
всех
заем,
не
оторвут!»... «Князь
Вс еслав
в
железы
был
закован»...
«И тьма и хлад в моей пещере ...
Одежды
ве тхи ...
Сп лю
в
гробу...
О
боже!
Дай
опору
вере
и
укрепи
мя
па
б орьб у!»
Если
стихи
п оэта
е сть
некоторое
подобие
его
д уши
—
а
это,
несомненно,
так,
в
том
с луча е,
кон е чно,
что
поэ т
под ­
линны й,—
то
душа
моего
Бунина,
то го
Бунина,
к
к оторо­
283


му
я
шагал
вдоль
болыпефонтанского
берега,
корчилась
в
адс ком
пламени,
и
если
Бунин
не
ст онал ,
то
лишь
по­
тому,
что
все-таки
еще
на деял ся
на
близкий
кон ец
рев о­
л юции.
Между
тем
жизнь
шла
своим
чередом,
и
временами
да же
начинало
казаться,
что
ничего
особенного
не
п ро­
изошло:
просто
лю ди
по
приме р у
прошлых
годов
приеха­
ли
на
юг
пров е сти
лето
на
Одесском
побережье
—
не
бе­
же нцы,
не
эмигранты,
а
обыкновенные
дачники
со
всеми
своими
синими
эмалированными
кастрюльками,
керосин­
ками
«грэц», купальными чепчиками,
велосипедами,
са н­
далиями
«скороход»,
крок етом ...
Быть
может,
их,
этих
дачников,
было
г ораз до
больше,
чем
обы чн о,
но
и
это
не
выз ыва ло
особой
тревоги:
просто
удачное
лето,
хор ош ая
погода
и,
как
писалось
в
«Одесском листке», «большой
наплыв
дачников,
курортный
сезо н
в
разгаре», так что
о дну
дач у
зан имали
две
или
даже
три
приезжие
с емьи.
Бунины,
например,
делили
дачу
с
одной
богатой
тол­
стой
дамо й,
писательницей,
только
что
впервые
на пе ча­
тав шейс я
в
«Вестнике Европы», что по тому времени было
равносильно
«вхождению в большую литературу» .
Дам а
охотно
потеснилась
со
вс ем
своим
с емейс тво м
—
м ал ень­
кой
пухленькой
дочкой
и
ничем
не
замечательным,
но
вполне
корректным
с ос тоя тельн ым
чиновником-мужем
—
и
уступила
две
комнаты
с
верандой
Бунину,
слава
кото­
рог о
за
последние
годы
заметно
в ыр осла.
Теперь
он
был
не
только
поэтом
одиночества,
певцом
рус ск ой
деревни
и
оскудения
дворянства,
но
также
автором
поразительных
по
с иле
и
новизне
рассказов
«Господин из Сан-Ф ра нци ­
ско », «Сны Чанга», «Легкое дыхание», которые сразу же
сделали
его
едва
ли
не
первым
русским
прозаиком.
Да же
мои
друзья
—
молодые
и
не
очень
молодые
одес­
ск ие
поэ ты
—
в
од ин
прекрасный
день,
как
по
команде,
признали
его
непререкаемым
авторитетом: «Нива»
дала
св оим
пр иложе ние м
с оч инения
Бунина,
что
сразу
же
сде ­
ла ло
его
классиком.
Бунин
имел
вид
дачн ик а,
но
не
ба на льн ого
д ачни ка-
п ро винциа ла
в
соломенной
шляпе,
рубашке
«апаш»
и
па­
русиновых
туфлях,
Бунин
был
дачник
столичный,
из ы­
сканно-интеллигентный,
в
дорогих
летних
санд алия х ,
за­
граничных
н оск ах,
в
просторной,
хорошо
выг ла же нной
холщовой
рубахе
с
отложным
воротником,
со
сложенным
вдвое
ст ал ьным
пенсне
в
маленьком
нар уж ном
карманчи­
ке,
подпоясанный
не
п ошлым
шелковым
шнуром
с
потре-
284


д анным и
кистями,—
ка к,
например,
у
моего
папы
—
а
пр о­
стым,
но
тож е,
видать,
оче нь
не дешевым
к ож аным
поясом,
за
кот орый
он
и ногд а,
несколько
по-толстовски,
засовывал
руки;
ш ляпу
не
носил,
а
уж
е сли
особенно
сильно
пр и­
пе кало,
то
вд руг
над евал
превосходнейшую
настоящую
пан аму ,
привезенную
из
да льни х
стран,
или
по­
лотняный
картуз
из
чис ла
тех,
которые
летом
носили
Фет,
Полонский,
а
может
быть,
да же
и
сам
Лев
То л­
сто й.
Вижу
большое
общество
на
дачной
веранде.
В
с ущно­
сти,
не
виж у,
а
заставляю
с ебя
увидеть,
как
бы
ша ря
вп от ьмах
вокруг
таинственного
механизма
памяти
и
на­
угад
ка са ясь
груб ым и
пальцами
самых
его
сокровенных
узлов.
Все
эти
люди
—
бе же нцы
из
Советской
России:
имени­
тые
адвокаты,
врачи,
литераторы,
д аже,
кажется,
сам
ака­
демик
Овсянико-Куликовский,
знаменитый
автор
«Психо­
ло гии
тв орч ест ва», статей о Тургеневе,
редактор
того
са­
мого
н ед осяг аем ого,
почтеннейшего
«Вестника Европы»,
где
еще
сов сем
недавно
был
напечатан
рассказик
толстой
д амы,
уступившей
полд ачи
Бу ниным .
Теперь
она
уже
как
следует,
полностью
«вошла в русскую литературу»
и
ч ув­
ствовала
себя
в
ней
прекрасно.
Я,
например,
еще
не
вошел,
а
она
уже
вошла!
Она
бы ла
не
тольк о
толстая.
Она
была
мо щн ая,
могу­
ч ая.
Щекастая.
С
круглыми
мускулами
по
сторонам
не­
большого
роти к а.
С
твердым
яб лочк ом
подбородка.
Ч ер­
новолосая,
чернобровая,
с
калеными
щеками,
властная
и
в
то
же
время
так
мило,
чисто
по-женски
млеющая
между
двумя
зна м енит ыми
академиками.
Нет ,
ни ко гда
еще
в
Одессе
не
съезжалось
такое
бле­
стяще е
общество,
правда
—
беженцы,
политические
э ми­
гра нты ,
отщепенцы,
но
все-таки!..
А
впрочем,
кто
знает,
кто
знает.
Бунин
в
прекрасном,
несколько
саркастическом
на­
строении.
Он
искоса
смотрит
на
могучую
даму,
как
бы
пр и­
слушиваясь
к
ше лков ому
треску
ее
корсета.
Можно
п оду­
285


мат ь,
что
он
собирается
тут
же,
не
сходя
с
места,
ее
оп ис ать.
Но
описать
не
во об ще,
а
одним
штри хом .
Сра зу
видно,
что
он
ищет
этот
единственный,
совершенно
точ­
ный
штрих,
и
я
вместе
с
тем
понимаю,
что
он
втайне
дает
мне
литературный
урок.
Затем
по
его
лиц у
я
вижу,
что
он
на шел
необходимый
штрих
и
что
его
находка
д раг о ценна
и
единственна.
Он
д елает
рукой
легкий
жест,
как
будто
бы
издали
п ро­
водит
во круг
ли ца
тол сто й
да мы
магический
музыкальный
овал.
Все
замирают,
ожидая,
что
он
с каж ет.
—
Так-с,—
говорит
он,
делая
указательным
пал ь цем
в
воображаемом
ов але
две
запятушки
кончиками
вверх,
в
разные
стороны.—
В ам,
Елена
Васильевна,
не
хватает
маленьких
черных
усиков,
и
вы
—
в ы литы й...
Петр
Ве­
ликий.
И
вдруг
мы
все
увидели
лицо
Петра.
Д ама
багрово
краснеет,
не
зн ая,
как
отнестись
к
этому
сравнению;
с
одной
стороны,
в
ее
лиц е
найдено
неч то
ца р­
ское,
н
это
хорошо
—
в
о со бенно сти
принимая
во
в нима ние
с мутн ое
революционное
время,—с
дру гой
стороны,
нечто
мужское,
и
это
плохо.
Впрочем,
главное
закл юча ется
в
том ,
что
ее
«описал»
знаменитый
Б унин
в
присутствии
знаменитого
Овсянико-Куликовского,
и
это
решает
все
сомнения.
Опа
по-дамски
и
в
то
же
время
по-царски
улыбает­
ся
Бунину,
хотя
на
всякий
случай
гроз ит
ему
пальчи­
ком:
—
Ах,
Ив ан
Алексеевич,
Иван
Алексеевич,
зачем
вы
мне
делаете
публично
такие
комплименты!
Мотаю
себе
на
ус,
обоб ща я
бунинскую
н ах одк у: «дам­
ско е
л ицо
Петра».
Однажды
и
я
попал
в
пол е
его
дь яв ольск ого
зрения.
Он
вдруг
посмотрел
на
ме ня,
нарисовал
указательным
паль­
цем
в
в оздухе
на
уровне
моей
головы
какие-то
замыслова­
тые
знаки,
затем
сказал:
—
Вера,
обра ти
внима ние :
у
нег о
совершенно
в олчьи
уши.
И
вооб ще ,
милсдарь,—
обратился
он
ко
мне
строго,—
в
вас
есть
неч то
весьма
волчье.
...А
у
самого
Бунина
т оже
был и
в олчьи
уши,
что
я
заметил
еще
ран ьше !
286


Грустный
золо тис тый
ден ь
в
конце
л ета.
Мы
п ров ели
его
вд в оем,
одни
в
опустевшей
дач е:
соседи
переехали
в
город,
а
Вера
Ни ко лаев на
отправилась
па
трамвае
в
го род
на
Привоз
за
продуктами,
добывать
которые
ст ан ови лось
все
труднее
и
труднее.
Накан у не
я
принес
Бу нину
—
по
его
требованию
—
все
мною
до
сих
пор
написанное:
шту к
тридцать
с ти хотв оре­
ний
и
не ск олько
рассказов,
ча стью
рукописных,
ча стью
в
в иде
газетных
и
журнальных
вырезок,
н алепл енн ых
кл ей­
стером
на
листы
канцелярской
бумаги.
Получился
дов оль­
но
внушительный
с ве рток.
—
Приходите
завтра
утром ,
поговорим,—
сказал
Бу­
нин.
Я
пришел
и
сел
на
ступеньки,
о жидая,
когд а
он
вый­
дет
из
комнат.
Он
вышел
и
сел
ряд ом
со
мной.
Вп ерв ые
я
видел
его
таким
тихим,
задумчивым.
Он
довольно
долго
молчал,
а
затем
сказал
—
неторопливо,
сосредоточенно
—
слова,
кот орые
я
не
могу
забыть
до
сих
пор ,
прибавив:
—
Я
св оих
с лов
на
ветер
не
бросаю.
Я
не
смел
верить
св оим
ушам.
Мне
казалось,
что
все
прои с ходяще е
со
мно й
—
нереально.
А
он,
немно г о
помол­
ч ав,
нак ло нил
гол ову
и,
прис та ль но
рассматривая
м ал ень­
кую
мо рс кую
раковинку
ср еди
гр авия ,
вдруг
стал
говорить
какие-то
еще
неизвестные
мне
стихи.
Я
никогда
до
сих
пор
не
с лы шал,
как
он
читает
св ои
стих и.
Он
их
произно­
с ил,
как
бы
разговаривая
с
сам им
собой,
бормоча
и
глуб о­
ко
взд ых ая
во
вр емя
пауз
или
цезур:
—
«Настанет Ночь моя,
Н очь
долгая,
немая.
Тогд а
ве­
лит
Господь,
творящий
чудес а,
Св е тилу
новому
взойти
на
небеса.—Сияй,
сияй,
Лун а,
все
вы ше
поднимая
свой,
Солн це м
данный
лик .
Да
бу дет
миру
весть,
что
День
мой
д огор ел,
но
след
мой
в
м ире
—
есть».
И
прочел
еще
другое
стихотворение:
—
«Звездами вышит парус мой,
высокий,
бе лый
и
тугой,
лик
б огом ате ри
меж
них
сияет,
бл агос тен
и
тих.
И
что
мне
в
то м,
что
берега
уже
уходят
от
ме ня!
Душа
полна,
душа
с трога
—
и
тонко
св етятся
рога
мла дой
лу ны
в
закате
дн я».
День
этот
понял
я
как
день
моего
посвящения
в
уче­
ники,
даже
—
быт ь
может
—
подмастерья.
Пам ять
не
сохранила
подробностей
нашей
беседы.
Мо-
287


жет
быть,
этой
беседы
вообще
не
было.
Б ыло
долгое
мо л­
чание.
Был
грустный
золотистый
осенний
день ,
штиль
в
море
и
в
неб е
—
белая,
как
обл ачк о,
дне вн ая
неполная
луна.
Рядом
со
мно й
на
ступеньках
сидел
в
по лотн яно й
б лу­
зе
сов сем
не
тот
Бунин
—
неприятно-желчный,
сухой,
вы­
сокомерный
—
как им
его
сч ит али
окружающие.
В
этот
день
передо
мн ой
как
бы
на
миг
приоткрылась
его
ду ша
—
грустная,
очень
одинокая,
ле гко
ранимая,
независимая,
бесстрашная
и
вместе
с
тем
до
удивления
н еж ная.
Я
был
пор ажен,
что
этот
самый
Бунин,
счастливчик
и
баловень
судьбы
—
как
мне
тогда
к аза лось, —
так
глуб око
не
удовлетворен
своим
положением
в
литературе,
вернее
св оим
положением
сре ди
современных
ему
писателей.
В
само м
дел е:
широкому
кругу
читателей
он
был
ма ло
заметеп
ср еди
шумной
толпы
—
как
он
с
горечью
выразил­
ся
—
«литературного базара».
Его
затмевали
звезды
пер­
вой
величины,
чьи
име на
были
на
устах
у
в сех:
Королен­
ко,
К упр ин,
Горький,
Леонид
Андреев,
Мережковский,
Фе дор
Соло губ
—
и
множество
других
«властителей дум» .
Он
не
был
властителем
дум.
В
поэзии
царил и
Александр
Блок,
Бальмонт,
Брюсов ,
Зинаида
Гиппиус,
Гумилев,
Ахма тов а,
наконец
—
хотели
эт ого
или
не
хотели
—
И горь
Северянин,
чье
имя
знал и
не
только
все
гимназисты,
студенты,
курсистки,
молодые
оф и­
церы,
но
даж е
многие
приказчики,
фельдшерицы,
комми­
вояжеры,
юнкера,
не
имевшие
в
то
же
врем я
по н ятия,
что
существует
такой
рус ск ий
писатель:
Иван
Бунин.
Бунина
знали
и
ценили
—
до
последнего
времени
—
весьма
немногие
истинные
знатоки
и
любители
рус с кой
литературы,
понимавшие,
что
он
пишет
сейчас
намного
лучше
всех
современных
писателей.
Кр и тика
—
особенно
в
начале
его
литературной
деятельности
—
писала
о
Бу­
нине
р едко,
мал о,
так
как
его
произведения
не
давали
ма­
териала
для
«проблемных»
статей
или
повода
для
литера­
турного
скандальчика.
По
этой
же
причине
имя
его
не
упо ­
миналось
на
афиш ах
публичных
лекций
и
диспутов,
где
ц арил
низкопробный
Арцыбашев
со
своими
половыми
проблемами.
Он
прям о
пе
гов ори л
мне
всего
этого,
но
именно
такие
мысли
сквозили
в
его
отрывистых
зам еч ан иях
относитель­
но
современной
литературы,
полных
яда
и
сар казм а.
Мож но
бы ло
сд ел ать
заключение,
что
из
всей
совре­
менной
рус ск ой
литературы
он
безоговорочно
признает
288


выше
себя
только
Л ьва
Толстого.
Чехова
же
считает,
так
ска зать,
писат ел ем
своего
уровня,
может
быть,
даж е
не­
много
выше...
но
ненамного.
А
остальные...
Что
же
остальные?
Куприн
талантлив,
даж е
очень,
но
зачастую
неряшлив.
О
Леониде
Андрееве
хорошо
сказал
Толстой:
«Он пугает,
а
мне
не
страшно».
Горький,
К оролен к о,
в
сущности,
не
художники,
а
публицисты,
что
нисколько
не
ум ал яет
их
больш и е
таланты,
но...
настоящая
поэзия
вы­
родилась.
Бальмонт,
Брюс ов ,
Белый
—-
не
бол ее
чем
мо­
сковская
доморощенная
д екаден тщи на ,
помесь
француз­
ского
с
нижегородским, «о,
закрой
сво и
бледные
ноги»,
«хочу быть дерзким,
хочу
бы ть
смелым,
хочу
одеж ды
с
тебя
с орв а ть», «хохотал грубым басом,
в
небеса
зап у скал
ананасом...»
и
п рочий
вздор;
Ахматова
—
провинциальная
барышня,
попавшая
в
ст олиц у;
Александр
Бл ок
—выд у­
м ан ная,
книжная
немец кая
поэз ия ;
об
лак ейск их
«поэ-
зах»
Игоря
Север янина
—
придумали
же
такое
оме р зи­
тельное
слово!
—
и
говорить
нечего;
а
футуристы
—
просто
уголовные
типы,
беглые
каторжники...
В
общем,
Бунин
повт ор ял
тол ько
нем ног о
други­
ми
словами
примерно
то
же
самое,
что
он
за
несколько
лет
до
то го
сказал
в
ре чи
на
юбилее
«Русских ведо­
мостей»:
«...Чег о
только
не
проделывали
мы
за
последние
годы
с
нашей
литературой,
ч ему
только
не
подражали
мы,
чего
только
не
имитировали,
каких
тол ько
стилей
и
эпох
не
брали,
ка ким
бог ам
не
поклонялись?
Буквально
каждая
зима
прино с ила
нам
нового
кумира.
Мы
пережили
и
дека­
да нс,
и
символизм,
и
натурализм,
и
порнографию,
и
б ого­
борчество,
и
мифотворчество,
и
какой-то
мистический
анархизм,
и
Диониса,
и
Ап оллон а,
и
«пролеты в вечность»,
и
садизм,
и
сн оби зм,
и
приятие
мира,
и
неприятие
мира,
и
лубочные
подделки
под
русский
стиль,
и
адамизм,
и
ак­
меизм
—
и
до шли
до
самого
плоского
хулиганства,
назы­
ваемого
нелепым
словом
«футуризм».
Это
ли
не
Вальпур­
гиева
ночь!»
Примерно
эти
и
по до бные
им
мысли
выск аз ыв ал
Бу­
нин ,
беседуя
со
мно й
на
ступенях
веранды.
Был
он
при
эт ом
как-то
необычно
тих,
задумчив,
у глубле нн о- с трог
и
в
то
же
вр емя
горестно-нежен,
как
че­
ловек,
о дино ко
переживающий
какую-то
непоправимую
душе в ную
утрату.
10 В.
Катаев»
т.
в
289


...Так
себя
чувствует
человек,
потерявший
мно го
кро­
ви...
Я
думаю,
это
было
чувс тв о
утраты
р оди ны.
Наступило
время
обеда,
Ве ра
Николаевна
все
еще
не
возвратилась.
Т огда
Бунин,
заговорщицки
поманив
меня
пальцем,
пошел
на
цыпочках,
воровской
походкой
через
всю
дачу
в
кухн ю,
откуда
—
пошаркав
там
какой-то
метал­
лич ес кой
пос удо й
—
вскоре
вернулся
с
холодными
голуб ­
цами
на
с ков ородк е,
кастрюлей
с
к ом потом
и
большой
кра юхой
ситного
хлеба
под
мышкой.
Все
это
он
расставил
на
о беденно м
столе
и
молвил
повелительно:
—
Сад ите сь.
Я
еще
никогда
не
ел
у
Буниных.
Они
не
отличались
хлебосольством,
был и
скуповаты.
По-моему,
они
да же
не
держа ли
кухарку,
а
столовались
у
со сед ей,
ку да
ин огда
за
компанию
затаскивали
и
меня
пить
чай
или
ужинать
в
большой
ко мпа нии
московских
беженцев,
где
я
познако­
мился
с
некоторыми
изв ес тны ми
лю дьм и.
Тут
Бунин,
не
ст есня ясь,
наваливал
мне
на
тарелку
всякой
еды
и
пр и­
говаривал:
—
Вы
не
стесняйтесь.
Я
зн аю
—
у
вас
волчий
аппетит.
Ешьте.
Питайтесь.
Ваш
молодой
орг а низм
тр еб ует
много
пищи.
Поэзия
и
молоденькие
барышни
ежедневно
ис то­
щаю т
вас.
Не
от риц айте .
Я
сам
был
мо лод,
знаю !
Если
же
за
столом
было
вино,
купленное
в
складчину,
то
Бунин
заб ир ал
в
полное
св ое
распоряжение
од ну
бу­
тылку
красного
уде льн ого,
а
ост альное
—
как
хотят.
Ме ня
же,
как
самого
мла дшег о,
он
н азн ачал
преседателем
стола
и
виночерпием,
так
что
я,
прежде
чем,
например,
подру­
житься
с
Алексеем
Толстым,
на лил
ему
не
од ин
стакан
вина.
Но
вернемся
к
голубцам.
Их
было
на
с ков ород ке
четыре
штуки
—
золо тис ты х,
немно г о
пригоревших,
застывших
в
сале,—и
Бунин,
на­
дев
пенсне,
разделил
их
поровну:
два
побольше,
покосив­
ши сь
на
меня,
по ло жил
на
таре лку
себе,
а
два
поменьше
оставил
мне .
290


—
Ешьте,
не
стесняйтесь.
Я
знаю,
вы
постоянно
испы ­
тываете
дьявольский
аппетит,
о соб енно
в
гос тя х.
—
Что
скажет
Вер а
Николаевна!
—
воскликнул
я.
—
А
пус ть
не
опаздывает.
Впрочем,
мы
с
вам и
сей­
час
расправимся
со
всем
э тим
на
скорую
хол ост яцк ую
руку,
затем
отнесем
посуду
на
ку хню
—
и
концы
в
вод у.
В
то
вр емя
я
действительно
беспрерывно
испытывал
дьявольский
голод
и,
нав али вш ись
на
аппетитные
ка пус т­
ные
голубцы,
в
оди н
миг ,
грубо,
по-солдатски
расправил­
ся
с
ним и,
заметив
про
себя,
что
и
моего
учителя
т оже
ни­
как
н ельзя
уп рек нуть
в
отсутствии
аппет ит а:
когда
он
ел,
его
б ородк а
плото я дно
дв игалась
и
по
с ухой
шее
п роходи­
ли
легкие
с удороги
наслаждения,
как
бы
сопровождая
каждый
кусок
холод ны х
голубцов
к
месту
н азн ачен ия.
К огда
же
дело
дош ло
до
компота,
он
ск азал ,
облизы­
вая
усы:
—
Не
будем
пачкать
глубок их
тарелок.
Рекомендую
прямо
так...
Мы
быстро
съели
компот
пр ямо
из
кастрюли,
причем
педантичный
Бунин
предварительно
разделил
ложкой
—
строго
поровну
—
гус тое,
разбухшее
варево
из
самых
ра з­
н ообра з ных
фруктов
—
абрикосов,
слив,
вишен,
з еле­
ных
яб лок,
ранних
груш
и
прочего,
строги м
г олос ом
по­
треб ов ав
от
мен я,
чтобы
я
не
заезжал
за
демаркацион­
ную
линию,
хотя
она
име ла
скорее
си м воли ческ ое
зн а­
чение.
Мы
дружно,
в
две
ложки,
навалились
на
ком пот ,
ста­
рая сь
перегнать
друг
друг а,
а
потом
еще
до лго
мак али
кус­
ки
си тник а
в
г устую
жижу
и
вы лиз ывал и
божественно
кисло-сладкие
остатки,
где
по пад ал ись
скользкие
с ливо­
вые
шкурки.
Не
знаю
почему,
но
именно
этот
компот
как -то
нас
ос о­
бенно
сблизил,
мы
взяли
с
соб ой
в
сад
оставшиеся
абрико­
совые
к ос точки
и,
с идя
все
на
тех
же
ступенях,
разбивали
их
кирпичом,
и,
как
дети,
ели
нежные
белые
зерна,
покры­
тые
жесткой
кожурой...
Я
заси д елся
до
п оздн его
вечера,
да же,
собственно
гов оря,
до
ночи,
пропустив
последний
трамвай;
Бунин
по­
шел
меня
нем но го
проводить,
и
мы
еще
д олго
ходили
ту да
10*
291


и
назад
в доль
Болыпефонтанского
шо ссе
по
трамвайным
рель сам ,
мимо
дачи,
садились
на
ск амей ку
у
калитки,
и
он
вдруг
начинай
меня
экзаменовать:
—
Перед
на ми
ночь.
Как
вы
опи ше те
ее
в
нескольких
с лова х,
но
так
чтоб ы
она
бы ла
именно
э та,
не
какая -н и­
бу дь
другая
ночь?
Видите,
как
много
вокруг
нас
всего,—
он
сделал
кругообразное
д вижение
сво ей
сухой
п ород и­
стой
голов ой ,—
а
н а добно
выбрать
тольк о
самое
н еобходи­
мо е,
как
гов орят:
типичное.
Ну?
Вок руг
нас
бы ло
де йс твит ел ьно
«много всего» .
Редкие
звезды,
ослабленные
желт ов аты м
светом
луны .
Теплый
степной
ветерок.
С и луэты
ак аций.
О грады
да ч.
Звуки
перепелов.
Тишина.
Дал екий
лай
с обак.
Время
от
времени
крик
осл ик а.
Серебристо-пыльная
полынь,
ее
не­
повторимый
ночной
запах.
Блеск
трамвайных
рельсов ,
как
бы
скользящий
вда ль
и
там
поворачивающий
и
гаснущий
ср еди
угол ьн ой
темноты.
Шорох
кошки,
а
может
быть,
и
ежика
в
пыльных
кустах
ш ипов ника .
Погашенный
ма як.
Да
мало
ли
чего
еще!
Мы
се ли
на
ска мееч к у,
и,
пока
я
с
мучительным
на­
пряжением
отб ира л
самые
что
ни
на
ест ь
необходимые
подробности,
Бунин
вдруг
гл ухо
забормотал
какие-то
сти­
хи.
Это
был
Фет:
—
«... то
б леск
замороженной
дали,
то
зап ах
фиалки
ночной...»
Он
глубоко,
горе стн о-п окорн о
вздохнул,
как
бы
при­
сл у шив аясь
и
желая
понять
см ысл
этих
стихов,
и
снова
пробормотал:
—
«...то
мельница,
то
со ло вей».
Он
повернул
ко
мне
сво е
узкое
вн изу
лиц о,
поднял
его
к
неб у,
и
я
увидел
написанное
на
нем
восхище­
ние.
—
«То мельница,
то
соло в ей»,—
повторил
он .—
Вы
понимаете,
как
это
прекрасно?
Лучше
уже
не
скажешь!
Он
сидит
ночью
од ин,
ве сь
во
власти
охватившей
его
ду шу
любв и
—
единственной,
неповторимой
любви...
сидит,
окру­
женн ый
запахами,
звуками,
какими-то
неопределенными
зр ите ль ными
образами,—
и
его
внима ние
не
в
силах
сосре­
доточи тьс я
на
чем-нибудь
одном:
то
его
полностью
п огло­
щает
блес к
замороженной
дали;
то
вдруг
он
ни чего
не
ощущает
в окр уг,
кром е
запаха
ночной
фи алки ;
то
он
слы­
292


шит
мельницу,
заглушающую
соловья;
то
— солов ья,
за­
глуша юще го
мельницу;
и
все
это
—
од на
всепоглощающая
любовь.
«Мой ангел,
мой
ангел
далекий,
зачем
я
так
с иль­
но
люблю»,—
г лухо,
п очти
с
отчаянием
проговорил
Бунин
заключительную
стр очку.
Кто
вернет
мне
эту
но чь!
—
Ну,
так
как
же
вы,
милстивсдарь,
опишете
все
это?
—
бо дрым
голосом
сказал
Бунин.
—
Я
бы
описал
так,—
ответил
я,—
черный
силуэт
трамвайного
столба
с
перекладиной
в
ви де
коромысла
на­
вер ху
и
ряд ом
ярк ая
луна.
Вс е.
—
Молодец,—сказал
Бунин,—именно
так
и
надо,—
и
снова
глухо
за бор мота л
стихи
одн о
за
други м ,
не
де лая
между
ними
пау з
и
не
оттеняя
строф ,
из
цикла
«К Офе­
л ии»
тог о
же
Фет а:
—
«Офелия гибла и пела,
и
пела,
спле­
тая
венки;
с
цветами,
венк ам и
и
песнью
на
дно
опу ск а­
ла сь
реки...
Ах,
много
по
жи зни
мелькнуло,—
с
гл убо ким
вздохом
прошептал
Бунин,—дней
светлых,
безумной
то­
с ки,
и
счастье
да вно
потонуло,
лишь
песни
плывут
да
венки».
Такие
слов а,
как
«дней светлых безумной тоски», он
старался
как
бы
совсем
не
прои з но си ть, «пробросить», и я
понял,
что
он
с тесн яется
за
Фет а,
а
самое
глав н ое
для
н е г о: «лишь песни плывут да венки» .
Эту
строчку
он
про­
говорил
с
т аким
глуб оки м
чувством,
сделал
такой
плав­
ный
и
бессильный
жест
рукой ,
как
бы
провожая
эти
песни
и
венки,
уплывающие
куда-то
по
реке
времени
в
невоз­
вратимую
даль.
Вс лед
за
этим,
без
перерыва,
он
ст ал
пускать
вдаль
уже
св ои
собственные
венк и
и
песни,
совершенно
нов ые,
кот оры х
я
до
сих
пор
не
з нал,
иные
из
них,
может
быть,
лиш ь
с его дня
написанные:
—
«Этой краткой жизни вечным измененьем буду не ­
ус та нно
утеш аться
я,—
эт им
ранни м
солнцем,
д ымом
над
селеньем,
в
алом
парке
листьев
медленным
паденьем
и
то­
б ой,
знакомая,
старая
скамья.
Будущим
поэтам,
для
ме ня
безвестным,
бог
ос та вит
тайн у
—
память
обо
мне:
стану
их
мечтами,
стану
бестелесным,
смерти
недоступным
—
призраком
чудесным
в
этом
парке
розовом,
в
этой
ти­
шин е».
«Звезда дрожит среди вселенной...
Чьи
руки
дивные
не сут
какой-то
влагой
драгоценной
с толь
переполненный
293


сосуд?
Зв ез дой
пылающей,
потиром
земных
с корб ей,
небес­
ных
слез,
зачем,
о
господи,
над
миром
ты
бытие
мое
во з­
нес?»
Он
говорил
таинственно,
как
бы
желая
внушить
мне
какую-то
великую
сладчайшую
истину,
только
что,
вот
сию
секунду,
открывшуюся
ему.
—
«В дачном кресле, —
та инс тве нно
шептал
он,—
но­
чью,
на
б алко не ...
Моря
колыбельный
шум...
Будь
довер­
чив ,
кроток
и
спокоен,
отдохни
от
ду м.
Ветер
приходящий,
уходящий,
веющий
бе зб режн остью
морской...
Ест ь
ли
т от,
кто
этой
дачи
спящ ей
сторожит
покой?
Ест ь
ли
тот,
кто
до лжн ой
меро й
мерит
на ши
зна нь я,
судьбы
и
года?
Ес ли
сердце
хочет,
ес ли
верит,
значит
—
да.
То,
что
есть
в
тебе,
ведь
существует.
Вот
ты
дремлешь,
и
в
глаза
т вои
так
лю­
бовно
мягкий
ветер
дует
— как
же
нет
Лю бви ?»
И
опять,
без
перерыва:
—
«На даче тихо,
ночь
темна,
ту м анны
звезды
гол убы е,
вздыхая,
ширится
волна,
цве ты
ка чаются
слепые
—
и
часто
с
ветром
до
скамьи,
как
нек ий
дух
в
эфирной
плоти,
до ходят
свежи е
с труи
волны,
вздыхающей
в
дре­
моте».
Минутами
мне
казалось,
что
все
эти
стихи
создаются
тут
же
—
сию
минуту
—
при
мне ,
что
каж дая
строчка
—
и
«волна,
в зды хающ ая
в
дремоте», и «мягкий
ветер», и в
осо бен нос ти
г ениаль ные
«слепые цветы» (белые табаки и
ночные
красавицы!) как-то
само
собой,
незаметно,
из
окружающей
нас
действительности
превратились
в
эле ­
менты
чистейшей
поэзии.
Волшебство?
Часов
в
одиннадцать
утра,
с па саясь
от
страшной
жары
этого
лета,
я
сидел
в
ванне,
до
краев
на пол ненно й
холод­
ной
водой,
куда
из
ме дног о
крана
о дна
за
другой
с
п ро­
должительными,
мертвыми
паузами
падали
увесистые
кап­
ли,
производя
короткие,
однообразно-музыкальные
удары
разных
тонов:
«...Би бль! ..
Бо б ль!..
Бабль!..
Б убль !..»
Они
действовали
ус пок ои тельн о,
усыпляюще,
как
бы
отрешая
от
той
странной,
ни
на
что
не
похожей,
неопре­
294


деленной
действительности,
в
которой
мы
все
жили
э тим
летом.
Это
б ыло
через
несколько
дней
п осле
стр аш ных
взры­
вов
арт ил лер ийск их
складов,
к огд а...
В друг
в
дверь
ванной
комнаты
заглянул
от ец,
и
по
его
лицу
я
поня л,
что
произошло
какое-то
невероятное
со бы­
т ие.
—-
Иди,
там
к
те бе
кто-то
пришел.
Какой-то
незнако­
мый
го спо дин.
По-моему,
это...
Бунин.
Когд а
я,
наспех
одевшись
и
не
успев
как
сле дуе т
вы­
тереться,
с
мокрыми
волосами
прибежал
в
кра й нюю
ком­
нату,
одн у
из
тех
двух,
которые
мы
обыч но
сд авал и
жиль­
цам
и
к оторы е
т еперь
пустовали,
то
действительно
уви­
дел
Бунина.
Сидя
на
стуле
и
зал о жив
н огу
за
ногу,
он
весьма
светски
беседовал
с
папой,
одет ым
почти
так
же,
как
Бунин,
с
той
лиш ь
разницей,
что
холщовая
вышитая
рубаха
отца
бы ла
более
прос торн а,
застирана
и
подпояса­
на
крученым
шелковым
поясом
с
махрами,
а
сандалии
были
рыночные,
дешевые
и
надеты
на
босу
ногу.
Да
и
бо­
ро да
папина
по
сравнению
с
постриженной
бородкой
Бу­
нина
име ла
вид
дов ол ьно
запущенный.
Однако
и
у
папы
и
у
Бунина,
как
у
двух
русских
интеллигентов,
на
груди
на
черных
ш н урках
болтались
одинаковые
старомодные
стальные
пенсне,
что
делало
их
обоих
отдаленно
похожи­
ми
на
Че хо ва:
Бунина
—
на
Чехова
м олож ав ого,
а
папу
—
на
Чехова
постаревшего.
Ок азы вает ся,
я
как-то
ск азал ,
что
мы
сдаем
комнаты,
и
Бунин
при ехал
с
Б ольшог о
Фо нт ана,
желая
устроить
у
нас
сво их
московских
знакомых,
беженцев,
ок азавши х ся
без
жилья.
Впоследствии
я
узн ал,
что
этими
беженцами
был и
Алек с ей
Т олст ой
со
своим
се мейств ом .
Бунин
уже
успел
своими
з орк ими
г лаз ами
осмотреть
обстановку
и,
вероятно,
уже
составил
представление
о
на­
шем
житье-бытье.
Я
думаю,
это
представление
соответствовало
тому,
ко­
торое
к огда -то
в
юности
составил
Юри й
Оле ша
о
нашей
квартире
и
обо
мне:
«... Ем у
очень
понравились
мои
стихи,
он
просил
чи­
тать
еще
и
еще,
одобрительно
ржал.
Потом
читал
свои,
казавшиеся
мне
верхом
совершенства.
И
верно,
в
них
было
295


мно го
щемящей
лирики...
Кажется,
мы
оба
бы ли
еще
ги м­
назисты,
а
пр иним ал
он
меня
в
прос торн ой
пустоватой
квартире,
где
жил
вдовый
его
оте ц
с
ним
и
с
его
бра том
—
печальная,
без
бы та,
квартира,
где
не
з авед ует
же нщина ... »
Эту
печальную,
без
быта,
кв арти ру
и
увидел
тогд а
Бу­
нин .
И
кон еч но,
сраз у
понял,
что
для
Ал ексея
Толстого
с
его
барскими
замашк ами
на ши
комнаты
с
продавленным
диваном
совсем
не
подходят.
Пап а
и
Бу нин
степенно
беседовали
на
разные
темы.
Поговорили
о
взрывах
артиллерийских
ск ла дов
—
«это
большевики
взорвали»,—
убежденно
сказал
Бунин,—
а
за­
тем
перешли
к
темам
хозяйственным.
На
раск ал енн ом
подоконнике
венецианского
ок на
су­
шились
некоторые
мелкие
прин ад леж ности
муж ск ого
ту але та
—
вы ст иранны е
за
неимением
работницы
собствен­
н оручн о
отцом
в
эмалированном
тази ке
кус очк ом
казан­
ского
мыл а
с
синими
жилками
—
воротнички,
носки,
платки.
—
Ес ли
угодн о,
могу
дать
вам
пол ез ный
совет,—го­
во рил
Бу нин, —
никогда
не
стирайте
носки
в
гор яч ей
во де
с
мылом.
Тщательно
п олощи те
их
в
холодной
воде,
отнюдь
без
мыла,—
а
затем
не
гладьте,
а
просто
сушите
на
солнце.
Тогда
у
вас
никогда
не
бу дут
потеть
ног и.
Ручаюсь,
недав­
но
я
сам
узнал
этот
способ
и
буквально
ожи л.
По си дев
—
как
виз ит ер
—
минут
двадцать,
поговорив
о
Жуковском
и
Т ур геневе
и
дружно
по руга в
модернистов,
Бунин
встал
и
поп ро щ ался
с
папой,
корректно
и
ко ротк о
пож ав
ему
руку.
—
Рад
был
познакомиться.
—
Ну,
а
как
вы
находите
Ва лины
произведения?
—
почти
ж ало бно
с про сил
пап а,
пересилив
смущение.
—
А
вы
ка к?
—
вопросом
на
вопрос
ответил
Бунин.
—
Мне,
как
отцу,
трудно
судить,
но
его
стихотворе­
ния ,
кажется,
недурны
в
отношении
рифм
и
размеров.
А
вот
рассказы,
по-моему,
несколько
фельетонны,
м а лосо­
держательны
и
поверхностны.
Вы
не
находите
этого?
—
Ну,
это
разговор
д линны й
и
не
простой.
—
Как
вы
д у маете,
из
нег о
може т
выйти
что- н и будь
п утн ое?
—
Трудно
ответить
в
д вух
словах,—
серьезно
сказал
Бунин,—
врем я
покажет.
296


И
он
удалился,
не
позволив
мне
его
пров оди ть.
Покраснев
до
корней
волос,
я
стоял
в
полуоткрытых
дверях
и
слушал
молодой,
твердый
стук
его
каблуков,
сбегавших
с
че тв ер того
этажа
вниз,
наполняя
лестничную
клетку
гулом
и
ос трым
щ елк ань ем.
Лиш ь
впоследствии,
еще
ближе
узнав
Бунина,
я
по­
нял
подлинный
см ысл
его
посещения.
Сдающиеся
комна­
ты
был
лишь
повод.
На
сам ом
же
дел е
-я
в
эт ом
гл убо­
ко
уверен
—
Б унину
просто
захотелось
нагрянуть
вра с­
плох
и
п осм отр еть,
как
я
живу,
что
из
се бя
представляет
наш а
квартира,
каков
из
себя
мой
отец.
Бунин
был
нев е­
роятн о
любопытен,
и
ему
нуж но
б ыло
всегда,
во
всех
под­
роб нос тях
знать
окружающую
его
жизнь,
видеть
все
св о­
ими
беспощадно
зо рк ими
глазами.
Двойственное
чувство
осталось
у
м еня
после
визита
Бунина.
С
одной
стороны,
было
ле стн о,
с
другой
—
как-то
непонятно-горько:
я
вдр уг
как
бы
бунинскими
глазами,
со
стороны,
увидел
своего
постаревшего,
одинокого,
немного
опустившегося
отц а
с
седыми ,
давно
не
стриженными
се­
минарскими
вол оса ми
и
черными
неглажеными
брюками,
нашу
четырехкомнатную
квартиру,
ка зав шу юся
мне
все­
гда
хорошо,
даж е
богато
обставленной,
а
на
самом
де ле
полу пус тую,
с
черной
м ебель ю
—
рын очн ой
под делк ой
под
д оро гую , «черного дерева», которое
б ыло
обыкновенной
дешевой
сосн ой,
о
чем
свидетельствовали
потертости
и
отбитые
финтифлюшки
—
сверху
черные,
а
внутри
белые;
этот
безвкусный
стиль
с
тумбочками
для
цветов
в
виде
до­
рических
к олон ок,
кажется,
назывался
в
насмешку
«бру-
гага».
Керосиновая
висячая
лампа
с
бронзовым
шаро м,
на­
полненным
дробью,
переделанная
на
электрическую.
Две
так
называемые
«картины»
—
мещанские,
бу м ажные
олео­
графии
«под масло»
в
ун из ит ельно
тоненьких
золоченых
багетах,
которы е
повесили
на
стенку,
так
как
они
были
п олучен ы
«бесплатно», как
приложения
к
«Ниве», что
делало
их
как
бы
сродни
в сем
русским
писателям-класси­
кам,
тож е
бесплатным
приложениям
к
«Ниве», в их числе
теперь
и
Бунину.
Некогда
довольно
хорош и й
к аб инетн ый
диван,
много
раз
перебиваемый
и
теперь
о битый
уже
по­
т реск авш ейся ,
д ыр явой
клеенкой.
Наконец,
са мая
доро­
г ая—- даже
драгоценная
—
вещь:
мамино
приданное
пи а­
297


нино,
потертый
инструмент,
с
расшатанными
м еталл ич е­
скими
педалями,
на
котором
папа
ин огд а,
старательно
и
близоруко
за гл яды вая
в
пожелтевшие
ноты
и
роняя
пе нс­
не,
нетвердо,
но
с
громадным
чувством
играл
«Вре­
мена
года»
Чайковского,
особенно
час то
повторяя
«Май»,
наполнявший
мою
ду шу
нев ыра з имо
щемящей
то­
ской.
Мы
не
был и
бедными
или
тем
бо лее
нищими,
но
что-то
вызывающее
сочувствие,
жалость
было
в
нашей
неустро­
ен нос ти,
в
отсутствии
в
дом е
жен щи ны
—-
матери
и
хозяй­
ки,—уюта,
занавесок
на
окнах,
портьер
на
дверях.
Все
был о
обнаженным,
голым...
Эт о,
конечно,
не
могло
ук ры ться
от
глаз
Бунина.
Он
все
замечал...
.. .и
к ас трюлю
с
холодным
кулешом
на
п одокон н ик е...
Уходя,
он
скользнул
взглядом
по
моей
оф иц ерс кой
шаш ке
«за храбрость»
с
анненским
красным
темляком,
оди но ко
висевшей
на
пустой
летней
вешалке,
и,
как
мне
показалось,
болез не н но
усмехнулся.
Еще
бы:
город
за нят
неприятелем,
а
в
квартире
на
виду
у
всех
вызывающе
ви­
сит
ру сс кое
офицерское
оружи е!
Он
не
знал,
что
к
нам
с
обыском
уже
приходили
авст­
рийцы,
требуя
оружие.
Я
по к азал
на
свою
шашку.
Авст­
рийский
оф иц ер,
такой
же
молодой,
как
и
я,
ве сь
темно­
серый,
выутюженный,
в
крагах
и
новеньком
кепи,
повер­
тел
ее
в
руках
в
замшевых
перчатках,
прочитал
по
ск ла­
дам
н ад пи с ь: «За храбрость»
—
и
вернул
мне
со
щег оль­
ской
армейской
лю безно сть ю,
ска зав,
что
я
могу
ее
оставить
у
се бя,
так
как
«такое оружие голыми руками
не
бе рут».
А
в
общем,
все
это
б ыло
ужасно
грус тн о.
Наста ла
позд н яя
осень,
а
о
возвращении
Бунина
в
Москву
по -преж нему
не
могло
бы ть
и
речи.
Советская
вла ст ь,
которой
все
пророч или
бли з кую
гибе л ь,
не
толь­
ко
не
гибла,
но
даже
—
по
в сем
признакам
—
укрепля­
ла сь.
В
Германии
произошла
революция,
ка йзера
скинули,
нем ец кая
ар мия
капитулировала,
немцы
и
австрийцы
спешно
покидали
Украину,
так
что
заключение
похабного
298


Брестского
ми ра
—
что
являлось
гла вным
обвинением
п ро­
тив
большевиков,—по
с ути
дела,
уже
теперь
не
име­
ло
никакого
практического
зн ачен ия:
Ле нин
оказался
прав.
В
Одес су
же
в место
немцев
пришли
их
победители,
так
называемые
«союзники», и на юге начался почти двух ­
летний
период,
в
те чен ие
которого
влас ть
переходила
из
рук
в
руки
несколько
ра з,
пока
окончательно
и
навсегда
пе
установилась
Советская
влас т ь.
Все
это
бурное,
ни
на
что
не
похожее,
неповторимое
время
Бунин
прожил
в
Одессе
на
Княжеской
улиц е
в
особняке
своего
приятеля,
художника
Буковецкого,
к ото­
рый
предоставил
писателю
весь
ниж ний
этаж
—
три
ко м­
наты,
куда
я
и
приходил,
всякий
раз
исп ыт ывая
невероят­
ное
волнение,
прежде
чем
позвонить
с
черного
ход а.
Обычно
мне
открывала
нарядная
горничная
на
фра н­
цузских
каблучках,
в
нак рах ма ленно й
наколке
и
мал ень ­
ком
бати сто в ом
фартучке
с
кукольными
карм ан чик а­
ми.
Она
была
предоставлена
в
распоряжение
Буниных
вместе
с
комнатами
и
разительно
не
соответствовала
той
обстановке,
которая
царила
в
городе,
в
Рос сии ,
в
мире.
Жизнь
Бунина
в
этих
барских
комнатах
с
массивны­
ми
полированными
дверями,
с
отл ич но
натертыми
парке­
тами,
теплыми
мраморными
подоконниками
вен ециан ск их
окон,
с
жарко
начищенными
медными
ш пин гал ет ами,
с
высокими
чистыми
потолками,
отражавшими
в
летнее
вре­
мя
зелень
белых
ак аций,
ко торы ми
был а
те сно
об сажена
ти хая
аристократическая
улица,
а
зим ой
—
гол уб ые
те ни
сугробов
и
размытые
с илу эты
изв оз чи чьих
саней,
с
не­
бол ь шим
коли чес твом
сам ой
необходимой,
но
очен ь
хоро­
шей
мебели ,
без
всех
этих
мещанских
этажерок,
тумбочек,
безделушек,
салфеточек,
ковриков,
альбомов
и
накидок,—
как
нельзя
боль ше
соответствовала
мо ему
представлению
об
аристократе,
столбовом
дворянине,
ро сс ийско м
акаде­
мике,
че лов еке
безукоризненного
вкуса.
Здесь
я
уже
вид ел
не
дачника,
а
н ас тоящ его
оседлого
го ро жанина ,
может
бы ть
да же
вынуж д енн ого
политиче­
ского
затворника,
выработавшего
себе
точнейший
распо­
рядок
дн я.
299


Он
много
работал.
У
ме ня
соз да лось
впечатление,
что
он
пишет
беспрерывно.
Когда
бы
я
ни
пришел,
я
неиз­
мен но
видел
дверь
его
р аб очей
комнаты,
полуоткрытую
в
те мнов ат ый
корид ор,
а
за
ней
—
окно,
выходящее
в
ти хий
двор,
небольшой
сто л
и
Бунина
без
пиджака,
в
свежей
сорочке
с
закатанными
до
локтей
рукавами,
обнажавши­
ми
сухие,
мускулистые
руки,
к оторы й
в
круглых
ра бочи х
очках,
делавших
его
пох ожи м
на
сову,
быстро
писал,
по­
крывая
небольшие
у зкие
листки
писчей
бумаги
своей
ха­
рактерной
убори с той
клинописью.
Он
писал
темно-зелеными
чернилами,
автоматической
ручкой
с
золотым
пером,
если
не
ош ибаю сь,
фирмы
«Мон­
б л ан », причем до конца исписанную страницу не промо­
ка л,
а
нетерпеливо
откладывал
в
с тор ону
сохнуть;
ес ли
же
он
что- ни буд ь
вписыва л
в
записную
книжку,
то
махал
ею
перед
собой,
чтобы
страничка
скорее
вы с охла.
Услышав
мои
шаги,
он
обычно,
не
оборачиваясь,
го­
ворил:
—
Идите
к
Вере
Николаевне,
я
сейчас
кон чу.
Я
отправлялся
в
большую
комнату
окнами
на
Княже­
ск ую
—
их
салон,—
где
м еня
встречала
Ве ра
Николаевна
и,
соб люд ая
не кую
светскую
обязанность
хозяйки
до ма,
занимала
м еня
необременительным
раз гов ором
на
разные
общие
темы ,
разумеется
не
унижаясь
до
погоды.
Однако,
б удучи
женщиной
жи вого
ума
и
чисто
б унин­
ского
любопытства,
она
не
выдерживала
тон а
и
вскоре
пе­
реводила
раз гов ор
на
сов сем
другие,
далеко
не
светские
темы,
задавая
в опрос ы
вроде:
—
Ну,
как
у
вас
подвигается
роман
с
оча ров ат ельн ой
Н аташ ей
Н.?
Не
пр авда
ли,
она
прелестна
со
своим
по-
детски
бо льши м
ртом
и
длинными
руками,
настоящая
На­
таша
Рос тов а.
Смотрите,
как
бы
ее
мам ан
в
один
прекрас­
ный
день,
несмотря
на
весь
с вой
аристократизм,
не
выста­
вила
вас
за
дверь.
Стало
быть,
с
Ире н
А.
все
кон че но?
Ах,
какой
вы
непостоянный
—
настоящий
ученик
Бу ни на.—
Она
грустн о
взд ых ала .—
И
поз в ольте
вас
спросить,
ком у
это
вы
посвятили
«чьи -т о
маленькие
ножки
отпечатали
следы», что-то
я
никак
не
мо гу
понять,
чьи
это
маленькие
ножки?
Не
с лиш ком
ли
много
ножек?
Она
была
в
курсе
всех
моих
романов,
с
некоторыми
моими
барышнями
лично
знакома
и
живе йш им
обр аз ом
интересовалась
моими
любовными
похождениями,—впро­
300


че м,
довольно
невинными!
—
напоминая
не
строгую
даму,
жен у
академ и ка,
а
скорее
старшую
сестру
или
даже
за­
мужн юю
кузину.
—
Ян,—
говорила
она
входящему
Бунину,—
оказы­
ва ется,
у
не го
в
п олном
разгаре
рома н
с
Наташей.
—
Ну,
разумеется,—
говорил
Бунин.—
Пос м отри
на
«его:
щеки
вва лилис ь ,
под
глазами
синя ки.
Сразу
видно
—
вместо
т ого
ч тобы
работать,
вы
бог
зн ает
где
шляетесь
по
ночам,
надо
полагать
—
до
зар и
стоите
под
окном,
ожи д ая,
что
она
вам
от крое т
и
впустит.
Черта
с
два,
милостивый
государь,
не
на
такую
напал и.
Я
хо­
рош о
знаю
этих
боль шеро ты х
и
длинноногих
гимнази­
ст ок !..
Бун ин
присаживался
к
к руглому ,
не
покрытому
ска­
тертью
с толу
из
це л ьного
палисандрового
дерева,
на
ко­
тором ,
отражаясь,
как
в
вишнево-красном
зер кал е,
стояла
штампованная
из
тон кой
м еди,
вернее,
из
латуни
чашк а,
служившая
пепельницей,—
полое
легкое
полушарие
с
тис неным
восточным
орнаментом,
вещица,
по-видимому,
купленная
Буниным
на
константинопольском
базаре
Ат-
мейдане,
а
может
быт ь,
в
Смирне
или
Александрии.
Во
всяком
случае,
эта
пепел ьница
всегда
мне
напо ­
минала
вос точны е
с т ихот вор ения
Бунина,
и
в
первую
оче­
редь,
кон ечн о, «он на клинок дохнул
—
и
ж ало
его
сирий­
ского
кинжала
пом е ркло
в
дымке
голубой:
под
дымк ой
ярче
заблистали
узоры
з олота
на
стали
сво ей
червонною
резьбой.
«Во имя бога и пророка .
Проч ти ,
слуга
небес
и
рока ,
с вой
б ра нный
к лич:
скаж и,
каки м
дев и зом
твой
клинок
у кр а ше н?» И он сказал: «Девиз мой страшен .
Он
—
тайна
тайн:
Элиф.
Лам .
Мим».
В
общем,
эта
пепел ьн ица
была
как
бы
тайной
тайн:
Элиф.
Лам .
Ми м.
И
она
отра жа ла сь
в
кругл ом
столе.
Заложив
ногу
на
ногу,
Бунин
точным
движением
пальцев
сощелкивал
в
нее
пепел
папиросы.
Не
зна ю
почему,
но
мне
у жасно
нравилась
эта
пепель­
ница;
она
казалась
ве рхом
роск ош и,
п очти
музейной
р ед­
костью,
предметом
таинственного
культа,
о соб енно
краси­
вая
на
ледяной
поверхности
пустого,
безукоризненно
от­
шлиф ов анн ого
сто ла,
среди
этой
ба рско й
комнаты,
напол-
301


пенной
запахом
дорогого
туре цк ого
та бака
«месаксуди»
и
благоговейной
тишиной,
отде лен ной
от
внешнего
мира
двойными
зеркальными
стеклами.
Теперь
я
думаю,
что
эта
пе пе ль ница
бы ла
самым
де­
шевым
рын очн ым
сувениром
из
числа
те х,
которы е
сот­
нями
привозили
пассажиры
па роходов
Русского
общества
пароходства
и
торгов ли
—
«Ропит»
—
из
св оих
мал оаз иат ­
ских
рейсов.
Но
я
был
в
нее
просто
влюблен
и
по
своей
еще
не
из жит ой
де тск ой
привыч к е
думал:
к огда
вырасту
боль­
шо й,
то
непременно
у
меня
бу дет
такая
же
точно
пепель­
ница,
и
я
буду
в
нее
сбрасывать
пепел
папирос
из
самого
лучшего
турецкого
таба ка
«месаксуди».
Тогда
эта
пепел ь ница
бы ла
еще
со всем
новая,
блестя­
щая,
хотя
внутри
уже
н ес колько
потемнела,
стала
сиз ой
от
табачной
зол ы
и
спичечных
угольк ов,
и
ср азу
же,
как
тольк о
я
ее
впервые
увидел,
мне
почему-то
пришло
на
ум
одно
из
новых
с ти хотвор ен ий
Бунина
—
«Кадиль ­
ница».
«В горах Сицилии,
в
монастыре
забытом...
стои т
нагой
пре стол,
а
перед
ним ,
в
пыли,
могильно-золотая,
давн о
потухшая,
давным-давно
п ус тая,
лежит
кадильница
—
вся
черн ая
внутри
от
уг ля
и
смолы,
пылавших
в
ней
когда-
то...
Ты,
се рдце ,
полное
ог ня
и
аромата,
не
забывай
о
н ей.
До
чер но ты
сг ор и».
Как
я
мечтал
тогда,
чтобы
мое
сердце
сгорело
до
чер­
ноты!
Но
я
не
пр едст ав лял
себе,
как
это
страшно.
—
Ну -с,
что
скажете
хорошенького?
—
Н аписал
новый
рассказ.
—
Р азу ме ется,
принесли?
—
Вот
он.
—
Ве ра,
не
уходи .
Сейч ас
Вал ент ин
Катаев
прочт ет
нам
сво й
новый
р асск аз.
Мы
вас
слушаем.
Обычно,
вним ат ель но
и
терпеливо
выслушав
мой
но­
вый
рассказ
от
начала
до
конца,
Бунин
не
вдавался
в
его
подробное
обсуждение,
а
ограничивался
двумя-тремя
ко­
ротенькими
замечаниями
по
поводу
того,
где
у
меня
хо­
рошее
мест о
и
где
плохое;
почему
име нно
од но
плохо,
друг ое
—
хорошо;
и
как ие
нужно
из
этого
сделать
пра кти ­
ческие
выводы.
Он
всегда
касался
мелочей,
но
неизменно
приводил
их
к
важным
обобщениям.
Так ,
например,
я
узнал,
что
302


и
литературе
нет
запретных
т ем:
важно
лишь,
с
какой
ме­
рой
такт а
буде т
об
это м
сказано,
и
я
навсегда
усвоил
себе
несколько
бунинских
рекомендаций:
такт,
точность,
кр ат­
кость,
п рост ота,
но,
ра зу меетс я, —и
Бунин
это
подчерки­
вал
много
раз,—
он
говорил
не
о
той
простоте,
которая
хуже
воровства,
а
о
пр ос тоте
как
след ст вии
очень
большой
работы
над
фразой,
над
отдельным
словом
—
о
совершен­
но
самостоятельном
видении
окружающего,
не
связанном
с
подражанием
кому-нибудь,
бу дь
то
хоть
сам
Лев
Тол­
ст ой
или
Пушкин,
то
есть
об
умении
видеть
явления
и
предметы
совершенно
с а мос тояте льно
и
писать
о
них
аб­
солютно
по- св оем у,
вне
каких
бы
то
ни
б ыло
л и тератур­
ных
вли яний
и
реминисценций.
В
особенности
Бунин
предостерегал
от
литературных
штампов,
всех
этих
«косых лучей заходящего солнца»,
«мороз крепчал», «воцарилась тишина», «дождь забараба ­
нил
по
окну»
и
прочего,
о
чем
еще
до
Бунина
говорил
Че хов.
К
числу
мелких
литературных
штампов
Бунин
также
от но сил,
например,
привычку
ремесленников-беллетристов
того
времени
сво его
молодого
героя
непременно
называть
«студент первого курса», что давало как бы некое жизнен ­
ное
правдоподобие
эт ого
молодого
чело века
и
даже
его
внешнего
в ид а: «студент первого курса Иванов вышел из
ворот
и
п ошел
по
ули це », «студент первого курса Сидо ­
ров
закурил
п а п и ро с у», «студент первого курса Никано­
ров
почувствовал
себя
несчастным».
—
До
смерти
надоели
все
эти
литературные
студенты
перв ог о
курса,—
гов ори л
Бунин.
И
я
тут
же
дал
себ е
ст рашн ую
кля тв у,
что
у
меня
в
ра сска зах
никогда
не
будет
ни
одного
студента
первого
курса.
Для
тог о
чт обы
пос коре е
на
практике
испо лнить
эту
клятву,
я
в
тот
же
день
н ачал
писат ь
р асска з
о
не­
ко ем
м олод ом
человеке,
но
ни
в
ко ем
случае
не
студенте,
и
тут
же
я
сразу
запнулся,
потому
что
никак
не
мог
пр и­
дум а ть,
кто
же
буд ет
мой
молодой
человек.
Человека
более
зрел о го
возраста
ле гко
можно
было
сделать
титуляр­
ным
советником,
штабс-капитаном,
приказчиком,
обер-
кондуктором,
ма ло
ли
кем.
Со
стар ик ами
дело
обстояло
еще
проще:
генер ал,
действительный
статский
советник,
купец
второй
гильдии,
сельский
староста
и
тому
подоб­
ное.
А
вот
молодой
че лове к.. .
Я
вышел
пройтись,
для
то го
чтоб ы
на
с вобо де
пр и­
думать,
кем
бы
сделать
моего
мо лод ого
человека.
И
тут
я
303


увидел
на
к ругло й
тумбе
афишу
городского
театра
с
чер­
ной
ли рой
наверху,
извещавшую
о
премьере
какой-то
опе ­
ры,
где
между
прочим
б ыло
напеч ат ано : «декоратор Дмит­
р иев».
Превосходно,
п одум ал
я,
пускай
же
мой
м о лодой
человек
буд ет
декоратор.
И
вот
я
уже
си жу
за
круглым
лаковым
столом,
раз­
л ожив
возле
турецкой
пе пе льни цы
рукопись
нового
рас­
сказ а.
Кашляя
от
волнения,
я
предвкушаю
одо брен ие
Бу­
ниным
того
факта,
что
мой
м олод ой
человек
не
студент
первого
курса,
и
даж е
не
п одп оручик ,
а
—
в ообра зи те
се­
бе!
—
д ек ора тор:
и
шикарно,
и
вполне
соответствует
жиз­
ненной
правде.
Я
очен ь
торопливо,
с
жа ром
прочел
сво й
р асск аз,
где
—
помнит ся
—
был и
описаны
любовные
переживания
мо лод ого
декоратора,
первое
свиданье,
разрыв
с
люб имо й
же нщ иной,
ночное
пьянство
и
даж е
—
кажется
—
нюханье
ко ка ина
в
какой-то
подозрительной
компании
и,
наконец,
описание
оче нь
раннего,
солнечного,
еще
до
озноба
холод­
ного
ут ра
на
Николаевском
бульваре,
где
по
гранитным
ступеням
знаменитой
ле с тницы
ходили
бол ь шие
ро зо вые
голуби.
Все
это
я
описал
с
большим
щегольством
и,
чита я,
время
от
времени
бросал
потайные
взгляды
на
Бунина,
желая
проче сть
по
его
лицу
впечатление,
которое
п ро­
изводит
на
не го
моя
проза,
казавшаяся
мне
самому
на
ред кос ть
красивой.
Сперва
замкнутое
лицо
Бунина
выражало
привычное
профессиональное
внимание.
Я
да же
заметил,
как
он
один
раз
значительно
переглянулся
с
Верой
Николаевной.
Небось
разобрало-таки
старика!
Но
затем
он
н ачал
за­
метно
мрачнеть,
нетерпеливо
под е рг ивая
шеей,
а
к
ко нцу
рассказа
уже
—
к
моему
ужасу
—
не
скрывал
раздраже­
ния
и
даже
н ачал
довольно
громко
постукивать
каблуком
по
паркету.
Когда
же
я
дош ел
до
коронного
места
с
розо­
выми
от
зари
голубями,
которые
должны
были,
по
моим
соображениям,
осо бен но
по нр авит ься
Бунину,
и
не
без
некоторого
скромного
самодовольства
провозгласил
зак лю­
чительную
фразу
рассказа,
то
Бунин
некоторое
время
м олчал,
повернув
ко
мне
зло е
лицо
со
страшными,
грозно
вопрошающими
глазами,
а
затем
ледяным
го лос ом
сп ро­
сил:
—
И
это
вс е?
304


—
Все,—
сказал
я.
—
Вот
тебе
и
р аз.
Так
какого
же
вы
черта,—
вдруг
заорал
Бунин,
стукнув
кулаком
по
столу
с
такой
с илой,
что
под прыг нула
пепельница,—
так
какого
же
вы
черта
битых
сорок
пять
минут
морочили
нам
г олов у!
Мы
с
Ве­
рой
сиди м
как
на
иголках
и
ждем,
когд а
же
ваш
декора­
тор
н ак онец
нач нет
писать
декорации,
а,
оказывается,
ничего
подобного:
уже
все .
Розовые
голуби
и
—
ко нец! ..
За
э тим
же
круглым
столом,
перед
этой
же
пепельни­
цей
с
таинственными
арабскими
зн ака ми
однажды
Бунин
прочел
мне
только
что
законченный
им
—
еще
даже
не
высохли
зеленые
ч е рнила
—
прелестный
р асск аз
о
смерти
старого
князя,
и,
ко гда
я
спросил,
дол го
ли
он
писал
этот
рассказ,
Бун ин
отв ет ил:
—
Ча са
три .
Заметив
мое
из умлен и е,
он
прибавил:
—
Я
вообще
пиш у
быстро,
хотя
печатаю
медл енно .
Первую
часть
«Деревни»
я,
например,
напи сал
что-то
за
две
не дел и.
Ра зу меется,
обдумывал
долг о,
но
потом
на пи­
сал
сразу,
единым
духом.
Ко е- что
попр ав ил
при
переписке
и
в
корректуре,
но
это
как
водится!
До
сих
пор
я
был
уверен,
что
он
пишет
очень
ме дле н­
но,
с
массой
черновиков,
поправок,
вариантов,
отделывая
каждую
фразу,
по
десяти
раз
мен яя
эпитеты.
У
меня
с лож илось
впечатление,
что
подобного
р ода
«флоберизм», и до сих пор еще весьма модный среди не­
кот орых
писателей,
глубоко
убежденных,
что
е сть
какое-
то
особенное
писательское
мастерство,
ро дст венно е
мас­
терству
—
скажем
—
шлифовальщика
или
чеканщика,
спо­
собного
пр евр ати ть
ремесленника
в
подлинного
художни­
к а,—
ни
в
какой
мер е
не
был
свойствен
Б уни ну,
хотя
он
ин огда
и
сам
говорил
о
«шлифовке», «чеканке»
и
прочем
вздоре,
к оторы й
сейчас,
в
э поху
мовизма,
вызывает
у
ме ня
только
улыбку.
Си ла
Бунина-изобразителя
заключалась
в
поразитель­
но
быстрой,
почти
мгновенной
реакции
на
все
внешние
раздражители
и
в
способности
тут
же
найти
для
них
со­
вершенно
точное
словесное
выражение.
Он
ска зал
мне ,
что
никогда
не
пользуется
п ишущ ей
машинкой,
а
всегда
пишет
от
руки ,
пером.
—
И
вам
не
сов ет ую
писать
прямо
на
машинке.
После
то го
как
в ещь
готов а
в
рукописи,
можете
пер епеч атать
на
305


машинке.
Но
сам о
творчество,
самый
процесс
сочинения,
по-моему,
з аклю ч ается
в
неко ем
взаимодействии,
в
той
таинственной
связи,
которая
возникает
ме жду
голо­
вой,
рук ой,
пером
и
бумагой,
что
и
ест ь
со бств енно
твор­
чество.
Гов оря
э то,
Бунин
коснулся
своей
головы,
затем
по­
шевелил
кистью
руки,
которая
держала
автоматическую
ручку
с
золотым
пером,
коснулся
лист а
бумаги
его
на­
пла вле нным
платиновым
кончиком
и
сделал
на
ней
не­
скол ько
закорючек.
—
Когд а
вы
сочиняете
непосредственно
на
пишущей
маши н ке,
то
каждое
выстуканное
вами
с лово
теряет
ин­
ди в ид уальн ость,
обезличивается,
в
то
время
как
написан­
ное
в ами
собственноручно
на
бум а ге,
оно
как
бы
яв ля ет­
ся
матерьяльным,
зримым
следом
вашей
мысли
—
ее
ри­
сунком,—оно
еще
не
пот ер яло
сокровенной
связи
с
ва­
шей
душой
—
ес ли
хоти те ,
с
вашим
организмом,—
так
что
если
это
слово
фал ьш иво
само
по
себ е,
или
не
туда
по­
ставлено,
или
неуместно,
бе с такт но,
то
вы
это
не
только
сейчас
же
о щути те
внут ре нним
ч утьем ,
но
и
тотчас
зам е­
тите
глазами
по
не котором у
замедлению,
убыстрению
и
д аже
изм енен ию
почерка.
Одним
сло вом ,
ваш
почерк
—
единственный,
неповторимый,
как
часть
вашей
души,—
просигнализирует
в ам,
если
что: «Не то!»,—сказал
он,
несколько
видоизменив
последнюю
строчку
своего
стихо­
творения
«Компас»:
«Не собьет с пути меня никто .
Некий
Мо гй
мо ей
ду­
шою
правит,
он
м еня
в
скитаньях
не
оставит,
он
мне
с ка­
же т,
ес ли
чт о:
не
т о!»
Я
часто
наводил
разговор
на
«Господина из Сан-Ф ран ­
ц иск о», желая как можно больше услышать от Бунина о
т ом,
как
и
почему
нап иса н
им
этот
необыкновенный
рас­
сказ,
открывший
—
по
мо ему
мнен ию
—
совершенно
но­
вую
страницу
в
истории
русской
литературы,
которая
до
сих
пор
—
за
самыми
незначительными
исключениями
—
славилась
изображением
только
рус ск ой
жизни:
нацио­
на ль ных
характеров,
при роды ,
быта.
Если
у
наших
кл ас­
сик ов
попадались
«заграничные куски», то лишь в той
ме ре,
в
какой
это
к асало сь
суде б
России
или
русского
человека.
В
нарушение
вс ех
традиций
Бунин
н аписал
произве­
дение,
где
р усск им
был
только
замечательный
язык
и
306


та
д ов ед енная
до
воз м ожн ого
совершенства
пластичность,
которая
всегда
выделяла
русс кую
литературу
изо
всех
мировых
литератур
и
став ила
ее
на
первое
место,
все
же
ост альное
в
«Господине из Сан - Фр анц и ск о»
—
п ейз аж,
персонажи,
сюжет
—
б ыло
иностранное,
точнее
сказать
—
интернациональное
—
пускай
даже
космополитическое!
—
а
главное,
ультрасовременное:
с
американским
миллионе­
ром,
тр ансат лант ич еск им
лайнером,
жизнью
люкс
в
перво­
к л ассных
международных
отелях,
с
барами,
тан го,
авто­
мобилями,
коктейлями,
радиосвязью,
пари жск им и
мо да ми,
безумным
богатством,
у жа сающей
ни щет ой
и
всем
тем,
что
с
особенной
силой
расцвело
на
земном
шар е
перед
первой
мировой
войной
и
что,
примерно
в
то
же
время,
Ленин
назвал
высшей
стадией
кап итал и зма
—
империа­
лизмом,
В
«Господине из Сан - Ф ран ц ис ко»
как
бы
все
время
где-то
незримо
присутствует
тень
гибнущего
«Титаника»
и
злов е ще
звучит
заключительный
аккорд
всего
повест­
вования:
«А средина «А тлан ти ды»,
столовые
и
б ал ьные
за лы
ее
изл ива ли
св ет
и
радость,
гудели
говором
нарядной
то л­
пы,
благоухали
свежими
цветами,
пе ли
струнным
оркест­
ром.
И
опять
м учи тельн о
из вив алась
и
пор ою
судорожно
сталк ив ала сь
среди
этой
толпы,
сре ди
блеска
огней,
шел­
к ов,
б р иллиа нтов
и
об на ж енных
женских
плеч,
тонкая
и
гибкая
пара
нанятых
влюбленных:
грешно-скромная
де­
вушка
с
опу ще нны ми
ресницами,
с
невинной
прической
и
рослый
молодой
человек
с
черными,
как
бы
приклеен­
ными
волосами,
бледный
от
пудры,
в
изящнейшей
ла к иро­
ванной
обу ви,
в
узком,
с
длинными
фалдами,
фраке
—
к расав ец,
по хо жий
на
огромную
пи явк у.
И
никт о
не
знал
ни
того,
что
уже
дав но
наскучило
этой
па ре
притворно
мучиться
своей
б л аженной
мукой
под
бе сс ты дно- груст ную
музыку,
ни
того,
что
стоит
глубоко,
глубоко
под
ними,
на
дне
темного
трюма,
в
соседстве
с
мрачными
и
зно й­
ными
недрами
корабля,
тяж ко
одолевавшего
мрак,
океан,
вью гу ...»
Даже
повторить
эти
бунинские
слова,
переписав
их
своею
рукой ,
и
то
громадное
наслаждение!
Еще
до
«Господина из Сан -Ф р ан ц иск о»
Бунин
на пи­
сал
потрясающей
силы
антиколониальный
ра ссказ
—
тож е
307


полностью
«иностранный»
—
«Братья», трагедию,
разыг­
равшуюся
между
белым
го спо дино м
и
цве т ным
раб ом
на
сказочно
прекрасном
острове
Цейлоне.
Этот
рассказ
мог
бы
даже
п ока затьс я
переводным,
написанным,
например,
Редьярдом
Киплингом,
ес ли
бы
—
опять
же!
—
не
удиви­
тельный
русский
язык
и
не
бунинская
неповторимая
пл а­
стика,
доводящая
его
о писан ия
до
стереоскопической
объемности
и
точности,—
свойство,
кот оры м
не
мог
по­
хва стать ся
ни
о дин
современный
Бунину
мировой
пи­
с ат ель.
—
Почему
вас
удивляет,
что
я
написал
та кие
«не рус ­
ские»
рассказы?
Я
не
д авал
клятвы
всю
жизнь
описывать
только
Ро сси ю,
изображать
лиш ь
наш,
р усск ий
быт.
У
каждого
подлинного
художника,
независимо
от
наци о­
нальности,
должна
бы ть
свободная
мир ова я,
обще че лов е­
ческая
душа;
для
не го
нет
запретной
темы;
все
сущ ее
на
земле
ест ь
п ред мет
искусства.
Общая
душа,
общая
душа.
«Счастлив я,—
вдруг
п рогов ори л
он,
пониз ив
голос
до
таинственного
бормотания,—
счастлив
я,
что
моя
душ а,
Виргилий,
не
моя
и
не
тв оя».
Понимаете:
не
моя
и
не
тв оя.
А
общая.
В
этом
смысле
я,
ес ли
хоти те,
ин тер­
национален.
Мож ет
быть,
даж е
сверхнационален.
Г ла вное
же,
что
я
здесь,
в
«Господине из Сан- Фр а нциск о », раз­
вил,—
это
в
высшей
степени
свойственный
всякой
м иров ой
ду ше
симфонизм,
то
ест ь
не
столько
логическое,
с ко лько
музыкальное
построение
художественной
пр озы
с
переме­
нами
ритма,
вариациями,
переходами
от
одного
музыкаль­
но го
ключа
в
другой
—
словом,
в
том
контрапункте,
ко­
торый
сделал
н ек оторую
попыт к у
применить,
например,
Лев
Толстой
в
«Войне и мире»: смерть Болконского и
про ч ее.
Мож ет
п ок аза ться
странным,
п очти
невероятным,
что
в
то
время,
ко гда
вокруг
бушевала
гражданская
война,
перед в ину вш аяся
с
севера
на
юг,—
в
особняке
на
Княже­
ской
улице
за
зеркальными
стеклами
продолжалась,
ск о­
рее,
впрочем,
воображаемая,
чем
н а стоящ ая,
жизнь
сов сем
небольшого
круга
л юдей,
зан яты х
вопросами
художествен­
ной
литературы,
поэзии,
критики,
чтением
бра тье в
Гонку­
ров
в
подлиннике,
продолжением
вечных
московских
спо­
ров
о
Тол ст ом
и
Дос тоев ск ом
и
о
то м,
что
так ое
оимфойи-
308


ческая
проза,
впе рвы е
в
рус ск ой
и
мировой
ли те рат уре
пр име ненн ая
в
такой
полноте
ли шь
в
«Господине из Сан -
Франциско».
Кажется,
именно
тогда
я
впервые
познакомился
с
не­
которыми
мыс л ями
братьев
Гонкуров.
«В наше время создать в литературе героев,
которых
публика
не
у зна ет,
как
старых
знакомых,
от кры ть
ориги ­
н альн ую
форм улу
стиля
—
еще
не
все;
нужно
изобрести
бинокль,
при
помощи
которого
ваши
ч ит атели
могут
уви­
деть
существа
и
вещи
через
так ие
стекла,
какими
еще
никто
не
пользовался;
пос редст во м
эт ого
бино к ля
вы
по­
казываете
кар тин ы
под
нев едо мым
до
сих
пор
углом
зре­
ни я,
вы
создаете
новую
оп ти ку.
Мы
с
братом
придумали
эт от
бинокль,
а
теперь
я
вижу,
что
вся
молодежь
п оль­
зуется
им...»
Не
пользовался
ли
Бунин
этим
бино кл ем?
Чем
ч ерт
не
шути т!
Лучшие
консерваторы
в
искусстве
получаются
из
быв­
ших
революционеров.
И
наоборот.
«Воспоминания»
Банвиля
оче нь
забавны.
Ни
слова
настоящей
пра вд ы,
современники
сл овно
из
волшеб­
ных
сказок,
но
видит
он
их
сквозь
оп ти ку,
свойствен­
ную
ему
одн ом у:
странную,
в
высшей
степени
земну ю
оптику...»
Земная
оптика
—
это
великолепно!
Не
следует
забывать,
что
я
записываю
здесь
ли шь
то,
что
сохранила
мне
п амять
из
тех
«литературных уроков»,
которые
я
почерпнул
во
врем я
своего
общения
с
Б унины м,
а
он
вовсе
не
был
склонен
к
сид яч ей
кабинетной
жиз ни;
наоборот,
он
испытывал
постоянную
п отреб нос ть
нахо­
диться
в
толпе,
раз г ов ари вать
с
про хож ими ,
бы ть
свидете­
лем
у лич ных
происшествий,
а
во все
не
давать,
сидя
дома,
уроки
мастерства
молодым
п исател ям
вр оде
меня.
Об
этом
свидетельствуют
опу б лико ва нные
впоследствии
в
ви де
со­
309


в сем
маленьких,
крошечных
рассказиков
—
миниатюр
—
различные
беглые
зарисовки
с
натуры
в роде,
например,
«Ландо».
«У смерти все свое,
особое.
Возле
ворот
дачи
стоит
огромное
старое
ландо,
пар а
черных
больших
лоша дей :
приехал
из
города
хозяин
дачи .
Что-то
необычное,
чрезмерное
в
этом
ландо
и
в
эти х
ло ша­
дях.
Почему?
Ок азы вает ся,
что
лошадей
и
ла ндо
дал
хоз я ину
дачи
его
приятель
со д ержат ель
бюро
п охо­
ронных
пр оц ессий .
Кучер,
сидевший
на
козлах
так
и
сказа л:
—
Это
ландо
из
погребательной
кон торы .
И,
в
довершение
всего,
черная
борода
кучера
имеет
цвет
сухой
ваксы:
кр аш ен ая».
Земная
оп тик а!
Не
мовизм
ли
это
или,
во
всяком
слу­
ча е,
его
зарождение?
Почти
каждый
день,
в
лю бую
погод у
Бунин
несколько
часов
подряд
ходил
по
городу.
Именно
ходил,
а
не
гулял,
быстрым
легким
шагом,
в
коротком,
до
колен ,
демисезон­
ном
столичном
пал ьт и шке,
с
тростью,
в
проф е ссорс кой
ер­
молке
вместо
шляпы,—стремительный,
напряженно
вни­
мательный,
сухощавый.
Хар ак тер
одесских
у лиц
постоян­
но
менялся
в
зависимости
от
политической
обстановки.
То
как
бы
вно вь
воскресала
дореволюционная
жизнь
с
рыса­
ками
под
синими
сетками
зим ой,
с
цветочницами
и
ме ня­
лам и
на
угл у
Дерибасовской
и
Преображенской
прот ив
проходных
ворот
дома
Вагнера
летом,
с
биржевыми
за й­
цами
и
«лепетутниками»
за
мраморными
столиками
зна ­
менитых
одесских
каф е
—
Фанкони
и
Р об ина,
с
ночными
клубами,
каб ар е,
ш ант анам и,
теат р ами
миниатюр,
с
на­
рядн ым и
анг лийс к ими
яхтами
Екатерининского
и
Черно­
морского
яхт-клубов,
кот орые
уходи ли
одн а
за
друг ой
мимо
белокаменного
маяка
с
медным
сиг на ль ным
кол окол ом
в
перспективу
от кры того
моря,
слегка
мглистого
от
загра­
ничного
ветра,
с
иллюзионами
и
военным
орк ес тром
под
управлением
Чернецкого
на
Николаевском
бульваре.
То
все
это
вдруг
сметало
в
течение
одно й
бур ной
ночи,
в
грозно
опу стев ше м
городе
слышались
ли шь
гулкие
шаг и
красногвардейских
п атру лей,
и
окна
особ няков
и
банков
310


дрожали
от
проезжавших
брон еви ков
с
матросами,
лежав­
шими
на
крыльях,
выставив
вперед
винт овк и
и
маузеры.
То
вдруг
оказывалось,
что
город
за нят
петлюровцами
или
да же
какими-то
«батьковцами», и тогда на всех углах по ­
явл ял ись
чубатые
хлоп цы
в
ободранных
солдатских
ши не­
лях
без
хлястиков,
с
нечищеными
винтовками
вверх
при­
кладами,
требуя
предъявления
каких-то
удостоверений,
а
е сли
удостоверений
не
было,
то
они
пропускали
и
так,
без
удос тов ерен и й.
То
на
улицах
появлялись
веселые
ребята
из
британской
морской
п ехоты ,
бегл ым
шагом
торопив­
ш иеся
неизвестно
куда,
го ня
перед
собою
фут бол ьны й
мяч.
То
ходили
по
бульвару
французские
с олда ты
в
синих
шинелях,
в
гетрах,
с
дв уг орлым и
алюминиевыми
фляжка­
ми
на
бо ку,
на по лне нными
красным
вин цом
и
водой.
Про­
езжали
странные
двуколки
с
громадными
колесами,
кото­
рыми
правили
громадные
негры
с
вылу пле нными
удивлен­
ны ми
глазами.
Я
наблюдал
Бунина
на
с олдат ской
барахолке,
где
он
с тоял
по ср еди
толп ы
с
записной
кни жк ой
в
руках,
невоз­
мутимо
и
неторопливо
записывая
своей
четкой
кли но пись ю
частушки,
ко торы е
выкрикивали
два
братишки
—
черно­
морские
военморы,
лих о
отплясывая,
п оложи в
руки
др уг
др угу
на
пле чо
и
мотая
широкими
клешами,
модное
«яб ­
лочко»
или
«Дерибасовскую», а вокруг стояли китайцы
в
армейских
телогрейках,
в
черных
обм отк ах
и
круг лы х
кеп к ах,
держа
в
руках
узорчатые
складные
веера
из
цвет­
ной
папиросной
бумаги,
с
ног
до
головы
обвешанные
св о­
им
традиционным
китайским
товаром:
трещотками,
гарус­
ными
птичками,
маленькими
растягивающимися
бумаж­
ными
драконами
и
тиграми
на
двух
палочках,
фонариками,
свистульками,
отрезами
чесуч и,
туфлями
на
толстых
подошвах
из
прессованной
бумаги.
Помню
доводящий
до
обморока,
тошнотворный
запах
кунжутного
масла,
чеснока,
едкого
человеческого
пот а.
Но
Бунин
не
обращал
на
это
никакого
вн има ния
и
спо­
койно
работал,
покрывая
своими
запи сям и
страничку
за
страничкой.
Самое
поразительное
был о
то,
что
на
него
ре ш ит ельно
никт о
не
обращал
внимания,
несмотря
на
его
профессор­
скую
вн е шнос ть,
которая
ни как
не
сливалась
с
базарной
толпой,
а
мож ет
быть,
име нно
вследствие
этой
внешности:
кто
знает,
за
к ого
его
принимали?
Мне
да же
тогда
пришла
в
голову
мысль:
не
принимают
ли
его
здесь
—
этого
худого
к остляв ого
б арина
в
чудацкой
шапочке,
с
автоматической
311


ручк ой
в
руке
—
за
какого-нибудь
базарного
графолога,
фок у сник а,
мага
или
п ред сказ ателя
су дь бы,
котор ый
п ро­
дает
листки
со
«счастьем», что было вполне в духе време­
ни:
никто
не
удивился,
есл и
бы
вдруг
увидел
на
его
п лече
поп уг ая
или
обезьянку
в
коле н коров ой
юбочке.
Эту
картину
на пом нил
мне
впоследствии
шан х айс кий
ры но к, «Храм мэра города», где среди золоченых идолов,
в
дыму
курительных
палочек,
я
выт ащ ил
из
священной
у рны
св е рнутую
бу ма жку
с
пр ед ск азанием :
«Феникс поет перед солнцем .
Императрица
не
обра ­
щ ает
внимания,
и
трудно
из ме нить
вол ю
императрицы.
Но
имя
ваш е
останется
в
ве ка х».
Непомерно
громадная,
однообразная
то лпа
окружала
меня,
как
бы
желая
стиснуть
и
п оглот ит ь.
Я
тер ял
созна­
ние
среди
розо вы х
детских
кофт
с
цветочками,
воспален­
но-красных
атласных
п оду шек
и
пуховых
од еял,
сун д уков
из
сандалового
дерева
и
свежих
литографических
портре­
тов
толстолицего
ки тай ца
с
оп ухши ми
глазами,
манд ар ина
в
тужурке
с
тесным
с тоячи м
воротником
—
«великого
кормчего»,
и
передо
мно й
все
вр емя
маячили
маково­
черные
р яды
вися щи х
и е роглиф ов
таинственного
пред­
сказания.
И
я
мучительно
гадал:
кто
же
феникс,
и
кто
солнце,
и
кто
императрица,
и
чье
имя
ост анет ся
в
веках?
Посмотрим!
Однажды,
же лая
дать
ему
возможность
заработать,
знакомые
уговорили
Бунина
выступить
с
чтением
своего
нового,
еще
неизвестного
в
Одессе
ра сска за
«Сны Чанга».
Он
долго
отказывался,
уверяя,
что
это
решительно
никому
не
интересно,
что
все
равно
никто
не
придет,
что
ши рока я
публика
его
абсо л ютно
не
з нает
и
что
за ни мать
це лый
ве­
чер
чте ние м
од ного
рассказа
просто
глуп о:
публика
не
вы­
дер жит
и
все
это
предприятие
принесет
устроителям
о дни
только
убытки.
В
конце
конц ов
его
все-таки
убедили,
он
дал
согласие,
но
предупредил,
что
гонорар
за
выступле­
312


ние
—
«за позор», как он выразился, —
желает
получить
вне
всякой
зависимости
от
сбора,
хотя
бы
в
зал е
было
абсо ­
лютно
пусто.
—
Я
не
настолько
бог ат,
господа,
что бы
публично
срамиться,
да
еще
и
бесплатно,—
сказал
Бунин,
невесело
усмехнувшись.
Были
ра скле ены
по
городу
афиш и,
выпущ е ны
узкие
прогр ам мы ,
и
точно
в
объявленное
вр емя
в
артистической
ко мна те
о десског о
музыкального
училища,
где
обычно
устраивались
наиболее
и зы ск анные
концерты
для
избран­
ной
пуб лик и
и
вечера
поэзии
нашей
«Зеленой лампы»,
о
которой
я,
может
быт ь,
когда-нибудь
расскажу,—
по­
явился
Бунин.
Он
был
бл еден,
изысканно
одет,
в
свежем
бель е
и
выс око м
крахмальном
воротничке,
между
отворо­
тами
которого
свободно
у мещ алась
его
острая
бор одк а,
не
н ас только
длинная,
чтобы
зак р ыть
ши рок ий
у зел
ше л­
кового
галстука
—
темного,
с
лиловыми
разводами
ри­
сунка
«павлиний глаз»
и
да же,
кажется,
жемчужной
булавкой.
В
плохо
освещенной
холодной
артистической
сидели
устроители,
с реди
кот оры х
главным
лицом
был
муж
тол ­
ст ой
дамы-писательницы,
похожей
на
Пет ра
Великого,
уже
давно
сидевшей
в
первом
ря ду
почт и
пу сто го
зал а
как
раз
прот ив
столика
на
эстраде,
где
зябко
блестел
тр а­
диционный
графин
ки пя ченой
во ды
и
стакан ,
и
время
от
времени
беспо ко йн о
поправлявшей
на
м огуче й
г руди
аме­
тистовую
брошь.
Бунин,
щелкая
крахмальными
м анж етам и,
молча
по­
жал
вс ем
нам
руки
и
сел
в
стороне
на
диванчик,
положив
рядом
с
со бой
сов сем
небольшой
ква др атны й
портфель,
скорее
дамский,
чем
мужской,
отли чной
желтой
к ожи
английской
выделки,
в
котором
лежала
рукопись
р ас­
сказа.
Б ыло
сов е ршенн о
ясн о,
что
ве чер
уже
про вал ился :
публика
не
пришла.
—
Ночное
дежурство
в
бюр о
пох орон ны х
пр оцесси й,—
немного
помолчав,
ск азал
Бунин,
поглядывая
на
давно
не
ремонтированный
лепной
потолок.—
Я
ведь
вас,
госпо­
да,
предупреждал,—
прибавил
он
с
горь ков а той
усмешкой,
в
которой
нетрудно
было
прочитать
неотступную
мысль
о
своей
литературной
судьбе.
313


(Небось на Игоря Северянина или на Вертинского на­
бился
бы
полный
зал !
Да
и
на
Лео ни да
Андреева
тоже,
не
говоря
уже
о
Максиме
Горьком.
Ничего
не
подела­
ешь
—
властители
ду м!
А
на
ме ня
кто
пойдет?
Только
на­
стоящие
ценители...)
—
Ну
так
что
ж,
милостивые
государи,
будем
все-т ак и
начинать
или
мир но
разойдемся
по
домам?
—
спр ос ил
Бунин.
—
Публика
пом алень к у
со би р ается,—
неуверенно
ск а­
зал
муж
толстой
писательницы,—
под ожде м
еще
с
четверть
часика,
да
и
начнем,
с
богом.
—
Даже
как-то
неловко,—
проворчал
Бунин,—
в
зале
п олтора
человека.
Я
предупреждал,
что
на
м еня
не
пой ­
дут.
—
Побойтесь
бога,
И ван
Алексеевич,
е сли
не
на
вас,
то
на
к ого
же?
—
воскликнул
кто-то
из
устроителей
лж ивым
голосом.—
А
все
дело
в
то м,
что
афи ши
поз дно
расклеили,
да
и
заметок
в
газетах
бы ло
маловато,
а
главное,
в
том ,
что
сегодня
ноч ью
пр ед по лагает ся
вооруженное
выступление
гайдамаков...
Так
что
—
сами
понимаете...
—
Да
уж
вы
меня
не
у тешай те, —
решительно
ск азал
Бунин
и
поднес
к
глазам
афишку,
где
ему
ср азу
же
бро­
силась
в
глаза
глупейшая,
чисто
провинциальная
опе ча т­
ка:
вместо
«Сны Чанга»
б ыли
жир ным
шриф том
нап еча­
таны
бессмысленные
сл ова
«Сны Чашка».
Ли цо
Бунина
искривилось,
как
будто
его
внезапно
ударили
под
вздох,
и
он
даже
вскрикнул
«ой!», но сейчас
же
в зял
себя
в
руки
и
уст ало
махнул
рукой:
—
А,
черт
с
ни м!
Бы ть
может,
потому,
что
за
высокими
ок на ми,
за
кре ­
мовыми
воланами
ш тор
иногда
на
ул ице
слышались
оди­
ночные
винтовочные
выстрелы,
ударявшие
в
ст ек ла,
как
туги е
резиновые
мячики,
вызывая
пред ст авлени е
о
темном,
насторожившемся
ночном
городе
с
наглухо
запертыми,
за­
баррикадированными
ворот ами
и
броневиками
на
углах,—
кто- то
вполголоса
заговорил
о
поэме
Блока
«Двенадцать»,
которая
лиш ь
недавно
проникла
к
нам
с
севера
через
демаркационную
линию
и
сразу
же
вызвала
среди
м оло­
д ежи
восторг.
«Трах- та х-т ах!
—
И
только
эхо
откликается
в
до­
мах...»
314


—
Не
по ни маю,
что
находят
хорошего
в
эт их
самых
«Двенадцати»
и
до
какой
ме ры
па ден ия
мог
дойти
поэ т,
состряпавший
эти
вульгарные,
дуб ов ые
ч астушк и, —•
от­
рывисто
сказал
Бунин,
передернув
плечами,— «Ванька
с
Катькой
в
кабаке ,
у
ей
кер ен ки
е сть
в
ч улк е. ..».
До
такого
па д ения
еще
ни ко гда
не
доходила
р усск ая
литература.
А
ведь
этот
по эт
—
хо тя
он
и
всегда
был
манерный,
но
все
же
по эт
—
когд а-т о
писал
сти хи
о
мадонне,
о
Пр екр ас­
ной
Да ме
«в сиянии красных лампад» ...
И
потом,
что
это
за
Иисус
Хри с тос
в
бе лом
ве нчик е
из
роз?
Он,
вероятно,
хотел
с каз ать
—
в
веночке.
Венчик
—
это
не
веночек,
а
со­
всем
другое.
Тут
да же
нет
эле мен та рно го
чуть я
русс кого
языка.
Типич не йш ий
мод е рни зм!
Говоря
эт о,
Бунин
смотрел
прямо
мне
в
лицо
не
то
чтобы
злыми,
а
прямо-таки
ненавидящими
глазами,
при­
чем
щек и
его
вва лилис ь ,
сделались
как
бы
еще
более
кос т­
лявыми.
—
А
вы,
разумеется,
в
восторге?
Ну
еще
бы!
Вы,
на­
ве рно е,
и
«Скифы»
считаете
великим
п ророчес ки м
произ­
ведением...
Как
же, «держали щит меж двух враждебных
рас
—
монголов
и
Европы».
И
потом,
что
это
за
сталь­
ные
машины,
где
дышит
интеграл?
Ну,
п осуд ите
сами,
как
это
интеграл
может
дышать,
да
еще
не
где-нибудь,
а
в
стальных
машинах.
Д ичь
какая-то.
Де каде нтская
чушь.
Я
пришел
в
смятение,
потому
что
уже
давно
и
тайно
от
Бунина
был
вл ю блен
в
Блока,
и
если
первая
книга,
которую
я
просил
мне
купить,
бы ла
с тих отв ор ения
Б уни­
на,
то
вторая,
которую
я
ку пил
сам ,
на
свои
собственные
день г и,
бы ла
«Снежная ночь»
Александра
Блока.
Не
мо гу
ск азать ,
чтобы
мне
тогда
понр ав илис ь
«Две­
надцать».
Они
во
многом
отталкивали
меня,
как ,
впрочем,
всегда
снач ала
отталкивает
новая,
небывалая
в
литерату­
ре,
совершенно
оригинальная
фор ма,
без
которой
невоз­
можно
новое
содержание,
тем
бо лее
есл и
этим
содержа­
нием
является
революция.
До
революции
я
еще
тогда
не
дозрел .
Но
уже
и
тогда
«Двенадцать»
потрясли
мен я
сво ей
не слы ханн ой
живописью
—
достоверной,
точной,
веще­
ст вен ной,
не
реалистической,
а
материалистической,
ни
на
какую
друг ую
не
похож ей .
Черный
вечер.
Белый
снег .
Сверху
снежок.
Под
ним
—
ледок.
Пад аю щая
ба ба
—
и,
бац ,
растянулась.
Огни,
огни,
огни.
Оплечь
—
ружейные
ремни.
Электрический
фо нар ик
315


на
оглобельке.
Рве т,
мнет
и
носит
большой
плакатг
«Вся
власть
Учред ит ел ьном у
с об р анию ». «Шоколад «Ми н ьон»
жрала!
Не
видать
в
сн егу
друг
друга
за
четыре
за
ша га ...»
О,
эти
четыре
шага!
Не
дв а,
не
три ,
а
имен но
четыре.
Как
они
—
эти
четыре
роковые
шаг а
—
ранил и
воображе­
ние
не
одного
поэта.
Как
трудно
было
от
них
избавиться.
Я
уже
не
г оворю
о
ге ни аль ных
ст р оч ка х: «...нежной
поступью
надвьюжной,
снежной
р оссып ью
жемчужной»,—
быть
может,
лучших
во
всей
мировой
по эзи и.
Что
же
касается
«Скифов», то я их признавал
п ол­
ностью,
не
только
восхищаясь
и ми,
но
испытывая
неч то
врод е
по дли нно го
с вя щенн ого
ужаса
при
чтении
эт их
п ро­
роче ски х
тяжеловесных
ямбов,
сохранивших
власть
над
моей
душ ой
и
над
моим
воображением
до
сегодняшних
дней.
Все
было
в
них
со гла сно
с
м оим
тогдашним
представ­
ление м
о
с удьб ах
России,
все
на ходи ло
во
мне
отзвук.
...«И
дар
божественных
видений...
и
ос трый
галльский
смысл ,
и
сумрачный
германский
гений».
В
особенности
дар
божественных
видений.
Ме ня
нисколько
не
пуг ало,
что
«перед Европою при ­
гож ей ...
мы
обернемся
к
вам
своею
азиатской
рожей», не
короб ила
«варварская лира»
и
все
резкости
этой
не обы к­
но венн ой
евразийской
поэмы,
открывшей
для
м еня
целый
мир
пробуждающегося
Востока.
Ведь
я
был
со л дат,
настоящий
фронтовик,
и
мен я
б ыло
трудно
чем - ни будь
запугать,
в
осо бенно ст и
революцией.
Солдаты
л юбили
рев олю цию.
Она
б ыла
для
них
желанным
избавлением
от
во йны.
В
эт ом
было
мое
преимущество
перед
Б унины м,
ко торы й
до
ужаса
боялся
и
ненавидел
солдат
и
матросов,
совершавших
ве лич айш ую
в
истории
человечества
Октя брьс к ую
рев о люцию ;
они
все
каза ли сь
ему
на
одно
лицо:
тупые,
жестокие,
озверевшие
от
крови,
разнузданные,
не
революционеры,
а
бунтовщики,
п огуби те­
ли
России.
Я
же,
про живш ий
вместе
с
ними
на
во йне
п очти
два
года,
вместе
с
ни ми
искавший
и
кормивший
вшей,
евший
316


и
учи вший
некоторых
из
них
гра моте
и
да же
читавший
им
в
мокрой
з емлян ке
под
Сморгонью
во
вр емя
передышек
между
бо ями
Г оголя
и
Толстого
—
чуть
ли
даже
не
«Анну
К ар е нину», которая им,
кстати,
очень
нравилась,—
леж ав­
ший
вместе
с
ними
то
раненый,
то
отравленный
газ ами
в
полевых
лазаретах
на
гни лой
соломе,
знавший
все
их
са­
мые
сокровенные
кр ест ьян ские ,
совершенно
справедливые,
мечты
о
земле,
о
свободе,
о
всеоб щ ем
мире,
о
свержении
ненавистного
дома
Романовых,
об
уни чт о жении
помещи­
ко в,
кулаков
и
капиталистов,
о
грядущей
революции
и
вполне
сочувствующий
эт им
ме чтам ,
хотя
они
и
не
имели
к
моей
лич ной
судь бе
п рям ого
отношения,—
как
мне
тогда
каз ал ось!
—
я
со всем
не
боялся
этих
людей
—
во все
не
же­
стоких
и
вовсе
не
кровожадных,
а
п рост ых,
до брых ,
хоро ­
ших
и
справедливых
русских
крес тьян
и
раб оч их,
изму­
ченных
и
доведенных
до
крайности
преступной
войной
и
вековой
несправедливостью.
Это
бы ла
настоящая
Россия,
а
не
та,
которую
выд ум ал
Б унин,
поддавшийся
по сты дном у
страху
перед
револю­
цией, — ужа су,
свойственному
мно гим
русским
интелли­
ген там
то го
времени.
Невольно
вспоминалась
мне
автобиографическая
замет­
ка,
написанная
за
два
года
до
революции,
где
Бунин
писал:
«На первых порах чего только,
наряду
с
похвалами
моему
художеству,
не
наслушался
я!
Ины е
унижались
да же
до
того ,
что
говорили,
что
я
был
просто
ис пуг ан
революцией,
как
помещик
(каковым на самом деле я отроду не был) .. .»
Увы,
как
это
ни
больно,
но
теперь
мне
стал о
совер­
шенно
ясно,
что
Б унин
имен но
испугался
ре вол юц ии.
Я
думаю,
в
эт ом
страхе
перед
революцией
была
главная
трагедия
Бунина,
кот орую
я
на блю дал
в
годы,
о
кот оры х
пишу .
—
Вы,
кон еч но,
не
с оглас ны
со
мно й
относительно
«Скифов»
и
«Двенадцати»,—
сказал
он
рез ко. —
Бою сь,
что
вы,
как
и
многие
молодые
лю ди
вашего
возраста
и
поло­
жения,
ваши
друзья,
вст у пили
на
неверный,
скользкий
путь,
кот оры й
увлечет
вас
в
пропасть...—
Он
снова
пр онз и­
тельно
посмотрел
мне
пр ямо
в
глаза
и
усмехнулся.—
Одна­
ко,
го спо да,
е сли
начинать,
то
пор а
начинать.—
И
с
этими
словами
он
из
боко во й
двери
поднялся
по
лестничке
на
317


эстраду,
сух о
пок л онил ся
в
ответ
на
легкие
аплодисменты,
затем
усел ся
за
шаткий
столик,
вын ул
из
по рт феля
жур­
нальный
оттиск
«Снов Чанга», взглянул на часы и,
уже
больше
ни
ра зу
не
посмотрев
в
полупустой
освещенный
зал,
превосходно,
четким,
хорошо
разносившимся
голо с ом
с
великолепной
дикцией
проче л
от
доски
до
дос ки
сво й
за­
мечательный
(тоже симфонический)
рассказ,
нач инавш ий ­
ся
у д ивите льны ми
фразами,
прозвучавшими,
как
тр аур ные
музыкальные
аккорды:
«Не все ли равно,
про
кого
говорить?
Заслуживает
то го
каждый
из
живших
на
земл е.
Нек огд а
Чанг
узн ал
мир
и
капитана,
своего
хозяина,
с
к оторы м
соединилось
его
земное
существование.
И
про­
шло
с
тех
пор
целых
шесть
ле т,
протекло,
как
песок
в
корабельных
песочных
часах.
Вот
опять
была
ночь
—
сон
или
действительность?
—
и
опять
наст у пает
у тро
—
действительность
или
со н?»
Казалось
бы,
что
за
дело
бы ло
всем
этим
людям,
сидя­
щим
в
разгар
революции
в
осажденном
городе,
в
холод­
ном
п ол упус том
и
д урно
освещенном
зале,
до
су дьбы
опустившегося
пьяницы-капитана
и
его
соб аки
Чанга,
купленной
в
«пыльный и холодный день на широкой
китайской
реке»
и
приве з е нной
потом
на
п ароход е
в
Одессу?
Од нако
они
просидели
не
шев елясь
все
сорок
п ять
ми­
нут
чтения,
завороженные
музы к ой
этой
картинной
симфо­
нической
п розы
с
ее
перепадами
ритма,
синкопами
и
фр аз ами,
по до бными
мрачным
аккордам,
взятым
руками
великого
органиста:
«И вдруг распахивается дверь костела
—
и
уда ряет
в
глаза
и
в
сердце
Чанга
дивная,
вся
звучащая
и
поющая
кар тина :
перед
Чангом
пол уте мны й
готический
че ртог,
красные
звезды
огней,
целый
лес
тропических
растений,
высо ко
вознесенный
на
черный
помост
гр об
из
д уба,
чер­
ная
то лпа
народа,
две
дивные
в
своей
мраморной
красоте
и
глубоком
трауре
женщины,—
точно
две
сестры
разных
возрастов,—
а
над о
в сем
этим
—
г ул,
громы,
клир
звонко
вопиющих
о
какой-то
скорбной
ра дос ти
ангелов,
торже­
ство,
смятение,
величие
—
и
все
собой
покрывающие
не­
земные
песнопения.
И
дыбом
ст анов ит ся
вся
шерсть
на
Чанге
от
б оли
и
в ос торга
перед
эт им
звучащим
виде­
нием...»
Звучащее
видение!..


