'
Y
Г
-Л 'Л
ілж.
ДЪВУШКА ПАРИЖА
•ч,
"
'
г-
'
"Г!
V•'
\*і
ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАЯ
С г. Займовскаг<ь
г
f
КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО
„НОВЬ" .
МОСКВА-19И.

2007330HW
інгогр. Т-. »а И. H. КУШНЕРЕВЪ и.К». Пимыопскаи
Моеква — I91Î
ВМѢСТО ПРЕДИСЛОВІЯ.
Настоящее изслѣдованіе, въ необходимости котораго
бѣждаешься при первой попыткѣ серьезно ознако-
миться съ современнымъ положеніемъ женщины, отнюдь
не является обвинительнымъ актомъ гіротивъ отдѣль-
пыхъ лицъ.
Благодаря
любезности
Полицейской Префектуры
азторъ имѣлъ возможность наблюдать самые харак-
терные моменты режима полиціи нравовъ. Картина,
нарисованная
имъ, не отличается
фотографической
точностью, но глубоко вѣрна по существу.
ІІодъ вымышленными именами я призываю къ суду
не опредѣленныхъ лицъ, а всю гнусную систему, по-
рожденіе несправедливыхъ законовъ и обычаевъ, су-
ществованіе которыхъ въ двадцатомъ вѣкѣ несомненно
возмутитъ народную совѣсть, когда наука постепенно
доведетъ до конца свою воспитательную работу.
В. М.
Ітоль, 1907 г.

-t
t».
'
„УвыІ Теперь я наталкиваюсь на картину глубочайшаго
человѣческаго паденія, на отвратительнѣйшій пережитокъ
животнаго рабства, на роковую фоблему, передъ которой
въ ужасѣ отступаютъ даже теоретики соціализма—я гово-
рю о проституціи.
На министрѣ внутреннихъ дѣлъ лежитъ обязанность под-
держивать жестокую, безнравственную регламентацію недо-
ііѵстимаго порядка вещей. Женщина гибнетъ искупитель-
ной жертвой за пороки мужчины! Ахъ! Если бы вамъ
показать, какъ проходить передъ тѣмъ, что именуется
Полицейской Префектурой, чудовищная процессія этихъ
погибший» созданій — возрастомъ отъ пятнадцати до
шестидесяти и болѣе лѣтъ—созданій, воплотившихъ въ
себѣ всю бездну человѣческаго горя, то вы, быть можетъ
согласились бы со мной, что держать ихъ подъ замкомъ
за неисполненіе правилъ, издавать который мы не имѣемъ
пр 'ва, и съ легкимъ сердцемъ подвергать ихъ каждоднев-
ному униженію, еще не значить поднять общественную
нравственнось. Въ теоріи я обязанъ стоять на стражѣ на-
роднаго здравія, угрожаемаго этими страшными полчищами;
но долженъ сказать, что съ этой обязанностью мои под-
чиненные совершенно безсильны справиться исключитель-
но благодаря житейской практикѣ, противорѣчащей закону,
враждебной даже основнымъ началамъ всякаго правленія.
Я далекъ оть желанія отрицать, что это зло можетъ быть
смягчено гуманностью чиновниковъ, но предстоять еще
не мало крупныхъ передѣлокъ, не мало творческой и пре-
образовательной работы"
Ж. Клемансо, министръ внутреннихъ дѣлъ
(Изь рѣчи, произнесенной въ Драгиньянѣ 14-го октября 1906 г.).

»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
I.
Въ эту жаркую лѣтнюю ночь Севастопольский буль-
млръ напоминалъ собою громадную рѣку.
Аннета, убаюкиваемая увлекавшимъ ее потокомъ
людской толпы, вновь и вновь приливавшей къ глав-
ному руслу, добровольно отдалась во власть этой ог-
ромной силы.
Въ вискахъ у нея стучало, руки ея были влажны.
Послѣ цѣлаго дня непрерывной работы иглою въ
спертомъ воздухѣ низкихъ антресолей у нея кружи-
лись голова отъ усталости. Она подвигалась среди
толпы—маленькое смиренное существо, чистота ко-
тораго только усиливала его безпомощность—какъ
обломокъ корабля, уносимый волнами.
Ближайшіе ряды обгоняли ее; передъ нею мелькали
лица и спины людей. По временамъ они сталкивались
со встрѣчной толпой людей, шедшихъ торопливою
походкой, спѣшившихъ къ ^слажденіямъ, по дѣлу,
или просто безцѣльно фланировавшихъ.
Изъ всѣхь мелькавшихъ передъ нею лицъ, —каждое
съ особою печатью своихъ привычекъ и страстей,—
ома не различала ни одного. Она двигалась какъ без-
илотный духъ или какъ растеніе, пропитанное могу-
чими испареніями жизни, струившейся вокругъ него.
Ее окружали шумящія, тревожный тѣни. Чувство-
валось дыханіе огромнаго Парижа.

Лкгняя ночь развертывалась во всемъ своемъ бле-
с кѣ; мелькалъ л{елтый свѣтъ фонарей, красныхъ и
бѣлыхъ электрическихъ лампъ, сіяли тысячи витринъ.
ічались огоньки экипажей, омнибусовъ, трамваевъ
автомобилей...
Свѣтъ, снизу обливавшій деревья, пробуждалъ ихъ
/тъ сна, и на темномъ фонѣ неба причудливо выри-
совывалась ихъ листва. На перекресткахъ улицъ, ме
<ду невидимыхъ крышъ, мерцали звѣздами темны?
(олосы глубокаго неба.
Аннета ничего не видѣла и не слышала. Машиналь-
іо, точно кѣмъ-то насильственно влекомая, шла она
іежду сторожемъ изъ банка и женщиной въ сквер-
юмъ рыжемъ парикѣ, крѣпко прижимавшей къ животу
:тарую плетеную сумку.
Съ каждымъ перекресткомъ толпа увеличивалась.
Весь этотъ людской потокъ смѣшивался* въ одинъ
ібгиій водоворотъ, куда приливали новыя волны, про-
шадывавшія себѣ путь по разнымъ направленіямъ. Съ
Монмартра и Виллетъ—къ предмѣстыо С.-Дени; съ
западной, съ восточной части города--къ большимъ
5ульварамъ; съ Латинскаго квартала—къ бульвару
С. -Мишель; весь городъ въ этотъ вечеръ, какъ и
всегда, выливалъ на Севастопольскій бульваръ—свою
ллавную артерію — всю прогнившую и испорченную
фовь своихъ венъ.
По пути Аннета видѣла закрытые магазины, ма-
етерскія—нѣкоторыя съ открытыми для впуска свѣжаго
воздуха окнами, душные дворы; всюду кишѣли цѣ-
іыя массы народу, загромождая площади, тротуары,
террасы кафе, гдѣ изъ черной массы публики выдѣ-
лялись свѣтлыя пятна женскихъ пл?.гьевъ...
Живое море людей, насыщенное' і роституціей, празд-
ностью, страданіями и восторгами.'.^
На углу улицы Тюрбиго Ангіета повернула. Блѣд-
яый свѣтъ рефлекторовъ падалъ°йа сырыя плиты тро-
туара. Большое зеркало въ простѣнкѣ между двумя
витринами отразило ея тонкую, нѣжную фигуру въ
ситцевомъ платьицѣ, красиво обрисовываюшемъ из-
гибъ шеи у ея основанія и полныя бедра... Чистый
овалъ лица, окаймленнаго волнами черныхъ прядей,
матовый цвѣтъ кожи, болыніе синіе глаза...
О, послушать только эту негодницу Кло!..
Ея врожденная чистота и порядочность возмуща-
лись тѣмъ, что она видѣла. Она ускорила шаги...
Народу стало меньше и она съ облегченіемъ вздох-
нула. Рыжая толстуха свернула въ ту же сторону...
Изъ бакалейной лавки несся противный запахъ съѣст-
ныхъ припасовъ, овощей, прокисшихъ консервовъ.
Аннета вдругъ почувствовала тошноту. За весь день
она съѣла только полфунта вишенъ съ маленькимъ
хлѣбцемъ, когда въ полдень вышла на улицу прогу-
. ят ься подъ руку съ Кло, чтобы хоть на четверть
часа вырваться изъ раскаленной атмосферы, гдѣ все
премя приходится шить и шить, пока отъ усталости
кровь не прильетъ къ вискамъ, не забѣгаютъ по но-
І \мъ мурашки, пальцы окончательно не онѣмѣютъ...
Обыкновенно рабочій день длился десять часовъ. И
этого труда достаточно для тѣхъ трехъ франковъ,
которые ей платили. А тутъ еще этотъ отвратитель-
ный іюнь, съ его Grand-Prix, съ отъѣздами на дачи,
на море... Явились на сцену сверхурочные
часы,
нринесшіе съ собою страшную усталость, но зато и
несколько лишнихъ су. Въ эти вечера она не обѣ-
ішла. Придя домой, она либо доѣдала вчерашніе остат-
ки, если таковые были, или же съѣдала ломоть хлѣ-
ба, обмокнутый въ кипяченое молоко.
Завтра имъ всѣмъ можно будетъ купить на зав-
тракъ кусокъ »дреной колбасы, или чего-нибудь жа-
ре наго, или Ж' одинъ изъ тѣхъ лакомыхъ кусковъ,
которые плава» гъ въ котлѣ съ кипящимъ жиромъ у
торгующей подъ воротами тетки Микъ-Макъ, размѣ-
ишвающей ихъ б льшой шумовкой. Аннету еще пока
не возмущала эта жестокая эксплоатація работницъ,

которая, обогащая хозяина, высасывала соки изъ
несчастныхъ; эта неимовѣрно - напряженная работа
щъ замысловатыми принадлежностями бѣлья, надъ
тонкими вышивками и бездѣлушками, этой пищей
цеславія и роскоши, которыя, украшая однихъ, раз-
оушаютъ здоровье другихъ. Работая въ мастерской
•1 ірговаго дома бр. Зихельмейеръ, она оставалась все
>йже безпокойной, мечтательной натурой, гордымъ
ч замкнутымъ суіцествомъ, которое жизнь перестала
іловать съ того несчастнаго дня, когда ея мать по-
V (ѣ смерти отца покинула Авезъ, чтобы жить съ
- осподиномъ Феррю"...
Ахъ, эта Кло!.. Аннета любила ее, несмотря на ея
чгкомысліе, шокировавшее Аннету. Какъ можно было
ікъ вести себя съ мужчинами!.. Она мысленно пред-
ставила себѣ бѣленькзгю мордочку Кло и словно слы-
шала ея насмѣшливый голосокъ:
—
Ты изъ тѣхъ, которыя даютъ себя душить,--
гэваривала ей та. —Тебѣ это все равно, да? А если
тебя заставятъ начинать свой трудовой день въ во-
гемь часовъ вмѣсто девяти? Если тебѣ совсѣмъ не
чадутъ отдыха?.. А если тебя законопатятъ въ ящикъ
езъ воздуха и продержатъ тамъ до двухъ часовъ
очи? Это просто срамъ! До чего позволяютъ себѣ
измываться эти надсмотрщицы!..
Все это вѣрно... Кло совершенно права, хотя именно
егодня грѣхъ пожаловаться. Онѣ разошлись довольно
ано. Пожалуй, не позднѣе одиннадцати часовъ... Нѣтъ,
на вспомнила... на пневматическихъ часахъ стрѣлка
оказывала половину двѣнадцатаго. Въ полночь она
будетъ въ постели... Чортъ возьми! Вотъ должно быть
жарко въ узенькой постели подъ крышей... Ба! Что
тамъ происходитъ напротивъ?
Вмѣсто того, чтобы перейти дорогу, Аннета оста-
новилась. Рыжая толстуха, шедшая все время съ нею
рядомъ, задѣла ее локтемъ; вдругъ она подобрала свою
юбку выше колѣнъ, какъ бы собираясь бѣжать, и,
шсрнувшись въ полъоборота, проговорила сдавлен-
ннмь голосомъ:
—
Блюстители нравовъ!
При видѣ происходившаго у Аннеты явилось чувство
отвращенія. На противоположномъ тротуарѣ двое муж-
чинъ толкали старую женщину съ непокрытой головой.
—• Слѣдуйте за нами!—кричали они ей.
Но женщина отбивалась, съ крикомъ цѣпляясь за
вслрѣчные фонарные столбы. Др^гія двѣ покорно стояли
въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ и ждали сигнала, чтобы
слѣдовать въ участокъ. Онѣ молча наблюдали сцену.
Онѣ были одѣты въ свѣтлые корсажи; на головѣ кра-
совались шляпки canotier; лица выражали тупую злобу...
На руку Аннеты опустилась чья-то другая рука. Она
вздрогнула; передъ нею было чье-то лицо, но она ви-
дѣла только сердитые глаза, щетинистые черные усы
и слышала повелительный голосъ:
—
Въ участокъ!—сказалъ ей кто-то.
—
Почему?—возмутилась она, вырываясь и обезумѣвъ
отъ страха.
—
Въ участокъ!.. Не брыкаться... На тротуарахъ за-
прещено останавливаться.
—
Вы ошибаетесь, сударь, отпустите меня!
—
Знаемъ, знаемъ... Впередъ...
Аннета возмущалась; съ нею сдѣлался нервный при-
падокъ. Она безсвязно выкрикивала слова, бранилась,
грозила. Ей хотѣлось выть, кусаться...
Но сознаніе того, что тутъ произошла ошибка, и
спокойная увѣренность въ своей невинности взяли
верхъ... Она чувствовала себя слабѣйшей стороной,
соломинкой въ рукахъ невѣдомой и страшной силы...
Къ чему сопротивляться? Вѣдь ошибка не замедлить
обнаружиться. Въ участкѣ все выяснится... Ее сейчасъ
же отпустятъ съ извиненіями...
Конечно, это ужасно. Слезы ослѣпляли ее, душилъ
стыдъ; она вся тряслась отъ рыданій и не могла под-
нять головы. Она не замѣчала, что идетъ подъ кон-

воемъ полицейскаго, рядомъ все съ той же рыжей тол-
стухой.
Они пошли по узкой улицѣ, гдѣ изъ полуоткрытыхъ
дверей кабачковъ падалъ свѣтъ, пробивавшійся сквозь
занавѣски... При видѣ „штатскихъ" и ихъ добычи, силу
эты подозрительныхъ пьяницъ пятились назадъ жен -
щины старались юркнуть подъ защиту прилавка... По-
гомъ пошли рынкомъ, мимо груды корзинъ, отъ ко-
горыхъ несся ѣдкій запахъ, мимо кучъ моркови, рѣпы
л горъ капусты. Аннетѣ вспомнились поля Авеза,
когда она, вмѣстѣ со своей кузиной Розой и съ
Фризе, еще совсѣмъ маленькой дѣвочкой, связывала
пачками спаржу...
Наконецъ, они подошли къ площадкѣ, гдѣ горѣлъ
красный фонарь и мелькали у входа группы полицей-
скихъ; мостовая вонючаго дворика казалась покрытой
слоемъ жира. Въ глубинѣ глухого тупика Аннету грубо
втолкнули въ большое помѣщеніе, гдѣ она очутилась
среди гіроститутокъ, низшихъ и высшихъ чиновъ по-
лиціи, бродягъ—всего человѣкъ до тридцати, которые
бѣсновались и вопили, утопая въ густыхъ облакахъ
и вони, спиравшихъ дыханіе.
Вначалѣ Аннета ничего не замѣчала. Она стояла у
стѣны вмѣстѣ съ рыжей толстухой и съ женщиной,
которая отбивалась отъ полицейскихъ; это была сѣдая
и высохшая старуха; груди ея мѣшкомъ висѣли подъ
кофтой; у нея то и дѣло начинались приступы раздираю-
щаго кашля съ кровавыми отхаркиваніями.
Аннета едва различала находившихся вмѣстѣ съ нею
товарокъ. Ихъ набралось съ десятокъ; изъ нихъ двѣ-
три совсѣмъ молоденькія худышки, а большинство уже
перезрѣлыя, обрюзгшія. Печатью порока и озлоблешя
отмѣчены ихъ лица. Аннета прижала локти и съежилась.
Ей очень хотѣлось избѣжать соприкосновенія съ этой
грязью. Но вдругъ ее охватила жалость къ другимъ и
къ себѣ. Зачѣмъ онѣ всѣ здѣсь? Зачѣмъ она сама
здѣсь?
Отъ времени до времени слышался стонъ, вопль воз-
муіненія, послѣ котораго наступала удручающая тишина.
Аннета оглядѣла всю комнату. Въ противоположномъ
углу у стѣны собрались мужчины: все пропойцы и
бродяги съ мрачными взглядами, старики съ потускнѣв-
шими взорами,—словомъ, всевозможныя жертвы неумо-
лимой нищеты. Посреди комнаты стоялъ столъ, завален-
ный дѣловыми бумагами; у стола стояли и сидѣли въ
ожиданіи „штатскіе": одни писали, другіе допрашивали
пришедшихъ.
—
Вотъ эти,—- сказала рыжая, наблюдавшая Аннету
и угадавшая въ ней „новенькую",—„блюстители нра-
вовъ". А вотъ тамъ,—указала она на столъ въ углу,
гдѣ занимались тѣмъ же дѣломъ,—это „штатскіе" этой
части...
Немного дальше сидѣли за длинными столами при
сяѣтѣ лампъ подъ абажурами писцы полицейскаго ком-
миссаріата въ пиджакахъ изъ альпака и въ толстыхъ
брюкахъ. Тутъ же бродили равнодушные ко всему низ-
шіе чины полиціи въ своихъ узкихъ темныхъ мун-
дирахъ и въ кэпи съ гербомъ Парижа.
Но вотъ ряды разступились, и всѣ сняли шляпы.
Я яился полицейскій комиссаръ, начальникъ летучей бри-
гады полицейскихъ.
Аннета обратила свой горячій, умоляющій взоръ къ
этому избавителю. Она хотѣла закричать, но страхъ
С ѵовалъ ее. Она напоминала камешекъ подъ жерновомъ.
} ыжая бормотала:
—
Это Люка. Вотъ ловкая бестія!
Большинство проститутокъ хорошо знало этого чи-
новника, отъ котораго зависѣла судьба одного ихъ
вечера. Онѣ испытали уже на себѣ его краткіе допросы
и знали цѣну его рѣзкому тону и властной безцере-
монности.
Смиренныя души тѣхъ, которыхъ давятъ, надѣлены
способностью отличать справедливое отъ несправедли-
ваго и питаютъ инстинктивное уваженіе къ силѣ. Эти

(іѣдняги видѣли въ лицѣ Люка энергичнаго и безпри-
трастнаго исполнителя того беззаконія, которому онѣ,
іравда, съ проклятіями подчинялись. И будучи подверг-
іуты наказаніямъ, многія въ концѣ-концовъ покорялись
л входили даже во вкусъ кары.
Надвинувъ шляпу на уши, Люка по-военном}' исправ-
іялъ свои обязанности. Одна за другой проститутки
ю очереди подходили къ нему. Онѣ топтались у стола,
лытаскивали по горсточкѣ свое жалкое имущество:
:вязку ключей, коробку для пудры, портмонэ съ испор-
ченнымъ замкомъ—вообще все, что можно было вы-
скрести изъ глубины кармановъ. Одинъ изъ полицей-
скихъ агентовъ пересчитывалъ своими толстыми падь-
лами мѣдь и серебро. Голосъ Люка гремѣлъ:
—
Вашъ билетъ?
Женщина наклонялась и быстрымъ движеніемъ вы-
таскивала кусочекъ четыреугольнаго картона, тщательно
вапрятаннаго въ чулокъ у самаго бедра.
—
Извольте!
—
Красный билетъ... Ага! сифилитичка... А правила
зы соблюдаете?.. Нѣтъ, вы пропустили послѣдшй
осмотръ... Въ депо!
Женщина съ краснымъ билетомъ безропотно не
поморщившись—вѣдь ее только слегка пожурили—
отошла направо въ сопровожденіи сторожа арестант-
ской при участкѣ. Направляясь къ коридору, откуда
неслись звуки непристойныхъ пѣсенъ и пьяной ругани,
она на ходу разстегивала свою юбку въ вышитыми во ;а-
нами—хрупкимъ орудіемъ заработка...
Опять раздался голосъ Люка. Аннета, тщетно про-
тягивавшая руки, чтобы ее сейчасъ же освободили,
трепетала. Приближалась ея очередь.
Старуха въ кофтѣ стояла у стола, сильно волнуясь.
—
Я ничего не дѣлала, господинъ комиссаръ, увѣ-
ряю васъ, ничего. Во всемъ виноватъ этотъ толстый.
Онъ сердитъ на меня...
Она показывала на одного изъ полицейскихъ съ боль-
ной головой на жирныхъ плечахъ, съ короткой жирной
.шеей; который все время не переставалъ зубоскалить...
—
Я вышла подышать свѣжимъ воздухомъ. Каждый
имѣетъ право, особенно лѣтомъ. У меня есть билетъ,
вотъ онъ...
Она показала грязный, скомканный кусочекъ картона
и затряслась при этомъ отъ приступа душившаго ее
кашля. Ея почти бѣлые волосы, раздѣленные на пряди,
висѣли жесткими космами вдоль впалыхъ щекъ. Тонкія
губы, горько улыбаясь, обнаруживали беззубую челюсть
il окрашенную кровью слюну. Зловѣщій призракъ, ужас-
ная рабыня наслажденія, превратившаяся въ негодный
огбросъ,—она была само воплощеніе соціальнаго зла.
—
Ладно, мамаша!—сказалъ Люка, и, пожимая пле-
чами, произнесъ:
—
Освободить!
Вдругъ у него мелькнула мысль: не предложить ли
ей помѣстить ее въ какой-нибудь пріютъ?
—
Хотите поступить въ Нантеръ?
Старуха, которую уже пропустили къ выходу, обер-
нулась на порогѣ и, едва повернувъ голову, отвѣтила:
—
Въ эту тюрьму? Очень вамъ благодарна! Я луч-
ше буду шляться по улицамъ!
Нѣсколько мгновеній длилось молчаніе, ' a затѣмъ
снова раздалось:
—
Ну, теперь чья очередь?—Все это очень тяжело,
но ничего не подѣлаешь: это неизбѣжно,—сказалъ онъ
философски.
Аннета хотѣла броситься впередъ. Но рыжая соби-
ралась уже отвѣтить на вопросъ, предложенный ко-
миссаромъ полицейскому.
—
А эта?
—
Я, сударь, возвращалась домой.
—
Она стояла у фонаря!
—
Неправда!
У разозленнаго полицейскаго глаза налились кровыо,
его щетинистые усы задрожали.

—
Она приставала къ прохожимъ вмѣстѣ съ этой
дѣвчонкой.
И онъ указалъ на Аннету, у которой отъ изумлен .
широко раскрылись глаза. Но рыжая чистосердечі
объявила:
—
Я ее вовсе не знаю.
—
Ладно. Вашъ билетъ?
—
Я его забыла у себя на столѣ.
—
Въ депо!
Таже грубая рука, что и раньше, потащила Аннету
подъ свѣтъ газоваго рожка.
—
Она совсѣмъ молоденькая,—замѣтилъ Люка,— :«
se еще никогда не видѣлъ. И вамъ не стыдно!
—
Но, сударь...
Слова застряли у нея въ горлѣ. Усатый полицейсю
троизнесъ:
—
Эта изъ непокорныхъ! Она дежурила на тротуар L
рядомъ съ рыжей толстухой.
—
Непокорная... На троту арѣ?—бормотала Аннета.
Люка сурово спросилъ ее:
—
Вы сегодня впервые были въ дѣлѣ?
Слова оправданія жгли ей губы. Она хотѣла раз-
сказать все сразу, громко выразить весь ужасъ, обиду,
назвать себя, разсказать, какъ она живетъ. Но въ со
стояніи была только крикнуть:
—
Впервые! Какой ужасъ! Какъ можно...
Арестовавшій ее полицейскій прервалъ ее:
—
Конечно, всѣ онѣ невинны! Къ сожалѣнію, Лю-
перъ, одинъ изъ „штатскихъ" этой части, узналъ ее.
Онъ мнѣ только что сказалъ объ этомъ. Онъ за нею
слѣдитъ уже не въ первый разъ!
—
Это правда?—неувѣренно спросилъ Люка.
Люперъ поклонился.
—
Правда, господинъ комиссаръ. Я еще третьяго дня
слѣдилъ за нею на Севастопольскомъ бульварѣ. Она
приставала къ мужчинамъ, притомъ съ такими жестами...
і
Аннета даже застонала отъ негодованія:
а
отъ fctfbma.
—
Это она, я ее узналъ!
Увѣренный тонъ полицейскаго возымѣлъ свое дѣй-
ствіе на Люка. Онъ неодобрительно взглянулъ на
Аннету и сухо спросилъ ее:
—
Гдѣ вы живете?
—
На улицѣ Grande-Truanderie, 37.
Онъ немного смутился и началъ соображать... У
дѣвочки растерянный видъ. Онъ рѣшилъ испробовать
одпнъ изъ пріемовъ, которыми вынуждалъ сознаніе.
—
Хорошо, я распоряжусь навести о васъ справки.
Подождите въ сторонкѣ.
Къ Аннетѣ вернулось самообладаніе.
—
Пожалуйста, сударь. Я совершенно спокойна.
—
Хорошо, хорошо. Ваше имя?
—
Аннета Сорбьё.
—
Возрастъ?
—
Семнадцать лѣтъ.
—
Профессія?
—
Работница въ мастерской бр. Зихельмейеръ.
Въ виду быстроты и точности отвѣтовъ Аннеты, под-
купленный искреннимъ тономъ ея и выраженіемъ
неподдѣльнаго страданія, Люка готовъ былъ отказаться
отъ своихъ обвиненій, но Люперъ, введений въ заблу-
жденіе ея сходствомъ съ кѣмъ-то, упрямо настаивалъ:
—
Она притворяется, я въ этомъ увѣренъ.
Это утвержденіе, сказанное убѣжденнымъ тономъ,
решило все. Притомъ Люка торопился: шесть женщинъ
дожидались своей очереди, а сколько ихъ приведутъ
еще! А потомъ всѣ эти оборванцы... Дѣвчонка выпу-
тается изъ бѣды завтра утромъ при помощи полицей-
скаго комиссара своего участка. Тамъ наведутъ справки...
Въ концѣ-концовъ видъ у нея не совсѣмъ увѣренный.
И притомъ она слишкомъ вѣжлива для порядочной
,:ѣвушки! Охъ, ужъ эти непокорный! Съ ними просто
дука! Онѣ портятъ все дѣло. Дѣвчонкѣ вѣдь ничего
о
to. Маргери». Проститутка.

