Author: Гавриков Ю.П.  

Tags: история российского государства   история   воспоминания событий   воспоминания  

ISBN: 5-9533-0206-1

Year: 2004

Similar

Александр Галич

Про нашу семью

Лингвисты шутят

Злодей. Полвека с Виктором Корчным

Text
                    Юрий Гавриков
ПО ВОЛНАМ
ЖИЗНИ
(Воспоминания)
Москва
«ВЕЧЕ»
2004


ББК 63.3(2)
Г12
Вниманию оптовых покупателей!
Книги различных жанров можно приобрести по адресу:
129348, Москва, ул. Красной Сосны, д. 24.
Издательство «Вече».
Телефо н: (095) 188-88 -02, 188-16-50 , 182-40-74
Тел./факс: 188-89 -59, 188-00 -73
E-mail: veche@veche.ru
http:// www.veche.ru,
www.100top.ru
Филиал в Нижнем Новгороде
«ВЕЧЕ—НН»
тел.: (8312) 64-93 -67, 64-97-18
Филиал в Новосибирске
ООО «Опткнига— Сибирь»
тел.: (3832) 10-18-70
С лучшими книгами издательства «Вече»
можно познакомиться на сайте
www.100top.ru
ISBN 5-9533 -0206-1
© Гавриков Ю.П ., 2004.
© ООО «Издательский дом «Вече
2004.


Посвящаю моим детям и внукам
«Я подбираю образы былого, не соблю­
дая хронологии и порядка — так же, как на­
катывают и отступают океанские волны».
П. Неруда
«Счастье — трудная вещь. Память
о счастье — тоже труд».
В. Шкловский
о т АВТОРА
Я никогда в жизни не вел собственных дневников и
полностью согласен с писателем Юрием Олешей, что в
дневниках, задуманных специально для того, чтобы из
них получилось нечто такое, что будет вскоре печатать­
ся и представит для читателя интерес, есть что-то глупо­
ватое*. Поэтому, когда я, освободившись от пут какой бы
то ни было службы, сел за компьютер, чтобы распоря­
диться тем, что великая актриса Раневская называла «бо­
гатством старости» — воспоминаниями, — я полагался
только на свою память. Что касается читательского и н ­
тереса, естественно, я думал о нем. Признаюсь, мысли
мои не были обращены к «глобальному» читателю: я по ­
нимал, что книги, подобные этой, занимают внимание
далеко не каждого человека. И дело здесь даже не в воз­
расте, а в любознательности. К сожалению, этим сегод­
ня «заражены» далеко не многие молодые люди, хотя я,
* Олеша Ю. Избранное. М ., 1983, с. 530.
з


конечно, среди моих читателей был бы рад видеть и мо­
лодежь. Именно к ним, моим соотечественникам
XXI века, хотелось бы протянуть пусть тонкую, но все же
нить между прошлым и будущим.
Данная книга не претендует на роль скрупулезных
воспоминаний обо всем и всех, с кем мне довелось встре­
титься на «волнах» моей бурной жизни. Это скорее рас­
сказ о себе, о своем отношении к явлениям и людям.
«Никого так не любишь, никого так не знаешь, как са­
мого себя. Предмет неистощимый. Но трудно», — г ово ­
рил А.С. Пушкин о мемуарах в письме к Вяземскому*.
Ну что ж, начнем, пожалуй.
* Новиков И. Пушкин в изгнании. М., 1954, с. 618.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
Земляки Льва Толстого.
Юрик Дошкольник
Если ехать из Москвы по Симферопольскому шос­
се, то первым крупным городом на пути окажется Тула,
древний город оружейников и самоварников, машино­
строителей и сталеваров, химиков и гармонников, го-
род-мастер. А в наше время и город-герой: в трудную
военную годину бойцы рабочих дружин Тулы букваль­
но своей грудью преградили врагу путь к Москве. Еще
18 километров на юг, и вы проезжаете старинную усадь­
бу Ясная Поляна — вотчину славы земли русской —пи ­
сателя Льва Толстого, а вскоре — небольшой, но важ­
ный промышленный город — Щекино. Атам, по раз­
вилке, рукой подать до деревни Горячкино. Это — ма ­
лая родина моего отца, Павла Ивановича; на тульской
земле — мои корни. Мой дед, Иван Егорович Гавриков,
еще помнил крепостное право. Богатырь телосложени­
ем, умница и большой труженик, он кормил огромную,
даже по тому времени, семью в 11 детей, девять из к о ­
торых были «мужики», а следовательно — работники
(мой отец — самый младший из всех детей). Это обсто­
ятельство, весьма важное для сельской жизни, позво­
лило даже в трудные годы держаться «на плаву». Рабо­
тали много и жили безбедно: как правило, имели две
коровы, две-три лошади, работников не нанимали. Гла­
5


ва семьи, помимо аграрного труда, занимался углеко-
панием, благо щекинская земля — часть подмосковно­
го угольного бассейна. Где ни копни, наткнешься на не ­
большой глубине на бурый уголь. Когда подросли стар­
шие братья, дед нанялся приказчиком в мануфактурный
магазин в Туле. Хотя Иван Егорович был в образовании
самоучка, писал грамотно и очень быстро и хорошо
считал. Любил читать. Когда в первую русскую револю­
цию 1905—1907 гг. крестьяне стали грабить Горячкино,
а потом подожгли дом местного помещ ика, уехавшего
за границу, дед вынес из горевшей усадьбы и увез к себе
целую подводу книг... Отличался он и огромной физи ­
ческой силой, иногда подрабатывая ломовым извозчи­
ком у тульских богатеев. Например, если кому из них
требовалось поднять на второй этаж рояль (не пиани­
но!), приглашали Ивана Егоровича. Тот, отвернув нож­
ки у инструмента, с помощью специальных лямок один
тащил рояль на спине.
Семья мамы моей, Марии Николаевны (родилась
в Туле в 1899 г.), была городская, рабочая. Мой другой
дед — Николай Подрещев — всю жизнь проработал
литейщиком на Тульском оружейном заводе, нажил
там чахотку и умер довольно рано, оставив жену с дву­
мя маленькими дочерьми и еще меньшим сыном. С го­
дами бабушка и тетя Лида (старшая сестра мамы) ста­
ли подрабатывать шитьем, а мама училась в гимназии
на средства Тульского попечительского общества и не­
много зарабатывала как певчая в Успенском соборе ме­
стного кремля. Жили они в низенькой избушке, в бед­
ном районе Чулково. Мне мама показывала этот до­
мик, когда мне было лет пять. Тогда он уже покосился
и как бы врос в землю, напоминая собой избушку из
русских сказок.
Как говорила Мария Николаевна, самым ярким впе­
чатлением ее детства была встреча с Львом Толстым.
Восьми-девятилетней девочкой мама проводила лето в
6


лесном пансионате. Неподалеку, в тульской засеке*, охо­
тился граф Толстой. Попав в грозу, он завернул в гости к
детям. Там его накормили гречневой каш ей с молоком и
устроили импровизированный концерт детской самоде­
ятельности. Писатель был очень доволен. Взяв самую
младшую «артистку», мою маму, (она спела песню
«Птичка-невеличка») на колени, Лев Николаевич сказал:
«Молодец, птичка!» — и подарил маме маленькую кни ­
жицу с надписью: «На добрую память моей птичке-не -
величке. Лев Толстой». Став взрослой, Мария Никола­
евна долго сокрушалась по поводу пропажи книжки во
время одного из ее многочисленных переездов с мужем-
военным.
О случайной встрече с Толстым рассказывал и мой
отец Павел Иванович. Как-то он ехал с моим дедом на
телеге в Тулу. Неподалеку, у дороги, косил траву пожи­
лой «крестьянин» с длинной бородой. Увидев его, дед
снял шапку и громко поприветствовал: «Зравствуйте,
граф Лев Николаевич!» Толстой остановился и, кивнув,
ответил: «Доброго здоровья, любезный!» Дед объяснил
сыну, кто это был, а приехав в Тулу, купил ему книжку
детских рассказов писателя.
После окончания гимназии моя мама была принята
на работу счетоводом на сахарный завод Тотлебена в
Туле, единственного обладателя собственного автомоби­
ля в городе. С этим авто произошел комичный казус в
жизни шестнадцатилетнего счетовода Маруси Подреще-
вой. Однажды хозяин попросил мою маму сопровождать
его во время визита в банк. Поехали они на тотлебенском
«лимузине» (заводчик управлял сам). На обратном пути
хозяин, извинившись, заглянул в табачную лавку, где
всегда покупал гаванские сигары. Мотор он выключать
не стал (электростартеров на автомобилях того времени
еще не было, а крутить заводную рукоятку ему, видимо,
* Засека — часть системы оборонительных сооружений, создававшей­
ся в России, главным образом в лесной местности
7


не хотелось), и машина тряслась и подпрыгивала как
молодой козлик. К тому же Тотлебен встретил в лавочке
приятеля .и проговорил с ним несколько минут. Когда он
вернулся к машине, увидел, что Маруся, бледная от стра­
ха, вцепилась в поручни подпрыгивающей машины, бо­
ясь, что она может сама поехать. Тотлебен смеялся всю
дорогу над неопытностью молодого счетовода... Ездить
ему оставалось недолго: шел 1917 год...
Революционные события 1917 года застали молодо­
го Павла Гаврикова в Москве, где он поселился у стар­
шего брата Ивана и работал с ним учеником плотника
на строительстве большого зернохранилища. Стройка
велась неподалеку от улицы, которая в честь революци-
онера-однофамильца стала называться улицей Гаврико­
ва (бывают же в жизни совпадения!). Как-то Павел Ива­
нович услышал свою фамилию от кондуктора трамвая,
объявлявшего следующую остановку, которая почему-то
обозначалась как «Гавриков переулок». Отец, услыхав
свою фамилию, встал и подошел к кондуктору: «Вы меня
звали?» Только через несколько минут они разобрались
с недоразумением.
Вскоре отец поступил в Тульскую оружейно-техни ­
ческую школу Красной армии. Курсантом он познако ­
мился с молодой бухгалтершей сахарного завода Мари­
ей Подрещевой. Это была моя мама. Вскоре они поже­
нились и уехали к месту назначения отца, получивше­
го звание техника-лейтенанта и должность начальника
боепитания 37-го стрелкового полка Красной армии.
В станице Каменской (ныне — г. Каменск, большой
промышленный город в Ростовской области), где был
расквартирован этот полк, 27 июля 1931 года родился я.
Это был уже второй ребенок у моих родителей: в
1926 году у них родился первенец, Володя, который в
возрасте трех лет умер от дифтерита.
В первый день возвращения мамы из роддома меня
пришли посмотреть маленькие соседские девочки. «Ой,


какой хороший Юрик!»,— сказали они моим родителям,
которые еще только выбирали мне имя. «А он еще не
скоро пойдет в школу?» —поинтересовалась одна из них.
«Конечно нет, — ответила ей та, что постарше,— он же
еще дошкольник!» Вот так меня и «окрестили» (навер­
ное, поэтому я на всю жизнь остался сторонником луч­
шей половины человечества, даже в детстве предпочитал
играть с девчонками!). А мама в шутку стала звать меня
Юрик Дошкольник. Что касается подлинного крещения,
то с этим все оказалось намного сложнее: командирам
Красной армии запрещалось крестить своих детей и во­
обще посещать церковь. Моим обеим бабушкам и маме,
потерявшей к тому времени своего трехлетнего первен­
ца, очень хотелось выполнить этот святой долг. Но все
их попытки уперлись в заветное для советской бюрок­
ратии и ничего не объясняющее слово «не-зяяя!» (сколь­
ко раз потом мне приходилось выслушивать в жизни это
бессмысленное звукосочетание!). Кстати будет сказано,
рос я, чего и боялась моя мама, весьма болезненным ре­
бенком.
Мама, при всем ее своенравном и даже жестком ха­
рактере, была подлинной женой офицера; она понима­
ла, что у мужа могуть быть большие неприятности в слу­
чае его ослушания начальства. Что касается папы, то ему
в принципе был чужд какой-либо экстремизм, как ле­
вый, так и правый. Воспитанный в традициях православ­
ной семьи, с ее добрым и уважительным отношением к
людям, он всю жизнь старался избегать конфликтов, не­
заслуженных обвинений и оценок. Человек по-кресть-
янски немногословный и даже замкнутый, он никогда не
давал никаких характеристик происходящему в стране,
честно выполняя свой долг офицера. Только в последние
годы своей жизни он многое мне поведал. Особенно мне
запомнились два случая в его жизни, прекрасно иллюс­
трирующие, как мне кажется, бессмысленность любого
насилия, обычно порождаемого смутным революцион­
9


ным временем, в котором уютно себя чувствуют лишь
«шариковы» всех мастей. Вот эти случаи, рассказанные
отцом.
Решив пойти на учебу в Оружейно-техническую
школу, Павел Иванович поговорил с двумя-тремя сво­
ими односельчанами, с которыми вместе заканчивал
начальную школу (курс основных предметов средней
школы он прошел самостоятельно), пригласив их пос­
ледовать его примеру. Узнав об этом, группа соседских
выпивох-оболтусов подкараулила его на берегу пруда и
с криком «Топи большевистского агитатора!» бросила
в омут. Чудом Павлу удалось выбраться из воды. Через
год он, было, подвергся насилию вновь, только на этот
раз со стороны противоположного «лагеря»: в их дом во
время его отпуска ввалился продотряд и стал требовать
именем революции отдать все «излишки зерна, какие
спрятаны в этом кулацком хозяйстве!». Спасибо, мой
смекалистый дед Иван Егорович сказал, что в этом доме
проживает курсант Красной армии и что они никакие
не кулаки и никаких излишков, с учетом душ в семье, у
них нет. Видя недоверие командира отряда, Павел Ива­
нович предъявил удостоверение личности, и смущен­
ные продотрядовцы ретировались. Как выяснилось по­
зднее, на дом Гавриковых указал один из местных — за ­
вистливый пропойца...
В год моего рождения отцу предложили поступить в
Ленинградскую (в те годы она находилась в городе на
Неве и только после войны была переведена в Москву)
артиллерийскую академию Красной армии. Около года
он упорно занимался самоподготовкой по ряду предме­
тов и успешно сдал вступительные экзамены. Мне было
несколько месяцев, когда семья переехала в Ленинград.
Учиться отцу было нелегко: сказывалось отсутствие нор­
мального среднего образования. К тому же он стал «жер­
твой» существовавшей в академии экзаменационной си­
стемы, при которой слушатели того или иного курса
10


были разделены на так называемые бригады во главе с
бригадиром, который сдавал все экзамены за всю бри­
гаду. Старательный и дисциплинированный Павел Ива­
нович как раз и угодил на упомянутую должность. Он
вспоминал, как его товарищи спокойно уплетали блины
на общей кухне в общежитии или ходили в кино, а он до
зари корпел над конспектами.
Себя я помню с Ленинграда, точнее, лет с трех. По­
мню не сам город, а нашу Артиллерийскую улицу и двор,
дом, квартиру, длинный коридор на этаже и большую об­
щую кухню (по крайней мере, когда спустя лет 35 я ока­
зался в этом городе неподалеку от нашего дома, я не
только свободно нашел его, но и поднялся в нашу квар­
тиру). Больше всего из питерской жизни мне запомни­
лась моя первая новогодняя елка (в 1935 году советская
власть разрешила после длительного перерыва снова ук­
рашать для детей такие елки), а также тяжелая опера­
ция — трепанация черепа в результате осложнения по с­
ле перенесенной скарлатины. Только теперь я понимаю,
как боялась тогда моя матушка потерять второго своего
сына! Она отнесла в «Торгсин» (существовавшие тогда
магазины, принимавшие драгоценности и «твердую»
иностранную валюту в оплату за продукты; название
фирмы расшифровывалось как «торговля с иностранца­
ми») все свои украшения (в обычных магазинах нужные
больному ребенку продукты, как апельсины, сыр, тогда
не продавались). Как сказала мне спустя много лет друг
нашей семьи врач-лор Александра Петровна Крупина,
мама своей заботой не только спасла мне жизнь, но даже
сохранила мне музыкальный слух, что бывает весьма ред­
ко при подобных операциях. Правда, будучи типичной
представительницей русской интеллигенции, сама док­
тор скромно умалчивала о своей великой лепте в мое
выздоровление. Каждый вечер, после приема больных в
клинике, тетя Шура в течение двух недель приходила к
нам домой и делала мне крайне болезненную, но необ­
11


ходимую процедуру на операционной ране. Я дико кри­
чал от боли: «Тетя Шурка, дура, не хочу больше!» Роди­
тели едва удерживали меня на стуле, а доктор, невозму­
тимо улыбаясь, продолжала свое дело. По окончании
процедуры я, зареванный и еще всхлипывая, подходил
к своей «мучительнице» в белом халате и просил изви­
нений. Запомнилась эта милая женщина мне не только
своим искусством врачевания, но и блестящим знанием
литературы. В один из своих приездов к нам в Москву
она продекламировала мне, старшекласснику, всю пье­
су Грибоедова «Горе от ума» наизусть! Были люди в наше
время!
Что касается мучительных для ребенка процедур, на ­
верное, тогда у меня выработался своеобразный «синд­
ром белого халата», который срабатывает до сих пор —
например, когда незнакомый доктор измеряет мое арте­
риальное давление. В этом случае показатель бывает на
30—40 единиц выше обычного.
Впервые этот феномен проявился у меня, когда вско­
ре после окончания процедур, проводимых доктором
Крупиной, к нам в «очаг» (так тогда называли детский
сад) пригласили парикмахера, видимо, для удобства ро­
дителей. Когда подошла моя очередь и я увидел склонив­
шегося надо мной человека в белом халате, я испустил
такой истошный визг, что по академическому общежи­
тию, в здании которого находился и наш «очаг», быстро
распространился слух о том, что парикмахер нечаянно
отрезал ребенку ухо.
В целом я не был плаксивым мальчиком, хотя болел
довольно часто, перенеся почти все известные тогда дет­
ские болезни. Врачи объясняли это ослабленным в ре­
зультате смерти первого сына здоровьем моей родитель­
ницы и предсказывали мне весьма нездоровое будущее.
И все же я не стал типичным «хилятиком»: мне кажется,
что мой геном был больше «связан» с крепкими генами
моих деревенских предков по линии отца — не случай­
12


но я очень походил, по словам родственников, на свое­
го деда Ивана Егоровича Гаврикова.
По характеру и эмоциональному настрою я был жиз­
нерадостным и активным ребенком, хотя и не баловни­
ком. И всегда спешил. Даже когда в три года начал чи­
тать, недочитав последнее слово во фразе, придумывал
его. Однажды в поликлинике, читая табличку на двери
«Зубной каб...», не закончил и доложил маме: «Там на­
писано «Зубной кобыла»! Помню (не по рассказам, а
именно сам), как на детском утреннике в клубе акаде­
мии ведущая предложила выступить на сцене самим де­
тям — кто с чем хочет. Одним из первых я выкрикнул:
«Я могу!», при великом удивлении моей мамы, сидевшей
рядом со мной. Из всех детей, изъявивших желание вы­
ступить, я оказался самым маленьким, и ведущая пр и­
гласила меня на сцену.
Я бегом взбежал по ступенькам, встал на сцене по
стойке смирно и четко, хотя и картавя, объявил:
— Выступает Ю-ик Гав-иков!
Затем, ничуть не смущаясь, отчеканил весело:
Камень на камень, кирпич на кирпич:
Умер наш Ленин, Владимир Ильич!—
И, широко улыбаясь, как будто сообщил радостную
весть, пошел на свое место. Все дружно хлопали, а бед­
ная моя мама сидела вся сжавшись, обдумывая, откуда я
взял этот стишок и что будет папе, если об этом узнает
комиссар* академии.
В 1936 году, после окончания академии, отца напра­
вили на работу в подмосковный Голутвин, а вскоре пе­
ревели в родную для родителей Тулу, военпредом на пат­
ронный завод. В Голутвине мы жили около испытатель­
ного полигона, представлявшего собой огромный лесной
*
Комиссар — так называлась до ВОВ должность заместителя командира
по политической работе в Советской армии
13


массив — запретную зону, недоступную для посторон­
них. Павел Иванович, возвращаясь домой этим лесом,
ухитрялся приносить полный рюкзак отличных белых
грибов. Поэтому упомянутое название города ассоции­
руется у меня всегда с маринованными грибами.
В Туле мы прожили всего года полтора. Наиболее
отчетливо мне запомнились из того времени дом и се­
мья маминой сестры, ее муж — богатырь дядя Вася и
четверо детей: две девочки и двое парней — все стар­
ше меня. Дядя Вася Савватеев работал заведующим
складами сахарного завода, но иногда помогал грузчи­
кам грузить 50-килограммовые мешки с сахарным пес­
ком, подхватив по мешку под каждую руку. Но «корон­
ным номером» этого чудо-силача было усадить жену
и мою маму на один венский стул спинами друг к другу
и одной рукой за спинку стула поднять их на полмет­
ра от пола. Ж ивя у Савватеевых, я иногда тоже «отка­
лывал номера». Например, работали у них во дворе ка­
менщики. Я оставался дома с двоюродным братом
Виктором, старше меня на пять лет. Услышав через от­
крытую форточку приказание мастера: «Машка, под­
носи глину!», я тут же взобрался на подоконник и тоже
в форточку закричал: «Дяденька, а моей мамы нету
дома!..», решив, что на свете может быть только одна
Маша — моя мама, от которой требуют глины, раз
строят около нашего дома.
Вообще в те годы, нужно признать, мама заполня­
ла всю мою жизнь и была для меня неоспоримым ав­
торитетом, чем она часто очень умело пользовалась в
педагогических целях. Однажды она усадила меня р я­
дом с собой и очень печальным голосом, тяжело вздох­
нув, сказала: «Я сегодня чуть, было, не умерла: увиде­
ла тебя во сне с твоим приятелем Поликом, вы прята­
лись за домом и там курили... Я горько заплакала и по­
шла дальше. Никогда не кури, сынок, если не хочешь,
чтобы я умерла!» И больше не сказав ни слова, она ста­
14


ла заниматься своими делами. Я был потрясен: оказы­
вается, так просто сделать, чтобы мама жила всегда.
Никогда, никогда не буду курить! Так я и остался н е­
курящим человеком на всю жизнь, о чем, естествен­
но, нисколько не жалею.
ГЛАВА 2
Столичная жизнь. Война
В Москву мы перебрались в 1938 году, в связи с на ­
значением отца на работу в Главное артиллерийское уп­
равление — ГАУ (ныне — Главное управление ракетных
войск и артиллерии, занимающее часть здания на Фрун­
зенской набережной, напротив парка Горького). Посе­
лили нас в трехкомнатную коммунальную квартиру пя­
тиэтажного дома для офицеров в Сокольниках. Одну из
комнат занимал майор Соколов с женой, а две другие
«высвободились» в связи с арестом какого-то, как тогда
говорили, «зиновьевца» (соратник Ленина Зиновьев воз­
главлял оппозиционную Сталину организацию, в кото ­
рой якобы было много военных). Тогда я, семилетний
мальчишка, впервые услыхал такие прозвища, как «враг
народа», «троцкисты», «зиновьевцы», которые взрослые
произносили почему-то вполголоса, оглядываясь. Это
были годы ужасных преступлений Сталина и его подруч­
ных — печально известных «чисток» в СССР.
Нашей семье повезло: никто из близких родственни­
ков не попал под этот «молох». Но я лично знаю многих
людей с противоположной судьбой. Например, отец
мужа моей двоюродной сестры Галины имел неосторож­
ность посетовать в одном из продмагов Подольска, где
они жили, на плохое снабжение продуктами. По навету
об «антисоветской агитации» был осужден в 1938 году на
десять лет каторжных работ на Севере. Дома осталась
больная жена и двое детей-подростков. Ему удалось вы­
15


бросить из окна арестантского вагона записку жене и об­
ращение к «добрым людям» с просьбой отправить запис­
ку по указанному адресу. Нашлись такие. Письмо при­
шло в Подольск. Мне его показывал сын осужденного,
наш родственник Виктор Иванович, проведший всю
Отечественную войну на фронте. Вот некоторые
выдержки из этого письма от 12 сентября 1938 года:
«Здравствуй, Клавдюша, и дети! Едем на Владивос­
ток, но где будем находиться, нам неизвестно... Клавдия,
жизнь наша оборвалась в тот момент, когда мы только
лучше стали жить, потому мне все это тяжело пережи­
вать, тяжело то, что ребят мне не пришлось дорастить до
зрелого возраста...» И обращаясь к старшему сыну:
«Витя, не говори на заводе обо мне ни с кем и что я пишу
тебе... Учись, помогай маме по дому, ходи на всякие кур­
сы, повышая грамотность».
Но вернемся в Сокольники. Наши соседи Соколовы
жили вдвоем. Первый их ребенок, дочь Наташа, появил­
ся на свет в 1939 году. Николай Иванович был типичный
«красный командир»: хотя он и окончил ту же артилле­
рийскую академию, что и мой отец, общей культуры явно
не хватало. Он запросто мог выйти на общую кухню в
кальсонах и рассказывать моей маме во всех подробнос­
тях, как его прослабило минувшей ночью. Правда, ког­
да он дослужился до полковника, он не только не выхо­
дил из своей комнаты в исподнем, но они с женой даже
перестали обедать на кухне, как было принято до сих
пор. Дядя Коля, как я его звал, раздобрел, стал ходить с
очень важным видом — «настоящий полковник». Од­
нажды с ним произошел курьез, о котором он сам нам
рассказал.
Стоял он на трамвайной остановке. Поблизости ждал
трамвая солдат. Подслеповатый Николай Иванович
спрашивает у солдата, какой номер трамвая подходит.
Тот спокойно отвечает: «А» (ходили тогда не только с но­
мерами, но и с буквенными обозначениями —А, Б, СК).
16


Соколов более строго повторяет свой вопрос: «Вы же, на­
верное, не глухой, товарищ солдат?!» Солдат: «Нет, не
глухой. Я вам говорю, товарищ полковник,— «А». Соко­
лов: «Вы что, издеваетесь над старшим по званию?!» Сол­
дат: «Да нет, это номер у трамвая такой — «А». Смущен­
ный дядя Коля вынужден был быстренько сесть в подо­
шедший трамвай и уехать.
При всех недостатках у них и у моих родителей, жили
наши семьи дружно, особенно в тяжелые военные годы,
когда Соколов и мой отец уезжали в командировки на
фронт. Тетя Тоня, жена Соколова, частенько заступалась
за меня, оберегая от маминых наказаний. Я тоже старал­
ся чем-нибудь помочь доброй тетушке. Но однажды пе­
рестарался. Прежде чем крикнуть, что кипит на плите ее
чайник, решил приоткрыть крышку и убедиться, что ки ­
пит. Вырвавшийся пар обжег руку, я резко дернул ею и
опрокинул весь чайник себе на живот. Спасла меня моя
быстрая и опытная матушка, сорвав мою одежду и облив
место ожога растительным маслом. Это позволило пере­
болеть дома, без госпитализации. Но это я несколько за­
бежал вперед...
Осенью 1939 года мы с моим новым другом Володей
Бавиным пошли в первый класс. Сегодня с ним частень­
ко вспоминаем со смехом, как, вернувшись из школы
1 сентября, мы заявили родителям, что нам якобы ска­
зали, что мы обязательно будем отличниками(?!) — ви ­
димо, очень хотелось нам порадовать своих мам.
Учился я прилежно. Пока не сделаю всех уроков (так
мы называли домашнее задание), ни за что не пойду на
улицу или к товарищам играть. Каждый из нас имел дома
большую коллекцию оловянных солдатиков и много ма­
шинок. Правда, таких маленьких автомобильчиков, как
теперь, еще не было. Зато мой отец привез мне из Льво­
ва (где он побывал во время «освобождения» Красной
армией Западной Украины) игрушечные танк и мото­
цикл, изрыгавшие из своих пулеметов снопы искр (от
17


кремневых камешков), — предмет зависти всех мальчи­
шек нашего двора. Вожделенной мечтой каждого из нас
была игрушечная железная дорога на электробатарейках.
Ее огромный вариант мы ездили смотреть в витрине ма­
газина на улице Кирова (ныне — Мясницкая). До сих
пор помню тот незабываемый день, когда приятель отца,
генерал Поликарпов, купил своему сыну такую дорогу,
и мы с родителями поехали к ним в гости. Играли не
только мы, дети, но и наши отцы тоже старались нажать
на ту или иную кнопку.
На той же улице Кирова, в витрине другого магази­
на «играл» электрический джаз-банд кукол. Заметив мое
пристальное наблюдение за игрой музыкантов, мама ре­
шила записать меня в музыкальную школу. На пианино
денег не было, поэтому мне купили скрипку. Поначалу
она мне очень не понравилась, особенно из-за страшно
нудных и монотонных упражнений Шрадика. Дело до­
ходило до того, что я становился на табуретку и пальцем
передвигал стрелку часов вперед минут на 20—30, дабы
сократить свои мучения, пока не был однажды посрам­
лен своей родительницей. Конечно, все это для нее было
бы менее огорчительным, если бы она слышала то, что
спустя много лет мне рассказывал сам великий Ойстрах
про своего сына Игоря. Отчаявшись заставить его играть
на скрипке, Давид Федорович выхватил у него скрипоч-
ку-четвертушечку и разбил ее. Теперь Игорь — скрипач
с мировым именем.
Незаметно пролетели два года, а летом 1941-го все из ­
менилось в нашей жизни, в жизни всего народа: началась
Великая Отечественная война с гитлеровской Германией.
В июле мы с мамой в товарном эшелоне вместе с се­
мьями других сотрудников ГАУ поехали на Урал в эва­
куацию. На второй день пути (совпавший с моим днем
рождения) наш эшелон был атакован каким-то одиноч­
ным немецким истребителем. Поезд остановился, мы все
укрылись в ближайшей рощице. К счастью, это, видимо,
18


был заблудившийся самолет, уже не располагавш ий
большим запасом пулеметных патронов. Дав две-три
очереди по вагонам, он ретировался, и мы поехали даль­
ше уже без приключений. До города Шадринска Челя­
бинской (ныне — Курганской) области поезд полз две
недели: в первую очередь пропускались только воинские
эшелоны. В Шадринске все было хорошо организовано:
нас распределили по деревням района, и мы на телегах
поехали к своему новому «местожительству». Нам с ма­
мой выпало село Кресты, где мы поселились в доме ве-
ликолепных(!) людей: старик пасечник дядя Митя (он же
на своей лошади — начальник колхозной пожарной ко­
манды, где пожарным был только он сам) и его жена тетя
Таисия — сердобольная русская женщина. Она отдала
нам лучшую комнату и все время была озабочена тем, как
нас повкуснее накормить. Всю свою жизнь с благодар­
ностью помню об этих людях!
В Крестах я пошел в третий класс сельской школы.
Это была крестьянская изба с двумя большими комна­
тами: в одной одновременно размещались второй и чет­
вертый классы, в другой, при той же учительнице, —
первый и наш, третий. Прозанимался я там недолго: к
Новому году мы, с помощью папиных подчиненных с
оборонного завода в Челябинске, переехали в этот город.
Поселили нас в общежитии завода, в одной комнате с
эвакуированной москвичкой и ее семнадцатилетней доч­
кой. Маму мою приняли счетоводом в заводоуправление.
Я продолжил свои «университеты» в третьем классе шко­
лы имени Энгельса и посещал также местную музыкаль­
ную школу (скрипку мы прихватили из Москвы). При
всей необычности подобного названия для школы —
имени Энгельса, — оно все же звучало не столь стран­
но, как наша улица — Сони Кривой (кажется, имя ураль­
ской анархистки), где находилось заводское общежитие.
Жили мы вполне сносно для военного времени,
иногда мясные карточки в столовой ОРСа (отдел рабо­
19


чего снабжения) даже «отоваривали» кетовой икрой, ко ­
торую завод успел «перехватить» на каком-то складе в
начале войны. Правда, хлеба было маловато (белого во­
обще не было). Поэтому я долго после войны не мог
смотреть на эту икру. Кстати сказать, как до войны, так
и в первые послевоенные годы она всегда была в нали­
чии в любом продуктовом магазине Москвы и весьма по
умеренным ценам. Но люди получали столь мизерные
зарплаты, что редко кто мог позволить себе такой дели­
катес...
Рынок в Челябинске был очень дорогой, денежный ат­
тестат от отца оформляли долго. Поэтому первые месяцы
мы перебивались как могли: мама, например, даже ела с
хлебом воду, в которой она варила для меня картошку. А я
незаметно подбирал за своим приятелем, директорским
сыном Сашей, выковыренный им жир из любительской
колбасы (до войны я тоже его выковыривал!).
Летом 1942 года отцу предстояла командировка на
фронт, и он решил перевезти нас под этим предлогом
(разрешение тогда давали не всем эвакуированным) в
Москву. В первый же вечер по приезде мы поняли, на ­
сколько это было преждевременно: прозвучала сирена
воздушной тревоги, один из прорвавшихся в Москву фа­
шистских самолетов сбросил тяжелую фугасную бомбу
на расположенный вблизи от нашего дома мелькомби­
нат. Еще не привыкшие к таким «номерам», мы замеш ­
кались с мамой и не спустились в бомбоубежище. Спа­
сибо, что все ограничилось разбитым оконным стеклом
и попадавшей на пол посудой.
Зато были и другие «прелести» для нас, мальчишек.
Например, участие в дежурстве дружин ПВО. Вместе с
взрослыми мы поднимались вечерами на крышу или чер­
дак дома и оттуда смотрели во время тревоги на москов­
ское небо, изрезанное полосками прожекторных лучей
и сполохами разрывов зенитных снарядов. Конечно,
каждый из нас мечтал лично погасить на крыше упав­
20


шую с вражеского самолета зажигалку, но «повезло»
только мальчишкам на соседней крыше. Зато как мы л и ­
ковали всем двором во время первого московского салю­
та по случаю освобождения от германских войск города
Орла! Радовались также и всем последующим салютам в
честь побед наших войск. Как праздник встретили и от­
мену в Москве светомаскировки...
Но до полной победы было еще далеко. Для армии
мы с товарищами не подходили по возрасту, а поэтому
своей главной задачей считали хорошую учебу. Выкла­
дывались в полную силу и наши учителя. Конечно, как
и везде, среди них были разные люди, порою с больши­
ми странностями. Например, с теплым юмором мы вспо­
минаем с Володей Бавиным (ныне — отставной юрист
Владимир Иванович Бавин) учителя рисования Антона
Пафнутьевича, часто выбиравшего для рисовальной «мо­
дели» столь необычные предметы, как ржавый поплавок
из туалетного бачка(!). Подробнее о некоторых наших
преподавателях я расскажу ниже.
В стремлении хоть что-то сделать полезного для на­
ших фронтовиков, я записался в детскую концертную
бригаду, выступавшую для раненых в московских госпи­
талях. Читал стихи и играл на скрипке незамысловатые
мелодии. И все равно времени после школы у нас с дру­
зьями оставалось предостаточно: ведь тогда не нужно
было просиживать часами у телевизора или компьюте­
ра, ибо их просто не существовало в природе. Еще до
войны мы зашли с папой в радиомагазин на улице Ки­
рова и увидели там толпившихся людей, смотревших на
экранчик размером с сигаретную пачку. На экране, как
в кино, говорил какой-то мужчина. Нам объяснили, что
это транслировалась одна из первых пробных передач
опытной телестанции на Шаболовке. О каком компью­
тере тогда можно было говорить!
Действительно, какой компьютер, если в новом доме
для комсостава Красной армии не было даже телефонов.
21


Позже, вспоминая об этом времени, я понимал, что «нет
худа без добра»: люди не тратили время на пустые разгово­
ры (сегодня можно встретить иную болтушку, готовую ча­
сами говорить ни о чем по телефону), меньше было услов­
ностей и церемоний при неожиданных визитах. Иногда на­
грянут в воскресенье какие-либо приятели родителей, отец
быстренько бежит в соседний магазин (благо перед войной
там было все), а мама с гостями уже что-нибудь стряпает.
И через полчаса —пир горой, играет патефон, танцуют или
что-нибудь поют. И никому в голову не приходило изви­
няться за неожиданный визит. Это не сегодня, когда за­
глянуть на полчаса к соседям-приятелям принято только
после неоднократного созванивания по телефону (скоро,
наверное, такое будет позволено только после извещения
электронной почтой через Интернет!)...
К большому сожалению, не были мы вовлечены тог­
да в занятия спортом, а поэтому «выпускали» лишнюю
детскую энергию как могли: играли в догонялки на по­
ездах метро, снимали с заборов и стен редкие тогда
объявления врачей-частников (особенно беспокоили
почему-то «нашу нравственность» урологи и гинеко ло­
ги). Иногда подростковые забавы носили более «серь­
езный» характер. Например, на один из первомайских
праздников мы с Володей, воспользовавшись отсут­
ствием его родителей, решили впервые опробовать
наши алкогольные «способности» и выпили из роди­
тельского буфета без какой-либо закуски бутылку «Сто­
личной» и столько же кофейного ликера. Конечно, мы
не только не были приучены к спиртному (сегодня даже
девчонки-подростки пьют пиво, а то и что-нибудь по­
крепче), но и вообще не понимали, что может означать
«гремучая» смесь водки и ликера, да еще без закуски.
Словом, выпив, мы вышли на балкон и стали обращать­
ся к проходившим по улице гражданам «с первомай­
скими призывами» и криками «ура». Чуть позже я с тру­
дом добрел до своей квартиры, с большим трудом от­
22


пер дверь, так как никого не было дома, и свалился на
диван. Правда, когда вернувшийся отец подал мне в
рюмке нашатырный спирт с водой, у меня еще хватило
сил пробормотать: «А это пьют?!» Проснулся я на сле­
дующий день, проспав почти сутки, с дикой головной
болью и твердым решением никогда в жизни не пить
подобные смеси и всегда выпивку сопровождать плот­
ной закуской. Такой урок я помнил всю жизнь и прак­
тически никогда не напивался в стиле «а ля раша» (по-
русски). Мне и сегодня непонятны молодые мужчины,
которые в компании жадно набрасываются на спирт­
ное, гордо приговаривая: «После второй или, скажем,
третьей — не закусываем!», а через 10—15 минут (в луч­
шем случае!) уходят спать в соседнюю комнату, испо р­
тив настроение своей половине, да и всей компании.
Обычно детвора из нашего и двух соседских домов иг­
рала вместе — мальчишки и девчонки. Последние не ис­
ключались даже при такой боевой игре как «казаки-раз-
бойники». Но с наступлением подросткового возраста
начались первые проявления особого внимания к девоч­
кам, чему, наверное, способствовало и введенное прави­
тельством раздельное обучение, по примеру дореволю­
ционных гимназий. Поэтому, когда в нашей неполной
средней школе (мы оканчивали ее в 14 лет) состоялся вы­
пускной вечер с приглашением девиц из другой ш ко­
лы — это было на уровне сенсации. После вечера мы с
одним одноклассником и соседом, как истинные кава­
леры, пошли провожать двух подруг из довольно удален­
ного района — Богородское. Гуляли долго, обратно воз­
вращались с товарищем пешком, так как давно уже про­
шел последний трамвай. Был июнь, поэтому к нашему
дому мы подошли, когда было почти светло. Во дворе нас
встречали сестра товарища и страшно рассерженная моя
мама с большим будильником(?!) в руке, который она
упорно старалась сунуть мне в лицо, приговаривая: «Не
поздновато ли для четырнадцати лет?!»
23


Я долго не мог заснуть: все вспоминал одну из дево­
чек, Нину Голубеву, которых мы провожали. «До чего же
она симпатичная и приятная, обязательно женюсь на
ней, когда стану взрослым!» — с этими мыслями я и ус­
нул. Правда, вскоре появились новые «абитуриентки» на
мое внимание, но воспоминание о своей первой влюб­
ленности я долго хранил в памяти...
Война шла к победному концу. Отец еще несколько раз
ездил на фронт в командировки. Однажды их машина на­
скочила на мину и он был сильно контужен. В
ГАУ Павел Иванович отвечал за все стрелковое вооружение
Советской армии. Он рассказывал, как однажды, во время
его ночного бдения (тогда руководящий состав во всех ве­
домствах работал до утра) позвонил лично Сталин и поин­
тересовался, почему на одном из фронтов появилась партия
дефектных фанат. Отец доложил, что проведенное рассле­
дование установило «усталость металла» в каких-то деталях
из-за долгого хранения гранат на складе. «А Вы сами, то­
варищ Гавриков, не устали?!» — поинтересовался генера­
лиссимус иезуитским голосом и повесил трубку. Кто из чи­
тателей помнит те жуткие нравы и времена в стране, навер­
ное, поймет, почему отец не смог уснуть, даже вернувшись
домой под утро! Кстати, уже в отставке Павел Иванович
вспоминал, как после окончания войны он и другие его то­
варищи по ГАУ испытывали определенное недоумение, что
не только остались живы, но и не угодили в сталинские ла­
геря. Он приводил пример его начальника, генерала Склиз-
кова. В один из первых дней войны сотрудники НКВД аре­
стовали его у себя дома, сорвав в присутствии жены и ма­
ленькой дочери ордена с гимнастерки, и, ничего не объяс­
няя, увезли. Со слов моего отца, я знаю, что через некото­
рое время начальник ГАУмаршал артиллерии Яковлев на
приеме у Сталина высказал просьбу о получении какой-
либо информации о судьбе подчиненного — генерала
Склизкова, которого характеризовал наилучшим образом.
Главнокомандующий обещал...
24


Через два дня маршалу позвонили из КГБ и сооб­
щили, что Склизков осужден по 58-й статье Уголовно­
го кодекса (антисоветская деятельность) на 10 лет
строгого режима заключения. То же самое ответили и
на запрос жены генерала, добавив только, что «без
права переписки». Супруга и дочь Склизкова были со­
сланы на поселение в Ижевск. И только после смерти
Сталина им было сообщено, что Степан Иосифович
был расстрел ян сразу же после ареста(!!!). Нина Кузь­
минична (его жена), напрасно прождавшая мужа
12 лет и ставшая никому не нужной больной старухой,
получила бумагу о невиновности и полной реабилита­
ции С.И . Склизкова.
Наслышанные о таких случаях, мы с мамой не уди­
вились, когда Павел Иванович тяжело заболел и ушел в
отставку «по состоянию здоровья», не дотянув на служ­
бе даже до пятидесятилетнего возраста (!)...
Солнечным майским утром 1945 года я проснулся
раньше обычного: какое-то радостное предчувствие под­
няло меня с постели. Пошел на кухню попить воды, по ­
смотрел в окно. Но что это? На особняке профессора-
теолога Введенского* развевался красный стяг. Это был
тот самый теолог, который в первые годы советской вла­
сти проводил публичные диспуты с наркомом Луначар­
ским. Я знал, что лояльный к власти богослов всегда вы­
вешивал флаг СССР по случаю официальных праздни­
ков нашего государства. «Но Первомай прошел несколь­
ко дней тому назад»,—подумал я. И вдруг внезапная до ­
гадка молнией пронеслась в голове и вырвалась неволь­
ным криком: «Победа! Победа!»
Родители продолжали спать (отца привозили на слу­
жебной «эмочке»** под утро), но сосед дядя Коля по ­
спешно вышел из своей комнаты, как всегда в подштан­
никах, и, кажется, собирался дать мне подзатыльник,
* Это был одноэтажный кирпичный дом с садом
** М-1
— «эмка» — один из первых советских автомобилей ГАЗ
25


чтобы не орал в такую рань. Но, взглянув в окно и уви­
дев флаг на «поповском доме», как он называл особняк
богослова, молча поспешил к себе в комнату и включил
привезенный с фронта трофейный радиоприемник «Те-
лефункен». Ставший родным за годы войны голос Юрия
Левитана чеканил торжествующе: «8 мая в Берлине, в
пригороде Карлхорст, представители немецкого главно­
командования в присутствии представителей Верховно­
го главнокомандования советских войск и представите­
ля Верховного главнокомандования англо-американских
и французских войск подписали акт о безоговорочной
капитуляции Германии»(!).
Я разбудил родителей, позвонил по телефону другу
Вовке, и мы договорились с ним поехать в Центр. Побе­
да! Это слово в одно мгновение, казалось, катапультиро­
вало всех москвичей на улицы, и в первую очередь — на
Красную площадь. В центре всеобщего внимания были
военные. Охваченные порывом ликования люди обни­
мали их, жали им руки, качали, высоко подбрасывая в
воздух. Около гостиницы «Москва» толпа стала качать
пожилого мужчину в форме, пытавшегося что-то объяс­
нить. Когда он снова встал на ноги и перевел дух, то ви ­
новато пробормотал: «Братцы, за что меня-то, я же не во­
енный, а милиционер!»
Вечером столица тысячами ярких огней фейерверка
салютовала павшим и живым героям. Разноцветные
всполохи окрасили небо, как бы наверстывая те годы,
когда Москва погружалась во мрак светомаскировки.
Вечером я с друзьями снова приехал на Красную пло­
щадь, где нарастало бурлящее веселье... Внезапно стало
очень тихо: по радио зазвучал хрипловатый, с заметным
кавказским акцентом, знакомый голос Сталина: «Вели­
кие жертвы, принесенные нами во имя свободы и неза­
висимости нашей Родины, неисчислимые лишения и
страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, на­
пряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь
26


Отечества, — говорил он, — не прошли даром и увенча­
лись полной победой над врагом...»
Победа в Отечественной войне по-разному повлия­
ла на судьбы советских людей, хотя и означала общий
для всего нашего народа рубеж в жизни. Вспоминая что-
либо, мы все говорили: «До войны» и «После войны».
Для меня победа была связана с пока еще мало осознан­
ными мечтами о будущем. Если все военные годы я по­
лагал, что пойду по отцовской линии кадрового военно­
го, то теперь мое внимание все больше привлекали мир­
ные шаги Советского Союза, международные конферен­
ции, работа Организации Объединенных Наций. На пер­
вый план в то время выдвигалась борьба без оружия и
крови, но весьма острая и упорная, порою на грани но ­
вой войны — борьба за мирное сосуществование двух
мировых систем, т.е. между тем, что позднее мы стали
называть социалистическим лагерем и капиталистичес­
ким миром.
Мне хотелось посвятить себя внешнеполитической
деятельности. Но как? Тогда я и сам не мог точно отве­
тить на этот вопрос. Первым делом решил поднажать на
гуманитарные предметы в школе, особенно на немецкий
язык, который, честно сказать, недолюбливал за слож­
ную грамматику. Может быть, все эти усилия и оказались
бы тщетными, не протяни мне судьба свою «руку помо­
щи». Много раз так случалось в моей жизни и в дальней­
шем (читатель убедится в этом, прочитав эту книгу). По­
этому я согласен с теми, кто говорит, что «случай — это
синоним Бога».
Конечно, как и у любого человека, у меня тоже не все
шло «как по маслу»: на моем жизненном пути встреча­
лись и завистники (да еще какие(!), но об этом позже),
и недоброжелатели, и просто недалекие люди. Эту сто­
рону жизни мы начинали постигать еще в школе. Напри­
мер, преподавательница математики Валентина Иванов­
на, заметно недолюбливавшая учеников-«гуманитари­
27


ев», прослышав о моих планах, ерничала как могла: «Ре­
шать задачки — это тебе не языком болтать, товарищ
дипломат!» Зато преподаватели истории (А.В. Потемки­
на), географии (П.М . Метревели —танкист, прошедший
войну), военрук (полковник А. М. Шоффер), учитель л и­
тературы (П.Н . Федосеев) горячо поддержали мои пла­
ны. С особой признательностью я вспоминаю Анну Ва­
сильевну Бантле, единственную учительницу немецко­
го языка в Москве, награжденную самым высоким ор ­
деном СССР —орденом Ленина. Это она не только при­
вила мне любовь к иностранным языкам, но подготови­
ла так к вступительным экзаменам в институт, что при­
нимавшая экзамен, остановив мой ответ, пригласила из
соседней аудитории коллегу, которая не удержалась, что­
бы поинтересоваться у меня: «Вы никогда не жили в Гер­
мании?»
Сразу после Победы отец, как участник войны, ко н ­
туженный на фронте, получил в подмосковном поселке
Валентиновка, в 27 км от Москвы, земельный участок и
начал строить летнюю дачу. Строили мы ее своими си­
лами (помогавшие отцу его старшие братья были плот-
никами-профессионалами), в основном по выходным
дням. Пятнадцатилетним парниш кой я тоже осваивал
плотницкий инструмент: тесал бревна, строгал доски,
работал молотком, а главное — учился уважать и ценить
нелегкий труд мастеровых людей, прислушиваться к их
вескому и справедливому мнению. Хотя некоторые их
высказывания для меня, правоверного комсомольца,
звучали на уровне шока. Особенно запали в память брос­
кие фразы приглашенного помочь нам из соседнего кол­
хоза плотника дяди Феди. Как-то на мой вопрос, как
живется в колхозе, он ответил в стиле народного твор­
чества: «В колхозе жить не хуже: портки рваны и ж...а —
наружу!»
Не могу не сказать несколько слов об «охраннике»
нашей стройки — молодом псе — овчарке Рексе. Попал
28


он в наш дом совсем малым щ енком, падающим на
скользком линолеуме. Это был удивительно умный пес,
послушный и незлой (особенно с детьми, даже с незна­
комыми). Он чуял шаги отца уже на первом этаже лест­
ницы, хотя мы жили на пятом, становился на задние
лапы, а передними барабанил по двери, требуя открыть.
На просьбу показать, как дядя Коля ругается, Рекс де­
лал злой оскал и лаял. А когда спрашивали, умный ли он
пес, тут же ложился на пол, клал морду на вытянутые пе­
редние лапы — прямо сама паинька. Спустя несколько
лет, когда мы переехали в отдельную квартиру на С око­
ле, Рекс сильно поранил во дворе лапу о стекло. Кровь,
рана, бинт — все это произвело на него шоковый эффект.
Он сгал нервным и возбужденным, даже зло зарычал на
отца, когда тот хотел подвинуть ему поближе миску с
едой. И мы решили отдать пса на службу в милицию.
Позже его проводник звонил нам и рассказывал, что
Рекс освоился на новом месте и даже задержал ночью
жуликов, проникших в Серпуховский универмаг...
Хотя построенная нами дача была весьма скромной
и не очень вместительной, без гостей, особенно в выход­
ные дни, мы не оставались. Иногда некоторые из них
жили там неделю-две, а то и все лето. Так было и с моим
двоюродным братом Виктором Савватеевым, гостившим
у нас перед своей свадьбой. Парень хваткий и смекали­
стый, он как-то уговорил свою крестную, мою маму, раз­
решить нам с ним поехать в город Щелково поторговать
собранной в саду клубникой.
Не успели мы разложить на станции свой товар, как
словно из-под земли появился огромный детина, мили­
ционер, и потребовал следовать за ним в отделение. По
дороге Виктор стал уговаривать его отпустить нас, ссы ­
лаясь на то, что я — сын фронтовика, полковника. По­
стовой оглядел мои рваные кеды и заштопанную отцов­
скую гимнастерку:
— Полковника, говоришь, сын? Будет врать-то!
29


—
Ей богу! — сказал брат и незаметно положил ему в
руку червонец*. Блюститель порядка ловким движением
запустил купюру в карман и, снова оглядев нас, процедил:
— Смотрите, больше не попадайтесь, полковники!
Ни живой ни мертвый, я заторопил Виктора на по­
езд. Но тот настырно разложил наши корзинки на сту­
пеньках, и мы снова стали торговать. Через некоторое
время он тихо шепнул мне: «Нас даже охраняют!» — и
показал глазами на топтавшегося неподалеку нашего
знакомого —милиционера. (Так что, дорогие мои одно­
годки, проповедники советской власти, далеко не все
идеально было в «датском королевстве» и раньше!)
А Витину свадьбу, которая должна была состояться в
Тамбовской области, я упомянул не случайно: тогда, в
первые годы после войны, даже наша семья, получавшая
особый продпаек старшего офицера, питалась довольно
скромно (продовольственные карточки отменили толь­
ко к 1948 году). Поэтому мне страшно хотелось поехать
с Виктором в деревню на свадьбу, чтобы там наесться «за
всю войну»...
Среди наших соседей по даче была семья рабочего —
золыцика Попова, получившего квартиру в рубленом
двухэтажном доме от оборонного завода в Подлипках
(ныне — знаменитая «Энергия» в г. Королеве). Вместе с
неграмотной женой-прачкой он растил троих детей.
Старший сын — Алексей — к тому времени оканчивал
Московскую военную спецшколу, готовившую курсан­
тов для офицерских училищ. Не пройдя медкомиссию по
зрению, сосед, упорно прозанимавшись весну и лето,
поступил в МГИМО. Мы подружились с Алешей. Узнав
о моих «международных помыслах», он стал горячо со­
ветовать мне пойти по его стопам. В тот год, когда Алек­
сей перешел на третий курс института, я стал новоиспе­
ченным «мгимовцем».
* Червонец — советская десятирублевая купюра
30


ГЛАВА3
Старый дом у Москвы-реки
В те годы недавно отпочковавшийся от МГУ (где он
был соответствующим факультетом) Институт междуна­
родных отношений МИД СССР размещался в здании
бывшего Московского лицея. Этот большой старинный
пятиэтажный дом, «прижавшийся» к Крымскому мосту,
стал подлинной кузницей кадров международников для
нашего государства.
«Старый дом у Москвы-реки: коридоры, площадки,
звонки...» — пелось тогда в любимой песне «мгимовцев»...
Существовала еще Дипломатическая академия, где
по направлению обкомов партии проходили двухгодич­
ную переподготовку партийные и государственные
функционеры для работы в системе МИД СССР. Слуша­
тели академии, обладавшие, бесспорно, более богатым
житейским опытом, нежели молодые выпускники
МГИМО (первые, кстати сказать, сразу же назначались
на высокие дипломатические должности), заметно усту­
пали последним по образованности, общей культуре и
особенно в знаниях иностранных языков (до последне­
го времени у нас считалось, что для высокопоставленных
чиновников такие знания необязательны).
Конечно, не каждый выпускник МГИМО шел
«автоматом» на работу в МИД. Да такую цель никто и не
ставил: специалисты-международники нужны были и в
других ведомствах (особенно, когда там стали создавать­
ся отделы внешних сношений или связей), в газетах и
журналах, на радио (позднее — на телевидении), в меж­
дународном отделе ЦК КПСС, в издательствах, Совин-
формбюро (позже —Агентство печати «Новости»). Были
случаи и довольно странного для «мгимовцев» распре­
деления. Так, два моих лучших друга — Рудик Соболев и
Слава Филиппенков — были направлены на краболовец­
31


кие суда на Дальнем Востоке помощниками капитанов
по работе с молодежью (и это с испанским языком!).
Правда, первый из них позднее все же работал в МИД
Белоруссии, а второго «выручила» Куба: как офицер за­
паса, Слава был призван в армию и стал работать на Кубе
переводчиком у наших военных специалистов (к сожа­
лению, оба уже ушли в мир иной!). Был у меня в инсти­
туте еще один друг, узбек Ульмас Расул-заде, но тот рано
женился, родил ребенка и, не дотянув до окончания чет­
вертого курса, уехал на родину, в Ташкент. С годами наша
связь оборвалась, но я всегда вспоминаю свою поездку
с Ульмасом на каникулы в Узбекистан, где его родные и
друзья встретили меня с восточным вниманием и хлебо­
сольством...
Поступить в МГИМО всегда было непросто, а в то
время —тем более, ибо мы проходили двойной «фильтр»:
приемную и мандатную комиссии. Если для успешного
прохождения первой нужно было получить на вступи­
тельных экзаменах не менее 24 баллов из 25 (сочинение,
русский язык и литература, история СССР, география,
иностранный язык), то для второй требовались более
«серьезные» вещи (социальное происхождение, род за­
нятий родителей абитуриента, членство в комсомоле или
компартии, отсутствие судимости у его родственников и
у него самого и т.п.). На родителей тогда не было при­
нято надеяться. Да и как надеяться, если уже после мое­
го зачисления в институт отец, как бы между прочим,
спросил у меня, знаю ли я нашего начальника военной
кафедры — генерала Волкова. Услышав утвердительный
ответ, добавил, что служил с ним вместе в полку. А до по­
ступления моего — молчок.
Единственно, для кого была открыта «зеленая ули­
ца» (и у нас это не вызывало никакого возражения), —
это для бывших фронтовиков. Многие из них пришли в
институт сразу после демобилизации, не успев снять ки ­
телей и гимнастерок, позабыв в окопах (что греха таить!)
32


не только иностранные языки или исторические даты, но
порою и азы знаний. Это были парни 22—28 лет. Нам,
18-летним выпускникам средних школ, они казались
«стариками», заслуживавшими особого почтения. Меж
собой мы стали звать их «академиками», хотя это отнюдь
не отражало ни их знаний, ни успеваемости. К сожале­
нию, должен сказать, при всем моем уважении к фрон­
товикам, что не все они блистали и высокими мораль­
ными качествами.
Я не случайно уделил воевавшим столько внимания.
Как ни странно, их появление в МГИМО сыграло замет­
ную роль в моей студенческой судьбе.
Распределяя вновь поступивших по языковым груп­
пам, руководство института стремилось к определенно­
му выравниванию их состава по уровню подготовки сту­
дентов. Вместе с тем основную и наиболее слабую по это­
му показателю часть фронтовиков пришлось сосредото­
чить в группах испанского языка, который ректорат рас­
сматривал как наиболее доступный в фонетическом от­
ношении для великовозрастных студентов. Поэтому
было принято решение — для «балансировки» состава
упомянутых групп направить в каждую по 3—4 выпуск­
ника московских школ, набравших на экзаменах макси­
мальное число баллов.
Каково же было мое удивление и, не скрою, разоча­
рование, когда в беседе со мной ректор — академик
Францев — предложил мне изучать испанский язык. На
мои робкие доводы о том, что я увлечен немецким язы­
ком с детства, что нет никаких отношений между СССР
и франкистской Испанией, мой полный тезка Юрий
Павлович сказал: «Немецкий язык, как мне докладыва­
ли, вы уже знаете хорошо, на испанском говорят не толь­
ко в Испании, да и Франко «слетит», пока вы окончите
институт. ...Мы просим помочь нам правильно распре­
делить студенческие силы, поддержать фронтовиков в их
стремлении наверстать упущенное за годы войны». Что
2. Заказ No 62
зз


тут ответить?! Так испанский язык, а с ним латиноаме-
риканистика и испанистика прочно захватили меня на
всю жизнь...
У меня было двойственное отношение к старшим од­
нокашникам: с одной стороны, я ими гордился и даже
восхищался, с другой — меня удручала довольно тусклая
картина их участия на семинарах и языковых занятиях.
Правда, жизненный опыт, «медные трубы», через кото­
рые они прошли в войну, — все это помо гало им выкру­
чиваться из сложных ситуаций, связанных с учебой в
институте. Разве забудешь «морского волка» Петю Скна-
рина, умевшего так взглянуть на молоденькую препода-
вательницу-испанку, что та, смущаясь и краснея, стави­
ла ему явно завышенную оценку! А чего стоила «преам­
була» его товарища Миши Попова на семинарах — «Карл
Маркс и лично я считаем»?!
Не обошлось и без скандальных случаев. Причиной
тому был, мне кажется, слишком льготный подход к
этим людям при поступлении в столь важный для го­
сударства вуз как МГИМО. Например, вспоминается
тот шок, который охватил всех нас, когда в отдел кад­
ров из одной воинской части пришли бумаги, свиде­
тельствовавшие об уголовном преступлении нашего
товарища и старосты курса М орковина, который на
фронте в пьяном споре убил своего однополчанина.
Тем не менее большинство из них — дисциплиниро­
ванные, серьезные и собранные, упорные в учебе —
показывали нам пример во всем. С некоторыми мне
довелось позднее сотрудничать на совместной работе,
например с С.К . Романовским, председателем Государ­
ственного комитета по культурным связям с зарубеж­
ными странами, послом СССР в Перу Ю.В. Лебеде­
вым, заведующим кафедрой в Институте общественных
наук при ЦК КПСС В.П. Филатовым, директором И н­
ститута Латинской Америки АН СССР Героем Совет­
ского Союза В.В. Вольским и многими другими.
34