Л ишь
од ин
ра з,
на
миг ,
отвлеклись
слушатели
от
«Снов Чанга», когда за окнами,
в
черн ой
бездне
осажден­
ного
города,
послышалась
короткая
пулеметная
очередь,
взр ыв
ручной
гранаты-лимонки
и
чей-то
го лос
негромко
произнес
в
середине
зал а:
—
Гос по да,
по-моему,
это
стреляют
на
Малой
Ар­
наутской...
В
эту
ночь
я
провожал
Бунина
по
темному,
зл ов еще
притихшему
городу.
Бунин
был,
как
мне
казалось,
недоб­
рожелательно
молчалив.
Желая
его
отв ле чь
от
тяжелых
мысл ей,
я
все
врем я
делал
попытки
ск аза ть
ему
что-ни­
б удь
особенно
для
н его
приятное.
—
Иван
Алексеевич,
вас,
вероятно,
много
п ере вод или
на
иностранные
языки?
—
Бож е
мо й! ..—
раздраженно
ответил
он. —
Ну,
посу­
дите
сами:
у
ме ня,
например,
од ин
рассказ
н ачи нае тся
та­
кой
ф ра з ой: «На Фоминой неделе в ясный,
чу ть
розовый
ве чер,
в
ту
пре ле стн ую
пору,
когда...»
Попробуйте-ка
это
сказать
по-английски
или
по-французски,
сохранить
музы­
ку
русского
языка,
тонк ост ь
пейзажа...
«В ту прелестную
пор у,
когда...»
Невозможно!
А
что
я
с тою
без
этого?
Нет,
меня
очень
мал о
знают
за
границей...
как,
впрочем,
и
у
нас
в
Рос с ии,—
с
горечью
прибавил
он.
Как-то
Бун ин
сказал
мне,
что
есл и
бы
он
был
очень
богат,
то
не
стал
бы
жить
на
одном
месте,
заводить
хо­
зяйство,
квартиру,
библиотеку,
г арде роб,
а
путешествовал
бы
по
всему
земному
шару,
останавливаясь
в
хороших,
комфортабельных
гос т иница х
и
живя
там
столько,
сколько
жи вет ся,
а
как
тольк о
надоест
—
отправлялся
бы
налегке
в
другое
место:
один-два
чемодана
с
самым
необходимым.
Ничего
лишнего.
Грязную
сорочку
не
отдавать
в
стирку,
а
просто
выбрасывать,
потому
что
г ораз до
интереснее
и
л ег­
че
купить
новую.
Костюмы
и
ботинки
—
то
же
самое.
В
че­
мо дане
же
—записные
книжки,
бумага
и
всякие
мел оч и,
к
кото р ым
привык.
—
Вро де
вашей
пепельницы?
—
И менно .
Он
го во рил
в
шутливом
тоне,
но,
я
думаю,
в
э том
заключалась
большая
до ля
правды.
На
ме ня
производило
впечатление,
что
Бунины
всегда
живут
как
бы
на
бивуаке,
среди
чужой
м ебели ,
чужих
319


квартир,
драпри,
по су ды,
ламп.
Своего
у
них
был о
л ишь
одежда,
да
постели,
да
пара
плос ки х
кожаных
английских
чемоданов
с
наклейками
заграничных
от ел ей.
Кст ат и,
об
этих
наклейках.
Однажды
Бунин
на
мой
вопрос,
к
какому
литератур­
но му
на пра вле нию
он
себя
причисляет,
ска зал :
—
Ах,
какой
в здор
все
эти
напр авл ени я!
Кем
ме ня
только
не
объявляли
критики:
и
декадентом,
и
символи­
стом,
и
мистиком,
и
ре али стом ,
и
н еор еали стом ,
и
бого­
искателем,
и
натуралистом,
да
мало
ли
еще
каких
ярлыков
на
мен я
не
нак л еивали,
так
что
в
конце
концов
я
ст ал
по­
хож
на
сундук,
совершивший
кругосветное
пу т ешест в ие,—
весь
в
пе стры х,
крикливых
н акле йках .
А
разве
это
хоть
в
малейшей
степени
может
объяснить
сущн ость
м еня
как
художника?
Да
ни
в
какой
мере!
Я
—
это
я,
единственный,
неповторимый
—
как
и
каждый
живу щ ий
на
земле
че ло­
век,—
в
чем
и
зак л юч ается
са мая
суть
вопроса.—
Он
по­
смотрел
на
меня
ис кос а, «по- чехов с ки ».—
И
вас,
ми лост и­
вый
гос уда рь,
ждет
т акая
же
участь.
Будете
в есь
обклеены
ярлыками,
как
чемодан.
Попомните
мое
слово!
У
него
бы ла
полная
возможность
много
раз
уехать
из
опасной
для
него
Од ессы
за
границу,
тем
более
что
—
как
я
уже
говор ил
—
он
был
ле гок
на
подъем
и
любил
ск и­
таться
по
разным
городам
и
странам.
Однако
в
Одессе
он
застрял:
не
хотел
сделаться
эмигрантом,
отрезанным
лом­
тем;
упрямо
н адеял ся
на
чу до
—
на
конец
большевиков,
поги бе ль
Советской
власти
и
на
возвращение
в
Москву
под
зво н
кремлевских
кол око л ов.
В
какую?
Вр яд
ли
он
это
яс но
представлял.
В
прежнюю,
привычную
Москву?
Ве­
роятно,
поэтому
он
о ст ался
в
Од ессе,
ко гда
в
девятнадца­
том
году,
вес ной ,
она
бы ла
занята
ч аст ями
К расно й
Армии
и
на
не сколь ко
месяцев
у ст анов илась
Советская
в лас ть.
К
этому
времени
Бунин
был
уже
на столь ко
ск ом про­
метирован
своими
контрреволюционными
взглядами,
кото ­
рых,
кстати,
не
скрывал,
что
его
могли
без
всяких
раз гов о­
ров
расстрелять
и
наверное
бы
расстреляли,
есл и
бы
не
его
старинный
друг,
одесский
художник
Нилус,
жив ший
в
том
же
доме,
где
жил и
и
Бунины,
на
чердаке,
описанном
в
«Снах Чанга», не на простом чердаке,
а
на
чердаке
«теп­
лом,
бла го ухаю щем
сигарой,
устланном
коврами,
уставлен­
ном
старинной
мебел ью,
увешанном
картинами
и
па рч овы­
ми
тканями...».
320


Так
во т,
если
бы
этот
самый
Нил ус
не
проявил
беше­
ной
эне р гии
—
телеграфировал
в
Москву
Луначарскому,
чуть
ли
не
на
ко л енях
умолял
председат еля
Одесского
ревкома,—то
еще
неизвестно,
чем
бы
кон чи лось
дело.
Так
или
иначе,
Нил ус
п олучи л
специальную,
так
на­
зываемую
«охранную грамоту»
на
жизнь,
имущество
и
личную
неприкосновенность
академика
Бунина,
которую
и
прикололи
кнопками
к
лак овой ,
бо г атой
двери
особняка
на
Княжеской
улице.
.. .К
особняку
подошел
отряд
во ор уженн ых
матросов
и
солдат
особого
отд ел а.
Увидев
в
о кно
синие
воротники
и
о ранж евые
распахнутые
полушубки,
Ве ра
Н ик о лаевна
бес шу мно
с полз ла
вдо ль
стены
вниз
и
потеряла
сознание,
а
Бунин,
резко
стуча
каблуками
по-
натертому
паркету,
по до шел
к
двери,
остановился
на
пороге
как
вкопанный,
странно
от кину в
на зад
вытянутые
руки
со
сжатыми
изо
вс ех
сил
кулаками,
и
судороги
пробежали
по
его
по­
белевшему
лицу
с
т рясу ще йся
бородкой
и
страшными
глазами.
—
Есл и
х оть
кто-нибудь
осмелится
перешагнуть
порог
моего
дома...—
не
закричал,
а
как-то
ужасно
про­
скрежетал
он,
играя
че люст ями
и
об на жив
желтоватые,
крепкие,
ос трые
зубы,—
то
первому
же
чел ов еку
я
собст­
венными
зубами
перегрызу
горло,
и
пусть
меня
потом
уби ва ют!
Я
не
хочу
больше
жить!
Мне
тут
же
вспомнились
строки
его
стихов:
«...Веди
ме ня,
в али
под
нож
в
единый
м ах—не
то
держись:
зубами
всех
заем,
не
оторвут!»
И
я
ужаснулся.
Но
все
обошлось
бла гополу чно:
особисты
про чи тали
охра н ную
гра моту
с
советской
пе ча тью
и
подписью,
оче нь
удивились,
да же
кто-то
негромко
матюкнулся
по
адресу
ревкома,
одн ако
не
захотели
ид ти
прот ив
решения
св я­
щенной
для
них
Советской
власти
и
молча
удалились
по
притихшей,
безлюдной
у лице
мим о
еще
по-зимнему
сухих
ст воло в
бе лой
акации
с
грубой
черно-серой
корой,
в
глу­
боки х
т рещ инах
кот орой
угадывалась
нежная
лубяная
желтизна.
В
продолжение
в сей
этой
сцены
я
смотрел
на
ул ицу
в
окно,
так
что
между
моими
глазами
и
отря дом
особи­
стов
находился
большой
наружный
термометр
с
шари­
11 В.
Катаев,
т.6
321


ком
ртути,
в
кот ором
лучи ст о
отражалось
уже
поч ти
по-весеннему
яркое,
но
все
еще
немного
туманное
со л нце.
И
вдруг
я
снова
увидел
и
ср азу
узнал
ее,
ту
самую
девочку
с
д ачи
Ковалевского,
которую
опис ыва л
по
совету
Бунина
п ять
лет
назад.
Теперь
ей
было
лет
семнадцать;
она
стояла
среди
ма трос ов
и
с олда т,
читая
охранную
грамоту,
в
распахну­
том
армейском
полушубке
и
белом
сибирском
малахае,
отодвинутом
с
оливково-смуглого,
вспотевшего
лба
на
за­
тылок.
Она
де рж ала
в
маленькой
крепкой
руке
драгунскую
винтовку,
и
ее
зубы
бы ли
стиснуты,
подбородок
выдавался
вп е ред,
как
башмак,
а
на
темном
л ице
лун но
светились
узкие,
з лые
и
в
то
же
время
волшебно-обольстительные
глаза.
Наши
взг л яды
встретились,
и
она
пог рози ла
мне
—
враждебному
ей,
незнакомому
молодому
человеку,
находя­
щемуся
в
квартире
ко нтр ре вол юцио нера
Ёунина,—
своей
ладной
ко ротк ой
винтовочкой.
И
мы
снова
ненадолго
потеряли
из
виду
друг
друга,
а
жизнь,
на
миг
превратившаяся
в
ст ран ицу
Гю го,
опять
потекла
сво ей
чередой.
Удивительно,
что
когда
вскоре
я
встретил
ее
снова,
то
узна л
не
сразу.
«Начался трудовой,
организационный
период»,—писал
я
по
горячи м
следам
событий.
«Всем оставшимся в городе новая власть большевиков
предоставила
право
собираться
и
коллективно
обсуждать
уст ройс тв о
своей
жизни.
В
большом,
очень
—
как
мне
тогда
представлялось
—
изящно
отде ла нн ом
зал е
так
называе­
мой
«Литературки», где еще так недавно лакеи во фраках
прислуживали
эстетам
в
бархатных
куртках
и
актрисам
с
разрисованными
глазами,
теперь
стояли
рын очн ые
стулья
и
пр ине се нные
из
дв орни ц кой
скамейки,
на
к оторы х
сиде­
ли
вз во лнов анные ,
выб итые
из
пр ивычно й
колеи
люди,
главным
образом
беженцы
с
сев е ра.
Они
должн ы
были
322


определить
свое
отношение
к
Советской
вл ас ти,
наконец-то
настигшей
их
на
берегу
Черного
моря».
«Бунин сидел в углу,
опир ая сь
подбородком
о
набал­
дашник
толстой
палки.
Он
был
желт,
зол
и
морщинист.
Худая
его
шея,
вылезшая
из
вор отнич к а
цветной
накрах­
маленной
сорочки,
туго
пру жин илась .
Оп ухши е,
словно
заплаканные
глаза
см отре ли
пронзительно
и
свирепо.
Он
весь
подергивался
на
месте
и
вертел
шее й,
сло вно
ее
да­
вил
воротничок.
Он
был
наиболее
непримирим.
Несколь­
ко
раз
он
вскакивал
с
места
и
се рди то
стучал
палкой
об
пол».
Примерно
то
же
самое
впоследствии
н аписал
и
Олеша.
«...Когд а
на
собрании
артистов,
писателей,
поэтов
оп
стучал
на
на с,
молодых,
палкой
и,
уж
безусловно,
казался
злы м
стариком,
ему
бы ло
всег о
л ишь
сорок
два
года.
Но
ведь
он
и
действительно
был
тогд а
стариком!
И
мало
того:
именно
злым,
костяным
стариком
—
де дом !»
Хотя
Олеша
и
ошибся
в
возрасте
Бунина,
которому
тогда
б ыло
уже
под
п ятьд ес ят,
но
важен
не
возраст,
а
впе­
чатление
от
этого
возраста.
Оно
совпадает
и
с
мо им
впечат­
лением.
Именно
был
тогд а
зло й
старик.
А
мы,
мо л одые,
те
самые,
на
которых
он
стучал
тогда
палкой,
был и
Багрицкий,
Олеша,
я...
Про
нас
тогд а
гов ори ли
в
городе
с
некоторым
страхом,
смешанным
с
удивлением:
—
Эти
трое!
Я
продолжал
бывать
у
Бунина,
хотя
б ыло
ясно,
что
на ши
дороги
расход ятс я
все
дальше
и
дальше.
Я
продол­
жал
его
страстно
любить.
Не
хочу
прибавлять:
как
ху­
дожника.
Я
лю бил
его
полностью,
и
как
человека,
как
личность
тоже.
Я
не
чувствовал
в
его
отношении
к
себ е
ск ольк о-н иб удь
заметного
охлаждения,
хо тя
и
заметил,
что
11*
323


он
все
чаще
и
чаще
очен ь
прис т аль но
вглядывается
в
мен#,
как
бы
желая
понять
не яс ную
для
него
душу
современно­
го
мо лод ого
человека,
з ар аженно го
революцией,
прочесть
самые
его
сокровенные
мыс ли.
Он
да же
ст ал
иногда
как-то
ме ло чно - прид ир чив,—
например,
он
з ам етил
однажды,
что
я
стал
нос ить
на
ру ке
в
ви де
браслета
золотую
цепочку
с
какой-то
ви­
сюлькой.
Нахмурился.
—
Что
это
за
фатовство?
Вы
не
барышня,
что бы
носить
зол отой
бра сл ет.
—
Он
совсем
не
золотой,—
сказал
я,—
а
медный,
по­
золоче нн ый ,
дуты й.
—
Тем
более.
Настоящий
золотой
—
это
еще
туда-сюда.
А
дутый,
да
еще
и
фальшивого
золота
—
сов сем
пошло.
За­
помните:
человек
должен
пользоваться
и
украшаться
—
ес ли
уж
он
решил
украшаться!
—
только
настоящим,
под­
линным...
Ничего
поддельного,
фальшивого!
А
что
это
б ол­
т ается
на
нем
за
штучка?
—
Это
осколок,
который
у
меня
извлекли
из
вер хней
трети
бедра,—
сказал
я
не
без
хвастовства,
но
все
же
покраснев
до
корней
волос.
Бунин
взя л
мою
руку
и
опустил
себе
на
ладонь
острый
обрывок
меди
с
вд а вле нной
трехзначной
цифрой
—
кусочек
центрующего
пояска
немецкого
сн аряд а,
кот оры й
мог
—
попади
он
в
голову
—
в
о дин
миг
прекратить
мою
жизнь;
внимательно
осмотрел
ос колок
со
всех
сторон
и
спросил:
—
Это
сидело
в
ваш ем
теле?
—
Да,
в
вер хней
трети
бедра,—повторил
я
с
удо­
вольствием.
—
Ну,
так
и
носили
бы
его
на
п рос той
стальной
це­
почке.
Это
б ыло
бы
г ораз до
лучше.
А
дутое
американское
золото
не
достойно
вашего
настоящего,—
подчеркнул
он,—
осколка.
Оно
тольк о
унижает
ег о.
Как
это
было?
Только
не
со чин яй те.
—
Меня
подбросило,
а
к огда
я
очнулся,
то
одним
гла­
зом
увидел
лежащую
под
ще кой
землю,
а
сверху
на
м еня
падали
комья
и
летела
пыль
и
от
очень
близкого
взрыва
едко
па хло
как
бы
жженым
целлулоидным
гр е­
беш ком .
—
Ну,
носите
на
здоровье,
ес ли
вам
хочется
казаться
богаче,
чем
вы
е сть
на
самом
деле,—подумав,
сказал
Бунин.
324


Б ыло
знойное
ле то,
пус т ынный,
выме рш ий
город,
за­
крытые
лавки,
м олч а ливый
рынок,
где
приезжие
мужики
торопливо
обменивали
муку
на
город ск ие
вещи.
Отсут­
ствовали
та бак
и
спички.
Я
принес
Бунину
большое
увеличительное
ст ек ло,
вы­
нутое
из
же лто го
соснового
ящика
Афонской
панорамы.
Эта
панорама,
купленная
во
время
нашего
пу те шест вия
за
гр аницу ,
считалась
оче нь
ценной
вещью
и
стояла
на
тр ет ьем
месте
п осле
маминого
пи ани но
и
стенных
столо­
вых
ча сов
с
боем,
вы игр анны х
некогда
в
лотерею-
аллегри.
Кр уг лое
увеличительное
стек ло,
вделанное
в
крышку
ящика
с
латунным
крю чком ,
волшебно
приб л ижа ло
выпук­
ло
увеличенные,
по-литографски
яр кие
открытки,
крупно­
зернистые
изображения
знаменитой
мечети
Айя-София
с
пиками
минаретов
по
углам
или
ста ри н ного
кладбища
в
Скутари
с
беломраморными
столбиками
мусульманских
на дгробий
и
п очти
чер ны ми
кипарисами
на
фо не
лубоч­
ного,
сплошь
ул ьтр а ма рин ового
неба
без
единого
облачка.
Я
з аверн ул
волшебное
стекло
в
лист
самой
лучше й
своей
б ум аги,
на
кот орой
напи сал
след ующий
мадригал:
«Ивану Бунину при посылке ему увеличительного
стекла.
Примите
от
меня,
учи т ель,
сие
волшебное
сте кло,
дабы ,
сведя
в
св ою
об ит ель
животворящее
тепло ,
наперекор
судьбе
упрямой
минуя
«спичечный вопрос», от солнца б
зажцгали
пря мо
таб ак
душистых
папирос.
В
дни
революций,
и
тревоги,
и
уравнения
в
правах
одн и
языческие
боги
еще
царили
в
не бе сах.
Но
во т,
бла год а­
ре нье
неб у,
настал^
о ч ередь
богам.
Довольно
Вы
с л ужили
Фе бу,
пускай
же
Феб
пос л ужит
Вам».
Ос та вив
без
в ним ания
мою
стилизацию,
Бун ин
скрутил
сам о дель ную
папиросу
из
оста тко в
скверного
черного
та­
бака,
взял
стекло
и
навел
на
кончик
самокрутки
п учок
солнечных
луче й,
бивших
в
п ыль ное
окно
из
города,
охва­
ченн ог о
мертвой
тишиной.
В
жгуче
суженном
до
размера
точки
кружочке
фо­
325


куса
появился
седо й
ды мок
—
как
будто
бы
где-то
далеко
в
степи
загорелась
су хая
скирда
с оломы ,—и
Бунин
ст ал
курить,
подставив
под
папиросу
знакомую
пе пел ьн ицу,
которая
на
этот
раз
показалась
мне
не
так
ярко
начищен­
ной
самоварной
маз ью,
как
в
былые
дни.
—
Благодарствуйте,—
сказал
Бунин,
пожимая
мне
руку,—
Вы
м еня
выру чил и.
Ваш
должник!
Осенью
опя ть
переменилась
власть .
Город
заняли
де­
никинцы.
И
вот
однажды
темным,
дождливым
городс ки м
утром
—
таким
парижским!
—
я
прочитал
Бунину
сво й
по­
следний,
только
что
тщательно
выпр авл енны й
и
переп исан ­
ный
набел о
рассказ
об
одном
молодом
человеке
—
на
этот
раз
я
его
из
чувства
упрямства
сделал
сту денто м,
кото­
р ый,
вр оде
пушкинского
Герман на,
был
и грок,
одержимый
манией
во
что
бы
то
ни
стал о
выиграть
в
карты
много
денег,
в
то
время
как
др угой
молодой
человек
—
его
я
из
чувства
все
того
же
упрямства
и
противоречия
сделал
ак те­
ром
маленького
бульварного
театра
миниатюр
—
завидует
студенту
и
да же
хочет
его
убить
из
револьвера,
но
не
уби­
в ает
по
чистой
случайности,
причем
все
это
развертывает­
ся,
разумеется,
при
участии
обольстительной
ба ле рины,
на
фоне
доживающего
сво и
последние
дни,
разлагающегося,
обреченного
буржуазного
города,
осажденного
Красной
Армией.
Как
я
сейчас
понимаю,
главная
ценность
рассказа
заключалась
именно
в
передаче
ощущения
социальной
обреченности
накануне
революционного
восстания,
когда
на
окраинах,
в
рабочих
кв а рталах,
подпольщики
достают
спр я танн ое
оружие
и
«новый день,
обозначившийся
свет­
лой
полосой
за
черными
фа б р ичными
трубами,
был
п осле д­
ним
днем
Вавилона».
Бунин
м олча
слушал,
об локоти в шис ь
на
лаковый
ст о­
лик,
и
я
со
с тра хом
ожидал
на
его
лиц е
признаков
раздра­
же ния
или
—
чего
д об рого
—
прямой
зл ости .
Но
его
глаза
был и
утомленно
су жены,
устремлены
куда-то
вдаль,
будто
он
и
впрямь
видел
над
по-верхарновски
ч ерны ми
фаб р ич­
ными
трубами
кровавый,
рев олюци он ны й
рассвет,—
и
вся
его
фигу ра ,
да же
расслабленные
пальцы
руки,
в
которых
он
держал
дымящуюся
папиросу
над
медной
чашкой
пе­
пе ль ницы,
выражали
гл убокое
огорче ни е ,
п очти
неск ры ­
ваемую
боль.
—
Я
здесь
питался
применить
ваш
принцип
симфо­
нической
прозы,—
сказал
я,
окончив
чтение.
Он
взглянул
на
меня
и
сказал
с
горечью,
как
бы
от­
вечая
на
сво и
мысли;
326


—
Ну
что
ж.
Этого
следовало
ожидать.
Я
уже
здесь
не
вижу
себя .
Вы
уход ит е
от
меня
к
Леониду
Андрееву.
Но
ск ажит е:
н еуж ели
вы
бы
смогли
—к ак
ваш
ге рой
—
убить
человека
для
т ого,
чтобы
завладеть
его
бумажником?
—
Я
—
нет .
Но
мой
персонаж...
—
Неправда!
—
резко
сказал
Бунин,
п очти
крикнул:
—
Не
сваливайте
на
сво й
персонаж!
Каждый
персонаж
—
это
и
ест ь
сам
писатель.
—
Поз в ольте!
Но
Раскольников...
—
Ага!
Я
так
и
зн ал,
что
вы
сейчас
назовете
это
им я1
Голодный
молодой
человек
с
топором
под
пид жач к омв
И
кто
знает,
что
переживал
Достоевский,
сочиняя
его,
это­
го
самого
своего
Раскольникова.
О дна
фа мил ия
чего
стоит!
Я
думаю,—
тихо
ск азал
Бунин,—
в
эти
мину ты
Дос тое в­
с кий
сам
был
Раскольниковым.
Ненавижу
вашего
Достоев­
ского!
—
вдруг
со
с тра стью
воскликнул
он.—
Омерзитель­
ный
писатель
со
всеми
сво ими
нагромождениями,
ужасаю­
щей
неряшливостью
ка ког о-то
н а рочит ого,
противоестест­
венного,
выдуманного
языка,
ко торы м
никогда
никто
не
говорил
и
не
говорит,
с
назойливыми,
утомительными
по­
вторениями,
длинно та м и,
косноязычием...
Он
все
время
х ват ает
вас
за
уши
и
тычет,
тычет,
тычет
носом
в
эту
не­
возможную,
прид у ма нную
им
мерзость,
какую-то
душев­
ную
блевотину.
А
кро ме
того,
как
это
все
манерно,
наду­
манно,
неестественно.
Лег е нда
о
великом
инквизиторе!
—
воскликнул
Бунин
с
выр ажением
гадливости
и
з ахох о­
тал.—
Вот
откуда
пошло
все
то,
что
с лучи лось
с
Россией:
декадентство,
модернизм,
революция,
мо ло дые
люди,
по­
добные
вам,
до
м озга
кос тей
зараж е нн ые
достоевщиной,—
без
пу ти
в
жизни,
раст еря нны е,
душевно
и
физически
искалеченные
войной,
не
знающие,
куд а
девать
св ои
силы,
способности,
св ои
подчас
недюжинные,
да же
громадные
т алант ы...
Ах,
да
что
говорить!
—
Он
с
отчаянием
махнул
рукой.
Может
бы ть,
он
первый
в
мире
заговорил
о
по те р янном
поколении.
Но
н аше
русское
—
мое
—
поколение
не
бы ло
потерян­
ным.
Оно
не
погибло,
хотя
и
мо гло
пог иб ну ть.
Война
его
искалечила,
но
Великая
Ре волю ция
спасла
и
вылечила.
Какой
бы
я
ни
б ыл,
я
о бязан
своей
жизнью
и
своим
тв ор­
чеством
Революции.
То лько
Ей
одной.
327


Я
сын
Революции.
Может
быть,
и
п лохой
сы н.
Но
все
равно
сын.
Это
были
последние
месяцы
п еред
наш ей
разлукой
навсегда.
Вот
некоторые
мысли
Бу нина
тог о
времени,
поразившие
м еня
своей
необщепринятостъю:
—
Вы
зн ает е,
при
всей
его
гениальности,
Лев
Толстой
не
всегда
безупречен
как
художник.
Есть
у
него
много
сы­
рог о,
лишнего.
Мне
хочется
в
оди н
прекрасный
день
взять ,
например,
его
«Анну Каренину»
и
заново
ее
переписать.
Не
нап исат ь
по- св оем у,
а
им енно
пер еп исать
—
если
будет
позволено
так
выразиться,—
пер еп исат ь
набело,
убрав
все
длинноты,
кое - что
опустить,
кое - где
сделав
фразы
более
точными,
изящными,
но,
р азу м еется,
нигде
не
прибавляя
от
себя
ни
одной
буквы,
оставив
все
толстов с кое
в
полной
неприкосновенности.
Мож ет
быть,
я
это
когда-нибудь
сде­
ла ю,
разумеется,
как
о пыт,
иск лю чит ель но
для
себя,
не
для
печати.
Хотя
глуб око
убежден,
что
отредактирован­
ный
таким
обра зом
То лст ой
—
не
каким-нибудь
Ст ра хо­
вым,
а
настоящим,
б ольшим
ху до жник ом
—
буд ет
чи тать ся
еще
с
большим
удовольствием
и
приобретет
д оп олни тельн о
тех
читателей,
которые
не
всегда
мог ут
ос или ть
его
ром а­
ны
именно
в
си лу
их
н едос тат очн ой
стилистической
об­
ра ботк и.
Можно
се бе
представить,
какую
бур ю
самых
противо­
речивых
чувств
вызывали
в
мо ей
слабой,
молодой
ду ше
подобные
мысли,
высказанные
моим
учителем
очень
про­
стым,
даже
обыденным
тоном,
лиш ен ным
какой
бы
то
ни
б ыло
рисовки
или
же лания ,
как
тогда
любили
выражаться,
«эпатировать», но с той несокрушимой силой внутреннего
уб ежден ия ,
которая
действует
еще
сильнее,
чем
сама
истина.
По добным
об раз ом
гов ори ть
о
Достое в ском
и
Толстом!
Это
сводило
меня
с
ума.
Но...
почему
бы,
в
конце
конц ов ,
и
нет ?
Я
уже
и
тог да
подозревал,
что
самое
драгоценное
качество
художника
—
это
п ол ная,
абсолютная,
бесстраш­
ная
независимость
сво их
суждений.
Ве дь,
в
конце
концов,
тот
же
самый
в елик ий
Лев
То лст ой
совершенно
спокойно,
не
считаясь
ни
с
че м,
п одв ерг
уничтожающей
кр и тике
самого
Шекспира,
взявши
под
сомнение
не
только
цен­
н ость
его
мыслей,
но
и
просто-напросто
высмеяв
его
как
весьма
посредственного
—
точнее,
никуда
не
годного
—
сочинителя.
А
что
сделал
Толс то й
с
Вагнером,
с
совре­
менными
французскими
поэтами,
с
в елик им
Бо дле­
328


ром,
Верл е ном !..
Уму
непостижимо.
Он
да же
и
до
Пуш­
кина
добирался
в
конце
своей
жизни.
Добирался,
доби­
рался!
Ну
и
НТО?
Толстой
остался
Толс ты м,
Шекспир
—
Шекспиром,
Ваг ­
нер
—
Вагнером,
Бодлер
—
Бод лером .
Все
о ста лось
на
своем
месте.
Да же
такому
великану,
как
Лев
То лсто й,
не
удалось
поколебать
мировые
струны.
Но
это
я
понял
гора зд о
позже,
когда
окре п
се рдце м
и
разумом.
А
в
те
дни
со
сладким
ужасом
слушал
я
слова
моего
учителя.
На
мой
вопрос
о
Скрябине,
о
его
новаторской
музыке,
о
его
попытках
каким-то
обра зом
соединить
звук
и
цвет,
о
его
странной
оркестровке
и
небывалом
контрапункте
Бун ин
отозвался
примерно
так:
—
Ск ряби н ?..
Гм...
Вы
хотите
знать ,
что
такое
Скря­
бин
и
что
из
се бя
представляет
его
музыка,
например
«Поэма экстаза»? Могу вам рассказать .
Представьте
себ е
Большой
зал
М о сков ской
консерватории.
Сияние
люстр.
Овальные
п орт реты
великих
композиторов,
громадный
орган
и
перед
ним
симфонический
орке с тр
—
скрипки,
пюпитры,
ослепительные
пластроны
и
белые
галстуки
музыкантов,
каждый
из
ко торых
в
своей
об лас ти
зна ме­
нитость.
Пу б лика
—
са мая
изысканная:
вели кие
м ос ков­
ские
знатоки
и
ценители
му зы ки,
курсистки,
профессора,
артисты,
богачи,
первые
кр асави цы ,
офицеры
—цвет
мо­
с ков ской
инте лл иге нции.
Легкий
озно б
ожидания.
Зал
на­
электризован.
Сдержанное
нетерпение
дох о дит
до
высшей
точки,
но
вот,
вскинув
фалды
фрака,
дирижер
взмахнул
палочкой
—
и
нач ала сь
зна мени тая
сим фония
—
последнее,
самое
революционное
с лово
современной
модернистской,
декадентской
музыки.
Н у- с...
как
бы
вам
описать
эту
си м­
фонию
наиболее
популярно?
Попробую.
Ит ак, «ударили
в
смычки».
Кто
в
л ес,
кто
по
дров а.
Но
пока
еще
более
или
менее
общепринято,
как
и
подобает
в
стенах
знамени­
той
М оско вско й
консерватории.
И
вдруг
с ове ршен но
не­
ожиданно
отчаяннейшим
обра зом
взвизгивает
скрипка,
как
поросенок,
которого
режут: «И-и-ихх!
И-и-ихх!»—
При
это м
Бунин
сделал
зл ое
лицо
и,
не
ст есн яясь ,
за виз жал
на
всю
кв арти ру. —
А
потом
вз в ился
истошный,
раздирающий
в опль
трубы...
—
Иоанн,
ты
сов е ршенн о
о безум ел!
—
с
ужасо м
вос­
329


кликнула
Ве ра
Н ик о лаевна,
вбегая
в
комнату
и
затыкая
уши
мизинцами.
—
Это
я
популярно
объясняю,
что
та кое
«Поэма эк ­
стаза»
Скр яби на,—
сух о
сказал
Бунин,
устремив
на
ме ня
пронзительный
взгляд.—
А
вы,
конечно,
в
восторге
от
«но ­
вой
м уз ык и», как и подобает молодому современному по ­
эту,
пок л онник у
Дос тоев с кого
и
Лео ни да
Андреева?
—
Я
ни когд а
не
слышал
симфонических
вещей
Скря­
бин а,
но
фортепьянные
мне
очень
нравятся,—
ска зал
я,
желая
быт ь
независимым.
(Я даже собирался писать рас­
сказ,
где
главное
действующее
лицо
играет
пр ел юдию
Скрябина...)
Но,
взглянув
на
Бунина,
на
ядовитое
выражение
его
ге м орроида л ьного
лиц а,
неуверенно
до бави л:
—
Но,
кон ечн о,
можно,
чтобы
мой
ге рой
игр ал
Гри га ...
—
А
может
быт ь,
Чайковского?
—
спросил
Бунин
с
не­
понятной
интонацией.
—
Можно,
конечно,
и
Чайковского,—
сказал
я.
—
Вот-вот,—
как-то
вскользь
радостным
г олос ом
бро­
сил
Бунин.—
Григ
или
Чайковский,
грустная
п ри рода
Левитана,
мягкий
юмор
Чехова...
Ге ро иня,
разумеется,
бывшая
актриса.
Желтые
листья.
Одиночество.
Акварель­
ные
краски...
И
в друг
неожиданно:
—
Андерсена
л юбит е?
—
Н ...д а.
—
Я
так
и
предполагал.
Вера,
оказывается,
он
любит
Андерсена.
Теперь
пош ла
мо да
на
Андерсена.
Или
даж е
на
А лек санд ра
Грина.
Так
во т,
когда
буде те
писать
св ой
рассказ,
то,
кроме
Грига,
Чайковского,
Левитана
и
Че­
хов а,
не
забудьте
Андерсена:
упомяните
б едн ого
олов ян ­
но го
солдатика,
обуглившуюся
бумажную
роз у
или
что-
нибудь
подобное,
ес ли
удастся,
присоедините
к
это му
ка­
кого-нибудь
гр ин ов ского
капитана
с
труб кой
и
пинтой
персиковой
настойки
—
и
успех
у
инте л лиге нт ных
про­
ви нциал ьн ых
дам
ср еднег о
возраста
о беспе чен.
О
нет,
вы
напрасно
улыбаетесь,
милостивый
госуд арь.
Именно
эти
дамы
—
по к ло нницы
Гр ина
и
Григ а
—
делают
писателю
славу,
с о здают
репутацию
романтика,
почти
классика.
Поверьте
травленому
литературному
волку.
Вы
еще
ме ня
вспомянете
не
раз.
Ах,—
вдруг
сказал
он
без
всякой
види­
мой
связи,—
да
в
этом
ли
де ло?
Сам ое
глав но е
—
научить­
ся
писат ь
просто.
—
Вы
ли
пишете
не
просто?
—
воскликнул
я.
330


—
Не т,
не
то.
Не
так.
А
совсем,
понимаете
ли,
со всем,
совсем
про ст о.
Уж
чтобы
прощ е
некуда!
Существительное,
гла гол,
точка,
ну
—
может
быть!
—
само е
необходимое
пр и­
д ат очное
предложение,
по-детски
ясное.
Как
басня.
Как
молитва.
Как
ск азк а.
Случилось
соловью
на
шум
их
при­
лететь.
Воро на
видит
сыр ,
ворону
сыр
пленил.
А
может
быть,
и
т ак : «Сказка о Козе».
И
н ачал
как-то
зло ве ще,
таинственно,
глухо:
«Это волчьи глаза или звезды
—
в
стволах
на
к раю
перелеска?
По лночь ,
поздняя
осен ь,
мороз.
Голы й
дуб
над о
мной
весь
трепещет
от
звездного
блеска,
под
ногою
сухое
хрустит
серебро.
Зат вер д ели,
как
камень,
тропинки,
за
лет о
набитые.
Ты
о дна,
ты
одн а,
страшной
ска зки
осенней
Коз а!
Расцветают,
горят
на
железном
морозе
несытые
Волчьи,
б ожьи
гл аз а».
Здесь,
конечно,
тоже
бы ла
простота,
но
совсем
не
та,
о
кот орой
только
что
гов орил
Бунин:
не
басня
или
моли тв а,
не
ска зка ,
а
н ечто
вроде
п ритч и.
Скорее
всего,
видение.
О
Козе
и
Волке.
Коза
и
Волк
с
большой
буквы.
Страшное
пророческое
видение
—
притча,
написанная
сер ебр ом
на
черно-вороненом,
уже
п очти
зимнем
небе:
гол ый
дуб,
тре­
пещущий
от
звездного
блеска,
и
под
ним
о дна,
одна,
со­
вершенно
о дна,
до
ужаса
одн а
о тби вш аяся
в
эту
морозную
полночь
коза:
с тар ая,
со
впа лым и
жест ки ми
боками,
рус ­
ская
нищая
ко за
с
мудрым,
иссохшим,
истерзанным
лиц ом
Ив ана
Бунина,
с
исплаканными
гл а зами
ве лик ом уч еницы
и
в
то
же
вр емя
великой
грешницы,
блудницы,
не
имею­
щей
силы
отв е сти
взоров
от
карающих
божьих
глаз,
кото ­
рые
расцветают,
грозн о
горят
на
железном
морозе,
сл овно
гла за
какого-то
древнего,
м е рцающ его
инеем
вол ка -обор от­
ня,
и
этот
поджарый,
щелкающий
желт ым и
зубами
в олк
ест ь
в
то
же
время
как
бы
еще
од но
нов ое
во площе н ие
все
то го
же
Бунина
—
одновременно
и
Коз ы
с
гл аз ами
будды,
и
Волка,
и
жертвы,
и
узкобородого
палача
в
длинной
до
земли
кавалерийской
шинели,
и
дьявола,
и
бога.
Самое
ужасное
заключалось
в
том,
что
я
постепенно
те рял
ко нт роль
над
своим
уходящим
сознанием,
погру­
жаясь
в
тяжелый,
призрачный
мир
неописуемых
снови­
дений,
чувствуя
ли шь
свинцовое
гу д ение
крови,
разогретой
331


до
сорокаградусной
температуры
по
Цельсию,—по
оч е­
реди
превращался
то
в
Козу,
то
в
Волка,
бредущих
д руг
8а другом по набитым тропинкам,
затвердевшим
на
мо­
розе,
сл овно
камень.
Меня
крупно
знобило,
морозило
от
полярной
стужи,
не
попадал
зуб
на
з уб,
пред сме рт ная
тош но та
подступала
к
горлу ,
и
ни
капли
теп ла
не
б ыло
во кру г,
как
в
брошенном
стальном
бронепоезде
—
среди
бесконечных
пространств,
среди
эти х
тонких,
негреющих,
госпитальных
одеял
навсе­
гда
замерзшего
Ле дов и того
ок еана,
над
которы м
перелива­
л ась
стеклярусом
толстая
короткая
занавеска
северного
си яни я,
еще
бо лее
усиливая
стужу,
и
в
глаза
мне
смот ре ла
ост ано вивш ая ся
п рямо
над о
м ной
голая
эл ектр ич ес кая
лампочка
Пол я рной
звезды,—
см отр ела,
смотрела,
смотре­
ла
и
никак
не
могл а
насмотреться
на
мен я
своим
убиваю­
щим
взглядом
слаб ог о
накала.
Ме ня
посещали
про рочес ки е
вид е ния,
которы е
я
тут
же
навсегда
забывал,
но
одно
из
них
в се-т аки
оставило
слабый
след
в
моей
памяти.
...Человек,
ко торы й,
зад ых аясь ,
бежал
по
каменным,
раск ал енным
дворам
монастыря
Чойжин-ламы,
одного
из
самых
жестоких
и
грозных
лам,
носившего
титул
госу­
дарственного
оракула.
Некогда
Чойжин-лама
обратился
к
маньчжурскому
императору
с
пр осьб ой
дать
имя
его
монастырю
и
полу чи л
назв ан ие
«Дарующий благоден ­
с тв и е», которое теперь было начертано на щите у входа
в
гл авный
храм
на
маньчжурском,
монгольском,
китай­
ск ом
и
тибе тско м
язы ках .
Его
преследовали.
Он
вбеж ал
в
хра м,
покрытый
сна­
ружи
и
внутри
изо бр аже ни ями
отрезанных
человеческих
го лов
и
вну т ре нних
органов,
ви сящ их
на
разноцветных
шелковых
лентах.
Эти
изображения
символизировали
вра­
гов
религии
и
б ыли
приз в аны
показать,
что
такая
участь
ждет
неверующих
и
еретиков
в
загробной
жи зни.
Человек
этот
был
Революционер
и
бежал
из
Города,
временно
захваченного
Восставшими
Ламами.
Он
н аде ял­
ся
спастись
в
хра ме,
спр ят авш ись
за
сиденьем
левого
ряда,
где
во
время
богослужения
находился
один
из
высших
Лам
—
халибо-ламо^
а
перед
ним
бы ли
разложены
предме­
332


ты
культа:
колокольчики,
бу бны,
лит авр ы,
барабаны,
тру­
бы,
раковины
и
стальной
молитвенный
же зл
очир,
дающий
жр ецу
силу
и
власт ь
над
человеческой
жизнью.
Вокруг
был и
изображения
рая ,
а
та кже
г оряче го
и
холодного
ада
с
голыми
фигурами
терзаемых
грешников.
Три
громадные
к ор алл овые
маски,
изображающие
ужасного
бо га
Жамса-
рана
с
разинутой
па стью,
смотрели
на
спрятавшегося
че­
ловека
зияющими
гл азн ицами,
а
так
как
человек,
пробегая
в
тесноте
храма,
задел
плечом
бронзовый
гонг,
то
в
воз­
духе
волнами
плыл
приглушенный
гул,
колебля
синеватые
дымки
топких
и
д линных
ароматических
с ве чек,
время
от
времени
роняющих
сизый
пепел
на
серебряные
подносы.
Затем
по слы шал ся
топот
но г,
обу тых
в
м он гольск ие
са п оги,
в
храм
вбежали
Враги
и
схватили
человека,
уц е­
пившегося
обеими
руками
за
небольшую,
п озолоче н ную
стату ю
женщ ины
—
будды
с
обо льсти тельн о
тонк ой
талией,
скользящей
улыбкой
тонких
козьих
губ,
коварно
опущен­
ными
веками
и
стройными
ногами,
скрещенными
таким
образом,
что
их
уз кие
позолоченные
п одош вы
был и
каким-
то
образом
повернуты
вверх,
к
небу.
Чело век
бросился
на
п ол.
Но
его
схватили,
поволокли,
прижали
к
синему
сто лбу
с
з олоты ми
разводами,
и
брито­
головый
Лама,
скрипнув
зубами,
выхватил
из-за
пояса
ки тайск ий
паст у шес кий
нож
в
сандаловых
но жна х,
выл о­
женных
мягким
серебром,
с
тр ес ком
вонз ил
узкое
лезвие
с
гл убок им
ж елобк ом
в
груд ь
Революционера,
просунул
в
ба гров о-к ра сное ,
как
бы
раскаленное
устье
раны-цветка
сво ю
м уск ули стую,
обнаженную
до
плеча
руку
борца
и
вырвал
сер дце,
а
распростертый
труп
чело века
отбросил
ногой
п рочь
с
дороги,
как
падаль.
И
этот
тр уп
Человека
был
Я,
и
это
мое
сердце
привя­
зал и
шелк ов ым
китайским
шнурком
к
зн амени
контррево­
люц ион ног о
восстания,
и
оно
полетело
над
всадниками,
над
развевающимися
гр ива ми
лоша дей ,
сбивавших
копы­
тами
головки
желтого
мака,
над
острыми
вершинами
Хи нг ан ского
хребта,
над
пустыней
Гоби,
где
жарко
сви­
сте л
шелк ов ый
китайский
ветер.
...Я
лежал
п осре ди
раскаленного
мо на сты рск ого
двора
с
вырванным
сердцем,
и
на
меня
смотрели
маленькие
бро нзо вые
львы,
по хож ие
на
лягушат,
сплошь
покрытых
зелеными
улитками
шерсти,
над
курильницами
плы л
333


угарный
дым
сухих
трав,
и
желтая
карета
богдо-гэгэна
промелькнула
меж
кр асн ых
золоченых
столбов
мона­
стырских
ворот
с
тяжел о й,
но
ст ройн ой
черепичной
кры­
ше й,
с
поднятыми
кверху
у гла ми,
у веш анны ми
безмолв­
ны ми
колокольчиками.
И
в
тот
же
миг
я
превратился
в
тог о
ж еле зн ого,
грубо
сваренного
колченогого
человека
с
му чи те льно
вывернутыми,
воздетыми
вверх
обрубками
рук
и
рваной
ды рой
посередине
п ря м оугольн ого
туловища,
которого
я
однажды
—
сорок
лет
том у
вперед
—
вдруг
уви­
дел
п ос реди
кирпичных
развалин
взорванного
фашистами
Роттердама,
и
чайки
м рачн ого
Северного
моря
с
отчаянны­
ми
криками
пролетали
ту да
и
назад
сквозь
брешь
в
мо ей
груди,
где
некогда
билось
сер дце. ..
О,
если
бы
кто-нибудь
знал,
как ая
мука
бы ть
жел ез ным
человеком-городом
с
выр ва нным
сердцем,
обреченным
на
вечную
неподвижность
и
безмолвие
на
сво ем
бето нно м
цо­
к оле,
и
в
то
же
время
бы ть
распростертым
на
льди не
с
мертвыми
открытыми
глазами,
в
к отор ых
отражается
ма­
ленькая
Полярная
звезда.
И
ко гда
я
уже
не
мог
больше
сопротивляться
этой
муке
и
гот ов
был
навсегда
погрузиться
в
лед я ную
прор убь,
в
ту
неизмеримую
глуб ин у,
где
по
ледяному
кори д ору
в
сказочно-зеленой
вод е
д виг ался
сигарообразный
«Наути­
лус »
и
к ап итан
Немо ,
скрестив
на
груди
руки,
су дорож но
вдыхал
последние
капли
к ис лорода ,
м еня
н ачи нали
п осе­
щать
божественные
ви д ения
такой
небесной
красоты,
что
останавливалось
бе дное
земное
врем я
и
начиналось
какое-
то
ино е,
высшее
вре мя,
как
бы
навсегда
сделавшее
мое
т ело
нетленным,
Я
ис пыт ывал
какой-то
душевный
восторг
—
«Поэму
экстаза»
—
с
высоким
воплем
тр убы,
взлетевшим
над
глухим
шепотом
скрипок,—
достигший
своей
высшей
м ыс­
лимой
грани,
высшего
блаженст ва
и
там
остановившийся
навсегда.
Иногда
я
как
бы
всплывал
на
пов е рхн ость
и
начинал
ощущать
—
хотя
и
очень
слабо
—
свое
и сто щенн ое,
обес­
силенное
тело,
покрытое
тонким
лазаретным
одеялом,
пропускавшим
полярный
хо лод.
334


Ко
мне
частично
возвращались
чувства,
и
я
слышал
устойчивый
запах
йодоформа
и
карболки,
делавший
то
странное
пространство,
среди
которого
я
находился,
п охо­
жим
на
непомерно
громадный
запу щ енн ый
вокзал
—
некую
сы пн оти фоз ную
Жмеринку
мо их
во е нных
кошмаров,—
на­
полненный
бетонным
гулом,
хаосом
ручного
багажа,
из
которого
вд руг
вблизи
от
м еня
появлялись
знакомые
фигу ­
ры
от ца
в
стареньком
демисезонном
пальто
и
каких-то
пестрых
старушечьих
варежках
и
младшего
брата
Жен и
—
будущего
Евгения
Петрова
—
в
съеденном
молью
верб­
люжьем
ба шлык е.
Они
ст ояли
передо
мной,
в
отчаянии
опустив
руки,
и
я
видел
слезы,
ко торы е
т екли
по
щ екам
и
поседевшей
бороде
от ца,
и
темные
глаза
Жени,
полные
боли,
ж ало сти
и
ужаса.
Я
понимал,
что
они
думают,
будто
я
умир аю,
вот-вот,
сию
минуту
на
их
глазах
кончусь,
а
может
быть,
уже
умер
и
тело
мое
костенеет,
и
в
то
же
время
в сей
св оей
пробуждающейся,
ликующей
душ ой
я
уже
зн ал
на верн яка ,
что
кризис
прошел
благополучно
и
что
я
теперь
буду
жит ь,
жит ь,
жит ь,
очень
долго,
может
бы ть
даже
вечно,
и
чув­
ствовал
начавшийся
прилив
жиз ни,
но
только
ничего
не
мог
им
сказать,
даж е
улыбнуться...
Я
слышал
их
как
бы
очень
удаленные,
слабые
голоса,
повторявшие
мое
имя,
но,
кром е
этого,
я
еще
слышал
го­
раздо
более
отдаленные
военные
звуки,
каким-то
образом
дававшие
мне
понятие
о
положении
в
городе,
о
последних
часах
его
О сады
и
об
эвак уаци и,
вопл отивш е йс я
в
об на­
женн ый
лес
па ро хо дных
гу дко в.
Наверное,
в
тот
час
навсегда
покидал
родину
мой
Бунин!
И
я
сно ва
погрузился
в
гл уби ну
счастливых
сновиде­
ний,
а
к огда
однажды
проснулся,
то
по
разным
признакам
понял,
что
вокруг
м еня
уже
нача л ась
какая-то
со всем
но­
вая
жизнь,
и
мо ло дые
поэты
писали
на
чем
поп а ло:
на
оборотной
стороне
периодической
таблицы
Менделеева,
разрезанной
для
удобства
на
прямоугольнички;
на
л истах
бледно-розовой
тончайшей
бумаги
стар о го
мира
—
так
на­
зываемой
аптекарской,
поразительно
н еп рочной ,
не
спо­
собной
пережить
эпоху,
почти
нев есо мой ,
р асп адающей ся
в
руках,
как
пепел;
или
на
п лотн ых,
ус той чивых
стр аницах ,
выд ранны х
из
тюремной
книги,
ку да
—
при
с таром
ре жи­
ме
—
вносились
денежные
по ст упл ения
для
арестантов
и
где
четко
чернели
на
не
успевавшей
еще
пожелтеть
бумаге
печатные
гр а фы : «Порядковый номер», «Фамилия,
им я,
335


о тче ств о », «Сумма руб.
и
к оп.», «На какой предмет», «Раз­
решено
или
отказано».
Книга
эта
после
взятия
города
ко н­
ницей
Котов ск ого
и
разгрома
тюремного
зам ка
вместе
со
всем
его
архивом
попала
на
рынок
и
бы ла
продана
«на
писчую
бум а гу».
Теперь
—
больше
с орока
лет
том у
вперед
—
я
переби­
рал
(или перебираю?) обветшалые листки с ломко осы­
пающимися
кра ями ,
как
бы
сожж енными
серной
кисло­
той
времени.
Стихи,
правду
сказ ат ь,
был и
так
же
плохи,
как
и
то­
гд а,
но
кусочки
бумаги,
на
кот оры х
они
был и
на ца ра­
па ны,
хранили
с леды
мое го
еще
не
вполне
определивше­
гос я
почерка,
вероятно,
так
же,
как
кора
головного
мозга
хранит
отпечатки
всех
впеч атлени й
жизни
под
надежной
охраной
механизма
памяти,
ключом
к
ко тором у
наука
еще
не
овладела.
То,
что
бы ло
т огда
«тому вперед», теперь стало « то м у
наз ад ».
Рассматривая
и
перебирая
эти
чудом
уце ле вшие
в
моих
папках
полуистлевшие
бумажки,
я
как
бы
на
ощуп ь
про­
кл ады вал
пут ь
сквозь
безмолвные
области
подсознательно­
го
в
темные
хранилища
омертвевших
сновидений,
стараясь
их
оживить,
и
сила
моего
во об р ажения
оказалась
так
ве­
ли ка,
что
я
вдруг
с
поразительной,
почт и
осязаемой
досто­
верностью
и
ясн ос тью
увидел
внутренность
тесно й
маза­
ной
хаты,
на
две
трети
зав аленно й
желтой
душистой
со ло­
мой,
и
закопченное
устье
в ым азан ной
мелом
печи
с
закругленными
уг лами ,
что
делало
ее
п охож ей
на
портал
маленькой
театральной
сцены,
в
глубине
которой
разыгры­
валась
феерия
какого-то
пожара,
тревожно
о свещ авшая
фигуру
единственной
зрительницы
—
девушки
в
домотка­
ной
юбке,
выкрашенной
лук ов ой
шелухой .
Она
сидела
на
скамеечке
перед
печкой
и
грубой,
но
хорошенькой
ручкой
щи пала
кудель.
На
конце
с сучен ной
шерстяной
нитки,
танцуя
и
крутясь,
но
не
д ост авая
на
волосок
мазаного
глиняного
пола ,
висело
сер ое
веретено.
А
босая
девичья
нога
с
очень
короткими
пальчиками
и
совсем
уже
коро тки ми ,
еле
прорезавшимися
ноготками
336


при ле жно
нажимала
на
рейку,
и
порхающий
ветерок
дул
в
лицо
от
крутящегося
кол ес а.
Старуха
иногда
сл езала
за дом
с
печки
и,
присев
на
корточки
перед
печью,
запихивала
в
ус тье
громадные
охапки
сол омы ,
с
трудом
обхватывая
их
черными
рук а ми.
Солома
быстро
совершала
цикл
сгорания.
Сн ачал а
она
ненадолго
обволакивалась
молочно-белым
опаловым
дымом,
кот оры й
сочился
сквозь
пористое
тело
сол оме н ной
охапки,
через
мгновение
вспыхивала,
охва­
ченная
со
всех
сторон
чистым
золотом
пламени,
в
кото­
ром
был
как
бы
сосредоточен
и
сохранен
ве сь
нестерпи­
мый
зн ой
июльского
полевого
пол уд ня,
обжигающего
лицо
своим
сухим
целебным
дыханием,
и
сейчас
же,
вдруг,
де­
лалась
угрюмой,
маково-красной;
затем
темнела,
становясь
маково-черной,
м рач ной,
как
бумажный
пепел,
и
после
этого
глубина
печки
скучно
пустела,
как
сцена
театра
с
убранными
декорациями
и
таким
громадным
пустым
по­
лом,
словно
там
ни ко гда
ничего
не
представляли.
Тесная
ха та,
еще
совсем
недавно
напо лнен ная
жаром
и
светом,
вд руг
сразу,
без
перехода,
д ел алась
могильно­
темной,
холодной,
выстуженной
та к,
что
м о лодой
челов ек ,
разложивший
св ои
листки
на
выскобленном
столе
перед
крошечным
окош ечк ом ,
не
без
труд а
разбирал
собственный
почерк.
Эт от
молодой
че лове к
—
совсем
еще
на
вид
юноша
—
был
я.
Вернее
с каза ть,
он
мог
бы ть
мною,
есл и
бы
я
обла да л
силой
воскресить
себя
того,
давнего,
м оло дого. ..
Но
так
как
у
ме ня
нет
этой
волшебной
си лы,
то
се й час,
когда
пишут­
ся
эти
стро чки ,
я
м огу
считать
его
лишь
некоторым
своим
подобием,
несовершенным
воплощением
моего
теперешне­
го
пр ед ст авл ения
обо
мне
самом
того
времени,—
есл и
вре­
мя
вообще
существует,
что
еще
не
доказано!
—
времени,
оставившего
единственный
матерьяльный
с лед
в
в иде
в ет­
хих
ли стк ов
бум а ги,
исписанной
др я нным
карандашом
номер
четвертый,
к оторы й
не
писал,
а
ско рее
царапал .
Мен я
того,
прежнего,
юного,
уже
нет .
Я
не
сохранил­
ся.
Карандаш
исписался.
А
п лохие
стихи,
нацарапанные
на
бум аг е,
лег кой ,
как
пеп ел ,—
вот
они*
—
остались.
Раз ­
ве
это
не
чуд о?
337


«Пшеничным калачом заплетена
к оса
вкруг
ми­
лой
головы
моей
уездной
музы,
в
ком
сочетается
н еяр­
кая
кра са
крестьянской
девушки
с
холодностью
ме­
дузы ».
«С ней зимним вечером вдвоем не скучно нам:
куда х­
чет
колесо
взволнованной
наседкой
и
тени
бы с трых
спиц
летают
по
углам,
крылами
хлопая
под
виз г
и
ропот
ре д­
кий ».
«О чем нам говорить?
Я
думаю,
куря,
она
молчит,
глядит,
как
в
ок на
ле пит
—
вьюга.
Все
тяжел е й
дышать.
И
поздняя
заря
находит
нас
опять
в
объятиях
друг
др уга».
Эти
стансы,
сочиненные
в
духе
так
называемой
«юж ­
норусской
шко лы», чрезвычайно нравились самому авто ­
ру,
в
осо бенно ст и
то
место,
где
«сочетается неяркая краса
крестьянской
девушки
с
холодностью
медузы».
Приведен­
ные
с троки
должны
был и
дать
представление
о
ш ирок ом
ли це
и
о
крупных,
как
бы
немного
студенистых,
нич его
не
выражающих
—
лиловатых
—
глазах
цве та
хорошо
из­
вестной
мне
че рно м орской
медузы
или
—
есл и
угодно
—
головы
Медузы
Г оргон ы,
что
также
соответствовало
не­
много
ми ф ологиче ск ому
стилю
то го
романтического
вре­
мени.
Ес ли
бы
мне
сейчас
при шлос ь
опис ыват ь
глаза
этой
хороше нь кой
деревенской
тар аку цк и1,—
впрочем,
за­
чем?
—
то
я,
скорее
всего,
сравнил
бы
их
с
бараньими
г лаз ами
в рубе лев ск ого
Пан а,
тем
более
что,
с кольк о
по­
мнится,
в
окош ке
виднелся
рожок
ж елт ого
месяца,
но
это
не
меняло
д ела:
ст ихи
все
равно
никуда
не
годились,
как
подавляющее
большинство
описательных
стихов,
и,
в
сущ­
ности,
были
сочинены
рад и
дв ух
последних
с троче к
—
безу сл о вно
л живых,
так
как
по здн яя
заря
еще
н ик огда
не
находила
поэта
и
его
сельскую
музу
в
объ яти ях
д руг
дру­
га:
невинная
девушка
обычно
спала
на
печке
вместе
со
старухой,
а
с ти хотв орец
устраивался
на
сухом
глиняном
п олу
под
столом
на
рядне,
на
о ста тках
сухого
ку рин ого
помета
и
соломы,
пол ожи в
под
голову
полевую
походную
сумку
с
рукописями
и
укрывшись
латаным-перелатаным
бараньим
к ожу хом,
который
удалось
выменять
в
Ба лте
на
1 Таракуцка —это маленькая высушенная тыквочка,
ко­
торой
обычно
играли
на
Украине
деревенские
дети.
Этим
же
сл о­
вом
в
шу тку
н аз ывали
хорошенькую,
круглолицую
деву шк у,
(Примеч .
автора.)
338


базаре
за
почти
но вую
трофейную
английскую
шин е ль,
п олучен н ую
в
хозяйственном
отделе
губревкома
по
записке
С.
Ин гуло ва.
Стихи,
по
расчету
молодого
человека,
должны
б ыли
произвести
сильнейшее
впечатление
на
о дну
гражданку,
с
которой
он
познакомился
незадолго
до
отъезда
в
коман­
ди ровк у,
не
успев
начать
с
ней
романа,
даже
как
следует
ее
не
рассмотрев,
но
решив
навер ст ат ь
упущенное
сейчас
же
после
возвращения
в
город.
Пишу
«гражданка»
потому,
что
в
то
легендарное
время
дореволюционные
слова
вроде
«барышня»
или
«ма ­
демуазель»
были
упразднены,
а
сл ово
«девушка»
как
об­
ращение
к
девушке,
впоследствии
введенное
в
повседнев­
ный
обиход
Маяковским,
еще
тогда
не
вошло
в
моду
и
ос та в алось
чисто
литературным.
С казать
же
«молодая
особа»
б ыло
с лишк ом
в
духе
Диккенса,
старомодно,
а
по­
то му
сме шно
и
даж е
непристойно.
«Красавица»
—
еще
бо­
лее
см ешно .
«Дама»
—
оскорбительно-насмешливо.
Остава­
лось
«гражданка»
—
что
вполне
соответствовало
духу
вр е­
мени,
так
как
напоминало
«Боги жаждут»
Анато л я
Фр ан­
са,
книгу,
которая
вместе
с
«Девяносто третьим го ­
до м»
Г юго
—
за
неимением
советских
революционных
романов
—
б ыла
нашей
на стольн ой
кни го й,
откуда
мы
чер пал и
всю
революционную
романтику,
эстетику
и
тер­
минологию.
Теперь
я
бы
просто
сказал
«девушка», тогда же можно
б ыло
ск азать
т олько
«гражданка», в крайнем случае «м о ­
лодая
гражданка»
—
не
ина че!
...А
под
тип
тара куц ки
она
не
подходила...
Я
—
или,
вернее,
он
—
пр едв куш ал
день,
к огда
вд руг
появлюсь
в
«коллективе поэтов»
или
на
э стра де
в
«зале
депеш»
ЮгРОСТА
—
возмужавший,
обветренный,
полный
впечатлений,
слегка
ироничный,
совсем
не
сент им ент аль ­
ный ,
пусть
даже
грубый
—
и
швы рну
на
ст ол,
покрытый
кумачом,
с ве рток
но вых
стихов
и
начну
их
читать
на­
изусть,—
кон е чно,
нараспев!
—
разумеется,
не
все
стихи,
а
только
самые
л учши е.
Сначала
одно
или
два .
А
потом
по
настойчивым
требованиям
восторженной,
но
бесплатной
аудитории
и
все
ос тальн ое:
двенадцать
лирических
стихо­
339


творении,
довольно
дли нн ую
революционную
поэму,
на пи­
санную
бел ым
пятистопным
ямбом,
несколько
стар ых
сонетов
из
цикла
«Железо», но,
конечно,
в
первую
оче­
редь:
«...И
поздняя
заря
находит
нас
опять
в
объятиях
ДРУГ
друга».
Не
след ует
думать,
что
я
—или,
ес ли
вам
угодно,
тот
мол одой
человек
—
находился
в
т в орчес кой
командиров­
ке
в
деревне.
Новорожденная
Советская
р еспуб лик а
по­
сылала
св оих
поэтов
в
командировки
со всем
другого
рода.
Он
был
командирован
отд еле ни ем
ЮгРО С ТА
с
ман­
датом
ревкома
в
о дин
из
самых
глухих
уездов,
имея
за да­
ние
навербовать
для
ежедневных
б юлле тен ей
как
можно
больше
волос тн ых
и
сельских
корреспондентов.
Для
этой
ц ели
ему
были
выданы
зар ан ее
за г от овле нные
бланки
с
печатями,
куда
оставалось
лиш ь
вписать
фамилию
завер­
бованного
корреспондента
—-
«волкора»
или
«селькора»
—
и
вр уч ить
ему
небольшую
печатную
инструкцию
с
пер е­
числением
всех
его
прав
и
обязанностей.
Прав
был о
ма лова то,
за то
обязанностей
вагон,
как
то­
гда
любили
выражаться,
и
в
первую
голову
—
обязанность
бесстрашно
бо ротьс я
со
всеми
злоупотреблениями
местных
властей
и
нарушениями
священной
революционной
за­
конности.
И менно
этот
пункт
первый
означенной
инструкции
и
спас
мою
жизнь
—
или,
есл и
угодно,
жизнь
героя
это й
по­
в ести ,—
о
чем
буде т
своевременно
р а ссказа но
на
этих
стр а­
ницах.
В
мандате
же,
выданном
ревкомом,
предлагалось
вс ем
без
исключения
лицам,
учреждениям
и
воинским
част ям
оказывать
всемерное
содействие
предъявителю
сего,
имею­
ще му
право
пользоваться
в семи
без
исключения
видами
транспорта,
до
аэро пла нов ,
мотодрезин,
воинских
эшелонов
и
паровозов
в клю чи тельн о.
На
практике
командированные
пользовались
пр еи му­
щественно
подводами,
которы е
со
страшной
неохотой
на­
ряжали
ме ст ные
вл ас ти,
замученные
гужевой
повинно­
стью.
Я
дал
ему
свою
те лес ную
оболочку
и
живую
ду шу,
но
имени
своего
давать
не
захотел,
опасаясь
сделаться
чем-то
вроде
человека
без
тени.
340


Я
назвал
его
Рюрик
Пчелкин.
Чем
не
имя
для
рус с ко­
го
молодого
человека,
рожденного
в
конце
XIX века,
со­
вс ем
п еред
революцией,
когд а
вд руг
неизвестно
почему
в
Мод у
вошли
из ыск анн ые
вел ик ок н яжеск ие:
Игорь,
Глеб,
Оле г,
Рюрик,
Св ят ослав ?
После
это го
я
вздохнул
с
облегчением,
отныне
пере­
ложи в
все
свои
заботы
на
чужие
плечи.
Рюрик
Пчелкин
целыми
днями
трясся
на
подводе
по
уезду,
заезжая
в
волостные
правления,
где
пре дъ явл ял
св ой
мандат,
и
председатель
волисполкома
определял
его
да
пос той
в
какую-нибудь
хату,
куда
его
и
в одв орял
сот­
ски й,
предварительно
пос ту чав
в
окошечко
бузиновым
батогом,
сим вол ом
своей
власти.
—
Эй,
хозяй ка,
приним ай
уполномоченного!
—
А
чтоб
вам
повылазило!
Че го
вы
до
м еня
приче-
^ились?
Хиба
не
можно
поставить
человека
у
кого- н иб удь
дру гог о?
—
Не
можно:
очере дь
ваш ей
хаты.
—
Батьке
вашему
так.
После
чего,
пос то яв
некоторое
время
перед
дверь ю
на
вросшем
в
зем лю
плоском
ноздреватом
камне,
Пчелкин
нажим ал
пал ьц ем
железную
щеколду,
неуверенно
пере­
ступал
через
порог
и
входил
в
темные
сени,
а
затем
на
Ощупь
в
еще
бо лее
темную
хату,
где
остро
пахло
курины­
ми
перьями,
с ухой
глин ой
и
пшеничной
п оло вой.
Когда
же
глаза
его
после
яр кого
вечернего
света
на
улиц е
нак о нец
привыкали
ко
тьме,
то
он
видел
пе ред
соб ою
старуху
в
клетчатой
поневе
и
степенно
снимал
кеп ку
с
наголо
остриженной
бледно-голубой
головы,
ста­
раясь
произвести
впечатление
человека
са мос тояте льн ого,
понимающего
толк
в
деревенском
обра щен и и.
Скромно
пряча
глаза,
он
размашисто
крестился
на
икону,
а
за тем
преувеличенно
низко
кланялся
хозяйке.
—
А
са м,
наверное,
в
бога
не
веришь?
—
спрашивала
не
без
иронии
старуха.
—
Верю,
бабушка.
—-
Ну
и
бре шешь,
седай
на
скамейку.
Здесь
будешь
спать .
—-
Покорно
вас
бл аг одар ю.
—
Смотрите,
якой
цикавый!
Ему
еще
сидеть
у
мамки
под
юбкой,
а
он
уже
езд ит
уполномоченным.
Вы,
извиняй­
341


те,
по
какому
де лу
уполномоченный?
Если
забирать
хлеб
по
разверстке,
то
опоздали.
Уже
в се.
Чисто.
А
е сли
по
са­
мог о ну,
то
не
гоним,
не
занимаемся
этим
делом.
—
Н ет,
я
жу рн алист .
Старуха
с
презрением
собирала
морщинистые
губ ы
на
манер
того,
как
за тяги в ают
на
тесемочку
кисет.
—
Канцелярский,
значит?
И
ни как
невозможно
бы ло
объяснить
ей,
что
такое
жу рнал ист .
А
тем
временем
с
печки,
осторожно
переставляя
босые
п ятки
по
у ст упам
припе ч ки,
уже
спу ск алась ,
прижимая
к
груд и
поливенную
миску
с
горкой
голубого
мака,
сг о­
рающая
от
любопытства
хорошенькая
тара куц ка,
д елая
вид ,
что
ни чуть
не
инт ер есует ся
молоденьким
цикавень-
ким
уполномоченным,
и
на
ее
кр уг лом
лице,
вымазан­
ном
огуре чн ым
рассолом,
возле
телесно-розового
роти­
ка
прилипло
к
туг ой
пунцовой
щеке
бе лое
огуречн ое
семечко.
Примерно
так
б ыло
в
каждой
деревне,
где
Пчелкин
с
большим
удов ол ьст ви ем
останавливался
на
ден ь
или
дв а,
а
с лучалос ь,
даж е
и
на
три,
по
принци пу: «сколько хватит
вашей
совести».
Там
после
городской
голодовки
он
вволю
отъедался
сер ым
пшеничным
калачом,
со ле ным
свиным
салом,
на­
резанным
кубиками,
квашеными
зелеными
помидорами,
куле шом ,
мамалыгой
и
прочей
грубой,
но
сытной
деревен­
ско й
едой,
которой
угощали
его
ж енщ ины,
в
конце
концов
примирившись
с
постояльцем,
порядочно-таки
отощавшим
в
г убе рнс ком
центре,
где
л юди
жил и
по
карточкам,
имев­
шим
скорее
символическое
значение,
так
как
по
ним
по­
чти
ничего
не
выдавалось.
...Вскоре
после
вз ятия
Перекопа...
Мо жет
быть,
хозяева-мужчины
не
так
ласково
обхо­
дились
бы
с
ним ,
но
одинокого
уполномоченного
по
не­
писаному
закону
староста
почти
всегда
посылал
в
хату
какой-нибудь
вдовы,
сол дат ки
или
старухи,
скучавшей
без
мужского
общества,
так
что
в
см ысле
кормежки
342


командировка
в
дер евн ю
отч асти
напоминала
теперешнюю
путевку
в
дом
от ды ха.
По
тому
же
неписаному
закону,
если
командирован­
ный
задерживался
в
хате
на
несколько
лишних'
дней,
то
помогал
женщ инам
по
хозяйству,
справляя
какую-нибудь
мужскую
работу,—
с лово м,
ел
хозяйский
хл еб
не
даром.
Пчелкин
не
об лада л
дост аточн ой
физической
силой
и,
как
человек
вполне
городской,
не
привы к
к
физическо­
му
труд у,
так
что
от
него
хозяйкам
б ыло
ма ло
пользы,
однако
он
никогда
не
отказывался
от
ра боты ,
д аже
сам
напрашивался
на
нее,
чувствуя
н елов кос ть
за
с вое
дармо­
едство,
и
рад
был
поковыряться
вила ми
в
сухих
табачных
пл аст ах
старого
навоза
или
перетащить
на
спине
в
плете­
ную
клун ю
два-три
не
слишком
тя же лых
мешка
с
от ру бя­
ми
или
кукурузными
початками.
С пасиб о
и
за
то!
Он
был
миловиден,
чер но глаз ,
а
его
наголо
острижен­
ная
голова
внушала
сердобольным
женщ инам
мысль,
что
он
недавно
переболел
сыпным
тифом,
и
они
жалели
его,
ко рм или
и
даж е
иногда
снаб жали
темно-зелеными,
н аж­
дачно-жесткими
листьями
самосада,
кот орый
он
тонко
н ар езал
перочинным
ножом
и
с
уд ово льств ие м
курил
самокрутки,
иногда
употребляя
вместо
бумаги
тонкие
ку­
курузные
листья.
Он
не
о став ался
в
долгу.
У
него
в
поход­
ной
сум ке
всегда
находился
небольшой
з ап асец
иголок
в
черных
конвертиках,
кату ш ки
две
ниток
но мер
сороковой,
дюжина
перламутровых
пуговичек
на
се реб рян ой
картонке
и
прочая
дешев ая
галантерея,
приобретенная
на
одесском
базаре
специально
для
товарообмена.
Это
научное
сло во
теперь
уже
давно
вышло
из
моды
и
осталось
лишь
в
учеб­
никах,
но
тогда
оно
б ыло
осью,
вокруг
которой
вращалась
вся
экономика.
Гражданин
полу ча л
на
работе
паек,
часть
его
менял
на
предметы,
г о дные,
в
св ою
оч ере дь,
для
о бмена
с
дерев­
ней,
совершая
эт от
обмен
на
продукты
сельского
хозяйст­
ва,
кото р ые
частью
потреблял
для
поддержания
своей
жизни,
ча стью
меня л
на
други е
предметы
первой
необ х о­
димости,
превращенные,
в
св ою
очередь,
все
на
том
же
рынке
в
другие
не
менее
нео бхо димы е
предметы,
пользуясь
законами
спроса
и
предложения,
колебаниями
цен
и
п ро­
чими
тонкостями
политической
экономики
эпохи
военного
343


коммунизма,
и
так
далее
до
тех
пор,
пок а
товар
оконча­
тельно
не
уничтожался,
и
человек,
за тян ув
потуже
пояс,
терпеливо
ожидал
выдачи
нового
месячного
пайка
или
же
нес
на
рынок
что-н и буд ь
из
предметов
домашнего
оби­
хода.
В
деревне
же
этот
самый
тов а рообм ен
шел
куда
весе­
л ее,
чем
в
городе,
где
человека
об дира ли
как
липку
всяче­
ск ие
посредники,
сп еку л янты
и
барышники,
и
давал
—
вы­
ражаясь
научно
—
гора зд о
более
высокий
процент
пр ибы­
ли
на
о сновн ой
капитал.
Одним
словом,
есл и,
как
выразился
Маяковский, «мы
диа лект и ку
уч или
не
по
Ге гел ю», то экономику мы усваи­
в али
далеко
не
по
Ма ркс у.
Не
с ледуе т,
од на ко,
д ума ть,
что
командировки
в
дерев­
ню
представляли
од но
сплошное
нас лаж дени е.
Отнюдь
нет .
Они
были
оче нь
опасны.
Уезды
кишели
не доби ты ми
остатками
де ник инце в,
врангелевцев,
петлюровцев,
мах­
нов цев,
бандами
различных
батек:
Заб олотн ого,
Зе леног о,
Ангела,
даж е
какой-то
Маруськи
Никифоровой,—
кот оры е
хозяйничали
по
глухи м
дорогам,
нападали
на
уд ал енные
сельсоветы,
забирали
п одв оды,
лош ад ей,
уб ива ли
п род ар-
мейцев,
сельских
коммунистов,
различных
инструкторов
губревкома,
а
потом
и
губисполкома,
посы лавш их ся
из
цент ра
для
о рг аниз ации
р асш ирен ия
посевной
п лоща ди,
что
бы ло
решительно
необходимо,
так
как
отовсюду
по­
ступали
сведения
о
зловещих
признаках
надвигающегося
неурожайного,
голодного
года.
Б анды
срывали
работу
по
восстановлению
народного
хозяйства,
сеяли
смуту.
Их
было
трудно
искоренить.
Д ей­
ствуя
вдоль
гр ан ицы,
они
в
случае
не обх о дим ости
легко
переп рав лял ись
через
Днестр
и
укрывались
в
королевской
Р ум ынии.
Командировку
в
дере в ню
можно
бы ло
без
преу вели ­
чений
приравнять
к
отправке
на
фронт,
на
самые
п е редо­
вые
по зи ции.
В
подобной
обстановке
и
протекала
деятельность
мо­
лодого
инструктора
ЮгРОСТА,
забиравшегося
вербовать
своих
корреспондентов
в
такие
гл ухие
углы,
что
ес ли
бы
его
там
укокошила
какая-нибудь
банда,
то
вряд
ли
об
эт ом
кто-нибудь
узнал.
А
ве дь
никакого
оружия,
кроме
344


ка ранд аша,
ему
не
полагалось,
и
в
критическом
с лучае
он
мог
рассч ит ыват ь
на
с вое
красноречие,
резвость
ног
либо
на
чуд о.
Командировка
приближалась
к
концу.
Ос та ва лось
объ­
еха ть
две-три
волости,
и
можно
б ыло
возвращаться
в
центр.
Корреспонденты
вербовались
гл а вным
образом
из
де­
ревенской
ин те л лиг енции:
волостных
пи са рей
и
сельских
учи теле й,
таких
же
зеленых
юнцов,
как
он
с ам,
е два
окон чи вши х
уч итель ск ую
семинарию
и
уже
успевших
побывать
на
войне
в
звании
вольноопределяющихся
вт о­
рого
разряда,
а
затем
и
прапорщиками,
кот оры х
пресле­
довала
по
пятам
оскорбительная
п огов орка : «Курица не
птица,
а
прапорщик
не
офицер».
На
первый
взгляд
дело
обстояло
просто:
п огов орит ь
по
душам
с
хорошим
человеком,
сверстником,
может
быт ь
даже
фронтовым
тов а ри щем,
в
два
счета
его
разагитиро­
вать,
вручить
служебное
удос тов ерен и е
с
круглой
совет­
ск ой
п ечат ью
с
сер по м,
молотом
и
ко лось ями ,
выдать
печатную
инструкцию
и
ехать
себ е
по мал еньк у
дальше,
зевая
по
с торона м
и
со чи няя
в
уме
стихи,
кото рые
так
приятно
б ыло
потом
з аписы ват ь
ве чером
на
но чл еге
под
кудахтанье
прялки,
при
свете
сальной
плошки
—
каган­
ца
—
или
да же
лу чи ны,
с
которой
отваливались
ле нтооб­
разные
угольки
и,
ши пя,
гасли
в
подставленном
корыте
с
водой.
Бож е
мо й,
я
еще
помню
лучин у!
А
ве дь
только
что
по
те лев из ору
с
нашего
искусственного
спут ни ка
передавали
панораму
Луны!
Одн ако
не
все
уч и теля
и
писаря
охотно
соглашались
стать
советскими
корреспондентами;
кое- ког о
приходилось
долго
уговаривать;
не кот орые
же
довольно
решительно,
хотя
и
мягко,
отказывались
под
разными
благовидными
предлогами,
вроде
того,
что
не
с лишк ом
образованные,
не
решаются
выступать
в
печати,
боясь
осрамиться,
и
опаса­
ются,
как
бы
из
этого
—
отк ров ен но
гов оря
—
не
вышло
к^кой-нибудь
неприятности,
а
ка кой
—
поним а й
как
знаешь.
Подчас
от
по до бных
намеков
Пчел к ину
делалось
не
по
345


себе
и
хоте лось
поскорее
выбиться
из
этой
глуши,
где
п ро­
падешь
ни
за
полушку
—
сги н ешь
без
следа,
и
никто
не
уз нает ,
что
ты
погиб
как
герой
за
молодую
Советскую
власть!
В
отличие
от
прошлых
разов,
ког да
он
ехал
на
п одв оде
од ин,
теперь
заведующий
транспортным
отделом
уез дн ого
исполкома
в
це лях
экономии
тягловых
сре дст в
присоеди­
нил
Пчелкина
к
не ко ему
товарищу,
отправлявшемуся
по
командировке
из
цент ра
на
рес сорной
бри чке
в
глубин­
ные
в ол ости
у езда
с
целью
там
агитировать
за
ра сши ре­
ние
посевной
площади
и
борьбы
с
кулацким
вл иян ием
на
середняков
и
незаможников,
что
значит
по-украински
б ед­
няков.
Каже тся ,
его
послал
на
с ело
все
тот
же
неугомонный
Сергей
Ингулов.
Товарищ
сидел
в
кабинете
пр едседат ел я
исполкома
—
стол,
покрытый
плю ше вой
малиновой
скатертью,
графин
с
пожелтевшей
водой,
полоскательница
и
лопнувший
ст а­
кан,—
уткнувшись
в
развернутые
листы
мо ско вско го
и ллю­
с три ров анн ого
журнала
«Безбожник»
под
ред ак цией
бы в­
шего
наш его
же
о десско го
большевика
Емел ьян а
Ярослав­
ского,
так
что
его
л ицо
скрывалось
за
небывалой
графикой
художника
со
странным,
зловещим
да же
не скол ько,
псев­
д онимо м
Моор.
Это
б ыли
карикатуры,
изображавшие
са­
мого
бога
Саваофа
в
водевильном,
ст аром одном
пенсне,
но
с
кр уг лым
сияньем
над
лысой
головой,
затем
—
раввина
в
пейсах,
с
чер но- пол осат ым
т алес ом
на
плеч ах ,
ряд ом
с
ним
му ллу
в
ча лме,
похожей
на
гол овк у
чеснока,
и,
наконец,
нашего
православного
батюшку
с
пьяными
глазками
и
земляничкой
но са,
и
стихи
первого
пролетарского
поэта,
Демьяна
Бедного,—
кощунство,
к
кот ором у
тогда
еще
не
все
привыкли,
казавшееся
настолько
чудовищным,
что
не
бы ло
бы
ничего
уд ив и тельн ого,
е сли
бы
вд руг
разверзлись
небеса
и
оттуд а
из
черн ой
тучи
упала
зигзагообразная,
ослепительно-белая
м олн ия,
в
один
миг
испепелив
безбож­
ный
журнал
вместе
с
ре дак тором,
карикатуристами,
стихо­
творцем
и
всеми
годовыми
подписчиками.
Почувствовав
на
себе
посторонний
взгляд,
товарищ
опу сти л
журнал,
и
вдруг
оказалось,
он
—
священник
с
узкой
бородкой,
длинным
носом,
слег ка
по бит ым
оспой,
и
дерзкими,
петушиными
гл аз ами
под
высокомерно
вздер­
нутыми,
изломанными
бровя ми
пророка.
Стальное
пенсне
346


