Свириденко Ю.П., Ершов В.Ф. Белый террор? Политический экстремизм российской эмиграции в 1920-45гт. М:МГУ сервиса,2000
К ЧИТАТЕЛЮ
ПРЕДИСЛОВИЕ
ГЛАВА 1. ЭКСТРЕМИСТСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ В 1920-30-Е ГГ
ГЛАВА 2. ИДЕОЛОГИЯ \
ГЛАВА 3. ПЛАНЫ ИНТЕРВЕНЦИИ ПРОТИВ СССР В 1920-30-Е ГГ
ГЛАВА 4. ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ТЕРРОР В ДЕЙСТВИИ
ГЛАВА 5. БОРЬБА РАЗВЕДОК: НКВД ПРОТИВ РОВС
ГЛАВА 6. БЕЛЫЙ ЭКСТРЕМИЗМ В 1935-45 ГГ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Text
                    СВИРИДЕНКО Ю.П., ЕРШОВ В.Ф.
БЕЛЫЙ ТЕРРОР?
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЭКСТРЕМИЗМ РОССИЙСКОЙ ЭМИГРАЦИИ В
1920-45 гг.
Москва 2000


Свириденко Ю.П., Ершов В.Ф. Белый террор? Политический экстремизм российской эмиграции в 1920-45гт. М:МГУ сервиса,2000. ББК 63.3(2) Настоящая работа посвящена проблеме российского эмигрантского военно-политического экстремизма. Предназначена для историков-профессионалов, аспирантов, студентов гуманитарных вузов. © Московский государственный университет сервиса, 2000 Лицензия ЛР № 020362 от 14.01.97 г. Сдано в производство ц &*/. z осе Тираж /VV^экз. Формат 60X84/16 Объем 12,5 п.л. Изд. №18 Заказ № ,gs Московский государственный университет сервиса Московская обл., Пушкинский р-н, пос. Черкизово, ул. Главная, 99
К читателю Эти немногочисленные строки-напутствие пишутся под нмсчатлением трех открытых и замаскированных современных войн: США против Ирака («Буря в пустыне»), Югославии с войсками НАТО и России на собственной территории против боевиков-моджахедов в Чечне. Какими бы идеями и лозунгами эти войны ни прикрывались, как бы они на политическом сленге ни назывались, остается факт - проливается человеческая кровь, гибнут не только солдаты, офицеры и генералы, но и мирные жители. Прав был Ф.М .Достоевский, говоривший, что недопустимо строить благоденствие одних поколений на страданиях других, отводя им роль «навоза истории», и что таким путем построенное счастье «не стоит слезинки... хотя бы одного только замученного ребенка». Исторический опыт показывает, что войны XX века мало чему научили многих современных политиков, для которых власть для себя и своих близких стоит больше, чем Человек. В этом плане предлагаемая читателям книга Ю.П. Свириденко и В.Ф. Ершова «Белый террор? Политический экстремизм российской эмиграции в 1920-45 гг.» поучительна во многих отношениях. Отметим следующее: в 20-30-х годах ушедшего в прошлое XX века предпринимались неоднократные попытки создать за рубежом «Россию № 2», но все они провалились. Почему так произошло, рассказывают авторы книги; более того, они уверены, что иначе не могло произойти, ибо политические экстремисты не имели массовой поддержки народов СССР. Книга «населена» чередой руководителей советской разведки и контрразведки - В. Менжинский, Я. Берзин, Я. Петере, М. Лацис, А. Арбузов, П. Судоплатов и др. представляют лагерь борцов с белым терроризмом; военные деятели российского зарубежья, как их именовали - «белоэмигранты», - А. Деникин, П. Врангель, Н. Юденич, А. Кутепов, Е. Миллер и др. представляют противоположную им сторону. Ю.П. Свириденко и В.Ф. Ершов показали пример бережного и критического отношения к историческому источнику, что свидетельствует об их зрелости как исследователей-историков. Надеюсь, что монография «Белый террор?» будет иметь многочисленных читателей не только среди историков-профессионалов, но также и среди аспирантов, студентов и учеников старших классов. Доктор исторических наук, профессор, академик РАЕН liifXrtUZS^ ЗевелевА.И. jm^ 3
ПРЕДИСЛОВИЕ Современный политический экстремизм, охвативший большинство стран земного шара, стал серьезным фактором мировой истории. Влияние террористических групп и организаций на внутреннюю и внешнюю политику многих государств бывает порой очень значительным и серьезно сказывается на экономической жизни, социальной обстановке и политических настроениях граждан, а также на взаимоотношениях таких стран с соседними государствами и международными правозащитными организациями. Как справедливо отмечает известный исследователь проблем политического терроризма французский политолог Е. Саблиер в книге «Тайная история международного терроризма», "Третья мировая война, которую все представляли себе в виде ядерного апокалипсиса, уже началась и ведется в форме распространившегося на весь мир терроризма".1 От политического экстремизма и терроризма страдают Великобритания, Италия, Испания, Индия, Югославия, африканские страны и государства Латинской Америки. Нормализация отношений между странами Ближнего Востока не раз оказывалась под угрозой срыва из-за действий террористов, «проблема Ольстера» деструктивно отзывается на внутриполитической жизни Великобритании, турецкие власти вынуждены использовать войска против курдских националистов, индийские - против кашмирских сепаратистов. Однако мало кто помнит, что политический экстремизм практически во всех своих формах ярко проявил себя в российской истории в 1920-40-е годы. Именно в идейных лабораториях зарубежного белого движения разрабатывались многие схемы и доктрины, которые впоследствии нашли себе применение в действиях итальянских "красных бригад" и афганских моджахедов, террористов-одиночек из Северной Ирландии и "полевых командиров" Чечни и Таджикистана. К сожалению, "политический экстремизм стал преобладающей формой всех конфликтов нашей эпохи",2 Такое положение не может не вызывать тревоги. ООН, ОБСЕ и ряд других международных организаций неоднократно выражали опасения, что "терроризм станет интегральным аспектом современной жизни в глобальных масштабах".3 К сожалению, терроризм и политический экстремизм оставили яркий и трагический след и в нашей истории, а их идейной и организационной базой стала российская белая эмиграция. В 1920-40-е годы за пределами Советского Союза сформировалось альтернативное "государство без территории" - Россия № 2, включавшее в себя многие институты дореволюционной России - политические партии, культурные 4
центры, армию и т.п. Эта структура, охватившая большинство стран мира, была в высшей степени политизирована и реваншистски настроена - ее целью являлось свержение советской власти в СССР, установление режима военной диктатуры и проведение "белого террора" против советского аппарата власти и тех категорий граждан, которые бы воспротивились политике контрреволюционных преобразований. В начале 1920-х годов российская гражданская война выплеснулась за границу. Потерпев военное и политическое поражение на территории Советской России, белые экстремисты перенесли центр своей активности за рубеж, надеясь в областях, прилегающих к советской границе, создать вооруженные белогвардейские формирования и начать новую интервенцию в СССР. При этом гражданская война, как и всякая война, приобрела разные формы, в том числе и форму белоэмигрантского политического экстремизма. В то же время отсутствие финансовой и правовой базы у белых армий за рубежом, начавшаяся адаптация и ассимиляция военных эмигрантов, тяжелые условия существования и незначительность белых военных контингентов в сравнении с мощной Красной армией сделали белый террор одним из главных видов антисоветской борьбы. История российской военной эмиграции в XX веке привлекает пристальное внимание отечественных и зарубежных ученых уже с конца 1970-х годов, однако специальных исследований, посвященных проблеме военно-политического экстремизма российского зарубежья 1920-40-х годов, до настоящего дня не проводилось. Данная тема стала особенно актуальна в настоящее время, когда современная Россия столкнулась с проблемой политического экстремизма и терроризма не только в своих отдаленных регионах (в Чечне), но и в центре - крупные диверсионные акты были совершены в сентябре 1999 года в Москве (взрывы в Печатниках, на Каширском шоссе), в Буйнакске и Волгодонске. Проблема истории российского эмигрантского военно- политического экстремизма сложна и многогранна. Любопытен факт: российский эмигрантский реваншизм 1920-40-х годов предшествовал послевоенному нсилеску терроризма в Европе и на Ближнем Востоке, причем последний но многом использовал опыт российских террористов (например, «красные бригады» в Италии, террористы в Северной Ирландии и др.). Данная проблема требует дальнейшего всестороннего, строго объективного изучения на основе современных методологических концепций, поскольку «искажение правды истории, замалчивание теоретических и практических просчетов прошлого чревато весьма значительными, а то и невосполнимыми потерями в сфере политики, идеологии, культуры...»4. 5
К проблеме терроризма привлечено внимание и крупных международных организаций - ООН, ОБСЕ и т.п. Идейно-политический экстремизм охватил многие страны мусульманского мира, террористические акты совершаются в государствах Европы и Ближнего Востока. Все это делает необходимым углубленное изучение "истории терроризма" - печального опыта совершения террористических и диверсионных акций как на территории СССР, так и за его пределами - убийств советских дипломатов, торгпредов и т.п., совершавшихся в 1920- 40-е годы. Источниковую базу данного исследования составляют материалы советских и зарубежных спецслужб: контрразведки РККА, ИНО ОГПУ- НКВД, французской тайной полиции ("Сюртэ Женераль"), германской контрразведки, 2-го бюро Генштаба Польши, - также фонды "Особого архива" (РГВА) и "Русского заграничного Исторического архива" РЗИА - т.н. «Пражский архив» (ГАРФ). Белоэмигрантский экстремизм - это военно-политическое движение российского зарубежья 1920-40-х гг., ставившее своей задачей насильственное свержение советского строя и установление в стране режима военной диктатуры, закамуфлированного демократическими лозунгами, в целях реализации реваншистско-реставраторской политической программы. Методами белого реваншизма являлся индивидуальный террор, организация диверсионных актов на территории СССР и советских посольств в зарубежных странах, попытки формирования интервенционистской армии для нападения на Советский Союз, а также идеологическое влияние на советских граждан, угрозы в адрес советского правительства. Российские эмигранты, а также и некоторые современные историки пользуются термином «политический активизм», обозначая им такие формы экстремизма, как терроризм, идеологические влияния, создание диверсионных групп и организаций и т.п.; однако, на наш взгляд, данный термин скорее отражает метод, которым реализовывал себя экстремизм, а не сущность явления. Белоэмигрантский политический экстремизм 1920- 40-х годов и его крайнее выражение - терроризм - сложный и весьма драматический аспект исторической действительности нашей страны, а также и целого ряда зарубежных стран. Он также являлся и серьезным фактором влияния на внутриполитическое положение в СССР, на отношения Советского Союза с соседними государствами. Призрак белоэмигрантского терроризма не исчез навсегда в 1945 году, когда был уничтожен мир белого экстремизма в Европе и Китае. Мы видим его тень и сегодня, среди многочисленных внутриполитических проблем нашей страны, а также и в нарастании очагов напряженности на ее границах. Современные политический экстремизм и терроризм угрожают территориальной целостности Российской Федерации, вынашивают планы 6
отторжения от Российской Федерации целых регионов с целью создания на них независимых государств. Как не вспомнить при этом о белоэмигрантских планах отделения от Советской России Дальнего Востока, западных территорий, Сибири, разрабатывавшихся и поддерживавшихся в 1920-30-е гг. Англией, США и Польшей. Параллели напрашиваются сами собой, хотя конечной целью белых экстремистов и было создание "единой и неделимой" России. Современные ученые и мыслители отмечают «нелинейность», порой парадоксальность нашей истории, сложность и в то же время необходимость ее изучения. "Наша история удивительна по своеобразию и драматизму. В ней есть все - от сюжетов для захватывающих детективов до проблем колоссальной теоретической важности. Сотни и тысячи новых проблем появятся по истории именно XX века. Здесь огромное невспаханное поле для серьезных, глубоких исследований".5 Особое место в ней занимает и белоэмигрантский экстремизм. Тема российского эмигрантского экстремизма 1920-40-х годов относится к категории именно таких проблем, требующих объективного научного изучения, привлечения массива новых исторических источников и введения в научный оборот множества ранее неизвестных фактов. При этом необходимо преодоление возникшего в отечественной исторической науке "состояния теоретической невесомости, методологической неопределенности"6; широкое использование принципов историзма, объективности и системности. При подготовке данного исследования использовались также и специально-исторические методы - хронологии, периодизации, а также ретроспекции и актуализации. Необходимо отметить, что при анализе важнейших исторических событий не утратил своего значения и классовый подход. Данный принцип был в конце 1980-х - начале 1990-х годов без дискуссии отвергнут многими историками, между тем, не учитывая классовый фактор, невозможно понять проблему российского эмигрантского экстремизма. Кстати, и сами лидеры белой эмиграции 1920- 40-х годов и руководители РОВС открыто называли себя контрреволюционерами, вполне признавая влияние фактора классовой борьбы в своей деятельности. В период "перестройки", сопровождавшейся необдуманной, огульной критикой значительной части отечественного научного наследия, советские историки 1920-х годов, исследовавшие проблему эмигрантского политического экстремизма, были обвинены в тенденциозности и необъективном подборе материала, что привело к неадекватной оценке научной значимости их работ. В действительности, именно эти исследования наиболее точно отражают сущность белоэмигрантского реваншизма, показывают его скрытые механизмы и движущие силы. В таких работах был введен в научный оборот значительный комплекс исторических источников, подобран большой 7
объем фактов, свидетельствующих о том, что эмигранты-реваншисты действительно планировали "вернуть царя и помещиков", подвергнуть жестоким репрессиям активистов коммунистического режима и провести в захваченной ими стране беспощадный белый террор.? Так, в первой половине 1920-х годов в Советской России вышли в свет книги, в которых освещались политические взгляды экстремистски настроенной части российской эмиграции, ее реваншистские настроения и одновременно с этим показывался психологический надлом белых боевиков, потеря ими надежды на возвращение на родину, фатализм и во многих случаях - моральное разложение, а также политическая наивность и озлобленность. Среди авторов первых статей и брошюр по данной проблеме были как профессиональные советские историки - "бойцы идеологического фронта",- так и вернувшиеся в РСФСР эмигранты, в прошлом - активисты белого дела.8 В работах И. Калинина, Л. Владимирова, А. Слободского жизнь российского военного зарубежья описывалась исключительно в негативных тонах, а сложные и противоречивые военно-политические и социальные проекты белого экстремизма преподносились как примитивные схемы, лишенные какого- либо внутреннего содержания. Политический экстремизм российской эмиграции являлся неотъемлемым компонентом реваншистской программы зарубежного белого движения, направленного на дестабилизацию внутреннего положения в СССР в 1920-30-е годы и заявлявшего своей конечной целью свержение советской власти и установление в стране режима военной диктатуры. При этом методом реализации подобных планов являлся белый террор. Политический экстремизм использовался также для компрометации реального социализма в СССР, пытался представить советский строй «незаконным», а участников движения «политического активизма» - борцами за свободу и демократию. Белоэмигрантский политический реваншизм с самого начала своего зарождения как экстремистского движения российского зарубежья привлекал пристальное внимание советских спецслужб (ОГПУ-НКВД и Разведупра), которые правомерно видели в нем своего наиболее опасного и непримиримого врага. Соответственно, и историографическое освоение данной темы, начавшееся уже в 1920-е годы, было в значительной степени политизировано и преследовало в первую очередь пропагандистские, а не научные цели. Советская периодическая печать в 1920-е годы также уделяла большое внимание белоэмигрантскому экстремизму. На страницах журналов "Красный архив", "Пролетарская революция", "Военный вестник" и ряда других публиковались статьи и информационные материалы о подготовке зарубежными эмигрантскими диверсионными центрами планов интервенции в СССР, угрозах осуществления белого 8
террора, совершении террористических актов против советских дипломатов и т.п. Например, в 1925 году в журнале "Пролетарская революция" была опубликована статья одного из руководителей Разведупра РККА Р. Нарраевского, содержащая подробное описание военных сил российского реваншизма за рубежом9 Белоэмигрантская периодическая печать насчитывала сотни наименований изданий, из них десятки - чисто военных изданий белой эмиграции. Наиболее популярным журналом российской военной эмиграции являлся "Часовой", издание которого продолжалось до 1989 года. Очень известны были "Вестник военных знаний", "Военная быль". На страницах военной периодики получали отражение многие аспекты белоэмигрантского экстремизма: описывались террористические и диверсионные акции, публиковались реваншистские призывы и лозунги и т.п. ю Во второй половине 1920-х годов в СССР вышло в свет значительное количество изданий, посвященных теме белоэмигрантского экстремизма, в частности - описывающих покушения на советских дипломатов за рубежом. Большинство таких изданий имело ярко пропагандистскую направленность, подчеркивая классовый мотив в действиях белогвардейских террористов. В 1928 году в Советском Союзе была опубликована НКИД работа Н. Кичкасова "Белогвардейский террор против СССР", в которой рассказывалось о террористических планах, разрабатывавшихся в белоэмигрантских диверсионных центрах, в 1930 году вышла в свет брошюра "Процесс по делу пяти террористов- монархистов", созданная на основе следственных материалов НКВД и имевшая своей целью "показать советскому читателю злобное лицо классового врага, мечтающего о мести рабочим и крестьянам...". (Работа посвящена описанию деятельности группы белых диверсантов под руководством Мономахова и Соловьева, пытавшихся в 1929-30 гг. совершить террористические акты в Москве), и С конца 1920-х годов, когда в условиях начавшегося "наступления социализма по всему фронту" главной задачей стало не изучение, а уничтожение "вражеской идеологии", объективное изучение российской военной эмиграции стало невозможным. Начинает насаждаться метод упрощенного и приукрашенного изображения Гражданской войны 1917- 20 гг., происходит примитивизация белого движения и российской военной эмиграции в советской научной литературе.12 в период сталинского культа личности 30-х - начала 50-х годов тема российской белой эмиграции становится запретной. В 1960-е годы в СССР возобновляются исследования в области истории российской эмиграции и антисоветских политических движений за рубежом, однако их общая идеологическая направленность и пропагандистский характер сохраняются. Большинство исследовательских 9
схем остаются прежними, хотя в научный оборот и вводятся многочисленные факты, имеющие большую научную значимость Ц Со второй половины 70-х годов, после десятилетий забвения данной темы, в советской историографии зародилась и набрала силу тенденция конкретного изучения российской эмиграции и, как ее неотъемлемой части - белого экстремизма. В свет вышло несколько исследований по истории российского зарубежья.1* В 1970-е годы в СССР выходят в свет работы ветеранов советской разведки, осуществлявших в 1920-30-е годы непосредственную борьбу с белоэмигрантским экстремизмом, а в дальнейшем - ставшими исследователями данной темы как ученые- историки.15 Их исследования в большой степени сохраняют свою научную значимость и по настоящее время. В 1981 году в СССР вышло в свет обстоятельное исследование, посвященное проблеме антисоветского басмаческого движения в Средней Азии, 1 ^-"Басмачество: Возникновение, сущность, крах". Белоэмигрантский экстремизм пытался опереться в 1920-30-е годы на басмачество, надеясь использовать его агрессивный антисоветский потенциал в своих целях. Лидеры белого реваншизма вынашивали планы создания единой белогвардейско-басмаческой группировки на юге СССР с целью дальнейшего наступления в глубь страны, в итоге - на Москву. Большое научное значение для углубленного изучения проблемы политического белоэмигрантского экстремизма 1920-30-х гг. имеют исследования в области истории политических и национальных партий России.17 Во второй половине 1980-х - 1990-е годы в нашей стране выходят в свет научные исследования по проблеме гражданской войны и, как ее неотъемлемого компонента - политического экстремизма, научная значимость которых непреходяща; так, работы Ю.А. Полякова «Советская страна после окончания гражданской войны: Территория и население», «Гражданская война в России. (Поиски нового видения)» и др. создают научно-теоретический фундамент, без которого невозможно дальнейшее углубленное изучение темы российского политического экстремизма18 В 1990-е годы в России происходит активная публикация статей по истории российской политической и военной эмиграции, в том числе и по сюжетам, связанным с темой политического экстремизма и терроризма, а также по проблеме военно-политических доктрин.19 При этом научное изучение темы российского зарубежья 1920-40-х гг. приобретает свои сильные и слабые стороны. Так, с одной стороны, проблема наконец получает непредвзятое научное освещение, освобождаясь от идеологических штампов и пропагандистских ярлыков тоталитарного прошлого, а с другой - намечается романтизация белого движения, идеализация целей и задач зарубежного эмигрантского реваншизма 1920- 40-х годов, что уводит данных исследователей в сторону от научной 10
истины. К тому же тема белоэмигрантского экстремизма получает лишь фрагментарное научное освещение, фундаментальной монографии по данному вопросу подготовлено не было. Особое место в системе зарубежного эмигрантского реваншизма занимала проблема боевой подготовки террористов. Вопросы военно- учебной, в том числе диверсионной подготовки российских эмигрантов- реваншистов, освещаются в исследовании "Российская военная эмиграция в 1920-30-е годы".20 Белоэмигрантские экстремисты создали за рубежом целую систему военно-учебных заведений - кадетских корпусов, военных училищ, офицерских курсов повышения профессиональных знаний и т.п., главной задачей которых являлась подготовка военных кадров для создания новой интервенционистской армии с целью дальнейшего вторжения на территорию СССР.21 Проблемы изучения белого движения - идеологического фундамента белоэмигрантского экстремизма 1920-30-х гг. - получили освещение в работах В.Т. Тормозова.22 Вышедшие в 1990-е годы статьи и заметки по проблеме белоэмигрантского экстремизма наметили общие контуры темы, определили ее основную проблематику, тем самым подготовив почву для создания данной монографии.23 В предлагаемом читателю исследовании авторы поставили своей задачей рассмотреть белоэмигрантский терроризм 1920-40-х гг. в строго научном плане, деполитизированно, как историческое явление, требующее объективного научного освещения. Данный подход отвергает как "классово-обличительный" стиль, характерный для советских изданий 1920-50-х годов, так и романтическо- героическое освещение событий, присущее белоэмигрантской историографии, и ставит своей единственной целью - достижение научной истины. Насколько авторам удалось решить эту задачу, судить читателю. Отдельные аспекты проблемы белоэмигрантского экстремизма 1920- 30-х годов получили отражение и на страницах учебных пособий по истории эмиграции, вышедших в России в 1990-е годы.24 Определенный фактический материал по теме политического экстремизма российской эмиграции содержится в вышедших в России и за рубежом в 1990-е годы справочных изданиях.2* Однако в них содержится материал вспомогательного характера: биографии лидеров военной эмиграции, хроника событий российского зарубежья, связанных с деятельностью экстремистов и т.п., что позволяет лишь создать информационный фон при научном освещении темы. В Институте всеобщей истории РАН и в Центре теоретических проблем исторической науки истфака МГУ работает группа исследователей под руководством профессора Е.И. Пивовара, осуществляющая масштабное, многоаспектное изучение темы российского зарубежья. В 1999 году усилиями этого творческого коллектива была выпущена в свет монография "Россия в изгнании. Судьбы российских 11
iMHipninoii ш рубежом". В данной работе проблема эмигрантского иоенно-молитического экстремизма была выделена в отдельную главу - "Попытки реванша. Военно-политические доктрины российской военной эмиграции в 1920-30-е годы". Новые научные горизонты в изучении проблемы российского зарубежья открывают работы академика РАН Ю.А. Полякова, заложившие теоретический и методологический фундамент изучения данной проблемы в современной науке.26 Под руководством академика Ю.А. Полякова в ИРИ РАН успешно работает группа ученых-историков, подготовившая в 1993-2000 годах ряд исследований, в научной проблематике которых затрагивались и вопросы белоэмигрантского экстремизма,^ и организовавшая ряд международных научных конференций, на которых наряду с широким общеметодологическим изучением проблемы российской эмиграции 1920-40-х гг. рассматривались и ее конкретные аспекты: социально-политическая мимикрия реваншистских организаций, влияние экстремизма на процессы адаптации российских беженцев и т.п. Исследования проблемы политического экстремизма проводятся также в МГУ сервиса под руководством президента-ректора Ю.П. Свириденко, где в 1998-2000 годах был выпущен ряд статей по истории белоэмигрантского реваншизма28, и впервые тема белоэмигрантского экстремизма 1920-40-х гг. была выделена в самостоятельное направление научных исследований. Начиная с 30-х годов за изучение истории российского зарубежья активно взялись западные историки, среди которых также были выходцы из России. Одни касались этой темы, изучая военные организации и РОВС, 29 антибольшевистский лагерь,3** другие целенаправленно исследовали российскую послереволюционную эмиграцию как социальный, политический и культурный феномен мировой истории XX века.31Из новейших крупных исследований российской эмиграции необходимо выделить обстоятельный труд М. Раева.32 Данные исследования накапливали научный материал, в том числе и по теме белоэмигрантского экстремизма межвоенного периода. Эмигрантская историография российского зарубежья, неотъемлемой частью которого был мир белогвардейского экстремизма, включает в себя большое количество работ, публикация которых началась уже на самом раннем этапе эмиграции. В 20-30-е годы во многих столицах "России № 2" были опубликованы обстоятельные работы, авторы которых на основании личных впечатлений, газетных публикаций и архивных материалов пытались осветить историю складывания мира российской эмиграции в 20-30-е годы, формирование концепции белого террора.33 Большой научный интерес представляют работы эмигрантов, собиравших материал о деятельности советских спецслужб в российском зарубежье.34 Белоэмигрантский политический экстремизм 1920-40-х годов являлся 12
объектом исследования и представителей мира российского зарубежья.35 Естественно, что такие исследования были в высшей степени политизированы и преследовали вполне конкретную цель - дать "научное объяснение историческому прошлому" в соответствии с антисоветскими концепциями белого движения. Лидеры белоэмигрантского политического экстремизма в 1920-40-е годы активно публиковали в печати программные заявления, инструкции, призывы к проведению белого террора, обращения и другие документы, являющиеся историческими источниками по истории белого активизма.Зб Уникальный исторический материал содержат начавшие выходить в свет в России сборники документов по истории российской эмиграции, в частности ее военной части (РОВС и воинские союзы). В 1998 году Институтом военной истории Министерства обороны Российской Федерации, Федеральной службой безопасности и Службой внешней разведки РФ началось издание многотомной документальной серии "Русская военная эмиграция 20-х - 40-х годов", впервые вводящей в научный оборот документы из центральных архивов ФСБ и СВР России, содержащие сведения о военно-политических и экстремистских организациях российского зарубежья, системе организации белоэмигрантской контрразведки, характере борьбы советских спецслужб с диверсионно-террористическими группировками российской эмиграции.37 Ценные сведения по проблеме эмигрантского политического экстремизма также содержатся в документальном издании "Чему свидетели мы были... Переписка бывших царских дипломатов 1934-1940", подготовленном МИД России и Службой внешней разведки РФ.38 Проблема политического экстремизма белого зарубежья 1920-45 гг. связана также с темой развития военно-научной мысли российской эмиграции, выработкой белыми реваншистами новых военных схем и концепций. В 1990-е годы в России Военным университетом осуществляется выпуск в свет фундаментальной серии хрестоматий "Российский военный сборник", содержащей военно-научные труды военных теоретиков российского зарубежья.39 В 1990-е годы в России началась публикация документов по истории военно-политического экстремизма в период второй мировой войны 1939- 45 гг. Так, начиная с 1997 года выходит в свет документальная серия "Материалы по истории Русского освободительного движения (РОД)", на страницах которой публикуются архивные документы антисоветских вооруженных формирований - Русского Корпуса (РОК), Русской освободительной армии (РОА) ген. Власова, белогвардейской Русской народной национальной армии (РННА) и др.40 При разведывательно-аналитических структурах Генерального штаба РККА составлялись информационные обзоры состояния российской эмиграции в 20-30-е годы. Они содержат огромный фактический материал 13
no проблеме белого экстремизма, количественные и качественные характеристики российской белой военной эмиграции, обзор ее политических настроений, планов и намерений. Все это делает подобный вид источника уникальным по своей научной значимости. Обзоры составлялись Разведупром РККА три раза в год; каждый из них, соответственно, охватывает хронологический период в 4 месяца. Например, в обзоре "Контрреволюционные русские политические группы и вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. (Состояние, организация и деятельность за период с 1 октября 1922 г. по 1 января 1923 г.)" дается характеристика состояния военных эмигрантских подразделений бывшей Русской армии генерал П.Н. Врангеля - штаба войсковых соединений, военных групп, офицерских организаций. В материалах советской стратегической разведки РККА приводится численность военных эмигрантов,41 анализируются проекты подготовки новой интервенции против Советской России,^ планы проведения белого террора, рассматривается снабжение частей, настроения личного состава,43 размещение воинских частей в различных странах мира, а также содержатся данные о количестве оружия и боеприпасов, находившихся в распоряжении командования Русской армии.44 Основная часть сведений добыта советской разведкой РККА агентурным путем, меньшая - путем анализа эмигрантской прессы и отчетно-статистических материалов воинских подразделений и штабов белых армий. Таким образом, использование материалов советских спецслужб (ИНО ОГПУ и Разведупра) позволяет создать рельефную картину положения российской белой эмиграции в 1920-30-е годы, осветить все основные направления ее деятельности, дать оценку ее политических настроений. Опубликованные документы советской разведки позволят создать информационную базу для новейших исследований белоэмигрантского экстремизма, поднять их на качественно более высокий уровень, сделать более аргументированными и доказательными. Основной массив источников, использованных при подготовке данной работы, хранится в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) в комплексе фондов Русского заграничного исторического архива (РЗИА). РЗИА был образован в Чехословакии постановлением Земгора от 17 и 19 февраля 1923 г. и первоначально имел название Архив русской эмиграции. Им была проведена регистрация действующих в эмиграции российских военных, политических и культурных организаций, материалы которых могли представлять исторический интерес, и в их адрес было отправлено сообщение об образовании Архива русской эмиграции с просьбой передавать на хранение их фонды и отдельные документы 4$ Постановлением комитета Земгора от 14 августа 1924 г. было введено в действие Положение об архиве, в котором определялась цель его 14
создания - формирование комплекса источников по истории Гражданской войны 1916-20 гг. и российской эмиграции.46 В октябре 1924 г. Постановление было утверждено общим собранием Земгора, и с этого момента Архив русской эмиграции получает новое название - Русский заграничный исторический архив (РЗИА) в Праге. Его руководящим органом становится Совет (Временный совет), в который в различные годы входили известные историки и общественные деятели: А.А. Кизеветтер - председатель Совета и Ученой комиссии, П.Б. Струве, А.Ф. Флоровский, П.Н. Милюков. Для определения исторической ценности приобретаемых РЗИА документов и материалов была организована из экспертов Ученая комиссия. Помимо постоянных сотрудников, РЗИА к 1938 г. имел 1500 своих корреспондентов в 44 странах мира, имеющих военно-политические структуры российской эмиграции. Комплектование архива происходило вполне успешно. Так, только в 1934 г. архив получил 27190 посылок с материалами и изданиями, значительную часть из которых составили архивы военных эмигрантских организаций.47 Так, в 1932 году «Пражский архив» получал от своих корреспондентов-эмигрантов журналы 1005 названий. Высокий образовательный уровень российской эмиграции обусловливал ее научную и общественно-политическую активность, что, в свою очередь, стимулировало рост белого экстремизма. Однако, если значительная часть деятелей культуры и общественных лидеров российского зарубежья, таких как, например, И. Бунин и А. Куприн, публиковали в прессе разоблачительные статьи и материалы о большевистском режиме в СССР и этим ограничивали «свою борьбу», то военные эмигранты и часть молодежи видели свою задачу иначе - в проведении вполне реального «белого террора» против советского строя с целью подготовки социально- политического реванша. Большое внимание руководством РЗИА уделялось сбору архивных материалов, созданных экстремистскими организациями и лидерами белого реваншизма. В 1939 г. после оккупации Чехословакии гитлеровской Германией РЗИА был взят под контроль МВД Германии, а после окончания второй мировой войны передан чехословацким правительством Академии наук СССР. В декабре 1945 г. РЗИА был перевезен в СССР. Специальный военный транспорт в количестве 9 вагонов доставил 650 ящиков с материалами по истории российской эмиграции 1920 - 40-х годов, в том числе и с документами экстремистских групп и организаций. Распоряжением НКВД "ввиду того, что среди материалов архива имеется большое количество документов, характеризующих антисоветскую работу белой эмиграции за период с 1917 по 1940 гг., доступ к указанным материалам архива научных сотрудников различных учреждений было решено ограничить".48 В феврале 1951 г. в ГАУ МВД СССР состоялось совещание по вопросу о порядке дальнейшего хранения документов бывшего РЗИА. 15
Было признано оставить на хранении в ЦГАОР СССР документы, отражающие деятельность белоэмигрантских военных экстремистских организаций и отдельных представителей белого движения, а остальные фонды передать в другие государственные архивы согласно их профилю - в РГАЛИ, РГВА и т.д. Таким образом, в ГАРФ был создан комплекс фондов бывшего РЗИА по проблеме военной эмиграции в количестве 98 тыс. дел. В марте 1987 г. данные фонды были рассекречены и переведены на открытое хранение, а с 1989 г. выделены в специальное хранилище белогвардейских и белоэмигрантских фондов. Большую научную ценность представляют материалы западных контрразведок, находящиеся на хранении в Российском государственном военном архиве (РГВА). Основу данного комплекса исторических источников составили документы Второго бюро Генштаба Франции (военная разведка), Главного управления национальной безопасности Франции (тайная политическая полиция), Второго отдела Генштаба Польши, а также немецкой и румынской контрразведок. В зоне внимания европейских разведок находились все стороны жизни российской военной эмиграции, прежде всего белого экстремизма. Контрразведывательные отделы французских и германских спецслужб собирали информацию о руководящем составе российских экстремистских организаций, их численности, финансовом положении, настроениях их участников, военно- политических планах; анализировали возможность ее использования в политических, а в отдельных случаях - и в военных целях. Например, "Справка французской полиции о создании, целях и задачах и руководящем составе эмигрантской организации "Казачий союз" в Тулузе4? содержит исчерпывающую информацию о деятельности данной организации, ее структуре, военно-политических планах и т.п. Донесение польского военного атташе в Париже посвящено политической деятельности генерала П.Н. Врангеля, его контактах с монархическими организациями и планах подготовки новой интервенции против Советской России.50 Обзор французской разведки о русских белоэмигрантских организациях во Франции" содержит обобщающую информацию о положении российских военных организаций во Франции в 1927 году.51 Западными спецслужбами собирались также сведения и о деятельности отдельных представителей российской эмиграции, лидеров белого экстремизма. Например: "Справка французской контрразведки от 22 января 1929 года" содержит информацию о начале деятельности А.П. Кутепова в качестве руководителя эмигрантских военных организаций во Франции и о его отношениях с П. Милюковым, Н. Юденичем и А. Деникиным^, а также о деятельности великого князя Кирилла Владимировича и его окружения, направленной на организационную и идеологическую подготовку новой интервенции против СССР53. 16
Как исторические источники, документы подобной категории не отличаются высокой степенью достоверности, так как они предназначались их составителями для служебного пользования и имели тенденцию к преувеличению реальных возможностей российской эмиграции и степени ее организованности. В то же время данные документы содержат большой фактический материал, на основании которого возможно делать обобщения по теме; они детально освещают состояние белоэмигрантских экстремистских организаций в различных европейских странах. Например, французскими префектами для Главного управления национальной безопасности составлялись сводки о наличии российских эмигрантов в департаментах и отдельных районах Франции и созданных эмигрантами-экстремистами военных организациях, реваншистских планах их лидеров и т.п. Обобщение подобных материалов, их анализ и оценка дают возможность оценить общее положение российской военной эмиграции во Франции в 20-30-е годы и в том числе - реальные организационные возможности белогвардейских экстремистов.54 В отдельных случаях западные спецслужбы составляли справки, посвященные конкретным вопросам жизни и деятельности российской эмиграции, например реакции лидеров РОВС на крупные международные события. Так, в октябре 1939 г. французской контрразведкой была подготовлена справка "О русских эмигрантах во Франции и об откликах в их кругах на германо-советский договор"55, которая дает возможность изучения общественного мнения российской эмиграции по данному вопросу, показывает рост реваншистских настроений в среде эмигрантской молодежи и т.п. Особую категорию исторических источников представляют воспоминания советских чекистов, которые в своей профессиональной деятельности сталкивались с проявлениями эмигрантского политического экстремизма, а во многих случаях непосредственно противостояли активизму реваншистских организаций. Среди таких работ - мемуары П.Судоплатова, статьи П. Колосовского-Ковшина и др.56 В зоне внимания отечественных и зарубежных исследователей оказывается тема борьбы советских спецслужб (ИНО ОГПУ - НКВД и Разведупра РККА) с контрразведывательными структурами РОВС, БРП и других белоэмигрантских военных организаций, а также проблема взаимоотношений советских и западных спецслужб, контролировавших деятельность белой российской военной эмиграции и ее экстремистских структур. Среди них выделяются работы белоэмигранта Б. Прянишникова,57 записки бежавших за границу советских чекистов Г. Агабекова, В. Кривицкого, В. Орлова.5^ В то же время выходят в свет и работы компилятивного характера, научная значимость которых была крайне низкой.59 17
Одним из важнейших видов источников по рассматриваемой проблем является белоэмигрантская мемуарная литература. Она также стала и средством выражения политических взглядов военной эмиграции, ее концепции Гражданской войны в России 1917-20 гг. и последовавших за ней событий - создания тоталитарной системы в СССР и образования эмигрантской "России № 2" за рубежом. В 1920-е годы за рубежом появляется поток белогвардейской мемуарной литературы: различного рода воспоминания, дневники, записки и т.п. При этом в общем объеме издаваемой белоэмигрантской литературы вес мемуарных источников составлял 90%.60 Мемуары российской белой военной эмиграции в основном касались следующих проблем: 1) анализа и оценки событий Гражданской войны 1917-20 гг., определения в них роли красного и белого террора; 2) оценки белого движения и, как его неотъемлемого компонента - белого террора, его истории, настоящего и перспектив на будущее. В 1920-30-е годы вышли в свет многочисленные воспоминания участников белого движения в годы Гражданской войны 1917-20 гг.61 Их отличительной чертой является образность, эмоциональный накал, стремление представить белый террор в виде ответной меры на террор красный. В то же время содержащаяся в них информация требует тщательной научной проверки, поскольку такого рода исторические источники обладают низкой степенью достоверности. В конце 1980-х - начале 90-х годов в России выходят в свет мемуары участников белого движения и эмигрантского экстремизма. При этом часть воспоминаний издается впервые.62 Однако в большинстве своем это - переиздание ранее опубликованных работе Отечественному читателю становятся известными воспоминания А.И. Деникина, П.Н. Врангеля, Е.К. Миллера и многих других активных участников Гражданской войны 1917-20 гг., политических лидеров и военных руководителей эмигрантского военно-политического экстремизма. Интересные сведения по проблеме зарубежного белого движения политического экстремизма содержат записки агентов-двойников эмигрантов, работавших на советскую разведку, а также вернувшихся в 1950-е годы в СССР активистов мира зарубежной России.6* Ценным историческим источником по проблеме являются работы самих представителей белоэмигрантского экстремизма.65 Они позволяют исследовать политические взгляды лиц, ставших активистами политического экстремизма российского зарубежья, показать их политологические концепции, методы деятельности и т.п. Исключительный научный интерес представляют воспоминания белоэмигрантских активистов-диверсантов, террористов, контрразведчиков, участвовавших в подрывных операциях против СССР.66 Большой резонанс в мире российского зарубежья вызвала книга 18
Виктора Ларионова "Боевая вылазка в СССР", в которой описывалось нападение группы боевиков в 1927 году на Ленинградский центральный партклуб.б7 (Во время проведения диверсии боевики использовали даже химические снаряды). Благодаря данной диверсии В. Ларионов стал символом белоэмигрантского терроризма, на примере проведенной им операции белоэмигрантские террористы учились осуществлять свои диверсионные акции в отношении СССР. К сожалению, политический экстремизм не умер. Он вновь и вновь возрождается в мире, в том числе и в нашей стране, и в государствах ближнего зарубежья. Снова полыхает война в Чечне, снова боевики Мосхадова и Басаева пытаются вести информационную войну, обращаются к странам запада за помощью, заявляют о своем желании создать независимое от России государство... На Северном Кавказе, в Таджикистане формируются отряды террористов, разворачивается партизанская война. Из уст лидеров сепаратизма звучат призывы начать диверсионно-террористическую войну на всей территории России. В обществе растут озлобление, экстремистские настроения, что ведет к росту милитаризма, шовинизма, стремлению «вернуть насилие обидчику». В итоге - в политике властно заявляют о себе такие факторы, как месть, ненависть, национальная нетерпимость. Страна и общество оказываются у опасной черты, когда насилие и террор могут стать повседневностью, утратить свою анормальность, что приведет к еще большей эскалации жестокости. «...Только собственный разум, умение сдержать взрыв эмоций, подавить злобу и ненависть могут уберечь от новых трагедий. Пусть хоть когда-нибудь уроки истории не пройдут попусту».68 Таким образом, белоэмигрантский экстремизм 1920-40-х годов становится в настоящее время специальным направлением исследований как отечественных, так и зарубежных ученых-историков, политологов, социологов и других специалистов. Вводится в научный оборот источниковая база по теме, проблема политического экстремизма получает отражение на международных конференциях, проблемы эмигрантского реваншизма становятся предметом научных дискуссий, что создает предпосылки создания обобщающей монографии по данной проблеме. Авторы выражают надежду, что работа "Белый террор? Политический экстремизм российской эмиграции в 1920-45 гг." станет еще одним шагом вперед в изучении проблемы. Авторы данной книги сочли необходимым заявить тему белоэмигрантского экстремизма 1920-40-х годов как новое, самостоятельное направление научного поиска. Если в предыдущей отечественной историографии проблема белого террора рассматривалась фрагментарно, в виде отдельных тем (террористические акты, диверсии, подготовка интервенции и т.п.), то в данном исследовании авторы 19
предприняли попытку изучить всю проблему белоэмигрантского терроризма в целом, сведя воедино все ее компоненты: практику, идеологию, персоналии. Лишь комплексное исследование данной темы, свободное от политических оценок, опирающееся на базу исторических источников, в том числе ранее неизвестных архивных материалов, позволяет сделать обобщающие и аргументированные выводы, дать ответ на вопрос: что же из себя представлял белоэмигрантский экстремизм и белый террор 1920-40-х годов? Белоэмигрантский экстремизм 1920-45 гг., таким образом, - это тема, которая вызывает не только теоретический интерес, но и вполне практическую потребность разобраться в социальной и идеологической сущности этого явления, в тех характерных чертах и конкретных особенностях, в которых он проявлялся в период существования зарубежной "России № 2", а также в том, какие черты современный политический экстремизм унаследовал от своего предтечи белогвардейского белого террора 1920-30-х годов. L Sablier E. Le Fil Rouge: Histoh sekrete du terrorisme international. P., 1983. 2 Beyond Left and Richt. Radical Thought for Our Time. NY., 1968. P.24. 3- Terrorism (N.Y.), 1972, vol. 2, N 1/2, p. 10. 4- Зевелев А.И. Истоки сталинизма: Лекция к курсу «Политическая история XX века». М., 1990. Сб. 5- Поляков Ю.А. Наше непредсказуемое прошлое: Полемические заметки. М., 1995. С. 129. 6 Там же. С.35. 7- Бобрищев-Пушкин А.В. Патриоты без отечества. Л., 1925; Боровский В. В мире мерзости запустения: Русская белогвардейская лига убийц в Стокгольме. М., 1919; Калинин И.М. В стране братушек. М, 1923; Владимиров Л. Возвратите их на Родину! Жизнь врангелевцев в Галлиполи и Божарии. М., 1924; Калинин И.М. Под знаменем Врангеля. Л., 1925; Слободской А. Среди эмиграции. Харьков, 1925; Лунченков И. За чужие грехи. Казаки в эмиграции. М- Л., 1925; Федоров Г. Путешествие без сентиментов. ЛМ, 1926. 8- Мещеряков Н.П. На переломе (из настроений белогвардейской эмиграции). М., 1922; Белов В. Белое похмелье. Русская эмиграция на распутье. М- Пг., 1923; Русская эмиграция в Дарданеллах // Военная мысль и революция. 1923. № 4; Гравицкий Ю. Военная эмиграция в Болгарии // Военная мысль и рволюция. 1923. № 3; Б- ой С. (Н.Алексеев). На службе у империалистов. М., 1923. 9- Нарраевский Р. Обзор российских контрреволюционных сил за рубежом // Пролетарская революция. М., 1925. № 4. 10 Шинкарук И.С., Ершов В.Ф. Российская военная эмиграция и ее печать. 1920-1939 гг. М, 2000. п Кичкасов Н. Белогвардейский террор против СССР. (Издание НКИД). М, 1928; Процесс по делу пяти террористоадонархистов. 20
М., 1930; Арсеньев Е. Поджигатели войны: 4 покушения на полпредство СССР в Варшаве. М Л., 1931; Ганецкий Я. В.В. Боровский. Биографический очерк. МЛ.; 1925; Калашникова В. В.В. Боровский. М., 1927; Кон Ф. Польша на службе империализма. М., 1927; Кудрявцев Р. Белогвардейцы за границей. М, 1932; Левидов М. Чья рука? Очерки из жизни и деятельности погибших за границей дипломатических представителей СССР. М- Л.; 1926; Михайлов Е.А. Белогвардейцы - поджигатели войны. М, 1932; Сонов И. Капиталистический заговор против Страны Советов. М- Л.; 1927; Членов СБ. Убийство В.В. Воровского и буржуазное правосудие. Харьков, 1924. 12■ Плотников М.Е. Советская историография контрреволюции и интервенции в Сибири (1918- первая половина 1930-х гг.). М., 1989. 13- Верховцев И. На службе пролетариата (О В.В. Воровском). М., 1960; Захаров СМ. Комиссар-дипломат. Свердловск, 1962; Никонова СВ. Антисоветская внешняя политика английских консерваторов. 19241927. М, 1963. 14- Комин В.В. Крах российской контрреволюции за рубежом. Калинин, 1977; Барихновский Г.В. Идейншолитический крах белой эмиграции и разгром внутренней контрревлюции (1921-1924 гг.). Л., 1978; Волков Ф.Д. Тайны Уайтхолла и Даунишстрит. М, 1980; Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. М, 1981; Мухачев Ю.В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М, 1982; Неотвратимое возмедае: По материалам судебных процессов над изменниками Родины, фашистскими палачами и агентами империалистических разведок. М, 1984; Почс К.Я. «Санитарный кордон»: Прибалтийский регион и Польша в антисоветских планах английского и французского империализма (1921-1929 гг.). Рига, 1985. 15 Чекисты/ Сборник. М, 1970; Голинков Д.П. Крах вражеского подполья (Из истории борьбы с контрреволюцией в Советской России. 1917-1925 гг.). М, 1971; Голинков Д.П. Крушение антисоветского подполья в СССР (19171925 гг.). М, 1975; Особое задание. Воспоминания ветеранов-чекистов. М., 1979; Исаев И.А. О политической идеологии праворадикальных группировок в русской эмиграции 20-30-х гг. // Великий Октябрь и непролетарские партии. М, 1982. ,6- Зевелев А.И., Поляков Ю.А., Чугунов А.И. Басмачество: Возникновение, сущность, крах. М, 1981. 17 История национальных политических партий России /Под ред. Зевелева А.И. и Свириденко Ю.П. М, 1994; Зевелев А.И. История национальных политических партий России. М., 1997; Политические партии России: история и современность / Под ред. Зевелева А.И., Свириденко ЮЛ., Шелохаева В.В. М, 2000. (1У Поляков Ю.А. Советская страна после окончания гражданской войны: Территория и население. М, 1986; Поляков Ю.А. Гражданская война в России. (Поиски нового видения) // История СССР. 1990. № 2; Поляков Ю.А. Гражданская война в России: возникновение и эскалация // Отечественная история. 1992. № 6; 21
Поляков Ю.А. Гражданская война: взгляд сквозь годы. Уфа, 1994. ,9> Бортневский В.Г. Белое дело. Люди и события/ СПб., 1993; Бортневский В.Г. Загадка смерти генерала Врангеля/ СПб., 1996; В поисках истины. Пути и судьбы второй эмиграции (Материалы к истории русской политической эмиграции)/ Сборник статей и документов. М, 1997; Домнин И. Краткий очерк военной мысли русского зарубежья // Российский военный сборник. Вып. 16. 20 Бегидов А., Ершов В., Пивовар Е. Российская военная эмиграция в 1920-30-е годы. Нальчик, 1998. 21 ■ Ершов В.Ф., Пивовар Е.И. Военноучебные заведения и военно-научная мысль белой эмиграции в 192(В0-е гг. // Роль русского зарубежья в сохранении и развитии отечественной культуры М, 1993; Бегидов A.M., Ершов В.Ф., Пивовар Е.И. Военно-учебные заведения зарубежной России. 1920-930-е годы. Нальчик, 1999. >. 22 Тормозов В.Т. Белое движение в гражданской войне. 80 лет изучения (1918 - 1998 гг.). М., 1998; Советская историография истории белого движения (конец 1920-х 4991 гг.). М., 1994. 23• Ершов В.Ф. Военнополитические доктрины белой эмиграции 1920-30-х гг. // Культурное наследие российской эмиграции: 1917- 1940-е годы. М., 1993; Ершов В.Ф. Белоэмигрантские концепции восстановления российской государственности // Историко- политологический журнал "Кентавр". М., 1994; Ершов В.Ф. Белые армии за рубежом: планы реванша // Исторический альманах. Екатеринбург, 1997. № 4; Зубарев Д.М. "Краснаячума" и белый терроризм (1918-1940) // В сб.: Индивидуальный политический террор в России 19 - начала 20 в. М., 1996. 24- Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов. М-Геттинген, 1994; Бочарова З.С. Судьбы российской эмиграции: 19171930-е годы: Учебное пособие. Уфа, 1998; Зимина В.Д. Белое движение в годы гражданской войны. Волгоград, 1995. 25. Katcnaki J.N. Bibliogrphu of Russian refugees in the kingdom of S.H.S. (Yugoslavia). 1920-1945. Arnhem, 1991; Русское зарубежье. Хроника научной, культурной и общественной жизни. 1920-1940. Франция. Т. 1-4. М., 1995-97; Рутыч Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных сил Юга России (Материалы к истории Белого движения). М., 1997; Русское Зарубежье. Золото книга эмиграции. Первая треть XX века. Энциклопедический биографический словарь / Под ред. Шелохаева ВВ. М., 1997. 26- Поляков Ю.А. Наше непредсказуемое прошлое. Полемические заметки. М., 1995; Поляков Ю.А. Историческая наука: люди и проблемы. М, 1999. 27- История российского зарубежья. Проблемы адаптации мигрантов в 19-20 вв. М., 1996; Источники по истории адаптации российских эмигрантов в 19-20 вв. М., 1997; Социально- экономическая адаптация российских эмигрантов (конец 1-90 вв.У Сб. статей. М, 1999. 22
28- Свириденко Ю.П., Ершов В.Ф. Мир российского военного зарубежья в 1920-1945 гг. // Россия: идеи и люди. Сб. научных трудов. Вып.4. М., 1998; Свириденко Ю.П., Бршов В.Ф. Военно- политический экстремизм российского зарубежья в 1920-1945 гг. 7/ Россия: идеи и люди/ Сб. научных трудов. Вып.5. М., 2000. 29- Армия и флот. Военный справочник. Париж, 1930. 30- Rosenberg W. Liberals in the Russian Revolution. N.Y., 1974; Pipes R. Steuve, Liberal on the Right, 1905-1944. Cambridge (Mass.), 1980; Spence Richard B. Boris Savinkov: Renegade on the left. Boulder, 1991. 31 • Huntington W.C The Homesick million. Russia - out - of- Russia. Boston, 1933; Simpson J.H. The refugee problem. L., 1939; Marrus M.R. The Unwanted - European Remgeas. N.Y., 1985; Johnston R.H. New Mecca, New Babylon... Kingston, 1988; Лакер У. Россия и Германия: Наставники Гитлера.Вашингтон, 1991. 32- Reff M. Russia abroad. A.Cultural History of the Russian Emigration, 1919-1939. N.Y., Oxford, 1990; Стефан Д. Русские фашисты. Трагедия и фарс в эмиграции. 19241945. М., 1992. 33- Раковский Г. Конец белых. От Днепра до Босфора. Прага, 1921; Русские в Галлиполи. Берлин, 1923; Даватц В.Х., Львов Н.Н. Русская армия на чужбине Белград, 1923; Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920-21 гг. Белград, 1924; Русские в Праге. Прага, 1923; Даватц В.Х. Годы. Очерки десятилетней борьбы. Белград, 1929; Краинский Н.В. Без будущего. Белград, 1931. 34- Бурцев В.Л. Большевистские гангстеры в Париже. Похищение генерала Миллера и генерала Кутепова. Париж, 1939; "Внутренняя линия". (Правда о третьем Тресте). Публичнш доклады, прочитанные Б. Прянишниковым и И. Брянским в Париже. Издание КОВР отдела НТСНП во Франции. Париж, 1937; Парижское злодеяние и русская эмиграция. Белград, 1932; Убийство Войкова и Дело Бориса Коверды. Париж, 1927. 35- Карпов Д. Партизанское движение в СССР. Мюнхен, 1954; Хоффманн Й. История власовской армии. Париж, 1990; Дугас И.А. - Черон Ф.Я. Вычеркнутые из памяти. Париж, 1994. 36- Миллер Е.К.Армия: Доклад на конференции Национального Союза-в Париже. 12.09.24. Белград, 1924; Национально-Трудовой Союз Нового Поколения (НТСНП). Курс национально-политической подготовки. Белград, 1938; Горгулов П. Зеленая программа есть путь к спасению России! Б.м. [1927]; Родзаевский К.В. Тактика Всероссийской фашистской партии [Харбин], б.г.; Инструкция начальникам отрядов (НОРР). Изд.2-е. Харбин, 1938; Краткая программа партии Рабочекрестьянской оппозиции, или Русских фашистов. 1927; Ты отвечаешь за Россию! Франкфурт-наМайне, 1994. 37. Русская военная эмиграция 20-х - 40х годов. Документы и материалы. Т.1. Так начиналосьизгнанье. 1920-1922 гг. Кн.1. Исход; Кн.2. На чужбине. М., 1998; Млечин Л. Сеть: Москва- ОГПУ - Париж. М., 1991; Российская эмиграция в Маньчжурии: военно- политическая деятельность (1920-1945)/ Сб. документов. Южно- 23
Сахалинск, 1994. 38- Чему свидетели мы были... Переписка бывших царских дипломатов 1934-1940/ Сборник документов в 2t книгах. Кн.1: 1934-1937; Кн.2: 1937-1940-М., 1998. 39- Какая армия нужна России. Взгляд из истории. Российский военный сборник. Вып.9. Христолюбивое воинство. Православная традиция Русской Армии. Вып. 12; Душа Армии. Русская военная эмиграция о морально-психологических основах российской вооруженной силы. Вып. 13; Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции. Вып. 16 и др. 4°- Материалы по истории Русского освободительного движения (РОД). Вып.1. М, 1997; Вып.2.М.,1998; Вып.З. М., 1998; Вып.4. М, 1999. 41 • Контрреволюционные вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. Состояние, организация и деятельность за период с 1 октября 1921 г. по 1 -е января 1922 г. (Материалы стратегической разведки РККА). С. 10. 42> Контрреволюционные русские политические группы и вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. Состояние, организация и деятельность за период с 1 октября 1922 г. по 1 января 1923 г. (Материалы стратегической разведки РККА). 1923. С.З. 43- Там же. С.6. 44 Там же. С.5. 45« Павлова Т.Ф. Русский заграничный исторический архив в Праге //Вопросы истории. 1991. № 10. С.19. **• Русский заграничный исторический архив (РЗИА при МИД Чехословацкой республики). Прага, 1936. С.6. 47- Русские в Праге. 19181928 гг. Прага, 1928. С.42. 48- Там же. С.50. 49 РГВА.Ф.1.0П.27.Д.12418.Л.9. 50- Тамже.Ф.308.Оп.9.Д.1047.Л.М. 51- Там же. Ф.7. Оп.1. Д.77. Л.379-379а. 52- Там же. Ф.7. Оп.2. Д.2173. Л. 1314. 53. Там же. Ф.461. Оп.1. Д.191. Л.214. *• Там же. Ф.1. Оп.27. Д.6330. Л.7. 55 Там же. Ф.7. Оп.1. Д.396. Л.100120. 56- Судоплатов П. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1997; КолосовскийКовшин П. Террористам скрыться не удалось // Особое задание. М., 1998. ^•Прянишников Б. Незримая паутина. ВЧКГПУ-НКВД против белой эмиграции/ СПб., 1993. <f8- Агабеков. ЧК за работой. М., 1992; Кривицкий В. Я был агентом Сталина (Записки советского разведчика). М., 1991; Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М., 1991; Бажанов Б. Воспоминания бывшго секретаря Сталина. М., 1970; Думбадзе Е.В. На службе ЧК и Коминтерна. Париж, 1939. 59- Кристофер Эндрю, Гордлевский О. КГБ. История внешнеполитических операций (от Ленина до Горбачева). М., 1992. 24
60- См.: Гуковский И. В белом стане. Обзор белой эмигрантской литературы по гражданской войне за 1928 год // Историк-марксист. 1929.Т.11.С.266. 61 • Петров П.П. От Волги до Тихого океана в рядах белых. Рига, 1923; Половцев. Рыцари тернового венца. Париж, 1923; Рытченков С. 259 дней лемносского сидения. Париж, 1933; Родзямо А.П. Воспоминания о Северо-Западной армии. Берлин, 1920. 62 Агапеев В.П. Убийство генерала Романовского // Белое дело. Летопись белой борьбы. Т.2. Берлин, 1927; Коверда Б. Покушение на полпреда Войкова 7 июня 1927 года // Русская мысль. 23.02.84, 01.03.84; Шульгин В.В. Три столицы. Путешествие в Красную Россию. Берлин, 1927; Гиацинтов Э. Записки белого офицера/ СПб., 1992; Ларионов В. Последние юнкера. М, 1997. 63• Слащов-Крымский Я.А. Белый Крым. 1920. Мемуары и документы. М, 1990; Савич М.В. Воспоминания/ Об., 1993; Туркул А.В. Дроздовцы в огне/ СПб., 1991; Деникин А.И. Очерки русской смуты. 1921-26. Т.1-2; Белый Север 1918-1920. Мемуары и документы. Вып. 1,2. Архангельск, 1993; Жадан П.В. Русская судьба. (Записки члена НТС о Гражданской и второй мировой вине). М., 1991; Белое движение: начало и конец: Сборник воспоминаний. М., 1990; Врангель ПН. Записки (Ноябрь 1916 г. - ноябрь 1920 г.). ТВ. М., 1991; Махров П.С. В Белой армии генерала Деникина/ СПб., 1994. 64- Мейснер Д.И. Миражи и действительность: Записки эмигранта. М., 1966; Феличкин Ю. Как я стал двойником. Воспоминания эмигранта и разведчика. Р/на Дону, 1990; Орлов В. Двойной агент (Записки русского контрразведчика). М., 1998. 65- Первухин М.К. Мысли о фашизме. Тяньизинь, 1927; Поздняков В.В. Из опыта работы пропагандиста // Рождение РОА. Сиракузы (США). 1972; Родзаевский К. За единый антикоммунистический фронт // Сигнал. 1937. №11; Свитков Н. "Внутренняя линия" Сан- Пауло, 1964; Солоневич И. Белая империя: Статьи. 1936940. М., 1997. 66 Алексеев Н., Бажанов Б. Похищение генерала А.П. Кутепова большевиками. Париж, 1930; Быкадоров В.И. Тайное задание // Материалы по истории РОД. Вып.4. М., 1999; Бубнов. Отчет о поездке. Составлен 1-5 июля 1928 г. Гельсингфорс; Войцеховский С. Трест. Лондон (Канада), 1974; Заврзин П. Работа тайной полиции. Париж, 1924. -^ 67 Ларионов В.А. Боевая вылазка в СССР (Записки организатора взрыва Ленинградского центрального партклуба в 1927 г.). Париж«_у 1931. 68- Поляков Ю.А. Историческая наука: люди и проблемы. М., 1999 С. 169. 25