не сдѣлается, если она проведетъ одну ночь в-
участке...
И онъ отдалъ приказаніе:
—
Въ арестантскую! Доро (комиссаръ участка) зав-
тра разсмотритъ самъ это дѣло...
Люгіеръ спокойно принялся въ свою очередь за до-
гіросъ, при чемъ подъ усами его змѣилась торжествую-
щая улыбка. Не переставая глядѣть на Аннету смею-
щимися глазами—вѣдь съ правосз^діемъ не шутятъ!
онъ передалъ ее, совершенно убитую, на попеченіе
сторожа, за которымъ она молча послѣдовала. Они
проходили мимо какихъ-то камеръ съ рѣшетками; въ
одной изъ нихъ нѣсколько мужчинъ въ лохмотьяхъ
спали, растянувшись на скамейкахъ. Въ другой—къ
решетке прильнуло чье-то свирепое лицо съ пастью,
брызгавшей слюной и изрыгавшей целый потокъ сквер-
нословы... Одинъ поворотъ ключа, двери отворились.
Аннета очутилась въ клетке съ тремя другими жен-
щинами, среди которыхъ была и рыжая. Кошмаръ все
еще продолжался.
Рыжая опасливо сложила свою юбку въ углу, а по-
верхъ положила шляпу съ цветами и плетеную сумку.
Тамъ вещи будутъ целы. Две другія женщины были
совершенно пьяны. Оне вновь принялись выкрикивать
свою скверную песню, прерванную было появленіемъ
кэпи.
Аннета забилась въ уголъ и опустила голову на
руки; она горько плакала. Предъ нею промелькнула
вся ея жизнь: счастливое детство, когда отецъ еще
былъ живъ... Поля Авеза... Вотъ она восьмилетняя
девочка, съ тонкими, какъ спички, ножками и въ юбоч-
ке до коленъ. Она снова видитъ огромный ящикъ
некрашеннаго дерева, куда положили ея отца, после
того, какъ онъ разбилъ себе голову, упавъ съ кры-
ши... Вотъ и „господинъ Феррю", онъ целуетъ мать...
Вотъ комната въ Монруоке, въ которой они живутъ
втроемъ... Папа Феррю въ своемъ фартуке маляра...
Онъ часто исчезалъ, а когда возвращался, отъ него
несло виномъ. Потомъ сцены, драки... Мать убивает-
ся надъ работой. Наконецъ, въ одинъ прекрасный день
все исчезаютъ... Феррю уѣхалъ, а мать замерла... Ан-
нета привязывается къ доброй соседке, пріютившей ее
у себя; она сама портниха и выучила и Аннету тру-
диться, владеть иглой и честно зарабатывать свой хлѣбъ.
Безъ нея она давно попала бы въ то место, где очу-
тилась сегодня вечеромъ... Неужели все это наяву?
Аннете все еще не верилось... Это немыслимо. Тутъ
наверное кроется ошибка. Сейчасъ все окончится бла-
гополучно.
—
Ведь правда, сударыня, меня здесь не будутъ
держать до утра?—взволнованно спросила она рыжую,
погладившую ее слегка по ладонямъ.
—
Не брыкайся, милашка!—сказала одна изъ пьяницъ,
вся разстегнутая.— Никто тебе не сделаетъ зла.
Она ощугіываетъ молодую упругую грудь, въ кото-
рой быстро бьется сердце. Она хочетъ къ ней при-
льнуть своими красными губами. Аннета отталкиваетъ
ее съ отвращеніемъ; отъ женщины несло спиртомъ,
запахомъ румянъ, глаза ея расширились и блестели...
Въ это время другая мѣияетъ напевъ и сентимен-
тально завываетъ избитый куплетъ:
Dans les sentiers, remplis d'ivresse...
Рыжая усаживается возле Аннеты.
—
Меня зовутъ Манонъ,—говоритъ она ей.
Какъ оказывается, у нея растетъ въ деревне бзгтузъ,
которому черезъ два года будетъ тоже семнадцать лѣтъ.
Она гладитъ Аннету по щеке, утешаетъ ее и даетъ
ей разные советы...
Изъ лихорадочныхъ и сбивчивыхъ фразъ ея передъ
Аннетой раскрылась вся изнанка „ремесла наслажденій",
вся чудовищная административная машина, организо-
ванное общество со своими нелепыми и жестокими за-
конами, давящими, какъ жерновъ, всю эту массу отвер-
женныхъ, которыхъ пороки буржуазіи, жестокость пре-
2*

сыщеннаго самца или матеріальная необезпеченность,
обусловенная недостаточной оплатой труда, бросаютъ
безпомощными въ эту пучину униженія. Она не хочетъ
быть одною изъ такихъ, и не будетъ ею! Ея дѣвствен-
ное тѣло трепещетъ отъ тайнаго омерзѣнія къ на-
слажденію, худшему, чѣмъвсякія страданія, передъ ужас-
ною возможностью сдѣлаться матерью, какъ эта неиз-
вѣстная ей Манонъ, нынѣ ее утѣшающая.
У нея сильно болятъ виски, голову давитъ словно
обручами... ей жарко. Мысли ея путаются. Минуты, часы
проходятъ для нея незамѣтно... Манонъ и другихъ двухъ
женщинъ вызвали...
„Сударыни ,экипажъ для васъ поданъ", сказалъ сто-
рожъ. Экипажъ!.. Ахъ да: такъ называемая „салатная
корзинка", въ которой отвозятъ „дамъ" въ Permanence
и въ Депо...
Всѣ эти мысли пробѣгаютъ почти безсознательно въ
мозгу у Аннеты вмѣстѣ съ грохотомъ удаляющихся
колесъ. Наконецъ, она остается одна.
Ей душно въ этомъ спертомъ воздухѣ, пропитанномъ
запахомъ табаку, рвотъ и отхожаго мѣста. Ей кажется,
что она стала меньше, что она загрязнилась, превра-
тилась въ ничтожество. Она чувствуетъ во всемъ тѣлѣ
какое-то оцѣпенѣніе и, наконецъ, засыпаетъ на скамьѣ
такая разбитая, что ничего болѣе не сознаетъ. Ей ка-
жется, что она все еще грезитъ. Она окончательно не
можетъ придти въ себя даже съ наступленіемъ блѣд-
наго разсвѣта и послѣ безконечнаго утра, когда явился,
наконецъ, комиссаръ участка (только въ одиннадцать
часовъ!). Послѣ цѣлаго ряда вопросовъ, предложенныхъ
суровымъ голосомъ, онъ отпустилъ ее, не сказавъ ей
въ утѣшеніе ни одного добраго слова, не выразивъ
сожалѣнія о недоразумѣніи—словомъ, отнесся къ ней,
какъ къ преступницѣ, помилованной милосердымъ за-
кономъ.
Но в отъ она на улицѣ. Неужели это правда? Анне-
та тяжело вздыхаетъ и изумленными глазами смотритъ
на прохожихъ... Наконецъ, уличная суматоха оконча-
тельно возвращаетъ ее къ дѣйствительности, хотя она
все еще пошатывается отъ слабости.
Это была уже не вчерашняя Аннета; это былъ новый
человѣкъ.
И.
—
Ахъ, оставьте, мосье Рауль... Нѣтъ, нѣтъ! пожа-
луйста, оставьте!
За дверью слышался легкій шумъ борьбы и дрожа-
даго смѣха. Мадамъ Дюмэсъ, собиравшаяся открыть
щерь, остановилась, вся поблѣднѣвъ: опять амуры съ
юрничной!.. Мгновенно ее охватила вся горечь старыхъ
обидъ. Ея мужъ никогда не можетъ видѣть равнодуш-
но женщину! Низменные инстинкты въ немъ сильнѣе
клятвъ вѣрности, чувства чести и данныхъ обѣщанш!..
Сосѣдняя дверь въ коридоръ претворилась, а въ
нее съ любопытствомъ просунулась чья-то голова. А,
это докторъ! Мадамъ Дюмэсъ успѣла только замѣтить
въ зеркалѣ большой лобъ, сострадательный взглядъ и
выраженіе удивленія,--и дверь опять захлопнулась. Въ
го же время исчезло въ зеркалѣ изображеніе другого
чица, казавшагося ей иногда чужимъ, но которое—увы. —
было' ея собственнымъ, съ дряблой сѣрой кожей, съ
усталыми глазами, со слѣдами обильныхъ слезъ, въ
рамкѣ каштановыхъ волосъ.
•
О, эта молодость, эти восемнадцать лѣтъ дѣвчонки...
Она' страшно завидовала ей. PI, съ выраженіемъ яро-
сти на лиціз, она предупреждающе кашлянула. Вѣдь
ничего не измѣнишь! Она повернула ручку двери.
Рауль Дюмэсъ въ небрежной позѣ стоялъ у закры-
таго окна и барабанилъ по стеклу. Казалось, онъ сильно
заинтересовался садомъ, разстилавшимся передъ ок-
нами ихъ гостиницы. Онъ обернулся только тогда,
когда мадамъ Дюмэсъ сказала хриплымъ голосомъ:
—
Здѣсь можно задохнутся! Роза, откройте окно.
Роза, наклонившись надъ кроватью и дѣлая видъ,

что оправляетъ на ней одѣяло, быстро повернулась
лицрмъ къ окну и взялась за оконную задвижку.
Дюмэсъ отошелъ съ натянутымъ видомъ къ комоду
и, чтобы придать себе больше непринужденности, онъ
со своей обычной манерой веселаго бонвивана сталъ
вынимать изъ ящика гаванскія сигары и не совсѣмъ
увѣренными движеніями набивать ими портсигаръ.
—
Я пришелъ запастись сигарами,—объяснилъ онъ.
Мадамъ Дюмэсъ покачала головой. Порывъ теплаго
вѣтерка, заколебавшаго тюлевыя занавѣски, распростра-
нилъ по всей этой комнатѣ, такой скучной даже при
яркомъ свѣтѣ іюньскаго утра, слащавый занахъ пе-
туній. Корзина этихъ цвѣтовъ, уже увядшихъ, стояла
на солнце: а за четыреуголыіыми липами въ цвѣту
сверкала блестящая водяная равнина Луанга. Эготъ
свободный вѣтерокъ и прозрачный, чистый свѣтъ раз-
бивали тяжелую затхлую атмосферу, пропитанную
ложью. Дюмесъ, стараясь придать себѣ серьезность,
закуривалъ съ философскимъ видомъ одну изъ сигаръ
въ красно-золотой бандероли и молча пускалъ въ воз-
духъ голубыя кольца дыма.
—
Ты пойдешь гулять?—спросилъ онъ, обративши
къ женѣ спокойное лицо, на которомъ подъ напз'скпой
беззаботностью скрывалось смущеніе.
—
Иѣтъ, я сяду писать дѣтямъ.
—
Какъ тебе угодно! Мы съ докторомъ прогуляем-
ся передъ обѣдомъ.
—
Пожалуйста.
—
Это очень полезно для возбужденія аппетита.
Съ этими словами Дюмэсъ гюспѣшилъ скрыться,
бросивъ гіо пути Розѣ, добросовестно обметавшей пыль
съ раковинъ на этажеркѣ, взглядъ, какъ своей сообщ-
нице. Въ глазахъ одновременно можно было про-
честь: „До скораго свиданія", и „не правда ли, какая
скучная болтунья?"—это по адресу жены.
Наступило тяжелое молчаніе, прерываемое шумомъ,
который производила Роза. Мадамъ Дюмэсъ, въ свою
очередь, замешкалась у окна, глядя на развертываю-
іційся передъ ней пейзажъ, где раздавалось жужжанье,
где было столько свежей зелени, крылатыхъ созданій;
на фоне сіяющаго сада и счастливой свободной реки
ея разочарованія, страданія и вся ея неудавшаяся жизнь
выступала еще ярче. Говорить съ этой девчонкой?
Унижаться по пустякамъ?—Къ чему! лучше молча стра-
дать. Она такъ решила. Можетъ быть, она плохо слы-
шала?.. Что, если она ошиблась?.. Быть можетъ, она
напрасно подозреваетъ Рауля?
Но уверенность въ противномъ взяла скоро верхъ,
изгнавъ последніе слѣды сомненія... Измены мужа
удручали ее, делали ее несчастной. Она решила без-
ропотно покориться судьбе. Ведь въ конце-концовъ
все мужчины таковы. Въ это время въ ней просну-
лось материнское чувство. Ея сынъ... Она сумеетъ
его воспитать, предохранить его... Она сделаетъ его
настоящимъ мужчиной чистымъ, прямымъ, честнымъ...
A Ліэтта?
Роза вежливо осведомилась:
—
Комната убрана. Мадамъ ничего не прикажетъ?
—
НЬтъ, благодарю васъ.
Задвижка захлопнулась. Мадамъ Дюмэсъ, не обора-
чиваясь, прислушалась къ звону замирающихъ вдали
шаговъ. Послышались голоса, взрывъ смеха... потомъ
все замолкло, только раздавалось нервное жужжаніе
'ісинаго роя вокругъ кустовъ жимолостей и розъ. Ма-
дамъ Дюмэсъ заплакала, слегка вздрагивая, забывъ
спою гордость и твердость.
Сейчасъ она намочитъ виски холодною водою, вы-
третъ слезы и опять наденетъ маску. Величественная и
стройная въ своемъ черномъ платье, она опять будетъ
для глазъ окружающихъ прекрасной мадамъ Дюмэсъ,
счастливой супругой, богатой и уважаемой дамой, ко-
торой все обитатели Маршанжа низко кланяются при
встрече. Подумайте только! Ведь она жена Рауля Дю-
мэсъ, мэра въ Marchange-le-Château, генеральнаго со-

вѣтника, председателя благотворительная общества!..
При появленіи ея въ парижскихъ салонахъ все шеп-
чутъ: „Это мадамъ Дюмэсъ, жена Рауля Дюмэсъ, круп-
наго дельца; вы его наѣрное знаете!" И при мысли о
томъ, какъ она является съ обнаженными плечами, вся
въ брилліантахъ и кружевахъ, словно насмешливый
призракъ показной жизни, ее начали терзать новыя му-
ченія.
Зачѣмъ она согласилась сопровождать своего мужа
и приняла приглашеніе на обедъ къ этому художнику?
Что за глупое любопытство толкало ее побывать въ
этомъ месте, о которомъ ей за последній месяцъ
прожужжали уши?.. Рыбная ловля? Начатый портретъ?
Это только поводы!., это выдумка, которой онъ хо-
телъ прикрыть свою лживость, свои грязныя на-
слажденія!
О, это лицемеріе, маскирующее истинное положеніе
вещей!.. Все эти пятнадцать летъ тайныхъ страданій!..
Съ какимъ человекомъ судьба ее соединила!.. Онъ даже
не злой—онъ просто подлый. Сколько въ немъ низо-
сти и пороковъ, за которые законъ не караетъ, кото-
рые такъ характерны для его душонки!.. Не будь
детей...
Жоржъ... Ліэтта!... Она ясно представила ихъ себе...
Бледный, изящный мальчикъ, съ лукавой миной, и
девчурка въ коротенькомъ платьице, въ каштановыхъ
локонахъ, перевязанныхъ розовой лентой, съ большими
веселыми глазами... Ради нихъ она готова жить и пе-
реносить все!
Она тяжко вздохнула, поднялась, и, доставъ свой
дорожный бюваръ, развернула его. Потомъ, присевъ
къ маленькому столу, принялась писать. Весь міръ
заслонило письмо къ детямъ.
Ея перо быстро забегало, выводя крупнымъ англій-
скимъ почеркомъ буквы на плотной бумаге съ золо-
тымъ обрезомъ,
Милыя крошки!
Вчера мы обгъдали у господина Сарра. Портретъ папы
будетъ очень удачный. Зивтра вечеромъ мы думаемъ прі-
ѣхать. Надѣюсъ, вы хорошо учились; что Ліэтта, выучила
свой урокъ изъ закона Бооісія? Повеселился ли Жоржикъ на
танцовальномъ утрѣ и иеполнилъ ли мое порученіе къ гра-
финѣ? Здѣсь попадаются луга, очень...
Перо ея безостановочно бегало по бумаге. На про-
тивоположномъ конце коридора чей то голосъ на-
певалъ:
Viens Poupoule, viens Poupoule, viens!
Роза оправила постель доктора и наскоро убрала
комнаты (а ихъ ежедневно надо было убрать восемь—
не мало!) и, прежде чемъ спуститься внизъ, решила
насладиться чуднымъ ароматомъ золотистыхъ духовъ
въ гранёномъ хрустальномъ флаконе, стоявшемъ на
туалетномъ столе.
Овальное зеркало, въ которомъ виднелась стеклян-
ная дверца шкафа, отражало ея фигуру во весь ростъ
въ полномъ блеске ея молодости.
Она засмеялась и, опрокинувъ флаконъ на ладонь,
смочила свой палецъ, потомъ завитки волосъ на за-
тылке. Ароматъ здесь остается надолго. Она даже
вылила две капельки себе за шею; при этомъ обна-
ружилась нежная кожа, упругія выпуклости подъ смя-
той рубашкой и ткань корсажа.
Она сгибала бюстъ, щупала бока. Она вся отдава-
лась неведомымъ объятіямъ и поцелуямъ,—тому, что
она называла любовыо... Ей представлялись блестящіе
глаза Этьена, когда вчера вечеромъ она съ нимъ гу-
ляла при лунномъ свете на лугу надъ рекой; безце-
ремонныя руки Рауля... •
Въ самомъ деле, разве она хуже сложена и не такъ
же соблазнительна, какъ все эти городскія жеманницы
въ роде Коллеты Диверъ, той певицы, которая жила

въ этой самой комнатѣ недѣлю тому назадъ и кружев-
иыя панталоны которой, легкія, какъ пухъ, она дер-
жала въ рукахъ вмѣстѣ съ прозрачными шелковыми
чулками, какъ паутина.
Она подошла къ зеркальному шкафу и, приподнявъ
двумя пальцами юбку, то приближалась, то удалялась...
Ея изящная ножка въ открытой туфлѣ съ бантами
красиво выглядывала изъ-подъ платья. Икры у нея
тоже недурны: вьтсокія и полныя, отъ чего щиколо-
токъ кажется тоньше. Жеманясь, она прильнула къ
зеркалу, разглядывая густые золотистые волосы, вы-
пуклый и розовый, какъ лепестокъ цвѣтка, лобъ, рас-
ширенные каріе глаза со свѣтлыми искорками, изо-
гнутыя, полныя губы, съ рядомъ здоровыхъ зубовъ,
бѣлыхъ какъ нить жемчуга, готовыхъ укусить или
іюцѣловать. Черная лента еще сильнѣе оттѣняла бѣ-
лизну шеи.
Роза слегка согн}міа колѣно и всѣмъ своимъ гиб-
кимъ тѣломъ сдѣлала граціозный реверансъ. Сарра
говорилъ ей, когда она ему позировала... (пока только
до плечъ!):
—
Для крестьянки она восхитительна!
Ни обученіе у модистки (неужели слѣды уколопъ
иглы никогда не сотрутся!), ни роль горничной въ
этой гостиницѣ (о, что это за трущоба!)—ни одно изъ
этихъ занятій не было достаточно хорошимъ для нея.
Выйти замужъ за лавочника Этьена? Сидѣть въ лавкѣ
и хозяйничать у себя дома?.. Или женить на себѣ Фризе
и зажить по-старинному, обрабатывать землю, собирать
спаржу?.. Нечего сказать, веселое занятіе! Нѣтъ, она
достаточно кисла въ деревнѣ!
—
Роза, Роза!
Ворчливая мадамъ Жозефъ звала ее, стоя внизу лѣст-
ницы. Роза незамѣтно скорчила ей гримасу и сми-
ренно спросила:
—
Чего изволите, сударыня?
—
Вы не успѣете накрыть на столъ.
„Еще успѣется!" подумала про себя Роза. Она уже
узнала цѣну молчанію. Она быстро двигалась, переходя
отъ одного стола къ другому, съ террасы въ столовую.
Чувствовать себя соблазнительной и желанной въ во-
семнадцать лѣтъ—это предѣлъ счастья. Роза наивно
упивалась имъ. Стопки тарелокъ, груды вилокъ со зво-
номъ разставлялись на бѣлыхъ скатертяхъ. Эта краси-
вая дѣвушка съ стройной таліей всѣмъ своимъ без-
покойнымъ существомъ наслаждалась въ тишинѣ яр-
каго утра радостью бытія. Легкій вѣтерокъ, раскачивая
липы, распространялъ сладкій ароматъ ихъ цвѣтовъ..
На Луангѣ, какъ на серебряномъ подносѣ, сверкали
отъ времени до времени перламутровыя брызги отъ
всплеска рыбъ.
Она едва успѣла положить цѣлую груду длинныхъ
хлѣбцевъ, выбравъ одинъ съ поджаренной золотистой
коркой—для „мсье Рауля", который любилъ это, —и
вдругъ почувствовала, какъ кто-то покровительственно
похлопалъ ее по затылку. Она обернулась, немного
разсерженная, но ея гримаса сейчасъ же превратилась
въ улыбку.
—
Это вы, мсье Сарра?
Она испытывала чувство благодарности къ худож-
нику, такъ какъ онъ первый „открылъ" ее. Онъ уга-
далъ в-б этой неловкой, загорѣлой крестьянкѣ расцвѣ-
тающую красоту и развивающуюся женщину. Въ его
мастерской она пережила мииуты незабвенной радости.
Въ ней проснулось тщеславіе, когда однажды она си-
дѣла въ высокомъ кожаномъ креслѣ съ блестящими
шляпками гвоздей, одѣтая въ старинную парчу, отъ
которой несло пылью и мускусомъ, съ голыми плечами
и съ обрисовывавшеюся подъ серебрянымъ кружевомъ
грудью; она позировала, погруженная въ чарующія
мечты.
—
Ты похожа на инфанту!—сказалъ ей Сарра, и
такъ какъ она съ недоумѣніемъ вытаращила на него
глаза, онъ объяснилъ ей:

—
Ну, на принцессу! На испанскую принцессу.
Вотъ, должно быть, чудная страна! Она съ тѣхъ
поръ постоянно мечтала о ней.
—
Г. Дюмэсъ дома?
—
Нѣтъ, мсье Сарра, онъ ушелъ вмѣстѣ съ докто-
ромъ. Его супруга наверху...
И она указала на окно въ цвѣтахъ, гдѣ выдѣлялись
ярко-красныя гераніи въ зеленыхъ ящикахъ. Но ху-
дожникъ пожалъ плечами и направился къ плетеному
креслу изъ ивовыхъ прутьевъ, надъ самой водою. Про-
ведя быстро ладонями по столу, Роза наклонялась,
выгибая бюстъ, обтянутый въ свѣтлую матерію, такую
легкую, что она равыомѣрно приподнималась при ка-
ждомъ вздохѣ на выиз'клостяхъ груди. Сарра смотрѣлъ,
какъ онѣ соблазнительно поднимались и опускались.
Наконецъ она спросила:
—
Вамъ горькой или сельтерской?
Онъ молчалъ, лицо его покраснѣло отъ наплыва
внезапныхъ желаній, въ то время, какъ она, удовле-
творенная, расцвѣтала подъ его жгучимъ взглядомъ.
—
Онѣ растутъ,—отвѣтилъ онъ, нажимая указатель-
нымъ пальцемъ поперемѣнно обѣ выпуклости.
—
Вотъ еще!—возмутилась она;—развѣ это кнопки
звонковъ?
—
Когда ты опять придешь позировать?
—
Я больше не желаю, это опасно!
Онъ залился довольнымъ смѣхомъ, польщенный.
—
Ахъ ты, дерзкая!..
Правда, осенью на послѣднемъ сеансѣ, когда она
сняла съ себя парчевой корсажъ принцессы и переодѣ-
валась въ свою шемизетку грубаго полотна, она из-
рядно треснула его кулакомъ по носу (тысячи искръ
посыпались у него изъ глазъ), но тѣмъ не менѣе онъ
не питалъ къ ней злыхъ чувствъ... Правда, ея прикос-
новеніе было не особенно нѣжное... Но пусть она разы-
грываетъ изъ себя гордячку, сколько ей угодно; этотъ
сочный плодъ скоро созрѣетъ. Пусть только какой-
нибудь любитель, въ родѣ этого дурака Дюмэса, сорветъ
его, а потомъ—Сарра въ этомъ нисколько не сомнѣ-
вался—настанетъ и его очередь. Его руки будутъ блу-
ждать по ней, губы будутъ упиваться ея тѣломъ, округ-
лости котораго онъ первый ласкалъ, не думая о томъ,
что оставляетъ на ней неизгладимый слѣдъ прикосно-
венія, которое портитъ и развращаетъ.
Глядя на этого господина, прилично сидѣвшаго въ
креслѣ и смотрѣвшаго ей прямо въ глаза, Роза вспо-
мнила его шикарно меблированную мастерскую, съ рос-
кошными коврами, и среди всего этого великолѣпія са-
мого Сарра, превратившагося въ похотливое чудовище,
задыхающагося, съ дикимъ взлядомъ. Она вспоминаетъ
свой пронзительный крикъ, свой протянутый кулакъ,
очутившійся на этомъ самомъ безобидномъ носу, вели-
чаво высившемся надъ рыжими усами... И она сердечно,
безъ всякой задней мысли, расхохоталась.
Инстинктъ извѣстнаго охотника самца возбудилъ
Сарра. Онъ грубо проворчалъ:
—
И ты скажешь, что не знаешь, какъ сложенъ
Этьенъ? Ого, "милочка, когда ты откроешь лавочку, то
у твоего окна скоро не останется ни одной ставни!..
Или это Фризе, неправда ли? Если этотъ захочетъ на
тебѣ жениться, вмѣсто твоего долговязаго лавочника,
то и онъ не будетъ дожидаться Иванова дня, чтобы
засѣять свое поле?
—
Ну, отвѣчай же!..
Роза повернулась на одной ногѣ, и, взявъ салфетку
подъ мышку, отвѣтила:
—
Вотъ ужъ неправда, мсье Сарра; это вы оши-
баетесь! Ни вы, ни они—никто изъ васъ не сдѣлаетъ
почина. Jde вамъ, съ вашимъ грязнымъ носомъ соваться
ко мнѣ!
И она удалилась, надувшись и съ большимъ достоин-
ствомъ подобравъ свое платье.
Въ это время въ садъ вошелъ Дюмэсъ въ сопрово-
жденіи доктора. Сарра замѣтилъ, что онъ и Роза обмѣ-

нялись взглядами, какъ заговорщики. Онъ пустилъ изъ
сифона въ свой стаканъ шипящую струю, насвистывая
веселую пѣсенку, которую, впрочемъ, тутъ же обо-
рвалъ веселымъ возгласомъ:
—
Хорошо прогулялись, господа?
И онъ размашисто снялъ свою шляпу, точно она была
широкая съ перьями, а не простая. Онъ былъ того
мнѣнія, что художникъ долженъ обладать извѣстными
жестами, умѣть эффектно выражаться. И хотя это былъ
типичный буржуа, грубый въ душѣ, жадный къ день-
гамъ и посредственный во всемъ, онъ охотно уснащалъ
свою рѣчь красивыми фразами и старался усвоить себѣ
возвышенныя чувства. Дюмэсъ же уважалъ въ Сарра
извѣстнаго художника, цѣня его по таксѣ, установлен-
ной модой на его картины. Не меньше десяти тысячъ
портретъ! Онъ невольно преклонялся предъ такой без-
церемонностью. Къ подобнымъ фантазіямъ, которыя у
кого-нибудь другого казались бы ему глупыми, онъ
питалъ некоторую симпатію. „Это животное не дастъ
себя въ обиду".
Въ этой фразе выражалось все его
уваженіе къ Сарра. Десять тысячъ франковъ, зарабо-
танные десятью пальцами—и какъ быстро!—это кушъ!
И у него по отношенію къ художнику было такое же
тайное чувство зависти, какъ у Сарра—къ его дохо-
дамъ, къ его грубой самоуверенности толстопузаго
банкира. Онъ желчно разсмЬялся, когда Сарра позво-
лилъ себе черезчуръ откровенно сострить на счетъ
его брюшка.
—
Берегитесь, мой дорогой, вы наверное беременны!
Однако Сарра переходитъ границы!
—
Не правда ли, докторъ?—продолжалъ художникъ.
^ Но докторъ, обмахиваясь своей панамой, молча на-
блюдалъ за искрящейся, серебристой струей, побежав-
шей отъ упавшаго въ воду надломленнаго тростника.
Легкая попрыгунья-стрекоза кружилась въ воздухе и
сверкала голубой сталью своей одежды.
—-
Что же, вы предпишите ему спеціальный режимъ?
поджаренный хлебъ, ничего мучного, поменьше мяса,
масла... ГІища богача, не правда ли?
—
Кто, Монталь?—спросилъ тономъ упрека Дюмэсъ,
съ его ироническимъ отношеніемъ къ своимъ боль-
нымъ? Онъ и самъ какъ будто ни во что не веритъ.
Какъ можно лечиться теми средствами, которыя онъ
прописываетъ.
Цвѣтокъ липы, вертѣвшійся въ воздухе, задѣлъ об-
наженный лобъ доктора. Онъ засмеялся.
—
Тебе хотелось бы, чтобы я тебя лечилъ шари-
ками изъ хлебнаго мякиша, окрестивъ ихъ какимъ-
нибудь названіемъ съ окончаніемъ на гінъ? Полно, полно;
ни снадобья, ни убежденія не могутъ спасти здоровья.
Всякій носитъ въ себе свои болезни и свои лекарства.
Сарра отдалъ честь ложечкой отъ сиропа.
—
Сейчасъ видно, что вы профессоръ Ecole de Me-
dicine. Вамъ не приходится выносить борьбы за суще-
ствованіе!
—
Я довольствуюсь малымъ,—ответилъ Монталь.
Онъ только покачалъ головой, не желая оказать че-
сти этому „пачкуну" споромъ съ нимъ. О таланте Сарра
онъ' судилъ такъ же, какъ судилъ бы, по праву зна-
тока, о какой-нибудь поэме или ученой диссертаціи.
Все свои огромныя познанія въ наукахъ и искусствахъ
онъ пріобреталъ ежедневно вотъ уже тридцать летъ
подъ рядъ, съ того дня, когда еще мальчикомъ онъ ли-
шился матери—единственнаго близкаго человека, ко-
тораго онъ зналъ. Объ отце и слуху не было. Онъ
самостоятельно переходилъ изъ низшей школы, куда
поместилъ его одинъ изъ инспекторовъ академіи, по-
раженный природнымъ умомъ мальчугана, въ лицей,
где казенная стипендія помогла ему добиться диплома.
Такимъ образомъ, мало-по-малу, благодаря настойчи-
вости, терпѣнію и трудолюбію, этотъ назаконнорожден-
ный создалъ себе положеніе; теперь, въ сорокъ слиш-
комъ летъ, Робертъ Монталь, обязанный всемъ толь-
ко самому себе, былъ обладателемъ небольшого состоя-