с
черным
шн урк ом,
зал ож енным
за
ухо,
под
длинные
патлы,
сид ело
на
носу,
прижимая
его
своими
пробочка м и,
значительно
ниже ,
чем
п ол а гается,
и
это
придавало
его
ли цу
не что
вызывающее.
—
Нуте-с,
молодой
человек,—
произнес
он
в
нос ,—
так
это,
ста ло
быть,
вас
подсудобили
мне
в
компанионы?
Хот я
я,
видите
ли,
и
предпочитаю
путешествовать
без
попутчиков,
так
ска зат ь
соло,
но
поскольку
н аша
м олодая
Советская
власть
еще
не
имеет
до стат очны х
сре дст в,
что­
бы
предоставить
каждому
своему
гражданину
отд ел ьную
подводу,
то
я
не
возражаю,
что бы
вы
воспользовались
ме­
ст ом
в
моем
драндулете.
Однако
предупреждаю:
не
пер е­
нош у,
чтобы
ме ня
стесняли,
и
ес ли
вы
будете
вер тет ься
на
сиденье
и
напирать
на
меня
сбо ку,
а
в
ос обенно ст и
донимать
ме ня
доро жн ой
бол т ов ней,
то
я
немедленно
по­
п рошу
вас
покинуть
драндулет
и
продолжать
сво й
пу ть
по
обр азу
пешего
хождения.
Оказалось,
это
тот
самый
«красный поп», о котором
Пчелкин
уже
слышал
и
к оторы й
теперь
добровольно
от­
правлялся
в
глубинные
в ол ости
агитировать
за
ув е личе ние
посевных
площадей.
Но
кроме
это го,
у
нег о
бы ла
еще
и
другая
ц ель,
неизвестная
цен тр у:
он
был
проповедником
идей
новой,
революционно-христианской
церкви,
недавно
соз да нной
им
самим
в
своем
воображении,
и
теперь
решил
воспользоваться
сво ей
командировкой
для
того,
чтобы
со­
вершить
не кий
ре лиг иоз ный
пе рев орот,
свергнуть
всю
рос­
с ийску ю
церковную
иерархию
сверху
донизу,
от
м огучи х
князей
церкви
до
местных
деревенских
ба тюше к,
погряз­
ших
—
по
его
мнению
—
во
всяческих
мирс к их
ск вернах,
и
водрузить
на
развалинах
ниспровергнутой
им
старо й
церкви
знамя
но вого,
чи сто
мистического
христианства,
осн ов анно го
им.
Ехат ь
с
ним
на
одной
бричке
б ыло
истинной
мукой.
Он
оказал с я
человеком
мнительным,
капризным,
край­
не
самонадеянным,
с
уязвленным
самолюбием,
необыкно­
в енно
высокого
мнения
о
своей
личности,
которую
при
старом
режиме
не
сумели
оценить
официа л ьные
в ла сти­
тели
рус ск ой
православной
церкви,
все
эти
«консистор­
ские
кры сы », вечно его затиравшие и строившие всяче­
ские
козни,
не
желая
рукоположить
его
в
сан
архиерея.
Сам
же
он
считал
себя
избранником
бога,
воинствующим
апостолом
с
огненным
мечом
в
руке.
347


Багровой
краснотой
сво ей
длинной
шершавой
шеи
он
напоминал
индюка.
Всю
дорогу,
как
только
тр он ули сь,
он
не
переставая
говорил
и
спорил,
придираясь
к
каждому
слову
и
даже
м еждо мети ю
своего
спутника.
Выведав
окольными
пу тя ми,
что
мо лод ой
человек
поэт,
он
стал
ядовито
высмеивать
новую
поэзию
и
живопись,
называя
картины
импрессио­
нистов
и
барбизонцев
я ич ницей
с
луком ,
а
Врубеля
и
Ч ур-
лёниса,
перед
которыми
молодой
человек
преклонялся,—
«художниками от слова «худ о», причем всем своим длин­
ным
костлявым
телом
напи рал
на
попутчика,
кот орый
чудом
удерживался
на
к раю
сиденья,
испы т ывая
боль
от
железных
перильцев,
впившихся
в
его
зад.
К огда
же
священник
стал
поносить
Маяк ов ск ого,
го­
во ря,
что
«ему медведь наступил на ухо», то ли дело поэт
А пух тин,
м олод ой
человек
не
выдержал
и
закричал
на
всю
степ ь,
что
он
сам
ни
уха
ни
рыла
не
смысл ит
в
ис­
кусстве,
а
являе тся
са мым
от ъя влен ным
ко нс ерв ат ором
и
контрреволюционером,
что
подобным
типам
не
место
в
новом,
коммунистическом
се годн я
и
что
он
больше
не
же­
л ает
находиться
в
его
обществе.
С
этими
с лов ами
Пчелкин
выскочил
из
бр ички
и
неко­
торое
врем я
с
ярос тн ой
независимостью
шел
по
д ороге ,
изо
всех
сил
стуча
своими
военными
башмаками
с
отва­
ливающейся
подошвой
по
чугунно-твердым
колеям
и
г руд­
кам
замерзшей
дороги,
сре ди
таких
же
замерзших
полей,
несмотря
на
конец
зимы
совершенно
лиш енных
сн еж ного
покрова,
кое- г де
зеленеющих
чахлыми
о зимым и,
страш­
ны ми
сво ей
зловещей
об на жен н остью
и
чернотой,
сулящих
неу ро жайны й
го д,
бы ть
може т
пря мой
голод.
Он
ср азу
же
разбил
се бе
ног и
в
кровь
и
принужден
был
сесть
обратно,
сделав
вид,
что
ничег о
не
произошло.
Так
повторялось
не скол ько
раз,
в
осо бен нос ти
же
бурная
сцена
разыгралась,
к огда
священник
назвал
Бунина
жал­
ким
декадентиком,
потому
что
у
нег о
в
одном
с ти хотвор е­
нии
говорится,
что ,
д еск а ть, «заплакали чибисы»,
а
за­
тем
—
«на пашнях
—
л ило вая
грязь».
—
Де каде нтска я
чепухенция!
Как
это
могут
птицы
п ла кать
и
что
это
за,
изволите
ли
видеть,
ли ло вая
грязь?
Где
это
вы
видели
лиловую
гря зь?
Надуманно,
в ычурн о,
модернисто-с!
—
Но
ведь
он
классик,
классик!
—
кричал
Пчелкин,
чут ь
не
плача.—
И
я
не
позволю
так
говорить
об
академи­
ке.
Наконец,
я
сам
его
уче ни к.
348


—
Оно
и
вщщо,
что
уч еник .
Лиловая
грязь!
Ха-ха-ха!
Когда
к
веч еру
наконец
д обра лись
до
н очле га,
Пчел­
кин
наотрез
отка залс я
продолжать
д аль нейш ий
пу ть
вме­
сте
с
ним
и
устроился
на
ночь
отдельно.
По
се лу
ср азу
пролетел
слух,
что
из
центра
пр иех ал
весьма
грозн ы й
«красный поп»
и
буде т
завтра,
в
в ос­
кресенье,
слу жит ь
в
мест н ой
церкви
обедню
и
произ­
несет
проповедь.
Почему-то
все
это
очень
встревожило
селян.
Придя
утро м
в
церковь
п осм отре ть,
что
там
делается,
Пчелкин
увидел
своего
попутчика
на
амвоне
в
пасхал ьн ой
глазетовой
ризе
—
ветхой
и
все
же
весьма
нарядной
сво ей
мерцающей
белизной,
с
кре ст ом
в
костлявой
руке,
п ро­
ст ертой
над
праздничными
платками
и спу ганн ых
с та рух,
стоявших
в
первом
ряду.
М естный
батюшка,
до брый
старичок,
стоял
рядом ,
не
зн ая,
куда
девать
детские
коротенькие
ручки,
и,
сконфу­
женно
потупясь,
смотрел
то
в низ
на
св ои
ноги
в
разно­
шенных
му жицк их
сапогах
со
сле дам и
за сохшег о
навоза,
то
вверх
на
всевид ящ ее
око
в
лучис том
треугольнике,
гру­
бо
на пис а нное
в
куп оле
доморощенным
живописцем
на
фоне
полинявшей
синьки
звездного
неб а,
пос ре ди
ко­
торого
на
к уче
облаков,
и
сам
отча с ти
нап ом иная
ку чев ое
облако,
во ссе дал
кудлатый
старик
Саваоф,
се рдит о
пр и­
слу ш ивая сь
к
тому,
что
говори л
вн изу
приезжий
про­
тоиерей.
А
он
сна чал а
гов ори л
о
расш ир ении
посевных
площа­
дей,
все
больше
и
больше
раскалялся
и
вд руг,
не ожид а нно
взглянув
на
местного
батюшку,
как
петух
на
зерно,
без
малей ше й
паузы
сел
на
своего
любимого
конька
и
по­
н ес,
не
стесн яя сь
в
выражениях,
разоблачать
ненав ист ­
ных
ему
князей
так
называемой
святой,
так
называемой
православной,
так
называемой
равноапостольской
церкви.
—
Разве
это
апостолы!
—
кричал
он,
все
больше
и
боль­
ше
распаляясь.—
У
апостолов
Христовых
были
чаши
дере­
вянные,
за то
головы
золотые,
а
у
этих,
изв инит е
за
вы ра­
жение,
апостолов-самозванцев
чаши
золотые,
да
головы
деревянные!
И
он
выразительно
постучал
к о стяшка ми
пал ьцев
по
перилам
амвона,
а
потом
показал
наперсным
крестом
на
съеживш ег ося
местного
б атюшк у:
—
Чревоугодник,
пьяница,
прелюбодей!
849


При
пос лед нем
сл ове
попадья
в
черном
шелковом
п ла­
т ье,
сто явш ая
посередине,
перед
самым
амво но м,
на
по­
четном
мест е,
сн ачал а
побледнела,
а
потом
п ошла
крас­
ными
пятнами,
заметалась,
но
баб ы
ее
успокоили,
а
му­
жик и
в
праздничных,
белых,
оче нь
длинных
бараньих
кож уха х
с
ч ерны ми
воротниками
или
еще
в
армейских
походн ых
шинелях
с
пожелтевшими,
обдрипанными
пола­
ми
—
х охлы
и
молдаване,—
недавно
воротившиеся
домой
после
разгрома
барона
Врангеля
и
войны
с
польскими
пана ми,
стояли
молча,
угрюмо
свесив
усы,
и
Пчелкину
показалось,
что
в
в оз духе
вд руг
п ролет ело
—
дуновение
не
дуновение,
тень
не
тень,
а
нечто
до
того
страшное,
что
у
не го
невольно
ослабели
ноги,
и
он,
ежас ь
под
отчужден­
ным и
взглядами,
выбрался
на
паперть
и
побрел
к
себ е
на
квартиру.
На
рассвете
его
разбудил
негромкий,
но
настойчивый
стук
в
окошечко.
Это
был
молодой
учитель,
вчера
зав ер­
бованный
в
волкоры.
—
Коллега,—
проговорил
он
шепотом,—
что
я
вам
кажу.
Не
тратьте
времени,
а
лучше
езж ай те
отсюда,
пока
не
поздно.
Я
вам
достал
у
добрых
лю дей
подводу,
она
вас
дов ез ет
до
соседней
волости,
а
отсюдова
тикайте.
Тикайте
и
тикайте.
В
голосе
своего
коллеги
Пчелкин
уловил
нечто
такое,
что
с
ног
до
головы
п рохв ат ило
его
ознобом,
тем
самым
дуновением
смерти,
которое
он
так
явственно
ощутил
дне м
в
церкви.
В
те
времена
л юди
научились
поним а ть
др уг
друга
не
т олько
с
п олуслов а,
но
д аже
с
полувзгляда,
полувздоха,
с
по лум олч а ния.
Пчелкин
схватил
под
мы шку
сумку
с
бумагами
и
через
мину т у,
подпрыгивая
на
голых
досках
подводы,
куда
не
у спели
впопых а х
постелить
соломы,
уже
кати л
по
твер­
дом у
шляху,
и ду щему
под
изволок.
Стало
ра зви днят ь ся.
Потом
совсем
развиднелось.
Д ень
был
холодный,
сухой,
хмурый.
Вокру г
простиралась
черная
смер зша яс я
земля
с
ко пна ми
старой
соломы
и
ветряными
мельницами,
ма­
хавшими
своими
крыльями
на
гори зон те ,
как
будто
куда-
то
бежали.
350


Успокоившись
и
осм отре вш и сь,
Пчелкин,
по
сво ей
привычке,
начал
складывать
в
уме
стихотворение
на
тему
окружающей
его
природы.
На
этот
раз
он
олице­
творил
ее:
«...И,
распустив
с трем и тельн ую
косу,
в
рубашке
из
с урово го
х олст а,
бежит
Весна
в
полях
необозримых,
и
ядовитой
зеленью
озимых
за
ней
гори т
степ ная
ч ер-
пота».
Бегущая
босиком
Весна
была
все
тем
же
вариантом
хороше ньк ой
тар аку ц ки , «уездной музы», и не вполне от­
вечала
душевной
тревоге,
которая
все
никак
не
могла
р ас­
сеяться,
хотя
зловещая
колокольня
деревенской
церкви
уже
давно
ск ры лась
за
косогором.
Он
вспомнил,
как
в
деревенских
окошках
теплились
огоньки
свеч ей
и
как
истово
молились
в
церкви
старухи,
прося
у
б ога
снега
на
поля.
Это
более
соответствовало
его
душевному
состоянию.
«...Когда
в
се ле
перед
весною
про си ли
с нега
на
хлеба,
цвела
молебственной
свечою
недаром
каждая
изба.
О
том,
чт об
минула
засу ха ,
в
над ежд е
темный
лоб
кр ес тя,
моли­
ла сь
каж дая
старуха,
крестилось
каждое
дитя...»
Уже
сти хи
зап ели ,
как
скрипка,
но
вдруг
на
дороге
как
из-под
земли
вырос
ко нный
отряд
и
преградил
п уть.
Сначала
Пчелкину
показалось,
что
это
эск ад рон
красной
к авалер ии,
и
он
да же
успел
порадоваться,
как
хорошо
стали
у
нас
обмундировывать
красноармейцев:
од ин
в
од­
ного,
с
новенькими
звездочками
на
фуражках.
Но
в
тот
же
миг
над
ним
заржала,
в зд ернута я
на
т рен­
зелях,
лошадиная
голов а ,
роняя
травянисто-зеленую
пену,
и
кр асавец
командир
в
белом
башлыке
с
п озум е нтом
за
спиной
на кло нил ся
к
Пчелкину
с
седла:
—
Ты
кто
таков,
мать-перемать?
Уполномоченный?
—
Я
журналист.
—
А
ну,
канцелярская
крыса,
гэть
с
подводы!
—
Журналист
—
это
совсем
не
то,
что
вы
думаете,—
с
насильственной
улыб к ой
прошептал
Пч е лкин.
351


—
А
ты
скедова
зн аешь ,
что
я
дум аю?
—
Я
п ишу
в
газете.
—
В
газете?
А
ну,
хл опц ы,
дайте
ему
под
з ад.
Смотри
на
него:
распоряжается
у
нас
на
селе
все
равно
как
у
себя
в
хате.
Чуть
чего
—
да вай
ему
подводу.
—
Товарищ,
это
недоразумение.
Я
имею
пра во.
У
меня
мандат
рев ком а.
—
Смотрите,
найшелся
живо й
тов а рищ.
Ах
ты,
красно-
задан
гнида!
Отв едите
его
в
кук урузу,
а
по дв ода
нехай
зав ор ач ивает
обратно.
Все
это
произошло
в
одно
мгновение,
и
теперь,
вд руг
очутившись
среди
неср ез анных
ст ебле й
прош л огодне й
ку­
курузы,
кот орые
тесно
стояли
вокруг
него,
шел ест я
жест­
кими
мечевидными
листьями
и
сузив
гориз онт
до
дв ух
шагов
в
окружности,
Пч елк ин
понял,
что
попа л
в
руки
банды,
п ере оде той
в
красноармейскую
форму,
и
что
его
ведут
расст рел иват ь,
грубо
подталкивая
в
спину
прикла­
дами
драгунок,
резко
пахнувших
керосином
и
оружейным
маслом.
Ужа с
охватил
его
д ушу,
помрачил
рассудок,
а
его
т ело
ос лабел о,
вну т ре нние
органы
перестали
повиноваться
при­
каз ам
не р вных
центров,
пар али з ованны х
внезапной
сп аз­
мой,
и
он
вд руг
стал
постыдно
и
неудержимо
испраж­
няться,
в
то
вр емя
как
атаман
банды,
п одб очен ясь
в
седл е
с
бархатным
комбриговским
чепраком,
вынимал
из
подан­
ной
ему
сумк и
бумаги
Пчелкина
и
равнодушно
читал
их
о дну
за
другой
по
складам,
п ока
вдр уг
не
наткнулся
на
печатную
инструкцию;
она
его
з аинт ер есов ала,
так
как
в
ней
со д ер жался
пункт
первый
о
борьбе
со
всеми
злоуп о­
треблениями
местных
советских
властей
и
нарушениями
законности.
Как
ни
странно,
но
имен но
это
и
спасло
Пчелкина.
—
Почекайте,
хлопцы,—сказал
атаман.—Сначала
по­
смотрите,
чи
он
не
жид,
и
если
нет,
то
отпустите
его
ко
в сем
ч ер тям.
И
нехай
он
больше
не
суется,
ку да
не
треба,
и
не
по пад ает ся
нам
на
глаза.
Весьма
быст ро
и
грубо
удостоверясь,
что
Пчелкин
не
иудей,
хлопцы
сунули
ему
в
руки
сумку
с
бумагами,
дали
352


кол ен ом
под
зад
и,
крикнув:
«Бежи,
студент!»—для
острастки
пу ст или
ему
в догонк у
две
или
три
пули ,
нежно
просвистевших
над
головой
и
унесшихся
по
кр утой
траек­
тории
в
зл ов еще
нахмуренное
март ов с кое
у тр еннее
небо.
Лю бая
из
эт их
остроконечных,
конических
пу ль
могла
ошибиться
и
ударить
в
его
голову,
разнести
ее
вдребезги
и
навсегда
уничтожить
тот
божественный
мир
любви,
красоты
н
поэзии,
кот оры й
и
был
те м,
что
называлось
единственной,
н еп ов торим ой,
драгоценной
че лов ечес кой
жизнью
Пчелкина
со
всеми
стихами
—
своими
и
ч ужим и,
уже
родившимися
и
еще
не
ро жде нны ми
или
только
что
им
понятыми,
к ак,
например,
волшебные
сума­
сш едш ие
строки
Велемира
Хлебникова
и
Николая
Бур-
люка:
«И вот плывет между созвездий,
волнуясь
черными
ужами,
лицо
отмщенья
и
возмездий,
г лава
отрублена
но­
жами...
О,
призрак
прелести
во
тьме!
Царица,
равная
ч уме! ..
Не т,
ве дро
на
кором ы сле
не
коснулося
плеча.
Ку д­
ри
длинные
повисли,
точно
звуки
ск ри пач а».
Только
подо бные
безумные
стр оки
могли
возникнуть
в
мозгу
в
миг
насильственной
смерти!
«Мы воду пьем
—
кто
из
стак ан а,
а
кто
приль нув
к
с труе
уст ами ,
сре ди
весеннего
тумана,
идя
полночными
брегами.
Не
видно
звезд,
но
сумрак
с ве тел,
упав
в
сер е­
бряные
с тены.
В
полях
наездницы
не
встретил,
лиш ь
на­
ход ил
обрывки
пены.
Но
сквозь
ту ман
вдруг
слы шу
шепот
и
виж у,
к ак,
колебля
ив у,
струя
весны,
забывши
ропот,
несет
разметанную
гриву...»
Только
на
волосок
от
уничтожения
навсегда
среди
чер­
ных
замерзших
полей
сво ей
дик ой
родины
могли
прон е с­
ти сь
в
памяти
Пч елки на
божественные
звуки:
«С легким вздохом тихим шагом через сумрак смутных
дне й
по
ра внина м
и
овр аг ам
древней
родины
моей,
по
ее
лесным
цв е там,
по
невспаханным
пол ям,
по
шур шащ им
очеретам,
по
ручьям
и
по
болотам
каждый
вечер
ходит
кто-то,
утомленный
и
больной,
в
г олубы х
глазах
др емо та
греет
вещей
теплотой.
И
в
плаще
ночей
широком
пле щет,
плещет
на
реке,
остав л яя
ненароком
с лед
копыта
на
песке».
12 в.
Катаев,
т.6
353


Я
описываю
при род у
—
звезды,
ле с,
мороз,
море,
горы,
ветер,
разных
л юдей.
Это
все
мои
краски.
Но
разве
лите­
ратура,
поэ зия ,
со здан ная
гением
человека,
не
является
ча стью
при ро ды?
Почему
же
я
не
могу
пользоваться
ею,
ее
светящимися
красками,
тем
бол ее
что
звезды
мне
еще
нужно
воплотить
в
слово,
обра бота ть,
а
стихи
ген иаль ных
сумасшедших
поэтов
уже
во площе н ы,
готовы
—
бе ри
их
как
часть
вечной
природы
и
вставляй
в
свою
свободную
пр озу !..
.. .со
все ми
его
страстями,
догадками,
постоянной
жаж­
дой
л юбви
и
нетерпеливым
ожиданием
возвращения
в
го­
род
и
свид ания
с
девушкой
—
«молодой гражданкой», той
самой,
которая
обещала
ему
блаженство...
Азраил,
посланный
по
его
д ушу,
п рошуме л
своими
че рн ыми
бумажно-пепельными
крыльями,
заметался
з иг­
загами,
то
подымаясь
вверх,
то
падая
вниз ,
как
гро мад ­
ная
гудящая
оса ,
но
промахнулся...
«Как я боялся!
Как
бежал!
Но
Эрмий
сам
внезапной
ту чей
меня
покрыл
и
вдаль
умчал
и
спас
от
смерти
неми­
ну ч ей».
Пчелкин
бежал,
как
заяц
от
охот ни ков ,
спотыкаясь,
и
п адая,
и
ломая
палки
кукурузных
стеб лей ,
лупивших
его
по
голове,
бежал,
прижимая
к
груд и
сумку,
на
бегу
при­
в одя
в
порядок
свою
од ежд у,
и
др апал
до
тех
пор,
пока
вдалеке
не
сти х
перестук
подков
удалявшегося
на
рысях
бандитского
отряда.
«След копыта на песке».
И
в
м ире
н астал а
тишина.
Он
был
жив,
но
его
убитая
д уша
лежала
в
поломанной
кукурузе
на
чугунной
земле
в
ожид а нии
воскрешения,
подобно
тому
как
другая
его
душа,
почерневшая
от
смерти,
уже
давно
лежала
на
ба та­
рее
под
Сморгонью,
и
еще,
еще
одн а
ду ша
мучительно
расставалась
с
телом
на
койке
сыпнотифозного
го спиталя
354


под
зву ки
буддийских
барабанов
под
священными
лама­
истскими
пись ме нам и,
похожими
на
таблицу
элементов
Менделеева.
И
все
они
обязательно
воскреснут,
потому
что
они
бес­
смертны.
Оставив
свою
распростертую
д ушу
в ал яться
среди
су­
хой
кукурузы
в
ожидании
воскрешения
и
ощущая
в
своем
сл абом
теле
ро жде ние
новой
души,
Пчелкин
шагал
среди
черно-зеленых
полей,
обходя
стороной
деревни
и
хут ора ,
стремясь
пос коре е
добраться
до
уе здн ого
города,
никому
больше
не
по п адаясь
на
глаза.
Двое
с уток
он
пробирался
к
Бал те,
старательно
обходя
населенные
пунк т ы,
н очуя
в
скирдах
сол омы ,
белых
от
снега,
в
одиноких
плетеных
клу нях
на
кочанах
кукуру­
зы
с
каменными
янтарно-желтыми
зернами,
питаясь
кормовой
свеклой,
случа йн о
оставшейся
в
земле
после
уборки.
«Умывался ночью на дворе,— -
твердь
сия ла
грубыми
звездами.
Зв езд ный
луч
—
как
со ль
на
топоре,
стынет
бо ч­
ка
с
полн ым и
краями...
Тает
в
бочке,
словно
соль,
звезда,
и
вода
студеная
чернее,
чище
с м ерть,
соленее
беда,
и
земля
правдивей
и
страшнее».
Повторяя
эти
стихи
Мандельштама,
он
бр ел
один,
под
низким
огромным
небом,
под
сине-пороховыми
тучами,
ко торы е
сгущались
над
его
гол ово й,
становясь
тяжелыми,
как
глыбы
антр а ци та,
каждый
миг
готовые
обвалиться
на
Пчелкина.
И
все
это
—
как
ни
странно
—
казалось
ему
прекрас­
ным,
величественным,
как
произведение
небывалого
рево­
люционного
и ск усст ва,
полное
бо же ств ен ного
смысла
и
нечеловеческой
красоты.
Бедняга
от
страха
совсем
сбрендил.
Ду нуло
лютым
холодом.
П осы пался
снег.
На чала сь
завируха,
смешавшая
не бо
с
землей.
Он
остановился,
и
ему
представилось,
что
э то , «нахмуря грозные брови,
ужас­
12*
355


ным
лик ом
посинев»,
сам
бог
Саваоф
снизошел
к
мо ль бам
л юдей
и
«отдал бурям на землю сеять белый
сев...».
«А я в метели,
я
в
тревоге,
один
перед
тоб ою,
бо г,
бес­
славно
гибну
па
дороге
сре ди
зане се нны х
дор ог».
Здесь
бог
являлся
всего
лишь
вариантом
пушкинского
Петра: «Лик его ужасен.
Движенья
быст р ы.
Он
прекра­
се н,
он
в есь
как
божия
гроз а ».
Пчелкин
обога ти л
ужасный
лик
чугунной
синевой
бу ри
и
вь юг ой,
но
зато
б ессл авн ая
гибель
сре ди
зан есен ны х
до рог
и
особенно
белый
сев
снега
зв уч али
довольно
самостоятельно.
Впоследствии
—
много
лет
тому
вп еред
—
я
пришел
к
убеждению,
что
в
России
всегда
был ,
е сть
и
буд ет
в сего
один-единственный
бессмертный
поэт,
нацио нал ьн ый
ге-
нйй,
в
разное
время
нос я щий
разные
имена.
И
в
наше
время
тоже.
Их
бы ло
на
мо ей
памяти
не­
сколько.
Даже
будучи
на
грани
уничтожения,
мысль
Пчелкина
ни
йа
Оди н
миг
не
могла
избавиться
от
образа
моДодой
же нщ ины, «гражданки», ранившей его душу и неподвиж­
но
преследующей
его ,
не
да вая
отдыха
ни
днем,
ни
ночью,
как
неустранимая
идея,
утомл яя
его
м озг
своей
близостью,
подлинностью,
почти
осязаемостью,
достовер­
ностью
прелестных
подробностей,
к оторы е
тем
не
менее
не
могли
удовлетворить
его
жаж ды
обладания,
потому
что
он
уже
л юбил
ее
со
вс ей
страстью,
а
она
—
кон еч но
—
об
этом
да же
и
не
догадывалась
и,
скорей
всего,
давно
уже
забыла
ег о,
так
как
они
виделись
в сего
лиш ь
несколько
раз
мимолетно
в
суете
«зала депеш»
и
«коллектива поэ ­
то в»
и
за
все
время
ска зали
др уг
другу
всего
лишь
не­
скол ько
десятков
ничего
не
значащих
с лов.
И
все-таки
он
ее
любил
—
с
каждым
дн ем
все
сильнее,
все
отчаяннее,—
а
може т
быть,
это
ему
только
ка­
за л ось?
—
но
она
стояла
перед
ним
днем
и
ночью
и
в
миг
смер т и,
неустранимая,
страстно
желанная
—
в
своей
белой
мех ово й
шап ке-м алах ае
с
очень
длинными
науш­
никами,
которые
ле жали
на
ее
груди,
как
две
косы
По
пояс.
356


Когда
она
однажды
сн яла
эту
сибирскую
шапку,
то
под
ней
оказал а сь
как
бы
другая
—
черно-курчавая
ша­
поч ка
воло с,
кот оры ми
она
встряхнула,
так
как
они
сле­
жа лис ь.
Он
уже
забыл,
как
она
был а
одета,—
кажется,
на
ней
был а
со л дат ская
стег ан ка
с
че рес чур
длинными
рукавами,
которые
она
подвернула,
чтобы
они
не
закрывали
кисти
ее
маленьких
с м углых
рук
с
грубо
остриженными
пестро­
мраморными
н оготк ам и,
тон кую ,
но
крепкую
талию
тесно
обхватывал
офицерский
поя с
с
колечками,
в етхая
сукон­
ная
ю бка
едв а
закрывала
коле ни ,
но ги
б ыли
в
черных
солдатских
обм отк ах
и
почти
детских
б ашм аках
на
пуг о­
вицах.
Смуглое,
землисто-матовое,
прелестной
красоты
лиц о
с
несколько
мрачными,
во
всяком
случае,
какими-то
не­
сговорчивыми
глазами,
с
синей
пороховинкой
маленькой
роди н ки
на
нежно й
щеке
и
смуглым
пушком
над
бледны­
ми
девичьими
губами
—
чувственными
и
вместе
с
тем
об­
манчиво-невинными.
Он
все
время
вид ел
перед
собой
эти
плавающие
губы;
они
как
бы
все
время
при б лиж ались
к
его
губам
и
д ли­
лись,
длились,
дли лис ь
во
сне
и
наяву,
как
бесконечный
поцелуй,
не
дающий
удовлетворения.
Он
увидел
ее
такой
в
первый
раз.
Потом
ее
внешность
немно го
изменилась.
Кажется,
она
успела
зимо й
п ереб о­
леть
брюшным
или
возвратным
тифом,
и
когд а
снова
по­
яв ил ась
в
«зале депеш»
—
похудевшая
—
и
снял а
св ою
бе лую
шапку
с
д линны ми
наушниками,
то
оказалось,
что
ее
голова
острижена
под
нуль,
как
у
приготовишки,
и
она
выну л ась
из
шапк и,
как
орешек
из
скорлупы:
небольшая
пропорциональная
голова
с
твердыми
ушками,
од но
из
ко торых
бы ло
запачкано
школьными
чернилами,
и
белой,
почти
голубой
кожей,
просвечивающей
сквозь
неровные
до рожк и,
грубо
проложенные
машинкой
больничного
ци­
рюльн ик а.
Было
известно,
что
она
работает
машинисткой
в
ад­
министративно-хозяйственном
отд еле
губ че ка,
посещает
совпартшколу
при
губнаробразе
и
готовится
поступить
в
Свердловский
университет
в
Москве.
По-видимому,
для
т ого,
чтобы
расширить
с вои
зна ния
литературы,
она
усердно
посещала
«коллектив поэтов»
и
«зал депеш»
ЮгРОСТА,
где
каждый
де нь
выступали
пр о­
357


пагандисты
и
писатели.
Она
приходила
о дна
и
садилась
впереди
с
независимым
и
не сколь ко
презрительным
видом,
как
че лове к,
принадлежащий
к
вы с шему
классу,
вн има­
тель но
слушала
рассказы
и
стихи,
но
никаких
чувств
не
выражала.
—
Гражданка,
я
замечаю
вас
здесь
не
первый
ра з,—
обратился
к
ней
однажды
Пчелкин.—
Вы,
кажется,
по­
кл онница
по э зии?
Или,
может
быть,
поэтов?
—
Я
здесь
п ов ышаю
с вое
общее
развитие,—
ответи­
ла
она.
—
А
оно
н ужд ается
в
повышении?
—
Конечно.
—
А
мои
сти хи
вам
нравятся?
—
сурово,
но
не
без
ко­
кетства
спр о сил
он.
—
Нр авят ся ,—
ответила
она
про ст о.
—
П ольще н.
А
я
сам?
—
Тоже.
Это
пр из нание
сразу
же
разрушило
его
представление
о
ней
как
о
местной
Т еру ань
де
Мер ик ур,
фурии
ре вол ю­
ции ,
сухой
парт ийк е,
презирающей
мелкобуржуазную
бо­
гему
и
не
признающей
легк ом ыслен н ого
от нош ения
к
любви.
Он
был,
о дн ако,
разочарован
той
л е гкост ью,
с
ко­
торой
она
так
яв но
п ошла
навстречу
его
заигрываниям,
и
он,
зачислив
ее
в
список
сво их
поклонниц,
пот е рял
к
ней
значительную
часть
интереса.
Победа
показалась
ему
слишком
ле гкой .
Однако
он
от
нее
не
о тк аза лся,
а
только
отложил,
желая
п родли ть
удовольствие
с б лиже ния.
—
Надеюсь,
вы
не
поэтесса?
—
с прос ил
он
небрежно.
—
Над ейтес ь,—
ответила
он а,
и
как
раз
в
этот
миг
он
наконец
за мет ил
главную
прелесть
ее
лица :
маленькую
подкожную
пороховинку
туманно-голубой
родинки
на
см углов а той
скуле,
которая
так
шла
к
ее
наголо
стрижен­
ной
гол ове ,
ничуть
не
делавшей
ее
похожей
на
мальчика,
а,
наоборот,
еще
больше
подчеркивающей
ее
женствен­
нос ть.
—
Возможно,
мы
с
вами
скоро
ув и дим ся,—
небрежно
с казал
он.
—
Я
тож е
так
думаю,—
ответила
он а,
удивляясь,
что
он
не
предложил
ее
проводить.
—
Салют
и
братство!
—
сказал
он,
подняв
для
пр ивет ­
ствия
руку
над
го ловой .
Она
в
ответ
прощально
улыбнулась.
358


Он
чувствовал
с ебя
поб ед ите лем
и,
ли шь
проснувщись
среди
но чи
в
нетопленной
комнате
с
алмазно
заиндевев­
шими
обоями,
на
железной
кровати,
вдруг
по нял,
какого
дурака
он
свалял.
Его
уже
н еот ступ но
преследовали
м ыс­
ли
о
ней.
На до
было
не
валять
дура ка,
а
ковать
железо,
пок а
горячо.
Мысленно
он
уже
с
ней
цел ова лся,
держа
на
весу
ее
легкую
руку,
и,
оп ереж ая
соб ыти я,
скл ад ывал
ст ихи:
«Когда в моей руке,
пр елест на
и
легка,
т воя
рука
дро­
жит,
как
гри ф
послушной
скрипки,
есть
в
сомкнутых
гу­
бах
настойчивость
смычка,
пою щег о
пче лой
над
розою
улы бк и».
«Роза улыбки», конечно,
бы ла
похищена
из
ар сен ала
его
друга
Юрия
Олеши.
Пчелкин
вид ел
эту
бл едн ую
розу
ее
улыбки,
а
малень­
кая
родинка
выросла
до
размера
плавающей
над
ней
пче ­
лы.
Дурак!
Вместо
т ого
чтобы
все
это
представлять,
он
мог
наслаждаться
вполне
ре альн о,
ося зае мо.
«О да,
блажен
поэт,—
продолжал
он
сочинять
в
поте м­
ках
ледяной
комнаты
с
изморозью
на
подушке,—он
му д­
рый,
но
не
тот,
ко то рый
высчитал
сердечные
биенья
и
после
написал,
что
«поцелуй поет», а тот,
что
не
н ашел
для
страсти
выраженья».
Он
не
нашел
для
страсти
словесного
выражения
и
го­
тов
был,
несмотря
на
глубокую
ночь
и
оса дно е
положение,
беж ать
к
ней,
но
он
не
т олько
не
зн ал
ее
ад рес а,
но
д аже
не
поинтересовался,
как
ее
зовут.
Он
больше
не
мог
заснуть.
Он
испы ты вал
то
чувство,
которое
великий
русский
поэт,
носивший
од но
время
в
XIX веке имя Пушкин,
определил
с
пугающей
проница­
тельностью: «...
ду ша
тоб ой
уязвлена...»
Именно
уязвлена.
Его
душа
уже
была
уязвлена,
отравлена.
Она
нарывала.
Он
ни
о
чем
не
мог
думать,
кром е
как
о
ней .
Она
неуст р а­
ним о
стояла
перед
ним
—
с
мерцающим,
л унным
светом
своих
узких
белков,—
зав лад ев
всеми
его
мыслями
и
же­
ланьями.
Он
не
пр едс тавл ял
себе,
как
дотянет
до
сл едую ­
359


щей
встречи.
Но
на
другой
де нь
ему
бы ло
приказано
без­
отлаг ат ельн о
выехать
в
уе зд.
Ему
и
в
голову
не
мог ло
прийти
отказаться,
потому
что
любое
служебное
пору че­
ние
в
то
время
принималось
как
выполнение
Священного
Революционного
Долга .
Сама
Революция
распоряжалась
тогда
судьбами
людей.
... Он
стоял
с реди
метели,
которая
кружилась
во круг
пего,
ле пя
мокрым
снегом
в
л ицо
и
застилая
окре стн ос ти
льющ ейс я
мутью
поземки.
Он
шел
всю
но чь
без
дороги,
наугад
и
на
рассвете
очутился
на
за дах
какой-то
деревни.
Си лы
оставили
его.
Он
готов
был
леч ь
под
з алепл енны й
снегом
плетень
и
заснуть
мертвым
сном.
Уже
почти
нич е­
го
не
соображая,
он
постучал
в
око ш ко,
где
светился
ого­
нек ,
его
впустили,
и
он
тотчас
по вал ился
как
убитый
на
кучу
су хих
кукурузных
лис ть ев
возле
печки,
дышавшей
на
него
зо ло тым
жаром,
а
когда
поздн о
утром
проснулся,
то
весеннее
вымытое
небо
синело
в
о ко шке,
и
ок аз алос ь,
что
он
находится
в
нескольких
верстах
от
Балты,
которая
блес те ла
и
мерцала
в
солнечном
тумане,
как
слюда,
в семи
своими
стеклами
и
церковными
крестами.
Во
дворе,
ср еди
нав оз ных
ку ч,
ударивших
в
нос,
как
нашатырь,
сверкали
зеркальные
арт ер ии
ручей ко в,
ос леп­
ляя
привыкшие
к
темноте
глаза,
пахло
мокрым
чернозе­
мом
и
слышался
отдаленный
перезвон
церковных
коло­
колов.
Дойдя
до
околицы
города,
он
увидел
глазетовые
хоруг­
ви
с тран ной
церковной
п ро ц ессии,
в
которой
участвовали
красные
знамена
уездных
учреждений,
услышал
церков­
ное
пенье,
непонятным
обр азо м
смешанное
со
звуками
духового
оркестра.
—
Какой
с егодн я
праздник?
—
спросил
он
бабу,
кото­
рая
несла
на
плече
толстую
мраморную
пл иту
сви ног о
сала,
наполовину
завернутого
в
чистую
хус тк у.
—
Це
не
праздник,—
строго
ответила
она,—
а
це
ра-
дянськая
власть
вместе
с
ц ерк овью
хоронят
того
самого
к рас ного
по па
—
героя
•—
и
с
ним
еще
чи
тре х,
чи
двух
продармейцев,
а
также
—
кажут
—
ще
яко гос ь
канцеляри­
ста
с
города
Одессы,
что
днями
банда
батьки
Заболотного
вбыла
на
селе
Ожила.
Хиба
ж
вы
не
чул ы?
—
Не
чу л,—
не
слыша
собственного
голоса,
сказал
Пчелкин.
360


—
Как
же!
Нал етел и
утречком
скрозь
переодетые
кра­
сноармейцами,
вытащили
их
всех
из
хат
и
тут
же
рас­
стреляли,
а
с ами
тем
же
ходом
до
Днестра
и
о брат но
на
ту
сторону,
в
Румынию.
Над
г оро дом
пл ыл
похоронный
звон
—
с
томительно
ред ким и
промежутками
тонкие
к олок ола
рез ко
ударяли
ля-бемоль,—
слышалось
надгробное
пенье,
смешанное
с
тактами
духового
оркестра,
тяжелой
отды шко й
м едных
труб,
толчками
турецкого
барабана,
тянуло
слащаво -ме­
таллическим
дымком
росного
ладана,
а
Пчелкин
ст оял,
пр ижав
к
груд и
сумку
со
стихами,
как
бы
присутствуя
на
собственных
похоронах.
Он
не
знал,
что
в
о десски х
«Изве­
стиях»
уже
п оя вилась
телеграмма
о
гибели
на
бо евом
посту
поэта-журналиста
Пчелкина
и
что
его
отец,
старик
Пчелкин,
остановившись
возле
щита
с
пропитанной
кле й­
стером
свежей
газетой
и
проч тя
телеграмму,
сна чал а
сел
на
трот уар,
делая
руками
плавательные
движения,
а
потом
лег ,
повернулся
лиц ом
к
стене
дома,
поджал
ноги,
как
бы
же лая
удобнее
поспать,
и
его
приплюснутая,
как
блин,
стара я
чино внич ья
фуражка
без
кокарды,
с
пропотевшим
ко жа ным
ободк ом
в
середине
свал ил ась
с
головы,
открыв
ба г рово
покрасневшую
плешь,
и
ангел
см ер ти,
поспевший
как
раз
вовремя,
прошумев
черными
крыльями,
быстро
и
по чти
безболезненно,
как
хороши й
дантист,
вынул
—
не
вынул,
а
скорее
выве р нул
крупным
поворотом
окровавлен­
ной
десницы
—
его
ду шу,
и
его
тело
стало
медленно,
бл а­
женно
остывать
и
остывало
до
тех
по р,
пока
не
сравнялось
с
температурой
окружающего
воздуха
и
тротуара,
выло­
женного
гол убым и
плитками
лавы,—
примерно
около
пят­
надцати
град усов
вы ше
нуля
по
Цельсию,
и
в
дальнейшем
пер еним ая
температуру
окружающей
его
среды
—
прием­
н ого
покоя,
городского
морга,
нетопленной
п устой
церкви
и,
наконец,
кладбищенской
земли,
навалившейся
на
крыш­
ку
дешевого
лилового
гроба,
выданного
бесплатно
в
ком­
мунальном
о тделе
его
со седям . ..
И
только
тогда,
на
третий
день
после
погребения,
его
сын
—
еще
ни чего
не
зная
—
вернулся
из
командировки
и
вдруг
все
узнал,
ужаснулся
и
теперь
с
чувством
ужаса
перед
бездно й
смерти,
открывшейся
перед
ним,
с
ч увс твом
независимости,
осв об ожде ни я,
щемящего
д ушу
сиротства
361


и
страстной
запоздалой
нежности
к
от цу
стоял
перед
гл и­
ня ным
холм и ком
могилы,
которая
уже
стала
ос ед ать
и
проваливаться
под
двумя
или
тремя
жалкими
п ро­
волочными
в енк ами
с
бумажными
цв етам и
и
серыми
коленкоровыми
лентам и,
с
газетными
буквами
надпи­
сей,
также
бесплатно
по лу че нными
в
коммунальном
отделе.
Ря дом
с
этой
новой
могилой
была
старая
могила
с
же­
лезным
крестом
«под березу», как бы сваренным из са ­
мо ва рных
труб
и
раскрашенным
под
мрамор
св итко м,
на
кот ором
масляной
кр аск ой
бы ло
написано
черными
п ечат­
ным и
буквами
нежное
имя
его
ма те ри.
Здесь
же,
покосившись
в
разные
стороны,
чернели
совсем
старые
дубов ые
кресты
над
еле
заметными
хо лми­
ка ми
бабушки
и
дедушки,
ко то рых
Пч елк ин
не
помнил.
Мать
он
тож е
почти
не
по мнил ,
и
в
его
представлении
она
бы ла
в
шляпе
с
пером,
с
мил ым,
но
каким-то
отвлеченно-
строгихм
замерзшим
лицом,
и
всегда
казалось
не по с тижи­
мым ,
что
после
смерти
она
не
уни чт о жалась ,
а
до
сих
пор
под
землей
в
тесном
гробу
лежит
тщательно
одетая
дама
в
корсете
на
китовом
у се,
с
щеточкой
на
подоле
длинного
м уаров ого
платья,
в
атласных
туфлях,
сшитых
на
живую
нитку,
и
с
бумажной
полоскою
на
ледяном
лбу.
Он
стоял
о дин
среди
длинных
игл
нов орож де нн ой
клад­
бищенской
травы,
раст у щей
из-под
земли,
усыпанной
се­
дыми
угольками
па нихид ы,
испытывая
такую
мучитель­
ную
жалость
и
любовь,
а
главное,
такую
неискупимую
ви ну
перед
отцом,
которого,
сам
т ого
не
соз навая ,
убивал
всей
своей
жизнью:
корью,
дифтеритом,
скарлатиной,
когд а
заплывал
далеко
в
море,
войной,
где
каж дая
пуля
и
каждый
осколок,
бла гоп олучн о
пролетавшие
мимо
с ына,
тыс ячу
раз
убивали
от ца
—
неминуемо,
ежечасно,
ежесе­
ку нд но,
где
ядовитый
немецкий
удушливый
газ
фосген
травил
его
по
ночам
и
одно
ли шь
представление
о
хлор-
циа не
медленно
разрушало
его
легкие,
доводя
до
крова­
вого
кашля...
в
то
время
как
он
—
его
сын
—
ничего
это го
не
п оним ал
и
жил
как
живет ся ,
ре дко
дума я
о
смер ти,
и
де сятки
раз
умирал,
не
жалея
жиз ни,
и
в
то
же
время
упивался
этой
жизнью,
неповторимым
величием
эпохи,
в
которую
имел
счастье
ро д ить ся,—
эпохи
войн
и
Рево­
люций.
Потупив
голову,
он
как
бы
видел
сквозь
сл ой
желтой
362


и
черной
земли
четкий
рисунок
отцовского
гроба
с
кистя­
ми
по
углам
и
н еу добно й,
выкрашенной
охрой
крышкой
с
жестяными
нак л ад ными
«ветками Палестины»
над
белым
запавшим
лицом
с
почерневшими
веками.
Он
был
один
во
вс ем
это м
мир е,
продолжая
и спыт ы­
вать
стр анн ое
чув с тво
освобождения,
от
которого
мучи­
тельно
боль но
захватывало
дух,
которое
не
только
не
да­
в ало
желанной
свободы,
но,
наоборот,
приковывало
к
зе м­
ле
страшной
силой
такого
горя,
самую
возможность
которого
он
д аже
не
мог
себе
раньше
представить.
Но
все
же
это
была
свобода,
и
для
т ого
чтобы
она
ст ала
полным
освобождением
—
совершенной
идеальной
сво бодо й, —
на до
б ыло
освободиться
от
всего
матерьяльного,
что
связы в ало
его
с
отцом.
От
всег о,
кроме
любви
к
нему.
Любовь
б ыла
неистребима.
Это
был
акт
отчаяния,
восторг
самосожжения,
к огда
в
затхлой,
запущенной
маленькой
комнатке
о тца,
где
даже
обои
еще
как
бы
хранили
разные
сухи е
стариковские
запахи,
вдруг
появились
два
старьевщика
все
еще
в
тр а­
диционных
котелках,
но
уже
в
советских
толстовках
под
лапсердаками,
два
вы ход ца
из-под
обломков
рухнувшего
старого
мира,
и
они
стали
оценивать
имущество
покойного,
р ассм атр ивая
на
свет
сил ьно
поношенные,
поредевшие
сукон н ые
брюки,
чесучовый
пиджак,
узконосые
штиблеты
на
крючках
с
ов аль ными,
слоистыми
протертостями
до
дыр
на
под ме тка х,
брос ая
их
в
ку чу
на
разостланное
рядно.
Пчелкин
стоял,
отчужденно
прислонившись
к
двери,
курил
самокрутки,
слезы
текли
по
его
юношеским
щекам,
жгучее
нас лаж дение
полной
свободы,
открывшейся
пе ред
ним ,
как
пропасть,
клокотало
в
горле,
и
он
неподвижно
смотрел,
как
разные
домашние
вещи
летели
в
кучу:
гр е­
мя щий
шахматный
ящи к,
пожелтевшие
воротнички
и
ман­
ж еты
«композиция», манишки,
чернильница
с
высохшими
мух ами
в
середине,
плюшевый
фа миль ный
альбом
с
ла­
тунными
заст ежк ам и,
увеличенная
фот ог ра фия
матери
в
черной
деревянной
раме
—
да,
да,
и
пор тре т
матери
тоже!
Пусть
у
нег о
ничего
не
останется!
Пусть
оп
вс ту­
пит
в
новую
жизнь,
освобожденный
от
вс ех
чувств
и
в ещ ей!..
Здесь
я
расстаюсь
с
Пче лки ны м..,
363


«Кто может знать при слове « рас с тав а н ье», какая нам
разлука
предстоит,
что
нам
с улит
петушье
восклицанье,
ког да
огонь
в
ак роп оле
горит,
и
на
зар е
какой-то
но вой
жизни...»
И
на
зар е
какой-то
новой
жизни...
И
на
заре
какой-то
новой
жиз ни...
И
на
заре
какой-то
повой
жизни...
Чу вству я
на
себе
л юбо пытны е,
даже
восхищенные
вз о­
ры,
я
выш ел
на
эстраду
«зала депеш»
и
с
торжеством
бро­
сил
на
стол
сверток
своих
новых
стихотворений.
Я
по­
д ошел
к
рампе
и
ст ал
читать
наизусть.
Когда
я
дошел
до
с трочк и,
на
которую
воз л агал
так
много
надежд: «И позд­
няя
заря
на ходи т
нас
опять
в
о бъ ятиях
дру г
друга»,—
то
голос
мой
запел,
как
виолончель.
Но
я
напрасно
старался:
ее
не
был о
в
зале,
она
не
приш ла
на
мое
выступление.
—
Увы,—
сказал
мне
за
к у лисами
мой
друг,
по эт
Э. ,—
пок а
ты
метался,
как
вялая
листва,
по
уезду,
вербуя
сельских
корре сп он ден тов ,
и
воевал
с
бандами,
твоя
воз­
лю б ленная
прицепила
т ебе
ча йник .
Она
теперь
гуляет
с
небезызвестным
Петькой
Соловьевым,
который,
несмотря
на
весь
с вой
был ой
ши к,
скр ом но
служит
в
губтра м оте ,
в
поте
л ица
т ру дясь
над
восстановлением
городского
тран­
с п орта.
При
этом
Э.,
пуская
слюни
сквозь
дырку
от
выбито­
го
переднего
зуба
и
ядовито
шипя,
прочитал
не
вполне
цензурную
эпиграмму
по
поводу
моего
н еуда чн ого
ро­
мана.
В
этот
же
ден ь
я
увидел
ее
на
бульваре
Фельдмана
п ротив
клуба
красных
м оря ков.
Она
шла
под
руку
с
долго­
в язым
Пет ько й
Соловьевым,
которого
я
до
сих
пор
з нал
больше
понаслышке
как
одного
из
лучших
теннисистов
ришельевской
гимназии.
Одн ако
мне
его
п риход ил ось
ви­
де ть
на
гимназической
спортивной
площадке
—
красавца
и
щеголя
—
с
з олоты м
же тон ом
в
в иде
теннисной
ракетки,
пр ицеп ле нным
ко
вт орой
пуговице
его
диагоналевой
к урт­
ки.
На
войне
он
был
тоннягой-артпллеристом.
Теперь
он
шел
в
толс тов ке
и
сандалиях
на
деревянной
подошве,
дер­
жа
под
руку
мою
бывшую
любовь
и
нежно
к
ней
накло­
нившись.
Она
де рж ала
св язку
учебников
и
весело
улыба­
лась,
глядя
на
него
с низу
вверх
своими
темными
узкими
глазами,
в
гл убин е
которых
как
бы
таинственно
мерцал
лунный
свет.
Я
обо г нал
их
и
сказал :
364


—
Драссс...
—
Драссс...—
ответил,
узнав
меня,
Петька
и
тонко
при­
ложил
руку
к
старой
артиллерийской
фура ж ке
без
кока рды .
Она
повернула
ко
мне
лицо,
продолжавшее
сиять
от
счастья
и
любви.
—
Салют
и
бра тс тво,
г ражд анк а!
—
сказ ал
я,
привет­
ствуя
ее
поднятой
рукой.—
Ваше
се рдце
оказалось
не по­
стоянным!
Она
сузила
глаза,
нахмурилась,
своенравно
вздернула
по дб оро док
и
вдруг
совсем
по-детски
лукаво
показала
мне
кончик
язы ка,
как
бы
Желая
эт им
С-казаты
проворонил!
—
и
в
ту
же
минуту
я
вдруг
узнал
ее.
Это
была
та
са мая
де в очка
в
матроске,
которая
некогда
прошла
мимо
нас
с
Буниным
по
гравию
йа
дач е
Ковалев­
ского,
а
затем
несколько
лет
спустя
в
группе
матросов
пыталась
во рват ься
в
особ няк
на
Княжеской
улице,
а
те­
пер ь
уч ил ась
в
сов п а ртшко ле,
та
самая,
которую
я
много
лет
том у
вперед
мимолетно
встречу
в
разные
моменты
своей
жиз ни:
сна чал а
ср едн их
лет,
потом
пож илу ю
и,
на­
конец,
совсем
старую
—
среди
мерцающих
оле н ьих
рог ов
уральской
сорокаградусной
зимы
и
разноцветных
дымов,
вы п олзающи х,
как
бараны,
из
целого
л еса
магнитогорских
тру б.
Она
отвернулась
от
меня,
прижалась
кудрявой
головой
к
плечу
Петьки
Соловьева,
и
они,
повернув
за
угол,
где
стоял
громадный
щит-плакат
под
Матисса
работы
худож­
ника
Фазин и
—
два
революционных
ма трос а
в
брюках
кл еш
с
маузерами
на
бок у
на
фо не
темно-синего
моря
с
утю гами
броненосцев,—
во шли
в
столовую
ЕПО
—
Един ог о
По треби те льс ко го
Общества,—
по
всей
вероятности,
о бе­
дать
по
талонам,
то
есть
съесть
квадратную
плитку
сухой
ячменной
каши,
п олит ой
сверху
несколькими
ка пл ями
зе лен ов атого
машинного
масла,
и
выпить
кружку
морков­
ног о
чаю
с
двумя
ландринками.
Жгучая
стр ас ть,
рев нос ть,
тоска
пронзили
мгновенно
мою
душу,
но
так
?йе быстро и прошли,
уступив
место
друг им
страстям,
др угой
любви,
Я
пот еря л
ее
из
виду,
так
и
не
узна в
ее
им ени.
865


Что
кас ае тся
Петьки
Соловьева,
то
он,
б удучи
офице­
ром,
оказался
зам ешанн ым
в
контрреволюционном
загово­
ре,
и
я
п рочел
его
имя
в
сп иске
р асстр ел янны х,
наклеен­
ном
на
афишную
тумбу.
Бы ть
может,
это
им енно
о
нем
какой-то
тюремный
остряк
со чин ил
ку пл еты
на
мотив
очен ь
известной
в
то
время
сентиментальной
песенки
Вер­
тинского
«Три юных пажа покидали навеки свой берег
родной».
«Три типа тюрьму покидали:
эсер ,
офицер,
бирже­
в ик.
В
глазах
у
них
слезы
сверкали,
и
где-то
стучал
гр у­
зо в ик».
(Тогда расстреливали в гараже .)
«Один выходил на свободу,
удачно
м инуя
гараж;
он
продал
казенную
со ду
и
чей-то
чу жой
эк ипаж .
Другой
про
себ я
улыбался,
к огда
его
в
лагерь
вели;
он
сбыто м
ку­
пюр
занимался
от
шумного
света
вдали.
А
третий
был
штабс-капитаном,
он
молча
поехал
в
гараж
и
там
был
наказан
наганом
за
Врангеля
и
шпионаж.
Кто
хо­
чет
бы ть
штабс-капитаном,
тот
може т
поехать
в
га­
раж!»
И
все
же
ме ня
мучило,
что
не
знаю
ее
имени .
...Мура в ей ,
ползущий
по
цветку,
не
имеющему
им ени,
пер епол з ает
на
мой
подставленный
п алец,
которы й
для
него,
может
быть,
представляется
продолжением
цветка,
потом
он
ползет
по
мое й
обнаженной,
сол ен ой
от
морской
во ды
руке,
пробирается
в
дебрях
волосков,
ощущает
лап­
кам и
мою
теплую,
за горе в шую
на
солнце
эпидерму
и
все
же
не
может
по
эт им
ничтожным
частностям
представить
себе
все
мое
неизмеримо
гром а дн ое,
слож н ое
тело,
все
его
тайны,
т ыс ячи,
м иллио ны
его
не р вных
узлов,
зрительных,
обонятельных
механизмов,
мозговых
це н тров
—
с ло вом,
всего
м еня
как
произведение
искусства,
как
личность,
как
неч то
неповторимое,
как
галактику,—
он
не
знает,
как
я
называюсь,
как
мое
имя,
и
это
мучит:
для
не го
я
всего
лиш ь
невоплощенный
бу дда,
л ише нный
жизненного
назна­
чен ия
и
какой
бы
то
ни
бы ло
идеи.
366


Я
полз у
по
волосатой
руке
грома дн ого
мирозданья,
но
я
отличаюсь
от
муравья
хот я
бы
те м,
что
не
похож
на
нотный
знак;
те м,
что
у
ме ня
ес ть
фантазия,
тем ,
что
я
могу
наз ват ь
вечность
вечностью,
а
время
назвать
време­
нем,
хотя
и
не
знаю,
что
это
такое.
Я
могу
воплотить
любую
свою
идею
в
не что
зритель­
ное,
о бъемно е,
в
художественный
образ,
хотя
это
бывает
п очти
всегда
мучи те льн о
трудно,
но
пе
потому,
что
не
мо­
гу
создать
образ,
а
потому,
что
отсутствует
идея,
нечего
воплотить.
Но
зато
какое
счастье
охватывает
душу,
когда
ею
ов­
л ад евает
мысль,
страстное
желание
воплотить
ее,
дать
ей
им я...
Нак о нец
я
сам
дал
ей
имя :
К лав дия
Заремба.
Да,
имен­
но
так:
Клавдия
Заремба.
Или
За рем бо?
Что
ме ня
заставляет
писать
о
не й,
о
мало
мне
знако­
мой
—
может
быть,
даж е
выдуманной
—
женщ ин е
Клавдии
Зарембе?
Привычка
вообще
писать,
сочинять,
выдумы­
вать?
Не
думаю.
На
мою
д ушу
постоянно
воздействуют
извне
ми ллион ы
ощутимых
и
нео щ утимы х
раздражителей,
к оторы е
в друг
начинают
со
страшной
на стой чи в остью
тре­
бовать,
чтобы
я
воплотил
их
в
не что
матерьяльное,
объемное.
Откуда
идут
эти
настойчивые
требования
написат ь
портрет
молодой
же нщ ины,
героини
первых
лет
ре в олю­
ции?
В
те
го ды
Сергей
Ингулов
обвинял
мо ло дых
писателей
в
том,
что
они
не
пишут
о
Революции
и
отмалчиваются,
ссыл аясь
на
то,
что
нет
сюжетов,
нет
героинь.
«Да,—
писал
Ин гу лов
в
харьковском
«Коммунисте»,—
это
не
та
ге роин я,
которая
должна
в
литературу
рев олю­
цио нно й
эпохи
прийт и
вместо
тургеневской
Елены,
вместо
гон чаров ской
Ве рочки ,
вместо
Ве ры
Па влов ны
Чернышев­
ского.
Она
не
характеризует
нашу
эпоху,
но
она
выш ла
из
эт ой
эпохи.
Поэтому
о
ней
ра сскаж у», а дальше и расска ­
зал
историю
девушки
из
совпартшколы,
молодой
коммуни­
стки,
помогшей
органам
губ чек а
ликвидировать
опасный
контрреволюционный
заговор.
Для
т ого
чтобы
взять
эту
367


организацию,
чрезвычайной
комиссии
надо
бы ло
ввести
в
нее
своих
людей.
Во
главе
организации
стоял
мо лодо й
вр ан­
гелевский
шт аб с-кап ит ан.
И
над о
было
начинать
с
него.
Это
б ыло
оче нь
тру дн о.
Офицер
был
чрезвычайно
осторо­
же н,
ни
с
кем
не
знакомился
и
внутри
сво ей
организации
был
связан
только
с
несколькими
офицерами,
им
же
пр и­
вл ече нным и
к
р або те.
Одн ако
он
не
наш ел
в
себе
до стат оч­
но
сил ,
чтобы
побороть
сво е
желан ие
познакомиться
с
де­
в ушк ой,
которую
он
вот
уже
несколько
дней
п одряд
встре­
чал
на
ули це
и
в
столовой
ЕП О.
Он
ус т упил
св оей
слабо­
сти.
Познакомился.
Она
не
знала,
кто
он.
Он
не
знал,
кто
она.
В
губчека
ей
об ъя снил и,
с
кем
она
познакомилась,
и
приказали
влюбить
в
себя
шт аб с-к апит ана.
З ад ание
было
выполнено
с
лихвой:
она
не
только
в люби ла
его
в
с ебя,
но
влюбилась
са ма
и
не
скрыла
это го
от
заведующего
сек ре т­
но-оперативным
отделом
губчек а,
ко торы й
взял
с
нее
сло­
во,
что,
несмотря
ни
на
что,
она
доведет
дело
до
конца.
Дев уш ка
торопила.
Она
говорила,
что
больше
не
может
выне с ти
этой
пытки.
Но
де ло
с
лик в ид ацией
за гов ора
за­
тягивалось,
так
как
взя ть
следовало
не
только
верхушку,
а
и
хвосты.
Она
твердо
исполнила
с вой
партийный,
ре во­
люционный
до лг,
ни
на
минуту
не
выпуская
из
в иду
своего
возлюбленного
до
тех
п ор,
пока
они
не
были
вместе
ар е­
стованы,
сидели
рядом
в
камерах,
перестукивались,
пере ­
сылали
записки.
Затем
он
был
расстр елян .
Она
освобож­
дена.
«Писатели
и
писательницы,—
гремел
Ингулов,—
трагики
и
поэты,
акмеисты
и
неоклассики,
о
ком
ра с­
ск азы ва ете
вы
на м?
Вы
художники,
вы
не
можете
не
воспринимать
революционного
быт а,
жизни
—
не
клас­
сов ,
не
слоев,
не
г рупп, —
отдельных
людей
в
револю­
ции...»
«Поэты и поэтессы,
вы
сумели
воспеть
любовь
Данте
и
Бе атриче ,
разве
вам
не
по с тичь
трагической
л юбви
шт аб с-к апит ана
и
девушки
из
п арт школы ?»
«Почему же вы молчите?»
Как
сейчас
вижу
с ерди тое
л ицо
моего
ста рш его
това­
рища
и
друга
Сергея
Ингулова,
здоровое,
цве та
сырого
368


мяса,
с
раздвоенным,
как
помидор,
подбородком.
В
пенсне
с
толст ым и
стеклами
без
ободков,
с
несколько
юмористи­
чески
сжат ым и
губами
провинциального
фельетониста,
слегка
подражающего
Аркадию
Аверченко,
и
вместе
с
тем
во л евое,
даже
иногда
грозно-беспощадное
лиц о
большеви­
ка-подпольщика,
верного
ле нин ца,
как
бы
опаленное
пла­
м енем
тех
незабвенных
л ет.
Но
и
его
в
некий
срок
не
поща д ил
ангел
смерти,
п ро­
шумев
над
ним
складками
своих
черных
шелковых
одежд,
и
на
лету
вырвал
из
н его
пламенную
душ у,
оставив
на
земле
—неизвестно
где!
—
неподвижно
ра сп рост ертое ,
без­
дыханное
те ло
человека,
так
и
не
успевшего
услышать
от­
вет
на
свей
вопрос:
«Кто же была она,
эта
девушка
из
па ртш кол ы?»
...И
что
испытала
он а,
ожидая
развязки,
в
тот
до
ужаса
знойный
июль ски й
день,
пылающий,
как
багровый
цветок
бигнонии,
куда
с
угрожающим
ворчанием
медленно
впол­
зала
оса,
мяг ко
расталкивая
крыльями
внутренние
органы
н агре того
солнцем
цветка,
преграждавшие
ей
дорогу
в
тупик,
откуда
уже
не
б ыло
возврата.
Ве сь
го род
—
его
пустынные
каменные
улицы,
его
гра­
нитные
мостовые,
неподвижное
море,
бездыханная
пери ­
ста я
листва
ак аций,
с ухие
фо нта ны
—
в
эти
страшные
часы
солнечного
удара
как
бы
весь
помещался
внутри
за­
крывшегося
багрового
цветка,—
весь
го род
вместе
с
п орто­
вым
ма як ом,
а
гла в ное,
вместе
с
гром адн ым ,
мног оэт а ж­
ным
зданием,
которое
как
бы
возглавляло
и
подавляло
все
прочие
строения
и
в
котором
в
эти
ча сы
что -то
п одго товля ­
лось
на
вечер.
Клавдия
Заремба
не
знала
в
точности,
как
это
делается.
Но
она
сама
был а
заперта
в
одной
из
камер
эт ого
зд а­
ния ,
и
в се,
что
совершалось
в ок руг,
в
страшной
близости
от
нее,
сейчас
же
превращало
ее
догадки
в
нечто
абсол ю т­
но
достоверное.
369


Цветок
бигнония
имел
еще
другое
название:
текола.
Клавдия
Заремба
знал а
этот
дом
сверху
донизу,
все
его
пар ад ные
и
черные
лестницы,
закоулки.
Не
так
давно
—
до
революции
—
это
был
новый
доход­
ный
дом
как ого-то
акционерного
общества
на
шикарной
п олуза городн ой
у лице
против
парка
и
сл авился
своими
до­
рогими
барскими
квартирами
в
пят ь,
шесть
и
даже
восемь
комнат
со
в семи
удобствами:
ваннами,
ватерклозетами,
га­
зо м,
лиф та ми,
с
конюшнями
и
г ар ажом
во
дворе,
с
цв ет­
никами,
круглым
басс ейном ,
мрамо рны ми
скамейками,
плакучими
японскими
деревцами
посредине
газо нов
и
ас­
фа льт ов ыми
дорожками,
которые
вели
от
калиток
в
ко ва­
ной
железной
ограде
к
парадным
входам
дома,
освещен­
ным
по
вечерам
матовыми
электрическими
пла фона м и,
где
жили
очень
богатые
семьи.
Теперь
здесь
у
вс ех
входов
и
выходов
стояли
часов ы е
частей
особого
назначения:
китайцы,
латыши,
русские
с олда ты
экспедиционного
корпуса,
вер ну вш иеся
из
Фран­
ции.
Дом
этот
возвышался
над
всем
гор одом ,
как
А кро поль,
а
ночью
оди н
донизу
был
о св ещен
ярким
элект ри че ств ом
сре ди
погруженных
во
мрак
домов.
Бессонный,
как
совесть,
он
беспощадно
озарял
самые
темные
закоулки
че лов ече ск ого
сознания,
где,
быт ь
может,
еще
гнездились
пре ст упные
мысли,
порожденные
м орал ью
старого
мира.
Но
не
ме нее
страшен
к аза лся
эт от
дом
в
разгар
лета,
в
конце
мучительно-нескончаемого
июльского
дня,
к огда
время
по
декрету
переводилось
на
три
ч аса
вп ере д,
так
что,
ко гда
по
солнцу
б ыло
еще
тол ько
пять,
гор одск ие
ча сы
по к аз ывали
во семь
вечера
и
вст у пал
в
сил у
комен­
дантский
час,
по сле
наступления
которого
поя вле ние
на
улицах
без
специального
пропуска
каралось
ра с стре лом
на
месте.
Ослепительное
солнце
стояло
еще
высоко
над
крыша­
ми,
а
уже
го род
был
злов е ще
безл юден,
в
пус т ынных
ули­
цах
по
тротуарам
косо
и
жарко
дрожали
зеркальные
от­
ражения
окон н ых
стекол,
стучали
ша ги
одинокого
па тру­
ля,
и
дома
изредка
с одрогал и сь
от
проезжавшего
мим о
запертых
вор от
военного
грузовика.
Что
осталось
у
нее
в
памяти
от
эти х
д ней?
370


Стен а
пустынной
комнаты
с
громадным,
роскош н ым
письменным
столом,
на
си нем
сукне
которого
лежал
мау ­
зер
в
деревянной
кобуре ,
кожаный
д иван
и
над
ним,
п ря­
мо
по
ддро г им
кабинетным
обоям,
размашисто
нап исан­
ные
ши рокой
кисть ю
золотой
краской
сл о ва: «Смерть
кон трре волюц ии ».
Это
был
кабинет
начальника
секретно-оперативной
ча­
сти,
из
венецианского
окна
которого
над
верхушками
Александровского
парка
с
его
обезглавленной
колонной
виднелась
полоса
кубово-синего
оди чав шего
моря
без
ед и­
ног о
паруса,
без
едино г о
дымка
на
горизонте.
Встретившись
через
очень
много
лет
с
чел ов еко м,
ко­
торый
тогда
с идел
за
письменным
столом,
она
напомнила
ему
эту
золотую
надпись
на
обоях,
но
он
с
удивлением
по см отрел
на
нее:
—
Не
бы ло
такой
надписи,
дорогуш а,
ты
что-то
папут ала.
—
Уверяю
теб я,
был а.
Как
сейчас
вижу.
Он
нахмурился.
—
Это
тебе
показалось.
—-
Клянусь.
—
Ну
так
кто-то
из
нас
псих.
—
Знач ит ,
ты.
Но
прошло
еще
очень
много
времени
—
тому
вперед,—
и
они
встретились
в
центральной
пол икл иник е
возле
ка­
бинета
зубного
врача,
перед
массивной
ясеневой
дверью
с
нач ищ енной
медно й
ши шко й,
с реди
квадратных
колонн
из
искусственного
мра мора
и
декоративных
растений
в
фаянсовых
горшках
на
теплом
толстом
под окон ни ке
гро­
ма дног о
окн а,
из
которого
открывался
вид
на
ветхие
особ­
нячки
Сивцева
Вражка
и
на
мягкий
голубой
силуэт
вы­
сотного
здания
с
вышками,
обелисками
и
приземистым
шпилем.
—
Здравствуй,
Викентий.
—
Здравствуй,
товарищ
Заремба.
Ты
заметила,
что
мы
с
то бой
вст речаемся
раз
в
семнадцать
л ет?
Ты
полно­
стью?
—
Полностью.
—
Я
т оже
полностью,
и
даже
уже
на
п енси и.
Пер-
сональпый
пенсионер.
Вот,
брат.
Делаю
се бе
новые
мосты.
371


—
Я
то
же
сам ое.
Больше
половины
зубов
потеряла.
—
А
ты
тем
не
м енее
здорово
пр иба вила .
Сколько
ты
тянешь?
К ило гра ммов
се м ьде сят?
—
Зачем
уточнять?
—
А
была
хрупкая
девушка,
мечт а
поэта.
—
Хрупкой
никогда
не
был а.
Бы ла
тонкая,
но
плотная.
И
все-таки
я
утверждаю,
что
на
обоях
было
написано:
«Смерть контрреволюции».
Хот ь
что
хоче шь,
а
бы ло.
—
Ты
знаешь,
действительно
было,—
засмеялся
он.—
Я
потом
вспомнил.
Хотел
даж е
тебе
позвонить,
но
у
нас
там,
вооб рази
себе,
не
был о
ни
одного
телефона-автомата.
—
Ишь
ты
какой
веселенький!
—
А
что!
Знаеш ь ,
как
это
про изош л о:
мы
в
отделе
го­
товились
к
первомайской
демонстрации,
и
на до
бы ло
напи­
са ть
на
знамени
какой-нибудь
по до баю щий
лоз унг.
Мы
прило жили
кумачовое
зна мя
к
стене ,
р астя ну ли,
и
Ангел
Смерти,—
ты
его
помнишь,
нашего
Колю
Бе рез овс к ого,
по
кличке
Ан гел
Смерти?
—
красивый
был
п арень
и
хорошо
рисовал,
царство
ему
не бес н ое,—
так
он
в зял
здоровую
ки сть
и
золотой
краской
на пис а л : «Смерть контрреволю­
ц ии».
Краска
прошла
сквозь
материю,
и
буквы
отпечата­
ли сь
золотом
на
обоях.
—
Вот
види шь .
А
ты
еще
спо ри л.
—
Прости,
душенька.
О днако
ты
нам
тогда
здорово
по­
могла.
Помню,
как
ты
пе ре жива л а!..
Страшное
дел о!
Они
с м отрели
дру г
на
др уга,
вспоминая
себя
та к ими,
какими
был и
в
те
времена.
Он
довольно
смутно
представил
ее
в
своем
кабинете
совсем
м олодой ,
в
трофе й ном
англий­
ском
фр енч е,
со
стриженой,
как
у
мальчика,
г оловой ,
ху­
дой
от
голода,
с
несколько
запавшими
глазами,
неподвиж­
но
устремленными
на
золотую
надпись
над
кожаным
ад­
вокатским
дива но м.
А
она
вспомнила
его
довольно
суетли­
вым
человечком
лет
тридцати
с
внешностью
ме лко го
ре­
месленника,
каковым
он
в
действительности
и
был
до
ре­
в олю ции
—
типичный
русский
уездный
портной-неудачник
в
ситцев ой
рубашке
и
ж и летке
с
сине-вороненой
пряжкой
сзади,
с
яростно-веселым
вы раж ением
коротконосого,
пле­
бейского
лица,
истерзанного
ненавистью
к
классовым
вра ­
гам,
которых
он
поклялся
вс ех
до
одного
ун ичт о жить,
ст е­
ре ть
с
л ица
земли,
не
зная
ни
п ощады ,
ни
жалости,
ни
устали.
Его
однообразно
темные
глаза
в
форме
виш е нок
внимательно,
даже
как
бы
предупредительно
см о трели
на
соб еседник а,
так
что
мо гло
сложиться
впечатление,
что
он
человек
добрый,
даж е
жалостливый.
Но
ничто
не
могло
872


быт ь
более
ошибочно,
чем
это
впеч ат ление:
он
был
б еспо­
щаден,
неподкупен
и
принципиален.
С
детских
лет
хлебнувши
в
жизни
много
горя,
несп ра­
в едли во сти
и
у ниже ний,
сна чал а
от
зверя-хозяина,
а
потом
от
сво их
зака зчик о в
—
пехотных
офицеров
за холу ст ного
гарнизона,
на
кот оры х
он
ни когд а
не
мог
угодить,
кото р ые
ча сто
не
платили
ему
за
работу,
требовали
бес кон ечн ых
переделок,
перешивок,
пригонок,
к оторы е
били
ему
морду
и
выталкивали
в
три
шеи
из
собрания,
куда
он
при ходи л
за
деньгами
с
раздутой
щекой,
подвязанной
цветным
пл ат­
ко м,
и
с
черно-свинцовым
синяком
под
заплывшим
глазом,
он
так
ненавидел
их,
что
у
нег о
кровь
оглуш ит ельно
сту­
чала
в
висках
и
перехватывало
дыханье,
и
он
готов
был
истребить
их
всех
до
одного,
с кольк о
бы
их
ни
был о
на
свет е,
истреблять
без
ус тал и,
де нь
и
но чь,
планомерно
и
яростно-хладнокровно,
и
делать
это
до
тех
пор,
пок а
на
земном
шаре
не
восторжествует
Справедливость
и
Влады­
кой
Мир а
станет
Труд.
В
тот
де нь
у
нег о
на
письменном
столе
был а
разложе­
на
вы пол ненная
акварельными
красками
цвет ная
схема
кон тр рев олюц ионн ой
офи ц ерск ой
организации
со
в семи
ее
р азв ет вления ми
и
связями,
где
каждый
чле н
преступной
организации
был
изображен
в
в иде
условного
знака
—
круж ка,
треугольника,
ромба,
квадратика
с
именем
заго­
ворщика,
и
Заремба
проч ит ала
в
центре
на
з еле ном
тре­
угольн и ке
имя
своего
возлюбленного,
к
кот ором у
сходи­
ли сь
все
нити
заговора.
Он
допросил
ее
для
проформы,
все
врем я
суетясь,
ст а­
раясь
быт ь
радушным
хозяи н ом
и
пр иго вар ива я:
—
Сейчас
я
сбегаю
за
ки п ято чком ...
Попьем
с
тобой
чайку...
Бе ри
ландринку,
хлебца.
Небось
проголодалась.
Ты
нас
здорово
выручила,
спаси бо
т ебе
за
это
от
имени
Революции.
И
не
пе ре жив ай.
Вы три
щеки.
Вот
на
тебе
платочек.
Поверь
мне,
эт от
п одл ец,
твой
штабс-капита-
нишка,
не
стоит
с лез.
Был
бы
их
верх
—
он
бы
все х
нас
развесил
па
фонарях
и
железнодорожных
переходах;
и
тебя
тоже,
несмотря
ни
на
что ,—
бу дь
в
этом
уверена.
Или
мы
их,
пли
они
н ас.
Пей
чайку.
Пот ерп и
до
завтра.
Нынче
мы
их
всех
ликвидируем.
Зав тра
можешь
спо к ойно
выходить
па
работу.
Вечером
из
своей
камеры
она
слышала,
как
их
пр и­
везли
на
грузовике
из
тюрьмы
и
выз ы вали
куда-то
по
од­
ному
и
как
через
некоторое
вр емя
в
коридоре
ра здал ся
топот
но г,
звуки
борь бы,
тя жело е
дыханье,
окрики.
Она
373


пр иль нула
к
око шеч ку
в
двери
и
увидела
част ь
сумереч­
но го
коридора,
окл е енн ого
грязными
бумажными
обоями,
и
засиженную
муха ми
г олую
электрическую
лампочку
на
толстом
витом
шнур е,
которая
тол ько
что
ст ала
сл або
на­
кал ять ся,
освещая
все
вокруг
призрачным
к р асным
свет о м,
и
по
этому
кори д ору
конвойные
в олокли ,
толкая
в
спину
и
хватая
за
плечи,
громадного,
кос тля в ого,
длинноносого
парня
с
потным
лицом,
побитым
оспой,
с
длинными
обезьяньими
руками,
низким
вогнутым
лб ом
и
далеко
вы­
дающимся
дегенеративным
затылком,
известного
налетчи­
ка,
гра б ит еля,
разбойника,
запросто
убивавшего
топором
целые
семьи,
не
жалея
старых
и
маленьких
де тей,
а
кр оме
того,
добровольного
палача
деникинской
контрразведки,
личн о
повесившего
несколько
десятков
рабочих-коммуни­
стов
на
железнодорожном
переходе
ст а нции
Одесса-Глав-
на я,
по
фа милии
Ухов.
Теперь
его
тащили
из
камеры
для
того,
чтобы
вывести
в
рас хо д,
и
он,
рыдая
от
ужа са
и
буй ­
ствуя,
время
от
времени
теряя
сознание
или
делая
вдруг
отчаянные
попытки
вырваться,
убежать
и
куда-нибудь
сп р ятать ся
—
хо тя
бы
под
скамейку,—
не
переставая
сл ю-
пил
своими
то лстым и
мок ры ми
губами
огры з ок
карандаша
и
нор о вил
как
можно
разборчивее,
громадными
буквами
написать
на
обоях
с вою
фамилию
Ухов .
Его
тащили,
а
он
все
писа л,
разрывая
обои,
од но
за
друг им
—
Ухов,
Ухов,
Ухов,
У хо в...—
пок а
его
не
подхватили
под
мышки
и
по­
несли ,
а
карандаш
в
последний
раз
провел
по
обоям
глуб о­
кую
рваную
борозду
и
обломился...
Заремба
хотела
в
последний
раз
пос м отрет ь
на
Петю
Соловьева,
но
их
всех
так
быстро,
почт и
бегом,
провели
по
к ори дору
фотографировать,
что
она
его
не
заметила,
легла
в
уг ол
своей
общей
камеры
и
потеряла
сознание,
а
потом
обм орок
перешел
в
странный,
п очти
лет арг ич еск ий
сон,
продолжавшийся
несколько
суток,
а
ко гда
она
очну­
ла сь,
то
увидела,
что
лежит
на
белой
койке
в
больнице,
и
с
боль ш им
трудом
припомнила,
что
с
ней
было.
Го да
два
после
этого
ее
лечили
и
возили
по
санато р и­
ям,
и
в
ко нце
конц ов
она
выздоровела.
Не ск олько
раз
мы
сталк ив али сь
с
ней
мимолетно,
ино­
гда
узнавали
друг
друга ,
иногда
не
узнавали;
молча
п ро­
ходили
мимо
или
обменивались
несколькими
словами,
и
374


тогда
в
ее
изменившемся
стареющем
л ице
я
угадывал
чер­
ты
маленькой
девочки
в
матроске
или
девушки
из
совпарт­
школы,
в
к оторую
так
страстно
и
так
ненадолго
влюбился.
Однажды
я
увидел
ее
на
мраморной
лестнице
по лик ли­
ники;
она
шла
вниз
с
о дышко й,
располневшая,
почт и
се­
дая,
с
толс ты ми
ногами,
обу тым и
в
тесные
туфли
на
высо­
ких
каблуках,
ко торы е,
очевидно,
причиняли
ей
страдание.
—
Здорово,
парень,
—
сказала
она
печально.—
Как
живешь?
Ты
уже
дедушка?
А
я
уже
бабушка.
Вспоми­
наешь
ли
ты
когда-нибудь
наш у
молодость?
Ну,
то пай,
топай.
Сколько
раз
я
бр ался
за
перо,
чтобы
исполнить
совет
покойного
мо его
друга
и
старшего
товарища
Сергея
Ин гу-
ло ва
и
напи сат ь
роман
о
девушке
из
совпартшколы.
Мо­
жет
быть,
это
был
единственный
настоящий
сюжет,
алмаз,
к оторы й
стоило,
не
жал ея
времени
и
сил ,
огранить,
превра­
ти ть
в
сверкающий
брильянт.
Но
каждый
раз
я
чувствовал
св ое
б ессил ие:
тема
была
во
много
раз
выше
мен я
и
ее
нельзя
было
обр абот ать
так
себе,
в
старой
ма н ере,
которой
она
ни как
не
поддавалась.
Девушку
из
совпартшколы
нужно
бы ло
писать
совер­
шенно
по-новому,
небывало
и,
как
сказал
бы
Осип
Ма н­
де льшт ам, «на разрыв аорты» .
А
я
еще
к
этому
не
был
готов.
«Как жалко,
что
нам
не
хватило
времени
напи сат ь
наш
«Революционный катехизис искусства»!» —
с
горечью
вос ­
кликнул
Эдмон
Г онк ур.
И
как
не
хватало
это го
к атех изи са
мне,
тогда
еще
не
открывшему
мовизма.
«...Н а
протяжении
всех
тре хсо т
страниц
с
топотом
оп­
рокидывать
все
священные
мне ния ,
вековое
восхищение,
академические
программы
профессоров
эстетики,
всю
эту
ста рую
веру
искусства,
еще
более
лиш ен ную
критического
духа,
чем
религиозная
вера...»
375


Не т,
нет,
усп окой те сь,
товарищи,
это
ие
я
написал,
а
Гон ку р!
«Интеллектуальное «на плев а те льс тв о»
на
все общее
мне ние:
сам ая
редкая
смелость,
какую
я
ког да -ли бо
встре­
чал,
и,
только
обладая
этим
даром,
можно
создавать
ори­
гинальные
вещи...»
Короче
говоря,
нужно
бы ло
быть
не
Б у ниным,
а,
по
крайней
м ере,
Маяковским.
«... Я
ищу...
чего-то,
что
не
пох о дило
бы
на
роман.
От­
сутствие
интриги
для
меня
недостаточно.
Я
хотел
бы,
чт о­
бы
сама
структура
была
другой,
чтобы
эта
книга
носи­
ла
характер
мемуаров
одного
лица ,
написанного
дру­
гим...
Решительно,
с лово
«роман»
уже
не
определяет
кни­
ги,
которые
мы
пише м.
Я
хоте л
бы
д ать
им
другое
на­
звание».
...Если
не
ме муар ы,
не
роман,
то
что
же
я
сейчас
пишу?
Отр ыв ки,
воспоминания,
куски,
мысл и,
сюж ет ы,
оче рк и,
заметки,
цитаты...
Но
все
равно
мне
не
под
си лу
заполнить
этими
жалки­
ми
обломками
своей
и
чуж ой
п амяти
ту
неизмеримую,
ве ч­
ную
пропасть
вре ме ни
и
пространства,
на
кра ю
которой
я
ворочаюсь
до
рассвета,
измученный,
истерзанный
тя же­
лым и
мыслями.
Иногда
я
сам
себ е
напоминаю
сча стл ив ого
царя,
в друг
без
всякой
види мо й
причины
заболевшего
бессо н ­
ницей .
Сказка
о
подушке.
С
некоторого
вр е мени
цар ь
потерял
способность
спать.
Лучшие
врачи
и
маги
не
могли
изл еч ить
его
от
это го
смертельного
недуга.
Ни
одно
снотворное
не
действовало
на
цар я.
День
и
ночь
он
м етал ся
на
своей
п ост ели
с
от­
крытыми
глазами,
и
его
мо зг
был
и сто щен
п остоян ной ,
не­
прерывной,
бесконечной
работой
воображения.
Он
умирал.
Казалось,
ничто
не
может
его
спасти.
И
вот
однажды,
гл у­
хой
ночью,
когда
ангел
смерти
уже
совсем
низ ко
летал
над
376


его
го ловой ,
в
сп альн ю
ц аря
тайно
про бра ла сь
босиком
самая
молодая,
и
са мая
прелестная,
п
самая
любимая
из
его
жен
в
тончайших,
полупрозрачных
шальварах
в
пест­
рых
цв е точ ках,
потрогала
своими
нежным и
пал ьч ик ами
из­
го ловь е
царя
и
сказ ала :
—-
Дорог ой ,
мпе
кажется,
я
знаю
причину
тво ей
бо­
лезни.
Не
можешь
ли
ты
отв е тить
мпе
на
один
воп ро с:
дав­
но
ли
ты
спишь
на
этой
подушке?
—
Давно.
—
А
когда
ее
пе ре би вали
в
пос ледн ий
раз
и
под сы пали
в
нее
нового
пуха?
—
Сравнительно
нед авно .
—
И
конечно,
это
делала
твоя
пер вая ,
главная
жена?
—
Ну
да,
по
обычаю.
—
Так
вот
что
я
тебе
скажу,
лю бим ый:
старушка
пе­
реложила
пух а.
Я
ничего
не
хочу
ск аза ть
о
ней
п лох ого.
Она
это
сделала
любя,
чтобы
тебе
было
луч ше.
Но
потро­
гай
—
она
ее
так
набила,
что
п оду шка
стала
как
камен ная/
Разве
на
ней
заснешь?
Дай,
милый,
я
выпущу
из
нее
лишний
пух,
и
ты
сразу
забудешь,
что
та кое
б ессо н­
ница.
Она
вспорола
своими
п роворн ы ми
ручками
наволоку
и
вынула
несколько
горстей
драгоценного
пуха,
зат ем
взби­
ла
подушку,
ц арь
п олож ил
на
нее
свою
голову,
п очув с тво­
вал
воздушную
прохладу
и
л егк ость
и
заснул
бл аже н­
ным
сном,
а
младшая
жена
в ыг нала
полот ен це м
анге­
ла
смерти
в
форточку
и,
поцеловав
своего
пове л ите ля
и
возлюбленного,
удали лась
так
же
неслышно,
как
и
при шла .
Но
ск азка
на
это м,
о днако,
не
кончается.
Ца рь
стал
сразу
же
засыпать,
как
тол ько
ложился,
и
спал
долго
и
сла дко
до
самого
поз днег о
утра,
ко гда
ему
приносили
коф е
с
молоком.
Сначала
ему
это
очень
нрави­
лось,
но
потом
он
заметил,
что
со всем
перестал
перед
сном
размышлять
о
суд ьба х
своего
цар ст ва
и
д аже
нем но го
по­
гл у пел.
Тогда
он
позвал
к
себе
молоденькую
же ну
и
ш еп­
нул
ей
на
ухо :
—
Старушка,
конечно,
тогда
сильно
пер ел ожила
п уха,
это
верно,
но
ты
—
о
самая
моя
любимая!
—
сделала
мой
сон
сли шко м
легким,
счастливым
и
безду мны м.
А
для
цар я
это
не
годится.
Не
може шь
ли
ты
добавить
в
п оду шку
377


со всем
небольшую
горсточку
пуха,
чтобы
я
зас ып ал
не
ср азу
и
у
м еня
б ыло
бы
нем но го
времени
для
пол ез ных
размышлений?
—
С
удовольствием,
дорогой ,—о т ве тил а
мл адша я
жена
и
добавила
в
подушку
ца ря
одну,
совсем
маленькую
горсточку
лебяжьего
пуха.
—
Вот
теперь
будет
в
самый
раз,—сказал
царь,
и
с
той
по ры
ежедневно
перед
сном
его
посещали
самые
важ-
ньщ
мы сли.
Р азу ме ется,
эти
мысли
не
всегда
был и
веселые,
но
за то
они
всегда
озаряли
его
душу
св етом
и стины.
«Два сонных яблока у века-вл аст ел ин а
и
гл иня ный
прекрасный
рот...
Век.
Известковый
слой
в
крови
больного
с ына
твердеет.
Спит
Москва,
как
д еревя нны й
ларь,
и
неку­
да
бежать
от
в ек а-власт ел ина. ..
Пы лает
на
снегу
а пте чная
малина...
Ужели
я
предам
позорному
злословью
—
вновь
пахнет
яблоко м
мороз
—
пр ися гу
чудн ую
четвертому
со­
словью
и
клятвы
крупные
до
слез?»
Пылала
на
снегу
ап течн ая
малина,
и
в
агонии
красных
ог ней
и
вагонов
в
л ице
изм ен я лась
с толи ц а...
«Один:
я
заметил
з нам ена
у
ложа
и
че рную
фл ейту
над
п ульто м;
я
видел,
как
с
глиною
боре тс я,
лежа
у
гроба,
изм уч ен ный
скульптор.
Другой :
как
ст олетье ,
стояла
ми­
нута,
проверенной
совести
проба.
Он
был
неподвижен,
во
ф рен че,
как
будто
диктующий
лозунг
из
гроба.
И
тре­
т ий:
с
мешками
у
глаз
ср еди
зал а,
сед ая
и
руки
сухие,
жена,
неподвижно
де ж уря,
стояла
у
тела
в
ногах,
как
Россия...»
Во
сне
сквозь
шум
темных
крыльев
я
у слы шал
стук
в
дверь.
Ст ук
с удь бы.
Я
проснулся
и
долго
не
мог
пон я ть,
где
я
нахожусь,
медленно
всп лыв ая
на
пов е рхно сть
из
та­
инст вен ных
глуб ин
сно ви ден ий,
не
успевших
еще
дой ти
до
сознания.
Передо
мною
стояла
большая
фигура
очен ь
высокого
человека
в
фетровой
шляпе,
и
я
ус лы шал
сло ва,
сказ ан ные
знакомым
го лос ом
—
б ар ито нал ьным
басом,
кот оры й
как
бы
мяг ко
сх одил
на
низы:
—
Вы
р ады?
Он
мог
эт ого
не
спрашивать.
Конечно,
я
был
р ад.
Но
меня
удивило,
что
он
не
на
бегах,
хотя
был
беговой
день,
13 апреля.
Он
во шел
в
комнату,
уже
еле -е ле
трон ут ую
приближающимися
сумерками,
поставил
палку
в
угол,
а
378