ГЛАВА 1. ЭКСТРЕМИСТСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ в 1920-30-е гг. Изучение проблемы белоэмигрантского терроризма невозможно без исследования его организационно-административной составляющей - системы экстремистских военных организаций. В отечественной и зарубежной историографии много писалось о военных обществах и союзах, в частности о РОВС и БРП, однако они изучались, как правило, в отрыве от диверсионной практики, что создавало их искаженный, неполный образ. Между тем именно военные экстремистские организации являлись основой при создании и подготовке диверсионных групп, подборе кадров террористов, в деле выработки реваншистской идеологии, т.е. военные общества российской эмиграции имели самое непосредственное отношение к белому террору, являлись частью этого военно-политического явления. Авторы надеются, что именно такая постановка вопроса в наибольшей степени будет способствовать достижению научной истины в данной проблеме. В 1920-е годы в мире российского зарубежья происходит процесс образования экстремистских военно-политических организаций, ставивших своей целью насильственное свержение советской власти и установление в СССР режима белогвардейской диктатуры, политической задачей которой стало бы осуществление "консервативной революции" т.е. собственно контрреволюции, целью которой являлось осуществление социального реванша эмигрантской элиты: возврат конфискованного в годы революций и гражданской войны 1917-20 гг. имущества, восстановление утраченных прав и привилегий, утверждение идеологии белого дела, формирование новых, подконтрольных руководству экстремистских структур органов государственной власти и т.п. Белоэмигрантские экстремистские организации, по замыслу идеологов РОВС, должны были осуществить подготовительную работу: создать агентурную сеть в РККА и советских органах управления, развернуть антикоммунистическую пропаганду на территории СССР, установить контакты с антисоветским подпольем, попытаться развернуть партизанскую войну и антибольшевистские восстания. Экстремистские организации российской эмиграции в 1920-40-е годы фактически представляли собой в значительной степени централизованную систему союзов, обществ, боевых групп и диверсионных отрядов, объединенных общей целью - свержение большевистского режима в СССР. Эмигрантские экстремистские организации находились под тайным покровительством зарубежных спецслужб, содержавших многие из них "на случай возможной необходимости использования против СССР". При этом правительства многих европейских стран предпочитали не замечать 26
деятельность террористических организаций на своей территории. Например, в 1934 г. в Париже полулегально состоялся Конгресс представителей российских белоэмигрантских фашистских организаций, на котором была принята резолюция об активизации антисоветской деятельности, в том числе об осуществлении диверсионно- террористических акций1. Французская полиция не препятствовала деятельности конгресса, его участникам был разрешен въезд на территорию Франции. Организационной основой российского военно-политического экстремизма в 1920-30-е годы являлись союзы и общества, объединявшие вокруг себя военную и политическую эмиграцию, мечтавшую о реванше; самой крупной из них был Русский Обще-Воинский Союз (РОВС), созданный приказом генерала П.Н. Врангеля в 1924 году. В 1923 году командование бывшей Русской армии решает опереться на систему сложившихся стихийно в 1920-22 гг. военных организаций ("Союз Галлиполийцев", ВМС и т.п.) и поставить их под свой контроль, что дает ему возможность расширения своего влияния в условиях эмиграции среди огромной российской диаспоры и позволяет представить себя перед мировой общественностью в качестве командования "армии в изгнаньи", т.е. создать видимость наличия у себя военной силы, могущей быть использованной в различных конфликтных внешнеполитических ситуациях, например, в случае новой интервенции против СССР. 8 сентября 1923 г. П.Н.Врангель издает приказ № 82, которым зачислял офицерские союзы и общества в состав армии и передавал их под начало военных представителей главного командования Русской армии в различных странах; одновременно воинскому контингенту, оказавшемуся m рубежом, было предложено: 1) всем офицерам, считающим себя в составе армии, записаться в один из офицерских союзов, состоящих при военных агентах или поенных представителях в данной стране. 2) всем офицерским союзам, считающим себя в составе армии, ныйти из состава всех политических организаций"2 . Поставив главной задачей сохранение армейской организации, генерал П.Н.Врангель исходил из того, что статус и условия существования воинских контингентов в эмиграции требуют особого подхода 3. Отвечая в сентябре 1924 года на запросы различных политических организаций российского зарубежья и корреспондентов иностранных газет, генерал П.Н.Врангель утверждал, что "образование РОВС подготавливает возможность на случай необходимости, под давлением общей политической обстановки, принять Русской армией новую форму бытия, в виде воинских союзов"4 . 1 сентября 1924 г. он и ищет приказ об образовании Русского Обще-Воинского Союза (РОВС)5 , согласно которому в РОВС включались все воинские части, а также 27
"военные общества и союзы, которые приняли его к исполнению"^ При этом внутренняя жизнь отдельных организаций сохранялась в неприкосновенности; сам же РОВС выступал в роли объединяющей их структуры. Во главе РОВС встал бывший главнокомандующий Русской армией генерал П.Н.Врангель. Практически сразу же с момента своего образования РОВС попадает в зону пристального внимания советских и зарубежных спецслужб. "Главной заботой парижской резидентуры ОГПУ... стало наблюдение и разработка активных действий против РОВС",7 - отмечал один из руководителей советской разведки. Руководство Русской армии в 1923 году принимает меры к тому, чтобы отвлечь внимание мировой общественности, а также советских спецслужб от воинских контингентов, размещенных на Балканах: для этого 1-й армейский корпус был переименован в Галлиполийскую группу, разделяющуюся на отделы: Корниловский, Марковский, Дроздовский и Алексеевский, с этой же целью "уничтожены бланки частей, и вся переписка, даже и серьезного характера, ведется на простой бумаге лишь с указанием даты, номера и места отправления бумаги; в частях повседневные строевые приказы отменены и издаются лишь хозяйственные и секретные приказы, которые не распространяются и на места работ не высылаются''.^ Согласно распоряжению генерала П.Н. Врангеля при РОВС составлялись ежемесячные информационные сводки, в которых содержались приказы и распоряжения руководства РОВС, освещалась жизнь военных организаций, публиковались экстремистские лозунги и призывы к белому террору, давался обзор положения в СССР.9 То, каким хотели бы видеть РОВС его руководители, было высказано во время визита генерала Е.К. Миллера в Болгарию: "...РОВС нельзя уже мыслить в пределах его членов - это действенное волевое ядро русской эмиграции, вокруг которого группируется все больше и больше общественных организаций10. Однако эта мечта была далека от действительности. Формальный запрет на политическую деятельность для военных эмигрантов отталкивал от РОВС другие политические организации, и фактически РОВС оказывался во все большей и большей изоляции11. В 1922 году генерал П.Н.Врангель сделал заявление представителям сербской печати, в котором определил численность своей армии в 50.000 человек, включая отряды балаховцев и перемыкинцев, расположенные в Польше и формально ему подчиненные12. По данным штаба командования Русской армии в 1925 г. РОВС насчитывал в своих рядах 40.000 человек1*. На протяжении 20-30-х годов количество организаций, вступивших в РОВС, постоянно увеличивается (при уменьшении общего количества его членов). В 1927 г. руководство Союза отмечало, что организации, "уклонявшиеся поначалу от вхождения в РОВС, постепенно в него входят: 28
в РОВС вступили "Союз русских офицеров, участников войны, проживающих в Бельгии", "Объединение во Франции служивших в 4-й стрелковой ("железной") бригаде" И. к концу 30-х годов РОВС распространил свое влияние почти на все страны мира, в которых имелись российские белоэмигрантские организации15. Приказом руководства РОВС от 18 апреля 1931 г. были введены личные карточки и книги учета личного состава членов военных организаций, входящих в состав РОВС 16. 1-й отдел РОВС имел формирования в Англии, Дании, Голландии, Норвегии, Италии, Египте, Сирии; 2-й отдел распространял свою деятельность на территорию Германии, Австрии, Венгрии, Латвии, Эстонии, Литвы, а также Данциг; 3-й отдел действовал в Болгарии и Турции; 4-й - в Югославии, Греции и Румынии; 5-й - в Бельгии и Люксембурге; 6-й - в Чехословакии. Существовали также Дальневосточный отдел, два отдела в США, один в Южной Америке, Канадский отдел и отделение в Австралии 17. Административное управление РОВС состояло из отделов во главе с начальниками, непосредственно подчиненными главнокомандующему!8. По уставам офицерских союзов и обществ их председатели являлись исполнительными лицами, избиравшимися коллективом. Однако вследствие распространения на такие общества действия приказа № 82 им приходилось воплощать в жизнь указания, идущие от командования РОВСI9. Это порой вызывало конфликты, и хотя центральные органы РОВС и, местные военные общества, в основном, находили в итоге взаимоприемлемые решения, вскоре председатели правлений стали назначаться приказом руководства РОВС20. Средством влияния командования РОВС на местные воинские организации стало выделение денежных субсидий для содержания их руководящих органов21. Союз получил свое организационное завершение в декабре 1924 г., когда великий князь Николай Николаевич "принял на себя верховное, через главнокомандующего, возглавление русского зарубежного иоинства"22. 16 ноября 1924 года великий князь Николай Николаевич прислал главнокомандующему Русской армией генералу П.Н. Врангелю распоряжение, в котором, в частности, заявлял: "Для полного объединения в моем лице всех военных... принимаю на себя руководство, через главнокомандующего, как армией, так и всеми военными организациями". Согласно данному распоряжению все начальники отдельных воинских частей, военных организаций и военно-учебных шнедений должны были назначаться непосредственно великим князем I Ыколаем Николаевичем23 Юридическое положение Русской армии и других белых военных формирований за рубежом было весьма сложным: законодательства Франции, Польши и ряда других стран, на территории которых они 29
располагались, не допускали существования каких-либо иностранных организаций, "имеющих вид устроенных по военному образцу соединений"24, в уставах военных обществ заявлялось об исключительно благотворительной и историко-мемориальной деятельности, а отделы РОВС должны были всячески публично подчеркивать свою деятельность по оказанию материальной помощи нуждающимся белоэмигрантам: военным инвалидам, нетрудоспособным и членам их семей2^. Военно- политическая, экстремистская деятельность РОВС и подконтрольных ему организаций тщательно скрывалась его руководством. Финансовые средства РОВС складывались из сумм, находившихся в распоряжении командования Русской армии (к середине 20-х годов уже совершенно истощившихся), вывезенной за границу Ссудной казны, определенные средства получались от Совещания послов. Одним из путей сбора средств для обеспечения жизнедеятельности эмигрантских обществ являлась организация сбора пожертвований среди населения страны размещения и самих русских колоний. Так, один из руководителей РОВС генерал-лейтенант Лукомский предписанием от 21-го мая 1926 г. за № 48 поручил генерал-майору Бурлину "сбор средств на Дальнем Востоке в Особую казну"26 . Вскоре ген.-лейт. Бурлин донес в Правление РОВС, что комитеты по сбору средств в Особую казну организованы им в Шанхае, Циндао, Мукдене, Тиньцзине, в "Русской группе" войск маршала Чань Дзо Линя в Чань-Чуне2?. В апреле 1927 г. великим князем Николаем Николаевичем было передано Главному правлению Зарубежного Союза русских военных инвалидов 7.050 долларов, пожертвованных гражданами США28. Был создан также "Фонд спасения России князя Николая Николаевича Романова" ("Особая казна для ведения политической работы по связи с Россией")2?. Однако руководство РОВС не смогло найти серьезных источников финансирования своей организации: в мировом сообществе отсутствовали силы, готовые финансировать правоконсервативную экстремистскую организацию, выступающую за воссоздание Российской империи и за возрождение ее роли как одной из сверхдержав в мире30. В подобной ситуации единственными средствами РОВС стали крайне незначительные членские взносы и пожертвования, которых было недостаточно для развертывания широкомасштабной политической деятельности31. Несмотря на официальный отказ от политической деятельности, руководство РОВС предпринимало вполне конкретные попытки повлиять на развитие событий в СССР. Именно эта сфера его деятельности привлекала особое внимание советских спецслужб. Представляет особый интерес проблема взаимоотношений РОВС с другими политическими партиями и общественными организациями 30
российской эмиграции. Его позиция в этом вопросе определялась следующими принципами: 1) "неучастием в политической жизни", запретом членам РОВС состоять в каких-либо политических партиях или организациях. В то же время для лиц, не состоявших формально в составе частей Русской армии, руководство РОВС не считало возможным ставить "ограничения относительно их политической деятельности, каковые установлены для всех чинов армии"32. (Участие членов РОВС в деятельности террористических организаций являлось "неформальным", т.е. осуществлялось тайно, "без санкции руководства", т.е. официального разрешения председателя РОВС); 2) моральной поддержкой правых (в основном - монархических) организаций РОВС; 3) резкой конфронтацией с левыми и коммунистическими организациями, более умеренным противостоянием центристским и социально-демократическим партиям - кадетам, меньшевикам. (Конфронтация с ними усиливалась по мере роста монархических и реваншистских настроений в эмиграции). Председатель РОВС генерал А.П.Кутепов писал главе Дальневосточного объединения российской эмиграции генералу Хорвату в 1929 году: "Что касается взаимоотношений РОВС с главнейшими политическими и общественными группировками, находящимися в Европе и признававшими великого князя Николая Николаевича, то после кончины его императорского величества, я, как председатель РОВС, получил от них заверения, что РОВС будет ими всемерно поддерживаться, а я могу твердо рассчитывать на их сотрудничество"33. В свою очередь, генерал А.П. Кутепов заявлял, что все политические и общественные организации, руководствующиеся в своей деятельности идеями и принципами белого движения, встретят со стороны РОВС и его руководства полную поддержку И Такая позиция РОВС открывала ему дверь к сотрудничеству с экстремистскими организациями самого различного толка: фашистскими, националистическими и террористическими группами, имевшими связи и с криминальным миром. Генерал А.П. Кутепов заявлял, что РОВС "не может стать орудием н руках какой-либо политической партии; в этом смысле он должен оставаться строго аполитичным"35. Подобная позиция вполне объяснима желанием руководства РОВС, прежде всего генерала А.П.Кутепова, удержать власть над организацией в своих руках. В том же письме к Д.Л.Хорвату он буквально на следующей странице пишет: "...являясь симой крупной из всех зарубежных организаций и представляя из себя монолитное объединение дисциплинированных и умеющих владеть оружием людей, подчиненных единой воле, РОВС представляет из себя крупную политическую силу". В то же время стремление преувеличить 31
силу РОВС и степень его влияния в эмигрантском мире было характерно для руководства РОВС, надеявшегося получить западные денежные субсидии на подготовку новой интервенции против СССР. Советская разведка располагала информацией о тайных связях генерала П.Н.Врангеля с российскими монархистами, признававшими его "вождем русской армии". В частности, отмечалось, что представители П.Н.Врангеля участвуют в различных монархических совещаниях в качестве полноправных членов. Сам П.Н.Врангель не отказывается от своих монархических убеждений, но открещивается от монархических лозунгов "для армии, которая ставит себе задачей свержение большевизма, для обеспечения народу свободного волеизъявления по вопросу о будущей форме государственного устройства России"Зб Например, руководство Высшего монархического совета заявляло, что "все усилия монархические объединения направляют на сохранение тех кадров будущей императорской российской армии, которые представляют собой уцелевшие за рубежом кадры этой армии", а также, что ВМС держит с РОВС "тесную связь и помогает ему во всех его полезных начинаниях"37. Однако в действительности отношения РОВС и ВМС не пошли дальше личных контактов между их руководителями. В 1927 году РОВС продолжает развиваться, втягивать в себя все более или менее заметные военные организации и группы офицеров; к этому времени в него не вошли лишь организации, открыто включившие в свои программы политические лозунги, а также воинские организации, находившиеся в сфере влияния великого князя Кирилла Владимировича, т.н. "кирилловцы"38. в политическом отношении РОВС продолжал сохранять верность принципу неучастия в политической деятельности". Руководство РОВС ревниво охраняло свою организацию от влияний извне; однако, несмотря на формальное неучастие в политической борьбе, члены РОВС имели собственные политические взгляды, которые высказывали в своей среде^. На протяжении 20-30-х годов наблюдается общее поправение их взглядов, рост монархических и реваншистских настроений, увлечение теорией и практикой фашизма (на примере Италии и Германии)40. Вокруг РОВС группировались также некоторые непартийные политические деятели консервативно-националистического направления41. Руководство РОВС, исходя из собственного положения о том, что в ближайшее время должен был начаться новый этап гражданской войны в СССР, пыталось сохранить военные кадры для будущей российской армии, а также создать на территории СССР "пятую колонну", имевшую своей целью нанести большевистскому режиму в "час X" удар в спину. В подобной ситуации особое значение приобретал вопрос учебно- диверсионной подготовки белоэмигрантских экстремистов. Циркуляр 32
РОВС, посвященный проблеме организации военно-научной работы эмиграции, ставил перед военными обществами следующие задачи: 1) открытие во всех центрах сосредоточения большого числа офицеров - офицерски собраний; 2) поддержка (финансовая) журнала "Военный сборник"; 3) возобновление прекращенного издания "Информационный еженедельник"; 4) дальнейшее финансирование Военной библиотеки в Белграде, когда прекратятся отпуски от Главного командования; 5) приискание средств для продолжения ежегодных конкурсов на темы по военно-научным вопросам (начиная с будущего 1925 года); 6) изыскание средств для размножения докладов, делаемых в обществах, а также премированных на конкурс сочинений; 7) расширение курсов заочного преподавания профессора генерал-лейтенанта Н.Н. Головина42. Во внутренней документации РОВС идея скорого возвращения на родину не ставилась под сомнение: "Русский Обще-Воинский Союз (РОВС), включающий в свой состав до 40.000 человек, является самой мощной организацией за рубежом... При этом представляется имеющим лишь технический интерес вопрос о том, каким порядком это зарубежное воинство вернется на родину, в организованных ли соединениях воинского типа, в форме ли партизанских добровольческих частей, или даже постепенно просочится в одиночном порядке, приспособляясь к существующему режиму и ища лишь случая содействовать его изменению или свержению".43 РОВС, по мнению его руководства, должен был стать стержнем формирования новых российских вооруженных сил44. В приказе по РОВС от 11 ноября 1930 г. генерал Е.К.Миллер, один из теоретиков и практиков белого экстремизма, заявлял: "...будем верить," что недалеко то время, когда чинам РОВС, усиленным всеми способными носить оружие русскими людьми, проживающими за рубежом, предстоит принять участие и в том новом этапе белой борьбы, который уже возникает на территории СССР"45. Чтобы исполнить это намерение, необходимо было не только сохранять старые, но и создавать новые воинские кадры. Поэтому руководство РОВС уделяло внимание организации системы военного обучения46. В марте 1927 г. стараниями генерала Н.Н. Головина были открыты Высшие военно-научные курсы (ВВНК) в Париже. В основу их организации была положена (согласно указаниям великого князя Николая Николаевича) система обучения в Императорской Николаевской военной академии47. Прохождение курса было рассчитано на 4 - 4,5 лет. Насколько были разнообразны знания, которые получали учащиеся Высших военно-научных курсов, можно судить по дисциплинам, изучавшимся слушателями в процессе обучения: 33
стратегия, тактика артиллерии, тактика воздушных войск, боевая химия, военная психология, война и международное право и т.д.48 На курсах преподавали известные военные специалисты: Головин, Шатилов, Баранов, Зайцов. Книга Н.Н. Головина "Мысли об устройстве Российской Вооруженной силы" оказала значительное влияние на военно-научную мысль российской эмиграции.49 В 1930-е годы ВВНК стали своего рода кузницей кадров белоэмигрантского экстремизма и реваншизма. Для чинов РОВС была также создана Офицерская школа усовершенствования военных знаний (УВЗ), в которой они знакомились с новейшими достижениями мировой военной науки. Приказом начальника 3 отдела РОВС в Болгарии генерала Абрамова при Офицерской школе УВЗ в 1932 г. был организован отдел по изучению Советской России50. Со второй половины 20-х годов руководство РОВС начинает принимать усиленные меры к привлечению в свою организацию эмигрантской молодежи51. В 1926 году генералом П.Н.Врангелем было отдано циркулярное распоряжение о приеме эмигрантской молодежи в войсковые части и полковые объединения в качестве кандидатов, а в 1930 году было введено в действие "Положение о приеме в воинские организации РОВС молодых людей, ранее в войсках не служивших"52, в 1927 году в состав РОВС вошел "Отдел дружины русской патриотической молодежи" при "Союзе участников 1-го Кубанского похода"53. Таким образом белоэмигрантский экстремизм пытался создать себе социальную опору в лице молодежи, подготовить кадры для осуществления экстремистской политики. РОВС, являясь официально признанной и зарегистрированной правительствами многих европейских стран организацией российской военной эмиграции, имел собственную штаб-квартиру в Париже и помещения отделов в большинстве стран мира, которые использовались для проведения разведывательной и диверсионной работы как против СССР, так и против отдельных европейских стран. В связи с этим РОВС часто попадал в поле зрения зарубежной полиции и контрразведки, стремившихся противодействовать организациям своих противников. В донесении французской контрразведки в 1939 году говорилось об имевшейся в Бельгии "шпионской организации русских белоэмигрантов со штаб-квартирой в помещении РОВСа", которая финансировалась Германией.54 Следствием данного положения вещей стало то, что в 1930-е годы контрразведка РОВС втягивается в шпионские игры, в основном на территории Восточной и Центральной Европы; при этом различные отделы РОВС попадают в зависимость от спецслужб стран-реципиентов. Например, 1-й отдел РОВС был вынужден проводить профранцузскую политику, 2-й отдел - ориентироваться на германские спецслужбы, 4-й - участвовать во внутриполитической борьбе в Югославии. 34
Руководство РОВС и командование бывшей Русской армией, оказавшись за рубежом, уже с 1920 года начинают активно искать контакты с западными спецслужбами, полагая, что французская, английская разведки могут стать рычагами влияния белоэмигрантского экстремизма и, вероятно, окажутся способными организовать военную и политическую помощь российскому белому подполью в Европе, а также и на территории СССР. В 1920-е годы в Берлине действовало разведывательное бюро "Бус" ("Bous"), с помощью которого штаб ген. П.Н. Врангеля поддерживал связи с английской разведкой и российскими монархическими кругами в Румынии.55 Российские монархисты, как активисты монархических организаций "Русского Знамени" или Высшего Монархического Совета (ВМС), так и оставшиеся в живых члены династии Романовых, поддерживали неформальные связи с РОВС и белоэмигрантскими экстремистскими организациями, однако при этом публично дистанцировались от них, считая, что вопрос вероятного возвращения Романовых к власти в России "должен решаться всенародно", а не усилиями узкой группы заговорщиков. В то же время контрразведке РОВС были нужны связи оставшихся Романовых в европейских аристократических кругах, при королевских дворах Великобритании, Испании и т.п., которые РОВС пытался использовать для получения финансовых средств, организации разведки и получения документов. Агент Иностранного отдела ВЧК сообщал в декабре 1920 года в Москву об образовании за рубежом военно-политических экстремистских организаций, на основе которых предполагается строительство новых белых армий: "Разгром Врангеля на Юге России послужил к созданию "Национального центра" в Париже. Задача "Национального центра" - объединить все заграничные политические круги, постепенно создать антибольшевистскую армию для новой борьбы против советской власти'\56 В состав "Национального центра" вошли представители большинства ведущих политических партий и движений российского зарубежья, в том числе кадеты и эсеры. Организация "Национальный центр" имела откровенно выраженную проантантовскую ориентацию, что вызвало недовольство германофильских русских политических организаций, находившихся на территории Германии и имевших центр в Берлине, которые в противовес парижскому "Национальному центру" в начале декабря 1920 года создали "Великорусский центр", ориентировавшийся на Германию. Предгфшшш^^ подпольных организаций на территории СССР: например, в 1923 году советскими спецслужбами были ликвидированы в Краснодарском крае четыре белогвардейские организации, в том числе одна врангелевская. Тогда же были раскрыты 35
"связанные с белой эмиграцией религиозно-монархические группы в Курске, белогвардейские группы в Витебске, Вольске, Пермской губернии'\57 Лидеры российской белой эмиграции надеялись получить помощь от правоконсервативных военных кругов Германии, которые симпатизировали идее возобновления вооруженной борьбы с большевистским режимом и поддерживали их экстремистские проекты. Французская контрразведка зафиксировала в 1922 году факт секретных переговоров руководителей немецкого Генштаба с российскими эмигрантами-монархистами.58 В Берлине в гостинице Континенталь состоялось совещание правых немецких организаций, где присутствовал и генерал Бискупский, "который за последнее время занимается каким-то новым проектом о создании армии в Баварии. Он имеет связь с Людендорфом..."59 Таким образом, немецкие правоэкстремистские военные круги, недовольные условиями Версальского мирного договора и вынашивавшие мечты о его пересмотре, вступали в контакты с экстремистским крылом российской военной эмиграции, которому в их планах отводилась роль германского военно-политического форпоста на востоке Европы, прежде всего - на российском направлении. В 1930-е годы гестапо осуществляло наблюдение за российской эмигрантской организацией "Русская освободительная казна" (РОК), пытавшейся организовать сбор денежных средств для создания экстремистских групп.60 В 1933 году в Германии были созданы белоэмигрантская организация "Немецко-русское знамя", сотрудничавшая с Гитлером, и откровенно фашистская русская эмигрантская организация "Русское Знамя" во главе с генералом Н. Головиным и бароном Меллер- Закомельским.61 Они сразу же попали в поле зрения французской контрразведки, отслеживавшей контакты российских экстремистов с НСДАП62 и были квалифицированы как ультра-реваншистские организации. В 1934 году французская тайная полиция выявила российскую экстремистскую организацию "Добровольческая Лига борьбы против большевиков", осуществлявшую вербовку в свои ряды эмигрантов- реваншистов".6^ Французская контрразведка осуществляла также наблюдение за деятельностью "Внутренней линии", диверсионно-экстремистского направления в структуре РОВС, ставившего своей целью организацию террористической борьбы против советских государственных органов и проведение белого террора после захвата власти в стране. Французские спецслужбы смогли выявить связи этой организации как с немецкой разведкой, так и с НКВД, что придавало ей явно провокационный характер. Скандал получил развитие: парижская газета "Эко де Пари" опубликовала статью, в которой рассказала о целях и задачах "Внутренней 36
линии" и о шпионском характере этой организации. В 1941 г., после серии публичных разоблачений, "Внутренняя линия" была закрыта. В 1928 году в Праге была создана эмигрантская экстремистская организация "Чехословацкая боевая дружина", ставившая своей целью возобновление вооруженной борьбы с советской властью.64 В донесении французской военной миссии в Чехословакии отмечалось, что при "Высшем монархическом совете" существовала военизированная экстремистская организация "Белая гвардия".6^ Военно-политические реваншистские организации стремились к нагнетанию в эмигрантской среде экстремистских настроений и идеологической напряженности. РОВС был заинтересован в усилении конфликтности в мире российского зарубежья: в организации актов протеста, политических манифестаций, "дней непримиримости", нападений на советские посольства и консульства и т.п., что являлось питательной средой белого экстремизма. Один из руководителей РОВС генерал Е.К. Миллер в своем выступлении на конференции Национального Союза в Париже в 1924 году утверждал, что конечной целью деятельности зарубежных военных эмигрантских организаций является свержение большевизма вооруженным путем. При этом предполагалась организация десантов на территорию СССР, создание контрреволюционного подполья в Советском Союзе, диверсионные акты против деятелей Советского государства, не исключалась и возможность покушений на советских дипломатов за рубежом.66 Белый террор также вполне вписывался в эту концепцию. Одной из форм проявления политического экстремизма во второй половине 1930-х годов стало «штабс-капитанское» движение, придуманное И. Солоневичем и его единомышленниками. Руководители движения провозглашало непримиримую борьбу с большевизмом, а свою идейную основу видели в реанимации российского империализма и монархии. Его отличительной чертой явилась попытка аккумулировать социальную энергию средних слоев эмиграции, т.н. «штабс-капитанов», которых И. Солоневич определял как «... «средний слой», миттелынтанд, позвоночный хребет всякой нации».67 Впрочем, дальше патриотических заявлений дело не пошло, и «штабс-капитанское движение вскоре угасло, не оставив в истории российского экстремизма сколько-нибудь заметного следа. Неотъемлемым компонентом системы военно-политического жстремизма зарубежной России 1920-40-х годов являлись эмигрантские ноенно-учебные заведения, создание которых в 1920-е годы символизировало непримиримость лидеров белой эмиграции и их стремление к реваншу. Именно военно-учебные заведения в межвоенный период стали кузницей кадров белоэмигрантского экстремизма, втягивая молодежь в орбиту РОВС и диверсионных центров, прививая кадетам и юнкерам идеологию зарубежного белого движения. Фактически 37
бескомпромиссный экстремизм и реваншизм стали "идейной" основой учащихся военно-учебных заведений, тем внутренним импульсом, который заставлял эмигрантскую молодежь пополнять ряды диверсантов и лазутчиков, проникавших на территорию СССР, принимать участие в террористических операциях против советских дипломатов за рубежом. В 1921-24 годах в условиях эмиграции продолжали действовать российские военные училища, готовившие офицеров для новой интервенционистской белогвардейской армии, которую предполагалось сформировать в приграничных с Советской Россией странах - Польше, Румынии, Болгарии - и использовать в новом "весеннем походе" на СССР. В подобных военно-учебных заведениях белоэмигрантский реваншизм проявлялся наиболее ярко: вновь произведенные в офицерские звания вчерашние кадеты и юнкера готовы были фанатично вступить в бой с Красной Армией, надеясь на немедленный военный реванш. В эмиграции продолжают свою деятельность крупнейшие военные училища дореволюционной России: Константиновское военное училище, Сергиевское артиллерийское, Николаевско-Алексеевское инженерное и др. (всего 9 училищ). Наряду с военными училищами, существовали кадетские корпуса: Первый русский кадетский корпус, Донской кадетский корпус, Корпус- Лицей в память императора Николая II, Крымский кадетский корпус, в которых проходила обучение эмигрантская молодежь, желавшая продолжения борьбы с большевистским режимом. В среде российской белой эмиграции в 1920-е годы разворачивается военно-спортивное движение, из рядов которого лидеры военной эмиграции стремятся рекрутировать боевиков для совершения террористических актов. Среди них: общество "Русский Сокол", мушкетерские организации на Дальнем Востоке и в США, русские фашистские общества в Харбине и Шанхае. Ряд программных документов данных организаций посвящены вопросам террористической подготовки молодежи, обучению их обращаться со специальными террористическими средствами: бомбами, динамитом, револьверами, шифрами.68 Одной из форм военно-учебной подготовки являлось создание офицерских курсов переподготовки, на которых особое внимание уделялось, вопросам диверсионной работы на территории СССР. На занятиях в Офицерской школе усовершенствования военных знаний (УВЗ) в Париже определялись места, где наиболее вероятно было возникновение восстания против коммунистического режима в СССР.69 На Высших военно-научных курсах РОВС под руководством генерала Н.Н. Головина читался специальный курс лекций, посвященный отработке военных действий белой интервенционной армии в условиях новой гражданской войны в СССР во второй половине 30-х годов. Возглавить 38
интервенционную белую армию должны были А.И. Деникин либо П.Н. Врангель. История XX века знает много случаев, когда армии крупных индустриальных государств поддерживали экстремистские воинские формирования: наиболее яркий пример - военная помощь, оказанная войсками НАТО повстанческой "Армии освобождения Косово" во время войны в Югославии весной - летом 1999 года. Французские спецслужбы ценили информацию о белоэмигрантских шпионско-террористических центрах, поскольку она имела военно- оперативное значение для генштаба Франции, осуществлявшего игровые проработки возможных сценариев антисоветской интервенции на западных рубежах СССР, а также в Румынии, Чехословакии, Польше и ряде других районов вероятных действий французской армии. Поэтому под особо пристальным контролем французской тайной полиции находилась белоэмигрантская диверсионная организация "Братство Русской Правды" (БРП), имевшая филиалы в ряде европейских стран, в том числе во Франции и в Германии.70 В то же время БРП в отличие от РОВС и примыкавших к нему военно-экстремистских организаций в меньшей степени беспокоила французскую полицию, поскольку вектор основной активности БРП распространялся на советскую территорию и прилегающие к СССР районы; собственно внутренняя ситуация во Франции и других европейских странах в меньшей степени интересовала БРП. Братство Русской Правды (БРП) существовало в двух измерениях: наряду с подпольными диверсионно-террористическими структурами, действовавшими в том числе и на территории СССР (В Белоруссии и на Дальнем Востоке) и ставившими своей целью организацию антисоветского партизанского движения, БРП имела также и официальную, легальную часть - например, собственный печатный орган "Русская правда".7 * Во второй половине 1920-х годов организация БРП заметно активизировала свою деятельность. Имея хорошо организованную конспиративную структуру в Восточной и Центральной Европе, руководители БРП проводили неофициальные встречи, совещания, на которых отрабатывались очередные планы ведения идеологическо- диверсионной деятельности против СССР. В свою очередь, западные спецслужбы осуществляли слежку за данной экстремистской подпольной организацией: так, французская тайная полиция выявила секретные связи БРП с немецкими разведывательными службами, получение финансовой помощи от германского управления безопасности.72 В 1927 году французская разведка получила агентурное донесение о намечавшемся в г. Данциге совещании руководства БРП по вопросу активизации •mi ибольшевистской деятельности.7^ 39
Белоэмигрантский экстремизм находился в непосредственной зависимости от внутриполитической ситуации в странах-реципиентах. Во многих европейских странах в 1920-30-е годы раздавались протесты со стороны общественности и либеральных партий по поводу пребывания на их территории российских экстремистских организаций и создания ими центров диверсионной подготовки (учебных лагерей, складов оружия, полигонов и т.п.). Так, польский военный атташе в Праге докладывал во 2-й отдел генштаба Польши в 1922 году о протесте социал- демократической партии Чехословакии против пребывания на территории страны офицеров армии генерала П.Н. Врангеля, в 1922-23 годах из Болгарии был выслан ряд высших руководителей белых войск.74 Политический экстремизм российского зарубежья в 1920-30-е годы активно искал союзника в лице буржуазных правительств многих европейских государств. Российские военные эмигранты-реваншисты имели довольно многочисленные неформальные контакты с французскими правительственными и военными кругами, пользовались их финансово- административной поддержкой и каналами информации. Так, в 1937-38 гг. контрразведка РОВС использовала в своей работе месячные информационные сводки, составленные французским военным атташе в СССР "О событиях внутриполитической жизни (арест Ягоды, "чистка" в рядах ВКП (б)), назначениях среди высшего командного состава и репрессиях против видных руководителей Красной Армии, о процессах над шпионами" и т.п.75 К концу 1920-х годов надежды РОВС и военной эмиграции на получение помощи для реализации своих реваншистских проектов со стороны правительств европейских государств все в большей степени улетучивались. Так, председатель "Комитета монархических организаций Дальнего Востока" и председатель "Центрального Совета русского зарубежного объединения" генерал Хорват писал в 1929 году: "...Сложное политическое положение в Европе, в связи со страхом великих держав допустить какие-либо осложнения, которые могли бы нарушить существующее крайне неустойчивое равновесие, не дает оснований рассчитывать, чтобы кем-либо и какая-либо серьезная помощь была оказана, по крайней мере в ближайший период, русской эмиграции".76 А без масштабной военной и финансовой поддержки со стороны иностранных государств осуществить экстремистские планы ни РОВС, ни ВМС не могли, что прекрасно и понимали их руководители. Оккупация германскими войсками в конце 1930-х годов многих европейских государств оказывала двойственное влияние на положение мира российской военной эмиграции: с одной стороны - автоматически способствовала активизации российских белоэмигрантских экстремистских организаций, а с другой - на территориях, оказавшихся под нацистским контролем, по требованию германских властей 40
закрывались российские эмигрантские военные общества, союзы и филиалы РОВС. Например, "после ликвидации Чехословацкой республики в 1939 г. в противовес либеральным и центристским взглядам, преобладавшим в русской колонии, в Праге о себе заявили русские национал*социалисты".77 Здесь существовало отделение "Русской национал-социалистической партии", возглавлявшейся доктором права Б.И. Чернотой-Боярским, в прошлом белогвардейцем, ветераном 18-го Северного драгунского полка. Неотъемлемой частью системы российских экстремистских организаций в 1920-30-е годы являлись центры диверсионной подготовки и лагеря террористов, которые создавались РОВС в различных странах мира - в Европе, Латинской Америке и на Дальнем Востоке. В странах Юго-Восточной Европы в первой половине 1920-х гг. российские военно-экстремистские центры размещались в Турции, Болгарии, Югославии и состояли из значительного количества белоэмигрантов-офицеров, прежде служивших во врангелевской армии. Лагеря в Галлиполи, на Лемносе и в Чаталдже объединяли наиболее непримиримую часть военных беженцев, тех, кто мечтал о возобновлении вооруженной борьбы с большевизмом. В последующем именно они составят активное ядро белоэмигрантского экстремизма и терроризма. Для российской военной эмиграции 20-30-х годов была характерна психологическая травмированность: в начале 20-х годов по ней прокатилась целая "эпидемия самоубийств", многие эмигранты сходили с ума, не сумев приспособиться к зарубежному миру, большинство - тяжело страдали, получая известия о репрессиях в СССР, арестах и расстрелах их близких. И во многих случаях выходом из подобного душевного состояния становилось вступление в белоэмигрантские террористические и диверсионные организации, работа в которых позволяла в определенной степени снять "посттравматический психоз" тем, кто не мог адаптироваться в условиях эмигрантской повседневности. Соответственно, это рекрутировало в ряды белых диверсантов людей с поврежденной психикой, неудачников, отчаявшихся в жизни и т.п. Руководство РОВС, прежде всего сторонник "внутренней линии" генерал А.П. Кутепов, пыталось создать военно-террористические базы не только в прибалтийских странах и Польше, но даже на территории Франции. Так, в 1934 году в системе военного обучения ВВНК под Парижем были проведены военные маневры: белогвардейские боевики рыли окопы, метали учебные гранаты, осваивали приемы рукопашного боя, имитировали стрельбы и т.п. Данные учения охватили значительный район пригородов Парижа. Шокированные французы вызвали полицию; срочно прибывший на место маневров отряд французской военной жандармерии прервал учения и задержал генерала Н. Головина и ряд офицеров. Скандал получил развитие, и ВВНК едва не были полностью 41
закрыты. Российских экстремистов спасло заступничество французского маршала Фоша, героя первой мировой войны, который симпатизировал российским военным эмигрантам. В то же время на территории Франции были организованы и нелегальные экстремистские структуры. Так, под руководством генерала А.П. Кутепова тайно на территории Франции был создан лагерь для подготовки террористов и диверсантов, которых в дальнейшем предполагалось использовать либо для заброски на территорию СССР, либо для покушений на советских дипломатов за рубежом. В инструкции для боевиков, в частности, говорилось: "В первую очередь надо организовать: 1. Производство документов: а) печатей, штемпелей, б) книжек с водяными знаками. 2. Разработку каждого акта по карте России и планам городов. Задание дается лишь в день перехода границы. 3. Каждый снабжается, кроме оружия (револьвер и ручные фанаты) капсюлем с цианистым калием, чтобы ни один не смел попадаться живым. 4. Подыскание инструкторов пиротехники: а) занятие подрывным делом и обращение с динамитом и газами и выработкой их с намеченными для отправки людьми; б) составление краткого наставления кустарного производства взрывчатых веществ и газов, изложенное в форме прокламаций, которые необходимо дать едущим, а также распространять внутри России. 5. Привлечение абсолютно проверенного бактериолога: а) оборудование своей лаборатории для разведения культур инфекционных болезней (чума, холера, тиф, сибирская язва, сап); б) снабжение уходящих бактериями для заражения коммунистических домов, общежитий войск ГПУ и т.д. Примечание к п.5. О последнем не должны подозревать даже помогающие нам государства".78 Наибольшее развитие военно-экстремистские лагеря получили на Дальнем Востоке, прежде всего - на территории Китая. Белоэмигрантский официоз журнал "Часовой" в статье "Русский разведчик" писал: "С 10 по 17-ое августа 1938 г. бригады Эховская, Лишучженская, Мулиская и Пограниченская провели лагерь, под общим руководством начальника Восточного отдела подъесаула Вощилло. Через лагерь прошло 165 человек, что дало 1155 человеко-дней. По мысли начальника Бюро эмигрантов ген.-от кавалерии В.А. Кислицына и начальника Монархического объединения Б.Н. Шепунова, лагерь был разбит у города Дунина - Санчагоу, у самой границы с СССР. Мысль инициаторов формулировалась лозунгом - у родных рубежей.» 42
Местные органы власти оказали самое широкое содействие в организации лагеря, который явился значительным событием существования эмиграции в империи, при лагере находились специальные корреспонденты трех самых больших русских и одной японской газет. Генерал Кислицын, начальник японской военной миссии полкковнтк. Имаи и Б.Н. Шептунов ежедневно были в лагере; из Харбина прибыл русский духовой оркестр. Лагерь посетили: президент южно-манчжурских железных дорог Мацука, генерал Синахора, полковник барон Кигоси, полк. Танака и др. С особо доверенным лицом генерал-лейтенант Хасимото прислал разведчикам письменное приветствие79 Особую категорию белоэмигрантских реваншистских организаций составляли молодежные военно-спортивные общества и союзы - Национальная организация русских разведчиков (НОРР), Национальная организация витязей (НОВ), Союз русских соколов за рубежом, Русские скауты и др. Военно-спортивные тренировки в сокольских и скаутских лагерях воспринимались эмигрантской молодежью как подготовка к участию в новой гражданской войне в СССР. В Китае также действовала реваншистская военно-политическая организация российской эмиграции "Военный союз Дальнего Востока".80 На территории государства Маньчжоу-Го в 1930-е годы действовала эмигрантская монархическая реваншистская организация - "Военно-монархический союз" (ВМС).81 В начале 1920-х годов лидеры военной эмиграции стремились сохранять мобилизационные возможности остатков воинских контингентов белых армий за рубежом, с этой целью создавались регистрационные структуры в казачьих общинах и офицерских рабочих группах. "Главное командование обращает серьезное внимание на организацию военных ячеек среди станиц и хуторов. Генерал-лейтенант Богаевский и его помощник генерал-майор Апостолов (председатель Донского правительства) объявили положение об управлениях станиц и хуторов за границей. Задачей станичного правления, между прочим, ставится регистрация и учет всех казаков и осведомление, что делается в беженской казачьей массе.»82 Таким образом, во многих случаях базой для создания экстремистских организаций становились центры компактного проживания российских военных эмигрантов: беженские лагеря, станицы, общины и т.п. Например, в 1921 году в Пэн-Прэсинь (департамент Сарт) монархистами была устроена небольшая ферма-колония бывших русских офицеров. Однако вместо занятий земледелием там происходила подготовка молодых пропагандистов с тем, чтобы по окончании курса отправиться через Германию и Польшу в Советскую Россию для пропаганды в РККА.83 43
Лидеры российского политического экстремизма в 1920-30-е годы стремятся создать организационные структуры, которые бы позволили им осуществлять диверсионно-террористическую политику как на территории СССР, так и за рубежом - нападения на советские посольства, покушения на дипломатов и т.п. К началу 1930-х годов основные типы экстремистских организаций сформировались, их идейным и организационным центром стал РОВС, хотя существовали и независимые от него диверсионные группы. 1 РГВА.В.7.0п.1.Д.922.Л.256. 2 ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.15(1). Л.30. 3- Тамже.Д.7(4).Л.321. 4- Тамже.Д15(2).Л.97. 5- Тамже.Л.83. 6 Тамже.Л.84. 7- Контрреволюционные вооруженные силы за рубежом... за период с 1-го октября 1921 г. - 1-е января 1922 г. С.11. 8- Контрреволюционные русские политические группы и вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. Состояние, организация и деятельность за период с 1 октября 1922 г. по 1 января 1923 г. (Материалы стратегической разведки). 1922. С.З. 9- ГАРФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 26(1).Л. 43. 10- Генерал Миллер в Болгарии. София, 1930. С. 19. »• ГИМ. Ф.452. Д.325. Л.2. 12 Контрреволюционные русские политические группы... за периоде 1 января по 1 апреля 1922года. СЮ. »• ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д25(2). Л.170. м- Тамже.Д.34(5).Л.288. ,5- Тамже.Д.25(2).Л.42. 16- Армия и флот. Военный справочник. Париж, 1931. С.40. »7- ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.34(5). Л.289. 18- Тамже.Д.31(5).Л.239. 19 Армия и флот. Военный справочник РОВС. С.34. 20. ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.104(3). Л.121об 21- Тамже.Л.121об.-122. 22- ГАРФ. Ф.5826. Оп.1". Д.30(2).Л.20. 23. ГИМ. Ф.452. Д.325. Л.41. 24- ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.27(5). Л.278. 25. Тамже.Д.35(3).Л.120. 26. ГАрф ф.5826. Оп.1. Д.149. Л.218. 27. Тамже.Л.219. 28- Тамже.Д.19(4).Л.149. 29- Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. М., 1987. С. 125. зо. Тамже.Л.12. 31 -Там же. Л. 10. 32- Контрреволюционные русские политические группы... за"" период с 1 января по 1 апреля 1922 г. Сб. 33. ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д. 156(3). Л.225. 34 ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д. 156(3). Л.225. 44
35. Там же. Л.226. 36 Контрреволюционные русские политические группы... за период с 1 января по Iапреля 1922 года. С.9. 37 РГВА. Ф.500. Оп.З. Д.453. Л.9а. 38. ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.34(5). Л.294. 39- Контрреволюционные русские политические группы... СЮ. 40 ГАРФ. Ф.8091. КМФ-14,ЗА$с. Л.З. 41 Ильин И.А. Наши задачи. Париж; Москва, 1992. С162. *2. ГАРФ. Ф,5826. Оп.1. Д.15(1). Л.24. 43• Там же. д.25(2). Л.48-57. "Историческая краткая справка об изменении формы бытия армии и финансовой стороне ее деятельности". **• Армия и флот. Военный справочник. Париж, 1931. С. 137. 4*. ГАРФ. ф.5826. Оп.1. Д.24. Л.21. 46- Армия и флот. С. 140. 47- Зарубежные Высшие военно-научные курсы под руководством профессора генерадаейтенанта Н.Н.Головина. 1927 - 22 марта 1977. Мюнхен, 1977. С40. 4»- Там же.С42. 49> Головин КН. Мысли об устройстве Российской Вооруженной силы.Белград, 1939. 50- Казаки за границей. (Март 1932 - март 1933). София, 1933. С.5. 51 • ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.34(5). Л.287. 52- Армия и флот. Военный справочник. С35. 53 ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.34(5). Л.289. *4 РГВА. Ф.7. Оп.1. Д.2016. Л.81-82. 55- РГВА. Ф.308. Оп.19. Д.5. Л. 186. s6- Русская военная эмиграция 20-х- 40-х годов. Документы и материалы. Т.П. Кн.2. На чужбине. М., 1998. С14. 57- Контрреволюционные русские политические группы и вооруженные силы за рубежом... за период с 1 октября 1922 г. по 1 января 1923 г. С. 14. 58- РГВА. Ф.1. Оп.7. Д.20499. Л. 1-2. »■ Там же. С. 15. 60. РГВА.Ф.К-8.Л.121. 61 РГВА. Ф.7. Оп.1. Д.898. Л.397-398. 62- РГВА. Ф.7. Оп.1. Д.852. Л.394. «• Тамже.Д.1843.Л.296. 64 РГВА. Ф.461. Оп.1. Д.216.Л.15. «• РГВА. Ф.7. Оп.4. Д. 168. Л.1. 66• Миллер Е.К. Армия: Доклад на конференции Национального Союза в Париже. 13.09.24. Белград, 1924. 67- Солоневич И.Л. Годовой баланс // Голос России. 04.01.1938. 68- Как основать и вести гимнастическое общество "Русский Сокол". Прага, 1926; Полянский В.Н. Сборник трудов по русскому сокольству. 1937; Инструкция начальникам отрядов. Харбин, 1938. 69- Карханин М.В. Лекции по военной географии СССР и сопредельных стран. Вып.1. Общий обзор границ СССР. Париж, 1931. С.4. 45
70- РГВА. Ф.7. Оп.1. Д.852. Л.396. 7|- РГВА. Ф.1. Оп.27. Д.12497. Л.125169. 72- РГВА. Ф.7. Оп.1. Д.710. Л.171-172. 73. РГВА. Ф.772. Оп.1. Д.117. Л.107-110. 74- РГВА. Ф.308. Оп.9. Д. 1054. Л.14 75. РГВА. Ф.198. Оп.2. Д.458. Л.88-91. 76. ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.156(3). Л.220. 77- Чичерюкин-Мейнгард В. Указ.соч. С. 12. 78- Генерал Кутепов. Сб. статей. Париж, 1934. 79- Часовой. 1939. № 228229. С.19. *°- РГВА. Ф.7. Оп.1. Д.922. Л.276. 81- РГВА. Ф.461. Оп.1. Д.191.Л.219. 82. русская военная эмиграция 20-х -40-х годов». Документы и материалы. Т.1. Так начиналось изгнанье. 1920-1922 гг. Кн.2. На Чужбине. М., 1998. С.221. 83 ■ Контрреволюционные вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. Состояние, организация и деятельность за период с 1 октября 1921 г. по 1 -е января 1922 г. (Материалы стратегической разведки РККА). С. 4. 46
ГЛАВА 2. ИДЕОЛОГИЯ "БЕЛОГО ТЕРРОРА" В отечественной и зарубежной историографии 1920-90-х гг. много внимания уделялось вопросам выработки и эволюции идеологии белого дела, однако до настоящего дня не была предпринята попытка обобщения и общего анализа этой информации в рамках проблемы: - «Белый террор: Фантазии или реальность?» Исследователи в основном обращали свое внимание на проблематику белой идеологии в условиях уже имевшейся реальности - в эмиграции, в США и Европе; практически никто не ставил своей задачей - обобщить и смоделировать вероятное поведение белоэмигрантов-экстремистов в условиях гипотетического падения большевистского режима в СССР; а более конкретно - на основании заявлений лидеров белой эмиграции, программных заявлений РОВС и т.п. дать ответ на вопрос, а как бы повели себя белые экстремисты, если бы волею судьбы им удалось вернуться на родину и получить при этом политическую власть. Что на самом деле означали их призывы развернуть в СССР беспощадный белый террор? Российский белоэмигрантский экстремизм на протяжении 1920-30-х годов мечтал о социальном и политическом реванше, который бы вернул элите эмигрантского мира утраченные в 1917-20 годах позиции в обществе и государстве. Исходя из того, что в СССР сформировалась за годы советской власти новая государственно-политическая структура, выделился новый слой партийного и профсоюзного актива, общественных деятелей и высших руководителей РККА и спецслужб (ОГПУ - НКВД), идеологи эмигрантского реваншизма разработали программу принудительного "переустройства" общества, которая предполагала осуществление таких мер, как: репрессии партийного актива ВКП(б), аресты государственных и общественных деятелей СССР, кадровая чистка в РККА, предание суду руководства советских спецслужб (ОГПУ- НКВД), принудительный роспуск колхозов, реституция собственности и т.п. Комплекс данных мероприятий репрессивного характера можно объединить одним общим названием - "белый террор". Фактически белый террор задумывался его идеологами как средство насильственного разрушения сложившихся в СССР в 1920-30-е годы общественно- экономических отношений и принудительное создание новой государственно-политической формации уже по рецептам теоретиков эмигрантского реваншизма. Белый террор, по замыслам идеологов эмигрантского экстремизма, должен был распространиться практически на все страты общества: он захватывал социальную сферу, в которой предполагалось радикальное изменение социальных позиций различных слоев общества (воссоздание категории "кулачества", т.е. зажиточных крестьян-собственников, 47
восстановление сословных привилегий, возрождение буржуазии и т.п.), государственно-политическое устройство страны (создание новых органов власти и упразднение многих уже существующих государственных институтов - Верховного Совета СССР, советского правительства и т.п.), сложившуюся структуру армии и спецслужб (РККА и НКВД подлежали реформированию и кадровым чисткам), а также систему образования и идеологии (согласно планам белого террора коммунистическая идеология подлежала полному уничтожению и должна была быть заменена комплексом идей белого движения). Таким образом, белый террор претендовал на радикальное изменение структуры советского общества и в целом - всего исторического пути страны. Он должен был расчистить дорогу консервативным силам, послужить средством осуществления контрреволюции и в исторической перспективе обеспечить создание на обломках сталинского тоталитарного общества другого тоталитарного общества - "единой и неделимой России", в том варианте, как это понимали идеологи белоэмигрантского экстремизма. Любопытен следующий факт: идеологи белого террора (ген. АЛ. Кутепов, П. Шатилов и др.), обвиняя Сталина и его аппарат в использовании насилия в идейно-политических целях, сами в то же время собирались использовать практически те же методы, только с иной направленностью, - в собственных интересах, для политической реализации идей белого движения. Возникает вопрос: в чем тогда принципиальная разница в методах государственно-политических действий между сталинским тоталитарным режимом и лидерами белоэмигрантского экстремизма, систематически заявлявшими о нарушении прав человека в СССР, о репрессиях целых слоев населения, если лидеры РОВС сами готовы были применить террор, только "другого цвета", создать исправительные лагеря и колонии, развернуть контроль и слежку за инакомыслящими? Если в 1930-60-е годы проблема российского эмигрантского экстремизма либо вообще замалчивалась, либо же освещалась тенденциозно, исключительно в негативно-карикатурном стиле, то в 1990-е годы в историографии появляется иное, также тенденциозное направление, но только с прямо противоположным знаком: появляется тенденция изображать белую военную эмиграцию в т.н. "романтическом ореоле", как "рыцарей без страха и упрека", что совершенно не соответствовало действительности и далеко от научного метода исследования. В частности, требует выяснения вопрос о "белом терроре", т.е. о тех репрессиях, которые эмигрантские экстремисты предполагали осуществить на территории СССР после захвата ими власти. Этот вопрос оставался за кадром как в отечественных, так и в зарубежных 48
исследованиях; между тем он принципиален для определения политической сущности белого экстремизма. _^ С одной стороны, желая понравиться западному общественному мнению, декларативно отказываясь от репрессий в отношении работников советского и партийного аппарата ВКП(б), идеологи белой контрреволюции вполне недвусмысленно заявляли о своей готовности "вершить суд" и осуществлять право (разумеется, так, как они его понимали): сотрудники советских спецслужб (ИНО ОГПУ - НКВД и Разведупра РККА), судебных и правоохранительных органов согласно заявлениям лидеров белого экстремизма: "...должны понести соответствующее возмездие. Для определения судьбы таковых лиц будут учреждаться особые "народные суды" с участием представителей великого князя Николая Николаевича (Романова), и эти суды вынесут... свое справедливое решение".1 Фактически в данном документе речь идет о программе широкомасштабного белого террора, который планировалось осуществить на всей территории СССР и для проведения которого предполагалось создать чрезвычайные (т.е. внесудебные) органы власти - т.н. "народные суды", которые должны были играть роль юридической ширмы в период проведения политических репрессий. Идеологи белого террора 1920-30-х годов в значительной степени заимствовали арсенал средств у революционеров, копируя методы красного террора; они лишь пытались повернуть стрелку преобразований в другую, противоположную сторону - методами насилия не "подгонять ход истории", а, наоборот, попытаться повернуть его вспять. Идеологи РОВС, говоря о своих планах в постбольшевистской России, порой даже слишком откровенно заявляли о своем стремлении осуществить репрессии против советского партийного актива: "Приходит, однако, час расплаты... Он близок!.. Мы потребуем от вас отчета за все вами сделанное! Всех вас, большевиков, мы будем обвинять поименно. При первой возможности мы потребуем к суду всех вас... вы должны будете дать ответ за все свои деяния. Первая законная власть в России будет обязана основать Чрезвычайную следственную комиссию".2 После задуманного белыми экстремистами путча, который они надеялись осуществить с помощью РККА, планировалось осуществить почти поголовное истребление коммунистов. В популярной эмигрантской газете "Последние новости" прямо утверждалось: "В случае падения советской власти советский актив будет и ы резан приблизительно сплошь".3 Опровержений со стороны руководства РОВС на это заявление не последовало. Распространенной практикой белоэмигрантского экстремизма в 1930-е годы являлось проведение '^едЗияепримиримости", во время которых лидеры военной эмиграции публично декларировали о категорическом непризнании ими внешнеполитических союзов и 49
договоров, заключенных СССР в 1920-30-е годы, а также о своей готовности возобновить вооруженную борьбу с советским режимом. Так, например, в 1936 году во время проведения дня непримиримости во Франции в г. Льеже руководители РОВС заявляли: "В этот знаменательный для нас день мы с великой верой в самих себя заявляем всему миру, что мы никогда не признаем... всех тех пактов и союзов... Мы торжественно подтверждаем нашу лютую непримиримость в отношении большевиков и будем бороться до полного их уничтожения"* Особую ненависть у белоэмигрантского экстремизма вызывал советский партийный аппарат, работники которого должны были стать первыми жертвами белого террора. В официозе РОВС журнале "Часовой" в 1939 году откровенно говорилось: "Административный аппарат, заполненный коммунистами, активистами... будет сметен с лица нашей земли!"5 Комментарии, как говорится, излишни. Сталинские репрессии против старой "ленинской гвардии" и оппозиционных, направлений в ВКП(б) вызывали настоящий восторг российской эмиграции. Так, в передовице журнала "Часовой" в 1939 году говорилось: "Большевики^уже начали платиться за свои преступления. Их собственная кровь все чаще смешивается с кровью их бесчисленных жертв. Киров, Зиновьев, Каменев, Пятаков, Розенгольц, Крестинский, Тухачевский, Егоров... Кто следующий? Угадать невозможно, но одно очевидно - они погибнут все, ни один не избегнет общей участи".6 Впрочем, лидеры российской эмиграции иногда пытались отделить рядовых сотрудников советской власти от активистов партии, причем "прощению" подлежали лишь первые. В заявлении великого князя Николая Николаевича (Романова) представителям американской прессы в 1925 году претендент на российский преетол "милостиво" обещал не подвергать репрессиям рядовых красноармейцев и работников советского государственного аппарата, которых к тому, якобы, принуждали ОГПУ и руководство ВКП(б). В то же время для активистов советского режима готовился настоящий "белый террор". С. Войцеховский, один из активных деятелей эмигрантского экстремизма, прямо утверждал: "...мы не должны озираться по сторонам и прикрывать наши истинные планы, а с открытым забралом идти прямо к нашей цели".7 Вопрос о том, что российским белоэмигрантским экстремизмом в 1930-е годы готовились в СССР крупномасштабные политические репрессии, которые неизбежно охватили бьГ массы работников партийного и государственного аппарата, не требует дополнительных доказательств. Важнейшей задачей "новой власти", которая должна была быть установлена в постсоветской России после свержения большевизма, идеологи белого террора считали полное уничтожение всего, что так или иначе было связано с советским периодом в истории России. При этом предполагалось как ликвидировать идеологическое наследие 50