нія и громкаго имени. Его огромный трудъо сифилисѣ
доставилъ ему европейскую извѣстность.
Къ Раулю его привязывало чувство признательности
еще съ молодыхъ лѣтъ. Когда оба жили въ Латинскомъ
кварталѣ, Дюмэсъ помогъ своимъ кошелькомъ Монталю
за преданную заботливость и уходъ последняго, быв-
шаго въ то время еще студентомъ-медикомъ и его со-
сѣдомъ по комнате,—когда Дюмэсъ заболелъ воспа-
леніемъ легкихъ.
Благодаря Дюмэсу, Монталю удалось преодолеть труд-
ную пору экзаменовъ и просуществовать до того вре-
мени, когда онъ нашелъ уроки. И хотя жизнь разъ-
единила ихъ съ техъ поръ, въ силу различія характе-
ровъ и вкусовъ, тѣмъ не менее ихъ соединяла симпатія,
подогретая со стороны ученаго чувствомъ благодар-
ности и снисходительности, со стороны же Дюмэса это
была сила привычки; притомъ ему нравилась возмож-
ность безнаказанно ворчать и корить друга.
Монталь былъ старый холостякъ, безупречный въ
интимной жизни. Онъ никакъ ни могъ простить свое-
му другу его вечной охоты за женщинами, при чемъ
Дюмэсъ подъ прикрытіемъ галантности, удовлетворял!
свои животные инстинкты и дикій пылъ старѣющаго
мужчины.
Вдругъ онъ заметилъ, что вниманіе Рауля и худож-
ника отвлеклось въ сторону. Оказалась, что на поро-
га появилась Роза.
—
Не правда ли?—пошутилъ Сарра,—это настоя-
щая горничная... для спальни?
Дюмэсъ нахмурился.
—
Не думаю, —сухо ответилъ онъ. —Мадамъ Дюмэсъ
хочетъ взять ее къ себе въ услуженіе.
—
Ara!—сказалъ Монталь.
Въ это время сама мадамъ Дюѵесъ появилась на по-
роге. Роза исчезла, и въ то время, какъ первая, казав •
шаяся по сравненію съ Розой внезапно постаревшей,
медленно спускалась по направленію къ саду и столи-
камъ, молодая фигура последней еще ярче выступала,
купаясь въ лучахъ солнца, точно огромный живой
цветокъ.
щ
Avenue Kléber.. -Надъ воротами огромнаго новаго
дома устроенъ для торжественная случая навесъ изъ
матеріи въ^красныхъ и цвѣта ècrue полосахъ.
Сквозь тяжелыя драпировки оконъ второго этажа
пробивались, полосы света и блескъ электрической
люстры. Мелкій осенній дождикъ образовалъ клейкую
массу на мостовой, по которой на носкахъ ступаютъ
въ туфЙкЗ&ъ дамы, выходящія изъ автомобилей, эки-
пажей, высоко подобравъ бальныя платья.
Несколько оборванцевъ, съ поднятыми воротниками,
закрывающими обнаженный шеи, стоятъ шпалерами,
несмотря на холодъ. Ихъ острые глаза съ хищнымъ
выраженіемъ следятъ за этими откормленными, выхо-
ленными телами, за целыми состояніями, мелькающими
мимо H ихъ. Одинъ изъ мальчишекъ безцеремонно
разглядываетъ толстаго швейцара. Затянутый въ свою
ливрею съ пуговицами, онъ стоитъ на площадке и то
и дело снимаетъ передъ каждымъ вновь прибывшимъ
свою шляпу съ золотымъ галуномъ.
Дверца подъехавшей наемной кареты хлопнула, и,
одновременно съ этимъ, напротивъ остановился эле-
гантный экипажъ съ электрическимъ моторомъ. Моло-
дой человекъ въ глянцевитой шляпе, въ широкомъ
кашнэ, небрежно бросилъ наклонившемуся кучеру: „Къ
двенадцати часамъ пріѣзжайте!" затЬмъ, взглянувъ
на маленькое ландо, сказалъ про себя: „Ага, мадамъ
де-Мейрибелль съ сыномъ, и, разумеется, м-мъ Пуайеръ!"
Изъ ландо вышли две дамы—одна толстая въ черномъ,
другая, гораздо тоньше, въ розовомъ, при чемъ обѣ
опирались на затянутую въ перчатку руку молодого
человека.
„
—
А, мсье Зихельмейеръ!—сказала мадамъ Пуайеръ—
ВЪ розовомъ.
з
' В. Маргернтъ. Проститутка.
ѵ
»
/

Начался обмѣнъ фразъ, поцѣлуи ручекъ. Всѣ вмѣстѣ
вошли въ обширный вестибюль, сверкающій плюшевой
мебелью, разставленной среди мраморныхъ колоннъ и
у зеркальныхъ стѣнънепремѣнной принадлежности
аляповатой и банальной роскоши однообразныхъ зданій,
построенныхъ „со всѣми аксессуарами современнаTM'
комфорта".
М-мъ Мейрибелль пошла впередъ, величественно
ступая по широкому ковру лѣстницы. Ея черный ат-
ласный трэнъ широко развернулся. Она питала без-
смысленный страхъ къ подъемнымъ машинамъ; какъ
истая провинціалка, она упорно придерживалась ветхо-
зазѣтныхъ вкусовъ и привычекъ.
М-мъ Пуайеръ, восхитительно полуодѣтая въ туни-
ку изъ крепа, медленно слѣдовала за нею, между Зи-
хельмейеромъ и Жакомъ де-Мейрибелль. Оба украд-
кой лірбовались обрисовывавшимися при каждомъ дви-
женіи линіями ея роскошнаго тѣла.
Зихельмейеръ любительски восторгался откровенной
гармоніей платьевъ Empire, обязанныхъ своимъ по-
явленіемъ генію его брата, знаменитаго портного Да-
вида, который „создалъ" эту моду еще прошлой зимой.
Въ то же время онъ окидывалъ благосклоннымъ взгля-
домъ нѣсколько перезрѣлую красавицу и юношу. Жакъ
де-Мейрибелль, котораго м-мъ Пуайеръ „просвѣщала",
жадно разглядывалъ съ пыломъ и ревностью желторо-
•гаго птенца гибкую фигуру своей возлюбленной, ея
высокій корсажъ, въ которомъ, какъ персики въ кор-
зинѣ, покоилась ея обнаженная грудь.
М-мъ Пуайеръ мягко улыбалась подъ этими взгля-
дами хорошо зная, что мужчины больше всего бы-ваютъ
искренни, когда молчатъ. •
Впереди ихъ шла пара, которую они тщетно стара-
лись обогнать: широкая шуба и вышитое sortie de-bal—
вѣроятно тоже идутъ къ Дюмэсамъ... Зихельмейеру
нравился этотъ домъ, какъ нейтральное мѣсто, гдѣ
сходилось столько людей, еще вчера незнакомыхъ другъ
съ другомъ, а сегодня сошедшихся по сходству вкусовъ,
пороковъ и интересовъ.
Онъ вносилъ сюда, вмѣстѣ со своими добрыми трид-
цатью годами и красивой наружностью, легкую жесто-
кость охотника. Сначала онъ соблазнялъ, а потомъ
уступалъ свою жертву фирмѣ бр. Зихельмейеръ, во
главѣ которой находился его старшій братъ Давидъ.
Такъ Жоржъ сознательно и увѣренно загонялъ ослѣ-
пленную блескомъ дичь женскаго пола въ магазины
бульвара Bonne-NOuvelle. Эти двойныя побѣды доста-
вляли ему огромное удовлетвореніе. Жизнь и честь
женщины интересовали его только съ этихъ двухъ
сторонъ и въ такомъ порядкѣ: сначала попѣлуй, а
потомъ счетъ. Онъ былъ нѣжнымъ сыномъ, вниматель-
нымъ шуриномъ и вообще, какъ всѣ семиты, горячо
любилъ семью, но только свою.
Дверь отворилась, и глазамъ входящихъ открылась
прихожая, въ стилѣ Людовика XVI, ярко освѣщенная
и увѣшанная верхнимъ платьемъ, гдѣ суетились метръ
д'отель съ очаровательной горничной.
Какъ ни равнодушны были оба мужчины—одинъ ко
всему, что не представляло собою „накладной", а дру-
гой ко всему, что не было Луизой (м-мъ Пуайеръ)—
они все-таки сумѣли оцѣнить красоту горничной.
Зихельмейеръ, откровенно строя ей глазки, думалъ въ
то же время: „Вотъ былъ бы чудный манекенъ!" Жакъ,
бросивъ взглядъ на горничную, сейчасъ же перевелъ
его на свою подругу съ выраженіемъ, говорившимъ
въ пользу последней.
М-мъ Пуайеръ тонко прищурила глаза, бросивъ на
него благодарный и сладострастный взглядъ. Одна м-мъ
де-Мейрибелль строго посмотрѣла на субреткз^ „И гдѣ
только этотъ шалопай Дюмэсъ откопалъ такую?" И,
высвобождая свои могучія плечи съ пушкомъ родимаго
пятна, она бросила мантилью на руки Розы.
„Живи эта дѣвушка у меня,—думала она, расправляя
вѣеромъ кружева на своемъ корсажѣ,—мнѣ не надо
'
з*

было бы бросать моего Жака въ объятія Луизы! Съ
такой доброй, здоровой и богатой подругой какъ ни
будь спокойной, а все же Жакъ слишкомъ часто отли-
чается изъ дому! Между тѣмъ, имѣя у себя дома
такую горничную..."
Но тутъ ея губы сложились въ любезную улыбку,
М-мъ Дюмэсъ, стоявшая у входа въ первую гостиную,
пожимала ей руки.
Величественная, одѣтая въ бархатное платье цвѣта
рубина, хозяйка дома расхаживала по ослѣпительно
освѣщеннымъ комнатамъ и расточала любезности сво-
имъ гостямъ. Она увѣренно двигалась по блестящему
паркету, среди зелени растеній, золоченыхъ стульевъ,
сплетничающихъ, жеманящихся дамъ, среди одѣтыхъ
"въ
черное мужчинъ, склонившихся къ обнаженнымъ
бюстамъ дамъ. Здѣсь, въ этомъ углу, ея милому другу
(она похлопала по украшеннымъ кольцами пальцамъ
м-мъ де-Мейрибелль) будетъ удобно смотрѣть на тан-
цующихъ, она будетъ рядомъ... И она представила:
—
Г. полномочный министръ Румеліи. Вы знакомы?
—
Конечно, я имѣла удовольствіе встрѣтить его пре-
восходительство у мадамъ Глыбовской, на послѣднемъ...
Но мадамъ Дюмэсъ была уже далеко. Ея бѣлый
эгретъ съ брилліантовой застежкой колебался надъ
толпой и указывалъ, въ какомъ мѣстѣ она расточаетъ
свои любезности; она отпускала ихъ размѣренными
дозами, то изливая потоки лести, то оказывая гордое
снисхожденіе. Въ ея глазахъ испытанной свѣтской
женщины люди дѣлились на два лагеря: во-первыхъ,
на такихъ, въ которыхъ воплощается вселенная,—это
тѣ, въ которыхъ она нуждалась; и, во-вторыхъ, на
такихъ, которые почти не существуютъ,—это тѣ, кото-
рые въ ней нуждались. Она знала, что лестью можно
добиться успѣха, а нахальство—доказательство того,
что цѣль уже достигнута. Ея мужъ научилъ ее судить
о людяхъ по-своему. Она вращалась въ атмосферѣ люд-
скихъ низостей, не возвышаясь надъ ними. Обыкно-
венная посредственность, готовая на всякіе компро-
миссы, вплоть до нечистыхъ поступковъ въ дѣлахъ,
она, тѣмъ не менѣе, относительно себя лично придер-
живалась строгихъ правилъ.
Воспитанная въ Пуату, въ монастырѣ, по всѣмъ
правиламъ искусства католическихъ монахинь, разви-
вавшихъ повышенную чувствительность ко всему на
свѣтѣ, мадамъ Дюмэсъ слишкомъ настрадалась отъ
измѣнъ своего мужа и слишкомъ сама была лишена
темперамента, чтобы платить ему тѣмъ же. Она упорно
оставалась добродѣтельной, точно глыба холоднаго
воска, не таявшаго въ огнѣ большого свѣта и Парижа.
Она переходила отъ одной группы къ другой, пред-
лагала пирожныя въ буфетѣ, устраивала парочки, по-
кровительствовала всякимъ tête-à -tête и свиданіямъ; все
это дѣлалось съ ласковой серьезностью, какъ если бы
она раздавала освященный хлѣбъ или торговала на
благотворительномъ базарѣ.
За послѣднее время ея обычныя тревоги немного
улеглись. Мужъ ея, казалось, не обращалъ вниманія
на Розу. Можно было подумать, что постоянное при-
суіствіе этой дѣвушки возлѣ него немного умѣрило
его безуміе; иначе нельзя было назвать раздражитель-
ность, которая довела его до припадковъ ярости этимъ
, лѣтомъ.
Мадамъ Дюмэсъ подошла къ своей кузинѣ, прелест-
ной Жоржеттѣ Арданъ, которая съ покорнымъ вы-
раженіемъ слушала разсужденія сенатора департамента
нижней Луары. И гдѣ это Жоржетта достаетъ деньги,
чтобы пріобрѣтать себѣ такіе шикарные туалеты? Во
всякомъ случаѣ, не изъ жалованья своего мужа. Мадамъ
Дюмэсъ разыскала глазами Ардана. Сморщенный и съ
согнутой спиной, онъ разговаривалъ въ амбразурѣ
окна съ Монталемъ.
—
Пожалуйста, продолжайте, мой дорогой,—сказала
она сенатору.
Жоржетта свободно обнажала свое царственное де*

кольтэ. Загадочная улыбка освѣщала ея полное крот-
кое лицо цвѣта камеліи, съ искрящимися глазами подъ
густыми темными волосами. Мадамъ Дюмэсъ восполь-
зовалась случаемъ украдкой послѣдить за мужемъ.
Онъ стоялъ точно очарованный, заложивъ пальцы въ
карманы бѣлаго жилета и въ сюртукѣ нараспашку.
Мадамъ Пуайеръ грозила ему кончикомъ своего шарфа.
Очевидно, онъ сказалъ ей что-то чрезвычайно пикант-
ное. Но мадамъ Дюмэсъ была спокойна. Прежде всего,
Луиза была занята воспитаніемъ молодого Мейрибелля.
Кромѣ того, Рауль теперь не заводилъ связей съ дамами
своего круга. Здѣсь не было ни одной женщины, къ
которой онъ подошелъ бы съ особыми намѣреніями. А
между тѣмъ красивыхъ тутъ не мало и уступчивыхъ
тоже!
Въ то время какъ сенаторъ все еще осыпалъ Жоржетту
потокомъ краснорѣчія, разсказывая о послѣднихъ инци-
дентахъ въ главномъ совѣтѣ по поводу церковныхъ
имуществъ, мадамъ Дюмэсъ въ своихъ воспоминаніяхъ
переживала бурную сцену въ Авезѣ. Рауль напугалъ
ее своимъ упрямымъ лицомъ, сжатымъ кулакомъ, ко-
торымъ онъ колотилъ по столу... Нѣтъ, она никогда
не возьметъ къ себѣ въ горничныя этой Розы Дебуа...
Это было темой для споровъ на цѣлое лѣто въ Мар-
шанжѣ. Наконецъ, измученная, она должна была усту-
пить, несмотря на совѣты Монталя. Между тѣмъ на
этотъ разъ докторъ ошибся: чутье осторожной хозяйки,
проснувшееся въ ней въ послѣдній моментъ, въ концѣ.
концовъ было правильнѣе.
Если бы она не уступила, Рауль пошелъ бы на всякія
крайности. Онъ началъ уже поговаривать о томъ, что
устроитъ эту дѣвчонку на отдѣльной квартирѣ, купитъ
ей драгоцѣнности, автомобиль... Нищенкѣ-то, которую
первый встрѣчный можетъ имѣть за сто су или сто
франковъ! Это ужъ черезчуръ глупо! Ужъ лучше по-
кориться, взять ее къ себѣ, чтобы дать ему возмож-
ность пресытиться ею!
У него къ счастью, если можно такъ выразиться въ
подобном'ъ несчастьи, это тянулось недолго. Его страсть
длилась только до тѣхъ поръ, пока ему нужно было
удовлетворить свое желаніе. Въ концѣ-концовъ она
хорошо поступила. Съ времени ихъ возвращенія, т. -е .
съ октября, Рауль, казалось, совсѣмъ пересталъ инте-
ресоваться Розой и не успѣлъ заинтересоваться другой,
такъ какъ былъ захваченъ водоворотомъ сложныхъ
іѣлъ-въ родѣ учрежденія „Общества для снабжены
бѣдныхъ питательными продуктами на кооперативныхъ
иачалахъ"...
?
—
Не угодно ли стаканъ оранжаду, милыи г. сенаторъ.
Мадамъ Дюмэсъ уступила мѣсто Жану, старому ка-
А'.ердинеру, разносившему освѣжительные напитки.
—
Нѣтъ? Ну, такъ стаканъ бишофа?
Она круто повернулась спиной, оставивъ этого по-
литикана въ одиночествѣ передъ подносомъ съ бока-
лами, которые Роза предлагала ему робко... „Хоть бы
*то-нибудь изъ мужчинъ влюбился въ эту дѣвчонку и
гзбавилъ меня отъ нея!"-досадливо мелькнуло у нея
въ головѣ.
Шурша своимъ трэномъ, мадамъ Дюмэсъ прошла въ
рабочій кабинетъ мужа. Тамъ все утопало въ облакахъ
ароматнаго дыма, разстилавшагося по кордовской кожѣ,
по фламандскимъ растеніямъ. Надъ каминой красовался
въ рамѣ портретъ Рауля Дюмэсъ, писанный художни-
комъ Сарра; онъ былъ изображенъ на немъ съ густыми
черными волосами, съ брюшкомъ, опираясь на кипу
бумагъ, на которыхъ было написано: „Благотворитель-
ное общество въ Пуату«. Взглядъ его былъ кротко
устремленъ въ пространство, точно разглядывалъ от-
даленную цѣль впереди.
Внизу стоялъ сѣдѣющій оригиналъ портрета. Онъ
теперь о чемъ-то серьезно говорилъ съ Пуайеромъ,
повидимому, о денежныхъ дѣлахъ. Мадамъ Дюмэсъ
скромно удалилась. Она успѣла замѣтить въ глубинѣ
комнаты красивую мадамъ ле-Гюйе, свернувшуюся клу-

бочкомъ въ креслѣ и у ногъ ея, на табуретѣ, Зихель-
мейера. Они оживленно о чемъ-то бесѣдовали.
Пуайеръ, оборвавшій свою рѣчь, снова заговорилъ
уже гораздо тише, поглаживая свои крашеные бакен-
барды. То, о чемъ распространялся управляющій Crédit
Bordelais, была исторія съ полиціей (онъ самъ еле вы-
путался), проникшей въ подвалъ одного ресторанчика,
на улицѣ Godot-de-Mauroy, гдѣ былъ устроенъ для
„знакомыхъ" неприличный синематографъ. Одинъ вос-
торгъ! Онъ тамъ былъ наканунѣ... „Я вамъ говорю,
позы!! Вы себѣ представить не можете! И какъ есте-
ственно!". Онъ еще понизилъ голосъ, и въ его масля-
ныхъ глазахъ заигралъ огонекъ...
Пуайеръ обыкновенно всюду являлся поздно и всегда
безъ жены. Этотъ крупный финансистъ, вѣчно зава-
ленный дѣлами, былъ, кромѣ всего прочаго, мышинымъ
жеребчикомъ; тѣмъ не менѣе онъ разыгрывалъ вни-
мательнаго мужа и старался соблюсти внѣшнія при-
личія.
Такимъ образомъ, мадамъ Пуайеръ, приходившая
куда-нибудь со своимъ Жакомъ, уходила домой'съ му-
жемъ. Эта ширма скрывала раздѣльную жизнь сугіруговъ.
Хотя Дюмэсъ былъ достаточно пресыщенъ всѣмъ,
что обыкновенно говорится въ курильныхъ комнатахъ,
тѣмъ не менѣе у него разгорѣлись уши, и онъ вос-
кликнулъ:
—
Однако, хорошъ мальчикъ!
—
Можно послушать?—освѣдомилась мадамъ ле-Гюйе,
потягиваясь; ее сильно заинтересовалъ разговоръ.
Она подошла. Высокая брюнетка, казавшаяся голой
въ своемъ обтянутомъ платьѣ, супруга знаменитаго
депутата, она пользовалась репутаціей весьма легкомыс-
ленной женщины. Молва приписывала ей, матери шест-
надцатилѣтней дочери, бездну любовниковъ. Быть мо-
жетъ, это были только слухи, но большинство вѣрило
имъ, прежде всего изъ чисто мужского самолюбія, со-
гласно поговоркѣ: „только богатому вѣрятъ авансомъ".
Зихельмейеръ, возбужденный, послѣдовалъ за нею. Ма-
дамъ ле-Гюйе, одѣвавшаяся у Ракэна, была для него
особенно желанной.
Но Пуайеръ сказалъ степеннымъ голосомъ что-то до
того неприличное, что мадамъ ле-Гюне убѣжала, восхи-
щенная въ душѣ, но съ крикомъ:
—
Какая гадость!
Зихельмейеръ проводилъ взглядомъ ея гибкую фи-
гуру, и, окончательно покоренный, проговорилъ:
—
Нѣтъ, право, знаете, ваши... дебютантки... не сто-
ять такой женщины!..
Закуривъ сигару, онъ продолжалъ:
—
Давайте говорить о мадамъ ле-Гюйе!
Пуайеръ молчалъ, погруженный въ раздумье. Но
Дюмэсъ возразилъ:
—
Ну, и дебютантки стоять кой-чего!
—
Въ такомъ случаѣ, я могу вамъ предложить одну,—
сказалъ Зихельмейеръ. — Она совершенная дѣвствен-
ница, довольно рѣдкая птица...
—
Хвастунъ! Это ужъ не изъ мастерицъ ли вашего
брата?
—
Ошиблись.
—
Нечего намъ зубы заговаривать!
Но задѣтый Зихельмейеръ возразилъ:
—
Вы не вѣрите? А между тѣмъ, это такъ. Эта
д-ѣвушка выглядитъ худощавой, но она удивительно
хорошо сложена, до того хорошо, что Давидъ хотѣлъ
сдѣлать изъ нея со временемъ манекенъ. И къ тому
еще сама добродѣтель! Ее зовутъ Аннета Сорбье...
Голосъ его оборвался. Передъ нимъ стояла Роза съ
подносомъ, уставленнымъ стаканами съ бишофомъ.
При имени Аннеты ея прекрасные каріе глаза съ
золотистыми искорками удивленно устремились на Зи-
хельмейера.
—
Аннета Сорбье? Но вѣдь я ее хорошо знаю,—
хотѣла сказать Роза; — я играла съ нею въ Авезѣ,
когда мы обѣ были дѣгьми. Мы вмѣстѣ съ Фризе

связали не одинъ пучокъ спаржи!..— Но она этого не
сказала, a вмѣсто того вѣжливо, кроткимъ голосомъ
предложила стаканы съ освѣжительными напитками.
Она ушла въ салонъ, но трое мужчинъ молча про-
должали слѣдить за нею глазами.
Черное суконное платье красиво облегало ея моло-
дую, высокую и сильную фигуру; подъ плотною тканью
обрисовывались полныя формы ея расцвѣтшаго упру-
гаго тѣла. Ея перламутровый затылокъ, выглядывавшій
изъ-подъ цѣлой копны бѣлокурыхъ волосъ, вызывалъ—
въ противоположность скромной полоскѣ бѣлаго во-
ротничка на черной матеріи—представленіе о мягкой
епинѣ, бѣлоснѣжныхъ, съ чуть розовымъ налетомъ
бедрахъ и стройныхъ ногахъ. Вся ея смѣющаяся ро-
жица, виднѣвшаяся въ профиль, говорила о цѣлой
поэмѣ горячихъ желаній, веселыхъ утѣхъ и сладо-
страстія.
—
Злодѣй,—проговорилъ Пуайеръ, дружески. хлоп-
ну въ Дюмэса по животу;—вы были бы большимъ ду-
ракомъ, если бы вздумали искать внѣ дома то, что
у васъ подъ носомъ.
Дюмэсъ хотя и почувствовалъ себя полыценнымъ,
но счелъ нужнымъ обидѣться. Онъ хотѣлъ отвильнуть,
но въ это время послышалось пѣніе.
Въ маленькомъ салонѣ у рояля стояла виконтесса
Кордье, „одна изъ лучшихъ пѣвицъ большого свѣта",
и пѣла „Два гренадера" Шумана. Могучая мелодія про-
неслась освѣжительной струей въ роскошной атмо-
сферѣ гостиныхъ. У виконтессы былъ глубокій и силь-
ный голосъ, отъ котораго дрожали стекла. Этого было
достаточно, чтобы обезпечить ей единодушный вос-
торгъ; всѣхъ восхищало то, что эта аристократка
могла бы имѣть огромный успѣхъ въ Grand Opera, и
что въ ея гортани скрыты „милліоны^
При видѣ этой внимательной аудиторіи Рауль Дю-
мэсъ испыталъ чувство гордости.
Всѣ представители финансоваго, политическаго и
художественнаго Парижа находились здѣсь; ихъ лысыя
и волосатыя головы и морщинистые лбы то склонялись,
то опускались подъ сверкающими люстрами. Дипломаты
сидѣли рядомъ съ высшими чинами магистратуры; въ
амбразурѣ окна какой-то генералъ, кавалеръ ордена
Почетнаго Легіона, стоялъ, изящно сгибая свой торсъ;
неподалеку отъ него молодой лейтенантъ, извѣстный
богачъ, покручивалъ свои усики. Женщины разныхъ
видовъ и типовъ—толстыя и худыя, красивыя и без-
образныя, всѣ одинаково разряженныя, имѣя одн}г цѣль—
непремѣнно нравиться, въ драгоцѣнностяхъ и пышныхъ
уборахъ. Всѣ эти люди явились сюда изъ любезности
къ нему; мадамъ Дюмэсъ не принималась въ расчетъ.
Вдругъ онъ увидалъ вдали, въ послѣдней комнатѣ,
скрытую подъ откинутой портьерой Розу, которая
тоже слушала пѣніе. Ихъ взгляды встрѣтились.
Онъ упивался молчаливымъ согласіемъ, которое чи-
талось въ ея глазахъ, а она—этой счастливой мину-
той. Опьяненная пріятными ощущеніями и жарою, она
наслаждалась горячимъ проявленіемъ его чувствъ къ
ней, самой красивой и желанной изъ всѣхъ. Взглядъ
ея хозяина какъ бы бросилъ къ ея ногамъ все это
общество, унижая его блестяіцій удѣлъ.
Отъ одного развращенія до другого, постепенно
дѣлая уступки совѣсти, она дошла до момента непо-
правимаTM паденія. Нѣсколько лѣтъ общенія съ по-
рочной буржуазіей окончательно уничтожили въ ней
наивную деревенщину, всѣ нравственным чувства и
безсознательную добродѣтель, свойственную всѣмъ
женщинамъ и которую воспитаніе либо развиваетъ,
либо вытравляетъ.
Дюмэсъ продолжалъ дѣло Сарра. Гнилой плодъ ме-
дленно подбирался къ зеленом}7 и окончательно пор-
тилъ его.
Возгласы одобренія и заглушенные крики „браво"
показывали, что пѣніе окончилось.
—
Великолѣпно!
т