Вспоминая институт, особенно теплые слова хочет­
ся сказать о наших преподавателях, которые поража­
ли наше молодое воображение не только своими э н ­
циклопедическими знаниями, но и неповторимой ин ­
теллигентной демократичностью и простотой. Всякий
раз, когда мы, бывшие «мгимовцы», собираемся по
тому или иному поводу (к сожалению, таких встреч и
участников с годами становится все меньше!), то не ­
пременно вспоминаем наших наставников — Всеволо­
да Николаевича Дурденевского, помнившего имя и от­
чество почти каждого студента и подававшего в гарде­
робе пальто оказавш ейся рядом студентке, Сергея Бо­
рисовича Крылова, пересыпавшего свои лекции по
международному праву забавными историями из дея­
тельности Гаагского трибунала, где он заседал долгие
годы; полковника-юриста Меньшагина (сказавшего
мне на экзамене по уголовному праву: «Это, батень­
ка, у вас больше на «шухер» похоже, чем на соучас­
тие!»); доцента Дюшена (наши немногочисленные од­
нокашницы звали его «душка»), ставившего особенно
хорошо отвечавшим по зарубежной литературе около
слова «зачет» жирный восклицательный знак. И к о ­
нечно, незабвенного академика Тарле. Евгений Вик­
торович читал лекции старшекурсникам историческо­
го факультета (в год моего поступления в институте
были образованы три факультета с приставкой «меж­
дународно» — правовой, на котором учился я, истори­
ческий и экономический). Мы тоже старались попасть
на эти лекции. Именно «попасть», так как в большом
актовом зале, где выступал Е.В. Тарле, слушатели раз­
ве что не висели на люстрах: все помещение, включая
сцену и даже... место под роялем, было забито до от­
каза студентами. Такой ажиотаж был не просто данью
научной моде, он объяснялся скорее неисчерпаемым
обаянием и магнетизмом личности академика, его
виртуозным владением материалом.
2*
35


Для изучавших испанский язык таким же кумиром
был Семен Александрович Гонионский, который вел у
нас на старших курсах синхронный перевод и странове­
дение (Латинская Америка). Он был плодовитым уче­
ным, автором многих работ по истории этого континен­
та, но студенты его любили не только за это. Сегодня про
него молодежь сказала бы «великий приколист!»: он шу­
тил постоянно, тонко и почти всегда с серьезным выра­
жением лица. Например, вспоминается такой случай.
Уже упоминавшийся Миша Попов, удивленный фено­
менальной памятью профессора, восклицает: «Ну вы да­
ете!!!» На что Семен Александрович, намекая натугодум-
ство этого студента, мгновенно реагирует: «Я-то даю,
Попов, но вы не берете!» Но главной привлекательной
стороной личности Гонионского было, пожалуй, его
стремление и желание помочь становлению учеников
как специалистов-международников: уже после оконча­
ния нами института он охотно писал рецензии и отзы­
вы на наши статьи, книги, выступал официальным оп­
понентом на защите кандидатских и докторских диссер­
таций, дарил нам свои труды с автографами. При этом,
опять же, не изменял своим правилам «приколиста».
Помню, как он обрадовался, когда я сообщил ему о
своем желании защитить кандидатскую диссертацию на
тему: «Внутренняя и внешняя политика военного прави­
тельства Перу», и предложил себя в качестве оппонента
на моей защите, которая проходила на заседании ученого
совета Университета дружбы народов в марте 1971 года.
В заключение своего обстоятельного выступления Семен
Александрович, как всегда серьезно, сказал: «Поражает
то, что соискатель замахнулся на столь «свежую» пробле­
му, как политика правительства, существующего лишь
три года, и блестяще ее проанализировал... Мне, прав­
да, известно (при этом он с лукавым прищуром оглядел
присутствующих), что глава этого правительства генерал
Альварадо лично консультировал Юрия Павловича, по -
36


сещая Москву по субботам!» И сошел с трибуны под
дружные аплодисменты ученых. Только один шар ока­
зался черным* при голосовании по результатам защиты.
По степени глубокой благодарности, какую я испы­
тываю к Гонионскому, с ним может сравниться лишь ака­
демик Иосиф Ромуальдович Григулевич. Человек очень
интересной судьбы (бывший резидент наш ей разведки в
странах Латинской Америки), он в уже довольно зрелом
возрасте пошел в науку, где зарекомендовал себя одним
из ведущих мэтров латиноамериканистики. Мы позна­
комились с ним на Кубе, во время его научной коман­
дировки в эту страну. С тех пор он считал своим долгом
(я знаю это со слов других людей) поддерживать меня в
моей научной деятельности. Листаю свои книги, издан­
ные по латиноамериканской проблематике, — почти у
каждой ответственным редактором был мой добрый учи­
тель и бескорыстный «Григ», как звали его друзья, —
И.Р. Григулевич (вторая фамилия — Лаврецкий, кото ­
рая иногда использовалась им как псевдоним).
При всем интересе к латиноамериканистике, изучав­
шие испанский язык все же в первую очередь мечтали о
будущей работе в Испании — стране, название которой
еще в довоенные годы, в нашем детстве, глубоко запало в
сознание и сердце каждого из нас. Мы помнили о сооб­
щениях в прессе с фронтов гражданской войны на испан­
ской земле, ходили встречать детей-беженцев оттуда,
школьниками скандировали клич республиканцев «Но
пасаран!» («Они не пройдут!»)**, носили сшитые мамами
пилотки-«эспаньолки»... И хотя находившийся у власти
Франко не оставлял места для надежд на какие-либо от­
ношения СССР с Испанией, втайне мы вынашивали меч­
ту о свидании с испанской землей и ее гордым и веселым
народом. Наши преподаватели-испанцы, покинувшие
*
От старой традиции голосовать белыми (за) и черными (против) ша
рами Теперь не применяется
** Означает «Они не пройдут здесь'» (про франкистов)
37


родину уже в зрелом возрасте (Фриас, Донья Лусиа и др.),
своими рассказами о родном крае укрепляли в нас любовь
к стране Сервантеса, Лорки и Пикассо.
В те годы мы не предполагали, что еще долго фран­
кизм будет душить испанский народ, а для нас един­
ственной возможностью применить свои языковые по ­
знания за рубежом будет дипломатическая работа (и для
очень немногих из нас!) только в Мексике, Уругвае и Ар­
гентине, где функционировали небольшие по составу со­
ветские посольства...
Столь ограниченное поле деятельности для выпуск-
ников-испанистов (да и не только для них), безусловно,
беспокоило как ректорат, так и МИД, в ведении которого
находился наш институт. По инициативе министра Вы­
шинского, сменившего на этом посту В.М .Молотова,
правительство приняло решение о создании при
МГИМО годичных Курсов усовершенствования знаний
иностранных языков. Они давали возможность «растя­
нуть» время распределения многих выпускников, не по ­
лучивших назначения сразу после окончания институ­
та. Особое благо они представляли для таких, как я, на ­
чавших изучать с третьего курса так называемые редкие
языки (финский, венгерский, болгарский либо чеш­
ский).
Понимая малую в те годы перспективность испан­
ского для распределения в МИД, я прислушался к сове­
там руководства и записался на обучение болгарскому
языку вместе с двумя девушками из франкоязычной
группы и их соучеником Владимиром Аперьяном. Мы
изучали не только язык, но литературу и историю Бол­
гарии. Причем уже на четвертом курсе нас с Володей и н ­
формировали о включении в список кандидатов для ра­
боты в МИД СССР с болгарским языком. Обеих наших
однокашниц в этом списке не было.
Тут, видимо, будет уместно сказать несколько слов о
такой проблеме (которая, как правило, интересует людей
38


при разговоре о МГИМО), как учеба там лиц женского
пола. В отличие от нынешнего времени, когда, зайдя в
институт, я увидел многочисленные «стайки» девиц, в
первые годы существования этого вуза мужская часть сту­
дентов была «разбавлена» лишь несколькими девушками,
в основном дочками высокопоставленных людей. Напри­
мер, в мое время в МГИМО учились дочь Молотова, мар­
шала Жукова, дочери ряда министров. В испанской груп­
пе была только одна «сеньорита» — Валя Мартиросова,
дочь полковника КГБ, с которой я всегда поддерживал
дружеские отношения. И по сей день мы с ней, прожива­
ющей с семьей в Аргентине, переписываемся. Когда Валя
посещает родину, она навещает нас в Москве. При тех
сложностях, которые имелись с нашим распределением,
девушкам-«мгимовкам», как правило, хорошо распреде­
литься было еще тяжелее, им в основном доставалась
участь высокообразованной жены, владеющей иностран­
ными языками. Конечно, все они постепенно находили
себе работу на радио, в издательствах, если только не уез­
жали сразу за рубеж к месту работы мужа. Валя после дол­
гих мытарств устроилась в Институт Латинской Америки
АН, вышла замуж за земляка-армянина, зубного врача,
родила двоих детей и, получив наследство в Аргентине
(где всегда проживала большая армянская колония), уеха­
ла туда на постоянное жительство. Вспоминаются улюлю­
кание «институтской общественности», обвинения Вален­
тины в «предательстве», которыми сопровождался этот
отъезд. Таковы были советские нравы: ты не нужна нико­
му даже с дипломом МГИМО, а уезжать не смей, иначе
приклеят ярлык предателя!
Валин пример навеял воспоминание о другом случае.
Выше я уже упоминал преподавателя-испанца Фриаса.
Это был убежденный коммунист, большой друг Совет­
ского Союза, соратник лидера испанских марксистов
Долорес Ибаррури. Спустя несколько лет после нашего
выпуска он тоже оказался единственным наследником
39


своего дяди (латифундиста в Мексике) и, «недолго сум-
няшеся», сделался заправским мексиканским помещи­
ком. Встречавшие его за рубежом мои однокашники рас­
сказывали о его удовлетворении своей жизнью и судь­
бой...
Я затронул здесь лишь некоторые вопросы, которые
традиционно задаются в беседах о нашем вузе. Пожалуй,
стоит добавить еще об одном, учились ли с нами евреи.
Если сказать коротко, то нет, и по тем же причинам, по
которым в СССР не было министров и других крупных
руководителей-евреев. Но я не могу на этом поставить
точку, дабы читатель не подумал, что я одобряю такие
факты. Нет, не только не одобряю, но и никогда этого
не понимал. И тому есть причины.
Так сложилось, что среди друзей моих родителей
были и евреи. Мой отец с мамой не раз отмечали, что
это самые верные и преданные друзья. Они проявляли
заботу о моих родителях и после ухода отца в отставку и
даже после своего переезда (имею в виду семью Барба-
раш) из Москвы в другой город. Меня восторгала начи­
танность этих людей, их живой интерес к литературе,
музыке — ко всему, что нечасто встречалось в офицер­
ской среде того времени. Моя мама всегда отмечала, на ­
сколько развито в еврейском общежитии чувство семь­
янина, родителей (кстати, слышал ли кто-либо из вас,
читатели, о случаях лишения родительских прав матери-
еврейки?!), заботы о стариках. Среди моих друзей поэто­
му тоже есть евреи. Они подтверждают все выше сказан­
ное о еврейской нации. И я до сих пор сожалею, что ее
представителей не было в МГИМО: Россия от этого
только бы выиграла!
Наконец несколько слов о, как тогда говорили,
«нравственном воспитании» «мгимовцев». Специальных
бесед или тем более занятий по этим проблемам с нами
никто не вел. Кстати, как и об этикете (вопреки суще­
ствующему мнению!). Но бдел комсомол, вплоть до вме­
40


шательства в такие личные стороны жизни, как причес­
ка и одежда студента. Комитет ВЛКСМ института даже
издавал стенную газету «Зеленошляпник», в которой
весьма нелицеприятно (а порою и грубовато) высмеивал
одеяние так называемых стиляг, носивших фетровые
шляпы зеленого (а не синего или черного, как все) цве­
та или узкие брюки-«дудочки». Доставалось и студентам,
отпускавшим длинные волосы.
С реакцией на непривычную для глаза одежду, в от­
личие от зарубежа, я сталкивался в Союзе не раз. Од­
нажды я шел по улицам областного, но довольно про­
винциального города Черкассы. Мы отдыхали там с се­
мьей летом. Была жара, и я был одет в шорты. Повстре­
чавшаяся мне молодая украинская женщина останови­
лась, всплеснула руками и заголосила по-украински:
«Дывитесь, люди добрые, яка вэлика людина (это я! —
Ю.Г .) и бэз штанцив!»
... Институтские годы пролетели как один миг, на­
столько насыщенными разной деятельностью (помимо
учебы) были они: это и большая общественная работа
(редактор институтского радио, позднее — комсорг груп­
пы и член факультетского бюро комсомола), и участие в
хоре.
Об этом участии хочется рассказать подробнее; чи­
татель, думаю, поймет почему.
Хоровой коллектив был относительно небольшой,
человек двадцать. Руководила им Вера Николаевна Ко-
стылева, супруга известного хормейстера Всесоюзного
радиокомитета Серафима Владимировича Попова. Эта
милая музыкальная пара много сделала, чтобы приоб­
щить меня и многих моих товарищей к «культурному пе­
нию», открыть во мне то, о чем я только мог догадывать­
ся, — не столь распространенный среди россиян голос —
драматический тенор.
Здесь нужно сделать небольш ое отступление, не
столько связанное с хором, сколько с другой весьма важ­
41


ной для моего поколения темой — смертью И.В. Стали­
на. На одном из первых концертов институтского хора
осенью 1952 года мне поручили солировать в «Кантате о
Сталине» (по-моему, композитора Мурадели). Я страш­
но волновался, у меня тряслись руки. Не только в силу
артистической неопытности, но и потому, не скрою, что
Сталин был для большинства из нас «светочем и куми­
ром» (в моем детском уголке с ранних лет висели два вы­
резанных из журнала портрета — Сталина и Ворошило­
ва, которых я буквально боготворил)... Вскоре всех нас
потрясла весть — Сталин умирает! Я помню притихших
москвичей, толпившихся около репродукторов, сооб­
щавших о его многодневной «агонии», заплаканных в
метро женщин. Узнав о смерти «вождя», я тоже плакал.
Плакал, потому что не знал о его иезуитской сути и пре­
ступлениях в отношении собственного народа. Плакал в
те дни, когда сталинские приспеш ники, паразитируя на
доверии к ним моих соотечественников, делили власть,
как коршуны делят добычу. Но обо всем этом, к сожале­
нию, я узнал намного позже...
А пока я стою перед хором и по взмаху руки Веры Ни­
колаевны запеваю: «О Сталине мудром, простом и лю ­
бимом, прекрасную песню слагает народ...» (не судите
нас с легкостью, потомки: не все так просто было в на­
шей жизни!).
Позднее супруги Поповы станут нашими близкими
друзьями: они будут среди гостей и на моей свадьбе («же­
нихова родня», — любила шутить Вера Николаевна),
друзьями моих родителей, нашими добрыми старшими
наставниками в жизни. Естественно, что мы с Таней
были среди тех, кто проводил каждого из них в после­
дний путь (царствие им небесное!).
Что касается собственно пения, Вера Николаевна су­
мела при помощи мужа (к тому времени ставшего про­
фессором Московского института культуры и хормейсте­
ром всемирно известного хора МГУ) профессионально
42


поставить мне голос не только для пения, но и лектор­
ской, и преподавательской деятельности, которой я так­
же занимался в течение многих лет моей жизни. Они и
после окончания института советовали учиться пению,
«хотя бы для себя». Будучи на третьем курсе МГИМО, я
поступил на подготовительный курс Института им. Гне-
синых, где моим преподавателем вокала стал Виталий
Орленин, кстати, тоже драматический тенор, позднее —
солист Минского театра оперы и балета. В «гнесинке»
(так звали студенты этот институт) я проучился еще два
курса. В. Орленин, несмотря на мои успехи у него в клас­
се, посоветовал серьезно задуматься, что выбрать: либо
дипломатическую работу, т.к. дело шло к завершению
учебы в МГИМО, либо пойти по «непредсказуемой», как
он сказал, стезе певца (помню его слова: «сегодня ты пре­
красный тенор, а завтра съел, разгоряченный, порцию
мороженого — и ты никто!»).
Конечно, я выбрал первое, но о занятиях вокалом
никогда не жалел. Да и как было жалеть, если пение
весьма серьезно помогало мне в основной работе — в
контактах с людьми из разных стран, в установлении с
ними сердечных и доверительных отношений. Испол­
нение русских народных песен, как мне казалось, ос ­
тавляло в душах и памяти иностранцев позитивное впе­
чатление о россиянах, что было уже немаловажным в те
годы, когда о нас за рубежом иногда писали, как о лю­
дях, живущих в пещерах. Антисоветская пропаганда р и­
совала нашего дипломата как весьма ограниченного, за­
шоренного человека, далекого от юмора, шутки, весе­
лья (к сожалению, должен сказать, что некоторые мои
коллеги вполне отвечали такому представлению!). Ду­
мается, что последующее изложение позволит лучше и
с меньшими издержками для личной скромности про­
иллюстрировать сказанное выше. А пока хочу только
привести один дорогой для моей памяти факт. Спустя
много лет после моего пребывания на Кубе, где в совпо-
43


сольстве поработало к тому времени большое число
дипломатов, наш посол А.И. Калинин рассказал мне
вот что. При прощании с ним Фидель Кастро просил
передать привет и наилучшие пожелания «Юрию, ко ­
торый здорово пел русскую «Калинку», извинивш ись ,
что не помнит мою фамилию! И пусть простит меня чи­
татель, но я еще не раз буду возвращаться к теме пения.
Спасибо вам, мои учителя вокала!
Мне очень бы не хотелось, чтобы у читающих эту
книгу сложилось впечатление о «мгимовцах» как о за­
программированных роботах — учеба, комсомол, обще­
ственная работа, кружки. Не надо забывать, что нам
было по 18—25 лет: мы успевали и в бассейн, и на каток,
и попить пивка в чешском павильоне в Парке культуры.
Особым ритуалом было у нас посещение в день выдачи
стипендий фабрики-кухни при «Заводе Ильича» (это за­
ведение было выбрано только из-за близости мгимов-
ского общежития в Стремянном переулке). Там мы за­
казывали традиционный набор — по 150 г водки на че­
ловека и «селедку натуральную», т.е. с отварной картош­
кой и куском сливочного масла. Было весело и без пере­
бора. Стипендию порою (из-за экзаменов на «тройки»)
получали не все, но выручало «студенческое братство».
А у меня, отличника, с этим, в принципе, проблем не
было, т.к. повышенная стипендия в МГИМО почти рав­
нялась средней зарплате на заводе.
Что касается повседневного питания студентов, дол­
жен сказать, в институте была большая столовая, в ко ­
торой кормили весьма прилично и недорого. Этим мы
были обязаны хорошо налаженному студенческому ко н­
тролю. Особенно пямятны мне десятикопеечные пирож­
ки с повидлом, за которыми мы, сломя голову (какой уж
там этикет!), неслись на большой перемене.
Во время разного рода праздников мы подключали к
нашему веселью и девиц, чаще всего из «инъяза», но
обычно общались (а кто и дружил) с ними в «индивиду­
44


альном порядке». К окончанию института и у меня на­
брался «большой список» знакомых девушек, хотя ни
одна, как мне казалось, не отвечала требованиям, кото ­
рые я мысленно предъявлял к «пожизненной избранни­
це». Сегодня, как я посмотрю, с закреплением институ­
та «герл-френд» все как будто упростилось, хотя и не за­
мечаю, чтобы семья стала бы более прочной, несмотря
на такую предварительную «проверку» друг друга...
Итак, позади пять лет учебы в МГИМО. В руках у
меня диплом специалиста «в области международного и
государственного права» (с успехом можно было доба­
вить — «колхозного права», т.к. мы изучали, как ни
странно, и его). Меня записали на упоминавшиеся выше
языковые курсы, включавшие полугодичное совершен­
ствование знаний болгарского языка и остальные пол­
года — дипломатическую практику в совпосольстве в
Софии, а также посещение занятий в Софийском уни­
верситете.
Наступило первое «нестуденческое» лето. Можно
было подумать об отдыхе. Решил поехать в Сочи, но моя
мама очень настойчиво стала рекомендовать Новый
Афон около Сухуми (ну как не верить в судьбу?), где я
встретил Ее, ту, с которой скоро буду отмечать золотую
свадьбу. Это была студентка 5-го курса Московского п и­
щевого института Татьяна Ильская, моя ровесница, из
весьма интеллигентной московской семьи, к тому же ти ­
пично русская красавица, с добрым характером. К аза­
лось, все, о чем только может мечтать молодой специа­
лист, подумывающий о спутнице жизни, было при ней.
Тем не менее я не спешил делать ей предложение, соби­
раясь расстаться на полгода из-за предстоявшей практи­
ки. К тому же, размышлял я, пусть разлука послужит
проверке наших чувств. Было видно, что Таня не была в
восторге от такого решения: девушки всегда стремятся
заручиться наибольшими гарантиями в личных отноше­
ниях, особенно в те годы, когда не существовало инсти­
45


тута «бойфрендов» и никто не говорил фразы типа: «Я
живу с ним как с мужем»!
Мы условились писать друг другу как можно чаще.
И полетели письма с болгарскими марками во 2-й Вы­
шеславцев переулок в Москве! Танин почтальон так к
ним привыкла, что стала удивляться, когда их не было
1—2 дня. Татьяна тоже писала мне длинные и очень л ас­
ковые письма, подробно описывая каждый свой день...
Не могу не сказать пару слов о своих (тогда еще бу­
дущих) тестях, «политических родителях», как говорят
испанцы.
Отец Татьяны, Ильский Лонгин Адамович, родом из
давно обрусевших поляков, сын механика на одном из за­
водов Харькова, родился в 1879 году, окончил Петербург­
ский университет, проходил стажировку за границей. Ра­
ботал на Березняковском химкомбинате, а после Октябрь­
ской революции был директором Никитского ботаничес­
кого сада в Крыму. Позднее работал в Министерстве тор­
говли, на ряде оборонных заводов (как химик), перед пен­
сией был экспертом на ВДНХ (тогда выставка сокращен­
но называлась ВСХВ) по винам и фруктам.
Танина мама, Наталия Дмитриевна, была на двадцать
лет моложе мужа. Он посватался к ней после смерти пер­
вой жены, имея на руках четверых детей. От этого брака
еще родились Леонид и Таня.
Я столь подробно изложил биографию тестя, так как
считаю его своим духовным «гуру». Все, кто знал Ло н­
гина Адамовича, до сих пор (он умер в 1967 году) не пе­
рестают удивляться этому человеку — его уму, прозор­
ливости, добросердечности и мудрости. Закончу малень­
кой семейной легендой: с ранних лет Лонгин Адамович
предсказывал дочке, что она «непременно выйдет замуж
за дипломата»...
Моим родителям и тестю с тещей я и Таня весной и
осенью обязательно возлагаем цветы на могилы. То же
самое делает и наш сын Алексей от имени всех внуков и
46


правнуков. Как говорят мудрецы, смерть не есть смерть,
если память живет среди живых...
Вместе с Таней, помимо ее семьи, в мою жизнь вош ­
ли и ее друзья, ставшие близкими нам людьми, — Вален­
тина Трофимова, заботливый лекарь уже трех поколений
Гавриковых, сестры Белавцевы (Ольга и Татьяна), муж
Оли — Владимир Трещалов.
В Софию мы с Володей Аперьян приехали 18 фев­
раля. День был очень солнечный и теплый — прямо как
московская весна в начале мая. Нас принял посол
Ю.К . Приходов, который поручил курировать стажеров
первому секретарю посольства Виктору Яковлевичу
Внукову. Выбор посла был неслучайным: наш куратор
был человеком в возрасте, уже в зрелые годы он был
отозван по партийному набору с должности директора
авиазавода на учебу в Дипакадемию. Высокоэрудиро­
ванный (его «хобби» было чтение Большой советской
энциклопедии), умный, исключительно демократич­
ный, он сделался душой посольского коллектива. Для
нас Внуков стал Учителем с большой буквы. Первый
урок мне был преподан уже в день нашего приезда. Вме­
сте с Внуковым и секретарем посла Ольгой мы обедали
в посольской столовой. Немного отвлекаясь, скажу, что
это было уютное двухэтажное заведение, где ш еф-по ­
варом работал бывший личный повар генерала Вранге­
ля (молодым парнем он бежал вместе с белыми войс­
ками через Крым в Турцию, а потом осел, как и многие
«белые» эмигранты из России, в Болгарии). По вечерам
столовая становилась общедоступным рестораном
«Крым».
В ходе застольной беседы Ольга рассказала один
«нафталиновый» анекдот, и я вслух заметил, что он с «бо­
родой». Когда мы остались одни, Виктор Яковлевич не
стерпел: «Ничего себе — будущие дипломаты: бросают
колкие замечания по поводу рассказанного дамой! Мож­
но было бы обойтись и без подобных комментариев!»
47


Что касается самой упомянутой «дамы» — Ольги, то
это была, как потом оказалось, одна из типичных по­
сольских девиц на выданье, а потому весьма озабочен­
ная поиском мужа-дипломата. На второй день нашего
приезда с Володей она, пригласив нас и еще одну мо­
лодую коллегу, устроила в своей квартире, где прожи­
вала также семья шофера (мы не знали, что ему вменя­
лось «стучать» на сотрудников), небольшое «парти».
Несмотря на пристойность нашего поведения, на утро
мы были приглашены в кабинет советника-парторга
ЦК КПСС, который «по-дружески» нас предостерег от
происков секретарши. Во время беседы я больше думал
о другом — насколько четко и оперативно сработала
внутрипосольская система доносов. Этот урок был для
нас тоже важен.
А что касается совета Внукова, то я стараюсь не пре­
рывать теперь дам, даже если они несут ахинею. Конеч­
но, наиболее важной для нас была профессиональная
помощь Внукова: он учил нас составлять официальные
ноты, тщательно редактировать переводы на русский
различных документов, непринужденно общаться с ино­
странцами во время приемов. Особенно мне запомнил­
ся первый в моей жизни дипломатический прием, уст­
роенный нашим военным атташе по случаю Дня Совет­
ской армии — 23 февраля, т.е. всего через пять дней пос­
ле нашего с Володей приезда в Софию. Присутствовало
все руководство НРБ, министры, генералы, весь цвет
болгарского общества, дипкорпус. Помню, я прижался
в большом зале к стене со стаканом какого-то сока, и мне
казалось, что все присутствующие смотрят на меня («или
на мой скромный костюм?» — промелькнуло в голове).
Володи вообще не было нигде видно.
—
Ну что притаился у стенки? — услышал я бодрый
голос нашего наставника. Пойдем, лучше я тебя пред­
ставлю премьер-министру Антону Югову, поговори с
ним по-болгарски... Я молча поплелся за Внуковым.
48


— Вот, другарю Югов, молодое пополнение к нам
прибыло, — сказ ал премьеру Виктор Яковлевич, неза­
метно подтолкнув меня поближе к собеседнику.
— Очень приятно, — сказал Югов и крепко пожал
мою руку. «Добре дошли!» — как говорим мы в Болгарии
гостям. «Добре заварили!» («Рады, что застали вас в бла­
гополучии») — вдруг, осмелев, выпалил я и еще добавил
пару фраз по-болгарски.
— Да это не просто пополнение, а восьмое чудо све­
та, товарищ Внуков! Вы же знаете, как мало русских пра­
вильно говорит на нашем, похожем на ваш, языке. Ж е­
лаю вам успехов! «Всичко хубово!» (Всего доброго!).
— Наверное, выйдет из тебя дипломат, коль не рас­
терялся... Молодец! — похвалил Внуков...
На следующий день, играя в волейбол, я услыхал, как
одна посольская дама спрашивала другую: «Это тот са­
мый новый парнишка, что с премьером беседовал по-
болгарски?» (О тесный посольский мирок: все все зна­
ют про всех!)
Тут стоит кое-что пояснить . Действительно, разго­
ворный болгарский язык (особенно газетно-политичес-
кий) весьма близок русскому, что вводит россиян в глу­
бокое заблуждение относительно легкого его усвоения.
На самом деле это своеобразный язык с довольно труд­
ной грамматикой и сильным влиянием турецкой лекси­
ки. Нежелание русских людей серьезно учить болгарский
связано также и с тем обстоятельством, что многие бол­
гары, особенно горожане, неплохо говорят по-русски.
Они бывают искренне удивлены, если встречают русско­
го, грамотно говорящего на болгарском и уж тем более
знающего даже уличный жаргон. Не случайно в тех стра­
нах, где я работал, среди первых друзей у меня всегда
были «братушки болгары».
Помимо работы в посольстве, несколько часов в день
мы с Володей проводили в Софийском университете —
в основном это были лекции по болгарской литературе
49


и занятия языком. Вскоре мы болтали как заправские
болгары, в чем (особенно в освоении уличного жаргона)
нам усердно помогали наши новые друзья — местные
студенты. Относились они к нам как к своим ровесни­
кам и однокашникам — запанибрата. Правда, пока не
произошло одно событие.
Летом 1955 года советское руководство приняло ре­
шение наладить отношения с югославским лидером
Иосифом Броз Тито, которые были весьма натянутыми
начиная еще со сталинских времен. С этой целью в Бел­
град была направлена высокая делегация в составе
Н.С. Хрущева и Н.А. Булганина. По пути она останови­
лась на пару дней в Софии. В план протокольных меро­
приятий было включено возложение венков к мавзолею
Димитрова, основателя болгарской компартии, и к мо ­
нументу советскому воину-освободителю в Софии.
В назначенное время весь состав нашего посольства при­
был к месту возложения. В ожидании высоких гостей мы
с Володей держали заранее заготовленный венок. Подъ­
ехали Хрущев и Булганин, подошли к венку, мой напар­
ник уступил свое место у венка Никите Сергеевичу, я по ­
пытался сделать то же самое в отношении Николая Алек­
сандровича, но тот жестом руки остановил меня, сказав
(до сих пор гадаю, почему?): «Несите, несите...» И заша­
гал вслед за венком, который несли мы с Хрущевым.
У монумента картина несколько поменялась: венок нес­
ли мы с Володей, а за нами шествовала вся процессия во
главе с советской делегацией... Все это уже на следую­
щий день было отображено в кинохронике, где мы с
моим товарищем выступали на первом плане. Сколько
же шуток и подколок пришлось нам с ним выслушать
потом в университете: «Ничего себе студенты, идут ря­
дом с Хрущевым (тогда его уже хорошо знали в Болга­
рии), даже посол Приходов где-то позади, уж не секрет­
ные ли они агенты КГБ!» Конечно, говорилось это по-
дружески и сопровождалось другими шутками и смехом.
50


Не упустил возможности подтрунить над нами и
«приколист» Внуков. Как то в кругу коллег он заявил, что
завидует нам, ибо в случае увольнения из МИДа у нас те­
перь есть шанс рассчитывать на должность носильщи­
ков венков при официальных похоронах на Новодеви­
чьем кладбище в Москве...
В НРБ в те годы работало много советских специа­
листов в различных областях знаний. С одним из них,
ученым-гидротехником Леонидом Георгиевичем Жил-
ковым, я познакомился в клубе советской колонии. Не­
смотря на солидную разницу в летах, мы очень подру­
жились, общались по выходным, вместе ездили на экс­
курсии по стране (в скобках замечу, что дружеских от­
ношений с Володей у нас не сложилось, хотя мы про­
должали жить в одной комнате и общаться на работе).
Жилков очень тепло отнесся к моим рассказам о Тать­
яне, которую я уже считал своей невестой, давал мне
советы опытного семьянина при покупке ей различных
подарков, кое-что из них повез с собой, когда закончи­
лась его командировка. «Чтобы тебя не забывала!» —
сказал. Позднее я узнал от Тани, что он посетил их дом
вместе со своей супругой Марией Николаевной. Вся­
чески нахваливая меня, заявил моей невесте: «Смотри,
прогадаешь, если упустишь такого парня!»
Я уже был наслышан о непрочности «зарубежного»
приятельства, когда наши люди сближаются в силу эле­
ментарной ностальгии по Родине, дому и т.п. Поэтому
меня крайне удивило, когда среди встречающих меня в
Москве на Киевском вокзале увидел сиявшего Леонида
Георгиевича. На своей «Победе» он заехал за моими ро ­
дителями и Таней и всех привез к поезду. Расталкивая
пассажиров, с криком «Юрочка!» Танюша бросилась в
мои объятия и, не скрывая слез радости, стала меня це­
ловать. Это был двойной подвиг для относительно хруп­
кой девушки, так как проход в нашем купейном вагоне
был буквально загроможден ящиками с виноградом, ко ­
51


робками с помидорами, сетками с дынями и арбузами:
эти почти дармовые посылки было принято отправлять
с оказией работавшими в Болгарии, тем более когда едут
ничем не обремененные (так думали посылавшие!) мо­
лодые стажеры.
Накануне отъезда нас пригласил посол. Дав высокую
оценку нашей стажировке, он обещал высказать ее в
официальном отзыве и рекомендовать нас на работу к
себе в посольство. Вскоре после возвращения в Москву
меня вызвали в Управление кадров МИДа, подтвердили
получение прекрасной характеристики и рекомендации
Приходова. При этом я заметил некоторое смущение на
лице у кадровика.
—
Дело в том, — замялся он, —что на время вам при­
дется отодвинуть болгарский язык на второй план: сов-
посольству в Аргентине недавно добавлены несколько
должностей референтов, и одну из них решено предло­
жить вам... Как у вас обстоят семейные дела, думаете ли
жениться?
И это называется плановая система! Действительно,
было потрачено столько сил на освоение болгарских ре­
алий и языка (не говоря уже о государственных сред­
ствах), чтобы росчерком пера все отодвинуть просто в
запас!
С другой стороны, я бы слукавил, если бы не сказал
о той радости, которая охватила меня в связи с предсто­
явшей поездкой в одну из крупнейших стран испанско­
го языка. Поделился я своими планами и с родителями
Тани, сделав ей предложение выйти за меня замуж. Но
неожиданно услышал от своей будущей тещи Наталии
Дмитриевны: «Нам не хотелось бы иметь зятя, который
увезет в такую даль нашу дочь!» Ну конечно, здесь было,
на мой взгляд, больше лукавства («знай наших!»), чем
подлинных возражений...
23 августа 1955 года «Победа» Л.Г. Жилкова привез­
ла нас с Таней в Дзержинский загс г. Москвы. Любопыт­
52


но тогда «расписывали»: в той же комнатушке, где перед
нами выдали бабушке свидетельство о смерти ее мужа
(какие уж там «Свадебные марши» Мендельсона, кото ­
рые звучат в современных Дворцах бракосочетаний!). Ус­
тавшая и флегматичная чиновница стала заполнять сви­
детельство о браке. Я попытался несколько разрядить
обстановку и нарочито строгим голосом спросил: «А по­
чему вы у меня не поинтересовались, какую я теперь фа­
милию предпочитаю иметь?» (по закону каждый из суп­
ругов мог брать фамилию своей половины). «Но вы же,
надеюсь, мужчина!» — с равнодушным видом парирова­
ла работник загса... На этом и закончилась вся церемо­
ния: без приветствий, шампанского, музыки и... даже
обмена кольцами. По дороге домой Леонид Георгиевич
напомнил: «Ребята, не забудьте купить кольца, когда бу­
дут деньги...» Нет, мы не забыли: Тане купили обручаль­
ное кольцо в Аргентине, а мне в третью нашу загранко­
мандировку, в Перу, благо среди комсомольцев и членов
КПСС кольца были неприняты.
ГЛАВА 4
«Высотка» на Смоленской.
Аргентинское танго
Так у москвичей стало именоваться одно из пяти вы­
сотных зданий, построенных к тому времени в столице
по «задумке Сталина». Не могу судить, какова была «за­
думка», но здание оказалось с очень низким процентом
полезной площади и мало функциональным. В нем на
22-х этажах с большим трудом разместились (да и то не­
полностью) два министерства — иностранных дел и
внешней торговли.
Немного постажировавшись в отделе латиноамери­
канских стран, я с женой стал собираться в дальнюю до­
53


рогу — в Аргентину. Даже сегодня самолетом туда надо
лететь сутки, а полвека назад прямых рейсов из Москвы
за океан вообще не было. Поэтому нас отправили поез­
дом до Генуи, а оттуда пароходом до Буэнос-Айреса. Ко­
нечно, это не значит, что ходил прямой поезд до Италии:
прямые поезда соединяли в основном только столицы
государств народной демократии (как тогда назывались
соцстраны). При сталинской политике «железного зана­
веса» особой нужды в поездах за границу не было.
Мы доехали на поезде до Будапешта, через несколь­
ко часов пересели в поезд до Вены. Там мы побывали в
гостях у Алексея Попова (помните моего дачного сосе­
да?), работавшего вторым секретарем совпосольства, и
через два дня направились в Рим. До отхода нашего па­
рохода из Генуи в Буэнос-Айрес оставалось три дня, и мы
были рады познакомиться с «вечным городом». В нашем
посольстве нам выдали «суточные» за дни, проведенные
в пути, проверили паспорта (запомните эту деталь!), и мы
сели в поезд «Рим — Генуя»... Пока едем, сделаю два по­
яснения. Во-первых, в отношении денег. Суточные в то
время составляли несколько долларов, независимо от
числа членов семьи дипломата (на оплату гостиниц вы­
давались подотчетные деньги, которых едва хватало на
скромные пансионы «без звездочек»). Не зря мидовские
острословы прозвали их «шуточными». Но нашему по­
колению сотрудников, не избалованному высокими зар­
платами (мой первый оклад в МИДе составлял, как и у
молодого инженера, сто рублей!), даже эти весьма скуд­
ные деньги казались состоянием, и мы умудрялись кое-
чем порадовать в недорогих магазинах наши «половин­
ки апельсинов», как называют жен испанцы. Что каса­
ется второго пояснения, то речь идет о том, что почти в
каждой столице, куда приезжал «мгимовец», он непре­
менно встречал в посольстве или консульстве своего од­
нокашника, как правило, не позволявшего ему тратить­
ся на питание, транспорт и т.п. (в зависимости от степе­
54


ни знакомства). Все это давало возможность немного
сэкономить, тем более тем, кто, подобно нам с Таней, пу­
тешествовал без детей. Мы с ней поступили более «эко­
номно» и для себя, и для нашего государства: по дороге
в Буэнос-Айрес супруга была беременна сыном, а на об­
ратном пути в Москву — дочкой (какая экономия для
МИДа!).
Итак, за три часа до отхода итальянского парохода
«Андреа Чи» мы с Таней и сопровождавшая нас семья
Владимира Турыгина (тоже «мгимовца», но из выпуск­
ников «академиков») прибыли в генуэзский порт. По­
дойдя к трапу белоснежного трехпалубного красавца
«Андреа Чи», не предчувствуя никаких проблем, мы
предъявили пограничнику свои служебные (так как на­
правлялись пока референтами без дипломатического
ранга) черные паспорта с золотым тиснением «СССР».
Тот, взглянув на мое лицо и «сверив» его с фото, стал рас­
сматривать итальянскую выездную визу, обязательную
для транзитных пассажиров. Вдруг лицо его стало более
строгим, и он поинтересовался, где мы получали эту визу
(я отвечал на испанском и он меня прекрасно понимал).
Я сказал, что в посольстве Италии в Москве.
— Но в визе, — сказал он, — указано, что выезжать из
Италии вы будете через аэропорт в Риме...
— ?! (Вот она русская небрежность по имени
«авось»! — промелькнуло в голове.) В этот момент паро­
ход дал первый протяжный гудок из положенных трех...
—
Что вы нам посоветуете? — спросил у погранич­
ника Турыгин. Тот только пожал плечами. К счастью, по­
дошел старпом капитана, энергичный и приветливый
мужчина. Успокоив нас, что еще есть много времени, он
предложил пройти в управление порта и позвонить в сов-
посольство в Риме. Дежурный по посольству соединил
меня с консулом, и тот, видимо, оценив последствия сво­
ей промашки (он лично проверял наши паспорта, когда
мы были в Риме), заверил, что немедленно свяжется с
55


итальянским МИДом и все «утрясет». Тем временем про­
звучал второй гудок на «Андреа Чи». Наши жены стали
волноваться, захныкал четырехлетний сынишка Турыги-
ных... И только когда забасил третий гудок и матросы
стали готовить трап к подъему, подбежал к пароходу офи-
цер-пограничник и сообщил, что мы можем поднимать­
ся на борт. Нас вместе с вещами буквально сдунуло с
пристани, и тут же трап был убран лебедками. Через две-
три минуты «Андреа Чи» стал плавно отходить от при­
чала. С того дня, что бы и кто бы мне ни говорил о пас­
портах, визах, я по несколько раз лично и тщательно
проверял в них каждую букву... Великолепный урок!
Пароход наш был трехпалубным, не из самых боль­
ших, но довольно уютным. Небольшое число пассажи­
ров первого класса, где находились и наши две каюты,
способствовало их быстрому знакомству друг с другом.
Поэтому, когда у берегов Франции стало еще сильнее
пригревать солнце и команда приготовила все необходи­
мое для палубного бассейна, мы, сидя в шезлонгах, уже
обменивались с попутчиками своими первыми впечат­
лениями о поездке. Было весьма непривычно загорать и
купаться в декабре...
По вечерам в салоне пассажиры устраивали импро­
визированные концерты, в которых Галина Турыгина и
я принимали активное участие. Под ее фортепианный
аккомпанемент я исполнял русские песни и старинные
романсы, что очень тепло встречалось присутствующи­
ми. Один из пассажиров, аргентинский адвокат, узнав,
что я немного играю на аккордеоне, тут же принес из
своей каюты новенький инструмент, купленный, по его
словам, в подарок племяннику, и предложил мне распо­
ряжаться аккордеоном до конца поездки (если б я знал
тогда, какую «свинью» он мне подсунул!)...
Незаметно летело время. Мы прошли Гибралтар, где
в голубой дымке смутно виднелись берега Африки и Е в­
ропы, и вскоре подошли к порту Лас Пальмас — столи­
56


це Канарских островов (разве мы могли тогда подумать,
что через 40 лет наши земляки будут произносить за ­
просто: «Я решил махнуть на Канары», «Прошлым летом
мы были на Канарах»?!).
Увидев в порту пеструю, шумную толпу, предлагавшую
пассажирам огромных красивых кукол (гордость канар-
ских ремесленников), морские раковины и другую экзо­
тику, мы ощутили себя первооткрывателями-колумбами.
А затем десять суток сплошного океана, пока вдали
не показался бразильский берег и первый порт-останов­
ка Сантос. Память сохранила об этом два сюжета: маль­
чишки, ныряющие за монетами, брошенными с парохо­
да, и одурманенные жарой негры-докеры, спящие пря­
мо на асфальте у стены пакгауза. Уругвайскую столицу,
Монтевидео, мы прошли ночью и к утру прибыли в Бу­
энос-Айрес.
В порту нас встречал третий секретарь посольства
А.И . Васильев, энергичный брюнет с усиками, ну пря­
мо аргентинец. Мы встали со своими чемоданами в оче­
редь на таможенный досмотр. Наш попутчик-адвокат,
оставив около нас аккордеон в футляре, попросил при­
смотреть за инструментом, пока он сбегает к воротам и
посмотрит там, кто его встречает. Вопреки нашим ожи­
даниям, очередь продвигалась довольно быстро, но хо­
зяин аккордеона все не появлялся. Когда мы подошли к
таможеннику и Васильев сказал, что мы из посольства,
чиновник приветливо кивнул нам головой (мол, «добро
пожаловать!») и, ничего не досматривая, шлепнул штамп
на все наши багажные бирки. Заметив стоявший около
наших вещей футляр с музыкальным инструментом, он
вежливо поинтересовался:
— Сеньор умеет играть?
— Да, умею, — растерялся я, не поняв, куда он клонит.
— Не были бы вы столь любезны, хотя бы начать ка­
кую-нибудь мелодию? — приветливо попросил чинов­
ник, широко улыбаясь.
57


— Так положено, сыграйте побыстрее что-нибудь, —
вмешался Васильев, — а то я припарковался в запрещен­
ном месте.
Еще раз оглянувшись (не появился ли хозяин вещи)
и решив не усугублять ситуацию, я достал аккордеон и
заиграл первые такты «Катюш и» (никогда еще у меня не
тряслись так руки!)...
— О, Волга, Волга! — почему-то воскликнул тамо­
женник и жестом показал, что мы можем проходить...
У ворот порта адвоката тоже не оказалось. Я скоро­
говоркой поведал Васильеву свою проблему. Он воспри­
нял мое сообщение спокойно: «Раз он знает, где вас мож­
но найти, он приедет за аккордеоном в посольство».
Вечером я попросил уходившего на дежурство в по­
сольство коменданта (охранника) Анатолия Варнаско-
ва проводить меня туда с аккордеоном. Коллега Васи­
льев оказался прав: не успели мы войти в здание, как
на пороге появился мой знакомый адвокат. Принеся
тысячу извинений, он стал сбивчиво объяснять свое ис­
чезновение в порту, добавив льстивым голосом, что был
абсолютно уверен, что его вещь находилась в надежных
руках(!).
На следующий день мы с Турыгиным были направ­
лены на работу в консульский отдел, где заведующим
был симпатичный, интеллигентный человек — Валери­
ан Михайлович Гончаров. Он объяснил нам, что предсто­
ит очень большая работа по репатриации наших земля­
ков, проживающих в Аргентине, и поэтому мы должны
«засучить рукава».
Консульская служба размещалась в отдельном от по­
сольства особняке (сегодня они находятся в одном доме
на улице Родригес Пенья, 1741, к приобретению которого
я имел самое прямое отношение, но об этом позже), где
нам было предоставлено по отдельному кабинету. Каж­
дое утро перед массивной дверью особняка, за 20—30 ми­
нут до начала работы консульства, толпилась группа лю­
58


дей, прилично говоривших на русском языке. Вскоре эти
группки превратились в длинные очереди. Кто же были
эти люди?
В конце 30-х годов прошлого столетия, накануне
Второй мировой войны, тысячи жителей Западных Ук­
раины и Белоруссии, в то время принадлежавших
Польше, подались на заработки в Южную Америку. В ос­
новном это были молодые мужчины. Работящие и с хо­
рошими специальностями, они надеялись прилично за ­
работать вдали от дома, где многие из них оставили жен,
детей, родителей. Грянула война, и упомянутые земли
отошли к Советскому Союзу, а вскоре были захвачены
гитлеровцами. Возвращаться было некуда, да и как в во­
енное время? Шли годы, многие из приехавших на ар­
гентинские земли (были такие и в соседнем Уругвае и не­
которых других странах континента) женились, обзаве­
лись новыми семьями, а потом и состарились. Большая
часть из них всегда питала надежду вернуться когда-ни -
будь в «родные пенаты». Они вступили в образовавш ие­
ся в Аргентине общества эмигрантов-славян, получили
через совпосольство советское гражданство. Поэтому,
когда правительством СССР было принято решение раз­
решить этим людям въезд на постоянное жительство,
тысячи из них подали соответствующее ходатайство. Раз­
решалось селиться либо у приглашающих родственни­
ков, либо на целинных землях в Казахстане и в ряде дру­
гих неосвоенных районах Советского Союза.
Наконец стали приходить первые разрешения из
Москвы, и очередь около консульства сразу увеличилась
раз в десять: каждому из подавших документы на выезд
хотелось узнать, пришел ли ответ и сколько еще ждать.
Работать с этими людьми было крайне интересно и даже
приятно: они относились к нам с большим пиететом, не­
смотря на нашу молодость и неопытность; много расска­
зывали об аргентинцах и о своей жизни среди них. М но­
гие из них не владели свободно ни одним языком. Иног­
59


да дело доходило до курьезов, особенно при заполнении
ими анкет на русском языке. Запомнилась одна из них,
в которой заявитель указал, что имеет «глаза сивые, во­
лосы гнедые» и что «особых приметков немае». На воп­
рос о месте работы многие отвечали на испанский ма­
нер — «хубилованный» (от испанского слова «хубила-
до» — пенсионер) или говорили, что работают «у чер­
ных», т.е. у аргентинцев. Но один случай тронул меня до
глубины души. Как-то в приемный день первой в каби­
нет вошла сгорбленная старушка (очередь предоставила
ей такую возможность из уважения к ее годам). Одета она
была в лохмотья, а в руках держала какую-то рваную сум­
ку. Не обратив внимания на мое приглашение присесть,
она, вставляя отдельные украинские слова, запричитала
хриплым старческим голосом: «Сыночек, бросьте меня
в море — может, как-нибудь доплыву до родимой земли,
всем родным писала — никто не отвечает, «нема» к кому
поехать!» Я посмотрел ее дело: там имелся ответ: «Род­
ственников разыскать не удалось, в силу преклонного
возраста в ходатайстве отказать».
Я не стал убивать таким ответом старую женщину и
предложил ей написать письма и более дальним род­
ственникам (она сообщила мне, что помнит приблизи­
тельный адрес своей племянницы на Украине). Обнаде­
женная, она уговорила кого-то из очереди написать тут
же письмо этой племяннице, так как была неграмотная.
Прошло два или три месяца, и я вновь увидел знако­
мую посетительницу. На этот раз она была одета попри­
личнее и даже выглядела моложе. Еще в дверях она дос­
тала какой-то конверт и с сияющими глзами положила
мне на стол: «Вот, нашлась моя племяша, приглашает
жить у нее в доме, живут они с мужем «гарно», буду нян­
чить их маленькую дочку... Сыночек! Брось меня в море,
теперь я доплыву точно, без парохода...» Потом она лу­
каво посмотрела на меня и поинтересовалась, когда бу­
дет отходить первый советский пароход (для вывоза та­
60


ких эмигрантов правительство СС СР направило в Арген­
тину несколько больших пассажирских судов). Помню
ее счастливую, стоявшую на палубе одного из этих па­
роходов перед отплытием. Увидев меня, она робко по­
дошла и стала прощаться. Я хотел пожать ее руку, а она
схватила ее и поцеловала, конечно, очень меня смутив.
Я пожелал ей доброй жизни на нашей земле...
Позднее я узнал, что эта женщина еще молодой при­
ехала в Аргентину с отцом, вышла замуж, потом потеря­
ла и отца и мужа, тяжело болела и, став нищенкой, оби­
тала под мостом. Услышав от кого-то из земляков о воз­
можности возвращения на Родину, одной из первых по­
дала прошение о выезде. А финал вам уже известен...
После отправки в Союз трех пароходов меня переве­
ли на работу в посольство, что, как выяснилось потом,
вызвало страшное недовольство у моего пароходного по­
путчика Турыгина, считавшего себя, в силу возрастного
старшинства, первым претендентом на такой перевод.
Я понял это, потому что он стал крайне неприветлив со
мной. Но если бы только это! Приходится снова вернуть­
ся к злополучному аккордеону...
В посольстве тоже имелся аккордеон (кстати, очень
похожий на тот, который принадлежал аргентинскому
адвокату), на котором никто в коллективе не умел играть.
Посольский хор выступал под аккомпанемент пианино.
Узнав об этом, я предложил свои услуги, местком выдал
мне в пользование указанный инструмент. Казалось, все
были довольны...
Спустя некоторое время меня вызвал посол Михаил
Алексеевич Костылев (о нем подробнее несколько позже)
и попросил рассказать, как он выразился, «что у меня про­
изошло с гармошкой»(!). Я повторил все то, что уже из­
вестно читателю, и объяснил происхождение аккордеона,
на котором я играл для хора (Костылев, недавно сменив­
ший посла Резанова, ничего не знал о месткомовском ин­
струменте). Михаил Алексеевич поблагодарил меня за
61


объяснения и сказал, чтобы я работал спокойно и забыл
про эту нашу беседу с ним. А для опыта не преминул
объяснить мне, что по аргентинскому законодательству
беспошлинно можно ввозить в страну любой музыкаль­
ный инструмент только для личного пользования, а не для
подарка и тем более не на продажу. «Как видно, ваш юрист
играть не умел, но законы знал и решил воспользоваться
вашей любезностью», — закончил он улыбаясь.
Со временем у нас с Михаилом Алексеевичем уста­
новились прекрасные отношения: он, несмотря на мои
молодые годы и небогатый пока опыт, доверил мне столь
непростую и ответственную миссию, как подыскание и
приобретение в собственность СССР здания для наше­
го посольства (до этого мы арендовали здание у арген­
тинцев). В связи с этим он предоставил в мое распоря­
жение автомашину, что было весьма необычным реше­
нием, если учесть мой «низовой» ранг и отсутствие лич­
ного транспорта даже у первых секретарей посольства.
Я стал общаться с посредниками, собственниками не­
движимости, юристами, нотариусами, архитекторами,
всякий раз докладывая послу о результатах, сопровож­
дая его на «смотрины» того или иного варианта. Здесь
необходимо пояснить, что Михаил Алексеевич был не
только одним из видных советских дипломатов (много
лет возглавлял совпосольство в Италии, работал замес­
тителем министра в МИДе), но и талантливым, знаю­
щим хозяйственником. Иногда по выходным дням он
просил меня: «Вы не составите нам с Анной Павловной
(его супруга, тоже пожилая и интеллигентная женщина,
в свое время окончившая Смольный институт*) компа­
нию — пообедаем вместе в загородном ресторане и об­
судим новые предложения по дому. И пусть Татьяна
*
Смольный институт — закрытое женское учебно-воспитательное з а ­
ведение в дореволюционной России для дочерей дворян с 6 до 18 лет (Пе­
тербург).
62


Лонгиновна, — добавлял он при этом, — великодушно
извинит нас, стариков, что остается одна с ребенком
дома». К счастью, Таня все понимала всегда правильно
и шла с трехмесячным сыном Алешей гулять в ближай­
ший парк одна. Никогда, и в последующие годы тоже,
она не ревновала меня к работе. Может быть поэтому я,
как мне кажется, преуспевал по службе.
Такое личное общение с «матерым» дипломатом яви­
лось для меня неоценимой школой и еще больше укрепи­
ло наши дружеские (насколько это возможно при тридца­
тилетней разнице в возрасте) отношения. Для Михаила
Алексеевича было характерно еще одно качество, весьма
важное для любого наставника: понимание и терпимость
к ошибкам молодых, особенно если он видел, что ошиб­
ка — результат неопытности. Вот только один пример.
Как-то, уведомив посла, мы с женой пригласили на
ужин в ресторан «Кабанья» мидовского местного чинов­
ника с супругой в качестве ответа на посещение их дома
(посольское общежитие на улице Коперника, где каждая
семья занимала одну комнату и был один туалет на весь
этаж(!), для представительских целей явно не подходило).
После основного блюда (конечно, жаренное на углях зна­
менитое аргентинское мясо) официант предложил на де­
серт мороженое и шампанское, добавив с каким-то осо­
бым почтением в голосе, что шампанское у них — «Ма­
дам Клико». Правда, это не вызвало у меня (естественно,
по неопытности) никаких эмоций. И только когда метр­
дотель положил около меня на серебряной тарелочке счет,
холодный пот появился на моей спине: стоимость «мадам»
раза в три превышала все остальные расходы по ужину.
Наш гость, успев прочитать общую сумму, возмутился:
«Вот хитрецы! Наверное, вас, сеньор Гавриков, они при­
няли за богатого янки. Позвольте мне внести свою леп­
ту...» Я прервал его на полуслове и насколько мог небреж­
но (знал бы аргентинец, что ужин стоил намного больше
зарплаты угощавшего!) заметил: «Не беспокойтесь, у меня
63


есть деньги...» (спасибо, опытный бухгалтер Слепов вы­
дал подотчетных песо с запасом!)
На следующий день я, сдав ресторанный счет в бух­
галтерию, как нашкодивший кот, ждал вызова к послу.
— Ну, как вам показалось «Мадам Клико»? По прав­
де говоря, я его пробовал пару раз только, на банкетах у
итальянского президента, — с хитринкой в глазах начал
разговор Михаил Алексеевич... Я рассказал о вечере и
признался, что попал впросак.
— Пусть это будет вам уроком, дипломат должен раз­
бираться даже в винах... Попрошу бухгалтера часть сум­
мы отнести на мои представительские расходы, а то в ми­
нистерстве, получив такой счет, упадут в обморок... А вот
что не позволили гостю «участвовать», — за это хвалю,
мы ведь представляем великую страну, а не «бедных род­
ственников». С тех пор я стал более осмотрительным в
расходовании госсредств...
Доброму отношению посла к молодежи, может быть,
способствовало и то, что у Костылевых не было детей.
Например, ко мне они, особенно Анна Павловна, отно­
сились почти как к своему сыну. Еще больше я почув­
ствовал это уже в Москве: они не раз приглашали к себе
в гости в дом у метро «Аэропорт»; Михаил Алексеевич,
встретив меня в здании МИДа, обычно долго тряс мою
руку к удивлению окружающих сотрудников.
Однажды, когда я заехал к ним, чтобы попрощаться
перед отъездом на Кубу (Костылев уже был на пенсии),
Михаил Алексеевич, воспользовавшись отсутствием в
комнате супруги, сказал: «Помните историю с «гармош ­
кой»? Тогда ваша судьба висела на волоске!» И расска­
зал, что из МИДа в то время пришел телеграфный за­
прос, в котором говорилось, что «по имеющимся у ми­
нистерства данным», мне иностранным гражданином на
пароходе был подарен новый аккордеон, который нахо­
дится в моем распоряжении по сей день. В конце теле­
граммы добавлялось: «Разберитесь на месте и решите по
64


своему усмотрению вопрос о целесообразности дальней­
шего пребывания Гаврикова в загранкомандировке». Ко-
стылев, побеседовав с рядом сотрудников и выслушав
мои объяснения, не только поверил мне, но сообщил в
Москву, что это был «умышленный навет». Как я могу
не хранить самую добрую память об этом удивительном
человеке, столь отважно оберегшем меня от возможных
последствий «подметного» письма, жанру весьма уважа­
емому тогда в советском обществе. Кстати, о таком от­
ношении к наветам я убедился вскоре еще раз. Когда
после беседы в так называемом Отделе загранкадров
ЦК КП СС чиновник, оформлявший мои документы для
поездки на Кубу, поинтересовался «историей с аккорде­
оном» (при всех разъяснениях, полученных от Костыле-
ва, пасквилек мирно покоился в моем личном деле —
видимо, так, на всякий случай!). Выслушав мой рассказ,
цековский сотрудник попросил изложить его письмен­
но и подколол написанное в мое дело. «Чтобы вам боль­
ше не повторять свой рассказ», — мило улыбнулся он.
Нужно признать, что слово свое он сдержал.
Можно было бы поставить точку на этой весьма по­
казательной для того времени истории, если бы не мое
желание удовлетворить любопытство читателя и рас­
сказать, кто же был автором поклепа. Конечно, не­
трудно догадаться — мой старший и болезненно зави ­
стливый коллега Турыгин, что доверительно подтвер­
дили мне мои друзья из ЦК партии. В своем письме в
этот орган Владимир, как «бдительный коммунист»,
сообщал, что меня «завербовали на пароходе иност­
ранные спецслужбы». Прости его, Господи, не ведал,
что творил! (Нет, не простил: по возвращении в Мос­
кву Турыгин был уволен из МИДа за пьянку, а затем
здорово изуродовался, сорвавшись со скалы в турпо­
ходе на Кавказе... Бог ему судья!)
Излишне говорить, что подобные люди составляли,
к счастью, исключения в посольской среде. Как прави­
3. Заказ No 62
65