коммунистической эпохи, так и разрушить саму схему организации власти советского государства. Так, официоз РОВС журнал "Часовой" писал в 1936 году: "Необходимо заявить, что целью новой власти будет уничтожение коммунизма во всех его проявлениях, раскрепощение России, восстановление законности, личной свободы и частного хозяйственного почина".8 Впрочем, восстановление личной свободы никак не распространялось на активистов коммунистического государства, которые подлежали либо физическому уничтожению, либо же должны были быть интернированы в спецлагеря "для перевоспитания". Подобный вариант трудового перевоспитания и "идеологической перековки" очень напоминал технологии сталинского ГУЛАГа, только в данном сценарии предполагалось формирование методами насилия "антикоммунистической личности". Большие надежды российский эмигрантский экстремизм в 1920-30-е годы возлагал на ожидавшийся раскол в ВКП(б), связанный с борьбой Сталина с оппозицией - троцкизмом, правым уклоном и т.п. В отделе РОВС в Берлине в 1923 году была подготовлена справка "Агентурные сведения о внутриполитическом положении в СССР накануне 12 съезда РКП(б)", в которой оценивалась вероятность внутрипартийного раскола и в связи с этим - падения большевистского режима.9 Раскол в центре власти советской системы открывал возможность для открытой интервенции против СССР, на что надеялись идеологи белой эмиграции. В.И. Ленин в письме к В. Молотову отмечал опасность того, что белогвардейцы могут попробовать опереться на мелкобуржуазные элементы в партии большевиков. 10 ОЪобый вопрос представляет отношение российской военной эмиграции к личности И.В. Сталина. Многие белые желали падения Сталина как открытия шлюзов в плане развала ВКП(б), понимая, что его воля и работоспособность в значительной степени способствуют сохранению единства партии. В случае победы правых возможность реставрации и, соответственно, возвращения эмиграции в Россию, казалась весьма вероятной^Проведение же Сталиным троцкистского левого курса не оставляло ^эмиграции никакой надежды. Бывший российский посол в США Б.А. Бахметьев считал, что поражение Сталина во внутрипартийной борьбе было\бы равнозначно термидорианскому перевороту, который низверг якобинскую диктатуру и положил начало нисходящему этапу Великой Французскои\оеволюции: "Для меня падение Сталина будет термидором. У правого уклона нет вождей, чего и не требуется; нужно лишь, чтобы история покончила со Сталиным как с последним оплотом твердокаменности. Тогда власть останется в руках мягких максималистов - Рыкова и К0, которые подо&к) термидорианцам будут пытаться нести дальше большевистское знамя, но фактически будут игрушкой жизненной стихии, уступая и колеблясь под давлением жизни... 51
Послесталинский период слабых большевиков, мне представляется, будет периодом, когда внутри русского тела будут нарастать и откристаллизовываться те группировки и бытовые отношения, которые в известный момент властно потребуют перемены правящей верхушки и создадут исторические силы, которым суждено будет внешне положить конец большевистскому периоду и открыть следующий".1 ] / В то же время Сталин импонировал многим деятеля^ РОВС и идеологам белоэмигрантского экстремизма. Во-первых, именно он уничтожил те самые ленинские кадры партии, которые возглавляли борьбу против белых армий в Гражданскую войну 1917 - 1920 гг., тем самым как бы отомстив за поражение белых; во-вторых, Сталин был в глазах многих именно той сильной личностью, которой так не хватало белому движению и культ которой в нем так упорно прославлялся. В-третьих, с именем Сталина связывались многие достижения СССР, в том числе и фактическое восстановление принципа "единой и неделимой" России в государственном устройстве и построении взаимоотношений центра с республиками. Фактическая реализация Сталиным плана "автономизации" воспринималась как действие по восстановлению российской империи, т.е. как раз той части программы, за которую боролись белые. А развитие им ВПК и создание мощной РККА также не могло не быть положительно оценено многими военными деятелями белого движения. При этом Красная армия рассматривалась ими как государственный институт, хотя и враждебный, но все-таки как организованная вооруженная сила государственной власти, которую можно попытаться переориентировать в свотахторону в ситуации социально-политического кризиса. Не-ч^вствуя себя в безопасности даже в Париже, деятели белой эмиграции и РОВС пытались защитить себя тем, что привлекали общественное мнение к действиям советских спецслужб, считая, что Сталин скорее пойдет на прекращение активных операций за границей, чем на значительную потерю международного авторитета. Но они ошиблись. Активные действия агентов ОГПУ-НКВД часто покрывались многими европейскими правительствами вследствие желания сохранить хорошие отношения с Советским Союзом и использовать его военную мощь в своей политической игре. Вступать в конфликт с СССР из-за интересов белой эмиграции они не собирались. Фактическое свертывание французским правительством расследования по делу похищения в 1930 году генерала А.П. Кутепова - яркое тому свидетельство: призывы левой прессы в этот момент к разрыву дипломатических отношений с СССР и проведению обыска в советском посольстве были оставлены без внимания. Российский эмигрантский экстремизм воспринимал сталинские репрессии как прелюдию к установлению в стране бонапартистской диктатуры; по их мнению Сталин - не смягчал режим, убирая радикалов, а, 52
наоборот, укреплял свою власть (и, соответственно, власть аппарата ВКП(б)) террором. В передовице журнала "Часовой" в 1936 году говорилось: "Русская эмиграция испытала редкое облегчение при получении известия о казни 16 палачей нашего народа во главе^е Зиновьевым и Каменевым. Эти люди уже давно не играли никакой роли в красной Москве, и их исчезновение ничего не изменит. Наше же облегчение происходит потому что, как будто действительно "история повторяется". Однако жестоко заблуждаются те, кто полагают, что этот процесс является началом "русского термидора". Нет, это скорее расправа Робеспьера с Дантоном и К. Демуленом".*2 Тайная же мечта российского военного зарубежья заключалась в том, чтобы самим завладеть созданным Сталиным аппаратом управления и использовать его в своих целях: для свержейия советской власти, проведения белого террора и установления в стране жесткой белогвардейской диктатуры. Идея белого террора подразумевала установление в стране такого" аппарата власти, который бы позволял осуществлять систематические репрессии против инакомыслящих и всех "социально враждебных" новому, антикоммунистическому режиму - партийных работников, лидеров советских профсоюзов, сотрудников НКВД и т.п. В то же время лидерами белоэмигрантского экстремизма приветствовалось установление фашистских диктатур как прецедента антикоммунистических форм власти: "...Вот почему мы понимаем, объясняем и приветствуем возникновение в разных странах диктатур временного характера, поставивших своей целью решительную и беспощадную борьбу с коммунизмом"13, - говорилось в передовице журнала "Часовой" в 1936 году. Белый террор должен был уничтожить политиков и общественных деятелей самого широкого спектра, практически всех, кто не вписывался в проект новой, консервативно-монархической России. В 1939 году один из идеологов белоэмигрантского экстремизма В. Орехов писал: "Коммунистам, социалистам типа Керенского, демократам Милюкова не должно быть пощады".14 Концепция белого террора, разработанная в 1920-30-е годы идеологами эмигрантского экстремизма, включала в себя также и элементы "стихийного народного террора", который должен был показать степень недовольства населения советской властью. При этом спровоцированные лидерами РОВС беспорядки и стихийные расправы должны были стать первым этапом белого террора, охватить наиболее широкие социальные слои населения СССР, расчистить площадку для проведения в дальнейшем уже выборочного, целенаправленного террора. В контрразведке РОВС методично собирались сведения о руководителях ВКП(б) и советского государства, выяснялись и записывались их адреса, выявлялись родственники, создавалась картотека, данные которой 53
предполагалось использовать в случае возвращения на родину и, в частности, для проведения белого террора. В среде российской эмиграции в 1920-30-е годы возник спор о путях и средствах изменения советского режима; фактически эмиграция разделилась на два лагеря: одни считает, «что Россия может возродиться сама, как Феникс из пепла, путем эволюции товарища Сталина и К0, вследствие чего надо только запастись терпением и ждать, пока товарищ Сталин наденет фрак и призовет эту часть русской эмиграции "княжеть и володеть..."15. Точка зрения другой части была прямо противоположной: "...Товарищ Сталин добровольно фрак не наденет, вследствие чего ждать этого момента никак не следует, а потому наша Родина может освободиться только лишь путем вооруженной борьбы активной части нашей эмиграции совместно с активными силами самого народа".16 Соответственно, этим двум позициям различался и образ действия российской эмиграции: от террористических актов отдельных групп и лиц (боевики Кутепова БРП) и попыток организовать десант в СССР до пассивного ожидания перемен в СССР, после чего можно будет вернуться домой. Интересна точка зрения, согласно которой прелюдией к широкой социальной революции в СССР мог послужить антисталинский заговор в ВКП(б). "Большевики, имея в своих руках совершеннейший сыскной аппарат, держат в своих руках 170 миллионов населения. Но как только ГПУ "прозевает" какой-либо заговор, то может случиться, что сначала произойдет "дворцовый переворот", а затем и новая, настоящая социальная революция".17 Прдобный взгляд хорошо показывает, насколько в экстремистских кругах российской эмиграции переоценивали степень готовности народных масс в СССР к вооруженному выступлению против советского режима.18 Контрразведка белой эмиграции пристально следила за положением дел в ВКП(б), выявляя малейшие признаки раскола в партии. 19 По мнению теоретиков белого лагеря эмиграции, подобный раскол должен был привести к потере ВКП(б) власти в стране, к всенародному восстанию против коммунистической власти и к началу нового этапа гражданской войны.20 Теория перерождения ВКП(б) занимала значительное место в футурологических концепциях белой эмиграции. При этом основные надежды возлагались на экономический фактор: "...НЭП, объявленный в 1921 году, есть "переходный этап", но не к социализму, а к капитализму... - писал П. Гарви в 1928 году. - Под влиянием Нэпа неудержимо идет сползание большевистской диктатуры в сторону заурядного буржуазного бонапартизма".21 А трансформация революционной власти в буржуазную империю, соответственно, вселяла в эмиграцию надежды на возвращение на родину и даже на политическую реставрацию, по образцу Франции XIX века. 54
Белоэмигрантский экстремизм в 1920-30-е годы делал ставку на ожидавшийся им социальный взрыв в СССР, который должен был разрушить сложившиеся государственные и политические структуры и расчистить дорогу белому реваншизму. Впрочем, попытки белой эмиграции дать оценку происходившим в СССР процессам страдали склонностью к преувеличению кризисных явлений в Советском Союзе и ВКП(б). Лидеры зарубежной России выдавали желаемое за действительное. Так, во время действительно сложных и неоднозначных процессов (коллективизация, индустриализация, сталинские репрессии), происходивших в 1930-е годы, положение в СССР оценивалось следующим образом: "...Дела большевиков у себя дома настолько плохи, что они готовы обещать все, что угодно, для спасения собственной шкуры... товарищ Сталин и "Боже царя храни" готов запеть...",22 что, естественно, не соответствовало действительности. Российские эмигрантские экстремистские организации возлагали большие надежды на то, что экономические проблемы, действительно имевшие место в СССР в 1930-е годы, взорвут советскую систему изнутри. Чтобы оценить степень вероятности подобного развития событий, российские эмигрантские реваншисты стремились получить исчерпывающую информацию о внутреннем положении в Советском Союзе. В частности, ими тщательно изучались ежедневные бюллетени "Общества экономических исследований и информации" в Париже об экономическом и политическом положении в СССР. Параллельно с этим российские эмигранты консультировали по тем же вопросам Военное министерство Франции.23 Белоэмигрантские экстремисты, в частности, надеялись на возникновение финансового кризиса в СССР в 1930-е годы: "...наступит момент, когда советские финансовые знаки совершенно утратят покупную силу, а обнищание населения дойдет до полной неспособности предоставлять даже минимум средств для содержания армии, аппарат власти и ее сила - организация неизбежно рухнут".24 Роль решающей ударной силы в деле свержения большевиков белая эмиграция отводила крестьянству. Теория "крестьянского восстания" была наиболее популярна в ее среде: "Большевизм будет свергнут ни минутой позже того, когда этого решительно захочет крестьянство. В организации крестьянства, собственными силами и подсобными силами интеллигенции, главнейшая задача момента".2^ В этих условиях военные структуры белой эмиграции - общества, союзы, штабы отдельных воинских подразделений - могли стать стержнем, вокруг которого бы началось формирование крестьянской повстанческой армии. Однако попытки создания подпольных монархических ячеек на территории СССР провалились. Вспыхнувший в советской деревне в начале 20-х годов голод 55
также рассматривался российской эмиграцией как фактор дестабилизации внутреннего положения в Советской России. "В конечном счете задача фактического свержения большевистского режима будет выполнена восставшими крестьянами",2^ - утверждал один из эмигрантских публицистов в начале 20-х годов. Оценивая соотношение сил у советских правительственных войск и крестьянских повстанческих отрядов, один из эмигрантских авторов утверждал: "Сделайте сопоставление: с одной стороны - у красного правительства - танки, бронепоезда, аэропланы, тяжелая артиллерия, пулеметы, кавалерия, саперы и т.д. и т.п., с другой - у крестьян - отсутствие специалистов и особенно командного состава и незначительность запасов винтовок и патронов, закопанных где-нибудь в лесу или на огороде".27 Подобная ситуация порождала теорию "белого десанта" на территорию СССР, т.е. речь шла о переходе переходе границы немногочисленной, но хорошо обученной, состоящей в основном из кадровых офицеров армии с тем, чтобы возглавить крестьянское восстание в СССР и насытить силы повстанцев так необходимыми им военными специалистами.28 Наибольшие надежды белая эмиграция возлагала на крестьянство, видя в нем носителя патриархальной (монархической) традиции, а также собственника, готового вступить в вооруженную борьбу с советским режимом за свою собственность. Переговоры с Петлюрой велись штабом П.Н. Врангеля еще в 1920 году, когда планировалось создание "третьей русской армии" под командованием генерала Бредова на территории Польши и Румынии.29 Особенно ярко эти мечты проявились в начале 30-х годов - в период коллективизации, когда в советской деревне действительно сложилась ситуация, близкая к состоянию гражданской войны, порождая у белых экстремистов надежды, что "советская власть будет свергнута снизу, т.е. произойдет новая пугачевщина. Чем бы ни сопровождался этот взрыв народного гнева, мы приветствуем этот бунт..."30. В начале 30-х годов кулачество и другие антисоветские силы все чаще стали переходить к открытому террору - вплоть до попыток организации "антиколхозных и антисоветских восстаний".31 Данная концепция содержит в себе характерную для российской эмиграции ошибку - недооценку силы карательного исполнительного аппарата ВКП(б). Крестьянские выступления были подавлены на всей территории СССР, а закрытые границы и тотальный контроль не позволили активистам РОВС, БРП перейти границы и попробовать вступить в борьбу. Фактически белая эмиграция оказалась лишь в роли пассивной свидетельницы происходивших в Советском Союзе событий.32 Белый террор был нацелен, едва ли не в первую очередь, на Красную Армию. Предполагалось ликвидировать в армии политические органы, отстранить от службы комиссаров-политработников, ликвидировать коммунистическую символику: красные звезды, красные знамена и т.п. 56
Офицерский корпус бывшей РККА должен был пройти переподготовку, принять новую присягу и подтвердить свою лояльность новой власти.33 Солдатские массы также должны были "пройти патриотическое перевоспитание, усвоить исторические традиции российской армии". Во внутренней документации РОВС - секретной "Исторической справке об изменении формы бытия армии и финансовой стороне ее деятельности" в 1925 году утверждалось, что "ныне существующая в пределах русской земли вооруженная сила в процессе политической эволюции страны перестанет существовать как таковая. Красная армия в силу особенностей ее возникновения, организации, комплектования и быта является организмом хрупким и тесно связанным с политической системой, ее породившей".34 Из этого делался вывод, что "Красная армия легко расслоится при мало-мальски значительном изменении структуры коммунистической власти".35 Таким образом, РККА из армии "пролетарской диктатуры социализма" должна была превратиться в "национальную армию возрождения России".3^ в РОВС была подготовлена "Записка о необходимых среди военной эмиграции подготовительных работах по воссозданию Русской армии, в которой формировалась военная доктрина российской белой эмиграции: разложение РККА путем пропаганды и агитации среди красноармейцев и "воссоздание ее на здоровых началах... на почве той идеологии, которая сохранилась еще в уцелевших от революционного катаклизма остатках русского кадрового офицерства, на той идеологии, которая живет среди военных, находящихся в эмиграции, не перестававших считать себя состоявшими на военной службе и которым удалось ценою большой выдержки и лишений сохранить себя в моральном, умственном и физическом отношениях на уровне, соответствующем тем требованиям, которые им предъявит будущая работа по восстановлению нашей военной мощи".37 Российские эмигранты-экстремисты не скрывали, что в их планах создания в постбольшевистской России новой конструкции власти армии отводилась главенствующая роль: "Верным останется положение, что армия будет орудием политики, - её продолжением..."38. Модель "белой власти" в России, как ее представляли себе идеологи белого террора, должна была напоминать военную диктатуру латиноамериканского типа - с фактическим подчинением гражданских государственных институтов военному руководству страны. Изучению состояния Красной армии руководящие структуры РОВС п военно-научные учреждения уделяли пристальное внимание. Наиболее обстоятельным исследованием данной проблемы является работа С, Ивановича "Красная Армия". В ней была скрупулезно изучены структура РККА, принципы ее организации, вооружение, уровень подготовки командного состава, настроения солдат, а также то, как отражались на нем политические события в СССР: коллективизация, 57
индустриализация и проч. Исходя из крестьянского по преимуществу состава Красной армии, теоретики белой эмиграции ожидали предстоящей вспышки недовольства в РККА, вызванного ухудшением материальных и правовых условий жизни деревни в результате коллективизации. С. Иванович цитировал одного из советских авторов, утверждавшего, что "кулак и нэпманы... удвоят свою контрреволюционную активность... надо считаться с возможностью прямых вооруженных выступлений в виде организации банд, нападений на склады и посты, поджогов, убийств советских и партийных работников и т.д. Наибольшая опасность с этой стороны грозит в деревне, но и в городе, очевидно, будут иметь место активные контрреволюционные наступления"39 . Российские военные эмигранты-реваншисты в 1930-е годы внимательно следили за проводившимися Сталиным репрессиями в. РККА, связывая с ними определенные надежды на свое возвращение на воинскую службу на родине, уже в постсоветскую армию. Так, журнал "Часовой" писал в 1939 году: "Полное уничтожение кадров РККА (30.000 командиров из 46.000) делает то, что удельный вес офицеров-эмигрантов будет велик не только качественно, но и количественно. В СССР расстреливается больше командиров, чем в эмиграции туберкулез уносит офицеров. Будут части, где эмигрантов будет добрая треть всего офицерского состава. Флот, вообще, будет насыщен эмигрантами в гораздо более высокой степени, чем армия".40 "Кадровая контрреволюция" в РККА, задуманная идеологами белоэмигрантского реваншизма, была призвана распространить контроль белогвардейского офицерства над бывшей Красной армией, создать корпус идеологизированного в стиле белой идеи командного состава с тем, чтобы превратить бывшую РККА в средство осуществления военно- политического реванша и установления в СССР военной диктатуры белогвардейского толка. Белоэмигрантские реваншисты делали ставку, в том числе и на конфликт между Сталиным и высшими командирами РККА, группировавшимися вокруг маршала М. Тухачевского, действительно вынашивавшими в середине 1930-х гг. планы военного переворота и захвата власти в СССР. По мнению одного из эмигрантских аналитиков, руководство РККА могло пойти в 1938-39 годах на военный переворот, желая отомстить Сталину за арест и уничтожение в 1937 году М. Тухачевского, обладавшего популярностью среди значительной части солдат и красных командиров: "...такие люди... могли бы совершить революцию, вызвав тени умерщвленных военачальников и ссылаясь на их имена. На такую месть, я уверен, пошло бы большинство красных командиров".4! 58
Теоретики белой военной эмиграции выделяли ряд факторов, делавших, по их мнению, Красную армию ненадежной для советского режима. 1. Крестьянский (по преимуществу) состав РККА. В связи с этим "...колхозный нажим на армию явился в высшей мере опасным экспериментом, грозившим не только организационным и дисциплинарным развалом армии, но и полной потерей ее как опоры советской власти"42 . Особое внимание обращалось на кризис в деревне 1930 года, когда брожение в армии в связи с политикой коллективизации показало, что "Красная армия - опора для нее (т.е. советской диктатуры) сомнительная, по крайней мере до тех пор, пока диктатура решительно не откажется от искусственной "социализации русской деревни"4^ Утверждение, что "крестьянская армия не может быть армией социализма, ни тем более армией "пролетарской диктатуры"44 , давало белой эмиграции надежду на то, что в случае вооруженной борьбы белых военных формирований с РККА последняя перейдет на их сторону. Значительно принижая значение командирского корпуса РККА - "в Красной армии нет специфической военно-командирской касты и нет тем более за нею каких-либо головокружительных военных побед..."4* ,- белая военная эмиграция подчеркивала, что "бесконечно травленная окисями коммунизма, Красная армия все же остается плотью от плоти и костью от кости грандиозного крестьянского массива России" и, следовательно, в основе ее массового сознания лежит крестьянская психология. Отсюда - вывод о возможности использовать силу РККА для свержения большевизма4*. 2. Недовольство офицерского корпуса - "военной интеллигенции" - вмешательством ВКП(б) в дела армии. 3. Идеологическое непринятие солдатской и офицерской массой РККА, как полагали белые идеологи, политических лозунгов ВКП(б): пролетарского интернационализма и отказа от понятия Отечества. По мнению идеологов белого движения в эмиграции, Красная армия должна была не столько рассыпаться под ударами воссозданной Белой армии, сколько взорваться изнутри, вследствие наполнившихся в ней противоречий: ...можно утверждать, что ныне существующая в пределах русской земли вооруженная сила в процессе политической эволюции страны перестанет существовать как таковая. С уверенностью в переходе Красной армии на сторону белого движения выступил великий князь Кирилл Владимирович, заявивший в своем обращении "К российскому воинству": "...Слава и тем, которые под гнетом ненавистной им власти на родине хранят в душе верность ... и в лень яркого восторжествования в их сердцах правды сбросят с себя мучительное иго. Нет двух русских армий! 59
Имеется по обе стороны рубежа российского единая Русская армия, беззаветно преданная России... Она спасет нашу многострадальную родину"4? . Данное заявление. Кирилла Владимировича было явно обращено в первую очередь к офицерскому корпусу РККА как призыв к совместным действиям против ВКП(б) и советских спецслужб48 . Эта позиция отражала точку зрения российской военной эмиграции, считавшей, что РККА перейдет на ее сторону4^ . Мнение части идеологов белого экстремизма выражала "теория заговора". Согласно этой точке зрения широкие народные массы СССР как бы отводились "за кадр" - они практически не должны были принять участия в грядущих событиях, ограничившись дружественным белым войскам нейтралитетом, - а решающая роль отводилась группе белых экстремистов, которые должны были проникнуть в руководство советским государственным аппаратом и в "час X" парализовать его.] В записке одного из членов РОВС "Некоторые соображения по вопросу о борьбе с коммунистической властью в России", в частности, говорилось: "Рассчитывать* на свержение коммунистической власти путем широких народных восстаний нельзя. Массы населения сами по себе не будут свергать нелюбимую власть, но не будут и поддерживать ее; наоборот, они будут приветствовать ее падение. Само же падение власти может быть произведено тщательно подготовленным активным меньшинством"50. При этом задачей белым экстремистам во время подготовительной стадии ставилось "возможно большее проникновение в аппарат советской власти для его дезорганизации и парализования в момент действий..."51 J Российские эмигранты-экстремисты в 1920-30-е годы разрабатывали различные проекты информационного воздействия на граждан СССР с целью вовлечения их в свои реваншистские планы. При этом идеологическая обработка населения должна была осуществляться путем заброски на советскую территорию агитационно-пропагандистских материалов, засылки активистов российского эмигрантского экстремизма, БРП, РОВС и т.п. Важнейшей составной частью основной стратегической задачи белого экстремизма - свержения коммунистического режима в СССР - являлась "информационная работа с населением советских приграничных районов, направленная на формирование у него "великороссийского государственного мышления" и психологической готовности к восстанию против советского режима. Один из теоретиков белой эмиграции писал: "...мы здесь сможем подготовить население "за чертополохом" к свержению советской власти и поможем ему как-нибудь организоваться на первое время".52 Интересна сама идея - сформировать у населения массовое сознание дореволюционной эпохи на отдельно взятой территории страны, с тем чтобы впоследствии распространить его на всю посткоммунистическую Россию. В комплексе белоэмигрантских доктрин 60
данный проект является одним из наиболее оригинальных и в то же время политически и идеологически наивных. Российская эмиграция видела себя активной политической силой, которой еще предстояло решать судьбу России: "..возвратясь после конца большевиков в исстрадавшееся, кровью истекающее отечество, эмигрантский миллион представит для него значительную, ценную культурную силу..."53. Поэтому она ставила своей тактической целью - сохранить себя в условиях беженства как социально-экономическое, культурное и военно-политическое движение со своим видением новой России, которую предполагалось построить после свержения большевизма.54 •—,. Переоценка собственного авторитета в глазах советского народа и его готовности к новой социальной революции - одна из основных ошибок российской белой эмиграции. Советский народ не приветствовал перспективу консервативной политической и государственной реставрации, понимая ее как возвращение помещиков, капиталистов и царя.55 Белоэмигрантский экстремизм в 1920-30-е годы стремился развернуть информационную войну против советского режима. В 1930-е годы генерал А.П. Кутепов пытался наладить работу радиостанции с целью организации пропаганды на территорию СССР.56 Надежды активистов зарубежного белого движения развернуть пропагандистскую войну против советского режима являлись, по меньшей мере, наивными. Сталинский СССР был наглухо закрыт от проникновения на его территорию каких-либо агитационных материалов или оппозиционных идей. "Железный занавес1' оказался непреодолим для белоэмигрантской пропаганды, а информационная блокада, созданная вокруг российской эмиграции, позволяла сталинскому режиму интерпретировать идеи и действия РОВС и зарубежного белого движения в угодном для себя виде, без привлечения альтернативной информации из лагеря противника. Следует также отметить, что наладить переброску в СССР агитационной литературы в существовавших условиях было абсолютно невозможно: "Несколько попыток белых агитаторов перейти границу и развернуть работу на советской территории закончились их немедленным провалом и арестом".5? Сталин и его окружение в ВКП(б) использовали факт наличия за рубежом эмигрантской военно-политической оппозиции для оправдания ужесточения режима и создания в обществе состояния осажденной крепости, ликвидации нэпа и политической визуализации версии "обострения классовой борьбы по мере построения социализма". Борясь за власть в партии, готовя ликвидацию нэпа и "великий перелом", Сталин умело использовал фактор угрозы соединения внутренней контрреволюции с внешней опасностью со стороны военной эмиграции. 61
Уже на первых политических процессах - Шахтинское дело (1928) и процесс Промпартии (1930) - прозвучало обвинение оппозиции в подготовке к свержению советской власти при помощи зарубежных интервенционистских сил, в первую очередь - белых экстремистов. Большевики умело использовали политическую активность военной эмиграции в пропагандистских целях, для возбуждения в массах "классовой" ненависти к "агентам империализма" за пределами и внутри СССР. Ужесточая политику репрессий внутри страны, сталинский режим в первую очередь направлял удар против социальных групп, которые потенциально могли содействовать реализации реваншистских планов военной эмиграции. Во второй половине 1920-х годов в среде военной эмиграции начинается увлечение теорией "политического активизма", согласно которой предполагалось искусственно дестабилизировать положение в СССР путем проведения диверсионных актов на советской территории, заброски в СССР пропагандистов, расклейки листовок, убийств партийных и советских работников, призывов к восстанию. Это давало Сталину и его окружению повод к ужесточению контрольно-пропускного режима, увеличению численности внутренних войск, повышению роли карательного аппарата НКВД. В то же время репрессивная политика Сталина по отношению к военной эмиграции в 1920-е годы приводила к консолидации зарубежной военно-политической оппозиции. Непримиримость военной эмиграции во многом провоцировалась самим формировавшимся в СССР тоталитарным режимом. Белоэмигрантская контрразведка РОВС в 1930 году отмечала "усиление роли ГПУ в центральных органах власти и политических судебных процессах в СССР".58 Таким образом, в 1920-30-е годы между большевистским режимом в СССР и военной эмиграцией возникает взаимозависимость и взаимовлияние: для российской военной эмиграции большевистский режим играл роль консолидирующего фактора, превращая ее в феномен военно-политической оппозиции, а большевистский режим использовал военную эмиграцию в качестве образа внешней угрозы, позволяющего объяснять ужесточение политических репрессий и введение в стране чрезвычайных мер, в конечном счете превративших большевистский режим 1920-х годов в сталинский тоталитаризм. Действительно, опыт произведенных в СССР террористических актов показал, что они лишь отчасти достигли своей цели. Наибольшее впечатление они произвели на саму эмиграцию, чем на население СССР: среди функционеров ВКП(б) никакой паники они не вызвали, к тому же дали прекрасный повод ОГПУ для проведения ответного террора внутри страны против "врагов народа", оправдывая свои действия 62
необходимостью бороться с "белогвардейцами, засылающими на территорию СССР диверсантов". Исключительно сложную и интересную тему представляет собой проблема того, как военная эмиграция видела восстановление России после предполагаемого свержения большевиков и какой образ новой России сформировался в ее массовом сознании. Это направление деятельности российской эмиграции можно с полным правом назвать белоэмигрантской футурологией. Тему задал профессор А. Билинович в своей знаменитой работе "К вопросу об экономической программе национальной России": "Представьте себе, что большевики свергнуты и в России появилась новая власть. И вот эта власть должна будет в пылу борьбы, в дымящемся хаосе решать тысячи вопросов, которые встанут перед нею, будут захлестывать ее. И ей придется спешно вырабатывать программу своей восстановительной работы".5^ Проблема выработки единой продуманной концепции строительства новой России признавалась эмиграцией исключительно важной, при этом ее компонентом являлся белый террор, с помощью которого белоэмигранты предполагали реализовать свою реваншистскую программу. На протяжении 20-30-х годов в среде российской эмиграции^ проходил процесс стихийного поправения: республиканцы" - сторонники созыва Учредительного собрания, которое, по их мнению, и должно было установить форму государственного управления страной, отодвигались на второй план "монархистами" - открыто провозглашавшими необходимость восстановления монархии.60 При этом среди монархистов существовали также два направления: сторонники династии Романовых и "бонапартисты" - те, кто допускал возможность выборов совершенно нового царя, предположительно из вождей белого движения. (Выдвигались кандидатуры П.Н. Врангеля, А.И. Деникина, великого князя Николая Николаевича).^ В то же время в программных документах РОВС и других военных организаций монархические лозунги официально не выставлялись. Руководство РОВС стремилось создать видимость своего неучастия в политике, предстать в образе стража российской государственности. Однако не все военные организации строго придерживались принципа "неучастия в политике", навязанного им РОВС. Например, "Лига русских офицеров и солдат запаса за границей" открыто провозгласила лозунг "За Веру, Царя и Отечество", считая, что "царь должен быть обязательно из Дома Романовых".*2 Организация заявляла в своей программе политические цели. Генерал А. Туркул, например, заявлял, что "армия не может быть вне политики, в особенности белая армия, которая является орудием политики не внешней, а внутренней".63 Весной 1926 года в Париже состоялся съезд российской эмиграции (426 представителей эмигрантских организаций всего мира), на котором 63
был признан вождем национальной России великий князь Николай Николаевич Романов и была провозглашена задача освобождений единой и неделимой России.64 Военная эмиграция вкладывала в этот лозунг явно монархическое содержание.6^ Осуществить программу белого террора можно было, только опираясь на военную силу и экстремистские организации, которые единственные из всех эмигрантских организаций могли попытаться подчинить себе карательный аппарат НКВД (либо создать новый, собственный) и в которых сосредоточились основные кадры российских реваншистов. Протокол заседания Высшего монархического совета (ВМС), проходившего в сентябре 1931 года, содержит следующую резолюцию, отражающую позицию ВМС по отношению РОВС: "Все усилия монархические объединения направляют на сохранение тех кадров будущей императорской российской армии, которые представляют собой уцелевшие за рубежом кадры этой армии. Признавая важное значение РОВС, поддерживающего воинский дух и ведущего противоболыиевистскую борьбу, монархическое объединение поддерживает с ним тесную связь и помогает ему во всех его начинаниях".66 Несмотря на политическое поправение военной эмиграции, в ее среде продолжала дремать идея созыва Учредительного собрания.67 Вследствие этого разгорелись споры о принципах, на основе которых оно должно было быть созвано. Исходя из опыта левых государственных дум, лишь способствовавших возникновению революции, руководством РОВС предполагалось принять меры к тому, чтобы обеспечить успех на выборах консервативных сил. Согласно данной концепции к участию в выборах должны были быть допущены лишь лица, "обладающие достаточным образованием и имущественным или профессиональным цензом", т.е. фактически речь шла об открытой социальной дискриминации отдельных слоев населения. Правые военные круги видели будущее Учредительное собрание по образцу столыпинской третьеиюньской системы: высшей задачей такого собрания должно было стать провозглашение в России монархии и призвание на трон нового царя.6^ РОВС и экстремистские организации белой эмиграции развернули в 1920-30-е годы активную деятельность, фактически имевшую характер политической. "Парадоксальным явлением в эмиграции была революционная активность правых партий и движений, выдвигавшая их в авангард антибольшевистской военно-политической оппозиции.69 Председатель РОВС генерал А.П. Кутепов, лидер правых монархистов среди военной эмиграции, заявлял в 1929 году, отвечая на вопрос, на каких принципах будет организована государственная власть в России после свержения советского режима: "Я думаю, что первое время 64
после освобождения от большевиков в России желательна и неизбежна... диктатура. Я надеюсь, что потом Россия не оставит своих вековых и славных традиций и державные венценосцы снова поведут ее по пути славы и величия".7*) При этом, естественно, предполагалось, что противники данной программы действий - советский актив, демократически настроенные граждане и т.п. - будут подвергнуты репрессиям, вплоть до расстрелов и высылки в лагеря. Таким образом, белый террор оказывался неизбежным вследствие самой логики предполагаемых событий. ^ С начала 30-х годов российская военная эмиграция переживает период увлечения фашизмом, смыкаясь с правыми политическими организациями, прежде всего - с Высшим монархическим советом. Так, в 1927 году генералом Е.К. Миллером было отдано распоряжение об изучении чинами РОВС теории и практики национал-социализма.71 Уже с начала 1920-х годов у крайне правых эмигрантских организаций установились достаточно тесные связи с германскими фашистами: некоторые белоэмигранты становились коричневыми штурмовиками, принимали участие в капповском (1920 г.) путче, вступали в НСДАП.72 При идеологической комиссии Русского национального союза участников войны (РНСУВ), праворадикальной организации фашистского типа, в 1939 году Г. Апанасенко была разработана и опубликована в виде брошюры программа общества - "Нация".7* в частности, Г. Апанасенко утверждал, что в основе возрождения российской государственности должен был лежать принцип: "Бог, Отечество (нация), социальная справедливость", а ее формы "...будут близки фашизму".74 В Германии в 30-е годы существовали русские националистические группировки: "Партия российских освобожденцев" (ПРО) и "Центральное объединение российских националистов" (ЦОРН). В осведомительном листке № 7 за 1934 г. (выходил в Берлине) содержатся "Основные тезисы русского национал-социализма", в целом повторяющие программные положения русского фашизма и подчеркивающие, что в России предполагается установить "государство середняка-собственника".7^ При этом как один из возможных вариантов организации государственной власти выдвигалась идея создания монархии фашистского типа, опирающейся на уже сложившуюся в России систему Советов. Лозунг "Царь и Советы!" был популярен у крайне правого крыла российской эмиграции.76 Русские фашисты также открыто заявляли о своем желании развернуть широкомасштабный белый террор в СССР после свержения советского строя. Его направленность была примерно аналогична направленности белого террора в варианте РОВС, но с более яркой националистической окраской. Несмотря на то, что общественное мнение российской эмиграции признавало невозможность возвращения отобранной в 1917-20 гг. земли 65
помещикам и признавало за крестьянами право де-факто пользоваться занятыми земельными участками, некоторые радикально настроенные реваншисты настаивали на необходимости пересмотреть результаты "земельного передела" и вернуться к исходному состоянию, т.е. насильственным путем отобрать у крестьян их участки и передать их бывшим владельцам. В то же время колхозы также должны были быть распущены, а колхозная земля возвращена крестьянам и превращена в их частную собственность. Все это предполагалось осуществить методами государственного принуждения, в случае необходимости используя также средства насилия, - белый террор в деревне, в случае попыток его осуществления мог вылиться в новую грандиозную гражданскую войну. Характерны слова полковника-монархиста, мечтавшего о социальном реванше: "Меньше чем на крепостное право я не пойду".77 Необходимо заметить, что во многих случаях концепции белогвардейского реваншизма предполагали социальный откат назад даже значительно дальше ситуации 1917 года, вплоть до дореформенного положения России в 1850-60-е годы. ^ Белый террор имел ярко выраженную классовую направленность: носителями идей белоэмигрантского экстремизма в подавляющем большинстве являлись представители привилегированных сословий дореволюционной России - офицеры, интеллигенция, предприниматели, военная молодежь (кадеты, юнкера), а сам удар террора должен был быть направлен против представителей советской власти, рабочих и профсоюзных деятелей, советской интеллигенции. Целью белого террора также являлось изменение социальной структуры советского государства, возвращение классовой (сословной) основы общества. Наиболее радикальная часть право-монархического крыла белой эмиграции настаивала на возвращении конфискованных в период российской революции 1917 года земель их прежним владельцам. В записке "Основные положения к программе по земельному вопросу", подготовленной Советом всероссийского Союза земельных собственников, в частности, говорилось, что новая "...власть вынуждена будет прежде всего восстановить право собственности законных владельцев земли. Признание права собственности за захватчиками возбудит лишь дальнейшую смуту в земельных отношениях сельского населения, отдалит на неопределенный период времени установление доверия в области сельскохозяйственного производства и вызовет дальнейшие катастрофы...".78 Однако подобные проекты вследствие своей явной утопичности и технической невыполнимости широкого отклика в среде российской эмиграции не находили и представляют научный интерес лишь как образец мышления отдельных, наиболее консервативно настроенных ее представителей, не желавших замечать очевидного факта: произошедшие в Советской России с 1917 года социально-экономические 66
преобразования столь радикально изменили структуру общества, что возвращение к исходной точке, т.е. к 1917 году, стало уже невозможным. Форма политического устройства будущей России в моделях, разработанных идеологами РОВС, официально заранее не определялась Это было вызвано тем, что военные организации белой эмиграции в своих программах исходили из принципа непредрешенчества, оставляя выбор формы власти на решении всенародного собрания. Создавая образ будущего российского государства в контексте проблемы "единой и неделимой России", белая военная эмиграция, заявлявшая о своей приверженности принципу непредрешенчества и идее созыва Учредительного собрания, на деле тяготела к имперским формам правления, предполагая восстановление монархии под скипетром представителя династии Романовых - великого князя Николая Николаевича или великого князя Кирилла Владимировича. Несмотря на демократическую риторику, лидеры белоэмигрантского экстремизма предполагали создать в посткоммунистической России форму власти, построенной по принципу военной диктатуры, подчинив гражданские государственные структуры военному руководству страны. Руководители РОВС предполагали перенести на российскую землю опыт военно- фашистских диктатур генерала Франко, Гитлера, Муссолини, руководителей латиноамериканских диктатур. По замыслу идеологов белого экстремизма, период военной диктатуры в России должен был вовсе не подготавливать переход страны к демократическому режиму, а предшествовать... установлению монархии, причем не в конституционном, а в самодержавном варианте. На протяжении 1930-х годов интенсивно проходил процесс эволюции российских эмигрантов, что, соответственно, находило свое выражение и в осуществлении экстремистской политики. Так, в среде военной эмиграции к концу 1930-х годов наметилось политическое «поправение», проявившееся в росте популярности монархических лозунгов, в окончательном разочаровании в идеях февральской революции, в усилении напряженности во взаимоотношениях с левыми, демократическими партиями. Из военных обществ и союзов уходили офицеры, несогласные с идеями белого экстремизма, фактически военная среда отторгала от себя «инакомыслящих», тех, чьи взгляды не соответствовали официальному комплексу идей зарубежного белого движения. Общее старение военных эмигрантов в 1930-е годы также способствовало усилению их консерватизма, скорее подталкивало к связям с монархистами, чем с левыми, социалистическими партиями. Одной из ошибок антибольшевистской эмиграции была фиксированность образа старой России в ее глазах и предположительно в глазах российского народа в СССР. Предполагалось, что советские граждане внутренне готовы вернуться к дореволюционному стилю жизни, 67
а РККА - встать под знамена белого движения. Однако наиболее проницательные деятели эмиграции понимали ошибочность подобного взгляда: "Один знакомый говорил мне: - У вас за границей забывают, что мы уже шесть лет живем под властью советов; подрастает поколение, для которого именно советский строй, с его ЦИКами и исполкомами, РКП и ГПУ, - нормальная жизнь, а царь, Дума, помещики - бабушкины сказки!"79 В том случае, если бы реваншистским силам российской эмиграции в 1930-е годы удалось осуществить в СССР переворот и захватить власть, белый террор неизбежно стал бы средством сохранения власти и методом реализации контрреволюционной программы строительства "новой, великой России". При этом белый террор должен был бы проявить неумолимую тенденцию к количественному расширению и качественному углублению, захватывая все новые категории населения, претендуя на ужесточение идеологического контроля в обществе и т.п. Теоретики политики белого террора пристально следили за динамикой развития экономики СССР, социально-политическими преобразованиями, пытаясь на разных этапах различными средствами влиять на внутреннее положение в Советском Союзе: так, во время Нэпа ставка делалась на буржуазное перерождение советского строя, в период коллективизации - на недовольство крестьян, на этапе партийных репрессий («ежовщина») - на антисталинский заговор внутри ВКП(б) и т.п., т.е. активистские действия белых экстремистов были синхронизированы с динамикой внутренних процессов в СССР. Белый террор являлся неотъемлемым компонентом реваншистской программы российской эмиграции 1920-30-х годов, средством изменения сложившейся в СССР общественно-политической формации. Фактически методами насилия, социального принуждения и террора белоэмигрантские экстремисты предполагали изменить исторический путь страны, осуществить социальный и политический реванш. Белый террор, если бы ему было суждено состояться, принес бы российскому народу неисчислимые бедствия и жертвы и вверг бы страну в хаос новой гражданской войны. '• ГАРФ.Ф.5826.0п.1.Д.166.Л.46. 2- Бурцев В. Преступления и наказания большевиков. Париж, 1938. С.74. 3 Последние новости. 24-44935. С.2. 4 Часовой. 1936. № 160461. С.19. 5- Часовой. 1939. № 227. С. 16. 6 Там же. С.25. 7 ГАРФ.Ф.5826.0п.1.Д.1666.Л.39. 8 Часовой. 1939. № 227. С.26. 9 РГВА.Ф.772.Оп.1.Д.30.Л.14-15. 68
10 Зевелев А.И. Истоки сталинизма: Лекции к курсу "Политическая истории XX века". М., 1990. С. 18. 11 • ГАРФ. Ф.5865. Оп.1. Д.41. Письмо Б.А. Бахметьева Е.Д. Кусковой от 29 марта 1929 г. И. Часовой. 1936. № 174. С.З. 13- Часовой. 1936. №163. С.15. 14- Часовой. 1939. № 238239. С.42. ,5- Лига русских офицеров запаса. Прага, 1938. С.40. 16- Там же. С.42. 17- Там же. С.48. 18 ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.83(1). Л. 14. 19- ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.167(2). Л.123. 20- Кочаровский К. Зарубежье и отечество. В чем мы согласны - что нам делать? Белград, 1937. С.2. 21 • Гарви П.А. Закат большевизма. Десять лет диктатуры. Рига, 1928. С.45. 22- Лига русских офицеров запаса. С.50. 23- РГВА. Ф. 198. Оп.2. Д.345. Л.109-116. 24- Писаренко Д.С. К проблеме экономического восстановления России. Берлин, 1923. С. 105. 25- Там же. С.ПО. 26- Там же. С. 112. 21 - Иванович С. (Талин В.). Красная армия. Париж, 1931. С. 19. 28- Там же. С.20. 29 • Лихолат А.В. Разгром националистической контрреволюции на Украине (1917-1922 гг.). М, 1954. С.195. 30 Билинович А. К вопросу об экономической программе национальной России. Белград, 1936. Сб. 31 • Ивницкий НА. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса. Р29-1932. М, 1972. С.248. 32• Гольденвейзер-Любимов Н. Да здравствует эмиграция. Париж, 1929. С.27. 33 ГАРФ. Ф.5853. Оп.1. Д.40. Л.24-26. 34- ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.25(2). Л.48об. 35- Там же. Л.50. 36- Иванович С. Указ.соч. С. 152. 37- Там же. С. 154. 38- Там же. С. 160. 39 Тамже.С.21. 40- Часовой. 1939. № 240241. С.29. 4|- Тамже.С.ЗО. 42- Иванович С. Указ. соч. С. 152. 43- Там же. С. 120. **- Там же. С.60. 45- Тамже.С.231. 46- Там же. С.232. 47- ГАРФ. Ф.8091. ЗА-бс. Л. 14. 48 Там же. Л.20. 49 ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д. 1666. Л.2. 69
50. ГАрф. ф.5826. Оп.1. Д.86. Л А 51 • Там же. Л.5. Я. ГАРФ. Ф.5853. Оп.1. Д.90. Л. 10. 53 Кочаровский К. Указ.соч. С.2. 54 ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.34(5). Л.286. 55- Там же. Д. 103(6). Л.358; Д. 156(3), Л.221; Д.1666. Л.35. 56- РГВА. Ф.461. Оп.1. Д.191.Л.307. 57 Прянишников Б. Указ. соч. С. 144. 58- РГВА. Ф.308. Оп.6. Д.58. Л.34. 59- Билинович А. К вопросу об экономической программе национальной России. (Из цикла "Будущая Россия").Белград, 1936. С.5. 60- ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д156(2), Л.110. 61 • Вестник Главного правления общества галлиполийцев. Трехлетие Общества галлиполийцев (19241924). Белград, С.94. ^ 62- За Русь Святую! Белград, 1937. Сб. 63 Часовой. 1939. №227. С. 16. 64- ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д. 156(2). Л. 17. 65 Поликарпов В.Д. Военная контрреволюция в России. 1905- 1917. М., 1990. С.342. 66 РГВА. Ф.500. Оп.З. Д.453. Л.9а. 67 В чем спасение погибающей России? Ницца, 1927. С.4. 68. ГАрф. ф.8091. Оп.1. Д. 14. Л.20;Ф.5826. Оп.1. Д.(0). Л.417. 69- Геллер М, Некрич А. Утопия у власти: История Советского Союза с 1917 г. до наших дней. Лондон, 1982. С. 191. 70. ГАрф ф.5826. Оп.1. Д.104(7). Л.362. 71 Тамже.Д.196.Л.45. 72• Иоффе Г.З. Крах российской монархической контрреволюции. М, 1977. С.268. 73- Апанасенко Г. Нация. 1939. С.5. 74 Там же. С.78. 75 ГАРФ. Ф.8091. КМФ-14, За*с. Л.З. 76- Комин В.В. Политический и идейный крах русской мелкобуржуазной контрреволюции за рубежом. С.96. 77- Бобрищев-Пушкин А.В. Патриоты без отечества. Л., 1925. С.41-42. 78- Основные положения к программе по земельному вопросу. Белград, 1937. С.8. 79 Там же. С.10. 70
ГЛАВА 3. ПЛАНЫ ИНТЕРВЕНЦИИ ПРОТИВ СССР в 1920-30-е гг. Особое место в комплексе проектов белоэмигрантского экстремизма 1920-30-х годов занимали планы организации интервенции в СССР. Авторы выделили данный вопрос в отдельную проблему исследования, поскольку он является «ключевым» для понимания мотивов белой эмиграции, их устремлений, а также показывает их зависимость от геополитических планов недружественных СССР держав - Германии, Польши, Румынии и т.п. Представляет научный интерес оценка интервенционистских вооруженных сил белой эмиграции с точки зрения возможности их использования по «косовскому варианту», т.е. с военной и финансовой подпиткой регулярных армий западных стран с целью дестабилизации внутреннего положения в СССР и отторжения от Советского Союза пограничных территорий, а в случае успеха - и раздробления страны на отдельные регионы. (Следует заметить, что многое из данного военно-идеологического проекта использовал Гитлер при подготовке плана «Барбаросса», в котором был сделан расчет, в том числе, и на распад СССР.) Лидеры белоэмигрантского экстремизма 1920-30-х годов сознательно выступали в роли "поджигателей гражданской войны, понимая, что только широкомасштабный социальный конфликт в СССР может дать им шанс на возвращение к власти. Новая гражданская война, которая, согласно надеждам белых экстремистов, должна была завершиться их победой, стала буквально фетишем российской эмиграции: "Обычно под гражданской войной понимается организованная вооруженная борьба за государственную власть; во многих случаях эта борьба ведется между классами или социальными группами, хотя случается, что и между группировками одного класса... Иногда и несколько дней или недель вбирают в себя такой глубокий исторический смысл, что его вполне хватило бы на эпоху" J POBC и руководители белого терроризма надеялись за краткий исторический срок - от нескольких дней до 1-2 месяцев - повернуть ход отечественной истории, вернуть страну на 2-3 десятилетия назад, совершить социальную контрреволюцию. На протяжении всего периода 1920-1930-х годов лидеры российской военной эмиграции не оставляли планов осуществить новую интервенцию против СССР, целью которой являлось свержение советской власти, захват в первую очередь Москвы, а затем и других крупных городов - Ленинграда, Киева, Одессы и т.п., проведение репрессий против руководства ВКП(б) и советских спецслужб, а также переориентация РККА на свою сторону: замена высшего командного состава, назначение на офицерские должности белоэмигрантов, изменение флага и символики. 71
Планы интервенции, разрабатывавшиеся российскими экстремистами в 1920-30-е годы, учитывались западными политиками и военными, которые, соответственно, строили собственные геополитические расчеты; при этом военное столкновение с СССР допускалось, например, правительствами Польши, Финляндии, Германии, прибалтийских стран. В подобной ситуации белоэмигрантская интервенционистская армия сыграла бы роль передового отряда, прокладывавшего путь регулярным армиям западных стран. В 1920-30-е годы в центрах российского эмигрантского экстремизма в Париже, Белграде и Берлине активно разрабатывались планы организации интервенции и "белых десантов" на территорию СССР. Теоретики белого движения строили свои расчеты на внезапности удар^ а также на ожидавшейся поддержке интервенционистской армии населением СССР. щ _. Планы Врангеля и его штаба основывались на том, чтобы, "не разбрасывая остатки армии, сосредоточить ее возможно ближе к территории России и затем частью легальным, частью нелегальным путем перебраться на русскую территорию и по возможности налетом без остановок добраться до Москвы. Для этого армия в лучших своих кадрах продолжает сохраняться, а разведка довольно неудачно нащупывает нелегальные пути проникновения в Россию через чужие границы и территории".2 Велики были надежды лидеров военной эмиграции и на то, что Красная армия перейдет на сторону интервенционистских сил и примет участие в "походе на Москву". Идеологи белоэмигрантского экстремизма видели также свою задачу в подготовке нового, "второго этапа гражданской войны в России", который, на этот раз, по их мнению, должен был закончиться победой белых армий и свержением большевистского режима. После захвата власти в Советской России белоэмигрантскими экстремистами предполагалось установить в стране диктатуру, состоящую из представителей военных кругов, правоконсервативных партий и монархистов. Советская разведка отмечала, что "план интервенции развивает принцип построения власти, которая должна быть в форме военной диктатуры и намечает основные моменты экономической политики, сводящейся к восстановлению неограниченных прав помещиков и фабрикантов".3 На советскую территорию в начале 1920-х годов засылались вооруженные отряды как для сбора разведывательных данных о Красной армии и положении в Советской Республике, так и для организации повстанческого движения с целью свержения советской власти. При этом белоэмигрантские отряды имели свою специализацию: отдельные небольшие мобильные группы использовались для разведки, а более крупные отряды - для дестабилизации положения в приморских 72
районах РСФСР. Так, советская разведка в 1921 году информировала центр о действиях диверсантов: "Кроме этих, разведывательного характера партий, были посланы, кажется, две для поднятия восстания на Кубани. Должны были высадиться на побережье между Анапой и Сухумом. Состав от 75 до 100 человек. О высадке сведений не поступало. Известно по слухам, что высадившиеся разошлись по домам, ни о каких восстаниях не думая"/* Следует заметить, что значительная часть белоэмигрантских диверсантов в начале 1920-х годов не собиралась начинать вооруженную борьбу, а использовала возможность перейти границу при помощи врангелевской разведки с собственной целью - вернуться на родину и затеряться в родных краях, минуя бдительное око ОГПУ-НКВД. Советская разведка весной 1922 г. перехватила оперативный план штаба П.Н. Врангеля по подготовке и осуществлению антисоветской интервенции: "Намечается вторжение в Россию трех групп: группы Врангеля с Юга, группы войск "Спасения Родины" и западной группы под командой Краснова. Все три группы будут объединены одним командованием. Нет никаких данных, подтверждающих, что это будет Николай Николаевич. Наступление предполагается вести в двух главных направлениях - на Петербург и Москву, на второстепенном - на Киев. С Юга операцию должны обеспечивать десанты. Не исключена возможность содействия французского флота как в Черном море, так и в Балтийском. Большая надежда возлагается на военное повстанческое движение. Дабы операция носила национальный характер, предлагается вести наступление исключительно русскими частями в надежде, что при развитии наступления они пополнятся кадрами из местного населения и некоторыми частями Красной Армии".5 В "Сводке Иностранного отдела ГПУ о предполагаемом десанте врангелевских войск в Крыму" 25 марта 1922 г. говорилось: "Выступление Врангеля ожидается в первых числах апреля с.г. Предполагается высадка десанта в Крыму, для чего предназначены пароходы "Дон", "Рион" и "Саратов". Для привлечения на свою сторону населения в местах высадки и действия десанта предполагается бесплатная выдача населению хлеба и муки".6 Белоэмигрантские экстремистские организации возлагали большие надежды на кризис и разруху, охватившие советскую страну в период "военного коммунизма". Врангелевская разведка в 1921-22 годах создает на территории РСФСР подпольные организации, в задачу которых входила подготовка антибольшевистского восстания. В "Сводке Иностранного отдела ВЧК о деятельности врангелевской разведки и ее руководителях" говорилось: "В кругах, приближенных к Орлову, и 73
которые, по-видимому, хорошо и подробно осведомлены о всем, что делается в России, есть определенное и уверенное настроение, и они надеются, что благодаря голоду, эпидемиям, недостатку топлива к февралю - марту будущего года народные массы в России будут так озлоблены против большевиков, что подпольным организациям Орлова и Островского нетрудно будет поднять общее народное восстание. Обе организации будут координировать свои действия через Данциг".? Западные спецслужбы стремились поддерживать у российских эмигрантов-реваншистов чувство политической ангажированности, подогревая их надежды на скорое возобновление вооруженной борьбы в регионах, примыкающих к СССР, в первую очередь- на Дальнем Востоке. Французская разведка в отдельных случаях делилась информацией с РОВС и эмигрантскими реваншистскими организациями. Например, в 1935 году 2-е Бюро Генштаба Франции неофициально сообщило руководству РОВС о концентрации советских войск и флота на Дальнем Востоке "в связи с угрозой конфликта с Японией", что вселяло в российскую эмиграцию надежды на скорое возвращение на Родину в "обозе японских войск".8 В руки руководства РОВС, таким образом, часто попадала военная информация оперативно-стратегического характера, представлявшая интерес для японской, китайской, германской разведок. Идея о скором возобновлении вооруженной борьбы с советским режимом и о начале нового этапа гражданской войны до середины 30-х гг. была стержнем военно-политических доктрин российской белой военной эмиграции. Вопрос о его возможности обсуждался на первом же совещании командования Русской армии на крейсере "Генерал Корнилов" в 1920 году в момент эвакуации белогвардейских войск? . А в приказе по РОВС от 11 ноября 1930 года генерал Е.К. Миллер заявлял: "...будем верить, что недалеко то время, когда чинам РОВС, усиленным всеми способными носить оружие русскими людьми, проживающими за рубежом, предстоит принять участие и в том новом этапе белой борьбы, который уже возникает на территории СССР"Ю. При этом кадры РОВС и иных белоэмигрантских организаций должны были создать ядро вооруженного антибольшевистского движения, а широкие эмигрантские массы - выступить в качестве своего рода "военно-политического ополчения" российского зарубежья^I. Если исходить из того, что численность российской эмиграции превышала 2 млн .человек, то сумма вероятных участников вооруженной борьбы получалась довольно внушительная. Неудивительно, что идея военного похода против СССР постоянно дремала в недрах военной эмиграции12. В 1922 году руководством бывшей Русской армии был разработан план нанесения удара по Советской России с территории Румынии. В связи с началом подготовки этой операции генералом П.Н. Врангелем было дано распоряжение увеличить части Русской 74