шляпу
повесил
на
пуг овк у
самой
верхней
п олки
шведского
книжного
шкафа,
предварительно
попробовав
пальцами,
крепко
ли
она
держится,
эта
самая
пуговка,
которую
он
в
п рошлы й
раз
оторв а л,
так
что
мне
при шло сь
обе рн уть
ее
стерженек
бумагой.
Снимая
пальто
и
бросая
его
на
валик
дивана,
он
роко­
чущим
пригл уш енным
басом
приг ова рива л:
—
Ра д,
что
вы
рады ,
и
рад,
что
рад
аппарат.
Аппарат
прекрасный,
аппа рат у
рад ,—
рад
и
я,
и
мой
аппарат.
Узнаете?
—
Конечно.
«Баня» .
—
А
знаете,
отк уда
это
по пало
в
«Баню»?
—
Не
знаю .
—
Из
детства.
Купили
фотографический
ап парат .
Вся
семья
оч ень
рад ов ала сь.
Немедленно
выразил
это
стихами:
«Мама рада,
папа
рад,
что
купили
аппарат».
Это
и
был о
мое
первое
стихотворение.—
Он
помолчал,
вы см ор­
кался,
вытер
сво й
гриппозный
нос.—
К огда
будет е
пи­
с ать
воспоминания
о
Маяковском
—
не
за буд ьте
этого
факта.
Пр иго ди тся.
Или
продайте
ком у- ни будь
дру-
I ОМу.
—
Обязательно!
За тем
он
спросил
традиционное:
—
Как
живете,
караси?
—
Ничего
себе,
мерси,—
ответил
я
столь
же
тради­
ционно.
Это
бы ло
двустишие
из
мо ей
уже
давно
изданной
де т­
ск ой
книжечки
под
названием
«Радиожираф»,
которое
понравилось
Маяковскому,
и
он
пустил
его
в
ход,
так
что
в
нашей
компании,
а
потом
по
в сей
Москве
оно
сделалось
как
бы
шуто чны м
военным
паролем.
Он
вооб ще
часто
подхватывал
чью - ни будь
крылатую
фразу
и
в
течение
д олго го
времени
не
расставался
с
ней,
повторяя
на
все
лады,
так
что
иногда
соз да ва лось
впечат­
ление,
что
это
придумал
он
сам.
Так,
одно
время
он
без
конца
пов т орял
шуточ ны й
сти­
шок
И льф а: «Марк Аврелий не еврей ли?»
Зна м енит ые
рекламные
с трочки
Маяков с кого: «Нигде
кроме,
как
в
Мо ссель пр оме»
—
стали
по сл ов ицей,
но
дру­
гой
подобный
же
а фори зм : «Кто куда,
а
я
в
сбе ркасс у»
—
был
со чи нен
Васей
Лебедевым-Кумачом,
хо тя
это
также
приписывали
Ма яков ск ому.
379


Вообще,
как
человеку
очень
известному
и
популярному,
ему
приписывалось
множество
чужи х
острот
и
шу ток,
подобно
тому
как
почт и
все
анекдоты
и
эп иг раммы
не­
ко гда
приписывались
Пушкину.
Кстати,
в ыр аж ени е: «Инцидент исперчен»
—
вм есто
«исчерпан»
—
я
слышал
еще
до
революции.
Его
прид ум ал
друг
моей
юпости,
большой
остряк
Арго.
От
него
это
в ыр ажение
и
пошло
по
рукам,
по ка
им
окончатель­
но
не
з авл адел
и
не
закрепил
навсегда
за
собой
Ма я­
к ов ский.
В
этот
день
он
ос трил
ско рее
по
привычке.
Мне
пока­
залось,
что
нынче
он
что-то
невесел,
озабочен,
будто
все
время
прислушивается
к
чему-то.
Наверное,
п одум ал
я
то­
гда,
замучил
грипп.
С
н екот орым
беспокойством
следил
я
за
всеми
его
пе­
ре д виже ния ми,
так
как
обычно,
входя
в
мою
комнату,
он
учинял
небольшой
шуточный
дебош,
безвредный,
но
пу­
гающий
св оей
стремительностью.
Одним
движением
с ма­
хивал
оп
с
письменного
стола
рукописи,
засовывал
под
диван
книги,
ставил
на
под око нн ик,
за
портье ры ,
как
за
кули с ы,
письменные
прпнадлежности,
буты лочк и
с
черни­
лам и,
короб ку
канцелярских
скр еп ок.
—
Запомните,—
приговаривал
он
во рчли во ,—
у
писат е­
ля
на
столе
должно
быт ь
абсолютно
пусто.
Шурум-бу­
рум
к
черту!
Это
отвлекает.
В
особенности
его
раздражал
небольшой
мато во - се реб-
ряный
юбилейный
прибор
в
стиле
модерн,
доставшийся
мне
в
наследство
от
моего
полтавского
дя ди,
из вестн ог о
в
сво е
время
земского
деят ел я.
Я
держал
прибор
исклю­
чит ельн о
из
уважения
к
памяти
дяд и.
С
непостижимым
проворством
фокусника
Маяковский
рассовывал
все
составные
части
этого
юбилейного
прибо­
ра
—
подсвечники
без
свечей,
но жик
для
разрезания,
пресс-папье
без
промокашки,
две
пустые
ч е рнильницы
с
серебряными
колокольчиками
крышечек,
спичечницу
—
с
гл аз
долой,
куда
попало:
в
книжный
шкаф,
под
крес­
ла,
даж е
в
устье
голла н дс кой
печки,
е сли
дело
бы ло
летом.
Совершая
все
эти
забавные
безобразия,
он
рычал
из
Х лебн ик ов а: «И тополь земец,
и
ве чер
те мец,
и
моря
речи,
и
ты
—
да лече ».
380


Этим
он
как
бы
отдавал
долг
вежливо сти
моему
дяде,
котор ый
был
земец.
Думаю,
что
подобного
рода
торопливое
освобождение
стол а
от
пос торон ни х
предметов
был а,
скорее
всего,
при­
вычка
игро ка ,
не
теряя
золотого
времечка,
приготовлять
зе ле ное
по ле
для
ночного
ср ажен ия.
На
этот
раз
он
ограничился
л ишь
тем,
что
с
нескрыва­
е мым
презрением
покосился
на
юбилейный
при бор
и,
ото­
двинув
в
сторону
легковесный
серебряный
подсвечник,
присел
боком
на
угол
стола,
обт ян утого
зеленым
сукном,
и
в
та кой
поз е
—
полусидя-полустоя
—
с казал ,
от веч ая
на
мой
вопросительный
взгляд:
—
Ни
за
чем.
Пришел
просто
та к.
Вы
удивлены?
На­
пр асно .
Посидеть
с
человеком.
Как
гость.
Хотите
—
«будем
болтать
свободно
и
раскованно»?
И
в
ту
же
минуту
надо л го
замолчал,
ушел
глубоко
в
себя.
Его
по-украински
темно-карие,
несколько
женские
гла­
за
—
красивые
и
внимательные
—
см отре ли
сни зу
вверх,
отчего
мне
всегда
хот ело сь
на зват ь
их
«рогатыми» .
Рогатые
глаза.
Гл упо.
Но
мне
всегда
так
хотелось.
Мо­
жет
быть,
в
эт ом
и
е сть
самая
с уть
мовизма
—
писать
как
хочется,
ни
с
чем
не
считаясь.
В
углу
его
круп ного,
хорошо
разработанного
рта
оп ыт­
но го
ора тора ,
эстрадного
чтеца
с
прекрасной
артикуляцией
и
доходчивой
дикцией,
как
вс егд а,
торчал
ок урок
толстой
папиросы
высшего
сорта,
и
он
жевал
его,
точнее
сказать,
перетирал
синеватыми
искусственными
зубами,
причем
ме­
ханически
двигались
туд а
и
сюда
энергичные
губы
и
мо щ­
ный
подбородок
бо ксер а.
В
его
те мных
бров ях,
в
меру
гус ты х,
таких,
кото р ые,
как
я
заметил,
чаще
всег о
встречаются
у
очень
спосо б ны х,
одаренных
юно шей ,
бы ло
то же
н ечто
женское,
а
лоб,
мо щ­
но
собранный
над
ши рок ой
переносицей,
был
как
бы
ра с­
се чен
кор откой
вертикальной
морщиной,
глубоко
чернев­
шей
т ре угольн ой
зарубкой.
С
недавнего
времени
он
почему-то
отрастил
волосы,
и
они
разваливались
посередине
лба
на
стороны,
придавая
381


несвойственный
ему
вид
семинариста,
никак
не
соответ­
ствующий
тому
образу
М аяков с кого
—
футуриста,
новато­
ра,
главаря,
ко торы й
с ложил ся
у
меня
с
первых
дней
на­
шего
в ось ми летн его
знакомства,
то
есть
с
самого
начала
20- х
годов.
Теп е рь,
к огда
он
стал
памятником,
оч ень
трудн о
пре д­
ставить
его
себе
не
таким,
как
на
площа ди
Маяков с кого,
на
нев ысок ом
цоколе,
с
семинарскими
волосами.
Между
тем
почти
все
время,
за
исключением
самого
начала
и
са­
мог о
конца
св оей
писательской
жизни ,
он
корот ко
стригся,
иногда
наголо,
машинкой
под
н уль,
и
его
голова
—
по-мо­
ем у,
иногда
д аже
просто
начисто
выбритая
—
определен­
ностью
своей
формы
на по мина ла
яйц о,
о
чем
свидетель­
ствуют
фотографии
разных
лет,
в
том
числе
одна
из
самых
п охож их,
работы
друга
Маяковского,
художника
и
фото­
графа,
лефовца
Р одче нко,
где
великий
поэт
с
наголо
ос три­
женной
го ловой ,
с
внимательными
агатовыми
глазами
си­
дит
без
всякой
позы
на
простом
венском
ст уле
с
гнутой
спинкой
прямо
пос ред и
какой-то
пустынной
комнаты,
по­
хожей
на
кухню.
Передо
мной,
облокотившись
задом
на
ст ол
—
на
тот
самый
стол,
за
ко торы м
мы
—
Асеев,
Св етл ов,
Олеша,
Кру­
ченых,
Маяковский,—
бывало,
р ез ались
до
утра
в
девятку,
без
умолку
остря,
в
клубах
зе лен ого
таб ачн ого
дыма,—
стоял
уже
почти
памя тник ,
во
всяком
случае,
на
его
зна­
менитом
лице
лежали
чугунные
тени
хмурого
ап рельс кого
предвечерия,
холодного
и
сы ро го.
У
нег о
б ыло
затрудненное
гриппозное
дыхание,
он
ча­
сто
сморкался,
его
нос
с
характерной
буль бо й
на
конце
клубнично
краснел.
Он
при вык
носить
с
собой
в
коробочке
ку соче к
мыла
и
особую
салфеточку,
и,
высморкавшись,
он
каж дый
раз
шел
в
кухню
и
там
над
раковиной
мыл
рук и
этим
своим
особым
мылом
и
вытирался
со бств енно й,
ос о­
бой
салфеточкой,
при чем ,
д о ставая
их
из
кармана,
по
сво ей
неизменной
привычке,
н ачи нал
перек л ады ват ь
из
карма­
на
в
карман
различные
предметы:
из
заднего
к ар мана
брюк
извлекал,
например,
пачку
бледно-зеленых
два дца­
ток,
приготовленных
для
уплаты
фининс пе к то ру
подоход­
но го
н алога ,
и
перекладывал
ее
в
боковой
кар ман
пиджа­
382


ка,
а
на
место
пачки
двадцаток
засовывал
маленький
мау ­
зер,
извлеченный
из
левого
ка рма на
брю к
вместе
с
кусоч­
ком
мы ла,
завернутого
в
салфетку,
а
мыл о
и
салфет к у
перекладывал
в
правый
карман,
откуда
на
миг
доставал
ста ль ной
к астет
и
быстро
пр ятал
его
обратно,
причем
заод­
но
проверял,
на
месте
ли
в
на груд ном
кар м ане
авторучка,
или,
как
он
любил
ее
н азы вать
несколько
высокопарно,—
«стило» .
«Вот вам,
товарищи,
мое
стило,
и
можете
писать
сами!»
Подобные
операции
с
перекладыванием
вещей
он
п ро­
изво дил
довольно
часто.
Д ост авая
один
какой-нибудь
пред­
мет,
он
как
бы
приводил
в
движение
некий
скрытый
ме­
ханизм,
после
чег о
происходил
неотвратимый,
закончен­
ный
цик л
перекладывания
пре дм ет ов,
их
появления
и
исчезновения,
щелканья,
чем-то
напоминавший
дви­
жение
механических
фи гуро к
в
ти ре,
приведенных
в
действие
метким
выстрелом
в
маленькую
кр а сную
ми­
ше нь.
И
вверх
ногами
рушилась
на
сво ей
оси
железная
фи­
гурка
убитого
чело в ечк а...
—
Катаич,—
сказал
он,
пряча
в
карман
последний
предмет,—
вот
вы
южанин.
Скажите,
как
вы
пе рен оси те
север?
Часто
простужаетесь?
—
Беспрерывно.
—
И
я
то
же
самое.
До
сих
пор
никак
не
могу
прив ык ­
нуть
к
этому
паршивому
климату.
Апрель
называется!..
Раз ве
это
а пре ль?
Гибну,
как
обезьяна,
привезенная
из
тропиков.
Он
сно ва
высморкался
и
характерным
жес том
глубоко,
обеими
руками
одновременно
заправил
сорочку
под
ремень
сво их
прос торн ых
брюк
—
узких
в
бедрах,
широких
в
ша гу,
в
глубоком
кар м ане
кот орых
часто
лежала
его
«красноко­
жая
паспортина»
—
«молоткастый,
серпастый
советский
паспорт».
Именно
тогда
мне
в
голову
пришла
простая
мысль ,
до­
гадка,
объяснявшая
многое
в
его
характере,
в
особенностях
его
тв орче ств а.
В
сущности,
он
был
челов ек ом
из
другой
383


страны,
ю жа нин.
Приезжий.
И
до
сих
пор
ника к
не
мог
акклиматизироваться.
Заморский
страус.
Во
всяком
случае,
им енно
так
назвал
он
себя
в
ст ихот во рени и
«России» .
«Вот иду я,
заморский
стра ус ...
Я
не
твой,
снеговая
уродина.
Глубже
в
перья,
ду ша,
уложи с ь!
И
иная
окаж е т­
ся
р оди на,
вижу
—
выжжена
южная
жиз нь.
Остров
зн оя.
В
пальмы
овазился...
Р жут
эта жи я.
Улицы
пял ятс я.
Об­
даю т
водой
холода.
Ве сь
истыканный
в
дымы
и
в
па льц ы,
переваливаю
года».
Впервые
понял
я,
как
ему
трудн о
п ерев алива ть
года.
«Что ж,
бер и
ме ня
хваткой
мер зко й!
Бритвой
ветра
перья
обрей.
Пусть
исчезну,
чужой
и
заморский,
под
не­
истовства
всех
декабрей».
Я
повторял
про
себя
эти
строчки,
а
он
—
их
творец,
в
любую
минуту
готовый
исчезнуть,
чужой
и
заморский,
весь
истыканный
в
ды мы
и
в
пальцы,—
внимательно
смот­
рел
в
мое
мале нь кое
окно
п очти
на
уровне
земли,
выходив­
шее
во
дво р
извозчичьего
трактира,
одной
из
тех
чайных,
каких
в
то
время
ос талос ь
еще
довольно
мн ого
по
пер е ул­
кам
Сретенки.
Двор
был
заставлен
кончавшими
свой
век
о бодр анным и
пролетками,
и
лошади
с
надетыми
на
морды
торбами
заглядывали
в
окошко,
вст р ечая сь
взглядами
с
М ая­
ковским,
по-видимому
чувствуя
его
хорош ее
к
се бе
отно­
шение.
Очень
медленно,
че ре счур
медленно
темнело
в
эт от
неопределенный
час
между
концом
дня
и
началом
вечера
в
одном
из
бедных
переулков,
ку да
не
долетал
глухой
мельничный
шум
по-китайски
многолюдной,
пешеходной
Сретенки,
и
мы
вдв оем
с
Маяковским
в
еще
не
освещен­
ной
комн а те
—
он,
уже
знаменитый
на
в есь
мир
по эт,
п
я,
так
и
не
н аписавш ий
до
сих
пор
«Девушки из совпарт ­
школы»,—
о ба,
как
мне
тогд а
казалось,
уже
далеко
не
мо­
лодые
—
ему
тридцать
семь,
а
мне
—
господи,
неужели?
—
384


уже
тридцать
три
—
и
жизнь
прошла!
—
все
это
вместе
вы­
зывало
во
мне
страшную,
без в ыходн ую
горечь,
ощущен и е
безвозвратно
ушедшей
молодости,
чуть
ли
не
наступившей
ста рост и,
к огда
все
прошло
и
больше
уже
ничего
не
будет,
ил и,
как
тогда
говорилось
в
нашем
круж ке : «Больше ниче­
го
не
покажут».
А
впереди,
на
сумеречной
стене,
водянисто-пепельная
тень
неопределенных
очертаний,
кот орую
можно
бы ло
при
желании
истолковать
как
угодно,
даже
как
пепельные
одеж­
ды
летящего
Азраила.
«И день сгорел,
как
белая
страница:
немн ог о
дыма
и
немн ог о
пепл а!»
Може т
быть,
именно
вот
так
—
в
дореволюционные
го ды
—
сидел
в
своей
петербургской
конурке
некий
не при­
з на нный
литератор,
жалкий
подражатель
Достое в ского ,—
и
вдруг
на
пороге
—
весь
темный,
в
темной
широкополой
шляпе,
в
шерстяном
кашне,
тихий,
неясный,
как
с он,—
Александр
Блок,
ко торы й
пришел
навестить
со бр ата.
При ­
шел
ни
за
ч ем.
Пр осто
так.
Посидеть
с
человеком.
Как
гость.
По
литературной
традиции.
Ходят
же
л юди
в
гости
др уг
к
д ругу.
Ве дь
ничего
нет
страшнее,
когд а
некуда
че­
ловеку
пойти.
И
так
да лее.
Б ыло
во
вс ем
этом
острое
ощущение
традиционного
русского
писательского
быт а,
возможно,
да же
смены
пок олен ий ,
горе чь
неизбежного
отмирания.
И
то,
что
мне
представилось
явление
Александра
Блока,
бы ло
по­
нятно.
Маяковский
любил
Блока,
едв а
ли
не
считал
его
самым
ве лик им
русским
поэтом
со
времен
Пушкина.
Он
никогда
об
этом
не
говорил.
По
к р айней
мере,
пря ­
мо.
Но
я
чувствовал,
что
это
именно
та к.
Однажды
в
начале
20-х
годов
Маяковский
вернулся
из
заграничной
поездки
— кажет ся,
из
первой
своей
загранич­
ной
поездки,—
вернулся
домой,
в
Москву,
в
квартиру
Бр и­
ков
в
Водопьяном
переулке
у
Мясницких
вор от,
наискосок
от
почтамта,
полный
впе ч ат лений,
и
был
крайне
удивлен,
да же
потрясен,
когда
на
другой
же
день
«Известия»
при­
слали
к
не му
интервьюера.
Это
воспринялось
как
нечто
из
р яда
вон
выходящее,
еще
не бывал о е.
Несмотря
на
бурно
разворачивающийся
нэп,
в
совет­
13 в.
Катаев»
т.
6
385


ских
центральных
г азе тах
продолжал
царить
стр о гий
стиль
во енно го
коммун и зма ,
не
допускавший
ни
малейшей
б уль­
варщины,
желтизны,
сенсаций,
свойственных
буржуазной
пре сс е.
И
уж
разумеется,
н ика ких
интервью,
в
особенно­
сти
с
поэтом-футуристом,
вер ну вш имся
из
заграничной
по ездки .
Однако
времена,
по-видимому,
менялись.
Нэп
на­
ступал.
И
вот
первая
ласточка:
сотрудник
«Известий»,
яв ивши йся
к
Маяковскому
взять
интервью.
Взвинченный,
веселый,
изысканно
ве жлив ый,
сверкаю­
щий
всеми
красками
своего
неповторимого
юмора,
Ма я­
ковский
в
парижском
пуловере,
с
уз ким
ремешком
кар­
манных
часо в
на
лацкане
пи дж ака
—
бы ло
сверхмодно
но­
с ить
час ы
в
нагрудном
карманчике
пиджака,—с
н аголо
остриженной
головой
—
гигиенично,
современно,
конструк­
тивно,
а
та кже
потому,
ч т о: «Причесываться?
На
время
не
стоит
труда,
а
вечно
причесанным
быт ь
невозможно!»—
шагая
среди
своего
п олура зобра нн ого
б агажа,
расшвырян­
ного
по
в сей
комнате,
то
и
дело
наступая
новыми
загра­
ничными
башмаками
на
коробки,
свертки,
на
раскладную
гуттаперчевую
ван ну -т аз,
отбрасывая
из-под
ног
цве т ные
резиновые
губки,
нераскупоренные
флаконы
с
аткинсонов-
ско й
лавандой
и
зелено-полосатые
же стян ки
с
тальком
для
бритья
«пальмолив», Маяковский в одно и то же время и
усаживал
со тру д ника
«Известий»
за
стол,
и
н ал ивал
ему
«напареули», и придвигал тарелку с громадными свежими
пиро жными
«от Бартельса», и краем рта,
показывая
сине­
ватые
зуб ы,
победно
улыбался,
г лядя
на
членов
редакции
«Лефа», собравшихся на заседание по случаю возвращения
из- за
гр а ницы
своего
главного
редактора.
Прох одя
мимо,
ска зал :
—
Как
вы
думаете,
ес ли
бы
—
в ообр аз ите
се бе!
—
не
я
вер ну лся
из
Парижа,
а
Блок,
то
прислал
бы
ему
Стеклов
сот рудн и ка
взят ь
интервью
для
«Известий»?
Уверен,
что
ве чно
в
д уше
Маяк ов ск ого
жил
Александр
Блок,
тр ево жа
ег о,
заставляя
завидовать
и
восхищаться.
Блок
был
совестью
Маяковского.
Однажды
в
какой-то
редакции
среди
общего
раз гов ора,
шум а,
га ма,
острот
Маяковский
вдруг
ни
с
то го
ни
с
сего
как
бы
про
себя ,
но
дос та точно
громко,
чтобы
его
все
услы­
386


шали,
со
сдержанным
восхищением,
будто
в
первый
раз
слыша
музыку
блоковского
стиха,
от
начала
до
конца
ска­
зал
на
память
без
едино й
зап ин ки
волшебное
сти хотв оре ­
ние:
—
«Ты помнишь?
В
нашей
б ухте
сонн ой
спа ла
зеле­
ная
вода,
к огда
кильватерной
кол он ной
вошли
во енн ые
суда...»
Глаза
Ма яков с кого
та инс тве нно
засветились.
—
«Четыре
—
серых...»
—
ска зал
он
и
помолчал.
Было
видно,
что
его
восхищает
пр ос тота,
точность,
краткость
и
волшебство
эт их
двух
сло в: «Четыре
—
се рых ».
Це лый
морской
пейз аж.
—
«Четыре
—
серых.
И
вопросы
нас
волновали
би­
тый
ч ас,
и
загорелые
ма тро сы
ходили
ва жно
мимо
нас» .
Он
даже
при
эт их
словах
сделал
несколько
ш агов
взад-
в пер ед,
на
один
миг
как
бы
перевоплотившись
в
загоре­
ло го
французского
мат рос а
в
шапочке
с
красным
по мпо­
ном,
и
закончил
ст их,
неожиданно
вынув
из
к арм ана,
предварительно
в
нем
порывшись,
маленький
пе рочи нн ый
но жик
—
возможно,
воображаемый.
—
«Случайно на ноже карманном найди пылинку даль­
них
стран
—
и
мир
опять
предстанет
странным,
закутан­
ным
в
цветной
туман!»
Маяковский
протянул
слушателям
воображаемый
но­
жик
и
да же
под ул
на
него,
как
бы
желая
сдуть
пыл инку
дальних
стран.
Голову
даю
на
о тсеч ени е,
что
в
это
вре мя
он
видел
вдали
перед
собой
мираж
своего
«острова зноя,
овазивше-
г ося
в
пальмы».
Главная
сила
Маяковского
была
—
воображение.
13*
387


«Океан
—дело
воображения,—-
писал
он
где-то.—И
на
море
не
в идно
берегов,
и
на
море
волны
бо ль ше,
чем
нуж­
ны
в
дом ашн ем
обиходе,
и
на
море
не
знаешь,
что
под
тобой.
Но
только
воображение,
что
спр ава
нет
земли
до
по­
люса
и
что
слева
нет
з емли
до
полюса,
впереди
со­
вс ем
но вый,
второй
свет,
а
под
тобой,
бы ть
может,
Ат­
лантида,—только
это
воображение
е сть
Ат лант ическ ий
оке а н».
Гениально
просто,
но
именно
в
этом
и
закл юча ется
са­
мая
с уть
поэ зии.
Антагонизм
литературных
направлений.
Не
выдумка
ли
это?
По-моему,
не
существует
никаких
литературных
направлений.
Е сть
одн о
т олько
напр ав ление
в
искусстве:
всепокоряющая
гениальность.
Даже
просто
тал ант .
И
—
во­
ображение.
Л енин
назв ал
Достоевского
архискверным,
что
не
по­
мешало
ему
подписать
декрет
о
сооружении
Достоевскому
памятника.
Однажды
я
был
свидетелем
встречи
Ма яков ск ого
о
Мандельштамом.
Они
не
любили
друг
друга.
Во
всяком
случае,
с чита л ось,
что
они
полярные
противоположности,
начисто
исключающие
друг
друга
из
литературы.
Может
быть,
в
последний
раз
п еред
эт им
они
встретились
еще
до
революции,
в
десятые
год ы,
в
Пете рб урге,
в
«Бродячей
соб ак е», где Маяковский начал читать свои стихи,
а
Ма н­
дельштам
по до шел
к
не му
и
с каза л : «Маяковский,
пере­
станьте
читать
стихи,
вы
не
румынский
орке ст р».
Мая ков­
ский
так
растерялся,
что
не
на шелс я
что
ответить,
а
с
ним
это
бывало
чрезвычайно
редко.
И
вот
они
снова
вст рет и­
лис ь.
В
непосредственной
бли зос ти
от
памятника
Пушкину,
то гда
еще
стоявшего
на
Тверском
бульваре,
в
доме,
кото­
рого
уже
давным-давно
не
существует,
им елся
довольно
хоро ший
гастрономический
м агаз ин
в
дореволюционном
стиле.
388


Однажды
в
этом
магазине,
собираясь
в
гости
к
з на­
ком ым,
Маяковский
покупал
вино,
заку с ки
и
сла сти .
Надо
бы ло
зн ать
манеру
Ма яков с кого
покупать!
Можно
бы ло
под ум ать,
что
он
совсем
не
зн ает
др о бей,
а
только
сам ую
начальную
арифметику,
да
и
то
всег о
лишь
два
действия
—
сложение
и
умножение.
Пр ика зчик
в
кожаных
лакированных
нарукавниках
—
как
до
революции
у
Чичкина
—
с
поч т ите льным
смятением
грузил
в
большой
лубяной
кор об
все
то,
что
диктовал
Ма­
яковский,
изредка
о стан авливая сь ,
чтобы
посоветоваться
со
мной.
—
Так-с.
Ну,
чего
еще
возьмем,
Катаич?
Напрягите
все
с вое
воображение.
Коп чен ой
колбасы?
Правильно.
За­
верните,
почтеннейший,
еще
два
к ило
коп че ной
«москов­
ск ой».
Затем:
шесть
б ут ылок
«абрау- дюр со », кило икры,
две
коробки
ш окола дн ого
набо р а,
восемь
плиток
«Золотого
яр л ы ка», два кило осетрового балыка,
четыре
или
да же
лучше
пят ь
бат он ов,
швейцарского
сы ра
о дним
большим
кус ко м,
за тем
сардинок...
Именно
в
этот
мо мент
в
м агаз ин
во шел
Осип
Ман­
дельштам
—
маленький,
но
в
очень
большой
ш убе
с
чужо­
го
плеча
до
пят
—
и
с
ним
его
жена
На дюша
с
хозяй­
ственной
су мко й.
Они
быстро
купили
бутылку
«каберне»
и
четыреста
гра м мов
сочной
ветчины
самого
высшего
сорта.
Маяковский
и
Мандельштам
одновременно
ув иде ли
друг
друга
и
м олча
поз доров а лис ь.
Некоторое
вр емя
они
смотрели
дру г
на
друга:
Маяковский
ядов и то
сверху
вниз,
а
Мандельштам
заносчиво
снизу
вверх,
и
я
понимал,
что
Маяковскому
хочется
как-нибудь
п ол учше
сострить,
а
Ма н­
дельштаму
в
ответ
о тбр ить
Ма яков ск ого
так,
чтобы
он
сво их
не
узнал.
Я
изучал
задранное
л ицо
Мандельштама
и
понял,
что
его
я вное
сходство
с
верблюдиком
все
же
не
дает
на сто я­
щег о
пр ед ст авлени я
о
его
характере
и
художественно
яв­
ляет ся
с ли шком
элементарным.
Лучше
всего
изобразил
себя
сам
Мандельштам:
«Куда как страшно нам с тобой,
товарищ
большеротый
мой!
Ох,
как
крошится
наш
табак,
щелкунчик,
дружок,
дурак !
А
мог
бы
жи знь
просвистать
скворцом,
заест ь
оре­
хов ым
пир ог о м.,.
Да,
видно,
нельзя
ник ак »,
389


Он
сам
был
в
этот
миг
деревянным
щелкунчиком
$
бо ль шим
закрытым
ртом,
готовым
раскрыться
как
бы
на
шарнирах
и
раздавить
Маяковского,
как
орех.
Сух о
обменявшись
рукопожатием,
они
молчаливо
разо ­
шлис ь;
Маяковский
довольно
дол го
еще
смотрел
вслед
г ор­
до
удалявшемуся
Ма н де льшта му,
но
вд руг,
метнув
в
мою
сторону
как-то
особенно
сверкнувший
взгляд,
протя­
нул
руку,
как
на
эстраде,
и
голосом,
полным
восхище­
ния,
да же
гордости,
произнес
на
весь
м аг азин
из
Мандель­
штама:
—
«Россия,
Лета,
Лорелея».
А
затем
повернулся
ко
мне,
как
бы
ж елая
сказать!
«А?
Каковы
стихи?
Гениально!»
Это
бы ла
концовка
мандельштамовского
«Декабриста»!
«Все перепуталось,
и
некому
сказать,
чт о,
постепенно
х олодея ,
все
перепуталось
и
сладко
повторять:
Россия,
Ле та,
Лорелея».
По
отношению
к
прошлому
будущ е е
находится
в
на­
с тоящем .
По
отношению
к
буду щем у
настоящее
находится
в
прошлом.
Так
где
же
нах ож усь
я
сам?
Неу ж ели
для
м еня
теперь
нет
постоянного
места
в
мир е?
Или
«теперь»
—
это
то
же
самое,
что
«тогда»?
—
Ну
так
что
ж е,—
сказал
теперь
Маяковский,
уса­
живаясь
на
диван,—вы
хозяин.
Я
гость.
Занимайте.
Я
ва с?
—
Меня!
—
Мчат ь
б олт ая,
будто
бы
в есн а,—
с вобод но
и
раско­
ванно?
—
Вот
име нно.
Ох,
какие
мы
был и
тогда
остряки!
—
Давайте.
Расскажите
ч то-н и будь
раскованно
о
Б ло­
ке.
Вы
в едь
с
ним
встречались?
—
Хотите:
о
мо ей
одной
ис тори чес кой
вс тре че
с
Алек­
с андр ом
Блоком?
Еще
до
революции.
В
Петр ог р аде.
У
Ли-
390


лички
именины.
Не
знаю,
что
подарить.
Спрашиваю
у
нее
прямо:
что
подарить?
А
у
самого
в
кармане...
сами
пони­
маете.
Нищ ий!
Дрожу:
а
вдруг
захочет
торт
—
вообразите
себе!
—
от
Г урмэ
или
орхид еи
от
—
можете
себе
предста­
вить!
—
Эйл ер а?
Жуть!
Но
она
потребовала
книгу
стихов
Блока
с
автографом.
«Но как же я это сделаю,
е сли
я
с
Блок ом ,
в
сущности,
даже
не
знаком?
Тем
более
—-
фу ту­
рист,
а
он
символист.
Еще
с
лестницы,
чего
д обро го,
сп у­
ст ит ».—
«Это ваше дело» .
Положение
пиковое,
но
если
Ли-
личка
велела...
О
чем
тут
может
бы ть
речь?..
Сшатался
с
лестницы.
Слышал,
живет
на
Офицерской.
Мчусь
на
Офицерскую.
Пятый
этаж.
Взбежал.
Весь
в
пен е.
Зады ха ­
юсь .
Дверь.
Здесь.
Стучусь.
Открывают.
«Не могу ли ви­
де ть
поэта
Александра
Блока?»—«Как
д олож ит ь?» Так
прямо
и
режу : «Доложите,
что
футурист
Маяковский».
А
сам
думаю
про
се бя:
нахал,
мальчишка,
апаш,
щен,
обор­
ванец.
Ник ому
не
известен,
кроме
друзей
и
знакомых,
а
оп
—
Блок!
Нет,
вы
тольк о
в ооб рази те
себе,
напрягите
всю
свою
фантазию:
Александр
Блок.
Ве лик ий
поэт.
Са м!
Ку­
мир.
По
вечерам
над
ресторанами.
Я
послал
т ебе
черную
розу
в
бока ле
золотого,
как
небо,
аи.
Стою.
Ж ду.
Сейчас
спустят
с
лес т ницы.
Ну
что
ж. ..
Не
так
уж
высо ко.
Вс его
п ять
эт ажей.
Пустяки.
Но
все-таки...
Однако
нет ,
не
спусти­
ли.
Услышав
мой
голос,
вы ходи т
в
пере д нюю.
Лично.
Собственноручно.
Впервые
вижу
вблизи.
Люб оп ытно
в се-
таки:
живо й
гений.
При
же лани и
могу
даже
потрогать.
Александр
Блок.
Величественно
и
благосклонно.
С
отте н­
ком
мировой
ско р би: «Вы Маяковский?» — « Я
Мая ко в­
ский!» — «Рад,
что
ок азал и
мне
честь .—И
этак
многозна­
чит ельн о:
—
Знал,
что
вы
придете.
Чу вств ов ал.
Давно
жду
вс тре чи
с
ва ми »,—
и
вводит
в
сво й
кабинет.
Ну,
коне чн о,
кабинет
не
то
что
ва ш,
с
юбилейной
чернильницей
от
пол­
тавского
земства!
Сами
понимаете:
книги,
корректуры.
Письмо
трагической
актрисы.
«Розы поставьте на стол,
и
приходилось
их
ст авит ь
на
ст ол ». «Садитесь».
Сажусь.
Не
знаю,
куда
сп рята ть
бо тинк и.
Од ин
из
них
с
ла тк ой.
Не­
ловко.
Сижу,
как
на
еже.
Несколько
раз
порываюсь
что-
нибудь
насчет
к ниги
стихов
с
автографом.
Но
он
не
дает
сказать
ни
одного
сло ва.
С ам!
Подавляет
величием.
И
что
само е
ужасное:
чувствую,
что
придает
моему
визиту
все­
мирно-литературное
значение.
Высший
исторический
смысл.
Свиданье
монархов.
Вс треч а
символизма
и
футу­
ризма.
Мы,
говорит,
уходим,
а
вы,
говорит,
п ри ходи те.
Мы
прошлое,
вы
будущ ее .
Футуризм
ид ет
на
смену
символиз­
391


му.
Вы
наша
смерть.
При е млю
в
вашем
лиц е
грядущее
Мира.
И
конечно,
русской
литературы,
хотя
вы
и
бросаете
Пу шки на
с
парохода
со в ре менно сти.
(Дался им всем этот
нес ча с тный
п а роход
современности.
Даже
мама
гов ори ла:
«Зачем тебе это,
Володечка?» Зналбы,
не
подписывал
б ы.)
И
вообще,
говорит,
Маринетти.
У
вас,
Маяковский, «осо­
бенная
с тат ь».
С
радост ью
и
пе ча лью
приемлю
ваш
приход
ко
мне.
Это
б ыло
предопределено.
В
о дин
роковой
миг
бу­
дущее
всегда
появ ляет ся
на
пороге
прошлого.
Я
про­
шлое.
Вы
буд ущ ее.
Вы
—
возмездие.
У
нас
с
вами
буд ет
длинная
беседа.—
И
так
далее,
по
пр инципу: «... г ро мя
фут ур изм,
символизмом
шпынял,
заключив
реализ­
мом».
(А дома Лиличка с нетерпеньем ждет автографа!
Пред­
став ляет е
мое
сос тоян ие ?
Без
этого
автографа
мне
х оть
со всем
не
возвращаться.
Ск аза ла
—
не
п уст ит.
И
не
пу­
стит.
Положение
б ез в ыходн ое.)
А
он
все
свое:
миро вая
музыка,
судьбы
мира,
суд ьбы
России...
«Вы согласны?
—
спрашивает.—
Не
так
ли?
А
если
не
согласны,
то
давайте
спорить.
В
споре
рождается
истина.
Х оть
мы
идем
и
раз­
ными
пут ям и,
но
я
глубо ки й
по кл онник
вашего
таланта.
Даж е
ес ли
хотите
—
уч еник .
Ваш
и
Хлебникова.
Хлебн и ­
ков
гений.
Вы
до
известной
степени
тож е».
Ну,
тут
он
для
кра сн ого
словца
не множк о
загнул,
потому
что,
как
в по­
след ств ии
выяснилось,
один
из
вариантов
его
с ти хотво ре­
ния
«День приходил,
как
всег да :
в
сумасшествии
тихом»
содержит
такие
с трочк и:
«Хлебников и Маяковский набавили цену на книги,
так
что
при каз чик
у
Вольфа
не
мог
их
продать
без
улыбки».
—
Вот
как
уел!
Это
строфа,—-
заметил
Маяковский,—
тогда
почему-то
в
печать
не
поп а ла.
А
жаль!
Все-таки
реклама.
Хотя
и
б ыла
воткнута
ир он ическ ая
шпилька
в
футуристические
зады.
Но
не
в
эт ом
де ло.
Д ело
в
то м,
что
вр емя
неумолимо
шл о,
а
собственноручной
по дпи си
Блока
все
нет
и
нет!
Терпел
час ,
терпел
два,
наконец
не
выдержал.
Озверел.
Ло пнул .
Прерываю
Блока
на
с амом
интересном
ме сте : «Извините,
Александр
Александрович.
Договорим
как-нибудь
посл е.
А
сейчас
не
подарите
ли
экземплярчик
ва ших
стихов
с
собственноручной
надписью?
М ечта
мо ей
жизни!»
892


Отрешенно
улыбается.
Но
вижу
—
феерически
п оль­
щен .
Даже
не
скрывает.
«У меня ни одного экземпляра.
Все
раз обр али .
Но
для
вас...»
—
«Только подождите,
не
пишите:
Маяковскому.
Пишите:
Лил е
Юрьевне
Б ри к».—
«Вот как?
—спросил
с
не прия тн ым
удивлением,—Впро­
чем,
говорит,
извольте.
Мне
бе зра зл ичн о...»
И
с
выраже­
нием
высокомерия
расчеркнулся
на
кн иж ке.
А
мне
того
только
и
над о.
«Виноват».—
«Куда же вы?» — «Тороплюсь.
До
свиданья».
И
кубарем
вниз
по
лестнице.
По
улице.
Од на
нога
здесь ,
другая
на
Невском.
Так
что
бр юки
т рещ али
в
ход у.
Вверх
по
лестнице.
В
дверях
—
Лиличка.
«Ну что?» —
«Достал!» Рассиялась .
Впустила.
Смеркалось.
Я
хоте л
включить
свет ,
но
Маяковский
остановил
мен я
величественным
мановением
рук и:
—
Не
надо.
Будем
экономить
э лект роэ н ергию.
Я
сб егал
на
Сретенку
в
«Гастроном»
купить
что- ни буд ь
поесть,
но
полки
был и
пустые,
в
витр ине
виднелись
дере­
вянн ые
муляжи
окороков
и
кр асны х
головок
голла нд ског о
сыра,
а
в
отделе
зак усо к
были
вы ставлены
ш табе ля
пач ек
злакового
ко фе
и
возвышались
горы
чего-то
тош нотв орн о­
перламутрового
под
угнетающей
надписью
«бычьи семен­
ники».
Но
шампанское
еще
имелось,
хотя
и
в
ограниченном
количестве.
Я
принес
бутылку
пол ус ухого
«абрау- д юр со »
и
поста­
вил
на
зеленом
сукне
письменного
стола.
—
К
сож а лен ию,
больше
ничего
не
до стал .
Он
у смех ну лся
половиной
лица ,
и
характерная
для
его
улыбки
толстая
скла дка
опо лзла
вокруг
его
рт а,
сд елав
вы ражен ие
его
ли ца
с
косыми
скулами
еще
более
сарка­
стическим.
—
Фазанов
не
дос тали ?
—
деловито
сп рос ил
он.
—
Фазанов
не
дос тал .
—
Я
вам
нико гд а
не
рассказывал?
—
Про
что?
—
Про
фазанов.
—
Не т.
—
Много
потеряли.
Из
эпохи
мо ей
голодной
юности.
Мою
автобиографию,
надеюсь,
ч ита ли?
На зыв аетс я
«Я сам» .
Там
ес ть
глава
под
з агл авием
«Куоккала».
Начи ­
на ется
э п иче ски : «Семизнакомая система (с еми по л ь н ая).
Установил
се мь
обедающих
знакомств,
В
воскресенье
«ем»
393


Чуковского,
п онед ель ник
—
Евреинова
и
т.
д .».
Так
вот
о
Евреинове.
Вы
знаете,
что
такое
Евреинов?
Не т,
вы
не
знаете,
что
такое
Евреинов.
Известнейший
в
с вое
время
ре­
жиссер,
сноб,
теоретик,
эстет,
создатель
знаменитого
«теат­
ра
для
с е бя». Барин,
дв оря нин,
любил
покровительствовать
молодым
ген и ям.
Пы талс я
их
даж е
подкармливать.
Я
был
в
то
время
молодой
гений.
Прихожу
однажды
к
Ев-
реинову
подкармливаться.
Голодный,
как
че рт.
В ола
б
съел.
—
А,
Маяковский!
Рад
вас
видеть.
Вытирайте
ноги
и
входите.
Вы,
наверное,
не
проти в
хорошего
ужина,
по
л ицу
вижу .
Гении
всегда
голодают.
Но
сейчас
мы
это
все
устро­
им.
Фаз ано в
любите?
(Господи,
думаю,
каких
там
еще
фазанов!
Мне
бы
лю­
б ит ельс кой
колбасы
с
французской
булкой
фунта
п олто­
ра
да
чаю
с
сахаром
внакладку
стаканов
шесть .
А
то
ка­
ких-то
фазанов!
Но
ничего
не
под е лаешь ,
театр
для
себя.)
Принимаю
великосветский
вид
и
небрежно
роняю:
—
Фазанов?
Обожаю!
—
Превосходно.
Великолепным
жестом
Евреинов
нажимает
кнопку
элек тр ич еск ого
звонка,
и
появ ляетс я
горняшечка
в
кру ­
жевной
наколке.
—
Поля,—
говорит
томно
Евреинов,
запахиваясь
в
шелковый
хал ат ,—
м олод ой
г ениал ьн ый
поэ т
прог олод а л­
ся.
Пойдите
на
кухню,
узнайте
там,
остались
ли
от
обеда
ф азан ы,
и
велите
подать
молодому
человеку.
—
Слушаюсь.
—
Садитесь,
Маяковский.
Сейчас
вам
подадут
холод­
ных
фазанов.
По-моему,
это
самый
из ыск ан ный
завтрак:
хол одны е
ф азаны .
Бисмарк
всегда
ел
за
завтраком
холод­
ных
фазанов.
И
он,
под ле ц,
так
вкусно
произнес
на
немецкий
манер
слово
«фазаны», что у меня потекли слюни прямо-т ак и
как
вожжи.
—
Одн ако ,
я
ви жу,
вы
большой
гу рман ,—
говорит
Ев­
реинов,
и
в
это
время
входит
го рнич на я.
—
Николай
Николаевич,
фазанов
не
осталось.
—
В и дите,
Маяковский,
к
сожалению,
фазанов
не
осталось,—
огорченно
произносит
Евреинов,
разводя
рука­
ми .—
Ничего
не
поделаешь.
При дет ся
вам
с ег одня
остать­
ся
без
ужина.
Представьте
себе,
Кат аич ,
я
чуть
не
заплакал
от
огор­
394


чения.
А
он
ничего.
Зав ел
раз гов ор
о
Го рдо не
Крег е
и
Ме терли нк е.
Это
у
него
и
называлось
«театр для себя».
—
Вы пьем
по
этому
случа ю
шампанского,—
предло­
жил
я.
—
Сколько
раз
я
говорил
вам,
чтобы
вы
никогда
не
произносили
этого
г лупого
сло ва.
Только
выскочки
и
па р­
веню
кричат
на
весь
к абак: «Шампанского!» А всякий
уважающий
себя
человек
должен
гов орит ь
«вино».
А
уж
все
окружающие
должны
ср азу
понять,
что
раз
вы
гово­
рите:
вино ,
то
имеете
в
вид у
именно
шампанское,
а
не
что-нибудь
другое.
И
в
ресторане
ни к огда
не
кричите:
«Шампанского!»
Заказывайте
официанту
вполголоса,
по
в н уши те ль но : «Будьте так добры,
прине с ите
мне
вин а».
Он
поймет.
Уж
будьте
уверены.
Принесет,
что
надо.
Чт обы
не
в ызв ать
язвительной
полуулыбки
у
Маяков­
ского,
кот оры й
не
переваривал
«хлопанья пробок», хотя и
вполне
признавал
волшебную
звукопись
«шипенье пени­
стых
бо кало в
и
пунша
пл ам ень
голубой»
и
«вошел
—
и
пробка
в
пот о лок »,—
я
сн ял
железную
ско бку ,
почти
совсем
бесшу мно
отвинтил
пробку
«абрау -д ю рсо »
и
ск р омно
налил
в
наш и
ста кан ы
ш ипуч ее
вин о.
Ма як ов­
ск ий
его
только
пригубил.
Видно,
не
хотел
пить.
Он
вообще
пил
немного,
преимущественно
легко е
виноград­
ное
вино,
в
чем
сказывалось
его
груз ин с кое
происхож­
дение.
«Только нога ступила в Кавказ,
я
вспомнил,
что
я
—
груз ин ».
Водку
совсем
не
пр изн ав ал.
С
презрением
говорил,
что
водку
пьют
лишь
чеховские
чиновники.
Мы
долго
м ол чали,
думая
каждый
о
своем.
Не
зна ю,
о
чем
ду мал
Маяковский,
но
он
все
вр емя
как
бы
к
чем у-
то
прислушивался,
ожи дал
чего-то.
Я
же
думал
о
нем,
ко­
торого
с
давних
пор
страстно
л юбил
как
поэта,
считая
его
равным
Пушкину.
Каким
же,
в
сущности,
был
этот
человек,
за дум чив о,
но
прямо
сидевший
в
темноватой
ко мна те
на
диване
под
ленинградской
афишей
мо его
провалившегося
«Аван­
г ар да»?
395


Гор ьки й
однажды
сказал
при
мне
полушутя-полусерь­
езно,
что
он
уже
не
челов ек ,
а
учрежденье.
В
чем-то
он
был
прав.
Ма яков ск ого
же,
несмотря
на
всю
его
громад­
ную
общественно-политическую,
в
том
числе
и
организа­
ционную,
ра боту
поэта-главаря,
новатора,
соз дав ш его
но­
вый
русский
поэтический
язы к,
ра боту,
которую
М аяков­
ский
неустанно
вел
не
меньше
Горького,
его
ни как
нельзя
было
н аз вать
учреждением.
Он
всегда
ост авал ся
т олько
че лов еком
—
вел ик им
художником
слова,
нов а тором -ре во­
люционером
с
оче нь
сложным,
противоречивым
характе­
ром
и
нежной,
легко
ранимой
душ ой , «истыканной в дымы
и
в
пальцы».
Недавно
в
этой
же
комнате
М ей ерхол ьд,
засидевшись
до
зари,
со
свойственной
ему
страстью
и
преувеличениями
развивал
пл ан
тургеневских
«Отцов и детей»
для
поста­
новки
в
кинематографе.
Фильм
должен
был
начаться
с
черн ой
классной
до ски,
на
кот орой
Базаров
рисует
мел ом
схему
человеческой
груд н ой
клетки
—
бел ые
ре бра
и
в
них
—
как
в
темнице
—
за
решеткой
—
нарисованное
челов е ческ ое
сер дце,
бью щ ее­
ся
сна чал а
ритмично
и
размеренно,
подчиняясь
закону
кровообращения,
а
потом
трепещущее,
скачущее
и
вдруг
замирающее
в
последней
конвульсии.
—
Б аза ров
нигилист?
Вздор!
—
торопливо
говорил
Ме йер хольд
сво им
сиплым
голосом,
закидывая
назад
узкую
голову
с
большой
б ес поря дочно й
шевелюрой,
так
что
его
носатый
пр офил ь
пол иш инеля
временами
прини­
мал
как
бы
сов сем
горизонтальное
пол о жение. —
Базаров
умирает
не
от
заражения
крови!
Б аза ров
у м ирает
от
лю б­
ви.
Его
убивает
стр аст ь
к
же нщ ине.
Да,
да,
вот
именно !
Безумная
стр асть!
Б аза ров
обводит
углем
на
св оей
груд и
мест о,
где
у
нег о
колотится
сер дц е.
Он
сам
с
ужасо м
за­
меча ет ,
что
его
сердце
сжимается
от
любви,
от
страсти,
от
жел ани я!
План
постановки
разработан
у
меня
до
послед­
нег о
кадра.
—
Кто
же
будет
Базар о в?
—
сп роси л
я.
—
Охл опк ов,—
ответил
Мейерхольд,—
я
вижу
Охлоп­
кова.
Тольк о
Охлопкова,
и
никого
др уг ог о.—И
вд руг,
по­
вернув
ко
мне
лицо,
которое
в
фас
каза ло сь
настолько
узким,
что
как
бы
имело
тольк о
два
измерения
и
в
третьем
вовсе
не
просматривалось,
воскликнул:
—
Нет!
Не
Охлоп­
ков!
Ве дь
Ба за ров
был
футурист!
Есть
только
один
н асто я­
396


щий
Базаров,
который
сможет
умереть
от
любви:
Маяков­
ский!
Тем
более
что
он
сам
очень
хороши й
актер.
З ина,
ты
согласна,
что
Маяковский
очень
хороши й
ак тер
в
жиз­
ни?
Он
должен
сыгр ат ь
у
м еня
Базарова.
Он
уже
много
раз
снимался
для
синематографа.
Но
только
не
попадал
в
руки
настоящего
режиссера.
Нако н ец
—
он
автор
нашего
театра.
Мы
его
уг оворим .
Реш ено !
И
тут
же
он
ст ал
развивать
уже
со всем
др угой
план,
план
пос трой ки
для
его
театр а
совершенно
нового
поме­
щения.
—
Это
буде т
театр-арена.
Зрители
вок руг.
По чти
во­
к руг.
Вок руг
на
три
четверти,
на
четыре
пятых.
Товарищи,
представьте
себе,—
все
больше
и
больше
распалялся
Мей­
ерхольд,
взбивая
длинными
пальцами
с вою
вы сок ую
шеве­
люру
и
шагая,
как
на
шарнирах,
по
комнате,
то
сгорб ив ­
шись
в
три
поги бе ли,
то
закидывая
голову
назад
и
резко
поворачиваясь.—
Для
открытия
—
«Отелло» .
Совершенно
пус тая
сцена,
где
абсолютно
ничего
не т,
кром е
громадного,
во
всю
арену,
одноцветного
ковра.
Ярко-малинового.
Что ?
Зеленого?
Вот
видите,
Зина
находит,
что
зеленого.
Она
не
совсем
права,
но
тем
лучш е.
Громаднейший,
во
всю
ар е­
ну,
без
едино й
морщины
темно-зеленый
ковер,
ослепи­
тельно
ярко
освещенный
сверху
всеми
прожекторами;
и
в
самом
центре
этого
к овр а...
Нет!
Не
в
центре,
а
чуть-чуть
вне
центра,
но
все-так и
посередине
—
маленький...—
Он
сделал
п аузу
и,
сладостно
зажмурившись,
протянул
руку,
как
бы
держа
в
своих
пальцах,
д л инных,
как
у
П аганини,
н ечто
воздушно-легкое,
маленькое,
волшебное.—
И
посе­
редине
эт ого
яр ко
освещенного
зеленого...—
он
разжал
пальцы,—
м ален ьк ий,
со всем
крошечный,
но
пронзительно
заметный
из
самых
отдаленных
точек
зрительного
зала
—
кружевной
платочек
с
вышитой
в
уголке
земляничкой.
Больше
ничего!
Это
и
е сть
«Отелло».
Это
и
ес ть
под лин­
ный,
настоящий
Шекспир.
Не
правда
ли,
это
гениально
просто?
Гениально-то
ге ниа льно,
подумал
я,
но
ведь
все-т ак и
Шекспира,
а
не
Маяковского
мечтает
он
поставить
для
открытия
своего
ульт рас ов ре менн ог о,
нового
театра-арены.
Почему
же
все -так и
не
Маяковского?
Неужели
вр емя
Маяковского
—
зе нит
его
славы
п рошло
и ли,
во
всяком
с луча е,
проходит?
397


Не
ст ал
ли
это
чувствовать
с
некоторых
пор
и
сам
Маяковский?
Все
тяжел ее
становилось
ему
переваливать
года.
Это
уже
был
совсем
не
тот
Маяковский
первых
лет
револю­
ци и,
которого
я
некогда
увидел
в
Харькове,
в
дни
пов ол ж­
ског о
голода.
Очень
хорошо
об
эт ом
у
Ол еши:
«Мы с Валентином Катаевым сидели в ложе и с не­
ис тов ым
любопытством
ждали
выхода
на
сце ну
того,
чье
выступление
только
что
возвестил
председатель.
На
сцен е
не
было
нич ег о,
кро ме
столика,
за
кот орым
сидел
прези­
ди ум
—
по
вс ей
вероятности,
л юди
из
городского
комитета
па рт ии,
из
редакций,
из
руков одс тв а
ком со мо ла.
Пустая
огромная
сцена,
в
глуби н е
ее
голые
стены
даже
с
какими-
то
балконами...
Не
только
я
и
Катаев
—
два
молодых
поэта
—
охвачены
волнением.
Наз ад
мы
не
оглядываемся,
так
что
не
можем
определить,
что
переживает
в есь
театр,
но
те,
что
сидят
за
столиком,—
лю ди
бывалые,
да
еще
и
настроенные,
как
это
чувствуется,
скептически,—вперились,
видим
мы,
гла­
зам и
туда,
в
тайну
кулис.
Я
был
уве р ен,
что
выйдет
человек
театрального
вида,
рыжеволосый,
поч ти
буффон...
Так ое
представление
о
Маяковском
могло
все
же
возникнуть
у
нас:
ве дь
мы-то
знали
о
желтой
кофте
и
о
литературных
скандалах
в
про шл ом!
Совсем
ино й
человек
появился
из-за
кулис!
Безусловно,
он
поразил
тем,
что
ок аз ался
очень
рос­
лы м;
по раз ил
т ем,
что
из-под
чела
его
смотрели
необык­
новенной
си лы
и
красоты
глаза...
Но
это
вышел,
в
общем,
обычного
советского
вида,
несколько
уст ал ый
человек,
в
полушубке
с
барашковым
в оротн ик ом
и
в
б ара шк овой
же,
чу ть
сдвинутой
назад
шапке».
Хорошо
помню
и
я
этот
вечер
—
Ингулов
в
президи­
уме!
Может
быть,
ря дом
с
ним
и
К лав дия
Заремба!
И
Ма я­
ков с кого,
так
прекрасно
описанного
О ле шей.
Однако
я
бы
не
сказал,
что
Маяковский
был
в
п олушуб ке
с
барашко­
вым
воротником
и
ба рашк ов ой
ша пке.
Это
неточно.
Я
бы
сказал
так:
на
Маяковском
б ыло
темно-серое,
зимн ее,
ко­
398


роткое,
до
колен,
пол упаль то
с
черным
каракулевым
во­
ротником
и
т акая
же
черн ая
—
но
не
шапка,
а,
скорее,
к ру глая
неглубокая
шапочка,
действительно
несколько
сдвинутая
на
затылок,
открывающая
в есь
лоб
и
часть
остриженной
под
машинку
головы.
Он
вышел
сбоку
и,
сд елав
строевой
шаг
с
левой
ноги
вп ере д,
громко
ска зал ,
как
бы
подавая
самому
себе
ком ан ду:
—
Ра з-з -з!
Но
это
не
был
с чет
шагов,
а
первый
сло г
его
з на мени­
то го
«Левого марша»:
«Разворачивайтесь
в
марше!
Словесной
не
место
кляузе.
Тише,
ораторы!
В аше
слово,
товарищ
мау­
зер».
Это
был а
его
программная
ве щь,
и
с
особенной
эне р­
г ией
он
отби ва л
ее
твердый
революционный
ритм,
точно
гвозди
вк о л ачивал
в
голые
доски
сцены.
«Левой . !
Левой!
Л ево й!»
Потом
он,
не
передохнув,
прочитал
от
начала
до
конца
свою
грома дную ,
сов сем
недавно
написанную,
но
уже
из­
в естну ю
нам
с
Олешей
анонимную
поэм у
«150000000»,
потрясшую
нас
своим
неистовством:
«Выдь не из звездного нежного ложа,
бож е
железный,
огненный
боже,
бо же
не
Мар сов ,
Неп ту нов
и
Вег,
боже
из
мяс а
—
бо г- чел о век!»
Чугунно
шаг ая
по
эстраде,
он
сделал
такой
жест,
как
будто
вдруг
выхватил
из
ка рман а
на
бедре
п ис толет
и
на­
пр авил
его
в
зрительный
зал:
«Пули,
погуще!
По
оробелым!
В
гущу
бе гущи м
грянь,
п ар абе ллум!»
Затем
его
голос
загремел
ярос тн о,
и
он
не
произнес,
а
как-то
проскрежетал:
899


«Самое это!
С
донышка
ду ш!
Жаром,
жжень ем,
желе­
зом,
светом,
жарь,
жги ,
р ежь,
рушь!»
И
когда
он
доше л
до
стиха:
«Мы тебя доконаем,
мир-романтик!»—
то
нам
с
Слешей
показалось,
что
он
смотрит
прямо
на
нас
своими
прекрасными
грозными
глазами,
и
мы
даже
не­
много
подались
в
глубь
л ожи,
прик р ыв
глаза,
как
от
слиш­
ком
яркого
света.
«Вместо вер,—
продолжал
гре мет ь
Маяковский,—
в
душе
электричество,
пар.
Вместо
ни щих
—
всех
миров
бо­
гат ст во
прикарманьте!»
И
тут
впервые
до
нас
полностью
дошла
безу сло в но
са­
мая
стр ашн ая,
беспощадная,
кровавая
с троч ка
во
вс ей
мировой
революционной
поэзии,
которая,
ког да
мы
чи тали
ее
глазами
в
книге,
как-то
ускользала
от
н ас,
а
теперь
не ожид а нно
раскрылась
во
всей
своей
нев е­
роятной
сил е,
обрушилась
на
н ас,
как
взорванная
стена:
«Стар
—
убивать.
На
пе пе ль ницы
че репа !»
Это
б ыло
так
с тра шно,
что
даже
потом,
когда ,
переме­
нив
манеру
чтения,
Маяковский
п очти
пропел
в
стили­
зованно
рус с кой
частушечной
манере
строчки
об
Ам е­
рик е:
«Мир,
из
света
ч астей
собирая
квинтет,
одарил
ее
мо­
щью
магической.
Город
в
ней
стоит
на
одн ом
винте,
в есь
электро-динамо-механический»,—мы
уже
не
могли
оц е­
нит ь
их
по
достоинству.
И
лишь
ко гда
Маяковский,
до
по­
следней
степени
усталый,
вытирая
шапкой
блестящую
от
пота
с вою
корот ко
остриженную
голову,
в
последнем
у си­
400


лии
на пряг ая
с вой
рок очущи й,
уже
сорванный
голос,
бросил
в
черный
молч али в ый
зал
концовку
сво ей
геро иче ­
с кой
поэмы:
«...Цвети,
земля,
в
молотьбе
и
в
с еять бе.
Это
тебе
рево­
люци й
кров ав ая
Или ад а!
Голодных
годов
Оди ссея ,
тебе!»—
мы
очнулись
и
то
не
ср азу
—
и
впервые
п он яли,
что
со­
бой
—
по-настоящему
—
представляет
Маяковский,
его
подлинный
масштаб.
По
самой
своей
духов ной
су ти
он
был
по эт
трагический
и
тольк о
на
этом
пу ти
мог
создавать
действительно
гени­
альные
вещи.
Тема
вечной
неразделимой
л юбви
и
смерти
всегда
на­
ходилась
в
центре
его
творчества,
его
человеческой
лич­
ности.
Каждая
его
поэма
—
хождение
души
по
мука м,
гибель
и
затем
апофеоз
воскресения
для
новой,
неслых ан­
но
прекрасной
и
справедливой,
вечно
сча стли в ой,
и деал ь­
ной
о бщече лов е чес кой
ж изни.
В
поэме
«Владимир Ильич Лепин»
—
то
же
сам ое.
Те ма
сме рти
переходит
в
апо фео з:
«Выше,
со л нце!..
Стала
величайшим
коммунистом-ор­
ганизатором
даже
са ма
Ильичева
смерть...
Рабы,
разги­
байте
спины
и
кол ени!
Арми я
пролетариев,
встань
стр ой на!
Да
здравствует
ре в олюци я,
радостная
и
ск орая!
Это
—
еди нств енн ая
в ели кая
война
из
всех ,
ка кие
знала
история».
...Он
жаждал
Революции,
радостной
и
скорой...
Одн а
из
мо их
любимейших
вещей
М аяк овс кого
—
«Хо­
р ошо !», где в трагическом зареве уличных октябрьских ко­
стров
так
неповторимо-прекрасно
«тонула Россия Блока»,
то же
заканчивается
апо фео зо м : «Жизнь прекрасна и уди­
вительна».
Я
уже
не
го ворю
о
поэме
«Про это»
с
п отря са ющим
романсом
о
мальчике-самоубийце.
401


«Вата снег.
Мальчишка
шел
по
вате.
Ват а
в
зол о­
те—чего
уж
пошловатей?!
Но
такая
грус ть,
что
стой
и
грустью
ранься!
Расплывайся
в
процыганенном
ро­
мансе.
М альч ик
ше л,
в
закат
глаза
у ста вя.
Был
зака т
непре-
взойдимо
желт.
Да же
снег
желт ел
в
Тверской
заставе.
Ничего
не
видя,
мальчик
шел.
Ше л,
вдруг
встал.
В
ше лк
рук
сталь .
С
час
закат
смотрел,
глаза
уст ав я,
за
мальчиш­
кой
ле гшую
кайму.
С нег
хрустя
разламывал
суставы.
Для
чего?
Зачем?
Кому?
Был
вором-ветром
мальчишка
обы­
скан.
Попала
вет ру
мальчишки
записка.
С тал
ветер
Пет­
ровскому
парку
звонить:
—
Прощайте...
Кончаю...
Прош у
не
винить.
До
ч его
ж
на
ме ня
похож!»
Ког да
я
впервые
услышал
эти
стро ки -и сп ов едь,
проч и­
танные
Маяковским
с
эст рады
Политехнического
музея
перед
стулом,
на
котором
висел
его
пиджак
и
узкий
га л­
стук ,
мне
сразу
же
представился
др угой
Маяковский,
ав­
тор
поэмы
«Люблю», нищий мальчишка,
мечтающий
о
веч­
ной ,
единственной,
великой
любви.
«Любить?
П ожал уй ста!
Рубликов
за
сто.
А
я,
бездо м ­
ный,
ручища
в
рва ный
в
карман
засу н ул
и
шлялся,
гла­
застый».
Для
Маяков с кого
—
да
и
для
вс ех
других
поэтов
—
время
шло
по
вертикали
сверху
вниз;
так
он
и
з апи сывал
свои
строки.
Для
меня
же
время
ид ет
по
горизонтали
—
туд а
или
даже
иногда
обратно,—поэтому
я
записываю
стихотворные
с трочк и
в
одном
напр авл ени и
—
по
течен ию
времени.
Однажды
но чью
мы
шли
с
ним
по
горизонтали
пу сты н­
ной
Мясницкой
—
он
з ах одил
ко
мне
в
Мыль ни ков ,
и
я
по­
шел
пров оди ть
его
до
Лубянского
проезда,
ныне
Серова,—
я
попросил
его
как-нибудь
проче ст ь
мне
«Облако в шта­
нах».
Он
остановился,
пос мот рел
на
меня
и сп одлоб ья
и
не­
ожиданно
рявк нул
на
всю
улиц у,
разевая
свою
льв и ную
пасть:
402


—
Редчайшая
бестактность!
Я
ст рухн ул.
—
Почему
же
бестактность?
Про сти те ...
Но
мне
давно
у же...
так
хотелось...
П очти
все
ваши
вещи
слышал
в
вашем
исполнении...
А
«Облака»
не
с лыша л...
не
при ­
шлось...
Он
взъя рилс я
еще
пуще.
—
«Облако в штанах»! —
з ар евел
о н.—
А
почему
вы
не
просите
ме ня
прочесть
«Хорошо!»? Почему?
В
голосе
его
я
ул овил
горечь.
—
Ч то?
Д ум ае т е, «Облако»
лучше ?
А
я
сч ит аю,
что
«Хорошо!» лучше .
«Хорошо!» —
лучшее
мое
произведе­
ни е.
И
в ооб ще,—
снова
поднял
он
с вой
разъ ярен ны й
го­
лос,—
ни к огда
не
см ейте
прос ит ь
поэт а
п роче сть
что-ни­
будь
старое,
вчерашнее.
Нет
хуже
ос корбл ен ия.
Потому
что
у
настоящего
мастера
каж дая
новая
вещь
должна
быт ь
лучше
пр е жних.
А
есл и
она
хуже,
то,
значит,
поэ т
кончил­
ся.
Ил и,
во
всяком
случае,—
кончается.
И
говорить
ему
об
эт ом
—
феерическая
б естактно сть !
Зарубите
себе
на
носу.
Фе-е-ри-чес-кая!..
Я
понял,
что ,
совсем
не
же лая
того,
коснулся
самого
его
больного
места:
«Все меньше любится,
все
меньше
дерзается,
и
лоб
мой
врем я
с
разбега
крушит.
Приходит
страшнейшая
из
амор­
т из аций
—
амортизация
сердца
и
ду ши».
...С ум ерк и
пр одол жа лис ь.
Маяковский
проницательно
посмотрел
на
ме ня
и
улыбнулся
половиной
лица.
—
Катаич,
у
ме ня
сл ожило сь
такое
впечатление,
что
у
вас
назначено
свидание,
вам
надо
сломя
голову
мча ть ся,
чтобы
не
опоздать,
а
вы
стесняетесь
ска зать
мне
это.
«Я был молод,
когд а
познакомился
с
Маяковским,—
пишет
О леш а,—
однако
любое
любовное
свидание
я
мог
за бы ть,
не
пойти
на
него,
есл и
знал,
что
час
этот
пр о веду
с
Маяковским».
Я
тоже
любил
Маяков с кого
не
ме нее
сильно,
чем
Оле­
ша,
и
я
то же
был
молод,
но
да же
ра ди
него
не
мог
нару­
ш ить
да нно го
сло ва.
403


Он
п оощри тель но
кивнул
мне
гол овой .
Оставив
Ма яков с кого
одн ого
в
своей
комнате,
я
вышел
из
дом а
и,
мобилизовав
все
виды
транспорта,
слетал
туда
и
о брат но
—
извинился,
отменил,
перенес,
поц ело­
вал ,
обн ял
—
и,
ве р нувшис ь
минут
ч ерез
сорок,
нашел
его
все
на
том
же
месте
возле
со всем
посиневшего
окна.
—
Простите,—
сказал
я.
Он
цевесело
улыбнулся
одной
щекой.
—
Поминаю
вас.
И
пояснил
своим
лю бим ым
четверостишием
из
«Оне­
гина»:
—
«Я знаю:
век
уж
мой
измерен;
но
чтоб
продлилась
жиз нь
моя,
я
утром
должен
быть
увер ен,
что
с
вами
днем
увижусь
я».
В
это т
миг
вдруг
раздался
звонок
до
сих
пор
молчав­
шег о
телефона.
По-видимому,
наст упи л
тот
московский
ча с,
ко гда
зн а­
ко мые
нач инал и
перезваниваться,
сговариваясь,
где
бы
пров е сти
сегодняшний
вечерок.
В
последнее
время
почти
каждый
де нь
почему-то
собирались
у
меня,
так
что
моя
квартира
превратилась
в
подобие
ночного
клуба.
Едва
я
успел
сн ять
трубку,
как
Маяковский
с тре ми­
тельно
шагнул
ко
мне
и
сделал
по ве лите ль ный
жест
рукой ,
обозначавший
при к аз ание,
пре жде
чем
отв е­
тит ь,
прик р ыть
телеф он ную
трубку,
что
я
и
выпол­
нил .
—
Кто
зво ни т?
—
с прос ил
Маяковский.
—
Сейчас
узнаем.
Дальнейшее
происходило
так:
я
спрашивал,
кто
гово­
рит,
закр ы вал
ла дон ью
трубку
и
в п олголос а
сооб щ ал
Маяковскому
имя
звонившего,
а
он,
несколько
мгновений
подумав,
утвердительно
или
отрицательно,
но
чаще
отри­
цательно
кача л
гол овой .
Иногда
прибавлял
при
это м
что-
нибудь
вр оде: «Пусть приходит», или: «А ну его к чер­
т у », а то еще и значительно похуже,
после
чего
я
покорно
говорил
в
тр убк у: «Я сегодня вечером занят»: или «Пр и­
ходите».
В
этот
день
как
раз
звонило
о соб енно
много
ра зн ого
народа,
и
Маяковский,
как
золотоискатель,
самым
тща­
404


тельным
образом
промывал
зв онк и,
о став ляя
редкие
к ру­
пинк и
чистого
зол ота:
тех
людей,
которы е
должны
был и
с его дня
в еч ером
составить
ему
компанию.
Было
трудн о
понять,
чем
он
руководствовался
при
этом
выб о ре.
Удивляло,
что
он
отверг
некоторых
своих
общепринятых
друзей,
товарищей
по
«Лефу», и сделал это
с
в ыр ажение м
—
я
бы
даже
сказал
—
яростного
отвраще­
н ия: «А,
пошел
он
к. ..»
Така я
же
участь
пос ти гла
и
одного
очень
из ве ст ного
п оэта
другого
лагеря,
позвонившего
мне
в
этот
вечер.
—
Не
надо,—
буркнул
Маяковский,
махнув
рук ой,
и
повернулся
спиной
к
те лефон у.
Он
недавно
вступил
в
Р АПП
и,
конечно,
уже
с трашн о
раскаивался.
Поспешил.
Погорячился.
Сделал
л ожный
ша г.
Я
ду маю,
он
уже
понимал,
чт о,
в
сущности,
Р АПП
такой
же
вздор,
как
и
«Леф» .
Литературная
по з иция
—
не
больше.
До
живого
же
Ма яков с кого
—
человека,
поэта,
слож­
н ого
и
очень
противоречивого,
независимого
и
одинокого,
как
Пушкин,—
большинству
из
них
не
бы ло
никакого
дела.
Для
них
—
и
для
ф утури ст ов
в
про шл ом,
а
нынче
«лефов»
в
том
числе
—
он
был
счастливая
находка,
в ыгод­
нейший
лид ер,
человек
громадной
пробивной
силы,
за
ши­
рокой
спиной
которого
можно
было
пролезть
без
бил ета
в
историю
русской
литературы.
Рай
для
при маз ав ши хся
посредственностей,
оперативных
мо ло дых
л юдей,
бряцав­
ших
своим
липовым
лефовством,
кот орые
облепили
Мая ­
ковского
со
вс ех
ст ор он,
общими
у сили ями
принижая
его
до
своего
провинциального
ур ов ня,
н аро сли
на
нем,
как
ракушки
на
ки ле
океанского
корабля,
мешая
его
хо ду.
Он
был
в
отчаянии,
он
не
знал,
как
от
них
избавиться,
от
всех
этих
доморощенных
«лефов», невежественных и
самонадеянных
теоретиков,
высасывающих
теорию
лит е­
ратуры
из
гимназических
учебников
старших
кл а ссов ...
Каких
тол ько
монстров
не
бы ло
ср еди
ни х!
Был
даже
один
ср еднег о
размера
карли к
—
страшный
нов ат ор,
формалист
и
революционер
в
искусстве,
разумеет­
ся
превратившийся
с
теч ени ем
времени
в
самого
вульгар­
ного,
благонамеренного
наукообразного
строчкогона-кон-
405


серватора,
имею щег о
репутацию
большого
знатока
ли­
тературы:
фельдшер,
выдающий
себя
за
д ок тора
ме­
дицины.
Поэт,
неустанно
боровшийся
за
ос во бо ждение
челове­
ка
от
вс ех
видов
духовного
рабс тв а,
незаметно
для
самого
себя
превратился
в
раба,
по
рукам
и
нога м
ск ов ан ного
предрассудками
так
наз ыва е мой
литературной
борьбы,
которую
совсем
недавно
сам
же
публично
назвал
«литера ­
турным
мордобоем
—
не
в
буквальном
см ысле
слова,
а
в
сам ом
хорошем».
Ну,
пусть
даж е
так:
в
само м
хорош ем
см ысл е.
Но
страшно
подумать,
с к олько
он
потратил
сво их
драгоцен­
нейших
душевных
сил
на
весь
эт от
вздор .
Теперь
он
как
бы
вдруг
на
мо их
глазах
с бро сил
с
себя
эти
око вы
и
стал
безгранично
св обо дным ,
как
и
подобало
поэту,
од на
л ишь
поэма
которого
стоила
в
тысячу
раз
до­
роже
всех
внутрилитературных
скандалов
и
направлений,
вместе
взятых.
По ра
ве лик их
прев ращ ений
начи на л ась
для
нег о
с
во з­
вращения
внут ре нне й
с вобо ды,
душевной
раскованности.
Ему
уже
не
на до
было
в
угоду
чье й- то
выдуманной
теории
наступать
на
горло
собственной
песне,
вычеркивать
из
своих
стихов
поразительные
по
сил е
куски,
как
это
с лу­
чилос ь
со
знаменитым:
«Я хочу быть понят моей страной,
а
не
бу ду
по нят
—
что
ж?!
По
родной
стране
прой ду
стороной,
как
проходит
косой
држдь».
За
одно
это
четверостишие
—
по-моему
—
ему
ну жно
было
поставить
п амятни к,
а
ему
пришлось
в
угоду
ком у-
то
или
че му -то
публично
за
это
четверостишие
к ая ться,
называя
его
«райским хвостиком,
приделанным
к
одному
из
своих
неуклюжих
бег емо т ов -с т ихо в», добавляя при этом:
«Несмотря на всю свою романсовую чувствительность
(публика хватается за платки), я эти
красивые,
подм о­
ченные
д ождем
перышки
вырвал».
406


Как ие
же
униже ния
при
это м
должен
был
испытывать
он,
ма ст ер,
о тли чно
зн ающи й
на с тоящую
це ну
эт им
своим
строчкам!
Что
же
заставило
его
так
несправедливо,
а
глав но е,
неверно
н азв ать
одни
из
св оих
лучших
стр ок
«подмочен­
ным и»?
А
бесконечные
унижения,
связанные
с
оск орби тель ­
ным
прохождением
че рез
тогдашний
Главрепертком
комедии
«Баня»,
где
он
так
блестяще
дрался
на
два
фронта
—
прот ив
правых
опп ортун ис тов
и
левых
загиб­
щиков?
Сначала
все
шло
как
будто
хо рош о.
Чтение
в
фойе
театр а
Ме й ерхольд а
—
там,
где
сейчас
Зал
имени
Чайковского.
Окна
—
на
Триумфальную,
ны не
площ ад ь
Маяковского
с
его
памятником,
на
месте
к ото­
рог о
тогд а
был
зеленый
про винциа ль ный
сквер,
и
вокруг
него,
как
заводные
игрушки,
бега ли ,
роняя
искры,
еще
не
вполне
устаревшие
электрические
трамваи,
те
самые
мо­
сковские
трамваи
времен
юного
Мая ков с кого,
о
к оторы х
он
так
замечательно
сказ ал :
«Язык трамвайский вы понимаете?»
И
еще
более
замечательно:
«...Тысячью
поцелуев
покрою
умную
морду
трам­
ва я».
Над
до мик ом
т рам вайно й
станции,
над
нестриженой
зе лен ью
сквера
виднелись
отовсюду
з на менит ые
ча сы
—
как
сказал
бы
Олеша, «бочка
сч аст ья»,—
зна м е нитые
электрические
часы,
под
кот орым и
обычно
назн ача л ись
в
Москве
н аи более
важны е
л юбо вные
св ида ния,
в
том
числе,
конечно,
назначались
и
самим
Маяковским.
Пыльное,
о соб енно
бесприютное
какое-то
при
свете
буднег о
дня
фой е,
где
ничего
не
говорило
о
том,
что
это
407


фойе
в семир но
из ве стн ого
театра
режиссера-новатора,
каж дая
нов ая
постановка
которого
—
событие,
драка,
скандал.
Скрипучие
старые
венские
стулья,
расставленные
как
попало
перед
мален ьк им
кухонным,
ничем
не
покрытым
столиком
с
графином
водопроводной
в оды
и
полоскатель­
н ицей,
уже
полной
скисших
оку рко в.
Но
за то
как ие
люди!
Цвет
театрального
мира,
цвет
ху­
дожественной
инт е ллиге нци и.
Писатели,
кото рых
при тащ ил
с
собой
Маяковский,
были:
Эрдман,
Зощенко,
Б абел ь,
Воль пи н. ..
Наконец,
сам
Мейерхольд,
эл егант но- зат р апез ны й,
с
вьющимся,
полуразвязанным,
узким,
сильно
поношенным,
но
тем
не
мене е
я вно
парижским
галстуком,
с
заброшен­
ной
назад,
за
плечи,
носатой
головой
и
музыкальными
руками,
так
странно
движущимися,
что
можно
поклясть­
ся,
что
их
не
д ве,
а,
по
кр айн ей
мер е,
четыре,
как
у
индий­
ского
божества.
Это
не
я
придумал.
Так
его
н аписал
Б орис
Г ригорь ев ,
кажется
даж е
в
цилиндре:
н ес колько
рук
в
белых
перчатках.
А
мож ет
быть,
и
не
Григорьев.
Не
помню.
Ка жет ся,
даж е
пришли
кое-кто
из
мхатовцев.
Так
ска­
зать,
лазутчики
из
враждебного
лагеря.
Аки.
Наверное
—
Марков
Паш а,
как
мы
его
тогда
называли,
со
сво ими
вздернутыми
короткими
черными
бровями,
как
у
самурая,
и
простодушно-ядовитейшей
улыбк ой .
Он
уже
давно,
втай­
не,
охот и лся
за
Маяковским,
желая
з аста вить
его
написат ь
пьесу
для
МХАТа.
Маяковский
—
на
сцене
Художест­
венного.
Вот
был
бы
номерок!
Скандал
на
в есь
креще­
ный
ми р!
(—
Х о-хо -хо,—
захлебываясь,
хохотал
Ма рков .)
—
А,
со бст в енно,
почему
бы
и
н ет?
Вед ь
сам
мастер
Мей ерхольд
из
тех
же
кон юш ен.
Бывший
актер
Худо­
жественного
т еатр а.
(Играл Треплева,
играл
Шуй с кого
в
«Царе Федоре».)
Ма рков
недавно,
путем
невероятных
трудо в
и
хит ­
ро ст ей,
зата щи л
Маяк ов ск ого
во
МХАТ
на
«Дни Турби ­
н ых»
Булгакова.
Маяковский
улизнул
после
трет ьего
акта.
На
вопрос
Ма рков а:
—
Ну,
что
вы
скаж ете?
—
Маяковский
ответил:
408


—
Не
знаю .
Не
видел
хв ос та.
Поэтому
не
могу
и
опр е­
де ли ть,
что
это
за
зверь
ваш
Булгаков:
крокодил
или
ящерица.
Сняв,
по
своему
о быкно вени ю,
пиджак
и
пов еси в
его
на
спинку
стула,
Маяковский
развернул
свою
рукопись
—
как
Мей ерхол ьд
лю бил
говорить:
манускрипт,—
хлоп н ул
по
ней
л адонь ю
и,
не
теряя
золотого
времени
на
пре дис ло­
вие,
торж ес тв ующе
прорычал:
—
«Баня», драма в шести действиях!— п рич ем
мет­
нул
взгляд
в
наш у
сторону,
в
с торону
писателей;
кажет­
ся,
он
при
эт ом
даже
за дорно
подмигнул.
Он
читал
отлично,
удивив
всех
тонким
з на нием
укра­
инск ог о
язы ка,
изоб раж ая
Оптимистенко,
причем
сам
с
трудом
удерживался
от
смеха,
с
усилием
переводя
его
в
однобокую
улыбку
толстой,
подковообразной
морщиной,
огибающей
край
его
кр упн ого
рта
с
пр илипш им
окурком
толстой
па пи росы
«госбанк» .
После
чтения,
как
вод и тся,
начались
де бат ы,
которые,
с
чье й- то
ле гкой
руки,
свелись,
в
общем,
к
тому,
чт о,
слава
богу,
сре ди
нас
наконец
появился
новый
Мольер.
Как
гов ори тс я,
читка
п рошла
«на ура», и
по
дор оге
домой
Маяковский
был
в
прекрасном
настроении
и
все
вр емя
допытывался:
не
кажется
ли
нам,
что
в
шестом
дей­
ств ии
чего-то
не
хватает?
—
Чего
же?
—
Не
знаю.
Вам,
как
автору
всемирно
по пул яр ной
«Вишневой квадратуры», должно быть виднее .
Не т,
нет ,
не
се рдите сь ,
это
я
любя.
—
Любя
вставили
мой
водевильчик
в
свою
высокую
комедию?
—
Зато
какая
реклама!
Так
все-таки
чего
же
не
хва ­
тает
у
м еня
в
шестом
дей ст вии?
—
Не
зна ю.
—
А
я
знаю,—
подумав,
ска зал
Маяковский.—
Еще
должен
быть
какой-то
вставной
номер
о
пафосе
наш их
дн ей.
Без
этого
нет
равновесия.
Я
его
завтра
утром
на­
п ишу.
Когда
мы
на
др угой
день
встретились
с
ним
случайно
на
Б ольшой
Дмитровке,
против
ломбарда,—
он
ср азу
же
сказ ал:
—
То лько
что
н аписал.
Име нно
то,
ч его
не
хватало.
Он
достал
из
бокового
к арман а
вчетверо
сложенный
409


лис т
графленой
бумаги,
но
не
стал
в
нее
смотреть,
даже
не
развернул,
а,
продолжая
идти
по
ули це,
под
ног у
про­
чел
«Марш времени»:
—
«Шагай,
страна,
быст ре й,
м оя,—к ом муна
у
воро т.
В пе ред,
время!
Вре-мя,
вп е-р ед!»
—
Как
вы
думаете,
Мейерхольду
понравится?
—
Он
бу дет
в
восторге.
В
этом
же
самая
суть
нашей
сегодняшней
жизни.
Время,
впе ре д!
Ге ниа ль ное
название
для
романа
о
п ятил етке.
—
Вот
вы
его
и
напишите,
этот
роман.
Хотя
бы
о
Маг­
нитострое.
Наз вань е
«Время,
в пер ед!» дарю,—велик о д уш ­
но
сказ ал
Маяковский,
посмотрев
на
м еня
строгими,
оце­
нивающими
глазами.
Одн ако
вс коре
на
пути
«Бани», к общему удивлению,
поя ви лось
множество
препятствий
—
нечто
весьма
похо­
жее
на
хорошо
организованную
травлю
Маяковского
по
всем
прав илам
искусства,
начиная
с
псевдомарксистских
статей
одного
из
самых
б е с принципны х
рапповских
кри­
тиков,
кончая
з ам алч ивани ем
«Бани»
в
г а зетах
и
чуд о­
вищными
требованиями
Главреперткома,
кот оры й
почти
каждый
де нь
устраивал
обс ужде н ие
«Бани»
в
различных
художественных
советах,
коллективах,
на
секциях,
плену­
мах,
президиумах,
общих
собраниях
и
где
заранее
подго­
товленные
о рат оры
от
имени
советской
общественности
и
рабочего
класса
подвергали
Мая ков с кого
обвинениям
во
вс ех
смертных
литературных
грехах
—
чуть
ли
даж е
не
в
халтуре.
Дело
дошло
до
того,
что
на
одном
из
обс ужде н ий
кто -
то
позволил
с ебе
обвинить
Ма як овс кого
в
великодержав­
ном
шовинизме
и
издевательстве
над
ук р аинск им
народом
и
его
языком.
Никогда
еще
не
видел
я
Маяковского
таким
рас теря н­
ным ,
подавленным.
Куд а
д евалась
его
эстрадная
хватка,
убийственный
юмор,
осанка
полубога,
поражающего
сво их
врагов
одного
за
друг им
неотразимыми
остротами,
рож­
дающимися
мгновенно.
Он,
первый
поэт
Революции,
как
бы
в
один
миг
был
сведен
со
своего
пьедестала
и
превращен
в
рядового,
дю­
жинного,
ничем
не
выдающегося
литератора, «протаски­
вающего
свою
сомнительную
пьеску
на
сце ну» »
410


Маяковский
не
хот ел
сдаться
и
со
все
убывающей
энергией
дрался
за
свою
драму
в
шес ти
действиях,
кото­
рая
се й час,
когда
я
пиш у
эти
ст роки ,
уже
давно
и
по
п раву
сч ит ается
классической.
—
Слу шайт е,
Ката ич,
что
они
от
меня
хот ят?
—
спра­
шив ал
он
почти
жалобно.—
Вот
вы
то же
пишете
пьесы.
Вас
тож е
так
режут?
Это
обычное
явление?
—
Ого!
Я
вспомнил
экземпляр
одной
из
св оих
пье с,
на стольк о
изуродованный
красными
чернилами,
что
Станиславский
несколько
дне й
не
решался
мне
его
показать,
опасаясь,
что
я
умр у
от
разрыва
се рдца .
Маяковский
б рал
мен я
с
собой
п очти
на
все
читки.
По
дороге
обыкновенно
сов етов а лся:
—
А
может
быть,
читать
Оптимистенко
без
украин­
ского
акцента?
Как
вы
думаете?
—
Не
поможет.
—
Все-таки
попробую.
Чтобы
не
быть
великодержав­
ным
шовинистом.
И
он
пробовал.
Помню,
как
ему
было
трудно
читать
текст
своего
Опти­
мистенко
«без украинского акцента».
Маяковский
всю
сво ю
энергию
тратил
на
то,
чтобы
Оптимистенко
полу чи л­
ся
без
н ац и он альн ос ти , «никакой», бесцветный персонаж
с
бесцветным
язы ко м.
В
так ом
в иде
«Баня», конечно,
те­
ряла
половину
сво ей
сил ы,
оригинальности,
яркости,
юмора.
Но
что
было
де лать ?
Маяковский,
как
мог,
всеми
спо­
с обами
спасал
свое
детище.
Все
равно
не
пом о гло.
К
ве­
ликодержавному
шовинизму
на
это т
раз,
правда,
не
при­
ди рали сь,
но
зат о
обвинили
в
«барски пренебрежительном
отношении
к
раб очем у
кла сс у».
—
Что
это
за
Велосипедкин!
Что
это
за
Фоскин,
Двой-
ки н,
Тройкин!
Издевательство
над
ра бочей
молодежью,
над
комсомолом.
Да
и
образ
Побе доносиков а
под озри т е­
л ен.
На
кого
нам ек ает
автор?
И
прав
товарищ
Мартыш­
кин,
ко гда
о тмеч ает,
что
характеры,
собранные
Маяков­
ским,
дале ко
не
отвечают
требованиям
единственно
пра ­
ви л ьной
марксистской
теории
живого
человека.
Так
что
учти те
это,
товарищ
Маяковский,
пок а
еще
не
поздно,
пока
вы
еще
не
скатились
в
мелкобуржуазное
болото.
—
Запрещаете?
411


Не т,
не
запрещаем.
—
Зн ачит ,
разрешаете?
—
Не
разрешаем.
—
А
что
же?
—
А
то,
что
сделайте
для
себя
н адл ежа щие
в ыво ды,
если
не
хотит е
из
левого
попутчика
превратиться
в
по­
пу тчи ка
п рав ого,
а
то
еще
и
похуже...
Маяковский
мета л ся
по
фанерному
закутку
сре ди
при­
казов
и
пож елт евш их
плакатов,
как
бы
с
трудом
проби­
ваясь
сквозь
с лоен ые
облака
табачного
дым а,
висевшего
над
столом
с
блюдечками,
на по лне нными
окурками,
с
ис­
писанными
листами
газетного
срыва,
с
обкусанными
ка­
ранд аш ами
и
ч ер нил ьниц ами-непр ол ивайк ами
с
лиловыми
че рни ла ми,
отливающими
сухим
металлическим
блеско м.
И
за
его
острыми,
угловатыми
дви жен иям и
с
каменным
равнодушием
сле ди ли
разнообразные
глаза
распаренных
многочасовым
заседанием
членов
этого
адско го
художест­
вен но го
совета
образца
тысяча
девятьсот
двадц ат ь
девя­
то го
го да,
как
бы
беззвучно,
но
зловеще
повторяющих
в
такт
его
крупных
ша гов : «Очернительство . ..
очернитель­
ство...
очернительство...»
Особенно
ду шил
его
сам
председатель,
доведя
Маяков­
ского
до
того,
что
однажды
он
в
поезде
«Красная стрела»
Москва
—
Л енинг рад ,
стоя
в
кори доре
международного
спального
вагона,
держа
в
руке
стакан
чаю
в
тяжелом
мельхиоровом
подстаканнике,
поставив
толстую
подо шв у
своего
башм ака
на
медн ую
панель
отопления,
ярос тно
пе­
рет ирая
ок урок
боковыми
зубами
и
гля дя
в
окно
на
п ро­
носящиеся
мимо
парные
телеграфные
столбы
—
од на
о по­
ра
прямо,
другая
отставлена
в
сторону,
что
де лало
их
по­
хожими
па
двух
чечеточников,—
вд руг
н ачал
читать
т оль­
ко
что
сочиненные
им
злейшие
эпиграммы.
Одн а
бы ла
на
поэта
С.
и
заканчивалась
цитатой
из
Кр ыло ва: «И рылом
подрывать
у
ду ба
корн и
стала», в другой
говорилось:
«И бард поет,
для
сходства
с
Байроном
на
русский
на
яз ык
п рих р амы вая », а третья была такая: «Подмяв моих коме­
дий
глыбы,
Главрепертком
сиди т
Гапдурин.—-
А
вы
нок­
тю рн
сыграть
могли
бы
на
эт ой
треснувшей
банду р е?»
Он
проче л
эти
эпиграммы,
окружив
рот
железными
подковами
какой-то
страшной,
беспощадной
улыбк и .
Такую
железную
улыбку
я
видел
у
н его
несколько
раз,
412