ло, советские колонии представляли собой сплоченные
коллективы, особенно в отдаленных от Родины странах.
Всегда были люди, готовые прийти тебе на помощь,
поддержать в трудную минуту, поделиться последним.
Как не вспомнить, помимо супругов Костылевых, се­
мью Гармашовых, наших соседей по общежитию, Ца-
регородцевых, торгпреда Манжуло (позднее долго ра­
ботавшего в Москве заместителем министра внешней
торговли СССР) и его супругу, посольского доктора
Надежду Сергеевну. Ничего не говорю о первом секре­
таре посольства Александре Ивановиче Алексееве и
лишь по той причине, что с ним мы вскоре встретимся
снова на Кубе...
Разные люди были и среди технического персонала.
Взять хотя бы двух посольских шоферов. Александр Сер­
геевич Куцаков — московский автобусник-«дальнобой-
щик», бывший фронтовик, настоящий коммунист, за
дело «врезавший» на партсобраниях любому невзирая на
лица. Он был моим первым учителем по автоделу, ночью
отвез Татьяну в родильный дом, а позже, когда наш сын
стал ходить, они с женой Машей любили погулять с ним
в выходной день в парке. Никогда не учивший никакого
иностранного языка, Александр Сергеевич прекрасно
обходился с любым аргентинцем с помощью словарно­
го запаса в десяток слов. Обладавший природной смекал­
кой и чувством юмора, Куцаков стал душой колонии.
С ним и его супругой мы общались и в Москве, пока не
уехали в следующую командировку. За это время они по­
меняли адрес, мы тоже и, к сожалению, больше не встре­
чались, хотя и сегодня вспоминаем о них с большой теп­
лотой.
Совсем другим человеком был начальник Куцакова,
шофер-механик С.П . Назаров, за которым, по непонят­
ным для меня причинам, закрепилось прозвище —Лох­
матка. Кадровый мидовский шофер, он был мастером
лести начальству и невыносимым «цербером» по отно­
66


шению к Куцакову и младшим дипломатам. Любимым
занятием его было поздно ночью ползать вокруг машин
в поисках даже мизерных, едва заметных царапин, что­
бы наутро составить очередную докладную послу на «ви ­
новного». Закончилось это его «хобби» лишь после при­
езда нового посла, Костылева, который в отличие от его
предшественника, Резанова, попросил механика «не за ­
ниматься ерундой». Значительно хуже у Назарова было
с профессиональной сообразительностью. Объясняя но­
вичку какой-нибудь адрес, он мог серьезно сказать: «Как
увидете на столбе слово «кока-кола», так поворачивайте
налево». И это в городе, где на каждом углу стоит подоб­
ная реклама этого напитка.
Теплые воспоминания сохранились у нас с Таней о
многих аргентинцах. Обо всех, конечно, в книге поведать
невозможно, поэтому расскажу только о Педро Фернан ­
десе и Мануэле Грдяне (обоих читатель может увидеть на
помещенных в книге фотоснимках). Первый имел в Бу-
энос-Айресе большую автомастерскую, механики и сле­
сари которой виртуозно «штопали» следы нашей води­
тельской неопытности (например, вытягивали сплюсну­
тое «в гармошку» крыло и заделывали так, что никто не
мог подумать, что машина была в серьезной аварии).
Еще большую услугу Педро оказывал посольству тем, что
«забирал» у нас подержанные автомобили и продавал их
на местном рынке. Я не случайно употребил слово «за­
бирал». Здесь нужно пояснение.
Минфиновские чиновники в Москве, разрабатывав­
шие различные инструкции для хозяйственной деятель­
ности наших загранучреждений, пеклись (да и то, если
верить им на слово!) лишь о максимальных поступлениях
иностранной валюты в казну, забывая при этом о прести­
же государства (которое, кстати, они любили именовать
«великой державой»). Не всегда думали они о быте и здо­
ровье тех, кто верой и правдой служил этому государству.
Поэтому каждую копейку, поступавшую в кассу посоль­
з»
67


ства на месте, необходимо было перечислять в Центр.
Если бы мы продавали старые автомобили, то все день­
ги необходимо было бы переводить в Москву, потом ме­
сяцами «выбивать» средства на приобретение новых и
оставаться со многими нерешенными проблемами в на­
шей деятельности и в быту. И вот здесь-то пригодился
огромный опыт посла Костылева, предложившего Ф ер­
нандесу следующую схему для сотрудничества. Пользу­
ясь существовавшим в Аргентине запретом на ввоз ино­
марок (посольствам разрешалось ввозить количество ав­
томаш ин, эквивалентное числу дипсотрудников) и, как
следствие, заоблачными ценами на них в стране, Ф ер ­
нандес с выгодой для себя продавал посольские автомо­
били (продавать можно было по истечению двухлетнего
срока со дня ввоза их в страну), импортировал на выру­
ченные деньги новые машины для посольства и постав­
лял в придачу (бесплатно для посольства!) холодильни­
ки для наших кухонь, кондиционеры для посольских
офисов (летом в Буэнос-Айресе жара достигает +45, а
влажность — 90%!), оборудование для представительской
кухни, гаража и т.п.
Конечно, Минфин СССР пытался «брыкаться», гро­
зился прислать комиссию, посла во время отпуска «по-
товарищески» пожурили демагоги в ЦК партии (в кото­
рых там никогда не было недостатка), и все было спуще­
но «на тормозах».
Вспоминая эти годы, я до сих пор не перестаю удив­
ляться, почему эти люди не тревожились по поводу столь
низкой зарплаты у начинающего дипломата, которой мне
в первую получку хватило (помимо очень скромного пи­
тания) лишь на покупку одной белой рубашки и носово­
го платка, почему им не было стыдно за то, что бухгалтер
из посольства приезжала в роддом к моей супруге и уго­
варивала ее выписаться оттуда на второй день после ро­
дов по соображениям «экономии государственных
средств» (и как я должен был объяснять это местным ме­
68


дикам, когда жена, несмотря на абсцесс и высокую тем­
пературу, вдруг «заспешила» домой?)
Почему чиновники из того же Минфина считали «ес­
тественным» разъезжать на госмашинах по Москве и по­
лагали излишней роскошью обеспечение каждого совет­
ского дипломата служебным автомобилем даже в тех стра­
нах, где автобус — единственный транспорт, и на нем ез­
дят самые неимущие люди?! Поверьте, все эти вопросы
возникали не «от жира».
Правда, на один из этих риторических вопросов мы
все же получили ответ из Москвы. Благодаря усилиям по­
сла и всего коллектива мы добились 100%-ного увеличе­
ния нашей зарплаты (на каком же низком уровне была она
до этого, что даже Минфин, считавш ий значительным
увеличение в 10—15%, пошел на такую прибавку!).
Меня могут спросить: роль посла понятна, но какова
роль коллектива в этих хлопотах? Дело в том, что одних
просьб мало. Нужна кропотливая доказательная работа
многих сотрудников. Образуется комиссия, члены кото­
рой производят те или иные закупки за свой счет (кото­
рые зачастую им не нужны в данный момент) по специ­
ально составленному в Центре списку товаров, каждый на
тот или иной срок (скажем, зимнее пальто на пять лет, ко­
торое «выпало» мне купить). Все расходы составляют так
назывемый прожиточный минимум совпосла в той или
иной стране, а от этого уровня вниз исчисляются оклады
всех остальных работников загранучреждений.
Об упомянутом пальто стоит рассказать особо. Дело
было уже в другой стране, когда мы составляли «прожи­
точный минимум» на Кубе. Представьте себе субтропи­
ки, где температура даже зимой не опускается ниже
+ 13 ночью. Где достать зимнее пальто с меховым ворот­
ником? Решил обратиться к знакомому портному. Меж­
ду нами состоялся любопытный разговор:
—
Дон Пако, еду в командировку в Канаду, хотел бы
пошить у вас зимнее пальто.
69


—
Сеньор Юрий, мои помощники никогда такое
пальто не шили, могу дать вам записку и адрес моего ку­
зена в Монреале.
— А вдруг будет очень холодно? Что я буду делать тог­
да? И потом я не знаю тамошних расценок. Не могли бы
вы приблизительно составить смету на такое пальто?
Словом, после длительных переговоров я все же «вы­
бил» какую-то бумажку у Дона Пако, который, как мне
казалось, за спиной у меня покрутил указательным паль­
цем у своего виска...
Правда, я несколько увлекся... Поэтому хочу снова
вернуться к рассказу о Педро Фернандесе. Это был че­
ловек довольно передовых взглядов, хотя отнюдь не ком­
мунист (как было принято считать в мидовских кругах),
с большой симпатией относившийся к советским людям,
к России. С особой силой это проявилось в ноябре
1956 года, но об этом я расскажу ниже. Год спустя он как
турист побывал в Советском Союзе, где посетил на даче
под Москвой моих родителей (см. фото на вкладке).
Я решился ему дать адрес (а такие вещи тогда «мало при­
ветствовались»), но послал с ним записку моей однокаш­
нице (о ней говорилось выше) Вале Мартиросовой и по­
просил ее сопроводить Педро на дачу к старикам. Мой
расчет оказался правильным: умница Валя, чтобы еще
больше подстраховать меня, «прихватила» на дачу и сво­
его папашу, полковника КГБ, который при встрече в
Москве похвалил меня за то, что я догадался обратиться
к Валентине. Педро потом долго вспоминал теплую
встречу с моими родителями, а моя мама была очень ра­
строгана тем, что он называл ее «мамой».
Подружился я и с Мануэлем Грдяном, старшим сы­
ном в большой семье армян, предки которых приехали
в Аргентину из Турции после известной резни там армян­
ского населения в 1911 году. Все дети родились уже в Бу-
энос-Айресе, где получили высшее образование. Ману­
эль стал архитектором. Их отец, владелец обувного ма­
70


газина, членствовал в местной компартии, добился со­
ветского гражданства, активно, как и его дети, участво­
вал в работе Общества советских армян. Он мечтал вер­
нуться на землю своих предков, которая теперь уже была
территорией Армянской ССР, но не дожил. Умирая, он
взял клятву с детей, что они вместе с матерью переедут
на жительство в Армению.
Мануэль (на армянском — Манук) очень помогал
нам как архитектор при реконструкции и ремонте зда­
ния, купленного для посольства, знакомил меня с под­
рядчиками, посредниками и другими нужными людьми.
Мы стали дружить семьями, часто бывали у них в доме.
Так совпало, что, получив разрешение на въезд в СССР,
семья Грдян взяла билеты на тот же пароход, на котором
я с Таней и сыном возвращались на Родину. Платили они
сами, поэтому на мой первый класс «не потянули», что
не мешало нам в пути часто проводить время вместе. Об
их дальнейшей судьбе я расскажу позднее.
Во время командировки хватало работы и забот по­
мимо чисто дипломатической деятельности, да и та не
сводилась, вопреки мнению обывателей, к беседам на
приемах со стаканом виски в руке. Такое разнообразие в
труде способствовало быстрому приобретению житей­
ского опыта, который особенно пригодился мне позднее,
на ответственных должностях советника и поверенного
в делах СССР.
Аргентинская земля, на которую мы ехали почти как
в свадебное путешествие, оставила у нас с женой много
приятных воспоминаний. Буэнос-Айрес стал «малой ро­
диной» нашего сына Алеши. Правда, как и другие дети
советских дипломатов, родившиеся за границей, он был
зарегистрирован с местом рождения в Москве. (Теперь
все стало проще: если он пожелает, всегда может офор­
мить аргентинское гражданство как второе.)
Благодаря обилию солнца, фруктов и других каче­
ственных продуктов, в том числе мяса, сын рос крепким
71


«бутузом» и не болел. Уже в девять месяцев он уверенно
стоял в «манеже» и, с силой раскачивая его за борт, басо­
вито требовал: «Ломо, ломо-о -о!», т.е. очередную порцию
мелко нарубленной вареной вырезки, которой аргентин­
ские педиатры рекомендуют кормить детей с шестимесяч­
ного возраста. Это вполне устраивает и местных мамаш,
которые, в интересах сохранения фигуры, почти не кор­
мят своих отпрысков грудным молоком. Питание женщин
тоже вызывало у нас удивление: стройная «сеньора» обыч­
но съедает на обед поджаренный на углях биф огромного
размера, почти без хлеба, но с большой миской зеленого
салата, и выпивает чашечку кофе. И все!
Мясо для аргентинца — это не просто еда, это —
образ жизни. Без него не обходится не только ни один
праздник, но и самые скромные посиделки друзей.
Оно всегда настолько свежее (парное), что не требует
больших усилий и стараний в приготовлении. На ре­
шетку жаровни («парижа») просто выкладываются от­
бивные на косточке («чураско»), сосиски из мяса и
сала («чорисос»), кровяные сосиски («морсижас») и
даже хорошо промытые кишки («чунчулинос») и дру­
гие внутренности.
Как-то нас с женой пригласил в свое поместье бо­
гатый скотовод; на большом костре был поджарен мо­
лодой бычок. Повар, разделав поджаренную тушу, по
указанию хозяина преподнес нам, как почетным гос­
тям, лакомые кусочки. На вопрос Тани, от какой части
столь вкусное мясо, он невозмутимо сказал: «Э то пупок,
сеньора».
Действительно, от туши аргентинцы съедают все. Но
и здесь не обходится без различий во вкусах с нами. На­
пример, столь обожаемая многими русскими хозяйками
телятина в аргентинских магазинах дешевле обычной го­
вядины, так как считается мясом еще «не вызревшим».
Печенка идет по цене самых паршивых кишок, и едят ее
в основном в семьях с небольшим достатком.
72


Чем же обеспечивается исключительно высокое каче­
ство аргентинского мяса (говядины)? Условиями содер­
жания скота. Круглый год он пасется на естественных тра­
вяных пастбищах, расположенных в равнинной пампе.
Скот не делает лишних усилий, как, скажем, стада в Перу
или Колумбии, пасущиеся в горной местности, и поэто­
му не обретает излишней мускулистости. Климат в пам­
пе тоже ровный, без резких колебаний от тепла к холоду.
В корм практически не добавляется никакой химии.
Когда мы вернулись из Аргентины, к великому наше­
му удивлению многие знакомые говорили нам: «Какое
ужасное продают мясо из Аргентины! Эту жирную бара­
нину^) нельзя есть: одно сало...» Я объяснял, вспомнив,
что новый советский торгпред в Буэнос-Айресе страш ­
но обрадовался невероятно низким ценам на аргентин­
скую баранину и решил ее закупить в огромном количе­
стве, а это было мясо идущих только на шерсть жирных
баранов — мериносов, которое сами аргентинцы в пищу
почти не употребляют.
Говоря об Аргентине, нужно иметь в виду, что по
продуктам питания это одна из богатых стран, постав­
ляющая парное мясо и пшеницу во многие страны
мира. Я упорно употребляю термин «парное» не зря.
Мне доводилось видеть, как туши только что забитого
на мясохладобойне скота транспортируются по охлаж­
денным туннелям до причала и там без промедления
грузятся в трюм судна-рефрижератора. Вся погрузка
расписана по минутам. Через несколько дней мясо —
«охлажденка» (а не мороженое!) — попадает на прилав­
ки европейских магазинов.
Неверно было бы думать, конечно, что обилие про­
дуктов в стране делает их доступными в равной степени
Для всех аргентинцев, особенно в последнее время. И там
заметны социальные контрасты. Чего стоил хотя бы в
пригороде столицы поселок «Вилья мисериа» (по-испан­
ски — «Поселок нищеты»), приютивший в своих хижи-
73


нах, наскоро состряпанных из ржавого железа, картона
и других отходов, безработных и бомжей! Его обитате­
ли, конечно, не ели мяса...
Память хранит встречи на аргентинской земле со
многими интересными людьми. Например, с Марией
Роса Оливер. Удивительная женщина! Родом из богатой
аргентинской семьи, она еще в молодости порвала с род-
ственниками-консерваторами и, несмотря на врожден­
ный паралич ног, прикованная к инвалидной коляске,
посвятила себя нелегкому делу борьбы за всеобщий мир.
Она одна из первых была удостоена Международной ле­
нинской премии «За мир между народами».
Встречались мы и с Лолитой Торрес, имя которой хо­
рошо известно россиянам моего поколения. Кинофиль­
мы с ее участием были очень популярны среди советских
зрителей 50—60 -х годов двадцатого столетия.
Правда, как ни странно, в Аргентине актриса не была
столь популярна, как в СССР: она — испанка, а у арген­
тинцев (кстати, обычно несколько скептически настро­
енных в отношении «гажего» или «галисийцев», испан­
цев) в почете были свои идолы и звезды.
Так уж совпало, что именно в те дни, когда писались
эти строки, моя приятельница Валя Мартиросова (Вату-
льян), ныне проживающая в Аргентине, прислала мне от­
туда журнал, почти весь посвященный похоронам заме­
чательной актрисы. Незадолго до кончины ей присвоили
звание почетной гражданки Буэнос-Айреса. Мы с женой
стали вспоминать посещение Лолитой совпосольства (см.
фото на вкладке), ее концерт в московском зале «Россия»
уже в 70-х годах, на котором мы тоже присутствовали.
Вспоминаются не только люди, но и события, при­
ятные и менее приятные. Тем более что на нашу долю вы­
пал период заметного охлаждения в советско-аргентин­
ских отношениях. Не без подсказок «северного союзни­
ка» спецслужбами Аргентины была организована серия
провокаций против совпосольства. Особенный размах
74


волна антисоветизма получила в связи с известными вен­
герскими событиями в 1956 году*. Вскоре после них в
Аргентину приехало много венгерских эмигрантов. Вот
они-то вкупе с местными антисоветски настроенными
элементами и решили «отыграться» на нашем посольстве
за советские танки на улицах Будапешта.
Вечером 7 ноября 1956 года в саду совпосольства
(кстати это было первое празднование годовщины Ок­
тябрьской революции в новом, собственном здании)
проходил большой прием в честь национального празд­
ника Советского Союза. В силу причин, упомянутых
выше, президента и других высоких аргентинских лиц на
приеме не было, но присутствовал почти весь дипкор-
пус, деятели культуры, было много дам (об этом упоми­
наю специально). В самый разгар праздника за высокой
стеной сада с улицы послышались крики, свист, антисо­
ветские призывы, скандирование слова «асесинос» (по-
испански — «убийцы»)... С балконов соседних зданий в
сад на приглашенных и хозяев приема полетели камни
и бутылки... Мы быстро провели гостей в здание. Были
предприняты соответствующие шаги перед властями, не
позволившие окончательно сорвать прием. С большим
опозданием прибыл усиленный наряд полиции, и гости
постепенно стали разъезжаться. Мы понимали, что этим
дело не закончится. Поэтому посол распорядился отвез­
ти в общежитие наших жен, а нам, мужчинам, оставать­
ся на ночное «бдение» для охраны посольства.
Через некоторое время бесноватая толпа вновь по­
явилась у главного входа в здание посольства (полицей­
ские, как они потом нам объясняли, ушли ужинать). Как
можно было в таких условиях выходить из здания, тем
более женщинам? И вот тут-то (как говорят в беде) и
проявилась дружба Педро Фернандеса с нами: он вы во­
дил небольшими группами наших жен через незаметную
*
В 1956 году; советские танки подавили антиправительственное во сста­
ние в Будапеште.
75


калитку, выходившую на параллельную улицу, и отвозил
на своей машине в посольское общежитие, проделав та­
ким образом 5—6 рейсов, рискуя, естественно, если не
своей жизнью, то целостностью автомобиля.
Дежурившим в посольстве мужчинам выдали по пи­
столету «ТТ». На случай, если хулиганы высадили бы ду­
бовые ворота или вделанную в них дверь, нас снабдили
ящиками с сифонами, которые предполагалось бросать
с внутренней галереи второго этажа на самих нападаю­
щих и им под ноги (такой баллон, наполненный газиров­
кой под большим давлением, разбиваясь, превращается
в осколочный фугас, способный ранить большую груп­
пу людей). К счастью, глубокой ночью бушевавшая тол­
па угомонилась и постепенно разошлась. Думаю, что з а ­
чинщикам было известно международное правило, по
которому в отношении любого лица, незаконно проник­
шего на территорию иностранной дипломатической
миссии, последняя может применять любые меры защи ­
ты, вплоть до огнестрельного оружия...
«Шабаш » продолжался еще несколько дней, хотя в
менее значительных размерах. В прессе появились наме­
ки на возможный разрыв дипотношений с нашей стра­
ной. У нас в гараже общежития стояли большие ящики
из досок: домовитый завхоз А.Ф . Фисенко запасался «на
всех» на случай срочной отправки личных вещей сотруд­
ников пароходом на Родину. Но все обошлось...
Не могу не сказать несколько слов об этом неорди­
нарном человеке Это был типичный представитель ук­
раинской нации — огромный, любящий поесть и вы­
пить, несколько медлительный и весьма уверенный в
себе, без тени каких-либо сомнений. Помню, как он на
полном серьезе уверял меня, что «аргентинцы все пони­
мают по-русски, но притворяются, чтобы не работать»
(это в отношении официантов, продавцов и другой об­
слуги). «Вот я вам сейчас это докажу», — сказал он, ког­
да мы с ним оказались в небольшой лавочке. По-русски
76


он попросил продавщицу показать лежавшие на полке
плавки. Она лишь пожала плечами. Тогда он зашел за
прилавок, взял плавки в руки и, показывая их девушке,
медленно произнес: «Тру-у -сы!»
— А, трусас! — оживилась продавщица (случайно по-
испански слово это звучит похоже).
— Вот видите, — пробормотал он мне, — а делала вид,
что не понимает...
Однажды подобная самоуверенность здорово под­
вела Алексея Федотовича: на своем «полтавском диа­
лекте» испанского он заказал по телефону коробку
мыла (по-испански — «хабон») вместо ветчины («ха-
мон») для посла, да еще громогласно заверял на кухне
повара, что «так велела послиха». Бедная Анна Пав­
ловна, случайно услыхав это, связалась со мной по
внутреннему телефону, как с шефом протокола, и весь­
ма учтиво попросила меня провести «воспитательную
работу» с завхозом. («Очень дурно так говорить, — по­
дытожила она свою просьбу, — да и какой-то ослихой
отдает!»)
Коль скоро вспомнились дела хозяйские, расскажу
еще одну любопытную историю. Для представительской
кухни посольство приобрело великолепную и очень, как
теперь бы сказали, «накрученную» электроплиту. Жда­
ли техника для ее наладки, а он что-то не появлялся. По­
сол попросил меня помочь завхозу разобраться с этой
проблемой. В компании мне объяснили, что мастер —
один из российских «перемещенных» (так называли пос­
ле войны советских граждан, перешедших на сторону
врага.
—
Ю.Г.) по фамилии Зиновьев, который катего­
рически отказался появиться в советском посольстве.
Я уговорил администратора компании дать мне домаш ­
ний адрес Зиновьева. Отправились с завхозом в один из
столичных пригородов, по указанному адресу нашли ти­
пичную украинскую мазанку, в палисаднике цвели ог­
ромные мальвы и подсолнух. Хозяин по-испански веж­
77


ливо пригласил нас пройти в дом, но узнав откуда мы,
заметно изменился в лице.
— Значит землячки? — перешел он на русский. По
нашему обычаю надо выпить за знакомство. Так ведь?
Доставай, хозяйка, нашу наливочку, не будем же мы «их­
нее» кислое (имея в виду сухое. — Ю.Г.) вино хлебать...
Наливая вишневку в рюмки, добавил, угадав мою
мысль:
— Небось думаете: сейчас отравит, подлец! И, не до­
жидаясь ответа, лихо опрокинул стопку в рот.
Мы с Фисенко слегка пригубили, и я перешел к делу:
— Василий, мы заехали, чтобы договориться о на­
ладке купленной плиты. Когда вы смогли бы к нам
подъехать?
Зиновьев молча выпил еще одну чарку и с прищуром
посмотрел на меня:
— Не выйдет, браток! Хоть озолоти, лучше работу по­
терять, чем к вам в капкан попасть. Знаю я вас!
Долго мы уговаривали захмелевшего мастера. При­
шлось даже пуститься на хитрость: сказавшись шофером,
я обещал не говорить о его «происхождении» никому из
дипломатов и общаться с ним при встрече только на ис­
панском... На следующий день, озираясь по сторонам,
Зиновьев (позднее мы узнали, что эта его фамилия была
вымышленной) робко переступил порог нашего здания.
Я проводил его на кухню. Налаживая плиту, он напрас­
но пытался объяснить по-испански посольскому пова­
ру назначение разных кнопок. Встретив полное лингви­
стическое невежество нашего кока, Зиновьев неожидан­
но для всех выдал нечто «трехэтажно-непереводимое»
по-русски. Все мы рассмеялись, и работа пошла споро...
— К счастью, навещали нас не только такие соотече­
ственники. Удалось поближе познакомиться с такими
звездами советского искусства, как J1 Коган, Р Струч-
кова, А. Лопаури, 3 Долуханова. Особенно нам запом­
нился концерт прославленной певицы в оперном театре
78


«Колон» (имени Колумба. — Ю.Г.). На его сцене когда-
то выступали Ф . Шаляпин, Э. Карузо, Т. Руфо*. Пение
Долухановой покорило «портеньос» («портовиков», как
называют себя с гордостью жители аргентинской столи­
цы. — Ю.Г.). К тому же в переполненном театре было
много представителей большой армянской диаспоры,
буквально засыпавших розами свою прославленную зем­
лячку.
Наша культурная жизнь состояла не только из таких
крупных событий. В клубе посольства по субботам и вос­
кресеньям демонстрировались отечественные кино­
фильмы, выступали приезжавшие из Союза знаменито­
сти. Все мы выписывали из Москвы не только наши га­
зеты и журналы, но и подписные издания. Наверное, чи­
тателю нужно кое-что пояснить.
В послевоенные годы некоторое время художествен­
ная литература не переиздавалась совсем. Затем стали из­
давать главным образом собрания сочинений русских и
зарубежных классиков, а также наиболее известных совет­
ских писателей. Купить их можно было только по подпис­
ке. Для этого нужно было занять с вечера очередь и про­
стоять в ней до открытия магазина, оформлявшего такую
подписку. В качестве поощрения сотрудников советских
загранучреждений им тоже разрешили подписываться (в
валюте!) на дефицитные издания с условием получать их...
по месту работы авиапочтой. Конечно, можно рассуждать
здесь о повышении культурного уровня загранработни-
ков, но главная причина подобной глупости состояла в
желании ряда государственных контор (Международной
книги, Елавпочты и др.) выполнить любой ценой план по­
ступления иностранной валюты. В данном случае за счет
советских граждан. Я уже не говорю об огромных ящиках
с тяжелыми книгами, которые мы должны были везти с
собой обратно в Союз. Любопытно, что сотрудник мос­
*
Карузо Э (тенор) и Руфо Т (баритон) — итальянские певцы с миро­
вым именем
79


ковской таможни не хотел мне поверить, когда я сказал,
что везу из-за океана(!!!) огромный ящик изданной в Мос­
кве литературы (спасибо хоть, что пароходную транспор­
тировку оплачивал МИД СССР). Немало было в нашей
жизни и других несуразностей. Тот же таможенник с по­
дозрением оглядывал и другой мой ящик, в котором была
упакована сделанная на заказ двуспальная металлическая
кровать: ящик был слишком низким даже для односпаль­
ного ложа. А секрет был прост. Одна кровать выезжает на
колесиках из-под другой и нажатием рычага принимает
уровень первой. Так как в Москве у моих родителей нас
ждала лишь 11-метровая комната (если считать вскоре
родившуюся дочку, то на четверых), приходилось прибе­
гать даже к аргентинскому изобретательству. С ним вышел
как-то даже курьез. Двухлетний Алеша, показывая гостям,
где спит его мама, нагнулся и пальцем показал под кро­
вать, имея в виду ту, что выкатывается на колесах из-под
первой. Все мы долго «острили» по поводу бесправного
положения Татьяны, а сын никак не мог понять, почему
смеются взрослые, ведь он сказал правду...
Но вернемся за океан. Незаметно пролетели три года.
Сын наш подрос: очень полюбил «кока-колу» и посто­
янно просил «бамашку» (бумажку), так как все время
рисовал. Мы с Таней стали «ждать» ему сестренку и хо­
тели, чтобы она родилась в Москве. В отпуск из таких да­
леких стран тогда не ездили, поэтому мы решили уезжать
совсем. Посол не скрывал, что ему не хотелось нас от­
пускать, но, учитывая наши «семейные обстоятельства»,
он, как всегда, проявил большую человечность. И вот на­
стал час прощания со ставшей для нас очень близкой
Аргентиной. Мы сели на французский теплоход «Про­
ванс», на котором нам предстоял долгий путь до Генуи.
Слова танго «Мой дорогой Буэнос-Айрес, когда я снова
увижу тебя?!» теперь относились к нам...
Все провожали нас очень тепло — от супругов Кос-
тылевых до аргентинца-садовника. Стало темнеть. «Про­
80


ванс» отчалил от берега и очень медленно заскользил по
мутным водам залива. Мы зашли в каюту (большая ком­
ната, прихожая и туалет с настоящей ванной) и начали
собираться на ужин... Неожиданно судно сильно вздрог­
нуло и замерло. По радио «успокоили»: из-за вынужден­
ного виража (дабы спасти от гибели рыбака на лодке) мы
сели на мель! И тут же с латиноамериканской беспечно­
стью пассажиры стали приглашаться в ресторан на ужин.
Всю ночь два маленьких буксира пытались стащить
«Прованс» с мели, но куда там!
Наутро на пристани мы разглядели несколько наших
коллег: прочитав в газетах о происшествии, они приеха­
ли на всякий случай. Портовики пригнали мощный бук­
сир и баржу, на которую выгрузили с нашего борта все,
что было можно (от запаса пресной воды, стоящей там
немалых денег, до личных вещей). Начался прилив, и об­
легченный теплоход, влекомый теперь уже четырьмя
буксирами, «сполз» с песка. Его подтащили к причалу и
на него перегрузили все вещи с баржи. Помахав нашим
товарищам (а это был уже третий день нашего пребыва­
ния на борту), мы снова взяли курс в открытое море.
Кстати, до него от порта — три часа пути по специально
прорытому каналу в заливе. И без того достаточно узкий,
он постоянно заполняется илом и песком, которые при­
носятся самой рекой Ла-Плата, устье которой и состав­
ляет своеобразный залив у порта Буэнос-Айреса. Стоило
нашему лоцману чуть принять в сторону, и готово — сели
на мель.
Нужно сказать, далекие путешествия с разными при­
ключениями приучают верить в то, что все делается к
лучшему. И на этот раз мы имели возможность трижды
убедиться в этом. Но об этом — дальше.
Утром следующего дня мы вошли в порт уругвайской
столицы — Монтевидео, где нас гостеприимно встрети­
ла семья моего однокурсника Бориса Карпова, работни­
ка торгпредства. Борис показал нам город (наш тепло­
81


ход имел трехчасовую стоянку), мы пообедали у них и...
поплыли дальше.
Вскоре прибыли и в столицу Бразилии — Рио-де-Жа­
нейро (в то время нынешней столицы, г. Бразилиа, еще
не существовало). Плывший с нами бразильский дипло­
мат, которого встречали родственники, предложил мне
проехаться с ними по городу. Только осмотрев его, пляж
Копакабану, монумент Христа на горе и другие досто­
примечательности, начинаешь понимать, почему Остап
Бендер так мечтал побывать в Рио!
Начались похожие друг на друга восемь дней перехо­
да через Атлантику. Правда, скучать не доводилось. Од­
ними из первых мы получили приглашение капитана
отобедать за его столом: он это «проделывал» с каждым
из пассажиров первого класса, начиная с официальных
представителей иностранных государств. Все бы хорошо,
если бы далеко «не дипломатическое» поведение наше­
го трехлетнего аргентинца: проснувшись в каюте и не об­
наружив там родителей, обедавших в этот момент с ка­
питаном, он закатил вой на весь пароход и вдобавок
«спутал» (видимо, в отместку нам) свою кроватку с ноч­
ным горшком. Спасибо, пришла горничная и вызвала с
приема Татьяну.
Вскоре состоялся и традиционный праздник Нептуна,
во время которого тех, кто впервые пересекает экватор,
окунают в бассейн и выдают соответствующий диплом
(позднее на самолетах тоже стали выдавать подобные «до­
кументы», хотя, естественно, без какого-либо омовения).
Почти каждый вечер на палубе первого класса устраива­
лись танцы под джаз-оркестр, желающие выступали с раз­
личными музыкальными номерами. В один из таких ве­
черов на подиум вышел помощник капитана и объявил:
—
Дамы и господа! У меня для вас есть сюрприз —
ваш попутчик из России, господин Гавриков, как мне
стало известно по большому секрету, прекрасно поет. По­
чему бы нам не попросить его спеть что-нибудь русское?!
82


Я чуть было не поперхнулся коктейлем. В голове
мелькнула мысль: «Откуда им это известно?!» В это вре­
мя публика уже хлопала в ладоши, добродушный толстяк
бразилец, одетый в смокинг с черной бабочкой, залих­
ватски свистел и показывал мне на сцену. Быстро осво­
бодившись от первоначального смущения, я подошел к
музыкантам и спросил, знают ли они мелодию «Калин­
ки». Неожиданно для меня пианист на неплохом русском
ответил утвердительно и поинтересовался удобной то­
нальностью (он оказался поляком, родом из Кракова).
Через две-три минуты оркестр столь виртуозно исполнил
вступление, что мне тоже захотелось не подвести матуш­
ку-Россию.
После последней взятой мной высокой ноты насту­
пило нечто трудноописуемое: казавш иеся блаженно
расслабленными пассажиры дружно вскочили из-за
столиков, аплодировали, стучали посудой, выкрики­
вали «бис!», «отра!» (по-испански — «еще, другую!»)...
На подиум поднялась сухонькая энергичная старуш­
ка, на сморщенной шее которой висело колье с брил­
лиантами. Она представилась мне по-русски, сказав,
что наша землячка, графиня Уварова. Затем по-фран­
цузски она обратилась к притихшей публике: «Я хочу
попросить господина Гаврикова исполнить столь лю­
бимый на нашей с ним Родине романс «Очи черные»
и готова встать перед ним на колени ..» Я еле успел
подхватить ее под руки, чтобы остановить такое наме­
рение. Присутствующие стали скандировать по-рус­
ски- «Очи черные»! «Очи черные»! Пока я пел романс,
графиня слушала, стоя около подиума, а когда закон ­
чил, подошла ко мне и со слезами на глазах обняла
меня...
Наутро все пассажиры уже здоровались с нами как со
старыми друзьями. Когда мы посетили во втором клас­
се наших приятелей, семью Грдян, они рассказали (при­
знавшись, что поведали обо мне помощнику капитана),
83


что многие их попутчики в нарушение запрета (в первый
класс проход пассажиров из других классов запрещен)
сумели подняться на верхнюю палубу и теперь с востор­
гом описывали всем «концерт русского певца, законт­
рактованного (!) пароходной компанией».
Хотя мы с женой не являемся гурманами, нельзя не
сказать хотя бы пару слов о французской кухне, царство­
вавшей во всем ее блеске на «Провансе». Во время на­
шего двухнедельного пребывания на борту шеф и его по­
варская команда умудрялись ежедневно готовить по
пять-шесть ни разу не повторившихся рыбных и мясных
блюд с соответствующими соусами. После каждой тра­
пезы официант предлагал, помимо сладкого десерта,
10—12 сортов сыра. Один момент в обслуживании вызы­
вал у нас особое удивление: в обед и ужин на каждом сто­
ле откупоривались новые бутылки белого и красного
вина (даже если предыдущие были лишь начаты). Мы
невольно задавались вопросом: куда же девают откры­
тые ранее бутылки с пятидесяти столов нашего рестора­
на? Все стало ясно, когда мы заглянули в ресторан вто­
рого класса: там на столах стояли графины с вином, ко­
торые наполнялись вновь лишь после их опорожнения.
А поступало оно из ресторана первого класса.
—
Поистине мы пьем «первоклассное» вино, — ка­
ламбурил Манук.
Наконец показались берега Африки. Мы причалили
в Дакаре (Сенегал). Все же уже ближе к «родной Евро­
пе»! Несколько фотоснимков в порту, особенно — кра­
сивых сенегалок, несущих на голове буквально все, что
мы обычно носим в сумках, и ведущих за руку вереницу
детишек... Покупки сувениров, в основном статуэток из
черного дерева, и дальше... Но куда? Нам объяснили, что
предстоит зайти в Барселону, а затем — конечная оста­
новка в Марселе (Франция). В Геную компания решила
переправить всех пассажиров поездом по южному бере­
гу Франции (Тулон, Ницца, Канн, Монтекарло), а затем
84


Монако — из-за задержки «Прованса» в Буэнос-Айресе,
куда он должен снова возвращаться немедленно, чтобы
войти в расписание.
Подплываем к Барселоне! Боже мой, ведь это Испа­
ния, мечта студенческих лет! Стоять предстоит три часа,
но как сойти в порту, если в стране режим Франко, выс­
тупающий против установления с СССР каких-либо от­
ношений... С грустью смотрю с палубы на приближа­
ющийся красавец город. Подошел уже знакомый нам по­
мощник капитана.
— Стоим долго, господин Гавриков, можно сойти на
берег...
— Вряд ли мне позволят пограничники с моим пас­
портом, ведь у нас нет дипотношений...
— А зачем вам паспорт: каждый сходящий у трапа по­
лучает жетон транзитного пассажира, и никому нет дела,
из какой вы страны. Таков порядок. Наша компания га­
рантирует вам полную безопасность.
Таня с Алешей, естественно, остались на теплоходе,
а я все же рискнул, тем более что встретивший меня на
палубе капитан тоже заверил в полной безопасности та­
кой прогулки...
И вот я стою на испанской земле! Видели бы Слав­
ка, Рудик, Валя!..
Взял такси и попросил провезти меня по централь­
ным улицам города. Таксист, услышав характерное толь­
ко для аргентинцев «жеканье» (в классическом испан­
ском звука «Ж» вообще нет), вежливо поинтересовался:
«Сеньор из Аргентины?» Получив утвердительный ответ,
он стал рассказывать о своих родственниках, живущих в
Буэнос-Айресе. Затем я прогулялся пешком и вдруг
вспомнил: ведь в Барселоне есть метро, какое оно? Как
и в других городах с метрополитеном, обычный вход в
барселонское метро представляет собой (как часто теперь
строят и в Москве) лестницу с перилами, рядом с кото­
рой расположен указатель с буквой «М » на соседнем
85


столбе. Несколько раз я поднимался на улицу и наслаж­
дался архитектурными ансамблями этого приморского
красавца. Бульвар Рамблас (в переводе — спуск к воде,
морю) напоминал один из одесских бульваров, который
я видел в кино. Завершался он в порту высоченной и мас­
сивной колонной — памятником Христофору Колумбу,
скульптура которого как будто осматривает с высоты га­
вань и ближайшие улицы. Я похлопал по гладкому мра­
мору пьедестала: «Прощай, мореплаватель, вряд ли до­
ведется увидеться вновь!» С «Прованса» донесся первый
гудок, и я поспешил на судно.
От Барселоны до Марселя рукой подать. Во француз­
ском порту нас тепло проводил капитан с помощника­
ми. Каждому пассажиру (и Леше тоже) вручили по ог­
ромному бумажному пакету с «сухим пайком» (отварная
курица, салями, сыр, помидоры, огурцы, сардины, пи ­
рожные, сахар, пакетики с чаем и пр.) , хотя ехать на по­
езде до Генуи предстояло несколько часов. Не забыли и
про французское «Бургундское», а для Леши — про
«кока-колу».
Поезд из Марселя отправлялся вечером, и мы спо­
койно осмотрели местные достопримечательности —
рыбнЫйтюрт, собор, музей, а с берега взглянули на мор­
ской форт-тюрьму, где, по преданию, был заточен граф
Монтекристо.
Прибрежная железная дорога очень напоминала нам
путь на Черноморское побережье Кавказа: та же пыш ­
ность природы, горы, близость моря. Рано утром мы уже
в Генуе; еще в вагоне размышляем, как добраться до за­
бронированной для нас пароходной компанией «Батус-
тусси» гостиницы. Но не успели мы сойти на перрон, как
к моей супруге подлетел улыбающийся итальянец и, вру­
чив огромный букет роз, произнес по-итальянски: «Ува­
жаемые господа Гавриковы! Компания «Батустусси» рада
приветствовать вас на генуэзской земле! Разрешите со­
проводить вас до отеля «Имперадор» (мне, как бывш е­
86


му советскому подданному, хочется разъяснить нашему
читателю, что все расходы по пребыванию в Генуе, вклю­
чая пятизвездочный отель, компания брала на себя, что­
бы и впредь совпосольство в Аргентине приобретало би­
леты на пароходы у нее, а не в других компаниях). И да­
же после такого разъяснения я не осмеливаюсь приво­
дить здесь отдельные детали нашего пребывания в «Им-
перадоре» (хотя, кстати говоря, семья Грдян останови­
лась тоже в этой гостинице, правда, за свой счет). Через
два дня мы отправились поездом до Вены, где должны
были пересесть вечером того же дня в прямой вагон
«Вена — Москва». Но по приезде в австрийскую столи­
цу вновь пришлось вспомнить мудрость пословицы:
«Что ни делается — все к лучшему!».
В совпосольстве нам сообщили, извиняясь, что в се­
годняшний поезд нас посадить не смогут, так как в
Москву отбывает большая парламентская делегация, и
что нам придется ехать через неделю (прямой поезд хо­
дил только по средам). Пришлось и мне сделать «опе­
чаленное» лицо: «страшно подумать» — жить в Вене це­
лую неделю, да еще когда тебя опекает твой друг! Алек­
сей Попов продолжал эти годы работать в Австрии и
вновь проявил себя радушным хозяином. (Не подумай­
те, что моя ирония в словах «страшно подумать» — бес­
почвенна: советский человек всегда должен был (хотя
бы внешне) рваться на Родину и проявлять полную «ин­
дифферентность» к пребыванию за рубежом.) Неписа­
ные законы!
При помощи нашего друга мы осмотрели многие вен­
ские достопримечательности, съездили в Венский лес,
сами гуляли по главной улице — Рингу («кольцо» вроде
нашего Садового) — и даже проехали по ней на извоз­
чике для туристов, зашли днем в Оперу (любезный швей­
цар позволил заглянуть в фойе и зал), сделали много ф о­
тоснимков. На одном из них (около золоченого памят­
ника «королю вальсов» Иоганну Штраусу) —Таня и Але­
87


ша. Теперь у нас есть другое фото: на том же самом мес­
те и у того же памятника стоят Наташа и Машенька —
наши дочка и внучка, ездившие 40 лет спустя со школой
на экскурсию в Вену. Жизнь продолжается!
И вот снова пограничный Чоп с традиционной сме­
ной вагонных «тележек» (с узкой зарубежной колеи на
российскую, более широкую), с подцеплением совет­
ского вагона-ресторана, в котором мы сразу ощутили
традиционно «ненавязчивый» сервис, а через сутки —
Москва... Вся наша родня собралась на Киевском вок­
зале: шутка сказать — незнакомый внук собственной
персоной и еще один (одна?) «в проекте»! Меня не уз­
нала даже моя родная мама: возмужал и, главное, при­
бавил «на аргентинских хлебах» килограммов десять...
Потекли размеренные дни моего отпуска, которых на­
копилось довольно много за три года... Затем меня оп­
ределили в 5-й Европейский отдел атташе по... Болга­
рии (еще один пример нашего удивительного кадрово­
го планирования!), а Таня готовилась, во второй раз
стать матерью.
ГЛАВА 5
«Н а подхвате» у министра
17 ноября 1958 года у нас родилась дочка Наташа, го­
лубоглазая и розовощекая «колхозница», как в шутку ее
называла Таня. На свет она появилась не в «Санатории
Кусатис» с его непривычными для нас «прибамбасами»
и сервисом, а в обычном роддоме, где принимавшая
роды мужеподобная акушерка спросила у Тани, кто ос­
тался дома (имея в виду сына или дочь). «Муж», — уста­
ло проговорила Татьяна... Врач круто отматерилась и до­
бавила: «Я тебя про детей спрашиваю, а ты мне со сво­
им мужем»... И потом более мягко: «Принимай сестрен­
ку для своего первенца!»


Но если б в жизни все так было просто! Вскоре у
жены началась грудница, и ее положили на операцию
в Боткинскую больницу. Мне приходилось брать дочку
в доме у тещи с тестем, где она находилась без мамы, и
везти ее в больницу к Татьяне, чтобы покормить.
Рождение дочки совпало с другим важным событи­
ем в моей жизни: мой школьный товарищ Вадим Роза­
нов, работавший в секретариате у министра Громыко,
порекомендовал меня в это подразделение МИДа дежур­
ным референтом. Мы, трое имовцев, чередовались через
двое суток на третьи, что здорово нас с Таней выручало
в упомянутых выше домашних заботах. Работа в мини­
стерстве была несложная, хотя требовавшая большой
четкости и оперативности. Особенно это проявлялось во
время ночного бдения. Например, помню случай, когда
по «вертушке» министра (телефон АТС Кремля. — Ю.Г.)
позвонил один из руководителей пограничной службы
СССР и, сообщив о нарушении нашего воздушного про­
странства иностранным самолетом, просил срочно доло­
жить Громыко и сообщить о позиции МИДа по данно­
му вопросу... Нетрудно догадаться, что на такие вещи от­
водились считанные минуты. При этом нужно было «об­
наружить» место пребывания Андрея Андреевича, убе­
дить охрану в срочной необходимости соединиться с ним
лично (особенно, если он уже спал), четко доложить суть
вопроса, получить указания и быстро передать их зво­
нившему (правда, в подобных случаях министр спраши­
вал координаты информатора и связывался с ним лич­
но, дабы разобраться во всех деталях).
В наши обязанности входило также готовить для ми­
нистра подборку наиболее важных (на наш взгляд) теле­
грамм ТАСС, а в ночное время — просматривать шиф­
ровки от совпослов на случай какого-либо неотложного
сообщения. Должен без преувеличения сказать, что это
была огромная школа.
89


Конечно, только этим не ограничивались мои обя­
занности: я должен был выполнять отдельные поруче­
ния министра, например, приглашать к нему его замов,
руководителей подразделений министерства, следить за
выполнением его протокольных мероприятий, встре­
чать у лифта на первом этаже (в таких случаях у кноп­
ки появлялась дощечка со словом «заказной») идущих
к нему на прием иностранных представителей и прово­
жать их. Нужно было готовить ответы на письма изби­
рателей (А.А. Громыко традиционно избирался в Вер­
ховный Совет СССР от Гродненского избирательного
округа в Белоруссии; там, в деревне Громыки, он родил­
ся и вырос). Писем ему приходило много и из родной
деревни, чаще всего от граждан, носящих его фамилию.
На мой вопрос по поводу родства с ними Андрей Анд­
реевич объяснил, что на его малой родине каждая вто­
рая семья имеет фамилию Громыко, т.е. это скорее его
однофамильцы, с которыми он незнаком. Правда, дру­
гого мнения были авторы таких писем: прося что-либо
у министра-депутата (иногда вплоть до помощи день­
гами на новую крышу!), они непременно ссылались на
какую-нибудь «тетю Груню», которая «кохала» (нянчи­
ла. — Ю.Г.) маленького Андрюшу, а они этой тете —
родня. В таких случаях я писал в соответствующий рай­
совет, прося от имени Андрея Андреевича оказать зая­
вителю «посильную помощь».
Не обходилось и без курьезных поручений или
просьб, говорящих о том, что все мы — люди. Например,
пригласив через меня мидовского цирюльника и вспом­
нив при этом, что у него никогда при себе не бывает де­
нег, министр просил меня расплатиться с парикмахером
и получить этот долг из его зарплаты (кассир Совета Ми­
нистров вручал ее под расписку нам). По этой же при­
чине парторг секретариатов прибегал по нашему сигна­
лу к Андрею Андреевичу, чтобы не опоздать с получени­
ем его партвзносов. Все это было настолько непривыч­
90


ным (человек все деньги сразу же передает супруге), что
я даже задавался несуразными с точки зрения высших
чиновников вопросами. Однажды я спросил у второго
помощника министра С.П . Надеждина (отставного мор­
ского офицера, окончившего дипакадемию), как быть
Андрею Андреевичу без денег, если в пути сломается его
служ ебн ый автомобиль. С высоты своего служебного и
житейского превосходства Надеждин по-военному стро­
го отчеканил, что «такого не может быть никогда!».
Правда, сегодня, на месте Надеждина, я бы ответил мо­
лодом у дипломату, пожалуй, более «прикольно»: «Веро­
ятно, займет на метро у водителя...»
Справедливости ради нужно сказать, что коллектив
секретариата состоял из людей умных, весьма подготов­
ленных, в целом не чуждых юмора и шутки даже при та­
ком шефе, как Громыко, человеке, лицо которого никог­
да не озаряла улыбка. Видимо, поэтому мне так запом ­
нился один день...
В то время первый руководитель страны Н.С . Хру­
щев находился на отдыхе в Ялте. Оттуда позвонил его
помощник и сказал, что Никита Сергеевич хочет пе­
реговорить с Андреем Андреевичем (до сих пор не
знаю, почему звонок был по «ВЧ» на моем столе, а не
в кабинете министра, но рассуждать было некогда).
Я пулей влетел к Андрею Андреевичу в кабинет, ска­
зав, что у меня на проводе Хрущев. Молниеносно ми­
нистр оказался у моего стола. Я хотел выйти из ком­
наты, но он знаком показал, чтобы я был готов запи­
сывать, если понадобится. Министр четко ответил
Хрущеву на ряд вопросов, поинтересовался его отды­
хом, погодой в Ялте, температурой моря. В этот мо­
мент около меня стоял не Андрей Андреевич, а совсем
незнакомый мне человек: на протяжении всего разго­
вора он широко улыбался.
Вообще я сохранил добрые воспоминания о Громы­
ко. При всей его суровости и неулыбчивоеTM (понять
91


это можно: трудиться при трех генсеках, да еще такая
ответственность!). Андрей Андреевич заботливо отно­
сился к просьбам сотрудников своего секретариата и
министерства в целом. Если б не его поддержка, не ви ­
дать моей семье бирюзового «козлика» — автомобиля
«Москвич-407». В те годы не существовало системы оп­
латы за границей работниками совпосольств какого-
либо советского товара и его получения в Союзе. При­
обрести же автомобиль в общей очереди было нереаль­
но: пока подойдет твой черед, либо скопленные деньги
проешь, либо уже надо будет уезжать в следующую ко­
мандировку. Каждый руководитель крупного советско­
го ведомства имел возможность обратиться к министру
торговли с просьбой о выделении вне очереди, в поряд­
ке исключения (ох уж эта любимая чиновничеством
формулировочка!), энного количества автомашин для
ответственных сотрудников. И я, с разрешения мини­
стра, попал среди 25 послов и посланников в соответ­
ствующее письмо-заявку. Быстро сориентировавшись,
мои высокопоставленные коллеги не замедлили «назна­
чить» меня ответственным по пробиванию и проталки­
ванию упомянутого вопроса в нескончаемых лабирин­
тах минторга (слишком много поступало туда просьб о
подобных «исключениях»).
Как же нам пригодился тогда наш «конек-горбунок»,
на котором дочурка курсировала на кормление к маме в
больницу! Я уже не говорю о том, что в мои 27 лет в Со­
юзе тогда мало кто имел личный автомобиль.
Во время нашей командировки на Кубу уже все ре­
шалось проще — мы оплатили «Волгу ГАЗ-21» в торг­
предстве (благо в этой стране некуда было тратить день­
ги, кроме как на питание: магазины стояли пустые) и
получили ее в Москве. Так же мы приобрели в Колум­
бии и новую модель — «ГАЗ-24» взамен прилично из­
носившейся «ГАЗ-21». Это уже были иные времена:
личных автомобилей в Москве стало на порядок боль­
92


ше, появилось довольно много автозаправочных стан­
ций, был введен техосмотр машин. А в годы упомяну­
того «Москвича», действительно, владелец собственно­
го авто был редкостью даже в Москве. Помню, зашел
однажды в единственный тогда автомагазин на Баку­
нинской, а там возбужденная толпа «смакует» событие
дня — только что оформляла купленный «ЗИМ» арти­
стка Вера Марецкая.
Я уже сказал, что техосмотра практически не было
(только при оформлении госномеров), хотя за внешним
видом автотранспорта милиция следила строго, чего
нельзя было сказать в отношении дорог и подъездных
путей к редким бензоколонкам. Подъезжаю однажды на
своем «козлике» к АЗС, лучше сказать, переплываю че­
рез огромные канавы с жидкой глиной, а там заправ­
ляет свой мотоцикл майор ГАИ. «К бензоколонке не
подъехать из-за глины, а потом штрафовать за грязную
машину будут»,— говорю «гаишнику». Тот зло взглянул
на меня и высказал «кредо» своей организации того
времени: «По мне лучше, чтобы вас, частников, вооб­
ще не было!» Теперь они так не высказываются, особен­
но когда кое-что кладут к себе в карман...
Мне нравилась моя работа в секретариате, хотя мне
не хотелось долго засиживаться «на подхвате»: можно ут­
ратить вкус к настоящей дипломатической работе. А тут
еще будоражила воображение недавно победившая рево­
люция на Кубе, с которой Советский Союз в мае
1960 года восстановил дипломатические отношения.
Представилась возможность собственными глазами уви­
деть «пылающий остров». Посоветовавшись со старшим
помощником министра В.Ф . Грубяковым (человеком
большой культуры и доброжелательным по отношению
к молодым сотрудникам), я попросил Громыко уделить
мне несколько минут «по личному вопросу».
Андрей Андреевич, выслушав, сказал, что хорошо
меня понимает «Действительно, интересно посмот­
93


реть, как там будут развиваться события, тем более вы,
кажется, латиноамериканист», — заметил он). Внима­
тельно посмотрел на меня, как бы изучая, а потом до­
бавил, что намечалось мое повышение на третьего сек­
ретаря.
Поблагодарив министра, пошел к старпому. Грубя-
ков позвонил кадровику Васильеву (помните, что
встречал нас в порту Буэнос-Айреса?), который до это ­
го намеревался оформить меня в новое совпосольство
в Гаване всего лишь в качестве атташе. Василий Федо­
рович жестко сказал, что секретариат отпустит меня
только третьим секретарем — таково решение мини­
стра. Васильеву оставалось пробормотать в трубку Гру-
бякову, что «и в кадрах вынашивалась такая идея!».
Нужно сказать, что Васильев не был типичным кадро­
виком, так как в основном в Управлении кадров сиде­
ли весьма недалекие люди, плохо владеющие даже од­
ним иностранным языком, но хорошо усвоившие важ­
нейший принцип работы этого подразделения — сво­
их сотрудников «не обижать». Проработав два-три года
«в кадрах», человек получал гарантированное повыше­
ние на один дипломатический ранг, да и перед пенси­
ей направлялся если не послом (конечно, в малозна­
чимую для СССР страну), то хотя бы генконсулом в
какой-либо портовый (он же курортный) город. Сло­
вом, не зря мидовские остряки шутили, вкладывая
свой смысл в известный сталинский лозунг — «кадры
решают все!». Так что мне повезло, что о моем назна­
чении на Кубу принимали решение не они, а министр
Громыко.
Как всегда у дипломатов, «были сборы недолги»,
тем более не надо было дожидаться даже виз: их тогда
в Москве выдавать было некому, так как кубинское по­
сольство еще не прибыло. Решено было направить
меня в Париж и там получить визу у посла Кубы. Пос­
ледний оказался карьерным дипломатом (т.е. находя­
94


щимся на постоянной службе в МИДе независимо от
смены правительств), а посему не испытывавший осо­
бых симпатий ни к правительству Фиделя Кастро, ни
к Советскому Союзу*. Он с кислой миной принял у
меня паспорт, заметив, что на запрос и ответ Гаваны
уйдет несколько дней. «Пусть нам будет хуже, — с с ар­
казмом подумал я, — посмотрю Париж». «Нам» — так
как под моей опекой в Гавану направлялся из Москвы
дежурный комендант нашего посольства с женой и
трехлетним сынишкой. Последний, кстати говоря, за ­
помнился мне на всю жизнь.
На следующий день, проснувшись в парижской го­
стинице, заглянул к своим попутчикам в номер, чтобы
помочь им заказать завтрак (они, кроме русского, ни ­
каким другим языком не владели). С заметным смуще­
нием мать стала рассказывать, что все бы хорошо, если
бы не одна деталь: сынок Игоряша «посидел» на одном
из унитазов (в ее версии!), а как смыть за ребенком они
не знают. Я зашел в ванную комнату и понял, что «од­
ним из унитазов» оказалось незнакомое тогда россия­
нам биде...
Через неделю мы получили визы и сложным (проще
тогда не было) маршрутом полетели на Кубу через Амстер­
дам, Лиссабон (где полиция диктатора Салазара, старого
друга Франко, для проверки паспортов поместила нас, со­
ветских граждан, отдельно от остальных пассажиров, как
каких-нибудь прокаженных), Кюросао, Арубу и Ямайку.
На Арубе, тогда островной колонии Голландии, мы зано­
чевали в пятизвездочном отеле, в котором авиакомпания
«КЛ М» размещала за свой счет транзитных пассажиров.
Утром на небольшом двухмоторном самолете мы с оста­
новкой на Ямайке долетели до Гаваны. Начинался важный
период в моей жизни на острове Куба...
*
Первое время после победы Кубинской революции в посольствах ра­
ботали дипломаты, назначенные еще дореволюционными властями
95


ГЛАВА 6
«Остров зари багряной»
Так назвал поэт эту красивую землю. Подобные по­
этические названия и определения Кубе давали многие
люди, начиная с ее первого европейского открывателя —
Христофора Колумба. «Это была такая красивая земля,
которую когда-либо человеческие глаза видели», — з а ­
писал мореплаватель в своем дневнике). Мне довелось
посетить много стран, но в моей памяти Куба остается
вне сравнений. На относительно небольшом острове
можно любоваться удивительными красотами субтропи­
ческой природы (чего стоят хотя бы «двойные закаты»
солнца, когда палитра уходящего за горизонт светила по­
вторяется и на «противоположной» стороне небосвода —
на востоке!). А рощи белоствольных красавиц — коро­
левских пальм, или волнующееся на ветру море сахарно­
го тростника! Даже далеко не безопасная картина трехэ­
тажных волн, с грохотом разбивающихся о гранит гаван­
ской набережной Малекона, являет собой неописуемо
красивое зрелище. А если к этому еще добавить автомо­
билистов, нарочито спешащих попасть под самую высо­
кую волну! И при том, что это сильно концентрирован­
ная соленая океанская вода, быстро выводящая из строя
автомашину. А стайки так называемых «сиклонерос» (от
испанского слова «сиклон» — циклон. — Ю.Г.), испыты­
вающих нескрываемый восторг, когда водяная махина
смывает их с парапета!
Выше, говоря о размерах территории острова, я упот­
ребил словосочетание «относительно небольшой». Дело
в том, что когда наш человек, привыкший к гигантским
пространствам, находит на карте чуть ли ни точку около
слова «Куба», он с трудом верит, когда узнает, что от ее
столицы до города Сантьяго-де-Куба столько же кило­
метров, сколько от Москвы до Симферополя, — около
96


1100 км. Ну а другой кубинский остров — остров Моло­
дежи (бывш. Остров Сосен, по-испански — Исладе Пи-
нос) — вообще трудно разглядеть на карте. Когда-то там
находилась тюрьма, одним из узников которой был Ф и ­
дель Кастро. Паром от кубинского южного порта Бата­
бано идет туда около трех часов. Мне запомнились не­
вероятных размеров грейпфруты на этом острове, лежа­
щие прямо под деревьями (нехватало сборщиков) и ве­
ликолепные пляжи черного песка вулканического про­
исхождения...
Итак, в августе 1960 года я прибыл на «райскую» ку­
бинскую землю, пополнив там список мидовских дип­
ломатических сотрудников, в котором уже значились
совпосол С.М . Кудрявцев и консул В.Г. Чекмазов. С пер­
вым я был знаком по министерству, а с Вадимом Григо­
рьевичем мы росли в одном сокольническом дворе, учи­
лись в одной школе, и он окончил МГИМО на год рань­
ше меня. (К сожалению, он уже скончался.)
Возвращаясь памятью в то время, я удивляюсь, как мы
столь малым числом умудрялись справляться со всем тем,
что было возложено на нас — от поиска зданий для по­
сольства и резиденции посла, работы с постоянно расту­
щим числом различных делегаций из СССР до чисто про­
токольных мероприятий (визиты, приемы, кинопросмот­
ры, концерты, выставки). И ко всему этому нужно доба­
вить огромный поток кубинских граждан, жаждавших по­
лучить информацию о Стране Советов, желающих поехать
на учебу туда, а то и просто попросить на память совет­
ский значок. Самое интересное, что поток этот шел со дня
нашего прибытия, даже когда мы жили и работали в оте­
ле «Гавана Либре» (бывш. «Хилтон»). Там, в своем номе­
ре на 18-м этаже, я принимал первых кубинских посети­
телей. Окончив прием, ехал на какое-либо мероприятие
либо в аэропорт — встречать очередную делегацию. Сло­
вом, спать приходилось немного. Правда, сразу же хочу
оговориться: понятие «спать» в Гаване —довольно услов­
4 Заказ N° 62
97