армии, находящиеся на территории Румынии, до 15.000 человек. С просьбой о поднятии боеспособности румынской армии П.Н. Врангель обращался к французскому правительству. 15 марта 1922 г. начальник врангелевского штаба писал генералу АЛ. Кутепову: "Ввиду предстоящего возможно в близком будущем открытия нами совместно с известной Вам коалицией государств, военных действий против советской власти в России, главнокомандующий приказал срочно, не позднее 31 марта, представить на его рассмотрение мобилизационный план вверенного Вам корпуса". Мобилизационный план предусматривал следующие действия: 1-й армейский корпус должен был развернуться в армию двухкорпусного состава. Укомплектование следовало произвести добровольцами в числе 20.000 (65% офицерский состав), находящимися в пределах Болгарии, Югославии, Румынии и Чехословакии, а также мобилизованными в числе до 25.000 человек, находящимися исключительно в Болгарии (50% офицерский состав). Снабжение армии оружием, боевыми припасами, снаряжением, обмундированием и амуницией должно было произойти на территории Румынии из военных складов в Констанце. Районы сосредоточения и места переправ через Дунай должны были быть сообщены при объявлении мобилизации1^ Осенью 1922 года в Болгарии генералом Покровским была создана тайная военная организация, имевшая своей целью подготовку десанта на Кубань: "...предполагалось высадить на кавказском побережье вооруженные и политически подготовленные кадры с тем, чтобы при их помощи поднять и развить весной повстанческое движение". Генералом Покровским был сформирован штаб, в состав которого вошли генералы Золотаревский, Гетманов и Муравьев, полковники Буряк и Бабкин. В Софии и Варне были созданы разведывательно-информационные пункты и "в разных городах Болгарии своя агентура". Организация Покровского снабжалась деньгами банкиром Гайдуковым (директор "Русско-сербского дружества") и А.А. Трусковским. Кроме того, 56.000 лев были получены у сербского консула в Варне. Однако планам организации не было суждено сбыться: члены штаба были арестованы болгарскими властями, а генерал Покровский убит при попытке к бегству 14. Материалы французской контрразведки содержат сведения о создании военной белоэмигрантской организации "Армия добровольцев Запада"15. Руководство РОВС искусственно подогревало идею нового военного похода в эмигрантском сознании, тайно распространяя слухи о различных готовящихся военных приготовлениях к походу против СССР, переговорах с высшими командирами РККА о совместных действиях против коммунистической власти и т.п. Собиралась и тщательно анализировалась информация о настроении личного состава РККА16. Эта тактика имела еще одну, на первый взгляд, незаметную цель: она 75
внутренне мобилизовывала военную эмиграцию, придавала вес ее экстремистским организациям, сохраняла значение погон и воинских званий и, прежде всего, позволяла командованию удерживать власть в своих руках'7. В то же время не все лидеры белого движения разделяли идею необходимости нового военного похода против СССР: так, генерал А.И. Деникин "высказывался... против участия русских политических эмигрантов (и в первую очередь своих бывших соратников) в иностранной авантюре, направленной против России" *8. Одной из основных задач российских эмигрантов-экстремистов, готовивших новое вторжение на территорию СССР, являлось сохранение в условиях изгнанья воинского контингента. Так, в "Сводке Иностранного отдела ВЧК о дислокации Русской армии на Балканах и планах высадки десанта на Кавказе и юге России" (1922, февраль) указывались следующие силы, которыми располагал П.Н. Врангель. К началу 1922 года, после переброски армии на Балканы, "морские силы Врангеля целиком сосредоточены во французском военном порту Северной Африки Бизерта, там расположено 60 разных военных судов, из которых дредноут "Генерал Алексеев", броненосец "Георгий Победоносец", крейсер "Генерал Корнилов", миноносцы, подводные лодки, мастерские и транспорты. На многих судах производится спешный ремонт. Сухопутные силы размещены следующим образом: к 12 января в Варне находились: 1) Корниловский полк, 2) Марковский полк, 3) Гвардейский батальон, 4) Кубанское Алексеевское училище, 5) Корниловское военное училище, 6) Дроздовский полк - общей численностью 4200 человек, 7) в Болгарии также находился Гундоровский казачий полк - 1100 человек, 8) в Софии - сводная батарея и 2 роты - 200 человек. Генерал Врангель со штабом находится в Карловичах (Юго-Славия), генерал Кутепов - в Тырнове (Болгария). Большая часть казачьих частей в качестве пограничной охраны расположены на границах Македонии, Далмации и Албании. Технические части размещены по крупным городам. Таким образом, в настоящее время в пределах Болгарии находится до 17 тысяч солдат армии Врангеля. Размещены все они под командным составом по казармам. 19 В 1920 году в Берлине действовал "Германо-русский комитет" во главе с полковником Ивановым и бароном Остен-Сакеном, снабжавший денежными средствами интервенционистскую армию Бермондта и ряд других белогвардейских формирований.20 В среде российской эмиграции в 1920-30-е годы активно дебатировались вопросы организации новой интервенционистской армии, в частности, кто из лидеров военной эмиграции должен был ее возглавить. Так, один из известных деятелей российской эмиграции Немирович- 76
Данченко писал в 1928 году: "На роль руководителя интервенционной армии англичане сперва намечали генерала Деникина, но дело не наладилось. Когда на эту роль привлекли Врангеля (который, кстати, в весьма тяжелом положении и едва ли боеспособен), Деникин надулся и начал писать "туда и оттуда". Эти глупые генеральские личные счеты могут дорого обойтись интересам России, потому что нельзя писать о таких вещах с подобной обывательской откровенностью".2! Наиболее активно российские эмигрантские военно-политические организации действовали в Польше, превратившейся в 1920-30-е годы в своеобразный плацдарм, с которого против СССР осуществлялась подрывная работа, забрасывались диверсионные группы и т.п. Российские эмигранты использовали донесения резидентуры "Р-7" польской разведки о внутриполитическом и экономическом положении СССР.22 В Венгрии в 1920-е годы действовал "Русский контрреволюционный легион", также ставивший своей целью подготовку вооруженного вторжения в СССР. Советская разведка в 1922-23 годах отмечала, что на территории Румынии осуществлялась концентрация значительных сил белогвардейцев. "Территория Румынии в настоящее время является базой деятельности белогвардейцев, подготавливающих нападение на Советскую Россию. Румынское правительство предоставляет приют антисоветским группировкам различных направлений: и врангелевцам, и петлюровцам, и махновцам. По мартовским неофициальным сведениям, Румыния ассигновала Врангелю 5 миллионов лей. Между представителями румынского правительства и ген. Вязмитиновым (представитель Врангеля в Болгарии) заключен договор, в силу которого Врангелю разрешено сосредоточить до 4000 вооруженных солдат в Бесарабии, которые будут кадром для весеннего нападения на РСФСР".23 Советская разведка отмечала в 1922 году: "Из Югославии прибыло 6000 полных комплектов солдатского обмундирования. В Габрове было заказано текстильным фабрикам 1000 комплектов солдатского обмундирования. ...Солдатам выдавалось единовременное денежное пособие в 280 болгарских левов для покупки обмундирования. К 15.04.22 все военные училища, офицерские школы и технические части получили сапоги".24 Советская разведка пристально следила за приготовлениями военного командования Русской армии к новой интервенции против Советской России. Так, в "Сводке Иностранного отдела ГПУ о планируемой генерал-лейтенантом П.Н. Врангелем интервенции в Россию и отношении к ней руководства европейских стран" отмечалось, что "в основу боевых единиц положены существующие надежные части, которые рассматриваются как "твердые рамки", куда будут вливаться "рабочие артели", взятые на учет, и т.д. Каждый полк будет развернут в дивизию. 77
Закупленное и полученное обмундирование будет сдано в имеющиеся уже части, где его выдадут мобилизованным". Согласно интервенционистским планам П.Н. Врангеля, новая Белая армия должна была быть создана на основе структур бывшей Русской армии, остатки которых еще сохранялись в странах балканского региона - Югославии, Болгарии, а также и в Центральной Европе - Германии, Чехословакии. "В целях увеличения армии, ввиду предполагаемого весеннего наступления, Врангелем предпринята* регистрация военных беженцев в разных странах Европы, причем в числе пунктов регистрационной карточки имеется вопрос о желании стать в ряды армии по первому зову главнокомандующего. По имеющимся сведениям регистрация производилась военными агентами Врангеля: в Болгарии, Юго-Славии, Румынии, Чехо-Словакии, Франции, Германии и Италии. Результаты регистрации пока не выяснены; по неофициальным сведениям от 24/111, регистрация дала в Белграде 13.000 человек, в Софии 10.000 чел., в Берлине 12.000 чел. - сведения эти требуют проверки".25 В материалах советской стратегической разведки в 1921 году отмечалось, что "ближайшей и непосредственной задачей Врангеля было сохранение кадров армии и... это ему удалось. Врангелю удалось сгладить шероховатости взаимоотношений с Францией, удалось преодолеть трудности в деле переброски армии на Балканы. Дальнейшая и неизменная задача его - это, конечно, интервенция".26 Врангелевское военное командование в апреле 1922 года вело секретные переговоры с командующим Восточной французской эскадрой контр-адмиралом Дюменилем. Так, ген.-лейт. Ермаков и контр-адмирал Бутаков, по распоряжению ПН. Врангеля, должны были согласовать условия совместного десанта на территорию Советской России. "В результате этих переговоров выяснилось, что французское морское командование в Константинополе в лице своего адмирала полагает: 1)что совместные действия французско-русским соединенным отрядом для поддержки высаживаемого десанта безусловно могут быть ведены, но при этом адмирал заявил, что никаких активных действий французский флот сам по своей инициативе не начинает, т.е. это нужно понимать в том смысле, что только в случае непосредственного нападения на французские корабли (атака подводных лодок, аэропланов, обстрел морскими батареями и прочее) флот вынужден будет к защите".27 В плане военного командования Русской армии отчетливо прослеживается интрига: спровоцировать вооруженное столкновение французской эскадры и РККА, втянуть французскую армию в конфликт с Советской Россией и, таким образом, получить серьезного военного союзника в своей борьбе с советской властью. 78
При этом предполагалось также использовать и морские силы, имевшиеся в распоряжении армии ген. П.Н. Врангеля. "Ген[ерал] Ермаков внес предложение немедленно же сформировать Дунайскую флотилию из судов Русского Дунайского пароходного общества "Александр Михайлович", "Русь", "Атения", "Адмирал Кожевников" и из катеров и тральщиков, переданных представителю морского транспорта Франции на Б[лижнем] Востоке Вибулю. Вопрос о Дунайской флотилии постановлено выяснить у французских властей, по вопросу же о флоте, находящемся в Бизерте, постановлено образовать комиссию под председательством Ермакова, пом[ощник] председателя] - адмирала Бутакова, в составе членов: Постриганова, Рождественского Регекампфа и секретаря Протасьева. Комиссии предложено к 20 марта представить ответы по следующим пунктам: 1) возможность переброски флота из Бизерты в Болгарию с необходимым командным и матросским составом, срок производства переброски и состояния имущества; 2) возможность десанта в 2-х пунктах, количество необходимых для этого судов; 3) возможность комбинированных действий русского и французского флота; 4) возможность действий одним французским флотом".28 Белые десанты предполагалось высадить в двух пунктах - городах Одессе и Новороссийске с тем, чтобы начать дальнейшее продвижение в глубь советской территории. Учитывая, что данные приморские города хорошо укреплены, содержат значительные контингенты войск РККА, военное командование Белой армии предполагало создать перевес сил, в частности, высадив в районе Одессы десант в количестве 8 тыс. добровольцев, а в районе Новороссийска - в количестве 5 тысяч, а также обеспечить общий тоннаж морской эскадры в размере 25 тысяч тонн. В феврале 1923 года в журнале "Политработник", издаваемом Главпуром, была опубликована большая обзорная статья А. Нарраевского "Контрреволюционные русские вооруженные силы за рубежом к пятилетию РККА".29 В ней содержится блестящий анализ реальных сил, с которыми Красной армии предстояло столкнуться в случае похода в Западную Европу. Только на западных границах СССР были сосредоточены белоэмигрантские военные формирования общей численностью 43 тысячи человек. Командующим зарубежной Русской армией являлся генерал П.Н. Врангель, превративший свою виллу в Югославии в центр по подготовке "активистских действий" против СССР, среди которых первое место занимали/дланы вооруженной интервенции против Советского Союза с участием в ней Польши и Франции. При этом детонатором советско-польских и советско-французских отношений 79
должен был стать "громкий террористический акт против какого-либо советского дипломата либо партийного вождя".зо п.Н. Врангель командировал в Польшу, ближе к границе СССР, большую группу штабных и боевых офицеров и генералов для планирования и руководства боевыми действиями, а также для активизации антисоветского подполья в СССР. Основные силы врангелевской армии в 1920-22 годах были сосредоточены на Балканах. Советская военная разведка имела сведения практически обо всех частях и подразделениях белых войск: 1 Наименование частей войск, 1 командование, штаб - квартира Числен., людей ВРАНГЕЛЬ ЮГОСЛАВИЯ 1 Штаб Врангеля При штабе Конвой главкома Нач. конв. - ген. Упорников 1-я кавдивизия Начдив - ген. Барбович. Штаб дивизии 1-я бригада Комбриг - ген. Вигран. Штаб бригады 1-й конполк 2-й конполк 2-я бригада Комбриг - ген. Гернгросс Штаб бригады i 3-й конполк 4-й конполк Гвардейская казачья группа Нач. груп. - полк. Хрипунов Лейб - гвардии казачий (Донской) дивизион Комдив - полк. Опринц. Лейб-гвардии атаманский дивизион Комдив - полк. Адрианов Лейб - гвардии Кубанский дивизион J 85 350 1145 1740 Район расположения Карловицы Велик. Бечкерек Панчево Скоплье Албанск. гр. Греческая граница Загреб Австр. гран. " " Венгерская граница Примечание *) Состав штаба смотри обзор к 1/VII 1922 г. 80
1 Наименование частей войск, командование, штаб - квартира 1 Комдив - полк. Голучихин Конная артиллерия с гвардейским дивизионом и штабными частями кавдивизии Нач.- ген. Росляков Штаб группы Николаевское кав. училище Нач. - ген. Говоров Офицерский резерв кавдивизии Итого: Числен., людей 1060 300 55 4735 Район расположения Побережье Адриатическ. моря Дубровник Белая Церковь Примечание В 1922-23 годах в Югославии дислоцировался основной контингент белогвардейских войск, которые могли послужить основой формирования новой "армии вторжения", на создание которой так надеялись лидеры белоэмигрантского экстремизма. Значительное количество врангелевских сил в начале 1920-х годов было также сосредоточено в Болгарии. По данным Разведупра РККА в Болгарии в 1922 году дислоцировались следующие белогвардейские воинские формирования: 1 Наименование частей войск, 1 командование, штаб квартира БОЛ Галлиполийская группа (быв. 1-й арм. корпус) Нач. груп. - полк. Христофоров Нач. штаба - полк. Иваницкий Штаб группы Строевые команды при штабе Полки*) Корниловский пехотный Комполка - полк. Левитов Марковский пехотный Комполка - ген. Жданов Дроздовсвкий пехотный Алексеевский пехотный Комполка - полк. Львов Гвардейский батальон | Числен., людей ГАРИЯ 250 1080 1070 1500 1350 360 1 Район расположения Тырново Панчерово Белградчик Севилево Никополь Ловеч 1 Примеча ние *) Все полки показаны вместе с соответс твую- щими конными дивизионами 81
1 Наименование частей войск, командование, штаб квартира 1 Комбат - полк. Лукошко Артдивизионы | Корниловский Комдив - полк. Рупеней Марковский Комдив - полк. Карганов Дроздовский Комдив - полк. Джагинов Алексеевский Комдив - полк. Боголюбов 5-й сводный 6-й бронепоездной Комдив - полк. Копылин Сводная батарея Комбат - полк. Балковский Военные училища Николаевское инженерное Нач. - ген. Болтунов Сергиевское артиллерийское Константиновское пехотное Алексеевское пехотное Нач. - ген. Российский 1 Корниловское пехотное Офицерские школы Гимнаст.-фехтовальная Нач. - полк. Де-Полини Артиллерийская Нач. - ген. Фок Технические курсы Нач. - полк. Балевский Технические части Саперный батальон Комбат - полк. Дьяченко Железнодорожный батальон Комбат - полк. Осипов Автобронеотряд Нач. - полк. Фоменко Авиадивизион Числен., людей 460 500 530 260 350 430 40 120 180 210 190 210 ПО 260 360 300 200 240 90 | Район 1 расположения Систов Охрание и Казанлык Станимака Разград Систов Нов. Загара Тырново- Сеймен Горн. Джумая Систов Ямбол Белградчик Нов. Загара София Шумен м Севилево Варна 1 1 Примеча 1 ние | 82
1 Наименование частей войск, командование, штаб квартира I Комдив - полк. Караневский Штаб офицерский резерв Нач. ген. Акатов Итого: Числен., людей 270 10920 *) Район расположения Разград Примеча ние *) из них при штабах частей- 3500 чел., а остальные на работах 1 Военно-морские силы белых армий в 1920-22 гг. также находились в зоне внимания советской военной разведки. Помимо своей основной базы в Бизерте (Северная Африка), белый флот дислоцировался во многих районах земного шара: 1 Филиппины Ком. Флотилии - контр-адм. Старк Нач. штаба - капитан 1-го ранга Ильин Ледоколы: "Байкал", "Илья Муромец" Канон, лодки: "Улис", "Патрокл", "Диомид" Посыльн. суда: "Батарея", "Магнит" Буксир "Свирь" Пар. добров .флота "Взрыватель" Траллер "Парис" Китай Посыльное судно "Фарватер" Пар. добров. флота "Чифу" Катер "Страж", "Резвый" Минный транспорт "Смельчак" Макилла, 28/11. Шанхай, 23/11 Чифу,23Л11 ] В середине 1920-х годов советским спецслужбам удалось получить ценную информацию об агрессивных планах белоэмигрантских организаций и союзов, за спиной которых стояли западные страны. В конце 1925 года советскому руководству были доставлены документы сверхсекретного совещания, которое проводил великий князь Н.Н. Романов, объявивший себя местоблюстителем российского императорского престола в эмиграции. В совещании принимали участие 83
генералы П.Н. Врангель, А.И. Деникин, А.П. Кутепов, А.С. Лукомский. От английского генштаба присутствовал капитан Хенкен, от французского - адмирал Делюк. В выступлениях давалась характеристика положения Советской России, говорилось о необходимости организации отрядов для ведения диверсионной деятельности на территории СССР, а также террористических групп для покушений на советских дипломатов за рубежом. Эмигрантские экстремистские организации в 1920-30-е годы интенсивно искали поддержки у крупных государств, имевших противоречия с СССР и претендовавших на отдельные части советской территории. Одной из таких стран являлась Япония, военные круги которой готовили в 1930-е годы нападение на советский Дальний Восток. В этой ситуации российские эмигрантские реваншистские организации, по замыслу японских милитаристов, должны были выполнять серьезные вспомогательные функции поддержки японской армии, играя роль идеологического прикрытия японской агрессии и придавая ей видимость освободительного похода против большевизма. Японские спецслужбы поддерживали белогвардейские войска атамана Семенова, а также Дальневосточный отдел РОВС и монархические союзы в Китае. Советская разведка в 1920 году получила сведения о финансовой помощи, которую получали белогвардейские экстремисты от Японии. "В то же время видимая поддержка Японией Семенова, а именно: выдача в апреле сего года части золота, на сумму 210.000 иен, так называемого калмыковского (Калмыков - сподвижник атамана Семенова в 1919-1920 гг. в Хабаровске), вывезенного в 1920 г. японцами из Приморья, и из которого 50.000 иен переданы доверенному Семенова - Соколовскому; выигрыш Семеновым якобы процесса с правительством Сазонова и К0 о 1.000.000 иен из так назыв. "подтягинских" сумм и, наконец, производимая в мае с.г., при помощи Японии, переброска рабочих* партий из состава гензанской группы на север Кореи, с целью предоставления им там различных работ, - все это, как общая подготовительная работа к антисоветскому выступлению.31 Надежда на новую вспышку гражданской войны в СССР и падение большевизма требовала от российской белой эмиграции разработки военно-политических доктрин с учетом ее неизбежного участия по возвращении на родину в вооруженной борьбе против основных сил РККА и специальных частей НКВД32. Полковник Генерального штаба М.В.Карханин, преподававший в Офицерской школе усовершенствования военных знаний (УВЗ) при 1 отделе РОВС в Париже, отмечал: "При современных условиях господства большевиков ни на какие местные средства при действии на территории Советской России рассчитывать невозможно. Прийдется подумать о продовольственной помощи голодающему населению. Удачное разрешение этого вопроса не замедлит 84
сказаться на отношении населения, которое всегда будет на стороне того, кто избавит его от голода". В то же время проекты военных действий на территории СССР отличались утопичностью, не учитывали истинного положения вещей, не благоприятствовавшего возрождению белого движения в 20-30-е годы на территории Советской России и возобновлению гражданской войны. В предмет военной географии на ВННК и других военно-учебных заведениях включалось "посильное ознакомление с теми районами на территории советских республик, где наиболее вероятно возникновение вооруженных восстаний... 1. в местах наибольшего скопления беспокойного населения; 2. где власть наиболее неистовствует, отбирая насильно продовольственные запасы; 3. в местах концентрационных лагерей и принудительных работ и 4. в районах, где население по свойствам своего характера отличается большой активностью и ненавистью к советской власти"33. Штаб армии П.Н. Врангеля стремился любой ценой заручиться поддержкой какой-либо суверенной страны, при этом даже угрожая применением силы против нее самой, с целью заставить ее принять участие в совместных военных действиях против РККА. Так, например, польский военный атташе в Турции писал в донесении МИД Польши "о возможной оккупации сербскими и врангелевскими армиями Болгарии, если последняя не поддержит планов Врангеля об интервенции в Советскую Россию".34 В экстремистских кругах Русской армии тайно обсуждался план фактического захвата Болгарии с целью превратить ее в плацдарм для дальнейшей интервенции против Советской России. Штаб врангелевской армии активно искал контакты с остатками белогвардейского подполья на территории СССР, пытался опереться в момент интервенции на "пятую колонну"- подпольные антисоветские организации, активистов антибольшевистских партий и т.п., - которая бы нанесла удар в спину РККА. Польская разведка в 1924 году получила информацию о существовании на территории Советской Украины тайной монархической организации "М", ставившей своей целью подготовку антибольшевистского восстания и поддерживавшей связи с эмигрантскими диверсионными обществами.^ Если учесть, что в начале 1920-х годов в Советской России, после окончания Гражданской войны, находилось большое количество антисоветски настроенных элементов (кулачество, эсеры, бывшее чиновничество и т.п.), имелись значительные запасы оружия, то интервенционистская армия действительно могла найти достаточно широкую социальную базу. "Пятая колонна" могла стать серьезным фактором в антибольшевистской борьбе эмигрантских экстремистских сил. Проведение в начале 1930-х годов в СССР политики сплошной коллективизации и в связи с этим рост социальной напряженности и даже 85
отдельные факты нападения на органы советской власти вселяли надежды у белоэмигрантских экстремистов на скорое антисоветское восстание и, соответственно, на возможность новой интервенции в СССР и начало гражданской войны. Польское генеральное консульство в Харькове в ноябре 1931 года также зафиксировало факты "антисоветских" (антиколхозных) выступлений крестьян на Украине, что давало возможность российским эмигрантам-реваншистам говорить о "скором падении большевизма".36 РОВС также собирал информацию об антисоветских выступлениях колхозников в Сибири и на Северном Кавказе, имевших место в 1933 году в период коллективизации, надеясь, что они могут перерасти "во всенародное восстание против советского режима".37 С целью противодействия подобным диверсионным планам зарубежных экстремистов, советскими спецслужбами была разработана и успешно осуществлена операция «Трест», которая нанесла тяжелый удар по белогвардейскому подполью в СССР: сотрудниками ОГПУ были раскрыты десятки явочных пунктов белых экстремистов, выявлены агенты влияния и, главное, предотвращено проникновение белых экстремистов в районы Советского Союза, в которых действительно имелось острое социальное напряжение, - на Кавказ в период коллективизации, в Белоруссию и т.п. Российские военно-реваншистские организации совместно с отделами западных разведок старались нащупать слабое место в советском государстве, выявить районы вероятных антисоветских восстаний. Естественно, что их особое внимание привлекал юг России: так, совместно с российскими белоэмигрантами польская разведка подготовила в 1924 году "Донесение... о внутриполитическом и экономическом положении в Закавказских советских республиках", в котором оценивалась возможность возникновения антисоветского восстания, имеющего яркую националистическую окраску38 Ситуация на Кавказе привлекала особое внимание английской разведки, традиционно считавшей данный регион зоной британских национальных интересов, в первую очередь, по причине наличия на Кавказе больших запасов нефти, а также вследствие его выгодного геостратегического положения, позволяющего влиять на ряд важнейших регионов. При этом белогвардейская интервенционистская армия могла рассматриваться как разменная карта в большой геополитической игре ведущих стран мира. Белоэмигрантские экстремисты, естественно, понимали свою роль в данной комбинации, однако это был для них практически единственный шанс на военно- политическую реанимацию - возможность црлучить финансовую поддержку, оружие, военные транспорты и т.п. Белоэмигрантские экстремисты предпринимали активные попытки эскалации напряженности на Кавказе: через границу переходили диверсанты, распространялись листовки с призывами к антисоветским S6
действиям, националистические лозунги, устанавливались контакты с антисоветским подпольем и т.п. Например, в 1930 году в Донесении польского генерального консульства в .Тифлисе говорилось о контрреволюционных выступлениях и диверсиях в Закавказье и на Кавказе, совершенных белоэмигрантскими боевиками.39 2-й отдел Генштаба Польши конфиденциально информировал РОВС о имевших место в 1931 году "контрреволюционных выступлениях" на Кавказе.^ В то же время у авторов есть все основания считать, что данные зарубежных разведок об антисоветских выступлениях в начале 1930-х годов в СССР были сильно завышены, т.е. западные спецслужбы и белоэмигрантские экстремистские организации явно выдавали желаемое за действительное. Большие надежды российская военная эмиграция в 1920-30-е годы возлагала на басмачество, которое имело давние связи с белогвардейским экстремизмом. Еще в период Гражданской войны 1917-20-х годов в басмаческих бандах принимали активное участие белогвардейские офицеры, выполнявшие функции военных инструкторов, а главари банд Джунаид-хан, Ибрагим-бек и многие другие получали деньги, оружие и инструкции из-за рубежа, от французской и британской разведок, которые подталкивали басмаческие банды (в союзе с белогвардейскими реваншистами) к диверсионным действиям против Советской Республики, преследуя своей целью свержение советской власти в среднеазиатском регионе.4^ Контрразведка РОВС мечтала превратить районы Средней Азии, в которых басмаческое движение проявило себя наиболее активно, в центры постоянной диверсионно-террористической угрозы советской стране, в своего рода базы дислокации интервенционистских сил, с конечной целью - развернуть новый антисоветский поход на территорию СССР. Белоэмигрантские реваншисты возлагали надежды на басмаческие мятежи в Узбекистане, планировали опереться на местных националистов.42 Так, в 1922 году басмачи Афганистана, Ферганы и Восточной Бухары, поддерживаемые Турцией и белоэмигрантскими экстремистскими кругами, запланировали провести серию железнодорожных диверсий и массированных налетов на гарнизоны РККА и органы советской власти на всей территории Средней Азии.4^ Афганские басмачи предполагали снарядить и вооружить ударную армию численностью 1200 солдат и 400 офицеров. Российские офицеры-эмигранты, в основном из состава бывшей армии Колчака, мечтали об активном участии в данном нападении и о создании в среднеазиатском регионе антисоветских буферных государств с целью подготовки плацдарма для последующего удара по Советской России. В 1929 году контрразведка РОВС получила сведения "... о разгроме отрядами Красной Армии банды басмачей на советско- афганской границе".44 Польский генштаб в 1931 году передал 87
контрразведке РОВС информацию об антисоветских выступлениях в Таджикистане.4* В марте 1931 года,польский посол в Тегеране направил в МИД Польши донесение "об антисоветских выступлениях в Азербайджане", выражая надежду, что подобные восстания перерастут в широкомасштабное антибольшевистское движение.46 Советские спецслужбы - ИНО ОГПУ-НКВД и Разведывательное управление РККА вели планомерную борьбу с белоэмигрантским военно- политическим экстремизмом, справедливо видя в нем наиболее опасного и коварного врага, претендовавшего на захват власти в СССР и свержение советского строя. Значительное место в реваншистских планах российских эмигрантов занимала Румыния, с территории которой предполагалось, по одному из сценариев, начать военный поход против СССР. Подобные замыслы российских экстремистов находили поддержку в правительственных и военных кругах Польши и Франции. В 1932 году немецкий агент в Голландии, перешедший на службу во Французскую тайную полицию, передал сведения о намерении генштаба Франции сформировать в Румынии "русский экспедиционный корпус" из белоэмигрантов, а также отправить в Китай группу российских офицеров-эмигрантов.47 Во многих случаях российские экстремисты получали поддержку от властей стран проживания; часто это зависело от наличия в такой стране "прорусского лобби". Например, в 1920-е годы в Чехословакии российские экстремисты пользовались поддержкой военных кругов. Польский военный атташе в Праге докладывал во 2-е бюро генштаба Польши в 1922 году, что чехословацкие власти, используя организационные структуры российской эмиграции, негласно "проводили регистрацию русских эмигрантов, бывших военнослужащих, для использования их в готовящейся интервенции в Советскую Россию".48 Российские эмигрантские экстремистские организации оказывали пропагандистскую поддержку идеям руководства РОВС о необходимости осуществить вооруженную интервенцию на территорию СССР. В июле 1937 года "Организация Белой Идеи" распространила в Париже листовки с призывами к российской эмиграции "начать непосредственную военную подготовку и поход против СССР" 49 В начале 1920-х годов Германия проявляла высокую активность в деле организации антибольшевистских интервенционистских сил, что объясняется стремлением германских военных кругов удерживать прибалтийский регион в зоне своего влияния. В 1920 году французская разведка получила сведения об организации в Германии Русско-немецкой армии Гучкова, состоявшей из российских эмигрантов, бывших офицеров бригады Эрхардта, прусских и литовских солдат, а также армии Бермондта.50 Потерпевшая поражение в первой мировой войне Германия, 88
не имевшая других средств влияния, подпитывала белоэмигрантский экстремизм, разрешая формирование на своей территории белогвардейских вооруженных формирований, в которых, кстати, принимали участие и немецкие добровольцы-офицеры, оставшиеся не у дел после окончания боевых действий. Следует заметить, что германские консервативные круги и на протяжении 1930-х годов не оставляли планов организовать с помощью белогвардейских экстремистов антисоветскую интервенцию. Например, в 1938 году при попустительстве германских властей была создана военно- политическая организация "Балтийский легион", ставившая своей целью интервенцию в СССР.51 Однако в 1930-е годы организовать интервенцию против СССР было уже намного сложнее, чем, например, в 1922-23 гг.: Советский Союз являлся мощной в военном отношении державой, сталинский режим подавил малейшее инакомыслие в стране, "железный занавес" исключал возможность проникновения значительных вооруженных групп людей на советскую территорию. Существовал также проект формирования в Германии "Легиона русских эмигрантов".^2 После прихода к власти немецких фашистов в 1933 году российский белоэмигрантский экстремизм получает новый импульс: руководство НСДАП начинает оценивать возможности российских реваншистов в деле подготовки нового "похода на восток" ("дранх нах остен"). Например, в январе 1934 года французская контрразведка зафиксировала факт формирования в Германии "Русского легиона" из белоэмигрантов- фашистов в связи с планировавшейся подготовкой нападения на СССР.53 При этом белоэмигранты опять же должны были сыграть роль идеологического прикрытия германской агрессии против СССР. Допускался вариант создания на постсоветской территории марионеточного правительства из числа российских эмигрантов- реваншистов. Интервенция на Дальнем Востоке против СССР готовилась также и казачьей верхушкой, оказавшейся в эмиграции. Поддерживая постоянные контакты с руководством РОВС и тайными монархическими организациями, казачьи атаманы готовили новый поход на территорию СССР, имеющий своей целью захват всей Сибири, городов Омска, Иркутска и Владивостока и создание "Великого Сибирского царства", в котором был бы восстановлен монархический строй, а также проведены антисоветские репрессии - полномасштабный белый террор. В 1936 году белогвардейский атаман Семенов попытался сформировать в Манчжурии армию "из числа российских эмигрантов для операций на Дальнем Востоке".** Советский Дальний Восток также находился в зоне повышенного интереса со стороны иностранных разведок, при этом российские эмигранты оказывали активную помощь агентам западных спецслужб. 89
Так, сообщение польского агента о "дислокации воинских частей и политической обстановке на советском Дальнем Востоке" составлялось с учетом той информации, которую собирали российские белоэмигрантские диверсанты и террористы, действовавшие в данном регионе.5^ Апологеты идеи антисоветской интервенции особое место в своих планах отводили Дальнему Востоку, который рассматривался ими как плацдарм для наступления на СССР. При этом привлекательность Дальнего Востока в глазах российских экстремистов определялась такими факторами, как: удаленность данного района от основных промышленных центров, где был сосредоточен пролетариат страны, не поддерживавший реваншистские планы белоэмигрантского экстремизма и являвшийся социальной опорой советской власти; большая протяженность транспортных коммуникаций, что затрудняло быструю переброску войск РККА в случае начала "белого десанта". К тому же в данном регионе белогвардейские войска надеялись получить поддержку от Японии либо же попытаться втянуть в конфликт китайские добровольческие части. В 1923 году в донесении немецкого агента содержалась информация "о намерении русской эмиграции захватить советский Дальний Восток и Восточную Сибирь".56 В приграничных районах с СССР, на территории Китая, Маньчжурии, была создана система казачьих станиц, молодежных военно- спортивных лагерей - целый эмигрантский мир вдоль полосы КВЖД, которые могли послужить трамплином для военного броска на Советский Союз. С китайской территории казаками постоянно совершались набеги на советские приграничные районы. Контрразведка РОВС в 1930-е годы отмечала действия в Приморском крае антисоветских банд, собирала информацию о их численности и составе.^7 Несмотря на неоднократные заявления о своей приверженности идее единой и неделимой России, лидеры белого экстремизма ради реализации своих социально- политических экспериментов готовы были пойти даже на отторжение части территории от СССР, что сразу же делало их заложниками геополитических амбиций пограничных с Советским Союзом государств - Китая, Японии (в период оккупации китайской территории в 1930-е гг.), Польши, прибалтийских стран. Белый террор, таким образом, угрожал территориальной целостности СССР, мог привести к захвату части советских земель соседними государствами; при этом белые эмигранты- экстремисты выступили бы в роли идеологических кликуш, разыгранных в чужой геополитической игре. На Дальнем Востоке находилось большое количество казаков- белоэмигрантов, офицеров колчаковской армии, бывших предпринимателей, реваншистски настроенной эмигрантской молодежи, объяединявшейся в военно-спортивные общества фашистского типа, которые все вместе представляли мощный резервуар кадров, способный 90
обеспечить человеческим материалом новую интервенционистскую армию. (Общая численность российской диаспоры на Дальнем Востоке превышала 500 тыс. человек.) К тому же многие российские эмигранты в 1920-30-е годы уже служили в китайской армии, составляя в ней отдельные воинские подразделения. Так, французская разведка в 1927 году отметила факт сформирования в Китае "военных отрядов из русских эмигрантов", которые входили в состав армии маршала Шань Суть Шан и в любой момент могли быть использованы для провокаций на советско-китайской границе либо в полосе КВЖД.58 Белоэмигрантские планы осуществления интервенции на Дальнем Востоке получали поддержку со стороны японского военного командования, имевшего собственные захватнические планы. При этом японское военное руководство предполагало использовать белоэмигрантскую интервенционистскую армию в качестве '^тарана", передового ударного отряда при наступлении на СССР. В 1932 году французская контрразведка получила данные о формировании в Китае по приказу Генштаба Японской армии в Маньчжурии "белогвардейской дивизии с целью захвата Приморья".59 На территории Китая в 1920-30-е годы действовали крупные белогвардейские отряды, представлявшие значительную военную силу. Так, в информационной сводке Разведу пра РККА за март 1925 года содержатся сведения о действиях белогвардейского отряда под командованием Нечаева в районе Нанкина и Шанхая .60 По замыслу идеологов интервенции против СССР такие отряды должны были составить основу новой белогвардейской армии, нацеленной на Советский Союз. В Харбине в 1930-е годы действовало "Военное объединение", состоявшее из бывших белогвардейских офицеров и казаков, своей идеологической основой считавших белую идею и разрабатывавших реваншистские планы вторжения на территорию СССР.61 Российские экстремисты на протяжении 1920-30-х годов периодически проводили "пробу сил", вступая в вооруженные конфликты с советскими войсками, предпринимая диверсионные вылазки на территорию СССР. Так, во время конфликта на КВЖД в 1928-29 гг. против советских войск действовала "Харбинская группа амурских казаков", реваншистская военно-политическая организация62. В Китае в 1934 г. существовали также казачьи экстремистские организации, например - "Особый маньчжурский отряд".бЗ Белоэмигрантский политический экстремизм в 1920-30-е годы на Дальнем Востоке пытался опереться на широко распространившееся в данном регионе антисоветское повстанческое движение. В информационно-аналитическом центре контрразведки РККА так характеризовался дальневосточный бандитизм: "Происхождение двух 91
основных типов антисоветского партизанского движения на Дальнем Востоке: Антисоветское движение первого, колчаковского, типа характеризуется следующими особенностями: а) оно возглавлялось и возглавляется, как общее правило, офицерами высших чинов и званий - генералами от гражданской войны или атаманами; б) имеет до некоторой степени правильную военную организацию войсковых частей и ведет борьбу по правилам военного искусства; в) основное ядро отрядов - белогвардейцы чистого типа (офицеры и казаки армии Колчака); г) ставит себе широкие "государственные" задачи, выдвигая лозунги: "единая великая Россия" и "Учредительное Собрание"; эти лозунги, правда, часто менялись в зависимости от обстановки, принимая туманную форму, а иногда принимали и принимают явно монархический характер - "монархия", "православие" и т.д.; д) не встречало в большинстве случаев широкой поддержки со стороны населения Сибири, почему производимые мобилизации населения неизменно проваливались; е) апеллировало и апеллирует к иноземной помощи, каковую и получало. Примерами этого движения являлись приморское белодвижение, Унгерн, Бакич, Кайгородов. Второй тип - это кулацко-повстанческое движение. Отличительные его особенности были следующие: а) смешанное командование (преимущественно из унтер-офицеров и солдат кадра старой армии, редко офицеров, - выходцев из кулацкой среды) и существование коллегиального органа управления - "Военного Совета" из кулаков; б) основное ядро - добровольцы - кулаки, частью дезертиры - красноармейцы; подавляющее большинство повстанцев - насильно мобилизованные из местного населения, мало устойчивые при неудаче; в) слабые зачатки правильной военной организации в отрядах; г) лозунги: "Власть Советам без коммунистов", "Народная армия" и "Учредительное Собрание"; д) опиралось исключительно на поддержку местного населения; е) действовало налетами. Указывая лозунги повстанцев, нельзя не отметить участия в организации движения политических групп эсеровского толка. Этот тип движения, в силу общей задачи - борьбы с советской властью,- имел связь с первым типом (зарубежным белодвижением). Связь эта выражалась, если не в прямой взаимной поддержке, то по крайней мере во взаимной информации, в получении руководящих директив из-за рубежа и т.п. В частности, некоторые группы повстанцев по окончательной ликвидации нами повстанческого движения в Сибири укрылись за рубежом, перейдя через границу Монголии".б4 92
Таким образом, эмигрантский экстремизм на Дальнем Востоке надеялся найти социальную опору у организованных бандформирований, включавших в себя определенное количество представителей местного населения, что должно было, по замыслам руководства РОВС, обеспечить успех продвижению интервенционистской армии в этом регионе и установление власти белого режима по типу военной диктатуры. В период перехода советской страны к нэпу белоэмигрантская контрреволюция начинает уделять повышенное внимание вопросам экономического влияния на советскую систему, а также возлагает определенные надежды на возникающее социальное расслоение населения, предполагая, что мелкобуржуазные слои (нэпманы, криминальные сферы, инженеры) могут составить социальную базу белого реваншизма.65 В начале 20-х годов российская военная эмиграция возлагала большие надежды на повстанческое движение в СССР: "...после того как главные белогвардейские армии были разгромлены, центр тяжести переместился на повстанческие действия более мелкого масштаба".66 В удаленных районах РСФСР и ДВР в первой половине 1920-х годов еще продолжали существовать организованные бандформирования, на которые белоэмигрантский реваншизм возлагал свои надежды. В то же время советская контрразведка (ОГПУ и Разведупр) и войска РККА планомерно уничтожали подобные повстанческие группы, вытесняя их за рубеж - в Китай и Корею. В отчете советской разведки говорилось: "К середине текущего 1923 года нами было ликвидировано и последнее наследие белых групп Дальнего Востока на территории Советской России - банды Бочкарева и Пепеляева в Якутской области и на Камчатке, с которыми все еще держалась связь и на которых, как на ячейках будущих антисоветских движений, строились до некоторой степени планы белых вождей и различных правительств".67 Ситуация на Дальнем Востоке являлась исключительно опасной также вследствие того, что на территории Китая и Кореи находилось большое количество белоказаков, диверсантов РОВС и БРП, вдоль советской границы размещались учебно-террористические центры белого зарубежья. Советская разведка отмечала в 1923 году: "Благодаря наличию длинной пограничной полосы со странами, где скопился в большом количестве белогвардейский элемент, сочувственному, или в лучшем случае, безразличному отношению наших соседей к этим бандам, отсутствию надежной охраны границы, банды получили полную возможность безнаказанно проникать на территорию Дальне-Восточной Республики и совершать налеты. По цели действий и по своему составу банды можно было подразделить на: 93
а) сформированные из белогвардейцев, преследующих контрреволюционные цели - нападение на коммуникационные линии во время боевых действий; таковые банды формировались главным образом за границей на средства различных белых организаций; б) сформированные из дезертиров; эти банды в большинстве, не преследуя никаких политических целей и не занимаясь грабежами, уходили на китайскую территорию, где устраивались на какую-либо работу; в) банды уголовного характера (в том числе хунхузы); г) банды, объединенные, состоявшие из уголовного и контрреволюционного элемента; эти банды в некоторых случаях имели связи через своих агентов с правительственными учреждениями и получали оттуда нужную информацию и даже документы".68 Соединение анархистско-бандитского элемента с организованными диверсионными группами РОВ С и БРП являлось одной из тактических задач белоэмигрантского экстремизма на Дальнем Востоке. ■> Российская эмиграция, создавая в условиях зарубежья "Россию № 2", бестерриториальное государство, имевшее лишь условные институты - армию (РОВС), политические партии, благотворительные организации (т.к. они могли не признаваться "подданными"-эмигрантами), в то же время допускала возможность создания реально автономного государства, имевшего собственную территорию, армию и т.п. Перед таким государством ставилась стратегическая задача: используя географические особенности - удаленность от крупных административных и военных центров СССР, - сохранить себя, дождаться ' крушения коммунистического режима в Советской России и впоследствии стать организующим ядром для воссоздания российской государственности уже на территории всей страны.69 Интересен, с точки зрения исследования психологии российской эмиграции и направления ее политического мышления, проект создания автономного государства на дальних границах СССР. Данный план обращает на себя внимание удивительным сочетанием романтики и политического утопизма: его авторы планировали организовать самостоятельное государство - "Великое княжество Забайкальское", оторвав от СССР часть его территории вооруженным путем. "На нашем Даль^м^ост&к& по меридиан Байкала... создается маленькое русское государство, конечно с монархическим образом п^гвлсиия... Наделение USES—JKluuauCft... княжества призывает себе великого князя из царствовавшего в России Дома Романовых без всякого признака легитимности или старшинства". Авторы проекта предполагали установить в посткоммунистической России самодержавие: "конституционное, однопалатное или двухпалатное, - безразлично".70 В "Великом княжестве Забайкальском" все государственные структуры 94
должны были быть учреждены в самых минимальных размерах, "лишь для надобностей этого государства", при этом сословия отменялись.71 При разработке этого фантастического проекта учитывалась возможность вооруженного нападения на Великое княжество Забайкальское со стороны Китая либо СССР. Поэтому предполагалось устроить его по принципу вооруженного лагеря, обучить население военному делу, создать запасы оружия и т.п.72 Большое внимание уделялось религиозному воспитанию народа, в чем виделся залог восстановления порядка и законности, а конечной задачей ставилось - "дать достаток всему своему населению и создать здоровый нормальный справедливый государственный порядок".73 Православие должно было стать официальной религией Великого княжества Забайкальского, а в перспективе - и всей возрожденной России. Докладывая руководству РОВС о настроениях дальневосточной эмиграции, капитан 2 ранга Б. Априлев писал: "Тут очень говорят, что во главе Великого княжества Забайкальского лучше всего было бы иметь великого князя Никиту Александровича, и при нем впредь до выработки основных законов государства иметь правительство".74 Подобное правительство должно было состоять из наиболее известных отечественных специалистов в области финансов, путей просвещения, внутренних дел, вооруженных сил. При этом принцип партийности при формировании правительства отвергался, в правительство должны были входить люди, известные своими деловыми качествами, а не политической деятельностью. Само же правительство рассматривалось исключительно как рабочий орган исполнительной власти при монархе.75 Создание автономного государства "Великое княжество Забайкальское" на Дальнем Востоке должно было послужить примером для других регионов Советской России - "такой дальневосточный пример окажется соблазнительным и ускорит развязку и в остальных частях России".7^ Естественно, что наибольшее влияние было бы оказано на Западную Сибирь с тем, чтобы объединить ее всю под властью "Великого княжества Забайкальского", а затем перенести столицу в Омск и стать уже "Царством Сибирским". А в дальнейшем к Сибирскому царству должна была присоединиться и Европейская Россия, что вызвало бы, по мнению эмигрантских экстремистов, падение коммунистического режима на большей части территории СССР.77 Идея создания материализованной зарубежной "России № 2" на конкретной территории, недосягаемой для коммунистического режима СССР, вряд ли может быть названной абсолютно наивной: длительное существование в мировой истории "параллельных" государств с альтернативными политическими режимами - Северная и Южная Корея, Тайвань и Китай и т.п. - доказывает, что подобное развитие событий в принципе возможно. Другое дело, насколько реально было осуществить 95
эту идею в условиях военно-политической ситуации 1920-30-х годов, тем более вблизи от границ СССР, либо на его территории. О том, что мысль белоэмигрантов работала в данном направлении примерно с 1920 года, свидетельствует попытка создания П.Н. Врангелем автономного государства в Крыму как пример государственной и политической альтернативы большевистскому режиму, имеющий более идеологическое, чем военно-стратегическое значение.?8 Идея антисоветской интервенции являлась стержнем военно- политических доктрин российского эмигрантского экстремизма в 1920- 30-е годы. Именно декларирование плана скорейшего возвращения на родину позволяло руководству РОВС и лидерам военной эмиграции мобилизовывать эмигрантов под свои знамена: призывы к "весеннему походу" в Россию аккумулировали энергию белых эмигрантов, вселяли в них надежды, заставляли повиноваться уже ставшими необязательными для исполнения приказам бывшего военного командования. Западные страны, в первую очередь Польша, Франция, Румыния и Германия, были заинтересованы в том, чтобы сохранять вблизи советской границы крупные белогвардейские вооруженные формирования ,с тем чтобы использовать их в качестве рычагов давления на СССР, пытаясь добиться таким образом уступок от советского правительства в свою пользу, например, в период Генуэзской конференции в 1922 году. Белоэмигрантский экстремизм в 1920-30-е годы надеялся с помощью интервенции дестабилизировать внутреннее положение в СССР и таким образом взять военный и социально-политический реванш за поражение в Гражданской войне 1917-20 гг. Военное командование и руководство РОВС понимали, что только своими силами организовать десант на территорию СССР они не имеют возможности, поэтому апеллировали к правительствам и военным кругам западных стран с просьбой об оказании им финансовой и военной помощи; взамен российские экстремисты обещали предоставить своим зарубежным покровителям концессии, зоны влияния, преимущественное право на использование природных ресурсов, а также обещали в будущем заключить с ними военно-политический союз, что, соответственно, вызывало определенную конкуренцию между Германией и странами бывшей Антанты. Теоретики военного экстремизма в 1920-30-е годы активно искали себе союзника внутри СССР: в лице остатков белогвардейских армий, отрядов басмачей, кулачества, бандитских групп, недовольной части интеллигенции и т.п. Военно-техническую помощь белому десанту должны были оказать западные страны - Франция, Польша, Германия и др. Стратегической целью белой интервенции являлись крупнейшие города - Москва, Киев, Ленинград. Особо мощный удар белогвардейцы 96
предполагали нанести на Дальнем Востоке, с тем чтобы занять районы Урала и Сибири, и в дальнейшем - продвинуться к центру Советского Союза. В стратегических планах генеральных штабов многих западных стран, разрабатывавших проекты вероятной войны против СССР, белой военной эмиграции отводилась весьма существенная роль - передового отряда армии вторжения, а также политической ширмы, под прикрытием которой должно было быть создано марионеточное правительство. Многочисленные заявления лидеров белой эмиграции о том, что в постбольшевистской России будет создано независимое правительство, в действительности вряд ли могут приниматься всерьез: логика событий неизбежно поставила бы новое белогвардейское правительство в зависимость от своих зарубежных спонсоров и военных покровителей. Однако широкомасштабная интервенция в СССР в 1920-30-е годы не состоялась: рост военного могущества СССР, укрепление советской власти и формирование в стране жесткой централизованной системы управления и идеологический контроль, исключающий возможность возникновения "пятой колонны", а также успешное осуществление индустриализации привели к краху надежды белогвардейских экстремистов на военный и социальный реванш. В данной ситуации западные страны, поддерживавшие эмигрантский экстремизм, также не решились на открытую поддержку "белых десантов", и идея интервенции была отложена до 1941 года, когда российские эмигранты-экстремисты вновь попытаются выйти на политическую арену. !• Зевелев А., Павлов Ю. Расколотая власть. М., 1995. С.86. 2 Русская военная эмиграция 20-х- 40-х годов. Т.1. Кн.2. С. 535. 3 Там же. С.85. 4 Там же. С. 127. 5 Там же. С.612. 6- ТамжеС.208. 7 Русская военная эмиграция 20-х- 40-х годов. Т. 1. Кн.2. С.89. 8 РГВА. Ф.198. Оп.9. Д.17297/Л.337. 9- Шкаренков Л. Наваждение белых миражей (О судьбах и утраченных иллюзиях русской эмиграции) // В сб.: Переписка на исторические темы. М, 1989. С.286. »°- Казаки за границей... С.З; РГВА. Ф.1. Оп.27. Д. 12596. Л.78. ,J« ГАРФ. Ф.5826. Оп.. Д. 103(4). Л.202. 12 Цуриков Н. Советское правительство, иностранцы, война и позиция эмиграции (Основные положения доклада на тему "Возможная война против СССР и позиция эмиграции"). София, 1936. С. 15; Калинин И. На болгарском плацдарме (Из истории взаимоотношений Врангеля и болгарского правительства) // Военная мысль и революция. М, 1923. Кн.5. С. 120. 13 Контрреволюционные русские политические группы... за периоде 1 апреля по 1 июля 1922 года. С.5. 97
14- Контрреволюционные русские политические группы... за периоде 1 октября 1922 г. по 1 января 1923г.М.,1923. С.5-6. 15- РГВА. Ф.284. Оп.1. Д.69. Л.12. 16 Зензинов В. Встреча с Россией. Как и чем живут в Советском Союзе? Письма в Красную Армию. 1939-1940 гг. НькЙорк, 1944. С.49. 17- Миллер Е.К. Армия. Доклад на конференции Национального Союза в Париже. 13.07.24. Белград, 1924. С.З. 18- Лехович Д. Белые против красных (Судьба генерала Антона Деникина). М., 1992. С.291. 19. русская военная эмиграция 20-х-40-х годов. Т.1. Кн.2. С.581- 582. 20- РГВА. Ф.198. Оп.9. Д.2560. Л.514. 21- РГВА. Ф.500. Оп.З. Д.452. Л.25. 22- РГВА. Ф.308. Оп.З. Д.151.Л.Ы1. 23- Контрреволюционные русские политические группы и вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. Состояние, организация и деятельность за период с 1 января по I апреля 1922 года. (Материалы советской стратегической разведки РККА).М., 1922. С.12. 24- Контрреволюционные русские политические группы и вооруженные сты за рубежом и на территории Советской России. Состояние, организация и деятельность за период с 1 апреля по 1 июля 1922 года. (Материалы советской стратегической разведки РККА).М„ 1922. С.8. 25- Контрреволюционные вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. Состояние, организация и деятельность за период с 1-го октября 1921 г. - 1-е января 1922 года. (Материалы советской стратегической разведки РККА). М., 1922. С.20. 26- Там же. СП. 27. русская военная эмиграция 20-х - 40х годов. Дохументы и материалы. Т.1: Так начиналось изгнанье. 1920-1922 гг. Кн.2. На чужбине. М., 1998. С.612. 28- Тамже.С.610. 29« Нарраевский А. -Контрреволюционные русские вооруженные силы за рубежом к пятилетию РККА // Политработник. М., 1923. 30- Там же. С. 19. 31- Контрреволюционные русские политические группы и вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. Состояние, организация и деятельность по данным к 1 июля 1923 года. (Материалы советской стратегической разведки РККА). М., 1922. С.20. 32. ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.25(2). Л.48 об. 33- Карханин MB. Лекции по военной географии СССР и сопредельных стран. Вып.1. Общий обзор границ СССР. Лекция-15. Париж, 1931. С.4. 34. РГВА. Ф.308. Оп.19. Д.5. Л.200. 35- Там же. Оп.4. Д.90. Л.96-99. 98
36. Там же. Оп.6. Д.50. Л.350-352. 37. Тамже.Д.51.Л.48-50. 38- Тамже.Оп.З.Д.108.Л.1-14. 39. РГВА. Ф.461. Оп.2. Д.25. Л.253-255. 40. Там же. ф.464. Оп.2. Д.91. Л.3-5. 41 • Зевелев А.И., Поляков Ю.А, Чугунов А.И. Басмачество: возникновение, сущность, крах. М., 1981, С. 187. 42. РГВА. Ф.308. Оп.19. Д.9. Л.949. 43- Зевелев А.И., Поляков Ю.А, Чугунов А.И. Указ.соч. С. 102. 44. РГВА. Ф.616. Оп.1. Д.1489. Л.87. 45 РГВА. Ф.464. Оп.2. Д.91. Л.5. 46. РГВА. Ф.308. Оп.6. Д.48. Л.600-601. 47. РГВА. Ф.7. Оп.1. Д. 1257. Л.209. 48 РГВА. Ф.308. Оп.19. Д.5. Л.155. 49. РГВА. Ф.1. Оп.27. Д.13258. л.334335. 50 РГВА. Ф.198. Оп.9. Д.2560. Л.618. 51- РГВА. Ф.284. Оп.1. Д.69. Л.Ы4. 52. РГВА. Ф.7. Оп.1. Д.887. Л.269-288. 53- Там же. Д.395. л. 170-171; 182; 187. 54- РГВА. Ф.308. Оп.19. Д.46. Л.20-21. 55. РГВА.Ф.453.0п.1.Д.51.Л16. 56 РГВА. Ф.772. Оп.1. Д. 108. Л.4-5. 57. РГВА. Ф.7. Оп.1. Д. 1216. Л.380. 58 РГВА. Ф.198. Оп.2. Д.27348. Л.247. 59 РГВА. Ф.7. Оп.2. Д.7992. Л.3-5. *°- РГВА. Ф.460. Оп.1. Д. 129. Л.22. 61 РГВА. Ф.308. Оп.19. Д.61. Л. 1-4. 62- Там же. Оп.1. Д. 1217. Л.427. 63. РГВА. Ф.461. Оп.1. Д. 101. Л.ЗОЗ. 64- Контрреволюционные русские политические группы и вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России.... С.42-43. 65- Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР (1917-1925 гг.). М., 1975, С.538. 66. Хохлюк Г.С. Уроки борьбы с контрреволюцией. М., 1981. С.75. 67- Контрреволюционные • русские политические группы и вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России... С.24. 68 Там же. С.42. 69. Там же. С.50. 70. ГАРФ ф.5826. Оп.1. Д. 156(2). Л. 105 71- Там же. 72. Там же. Л.ПО. 73- Там же. 74. Тамже.Л.111. 75- Там же. Л. 112. 76- Там же. Л. 107. 77- Там же. Л. 109. 78. Там же. Л.ПО. 99
ГЛАВА 4. ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ТЕРРОР В ДЕЙСТВИИ В 1920-30-е годы одной из форм белоэмигрантского экстремизма становится индивидуальный террор, направленный против советских дипломатов и торговых представителей, находящихся за рубежом, а также диверсионные акты на территории СССР. В 1920-30-е годы белогвардейский индивидуальный терроризм получил довольно широкое распространение: были совершены десятки крупных диверсионных актов. Однако отечественная и зарубежная историография была склонна упрощать это явление, представляя теракты как результат действий фанатиков-одиночек, хотя были и действительно террористы-одиночки например, П. Горгулов.) Но при углубленном же изучении данного вопроса [становится очевидным, что белый терроризм являлся частью единого плана по дестабилизации внутреннего положения в СССР и дирижировался из эмигрантских организационных центров - РВОС, БРП и т.п., а также и из штаб-квартир западных контрразведок. Авторы считают, что белый терроризм нужно рассматривать в комплексе с другими аспектами экстремистского антисоветского движения, в частности, в связи с планами подготовки интервенции против СССР. В межвоенный период в европейских странах и на Дальнем Востоке происходил рост социальной и политической напряженности, который не мог не отразиться на положении и внутреннем состоянии российской эмиграции: в среде молодежных группировок, в активистских кругах русского зарубежья наблюдается тенденция к эскалации насилия - предпринимаются интенсивные поиски новых методов антибольшевистской борьбы: первое место среди них занимает индивидуальный терроризм, часть широкой программы белого террора. Белоэмигрантский экстремизм и терроризм, как его крайнее выражение, - это не серия выходок отдельных эксцентрически настроенных личностей или политических авантюристов. Его нельзя и упрощенно сводить к заговору западных разведок и консервативных сил против Советского Союза. Речь идет о противоречивом и сложном явлении в жизни Зарубежной России, возникновение и разрастание которого в 1920-30-е годы было обусловлено рядом субъективных и объективных обстоятельств, в частности, ростом реваншистских настроений в среде российской военной эмиграции. Российские экстремисты в 1920-30-е годы руководствовались в своей террористической деятельности принципами, сформулированными идеологами немецкого терроризма XIX века: "Мы провозглашаем нашим основным принципом... что убийство, будь то индивидуальное или массовое, остается непременным инструментом решения исторических задач".1 100
Для анализа проблемы белогвардейского терроризма представляет большой интерес информация о гибели в Иране в 1920 году советского полпреда И. Коломийцева, который был захвачен в плен группой белогвардейцев и расстрелян. Правительство РСФСР "заявило иранскому правительству Восуг-эд-Доуле решительный протест против расстрела полпреда, совершенного на территории Персии".2 В ноте от 20 мая 1920 года, адресованной министру иностранных дел, в частности, говорилось, что посланник "Коломийцев был схвачен и расстрелян на персидской территории русскими контрреволюционерами при участии англичан. Персидское правительство не нашло нужным в то время даже протестовать против такого неслыханного в истории насилия..."3 5 июня 1920 года Чичерин направил вторую ноту министру иностранных дел Ирана с осуждением факта гибели советского дипломата и бездействием по этому поводу официального Тегерана. Белоэмигрантские экстремистские организации разрабатывали планы покушений на советских дипломатов во время международной конференции в Генуе в 1922 г. Советская разведка получила информацию о том, что группой эмигрантов-боевиков планируется убийство Чичерина и, таким образом, срыв Генуэзской конференции. "Группа из нескольких морских и сухопутных офицеров (фамилии, кроме капитана Мандрико и штаб-ротмистра Хвощинского, неизвестны), задавшись целью убить Чичерина и некоторых других членов русской делегации в Генуе, хотела выехать в Италию. Несмотря на ходатайство отвлеченного характера, - графа Коковцева, Денисова и Дмитриева - итальянское посольство отказало в выдаче визы "группе русских студентов, желающих отправиться в Италию для продолжения художественного образования" (мотив ходатайства в выдаче визы). Итальянцы в своем ответе прямо заявили, что во избежание каких бы то ни было политических недоразумений, русским - кроме некоторых отдельных лиц, въезд в Италию на все время Генуэзской конференции - не разрешается".* В начале 1920-х годов российские экстремисты делают ставку на белый террор, одним из методов которого являлся индивидуальный терроризм белогвардейцев-боевиков. В 1923 году в Лозанне, в Швейцарии, белоэмигрантским террористом был убит советский дипломат Воровский. Данный террористический акт, в значительной степени содержавший элемент мести, должен был, по мнению его исполнителя Мориса Конради, "взорвать процесс признания СССР, поставить советских дипломатов и торговых представителей вне закона". Обстоятельства данного преступления таковы. "Утром 10 мая 1923 года в Лозанне появился бывший офицер врангелевской армии Морис Конради. Швейцарский гражданин, он хорошо был знаком с местными порядками и без труда снял номер в гостинице "Европа". Спустившись со второго этажа, Конради 101