в
частности
в
тот
день,
когда
я
познакомил
его
в
редак­
ции
«Красного перца»
с
Булгаковым,
которого
Маяков­
ский
считал
сво им
идейным
противником.
Булгаков
с
нескрываемым
любопытством
рассматривал
вблизи
живого
футуриста,
лефовца,
знаменитого
поэта-ре­
волюционера;
его
пронзительные,
неистовые
жидковато­
голуб ые
глаза
скользили
по
лицу
Ма яков с кого,
и
я
пони­
ма л,
что
Булгакову
ужасно
хочется
помериться
с
Маяков­
ск им
силами
в
остроумии.
Оба
слы ли
ве лик ими
остряками.
Некоторое
время
Булгаков
мо лча
настороженно
ходил
вокруг
Мая ков с кого,
не
зн ая,
как
бы
его
п олу чше
задрать.
Маяковский
стоял
неподвижно,
как
скал а.
Нак о нец
Бул­
гаков,
мотнув
своими
блондинистыми
студенческими
во­
лоса ми ,
решился:
—
Я
сл ыша л,
Владимир
Владимирович,
что
вы
обла­
даете
неистощимой
ф ант ази ей.
Не
можете
ли
вы
мне
по­
мочь
советом?
В
данное
время
я
пиш у
сатирическую
по­
весть,
и
мне
до
за резу
нужна
фамилия
для
одного
моего
перс онаж а.
Фамилия
должна
быть
я вно
профессорская.
И
не
успел
еще
Бул г аков
закончить
своей
фразы,
как
Маяковский
буквально
в
ту
же
секунду,
не
задумываясь,
отчетливо
сказал
своим
сочным
баритональным
басом:
—
Тимерзяев.
—
Сдаюсь!
—
воскликнул
с
ядовитым
восхищением
Булгаков
и
поднял
руки.
Маяковский
милостиво
улыбнулся.
Свое го
профессора
Булгаков
назвал:
Персиков.
Из
воспоминаний
о
Маяковском.
Стружки.
—
Володя,
ты
со всем
п ерест ал
заниматься
француз­
ским
языком!
—
Тише,
Лиличка,
не
спугни:
он
у
меня
сам
собой
зреет
во
рту ,
как
кол ос.
—
Сколько
должно
быть
в
пьесе
действий?
—
Самое
бол ьш ое
пять .
—
У
меня
бу дет
шес ть.
413


В
конце
вечеринки:
—
Ну,
товарищи,
Олеша
уже
начал
говорить
по-фр ан ­
цузски.
Пора
расходиться.
—
Сначала
вы
всех
любите
и
вас
все
люб ят.
И
все
идет
хорошо.
Потом
вас
все
любят,
кром е
одной,
именно
той ,
которую
вы
любите.
И
так
в сегд а.
—
Плюн у
я,
кажется,
на
все
и
буд у
читать
сво и
стих и
из-под
полы
по
рублю
за
с трочку.
—
Кол я
—
звезда
первой
величины.
—
Вот
им енн о.
Первой
величины,
четырнадцатой
сте­
пени.
—
Че го
бы
вы
хотели
больше
всего
на
свете?
—
Иметь
карликового
бегемотика,
ручного,
чтобы
он
си дел
под
столом,
как
соб ак а.
—
А
ес ть
такие?
—
Своими
глазами
видел
в
Америке.
Стоят
шесть
ты­
сяч
долларов
штука.
...Вот
он
теперь
опя ть
передо
м ной
—
то
сиди т,
то
встает,
то
ходит,
то
поворачивается
в
со всем
уже
темн ой
комнате
с
посиневшими
окошками,—
воплощенная
мета­
фор а
из
«Облака».
«Меня сейчас узнать не могли бы:
жилистая
громади­
на
стонет,
корчится.
Что
может
хотеться
этакой
глыбе?
А
глыбе
многое
хочетс я!
Вед ь
для
себя
не ва жно
и
то,
что
бро нзо в ый,
и
то,
что
сер дце
—
холодной
же лез кою ...
И
вот ,
громадный,
горблюсь
в
о кне,
плавлю
лбом
стекло
ок ош еч-
ное...»
Ну
и
так
далее.
Прислушивался.
Ждал.
Сказал
ходовую
фразу,
попу­
лярную
тог да
в
нашей
компании:
—
Ча рли
жд ет
гостей,
а
гости
не
пришли.
Но
как
раз
в
этот
миг
в
передней
ра здал ся
звонок.
Шум
г олос ов.
Вспыхнул
свет.
Восклицания.
Все
измени­
лось.
Еще
зв он ок.
Еще
восклицания.
Стали
подваливать
выб р анные
Маяковским
гости...
Что
же
было
потом?
Об ычна я
московская
вечеринка.
«Завернули на огонек» .
Си дели
в
столовой.
Чай,
печенье.
414


Бут ыл ки
три
рислинга.
Как(
большая
ре дкос ть
—
к ороб ка
ш окол ад ного
н а бора:
по
краям
бумажные
кружевца,
а
в
се реди не
серебряная
длинногорлая
фляжечка
ликерной
конфеты.
В
ви де
экспромта,
забавного
кур ьеза
остатки
от
обеда
—
миска
вареников
с
мясом,
кот орые
еще
больше
подчеркивали
случайный
характер
вечеринки,
ее
полную
непреднамеренность.
Сидели
тесно
вокруг
стола.
Стульев,
конечно,
не
хватило.
Мы
с
Маяковским
р ядом
на
большой
бельевой
корзине,
покрытой
ш курой
бурого
медведя.
Маяковский
опир ал ся
локте м
на
гром ад ную
тяжелую
медвежью
голову,
и зред ка
ее
приподнимал
за
черное
рыло
и
нежно
заг л яды вал
в
ст ек л янные
карие
глазки
и
в
узкую
крашеную
пасть
с
белыми
зуб ка ми
и
же л тыми
клыками.
Он
был
сов сем
не
такой,
как
всегда,
не
эстрадный,
не
главарь.
Пр ити хш ий.
Милый.
Домашний.
—
Владимир
Владимирович,
хоти те
вареников?
—
Благодарю
вас.
—
Благодарю
вас
—
да
или
благ одарю
вас
—
нет ?
Можно
себе
представить,
как им
фейерверком
ос тро т,
шут ок,
каламбуров
взорвался
бы
в
другое
время
Маяков­
ски й,
не
уп у скав ший
ни
малейшего
пов ода
устроить
бле­
стящий
словесный
турнир
и,
раз у меет ся,
выйти
из
него
победителем.
В
этой
обла с ти
у
него
не
б ыло
соперников.
И
вдруг
ему
предлагают
вареников
—
простых,
обыкно­
венных,
общечеловеческих
вареников
с
мясом.
Какой
бо­
гатейший
матерьял
для
ос троум и я,
для
словесной
игры!
Одна ко
в
этот
вечер
Маяков с кого
как
буд то
подмени­
ли.
Он
вежливо
отв еча ет:
—
Да,
благодарю
в ас.
Он,
которы й
д аже
в
парикмахерской
требовал:
«Причешите мне уши».
За
ст олом
в
эт от
вечер
ос три ли
все,
кром е
Маяковско­
го.
Молодые
мхатовские
актеры,
львы,
все
вр емя
задирали
знаменитого
поэт а
и
острослова,
вызывая
на
турнир
остро­
умия.
Не
без
опаски
пробовали
с вои
си лы.
Но
он
л ибо
от­
мал чивал ся,
ли бо
вя ло
отб ив ал ся.
Можно
был о
подумать,
что
он
вдруг
под
действием
какого-то
с тран ного
в олш еб­
ства
потерял
дар
о стр оум ия.
Но
зат о
в
нем
в
полную
силу
заси ял о
другое
качество—
драгоценный
дар
ду шев ного
тепла,
доброты,
нежности,
415


скромности,
всего
того,
что
он
так
застенчиво
таи л
в
своем
большом
жарком
сер дце.
М олодой
Борис
Лива но в,
в
те
времена
еще
подававший
большие
надежды,
красавец
актер
ростом
почти
с
Маяков­
ского,
ну,
может
быт ь,
на
два
пальца
ниже,
обаятельный
простак
и
герой-любовник,
уже
хлебнувший
с ладк ой
от­
равы
сценического
успех а,
весел ьч ак
и
душа-парень,
ж аж­
дал
помериться
остроумием
с
Маяковским
и
все
вр емя
за дир ал ся,
подбрасывал
ему
на
приманку
едкие
шуточки,
о днако
безрезультатно.
Маяковский
отмалчивался.
Не
отставал
от
Маяков с кого
и
мо лодо й
Янш ин;
тоже
уже
зна­
менитый
на
всю
Москву,
прославившийся
в
ро ли
Ларио-
с ика
в
наимоднейшей
пь есе
Булгакова
«Дни Турбиных»,—
тоненький,
нем ног о
инфа нт иль ный,
мягко
ритмичный,
полный
скрытого
м ягк ого
юмора,
не
лишенного,
од на ко,
большой
дозы
сарказма.
Такому
—
пальца
в
рот
не
клади,
не
доверяй
его
де тс кой
улыбке!
Если
наскоки
Ливанова
на
Маяковского
имели
харак­
тер
желез ны х
перчаток,
вызова
на
турн и р,
то
р еп лики
Янш ина,
сказанные
слабым
невинным
комедийным
гол о­
с ком
и
поданные
в
духе
дружеской
шу точк и,
жалили
Ма яков ск ого
исподтишка,
но
тож е
без
видимого
результа­
та.
Они
не
могли
вывести
Маяк ов ск ого
из
то го
странного
лунатического
состояния,
в
которое
он
как
бы
погружался
все
глубже
и
глубже,
лиш ь
изредка
пр ихо дя
в
с ебя
—
всплывая
на
поверхность
—
и
ог л яды ваясь
по
сторонам,
ища
точки
опоры.
Человеческая
п амять
обладает
пок а
еще
необъяснимым
свойством
навсегда
зап еча тл ев ать
всякие
пустяки,
в
то
время
как
самые
важные
соб ыт ия
оставляют
еле
заметный
сл ед,
а
иногда
и
со всем
ничего
не
ост ав ляют,
кроме
ка ко­
го -то
общего,
трудно
выразимого
душевного
ощущения,
может
быт ь
даже
какого-то
таинственного
звука.
Они
на­
всегда
остаются
лежать
в
страшной
г луби не
на
дне
па­
мяти,
как
п от онув шие
ко раб ли,
о б растая
от
киля
до
м ачт
фантастическими
ракушками
домыслов.
Па мять
моя
по чти
ничего
не
сохранила
из
важнейших
подробностей
этого
вечера,
кроме
большой
руки
Маяков­
ского,
его
нервно
движущихся
пал ьц ев
—
они
б ыли
все
время
у
меня
перед
глазами,
сбо ку,
рядом,—
к оторы е
ма­
шинально
погружались
в
медвежью
шкуру
и
драли
ее,
416


скубали,
вырывая
пучки
сух их
бурых
волос,
в
то
время
как
глаза
был и
у стр емл ены
через
с тол
на
Нор у
Полон­
скую
—
само е
последнее
его
увлечение,—
сов сем
мо лоде нь­
кую,
прелестную,
бе ло курую,
с
ямочками
на
розов ы х
щеках,
в
вязаной
тесной
коф точ ке
с
короткими
рукавчи­
к ами
—
т оже
бледно-розовой,
джерси,—
что
придавало
ей
вид
скорее
юно й
спортсменки,
чемпионки
по
пинг - понг у
ср еди
начинающих,
чем
артистки
Художественного
театра
вспомогательного
состава.
Это
уже
бы ла
не
таракуцка,
а
де ву шка
модного
т ипа
«ай добль- добл ь
ю», как мы тогда говорили,
ц и тируя
сти­
хи
Асеева.
С
немно г о
испу ганно й
улыбкой
она
писала
на
картон­
ках,
выло ма нных
из
конфетной
коробки,
ответы
на
запи­
ски
Маяковского,
котор ые
он
жестом
игрока
в
рулетку
время
от
вре ме ни
брос ал
ей
через
с тол
и,
ожидая
отв ет а,
др ал
н ев ычищ е нными
ногтями
пыль ную
шкуру
медведя,
«царапая логово в двадцать когтей», как говорилось в его
до
сих
пор
еще
кровоточащей
поэме
«Про это».
Картонные
квадратики
летали
ч ерез
ст ол
над
миской
с
варениками
туда
и
обратно.
Нак о нец
конфетная
ко роб­
ка
бы ла
уничтожена.
Тогда
Маяковский
и
Нора
ушли
в
мою
комнату.
Отрывая
клочки
бумаги
от
че го
п опа ло,
они
продолжали
стремительную
п ереп иск у,
похож ую
на
с мер­
те льную
молчаливую
дуэль.
Он
требовал.
Она
не
сог лаш алась .
Она
требовала
—
он
не
соглашался.
Вечная
любовная
д уэль.
Впервые
я
вид ел
влюбленного
Маяковского.
Влюблен ­
ного
явно,
отк ры то,
страстно.
Во
всяком
случае,
то гда
мне
казалось,
что
он
в любле н.
А
может
быть,
он
был
просто
болен
и
уже
не
владел
сво им
со з на нием.
Вс юду
по
квар­
ти ре
вал ял ись
картонные
кусочки,
клочки
разорванных
за писо к
и
яр ос тно
смятых
бумажек.
Особенно
много
их
б ыло
в
корз ин е
под
пис ь ме нным
ст оло м.
В
третьем
часу
ноч и
главные
действующие
ли ца
и
го­
сти
—
статисты,
о
которых
мне
не чего
ск азать ,
кром е
х оро­
шего,—всего
человек
десять
—стали
расходиться.
Маяковский
торопливо
кутал
горл о
шарф ом,
н аде вал
па ль то,
искал
пал ку
и
шляпу,
н ас м орочно
кашлял.
—
А
вы
куда?
—
сп роси л
я
почти
с
испугом.
—
Домой.
У
нег о
всегда
был о
два
дома.
Комната
у
Бриков
и
ком ­
ната
в
большом
доме
на
Лубянском
прое зд е,
где
он
рабо­
14 в.
Нагаев,
т.6
417


т ал:
большое,
конструктивно-целесообразное
шве дск ое
бюр о
же лтого
д ерев а;
стул ,
железная
кровать;
на
пустой
стене
небольшая
распространенная
фо т огр афия
Ленина
па
трибуне:
та
самая
комната,
в
которой:
«Я и Ленин
—
фотографией
на
бе лой
ст е не».
Сю да
пришел
я
однажды
к
Маяковскому
при гл асит ь
его
сотрудничать
в
«Красном перце»
и
помн ю
его
коротк о
остриженного
под
машинку,
веселого,
задиристого,
боево­
го,
полного
жи зни
и
эне ргии ;
он
тотчас
же
изъя вил
готов­
нос ть
тряхнуть
стариной,
вспомнить
сатириконовские
вр е­
мена.
Тут
же,
с тоя
во
весь
св ой
могучий
рост
возле
этого
самог о
шведского
бюро,
он
предъявил
журн а лу
св ои
ус ло­
вия
и
об яза лся
приходить
на
все
редакционные,
так
назы­
ваемые
темные
(от слова «те м а») заседания,
что
испол нял
всегда
с
точностью
настоящего,
профессионального
жу р­
налиста.
На
первом
же
з асед ании
он
буквально
за вал ил
пас
те­
мами,
мелочишками,
идеями,
подписями
под
рисунками,
так
что
журнал
сразу
зас вет ил ся
всеми
кр а сками
«Маяков­
ской
с ати ры», его неповторимого юмора.
Мне
казалось,
что
это
б ыло
очень
давно,
вечность
назад,
хотя
на
самом
дел е
прошло
не
больше
шес ти
лет.
Как
сказал
бы
Бунин:
«Прошло с тех пор целых шесть лет,
про те кло,
как
песок
в
корабельных
песочных
ча сах...»
Внешне
Маяковский
ма ло
из мени лся,
п очти
совсем
не
постарел,
но
в
то
же
время
был
уже
со всем
д ругим ,
яв но
отягощенным
жизнью,
которая
каждый
день
требовала
от
нег о
нечеловеческого
творческого
напряжения,
отд ачи
все­
го
себя
без
остатка
делу
Революции.
В
передней
была
обычная
суматоха,
толкотня,
назна­
чение
свиданий,
неразбериха
кашне,
шапок,
п а льто,
ке­
п ок;
расталкивая
всех
лок тя ми,
подавали
дамам
манто.
Восклицания.
Извинения.
Кто -то
зев ал
—
слад ко,
отк ро­
венно,
предрассветно,
по-московски.
Сл ышу
труд ное ,
гри пп оз ное
дыхание
Маяковского.
—
Вы
совсем
бол ь ны.
У
вас
жа р!
Останьтесь,
умоляю.
Я
устрою
вас
на
диване.
418


—
Не
пом е щусь.
—
Отрублю
вам
ноги.
—
И
укроете
меня
энциклопедическим
словарем
«Про­
с в е щен и е», а под голову положите юбилейный прибор ва­
шего
дя ди
—
земца?..
Нет !
Пойду
лучше
домой.
На
Ге нд­
риков.
В
голосе
его
слышалось
глуб окое
ут омле ние .
—
Кла ня йте сь
Брикам.
Попросите,
чтобы
Лиля
Юрь­
е вна
заварила
вам
ма лины.
—
Брики
в
Лондоне,—
мрачно
п робо рмот ал
он,
и
мне
вд руг
стало
поразительно
ясно,
как
ему
один око
по
вече­
рам
в
пустой
квартире
на
Гендриковом.
—
Что
же
вы
один
буд ете
там
делать?
—
Искать
котлеты.
По шарю
в
кухне.
Мне
там
всегда
оставляет
котлеты
наш а
рабыня.
Люблю
ночью
холодные
котлеты.
Я
чувствовал,
что
ему
сов сем
плохо.
Прощаясь,
Лив анов ,
по
м ос ков ской
привычке,
п оце ло­
ва лся
со
мной.
Маяковский
в
это
время
подавал
пальто
Н орочк е.
Увидев,
что
мы
с
Ливановым
целуемся,
он
вд ви­
нулся
между
нами,
ревниво
отстранил
Ливанова
и,
накло­
нившись,
приблизил
ко
мне
свое
длинное
скуластое
лицо,
показавшееся
мне
в
сумерках
передней
громадным,
чугун­
но- черн ы м.
Я
нико гд а
еще
не
вид ел
его
так
близко
и
не
представлял
себе,
каким
пугающим
оно
может
быть
вбли­
зи.
Он
как
бы
ч ерез
у велич итель ные
стекла
заглянул
в
мои
глаза
—
с
т ороп лив ой
нежностью,
с
отчаянием,—
и
я
почувствовал
на
сво ем
лице
ко лю чее
прикосновение
его
скуластой
н еб ритой
щеки.
Потом
он
поцеловал
меня
гро­
мадными
губами
ора тора ,
плохо
приспособленными
для
поцелуев,
и
ск азал ,
впе р вые
об р ащаясь
ко
мне
на
«ты»
—
что
показалось
мне
пугающе-странным,
так
как
он
ник о­
гда
не
был
со
мно й
на
«ты»:
—
Не
грус т и.
До
свиданья,
ст арик .
И
сейчас
же
—
огромный,
неповоротливый,
со
ш ля пой,
надвинутой
на
нос,
с
горлом,
закутанным
шарфом,—
вы­
шел
вслед
за
Н орой
Полонской
на
темную,
со всем
не
осв е­
щенную
лестницу,
где
Я ншин,
приговаривая
что-то
своим
юмористическим
театральным
голосом,
во дил
по
в озд уху
зажженной
спичкой,
отчего
на
голой
стене
ле стн ичн ой
клетки
как
бы
про л етела
тень
—
черно-пепельных
крыль­
ев
Азраила.
14*
419


...Он
зигзагами
метал ся
на
небольшой
в ысо те,
облетая
старинные
шатровые
колоколенки
и
повторяя
ломаные
повороты
московских
улиц
и
переулков,
метался
по
пре д­
рассветному
городу,
шуршал
над
крышами
углов а ты ми
складками
обуг лен н ых
одежд,
выставив
вперед
на
вытя­
нут ой
руке
обоюдоострый
меч .
Очень
поздним
утром
меня
р азбу дил
повторный
теле­
фонный
звонок.
Пе рв ого
я
не
у слыш ал.
—
Толь ко
что
у
себя
на
Лубянском
п роез де
застре­
лился
Маяковский.
Он
выстрелил
се бе
в
сердце
из
маленького
ка р манно го
маузера,
и
в
тот
же
миг
время
для
него
уже
потекло
в
друг ую
ст о р он у, «все перепуталось,
и
некому
сказа ть ,
чт о,
постепенно
х олодея ,
все
перепуталось
и
сладко
пов т орять :
Россия,
Ле та,
Лорелея».
С бли зив
головы,
мы
сидели
в
пустой,
холодной
пивной
на
Никольской
прот ив
ГИЗа,
за
ярким
от
солнца
я сене­
вым
столиком,
желтизну
которого
усиливали
лаковые
от­
ра же ния
жигулевского
пива ,
падавшие
из
наших
стака­
н ов,
к
кот орым
мы
так
ни
разу
и
не
прикоснулись
губами,
о хва че нные
холодом
сиротства,
и
г ово рили
в по лголоса
о
Маяковском
—
все
о
нем ,
все
о
нем,—
напрягая
все
свои
ум с тве нные
и
душевные
силы,
тщась
объяснить
то,
что
бы ло,
в
сущности,
так
просто
и
что
ка зал ось
нам
тогда
необъяснимым.
—
Если
бы
Брики
был и
в
Москве,
он
бы
это го
не
с де­
лал,— вр ем я
от
времени
повторял
Бабель
с
горе стн ым
изумлением,
почт и
с
ужасом
по д нимая
брови
и
оглядывая
нас
—
Олешу
и
мен я
—
своими
маленькими,
детскими
кругленькими
глазками
—
робки м и,
на ивны ми
и
вместе
с
тем
полными
ск ры того
лукавства,
озорства
и
еврейской
иронии,
сейчас
неуместной.
Его
круглые,
немодные,
стариковские
очк и
в
тонкой
оправе
как
нельзя
больше
соответствовали
ха ракт еру
его
лица
с
большим,
лысым,
покатым,
но
неровным
лбом,
с
не­
которы м и
вогнутостями
над
бровями,
что
делало
выраже­
ние
его
лица
еще
более
удивленно-напряженным.
Утиный
но с,
срезанный
на
са мом
кончике,
и
тонкие
улыбающиеся
губы,
изогнутые
ижицей,
как
бы
готовые
каждый
миг
рас­
крыться
для
того,
чтоб ы
медлительно
произнести
ядови­
420


тейшее
замечание,
как
он
любил
выр ажа т ься: «Замечание
из
жиз ни».
—
Слушайте,
я
вам
сейчас
скажу
з амеч ание
из
жиз ­
ни,—
обычно
г овори л
он ,—
недавно
побывал
я
в
нашей
с
ва ми
родной
Оде ссе ,—
Саркастически
благостный
взгляд
из-под
очк ов, —
Пошел
на
Привоз.
На
наш
с
вами
знаме­
нитый
Привоз.
Надеюсь,
вы
еще
не
забыли
ег о?
Такой
же
самый,
как
был
при
н ас.
Сидит
торговка
перед
сво ей
кор­
зинкой
с
куриными
яи чками
и
на
весь
Привоз
стонет:
«Ох,
эта
мне
дороговизма!»
Но
сейчас
его
лицо
растерянно,
бледно,
на
порозовев­
ших
веках
слез ы.
—
Слушай те
меня,
поймите:
мы
все
в
эт ом
виноваты.
Все
люд и,
кото рые
его
любили
по-настоящему.
Его
ну жно
бы ло
обнять,
может
быть
поцеловать,
ска зать ,
как
мы
его
л юбим.
Просто,
по-человечески
пожалеть
его.
А
мы
эт ого
не
делали.
Мы
ст есня лись
быть
сентиментальными.
Мы
обращались
с
ним ,
как
с
бро нз ов ым.
Уже
как
с
п амятн и­
ком.
А
он
был
самый
обыкновенный
человек.
Подвержен­
ный
простудам.
Вечно
в
г риппу .
Со
слабыми
нервами.
По­
чем у,
ах,
почему
вы
его
отпустили
среди
ночи,
не
оста­
вили
у
с ебя?
—
Но
разве
я
мог
хоть
на
оди н
миг
пре д поло жить ,
что...
—
Вот
именно,
имен но!
Все
от нос или сь
к
нему,
как
к
бронзовому.
А
он
был
«боже из мяса
—
бог-человек».
А
г лавно е... —
Тут
Бабель
снова
пос м отрел
на
нас
—
на
О лешу
и
на
меня
—
не
то
вопросительным,
не
то
проро че­
ским
взглядом.—
А
главное,—
медлительно
проговорил
он,—
Маяковский
был
с лиш ком
идеалист.
Вы
знаете
жен­
щин,
которы е
слишком
страстно
отдаются
своей
любви.
Это
прекрасно,
но
это
трагично.
Чаще
всего
они
ги бн ут,
будучи
не
в
состоянии
выне с ти
ни
малей ше го
охлажде­
ни я,
неизбежного
при
длительной
связи.
Жизн ь
оказыва­
етс я
для
них
с ли шком
матерьяльной.
Их
д уши
с лишк ом
нежны,
с лишк ом
легко
ранимы.
«Любовная лодка разби­
лась
о
быт».
Это
как
раз
тот
случай.
Перечтите
вниматель­
но
все
его
стихи.
Мы
просто
ос леп ли,
лишились
разума!
Олеша
отрывисто
поддакивал.
Ки вая
своей
великолеп­
ной
боль ш ой
головой,
причесанной
а-ля
Титус,
с
квадрат­
ным
подбородком,
что
не
соответствовало
его
не большом у
росту,
он
говорил:
—
Да,
да.
Совершенно
верно.
Бабель
бе ск оне чно
прав.
«Она
—
Ма яков с кого
тысячи
лет,
он
здесь
застрелился
у
421


двери
л юбим ой», «Не поставить ли лучше точку пули в
сво ем
ко нц е», «Мяукал кот.
Коптел,
гор я,
ночник.
Зво ­
нюсь
в
звонок.
Ап текар я! ..
Протягивает.
Череп.
«Яд».
Скрестилась
кость
на
кос ть.
Ко му
да ешь?
Б ессм ерте н
я,
твой
небывалый
гость»,—
понимаете,
товарищи:
он
был
небывалый
гость
в
нашем
мир е.
Помните? «...И
вдруг
я
пла вно
огибаю
прилавок.
Потоло к
разверзается
сам...
Над
домом
вишу».—
Оле ша
посмотрел
своими
серыми
г л азами
слоненка
вверх,
как
бы
наблюдая
человека,
висящего
над
дом ом ,—
от
возбуждения
он
стал,
как
всегда,
немн ог о
ше­
пелявить.
—
«Над бандой поэтических рвачей и выжиг»,—
с ка­
зал
Бабель,
не
сл ушая
Слешу.—
Вед ь
это
же
не
просто
та к,
для
красного
с ловц а.
Это
написано
кровью
сердца.
Значит,
е сть
банда.
Пон има ете ?
—
Подождите,—
сказал
Ол еша.—
Это
не
сам ое
стр ан­
ное.
Самое
странное,
д аже,
я
бы
сказал,
необъяснимое,
при
всей
своей
матерьяльности,
бы ло
то,
что
я
видел
вче ­
ра
в
Гендриковом
переулке,
где
еще
сов сем
недавно
мы
играли
в
карты
до
рассвета...
Вы
зн ает е,
что
это?
Моз г
Маяк ов ск ого.
Я
его
уже
видел.
По чти
видел.
Во
всяком
случае,
м имо
меня
пронесли
м озг
Маяковского.
И
Слеша,
перескакивая
с
образа
на
образ ,
ра сс казал
пам
то,
что
потом
с
такой
поразительной
художественной
точностью
появилось
в
его
книг е
«Ни дня без строчки».
«...Вд руг
ст али
слышны
из
его
комнаты
гром ки е
с ту­
ки
—
оче нь
громкие,
бесцеремонно
громкие:
так
могут
ру­
бить,
казалось,
то лько
дер ево .
Это
п рои с ходило
вскрытие
ч ер епа,
чтобы
изъять
мозг.
Мы
слушали
в
тишине,
пол­
ной
ужаса.
Затем
из
комнаты
вышел
человек
в
б елом
ха­
ла те
и
сапогах
—не
то
служитель,
не
то
какой-то
меди­
цинс к ий
помощник,
словом,
человек
пос торонн ий
нам
все м;
и
эт от
человек
нес
таз ,
покрытый
белым
платком,
приподнявшимся
посередине
и
чуть
об раз ующи м
пир ам и­
ду,
как
есл и
бы
этот
солдат
в
сапогах
и
халате
нес
с ыр­
ную
пасху.
В
тазу
был
м озг
М аяков с кого. ..»
М оло дой
Олеша,
молодой
Ба бел ь,
молодой
я.
Кон еч но,
сравнительно.
М ы-то
сами
себе
казались
уже
не
молоды­
ми.
С
легкой
руки
Асеева
с чи талос ь,
что:
«Мы никогда не встретим сорок» .
422


Подбирались
к
сорока.
Особенно
остро
ощущали
это
с егодн я,
когда
вместе
с
Маяковским
уходила
ка ка я-то
часть
нашей
жиз ни.
—
Теперь
мы
о соб енно
не жно
должны
любить
друг
д руга ,—
говорил
Баб ел ь,
гладя
м еня
и
Ол ешу
по
пле ча м.
А
«он»
в
это
время
ле жал
в
правом
кр ыле
особ­
ня ка
на
ул ице
Воровского
—
бывшей
Поварской,—
опи­
санного
Т олст ым
в
«Войне и мире» .
Доме,
где
жили
Рос тов ы.
Зал
был
узкий.
Гр об
был
узкий,
красный,
по
росту
Маяковского
—
длинный.
Над
гробом
узкая,
резко
обре­
за нна я,
четырехугольная
черная
декоративная
плоскость.
Она
нач иналась
низко
над
и зголо вь ем
гроба
и,
постепенно
расширяясь,
косо
уходила
вверх,
в
никуда.
Конструкция
работы
лефовца
Лавинского,
как
бы
на
миг
приоткрыв­
шая
что-то
бес кон ечное ,
бездо нно е,
готовое
навсегда
за­
тв ори ть ся.
Гроб
был
мелкий,
стоял
невысоко,
и
т ело
с пя щего
М ая­
ковского
в
новом
заграничном
костюме
с
артистически
изогнутой
кис тью
руки,
будто
бы
вот
только
что,
сию
ми­
нуту,
выпустившей
из
побелевших
пальцев
стило,
видне­
лос ь
п очти
целиком,
стройное,
длинное,
моложавое,
с
тем­
ными
волосами,
неестественно
гладко
з ач есанны ми
—
чего
при
его
жизни
никогда
не
б ыло,—
а
наискось
через
н ахм ур енный
лоб,
через
переносицу
тян улся
с ве жий,
си­
невато-чугунный
ш рам
—
сл ед
па дени я
после
того,
как
он
выстрелил
себе
в
се рдце ,
и
мишень
щелкнула,
и
механизм
сработал,
зажужжал,
и
комната
стала
вращаться
во круг
него
вместе
с
шведским
бюро,
железной
кроватью
и
фо­
тографией
Ленина
на
белой
стене,
и
уже
ничем
нельзя
был о
помочь,
и
вернуть
роковой
порыв,
и
да же
повернуть
голову,
прижатую
ст рашн ой
сил ой
земного
притяжения
к
пол у,
и,
постепенно
холоде я,
все
перепуталось...
все
пе­
реп ут алос ь...
все
перепуталось...
В
край
гроба
упирались
ноги
в
больших,
новых,
очень
дорогих
башмаках
заграничной
раб оты
на
то лсто й
подо­
шве
со
стальными
скобочками,
чтобы
не
сбивать
носки,
предмет
мо ей
зависти,
о
к ото рых
Маяковский
позавчера
ска зал
мне
в
п олут емн ой
к омн а те: «вечные» .
Я
стоял
с
черно-красной
повязкой
на
рукаве,—
в
по­
четн ом
кара ул е
—
у
его
изголовья
и
против
себя
—
по
ту
стор ону
лежащ его
Маяковского
—
видел
его
ма му,
маленъ-
423


кую
старушку,
и
сестер
в
трауре,
кот оры е
сидели
на
стульях,
не
сп у ская
глаз
со
спящей
головы
их
Вол оди .
«А11 о!
Кто
говорит?
М ама?
Ма ма!
Ваш
сын
прекрасно
болен!
Мама!
У
нег о
пожар
сердца.
Скажите
сестрам,
Л юде
и
Оле,—
ему
уже
нек уда
деться».
Потом
я
увидел
как
бы
все
вокруг
заслонившее,
все
облитое
сверкающими
слезами
скуластое
темногубое
л ицо
мулата.
Я
уз нал
Пастер н ака .
Его
руки
ма ш инал ьно
д ела­
ли
такие
движения,
как
будто
он
хоте л
разорвать
себе
г рудь,
с лом ать
свою
г рудн ую
клетку,
а
може т
быть,
мне
только
так
казалось.
Народу
б ыло
еще
не
слишком
много.
По
углам
гроба
бес шум но
сменялся
почетный
караул.
Не
помню,
бы ла
ли
музыка.
Наверное,
был а.
Но
она
не
могла
заглушить
ти­
шины.
Со
двора
по
ле с тнице
поднимались
один
за
другим
его
читатели,
г ла вным
образом
м олоде жь,
вуз ов цы,
школь­
ники,
рабочие,
красноармейцы,
курсанты
—
юноши
и
де­
вушки.
Они
шли
цепочкой
один
за
др угим
—
заплакан­
ные,
помертвевшие
—
мимо
уз ких
вазончиков
с
длинны­
ми,
бледными
пар ник овыми
розами,
расставленными
сн и­
зу
вверх
на
каждой
ступеньке
и
вд оль
стены
кори дора,
к оторы й
вел
к
его
гробу.
Они
проходили
мимо,
вид я
его,
быт ь
может,
впервые
в
жизни.
Среди
них
не со мне нно
бы ла
Клавдия
Зар емб а
в
ст арой
ко жа ной
куртке
и
красной
женотделовской
косын­
ке,
которые
в
то
время
уже
становились
редк ост ь ю.
Она
плакала
и
вытирала
слезы
согнутым
указательным
паль­
цем.
Она
еще
бы ла
мо ло да,
и
в
г лубин е
ее
узких
таинст­
венно-темных
г лаз
как
бы
светилась
лунная
ночь.
Она
узнала
м еня
и
г руст но
улыбнулась.
—
Видишь,
какая
ст ря слась
беда,—
сказала
о на,
креп­
ко,
по-мужски,
пожав
мне
руку,
и
вышла
из
зала.
...Потом
она
уехала
на
раб оту
в
Монголию...
А
он
все
лежал,
и
лежал,
и
лежал
на
спи не,
уже
на­
чисто
выб ри тый,
в
с по кой ной,
сов сем
несвойственной
ему
позе,
и
только
нах му ре нный
лоб
со
шрамом
говорил
о
то м,
424


с
ка ким
нечеловеческим
напряжением
он
писал
и
чего
сто или
ему
его
гениаль ные
поэмы...
Уже,
со бст венно
гово­
ря,
и
не
он,
а
лиш ь
его
телесная
обол очка
—
лицо
ц вета
магнолии
и
гладко
причесанная
голова.
«И в подошвах его башмаков так неистово виделись
гв оз ди,
что,
казалось,
на
дюйм
выступали
из
то лст ых
по­
дошв...
Он
точил
их
—-
но
т щет но!
—
наждачн ым
километ­
ром
Ниццы,
он
сбивал
их
булыжной
Москвою,—
но
зря!
И,
не
вы д ержав
пытки,
зап лак ал
в
районе
Мясницкой,
прислонясь
к
фонарю,
на
котором
горе ла
заря».
...Н а
бульваре
в
Со чи
черномазый
глазастый
м альч ик
проворно
слазил
на
стар ую
магнолию
и
принес
мне
мг ли­
сто- з елен ую
ветку
с
грома дны м
цветком.
И
мальчик
и
цв е­
ток
напомнили
мне
Маяковского.
«Маяк заводит красный глаз.
Гремит,
гремит
мотор.
Вдоль
мор я
долго
спит
Кавказ,
завернут
в
бурку
го р.
Чу­
жое
мор е
б ьет
во лн ой.
В
к аюте
смертный
сон.
Как
он
д ушис т,
цветок
больной,
и
как
печ ален
он!
Тяжелый,
смертный
вк ус
во
рту .
Каюта
—
узк ий
гр об.
И
смерть
по­
след нюю
черту
кладет
на
синий
лоб».
Он
уже
давно
существовал
в
каком-то
другом
измере­
нии,
я
же
продолжал
двигаться
во
времени
и
пространст­
ве,
как
обычно,
и
однажды
лет
тридцать
тому
вп ер ед,
вый­
дя
из
лифта
на
последнем
этаже,
в
мокрых
дождевиках,
«импермеаблях», по
кото р ым
как
бы
еще
продолжали
струиться
отраж ени я
разноцветных
огней
Па сси, —
жена
и
я
очутились
перед
кори чн ев ой
двер ь ю.
Лет
сорок
наза д
эта
дверь,
вероятно,
была
еще
со всем
новая,
и
в
теплой
лес тн и чной
клетке
хорошо
пахло
дорогой
масляной
кр ас­
ко й,
полированным
дере во м,
нач ищ енной
медью.
По мню
маленькую
желтую
книжечку
на
столе
у
Бу­
нина
—
«Дверь ста печалей»
Киплин га ,
которая
вышла
тог да
под
его
редакцией.
Оказывается,
Бунин
очень
при­
зн авал
Кипл инга ,
что
м еня
тогда
кр айне
удивляло.
Что
общего
межд у
Б унин ым
и
Ки пли нг ом?
Мне
да же
поду­
малось
тогда,
что
Бун ин
не сколь ко
рису ет ся
любовью
к
К иплин гу
или
взялся
за
его
редактирование
лиш ь
для
того,
чтобы
подработать
во
врем я
сво ей
тогдашней
п олу­
эмиграции.
Впоследствии
я
понял,
что
между
ними,
как
это
ни
с тран но,
много
общего:
ощущение
наступившей
в
мире
эпохи
империализма,
художественный
косм оп оли ­
425


тиз м
при
остром
чувстве
своей
национальной
исключи­
те л ьнос ти.
. ..В
этой
лестничной
клетке
я
уже
однажды
побывал
тридцать
лет
назад,
ко гда
на
несколько
недель
попал
в
Париж,
и
бр осилс я
разыскивать
Бунина,
и
очутился
перед
этой
дверью
—
молодой,
взволнованный,
в
щ еголь ск ом
га­
бар ди но вом
темно-синем
макинтоше
на
шелк овой
п од­
кладке,
купленном
у
Ада ма
в
Берлине,
в
модной
вязан ой
рубашке,
в
толстом
шерстяном
галстуке,
но
в
сов ет ской
кепке,
побывавшей
уже
вместе
со
мн ой
на
Ма гни тос трое,
сдвинутой
н емно го
на
ухо
—
под
Мая ков с кого.
Я
не ск олько
раз
постучал
в
дверь,
но,
не
получив
от­
вета,
уже
б ыло
собрался
уход ит ь,
как
вдруг
дверь
напро­
тив
щелкнула,
отв ори лась ,
и
я
увидел
знакомое
«еще с
тех
п ор»
лицо
друга
Бунина,
художника
Нилуса.
Это
он
некогда
жил
в
Одессе
в
ос обн яке
Буковецкого
на
Княже­
с кой
улице,
на
чердаке,
и
ча сто,
не
заста в
Бунина
до ма,
я
взбирался
по
крутой
ле с тнице
в
его
мас тер ск ую,
описан­
ную
в
«Снах Чанга», и читал ему,
вместо
то го
чтобы
чи­
тать
Бунину,
свои
новые
ра сск азы
и
стихи.
У
него
бы ла
запо м ин ающа яся
внешность,
и
по-моему,
именно
с
него
написал
Бунин
портрет
композитора
из
рассказа
«Ида» .
«Господа,—
сказал
композитор,
заходя
на
диван
и
ва­
л ясь
на
него
св оим
коренастым
туловищем,—
господа,
я
нынче
почему-то
угощ аю
и
хочу
пировать
на
славу.
Ра с­
киньте
же
нам,
услужающий,
самобраную
ск атер ть
как
можно
пфдрее,—
сказал
он,
обращая
к
половому
с вое
ши­
рокое
мужицкое
лицо
с
узкими
глазками.—
Вы
мои
коро­
левские
зам аш ки
знаете».
А
може т
быт ь,
Бун ин
н аписал
героя
«Иды»
с
Ипполи­
това-Иванова?
Тепер ь
уже
королевских
з амаше к
не
было;
был
обно­
сившийся
коротенький
пиджачок,
к отор ый
он
придержи­
вал
оп ухше й
рукой
на
горле,
но
ши рокое ,
монголовидное
л ицо
с
узкими
глазками
осталось,
хотя
и
заметно
поста­
рело,
утратило
было е
оживление.
—
Что
вам
угодно,
мосье?
—
с п росил
он
по-француз­
ски.—
Вы,
вероятно,
разыскиваете
господина
Бунина,
но
его
в
данное
время
нет
в
Пар иже.
426


—
Здравствуйте,
Петр
Александрович,—
сказа л
я
по-
русс к и.
Он
осмотрел
ме ня
с
ног
до
головы,
еще
более
сузил
свои
татарские
глазки,
но
без
в сяк ого
уд ив ления ,
очень
просто,
как
будто
бы
мы
р асстали сь
вчера.
—
Иван
Алексеевич
в
департаменте
При морс ки е
Ал ь­
пы,
в
Грассе,
в
квартире
никого
не т.
Заходите
ко
мне,
Валя.
Я
чи тал
в
га зетах ,
что
вы
в
Париже.
А
мо их
тож е
никого
дома.
Жена
и
дочь
в
Гренобле.
Я
о дин
как
пе рст.
Что
бы
вам
прийти
позавчера?
Вы
бы
его
еще
застали.
Ви дно,
мне
уже
не
судьба
была
за ста ть
его
когда-ни­
будь.
Без
преувеличения
могу
ск азать ,
что
вся
моя
жи знь
бы ла
пронизана
мечтой
еще
хо ть
раз
увидеться
с
Буни­
ным.
Я
провел
несколько
ча сов
в
неубранной
квартире
Пи­
луса,
где
так
по-русски
на
столе
стоял
простой
эмалиро­
ванный
к ух онный
чайник
и
ле жали
гл убоко
русские
щип­
чики
для
того,
чт обы
колоть
твердый
рафи над ,
хо тя
сахар
был
французский,
хрупкий,
м алень к ими
кубиками.
Мы
пили
чай
вприкуску,
дуя
в
блюдечки,
и
сп орили ,
с п орили
до
тех
пор,
пок а
у
нас
не
осипли
голоса.
Он
кричал,
что
у
нас
в
Советском
Союзе
нет
свободы,
а
я
кричал,
что
у
них
во
Фр анции
нет
свободы.
А
потом
мы
оба
со
слезами
любви
и
умиления
кричали
о
Бунине,
о
его
гениальности,
неповторимости,
недооцененности...
А
потом
он
начинал
расспрашивать
про
Ро сси ю,
и
я
ра с­
сказывал
ему
о
гигантском
строительстве,
о
Днепрострое,
п охож ем
в
сво их
строительных
лесах
на
осажденную
Трою,
и
о
Маг нит огорс ке
—
металлургическом
гиг ант е,
волшебно
возникающем
в
пустынных
пугачевских
степ ях ,
где
стремительно
бе гут
косые
коричневые
башни
буранов
и
вихри
срывают
па латки
и
несут
их
под
облаками,
как
ст адо
диких
гус ей ...
Париж,
кон еч но,
был,
как
всегда,
оболь ст ит еле н,
но
мне
не
хватало
в
нем
Маяковского.
Я
жил
в
отеле,
ко­
торы й
мне
не ко гда
порекомендовал
Маяковский.
Его
уже
не
б ыло
на
свете,
а
в
моей
записной
книжке
сох ран ился
небольшой
список
монпарнасских
оте ле й,
продиктованный
427


мне
Маяковским,
и
среди
них
отель
«Распай», где я и по­
селился.
Сам
Маяковский,
ярый
«монпарнасец»,
обычно
останавливался
непо д алек у,
в
отельчике
«Истрия»
на
Рю
Кампань-Премьер,
в
маленьком
дешевом
ном ер е.
Он
«си ­
дел»
в
баре
кафе
«Куполь», где-
его
всегда
можно
бы ло
з астать ,
к огда
он
б ывал
в
Париже.
На
стене
«Куполя»
и меет ся
почетная
доска,
д линн ый
список
знаменитых
зав­
сег да таев
этого
зав еден ия,
где
можно
прочесть
имя
М ая­
ковского.
Я
стал
завсегдатаем
«Куполя».
Без
Маяковско­
го
«Куполь»
к аза лся
мне
пустым.
Здесь
по
утрам
я
раб о­
тал
над
продолжением
сво ей
хр оник и
«Время,
вперед!»,
которая
п ечатал ас ь
глава
за
главой
в
«Красной нови», а
фигура
Маяковского
как
бы
незримо
стояла
возле
моего
столика.
Его
«Марш времени»
гремел
над
Советской
стра­
но й,
приступившей
к
неслыханному
трудовому
подвигу
перв ых
пятилеток.
Я
был
в есь
пер епо л нен
ритмами
рож­
дающегося
социализма
и
все
никак
не
мог
оторваться
от
своей
хр они ки
и
писал,
пис ал,
писал,
где
только
мог
и
на
чем
только
мо г:
в
записной
кни ж ке,
на
бумажных
сал фе т­
ках ,
на
коробках
из-под
сигарет...
Магнитогорск
стал
уже
для
мен я
го род ом
Маяковско­
го,
и
я
нетерпеливо
ж дал
свид ания
с
пе рв ой,
уже
почт и
го­
товой,
самой
большой
в
мире
домной,
стремительно
ша­
гающей
по
строительной
площадке
в
сво ем
железном
ра с­
стегнутом
па ль то,
на
голову
выше
всех
остальных
объек­
т ов,
плывущих
в
о бл аках
раскаленной
степной
пыли
на­
встречу
тучам
и
буранам.
Вскоре
я
уех ал
в
Мо скву ,
торопясь
отдать
очередные
гл авы
в
журнал
и
целы й
день
качаясь
на
диване
в
пус том
ку пе,
глотая
жадно
новые,
неизвестные
мне
стихи
и
р ас­
ска зы
Бунина,
приводившие
меня
в
восхищение
и
вместе
с
тем
как-то
т ягост но
меня
не
удовлетворявшие,
в
чем
мне
было
трудн о
самому
себе
признаться.
И
мне
хоте лось
пла­
к ать
от
отчаяния,
думая
о
той
страшной
трагедии,
кото­
рую
пер еж ил
Бунин,
о
той
непоправимой
ош ибке,
кот орую
он
с ове ршил,
н авсег да
покинув
роди н у.
И
у
м еня
не
вых о­
дила
из
ума
фраза,
которую
мне
сказал
Нилус:
—
Как ие
же
у
Ивана
т ира жи?
Пятьсот,
восемьсот
экземпляров.
—
У
нас
бы
его
издавали
сотнями
ты сяч, —
по чти
про­
стонал
я.—
Поймите,
как
это
страшно:
ве лик ий
писатель,
428


к оторы й
не
имеет
ч ит ател ей.
Зачем
он
уехал
за
границу?
Ради
чего?
—
Ради
свободы,
независимости,—
строго
сказал
Ни-
л ус.
Я
понял:
Бунин
променял
две
самые
драгоценные
вещи
—
Родину
и
Революцию
—
на
чечевичную
похлебку
так
называемой
свободы
и
так
называемой
независимости,
кот оры х
он
всю
жизнь
добивался,
в
чем
я
убедился,
пол у­
чив
от
него
уже
после
во йны,
в
1946 году,
одн у
из
лучших
его
к ниг
—
«Лику», где прочел следующие,
глуб око
ме ня
пот ряс шие
места:
«Я заходил в библиотеку.
Это
б ыла
с тарая,
редкая
по
богатству
би бли оте ка.
Но
как
уныла
бы ла
она ,
до
чего
никому
не
н ужн а!..
Брал...
в сякие
«Биографии замечатель ­
ных
л ю дей »: все затем,
чтобы
в
них
искать
какой-то
по д­
держки
себе,
с
завистью
ср авни вать
себя
с
зам е чател ь ны­
ми
людьми...
«Замечательные люди»! Какое несметное
количество
б ыло
на
земле
поэтов,
романистов,
повество­
вателей,
а
с кол ько
уцелело
их?
Все
одни
и
те
же
имена
во
веки
в еч ные!
Гомер,
Гораций,
Виргилий,
Дан т,
П ет­
рарка...
Шекспир,
Ба йро н,
Шелли,
Г ёте ...
Расин,
Мольер...
Все
тот
же
«Дон Кихот», все
та
же
«Манон Леско». ..
В
этой
комнате
я,
помн ю,
впервые
прочел
Рад ище ва
—
с
большим
восхищением.
«Я взглянул окрест
—
душа
моя
страданиями
человечества
уяз влен а
с та ла!» Этот язык,
этот
с трой
души
я
понимал».
«...Я,
как
сыщик,
преследовал
то
од н ого,
то
другого
п рохож его,
глядя
на
его
спину,
на
его
калоши,
стараясь
что-то
поня ть ,
пой ма ть
в
нем ,
войти
в
него...
Писать!
Вот
о
крышах,
о
калошах,
о
спинах
н адо
писат ь,
а
во все
не
затем,
чтобы
«бороться с произволом и насилием,
защи­
ща ть
угнетенных
и
об езд олен ны х,
давать
ярк ие
тип ы,
ри­
совать
ши роки е
картины
общественности,
современности,
ее
настроений
и
теч ений »!
«Социальные контрасты!» —
думал
я
е дко,
в
пик у
кому-то,
п ро ходя
в
свете
и
бле ске
витрины...
На
Москов­
ской
я
за ходи л
в
и зв озчи чью
чайную,
си дел
в
ее
говоре,
т есно те
и
парном
тепле,
смо тре л
на
мясистые,
ал ые
лица,
на
р ыжие
бор оды ,
на
ржавый
шелушащийся
под нос,
па
котором
стояли
передо
мною
два
б елых
чайника
с
мокры­
ми
веревочками,
привязанными
к
их
крышечкам
и
руч ­
кам ...
Наблюдение
народного
быт а?
Ошибаетесь
—
тол ько
вот
этого
по дно са,
этой
мокрой
веревочки!»
429


(Ах,
этот
знаменитый
русский
трактир,
кто
из
поэтов
не
увлек а лся
его
красками.
Помните,
у
Маяковского:
«Влюбляйтесь под небом харчевен в фаянсовых чайников
ма к и!»)
«Сидя в санках,—
читал
я
у
Бунина,
в
то
время
как
мимо
о кон
пробегали
маленькие
домны
Бельгии,—вместе
с
ним и
ныряя
и
с пус каясь
из
ухаба
в
ухаб,
по дни маю
го­
лов у
—
ночь,
оказывается,
лунная:
за
мутно
идущими
зимними
тучами
мелькает,
б елее т,
свети тся
бледное
лицо.
Как
оно
высо ко ,
как
чуждо
всему!
Ту чи
идут ,
открывают
его,
опять
заволакивают
—
ему
все
равно,
пет
никакого
дела
до
ни х!
Я
до
б оли
держу
голову
закинутой
назад,
не
свожу
с
не го
гл аз
и
все
стараюсь
попя т ь,
когда
оно,
си яя,
вдруг
все
вы каты в ается
из
т уч:
какое
оно?
Бела я
маска
с
мертвеца?
Все
изнутри
св етящееся,
по
какое?
Стеарино­
вое?
Да,
да,
стеариновое!
Так
и
скажу
г де-нибу дь !»
Он
и
меня
уч ил
этому.
«Опишите воробья .
Опишите
девочку».
Но
что
же
получилось?
Я
описал
девочку,
а
опа
оказалась
«девушкой из совпартшколы», героиней Рево ­
люции.
А
Революции
м еня
учил
Маяковский.
«Опишите
Магнитогорск.
Время,
вп еред!» И девушка из совпарт ­
шк олы,
ве р нувшис ь
из
Монголии,
превратилась
в
брига­
дира
бет онщ и ков
и
прошла
по
лесам
коксохима
в
к ож аной
старой
куртке
и
в ы горе вшей
на
сте пн ом
солнце
красной
косынке.
Иногда
на
не которое
время
я
снова
превращался
в
Пч елк ина,
которы й
продолжал
з ан имать ся
поэзией,
а
сти­
хи
Пч елк ина
были
так
себе,
в
духе
раннего,
еще
оче нь
сырого
мовизма.
«Весну печатью ледяной скрепили поздние морозы,
но
пахн ет
воздух
молодой
лимонным
запахом
мимо зы,
и
я
по-зимнему
бегу,
дыша
на
рук п
без
перчаток,
туда,
где
б лещет
на
снегу
весны
ст екл янн ый
отпе ча ток.//Был
ма й,
стояли
но чи
лётные,
и
в
белом
небе
без
движен ия
висели
м ерт вые
животные
а эрос та тов
за граж де н и я.//Уже
давно ,
не
день,
не
дв а,
моя
душа
полужива,
но
сердце
ходит,
дни
кружатся,
том я
страданием
двойным,
что
невозможно
быт ь
живым
и
труд но
мертвым
пр и тво р ять ся.//Когда
я
буду
умирать,
о
жизни
сожал ет ь
не
буду,
я
просто
ля гу
430


на
кровать,
и
вс ем
п рощу,
и
все
з аб уд у .//Величью
цезаря
не
верь,
е сть
только
бронзовая
дверь,
во
ть му
открытая
немного,
и
два
гвардейца
у
по ро га .//То
очень
медленно,
то
быст ро
неул ов имая
з везд а,
всегда
внезапная,
как
выстрел,
блес нув ши ,
г асла
без
сл еда ».
У
них
у
обо их
учился
я
видеть
мир
—
у
Бунина
и
у
М аяко вс ког о...
Но
мир-то
был
разный.
Бунин
д умал,
по-видимому,
был
глубоко
убежден,
что
он
совершенно
независимый,
чистый
художник,
изобрази­
тель,
ничего
общего
не
имею щи й
ни
с
«социальными конт ­
растами», ни с «борьбой
с
произволом
и
насилием,
с
защи­
той
уг нет ен ных
и
о безд оле нны х»
и,
уж
конечно,
нич его
общего
не
имеющий
с
Революцией,
точн ее
сказа ть ,
никак
не
принимающий
ее,
да же
прямо
враждебный
ей.
Это
бы ла
л ишь
детская
илл юз ия,
порыв
к
воображае­
мой
художественной
независимости.
Ес ли
бы
Льву
Т олстом у,
кот орый
начисто
отрицал
в ся­
че скую
революцию,
был
глубоко
ей
чужд,
считал
ее
дело м
абсолютно
не
моральным,
в
один
прекрасный
день
сказ а­
ли,
что
он
зеркало
рус с кой
революции,
то
он
бы,
нав ер­
ное,
был
во змуще н
до
гл уб ины
ду ши,
совершенно
иск р ен­
не
считая,
что
это
вздор.
И
одна ко
же,
это
истина.
Бунин
хо тел
быть
совершенно
сво бо дным
от
каких
бы
то
ни
бы ло
обязательств
по
отношению
к
обществу,
в
ко­
тором
он
жил ,
по
отношению
к
ро дине .
Ему
думалось,
что,
попав
в
эмиграцию,
он
до билс я
с вое го.
За
границей
он
казался
сам
себе
совершенно
сво бодн ым,
что бы
писать
в се,
что
ему
вздумается,
не
по дч иняя сь
ни
государствен­
ной
цензуре,
ни
суду
общества.
До
Бунина
не
было
ника­
ко го
дела
ни
французскому
государству,
ни
пари жск ом у
обще ств у,
ни
католической
цер к ви.
Он
писал
все,
что
хо­
тел,
не
сдерживаемый
никакими
мо ра л ьными
о бязат ель ­
ствами,
да же
иногда
простыми
п рил ичиям и.
Как
изобра­
зитель
он
рос
и
к
к онцу
сво ей
жизни
до стиг
высшей
степени
пластического
совершенства.
Но
отс утс тв ие
мора ль­
ного
да вле ния
из вне
привело
к
тому,
что
Бунин-худож­
ник
перестал
выбирать
т очки
приложения
св оих
спос об ­
ностей,
сво их
душевных
сил .
Он
не
мог
справ ит ь ся
с
«тысячеглавой гидрой эмпиризма», о которой говорил Гёте,
и
она
пог лоти ла
ег о,
вернее,
он
был
разорван
на
куски,
как
глубоководная
рыба,
привыкшая
к
постоянному
да в­
лен ию
десятков,
сотен,
может
быть,
тысяч
атмосфер
431


и
вдруг
оказавшаяся
на
поверхности,
по чти
не
ис пыт ы­
вая
больше
никакого
давления.
Для
него
художественное
творчество
перестало
быт ь
бор ь бой
и
превратилось
в
простую
привычку
изображать,
в
гим наст ик у
воображения.
Я
вспомнил
его
слова,
некогда
сказанные
м не,
что
все
можно
изобразить
словами,
но
все
же
есть
предел,
кото­
рый
не
може т
п ре одоле ть
даж е
самый
ве лик ий
п оэт.
Все­
гда
о стает ся
нечто
«не выразимое словами».
И
с
эт им
надо
примириться.
Мож ет
быть,
это
и
верно.
Но
д ело
в
том,
что
Бунин
сли шк ом
ран о
поставил
с ебе
этот
пре дел,
огра ­
ничитель.
В
с вое
время
мне
то же
казалось,
что
он
дош ел
до
пол но го
и
окончательного
совершенства
в
изображе­
нии
самых
сокровенных
тонкостей
окружающего
нас
мира,
природы.
Он,
конечно,
в
эт ом
отношении
пре вз о­
шел
и
Полонского
и
Ф ета,
но
все
же
—
сам
то го
не
подо­
зревая
—
уже
кое
в
чем
уступал
Иннокентию
Анненско­
му,
а
затем
Пастернаку
и
Мандельштаму
по сл едне го
пе­
риода,
кот орые
еще
на
какое-то
д е ление
передвинули
шк а­
лу
изобразительного
мастерства.
Но
все
равно
ему
всегда
б ыло
дал еко
до
Пу шки на,
ко­
то рый
сказал
в
«Барышне -к ре ст ь ян ке»: «маленькие пе­
стрые
лапти...»
Все
эти
мысли
пронеслись
в
мое й
голове
в
то
в ремя,
как
мы,
позвонив,
стояли
перед
дверью
Бун ин а,
и
в след
за
тем
она
щелкнула,
отв ори лась,
и
я
на
фон е
сов сем
не
пар ижск о й,
а
какой-то
весьма
старорежимной
московской
запущенной
прихожей
увидел
перед
собой
В еру
Нико­
лаев ну ,
высокую,
нескладную,
дурн о
одетую,
гл убок ую
старуху,
опу ст ив шуюс я,
доб рую ,
б ес си льную
бар ыню,
в
больших
стоптанных
туфлях,
сохранившую
в
своих
повад­
ках
нечто
свойственное
мос ков ск ой
курсистке
старых
вре­
мен
из
либеральной
семьи.
Ее
некогда
светло-льняные
легкие
волосы
давно
уже
поредели,
п обе лели
как
снег ,
но
все
еще
был и
убраны
жидким
узлом
на
затылке,
а
заост­
рившийся
хр ящ ева тый
нос
с
лазурными
про жил к ами
возле
некогда
пр екр асн ых
голу бы х
глаз,
ее
чистый
лоб
по-п реж ­
нему
чем-то
напоминали
греческую
богиню.
Я
думаю,
ей
уже
шел
девятый
де сят ок.
Радостно
и
грус тн о,
сквозь
слезы,
рассматривала
она
н ас,
и
я
чувствовал
даже
как
бы
н ечто
родственное
в
ее
измученном,
п розр ачн о-б елом ,
бес кров н ом
добром
лице.
432


—
Вот
мы
и
свиделись
нак о нец
с
вами,
Валя,—ска­
за ла
она,
покачивая
немного
трясущ ей ся
голов ой ,—
а
ва­
шу
жену
мы
себе
с
покойным
Иваном
Алексеевичем
имен­
но
такой
и
пр ед став лял и,
детей
же
ваш их
никак
не
могли
с ебе
вообразить.
Ивану
Алексеевичу
это
казалось
как-то
со всем
невероятно:
де ти
Вали
Ката ева !
Зна ли
только,
что
е сть
мальчик
и
девочка.
—
А
недавно
появилась
еще
и
внучка,—
сказал
я
не
без
хвастовства.
—
Бож е
мой,
боже
мой,—воскликнула
Вера
Никола­
евца,
сп ле тая
и
расплетая
сво и
старческие
пальцы.—
Ве дь
мы,
Валя,
виделись
с
вами
последний
раз
сорок
лет
назад.
Сорок
лет !
Мы
даже
не
успели
проститься.
—
Я
лежал
в
сыпняке.
—
Мы
это
знали.
Иван
Алексеевич
даже
порывался
поехать
к
вам
в
гос пи та ль...
Но
ведь
вы
знаете
Ива на
Алек­
сеевича...
его
боязнь
зар а зить ся.. .
Он
был
уверен,
что
вы
не
выживете,
а
я
верила...
И
модидась
за
вас,
и
верила...
А
потом
еще
с коль ко
ра з...
И
то,
что
я
снова
вижу
в ас,
того
само го ,
живого...
Но
не
бу дем
лучше
об
это м
гово­
рить...
Все
это
невероятно,
не в ер оятн о...
А
вы
помните,—
вдруг
с
ож ивле ние м
сказала
она
помолодевшим
го лос ом
светской
дамы,—Наташу
Н.?
Какая
бы ла
прелестная
де­
вушка,
не
правда
ли?
И
вы
так
под ходи ли
друг
другу.
Мы
с
покойным
Иоанном
исподтишка
любовались
ва ми.
И
потом
часто,
часто
вспоминали.
У
меня
хорошая
память,
но,
как
ни
странно,
имен но
эту
прелестную
шестнадцатилетнюю
деву ш ку
я
поче м у-
то
очень
быстро
забыл,
никогда
больше
о
ней
не
думал,
и
толь ко
сейчас,
после
сл ов
Ве ры
Николаевны,
вд руг
на
меня
нахл ын ули
во с помина ния
о
каких-то
лун ных,
пора­
зительно
ярких
ночах
над
серебристым
морем,
жарком
п ол уночн ом
ветре,
торопливо
бегу ще м
по
серебряным
ку­
стам
степной
полыни
с
ее
странным,
неприятно-бальзами­
ческим
ароматом,
о
ве то чке
сли шк ом
я рко- бе лого
при
лун­
ном
свете
жасмина
с
желтой
серединкой
ка жд ого
светя­
щегося
цветка,
которая
украшала
аристократически
ма­
ленькую
черноволосую
головку
Нат аши ,
своим
большим
ртом
и
оживленно
страстными
глазами
напоминавшую
Наташу
Рос тов у.
Бы ть
может,
за
это
сходство
и
запомнил
Бун ип
ее,
а
в
пар е
с
ней
и
ме ня?
433


Нет
слов,
она
бы ла
хоро ша,
но
я
не
запомнил
ее,
а
на
всю
жи знь
врезалась
в
мою
память
та
маленькая
бо­
сая
девочка,
которую
Бунин
несколькими
годами
раньше,
на
даче
Ковалевского,
велел
мне
оп ис ать!
—
Так
вот
вы
какая!
—
обратилась
Ве ра
Н ик ол аевна
к
мо ей
жене
и
поце ло ва ла
ее
в
мокрую
от
с лез
щеку.—
Ив ан
Алексеевич
любил
Валю,
всегда
о
нем
помнил,
все
о
нем
знал,
чита л
вс е,
что
он
написал,
и
гордился
его
ус­
пехами.
Ведь
И ван
Алексеевич
был
литературным
крест­
ным
отц ом
вашего
мужа,—
прибавила
о на,
строго
взгля­
нув
на
жену ,
а
я
с м отрел
на
нее
с
тем
же
тревожным
вни­
манием,
с
каким
некогда
молодой
Бунин
смо тре л
на
луну,
желая
возможно
точнее
опре де лит ь:
как ая
о на?
Стеари­
новая?
Мне
каж е тся,
я
наш ел
определение
тог о
белого
цве ­
та,
кот орый
доминировал
во
вс ем
облике
Веры
Никола­
ев ны.
Ц вет
белой
м ыши
с
розоватыми
глазами.
Она
повела
нас
в
столовую,
и
опять
меня
поразила
за­
пущенность,
чернота
ненатертого
паркета,
какой-то
ужас­
но
дореволюционный
русский
буфет
с
про жжен ной
в
не­
скольких
местах
доской,
обеденный
стол,
покрытый
тож е
какой-то
дореволюционной
русс кой
клеенкой,
р ыжей,
с
кружками
ра зв одов
от
стаканов,
с
обветшалыми
краями,
и
на
проволочной
подставке
об о жженны й
газом
ч айник ,
разнокалиберные
рус с кие
кузнецовские
и
французские
лиможские
чаш ки
и
сре ди
них
—
таре л ка
с
меренгами
—
украшение
стола.
—
Ва ши
любимые,—
сказала
она ,
заметив
удов ольс т­
ви е,
с
которым
я
посмотрел
на
меренги.
—
Отку да
вы
з нает е,
что
я
люблю
меренги?
—
Помню,—
грус тно
ответила
она.—
Однажды
вы
ска­
зали,
что
к огда
разбогатеете,
то
буде те
каждый
день
по­
купать
у
Фанкони
меренги
со
взбитыми
сливками.
—
Неужели
я
это
говорил?
—
Конечно.
Еще
Иоанн
ужасно
над
этим
смеялся:
как
мало
ему
нужно
для
сча с тья!
Разве
вы
не
помните,
как
однажды
у
Ната ши
Н.
за
чаем
вы
съели
все
меренги,
так
что
ее
великосветская
м аман
едва
не
отка зала
вам
от
дома?
—
Вы
и
это
помните!
434


—
Я
все
п ом ню,— грус тно
сказала
он а,
покачивая
тр ясу щей ся
головой.
Тут
же
я
представил
себе,
как
она
под
зонтиком
в
с та­
ром
«импермеабле»
шла
под
дождем
на
сияющую
ртутно­
белыми
ламп ами
витрин
п лоща дь
Мюэтт
в
кондитерскую
и
как
мадемуазель
в
кружевном
фартучке,
отставив
розо­
вый
пальчик
с
отделанным
перламутровым
ноготком,
ос­
торож но
брала
широкими
серебряными
щипцами
хрупкие
меренги
со
взбитыми
сливками
и
укладывала
их
рядом,
как
детей,
в
картопную
ко ро бку.
—
Вот
—
Иван
Алексеевич,
т от,
которого
вы
знали,—
сказала
о на,
вводя
нас
в
маленькую
комнатку,
где
па
сте­
не
на
темных
ветхих
обоях
был
устроен
как
бы
небольшой
иконостас
—
фотографии
Бунина
разных
лет
и
сред и
них
—
«тот Бунин,
которого
я
зна л»,—
на ибол ее
извест­
на я,
дореволюционная
его
фотография:
Ив.
Бунин,
ака­
демик,
в
зените
славы,
па
всю
жиз нь
запомнившиеся
мпе
черты
надменного
л ица
с
тре угольно й
ще гольск ой
бород­
кой
и
дальнозоркими,
как
бы
заплаканными
глазами.
Была
здесь
фотография
и
другого
Бунина,
того ,
кот о­
рого
я
пе
знал,—
мо лод ого,
в
черн ой
бурке
на
плечах
и
дворянской
фуражке,
а
такж е
Бунина
последних
ле т,
без
ус ов
и
б ород ы,
с
наголо
выбритым
мускулистым
старче­
ски м
лицом,
но
все
с
тем
же
острым
взглядом,
может
быт ь
еще
более
высокомерным,
непреклонным,
как
бы
говоря­
щим :
к
п рошлом у
возврата
нет!
—
но
все
с
т еми
же
узки­
ми
козьими
щеками,
так
что
в
нем
без
труда
узнавался
преж ний
Бунин.
—
Вооб раз ит е
себ е,—
говорила
Вера
Николаевна,
с ле­
дя
за
выражением
моего
лица,
с
ка ким
я
ра згл яды вал
фо­
тографии
Бунина.—
В
од ин
прек р асный
ден ь
явл яе тся
из
парикмахерской
без
ус ов
и
без
б ород ы.
Я
так
и
ахн ула !
Первое
время
никак
не
могла
примириться:
что-то
актер­
ско е,
иностранное,
голое,
а
потом
привыкла.
Но
объясните
мне ,
б ога
ради,
зачем
это
ему
пона доби лось !
Я
уже
много
раз
до
этого
видел
ф отогра фи и
бритого
Бунина
и
пр ивык
к
его
новому
ли цу.
Для
ме ня
старый
и
новый
Бунин
как
бы
с лили сь
в
нечто
ед иное ,
ма ло
чем
отличающееся
от
мое го
привычного
п ред ст авл ения
о
нем.
Это
был
все
тот
же
человек,
художник,
поэт,
уч ител ь,
ве­
ликий
изобразитель
природы,
тот
самый,
который,
будучи
еще
со всем
мо л одым
че лов е ком,
написал:
«Вот капля,
как
шляпка
гвоздя,
упа ла
—
и,
сотнями
иг ол
затоны
прудов
бороздя,
сверкающий
ливень
запры­
435


гал»
—
строк и,
удивительные
тем,
что
потом
множество
раз
на
всякие
лад ы
повторялись,
как
свои,
ра з ными
по­
средственными
прозаиками
и
поэтами,
наивно
уверенны­
ми,
что
это
именно
они
отк ры ли
сходство
у павш ей
капли
со
шляпкой
гвоздя,
не
подозревая,
что
ма ги ч еская
сила
этого
образа
з акл юча ется
не
в
зрительном
сходстве
с
г во здем,
а
в
звуках
«пля»
и
«шля», вызывающих в пред­
ставлении
чи тате ля
не
произнесенный
поэтом,
но
как
бы
таинственно
присутствующий
за
пределами
словесной
ткани
звук
это й
самой
капли,
п охож ей
на
шляпку
гвоз­
дя,—
зв ук
шлепанья
по
в оде
пруда.
Хотя
должен
заметить,
что
старик
Некрасов
задо лг о
до
Ива на
Алексеевича
напис ал : «Светлые,
словно
из
ста­
ли,
тысячи
мелких
гвоздей
шл яп ками
вниз
поскакали».
Однажды,
жел ая
как
бы
навсегда
покончить
с
прош­
лым,
Бунин
решительно
сбр ил
усы
и
бородку,
бе сстр ашно
об на жив
старческий
подбородок
и
энергичный
рот ,
и
уже
в
та ком
обновленном
в иде,
во
фраке
с
крахмальным
пл а­
строном
на
ши роко й
груди,
получил
из
рук
шведского
короля
диплом
Нобелевского
лаур еа та,
золотую
медаль
и
небольшой
пор тфе ль
желтой
тисненой
кожи,
спе циа ль но
расписанной
красками
в
«стиле рюс»,
которого
Бунин,
кстати
сказа ть,
не
перевар ивал.
Показала
нам
Вера
Н ик ол аевна
также
и
пожелтевшую
французскую
га зету ,
где
во
всю
страницу
и
во
в есь
рост
все
в
том
же
фраке,
с
выставленным
вперед
голым
като­
лическим
подбородком
был
изображен
лауреат
«При Но­
бель»
Жан
Бунин,
и
во
всем
эт ом
было
что-то
беско не чно
горькое,
я
бы
даж е
ска зал,
же ст око
бессмысленное.
—
Вот
здес ь,
на
эт ом
«сомье»,
Ив ан
Алексеевич
умер.—
И
В ера
Николаевна
п одош ла
к
продавленному,
на
но жк ах,
покрытому
ветхим
ковром
матрасу,
в
изголо­
вье
которого
на
столике
стояла
старинная
черно-сереб-
ряная
икона-складень,
с
которой
Бунин
никогда
не
р ас­
ставался,
во зил
с
со бой
пов сюд у.
Тут
же
на
ст ене
висело
еще
не сколь ко
иконок
в
золоченых
окладах,
кр ест ил ьных
крестиков
и
даже,
кажется,
гр аненых
пасхальных
яичек,
но
все
это
лиш ь
подчеркивало
нищенский
вид
ложа,
на
котором
умер
Иван
Бунин.
—
Как
это
было?
—
спросил
я.
436


—
Ив ан
Алексеевич
обладал
жел езн ым
здоровьем,
он
п очти
н ик огда
не
болел.
Врачи
говорили,
что
у
него
грудь
молотобойца.
У
нег о
за
всю
его
жизнь
бы ла
одна-единствен-
ная
болезнь.
Вы
знаете
эту
единственную
боле зн ь
Бу ни­
на,—
сказала
Вера
Николаевна
с
полуулыбкой,
обратив­
шись
ко
мне ,
как
к
«своему человеку», перед
кото р ым
нечего
стесняться.—
Геморрой.
Но
от
ге м орроя
не
умира­
ют,—
грустн о
улыбнулась
она.—
Ив ан
Алексеевич
ум ер
п росто
от
старости.
Ему
уже
б ыло
восемьдесят
три
года.
В
последнее
время
он
очень
ослаб ел.
Его
нуж но
б ыло
на
руках
носить
в
ван ну,
ч тобы
выкупать.
Не
жел ая
его
ос­
та влят ь
одного
ночью,
я
спала
вместе
с
ним
на
эт ом
сомье,
ложась
у
него
в
ногах
—
тихонько,
калачиком,
ли шь
бы
не
потревожить.
Седьмого
ноября
—
в
тот
самый
день,
к огда
вы
празд­
новали
годовщину
своей
р ев ол юции,—
вечером
он
заснул
и
спал
все
время
довольно
спокойно.
Но
вд руг
в
тре тье м
часу
вскочил,
как
от
удара
эле ктри че ск ого
ток а,
и,
толк­
нув
ме ня,
сел
на
пос те ли
с
вы раж ени ем
такого
непереда­
ваемого
ужаса
на
лице,
что
я
п охоло дела
и
поняла
—
это
конец.
При
свете
мутных
ночных
огней
Пасси
мне
да же
показалось,
что
остатки
его
с еро- белы х
вол ос
под­
нял ись
над
худой
плешивой
головой.
Он
что-то
хотел
ск азать ,
мож ет
быт ь
да же
крикнуть,
дер ну лся
всем
сво им
старческим,
костлявым
телом,
и
вд руг
рот
его
странно
разинулся,
нижня я
че люс ть
отвалилась
вот
так...
Вера
Н ик ол аевна
с
привычным
автоматизмом
изобра­
зила
предсмертную
к он вул ьсию
Бунина,
ее
рот
стран­
но
разинулся,
нижняя
че люс ть
отвалилась,
и
я
вдруг
как
бы
вооч ию
увидел
перед
со бой
л ицо
Бунина
в
по­
следний
миг
его
жизни,
обезумевшие
белые
глаза
И оан­
на
Грозного,
череп,
покрытый
хол одны м
потом,
чер­
ный
провал
ра з инуто го
рта
с
отвалившейся
челю ­
стью.
—
И
он
свалился
на
кровать
мертвый.
Я
п од вязала
ему
ч елю сть
салфеткой,
п рив ела
в
порядок
его
еще
теплое
тело,
сло ж ила
на
г руди
его
высохшие
руки,
за кры ла
гла­
за,
надавив
на
век и
большими
пал ьцам и,
и
до
утра
никому
не
стала
зв они ть.
Ос тат ок
ночи,
н ашей
последней
ночи,
провела
я,
по-прежнему
ле жа
у
его
холодеющих
ног,
на
рваной
простыне,
под
сов сем
прохудившимся
одеялом,
вс по мина ла
н ашу
с
ним
мучи тел ьно
тр удн ую
жизнь
вдво­
ем,
наш у
былую
любовь,
наши
скитания,
и
плакала,
пла­
437


кала,
пла ка ла
од на
с
ним
нае д ине
до
тех
пор,
пок а
не
вы­
пла к ала
всех
слез.
С
тех
пор
я
уже
больше
не
в
состоянии
плакать.
У
меня
в ечно
сухие
глаза.
Нет
слез,
нет
больше
слез.
Через
некоторое
время
—
вскоре
—
я
узнал,
что
Ве ра
Николаевна
умерла,
и
я
представил
с ебе
Пасси,
площадь
Мюэтт,
маленькую
улицу
Жак
Оффенбах
и
на
не которое
время
опус те вш ую
квартиру,
давно
не
ремон т иро в анн ую,
запущенную,
с
заст ар елым и
зап ахами
несвежего
по ст ель-
по го
бе лья,
с
немытыми
окнами,
за
которы м и
по
вечерам
виднелись
огни
Пари ж а,
с
ванной
комнатой,
где
на
вере­
вочках
сушилось
штопаное
бель е
и
на
дне
облупившейся
ва нны
желтела
неспущенная
вода,
а
в
уборной
черные
толстые
тру бы
отстойника
и
чугунный
бачок
сочились
ржа вы ми
каплями
холодной
во ды,
и
деревянное
с ид енье
стояло
в
сыром
углу,
как
хомут,
и
плитки
пола
были
с лег­
ка
заслякочены,
а
в
отк рыт ые
двери
кухни
виднелась
по­
крытая
пожелтевшими
листами
«Фигаро»
газовая
плита
с
невымытыми
кастрюлями,
а
в
углу,
перевязанная
шпага­
том,
стояла
стопка
авторских
экземпляров
«Темных ал­
лей».
Но
была
прелестная
французская
весна,
слегка
дожд­
ливая,
с
голубыми
просветами
в
мутном
движущемся
небе,
с
солнечным
тума н ом
над
гр ифе льны ми
че р е пичными
крышами
старинных
городков,
над
готическими
и
роман­
скими
со бор ами,
над
луга ми,
роща ми
и
цветущими
каш­
танами
—
розовыми
и
бел ыми
—
вокруг
замков
и
нор ма нд­
ских
фер м,
и
мы
возвращались
в
Париж
из
поездки
по
берегам
Ла-Манша.
Зимой
я
летал
в
Магнитогорск,
а
когда
вернулся
в
Мо­
скву,
то
че рез
н ек оторое
время
получил
из
Ма гни того рск а
пись мо ,
написанное
неразборчивым,
незнакомым
мне
по­
черком.
«Что же ты не зашел,
собака,
нав естит ь
меня,
когда
приезжал
к
н ам?
Я
уже
давно
живу
в
Ма гни тогорс ке
у
св оей
старшей,
ня нчу
ее
пацанов,
кон еч но,
уже
на
пенсии,
438


но
на
общественных
н а чалах
чи таю
у
нас
в
домоуправлении
лек ции
по
истории
па р тии.
Последнее
вр емя
сил ьно
бо­
ле ю.
Сломала
ногу.
Л ежу
дома,
а
то
бы
тебя
ра зы скал а.
Недавно
мен я
положили
в
клинику,
рез али,
зашили,
ска­
зали,
что
все
в
порядке,
ничего
н ет,
скоро
п оп ра влюсь.
А
по-моему,
вр ут.
Тоже
гуманисты
нашлись.
Чувствую,
что
скоро
отда м
концы.
Мож ет
быть,
больше
ни ког да
не
уви­
димся.
Одному
т ебе
признаюсь
перед
смертью:
я
любила
его
и
не
забывала
ни
на
минуту
всю
свою
жизнь.
Ты
зн а­
ешь
ког о.
Но
моя
совесть
перед
нашей
Революцией
и
пе­
ред
собой
чиста:
не
я
его
пре дал а,
а
он
предал
Ро дин у.
И
мы
его
казнили.
Это
только
справедливо.
Я
не
жа лею.
Он
заслужил
см ерт ь.
Но
я
его
все -так и
л юбил а.
Хочешь
знать
пр авду
—
и
сейчас
люблю,
пиш у
это
перед
смертью.
Сердце
у
меня
давно
вырвано.
Проща й,
старый
товарищ.
Царапаю
тебе
потому,
что
больше
никого
не
осталось
из
друзей
тог о
времени.
Вря д
ли
переживу
эту
зим у.
Все
хуже
мне
и
х уже.
Они
ме ня
утешают,
что
я
еще
встану
на
ноги,
но
я
чувствую
правду.
Я
ее
не
боюсь.
Привет
тебе
и
бр атс тво,
как
мы
гов орил и
друг
другу
в
то
незаб­
венное
время.
А
все-т ак и
наш а
Революция
по бедила !
Я
знаю,
ты
меня
тож е
л юбил,
но
только
на
одну’минуточ­
ку,
на
од ин
миг.
И
за
то
тебе
спасибо,
ты
бы
мен я
не
узнал
такая
стр аш ная.
Жму
руку.
Твоя
З ар емба
Клавд ия»,
Вскоре
я
узнал,
что
она
умерла,
и
представил
себе...
не т,
не
представил,
а
вообразил
вид
Ура ла
с
высоты
не­
скольких
ки лом е тров
—
двух
или
трех.
Уральские
горы
сп лошь
покрывали
темные
зимние
тучи ,
непроницаемые
для
глаза,
и
ли шь
в
одном
м есте
из-под
них ,
подобно
кл ю­
чу
ср еди
волнистой
пустыни,
выбивались
какие-то
ды мы,
кот орые
я
сначала
принял
тож е
за
тучи,
но
по том
по
их
оттенкам
понял,
что
это
дымы
невидимого
внизу
Ма гни­
тогорска,
и
самолет,
полуопрокинувшись
над
ним и,
опи­
сы вал
круг
и
снижался,
чтобы
идти
на
посадку.
Вокр уг
стемнело.
Потом
я
е хал
с
аэродрома
к
цент ру
в
машине,
которая
как
бы
с
усилием
пробивалась
сквозь
п лотн ые
облака
с орокаг радус н ого
мороза,
среди
гипсовых
ураль­
ск их
снегов,
леденцово
освещенных
медно-розовым
кру­
жочком
крещенского
солнца,
лишенного
лучей.
Впереди
до
половины
небосвода
возвышалась
как
бы
некая
гора,
состоящая
из
разноцветных
угольн о- черн ы х,
ярко-белых,
439


рыже-коричневых,
лимонных,
аметистовых
—
дымов,
мед­
лен но
вылезающих,
как
бараны,
из
дв ухс от
труб
металлур­
гического
комбината,
кот орый
длинно
леж ал
в
сумраке
у
под нож ия
этой
дымовой
го ры
скоплением
покрытых
инеем
доменных
печей,
мартенов,
висящих
в
воз духе
га зоп ров о­
до в,
из вива ю щих ся,
как
ог ро мные
удавы,
эс так ад,
в ыс око­
вольтных
передач.
Машина
как
бы
в ъезж ала
в
темную
пещеру
дым а,
но
по
мер е
продвижения
вперед
дымные
стены
р азд ав ались
на
стороны,
солн ечн ые
лучи
проника­
ли
сквозь
топазовые
глыбы
пара
и
дыма,
нар я дный
январ­
ский
день
горел
в округ,
и
на
фон е
г устой
ляпис-лазури
неб а,
над
низк им и
узорчатыми
огра дам и,
отлитыми
из
ма г­
нитогорского
чуг ун а,
отчетливо
выступали
с ады
и
аллеи,
обросшие
то л стым
слоем
инея.
Каждое
дерево
и
каж дый
ку ст
—
карагач,
сирень,
тополь,
ли па ,— которы е
я
виде л
еще
саженцами,
теперь
представляли
ч удо
зимней
красо­
ты:
ин ые
из
них
на по мина ли
волшебные
из д елия
рус ск их
кр уже в ниц,
иные
стояли
вд оль
па ле вых
и
розовых
мно го­
этаж ны х
жил ых
корпусов,
как
некие
белокаменные
скуль­
пту ры,
иные
были
разительно
схожи
с
хрупкими
кустами
известковых
кораллов
синеватого
подводного
царства,
иные
—
с’
ветвистыми
оленьими
рогами,
пантами,
осыпан­
ным и
мельчайшими,
пылевидными
осколками
уральских
самоцветов,
и
г ород
Магнитогорск,
потонувший
в
облаках
солнечного
ту мана ,
был
сказочно
хорош
в
своем
царствен­
но -р у сском
горностаевом
убранстве
—
гор од
осуществлен­
ной
ме ч ты,—
провожавший
в
последний
пут ь
под
звуки
ме д ного
духового
оркестра
гру з овик
с
красным,
очень
ярким,
почти
светящимся,
как
брусок
раскаленного
жел еза,
гр обо м,
в
котором,
вытянув
руки
со
сжатыми
смугло-известковыми
па льца ми,
лежала,
навсегда
закрыв
глаза,
Клавдия
З аремба
—
девушка
из
совпарт­
школы.
А
ночью
волшебно
сияли
ярчайшим
зелено-голубым
светом
сплошные
клетчатые
ок на
кислородного
завода
и
об лака
п ара
клубились
над
теплым
Магнитогорским
мо­
рем,
к уда,
как
таинственный
г рад
Кит еж,
ушла
навсегда
старинная
казачья
церковь
быв шей
крепости
Магнитной,
упо м ян утой
Пу ш киным
в
«Истории Пугачева».
...Пепельница.
Салют
и
братство.
Анг ел
Смерти.
За­
мо рс кий
с трау с.
Книг а
сно в идений.
Девушка
из
совпарт­
школы.
Клавдия
Заремба.
Пчелкин.
Два
поэта...
440


Посмотрев
в окру г,
я
с
удивлением
увидел
цвету­
щие
ка штан ы
и
кладбищенскую
стену
с
открытыми
во­
ротами.
—
Господа,
может
быть,
вы
по жел аете
пос ет ить
р ус­
ск ое
эмигрантское
к ладб ище?
Здесь
ес ть
любоп ы тн ая
церковка
в
древнем
новгородском
стиле,
построенная
по
эскизам
покойного
русского
художника
Александра
Бе­
ну а.
И,
есл и
х о тите,
можете
здесь
же
увидеть
могилу
«При Нобель»
Бунина,
которого
вы,
каж етс я,
знали.
Гаст о н,
остановитесь.
Мы
вы йдем
на
н еск олько
минут.
Носатый
старик
со
след ам и
военной
выправки,
в
пенс­
не,
с
белой
п угов ичк ой
слухового
аппарата
в
ухе
—
по-
видимому,
из
бывших
русских
—
продавал
у
кладбищен­
ски х
ворот
о чень
крупные
французские
лан дыши .
Я
вы­
бра л
в
плоской
камышовой
корз ин е
букетик
и
в друг
узн ал
е го:
это
был
Петь ка
Соло вье в,
тот
с амый,
но
только
постаревший
лет
на
сорок
пять.
Ве роятн о,
смятение,
да же
ужас
выразились
на
мо ем
лице,
потому
что
он
улыбнулся
заученной,
само л юби вой
улы бкой ,
п о казав
неисправные
з убы,
и
ск аз ал:
—
Да,
да.
Не
п адай
в
обморок.
Ты
не
о шибся .
Это
и менно
я
сам.
—
Но
ве дь
тебя
рас стреля л и, —
п роборм ота л
я.—
Я
собственными
гл азам и
чи тал
в
газете
список.
—
Я
тож е
собственными
гл азам и
чи тал
это т
список.
Однако
—
нич его
подобного.
По
дороге
из
тюрьмы
в
га­
раж
я
выскочил
из
грузовика
и
драпанул
че рез
стенку
Вт орог о
хри ст иан с кого
кладбища.
Они
выстрелили
по
мне
пару
раз
из
винтовок
и
наганов,
но
промазали,
а
вместо
меня
во
избежание
неприятностей
Ангел
Смерти
вывел
в
расход
для
ровного
счета
какого-то
налетчика.
А
я
остался
в
спи ске.
Сначала
я
остолбенел,
но
потом
пришел
в
себя .
А
по­
чему
бы,
со бств енно
говоря,
и
нет?
Ведь
бывали
же
по­
добные
случаи
в
то
время.
—
И
что
же
ты
з десь
д елае шь?
—
спр о сил
я,
что бы
что-нибудь
спросить.
—
Сам
видиш ь .
Кто
я?
Ни
то
ни
се.
Политикой
не
за­
нимаюсь,
так
что
ты
меня
не
бойся.
Я
лояльный.
Иногда
чит аю
ваши
газеты,
с лушаю
радио
и
завидую
ва м.
Ду­
рак
я
б ыл.
Честно
го ворю,
как
перед
богом.
Горько
мн е,
по ним аеш ь.
Вн уки
у
ме ня
французы,—
сказа л
он,
и
мне
п оказ ал ось,
что
он
собирается
заплакать.—
Жизнь
как
в
печке
сгорела!
441


—
Клавдию
Зарембу
помнишь?
—
с прос ил
я.—
Она
со всем
недавно
умерла
в
М агн итог орске.
—
Как
говоришь?
—
Зар емб а
Кл ав дия.
На
его
лице
выразилось
т упое
напряжение,
как
у
глу­
хонемого.
—
А
кто
она?
—
То гда
бы ла
комсомолка.
—
Ах,
та,
черненькая
ком с омол очка ...
Да-да...
Что-то
такое
смутно
припоминаю...
Но
ведь
прошло
с тольк о
лет!
—
приб а вил
он,
как
бы
извиняясь.—
Разве
все
за­
помнишь...
И
он
стал
перекладывать
в
своей
корзине
букетики.
О
чем
нам
еще
бы ло
говорить?
Могила
Бунина
о каз алась
со всем
не
такой,
как
пре д­
ста вл ял
сам
Бунин,
в
середине
сво ей
жиз ни,
еще
живя
в
Рос сии:
«Могильная плита,
железная
дос ка,
в
густо й
траве
в р астающая
в
землю...
Под
эту
же
плиту
приду
я
лечь
—
и
тихо
лягу,
с
кра ю».
И
не
такой,
какая
виделась
ему
уже
в
из гна нии:
«Пылай,
иг рай
стоц в етн ой
силою,
неугасимая
звезда,
над
дальнею
моей
могилою,
забытой
бо гом
на в сегда!»
Смотритель
кладбища,
небрежно
оде тый
русский
гос­
подин,
с
несколько
иронической
улыбкой
на
потертом,
но
еще
вполне
приличном
лице
—
чем -то
неуловимо
пох о­
жий
на
моего
Петьку
Соловьева,—
повел
нас
по
прямой
аллейке,
мимо
пр аво славны х
кр ес тов
и
высоких
надгро­
би й,
и
остановился
возле
серого
гранитного
креста
не
со­
вс ем
обычной
формы,
напоминающего
скоре е
какой-то
ка­
менный
орден,
может
быт ь
д аже
Георгиевский
крест,
но
только
приземистый,
темный,
тя желы й.
—
Вот
ваш
Бунин,
любуйтесь,—
сказал
смотритель.—
А
что
ка сается
креста,
то
знатоки
уверяют,
что
это
копия
ка кого -то
не
то
древнерусского,
псковского,
не
то
визан­
тийского
памятника
старины,
найденного
когда-то,
как-то,
при
каких-то
раскопках
—
не
сумею
вам
точно
ск аз ать
442