Дюмэсъ кинулся впередъ и во-время поспѣлъ,
чтобы поблагодарить и,
перегнувшись
пополамъ.
увести виконтессу къ буфету, гдѣ было заготовлено
café glacé.
Мало-по-малу комнаты пустѣли. Въ двѣнадцать ча-
совъ Жоржъ Зихельмёйеръ исчезъ â l'anglaise, торо-
пясь на свиданіе съ Коллетой Диверъ изъ Варіетэ,
одной изъ ходячихъ рекламъ и славной маркой ихъ
фирмы. Мадамъ де-Мейрибелль увезла Жака спать
домой. Супруги Пуайеръ простились тоже и, по обык-
новенно, уѣхали вмѣстѣ.
Всѣ торопились исчезнз'ть, точно для того, чтобы
скорее сбросить маски и растянуться на свободѣ по-
сле целаго дня непрерывной лжи. Наконецъ,". дверь
закрылась за последнимъ'гостемъ.
—
Уфъ!—вздохнулъ Дюмэсъ, опускаясь въ кресло.
Жена его, остановившись передъ нимъ, довольная
баломъ, съ гордостью произнесла:
—
Сошло очень хорошо, не правда ли, Рауль?
Но Рауль поднесъ руки къ вискамъ и отвётилъ:
-г- Ты находишь? По-моему, можно было лопнуть
отъ жары. У меня жесточайшая мигрень.
—
Прими порошокъ антипирина, —
посоветовала
она;—ведь желудокъ у тебя въ порядке?
—
Нетъ, нетъ. Я знаю, что мне нужно! Я долженъ
прогуляться на свежемъ воздухе. Это средство всегда
мне помогаетъ.
—
Это правда,—безпрекословно согласилась она. —
Возвращайся скорее.
—
Непременно; ты не жди меня.
Она сейчасъ же принялась, какъ экономная хозяйка,
щелкать электрическими выключателями и безпокойно
наблюдала, какъ Дюмесъ одевался въ темной передней.
Благообразный Жанъ съ адмиральскими бакенбардами
накинулъ ему на плечи шубу.
—
Где Роза, Жанъ? — осведомилась мадамъ Дг
мэсъ.
-. Она въ дѣтской, сударыня. Мадмуазель Ліэтта
проснулась.
Она встрепенулась.
бѣ
-
Скажите ей, что она можетъ идти къ
верхъ, Мне она не нужна.
за_
Мадамъ Дюмэсъ не желала, чтобы эта
*
ботилась о ея милыхъ крошкахъ. Жоржъ
оба принадлежав только ей однош
-
Бедняжки, удивительно ли, что ихъ р у
"'о" ТеГасГтолько вспомнила о нихъ и делала
Она сеичас
^
Никто 0 нихъ не подумалъ во
себе упреки. Ея дЬти. пикю
^т Пня посмотрела въ глаза о ту.
весь вечеръ. Она посмоір
Q
ѵже направился къ выходу... Его дѣти. U ICH
но лифтъ дѣйствовалъ всю ночь.
'
"Тихонько затворил, желѣзную а по о ". сте
клянную двери, отмѣтил. на машинѣ нужный ему
чтажъ- — не второй, конечно,-и дернулъ канатъ.
"каждой площадкѣ, когда клѣтка
V „его замирало сердце. Второй... третій...
четвврTMи
ПЯТЫЙ
Лифтъ освѣіценный одной лампочкой, продол
Гль по—вся во мракѣ. Наконец., он.. Достить
шестого этажа, гдѣ помѣщалась прислуга. Онъ быстро
Г Гил. и нажал, кнопку, посредством. которой
машина спускалась; нѣкоторое время он. стоял, у

рѣшетки и напряженно слѣдилъ за тѣмъ, какъ-тем-
нѣло кругомъ.
Какъ оріентироваться? Сначала отыскать комнату
подъ No 3І, а потомъ, чтобы вернуться къ себѣ, при-
дется воспользоваться черной лѣстницей и пройти че-
резъ кухню. Онъ нащупалъ въ карманѣ жилета второй
ключъ, предусмотрительно заказанный на такіе случаи
потомъ вынулъ корманнуго лампочку и принялся искать
нужный ему номеръ въ лабиринтѣ коридора.
Кровь стучала у него въ вискахъ; особенно интен-
сивно жилъ онъ въ эти минуты. А что если вдругъ
кто-нибудь изъ слугъ тоже поднимается сюда или
выидетъ и встрѣтитъ его здѣсь?... Онъ тогда скажетъ
что кто-нибудь илъ дѣтей заболѣлъ и что поэтому
онъ пришелъ разбудить Розу.
29... 30.. . 31... Полоса свѣта выдавала претворенную '
дверь-его ждали. Онъ тихонько толкнулъ ее Роза
стояла съ обнаженными руками и снимала передъ зер-
каломъ свой корсажъ. Подмышки отгЬнялись теыпымъ
пушкомъ. Грудь ея, въ голубыхъ жилкахъ, вздымала
легкую ткань сорочки, порывисто поднимаясь и опуска-
ясь въ своей бѣлоснѣжной округлости.
—
Закройте дверь!-сказала она, краснѣя и улыбаясь.
Онъ заперъ дверь на задвижку и бросился къ ней.
Испуганнымъ и вмѣстѣ съ тѣмъ нѣжнымъ движзніемъ
она старалась оторвать руки, охватившія ея талію.
При этомъ она запрокинула голову, и ея волосы раз-
сыпались мягкими волнами по плечамъ, вѣки ея со-
мкнулись и губы полураскрылись. Дюмэсъ, повинуясь
непреодолимому порыву, опрокинулъ ее; ихъ колѣни
спутались, губы слились. Все окружающее потонуло
въ головокружительномъ поцѣлуѣ.
IV.
Съ наступленіемъ ночи, когда Парижъ засыпаетъ
и жизнь постанавливается, когда во всѣхъ этажахъ
огромнаго дома муравейника затихаетъ дневная суто-
лока, подъ крышей начинается другая жизнь. Цѣлая
армія бодрствующихъ людей продолжаетъ въ тишинѣ
вести свою тревожную, безотрадную жизнь. Порабо-
щенныя, крѣпящіяся въ теченіе дня, тысячи существъ
приходятъ въ себя, оживаютъ въ сгустившемся мракѣ.
Когда господа спятъ, слуги отдыхаютъ.
Въ шестомъ этажѣ каждаго дома небольшой кру-
жокъ со своими предразсудками, накипѣвшей злобой,
своими страстями и пороками воплощаетъ все соціаль-
ное зло.
Съ исчезновеніемъ старой патріархальной семьи, въ
которой слуги считались какъ бы дальними родствен-
никами, появилась армія несчастныхъ людей, бродя-
щихъ съ мѣста на мѣсто въ поискахъ куска хлѣба.
Кухарки, лакеи, горничныя—прислуга для чего угодно—
цѣлое населеніе озлобленныхъ людей, у которыхъ чув-
ство собственнаго достоинства,—справедливо ли оно или
нѣтъ,—возмущается подчиненнымъ положеніемъ, оже-
сточается слишкомъ невыносимыми страданіями. Настоя-
щія увеличительныя стекла, безобразно искажающія впе-
чатлѣнія, получаемыя съ зари до сумерокъ; скверная,
но и точная копія живой картины нашихъ нравовъ.
Роза до своего паденія не слишкомъ интересовалась
окружающимъ. Она не сближалась съ другими обита-
телями верхняго этажа. Любезности, которыя ей рас-
точали, коварная зависть однѣхъ, грубыя проявлешя
чувства другихъ,—все это ее возмущало, хотя и льстило
самолюбію; каждый день укрѣплялъ въ ней иллюзію,
что она—существо высшаго порядка. Ей прежде часто
говорили: „Ты, навѣрное, не дочь мужа твоей матери".
И въ самомъ дѣлѣ, что у нея было общаго съ папа
Дебуа—этой кривой узловатой дубиной? Что было въ
ней похожаго на эту тяжеловѣсную матрону съ голо-
вой, повязанной шелковымъ платкомъ и балтающимися
юбками, которая помещалась на чистотѣ своего домика
у шлюзовъ, на берегу Луанги, похозяйничавъ въ моло-
дости у художниковъ Авеза?

Она рѣзко оборвала приставанья сосѣдки слѣва,—
Лизы, няни изъ третьяго этажа,—крупной бездетной
самки, въ густомъ парикѣ, съ горящими глазами, кото-
рая подъ предлогомъ чувствительныхъ изліяній въ
первый же день ихъ знакомства, помогая ей раздѣться,
прильнула къ ней съ подозрительными ласками... За-
игрыванья Эжена, ея сосѣда справа, метръ д'отеля изъ
перваго этажа, тоже потерпѣли крушеніе. Она даже
сильно разгнѣвалась, когда однажды вечеромъ, въ то
время какъ она стояла на порогѣ своей комнаты, этотъ
смѣлый нахалъ подошелъ къ ней съ такими неприлич-
ными жестами, видимо, надѣясь взять ее силой, что
она принуждена была прекратить съ нимъ всякія сно-
шенія.
Нельзя сказать, что все это ее смущало. Даже на-
оборотъ: благодаря полному отсутствію духовнаго и
нравственнаго воспитанія, эти проявленія казались ей
самой естественной вещью. Еще въ Авезѣ кюрэ во
время урока Закона Божія любилъ щупать ея шею;
да и развѣ все на землѣ не вертится на отношеніяхъ
мужчины къ женщинѣ, вокругъ этой вѣчной оси люб-
ви? Но она очень высоко цѣнила свое благоволеніе,
котораго добивалось множество мужчинъ съ тѣхъ поръ,
какъ она физически созрѣла.
Только одинъ Дюмэсъ,, старавшійся смягчить нѣкото-
рымъ идеализмомъ грубость своей страсти, показался ей
достойнымъ принесенія въ жертву своей души и своего
тѣла. Конечно, передъ сномъ не разъ въ продолже-
ніе первыхъ шести недѣль послѣ отъѣзда изъ Авеза
и до того вечера, какъ давался балъ, Роза, растянув-
шись на своей мягкой кровати (полированное дерево
сверкало, какъ золото), рисовала себѣ другія картины
счастливой жизни... Этьенъ, Фризе... Она вновь пере-
живала конецъ того лѣта, грустно улыбалась при вос-
поминаніи о слезахъ бѣднаго мальчугана-лавочника...
Какъ печально было его разставаніе съ нею, сколько
язвительныхъ словъ, сердитой ревности и злобной по-
дозрительиости было высказано при этомъ! Она на
него за это не сердилась и сохранила пріятное вос-
поминаніе ихъ последней прогулкѣ подъ ивами на
берегу болота въ бурную ночь, подъ кваканье ля-
гѵшекъ.
А Фризе!.. Онъ несъ ея узелокъ на станцію; въ
ожиданіи иоѣзда они усѣлись на послѣднюю скамью
платформы, между площадкою розъ и чащей герані-
умовъ. Онъ молча смотритъ на нее своими добрыми,
грустными глазами. Она сорвала одну изъ послѣднихъ
осеннихъ розъ и пощекотала ему носъ. Онъ засмѣ-
ялся и сказалъ: „Когда ты вернешься..."
Бѣдный Фризе! Какъ онъ былъ въ нее влюбленъ!
Она его помнила съ тѣхъ поръ, какъ помнила себя;
они учились вмѣстѣ въ школѣ, потомъ встрѣчались
въ полѣ во время жатвы, на вечеринкахъ деревенской
молодежи.
Она могла бы быть съ нимъ счастлива.
Но она не для этого создана!
Это не разъ говорилъ ей Дюмэсъ. Съ ея наружно-
стью она сможетъ выйти замужъ за кого угодно,—
но, конечно, позже. А теперь она такая красивая, ум-
ная и прелестная,—создана для любви. Любовь,— онъ
произносилъ это слово съ закрытыми глазами,-это
вѣчность, тайна, что-то чудесное и безконечное. Роза
съ восторгомъ слушала его лживыя слова; это былъ
единственный языкъ, понятный ея слуху; вѣдь никто
никогда не заботился пробудить въ ея дѣтской душѣ
другія, болѣе высокія чувства и понятш.
Дни быстро летѣли въ этомъ угарѣ.
Какъ промчались эти три мѣсяцаі Счастливые часы
проводились исключительно въ четырехъ стѣнахъ ея
комнаты, оклеенной свѣтлыми обоями и обставленной
черной сосновой мебелью—заботливость хозяина!—Дю-
мэсъ, благодаря Розѣ, открылъ въ себѣ запасъ чело-
вѣкрлюбія, о которомъ самъ до тѣхъ поръ и не по-
дозрѣвалъ, хотя и былъ предсѣдателемъ „Благотвори-
В. Маргоригь. Проститутка.

тельнаго общества для снабженія бѣдныхъ съѣстными
продуктами". Участь домашней прислуги начала воз-
буждать въ немъ состраданіе: „О, эти несчастный,
безпріютныя и одинокія созданія!" Несмотря на иро-
ническія пожиманія плечами своей супруги, онъ слегка
потратился на устройство уютнаго гнѣздышка, кото-
рымъ, конечно, разсчитывалъ пользоваться. Глубокое
кресло и удобный матрацъ были, конечно, лучше про-
стого соломеннаго стула и обыкновеной койки, разъ
ему самому предстояло пользоваться ими.
На комодѣ, покрытомъ алжирской скатертью, Роза
разставила свои „бездѣлушки".
Это былъ завѣтный
уголокъ, мѣсто семейныхъ реликвій, ярмарочныхъ су-
венировъ; тамъ находились кожаный ящичекъ съ
раскрашенными видами, шу изъ зеленой синели, въ
глубинѣ котораго скрывалась подушечка для булавокъ,
и полдюжины фотографій: Анеты Сорбье въ коротень-
комъ платьицѣ, курносаго Фризе, имѣвшаго очень сму-
щенный видъ въ своемъ парадномъ пиджакѣ; худосоч-
ное, лукавое лицо Этьена, съ карандашомъ за ухомъ;
ея мать въ накрахмаленномъ чепчикѣ и сама Роза въ
различныя эпохи своей жизни.
Ея комната, во всемъ этомъ огромномъ Парижѣ и
въ этомъ домѣ, похожемъ на Капернаумъ, гдѣ только
въ одномъ ея этажѣ жило тридцать человѣкъ прислуги,
являлась для нея пріютомъ счастья. Она прежде люби-
ла—послѣ цѣлаго дня, въ теченіе котораго она себѣ не
принадлежала—уединиться, помечтать о прошедшемъ
будущиемъ, тщательно занявшись своимъ туалетомъ1
и заботами о своемъ тѣлѣ и красотѣ лица.
Очень часто въ послѣобѣденное время, когда мадамъ
Дюмэсъ выходила, a дѣти заняты были уроками, ола
поднималась къ себѣ и, заперевъ дверь на ключъ, что-
бы не быть застигнутой врасплохъ, наслаждалась цѣ-
лыми часами чтеніемъ романовъ, которые ей тайкомъ
передавалъ Дюмэсъ. Это были: „Страстный объятія",
.Р-
вѣтъ тѣла", „Любовь рыжихъ".
Одурманенная нездоровыми словами, она жаждала ве-
чера и съ нимъ короткихъ посѣщеній, полныхъ сладо-
страстія. Не зная практическихъ мѣръ, она отдавалась
вся цѣликомъ тутъ же на краю кровати, въ то время,
какъ оба были еще одѣты, съ пылкостью первыхъ по-
рывовъ любви. Или же они, раздѣвшись, отдавались
продолжительнымъ поцѣлуямъ, отдаляя послѣдній мо-
ментъ.
Роза скора вошла во вкусъ сладострастія. Ея чувствен-
ность стала быстро развиваться. Она нисколько не при-
крывала ея инымъ, болѣе высокимъ чувствомъ, и часто
наединѣ съ собой напѣвала игривые романсы.
Она жила въ состояніи экзальтаціи, лѣни и насла-
жденія, a опьянѣніе новой жизнью возвышало ее надъ
уровнемъ ея внутренняго міра. Ея сердце слабѣло, а
кровь приливала къ вискамъ. Красиво одѣтая въ по-
дарки Дюмэса—тѣмъ болѣе щедраго къ своей любов-
ницѣ, что она оказалась талантливой ученицей—отъ-
ѣвшаяся на хорошей пищѣ, еще дебютантка, уже счи-
тала себя созданной для роскоши.
Рауль никогда не покинетъ своей Розы, „своей лѣс-
ной Розочки". Настоящей мадамъ Дюмесъ была она, а
не эта огромная, тяжеловѣсная кляча, которой она ни-
чѣмъ рѣшительно не была обязана и которую поэтому
обманывала безъ всякихъ угрызеній совѣсти. Дѣти?..
Жоржикъ и Ліэтта, которыми та такъ гордилась? Ну,
что же! Если Рауль захочетъ, то и у нея будутъ такія
же прелестныя дѣти. Ея безгіечность доходила до того,
что, когда Дюмэсъ, боясь сдѣлаться отцомъ, пытался
иногда принять мѣры противъ этой возможности, она
пожимала своими круглыми плечами, съ которыхъ спол-
зала сорочка, и восклицала, довѣрчиво смѣясь:
—
Оставь! Что же тутъ такого?
Ребенокъ отъ Рауля? Что же, если это маленькое
существо случайно явится на свѣтъ Божій, то ихъ вѣдь
будетъ двое, чтобы окружить его любовью. Его отецъ
довольно богатъ, чтобы дать ему воспитаніе и поло-
4*

женіе въ свѣтѣ. Всѣ эти мимолетныя соображенія явля-
лись у нея, благодаря утомленію инстинкта, неотрази-
мому опьянѣнію и безчувствію ко всему, кромѣ желанія
насладиться даннымъ моментомъ и мечтами о своей
молодости, обаятельности и красотѣ.
Даже въ ту минуту, когда возможность появленія
ребенка сдѣлалась реальнымъ фактомъ, при первыхъ
признакахъ, которые потомъ подтвердились, Роза ни-
сколько не смутилась. Она такъ была увѣрена въ своей
неотразимости, въ любви и въ порядочности Дюмэса,
что не замѣчала съ его стороны ни постепеннаго охла-
жденія, ни вообще какой-либо перемѣны. Она слѣпо
вѣрила всѣмъ его отговоркамъ: то у него были дѣло-
выя заботы, то онъ затѣвалъ большую финансовую
операцію. Она принимала за проявленія нѣжности и
родительскихъ чувствъ всѣ вопросы, которые онъ ей
задавалъ по поводу нѣкоторыхъ ея недомоганій. Она
и не подозрѣвала, что для нея настали послѣдніе дни
блаженства.
Однажды вечеромъ, прислуживая за столомъ, Роза
остановилась, почувствовавъ такую тошноту, что при-
нуждена была выйти изъ комнаты, закусивъ губы.
Къ счастью, за столомъ не было постороннихъ: Дю-
мэсы обедали своей семьей. Жана-камердинера не было
дома. Мужъ и жена молча посмотрели другъ на друга;
она—подозрительно, а онъ,—выражая взглядомъ свою
непричастность къ делу. Ліэтта, поднявъ вверхъ свою
вилку и встряхивая своими белокурыми локонами, не-
винно спросила:
—
Что это съ нею?
А.Жоржикъ прыснулъ и проговорилъ:
—
У нея болитъ животъ!
Мадамъ Дюмэсъ, вместо того чтобы разсмеяться,
разсердилась:
—
Невоспитанный мальчишка! Ты будешь безъ де-
серта всю неделю!
Ударъ по руке провинившагося мальчика подчеркнулъ
этотъ выговоръ. Снова наступило молчаніе, такое тяже-
лое, что Дюмэсъ, видя грозно вопросительный взглядъ
жены, счелъ за лучшее опустить глаза и ретироваться.
Онъ отчетливо увиделъ приближеніе грозы. Оборо-
нительный позиціи последняго времени, когда его же-
на заковалась въ броню притворнаго неведенія и не-
скрываемаго презренія, казалось, рушились и начина-
лось наступленіе. Но онъ, пресыщенный пережитыми
наслажденіями, не чувствовалъ никакого желанія всту-
пать въ борьбу; наслаждаться, не рискуя ничѣмъ,—
это сколько угодно. Но если это превращается въ дра-
му—слуга покорный! Это не въ его вкусѣ!
Онъ считалъ благоразумнымъ, выпроводивъ дѣтей
въ дѣтскую играть въ бирюльки, сейчасъ же привести
въ исполненіе свой планъ. Мадамъ Дюмэсъ вязала шеми-
зетку для бѣдныхъ дѣтей Пуату. Онъ оперся на спин-
ку ея кресла. Хотя былъ уже конедъ апрѣля, однако
въ большомъ каминѣ ярко пылалъ огонь, распростра-
няя живителную теплоту заодно съ трубами централь-
наго отопленія, протянутыми вдоль плинтусовъ.
—
Гм!.. скажи, милая... Что ты думаешь о недомо-
ганіи Розы?
Мадамъ Дюмэсъ опустила на колѣни свою работу и,
повернувшись къ мужу лицомъ, пытливо взглянула на
него.
—
А ты?..
Сколько тайнаго смысла было въ этихъ словахъ! Но
онъ, не давая сбить себя съ позиціи, засмѣялся:
—
Хе, хе! Нѣтъ ничего удивительнаго въ томъ, что
она у себя на верху накачала себѣ ребенка!
—
Въ самомъ дѣлѣ?
Онъ почуствовалъ иронію, но не обидѣлся; онъ даже
испыталъ нѣкоторое щекотаніе самолюбія. Но такъ какъ,
на ряду съ тщеславіемъ побѣдителя, онъ отличался под-
лостью дезертира, онъ въ заключеніе все-таки сказалъ:
—
Во всемъ виновато развращающее вліяніе шестого
этажа съ его смѣшанной публикой. Ужасно подумать!

Она удивленно взглянула на него; въ ней просну-
лось сомнѣніе, смѣшанное съ гадливостью и надеждой.
Когда онъ ее обманывалъ? Прежде или теперь? Не
обманываетъ ли онъ ее и сейчасъ? Она предпочла не
допытываться. Неувѣренность всегда даетъ возмож-
ность обставить дѣло приличнѣе.
Въ этотъ вечеръ Роза напрасно поджидала Дюмэса,
сидя въ своей комнатѣ и пріотворивъ дверь. Она по-
гасила лампу, чтобы спокойнѣе ожидать въ темнотѣ.
Одинъ за другимъ скрипѣли то медленные, то быстрые
шаги вдоль коридора. Она узнала размѣренные ша-
ги Эжена, тягучую походку Лизы. Ага, эта не идетъ
къ себѣ; она подошла къ комнатѣ Густава, въездно-
го лакея. Слышно было, какъ осторожно отворялись
однѣ двери, какъ стучались въ другія. Раздавались за-
глушенные звуки поцѣлуевъ, шопотъ. Она ясно слы-
шала изъ комнаты Эжена, за перегородкой, скрипъ
матраца, плескъ воды. Одинъ за другимъ проходили
часы. Сердце у нея билось судорожно, сжимаясь болью.
Когда Роза окончательно убѣдилась въ томъ, что Дю-
мэсъ не придетъ, она заперлась на ключѣ и бросилась,
вся пылая, на кровать.
Несмотря на теплый сезонъ, температура здѣсь была
очень низка; трубы парового отопленія заканчивались
въ пятомъ этажѣ. Но она не позаботилась зажечь
свою керосиновую печь,—эгоистическій подарокъ хо-
зяина. Ея щеки и руки пылали жаромъ. Она ничего
не понимала: почему онъ не пришелъ къ ней, не по-
безпокоился о ней? Луна лила свои волшебные голу-
боватые лучи сквозь оконныя стекла. И вдругъ, опро-
кинувъ голову на подушку, она начала трястись отъ
холода и возбужденія. Хлынувшія изъ глазъ слезы
ослабили ее, но зато она уснула несколько успокоенная,
несмотря на тяжкія предчувствія.
Только послѣ двухъ мучительныхъ дней, проведен-
ныхъ подъ внимательными взглядами злобно слѣдив-
шей за нею мадамъ Дюмэсъ, Роза добилась желан-
наго объясненія. Между двухъ дверей, гдѣ они встрѣ-
тились, она повелительно бросила пытавшемуся увиль-
нуть Дюмэсу:
—
Сегодня вечеромъ!
Когда дверной замокъ тихо щелкнулъ и Роза взгля-
нула на него, положивъ руки ему на плечи, голова ея
закружилась отъ восторга.
Несмотря ни на что, она надѣялась увидѣть искрен-
нюю улыбку на его устахъ, такихъ щедрыхъ на кра-
сивыя слова и горячіе поцѣлуи, она искала выраженія
нѣжнаго участій въ его глазахъ, которые ей никогда
не лгали. Но глаза его смущенно глядѣли въ сторону,
а уста были сомкнуты.
—
Ты мнѣ ничего не говоришь? Ни о чемъ меня не
спрашиваешь?
Онъ нерѣшительно отвѣтилъ:
—
Я боюсь слишкомъ много узнать.
Она задыхалась. Ея руки опустились. Дюмэсъ, по-
чувствовавъ себя свободнымъ, взялъ съ комода ног-
тевую пилочку и, изъ приличія, началъ подпиливать
себѣ ногти. Она вырвала у него эту маленькую сталь-
ную вешицу и стиснула ему руки.
—
Смотри мнѣ въ глаза! Посмѣй только сказать,
что ты ничего не зналъ!
Онъ сильно поблѣднѣлъ:
—
Значитъ, это вѣрно?
Она порывистымъ движеніемъ приложила къ своему
животу его упиравшіяся руки.
—
Слышишь, какъ онъ шевелится?.. Ты ничего не
чувствуешь?
Онъ.покачалъ головой.
—
Ты съ ума сошла; ты, навѣрное, ошибаешься...
У нея тоже лицо сдѣлалось серьезнымъ, и черты его
сразу обострились. Дюмэсъ искалъ на немъ прежней
бархатистости цвѣтка, того изящества, которое такъ
плѣнило его. Роза пробормотала.
—
Я не ошибаюсь, я беременна.