ное, ибо «абанерос» (жители Гаваны. — Ю.Г.) — полуноч­
ники, что объясняется не только жарким и влажным кли­
матом, но и темпераментом, веселым нравом, а во мно­
гом и традицией. К тому же в столице тогда имелось око­
ло 800 кабаре, ночных клубов и прочих увеселительных
заведений. Не считая кафетериев на каждом углу, где вам
подадут не только кофе (кстати, такой крепости, что бы­
стро не уснешь!), но и пиво, ром и пр. И никто ничего не
скажет, если вы всю ночь просидите за единственной ча­
шечкой (размером с наперсток) густого кофе-экспресс.
В жару кубинцы пили и крепко заваренный чай, но толь­
ко сильно охлажденный, со льдом. Поначалу я не мог по­
нять, почему громогласный оркестр в парке около моей
гостиницы, несмотря на обычный будничный день, «от­
водил душу» до рассвета. Но со временем я понял все то,
что выше объясняю читателю.
Несколько первых дней мне тоже не спалось, но ког­
да перестал действовать эффект временной (восьмича­
совой) разницы, намотавшись за день и закрыв окна при
включенном кондиционере, я уже не слышал оркестра.
Скоро я переехал на временную квартиру в отдаленном
от центра и района Ведадо (где находилось большинство
учреждений и посольств) предместье Мирамар. Все бы
хорошо, если бы не проблема транспорта: автомашин
своих у нас еще не было, а с автобусами в городе уже
были затруднения (не говоря уже о том, что в Латинской
Америке, повторюсь, в отличие от Европы, автобусами
пользуются лиш ь малообеспеченные слои населения).
Приходилось устраиваться по-разному, что порою не ис­
ключало, естественно, и нежелательных последствий.
Например, сотрудник кубинского МИДа, прикреплен­
ный правительством к нам для оказания помощи при по­
дыскании посольских зданий (куда уж надежная фигура
в дружеском государстве!), Гонсало, увидев мои транс­
портные «беды», предложил мне во временное пользо­
вание свой семейный автомобиль — старенький «кадил­
98


лак» с прогоревшим глушителем и постоянно глохнущим
мотором. Я ожил: можно было поехать перекусить до­
мой, а вечером — на прием (Бог с ним, с глушителем: на
Кубе и не на таких развалюхах с привязанными веревкой
дверцами в то время люди ездили!) или в воскресенье
съездить на пляж (одному-то грустновато было в выход­
ные дни, а семья из Союза пока не приехала). Посол Куд­
рявцев был поставлен мною в известность о машине Гон-
сало, но что он мог сказать, когда сам ездил на арендо­
ванном у кубинской стороны автомобиле. Тем не менее
он вскоре заметил между прочим: «Авто вы лучше вер­
ните мидовцу: кубинские спецслужбы информировали
нас о том, что вся семья Гонсало подала документы на
выезд из страны»*. Оставалось подчиниться. Спасибо
выручил Александр Иванович Алексеев, уже знакомый
читателю по моему рассказу об Аргентине. Он заслужи­
вает особого разговора.
Алексеев был одним из первых советских людей, при­
ехавших в качестве корреспондента ТАСС и представите­
ля Госкомитета по культурным связям с зарубежными
странами на Кубу еще до восстановления советско-кубин­
ских дипотношений. Упомянутый Комитет, в котором он
работал перед своим отъездом на Кубу, сообщил ему, что
в его распоряжение передается «Москвич-407», экспони­
ровавшийся на советской выставке в Гаване. Алексеев,
знавший меня по работе в Буэнос-Айресе, уговорил по­
сла поручить мне вести вопросы культурных связей. При
этом он передавал в мое пользование указанный автомо­
биль и обещал помогать в работе. Так, будучи третьим
секретарем, я стал «де-факто» советником по вопросам
культуры и в качестве такового уже представлялся кубин­
ской стороне. Много позднее я пойму, насколько мне
улыбнулась тогда судьба при таком раскладе дел...
*
После глубоких социально-экономических преобразований на Кубе
значительная часть обеспеченного населения (этих людей прозвали «гуса-
нос» — червяки) эмигрировала, в основном в США
4*
99


Я бы не стал столько внимания уделять вопросам ав­
тотранспорта, если бы в совпосольствах он не был дей­
ствительно острой проблемой. МИД СССР (а я веду
здесь разговор только р мидовских сотрудниках, остав­
ляя за скобками другие ведомства, работники которых
никогда никаких проблем с транспортом не имели, что,
кстати, позволяло опытному наблюдателю легко их вы­
числить из общего дипсостава) должного внимания это­
му вопросу никогда не уделял. То ли из-за недостатка
средств, то ли в силу консервативности мышления, со ­
хранявшейся еще со сталинских времен, министерство
заботилось лишь о трех автомобилях на посольство —две
машины для посла и одна — «разгонная», т.е. на всех и
на все случаи жизни. Даже советники не имели закреп­
ленных за ними автомобилей, а если имели, то в силу
разного рода комбинаций с продажей старых автома­
шин, как об этом я рассказывал в «аргентинской» главе.
Когда я говорю о консервативности, то имею в виду ус­
тановку, о которой мне не раз рассказывали мидовские
ветераны и которая отвечала задаче (даже для диплома­
тов!) минимальных контактов с иностранными предста­
вителями. Вот и сидели тогда наши дипломаты за рубе­
жом в кабинетах посольств, разрезали газеты для досье,
протирали брюки и слали в Москву зачастую высосан­
ную из пальца информацию. К счастью, я уже таких по­
рядков не застал: «вождь всех народов» почил в бозе, ког­
да я был студентом четвертого курса института. Но, как
видите, их отголоски все еще проявлялись. Зачем дип­
ломату развивать активную деятельность и много пере­
двигаться, когда можно работать и в здании посольства!
Другим примером таких «пережитков» была, конечно,
история с аккордеоном, о которой рассказывалось ранее.
Весьма наглядно подтверждал упомянутую линию
МИДа и другой факт, свидетелем которого я был, когда
работал в Перу (забегу хронологически вперед, чтобы за­
кончить с вопросом об автотранспорте). В то время
100


(1973 год) произошел государственный переворот в
Чили, и военная хунта Пиночета сделала все, чтобы выд­
ворить совпосольство из чилийской столицы. Накануне
переворота для этой советской миссии в Европе были от­
гружены несколько новых «мерседесов», которые уже
плыли на судне в Чили. Маршрут судна пролегал через
перуанский порт Кальяо. Узнав об этом, совпосольство
в Лиме, собиравшееся в то время обновлять свой авто­
парк через США, предложило руководству, как нам ка­
залось, оптимальный вариант. Москва дает указание выг­
рузить машины в Кальяо (к тому времени в Сантьяго-де-
Чили их уже некому было использовать) и разрешает их
оприходовать совпосольству в Перу, которое снимает
свой заказ автомашин в США. В ответ — молчание! Сно­
ва телеграмма в МИД — и его очень грубый ответ в том
смысле, что не лезьте не в свои дела. Только вернувшись
в Москву, я узнал, почему министерству, всегда ратовав­
шему за экономию госсредств, оказался ненужным наш
очень выгодный для государства вариант... Но об этом в
главе о Перу, а то мы совсем забыли про Кубу.
В связи с этим — небольшая ремарка. Только теперь,
когда пишутся эти строки, я понял, насколько труден
жанр мемуаристики. Труден прежде всего из-за необходи­
мости строгого отбора не только действительно самого
важного в твоей жизни, но и того, что было бы интерес­
ным для любого читателя. Отсюда — постоянная боязнь
что-нибудь упустить, забыть, особенно о людях, которым
ты многим обязан. Поэтому, возвращаясь к Кубе, я про­
должаю обещанный выше «особый разговор» об
А.И . Алексееве. Он был не только советским первопро­
ходцем на революционной Кубе, но и человеком, к кото­
рому прониклись большим уважением новые кубинские
руководители и огромной симпатией — буквально все ку­
бинцы, которые от мала до велика звали его запросто и
на свой манер — Алехандро. И неудивительно, что, когда
приехавший на Кубу заместитель Хрущева —А .И. Мико­
101


ян заговорил о предстоящем тогда восстановлении дипот-
ношений между нашими странами (они были разорваны
в 1952 году при диктаторе Батиста. — Ю.Г.), Фидель Кас­
тро, указав на Алексеева, сказал: «Нам лучше совпосла и
не нужно!» Тем более повысился авторитет Александра
Ивановича, когда он информировал кубинское руковод­
ство о таких важных для молодой страны решениях Со­
ветского Союза, как закупка нашей страной всего кубин­
ского сахара, отвергнутого (вопреки ранее подписанным
контрактам) американцами, как бесперебойное снабже­
ние острова советской нефтью и др. До организации в Га­
ване посольства СССР А.И. Алексеев был в одном лице
целой дипломатической миссией. И нужно отдать долж­
ное сообразительности H.C . Хрущева, который вскоре
исправил ошибку МИД СССР, назначив Александра Ива­
новича послом на Кубе вместо С.М . Кудрявцева, прора­
ботавшего там только несколько месяцев (его первый ви­
зит к Фиделю Кастро в сопровождении автора отображен
на обложке этой книги).
В данном случае действительно речь идет о кадровой
ошибке, ибо Сергей Михайлович был одним из подго­
товленных советских дипломатов, эрудированный чело­
век, знавший пять европейских языков. Он был прекрас­
ным работником в таких странах, как Англия, ФРГ , но
совершенно не вписывался в специфику революционной
страны. Да еще такой страны, где революция, как гово­
рили сами кубинцы, «совершалась под звуки пачанги»
(веселый кубинский танец. — Ю.Г.). К тому же челове­
ком он был весьма мнительным: ему все время чудились
разного рода покушения на него. Поэтому, с его молча­
ливого согласия, за ним постоянно следовала машина
кубинских спецслужб с охраной, что вряд ли находило
позитивный отклик у простых кубинцев.
Когда пришла телеграмма о назначении А.И . Алек­
сеева послом на Кубе, Сергей Михайлович не столько
удивился этому факту, сколько нарушению традицион­
102


ного дипломатического протокола: в стране оказались
два посла одного и того же государства.
Но вернемся на несколько месяцев назад. Осенью с
большими приключениями ко мне прилетела жена Таня
с детьми, с Алешей и Наташей, которой уже исполни­
л о с ь два года (см. фото на вкладке). Этим же рейсом при­
была и супруга посла Кудрявцева. Их всех дважды сни­
мали с самолета за десять минут до отлета из Москвы.
Оказалось, что «виновным» в этом был сам Сергей Ми­
хайлович: все последнее время он рисовал в своих ш иф ­
ровках столь мрачную картину ситуации на Кубе (вот-
вот высадится на острове американский десант и т.п.),
что мидовские кадровики звонили в Шереметьево и в
последний момент просили снять с рейса Гавриковых и
Кудрявцеву. Поэтому моя супруга была крайне удивле­
на, увидев в «прифронтовом» аэропорту Гаваны не толь­
ко нас, встречающих с огромными букетами цветов, но
и музыкантов у трапа самолета, весело исполняющих ку­
бинские мелодии (такая дореволюционная традиция на
Кубе сохранялась и в то время).
Вскоре наша семья поселилась в просторной кварти­
ре в доме неподалеку от посольства. Внизу был гараж,
из которого можно было подняться на лифте прямо до
моей квартиры, что было немаловажным при так назы­
ваемых «агуасерос» (тропические ливни, идущие сплош­
ной водяной стеной. —
Ю.Г.). Правда, к сожалению, это
не все понимали. Тут я просто вынужден сделать неболь­
шое пояснение для современного молодого читателя.
Дело в том, что одним из идеологических советских
постулатов было положение о первостепенной значимо­
сти всего государственного по сравнению с личным (се­
годня это привело к обратному результату — гипертро­
фированному обожанию у молодежи «себя любимого»).
Поэтому чиновник, тем более начальник, полагал, что в
первую очередь беречь надо госимущество (автомашину,
здание и т.п.,), а не человека, который, согласно выска­
103


зыванию Сталина, считался обычным «винтиком». По­
этому посольскому советнику Белоусу было трудно по­
нять: зачем ставить автомобиль в гараж под домом ди п­
ломата, даже если тот вернулся с задания домой в ливень
и в три часа ночи, когда есть гараж в здании посольства,
ведь машина-то казенная! Пришлось обращаться к «ар­
битру» Алексееву, под началом которого я работал. Тот
недвусмысленно обвинил советника в бюрократизме и
попросил «не мешать тем, кто работает за двоих».
Без ложной скромности скажу, что приходилось, по
крайней мере большинству из нас, действительно рабо­
тать очень много: связи между нашими странами расши­
рялись не по дням, а по часам, на Кубу буквально шел
поток различных делегаций, специалистов, и, кстати, в
первую очередь в тех областях, которые курировал куль­
турный отдел посольства. Правда, иногда приходилось
сталкиваться с такими вопросами, которые не имели ни­
какого отношения вообще к посольству. В порядке ку­
рьеза могу привести письмо Академии наук СССР на
имя посла Алексеева. В нем говорилось, что упомянутая
академия «просит Вас (!) оказать содействие в получении
яиц кубинских крокодилов в количестве 8—10 штук». Ну
и это еще не все, ибо, говорилось в письме, «яйца долж­
ны быть свежими или пролежавшими в земле на месте
их откладки около месяца». И подпись заместителя Глав­
ного ученого секретаря Президиума АН СССР..
Зачастую было некогда пообедать, а супруга, увидев
на часах 1 час ночи, говорила себе: «Ну, Юра не скоро
приедет: еще рано!» И тем не менее с приездом семьи
стало легче: тебя ждут, о тебе заботятся. Да и я все же ста­
рался не оставлять жену и детей одних, по крайней мере
в выходные дни. Например, когда в Гаване находились
наши деятели культуры или науки, в воскресенье мы с
Таней показывали им город, везли на пляж купаться, а
вечером — к нам на ужин. Так было даже с большой груп­
пой наших туристов, в состав которой входили Вера Ма-
104


редкая вдова писателя Алексея Толстого Людмила Иль­
инична Толстая. С последней мы очень подружились и
продолжали дружить в Москве до самой ее смерти.
Это была высокообразованная женщина и интерес­
ный собеседник. С молодых лет она работала секретарем
у Толстого, а поэтому ей было что рассказать: Людмила
Ильинична встречалась с интересными людьми, сопро­
вождала писателя в его зарубежных поездках. Она не раз
приглашала нас в свой особняк на Малой Никитской, где
теперь размещается музей А.Н . Толстого, познакомила
со многими московскими знаменитостями, в частности
с актрисой Риной Зеленой. Пару раз мы бывали у нее на
даче на Николиной горе. Заглядывала и она к нам, в том
числе на дачу в Валентиновку. Однажды, когда мы нахо­
дились в Союзе в отпуске, она приехала в сопровожде­
нии своего друга, кинорежиссера М. К. Калатозова (по­
мните фильмы «Летят журавли», «Верные друзья» и др.?),
которому предстояло снимать кинофильм о Кубе. Неза­
долго до своей смерти Людмила Ильинична подарила
нам составленный ею сборник воспоминаний об
А.Н . Толстом и сделала адресованную Тане и мне очень
теплую надпись на титульном листе...
Естественно, во время пребывания на Кубе разного
рода официальных делегаций из Союза, работы прибав­
лялось еще больше. Например, каждый год, в конце де­
кабря приезжала та или иная делегация на празднование
очередной годовщины Кубинской революции — 1 ян ва­
ря. Так что Новый год посольский коллектив всегда
встречал с гостями из Москвы. Не всегда это были при­
ятные люди, но что поделаешь: служба есть служба! Зато
была возможность ближе присмотреться к нашим «силь­
ным мира сего». Чего стоило хотя бы постоянное выяс­
нение рангов (кто член ЦК, а кто — только кандидат в
члены) между министром радио и телевидения Лапиным
и председателем Союза обществ дружбы Поповой. При­
чем, смешно сказать, выяснение шло только из-за того,
105


кому в какой машине ехать (слушая все это, я не раз
вспоминал слова Ленина об отвратительном явлении в
комдвижении — «комчванстве»).
При встрече любой делегации в аэропорту я взял себе
за правило представляться, называя только свою фами­
лию, имя и отчество. Затем вез приехавших на своей ма­
шине в отель, объяснял там все необходимые для пребы­
вания моменты. (Например, что питьевая вода подается
при нажатии специальной кнопки на кране.) Через ус­
ловленное время я возвращался (если у гостей не было
переводчика), чтобы сопроводить людей в ресторан на
обед или ужин. Все было хорошо, пока не приехал член
ЦК КПСС писатель Турсун-заде (посол не мог его встре­
тить, так как был срочно приглашен президентом Кубы
Дортикосом, что я и объяснил приехавшему именитому
гостю). Когда вечером он встретился с Алексеевым, то
обиженно посетовал: «Вы бы, Александр Иванович, коль
сами заняты, хотя бы советника прислали: я же все-таки
член ЦК партии, а встречает молодой парень —шофер».
Алексеев объяснил ему, что «с этим шофером Фидель
Кастро принимает часто гостей из Союза!». По-восточ ­
ному хитрый Турсун тут же выкрутился: «А я думаю, по ­
чему шофер так здорово по-кубински(!) говорит...» Алек­
сандр Иванович потом долго по-доброму подтрунивал
надо мной: «Встретишь —и объясни этому боссу «по-ку-
бински», что ты не шофер, а советник!»
Все было иначе, когда приезжали космонавты — все ­
мирно известные, но исключительно простые и скром­
ные русские парни. К сожалению, во время приезда на
Кубу Юрия Гагарина (на празднование годовщины
26 июля — штурма казармы «Монкада») мы с семьей на­
ходились в Союзе, в отпуске. А вот с Павлом Поповичем
мы даже пели вдвоем русские и украинские песни в по­
сольском саду на встрече Нового 1963 (или 1964) года.
(Спустя 20 лет я пригласил его на вечер к иностранным
слушателям Института общественных наук, где я тогда
106


работал. Выступая перед ними, генерал Попович вспо­
минал свое посещение Кубы и как он пел там вместе со
мной, что было встречено моими учениками с большим
энтузиазмом.)
Так что работы в Гаване было предостаточно. Поэтому
забот и у моей супруги тоже хватало. Правда, организовав­
шийся при посольстве детский сад, куда пошли наши дети,
несколько облегчил ее положение. Но ненадолго...
Бесспорно, выручала нас и молодость: все же в трид­
цать с небольшим это не в шестьдесят (хотя, не хвалясь,
скажу, что тридцатилетние советники, к сожалению,
были редким исключением в МИД СССР). Поэтому спа­
ли, отдыхали мало, но успевали все. Сейчас трудно по ­
верить, что я умудрился выкроить время даже на заня­
тия вокалом. Известная кубинская оперная певица Анна
Менендес, услышав однажды мое пение, уговорила меня
хотя бы раз в неделю (по воскресеньям) посещать клас­
сы ее педагога. Это был весьма старый человек, италья­
нец Франсиско Доменичи, когда-то певший в милан­
ском театре «Ла Скала». Маэстро показывал мне афишу
спектакля оперы Верди «Травиата» 11 апреля 1926 го-
да(!), в котором был занят он, тенор Ф. Доменичи, и ди­
рижировал великий Артуро Тосканини.
Прозанимался я недолго, так как учитель мой захво­
рал. Но я всегда в шутку говорю друзьям, что у меня шко­
ла итальянского «бель канто»...
У кубинцев стал проявляться растущий интерес к
русскому языку. В гаванской Академии иностранных
языков им. А. Линкольна появилось отделение русского
языка. На первых порах нашли лиш ь старую эмигрант­
ку из России для преподавания этого языка — Соню, как
она сама представлялась. Поэтому меня посетила ректор
академии Марта Сантамария, прося о помощи. Мы до ­
говорились, что пошлем срочный запрос в Москву по
поводу преподавателей, а до их приезда временно пора­
ботают две-три супруги наших дипломатов. Знавшая
107


мою жену Марта попросила участвовать и ее. На мое воз­
ражение, что у Татьяны не педагогическое образование,
ректор резонно отметила, что в отличие от «Сони» она
владеет современным русским языком. Возражать было
трудно, тем более что и посол, знавший нас еще по Ар­
гентине, тоже рекомендовал направить Татьяну. Для са­
мой Тани это было очень важно, так как позволило ей
общаться с носителями испанского языка (позднее она
поработала еще референтом в Академии наук Кубы).
Поэтому люди всегда удивлялись, что она весьма свобод­
но говорила по-испански, хотя никогда официально не
изучала испанский язык. Владение языком помогло жене
не только принимать активное участие в моей работе, но
и позднее проработать много лет в испанской редакции
московского издательства «Прогресс».
Куба вообще явилась для нас огромной жизненной
школой. В том числе через общение и знакомство (ко­
торые в ряде случаев переходили в дружбу) с разными,
как правило, очень интересными людьми, как иностран­
цами, так и нашими земляками.
Поэтому именно в кубинском разделе воспоминаний
мне хочется поведать читателю об удивительном наро­
де, населяющем этот прекрасный остров.
ГЛАВА 7
Загадочная раса
Прошло почти сорок лет, как я с семьей уехал с Кубы,
но до сих пор понятие «кубинец» будоражит наше вооб­
ражение всем тем, что составляет суть этой удивитель­
ной нации. Конечно, можно вспомнить при этом, что ей
присущи черты ее «прародителей» — испанцев и афри­
канских негров, но это было бы слишком поверхност­
ным и формальным суждением, хотя бы потому, что ку­
бинец — это нечто неповторимое, что нельзя встретить
108


ни в Испании, ни в Африке. Кажется, что сами условия
обитания кубинца — невероятно плодородные красно­
земы, неописуемые красоты природы, ласковый кли­
мат — все это способствовало формированию веселого и
доброго нрава, беззаботного и не очень обязательного ха­
рактера. Кубинцы любят говорить, что достаточно в лю­
бом месте воткнуть в землю палку, как через некоторое
время она прорастет и даст плоды. Посетив какую-либо
северную страну, они удивляются тому, как могут жить
люди, вынужденные постоянно заботиться о калорий­
ном питании, теплой одежде и т.п. «Если кубинец имеет
пять сентаво (в те годы чашка кофе на Кубе стоила эти
деньги, приравненные к пяти центам США), то ему н и ­
чего больше не надо: остальное он найдет у природы!» —
сказал как-то кубинский поэт Николас Гильен. Конеч­
но, в жизни кубинец не склонен придерживаться этого
поэтического высказывания: поесть он любит и погово­
рить о вкусной еде — тем более. Самые лакомые блюда
(в условиях жаркого, не способствующего пищеварению
климата!) — это жареный поросенок или жирная кури­
ца, фасоль. Неудивительно, что основными заболевани­
ями являются холецистит и различные болезни печени.
Будучи добродушными и не в ладах с пунктуально­
стью, они не придают большого значения выполнению
в срок обещаний (на все случаи жизни срок указывается
одинаковый — «маньяна пор ла маньяна!», т.е. по -испан -
ски — «завтра утром»), а также другим «условностям» ев­
ропейской цивилизации. Поборников последней (к та­
ковым они относили и посла С.М. Кудрявцева) они счи­
тают занудами (на испанском — «песадо». —Ю .Г .) . «Для
меня, — говорил один мой приятель-кубинец, — пусть
человек лучше будет жуликом, чем занудой!»
О пристрастии к веселью, музыке, танцам кубин­
цев можно судить хотя бы по поведению совсем ма­
леньких детей: стоит заиграть где-либо музыкантам,
как находящиеся поблизости малыши без всякого при ­
109


глашения начинают в такт вращать попочками, кру­
житься и притоптывать ножками. А уж что говорить о
Кубинском карнавале! Думаю, что он ничем не усту­
пает своему бразильскому «собрату», когда танцует и
двигает всем, чем только наградила человека природа,
каждый. Для участия в «компарсе» (часть карнаваль­
ного шествия в виде отдельной колонны или автоплат­
формы) никто никого не выбирает и не готовит, разве
что проводится «размежевание» по отдельным проф­
союзам, предприятиям и учреждениям. Да и зачем,
если народ в целом музыкален, ритмичен и пластичен,
не говоря уже о его женской половине. «Красивы ли
кубинки? — часто спрашивали меня в России. «Они —
женщины на все сто процентов, — отвечал я, — и этим
все сказано!»
Действительно, кубинка везде и всегда (даже в до­
машней обстановке!) остается женщиной: тщательно
одевается, причесывается, наносит макияж. А как идет!
Держится прямо, слегка покачивая бедрами, отмеряет
небольшие шаги, приветливо смотрит на всех встречных
прохожих (в России так ходят, к сожалению, пожалуй,
только представительницы древнейшей профессии).
Мы часто с супругой вспоминаем нашу прислугу —
негритянку Марию.
Даже она, далеко не молодая и мало привлекатель­
ная лицом женщина, закончив работу в нашем доме, ни ­
когда не уходила сразу, а шла в свою комнатку, где при­
нимала душ, одевалась в скромное, но весьма прилич­
ное платье. Минут 40—50 она наносила косметику на
свое черное лицо. Хотя в стране тогда уже начинались
затруднения со снабжением населения товарами широ­
кого потребления. Другой пример. Ж енщ ина-парикма-
хер, знавшая Татьяну, на полном серьезе говорила ей:
«Какие же вы друзья, если не можете нам поставить до ­
статочное количество бигуди и лака для ногтей, как это
делали раньше американцы... Мы без этого не можем
110


жить...» (знала бы она, что молодость женщин моего по­
коления прошла почти без всякой косметики!).
Меня могут обвинить в «мачизме» (по-испански
«мачо» — мужик), но я не могу не сказать (и не без доли
восхищения!), насколько кубинка преданна своему муж­
чине: обняв его за талию, она терпеливо (и гордо!) несет
на своем плече мужскую лапу; сидя в кино или театре,
она нежно возлагает на плечо спутника свою головку.
При обращении к нему слышатся не «ты» или его имя, а
«любовь моя», «мое небо», «папуся». И конечно, трудно
себе представить кубинку, изменяющую своему супругу,
и, думаю, не потому, что мужчины-кубинцы крайне рев­
нивы (видимо, как мы шутили — на всякий случай).
Но самым удивительным во всем том, о чем я расска­
зал про кубинцев, является неизменность этих черт и по ­
ведения при любых (даже самых экстремальных) обсто­
ятельствах. Отсюда — если революция, то обязательно с
«пачангой» (кубинский танец. —Ю .Г .), если тебе симпа­
тизируют, то при всех твоих дипломатических рангах
люди (и даже их дети и внуки) будут обращаться к тебе
на «ты» и по имени. И конечно, всегда неизменной ос­
тается кубинка! Нужно было видеть их, кубинских жен­
щин, гордо марширующих в рядах батальонов Народной
милиции или стоящих на посту с автоматом наперевес.
Даже в этих случаях, при всем строгом виде и при всей
решительности в голосе, когда она обращ алась к вам,
чувствовался «второй план» — это была Женщина в са­
мом высоком смысле этого слова.
Очень важным качеством кубинца, на мой взгляд, яв ­
ляется умение ценить искреннее, доброе отношение к
нему, равно как и неприятие любого проявления высо­
комерия, шовинистического и бытового чванства. Мне
кажется не случайным, в связи с этим, отторжение, бук­
вально на генетическом уровне у большинства кубинцев,
всего, что связано с понятием «янки». Старики уверяют,
что это началось еще в начале XX века.
111


Работая в первом после революции советском по­
сольстве, мы все, во главе с послом Алексеевым, помни ­
ли об этом и старались строить с кубинцами товарищес­
кие, а порою и дружеские отношения.
У меня тоже всегда были искренние и добрые отно­
шения с местными жителями, особенно, в силу моей ра­
боты, с деятелями культуры, науки, просвещения и здра­
воохранения. Чтобы не быть голословным, приведу под­
тверждения этому из писем, полученных мною от кубин­
ских друзей уже по возвращении в Союз.
Из письма доктора Ногейры, замминистра здравоох­
ранения Кубы: «Дорогой Юрий! Прими наилучшие по ­
желания от меня и моих коллег. При всех добрых и лю­
безных качествах Олега Квасова* мои сотрудники часто
вспоминают и спрашивают, когда тебя вновь направят в
нашу страну. В министерстве даже ходит шутка: "Надо
написать премьеру Косыгину, чтобы он ускорил приезд
Гаврикова к нам”... С братским приветом! Твой Педро
Ногейра» (17.05.1965).
Перед отъездом на Родину кубинские художники
вскладчину устроили мне проводы — банкет в одном из
приморских ресторанов. Присутствовали практически
все известные мастера кисти — Рене Портокарреро, Ма­
риано Родригес, Мартинес Педро (здесь Педро — фами­
лия), Кабрера Морено, Амалия Пелайс и многие другие.
Было сказано много теплых слов в адрес нашей страны,
в мой адрес, пели кубинские песни, танцевали. Потом
попросили спеть меня, что -нибудь «типично русское».
Я спел «Прощай, радость, жизнь моя», сказав, что это
любимая песня моего отца... И вот в Москву мне прихо­
дит письмо от участников этого банкета, а в него вложе­
на записка, адресованная моему батюшке: «Дорогой
Папа Юрия! К сожалению, мы не имеем чести быть с
Вами знакомы. Тем не менее мы хотим поздравить Вас с
*
Квасов О К сменил меня в 1964 г на посту советника по культуре сов-
пос ол ьств а на Кубе
112


таким сыном, как Юрий, которого любят все кубинцы.
Позвольте Вас крепко обнять за то, что Вы вложили в
сына столько любви к людям и веселый нрав, что высо ­
ко ценится нашим народом!» Папа был, конечно, очень
тронут...
Не забыл меня и видный ученый-филолог, универси­
тетский профессор и писатель Самуэль Фейхоо, который
со свойственной ему (не по возрасту, т.к. был на 20 лет
старше меня) восторженностью писал: «Мой брат Юрий!
Страшно рад был получить от тебя весточку. Все чувству­
ют твое отсутствие в Гаване. И хотя сменивший тебя Олег
(вышеупомянутый O.K. Квасов. — Ю .Г .) хороший па­
рень, кто может сравниться с Юрием Гавриковым (и, за ­
смущавшись, перешел на шутку. — Ю .Г .), этим певцом
«миланской оперы»!
Мне очень дороги эти отзывы. И пусть простит меня
читатель за их цитирование. Больше всего я это делаю
ради своих потомков.
Особое место занимают в моей памяти контакты с
Фиделем Кастро и его соратниками — Эрнесто Че Гева­
рой, Антонио Нуньесом Хименесом, Бласом Рока и дру­
гими руководителями Кубы. Конечно, было бы преуве­
личением сказать, что у меня были дружеские отноше­
ния со всеми, тем не менее есть что вспомнить.
Фидель знал меня по имени, хотя обращался ко мне,
впрочем, как и к другим своим знакомым, «чико». В пе­
реводе с испанского это слово — паренек — свидетель­
ство доброго расположения к младшему (кстати, коман ­
данте старше меня на пять лет). Поближе я познакомил­
ся с ним на приеме в нашем посольстве, когда ушли по­
чти все гости, а остались лишь наши сотрудники и ку­
бинские руководители. Зашел разговор о манере празд­
новать что-либо в обеих странах, о фольклоре. Фидель
попросил учившуюся ранее в СССР кубинскую артист­
ку Мению Мартинес спеть что-нибудь по-русски. Уви­
дев, что ему понравились русские песни, посол Алексе­
113


ев предложил послушать «Калинку» в моем исполнении.
Я уже говорил выше о том, что, когда спустя много лет с
Кубы уезжал очередной совпосол А.И. Калинин, Фидель
просил передать приветы «Алексееву и Юрию из перво­
го состава посольства, который здорово пел «Калинку».
Это был не единственный случай, когда известная
русская песня поспособствовала моему более тесному
знакомству с кубинским лидером.
Однажды Кубу посетил с гастролями Академичес­
кий ансамбль песни и пляски Советской Армии имени
А.В. Александрова. В этот вечер ансамбль давал заклю ­
чительный концерт. Артисты были очень расстроены,
узнав от меня, что Фидель не сможет быть на концер­
те, так как в это же время должен был присутствовать
на приеме в посольстве ГДР по случаю национального
праздника этой страны. Я ничего не обещал, но в голове
стал вызревать план...
Мы с послом Алексеевым тоже были на этом пр и ­
еме. Посоветовавшись с ним и получив поддержку (по­
слу тоже были понятны чаяния наших артистов), я стал
действовать. Улучив момент, когда Фидель отошел в
сторону со своим адъютантом, давая ему какое-то по ­
ручение, я нарочито близко прошел около них. Когда
Фидель кивнул мне в знак ответного приветствия, я,
воспользовавшись отсутствием вокруг него обычной
толпы, извинившись, сказал, что хотел бы сообщить
ему нечто срочное. Он развернулся ко мне и просто ска­
зал: «Давай, чико!»
Видя, что после моего сообщения команданте зако­
лебался, я выпустил последний «патрон»: «Товарищ Ф и­
дель! Артисты специально для Вас собирались исполнить
«Калинку»!
У Фиделя немного повлажнели глаза. «Я поеду, но
попозже, а ты помоги мне немного оттянуть начало кон­
церта, — сказ ал он, а потом добавил: —Дай мне знак,
когда нужно будет ехать непременно...»
114


Когда мы приехали в театр, там уже сорок минут про­
должался перерыв после первого отделения. Фидель со
свитой прошел в центральную ложу, а я поспешил обра­
довать отдыхавших артистов, сказав, что Фидель обещал
после концерта зайти к ним за кулисы. Конечно, ушло
еще минут пятнадцать, пока зал угомонился после ова­
ций в честь лидера...
После концерта Фидель очень тепло общался с ан­
самблем, с восторгом говорил об искусстве военных ар­
тистов, обменялся с генералом Александровым головны­
ми уборами. Подробнее это можно увидеть в советском
документальном фильме «С песней за океан».
Так уж сложилось, что многие мои воспоминания о
кубинском руководителе связаны с искусством (в том
числе из-за того, что я занимался соответствующими
вопросами в посольстве). Припоминается еще один та­
кой случай. Приехавший в Гавану советский композитор
Владимир Фере привез в подарок Фиделю свою песню
о руководителе Кубы (автором текста был поэт Г. Фере,
сын композитора). Несмотря на свой возраст, В.Г. Фере
был очень активным человеком, обладавшим необыкно­
венной харизмой, живостью ума. Поэтому, когда я по его
просьбе начал хлопотать о визите к Кастро, я был уве­
рен, что Владимир Георгиевич найдет с ним общий язык.
В то время рабочий день команданте заканчивался
поздно ночью. Помощник Фиделя Пеле Фернандес вы­
разил сомнение в возможности такого визита. Я описал
ему старого музыканта, его желание лично вручить Ф и­
делю подарок. Пепе сдался, сказав, что ничего не обе­
щает, но после полночи просил поддерживать с ним
связь.
В 12 ночи я позвонил помощнику и сообщил, что
Фере со мной находится в гостинице «Ривьера». «Ждите
моего звонка, — сказал Фернандес, — команданте ночью
едет в провинцию, но перед отъездом обещал на две-три
минуты принять тебя с композитором...»
115


Фидель принял нас радушно, хотя сразу извинился,
что он ограничен во времени. Он поинтересовался впе­
чатлениями композитора от поездки по острову. Влади­
мир Георгиевич весьма восторженно стал рассказывать
о своем посещении учебных заведений (кстати, мы с ним
исполняли перед учащимися и его новую песню о Ф и ­
деле)... И тут случилось невероятное: команданте начал
рассказывать о планах развития просвещения на Кубе, о
подготовке новых кадров, как будто позабыв о предсто­
явшей ему поездке. Он попросил секретаря принести
всем сок и кофе. Я знал, что просвещение — это его лю ­
бимая тема; он оперировал цифрами, данными по от­
дельным годам. Фере, как говорится, попал в точку. Часа
через полтора, когда мы стали прощаться, Владимир Ге­
оргиевич преподнес Фиделю Кастро свою песню, замет­
но волнуясь. Принимая ноты, Фидель смущенно обвел
рукой кабинет, показывая, что в нем нет фортепиано.
Тогда Фере, расхрабрившись, предложил прослушат1
песню без сопровождения, в нашем с ним исполнении.
«Да, я знаю, Юрий — хороший певец», — улыбнулся
Фидель и принял позу внимательного слушателя. Петь
без сопровождения, да еще глубокой ночью, было нелег­
ко... У Фере дрожали руки и голос...
Вечером следующего дня я встретил на каком-то при­
еме зама команданте К.Р. Родригеса, который сказал мне:
«Уезжая в поездку по стране, Фидель звонил по де­
лам и рассказал о вашем с композитором «концерте».
Юрий, говорит, пел здорово, а вот композитор был за­
метно уставший, видимо, поздний час сказался...»
Конечно, я видел кубинского руководителя и в другой,
более «серьезной» обстановке. Вспоминается, например,
моя поездка к нему на Плайя-Хирон, где Фидель руково­
дил операцией по разгрому высадившегося там десанта
контрреволюционеров. Москве нужна была информация
о ходе операции из первых рук, и нам, мне и представи­
телю военного атташата посольства, поручили ее получить
116


на месте боев. Команданте принял нас в полевой палат­
ке, рассказал, как были разгромлены наемники, высказал
несколько просьб к советскому руководству...
Совершенно другим запомнился мне Фидель Кастро
в дни Карибского кризиса 1962 года. Об этих тяжелых
днях для Кубы, СССР и всего мира в последние годы пи­
сали много и не раз. Хотелось бы только внести некото­
рые уточнения. Во-первых, о том, что американцы не пла­
нировали тогда нанести ядерный удар по острову. Они хо­
тели уничтожить силами авиации советские ракетные ус­
тановки на Кубе. Во-вторых, на заседании Президиума
ЦК КПСС министр обороны Малиновский сообщил, что
преимущество в случае войны будет не у нас, а у страте­
гических сил США. В-третьих, советское руководство с
большим опозданием направило Фиделю разъяснение
своих шагов по предотвращению третьей мировой войны.
Телеграмму с этим разъяснением мне довелось переводить
с В. Г. Чекмазовым (помните, я писал выше о нашем кон­
суле в Гаване?). Некоторые фрагменты этого документа и
сегодня «сидят» в голове. «В этот кризисный, переломный
момент, — писал Н.С . Хрущев, — прошу Вас не подда­
ваться чувству, проявить выдержку... Наметилась возмож­
ность ликвидации конфликта... Мы просим Вас не дать
повода для провокаций».
Такого повода кубинский руководитель, естественно,
не дал, но уровень доверия к советскому руководству,
думаю, у него сильно понизился. По крайней мере к та­
кому выводу пришел тогда посол Алексеев, вручивший
послание Хрущева Фиделю Кастро.
Доводилось мне восторгаться и ораторским искусст­
вом команданте, когда без какой-либо «бумажки», чет­
ко, темпераментно, содержательно Фидель говорил пе­
ред огромной аудиторией (как правило, довольно поздно
ночью) в течение двух-трех часов!
О ближайшем соратнике Кастро, Эрнесто Че Гева­
ре, написано много, недавно по телевидению был по­
117


казан прекрасный документальный фильм о нем, сня­
тый сыном моего друга, композитора Кирилла Молча­
нова — В. Молчановым (об отце речь пойдет в отдель­
ной главе). Люди старшего поколения наслышаны об
этом героическом аргентинце, также совершавшем ре­
волюцию на Кубе. Поэтому я хочу привлечь внимание
читателя только к одному моменту в биографии Че*
(как, любя, звали его кубинцы).
Речь идет об удивительной способности Гевары вдох­
новлять массы без громких призывов на большие обще­
ственные дела без демагогических приемов, а всего
лишь личным примером.
Известно, что он страдал астмой в довольно тяжелой
форме. Как-то я переводил его беседу с делегацией со­
ветских ученых-экономистов. Мы сидели за длинным
столом. Гевара во главе стола, я по правую руку от него.
Вдруг, неожиданно для всех, его голова скрылась под сто­
лом. Я немного наклонился, чтобы понять причину, и
увидел, что министр делает себе пульверизатором инга­
ляцию против очередного приступа астмы...
Я был потрясен, когда узнал, что этот тяжелобольной
человек, работающий по 12—14 часов ежедневно, по вос­
кресным дням едет в гаванский порт и, воодушевляя до­
керов на более спорую работу, таскает на себе тридцати-
килограммовые мешки с сахарным песком!
Мое преклонение перед памятью этого замечатель­
ного человека было главной причиной согласия написать
о нем книгу, которая должна выйти в московском изда­
тельстве «Вече».
С другим соратником Фиделя, капитаном Антонио
Нуньесом Хименесом, мы были очень дружны. Прежде
чем рассказать о нем, хочу вспользоваться его именем и
фамилией, чтобы кое-что объяснить моим землякам, ко ­
*
Будучи аргентинцем, Э Гевара обращался к друзьям с традиционным
аргентинским зовом — «Че» Отюда это его прозвище на Кубе, позднее во­
шедшее в имя — Эрнесто Че
118


торые на русский манер называли капитана «товарищ Хи­
менес». Основная фамилия латиноамериканца или испан­
ца, она же и фамилия его отца, та, что стоит первой, —
Нуньес, а следом за ней, которую можно опускать при об­
ращении, пишется фамилия его матери — Хименес.
Будучи ученым-географом, специалистом по спеле­
ологии, Нуньес принял активное участие в сражениях
Повстанческой армии под руководством Кастро, ему
было присвоено звание капитана. После победы револю­
ции он возглавлял Национальный институт аграрной
реформы, позже —Академию наук Кубы. Заметно сбли­
зили нас как работавшие в академии советские ученые,
так и довольно частые делегации их коллег из СССР.
Мы дружили семьями, хотя для этого было мало сво­
бодного времени и возможностей. И не только в силу
моей и Антонио занятости на работе. Как шутили сами
супруги Нуньесы, помимо большой семьи, они были
«озабочены» еще одной важной проблемой. Дело в том,
что супруга капитана — Лупе — почти ежегодно рожала
ему по дочке, а он, отец уже четырех девочек, мечтал о
сыне («Мы бы с Лупе уже давно остановились, — оправ­
дывался о н , — если бы не было заняты поиском мальчи­
ка». Кубинцы в таких случаях именно так и говорят —
«ищем сына»).
Передо мной — свидетельство наших теплых отноше­
ний, письмо Нуньеса нам в Москву от 30 декабря 1964
года. Поздравляя нас с Новым, 1965 годом, Антонио пи­
шет: «Лупе и я часто вас вспоминаем с Таней, так как вы
были хорошими друзьями и тепло относились к Кубе, к
нам и к нашим дочкам...»
Какова же была наша радость с Таней, когда, приехав
на работу в Перу, мы узнали, что Антонио Нуньес явл я­
ется кубинским послом в этой стране. К сожалению,
наши друзья проработали в Лиме недолго. Позднее пути
у нас разошлись: мы с женой работали несколько лет в
Перу, затем я был назначен советником-посланником в
119


Колумбию. По возвращении в Союз мы вскоре узнали
печальную новость: нашего Антонио не стало, он умер
после тяжелой болезни...
Хотелось бы немного рассказать о наших культур­
ных связях с Кубой. С каждым месяцем(!) они набира­
ли все больший размах, прежде всего за счет приезда на
остров советских деятелей культуры, причем самого вы­
сокого «ранга». В основном это касалось музыкантов-
исполнителей, кинематографистов, балета и цирка. Как
правило, просьбы кубинской стороны, поддержанные
совпосольством, выполнялись весьма быстро, особен­
но в тех случаях, когда нами сообщалось о поддержке
заявки кубинским руководством. И в Гавану тогда н а­
правлялись такие люди и коллективы, которых в дру­
гих странах ждали годами. Из инструменталистов это
Давид Ойстрах, Мстислав Ростропович, Леонид Коган,
дирижеры Гаук и Дмитриади, деятели кино: Сергей
Бондарчук, Ирина Скобцева, Михаил Калатозов, Сер­
гей Урусевский, Евгений Урбанский, Георгий Данелия,
Владимир Наумов, Маргарита Володина, Николай Рыб­
ников и многие другие*.
Говоря о кино, стоит отметить большую любовь Ф и­
деля Кастро к киноискусству. Будучи студентом универ­
ситета, он регулярно посещал лекции на отделении ки ­
нематографии, где познакомился с группой студентов-
марксистов, оказавших известное влияние на формиро­
вание его социально-политических взглядов. Один из его
соучеников, Альфредо Гевара (однофамилец Че Гевары),
был назначен после победы революции председателем
Комитета кинематографии Кубы.
Особой популярностью среди кубинцев пользуется ба­
лет. В этом особая заслуга принадлежит семье Алонсо,
блистательной балерине Алисии и братьям-балетмейсте­
рам Фернандо и Альберто (последний был совместно с
*
Здесь указаны тишь некоторые из числа посетивших Kv6y в годы моей
командировки (1960—1964 гг)
120


Майей Плисецкой постановщиком балета Р. Щедрина
«Кармен-сюита» на сцене Большого театра в Москве). По­
этому приезд на Кубу солистов советского балета и танце­
вальных коллективов (хореографический ансамбль «Бе­
резка», упоминавшийся выше ансамбль песни и пляски
Советской Армии имени А. В. Александрова, ансамбль
народного танца под руководством Игоря Моисеева и др.)
превращался в огромное культурное событие для этой
страны. Не меньшей популярностью пользовались в ши­
роких слоях кубинского населения выступления артистов
Московского цирка на Цветном бульваре, тем более что
в Гавану всегда приезжал, так сказать, «первый состав»:
Олег Попов, Ирина Бугримова с тиграми, Валентин Ф и­
латов с медведями и др.
Веселым по нраву кубинцам особенно полюбился
наш «солнечный клоун». Я тоже старался бывать почти
на каждом выступлении Олега Попова. Проходя мимо
моей ложи и жонглируя, он обычно тихо спрашивал в
шутку: «Юра, а “ Бакарди” будет?», т.е. поедем ли мы по ­
том в какой-нибудь бар, где подают знаменитый кубин­
ский ром. На вопрос знакомых кубинцев, что мне гово­
рит всегда Попов, я отвечал, что он просто меня привет­
ствует. А с подлинным приветствием он обратился, ког­
да мы с Таней сидели по его приглашению в Московском
цирке. Приятно, когда люди помнят доброе.
Практически со всеми, как тогда говорили, «послами
советской культуры» у меня складывались самые теплые,
товарищеские отношения, которые в отдельных случаях
перерастали позднее в большую дружбу (об этом во вто­
рой части книги — «Новые приятели»). Посол, другие мои
коллеги и тем более я, как курирующий культурные свя­
зи, старались проявлять к упомянутым гостям Кубы мак­
симум внимания, высоко оценивая их вклад в дело укреп­
ления отношений между Советским Союзом и Республи­
кой Куба. Это, я полагаю, ощущали и видели приезжав­
шие из СССР люди. Многим из них импонировало не­
121


формальное общение с ними без какого-либо протокола,
наша с Александром Ивановичем (в моей роли культсо-
ветника он был в Аргентине) увлеченность искусством...
Помню, как на ужине у работавшего в Гаване скрипача
Игоря Фролова, ученика Д.Ф . Ойстраха, мы с Игорем
(в данном случае он выступал в качестве аккомпаниато­
ра) исполнили для гостей скрипичный концерт Виваль­
ди (я уже говорил выше, что окончил в детстве четыре
класса музыкальной школы). Присутствовавший на ужи­
не Давид Федорович был удивлен. «Я проехал более
50 стран, — заметил он, — но впервые вижу нашего дип­
ломата, играющего на скрипке». Конечно, такие момен­
ты очень сближали с людьми искусства. Тот же Ойстрах,
человек немногословный и даже молчаливый, после на­
шего экспромта оживился, стал восторженно делиться
своими впечатлениями о Кубе, кубинцах, отмечая их осо­
бые музыкальные способности. Например, он рассказал,
как стоял около гостиницы, когда проходивший мимо па­
ренек лет десяти ладонями изобразил на капоте автомо­
биля ритм такой сложности, что Давид Федорович с боль­
шим трудом смог его потом повторить для себя.
Однажды приехала на Кубу группа солистов балета из
Москвы, Ленинграда и Перми (последняя, как извест­
но, тоже славится своей балетной школой). Почти каж­
дый вечер целый месяц я ходил на их концерты, на ко­
торых все номера встречались овацией, а выступления
В. Бовт, Н. Кургапкиной, Ю. Жданова с Л. Адырхаевой
всегда бисировались. Особенно запомнился случай, ког­
да блестяще исполнявшая с Ю. Соловьевым «Па-де-де»
из «Дон Кихота» Кургапкина неожиданно шлепнулась на
пол... Зал замер, оркестр замолчал... Нинелла Александ­
ровна спокойно поднялась, изящными балетными шаж­
ками подошла к оркестровой яме и с очаровательной
улыбкой, поклонившись дирижеру-кубинцу, громко ска­
зала по-испански: «Маэстро, пожалуйста, еще раз!» Вста­
ла в позицию и виртуозно прокрутила все положенные
122


обороты знаменитого «фуэте»... Зал взорвался и долго
хлопал стоя, высоко оценив мастерство и мужество ве­
ликой балерины. Что касается Виолетты Бовт, у нее по­
явилось в Гаване столько почитателей, что мне приходи­
лось не раз «спасать» ее от них, выводя балерину из те­
атра через директорский подъезд.
Близкое общение с мастерами культуры позволяло не
только лучше понять их творчество, но и убедиться в их
всесторонней одаренности. Например, я узнал, что
известный танцовщик из ГАБТа Юрий Жданов — пре­
красный живописец. У меня до сих пор висит на стене по­
даренная им миниатюра «Гаванский фламбоян» (фламбо-
ян — типичное для Кубы дерево, цветущее яркими цве­
тами. —Ю.Г.).
Понимая все это и видя тот неоценимый вклад, ка ­
кой деятели культуры вносили в укрепление взаимопо­
нимания между народами, я недоумевал, когда слышал
о поразительных примерах бюрократического, а порою
и просто небрежного отношения к ним со стороны н а­
ших властей. Чего стоит хотя бы случай, рассказанный
мнеД.Ф . Ойстрахом.
Великий скрипач с мировым именем (которому, кста­
ти сказать, королева Нидерландов подарила скрипку ра­
боты Страдивари) летел из Москвы в очередное концерт­
ное турне самолетом голландской компании «КЛМ», на
который ему был приобретен Минкультом СССР, как
всегда, билет экономкласса, т.к. по советской «табели о
рангах» первым классом могли летать только министры,
послы и советники. В полете к Ойстраху подошел коман­
дир экипажа и сказал, что компания не может допустить,
чтобы «гордость всего мира» летел в экономклассе, и
предложил, к великому смущению музыканта, перейти
в салон первого класса.
И все это, не говоря уже о настоящем грабеже, когда
советские деятели искусства получали жалкие крохи от
щедрых гонораров, выплачиваемых им за выступления,
123


грамзаписи и другую деятельность за рубежом иностран­
ными импресарио. Конечно, однозначные адепты совет­
ской бюрократии могут возразить, доказывая «острую
нужду» Советского государства в твердой валюте. Спорить
с такими людьми бесполезно, многие из них вряд ли в кур­
се того, как порою бездарно тратилась эта валюта и чи­
новниками в зарубежных, никому не нужных команди­
ровках, и работниками различных ведомств за рубежом.
Особое внимание посольство считало своим долгом
оказывать деятелям культуры, приезжавшим в длитель­
ную командировку, тем более что это были нелегкие на
Кубе времена: экономическая блокада со стороны США
привела к затруднениям со снабжением, существовала уг­
роза вторжения наемников на остров, осуществлялись ди­
версионные акты, убийства иностранных специалистов.
Мы добивались размещения упомянутых работников в
лучших гостиницах, обеспечения их транспортом, про­
дуктами питания, поддерживали различные их ходатай­
ства и просьбы, обращенные в соответствующие ведом­
ства СССР. Вспоминается даже один курьезный случай.
Прибывшая на Кубу известная советская писательница
(не буду называть ее фамилию) оказалась в Гаване, где тог­
да ничего нельзя было купить из одежды, без чемодана,
который по ошибке улетел в другом направлении. Стояла
страшная жара. Бедняга дама, вылетевшая из Москвы в
разгар зимы, обратилась ко мне с просьбой помочь обла­
читься в летнюю одежду. Она знала, что иностранные дип­
ломаты пользовались услугами закрытого распределите­
ля. Пришлось поехать с ней в упомянутый магазин и, вы­
давая ее за мою супругу, купить ей все необходимое. Об­
служивавшая нас кубинская продавщица никак не могла
понять, почему русский дипломат не хочет зайти в кабин­
ку для примерки, чтобы дать совет своей «половине»...
Мне кажется, что такое отношение к приезжавшим со­
отечественникам не оставалось незамеченным ими: люди
тянулись к нам, приходили со своими проблемами, сооб­
124


ражениями, полезной для нас информацией. Как я уже го­
ворил, со многими из них установились дружеские отно­
шения. Например, с большой теплотой мы с женой вспо­
минаем о кукловодах Степановой и Дивове (да простят
меня те, чьи полные имена я запамятовал за давностью
лет!), организовавших в Гаване первый театр кукол, о пре­
подавателях балета, балетмейстере и солисте балета Азарии
Плисецком, артистах Национального симфонического ор­
кестра, об архитекторе М. В. Посохине, о супругах Фроло­
вых, Игоре и Ирине, преподававших по классу скрипки и
фортепиано в Национальной академии искусств, об отце
Игоря, А.И. Фролове, скрипаче и дирижере, о милой чете
из Ленинграда —детском психиатре Д.Н. Исаеве и его суп­
руге Галине. С последней парой, а также с семьей днепро­
петровского металлурга Радченко (Владимиром и Женей)
мы продолжали дружить и в Союзе. Как летит время: их
дочка, прелестная «хохлушечка», — уже взрослая дама, а
Женечки, к сожалению, нет в живых...
Из тесного общения со всеми, естественно, запомни­
лось не только серьезное и важное, но и отдельные курье­
зы. Один из них имел место с М.В. Посохиным, к сожале­
нию, уже ушедшим в мир иной. Нас с Михаилом Василье­
вичем, который в те годы был главным архитектором
Москвы, пригласил на обед в шикарный гаванский ресто­
ран «1830» министр строительства Кубы О. Сиенфуэгос. На
вопрос, что он предпочитает, Посохин ответил, что пола­
гается на вкус министра. В качестве основного блюда по­
дали почитаемых кубинскими гурманами лягушек с чес­
ночным соусом. Михаил Васильевич съел все с аппетитом
и поинтересовался рецептом приготовления блюда. Услы­
шав название кушания по-русски, он слегка побледнел, но
ничего не сказал. Вечером того же дня мы с Таней пригла­
сили его к нам домой на ужин (утром заканчивалась его ко­
мандировка и он улетал в Союз). К великому огорчению
моей супруги, гость не притронулся ни к одному из блюд,
лишь выпил стакан чая. Я проводил его в аэропорт, где мы
125


тепло распрощались... В полете Посохину стало очень худо,
пилот заранее запросил машину скорой помощи в Шере­
метьеве, которая отвезла его в больницу. Диагноз врачей —
желудочный шок (в силу сильного стресса закрываются
вход и выход желудка, и находящаяся там пища загнива­
ет). С тех пор я старался предупреждать наших гостей, ку­
линарных неожиданностях и сюрпризах...
Упомянув Сиенфуэгоса, вспомнил о курьезной сцен­
ке во время посещения с ним гаванского ресторана «Ман­
дарин», еще в самом начале революционного процесса на
Кубе. Заведение было частным, принадлежавшим китай­
скому богачу. Обслуживал нас тоже китаец. Будучи типич­
ным кубинцем, обожающим шутку и подначку, министр
с напускной строгостью поинтересовался у официанта:
— Ты за кого в Китае, за Мао Цзэдуна или за Чан
Кайши?
— Парень с хитроватым выражением лиц а закивал
головой, бормоча:
— Мы — китайцы, мы — китайцы...
— Я догадываюсь, что вы — китайцы, но ты, лично
ты, — за кого?
— Мы — китайцы, мы — китайцы, — еще более при­
ветливо заулыбался официант и, извинившись , скрылся
на кухне...
— Вот и возьми с него, — наверное, родился здесь, а
делает вид, что не понимает по -испански , — посетовал
Сиенфуэгос...
Заметным этапом в нашей работе стало пребывание на
Кубе киносъемочной группы «Мосфильма». Известные ки­
нодеятели М.К. Калатозов и С.П. Урусевский (в России и
во всем мире в то время демонстрировался их фильм «Ле­
тят журавли») приехали с группой помощников, чтобы
снять кинокартину о кубинской революции. Для написа­
ния сценария был приглашен поэт Евгений Евтушенко.
Это была сложная работа. Она требовала максималь­
ной помощи как со стороны кубинских коллег, так и со
126


стороны совпосольства. Последнему неоднократно при­
ходилось брать под защиту группу, деятельность которой
не всегда встречала понимание московских чиновников.
В Союзе к ее работе подходили с нашими мерками, не
учитывая специфики условий, в которых в то время на­
ходилась Куба, ее скромные материально-технические и
кадровые возможности. Посольство настояло на пр иез­
де в Гавану директора «Мосфильма» Сурина, который не
только убедился в существовании серьезных трудностей
у группы, но и стал ее «союзником». В результате через
полтора года фильм вышел на экраны.
Хотелось бы отметить огромную самоотдачу всех чле­
нов съемочного коллектива, поражавших нас своей не­
истовой любовью к своему делу. К тому же это были
скромные и милые люди, умевшие ценить малейший
знак внимания к ним.
Помимо мэтров, Калатозова и Урусевского, о кото ­
рых я расскажу ниже, моя память хранит такие имена,
как С. Марьяхин, Б. Фридман, Е. Свидетелев, М. Воло-
вич, В. Рудина... К сожалению, время неумолимо: мн о­
гих из группы уже нет в живых...
К тому, что известно любителям кино о двух упомяну­
тых выше великих кинематографистах, хотелось бы доба­
вить вот что. В силу огромного таланта каждого из них,
они никак не подходили для работы «в тандеме», тем бо­
лее в таком, где каждый «рулит». И все же фильм полу­
чился незаурядным, красивым и весьма поэтичным. На
мой взгляд, потому, что оба были буквально влюблены в
Кубу, кубинцев, их революцию. Во-вторых, мне кажется,
более дипломатичный Калатозов, безгранично доверяя
«поэтической камере» своего напарника, порою добро­
вольно занижал свою роль на съемочной площадке. Прав­
да, постороннему человеку (например, мне) было стран­
но смотреть, как иногда перед началом съемки все кого-
то ждут и спрашивают друг друга: «Кого ждем?» И только
через какое-то время звучит калатозовская команда —
127


«Мотор1» Я интуитивно ощущал сложность отношений
между двумя мастерами и всячески старался проявлять
максимальное внимание к каждому из них
После Кубы Урусевский уже выступил с самостоя­
тельной режиссерской работой —фильмом «Бег иноход­
ца», по повести Ч Айтматова «Прощай, Гюльсары» Сер­
гей Павлович пригласил нас с Таней на просмотр кар­
тины Как всегда, его кинолента получилась интересной
кинопоэмой А на выставке его живописных работ мы
присутствовали, к сожалению, уже без него незадолго до
того великий мастер умер
Возвратившись с Кубы, с Калатозовым мы тоже
встречались несколько раз в Москве Он приглашал нас
к себе в гости, в квартиру на Кутузовском проспекте (на
этом здании сейчас висит мемориальная доска) С гордо­
стью он показывал нам свою великолепную коллекцию
звукотехники, собранную по крупицам в разных странах
мира (у нас ведь ничего подобного тогда не продавали)
Как-то он позвонил мне и пригласил на павильонные
съемки его кинофильма «Красная палатка», посвящ ен­
ного экспедиции итальянского полярника У Нобиле на
Северный полюс на дирижабле Так совпало, что в тот
день не явился на работу один из актеров второго пла­
на Михаил Константинович, внимательно посмотрев на
меня (а я тогда носил шкиперскую бородку), неожидан­
но попросил сыграть маленькую роль отсутствующего
актера Надо было лишь весело смеяться, сидя за столом
в кабачке вместе с группой скандинавов Меня быстро
облачили в меховую шубу и «Мотор1» Теперь мои вну­
ки с удовольствием смотрят вторую часть этой картины,
где участвует их дедушка Но самое курьезное было пос­
ле съемок, когда позвонили из бухгалтерии «Мосфиль­
ма» и попросили приехать, чтобы получить гонорар —
целых 16 рублей'
Спустя некоторое время я посетил Михаила Констан­
тиновича в «кремлевской больнице» (ЦКБ) —у него бо-
128