зашел в бар и уселся за стойку. Щедро расплачиваясь за коньяк с официантом, он, как бы между прочим, спросил его по-немецки, в котором часу ужинает здесь русская делегация. Официант, не задумываясь, ответил что русские остановились в гостинице "Сесиль", там в ресторане они завтракают, обедают и ужинают. Конради зарядил браунинг нарезными пулями, вышел из гостиницы и направился на авеню Румонне. Около восьми часов вечера он, усевшись за столик в ресторане гостиницы "Сесиль", пил коньяк, перелистывая страницы иллюстрированного журнала, изредка бросал возбужденные взгляды на посетителей. Беседуя с метрдотелем, Конради представился майором французской армии. Как раз в этот момент в зал ресторана вошли Боровский и Арене. Заняв столик у окна, они не торопились заказывать ужин. Заказали, когда подошел к ним Дивильковский с пачкой вечерних газет. Конради вел наблюдение. Выкуривая сигарету за сигаретой, он продолжал разговор с метрдотелем. В 21 час. 15 минут Конради вдруг поднялся из-за своего стола, взглянул в окно и быстрым шагом направился к Воровскому. Остановившись позади него, Конради вынул из бокового кармана пиджака браунинг и выстрелил Воровскому в голову, выкрикнув: "Вот вам, коммунисты!" Воровский... через несколько минут скончался.5 Когда убийца перезаряжал браунинг, подбежал метрдотель и потребовал у него оружие. Тот, повертев браунинг, бросил его на ковер, а сам направился к оркестру и приказал дирижеру играть траурный марш по русским большевикам. "Я - новый Вильгельм Телль, призванный спасти человечество!" - орал он на весь зал"6 Реакция советского правительства на убийство Воровского была жесткой. В ноте Чичерина от 16 мая 1923 года правительству Швейцарии говорилось, что правительство СССР возлагает ответственность за преступления на правительство Швейцарии, по вине которого стало возможным убийство полномочного представителя СССР. "Принимая во внимание все обстоятельства дела, российское правительство констатирует, что поведение швейцарских властей в этом деле безусловно должно быть квалифицировано как попустительство в одном из тягчайших преступлений - убийстве полномочного представителя другого государства".7 В ноте выражалась уверенность, что правительство Швейцарии произведет строжайшее расследование преступления и виновные будут преданы суду. В июне 1923 года советское правительство, не получив ответа швейцарского правительства, направило вторую ноту, в которой говорилось, что поведение правительства Швейцарии лишь подтверждает еще больше справедливость выдвинутых против него обвинений, поскольку явные соучастники преступления, арестованные полицией, вскоре были освобождены. 102
Учитывая, что правительство Швейцарии заняло крайне враждебную позицию по отношению к СССР на второй сессии Лозаннской конференции и не дало удовлетворения на их протесты, В1ДИК и СНК 20 июля 1923 г. приняли декрет о бойкоте Швейцарии. Расследование обстоятельств подготовки убийства Воровского вывело следствие на белоэмигрантские экстремистские организации, которые "искусно направляли руку Конради" в собственных целях. На предварительном следствии Конради назвал и своего сообщника - швейцарского гражданина, белогвардейского офицера Аркадия Полунина. По его совету он и решил убить Воровского как наиболее видного советского посла. 5 ноября 1923 г. в кантоне Во в зале казино, наполненном белогвардейцами и фашистами, начался суд над Конради. Обвинение поддерживал генеральный прокурор Кант. Суд был превращен в громкий политический процесс. Прокурор, защищая убийцу, обвинял большевистский режим в нарушении прав человек. 16 ноября присяжные заседатели вынесли вердикт, на основании которого Конради и Полунин были оправданы. Гибель Войкова находится в непосредственной связи с "большими играми" в международной политике; убийству советского дипломата предшествовал ряд событий, закулисно инспирированных Англией и направленных на дипломатическую изоляцию СССР. Одним из наиболее громких террористических актов, совершенных представителями российской эмиграции, явилось убийство Б. Ковердой в Польше в 1927 году советского полпреда Войкова. Еще в 1926 г. Войков получил из достоверных источников сведения о подготовке на него покушения. "Уже месяц, - сообщал он об этом в своем письме от 15 июня 1926 г. в НКИД СССР, - как меня предупреждают о возможном на меня покушении". Правительство Ю. Пилсудского было осведомлено о подготовке такого покушения. Оно имело в своем распоряжении обширную секретную информацию от органов контрразведки, среди которой были и донесения о подготовке убийства Войкова. В одном из совершенно секретных писем полковника охраны Ю. Ольшины- Вальчинского от 18 июня 1926 г. командованию корпуса пограничной охраны говорилось: "В Луцке существует "Русский комитет благотворительности".... Организация получила секретный приказ главы российской белой эмиграции великого князя Николая Николаевича о проведении громкой антисоветской акции, лучше всего - покушения на кого-либо из советских дипломатов. Покушение имеет целью вызвать усиление напряженности в польско-советских отношениях, что могло бы привести к конфликту, которым хочет воспользоваться организация русских монархистов; она якобы уже имеет наготове диверсионные отряды на границе СССР с Турцией, Болгарией и Румынией. Для покрытия расходов, связанных с организацией покушения комитет собрал 103
деньги среди доверенных людей. Вышеизложенное дело я не могу передать политической полиции, так как существуют данные, свидетельствующие о том, что воеводские круги в Луцке поддерживают Русский комитет..." Вокруг полпредства СССР умышленно создавалась накаленная обстановка. При попустительстве польских властей действия российских белогвардейцев и польских милитаристских кругов становились особенно вызывающими. Газета "Курьер поранны" открыто призывала к расправе над советскими дипломатами. 2 июня 1927 г. в консульский отдел полномочного представительства СССР явился человек на вид лет двадцати пяти, выше среднего роста. Назвав себя Борисом Ковердой, польским гражданином, он заявил о своем желании возвратиться в Россию. 5 июня Коверда явился снова, обратился с просьбой о выдаче ему визы на временный въезд в Советский Союз "с целью ознакомления с жизнью в России". Получив для заполнения соответствующие бланки- анкеты, Коверда ушел. 7 июня 1927 г. ему удалось выследить Войкова на Главном вокзале в Варшаве, где Войков провожал сотрудников советской дипломатической миссии в СССР, и совершить покушение. Войков был убит. В тот же день правительство СССР направило правительству Польши ноту протеста. В ней говорилось, что правительство СССР усматривает в убийстве своего посланника результат непринятия польским правительством всех необходимых мер против преступной деятельности на территории Польши русских контрреволюционных террористических организаций. Английские правящие круги старались при этом всячески разжечь конфликт, и если бы было возможно, даже спровоцировать войну между Польшей и СССР. Вскоре после этого министр иностранных дел Польши Залесский пригласил к себе посланников Англии, Франции и подробно проинформировал их о положении в стране, возникшем после убийства полномочного представителя СССР Войкова. Полиция была вынуждена произвести аресты среди белогвардейцев, конфисковать экстренный выпуск газеты "Новая- Россия", в котором содержались призывы к белоэмигрантам о сборе средств на оплату адвокатов убийцы. Правительство Пилсудского официально заявило, что оно осуждает убийство полномочного представителя СССР и выразило свое соболезнование. Однако все белогвардейцы, арестованные по делу, вскоре были освобождены без следствия. Первым отражением в исторической и политической литературе убийства советского полпреда в Польше Войкова 7 июля 1927 г. стала пропагандистская брошюра известного деятеля польского коммунистического движения, жившего в СССР, Феликса Кона.8 Исходя из известного принципа "кому выгодно", автор обвиняет в убийстве Войкова Англию, которая стала инициатором активной антисоветской 104
кампании. По мнению автора, Англия стремилась сделать Польшу основной ударной силой антисоветского фронта, поскольку Польша являлась самым большим государством, без которого было невозможно создание военного блока для войны против СССР. Однако Польша, несмотря на то, что ее самые реакционные круги стремились к захвату советских территорий Белоруссии и Украины, по целому ряду причин не могла стать такой ударной силой. Правительство Пилсудского, как считает автор, колебалось относительно того, стоит ли ввязываться в военный конфликт с СССР, как того хочет Англия. У Пилсудского были серьезные причины избегать войны с СССР: экономический кризис, помочь выйти из которого могла только активная торговля с СССР, и, наконец, сложные отношения с Германией, поскольку по Версальскому мирному договору к Польше отошла Верхняя Силезия и был организован "Данцигский коридор". Свой вывод, не вдаваясь в подробности убийства, даже не называя имя террориста и не дожидаясь приговора суда над ним, Ф. Кон сформулировал следующим образом: Польша колебалась, поэтому Англия организовала это убийство, чтобы спровоцировать войну, "выстрел в т. Войкова, по расчетам Англии, должен был быть выстрелом в порох". Данный громкий террористический акт оказал большое влияние на международную ситуацию, в частности, на взаимоотношения СССР и Польши. Организаторы покушения рассчитывали повлиять на сложное внутреннее кризисное положение в Польше, выход из которого наиболее консервативные силы видели в полном поглощении Украины и Белоруссии под лозунгом "За Неман, за Буг!" Российские экстремисты пытались также изменить политику польского правительства по отношению к СССР, повлиять на ход переговоров о заключении торгового договора и договора о ненападении между Польшей и СССР, которые отвечали национальным интересам обеих стран. Автор не устанавливает никакой прямой связи между разрывом Англией дипломатических отношений с СССР и террористическим актом Коверды, отметив только, что второй последовал вскоре за первым. Враждебность к СССР, по мнению автора, проявилась, во-первых, в том, что суд и польская печать занялись "возведением убийцы в героя", и, во-вторых, несвоевременным ответом на ноты советского правительства. Тем не менее, отмечает автор, вскоре после суда "бряцанье саблями в Польше немного стихло", и возобладала тенденция к возобновлению переговоров с СССР, поскольку польское правительство поняло, что Англия толкает Польшу на обострение отношений с СССР в своих интересах, чтобы "оторвать от СССР Германию", в то время как у Польши есть свои собственные национальные интересы, среди которых главным является сохранение мира с соседями.9 Фактический диктатор Польши маршал Пилсудский постарался вывести Б. Коверду из-под удара, предав его не гражданскому, а военному 105
суду, с тем, чтобы не допустить детального судебного разбирательства и вмешательства независимых юристов. Предание Коверды чрезвычайному суду с его упрощенной процедурой было верным способом не затягивать процесс и спрятать все связи Коверды с белоэмигрантскими экстремистскими организациями, действовавшими в Польше. Были скрыты очень важные детали этого дела, от обсуждения которых ушел суд и которые указывали на связь убийцы с некоторыми лидерами эмигрантских военных организаций, на то, что он не мог не пользоваться чьей-то финансовой поддержкой, так как был слишком беден, чтобы жить в Варшаве две недели", ю Таким образом, "буржуазный суд Польши, не знавший пощады к коммунистам, пощадил жизнь террориста, превратив вдобавок процесс над ним в орудие антибольшевистской пропаганды".! 1 Выстрел Коверды был прежде всего выгоден консервативному английскому правительству, ибо "должен был, по замыслу Чемберленов и Болдуинов, сыграть роль сараевского убийства в 1914 г. - должен был вовлечь СССР в военную авантюру и тем самым облегчить польской буржуазии мобилизацию рабочих и крестьян Польши для войны за интересы английского капитала".12 С другой стороны, в этом теракте была заинтересована непримиримая часть российской антибольшевистской эмиграции, поскольку это давало шанс на свержение большевиков путем широкой интервенции. Такие настроения были особенно сильны в Польше, где проживали и пытались сохранить антибольшевистское военно-политическое движение российские военные эмигранты, в основном белые офицеры, участники вооруженной борьбы на северо- западе России в 1918-20 гг. Политическая сверхзадача, которую поставили перед Б. Ковердой российские экстремисты и западные спецслужбы, подталкивавшие его к данному террористическому акту, заключалась в "детонации" советско- польских и советско-английских отношений, в провоцировании европейского военного конфликта. При этом, однако, необходимо сделать существенное различие между позицией английского руководства, крайне агрессивной, и позицией польского правительства, которое, по мнению автора, "перепугалось, т.к. поняло, что его толкают к войне". За Англией "в поход против СССР" не пошли другие державы, но пошел "белогвардейский сброд", как писали советские газеты в 1927-28 годах. Также в соответствии с официальными советскими документами автор указывает, что суд над Ковердой не был заинтересован в выяснении его связей с '"пославшими" его на террористический акт организациями. Эти обстоятельства, а также то, что Чемберлен попросил поляков не расстреливать Коверду, можно считать поощрением российского эмигрантского экстремизма на новые террористические акты. 13 В военном суде заседали преданные Пилсудскому и непосредственно подчиненные ему офицеры, которые могли рассмотреть 106
дело очень быстро и вынести предрешенный Пилсудским приговор. Было известно, что Пилсудский не даст расстрелять Коверду. С другой стороны, в гражданском суде советская дипломатическая миссия имела возможность представить гражданский иск, в нем могли участвовать советские адвокаты, и тогда большевики получили бы возможность затягивать процесс и использовать его для обвинения самого суда и польского правительства в политических пристрастиях.14 В особенно трудное положение ставили польское правительство активные выступления российских эмигрантов в пользу Коверды. Действительно, российские эмигранты, отрицательно относившиеся к польским властям из-за репрессивной политики по отношению к русским беженцам в Польше, развернули массовую кампанию по поддержке Коверды. Сам факт рассмотрения, дела в чрезвычайном суде, который имел право вынести смертный приговор, а также суровые заявления членов польского правительства в адрес Коверды и вообще российских эмигрантов в Польше, которые преследовали цель создать у СССР впечатление, что польские власти ради сохранения мирных отношений и экономических связей с СССР готовы сурово покарать террориста, - все это вызывало протесты российских эмигрантов. Действуя по различным каналам, они пытались оказать сильное давление на польское правительство, которое, в свою очередь, давало понять эмигрантам, что такое давление, в конце концов, заставит польское правительство ужесточить политику ограничений по отношению к русским, проживающим в Польше. В этой связи один из польских дипломатов в Париже обратился к Ледницкому с просьбой связаться с российским послом Маклаковым и конфиденциально объяснить ему всю трудность положения польского правительства и заверить, что Коверда не будет казнен: "Русские эмигранты конкретно мало значат, но мутить воду, подстрекать, инсинуировать они могут, у них сохранились давние знакомства, они боковыми дверями входят к Пуанкаре, к Барту, в разные газеты и вообще только нам мешают своими митингами, протестами, резолюциями... Успокойте их, пусть дадут нам время провести это дело - Коверды никто убивать не собирается, но своими манифестациями русские эмигранты к этому могут привести, не говоря уж о том, что все эти их протесты очень осложняют существование русских в Польше", - так объяснял ситуацию Ледницкий, один из польских дипломатов в Париже. *5 Таким образом, как показывает Ледницкий, польское правительство испытывало сильнейшее противоположное давление как со стороны советского правительства, так и кругов российской эмиграции, использовавшей свои связи с западными правительственными кругами и прессой. И Пилсудский намеревался так решить дело, чтобы отстоять достоинство и безопасность Польши и по возможности удовлетворить все заинтересованные стороны. Тем не менее реакция на теракт Коверды 107
показала, что отношения между польскими властями и российской эмиграцией были весьма напряженными. Террористическая акция боевой группы В. Ларионова - взрыв в 1927 году Ленинградского Центрального партийного клуба - является классическим примером воплощения на практике политического активизма - боевой доктрины белой эмиграции. Один из теоретиков и практиков теории белоэмигрантского терроризма Виктор Ларионов в 1926 году начинает готовить крупную диверсионную акцию, имеющую своей целью дестабилизацию внутриполитического положения в СССР и, вероятно, начало нового этапа гражданской войны, который бы мог дать белым экстремистам шансы на исторический реванш. В. Ларионов и его соратники поставили своей задачей осуществить покушение на кого-либо из руководящего аппарата ЦК ВКП(б) либо же на известного работника советских спецслужб ОГПУ- НКВД. При этом расчет строился на достижение максимального пропагандистского эффекта, на демонстрацию того, что советских высших руководителей "тоже можно убивать", что послужило бы сигналом для активизации белого подполья и даже открытых выступлений всех антисоветских оппозиционных сил. Виктор Ларионов родился в 1899 году в Петербурге. В 1916 году окончил гимназию, с сентября 1916 года по май 1917 года - учился в "Отдельных Гардемаринских классах", совершил плавание на крейсере "Орел" на Дальнем Востоке. В июне 1917 года Ларионов перешел в Константиновское артиллерийское училище, а осенью 1917 года пробрался на Дон. В. Ларионов принимает активное участие в гражданской войне. Он получил два тяжелых ранения, был награжден "Знаком Отличия первого Кубанского похода" 1-й степени, одной из наиболее почетных наград в Белой армии. После эвакуации Русской армии из Крыма Ларионов находился некоторое время в Галлиполи, а затем уехал в Финляндию. Но и за границей он продолжает борьбу против большевизма: Уступает в тайную боевую организацию генерала А.П. Кутепова «Внутренняя линия», пытается наладить практическую работу по организации белого террора. Он возглавляет тройку белых террористов, которой удается в июне 1927 года перейти границу и осуществить диверсионный акт - взрыв в здании Ленинградского Центрального партклуба на Мойке, 59. Вместе с Ларионовым в этой операции приняли участие Сергей Соловьев и Дмитрий Мономахов. По замыслу террористов, эта акция должна была положить начало "стратегии напряженности" в СССР. Акция боевой группы Ларионова проходила следующим образом. Ларионов открыл дверь комнаты, где происходило заседание, и приказал метать бомбы; первым метнул снаряд Мономахов. Послышался треск, однако бомба не разорвалась (как выяснилось впоследствии, капсюль- 108
запал, воспламенившись, не зажег отсыревшего стопина в коленчатой трубке). Тогда Соловьев метнул вторую гранату, которая и разорвалась. Третья граната, находившаяся в портфеле у Ларионова, была им оставлена у дверей в помещение, в котором произошел взрыв. Из присутствующих было ранено 26 человек, 14 - тяжело. Ларионов и Мономахов выбежали вместе, Соловьев - отдельно. Первые двое кричали: "Скорее, милиция, скорая помощь, бросили бомбу!", встретили на улице милиционера, сказали последнему, что в клубе бросили бомбы..., затем уселись на извозчика и поехали на Финляндский вокзал". В Левашове боевики снова соединились в отряд. В районе Черной речки, вблизи Выборгского шоссе, 8 июня они были обстреляны пограничной охраной. Однако им удалось уйти от преследования и пересечь границу Финляндии. Дерзкая вылазка В. Ларионова на территорию СССР и осуществление взрыва Ленинградского партклуба произвела на российских эмигрантских экстремистов огромное впечатление: апология белого террора как основного метода борьбы с советским строем достигает своего апогея. В среде белых реваншистов звучат призывы к развертыванию широкомасштабного террора против деятелей ВКП(б) и советского правительства, к "осуществлению сотен, тысяч таких акций". В 1931 году В. Ларионов выпустил в Париже книгу "Боевая вылазка в СССР/ Записки организатора взрыва Ленинградского Центрального партклуба", сразу же ставшую бестселлером российской эмиграции. Однако, подробно описывая ход операции, В. Ларионов скрывает многие детали перехода советской границы и технической подготовки акции. Это вполне понятно - более подробное освещение данного вопроса могло привести к ответным действиям ОГПУ-НКВД, руководство которого также внимательно изучало содержащиеся в ней сведения. Виктор Ларионов, будучи сторонником политики белого террора против лидеров ВКП(б) и советских спецслужб, писал, призывая боевые кадры эмиграции и молодежь к борьбе: "Ответный террор против компартии!" - вот лозунг, наиболее действенный в борьбе с большевиками. Но осуществленная В. Ларионовым и его группой диверсионная акция в действительности не дала ожидаемого результата: эффект от покушения на коммунистов, проводивших учебные занятия в Ленинградском партклубе, оказался прямо противоположный - белые террористы предстали в обличье убийц и диверсантов, дав пропагандистской машине Сталина великолепный материал для обвинения "зарубежной белогвардейщины" в подготовке белого террора и репрессий в СССР, в вынашивании планов свержения советского строя, что, в общем, вполне соответствовало действительности. Во второй половине 1920-х годов российскую эмиграцию охватывает увлечение "политическим активизмом" - концепцией индивидуального политического террора. "Бельгй терроризм" становится 109
модным политическим направлением борьбы российского зарубежья. РОВС запланировал осуществление ряда террористических актов в СССР. С этой целью началась подготовка боевиков "Внутренней линии" к походу. Под руководством Георгия Радковича они практиковались в стрельбе из револьверов, метали бомбы, начиненные песком. Согласно плану Опперпута и Марии Захарченко-Шульц, были образованы две тройки. Одна из них, в составе Опперпута, Захарченко- Шульц и Вознесенского (Петерса), направилась для совершения террористического акта в Москву, другая - Ларионов, Мономахов и Соловьев - в Ленинград. Акция в Москве не удалась. 10 июня 1927 года советские газеты опубликовали правительственное сообщение о провале попытки Захарченко-Шульц, Опперпута и Вознесенского взорвать жилой дом № 3/6 по Малой Лубянке. Заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода на страницах газеты "Правда" подробно рассказал о неудачном покушении. "...Организаторы взрыва сделали все от них зависящее, чтобы придать взрыву максимальную разрушительную силу. Ими был установлен чрезвычайно мощный мелинитовый снаряд. На некотором расстоянии от него были расставлены в большом количестве зажигательные бомбы. Наконец, пол в доме по М.Лубянке был обильно полит керосином. Если вся эта система пришла бы в действие, можно не сомневаться в том, что здание дома по М.Лубянке было бы разрушено. Взрыв был предотвращен в последний момент сотрудниками ОГПУ".16 После провала террористического акта Захарченко-Шульц и Вознесенский пытались вернуться за рубеж, но были опознаны на территории СССР и погибли в перестрелке. В 1936 году группе белоэмигрантских боевиков удалось осуществить взрыв бомбы возле Клуба имени Каляева в Москве, однако этот террористический акт не получил широкой огласки в средствах массовой информации, и о нем имеются лишь отрывочные сведения, содержащиеся в материалах польской контрразведки.17 После каждой диверсионной вылазки белоэмигрантских террористов руководство РОВС и экстремистских организаций стремилось придать этим актам максимальный пропагандистский эффект. После гибели Марии Захарченко-Шульц председатель РОВС Кутепов назначил руководителем боевой организации Радковича. Были подготовлены две группы террористов. В первой были Болмасов и Сольский, во второй - Шорин и Соловьев. Однако их акции на территории СССР не состоялись: Болмасов и Сольский попали в плен, а Шорин и Соловьев погибли в перестрелке с красноармейцами. В то же время из Латвии в СССР отправилась еще одна группа боевиков Кутепова. В ней было три человека: Строевой, Самойлов и Адеркас. После перехода границы тройка была арестована ОГПУ. ПО
В сентябре 1927 года в СССР был устроен показательный процесс над пленными боевиками. На заседании суда 21 сентября 1927 года Строевой отозвался о терроре следующим образом: "Считаю эти акты, направленные против отдельных лиц, не достигающими цели и даже, наоборот, вредящими, потому что каждое террористическое действие вызывает известные репрессии властей, и эти репрессии плохо влияют на население. Следовательно, террористические акты терроризируют не власть, а население, т.е. результат получается обратный тому, какого мы хотим, так как мы хотим настроить население против власти, а население будет настраиваться против нас'*.18 Подобная точка зрения звучит резким диссонансом по отношению к теории террористической борьбы против лидеров ВКП(б), которая была принята многими лидерами белой эмиграции. Оказавшись в руках советских властей, Строевой пессимистически оценивал перспективу террора. Болмасов, Сольский, Строевой и Самойлов были приговорены к расстрелу, Адеркас - к лишению свободы сроком на 10 лет. В 1927 году процесс "пяти монархистов-террористов" был рассмотрен Военной коллегией Верховного Суда СССР. Он вызвал большой резонанс как в СССР, где «тысячи трудящихся советских людей выразили свое негодование по поводу злодейских планов мирового империализма», так и за рубежом. Монархическая газета "Возрождение" в номерах от 27 сентября и 6 октября 1927 г. писала: "Общеполитическое значение процесса - в том, что он установил бесспорный факт существования настоящей борьбы с советской властью и бессилие коммунистов остановить ее дальнейшее развитие".19 Газета стремилась всячески подчеркнуть значение предпринятой попытки начала террористической деятельности против СССР, возлагая на нее новые надежды по свержению советского режима. В конце 1920-х годов идея систематизированного индивидуального террора против советских, дипломатов и партийно-государственных деятелей овладевает умами российской белой эмиграции: проводятся аналогии с народовольческим террором 1870-80-х годов, с эсеровским террором начала XX века. Лидеры белой эмиграции вспоминают, что большевики также в период 1910-х годов находились в эмиграции, однако победно вернулись в Россию в 1917 годуЛПри этом ставка делается на террор как на средство дестабилизации внутреннего положения в СССР, что, по мнению теоретиков белого экстремизма, определялось: • относительной дешевизной политики террора и возможностью осуществлять ее "малыми силами"; • надеждой получить финансирование на ее проведение от западных стран; • большим пропагандистским эффектом. 111
Газета "Возрождение" также писала: "что бы ни говорили об этом враги активности, как бы ни старались они ограничить их значение, показывают, что в России и среди эмиграции начался неудержимый рост стихийного движения против советской власти, и что только благодаря этому стихийному движению могут совершаться непрерывные геройские акты отдельных лиц".20 В то же время лидеры белоэмигрантского экстремизма всячески маскировали свои связи с западными спецслужбами, а также возможность оказания собственного влияния на боевиков- террористов: "клеветой является утверждение, что генерал А. Кутепов и князь Ливен - приближенные Н.Н. Романова - посылали своих агентов в СССР для производства террористических актов. Никто не посылал не Коверду, ни Захарченко-Шульц, ни Болмясова, ни Сольского. Это все были "индивидуальные акты". Ни одна из политических эмигрантских организаций не обладает никакой принудительной силой, и никто никуда посылать никого не может".21 Белоэмигрантские экстремисты стремились максимально обострить отношения между СССР и западными странами, в первую очередь - европейскими. Не раз они оказывались втянутыми в различные шпионские скандалы, организовывая утечку информации в полицию и контрразведку Англии, Франции, Германии и т.п., при этом "озвучивая" ответные репрессивные действия западных спецслужб, представляя их как борьбу с мировым коммунистическим заговором. Так, 12 мая 1927 г. более ста полицейских и тайных агентов, ворвавшись в помещение торгового представительства СССР в Лондоне, взломали бетонные стены, несгораемые шкафы и захватили секретные документы, шифрованные телеграммы, коды. Для оправдания незаконных действий британской полиции была пущена в ход версия об исчезновении из сейфа одного из английских министров какого-то секретного документа. Отношения между Великобританией и СССР осложнились. Правительство Болдуина, желая еще более накалить обстановку, выпустило в свет так называемую "Белую книгу", состоявшую из тенденциозно подобранных советских дипломатических документов, а также содержащую секретные инструкции Коминтерна и ОГПУ, в частности т.н. "Письма Бухарина", в которых содержались призывы к английскому пролетариату начать коммунистическое восстание. 27 мая 1927 г. министр иностранных дел Остин Чемберлен заявил о разрыве дипломатических отношений с СССР и об аннулировании англосоветского торгового соглашения. Британский министр пытался обвинить СССР в организации антибританской пропаганды. Правительство СССР отвергло все обвинения, заявив, что возлагает на правительство Великобритании всю ответственность за разрыв дипломатических отношений. Было ясно: английское правительство активизирует свою 112
политику изоляции и окружения СССР, провоцирования конфликта между Советским Союзом и его соседями. Западные спецслужбы активно использовали российских белоэмигрантов в собственных интересах, натравливая их на советские дипломатические и торговые представительства, провоцируя покушения на советских дипломатов и т.п. Наиболее бесцеремонно такие действия совершались "в удалении от центров мировой цивилизации" - в районах Китая, Кореи, Средней Азии. Например, в 1929 году группой белоэмигрантских боевиков была предпринята попытка захвата советского консульства в Харбине, предпринимались покушения на его сотрудников. В том же году в Харбине была опубликована "Стенограмма процесса 38 советских граждан, арестованных при налете 27 мая 1929 г. на Советское консульство в г. Харбине".22 Она содержит интересные сведения об "открытом процессе 38-ми", проведенном советскими властями с целью компрометации белогвардейского активизма. Во многих случаях белоэмигрантские экстремистские организации использовались для организации утечки информации о якобы проводившейся советскими дипломатами шпионской деятельности, с тем чтобы создать пропагандистское прикрытие западным спецслужбам. Например, в апреле 1927 г. китайская полиция и солдаты ворвались в здание полпредства СССР в Пекине, произвели там обыск и арестовали некоторых советских дипломатических сотрудников. Налет был явно организован с ведома и одобрения спецслужб Великобритании и США с целью разжечь серьезный конфликт между пекинским правительством и СССР. Большой резонанс как в мире российского военного зарубежья, так и в СССР вызвало покушение белоэмигрантского реваншиста Ю. Войцеховского на советского торгпреда Лизарева, предпринятое 4 мая 1928 г. Советская разведка особенно отмечала то обстоятельство, что польская политическая полиция, "у которой вся русская эмиграция на учете", так и не смогла установить связи Войцеховского с эмигрантскими организациями, хотя о них знали очень многие люди, как поляки, так и русские. Войцеховский незадолго до покушения растратил деньги из кассы возглавляемого им "Союза русской молодежи" и был исключен из союза своими товарищами. Теперь суд счел его невиновным в растрате, дабы можно было создать героический образ мстителя. Судебный приговор, согласно которому Войцеховскому предстояло провести девять лет в каторжной тюрьме, на следующий год был заменен на пятилетний срок. По мнению советских дипломатов, приговор был не более чем жестом в адрес СССР. Следует заметить, что на территории Польши, у которой были с СССР наиболее сложные и проблемные отношения, белоэмигрантские террористы действовали наиболее смело и активно, чувствуя негласную 113
поддержку польских властей. Фактически Польша являлась одной из основных баз белого терроризма: с ее территории в СССР проникали боевики, в Польше существовали тайные базы белых диверсантов, проводились военные учения и т.п. /"Л Белоэмигрантскими экстремистами разрабатывались планы нанесения ударов по советским посольствам и торговым представительствам, совершения диверсий у подъездов данных зданий и т.п. Так, эмигрант Полянский в апреле 1930 г. осуществил неудавшуюся попытку взорвать полпредство СССР в Польше. Организаторы этого теракта, связанные с польским генштабом, вынуждены были отказаться от его осуществления ввиду того, что война с СССР обернулась бы самыми тяжкими последствиями для самой Польши.2^ Особенностью белоэмигрантского терроризма в Польше являлась его политическая ангажированность, когда российские диверсанты использовались как разменная монета в сложных взаимоотношениях СССР и буржуазной Польши. В мае 1932 года в Париже белоэмигрантом-террористом, бывшим врангелевским офицером П. Горгуловым, был убит президент Франции Поль Думер. Общественность Франции была потрясена, а российская эмигрантская диаспора испытала шок и испуг, что в результате данного происшествия последуют репрессии против российских эмигрантов - арест, высылки, лишение французского гражданства. На следующий день после убийства на собрании представителей 78 эмигрантских организаций во Франции был принят текст письма председателю Совета министров А. Тардье, которое подписали митрополит Евлогий, В.А. Маклаков, В.Н. Коковцов, генерал Е.К. Миллер, А.В. Карташев и др. Все лидеры российской эмиграции отреклись от Горгулова, объявив его "умалишенным и большевистским агентом", выразив соболезнование родным и близким погибшего, а также от имени российской диаспоры принесли извинения французскому правительству. В СССР в 1932 т. в связи с убийством французского президента Думера российским эмигрантом Горгуловым была издана брошюра Р. Кудрявцева "Белогвардейцы за границей".24 Основная идея брошюры состоит в том, что белоэмигранты методом террора хотят обострить отношения между СССР и странами Запада и тем самым подтолкнуть Запад к войне против СССР, поскольку по мере укрепления СССР в ходе индустриализации у эмигрантов не остается никаких надежд на свержение большевиков, кроме как путем широкой капиталистической интервенции. Отсюда автор делает вывод, что сами по себе террористические акты свидетельствуют о нарастании угрозы новой антисоветской интервенции, что подкрепляло тезис сталинского режима о необходимости усиления борьбы с классовыми врагами внутри страны.2* Упомянув кратко об убийстве Воровского и Войкова, автор приписывает их белогвардейским 114
террористическим организациям, которые находятся на содержании стран пребывания.26 Следует, однако, отметить, что несмотря на яркий пропагандистский стиль и антиэмигрантскую фразеологию, в брошюре проскальзывают довольно взвешенные и объективные оценки и выводы об относительной самостоятельности эмигрантских организаций, о несовпадении интересов капиталистических стран, которые в условиях экономического кризиса нуждаются в сохранении экономических отношений с СССР. Белоэмигрант Трайкович осуществил нападение на работника советского полпредства, открыв по нему огонь из револьвера у входа в советское посольство, однако был застрелен другим работником полпредства. Это покушение было подготовлено с учетом опыта Коверды и расчетом на более мягкий приговор суда. Однако, поскольку террорист был застрелен, "дело приняло иной оборот: власти прекратили следствие, признав, что Трайкович "справедливо заплатил жизнью за покушение".2?' Пропаганда белого террора, распространенная в конце 1920-х - 1930-е гг. в среде российской эмиграции, приводила к тому, что под ее влиянием начинали действовать террористы-одиночки, во многих случаях нравственно неуравновешенные люди, страдающие умственными расстройствами. В конце 1920-х годов эмигрантские экстремисты начинают разрабатывать планы организации широкомасштабного террора на территории СССР, направленного против советской партийно- государственной элиты. Цель - дестабилизировать внутреннее положение в стране и партии, спровоцировать проявления массового недовольства социально ущемлённых слоев населения - т.н. СОЭ, лишенцев, кулачества, антисоветской части интеллигенции и т.п. В недрах РОВС апологетами "внутренней линии" - генералами А. Кутеповым, П. Шатиловым и др. - была разработана дестабилизационная программа, согласно которой путем совершения систематических покушений, организации взрывов в жилых домах предполагалось "внести панику в ряды партии, заставить коммунистов бежать..." В 1927-28 гг. активисты "внутренней линии" начинают проводить разведывательные вылазки на советскую территорию. Так, в 1928 году террорист Бубнов сумел перейти советскую границу с территории Финляндии и осуществил попытку выследить одного из советских партийных лидеров того периода - Н. Бухарина. Однако совершить террористический акт ему не удалось. Вернувшись обратно за рубеж, Бубнов подготовил **Отчет о поездке",28 в котором рассказал о своих усилиях по подготовке террористического акта. В частности, Бубнов пишет: "...Вскоре я понял, что ни в одно из зданий, где происходят партийные собрания, даже нельзя думать попасть без партийного билета... Все это время я искал случая приобрести хоть какой-нибудь партбилет, но 115
безрезультатно. Просто мне не повезло, потому что достать его все же можно, хотя и не легко. С собой обратно я провез восемь комплектов настоящих документов, добытых разными способами в разное время, партбилета все же не достал. Несколько раз охрана, видимо, обращала внимание на наши назойливые аллюры, и приходилось сейчас же перебросить наблюдение на другое место, начиная с начала. К тому же первые две недели я не хотел разменяться на какую-нибудь мелочь и изыскивал только способ, как бы встретить Бухарина или кого-либо из крупных. Здание Дома союзов на Б. Дмитровке, где происходил суд над донецкими инженерами, охранялось чрезвычайными караулами от полка имени Дзержинского до ОГПУ. Торчать там поблизости, поджидая Крыленко (а он один только стоил, чтобы за ним поохотиться), было нельзя - сразу обращали внимание. Можно было наблюдать, замешавшись в толпу в Охотном ряду, но тогда не успел бы подойти ближе, чтобы бросить бомбу, так как на автомобиле они исчезали и приезжали моментально".29 Белоэмигрантских террористов интересовали также известные деятели советской культуры, в частности, писатель Максим Горький, имя которого в тот момент ассоциировалось с достижениями советской власти и убийство которого позволило бы белым боевикам говорить об эффективности их методов борьбы и о большом пропагандистском эффекте. "...При приезде в Москву М. Горького я пытался проникнуть на Белорусский вокзал, полагая найти кого-нибудь из заслуживающих внимания. Однако охрана была соответствующая. На перрон можно было попасть только по особым пропускам... А оказалось впоследствии, что Бухарин там был. Вот, если бы знал заранее...",30 - писал террорист Бубнов в отчете о своей подпольной поездке в СССР. Охота на известных деятелей партии и идеологов коммунизма продолжалась. Бубнов и его группа сумели проникнуть в зал заседаний Экспериментального театра, где выступал Луначарский, однако стрелять в него не решились. "...11-го июня 1928 г. тов. Луначарский читал лекцию в Экспериментальном театре "о новом человеке". Билеты мы достали заранее и на лекции присутствовали. Сидели очень далеко, но можно было бы, подойдя ближе, бросить бомбу. Однако с первого же взгляда мне стало ясно, что при взрыве погибнет громадное количество людей, так как на лекции этого шута горохового ходит в большинстве интеллигенция и так называемая мелкобуржуазная среда, а каждая из моих бомб содержит около 270 мелких осколков. Не то, чтобы мне стало жаль публики, мягкостью я особой не отличаюсь, но боялся, что впечатление от такого акта получится как раз обратное тому, на которое мы рассчитывали. К тому же Луначарский слишком ничтожная величина. Будь это Бухарин, Сталин или Менжинский - тогда другое дело... Стрелять из револьвера - было мало вероятности попасть издалека, да и помешали бы целиться, 116
охрана торчала все же солидная... На следующий день продолжали розыски Бухарина", - писал Бубнов. Белоэмигрантские террористы, не имея возможности преодолеть линию личной охраны советских деятелей, решили изменить тактику и нанести удар не по конкретным лицам, а по зданиям - помещениям партийного аппарата, а также по жилым помещениям советского актива: "...Видя безуспешность своих попыток в этом направлении, я решил предпринять что-либо другое, - писал Бубнов. - Оставалось действовать снаружи через окна. Три таких места были мною уже на всякий случай намечены, 15-го июня мы закончили все приготовления, произвели разведку... Объектом было, конечно, здание МОПРа на Воронцовом поле, где живут иностранные коммунисты, бежавшие в СССР... Предполагалось использовать автомобиль (я нашел способ добыть такой без шума в любое время), дабы сразу замести следы: я брал на себя заняться охраной, а Могилевич, вбежав во двор, должен был бросить все шесть бомб в разные окна одновременно, когда я начну стрелять сторожей... Покушение не состоялось: побывавшие под дождем в лесу капсюли, хотя и залитые парафином, не выдержали и отсырели".31 Белоэмигрантские террористы в конце 1920-х годов нащупывали возможные пути для осуществления диверсий, рассчитывали варианты отхода после совершения терактов, пытались найти слабое место в системе советской безопасности. Следует отметить, что тоталитарный режим в СССР был организован столь мощно и эффективно в смысле обеспечения личной безопасности советского руководства, что преодолеть его охранительные линии белоэмигрантским эмигрантам-террористам не удалось - "железный занавес" оказался для них непреодолим, планы белых экстремистов повторить "народовольческий террор" в 1920-30-е годы XX века провалились. Особое внимание эмигрантская периодика уделяла проблеме возникавших на территории СССР социальных конфликтов - антиколхозным выступлениям крестьянства, недовольству рабочими ужесточением дисциплины на предприятиях, снижением тарифных расценок за труд и т.п., надеясь, что подобные конфликты из отдельных, локальных эпизодов перерастут в антибольшевистское восстание. Иногда эмигрантские аналитики, консультировавшие военные газеты и журналы, принимали за политические антибольшевистские акции обычный криминал. Например, журнал "Часовой" писал в 1936 году: "...все чаще и чаще появляются заметки в советской печати, что в таком-то городе или селе убит, помят или искалечен такой-то товарищ; а убийцей оказывается "надежда и опора" той же власти - молодой партиец, комсомолец, часто занимающий ответственный пост, - это показатель глухих, далеких раскатов грома перед близкой бурей..."32. Политические прогнозы, публиковавшиеся на страницах эмигрантской прессы, обычно были 117
неадекватны реальному положению вещей и в большинстве случаев выдавали желаемое за действительное. В недрах эмигрантских экстремистских организаций в 1930-е годы вынашивались планы даже организации крупномасштабных бактериологических диверсий против советских промышленных объектов и тойаров, предназначенных для экспорта за рубеж, с целью провоцирования блокады СССР. "После первых ударов по живым целям центр тяжести должен быть перенесен на промышленность, транспорт, склады, порты и элеваторы, чтобы сорвать экспорт хлеба и тем подорвать базу советской валюты. Я полагаю, что для уничтожения южных портов на каждый из них нужно не более 5-10 человек, причем это необходимо сделать одновременно, ибо после первых же выступлений в этом направлении охрана их будет значительно усилена. Сейчас же вообще никакой вооруженной охраны их нет. После первых же выступлений необходимо широко опубликовать и разослать всем хлебным биржам и крупным хлебно-фуражным фирмам сообщение Союза национальных террористов, в котором они извещают, что все члены СНТ, находящиеся в России, не только будут сдавать советским ссыпным пунктам и элеваторам свой хлеб отравленным, но будут отправлять и хлеб, сдаваемый другими. Я не сомневаюсь, что даже частичное отравление 3-4 пароходов, груженных советским хлебом, независимо от того, где это будет сделано, удержит все солидные фирмы от покупки советского хлеба. Конечно, о каждом случае отравления немедленно, весьма широко, должна быть извещена пресса, чтобы не имели случаи действительного отравления иностранцев. То же самое можно будет попытаться сделать с другими советскими экспортными съестными продуктами, например, с сибирским маслом. При введении своих людей в грузчики, портовые и таможенные служащие, это будет сделать нетрудно. Этим был бы нанесен советам удар, почти равносильный блокаде... Помимо того, уничтожение элеваторов не только сильно удорожит хлеб, но и ухудшит его качество. Я совершенно не сомневаюсь, что на это нетрудно будет получить в достаточном количестве технические средства, вплоть до хорошо вооруженных моторных лодок".зз Белоэмигрантские террористы разрабатывали также фантастические планы организации "антисоветского морского пиратства" с целью сорвать советский экспорт нефти, а также чтобы произвести максимальный пропагандистский эффект: "можно было бы развить и некоторое пиратство для потопления советских пароходов... Ведь сейчас имеются моторные лодки, более быстроходные, чем миноносцы. При наличии моторного судна можно было бы устроить потопление долженствующего скоро возвращаться из Америки советского учебного парусника "Товарищ". При медленном его ходе настигнуть его в открытом океане и потопить так, чтобы и следов не осталось, не так уже было бы трудно. А 118
на нем ведь исключительно комсомольцы и коммунисты. Эффект получился бы потрясающий. Потопление советских нефтеналивных судов могло бы повлечь к нарушению контрактов на поставку нефтепродуктов и колоссальные неустойки. Здесь мы найдем широкую поддержку от нефтяных компаний. Когда американские контрабандисты имеют свои подводные лодки и аэропланы, разве нам откажут в получении хороших моторных лодок, если мы докажем свое?"34 Активный сторонник террористической борьбы с советским строем боевик Опперпут, член тайной организации "Союз национальных террористов" (СНТ), писал председателю РОВС генералу А.П. Кутепову о готовности развернуть на территории СССР бактериологическую войну, одной из целей которой являлось бы физическое уничтожение членов коммунистической партии и советского государства: "...Для уничтожения личного состава компартии придется главным образом применить культуры микробов эпидемических болезней (холера, оспа, тиф, чума, сибирская язва, сап и т.п.). Этот способ наиболее безопасен для террористов, и если удастся наладить отправку в Россию культур болезней, то один террорист сумеет вывести в расход сотни коммунистов..." Белые террористы планировали также распылить (разбить ампулы с бактериями) болезнетворные бациллы в партийных домах (в частности, в знаменитом "Доме на набережной", в правительственном доме на ул. Грановского и др.), с тем чтобы вызвать эпидемию среди членов партии и их семей, "поразив таким образом наиболее активное ядро советской элиты". Предполагалось осуществлять меры особой конспирации при перевозке "спецсредств" через границу: "...Культуры бацилл отправлять лучше всего в упаковке от духов, одеколона, эссенции, ликеров и т.д. Газы под видом каких-либо лаков в жестяной или стальной упаковке. Взрывчатые вещества под видом красок, ванили, которая пересылается в жестяных коробках".35 Однако жесткий контрольно-пропускной режим на советской границе и хорошо организованная НКВД сеть агентов глубокого внедрения в эмигрантских экстремистских организациях практически исключала возможность транспортировки арсенала диверсионных средств на территорию СССР. Белые диверсанты планировали нанести целевой удар - поразить в первую очередь ключевые объекты советской системы. Наивность и вместе с тем жестокость подобных планов вызывают удивление. Опперпут, излагая свои диверсионные планы, писал А.П. Кутепову: "При выборе цедей таких террористических актов надо иметь в виду только те учреждения, где все без исключения служащие, а также посетители являются коммунистами. Таковы: 1. Все областные комитеты ВКП(б), все губернские комитеты ВКП(б), все партийные школы, войска ГПУ и органы ГПУ..."36 "Бактериологический террор", задуманный 119
белоэмигрантскими экстремистами в 1930-е годы, по всей видимости, не имеет аналогов не только в отечественной, но и мировой истории. Во всяком случае авторам неизвестны подобные проекты широкомасштабного применения бактериологического оружия, которые бы принадлежали иным террористическим группировкам (даже Саддам Хуссейн в 1990-92 гг. применял против курдских повстанцев не бактериологическое, а химическое оружие). Таким образом, можно сделать следующие выводы: с обострением международной обстановки в 1920-30-е годы белогвардейские организации активизировали свою деятельность, участились случаи антисоветских провокационных действий и террористических актов. Возлагая надежды на новую интервенцию против Советской России, значительная часть белоэмигрантов осела в странах Центральной и Восточной Европы. Многие из них попадали в зависимость от местных властей и нередко становились орудием в руках полиции и разведывательных органов. Российский экстремизм и терроризм являлись также результатом политической интеграции социальных конфликтов в странах Европы и на Дальнем Востоке и включали в себя значительные элементы невроза - депрессивность, психологически угнетенное состояние, склонность к суициду многие белые террористы вымещали в политической борьбе, подготовке и проведении диверсионных акций. (К вариантам «невротического» обоснования природы политического экстремизма можно отнести сформулированное еще в XIX веке утверждение, что «терроризм - это косвенная форма самоубийства».37) В начале 1930-х годов происходил всплеск политической активности российской эмиграции, когда на повестку дня реально ставилась возможность вооруженной борьбы с большевистским режимом и последующего реванша. Один из сторонников политического активизма Бубнов писал: "Бросать бомбы в какое-либо собрание, поджечь склад, взорвать мост - все это, хотя и трудно, но выполнимо и при теперешних наших возможностях... Такого рода акты могут быть полезны тогда, когда они будут следовать непрерывной цепью один за другим, появляться в разных частях СССР, пробудят активность самого населения, ни на минуту не давая противнику покоя".38 Первые же попытки осуществления диверсионных актов проявили такие слабые стороны тактики белого террора, которые поставили под вопрос саму целесообразность его проведения: почти каждая акция сопровождалась жертвами среди боевиков, причем покушения редко достигали цели: в то же время при этом гибли отборные кадры военных организаций белой эмиграции, что наносило тяжелый урон всему движению сопротивления большевизму. Подготовка диверсионных операций требовала наличия значительной материально-технической 120
базы: финансовых средств для приобретения оружия и найма проводников на границе, содержания помещений для хранения взрывчатых веществ и оборудования. Создавать подобные структуры в условиях эмиграции было очень трудно. Один из бывших идеологов и практиков белого террора писал в 1930-е гг., разочаровавшись в методах антисоветской террористической деятельности: "... для каждого такого акта, путем напряжения всех наших ресурсов, мы должны перевозить, перекидывать через границу, инструктировать, снабжать деньгами, оружием, техническими средствами, документами и т.д. минимум двух лиц, т.е. при расчете на многочисленность актов... - десятки лиц. Вряд ли нам это будет под силу. Даже если отбросить в сторону финансовую сторону дела, то останется еще более важное дело - вопрос кадров. Желающих много, но подходят далеко не все. Людей, ни разу не бывавших там и незнакомых с условиями жизни, посылать прямо на террор - слишком рискованно, большинство погибнет, не дойдя до цели".39 Действительно, массовый белый террор оказался практически невыполним для российского эмигрантского экстремизма, силы и средства которого были весьма ограничены: отсутствовала значительная финансовая база, а сами террористические- организации находились под контролем западных спецслужб. Белый террор осуществлялся крайне ограниченным кругом людей и не приобрел массовой социальной базы. Диверсионные акты в рамках данной политики имели единичный характер, не превратившись в систематические; идея "белого терроризма" потерпела крах. Идеологи белого террора вскоре поняли, что надежды на антисоветское восстание в СССР эфемерны и что террор против советского партийного актива они будут вынуждены проводить исключительно своими силами, которых у них было явно недостаточно: "такого террора нам не провести - не по силам - и вот почему... Прежде всего, рассчитывать на массовое пробуждение активности в СССР нам не приходится. Хорошо мечтать о народном терроре, сидя за границей... а войдите в шкуру полуголодного, вечно борющегося за кусок хлеба забитого обывателя СССР, постоянно дрожащего перед гипнозом всемогущества ГПУ. Общий вывод: помощи оттуда, пробуждения активности и самостоятельности самого населения нам ждать не приходится... надо рассчитывать на свои собственные средства".40 Особую проблему для организаторов белого террора представлял вопрос подбора кадров террористов: подготовка боевиков требовала больших денежных средств и наличия особых условий, а риск, связанный с осуществлениями диверсий, в большинстве случаев приводит к гибели террористов: "Кадры надо все время пополнять и начинать всякий раз с азбуки. Раньше я верил в осуществление такого систематического террора, теперь ясно вижу, что это Невыполнимо, и на вопрос отвечу - "нет, 121
нецелесообразно". Разве стоит губить нужных людей для дела, которое, как видно, заранее не даст желаемых результатов... Одиночными мелкими взрывами, поджогами и т.д. немногочисленными, и еще вопрос, всегда ли удачными, мы ГПУ не устрашим, общественное мнение взволнуем, но к активности вряд ли кого вызовем. Вернее, ответный террор ГПУ придавит всякое проявление этой активности".41 К концу 1930-х годов идеи белого террора оказались в глазах российской эмиграции скомпрометированными, и осуществление диверсионных актов становится непопулярным, а сами белые террористы утрачивают романтический ореол борцов с советским сталинским режимом, все более приобретая имидж политических авантюристов. Эмигрантский экстремизм создал в 1930-е годы собственную героику, своего рода "романтику террора". При этом белоэмигрантский активизм копировал методы и формы революционеров-террористов, в частности, подпольной организации "Народная воля", Боевой организации партии эсеров и т.п. Предполагалось создать тщательно законспирированную структуру, сеть диверсионных групп, которые должны были проводить систематический террор на территории СССР, при этом в случае угрозы ареста террористы должны были совершить самоубийство: "Главные условия: ячейковая система организации, объединенная лицом, находящимся за границей, и твердость лиц, идущих туда, дабы они ни в коем случае не сдавались живыми!" Белый терроризм воспринял некоторые формы, характерные для революционного экстремизма в России, - жертвенность, фанатизм, ненависть к врагу; традиции террористической борьбы были лишь перенесены на иную почву .42 Проявления белого политического экстремизма в 1920-30-е годы отталкивали от российской эмиграции рабочий класс стран Центральной и Восточной Европы, создавали ей образ реакционной силы, враждебной демократическому движению зарубежных стран, усиливали классовые противоречия между западным пролетариатом и российскими эмигрантами. В результате многие российские беженцы увольнялись с заводов и фабрик Франции, Польши, Германии, профсоюзы исключали их из своего состава, - т.е. диверсионные акции, осуществлявшиеся руководством РОВС против советских дипломатов и членов ВКП(б), рикошетом били по самой эмиграции, рядовые граждане зарубежной России непосредственно страдали от белого террора. Экстремистские организации российской эмиграции в 1920-30-е годы, по замыслу их создателей, должны были создать организационную структуру для проведения политики белого террора, а также для формирования новой интервенционистской белой армии. В рамках таких организаций реально сохранялась власть военного командования и правоконсервативных деятелей русского зарубежья. 122
Белые экстремистские организации в 1920-30-е годы возникают практически на всем пространстве "России № 2", эмигрантском государстве без границ. В то же время основные диверсионные центры белого зарубежья размещались в странах Центральной и Юго-Восточной Европы - в Париже, Берлине, Белграде. В то же время руководство РОВС и БРП стремилось разместить систему террористических баз непосредственно вблизи границы СССР: в прибалтийских государствах, в Польше, Румынии и Китае. Эмигрантскому военному командованию в целом удалось объединить большую часть экстремистских организаций под руководством РОВС, который, начиная с середины 1920-х годов, играет роль штаба белоэмигрантского политического экстремизма. Белоэмигрантские реваншистские организации существовали в виде военных лагерей тайных диверсионных обществ, а также официально действующих воинских союзов и филиалов РОВС. Экстремистские организации находились в большой зависимости от западных разведок, которые негласно оказывали им покровительство: выделяли денежные средства, передавали оружие и т.п. В результате большинство экстремистских организаций в 1920-30-е годы оказалось в зависимости от зарубежных спецслужб, а через них - от правительств стран проживания. Военное командование фактически распавшейся Белой армии генерала П.Н. Врангеля в 1920-е годы предпринимает отчаянные усилия, чтобы сохранить хоть какую-то часть бывших офицерских кадров, средством консолидации военных беженцев за рубежом становится создание сети экстремистских полулегальных организаций, организационно объединенных руководством РОВС, а идейно - лозунгами белого экстремизма и терроризма. Через систему военных обществ и союзов лидеры белой эмиграции осуществляли руководство российским военным зарубежьем 1920-30-х годов, осуществляли учет воинских кадров, проводили вербовку диверсантов и террористов. Сеть экстремистских военных организаций стала серьезным фактором в политической жизни зарубежной России. Белый индивидуальный террор был в первую очередь привлекателен для эмигрантской молодежи, горевшей желанием вступить в бой с большевизмом и, в действительности, сочетавшей в себе политический экстремизм и обыкновенную наивность. Террористические акции молодых экстремистов являлись также проявлением стихийного протеста против бесправного положения, в котором оказалась большая часть российской эмиграции в Европе и на Дальнем Востоке. Эмигрантский терроризм 1920- 30-х годов являлся также отражением всплеска политического экстремизма в европейских странах - Италии, Германии и Польши, где в это время заявили о себе фашистские и националистические движения 123
Муссолини, Гитлера и Франко. Российские реваншисты-эмигранты впитывали экстремистские идеи радикальных фашистских группировок, пытались им подражать, копировали их методы борьбы. Следует заметить, что белоэмигрантский политический экстремизм не имел альтернативы своей деятельности на территории СССР: сталинский режим не допускал легальных способов деятельности оппозиции (демонстрации, проведение "дней непримиримости", открытые протесты и т.п. в СССР были невозможны), единственным средством борьбы становился белый терроризм и осуществление диверсий, что, соответственно, вызывало адекватные меры НКВД и военной контрразведки РККА. Индивидуальный террор, на который лидеры военной эмиграции в 1920-30-е годы возлагали большие надежды как на эффективное средство борьбы с советским режимом, не дал ожидаемого результата: никакой паники в рядах ВКП(б) не возникло, преодолевать советскую границу оказалось на порядок сложнее, чем предполагали руководители РОВС, серьезной финансовой поддержки от западных спецслужб российским экстремистским организациям оказано не было. Провал политики белого террора свидетельствовал о том, что в СССР в 1920-30-е годы произошли политические и социальные изменения такого порядка, что возникшая в их результате новая общественно- экономическая формация не оставляла места для реализации реваншистских и консервативных идей зарубежного белого движения. Советский народ (и без дополнительного идейного влияния ОГПУ в данном вопросе, осуждал практику белого терроризма, не понимал "освободительного" смысла совершавшихся терактов, фактически полностью отказал белым боевикам в поддержке: неоднократные попытки РОВС и БРП развернуть партизанскую войну на западных территориях СССР и на Северном Кавказе неизменно заканчивались неудачей. Таким образом, провал политики белого террора являлся лишним доказательством успехов социалистического строительства в СССР, которое, несмотря на все издержки, было к концу 1930-х годов успешно завершено. 1 Enzencberger Н.-М. Politics and crime. N.Y., 1974. P.8. 2 Жуковский Н.П. Дипломаты нового мира. М., 1986. С.48. 3 Там же. С.45. 4 Русская военная эмиграция 20-х- 40-х годов. Т. 1. Кн.2. С.280. 5 Жуковский Н.П. Указ. соч. С106. М., 1986 6- Там же. С. 139. 7- Там же. С. 140. 8- Кон Ф. Почему убит Войков. М.-П., 1927. 9 Кон Ф. Польша на службе империализма. М., 1927. С.20. 10 Убийца тов. Войкова перед польским судом. М- Л., 1927. С. 12. 124