Дюмэсъ пожаль плечами и, не говоря ни слова, по-
валился въ глубокое кресло. Онъ подыскивалъ болѣе
рѣшительныя выраженія.
Она сѣла къ нему на колѣни.
—
Что же намъ дѣлать?
—
Встань, поговоримъ,—отвѣтилъ онъ.
Затѣмъ, скрестивши ноги, онъ проворчалъ, стараясь
казаться непринужденнымъ.
—
Что же я могу подѣлать?
Прекрасные каріе глаза устремились на него съ
тщетной надеждой наити отвізтъ на мучительные
вопросы.
—
Ты, впрочемъ, слишкрмъ встревожилась,—промол-
вилъ онъ опять;—вѣдь есть" же средства...
Онъ запнулся, спохватившись, что сталъ на ложный
путь; Совѣтовать сдѣлать выкидышъ, приложить къ
этому свою руку—значить, только повредить себѣ; если
признаешь себя отцовГъ, то это только свяжетъ окон-
чательно, а это совершенно лишнее. Лучше выразить
сомнѣніе, какъ-нибудь вывернуться... отдѣлаться и отпе-
реться отъ всего.
Роза молчала, не понимая ничего.
Она страдала, обманутая въ своей нѣжности, безсо-
знательно, кротко страдала. Она все еще цѣплялась за
что-то.
Онъ счелъ необходимымъ обрубить и пошелъ напря-
микъ.
—
Прежде всего, милая... Ты обращаешься ко мнѣ,
точно я одинъ отвѣчаю за то, что случилось. Это, ко-
нечно, очень не пріятно, что говорить! Но, чортъ возьми!
Зачѣмъ взваливать на меня! Докажи мнѣ, что к'асъ не
было нѣсколько, одинаково причастныхъ къ этому дѣ-
лу. Вѣдь ты не одна живешь въ этомъ этажѣ, не прав-
дали? Я твоихъ сосѣдей не знаю... И ты хочешь, что-
бы я одинъ несъ на себѣ всѣ послѣдствія?.. Очень
тебѣ благодаренъ! Нѣтъ, ты мейя еще не знаешь! Я
не изъ таковскихъ!
Его насмѣшливый голосъ умолкъ на минуту, торже-
ствуя въ молчаніи побѣду.
—
Ты даже не смотришь на меня?
Передъ лицомъ такой жестокости, низости и подлой
лжи растерявшаяся Роза задыхалась. Изумленіе стѣс-
нило ей грудь. Она въ состояніи была только крикнуть:
—
О-охъ!
Въ этомъ стонѣ раненаго звѣря вылилось страданіе,
возмущеніе непонятаго загрязненнаго существа.
—
Не такъ громко,—встревожился Дюмэсъ.
Онъ смотрѣлъ на ея очаровательный станъ, рисуя себѣ
его изуродованнымъ дальнѣйшимъ теченіемъ беремен-
ности, когда раздутый животъ будетъ обтягиваться
юбками. У него внезапно явилось отвращеніе ко всему;
ему стало страшно въ этой комнаткѣ съ гулкими сте-
нами. Надо, чтобы Роза оставила ее прежде, чѣмъ здѣсь
раздадутся иные крики и стоны... Одна мысль объ этомъ
заставила его вскочить въ ужасѣ.
—
Куда ты?—пробормотала она, не имѣя ни силъ,
ни смѣлости удержать его.
—
До свиданія... я предоставлю тебя твоимъ соб-
ственнымъ думамъ... Я имѣлъ въ виду предупредить
тебя... Мы разстаемся друзьями... при условіи, что ты
не будешь упрямиться и пойдешь своей дорогой... т. - е.
каждый своей... ты понимаешь? Такова жизнь!.. При
этихъ условіяхъ я согласенъ помочь тебѣ... но добро-
вольно... и тайкомъ... не какъ отецъ, а какъ другъ...
Надо быть благоразумной! А не то — я тебя знать не
знаю и умываю во всемъ руки.
Онъ былъ уже возлѣ двери, но вернулся къ ней,
чтобы передъ уходомъ поцѣловать ее въ лобъ. Но она
закрылась руками, умоляя его.
—
Оставьте меня! Уходите прочь!
У Дюмэса точно гора свалилась съ плечъ, и онъ по-
спѣшилъ пробормотать.
—
Какъ тебѣ угодно!
И осторожно, ступая на носки, по обыкновенію пред-

варительно удостовѣрившись въ томъ, что путь свобо-
денъ, онъ удалился.
Роза провела тоскливую ночь. Она не воображала,
что можно быть такимъ жестокимъ и такъ грубо под-
лымъ. Все путалось въ ея мозгу: мѣсяцы блаженства,
трагическое пробужденіе и страшная неизбѣжность въ
будущемъ. Материнство обрушилось на нее совсѣмъ
неожиданно. Передъ ея глазами стояли грозныя пер-
спективы.
Между тѣмъ утромъ надо было подняться какъ ни
въ чемъ не бывало. То же самое было и въ слѣдую-
щіе дни; надо было вставать, тянуть тяжелую лямку
своихъ обязанностей, топтаться, дѣлая свою обычную
работу въ продолженіе цѣлаго ряда однообразныхъ
дней, когда ее терзало отчаяніе и страшная усталость.
Дюмэсъ почти не показывался въ домѣ. Прежде всего
на сцену явилась неотложная поѣздка въ Маршанжъ,
по возвращеніи же онъ избѣгалъ Розы, почти что не
показываясь ей на глаза. Ни разу послѣ той грустной
сцены онъ не былъ въ ея комнаткѣ, барская обста-
новка которой словно насмѣхалась надъ нею и разди-
рала ей сердце тысячью мучительныхъ воспоминаній.
Но вотъ однажды вечеромъ ей послышались его шаги;
она вскочила съ кровати, чтобы удостовѣриться, за-
перта ли дверь на ключъ. Дрожь отвращенія пробѣ-
жала по ней при мысли, что онъ, быть можетъ, осмѣ-
лится постучаться; и все же она горько разрыдалась,
когда убѣдилась, что его шаги замолкли у дверей
Лизы. Всѣ ея сомнѣнія на этотъ счетъ разсѣялись,
когда утромъ эта высокая брюнетка при встрѣчѣ бро-
сила на нее взглядъ торжествующаго пренебреже-
нія, подрагивая своими худыми бедрами.
„А что, моя
милая,—говорили ея горящіе глаза,—онъ со мною про-
велъ эту ночь! Ужъ теперь не заважничаешь? Что-съ?"
Но Роза не сердилась; она скорѣе испытывала чув-
ство, отвращенія. Несмотря на распущенный нравъ, у
нея была добрая душа. Она не считала себя виноватой
разъ не сдѣлала зла другому. А мадамъ Дюмэсъ? Ну,
объ этой что говорить!
Роза упрекала себя только въ глупомъ легковѣріи.
Но чѣмъ больше она чувствовала себя невиновной,
тѣмъ сильнѣе зшручала ее несправедливость ея судьбы.
Ее несло внизъ теченіемъ, совсѣмъ безвольную; ея ду-
ша была полна не столько ненависти, сколько грусти,
и меньше въ ней было отчаянія, чѣмъ равнодушной
усталости. Рауль? Это имя стало для нея пустымъ зву-
комъ; человѣкъ этотъ сдѣлался такимъ же чужимъ ея
душѣ, какъ и тѣлу.
Прошло два мѣсяца мучительнаго рабства, дѣлав-
шагося еще болѣе невыносимымъ благодаря мелочному
деспотизму мадамъ Дюмэсъ. Увѣренная въ томъ, что
мужъ ея развязался съ „исторіей" и не признаетъ
ребенка, она неторопливо наслаждалась местью. Съ
терпѣніемъ выслѣживающаго охотника слѣдила она за
постепеннымъ перерожденіемъ Розы. Ея душа мучи-
тельницы торжествовала, чувствуя себя отомщенной
при видѣ желтѣющей кожи, увеличивающейся полноты
таліи и безспорныхъ признаковъ непрерывныхъ стра-
даній Розы.
Наконецъ, когда животъ у Розы сталъ настолько
великъ, что нельзя было уже прикидываться непони-
мающей, мадамъ Дюмэсъ, пресыщенная своимъ торже-
ствомъ, рѣшила ускорить событія.
Воспользовавшись однимъ вечеромъ, когда мужъ ея
не обѣдалъ дома, она призвала къ себѣ виновную.
—
Милая моя,—начала она,—такъ не можетъ боль-
ше продолжаться въ приличномъ домѣ. Вы сами видите
до чего доводитъ дурное поведеніе. Мнѣ васъ очень
жаль, но я не могу васъ у себя держать.
Она ждала протеста, мольбы. Но молчаніе Розы
подѣйствовало на нее, какъ пощечина. У нея хватило
лицемѣрія кротко сказать ей:
—
Впрочемъ, это ваше дѣло. Мое дѣло заплатить
вамъ за восемъ дней. Вотъ, возьмите.

Она вынула изъ приготовленнаго кошелька неболь-
шую сумму денегъ: столько-то съ начала мѣсяца по
сей день и столько-то за недѣлю впередъ. Она раз-
ложила по столу монеты.
—
Завтра въ девять часовъ утра вы должны уйти.
Я приду посмотрѣть вашъ сундукъ.
Роза, склонивъ голову при этомъ униженіи, про-
молвила:
—
Хорошо, сударыня!
Она разсѣянно взяла деньги, не проявляя никакихъ
признаковъ волненія, повернулась и вышла. Зачѣмъ
возмущаться? Мрачная стѣна, цѣлое море тьмы отдѣ-
ляло ее отъ міра. Она потеряла почву подъ ногами,
ее кружило, несло теченіемъ.
Мольбы о состраданіи, о справедливости—всѣ такіе
порывы могли только разбиться о непреодолимое, объ
эту могучую силу, которая давила ее, покинутую!
Когда вернувшійся въ одиннадцатомъ часу Дюмэсъ
узналъ вкратцѣ о случившемся, онъ скрылъ подъ видомъ
одобренія чувство раскаянія, рѣшивъ расквитаться съ
Розой передъ ея уходомъ... Онъ ей великодушно всу-
нетъ конвертъ съ тысячефранковымъ билетомъ. Онъ
даже посовѣтовалъ не стѣснять ее—изъ рыцарскихъ
или иныхъ чувствъ — унизительнымъ осмотромъ сун-
дука. Разъ этой дѣвушкѣ объявленъ расчетъ —
это очень хорошо; но пусть она не уходитъ, какъ
воровка!
Онъ крѣпко спалъ эту ночь, которая тянулась для
Розы цѣлую вѣчность. Сжимая лихорадочно руками
свои распухшіе бока, она переживала страшный кош-
маръ. Что съ нею будетъ?.. А ребенокъ?.. Ей прихо-
дила мысль о самоубійствѣ, объ убійствѣ... Голубоватый
разсвѣтъ смѣнился розовымъ іюльскимъ утромъ, когда
Роза, совсѣмъ измученная только начала дремать.
Она вскочила, разбуженная звономъ стѣнныхъ ча-
совъ; было половина девятаго. Она еще укладывала
свое бѣлье и платье,—все, что привезла съ собою
изъ Авеза (увы, одни только остатки!), когда явился
консьержъ и объявилъ съ насмѣшливымъ видомъ:
—
Извозчикъ ждетъ внизу.
Наскоро увязанный сундукъ закачался на его ши-
рокихъ плечахъ и спустился по черной лѣстницѣ. На
каждой площадкѣ слышался звонъ посуды, голоса,
однообразный обычный шумъ. Домъ продолжалъ жить
своей жизнью. На площадкѣ второго этажа, у дверей
кухни, стояла мадамъ Дюмэсъ съ видомъ инквизитора.
Когда Роза прошла мимо нея съ высоко поднятой
головой, не сдѣлавъ въ ея сторону никакого движе-
нія, она быстро вошла къ себѣ и поспѣшила въ ка-
бинетъ къ мужу. Дюмэсъ, послѣ долгихъ размышле-
ний, пришелъ къ заключенію, что для него лучше бу-
детъ не трогаться съ мѣста. Тысяча франковъ лежала
нетронутой въ ящикѣ его бюро, а на обметенномъ,
убранонмъ столѣ, въ портфелѣ для бумагъ, лежалъ
новенькій конвертъ. Къ чему давать, когда не просятъ?
—
Кончено,—сказала мадамъ Дюмэсъ. И оба при-
льнули къ окну, приподнявъ занавѣсъ. Сквозь густую
листву теплыми тонами переливалась лазурь. Чудный
жизнерадостный день разливалъ по зеленой аллеѣ
свой праздничный свѣтъ. Они смотрѣли, какъ Роза
перешла тротуаръ, выпрямившаяся, твердыми шагами,
придававшими ея отяжелѣвшему тѣлу своеобразное
величіе; она словно бросала вызовъ судьбѣ и даже
грозила ей.
Они жадно слѣдили, какъ она давала адресъ кучеру;
но тотъ заспорилъ. Въ чемъ тамъ дѣло? Супругами
овладѣло нетерпѣніе. Мадамъ Дюмэсъ пріоткрыла
окно и услышала, какъ консьержъ рѣшительно объ-
явилъ :
—
Ліонскій вокзалъ! Что же тутъ такого!
Извозчикъ тронулся наконепъ. Когда онъ исчезъ,
Дюмэсъ облегченно вздохнулъ, сказавъ:
—
Счастливаго пути!
Роза такъ и не обернулась.

—
Такъ вотъ что,—сказалъ Дюмэсъ, рѣшительно при-
ступая къ дѣлу...— Но ты даешь слово быть со мною
откровеннымъ?
—
Будь спокоенъ,—увѣрилъ его Монталь.
—
Ты скажешь мнѣ всю правду?
—
Всю.
И барабаня своимъ разрѣзнымъ ножомъ изъ слоно-
вой кости по лежавшему передъ собой большому бю-
вару, докторъ развалился въ своемъ вращающемся
креслѣ. Онъ вопросительно устремилъ свои добрые
сѣрые глаза на Дюмэса, опустившагося противъ него
на низенькій стулъ. Наступило короткое и неловкое
молчаніе. Дюмэсъ чувствовалъ, какъ его насквозь про-
низываетъ взглядъ авторитетнаго человѣка науки. Мон-
таль, среди строгой простоты своего рабочаго кабинета,
гдѣ было написано столько ученыхъ статей, каждое сло-
во которыхъ было закономъ для сифилидологовъ, ка-
зался ему чѣмъ-то въ родѣ оракула.
Въ настоящее время Дюмэсъ пересталъ видѣть въ
немъ стараго пріятеля, лѣчившаго безвозмездно въ те-
чете двадцати лѣтъ его самого и его семью, на кото-
раго онъ привыкъ смотрѣть, какъ на новичка, несмотря
на его громкую славу. Передъ нимъ былъ уже не тотъ
смѣшной и наивный оригиналъ, теоріи котораго каза-
лись ему эфемерными. Передъ Дюмэсомъ былъ испо-
вѣдникъ тяжелыхъ дней, снисходительный, несмотря на
постоянное брюзжаніе, а главное, врачъ, дарующій
здоровье и жизнь, на котораго можно положиться.
Монталь вдругъ сильно выросъ въ его глазахъ.
—
Такъ вотъ, представь себѣ, уже нѣсколько дней,
какъ у меня появилась на груди, на бокахъ и вообще
по всему тѣлу красноватая сыпь, которая меня сильно
безпокоитъ.
—
Чортъ возьми!—сказалъ Монталь. — Ну-ка, покажи!
Д<омэс7> поднялся, испытывая чувство неловкости.
_
63—
Вытянувъ шею, онъ развязывалъ галстухъ и отстеги-
валъ воротникъ, затѣмъ распахнулъ рубашку, обнажая
свой волосатый торсъ.
—
Я такъ ничего не увижу... сними все!—приказалъ
Монталь, надѣвая на носъ очки съ синими кобальто-
выми стеклами.
Дюмэсъ покорно раздѣлся; брюки и кальсоны спу-
стились...
—
Полный осмотръ?—нопробовалъ онъ безпечно и
задорно пошутить; но голосъ у него слегка дрожалъ.
Монталь сталъ спиной къ окну, а Дюмэса поставилъ
противъ свѣта. Онъ съ серьезнымъ лицомъ наклонил-
ся къ застывшему въ ожиданіи Дюмэсу, которому видна
была только круглая блестящая лысина доктора и его
плечи; онъ съ трепетомъ смотрѣлъ на нихъ, точно
оттуда можно было ожидать рѣшающаго слова. Послѣ
долгаго осмотра Монталь молча выпрямился и снялъ
свои очки. Дюмэсъ впился взглядомъ въ его задумчи-
вые глаза. Всей своей особой онъ выражалъ мучитель-
ный вопросъ.
—
Ну, что?
Докторъ произвелъ тщательный осмотръ рта, а по-
томъ усѣлся, сдѣлавъ неопредѣленный жестъ. Же-
стокость діагноза больно задѣвала его дружескія
чувства.
—
Ну, что-же, говори!—бормоталъ Дюмэсъ.—
Вѣдь
у меня не...
—
Да!
Дюмэсъ, поблѣднѣвшій въ ожиданіи приговора, былъ
ошеломленъ. Значитъ, онъ погибъ!.. Нѣтъ, это невоз-
можно! Въ его годы!.. Какое несчастье!.. Тысячи мыслей
вихремъ проносились въ его разстроенномъ мозгу. Эта
позорная, ужасная болѣзнь!.. Его преслѣдовали угро-
жающа неясные образы... Нечего сказать, влопался онъ!
Какъ вылѣчиться? Что будетъ дальше? Весь раскраснѣв-
шись, онъ задыхался. Онъ съ трудомъ выговорилъ:
—
Это сифилисъ? Ты въ этомъ увѣренъ?

Съ непоколебимымъ спокойствіемъ докторъ повто-
рилъ свой приговоръ:
—
Увѣренъ.
Онъ опредѣлилъ съ точностью: узелки еще вдавлен-
ные, безболѣзненные, подвижные, твердые... Нѣтъ ни-
какого сомнѣнія, это первое пораженіе. Эти розовыя
пятна по всему тѣлу показываютъ, что начинается
второй періодъ болѣзни.
—
Такъ вотъ оно что!—сказалъ Дюмэсъ, окончатель-
но сраженный ужасомъ. —Не повезло!
У него подгибались колѣни. Онъ сѣлъ и обхватилъ
руками голову. При видѣ этого могучаго тѣла, теперь
ослабѣвшаго, при видѣ смятенія, охватившаго эту боль-
шую голову, съ щетинистыми сѣдыми волосами, въ
которые впились его пальцы, Монталя охватило чув-
ство жалости. Онъ любилъ Дюмэса, несмотря на всѣ
его недостатки и пороки. Хотя эта кара была ему по
заслугамъ, тѣмъ не менѣе онъ жалѣлъ его.
—
Успокойся,—сказалъ онъ, похлопывая его по пле-
чу, —отъ этого вылѣчиваются!
—
Нѣтъ,— простоналъ Дюмэсъ,—нѣтъ!
Монталь закричалъ на него:
—
Ты ребенокъ, ты говоришь, какъ пятнаддатилѣт-
ній подростокъ... Сегодня утромъ одинъ такой маль-
чишка явился въ больницу С. Луи на консу^>тацію съ
прыщомъ за ухомъ. Мальчишку отправили въ лабора-
торію, чтобы произвести изслѣдованіе и добыть микро-
бовъ. Когда докторъ Гюртрель поскоблилъ тупой сто-
роной своего ножа, чтобы приготовить препаратъ для
анализа, мальчишка, весь дрожа, сгіросклъ:—У меня
сифилисъ?—И порядочный!—Онъ принялся ревѣть, какъ
теленокъ, и вопить:—я лучше умру!—Но Гюртрель его
ободрилъ, сказавъ ему со смѣхомъ:—отъ этого можно
избавиться, дурень! Вотъ, напримѣръ, я—видишь меня?
У меня эта болѣзнь была пять разъ.
—
У тебя странная манера меня утѣшать,—сказалъ ему
Дюмэсъ съ горечью. —Спасибо тебѣ за твою доброту!
—
Конечно, Гюртрель шутилъ. Сифилисомъ болѣютъ
только разъ. По крайней мѣрѣ, ты, имѣя его теперь,
можешь себѣ сказать, что больше его не получишь.
Ты себѣ привилъ эту вакцину.
Онъ былъ не прочь поглумиться надъ горемъ сво-
его друга. Пусть бы только этотъ урокъ послужилъ
ему на пользу! Но Дюмэсъ машинально одѣвался съ
такимъ безнадежнымъ видомъ, что Монталю стало жаль
его и онъ постарался его пріободрить.
—
Вѣдь сифилисъ такая же болѣзнь, какъ и всѣ
другія. Какъ ты ее представляешь себѣ?
—
Я самъ не знаю, — отвѣтилъ Дюмэсъ.
Какъ
большинство людей, онъ имѣлъ очень смутное по-
нятіе о половыхъ болѣзняхъ, и поэтому бѣда каза-
лась ему страшнѣе, чѣмъ была въ дѣйствительио-
сти. Благодаря впитаннымъ съ католицизмомъ на-
слѣдственнымъ воззрѣніямъ, онъ приписывалъ этой
секретной болѣзни таинственный послѣдствія, что-то
унизительное и неизгладимое, если не смертельный
исходъ.
—
Ну, вотъ!—сказалъ докторъ.— Ну, повѣрь же мнѣ,
отъ него прекрасно излѣчиваются. Если сифилисъ во-
время захватить и тщательно лѣчить, то онъ, пожалуй,
менѣе опасенъ, чѣмъ трипперъ.
—
Что ты, неужели?.— спросилъ Дюмэсъ, начинав-
шій приходить въ себя.— Что жъ! Трипперъ... Я имѣлъ
его, когда служилъ въ полку, какъ и другіе. Это про-
сто легкое недомоганіе, вотъ и все.
—
Ты думаешь?—засмѣялся докторъ.
Но моментъ былъ неподходящій для споровъ, хотя
невѣжество друга по обыкновенію огорчило его.
Сколькихъ бѣдъ можно было бы избѣжать, если бы
въ лицеяхъ, вмѣсто того, чтобы набивать головы цѣ-
лымъ ворохомъ поверхностныхъ знаній, которыя сей-
часъ же улетучиваются, давали основательныя прак-
тическія свѣдѣнія и хоть начатки моральныхъ. Монталь
вернулся къ опросу.
В. Маргервтъ. Проститутка.
6

—
Я тебя не прошу сказать мнѣ, гдѣ ты это запо-
лучилъ, но все же мнѣ нужно знать...
—
Очень просто,—жалобнымъ тономъ проговорилъ
Дюмэсъ.— У себя дома.
—
Какъ,—удивился Монталь. — Неужели эта дѣвушка
изъ Авеза, Роза?
—
Фьюить! Это уже давно кончено; можно сказать,
отошло въ область преданій, вотъ уже два мѣсяца...
Кстати, ты этого еще не знаешь? Моя жена отправила
ее вчера.
—
Вотъ какъ!
—
Да, она оказалась беременной.
—
И отъ кого?
Его свѣтлые глаза настойчиво и вопросительно устре-
мились на Дюмэса.
Но тотъ пожаль плечами съ невиннымъ видомъ.
—
Пойди, наведи справки въ шестомъ этажѣ; это
все равно, что найти иглу въ сѣнѣ.
Онъ совершенно искренне лгалъ и даже началъ самъ
вѣрить въ свою выдумку. Даже если бы онъ чувство-
валъ раскаяніе или у него было бы малѣйшее сомнѣ-
ніе относительно отвѣтственности за свой проступокъ,
то и тогда бы онъ не посвятилъ въ это Монталя. Ему
пришлось бы только наслушаться нотацій! Притомъ,
все это не особенно важно, тѣмъ болѣе что такія вещи
случаются ежедневно. Съ дѣвчонкой произошло не-
счастье. И съ какимъ невиннымъ цинизмомъ онъ произ-
несъ: „Фьюить! это отошло въ область преданій!".
Однако Монталь, перебирая кой-какія воспоминанія,
возымѣлъ подозрѣніе, о чемъ свидѣтельствовалъ холод-
ный взглядъ, которымъ онъ окинулъ пріятеля.
Но онъ- ограничился вопросомъ:
—
Въ какомъ мѣсяцѣ беременности она теперь?
Дюмэсъ сдѣлалъ серьезное лицо.
—
Пфа! Кажется, въ пятомъ или шестомъ. Она уже
никуда не годилась.
—
Тѣмъ болѣе не слѣдовало ее выгонять.
—
Ты просто великолѣпенъ! А работа?.. Вѣдь ты не
пришелъ бы подметать полы, не правда ли?
Докторъ пожалъ плечами. „Вотъ такъ всегда съ этимъ
Раулемъ... Несмотря на все свое добродушіе, онъ изъ
числа тѣхъ людей, для которыхъ все человѣчество дѣ-
лится на два класса: на эксплоататоровъ и эксплоати-
руемыхълКЦ^ъ внѣдригъ въ эти мозги элементарный
начала справедливости и состраданія—сознаніе того,
что обладаніе чѣмъ-нибудь налагаетъ больше обязан-
ностей, чѣмъ правъ!" Дюмэсъ думалъ:
„Да, да, твои милыя теоріи. Однако я не для этого
явился сюда". И онъ продолжалъ вслухъ:
—
Нѣтъ, это не Роза, это Лиза!.. Ты ея не знаешь.
Высокая бестія, такая задорная! Она служитъ нянькой
въ третьемъ этажѣ... Ну, что жъ, я встрѣчалъ ее всегда
на лѣстницѣ... Какъ она поводитъ бедрами! А глаза ея
могутъ поднять мертвеца! Ахъ, подлая кляча! Она каза-
лась такой здоровой!
—
Ну, мой милый, ты получилъ только то, что за-
служи лъ!
—
Нѣтъ, это слишкомъ! Ахъ, эти отравительницы!
А говорятъ еще о томъ, что существуютъ какія-то пра-
вила! Нечего сказать, хороша полиція... Говорятъ о томъ,
что охрана народнаго здравія находится въ надежныхъ
рукахъ. Да,—вспомнилъ онъ вдругъ одинъ изъ ихъ
споровъ, повторявшихся разъ сто,—ты совершенно
правъ.
Онъ забылъ, что въ многочисленныхъ спорахъ съ
Монталемъ, онъ самъ себя объявлялъ сторонникомъ
административнаTM режима, организуюшаго проститу-
цію съ санитарными осмотрами и тюрьмою, и восклик-
нулъ:
—
Нынѣ дѣйствующій режимъ ни къ чорту не го-
дится!
Монталь улыбнулся.
—
Не я тебѣ внушилъ это. Это такъ очевидно! Ка-
кимъ образомъ, даже при столь стѣснительномъ над-
5*

зорѣ, помѣшать злу распространяться и усиливаться?
Это только подливаніе масла въ огонь... Напримѣръ,
возьми этотъ шестой этажъ... Вѣдь полиція туда не
является, правда? Да и не только въ шестомъ, а во
всѣхъ этажахъ, —да, во всѣхъ—надо было бы устроить
отдѣленіе префектуры для выдачи билетовъ проститут-
камъ. Какъ урегулировать огромную тайную проститу-
цію? Препятствовать тому, чтобы мясникъ или булоч-
никъ съ сосѣдннго угла не имѣлъ сношеній съ Лизой
до тебя? A затѣмъ, быть можетъ, и она и тѣ, которые
осквернили ее, не подозрѣвали, какого рода подарокъ
они другъ другу дѣлаютъ!
Онъ ходилъ взадъ и впередъ, увлекшись теченіемъ
своихъ мыслей. Нѣтъ, не въ преслѣдованіи самой бо-
лѣзни, не въ больницахъ-тюрьмахъ съ ихъ устарѣлымъ
и варварскимъ устройствомъ, поддерживаемыхъ при по-
мощи принудительныхъ средствъ, слабостью однихъ,
предразсудками другихъ,—нѣтъ, не въ этомъ средство
избавиться отъ зла. Онъ вдругъ остановился передъ
Дюмэсомъ, который проворчалъ:
—
Онѣ, ты говоришь, не знаютъ? Онѣ-то, да не
знаютъ?!
—
Конечно, онѣ могутъ и не знать! Вотъ ты, на-
примѣръ, являешься ко мнѣ совсѣмъ готовый; a вѣдь
и у тебя началось съ маленькаго прыщика вотъ здѣсь,—
и онъ указалъ на лѣвый пахъ,—я замѣтилъ слѣдъ его.
Но Дюмэсъ защищался:
—
Я думалъ, что это пустякъ. Вѣдь это мѣсто не было
воспалено и совершенно безболѣзненно. Я долженъ
былъ безпокоиться... Но въ двѣ недѣли это оконча-
тельно прошло.
—
Вотъ видишь! Ты даже не обезпокоился. Ты
хитришь, да еще оправдываешься!.. Ну, вотъ, сообрази!
Съ того времени, какъ на видъ безвредный прыщъ
появится, потомъ подсохнетъ, пока обнаружится сыпь,
проходитъ два мѣслца, въ теченіе которыхъ ты разгу-
ливаешь и... разумѣется, ты не отказываешься, не
такъ ли? Ну, вотъ ты и представляешь собой угрозу
обществу. Ты этого не зналъ?.. Почему же твоя Лиза
обязана знать?
Дюмэсъ, пораженный, воскликнулъ:
—
Это ужасно!—Но тутъ же съ упрямствомъ про-
должалъ:
—
Это доказываетъ только то, что надзоръ не до-
статочно бдителенъ. Сознаютъ они или нѣтъ, но эти
очаги необходимо уничтожить прежде всего. Слѣдо-
вало бы засадить въ Saint-Lazare всѣ эти разсадники
яда и удвоить строгости.
—
Хорошо, предположимъ, что заберутъ всѣхъ пор-
ченыхъ—сознательныхъ и безсознательныхъ,—срѣзалъ
его докторъ;—но ты не принимаешь во вниманіе, что
эта порча не съ неба же свалилась на головы несчаст-
ныхъ дѣвушекъ. Если онѣ передаюгь ее намъ, т.- е.
мнѣ, тебѣ, мяснику, булочнику и т. д .,
то только
потому, что получили ее отъ насъ же. Необходимо
было бы, оставаясь справедливыми или, по крайней
мѣрѣ, чтобы пресѣчь источникъ зла, посадить въ
тюрьму мясника, булочника и всѣхъ такихъ милыхъ
господъ, которые, какъ ты, до сегодняшняго дня могутъ
невольно распространять ядъ.
—
Вотъ тебѣ на!
—
Да, мой милый! Тебѣ не мѣшало бы посидѣть
немного въ тюрьмѣ, хотя бы для того, чтобы пораз-
думать надъ слѣдующимъ: на свѣтѣ было бы меньше
сифилитиковъ и погибшихъ дѣг?ушекъ, если бы всѣ Дю-
мэсы проводили время дома, въ кругу семьи. Впрочемъ,
все это пустая болтовня. Приступимъ опять къ дѣлу.
Монталь снова усѣлся противъ Дюмэса, который,
нахмурившись, опять опустился противъ него на ни-
зенькій стулъ.
И несмотря на тщедушность своей фигуры, особенно
по сравненію съ Дюмэсомъ, Монталь властно устре-
милъ на него свой пристальный взглядъ и произнесъ
медленно и повелительно:

—
Теперь тебѣ все извѣстно. И такъ какъ тѣхъ,
которые, зная о своей болѣзни, тѣмъ не менѣе пе-
редаютъ ее другимъ, къ несчастью, не сажаютъ въ
тюрьму...
Онъ нарочно сдѣлалъ удареніе на послѣднихъ сло-
вахъ, подчеркивавшихъ его мысль, такъ такъ Дюмэсъ
зналъ, что свобода всегда была для него высшимъ
идеаломъ. Но ему хотѣлось произвести болѣе сильное
впечатлѣніе на слабовольнаго Рауля.
—г* Это не помѣшаетъ и тебѣ сдѣлаться безчест-
ньімъ... —нечего фыркать!—даже преступнымъ, да! если,
предупрежденный обо всемъ, ты все-таки будешь за-
ражать несчастныхъ. Тебѣ необходимо абсолютное
цѣломудріе до тѣхъ поръ, пока ты окончательно не
вылѣчишься. Я тебѣ только что говорилъ, что сифи-
лисъ такая же болѣзнь, какъ всякая другая. Отъ нея
при желаніи можно избавиться. Но, тѣмъ не менѣе,
это страшная болѣзнь... Вотъ, посмотри, пожалуйста,
сюда!..
Монталь досталъ слѣва толстую книгу, гдѣ на та-
блицахъ красками изображены были ужасныя раны
краснаго, желтаго, фіолетоваго цвѣта—страшная флора,
отъ одного вида которой у Дюмэса заледенѣла кровь
въ жилахъ. Онъ быстро захлопнулъ книгу и отодви-
нулъ ее въ сторону.
—
Спасибо, ты меня во всемъ убѣдилъ.
—
Тебѣ угрожаютъ самыя ужасныя осложненія и
не только тебѣ, но и всѣмъ тѣмъ, кого ты принесешь
въ жертву, если не будешь буквально слѣдовать тому
способу лѣченія, который мы начнемъ теперь же и
первымъ условіемъ котораго будетъ — я тогда только
возьмусь тебя лѣчить, если ты дашь мнѣ слово испол-
нять все—абсолютно отказаться отъ всякихъ половыхъ
сношеній... Твоя жена...
—
Ну, конечно, жена! — И онъ жестомъ выразилъ,
что о мадамъ Дюмэсъ не можетъ быть и рѣчи.
—
И всѣ другія женщины!
—
Гм!
—
Всѣ рѣшительно съ настоящаго момента...
—
Съ настоящаго момента и до?.. — спросилъ Дю-
мэсъ дрожащимъ голосомъ.
—
Разно бываетъ. Года на два, по крайней мѣрѣ,
а то и дольше.
—
Чортъ возьми!!
—
Ну, давай мнѣ честное слово!
На внезапно осунувшемся, угрюмомъ лицѣ Дюмэса
появилось выраженіе сомнѣнія. Не дать слова — озна-
чало лишиться Монталя, заботы котораго были теперь
очень цѣнны... Онъ и докторъ Фурнье были первыми
знаменитостями въ этой области. Въ его авторитетѣ
и знаніяхъ единственное спасеніе.. -.
Вѣдь всегда есть
возможность обратиться, въ случаѣ неудачи къ одному
изъ тѣхъ врачей, разноцвѣтныя объявленія которыхъ
красуются въ извѣстныхъ кіоскахъ и которые хваст-
ливо возвѣшаютъ о своемъ искусствѣ „немедленнаго
излѣченія, вѣрнаго успѣха"...
Притомъ же данное слово ни къ чему не обязыва-
етъ. Кто знаетъ? Быть можетъ, Монталь умышленно
преувеличиваетъ.
Протянувъ впередъ руку, Дюмэсъ торжественно
произнедъ:
—
Даю слово!
Монталь вполнѣ удовлетворенный, обмакнулъ перо
въ чернильницу. Онъ хорошо зналъ своего стараго
пріятеля! Рауль не плохой человѣкъ... Только легко-
мысленъ, это вѣрно. И ужасный волокита... но далекій
отъ того, чтобы совершить подлый поступокъ. Дюмэсъ
молча смотрѣлъ, какъ бѣлый листъ бумаги покры-
вался черными строками, какъ составлялся рецептъ
изъ сокращенныхъ словъ и цифръ въ скобкахъ, за-
нявшій всю страницу. Нѣтъ, данное слово не обязы-
вало его ни къ чему, такъ какъ онъ заранѣе уже
мысленно освободилъ себя отъ него. Два года!.. Мон-
таль считаетъ его монахомъ или евнухомъ! А когда

на тебя еще налагаютъ запретъ!.. Самое важное—это
избежать всякой опасности для себя; другіе же п^кай
сами о себѣ заботятся!..
Монталь перечиталъ написанное и исправилъ одно
слово. Затѣмъ, посыпавъ свѣже написанное пескомъ,
онъ. сказалъ:
—
Вотъ, тутъ ртуть. Это пока единственное сред-
ство противъ сифилиса.
—
А я думалъ, это средство шарлатановъ,—недо-
вѣрчиво замѣтилъ Дюмэсъ.
—
А способъ лѣченія имъ? Ты объ этомъ забылъ...
Словомъ, если ты мнѣ довѣряешь, то слушай!
И онъ медленно безостановочно началъ читать.
Дюмэсъ опустилъ голову и не слушалъ...
Оставшись одинъ, Монталь погрузился въ размыш-
ленія.
Онъ вспомнилъ, какъ Дюмэсъ слушалъ его, подтвер-
ждая каждое его приказаніе кивкомъ головы, но въ
то же время съ безпокойнымъ видомъ; манеру, съ
которой онъ съ нимъ попрощался,—это мягкое пожатіе
руки, когда въ обыкновенное время онъ сдавливалъ
ему пальцы, встряхивая руку; докторъ думалъ обо всемъ
этомъ, сидя въ своемъ рабочемъ кабинетѣ, предоста-
вленный одиночеству и собственнымъ мыслямъ. Съ этой
ужасной болѣзнью—сифилисомъ, теченіе которой онъ,
какъ многіе другіе врачи, старался опредѣлить, изучая
всѣ случаи заболѣванія и ихъ послѣдствія, не открывъ
еще первопричины и дѣйствительныхъ средствъ противъ
нея, надо было боротся не только въ лабораторіяхъ,
въ консультаціонныхъ комнатахъ и въ больничныхъ
палатахъ!
Ни спирохета Шаудэна, ни каломельная помада Меч-
никова,—если даже первая и служитъ причиной болѣ-
зни, а вторая предупреждаетъ заразу,—ни его соб-
ственные труды не давали удовлетворительнаго рѣшенія.
Этотъ болѣзнетворный ядъ, отъ котораго безпечно
умирали наши отцы, эта „неаполитанская, французская,
англійская болѣзнь", которую когда-то переносили съ
покорностью, считалась въ то время расплатой за на-
слажденія, недугомъ, неотдѣлимымъ отъ человѣческой
природы! Монталь готовъ былъ приложить всѣ усилія
къ тому, чтобы большая публика узнала объ увеличи-
вающемся распространении сифилиса, о наслѣдственномъ
вредѣ этого зла; о томъ, какъ микробы этого яда раз-
множаются по мѣрѣ расширенія географическихъ гори-
зонтовъ, съ умноженіемъ и развитіемъ путей сообіценія;
о томъ, что болѣзнь эта всегда росла съ цивилизаціей
и губила, портила безъ конца населеніе, съ каждымъ
днемъ все быстрѣе захватывая огромное количество
жертвъ. Сифилисъ, ограничивавшійся еще недавно не-
большой группой индивидуумовъ, сконцентрированный
въ небольшихъ очагахъ, передался теперь съ формами
парасифилиса всѣмъ народамъ, переливая свой ядъ во
всѣ вены, изъ семьи въ семью. Его питала не одна
проституція; огромный порочный кругъ увеличивался
все больше и больше, такъ что, напримѣръ, во Франціи
на сто женщинъ, пораженныхъ сифилисомъ, приходится
не меньше двадцати замужнихъ, женъ и матерей! Есть
отъ чего придти въ ужасъ.
Тутъ нечего обвинять несчастныхъ проститутокъ—
явныхъ и тайныхъ. Статистика доказываетъ, что муж-
чина вдвое чаще бываетъ носителемъ заразы.
Пока существуютъ такіе, какъ Дюмэсъ (Монталь
его не жалѣлъ), можно издавать сколько угодно про-
филактическихъ листковъ; искать бациллъ, противо-
ядій; можно исполнять правила или не исполнять,
считать ихъ прекрасными или никуда негодными огра-
ниченіями разврата, — сифилисъ, какъ и проституція,
останется неизбѣжнымъ зломъ.
Прежде всего, надо подѣйствовать на совѣсть людей.
Разумѣется, такіе Дюмэсы всегда будутъ существовать!
Но кто знаетъ? Быть можетъ, болѣе разумное воспи-
таніе, основы гигіены и морали, привитыя съ дѣтства,
уменьшать постепенно ихъ число. Съ ними умень-

шатся эндемическія болѣзни,—этотъ бичъ, вліяющій на
уменьшеніе народонаселенія, унижающій душу и раз-
рушающій тѣло. Упразднить ихъ совсѣмъ совершенно
невозможно. Но несомнѣнно, что при терпѣніи и
доброй волѣ отдѣльныхъ лицъ, желаюшихъ соціальной
справедливости, можно это зло уменьшить.
Монталь усѣлся на своего конька: невѣжество-^-
вотъ всемірный источникъ зла. Весь вопросъ въ воспи-
таніи—къ этому сводится прогрессъ. Съ самаго сотво-
ренія міра человѣкъ не особенно измѣнился въ своихъ
основныхъ чертахъ. Кровожадные инстинкты всегда
дремали подъ оболочкой сознательной жизни. Но сколь-
ко новыхъ формъ появилось въ условіяхъ жизни,
сколько несомнѣнныхъ шаговъ къ свѣту! Мы уже
не пещерные люди. Все большее число людей и въ
большемъ размѣрѣ уже пользуется благами науки, бу-
детъ пользоваться открытиями завтрашняго дня. Мракъ
разсѣивается. Побольше справедливости и поменьше
страданія—вотъ конечная цѣль для всего общества и
каждаго отдѣльнаго человѣкаі Монталь былъ спокоенъ.
Человѣчество никогда не будетъ чувствовать себя
удовлетворенными Но развѣ этого мало для тѣхъ, кто
подобно ему были цѣлителями не только тѣлп, но
отчасти и души? и развѣ для тѣхъ, которые, бредя по
тяжелому жизненному пути, сохранили хоть вѣру, не
составляетъ утѣшенія видѣть впереди себя сіяніе звѣ-
зды въ той дали, гдѣ небо сливается съ землею?
Да, не будь у него этой вѣры въ будущее, онъ по-
ступилъ бы такъ же, какъ многіе другіе: онъ подчи-
нился бы какому-нибудь верховному руководству,
отдался бы въ руки Господа. Не на землѣ, а на
небѣ, не въ человѣкѣ, а въ идеѣ божества воплотилъ
бы онъ начало власти, передъ которой слабые падаютъ
ницъ и благодаря которой сильные правятъ.
Но онъ былъ слишкомъ благоразуменъ и слишкомъ
мягкосердеченъ, чтобы вѣрить въ непостижимое и кро-
вожадное провидѣніе и не вѣрить въ медленную пооѣ-
ду человѣка надъ самимъ собою. Свободомысліе Мон-
таля переходило въ терпимость. — Нѣгь ничего проч-
наго, что покоилось бы на насиліи,—думалъ онъ, вспо-
миная уроки исторіи.
Онъ засмѣялся, вызвавъ въ памяти восклицаніе Дю-
мэса: „Надо засадить въ тюрьму всѣхъ носительницъ
заразы".
Нѣтъ, ихъ слѣдовало бы обезвредить—вотъ
и все! Терпѣливо, съ кротостью, дѣйствуя на вѣчный
двигатель: интересы собственнаго блага... Да, поне-
многу, не торопясь, перепахать все поле, уничтожить
дурные корни, замѣнивъ ихъ здоровыми... Если бы на-
стала минута, когда Дюмэсъ и ему подобные поняли
бы, что, причиняя зло, они наносятъ вредъ себѣ же,
то Древо Зла погибло бы само собою, въ тотъ же
день заглохло бы въ огромномъ лѣсу, который ка-
ждое поколѣніе расчищало бы въ свою очередь.
Невѣжество—вотъ настоящій врагъ! Глядя на тыся-
чи книгъ, которыя стояли, выстроившись сверху до
низу вокругъ всей комнаты, со своими розовыми, го-
лубыми и желтыми корешками и въ полныхъ, блестя-
щихъ переплетахъ, отягощая бѣлое дерево полокъ,
Монталь наслаждался созерцаніемъ ихъ, потому что
въ нихъ была его жизнь. Благодаря этимъ славнымъ
спутникамъ его жизни и ихъ помощи въ работѣ, съ
тѣхъ самыхъ поръ, какъ онъ научился читать, онъ
могъ съ гордостью сказать, что жизнь его не была
праздной, что и онъ провелъ свою бороздку въ одномъ
углу поля.
У него вдругъ явилась жажда дѣятельности; онъ
вскочилъ съ кресла. Окно, закрытое, чтобы лучше бы-
ло выслушать Дюмэса, влекло его къ себѣ. Онъ широ-
ко распахнулъ его, впустивъ уличный шумъ и свѣтъ.
Монталь быстро зашагалъ взадъ и впередъ по своему
кабинету, залитому лучами заходящаго солнца. Оста-
валось еще десять минутъ до конца пріемныхъ часовъ.
Сегодня четвергъ, день бѣговъ. Внизу по шоссе Muet-
te съ шумомъ катились экипажи; тротуары кишѣли на-

родомъ; изъ Булонскаго лѣса возвращались: дѣти,
проигравшіеся унылые игроки и веселые счастливцы,
масса гуляющихъ, идущихъ освѣжиться вечерней про-
хладой...
Монталь снова оглянулся на привычную ему обста-
новку. Здѣсь его книги—его жизнь. А снаружи огром-
ная раскрытая книга, такая таинственная и вмѣстѣ
простая—это тоже жизнь... Быть можетъ, онъ пото-
му умѣетъ ее читать, потому сталъ выше мертвой
буквы и научился созерцать жизнь разумомъ, что еще
ребенкомъ ушелъ съ этой мостовой. Не потому ли
еще, что совсѣмъ юнымъ онъ узналъ одиночество и
нищету, добродѣтель и страданіе, удары бича и уси-
лія? Если бы онъ былъ богатъ и окруженъ семьею,
избавился ли бы онъ такъ скоро отъ плевелъ? Не
ходилъ ли бы и онъ ощупью среди бѣла дня, какъ
Дюмэсъ?
Онъ безъ горечи думалъ о своемъ невѣдомомъ от-
цѣ и съ грустью о матери, которой даже портрета у
него не было и серьезный неясный образъ которой
смутно мерещился сквозь дымку прошлаго. На ближай-
шихъ часахъ пробило шесть.
Онъ былъ свободенъ. У него оставалось до обѣда
время пойти помочь кой-какимъ бѣднякамъ, что онъ
ежедневно дѣлалъ. И, хотя профессорь Монталь изъ
Ecole de-Médecine и пренебрегалъ практикой, онъ все-
таки въ нѣкоторыя бѣдныя квартиры являлся въ роли
„добраго доктора".
Онъ взялъ свою шляпу и палку-
удостовѣрился взглядомъ, что катеръ съ надписью Passy,
Hotel-de-Ville не успѣлъ еще отчалить, и скомандовалъ:
—
Мой автомобиль!
VI
Въ дни, послѣдовавшіе за своимъ арестомъ, Аннета
чувствовала себя совершенно уничтоженной. Послѣ
страшнаго недоразумѣнія и ночи, проведенной въ участ-
кѣ вмѣстѣ съ проститутками, у нея изболѣлись душа
и тѣло. Она въ продолженіе цѣлой недѣли переживала
этотъ кошмаръ.
Когда на слѣдующій день, сильно поблѣднѣвшая,
она явилась въ мастерскую, Кло вскрикнула, увидѣвъ
ее; и она безгірестанно должна была повторять раз-
сказъ о всѣхъ перипетіяхъ этой ночи, среди выраже-
ній общаго негодованія. Склонившись надъ работой,
корсажницы, юбочницы и мелкія мастерицы давали
свои комментаріи. Кло кричала, что подастъ жалобу.
Волненіе было такъ велико, что шумъ достигъ ушей
Зихельмейеровъ. Они призвали къ себѣ Аннету и при-
нялись разсуждать о томъ, что лучше для ихъ фирмы:
поднять шумъ изъ-за происшедшаго или обойти зпи-
зодъ гробовымъ молчаніемъ.
Съ одной стороны это, даровая реклама, съ другой—
скандалъ, такъ какъ, по увѣренію Жоржа, работницы
торговаго дома Зихельмейеръ славились своимъ хоро-
шимъ поведеніемъ и скромностью, что сильно повы-
шало цѣны на произведенія этой фирмы. Чортъ возьми!
Никому и въ голову не приходило, что онѣ живутъ
исключительно на получаемое жалованье или питаю-
тся воздухомъ! Но быть уличной!
Тротуаръ—послѣднее мѣсто для добыванія хлѣба!.. А
эту дурочку какъ разъ здѣсь и поймали!.. Какой стыдъ!
Злые люди могутъ возликовать. Публичная жалоба въ
концѣ-концовъ повлечетъ неудобства. Глава фирмы,
Давидъ, подумывалъ даже, не лучше ли просто-на-
просто уволить эту дуру, чтобы проучить ее.
Но Жоржъ, подъ вліяніемъ Кло (изящество линій
тѣла которой онъ успѣлъ замѣтить при встрѣчахъ
въ коридорѣ и даже нащупать руками упругость его
контуровъ), назвалъ этотъ планъ опаснымъ и лож-
нымъ шагомъ; вѣдь это значило признать себя вино-
ваты мъ.
Никто, конечно, не интересовался тѣмъ, дѣйстви-
тельно ли Аннета чиста и невинна. Никто, кромѣ Кло,
въ это и не вѣрилъ. Ея товарки давно были знакомы

со всѣми случайностями жизни. Многія изъ нихъ, по-
лучившія воспитаніе въ канавкахъ вмѣстѣ съ уличными
мальчишками, изучили практически еще босоногими
дѣвчонками всевозможные пороки. Подрастая, онѣ про-
должали съ пожилыми мужчинами забаву, начатую съ
мальчишками.
Другія, испорченный чуть не съ колыбели, благода-
ря скученности населенія рабочихъ лачугъ, гдѣ въ
одной комнатѣ помѣщаются отъ шести до восьми че-
ловѣкъ, росли со своими братьями и отцами, точно въ
звѣриномъ стадѣ.
Кромѣ того, нужно же было прокармливаться. Можно
ли было довольствоваться этимъ нищенскимъ жалова-
ніемъ, оплачивавшимъ только бѣлье, обувь, платье, ком-
нату, когда онѣ были одиноки, или свою долю въ
расходахъ семьи, только чтобы еще больше не увели-
чивать общей нищеты? А мертвые сезоны, когда ихъ
выбрасывали на улицу безъ гроша въ карманѣ!.. Тутъ-
то и зарабатывались въ одну минуту три франка, ко-
торые имъ нужны были на жизнь. При добромъ же-
ланіи, безъ всякаго труда онѣ могли въ одинъ день
наколотить свой мѣсячный окладъ! Какъ можно оста-
ваться долго честной, если какимъ-нибудь чудомъ и
удалось сохранить невинность въ этой средѣ? Дурной
примѣръ и нужда скоро дѣлали свое дѣло.
Что касается хозяевъ, для которыхъ роскошь и на-
слажденія были единственнымъ аргументомъ этихъ со-
вѣтчиковъ и поставщиковъ всемірнаго порока, неужели
же они, съ ихъ показной благотворительной дѣятель-
ностью будутъ заботиться о нравственности своихъ
служашихъ? Это вѣдь были въ ихъ глазахъ только
машины, посредствомъ которыхъ добывались деньги;
живыя машины, истощавшія силы на сверхъурочныхъ
работахъ и сходившія съ ума при видѣ красивыхъ,
роскошныхъ вещей, шуршащихъ шелковъ, нижняго
бѣлья, кружевъ,—всего этого воплощенія кокетства и
сластолюбія. Послѣ изнурительной работы у нихъ есте-
ственно запечатлѣвались въ памяти всѣ эти предметы,
которые такъ хотѣлось пріобрѣсти.
Аннета долго крѣпилась. Охраняемая врожденной
порядочностью, она еще съ дѣтства, несмотря на дурной
примѣръ матери и Феррю, привыкла къ труду и бѣд-
ности. До того дня, какъ слѣпой случай загналъ ее,
какъ безпомощную птичку, въ западню, она спокойно
занималась однимъ изъ тѣхъ ремеслъ, который слу-
жатъ преддверіемъ проституціи, и оставалась чистой.
Освѣдомленная обо всемъ, какъ большинство деревен-
скихъ дѣвушекъ, она сохранила ко многому изъ того,
что наблюдала въ жизни матери съ Феррю и ежеднев-
ныхъ уличныхъ сценахъ, отвращеніе и ужасъ.
Но съ той ночи, которую она провела въ участкѣ,
ея вѣра въ добродѣтель и инстинктивное признаніе
установленныхъ законовъ сильно поколебались. До
тѣхъ поръ она испытывала чувство удовлетворенія,
даже тщеславія, отъ сознанія своего хорошаго поведе-
нія, и пренебрегала поддразниваніями и насмѣшками
Кло. „Ты совсѣмъ неправа!" говорила та. Теперь она
сама сомнѣвалась въ своей правотѣ. Съ нею, которой
рѣшительно не въ чемъ себя упрекнуть, поступили,
какъ съ самой послѣдней... безъ всякихъ церемоній...
Стоитъ послѣ этого быть добродѣтельной!
Въ душѣ ея закипала горькая обида какъ противъ
тѣхъ скотовъ, которые ее арестовали, такъ и противъ
всего общества, во имя котораго допускались такія
ошибки.
Послѣ того какъ она столкнулась такъ близко съ
этимъ зломъ, подышала однимъ воздухомъ съ рыгаю-
щими пьяницами и прикасалась къ рыхлому и нару-
мяненному тѣлу проститутокъ; послѣ того какъ она
провела цѣлые часы въ этомъ вертепѣ, она невольно
чувствовала на себѣ грязный слѣдъ пережитаго.
Въ послѣдовавшіе за тѣмъ дни Аннета, карабкаясь
въ свою мансарду ощупью по крутой лѣстницѣ, испы-
тывала все большую пустоту въ душѣ. Душная комор-

ка освѣщалась коптящимъ пламенемъ единственной
свѣчки. Она съ бьющимся сердцемъ усаживалась на пло-
скую кушетку. Начиная съ бульвара Bonne-Nouvelle,
она мчалась чуть не бѣгомъ, опустивъ голову, прижавъ
локти къ бокамъ и глядя прямо передъ собою. А вдругъ
съ нею заговорятъ или остановятъ ее! Одна, среди
накаленныхъ стѣнъ, машинально раздѣваясь, она погру-
жалась въ міръ новыхъ мыслей.
Нривычнымъ взглядомъ окидывала она свою обста-
новку; кривой столъ съ миской, которую надо было
наполнить водою изъ находящагося въ коридорѣ кра-
на, при чемъ приходилось быть свидѣтельницей такихъ
отвратительныхъ сценъ за дверью!.. Стулъ съ про-
дран нымъ сидѣньемъ, сундучокъ, гдѣ лежало ея вос-
кресное платье, какъ все это было убого и уродливо!
Въ этомъ году августъ и сентябрь были болѣе невы-
носимы, чѣмъ когда-либо; это назойливое жужжаніе
мухъ въ крошечной коморкѣ, гдѣ можно было задох-
нуться, не смотря на открытое всю ночь окно.
Неужели она всю жизнь проживетъ одна въ этомъ
пеклѣ, гдѣ скоро наступитъ ледяной холодъ и гдѣ въ
ноябрѣ придется раскалывать въ чашкѣ ледъ, если за-
хочешь умыться?
Въ одно прекрасное утро въ концѣ сентября къ ней
неожиданно вошла Кло, въ розовомъ фуляровомъ пла-
тьѣ, въ уборѣ изъ красныхъ розъ, смѣло разбросан-
ныхъ по ея бѣлокурымъ локонамъ...
Она сдѣлала набѣгъ на мансарду, гдѣ Аннета, фило-
софствуя по поводу скучнаго дня, предстоявшаго ей въ
перспективѣ, нашивала муслиновую полоску на свою
лучшую юбку.
—
Еще не одѣта? пойдемъ, я тебя потащу.
И, безъ всякихъ объясненій, бросивъ только: „Тс...
это ' сюпризъ!"она начала рыться на туалетѣ своей
пріятельницы.
—
Заколи зді>сь булавкой... Вотъ твоя шляпа... готово г
Обѣ были прелестны своею свѣжестью, своимъ чи-
сто-парижск имъ шикомъ: пухленькая, аппетитная Кло,
въ шелковыхъ митенкахъ и чулкахъ, и Аннета съ ма-
товой кожей брюнетки и глубокими голубыми глазами,
еще болѣе красивая, несмотря на свою простенькую
юбочку и синюю бумажную шляпку, купленную за девят-
надцать су вмѣстѣ съ букетикомъ незабудокъ.
Теплый день, оживленная улица, чувство свободы,
предвкушеніе чего-то неожиданнаго,—все улыбалось
дѣвушкамъ. Веселость Кло передавалась Аннетѣ.
—
Мы возьмемъ лодку...
Когда проѣхали Billancourt, Кло, уставъ отъ приста-
ваній подруги, призналась, наконецъ, что онѣ ѣдутъ
завтракать въ Сенъ Клу, въ одинъ очень шикарный
ресторанъ...
—
А съ кѣмъ?... Этого ты ни зачто не угадаешь!
—
Тогда скажи сама.
Но Аннетѣ пришлось перебрать около десяти именъ,
предполагаемыхъ или дѣйствительныхъ возлюбленныхъ
Не трудись, пожалуйста; это Жоржъ!.. Самъ
Жоржъ Зихельмейеръ, да, моя милая!
До этого времени она держала въ секретѣ свои по-
хожденія, ухаживанья хозяйскаго брата... Теперь же
она была увѣрена въ настояшемъ,—благодаря синему
банковому билету, полученному ею вчера,—и
въ бу-
дущемъ-благодаря обѣщанію дать ей мѣсто манекена.
Но за все ей придется платить натурою. Она пойдетъ
на это только... тоже за плату! Она утопала въ ощу-
щеніяхъ блаженства и гордости!
Для заключенія этой сдѣлки Жоржъ устроилъ зав-
тракъ въ отдѣльномъ кабинетѣ No 9. Онѣ должны были
прямо пройти туда... Онъ ей самъ сказалъ.
„Приведи
съ собою и свою Аннету, разъ ты ее такъ любишь".
Кло забыла прибавить, что предварительно расхва-
лила сложеніе и особыя заслуги Аннеты въ такихъ
выраженіяхъ: „Она еще совсѣмъ нетронутая, знаешь?"
Смазливому Жоржу очень любопытно было взгля-
6
В. Маргеритъ. Проститутка.