лело сердце. В палате он лежал один, и мы долго бесе­
довали. Он с грустью рассказывал мне, каких нервов сто­
или съемки каждой его картины, даже, казалось бы, та ­
кой «безобидной», как «Верные друзья», из -за недрем­
лющего ока Отдела культуры ЦК, Минкульта и прочего
начальства. «Вот поэтому теперь и болит сердце», — с
какой-то виноватой улыбкой заключил он. Больше я его
не видел. Перед самым моим отъездом в Перу мне вы­
пала печальная миссия — прийти в Дом кино и попро­
щаться во время траурной панихиды с замечательным ре­
жиссером.
У читателя может возникнуть вопрос, почему автор по­
чти ничего не пишет о связях между нашими странами в
области изобразительного искусства. Тому есть свое объяс­
нение. Куба всегда славилась живописцами, как реалиста­
ми, так и авангардистами. Но после победы революции
1959 года большинство реалистов (на острове их называют
«академиками») либо покинули страну, либо проявили пол­
ное безразличие к происходившим на Кубе событиям и во­
обще к общественной жизни. Вместе с тем в нашей стране
именно в те годы развернулось, причем на самом высоком
уровне, гонение на всякого рода авангардистов, взгляды ко­
торых на искусство разделяла кубинская творческая моло­
дежь. Все это создавало известные трудности для связей по
линии творческих союзов двух стран, да и от нас требова­
ло понимания этих проблем и большой гибкости (умыш­
ленно не употребляю слово «дипломатия», т.к. у многих оно
ассоциируется с неискренностью).
Скажу честно: в душе я не разделял известной пози­
ции Н.С . Хрущева, выступавшего инквизитором всего
нового в искусстве, но, будучи «слугой государевым», я
не имел права публично ставить ее под сомнение. У ме­
ня с первых дней сложились добрые, товарищеские от­
ношения с ведущими художниками Кубы. Этому, по -ви -
димому, способствовали также их прогрессивные поли­
тические взгляды и мое искреннее стремление разоб­
5. Заказ N° 62.
129


раться в их творчестве. Как позднее признавались мно­
гие из них, им очень импонировало то, что я «не лез из
кожи», пропагандируя недалекие взгляды на искусство
генсека КПСС. Национальный поэт Кубы Николас Ги­
льен (кстати, бывший до революции членом руководства
кубинской компартии) при встречах с советскими дея­
телями искусства любил вспоминать такой случай.
В день, когда Хрущев разгромил в Манеже выставляв­
шихся там художников-абстракционистов, Национальный
союз деятелей культуры Кубы давал прием в честь дипкор-
пуса. Конечно, все присутствующие уже были в курсе со­
ответствующих событий в Москве. Я вошел в зал, где было
много народу, царила шумная и непринужденная атмосфе­
ра... Вдруг, как по команде, все замерло, гости повернулись
в мою сторону.. Все ждали от меня каких-либо разъясне­
ний, а может быть, и оправданий... Я остановился, обвел
глазами присутствовавших, приветливо всем улыбнулся.,
и, подняв руки вверх, громко сказал: «У меня нет коммен­
тариев!» Зал разразился овацией. Приехавший позднее по­
сол Алексеев был страшно рад, что к нему никто не при­
ставал с «лишними» вопросами.
Когда я покидал остров, уже упоминавшийся выше
Рене Портокарреро преподнес мне одну из своих графи­
ческих работ с надписью: «Юрию Гаврикову с дружески­
ми чувствами. 1964 г.». О том, как кубинские художни­
ки провожали меня, я уже рассказал раньше.
Прощай, Куба — «остров зари багряной»!
ГЛАВА 8
Московский «пробел»
Так в шутку назвал я почти целое десятилетие, про­
веденное нами в Союзе между кубинской и перуанской
командировками, в котором я оказался исключительно
по собственному желанию. Итак, все по порядку.
130


Серьезной личной проблемой для любого семейного
советского человека, направлявшегося в длительную заг­
ранкомандировку, была проблема его детей школьного
или более старшего возраста. Как правило, им не разре­
шалось постоянно проживать с родителями, тем более в
тех странах, где при совпосольствах не было средних
школ. Правда, у МИДа и некоторых других ведомств име­
лись школы-интернаты для таких детей, но морально­
психологический климат в этих заведениях оставлял же­
лать лучшего: в силу педагогических упущений воспита­
телей и зачастую неправильного поведения самих роди­
телей. Среди учащихся процветало чванство («а мой
папа — посол, а твой только — второй секретарь!») и по­
добные вещи, увлечение модными тряпками в ущерб уче­
бе, лодырничество, плохая успеваемость, слабые знания.
Мы с Таней понимали (видя перед собой много не­
гативных примеров в семьях наших коллег), что пойти
по этому пути — определить детей в интернат — значит
рисковать судьбой, их здоровым будущим. Оставлять их
на попечение уже немолодых и больных наших родите­
лей тоже было не лучшим решением вопроса. Выход
один — надо было исключить, хотя бы временно, наши
длительные зарубежные поездки, с чем вряд ли бы со­
гласились мидовские кадровики, обычно начинавшие
«тормошить» дипсотрудника уже по прошествии одно­
го года после его возвращения в Союз.
И вдруг везение! Незадолго до нашего отъезда с Кубы
Гавану посетила делегация Госкомитета по культурным
связям СССР во главе с М.М. Песляком. Наслушавшись
от кубинцев добрых отзывов в мой адрес и под впечат­
лением успешно проведенных с ними переговоров, М и­
хаил Михайлович предложил мне перейти на работу в
ГККС заместителем заведующего отделом стран Амери­
ки. Работа была мне знакома (т.е. в области культурных
международных связей) и по душе. К тому же, и это были
вынуждены отметить даже мидовские кадровики, более
5*
131


высокооплачиваемая, нежели в МИДе. Правда, через два
года решением правительства Комитет был упразднен и
преобразован в Отдел культурных связей МИД СССР.
Круг замкнулся!
И снова удача! Известный журналист-международ­
ник Карен Хачатуров пригласил меня на работу в Агент­
ство печати «Новости» на должность главного редакто­
ра журналов, издававшихся агентством на испанском
языке для стран Латинской Америки. Пришлось осваи­
вать новую для меня профессию — журналиста. Работа
была многоплановая, по -настоящему творческая. Дава­
ла возможность общения с интересными людьми нашей
страны, о которых мы делали репортажи, а также с л а­
тиноамериканцами (дипломатами в Москве, с деятеля­
ми культуры, учеными, спортсменами). Я старался вы­
краивать время, чтобы самому «оттачивать перо»: писал
статьи (в том числе и в другие органы печати), репорта­
жи, брал интервью. Особенно мне запомнилась беседа с
великим Сикейросом* в московской гостинице «Украи­
на». Давид Альфаро пребывал в хорошем расположении
духа и пробеседовал со мной около двух часов. В част­
ности, он рассказал о своей политической молодости, в
том числе об участии, совместно с другими молодыми
коммунистами, в первом, неудавшемся тогда, покуше­
нии на Льва Троцкого, проживавшего в Мехико**. Воп­
реки советской официальной версии о том, что эта ак ­
ция была лишь местью врагу Сталина, мексиканский ху­
дожник делал акцент на другом. По его словам, он и
группа товарищей по гражданской войне в Испании счи­
тали своим долгом нанести удар по штаб-квартире троц­
кистов (таковой они считали дом Троцкого в Мехико) в
*
Сикейрос (Альфаро Сикейрос) Давид (1896—1974) — известный м е кси­
канский художник, од ин из о снов ателей школы монументальной живо писи
** Троцкий JI Д (1879—1940), основатель антикоммунистического и ан­
тисоветского политического движения — троцкизма В 30-е годы выслан из
СССР Проживал в Мехико, где был убит агентом советских спецслужб
132


отместку за троцкистский мятеж в Барселоне против рес­
публиканцев...
Меня, теперь журналиста, как и в Комитете по куль­
турным связям, часто приглашали на приемы послы
стран Латинской Америки. С некоторыми из них сложи­
лись дружеские отношения — с колумбийцами Гомесом
и Канал Рамиресом (о них я еще скажу, когда буду пи­
сать о командировке в Колумбию), мексиканцем Карло­
сом Лагунас, не говоря уже о многих кубинских дипло­
матах, с которыми я был знаком еще на Кубе.
Специально останавливаюсь на этих контактах, что­
бы показать, насколько важны для латиноамериканцев
личные связи, буквально открывающие дорогу везде. Вот
только один (пока) пример тех лет. В 1968 году в Гаване
собрался Международный конгресс деятелей культуры.
Вместе с коллегой А. Барышевым (моим однокашником
по МГИМО) я был направлен туда спецкором АПН. Ку­
бинские друзья (а президентом Оргкомитета был министр
спорта Хосе Льянуса, с которым мы всегда тесно сотруд­
ничали) все делали для того, чтобы обеспечить нас с Алек­
сандром необходимым для журналистов материалом, по­
могали получить интервью у иностранцев, обеспечивали
транспортом. Но самым неординарным примером, пожа­
луй, может служить наш отлет из Гаваны в Москву.
За несколько часов до отъезда меня принял в МИДе
мой старый друг министр Рауль Роа (во время работы в
Гаване я был вхож в его дом, был в приятельских отно­
шениях с его сыном, ставшим позднее послом Кубы в
ООН). В аэропорту пограничники спросили у нас разре­
шение на выезд (ездивший всегда с диппаспортом, я за ­
был, что для всех остальных советских и вообще иност­
ранных граждан для выезда с кубинской территории тре­
буется специальный штамп в паспорте — «пермисо де са-
лида» (разрешение на выезд). Конечно, это был, прежде
всего, «прокол» нашего консула, присутствовавшего при
этой сцене, с которым я не был знаком.
133


— Ничего не могу сделать, — сухо отрезал он, — п о ­
летите следующим рейсом через три дня (тогда я еще раз
убедился в том, что чиновники недолюбливают журна­
листов)...
— Не волнуйся, попробуем все уладить, — успоко­
ил я своего коллегу и попросил пограничников соеди­
нить меня по телефону с кубинским МИДом. Министр
Роа дал команду пограничному начальству, и нас про­
пустили на взлетную площадку, где уже заканчивалась
посадка на наш рейс. Почти у самого трапа нас встре­
тил провожавший кого-то из посольского начальства
консул.
— Я же вам объяснил все, — строго сказал он, — вас
не пропустят!
— Уже пропустили, по личному распоряжению ми­
нистра Роа, — сп окойно сказал я, и мы стали поднимать­
ся по трапу.
Когда у двери я оглянулся, то увидел консула, застыв­
шего в позе одного из персонажей картины Репина «Не
ждали». Я помахал ему на прощание рукой. Но он про­
должал стоять в той же остолбенелой позиции...
Связи, о которых я веду речь, оказывали услуги не
только мне, но даже приезжавшим в СССР латиноаме­
риканцам. Вспоминается случай, когда гость АПН, мек­
сиканский актер Карлос Ансира, попросил сводить его
в русскую баню, о которой он знал только понаслышке.
Мы пошли с ним в Центральные бани. Был будничный
день, народу было немного, мой гость блаженствовал.
Когда в предбаннике он полез в пиджак за расческой,
лицо его стало еще более красным: он не обнаружил ни
бумажника с 400 долларами и соврублями, ни паспорта,
ни авиабилета до Мехико. Я чувствовал себя виноватым,
не предупредив гостя о московских нравах, и поэтому
стал действовать решительно. Позвонил в мексиканское
посольство (что толку было звонить в АПН, когда за каж­
дый доллар его Правление отчитывалось перед
134


ЦК КПСС!), мой хороший знакомый, Карлос Лагунас,
и.о . посла, сказал, что ждет нас...
Смущенный гость рассказал главе миссии, как все
было, добавив, что не знает, как будет добираться до
Мексики. Лагунас сказал, что с каждым такое может слу­
читься и что земляки должны выручать друг друга. С эти­
ми словами он достал из сейфа тысячу долларов, объяс­
нив, что это деньги на авиабилет и на компенсацию ук­
раденных. Тут же поручил консулу подготовить дубли­
кат мексиканского паспорта. Когда растроганный Анси-
ра поинтересовался, в какой форме написать расписку
на полученную сумму, поверенный ответил, что это его
личные деньги и что лучшего поручителя, чем я, ему не
нужно. Никогда не забуду счастливых слез на глазах у
моего мексиканского гостя...
Постепенно я начинал ощущать себя журналистом.
На моем счету уже было много материала, опубликован­
ного в прессе, и небольшая книга в соавторстве с В. Ка­
люжным о молодежи в западных странах. Я был принят
в Союз журналистов СССР.
Советский Комитет защиты мира включил меня в со­
став делегации, направлявшейся в ФРГ, а точнее — в Гам­
бург, куда ее пригласил крупный германский промыш­
ленник Кербер, поставлявший нашей стране станки для
сигаретных фабрик. В делегацию вошли такие известные
люди, как профессор-хирург Мешалкин, правдист-меж-
дународник Евгений Григорьев, журналист Бережков,
бывший переводчик Сталина на Тегеранской конферен­
ции. Возглавлял делегацию академик права В. Чихвад-
зе. На моем счету не было никаких особых заслуг в борь­
бе за мир, но в Инстанции* стал обсуждаться вопрос об
уходе на пенсию ответственного секретаря Комитета за­
щиты мира Котова, и я фигурировал в списке кандида­
*
Условное название ЦК КПСС, который решал все вопросы государ­
ственной и общественной жизни в СССР
135


тур на его замену. Этих людей, в том числе меня, стали
«пробовать на пригодность». Для меня, неевропеиста, эта
поездка была «подарком с неба».
Наш анфитрион, накануне посетивший Советский
Союз, принимал нас по высшему разряду: пятизвездоч­
ный отель «Имперадор», посещение оперного театра,
университета, телевизионной студии, встречи-банкеты с
участием гамбургской элиты и одновременно коллокви­
умы, диспуты с представителями германской обществен­
ности, во время которых мне почти не доводилось выс­
тупать, но я набирался опыта. Вспоминая наш фешене­
бельный отель, не могу не упомянуть поразившие даже
меня некоторые детали. Например, на стене в ванной
комнате моего номера имелись различные кнопки вызо­
ва и услуг. Около одной из них была наклеена картинка
с фруктовой вазой. Будучи по натуре «приколистом», я
подумал, что это рекламный трюк, и, находясь еще в
мыльной пене, нажал кнопку. Минуты через три в номер,
постучав, вошел стюард и спросил через ванную дверку,
может ли он оставить корзину с фруктами на столе в
комнате или «герр» хочет отведать их в ванной (спасибо
незабвенной Анне Васильевне Бантле, что я еще со ш ко­
лы что-то помнил по-немецки!). «Герр» поблагодарил, а
когда вышел в халате в гостиную, то чуть не обалдел: де­
кабрь, Северная Европа, а на столе — ананас, дыня, ман ­
го, апельсины, виноград и яблоки. Такого я не видел даже
в гаванских гостиницах (тем более что на Кубе не растут
ни виноград, ни яблоки — таковы климатические усло­
вия).
Другой забавный случай имел место на обеде, кото ­
рый дал делегации Кербер в первый же вечер. Несмотря
на шикарное и обильное (по аппетиту немцы не уступа­
ют русским) угощение, хозяин заметил, что вдруг его го­
сти перестали есть и что-то искали глазами на столе.
Наша переводчица робко заметила Керберу, что кончил­
ся хлеб (а его немцы скорее для вида кладут, два-три то­
136


неньких кусочка на тарелке перед каждым клиентом).
Хозяин банкета оживился, шлепнул себя по лбу и, сме­
ясь, сказал официантам: «Ну какой же я безмозглый —
совсем забыл, что русские обожают хлеб, несите, да по­
больше!»
Выше я не зря упомянул школьную учительницу. На­
прасно мы, прыгая от радости по партам, кричали: «Ура!
"Немка" заболела!» Маленькие глупцы: не понимали,
сколько сил вкладывала в нас Анна Васильевна. Когда я
приехал в Гамбург, с окончания школы прошло двадцать
лет. За это время я практически никогда не говорил по-
немецки. И вот стою один в дамской секции огромного
универмага, подходит любезная продавщица и что-то ло­
почет. Я напряг память и (о чудо!) вдруг почувствовал,
что в голове начинает рождаться перевод слов «фрейлен».
Более того — начинаю ей объяснять, что хотел бы ку­
пить, говорю для кого, какого цвета, размер... И с каж­
дой фразой — все смелее.
Теперь я говорю своим внукам: «Не радуйтесь, когда
болеет хорошая учительница».
Если вспоминать о более серьезных вещах, то до сих
пор хранятся в памяти два посещения — мемориально­
го кладбища советских воинов под Гамбургом и предпри­
ятия, принадлежащего самому Керберу.
Кладбище было не просто ухожено, а содержалось с
такой любовью и уважением, как только содержат моги­
лы близких (вот бы показать нашим подонкам и ванда­
лам, разрушающим погребения на российских погос­
тах!). Вот где начинается подлинная цивилизованность!..
Предприятие Кербера оборудовано по последнему
слову техники и санитарии: в цехах стояли пальмы в кад­
ках, работал центральный кондиционер, все сверкало ни ­
келировкой и чистотой. Но даже не это поразило нас, а
вся заводская, как теперь говорят, «социалка»: коттеджи
для семей рабочих, больница, детский сад (с большим
плавательным бассейном!), столовая с блюдами по сим­
137


волическим расценкам, школа с многочисленными круж­
ками творчества для детей рабочих. И все это на средства
самого предпринимателя. Кербер с гордостью рассказы­
вал нам, что за последние 7—8 лет на заводе не было ни
одного трудового конфликта, а существовавший ранее
профсоюз добровольно прекратил свою деятельность...
Через три года мне удалось съездить за границу с Та­
ней — туристами в Болгарию. Для меня это страна, где я
делал первые шаги на дипломатическом поприще, ну а
супруга столько слышала о ней и читала в моих письмах
из Софии, что ей было очень интересно увидеть все са­
мой. С группой соотечественников мы проехали на авто­
бусе много городов и весей, пожили в столице, городах
Плевене, Габрове, побывали на Шипке* и даже несколь­
ко дней отдохнули и позагорали на черноморском пляже
в Варне.
В группе была супружеская пара москвичей — Евге­
ний Дмитриевич и Лариса, с которыми мы быстро под­
ружились. Для них, работников МВД, — это была пер­
вая зарубежная поездка, поэтому они, узнав о моей ра­
боте и нашем зарубежном опыте, старались держаться
нас и следовать нашим советам. Правда, один из них я
не мог дать заранее, так как мы не были знакомы до по­
ездки. Расскажу об этом комичном случае, типичном для
моих земляков, мало информированных в те годы о за­
рубежной жизни.
Однажды Евгений Дмитриевич подошел ко мне с за­
говорщицким видом и тихо сказал: «Заходите с Таней к
нам в номер перед ужином: я приготовил сюрприз!» Там
нас ждала... «Столичная». Мы выпили немного и, ухо­
дя, я сказал: «На следующей ночевке — наша очередь...»
—
Что, ты тоже прихватил из Москвы? — несколько
разочарованно спросил Евгений.
*
Шипка — перевал в горах Стара-Планина, где установлен монумент в
честь российских и болгарских войск, отразивших в 1877 г. атаки турецкой
армии.
138


—
А зачем, —здесь ее можно купить в любом магази­
не и очень недорого, — отреагировал я.
—
А я — балда неопытный: пять бутылок припер из
Москвы, думал, здесь вообще нашу водку не продают!
Мы посмеялись и пошли ужинать. Правда, этот апе­
ритив еще больше укрепил наше приятельство, а недо­
верчивый (как и положено быть милиционеру) Евгений
Дмитриевич наконец поверил, что я — такой же турист,
как и все. Первоначально он подумал, что я приставлен
к группе ведомством с Лубянки, так как руководитель­
ница группы, узнав, что я был раньше в Болгарии и вла­
дею болгарским, предложила избрать меня старостой.
Анекдотичные моменты, связанные с этой поездкой,
имели место еще в Москве, до отъезда. Представители
старшего поколения, видимо, помнят, что для турпоезд­
ки (даже в социалистическую страну!) советскому чело­
веку необходимо было получить письменную характери­
стику за подписью т.н. треугольника — руководитель,
партбюро (самое симпатичное здесь то, что и для беспар­
тийных тоже!), председатель месткома — утвержденную
райкомом КПСС. Поэтому каждого отъезжающего при­
глашали для беседы на заседание специальной «выездной
комиссии» райкома, состоявшей в основном из партий­
ных пенсионеров. Как мне рассказывали, почти каждому
комиссия задавала одинаковый вопрос: «Зачем вы едете
за границу, когда в нашей необъятной Родине есть столько
интересных и красивых мест для туризма и отдыха?»
Нечто подобное произошло со мной: какая-то под­
слеповатая активистка лет восемидесяти(!), не прочитав
мою анкету, стала убежденно выговаривать мне, зачем-
де я «спешу уехать за границу», когда наверняка незна­
ком со всей родной страной? Секретарь райкома, дер­
жавший перед собой мою анкету, смущенно заерзал и,
прервав увлекшуюся старушку, поправил: «Нина Петров­
на, Юрий Павлович по профессии — международник.
Он посетил уже много стран. Так что давайте пожелаем
139


ему счастливого пути и на этот раз. Кто за утверждение
характеристики товарищу Гаврикову?» Моя старушка
подняла руку первой.
В Болгарии нам очень понравился горный курорт Бо­
ровец, расположенный на Балканах среди густых хвой­
ных лесов. Мы гуляли по лесу, собирали шикарные бе­
лые грибы (к великому удивлению болгар, которые к ним
относятся равнодушно) и отдавали на кухню отеля. А за
ужином угощалась вся группа. Во время одного из таких
грибных банкетов мы угостили жареными грибами тур­
группу англичан, ужинавших в соседнем зале. Те побла­
годарили, а когда узнали, что мы русские, пересели со
своими тарелками за наш стол, и пошло, поехало... Ока­
залось, что среди англичан было несколько пожилых
бывших моряков, которых в Северном море во время
Второй мировой войны спас экипаж советского кораб­
ля, после чего их выходили врачи Архангельска. Они
пели «Катюшу», свои песни, я спел для них две русские
народные песни. Восторги, объятия, тосты... Пошли
спать где-то часа в четыре утра, отблагодарив официан­
тов вскладчину за переработку.
Перед обедом, «с учетом минувшей ночи», Евгений
предложил мне заглянуть в бар отеля — «полечиться».
Мы заказали два сухих мартини. Женя взял бокал, бурк­
нул традиционное «будем!» и одним махом влил содер­
жимое рюмки себе в рот. Увидев, что я отпил немного,
смущенно спросил: «Аты чего не пьешь?» «Понима­
ешь, — продолжал я играть роль наставника, — это же
аперитив...» «Ах, а-пе -ри-тив!» —растягивая слоги, про­
тянул он уважительно... «Ну давай закажем еще по од­
ной — я теперь буду пить, как аперитив...»
Позже, в Москве, когда мы встречались с ним в ком­
пании общих друзей и он наливал себе бокал вермута
или чего-нибудь другого не столь крепкого, хитро
взглянув на меня, он заявлял: «Это я пью медленно...
Это — аперитив!»
140


К сожалению, с возрастом и появлением у всех у нас
разных болячек и других проблем, встречи наши стали
более редкими, а потом прекратились и совсем... Жаль:
очень добрый и веселый человек!
А пока жизнь била ключом. На работе все было хо­
рошо. Дома тоже. Дети росли. Учились вполне прилич­
но, проблем у нас с ними серьезных не было (не то что
сегодня — что ни год, то «ах! у него (нее) — трудный
возраст»). Словом, казалось, можно было бы почивать
на лаврах. Тем не менее мой вузовский учитель, профес­
сор С.А. Гонионский, с которым я частенько встречал­
ся на разных общественных собраниях, настойчиво со­
ветовал мне начать работу над кандидатской диссер­
тацией. Мой приятель М. Мохначев, окончивший
МГИМО раньше меня, поддержал эту идею и даже под­
сказал интересную, хотя и непростую тему. Речь шла о
политике недавно пришедшего к власти в Перу прави­
тельства прогрессивно настроенных военных во главе с
генералом Веласко.
Все было бы хорошо, если бы не моя работа в агент­
стве, позволявшая возвращаться домой лишь в 8—9 ча­
сов вечера. Я понимал, что при таких временнйх воз­
можностях работа над диссертацией затянется не на один
год (а мне уже перевалило за сорок!). Снова жизнь по ­
требовала от меня принятия неординарного решения.
И я его принял, настроившись перейти на научную ра­
боту в Академию наук СССР. По рекомендации моего
друга О.Т. Дарусенкова (хорошо знавшего меня по рабо­
те в Аргентине и на Кубе), ответственного сотрудника
ЦК партии, я был назначен старшим научным сотрудни­
ком в Институт экономики мировой соцсистемы, где
мне позволили в течение нескольких месяцев занимать­
ся только диссертацией.
Защита работы прошла весьма успешно на ученом со­
вете Университета дружбы народов. Выступавший в каче­
стве основного оппонента С.А. Гонионский высоко ото­
141


звался о диссертации (некоторые подробности о защите
я описал выше). Я стал кандидатом исторических наук...
Но ничто в жизни, по крайней мере у меня, не про­
ходит бесследно. В один из летних дней 1973 года у нас
дома раздался телефонный звонок. Звонил мидовский
кадровик Г. Дегтярь. Он сказал, что в Перу назначен по ­
слом СССР (в 1969 году были впервые установлены со-
ветско-перуанские дипломатические отношения)
Ю.В. Лебедев, знавший меня по работе на Кубе. Юрий
Владимирович просил разыскать меня и предложить мне
поехать советником совпосольства в Лиме...
«Никуда, видимо, нам не деться от МИДа», — пошу­
тила Таня. После Кубы прошло девять лет, но ребят все
равно одних оставлять было еще рановато. Я хорошо по­
нимал семейную ситуацию. К тому же меня, признать­
ся, беспокоил еще и вопрос с работой после командиров­
ки. Дело в том, что МИД охотно оформлял на работу в
совпосольства специалистов с опытом, как говорят, со
стороны. Тем более положительно зарекомендовавших
себя ранее на мидовской работе. Но при этом каждому
отъезжающему за рубеж разъяснялось, что в загранпред-
ставительствах работает намного больше людей, чем чис­
ло должностей, имеющихся в штате московского аппа­
рата. А поэтому принятых в МИД для поездки в загран­
командировку по возвращении министерство не трудо­
устраивает.
Я объяснил ситуацию директору института академи­
ку Богомолову О.Т., и он предложил мне выход из нее.
Институт договорился с МИДом о том, что я буду на­
правлен в Перу не только как советник, но и для выпол­
нения заданий АН СССР А по окончании командиров­
ки я возвращусь на работу в свой институт.
Проблему с детьми-школьниками нам помогли ре­
шить наши друзья Тузовы, поселившиеся в нашей квар­
тире вместе с Алешей и Наташей. Присматривали за на­
шими отпрысками и супруги Шейнины, дружба с кото­
142


рыми сохраняется по сей день. Да и жена поехала в Лиму
лишь через семь месяцев после моего отъезда, на что по ­
требовалось специальное разрешение руководства МИД
(в разговоре со мной кадровик дал понять, что подобные
разрешения даются в основном руководящим сотрудни­
кам совпосольств).
За годы, проведенные на Родине, кое-что изменилось
в лучшую сторону. В частности, в работе «Аэрофлота», ко ­
торый к началу 70-х годов значительно увеличил число
своих рейсов в различные страны мира. Это касалось и
Перу. До Лимы раз в неделю был организован прямой рейс
из Москвы с одной посадкой в Дакаре (Африка). Пере­
лет длился 22 часа. Утомительно, но все же лучше, чем я
летел первый раз на Кубу (с посадками в Праге, Париже,
Амстердаме, Лиссабоне, Кюросао, Арубе и на Ямайке
(Кингстон). Но пока мой самолет держит курс на Лиму,
вернемся ненадолго в Союз, чтобы рассказать (я обещал
выше) о судьбе наших аргентинских друзей — семье
Грдян. В Армянской ССР им предложили поселиться в от­
даленном районе республики, ссылаясь на сложности с
жильем в столице. Старший сын, архитектор и художник
Манук, подарил городу несколько своих живописных ра­
бот, и с большими трудностями семья получила участок
земли, на котором выстроила дом на собственные сред­
ства. Но проблемы продолжались, так как местная бюрок­
ратия постоянно вставляла «палки в колеса», требуя при
решении даже пустяковой проблемы солидных вознаг­
раждений. Воспитанные отцом в духе преклонения перед
всем советским, Грдяны испытывали при этом глубокое
разочарование, а мать получила нервное заболевание и
вскоре скончалась. Другой сын, Хакобо, женившись на
москвичке, поселился в Москве, но долго не мог найти
работу по специальности инженера: никто не хотел «свя­
зываться» с иммигрантом.
После нескольких лет столь «неуютного» прожива­
ния на исторической родине семья Грдян покинула
143


СССР и, получив приглашение от родственников из
США, выехала туда на постоянное жительство. Конеч­
но, примеры такого рода сказывались не лучшим обра­
зом на «имидже» советской системы...
ГЛАВА 9
В стране инков
Перед приземлением в Лиме самолет летит над узкой
полоской земли между Тихим океаном и Андской гор­
ной грядой («Где же здесь живут люди?» — мелькнуло в
голове, когда я посмотрел в иллюминатор.) . Правда, гор­
ная часть страны — Сьерра — занимает лишь около 30%
всей ее территории. Но и другая ее часть — Сельва — ма ­
лопригодна для человеческого обитания, ибо представ­
ляет собой непроходимое царство джунглей Амазонии.
Человеку оставлена по-настоящему лишь третья зона —
Коста (побережье) — полоса полупустыни. И все это
вместе взятое почти равняется территории Франции,
Испании и Италии.
Природа Перу отличается от кубинской: пейзаж, кли­
мат — все другое. Если сказать кратко, то более суровая
(хотя тоже — весьма самобытная), не говоря уже о пол­
ной противоположности с Северным полушарием вре­
мени сезонов. Это и привело в свое время испанских
конкистадоров к серьезному заблуждению. В прекрас­
ную солнечную погоду перуанского (в январе) лета они
заложили на тихоокеанском побережье столицу будуще­
го государства. Завоеватели не могли тогда знать, что в
июне в этих краях наступит «зима» с промозглой пого­
дой — мелким дождем, сильным туманом и температу­
рой +8 —10 градусов, — которую перуанский писатель
Хосе Карлос Мариатеги называл «тюремной».
Такую некомфортную погоду мы ощущали на себе,
когда туман в виде хлопьев белой ваты вплывал в раскры­
144


тое окно моего кабинета на втором этаже, моросил
дождь, называемый перуанцами «гарруа» (асфальт шос­
се сухой , а ветровое стекло машины — мокрое: настоль­
ко дождь мелкий). В шкафу одежда и обувь покрывались
из-за большой влажности белым налетом плесени (это
позднее мы узнали, что местные жители держат в ш ка­
фах специальные электрообогреватели).
Еще один феномен перуанского климата заставлял
нас частенько вспоминать Кубу — это довольно холод­
ная почти круглый год вода в океане. Объясняется он
прохождением у берегов Перу холодного течения Гум­
больдта*. Поэтому температура воды на лимских пляжах
даже летом не поднимается выше +18—19 градусов, а
обеспеченные семьи имеют около своих коттеджей бас­
сейн с подогретой водой.
Но перуанцы не в обиде на упомянутое течение, ибо
благодаря этому явлению территориальные воды страны
богаты мелкой «анчоветой» (тюлька). Из нее изготавли­
вается высоко ценящееся на мировом рынке удобре­
ние — рыбная мука. За счет улова этой рыбешки Перу за­
нимает второе место в мире (после Японии) по рыболов­
ству. Более того, анчовета —лучший корм для чаек и дру­
гих морских птиц, которые миллионами гнездятся на по­
бережье и ближайших островах, оставляя выделения —
гуано, со временем превращающиеся в не менее ценное
ископаемое — селитру. Не случайно в XIX веке из-за нее
велась братоубийственная война между перуанцами и их
соседями — чилийцами.
Заметную роль в истории Перу сыграли и другие бо­
гатства страны. Она располагает крупными запасами
меди, свинца, цинка, железа, марганца, олова, молиб­
дена, серебра, урана. В 60-х гг. были открыты значи­
тельные месторождения нефти. Особое место всегда
*
А Гумбольдт (1769—1859), немецким естествоиспытатель и путеше­
ственник (по России, Южной Америке и др ) Его именем названо холод­
ное течение в Тихом океане у берегов Перу
145


принадлежало золоту. Оно высокой пробы и его дей­
ствительно много.
Легенда гласит, что для освобождения плененного
вождя инков — Атауальпы, индейцы, по требованию ис­
панцев, заполнили до потолка этим металлом большую
комнату (хотя и были обмануты, а вождь казнен). До сих
пор разного рода авантюристы рыскают по стране в по­
исках гигантских (согласно преданиям) тайников с зо­
лотом, укрытых уже наученными инками от конкиста­
доров. Нынешние перуанцы гордятся своим знаменитым
Музеем золота, уступающим по ценности экспонатов
разве что только нашему Алмазному фонду.
В целом Перу —это музей под открытым небом. Сто­
ит отъехать несколько километров в сторону от Панаме­
риканского шоссе*, как оказываешься среди таких дои­
сторических руин древних поселений, которые в россий­
ских условиях можно увидеть только в учебниках исто­
рии или в музейно-макетном исполнении. Многие из
них исковыряны кладоискателями, но при старании все
же еще можно отыскать какой-либо предмет (лоскут тка­
ни, керамику, украшение из меди, монету). В Лиме много
лавочек, в которых продается такого рода товар, хотя,
как утверждают перуанцы, 80% этого товара —искусные
подделки «под археологию», на которые клюют иност­
ранные туристы-толстосумы.
Мне удалось побывать во многих таких «музеях».
Наибольшее впечатление на нас с женой произвел древ­
ний город Чан-Чан (в трех километрах от современного
Трухильо, куда я ездил для чтения лекций о нашей стра­
не в местном университете). Когда смотришь на хорошо
сохранившиеся сооружения города, диву даешься: как
могли они выдержать нашествие инков (Чан-Чан был
главным поселением у другой индейской народности —
*
Панамериканское шоссе — крупнейшая автомагистраль в Латин­
ской Америке, связывающая ее страны с США Протяженность — около
34 тыс км
146


чиму), испанцев, пять землетрясений огромной силы и
постоянные ураганные ветры?! Причем сохранились не
только сами крепостные стены, но даже декоративная
лепка на них. Прекрасные земледельцы чиму виртуозно
владели техникой мелиорации, применяли гуано в каче­
стве удобрения, прокладывали водопроводы (один из
них, длиною 113 км, действует и по сей день).
Попутно хотелось бы дать два разъяснения. Во-пер-
вых, по поводу хорошо сохранившихся предметов при
раскопках. Это объясняется спецификой песчаного
грунта и крайне сухим (полупустынным) климатом в
большинстве районов перуанского побережья.
Во-вторых, о сейсмических особенностях перуанской
территории. Землетрясения в Перу — вещь довольно
обыденная: Анды — это как раз те горы, которые быва­
ют «склонными» к таким явлениям. Но, естественно,
очень сильные сейсмические вибрации почвы бывают не
каждый день, а с перерывами в 3—5 лет. Например, в
1970 году имело место землетрясение почти предельной
мощности. Солнечным днем 31 мая практически на всей
территории огромной страны население ощутило резкие
толчки. Это были отголоски упомянутого 11-балльного
землетрясения, эпицентр которого пришелся на горные
департаменты. Всего было уничтожено 60 населенных
пунктов, под обломками погибли 70 тыс. человек, пол­
миллиона получили ранения. Город Юнгай с населени­
ем 25 тыс. человек был погребен под обвалившейся со­
седней горой.
Мы с женой через три года после приезда стали сви­
детелями довольно сильного землетрясения в столичном
департаменте. Страшно даже вспоминать как это было! На
машине я подъехал к 10-этажному дому, в котором мы
снимали квартиру, где меня ждала на обед Татьяна. Не ус­
пел я захлопнуть дверку, как увидел, что довольно боль­
шой мой «шевроле-нова» прыгает, как детский мяч, адом,
с наклонами влево и вправо, буквально «пляшет», «изры­
147


гая» из себя оконные рамы. Последнее обстоятельство
притормозило мое спонтанное намерение кинуться
внутрь здания. Взглянув на бульвар, на котором стоял наш
дом, я увидел, что высокие металлические столбы осве­
щения дугой пригнулись к земле, как ландыши в поле при
сильном ветре. Над городом поднимался «гриб» песчаной
пыли... Весь кошмар длился около минуты (хотя казалось,
что целый час!). И я, и автомобиль перестали подпрыги­
вать. Так как лифты не работали, я бросился бежать по ле­
стнице на наш седьмой этаж, наверняка поставив миро­
вой рекорд в беге с препятствиями. Влетел в квартиру...
Таня, очень бледная, тихо сидела на диване, прижав к гру­
ди (о непостижимый «хомо совьетикус»!) сумочку с лич­
ными документами и деньгами. На мраморном* полу ва­
лялся наш московский будильник, продолжавший пока­
зывать точное время. При всей пляске здания, которую я
наблюдал лично, в квартире было лишь несколько неглу­
боких трещин на стенах. Позднее я узнал, что все новые
здания в Перу строятся по особой антисейсмической тех­
нологии (не закрепленные, а «плавающие» перекрытия и
другие конструкции, которые позволяют сохранить даже
оконные раздвижные рамы, если они закрыты на фикса­
торы). Это спасло наш дом, а возможно, и жизнь Тане, так
как сила землетрясения была более 7 баллов по шкале
Рихтера.
В тот день не обошлось в советской колонии и без ко­
мических сцен. Как мне рассказывали, спавший в по­
сольском флигеле после обеда завхоз, находившийся в
состоянии приличного подпития (не каждый может ус­
тоять, имея ключи от представительского склада!), пр и­
нял раскаты и громыхание за нападение на посольство.
В трусах он выскочил во двор и стал кричать: «Дайте мне
пистолет! Куда все подевались?!»
*
Во многих странах Латинской Америки в больших зданиях полы ка­
менные (мрамор гранитная крошка и т п ), что объясняется жарким кли­
матом
148


Начальство, вняв его заверениям, дало ему все же воз­
можность доработать срок командировки.
Коль скоро речь вновь (помните Фисенко в Арген­
тине?) зашла о завхозах в совпосольствах, не могу удер­
жаться, чтобы не рассказать еще об одном, с которым я
работал в Колумбии (назовем его Борисенко). Как и дру­
гие его коллеги, он, конечно, любил выпить, но пожи­
виться за счет недолива- слива, т.е. традиционных зав­
хозовских методов, было весьма сложно: сердечник —
посол сам не пил и строго контролировал представитель­
ский склад. Но он, по-видимому, забыл дедовскую по­
говорку — «голь на выдумки хитра».
Однажды он попросил меня по телефону зайти к
нему в кабинет.
— Вот, посмотри, какой подарок подготовил от мое­
го имени завхоз президенту страны по случаю Нового
года! В корзине лежали водка, икра, коньяк, шампанс­
кое и палехская шкатулка. (Из всего этого я обратил осо­
бое внимание на бутылку коньяка с этикеткой «Двин».)
— Похоже, армяне стали выпускать новый вариант
«Двина», который, насколько я помню, всегда отличал­
ся темно-золотистым отливом, а этот светлый, как пер­
сиковый сок...
— Видимо, ты прав, — сказал посол и попросил зав­
хоза принести еще одну бутылку «Двина».
Вторая была то что надо и сильно отличалась по цвету
от первой. Борисенко заметно смутился и покраснел. Че­
рез несколько минут, шмыгая носом, он во всем при­
знался: проколов пробку шприцем, он «отсосал» почти
всю бутылку коньяка, заменив взятое обычным чаем.
Войдя «во вкус», он, видимо, решил сэкономить и на чае,
заварив слишком слабый. Так что «Двин» не получился!
Пришлось, конечно , расстаться с «алхимиком». Кста­
ти Фисенко в Аргентине тоже был «не промах» выпить,
но никогда не вступал в конфликт с законом. Когда офи­
цианты приносили на кухню из столовой недопитое
149


вино в бокалах, он деловито сливал остатки в большую
кастрюлю, а потом варил из этого вина глинтвейн. Ког­
да кто-то, узнав об этом, брезгливо поморщился, Фисен-
ко с хохлатским добродушием заметил: «Так вин же за­
раз кипятится!»
Но вернемся в Перу. Там в совколонии тоже хватало
«оригинальных» и простодушных людей. Вспоминаю, как
на обеде в загородном ресторане в г. Трухильо, устроен­
ном в мою честь ректоратом местного университета, я,
тогда еще новичок в перуанской кухне, тихонько поин ­
тересовался у обедавшего с нами посольского шофера:
— Иван Александрович, что это за мясо мы едим
(по-испански блюдо называлось незнакомым мне сло­
вом «куй»)?
— Это крыса, Юрий Павлович, — ответил шофер и
невозмутимо продолжал уплетать вкусное жаркое.
Действительно, зачем утруждать себя разъяснениями
относительно того, что это была разновидность хомяч­
ков, выращиваемых перуанскими крестьянами дома как
кроликов! Словом, спасибо, что у меня, человека с «ин­
тернациональным» желудком, не было шока как у
М.В. Посохина, съевшего лягушку (см. главу о Кубе).
В Трухильо, где нас угощали упомянутым экзотичес­
ким блюдом, я прочитал для студентов и преподавателей
университета несколько лекций по узловым вопросам
советской истории. Судя по приему (а среди слушателей
были люди разных политических убеждений), а также по
преподнесенным мне подаркам — два древних (VIII в.)
керамических сосуда —лектор понравился, тем более что
обходился без переводчика. Что касается подарков,
встретив в Москве весьма прохладное отношение к ним
(нашел что привезти!) со стороны родных, я передал их
в Государственный музей изобразительных искусств им.
А.С. Пушкина.
С лекциями в Перу мне приходилось выступать до ­
вольно часто. И объяснялось это не только моей долж­
150


ностью, но и рекомендациями руководства Ассоциации
«Перу — СССР», где я тоже выступал частенько и где
были наслышаны о моих научных увлечениях, в частно ­
сти о диссертации по перуанской тематике. Тем более что
в Лиме я стал собирать материал для дальнейших печат­
ных работ по ней.
Особое место среди них занимает книга о замечатель­
ном перуанце, которого почитает каждый просвещенный
латиноамериканец, — Хосе Карлос Мариатеги, вышед­
шая в «Политиздате» в Москве в 1987 году. Это был «че-
ловек-оркестр», исключительно многогранный: публи­
цист, философ, литературный критик, искусствовед,
журналист, историк и к тому же — крупнейший полити­
ческий деятель Латинской Америки, один из основате­
лей Социалистической партии Перу. Причем значение
всех этих ипостасей возрастает на порядок, когда чита­
ющий его труды или литературу о нем, узнает, что это
был... сидящий на инвалидной коляске человек с пара­
лизованными ногами(!).
Еще до болезни молодой Хосе Карлос отправился в
Европу в качестве собкора одной лимской газеты. В его
корреспонденциях — обстоятельный анализ политичес­
кой и культурной жизни Франции, Англии, Германии,
России 20-х годов XX столетия. В Европе он знакомит­
ся со многими известными деятелями того времени, в
том числе из России, — Максимом Горьким, наркомом
иностранных дел Чичериным, который был тоже всесто­
ронне образованным человеком.
Несколько лет он живет в Италии, подарившей ему
красавицу жену и первенца Сандро. Позднее в Перу ро­
дятся еще два сына...
В 1975 году мне посчастливилось побывать в доме на
улице Альканфорес в Лиме, в гостях у вдовы Мариате­
ги. Несмотря на преклонный возраст, это была еще дея­
тельная, подвижная женщина, сопровождающая быст­
рым жестом каждую сказанную фразу.
151


Узнав, что я собираюсь написать книгу о ее муже,
она охотно поделилась воспоминаниями о нем (Мари-
атеги умер в 1930 году). Они познакомились на вечере
в богатом тосканском доме. Невысокий, прихрамыва­
ющий, он поразил ее, восемнадцатилетнюю красавицу,
своим умом, эрудицией, умением быть блестящим со ­
беседником. Одет он был крайне бедно. «Но разве мож­
но было смотреть на костюм, — говорит донья Анита, —
если у человека такие глаза, которые каждого пронизы­
вали с удивительной силой. Эту силу давали ему его
убеждения».
Она полюбила его, отринув каноны высшего обще­
ства, к которому принадлежала от рождения, и начала
новую для нее жизнь. Спустя несколько лет после воз­
вращения на родину, Мариатеги посвятил жене нап и­
санное им стихотворение в прозе. Вспоминая в нем свое
знакомство с будущей женой, он писал: «Я был началом
смерти, а ты — источником жизни вдохновенным...»
Я прочитал гостеприимной хозяйке эти строки в своем
переводе на русском языке. «Красивый язык, — г ово ­
рит она, — Хосе Карлос всегда укорял себя, что не вы ­
учил его».
И снова воспоминания большой жизни... Обыски,
допросы, аресты — сколько всего пришлось пережить!
Однажды, чтобы выявить политических сторонников
Мариатеги, полиция устроила в их доме засаду. В тече­
ние нескольких дней полицейские бесцеремонно прожи­
вали в гостиной, не позволяя никому из домочадцев вый­
ти из дома. Тогда Анита украдкой передала с посетившим
их другом-врачом открытое письмо президенту О.Легии.
Письмо было напечатано многими газетами, и, опасаясь
широкого движения протеста (уже тогда Мариатеги был
весьма популярен в народе), президент распорядился
снять засаду..
С большой теплотой рассказывала собеседница о
встречах ее мужа с известными россиянами. Она доста­
152


ла из небольшой шкатулки пожелтевший от времени фо­
тоснимок, на котором я прочел надпись: «Моему перу­
анскому другу Мариатеги и его милой Аните на добрую
память. Г. Чичерин, Генуя, 1922 год».
Встречался я и с сыновьями Хосе Карлоса, которые
мне подарили собрание сочинений своего отца. Все это
мне очень помогло, когда я на родине засел за работу над
книгой о Мариатеги, о которой уже упоминал выше.
Ранее я говорил о различных реликвиях высокораз­
витых культур, сложившихся на территории собственно
Перу и ее соседей. Не все еще ясно в отношении этих ре­
ликвий. Взять хотя бы загадочные рисунки, выполнен­
ные на почве в пустыне Наска. Ученые разных стран до
сих пор спорят о назначении этих гигантского размера
фигур людей, зверей, птиц, рыб, разбросанных на огром­
ном плато протяженностью 50 км с севера на юг и 10 км
от подножия Кордильер к западу.
Меня заинтересовала, в частности, весьма ориги­
нальная и даже где-то дерзкая гипотеза доктора X. Каб­
реры*, связывающего рисунки Наски с некими неандер­
тальцами «разумными»... Воспользовавшись ко манди­
ровкой в г. Ика (в 300 км на юг от Лимы), я посетил жи­
вущего там этого ученого. Будучи доктором медицины,
он не менее профессионально занимается археологией,
геологией и историей. В его доме размещается гигант­
ская «камнетека» — 16 тысяч камней разных размеров
(некоторые более метра в длину) с высеченными на них
изображениями всадников на лошадях и слонах, охотни­
ков на динозавров и летающих ящеров, людей, соверша­
ющих операции по пересадке сердца или объясняющих
какие-то космические явления.
По мнению хозяина коллекции, она свидетельствует
о существовании 200 тысячелетий(!) тому назад высоко­
*
Во многих публикациях доктор Кабрера обвиняется в подделках и на­
учной недобросовестности
153


развитой цивилизации, одной из ветвей неандертальцев,
о которых мы пока что почти ничего не знаем.
—
Это та самая Антлантида, — рассказывал он мне
увлеченно, — смутные воспоминания о которой остава­
лись у древнеегипетских жрецов и были поведаны миру
Платоном.
Так что в Перу я умудрялся сочетать приятное с по ­
лезным. В этом отношении нужно отдать должное послу
Ю.В. Лебедеву, который понимал, что я не просто ди п­
ломат, а, говоря словами поэта — «ученый малый».
Обычно он с гордостью сообщал послам-коллегам: «Мой
советник — кандидат наук», хотя в разговоре один на
один со мной не раз повторял: «Юрий, ты думаешь, я не
мог тоже защититься, да я этих диссертаций мог бы де­
сяток «наковырять», если б захотел!» (словом, типично
русское — что нам стоит дом построить?!). Вообще это
был своеобразный человек. Молодым парнем из Под­
московья он пошел на фронт, после войны поступил в
МГИМО (помните, выше я писал о таких студентах-
фронтовиках?), затем работал в Управлении кадров
МИДа и советником-парторгом в совпосольстве в Гава­
не. Особой обходительностью не отличался (всех сотруд­
ников моложе себя звал по имени и на «ты»), но, надо
признать, людей знающих дело и работящих уважал.
Жаль, что и он ушел от нас...
Работать в Перу было интересно еще и потому, что в
70-х годах патриотически настроенное военное прави­
тельство стало проводить глубокие социально-экономи ­
ческие и политические реформы: аграрную, жилищную;
национализировало горнорудную промышленность, на­
чало кампанию по ликвидации неграмотности (среди
индейского населения число неграмотных взрослых лю ­
дей составляло более 80%); стало проводить независи­
мый внешнеполитический курс, покончив с диктатом
США и с односторонней ориентацией на американский
рынок. Все это не могло не отразиться позитивно на со-
154


ветско-перуанских отношениях, в том числе в военной
области (в частности, СС СР поставил Перу вертолеты,
современные танки). Расширились торговые связи. Была
достигнута договоренность о нашем содействии в стро­
ительстве рыбопромышленного комплекса, в изучении
гидроэнергетических ресурсов части бассейна Амазонки,
о сотрудничестве в строительстве металлургического за­
вода.
Такой оборот событий вызывал серьезную озабочен­
ность в правящих кругах США, особенно в связи с тем,
что они (события) происходили параллельно с аналогич­
ными явлениями в других латиноамериканских стра­
нах — Чили, Боливии, Гренаде, не говоря уже о преоб­
разованиях на Кубе. Соединенные Штаты стали засылать
в Перу большое число всякого рода «специалистов», кон­
тактировавших с американской разведкой. Особенно ак­
тивизировались они во время февральских событий
1975 года.
Антиправительственные силы воспользовались заба­
стовкой перуанских полицейских, требовавших улучше­
ния своего материального положения. Подстрекатель­
ством они добились перерастания забастовки в мятеж.
В столице воцарились беспорядки, деклассированные
элементы бросились грабить магазины. На крышах до­
мов мятежники разместили своих снайперов, которые
хладнокровно расстреливали прохожих. И, как оказа­
лось, для того, чтобы обвинить правительство военных
в «жертвах среди гражданского населения». Весьма по­
казательно было и то, что западная пресса и радио пере­
дали сообщение о забастовке полицейских как о свер­
шившемся факте, за несколько часов до ее начала. На­
ходившиеся в Перу американские граждане за сутки до
начала волнений бросились обменивать имевшиеся у них
перуанские деньги («соли») на доллары.
Помню, как обо всем этом я рассказывал приехавше­
му в Перу на несколько дней писателю Генриху Борови­
155


ку*, которого высоко ценил за его человеческие качества
и большой талант литератора. В выходной день я повез
показать ему окрестности Лимы. На машине мы взобра­
лись на довольно высокую гору, откуда был виден оке­
ан. «Может быть, и я когда-нибудь буду иметь такой вид
со своей дачи (он начинал тогда ее строительство в Кры­
му)!» — мечтательно сказал Генрих... В Москве мы с ним
не встречались, но я с большой симпатией следил за его
творческими достижениями и успехами его талантливо­
го сына Артема. И вдруг такое! Гибель Артема в авиака­
тастрофе... Мне было искренне жаль...
Но продолжим наш рассказ об упомянутых событиях
в Перу. Для совпосольства это были довольно напряжен­
ные дни: можно было ждать любой провокации. Тем бо­
лее что лагерь врагов правительства составляли не только
правые силы. В нем оказались и различные организации
левацкого толка, например, так называемый Троцкист­
ский революционный авангард. Прикрываясь левой фра­
зой о «коммунизме» и «марксизме», «леваки» обвиняли
перуанских военных в «прислужничестве олигархии и им­
периализму». На самом деле, ненавидя Советский Союз,
который в те годы уже давно отошел от бредовой троцки­
стской идеи «мировой революции», они не могли про­
стить президенту Веласко Альварадо его курса на разви­
тие дружественных отношений с нашей страной.
С перуанскими троцкистами мне доводилось сталки­
ваться не раз. Они имели обыкновение направлять на
выступления и лекции советских дипломатов своих про­
вокаторов. Встает такой «слушатель» после лекции и
вместо вопроса лектору начинает озвучивать обычную,
уже заезженную «пластинку» о «перерождении пролетар­
ского государства в России в буржуазное», «о предатель­
стве интересов мировой революции» и т.п.
*
Генрих Боровик — известный российский журналист-международ-
ник и драматург Некоторые его произведения посвящены латиноамери­
канской тематике
156


Обычно таких провокаторов осаживали сами слуша­
тели или вытаскивали их «на воздух», но некоторым из
них, наиболее подкованным, особенно из студенческой
среды, я старался дать достойный ответ сам, показывая
всю несостоятельность троцкистских позиций. Это все­
гда встречало бурную овацию аудитории.
Мне не хотелось бы, чтобы у читателя складывалось
представление, что информационная деятельность сов­
посольства была отмечена только успехами и не знала ка­
ких-либо минусов. С горечью (и даже покаянием!) я вспо­
минаю случай, когда нас подставило собственное руко­
водство. Люди старшего поколения помнят, какой трав­
ле, организованной ЦК КПСС, был подвергнут в СССР
писатель А.И. Солженицын, высланный затем из страны
Посольство получило «ориентировку», в которой прика­
зывалось развернуть «разъяснительную работу» в связи с
«антисоветской деятельностью» писателя и сообщались
«компрометирующие его факты» (счета в иностранных
банках, наличие у него нескольких автомашин, авторство
антисоветских произведений и т.п.). По поручению посла
я выступил по перуанскому телевидению с разъяснением
официальной позиции Москвы по этому вопросу, сооб­
щив зрителям, со ссылкой на ТАСС, присланные нам
«факты». Теперь мы знаем им цену: большинство из них
были вымыслом и наглой ложью. Мой шаг объяснялся не
только строгой мидовской дисциплиной. С пионерского
детства нас приучали верить правительству, партии, госу­
дарству. Так что простите меня, глубокоуважаемый Алек­
сандр Исаевич, за это темное пятно в моей биографии1
Конечно, в идеологическом противостоянии времен
«холодной войны», как считали цековские идеологи,
все средства были хороши, тем более что «во все тяж­
кие» пускались не только они, но и наши идейные про­
тивники. Я вспоминаю, как лимская «Эль Комерсио»
(проамерикански настроенная газета финансовой бур­
жуазии) в номере от 17 января 1974 года опубликовала
157


фото, якобы изображающее заключенных на нарах в
одной из советских тюрем. Снимок показался мне зна­
комым (где-то я его видел раньше). Переворошив в биб­
лиотеке посольства гору литературы о германском фа­
шизме, я нашел, что искал. В тот же день владельцу
«Эль Комерсио» А. Миро Кесада было отправлено
письмо за подписью посла Лебедева. В нем говорилось,
что опубликованное фото заимствовано со страницы
170 изданной в 1961 году в Мехико книги «Гитлер: зе­
нит и закат третьего рейха» и отражает сцену в одном
из фаш истских концлагерей». Газета была вынуждена
(согласно перуанскому «Закону о печати») опублико­
вать наше опровержение на той же полосе.
Порою старались «подложить нам свинью» и неко­
торые коллеги по дипкорпусу. Например, в 1974 году я
устроил в посольстве большую пресс-конференцию для
местных и зарубежных СМИ по самому широкому кру­
гу вопросов внутренней и внешней политики СССР.
Незадолго до этого Франция провела очередное испы­
тание ядерного устройства на атолле Моруа, считая себя
вправе это делать, не будучи подписантом соответству­
ющего запрещающего соглашения. Один из журналис­
тов, присутствующих на пресс-конференции, поинте­
ресовался моим мнением относительно французского
ядерного испытания. Понимая всю деликатность про­
блемы, я постарался как можно дипломатичнее сфор­
мулировать свой ответ. Я сказал, что Советский Союз
вместе с другими ядерными державами подписал согла­
шение о запрете таких испытаний. Франция отказалась
стать участником этого соглашения, о чем моя страна
сожалеет.
На следующий день местная пресса точно изложила
в отчете о нашей конференции мой ответ по указанно­
му выше вопросу, кроме газеты «Нуэва кроника». Ее обо­
зреватель, передернув смысл моего ответа, приписал мне
слова о том, что СССР осуждает Францию за проведен­
158


ные испытания. Непосвященному читателю может по ­
казаться такое искажение безобидным, тем более что
наша страна действительно осуждала ядерные испыта­
ния; но существует неписаное правило дипломатии, со ­
гласно которому дипломатические представители друже­
ственных государств (тем более в третьих странах!) дол­
жны воздерживаться от критики политики страны, с ко ­
торой у их государства имеются дипотношения.
Вечером нам в миссию позвонил французский посол,
который, узнав об отъезде посла Лебедева в отпуск, по ­
просил к телефону меня. Очень в вежливой форме он вы­
яснил у меня («из первых рук») содержание моего отве­
та по Франции. Как я понял, мое разъяснение вполне
удовлетворило дипломата. Он даже добавил, что так и
предполагал: корреспондент исказил мои слова на ко н­
ференции...
Каково же было мое и поверенного в делах Ю.К. Том-
шина (кстати, тоже присутствовавшего на пресс-конфе­
ренции) удивление, когда в посольство по этому вопро­
су пришла шифровка из Москвы. В ней сообщалось, что
посол Франции в СССР, по поручению своего руковод­
ства, сделал представление МИД СССР (при этом посол
ссылался на информацию от французского посольства в
Лиме!) «по поводу недружественных заявлений советни­
ка совпосольства в Перу Гаврикова в адрес Франции».
Руководство нашего министерства просило срочно и
подробно информировать его по затронутой проблеме.
Мы сообщили в Москву, как обстояло дело, а с бли­
жайшей диппочтой направили подборку вырезок из ме­
стной прессы с отчетами о прошедшей в нашем посоль­
стве пресс-конференции. Больше запросов не последо­
вало. Но меня продолжал интриговать вопрос: по чьей
воле действовал французский коллега в Лиме — по сво ­
ей или спецслужб? Вспоминая о его потупленном взоре
при встречах со мной в дальнейшем, думаю, что это не
было его инициативой.
159