11 • Сонов И. Капиталистический заговор против Страны Советов. М., 1927. С. 19. 12- РГВА. Ф.308. Оп.2. Д. 150. Л.4. 13 Сонов И. Указ. соч. С.20. 14 Ледницкий В. Указ. соч. С.240. 15 Там же. С.242. ,6- Кичкасов Н. Белогвардейский террор против СССР, (По материалам процесса пяти монархистов-террористов). Литиздат НКИД, 1928. С.29. 17 РГВА.Ф.453.0п.1.Д.51.Л.81-84. 18- Прянишников Г. Незримая паутина. С. 121. 19 Возрождение. 1927. № 147. С.1. 20- Тамже.С.2. 21 • Там же 22- Стенограмма процесса 38 советских граждан, арестованных при налете 27 мая 1929 г. на Советское консульство в г. Харбине. М, 1930. 23 Сонов И. Указ. соч. С.31. 24- Кудрявцев Р. Белогвардейцы за границей. М, 1932. 25- Там же. С. 39. 26 Тамже.С.13-15. 27 Там же. С. 16. 28- Бубнов "Отчет о поездке". Составлен 45 июля 1928 г. в Гельсингфорсе / Из собрания документов Б.И. Николаевского. Гуверский институт в Стенфорде. С.5. 29- Там же. С. 153. 30- Там же. 31 Там же. С. 154. 32 Часовой. 1936. Май. № 167. С.20. 33- Прянишников Б. Указ.соч. С. 128. 34- Там же. С. 129. 35 Там же. С. 129. 36- Там же. С. 130. 37 Lombroso С. Les Anarchistes. P., 18%. P. 184. 38- Бубнов. Отчет о поездке // В кн. Прянишникова Б. Незримая паутина. Нью-Йорк, 1978. 39, Прянишников Б. Указ.соч. 40- Тамже.С.158. 41 Там же. 42- Там же. 125
ГЛАВА 5. БОРЬБА РАЗВЕДОК: НКВД ПРОТИВ РОВС На протяжении 1920-30-х годов между контрразведкой РОВС (а также рядом сопутствующих ей экстремистских организаций) и советскими спецслужбами (ОГПУ - НКВД и разведупром РККА) разворачивается ожесточенная "борьба в сумерках" - тайная война разведок. Она охватила практически все регионы мира и велась с большой степенью интенсивности: каждая из сторон проявляла непримиримость и ненависть к своему противнику, цели борьбы были взаимно противоположными. Задачей советских спецслужб являлось уничтожение зарубежного белого движения во всех его формах, прежде всего - экстремистского направления; целью белоэмигрантской контрразведки было противостояние действиям советской агентуры и Коминтерна, а также подготовка антибольшевистского восстания в СССР. Необходимо отметить, что советская разведка (ИНО ОГПУ - НКВД и 4-е управление Генштаба РККА) борьбу с белой военной эмиграцией считала своей "целью № 1", о чем неоднократно заявляли руководители советских спецслужб - Берзин, Менжинский, Трилиссер и др. Планы белой эмиграции по свержению большевистского режима в СССР в определенной степени волновали советское правительство даже больше, чем действия троцкистов и сторонников "правого уклона" в ВКП(б), поскольку в случае прихода к власти в СССР белогвардейских экстремистов шансов у советской правящей элиты хотя бы остаться в живых не оставалось никаких, и белый террор уничтожил бы всю сложившуюся систему до основания. Между советским руководством и белой эмиграцией пролегала непреодолимая пропасть, в отличие от троцкизма, с представителями которого многие деятели советских спецслужб и государства поддерживали тайные контакты (например, Блюмкин, Томский, Преображенский). Поэтому против РОВС и лидеров военной эмиграции советская разведка действовала наиболее активно, используя большой арсенал средств: подкуп лидеров экстремизма, угрозы, похищения активистов, убийства, внедрение агентуры, компрометацию и т.п. Белоэмигрантская контрразведка РОВС располагала неизмеримо меньшими возможностями, однако она компенсировала нехватку денежных средств и оружия фанатизмом, идеологической непримиримостью, пропагандистской активностью. ОГПУ, борясь против белого терроризма, накапливало все большее количество информации о положении внутри активистских сил эмиграции, внедряло новых агентов в ее среду. Оно знало, что руководителем экстремистских боевых групп является генерал А.П. Кутепов, сторонник белого террора против СССР. В ОГПУ возник 126
план похищения А. Кутепова и его доставки в СССР для показательного суда над ним. В случае успеха этой операции ОГПУ могло рассчитывать на рост своего авторитета внутри страны и компрометацию идеи белого террора как в СССР, так и за его пределами, так как оно располагало средствами, способными заставить любого человека дать те показания, которые были необходимы ОГПУ. Если бы с подобными показаниями выступил один из идеологов и организаторов политики белого террора, то это нанесло бы серьезный удар данной теории в глазах эмиграции. Эмигрантская пресса писала, что ОГПУ похитило Кутепова для того, чтобы устроить показательный процесс, затем опубликовать фальшивые покаяния, подкупить А. Кутепова и разложить этим Российский Обще- Воинский Союз.1 Иностранные разведки и полиция стран проживания, в свою очередь, пристально следили за деятельностью белоэмигрантских экстремистских организаций. Французская тайная полиция "Сюртэ Женераль", гестапо, польская контрразведка сохраняли российские эмигрантские экстремистские организации в латентном состоянии, допуская возможность их использования в своих целях в случае военного конфликта с СССР. Белоэмигрантский военнополитический экстремизм в 1920-40-е годы искал поддержки у западных спецслужб, в первую очередь, пытаясь получить финансовую помощь и юридическое прикрытие своей деятельности. Российские эмигрантские экстремистские организации в 1920-е годы активно искали свое место в сложившейся системе спецслужб Восточной и Западной Европы, которое бы позволило им развернуть масштабную антибольшевистскую борьбу и, соответственно, попытаться взять реванш за поражение в Гражданской войне 1917-1920 гг. Реваншистские организации зарубежной России представляли для иностранных разведок интерес, в первую очередь, вследствие наличия у них контактов за "железным занавесом", на территории СССР. Западные спецслужбы интенсивно использовали белоэмигрантские организации, имевшие подпольные структуры на советской территории. Так, например, польская резидентура "У-6", действовавшая на территории Белорусского военного округа, использовала помощь экстремистской организации Братства Русской Правды, также имевшей свои подпольные ячейки в данном регионе.2 Совпадение на данном этапе интересов российского экстремизма и зарубежных спецслужб, осуществлявших разведывательные операции на территории СССР, позволило эмигрантским реваншистским союзам получить определенную, финансовую и организационную поддержку от 2-го Бюро Генштаба Польши, "Сюртэ Женераль", немецкой разведки и ряда подобных структур, преследовавших, впрочем, собственные цели, весьма отличные от идей белого движения. 127
Западные разведки, уже начиная с 1920 года, стали использовать контрразведывательные структуры белых армий для организации разведывательно-диверсионной деятельности на территории Советской России. Так, в сентябре 1920 года эстонский Генеральный штаб предложил ряду российских военных руководителей бывшей Северо- Западной добровольческой армии снабжать его разведывательной информацией. Предложение было принято, и вскоре белогвардейская контрразведка на северо-западном направлении фактически превратилась в филиал эстонской разведки. Один из белоэмигрантских экстремистов, оказывавших информационную помощь эстонской разведке, писал: "Работа наша могла бы сказаться: В доставлении разведывательных сведений о флоте, 7-й армии, Петроградском военном округе и политической информации Петроградской Коммуны. Слабее могла бы освещаться и Москва. Распространение прокламаций по всему району Петроград, Псков, Ямбург. Составление и печатание прокламаций могло бы происходить здесь, причем для составления необходимы инструкции от Вас. В создании в вышеупомянутом районе отдельных групп, могущих при успехах и приближении фронта производить разрушение тыла большевистских войск. В подготовке людей для создания отрядов в 100 - 120 человек для действий в тылу большевиков при приближении фронта".3 Контрреволюционные структуры западных государств негласно поддерживали достаточно активные контакты с белоэмигрантскими тайными военно-политическими организациями, в основном состоявшими из бывших российских военных. Так, советская разведка отмечала в 1923 году: "Польский генштаб поддерживает тесную связь с белогвардейскими организациями; по февральским сведениям' савинковское "Информационное Бюро", возглавляемое полковником Павловским, является как бы отделением 2 отдела польгенштаба, который через него осуществляет свою разведывательную работу в России. Генерал Дьяков, командированный Врангелем в Польшу, с целью объединения и привлечения на сторону Врангеля интернированных балаховцев и перемыкинцев (савинковцев), пользуется всемерной поддержкой 2 отдела польгенштаба".4 Белоэмигрантская контрразведка во многих случаях осуществляла совместные операции с западными спецслужбами, что, впрочем, тщательно скрывалось последними. Так, например, в 1936 году в Стамбуле французской контрразведкой при участии российских экстремистов был организован специальный наблюдательный пост, с помощью которого осуществлялось наблюдение за советскими дипломатами и торговыми представителями, а также сотрудниками III Коммунистического 128
Интернационала. В ноябре 1936 года осуществлялась слежка за членами испанской делегации, направлявшейся в СССР для празднования XIX годовщины Октябрьской революции, а также был получен список ее членов.5 Таким образом, белоэмигрантские спецслужбы постепенно превращались в неформальные филиалы западных разведок, помогая им в работе на "русском направлении", снабжая военно-стратегической информацией, в отдельных случаях участвуя в совместньк акциях. Эмигрантская разведка выполняла во многих случаях и чисто разведывательные задания западных спецслужб, без какого-либо "идейного окраса". Например, в 1921 году через белогвардейские каналы добывались сведения о дислокации советских дивизий на советско- румынской и польской границах.6 Идеологи РОВС легко объясняли подобные действия необходимостью сбора информации для подготовки нового военного похода против СССР, в случае которого белые интервенционистские армии должны были обладать необходимой полнотой военной информации о численности и дислокации войск РККА, советской военной доктрине, направлении вероятных контрударов Красной армии и т.п. К тому же следует учесть, что российские офицерьь эмигранты лучше знали особенности, традиции и менталитет командиров РККА, чем зарубежные "специалисты по России", которые охотно консультировались по данным вопросам у своих российских коллег- эмигрантов. В первой половине 1920-х годов остатки Русской армии генерала П.Н. Врангеля стали фактически игрушкой в руках Англии, Франции и США. Каждая из этих стран разрабатывала свой вариант использования белых вооруженных сил, в соответствии с собственными возможностями и геополитическими интересами. Разведывательное управление РККА знало о планах западных правительств в отношении белоэмигрантских вооруженных сил: "Планы союзников в отношении армии: ... англичане хотели бы использовать армию для своих целей, а именно: высадки где-либо на Кавказе, захвата нефтяного района и перерыв связи между Россией и Востоком. Ходят также слухи о желании англичан использовать армию с целью заслонов от передвижения русских в Индию. Французы якобы желали направить армию в Румынию с целью поддержки румын и наступления на Украину. Греки якобы желали использовать в виде десанта на Кавказе, дабы прервать сообщение с Мустафа Кемаль-пашой".7 Данное положение вещей не оставляло возможности лидерам российских эмигрантских экстремистских организаций для проведения независимой политики, превращая их в исполнителей чужой воли. Органы ВЧК в 1920-21 годах, зная, что руководство бывших белых армий поставило перед оставшимися на территории Советской России 129
офицерами задачу проникновения в советский аппарат и РККА, активно противодействовали данным планам противника, стараясь не допустить потенциальных агентов влияния в свои структуры. В специальной инструкции ВЧК говорилось: "Во все воинские учреждения поступило много белых офицеров, занимающих видные ответственные должности. Например старший адъютант начальника гарнизона - бывший поручик комендантского батальона г. Севастополя. Необходимо произвести точную проверку во всех воинских частях и учреждениях, в госпиталях и у частных работодателей".8 После занятия войсками РККА территории Крыма, Украины, Дальнего Востока в 1920-22 годах спецорганами ВЧК-ГПУ проводились массовые проверки мужского населения призывного возраста с целью выявления бывших участников белого движения. В условиях формирующегося тоталитарного режима "социальный фильтр", через который были вынуждены проходить все желающие поступить на советскую службу и стать гражданами РСФСР, выполнял в том числе и функцию противодействия эмигрантскому экстремизму, ограничивая его социальную базу. В 1920-21 годах ВЧК и войска РККА проводили в Крыму "беспощадный красный террор" с целью уничтожения всех подпольных структур белогвардейцев, ликвидации их агентуры, разгрома контрразведывательной сети. При этом использовались как "специальные методы" (организация собственной разведки в лагере врага, выявление лазутчиков и т.п.), так и открытый широкомасштабный террор против всех лиц, "социально близких белому движению". Так, например, Особому отделению 9 дивизии РККА "пришлось произвести регистрацию в двух городах Керчи и Феодосии всех оставшихся белогвардейских офицеров и чиновников. Во время регистрации прибыл уполномоченный ударной группы тов. Данишевский с данными ему инструкциями о белогвардейцах. Приступив к выполнению, Тройка в составе Данишевского, Добродицкого и Зотова произвела следующую работу: Из зарегистрированных и задержанных в Феодосии белогвардейцев в количестве приблизительного подсчета 1100, расстреляно 1006 человек. Отпущено 15 и отправлено на север 79 человек. Задержанных в Керчи офицеров и чиновников приблизительно 800 человек, из которых расстреляно около 700 человек, а остальные отправлены на север или отпущены. Причем отпущенных не более 2%, - случайно задержанных, никогда не служивших, но явившихся или по ходатайствам парткомов, или по принадлежности к подпольщикам, хотя и офицеров".9 Подобные мероприятия были эффективны в первую очередь по отношению к таким формам белоэмигрантского экстремизма, как партизанско-повстанческая война, диверсионные акции против 130
работников местного советского партийного и государственного аппарата, отдельные вылазки и десанты на территорию РСФСР. Организационное и идеологическое ядро белоэмигрантского реваншизма, находившееся за рубежом (Париж, Берлин, Белград), они не затрагивали, противостоя лишь отдельным формам его проявления. Врангелевская разведка в 1920-22 годах была вынуждена активно решать проблему оперативной доставки на советскую территорию своих агентов. При этом использовались подсобные средства - артели рыбаков, контрабандисты и т.п., а также агентурная сеть, оставленная в Советской России после эвакуации Русской армии ген. П.Н. Врангеля. По агентурным сведениям, полученным советской разведкой, операция по заброске белогвардейской агентуры на территорию РСФСР выглядела примерно так: "Вся работа начальника пункта сводится к тому, что он собирает группами агентов, потом направляет в штаб капитана 1-го ранга Машуканова, тот высаживает их в нужном месте. Но кроме того нанята артель рыбаков в Еникале, которая на шлюпках высаживает агентов севернее поселка Чушка (Тамань)". Ю Однако в столь активном режиме белогвардейская разведка могла действовать на протяжении достаточно непродолжительного периода времени: укрепление советского строя и закрытие границ уже в середине 1920-х годов сделало крайне трудным проникновение белых агентов за "железный занавес". Руководство РОВС и ряда других экстремистских эмигрантских организаций в 1920-30-е годы пытались создать на границах СССР "окна" для переброски диверсантов, разведчиков и белых пропагандистов на советскую территорию. Однако большинство подобных попыток завершалось плачевно: спецорганы НКВД и 4-го управления РККА, державшие под своим информационным контролем большинство белоэмигрантских политических структур, сразу же узнавали о попытках перехода границы белыми пропагандистами и арестовывали их. Наладить систематический переход советской границы белым боевикам и агитаторам не удалось, и информационное поле СССР оставалось закрытым для белой пропаганды. Основные направления деятельности разведки Русской армии ген. П.Н. Врангеля сформировались еще в 1920 году в период ее нахождения на российской территории. В дальнейшем разведка РОВС собирала информацию примерно того же характера. В спецдокументах ВЧК, посвященных организации и работе врангелевской разведки и контрразведки, отмечалось, что "разведка, деля работу на резидентскую, глубоко-тыловую, прифронтовую и ходоков, возлагает: На первых: 1. Информацию рабочего, национального, экономического, транспортного, религиозного положения и инструктирование Советской власти. 131
2. Освещение положения на местах и вообще. Оперативную работу. На 2-х: 1. Разведка тыла в военном отношении. 2. В политическом отношении. 3. Настроение. На 3-х: 1. Освещение настроения ближайшего тыла (населения). 2. Освещение морального состояния войск. 3. Количество их. Качественное состояние. Командный состав (есть ли бывшие офицеры генштаба и фамилии их). Вооружение (число пулеметов, орудий, бронепоездов и бронемашин). Воздушный флот (количество машин, система, мощность, вооружение и подъемная сила), а также личный состав, фамилии и его база. Место расположения штабов дивизий и военных баз, питающих фронт. Мощь артиллерии. На 4-х: 1. Связь с резидентами. Глубоко-тыловые задания больше выпадают на долю разведки штаба главкома и корпусов, а также резидентские задания. Прифронтовая разведка ведется штабами корпусов и дивизий. У последних агентура больше налегке - "ходоки", которые и направляются штабами главкома и корпусов. Особо специальные задания исходят только из штаба главнокомандующего (высылка агентов с указанными заданиями)".11 К середине 1920-х годов большая часть врангелевской разведывательной системы прекратила свое существование, связь с РОВС и зарубежными экстремистскими организациями продолжали поддерживать лишь единицы, в основном - бывшие офицеры полиции или "приморских контрразведок", контрабандисты, адаптировавшиеся в криминальном мире периода нэпа. Руководство РОВС в 1920-30-е годы предпринимало неоднократные попытки создать белогвардейское подполье на территории СССР, с тем чтобы появившаяся на советских границах интервенционистская армия получила поддержку от "пятой колонны", а РККА, соответственно, был бы нанесен удар в спину. Военные руководители российского зарубежья - генералы П.Н. Врангель, П. Шатилов, А. Архангельский - стремились найти сторонников среди командного состава РККА. С помощью своих бывших соратников периода первой мировой войны 1914-18 годов лидеры РОВС мечтали организовать антисталинский заговор и совершить 132
военный переворот, результатом которого стало бы свержение советской власти и установление в стране белой диктатуры. Именно через таких однополчан в начале 1920-х годов белая контрразведка пыталась наладить связь и привлечь их к тайной работе против советской власти. В свою очередь, советские спецслужбы ВЧК и ГПУ, зная об этом, принимали контрмеры, выявляя адреса и фамилии таких лиц, устанавливая за ними слежку. Например, в 1920 году, предполагая, что один из значительных руководителей военной эмиграции генерал П.С. Махров нелегально пересек советскую границу и приехал в Петроград с целью организации подпольной работы, ВЧК дало установку организовать слежку за квартирой его друга полковника Генштаба РККА: "Если действительно поехал Махров, то вне всякого сомнения он использует в Петрограде своего большого друга полковника Генштаба Бориса Николаевича Кондратьева, живущего на Васильевском острове". 12 Военно-экстремистские организации российского зарубежья, прежде всего РОВС, разрабатывали многочисленные планы распространения своего влияния в СССР, проекты разрушений советского партийного и государственного аппарата изнутри, пытались развернуть пропагандистскую войну с целью дискредитации режима. Автор записки для руководства РОВС резюмировал ее содержание следующим утверждением: "Подготовительная работа должна вестись в трех направлениях: Проникновение в аппарат власти, главным образом - в Красную армию. Разжигание внутрипартийных распрей и раскалывание коммунистической партии. Снабжение населения антикоммунистической агитационной литературой". !3 Наибольший интерес у лидеров зарубежного экстремистского движения вызывали советские ответственные работники, которых руководители РОВС пытались переманить на свою сторону обещанием амнистии в будущем и привлечения их на военную и государственную службу "после свержения большевистского режима и возрождения России". Секретные инструкции РОВС предписывали своим тайным агентам "осторожный подход и налаживание связей с занимающими ответственные посты в Красной армии и в гражданском управлении лицами, как беспартийными, так и коммунистами".14 В случае отказа от сотрудничества эмигрантские экстремисты угрожали им белым террором. Однако усилия белых контрразведчиков не давали результата: в условиях тоталитарного режима, контроля и слежки даже малейшие подозрения в связях с эмиграцией быстро приводили таких авантюристов в ГУЛАГ. Создание белоэмигрантской "пятой колонны" в СССР, таким образом, оказал ось невозможным. 133
Идея "тихой контрреволюции" сохраняла свою популярность в эмигрантской среде вплоть до середины 1930-х годов, когда очевидная победа Сталина и его политики (индустриализация, коллективизация, ликвидация оппозиции) не оставила военному экстремизму шансов на успех в СССР. Хотя советские спецслужбы отмечали, что "контрреволюционные элементы" в СССР "с обострением классовой борьбы в стране попытаются использовать в своих интересах отдельные звенья советского аппарата", ОГПУ-НКВД сумел изолировать эмиграцию "от источников влияния, от массовых общественных сил...",15 а отсутствие в СССР своего лобби и групп влияния превращало российских эмигрантов в посторонних зрителей тектонических процессов, которые происходили в советской политической системе. Фантастические планы лидеров военной эми фации вызывали порой ироничные улыбки бывших российских дипломатов, хорошо ориентировавшихся в расстановке политических сил в Европе и на Дальнем Востоке. Так, например, бывший царский посол в Великобритании Е.В. Саблин писал в марте 1937 года В. Маклакову: "Конечно, прав в теории генерал Деникин, который не устает твердить, что основная задача - "свергнуть большевистскую власть и сохранить в неприкосновенности армию", но вопрос: ви махт ман дас (как это делается? - нем.) на практике и как это могут сделать сравнительно немногочисленные и разрозненные эмигранты". 16 Особое место в системе экстремистских организаций российского зарубежья занимали контрразведывательные структуры РОВС и БРП. Генерал П.Н. Врангель уже в 1920-21 годах начинает создавать конспиративную информационную сеть, которая должна была обслуживать контрразведывательные и диверсионные структуры "русской армии в изгнании". Так, в 1921 году при штабе главнокомандующего бывшей Русской армией было создано "Информационное бюро под названием "Д." и "Л." (по начальным буквам его руководителей: князя П.Д. Долгорукого и Н.Н. Львова). Бюро выпускало бюллетени, отпечатанные на ротаторе, и рассылало их в воинские части, в российские эмигрантские газеты, ориентировавшиеся на право-консервативную часть российского зарубежья.17 Белоэмигрантская разведка в 1920-30-е годы одним из приоритетных направлений своей деятельности определяла политическую разведку, в частности, противодействие "планам Коминтерна по подготовке мировой революции", слежку за лидерами европейских коммунистических и социал-демократических партий, выявление агентов ОГПУ-НКВД в эмигрантской среде и т.п. Так, контрразведка РОВС собирала "сведения о планах большевиков по созданию революционной армии в Европе".!8 При отделах РОВС создавались специальные контрразведывательные 134
отделения, задачей которых являлось противодействие операциям советских спецслужб на территории стран-реципиентов. \v Особенностью военной эмиграции как части Зарубежной России являлось наличие в ее составе большого количества военных разведчиков, профессионалов высокого уровня, которые в 1920-30-е годы были востребованы зарубежными разведками. Многие руководители отделов контрразведок белых армий, прежде всего - Русской армии ген. П.Н. Врангеля, в 1920-22 годах перешли на штатную службу западных разведок. Так, в отчете французской контрразведки "Деятельность Германии в Константинополе и на Ближнем Востоке" имеются сведения об агентах немецкой разведки из бывших офицеров царской армии..."19 Российские военные эмигранты в начале 1920-х годов легко находили общий язык с представителями европейских разведок, прежде всего - германской и французской, при этом активно использовались связи и контакты, установившиеся еще в период первой мировой войны 1914-18 гг., которые после образования российской эмигрантской диаспоры получили иную проекцию. Так, что касается отношений контрразведки РОВС и немецких спецслужб, то из непримиримых противников к середине 1920-х годов они превратились во временных союзников. Западные спецслужбы использовали информацию, полученную от офицеров-перебежчиков из РККА, многие из которых были т.н. "военспецами", т.е. получили военное образование до 1917 года, либо же даже некоторое время служили в белых армиях. Так, например, в 1931 году французская контрразведка составила "Справку о внутриполитическом положении в СССР" на основании показаний "бывшего белого офицера, поступившего на службу в Красную Армию и дезертировавшего из нее..."20 В 1922-23 годах болгарские спецслужбы развернули активную борьбу с белоэмигрантской контрразведкой, создавшей на территории Болгарии разветвленную сеть, включавшую все необходимые для ведения масштабной диверсионной работы разведывательные структуры: явочные квартиры, секретные склады, оружия, "окна" на границе, наблюдательные пункты и т.п. В 1922 году в польской газете "Работник" была опубликована статья о раскрытии "разведывательной врангелевской сети в Болгарии".21 Контрразведка П.Н. Врангеля в Болгарии имела две основные задачи: сбор информации о Советской России и подготовка интервенции, а также борьба против революционно-демократического движения в стране, в частности - против правительства Стамболийского. Контрразведывательные структуры РОВС и других белоэмигрантских реваншистских организаций собирали сведения о положении дел в РККА, состоянии материально-технической базы советских войск, о проводившихся в СССР маневрах, пытаясь выявить хоть какие-нибудь следы деятельности в Красной армии антисоветских 135
подпольных организаций. При этом желаемое выдавалось за действительное, и вполне обычным "бытовым" происшествиям придавался политический характер, Эпохальное" значение. "Неблагополучно и в Красной Армии, - писал обозреватель РОВС, - в начале декабря [1936] во время маневров механизированных советских частей (около 100 танков и бронеавтомобилей) около селения Покровка (район слияния Халки и Аргуни в Приамурском крае), один из танковых отрядов (6 танков) был взорван, как выяснилось на следствии, адскими машинами. Советские власти предполагают, что это дело рук "белогвардейцев", имеющих свою организацию в частях Дальневосточной Красной Армии".22 Бунт, восстание в РККА - любимая тема большинства публикаций в эмигрантских военных газетах и журналах в 1920-30-е годы. Белоэмигрантский военно-политический экстремизм в первую очередь ставил своей целью борьбу за "умы и сердца" красноармейцев, которые должны были, по замыслу идеологов РОВС, стать строительным материалом при создании новой российской армии, "во многом выросшей из РККА". Западные спецслужбы в 1920-30-е годы снабжали российские экстремистские организации сведениями о внутреннем положении в СССР, информацией о борьбе Сталина с оппозиционными течениями в ВКП(б), перспективах социального взрыва в СССР и т.п., которые получали по собственным каналам, во многих случаях - агентурным путем. Так, например, французская разведка в 1923 году получила секретный "информационный бюллетень ГПУ о волнениях среди рабочих и служащих различных предприятий СССР, требовавших повышения заработной платы", с которым конфиденциально были ознакомлены лидеры российской военной эмиграции.^ Следует отметить, что контрразведка РОВС осуществляла крайне тенденциозную оценку поступавшей к ней информации, действуя по принципу - "тем хуже для факта", если он не соответствовал разработанным в недрах идеологической лаборатории РОВС искусственным и надуманным схемам. При РОВС в 1920-30-е гг. существовал информационно- аналитический отдел, в котором тщательно собиралась информация о внутреннем положении в СССР, состоянии РККА, настроении масс населения, политических судебных процессах в Москве в 1929-1939 гг. и т.п. Источниками информации белой эмиграции являлись: 1)советские массовые печатные издания: книги, брошюры, газеты. "Фактический материал, относящийся к большевистской эпохе, почерпнут... главным образом, из советских изданий и прежде всего из данных советской статистики". В то же время отмечалось, что сведения о 136
советской экономике доходят до эмиграции "в случайном и часто беспорядочном виде"; 2)программные документы ВКП(б) и тексты выступлений лидеров партии и советского правительства - И.В. Сталина, М.И. Калинина и т.п. В то же время следует заметить, что степень достоверности получаемой белоэмигрантской контрразведкой информации была весьма низкой. Это объясняется следующими причинами: Разведка РОВС не имела доступа к оперативной секретной информации советских спецслужб и государственных органов управления. Специалисты-аналитики РОВС плохо представляли себе советскую действительность и, соответственно, часто оказывались неспособными сделать правильные выводы из полученной информации. Сведения о положении в СССР добывались выборочно, бессистемно и не создавали целостной картины жизни в Советском Союзе. Во многих случаях желаемое выдавалось за действительное, когда на основании малозначительных фактов делались "эпохальные" выводы о близости падения большевистского режима. Активисты российских эмигрантских военно-политических организаций чувствовали пристальное внимание к себе со стороны советских спецслужб, постоянно призывая участников антибольшевистского движения к бдительности к тщательному выполнению всех необходимых мер конспирации. "Большевики зорко следят за нами, - писал инструктор РОВС в 1936 году, - их агенты и наблюдатели втерлись во все наши организации. Незаметно ведется тонкая и отлично продуманная работа по разложению эмигрантских масс".24 Действительно, советская разведка прилагала значительные усилия в целях разложения российской военной эмиграции, систематически организовывала утечку компрометирующей руководителей эмигрантских воинских союзов и обществ информации, стремилась дезориентировать эмигрантскую молодежь, жаждавшую сведений о внутреннем положении в СССР. Советская разведка считала работу против военной эмиграции в 1920-е годы главным направлением своей деятельности. В 1927 году на расширенном заседании советских спецслужб ИНО ОГПУ и Разведупра РККА было принято решение активизировать операции по нейтрализации военной эмиграции. Крупнейшей операцией, успешно проведенной ОГПУ на направлении "белая эмиграция", явилось создание фиктивной организации под условным наименованием "Трест". Ей была поставлена задача объединения вокруг себя всех белоэмигрантских политически активных сил, массового внедрения провокаторов в их состав и таким образом 137
получения возможности направлять деятельность таких организаций согласно директивам ОГПУ. История возникновения "Треста" такова. В 1922 году ОГПУ был арестован некто П. Селянинов-Опперпут, связанный с НСЗРиС Б. Савинкова. Спасая свою жизнь, он дал согласие принять участие в разработанной органами ОГПУ крупномасштабной операции, направленной на выявление и уничтожение белоэмигрантского подполья в СССР и за рубежом. К делу был подключен также А.А. Якушев, крупный инженер, работавший в СССР в качестве специалиста. Он был арестован по обвинению в организации контрреволюционного заговора и шпионажа в пользу Высшего монархического совета. Находясь в 1922 году за границей, А.А. Якушев имел встречи с крупными деятелями белого движения и консультировал их по вопросу о внутреннем положении в СССР. По его словам, власть в стране после падения большевиков должна была перейти к тем кругам белого движения, которые не эмигрировали за рубеж, а оставались в СССР в подполье. В качестве такой организации он называл МОЦР - Монархическую Организацию Центральной России. Однако по возвращении в СССР А.А. Якушев был арестован. Причиной его провала послужила неосторожность белогвардейского офицера Ю.А. Артамонова, который рассказал о встречах А.А. Якушева с деятелями белого движения и его мнении по поводу советского режима в письме к князю К.А. Ширинскому-Шихматову. Письмо было перехвачено ОГПУ, из которого оно и узнало о подлинной роли А.А. Якушева и о планируемом установлении тесной связи между МОЦР и ВМС. Руководство ОГПУ решило использовать МОЦР в качестве ширмы при создании собственной организации, которой ставились следующие задачи: 1. проникновение агентов ОГПУ в высшие белоэмигрантские круги; 2. выявление и ликвидация белого подполья в СССР; 3. оказание влияния на все белое движение в смысле его отказа от террористических методов борьбы. РОВС оказался также втянут в игру. Через "окно", которое было подготовлено МОЦР (т.е. ОГПУ), начинают осуществляться переходы границы людьми РОВС. ОГПУ, естественно, знало обо всем, но до определенного момента никого не трогало, чтобы не возбудить подозрений. В 1923 году этим способом попадает в Москву М.В. Захарченко-Шульц, участница боевой организации генерала Кутепова. "Окно" действует и в противоположном направлении - представители МОЦР выезжают за границу для встреч с представителями белоэмигрантских организаций, в том числе ВМС и РОВС. Через это "окно" приезжал в Советскую Россию и В.В. Шульгин в 1925 году. Осуществить первый арест ОГПУ решилось только, когда в Советскую Россию приехал английский разведчик Сидней Рейли. Он был задержан и впоследствии расстрелян. Этот факт несколько насторожил боевые 138
эмигрантские организации, но переходы через границу по этой линии все равно продолжались. Опасаясь провала линии в связи с арестом Сиднея Рейли, ОГПУ решило инсценировать его "случайную" гибель при переходе границы. В воспоминаниях И.М. Петрова (Тойво Вяхя) "С границы на прием к Менжинскому" содержится описание того, как это происходило: "Убийство" Рейли разыграли как по нотам. В установленном месте меня с двойником Рейли встретила группа чекистов во главе с Шаровым. Покричали мы тут, поругались на трех языках - на русском, финском и английском. Постреляли поверх голов друг друга. Потом "Рейли" слег на обочине. Землю около его головы обрызгали кровью, запасенной Шаровым, а мне связали руки. Тут же на выстрелы прибежал председатель местного сельсовета, молодой парень, коммунист, толковый человек и добрый товарищ: "Не нужна ли помощь актива?" Подали машину Шарова. Вместительную старую развалину "бьюик"; разворачиваясь, она фарами осветила и меня и "покойника" на обочине".25 Таким способом ОГПУ обезопасило себя от возможности провала "окна" и претензий со стороны английского посольства, так как Сидней Джордж Рейли являлся начальником восточноевропейского отдела разведки Великобритании. Деятельность "Треста" нанесла тяжелый удар по военным организациям белой эмиграции. Погибли многие боевики, были раскрыты явки и конспиративные квартиры белого подполья в СССР, ОГПУ удалось внедрить провокаторов в среду эмиграции. 26 января 1930 года генерал Кутепов, председатель РОВС, был похищен в Париже агентами ОГПУ. Обстоятельства этого дела таковы: в этот день А.П. Кутепов вышел в 10 часов 30 минут утра из своей квартиры в доме № 26 на рю Русселе. Сказал супруге, что будет на панихиде по генералу Каульбарсу в церкви Союза Галлиполийцев, помещавшейся в доме № 81 по рю Мадемуазель. До момента начала панихиды у Кутепова был примерно час свободного времени, которое он планировал использовать для встречи с хорошо известным ему человеком. Панихида после литургии началась в 11 часов 30 минут. Кутепова ожидали у входа в храм, но он не пришел. Не вернулся он и домой. В 3 часа дня обеспокоенная семья подняла тревогу. Ни в собрании галлиполийцев, ни у кого из знакомых Кутепова не было. Сообщили в полицию. Префектура полиции начала поиски. К вечеру полиция убедилась в исчезновении генерала. Возможность похищения и увоза А.П. Кутепова была сразу же принята французской полицией во внимание, поэтому власти по телеграфу известили пограничные пункты, порты и аэропорты. Фотографии генерала были разосланы пограничным и полицейским властям. 139
Впоследствии была достаточно подробно восстановлена картина похищения генерала Кутепова. Путь от своей квартиры до церкви Союза Галлиполийцев Кутепов обычно проделывал пешком. В это воскресенье он также шел обычным путем, но, повернув на рю де Севр, вышел на Бульвар Инвалидов. На рю Русселе его видел знакомый торговец красками. Проходя мимо кинематографа "Севр-Палас", Кутепов поздоровался с его хозяином. За несколько минут до 11 часов А.П. Кутепова видели на углу рю де Севр и Бульвара Инвалидов. Свидетель, случайно видевший похищение генерала Кутепова, дал следующее описание этого факта: "Он увидел стоявший на рю Русселе большой серо- зеленый автомобиль, повернутый в сторону рю Удино, параллельной рю де Севр. Неподалеку на рю Удино, против рю Русселе стоял красный автомобиль-такси, повернутый в сторону Бульвара Инвалидов. Тут же на углу стоял полицейский. Рядом с серо-зеленым автомобилем стояли два дюжих человека в желтых пальто. В это время со стороны Бульвара Инвалидов на рю Удино шел господин среднего роста с небольшой черной бородкой, одетый в черное пальто. Повернув с рю Удино на рю Русселе, господин подошел к серо-зеленому автомобилю. Оба человека, стоявшие рядом, схватили господина и втолкнули в автомобиль. Полицейский, спокойно наблюдавший за происходившим, сел рядом с шофером, и автомобиль, выехав на рю Удино, помчался к Бульвару Инвалидов".26 Факт похищения генерала А.П. Кутепова в центре Парижа среди белого дня агентами ОГПУ вызвал сенсацию. Внимание эмиграции было надолго привлечено к этому событию. Газеты "Возрождение" и "Последние новости" были переполнены сообщениями на эту тему. Раздавались требования немедленно произвести обыски в советском полпредстве на рю де Тренеля. Чины РОВСа готовы были разгромить его, у здания советского посольства скопились группы белогвардейских боевиков. Французские газеты также требовали от правительства принятия крайних мер. В Палате депутатов представители правых и умеренных партий, возмущенные действиями ОГПУ, требовали разрыва отношений с СССР. Однако французские власти были заинтересованы в сохранении и укреплении отношений с Советским Союзом. Меры к розыску виновников похищения были приняты лишь для видимости и успокоения взволнованной общественности. Похищение А.П. Кутепова взволновало русскую эмиграцию. Газеты преподносили читателям различные гипотезы, сенсационные слухи. Эмигрантская периодика 1920-30-х годов живо откликалась на возникавшие время от времени в зарубежной России скандалы и разоблачения большевистских агентов, действовавших в ее среде. Подобные ситуации создавали благоприятную почву для публикации статей лидеров военного зарубежья с призывами к повышению бдительности и взаимным обвинениям и т.п. Степень отражения таких 140
событий на страницах эмигрантской прессы была высокой; обычно публикации материалов о каком-либо скандале, связанном с разоблачением большевистского провокатора, имели "серийный" характер, т.е. по мере хода следствия и судебного разбирательства публикация материалов продолжалась в следующих номерах журнала, приковывая к себе внимание читательской аудитории. При этом эмигрантские журналы подробно публиковали все обстоятельства дела, вникали в мельчайшие детали произошедшего. Поэтому подборки статей и опубликованных в российских эмигрантских изданиях документов по теме какого-либо политического происшествия могут служить ценным историческим источником, содержащим к тому же большой фактологический материал. "В ночь с 4 на 5 декабря [1936] в Белграде были арестованы доктор Линицкий (бывший вольноопределяющийся Дроздовского стрелкового полка, член Белградского отделения Общества галлиполийцев), капитан Шкляров, военный чиновник Дракин (оба тоже галлиполийцы), г-н Дараган и секретарь Управления начальника 4 отдела РОВС ротмистр Комаровский. Всем арестованным было югославскими властями предъявлено обвинение в собирании для большевиков материалов о работе русских эмигрантских организаций. По имеющимся сведениям, все арестованные, кроме ротмистра Коморовского, очень скоро и сознались в том..."27. Вспыхивавшие периодически в среде российской эмиграции публичные скандалы, связанные с провокаторской деятельностью военных эмигрантов в пользу советской разведки, получали бурное отражение на страницах военной периодики. При этом часто "тон задавала" эмигрантская читательская аудитория, требовавшая все новых подробностей и новых разоблачений. Эмигранты присылали в издательства письма с просьбами подробней освещать процессы, публиковать дополнительные материалы. В большинстве случаев редакции шли навстречу пожеланиям своих читателей: "Редакция журнала "Часовой" получает из разных стран запросы о причинах непомещения сведений о ходе печального для всей эмиграции "Белградского процесса". Редакция не считала себя вправе высказываться по этому вопросу до окончания следствия. К сожалению, ряд выступлений различных лиц и органов печати принял характер сведения политических счетов. Вмешиваться в эту кампанию редакция считала ниже достоинства руководимого ею журнала. Однако в следующем номере журнала редакция, располагая некоторыми данными, поделится ими со своими читателями и постарается дать им разъяснение по ряду поднятых читателями вопросов"28. Российская военная эмиграция 1920-1930-х годов и ее организационные структуры - Русский Обще-Воинский Союз (РОВС) и система военных экстремистских обществ - являлись приоритетным 141
направлением в деятельности советских спецслужб (Разведупр РККА и НКВД), направленной на подрыв и уничтожение эмигрантского антибольшевистского движения. В 1927 году Политбюро ВКП(б) и руководство советской разведки принимает решение о начале "активных операций против белого подполья как на территории СССР, так и за рубежом". Одной из серьезных и в целом удачных операций, проведенных советскими спецслужбами в контексте выполнения данного решения, явилось дело сына руководителя 3 отдела РОВС, одного из лидеров белоэмигрантского экстремизма генерала Ф.Ф. Абрамова - Николая Абрамова, сумевшего проникнуть в тайны "внутренней линии" секретного направления террористическо-диверсионной работы против СССР, осуществлявшейся генералом А.П. Кутеповым и группой его сторонников. Изучив деятельность Н. Абрамова и его личность, Комиссия РОВС сделала заключение, позволяющее предположить, что до своего внедрения в среду военного зарубежья он прошел специальную подготовку в советской разведке - Разведу пре РККА либо в ИНО НКВД. В материалах Комиссии говорилось, что "...он прошел довольно разностороннюю практическую подготовку... в Осоавиахиме; он оказался хорошим шофером-монтером, прекрасно чертил, знал английский язык, был хорошо знаком с фотографией, писал на машинке, был хорошо спортивно подготовлен и вообще проявлял недюжинные способности". Обстоятельства "дела Н. Абрамова" заключались в следующем. Николай Абрамов, сын генерал-лейтенанта Ф.Ф. Абрамова, оставшийся в Советской России после эвакуации белых армий за рубеж в 1920-21 годах, воспитанный в советской школе, член ВЛКСМ, бежал в 1931 году с советского парохода в Гамбурге ("бегство" Н. Абрамова было инсценировано ОГПУ), приехал в Берлин и при помощи генерал-майора А.А. фон Лампе, к которому был направлен германской полицией, был отправлен к своему отцу в Софию. Внешне ситуация выглядела вполне естественной и больших подозрений у контрразведки РОВС первоначально не вызвала. Личные взаимоотношения у Николая Абрамова и его отца были достаточно прохладными. Первые три года Николай Абрамов пользовался комнатой и столом у отца, позднее - перешел на собственный заработок и уже не получал от отца денежной поддержки. Оказавшись за рубежом, Н. Абрамов начинает операцию по собственному внедрению в РОВС. Впрочем, это оказалось для него не сложным делом. Николай Абрамов сразу же оказался в зоне повышенного внимания контрразведки РОВС: "...были приняты меры к привитию ему новых идей белой борьбы, для чего он был поставлен в обстановку постоянного общения и воздействия на него участников белого движения. Через очень короткий срок Н. Абрамов горячо отозвался на это перевоспитание..." Однако, чтобы не вызвать подозрений в собственной заинтересованности в подобном ходе событий, Н. Абрамов имитировал 142
"искреннее разочарование в идеях комсомола, порицал многие отрицательные стороны эмиграции...", но в итоге выразил желание работать'в секретных структурах РОВС, т.н. "внутренней линии" СССР, объекте особого интереса ОГПУ-НКВД. Н. Абрамова привлекает к "работе по контрразведке" обер-офицер управления 3 отдела РОВС капитан Фосс, одновременно с этим Н. Абрамов вступает в Национальный Союз Нового Поколения (НСНП) и еще ряд радикальных белоэмигрантских организаций, стремясь и в них продвинуться к руководству. Однако в данных организациях карьера у Н. Абрамова не складывается, и основные усилия он сосредоточивает на РОВС и его структурах. Войдя в доверие к руководству 3 отдела РОВС, Н. Абрамов направляется на занятия по обучению его диверсионной работе. "Специальная подготовка его продолжалась... Вскоре он был допущен к руководству по обучению стрельбе в одной из секретных организаций". По распоряжению отдела контрразведки РОВС Н. Абрамов первоначально выполняет "различные простейшие поручения по службе контрразведки и наружного наблюдения" (спецотдел РОВС следил за советскими дипломатами и торговыми представителями за рубежом). Естественно, что, уже имея опыт спецподготовки НКВД, Н. Абрамов быстро достигает хороших показателей и в спецподготовке "белого террориста". Постепенно Н. Абрамов "все более и более становился своим человеком в управлении 3 отдела, где постоянно бывал, помогал иногда и в канцелярской работе". Его цель — доступ к секретной оперативной информации РОВС. К 1935 году Н. Абрамову удается решить стоящую перед ним задачу: он допущен к секретной документации 3-го отдела РОВС и получает возможность передавать ценные сведения советской разведке. В конце 1936 года у капитана Фосса возникают первые серьезные подозрения против Н. Абрамова. Одной из причин, привлекших к нему внимание, явился "широкий образ жизни Н. Абрамова и неясность источников его доходов". Тотчас по возникновении серьезных опасений капитан Фосс сообщил об этом соответствующим органам в Софии (болгарской полиции и контрразведывательному отделу РОВС), чтобы совместно с ними провести тщательную проверку Н. Абрамова. С этого момента Н. Абрамов "постепенно оттирается от текущей работы, даются задания, имеющие целью его проверку". Лидеры белой эмиграции, понимая "деликатность" ситуации, в которую они попали, стремятся не предавать дело Н. Абрамова огласке. Руководство РОВС принимает решение о своих подозрениях и начавшейся проверке генералу Ф.Ф. Абрамову не докладывать, "щадя чувства отца, коему7 оно, впрочем, и не могло дать каких-либо точных данных о виновности его сына". В определенной степени подобному 143
развитию событий способствовало то обстоятельство, что Н. Абрамов работал квалифицированно и не оставил прямых улик. В справке РОВС говорилось: "„.Крайняя осторожность, проявляемая Н. Абрамовым, не дает прямых улик в отношении его двойной работы, но в течение всего 1937 года косвенные улики постепенно накапливаются. В связи с этим принимаются меры к ограничению деятельности Н. Абрамова, и изоляция его усиливается". 22 сентября 1937 года в Париже происходит похищение генерала Е.К. Миллера и бегство генерала Н.В. Скоблина, оказавшегося советским агентом, деятельность которого по "внутренней линии" подвергается расследованию в Комиссии генерала И.Г. Эрдели. Вскоре Комиссия расширила свою задачу, начав проверку 3-го отдела РОВС и деятельности Н. Абрамова. Эта проверка была предпринята вследствие заявления капитана Фосса об установленной им утечке сведений секретного характера (причем, как выяснилось при расследовании, утечка сведений не означала пропажи документов - "таковой пропажи или даже кратковременного исчезновения документов не было ни разу"). Н. Абрамов, по всей видимости, либо делал выписки из секретных документов, либо же фотографировал их. В марте 1938 года в Белград прибыла Комиссия под общим руководством председателя РОВС генерала Архангельского, включавшая также в свой состав генерал-майора Артамонова и полковника Дрейлинга, имевших своей задачей расследование по делу Николая Абрамова. Материалами для расследования послужили детальные протоколы и доклады "Особой Комиссии" полковника Петриченко, назначенной осенью 1937 года генералом Ф.Ф. Абрамовым для изучения деятельности "внутренней линии", опросы большого числа членов РОВС и военных эмигрантов, не принадлежавших к Союзу, но имевших то или иное отношение к "делу Н. Абрамова". Особое внимание Комиссии было обращено на проверку работы 3-го отдела РОВС. 13-20 октября 1938 года в правлении РОВС были заслушаны доклады лиц, руководивших белой контрразведкой, которые высказали твердую уверенность в виновности Н. Абрамова. Расследование в режиме повышенной секретности продолжилось. В частности, были приняты меры к обследованию источников материального обеспечения Н. Абрамова. РОВС, будучи общественной организацией, не имел возможности применить против Н. Абрамова репрессивные меры. Болгарская полиция также не имела оснований для его задержания, т.к. болгарских законов Н. Абрамов не нарушал, а его деятельность была направлена исключительно против РОВС и российской военной эмиграции. 144
Летом 1938 года болгарскими властями Н. Абрамову было "настоятельно рекомендовано" покинуть пределы Болгарии. 13 ноября 1938 года Н. Абрамов выехал с женой во Францию. Лидеры белой эмиграции - ген. А.П. Архангельский, ген. А.А. фон Лампе, ген. П.А. Кусонский - не предъявили претензий и его отцу - ген. Ф.Ф. Абрамову, поскольку расследование установило, что он действительно ничего не знал о деятельности сына, однако его политический имидж был скомпрометирован, и ген. Ф.Ф. Абрамов не был назначен на пост председателя РОВС. Руководство РОВС принимает решение не предавать "дело HL Абрамова" широкой огласке, поскольку "...открытое разоблачение Н. Абрамова нанесло бы излишний моральный удар Русскому Обще- Воинскому Союзу (РОВС) и самому генералу Ф.Ф. Абрамову". Однако замять дело Н. Абрамова не удалось. Обстоятельства разведывательной деятельности Н. Абрамова и заключения работы Комиссии РОВС стали достоянием эмигрантских газет и журналов. Так, журнал "Часовой" (№ 231) писал в передовой статье: "...редакция "Часового" видит уже сейчас одну несомненную ошибку, допущенную в Софии и заключающуюся в том, что Русскому Зарубежью не было своевременно сообщено о предъявлении Н. Абрамову обвинения в службе большевикам... Надо надеяться, что начальник РОВС установит причины этой тягостной ошибки". "Дело Н. Абрамова" представляет научный интерес прежде всего с точки зрения своей "типичности", т.к. в нем четко видны методы работы НКВД и Разведупра против экстремистских организаций белой эмиграции. Наиболее характерными методами деятельности советских спецслужб являлись либо вербовка наиболее заметных фигур российской эмиграции - например, ген. Н. Скоблина, певицы Н Плевицкой, С. Третьякова, имевших "героическое белое прошлое" и, соответственно, находящихся вне подозрения, либо же внедрение в активистские организации РОВС энергичных молодых людей с целью создания в структурах военного зарубежья долговременных источников информации (они могли использоваться и как провокаторы и при необходимости скомпрометировать кого-либо из деятелей военной эмиграции). НКВД сознательно продвигало своих агентов в руководство РОВС и систему военных обществ и союзов, создавая им благоприятные условия для карьеры (им не нужно было зарабатывать себе на жизнь тяжелым повседневным трудом, как большинству рядовых эмигрантов - они финансировались из НКВД, им создавались благоприятные "легенды", преподавалась необходимая спецподготовка, включавшая в себя изучение иностранных языков, психологии, приемов рукопашного боя, умение пользоваться шифрами и т.п.). Все это хорошо видно на примере деятельности Николая Абрамова, сумевшего внедриться в 3-й отдел 145
РОВС, получить доступ к секретной информации "внутренней линии" и передать в СССР сведения особой важности о планах и деятельности российской военной эмиграции в первой половине 1930-х годов. После похищения А. Кутепова генерал Е. Миллер, его преемник на посту председателя РОВС, приложил большие усилия для продолжения деятельности РОВС и сохранения боевого ядра этой организации. Однако и сам генерал Миллер через несколько лет в 1937 году стал жертвой аналогичного похищения, организованного НКВД. Весной и летом 1934 года обстановка в РОВС усложнилась. Была подорвана финансовая база организации, что вызвало сокращение ее расходов. Работе мешали интриги "Внутренней линии", стремившейся к захвату высшего поста в РОВС. В Париже начали распространяться слухи о предстоящем уходе генерала Е. Миллера с поста председателя РОВС. Противников Миллера поддержал и редактор ведущего военного журнала "Часовой" В.В. Орехов. Но Миллер решил остаться на своем посту. Похищению и гибели генерала Миллера предшествовал ряд таинственных случаев. Так, например, 2 июля 1934 года, когда Е. Миллер и его жена были в отъезде, ротмистр A.M. Изюмов, оставшийся в квартире, был вызван по телефону от имени генерала О. на свидание в церковь. Приехав в церковь, он генерала О. там не обнаружил. В то время, когда квартира генерала Е. Миллера никем не охранялась, дверь ее была взломана и похищена часть бумаг Е. Миллера. Другой случай - 30 сентября вечером на площадке второго этажа в доме № 29 по улице Колизе взорвалась бомба. Взрывом была сорвана входная дверь канцелярии РОВСа. На полу после этого были найдены два письма, в которых содержались угрозы генералу Е. Миллеру и его сотрудникам - генералу И. Эрдели, адмиралу М. Кедрову и другим. Авторы письма угрожали дальнейшими террористическими действиями в случае, если генерал Е. Миллер и другие лица, укрывавшие, по мнению анонимных авторов, преступления сторонника "внутренней линии" генерала П. Шатилова, не отойдут от возглавления РОВСа. Тайную деятельность вокруг Е. Миллера развернул генерал Н. Скоблин, являвшийся агентом НКВД. Е. Миллер, доверявший Н. Скоблину, назначил его начальником группы чинов 1-го армейского корпуса в Париже. 10 мая 1933 года генералы Н. Скоблин, А. Туркул, М. Пешня, А. Фок и полковник Сокольский представили Е. Миллеру меморандум, в котором требовали от него возобновления "активной работы" в СССР. Однако их упреки не были справедливыми. Е. Миллер не бездействовал. В 1934 году им была сформирована организация "Белая идея", которой спешно были осуществлены активные действия против советских спецслужб. 146
Е. Миллер предполагал отправить в СССР "десятка два офицеров с заданием поднять на юге крестьянское восстание". Но из этого проекта ничего не получилось. Е. Миллер также решил приступить к организации в СССР тайных опорных пунктов и ячеек. Подобная деятельность генерала Е. Миллера стала вызывать тревогу НКВД, которое решило повторить операцию по похищению председателя РОВС. В июле 1937 года в Париж приехал заместитель начальника ИНО НКВД С. Шпигельгласс. У него состоялась встреча с В. Кривицким, резидентом Разведупра Штаба РККА. С. Шпигельгласс поставил В. Кривицкого в известность о готовящемся похищении Е. Миллера. В. Кривицкий передал С. Шпигельглассу двух своих агентов, которые должны были выступить в роли немецких офицеров. 22 сентября 1937 года Е. Миллер был похищен. Около 9 часов утра он вышел из своей квартиры в Булонь-сюр-Сен. Обратно он уже не вернулся. Примерно в 11 часов Е. Миллер зашел в управление РОВС, где оставил генералу П. Кусонскому записку, попросив ее вскрыть в том случае, если с ним что-либо случится. Текст записки был следующий: "У меня сегодня в 12.30 час. дня рандеву с генералом Н. Скоблиным на углу рю Жасмен и рю Раффе, и он должен везти меня на свидание с немецким офицером, военным агентом в Прибалтийских странах - полковником Штроманом, и с г. Вернером, состоящим здесь при посольстве. Оба хорошо говорили по-русски. Свидание устроено по инициативе Н. Скоблина. Может быть это ловушка, на всякий случай оставляю эту записку. Генерал Е. Миллер. 22 сентября 1937 г." Именно эта записка и послужила уликой, на основании которой Н. Скоблин был разоблачен как агент НКВД. При попытке ареста Н. Скоблину удалось скрыться, но его жена Н. Плевицкая была задержана французской полицией и впоследствии осуждена на 20 лет каторжных работ. Белоэмигрантские экстремистские организации пытались противодействовать советским спецслужбам, которые в 1930-е годы все более активно вмешивались в жизнь российского зарубежья, внедряя в реваншистские организации своих агентов, расстраивая планы проведения различных диверсионных операций, компрометируя руководство РОВС и незримо расширяя свое финансовое влияние на военные союзы и общества. В 1930 году известный деятель российской эмиграции Бурцев предпринял попытку создать организацию "Анти-ГПУ", задачей которой являлось бы противодействие "активным операциям" советских спецслужб на территории европейских стран.29 Однако из данного проекта ничего не вышло: финансовые и организационные возможности российской военной эмиграции были несоизмеримо меньше возможностей советской разведки. К тому же эмигрантские реваншистские организации были в значительной степени разобщены, не имели единого руководства и 147
боялись создавать централизованную информационную систему, справедливо опасаясь утечки сведений в ОПТУ. Белоэмигрантская контрразведка РОВС не смогла решить стоявшую перед ней задачу: осуществить широкомасштабный белый террор на территории СССР против деятелей ВКП(б) и советских спецслужб не удалось, добиться методами белого терроризма разрыва дипломатических отношений СССР с западными государствами и начала новой европейской войны белые экстремисты также не смогли. Белый террор в 1930-е годы выродился в бессистемные акции фанатиков-одиночек. Политический резонанс, вызванный осуществлением диверсионных акций на территории СССР, получил совсем иную проекцию, чем ту, на которую рассчитывали белые боевики - вместо героической борьбы белых эмигрантов за свободу весь мир увидел жестокие акции белых террористов и диверсантов. Таким образом, в 1920-30-е годы происходит интенсивная борьба советских спецслужб (ИНО ОГПУ - НКВД и Разведупра РККА) с экстремистскими белоэмигрантскими организациями - РОВС, БРП и их контрразведывательными структурами. Борьба разведок сопровождалась "активными действиями" с обеих сторон: ОГПУ организовывало похищения руководителей РОВС, компрометировало лидеров военной эмиграции, внедряло свою агентуру в реваншистские общества, а РОВС и ВМС засылали на советскую территорию диверсантов, белых боевиков, совершали убийства советских дипломатов, теракты в посольствах и т.п. Советская разведка ставила своей основной целью уничтожение антибольшевистского подполья на территории СССР и экстремистских военно-политических организаций, противодействие террористическим актам за рубежом и в Советском Союзе. Сталин и руководство ОГПУ-НКВД поставили перед советской разведкой конкретные задачи: уничтожить белоэмигрантский экстремизм как политическое явление российского зарубежья. С этой целью советские спецслужбы в 1920-30-е годы нанесли ряд мощных ударов по организационным центрам белого активизма за рубежом - в Берлине, Париже и Белграде, а также ликвидировали элементы белого подполья на территории СССР. Контрразведка РОВС и другие эмигрантские экстремистские структуры собирали информацию о внутреннем положении в СССР, прогнозировали вероятность раскола в ВКП(б), пытались создать белое подполье в Советском Союзе, снабжали западные разведки сведениями шпионского характера, разрабатывали проекты организации антисоветской интервенции. Попытки белых экстремистских организаций противостоять деятельности Коминтерна заканчивались в большинстве случаев неудачей вследствие того, что Ш-й интернационал имел широкую социальную базу в мире - среди рабочего класса западных стран и левой интеллигенции, а социальная база РОВС была ограничена рамками самой 148