при
каких,
так
как
я
в
обла с ти
а рхе ологи и
полный
п ро­
фа н,—
что
же
касается
места
могилы,
то,
как
видите,
не
с лишк ом
на
задворках
и
вокруг
вполне
приличное
обще­
ство,—
сказа л
он,
указывая
гостеприимным
жестом
на
со седние
мо г илы,
где
можно
б ыло
проч ес ть
не сколь ко
не­
когда
очень
известных
русских
фа милий,
ныне
уже
давно
у
нас
забытых.—
Их
тащ ат
к
нам
со
всего
мира:
из
Англии,
из
Шве йца рии,
да же
везут
из
Америки
на
паро­
хода х.
Ничего
не
поделаешь.
Наиболее
респектабельное
православное
эмигрантское
кладбище.
Ско ро
не
останется
ни
одного
свободного
участка.
Уже
начинаем
в
одной
мо­
гил е
хорон и ть
по
два
человека,
р азу мее тся
одной
фамп-
л ии.
На прим ер,
в
могилу
Ив ана
Алексеевича
Бунина
—
у
него
в
н огах
—
при шло сь
недавно
зако пат ь
Ве ру
Ник о­
л аевн у.
Так
что
теперь
наконец
они
навсегда
соедини­
лись,
леж а
под
одним
крестом.
Ок
хозяйственно
подгреб
ногою
к
сторон ке
несколько
черепков
битых
вазонов,
какие-то
за сох шие
цветы,
еще
не
успевшие
полинять
траурные
ленты,
проволочный
остов
небольшого,
по-ф ранцу з ск и
к ругл ого
венка...
—
Ос та тки
ее
похорон,—
з амет ил
см отри тель
брез­
г ливо .—
До
сих
пор
не
удосужились
убрать
эт от
мусор.
Придется
сделать
серьезный
наг он яй
с торожу.
Эге,—
ск а­
зал
он,
посмотрев
тревожно
на
небо,
где
над
голубыми
елочками,
над
купами
цветущих
каштанов,
и з-за
к отор ых
выглядывали
синий
купол
и
белые
стены
п релес тн ой
древнерусской
церковки,
ка к-то
незаметно
сгруппирова­
лись
темноватые
туч и,
сильно
разбавленные
свинцовыми
белилами,
и
вдруг
вверх,
как
бы
по
пороховому
шнуру,
побежал
ле ту чий
ог о нек,
над
самой
гол овой
блесну ло ,
сухо
затрещало,
как
подожженная
шу тих а,
и
мелкие
рас ка ты
сухого
ап ре льск ого
грома
посыпались
вниз,
на­
по ми ная
грохот
небольшого
го рн ого
обвала.
...Московское
время
десять
часов.
В
эфире
эстрадные
мелодии...
Неужели
всему
ко нец?
Голубой
ливень
повис
над
вьющимися
кладбищенски­
ми
роза ми ,
над
желто-красными
пальчиками
бигноний,
над
каменным
кре стом
с
золотыми
и мен ами
Бунина
и
Веры
Ник ол а евны,
смир но
лежащей
у
него
в
ногах,
ми­
443


ло й,
доброй,
старой
рус с кой
жен щи ны
—
московской
к ур­
си стк и,—
на
могилу
которой
я
и
по ло жил
бук ет ик
л ан­
дышей,
но
при
этом
не
мог
не
вспомнить
стихи
Ивана
Алексеевича:
«В голых рощах веял холод . ..
Ты
светился
меж
с ухих,
мертвых
ли ст ьев ...
Я
был
молод,
я
слагал
сво й
первый
стих
—
и
навек
сроднился
с
чистой,
молодой
м оей
душ ой
вл ажпо -свеж ий,
водянистый,
кисловатый
зап ах
твой!»
—
А
где
лю бима я
пепель ница
Ива на
Алекс ееви ча ,—
сп роси л
я
во
время
пос ледне го
сви дани я
с
Верой
Нико­
лаевной,—
по м ните,
та
сам ая,
которая
всегда
стояла
па
лак ов ом
кр угло м
столе,
на
Кн яж еско й,
в
доме
Буковец-
ког о?
Сохранилась
ли
она?
—
Вы
ее
запомнили?
—
спросила
Ве ра
Ник о лаев на,
и
робкая
черта
оживления
тронула
ее
бескр ов но е,
белое,
старческое
лицо.
—
На
всю
жиз нь, —
ответил
я.
Тогд а
о на,
п осто яв
некоторое
врем я
на
одном
месте
п
глядя
прямо
мне
в
глаза
с
нежной,
глуб окой
грустью,
по­
шла
в
дру гую
комнату
и
скоро
вер ну лась ,
дер жа
в
круп ­
ных
ревматических
руках
так
мучительно
знакомую
и
дорогую
для
меня
пепельницу.
—
Эт а?
—
сп рос ила
Ве ра
Николаевна.
Я
ничег о
не
ответил,
не
в
силах
оторвать
г лаз
от
это й
тон кой
латунной
чашки,
пиал ы
с
восточным
орнаментом,
которая
теперь
показалась
мне
гораз до
меньше,
чем
бы ла
ког да -то,
как
будто
бы
ум еньш илась
от
старо ст и.
Т еперь
опа
не
бы ла
нач ищ ена
суконкой
и
не
б лест ела,
как
жар ,
и
внутри
сплошь
поч ер нел а,
как
та
л ам пада,
которую
од­
нажды
нашел
Бунин
в
гора х
Сицилии...
Бигнония.
Ода
Революции.
Четырежды
благословен­
ная.
«Ты,
сер дц е,
полное
о гня
и
аромата,
не
забывай
о
ней.
До
черн оты
сгори».
Или
лучше
всег о
так:
«Играй же,
на
разрыв
аорты,
с
кошачьей
головой
во
рту,—
три
черта
было,—
ты
четвертый:
последний,
чуд­
ный
черт
в
цвету!»
1964—1967
Переделкино


КУБИ К


,..Неужели
э тот
мальчик
тож е
я ?..
В
од ин
прек р асны й
день
ему
ст ало
казаться,
что
в
городе
ору дуе т
преступная
шайка.
Кое-где
на
ст енах
появились
буквы
ОВ.
Что
они
об о­
значают?
Не
Оля
же,
в
само м
де ле,
какая-нибудь
Василь­
ева
и
не
Осип
же,
в
сам ом
д еле,
какой-нибудь
Ва йн­
штейн!
Зач ем
бы
им
понадобилось
ш ля ться
по
всему
го­
роду,
по
окраинам,
по
воровским
трущобам,
за
вокзалом,
в
приморских
переулках,
на
кладбищах,
вс юду
на
забо­
рах
царапая
св ои
инициалы?
Нет,
нет !..
Что-то
опасное
и
в
то
же
время
притягательное
было
в
этих
то
больших,
то
маленьких
буквах
ОВ,
какой-то
тайный
с мысл.
Они
бы ли
совсем
не
то,
чт о,
например,
общеизвестные
черные
буквы
ПК
на
красной
железной
табличке
в
нижнем
фо йе
городского
театра
возле
пло­
ского
стеклянного
ящи ка
с
брезентовым
по жа рным
шлан­
гом
с
длинным
коническим
наконечником
из
ярко
нач и­
щенной
красной
ме ди,
сна б же нным
лоп а точкой ,
которая
придавала
трескучей
в одян ой
стр уе
фо рму
широкого
пальмового
листа.
Она
—
эта
табличка
—
принадлежала
к
семейству
по­
жарных
ор у дий,
таких,
как
широкий
брезентовый
п ояс
с
кольцом,
асбестовая
несгораемая
ру б аха,
топорик,
ба-
го р,
раздвижная
лестница,
медная
каска ,
в
которой
в
час
447


беды,
под
зв он
ночного
наб ат а,
отражался
огненный
хв ост
летящего
факела.
Буквы
ПК
обозначали
не
что
ино е,
как
пожарный
кран.
ОВ
—
бы ли
нечто
совсем,
сов сем
другое.
Преступников
следовало
обезвредить,
уп рят ав
в
тю рь­
му
Синг-Синг,
гл ава ря
посадить
на
электрический
стул,
а
сокровища
забр ать
себе.
Но
необходимо
действовать
крайне
осторожно,
чтобы
не
спугнуть
голубчиков,
распу­
тывать
клубок
не
торопя сь,
ярд
за
ярдом ,
пока
все
нити
не
буд ут
в
руках,
в
противном
случае
негодяи
м огут
убить
его
отравленным
кинжалом
негуса
в
спину
или
покончить
с
ним
вы с трелом
из
бесшумного
духового
ру жья,
а
труп
выбросить
в
Темзу.
Он
видел
даж е
высокий
решетчатый
мост
и
желтую
луну
в
ярко-синем
лондонском
небе
над
Темзой,
к уда
па­
дал о
его
бедное
тело.
Вес ь
погруженный
в
эти
мысли,
стиснув
зубы,
нам ор­
щив
лоб
и
сжав
кулаки,
с
безумными
глазами,
маль­
чик
дошел
до
у гла
и
вдруг
увидел
новую
девочку,
сразу
же
удивившую
его
сво им
бедным
клетчатым
платьем.
Вы
заметили,
что
удивление
—
первый
шаг
к
любви?
Ее
выгоревшие,
стриженые
волосы
торчали
во
все
сто­
рон ы
из-под
ядовито-зеленой,
п очти
синей
гребенки
из
числа
тех
круглых
кухаркиных
гребенок,
которы е ,
буду­
чи
неряшливо
пол оже ны
на
ч угу нную
доску
кухонной
плиты,
вдруг
покрываются
че р ными
язвами
ожогов
и,
прежде
чем
вспыхнуть,
наполняют
всю
квартиру
клубами
удушливого,
н еп роз рачн о- белого
дыма,
нестерпимым,
пронзительным
запахом
горя щего
целлулоида.
У
нее
был и
кошачьи
глаза
цвета
еще
не
вполне
зр е­
лог о
крыжовника;
она
бы ла
пр екр асн а,
как
ни
од на
де­
вочка
в
мире;
у
нее
был и
бедные
шерстяные
чулк и
на
клетчатых
по дв язках
с
металлическими
пр ист ежк ами.
Надувшись
от
смущения
и
засунув
руки
в
карманы,
причем
его
живо т ик
и
короткая
нагнувшаяся
шея
сраз у
же
сделали
его
чем-то
отдаленно
похожим
на
кузнечика,
448


м альч ик
по вер ну лся
к
девочке
боком,
как
бы
собираясь
в
случае
чего
подраться,
и
спросил:
—
Девочка,
хочешь
со
мно й
играть?
Она
окинула
его
презрительным
взглядом
и
сказала:
—
Мурло.
Мальчик
опешил.
—
Сама
мурло,—
нем но го
подумав,
ответил
он
и
стал
еще
более
по хож им
на
ку зне чик а,
с оби ра ющег ося
пр ыг­
н уть.
Но
тут
наверху
отворилась
форточка
и
женский
гол ос
позвал:
—
Саня,
иди
зан и мать ся.
И
девочка
исчезла*
Не уж ели
э тот
мал ь чик
т оже
я?
Если
и
не
вполне,
то,
во
всяком
случае,
отчасти.
Не
и с ключен о,
что
это
все
тот
же
ми лый
моему
сердцу
Пчелкин,
то лько
со всем
мал ень ­
кий,
лет
во сь ми.
—
А
это
видела?
—
сп роси л
в
с леду ющий
раз
он,
или
я,
похлопывая
себ я
по
мелкому
кар ман у
шт ано в,
откуда
выглядывал
кончик
рогатки.-—
Знаешь,
как
бьет?
—
А
ка к?
—
спр ос ила
он а.
—
На выле т!
—
Смотря
через
чего,—
зам етил а
он а.
—
Через
чег о
хочешь,—
хвастливо
сказал
мальчик.
—
А
через
дос ку?
—
спросила
она.
—
Через
доску
не,—
честно
о тве тил
он.
—
А
через
фанерку?
—
продолжала
допытываться
он а.
—
Через
фа нерк у
то же
не,—
выд а вил
из
себя
мал ь­
ч ик,
вдруг
потерявший
способность
в рать
перед
этой
де­
вочкой.
—
Так
через
чего
ж е?..—
насмешливо
спросила
она.
—
Ч ерез
ка ртонку
—
да.
Х оче шь,
дам
стрельнуть?
—
Смотря
че м.
—
К ре мушк ом.
—
Тю!
Нашел
чем!
Кремушком
даж е
киц ку
не
по­
добь ешь .
—
Зато
голубя
подобьешь.
—
Голубя
гре х.
Гол убь
—
святой
ду х,—
набожно
сказала
Санька
и
перекрестилась.—
За
голубя
бог
на­
кажет.
15 в.
К ат аев»
т.
в
449


—
За
белого
да,—
сказал
мальчик.—
Белый
без усл ов­
но
святой
д ух.
Его
—гре х.
А
дикаря
не
грех.
За
дикаря
не
накажет.
—
Все
равно.
Дикарь
т оже
святой
дух.
1—
А
вот
не т!
—
А
вот
да!
—
Много
ты
понимаешь
в
голубях.
—
Во
всяком
слу чае,
больше
твое г о.
—
Спо рим !
—
Не
хватало!
И
не
стой
передо
мной,
как
луна­
ти к.
Ты
мне
уже
надоел.
Отлипни.
Ид и,
откуда
при­
ше л.
—
Не
тв оя
улица.
—
А
вот
моя.
—
Ты
ее
не
купила.
Улица
общая.
Хо чу
и
стою.
—
Ну
и
стой,
ес ли
т ебе
так
нравится
на
меня
смот­
ре ть.
Любуйся.
Пожалуйста.
—
Саня,
иди
дела ть
арифметику,—
послышался
голос
из
фор то чк и.—
А
ты,
мальчик,
ступай
отсюда
со
св оей
рога тк ой
и
не
морочь
девочке
голову.
И ди,
иди...
—
Ты
опять
т ут?
—
спросила
Санька
по
прошествии
того,
что
в
физике
называется
временем.
Он
притворился,
что
не
с лыши т,
но
через
несколько
земных
суто к,
оказавшись,
как
по
волшебству,
на
том
же
само м
месте,
спросил
чужим,
как
бы
безвольно
р асц еп­
ле нным
голосом:
—-
Так
будеш ь
со
мно й
и гра ть?
—
Не
буду.
—
Почему?
—
Потому
что
не
соби раюс ь.
—
А
ес ли
я
т ебе
подарю
св ои
кремушки?
Она
подумала,
молчаливо
пошевелив
губа ми
с
не­
большой
заедой
в
одном
углу
рт а.
—
Смотря
какие
кремушки.
Мальчик
вын ул
из
ка р мана
четыре
кремушка
и
под ­
кин ул
их
на
ладони
так,
что
они
чок ну лис ь.
—
Это
не
настоящие,
а
п рост ые:
обыкновенные
га­
лечки
с
Ланжерона,—
сказала
девочка
презрительно.—
Вот
у
меня
кремушки
—
так
настоящие,
ты
таких
сроду
не
видел.
Они
электрические.
Их
чокнешь
—
искры
летят,
как
из
кресала.
Она
из
п ред ост орожн ост и
и
застенчивости
поверну­
450


л ась
к
мальчику
худой,
т в ердой
спинкой,
залезла
через
квадратный
вырез
платья
за
п азуху
и
достала
кукольный
чуло чек ,
откуда
вы т ряхн ула
на
ладонь
несколько
темных
от
м азута
кремушков.
—
Обыкновенные
железнодорожные,—
презрительно
сказал
мальчик,—
таких
между
шп ал
в аля ются
милли­
арды.
—
З ато
настоящие
кремушки.
А
у
т ебя
просто
гал еч­
ки.
Таких
на
Ланжероне
можешь
за
од ну
минуту
набрать
м иллио ны
б илли ардо в.
Они
без
элек т рич ества.
А
мои
с
электричеством.
Мальчик
засуетился
и
ст ал
чокать
своими
кремушка-
ми,
но
искры
не
высекались.
Эле ктри че ств о
не
показы­
в ало сь.
Один
ка мешек
даж е
мягко
раскололся.
Девочка
ос корби те ль но
громко
захохотала.
—
Можешь
спрятаться
в
будку
со
своими
простыми
галечками
и
даже
не
думай
ра вня ть
их
с
мо ими
железно­
дорожными,
электрическими,
со
ст анции
Одесса-Сортиро-
во чна я.
Тогда-то
и
прилетел
воробей,
легк о
сев
на
забо р,
уты­
канный
сверху
зелеными
и
голубыми
бутылочными
оск ол­
ками.
—
Например,
в
во робь я
попадешь?
—
спросила
де­
вочка.
—
Ого !
Вот
этог о-т о
именно
и
не
следовало
говорить,
да
еще
так
хвастливо.
А
может
быть,
именно
сл едо вал о.
...Как знать,
как
зн а ть!..
История
девочки
Саньки
и
мальчика
Пчелкина,
к ото­
рую
я
собираюсь
здесь
ра сск азать ,
как
и
все
то,
что
про­
ис ходи т
в
мире,
не
имеет
на чал а,
а
тем
бо лее
конца,
так
что
примем
за
точку
от сче та
тот
характерный
звук,
ко­
торы й
раздался
на
одной
из
четырех
тенистых
улиц
да ч­
ной
местности
«Отрада»
в
начале
этого
века.
«Для меня главное
—
это
найти
звук,—
однажды
ска ­
зал
Учитель,—
как
тольк о
я
его
нашел
—
все
остальное
дается
само
собой.
Я
уже
знаю,
что
дело
кончено.
Но
я
н ик огда
не
п ишу
того,
что
мне
хочется,
и
так,
как
мне
хочет ся.
Не
смею.
Мпе
хочется
писать
без
всякой
формы,
15*
451


не
согласуясь
ни
с
какими
литературными
приемами.
Но
какая
мука,
какое
невероятное
стр ад ание
—
литературное
иску сст во !»
«Не смею»,—
имел
мужество
признаться
Учитель.
Это
н адо
заметить.
Он
не
см ел,
а
я
смею!
Но
точно
ли
я
смею?
Бо льш ой
во пр ос.
Скорее
—хочу
сметь.
Вернее
всего,
я
просто
притворяюсь,
что
смею.
Делаю
вид,
что
п ишу
именно
то,
что
мне
хочется,
и
так,
как
мне
хоче тс я.
А
на
сам ом
деле...
А
на
самом-то
де л е?..
Не
уверен,
не
убе ж­
ден .
Кое-кто,
пр авд а,
осмеливается
писать
«так,
как
ему
хоче тся», не согласуясь ни с какими литературными при­
ем ами.
По-видимому,
литературный
прием,
заключающий­
ся
в
полном
отрицании
литературного
прие ма ,
это
и
ес ть
мо визм .
Кое-кто
написал
од на жды
и
даже
нап еча тал
черным
по
бел о му: «С выпученными глазами и облизывающий ­
ся
—
вот
я.
Некрасиво?
Что
д ела ть».
Я
так
не
умею,
просто
не
мо гу.
Не
смею!
По
при род е
я
робок,
хотя
и
слыву
н ах алом.
В
глубине
души
я
трус.
Я
еще,
как
некогда
сказал
о
с ебе
Чехов,
не
вы д авил
из
себя
раба.
Я
даже
боюсь
начал ь ст ва.
Недавно,
уже
дожи в
до
седых
волос,
я
испыт ал
ужас,
когда
на
мен я
вдруг,
совсем,
впрочем,
не
грозно,
а
так ,
сл егк а,
поднял
гол ос
оди н
кр у пный
руководитель.
Я
почувствовал
голов ок ру­
ж ение,
унизительную
тош но ту
и,
придя
домой,
лег
на
пос тел ь,
не
снимая
ботинок,
в
смертной
тоске,
в
ужасе,
вполне
уверенный,
что
теперь
уже
«все кончено» . ..
Чу в­
ст во,
что
мен я
только
что
выг нали
из
гимназии:
сон,
ко­
тор ый
повторяется
в
моей
жизни
бесконечное
число
раз,
как
зеркало
в
зе ркал е
—
уходящий
в
вечность
ряд
умень­
шающихся
в
перспективе
зеркал,—в
о дну
и
в
другую
сторону,—в
пропасть
прошлого
и
в
пропасть
будущего
и
мое
опро ки нут ое,
полуобморочное
трусливое
лицо ,
вер ­
нее
—
бесконечное
число
лиц
и
горящих
стеариновых
све­
чей
и
отчаяние,
отчаяние...
Мне
стыдно
во
в сем
это м
признаваться,
но
что
же
делать,
дорогие
мо и,
что
же
де ла ть?..
Слово
«звук»
не
вполне
точно
выражает
то,
что
мне
нужно,
чтобы
«остальное далось само собой», как ска­
зал
Учитель.
Я
думаю,
одн о
дело
звук,
а
др угое
де ло
ин­
452


тонация,
музыкальная
фраза,
м елоди я.
Учи те ль,
в идимо ,
не
отделял
од но
от
другого.
Да
и
на до
ли
отделять?
Ведь
и
без
одного
и
без
другого
ничего
не
сд елае тся
сам о
со­
б ой.
Но
лично
я
очень
строго
разделяю
эти
по н ятия:
ин­
то нация
и
звук.
Ну,
инт о нация ,
мелодия
—
это
ясно:
то
само е,
внутреннее,
а
потом
и
внешнее,
заст авл я ющее
сж и­
мать ся
горло
и
дрожать
на
губах
—
«м ...
м...
м...
м...»
—
запевка
всей
вещи,
ее
музыкальный
ключ,
ее
тайная
го­
ре чь:
никто
в
эту
ночь
не
спал
в
доме
Болконских.
Зв ук
же
совсем
д ругое
дело.
Весьма
возможно,
что
звук
—с а­
мое
не
исследованное
в
ми ре.
В
звуке
содержится
гора зд о
больше
т ого,
что
мы
улавливаем
своим
несовершенным
слуховым
аппаратом.
Это
всегда
какая-то
тайная
инфор­
мация,
пот ок
сигналов,
как
бы
мод ел иру ющих
звучащую
вещь
в
мировом
пространстве.
Волшебный
«эффект при­
сутствия».
Не
може т
бы ть
зв ука
вне
материи,
пор оди в шей
его,
так
же
как
не
может
быть
сознания
вне
бытия.
Звук
—
это
сознание
колеблющейся
материи.
Заседание
—
это
то же
неч то
материальное,
обла д аю­
щее
присущим
ему
одному
зв уком ,
в
ос обенн о сти
если
засе дает
Бодлеровский
ко мит ет
в
На мюре ,
в
душной
ко м­
нат е
с
ви дом
на
мост
через
реку,
по
кот орой
буксир
с
усилием
тяну л
баржу,
п очти
до
самой
палубы
погружен­
ную
в
воду,
и
я,
подо бно
э тому
буксиру,
погруженный
с
головой
в
медленное
течение
п очти
ощутимого
среднеевро­
пейского
времени,
произносил
на
ужасном
французском
языке
свою
ре чь,
с вое
э ссе
о
Бодлере,
и
вот
уже
наконец
дотащился
до
финала,
где
зак люч ала сь
мысль,
что
буд то
бы
каждый
великий
поэт
пос тоянн о
умирает
и
постоянно
рождается
в
поколениях
для
но вой,
еще
более
прекрасной
жизни,
так
непохожей
и
в
то
же
время
так
похожей
на
пре ж нюю,
как
зву к
не
похож
и
вместе
с
тем
до
ужаса
похож
не
только
на
душу
композитора,
виртуоза,
но
так­
же
на
всю
материальную
структуру
инструмента,
родя­
щ его
эти
звуки,
бу дь
то
дыхательный
аппарат,
горл о
пе в­
ца,
его
но согл отка ,
маска,
диафрагма
или
группа
духо­
вых,
ударных
или
смычковых
инструментов.
В
прелюдиях
Скрябина
я
всегда,
кроме
души
композитора,
ощущаю
громоздкое
тело
концертного
инструмента,
все
материалы,
453


из
кот орых
он
п ост роен
на
фортепьянной
фабрике,
ощ у­
щаю
даже
самую
фабрику
с
ее
высококвалифицирован­
ными
столярами,
обойщиками,
политурщиками
и
хозяи­
ном-немцем,
поклонником
великого
Баха,
Бетховена
или
Моц а рта,
чьи
латунные
мед альо ны
украшают
его
изде­
ли я.
Фортепьянный
концерт
как
бы
проецирует
—
во
вс ех
четырех
или
даж е
пяти
измерениях
—
вещественное
со­
держание
инструмента,
не
только
его
неповторимую
ко н­
структивную
форму
с
черным
лакированным
крылом
под­
нятой
объемной
крышки,
в
которой
сниз у
отра ж ает ся
вн у­
тренность
инструмента,
как
бы
модель
целого
ср ед неаз и­
атского
города
с
гл ух ими
дувалами,
но
без
крыш,
пересе­
ченного
н атян ут ыми
струнами
внутренних
коммуника­
ци й,
может
быть,
даже
н ек оего
железнодорожного
узла,—
не
тол ько
его
силуэт,
на пом ина ющий
выкройку
фрака,
но
также
и
его
ве с,
его
замшелые
молоточки,
сорта
дерева,
дос ку
резонатора
из
бледного
бронзового
сплава,
даже
ли­
тые
стек л янны е
розетки,
под ло же нные
под
медные
коле­
сики
его
мог учих
бил ья рд ных
но г.
Мощный
уд ар
по
кл а­
вишам,
ак кор д,
является
в
одно
и
то
же
время
и
с ме ртью
звука,
и
рождением
его
для
новой,
уже
не
материальной,
но
духовной
жи зни, —
наверное,
даже
вечной,
так
как
она
уже
таинственным
об раз ом
навсегда
о стает ся
в
сознании
человечества
и,
таким
образом,
начнет
отсчет
сво его
б ес­
смертия,
в
то
время
как
на
маленькой
старомодной
бель­
гийской
с та нции
резервисты
пры гал и
на
ходу
в
о тходя ­
щий
воинский
эшелон,
и
п очти
никто
из
них
потом
не
вернулся
живым...
Звук,
раздавшийся
тогда,
состоял
из
множества
дру­
гих,
сопутствующих
ему
звуковых
колебаний,
которы е
все
время
создавали
стройную
кар тин у
небо ль шо го
улич­
н ого
ск анд ала.
Галечка
вылетела
из
рогатки,
с
шумом
выдирая
из
акации
божественно-перистые
желт о- зел еные
веточки;
в
тот
же
миг
стар ая ,
никуда
не
годная
р езин ка
порвалась
именно
в
том
месте,
где
бы ла
прикручена
проволочкой
от
домашнего
электрического
звонка
к
одном у
из
концов
ро­
гатки,
выломанной
из
куста
великолепной
персидской
си­
рени
на
да че
местного
г рече ск ого
негоцианта
Хал айд ж-
оглу;
кожичка
то же
оторвалась
с
собственным,
особым
зв ук ом,
шлепнув
мальчика
по
глазу;
рогатка
сухо
трес-
454


пула,
раздался
мелодичный,
хотя
и
жидковатый
зво н,
и
выбитое
из
рамы
улич ног о
фонаря
стекло
—
каким-то
чу­
дом
пока
еще
почти
со всем
целое,—
с
во дя нис тым
звуком
поколебавшись
в
во зду хе,
на
не кот орое
время
как
бы
по­
висло
в
пус тоте ,
а
затем
легко
—
планирующими
зигзага­
ми,—
все
еще
продолжая
о став ать ся
с ове ршен но
целым!
—
упало
на
тротуар,
музыкально
распавш ись
на
четыре
раз­
ноформатных
куска;
а
во р обей
как
ни
в
чем
не
бывало
продолжал
чирикать
на
забо ре ,
с
большим
лю бо пытств ом
посм ат рив ая
сквозь
листву
акации
то
на
мальчика,
то
на
девочку
с
таким
видом,
как
будто
бы
не
им ел
никакого
отношения
ко
всей
этой
суматохе.
—
Ки ш,
паршивый!
—
закри чал а
девочка,
з ам ахав
ру­
к ами
на
в оробья,
ко торы й
продолжал
попрыгивать
на
од­
ном
мест е,
а
затем
п ереб р ался
на
другое,
поближе,
как
бы
же лая
лучше
ра сс мотре ть
свежий
синя ч ок
под
гла­
зом
у
мальчика,
не
понима я ,
что
м аль чик
хотел
его
убить.
Синяк,
по хож ий
на
цветок
аню т ины
глазки.
Ну
—
не­
похожий!
Не
все
ли
равно?
—
Беж и!
—
крикнула
девочка,
но
теперь
в
ее
голосе
сл ыша лся
ужас.
Увы,
был о
уже
поз дно :
перед
мальчиком,
заслоняя
собою
всю
природу,
стоял
довольно
известный
в
этих
краях
д во рник
Василий.
Он
п одоб рал
с
тротуара
четыре
оск олка,
завернул
их
в
фартук,
покосился
на
фонарь,
в
котором
стояла
керосиновая
лампа
с
жест яны м
резервуа­
ром
и
медпо й
горелк ой,
из
прорези
которой
высовывался
поч ерне вш ий
язык
фитиля,—
и,
широк о,
м едл енно
шагая,
блестя
сво ей
нагрудной
блях ой,
повел
мальчика
за
ухо
по
мостовой,
как
арестованного.
Рука
дворника
д ер жала
ухо
мальчика
так им
образом,
что
оно
сложилось
вдвое,
как
блинчик.
—
Дяденька,—рыдая,
произносил
мальчик
обще и з­
вестные
слова,
кот оры е
еще
никогда
никому
не
по­
могли ,—я
больше
никогда
не
бу ду,
отпустите,
ум оляю
вас.
—
Бежи,
дуре нь, —
сказала
девочка,
в
отчаянии
ломая
руки.—
Чег о
ж
ты
не
бежишь?
—
Когда
он
пе
пускает,—продолжая
рыдать,
ответил
м альчи к.
455


—
Т огда
к усай
его
за
руку !
Кусай!
—
Не
д ост аю,—
успел
ответить
мальчик
и
тут
же
был
введен
во
д вор,
где
уже
в
полном
составе
с тояли
родст ве н­
ники
и
прислуга,
на
чем
я
и
закончу
описание
эт ой
ужас­
ной,
молчаливой
картины,
б удучи
не
в
силах
изобразить
дальнейшее:
уплату
с орока
копеек
серебром,
сожжение
в
плит е
ос татко в
рогатки,
наложение
на
ухо
тряпочки
со
свинцовой
при м очкой
и
про ч ее.
—
Видала
ухо?
—
спр ос ил
мальчик,
остановившись
перед
девочкой,
которая,
с тоя
на
одной
ноге,
как
цап ля,
подбрасывала
на
ладони
электрические
кремушки.—
Те­
пе рь
уже,
слава
бог у,
как
слива,
а
б ыло
как
вареник
с
вишнями.
—
Дай
потрогать.—
И
девочка
протянула
свет я щиеся
на
солнце
розов ы е
пальчики
к
уху
мальчика.
—
Не
лапай,
не
купишь,—
сварливо
буркнул
м альч ик
с корее
по
привычке.
Девочка
отдернула
рук у
и
вспыхнула.
—
Т огда
скатертью
дорожка,—
сказала
она,
по ве рнув­
ши сь
спин ой.
—
Лад но
тебе,
ладн о.
Если
хочеш ь,
потрогай.
Мне
не
жалко.
—
Не
нуждаюсь.
—
Почему?
—
Потому,
что
то
ты
не
хоте л,
а
то
теперь
я
не
хо­
чу, —
сухо
ск аза ла
девочка,
не
оборачиваясь,—
мож ешь
уходи ть ,
откуда
яви лся.
—
Пожалеешь,
да
по здно
будет,—
горько
ск азал
маль­
чи к.
—
А
чт о?
—
вст р евож илась
девочка,
услышав
в
эт их
словах
тай ное
обещание,
и
глаза
ее
загорелись
любопыт­
ст во м.—
А
чт о?
—
Ничего.
Одн а
тайна,—
за гадочн о
усмехнулся
маль­
чик.
—
Какая?
—
еще
больше
встревожилась
девочка.—
Скажи!
—
А
будешь
со
мной
и гра ть?
—
Смотря
к акая
тайна.
—
Преступная
шайка,—
прошептал
он,
раздув
ноздри
и
приблизив
свое
лицо
к
ее
лицу.—
Я
их
выслеживаю.
Уже
все
нит и
у
м еня
в
руках.
Две
буквы.
—
Какие?
456


—
О
и
В.
—
Ну
и
что ?
—
равнодушно
ска зала
девочка.
—
А
то,
что
это
таинственные
знаки.
Поняла
тепе р ь?
—
Да?
—
спросила
де в очка
с
не по нят ной
интонацией
ирон ии
и
превосходства.
Ее
лицо
б ыло
так
бл изко,
что
мальчик
не
только
ви­
дел
созревший
ячмень
на
рубиновом
веке
Санькиного
гл а­
за
с
желтой
точкой,
как
зернышко
проса,
но
также
чу в­
ствовал
жар ,
ис ходи в ший
от
ее
пыл аю щих
щек ,
и
луковый
зап ах
б едн ого
п латья
из
шотландки,
обшитого
бор дово й
те сьмо й.
С
глазами,
си яющи ми
торже ст вом ,
она
ухватила
его
за
рукав,
молча
повела
че рез
их
двор ,
и
они
спустились
в
подвал
и
на
ощ упь
п ошли
в
кромешной
тьме,
полной
опасностей,—по
земляному
кори дору,
где
справа
и
слева
нащупывались
доща ты е
дв ери
дровяных
сарайчиков
с
ви­
сячими
замками
на
задвижках,
которы е ,
будучи
задеты
локтем,
издавали
тяжелые
звуки
постукиванья
по
нест ру ­
ганым
сухим
до скам,
давая
представление
о
поленницах
дубовых
дров
с
их
сухо-кисловатым
запахом
и
сереб р я­
ными
ли шаям и
мх а,
о
пустых
бутылках
и
о
разной
домаш­
ней
рухляд и .
—
Не
бойся,—шепнула
Санька,
задевая
Пчелкина
плечиком,
и
вдруг
отошла
в
сторону,
как
бы
сраз у
рас­
творилась
в
подземной
тьме.
Мальчику
стало
страшно,
но
сейчас
же
он
усл ыш ал
усп око ит ельн ые
звуки:
девочка
ряд ом
с
ним
рылась
в
куче
хлама,
наполнявшего
воз дух
невидимой
душной
пылью,
той
особенной
пылью,
которая
свойственна
лиш ь
подвалам
и
чердакам.
Раздалось
позвякиванье
чего-то
медного
и
шуршание
спичечной
коробочки,
так
что
в
воображении
мальчика
встала
вся
ка рт ина,
ск ры тая
мраком,
прежде
чем
она
я в илась
воочию
перед
его
гл азам и
при
лазурно-багро­
вом
сжатом
пла ме ни
огарка,
постепенно
и
таинственно
осветившего
во
все х
подробностях
старый
каретный
фонарь
с
зеркальным
реф ле кт ором
и
толстыми
бемск ими
стек л а­
ми,
фацеты
которых,
как
бы
сквозь
слезы
счастья,
отбра­
сывали
на
ракушниковые
стены
короткие
ра дуги ,
бе сси ль­
ные
полностью
п ре одоле ть
мр ак
подвала.
Де во чка
подняла
над
гол овой
ф он арь,
и
мальчик
увидел,
что
ее
глаза
при
эт ом
блеснули
торж ес твом .
Радужный
световой
круг
полез
по
ст ене,
остановился;
в
середине
этого
мно го сло йног о
хрустального
круга
мальчик
увидел
бук вы
ОВ.
На
этот
раз
знакомые
буквы
были
огромны,
как
будто
бы
их
наца­
457


рапали
ма логр амот ны е
великаны.
Од ин
нацарапал
кривое
О,
другой
—-
кос ое
В.
Наверное,
эти
буквы
бы ли
здесь
выр ез аны
давно ,
по­
то му
что
почт и
совсем
сровнялись
с
поверхностью
рак уш­
н ик овой
стены,
покрытой
многолетним
слоем
бархатно­
черн ой
пыли
самоварного
угля,
некогда
хранившегося
здесь
в
туг о
набитых,
звенящих
джутовых
мешках
с
сет­
чатым
верхом,
сквозь
который
виднелись
к ру пные
куски.
Ес ли
бы
не
селитренные
кристаллики,
выступившие
по
контуру
букв,
то
их
можно
бы ло
бы
со всем
не
заметить,
но
при
свете
фонаря
они
морозно
мерцали
—
пугающе
грозные,—
вызывая
в
воображении
груд ы
сокровищ,
добы ты х
пут ем
кровавых
преступлений
неуловимой
шайкой...
—
Видал
буквы?
—
сп роси ла
она.
—
Еще
раньше
тебя,—
отв ет ил
он.
—
А
вот
я
раньше.
—
А
я
еще
в
прош л ом
год у.
—
А
я
еще
в
позапрошлом.
—
А
я
еще
в
поза-поза-поза-позапрошлом.
—
Все
равно
мои
букв ы.
—
А
вот
мо и.
—
А
вот
я
сейчас
задую
фон арь ,
тогда
посмотрим.—
Она
проворно
от к рыла
стеклянную
дв ерцу
и
задула
све­
чу.—
Боишься?
—
раздался
ее
шепот
в
темноте.
—
Не
боюсь,—сумрачно
проб ормо тал
маль чик
и
со­
врал,
потому
что
на
самом
де ле
б ыло
так
страшно,
что
сердце
д рож ало,
как
овечий
хвост.—
Тольк о
ты
не
ухо­
ди,—
жалобно
п опрос ил
он.
Опа
затаилась
и
м олчала .
—
Где
ты
там?
—
позвал
он.
Она
м олчала .
Не
слышалось
даже
ее
дыхания.
Он
сде­
лал
несколько
плавательных
д виже ний
рук а ми,
как
бы
же лая
разогнать
темноту,
но
от
этого
она
стала
еще
не­
про гляд не е.
—
Где
ты
там,
Са н ька?
Тепер ь
ему
показалось,
что
ее
уже
вовсе
нет
в
сарае,—
наверное,
незаметно
выбралась
наверх,
во
двор,
где
в
не бе
горело
солнце,
а
его
оставила
одного
на
съедение
кры с ам.
Он
ужаснулся.
—
Ну,
Санька
ж е...
Не
будь
вредной...—взмолился
он
и
жа лоб но
заныл.
458


Молчание,
молча н ие,
глухая
т ишин а.
Было
слышно,
как
по
стенам
бе гут
сверху
вниз
ма­
ленькие
ручейки
подземной
пыл и
и
что- то
потрескивает
—
может
быть,
медленно
нарастают
на
таинственных
буквах
селитренные
кристаллики.
Он
затаил
дыхание
и
вдруг
услышал
недалеко
от
себя
звуки
как
бы
мягко
тикающих
часиков,
но
только
это
тиканье
б ыло
не
механическое,
а
живое,
те плое
и
каким-то
необъяснимым,
вол шебн ым
об­
разом
давало
представление
о
маленьких
ре брах ,
грудо ­
брю шной
преграде,
с пе ртом
д ых ании
и
нежном
ш ел есте
кровообращения.
Он
протянул
руку
и
пальцами
коснулся
теплой
м атер ии
ее
платья.
—
Это
ты?
—
сп рос ил
он.
Она
молчала
и,
в идим о,
отод в и нулас ь,
потому
что
паль­
цы
Пчелкина
перестали
ощущать
материю
и
теперь
блуж­
дали
в
темноте.
У
него
уже
успело
составиться
кое-какое
пр едст ав ле­
ние
о
девочках:
бел ые
башмачки
на
пуговицах,
английские
локоны
по
сторонам
личика,
холодное
шелковое
платье
с
во л анами
на
разгоряченном
т еле.
Наряд на я,
с
гу ст ыми
ресницами,
опущенными
на
фарфоровые
щечки.
Прям ая ,
как
струнка,
идет
пря мо
на
нег о,
покачивая
бел ым
атлас­
ным
бантом.
Не
доход я
дв ух
шагов,
останавливается
и
де­
ла ет
то,
что
у
них
н аз ыв ается
«реверанс»: одну ножку за­
водит
назад,
д ругую
в ыс тавл яет
голым
коленом
вперед
и
слегка
приседает,
как
послушная
цирковая
лошадка.
—
Мальчик,
хотите
со
м ной
иг рат ь?
—
С
девочками
не
играю.
—
Извините.
И
уже
через
минуту
—
обольстительная
и
навсегда
по­
терянная
—
бежит
как
ни
в
чем
не
бывало
вокруг
гром а д­
ного
газона
вместе
с
другим
мальчиком,—даже,
может
быть,
с
кадетиком
в
кр асн ых
п огона х,
с
рубашкой,
вздув­
шей ся
на
спине
пузырем!
—
высоко
подбрасывая
в
небо
и
ловя
на
косо
натянутую
между
двумя
палочками
нит ь
ту
новомодную
игрушку,
странную
штучку,
как
бы
состав­
ленную
из
дв ух
черных
резиновых
кон усов
—
посик
к
но­
сик у
—
наподобие
п ес очных
часов,
под
наз ван ием
«дьябо-
ло».
А
то
и
ловит
д ер евя нный
шарик
на
шнурке
в
лаки­
рованную
чашечку
на
ручке
—
так
называемое
«бильбоке»,
маленькая
бессердечная
кокетка,
холодная,
скользкая,
как
ее
ш елк овое
платье,
жестокая
и,
наверное,
дура
дурой.
459


Подобное
представление
о
девочках
б ыло
ничуть
не
лучше
пр едст ав ления
д ев очек
о
мальчиках:
ид ет
мимо,
засунув
немытые
руки
в
мелк ие
карманы,
плюется
через
вы павши й
зуб,
заплетает
ногу
за
ногу,
делает
вид ,
что
ни
на
кого
не
обращает
внимания,
а
сам
небось
н орови т
за­
цепить
локтем
или
дернуть
за
локон.
Мож ет
быть,
он
и
был
именно
таким
ма льч ико м,
да
она
была
со всем
другая
девочка.
Ему
еще
никогда
не
по­
падались
такие
девочки.
—
Боишься?
—
послышалось
во зле
самого
его
ух а.
—
Боюсь,—
сказал
он.
—
А га,
трусишка,
сознался!
Послышались
знакомые
звуки
фонаря
и
сп ич ек,
по я­
вилось
лазурно-желтое
сжатое
пламя
огарка,
и
на
стене
из
ть мы
медлительно
выступил
алмазный
вензель.
—
А
буквы
чьи:
мои
или
не
мои?
—
сп роси ла
она.
—
Твои,—
со г ласил ся
ма льчи к.
—
Так-то
лучше.
Теперь
я
бу ду
тв оя
повелительница.
—
Х орошо, —по кор но
ск азал
Пчелкин.—Будь.
Они
уселись
рядом
на
кр упну ю
модель
черноморского
военного
корабля
времен
Се вас топ ольск ой
кампании
—
фрегата
без
мачт
и
такелажа
величиной
с
маленькую
на­
с тоящу ю
шлюпку,
кот оры й
ле жал
на
боку,
весь
в
пыли,
среди
прочего
хл ама,
рядом
с
медной
яхт-клубской
си г­
н аль ной
пушечкой
на
деревянном
ступенчатом
лафет е,
и
Пчел ки н
сейчас
же
представил
себ е,
как
фрегат
под
всеми
парусами
оги ба ет
мая к
на
выходе
из
военной
гавани,
а
из
пушечки
вы летает
маленькое
белое
обл ако
и
зву к
выс т­
рела
сн ача ла
катится
по
синей
воде,
а
потом
прыгает
по
амф ите атр у
портовой
части
города
и
с тучи т,
как
ре з ино­
вый
мячик,
в
каждое
окн о,
не ся
с
собой
эффек т
присут­
ствия
великолепной
кар ти ны
выхода
в
отк ры тое
мо ре
сто­
пуше чн ого
фрегата.
—
Тут
все
мое.
И
фрегат
м ой.
И
пушечка
моя.
Мой
дедушка
был
бо цма н,
севастопольский
герой,
его
да ром
пускали
в
городской
театр.
А
ты
просто
мурло.
Ма льч ик
был
очарован.
Неприятный
же
вопрос
о
том,
кто
первый
открыл
таинственные
букв ы,
решился
как-то
сам
собой:
они
открыли
оба
и
теперь
вместе
буд ут
р ас­
пу ты вать
клубок
и
следовать
за
нитью
до
тех
пор ,
пока
не
отк роют
т айну
и
не
завладеют
сокровищами.
И
тогда...
460


А
что,
со бств енно ,
будет
тогда?
Ну
чт о?
Ч то?
—
У
нас
бу дет
м ешок
денег,—
сказал
ма льчи к.
Она
засмеялась.
—
Чудило.
Не
мешок,
а
сто
мешков.
—
Тысяча
ты сяч
мешков,—
по пра вил
он.
—
И
тогда
мы
себе
купим
все
на
св ете.
Кто
из
нас
не
гов ори л
так ?
Или,
во
всяком
с луча е,
не
дума л.
В
один
роковой
миг
в
де тс кую
душу
вселяется
жа­
жда
об ога щени я.
Является
ра зруши те льна я
ид ея
денег .
Вы
заметили,
что
де ти
часто
гов ор ят
о
деньгах?
Они
их
ко­
пя т,
собирают,
ищ ут
на
тротуарах.
Они
вдруг
начинают
понимать,
что
за
деньги
можно
при обр ести
по чти
все
на
свете.
Но
поч е му,
собственно,
кубик?
Потому
что
—
шесть
сторон
в
тре х
изме р ени ях
пространства
и
времени.
А
может
быть,
просто
имя
с оба чки.
А
верней
всего,
про­
сто
так.
Зах отел ось.
Что
может
бы ть
лучше
свободной
во ли!
Многие
мои
детские
мечты
из-з а
отсутствия
денег
так
и
ос тали сь
навсегда
мечтами,
терзая
душу
своей
несбы­
точностью.
С
д ень гами
свя з ано
все
самое
возвышенное
и
все
самое
низменное.
Зву к
разбитого
стекла
уже
со дер жал
в
себе,
кроме
всего
прочего,
страшное
требование
уплатить
сорок
коп еек ,
и
крупные
о ск олки
падали
на
тротуар
со
скрежещущим
звуком
«соррок- со рр ок-со рр о к»...
Что
може т
бы ть
желаннее
иметь
рогатку
с
хорошей,
новой
резинкой
квадратного
сечения?
Но
резинка
стоила
денег.
Прежде
чем
пол учи ть
в
руки
по л-а рш ина
черной
резинки
квадрат­
ног о
сечения,
надо
б ыло
по ло жить
на
прилавок
аптеки
дв а­
дцать
коп е ек...
Двадцать!
Почти
недоступная
для
меня
сумма!
Где
ее
взять ?
Ах,
да
о
чем
речь!
Все,
все
в
этом
мир е
стоит
дене г.
Чижик...
Ну
да,
прос той
чижик.
Птичка,
которая
ле­
т ает
со
св оей
стаей
среди
кус тов
сухого
репейника,
мель­
кая
мутно-серо-зелеными
крылышками;
она
ни чего
не
стоит
до
тех
пор,
пок а
ее
не
накроют
сетко й,
и
в
тот
же
миг
чижик
уже
не
бесплатный,
он
уже
сто ит
три
копейки.
Даже
чет ыре .
В
этом
есть
какое-то
нав ажден ие,
колд ов ­
461


ство.
Пр евр ащен ие
бесплатной,
свободной
птицы
в
тов ар,
и ме ющий
ры ночн ую
стоимость,
в
детские
годы
мучи те льно
тер з ало
мое
воображение,
мой
слабый,
невинный
ум,
еще
незнакомый
со
знаменитой
формулой
Маркса
насчет
сюр­
ту ка
и
хол с та.
Время
давно
ско сил о
мой
детский
каблук,
ботинок
по­
кр иви лся,
но
я
до
сих
пор
мучи тел ьно
переж иваю
у гне­
та ющую
мысль,
что
на бо йки
стоят
пять
копеек,
а
то
и
весь
гривенник
—
круглый,
серебряный,
с
рубчатым
краем,
с
о рлом
и
реш к ой,
с
тонким,
почти
волосяным
зво но м,
когд а
он
бегает,
как
по
треку,
по
мраморному
кружку
к ассирш и
и
вдруг
падает
плашмя,
придавленный
пров орн ым
паль­
цем
с
новеньким
об руча льн ым
кольцом.
Я
мог
бы
расс ка зать
сотню
историй,
где
деньги
был и
причиной
детских
пр ес т упле ний,
не
говоря
уже
о
не вин­
ных
похищениях
сдачи,
оставленной
на
буф ете,
о
прода­
же
старьевщику
за
три
копейки
еще
вполне
годных
са н­
далий
«скороход». ..
Всегда
нужн ы
б ыли
ден ьги ,
без
к ото­
рых
невозможно
б ыло
осуществить
мечту,
пусть
саму ю
скромную.
Даже
пустить
обыкновенный
мон гольф ьер
из
папиросной
бумаги
стоило
дене г.
Всего
два
листа
па­
пиросной
бумаги,
немного
тонкой
проволоки
для
каркаса,
клей,
кусочек
г игро ск опич еск ой
ваты,
несколько
золотни­
ков
спирта,
спички...
Казалось
бы,
какие
пустяки!
Но
все
это
надо
было
ку пит ь.
Чуд о
полета
не
могло
произойти
бесплатно.
Неужели
и
Христос
в
св оем
куб овом
хит оне
ходи л
бесплатно
по
во­
дам
Тивериадского
озе ра?
В
конце
концов
не
так
уж
д ор ого:
четыре
копейки
два
лис та
тончайшей
папиросной
бум аг и,
пять
копеек
гумми­
арабик,
шесть
копеек
кисточка.
Вата
—
даром
—
в
ящике
у
тети.
Две
ун ции
спирта
—
десять
копеек.
П ров олока
—
да ром
—
в
сарае,
где
целыми
св язка ми
леж ат
разноцвет­
ные
стеклянные
фонарики
для
царских
дн ей.
Спички
—
да ром
—
из
кухни
с
плиты.
Всего
копеек
не
больше
тридца­
ти.
Трид ца ти! ..
Громадная
сумма.
Где
ее
взять?
П ри шлось
пр ибе г нуть
к
унизительным
просьбам,
к
мелкой
краже
462


сдачи
с
буфета,
наконец,
к
экономии
на
церковных
свечах
и
просфорках.
Для
того
чтобы
могло
совершиться
чудо
по­
л ета,
пришлось
огра би ть
бога,
в
которого
я
еще
тогда
так
св ято,
так
горя чо
верил
вс ей
сво ей
душонкой.
Тем
ужас­
нее
бы ла
экономия
на
свящ енны х
предметах.
Подлинное
святотатство,
связанное
с
ложью.
—
Ты
поставил
с ве чку?
—
Поставил.
—
А
купил
прос ф орку?
—
Купил...
—
А
ты
положил
чт о-н иб удь
на
тарелку?
—
Поло жи л.
—
Сколько?
—
Эти...
три
копейки.
—
А
ты
не
сочиняешь?
—
Св ятой
ист инный
крест...
—
Не
крестись,
не
надо .
И
никогда
не
призывай
име­
ни
господа
бог а
всу е.
Есл и
бы
бог
действительно
существовал,
то
он
бы
не­
медленно
разразил
меня
—
м ал ен ького
лжеца
и
св ято тат­
ца,
бросил
бы
на
меня
испепеляющую
мо лнию ,
вве рг
бы
мою
душу
в
преисподнюю,
в
геенну
огненную.
К
счастью,
бога
не
с уще ств ов ало.
Он
был
не
более
чем
незрелая
гипотеза
первобытного
философа-идеалиста.
И
вот
мал ьч ик
и
де в очка
ст оят
на
краю
обр ыв а,
по­
росшего
д ушис той
полынью.
У
нее
в
поднятых
рук ах
монгольфьер,
неумело
ск ле­
енный
из
драгоценной
папиросной
бумаги,
которая
крах­
мально
шуршит
при
мале йше м
дви жении
голых,
худых
рук
девочки.
Она
сжала
губы
и
дыш ит
носом.
Но
даж е
эта
п ред ост орожн ость
не
может
остановить
опасного
колеба­
ния
папиросной
бумаги.
Мешок
мон голь фье ра ,
еще
не
на­
полненный
горячим
воздухом,
все
в ремя
ник не т,
н орови т
сложиться
п опола м
и
свеш ивает ся
набо к.
Приходится
припо дним а ть
пальчиками
его
н еу мело
склеенный
ку­
п ол,
готовый
во т- вот
разойтись
по
швам,
и
т огда
все
по­
гибло!
Под
м онг ольфьер ом
на
п ровол очке
висит
тампон
ги г­
рос коп ич еской
ва ты,
облитой
спиртом,
источающим
ле ту­
463


чий
наркотический
запах,
от
которого
у
детей
слегка
к ру­
житс я
голова.
Осторожно,
чуть
дыша,
с
остановившимся
сердцем,
м аль чик
поджег
спичкой
вату.
Спирт
жаркой
невидимкой
вс пыхну л
в
опа сн ой
бли зос ти
с
папиросной
бумагой,
ко­
торая
могла
загореться
при
малейшем
дуновении
морского
ветерка.
Так
уже
случалось
несколько
раз:
дуновенье
—
и
м он гольф ьер
уничтожался
сразу,
лишь
на
один
миг
охваченный
голубым,
а
потом
розов ы м
огнем
—жа р кой
плаз мо й
пламени,—
и
вот
уже
в
траву
п адал
ли шь
почер­
невший
проволочный
об руч
и
продолжающий
г ореть
сине­
желтым
огнем
ку со чек
ваты...
И
огонь
беж ал
по
с ухой
летней
траве
приморских
холмов,
и
горячо,
до
головокружения,
па хло
горящим
спиртом...
Сколько
невозвратимо
поги бши х
усилий!
С
неистощимым
упорством
они
снова
воздвигали
это
ле гко е,
п очти
невесомое
здание
поле та .
Теперь
они
не
то­
ропи ли сь.
Они
вы бр али
самое
тих ое
время
за
не сколь ко
минут
до
начала
вечернего
бриза,
когда
небо,
и
земля,
и
море,
и
к руг лое
нежно-малиновое
облако
над
заливом
охвачены
мертвым
ш тил ем,
кот оры й
Уч ит ель
назвал
бы
Летаргией.
Такую
п олную
неподвижность
я
видел
т олько
о дин
раз
на
сцене
городского
театра,
где
сре ди
неподвиж­
но
повисших
нов город ск их
парусов,
мертвых
багровых
об­
лаков,
освещенный
со
всех
сторон
неподвижным
искусст­
венным
светом
рампы
и
софитов,
бога ты й
гость
С адко
в
стрелецком
к аф тане
и
с
подстриженной
бородкой,
держа
в
рук ах
св ои
звончатые
гус ли,
вслед
за
тяжелым
бочонком
червонного
золота
медленно
опускался
в
театраль­
ный
трап,
в
пучину
ок еана,
как
бы
скованного
перел ив­
чатой
муз ык ой
Римского-Корсакова,
протянув
между
на­
рис о ва нным
небо м
и
картонным
морем
сво и
гусельные
струны.
Все
вокруг
б ыло
тя гостн ого
штилевого
цвета,
и
даже
полная
луна
на
еще
дневном
небе
казалась
нарисованной
мелом.
Спирт
горел.
Жаркий
в озд ух,
струясь
вверх,
на­
полнял
мон гол ьфье р,
медленно
ра спра в лял
складки
папи­
464


росной
бум аг и.
Мон гольф ьер
сперва
принял
форму
пап­
ской
тиары,
зат ем
округлился,
и
пальцы
детей
ощут или ,
что
он
становится
все
более
и
более
нев есом ым.
Они
сто­
ял и,
повернувшись
друг
к
д ругу,
об разу я
поднятыми
ру­
ка ми
воздушную
арку,
как
в
известной
игре: «паси-паси-
пасира,
зол от ые
ворот а,
ключиком-замочком,
шелковым
платочком»,—и
слегка
поддерживали
самыми
кончиками
пальцев,
чутких,
как
у
слеп ых ,
уже
сов сем
нев ес ом ый,
полу проз ра ч ный
белый
храм
м онго льфь ера,
поднимаемого
вве рх
потоком
нагретого
воздуха.
Миг
божественного
р ав­
новесия—й
вот
уже
м он гольфь ер
по дня лся
над
пр о тяну­
ты ми
к
небу
руками
и
ст ал
уходи ть
в
оцепеневшее
небо,
да вая
понять
о
сво ем
д в ижении
вв ерх
только
т ем,
что
он
стал
уменьшаться,
ост авая сь
все
таким
же
круглым,—и
мальчик
и
девочка
с тояли ,
задрав
головы,
а
он
все
умень­
шался
и
уменьшался,
как
бы
ост авая сь
на
одном
и
том
же
мес те
—
такой
же
белый,
будто
нарисованный
мелом,
как
и
священная
облатка
бело й
июльской
л уны,
к
которо й
он
приближался
до
тех
пор,
пок а
воздушное
течение
не
по д­
хватило
его
и
плавно
по не сло
в
отк рыт ое
м оре
по
направ­
лению
к
Констанце,
к
Тур ции,
к
Бос ф ору,
к
Стамбулу,—
все
такой
же
целый,
не
т рону тый
невидимым,
но
тем
бо­
лее
опасным
огнем,
кот оры й
принужден
был
нести
с
со­
бо й,
по ка
вд руг
не
н акр ени лся,
и
т огда
гангрена
огня
с
молниеносной
быс тро той
съела
папиросную
бум аг у,
и
мо н­
гольф ье р
превратился
в
нечто,
освободив
мест о
в
непомер­
но
гром адн ом
небе,
а
пров ол очн ый
круж ок
вместе
с
го­
р ящей
ваткой
у пал
в
отк рыт ом
море,
где
кувыркались
дельфины,
вспарывая
кожаными
нож ами
св оих
плавни­
ков
синюю
во ду
Понта
Эвксинского,
быть
может,
пото­
му
именно
Эвксинского,
что
оно
имело
густой
отт ено к
синьки...
Но
все
равно,
чудо
уже
совершилось.
Оно
б ыло
как
бы
преддверием
другого
чуда
—
чуда
бо гатс тв а,
которое
сули­
ли
две
бук вы:
О
и
В.
И
хотя
очень
скоро
Санька
умерла
от
дифтерита,
как
это
часто
бывало
с
детьм и,
и
ее
узкий
роз ов ый
гро б
увез
катафалк
с
серебряным
кре с том
на
крыше
и
со
стеклянными
—
п очти
каретными!
—
фон а ря­
ми
по
углам
на
Второе
христианское
кладбище,
где
в
не-
тоиленной,
промерзшей
церкви
гр об
поставили
на
ужасный
помост,
покрытый
старым
черным
ужас ным
сукном,
по­
бит ым
молью,
и
рыдал
хор
ма льчи ков
из
сиротского
при­
465


ют а,
наряженных
в
не
по
росту
длинные
кафтаны
с
дуты­
ми
серебряными
пуговичками
в
виде
бубенчиков,
и
с иние
клубы
ла дана
уже
к асал ись
белого
личика
покойницы
с
пе­
чатной
молитвой
на
лбу ,
а
потом
на
крышку
гроба
п осы­
палась
земля,—
но
все
равно
ничто
не
изменилось
в
мире,
потом у
что
на
м есте
Саньки
яви ла сь
другая
девочка
с
го­
лым и
полными
но г ами,
в
английских
локонах,
с
кр асны м
лакированным
«бильбоке»
в
руке,
и
Пчелкин
сп роси л
ее:
«Девочка,
как
тебя
з ов ут?»—а
она
от вет ила: «Тебе ка ­
кое
дело?»—и,
пожа в
худенькими
плечиками,
ушла
по­
ходк ой
принцессы,
со
с кри пом
затворив
за
собой
калитку,
а
он
дерзко
крикнул
ей
в сл ед: «Сама мурло!», но в следу­
ющи й
раз
они
подружились,
и
он
посвятил
ее
в
тайн у
бу кв
О
и
В,
и
они
сидели
во
дворе
за
домом
на
досках
и
с трои ли
воздушные
замки,
охваченные
страстной
жаждой
обога ще ни я,
а
когд а
однажды
Пчелкина
увезли
навсегда
к
бабушке
в
Е к ат ерино слав,
вместо
нег о
появился
дру гой
мальчик,
и
нов ая
девочка
поведала
этому
новому
ма л ьчи­
ку
тайну
загадочных
букв ,
сулящую
им
сказочные
бо гатс тв а.
Потом
на
смену
новой
де в очке
пришла
дру­
гая
—
со всем
новая,
а
на
смену
новому
мальчику,
утонувшему
против
болыпефонтанского
маяка,
явился
д ругой
—
совсем,
со всем
новый,
можно
ска зат ь
новейший,
и
эти
новейшие
маль ч ик
и
девочка,
как
и
пре жние ,
про­
должали
жить
мечтой
о
сокровище,
спрятанном
где -то
ря­
дом...
Разные
мальчики
и
разные
девочки
росли,
выраста­
ли,
продолжая
оставаться
все
теми
же,
первыми,
единст­
ве нным и
мальчиком
и
девочкой,
и
они
стояли
друг
прот ив
друга
возле
старо г о
ракушникового
забора
с
б уты лочн ы­
ми
стеклами
наверху,
и
пе ред
ними
поблескивали
сели-
тренным
блес ком
давно-давно
выцарапанные
кем-то
буквы
О
и
В.
Эти
буквы
забывались
и
вновь
всплывали
где-нибудь
в
са мом
неожиданном
месте
—
то
большие,
то
маленькие,
то
кривые,
то
старые,
еле
заметные,
то
совсем
свежие,
как
будто
их
вот
только
что
—
сию
мину ту
—
вырезали
на
ст е­
не
неуловимые
преступники,
давая
тайный
знак
сво им
соо бщ ника м.
Не
хочу
с казат ь : «Между тем шло время»,—по т о му
что
время
никуда
и
ник ог да
не
идет:
ни
справа
налево,
ни
слева
на пра во,
ни
вверх,
ни
вниз.
Оно
гнездится
где-то
во
мне
самом ,
делая
св ои
отпечатки
в
самых
тайных
клет­
466


ках
моего
мозга,
вернее
же
всего
—
оно
просто
рабочая
гипотеза,
абстракция,
а
я
человек
земной
и
ве рю
тол ько
в
мир
материальный,
котор ый
хо тя
постоянно
изменяется,
но
всегда
остается
по
самой
своей
су ти
еди ным ,
и
вот
од­
наж ды
в
этом
материальном
мире
сред и
развалин
разбомб­
л ен ного
и
взорванного
города
на
чудом
уцелевшей
могиле
Канта
чья-то
недрогнувшая
рука
написала
мел ом
по-
русс к и:
«Ну что,
Кант ,
теперь
ты
видишь,
что
мир
материа­
лен?»
А
м аль чик
и
девочка,
так
и
не
открыв
тайны
ОВ,
пре­
терпев
тысячи
изменений
—
к ачест венны х
и
количествен­
ных,—
вдруг
в
конц е
концов
из
бедных
русских
преврати­
лись
в
бо гаты х
пожилых-—как
это
ни
странно
—
францу­
зов ,
х отя,
увидев
со
спардека
тури стск ого
теплохода
забы­
тый
берег
своей
бывшей
р о дины,
очень
взволновались,
гл а­
за
их
напо лнилис ь
слезами
—
может
быть,
впрочем,
лиш ь
потому,
что
в
их
во спо мина ниях
это
море,
куда
некогда
упала
черная
железка
сгоревшего
мон гольф ьера,
и
это т
берег
бы ли
со всем
другими:
не и змери мо
б олее
прекрасны­
ми,
почт и
сказочными,
полными
прелестных
подробностей
и
поразительно
прозрачных,
по чти
св етящих ся
красок,
на
сам ом
же
де ле
все
оказалось
гора здо
беднее
и
некрасивее:
новороссийская
степь,
которую
они
видели
в
св оих
снах
когда-то
драгоценного,
аметистового
цвета,
в
лучах
захо­
дящего
солнца,
и
резко
оче рче нн ые
высокие
глин яные
об­
рывы,
сотни
верст
песчаных
пляжей
и
отм еле й,
просвечи­
вающих
сквозь
малахитовую
вод у,
воображаемые
вино­
градники,
их
античные
ли сты
с
бирюзовыми
пя т нами
ку­
пороса,—все
это
превратилось
в
низкую
полосу
черн ой
земли,
протянувшейся
над
невыразительной
морской
во­
дой ,
и
бедный
солнечный
зака т
некрасивого,
небогатого,
какого-то
ветрено-красного,
степного
цвет а
под
бесцветным
небом...
И
не
с лиш ком
длинны й
си луэт
г ород а,
не ког да
ка­
завшегося
лучшим
в
мире...
Ну
и
так
далее
—
как
лю бил
говорить
председатель
зем но го
ш ара
Велемир
Хлебников,
прочитав
начало
св оей
нов ой
поэмы
и
вдруг
потеряв
к
ней
вся кий
интерес...
Уже
давно
мир
охв а чен
опа сно й
жаждой
обогащения.
467


Ли шь
в
одн ом
месте
на
бере гу
моря
они
увид е ли
две
ноздреватые
скалы,
в
подводной
части
поросшие
зеленой
б ород ой
т ины
и
водорослей.
Процесс
всемирного
разруше­
ния,
казалось,
со всем
не
коснулся
их.
Яма
между
ними,
наполненная
тихой
морской
водой,
казалось,
бы ла
та
самая,
в
которой
не ког да
девочка
Санька
у чил ась
п лават ь.
Впер­
в ые,
со
сладким
уж асом ,
голая,
худая,
покачивая
раски­
нутыми
руками,
вроде
канатной
пля сунь и,
девочка
опус­
кала
снач ала
одну
ногу,
потом
другую
в
ме лкую
воду,
ко­
варно
рея в шую
по
смоленской
крупе
п ерла м утров ого
п ес­
ка,
а
дальше
начи нались
колючие
камни
и
дно
стремитель­
но
понижалось.
Свежая
морская
во да
была
так
прозрачна,
что
сквозь
нее
в
глуби н е
во
все х
п одробнос тях
виднелась
растительность
подводного
царства.
Девочка
на
цыпочках
начала
в ходи ть
в
воду;
пальчики
ее
ног
то
нат ык ал ись
на
колючие
камни,
обросшие
гнездами
старых
м идий,
то
скользили
в
зарослях
водорослей,
сквозь
к оторы е
ст реми ­
тельно
проносились
стаи
почт и
прозрачных
м аль ков,
делая
резкие
повороты
и
скрываясь
из
глаз
с
молниеносной
бы­
стротой.
У
нее
захватывало
дух
от
страха
каж дый
раз,
ко­
гда
она
начинала
ощущ ат ь,
как
уровень
вод ы
полз ет
вве рх
по
ее
телу,
снач ал а
до
шершавых
колен,
потом
до
пупка,
потом
по
ребрам
до
крошечных,
со всем
кукольных
сосков,
до
гор ячи х
подмышек,
и
о на,
чтобы
не
замочить
сухих
рук,
покрывшихся
гусиной
кожей,
старалась
держать
их
выше
уровня
поднимающейся
воды
и
с
удивлением
рас­
см ат ри вала
нижнюю
половину
своего
тела,
гол уб ого
и
не ж­
ного,
почти
не
преломлявшегося
сквозь
слой
про зра чн ой
воды .
Все
ее
косточки
был и
легки,
как
у
птицы.
Наконец
во да
подступила
ей
к
горлу,
коснулась
ее
узк ого
детско г о
подбородка.
Бо ясь
захлебнуться,
она
плотно
закрыла
рот
и
стала
дышать
носо м
и
в
эт от
же
миг
почувствовала,
что
пальчики
ее
ног
больше
не
ка саю тся
дн а,
а
как
бы
висят
среди
полупрозрачных
се рых
креветок,
мальков
и
всег о
эт ого
японского
пе йза жа
подводного
царства.
Уровень
воды
перестал
подниматься,
остановившись
примерно
на
уровне
ее
рта .
Она
осторожно
вздохнула,
испыт ыв ая
чув­
ст во
нев есом ос ти,
как
тот
монгольфьер,
который
не ко гда
па
миг
неподвижно
повис
над
поднятыми
к
не бу
руками
мальчика
и
девочки,
а
потом
ст ал
удаляться
по
направле­
нию
к
предвечерней
ию льс кой
луне,
как
бы
нарисованной
мелом
в
летаргическом
неб е.
И
теперь
снова
—-
уже
не
он а,
не
ее
тело,
а
ли шь
ее
не
имеющая
возраста
кочующая
душа
—
стояла
ок оло
каменистой
я мы,
где
впервые
в
жи з-
468


йи
испы т ала
н асла жден ие
невесомости,
вспоминая,
как
ее
уже
теперь
не
суще ст в ующее
де тс кое
т ело
в
первый
и
по­
следний
раз
в
жи зни
п ришло
в
равновесие
со
всей
вселен­
ной
и
ста ло
воистину
частью
мироздания,
как
любая
звез­
да,
как
любой
кр асны й
или
белый
карлик,
как
любой
атом
космической
пыли,
как
ал ьфа-ч аст иц а,
как
позитрон,
как
любой
прод укт
распада,
п роис ход яще го
в
миг
превраще­
ния
одн ого
элемента
в
другой...
А
уж
потом
не
то. ..
сов сем
не
то...
Старая
б о гатая
дам а
в
темно-зеленых
очках
заплакала
и
стала
вытирать
щеки
шелк ов и стой
бумажкой
«к! еепех»,
к оторую
вынула
из
сумочки,—
она
всегда
брала
с
собой
во
время
ав том об ильн ой
поездки
небольшой
за пас ец
этой
бумаги,
которой
так
удобно
бы ло
вытирать
руки,
стир ать
дорож ную
пыль
со
своих
неж ных
ще к.
—
Я
здесь
когда-то
училась
плавать,—
с ка зала
она,—
здесь
учились
плавать
все
наш и
девочки.
—
А
меня,—ответил
он,— т оже
учили
пл ав ать
где-то
здесь,
поблизости,
в
Сухом
лима н е.
Ведь,
в
сущности,
он
и
был
я.
Во
всяком
случае,
мы
оба
б ыли
созданы
из
одн их
и
тех
же
элементарных
ча­
ст иц,
но
только
в
различных
комбинациях.
—
Зде сь
было
сел о
Александровка.
Но
я
его
что-то
не
вижу .
Ну
что
ж,
поехали
да льше?
Давайте.
Я
сидел
на
корм е
ш алан ды
в
матроске,
в
соломенной
шляпе,
в
чул­
ках
и
башмаках,
как
пр илич ный
городской
мальчик.
«Уме­
ешь
плавать?»—
спросил
ст уден т.
«Не умею»,—
ска зал
я.
Тогд а
он
просто
вз ял
м еня
за
шиворот
и
ш вырну л,
как
щенка,
в
теп лую ,
совершенно
пересоленную
—
так
назы­
ваемую
рапную
—
воду
лимана,
кот орой
я
нахлебался
на
всю
жиз нь. ..
Но
выплыл...
И
плыл
за
лодкой
по -со бачь и,
пуская
пузыри
и
рыдая,
пока
студент
не
втащил
м еня
в
лодку,
причем
я
ободрал
не
то лько
свою
ма трос ку,
но
и
ко жу
па
груди.
Зато
без
хлопот
научился
в
десять
минут
плавать.
До
сих
пор
у
ме ня
в
горле
эта
едкая,
целебная
соль
Сухого
лимана.
Они
поехали
п осм отр еть
это
место,
но
вм есто
нег о
на­
шли
громадный
новый
груз овой
порт
—
скопление
желез­
ных
кра нов ,
кот орые
в
беллетристике
обычно
сравнивают
с
к лет чаты ми
жи рафам и,
стальными
страу сам и
и
тому
по­
добным,
что
хот я
и
довольно
п охоже ,
но
лично
на
469


меня
уже
не
производит
никакого
впеч ат л ения,
как
да в­
но
отчеканенная
и
уже
сильно
потертая
разменная
м он ета.
Пусть
ею
распл ачи ваю тся
д руги е.
В
кр ай нем
с луча е,
ес ли
уж
вам
так
хочется:
морды
мо рск их
к онь­
ков .
Интуристы
велели
поворачивать
и
поехали
обратн о
в
г ород
мимо
кукурузных
полей,
новостроек
и
каких-то
к ос­
мических
ракетных
установок,
скрытых
в
пы льно й
зелени
акаций.
Уже
потянулись
пригороды,
как
вд руг
в
глаза
бы вше го
мальчика
и
бывшей
девочки
бросились
знакомые,
но
дав но
уже
забытые
буквы
О
и
В,
со всем
новые,
только
что
вырезанные
на
ракушниковых
камн ях
какого-то
глу­
хо го
за бора
с
биты м
с те клом
нав ерх у.
Ошеломленные
Мо сье
и
Мадам
схватились
за
руки,
как
дети.
—
Ты
видишь?
Ты
види шь ?..
Самое
поразительное
заключалось
в
том,
что
под
све-
ж евыц арапанны ми
буквами
в
небольшой
траншее
си дели
какие-то
люди.
Не
мо гло
быт ь
сомнения,
что
именно
они
тол ько
что
и
нацарапали
эти
буквы.
—
По дож дит е!
Остано в итесь !
—
взволнованно
крикнул
Мос ье
Бывший
Мальчик
водителю.
Они
вышли
из
машины
и
по
вскопанной
земле
неумело
пошли
к
траншее.
(В сущности,
им
уже
не
нужны
был и
никакие
сокро­
вища;
они
и
так
был и
сказочно
бо г аты;
но
старая
ме ч­
та
вдруг
с
новой
силой
встала
перед
ним и,
опьянила,
прив е ла
в
смятение,
сл овно
обварила
их
души
ки­
пятком.)
Что
же
они
увидели?
Гл убо ко
в
траншее
сидели
двое:
чумазые
юноша
и
де­
вушка,
оба
в
старых
ра бочи х
спецовках
с
новенькими
знач кам и
ка кого- то
фест иваля ;
вокруг
них
валялись
чер­
ные
слесарные
инструменты
и
на
разостланной
газете
«Черноморская коммуна»
стояла
бутылка
кефира
—
ярк о­
бе лог о,
как
в
первый
день
творения,
с
еще
более
яркой
зеленой
крышечкой,
на
которой
был
отти сн ут
де нь
его
по­
явления
на
свет:
втор ник
—
и,
разумеется,
два
бублика.
Не ожид а нно
увидев
людей,
стоящих
во
ве сь
р ост
над
470


их
ямой,
они
в
замешательстве
отпрянули
дру г
от
дру­
га
—
небось
це лова лис ь!
—
и
з ал ились
темным
румян­
цем .
—
Простите,
мы
в ам,
каж ет ся,
помешали
за втр а­
кать,—на
хорош ем
русс ком
языке
ве жли во
сказ ал
Быв­
ший
Мальчик.—
Приятного
аппетита.
—
Милости
пр оси м,
седайте
с
нами,—бойко
ск азал а
девушка,
поправляя
кос ын очку.
—
Ме рси,
мы
уже
завтракали,—
сказала
Ма дам
Бы в­
шая
Девочка.—Не
можете
ли
вы
нам
сказать,
кто
на­
писа л
эти
буквы
ОВ?
—
Ну
мы,
а
что ?
—
спр о сил
парень
и
бдительно
насу­
пился.
—
Что
же
это
обозн ача ет?
—
То
и
обо зн ачае т.
А
вы
кто
такие?
—
Интуристы.
—
Из
какой,
я
извиняюсь,
страны?
—
Из
Ф ра нции.
—
Ну,
из
Ф р анции
—
это
еще
ничего.
Интересуетесь,
что
обозначают
эти
буквы
ОВ?
По жалу йст а.
М огу
ск а­
зать,
в
этом
нет
ни како й
тайны:
одесский
вод оп ровод .
Каждый
раз
делаем
эти
отм е тки
О
и
В,
чтобы
всегда
было
известно,
где
проложены
трубы ,
чтобы
даром
не
ковыря­
лись
другие
чудаки.
Бывшие
Мальчик
и
Девочка
пос м отрели
д руг
на
друга
и
невесело
рассмеялись.
—
Как
просто!
—
воскликнула
она.
Штучка
посильнее
«Фауста»
Г ёт е...
Они
взял ись
за
руки
и
некоторое
время
с тояли
перед
ракушниковой
стеной
своего
детства,
с
крупными
буква­
ми,
кот оры е
в друг
потеряли
для
них
всяк ий
интерес,
как,
впрочем,
и
все
в
мир е,
лишенное
тайны,
о днако
же
они
—
эти
н ек огда
великолепные
буквы
—
остальную
жизнь
п ро­
должали
преследовать
их,
вр емя
от
вре ме ни
вдруг
возни­
кая
в
воображении,
иногда
без
всякой
в идимо й
причины,
ка к,
например,
однажды
совершенно
неожиданно
Мос ье
Бывший
Мальчик
увидел
их
внутренним
взором
как
бы
рядом
с
собою,
когда
он
поднимался
по
с тарой
винтовой
парижской
лестнице,
сн ача ла
по
к ов ровой
дорожк е,
кое-
где
протертой
до
основы,
а
потом
уже
без
дорожки,
прямо
по
деревянным,
музыкально
поскрипывающим
ступеням
471


и
—
в
со о тветств ии
с
жанром
психологической
н ов еллы
—
«ловил себя на мысли»
и
так
далее,
в
то
время
к огда
он
никогда
ни
на
чем
себя
не
ловил,
а
просто
привычно
мо р­
щился
от
сладко г о
химического
запаха
дезодорантов,
не­
зам ет но
расставленных
ко е- где
на
лестнице,
чтобы
хоть
немного
отбить
застоявшиеся
кухонные
и
другие,
еще
бо­
лее
не пр ият ные
зап ахи,
вызывавшие
в
че лов еке
непривыч­
ном
легкую
т ош ноту;
о днако
де зодо раторы
не
только
не
устраняли
вонь,
но
усугубляли
ее,
доводили
до
неперено­
симо й
п риторн ой
мерзости,
подобно
тому
как
н ечи стоп лот­
ная
к р асавица
не
может
смя гчи ть
зап ах
своего
тела,
на­
тираясь
под
мышками
герленовскими
духам и ,
абстрактной
смесью
ам бры,
мускуса
и
болгарского
роз ово го
масла.
Скверный
запа х
на
лестнице
Мосье
переносил
стойко,
как
должное,
твердо
зн ая,
что
ест ь
л юди
оче нь
богатые,
мене е
богатые
и
просто
бедные,
кот орые
живут,
как
им
и
пол а­
га ет ся,
в
бедных
кварталах,
где
по
железным
эстакадам
каждую
минуту
со
страшным
шумом
проносятся
поезда
метро,
а
под
эст ак адами
всегда
ца рит
сырой
сум рак
и
бет онн ые
стены
воняют
моч ой
и
на
мокрой
черной
земле
попадаются
окаменевшие
собачьи
экскременты,
поче­
му-то
чаще
всего
принадлежащие
та ксам, —
такие
же
длинные,
узкие,
напоминающие
бледные
с труч ки
пере­
з релой
ф асо ли.
Тайные
свидания.
Ра сск аз
в
д ухе
Мопассана.
Она
открывала
ему
опрятную
лакированную
дверь,
не
дожидаясь
звонка,
пропускала
в
свою
ко мна ту
и
через
полчаса
уже
провожала
его
по
кори до ру
обратно
до
дв е­
р ей,
придерживая
голой
рук ой
на
горле
пе стры й
халатик,
а
он
небрежно,
хот я
и
не
без
уд овол ьст ви я,
целовал
ей
что
по пало
—
полный
лок оть,
щек у
или
шею
за
ухом
—
и
говорил
е й: «А бьенто,
ш ери »,—
на
что
она
неизменно
отвечала
е м у: «А бьенто,
мосье
мои
ами »,—
не
ре шаяс ь
наз ват ь
его
просто
«мои ами»
или
еще
проще
—
«шери»,
на
что,
по
парижским
неписаным
законам,
имела
полное
право,
разумеется,
наедине.
Обычно
в
таких
случаях
пр инят о
оставлять
что- ни будь
на
камине,
но
он
изменил
это му
правилу,
деликатно
к ла­
дя
од ну
или
несколько
очень
к ру пных
ассигнаций
на
пись­
менный
столик,
где
ино гда
находил
наспех
брошенные
школьные
учебники
дочери
св оей
л юбо вн ицы,
которая
472


всегда
была
или
в
шк оле,
или
на
это
врем я
уход ила
к
по­
друге,
и
когда
он
подсовывал
деньги
или
узкий
г олубо й
чек
под
учебник
а лгеб ры
или
под
изящный
св ет ящ ийся
внутри
электрический
глобус,
его
п одруга
—
назовем
ее
Николь
—
довольно
холодно
бла год ари ла
его
коротким:
«Вы очень любезны» .
Она
была
довольно
привлекательна,
имела
р ов ный,
покладистый
характер
и
н иког да
не
обре­
меняла
его
никакими
про сь бами,
а
тем
боле е
требования­
ми,
вид имо
довольствуясь
тем,
что
он
ей
давал,
и
не
дела­
ла
ни
малейших
п опы ток
узнать,
кто
он
такой,
хотя
и
по­
дозревала
—
по
раз ным
мело ч ам
его
туалета,—
что
он
богат,
даже,
может
быть,
очень.
Она
знала
свое
место
и
ни когд а
не
пыт алась
перешагнуть
ч ерту,
которая
их
разде­
ляла.
Самое
же
гла в ное
—
она
б ыла
добрая
женщ ина
и
не
старалась
ка за ться
т ем,
чем
она
не
была.
Догадавшись,
что
у
нее
ест ь
до чь-шк ольн иц а,
он
сп ро сил: «Но где же
ваш
м уж,
Николь?»—«Его
нет»,—
отв е тила
она
коротко,
и
он
больше
не
стал
ее
ни
о
чем
расспрашивать,
главным
обр азо м
потому,
что
ему
это
было
совершенно
безразлич­
но.
В
начале
их
связи,
которую
он,
в
сущности,
д аже
и
не
считал
связью,
он
ск азал
ей:
—
Вы
не
должны
на
меня
сердиться,
Н ик оль,
ка к-н и­
как
я
уже
с тари к.
Не
опуская
ресниц,
она
ск азал а:
—
Кажд о му
с тольк о
л ет,
сколько
он
сам
себе
дает.
Вы,
мосье,
совсем
не
кажетесь
мне
старым.
—
Мер си ,—
ответил
он
на
ее
любезность.
Как
это
ни
стра нн о,
Мопассан
до
сих
пор
не
вполне
при зн ан
во
Франции.
Зачем
она
ему
бы ла
нужна?
Просто
он
давно
уже
пр и­
вык
иметь
кого-нибудь
на
стороне.
Для
нег о
не
представ­
лял о
никакого
труда
в зять
себе
лю бую
к ра савицу
из
тех,
кот орые
самой
природой
был и
созданы
для
бо г атых
ст а­
риков
его
круга.
Они
попадались
на
его
пут и
всюду.
Но
по
в сем
своим
привычкам
он
был
че лов ек
умеренных
вкусов.
Все
его
тайные
подруги
бы ли
же нщи ны
простые,
незаметные.
Одна
сменяла
другую,
а
эту
он
п олуч ил
от
своей
пр е жней
любовницы,
которой
п осчас тли ви лось
найти
се бе
мужа .
Николь
была
всегда
к
его
ус лугам ,
ст оило
только
ему
заблаговременно
позвонить
по
те лефон у.
Ва­
473


риант
оте ль чик ов
и
студий
она
отв е ргла,
не
жел ая
себя
компрометировать,
и
ему
это
понравилось.
Понравилось
ему
также
и
то,
что
она
не
сидела
до ма
сложа
руки,
а
работала,
так
что
дни
и
часы
свиданий
п риход ил ось
с ооб­
разовывать
с
ее
рабочим
д нем.
Однажды,
че рез
несколько
лет ,
она
объявила
ему,
что
за втра
буд ет
за нят а,
так
как
ее
дочь
вы ходи т
замуж,
и
прибавила,
как
бы
для
того,
чтобы
предупредить
его
подозрения,
что
ве нч ание
состоится
в
церкви
Сент-Огюстен
на
бульваре
Ма ль-
зерб.
—
Вот
как!
—
воскликнул
он.—
Это
очень
шикарно!
—
Да,
ее
бе рут
в
хорошую
се мью, —
ответила
она
не
без
скромной
гордости.
Ее
можно
было
понять:
одна,
без
мужа,
она
все- так и
сумела
да ть
дочке
образование,
поставить
на
н оги
и
удач­
но
выдать
замуж.
...Многие,
о соб енно
во
Фр а нции,
счи та ют
Мопассана
«мове».
Мож ет
быт ь,
именно
поэтому
я
его
так
люблю:
мовист!
Кстати:
рассуждая
о
женщинах,
старик
Ка ра ма­
зов
тонко
з а ме тил : «Не презирайте мовешек», или: «Не
пренебрегайте
мовешками»
—
что-то
в
это м
роде,
уже
не
помню...
Ему
з ахо телос ь
п осм от реть
на
эту
свадьбу
(а может
быть,
проверить
свою
люб о вницу ), и он поставил свою
машину
на
стоянке
воз ле
церкви,
а
сам
вмешался
в
толпу
любопытных
перед
церковной
оградой.
Су дя
по
тому,
что
несколько
дам
в
толп е
был и
в
настоящих
норковых
шуб­
ках,
с вад ьба
бы ла
богатая.
Он
едв а
не
опоздал.
Таинство
только
что
кон чил ос ь.
Го сти
выходили
из
церковных
дв е­
р ей.
Три
маленькие
девочки
с
распущенными
волосами,
в
гранатовых
бархатных
платьях
испанских
принцесс
с
длинными
тяж ел ыми
шле йфа ми,
не
без
труда
преодолевая
каждую
ступеньку,
спускались
по
лестнице.
Самая
м алень ­
ка я,
со всем
крошечная,
с
трудом
приподнимала
ручками
груз н ую
материю,
для
т ого
чтобы
освободить
ножк и
в
бе­
лых
лайковых
башмаках,
но
окончательно
зап утал а сь
в
шлейфе
и
уже
готова
была
зар евет ь
и
сесть
на
ступеньки,
с
отчаянием
протягивая
ручки
в
д ли нных
белоснежных
перчатках
к
пожилой
нарядной
даме,
которая
попр ав ила
ей
подол
и
под
общ ий
см ех
свела
за
ручки
маленькую
ип-
474


фанту
вниз
по
лестнице,
в
то
время
как
из
обитых
сукном
церковных
дверей,
из
холодного
мрака,
в
глуб ин е
которого
пылали
золотые
костры
свеч ей ,
на
ослепительно
яркий
парижский
п олден ь
выш ли
присутствующие
при
таинстве,
среди
ко торы х
Мосье
не
без
труда
узнал
немн ог о
смущен­
ную
Ни ко ль;
она
была
в
шл яп ке,
белых
перчатках,
стара­
ла сь
держ ать ся
на
втором
плане,
о че видно
стесняясь,
что
попала
в
такое
избранное
общество,
в
то
время
как
отец
ж ених а,
кр асив ый
старик
в
визитке,
с
красной
розе тк ой
Легиона
и
цве тно й
ниточкой
Сопротивления
в
петлице,
в
полосатых
брюках
и
серых
гетрах
—
точно
такой,
как
в
нач але
в ека
в
ил люс т риро ва нных
журналах
б ыло
пр инят о
изображать
дипломатов,—
все
время
стара л ся
оказывать
своей
новой
родственнице,
матери
жен ы
его
сына,
зн аки
внимания,
как
бы
подчеркивая,
что
х оть
она
и
же нщи на
другого
общества,
всего
л ишь
скромная
лаборантка,
без
мужа,
но
что
же
делать?
—
что
же
дела ть!
—
с
эт им
при­
ходится
мириться,
тем
более
что
она
держится
п рев осход­
но,
скромно,
ненавя з чи во
и,
на до
на деять ся,
не
будет
зл о­
употреблять
сво им
нов ым
положением,
жа ль
только,
что
отсутствует
ее
муж,
от ец
невесты
—
а
теперь
уже
и
жены,—
потому
что
два
отца,
одинаково
одетые
в
визитки,
и
две
мат ери ,
примерно
в
одинаковых
шляпках,
всегда
при да ют
свадебной
процессии
известную
респектабель­
ность,
семейную
законченность,
особенно
ког да
так
удачно
одеты
маленькие
сестренки
и
кузины
жениха
в
сво их
д л инных
бархатных
платьях,
с
распущенными
волосами
—
настоящие
испанские
п рин цессы ,—
озаренные
этим
свер­
кающим
пари жск им
полуднем,
когда
нем ног о
туманный
го ря чий
воздух
пронизан
по
вс ем
направлениям
зеркаль­
ными
стрелами
проезжающих
машин
и
то
и
дело
—
от
парка
«Монсо»
до
«Мадлен»
—
слыш и тся
ос трый
виз г
тор­
мозов,—
и
он
деликатно
поддерживал
Николь
под
ло коть
рукою
в
замшевой
перчатке
из
самого
л учше го
перчаточ­
н ого
магазина
на
авеню
Опера.
И
вот
наконец
в
открытых
дверях
церкви,
где
в
че рной
глуби не
дрожали
огни
свечей,
поя вилис ь
жених
и
невеста,
оба
молодые,
строгие,
он
в
очка х
и
белом
галстуке,
она
в
коротк ом
платье,
в
наряд­
ной
белоснежной
фат е
—то же
чересчур
короткой,—даже
как
будто
немно г о
легкомысленной,
но
необыкновенно
ид у­
щей
к
ее
русой,
небрежно
подстриженной
под
мальчика
голове
—
на
вид
жесткой,
а
на
само м
деле ,
если
п отрога ть,
мягкой,
как
шелк;
она
дер жа ла
в
руках
бел ые,
еще
не
вполне
р аспуст ив шиеся
ро зы
от
Баумана,
и
ее
к ругло е
475


серо-зеленоглазое
лицо
с
гус ты ми
мальчишескими
ресни­
цами
казалось
типичным
ли цом
хор оше нь кой
прилежной
сорбоннской
студентки
из
числа
т ех,
кот орые
всегда
пишут
какую-нибудь
диссертацию
и
временами
пров од ят
ве че рок
в
Куп оле ,
где
в
ве сел ой
компании
едят
шестифранковый
луковый
суп
в
маленьком
закопченном
горшочке
и
пьют
красное
«ординер»
в
оче нь
умеренном
количестве,
всего
дв а-т ри
глот ка
за
весь
вечер.
Пок а
свадебная
процессия
рассаживалась
за
оград ой
по
сво им
автомобилям,
а
зеваки
снаружи
делали,
как
во­
дится,
различные
замечан и я
и
обменивались
мы сл ями
по
пов оду
св адь бы,
он
потерял
из
поля
зрения
Николь
и
ду­
мал
о
ее
дочери,
удивляясь,
как
долго
уже
тянутся
эти
тайные
свид ания
с
ее
м ат ерью
и
вообще
как
быстро
летит
время.
И
представлял
себе,
как
молодые
муж
и
жена
по едут
в
св адебно е
путешествие
по-студенчески:
по
ка ким-
нибудь
общеизвестным
туристическим
маршрутам,
как
они
будут
спать
в
больши х
отелях
и
в
семь
часов
утра
съ едят
сво й
среднеевропейский
маленький
за вт рак
—п ти
дежёне
—
в
постели,
пачкая
тончайшие
линобатистовые,
скользкие
наволочки
абрикосовым
джемом,
и
как
они
бу­
дут
подниматься
пешком
на
какую-нибудь
лесистую
гору,
осматривать
замок,
равнодушно
трогать
руками
средневе­
ковую
мебель
и
ходить
рядом,
прижавшись
друг
к
др угу;
как
он
бу дет
забр асыват ь
себе
на
шею,
как
коромысло,
ее
крепкую,
п окры тую
золотистым
загаром
руку,
а
она
бу дет
обнимать
его
за
талию,
и
они
будут
целоваться
—
он
боро­
датый,
в
очк ах,
нагруженный
фотоаппаратами
и
транзи­
сторами,
в
ярко-красном
свитере
коль-руле,
а
она
в
хорошо
сш ито й,
складненькой
мини- жю п,—
однако
цело ват ься
не
так
уж
час то
и
не
так
уж
откровенно,
как
все
эти
разбога­
тевшие
неженатые
зап ад ные
нем цы,
ко торых
рас пл одило сь
великое
множество,
как
будто
бы
их
со всем
и
не
побили,
а
наоборот
—
они
всех
отлупили
и
по бедил и
и
теперь
поль­
зуются
п лодам и
своей
победы.
И
они
—
он
и
она
—
чер ез
несколько
дн ей
поедут
в
тесном
туристском
автобусе
по
каменистой
дороге
вд оль
болтливой
бол г арс кой
речки,
ко­
торая,
пробиваясь
сквозь
горные
хреб ты ,
стремительно
с
шум ом
бежит
в
Эгейское
море,
и
над
ними
низко
п роле тит
громадный
долговязый
аист,
св есив
св ои
зубчатые
крылья
и
дл инные
ноги.
А
бы ть
может,
уже
в
д ругой
стране,
в
Молдавии,
их
пове з ут
на
экскурсию,
где
они
увидят
в
хо­
лодных
монастырских
катакомбах
с реди
г руды
других
че реп ов
череп
легендарной
Калипсо,
гречанки
л е гкого
по­
476