нуть на нее. Притомъ, помимо этой девственницы сама
Кло стоила того, чтобы ради нея проѣздиться. Въ Па-
рижѣ, куда онъ не надолго пріѣхалъ, теперь никого
не было, кромѣ провинціаловъ или иностранцевъ въ
Сенъ-Клу. Можно было себѣ позволить, не компроме-
тируя себя, это маленькое развлечете.
Жоржъ, уже сидѣвшій за столомъ, глазомъ опытна-
го знатока опредѣлилъ „товаръ",
какъ только онѣ
вошли. Кло была плотнѣе, но и брюнетка имѣла свою
цѣну. Онъ сейчасъ же велѣлъ откупорить вторую бу-
тылку шампанскаго.
Жеманясь, онѣ снимали свои шляпки передъ зерка-
ломъ, испещеренымъ гравированными именами и цифра-
ми. Пряныя закуски, омары по-американски развязали
языки. Когда подали куропатокъ и къ нимъ вторую
будылку Cordon Rouge, Кло разстегнула воротъ и под-
няла подъ столомъ юбки до колѣнъ, что бы „провет-
риться".
—
Въ добрый часъ! — воскликнулъ Зихельмейеръ-
младшій въ полномъ восторгѣ.
Его руки скользнули вдоль ея бедеръ, грубо ла-
ская ее.
—
А вы, мадмуазель?
Но Аннета защищалась, готовая закричать. Онъ
успѣлъ только дотронуться до ея икръ, найдя ихъ вполне
удовлетворительными. Разгоряченная ѣдой и опьянен-
ная виномъ, она мало-по-малу дѣлалась непринужден-
нѣе, подчиняясь вліянію Кло.
После фруктовъ и кофе съ кюммелемъ, поданнымъ
съ размельченнымъ льдомъ, Зихельмейеръ, немного раз-
горяченный, отпустилъ лакея со словами: „Мерси, я
позвоню, когда надо б}щетъ", а самъ поднялся, неза-
метно повернулъ ключъ въ двери и закрылъ окно.
Кло, чтобы дать ему возможность судить, достойна ли
она служить примѣрщицей туалетовъ у Давида, раз-
делась, поощряя и Аннету къ этому же. Но упрямица
отказалась снять юбку или корсажъ. Она яростно от-
бивалась, охваченная внезапнымъ упорствомъ, чтобы
изгладить въ памяти свое поведеніе въ началѣ обѣда.
Жоржъ, не настаивая-эта малютка Сорбье его заин-
тересовала—почувствовалъ что-то въ родѣ уваженія къ
такому цѣломудрію, совсѣмъ для него непривычному.
Напрасно онъ, желая убѣдить ее, обѣщалъ ей блестя-
щую будущность у Давида и такія же преимущества,
какъ для Кло. Благодаря своему отказу, Аннета вырос-
ла въ его глазахъ. Эта дѣвушка не была похожа на
другихъ. Его односторонній умъ сразу далъ ей надле-
жащее опредѣленіе: „Добродетельна,—о, это можно ей
простить,—особенно такой миленькой!".
Отсюда и явилось его мнѣніе о... дебютанткахъ, вы-
рвавшееся вслухъ, черезъ нѣсколько
недѣль, на
октябрьскомъ балу Дюмэсовъ.
Съ тѣхъ самыхъ поръ Аннета, благодаря положенію
Кло, вступившей въ обязанности манекена (и самаго
ловкаго!), впервые получала выгоды отъ своей доб-
родетели. Она зарабатывала 7 франковъ 25 сантимовъ
въ день. Она могла бы зарабатывать гораздо больше,
если бы хотела.
Кло отъ времени до времени повторяла ей это. Но
Аннета считала себя и безъ того счастливой Она. пе-
ременила этажъ и сняла комнату съ печью. Стены
ея украсились веселыми картинками, изображавшими
улыбающихся разодетыхъ красавицъ въ привлекатель-
ныхъ дезабилье; все это были первыя страницы рос-
кошно-изданныхъ журналовъ. Теперь у нея бывали
свободные часы. Менее занятая, получая большую
плату, она нисколько, конечно, не тосковала по тому
времени, когда ей некогда было скучать; она только
часто думала о томъ, что недурно было бы повесе-
литься, какъ другіе.
Кло жила теперь, какъ принцесса. Она всегда ездила
или въ фіакрахъ, или въ наемныхъ автомобиляхъ.
Скоро у нея будетъ и коляска. А ея платья! Ея
обеды стоили недельнаго заработка Аннеты.

Жоржъ Зихельмейеръ скоро пересталъ ею интере-
соваться. Но, считая ее красивой и неглупой, онъ
указалъ на нее Пуайеру. Кло ни въ чемъ не уступала
самымъ знаменитымъ кокоткамъ. Ни Люсьена де-Не-
муръ, ни Ферреро ни имѣли такого бюста. Пуайеръ
будетъ очень доволенъ этимъ сюрпризомъ и, на вѣр-
ное, не откажется устроить ему, Жоржу, кое-какія
денежныя операціи... Только на одномъ японскомъ
згіймѣ, купивъ пятьсотъ акцій и продавъ ихъ вече-
ромъ, онъ могъ бы получитъ прибыли двадцать пять
тысячъ франковъ. Недурной куртажъ! И всѣ были бы
довольны.
Наступила весна. На горизонтѣ Кло оставалась еще
тучка. Прежде чѣмъ бросить свое ремесло (Пуайеръ
собирался отдѣлатьей квартиру на улицѣ Pièrr.e Char-
ron), она хотѣла устроить счастье Аннеты. Онѣ вмѣстѣ
ѣли черный хлѣбъ, а теперъ надо было, чтобы и Ан-
нета завела дрз'га и имѣла приличные доходы. Въ
этомъ, по понятіямъ Кло, и заключалось счастье. Лѣ-
то прошло. Кло въ сопровожденіи Пуайера совершала
небольшія экскурсіи на автомобилѣ; потомъ она устро-
илась въ кокетливыхъ антресоляхъ, откуда виднѣлись
деревья Іенской аллеи, уже обнаженныя благодаря ран-
ней осени. Она не разъ старалась въ подходящіе мо-
менты позондировать „своего старика".
—
Нѣтъ ли среди твоихъ знакомыхъ такого же ми-
лаго старикашки съ „шикомъ", въ родѣ тебя? Любителя,
которому можно было бы предложить произведете
искусства, но такое, какого не найти!.. Еще нетрону-
тую, честное слово!.. Это моя подруга Аннета.— Пуайеръ,
спокойно .застегивая свой жилетъ, отвѣтилъ ей „я
подумаю".
Однажды онъ, выходя послѣ двѣнадцати часовъ отъ
нея съ важнымъ видомъ, хотя немного утомленный,
столкнулся съ господиномъ, который быстро шелъ,
наклонивъ голову.
—
А, Дюмэсъ!.. Уже вернулись изъ Маршанжа?..
Пуайеръ, находившійся еще подъ свѣжимъ впеча-
тлѣніемъ словъ Кло, подумалъ про себя: „Вотъ под-
ходячий человѣкъ. Кло будетъ очень довольна".
И серьезнымъ тономъ, который важно звучалъ, когда
давались административные распоряженія и совѣты, онъ
освѣдомился: „Вы идете въ эту сторону? И я тоже...", и
затѣмъ завелъ разговоръ о повышеніи цѣнъ на сахаръ.
Разставшись съ Монталемъ, Дюмэсъ далъ слово
точно слѣдовать его предписаніямъ и даже совѣту быть
цѣломудреннымъ, по крайней мѣрѣ, въ продолжение
нѣсколькихъ недѣль, пока лѣкарства не окажутъ своего
благотворнаго дѣйствія.
Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, докторъ судитъ о немъ по
себѣ. Два года!., что за темпераментъ у этого Роберта?
У него рыбья кровь!..
Положимъ, это онъ шутитъ. A всѣ эти проститут-
ки, разносяшія по всѣму Парижу сифилисъ, имѣя про-
пускной билетъ изъ Префектуры (красный билетъ,
который предъявляется еженедѣльно),—развѣ онѣ от-
дыхаютъ по два года? А между тѣмъ ихъ считаютъ
безвредными. И всѣ тѣ, которыя спустя два-три мѣсяца
или даже одну недѣлю, выходятъ обѣленными изъ
больницы при тюрьмѣ Saint-Lazare? Онѣ, имѣя офи-
ціальное разрѣшеніе, въ тотъ же вечеръ начинаютъ
свою торговлю.
И что же?
Нѣтъ, Монталь положительно преувеличилъ. Точно
такъ же и съ лѣченіемъ... Докторъ Копуло ему это го-
ворила Въ двѣ недѣли, при употребленіи ртутной
мази... фьюить! Ни малѣйшаго слѣда! A затѣмъ, при-
нимать внутрь ликеръ, продаваемый самимъ Копуло,
въ совершенно готовомъ видѣ, какая-то смѣсь, но
луидору за флаконъ... Это изобрѣтеніе самого Копуло,
о чемъ свидѣтельствовали объявленія на стѣнахъ. Это,
въ конпѣ-кониовъ, лучше всѣхъ лѣкарствъ Монталя
и другихъ. У него были и менѣе дорогіе флаконы для
небогатыхъ...

—
Но...— намекнулъ Копуло, выразительно улыбаясь
и показывая при этомъ свои волчьи зубы подъ кра-
шенными усами.
—
Конечно.
Дюмэсу скоро надоѣло ежедневное хожденіе по кру-
той лѣстницѣ къ Монталю. На пятый этажъ и безъ
лифта! Это —блажь доктора собственноручно дѣлать
впрыскиванія, точно онъ ему не довѣряетъ. Такое
лѣченіе въ опредѣленное время—это настоящее раб-
ство!.. Не говоря ни слова своему пріятелю, Дюмэсъ
въ одинъ прекрасный день,—запасшись нѣсколькими
адресами въ кіоскахъ,—рѣшился пойти на улицу Riche-
lieu, къ одному изъ шарлатановъ, объявленіе кото-
раго совершенно безотчетно внушило ему наибольшее
довѣріе.
Синими буквами по бѣлой эмали возвѣщалось о чу-
десахъ исцѣленія по методу Копуло. „Даются совѣты
на разныя цѣны, начиная отъ 2 фр. 50 сант. Полная
безопасность и тайна". Солидный видъ этой дощечки
какъ-то подкупалъ рядомъ съ другими бумажными
вывѣсками, безобразно исчерченными карандашомъ и
исписанными неприличными ругательствами. Правда,
подъ фамиліей „Копуло" неизвѣстной рукой былъ
приклеенъ красный ярлычокъ, на которомъ большими
черными буквами значилось: „Воръ"! Но это, вѣроятно,
была продѣлка коллеги, завистливаго конкурента...
Дюмэсъ рѣшилъ остановиться на врачѣ съ улицы
Richelieu. Мѣсто удобное, въ центрѣ, недалеко отъ
биржи. Съ каждымъ днемъ все больше и больше не
могъ онъ нахвалиться имъ. Мазь дѣлала чудеса. Крас-
нота уменьшалась, дѣлалась розовой, a затѣмъ со-
вершенно исчезала подъ кожей. Только одно неболь-
шое пятно, совсѣмъ новое, выдѣлявшее гной въ чрез-
вычайно неудобномъ для него мѣстѣ, немного безпо-
коило его.
Но, чтобы избавиться отъ этого (пускай Монталь
говоритъ: „два года"... брр!), было другое средство. Дю-
мэсъ раньше часто слышалъ, что самое радикальное
средство для избавленія отъ болѣзни и самое дѣистви-
тельное-это лишить невинности непорочную дѣвушку.
Только съ его глупымъ и грубымъ невѣжествомъ
можно было додуматься до такой чудовищной вещи и
повѣрить ЭТОЙ ЛЖИ.
Въ пролитой крови, якобы, разойдутся всѣ пагубный
бациллы. Сифилисъ совершенно исчезнетъ. Конечно,
другая сторона заразится. Ну, что же! Вѣдь и ему,
Раулю Дюмэсъ, болѣзнь передали! Такое переливаніе
крови является самымъ дѣйствительнымъ способомъ
лѣченія. Природа охотно дѣлаетъ такія чудеса. Такимъ
же образомъ—онъ провелъ параллель между двумя
фактами-ихъ прелестная кузина Жоржетта Арданъ,
жена начальника бюро общественныхъ работъ, схва-
тивъ чахотку послѣ рожденія первой дочери, избави-
лась, какъ говорятъ, отъ этой болѣзни: она сейчасъ
же имѣла второго ребенка. А теперь она какая здоро-
вая' Правда, маленькая Люси кашляетъ...
Чѣмъ больше онъ думалъ, тѣмъ больше убѣждался
въ томъ, что это единственное средство. Потомъ онъ
успокоится и ему не придется краснѣть за себя, осо-
бенно передъ своею женою. Какъ онъ жалѣетъ, что
велъ себя по отношенію къ ней не какъ настоящій
мужъ. Вотъ уже пять лѣтъ, какъ они живутъ на раз-
ныхъ половинахъ, и съ тѣхъ поръ они только изрѣдка...
Но, вѣдь, эта отвратительная болѣзнь могла сдѣлаться
извѣстной... И онъ оказался бы въ унизительномъ по-
ложены; а Дюмэсъ не желалъ быть униженнымъ въ
глазахъ женщины, особенно, если это его жена.
Но гдѣ взять непорочную дѣвушку?
Придется долго искать. Въ Парижѣ, какъ и во вся-
комъ другомъ мѣстѣ, такое сокровище на улицѣ не
валяется. Вдругъ онъ вспомнилъ что-то.
Жоржъ Зихельмейеръ! Еще въ прошломъ году, въ
день знаменитаго бала онъ ему говорилъ о чемъ-то по-
добному Но въ то время онъ былъ занятъ этой глупой

Розой,—хотя она была, въ сущности, славная дѣвушка
и съ его стороны нехорошо, что онъ не позаботился
узнать о ея дальнѣйшей судьбѣ. Надо приняться хоро-
шенько за Зихельмейера, но не показывая виду, осто-
рожно... Онъ какъ разъ собирался къ нему зайти, вы-
ходя отъ Копуло, когда встрѣтился съ Пуайеромъ.
Вотъ такъ совпадете! Удивительная случайность...
Вѣдь Пуайеръ тоже принималъ въ тотъ вечеръ уча-
стіе въ бесѣдѣ, гдѣ упоминалось о „рѣдкой птичкѣ".
Можетъ быть, онъ даже помнитъ и имя, что-то въ родѣ
Арбье, Лорбье...
Послѣ первыхъ же словъ Пуайера о повышеніи цѣнъ
на сахаръ, ему все это надоѣло, и онъ поспѣшилъ пе-
рейти къ болѣе интереснымъ и обычнымъ въ ихъ раз-
говорахъ темамъ. Управляющій Credit Bordelais, когда
не говорилъ о дѣлахъ, то говорилъ о женщинахъ. Онъ
потиралъ руки отъ удовольствія: Дюмэсъ самъ лѣзъ
въ сѣти...
Сначала онъ говорилъ о разнообразныхъ достоин-
ствахъ Кло, о пышности ея формъ; въ заключеніе онъ
прибавилъ:
—
Надо вамъ ее показать!
—
Въ самомъ дѣлѣ?—обрадовался Дюмэсъ.- - Я буду
очень радъ.
Кло, Зихельмейеръ, эта непорочная дѣвица... но оста-
лась ли она таковой до сихъ поръ? Гм... дѣлый годъ...
Его мысли перескакивали съ одного предмета на дру-
гой... Но вдругъ у него въ ушахъ зазвенѣло, и его
всего охватило радостное удивленіе. Пуайеръ гово-
рилъ:
—
Я по вашему желанію приглашу одну пріятель-
ницу Кло, нѣкую Аннету Сорбье. Это жемчужина! И
вы знаете?..
Онъ наклонился и сказалъ вполголоса нѣчто очень
цѣнное для Дюмэса.
—
Ну, врядъ ли,—отвѣтилъ тотъ;—она преувеличи-
ваетъ.
У него сильно забилось сердце. Онъ прибавилъ, съ
притворнымъ сомнѣніемъ:
—
Хотѣлось бы убѣдиться...
—
Увидите, увидите,—заключилъ Пуайеръ.
Его нижняя губа отвисла, глаза блестѣли. Онъ не-
брежно снялъ нитку съ отворотовъ пиджака изъ-подъ
розетки въ петлицѣ и сказалъ:
—
Итакъ, въ четвергъ, вѣтренникь вы этакій!
Двѣ недѣли спустя Аннета, идя около четырехъ ча-
совъ отъ бульвара Bonne-Nouvelle, легко вскочила на
площадку вагона съ надписью Madeleine-Bastille. Кра-
сивымъ движеніемъ поднятой руки она поправила свою
новую шляпу, прикрѣпленную двумя шпильками (не-
давній подарокъ, который она берегла какъ зѣницу
ока) изъ персидской бирюзы съ золотомъ.
Потомъ она машинально нашупала свой мѣшочекъ:
ключъ здѣсь. Она окинула восхишеннымъ взглядомъ
усѣянный экипажами бульваръ, кишащіе народомъ тро-
туары и роскошныя витрины. Оголенный деревья про-
стирали свои сучья къ голубому осеннему небу. По-
ливальная машина, благодаря изгибамъ большой трубы
на колесахъ, образовала вѣерообразную струю воды,
алмазныя брызги которой переливались на солнцѣ.
Она впервые залюбовалась этой картиной, видѣнной
столько разъ. Она теперь смотрѣла на жизнь другими
глазами. Какъ все измѣнилось, т. - е., вѣрнѣе, какъ измѣ-
нилась она сама! Завтракъ у Кло, встрѣча съ Дюмэ-
сомъ, такимъ сердечнымъ, веселымъ... его настойчивое
ухаживаніе... Онъ хотѣлъ видѣть ее чуть не ежедневно,
хоть на одну минуту. И всякій разъ эти милые знаки
вниманія,—то цвѣтокъ, то бездѣлушка. Они два раза
ЙѴАзѣдали въ ресторанѣ; разъ вечеромъ онъ повелъ ее
Т® въ Fäee-Dramatiques, въ ложу бенуара... И всегда та-
кой любезный, почтительный! Онъ проводилъ ее до ея
дверей и только слегка поцѣловалъ ее за ухомъ, ска-
завъ со вздохомъ: „Если бы вы только захотѣли!.." Въ
другой разъ онъ ей сказалъ: „Нужно заслужить ваше

расположеніе". Онъ украдкой глядѣлъ на нее страст-
ными умоляющими глазами, точно въ ней заключался
для него весь міръ.
Аннету быстро покорили эти пріемы, наполовину
искренніе. Веселый нравъ она приняла за доброту, а
желаніе—за любовь. Дюмэсъ былъ первымъ, выразив-
шимъ ей горячую любовь. Конечно, онъ не былъ ни
молодъ, ни красивъ, но за то мужчина онъ былъ инте-
ресный и притомъ очень почтенный: старшій совѣтникъ,
предсѣдатель какого-то общества... Въ своемъ одино-
чествѣ и потребности въ ласкѣ, Аннета, медленно по-
гружавшаяся въ тину окружившей ее жизни, ждала
только удобнаго случая, чтобы послѣдовать примѣру
другихъ. Дюмэсъ появился въ надлежащій моментъ.
Опера... Омнибусъ остановился. Аннета уже сошла
съ площадки на мостовую. Маленькія ножки, обутыя
въ желтыя ботинки, быстро соскочили. Одинъ соби-
ратель окурковъ крикнулъ: „Миленькая птичка"... Она
крѣпко сжимала драгоцѣнный ключъ, лежавшій въ
стальной сумкѣ. Это былъ „Сезамъ" невѣдсшой жизни.
Что готовитъ ей завтрашній день? Счастье, если вѣ-
рить всѣмъ обѣщаніямъ Рауля. Разинь,—это непривыч-
ное имя оказывало на нее странное дѣйствіе. Во вся-
ко мъ случаѣ, изъ этой маленькой квартирки, къ которой
она теперь быстро подходила, выйдетъ дрз'гая Аннета.
Она сильно волновалась: ей казалось, что она будетъ
страдать и что у нея очень натянутый видъ.
Улица Mathurins... Это здѣсь. Она должна была лишь
слѣдовать указаніямъ, которыя ей даны были вчера.
Дверь направо, одинъ поворотъ ключа—и она у себя.
За одинъ луидоръ Дюмэсъ снялъ у мадамъ Мишонъ
это удобное помѣщеніе въ нижнемъ этажѣ. Было еще
одно въ такомъ же родѣ, съ лѣвой стороны, но тамъ
не было ванной. Мадамъ Мишонъ, благодаря этимъ
остроумнымъ помѣщеніямъ (въ третьемъ этажѣ имѣ-
лись комнаты по десять франковъ), увеличила доходы
съ дома, роскошно обставивъ ихъ въ прошломъ году.
Первый и второй этажи требовали большихъ расхо-
довъ.
Аннета пришла слишкомъ рано. Она положила на
столикъ въ стилѣ Людовика XVI свою сумку и шляп-
ку. Сладкая истома охватила ее. Она любовалась па-
лисандровой мебелью, выложенной мѣдью, стильными
креслами, окраской стѣнъ, изысканными шелками. Она
осторожно ступала, подавленная всей этой роскошью.
Приподнявши одну изъ портьеръ, она не могла удер-
жаться отъ восторженнаго восклицанія.
Вся обставленная голубымъ фаянсомъ съ листьями
ириса, уборная сіяла никелемъ и бѣлизной. Ее охва-
тило сильное желаніе выкупаться: онъ придетъ не
раньше, чѣмъ черезъ четверть часа! У нея времени
достаточно...
Вода брызгала, выливаясь изъ блестящихъ крановъ,
и клокотала въ ваннѣ. Стѣны покрылись паромъ. Она
наскоро раздѣлась... Ахъ какъ хорошо! Она завернула
кранъ. И, бросивъ бѣглый взглядъ въ зеркало, отра-
жавшее ее всю, стройную и смуглую, со скрещенными
на грз'ди руками, она опустила въ воду сначало ступ-
ню, потомъ всю ногу, а потомъ окунула бедра, животъ
и плечи... Вода поднималась, смачивая ея матовую ко-
жу. Она вытянулась. Ахъ, какое наслажденіе! Она
даже перестала думать. Она готова была оставаться
такъ цѣлые часы, даже дни... Но вдругъ она поднялась.
Послышался звонокъ.
Уже! что дѣлать? Она вышла изъ ванны, влюблен-
ная въ себя. Звонокъ безпрестанно дребезжалъ. Что,
если наверху услышатъ? Что, если вдругъ начнутъ
безпокоиться и придутъ посмотрѣть въ чемъ дѣло?
Она искала свое бѣлье и не находила. А звонокъ по-
велительно звонилъ, тонкій, ясный. Тѣмъ хуже, она
откроетъ. Она схватила свою сорочку и наскоро ее
надѣла. Батистъ прилипъ къ мокрымъ закругленіямъ
тѣла. Шея свободно выступала. Она побѣжала съ
обнаженными руками, босикомъ...

—
Это вы?
—
Да, откройте же!
Она послушно открыла, спрятавшись за дверь. Онъ
толкнулъ ее и еле удержался отъ восклицанія, замѣ-
тивъ красивую дѣвушку, скорчившуюся за дверью.
Она вся горѣла отъ стыда, съ прядями волосъ на
глазахъ; она то поднимала, то опускала руки, ста-
раясь себя прикрыть, и вмѣсто того открывала се-
бя всю.
—
Ахъ, — прошепталъ онъ хриплымъ голосомъ:—
Аннета! Моя милая малютка!
И, бросивъ на коверъ свою шляпу, палку и букетъ
чайныхъ розъ, который принесъ съ собою, онъ схва-
тилъ ее въ охапку, чувствуя, какъ она отбивается и
трепещетъ, чтб его окончательно заставило потерять
разсудокъ.
Не видя и не слыша ничего, онъ бросился вмѣстѣ
съ ношей на кровать. Чудное тѣло распростерлось
на голубомъ атласномъ одѣялѣ. Аннета закрыла лицо
обѣими руками, простонавъ:
—
Нѣтъ, нѣтъ, пожалуйста!...
Но онъ, какъ безумный, сдавливалъ ее съ такимъ
грубымъ восторгомъ, что она пронзительно вскрикну-
ла и протяжно застонала, словно раненый звѣрь.
Онъ же все время думалъ только объ одномъ:
—
Ну, вотъ, я тебѣ его передаю!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
I.
Когда извозчикъ подвезъ Розу съ ея сундукомъ къ
подъѣзду Ліонскаго вокзала, ею овладѣло на минуту
чувство растерянности.
Извозчикъ, опираясь на свою пролетку, ждалъ съ
угрюмымъ видомъ ея приказаній. Сколько онъ пере-
видалъ на своемъ вѣку такихъ человѣческихъ облом-
ковъ, прибитыхъ къ тротуару вмѣстѣ со своими по-
житками. Это были ежедневные „отбросы" Парижа.
Роза колебалась: Авезъ?.. Или не поддаваться, испы-
тать судьбу?.. Взять комнату въ одной изъ маленькихъ
гостиницъ противъ вокзала и искать себѣ мѣста или
работу. Но сундукъ былъ уже снятъ. Носилыцикъ
спросилъ:
—
Куда?
—
Авезъ на Луангѣ, — сказала Роза, рѣшившись
наконецъ, и пошла за нимъ.
Скрыться туда... можетъ быть люди тамъ не такъ
жестоки!.. Въ ней всколыхнулось прошлое, родная
обстановка, воспоминанія. Какая тишина и спокойствіе
въ маленькомъ домикѣ у шлюзовъ на берегу канала!..
Она стремилась къ тишинѣ, къ утомительной полевой
работѣ, къ полному забвенію. Восхищенный взглядъ
одного крестьянина, стоявшаго у барьера возлѣ кассы
и толкнувшаго ее двумя тяжелыми узлами, увязанными
въ синіе платки, вернулъ ей, впавшей въ отчаяніе,

вѣру въ себя. Несмотря на нѣсколько обезображенный
черты лица и красные глаза, она все-таки еще хороша
собой.
Фзда въ вагонѣ успокоила ее немного. Ударъ былъ
слишкомъ жестокъ и неожиданъ.
Онъ былъ нанесенъ не ея любви — этого чувства
она и не питала къ Дюмэсу,—а ея самолюбію.легковѣрію,
ея негірихотливымъ требованіямъ, которыя дѣлали ее
такой мягкой и кроткой. Правда, въ ея жизни были
счастливые часы, но почему она за это такъ жестоко
наказана? Что можно ей поставить въ вину, кромѣ
того, что она была уступчива и кротка? Она была
подавлена и чувствовала физическую усталость: душа
ея была истерзана этой жестокой несправедливостью.
Она ничего не понимала. Неужели всѣ мужчины тако-
вы? Неужели можно имѣть двѣ совершенно различныхъ
личины, быть противоположностью самого себя? Столь-
ко подлости и лжи... и это называется жизнь?
Ослабѣвшая, она вздрагивала при рѣзкихъ толчкахъ
поѣзда. Ея возмущеніе смѣнилось горькой покорностью
судьбѣ.
По мѣрѣ приближенія поѣзда къ Авезу передъ ея
глазами раскидывались родные пейзажи. Они вста-
вали въ ея памяти прежде, чѣмъ поѣздъ къ нимъ
подходилъ. Проѣхали Морэ, Соркъ съ его фабричной
трубой, Монтиньи съ его лѣсами... А вотъ, наконецъ,
Авезъ!
Начальникъ станціи стоялъ со свисткомъ возлѣ ку-
стовъ гераніума. Отвѣчая на удивительный поклонъ
его, она вспомнила Фризе и его слова: „Когда ты
вернешься..."
Она до слезъ покраснѣла подъ косыми
взглядами желѣзнодорожныхъ служащихъ, выгружа-
вшихъ ея сундукъ: „Эге, мы округлились!"—выражали
ихъ взгляды.
—
Я пришлю за сундукомъ,—сказала Роза.
Она торопилась домой, чтобы скорѣе куда-нибудь
зарыться, спрятаться... ей хотѣлось, чтобы первыя ми-
нуты униженія прошли скорѣе. Какъ встрѣтятъ ее до-
ма мать и отецъ? Захотятъ ли они ее принять?
Уже два года, какъ ея отношенія съ родителями бы-
ли испорчены. Съ тѣхъ поръ, какъ она поступила въ
услуженіе Hôtel de la Passerelle и позировала на сеан-
сахъ у Сарра, что вызвало немало дурныхъ толковъ,
они окончательно разгнѣвались на нее. Она, по ихъ
мнѣнію, слишкомъ много тратила на наряды и шла по
дурному пути. Старики злились на нее за то, что имъ
ничего не перепадало изъ ея жалованья. Они не под-
держивали другъ съ другомъ никакихъ отношеній и не
переписывались вовсе.
Роза быстро шла, вся согнувшись и избѣгая взгля-
довъ встрѣчныхъ. Ей предстоялъ мучительный мо-
ментъ—нужно было пройти мимо лавки Этьена, нахо-
дящейся на нижней улицѣ Авеза, черезъ которую ей
надо было добраться до канала.
Она страшно желала, чтобы его тамъ не было. Уви-
дѣвъ его, она поблѣднѣла и чуть не отвернулась; онъ
стоялъ на порогѣ своей лавки, въ синей блузѣ и съ
карандашомъ за ухомъ. Онъ тоже замѣтилъ ее и сна-
чала былъ пбраженъ, но потомъ его взглядъ сталъ
наглымъ. Теперь онъ, въ свою очередь, торжествовалъ,
окидывая ее презрительнымъ и вусокомѣрнымъ взгля-
домъ. Въ тотъ моментъ, когда она проходила мимо
дверей лавки, онъ вошелъ внутрь, почти отвернувшись
отъ нея, и громко сказавъ, съ презрѣніемъ, точно же-
лая въ этотъ мигъ отомстить за ея пренебрежете къ
нему и все горе, которое она ему причинила:
—
Ишь, распутная!
Дома было еще хуже. Оказанный ей пріемъ и послѣ-
довавшія за нимъ ежедневный сцены въ теченіе двухъ
недѣль, которыя Роза тамъ провела, остались въ ея
памяти на всю жизнь. Мать не хотѣла даже впустить ее
въ домъ и осыпала ее оскорбленіями.
—
Негодница, потаскушка! Явилась теперь, когда
некуда голову преклонить. Вѣдь брюхо-то у тебя, не-