эмиграции, в отдельных случаях белые экстремисты получали поддержку от право-консервативных кругов Югославии, Германии, Польши, т.е. являлась весьма узкой. Понимая это, идеологи белого террора отводили основную роль действиям небольших групп контрреволюционеров - "избранных" и решительных людей. В ряды белых террористов в 1920- 30-е годы в первую очередь вербовались социально ущемленные люди, неудачники либо же авантюристы или фанатически настроенные юноши. Белоэмигрантский экстремизм 1920-30-х годов пытался создать свои организационные структуры и на территории СССР в виде "белого подполья", своего рода пятой колонны, которая в случае антисоветского восстания должна была нанести удар в спину большевистскому режиму. Однако советская контрразведка не допустила проникновения в СССР структур белого экстремизма - тайные монархические организации были разгромлены, белоэмигранты задерживались по пересечении границы, система тотального контроля парализовывала действия белых агентов. Советская разведка, логично считая белоэмигрантский экстремизм своим врагом № 1, целенаправленно осуществляла внедрение своих агентов в организационные структуры белого зарубежья, разрушала их связи, проводили "активные операции" против лидеров РОВС. В 1930-37 годах советские спецслужбы нанесли белоэмигрантским экстремистским организациям ряд тяжелых ударов, после которых они так и не смогли оправиться; в 1938-39 годах активная деятельность контрразведки РОВС прекращается. Начало второй мировой войны резко изменяет ситуацию: белоэмигрантский экстремизм стремится выйти на арену открытой военно-политической борьбы с советским строем, уделяя меньшее внимание "специальным операциям", к тому же система контрразведок Польши и Франции была разрушена в результате германской агрессии, что также ограничило возможности белого экстремизма. 1 Похищение генерала А.П. Кутепова большевиками. Следственные и политические материалы в 2к выпусках. Париж, 1930. С.47. 2- РГВА. Ф.450. Оп. 1. Д.247. Л. 12-24. 3 Русская военная эмиграция 20-х- 40-х годов. Т.1. Кн.1. С. 138- 139. 4 Контрреволюционные русские политические группы и вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России... С.53 5 РГВА.Ф.7.0п.1.Д.189а.Л.21-23. 6- РГВА. Ф.1703. Оп.1. Д.443. Л.14И42. 7 Русская военная эмиграция 20-х- 40-х годов. Т. 1. Кн.2. С. 121. 8 Русская военная эмиграция 20-х- 40-х годов. Т. 1. Кн. 1. С.221. 9 Тамже.С.235. 10 Тамже.С.111. 149
»• Там же. С. 192-193. 12 Там же. С. 138. 13- ГАРФ. Ф.5826. Оп.1.Д,86. Л.5. »4 РГВА. Ф.1. Оп,27. Д.12541. Л.204. 15 Морозов Л.Ф. Решающий этап борьбы с нэпманской буржуазией (1926-1929 гг.): Из истории ликвидации капиталистических элементов города. 1926-1929 гг. М.5 1960. С.89. ,6- Чему свидетели мы были... Переписка бывших царских дипломатов. 1934-1940. Сборник документов. Кн.1. 1934-1937. М., 1999. С.466. Г7: Часовой. 1939. №227. С. 18. 18 РГВА. Ф.1703. Оп.1. Д.443. Л.228229. ю- РГВА. Ф.7. Оп.1. Д.367. Л.667-668. 20. Тамже.Д.120.Л.136-156. 21 РГВА. Ф.308. Оп.19. Д.5. Л.237. 22. Часовой. 1936. № 162. С.5. 23. РГВА. Ф.7. Оп.1. Д.388. Л.477-485. 24 Часовой. № 160-161. С.4. 2^ О Вячеславе Менжинском. Воспоминания, очерки, статьи. М., 1985.С.192 26 Прянишников Г. Указ соч. С. 147. 27- Белградский процесс // Часовой. 1936. № 164. С.23. 28- Часовой. 1936. № 163. Сб. 29 РГВА.Ф.7. Оп.5.Д.267.Л.17-35. 150
ГЛАВА 6. БЕЛЫЙ ЭКСТРЕМИЗМ в 1935-45 гг. Начало крупных военно-политических конфликтов в Европе, а затем и второй мировой войны дало белоэмигрантскому экстремизму новый шанс. В отечественной и зарубежной историографии проблема антисоветского экстремизма обычно сводилась к власовскому движению, о котором написано немало книг и исследований. Однако нам кажется, что данная проблема намного шире и требует более вдумчивого и глубокого подхода. Нельзя ограничивать тему белого экстремизма участием эмигрантов в армии генерала А. Власова; белоэмигрантский реваншизм проявился намного раньше - уже в Испании и Финляндии, и обрел более разнообразные формы: создание отрядов «белых добровольцев», подготовка диверсионных актов в прифронтовой полосе, идеологическая война (заброска листовок, проникновение на советскую территорию белых агитаторов и т.п.). Ставший доступным в недавнее время исследователям ранее находившийся на спецхранении исторический материал заставляет по-новому взглянуть на данную проблему. Несмотря на тяжелые военные поражения, понесенные белым экстремизмом на советской территории в 1920-30-е годы (провал попыток интервенции, аресты боевиков и т.п.), среди значительной части эмигрантской молодежи в конце 1930-х годов сохранялись реваншистские настроения, готовность принять участие в вооруженной борьбе против советской власти. Именно молодежь составит социальную базу белого экстремизма в 1939-45 годах. С началом второй мировой войны эмигранты-экстремисты пытаются найти новые формы для своего движения. В частности, возникает идея создания независимой белоэмигрантской армии за рубежом с тем, чтобы направить ее в СССР, создаются эмигрантские вооруженные формирования в составе испанских и финляндских войск, разрабатываются проекты комплектования отдельных "русских дивизий" в армиях Польши и Эстонии. Белоэмигрантский экстремизм во второй половине 1930-х годов резко активизировался: боевики РОВС и сопутствующих реваншистских организаций пытаются принять участие в разгорающихся социально- политических конфликтах в Европе и на Дальнем Востоке, создают новые террористические группы, в то же время стремятся придать себе более "респектабельный" имидж, в частности, подключиться к крупным зарубежным экстремистским движениям - германским нацистам, испанским и итальянским фашистам. Российский белоэмигрантский экстремизм в период 1920-30-х гг. пытался найти почву в идеологической доктрине германского фашизма. "...Поскольку составной частью национал-социалистической доктрины был антикоммунизм, то вполне естественно, что "новый порядок" 151
привлекал к себе симпатии и сочувствие части русской эмиграции", - писал один из российских эмигрантов1. В то же время от единой отправной точки - антикоммунизма - германский нацизм и белоэмигрантский реваншизм выстраивали различные проекции, что давало возможность говорить лишь об определенном тактическом совпадении интересов, при принципиальном различии целей: идеологи НСДАП мечтали о покорении России с ее последующей колонизацией и уничтожением всех форм государственности, а лидеры зарубежной военной эмиграции, наоборот, создавали проекты "возрождения российского государства и восстановления единой и неделимой России в границах 1917 года", что неизбежно порождало взаимный антагонистический конфликт. Временные успехи германского национал- социализма и итальянского фашизма в начале 1930-х годов вызвали в среде российской эмиграции эффект копирования: начинается увлечение фашистской идеологией, заимствование символики, ритуалов и т.п. В 1933 году в Берлине российский эмигрант А.П. Светозаров основал "Российское национально-социалистическое движение" (РОНД) (в первоначальной версии - РНСД или RNSB - в немецкой транскрипции). Впрочем, А. Светозарова на этой роли вскоре заменил князь П.М. Бермонд-Авалов, балтийский немец, бывший российский офицер, участник Гражданской войны в Латвии в 1919-20 гг., попытавшийся стать лидером российских зарубежных фашистов. Члены РОНДа в 1930-е годы совместно с гитлеровскими штурмовиками принимали участие в уличных демонстрациях, факельных шествиях, митингах. РОНДовцы разработали собственный вариант нацистской униформы - белая рубаха, черные брюки и высокие бутсы. На левой руке у них были красные повязки с белой свастикой в синем квадрате (расцветка флага царской России). РОНД открыло свои секции в Париже, Праге, Белграде и Лондоне, пытаясь создать объединенный антисоветский фронт и привлечь к участию в нем массу проживавших в этих городах российских эмигрантов. В этой части предприятие РОНДа завершилось полнейшей неудачей. Первоначально германские фашисты были готовы принять поддержку российских эмигрантов. В этот период (1929-33 гг.) любые силы, которые только замышляли борьбу против Коминтерна и Народного фронта в Европе, легко принимались в ряды немецкого нацистского движения. Однако, когда после событий 1933 года нацисты утвердились у власти, они приобрели склонность смотреть свысока на "сею списанную с них самих славянскую карикатуру". А неоднократные заявления главного идеолога германского нацизма А. Розенберга о том, что славяне принадлежат к породе недочеловеков (унтерменшей) и должны быть подвергнуты колонизации, ставили русских фашистов, членов РОНДа, просто в глупое и смешное положение. 152
Отношения между РОНДом и германскими нацистами по различным иторостепенным вопросам продолжались вплоть до заключения в августе 1939 года советско-германского пакта, которым, в частности, предусматривалось незамедлительное прекращение в пределах нацистского Рейха всякой антисоветской деятельности, по крайней мере, в форме публичных манифестаций. Таким образом, деятельность РОНДа была приостановлена. Необходимо отметить, что наибольшую активность н попытках создать русское фашистское зарубежное движение проявили именно российские военные эмигранты, идеологические наследники белого движения, пытавшиеся таким образом реанимировать идеи белоэмигрантского экстремизма. Наиболее активно себя проявили российские эмигранты- жстремисты во время Гражданской войны в Испании в 1936-39 гг. Руководство РОВС было склонно рассматривать события в Испании как пролог к началу масштабных антибольшевистских действий в Европе, а в перспективе - и как первый шаг к интервенции в СССР с целью свержения советской власти. В сентябре 1936 года ряд руководителей белоэмигрантских организаций Германии и Маньчжурии опубликовали призывы к российской военной эмиграции оказать помощь испанским фашистам в их борьбе против республиканской армии.2 Контрразведка РОВС в 1936-39 годах первостепенное внимание уделяла событиям гражданской войны в Испании, в частности, приводила слежку за организацией советской помощи республиканскому правительству. Так, 1-й отдел РОВС получил в октябре 1936 года копию Донесения военно-морского атташе в Испании военно-морскому министру Франции "о перевозке испанскими и советскими судами грузов для республиканской Испании" и о их проходе через Дарданеллы.З Российские эмигрантские экстремистские организации - РОВС, БРП - консультировали западные разведки, принимали активное участие в сборе и обработке информации о деятельности Коминтерна, осуществляли переводы разведывательных материалов с русского языка на французский, немецкий, английский и др. В середине 1930-х гг. Испания, в силу специфики ее географического положения и внутриполитической ситуации, становится полем геополитического. противостояния двух мощных тоталитарных режимов: нацистской Германии и сталинского Советского Союза, каждый из которых стремился к усилению своего влияния в Европе. Испания превратилась в своеобразный полигон, на котором Москва и Берлин проверяли свои оперативные и военно-тактические концепции, испытывали новые образцы боевой техники, обучали кадровый состав своих вооруженных сил. Российская военная эмиграция оказалась втянутой в вихрь политических событий на испанской земле: уже в 1936 153
году, вскоре после начала боевых действий между войсками генерала Франко и республиканскими силами, в Испанию начинают отправляться российские эмигранты-добровольцы, выразившие сочувствие вооруженному выступлению испанских военных против левого республиканского правительства. Российские офицеры-эмигранты во многих случаях на собственные скудные денежные средства отправлялись в Испанию, чтобы вступить в войска генерала Франко, поддержать силы путчистов в борьбе против революции. При этом российские военные переводили происходившие в Испании события на свою, понятную им шкалу координат: в испанских республиканцах, бойцах интербригад они прежде всего видели революционеров, "красных", т.е. своих традиционных противников, а в генерале Франко - "продолжателя дела белого генерала Корнилова". Уже в июле 1936 года российские военные эмигрантские организации - "Русский национальный союз участников войны" и РОВС - выступили с призывом сформировать "Русский добровольческий отряд" для отправки в Испанию на помощь войскам франкистов. Проблема создания российских эмигрантских отрядов затруднялась труднодоступностью Испании: больших денежных средств для организованной переброски добровольцев у РОВС и эмигрантов не было, а франко-испанская граница сразу же после мятежа генерала Франко была закрыта. Поэтому российские экстремисты были вынуждены пробираться через границу в индивидуальном порядке, нелегально, рискуя быть задержанными или даже убитыми французскими пограничниками. Организационные структуры военной эмиграции - РОВС, ВМС, БРП оказывали административную помощь при формировании офицерских добровольческих групп, направлявшихся в Испанию. В отделениях РОВС, воинских союзах и обществах открываются тайные пункты вербовки добровольцев для отправки на испанский фронт. Особую активность по организации записи белых экстремистов в армию генерала Франко проявил старший руководитель Парижской группы корниловцев полковник Г.З. Трошин. В начале марта 1937 г. первая группа офицеров из 7 человек (главным образом, марковцы- артиллеристы) выехала из Парижа в Сен-Жан-де-Люс, находящийся на границе с Испанией, около г. Иру на. Переправу белогвардейцев- добровольцев через границу обеспечивал поручик инженерных войск Савин. 16 марта 1937 г. выехала вторая группа офицеров. Наибольшее число российских военных эмигрантов, приехавших в Испанию для участия в боевых действиях на стороне франкистов, составляли члены отдела РОВС во Франции, однако некоторые приехали и из отдаленных, даже экзотических мест - из Мадагаскара, Эфиопии, Туниса. Первыми русскими добровольцами, вступившими в Национальную испанскую армию, были генералы А.В. Фок и Н.В. Шинкаренко, капитан 154
Н.Я. Кривошея и штабс-капитан Я.Т. Полухин, которые приехали в Испанию из Африки, нелегально перейдя границу испанского Марокко. Российским военным эмигрантам удалось быстро переломить некоторое предубеждение испанских военных против русских, поскольку они ассоциировались с Советским Союзом, поддерживавшим их противников республиканцев и завоевать воинский авторитет и доверие. Российских эмигрантов, вступивших в Национальную испанскую армию, вскоре стали называть "руссо бланко" - "белые русские"/* Следует заметить, что возраст некоторых российских добровольцев вызывал сомнение у испанских военных: так, например, генералу А.В. Фоку было 70 лет и ему с большим трудом удалось добиться зачисления в офицерскую резервную роту, где он получил назначение в "терсию" (треть-батальон) армии генерала Франко. В дальнейшем генерал А. Фок за отличие в боях был произведен в тениенте (поручики) испанской армии и переведен на Арагонский фронте Российские офицеры с пафосом описывали происходившие военные события в Испании, а самих себя изображали в роли защитников мировой цивилизации: "...в испанской белой армии я почувствовал себя, как и мои товарищи, наконец исполняющим свой долг... защиты веры, культуры и всей Европы от нового натиска большевизма"6. Всего в испанской армии в годы гражданской войны 1936-1939 гг. состояло 72 русских офицера- белоэмигранта. Впервые о русских добровольцах в Испании мир узнал в начале 1937 г., когда первым иностранным журналистам удалось проникнуть на территорию, которую контролировали войска генерала Франко. В губернаторском доме в Саламанке, куда был переведен из Бургоса штаб национальных сил, одиннадцать журналистов (5 итальянцев, 5 немцев и 1 русский) были представлены Франко. Когда дошла очередь до русского журналиста капитана В.В. Орехова, удивленному генералу объяснили, что это "руссо бланко'-"белый русский". В ответ Франко заметил, что он знаком с белым антибольшевистским движением и высоко ценит его заслуги в борьбе с большевизмом.7 Большая часть белых добровольцев была направлена в городок Молина-де-Арагон, расположенный в 10 километрах от реки Тахо в провинции Гвадалахара. Там формировался терсио "рекете" - батальон карлистов-монархистов. В состав батальона входили четыре роты, каждая из которых имела собственное наименование: 1-я рота - Донна Мария де Молина, 2-я и 3-я роты - Марко де Бельо; 4-я рота - Нумансия. Сам батальон именовался по месту расположения его штаба - терсио Донна Мария де Молина. С марта 1937 г. терсио рекете Донна Мария де Молина находился на Арагонском фронте, где удерживал две позиции на реке Тахо, в 20 и 14 километрах от Молина де Арагон, где располагался штаб батальона. По другую сторону реки Тахо стояли интербригады 155
республиканской армии. Батальоном в течение всего периода боевых действий командовал капитан, позднее майор, Л.Руис-Фернандес, которого белые добровольцы неофициально называли "папой". На данном этапе вооруженной борьбы российские экстремисты находились под жестким контролем испанского командования. Но в апреле 1937 г. штаб генерала Франко решил предоставить российским эмигрантам большую самостоятельность: было разрешено сформировать отдельную русскую добровольческую часть с русским командованием и своим воинским уставом. Белоэмигрантские экстремисты получили шанс создать собственные воинские формирования. Однако вследствие малочисленности русских добровольцев удалось создать лишь один "Национальный русский отряд" в составе отряда Донна Мария де Молина. Российские эмигранты-добровольцы проявили большую стойкость в боях в Испании. Белый экстремизм пытался завоевать авторитет в глазах консервативных сил, показать, что на него можно сделать ставку. В конце августа 1937 г. отряд Донна Мария де Молина был брошен в район Кинто де Эбро против красной интернациональной бригады, прорывавшейся в направлении Сарагосы, и ему был дан приказ задержать противника до подхода подкреплений. 2-й ротой терсио командовал тенненте штабс- капитан Я.Т. Полухин. Российские экстремисты проявляли в период "испанской войны" фанатизм и готовность бороться до конца, даже в безнадежных ситуациях. Например, генерал-майор А.В. Фок, в то время состоявший при штабе терсио, сам вызвался пойти во 2-ю роту добровольцем. В течение 2-х дней 2-я и 3-я роты вели оборонительный бой в полном окружении. Погибло больше половины личного состава. Генерал Фок, штабс-капитан Полухин и испанский фельдфебель Пастор перенесли раненых в небольшую деревенскую часовню и организовали в ней круговую оборону. Отрезанные от своих, они держались в часовне 12 дней, пока она не была сметена артиллерией красных. Будучи окруженным республиканцами, А.В. Фок застрелился. А капитан Я.Т. Полухин был ранен, а затем погиб под развалинами часовни. Оба они были награждены посмертно коллективной лауреадой (высшей испанской боевой наградой). Тяжело раненный разрывной пулей ротмистр Г.М. Зелим-Бек, признанный негодным к службе, отказался от демобилизации, добился перевода в терсио Донья Мария де Молина и до конца войны "находился в строю среди своих".8 Российские военные добровольцы проводили строевые занятия в испанских воинских подразделениях, при этом испанские офицеры отмечали высокую профессиональную подготовку российских офицеров- эмигрантов и их преподавательское мастерство. "Равняйтесь по русским, это - старые солдаты", - говорил один из испанских офицеров своим подчиненными Российским экстремистам удалось добиться достаточно 156
высокого авторитета у испанских военных, что объяснялось также тем, что гражданская война в Испании аккумулировала наиболее активную часть белых реваншистов. Весь 1938 и начало 1939 гг. русские добровольцы в составе своего батальона вели активные оборонительные и разведывательные действия на своем участке фронта на реке Тахо. Недостаток сил не позволял батальону иметь сплошную линию обороны, поэтому роты батальона, растянувшиеся на 50 километров, занимали лишь отдельные командные высоты, отстоящие друг от друга на расстояние 5 и более километров. Связь между ними поддерживалась с помощью гелиографа и патрулями боевого охранения. В сентябре 1938 г., после поражения республиканских частей в районе горной гряды Сан-Хуан, белые добровольцы заняли господствующую высоту Эль-Контандеро (отметка 1639 метров) в районе Махон Бланко и оборудовали там образцовый опорный пункт. В феврале 1939 г. батальон с русским отрядом был передислоцирован через Теруэль в населенный пункт Эль-Торо, где русские занимали боевые позиции "Пенья Кемада" и "Пенья дель Дьябло" до окончания боевых действий. К марту 1939 г. русский отряд в терсио Донья Мария де Молина состоял из 26 человек под начальством тениенте Н.Е. Кривошея и при сержанте П.В. Белине. В терсио рекете Наварра служили 2 русских, в терсио Ареаменди - 1, в терсио Монтехура - 2 человека, в легионе - 3. В эскадроне рекете Бургонья был один русский. Среди русских добровольцев имелся один георгиевский кавалер (ротмистр Г.М. Зелим- Бек), трое имели георгиевское оружие и десять - солдатские георгиевские кресты.10 В апреле 1939 года гражданская война в Испании закончилась победой сил генерала Франко, революционная республиканская армия прекратила свое существование. В Валенсии 3 мая 1939 г. состоялся военный парад, в котором приняли участие в русские добровольцы, прошедшие в составе "войск первой линии" (т.е. фронтовых частей), что было особенно почетно, при этом "русский батальон" показал на параде такую отличную строевую выучку, что его командир был приглашен на обед к генералу Франко, 30 июня 1939 г. русские добровольцы были официально уволены из рядов испанской национальной армии. Франко не забыл своих русских соратников. Всем им были присвоены звания сержантов (за исключением тех, кто уже получил офицерский чин в ходе боевых действий)11, они получили двухмесячный отпуск с сохранением денежного содержания и испанские военные награды "Военный Крест" и "Крест за воинскую доблесть". Кроме того, всем русским эмигрантам- добровольцам была предоставлена возможность получить испанское гражданство, чем многие и воспользовались. 20 октября 1939 г. группа российских военных эмигрантов во главе с полковником Н.Н. Болтиным была принята генералом Франко в его 157
резиденции во дворце Пардо под Мадридом. На прощанье Франко спросил, что еще он может сделать для русских? Болтин ответил ему: "Мы ничего не просим для себя лично, мы только просим, чтоб Вы устроили желающих офицерами в Испанский африканский легион".12 Эта просьба была также удовлетворена, и российские эмигранты получили право продолжить свою службу в подразделениях испанской армии. Российские экстремисты понесли серьезные потери в ходе гражданской войны в Испании в 1936-39 гг. В боях погибли генерал-майор А.В. Фок, фельдфебель Н. Иванов, штабс-капитан Я.Т. Полухин, военный летчик капитан В.М. Марченко, князь Лаурсов-Магалов, доброволец Кученко, подпрапорщик З.К. Компальский, С. Чиж, капитан А.А. Бонч- Бруевич, всего 34 человека. Из оставшихся в живых 9 было ранено, при этом легионер Н.П. Зотов - 5 раз, а лейтенант К.А. Константино (Гогниджаношвили) и С.К. Гурский (Али) - по 3 раза. Тяжелое ранение в голову получил генерал-майор Н.В. Шинкаренко. Из первых четырех добровольцев (генералы А.В. Фок и Н.В. Шинкаренко, капитан Н.Я. Кривошея и штабс-капитан Я.Т. Полухин) остался невредимым только капитан Марковского артиллерийского дивизиона Николай Евгеньевич Кривошея, который фактически командовал русским отрядом в терсио Донья Мария де Молина. Находясь в эмиграции, он постоянно следил за развитием военного искусства (в Париже окончил курсы генерала Головина), пользовался исключительной боевой репутацией не только у своих соотечественников, но и у испанского командования. Он успешно воевал на различных участках фронта, однако по испанским законам, как иностранец, не имел права на занятие высших командных должностей. Следует заметить, что участие российских военных эмигрантов во франкистской армии и событиях испанской гражданской войны является военно-политическим опытом, в наибольшей степени приближавшим ее к футурологической модели возобновления гражданской войны с большевизмом. В других воинских соединениях (на Дальнем Востоке, в Финляндии и т.п.) российские белые экстремисты играли более подчиненную роль, не имея возможности заявить собственные политические лозунги, тем более получить под свою ответственность отдельные участки фронта. Редактор журнала "Часовой" капитан В.В. Орехов в статье "Испания и мы" писал: "Вряд ли в другой стране могли установиться такие... полные взаимного понимания отношения между хозяевами страны и бесподданными иностранцами. В Испании нас понимают, нашу борьбу ценят...". Для российского эмигрантского экстремизма было жизненно важно добиться признания и поддержки у европейских консервативных кругов. Дальнейшая судьба "испанских русских" сложилась по-разному. Многие из них остались в Испании и выбрали сугубо мирные профессии, другие продолжали военную службу. Ряд российских белых добровольцев, 158
сражавшихся в Испании, в годы второй мировой войны принимал участие в боевых действиях на Восточном (советско-германском) фронте в составе испанской "Голубой дивизии". Среди них Н.С. Артюхов, К.А. Гончаренко, С.К. Гурский, В.А. Клименко, В.Е. Кривошея, Л.Г. Тонкий, А.А. Трингам. Таким образом, в период гражданской войны в Испании в 1936- 39 гг. белые военные эмигрантские формирования впервые в Европе заявляют о себе, пытаясь продолжить вооруженную борьбу с большевистским режимом и реализовать разработанные в 1930-е гг. военно-политические доктрины. В Испании происходит столкновение идеологии белого движения и идей мировой революции и III Интернационала. В результате, участие "руссо бланко" в испанской гражданской войне на некоторое время реанимировало комплекс военно- политическихдоктрин белого экстремизма. Российские военные эмигранты, на протяжении двух десятилетий мечтавшие о возобновлении борьбы с РККА, (а советские офицеры- добровольцы находились в составе интербригад) наконец получили такую возможность: в результате накопившийся потенциал ненависти выразился в жестоких формах борьбы, отказе сдаваться в плен и самоубийствах, стойкости в боях, расстрелах пленных и т.п. Успешное для белых экстремистов завершение гражданской войны в Испании (победой сил генерала Франко) вселило надежду в российских эмигрантов на грядущий успех и в ожидавшейся новой гражданской войне в СССР и в итоге привело к значительной переоценке своих возможностей: белые реваншисты всерьез надеялись, что им удастся в 1939-40 годах сформировать собственные белогвардейские армии и перенести вооруженную борьбу на территорию СССР. Определенную роль в усвоении испанцами идей белого движения сыграл и менталитет "испанидад", во многом схожий с российским консерватизмом. В то же время необходимо заметить, что полного единства в среде российской военной эмиграции по вопросу о поддержке франкистского режима достигнуто не было: значительная часть военных эмигрантов поддержала республиканцев, вступив в интербригады и сражаясь на стороне левого правительства против франкистов, надеясь заслужить себе прощение и возможность вернуться в СССР. Таким образом, "испанский пролог" открыл страницу непосредственного участия российской военной эмиграции в мировых военно-политических конфликтах конца 1930 - середины 1940-х гг. Советско-финляндская война 1939-40 гг. стала еще одной пробой сил российской военной эмиграции. В восприятии рядовых эмигрантов и руководства РОВС события "зимней войны" были аналогичны пониманию гражданской войны в Испании: они исходили из того, что ведут борьбу с прежним противником - большевистским режимом "с перспективой освобождения исторической 159
России". Особые надежды у российских экстремистов вызывало то обстоятельство, что в данном случае события разворачивались на территории, которая ранее входила в состав Российской империи, а в 1939-40 гг. - на границах СССР. Поэтому РОВС и военные экстремистские организации поставили своей задачей максимальное участие в данных событиях. Так, один из военных теоретиков русского зарубежья Н. Цуриков утверждал в аналитической записке, подготовленной для членов Юго-Восточного отдела РОВС в связи с началом советско- финляндской войны: "Все события, где бы и между кем бы они ни происходили, интересуют нас прежде всего с одной точки зрения: приближают они или отдаляют падение большевистского режима". В то же время, сожалея о потерях, которые несла Красная армия в период неудачной для нее "зимней войны", Н. Цуриков писал, что "в Финляндии гибли под пулеметами... взрывались на минах и сотнями замерзали не ЧОН или части ГПУ, а все те же, что и при раскулачивании, на лесозаготовках, на Беломорском канале, спецлагерях - российские мужики. Эти 300 тысяч погибших являются потерями не СССР, а России", и В период советско-финляндской "зимней войны" 1939-1940 годов российские военные эмигранты активно информировали германскую разведку "СД" и французское бюро контрразведки о положении в Прибалтике, о перспективах развития внешней торговли СССР и о структуре Красной Армии".14 В 1940 году белоэмигрант П. Матвеев обратился к представителю Франции в Софии с предложением создать "белоэмигрантские отряды для борьбы с Красной Армией на советско- финляндском фронте". 1 5 Ярко себя проявляет эмигрантский военно-политический экстремизм со второй половины 1930-х годов, после начала нового этапа мировых социально-политических и военных конфликтов. В различных точках земного шара - в Северной и Западной Европе, на Дальнем Востоке - российские эмигранты втягивались в вооруженные события: принимали участие в испанской гражданской войне в 1936-39 гг., в борьбе против коммунистов Мао Цзэдуна, в советско-финляндской войне 1939-40 гг. и т.п. При этом российские экстремисты пытались реализовать собственные военно-политические задачи - в первую очередь, дестабилизировать внутреннее положение в СССР и разжечь на его территории новый этап антибольшевистской гражданской войны. В Финляндии представители белой эмиграции искали подтверждения своим выводам о том, что в СССР существует серьезная оппозиция режиму, а также пытались испробовать на практике различные варианты открытой вооруженной борьбы. В последнем случае смысл заключался в том, что зарубежные российские экстремистские организации должны были стать инициаторами и вдохновителями 160
подъема народов России на открытую борьбу с большевизмом, отводя себе при этом руководящую роль в этом процессе. Кое-что в рамках реализации этих планов удалось сделать и на практическом уровне. Российских эмигрантских экстремистов интересовали настроения советских граждан. Наиболее доступными для изучения настроений советских людей были, конечно, военнопленные. Сохранились свидетельства того, как эмигрантами изучалось общественное мнение в лагерях. В дальнейшем все это сказалось на выработке действий российской эмиграции. Какие же настроения господствовали среди военнопленных? Так, корреспондент итальянской газеты "Карьера делла Сера" Монтанелли после посещения лагеря советских военнопленных в г. Куовола писал: "Я думал и был в полной уверенности, найти по крайней мере среди военнопленных радостное настроение. Но эти десятки тысяч пленных встретили мир как трагедию. И, действительно, задаешь себе вопрос, что будет с ними, когда они вернутся в Россию? Нет сомнений. "Кто сдается в плен, будет считаться изменником и с ним будет поступлено впоследствии, как с таковым". Так говорили им в СССР".1& Действительно, из финских лагерей многие из них проследовали в советские лагеря, но уже как изменники, нарушившие присягу. По выводам аналитиков РОВС, главным итогом "зимней войны" явились моральная изоляция СССР и рост оппозиции внутри страны. При этом ставка делалась на участников боев и пленных. "Но все-таки может быть кое-кто из этих несчастных, попавших в плен, вернется домой. Вернутся в Россию, кроме того, и те, кто уцелел в боях и не был в плену, но видел, как и пленные, все, что на фронте происходило. Все эти люди в равной мере явятся самыми страшными пропагандистами - обличителями власти, доведшей страну до такой победы. Дело не в повышении ненависти к власти. Ненависть к власти в СССР вряд ли можно еще увеличить. Вернувшиеся сделают другое. Во-первых, пленные расскажут, что у нас не лучше, а во сто раз хуже, что есть страны, где людей не заставляют жить по-звериному. И все расскажут о своем фактическом поражении, то есть о слабости власти, сильной при встрече с безоружным населением и беспомощной с вооруженным и стойким противником. И тем самым может быть сделают самое главное: рассеют гипноз всесильности и непобедимости власти, а следовательно, и гипноз безнадежности борьбы".17 Наверное, нет необходимости объяснять, что в данном случае теоретики российского зарубежья выдавали желаемое за действительное: поведение пленных красноармейцев, боявшихся возвращаться на родину, свидетельствовало как раз о силе репрессивного режима в СССР, способного эффективно подавлять любое инакомыслие и контролировать поступки. Однако вывод, сделанный белыми эмигрантами из итогов войны о том, что "задача борьбы с СССР облегчается, ибо снято препятствие 161
опасения серьезного сопротивления , оказался поверхностным и неверным. Опора на изучение настроений военнопленных, находящихся в специфических условиях лагерной жизни, ощущающих свою ответственность за то, что они нарушили присягу, дала неверную посылку о распространении оппозиционных взглядов среди советских людей, о слабости советской власти и о возможности инициации белоэмигрантскими экстремистскими организациями процесса политической борьбы внутри СССР. Во всяком случае, это стимулировало рост эмигрантской военно- политической активности: в среде русского военного зарубежья начинают формироваться организованные воинские подразделения с целью последующего их объединения в составе интервенционистской армии для вторжения на территорию СССР. На Военно-научных курсах (ВВНК) в Париже и Белграде проводились учебные занятия по итогам "зимней войны" 1939-40 гг., анализировался ход боевых действий, высказывались различного рода военно-политические прогнозы и т.п. Финляндское командование в феврале 1940 г. приняло решение об использовании пленных красноармейцев для диверсий в тылу Красной Армии. Первоначально эти формирования получили название "русские народные отряды". По дальнейшему замыслу из них должны были создаваться строевые воинские части "Русской Народной Армии". Планировалось создать шесть русских народных отрядов, но на практике был сформирован и отправлен на фронт лишь один. В период советско-финляндской войны происходит своеобразная "смычка" представителей ранее противоборствующих лагерей: некоторых деятелей советской бюрократии, перешедших в оппозицию сталинскому режиму, и лидеров белой военной эмифации. Активным участником этих событий стал бывший технический секретарь Политбюро ЦК ВКП(б), фактически секретарь И.В. Сталина - Б. Бажанов. После бегства из СССР в 1928 г. и нескольких лет эмиграции он прибыл в Финляндию по приглашению фельдмаршала К. Маннергейма. 15 января 1940 г. на главной квартире маршала в Сен Микеле состоялась их беседа, в результате которой была дана санкция на формирование эмигрантской антисоветской армии. Позднее, объясняя цель своих действий, Бажанов писал: "Я хотел образовать Русскую Народную Армию из пленных красноармейцев, только добровольцев, не столько, чтобы драться, сколько, чтобы предлагать подсоветским солдатам переходить на нашу сторону и идти освобождать Россию от коммунизма. Если мое мнение о настроениях населения было правильно (а так как это было после кошмаров коллективизации и ежовщины, то я полагал, оно было правильно), то я хотел катить снежный ком на Москву, начать с тысячей человек, брать все силы с той стороны и дойти до Москвы с пятьюдесятью дивизиями".18 162
Российская военная эмиграция не только наблюдала за ходом советско-финляндской войны 1939-40 гг., но и предпринимала активные попытки вмешаться в развитие событий. РОВС, ВМС и ряд других белоэмигрантских организаций предпринимали попытки сформировать и отправить в Финляндию отряды добровольцев из состава российских военных эмигрантов. В 1940-м году офицерам РОВС, спешно прибывшим в Финляндию, удалось создать отряд из военнопленных численностью 200 человек19, имевший офицеров-белоэмигрантов. Данная модель построения антибольшевистской армии являлась базовой практически во всех военно- политических футурологических концепциях русского зарубежья. Интересен следующий факт: пленные красноармейцы, из которых формировались части "народной армии", предпочитали, чтобы командные должности у них занимали не бывшие красные командиры, а белые офицеры-эмигранты, поскольку "...белые офицеры наверняка будут расстреляны вместе с ними и они их безусловно не предадут".20 Российская военная эмиграция внимательно следила за настроениями пленных красноармейцев, пытаясь оценить степень возможности использовать их в антибольшевистской борьбе. Для проведения эксперимента финскими военными был предоставлен один из лагерей красноармейцев. В нем находилось около 500 человек в возрасте от 20 до 40 лет, представители различных национальностей, командный состав отсутствовал. В своих воспоминаниях Бажанов утверждал, что когда он прибыл в январе 1940 г. в этот лагерь, то большинство из военнопленных выразило готовность с оружием в руках бороться с советским режимом, и все поголовно были настроены антикоммунистически. Правда, надо сказать, что аналитическая статья в "Военном журналисте" 1940 г. несколько в другом тоне характеризовала настроения красноармейцев, хотя базировалась, по всей видимости, на результатах исследований, проведенных Баженовым. Так, в ней писалось: "Им было выяснено, что четверть состава красноармейцев боится не только опасностей войны, но и вообще всего. Вторая четверть представляла собою ненадежный молодняк, который тоже не сочувствовал советской власти или, вернее, был ею недоволен, но не представлял себе, что ей можно себя противопоставить. Старшие красноармейцы им говорили, что до большевиков жилось лучше, и эта молодежь им верила, но была совершенно пассивна. Таким образом, половина красноармейцев была трудна для пропаганды, и потребовалось бы много времени, чтобы их привести в соответствующее состояние и создать соответствующее настроение. Третья четверть была согласна безоговорочно и немедленно драться против коммунистов. И, наконец, последняя четверть готова была идти против советов, при условии постоянного политического влияния".21 Итог советско-финляндской войны 1939-40 гг. показал бесперспективность применения идей белого движения в новой 163
реальности, возникшей в СССР за два десятилетия существования большевистского режима. Эффект от распространения идеологии белого дела среди советских граждан был практически нулевой. В это время Бажанов работал в тесном взаимодействии с представителями РОВС в Финляндии. Руководство РОВС и финские военные, анализируя действия российских офицеров-эмигрантов, стремились оценить уровень их профессиональной подготовки. Из шести офицеров-эмигрантов, по отзывам Бажанова, пять оказались блестящими специалистами (два штабс-капитана и 3 подпоручика). Между ними и партизанами, которые стали называть себя "народоармейцами", установились доверительные отношения. Обращение к белому офицеру было - "гражданин командир".22 Было подготовлено несколько подразделений, которые приняли участие в боях. Так, один из 30 бывших красноармейцев под командованием штабс-капитана К. пробыл на фронте в течение 10 дней. За это время к отряду присоединилось около 200 красноармейцев, которых белогвардейцы распропагандировали. Отсюда наблюдателями РОВС был сделан вывод о правильности оценки настроений красноармейцев как крайне неустойчивых и даже антисоветских. Было также сделано заключение о рациональности применяемой тактики действий "народоармейцев", а также о необходимости подготовки в условиях эмиграции технических военных специалистов, так как "спецы", находящиеся в Красной Армии, проявляют лояльность к режиму и не хотят вступать в антисоветские воинские формирования. На собрании офицеров генерального штаба на квартире начальника I отдела РОВС в Париже генерала Витковского была отмечена особо значительная роль парижской группы экстремистов и Б. Бажанова в организации антисоветской деятельности во время советско-финской войны. В дальнейшем, после окончания военной кампании, в отделах РОВС, в эмигрантских организациях, на собраниях офицеров генерального штаба с обобщением опыта организации антисоветских вооруженных формирований из военнопленных выступали представители российской военной эмиграции, принимавшие участие в событиях советско- финляндской войны. Политический экстремизм российского зарубежья проявлялся в частности в том, что военные эмигранты в 1934-40 годах пытались либо вступить в армии противоборствующих европейских государств, либо же создать собственные вооруженные формирования, с тем чтобы выступить в качестве самостоятельной военно-политической силы. В феврале 1940 года глава "Союза казаков, участников Великой войны" обратился к французскому военному атташе в Белграде с просьбой оказать поддержку в формировании военных частей из белоэмигрантов для использования их в составе союзной армии, действующей против гитлеровской Германии.23 164
При этом эмигрантский экстремизм проявил поразительную готовность принимать участие в борьбе на стороне практически любых армий - как фашистской ориентации, так и, наоборот, их противников - Франции, Бельгии, США и т.п. Французская контрразведка зафиксировала в 1939 году факт "выезда из Югославии 1700 тыс. русских белоэмигрантов для вербовки в немецкую армию*'.24 В 1941-43 годах эмигрантские экстремистские организации активно осуществляют вербовку добровольцев в антисоветские армии: создают специальные пункты в Белграде, Париже, Берлине, рассылают агитационные письма эмигрантам, в первую очередь - молодежи, проверяют списки членов воинских организаций на предмет их возможного использования в войсках. В 1941-42 годах в Праге действовал "Центр вербовки" казаков, формировавший антибольшевистские вооруженные группы. Центром руководили Н. Каледин и И. Вишлянцев.25 Стратегической задачей эмигрантского экстремизма в период второй мировой войны являлось создание собственной интервенционистской армии, с целью ее использования на Восточном фронте против советских войск. При этом предполагалось, что появление в 1941-43 годах новой белой армии произведет в СССР огромный пропагандистский эффект и превратит отечественную войну против фашистских захватчиков в гражданскую - против советского строя. На начальном этапе второй мировой войны в 1939-40 гг. Франция становится плацдармом, на территории которого формируются антисоветские вооруженные формирования. В Париже находилась штаб- квартира РОВС, большое количество военных обществ и союзов, составлявших организационный центр российского эмигрантского экстремизма. В 1941 году на территории Франции была предпринята попытка формирования "Союзом белогвардейцев" вооруженного подразделения "для борьбы с большевизмом" - "Антибольшевистского легиона" под председательством Шторка.2^ В Алжире в 1941-42 годах действовал Центр вербовки белогвардейцев в "Антибольшевистский легион" для участия в военных действиях на советско-германском фронте. Руководил алжирским центром российский эмигрант "первой волны" П. Долгушин. В "Антибольшевистский легион" вступали, в основном, бывшие солдаты и офицеры врангелевской армии, в 1920-х годах осевшие в Северной Африке и мечтавшие о возобновлении вооруженной борьбы с советской властью.27 В период второй мировой войны активизировались белоэмигрантские молодежные организации фашистского толка, пытавшиеся подражать германским национал-социалистским организациям типа "гитлерюгенд" и т.п. Во Франции существовала молодежная фашистская организация "Юный доброволец", которая в 1942 165
году официально примкнула к "Всероссийскому Союзу фашистов" (ВСФ) на Дальнем Востоке.28 После начала второй мировой войны в 1939 году российская эмиграция оказалась перед тяжелой для нее во многих отношениях проблемой: какую из борющихся сторон поддержать, кого считать своим союзником - фашистскую Германию или страны западной демократии - Англию и Францию? В июне 1941 года проблема выбора военно- политической ориентации для российских эмигрантов еще более осложняется, буквально обретая черты трагичности: поддержать СССР, своего идейного противника со времен гражданской войны 1917-20 гг. либо выступить на стороне Германии против своей исторической родины. Позиция руководства РОВС была сформулирована 1 сентября 1939 г. в приказе генерала А.П. Архангельского, председателя РОВС: "Чины РОВСа должны исполнить свое обязательство перед страной, в которой они находятся, и зарекомендовать себя с лучшей стороны, как подобает русскому воину". В период 1939-1941 гг. российская эмиграция еще занимает позицию нейтралитета, стараясь не втягиваться в события "странной войны" в Европе, уклоняясь от призыва в армии стран- реципиентов. Несмотря на то, что российская военная эмиграция в конце 1930-х гг. сильно поправела и в ее среде также усилились германофильские тенденции, после начала второй мировой войны большая часть эмигрантских объединений и союзов заявила о своем нейтралитете. Лидеры белой военной эмиграции поддержали данную позицию: так, В. Орехов призывал своих сторонников не вмешиваться в конфликт до тех пор, пока одна из сторон не объявит о том, что "борьба идет за освобождение России от большевизма".29 В целом же эмиграция, особенно находившаяся на территории Германии, заняла выжидательную позицию, которую точно охарактеризовал начальник Управления по делам русской эмиграции в Германии генерал В.В. Б иску пеки й во время личной встречи с начальником отдела РОВС генералом А.А. фон Лампе. Он предложил "...спокойно, без всякой критики, сохраняя единство и дружеские взаимоотношения, терпеливо ожидать решения вопроса, занимаясь своей повседневной работой, и тем самым сберечь как свое собственное положение, так и положение всей русской эмиграции, проживающей в Германии". Действительно, воинские структуры российской эмиграции в фашистской Германии были ограничены в своих действиях: в случае открытых заявлений о поддержке СССР их участники были бы немедленно арестованы, а слишком высокая политическая активность, даже в поддержку Германии, также часто приводила к арестам и репрессиям (как, например, в случае с генералом Скородумовым). 166
На протяжении 1939-1945 гг. российская военная эмиграция была вынуждена несколько раз определять свою политическую позицию и линию поведения. Быстро развивавшийся сначала европейский, а затем и мировой военно-политический кризис не позволял российским военным эмигрантам уклониться от трудного для нее выбора: кого поддержать в сложной и противоречивой ситуации, когда отсутствовала конкретная поляризация интересов и обе противоборствующие стороны представляли для российских эмигрантов зло» Ситуация конца 1930-х гг., когда явственно обозначилась возможность столкновения европейских государств с СССР, была военным эмигрантам понятна: она как бы воспроизводила ситуацию периода Гражданской войны 1917-20 гг. и открывала перед российской эмиграцией перспективу возобновления вооруженной борьбы на новом этапе гражданской войны в СССР, которая должна была, по мнению лидеров РОВС, начаться одновременно с интервенцией западных стран против Советского Союза. При этом военная эмиграция видела свою задачу в том, чтобы сформировать интервенционистскую белую армию (вероятнее всего, на территории Польши или Румынии) и выступить против РККА, перехватив у внешних захватчиков инициативу. Мнение абсолютного большинства военных эмигрантов в данном случае совпадало, расхождения были лишь в выборе средств для решения этой задачи и определении тактики. Однако в 1939 г. происходит первый раскол в среде военной эмиграции вторая мировая война началась столкновением самих европейских государств друг с другом, при этом СССР выступил в качестве союзника фашистской Германии, - вызванный наличием в мире военной эмиграции как сторонников германской, так и сторонников англофранцузской ориентации. В 1939 году разгоревшийся мировой военный конфликт помимо ее воли втянул российскую эмиграцию в вихрь военных событий: многие российские эмигранты были призваны во французскую, польскую и югославскую армии. (Офицерский корпус югославской армии включал в себя особенно много российских эмигрантов). В ходе боевых действий в Европе многие российские эмигранты оказались в плену, были интернированы, а также скрывались на оккупированных фашистской Германией территориях. В 1939 году мир российской военной эмиграции в странах Прибалтики и Польши был разрушен в результате наступления Красной армии. Присоединенные к СССР районы были подвергнуты тщательным политическим и "классовым" чисткам: не успевшие скрыться белоэмигранты и лолитические экстремисты арестовывались НКВД, воинские союзы были закрыты, газеты и журналы запрещены. Воинские объединения в Риге, Вильнюсе и Таллинне прекратили свое существование. 167
В 1939 году по миру российской военной эмиграции также прокатилась первая волна репрессий со стороны нацистских властей Германии. РОВС, военные общества и органы печати белой эмиграции преследовались немецкими нацистами, поскольку военная эмиграция призывала к походу против большевистского режима, а Германия в тот период являлась союзником СССР. В 1940-м году по этой причине был закрыт центральный печатный орган военного зарубежья - журнал "Часовой", были также арестованы многие активисты РОВСа и БРП. В 1941-42 гг. военная эмиграция проходит второй период военно- политической ориентации, определявшейся выбором ее целеполагающих задач: часть военной эмиграции считала, что ее главной целью является свержение сталинского режима, путь даже путем завоевания СССР фашистской Германией, другая же часть военной диаспоры считала Гитлера худшим врагом своей родины, поэтому была готова поддержать Советский Союз в борьбе с фашистским агрессором. В целом, процесс определения своей позиции российской эмиграцией к концу 1942 года завершился: ее политически активные члены либо вступили в прогерманские военные формирования, либо же приняли участие в борьбе антифашистского движения Сопротивления. Российские военные эмигранты, определяя свою позицию в 1939-40 гг., пытались руководствоваться принципом наименьшего зла, что, соответственно, их разделяло: некоторые считали наименьшим злом победу фашистской Германии над сталинским СССР, а другие - победу Советского Союза над Германией, пусть даже при этом укреплялся советский строй и, соответственно, отодвигалось на неопределенный срок его падение, о котором так упорно мечтали российские экстремисты. Руководство РОВС настороженно относилось к поступлению российских эмигрантов на воинскую службу в немецкую армию. Начальник 1-го (французского) отдела РОВС генерал А. Витковский заявил, что "русская кровь может быть пролита только за русское дело".30 После начала войны практически вся эмиграция разделилась на оборонцев и пораженцев. Первые выступали за победу Советского Союза; вторые же считали, что победа Гитлера поможет уничтожить большевистскую власть в стране. В поддержку Советского Союза и антигитлеровской коалиции выступили практически вся левая и большинство центристской части политического спектра эмиграции. Особенно это относится к тем, кто смог покинуть оккупированную Европу. Так, М.О. Цетлин, основатель леволиберального "Нового журнала" (Нью-Йорк), преемника "Современных записок", писал в вводной статье к первому номеру журнала: "Кто бы ни руководил русской армией в ее героической борьбе, мы всей душой желаем России полной победы..."31. По мере того как Гитлер приступил к реализации своих 168
колонизаторских планов, количество оборонцев непрестанно увеличивалось. Лидер российской военной эмиграции генерал А.И. Деникин занял позицию "оборонцев" и считал невозможным призывать российских эмигрантов к вооруженной борьбе в рядах немецкой армии против СССР. Так, в письме к председателю РОВС генералу А.П. Архангельскому он писал: "...призывать служить одинаково ревностно всем - и друзьям и врагам России - это обратить русских воинов-эмигрантов в ландскнехтов". В то же время значительная часть российских военных эмигрантов вступила в прогерманские вооруженные формирования и приняла участие в "походе на Восток" ("Дранх нах Остен") (особенно на раннем этапе войны, когда истинные цели фашистов еще не стали столь очевидными, как это произошло в конце 1941 - 1942 гг.) Многие из них искренне заблуждались, не понимая истинных намерений нацистов и милитаристской Японии и считая, что те борются только с большевизмом, и, таким образом, объясняли свое участие в войне стремлением восстановить историческое российское государство. Генерал А.И. Деникин публично выступил в поддержку Красной армии, считая, что война может разбудить самосознание советского народа и в том числе - Красной армии, которая, изгнав немцев за пределы СССР, повернет оружие против сталинского режима. А.И. Деникин сохранял эту точку зрения на протяжении всей войны. 15 ноября 1944 г. А.И. Деникин выступил с обращением к бывшим солдатам белых армий, в котором говорилось: "Мы испытывали боль в дни поражений армии, хотя она и зовется "Красной", а не российской, и радость - в дни ее побед. И теперь, когда мировая война еще не окончена, мы всей душой желаем ее победного завершения, которое обеспечит страну нашу от наглых посягательств извне".32 В то же время белоэмигрантский экстремизм не терял надежды на военно-политический реванш. А.И. Деникин так сформулировал две важнейшие задачи белого движения применительно к сложившейся ситуации. Первая задача - помочь изгнать немецкую армию с территории СССР; вторая задача - "изменить внутреннюю обстановку" в Советском Союзе, т.е. свергнуть сталинский режим. Только после их решения цель белого движения, по его мнению, может быть достигнута и возможно массовое возвращение российских военных эмигрантов на родину. Характерно поведение одного из руководителей РОВСа генерала А.А. фон Лампе, который незадолго до начала войны фашистской Германии против СССР написал письмо главнокомандующему вермахта генерал-фельдмаршалу Вернеру фон Браухичу, в котором просил в условиях надвигавшейся войны иметь в виду Русский Обще-Воинский Союз (РОВС), готовый бороться с коммунистами. В июле 1941 г. он написал аналогичное письмо в канцелярию Гитлера и приложил копию 169
своего письма к Браухичу. Из рейхсканцелярии был получен ответ о том, что письмо направлено на рассмотрение все к тому же фельдмаршалу Браухичу. Наконец, Браухич все-таки ответил генералу фон Лампе. В своем ответе он указал, что участие эмигрантов в войне с Советским Союзом не предусматривается. Фон Лампе вынужден был 17 августа 1941 г. отдать приказ № 46 по Второму отделу РОВС о том, что члены РОВС вольны действовать самостоятельно, но должны поддерживать с ним связь. Он же отказался принять немецкое гражданство и не рекомендовал воинским чинам поступать на службу в немецкие части, за что был арестован гестапо и даже некоторое время сидел в тюрьме.33 Первоначально германское военное командование не только не планировало использовать русских эмигрантов в войне против СССР, но, более того, даже осуществило две волны репрессий против членов РОВС и военных организаций: а) в 1939-41 гг. - в Европе были арестованы активисты русского зарубежья (в Париже, Берлине, Белграде и др. городах); б) в 1941 году - в Германии и Франции прошла вторая волна репрессий, связанная с началом войны Германии против СССР. В 1941-42 гг. организационная роль РОВС как единого центра российской эмиграции снижается, а его функции переходят к ряду новых эмигрантских экстремистских формирований - Русской народной национальной армии (РННА), Русской национальной армии (РНА), Русского охранного корпуса (РОК) и др. Однако РОВС, тем не менее, пытался сохранять видимость ключевой структуры русского зарубежья, выступая порой от имени всей военной эмиграции. Например, 1 июня 1942 г. генерал фон Лампе рассылает циркулярное письмо, в котором информирует чинов РОВС о возможностях участия в борьбе с большевизмом. Варианты были разные, и везде были свои особенности. Среди них: служба в экстремистских воинских частях, служба переводчиками в немецких частях и организациях, участие в спецотрядах по борьбе с партизанами, работа в транспортной организации "Шпеер", служба в Русском Охранном корпусе, вступление в отряд С.Н. Иванова. В письме фон Лампе выразил надежду, что когда-нибудь у немецкой стороны все-таки возникнет потребность в использовании сил российских эмигрантов и Объединение (РОВС) в полном составе вступит в борьбу с большевизмом, а для этого каждый член РОВС, где бы он ни находился, должен оставлять подробную информацию о месте своей службы. Руководство РОВС и лидеры военной эмиграции надеялись, что "внешнюю войну Германии против СССР им удастся превратить в войну гражданскую против большевистского режима".34 Контрразведывательные структуры РОВС, обрабатывая информацию, поступавшую с оккупированных Германией советских территорий, приходили к выводу о том, что в СССР имеется массовое недовольство 170
сталинским режимом и что "достаточно начать целенаправленную политическую работу, как население сразу же отвернется от большевиков и будет всячески содействовать восстановлению небольшевистской России". Их выводы основывались на следующих тезисах: "1) во время войны народ получил оружие в миллионных масштабах, чего никогда в другое время нельзя было добиться, 2) в условиях войны ряды компартии изрядно пострадали и авторитет власти был основательно дискредитирован, 3) многие немцы, занимавшие ответственные посты в военных и гражданских ведомствах Германии, поняли, что Гитлер завел Германию в тупик и катастрофа для нее неизбежна, если не изменить ситуацию на Востоке политическими средствами".^ Эти эмигранты полагали, что "здравомыслящие" немцы готовы заключить почетный союз с представителями России, находящимися в эмиграции, с тем чтобы вместе с ними вести в дальнейшем борьбу против большевиков. А для этого, по их мнению, было необходимо организационно оформленное "Русское освободительное движение" (РОД). Но германские власти, проводившие завоевавшие поход против СССР и имевшие своей целью его полное уничтожение, не принимали в расчет стремление российских военных эмигрантов создать РОД и выступить в качестве самостоятельной военно-политической силы, более того, запрещали деятельность многих российских эмигрантских организаций на Восточном фронте, если их создание не было санкционировано руководством вермахта. Понимая, что "старые" белые военные эмигранты в силу уже сформировавшихся у них политических взглядов вряд ли когда-нибудь станут послушными марионетками Германии и всегда будут претендовать на самостоятельную роль, немцы сделали ставку на эмигрантскую молодежь: в рамках своей восточной политики немцы способствовали созданию русских молодежных антисоветских организаций. Так, в 1942 г. в Берлине была создана "Национальная организация русской молодежи". Координатором программы подготовки российской молодежи для будущего управления Россией стал Георгий Львович Лукин, сын белого эмигранта, жившего в Югославии. Он, как и многие в русском зарубежье, "рассчитывал на возрождение национальной России и критически относился к планам нацистов в отношении ее". Но в тех условиях он "не видел другой возможности бороться с большевизмом и принял немецкое предложение вести организационную работу с русской эмигрантской молодежью".36 Германское военное командование (ОКВ), стараясь не допускать российских военных эмигрантов-экстремистов на Восточный фронт, в то же время эффективно использовало эмигрантов в системе оккупационного военного управления. Приказом главнокомандующего немецкими войсками во Франции от 21 апреля 1942 г. Комитет взаимопомощи русских эмигрантов во Франции был переформирован в Управление 171
делами русской эмиграции во Франции. Начальником его был назначен Ю.С. Жеребков, внук царского генерал-адьютанта А. Жеребкова. Он занимал крайне прогерманские позиции. Об этом свидетельствует его "Оповещение", изданное в мае 1942 г., согласно которому правление осуществляло отбор добровольцев из числа эмигрантов-экстремистов на советско-германский фронт и в районы, оккупированные германскими войсками. При этом запрещалась любая антигерманская деятельность эмигрантов. С начала войны против СССР Ю.С. Жеребков и начальник французского отдела РОВС генерал, профессор Н.Н. Головин зарегистрировали более полутора тысяч офицеров, изъявивших желание безоговорочно участвовать в борьбе против большевизма. Первая партия эмигрантов, отбывшая на фронт, состояла из 200 человек и имела специально придуманную для них форму. Российский эмигрантский экстремизм все более приобретает черты широкомасштабного организованного движения. В конце 1941-42 гг. на советских оккупированных территориях возникает феномен эмигрантских военно-административных структур, существовавших под достаточно слабым контролем германских оккупационных властей. Например, осенью 1942 г., несмотря на запреты Берлина, уже существовала в районе г. Локоть Орловской области "бригада Каминского" со своим российским командным составом и с русским административным гражданским управлением района; в Могилеве дислоцировался казачий полк майора (затем генерала) Кононова также с русским командным составом (казаки полка иногда привлекались в конвой фельдмаршала Клюге, командующего группой армий "Центр"), имелись небольшие, но многочисленные российские добровольческие воинские подразделения в составе немецких частей или отдельные воинские части вспомогательного назначения (Hilfswillige) под командованием немцев. Российский эмигрантский политический экстремизм видел в подобных структурах ростки будущей российской постбольшевистской государственной власти, которая должна была, по их мнению, возникнуть на территории СССР после пересмотра отношений между Германией и новой российской властью в сторону равноправного партнерского союза. Генерал А.И. Деникин, авторитет которого в мире российского военного зарубежья оставался высоким и в 1940-е годы, считал, что, конечно, продолжать антибольшевистскую борьбу необходимо, однако в реально сложившейся военно-политической ситуации это было бы равносильно удару в спину своей родине: оказать помощь гитлеровским агрессорам - значит выступить против своего отечества. Поэтому, как неоднократно отмечал бывший руководитель Добровольческой армии, "участие эмигрантов в иностранном вторжении в Россию недопустимо". В своем письме к начальнику РОВС генералу А.П. Архангельскому 172