ведения,
с
ко торой
целовался
Байрон
и
которой,
как
гово­
р ят,
вели кий
ру сск ий
поэт
по св ятил
стихотворение
«Чер­
ная
ша ль»,— череп ,
к оторы й
те п ерь,
в
от лич ие
от
др угих
черепов,
лежит
на
особом
аналое
п оср еди
ле дян ого
пог р еба
и
его
можно
взять
в
руку,
как
шкатулку
и ли,
ве рне е,
как
пус той
п анцир ь
черепахи,
на
котором
какой-то
ученый
ру­
мынский
монах
вырезал
мемориальную
надпись,
и
они
—
он
и
она,—лежа
в е чером
в
постели,
буду т
представлять
себе,
какой
бы ла
из
себя
эта
обольстительная
гр ечанк а
—
черноглазая,
стр астна я,
с
г орячи м
дыханием,—
и
как
она
после
ряда
пр икл юче ний
и
светских
скандалов
в
русском
аристократическом
о бще стве
Кишинева
наконец
уедини­
лась,
выдав
себя
за
юношу,
в
Рум ынии,
в
Нямец к ой
обители,
а
потом
умерла
и
т олько
тогда,
при
омове­
нии
тела,
обнаружилось,
что
мо лодо й
послушник
—
жен­
щина...
Мосье
стар ал ся
представить
их
во
всех
тех
местах,
ко­
торы е
он
сам
уже
п осе тил
от ча сти
как
лю би тель
пу­
тешествовать,
отчасти
по
коммерческим
делам,
кото­
рые
у
н его
случались
почт и
во
вс ех
частях
земного
ша ра,
а
в
последнее
время
также
в
социалистических
ст р анах.
Одно
время
у
него
появились
к ру пные
интересы
в
Ру­
мынии,
и
он
со един ил
прия т ное
с
полезным.
Е сли
бы
он
был
великим
живописцем,
то,
нес омн енн о,
нап исал
бы
большое
полотно
в
духе
флор е нт ийс ких
фр е­
сок
Мазаччо
или
Пьетро
Перу дж и но,
а
может
быть,
д аже
само го
Эль
Греко.
И
на звал
бы
его
«Крещение младенцев
в
Ко нс т анц е»; в той самой Констанце,
до
кот орой
так
и
не
долетел
детский
монгольфьер,
сгорев
в
июльском
пре д­
вечернем
неб е
незадолго
до
первой
мировой
во йны
по
до­
ро ге
в
Истрию,
в
Трою,
в
Элладу,
в
Афины,
над
которыми
вечно
ц арит
мраморный
ковчег
П арфен она,
терза я
ч ело­
веческую
душу
своей
нес лых а нной
красотой.
Их
бы ло
че тв еро,
этих
румынских
младенцев:
три
мальчика
и
одна
девочка.
Они
бы ли
крепко
завернуты
в
бел ые
парадные
одеяльца
и
леж али
на
руках
у
сво их
477


крестных
матерей,
напо ми ная
гол убц ы
или
даж е
пл аци н-
ды
с
творогом.
Рядом
с
крестными
матерями
стояли
крест­
ные
отцы,
напоминая
стражей,
держа
в
руках
вместо
под­
нятых
м ечей
удивительно
бо ль шие
палки
кр ест иль ных
с веч ей,
украшенных
атласными
бантами
и
букетиками
жи­
вых
цвет ов .
Об
эти х
крестильных
свечах
с лед ует
ск азать
особо.
Они
был и
сделаны
—
скорее
ск ат аны,
чем
отлиты
—
из
неестественно
белого
воска,
бо лее
напоминающего
нутряное
сало,
чем
прод укт ,
вырабатываемый
труд олю би­
выми
добруджскими
пчелами,
кот оры х
здесь
—
кстати
ска­
зат ь
—
возят
на
грузовиках
и
р асстав ляю т
ульи
возле
п оля,
где
начало
чт о-н иб удь
цвести,
а
по
окончании
цв етен ия
увозят
в
другое
место,
так
что
пчелам
не
приходится
дал е­
ко
летать,
и
они
раб отаю т
со
всеми
удобствами,
имея
воз­
можность
тратить
сво ю
энергию,
не
только
добиваясь
коли­
чества,
но
так же
и
качества.
Необожженые
льняные
фитили
э тих
свечей
б ыли
с иль­
но
выпущены
в
ви де
неразрезанной
петли,
как
того,
может
быть,
треб ов ал
церковный
рит уа л.
Окруженные
родственниками,
просто
зеваками,
а
также
иностранными
туристами,
все
эти
л юди
толпились
посере­
дине
церкви,
составляя
живописную
гру пп у,
в
которой
преобладали
парадные
цвет а
упомянутых
бел ых
детских
одеялец,
белых
св еч ей,
до
синевы
белых
мужских
не йлон о­
вых
сорочек,
а
также
с муг лые
лица
крестных
матерей,
их
маслиново-черные
прически,
так
хорошо
рифмующие­
ся
с
новыми
че рным и
брюками,
черными
пиджака­
ми
и
оранжевыми,
нем ног о
волосатыми
руками
муж­
чин.
Путешественников-молодоженов
не
могло
не
волновать
зре ли ще
крещения
тольк о
что
появившихся
на
св ет
малю­
т ок.
Она
с
нежной,
лучезарной
улы б кой
несколько
за­
стенчиво
по ложи ла
руку
на
плечо
своего
мужа,
который,
уже
как
бы
чувствуя
с ебя
отцом,
начинал
возиться
со
сво ими
фотоаппаратами,
чтобы
снять
младенцев.
Од ин
из
них
уже
немн ог о
п ере рос
гр удн ой
возраст
и
вертелся
на
руках
у
крестной,
которая
с
опаской
поглядывала
на
св ое
праздничное
п ла тье.
Вокруг
в
сумраке
летнего
полдня
ма­
т ово
золотились
ик оны,
в
несколько
рядов,
сверху
дон и зу,
покрывая
высокие
стены,
колонны,
двери
притворов
и
цар­
ски е
врата
с
кр а сной
шелков ой
завесой,
просвечивающей
сквозь
червонные
зав итки
деревянной
рез ьбы ,
ко е-г де
о за­
ренные
скупыми
огоньками
св еч ей.
Это
была
не
слишком
старинная
православная
це рков ь,
изв ес тная
в
Констанце
478


т ем,
что
ее
распи сал
весьма
талантливый
местный
худож­
ник,
человек
бесшабашной
жиз ни.
Так
как,,
по
румынской
восточнохристианской
традиции,
пришедшей
сюд а
из
Ви­
зантии,
храмы
расписываются
не
тольк о
внутри,
но
такж е
и
снаружи
пестрыми
мно го фиг ур ными
фресками,
на
что
обычно
уход ит
несколько
ле т,
то
наш
живописец
нашел
для
с ебя
самым
у до бным
на
все
время
работ
переселиться
в
церковь
вместе
с
жено й,
детьми
и
всеми
своими
п одр уч­
ными
учениками,
к оторы е
внут ри
храма
не
только
ел и,
спали
и
вы пива ли
розовое
доб рудж ск ое
вино,
и мею щее
тот
н едос тат ок,
что
оно
н ес колько
более
сладковато,
чем
бы
следовало,—вроде
«анжу розе»,— чт о
не
мешает
ему ,
как
гов орят, «очень хорошо давать себя пить»,—н о
такж е
жа­
рили
мя со
на
шкаре,
раск лад ы вая
уголья
прямо
на
камен­
ном
пол у
—к
ужа су
и
тайному
восхищению
церковной
о бщи ны.
Больше
ни чем
э тот
к афедр альн ый
соб ор
не
знаменит,
разве
еще
тем,
что
именно
здесь
венчались
род ите ли
зна­
менитой
современной
художницы
Франчески
Буковалэ,
некогда
расписав шей
смелыми
фресками
местный
спортив­
ный
з ал,
а
теперь
приведшей
сюда,
в
церковь,
нас,
св оих
московских
друзей.
Г ово рят,
сохранилась
фотография,
сня­
тая
за
несколько
лет
до
катастрофы
(имеется в виду,
ко­
нечно,
первая
мировая
в ой на ), на которой изображены
род ит ели
Фр анч еск и;
они
с тоят
на
ст у пенях
церкви
—
пос ле
бракосочетания,—
он
во
фраке
и
шапокляке,
она
в
дли н ной
гус той
фате
с
флердоранжем
в
волосах
и
бук ето м
роз
в
руках,
туго
обтянутых
по
самый
локоть
белыми
лай­
ковыми
перчатками,
и
перед
ними
как
бы
открывается
рай,
исполненный
вечного
счастья,
долголетия
и
всяческо­
го
бл агоп олучия ,
в
то
время
как
на
заднем
пла не
довольно
раз борчив о
получился
кус ок
фрески
—
фрагмент
ада,—
на пис а нный
на
наружной
церковной
стене:
огненно-сури­
ковая
река,
охваченная
сернистым
дым ом,—
по
всем
вид и­
мостям,
геен н а,
фигурки
че ртей ,
волокущих
в
эту
самую
геенну
различных
грешников,
а
такж е
наглядные,
почти
научно-популярные,
как
в
де тс кой
азбуке,
изображения
с еми
смертных
грехов,
из
кот орых
особенно
удачно
вышел
на
фотографии
грех
пре любод е яни я:
дво е
довольно
пр и­
ли чно
одетых
любовников
на
высокой
византийской
дву­
спальной
кровати
с
надежной
сп инко й,
смятые
шелк ов ые
о де яла,
а
черти
с
хвостами,
рогами,
копытами
и
гнусными
479


свиными
рыл ьца ми,
угро жа я
трезубцами,
уже
собираются
тащить
бле дн ых
от
уж аса
пре любоде ев
пря мо
в
огн ен ную
реку,
протекающую
поблизости.
Я
уже
не
помню
последовательности
отдельных
момен­
тов
крещения,
да
это
и
не
ва жно,
так
как
хрон олог ия ,
по-моему,
тольк о
вредит
наст о ящ ему
искусству
и
вр емя
—
г ла вный
враг
художника.
Зна ю
только,
что
хор а
не
б ыло,
и
это
очень
обе дн яло
торж еств о,
так
как
молодой
человек
в
штатском,
стриже­
ный,
бритый
и
даже
в
небольших
испанск и х
бач ках, —
псаломщик,
заменяющий
хор,—
исполнял
сво и
песнопения
гнусаво,
х отя
и
самоуверенно;
к
сча сть ю,
он
торопился
и,
по-моему,
пропустил
добрую
половину
текста
—
что
назы­
вает ся,
пятое
через
десятое.
Он
уже
сноровисто
рас поря ­
жался
всей
церемонией,
давая
указания,
куда
кому
идти
и
где
стоять;
он
же
в
надлежащее
в ремя
выну л
из
бокового
кармана
парикмахерские
ножницы
и
пр ивычны м
движе­
нием
обре за л
необожженные
фитили
крестильных
свечей,
р аспр авил
их
пальцами,
подровнял,
зажег,
и
в
церкви
как
бы
сразу
прибавилось
ра дос ти.
Священник
и
дьякон
в
быстр ом ,
бод ром
темпе
делали
с вое
дело ,
одн ако
отн ос и­
лис ь
к
службе
добросовестно,
и
е сли
полагалось
прочесть
из
Евангелия,
ск ажем ,
две
ст р аницы,
то
ба тюшк а
чи тал
их
полностью,
от
с троч ки
до
ст рочки ,
не
де лая
поблажек
восприемникам
и
зевакам,
к отор ым
не
терпелось
увидеть
пос кор ее
са мый
т ор жест венный
момент
—
опускание
мл а­
денцев
в
купель.
Се р ебрян ая
и,
как
водится,
довольно
по­
мя тая
купель
стояла
тут
же,
ряд ом
со
столиком,
и
вод а
в
ней
та инст ве нно
поблескивала,
слегка
позлащенная
отб ле­
сками
св еч ей.
Франческа
ше потом
высказала
предположение,
что,
на­
верное,
в
эт ой
самой
кол чено гой
купели
крестили
и
ее
и
что
с
тех
пор
п рошло
уже
несколько
войн
и
одн а
большая
рев олюци я,
а
купель
бы ла
все
та
же,
ли шь
немного
больше
помялась.
Франческа
оказалась
сентиментальна,
и
слезы
блесте­
ли
на
ее
щеках
и
на
длинных
ресницах.
Впечатляющим
был
мо мент ,
к огда
под
руковод ст вом
псаломщика
крестные
отцы
с
белыми
дубинами
своих
480


нарядных
свечей
и
крестные
мат ери
с
мл ад е нцами
на
ру­
ках
выстроились
в
шер ен гу,
повернувшись
лицом
к
рас­
пахнутым
церковным
дверям,
за
кот орым и
угадывался
знойный
портовый
гор од
с
его
музеями,
минаретами,
ге­
нуэз ск им
маяком,
с
памятником
великому
римскому
поэту-
из г нанни ку
Публию
Овидию
На зон у,
с
а рхе ологи че с кими
раскопками
на
том
месте,
где
в
древности
находился
гор од-
гос ударс тв о
Томы,
не когд а
основанное
пришельцами
из
М иле та,
с
торговым
це нтром
эпохи
им п ера торов
Кон стан ­
тинов,
с
площадью
и
торговым
баз аром ,
с
к ру пной
город­
ско й
набережной
за
площадью
Ов идия ,
где
сов сем
недавно
был
обнаружен
фрагмент
очень
хорошо
сохранившейся
мозаики,
обломок
головы
Герм еса,—
все
это
у
в хода
в
гро­
мадный
порт,
за
которым
великолепно
простиралось
Чер­
ное
м оре
—
По нт
Эвксинский
—
и
сбоку
припе к а
видне­
л ась
маленькая
прямоугольная
гаван ь
для
небольших
су­
до в,
у
входа
в
которую
гр яз ные
во лны
сби ли сь
в
кучу
и
топтались
на
мест е,
как
от ара
о вец
у
тесных
ворот
з аго на,
как
бы
подтверждая
тревожные,
пло хо
сформулированные
мысли
Осипа
о
том,
что
«проза асимметрична,
ее
дви же­
ния
—
движения
словесной
массы
—
движение
стада,
сл ож­
ное
и
ритмичное
в
сво ей
неправильности;
нас то ящая
про­
за—
раз нобо й,
разлад,
многоголосие,
к он тра п ункт ...».
И
вот
нач ал ась
церемония
Изгнания
Сатаны,
быстро
и
умело
проведенная
бритым
батюшкой
в
ста рой
глазето­
вой
ри зе
с
круглым
крестом,
рельефно
вышитым
серебром
на
горбатой
с пине.
В
тонких
очках,
докрасна
натерших
его
хрящеватую
переносицу,
с
кудрявой
серебристо-тем­
ной
шевелюрой,
с
жив ыми
глазами,
он
скорее
напоминал
не
апостола,
а
шк ол ьного
учителя
—
строгого,
но
справед­
ливо го,
кот орый
пуб лич но
выгоняет
из
кл асса
пр овинив­
шегося
ученика.
Крестные
матери
пр иле жно
повт ор яли
за
ним
гневные
сло ва,
об ращен н ые
к
изгоняемому
из
младен­
цев
Сатане,
и
п лев али
в
малюток,
причем
это
б ыло
отнюдь
не
символическое
плевание,
а
само е
что
ни
на
есть
подлин­
ное,
старательное
—
вроде
того,
как
плюю тс я
между
собой
поссорившиеся
девочки,
так
что
обильная
слюн а
восприем­
ниц
вполне
материально
текла
по
красным,
сморщенным
личикам
младенцев.
Затем
вслед
за
не
на
шутку
р ассер­
див шим ся
св ящ енник ом
они
трижды
п овт орил и : «Изыди,
Сатана!
Изыди,
Са тан а!
Изыди,
Сатана!»—а
священник
при
эт ом
непреклонным
же стом
ук аз ывал
на
распахнутую
^2 В.
Катаев,
т.
6
481


двер ь,
так
что
Сатане
ничего
больше
не
оставалось,
как
по­
кинуть
хра м,
и
я
живо
представил
себе
изгнанного
Са та ну,
который
в
призрачно
раз веваю щ ихся
оде жд ах,
оп озоре н­
ный,
опле ва нный
и
б езд ом ный,
слоняется
по
вс ей
Доб руд­
же,
ища,
в
к ого
бы
вселиться.
...По
ее
густым
темно-зеленым
кукурузникам,
по
б ес­
конечным
пшеничным
п олям
—
какого-то
особого
оранже­
вого
цвета,
какого
я
больше
ниг де
не
в стр ечал ,—
по
отло­
гим
холмам
и
длинным
степным,
почти
незаметным
до ли­
нам,
где
так
удобно
б ыло
разбивать
коновязи
и
п ря тать
артиллерийские
парки,
обозы
первого
разряда
и
передки
батарей,
в
то
время
как
трехдюймовочки,
укрытые
за
об­
ратными
склонами
холм о в,
со
звонким
тьюканьем,
выбра­
сывая
красные
кин жа лы
пламени,
стреляли
засухой
степ-
юй
горизонт
и
с
наблюдательного
пункта,
разместивше­
го ся
в
копн е
паху ч ей
со лом ы,
стоя
наверху,
как
аи ст,
я
зидел
в
цейсовский
бинокль,
между
его
пл юсам и,
ч ерт оч­
ками
и
минусами,
как,
подобно
коробочкам
хлопчатника,
в
з оздух е
лопались
наши
шрапнели,
в
то
время
как
поход­
ные
колонны
генерала
Макензена
из-за
горизонта
насту­
па ли
на
н ас,
опускаясь
в
лощины
и
вновь
показываясь
уже
гораздо
ближе,
на
каких-то
по-турецки
сухи х
холмах,
таща
за
собой
т олсты е
пушки
крупных
ка либ ров,
и
все
это
было
так
красиво
и
так
грустно,
и
так
хоте л ось
получить
легкое,—и,
совсем,
совсем
лег к ое!
—
ранение
и
получи ть
Георгиевский
крест
и
героем
возвратиться
домой
—
в
стра­
ну
ОВ,—
в
знойный
город,
где
на
бульваре
вок руг
черно­
голового
Пушкина
уже
нач али
ж ел теть
клены
и
платаны,
в
цветниках
горе ли
винно-красные
канны
с
чугунно-си­
ним и
толстыми
листьями,
а
на
горизонте
весь
ден ь
сонно
маячили
се рые
паруса
заштилевших
дубков
с
арбузами
из
Голо й
Пристани,
и
сер дце
мое
—
а
может
быть,
это
был
уже
не
я,
а
ты
—
Мо сье
Мой
Дру г
и
Мой
Двойник
—
но
это
не
имеет
значения,
—и
сер дце
Мое
—
или
Твое
—
из­
нывало
в
ожидании
ве чера ,
предчувствуя
свидание,
кот о­
рое
наконец
успокоит
душ у,
взбудораженную
жаждой
л юб­
ви,
которая
од на
могла
нас
всех
спасти
от
смерти,
но
так
и
не
спасла;
вернее
сказать,
спасла
од ного
из
нас...
Меж ду
тем
дьякон
уже
опрашивал
крестных
матерей
и.
наклонившись
над
столиком,
заполнял
мет рик и
младенцев,
те
самые
метрики,
которые,
весьма
вероятно,
в
некий
час
прой дут
через
опытные
руки
воинского
начальника
и
буду т
482


фигурировать
в
канцелярии
призывного
пункта
в
День
В се­
о бщей
Мобилизации,
а
затем
вернутся
в
семью
в
казенном
пакете
с
сургучными
печатями.
Но
торжественная
минута
приближалась,
наступила
пауза,
ле гкое
замешательство:
крестные
матери,
наклонив­
шис ь
над
столом,
выним а ли
из
од еял
и
освобождали
из
теплых
сырых
пе ле нок
крошечные
тельца
слегка
зап р ев­
ших
мал юто к,
и
вот
священник,
деловито
засучив
рукава
и
поправив
очки,
приступил
к
таинству:
он
проворно
брал
горяче го
младенца,
укладывал
его
себе
на
правую
ру ку
так,
что
личико
оказывалось
надежно
прикрытым
ла донь ю*
свя щенн ик а,
и
затем
—
ногами
вверх,
головой
вниз
—
г оп!
—
гл у боко
окунал
ребенка
в
купель,
и
в
тот
м иг,
когда
казалось,
что
младенец
захлебнулся,
выт аск ив ал
его
из
ку­
пел и,
поворачивал
вверх
головкой,
по
которой
ручьями,,
как
с
утопленника,
текла
вода,
возносил
вверх,
к
небу ,
и
снова
головой
вниз
опускал
в
купель
до
самого
дн а,
и
так
три
р аза
—
пок а
наконец
ребенок
снова
не
попадал
в
т еп­
лое
од еяльц е
крестной
мамы,
быстро
превращавшей
его
опять
в
плацинду.
Когд а
же
очередь
дошла
до
девочки
—
самой
кро шечн ой
из
всех
д етей,—
то
между
вторым
и
тре тьи м
погружением
в
купель
свя щ енник
сделал
некото­
рую
довольно
значительную
паузу,
высоко
над
головой
держа
крошечную
голенькую
будущую
даму,
с
которой
ручьями
текла
вода,
как
бы
раздумывая,
ст оит
ли
ее
во об
ще
крестить,
достойна
ли
она
эт ого
—
крошечное
сущест­
во,
похож ее
на
очищенную
ра ков ую
шейку,—как
бы
не
вы ше дшее
еще
из
утробного
перио д а,— но
затем
махнул
рук ой
и
с
улыб кой
всепрощения
окунул
ее
в
третий
раз,
под
од обрит ел ьн ые
восклицания
прихожан.
Вообще
каж ­
дый
ра з,
как
из
воды
появлялся
млад ен ец
со
своими
слип­
шимися
волосами,
кисло
зажмуренными
глазками
и
ртом,
открытым,
как
у
золотой
р ыбки,
толп а
ра зраж алас ь
сдер­
жа нным
одо бр ител ь ным
смехом,
и
я,
увидев
личико
одного
из
младенцев
с
головой
продолговатой,
как
дынька,
увидев
кис ло
зажмуренные
глазки
и
горестно
сжат ый
лобик,—
вдруг
вспо мни л,
как
лет
около
семидесяти
тому
наза д
кре­
сти ли
моего
младшего
брата
Женечку,
ставшего
впослед­
ств ии
знаменитым
Евгением
Петровым,
и
я
увидел
его,
поднятого
из
купели
могучей
рукой
священника,
с
мокры­
ми
слипшимися
волосиками,
с
дынькой
кро шечн ой
голов­
ки,
увидел
стр ад ающе
зажмуренные
кис лые
глазки
ки тай­
чонка,
по
которым
струилась
вода ,
открытый
булькающий
ротик,
судорожно
хватающий
воздух,—
и
о стр ая,
смертель­
483


ная
б оль
жал ост и
пронзила
мое
сер дц е,
и
уже
тогда
меня
охв а тило
темное
предчувствие
какой-то
непоправимой
беды,
которая
непременно
должна
случиться
с
э тим
мл а­
денцем ,
мо им
дор о гим
братиком,
и
потом,
че рез
много
лет,
точно
с
т аким
же
выр ажен ием
зажмуренных
китай­
с ких
гла з
на
уд линив ше м ся,
резко
очерченном
лиц е
муж ­
чи ны
с
черным
шра мом
поперек
носа
лежал
мертвый
Жен я,
засы панны й
быстро
увя дш ими
полевыми
цветами
в
на ск оро
сколоченном
из
нестр у ганы х
досок
случа йн ом
военном
гробу,
и
взвод
солдат
ст реля л
из
винтовок
в
в оз­
ду х,
отдавая
ему
про ща льны й
салют,
зна к
воинской
поч е­
сти
сре ди
этой
донской
степи,
где
в
разных
местах
валя­
ли сь
части
разбившегося
«Дугласа», а на горизонте кое -г де
вст ав ал
дым
горящих
хуторов,
и
там
уже
кружились
не­
мецкие
«мессершмитты» .
Под
пенье
псаломщика,
предводительствуемые
св яще н­
нико м,
восприемники
со
своими
пылающими
гигантскими
свечами
трижды
обнесли
св оих
младенцев
вокруг
уже
пра з дной
ку пе ли,
а
из-под
се ребр ян ой
крышечки
кадила,
звенящего
в семи
своими
серебряными
цепочками,
вылете­
ли
клубы
бальзамически
едкого
дыма
т леюще го
росного
ла да на,
покрывая
все
вокруг
мглистыми
лиловыми
о бла­
ками.
Художница
Франческа
стояла
у
р аспахну т ых
дверей
собора,
пропуская
мимо
себя
процессию
крестных
матерей,
кот орые
б ереж но
засовывали
под
одеяльца
окрещенных
младенцев
метрические
свидетельства,
где
были
навечно
з ап исаны
их
имена:
Пауль,
Петру,
Христиан
и
девочка
Дан иела
—
такая
крошечная,
что
сре ди
белоснежных
кр у­
жев
с
трудом
можно
б ыло
рас см отре ть
ее
личико
велич и­
ной
с
грецкий
орех.
Франческа
была
в
коротеньких
брючках,
туго
на тя ну­
тых ,
синих ,
в
мелкую
розочку.
На
ней
был
грубо
вяз ан­
ный
толстый
свитер
с
короткими
рукавами.
Ее
полуобна­
женные
тонкие
жилис ты е,
как
бы
копченые
коричневые
руки
художницы,
к отора я,
видимо,
такж е
зан им ает ся
скульптурой,
был и
украшены
толстыми
серебряными
бра ­
слетами,
а
на
пальцах
горе ли
перстни
с
к ру пными
янта­
рями,
и
ее
кокосовое
лицо
напоминало
музейный
муляж
как
бы
с
н ахлобуч енн ой
кон ич ес кой
шапкой
иссиня-чер-
484


ных
конских
волос
—лицо
пугающее
и
вместе
с
тем
в ол­
шебно-прекрасное
своими
янтарно-коричневыми,
живыми,
добр ыми,
женственными
г лазам и,
полными
любви
и
счастья,—
гов орящее
мо ему
воображению
о
пальмовых
циновк а х,
ко кос ах,
Океании,
может
быть,
даж е
о
древней
культуре
ацтеков,
о
серебряных
рудниках
Ме к­
с ики.
Она
б ыла
мексиканским
божеством,
переселившимся
на
Сен-Жерменский
бульвар
в
каф е
«Де Маго».
Скоро
цовокрещеных
младенцев
р аз несли
по
в сем
че­
тырем
ст орона м
Констанцы,
где
их
уже
ожидали
роди те ­
линастоящие
отц ы
и
настоящие
матери,
хло почущ ие
у
цраздничных
столов,
где
можно
был о
заметить
бут ылки
до брудж ского
роз ово го,
импортного
итальянского
кампари,
гр аф ины
цуйки,
запотевшие
голубые
сифоны
содовой,
толь ­
ко
что
выну ты е
из
холодильников,
ну
и,
разумеется,
ды­
мящуюся
мамалыгу
с
четырьмя
сортами
закусок:
со лено й
и
с лад кой
бр ынзо й,
шкварками
и
жарен ым
карпом
из
дельты
Дуная.
Не к оторы х,
более
зажиточных,
младенцев
везли
на
т ак­
си,
и
так
как
свечи
не
помещались
в нут ри,
их
выставили
в
открытые
ок на
наружу,
как
стволы
к орабе льн ой
артил­
лерии.
Город
снова
впа л
в
п ол уден ное
оцепенение,
и
отвесные
лучи
июльского
солнца
пад али
на
все
его
а рхеологи чес ки е
памятники
—
громадные
сосуды
из
красной
глин ы
для
зерна,
вина
и
масла,
остатки
крепостных
стен,
мраморные
капители
античных
колонн
и
обло м ки
скульптуры
—
руки,
ноги
и
то рс ы,—
водруженные
в
разных
местах
горо­
да
на
жел езн ых
полках
неутомимым
археологом
Канараке,
страстным
п оклон ни ком
древней
культуры
Левого
Понта,
другом
Кув
де
Мюрвиля
и
восхитительным
соб есед ник ом ,
одержимым
благородной
идеей
пр евр атит ь
родную
Кон­
станцу
в
древние
Афины
ил и,
по
к р айней
мер е,
в
Неаполь;
во
всяком
случае,
каж е тся,
по
его
инициат иве
на
набере ж­
ной
против
знаменитого
на
все
Черное
мор е
казино
вы­
строен
акв ари ум
вроде
неаполитанского
аквариума
на
Виа
Караччиоло,
где
в
темном
коридоре
в
стек л янны х
ящи ках ,
эффектно
освещенных
ск р ытыми
электрическими
ла мп оч­
ками,
я
долго
в
этот
знойный
п олде нь
любовался
обитате­
ля ми
Ч ерн ого
м оря
и
дельты
Дун ая,
проплывающими
16+,/2в.
Катаев,
т.6
485


мимо
ме ня
за
толстыми
стеклами
на
фоне
марсианского
пейзажа
подводного
царства.
Там
я
лицом
к
лицу
столк­
нулся
с
м учи тельн о
знакомым
молодым
осет р ом,
кото рый
смотрел
на
меня
своими
круглыми
вып ук лыми
глазами
наглеца,
двигая
костяным
рылом
и
шев еля
небольшими
усиками
сукинсына,
надежно
защищенного
от
обществен­
но го
мнения
толстым
стек лом
аквариума
и
ды мча тыми
очками.
Я
заметил,
что
иногда
телевизор
пох ож
на
аква­
риу м,
где
время
от
времени
возникает
узкая
рыбья
го­
лова.
Мы
были
окружены
турецкими
наз ва ниям и:
Меджи­
дие,
Бабадах,
Б айр ам-Д еде,
Исакчи,
Мэчин,
Таравер-
диев,—
а
между
тем
Че рное
море,
которое,
если
верить
энциклопедическому
сл ова рю,
явл яет ся
всего
ли шь
зали­
вом
Средиземного,
подобно
тому
как
соловей
является
не
боле е
чем
маленькой
птичкой
из
семейства
воробьиных,
гнало
к рупн ую
красивую
волну
на
кессоны
нов ого
мола,
взрывалось,
как
гейзеры,
и
крепкий
ветер
нес
нам
в
лицо
туч и
с олен ых
брызг,
и
мы
гуляли
по
мокрой
набережной
возле
казино,
поп ирая
ногами
мозаичные
изображения
крабов
и
мо р ских
коньков,
а
неистовое
добруджское
сол н­
це
п род олж ало
палить
обн аж ен ную
голову
рим ско го
поэта,
о
котором
другой
из гнан ник
ск аз ал,
что , «мешая в песнях
Рим
и
снег,
Овидий
пел
а рбу
воловью
в
походе
варвар­
ск их
телег»...
Почему
лучшие
мировые
поэты
всегда
изгнанники?
...Зате м ,
обнявшись,
молодожены
стояли
в
ма лен ьком
провинциальном
а рхе ологич ес ком
музее
перед
плексигла­
совой
витриной,
где
на
черном
бархате
ле жал
венец
чи­
стейш ег о
золота.
Болгария.
Город
Вра ца.
Фракийские
на ходки .
В
1966 го ­
ду
в
городе
Враца
при
постройке
кооперативного
дома
на шли
остатки
фракийской
гр о бницы
IV—III
веков
до
на шей
эры .
Восемнадцатилетняя
фра ки йс кая
принцесса
в
золотом
в енце,
и
при
ней
нянька,
д вое
слуг,
езд ов ой
конь ,
разубранный
серебряными
украшениями.
Золотой
венок
остролистого
лавра
весом
в
дв ести
сорок
шесть
граммов
486


чистого
золота.
Золотая
чаша
—
двести
семьдесят
граммов,
сережки
и
4.
д.
Предметы
маникюра,
весьма
напоминаю­
щие
современные.
Она
была
женой
фракийского
полко­
водца.
Ее
уб или
ко ротки м
обоюдоострым
мечом
и
похо­
рон или
вместе
с
мужем.
От
самой
принцессы
нич его
не
осталось,
она
давно
уже
превратилась
в
пра х.
Но,
за­
тмевая
все
в ок руг,
ее
золотой
венец
с иял,
как
же лтое
сол нце.
—
Ты
бы
хотела
быт ь
фракийской
п ринц ессо й?
—
спросил
он,
вытаскивая
из
футляра
маленький
ф отоа п­
парат,
чтобы
снят ь
свою
м олод ую
жену
на
фоне
золотого
венца.
—
Ничу ть ,—
ответила
она.—
Зачем?
—
А
золотой
вен ец?
—
Мне
дороже
жизнь.
Сначала
он
не
понял,
а
потом
помрачнел.
—
Ты
уверена,
что
я
умру
раньше
те бя?
Не
рассчиты­
вай
на
это.
Я
не
фракийский
полководец.
—
Но
ты
можешь
сделаться
французским
солдатом.
—
Только
в
слу чае
войны.
—
Этого-то
я
и
боюсь,
шери.
Бородатый
и
ши рок опле чи й,
он
действительно
мог
бы
сойти
за
фракийского
военачальника,
а
она
со
своими
се ро-з елен о- голубы м и
глазами
и
персиковыми
щечк ам и,
прелестная,
восемнадцатилетняя,
вполне
подходила
для
фракийской
принцессы...
Он
достал
из
к ар мана
куртки
маленький
стеклянный
кубик,
укрепил
его
над
видоискателем
фотоаппарата
и
не­
с кольк о
раз
щелкнул,
вызвав
в
середине
кубика
с
крошеч­
ным
зеркальным
реф лект ором
магниевые
вспышки,
как
бы
вырвавшие
из
времени
и
пространства
и
навсегда
сде­
лавшие
неподвижными
золотой
венец
фракийской
прин­
ц ессы,
хорошен ькую
француженку
в
мини-жюп
и
че тыр ех
бо лгарс ки х
милиционеров
с
револьверами
в
бел ых
кобурах,
которые
днем
и
но чью
бдительно
охраняли
бесценные
фракийские
на ходк и.
Значительно
позже,
уже
вернувшись
в
Пар иж,
м оло дой
тури ст
проявил
сво и
снимки
и
ост алс я
недо во лен:
лучш е
всего
п олучи ли сь
милиционеры,
их
бе­
лые
ко бу ры,
все
остальное
вышло
так
себе
и
не
произво­
дил о
особого
впечатления,
в
осо бен нос ти
не
удался
знаме­
1б4 -1/2*
487


нит ый
на
в есь
мир
золотой
в енец.
О
нем
можно
было
то ль­
ко
догадываться.
Вы ходя
из
музея,
он
вы бро сил
уже
теперь
н енужн ый
ему
кубик
с
истраченными
лампочками,
и
долго
еще
в
цве т нике
в озле
фо нт ана
валялась
эта
плек сиг ласов ая
шту ч­
ка
с
маленькой
ме ртв ой
машинкой
внутри,
но
с
еще
впол­
не
целым
зер каль н ым
рефлектором,
в
фокусе
которого,
как
в
мертвом
зрачке,
может
быть,
навсегда
остался
нетлен­
ный
отп еч аток
золотого
венца
вокруг
пре кра сн ого,
хотя
и
нев идимо г о
л ица
мертвой
фракийской
принцессы
с
закры­
тыми
г лазам и,
ждущей
ч аса
своего
воскрешения,
или,
как
теперь
приня т о
говорить
на учн о,
«эффекта присут­
ст в ия».
Воскрешение
—
это
п е реход
«эффекта отсутствия»
в
«эффект присутствия» .
Плексигласовый
кубик.
Латерн
мажик.
Эффект
пр и­
сутствия.
Ме ртв ый
глаз.
Зрачок.
У
нее
на
розовом
носике
во зле
глаза
был
сл ед
малень­
кой
старой
ссадины,
белое
атласное
пятнышко:
однажды
во
вр емя
студенческой
демонстрации
на
п лоща ди
Респу б ­
лик и
ее
саданул
какой-то
ху лиг ан-фаш ист
палкой,
но
про­
мазал,
зацепил
только
краем.
Ничего
не
изменилось
посл е
свадь бы
дочери.
—
Теперь
я
осталась
сов сем
одна,—
ск азал а
она
без
всякой
гр уст и.—
Но
я
рада,
чт о,
по
к р айней
мере,
де в очка
так
удачно
у ст роила сь.
Выгодный
бра к
по
лю бви
—
это
сл уч ается
не
часто.
Она
не
изменила
своего
образа
жиз ни,
продолжа­
ла
работать
лаборанткой
в
мален ьк ом
кустарном
п ро­
изводстве
косметического
крема
в
Нейи,
и
от
ее
рук
всегда
пахло
минд а льны м
мас лом
и
душистыми
притира­
ниями.
Мосье
вст р ечал ся
с
ней
один
или
два
раза
в
месяц,
по-
прежнему
не
удл и няя
своих
не
частых
коротких
свиданий.
Ин огда
он
уезжал
по
делам
или
путешествовать,
и
они
не
виделись
два-три
месяца.
Но,
возвратившись,
он
звонил
ей
домой,
и
свидания
продолжались
по-прежнему.
488


—
Наверное,
без
ме ня
вы
путались
с
кем-нибудь
дру­
гим ,—
ск азал
он
шут лив о.
—
Клянусь,—
ответила
она
вполне
серь ез но
и
под нял а
над
головой
рук у.
Всякий
раз
по сле
более
или
менее
про должи те льн ого
перерыва
он
дав ал
ей
де нег
раза
в
три
больше,
чем
об ыч­
но,
считая,
что
она
не
должна
терпеть
убытки
потому,
что
он
з асид елся
на
курорте
или
летал
в
Америку.
Она
пр и­
нимал а
это
как
должное
и
гов орила : «Мерси,
мер си,
вы
слишком
д обры».— «А,
пустяки»,—отвечал
он.
Поставив
доч ку
на
ноги,
она
как
бы
еще
больше
посве­
жела,
ст ала
мен ее
озабоченной.
Однажды
он
не
виделся
с
ней
целых
полгода,
а
когд а
наконец
позвонил,
то
у слыш ал
незнакомый
женск и й
голос,
чего
раньше
ни когд а
не
сл уча лос ь.
Он
п олож ил
трубку
и
позвонил
по зже.
Послышался
все
тот
же
чужой,
неприят­
ный
го лос
п ожи лой
да мы,
по-видимому
со седки,
подумал
он,
и
попросил
позвать
к
телефону
Н и коль.
—
Она
умерл а, —
усл ыш ал
он
в
ответ.
—
Когда?!
—
воскликнул
он.
—
Ровно
месяц
наз ад,
в
пя тницу .
Он
дол го
молчал,
совершенно
не
зная,
что
сказать.
—
Ес ли
вы
тот
самый
мосье,
д руг
бедной
Николь,
ко­
торы й
время
от
времени
навещ ал
ее,
то
я
п рошу
вас
зайти,
я
со седка
по кой ной
и
должна
вам
кое- что
передать.
Он
молчал.
—
Не
беспокойтесь,
все
останется
в
строгой
тайне.
—
Х орош о,
м адам ,—
сказ ал
о н,—
я
сейчас
п рие ду.
На
лестнице
возле
знакомой
двери
его
встр етил а
по­
жил ая
дам а,
которая,
недоброжелательно
о гляд ев
с
ног
до
головы
всю
его
уже
нем ног о
расплывшуюся
фигу ру
и
все
еще
довольно
красивое
лицо
с
изящным
матово-муч­
нистым
носиком
и
мутноватыми
лазурными
глазами,
ко­
торы е
когда-то,
видимо,
были
т оже
очень
красивы,
ввела
его
в
с вое
жилищ е
на
той
же
площадке,
жилищ е ,
о
кото­
ром
нич его
нельзя
сказать,
кро ме
того,
что
здесь
о битает
одинокая,
бе дн ая,
порядочная
и
чистоплотная
ж енщ ина;
и
там ,
не
подавая
ему
руки
и
не
называя
по
име ни, —
ведь
они
не
были
официально
представлены
друг
другу!
—
протянула
довольно
большую
коробк у
из-под
бисквитов.
—
Покойная
Николь
прос ил а
ме ня,
ес ли
вы
при де те,
передать
вам
эт о,
а
такж е
письмо.
Вот
он о.
—
От
чего
она
умерла?
—
Ей
сделали
неудачную
операцию
запущенного
ап­
489


пендицита.
Накану не
смерти
я
посетила
ее
в
клинике,
она
была
уже
очень
плоха ,
но
в
полном
сознании
и,
вид имо ,
сильно
страдала.
Он
развернул
записку,
н ацарапан ную
карандашом,
и,
повернувшись
лицом
к
стене,
пр очел
сл еду ю щее:
«Мой дорогой Мосье и Друг.
Ве роятно,
я
ум ру,
и
мне
бы
не
хотелось,
чтобы
Вы
думали
обо
мне
плохо.
Возвра­
щаю
Вам
все
то,
что
Вы
мне
оставляли,
на чин ая
с
тог о
дн я,
когда
я
по нял а,
что
люблю
Вас.
Эти
бумажки
имели
для
ме ня
ценность
только
лишь
как
сувениры,
как
память
о
Вас.
Я
знаю ,
Вы
не
л юбили
мен я,
но
иногда
—
сознай­
тесь!
—
Вам
б ыло
со
мной
неплохо,
и
я
рада,
что
могла
Вам
доставить
хоть
маленькую
рад ость
и
минутный
отдых.
С пасиб о
за
то,
что
Вы
были
ко
мне
всегда
так
добры.
Не
се рди те сь.
Я
любила
Вас.
Николь».
В
коробке
находились
связки
кредитных
бил ето в
раз­
ных
достоинств
и
невостребованные
чеки.
Он
не
знал,
что
с
ни ми
де ла ть,
и
сна чал а
подумал,
не
отдать
ли
все
эти
бумажки
п ожи лой
даме,
но,
взглянув
на
нее,
на
ее
строгие
гл аза,
не
пос мел
этого
сделать.
Тогда
он
в зял
коробк у
под
мышку
и,
притронувшись
к
шляпе,
спустился
вниз
по
зна ­
комой
вон юче й
лестнице,
почти
те ряя
сознание
от
слаща­
вого
химического
запаха
дезодораторов,
а
затем
пошел
по
без радос тн ой
Теат раль но й
ули це
и
повернул
за
угол,
где
на
гряз но м
тротуаре
стоял
его
маленький
сп орти в ный
«ягуар», где на красных сафьяновых подушках терпеливо
дожидался
маленький
чер тен ок
Кубик,
уткнув
морду
в
протянутые
лапы.
Потом
он
не которое
время
иск ал
заб в ения
в
путе­
шествиях...
...Чернильница,
брошенная
в
черта,
был а
тяжелая,
ли­
т ого
йенск ог о
стекла,
и
она
со
звуком
«брамбахер»
разле­
т елась
вдребезги,
оставив
чернильное
пятно
на
облуплен­
ной
стене
недалеко
от
окна,
отк уда
Лютер
иногда
с
опа­
ско й
посматривал
на
карнизы
замка,
по
которым
ходили
красивые
откор мле н ные
голуби,
на
бронзовые
пушки
воз ле
амб раз ур,
на
широкий
тюрингенский
п ейз аж,
на
верхушки
ост рокон ечн ы х
черепичных
к рыш
города
Эйзенаха,
пото­
нувшего
в
синем
тумане
лесистого
дефиле,
в
то
врем я
как
забрызганный
чернилами
черт ,
по
в сей
види мо сти,
нырну л
в
камин,
ободрав
ноги
о
громадное
бу ков ое
бревно,
целое
490


де рев о,
приготовленное
для
то пки,
и
выле те л
из
тру бы
зам ­
ка
в
ви де
хвоста
темного
дыма ,
а
затем
превратился
в
ко ме ту.
Одна ко
это
не
более
чем
легенда,
и
не
будем
на
этот
счет
строить
ни как их
иллюзий,
хотя
путешественники
и
экскурсанты,
к
чи слу
ко торых
принадлежали
Мосье
Бывший
Мальчик,
и
М адам
Бывшая
Девочка,
и
все
сопро­
вождающие
их
лица,
остановившиеся
зде сь
проездом
на
Лейпцигскую
ярмарку,
и
мы,
и
все
п рочие
до
сих
пор
с
любопытством
рассматривают
стен у
с
оббитой
штукатур­
ко й,
под
кот орой
заметны
не
то
старые
кирпичи,
не
то
почерневшие
ду бов ые
балки.
Несколько
пок олен ий
почита­
телей
Лютера
бра ли
себе
на
память
по
кусочку
священной
штукатурки,
пр опит а нной
че рн ил ами,
так
что
теперь
Ма­
дам
и
Мосье,
сопровождающие
их
л ица
и
мы
все
не
з аме­
т или
ни
малейших
следов
зна м енит ой
кляксы,
которая,
как
ув еряю т,
была
не ког да
весьма
пох ожа
на
тень
распл а ­
станной
лягушки.
Как
это
ни
странно,
легенду
че рн иль ницы
и
черта
раз­
рушил
наш
Петр
Великий,
од на жды
посетивший
замок
на
го ре
Варбург.
Непомерно
высо кий ,
как
ярмарочный
вели­
кан,
в
т реуго льной
шляпе
и
военных
ботф ортах,
он
послю­
нил
сво й
громадный
указательный
палец,
потер
тогда
еще
сохранившуюся
кл яксу ,
попробовал
на
язык,
понюхал,
ра з­
дув
кошачьи
усы,
затем
по-солдатски
с плюн ул
на
дубо­
вый
пол ,
вытер
па лец
о
пол ы
шелкового,
в
цветочках
камзола
и
сказал
сопровождавшему
его
обер-коменданту
замка:
—
Это
шарлатанство,
герр
комендант:
чернила-то
со в­
сем
новехонькие,
химические,
это
я
чув ств ую
на
вк ус
и
на
запах.
Обер-комендант
не
осмелился,
да
и
не
нашелся,
что
отв ети ть,
только
поморщился.
А
лет
эт ак
что- н иб удь
ч ерез
п олто рас та
дру гой
чужеземец
—в
просторном
сю рту ке
и
белой
пуховой
шляпе,
человек
с
молодой
дымчатой
бо­
родой
и
пронзительными
серо-голубыми
глазами
—
хотя
и
н ес колько
медвежьими,—придирчиво,
со
зна ние м
де ла
осмотрел
тяжелый
грубы й
деревянный
ст ол,
за
которым
Лютер
перевел
Евангелие
на
простой,
народный
немецкий
язык,
желая
сделать
священную
книгу
доступной
не
то ль­
ко
для
избранных,
но
и
для
самых
простых
людей,—а
затем
долго
глядел
в
окно,
рассматривая
пейзаж
с
такой
т щате льн ос тью,
словно
хоте л
открыть
в
нем
что-то
весьма
для
се бя
важное,
какую-то
самую
сокровенную
суть.
Вс ла сть
наглядевшись
на
эт от
саксонский
пейзаж,
он
про­
491


изно с
загадочные
с л ова : «Театр военных действий».
Обме­
нив аясь
мы слям и
со
смотрителем
замка,
пож ил ым
немец­
ким
служакой
из
отставных
военных,
чужеземец
вы ка зал
изрядное
зна ние
немецкого
литературного
язык а,
но
его
мысли
о
боге,
о
на роде,
дворянстве,
ге рцогах,
ко ролях,
о
в ойн ах,
к оторы е
в
течение
многих
столетий
терзали
—
и
еще
много
раз
будут
терзать
—
эти
живописные,
прелест­
ные
среднеевропейские
земли
с
их
мягким
климатом,
п ло­
дородной
по чвой ,
редкостными
елов ы ми
лесами
драгоцен­
ных
пород,
как
бы
нарочно
созданные
природой
для
счастья
человека,
весьма
смущали,
даж е
сердили
см отри ­
теля,
принужденного
слушать
эти
дерзкие,
смутьянские
ре чи,
о
чем
он
впоследствии
напи сал
в
сво их
мемуа рах .
А
к огда
историки
прочитали
эти
мемуары,
то
заинтересо­
вались
оригинальным
чужеземцем,
имени
которого
см отри­
тель
так
и
не
удосужился
узнать.
Од нако
при
просмотре
толс той
книги,
где
посетители
з аписы вали
сво и
вп ечат ле­
ния
о
замке
Вар бург,
б ыла
обнаружена
запись
незнаком­
ца
и
его
подп ись:
г раф
Лев
Толстой.
Вот
к
каким
откры­
ти ям
при в ело
слово
«брамбахер», преследовавшее нас
и
их
—
во
все
время,
пок а
мы
носились
по
рокадам
Восточ­
ной
Германии,
по
пол ям
бывших
и
будущи х
войн.
Брамбахер.
«Разве вещь
—
хозяин
слова?
—
слегка
шепеляво
го во­
рил
Изгнанник,
высокомерно
зади р ая
маленькую
лысею­
щую
голов ку
с
жиденьким
х охолк ом .—
Слово
Пс их ея.
Жи­
вое
с лово
не
обозначает
предмета,
а
свободно
выбирает,
как
бы
для
жилья,
ту
или
и ную
предметную
значимость,
вещность,
милое
тело.
И
во круг
ве щи
слово
блуждает
с во­
бодно,
как
дугйа
вокруг
брошенного,
но
не
забытого
тела».
Вокруг
какой
вещи
свободно
блуждало
это
м учи тельн о
пр и вяза вше еся
к
нам
сл ово,
как
бы
н ароч но
созданное
для
тог о,
чтобы
в селит ься
в
грохот
сражения,
а
потом
тревож­
но
метаться
в
подавляющей
мертвой
тишине
внезапно
за­
ключенного
перемирия?
«Пиши безобразные стихи
—
уд арение
на
«о»,—ес ли
сможешь,
е сли
сум ееш ь»,—
говорил
Изгнанник,
с тоя
на
тесном
ба лкон е
пят ого
этажа
и
разглядывая
все
еще
мир­
ные
крыши
Замоскворечья,
на
к оторы е
уже
незаметно
492


нап о лзала
тень
войны,
ночных
бомбежек,
вой
сирен
в оз­
душной
тревоги,
автогенный
блеск
заж игало к ,
скрещен­
ные
прожектора
с
кус очком
плавящегося
сахара
над
го­
лубы м
пламенем
жж ен ки.
«Пиши безобразные стихи
—
е сли
сможешь,
если
сумеешь.
Слепой
узнает
милое
л ицо,
ед ва
прикоснувшись
к
не му
зрячими
перстами,
и
с лезы
рад ост и,
нас то ящей
рад ости
узнавания,
брызнут
из
гла з
его
после
долгой
разлуки.
Стих о тв ор ение
живо
внутрен­
ним
об р азом,
тем
звучащим
слепком
формы,
к оторы й
пред­
варяет
на пис а нное
стихотворение.
Ни
од ного
слова
еще
нет ,
а
с ти хотвор ен ие
уже
зв уч ит.
Это
звучит
вну т ре нний
образ...»
Молнии
еще
н ет,
добавлю
я,
есть
только
та
внезапно
проведенная
между
небом
и
землей
борозда
—
безмолвная
и
невидимая,
может
быть,
лиш ь
слегка
шуршащий
з иг­
заг,—
как
бы
первый
кар ан дашн ый
набросок
м о лнии,
ее
Психея,
с лед,
по
к отором у
че рез
мг но ве ние,
слеп я
и
все­
ляя
в
душу
восторг
грозы,
промчится
подлинная
м олн ия,
п ре ображ ая
окружающий
пей заж,
делая
мир
че рно -бе­
лым
негативом.
Может
быть,
это
и
ес ть
один
из
гл ав­
ных
законов
мовизма
—
начертить
бесшумный
проект
мо лни и.
«Как странно,
как
странно»,—
звучит
из
«спидолы»
на
письменном
столе,
где
пиш у тся
эти
страницы,
муч ите ль но­
страстный
го лос,
как
бы
опережая
или
прокладывая
п уть
к
чем у- то
еще
бо лее
му чит ельн ом у,
с трашн ом у,
непопра­
вимому,
как
сама
смерть,
которая
все-таки
сильнее
любви.
Не
зн аю,
вокруг
какого
бр ош енно го
тела
блуждало
слово-Психея
«брамбахер».
Во
всяком
с луч ае,
не
вокруг
бутылки
немецкой
минеральной
воды
с
привкусом
залежей
железного
лома,
ржавеющего
под
слоем
этой
серой
земли
со
времен
множества
битв,
не ко гда
здесь
гремевших,
ил и,
может
быть,
тог о
самого
жел еза,
из
которого
иер усал им ­
ские
ку з нецы
вык ова ли
не когда
синие
кустарные
г во зди,
которыми
римские
л ег ионер ы-з ахватч ик и
при би ли
к
де ре^
вянно му
кр есту
молодого
пророка-мовиста
Иисуса
Христа,
создателя
новой
рели ги и
—
«умеренного демократа», как
493


его
н азвал
однажды
Пушкин.
Во да
в
бутылке,
ржавая
на
вкус,
лишенная
настоящей
души,
выделяла
пузырьки
сухого
уг лек ислог о
газа
трет ьего
сорта ,
во
всяком
с луча е,
не
идущего
ни
в
какое
сравнение
со
свежим,
острым
угле­
кислым
газом
минеральной
вод ы
«борзиг», «аполинарис»
или
на шего
«нарзана», доставать который становится все
труд не е
и
тр удн ее,
а
«брамбахер»
преследует
меня
повсю­
ду,
как
та
оса,
которая
одн аж ды
решила
ме ня
во
что
бы
то
ни
стало
погубить.
Лично
я
предпочитаю
«ижевскую»
или
в
самом
край­
нем
случае
«перье»
в
зеленой,
от част и
напоминающей
ваньку-встаньку
ов альн ой
буты лке ,
извлеченной
из
ве­
дерка
с
кол о тым
льдом,—
воду
такую
острую
и
холод­
ную,
что
ее
глоток
обдирает
го рт ань
и
язы к,
как
битое
ст е кло.
Дальше
иде т
описание
моей
схватки
с
осой
—
воспоми­
нание,
вызванное,
возможно,
тончайшим,
чи сто
музейным
звуком
дрожащего
листового
золота.
Все
осы
зл ы.
Но
не
все
ум ны.
Бывают
осы
злы е,
как
челов е к,
к
то му
же
еще
и
коварные.
Я
сразу
узнаю
их
по
нервному,
целенаправленному
п олету .
Они
уже
издали
узнают
ме ня
ср еди
множества
друг их
л юдей
и
немедленно
бр о саются
на
меня
в
слепой
ярос ти ,
готовые
вонзить
св ое
жал о
мне
в
голову
и
убить
на
мест е.
Одн а
так ая
оса
в
те­
чение
нескольких
дней
преследовала
меня.
Я
сраз у
узна­
вал
ее,
потому
что
она,
влетев
в
форто чку,
име ла
обыкно­
вение
сначал а
плавно
спуститься
по
в оз духу
вдоль
ст ены,
как
бы
и змер яя
глуб и ну
комн а ты
от
п отолк а
до
пола,
затем
она
снов а
поднималась
тем
же
пут ем
до
пото лка,
причем
н иког да
не
изменяла
строго
г ориз онт альн ого
поло­
жения
своего
длинного
тела,
как
бы
слегка
надломленного
п ос ер едине
вроде
коромысла.
Мне
казалось,
что
она
ста ра­
ется
не
смотреть
в
мою
сторону,
для
то го
чтобы
не
вызвать
п одо зр ений,
а
все
время
что-то
вынюхивает
на
потолке,
и
вдруг
она
стремительно
бросалась
на
меня,
круж ас ь
над
г олов ой
и
задев ая
мои
волос ы.
Я
с
отчаянием
отмахивался
от
нее
руками,
норовил
уби ть
ее
газетой,
даж е
кричал
на
нее: «Поди прочь,
га дин а!» Она делала вид,
что
оставляет
494


м еня
в
покое,
но
вд руг
возвращалась
и
с
удвоенной
зл ос тью
пр одол жа ла
с вое
нападение.
Я
боялся
этой
завистливой,
низменной
твари,
боялся
ее
полосатого
тела,
же стк ого
зву ка
ее
полета,
в
котором
мне
слышалась
дрожащая
струна
смерти;
мне
труд но
было
понять
ее
необъяснимую
ненависть
им енно
кд
мне,
желание
ме ня
погубить.
Я
становился
бол езне нно
подо­
зрительным,
м еня
охватывало
нечто
вроде
мании
пре с ле­
дования.
Я
бросался
на
нее
с
откры той
книг ой ,
желая
ее
п ри хлоп нуть,
уничтожить,
так
как
понимал,
что
не
я
ее,
так
она
ме ня!
Как-то
я
воевал
с
ней
в
течение
целого
длинного
летнего
дня
и
вконец
о бес силел .
На стал а
ночь,
и
оса
исчезла
из
поля
моего
зрения.
Форточка
бы ла
от­
крыта,
и
я
подумал,
что
насеко м ое
уле те ло
спать
в
свое
мер зко е
г рушев и дное
гне зд о,
сле пле нн ое
из
серого
воска.
Я
еле
добрался
до
по стели ,
лег
ще кой
на
еще
п рохла дн ую
подушку
и
сейчас
же
увидел
с вой
постоянный,
единствен­
ный,
ни когд а
не
прекращающийся
сон:
человека
с
узкими
глазами
у бийцы .
Я
видел
его
в
виде
п рям оугол ьн ого
цветного
портрета
в
обществе
других
портретов:
куд лат ого
жу рн али ста
с
крючковатым
нос ом
и
пенсне
без
ободков,
тыквоголового
китайца,
молодого
рыжеватого
неврастеника.
Бонапарта
кисти
Антуана-Жака
Гр о.
Поднятые
на
палках,
они
беж а­
ли,
как
на
ходулях,
над
невежественной
толпой
на
фо не
пар ижск их
фасадов,
зловеще
озаренных
багровыми
ды м­
ными
фестонами
мусорных
куч,
под о жже нных
вдоль
вс е­
го
Бульмиша,
вдоль
позолоченных
пик
Люксембургского
са да
и
музея
Клюни.
Вдруг
я
у слы шал
нечто,
прервавшее
мой
сон.
Это
был
звук
ос ы,
которая
вд руг
завозилась
где-то
совсем
бл изко
от
моего
лица ,
под
моей
подушкой...
Она
вывернулась
из-
под
гор яче й
наволочки,
выползла
и
так
стр ем ите льно
бр о­
силась
на
меня,
что
я
еле
успел
з акут ать
голову
одеялом,
но
сейчас
же
с
ужасом
пон ял,
что
она
тут
же,
завернута
вместе
с
моей
головой
и
уже
п ута ется
у
ме ня
в
волосах,
ползет
по
щек е,
катясь,
как
маленький
раскаленный
уго­
лек ,
пытается
прон икну ть
в
мое
ухо,—
Пси хе я,
избравшая
сво им
временным
убежищем
мое
похолодевшее
тело,—
я
вскочил,
обливаясь
потом,
с
гудящей
ос ой
в
шевелюре,
за­
ве р нутый
вместе
с
нею
в
одеяло,
и
о на,
путаясь
в
тяж елы х
складках,
вдруг
вы рв алась
и
про жгл а
мне
чере з
рубаху
495


руку,
и
тогда
я
н ако нец
бросился
на
не е,
схватил
пальца­
ми
ее
извивающееся,
упруг ое,
как
бы
заряженное
электри­
ческ им
током
тело,
сж ал
ее,
как
щипцами,
превратил
в
ком ок,
бросил
на
пол
и
ок онча тель но
р аздав ил
босой
п ят­
к ой,
явственно
услышав
в
ночной
темн о те
хруст
ее
пр о­
клятого
тела,
неповторимый
звук,
в
котором
как
бы
за­
ключ алось
вс е:
подбородок,
крашеные
усы,
багровая
индюшечья
кожа
его
шеи ,
п рищ ем ленная
сто ячи м
ворот­
ни ком
императорского
мундира,—
и
шелест
темного
яд а,
проникшего
в
мою
кров ь,
заставившего
мгновенно
распух­
нут ь
мою
рук у...
А
полосатый
ко м очек
все
еще
катался
на
полу,
и
я
еще
раз
раз давил
его ,
надеюсь,
на
этот
раз
уже
окончательно...
Зв ук
раздавленной
ос ы.
Не
боле е
чем
крошечный
«брамбахер», ничем не лучше звука разбитой об стену
чернильницы.
Не
более
чем
ф илологи че ски й
эксперимент.
Осип
счи тал,
что
Лютер
был
плохой
филолог,
потому
что
вместо
аргумента
запустил
чернильницей.
В
свою
очередь,
эт от
арг умен т
О сипа
тоже
не
име ет
ровно
никакого
значе­
ния,
потому
что
на
самом
деле
Л ютер
н ик огда
не
зап у скал
в
черта
чернильницей.
Да же
и
не
дум ал!
А
все
произошло
потому,
что
на
вопрос
одного
из
обитателей
замка,
где
он
скр ыв ался
от
преследования,
что
он
делает
по
ночам
в
св оей
комнате,
Лют ер
отв е тил : «Воюю с чертом», имея в
виду
с вой
перевод
Евангелия
на
простой
немецкий
язы к.
«Как же вы с ним воюете?
Как им
оружием?» — «Черниль­
ницей »,—
отв е тил
Лютер,
показывая
на
свою
рукопись
и
на
письменные
принадлежности:
чернильницу
и
гу си ное
перо.
Это
ср азу
же
превратилось
в
легенду,
которая
об лете­
ла
в есь
мир.
Таким
образом,
и гра
сл ов
сделалась
метафо­
рой ,
а
метафора,
в
свою
очередь,
чуть
ли
не
р еализ о валась
в
ис торич ес кое
событие,
в
театральную
сцену
с
участием
Черта,
нечто
весьма
п охож ее
на
«эффект присутствия»,
где
изображение,
переданное
по
лазерному
лучу,
игольча­
тому
луч у
кв а нтов ого
генератора
—
как
предск аз ыв ает
современная
физика,—
бу дет
не
только
объ ем ным,
но
со здаст
чудо
«эффекта присутствия».
Ме таф ора,
рожденная
в
моем
воображении,
в
один
пре ­
красный
де нь
сможет
мат ери ализ о ват ься
в
комнате
моего
чита тел я
в
полном
св оем
о бъем е,
в
абсо лю тн ой
св оей
под­
линности.
Вероятно,
к
этому
с
помощью
науки
в
ко нце
496


кон цов
и
придет
искусство
буд уще го
—
мо в изм.
И
пожа­
луйста,
не
ду май те,
что
это
мои
домыслы
или,
чего
д об­
рого,
мистификация.
От сыл аю
неверующих
к
номеру
«Правды»
от
воскресенья
29 сентября,
ищи
на
первой
поло­
се
в
сам ой
середине:
«Лазер выходит в эфир .
Ки ев , 28 (ТАСС).
Сегодня
здесь
закончилась
Всесоюзная
конференция
по
проб лем ам
передачи
информации
лазерным
излучением.
Возможно­
ст и,
котор ые
открывает
лазерное
излучение
для
сбора,
хранения
и
передачи
информации,
кажутся
поистине
фан­
тастическими.
В
одном
куб иче ск ом
сантиметре
вещества,
обл адающ ег о
эффектом
о бъ емной
фот огра фи и
(гологра ­
фи и ), получаемой с помощью оптического луча,
мож ет
со­
держаться
столько
же
св едений ,
ск олько
в
п яти
мил лиона х
книг .
Иг ол ьч атый
луч
квантового
генератора
мож ет
пере­
дать
одновременно
несколько
тысяч
телевизионных
про­
грамм
Причем
изображение
буде т
не
только
объ ем ным,
во
и
создаст
«эффект присутствия»...»
В
ко нце
концов
я
начинаю
подозревать,
что
все
мои
странные
цветные
сны ,
мои
метафоры,
обладающие
почти
пол ным
эффектом
объемной
фотографии,
приходят
ко
мне
откуда-то
по
вполне
реа льн ому
лазерному
луч у,
а
оса,
с
которой
я
сраж а лся
однажды
но чью
и
которая
так
больно
(но,
к
счастью,
не
с ме рте льн о!) ужалила меня,
бы ла,
быть
может,
первым
в
ис тори и
удавшимся
физическим
опытом.
Слово,
рож де нное
материей,
обратно
превращается
в
материю,
в
вещь.
Са мый
надежный
способ
организации
материи
есть
превращение
ее
в
отпечаток
мыс ли,
а
потом
в
слово,
в
метафору,
которая
в
конечном
итоге
с
помо щь ю
оптического
луча
квантового
генератора
станет
не
только
объемной,
но
и
создает
«эффект присутствия» .
До
этого,
ко неч но,
еще
очень
далеко,—
не
надо
обольщаться!
—
но
ведь
что
такое
да леко?
Надо
уже
сейчас
готов и ться
к
этому
чуду,
приучая
себя
мыслить
образами,
ибо
это
ес ть
один
из
самых
эк о­
ном ных
способов
худож ест в енн ого
—
да
и
не
только
худо-
1 Какой ужас! (Примеч .
автора.)
497


жественного!
—
мышления:
например,
описание
п ятьюде ­
сятью
словами
бабочки,
моделирующее
целый
слож н ый
ассоциативный,
не
только
художественный,
но
также
науч­
но-исторический
комплекс:
«Длинные седые усы этой бабочки имели остистое
строе н ие
и
в
точности
напо мина ли
ветки
на
воротнике
французского
академика
или
серебряные
п альм ы,
возла­
гаемые
на
гроб.
Грудь
сильно
развитая,
в
лодочку.
Голов­
ка
незначительная,
кошачья.
Ее
глазастые
крылья
бы ли
из
прекрасного
ст арого
адм и ра льс кого
шелка,
который
по­
бывал
и
в
Чесме
и
при
Т рафал ь гар е».
Не
хватает
только
ла зерн ого
луча,
для
то го
чтобы
ряд ом
с
н ами,
вдруг,
во з­
никло
объемное,
цветное
и
вполне
материальное
изобра­
жение.
О,
как
страстно
жаждет
моя
душа
создания
этого
фе­
но ме на.
«Желание создать есть уже создание»,—
сказал
Скря­
бин,
у
которого
желаний
б ыло
все-таки
больше,
чем
созда­
н ий,
как
и
у
всех
н ас,
впрочем.
«Эффект присутствия»
—
вот
сокровенная
сут ь
под лин ­
но
современной
по э зии.
«Однажды удалось сфотографировать глаз рыбы,—
за­
метил
Осип,—снимок
зап еч ат лел
железнодорожный
мо ст
и
некоторые
детали
пейзажа,
но
оптический
закон
рыбьего
зрения
пок аз ал
все
это
в
невероятно
искаженном
ви де.
Ес ли
бы
уд алось
сфотографировать
поэтический
гл аз
а ка­
демика
Овсянико-Куликовского
или
ср еднег о
русского
ин­
теллигента,
как
они
видят,
например,
своего
Пушкина,
по­
лу ч илась
бы
картина
не
м енее
неожиданная,
неж ели
зри­
тельный
мир
рыбы».
О,
как
страшен
зр ит е льный
мир
рыбы,
в
котором
а го­
низир уе т
Пушкин!
«Экутэ ля шансон гриз»,—
грус тн о
и
ме чта тельн о
пр о­
цитировал
все
тот
же
Осип
с тр очку
из
Верлена.
А
я
уже
давно
заметил,
что
он
лю бил
«экутэ».
Его
«экутэ»
породи­
ло
мно жеств о
подражателей,—например,
В.
Набокова.
498


Мы
окружены
в ели кой
анархией
ве чно
разрушающей­
ся
и
вечно
воссоздающейся
материи,
огромной,
неизмери­
мой,
без
начала
и
конца.
Она
непрерывно
уничтожает
старые
формы
и
соз дае т
новые.
Есть
такие
н ебесны е
тела
—
пульсары.
Они
вечно,
с
точностью
атомных
часов,
увеличиваются
в
о бъеме
и
о па­
дают:
так
сказать,
раздуваются,
как
«лягушка,
на
лугу
увидевши
в о ла»...
А
чт о,
ес ли
мы
тож е
так
же
ритмично
пульсируем?
Бож е
мой,
из
какой
мел о чи,
из
какой
тр ухи,
из
какой
мировой
пыл и
мы
все
состоим!
Я
не
пишу,
не
создаю
муз ык у,
не
вижу ,
не
слы шу,
не
понимаю,—
да
и
зачем?
—
я
непрерывно
звучу,
как
некий
ре зон атор,
волшебный
прибор,
принимающий
отовсюду
из
мирового
пространства
миллионы
ми ллиа рдо в
сигналов,
с
непостижимой
скоростью
несущихся
в
мое
бедное
тело,
в
мою
нежную,
такую
хрупкую
Психею.
Все,
кому
не
лень,
посылают
в
мою
д ушу,
в
мой
мо зг
сво и
сигналы,
сво и
ка­
тегорические
приказы,
как
бы
упра вляя
мною
на
расстоя­
нии:
все
эти
пульсары,
туманности,
ас терои ды,
бел ые
и
красные
карлики,
солнечный
ветер,
магнитные
поля,
север­
ные
сияния,
вся
беззвучно
гремящая
вокруг
меня
бес ко­
нечная
и
безначальная
Материя,
весь
этот
космический
«брамбахер».
Они
насылают
на
меня
объемные
сновиде­
ния ,
мучающие
меня,
как
с обыти я
подлинной
ж изни.
Они
погружают
ме ня
в
божественную
кажущуюся
летаргию
всел енн ой ,
против
моей
воли
они
заставляют
м еня
мы­
слить,
воображать,
творить.
Со
стороны
может
по казат ь ся,
что
я
т ворю
из
нич ег о.
Но
это
сов сем
не
так.
Я
т ворю
из
подручного
м атер иала
неистовствующей,
вечно
из­
меняющейся
Материи.
Я
ее
крошечный
слеп ок.
Каж­
дый
атом,
из
которого
состоит
мое
тело,
мой
мозг,—
мо­
де ль
всел енн ой.
Я
ее
р аб,
и
вместе
с
тем
я
ее
по ве ли­
тель.
Я
жертва
космических
бурь,
протуберанцев,
бешенства
солнечной
плазмы.
«Ум человеческий,—
писал
Ленин,—
открыл
много
ди­
ковинного
в
природе
и
откроет
еще
больше,
увеличивая
тем
свою
власть
над
ней...»
499


«Представление не может схватить движения в це­
лом,
например,
не
схватывает
движения
с
быстротой
300000 км.
в
1 секунду,
а
мыш лен ие
схватывает
и
должно
схватить».
Мое
мышление
схватывает
не
только
быстроту
самого
взрыва,
но
так же
тишину,
наступающую
после
взрыва,
тишину,
более
могущественную,
чем
сам
взрыв.
Чем
страшней
взрыв,
тем
страшней
тишина.
Пустота,
во зник ­
шая
на
месте
взорванного
здания,
материальнее
самого
строения.
Строение
разрушено,
его
больше
не
существует,
тишина
уже
стоит
на
его
мест е
и
буде т
стоять
вечно.
Пу­
ст ота
тоже
материальна.
Но
она
неразрушима.
Ее
ничем
нельзя
взорвать.
«Что ж:
броди
с реди
этих
развалин,
черным
воздухом
смерти
д ыши.
Как
он
страшен
и
как
он
печален,
этот
го­
род,
ли ше нный
души».
Гор од
нельзя
разрушить.
Навсегда
остается
эффект
его
присутствия,
более
прочный,
чем
грубая
каменная
суть
его
домов,
дворцов,
колоколен,
баше н,
эстакад.
Разве
можно
изменить
воздух,
свойственный
только
ему
одному:
сухой,
среднеевропейский,
насыщенный
запахом
бурых
брикетов,
спрессованных
из
каменноугольной
пыл и
и
торф а.
Все
призрачно
в
эт ом
абстрактном
городе
зияющих
архитек­
турных
пустот,
созданных
из
сам ой
прочной
тишины
за­
тянувшегося
пе ре мир ия,
где
неко г да
при
свете
все
то го
же
пе пе льно -с ере брян ого
солнца
можно
увидеть
среди
ун и­
верситетских
корпусов
ту
самую
маленькую
площадь,
где
некогда
горел
ко стер
и
почерневшие
страницы
ве лик их
к ниг
устилали
своим
пеплом
всю
пустынную
ул ицу
вплоть
до
самых
брамбахерских
ворот ,
повернутых
всей
своей
серой
кол он на дой
в
ту ман ное
Никуда
с
крылатым
гением
золотой
победы,
л е тящей
над
призрачной
зеленью
поту­
стороннего
парка.
...Отлично
ложилось
оно
на
м узы ку,
ненадолго
посели­
лось
в
слове
«Вагнер», сразу же одухотворив его,
придав
ему
внешний
вид :
выдвинутый
вперед
подбородок
деревян­
ног о
щелкунчика,
бархатный
берет,
вставные
г лаза
и
стук
дирижерской
палочки
по
пульту
из
черного
де рев а,
как
бы
500


по
во лшебс тв у
поднимающей
из
о рке стров ой
ямы
первые
парадные
такты
«Тангейзера», в одном названии которого
было
больше
истинной
музыки,
чем
во
всей
этой
опере,
не ко гда
родившейся
все
в
том
же
легендарном
замке
на
вершине
горы
Ва рбур г,
где
Люте р
воевал
с
Че ртом ,
а
глу­
б око
внизу,
в
Эйзенахе,
в
средневековом
до мике
род и лся
Иоганн
Себастьян
Бах,
и
П сихея
брамбахера,
покинув
ми­
лое
тел о
Вагнера,
уже
металась
по
маленькому
музею
ст ар инных
музыкальных
инструментов,
не
в
состоянии
ср азу
р еши ть,
куда
бы
ей
вс елит ьс я:
в
узкий
треугольный
еловый
столик
Цимбалб,
отку да
не ко гда
своими
могучими
пал ьц ами
м олод ой
Бах
из вл екал
слабые,
дребезжащие,
ка­
кие-то
проволочные
аккорды,
или
в
европейскую
сестру
тех
самых
почерневших
от
времени
дощатых
кобз,
которые
я
еще
заст ал
в
своем
детстве
на
ук ра инск их
базарах:
на
холщовых
коленях
сидящих
ср еди
базарной
толкот ни
белоглазых
слепцов-кобзарей
с
седыми
волосами,
под­
стриженными
«под горшок», которые пели старинные ук­
раинские
псалмы
и
после
каждой
строфы
вертели
ручку
этой
странной
«шарманки»
с
волосяными
струнами,
про­
изводившими
жалобное,
но ющее
жужжанье
—
очень
долго
не
утихающее,
как
бы
д опо лняя
см ысл
старинной
ба ллад ы,
поэмы
еще
каким-то
другим,
тайным
значением,
каким-то
гоголевским
предвечерним
сте пн ым
пейзажем
с
мучнисто­
роз овым
заходящим
солнцем,
сухой
пылью,
запахом
ско та,
чабреца,
по лын и,
предчувствием
холодной
лун ной
но чи
с
матовой
росой,
л ежащ ей
на
кавунах
и
дынях,
н очующи х
на
твердой,
потрескавшейся
земле
б ахчи;
или
в
семистволь­
ную
цевницу
Пана,
ил и,
наконец,
в
так
называемый
га р-
мониум
—
изобретение
Вениамина
Франклина
—
его
хоб­
би,—
инструмент
со
стеклянным
цилиндром
в
сер едине ,
издающим
под
опытными
пал ьц ами
музыканта
мок рый
з вук
удрученно
поющего
йенско г о
хрусталя,
п одобн о
тому
как
поют
винные
бо кал ы,
е сли
осторожно
провести
мок­
рым
пальцем
по
их
верхнему
фацету,—
или
в
стаканы,
ко­
т орые
те тя
мы ла
в
полоскательнице
своими
длинными
му­
зыкальными
пальцами.
Да
мало
ли
куда
каждую
минуту
порывалась
всели ть ся
непоседливая
Психея,
пок а
мы
как
очарованные
расхаживали
по
этой
сре дне в еков ой
комнате-
музею,
п охоже й
на
старинную
гавань,
тесно
заставленную
судами
и
суденышками,
начи на я
от
м ал ен ького
фа рф оро­
во го
кораблика
итальянской
окарины,
как
бы
всегда
на­
полненной
не жным
посвистываньем
средиземного
ветер­
ка,—
до
громоздкого
баркаса
контрабаса
с
мо р скими
кана­
501


т ами
сл або
натянутых
струн...
Стихия
музыки,
как
пред­
метная
значимость,
как
не ког да
брошенное
мил ое
тело,
неодолимо
влек ла
к
себе
Пс их ею,
и
о на,
следуя
за
нам и,
залетала
то
под
готические
св оды
лейпцигской
Томас-кир-
хи,
где
посередине
громадного,
некрасивого
и
холодного
пространства
люте ран ск ого
хр ама
лежала
как
бы
распро­
с тертая
на
полу,
широкая,
совсем
простая
и
все
же
неве­
роятно
т ор жест венная ,
как
его
собственная
органная
му­
зыка,
могильная
плита
Баха,
в
течение
многих
лет
застав­
лявшая
ежедневно
звучать
неподвижный
воздух,
храня­
щий
гол ос
Лютер а,
р азд авав ши йся
иногда
с
трибуны,
вы­
соко
прилепившейся
к
каменному
столбу,
как
маленькая
неуклюжая
бе се дка,
сд еланная
руками
мало тала н тлив о го
каменотеса,
слепого
последователя
великого
реф орма то ра;
то
—
вд руг
капризно
променяв
музыку
на
поэзию
—
пр они­
к ала
в след
за
нами
в
готи ческ ий
погребок
Ауэрба ха ,
с
кра сн оноги м
Мефистофелем
верхом
на
громадной,
оваль­
ной
боч ке,
окруженной
пь я ными
студентами...
Я
уже
не
по мню,
когда
именно
тайный
советник
Гёте,
надутый
господин
с
высокомерными,
отечными
глазами
немецкого
сановника,
любивший
надевать
черный
фрак
с
белой
зв е здой
и
высокий
черный
цилиндр,
любитель
ан­
тичной
с куль пту ры,
анатомии,
о птики ,
минералогии
и
фи­
зики—не
го воря
уж е,
конечно,
о
поэзии,—автор
во енно -
патриотических
агиток
и
ап офе озо в,
а
такж е
Вертера,
ма­
ленький
том ик
которого
всегда
возил
в
сво ем
походном
чемодане
большой
мастер
истреблять
лю дей
—
кровавый
император
Н ап олеон ...
Ког да
име нно
этот
тайный
советник
превратил
плод
сво ей
дос уже й
фантазии,
Мефистофеля,
в
пуделя
—
и
превратил
ли
вооб щ е?
Не
ручаюсь,
но
могу
дать
честное
слово,
что
совсем
недавно
мы
увидели
гл ухой
ночью
в
одном
из
средневековых
закоулков
Веймара,
где-
то
на
задах
городской
ратуши,
а
может
быть,
между
бол ь­
шим
до мом
Гё те
и
маленьким
домом
Шиллера,
осв еще н­
ных
газосветными
приз ра ч ными
фонарями
второй
поло­
вины
XX века, —
на
мостовой,
блестящей,
как
черная
змеи­
ная
шкура,—
мы
ув ид ели
—
че лове ка
с
черным
пуделем
на
поводке.
«Это он!» —
успел
воскликнуть
я,
но
в
тот
же
миг
че лове к
и
пудель
повернули
за
угол
и
навсегда
исчез­
ли
из
глаз,
как
бы
растворились
среди
круглых
подворотен
и
нависших
чердаков
этого
ст ари н ного
переулка,
ос тав ив
после
себя
со всем
слабый
зап ах
па ле ной
шерсти
и
сер ы.
502


Не
зн аю,
успела
ли
вселиться
Психея
брамбахера
в
черного
пуделя
—
плод
дос уже го
воображения
Гёте,—
но
ка же тся,
не
усп е ла,
потому
что
я
еще
долго
чувствовал
ее
присутствие
снач ал а
в
п ере оборудов анн ом
номере
старин ­
ной
веймарской
гостиницы
под
вывеской
«Слон», выходя ­
щей
на
средневековую
рыночную
площадь
с
фонтаном
и
весьма
некрасивой
статуей
Нептуна
или
Три то на,
для
чего-
то
вывезенной
неутомимым
тайным
сов ет ни ком
из
Ит а лии,
а
потом
в
разных
других
местах,
где
мы
побывали,
надеясь
еще
хоть
раз
увидеть
ле генд ар ного
Доктора
с
не
менее
ле­
гендарной
собакой,
еще
раз
доказавших
мне
могущество
поэтической
мысл и,
превратившей
метафору
в
предмет,
в
милое
тело,
в
вещь.
Однажды
нам
показалось,
что
это
име н­
но
они
мелькнули
в
подземной
пус тоте ,
те мной ,
как
безы­
сходная
но чь,
на
черных
гранитных
ступенях,
поблески­
вающих
в
слабом
свете
подземных
фонарей
иск р ами
с елит ры:
там
беззвучные
рельс ы
эсбана
или
унтергрунда
плавно
заворачивают
в
никуда,
чем-то
очень
отдаленно
напоминая
неполное
кров ооб раще ни е
в
результате
удач­
ной
операции
артериально-венозной
сис т емы.
Зат ем
пу­
де ль
мелькнул
за
угл ом
серого
мавзолея,
где
перед
ло жно­
классическими
почерневшими
колоннами
стояли
два
се ро­
зе л еных
с олда та
в
почт и
плоских
—
как
тарелки
—
во ен­
ных
касках,—
сухие,
вытянутые,
желтолицые,
как
два
му ля жа,
поставленные
при
вхо де
в
гулк ое
помещение,
где
нет
нич ег о,
кроме
черного
Ка мня
Каабы,
на
котором
не­
когда
лежал
круглый
венок
из
дутого
крупповского
железа
с
прорезями
ду бов ых
листьев
—
зво нк ий
сквозной
бр ам-
бахер,—
а
теперь
там
же
твердо
и
вещественно
лежит
его
пустота,
его
обр атн ый
слепо к ,—
плод
моего
воображе­
ния!
—
как
бы
выдутый
«из ничего», прочного,
как
сама я
высококачественная
послевоенная
—
или
даже
предвоен­
ная
—
тиши н а...
И
сухи е
венки
с
выцветшими
наци онал ь ­
ными
лентами,
и
черная,
н ик огда
не
вы сых аю щая
сырость
под
бетонными
стенами,
навсегда
лишенными
солн­
ца,
жестко,
гу лко
отражающими
каждый
человеческий
ш аг,
потревоживший
ку би чес кую
п уст оту
этого
старо­
го
городского
резонатора,
уце ле в шего
во
вре мя
кат а­
строфы.
И
все-таки
мы
его
наконец
настигли,
но
уже
где-то
совсем
в
другом
измерении,
и
тог да
увидели,
что
это
был
со всем
маленький
черно-пепельный
пуделек
на
уз ком
по­
503


во дке,
котор ый
веч но
кружился
под
ногами
у
Мосье
Сво ­
его
Хозяина,
ко гда
он
выводил
его
погулять.
Дом а
же
ол
бегал
на
свободе
и
ве чером
си дел
под
столом,
ин огда
без
вс як ого
видимого
повода
ры ча
и
покусывая
боти нк и
го­
ст ей.
Довольно
часто
с обачку
водили
делать
туалет
в
спе­
циальное
заведение,
по-моему,
где-то
недалеко
от
Бальме-
на
или
Кр ист иана
Диора,
в
районе
Елисейских
полей
и
Рон-Пуэн,
в
шикарном
доме,
по
всему
фасаду
которого
снаружи
в
дни
рождества
среди
гирлянд
хвойной
зелени
ярко
и
празднично
гор ели
жирондели
электрических
све­
че й,
не
боявшихся
ни
дождя,
ни
снега...
...Но это уже
из
другой
оперы...
Там
Кубика
фи гурно
стригли,
мыли
спе циа льны м
со­
бач ьим
шампунем,
вычесывали
хвост,
а
так
как
собачка
бы ла
нервная,
с
плохи м
характером,
а
главное,
избалован­
ная
богатой
жизнью,
то
п риход ил ось
прибегать
к
усп ок о­
ительным
укол ам .
П ов ерьте
мне.
Я
сам
однажды
был
избалованной
соб а­
кой,
правда
недолго.
Тогда
ме ня
все
раздражало.
На
ме ня
вдруг
нападало
необъяснимое
желани е
кусаться.
Я
дум аю,
что
меня
больше
всего
раз драж ал и
зап ахи.
В
осо бен нос ти
я
не
переносил
за паха
того
подлеца,
которы й
в
собачьей
парикмахерской
занимался
моей
внешностью.
От
н его
пах­
ло
аткинсоновской
лавандой,
которую
он
по
своему
н еве­
жеств у
считал
самым
элег ан тн ым
одеколоном
в
Европе,
в
то
вре мя
как
все
п оряд очны е
л юди
ни ког да
не
употребля­
ли
ее
после
бритья,
считая
это
дурным
тоном.
А
он,
дурак,
поче м у-то
вообразил,
что
самые
изысканные
франц уз ы
упо тре бляют
именно
эту
лаванду.
Мне
же,
с
детских
лет
привыкшему
т олько
к
туалетной
вод е
Л анвен а,
одн а
мысль
об
аткинсоновской
ла ван де
причиняла
чисто
физи­
ческие
му ки,
я
н ачи нал
рычать
и
чувствовал
не прео доли ­
мое
жел ание
немедленно
укусить
парикмахера,
распростра­
нявш е го
ненавистный
мне
запах.
Ко гда
же
мне
делали
успокоительный
ук ол,
я
ср азу
переставал
раздражаться
и
покорно,
даж е
не
без
некоторого
удовольствия
о тд авался
в
руки
этого
человека,
который,
за вя зав
мне
на
всякий
с лу­
чай
мо рду
специальной
лентой,
приводил
мен я
в
поря док.
И
к огда
за
мной
за езж ал
Мосье
и
надевал
на
меня
пово­
504


до к,
я
уже
был
одним
из
самых
красивых
карликовых
пу­
делей
не
скажу
всего
Парижа,
но,
во
всяком
с луч ае,
Вось­
мого
аррондисмана,
куда,
как
известно,
входят
Елисей­
ские
поля ,
с
его
лучшим
рестораном
Фукьеца,
где
я
п оль­
зовался
раз ны ми
пр ивил е гия ми,
гл а вным
образом
той,
что
ме ня,
в
нарушение
всех
пр ав ил,
охотно
пускали
в
о бщий
зал
вместе
с
моими
хозяев ами , —
Мосье
и
Мада м
—
и
пода­
вали
мне
отличный
шатобриан,
разрезанный
офи ци а нтом
на
маленькие
кусочки,
и
ставили
мне
серебряную
мисочку,
ку да
Мосье
с обст ве нн оручно
наливал
для
м еня
пре вос ход­
ную
гигиеническую
воду
шв ейцар ск их
ледников
с
краси­
вым
названием
«эвиан»
—
единственное,
что
я
переносил
из
напитков
без
особого
раздражения.
В
само м
крайнем
случае
я
еще
мог
пит ь
в оду
«витель» .
Не
б уду
лгать:
все
это
подавалось
м не,
кон е чно,
под
стол,
во
главе
которого
с
о дной
стороны
всегда
сидела
Мада м
Моя
Хозяйка,
а
на­
против
нее,
с
другого
конца,—
Мосье
Мой
Хо з яин,
а
м еж­
ду
ними
в сякий
сброд
—
бир же вик и,
маклеры,
валютчики,
петрольщики,
кот оры х
я
ненавидел
всей
душ ой
за
омер­
зительный
за пах
их
дорогой,
но
неряшливой
обуви,
а
т ак­
же
за
то,
что
я
вну тр енним
чутьем
понимал,
что
именно
они
когда-нибудь
разорят
и
ограбят
М оего
Хозяина,
пустят
все
его
богатства
под
откос,
дов ед ут
его
до
опеки
и
первые
же
бу дут
потешаться
над
его
кра хом,
предварительно
хо­
роше н ько
нагрев
на
нем
руки.
Я
их
всех
наз ыв ал
про
себя
презрительной
кличкой
«и сопровожающие его лица».
И ног да,
не
в
силах
совладать
со
своим
характером,
я
кусал
их
за
ноги,
но
не
с ли шком
сильно,
потому
что
зубы
у
ме ня
б ыли
мелк ие
и
слабые,
хотя
в
случае
особенно
сильного
раздражения
я
мог
ими
укусить
до
крови,
что
и
с лучи лось
однажды,
к огда
в
бюро
я
укусил
за
пал ец
самого
Мосье
М оего
Хозяина,
собиравшегося
подписать
ловко
подсуну­
тый
ему
страшно
невыгодный
контракт,
и
др угой
раз
в
ско­
ром
по езде
Париж
—
Дов и ль,
где
я
цапнул
за
н огу
одну
да му,
поднявшую
такой
скандал,
что
Мосье
Мой
Хозяин
едва
его
сумел
потушить,
и
то
лиш ь
обязавшись
платить
пострадавшей
пожиз не нну ю
ренту
в
триста
тысяч
старых
франков,
чт о,
в
общем-то,
для
нег о
было
в
то
время
сущим
пустяком,
хотя
все
же
не
очень
пр ият но.
Я
бы
еще
многое
мог
р а сск азать
о
Свое м
Хозяине,
например,
о
том,
как
он
в
конце
кон цо в,
вд руг,
совершенно
неожиданно,
прогорел
дот ла
и
превратился
почт и
в
н ище го,
но
мне
больно
об
этом
вспоминать,
да
и
нет
больше
времени,
так
как
моя
душа
сн ова
вернулась
в
те ло
автора
эт их
строк,
а
я,
к
не­
17 в.
Ката ев,
т.
6
505