Немного о перуанцах и их быте. Подавляющая часть на­
селения Перу —индейцы (в основном крестьяне) либо ме­
тисы («чолос»), заметно сохраняющие соответствующие
черты индейской расы — скуластое лицо, смуглая кожа,
раскосые глаза. «Чолос» были даже генерал Веласко и его
супруга, которую он за такие глаза называл «моя китаян­
ка» (по-испански
— «ми чина»). Поэтому в быту сохраня­
ется много обычаев, традиций и вкусов упомянутой расы.
Взять хотя бы перуанскую кухню. Это — «антикучос»
(шаш лык из куриных сердец на бамбуковых палочках),
отварные кукурузные початки с сыром, всевозможные
блюда из картофеля (300 сортов которого также свиде­
тельствуют, что Перу — родина этого корнеплода) и, к о ­
нечно, «себиче», о котором хочется рассказать особо.
Для его приготовления берется самая свежая рыба,
небольшие кусочки которой без костей на 15—20 минут
заливаются соком местных (мелких и страшно кислых)
лимонов с добавлением жгучего перца — «чиле», петруш­
ки и других специй. По истечении указанного времени
рыба становится от кислоты белой и вполне съедобной.
Во время праздников на углях жарится «кабрито»
(козленок), готовится жаркое из хомячков (см. выше)
и все это запивается либо «писко» (виноградная водка,
похожая на болгарскую ракию), либо брагой («чича») из
маиса. На площадях Лимы, особенно вблизи рынков и
вокзалов, располагаются сотни жаровен на колесах, ко ­
торые угощают прохожего жареньями в давно перего­
ревшем масле (как сегодня это делают в Москве торгов­
цы чебуреками и пирожками), приготовленные в усло­
виях с весьма сомнительной гигиеной. Это обстоятель­
ство не мешало нашему консулу Форину (его кабинет
шутники прозвали на английский манер «Форин офис»)
аппетитно смаковать такую уличную еду, приговаривая:
«Зараза к заразе не пристанет!»
Лима — это город больших контрастов. И дело не
только в том, что наряду с красивыми современными
160


домами на окраине ютятся глинобитные домишки, но и
в том, что одни ходят в магазины с кондиционирован­
ным воздухом, другие — все покупают в небольших ла­
вочках или на площадных развалах. Как и в других сто­
лицах мира (а теперь и в Москве!), одни едут в шикар­
ных «мерседесах», другие — штурмуют в часы «пик» не­
большие автобусы — «микро», как их называют перуан­
цы.
Проблема транспорта для многих жителей столицы
усугубляется отсутствием в городе метро. Первоначаль­
но я полагал, что это объясняется сейсмическими усло­
виями, но, увидев прекрасное метро, построенное фран­
цузами в Мехико (где тоже бывают разрушительные зем­
летрясения), я понял, что дело скорее в средствах. К то­
му же Лиму с населением в 3 млн человек никак нельзя
сравнивать с десятимиллионным мегаполисом, каковым
уже в 1975 году была мексиканская столица.
Коль скоро я заговорил о ней, скажу немного о своем
впечатлении, тем более что мне довелось много раз бы­
вать в Мехико и жить там по несколько дней. Это объяс­
нялось тем, что город был «перевалочным пунктом» для
наших дипломатов, работающих в странах Южной Аме­
рики, следующих в отпуск или к месту назначения. Од­
ним из первых рейсов «Аэрофлота» был рейс в Мехико.
По сравнению с Лимой или Гаваной — это город-ги­
гант. Запоминается он своими бульварами с красивыми
вечнозелеными и цветущими деревьями, импозантными
скульптурными ансамблями и... удушающим смогом, осо­
бенно в летние месяцы. Это явление связано не только с
катастрофически большим количеством автотранспорта,
но и с местоположением города и его розой ветров.
Даже после других латиноамериканских стран, где
люди обычно общаются друг с другом весьма вежливо,
приятно удивляет крайне уважительное отношение мек­
сиканцев к человеку вообще. Стоит вам только повер­
нуться в сторону прохожего, как тот (как бы он ни спе­
6 Заказ N° 62
161


шил!) останавливается и внимательно выслушивает ваш
вопрос или просьбу.
Даже не будучи (в отличие от супруги) большим по­
клонником «шопинга», не могу не сказать пару слов о ги­
гантском рынке ремесленных изделий в Мехико (по-ис ­
пански — «артесания») куда, транзитников с нескрыва­
емой гордостью везут посольские шоферы в первую оче­
редь. Перед вами необъятный палаточный городок и
море изделий из золота, серебра, меди, различных кам­
ней, кожи, шерсти, стекла и т.д. Уйти с рынка без покуп­
ки практически невозможно, даже если у вас далеко не
толстый бумажник советского дипломата — настолько
впечатляет мастерство мексиканских ремесленников.
На мой взгляд, у этого рынка есть и одна негативная
сторона (если говорить не очень серьезно) — на нем про­
дают тяжеленные изделия из оникса (например, столы)
И конечно, наши соотечественники, долго работающие в
Мексике, выбирают те, что потяжелее. И вот вы, направ­
ляясь к трапу самолета «Аэрофлота», летящего в Москву,
видите, как рядом с вами, согнувшись и кряхтя, почти
каждый пассажир-россиянин тащит эдакую плиту пуда на
два в качестве «ручной клади», сдав до этого в багаж по­
ложенные 20 кг и «прощенный» перевес. А как не про­
стить, если представитель «Аэрофлота» в Мехико уже два,
а то и три года работает с тобой в одной стране, живет в
одном посольском общежитии, как говорится — «и горе,
и радость — все пополам!». Ну а проблема авиационных
катастроф —так это ж не про нас...
В Лиме мы тоже жили очень тесным и дружным кол­
лективом (кстати, на Кубе тоже, пока совколония не раз­
рослась до неприличных размеров в несколько тысяч, не
считая военнослужащих). Правда, устои коллективизма
несколько размывались тем, что дипсотрудникам разре­
шалось снимать отдельные квартиры в городе. И здесь не
обходилось без курьезов и «российской смекалки». Так
как аренда приличной двухкомнатной квартиры (а трех­
162


комнатная полагалась только советникам) составляла
сумму, почти равнозначную зарплате дипломата, то ее
оплачивало посольство и предоставляло самую необхо­
димую мебель. Честно говоря, принимать иностранцев
в таком жилище представителям великой державы было
негоже, поэтому вся представительская работа перекла­
дывалась на посла, у которого в распоряжении находи­
лось все здание посольства с садом, и на советников,
проживавших в мало-мальски приличных квартирах.
Почему я употребил слово «смекалка»? Дело в том,
что малогабаритных квартир в приличных зданиях, да
еще в пристойном районе, которые был готов оплатить
дипломату наш МИД, попросту не существовало. На вы­
ручку приходило некоторое разночтение понятий, суще­
ствующее в русском и испанском языках: в испаноязыч­
ных странах, как правило, комнатами именуются лишь
спальные помещения. То есть если вам говорят о двух­
комнатной квартире, то это означает наличие в ней двух
спален (скажем, родительской и детской), что отнюдь не
исключает гостиной или общей столовой. При переводе
контракта на русский язык (копия перевода отправля­
лась в Валютно-финансовое управление МИДа для ут­
верждения) сохранялся местный подход к понятию
«комната», и все были довольны. Таким способом я мог
бы снять даже квартиру с тремя спальнями, но нас с Та­
ней вполне устроил «русский» трехкомнатный вариант —
спальня, мой кабинет и проходная малогабаритная гос­
тиная (она же — столовая). Большим плюсом была бли­
зость здания от посольства, тем более что до прихода за­
казанной для меня (до этого в посольстве моей должно­
сти не было) из США автомашины приходилось букваль­
но «по графику» пользоваться стареньким «опелем» со­
вместно с первым секретарем А.П. Бурцевым.
Конечно, все эти перипетии были ничто по сравне­
нию с бытом советских дипломатов в первые годы моей
службы. Скажем, в нашем общежитии в Буэнос-Айресе
6*
163


на каждом из четырех этажей было семь комнат и соот­
ветственно семь хозяек на одной общей кухне, которая
мне очень напоминала кухню в кинофильме «Музыкаль­
ная история». Что касается автомашин, то постоянно
закрепленной не было даже у единственного советника
И.К . Колосовского. Так как мне было поручено зани­
маться не только протоколом, но и приобретением зда­
ния для посольства (а это, повторюсь, постоянные смот­
ровые поездки, встречи с посредниками, адвокатами, ар­
хитекторами и т.п.), для меня была выделена в постоян­
ное пользование машина — «шевроле-комби». И надо
было видеть неприличную сцену: в час обеденного пе­
рерыва дипломаты, включая первых секретарей, напере­
гонки спешили занять место в моей «тачке», чтобы дое­
хать до нашего общежития (спасибо, что автомобиль был
рассчитан на 9 человек). Я уже не говорю о риске езды с
водителем, только что освоившим вождение.
В те годы получить водительские права в Аргентине
не стоило никакого труда. Вы трогались по прямой и по
свистку экзаменатора должны были резко затормозить.
Вам делали отметку на специальной карточке, и можно
было идти к окошку выписки документа (говорят, у нас
теперь можно получить права, даже не садясь за руль(?!)).
(Приношу извинения за такие хронологические
«скачки». Действительно, воспоминания — это как вол­
ны океана: прилив, откат, снова прилив. Не случайно я
назвал свою книгу «По волнам жизни»...)
Мой рассказ о работе в Перу будет неполным, если
не сказать о моих друзьях-иностранцах. Прежде всего —
о перуанцах. Пожалуй, больше других мы вспоминаем
семью доктора А. Кабальеро Мендеса. Детский врач, он
безотказно лечил практически всю советскую колонию.
Большой специалист, обаятельный, улыбчивый человек,
Кабальеро моментально располагал к себе каждого.
Меня иногда просили сопроводить к нему в консульта­
цию не говорящих по-испански мамаш с детьми (в ко­
164


лонии, не знаю почему, ходила молва, что я хорошо раз­
бираюсь в медицине), и я не раз видел, как плачущий
малыш охотно шел на руки к доктору и, несмотря на не­
понятный ему язык, успокаивался.
Семья доктора частенько приглашала нас с женой к
себе на дачу на берегу океана (латиноамериканцы почти
никогда не говорят «океан», а только «море»). Однажды
купаться в море со мной увязались двое сыновей-подро-
стков Кабальеро. Сам доктор, родом из высокогорного
индейского городка, не был большим поклонником мор­
ских процедур и загорал на берегу. Волнение океана было
приличным. Иногда волна накрывала то одного, то дру­
гого парнишку. Я решил повернуть к берегу. Вскоре
младший мальчик, устав сопротивляться волнам, стал
захлебываться. Подбадривая, я стал подталкивать его к
берегу. Вскоре забарахтался и старший, видимо, хлебнув
горько-соленой (это вам не слабенький «рассол» Черно­
го моря!) воды. Оставив уже успокоившегося младшего
брата, я велел ему ухватить меня за ногу (пригодились
спортивные тренировки в бассейне, когда плавали толь­
ко на руках), и вскоре мы уже были на мелководье. Блед­
ные и дрожащие братья подошли к спокойно лежащему
отцу и наперебой стали рассказывать, как их «спас сень­
ор Юрий». Когда об этом узнала их мама, донья Анхе-
лика, она со слезами на глазах сказала, что теперь я для
них больше, чем друг.
И это стало проявляться во всем. Особенно нагляд­
но — на Рождество, которое латиноамериканцы отмеча­
ют в кругу близких родственников. Нас с Таней теперь
приглашали тоже. Празднуют его очень своеобразно.
Хозяева и приглашенные собираются часам к 10 вечера
около елки (в Перу эту роль обычно выполняют сосны
или синтетическое изделие), пьют прохладительные на­
питки (ведь декабрь в Лиме — разгар лета), угощаются
разнообразными орехами и миндалем, обмениваются
подарками. Часов в 11 взрослые отправляются в ближай­
165


шую церковь на всенощную («молебен первых петухов»,
по-испански
— «миса де гальо»), после полуночи возвра­
щаются домой на рождественский ужин с непременной
индейкой и белым вином. Конечно, «на ура» шли и наши
водка с икрой, которые мы дарили хозяевам.
Через несколько лет мы с Кабальеро с грустью вспо­
минали об этих праздниках, беседуя у него в номере мос­
ковской гостиницы «Президент». С грустью, потому что
не стало незабвенной Анхелики, скончавшейся от лей­
кемии.
В этой шикарной гостинице доктор проживал как
гость ЦК КПСС и как президент Общества «Перу —
СССР». Видно было, что он испытывал смущение от
чрезмерной роскоши, с какой был отделан этот отель,
принадлежавший «партии рабочего класса». Показывая
мне ванную комнату, он сказал: «Зайди, посмотри, как
живет перуанский Рокфеллер»...
Однажды, прогуливаясь в воскресенье по центру
Лимы, я буквально уперся на тесном тротуаре в какого-
то мужчину. Был готов извиниться, когда услышал по-
испански: «Что Вы делаете здесь, сеньор Юрий?!» Это
был наш приятель и коллега по Кубе дипломат из ГДР
Гюнтер Мецкер. Оказалось, что снова наши командиров­
ки совпали по времени. Наше приятельство продолжи­
лось, тем более что мы сняли квартиру в том же доме, что
и семейство Мецкер. Забегая вперед, скажу, что, к вели­
кому удивлению, мы и в третий раз оказались вместе в
одной и той же стране — в Колумбии.
Были мы дружны и с Андрашем Гульяшем и его суп­
ругой Софией из Венгрии. Мне нравилось, что Андраш
никогда не «подыгрывал» советским «старшим братьям»,
как это делали зачастую многие дипломаты соцлагеря,
всегда высказывал в беседах с нами свою точку зрения.
Это был высокообразованный человек, тогда еще не ка­
рьерный дипломат, а ученый-лингвист, владевший не­
сколькими языками, в том числе и русским, хотя всегда
166


разговаривал с нами на «нейтральном» испанском. Они
с Соней очень увлекались археологическими изыскани­
ями и приобщили меня к своему «хобби». Наши друзья
были моложе нас с Таней на десяток лет, но это не ме­
шало нашей дружбе. Подружились они и с нашей доч­
кой Наташей, которая после девятого класса приезжала
к нам в Лиму на каникулы (это разрешалось, но за счет
родителей).
Чаще всего, разъезжаясь по своим странам, коллеги-
дипломаты постепенно забывают друг о друге, разве что
иногда обменяются рождественскими поздравлениями,
но с семьей Гуляш все было иначе.
Вернувшись на родину, они вскоре прислали пригла­
шение Наташе (учитывая нашу с Таней занятость) и по­
казали ей за несколько дней и Будапешт, и Балатон*, и
много других интересных мест в Венгрии. Дочка была
«на седьмом небе», тем более что хозяева разговаривали
с ней и все объясняли на русском языке. Андраш, чтобы
развлечь ее, в машине даже читал на русском стихи Аг­
нии Барто и детские считалочки. Оказывается, его мама
была когда-то преподавателем русского языка в одной из
гимназий Будапешта. С семьей Гуляш читатель еще
встретится...
После почти трехлетнего пребывания в Перу у меня
стали побаливать вены на ногах, оперированные в Моск­
ве еще в 1958 году. Пришлось лечь на обследование в Во­
енный госпиталь Лимы, куда меня положили по распо­
ряжению премьер-министра страны генерала Моралеса
Бермудеса (что было проявлением добрых отношений к
нашей стране со стороны военного правительства). Вра­
чи объяснили обострение болезни влиянием нездорового
климата Лимы, а также недостаточно тщательной хирур­
гической операцией, сделанной мне в Боткинской боль­
*
Балатон — озеро, одна из туристических и курортных достопримеча­
тельностей Венгрии Площадь озера около 600 кв км
167


нице. В беседе со мной главный врач госпиталя поста­
рался смягчить столь категоричное заключение, предпо­
ложив, что московские врачи, учитывая мой тогда еще
молодой возраст, видимо, не захотели «кромсать с запа­
сом». По моему настоянию, посол Лебедев, сам уже го­
товившийся к отъезду на родину, поставил перед Моск­
вой вопрос о моей замене.
Конечно, мне было жаль покидать столь интерес­
ную страну и работу, но с медициной лучше не спо­
рить. Особенно я пожалел об этом, когда на смену Ле­
бедеву в качестве посла приехал Леонид Кузьмин, мой
старый товарищ не только по МГИМО и МИДу, но
еще по школе в Сокольниках, которую Леня окончил
на год раньше меня. Он долго беседовал со мной, уго­
варивая остаться хотя бы еще на год, но я не мог этого
сделать по соображениям служебной этики: получа­
лось, что я решил уехать не по состоянию здоровья, а
по какой-то другой причине, скажем, не сработавшись
с предыдущим послом. К тому же нас поторапливали
вернуться и семейные проблемы, не хотелось злоупот­
реблять помощью друзей, оставшихся с нашими деть­
ми.
Здесь, думаю, уместно сказать немного о такой про­
блеме, как роль медиков при подборе кадров на загран-
работу, тем более что в этом деле было много формализ­
ма. Почувствовал я это уже при оформлении меня в пер­
вую командировку — в Аргентину. Татьяну тогда врач
мидовской поликлиники «забраковал», ссылаясь на ее
заболевание щитовидки в детстве. Окончательный «при­
говор» должна была вынести зам. главного врача, под­
слеповатая пожилая женщина. Пригласив нас в кабинет,
она долго перебирала лежавшие на столе истории болез­
ней разных сотрудников. Наконец, прищурившись на
одну из них и что-то прочитав там, строго сказала, что
она не может с таким заболеванием разрешить поездку
в столь жаркую страну, как Судан(?!). Мы переглянулись
168


с женой. Я сказал, что нас оформляют не в Африку, а в
Южную Америку..
— Но там тоже жарко! — парировала собеседница.
Наши шансы убывали, и я выдвинул последний довод:
— Но в Аргентине жарко только два месяца!
Лицо докторши расплылось в улыбке:
— Вы едете в Буэнос-Айрес?! Что же вы мне сразу не
сказали? У меня там зять с дочерью работают... И как ни
в чем не бывало, добавила:
— Надеюсь, возьмете для них посылочку и письмо?!
Думаю, не надо объяснять, что мы готовы были взять
даже слона! Повернись наш разговор иначе, и моя ми ­
довская карьера обернулась бы несбывшейся мечтой.
Более честно поступил старый врач из той же поли­
клиники, который, узнав, что мы с женой собираемся в
Перу, поинтересовался, в каком климатическом поясе
находится эта страна, а затем философски заключил, да­
вая нам свое добро, что ни одна загранкомандировка не
прибавляет человеку здоровья. Может быть, он и прав,
но Татьяна прожила несколько лет не только в Аргенти­
не, но и на жаркой Кубе, где наряду со всеми загорала
на пляже и гуляла с детьми по улицам на солнцепеке. Ви­
димо, щитовидка была не столь страшная, да и моло­
дость — не последний фактор для здоровья...
Но совсем меня «убила» врач в больнице Академии
наук СССР, которая, заполняя мои документы на отъезд
в Колумбию, спросила как о какой-нибудь африканской
резервации Нгунго-Бонго: «Так где же находится ваша
Колумбия?», поставив ударение на «и». Я ей, возмутив­
шись дремучим невежеством, «повесил на уши» с кило­
грамм географической лапш и, в том числе «о райском
климате Колумбии». И она со спокойной совестью под­
писала мне справку.
Такое поведение врачей кажется особенно неприем­
лемым, когда узнаешь, во что обходится нашей стране
медицинское обслуживание персонала посольств за ру­
169


бежом. И здесь нужно отдать должное государству, от­
пускавшему на эти нужды средства безоговорочно и по
первому требованию, не в пример расходам по другим
статьям посольской сметы. Конечно, и в этом случае рос­
сийский человек порою ловчил, проявляя традиционную
народную «смекалку». Например, получая счет за лече­
ние зубов, просил дантиста включить туда и стоимость
протезирования, которое, по нашим правилам, каждый
должен оплачивать сам. Были и такие «шустрые», что
умудрялись отнести на счет посольства даже золотые ко­
ронки. Так что консулу пришлось строго предупредить
обслуживавшего совколонию доктора Хавиера о необхо­
димости выписки раздельных счетов — за лечение и про­
тезирование.
Больше всего меня удивляла в подобных случаях
изобретательность моих земляков из технического соста­
ва, которые, порою при нулевых знаниях иностранных
языков, умудрялись объясняться с врачами, с продавца­
ми в магазинах, выяснять, где продаются по низким це­
нам или со скидкой для дипкорпуса те или иные това­
ры. В последнем случае, не имея дипломатического пас­
порта, сотрудник из техперсонала уговаривал съездить с
ним кого-либо из наших дипломатов...
Итак, командировка в Перу завершалась. Посол
Кузьмин, поняв, что уговаривать меня бесполезно, не
только отпустил «с миром», но и устроил мне большой
прощальный коктейль, на который пришло много перу­
анцев и коллег по дипкорпусу. Правда, это обстоятель­
ство я не склонен относить только на свой счет: всем
было интересно посмотреть на нового советского посла.
Через несколько дней я уже летел самолетом «Аэро­
флота» в Москву (Таня улетела месяцем раньше). В ил­
люминатор были видны слегка припорошенные снегом
вершины Анд. («Вот тебе и экватор», — подумал я.) Спу­
стя 22 часа (с посадкой в Дакаре) самолет приземлился
в Шереметьеве.
170


ГЛАВА 10
Снова за Анды
Небольшой период в три года между приездом из
Перу и новой командировкой в Колумбию пролетел
стремительно. Меня радушно приняли снова в моем ака­
демическом институте, где приходилось готовить много
аналитических материалов о перспективах советско-ку­
бинских отношений. По вечерам я писал книгу «Перу:
от инков до наших дней», которая вышла в московском
издательстве «Наука» в 1977 году.
В те дни я не думал ни о какой загранкомандиров­
ке: накопилось много семейных проблем, предстоял
переезд в новую кооперативную квартиру, собирался
жениться сын-студент, дочка готовилась поступать в
вуз. Вряд ли я мог рассчитывать на согласие институт­
ского руководства отпустить меня на несколько лет во
второй раз. Все правильно, но «как волка ни корми,
он все равно в лес смотрит». В моем случае таким за­
влекательным «лесом» была Латинская Америка в це­
лом, а не одна Куба, которой я занимался в Академии
наук, «испаханная» иссл едователями-кубинистами (ох
и развелось их к тому времени, в том числе и таких,
которые никогда ее не видели и даже не владели ис­
панским языком!).
И как многократно бывало в моей жизни, снова «гос­
подин случай». Прочитал в газете хронику — указ Пре­
зидиума Верховного Совета СССР о назначении Рома­
нова Л.М . Чрезвычайным и Полномочным Послом
СССР в Республике Колумбия. Леонид Романов, мой
добрый приятель еще по МГИМО (в МИДе работали с
ним в соседних секретариатах: я у министра, он — у его
первого зама В.В. Кузнецова). Разыскал в старой запис­
ной книжке его домашний телефон и решил поздравить
с назначением.
171


—
Ты не поверишь, но это невероятная телепатия, —
сказал Леонид. Вчера, когда я в кадрах обсуждал вопрос
о своем будущем заме, мне предложили пять кандидатур,
которые я пока забраковал, подумав при этом: «Жаль,
что Юра Гавриков в Перу, — вот кого бы я взял с закры­
тыми глазами!» Я, правда, не знал, что ты уже вернулся.
Так что, старик, думай и считай, что это официальное
предложение посла... Ни один писатель или психолог не
смог бы передать или описать, что при этих словах Лео­
нида Михайловича пронеслось у меня в голове: гордость,
благодарность, радость, все домашние проблемы, неза­
вершенные планы на работе, категорически отрицатель­
ное отношение жены к возможным загранкомандиров­
кам в ближайшем будущем...
Здесь хотелось бы сделать одно разъяснение, чтобы
снять некоторые возможные вопросы читателя. По су­
ществовавшему в МИД СССР порядку, указ о назначе­
нии кого-то послом за рубежом публиковался намного
позже соответствующего решения политбюро ЦК пар­
тии и только после положительного ответа страны назна­
чения на запрошенный агреман*.
Не буду описывать дальнейшие уговоры Татьяны,
мои сомнения и раздумья, разговор по душам с акаде­
миком Богомоловым, которого я заверил, что не буду
претендовать на сохранение за мной места в институ­
те. Важно главное — я дал Романову свое согласие п о ­
ехать его заместителем на должность советника-послан-
ника (в отсутствие посла последний остается Времен­
ным поверенным в делах СССР).
С Таней мы условились уговорить Управление кадров
МИДа о ее сокращенном сроке пребывания в Боготе в
связи с семейными обстоятельствами. Оказалось, что не
надо никого уговаривать: согласно бюрократическому
правилу, «что нельзя солдату, можно генералу». Меня
*
Агреман — письменное согласие страны на приезд иностранного
посла
172


просто попросили написать объяснительную записку на
имя заместителя министра.
Как ни странно, это правило применялось даже в от­
ношении здоровья сотрудников. Люди, назначенные на
должность посла, вообще не проходили медкомиссию:
иначе было бы крайне затруднительным подобрать
опытного (а по советским представлениям означало не­
молодого) и вполне здорового человека на такую долж­
ность. Тот же Л.М . Романов страдал серьезным сердеч­
но-сосудистым заболеванием (по возвращении из Ко­
лумбии он, к сожалению, скоропостижно скончался в
возрасте 57 лет).
Так как я уже давно не был кадровым мидовским ра­
ботником, мне, как я уже говорил, пришлось предста­
вить справку о здоровье из служебной академической по­
ликлиники.
Супруга Романова — Мина Петровна — была из тех
женщин, которые не хотят оставаться на вторых ролях.
Во-первых, потому, что сама была выпускницей МГИМО
(они учились с Леонидом в одной группе) и в Москве ра­
ботала главным редактором отдела пропаганды москов­
ского радио, во-вторых, видимо, «по определению» — из -
за своей весьма корпулентной фигуры и довольно власт­
ного характера. Нужно было иметь столь развитое чувство
юмора, как у ее мужа, чтобы при ее появлении в посоль­
ском саду говорить мне: «Смотри, вон «колибри» приле­
тела!» В совколонии, особенно среди женщин (по непи­
саным правилам жена посла «избиралась» председателем
женсовета колонии), Мина Петровна чувствовала себя хо­
зяйкой. Вообще супруги Романовы были во многом по­
хожи друг на друга и по внешности, и по довольно неров­
ному и непокладистому характеру.
Уезжал я в Колумбию в печальном настроении: за два
месяца до отъезда скончалась моя мама, страдавшая
ишемией мозга и, как следствие, почти полностью от­
ключенной памятью. Более пяти лет мой отец терпели­
173


во ухаживал за ней, будучи тоже далеко не молодым че­
ловеком. Низкий поклон ему за это! Единственно, что
меня как-то успокаивало, — это то, что мама умерла на
моих руках в больнице, куда я ходил все десять дней ее
пребывания там... Мы уговорили отца переехать в нашу
квартиру, где после отъезда Татьяны ему стала помогать
по хозяйству наша дочь Наташа, поступившая к тому
времени в Педагогический институт им. Ленина. Что ка­
сается сына Алексея, то он, женившись, переехал в дом
к родителям жены. Все, казалось, были устроены, но
Павлу Ивановичу, моему родителю, через некоторое вре­
мя стало, по его словам, «скучно», и он увлекся смотри­
нами «невест» для себя, но об этом позже...
Итак, снова южноамериканская земля в иллюмина­
торе самолета, снова пустынные вершины Анд, которые,
немного «расступившись», пропускают в долину между
гор наш самолет, — это аэродром Боготы (ударение нуж­
но делать на последнем слоге). Слово «наш» не означает
«Аэрофлот», который не имел рейса в колумбийскую
столицу. Поэтому мы летали из Москвы с пересадкой в
Мехико на самолет любой обслуживавшей этот город
компании. В этот раз я летел самолетом бразильской
авиакомпании «Браниф». Она поразила меня невероят­
ным обслуживанием (особенно пассажиров первого
класса). Например, не успел я зайти в кабину, как один
стюард взял у меня из рук портфель и пакет, другой пред­
ложил снять пиджак и повесил его в шкаф, а очарова­
тельная стюардесса-мулатка терпеливо ожидала оконча­
ния этих процедур, чтобы предложить мне на подносе
бокал ледяного шампанского. Естественно, то же самое
они проделывали с каждым пассажиром, входившим
после меня. Правда, подобное гостеприимство вскоре
было несколько подпорчено неимоверно резким набо­
ром высоты. Поспешившая пристегнуться на соседнем
со мной пустом кресле стюардесса объяснила, что ком­
пания пригласила на работу бывших летчиков ВВС, ко ­
174


торые никак не могут отвыкнуть от стиля управления бо­
евым самолетом(!). К резкому снижению в Боготе я уже
был подготовлен.
Встречал меня почти весь дипсостав во главе с по­
слом, показавшим тем самым свое дружеское располо­
жение ко мне. Это не помешало мне спросить его за ужи­
ном, как мы будем «величать» друг друга. Леонид пред­
ложил оставаться на «ты», а при людях обращаться друг
к другу по имени и отчеству, что меня вполне устраива­
ло. Меня всегда шокирует, когда человек, ранее знавший
«коротко» руководителя, в официальной обстановке де­
монстративно именует его Петей, Васей и т.п., тем самым
проявляя, как мне кажется, свое бескультурье.
Леонид Михайлович был пока один, его, как говорят
испанцы про супругов, «пол-апельсина» — Мина Пет­
ровна — должна была прилететь позже. Говорят, что
люди лучше всего познаются в зарубежном повседневье.
К сожалению, мне пришлось в этом убедиться на при­
мере своего шефа. Пожалуй, мне впервые за все загран­
командировки было столь тяжело срабатываться с п о ­
слом. Будучи убежденным «трудоголиком», Леонид Ми­
хайлович был готов денно и нощ но сочинять шифровки
в Центр, при этом почти никуда не выезжая за стены по­
сольства, в том числе и в выходные дни. К моим контак­
там с иностранцами он относился явно болезненно, по ­
вторяя свою коронную фразу: «Мы приехали сюда рабо­
тать, а не отдыхать!» И это несмотря на то, что каждый
такой контакт или поездка «обогащали» наши шифров­
ки ценной информацией. Кроме того, мне, как латино-
американисту, было важно и интересно не по газетам
знакомиться со страной, ее людьми, обычаями, культу­
рой. Не хотелось бы распространяться обо всем этом (тем
более что все уже в прошлом, да и Леонид Михайлович,
как я уже сказал выше, к сожалению, ушел в мир иной),
но все же решил хотя бы затронуть этот момент, чтобы у
читателя (тем более будущего дипломата) не складыва­
175


лось впечатление о «безоблачной дипломатической
службе» под началом старого приятеля.
А пока впереди были три года жизни в этой далекой
«изумрудной» стране. Так ее называют из-за огромных за­
пасов (второе место в мире) этих драгоценных камней.
Изумруды —гордость Колумбии и одновременно —ее пе ­
чаль. Я лично ощутил последнее обстоятельство, когда од­
нажды шел по одной из центральных улиц Боготы. Вне­
запно неподалеку раздались автоматные очереди. Какой-
то прохожий буквально втолкнул меня в ближайшую
дверь магазина и, отдышавшись от испуга, сказал: «Сень­
ор, видимо, иностранец и не понял, что произошло?» По­
лучив от меня подтверждение, он объяснил, что в этом
столичном квартале действуют различные мафиозные
группировки, враждующие между собой на почве черно­
го рынка изумрудов. Не поделив между собой тот или
иной перекресток, где они не только торгуют изумруда­
ми, но и с помощью простого бутылочного стекла «кида­
ют» туристов-лохов, они пускают в ход оружие. Вот и в тот
день «скорая» увезла с улицы нескольких раненых, в том
числе случайных прохожих. Гибнут в горах и пещерах ис-
катели-одиночки, которых убивают не только професси­
ональные бандиты, но и любой маргинальный сброд, за­
частую прикрывающийся личиной партизан.
Вообще в новейшей истории Колумбии понятие
«партизан» занимает особое место. Так называемая
партизанская война велась в стране еще когда я посту­
пал в институт и, по существу, не затихла до сих пор, в
начале XXI века. Феномен этот объясняется сложными
социально-экономическими условиями, в которых жи­
вет колумбийское крестьянство, в большинстве своем
лишенное собственной земли. Не обошлось дело и без
агитационного раскачивания народного недовольства,
особенно со стороны различных левацких группировок.
Компартия Колумбии поначалу тоже приложила руку к
этому, но позднее коммунисты отошли от партизан и ста­
176


ли всячески открещиваться от них, поняв, что это дви­
жение не имеет никакой позитивной перспективы.
Серьезным бичом для страны является наркобизнес,
опутавший своей «паутиной» буквально все — крестьян,
выращивающих соответствующее сырье, коррумпиро­
ванную полицию, транспортные предприятия, предпри­
нимателей, многих политиков и министров. Малоэф­
фективна пока и помощь со стороны США, правящие
круги которых заинтересованы в пресечении поставок
колумбийского зелья к ним в страну.
Надо признать, что вести борьбу с производством
наркотиков особенно сложно в условиях такой страны,
как Колумбия, расположенной на территории, превыша­
ющей территорию Франции, Испании, Бельгии, Голлан­
дии и Люксембурга вместе взятых. Значительную часть
ее занимают непроходимая сельва (джунгли), практичес­
ки безлюдные льянос (саванна) и труднодоступные горы.
98% всего тридцатимиллионного населения страны со­
средоточено в северных и западных районах (один из
трех гребней Анд, где расположена и столица — Богота),
а также на побережье, омываемом двумя океанами —Ти­
хим и Атлантическим (Карибское море).
Когда вы едете на машине по шоссе, необыкновенно
быстро сменяются климатические зоны. Например, на ­
правляясь из расположенной на высоте 3000 м Боготы в
ближайшее курортное местечко Мельгар (менее 70 км от
столицы, но намного ниже ее), вы как бы из московско­
го апреля попадаете в сочинский июль. Уже где-то на
полпути мы останавливались, снимали с себя пуловеры
или пиджаки и надевали тенниски или рубашки с корот­
кими рукавами. Говоря о Мельгаре, не могу не вспомнить
наших друзей, семью Власак, владельцев небольшого
отеля в этом городке. Глава семьи — чех Ярослав Вла­
сак — приехал в Колумбию молодым пареньком из до­
военной Чехословакии на заработки. Мировая война по­
мешала возвращению на родину. Женился на колумбий­
177


ке Марии Тересе, заработал денег, обзавелся собственно­
стью (свой дом в Боготе, отель в Мельгаре), родились
дети. Всегда поддерживал связи с чехословацким посоль­
ством, где мы с ним и познакомились. Радушные и гос­
теприимные люди, они часто приглашали нас с Таней к
себе в Мельгар «погреться на солнышке» в выходной
день, отводя нам и нашим спутникам (какой-нибудь
гость из Москвы) лучшие номера и устраивая торже­
ственный обед, который непременно готовился по чеш­
ским рецептам и под руководством самого хозяина. Мы
тоже старались не оставаться в долгу, привозя из отпус­
ка нашу водку, икру или какие-нибудь сувениры вроде
хохломы, палеха и др.
Конечно, «греться» после Боготы было не столь не­
обходимо, как, скажем, после «зимней» Лимы. Хотя ко ­
лумбийская столица находится на такой высоте, где в н а­
ших широтах (на Кавказе) на вершинах лежит снег, ее
погоду можно охарактеризовать как «вечную весну»
(круглый год + 15—20 градусов), что объясняется близ­
ким прохождением экватора. А вот к высоте надо было
привыкать: первоначально организм ощущал легкую
«гипоксию» (нехватка кислорода), но постепенно при­
выкал. Да что для русского человека какие-то 3000 м,
если в совпосольстве в Боливии (ее столица, город Ла-
Пас, находится на высоте около 4000 м!) сотрудники иг­
рают в волейбол! Кстати, зона вечных снегов в Централь­
ных Андах из-за близости экватора начинается лишь с
5 тыс. метров.
Такое местоположение Колумбии определяет и ее ра­
стительный мир. Природные условия позволяют выра­
щивать все известные человеку сельскохозяйственные
культуры. Страна получает большую прибыль от прода­
жи кофе, бананов, какао, тростникового сахара и, осо ­
бенно, цветов, по экспорту которых занимает одно из
первых мест в мире (зимой в московских киосках розы
и гвоздики в основном колумбийские). Хочется расска­
178


зать и о колумбийском кофе, но прежде всего развеять
укоренившееся в России заблуждение о «преимуще­
ствах» его бразильского аналога. Последний привлекает
европейских импортеров главным образом более низкой
оптовой ценой. Себестоимость бразильского кофе тоже
ниже колумбийского из-за механической уборки. Сбор
урожая на кофейных плантациях Бразилии ведется спе­
циальными машинами, которые не в состоянии отличить
спелые красные плоды от недоспелых зеленых. Отсюда
и кисловато-терпкий привкус бразильского кофе. В К о­
лумбии же, где нет столь обширных плантаций, кресть­
яне, ведущие уборку вручную, оставляют зеленые пло­
ды дозревать до следующего сбора, т.е. кофе (по крайней
мере его экспортная часть) получается из отборных пло­
дов оптимальной спелости. К тому же на небольших де­
лянках имеется возможность создать кофейному кусту
максимально благоприятные условия. Например, счита­
ется, что наилучшего качества кофейные зерна получа­
ются с кустов, полузатененных посадками бананов, на
склонах невысоких холмов.
Колумбийцы, как и большинство латиноамериканцев,
любят кофе, но не могу сказать, чтобы они перед ним пре­
клонялись, как бразильцы (от такого отношения и боль­
шая слава у бразильского кофе). Они даже называют его
не обычным испанским словом «кафэ», а «тинто» —
(«подкрашенный» (этим словом испанцы называют крас­
ное сухое вино). Если вы закажете чашечку в ресторане,
не ждите вкусно сваренного кофе из только что смолотых
зерен: вам принесут чашку с кипятком и подадут банку с
растворимым кофе и сахар. По крайней мере я был очень
разочарован, получив первый раз в кофейной стране та­
кое обслуживание. По-настоящему вкусным кофе вас уго­
стят только в глубинке, в доме крестьянина-кофейщика,
который сушит собранные зерна на плоской крыше сво­
его дома или даже (опять незадача для европейского гла­
за') на обочине проходящего рядом шоссе.
179


В заключение могу сказать одно: засунутый далеко в
буфет и забытый нами в Москве мешочек с колумбий­
ским кофе в зернах и спустя пять лет испускал неповто­
римый аромат!
Дотошный читатель может поинтересоваться: поче­
му автор ничего не говорит в этой главе про историко­
археологические достопримечательности страны? Ис­
правим это упущение. Тем более что с этой точки зре­
ния Колумбия представляет не меньший интерес, чем
Перу. Хотя, точности ради, надо сказать, что современ­
ные границы этих двух государств не совпадают с грани­
цами той или иной древней «империи» индейцев, нахо­
дившейся примерно на этих территориях.
Наиболее населенной «империей» в этих краях было
государство муисков: его население достигало 2 млн че­
ловек. В отличие от инков муиски не были скотовода­
ми, зато добились больших успехов в земледелии — оно
было террасным, с применением искусственного ор о­
шения. Муиски выращивали маис, фасоль, табак, п е ­
рец, ананасы, картофель. Пришедшие туда в середине
XVI века испанцы не проявили никакого интереса к
этому корнеплоду, приняв картофель за своеобразный
«земляной орех».
Журналисты из журнала «Кромос» рассказывали мне,
как они обнаружили в Восточных Андах поросшую кус­
тарником пирамиду, внутри которой проложены тонне­
ли, сооружены залы и лестницы из хорошо отполирован­
ных каменных блоков. В другом, интересном с точки зре­
ния археологии, месте мне довелось побывать самому.
Это — национальный археологический заповедник Сан-
Агустин, хранящий достижения одноименной индей­
ской культуры. Она представлена остатками каменных
храмов, подземными погребальными сооружениями. Но
наибольший интерес вызывают достигающие 4 м в вы­
соту каменные изваяния. Их насчитывается около 400.
В результате раскопок, проведенных в этом районе, были
180


найдены вырубленные прямо в скале купальни, снаб­
женные сложной системой водопроводов, стены которых
украшены барельефами, а также различные орудия тру­
да из базальта.
Во время нашего пребывания в Перу я прочитал в ме­
стных газетах о сенсационном открытии колумбийских
археологов, не уступающем открытию Мачу-Пикчу («За­
терянный город» индейцев-тайронов). Он занимает пло­
щадь намного большую, чем упомянутое поселение и н­
ков, — более 2 кв. км. Тайроны были прекрасными спе­
циалистами в области ирригации, а также различных ре­
месел — ткачами и золотых дел мастерами. Словом, не
зря Колумбию тоже относят к числу латиноамерикан­
ских стран, ставших наследницами высокоразвитых ц и­
вилизаций доиспанской Америки.
В Колумбии меня тоже приглашали в тот или иной
крупный город для чтения лекций о Советском Союзе,
о нашей истории, культуре. Особенно запомнились
поездки в Кали и Картахену, где я выступал в местных
университетах. Народу собиралось много, причем лю ­
дей разных возрастов и политических убеждений, что
для меня было наиболее интересно. Зачастую после
окончания лекций продолжались дискуссии со слуша­
телями, в ходе которых иногда звучали нелицеприят­
ные вопросы и слова в адрес нашей внешней полити­
ки. При всей деликатности подобной ситуации, я ста­
рался убедить человека, показать, в чем он заблужда­
ется, а не обрывать его и тем более не переходить на
грубость. И нужно отдать должное колумбийцам: если
они видели в моем собеседнике просто провокатора (а
некоторых таких «специалистов» в своем городе люди
уже знают в лицо), то ему просто не давали говорить,
заглушая аплодисментами или даже выдворяя из зала
«под локотки».
Несколько слов о самих городах. Оба — столицы
приморских департаментов (областей). Кали, с насе­
181


лением около 1,5 млн чел., — департамента Валье дель
Каука (в переводе — долина реки Каука), а Картахе­
на, около 500 тыс. чел., — департамента Боливар (в
честь героя войны за независимость Южной Америки
Симона Боливара). Километров за 30 от Кали Панаме­
риканское шоссе как будто вливается в зеленое море
сахарного тростника. Долина реки Каука, лежащая на
высоте 1 тыс. метров, — важнейший производитель
сахара в стране. Кали не находится на побережье, но
соединен железнодорожной веткой с тихоокеанским
портом Буэнавентура. Город очень кр асив, многие его
кварталы были заново отстроены после разрушитель­
ного землетрясения в середине прошлого века. Наша
гостиница, где мы остановились с женой, выходила на
бульвар, протянувшийся вдоль реки Каука. Вид с бал­
кона напомнил мне кисловодский пейзаж в долине
реки Ольховки, тоже шумной горной реки, хотя и не
столь полноводной.
Но особо нас покорила Картахена, ставшая круп­
ным портом на Карибском побережье еще в колониаль­
ный период. Ныне это еще и важный промышленный
и культурный центр, а также курорт, который занимает
обособленную, прибрежную часть города с многочис­
ленными отелями, ресторанами и великолепными пля­
жами. Мы снова имели возможность ощутить, как на
Кубе, ласкающую теплоту Карибского моря. В Карта­
хену добрались на мощном пятисотом «мерседесе», ко ­
торый вел шофер посла (благо шеф был в длительном
московском отпуске) А.С. Горохов, проделав от Бого­
ты более тысячи километров. Взять с собой шофера
меня побудила не столько длинная дорога, сколько на­
стоятельный совет нашего офицера безопасности, да и
просто желание быть в поездке в компании воспитан­
ного и приятного человека. Что касается собственно
вождения, то к тому времени у меня за плечами уже был
двадцатипятилетний водительский стаж, который по­
182


мог нам с Таней (не без Божьей помощи!) сохранить
наши жизни в другой поездке, на высокогорном пере­
вале по дороге в Кали.
На крутом и обрывистом повороте безмозглый лихач
(а таких теперь много и у нас), несмотря на мой звуко­
вой сигнал, вылетел прямо на встречную полосу движе­
ния. На узком шоссе можно было податься или вправо,
где не было обочины, и полететь кубарем в пропасть, или
занять полосу встречного движения, прижавшись левым
боком к отвесной скале (как бы поменявшись на мгно­
вение полосами). Какая-то слепая интуиция и чувство
самосохранения помогли мне сориентироваться в ситу­
ации, и я крутанул баранку влево, а лихач пулей пронесся
мимо нас справа. Едва заметная царапина на левом кры­
ле «мерседеса» осталась на память о дне нашего с женой
второго рождения. О том, что такие случаи на колумбий­
ских горных дорогах нередки, свидетельствуют много­
численные кресты на обочинах и даже оригинальные
предупреждающие монументы, на постаменте которых
стоят искореженные автомобили и прикреплены надпи­
си на испанском — «Папи, те эсперо!» («Папочка, я тебя
жду!»). Заверяю вас, что это — впечатляет!
В апреле 1979 года у нас появился еще один «стимул»
беречь свои жизни — пришла телеграмма о рождении
Сергея, первого (и пока единственного с нашей фами­
лией) внука. Теперь это уже взрослый молодой человек,
окончивший вуз. И не исключено, что скоро он продол­
жит род Гавриковых. Алеша, наш сын, еще студентом
женился на дочери моих приятелей детства, Грецовых,
но, к сожалению, брак этот продержался лишь десять лет.
Правда, по сегодняшним меркам этот срок достоин Кни­
ги рекордов Гиннесса!
Но продолжим наше знакомство с Колумбией. Еще
работая в АПН, мне пришлось брать в разное время ин ­
тервью у колумбийских послов Гомеса Гомеса, а затем у
сменившего его Канал Рамиреса. Последний был сто­
183


личным издателем, и мы с ним во время моего пребыва­
ния в Боготе частенько общались и даже дружили семь­
ями. Гомеса я потерял из вида после его отъезда из СССР,
знал только, что он живет в департаменте Сантандер.
Однажды в наше посольство из Сантандера пришло
письмо на официальном бланке на мое имя, в котором
говорилось, что губернатор упомянутого выше департа­
мента — Гомес Гомес — имеет честь пригласить меня с
супругой посетить столицу департамента город Букара-
мангу в любое удобное для нас время. Что тут скажешь!
Даже посол не ворчал, благословив нас на такой вояж.
Это была действительно незабываемая поездка.
Супруги Гомес приняли нас как официальных гостей и
вместе с тем как старых добрых друзей. Повсюду нас со­
провождал помощ ник губернатора, очаровательный
старик — балагур и, как сказали бы наши внуки, «при­
колист». Подъехав к какому-либо месту нашего посе­
щения, он громовым басом вещ ал- «Принимайте посла
Советского Союза!» На мои неоднократные возражения
(что, мол, неудобно, да и не посол я) он, озорно улы­
баясь как мальчишка, отвечал: «Пусть посуетится со н­
ная провинция!»
Помимо официальных визитов к губернатору и в де-
партаментальное собрание, мы посетили табачную фаб­
рику, университет, археологический музей, завод лике­
ров и прохладительных напитков. Последний произвел
на нас большое впечатление не столько своей продукци­
ей (как, наверное, подумал читатель), сколько работой
в социальной сфере: неимоверной чистоты цехи с ко н­
диционерами, большой спортивный зал и бассейн, пре­
красный детский сад для детей сотрудников, очень уют­
ная, хотя и огромная, рабочая столовая, куда нас пригла­
сили зайти отобедать. Разнообразие блюд и их вкус, а
также скромные цены напомнили мне обеды в цековс-
кой столовой на Старой площади в Москве, где иногда
доводилось бывать.
184


В один из четырех вечеров нашего пребывания в Бу-
караманге губернатор организовал для нас прием на ме­
стном заводе пивной компании «Бавария». Любому че­
ловеку, наверное, трудно себе представить, как можно ус­
троить официальный многолюдный прием (а собралась
вся городская элита!) на предприятии. Признаюсь, по ­
думали об этом и мы. Но все, что мы увидели, превзош­
ло все самые смелые ожидания. После экскурсии по це­
хам, удивившим своей чистотой и блеском оборудова­
ния, скорее напоминавшим хирургические операцион­
ные, нас провели в огромный сад. Там, под иллюмини­
рованными пальмами, на подстриженном газоне стояли
столики с закуской. Около каждого столика из газона
«рос» кран. «Зачем столько кранов для полива травы?» —
промелькнуло в голове. Появились официанты и расста­
вили на столах пустые кружки. Сидевший за нашим сто­
ликом управляющий заводом встал и произнес в микро­
фон небольшую речь, поприветствовав нас с Таней и гу­
бернатора. Затем он предложил присутствующим уго­
щаться и подставил пустую кружку к ближайшему кра­
ну. Оттуда полилось пенистое пиво марки «Бавария». Го­
сти, в том числе и мы, последовали его примеру. Мно­
гие нажимали на кнопку кранов весьма часто, убедив
меня в том, что «халявное начало» не есть чисто русское
явление.
Накануне нашего отъезда из Букараманги чета Гоме­
сов пригласила нас к себе домой на ужин. Трехкомнат­
ная квартира в многоэтажном доме, более чем скромная
для губернатора. В подъезде обыкновенный портье и н и­
какой спецохраны. Нам объяснили, что в Колумбии нет
системы предоставления государственного жилья для из­
бранных или назначенных чиновников; каждый продол­
жает обитать там, где он жил до вступления в должность.
Переезжает на «казенную жилплощадь» (например, пре­
зидентский дворец в Боготе) только избранный глава го­
сударства, да и то на несколько лет. Что поражает в квар­
185


тире Гомесов — это российский антураж: мебель старых
русских мастеров, картины наших художников, гжель­
ская посуда, жостовские подносы и коллекция тульских
самоваров. Мадам губернаторша призналась, что ее хо­
рошо знали почти во всех антикварных магазинах Мос­
квы, а хозяин посетовал на трудности, какие пришлось
пройти при оформлении соответствующих документов
на вывоз всей этой красоты, добавив, что он не хотел сле­
довать примеру отдельных коллег по дипкорпусу, зло ­
употреблявших правом дипломатического багажа. Гоме­
сы с большой симпатией вспоминали Москву, свою
жизнь там, общение с россиянами, посещение с нами
Троице-Сергиевой лавры, обед на обратном пути в рес­
торане «Русская изба»...
При упоминании этого названия мы с Таней неволь­
но переглянулись. До сих пор помним, как официант, ус­
лышав, что наш гость (мы предупредили, что это семья
иностранного посла) заказывает тушеное мясо с грибами,
наклонился ко мне и тихо посоветовал этого не делать, так
как, сказал он, «грибы с песочком» (!!!). Пришлось изощ­
ряться на испанском языке, отговаривая посла от плохо
промытых грибов и не называя, конечно, истинную при­
чину (чего не сделаешь ради «патриотизма»!).
Среди наших колумбийских друзей были люди и
«рангом пониже» — семья Пенья, многочисленное се­
мейство Касасбуэнас, уже упоминавшиеся супруги Вла-
сак. Все они — типичные представители среднего клас­
са: обеспеченные, довольные жизнью, гостеприимные,
не отказывающие себе практически ни в чем, заботящи­
еся о своем здоровье, имеющие собственное жилье, ав ­
томашины, а также выезжающие за рубеж. Причем все
это в основном имеет место (мы видели это на примере
их пожилых родителей) и после ухода на пенсию.
Многие из этих людей пишут нам в Россию, поздрав­
ляют с Рождеством. Мы тоже тепло вспоминаем о них с
Таней, сожалея о том, что наша страна даже в новых ус­
186


ловиях никак не создаст подобную многочисленную
прослойку, которая могла бы стать надежной гарантией
демократических преобразований в России.
Как и в Перу, были у нас друзья и в дипкорпусе —уже
упоминавшийся Гюнтер Мецкер и Розмари, венгерский
посол Миклош Вош и Каталина, чехи Васил Мохнач с
супругой, несколько кубинских пар, семья болгарского
посла Маринкова. Что, конечно, не исключало добрых
отношений и с другими коллегами из соцстран. Нали­
чию в «списке» моих друзей послов, зачастую людей
старше меня не только по рангу, но и по возрасту, я был
обязан и весьма сложному характеру моего шефа, на что
они не раз обращали мое внимание в доверительных бе­
седах. Все это для меня создавало, конечно , крайне ост­
рые ситуации, особенно когда весьма проницательный
и умный Леонид Михайлович ставил меня в тупик «ло­
бовым» вопросом: «Почему такой-то тебя об этом ин ­
формирует (или приглашает), а меня нет?!» Я понимал,
что это отнюдь не укрепляет наши с ним отношения, но
ничего поделать не мог, разве что под благовидным пред­
логом иногда отказывался от того или иного приглаше­
ния С горечью должен признать, вспоминая советскую
дипломатическую службу, что среди нелучших ее сторон
были и зависть (помните историю с аккордеоном в Ар­
гентине?), и соперничество, которые, бесспорно, меша­
ли нашему общему делу.
В целом главы миссий государств Варшавского пак­
та старались, конечно, держаться вместе и поддерживать
между собой хорошие отношения. Это обстоятельство
однажды спасло их даже от большой неприятности.
По сложившейся традиции, главным образом по со ­
ображениям безопасности, аккредитованные в Боготе
диппредставительства устраивали приемы по случаю
национальных праздников своих стран в дневное вре­
мя В 1980 году так поступил и посол Доминиканской
Республики, с которой у СССР имеются дипломатичес­
187


кие отношения, хотя и без обмена посольствами. На
прием в это посольство был приглашен и Л.М . Рома­
нов. В ходе приема к нему и другим послам братских
стран подошел новый посол ГДР, утром того же дня вру­
чивший вверительные грамоты президенту Турбаю Ай­
ала. Он предложил им уйти с приема пораньше, чтобы
отметить вместе начало его деятельности в Боготе. В ус­
ловленное время все они, буквально «гуськом», поки­
нули доминиканцев и поехали в посольство ГДР (что не
осталось незамеченным газетчиками).
Доминиканское посольство размещалось в простор­
ном двухэтажном коттедже, в довольно безлюдном квар­
тале Боготы. Перед особняком простирался обширный
пустырь, на котором местные любители футбола часто
гоняли мяч. Играли на этой поляне и в день приема.
Вскоре после отъезда нашего посла и его коллег «футбо­
листы» с сумками через плечо направились к домини­
канскому посольству, сказав стоявшему у входа полицей­
скому, что они техперсонал и идут в подсобное помеще­
ние, чтобы переодеться после игры. Проникнув в здание,
они выхватили из сумок автоматы и громогласно, стре­
ляя в потолок, объявили о захвате в качестве заложни­
ков всех присутствовавших на приеме. Это были боеви­
ки из террористической левацкой группировки «М-19».
Ее лидеры были выходцами из колумбийского комсомо­
ла, но позднее они порвали с коммунистами по такти­
ческим соображениям. Боевики не имели никаких ко н­
тактов с нашим посольством, хотя ряд местных газет не
преминули состряпать инсинуацию. Ссылаясь на факт
раннего и коллективного отъезда с приема Романова и
других послов соцстран, они намекали на возможную ос­
ведомленность этих дипломатов в отношении предсто­
явшего захвата(!)
Террористы сразу же отпустили всех находившихся в
особняке женщин, а за остальных заложников потребо­
вали большую сумму денег, а также освободить из тюрь­
188


мы своих единомышленников и предоставить самолет
для их свободного вылета из страны.
Президенту и правительству было о чем подумать,
тем более что среди заложников оказались послы США,
Франции, Ватикана и многих других государств. Вскоре
газеты опубликовали фотоснимки из захваченного зда­
ния. Надо было видеть американского посла, разливаю­
щего половником суп коллегам, или папского нунция,
подметающего пол. Сейчас я вспоминаю об этом с улыб­
кой, а тогда весь дипкорпус и страна жили в большом
напряжении. Был создан даже комитет дипкорпуса для
контактов с президентом Турбаем по вопросу о залож­
никах. С первого дня эффективную помощь захвачен­
ным (питанием, теплой одеждой, медикаментами и т.п.)
оказывал Красный Крест. Спустя некоторое время пред­
ложил посреднические услуги Фидель Кастро, заявив,
что Куба готова, в случае освобождения заложников,
предоставить самолет для перевоза «партизан» на кубин­
скую территорию. И это, пожалуй, явилось серьезным
фактором того, что спустя месяц заложники все же были
освобождены. Сказалась и выдержка президента Турбая,
который проигнорировал мнение генералитета, толкав­
шего его на вооруженный вариант освобождения.
Такого рода события, конечно, не прибавляли спо­
койствия в Колумбии. Многие дипломаты (а им по ко ­
лумбийским законам разрешается иметь личное оружие)
стали не только ходить по городу вооруженными, но и,
по слухам, спать с пистолетом под подушкой. Доходило
дело и до курьезов. Один наш советник (не буду назы­
вать его фамилии), обладавший крепким сном, расска­
зывал, что на ночь он перегораживает входную дверь сво­
ей городской квартиры стулом, на котором сооружает
пирамиду из пустых кастрюль, которые должны были, в
случае нападения через дверь, падая, разбудить его.
Я мало верил в подобную «оборону» и продолжал хра­
нить своего «Макарова» в сейфе. Как и раньше, выезжал
189


по выходным за город, хотя и старался прогуливаться с
Таней не в пустынной местности, а под «прикрытием»
какого-либо хозяина. Дело в том, что в пригороде Бого­
ты много больших земельных участков , находящихся в
частной собственности, но ими не используются. Ого­
роженные колючей проволокой и с указателем «Пропи-
едад привада» (что в переводе с испанского означает «ча­
стная собственность»), они обычно охраняются хорошо
вооруженными объездчиками с собаками. Стоит одно­
му из стражей объяснить (желательно при этом говорить
по-испански с нарочитыми ошибками и держать в руках
открытый бумажник), что вы иностранец, как ворота
распахиваются с необыкновенной быстротой. Даже со­
баки начинают вилять хвостом и ведут себя смирно.
Как-то раз мы гуляли по такой многогектарной соб­
ственности, где имелся уже полузаброшенный апельси­
новый сад в несколько сотен деревьев. Несобранные
плоды золотистым ковром покрывали землю. Подъехав­
ший объездчик не только угостил плодами, но и угово­
рил взять с собой «немного». Это «немного» преврати­
лось в большой мешок, который подвезли на осле к на­
шей машине. Долго не хотели брать деньги, еле угово­
рил взять хотя бы 50 песо (около двух долларов). Мы от­
везли апельсины в посольство и раздали детям живущих
там сотрудников. Среди этих детишек дошкольного воз­
раста (в Колумбии нет школы при совпосольстве, как это
принято в странах с большими нашими колониями)
было много моих «приятелей», которым я позволял за­
лезать в мою стоящую во дворе машину, а иногда катал
вокруг квартала. Меня всегда восторгала их способность
«отколоть» какую-нибудь фразу в стиле книги Чуков­
ского «От двух до пяти». Однажды приехавший из горо­
да Леонид Михайлович «посетовал»: «Представляешь,
стали въезжать с Гороховым в ворота, а они кричат — по ­
сла везут! Я же не на катафалке!» Как-то я имел неосто­
рожность посоветовать одной молодой мамаше какое-то
190


хорошо известное мне от местных медиков средство для
ее трехлетнего сына. Мальчик поправился на следующий
день. Спустя неделю стучится в кабинет другая мама с
больным ребенком и просит посмотреть его. В ответ на
мое удивление говорит: «Ведь все мамаши знают, что у
вас медицинское образование!» Стоило труда объяснить
ей, что это недоразумение.
Изредка вся совколония выезжала на коллективную
прогулку за город. Чаще всего — на большое горное озе­
ро, давно облюбованное посольскими рыбаками. Они
ловили форель и другую рыбу, некоторые собирали в
прибрежном бору огромные маслята, другие играли в
волейбол или в домино. Кстати о грибах. Никто их кро­
ме нас, россиян, в Колумбии не собирает, а выращива­
ет (в основном шампиньоны) в специальных теплицах.
Объясняется это не только местными традициями, но
и тем, что грибы на высокогорье из-за сильной солнеч­
ной радиации горчат. Но русский человек приспособит­
ся везде: мы их отваривали и только потом готовили из
них различные блюда — горечи уже не было никакой.
Помню, как встречавшие меня в бору колумбийцы
удивленно интересовались, зачем я собираю грибы в
лесу, и даже начинали разъяснять, что есть их вредно, т.к.
они — «дикие». Однажды они так меня «достали» с по­
добными советами, что я сказал, что собираю маслята на
откорм кроликам. Случайные советчики были удовлет­
ворены моим ответом.
Другим общим и довольно обязательным мероприя­
тием считалось посещение клуба посольства по субботним
и воскресным вечерам. Там дипсотрудники поочередно
делали сообщения на темы внутренней и внешней поли­
тики СССР или по случаю какой-либо даты из нашей ис­
тории, проходили встречи с приезжавшими в Боготу ки ­
нодеятелями, музыкантами, спортсменами, а затем де­
монстрировался полученный из Москвы новый художе­
ственный фильм. Человеку, пропускавшему такое коллек­
191