А.И. Деникин осуждал действия РОВС по вербовке русских эмигрантов на службу в германскую армию.37 Генерал А.И. Деникин положил основание эмигрантскому движению "оборончества", т.е. тех эмигрантов, кто в период Отечественной войны 1941-45 гг. выступил в поддержку своей родины, против фашистской агрессии. В годы войны "оборончество" становится серьезным противником эмигрантского политического экстремизма. В основу политической концепции А.И. Деникина была положена идея о том, что Красная армия, "победив немецкие армии, повернет штыки против большевиков". Среди сторонников этой точки зрения преобладали военные деятели, в годы гражданской войны придерживавшиеся "союзнической ориентации", т.е. альянса с Англией, Францией и США. Заключение советско-германского договора в 1939 году на время дезориентировало их, однако развитие событий в 1941 году вернуло им привычную шкалу координат. План значительной части российских военных экстремистов в начальный период войны СССР с Германией - в 1941-42 гг. - заключался в том, чтобы сформировать собственные военные структуры, включиться в боевые действия на Восточном фронте и в перспективе "послужить тем ядром, вокруг которого сплотятся противники большевистского режима в России, после чего с немцами можно было бы разговаривать с позиции силы, поскольку одолеть национальную Россию у тех шансов и вовсе не было бы".38 Поэтому при создании добровольческих экстремистских эмигрантских воинских формирований последними обычно ставилось условие, что они не будут использованы в борьбе против западных противников Германии, а будут направлены в Россию. Однако цели и устремления российских экстремистов были для германского руководства совершенно очевидны, почему оно и препятствовало отправке на Восточный фронт крупных соединений, целиком состоящих из белых эмигрантов. По вопросу об участии эмигрантских экстремистских формирований в борьбе с советским режимом в германских руководящих кругах шла ожесточенная борьба мнений: к проекту создания экстремистских вооруженных отрядов с сочувствием относилось военное командование вермахта, но с крайней неприязнью - партийные круги и гестапо. В среде российского политического экстремизма сложились две основные точки зрения, в равной степени считавшие необходимым ликвидацию сталинского режима, но расходившиеся в оценке как возможности свержения его изнутри, так и в вероятности падения советского строя вследствие иностранной интервенции, прежде всего - со стороны фашисткой Германии. "Оборонческая" исходила из абсолютного недоверия к Германии (независимо даже от существующего в ней режима), а с другой стороны, возлагала надежды на то, что советский режим, вынужденный защищать себя, будет объективно защищать и 173
территорию исторической России. Главная же надежда возлагалась на то, что после победы над внешним врагом большевистский режим будет свергнут самой армией-победительницей, руководимой выдвинувшимися в годы войны советскими военачальниками - Г. Жуковым, К. Рокоссовским и др. Не исключалась и возможность, что вследствие мощного внешнего воздействия сталинский режим начнет эволюционировать в сторону демократии и либерализма, ослабнет руководящая роль ВКП(б), прекратятся политические репрессии и т.п. Ошибка подобного прогноза российской эмиграции очевидна: советский строй только укрепился в годы Отечественной войны 1941-45 гг., не оставив эмигрантскому политическому экстремизму никаких шансов. Правый лагерь военной эмиграции, в том числе ее монархическое крыло, придерживался германской ориентации. Его точка зрения сводилась к тому, чтобы прежде всего использовать любую возможность для возобновления вооруженной борьбы с большевистским режимом. Военно-монархическая эмиграция рассматривала большевистский режим в СССР в качестве наибольшего зла и руководствовалась заветом генерала П.Н. Врангеля: "против большевиков - с кем угодно". Однако истинные замыслы германского национал-социализма в отношении СССР вскоре перестали быть тайной для российской эмиграции, и программа Розенберга, "более антирусская, чем антибольшевистская", оттолкнула РОВС и военных эмигрантов-экстремистов от прямой помощи фашистской Германии в ходе похода на Восток и заставила искать пути более опосредованного участия в событиях.39 Сторонники данной точки зрения считали, что Германия победить Россию не может, что Завоевание и оккупации России - задача для немцев явно непосильная и что, оказавшись не в состоянии удерживать под своим контролем огромные российские территории, Германия неизбежно окажется перед выбором: или проиграть войну, или, заключив с новой российской властью нейтралитет, постараться выиграть войну в Европе". Поражение немецких войск под Москвой осенью-зимой 1941 года вызвало радость военно-монархического крыла российской эмиграции, поскольку, по её мнению, это должно было отрезвить немцев и вызвать изменение всей их восточной политики, заставив взять курс не на уничтожение России, а на союз с ней в борьбе против Запада. Конфликт между "оборонцами" и сторонниками вооруженной борьбы с большевистским режимом в среде военной эмиграции достиг высшей точки в 1942-м году, когда немецкие армии уже потерпели поражение под Москвой, но еще продолжали оккупировать значительную часть советской территории и не были окончательно сломлены. Следует отметить, что и "оборонцы" и сторонники союза с Германией своей конечной целью видели все-таки свержение 174
большевистского режима и возврат к идеалам исторической России: разница заключалась в методах достижения этого: "оборонцы" считали участие белоэмигрантов в прогерманских вооруженных формированиях недопустимым, а участники РОД - вполне приемлемым, лишь бы оно завершилось победой белого движения. Военные экстремистские круги, составлявшие ядро российской эмиграции, инстинктивно тяготели к себе подобным и склонны были переоценивать роль армии в политической жизни тоталитарных государств, каковыми являлись фашистская Германия и сталинский Советский Союз. Не понимая в полной мере природу тоталитарных диктатур, они недооценивали идеологическую составляющую режимов, считая, что в определенных условиях возможен отказ от их базовых положений либо же их существенная корректировка, что бы открыла возможность для экспансии идеологии белого дела в освободившееся идеологическое пространство. Именно на этом были построены расчеты российских экстремистов, сторонников союза с Германией в борьбе с большевистским режимом. Сторонники германской ориентации считали, что столкновение России и Германии в первой мировой войне было исторической ошибкой и даже, более того, России следовало выступить в поддержку Германии против Антанты. К тому же участники гражданской войны 1917-20 гг. хорошо помнили то благожелательное отношение, которое было проявлено к ним в 1918 г. немецким офицерством, даже вопреки позиции политических кругов Германии. Из этого военно- монархические круги российской эмиграции делали вывод о том, что политика Германии в отношении СССР будет определяться не партийно- политическим руководством НСДАП, а армейскими кругами, которые, руководствуясь прагматическими соображениями, пойдут на союз с постбольшевистской Россией. В 1946 году генерал А.И. Деникин в письме председателю РОВС генералу АЛ. Архангельскому осуждал деятельность руководства РОВС по привлечению российских военных эмигрантов на службу в германскую армию. Позицию, занятую А.И. Деникиным, можно выразить следующим тезисом: "Судьбы России важнее судеб эмиграции".40 На то, как сложилась судьба российских военных эмигрантов в годы второй мировой войны, в большой степени повлиял такой фактор, как место жительства: например, российские эмигранты, проживавшие на Балканах и в странах Восточной Европы, в основном вступили в Русский Охранный корпус (РОК) и воевали в составе этого антибольшевистского воинского формирования (после вступления Советской армии в 1944-45 гг. в этот регион Европы мир российского военного зарубежья был здесь разрушен, многие эмигранты репрессированы). Следует отметить, что российские военные эмигранты, проживавшие в Восточной Европе и на оккупированных немцами территориях, в германскую армию не 175
призывались, т.е. их решение вступить в РОД либо в "восточные батальоны" было вполне добровольным. Если военное руководство третьего рейха предполагало использовать русские антибольшевистские экстремистские формирования на Восточном фронте с целью идейно-политической дестабилизации сталинского режима и было готово в дальнейшем передать им определенную часть функций управления на оккупированных территориях, вплоть до создания "национального правительства" России, то нацистские партийные круги относились к РОД крайне недоброжелательно, стараясь свести его роль к минимуму. В июле 1943 года Гитлер, выступая на одном из совещаний ОКВ, сказал по поводу российских антибольшевистских экстремистских формирований: "...в перспективе они видят свои собственные цели. Все эти эмигранты и советчики хотят только подготовить себе позиции на будущее время".41 Такая политика РОД вступала в непримиримое противоречие с целями гитлеровского руководства, ставившего своей задачей полную колонизацию советского пространства, уничтожение огромных масс населения и разрушение российской государственности. Значительная часть российских военных эмигрантов была в 1939-40 гг. призвана во французскую армию, где она была вынуждена служить в рамках французской военной организации, без заявления каких-либо политических и идеологических лозунгов со своей стороны (за период 1939-45 гг. во Франции погибло свыше 300 русских эмигрантов). В то же время российская эмиграция во Франции практически не подвергалась репрессиям в 1945-48 гг. (за исключением диверсионных действий НКВД в лагере Борегар, под Парижем). При этом следует заметить, что призыв российских эмигрантов во французскую армию осуществлялся в принудительном порядке, т.е. говорить о добровольном участии российских эмигрантов в войне Франции с Германией вряд ли возможно. В период формирования экстремистских военных подразделений заявило о себе своеобразное лобби российской военной эмиграции, действовавшее в германской армии, - немецкие военные, выходцы из России: В.К. Штрик-Штрикфельд, Н. фон Гроте, барон Э.К. фон Деллинсгаузен и СБ. Фрелих, Каулбарс, которые продолжали считать себя "русскими офицерами немецкого происхождения". Эта группа германских военных пыталась активно влиять на "восточную политику" третьего рейха в сторону отказа от планов колонизации СССР, за союз Германии с независимой Россией. Влияние этих лиц распространялось даже на такие структуры, как германская военная разведка "Абвер".42 Ряд российских эмигрантов - ген. Бискупский, Каулбарс - оказались причастными к попытке военного переворота в июле 1944 года, когда группа немецких военных во главе с полковником Штауфенбергом пыталась ликвидировать Гитлера. В случае успеха этой акции 176
предполагалось изменить политику на Востоке и дать зеленую улицу российским эмигрантским военным формированиям - РОА, РНА, РОК. В среде российской военной эмиграции существовала группировка, считавшая, что только иностранная армия (в данном случае - вермахт) способна победить большевистский режим в прямом военном столкновении, и поэтому идея "третьей силы", способной бороться на два фронта - против Германии и против СССР, - абсурдна и даже вредна. Сторонниками такого взгляда были генералы Бискупский и Войцеховский, а также атаман П. Краснов и в определенной степени Хольмстен- Смысловский. Вследствие подобных внутренних разногласий в среде эмиграции возникали даже конфликты: например, член РОВС капитан К. Фосс пошел на службу в гестапо и вместе с группой молодежи НОРР препятствовал деятельности эмигрантских пропагандистских органов на оккупированной территории СССР.43 В современном массовом сознании РОД обычно ассоциируется с движением, возглавленным генералом А. Власовым и частями Русской Освободительной армии (РОА). Однако данное понятие намного шире: РОД включало в себя также белоэмигрантские экстремистские воинские формирования - РОК, РНА и др.; его идейно-политическая программа включала в себя комплекс военно-политических доктрин, в том числе и ряд положений т.н. "белого движения", идеи эмигрантского "политического активизма" и т.п. При этом власовское движение являлось лишь составной частью РОД, к тому же достаточно обособленной. В то же время комплекс идей РОД был весьма эклектичен: в него входили "февралистские" взгляды власовцев, ортодоксальные антибольшевистские идеи белых эмигрантов-экстремистов, идеология "новопоколенцев" и т.п. При этом синтеза данного комплекса идей так и не произошло, лишь в 1944 году после создания КОНР был достигнут определенный компромисс. Составляющими РОД являлись два основных потока: белое эмигрантское движение, в котором преобладали реваншистско- реставрационные настроения, и движение советских военнопленных, желавших продолжить вооруженную борьбу со сталинским режимом. Объединяющей РОД идеей стала идея борьбы против сталинского режима за восстановление исторической России, а также стремление изменить германскую политику на Востоке, в сторону равноправного союза между Германией и Россией. В то же время в среде российской эмиграции с июня 1941 года намечается и третий вариант действий: многие эмигранты стали обращаться в советские посольства и консульства с просьбой о предоставлении им гражданства СССР и разрешении вступить в Красную армию, чтобы сражаться на стороне своей родины против фашистского агрессора. К сожалению, эта тема не получила в отечественной историографии достаточного освещения. В то же время данная ситуация 177
содержала в себе вероятную модель массового поведения российских эмигрантов в условиях Отечественной войны 1941-42 гг. В случае, если бы в РККА действительно был бы открыт доступ бывшим белым эмигрантам, то желающих вернуться на родину и поступить на военную службу, без сомнения, было бы значительное количество. Однако сталинский тоталитарный режим сразу же по идеологическим причинам заблокировал данный вариант, поскольку он разрушал сформированный в 1920-30-е гг. устойчивый образ эмигранта-врага, выгодный сталинской системе для поддержания в стране и обществе состояния постоянной напряженности, вызванной якобы имевшейся внешней угрозой со стороны эмигрантского экстремизма. Российские военные эмигранты, желавшие вернуться в СССР и продолжать борьбу с фашистской Германией, готовы были вступить в Красную армию на общих основаниях, без предъявления каких-либо условий, офицеры были готовы служить на солдатских должностях. При этом многие российские эмигранты перестали определять форму государственно-политического устройства СССР как "сталинский режим" и вернулись к понятию "Родина" в отношении Советского Союза. Например, утром 22 июня 1941 г. князь Оболенский явился в советское посольство в Виши (Франция) и обратился к послу А. Богомолову с просьбой зачислить его в Красную армию и отправить на советско- германский фронт.*4 Многие российские военные эмигранты, чины РОВС, проживавшие во Франции, примкнули к движению "Сопротивления" ("Резистанс"). В ряды французской армии и отрядов "Сражающейся Франции" вступили 3 тысячи русских эмигрантов, в партизанские отряды "Сопротивления" - несколько сот человек.4^ В Югославии представитель Земгора в Белграде генерал Махин вступил в партизанскую армию Тито, став военным советником. В середине 1930-х гг. в Чехословакии на основе организации казачьих "самостийников", выступавших за создание независимого государства "Казакии", был создан "Казачий национальный центр" (КНЦ) под руководством В.Г. Глазкова. КНЦ с самого момента своего образования стал ориентироваться на фашистскую Германию, руководствуясь лозунгом: "Хоть вместе с чертом, но против большевиков!" В среде казачьей эмиграции происходит увлечение германским национал-социализмом и возникает опасность формирования российского зарубежного "казачьего фашизма". Пражский журнал либерального направления "Казачья мысль" открыто предупреждал своих читателей о возможности "организации и оформления донского гитлеризма"46 и о тех негативных последствиях, которые вызовет это движение в среде российской казачьей эмиграции, поскольку создаст опасность 178
вооруженного выступления казачьих сил на стороне исторического противника России - Германии, к тому же имеющей на данном этапе наиболее реакционную форму государственно-политического устройства - режим национал-социалистской фашистской диктатуры. В 1940 году, после оккупации Германией Чехословакии, начальник управления делами русской эмиграции в Германии генерал В.В. Би скупе кий по согласованию с ген. П. Красновым назначил генерала Е.М. Балабина атаманом Общеказачьего объединения в протекторате Чехия и Моравия. Данное назначение было официально утверждено властями фашистской Германии, которые поставили Е.М. Балабину задачу объединить казаков "в одну общую неполитическую организацию" с целью защиты их интересов; в действительности же нацистские власти преследовали в первую очередь собственную цель - взять под свой контроль казачьи организации в бывшей Чехословакии, ликвидировать независимые и нелояльные "оборонческие" казачьи общества и союзы и создать единый центр управления казачьим движением за рубежом - КНЦ.47 22 июня 1941 г. в день нападения фашистской Германии на СССР "Казачий Национальный Центр" в Праге послал Гитлеру, Герингу и Риббентропу телеграмму, в которой говорилось: "КНЦ в исторический момент решения германского вождя приносит ему именем своего казачества в зарубежьи... выражение радостного чувства верности и преданности... Мы, казаки, отдаем себя и все наши силы в распоряжение фюрера для борьбы против нашего общего врага. Мы верим, что победоносная германская армия обеспечит нам восстановление казачьей государственности. ..".^8 Одновременно КНЦ был преобразован в "Казачье национально- освободительное движение" (КНОД). Казачьи организации "самостийников" в Праге, Берлине и Париже поддержали КНОД, приняв на своих собраниях резолюции с одобрением фашистской агрессии против СССР. Так, в одной резолюции говорилось: "Мы идем с той современной Германией, национально-социалистические начала жизни которой так близки социальным началам нашей казачьей жизни".4? В конце 1941 года, когда германские войска достигли Дона, происходит резкая активизация казачьих политических организаций и средств печати. Однако надежды казачьих "самостийников" на воссоздание казачьих республик с помощью сил германской армии не оправдались. В действительности, нацистское руководство и не думало о создании на Дону, Кубани и Тереке государства "Казакии", лишь в тактических целях заигрывая с казачьей верхушкой, предполагая использовать казачьи воинские формирования в собственных интересах - для охраны железных дорог, борьбы с партизанами, проведения карательных мероприятий. 179
Лишь 10 ноября 1943 г., когда германские войска уже были изгнаны с оккупированных казачьих земель, нацистское руководство выступило с декларацией по казачьему вопросу, в которой признавалось право казачества на самостоятельность, неприкосновенность его земель, сохранение прежних привилегий и др.50 Но столь запоздалое решение вызвало лишь горькую иронию казачьих атаманов: оказать сколько-нибудь ощутимое влияние на ход событий оно уже не могло и лишь продемонстрировало казакам неискренность их бывших союзников. Военно-политическая роль казачества как фактора войны стремительно сокращалась, приближаясь к нулю. Российские военные эмигранты-экстремисты стремились подчеркнуть идеологический военно-политический аспект своей антисоветской деятельности, представить себя не наемниками враждебной их родине армии, а "идейными борцами" с коммунизмом. Так, в 1944 году командованием добровольческих соединений на Восточном фронте был подготовлен проект "Плана политико-воспитательной работы среди добровольцев", в котором излагались основные идеи власовского движения, со значительными элементами идеологии белого движения, адаптированными к специфике требований обстоятельств момента (союз с "дружественной Германией" и т.п.) и построенные на принципах политического экстремизма.51 В действительности же российские эмигранты-реваншисты оказались игрушкой в руках германского командования, которое использовало их в собственных целях. МИД Германии (во внутренней директиве) сообщил в 1944 году о планах использования движения генерала А.А. Власова и белоэмигрантских экстремистских формирований в пропагандистских целях в период войны с СССР.52 Представители российской военной эмиграции первой послереволюционной волны приняли активное участие во власовским движении в 1942-45 гг. и оказали значительное влияние на формирование политической позиции самого генерала Власова (например, в ближайшее окружение Власова входили старые белые эмигранты В. Штрик- Штрикфельдт, Э. Деллингсхаузен и др.). Во многом способствовал сближению позиций старой эмиграции и А.А. Власова руководитель Управления делами русской эмиграции во Франции Ю. Жеребков. 24 июня 1943 г. в Париже в зале Ваграм было организовано собрание российских эмигрантов, представителей немецких и французских учредителей, сотрудников находившихся в Париже дипломатических миссий и представителей международной печати, на котором генерал Малышкин в своем выступлении изложил основные идеи "Русского Освободительного Движения" (РОД). "Власов отводил старым эмигрантам в предстоящей борьбе значительную роль... С его точки зрения, старая эмиграция должна была быть связующим звеном между прежней 180
исторической Россией и современностью".^ в 1942-43 гг. в РОД начинают вступать эмигрантские молодежные организации - "Союз молодежи" и "Боевой Союз молодежи", на основе которых был создан "Союз борьбы за освобождение народов России" (СБОНР). Многие военные эмигранты вступили во власовскую армию "напрямую", не состоя до этого ни в каких эмигрантских организациях. Например, противотанковый отряд в количестве 50 человек первой дивизии РОА возглавили полковник И. Сахаров и граф Ламсдорф. Большинство русских военных эмигрантов-экстремистов, активно принявших участие в событиях второй мировой войны, имели тесные связи с военными кругами Германии еще в 1920-30-е гг. В июле 1941 года при штабе Группы армий "Север" под руководством "Абвера" был сформирован "1-й русский зарубежный учебный батальон, именуемый также "Зондерштаб "Р"", в количестве 1000 человек. По линии "Абвера" "Зондерштаб "Р"" подчинялся центральному филиалу германской военной разведки на Восточном фронте -штабу "Валли". Это была первая воинская часть, состоявшая из российских эмигрантов-экстремистов.54 Абвер использовал "русские кадры" для проведения военно-диверсионных и других специальных операций в тылу Красной Армии и на оккупированной территории. Во главе экстремистских вооруженных формирований был поставлен эмигрант капитан Б. Регенау-Смысловский, сторонник активной борьбы с большевизмом. В начале 1943 года немецкое командование реорганизует формирования Регенау-Смысловского, которые теперь получили название "Дивизия особого назначения "Россия" ("Sonderdivision "R"") и вошла в состав регулярных соединений вермахта. Личный состав дивизии носил обычную германскую армейскую форму, на левом рукаве имелся бело- сине-красный шеврон. В феврале 1945 г. Смысловским был получен приказ о переформировании дивизии "Россия" в Русскую армию под кодовым названием "Зеленая армия особого назначения", которая в дальнейшем получила название "1-я Русская национальная армия", а сам Смысловский получил звание генерал-майора германской армии. После разгрома фашистской Германии, в мае 1945 года, части РИА пересекли границу княжества Лихтенштейн и сдались его властям. Одним из крупных вооруженных формирований российской эмиграции являлась Русская Народная Национальная Армия (РННА). В марте 1942 г. белоэмигрант С.Н. Иванов встретился с командующим немецкой Группы армий "Центр" фельдмаршалом фон Клюге в Смоленске и получил у него разрешение на набор личного состава для особой русской части в любом из лагерей военнопленных на участке Группы армий "Центр". 181
В Берлине в Ставке Верховного командования (OKW - Obercommando der Wehrmacht) намеченная программа была утверждена. В Смоленск убыла организационная группа в составе С.Н. Иванова, К.Г. Громиади (бывший полковник, командир полка), И.К. Сахарова (сын генерала царской армии, белый доброволец в годы гражданской войны в Испании), а также И. Юнга, В. Ресслера, священника о. Гермогена (Кивачук), графа Г. Ламсдорфа, графа С. Палена, графа А. Воронцова- Дашкова, В. Соболевского и представителя ОКВ офицера связи обер- лейтенанта Бурхардта. От командования Группы армий "Центр" и "Абвера" группу курировал начальник отдела контрразведки № 203 (Abwehrstelle 203) подполковник фон Геттинг-Зеебург.55 В сформированный штаб вошли: С.Н. Иванов (псевдоним Граукопф) - инициатор и руководитель проводимой акции, осуществлявший политическое руководство и связь с немецким командованием, И.К. Сахаров (псевдоним Левин), являвшийся помощником Иванова, и К.Г. Кромиади (псевдоним Санин), занимавший должность коменданта центрального штаба и ответственного за кадры, строевую и хозяйственную части. Формирование получило наименование "Русской Народной Национальной Армии" (предпринятая акция получила название "Операция Граукопф", но были и другие наименования данного формирования: "русский батальон специального назначения", "подразделение абвера 203", соединение "Граукопф"), что отвечало целям, которые ставили перед собой его организаторы. К основной группе была придана команда связи из 20 немецких солдат, которую возглавил обер-лейтенант Бурхардт. Для окончательного оформления отряда из лагеря под Смоленском было взято 20 добровольцев из военнопленных.56 Начиная с 1942 года германское командование привлекает русских эмигрантов и военнопленных к деятельности разведывательных отрядов на Восточном фронте.5? По решению фельдмаршала фон Клюге местом дислокации части был определен поселок Осинторф в 6 километрах от станции Осиновка на железнодорожной станции Орша - Смоленск в Белоруссии. На этом месте до войны были крупные торфоразработки и сохранились центральный и рабочие поселки, рассчитанные на 10000 рабочих. Взвод, созданный из военнопленных, вскоре был развернут в роту, а затем в батальон. К концу лета 1942 г. РННА была достаточно укомплектована подготовленными кадрами и была способна развернуться в дивизию. Начальником штаба был определен майор Риль, начальником артиллерии - полковник Горский; командирами батальонов - полковник Кобзев, майор Грачев, майор Иванов, майор Николаев, полковник X, начальник разведки - майор Бочаров. Санитарную часть возглавил врач Виноградов, который сумел набрать штат врачей и создал лазарет в центральном поселке и амбулаторию для местного населения. Граф С. Пален и граф Г. Ламсдорф 182
попали в Осинторф из штаба командующего войсками по охране тыла Группы армий "Центр" генерала Шенкендорфа, где служили переводчиками. Многие из офицеров РННА затем вошли во власовское движение, в том числе генерал Г.Н. Жиленков, ставший членом Президиума "Комитета Освобождения Народов России" (КОНР) и начальником отдела пропаганды "Русской Освободительной Армии" (РОА), полковник Боярский - помощником начальника штаба РОА, полковник Сахаров - оперативным адъютантом, а потом командиром полка РОА, полковник Бочаров - представителем генерала А. Власова при казачьих частях генерала Доманова, полковник Риль - оперативным адъютантом штаба РОА, капитан Каштанов - начальником охраны Власова, лейтенант Ресслер - штабным офицером и личным переводчиком Власова. Капитан граф Г. Ламсдорф командовал ротой, К.Г. Кромиади служил в должности коменданта штаба, а потом начальника личной канцелярии генерала Власова. В 1945 году РННА рассыпалась под ударами советских войск, а военное руководство - Жиленков, Риль, Боярский, Николаев - было выдано американцами советской стороне. В 1946 году они представили перед Верховным Судом СССР и понесли заслуженное наказание. В 1941 году в Югославии под контролем германских оккупационных властей началось формирование "Русского охранного корпуса" (РОК), крупного воинского соединения, практически полностью состоявшего из эмигрантов первой волны. Приказ о начале формирования корпуса был подписан генералом М.Ф. Скородумовым 12 сентября 1941 г. Отдел РОВС в Югославии также активно подключился к формированию РОК, усиливая антисоветскую работу среди эмигрантов и пропагандируя лозунг "о скором возвращении на Родину с оружием в руках". Узнав о формировании корпуса и о возможности принять участие в борьбе с советским режимом непосредственно в России, в Югославию потянулись белые добровольцы - эмигранты из Болгарии, Греции, Франции и других стран. Однако оккупационным германским властям и командованию вермахта в 1941 г. такая перспектива боевого использования корпуса на территории СССР показалась малоактуальной и политически сомнительной. По сути, немцам нужны были русские белые части не где-нибудь, а именно в Югославии, в качестве охраны и полицейских сил в борьбе против местных партизан. Поэтому генерал Скородумов был отстранен от формирования корпуса, и его новым командиром был назначен белый генерал Б.А. Штейфон, который и завершил всю работу по организационному оформлению соединения, а затем и возглавил его. Под командованием генерала Штейфона в "Русском охранном корпусе" насчитывалось 15 тысяч человек. Вначале он состоял исключительно из старых эмигрантов-экстремистов, которые добровольно 183
явились для отправки на Восточный фронт. Но немцы разрешили им сражаться только против партизан Тито в Сербии. Правда, один из эскадронов под командованием Щегловского все-таки был направлен для участия в боевых действиях на советско-германском фронте. Корпус до последних дней своего существования оставался воинским соединением и с белыми офицерами в качестве командного состава. В то же время к штабу корпуса и к его частям были прикомандированы немецкие военные в качестве офицеров связи. Всего в корпусе было сформировано 3 полка из добровольцев-эмигрантов, затем началось формирование 4-го и 5-го полков уже из бывших военнослужащих Красной Армии.58 Потеряв почти три четверти своего наличного состава, корпус 12 мая 1945 г. сдал оружие англичанам на территории Австрии. Весь последний период боевых действий "Русским охранным корпусом" командовал полковник А.И. Рогожин, который затем осуществлял де-факто руководство личным составом корпуса и в плену. В лагере военнопленных Келлерберг, куда был переведен корпус, его личным составом была создана своя организация - "Белый русский лагерь Келлерберг". Всего по спискам корпуса прошло более 47 тысяч человек. В ходе боевых действий корпус потерял 1132 человека убитыми, 3280 ранеными и 2297 пропавшими без вести.59 В 1945 году Русский Охранный корпус был эвакуирован англичанами и многие его участники проживали в Бразилии, Парагвае, Колумбии. Эмигранты-казаки в период второй мировой войны 1939-45 гг. принимают активное участие в вооруженной борьбе, в основном - на стороне фашистской Германии. Согласно "Ведомости боевого состава РОА", составленной начальником оперативного отдела штаба РОА полковником Алданом (А.Г. Неряниным), в начале мая 1945 года вооруженные силы КОНР включали следующие казачьи формирования: Казачий Стан генерала Т.Н. Доманова в составе четырех полков под Удино численностью 8000 человек с офицерским резервом в 400 человек, а также 1-м казачьим юнкерским училищем под командованием полковника Медынского в составе 300 человек (организатором и первым Походным атаманом Казачьего Стана являлся полковник царской армии СВ. Павлов)^; 15-й казачий кавалерийский корпус генерала фон Панивица численностью более 40 тысяч человек; 1-й казачий генерала Зборовского полк Русского корпуса численностью 1075 человек, включая 32 офицера, 2 чиновника, 137 унтер- офицеров и 930 казаков; Казачий учебный и резервный полк под командованием генерала А.Г. Шкуро численностью до 10 тысяч человек; части генерала А.В. Туркула - отдельный полк под командованием полковника 184
Кржижановского в районе Линца, отдельный полк "Варяг" под командованием полковника М.А. Семенова в районе Любляны и казачий полк в районе Виллаха - всего 52000 человек. К концу войны в подчинении командования Русской Освободительной Армии формально находилось около 65 тысяч казаков всех казачеств России, не считая казачьих частей 60-тысячного корпуса генерала Г.М. Семенова на Дальнем Востоке и отдельных казачьих формирований в составе вермахта. В конце 1944 - начале 1945 годов были созданы разведывательные школы Вооруженных Сил Комитета Освобождения народов России (КОНР), в которых проходили подготовку диверсанты, предназначавшиеся для повстанческой и террористической деятельности на территории СССР. Первая такая школа была открыта в 7 км от г. Мариенбаза в лесистой местности, в охотничьем имении "Ягдхауз", вторая - в районе Братиславы, третья - около села Санкт-Иохан ам Вальде и находилась под эгидой СС и под покровительством Гиммлера и Скорцени.61 В мае-июне 1945 года казачьи части, входившие в состав КОНР и дислоцировавшиеся в Австрии в г. Лиенце, были репатриированы в СССР согласно Ялтинскому соглашению между Советским Союзом и странами антигитлеровской коалиции о выдаче "военных преступников, предателей и перебежчиков".62 Следует отметить, что позиции российского экстремизма на Дальнем Востоке были традиционно сильны, что определялось: наличием крупной российской эмигрантской диаспоры в Харбине и Шанхае, близостью советской границы, разрешением китайских властей создавать учебно- тренировочные лагеря для подготовки диверсантов и военно- политической нестабильностью в данном регионе. К тому же на формирование менталитета эмигрантской молодежи оказывали в 1920- 40-е годы большое влияние идеи японского и китайского милитаризма. В 1941 году в Китае активизировалось "народно-имперское" движение, фактически развивавшееся на платформе фашистской идеологии "белого дела". Его организационным центром являлась Дальневосточная группа в Шанхае.63 Деятели российского зарубежного фашистского движения активно завлекали эмигрантскую молодежь в ряды своих организаций. Так, например, в 1944 году Таборицкий обратился с воззванием к эмигрантской молодежи с призывом вступать в фашистский союз.64 После нападения фашистской Германии на СССР в июне 1941 г. происходит активизация деятельности в дальневосточном регионе белой военной эмиграции, тесно сотрудничавшей с японским правительством и японским военным командованием. На границах СССР возникает зона повышенного военно-политического напряжения: Япония, как союзник 185
Германии и потенциальный противник СССР, в течение всего периода войны держала в напряжении советские районы, пограничные с Маньчжурией. Японским руководством был разработан специальный план военного нападения на СССР, имевший шифрованное название "Кан-токукэн" ("Особые маневры Квантунской армии"). Значительная роль в этом плане отводилась белым эмигрантам, проживавшим в Маньчжурии, Китае, Корее и Японии. Руководство дальневосточного отдела РОВС и лидеры военной эмиграции с воодушевлением восприняли известие о нападении Германии на СССР, считая, что это делает их мечты о возобновлении вооруженной борьбы с большевизмом реальными, а мечту о возвращении на родину "на белом коне" - близкой к осуществлению. Один из вождей военной эмиграции, атаман Семенов писал в газете "Голос эмигрантов" в 1941 году: "Нам... нужно проникнуться сознанием ответственности момента и не закрывать глаза на тот факт, что у нас нет другого правильного пути, как только честно и открыто идти с передовыми державами "оси" - Японией и Германией".65 В сконцентрированных вдоль границы с СССР казачьих и белогвардейских поселениях и станицах начинает наблюдаться тенденция к самоорганизации и стремление получить в свои руки оружие. РОВС и дальневосточные военные организации пытались подчинить этот процесс своему контролю и придать ему организованные формы и белое экстремистское идеологическое содержание. Советское командование погранвойск НКВД Казахстанского и Забайкальского пограничных округов постоянно информировали Москву об активизации деятельности белых антисоветских экстремистских формирований. Так, в донесении заместителя начальника войск НКВД СССР генерал-майора Апполонова от 29 июля 1941 г. отмечалось, что "...в районе Муданцзяна проводится мобилизация русских белоэмигрантов, 800 мобилизованных сконцентрированы наст. Ханда-Охеза". 31 января 1942 г. начальник погранвойск НКВД Казахстанского округа генерал-майор Ухов, военный комиссар полковой комиссар Николаев и начальник штаба генерал-майор Ачкасов докладывали: "Наиболее характерным проявлением антисоветской борьбы явилось восстание (белогвардейских) казаков на Алтае. Это восстание носило резко выраженный антисоветский характер... Белогвардейцы Тарбагатайского округа проявляют повстанческие тенденции и приступили к созданию повстанческо- бандитских формирований, сколачивают кадры для совершения вооруженных набегов на нашу территорию". О подготовке кадров Захинганского корпуса говорилось в докладе от 16 января 1943 г. временно исполняющего обязанности начальника НКВД Забайкальского округа подполковника Паремского и заместителя начальника штаба подполковника Теплова. 186
Дальневосточная военная эмиграция представляла особую опасность вследствие ее близости к границам СССР, высокой степени организованности, наличия значительного количества офицеров и военных специалистов, а также личных и родственных связей белоэмигрантов с гражданами СССР: большинство казаков и офицеров оставили семьи и родных на советской территории в 1920-22 гг., в период формирования дальневосточной диаспоры, и тайно поддерживали с ними связи. В случае, если бы японское военное командование решило нанести удар по СССР в 1942-43 гг., оно вполне было бы способно скомплектовать из российских эмигрантов-экстремистов отдельную армию и, выдвинув ее на фронт, придать своей агрессии идеологический характер "освободительного похода против большевизма". Разворачивающиеся в 1941 году на Дальнем Востоке военно- политические события реанимировали надежды лидеров российского военного зарубежья на возобновление их роли в ожидавшейся новой гражданской войне в СССР. Г.М. Семенов, А.П. Бакшеев, Л.Ф. Власьевский, К.В. Родзаевский и Б.Н. Шепунов объединили все белогвардейские организации, действовавшие на Дальнем Востоке, в "Бюро по делам российских эмигрантов" (БРЭМ), которое занималось пропагандистской деятельностью, а также и подготовкой вооруженных отрядов из эмигрантов.66 Активным организатором диверсионной и разведывательной деятельности против СССР являлся К.В. Родзаевский, который в 1937 году в Харбине, по предложению сотрудника японской разведки Судзуки, создал секретную "школу организаторов", в которой проходили подготовку террористы, в задачу которых входило ведение подрывной работы на территории СССР. В нее отбирались наиболее подготовленные члены "Российского фашистского союза". Школа была организована как воинское подразделение: курсанты носили японскую военную форму, срок обучения составлял 3 года, прошедшим курс диверсионной подготовки присваивалось звание унтер-офицера. Первоначально в школу диверсантов набирались добровольцы - члены РФС, в дальнейшем - набор проходил в порядке мобилизации лиц из среды эмигрантов в возрасте от 18 до 36 лет. Особое внимание уделялось специальной подготовке для действий в тылу советской армии.67 В конце 1943 г. созданная ранее из белогвардейцев бригада "Асано" была развернута в "Российские воинские отряды армии Маньчжоу-Го", имевшие в своем составе кавалерию, пехоту и отдельные казачьи подразделения. К началу августа 1945 г. бригада выросла до 4000 человек68. Командиром части был назначен полковник Гурген Наголян.69 В том же 1943 г. Г.М. Семеновым, Л.Ф. Власьевским и А.П. Бакшеевым из бывших белоказаков были сформированы специальные казачьи части и 187
подразделения (пять полков, два отдельных дивизиона и одна отдельная сотня), которые организационно были сведены в Захинганский казачий корпус под командованием генерала А.П. Бакшеева. Корпус непосредственно подчинялся начальнику японской военной миссии в Тайларе подполковнику Таки. Под эгидой БРЭМ и при активном влиянии РОВС был создан "Союз резервистов" с целью проведения набора желающих поступить в формирующуюся эмигрантскую белую армию под контролем японского военного командования. "Отряды резервистов" представляли собой своего рода первичный материал, из которого предполагалось в дальнейшем создать белую армию. Однако план российских экстремистов создать в 1939-1945 годах крупную самостоятельную военную силу, с тем чтобы повернуть ход событий в свою сторону, провалился, а сами они оказались в положении презираемых советским народом "предателей и пособников фашистов, изменников Родины". Идеи белоэмигрантского экстремизма находили отклик лишь у незначительной части высшего командного состава антисоветских воинских формирований - РОА, РОК, РННА и др. Средний и младший состав мечтал, в первую очередь, о возвращении на родину; идеи военно-политического реваншизма волновали его в значительно меньшей степени. Так, например, несмотря на громкую антибольшевистскую риторику, свойственную большинству антисоветских вооруженных формирований, многие из них, оказавшись на линии фронта, переходили на сторону Красной армии либо советских партизан. Особенно частыми подобные случаи стали после коренного перелома в войне и на завершающем ее этапе, в 1943-1945 годах. Так, например, в мае 1943 года на сторону советских партизан перешла "Восточная рота" (Ostkompanie), считавшаяся в германской армии вполне надежной воинской частью.70 Сильный идеологический удар по российской военной эмиграции был нанесен Сталиным в 1941-42 годах: введение офицерских погон и званий в Красной армии; возвращение имен российских полководцев - А. Суворова, М. Кутузова, П. Нахимова и др., обращение к отечественной военной истории, освободительные патриотические лозунги и т.п. - фактически выбивало из рук лидеров белого зарубежья их основные козыри и превращало их в аутсайдеров сталинского режима. Планы российского военного зарубежья выступить в период 1930-х - 1945 годы в качестве "третьей силы", находящейся с фашистской Германией в "союзнических" отношениях также потерпели крах: практически все организованные эмигрантские вооруженные формирования (РОА, РОК, РННА и др.) реально выполняли роль немецко- фашистских марионеток, а советский народ воспринимал их не как 188
"борцов за свободу", а как предателей и пособников фашистских оккупантов, что вполне соответствовало действительности. Таким образом, белоэмигрантский военно-политический экстремизм так и не смог выступить в качестве самостоятельной силы в период второй мировой войны, оказавшись востребованным фрагментарно, в рамках достаточно чуждых им армий и идеологий. Белоэмигрантский реваншизм был жестко ограничен рамками мира российской эмиграции и не имел выхода на какие-либо иные категории социальных групп зарубежных стран, т.е. он являлся чисто российским эмигрантским движением. Российский белоэмигрантский экстремизм в годы второй мировой войны пытался найти новые формы самореализации - лидеры РОВС создавали военные подразделения, предназначенные для деятельности на оккупированной советской территории, пытались формировать новые органы власти, действовавшие в духе концепций зарубежного белого движения, искали поддержки и понимания у местного населения захваченных районов, пытались вести информационную войну во фронтовой полосе и даже в глубине советской территории. Практически все подобные начинания потерпели полный провал: "коэффициент полезного действия" от таких мероприятий был ничтожен: советские люди не желали слушать тех, кто однозначно ассоциировался у них с врагами родины, пособниками германских фашистов. Те же отдельные факты сотрудничества населения с военно-политическими организациями белого зарубежья, основывались вовсе не на поддержке программы белого реваншизма, а на совершенно иных факторах - корысти, национализме, материальной выгоде и страхе репрессий. Таким образом, идеология белого дела в годы мирового военно-политического кризиса второй половины 1930-х - 1945 гг. не смогла приобрести широкой социальной базы и осталась мертворожденным детищем белоэмигрантских теоретиков. 1 Чичерюкин-Мейнгард В. Русская Прага в годы Второй мировой войны/Наши Вести. №450/2751. 1997. С.12. 2 РГВА.Ф.7.Оп.1.Д.189а.Л.401. 3 РГВА. Ф. 198. Оп.9а. Д. 10394. Л.429. 4 Письма из Испании // Часовой. 1939. № 234. 1 мая. С.55. 5- Яремчук-второй А.П. Русские добровольцы в Испании. Сан- Франциско, 1983. С. 17-18. 6- Русский доброволец в Испании (Из письма) // Часовой. № 173. 1936. 1 сентября. С.5-6. 7 Яремчук-второй А.П. Указ.соч. С.2. 8 Там же. С.242. 9- Письма из Испании //Часовой. 1939. № 234. 1 мая. СЮ. 1°- Там же. С.5-6. 11 По законам Испании иностранцы не имели права на высшие 189
военные должности. 12 Яремчук-второй АЛ. Указ.соч. С. 177-178 13 ГАРФ. Ф.5794. Оп.1. Д.58. Л.8. 14 РГВА. Ф.500. Оп.4. Д.421. Л.173. ,5- РГВА. Ф.198. Оп.9а. Д. 12482. Л.320-322. 16. ГАРф ф.5794. ОП.1. Д.58. Л.7. Д^ Там же. Л.9. v_ 18- Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. М., 1990. С.295-296. 19- Семиряга М.И. Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941. М., 1992.С.185. 20- Военный журналист. № 17. 1 июня 1940. С.2. 21 ■ Опыт формирования русских национальных частей в Финляндии //Военный журналист. 1940. 1 июня. № 17. С.2. 22- Там же. С.4. 23 РГВА. Ф.198. Оп.2. Д.620. Л.177. 24 Тамже.Д.616.Л.74. 25 РГВА.Ф.7.0П.1.Д299. 26 Там же. Д. 1892. Л. 184. 27- Там же. Д. 1794. Л.67Ш2. 28« РГВА.Ф.1699.0П.1.Д181.Л.6. 29- Орехов В.В. Будем достойны русского имени // Часовой. 1939. №246. С.2. 30 Часовой. 1941. № 255. СЮ. 31 Новый журнал. 1942. № 1. С.5. 32 Цит.по: Родина. 1991. № 67. С.105. 33- Рубакин А.Н. Наю рекою времени. М, 1966. С.347; Мейснер Д. Миражи и действительность. С.243. 34- ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.40. Л. 18. 35- Там же. Л.20. 36 Заворотный С, Павлов А. Последний белогвардеец // Комсомольская правда. 1996. 22 октября. 37- Родина. 1991. № 6-7. С. 104. 38. ГАрф. ф.5826. Оп.1. Д.52. Л.24. 39 LaqueneW. Deutschland und Russland. Berlin, 1965. S.10. 40- Письмо Деникина А.И. генералу Архангельскому А.П. // Родина. 1991. №6-7. С.104. 41- Колесник А. Власовская армия. Харьков, 1990. С.25. 42- Штрик-Штрикфельд В. Против Сталина и Гитлера. (Генерал Власов и РОД). М., 1993. С.1012. 43- Прянишников Б. Незримая паутина. Нью-Йорк, 1979. С.384. 44 Любимов Л. На чужбине. М., 1963. С.312. 45 Шкаренков Л.К. 46- Казачья мысль. Прага. 1937. № 67. С. 13-14. 47- Вестник общеказачьего объединения в протекторате Чехия и Моравия. Прага, 1940. № 1. С.2. 48- Там же. С.З. 49- Казачий вестник. Информация Казачьего национально- освободительного движения. 1941. № 1. С.1; № 3. С.5. 190
50- Казачий словарь-справочник. T.l. М., 1992. С. 10. 51 РГВА. Ф.1303. Оп.2. Д.ба. Л.654-660. 52 РГВА.Ф.500.Оп.1.Д.181.Л.14. 53. фрелих С. Генерал Власов: Русские и немцы между Гитлером и Сталиным. Нью-Йорк, 1991. С.210. 54 Хольмстен-Смысловский М.А. Избранные статьи и речи. Буэнос-Айрес, 1953. С.110. 55 Стеенберг С. Власов. Мельбурн, 1974. С.6566. 56 Дробязко СИ. Восточные войска и Русская Освободительная армия // Материалы по истории РОД 19411945 гг. Вып. 1. М., 1997. с.59. 57- РГВА. Ф.500. Оп.4. Д.773. Л.310-311. 58. Русский корпус на Балканах во время 2 Великой войны 1941- 1945 гг. Воспоминания соратников и документы/Спб., 1999С.28. 59. Русский корпус на Балканах во время Второй мировой войны 1941-1945 гг. США, 1963. 60- Окороков А.В. Казаки и русское освободительное движение // Материалы по истории РОД. Вып.1. М, 1997. С.235. 61 Окороков А.В. Учебные структуры РОА, казачьих частей и ВС КОНР//Материалы по истории РОД Вып.4. М., 1999С. 194-196. 62- Бестелл Н. Последняя тайна. М., 1992. С.224. 63- Там же. Д. 114. 64- РГВА. Ф.1699. Оп.З. Д.39. Л.92об. 65 Самойлов Е.М. Процесс над атаманом Семеновым // Верховный Суд СССР. М., 1974. С.399. 66 Чистяков Н. Указ. соч. С. 162-163. 67- Захаров В.В., Колунтаев С.А. Русская эмиграция в антисоветском, антисталинском движении (193& - 1945 гг.) // Материалы по истории РОД. Вып.2 М., 1998.С.43-44. 68 Стефан Д. Русские фашисты. М., 1992. 69 РГВА. Ф.1699. Оп.1. Д.790. Л.40. 70- Тамже.Д.791.Л.44об. 191
ЗАКЛЮЧЕНИЕ История белоэмигрантского экстремизма 1920-40-х годов является неотъемлемой частью как сложного и противоречивого исторического пути нашей страны в XX веке, так и компонентов мирового общеисторического процесса. Данная проблема была неожиданно актуализирована в современных условиях, когда она перестала быть частью научного академического интереса, вдруг вновь обретя свои черты и формы в современной политической реальности. Из нашего «далекого прошлого», из эпохи 1920-40-х годов, в настоящую реальность вернулись призраки терроризма, экстремизма, идеологической нетерпимости и насилия. Взрывы домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске в августе-сентябре 1999 года стали провозвестниками возрождения монстра. И в новой чеченской войне противник действует против российских войск не столько партизанскими, сколько диверсионно-террористическими методами, закладывая мины, оставляя бомбы-ловушки, стреляя из-за угла, захватывая заложников. Белоэмигрантский экстремизм оформился как военно-политическое движение уже в первой половине 1920-х годов, на основе "идейного наследия" белого движения, и включал в себя комплекс реваншистских доктрин, главной целью которых являлось свержение советского строя и реализация в постбольшевистской России консервативно-реставраторской программы. Формой будущего государственно-политического устройства России эмигрантский экстремизм видел военную диктатуру (латиноамериканского типа) с обилием пропагандистской "национально- патриотической" риторики: "сильное государство", "власть народа", возрождение исторических традиций и т.п. РОВС, БРП и другие экстремистские центры российского зарубежья в 1920-40-е годы устанавливают тесные отношения с западными разведками, фактически превращаясь в их филиалы, а во многих случаях - и буквально в платную агентуру. "Дружеские" отношения установились у контрразведки РОВС с французской тайной полицией "Сюртэ Женераль", германским имперским управлением безопасности, гестапо, с польской контрразведкой "дефензивой" - 2-е бюро генштаба Польши. При этом зарубежные спецслужбы использовали российских белоэмигрантских экстремистов в собственных геополитических интересах, с помощью белых контрразведок осуществляя проникновение на территорию СССР, собирая разведывательную информацию и даже пытаясь вмешиваться во внутреннюю жизнь страны. Идеологи белогвардейского экстремизма планировали в 1920-30-е годы, в случае захвата ими политической и государственной власти в СССР, осуществить широкомасштабный "белый террор" против 192
работников советского аппарата ВКП(б), органов государственной власти, руководства Красной армии и советских спецслужб (ОГПУ-НКВД). Репрессиям подлежала большая часть советского и профсоюзного актива, народной интеллигенции. «Белый террор» подразумевал разрушение советского государства, имущественный передел и насильственное изменение социальной структуры общества. РОВС пытался в 1920-30-е годы создать на территории СССР конспиративную сеть диверсионных организаций, своего рода "белое подполье", однако эти планы были предотвращены действиями советской контрразведки. Лидеры белоэмигрантского реваншизма предпринимают усилия для создания новой интервенционистской армии, разрабатывают планы дестабилизации внутреннего положения в СССР, ищут поддержки у Англии, Франции, США, Японии. Однако попытки организовать десант на советскую территорию заканчиваются провалом. Новая антисоветская интервенция, о которой мечтали лидеры РОВС и БРП в 1920-30-е годы, не состоялась. Российские эмигрантские экстремистские организации в 1920-30-е годы оказались под ударом советских спецслужб, которым удалось осуществить ряд успешных антитеррористических операций: "Операция "Трест", похищение председателей РОВС генералов А. Кутепова (1930) и Е. Миллера (1937), внедрение в штаб-квартиру РОВС агента Скоблина и др. Можно утверждать, что советская разведка в 1930-е годы сумела переиграть белоэмигрантские спецслужбы. Белоэмигрантскому экстремизму не удалось создать адекватной идеологии, которая бы нашла отклик у советского народа и предложить ему альтернативу коммунистическому мировоззрению; большая часть проектов "белых идеологов" носила фантастический характер и не учитывала произошедших за 1920-40-е годы в СССР необратимых изменений в сознании населения и организации государственно- политической власти. В 1943-45 годах эмигрантский реваншизм окончательно проиграл идеологическую и информационную войну советскому строю. Социально-политические и идеологические проекты белых экстремистов оказались утопичными. Индивидуальный терроризм 1920-30-х гг. являлся крайним выражением политического экстремизма российской эмиграции, стремившейся к социальному реваншу в СССР. Одновременно он являлся и существенным фактором влияния на международные отношения, в частности, на отношения Советского Союза со странами Запада, в первую очередь - с Польшей, Францией, Англией и Германией. Вред, который приносили СССР диверсионные вылазки белых террористов в 1930-е годы, был огромен. Сталинский режим эффективно использовал факт наличия за рубежом белогвардейских экстремистских организаций в 193
пропагандистских целях: угрозы лидеров РОВС вернуть землю помещикам, провести репрессии советского актива позволяли НКВД, в свою очередь, осуществлять репрессии против категорий населения, которые могли представлять социальную опасность для советской власти. В СССР в 1920-30-е годы были арестованы и репрессированы члены семей многих белоэмигрантов, в ГУЛАГе оказались даже личные друзья и просто знакомые белых офицеров, деятелей политических партий, террористов. Таким образом, белый террор провоцировал сталинский террор в СССР, вызывал ужесточение внутренней политики и в итоге способствовал укреплению сталинской диктатуры. Белоэмигрантский терроризм, по замыслу его организаторов - руководителей РОВС и БРП,- должен был создать видимость начинающейся крупномасштабной борьбы против большевистского режима, представить верхушку белой эмиграции в качестве своего рода штаба огромной тайной антисоветской организации, способной оказывать реальное влияние на положение дел в СССР. Подобная позиция позволяла надеяться на получение денежных субсидий от зарубежных разведок, действовавших против Советского Союза, развитие событий по «косовскому сценарию». При дальнейшем изучении данной темы авторы предполагают выделить такие самостоятельные направления научного поиска, как: связь РОВС, БРП и экстремистских организаций с зарубежными спецслужбами и степень их политической ангажированности, участия во внешнеполитических «играх» западных стран против СССР в 1920-30-е годы, а также интервенционистские планы белых экстремистов в пограничных с СССР регионах, в первую очередь - в Средней Азии, на Дальнем Востоке, и в том числе в собственно советских районах - на Северном Кавказе, в Белоруссии и т.п. Было бы интересно в научном отношении осуществить сравнительный анализ вооруженных формирований современных чеченских боевиков и интервенционистских подразделений белоэмигрантских экстремистов, - различного рода «народных партизанских армий» БРП, отрядов «белого десанта» и т.п. Белоэмигрантский экстремизм 1920-30-х гг. пытался противостоять сталинской политике «активных действий» за рубежом - в Европе, США и на Дальнем Востоке. Однако возможности белых контрразведывательных организаций были несоизмеримо меньше возможностей НКВД, который в 1920-30-е годы создал в Европе хорошо отлаженную агентурную сеть, осуществлявшую как разведывательные, так и порой диверсионные акции. Коминтерн накануне второй мировой войны явно перехватил стратегическую инициативу, белые экстремисты не смогли противопоставить идеям мировой революции серьезную идейную антитезу. 194
Противостоять проявлениям белого терроризма было крайне сложно не только советским спецслужбам, но и зарубежным контрразведкам: так, полиция Франции, Польши, Германии не раз оказывалась бессильной предотвратить диверсионные акты, совершавшиеся на их территории. Западные спецслужбы в 1920-30-е годы не ставили своей задачей полное уничтожение экстремистских организаций российского зарубежья, а поддерживали их существование в латентном состоянии, с тем чтобы в случае начала войны с СССР иметь возможность быстро сформировать антисоветские армии и использовать их в качестве политической ширмы при интервенции в Советский Союз. В подобной ситуации российские подконтрольные экстремистские организации должны были создать марионеточное «национальное правительство» постбольшевистской России. В свою очередь белоэмигранты-экстремисты отрицали свою связь с зарубежными спецслужбами, стараясь представить себя в виде независимых политических организаций, борющихся с тоталитарным сталинским режимом. Несомненный научный интерес представляет такое направление научного поиска, как проблема финансирования белого экстремизма, выяснение источников денежных поступлений РОВС и БРП, а также степень их финансовой зависимости от зарубежных спецслужб- кредиторов. Белоэмигрантский экстремизм 1920-40-х годов в значительной степени провоцировался ростом социально-политической напряженности в странах-реципиентах, следствием роста безработицы в период «великой депрессии», политикой правовой дискриминации российской эмиграции. Значительную роль в процессе активизации белого экстремизма и терроризма играл также такой фактор, как рост успехов социалистических и коммунистических партий в Европе в 1930-е годы: Народный фронт во Франции, Компартии Германии и Китая, республиканское правительство в Испании - свидетельствовали о росте влияния Коминтерна. Российский белоэмигрантский экстремизм пытался противостоять этому процессу, при этом средствами борьбы становился белый терроризм - диверсии, убийства советских дипломатов, провокации и т.п. Необходимо также отметить, что острота конфликта, бескомпромиссность столкновения советских спецслужб с белоэмигрантскими экстремистскими организациями обусловливалась тем обстоятельством, что происходило своего рода лобовое, встречное столкновение двух идеологий - идей мировой революции и комплекса реваншистских доктрин российского зарубежья. Каждая сторона стремилась совершать идеологическую экспансию на идейное поле противника. СССР не только защищался от нападений белых террористов, но и расширял свою среду влияния и на этом пути сталкивался с белой эмиграцией. 195
Политический экстремизм нельзя отделять от порождавшей его социальной реальности. Особенно ярко это проявилось на примере российской эмиграции, в высшей степени зависевшей от условий проживания на чужбине. Российский эмигрантский экстремизм 1920- 30-х гг. развивался в контексте поднимавшейся в Европе и на Дальнем Востоке волны политического насилия и реакции, фактически стал его компонентом. Политический экстремизм российского зарубежья был направлен не только вовне, против СССР, но и активно участвовал в жизни западных террористических кругов и организаций - эмигранты принимали участие в работе съезда нацистской партии в 1923 году в Рейхенгалле, консультировали лидеров НСДАП, поддерживали японских милитаристов. Лишь адекватное и всеобъемлющее определение корней и сущности эмигрантского политического экстремизма позволит приблизиться к научному пониманию тех сложных и неоднозначных процессов, которые происходили в единой и в то же время полной антагонизмов системе «СССР - Россия № 2». Российский белоэмигрантский экстремизм и терроризм тяготел лишь к правоконсервативным и реваншистским группировкам в Европе, США и на Дальнем Востоке уклоняясь от контактов с левыми, «красными» экстремистами (например, группы Троцкого), а во многих случаях противостоя ему. Российские белые экстремисты, совершавшие диверсионные акты как в СССР, так и на территории многих стран земного шара и пытавшиеся создать единую антибольшевистскую террористическую организацию с филиалами в различных странах, вполне могут быть квалифицированы как субъекты «международного терроризма», своего рода предтеча террористов из «черного интернационала» 1960-70-х годов. Впечатляющие успехи СССР во второй половине 1940-х годов: победа в Великой Отечественной войне 1941-45 гг., подъем патриотических настроений в стране и формирование советско- имперского культа личности Сталина, существенная корректировка в идеологической программе (в частности, переход к исторической концепции России - объединительницы народов), временное прекращение открытых гонений на православную церковь - выбили почву из-под белоэмигрантского экстремизма, который после 1945 года приобретает почти исключительно пропагандистские формы в рамках начавшейся «холодной войны». Во всяком случае диверсии на советской земле и террористические акты против советских дипломатов за рубежом прекращаются. К тому же, основные диверсионные центры российского экстремизма в странах Центральной и Восточной Европы были в ходе второй мировой войны разрушены, в странах возникшего социалистического лагеря многие российские белые эмигранты, активисты белого дела, были арестованы и репрессированы. Таким 196
образом, организационная система российского политического экстремизма в 1945-46 годах была разрушена и уже не смогла возродиться. В дальнейшем целесообразно расширить рамки исследования: российский белоэмигрантский экстремизм и как его неотъемлемая часть концепция «белого террора» должны рассматриваться в рамках более широкой научной темы - истории и теории мирового экстремизма и международного терроризма, т.е. было бы перспективно в научном плане от частного перейти к общему, прежде всего выделить те черты и особенности, которые были присущи только лишь российскому эмигрантскому экстремизму, а также и те качества, которые он передал экстремизму международному, (и черты, которые он, в свою очередь, унаследовал от практики революционного индивидуального террора 70-х - 80-х годов XIX века). Бороться против политического экстремизма - значит не только противостоять его конкретным проявлениям, но и прежде всего искать ответ на те проблемы, которые возникают в обществе, переживающем кризис. Вот почему важно противопоставить экстремизму политическую альтернативу, суметь найти реальный выход из того кризиса, который порождает экстремизм, - будь это на Ближнем Востоке, в странах Латинской Америки или в современной России, либо в государствах СНГ. При этом опыт борьбы с белым экстремизмом 1920-45 гг. приобретает не только научно-теоретическое, но и реальное практическое значение. Борьба с политическим экстремизмом неотделима от борьбы против порождающих его причин - социальной дискриминации, национализма, сепаратизма, авантюризма во внешней и внутренней политике. На рубеже третьего тысячелетия будем надеяться, что человечество сумеет преодолеть негативный багаж прошлого, и XXI-й век не будет знать уродливых проявлений политического экстремизма. 197
Содержание К ЧИТАТЕЛЮ 3 ПРЕДИСЛОВИ Е 4 ГЛАВА 1. ЭКСТРЕМИСТСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ В 19Ю-30-Е ГГ 26 ГЛАВА 2. ИДЕОЛОГИЯ "БЕЛОГО ТЕРРОРА" 47 ГЛАВА 3. ПЛАНЫ ИНТЕРВЕНЦИИ ПРОТИВ СССР В1920-30-Е ГГ. 71 ГЛАВА 4. ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ТЕРРОР В ДЕЙСТВИИ 100 ГЛАВА 5. БОРЬБА РАЗВЕДОК: НКВД ПРОТИВ РОВС 126 ГЛАВА 6. БЕЛЫЙ ЭКСТРЕМИЗМ В 1935-45 ГГ 151 ЗАКЛЮЧЕНИЕ 192 198