счастью,
как
был ,
так
и
ост ался
довольно
глупым
и
дур но
воспитанным
нег ра мо тным
пуделем,
и
мой
ум
постепенно
померк,
как
испорченный
тел ев из ор,
и
уже
не
способен
больше
ни
на
какие
обобщения
и
абстракции.
Сно ва
обретя
свою
живую
бессмер тну ю
человеческую
ду шу,
я
про д олжу
начатую
здесь
печальную
историю,
но
уже
не
как
у частни к
ее,
а
лиш ь
как
сви дет ель ,
хот я
и
не
вполне
посторонний,
но
достаточно
б еспр ист­
растный.
Я
бы,
конечно,
мог
пр ибе г нуть
к
ст аром у,
надежному
литературному
приему,
кот орым
иногда
польз ов алис ь
Наши
Великие:
перевоплотиться
в
животное
и
писать
как
бы
от
его
имени.
Но
я
вовс е
не
жел аю
оче лов ечи в ать
это го
пуделя
с
вы соко й,
и ск усно
сооруженной
прической
и
аф­
риканскими
глазами,
весьма
похожими
на
небольшие
эскорго.
Пусть
собака
остается
со бако й
со
вс ем
ее
с лож­
ным
со бачь им
характером.
Самое
основное
в
Кубике
был
черный
цвет,
несколько
пыльный,
матовый,—
не
только
цвет
самой
ше рст и,
но
так ­
же
и
кожи,
из
кот орой
эта
шерсть
ро сла ,—
черный
цвет
но са,
губ
и
когтей,—
за
исключением
н е дора зви того
деко ­
ративного
ротика
—
миниатюрной
па сти,
где
за
оже релье м
мелких
зубов
ш евели лся
узкий
к р асный
язык,
покр ыв ав­
шийся
легкой
горячей
пено й,
когда
собачке
вд руг
хо­
телось
кусаться.
Внезапное
ж елани е
ук у сить
возника­
ло,
как
молниеносный
припадок
безумия,—
и
тог да
бере­
гис ь!
Но,
может
быть,
подобные
прип адк и
вызывал
не
толь­
ко
какой-нибудь
неприятный
запах,
но
еще
какие-то
ч аст­
ные
причины,
таящиеся
в
неисследованных
глуби н ах
спя ­
ще го
сознания.
Мадам
Хо зяй ка
и
Мосье
Хозяин
б ыли
уверены,
что
бо­
лее
умной
соба ки
еще
не
вид ыва л
свет!
Простим
же
им
это
невинное
заблуждение,
вполне
понятное,
ес ли
приня т ь
во
внимание,
что
у
них
никогда
не
было
детей.
Собачка
замен ял а
им
единственного
обожаемого
ребенка
—
ге ни­
ального,
как
все
единственные
сыновья,
наследники
б олее
чем
круп н ого
состояния.
С
то го
дн я,
как
Мосье
Хозяин
принес
двухмесячного
Кубика
в
бархатном
кармане
своего
ве лик олеп н ого
демисезонного
пальто
от
Ланв ена
на
драго­
506


ценной
шелк ов ой
подкладке,
с
вышитой
гл адью
большой
монограммой
и
п одал
Мадам
Хозяйке,
держа
в
ладони,
как
ма лен ькую
пре ле стн ую
игрушку,
и
Мад ам
Хо зяй ка,
прижав
его
к
др яблом у,
но
нежно му
подбородку,
под
кото­
рым
матово
сверкали
четыре
нитки
самого
отборного
круп­
ног о
натурального
жемч у га
от
Картье,
воскликнула: «Ах,
какой
славненький
Кубик!»—и
броси л а
на
мужа
б лаго­
дарный
взгляд
все
еще
прелестных
карих
иронических
глаз, — с
т ого
самого
мига
соба чк а
стала
гла вны м
сущест­
вом
в
этой
богатой
парижской
квартире,
зани мав шей
це­
лый
эта ж
в
одном
из
сам ых
фешенебельных
районов,
не
буд у
уточнять
каком:
парка
«Монсо»,
Отейля,
Фоб ура,
Сент-Оноре
или
М арсо ва
поля.
По здно
вечером,
перед
сном,
Мосье
Хозяин
лично
вы­
водил
с об ачку
погулять
в озле
до ма,
предварительно
надев
на
нее
вя з аное
пальто;
там
он
снимал
с
нее
поводок,
и
собачка
бегала
по
асфальту
между
к ое-ка к
поставленными
на
тротуаре
а в томоб илями
лучших
мировых
мар ок
послед­
них
мо де лей,
брошенными
бога тым и
хозяевами
на
но чь.
За пах
дорогих
автомобилей,
самого
очищенного
высокоок­
танового
бензина
и
набора
превосходных
смазочных
масел,
п ерв окла сс ной
резины
и
сафьяна
сидений
не
раздражал
собачку,
да же
наоборот
—
по-видимому,
доставлял
ей
боль­
шое
удовольствие,
так
как
она
вообще
любила
запахи
бо­
гат ств а,
роскоши
и
очень
тонко
в
них
разбиралась,
в
то
время
как
запахи
не
то
чтобы
нищеты,
а
просто
приличной
бедности
могли
— как
я
уже
гов орил
—
вызвать
в
ней
п рис туп
мгновенного
умоисступления
и
жажду
кусаться.
Пока
с оба чка
бегала
вдоль
стен,
во зле
фонарей,
по
чугунн ы м
составным
решеткам,
плоско
лежащим
на
земле
вокруг
эл егант ных
платанов,
необыкновенно
подходивших
к
стилю
выс ок их
парижских
ок он
с
низ ки ми
балкончика­
ми,
просторных
подъездов
с
медными
розетками
электри­
ческих
звонков,
гов ори вш их
о
бога тс тве
и
комфорте,
Мосье
Хозяин
без
шляпы
и
п альт о,
подняв
воротник
пиджака
во­
кр уг
шерст ян ого
кашне,
прохаживался
по-домашнему
от
подъезда
до
угла
и
обратно,
все
время
видя
над
крышей
Пр оти воп олож но го
дома
утолщение
на
верхушке
Эйф ел е­
вой
башни,
откуда
вырывались
в
туманный
воздух
влаж­
ной
парижской
но чи
м едл енно
в р ащающи еся
по
горизонту
два
или
три
луча
маяк а.
На верху
всегда
было
туманно,
и
эти
н емно го
расш ир я ющ иеся
лучи
всегда
на по мин али
Мосье
Хозяину
какую-то
русс ку ю
на родн ую
ск азку
в
книжке
с
картинками,
где
старуха,
а
может
быть,
и
не
17*
507


старуха,
несет
на
палке
конский
череп,
из
круглых
гла з­
ниц
которого
бьют
в
разные
с торон ы
страшные
лучи ,
по­
степенно
поглощаемые
непроглядным
русским
ту ман ом
за бы того
детства.
В
эти
минуты
Мо сье
Хоз яин
был
вполне
дос туп ен
для
людей,
искавших
с
ним
встречи,
но
толь ко
эти
люди
—
увы!
—
не
знали,
что
он
прогуливает
по
ночам
своего
песи­
ка,
а
в
другое
время
он
был
недоступен.
Дойдя
до
угла,
он
видел
ночные
огни
площади,
сто ян ку
так си
ряд ом
с
отделением
«Лионского кредита», несколько угловых бист­
ро,
устричных
прилавков
и
два
довольно
пр иличн ых
ре сто­
рана,
создающих
впеч ат ление
ко е- где
разбросанных
руби­
новых
угольев,—
ночной
парижский
пейзаж,
котор ый
он
пре д поч итал
всем
другим
пейзажам
мира.
В
это
время
он
обычно
обдумывал
сво и
новые
фина нс овы е
операции,
то
самодовольно
улыбаясь,
то
боле зн ен но
морщась,
если
пред­
чу вс тво вал
опасную
неудачу.
А
с обачк а
в
это
время
пуска­
ла
по
се рым
цокольным
стенам
жиденькие
пот ек и,
пр и­
нюхиваясь
к
зап ах ам
рос коши
и
бедности,
к оторы е
всегда
тонко
сплетаются
в
тума н ном
пари жск ом
в озд ухе.
Она
шныряла
между
мусорницами,
полными
всякой
дне вно й
дряни,
выставленными
из
домов
к
обочине
мостовой,—
длинная
шеренга
баков
и
цилиндров,
из-под
крышек
к ото­
рых
вып ира л
мусор:
карт онн ая
тара,
стружки,
черные
водоросли,
пластмассовые
бутылки,
пергаментные
ста ка н­
чики,
комк и
оберточной
бум аги,
кожура
фруктов,
скорлу­
па
лангустов,
раковины
устриц,
обглоданные
к ур иные
ко сти,
бук ет
засохших
цветов...
На
рассвете
с юда
приедут
мусорщики-негры
и
опрокинут
всю
эту
др янь
в
свои
гр е­
мя щие
и
во няющ ие
машины
—
неуклюжие,
как
танки,—
но
прежд е
чем
приедут
эти
машины,
появятся
с
неболь­
шим
перерывом
—
од ин
за
другим
—
несколько
нищих
ст а­
риков
и
старух
и
будут
копаться
в
мусорных
б идона х,
надеясь
извлечь
для
себя
хоть
что-нибудь
годное
в
пищу.
С оба чка
вид ела
их
однажды
на
рассвете,
когд а
за боле ла
рас строй ст в ом
желудка,
наевшись
в
ресторане
Фукьеца
фирме нным
блюдом
так
называемого
кассуле,
которое
там
обычно
приготовляют
по
пятницам,
и
ее
п ришло сь
несколько
раз
в
течение
но чи
срочно
выводить
на
улицу.
Старик
копался
в
мусоре,
и
собачка
видела,
как
он
из­
влек
из
бидо на
к ур иную
кость
и
половину
круассана
и,
завернув
все
это
в
пергаментную
б ум агу,
раздобытую
тут
508


же,
бережно
сп рятал
во
внутренний
бо ко вой
карман
поно­
шенного
клетчатого
ж а кета.
Старик
этот
вызвал
в
Кубике
припадок
та кого
озлобл ен и я,
что
е сли
бы
не
понос,
обес­
силивший
собачку,
то
о на,
наверное,
куснула
бы
эт ого
не ряшли в ого
человека,
от
п антало н
которого
воняло
плохо
отстиранным
бел ь ем.
Дик о
озираясь
по
сторонам
своими
свет ящ им ися
афр и­
канскими
глазками,
собачка
бегала
туда-сюда
по
улице,
и
черная
прическа
на
ее
голове
время
от
времени
еще
больше
поднималась,
становилась
дыбом,
а
усы
топор­
щились
под
дрожащим
носом,
делая
ее
чем-то
похо­
жей
на
капитана
Скарамуша
ку кольн ого
театр а
«Гран -
Гиньоль».
Я
склонен
думать,
что
это
была
собака
не
натуральная,
а
искусственная,
соз д анная
человеческими
рук а ми,
в
ла бо­
ратории
какого-нибудь
гениального
экспериментатора-
кибернетика
или
бионика,
сумевшего
с озд ать
во
времени
и
пространстве
искусственное
с ущест во
—
подобие
гораз­
до
более
сложного
животного
организма
по
т ипу
обы кно ­
венн ог о
карликового
пуделя,
каки х
миллионы,
очень
мо­
жет
быть,
т ого
само го ,
которого
мы,
как
я
уже
упоминал,
однажды
ночью
видели
в
Веймаре
и
кот орый ,
по
словам
ныне
забытой,
но
з амечат ел ь ной
п о этессы
Н атал ии
К ран-
дие вско й,
кажется,
Фаусту
прик и ды вался
пуделем,
жен ­
щин ой
к
пуст ын ник у
входил,
простирал
над
сумасшедшим
Врубелем
острый
угол
демоновых
крыл
—
или
что-то
в
эт ом
роде.
Я
думаю,
что
экспериментатор
создал
в
св оей
лабора­
тори и
име нно
этот
тип
собаки,
даже
не
подозревая,
какой
оборотень
послужил
ему
моделью.
Мне
к аж ется,
ученый
слишком
осложнил
не рв ную
организацию
этой
со бач ки,
сделал
ее
чересчур
восприимчивой
к
сигналам
внешнего
мира.
Кубик
был
од ин
из
первых,
не
вполне
удачных
эк­
з емп ляров
искусственного
жи вот ного,
созданного
в
упомя­
н утой
лаборатории
с
чисто
коммерческими
целя ми
—
на
продажу
—
ввиду
большого
рыночного
спроса
им енно
на
такую
породу
собак.
В
Кубике
б ыло
множество
недостатков,
чисто
техни­
ческих
просчетов,
недо дел о к.
Для
обыкн ов енн ой
натураль­
ной
со баки
он,
например,
получился
сли ш ком
глупым.
Его
мозг
был
со здан
небрежно
из
недорогого
материала,
без
учета
равновесия,
гармонии,
взаимодействия
всех
его
си г­
500


нальных
узло в,
а
уж
о
сером
веществе
и
гов ори ть
нечего:
оно
п олучилос ь
со всем
не
т ого
высшего
ка чества
и
клетки
к оры
головного
мозга
не
очень
закрепляли
впечатления
и
удерживали
информацию.
.. .А
потом
со
страшным
скрежетом
на
улице
по явилис ь
уродливые
гиганты-роботы,
и
негры
со
с ветящи м ися
гла­
з ами
и
белоснежными,
фосфорическими
зубами
с
хохотом
ст али
опор ожня т ь
мусорницы
в
разинутые
пасти
сво их
железных
машин,
об ли тых
помоями,
и
распространи­
лось
такое
зловоние,
что
Кубик
завыл
и
потерял
со­
знание.
Самый
же
гл авный
дефект
в
конструкции
эт ого
живо т­
ного
был
тот,
что
аппарат
ощущения
времени
раб ота л
крайне
некоординированно
и
эффе кт
времени
в
ощущении
животного
не
имел
той
диалектической
непрерывности,
без
которой
даже
весьма
с ложн ое
ж ивое
существо
остает­
ся
на
само й
низкой
ступени
своего
интеллектуального
раз­
вит ия.
«...от ме чая
и
подчеркивая
прерывистость
време­
ни, —
прочитал
я
в
о дной
умной
книге,—
с леду ет
опасат ь ся
и
абсолютизации
этой
сторон ы
времени».
По-моему,
в
случае
с
Куб и ком
произошла
именно
эта
абсолютизация.
«... Ум ест но
вспомнить
апории
Зенона,
в
к оторых
ста­
вится
вопрос
о
прерывности
и
непрерывности
времени,
в
част нос ти
апорию
«стрела».
В
этой
апории
Зенон
пытал­
ся
до казат ь
невозможность
движения
с сыл кой
на
то,
что
летящая
стрела
находится
в
каждый
определенный
мо­
мент
времени
лишь
там,
где
она
находится,
то
есть
что
каждый
данный
момент
времени
она
покоится,
а
с тало
быть,
в
це лом
она
неподвижна».
Мучительная
прерывистость
времени,
каждый
миг
ко­
торого,
как
проклятая
стрела
Зенона,
останавливался
над
бед ным
недоделанным
животным,
причиняла
невероятные
страдания
его
несовершенному
мозгу,
и
Ку бик
моментами
впадал
в
буйный
идиотизм,
будуч и
не
в
сил ах
спр авит ь ся
с
милл иона м и
угрожающих
сигналов,
летящих
в
нег о
со
всех
концов
не
тол ько
возбужденного
Парижа,
находяще­
гос я
на
грани
революции,
но
и
всего
мира
со
всеми
его
зонами
напряжения
и
военными
действиями
с
примене­
нием
самого
совершенного
спо со ба
уничтожения
л юдей,
живо тны х
и
растений.
510


Здесь
не льзя
не
вспомнить
задачу,
которую
в елик ий
экспериментатор
Капица
зад ал
не
менее
великому
теоре­
тику
Лан дау : «С какой скоростью должна бежать собака,
к
хвосту
кот орой
привязана
с ков ородк а,
чтобы
она
не
мог­
ла
слышать
грохот
с ко вор одки
о
мостовую?» Ответ Ландау
был
величественно
пр о ст : «Собака должна сидеть на
мест е ».
На стоящ ая,
нат ур ал ьная
собака
—
да.
Но
си деть
на
ме­
сте
в
то
время,
когда
весь
мир
грохотал
по
мостовой
беско­
нечности,
как
сковорода,
при вяз анна я
к
его
короткому
хв о­
стику,
как
бы
состоящему
из
семи
или
восьми
распущен­
ных
черно-серых
веревочек,—искусственной
со баке
бы ло
не
под
силу.
Стрела
Зенона
впивалась
в
ее
черн ое
тело,
и
собака
вдруг
начинала
вертеться
на
по во дке,
как
бешеная,
св ерка я
своими
безумно
св етящи м ися
глазами,
полными
с тати че ского
электричества.
В
так ие
мину ты
лишь
Мосье
Хозяин
и
Мадам
Хозяй­
ка
могли
ко е -как
его
ус пок оит ь:
в
нем
было
надежно
за­
программировано
уважение
к
хозяевам.
Впрочем,
это
всег о
лиш ь
мои
дога дки .
Очень
возможно,
что
я
ошибаюсь.
И
даж е
наверное.
Прос то
это
бы ла
пар­
шивая
с обачон ка ,
воспитанная
в
буржуазном
ду хе:
она
ненавидела
бедность
—
все
ее
оттенки
и
виды
—
и
беси ­
лась
в сякий
раз ,
когда
чувствовала
н асту пление
какого-
нибудь
социального
конфликта.
В
особенности
ее
раздра­
жало
приб л ижени е
какой-нибудь
забастовки;
сна чал а
оно
приводило
ее
в
состояние
депрессии,
а
потом
она
—
вд руг
— те ряла
рассудок
и
мог ла
укусить
первого
встреч­
ного
из
низших
сл оев
о бще ства.
Однажды
в
Монте-Карло,
где
Мосье
и
Мад ам
вместе
с
приглашенными
и
сопровождающими
их
лицам и
прово­
д или
пасх аль ные
каникулы
—
«ваканс»,—
занимая
целый
эт аж
в
лучшей
в
мир е
гостинице
«Отель де Пари», на пре­
ле стн ой
тончайшей
японской
бума ге
кот орой
—
с
нежно­
голубой
коро нк ой
наверху
—
пишутся
страницы
этой
пе­
чальной
истории,
Кубик
устроил
большой
скандал,
укусив
официанта,
вкатывавшего
в
са лон
люкс
ст ол
с
сервирован­
ным
на
нем
пятичасовым
чаем.
С
утра
назревала
за баста вка
электриков,
и
уже
было
известно,
что
по в сюду
в
Монако
в
течение
трех
ча сов
бу­
дет
выключен
электрический
ток.
511


... О,
эти
не
с лишк ом
крупные
грушевидные
жемчужи­
ны
яркой,
жи вой
белизны,
в
к оторой
как
бы
вследствие
н еко его
оптического
чуда
угадываются
все
се мь
светящих­
ся
цветов
весенней
радуги;
они
св иса ли
с
декадентских
веточек,
набранных
из
светлых
изумрудов
чистейшей
воды...
Что
это ?
Вход
в
старинную
станцию
парижского
ме тр опо лит ена
или
первомайские
ландыши,
украшающие
по
бокам
пасх аль ное
яйцо
из
чи сто го
золота*
покрытого
сеткой
голубой
или
гранатовой
драгоценной
эма ли,
выст ав­
ленное
в
пустой
вит р ине
легендарного
Ка ртье
—
з олоты х
дел
маст ера
и
брильянтщика
—
на
черной
бархатной
по­
душке
сре ди
скрытой
электрической
си гнализ ации
как
символ
воскрешения
Христова...
А
Мадам,
в
прелестном
весеннем
к ос тюме
от
Диора,
в
туф ел ьках
первой
весенней
м о дели,
в
темно-зеленых
легких
дамских
очках
на
с лабы х,
стареющих
глазах,
с
милой
улы бко й,
уже
несколько
сгорбившаяся,
идет
мимо
вит рин ы
д альше ,
все
дальше,
совершая
с
Кубиком
пред­
праздничную
прогулку
по
пус т ынному
с олнеч ном у
Монте-
Карло,
вр емя
от
времени
заходя
в
нарядные
магазины
и
делая,—
нет,
не
де лая,
а
совершая!
—
со вер шая
небольшие
покупки,
де лая
заказы:
там
пасхальные
яйца
из
шокола­
да
«миньон», которые душистая продавщица с серебря­
ными
щипчиками
в
руках
затейливо
завертывает
в
золо­
тую
бумагу,
здесь
выбирает
сырые
цве ты
—
темно-синие
пар мск ие
фиа лк и,
белую
и
ли лов ую
отборную
си р ень,
горш очки
с
кустиками
азали и,
густо
усы панны ми
роз ов ы­
ми
цве та ми,
р озы
цвета
кардинал
—
малень к ие
бутоны
на
д линне йш их
стеблях,—
букетики
первых
незабудок
и
тигровые
орхидеи
в
прозрачных
кубических
к оробк ах,
пе­
ревязанных
лиловыми
шелковыми
л ент ами
с
празднич­
ным
бантом,
а
затем,
присев
на
золоченый
стул ,
пишет
за
крошечным
будуарным
столиком,
скрытым
в
тропиче­
ски
влажной
глуби н е
магазина,
сред и
драгоценных
расте­
ний,
дышащих
теплой
сыростью
оранжерейной
земли,
поздравительные
карточки,
вкладывая
их
в
крошечные,
совсем
кукольные
конвертики,
а
по том
идет
да льше ,
в
другие
лавки
и
магазины
делать
заказы
на
фру кт ы,
ка­
саясь
небольшой
изящной
ручкой
в
замшевой
перчатке
разных
плодов:
авокадо,
персиков,
очен ь
крупного
дым ­
ч атого
алж и рск ого
винограда,
манго,
лесной
удлиненной
512


зе мляни ки
и
с ухой
садовой
желтовато-розовой
клубники,
мандаринов,
ч ереш ни
—
выставленных
в
пл етен ых
корзи­
ночках,
ко робо чка х,
нейлоновых
се тках ,
а
Кубик
—
тем
временем
—
в ер тится
на
своем
поводке
под
ногами
Мада м
Хо зяй ки
и
сопровождающих
ее
лиц,
благос кло нно
пер ено ­
ся
зап ахи
их,
в
общем-то,
довольно
тщательно
вымы тых
те л,
надушенных
приличной
туалетной
водой
и
дух а­
ми,
а
также
их
ле гко й,
модной,
оче нь
дорогой
весенней
обуви,
и
ему
нравится
опережать
их
и
первому
о ста нав­
ливаться
возле
тех
магазинов,
куда
они
собираются
войти.
Он
прекрасно
изучил
эти
магазины,
наполненные
дра­
гоценными
пасхальными
сувенирами,
а
также
поздрави­
те л ьными
кар ти нкам и,
разноцветными
восковыми
свечами
самых
прич уд л ивых
форм,
подносами
с
воспроизведен­
ными
на
них
кар ти нами
постимпрессионистов,
еще
бо лее
ярких
и
художественных,
чем
их
по д линник и
в
холод ны х
х олщов ых
за лах
парижских
музеев.
Кубик
видел,
что
у
нарядной
девушки
Ренуара
с
вишневыми
губками,
в
де­
ревенской
соломенной
шляпке
с
маками
или
васи льк ам и,
си дит
на
руках
странное
мохнатое
существо,
в
кот ором
он
не
хот ел
и
никак
не
мог
признать
своего
брата
с об ачку,
хотя
в
глуби н е
души
и
чувствовал
не что
родственное,
за­
ст авля в шее
его
еле
сл ышно
повизгивать
и
еще
ши бче
кру­
житься
на
п ов одке
вокруг
стар ч ески
пр елест ны х
но жек
Мадам
Хозяйки.
По
календарю
еще
зима,
фев раль ,
но
молодой
предпас-
хальный
воздух,
льющийся
в доль
побережья
Ривьеры
прямо
из
Италии,
дрожит
над
божественно-лазоревым
за­
ливом,
над
квадратным
акваторием
гавани,
где
на
якоре
стоит
я хта
легендарного
А рах иса
—
не ря шлив ого
стар ик а,
носатого
грека-пиндоса
в
боль ш их
очках
с
залапанными
стеклами,
с
плохо
застегнутой
ширинкой
поно ше нных
серых
штанов
—
как
гов оря т,
самого
богатого
ч еловек а
в
мире
и
собственника
всего,
что
видит
вокруг
бедный
чело­
веческий
гл аз
—
и
ванны
литого
чистого
золота
в
будуаре
яхты,—
кроме,
конечно,
высокой
гряды
Приморских
Аль п,
не
пускающей
сюда
зимний
холод,
дож ди,
парижские
туманы,
назревающую
на
Левом
Берегу
ре в олюц ию... —
таким
образом,
больше
половины
года
здесь
цари т
мягкая,
прохладная
весна,
светит
солн ышк о
и
даж е
в
январе,
ср е­
ди
влажных
газонов,
п рямо
в
отк ры том
грунте,
под
войлочными
с тв олами
финик овых
декоративных
пальм,
как
бы
среди
вечного
пасхального
с тола,
цвет ут
513


нежные
цикламены,
осененные
вод я нис тым
перезвоном
итальянских
кол окол ов ,
доносящихся
сюда
из
Венти­
мильи...
...и
странные
флаги
над
гл упе йш ими
куполами
и
без­
вкуснейшими
вы шка ми
игорного
дом а
—
казино,—
где
в
похоронной
тишине
громадных,
недоброжелательно-рав­
нод у шных
залов
днем
и
ночью
бегают
по
кругу
и
щел ­
кают
по
м етал лич еск им
шипам
костяные
шарики
ру­
леток.
Все
бы ло
бы
здесь
хорошо,—
лучше
не
надо!
—
если
бы
не
з абаст о вка
электриков,
приближающаяся
из
ме тро по­
ли и,
неотвратимая,
как
тень
давным-давно
уже
предска­
з а нного
затмения,
которая
вот-вот
пересечет
высокий
гр е­
бе нь
Приморских
Аль п
и
траурным
покрывалом
сп олзе т
на
весь
эт от
сия ю щий
радостью
и
комфортом
ве се нний
мир
экс - мон архов
и
милл иа рде ров .
...сигналы
тре вог и,
сигналы
бедствия
неслись
отовсю­
ду,
ну
и
так
далее.
У
Кубика
бы ли
с лишк ом
восприимчивые
рецепторы
и
плохо
работала
тормозная
система.
Он
раньше
всех
поч ув­
ствовал
приближение
тени,
сползание
ее
с
горы.
А
ведь,
в
сущности,
какой
пустяк
была
вся
эта
забастовка
электри­
ко в:
с
четырех
до
семи ;
в сего
каких-нибудь
три
час а
без
электрического
тока
—
и
то
не
абсо лют н о,
потому
что
ос ве­
щены
был и
электричеством
соб ст вен ной
ст а нции
б ольни­
цы,
родильные
дома,
пункты
Скорой
помощи,
все
ме д ицин­
ские
учреждения,
а
также,
раз умее тся
в
пе рвую
оч ере дь,
громадное
здание
игорного
дома
с
его
могучим
подземным
хозяйством:
дежурными
пожарными
командами,
нарядами
во ор уже нной
охраны,
бю ро
тайной
полиции,
сейфами,
на­
битыми
запасом
резервной
валюты,
золота ,
драгоценностя­
ми
и
всяческими
це нным и
бумагами.
Ну,
и
что
за
беда,
если
в
течение
каких-нибудь
тр ех
ча сов
в
«Отель де Пари»
не
бу дет
элект ри че ск ого
освеще­
ния?
Там
уже
давно
повсюду
в
ап ар таме нта х,
р есто р анах,
холлах
и
коридорах
на
всяк ий
случай
б ыли
приготовлены
спиртово-калильные
лампы,
свечи
в
сер еб ря ных
шанда­
514


лах ,
плошки
с
таким
расчетом,
что
в
нужный
миг
—
когда
вдруг
всюду,
как
по
команде,
погаснет
электричество
—
весь
оте ль
мягко,
хотя
и
скуп о,
засв ети тся
внутри
как
бы
восковым
церковным
светом
—
таким
теп лым ,
живым,
трепетным,
а
в
роско шн ом
ба ре
нижне г о
этажа,
скорее
пох оже го
не
на
бар ,
а
на
би бли от еку
какого-нибудь
ан­
глийского
замк а,
с
его
глубокими
кожаными
креслами,
старинными
раскрашенными
гравюрами
на
мотивы
с ка­
чек
и
охоты,
не
тесно
раз в ешанны ми
на
матовых,
темно­
зеленых
стенах,
как
будто
дьявольски
элегантного,
сукон­
ного,
охотничьего
цвета,
с
сол и дной
ст ойк ой
и
круглыми
с тола ми
ц енно го
палисандрового
дерева,
что
напоминало
не
только
би блиот ек у,
но
также
некую
респектабельную
к онт ору
в
ст аром
лондонском
Сити,
а
в
эт ом
роскошней­
шем
бар е,
говорю
я,—
вдруг
заши пел и
калильные
лампы
в
стиле
начала
XIX века,
воспламеняя
красное
опорто
в
толстых,
как
лампады,
ст аринн ых
стеклянных
рюм­
ках,
поставленных
на
легкие
кружочки
прессованной
японской
бумаги
все
с
тою
же
голубой
кор онк ой
«Отель
де
Па ри »...
Мог ло
пок аза ться,
что
отс утс тв ие
тока
даже
к
лучше­
му:
г ораз до
красивее,
праздничнее,
таинственнее
—
в
ос о­
бенности
р обк ие,
даже
как
бы
несколько
греховные
огонь­
ки
пар афино вых
плошек
в
конце
д линных,
заворачиваю­
щих
куда-то
гостиничных
кори до ров ,
поглощавших
шаги
тол с той
дорожкой,
и
уже
со всем
в олше бно
бл ест ела
внизу
в
гром ад ном
х олле
прот ив
в ход ной
в ер тящей ся
двери
бронзовая
л о шадка
с
выставленным
вперед,
как
медная
ручка,
кол ен ом,
до
золотого
блеска
натертая
руками
суе­
верн ых
игроков
в
рулетку,
верящих,
что
прикосновение
к
но ге
брон зов ой
лошадки
на
в ыс оком
пьедестале
принесет
им
удачу.
Однако
остановились
лифты,
и
тут
уже
ничего
нельзя
было
поделать:
как
бы
ни
был
богат
постоялец
отеля,
б удь
он
к ороле м
нефтяного
флота
в сего
земного
шара
вроде
южноамериканца
г рече ск ого
пр ои схо жд ения
А рах иса,
все
равно
ему
—
хочешь
не
хочешь
—
приходилось
с
легкой
од ышк ой
тащ ить ся
вверх
по
ков ров ой
дорожке
парад н ой
лестницы
в
с вои
апарт аме нт ы,
выходящие
окнами
в
мор­
с кой
простор.
Да же
с ама
ма дам
Ротшильд
бо дро
под нима­
ла сь
пешком
по
лестнице
в
легком
распах ну то м
манто
из
серебристо-розовых
норок,
всем
своим
видо м
показывая,
что
ей
это
даж е
л юбо пытно .
Бывшая
юг осл авск ая
коро­
лева,
дам а
бедная
и
сварливая,
тоже
делала
ви д,
что,
в
515


сущности,
ничего
особенного
не
п роизо шл о,
хотя
ее
скле­
ротические
ноги
порядком-таки
побаливали
и
даже
как
бы
слег ка
потрескивали
на
каждой
ступени.
Кон е чно,
для
Кубика
ровно
ничего
не
с ост ав ляло,
крутяс ь
на
поводке,
взб еж ать
на
свой
бельэтаж,
но
животное
на стольк о
при­
выкло
ездить
вверх
и
вниз
в
зеркальном
лифте,
что
один
ли шь
вид
парадной
лестницы,
неярко
озаренной
канде­
лябрами,
по
которой
надо
было
бежать
наверх,
перебирая
лапками
по
жесткому
ковру,
привел
его
в
сос тояни е
скры­
то го
бешенства.
Сотни
ты сяч,
миллионы
тревожных,
пу­
гающих
с игн алов
возбуждали
его
несовершенную,
болез­
ненно-чуткую
нервную
си сте му,
вселяя
в
животное
ужас
перед
какими-то
непостижимыми
силами,
власть
кот оры х
делала
бе сс ильн ым
даж е
Мосье
Хозяина,—
несомненно,
само е
могущественное
существо
в
мире,
разумеется,
после
Арахиса...
Кубик
сму тно
пред ст авил
себе
всех
этих
подлецов
в
старых
тергалевых
костюмах,
пропитанных
запахом
п ота
и
ненавистной
ла ва нды
Аткинсона,
котор ые ,
где-то
с обрав­
шись
вместе
по
ту
ст орону
горной
цепи,
в
полутемном
помещении,
молчаливые
и
неумолимые,
приказали
погас­
ну ть
яркому
электрическому
свету
и
остановиться
лифтам
ровно
на
три
ч аса
—
ни
секунды
больше,
ни
секунды
мень­
ше,
и
пл евать
им
на
то,
что
короли,
к оролев ы
и
самые
бога­
тые
лю ди
в
мир е
—
даже
Арахис,
даже
Ар ах ис!
—
в
это
время
долж н ы,
кряхтя
и
де лая
ви д,
что
в
мир е
ровно
ни­
чего
не
произошло,
подниматься
со
своими
породистыми
собаками
по
великолепной
мраморной
лестнице
середины
XIX века с торжественными двойными спусками,
как
бы
созданными
для
полонеза
Огинского.
О,
т ягост ное
чувство
зависимости
от
каких-то
подле­
цов ,
думал
Кубик,
чувствуя
расстройство
своего
вести­
булярн ог о
аппарата,
от
подл ецо в,
наз ываю щи хся
забасто­
вочным
комитетом...
,..и тень упада
на
княжество
Монако...
Стрела
Зенона
в
каждый
данный
момент
времени
висела
в
состоянии
покоя
над
возбужденной
со бако й,
а
516


стало
быть,
в
целом
она
—
эта
стрела
Зенона
—
была
не по дв ижна.
Ну
уж! ..
Впрочем,
все
это
весьма
возможно,
одн ако
л ишь
при
условии,
ес ли
точно
известно,
что
из
себя
на
сам ом
деле
пр едст ав ляет
с лово
«момент»,
не
говоря
уже
о
таком
противоестественном
сочетании,
как
«момент времени» .
Таким
о бра зом,
л ишь
не
зная,
что
такое
время,
можно
себе
представить
неподвижно
летящую
стрелу.
Но...
кто
зн ает
доподлинно,
что
такое
время
и
как
его
себ е
вооб ра­
зи т ь...
У
Кубика
воображение
б ыло
сконструировано
на
скорую
руку,
весьма
халтурно,
в
сам ом
зачаточном
виде.
Это
были
какие-то
нервные
вспышки,
дающие
обры вк и
картин
и
обра зов,
н ичем
между
собою
не
свя зан ных ,
что
причиняло
с оба чке
дополнительные
муки.
Вселенная
по­
ст оянн о
грохотала
за
ее
хвостом,
как
чугунная
с ков ород ка
с
многочисленными
тре щи нам и.
... ско воро дка
Галактики...
Кубик
ощущал
всю
опасность
окружающей
его
вс е­
ленной,
попавшей
в
рук и
негодяев,
но
эта
опасность
—
или,
вернее
ск азать ,
миллионы
смертельных
опасностей
—
была
лиш ена
зрительного
или
логи чес кого
воплощения.
Она
раздражала
нервную
систему.
И
только.
Ес ли
собака
бы ла
действительно
искусственная,—
в
чем
я
не
со всем
уверен,
даж е
совсем
не
уверен!
—
то,
по-видимому,
ее
сконструировали
и
пустили
в
продажу
л юди
определен­
ной
социальной
сре ды;
в
противном
случае
откуда
бы
у
собаки
взялось
это
как
бы
врожденное
пр ез рение
к
бе д­
ности,
ненависть
ко
всему
хотя
бы
отчасти
—
не
ск ажу
революционному,
а
просто
невинно-радикальному.
Эта
ненависть
приливала
и
от лива ла
по
каким-то
еще
не
ис­
следованным
законам.
Именно
в
данный
момент
непо­
движного
времени,
со бст венно
гов оря,
и
н ача лся
бурный
прилив
ненависти,
и
глаза
Кубика
налились
кровью,
к огда
он
увидел
из-под
дивана
ноги
официанта,
вносящего
накрытый
стол.
Это
был
новый
официант,
совсем
недавно
устроенный
в
«Отель де Пари»
корсиканской
р одн ей.
Актеры
люб ят
видеть
своего
Смердякова
—
в
грим е р­
ном
зер к але
между
двух
голы х
электрических
ламп
—
примерно
таким:
оп рок ин утое
ск опч ес кое
лиц о
с е роват ого
517


оттенка,
лакейский
фрак,
нервные
руки
в
несвежих
нитя­
ных
пе рчатк ах
и
под
черной
кожей
штиблет
на
рези нк ах
с
синими
матерчатыми
ушками
—
раскаленные
мо зол и,
до­
водящие
до
исступления;
отдаленно
подобное
б ыло
и
в
этом
официанте
пл юс
нечто
корсиканское:
жгучий
бр юн ет,
заросшая
шея...
Однако
при
нал ичии
высокой
ч аад аевск ой
л ысины
и
бритого
иссиня-голубого
рта,
окруженного
д ву­
мя
толстыми
сарк аст ич еским и
морщинами,
он
мог
бы
сойти
за
католического
свяще нн ик а
низших
степеней,
понапрас­
ну
брею щег о
дважды
в
де нь
свою
неистребимую
щетину.
Его
третье
имя
б ыло
Наполеон.
Жан-Пьер-Наполеон:
дань
преклонения
перед
Императором,
обязанным
сем ье
на ше­
го
офици а нта
своим
спасением,
к огда
вскоре
после
смерти
Людовика
XVI Корсикой управлял генерал Паоли,
че ло­
век
эне р гич ный
и
жестокий,
ненавидевший
революцию,
между
тем
как
Наполеон
Бонапарт,
молодой
артиллерий­
ский
оф иц ер,
проводивший
свой
отпуск
на
р оди не,
в
Аяч­
чо,
с тарал ся
использовать
все
сво е
вл иян ие,
а
также
влия­
ние
членов
своей
семьи
для
торжества
новых
и дей.
М оло­
дой
Б онап арт
и
генерал
Паоли
уже
враждовали
между
собой,
и
с лучилос ь
так,
что
во
время
этой
кровавой
корси­
канской
вражды
предки
официа нт а
спасли
будущего
им­
ператора
Ф р анции
от
неминуемой
смерти
от
рук
с тор он­
нико в
Паоли...
Или
что-то
вроде
этого...
в
результате
чего
впоследствии
о фициа нт
п олу чил
имя
Наполеона
от
своей
семьи,
которая
вот
уже
второе
столетие
плодилась
и
раз ­
множалась
в
Аяччо,
в
той
самой
узкой
и
темной,
как
ще ль,
типично
неаполитанской
ул ице
с
развешанным
бель ем ,
где
некогда
в
по-провинциальному
большой,
но
н е лепой
и
за­
пущенной
квартире
промотавшегося
дворянина
сеньора
Буонапарте,
едва
успев
вылезти
из
портшеза,
отпустить
нос ильщи ков
и,
подобрав
юбки,
добраться
по
грязной
ка­
менной
лестнице
до
своей
квартиры,
с
криками
и
вопл ями
сре ди
невообразимой
суматохи,
среди
ночных
г оршк ов
и
фаянсовых
тазов,
на
скрипучей
двуспальной
кровати
крас­
н ого
дерева
в
с тиле
одного
из
Людовиков
с ин ьора
Буона­
парте
произ ве ла
на
св ет
злого,
крикливого
мальчишку,
бу­
дущего
императора
Фр а нции,
умудрившегося
залить
Евро­
пу
кровью
и
на дела ть
много
других
гадо сте й.
Ему-то
был о
хорошо:
имя
Наполеон
как
нельзя
лу чше
подходило
к
белоснежной
горн ост ае вой
мантии
с
черными
запят ым и
хвостиков,
п рос те ртому
скипетру
и
драгоценной
импера­
тор ск ой
короне.
Все
возможности
красоты
и
величия,
за­
ложенные
в
этом
имени,
бы ли
исчерпаны.
А
вот
каково-то
518


п ри шлось
всем
другим
Наполеонам,
расплодившимся
с
его
легкой
руки
и
постепенно
вконец
измельчавшим
и
вы­
родившимся?
В
лучшем
случае
это
бы ли
в сего
лиш ь
жа л­
кие
эпигоны.
Постепенно
теряя
все
с вое
величие,
это
некогда
блестящее,
кровавое
имя
в
конце
концов
стало
водевильным:
авторы
маленьких
театров
с
Больших
буль­
варов
вроде
«Театра де Нувоте», куда обожали водить
своих
подруг
приказчики,
о пис анные
Эмилем
Золя,
чаще
всего
наделяли
эт им
именем
какого-нибудь
г лупов ат ого
лакея,
тайно
влюбленного
в
свою
госпожу.
Я
заметил,
что
комплекс
не пол ноценн ос ти
в
высшей
степени
свойствен
людям
ма лен ьк ого
роста,
носящим
имя
Нап оле он.
Они
все­
гда
нем ног о
комичны,
и
сознание
этого
постоянно
держит
их
в
состоянии
ск р ытой
ярос ти .
Ча ще
всего
они
в
конце
концов
попадают
в
дурн ое
общество,
делаются
анархиста­
ми,
становясь
в
надлежащее
время
под
черное
зна мя
Ровашоля.
Увидев
Наполеона,
Кубик
сна чал а
попятился
к
стене,
а
потом
вдруг
стремительно
выскочил
из-под
дивана
и,
утр обн о
рыча
—
ему
даже
не
сумели
как
сле дуе т
сделать
аппарат
ла я,
и
э тот
ап па рат
часто
отказывал
—
и,
говорю
я,
утроб н о
ры ча
и
дрожа
ме лкой
дрож ью,
он,
сверкая
своими
дьявольскими
глазами,
впился
в
лодыжку
офици­
ан та,
порвал
черные
шевиотовые
брюки
и
трикотажные
подштанники
и
слегк а
куснул
икру
Наполеона
своими
сла­
бым и,
сов сем
детскими
зубками.
В
течение
одного
неподвижного
мига
они
—
собака
и
человек,—
содрогаясь
от
бешенства,
смотрели
друг
другу
в
глаза.
О,
как
они
ненавидели
д руг
др уга!
«Ровно в 14
часов
и
одну
минуту
по
астрономическо­
му
времени
над
Москвой
буд ет
закрыто
74 процента сол­
нечной
п ов ерхн ос ти».
Рад ио
22 сентября 1968 года .
Они
был и
наедине
в
сумрачном
салоне,
освещенном
несколькими
свечами,
огни
к от орых
бе сп олез но
отр ажа­
лись
в
огромном
глазу
поме рк нув ше го
телевизора,
как
бы
покрытом
пленкой
катаракты.
519


—
Ах
ты,
па ршива я
собачонка,—прошипел
пр игл у­
шенным
басом
к ор сик анец,
дрожа
и
бледнея
от
негодова­
ния.—
Ты
посмел
мен я
укусить?
Да?
Мен я?
Чело век а?
По­
смел ?
Укусить?
Так
я
ж
тебе
покажу,
под лец !
—
И
офици­
ант,
зло бно,
хотя
и
набожно
бормоча: «О,
сайт а
ма дон­
на»,—
стал
изо
всех
сил
пинать
но гой
под
диван,
пытаясь
попасть
Кубику
в
самую
морду
или,
по
кр ай ней
мер е,
уго­
ди ть
в
живо т
и
о тбить
вну тр енно ст и;
при
это м
Наполеон
все
в ремя
оглядывался
на
дверь,
ощери в
клыки,
из
кот о­
рых
один
был
с
золотой
корон кой ,
и
на
всякий
случай
улыбался
мягкой
отеческой
улыбк ой ,
которая
в
случае
внезапного
появления
Мосье
и
Мад ам
Хозяев
могла
о бо­
зн ачать : «Ах ты,
мой
милый,
не хорош ий
песик,
разве
мо ж­
но
ку сат ь ся?..
Или
ты
хоче шь,
чтобы
я
пожаловался
на
твое
поведение
Мосье
Хо зя ину?
А й-яй-я й!
Ты
же
знаешь,
дурачок,
как
это
его
огорчит!
Смотри
же
у
мен я,
будь
паинькой!»
Все
это
п роис ходи ло
п очти
в
полном
молчании,
как
убийство
кинжалом
и з-за
угла,
не
на ру шая
глубок ой
ти­
ш ины
этого
огромного
отеля;
одн ако
если
бы
можно
было
пойма ть
и
аккумулировать
все
нервные
импульсы,
излуче­
ния
и
сигналы,
л етящи е
от
одной
животной
системы
к
дру ­
гой,
то
это
был
бы
уже
не
просто
шум
скандальчика,
а
грохот
новейших
скорострельных
батарей
тактического
действия
или
такой
брамбахер
ядерных
уст ройс тв ,
что
на
месте
семиэтажного
«Отель де Пари»
со
всеми
его
решет­
чатыми
жалюзи,
ле пными
балконами
с
ви дом
на
Среди­
земное
море,—
где
в
это
время
воровато
шныряли
пос ыль­
ные
суда,
а
на
горизонте
тяжело
в ыст упал
из
во ды
с илуэт
утконосого
авиа носца
VI американского флота,—с
видом
на
океанографический
музей,
где
в
гигантских
полукруглых
окнах
таинственно
белели
скелеты
китов,
и
г орки
старого
мертвого
жемчуга
сере бри ли сь,
как
сухая
рыбья
чешуя,
и
в
п одз еме лье
в
св етящи х ся
аквариумах
плавали,
поводя
усами,
мо рск ие
чудовища,—
в
од ин
миг
долж но
бы ло
во з­
никнуть
сернисто-желтое
ни что
с
йодоформовыми
краями
гангренозной
язвы ,
неумолимо
покрывая
Монакское
кня­
жество...
И
в
один
миг
все
бы
исч езл о,
перестало
суще­
ствовать
—
да же
те
сухие
на ивны е
деревянные
кубики
на
веревочках,
ко торы е
следовало
подкладывать
под
окон н ые
рамы,
в
случае
сквозняков
—
надежное
старинное
сре д­
ство,
кот орым
до
сих
пор
пользовались
в
это м
всемирном
отеле,
оборудованном
по
последнему
слову
техники...
А
се­
рые
деревянные
кубики
на
веревочках
не
научились
нич ем
520


заменить...
А
чем
вы
замените
хо рошее ,
выдержанное
де­
рев о
скрипки,
фа го т а? «Не архангельские трубы,
деревян­
ные
фаготы,
пе ли
мне
о
жи зни
грубой,
о
п ечал ях
и
за­
ботах...»
Однако
как
ни
старались
животное
и
человек
—
оставшись
с
глазу
на
гл аз
—
воевать
молчаливо,
их
напря­
женн о-т их ий
с кан дал
тотчас
же
был
услышан.
За
отсут­
ствием
времени
и
свободной
бумаги
у
ме ня
нет
охоты
описывать,
как
на
пороге
салона
поя вилис ь
Мад ам
Хозяй­
ка,
Мосье
Хозяин
и
сопровождающие
их
л ица
и
как
все
они
ужаснулись
пред ст авивш ем уся
им
зрелищу.
Мадам,
как
добрая
са ма ритян ка,
тотчас
же
п е рев язала
—
с корее
символические,
чем
действительные
—
р аны
офи циант а;
хорошенькими
пал ь чи ками
с
несколькими
к олос са льн ыми
с оли те рами
чистейшей
воды,
каратов
по
тридцать
каж­
ды й,
она
деликатно
и
отнюдь
не
брезгливо
засучила
чер­
ные
слу жеб ные
брюк и
с
атласными
лампасами
и
в
то
же
время
не
з абыла
погрозить
хорошеньким
морщинистым
мизинчиком
затихшему
под
ди ва ном
Кубику.
Что
касается
само го
Мосье
Хозяина,
то
он,
по-види­
мому,
не
оче нь
одоб рял
прилив
подобного
че лов е колюби я,
счи тая
его
ес ли
не
вполне
притворным,
то,
во
всяком
с лу­
чае,
неуместным,
так
как
Ма дам
п риход илос ь
сидеть
на
полу
и
Мосье
боялся,
что
она
простудит
седалищный
нер в:
Мосье
Хозяин
предпочитал
более
реальные
и
бы ст рые
действия.
Нетерпеливо
дождавшись,
ко гда
перевязка
был а
з ак онч ена,
он
твердо
обнял
официанта
за
та лию
и
энергич­
но
повел
на
свою
половину
апартаментов,
приговаривая:
«Не будем,
мой
друг,
придавать
этой
ис тори и
слишком
се рье зног о
значения.
Возьмите
это
в
виде
небо ль шо го
па с­
х альн ого
сюрприза.
Здесь
четыре
ш тучки »,—
с
эт ими
с ло­
вами
он
достал
из
бюр о
две
тысячи
новых
фра нк ов
еще
не
согнутыми,
нем но го
липкими,
пахучими
ра з ноцв ет ными
пятисотками,
попарно
сколотыми
особой
банковской
бу­
лавкой,
и
двумя
пальцами
подал
офи циант у,
кот оры й
при­
нял
их
с
корректным
п ол упок лон ом,
как
ча евы е,
а
Мосье
Хо з яин,
торо пя сь
поскорее
покончить
с
неприятным
ин­
цидентом,
распахнул
перед
официантом
все
четыре
створки
гардероба,
увешанного
набо р ом
необходимых
му жск их
костюмов,
и
сдернул
с
планки
несколько
галстуков.
Разу­
меется,
я
мог
бы,
как
гов оря т, «со свойственной ему на­
б лю дат ельн остью
и
мягким
юм ором »
описать
эти
толст ые
шелковые
галстуки
от
Ланвена,
из
которых
самый
деше­
вый
стоил
фра нк ов
сто
дв адц ать, —
но
для
чего?
Кому
это
621


надо ?
А
если
вам
так
это го
хочется,
то
«вот вам мое стило
и
—
так
ска зат ь
—
можете
описывать
са ми».
Один
из
трех
галстуков,
протянутых
рукою
Мосье
официа нт у ,
был
винно -к ра с ный,
цв ета
хорошего
старого
шамбертена,
др угой
—
ул ьт р амари нов ый,
как
Средиземное
море
в
ярк ий
солнечный
сентябрьский
день,
и
третий
—
жемчужно-серый,
как
парижское
ут ро.
«Дорогой друг,
возьмите
их
себе,
они
бо лее
или
ме нее
подходят
к
любому
костюму,
и
носите
себ е
на
здоровье...»
Но
этого
мал о.
Ве р­
нув шис ь
в
салон,
Мосье
Хозяин
нал ил
два
необыкновенно
высоких,
строго
цилиндрических
стакана
шотл анд ск ого
ви­
ски
двадцатилетней
выдержки,
доли л
«перье», собствен­
н оручн о
дос тал
сп ециаль ным и
сереб р яным и
щипчиками
с
пружинкой
из
хрустального
ведер к а
ледяной
кубик,
в
тот
же
миг
магически
отразивший
в
с ебе
навсегда
осв е­
щенный
восковыми
свечами
салон,
и
опустил
его
в
стакан
о фициа нт а.
«А теперь выпьем». —
«Но,
мосье,
я
на
ра бо­
те...»
—
«Ничего,
это
я
бер у
на
се бя»,—
тонко
улыбнулся
Мос ье,
и
дво е
мужчин
сд елал и
по
г лотк у.
Все
это
п рои зошло
так
неуловимо
стремительно,
что
обласканный
оф ициа нт
первое
время
ч увс тво вал
с ебя
вполне
счастливым,
как
человек,
ко торому
неожиданно
повезло,
и
лиш ь
ч ерез
два
дн я,
под е ливш ись
своей
ра до­
стью
с
земляком,
тоже
корсиканцем,
ш офе ром
изящного
грузовичка
с
плетен ым
кузовом,
приво зив шим
дважды
в
день
в
ресторан
отеля
устрицы,
фрукты
и
свежую
зе ле нь,
был
крайне
удивлен,
когда
земл як
пожал
плечами
и
заме­
тил: «Вотужя никак не думал,
что
ты
тако й
лопух.
На до
было
с одра ть
с
него,
по
крайней
мере,
тысяч
двадцать,
даже
тридцать,
кон ечн о,
н ов ыми.
А
в
противном
с лучае
пригрозить
скандалом.
Закон
на
тво ей
стороне!
Ты
мог
потребовать,
чтобы
он
сам ,
ма дам
и
все
их
соп ровожд аю ­
щие
л ица
и
гост и
бы ли
подвергнуты
в
принудительном
порядке
прививкам
против
бешенства
и
разных
друг их
опа с ных
болезней».—
«Но собачонка вполне здорова,
тольк о
у
нее
паршивый
характер...»
—
з амет ил
Наполеон.
«Мало
ли
ч то!
—
закричал
земл як-ко р с ик ане ц.—
На до
было
требовать
через
полицию
медицинской
экспертизы
и
привлечь
мос ье
хозяина
соб а чки
к
суду
за
увечье.
Был
бы
я
на
твоем
месте,
клянусь
девой
Мар ией ,
я
бы
или
содрал
с
нег о
единовременно
п ятьдес ят
тысяч
новых,
или
пожиз­
ненную
ренту
за
частичную
потерю
трудоспособности!
—
все
бо лее
и
бол ее
распаляясь,
кричал
земляк-корсиканец.—
А
ты,
кретин,
польстился
на
четыре
пятисотки
да
на
пару
522


вышедших
из
мо ды
галстуков
от
Ланвена.
Если
об
э том
узнает
твоя
Матильда,
то
лу чше
не
возвращайся
в
Аяччо,
Она
т ебе
п ролом ит
гол ову
медной
ступкой
для
минда­
ля...» — «Но
я
не
думаю,
чтоб ы
су д.. .»
—начал
Наполеон.
«Чудак человек!
Неуж ел и
ты
думаешь,
что
твой
мосье
до­
пустил
бы
дело
до
процесса?
Оч ень
ему
это
нужно!
Ты,
наверное,
понятия
не
имеешь,
ск олько
у
не го
миллионов.
Для
так их
лю дей,
как
он,
сто
тысяч
не
играют
ник ак ой
рол и
—
лиш ь
бы
ему
не
испортили
пасхальных
каникул
и
не
мешали
наслаждаться
жизнью.
Чем
подвергать
му чи­
те ль ной
экспертизе
своего
любимого
песик а
и
согласиться,
чтобы
его
самого,
его
мадам
и
всех
его
гостей
целый
месяц
каждый
ден ь
ко лоли
для
профилактики
в
задницы,
он
бы,
не
задумываясь,
выл ожи л
на
стол
сто
тысяч
наличными
иди
чек ом
на
ш вейц арск ий
б анк
—
и
де ло
с
концом:
пас­
хальные
каникулы
спасены,
а
у
тебя
в
кар м ане
круглень­
кая
сумма,
и
ты
см ог
бы
наплевать
на
«Отель де Пари»,
вернуться
в
Ая ччо
и
открыть
где-нибудь
на
бер егу
нед а­
леко
от
«Дю кап»
отл и чную
таверну
для
приезжих
амери­
канцев,
тор гов ал
бы
себе
потихоньку
контрабандными
фор елями ,
л ангу стам и,
серым
дом а шним
хлебом,
корсикан­
ск им
сыром
и
местным
беленьким
винцом
и
в
ус
се бе
не
ду л».—«Ты
д умае шь?» —
дрожа,
спросил
Наполеон.
«Ха!
Я
в
этом
уве рен ».—
«В таком случае я пойду к этому под­
лец у,
брошу
ему
в
морду
галстуки
и
потребую
деньги!» —
«Но торопись,
потому
что
мой
друг
Гастон
слышал
в
бар е
ра згов ор
Арахиса
с
каким-то
американцем,
и
этот
грек-
пин дос
на
паре
колес
кля лся ,
что
не
пройдет
и
недели,
как
он
пустит
твоего
мос ье
в
трубу
вместе
со
всей
его
лавоч­
ко й.
А
что
сказал
Арахис
—
то
закон.
С
этим
не
шутят.
Во
всяком
слу ча е,
поторопись.
Впрочем,
в ряд
ли
чт о-н иб удь
вы йдет.
Надо
бы ло
это
сделать
сейчас
же
пос ле
то го,
как
песик
тебя
ц а пнул,
а
те п ерь,
братец,
я
дум аю,
по здно .
Что
с
в озу
упало,
то
проп ал о...»
И
земляк,
хлоп ну в
дверью
своего
п ика пчи ка,
уехал,
а
Наполеон
остался
стоять
воз ле
с луж ебн ого
входа
в
отел ь
на
тротуаре,
как
пораженный
громом.
Неужели
он
прозевал
такой
неповторимый,
един­
ственный
в
жизни
шанс?
Он
видел
безупречно
по ст риж енные
газоны
п еред
глав­
ным
входом
в
казино,
пальмы,
магнолии,
кедры,
ре дча й­
шие
породы
каких-то
тропических
деревьев,
нежные
расте­
ния ,
окунающие
св ои
слабые,
декадентские
ветви
в
искус­
ственные
во до емы
с
розовыми
л илия ми,
очень
высоким
италь я нск им
камышом
и
лотосом,
кр асны е
дорожки,
ко е-
523


где
в
укромных
уголках
пустые
скамьи,
известные
те м,
что
почт и
на
каждой
из
них
кто-нибудь
застрелился,
и
Наполеон
пр едста вл ял
себе
всех
этих
самоубийц,
несчаст­
ных
игроков,
к отор ых
так
равнодушно
—
вот
уже
в
тече­
ние
ста
лет
—
одного
за
други м
убивала
рулетка,
но
в
его
корсиканском
воображении
не
менее
живо
возни­
ка ли
и
други е
картины
—
кар ти ны
громадных
удач,
счастья,
неожиданно
свалившегося
с
не ба
в
руки
бедно ­
го
человека
и
в
оди н
миг
волшебно
изменившего
его
жизнь.
Недавно
Наполеон
деж ур ил
в
ночном
буфете
казино
и
собственными
глазами
видел,
как
один
приезжий
ит алья ­
нец
из
Вентимильи
в ыиг рал
четыреста
тысяч
новых
фран­
ков
—
что-то
восемьдесят
тысяч
долларов!
Сначала
ему
ст рашн о
не
везло,
он
проигрался
в
пух,
у
него
о став алась
всего
од н а-ед инст вен ная
жалкая
де сяти фран ков ая
фишка,
которую
он
сжим ал
в
кулаке
с
побелевшими
косточками
суставов,
не
ре ша ясь
сделать
свою
последнюю
ставку,
после
кот орой
он
делался
нищим...
Вот
примерно
что
из
се бя
представляют
фишки
казино
Мон те- Ка рло.
Пя ть
франков
—
гол убой
кружок,
но
его
став ят
гла вн ым
обр азом
в
общих
залах,
ку да
пускают
ту­
ристов
и
всякую
друг ую
шпану.
В
главных
же
з алах
ходят
такие
фишки:
десять
франков
—
белый
кружок,
двадцать
франков
—
красно-томатный
кружок,
п ятьде сят
франков
—
о ран жевый
кружок,
сто
франков
—
зел еный
кружок.
За­
тем
нач инаю т ся
фишки
высокого
полета:
пятьсот
фран­
ков
—
уже
не
кружок,
а
прямоугольная
плитка
цвет а
сло­
новой
кости,
тысяча
франков
—
темно-желтый
прямо­
угольник,
п ять
тысяч
фра нк ов
—
довольно
большой
белый
прямоугольник
с
косой
красной
лентой
через
всю
фишку,
напоминающий
э тик етку
шампанского
«кордон руж» .
За­
тем
десять
тысяч
франков
—
боль ш ой
чисто
белый
прямо­
уг ол ьник
и,
наконец,
двадцать
тысяч
франков
—
очень
к ру пный
сине-голубой
пр ямо уго ль ник,
при
одном
лишь
взгляде
на
к ото рый
сла дко
кружится
голова.
И
все
эти
фишки
были
сделаны
как
бы
из
прозрачной
и
твердой,
как
сталь,
легкой
пластмассы.
Некоторые
веселые
игроки
называли
в
ш утку
прямо­
уго льн ые
фишки
котлетками.
Это
было
инфантильно,
но,
с оглас ите сь,
довольно
остроумно.
524


...к отле тки ,
котлетки,
кот леточ ки ...
Итал ьян ец
из
Ве нт им ильи
нервно
постукивал
кулаком
по
зе лен ому
с олда тс кому
сукну
овального
стола,
не
на­
ходя
в
се бе
сил
ра сс татьс я
с
последней
иллюзией.
Ху дой
сорокалетний
мужчина
с
испитым
лицом
мел ко го
собст­
в енн ика
из
числа
те х,
кто
дома
бь ет
дет ей,
л юбит
выпить
стаканчика
три
анисовой
и
спо соб ен
до
закрытия
с тоять
в
траттории,
склонясь
над
электрическим
бильярдом,
где,
как
обезумевший,
мечется
металлический
кубик,
то
ест ь,
простите,
шарик.
Тепер ь
его
испитое
л ицо
бы ло
ужасно:
наверное,
он
уже
проиграл
все
с вое
имущество:
ла вочк у,
клоч ок
земли
и,
может
быть,
да же
обс тан овк у,
платья
жены
и
ос та ток
всех
сбережений.
На
его
лице
с
невырази­
тельными,
неп од вижными
глазами,
словно
бы
отлитыми
из
те мно го
стек ла,
был
написан
ужас,
а
его
жен а,
такая
же,
как
и
он,
худ ая,
н ек огда
—
даж е,
может
быть,
не
так
давно
—
миловидная
но сат ая
итальянка
в
черном,
очень
кор отком
плать е,
кот орое
в
какой-то
м ере
шло
к
ее
ш аф­
ранно-загорелому
л ицу
с
ввалившимися
щеками,
иссиня-
черным
волосам,
высокой,
но
уже
раст р епав ш ейся
приче­
ске
и
золотому
кр ест ику
на
шее,
который,
видимо,
до лжен
был
принести
счастье,
так
как
с ин ьора
время
от
времени
незаметным
движением
страстно
прижимала
его
к
сизым
г убам ,—
сидела
ряд ом
с
мужем,
прямая,
неподвижная,
как
надгробная
стату я.
«Ну,
голубчи ки ,
вы
уже
гот ов ы»,—
з лорадн о
п одум ал
тог да
Нап оле он,
соб и рав ший
по
с толам
пустые
ста каны
и
красивые
миниа т юр ные
зла тог орлы е
б уты лочки
из-под
голла нд ск ого
пива.
Однако
когда
он
чер ез
некоторое
вр е­
мя
снова
вышел
из
буфета
в
игорн ы й
зал,
то
с
удивлением
заметил,
что
итальянец
все
еще
держится
и
возле
нег о
даж е
появилось
несколько
с топоч ек
бел ых
фишек.
Чер ез
час
или
два
на
столе
в озле
итальянца
опять
уже
ничего
не
б ыло,
и
он
снова
сжим ал
в
кулаке
томатно-красную
последнюю
фишку,
упершись
неподвижным
взглядом
во
внутренность
крутящейся
деревянной
чашки
рулетки
с
перекрещенными
над
нею
никелированными
ручками,
где,
пу щ енный
в ыхо ленны ми
пальцами
крупье
в
обратную
сторону,
пры гал
по
шипа м
бел ый
шарик,
носился,
как
бе­
зумный,
туда
и
сюда
по
красным
и
черным
клеткам
и
но­
ме рам
и
все
никак
не
мог
найти
себе
пристанище,
пок а
наконец
не
упал
в
тесно е
стойлице
и
не
з астр ял
там,
за­
525


ти х,
навсегда
утр а тив
с вое
собственное
движение,
и
не­
подвижно
поехал
в
обр атн ую
сторон у,
п окорн о
подчинив­
шись
движению
маленькой
карусели,
которая
стала
носить
его
по
кругу,
как
ребенка
в
своих
легких
са­
ночках...
А
еще
через
час
о фициа нт
увидел
бледно е
л ицо
итальянца
над
довольно
высокой
стеной,
выстроенной
из
самых
разнообразных
фишек.
Потом
эта
стена
постепенно
разобралась,
подобно
тому
как
р азб ирае тся
ст ена
замка,
построенного
детьми
из
кубиков,—
и
когда
уже
перед
р ас­
светом
Нап оле он
заглянул
в
полуопустевший
зал ,
то
уви­
дел
итальянца,
который
поднимался
и з-за
стола
с
еще
более
в ва ливш имис я,
обросшими
ще т иной
щеками
и
стран­
н ой,
полубезумной
улыбкой,
с
кот орой
он
см отре л
куда-
то
вдаль,
мимо
своей
жен ы,
суд орожн о
поправлявшей
ва­
вилонскую
баш ню
окончательно
развалившейся
прически.
Вокруг
них
стояла
неподвижная
толп а.
«Ну что,
го­
лубчики?
—
з лора дно
подумал
Наполеон.—
Вот
вы
и
л оп­
нули!»—
и
ошибся,
так
как
уже
все
вокруг
зн али,
что
итальянец
грандиозно
выигр а л.
Снач ала
он
действительно
был
на
краю
пропасти,
казалось,
ему
уже
ничто
не
может
помочь,
но
вдруг
и
со всем
незаметно,
как
это
нередко
слу­
ч ается
во
время
азартной
игры,
удача
медленно,
с
большой
неохотой
повернула
к
итальянцу
с вое
колесо,
он
стал
понемножку
выигр ыва ть ,
и
в есь
выиг рыш
тут
же
нез ам ет­
но
совал
в
к арм аны,
дав
мысленно
страшную
кл ятву
деве
Марии
и
сын у
ее
Иисусу
Христу,
а
также
всемогущему
господу
богу
не
прикасаться
к
выиг ра нны м
фишкам
до
тех
пор ,
пок а
окончательно
не
вст анет
и з-за
сто ла.
Теперь
Наполеон
увидел,
как
они,
и тальян ец
и
его
халда-жена
—
он
впереди,
а
она
на
полшага
позади,—
с
неподвижными
лицами,
как
з авед енные,
п рошли
через
весь
обморочно­
огромный
полупустой
зал ,
остановились
воз ле
к ассы
ра з­
мена,
где
их
уже
с
равнодушным
ви дом
ждали
клерки,
и
тогда
итальянец
стал
ра зг руж ать
сво и
внут р е нние
и
на­
ружные,
боко вые ,
м алень кие ,
для
часов,
и
задние,
для
револьвера,
брючные
и
жил етн ые
карманы,—
выкладывая
на
д убовы й
прилавок
множество
раз но цв етны х,
разнокали­
берных
фишек,
среди
к оторы х
ярко
бросались
в
глаза
пластмассовые
котлетки
с
красной
полосой
по
диагонали,
еще
более
желанные,
почт и
волшебные
котлетки
цвет а
средиземноморской
волны,
не
говоря
уже
о
п рочей
круглой
мелочи,
в
общем
напоминающей
круглые
конторские
ла­
стики
для
пишущей
машинки
или
прессованные
таблетки
526


соснового
э кстр а кта,
еще
хранящие
тепло
челов еч ес кого
тела,—
все
эти
по рт ат ивные
аккумуляторы,
содержащие
в
себе
громадную
денежную
потенцию.
М олод ые
прекрасно
и
скр о мно
о детые
клерки
тут
же
с орти ров али
их,
молниеносно
выстраивая
из
них
башенки
и
заборчики,
высокие
и
низкие
штаб ел я,
и
с
корректной
ловкостью
сбрасывали
их
в
особый
ящ ик,
а
на
их
мес то
выкладывали
на
прилавок
пах уч ие
к ипы
новеньких
слип­
шихся
р аз но цветных
франков,
ск репл енных
по
т ыся чам
небольшой
тонкой
банковской
булавкой,
как
бы
придавав­
шей
им
еще
больше
ценности.
О,
эти
уголки
французских
ассигнаций
со
сле да ми
не­
однократных
булавочных
проколов!
Итал ь янец ,
ста раясь
дер ж ать
се бя
с
достоинством,
сна ­
чала
довольно
аккуратно,
даж е
не
с лишк ом
тороп яс ь,
за­
п ихи вал
компактные
пачки
де нег
во
в нут ре нние
бо ков ые
карманы,
но
когд а
увидел,
что
это
н еу добно
и
д олго,
то
стал
их
брать
сна чал а
под
мышку,
а
потом
прямо
накла­
дывать
на
вытянутые
руки
—
ив
таком
в иде,
с
протяну­
тым и
вперед
руками,
на
котор ых,
как
на
двух
брусьях,
кое -
как
лежали
д ина мит ные
пачки
ден ег ,—
направился
к
выходу,
и
они
оба
—
он
и
она,—
он
на
полшага
впереди,
а
она
на
полшага
сзади,
поддерживая
пачки,
падающие
у
него
из-под
мы ш ек,—
проследовали,
как
лунатики,
мимо
игорн ы х
столов,
часть
кото рых
уже
закрывали
попонами,
как
скаковых
лоша дей ,
через
все
громадные
з алы
кази­
но ,—
хотя
и
распи санные
изысканными
фресками
в
д ухе
Пю ви
де
Шаванна,
а
может
быть,
и
самого
Пю ви
де
Ша-
ванна,—
не
знаю,
не
зна ю!
—
несмотря
на
се рые
к олонн ы
со
с му гло-з олоты ми
капителями,
несмотря
на
паркеты,
блестевшие
под
нога м и,
как
великолепные
деревянные
озера,
н ес мотря
на
величественную
кафедральную
тиш ину
ил и,
может
быть,
вследствие
этой
какой-то
пугающей,
шаркающей
тишины,
отсутствия
см еха
и
музыки,
юности
и
люб ви ,—
да же,
ч ерт
воз ьм и,
разврата!
—
все
эти
че ртоги
с
распахнутыми
дв орцов ы ми
дверями
создавали
чувство
ка кого- то
г рома дного,
но
старомодного
вокзала
—
напри­
мер,
унылого,
с та рого,
пол уза брош ен н ого
вокзала
в
Са н-
Франциско,
откуда
уже
давно
не
ходят
поезда,
а
пассажи­
ров
по
старой
памяти
везут
именно
отсюда
в
а вт обусе
за
527


город,
где
и
пересаживают
в
уже
гот овы й
трансконтинен­
тальный
экспресс
с
удобными
ку пе,
барами,
ресторанами,
к афет ер ием
и
старыми
неграми-проводниками
в
золот ых
очках
и
белых
пе рчатках,
ласковых
и
предупредительных,
как
добрые
няньки
из
х ороши х
домов.
Они
прош ли
через
все
двери,
а
затем
мимо
сухо
покло­
нившегося
им
ливрейного
швейцара,
котор ом у,
впрочем,
ничего
не
дали ,—
вышли
по
каскаду
шикарной
наружной
лестницы
пря мо
в
застывший
в
предутренней
л етар гии
па рк
и,
не
заходя
в
гости н иц у,
пошли
пря мо
по
ярким
газонам,
о блит ым
зелено-ртутным
с ияни ем
газосветных
ла мп,
смешанным
с
синеватым
отте нк ом
приливающего
сре диз ем н ом орского
р ассвет а,
мимо
белеющих
скамеек
са­
мо убий ц
—
на
вокзал...
Наполеон
стоял
и
смотрел,
под а вле нный,
оч а рова нный,
полный
горького
восторга
и
зависти,
но
швейцар,
видав­
ший
виды
старый
монегаск,
посмотрев
не
без
презрения
вслед
удаляющимся
итальянцам,
заметил
с
мудрой,
но
не­
доброй
улы бко й:
—
Н и чего.
Они
ве рну тс я,—
сказал
он
зловеще.—
Мо­
же те
на
м еня
положиться.
Т епер ь,
к огда
Наполеон
вспомнил
об
этом,
в
нем
с
но­
вой
энергией
вспых ну ла
н ад ежда.
Не т!
Надо
во
что
бы
то
ни
стало
верн ут ь
пот ер я нный
шанс,
который,
кон е чно,
больше
уже
ни к огда
в
жизни
не
повторится.
Через
не­
с кол ько
дн ей
ему
удалось
подстеречь
Мосье
одного,
возле
лифта.
«Мосье,—
ск азал
он
решительно,—
я
не
могу
риско­
вать
жизнью.
Несомненно,
ваш а
собака
бешеная.
Я
тр е­
бую
ст ро жайш ей
медицинской
экспертизы.
Я
бу ду
настаивать
на
том,
что бы
всей
ваш ей
семье
и
в сем
лицам,
соприкасавшимся
с
опасной
собакой,
сделали
пр инуд и­
те льн ые
прививк и,
что
предусмотрено
монакским
законо­
дательством.
В
противном
случа е...»
—
«Позвольте,—
мяг­
ко
пе реби л
его
Мосье,
и
его
некогда
голуб ые
глаза
приоб­
ре ли
красивый
стальной
оттенок,—
оставим
в
стороне
монакское
законодательство.
Все
это
чепуха.
Мне
кажет­
ся,
что
мы
с
вами
в
расчете,
не
так
ли?» — «Мосье,—
ска­
зал
официант,—
у
ме ня
на
Корсике
семья,
же на
и
дети.
528


Я
должен
их
обе сп ечи ть.
Я
не
про шу
многого.
Дай те
пят ь­
десят
тысяч
новых
франков,
и
я
замну
это
неприятное
для
вас
дело».
Увидев
резко
изменившееся,
ставшее
зловеще-мрамор­
ным ,
несмотря
на
не кото рую
старческую
одутло ват ост ь
и
л ысину ,
все
еще
пр ек расно е,
хотя
уже
и
мучнистое
лицо
Мосье,
Наполеон
струхнул
и
почувствовал
холод,
распро­
стр анив ши йся
по
его
спине
и
ногам.
«Для вас,
мосье,
эта
сум ма
ничего
не
составляет,
а
мен я
и
мою
семью
она
сд е­
л ает
обеспеченными
до
к онца
д н ей»,—
неуверенно,
почти
жалобно
произнес
официа нт ,
заи ски вающ е
глядя
в
непро­
ницаемые,
как
у
греческой
статуи,
глаза
Мосье.
«Безус ­
ловно,
для
ме ня
эта
сумма
ровно
ничего
не
составляет,—
спокойно
ска зал
Мосье ,—
но
тут
дело
принципа:
я
не
м огу
позволить
себ е
дважды
плат ит ь
по
одному
и
тому
же
счету
—
иначе
я
не
был
бы
коммерсантом
и
очень
быстро
вы лет ел
в
трубу.
Вы
меня
поняли?» — «Мосье...»
—
нач ал
Наполеон,
но
Мосье
рез ко
его
п рер вал: «Довольно.
Вы,
кажется,
решили
мен я
шантажировать?
Не
думаю,
что
дир ек ция
отеля
захочет
де рж ать
у
себя
служащего-шан­
т ажиста!» С этими словами Мосье вошел в лифт и,
отра­
жаясь
в
его
многочисленных
зеркалах,
поднялся
вверх,
а
Наполеон
на
ослабевших
ногах
дотащился
до
кафельной
уб орн ой,
где
в
низ к их,
очень
шир ок их
п иссу арах
лежали,
подобно
кусочкам
сахара,
бе лые
дезинфекционные
кубики,
придавая
стер ильн о
чистой
уборн ой
э лег антн ый
зап ах
пе р­
воклассного
лечебного
з аведения ,
сел
там
на
теплое
си­
денье
и
за ск реж етал
зубами: «Ах ты,
мерзавец...
скот...
Презренный
буржуа...
Кровосос...
Ну,
погоди...
Дай
бог,
чтоб ы
тебя
п оск орее
сожр ал
со
всеми
твоими
вонючими
потрохами
Арахис...
А
потом...
О,
потом!..
Я
всегда
гово­
ри л,
что
потом
всех
вас
ну жно
вы р езать
до
одн ого
или
по­
весить
на
фонарях...
Мы
еще
с
тобой
посчитаемся,
подо­
н ок!»
Бедняга
Наполеон
даж е
не
подозревал,
что
в
этот
самый
момент
всемогущий
Арахис
уже
нанес
Мосье
смертельный
уд ар
и
его
предприятию
остались
считан­
ные
дни.
Через
н е которое
время
встревоженные
Мос ье
и
М адам
и
все
сопровождающие
их
л ица
спешно
отбыли
на
транс­
атлантическом
американском
«боинге», делавшем по доро ­
ге
из
Нью-Йорка
в
Пари ж
к оротк ую
остановку
в
Ницце.
529


Предварительно
вкусно
позавтракав
в
ст ек лян ном
ре сто­
ране
а эроп орт а,
любуясь
п лоск ой
песчаной
косой,
где
каждую
минуту
спуск ались
и
поднимались
лай нер ы
п очти
всех
мировых
а эрол иний,
вся
компания
—
Мадам ,
Мосье
и
соп ров ож дающи е
их
лица
—
забрались
в
с ам олет
и
под­
ня лись
в
в оз дух,
углубившись
на
мгновение
в
мо ре,
где
на
миг
перед
ними
предстало
божественное
туманное
ви­
дение
Корсики,
потом
как
бы
опрокинулась
над
Лазур­
ным
берегом
с
мысом
Ан тиб,
Каннами,
Сен-Рафаэл ем
и
вдруг
вниз у
справ а
развернулась
белозубая
пано рам а
Ал ьп
со
всеми
их
знаменитыми
ве р шина ми,
из
к оторы х
одн а
была
муч ит ельн о
знакома
по
цв е тным
путеводителям
и
открыткам
—
кривой
конус
со
срез анн ым
верхом
—
не
то
Маттерхорн,
не
то
Монте-Роза,
не
то
Монблан,—
и
все
это
было
так
сухо,
белоснежно,
божественно,
в
особенности
после
гло тка
ледяного
шампанского,
кот орое
разносил
маленький
индонезиец
—
с
вид у
совсем
мальчик,
а
на
са­
мом
деле
седой
старичок
в
очк ах, —
держа
в
руке
т ол стую
бутылку,
до
горл а
зав ерну т ую
в
салфет ку .
Соб ач ку
же,
ко­
торая
не
выносила
воздушных
путешествий,
отправили
с
шофером
в
Париж
—
на
вишнево-красном
сп ортив н ом
«паккарде»
с
че р ными
сафьяновыми
подушками
—
с
таким
рас чет ом,
чтобы
она
вст рети ла
сво их
Хозяев
в
Ор ли,
чем
вся
эта
история
с
Кубиком
должна
была
кончиться
—
и,
безусловно,
кончилась
б ы,—
есл и
бы
не
полу чила
огласку
у
низ ших
служащих
«Отель де Пари»
и
Наполеон
сделался
об щим
посмешищем.
Теперь
его
не
называли
иначе,
чем
«этот идиот корсиканец,
которого
ук уси ла
соб ачон ка
ми л­
лион ер а
и
он
не
сумел
содрать
с
него
хотя
бы
каких-нибудь
парш ив ых
ста
тысяч
но вы ми».
За
спиной
Наполеона
де ла­
ли
непристойные
жес ты
и
хихикали
в
кулак.
Об
эт ом
нак онец
узн ала
жена
Наполеона
и
прислала
ему
из
Ая ччо
ярос тн ое
письмо,
полное
угр оз
и
нам ек ов
на
то,
что
он
по мимо
того,
что
просто
дурак,
но
еще
и
рог а тый
дурак,
«кокю».
Сатана
в селил ся
в
Наполеона.
Взяв
расчет,
он
ринулся
в
Париж,
намереваясь
совер­
ши ть
чт о-н иб удь
у жасн ое,
а дск ое,
кровавое,
какой-нибудь
поступок,
от
которого
содрогнулся
бы
ми р,
вселенная,—
эта
треснувшая
в
нескольких
местах
старая
чугунная
с ко­
530


вородка,
пр ивяз анна я
к
хвосту
взбесившегося
животного,
не
сообразившего,
что
лучше
всего
было
бы
сидеть
смирно
на
раскаленной
мостовой
Галактики,
нервно
нюхая
сво ю
па ле ную
ше рсть.
Он
ср азу
же,
как
это
час то
бывает
с
пр ови нциа ла ми
в
Париже,
попа л
в
дурн ое
общество,
в
темн ую
компанию
п олууг олов н ых
типов
—
алж ир це в- эми­
грантов,
сенегальцев,
мусорщиков,
дли нн ов олос ых
юношей
в
узких
сюртуках
и
д амск их
с ороч ках
с
рюшем
на
груди
и
грязными
кружевными
манж ет ам и,
выдававших
себя
за
«хиппи», а на самом деле продавцов наркотиков,
не­
котирующейся
валюты
и
з олота ,
промышлявших
так же
поставкой
агентурных
сведений
для
Центрального
разве­
дывательного
управления,
итальянских
анархистов
и
бег ­
лецов
из
социалистических
стран,
продавших
сво ю
ро­
дин у,
проевших
и
про пивших
деньги
в
разных
кабачках
и
бистро
«Левый Берег», подпольных адвокатов,
обещавших
Наполеону
вык ол отит ь
из
Мосье
за
ук ус
собаки
круглень­
кую
сумму,
а
пок а
что
выт яну вш их
с
о фициант а
по сл ед­
ние
денежки,
о став ши еся
у
не го
от
ух аж ива ния
за
оболь­
стительными
девчонками
с
известково-белыми,
п очти
серебряными,
п орочны ми
ли ц ами,
на
три
четверти
з ан аве­
ш ен ными
волосами
ут о пле нниц,
как
бы
вырезанными
из
белого
вол окн и стого
дерева,—умевшими
бра ть
деньги
и
ничего
взам ен
не
давать...
Так
что,
когд а
однажды
во
Ф р анции
началась
грозная,
могучая
и
м ол чали вая
вс еоб­
щая
забастовка,
охватившая
десять
миллионов
ра бочих,
то,
вместо
то го
чтоб ы
примкнуть
к
к ол оннам
н ас тоя щего
организованного
про л етар иат а,
Наполеон
очутился
среди
люмпенов,
во
множестве
примазавшихся
к
честным
сту­
дентам
Латинского
кв артал а.
Вконец
опустившийся,
пь я­
ный,
с
немытыми
руками,
давн о
уже
утр а тивши й
вид
офи­
циант а
из
первоклассного
р есто р ана,
он
выкрикивал
п ро­
во ка цио нные
проклятия,
п отрясая
над
головой
черным
знаменем
Ровашоля,
за
что
ему
бы ло
выдано
наличными
пя тьде сят
новых
франков
и
еще
обещано
впоследствии
сто ,
и
его
несло
вместе
с
толпой
по
у лицам
и
переулкам,
как
по
глуб оки м
траншеям,
проложенным
среди
гор
давно
уже
не
убиравшегося,
разлагающегося
м ус ора,
объедков,
картонок,
обе рточной
бумаги,
стружек,
о хва че нных
яз ы­
ками
плам ени
ящиков,
в
тучах
удуш лив ог о
дыма,
где
время
от
вре м ени
взрывались
петарды,
патроны,
с амод ель­
ные
бомбы,
нач иненные
гвоздями
и
битым
стекл о м,
и
при
их
вспышках
на
темном
небосклоне
погруженного
во
мрак
Парижа
на
миг
возникали
то
купол
Пантеона,
то
золоче-
531


цые
пик и
Люкс ем б ургск ого
сада,
а
за
н ими
—
лыс ая
мо­
гучая
голова
Верлена,
п охоже го
на
Лен ин а,
то
силуэт
церкви,
куда
н ек огда
хаживал
Данте...
Разрушив
и
уничтожив
все ,
что
н аход ил ось
внутри
театра
Одеон,
разбрас ы вая
вокруг
се бя
превращенные
в
лохм оть я
драгоценные
исторические
ко ст юмы
театраль­
ного
га рдероб а,
осыпанная
рваными
позументами
и
кру ­
ж ев ами,
толп а
рин ул ась
обратно
на
б ульв ар
Сен-Жермен.
В
об щей
свалке
Наполеон
потерял
черное
знамя,
и
кто-то
сейчас
же
повелительно
сунул
ему
в
руки
портрет
«вели­
ког о
кормчего», и он понес его,
раскачивая
над
головой,
что
издали
имело
вид
тык вы
на
палке.
Прот ив
воинствен­
но го
памя тни ка
Дантона
поперек
бульвара
стояла
цепь
полицейских.
Наполеон
брос ился
на
нее,
выкрикивая
с
пе­
ной
у
рта
проклятия
всем
подлецам
и
их
пр ислу жник ам,
кот оры е
лишили
его
состояния,
ограб или
и
затравили
бе­
шеными
собаками.
Два
черных
аккуратных
ажанчика
в
коро тк их
пелеринках
и
белых
воротничках
проворно
вы­
де рн ули
его
из
толпы,
взяли
за
руки
и
ног и
и
запихнули
в
че рную
полицейскую
машину,
с тояв шую
в
сыр ом
узком
дворе
Кур-де-Маршан,
где
некогда
справа
помещалась
ти­
пография
газ еты
«Друг народа»
Марата,
а
слева
против
нее
во
втором
этаже
жил
тихий
и
аккуратный
доктор
Гильотен,
изобретатель
известной
машины
для
гу ма нных
казней.
Тем
временем
Мосье
Хоз я ин,
как
обычно,
прогу­
л ивал
своего
Кубика
по
ти хой
улице,
и
если
бы
не
отда­
ленная
стрельба,
не
горы
мусора
и
не
отсут ст вие
элект­
риче ск ого
освещения,
а
так же
слишком
редкое
д виже ние
автомобилей,
то
труд но
б ыло
бы
поверить,
что
где-то
в
др у­
гих
районах
города
п рои с ходят
крупные
беспорядки,
что
мосты
через
С ену
блокированы
войсками,
для
то го
чтобы
восставший
народ
не
перешел
на
правую
сторону
и
не
во­
рвался
в
Елисейский
д во рец,
оцепленный
Национальной
гвардией
с
лоша ди ны ми
хвос та ми
на
касках...
Кубик
метался
на
своем
по во дке,
крутился,
как
безум­
ный,
не рв нича л,
по чти
терял
сознание
от
охватившего
его
непонятного
ужаса,
тих оньк о
завывал,
и
Мосье
Хозяин
отвел
его
по
темной
лестнице
с
остановившимся
лифтом
на
третий
эт аж,
впу с тил
в
свою
роск ош ную
квартиру,
тр е­
вожно
освещенную
несколькими
красивыми
восковыми
свечами,
при
свете
кот оры х
Мадам
просматривала
в
са­
лоне
старые
ил лю ст рир ова нные
журналы,
отцепил
пово­
532


до к,
и
Кубик
по бежал
по
дли нно му
темному
кори дору
в
спальню,
и
залез
там
под
громадную,
низкую
супруже­
скую
кровать,
и
затих
во
тьме,
напоминая
ку чку
древесно­
го
угля...
Я
мог
бы
ещ е,
кон ечн о,
рассказать,
как
Мосье
Бывший
Мальчик,
подавленный,
раздраженный,
уто мле н­
ный
многодневным
отсутствием
электрического
тока,
от­
сутствием
дел
и
газет,
молчанием
холодного
телевизора,
черными
мыслями
о
бли зк ом
разорении
и
гибели
от
руки
всевластного
А рах иса,
для
то го
чтобы
хоть
немно го
рас ­
се ять ся,
вз ял
в
кухне
пус тую
корзинку,
чтобы
принести
несколько
бу ты лок
минеральной
во ды
и
хорошего
красно­
го
вина ,
и
со
свечой
в
руке
пошел
в
домашних
туфлях
по
бес кон ечн о
длинной
черной
лестнице
вниз,
в
подвал,
где
был и
расположены
винные
погре ба
ж иль цов
этого
бога­
то го
дома,
и
там
он
осм отре л
с вои
драгоценные
пыльные
бутылки,
хра нящи е ся
на
бетонных
полках,
и
бутылки
ми­
нер аль ных
вод
из
всех
стран
мира,
коллекцию
кот орых
он
со би рал
—
это
было
его
хо б би,—
и
вдруг
он
почувствовал
се бя
странно,
как
будто
бы
на
нег о
внезапно
об руши лась
страшная
тяж есть
его
го дов,
и
он
увидел
буквы
ОВ,
как
бы
напи санные
алмазной
пылью
на
каменной
стене
по­
греба,
и
эти
буквы
завертелись
вокруг
него,
как
волчок,
и
он
с
трудом
удержался
на
н огах
и,
обливаясь
горячи м
потом,
присел
на
ящик
с
немецкой
мине ра ль ной
вод ой
«брамбахер», а в это время Мадам,
встревоженная
дурным
предчувствием,
спустилась
в
погреб,
и
Мосье
Бывший
Мальчик
увидел
со
свечой
в
руке
не раз борчи в оли цую
фракийскую
принцессу
—
м ерт вую
девочку
Саньку!
—
в
сво ем
св е рка ющем
золотом
венце.
«Что с тобой?
Тебе
п ло­
хо?» —
спросила
Мада м
Бывшая
Девочка.
«Ничего»,—
с
трудом
ответил
он
и
хотел ,
для
того
ч тобы
успокоить
ее,
произнести
с лово
«Кубик», но рот его был набит какими- то
др угим и
стереометрическими
фигурами.
Вместо
слова
«Ку ­
бик»
он
произнес
с лово
«Волчок» .
Вок руг
них
продолжали,
действительно
как
волчок,
кружиться
алмазные
буквы
ОВ.
Зат ем
Мосье
пришел
в
себя
и
ст ал
подниматься
вверх
по
лестнице
за
свечой,
ко­
торую
несла
в
дрожащей
руке
М адам.
К риз
проше л
бл агопо лучн о.
Не
повесть,
не
роман,
не
оче рк,
не
пу те вые
замет­
ки,
а
просто
с оло
на
фаготе
с
о рке стром
—
так
и
пере­
дайте.
533


Я
бы,
конечно,
сумел
описать
майскую
парижскую
ночь
с
маленькой
ге лиотроп ов ой
луной
посреди
неба,
отдален­
ную
баррикадную
перестрелку
и
узкие
ул ицы
Монмартр­
ского
холма,
как
бы
нежные
детские
ру ки,
поддерживаю­
щие
еще
не
вполне
напо лн ивши йся
белый
мо нго льфье р
одного
из
белых
куп олов
церкви
Сакре-Кёр,
вот-вот
гото­
вый
улететь
к
луне...-—
но
зачем?
1967—1968
Пе ред елки но


СОДЕРЖАНИЕ
МАЛЕНЬКАЯ
ЖЕЛЕЗНАЯ
ДВЕРЬ
В
СТЕНЕ........................
7
СВЯТО Й
КОЛОДЕЦ.........................................................................
143
ТРАВА
З А БВЕНЬЯ
.........................................................................
245
КУБИК.................................................................................................
447


Кат аев
В.
П.
К
29 Собрание сочинений.
В
10- ти
т.
Т.
6.
М ален ь­
кая
железная
дверь
в
степе;
Святой
колоде ц ;
Трава
забв ен ья;
Кубик.—
М.:
Худож.
л ит.
1984.—535 с.
В
том
вошли
повести
«Маленькая железная дверь в стене»
(1960—1964), «Святой колодец» (1962—1965), «Трава забвенья»
(1964-1967), «Кубик» (1967-1968).
4702010200-432
ББК
84Р7
К
028 (01)-84 п° Дпис иое
Р2
ВАЛЕН ТИН
ПЕТРОВИЧ
КАТАЕВ
Собрание
сочинений
в
десяти
томах
том
ШЕС ТОЙ
Редактор
О.
Новикова.
Художе ств ен ный
редактор
Е.
Ен енко .
Тех ни че ский
редак­
тор
Е.
П ол он ская.
Корре к торы
Г.
Киселева,
О.
Наренкова
ИБ
No
3862
С дано
в
набор
08.02 .84 .
Подписано
к
пе­
ч ати
27.08 .84. Фо рм ат 8 4Х1081/32. Бумаг а
тип.
No
1. Гарнитура
«Обыкновенная но­
ва я».
Печа ть
высокая.
У сл.
пе ч.
л.
28,14.
Усл.- к р.
отт.
28,14.
Уч.- изд.
л.
28,42.
Тираж
150 000 ,экз.
Из д.
No
Ш-16 40.
Заказ
No
4—451. Цена 2
р.
20 к.
Ордена
Трудового
Красного
З на мени
изда­
тель ств о
«Художественная литература»,
107882,
ГС П,
Москва,
Б -78, Ново -
Басм ан ная, 19
Набр а но
и
сматрицировано
в
ордена
Октябрьской
Революции
и
ордена
Тр удо­
вого
Красного
Зна м ени
Первой
Образцо­
вой
типографии
имени
А.
А.
Жданова
Союзполиграфпрома
при
Государственном
комитете
ССС Р
по
делам
издательств,
по­
лиграфии
и
кни жной
торговли.
113054,
Москва,
Валовая, 28.
Отпе ч ат ано
на
Ки­
евской
фабрике
респ убли к анск ог о
объеди­
нения
«Полиграфкнига»
Госкомиздата
УССР,
Ки ев,
ул.
Вор овс ког о, 24.