тивное мероприятие, делалось замечание (нельзя, дескать,
«отрываться от коллектива»). Такая воспитательная работа
велась не столько руководством посольства (правда, в
моем случае замечал только Романов: «Что-то вас с Тать­
яной не было видно в клубе?!»), сколько секретарем проф­
бюро, как назывались за рубежом партбюро (а комсомоль­
ская организация именовалась физкультурной).
Я до сего времени остаюсь убежденным в том, что
маскировка такого рода была одним из проявлений, про­
стите, «совковой» дури чиновников (хотя я не склонен
сам советский период называть «совком»). Похоже, что
они считали наших идеологических противников полны­
ми дураками (в Союзе это проявлялось и в других, более
серьезных, делах, скажем, в отношении разного рода
«почтовых ящиков», о которых знали почти все и болта­
ли все, от мала до велика).
Упомянутая маскировка дополнялась и запретом
иметь при себе за рубежом партбилет, его нужно было
сдавать на хранение в ЦК КПСС. Может быть потому,
что такая система облегчала партийным чиновникам по­
вторный сбор партвзносов при возвращении билета вла­
дельцу. Повторный потому, что каждый из нас (а на ра­
боте за рубежом непартийных граждан почти не было) в
течение всей командировки уплачивал 3% от зарплаты в
иностранной валюте. Считалось, что эти деньги шли на
международную деятельность КПСС (в первые годы со­
ветской власти эту задачу формулировали менее деликат­
но — на свершение мировой революции) Естественно,
сюда входила и поддержка зарубежных компартий, что,
в принципе, не составляет никакого криминала (и сегод­
ня имеет место во всем мире такая поддержка в социа­
листическом движении, среди либеральных, христиан­
ских партий и др ). Другое дело, как использовались эти
средства, какова была отдача от них, в частности в и н ­
формационно-пропагандистской работе. К сожалению,
ответы на эти вопросы малоутешительны.
192


Страницы кратких воспоминаний — не место для глу­
бокого анализа столь серьезной темы. Поэтому позволю
себе ограничиться лишь отдельными примерами, под­
тверждающими указанный выше вывод. Но прежде надо
сказать, что в целом латиноамериканские компартии, на­
брав некоторую силу после Второй мировой войны (в ос­
новном на гребне победы советского народа), быстро ут­
ратили свое влияние в массах и постепенно превратились
в малоавторитетные организации даже среди трудящих­
ся. Поэтому делать ставку на них при проведении наших
информационных мероприятий и тем более в деле подго­
товки кадров зарубежных специалистов (главная цель при
создании Университета дружбы народов в Москве) было
ошибкой. Работавшие в Латинской Америке (Куба здесь
не в счет) видели, как проводят наши «друзья» (офици­
альный термин на партийном сленге) разного рода меро­
приятия, посвященные СССР, на которых редко можно
было увидеть хотя бы второплановых национальных дея­
телей, зато всегда — группу никому не известных посети­
телей, нетерпеливо посматривающих в сторону готовяще­
гося буфета. Или как направлялись на учебу в Союз аби­
туриенты. Считалось, что отбор проводился Ассоциаци­
ями дружбы с СССР, патронируемыми тоже «друзьями»,
однако ехали к нам наименее подготовленные, порою —
просто больные люди на лечение, каким-либо образом
связанные с партийными руководителями. На это не раз
сетовали сотрудники Университета дружбы народов. Го­
ворили нам об этом в доверительных беседах и коллеги из
посольств соцстран. Однако ставить под сомнение дея­
тельность «друзей» для посольства было строгим «табу»,
на это не осмеливались даже ответственные сотрудники
международного отдела ЦК КПСС. Да и как было убедить
«упертых идеологов» типа Суслова, который почти не вы­
езжал никуда за пределы Европы!
Поэтому оставалось самим «засучить рукава» и мак­
симально использовать возможности посольства — лек­
7ЗаказNo62
193


ции, пресс-конференции, приезды наших деятелей куль­
туры, артистических и спортивных коллективов и т.п.
Большим шансом для нашей информационной рабо­
ты и для укрепления отношений со страной пребывания
мог бы стать визит в Колумбию кого-либо из советских ру­
ководителей. А тут вдруг такая удача — президент Турбай,
собиравшийся в большую поездку по странам Европы, ре­
шил включить в их число и Советский Союз. Однако под
давлением противных нам сил, в частности генералитета,
был вынужден подстраховаться. Он заявил, что до своей по­
ездки намерен пригласить посетить Колумбию «президента
Брежнева». (Президента запугивали возможным отказом
Брежнева принять упомянутое приглашение.)
Для посольства наступили нелегкие времена: надо
было «раскачать» ставшую, особенно в те годы, непо ­
воротливой бюрократическую машину в Москве, что­
бы убедить всех замов и помощников в целесообраз­
ности указанного визита. К тому же могла негативно
вмешаться медицина, так как здоровье генсека в то
время оставляло уже желать лучшего. Москва молча­
ла. Игнорирование наших телеграфных запросов мы
могли бы перенести, но Турбай, как и любой цивили­
зованный человек, считал молчание в ответ на пригла­
шение в гости по меньшей мере проявлением невеж­
ливости. Как всегда подбросили «горячих угольков» и
некоторые газетчики, намекавшие, что колумбийский
президент, видимо, «пришелся не ко двору» для сверх­
державы. Турбай звонил по два раза в день в посоль­
ство, пока не пригласил посла Романова и не намек­
нул, что будет вынужден отозвать свое приглашение.
Леонид Михайлович просил его этого не делать и по­
дождать еще несколько дней, сославшись на «исклю­
чительную занятость Брежнева».
Посоветовавшись со мной, посол принял непростое
для него решение — направил обо всем вышесказанном
шифровку с пометкой «лично товарищу Громыко А.А.»
194


(тогда мы не знали, что министр спрятал телеграмму с
приглашением Турбая в свой сейф и приказал не беспо­
коить по этому поводу Леонида Ильича). Это была сво­
его рода мольба, чтобы дали хоть какой-то официальный
ответ колумбийскому президенту.
Как и следовало ожидать, через сутки пришел разнос­
ный ответ за подписью Громыко. В нем указывалось, что
посольство, проявляя узость взгляда, не охватывает все­
го спектра стоящих перед генсеком мировых проблем
(естественно, я передаю только смысл, а не дословный
текст). Послу предлагалось посетить Турбая, поблагода­
рить его за приглашение и дать понять, что по состоя­
нию здоровья Брежнев не сможет в ближайшее время
покинуть Москву (запомните эти слова!).
Указание мгновенно было выполнено. Появилась со­
ответствующая информация в прессе... Но каково было
Романову смотреть в глаза Турбаю при последующем об­
щении, когда почти в те же самые дни по телевидению по­
казали акт подписания в Вене Брежневым и президентом
США Картером советско-американского соглашения по
ядерному оружию! Правда, я сам видел на экране, как
Картер подхватил пошатнувшегося генсека. Этот кадр на
московском телевидении был вырезан.)
Президент Турбай благополучно совершил свой ев­
ропейский вояж (если не считать, что на обеде у испан­
ского короля он провозгласил тост за благополучие Рес­
публики Испании!), посол Романов отбыл в отпуск, а я,
желая хоть как-то подсластить пилюлю, лично сообщил
Турбаю по телефону о поздравительной телеграмме от
Брежнева в связи с национальным праздником Колум­
бии. Видимо, желая сделать это достоянием СМИ, пре­
зидент пригласил меня к себе во дворец. И верно, в на ­
значенный час там уже стояли телекамеры и толпились
газетчики. Проходя мимо них, жаждущих информации,
я сказал, что сам здесь гость и не могу делать заявления
вместо хозяина.
7*
195


Турбай принял меня очень тепло, внимательно про­
читал перевод текста телеграммы на испанский язык и
просил передать сердечную благодарность «президенту
Леониду Брежневу за чуткое внимание к колумбийско­
му народу и к нему лично». Предложив мне кофе, он по ­
делился своими впечатлениями от недавней европейской
поездки. Попутно заметил, что сожалеет о несостояв-
шемся визите в Москву, но понимает, что на это у Моск­
вы были «форсмажорные причины». Потом с хитрым
выражением лица (все же по крови он — араб, ливанец,
предки которого обосновались в Колумбии) признался,
что с трудом представлял себе, как бы он стал целовать­
ся с президентом Брежневым, и, смеясь, затрясся своей
корпулентной фигурой. Мне был понятен его смех, ибо
для латиноамериканцев взаимные поцелуи двух мужчин
могут означать лишь их нетрадиционную половую ори­
ентацию. С чувством большого облегчения я возвращал­
ся в посольство: досадный инцидент был улажен. При­
ехавший вскоре из Москвы генеральный секретарь
МИДа Ю.Е. Фокин (ныне он, после ухода на пенсию, яв ­
ляется ректором Дипломатической академии МИД Рос­
сии) сообщил мне, что в Москве одобрили мою, описан­
ную выше инициативу. Подтверждением тому была и по ­
лученная из министерства телеграмма, в которой сооб­
щалось об объявлении мне приказом министра благодар­
ности в связи с 50-летием со дня рождения.
Шел третий год моей командировки в Колумбию.
Несмотря на нашу договоренность еще в Москве о моем
трехлетнем сроке пребывания там, Л.М. Романов поста­
вил передо мной вопрос о продлении этого срока. Мне,
по ряду причин, не хотелось оставаться в Боготе еще на
год, тем более что наши личные отношения с послом
были не такими, как я ожидал от старого товарища, да и
дочери-студентке требовалось мамино присутствие.
Единственной проблемой, тормозившей мой отъезд,
было будущее трудоустройство в Москве. Хотя приез­
196


жавший к нам Ю.Е. Фокин (а я в это время оставался за
старшего в посольстве), довольный нашим приемом и
хорошо проведенными переговорами с руководством ко­
лумбийского МИДа, настойчиво приглашал меня снова
на работу в министерство, обещая там довольно высокую
должность. Но мне не хотелось возвращаться «на круги
своя» (выше я уже говорил о причинах моего доброволь­
ного ухода из МИДа) — ни в МИД, ни в Академию наук.
Видимо, сказывалась моя постоянная потребность испы­
тать себя в новых «ипостасях», попробовать свои силы в
новом деле. Я знаю много таких людей, для которых про­
ходить 30—40 лет по протоптанной тропинке в одну и ту
же контору считается не только благом, но и великой
заслугой. Я их не осуждаю (каждому — свое!), но придер­
живаюсь иных взглядов: у каждого человека свой темпе­
рамент и стиль жизни. Иногда я задумываюсь: а может
быть, такая моя биоэнергетика как-то притягивает ко
мне людей, которые реагируют на нее позитивно? Кто
знает, быть может и так...
А тем временем в Колумбию прибывает на съезд
компартии делегация ЦК КПСС, в состав которой вхо­
дит ректор Института общественных наук (бывшая
Международная ленинская школа) Ю.Н . Панков.
В 70-х годах меня приглашал туда для чтения лекции о
перуанском революционном процессе мой старый при­
ятель М.И . Мохначев. Слушатели института, предста­
вители иностранных демократических организаций,
приняли меня с большим вниманием, задавали инте­
ресные вопросы, полемизировали со мной и между со­
бой. После лекции Марат Иосифович поинтересовал­
ся, не хотел бы я поступить на постоянную работу в ин­
ститут, и сказал, что он мог бы порекомендовать меня
руководству. Я честно ответил ему, что не считаю себя
вполне подготовленным, чтобы преподавать в столь
важном учебном заведении, не имея опыта преподава­
тельской работы...
197


И вот спустя почти десять лет ректор Института об­
щественных наук Панков беседует со мной на приеме в
честь упомянутой выше делегации. Узнав, что скоро за­
вершается моя командировка, задает неожиданный воп­
рос о моей будущей работе в Москве. Увидев некоторое
мое замешательство, Юрий Николаевич,«беря быка за
рога», признается, что генсек колумбийской компартии
Хильберто Виейра высоко отзывался о моих «лектор­
ских» способностях и «умении находить контакт с ауди­
торией», и поэтому он хотел бы предложить мне работу
у него в институте. Добавив, что он не настаивает на н е ­
медленном ответе, ректор подал мне свою визитную кар­
точку со словами: «Приедете в Москву — звоните и за ­
ходите; в любом случае буду рад».
ГЛАВА 11
В «кузнице» зарубежных кадров
Приглашение Панкова добавило мне уверенности
при завершении колумбийской командировки, хотя я
еще не принял окончательного решения в связи с этим.
Тем не менее, навестив в Москве коллег со своей преж­
ней работы, я подтвердил высказанное перед отъездом
намерение не возвращаться в Академию наук. Остава­
лось выбрать между МИДом (Ю.Е . Фокин при встрече
в Москве повторил свое приглашение) и Институтом об­
щественных наук. Как я уже говорил, возвращаться в ми­
нистерство мне не хотелось, поэтому я договорился о
визите к Панкову под предлогом вручения ему, страш­
ному «кофеману», пакета с колумбийским кофе. Посмот­
рю, как примет меня Юрий Николаевич, подумал я, по ­
советуюсь с кем-нибудь из приятелей, в том числе в
ЦК партии, а потом буду решать.
Здание института было весьма импозантным, в сти ­
ле советского ампира. Занимало оно почти целый квар­
198


тал на Ленинградском проспекте, неподалеку от метро
«Аэропорт» (сейчас там находятся фонд Горбачева и Ф и­
нансовая академия). Юрий Николаевич встретил меня
очень радушно. Поинтересовавшись, не поступил ли я
уже на службу и получив отрицательный ответ, сказал:
«Вот и хорошо!» Потом, как говорят, не дав мне опом­
ниться, снял трубку и пригласил к себе кадровика. Уви­
дев мое изумленное лицо, ректор лукаво спросил: «Я по ­
лагаю, мы в принципе договорились?! Для начала вам
лучше будет на кафедре истории СССР: вы же кандидат
исторических наук...» Зазвонила «вертушка» (АТС Крем­
ля), Панкова вызывали в ЦК партии. Он попросил кад­
ровика представить меня как нового и.о . доцента заве­
дующему упомянутой кафедры Виктору Павловичу Ф и­
латову и, извинившись за прерванный визит, пожелал
успеха.
Виктор Павлович к тому времени уже более 20 лет ра­
ботал в институте, стал профессором, доктором наук.
18-летним пареньком он ушел на фронт, геройски коман­
довал артбатареей (позднее я был поражен, глядя на его фо­
тоснимок с 30 наградами на груди), после войны окончил
МГИМО (факультет английского языка), специализиро­
вался по проблемам Индии, не раз бывал в командировках
в этой стране...
Когда кадровик оставил нас одних, Филатов изуча­
юще посмотрел на меня через свои роговые очки и ска­
зал: «Ну, так слушаю вас...» От такого оборота дела я слег­
ка растерялся и пробормотал что-то вроде: «Вот решил
попробовать себя на преподавательской работе...» «Ну
что ж, пробуйте, коль ректор направил...» — несколько
безразлично заметил собеседник и попросил своего зама
ввести меня в курс дела. (Несколько лет спустя Филатов
сделал меня своим вторым замом, а некоторые коллеги
в дружеской беседе признавались: все мы встретили вас
поначалу настороженно — «как человека ректора», но
вскоре поняли свою ошибку и высоко оценили ваши де­
199


ловые и человеческие качества.) По инициативе и при
научной поддержке Виктора Павловича я защитил дис­
сертацию на соискание ученой степени доктора истори­
ческих наук, о чем подробнее скажу ниже.
С первых дней пребывания в институте я понял, на­
сколько ответственной была работа там. Предстояло не
просто читать лекции и вести семинары, как в любом
вузе. И не только все это делать на испанском языке для
слушателей из латиноамериканских стран, но и осуще­
ствлять с ними постоянный контакт — беседы в столо­
вой, в их общежитии, совместно посещать музеи, теат­
ры, выезды на ознакомительную «практику» в другие го­
рода нашей страны. К тому же иногда доставались не
только испаноязычные ученики, но и носители других
языков. Тогда преподавание шло при помощи перевод­
чика. Учебные программы, как правило, были рассчита­
ны на сравнительно небольшие сроки — шесть месяцев,
реже — на год. Нетрудно представить всю сложность за­
дачи — преподнести иностранцу курс новейшей истории
СССР за несколько месяцев при четырех-шести часах в
неделю. Тем более что наряду с хорошо подготовленны­
ми слушателями в национальных группах были и почти
полуграмотные люди. Я, естественно, предпочитал рабо­
тать с латиноамериканскими коллективами: знание язы­
ка, реалий этих стран, иногда наличие общих знакомых
в их партиях — все это способствовало необходимому
взаимопониманию со слушателями, хорошему усвоению
ими моего предмета.
В бытность мою преподавателем, в Институте обще­
ственных наук почти не было слушателей из европейских
стран (студенты из социалистических стран, приезжав­
шие по партийной линии, обучались в Академии обще­
ственных наук ЦК КПСС). Я не случайно опустил при­
ставку «при». Смешно сказать, но она носила принци­
пиальный характер: учреждения ЦК с названием без до ­
бавления этой приставки были как бы рангом выше, не ­
200


жели те, кто, подобно нашему институту, назывались
«при ЦК». Это сказывалось даже на размере зарплаты.
Должен сказать, что приставка «при» отнюдь не по­
мешала нам все же ощутить некоторые «прелести» при­
вилегий, которые существовали в те годы в «государстве
рабочих и крестьян». Многие мои коллеги получали вне
очереди квартиры в перворазрядных цековских домах (мы
к тому времени построили кооперативную квартиру за
свой счет, которую были вынуждены со временем разме­
нять на две —для нас с женой и для семьи сына, а дочь с
семьей получила жилье, отстояв в учительской очереди
около восьми лет), несколько раз мы проводили отпуск в
цековских санаториях, которые даже неприлично сравни­
вать с обычными профсоюзными, пользовались особым
продуктовым магазином, где были продукты, название
которых москвичи давно позабыли. Именно поэтому бла­
га такого рода имели особое значение.
Нужно сказать, что в те «застойные» годы страна ис­
пытывала серьезные затруднения со снабжением. Осо­
бенно это бросалось в глаза людям, приехавшим из-за
рубежа. Да и как не заметить (ежедневные покупки про­
дуктов мы тоже делали в общих магазинах), когда в зале
универсама стоит толпа и напряженно ждет вывоза ма­
леньких покупательских тележек с уже взвешенной ко л­
басой или сосисками. Не успеешь схватить (именно так!)
одну-две упаковки, жди до следующего вывоза часа че­
рез два. И при этом наши родственники в Подольске или
в Туле говорили нам: «Вам, москвичам, — хорошо, а нам
приходится по выходным ездить на электричке в столи­
цу за мясом и колбасой!»
Не лучше обстояло дело и с промтоварами, которые
можно было «достать» (глагол «купить» тогда почти не
употреблялся в обиходе) либо переплатив разного рода
«жучкам», либо отстояв в километровых очередях. Нас
еще выручали валютные магазины «Березка», так как мы,
работавшие за границей, имели так называемые чеки
201


(даже нам не позволялось иметь наличную иностранную
валюту, за это можно было получить приличный срок).
А вспомнить мордобои в винных магазинах, отпускав­
ших водку только по специальным талонам! Такого не
было даже в тяжелые послевоенные годы.
Вспоминая все это безобразие и мытарства людей, я
всегда удивляюсь, когда доводится беседовать с некото­
рыми «упертыми» моими сверстниками, которые, явно
греша перед Богом и совестью, пытаются доказать, что
раньше была «не жизнь, а малина». Я был ближе к такой
жизни, чем многие из них, но согласиться с этим не
могу...
К сожалению, по возвращении из Колумбии мы
столкнулись не только с упомянутыми проблемами: мой
восьмидесятилетний отец незадолго до этого позн ако­
мился с пожилой женщиной, явной авантюристкой, ко ­
торая, пользуясь его заболеванием мозга (сказалась
фронтовая контузия) и не всегда адекватным поведени­
ем, добилась от Павла Ивановича оформления супруже­
ства и выдачи ей завещания на все, что принадлежало
моим родителям, включая дачу в Валентиновке. Но если
бы дело было только в этом! «Супруга» не только стала
настраивать отца против нас, пускаясь на разного рода
выдумки, но даже пошла на прямую клевету в письме на
имя секретаря парткома института, где я работал. Пишу
об этом только для того, чтобы показать молодому и не­
посвященному читателю нравы, бытовавшие тогда в со­
ветском обществе и в КПСС.
Секретарь парткома института, человек весьма н е­
далекий, пригласил моего руководителя Филатова и
сказал, что партком «будет разбирать поведение Гаври-
кова и обсуждать его на партсобрании всего институ­
та». Виктор Павлович, с которым я делился всеми до­
машними проблемами, открыто заявил секретарю, что
он заблуждается на мой счет и что письмо является не­
чистоплотным ходом проходимки, желающей опоро­
202


чить меня и отобрать у нас родительскую дачу. Секре­
тарь не успокоился (тем более что заявительница сооб­
щала, что она — участница войны и мастер спорта) и
решил создать комиссию, которой так и не удалось под­
твердить то, о чем писала автор письма. А Филатов на­
стоятельно посоветовал мне подать заявление в граж­
данский суд, что я и сделал.
Заседания суда продолжались несколько месяцев, так
как заслушивались свидетели (соседи, друзья отца, ле­
чащий врач-психиатр), большинство из которых убеж­
дали суд в полной недееспособности Павла Ивановича.
Для читателя, быть может, будет интересна одна деталь,
так как она как будто из детективного романа. Как толь­
ко упомянутая проходимка получила от отца все иско­
мые ею документы, она тут же поставила его на учет в
районный психиатрический диспансер. Но когда суду
потребовалась история болезни Павла Ивановича, его
«супруга», подкупив сотрудницу регистратуры (я узнал
об этом позднее), организовала письмо в суд с отказом
под предлогом «аварийного затопления архива диспан­
сера». Не поверив этой «липе», я посетил лечащего пси­
хиатра отца, который на суде дал необходимые показа­
ния.
Учитывая, что я ни на что не претендовал, кроме дачи,
судья предложила ответчице заключить со мной «миро­
вую», оставив за собой все остальное, намекнув ей, что
иначе она может потерять все. Таким образом наша фа­
мильная дача была мною спасена для последующих по­
колений Гавриковых. Я даже попросил указать в опреде­
лении суда, что не возражаю, чтобы ответчица пользова­
лась в дачном доме небольшой комнатой до конца своих
дней. Но вскоре ее настигло онкологическое заболевание,
и через год она скончалась в отцовской квартире, кото­
рая вместе со всем имуществом перешла в руки дальних
родственников этой хваткой дамы, не знавших даже точ­
ного имени и фамилии моего родителя.
203


Применительно к этой «физкультурнице» еще раз
подтвердилась верность пословицы, которую моя мама
не раз мне повторяла: «Чужое возьмешь —своего не уви­
дишь!». Позднее я узнал, что, получив «халявную» соб­
ственность, упомянутая выше дальняя родня даже не
удосужилась похоронить свою «благодетельницу» и пе­
редала ее тело для изготовления учебного скелета(!).
Как я уже говорил выше, заслуга В.П. Филатова была
не только в том, что мы исправили несправедливость,
благодаря его доброму участию, но и в моем быстром
продвижении по научной стезе. Честно говоря, я иногда
подумывал о докторской диссертации, тем более что с
интересом разрабатывал тему влияния большевиков и их
опыта на процесс формирования левых партий в Латин­
ской Америке. Но до горбачевской «перестройки» серь­
езный научный (а чисто пропагандистский меня не и н­
тересовал) вариант работы на такую тему мог появиться
только с грифом «совершенно секретно», так как я ис ­
следовал не только позитивное влияние. А это уже пре­
вращало бы диссертацию из научной работы в служеб­
ную записку для Инстанции. Особенно мне стало это
ясно, когда получил возможность ознакомиться с неко­
торыми материалами партийного архива и архива Ко­
минтерна.
И все же Виктор Павлович убедил меня в необходи­
мости написания диссертации, став моим неофициаль­
ным научным руководителем (официальный назначает­
ся только при написании кандидатских диссертаций).
И он оказался прав: новые времена и порядки позволили
более открыто говорить о многих сторонах нашей исто­
рии, в том числе даже о негативных примерах влияния
большевистского опыта на латиноамериканское комдви-
жение. По отзыву оппонентов и оппонирующих органи­
заций, работа получилась «интересной и весьма полезной
для науки и политической практики». На защите был бро­
шен только один «черный шар» из двадцати трех.
204


В предзащитный период я еще раз имел возможность
убедиться, насколько конъюнктурным было мышление
у многих советских ученых. Например, одна ученая дама,
доктор наук, которой я представил автореферат моей
диссертации как члену ученого совета института, увидев
в ее названии слова «большевистский опыт», возмути­
лась: «Какие большевики, коллега? О каком опыте вы го­
ворите?» И только после разъяснения, что речь идет как
о позитивном, так и негативном опыте, а также о непра­
вильном использовании латиноамериканскими товари­
щами (в частности, кубинцами) опыта КПСС, успокои­
лась. Что ж, ее и иже с ней понять можно: ведь на дворе
был третий год перестройки, пора было становиться
«большим папистом, чем сам папа римский»...
Что касается меня, то перестройку, начатую по ин и ­
циативе М.С. Горбачева, я воспринял с большим энту­
зиазмом. Мне казалось, что заявленные меры были
именно тем свежим воздухом, который был столь необ­
ходим как партии, так и обществу в целом. Все напоми­
нало, хотя и в более концентрированном виде, хрущевс­
кую «оттепель»* 60-х годов.
Наша кафедра активно разъясняла слушателям
объективную необходимость таких трансформац ий,
трудности, стоявшие на пути перестройки. Вместе с тем
многие мои коллеги и я чувствовали, что в партии суще­
ствуют еще мощные антиперестроечные тенденции, спо ­
собные свести «весь пар предпринятых усилий лишь к
громкому свистку» — призывам, речам, разговорам.
Окрыленные новыми процессами в КПСС, к нам в
институт вновь стали приезжать на кратковременные за­
нятия представители левых партий Европы — итальянцы,
испанцы. С последними мне довелось проводить семинар
по проблемам перестройки. Это были молодые члены
*
Хрущевская «оттепель» — некоторая либерализация общественной
жизни в СССР в 60-х годах XX века, инициированная Н С Хрущевым
205


компартии и несколько ветеранов. Они уже были наслы­
шаны о трудностях, с которыми сталкивались даже роб­
кие начинания Горбачева и настойчиво добивались пря­
молинейного ответа на вопрос — «кто мешает?». И я ре­
шил позволить себе хотя бы среди единомышленников
отбросить в сторону модную в нашей среде «кухонную
дипломатию». Охарактеризовав сложившуюся ситуацию,
все позитивные и отрицательные факторы, я, оговорив­
шись, что это мое личное мнение рядового члена партии,
прямо сказал, что вряд ли стоит ждать в КПСС решитель­
ных и серьезных перемен, пока к руководству партии не
придут представители более молодого поколения, менее
«зацикленного» на уже отживших догмах. В ответ — бур­
ная овация. Причем хлопали не только молодые слуша­
тели, но и коммунисты-ветераны и даже присутствовав­
ший на занятии один из проректоров института...
Коль скоро я упомянул здесь о своей партийной при­
надлежности, думаю, самое время высказаться по этому
вопросу. Как и у многих моих сверстников, детство было
пионерским, юность — комсомольской. При всех «вы­
вертах» советской власти, в силу воспитания, данного
мне моим отцом (он либо поддерживал «партию и пра­
вительство», либо молчал, но никогда не критиковал их),
я был весьма правоверным комсомольцем, в институте —
комсоргом и членом факультетского бюро. В партию
меня до первой командировки за рубеж принять не мог­
ли, так как еще не было необходимого для этого стажа в
МИДе, а в совпосольствах за границей тогда приема не
было. Поэтому мне предложили (ну как же — советник
на Кубе и все еще комсомолец!) вступить в партию в пер­
вый же мой отпуск (рекомендации давала профсоюзная,
то есть партийная ячейка посольства в Гаване, где, кста­
ти говоря, секретарем был уже знакомый читателю Ю.В.
Лебедев, позднее — мой шеф в Перу).
Многое довелось повидать, услышать и пережить за
тридцать лет пребывания в КПСС (с 1961 г.). Поэтому
206


меня ничуть не удивил ее бесславный финал. Я не чув­
ствовал никакой вины за собой, ибо с постоянной само­
отдачей трудился там, куда меня направляло государство,
равно как не видел ее (вину) за другими рядовыми това­
рищами по партии. Поэтому у меня не было никакого
желания выбрасывать или сжигать партбилет, как и (ска­
жу честно!) вступать снова в какую-либо подобную орга­
низацию. В чем я действительно был окончательно ра­
зочарован, так это в том «химерном» социализме, кото ­
рый нашему народу навязывался партийной верхушкой,
создавшей для себя реальный коммунизм...
Последний год функционирования Института обще­
ственных наук ознаменовался для меня двумя интерес­
ными зарубежными поездками — в Мексику и Аргенти­
ну. В мексиканской столице проводился международный
съезд демократических партий, на который КПСС была
приглашена в качестве наблюдателя (в делегации — зав.
сектором Латинской Америки международного отдела
ЦК и я, как ученый-латиноамериканист). Значительно
больший, в том числе личный, интерес представляла для
меня поездка в Аргентину.
Нужно сказать, что, работая в институте, я не терял
связей с московским Домом дружбы с народами зару­
бежных стран, в котором еще в далеких шестидесятых
был членом правления Общества «СССР — Куба» под
президентством незабвенного Юрия Гагарина. Теперь
меня выбрали вице-президентом аналогичного Обще­
ства дружбы, но с Аргентиной. Поэтому, когда в Обще­
ство пришло приглашение направить ученого-истори-
ка со знанием испанского языка для чтения лекций в
университете города Ла-Плата, все в СОД* сошлись на
моей кандидатуре. Для меня, не скрою, это была очень
*
СОД — Союз обществ дружбы (общественное — только формально
учреждение, занимавшееся под руководством ЦК КПСС культурными свя­
зями с зарубежьем). В его распоряжении находится московский Дом друж­
бы для проведения различных мероприятий.
207


волнующая поездка: спустя 35 лет вернуться в далекую
страну моей молодости (в буквальном и переносном
смысле), где прошли первые годы нашей с Таней совме­
стной жизни, где родился наш первенец, где проходи­
ло мое профессиональное «крещение».
В Буэнос-Айресе стоял «весенний» октябрь: можно
было вполне ходить без пальто, хотя иногда дождило. Уз­
нав о моем приезде, меня пригласил поселиться у него
мой старый приятель, известный аргентинский историк
Леонардо Пасо. Это было очень кстати, т.к. свободных
денег у меня не было, а пригласивший меня универси­
тет несколько дней (типично по-латиноамерикански)
«утрясал» всякого рода формальности и расписание моих
лекций. За эти 3—4 дня я исколесил весь город, посетил
наши с Таней любимые места, прошелся мимо роддома
«Санаторио Кусатис», где родился наш Алеша, заглянул
в парк «Ретиро» и в знаменитый зоопарк.
Наконец за мной пришла машина, и я поехал в Ла-
Плату. 60 км отделяют этот город от столицы, хотя он по ­
чти слился с ней за счет расположенных вдоль шоссе на­
селенных пунктов. Стоит он в устье одноименной реки —
Ла-Платы, что и Буэнос-Айрес. Основанный в конце
XIX века как административный центр провинции Буэ-
нос-Айрес, он вскоре стал одним из важнейших городов
страны. Его население ныне почти достигает миллиона
человек. По своей планировке он очень напоминает наш
Санкт-Петербург в миниатюре — прямоугольная сетка
улиц с системой диагональных магистралей. Пригласив­
ший меня Национальный университет основан еще в
1884 году, но продолжает «обрастать» новыми зданиями.
В первый же день пребывания в городе меня принял
ректор и ознакомил с решением ученого совета. В доку­
менте говорилось, что я приглашен прочитать в течение
месяца пять лекций для студентов и преподавателей уни­
верситета по узловым проблемам новейшей истории Со­
ветского Союза, с выплатой мне месячного оклада про­
208


фессора. К моему приятному удивлению, оклад арген­
тинского ученого оказался почти в десять раз больше его
советского коллеги. Правда, признаюсь, попотеть тоже
пришлось: после каждой лекции битком набитый зал за­
сыпал меня таким количеством вопросов, что в гостини­
цу я возвращался заполночь (лекции начинались в 18 ча­
сов). Вопросы касались главным образом текущих собы­
тий нашей жизни —перестройка, попытки государствен­
ного переворота со стороны ГКЧП, характеристика Гор­
бачева и Ельцина. Ведь на дворе был октябрь 1991 года...
Перед отлетом на родину я имел еще три дня, чтобы
побродить по Буэнос-Айресу. В те дни меня опекал ста­
рый товарищ еще по Лиме — корреспондент ТАСС Ев­
гений Алексеев, который проводил меня и в столичный
аэропорт «Эсейса». Моя аргентинская виза заканчива­
лась в день отлета. Алексеев заранее посоветовал прокон­
сультироваться по этому вопросу в нашем консульстве,
чтобы избежать потом каких-либо неприятностей.
Я пошел на Родригес Пенья, 1741. О боже! Как меня­
ются нравы и порядки! За пуленепробиваемым стеклом
сидела сотрудница, которой я предъявил свой (обще­
гражданский) паспорт и задал соответствующий вопрос.
Что она могла мне ответить? Я-то знаю, что на этих дол­
жностях у нас работают жены дипломатов, не имею­
щие особого желания всерьез интересоваться делом
(главное — подработать, так как зарплата мужа — не
весть что, особенно если есть дети). Попросил пригла­
сить консула. Сотрудница сказала, что он занят. Тогда я,
теряя терпение, подал ей свою визитную карточку пове­
ренного в делах СССР в Колумбии и добавил: «Скажите
своему шефу, что его просит выйти на две минуты чело­
век, который покупал здание, в котором он работает».
Через минуту несколько смущенный консул появился в
приемной. «У нас сегодня неприемный день, — сказал
он, здороваясь, — я подумал, что кто-то из туристов при­
шел. Пройдемте, пожалуйста, в мой кабинет!» («Бедные
209


наши туристы! Никому они не нужны», — подумал я и
стал излагать консулу свою проблему.) Евгений был прав:
нужно было съездить в миграционное управление и про­
длить визу на сутки, иначе самолет улетел бы без меня.
Теперь же мой «ИЛ-62» без проблем вез меня прямым
рейсом в Москву, куда я прибыл через 23 часа (а не че­
рез 17 суток, когда мы возвращ ались пароходом в
1958 году).
В Москве меня ждала неприятная новость — ЦК пар­
тии принял решение о ликвидации Института обществен­
ных наук и создании на его месте небольшой консульта­
тивной группы, на работу в которой претендуют раз в де­
сять больше желающих, чем количество вакансий в ней.
Интуиция подсказывала мне, что и эта «палиативная»
группа долго не протянет. Поэтому я принял решение
оформлять пенсию по возрасту (благо, что в том же году
мне исполнилось 60 лет), предоставив возможность сра­
жаться за новую работу более молодым коллегам.
Конец года подтвердил правильность принятого
мною решения: Горбачев развалил СССР, а Ельцин рас­
пустил КПСС.
Наступили далеко не простые для всех нас, бывших
граждан Советского Союза, времена: мы стали жить в
новом государстве, в непривычной для нашего поколе­
ния россиян социально-экономической формации. Пи­
сали и вспоминали об этом у нас много, поэтому не буду
повторять то, что известно теперь даже молодым. Огра­
ничусь, в основном рассказом о себе и моей семье.
Летом 1992 года мы с Таней, как всегда, поселились
на даче в Валентиновке, частенько вспоминая слова мо­
его отца: «Будете пенсионерами — оцените значение
дачи!». Действительно «фазенда» стала отдушиной в тя­
желые времена первых реформ и даже материальным
подспорьем для всей нашей большой семьи в деле снаб­
жения фруктами, ягодами и овощами. Тем более что за
последние годы появились на свет еще двое внуков, На­
210


ташиных детей — Андрей и Маша. К этому времени
(1992 г.) Андрюша уже был в начальной школе, а Машу­
ля посещала детский сад.
Не могу не сказать несколько слов о каждом из них
отдельно. Андрей рос смышленым, даже хитроватым
мальчуганом, буквально помешанным на разных автомо­
билях. Как и положено любому первенцу немного изба­
лованным вниманием двух бабушек и дедушек. Пожалуй,
больше все же нас поражала Маша, особенно своими
высказываниями, как будто взятыми из коллекции
К. Чуковского. Например, еще четырехлетней, расставив
в прихожей всю обувь по порядку, сказала: «Посмотри,
какая я «порядочная»! В таком же возрасте брат обучал
ее игре в шахматы. Переставляя фигуру, он говорит:
«Маша, я тебя сейчас съем!» И тут же молниеносная ре­
акция сестренки: «Как ты меня съешь? У меня же кос­
точки есть!» Словом, скучать с ними не приходилось,
хотя они жили с нами лишь летом, месяц-два.
Испытывая определенную нехватку средств (кто тог­
да ее не испытывал?!), мы с женой решили на даче отклик­
нуться на просьбу заведующей местной почты — помочь
в доставке писем и газет. Тане я оставил ближайшие ад­
реса, в основном в соседних с нами поселках Малого и Ху­
дожественного театров (пусть «похваляется», что самому
О.Н. Ефремову доставляла почту!), а себе взял всю про­
тивоположную нам сторону от железной дороги, включая
далекую деревню Бурково, где сразу завоевал симпатию
у местных бабулек. («Такой культурный, вежливый у нас
почтальон!» — говорили они на почте.)
И вот однажды кручу педали своего велосипеда и раз­
вожу «с толстой сумкой на ремне» корреспонденцию, как
в стихотворении Маршака. На одной из дорожек почти
наезжаю на пару — мужчину и женщину. Собрался,
было, извиняться, но вдруг слышу: «Юра, ты что здесь
делаешь?!» Мои старые знакомые — супруги Князевы.
С Русланом Князевым учился на одном курсе МГИМО,
211


в Лиме встречал обоих с детьми, голодных и потрясен­
ных, среди других советских граждан, направлявшихся
спецрейсом «Аэрофлота» из Чили на родину после раз­
рыва дипотношений с хунтой Пиночета. (В последние
годы появилось много авторов, мало смыслящих в лати­
ноамериканских делах, но пытающихся представить это­
го генерала эдаким освободителем чилийцев и даже де­
мократом. Рекомендовал бы им послушать рассказ соб­
кора ТАСС в Чили Руслана Князева о том, как его семью,
не имевшую диппаспортов, молодчики Пиночета держа­
ли несколько часов на холодной лестнице под дулами ав­
томатов, глумясь и издеваясь даже над детьми!)
Мы обнялись, я рассказал о своей жизни в послед­
ние годы. «Вот, пересел с «шестисотого» на двухколес­
ный», — сказал я шутя. Узнав о моей службе на почте,
Руслан спросил, почему бы мне не пойти преподавать
испанский язык и страноведение в Институт иностран­
ных языков, где супруги теперь работали. Договори­
лись созвониться ближе к началу учебного года и рас­
стались. Откровенно говоря, за сбором яблок, разво­
зом почты и другими делами, я позабыл о нашей до­
говоренности. Но не забыл Князев. Он прислал на дач­
ный адрес телеграмму, в которой приглашал в конкрет­
ный день и час на беседу с завкафедрой МГЛУ (Мос­
ковского государственного лингвистического универ­
ситета, так теперь назывался бывший Институт инос­
транных языков им. Мориса Тореза) Светланой Ива­
новной Мельник. Она рассказала, что ее кафедра ве­
дет работу по внедрению коммуникативного метода
преподавания иностранных языков людям разного
возраста. В этих целях ей разрешили создать при ка­
федре платные курсы обучения основным европ ей­
ским языкам всех желающих. Мне кажется, что мы по ­
нравились друг другу. Светлана Ивановна предложи­
ла мне преподавать испанский язык слушателям упо­
мянутых курсов.Я согласился.
212


ГЛАВА 12
Здравствуй, племя молодое...
Дни сентября 1992 года начали отсчет моего десяти­
летнего профессорства на лингвистической ниве. Я шел
работать в МГЛУ, абсолютно не думая о преподавательс­
ких титулах. Ректор Ирина Ивановна Халеева, ознакомив­
шись с моим послужным списком и получив лестные от­
зывы о моей работе с языком в Институте общественных
наук от профессора С.П. Мамонтова, предложила офор­
мить меня на должность профессора кафедры методики
обучения иностранным языкам дипломированных специ­
алистов. Правда, несмотря на такое название, мы прини­
мали всех. Причем на курсы испанского языка, как пра­
вило, шла молодежь, в том числе студенты МГЛУ. По су­
ществующим теперь правилам студент языкового вуза
имеет право на бесплатное обучение двум иностранным
языкам, за все последующие он должен платить. Послед­
нее обстоятельство не было серьезным препятствием для
поступления на наши курсы. Во-первых, институт тради­
ционно считался вузом обеспеченных семей (даже при со­
ветской власти он являлся законодателем мод среди мос­
ковской молодежи), во-вторых, многие студенты нашли
работу, связанную с языком и хорошо оплачиваемую, а
в-третьих, расценки за обучение на кафедре были, по ­
жалуй, одни из самых низких в Москве.
Но прежде чем рассказывать о моей работе в МГЛУ,
хочу с большой благодарностью сказать несколько слов
об упомянутом выше Степане Петровиче Мамонтове.
Тем более что его в 2002 году не стало. Если читатель по ­
мнит рассказ о моей защите кандидатской диссертации,
то должен был запомнить, наверное, что она проходила
в Университете дружбы народов. Я не учился в аспиран­
туре и поэтому должен был прикрепиться в качестве со­
искателя к какому-либо вузу или научному институту со­
213


ответствующего профиля. Мой приятель В.М. Комаров
(к сожалению, тоже уже ушедший от нас) посоветовал
мне ориентироваться на Университет дружбы народов,
где деканом исторического факультета работал его ста­
рый друг С.П. Мамонтов (бывший военный переводчик-
испанист и крупнейший специалист по культуре Латин­
ской Америки). Спустя много лет наши пути со Степа­
ном Петровичем снова сошлись в Институте обществен­
ных наук, где мы оба преподавали. После закрытия и н ­
ститута Мамонтов был приглашен ректором И.И . Хале-
евой для создания кафедры культурологии в МГЛУ, ко ­
торой и стал заведовать. Мы не были с ним друзьями
(даже что живем в одном доме на юго-западе узнали как-
то случайно), но это не мешало нам ценить друг в друге
такие качества, как увлеченность в работе и профессио­
нализм.
Анализируя десять лет, проведенных в Лингвистичес­
ком университете, я, помимо других позитивных момен­
тов, указываю на предоставившуюся мне возможность
ближе познакомиться с молодым поколением. Моло­
дежь всегда отличается от предыдущих поколений, но
здесь был «особый случай»: ведь сегодняшние двадцати­
летние были учениками первых классов начальной ш ко­
лы, когда развалился СССР; их формирование проходи­
ло в новых условиях. Мне было крайне интересно узнать,
какие они, каких ценностей придерживаются, о чем ду­
мают и мечтают. Тем более что мой старший внук Сер­
гей, в силу сложившихся в его семье обстоятельств, был
несколько отдален от нас с женой и мы общались с ним
крайне редко. Да и как можно делать какие-либо выво­
ды о целом поколении по одному человеку?!
Конечно и тех сто человек (слушателей курса страно­
ведения я не считаю), прошедших через мой класс за эти
годы, нельзя стричь под одну гребенку, но мне хотелось
ухватить главное, скажем, то, что их существенно отли­
чает в поведенческом плане от нас, их отцов и дедов
214


Мой вывод: они больше уверены в себе, в них более раз­
вито чувство собственного достоинства; рассчитывая в
основном только на себя, они высоко ставят перед со­
бой жизненную планку и надеются ее преодолеть. И это
все при том, что многое из того, что происходило в
90-е годы в России (да и продолжает происходить в
XXI веке!), не формирует благоприятной среды для вос­
питания человека.
Не будучи психологом и социальным аналитиком, я
не берусь четко сформулировать причины упомянутых
мною процессов. Могу только высказать некоторые сооб­
ражения, исходя из собственного опыта, в отношении мо­
его поколения. Да, «нас утро встречало прохладой» и в це­
лом, по крайней мере для детей и юношей, было «хоро­
шо в стране советской жить». Но не надо забывать, что все
наши молодые годы проходили под форсмажорным дав­
лением таких обстоятельств, как братоубийственная враж­
да (раскулачивание, насильственные переселения целых
народов, судебные процессы над «врагами народа»), Ве­
ликая Отечественная война, восстановительный послево­
енный период. Сюда можно добавить и постоянные пе­
рестройки школьной системы, нескончаемую нехватку в
стране самого необходимого. Было принято считать, что
все эти «исторические» обстоятельства должны были за­
калять человека. Может быть, но при одном «но» — если
бы в стране не существовал феномен двойной морали.
Если бы народу не говорили одно и при этом руководи­
тели не делали другое, если бы, ошельмовав таких ученых,
как Вавилов, хотя бы не приближали к «верхам» явных
проходимцев и подхалимов типа Лысенко, если бы не
уничтожали людей на основе лишь «подметных» анони­
мок. Наконец, если бы при всех объективных трудностях
партийные и государственные руководители разделяли бы
их со своим народом. В этой связи не могу не поведать
почти анекдотичный разговор, подслушанный моим при­
ятелем в кремлевском распределителе продуктов.
215


Один из прикрепленных: «Марья Ивановна, зачем вы
мне взвешиваете макароны, уж они-то , надеюсь, есть в
городских магазинах?»
Продавщица: «Если я вам взвешиваю, значит, их в
обычных магазинах нет!»
И при всем этом официальная пропаганда призыва­
ла нас прежде всего заботиться о государстве («была бы
только Родина богата и счастливая!» — пелось в одной
из песен тех лет), быть уверенным не только в завтраш­
нем дне, но и верить в светлое будущее, стоя в длинных
очередях (за продуктами, для получения жилья, в поли­
клинике) и получая более чем скромную зарплату, а за­
тем — еще более мизерную пенсию.
Мне кажется, что уже на генетическом уровне сегод­
няшней молодежи передались подспудное недоверие,
неуважение к власти, государству и стремление рассчи­
тывать только на себя.
Старожилы Инъяза говорят, что они не помнят та­
кой тяги студентов, даже в языковом вузе, к овладению
третьим или четвертым языком. Другой вопрос — к а ­
ким? В прошлые времена, если человек решал выйти за
доморощенные (другого слова не могу найти) рамки
изучения иностранного языка, по количеству сданных
знаков (скажем, на зачете или экзамене нужно было пе­
ревести любой текст из пяти тысяч печатных знаков),
то на языковом факультете он выбирал себе язык по
различным соображениям — от вкуса до лингвистичес­
кого благозвучия. Теперь же наступил бум англи йско­
го: преимущественное преподавание этого языка в
средней школе, печатная продукция, реклама, объявле­
ния с приглашением на работу со знанием в первую
очередь английского. Даже фирмы не англоязычных
стран требовали знаний английского языка. На наших
курсах звучали предложения установить более высокую
плату за изучение английского. Словом, эта «идиома»
становилась эдаким языком первого сорта.
216


Все это не могло не сказаться на спросе: если в анг­
лийские группы прием завершался в 2—3 дня, то в осталь­
ные оставались вакансии и после его официального окон­
чания. К тому же (мы же большие умельцы экономить не
там, где нужно) постаралось Министерство образования
РФ, установившее, что даже в языковом вузе группа долж­
на насчитывать не менее 12—13 человек. Хотя в отноше­
нии платных групп это было полным абсурдом.
Новые времена и подходы требовали и новых органи­
зационных и, если хотите, этических правил (объявить на­
бор еще ни зимой и заранее взять с учеников деньги, опуб­
ликовать неправдоподобную рекламу и т.п.). На такие
меры не могла пойти наша заведующая, С.И . Мельник,
при всей ее энергичности и таланте руководителя. Увле­
ченная наукой, методикой обучения, она веровала в то,
что блестящее, современное преподавание, —лучшая рек­
лама для платных курсов. Но если стратегически это был
правильный расчет, то в тактическом плане он оставлял
многих из нас, в том числе и ее (французский язык), с не
до конца заполненными группами. Тем более, как я заме­
тил позднее, в силу утвердившегося сегодня среди моло­
дежи индивидуализма, теперь не принято рекомендовать
что-либо даже друзьям. (Я окончил эти курсы, мне они
понравились, а пойдет ли на них мой «френд» — это его
проблемы!)
Конечно, пусть со скрипом и трудом, 2—3 группы ис­
панского все же набирались. Так как я работал на полстав­
ки, то вел обычно одну группу, и 1—2 вела моя старая зна­
комая еще по Дому дружбы Н.С. Демина, которой я при­
знателен за помощь, оказанную мне на первых порах.
Что это были за люди, наши слушатели? Как я уже
говорил, главным образом студенты нашего университе­
та, чаще 2-го
— 5 -го курсов. И что особенно хочется от­
метить, женщины и девушки. Об этом нужно сказать от­
дельно. Не потому, что я согласен с объяснением данно­
го феномена моей коллегой Деминой, говорившей, на ­
217


деюсь, шутя, что «девицы предпочитают преподавателей
мужского пола». А дело в том, что в активной части н а­
селения страны (а тем более среди людей среднего воз­
раста) в последние годы наметилась тенденция «угаса­
ния роли мужчины». В отличие от предыдущих поколе­
ний мужчин, поддерживавших традиционную для рос­
сиян роль мужика — защитника, хозяина, главы семьи,
сегодня многие молодые мужчины (я не говорю о тех вы­
нужденных трудоголиках, которые пашут за троих и ни
на что другое у них уже не остается ни времени, не сил)
охотно уступают первенствующее положение в обществе
женщинам. Зацикленные на пиве (а многие и на водке),
на созерцании футбола и хоккея, они предпочитают роль
дремучих домоседов. Загляните в театры, концертные
залы, на художественные выставки, рассмотрите амфи­
театр приглашенных на любую телепередачу, и вы уви­
дите там редкие, как в тундре кустики, мужские лица.
У меня в группах их не было почти совсем. Очень харак­
терно, что в двух случаях, когда записывались супружес­
кие пары (и даже уже вносили деньги!), продолжали за­
ниматься лиш ь их женские половины. Конечно, можно
было бы объяснять такое явление большими трудностя­
ми для женщ ин при поступлении на престижную рабо­
ту (и желанием последних иметь больший шанс перед
мужчинами), если бы речь шла об английских группах.
Испанский же язык обычно идут учить ради латиноаме­
риканской музыки, песен, ради еще большего культур­
ного и эстетического развития, для души. А на это, по
большому счету, сегодня способна только женщина. Я в
этом глубоко убежден, и да простят меня мужчины!
Не меньше поразило меня в университете и другое на­
блюдение —довольно низкое, тем более для университет­
ского студента, культурное развитие, слабые знания в об­
ласти гуманитарных дисциплин, нашего совсем недавне­
го исторического прошлого. Некоторые ответы на мои
вопросы звучали анекдотически. Вот отдельные из них
218


(я записывал эти «перлы»): «Хрущев? Где-то слышал эту
фамилию...» Рассматривая репродукцию портрета J1.H.
Толстого: «Чей портрет? Не помню... А, Толстой?! Это у
него в рассказе (!) женщина под поезд бросается? Какой
художник нарисовал портрет? Без понятия» (модная те­
перь фраза). Беседуя со студенткой, упоминаю Ф.И . Ша­
ляпина и не вижу на тщательно размалеванном личике
никакого «отсвета» при этом. «Юля, вы знаете, кто был
Шаляпин?» После минутного раздумья слышу: «Кто-то из
цирка, что ли?!» Поверьте, такое трудно придумать...
Для собственного успокоения в таких случаях старал­
ся говорить себе: но не все же такие, вспомни Катю К о­
сякову, Наташу Миронову, Настю Шахову, Карину Кур-
маеву, Меньшикову Машу, Лену Кудинову. Да, но , к со ­
жалению, это были именно те исключения, которые еще
больше подтверждают правило.
Должен еще сказать в защиту нынешнего молодого
поколения, что такие явления в молодежной среде, как
культурный нигилизм, бравада невежеством, весьма
свойственны переходным периодам типа того, что пере­
живаем нынче мы в России. Полагаю, будет уместным
здесь процитировать А.Н . Толстого*, излагающего в од­
ном из рассказов времен Первой мировой войны беседу
дяди профессора с его племянницами 16 и 18 лет:
— Мы презираем знаменитостей! —восклицает одна.
— Мы плюем на Пушкина, — говорит другая.
— Нам ничего этого не нужно, мы молоды и хотим
жить...
— Довольно пеленок! Мы не дети! Нам нужны экста-
зы и наркоз!
— Мы любим только уродливое!
Как будто взято из творческой программы некоторых
наших телеканалов... Справедливости ради нужно сказать,
что в массе своей студенты МГЛУ обладают очевидными
* Толстой А.Н . Повести и рассказы. М ,1988. с. 260.
219


способностями к изучению иностранных языков. При всех
наветах на сегодняшний лингвистический университет, в
частности байках о легкости поступления в него при боль­
ших деньгах, попасть в МГЛУ бездарностям довольно
сложно, особенно девчонкам. Последних, как и в прежние
годы, неохотно пропускают на переводческий факультет.
Он остается для них «заказником». Поэтому девицам при­
ходится довольствоваться педагогическим, прикладных
наук (политология, история, экономика) и некоторыми
другими факультетами. Это не означает, что среди девчат
нет способных и толковых переводчиков, многие из кото­
рых успешно работают в иностранных фирмах и компани­
ях. К сожалению, почти никто не идет работать в среднюю
школу, даже в Москве (слишком большая разница в окла­
дах в школе и на фирме). Отсюда — вакансии преподава­
телей иностранных языков во многих столичных школах.
Жаль, что чиновники от образования до сих пор, видимо,
смотрят на иностранный язык как на рисование или пение.
Не случайно наши слушатели не из студентов и те,
что постарше, признавались, что они на наших заняти ­
ях попадали в новый, непривычный для них мир: шло се­
рьезное и интенсивное изучение важного предмета в ат­
мосфере, свободной от напряжения, скованности и ску­
ки. Мы слушали диалоги на магнитофоне, смотрели
сценки по «видику», беседовали между собой все вместе
и попарно, «звонили» по телефону, играли в активные
игры, пели песни на испанском языке, писали диктан­
ты. Что касается грамматики (обычный вопрос со сто­
роны «упертых консерваторов»), то мы, не умаляя ее
важного значения, не делали из нее «вещи в себе» или
«фетиша», рассматривали как связующую нить, на кото ­
рую нанизывали все наши методические «экзерсисы».
Преимущества разработанного кафедрой метода и
личный вклад каждого преподавателя в его дальнейшее
совершенствование давали свои плоды. Помню, как при­
сутствовавший на экзамене моего первого выпуска ис­
220


панский аспирант Андрес Сантана спросил с недовери­
ем, действительно ли это были слушатели первого года
обучения, настолько свободно и почти без ошибок
объяснялись на испанском мои ученики.
К сожалению, на кафедре не была разработана мето­
дика последующего обучения на уровне совершенство­
вания полученных знаний. Это объяснялось (я говорю об
учениках моих групп) недостаточным количеством же­
лающих, как по материальным, так и бюрократическим
причинам. Например, при всех стараниях С.И. Мельник,
так и не удалось добиться полноценной записи в дипло­
мах наших студентов об учебе на курсах.
Тем не менее отдельные мои ученики и слушать не
хотели о прекращении занятий со мной, так сказать, на
полпути. Увидев весьма прохладное отношение к моим
официальным предложениям по данному вопросу, я стал
действовать «в соответствии со временем» — в одиноч­
ку. В течение почти трех лет я совершенствовал разрабо­
танный мной материал, вобравший в себя опыт многих
(в том числе зарубежных) лингвистических школ, пока
ни решился на индивидуальные занятия с отдельными
продвинутыми учениками. На первых порах я как-то
даже не думал о гонораре, тем более что поначалу пр и­
ходили только мои бывшие студенты, но позднее появи­
лись «протеже» моих учеников, в том числе и начинав­
шие с нуля. Пришлось становиться и репетитором. Да и
коллеги, узнав о моей «благотворительности», как бы в
шутку заявили: «Вы нам портите рынок услуг».
Теперь у меня есть такие выпускники, которые рабо­
тают переводчиками испанского языка в учреждениях и
на фирмах, одна девушка преподает его в средней ш ко­
ле, две другие живут и работают в И спании, а одна
дама — домохозяйка — строго контролирует изучение
испанского языка ее сыном, студентом МГИМО.
Но не только к преподаванию свелось десятилетие,
проведенное в МГЛУ. В соавторстве с двумя профессора­
221


ми Академии нефти и газа им. Губкина, к сожалению,
ныне покойными, я выпустил фундаментальный труд в
серии «Международная инженерная энциклопедия» —
«Нефтегазопромысловый словарь» на пяти языках, в том
числе и на испанском. Мною были написаны и ряд науч­
ных работ: «О реальных и мнимых альтернациях в испан­
ском языке», «О языке романа Сервантеса «Дон-Кихот».
Но, пожалуй, самыми запоминающимися в течение
упомянутых лет были мои поездки в Барселону. Чита­
тель, наверное, помнит мое первое посещение этого кра­
савца Средиземноморья в конце 50-х годов. Тогда, стоя
у памятника Колумбу в порту, я думал, увижу ли еще ког­
да-нибудь этот город. Но вот — новые времена и, как го­
ворится, — новые песни (или возможности).
В целом Барселона с 1958 года архитектурно мало из­
менилась, и я это отмечаю как момент положительный.
Уважение к прошлому, своей истории — в чести у испан­
цев. Вот и здесь: менялись правительства, страна вновь ста­
ла королевством, рухнул одиозный режим диктатора Фран­
ко, отгремела (пусть даже значительно раньше) граждан­
ская война, а второй по значению город Испании стоит, как
и прежде, со своими бульварами и проспектами, сохраняя
на них не только все здания и монументы, но даже прежние
названия. И это относится не только к Барселоне.
Например, неподалеку от Мадрида, в открытом поле
сооружен мемориальный комплекс, где рядом захоро­
нены погибшие с обеих сторон в братоубийственной
гражданской войне в 30-е годы XX века. Люди прихо­
дят туда поклониться своим соотечественникам, рес­
публиканцам ли, франкистам ли — все одно: там лежат
ИСПАНЦЫ! Вот прекрасный пример нам, россиянам,
привыкшим (к сожалению, до сих пор) делить свой н а­
род на «белых и красных», на своих и чужих (мои свер­
стники помнят лозунг: «Кто не с нами, тот — враг!»).
И в этом плане была весьма характерна рекомендация
советского посольства в Испании гражданам СССР —
222


не посещать упомянутый комплекс. Даже «в чужой мо­
настырь со своим уставом»!
Знакомясь с Барселоной поближе, начинаешь ощу­
щать, насколько любят жители свой город, гордятся им,
не позволяя себе даже малейших нарушений порядка,
чистоты. Правда, это объясняется не только местным
патриотизмом, но и многовековой конкуренцией с Мад­
ридом, желанием во всем превзойти столицу. И это было
бы отрадно, если бы не одно обстоятельство — сепара­
тистские настроения у многих каталонцев (Барселона —
столица провинции Каталония), порою напоминающие
тенденции, бытующие в другой провинции — Стране
Басков. Меня, естественно, не шокировало дублирова­
ние в Барселоне испанских указателей на каталонском
языке (нечто среднее между испанским и французс­
ким)*, но показалось странным услышать от молодого
барселонца, что он не понимает по-испански . Причем
это было заявлено мне, иностранцу, с явным вызовом.
В любом случае я с чувством искреннего восхищения
всегда буду вспоминать Барселону и прилегающие к ней
небольшие прибрежные городки как, скажем, Калелья.
Особенно потому, что мне довелось посетить дорогую
моему сердцу испанскую землю в сопровождении моих
внуков — сначала с десятилетней Машей, а затем —с ше ­
стнадцатилетним Андреем. Жаль, что не пришлось с
Сергеем: он путешествует уже сам.
Никогда не говори слово «последнее» (посещение,
встреча, рюмка вина и т.д.), говори — «предпоследнее»,
советуют испанцы. И верно: кто знает, что нас еще ждет
в этой жизни. Вот и я заканчиваю этот сюжет словами:
«Я всегда буду с удовольствием вспоминать свои «пред­
последний» посещения Испании!»
*
Наибо лее развитая эконо миче ски об ласть И спа нии у се веро -в о сто чного
побережья. Главный город — Барселона. Обладая культурной автономией, пр е ­
тендует на бо льш ее К аталонский язык — о д ин из ис па нских (наряду с кастиль­
с ким, непра вильно называемым ис па нс ким, галицийс ким и баскс ким) языков.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МОИ НОВЫЕ ПРИЯТЕЛИ
ГЛАВА 1
Евгений Евтушенко
Первоначально, когда я составлял план книги, я хо­
тел органично и хронологически точно включить в свое
общее повествование о житье-бытье рассказ о некоторых
замечательных людях, наших современниках, с которы­
ми мне выпало счастье быть знакомым. Но, по мере на­
писания воспоминаний, просматривая свой архив, я по ­
нял, что с рядом из них у меня сложились по-настоящ е-
му приятельские, довольно теплые отношения, вышед­
шие за пределы обычного знакомства. Вероятно, эти от­
ношения трудно назвать дружбой, тем более что с года­
ми понимаешь — подлинных друзей много не бывает
(уже счастлив тот, у кого есть хотя бы один!).
Из таких приятелей я отобрал только тех, о ком и н ­
тересно будет, на мой взгляд, узнать широкому кругу чи­
тателей. Это совершенно разные люди, но всех их объе­
диняет беззаветное служение искусству (если конкрет­
нее, то литературе и музыке), а также место моего зн а­
комства с ними — остров Куба.
Начнем с Евгения Александровича Евтушенко. Ду­
маю, что не только людям моего поколения, но и свер­
стникам моих детей не надо представлять этого талант­
ливого человека. Умышленно не ограничиваю его талант
словом «поэт»: помимо прекрасной поэзии, Евгений
224


Александрович успешно пробовал себя в кинематогра­
фе (как режиссер, актер и сценарист), литературной кри­
тике, а в последние годы — на ниве преподавания лите­
ратуры в зарубежных вузах.
И все-таки правы те, кто говорит о нем прежде всего
как о поэте. Хотя бы потому, что в каждом его начина­
нии виден поэт. Я имел возможность наглядно убедить­
ся в этом, когда Женя (мы с ним называем друг друга по
имени) приехал на Кубу для написания сценария кино­
картины «Я — Куба».
Режиссер картины М.К. Калатозов (помните его «Ле­
тят журавли»?) пригласил Евтушенко для этой работы не
случайно: ему хотелось сделать не просто историко-по ­
литический фильм, а глубоко лиричную картину, в ко ­
торой через судьбу героев показать поэзию борьбы за
свободу Кубы и ее народа. Влюбленные в творчество
Жени М.К. Калатозов и кинооператор С.П . Урусевский*
не мыслили себе другого сценариста, кроме Евтушенко.
К тому же Евтушенко был уже знаком с новой Кубой.
После первого своего посещения острова он писал мне
в письме в начале 1961 года: «Дорогой Юра! Если б ты
знал, как я соскучился по моей родной Кубе (и по тебе
тоже!) ...Я таю надежду, что меня вызовут на Кубу осе­
нью... Куба вошла мне в кровь, и мне кажется, что ниче­
го о ней настоящего еще не написал. Все было как-то
приблизительно, поверхностно... Привет твоей чудесной
доброглазой жене... Обнимаю тебя, твой Женя, которо­
му живется не очень важно. Евг. Евтушенко». И так как
фильм замышлялся как совместная советско-кубинская
постановка, Калатозов попросил кубинских коллег вы­
делить в помощь Евгению кого-нибудь из молодых мест­
ных поэтов.
*
Урусевский С П (1908—1974), известный советский кинооператор, ре­
жиссер и художник Учился во ВХУТЕМАСе Снял фильмы «Сельская учи­
тельница», «Сорок первый», «Летят журавли >, «Неотправленное письмо»,
«Я — Куба», «Бег иноходца»
8 Заказ N° 62
225


Приехав на остров, Евтушенко с головой ушел в изу­
чение истории страны, музыки, танцев, встречался с
бывшими повстанцами, революционерами, руководите­
лями Кубы и простыми людьми. При всей моей занято­
сти, я старался помогать ему чем только мог. На первых
порах это было важно для него и потому, что он почти
не владел испанским языком, а переводчик группы, поэт
Павел Грушко, с приездом задерживался. Известно, что
общая работа сближает людей, особенно единомышлен­
ников (я тоже отношу себя к «шестидесятникам», душою
принявшим хрущевскую «оттепель» в общественной
жизни). Мы еще больше подружились с Женей, который
был к тому же почти моим ровесником.
Подолгу мы сидели с ним либо у него в номере в «Га­
вана либре», либо в какой-нибудь забегаловке (Женя
жадно вслушивался в речь посетителей, ловил глазами
каждое их движение), либо у меня дома после позднего
ужина, когда мои спали и нам никто не мешал беседо­
вать. Он зачитывал мне первые наброски сценария; пока
он был недоволен своей работой. Вот что писал об этом
периоде в письме к своей жене (позднее она, Б.М. Фрид­
ман, приедет на Кубу в качестве второго режиссера филь­
ма) Урусевский: «Два эпизода очень хорошие... Неделю
он (Евтушенко. — Ю.Г.) писал третий. Вчера вечером чи­
тал —дикий бред. Опять вернулся к прежнему. Потерял
форму и... полный провал. Но это он и сам понимает. Вот
что приятно.
Он дико устал. Надо сказать, что он меня просто по­
разил и покорил своей внутренней мобилизованностью,
силой воли, ну а о таланте мы знали и раньше...» И даль­
ше: «Теперь уже совершенно ясно, что Женя напишет
сценарий...»
Я тоже старался всячески подбодрить Евгения и вы­
ражал свою уверенность не только ему, но и в ответе на
запрос «Мосфильма». Посол Алексеев и я делали все,
чтобы поддержать Калатозова и его группу на протяже­
226


нии всего периода создания фильма, рассматривая его
как важный вклад в дело сближения наших стран и на­
родов. Эта поддержка выражалась и в принципиальных
вопросах (продление сроков съемки, выделение допол­
нительных средств), и в сугубо житейских (женам кине­
матографистов в начале второго года их пребывания на
острове было разрешено приехать на Кубу на один ме­
сяц, хотя и с оплатой проезда за свой счет).
Приехала тогда и жена Евтушенко — Галина, прият­
ная, спокойная и даже несколько молчаливая молодая
женщина — полный антипод, как мне показалось, Ев­
гению. Позднее в Москве, даже после того, как в их се­
мье появился голубоглазый сын Иван, супруги Евтушен­
ко, к сожалению, развелись. До этого, приехав в Союз в
отпуск, мы были с Таней в гостях у них в писательском
доме, около метро «Аэропорт». В этот вечер мы позна­
комились с тогда еще молодым писателем Василием Ак­
сеновым. Женя подарил нам с Таней большой сборник
своих стихов, называвшийся «Взмах руки». На титуль­
ном листе написал: «Нежно любимым мной Тане и Юре
Гавриковым, согревавшим меня в самые тяжелые мину­
ты улыбкой ласковой, как мягкая застенчивость нашей
русской подмосковной природы. Евг. Евтушенко».
Через некоторое время, когда я уже работал в АПН,
я попросил Евтушенко поделиться своими мыслями по
некоторым вопросам в связи с тем, что готовил большую
статью о нем для латиноамериканской прессы.
Евгений прислал мне из Переделкино большую за­
писку, содержание которой, мне кажется, может пред­
ставлять интерес для читателя. Вот что он писал: «Наша
эпоха — эпоха величайших сдвигов в сознании челове­
чества, когда люди самых различных национальностей
начинают уразумевать, что все они, в той или иной сте­
пени, зависят друг от друга. Примеры того, что события
в относительно небольших географически странах (Куба,
Вьетнам) сразу ставят на карту судьбу всего человечества,
8*
227


волей-неволей заставляют даже самые ленивые мозги
мыслить глобально. И поэтому поэзия действительно
отходит на второй план, но какая поэзия? Поэзия, зам­
кнувшаяся в самой себе, играющая в детские камушки
формализма и декадентства, в то время как надо воро­
чать горы. Поэзия же, набитая как парус всеми трагеди­
ями и тревогами нашего века, выходит вперед. Враки,
что в какой-либо стране люди не умеют слушать или чи­
тать (стихи. — Ю.Г .). А если они и не умеют, то надо их
научить. Дело в активности, наступательноеTM самой по­
эзии. И чем более ленив читатель, тем более активны
должны быть поэты. В Австралии на моих вечерах было
до 6 тысяч человек, а мне говорили, что всех слушателей
поэзии можно уместить в телефонную будку. В таком,
например, далеко не специфически литературном горо­
де США, как Питсбург, на мое выступление было пода­
но 12 тысяч заявок, хотя зал вмещал всего около 2,5 ты­
сяч человек. Значит, дело не в слушателях. Я считаю, что
поэтические выступления — самая лучшая атака на сон­
ливость масс. А когда массы уже будут разбужены, то они
сами будут тянуться за книгами, что важнее всяких шум­
ных выступлений». А по поводу характеристики своих
политических взглядов поэт добавлял: «Никогда не ста­
рался быть ни «левым», ни «правым» — а всегда старал­
ся быть самим собой». Это признание Евтушенко, на мой
взгляд, особенно ценно, так как в мировой прессе появ­
лялись иногда язвительные обвинения его в «политичес­
ком флюгерстве».
К тому времени Евгений посетил уже много стран, но
всегда признавался в своей особой любви к Латинской
Америке. И на этот раз в своей записке он посвятил это­
му континенту много строк. Например, такие: «К сожа­
лению, Латинскую Америку я знаю больше по литера­
турным источникам (за исключением Кубы). Однако я
получаю много читательских писем из самых разных л а­
тиноамериканских стран — из Чили, Аргентины, Вене­
228


суэлы, Панамы, Мексики и Бразилии. С горечью должен
отметить, что большинство моих читателей вынуждены
читать мои стихи на английском или итальянском яз ы­
ках, так как книга моих стихов на испанском вышла
только одна — в Мадриде, лет 5 тому назад, составлен­
ная в основном из юношеских стихов. Может быть это
нескромно, но мне кажется, что писать я стал сейчас луч­
ше. Я надеюсь, что все же у меня выйдет поэтическая
книга в Латинской Америке, составленная по моему вы­
бору. И наконец тогда я осуществлю свою давнюю меч­
ту: трехмесячную или четырехмесячную поездку по раз­
ным странам Латинской Америки с чтением стихов...»
Евгений не раз признавался в своей любви к поэзии
Сесара Вальехо, Октавио Паса и Пабло Неруды*. Вер­
нувшись из поездки по Соединенным Штатам, он рас­
сказывал, что до сих пор прогрессивная молодежь этой
страны помнит «замечательные выступления Пабло Не­
руды в Нью-Йорке». Мне Женя писал по этому поводу,
что «был счастлив за своего старшего товарища, который
с достоинством защитил честь великой литературы ис­
панского языка.
Эту записку мне Евтушенко начал словами: «Юра,
пишу только тебе! Ибо спрятался и пишу про Америку.
Вернее — стараюсь спрятаться и стараюсь писать. Имею
идею (об этом впервые он говорил мне еще раньше.
—
Ю.Г.) . Что если нам с тобой вдвоем рвануть от АПН в
3—4 -месячную командировку по Латинской Америке —
везде, куда дадут визы, я бы и почитал стихи, а заодно
получилась бы книга. Подумай. Компания, по-моему,
будет хорошей». И добавлял с присущим ему юмором:
*
Вальехо С. (1892—1938) — перуанский писатель. В 30-х годах дважды
посещал СССР, о котором написал книгу. Участник национально-револю­
ционной войны испанского народа 1936—1939 гг. О. Пас (род. в 1914 г.) —
мексиканский поэт и публицист, дипломат. П. Неруда (1904—1973) — чи ­
лийский поэт, общественный деятель, дипломат, участник упомянутой выше
войны в Испании, лауреат Международной ленинской премии «За укреп­
ление мира между народами».
229


«А если ты не уверен в своей политической подкованно­
сти, я тебе одолжу мои подковы. И с радостью преогром­
ной, ибо без слишком тяжелых подков хорошему коню
легче, как говорят латиноамериканцы. Целую. Женя.
(1967 г.)».
Примерно в это же время мексиканский журнал «Си-
емпре» заказал Агентству печати «Новости» интервью с
Евгением Евтушенко. Мы условились с Женей, и я с фо­
токором Ганкиным поехал к нему в Переделкино. Раз­
делавшись с интервью и проводив фотографа, мы про­
сидели с ним до рассвета. Вспоминали Кубу, кубинских
друзей, съемки кинофильма. Евгений напомнил мне о
своей идее проехать со мной по странам Латинской Аме­
рики (я с лекциями об СССР, он — с чтением стихов).
Я сказал, что идея хорошая, но трудно осуществимая из-
за виз, которые латиноамериканские государства в те
годы крайне неохотно выдавали советским гражданам с
недипломатическими паспортами. Евтушенко согласил­
ся со мной и рассказал, как в некоторых латиноамери­
канских странах пресса писала о нем как об агенте КГБ
«в личине поэта», в других же газетчики называли его
агентом Белого дома и лично президента США. «В Мек­
сике, — сказал он смеясь, — одна газета умудрилась на­
писать, что я — «американский солдат, дезертировавший
с вьетнамской войны».
В свою очередь, я рассказал Жене о другом курьезе.
Уже после его отъезда с Кубы и после завершения так
называемого карибского кризиса в советской колонии
получили распространение стихи, подражавшие извест­
ному стихотворению Евтушенко «Хотят ли русские вой­
ны?», ставшему потом песней. Вот отрывок из этих сти­
хов безымянного автора:
Да , мы ум еем помогать, умеем кризисы решать,
Но все же мы — живой народ,
по венам кровь у нас течет.
230


Скучая по земле большой, во сне мы видим дом родной.
Ну так ответь, газета «Ой» *, когда вернемся мы,
Когда вернемся мы, когда вернемся мы домой ?!
Прощаясь с Евгением, я сказал ему, что его собака
(судя по фотоснимкам) очень похожа на собаку Маяков­
ского. «Нет, — возразил он, — моя собака лучше». По­
том, хитро прищурившись, добавил: «Зато пес Маяков­
ского в качестве хозяина имел поэта, который был луч­
ше, чем я».
Прошел месяц. Получаю в АПН свежий номер жур­
нала «Сиемпре» (No 784 от 03.07.68 г.). Читаю мое интер­
вью, взятое у Евтушенко, и сразу понимаю, что не все со ­
ответствует сказанному Евгением. В частности, в интер­
вью были слова: «Мексика — страна революций, от нее,
наследницы революций, во многом зависит...» и т.д. Жур­
нал же после слов «наследницы революций» решил доба­
вить далеко не безобидную отсебятину — «происшедших
в моей стране» (в устах россиянина это выглядит как «рус­
ских революций»!). И редакционная выдумка «сработала».
Уже в следующем номере «Сиемпре» появилось открытое
письмо читателя, некоего Франсиско Ортиса, который
возмущенно вопрошал у Евтушенко, откуда тот взял, что
мексиканская революция является наследницей русской?
Пришлось обороняться от несправедливых нападок.
В письме на имя главного редактора «Сиемпре» Хосе Па-
хес Лиерго я писал, что господин Ортис «полемизирует
с никем не произнесенной и никем не написанной (за
исключением «Сиемпре») фразой, что напоминает (хотя
и не по своей вине, а вине вашей редакции) сражение
Дон-Кихота с ветряными мельницами!» Вскоре на мое
имя пришло письмо от главного редактора, в котором он
извинялся «за вкравшуюся ошибку».
*
«Ой» — до победы революции — орган Компартии Кубы, полное на­
звание — «Нотисиас де Ой» («Сегодняшние новости»).
231


Некоторое время спустя я засел за диссертацию, по ­
том уехал в Перу, затем — в Колумбию, а там и Евгений
стал лишь наездами бывать из Америки, где он получил
университетскую кафедру. Ну а писать письма теперь не
в моде. Рады бываем с Таней посмотреть на него изред­
ка по какому-либо телеканалу...
Не могу завершить сюжет о Евтушенко, ничего не
сказав по поводу следующего. Когда я начинал с кем-
либо из знакомых разговор о нем, то сталкивался с не­
которым налетом непонимания его позиции по ряду воп­
росов, а иногда и просто с обвинениями поэта в «при­
способленчестве», «флюгерстве» и т.п.
Мне трудно согласиться с подобными оценками.
И не только потому, что мне всегда претили категорич­
ность и однозначность в характеристиках явлений куль­
туры (сколько мы «наломали дров» при таком подходе,
начиная с 1917 года!). Ведь любой подлинный талант
(а Евгений Евтушенко, бесспорно, — поэт талантли­
вый) — это, как говорят, — человек не от мира сего. Ра­
нимая душа художника, пытающаяся объять необъятные
проблемы и скорби всего мира, порою не может быстро
и безошибочно постичь самые обычные для простых
смертных явления. Отсюда вечные сомнения, колебания,
разочарования, а то и чрезмерная восторженность в
оценках. Если бы у поэта все было бы четко выверено и
взвешено, то это был бы не поэт, а политик или, простите
за нескромность дипломат.
Другое дело, что Евгений иногда был вынужден вес­
ти себя как дипломат, особенно в более зрелые годы: не
каждому по душе, когда тебя начинают причислять к из­
гоям или «вытирать об тебя ноги». Если поэт иногда «не
лепил правду-матку» в лицо — пусть это будет на его со­
вести (а все наше поколение, вымуштрованное под де­
визом «Всегда готов!», так уж ли готово было правильно
понимать даже малейшее диссидентство!). Для меня важ­
но одно — Евтушенко всегда и однозначно был против
232


подлости, низости, расизма и бюрократической тупости.
И не важно, с какой стороны при этом дули ветры. Его
поэтический стяг обычно развевался в правильном на­
правлении.
ГЛАВА 2
Кирилл Молчанов
В нашей гаванской квартире стояло, хотя и старое, но
весьма приличное по звуку пианино. Часто мне вспоми­
нается такая сцена: за этим инструментом сидит мужчи­
на лет сорока пяти, лысый, с черными красивыми гла­
зами, крепкого телосложения. Слегка сутулясь над кла­
виатурой, он играет просто, без какой-либо манерности,
иногда напевает слова той или иной песни. Это компо­
зитор Кирилл Молчанов, приехавший на Кубу по при­
глашению Союза деятелей культуры этой страны. В то
время Молчанов был одним из секретарей Союза совет­
ских композиторов. Его песня «Вот солдаты идут», му­
зыка ко многим советским фильмам (например, «На
семи ветрах») уже хорошо были знакомы кубинским му­
зыкантам и простым кинозрителям.
Я сопровождал композитора на все его встречи в Га­
ване, ездил с ним по стране, в выходные дни приглашал
к себе в гости, ничем не выделяя его из многочисленной
группы советских деятелей культуры, до того приезжав­
ших на Кубу (даже не посещал с ним Фиделя Кастро, как
это было с его коллегой Владимиром Фере). И тем не
менее он очень привязался к нашей семье, даже к детям.
Пытаясь анализировать причины нашего приятель­
ства, я сделал для себя вывод: это был (очень жаль, что
Кирилл уже ушел из жизни!) человек редкой, даже для
интеллигентов, душевной «конструкции». Поэтому каж­
дое проявление даже самого обычного внимания к себе
он воспринимал не как что-то заслуженное им, а как
233


признак доброты и щедрости самого человека, поддер­
живающего с ним отношения. Мне кажется, об этом сви­
детельствуют и его письма. Вот некоторые строки из них.
Апрель 1963 г: «...Как видно, на большие письма я не
способен. Однако это не значит, что я — свинья. Доро­
гой Юра, помню тебя, вспоминаю тебя и люблю тебя...
Вот видишь, как торжественно!» (удивительно скромный
человек, он стеснялся внешних и тем более эффектных
проявлений чувств).
Декабрь 1964 года: «Дорогой Юра! Я совершенно
зашился! Приехав из Италии, я через неделю укатил в
командировку в Венгрию (бурная международная
жизнь!), а вернувшись из Венгрии, окунулся в гущу
бесполезных разговоров на оперном пленуме Союза
композиторов.
И все-таки в перерывах между вояжами и заседани­
ями я успевал подумать о тебе. Желаю тебе, Тане и де­
тям всего хорошего в Новом году. За праздничным сто­
лом выпейте рюмку старки за мое здоровье и вспомните
вашего верного друга. Твой Кирилл».
Замотанный суетой далеких от творчества дел, он
очень переживал, что не может уделять должного вни­
мания семье, друзьям, сыну Володе, которого он очень
любил. В указанном выше письме Молчанов заверяет,
что непременно («на этот раз точно так будет!») позво­
нит по возвращению из Старой Рузы* 12 января.
Кстати, о сыне. Кирилл познакомил нас с ним, тогда
еще подростком, на одном из вечеров в московском Доме
кино. Теперь это хорошо известный телезрителям, талант­
ливый ведущий и тележурналист Владимир Молчанов.
Вскоре композитор был назначен директором Боль­
шого театра Союза ССР. Я позвонил ему, чтобы поздра­
вить. Он поблагодарил и очень искренне сказал: «Юра,
милый, лучше пожалей!» (действительно, это была не­
* В Старой Рузе находится Дом творчества композиторов
234


простая работа: в ГАБТ и тогда была весьма сложная об­
становка). И тут же добавил: «Что захотите посмотреть
с Таней — звоните!»
Спустя некоторое время, увидев на афишах анонс но ­
вой оперы Кирилла «А зори здесь тихие...», по мотивам
известной одноименной повести, я позвонил ему и по­
просил билеты на премьеру. Он заверил, что приглаше­
ния будут, хотя заметил, что не любит премьеры, так как
«приходится много общаться с начальством, а не с дру­
зьями».
Спектакль нам понравился: музыка брала за душу, как
и само действие на сцене — прекрасное пение и игра ак­
теров, отличные декорации. Только мне, старому вока­
листу, показалось, что местами некоторые арии героев
музыкально были несколько неотшлифованными. И я
был страшно горд, когда в телефонном разговоре, ко с­
нувшись спектакля, Кирилл сам сказал об этом, добавив:
«Разве у нас дадут спокойно работать, все торопят к ка­
кой-нибудь дате...»
После этого мы встречались несколько раз на всевоз­
можных культурных мероприятиях, потом Таня и я уеха­
ли в Перу, где из присланных московских газет узнали о
скоропостижной смерти нашего дорогого Кирилла Мол­
чанова...
ГЛАВА 3
Мстислав Ростропович
Честно говоря, до Кубы я что-то знал о Мстиславе
Леопольдовиче Ростроповиче, к тому времени известном
виолончелисте, только благодаря афишам и телевиде­
нию. На концертах его не бывал, так как из всех видов
исполнительского искусства предпочитал скрипку (благо
в детстве и сам учился играть на этом инструменте) и во­
кал. Виолончель не жаловал.
235


В Гавану пришла телеграмма из Минкульта, сообщав­
шая, что Ростропович готов по окончании гастролей в
Мексике дать на Кубе два-три концерта. Кубинская сто­
рона без особого энтузиазма согласилась «втиснуть» в
уже составленный план филармонии два концерта —
один с оркестром и один сольный, мотивируя это, меж­
ду прочим, и тем, что «виолончель — не очень популяр­
ный инструмент у кубинцев».
Но ни они, ни я (каюсь!) тогда хорошо не знали Сла­
ву (как он сразу же попросил его называть). Уже входя в
зал для встречающих, он, улыбаясь своей обворожитель­
ной улыбкой, стал обнимать всех, кто его встречал. А на
предложение ехать в отель, сказал, что «спать еще рано,
а лучше поехать посмотреть зал, где он будет играть». Д о­
бавив при этом, что количество платных концертов его
не заботит, а больше интересует возможность общения
с музыкантами, творческой молодежью, перед которы­
ми он готов играть где угодно, даже на улице. Кубинцы
были покорены! Я тоже был удивлен манерой Ростропо­
вича общаться даже с малознакомыми людьми. Чувство­
валось, что это весьма незаурядная личность во всем, не
только в творчестве. В последующие встречи с ним я не
раз имел возможность убедиться в этом.
Прибыв в гостиницу «Ривьера», Слава, воспользо­
вавшись непродолжительным отсутствием переводчи­
ка Поленова (назовем его так), доверительно (как буд­
то я его старый знакомый) попросил меня хотя бы по­
селить его отдельно «от этого типа», если нельзя вооб­
ще от него избавить. Он рассказал, что в Мехико тот по ­
требовал разместить их вместе в одном номере, чем выз ­
вал шок у администрации гостиницы (латиноамерикан­
цы в таких случаях начинают думать о нетрадиционной
ориентации клиентов). Усердный и бдительный служа­
ка и на сей раз хотел повторить «мексиканский вари­
ант», но я пресек его попытку, сославшись на местные
традиции.
236


Утром я заехал за Ростроповичем и повез его в Гаван­
скую консерваторию, где для него был организован ма-
стер-класс. Так как Поленова под благовидным предло­
гом мы оставили купаться в бассейне гостиницы, мне
пришлось три часа переводить «фонтанирующую» речь
маэстро. Обратив внимание на мое свободное владение
музыкальными терминами во время перевода, уже в ма­
шине Ростропович поинтересовался, откуда это у меня.
Я рассказал ему о своих музыкальных «штудиях» на
скрипке и по вокалу. «Как мне повезло!» — обрадовался
он. И уже с хитрым выражением лица пошутил, что н а ­
шел в посольстве «собрата по искусству».
Не скрою, после такого комплимента забот у меня
прибавилось: Ростропович никуда не хотел ехать без
меня. Не буду подробно описывать, насколько триум­
фально прошли его оба концерта в Гаване. («И что они
выдумали, что у кубинцев виолончель не в почете?!» —
очень искренне удивлялся Слава после первого концер­
та.) Действительно, на его концерт под открытым небом
на Кафедральной площади собралось более трех тысяч
слушателей.
Об успехе виолончелиста свидетельствовал и при­
ем его министром культуры Висентиной Ангунья. Она
искренне призналась музыканту, что он открыл ей,
большому любителю классической музыки, возможно­
сти виолончели. Прощаясь, она спросила, какие по ­
желания есть у маэстро. Тот, не задумываясь, спросил,
может ли она предоставить ему пианино, установлен­
ное на грузовике. Мы переглянулись с министром.
(Может быть, я не так понял его, — подумал я.) За­
метив наше недоумение, Ростропович пояснил, что в
гостинице ему перевели сообщение кубинских газет, в
котором рассказывалось о поджоге наемниками боль­
ших плантаций сахарного тростника и о том, что на
пожарище работают добровольцы, дабы собрать хоть
что-то из уцелевшего.
237


—
Я хотел бы дать концерт под открытым небом для
этих людей, которым непонятно почему мешают стро­
ить демократическую страну, — сказал Ростропович. На
глазах у доньи Висентины появились слезы. Пожилая
женщина подошла к нему и поцеловала в щеку.
В воскресенье на сгоревшем поле было много добро­
вольцев — рубщиков тростника. Они были прокопчены,
лица покрыты сажей, одежда тоже. От поднятой гаревой
пыли над плантацией висела черная пелена. В полдень
работники стали подтягиваться к грузовику, на котором
было установлено пианино, за которым сидел аккомпа­
ниатор Ростроповича Дедюхин (да простят меня, если не
точно вспомнил фамил ию ). Когда слушателей собралось
человек триста, мы со Славой залезли в открытый кузов
машины. Сопровождавший нас кубинский дирижер Эн­
рике Гонсалес Мантичи представил Ростроповича и меня
и объяснил цель нашего приезда. Люди восторженно зах­
лопали.
Обращаясь к добровольцам, Слава сказал, что хло­
пать должны не они, а мы, восторгаясь таким патриоти­
ческим энтузиазмом, который проявляют кубинцы.
И что он как музыкант хочет выразить им уважение сво­
ими профессиональными средствами — музыкой... Он
начал выступление знакомым многим кубинцам произ­
ведением испанского композитора Де Фалья «Огненный
танец». Боже, как он играл! Люди слушали стоя, как за­
чарованные, у некоторых на глазах были слезы востор­
га. Про аплодисменты можно не говорить: это был
шквал! А Ростропович продолжал играть... После того
как было исполнено последнее произведение, старый се­
дой рубщик-мулат поднял руку и стало тихо. Он подо­
шел к грузовику, снял соломенную шляпу и низко покло­
нился музыкантам: «Большое спасибо за ваше великое
искусство, достойное вашей великой страны... Я старый
человек, прожил большую жизнь, но никогда не видел
ничего подобного...»
238


Куба — страна небольшая. Новости из дома в дом там
распространяются быстрее, чем по телевидению. Молва
о Ростроповиче мгновенно пронеслась по всей Гаване.
Поэтому, когда через день мы приехали с ним в столич­
ный пригород Кубанакан, в Национальную школу ис­
кусств, там Славу встречали уже как героя.
Расположенная на территории бывшего гольф-клу­
ба, в живописной пальмовой роще, школа была откры­
та правительством Фиделя Кастро как интернат для ода­
ренных детей. Находясь на полном государственном
обеспечении, ученики проходят там курс общеобразова­
тельной школы и овладевают каким-либо из искусств
(музыка, балет, живопись и скульптура). Кстати сказать,
Кубанакан — это район, где до революции жили круп­
ные магнаты, банкиры и сахарозаводчики. Теперь там
находятся помещения для приема высоких официальных
гостей, резиденции иностранных послов. Два коттеджа,
принадлежавшие представителю американской «Джене-
рал моторе» Барлете и семье его дочери, покинувшим в
начале революции страну, были предоставлены послам
Китая и Советского Союза.
Ростропович дал для учеников и преподавателей шко­
лы большой концерт и потом долго отвечал на вопросы
собравшихся. Ему показали классы, комнаты для досуга,
библиотеку; пригласили пообедать вместе с учащимися...
Из Гаваны Слава улетал очень довольный и, как он
говорил сам, под большим впечатлением от увиденного
на Кубе. У трапа самолета он крепко обнял меня, расце­
ловал и сказал, что мы с Таней, как только появимся в
Москве, должны непременно дать ему знать.
Вскоре и мы с Таней прилетели в Союз в отпуск. Ула­
див неотложные дела, я позвонил Ростроповичу по те­
лефону в его квартиру на улице Неждановой. Он сказал,
что рад нашему приезду и хочет побыстрее увидеться и
познакомить нас со своей супругой Галиной Вишнев­
ской. На следующий день мы поехали к ним в гости.
239


Галина Павловна (она тоже просила называть ее по
имени — Галя) была, как нам показалось, полной про­
тивоположностью искрометному и неугомонному Сла­
ве: спокойная речь, неспешные движения, ироничные
ремарки в адрес супруга — все выдавало в ней уверен­
ную в себе и знающую себе цену красивую и талантли­
вую даму. Я полностью согласен с журналисткой, кото ­
рая писала, что «Галина Павловна проста и непосред­
ственна. Но как царица. Царственность у нее не от­
нять»*. Порою казалось, что она несколько устала от по­
читания, окружавшего ее повсюду, в том числе и дома.
Поэтому мы были крайне удивлены, когда в конце на­
шей встречи увидели совсем другую Галину Павловну.
После ужина Слава, пребывая в очень приподнятом
настроении, много вспоминал и рассказывал о своем и
Галином друге — композиторе Дмитрии Шостаковиче.
Мне очень понравилось высказывание Шостаковича о
социалистическом реализме как «о прославлении на­
чальства в доступной для начальников форме». Расска­
зал он и о том, как в 1945 году в СССР проходил первый
после семилетнего перерыва конкурс музыкантов-ис -
полнителей. Так как за эти годы «накопилось» много да­
леко не юных музыкантов, и среди них — уже замечен­
ный общественностью пианист Рихтер (ему исполнился
31 год), организаторы конкурса пошли на увеличение
предельного возраста участников до 31 года включитель­
но. Это позволило Рихтеру принять участие в состязании
и занять первое место. «Иногда и власти делали добрые
дела»,— заметил Ростропович.
Потом Слава сел за рояль и много музицировал. Для
нас с Таней было большим сюрпризом узнать, что он еще
и прекрасный пианист. Неожиданно он прервал игру и
обратился к жене: «Жаби (так он ее звал), я совсем за­
был: ты не представляешь, какой у Юры голос и как он
* Цитир по «Мир новостей» от 20 мая 1996 г
240


поет! Послушай его...» Галя улыбнулась нам, как бы го­
воря: «Ну что поделаешь с моим супругом, всегда скло н­
ным к преувеличениям!» — и спросила нас: «Будем чай
пить?» Но Слава был непреклонен и, попросив ее подож­
дать с чаем, пригласил меня к роялю, уже подбирая удоб­
ную тональность для исполнения мною романса Чайков­
ского «Хотел бы в единое слово...» (я пел его Растропо­
вичу в нашей гаванской квартире). По снисходительно­
му выражению лица Гали было видно, что она согласи­
лась только из вежливости к гостям. А со мной что-то
случилось: то ли из-за явного нежелания певицы в оче­
редной раз слушать «самодеятельность», то ли боясь под­
вести восторженного маэстро, я с большим подъемом (и
голос звучал как никогда!) исполнил мой любимый ро­
манс и без проблем взял высокую ноту в заключитель­
ной фразе: «Чтоб ветер унес.., унес... его вдаль!».
И вот тут-то и произошло нечто невероятное, по-мо ­
ему, даже для Славы: Галя вскочила с дивана как на пру­
жинах, стремительно подошла ко мне и как будто во вре­
мя своего мастер-класса строго сказала мужу: «Повторим
последние пять тактов!» А потом спросила меня: «На
полтона повыше, как у Чайковского, сможешь?» — и
приготовилась внимательно (и уже заинтересованно!)
слушать. Мне кажется, я спел еще лучше. Галина Павлов­
на подошла к нам со Славой: «Что же это получается —
оперное искусство в стране мучается из-за отсутствия
крепких теноровых голосов (на самом деле Россия все­
гда славилась низкими мужскими голосами в отличие,
скажем, от Италии. — Ю.Г.), а тут созданный самой при­
родой красивый голос —драматический тенор — «тран­
жирится» по дипломатическим приемам! Слава, что же
ты мне раньше об этом не рассказал. А я сижу и думаю:
очередная твоя гипербола! Словом, Юра, ты должен се­
рьезно подумать: если согласишься, мы за полгода под­
готовим тебя со Славой в стажеры Большого театра, а там
потихоньку и консерваторию окончишь. Теперь ведь са­
241


мый возраст у тебя для драматического тенора —
30 лет...»
Ростропович в течение всей этой тирады согласно ки­
вал головой. А я не знал, что и думать, но понимал, что
это не розыгрыш и не шутка. В голове мелькнуло воспо­
минание о том, как мой хормейстер институтского хора
Вера Николаевна Попова попросила солиста ГАБТа Ор-
фенова прослушать меня. Послушав, тот сказал, что у
меня редкий по звучанию и обертонам голос драматичес­
кого тенора, который по-настоящему начинает прояв­
ляться ближе к 30 годам. Значит, прав был Анатолий Ор-
фенов, теперь об этом говорит и Вишневская — прима­
донна Большого. Я поблагодарил супругов и пообещал
подумать над их предложением...
Конечно, все это было весьма лестным для меня, но,
рассуждая логично, я понимал и тот огромный риск, на
который я должен буду пойти в случае согласия, пойти
уже в зрелом возрасте, имея двоих детей; поменять про­
фессию, с которой я сроднился и добился ощутимых ре­
зультатов, на нечто новое, неизведанное. Не говоря уже
о постоянном профессиональном страхе теноров — не
простудиться, не потерять голос из-за болезни (я слышал
о том, как в таких случаях люди на нервной почве схо­
дили с ума!)...
Через некоторое время, перед отъездом в Гавану, я все
это, как можно более деликатно, высказал Ростропови­
чу, который вызвался проводить нас на своем вишневом
«меркурии» в аэропорт.
Незаметно пролетел еще один год. Летом 1962-го мы
снова прилетели в отпуск. Тогда в ГАБТе шла новая по­
становка оперы Прокофьева «Война и мир», в которой
партию Наташи Ростовой исполняла Вишневская. Узнав
о нашем приезде, она и Слава пригласили нас с Таней на
один из спектаклей. В зале Ростропович сидел рядом с
нами, а в антрактах убегал за кулисы, чтобы подбодрить
Галину. После окончания оперы он уговорил нас (мы по­
242


нимали, как устала певица и как ей было не до гостей) по­
ехать к ним на «чашку чая». Не помогли даже напомина­
ния супруги о том, что в доме ремонт и полный раскар-
даш. Он пообещал помочь ей накрыть стол на кухне, и че­
рез некоторое время мы уже чаевничали «а ла Слава», т.е.
с коньяком. Ростропович показал мне свои «технические
изобретения» — потолок в холле состоял из кружков раз­
ноцветного стекла (это были донышки бутылок от различ­
ных коньяков и вин), с подсветом это выглядело очень эф­
фектно. Потом он объяснил, что сделал тройную звуко­
изоляцию на стенах и потолке в гостиной. «Я же чокну­
тый музыкант, — сказал он, — иногда упражняюсь на ви­
олончели до трех часов ночи. Зачем же будить соседей?!»
Я вспомнил при этом, что Д.Ф . Ойстрах рассказывал мне,
как он обожает праздники за то, что может спокойно по­
играть дома на скрипке... Слава улыбнулся и рассказал за­
бавную историю, связанную со знаменитым скрипачом.
Давид Федорович и его коллега Леонид Коган решили со­
ставить и издать за рубежом альбом под условным назва­
нием «Музыка в жизни евреев», рассчитывая включить
туда и Ростроповича. Когда же виолончелист стал убеж­
дать их в своей «непричастности» к еврейской нации, они
очень на него обиделись...
Из отпуска я улетал в Гавану один, а Таня должна
была лететь с ребятами через месяц. Узнав об этом, Сла­
ва, прощаясь со мной, записал номер рейса моей семьи
и заверил, что он непременно их проводит в аэропорт...
Таня потом с гордостью часто вспоминала, как ее про­
вожал сам великий Мстислав Ростропович!
Вернувшись с Кубы, мы иногда перезванивались со
Славой. И конечно, Таня и я с радостью узнавали из
прессы и по телевидению о его и Галиных творческих ус­
пехах.
Как-то они пригласили нас на сольный концерт Га­
лины Павловны в Большом зале Московской консерва­
тории, в котором партию фортепиано исполнял Мстис­
243


лав Ростропович. Что и говорить, это был прекрасный
дуэт двух звезд, незабываемый концерт в целом.
В эти годы (помните главу «Московский «пробел»?)
у меня было очень мало свободного времени. Я трижды
ездил в краткосрочные командировки на Кубу, один раз
в ФРГ и в туристическую поездку с Таней в Болгарию.
Слава много гастролировал по Союзу. Словом, д ля встреч
время найти было сложно. Потом мы уехали в Перу.
Именно в этот период начались неприятности у Ро­
строповича и Вишневской из-за того, что у них на даче
поселился опальный писатель Александр Солженицын.
Власть не могла им этого простить.
Когда мы вернулись в Москву и позвонили по телефо­
ну Ростроповича, его сестра объяснила, что брат с женой
уехали на два года в творческую командировку за рубеж.
Вскоре, к великому нашему удивлению, мы узнали из
СМИ, что они оба решением Президиума Верховного
Совета СССР лишены советского гражданства. Тогда мы
не имели достоверной информации. Не верилось, что
можно лишить людей Родины только за приглашение
кого-либо в свой дом! В годы перестройки все проясни­
лось и встало на свои места, но чего стоило все это ве­
ликим артистам, их детям!
Вот что рассказывала Вишневская о тех днях в одном
из интервью: «Я думала, что за два года командировки
все уляжется, кто-нибудь помрет, и мы вернемся. Все ос­
талось в Москве. Мы уехали с двумя чемоданами. Нам
было по 47 лет... И вот сижу я в Париже у телевизора.
Слава — в другой комнате. И вдруг диктор сообщает но ­
вость из Москвы: "Вишневская и Ростропович лишены
гражданства". Я заорала: "Слава!” Он прибежал, и мы ста­
ли слушать вместе. Он побелел, а я покраснела. Меня
всю колотило...»*
* Цит по «Мир новостей» от 20 мая 1996 г
244


Наступили годы перестройки. Многое в стране ста­
ло пересматриваться, причем в позитивном направле­
нии. В этом, я считаю, большая заслуга и тогдашнего ру­
ководителя М.С. Горбачева, который имел мужество
признать былые ошибки партии и правительства, в том
числе ссылку в Нижний Новгород академика Сахарова.
На этом фоне меня не только удивляло, но возмуща­
ло, что власти не спешат извиниться перед Ростропови­
чем и Вишневской и даже «не заикаются» о возвраще­
нии им гражданства СССР. Несмотря на мою косвенную
причастность к ЦК КПСС (я уже писал выше, что рабо­
тал тогда в учебном заведении при ЦК), я, ни с кем не
консультируясь на работе, написал открытое письмо
главному редактору журнала «Огонек». Под письмом
подписался: «Советник по культуре посольства СССР на
Кубе Ю.П. Гавриков», так как ссылался на некоторые мо­
менты, связанные с пребыванием музыканта в этой стра­
не. В письме я высказал свое недоумение по поводу того,
что великий артист и поборник демократии Мстислав
Ростропович, по непонятным для меня причинам, про­
должает оставаться на правах изгоя, равно как и его суп­
руга, Галина Вишневская.
Журнал опубликовал письмо, хотя ответа на него н и ­
какого не последовало. Многие коллеги по Институту
общественных наук подходили ко мне и жали руку.
А профессор Ю.М. Климов, к которому я тогда обратил­
ся с просьбой быть одним из оппонентов на моей док­
торской защите, сказал, что после моего «смелого пись­
ма о Ростроповиче» он не может мне отказать ни в чем.
Наконец правда восторжествовала — великие артис­
ты вновь обрели наше гражданство и приехали на роди­
ну. Я помню, как ликовали их поклонники, да и просто
порядочные люди. Над подъездом дома, где они жили
когда-то, была вывешена огромная растяжка-транспо-
рант со славами: «Галя и Слава, добро пожаловать! Ура!!!»
Я тоже был счастлив.
245


Не дозвонившись до Ростроповичей по телефону
(они тогда, видимо, уставшие от избытка впечатлений,
поселились на даче), я оставил в их почтовом ящике мос­
ковской квартиры письмо. Поздравил их с возвращени­
ем, немного рассказал о себе и о том, что на днях мне
предстояла защита докторской диссертации.
Прошло довольно много времени. Получаем неболь­
шое письмо от Славы, написанное в... самолете. Он со­
общал, что мое письмо сестра достала из ящика и поло­
жила в книжный шкаф, забыв сказать об этом. Писал,
что страшно замотан и приходится «общаться с друзья­
ми из облаков». Желал успешной защиты и не преминул,
как всегда, пошутить: «Если с диссертацией будут про ­
блемы, мы с тобой, как старые мушкетеры, вооружимся
смычками (вместо шпаг) и разгромим всех оппонентов!»
Вскоре подоспели и события переломного 1991-го
года. Мы с женой находились в Кисловодске, когда про­
изошел путч ГКЧП и все связанное с ним. В один из ве­
черов мы смотрели последние известия по телевизору —
и вдруг на экране... Ростропович. Сначала подумали, что
это его интервью, данное где-то за границей, потом по ­
няли, что Слава прилетел в Москву (о, непредсказуемые
гении!), чтобы быть в рядах защитников московского Бе­
лого дома. В те дни весь мир по каналам телеагентств об­
летел фотоснимок, на котором Ростропович сидит с ав­
томатом в руке (бледный и усталый), а у него на плече
спит один из добровольцев, защитников Белого дома.
Олесь Адамович (белорусский писатель) писал тогда в
газете о «революции с лицом Ростроповича», выразив
таким образом суть происходивших в Москве собы­
тий, — на защиту подлинной демократии там встало все
честное, искреннее и патриотичное.
Спустя некоторое время Ростропович прилетел сно­
ва в Москву вместе с Вашингтонским симфоническим
оркестром, которым дирижировал уже несколько лет.
Концерт этого коллектива состоялся на Красной площа-
246


ди. Присутствовавший на концерте президент Б.Н. Ель­
цин пригласил Ростроповича и Вишневскую на обед в
свою загородную резиденцию. Не могу удержаться, что­
бы не процитировать несколько слов из рассказа об этом
наблюдательной Галины Павловны: «Обед был настоль­
ко скромный... Это вообще очень простая семья. Ельцин
выпил несколько маленьких рюмочек водки. А Ростро­
пович выпил целую бутылку...»* Узнаю Славу — гиганта
во всем!
Коль скоро разговор пошел об этих «способностях»,
могу отметить исключительную «крепость» великого му­
зыканта и в этой области. Причем ладно бы в далекие мо­
лодые годы, когда мы могли «принять на грудь» весьма
прилично и не падали, а то ведь, насколько я знаю, даже
сейчас, когда пошел восьмой десяток, и при такой на­
грузке в работе! Словом, не то, «что нынешнее племя»!
В один из недавних приездов Славы в Москву я по­
звонил ему по телефону. Разговор был кратким: он спе­
шил на самолет и просил звонить и не забывать. А по­
том снова надолго исчез. Мы только по телевидению уз­
навали о его неутомимой концертной деятельности,
«разбавленной» торжественным актом прощания с Ва­
шингтонским оркестром, празднованием в Париже его
семидесятилетия, на котором присутствовала друг их се­
мьи испанская королева София и пел Элтон Джон.
Ростропович продолжал «залетать» на два-три дня в
Москву, а то и того меньше. И вдруг его заявление о том,
что больше в России он выступать не будет. Меня это
удивило, но интервью с ним Н. Сванидзе в программе
«Зеркало» все разъяснило. Оказывается, кто -то из выс ­
кочек от журналистики (в последнее время их развелось
у нас предостаточно!) написал в статье о маэстро, что так,
как играет он, «сегодня может сыграть любой студент
консерватории». «Вот я и играю на Западе, где пока та­
* Цит по «Мир новостей» от 20 мая 1996 г
247


кого студента не нашли», — с грустью в голосе сказал
Слава, отвечая на соответствующий вопрос Сванидзе.
Что касается Галины Павловны, она чередует пребы­
вание в Париже и Москве, где на свои средства постро­
ила и организовала на улице Остоженка свою собствен­
ную Академию оперного пения. Узнав об этом, моя жена
пошутила: «Вот теперь Вишневская тебя возьмет в уче­
ники!» Увы, даже если бы и согласилась, теноровый го­
лос — инструмент деликатный, не вечный, и когда я на­
певаю что-нибудь не очень сложное — звучит!
И все же поезд ушел... Правда, ушел для серьезного
вокала, а не вообще для творчества. Это о людях инерт­
ных, совершенно иного плана и темперамента, существу­
ет анекдот:
— Когда выйду на пенсию, то абсолютно ничего не
буду делать. Первые месяцы буду просто сидеть в крес­
ле-качалке.
— А потом? — спрашивают у будущего пенсионера
друзья.
— А потом начну раскачиваться...
Что ж, каждому свое. Сколько у нас таких «раскачи­
вающихся» даже в среде сорокалетних!


ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Вот и пробежала наиболее ативная и плодотворная
часть жизни. Глагол «пробежала» точно отражает этот
процесс. Молодым всегда кажется, что даже сорокалетие
человека — это нечто заоблачное и не про них. Нам, сту­
дентам, тоже казались несколько надуманными и нере­
альными слова песни, которую мы пели в МГИМО:
И когда-нибудь, лет под сорок,
дипломату взгрустнется на миг
вспомнит тихий страничек шорох,
вспомнит старых друзей своих...
Особенно стремительно летит жизнь после 45—
50 лет. Празднования Нового года начинают повторять­
ся в темпе ускоренной киносъемки. Поэтому я всегда
говорю молодым: делайте сегодня как можно больше,
не откладывайте дела на завтра. Экспресс жизни наби­
рает скорость...
Второе, о чем хотелось бы сказать в заключение, —
это еще несколько слов о молодежи. О ней сегодня го­
ворят много и довольно полярные вещи. Правда, чаще
можно услышать высказывания со знаком «минус», что
далеко не ново для человечества. «Не та теперь молодежь
пошла!» — сетовал еще Сократ.
Я никогда не старался заигрывать с молодежью, рав­
но как и не считаю ее хуже или лучше своего поколения:
просто у нее есть как свои плюсы, так и минусы. Пер­
вые связаны с самим прогрессом человеческого обще­
ства, с теми качествами, которые предъявляет мол одо­
249


му человеку новый век. Поэтому нет смысла останавли­
ваться на этом. Лучше скажу, что меня и многих моих
сверстников беспокоит особо.
Речь идет о двух моментах. Во-первых, почти кануло
в Лету то уважение к старшему поколению, которое было
на протяжении всей истории человека разумного («хомо
сапиенс») ритуальной основой и гарантией самого суще­
ствования человеческого общества. Такое уважение, мне
кажется, должно проявляться не в том, чтобы уступить
место в метро (хотя, конечно, и в этом тоже), а в прояв­
лении заботы и внимания во всем, даже в повседневных
мелочах. Наконец, в готовности уступить в спорных воп­
росах (если уж не удалось убедить в своей правоте), в
просьбах (они у стариков такие скромные и легко выпол­
нимые!).
Всегда ли мы, будучи молодыми, проявляли должное
внимание к людям старшего возраста? Конечно, нет
(хотя уважения к ним, особенно к нашим родным, про­
являлось больше, нежели сегодня). Отмечаю это специ­
ально, ибо только с годами начинаешь понимать, на­
сколько важно для старых людей уважение. В нем они
видят не только оценку своей прожитой жизни, но и на­
дежду на возможную помощь в случае необходимости.
Есть у этой проблемы и более глобальная сторона: с ней
связано само выживание той или иной нации. Вы никог­
да не задумывались над вопросом: почему культ «старей­
шин», уважения и почитания старости наиболее харак­
терны для небольших по численности народов? Задумай­
тесь: это очень серьезно!
Второй момент касается современных оценок (в пер­
вую очередь, со стороны вступающих в жизнь) деятель­
ности предшествующих поколений. Эти оценки зачас­
тую не только слишком категоричны и безапелляцион­
ны, но и по существу невежественны, так как делаются,
как правило, без малейшего желания (и умения!) разоб­
раться в исторических перипетиях и условиях, в которых
250


осуществлялась упомянутая выше деятельность. Была ли
она с исторической точки зрения всегда корректной,
плодотворной? Конечно, нет. Более того, как представи­
тель живущего сегодня старшего поколения, могу
утверждать, что ее результаты не во всем удовлетворяют
и нас, стариков. И мы понимаем (к сожалению, далеко
не все мои сверстники!), что и нас «закидывало» не все­
гда в нужном направлении, что и мы злоупотребляли
(иногда целые десятилетия) пресловутым «путем проб и
ошибок». Но главное все же было в другом — наша жизнь
была деятельной. А не делает ошибок, как известно,
лишь тот, кто ничего не делает.
Главный совет, который вытекает из этих вынужден­
но кратких рассуждений и с которым я обращаюсь к тем,
кто встретил XXI век в двадцатилетием возрасте, состо ­
ит в следующем. Не растрачивайте жизненную энергию
и задор молодости на неплодотворное нытье по поводу
сделанного до вас. Лучше поглубже изучайте предше­
ствующую историю, извлекая уроки из наших ошибок и
просчетов. Не позволяйте делать из себя безмозглых ро­
ботов — адептов того или иного политического течения.
В свете сказанного выше хотелось бы обратиться и
к читателям старших поколений. Вспомните, каким
непростым было наше с вами самоутверждение в жиз­
ни, сколько разных «прессингов» довелось испытать
каждому из нас, скольким маловразумительным «сло­
ганам» («будь готов!», «так надо!», «бди!», «не положе­
но!» и др.) подчиняться! Вспомним все это, и не ста­
нем под видом воспитательной работы давить на мо­
лодых психологически. Поверьте, весьма жалкую кар­
тину являют собой молодые, втянутые в семейно-по -
литические распри (из бездумного повторения ими не
всегда корректных суждений старших ничего плодо­
творного не выйдет, да и со стороны это выглядит не
только малоубедительно, но и довольно гротескно).
Мне кажется, что куда полезнее для самой молодежи
251


и для нашей страны в целом укреплять у молодых чув­
ство исторического оптимизма, веру в свой народ и в
самого себя.
И последнее. С позиций исконно русского человека
хотелось бы высказать свою глубокую обеспокоенность
по поводу проблемы, остро стоящей перед всем цивили­
зованным миром, тем более перед такой многонацио­
нальной страной, как Россия. Я имею в виду все более
нагнивающий «абсцесс шовинизма» в нашем обществе.
Пишу эти строчки, а перед глазами встает недавняя сце­
на в загородной электричке: мирно сидевшего в нашем
вагоне негра вошедшие отморозки стали молча бить пу­
стыми бутылками по голове. Через минуту, оставив пар­
ня в крови, а пассажиров в шоке, они убежали. С этим
случаем перекликаются в моей памяти и надписи на сте­
нах домов, объявляющие Россию «только для белых», и
(что более серьезно) телекадры о деятельности разного
рода юнцов в черной униформе.
А ведь еще на заре прошлого века совесть земли рус­
ской J1.H. Толстой, говоря о «суеверии патриотизма»(!),
писал: «Глупо, когда один человек считает себя лучше
других людей; но еще глупее, когда целый народ счита­
ет себя лучше других народов»*.
Видимо, было бы исторически недобросовестно гово­
рить сегодня об этих явлениях как о чем-то новом для на­
шей страны. Утверждающие это, как правило, ссылаются
на провозглашавшуюся в советские времена «дружбу на­
родов», но умалчивают о таких дикостях, как насильствен­
ное переселение целых народов, как назначение в каждую
из республик СССР русского «наместника» (для прикры­
тия он именовался вторым секретарем ЦК компартии рес­
публики). А чего стоило отношение любой прежней вла­
сти в России к евреям? Вспомните эту политику — от ев ­
рейских погромов при царизме до суда над врачами-ев -
* Толстой J1 Н Путь жизни М , 1993, с 191
252


реями при Сталине! Тогда станет понятно, что затронутая
мною проблема возникла не на пустом месте. Подтверж­
дением тому являются и юдофобские высказывания не­
которых сегодняшних коммунистов.
И все же невольно задаешься вопросом: что сегодня
служит «топливом» для разгорающегося все более ярко
костра национальной и расовой ненависти? Мне кажет­
ся, определенным влиятельным кругам в стране крайне
важно направить энергию социального недовольства (ес­
тественно, накопившуюся не только в силу серьезных
трансформаций в России, но и многих ошибок в поли­
тике) в русло всевозможных движений националисти­
ческого толка. При этом, к сожалению, забываются ре­
зультаты, к которым привели подобные «игры» в 30-е
годы в Германии и в других странах Европы. Привели,
несмотря на предостережения многих мудрецов мира,
того же JI. Толстого, написавшего следующие замеча­
тельные слова: «Человек, понимающий смысл и назна­
чение жизни, не может не чувствовать свое равенство и
братство с людьми не одного своего, но и всех народов»*.
Запомните, молодые, эти мудрые слова!
***
Разве расскажешь обо всем, что видел в довольно
долгой и бурной жизни. Приливы и отливы ее «волн»
что-то выносят на передний план, а другое откладыва­
ют на задворках памяти. Плывет человек по этим «вол­
нам», похожий на небольшой челн, швыряемый водово­
ротом событий и явлений. И есть только один способ
уцелеть, достичь «пристани» — это не быть одному, дер­
жаться близких людей. И конечно, постоянно выверять
свой путь по самому надежному компасу — компасу сво­
ей совести.
* Толстой J1 Н Путь жизни. М ., 1993, с. 191
253


Содержание
ОТ АВТО РА........................................................................ 3
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1. Земляки Льва Толстого.
Юрик Дошкольни к...................................................... 5
Глава 2. Столичная жизнь. В ой н а ................................. 15
Глава 3. Старый дом у М осквы - р еки ............................ 31
Глава 4. «Высотка» на Смоленской.
Аргентинское т а н г о ................................................... 53
Глава 5. «На подхвате» у м ин истр а................................ 88
Глава 6. «Остров зари багр ян ой» ....................................96
Глава 7. Загадочная р а с а ............................................... 108
Глава 8. Московский «пробел».....................................130
Глава 9. В стране и н ко в ................................................. 144
Глава 10. Снова за А н д ы ............................................... 171
Глава 11. В «кузнице» зарубежных кадров .................. 198
Глава 12. Здравствуй, племя молодое...........................213
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МОИ НОВЫЕ П Р И ЯТ ЕЛ И ........................................224
Глава 1. Евгений Евтушенко......................................... 224
Глава 2. Кирилл Молчанов........................................... 233
Глава 3. Мстислав Ростроп ови ч...................................235
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ ..........................................249
254


Гавриков Ю.П.
Г22
По волнам жизни (Воспоминания)— М Вече, 2004 —
256с, илл. (16с.)
ISBN 5-9533-0206-1
Ю.П . Гавриков родился в 1931 году. В 1954 году окончил Мос­
ковский государственный институт международных отнош ений
(МГИМО). Около 15 лет проработал в советских диппредставитель-
ствах в странах Латинской Америки (прошел путь от атташе до со­
ветника посланника и заместителя посла).
Работал главным редактором в Агентстве печати «Новости».
Член Союза журналистов СССР. Его перу принадлежат книги о Кубе,
Колумбии, Перу, молодежном движении на Западе, статьи о выда­
ющихся латиноамериканцах —Эрнесто Че Геваре, Хосе Карлосе Ма­
риатеги, Альфаро Давиде Сикейросе и др.
Ю.П. Гавриков — доктор исторических наук, профессор. Пре­
подавал в Институте общественных наук и в Московском государ­
ственном лингвистическом университете.
В книге, которую вы держите, автор рассказывает о своей альма-
матер — МГИМО, о работе с министром иностранных дел А.А. Гро­
мыко, о встречах с известными российскими и зарубежными поли­
т икам и (Н.С . Хрущевым, Фиделем Кастр о), в идными деятеляхми куль­
туры (Н. Гильеном, М. Ростроповичем, Д. Ойстрахом, М. Калатозо­
вым, С. Бондарчуком, Е. Евтушенко) и др.
Книга содержит много познавательного о жизни и обычаях ла­
тиноамериканских народов. Она написана живо и с юмором.


ПО ВОЛНАМ ЖИЗНИ
( Воспоминания)
Генеральный директор JI.JI. П ал ьк о
Ответственный за выпуск В. П. Еденскии
Главный редактор С.Н . Дмитриев
Корректор С.В . Козлова
Верстка И. В. Хренов
Разработ ка и под гото в ка к печати
художественного оформления — «Вече-графика»
Д.В. Грушин
Гигиенический сертификат No77.99 .02 .953.П .002268 .12 .02
от 09.12 .2002 г.
129348, Москва, ул. Красной Сосны, 24.
ООО «Изд ател ьс тво «Вече 2000»
ЗАО «И здате ль ств о «Вече»
ООО «Издательский дом «Вече»
E-mail: veche@veche.ru
http://www.veche.ru,
www.100top.ru
Юрий Павлович ГАВРИКОВ
Под писа но в печать 22.12 .2003 . Формат 84x108 ’/ 32.
Гарнитура "Newton". Печать оф се тна я. Бумага оф се тна я .
Печ. л. 8. Тираж 1000 экз. Заказ No 62.
Отпечатано с готовых пленок
в ОАО «Ч ебоксарская типограф ия No 1».
428019, г. Чебоксары, пр. И. Яковлева, 15.