бось, полнымъ-полно? Ну, и постись теперь!.. На на-
шихъ хлѣбахъ не разжирѣешь.
Съ этими словами она захлопнула дверь и отперла
ее только тогда, когда Роза сказала:
—
У меня есть деньги; я вамъ ничего не буду стоить!
Отецъ даже не перекинулся съ нею ни однимъ сло-
вомъ; онъ совсѣмъ не интересовался ея судьбою, равно-
душный къ ней; онъ имѣлъ на то свои основанія. Но
разъ Роза собиралась платить имъ за себя, то это еще
куда ни шло. И онъ, спокойный, какъ всегда, откры-
валъ и закрывалъ шлюзы; съ тѣмъ же невозмутимымъ,
загорѣлымъ лицомъ равнодушно здоровался съ матро-
сами, лодки которыхъ ожидали по другую сторону ка-
нала, гдѣ воды то поднимались, то опускались, пѣнясь
и шипя.
Роза старалась проводить дни въ работѣ; она ко-
пала землю, таскала тяжелыя лейки. Но это ей ока-
зывалось не по силамъ, она поднималась, хватаясь
руками за животъ и чувствуя сильную ломоту въ но-
гахъ; она быстро опускала лейки, расплескивая воду,
и вытирала дрожащими руками потный лобъ. Очевид-
но, она не создана для такой тяжелой работы.
Роза могла просиживать у воды цѣлыми днями.
Каменныя перила стояли отвѣсно, острые листья тро-
стника касались подошвы ея ботинокъ. Она смотрѣла,
какъ двигались, таща тягу, старыя лошади. Веревка то
натягивалась, то шлепала по водѣ. Иногда лошадей
замѣняли люди и тянули бечеву.
Съ полуобнаженными торсами,
грязно-бронзовой
окраски, въ продранныхъ башмакахъ и старыхъ бар-
хатныхъ панталонахъ, съ массою заплатъ, они нерѣдко
напоминали собою шахматную доску. Они вытирали
свои потныя бородатыя лица и, проходя мимо, вѣжливо
кланялись, лишь изрѣдка позволяя себѣ грубыя шутки.
О ребенкѣ Роза какъ-то не думала. Она вспоминала
о немъ только тогда, когда онъ давалъ знать о себѣ
легкими движеніями и толчками. Она не могла себѣ
представить, чтобы отецъ его въ послѣднюю минуту
не загладилъ своего грѣха, не помогъ ему. А тамъ
видно будетъ, все устроится... Поправляясь и хорошѣя,
Роза считала себя настолько невиновной, что ее уди-
вляло молчаніе Фризе. Она велѣла ему передать, что
хочетъ его видѣть. Когда наступили сумерки, Роза
пошла ему навстрѣчу по направленію къ фермѣ, гдѣ
онъ жилъ со своими родителями. Розѣ непонятна была
его угрюмая сдержанность. Фризе пробылъ не больше
пяти минутъ и сказалъ всего нѣсколько словъ. Теперь,
конечно, не могло быть и рѣчи о свадьбѣ,—„съ
такимъ приданымъ" и вообще... покорно благодарю
за объѣдки!..
Сарра, котораго она по старой памяти, безъ всякой
задней мысли, пошла провѣдать, сказалъ ей прину-
жденнымъ тономъ нѣсколько банальныхъ фразъ, и
вообще былъ неестественно любезенъ. Гм! Моментъ
былъ не совсѣмъ удобный для выполненія его намѣ-
ренія. Ему не хотѣлось быть замѣшаннымъ въ эту
исторію. Онъ осторожно выпроводилъ Розу, убѣдясь
предварительно, какъ будто невзначай, что нѣкоторыя
части ея тѣла не потеряли своей упругости... Однако
надо быть осторожнымъ! Тамъ видно будетъ...
Эта перемѣна въ дружескихъ чувствахъ людей, на
которыхъ она разсчитывала, особенно же скаредность
родныхъ, вмѣстѣ съ тоскливой пустотой ничѣмъ не
заполненныхъ дней, способствовали тому, что Розѣ
вскорѣ все опротивѣло. У нея съ матерью разыгрался
цѣлый рядъ дикихъ сценъ. Видя, что больше того, что
стоитъ ей содержаніе дочери, она отъ нея ничего не
получитъ и ей не удастся поживиться скопленными
деньгами Розы (кстати, эта сумма была совсѣмъ ни-
чтожна), мать сократила ее до послѣдней степени, кормя
какимъ-то собачьимъ мѣсивомъ, пригіравленнымъ ру-
гательствами, при чемъ она приговаривала:
—
Если тебѣ не нравится, то проваливай!
Въ результатѣ черезъ недѣлю отецъ свезъ за двад-
В. Маргвритъ. Проститутка.
7

цать су на станцію сундукъ Розы, и она, не простясь
Гсъ кѣмъ, уѣхала. Прошай Авезъ! Роза разстава-
„ом. няпгргаа со своимъ прошлымъ.
Она обратила вниманіе на адрес, одной и=тор.
ПО пріисканію мѣстъ, который нашла въ газетѣ.
пріѣздѣ она «anPaBTMaC\np;;°TyMac-Mahon, занимая
tiï конторы,
популярной возлѣ арки étoile, не переставали хлопать,
;УкаяР и выпуская публику. Сама она
-
-Гу
1 были унизаны кольцами съ поддѣльными брилшан-
Гами и она ими безпГ-танно играла, претендуя на
ИТмГв:ЬяеМраеНзе„РѣЪрнуЮ полноту Розы, она нахму
РИГвамъ трудно будетъ найти себѣ мѣсто милочка!
Вѣдь вы годитесь только на одинъ
J^^"
ИнГ
«Г
^
появилась ^раженіе брезг-
^кГст^РоТзГГ^
имя, спепіаль-
Н01ТЬНѣтРеадреса? Что же это вы?-возмутилась ма-
ДаНапІЮсноароза объясняла ей, въ чемъ дѣло. Ма-
да!гьДюру агру б о оборвала ее и въ заклкэчеше бро-
сила ей свысока:
Вы не туда попали, мадмуазель!
Яя ѵлипѣ пріунывшая Роза не знала, какъ ей быть и
вансалька, въ бѣлоснъжн
Неужели она
ГГ7 .=ГРTM
Г'. —
—
на улицѣ Kléber, обо всѣхъ этихъ женщинахъ и муж-
чинахъ, жившихъ вмѣстѣ съ нею въ продоженіе нѣ-
сколькихъ мѣсяцевъ. Среди всѣхъ этихъ лицъ не было
ни одного, на которомъ она могла бы прочесть выра-
женіе сочувствія къ себѣ; либо ей завидовали, либо
ею желали обладать. Нѣтъ она рѣшительно ни кого
не знаетъ!
—
Вотъ что; подите-ка вы въ Faubourg Montmartre,
къ мадамъ Рибу. Тамъ отдаются комнаты. А бюро
находится въ первомъ этажѣ.
И, подмигнувъ, она прибавила:
—
Иногда выпадаютъ счастливые случаи.
Роза поблагодарила. Вѣроятно, дѣло шло объ од-
номъ изъ „заведеній", о которыхъ ей говорили.
Въ первомъ этажѣ находится элегантный салонъ и
комнатки съ диванами по стѣнамъ, гдѣ надо занимать
кліентовъ, которые являются сюда искать наслажденій;
бываютъ разовые, а есть и мѣсячные абоненты. Въ
свободное время, когда нѣтъ возни съ уборкой, при-
ходится гнить гдѣ-нибудь на полатяхъ. И если случит-
ся, что какой-нибудь старый развратникъ васъ най-
метъ, то плата за первый мѣсяцъ идетъ въ пользу
хозяйки. Нѣтъ, покорно благодарю.
.
Лучше попробовать заработать шитьемъ и уборкой.
Того немногаго, что она заработаешь, хватитъ для
нея. Роза влѣзла на имперіалъ трамвая.
Къ вечеру она устроилась въ маленькой комнаткѣ
гостиницы, на улицѣ Цоппе, возлѣ вокзала. Такихъ
гостиницъ тамъ было нѣсколько рядомъ, но она выбра-
ла эту, потому что тамъ вокругъ оконъ вился по шнур-
камъ горошекъ; когда она явилась туда, хозяйка спроси-
ла ее:
—
Вы желаете недорогую комнату, мадмуазель?
Коридорный съ противнымъ лицомъ и рыбьими гла-
зами, съ бакенбардами въ видѣ заячьихъ лапокъ, ожидая
приказаній взять сундукъ, поставилъ его пока возлѣ
шкапа съ разбитымъ стекломъ, со словами:
7•

—
Что угодно, прелестная дама!
При этомъ еГ; губы сложились въ очаровательную,
по его мнѣнію, улыбку, открывъ рядъ желтыхъ, зубовъ.
Но Роза презрительно отвернулась отъ него и онъ,
хлопнувъ дверью, проворчалъ:
ПроизГ:=Гш
—
Ге"
гг
-
К=Д
=Р—
—
И
ВСѢМИ
квартирантами'^ е"»
—и
били преимущественно
проститутки, носильщики и пропойцы.
считывать съ помощью „этой дуу
_тогда
мадамъ
или тройную стоимость ея комнаты
т
^
Гюрель, подзадоренная Евсеб емъ^и кор
^^
лась тѣмъ чт
дала ей мансарду, выходившую окномъ
нГдворГ'и безъ цвѣтущаго горошка на окнѣ...
В°_ДВВРаМ; это обойдется дешевле мила,
Вѣдь ее можно ДеР»"ь, пока У TM
«
^
въ
Роза выходила только для того что
й
дешевыя конторы для нпйма присл ги Ь
Р пони.
она опустилась до
^.^Гэксплоатировать
за тридцать
франковъ въ мѣсяпъ!
Жена его только
Ух&згх
ж?—
ковъ Будучи на седьмомъ небѣ отъ радости, что ей
не приходится теперь самой работать, какъ прежде, съ
не приходи IL
н
кѣмъ
командо.
Г:: РУ ивИалЧаТ Розу азнообразными приказами,
требовала отъ нея исполненія въ несколько часовъ
столько дѣла, сколько дѣлалось въ недѣлю.Надобыло
носить уголь, готовить обѣдъ, мыть посуду, убирать
комнатыУ стирать, чистить, подавать къ столу а въ
остальное время шить; черезъ три дня Роза н^ могла
деожаться на ногахъ. Складная кровать въ кухнѣ слу-
жила ей комнатой, а сточная раковина-умывальвои
4 Она0 побывала еще на двухъ мѣстахъ, такихъ же тРуд-
ныхъ. Послѣ каждаго опыта она возвращалась в*.Hotel
du Maçonnais. Пропитанная пробивавшейся сквозь щели
со двора вонью мансарда казалась ей оазисомъ. Мадамъ
Гюрель которой Роза урывками успѣла разсказать о
іГихъ неудачахъ, почувствовала къ ней жалостц пе^
шедшую даже въ симпатію. Бѣдняжка! Мыслимая ли
вещь! О, эти мужчины... Эти подлые буржуа возмущали
ее до глубины души... Но почему она не избавилась
отъ этого, чтобы сохранить свою красоту? Посред-
ством^ травъ или желѣзнаго прута? Мадамъ Флиберъ
акушерка живущая на этой улицѣ, и теперь могла бы
ей это усвоить, если бы она хотѣла... И все было бы
ШИТО-KDblTo!
Но Роза возмутилась. Уничтожить невинное созда-
ніе? Она его уже любила! Мадамъ Гюрель сразу со-
гласилась съ нею * похвалила ее за это. Она даже
призвала жирнаго Евсебія, обтянутаго въ трико, и
этотъ тоже расчувствовался.
Только Жюль коридорный сердился еще на нее.
Смывая со столовъ, онъ всякій разъ, при видѣ Розы,
животъ которой увеличивался со дня на день, презри-
тельно сплевывалъ въ деревянныя опилки.
Она вѣчно чувствовала себя такой усталой, что при
нуждена была отказаться отъ уборки квартиры желѣз-

нодорожнаго контролера, очень красиваго мужчины,
которому рекомендовала ее добрѣйшая мадамъ Гюрель.
Онъ умѣлъ такъ умильно смотрѣть, что не будь у
Розы теперь отвращенія къ мужчинамъ, — эти взгляды
взволновали бы ее.
Мадамъ Гюрель говорила съ нею материнскимъ то-
номъ, когда касалась щекотливыхъ темъ. Надо было
рѣшиться на что-нибудь. Деньги быстро таяли. Роза
должна была ей въ настоящую минуту пятьдесятъ три
франка... Чѣмъ она ей заплатитъ? A вѣдь роды тоже
должны стоить немало!
Роза долго не обращала на ея слова никакого вни-
манія. Она спрятала въ матрацъ, куда, по ея мнѣнію,
не могъ проникуть Жюль, книжку сберегательной
кассы, которую ей вручилъ Дюмэсъ на другой день
послѣ бала. На ея имя было положено двѣсти фран-
ковъ, изъ которыхъ она не тронз'ла ни одного сан-
тима и которые хранила на случай самой крайней
нужды. Эти деньги принадлежали ребенку и были для
нея святыней. Она готова была скорѣе опять рабо-
тать до изнеможенія, чѣмъ до нихъ дотронуться.
Но у нея было такъ мало силъ! Одно хожденіе на
пятый этажъ въ свою мансарду, когда приходится дер-
жаться за мокрыя потрескавшіяся стѣны, да еще по
винтовой лѣстницѣ, становилось ей невмоготу. Съ нею
случались головокруженія и тошнота. Ее рвало отъ
пустоты желудка. Если бы ей только удалось достать
какое-нибудь шитье, чтобы можно было сидя работать...
Но она даже не знаетъ, куда обратиться. Пока что,
она чинила все бѣлье для гостинииы, не исключая но-
сковъ Евсебія.
А долгъ увеличивался. Въ началѣ іюля мадамъ Гю-
рель приперла Розу къ стѣнѣ; она цолжна была ей
сто сорокъ семь франковъ за столъ, не считая ком-
наты. Она отозвала Розу въ сторону и стала ей на-
шептывать вкрадчивымъ голосомъ:
—
Глупышка, если бы вы только іахотѣли !.. Вы
могли бы безъ особенныхъ усилій заработать. Теперь
вѣдь вы ничѣмъ не рискуете!..
Роза съ удивленіемъ посмотрѣла на нее. Кому она
нужна? Сегодня утромъ она какъ разъ видѣла свое
ужасное изображеніе въ обломкѣ стекла: обрюзглое
лицо въ пятнахъ... Жилецъ изъ 23 номера, который
велъ счетныя книги у торговца желѣзомъ на бульварѣ
Дидро, вначалѣ все заглядывавшійся на нее, не обра-
щалъ на нее теперь ни малѣйшаго вниманія. Мадамъ
Гюрель таинственно сказала ей:
—
Контролеръ готовъ дать вамъ, что хотите!.. Онъ
безумно любитъ беременныхъ женщинъ! Это его
страсть. И такихъ, какъ онъ, много! Вы не подозрѣ-
ваете, въ чемъ ваше счастье!
Замѣтивъ на лицѣ Розы выраженіе нерѣшительности,
она рѣшила приналечь на нее.
—
Кромѣ того, имѣйте въ виду, что я вѣдь не бо-
гачка. Евсебій меня и то ругалъ ѵ сегодня утромъ. Я
васъ очень люблю, вы знаете, но не могу же я содер-
жать васъ всю жизнь въ долгъ только ради вашихъ
прекрасныхъ глазъ...
Замѣтивъ на глазахъ Розы безмолвный слезы, она
утерла ей лицо концомъ своего передника.
—Надо что-нибудь предпринять, милашка. Вотъ вамъ
мой ультиматума или уплатите сегодня вечеромъ, или
же отправляйтесь, куда хотите!
Роза пошла къ себѣ, не отвѣтивъ ей ни слова.
Куда ей дѣваться и что дѣлать? Она чувствовала себя
такой измученной, что не въ силахъ была возмущаться
ни жестокостью своей квартирной хозяйки (въ сущно-
сти эта женщина посвоему права!), ни этимъ отвра-
тительнымъ торгомъ. Нич?о ее не удивляло теперь.
Въ желаніи контролера развѣ не выражалось до нѣко-
торой степени восхищеніе ею; несмотря ни на что, оно
возвышало ее въ собственныхъ глазахъ надъ той без-
дной, въ которую она проваливалась.
Но она слишкомъ настрадалась отъ предательства

самца. Послѣ того, что она считала любовью, она не
могла рѣшиться отдаться чисто-животному наслажде-
нію, лишенному другого болѣе высокаго чувства. Въ
ней пробудилась романтическая чувствительность. Съ
какой высоты она свалилась!..
Она убѣжала изъ дому, бродила вдоль всѣхъ боль-
шихъ улицъ, прошла подъ віадукомъ Венсенской же-
лѣзной дороги; не разъ она ловила сочувственные
взгляды мамашъ и насмѣшливые - дѣтей; мужчины
отворачивали глаза отъ ея живота, какъ отъ какого-то
омерзительнаго зрѣлища. Огромная равнодушная улица
обступила ее. Она была совершенно одна. Жаркш воз-
духъ былъ пропитанъ пылью.
Мысль о смерти ей меньше всего приходила въ го-
лову; одинъ только разъ что-то въ этомъ родѣ было
съ нею, когда она покидала мѣсто у чиновника съ
наслѣдствомъ. Она спускалась, держа свой узелокъ
въ рукахъ, съ лѣстницы, сопровождаемая насмѣшками
обманувшейся въ ней хозяйки.
—
Ты хочешь имѣть покой? чорта съ два его по-
лучишь! — кричала ей та вдогонку.
И тогда, въ прекрасный свѣтлый день, у нея явилось
желаніе умереть, исчезнуть внезапно и безслѣдно... Но
воспоминаніе о моргѣ, куда она зашла въ одно воскре-
сенье, когда жила у Дюмэсъ, сразу успокоило ее.
Эти трупы подъ стекломъ, позеленѣвшіе, похожіе
на раскрашенный мраморъ, лежащіе на плитахъ... брр
Нѣтъ, лучше вынести все, только не это! Лучше жить,
хотя бы бѣдственно, безъ платья, безъ хлѣба... но
все-таки жить!
Роза и теперь была охвачена этимъ могучимъ, упор-
нымъ инстинктомъ, переполнявшимъ все ея существо,
въ то время какъ она бродила въ сумеркахъ. Дойдя
до заставы, она повернула назадъ и пошла медлен-
нымъ шагомъ. Она успѣла сильно проголодаться. Окна
бакалейныхъ лавокъ, бѣлыя жестяныя банки молоч-
ной, золоченые пряники рядомъ съ пачками розовыхъ
бисквц,товъ—все это дразнило ее. Уличный шумъ дѣй-
ствовалъ ей на нервы. Она почувствовала облегченіе,
увидя вывѣску отеля, точно вышла на твердз^ю почву
изъ трясины.
Когда Роза появилась на порогѣ кофейной, мадамъ
Гюрель встрѣтила ее смѣшкомъ, подходящимъ на клох-
танье курицы.
—
Я такъ и знала!—торжествовала она.
Она звонко хлопнула по спинѣ Евсебія, цѣдившаго
пиво, и рявкнула:
—
Жюль!
—
Здѣсь!
—
Иди, моя красотка, иди скорѣе... — и
мадамъ Гюрель
слегка толкала ее къ лѣстницѣ.
—
Онъ тамъ, этотъ контролеръ... въ твоей комнатѣ.
Иди скорѣе! Жюль принесетъ вамъ обѣдъ...
Когда на слѣдующее утро Роза открыла глаза, она
была одна. Тотъ ушелъ еще ночью. Она откинула
смятую простыню и вытянулась. Новенькій луидоръ
блестѣлъ на углу ея туалетнаго столика. Она испыты-
вала чуство пріятной истомы. Она подумала о томъ,
что мадамъ Гюрель была права; такимъ способомъ
легко зарабатывались деньги!
Она покраснѣла при воспоминаніи о пережитомъ.
Ей казалось, что эти страстныя руки и жадный ротъ
будутъ касаться совершенно безчувственнаго тѣла. Но
она должна была себѣ признаться, что испытывала
истинное наслажденіе. Послѣ долгаго воздержанія ея
чувственность опять проснулась, сначала какъ сладкая
истома, перешедшая потомъ въ горячее желаніе, нале-
тавшее на нее порывами, которые ее ослабляли, но
доставляли ей удовлетвореніе.
Такъ, чтобы удовлетворить свою заимодавицу и по-
гасить старый долгъ, увеличивавшійся съ каждымъ днемъ
Роза катилась по наклонной плоскости. Она выходила
не раньше наступленія вечера, подружилась съ мадамъ
Гюрель, гардеробомъ которой завѣдывала. Взамѣнъ

этого она получала обильные обѣды. Всѣ сидѣли,
наслаждаясь болтавней хозяйки и розсказнями Евсеб.я-
Жюль усердно прислуживалъ; онъ уже не сердился,
шжъ раньше. Онъ подмигивалъ своими рыбьими гла-
3аНадо немного потерпѣть! Его черед..еще наступить.
Сидя рядомъ, обѣ женщины въ послѣобѣденное вре-
мя вели философскія бесѣды, при чемъ Роза иногда
напѣвала свои романсы, а мадамъ Гюрель неистощи-
мымъ запасомъ грязныхъ силетенъ перемывала косточ
ки всемѵ околотку.
Съ наступленіемъ сумерекъ Роза медленно проха-
живалась по улицѣ Daumesnil, просиживая цѣльши
часами на скамьѣ. Въ очень рѣдкихъ случая». про-
хожіе не замедляли шаговъ, замѣтивъ, съ какимъ по
D„„m»-b она сидѣла. Это были или маніаки,
корнымъ видомъ она сидьш.
или просто любители дешевки. Если ей случалось за-
интересовать какого-нибудь мужчину, она тихонько
шла къ себѣ подъ руку съ нимъ и уже больше не
выходила. Иногда она позволяла уводить сеоя въ Вен-
сенскій лѣсъ и отдавалась въ кустахъ, на теплой аро-
матной землѣ. Она не безпокоилась ни о чемъ, не
боялась насилія, не страшилась быть
застигнутой
врасплохъ. Она просто жила, не сознавая всей без
нравственности своего существованш.
Никогда Роза не освѣдомлялась предварительно о
денежной сторонѣ дѣла, такъ какъ считала это^непри-
личнымъ. Она была слишкомъ мягка и простодушна
поэтому рѣдко раскаивалась въ томъ, что заработала
меньше, чѣмъ можно было.
Мадамъ Гюрель, считая свою постоялицу непрактич-
ной не могла нарадоваться на собственную доброту.
Доброе дѣло всегда вознаграждается! Конечно, она мог-
ла ей указать госпиталь Мишлэ, куда принимали на
попеченіе женщинъ въ послѣдніе три мѣсяца ихъ бе-
ременности... Но разъ находятся любители, то это зна-
чило бы выбрасывать деньги на вѣтеръ! Притомъ же
малютка живетъ у нея, какъ въ родной семьѣ. Вѣдь
Евсебій забиралъ только половину ея доходовъ, какъ
разъ столько, сколько нужно было въ обезпеченіе долга.
При такой комбинаціи они могли держать у себя Розу.
Другая половина уходила на покупку приданаго для
новорожденнаTM. Мадамъ Гюрель все покупала ей по
случаю: то продавался хорошенькій чепчикъ, то вы-
шитыя пеленки у Дюфаэля. Однажды она принесла изъ
Bon-Marché крестильное платьице, сразу поглотившее
весь недѣльный заработокъ Розы.
Но вдругъ Роза впала въ черную меланхолію. Послѣ
короткой вспышки чувственности у нея явилось отвра-
щеніе къ тяжелой крѣпостной зависимости. Безстыжіе
пріемы одного пьяницы окончательно отбили у нея
охоту ко всей этой жизни. Она наотрѣзъ отказалась
отъ всякихъ выходовъ изъ дому. Послѣ августа и сен-
тября съ невыносимою жарою на мансардѣ наступила
кислая осень, и небо стало мрачнымъ.
У Розы не появлялось никакихъ желаній, ея бодрость
пропала, упрекамъ мадамъ Гюрель она противопоста-
вляла инертное упорство. Счетъ снова украсился без-
конечными приписками, сложеніями, ко всему этому
присоединились еще деспотическія выходки самодура
Евсебія. Розу стали отвратительно кормить. Она слы-
шала кругомъ попреки въ дармоѣдствѣ и сдѣлалась
предметомъ придирокъ всего дома.
Мадамъ Гюрель считала ее чуть не воровкой. Съ
Жюлемъ, котораго она сильно толкнула съ лѣстницы,
когда онъ однажды вечеромъ хотѣлъ ее обнять, она
была совсѣмъ на ножахъ. Она цѣлыми часами плака-
ла, растянувшись на кровати и глядя безнадежно на
стѣну, или сидѣла въ креслѣ со стиснутыми зубами,
какъ раненый звѣрь.
Наконецъ, въ одну холодную ноябрьскую ночь въ
гостиницѣ, гдѣ всѣ уже спали, раздались стоны. Роза
забыла всѣ свои горести за тѣми муками, который те-
перь переживала.

Въ тишин, И мрак, НОЧИ она, проTM, и: ш
обо
хринѣла; по временам.
=
^
"ывала
губы,
затѣмъ "Р-Р
а
~а
ВлЪ
ъ
Кее сжимала влажными руками
простыню" Она потеряла^всякое представленіе о
мени, пространств,, о
самой
Ьдили, а
Минуты за мин^TM^;ДСАо„еРтв,вШееРт,ло было
Роза все еще хрипѣла. Все ея пом t>
mm6m
воплошеніемъ ^^"nolsZl дневной свѣт-ь,
стонать. Когда въ окнахъ
,ся и начала
громче
°
Ча
-
^=ГГ=умали
спросонок.,
ГГотоСтПоЯ убивіт., Евсе.й
^^^
ный, испугав,Нійся ^х.
ЧУТЬ лиje пр> Д^ ^
^
дам^Гк^ель^ медленно одѣвая чулки, успокоила его:
_
Ничего, это малютка Р°«
аеТ^стницѣ: это
Жюль
^.^вГывГяТо ГеГре ступки, и в. ужас,
кричать:^ ^
^
„ вся
корчиТСя. Она
^Подождите,-сказала
мадам. Гюрель,-я знаю, что
Дѣлать.
нкгколько салфетокъ, она быст-
отъ вони!
auu„a
чистота и аккурат-
Хотя Роза была
вон:ун„чтожить
ность, но все-таки ей ^03"®"" разрозненной
zsxzzs:
яда- -
-
кана, и Роза лежала полуобнаженная, съ головой на
бокъ, уткнувшись въ подушку, которую кусала, заглу-
шая стоны...
—
Это наступили потуги! Старайся, милая, старайся...
Что? Не идетъ?.. Евсебій!—она замѣтила его равно-
душное лицо у косяка дверей,-пойди въ домъ номеръ
восьмой, позови мадамъ Флиберъ, акушерку. Но на
всякій случай...
Она откинула пологъ кровати, наклонилась, схвати-
лась за доски и встряхнула постель.
При этомъ толчкѣ изъ матраца выпала книжка. Ма-
дамъ Гюрель подняла ее и открыла, наблюдая за Розой
уголкомъ глаза. „Не опасно, она ничего не замѣчаетъ!
Ишь какая! V нея есть двѣсти франковъ, а она о нихъ
нигугу!" Мадамъ Гюрель спокойно опустила книжку
въ карманъ. Двѣсти франковъ! Все-таки есть что по-
лучить. Она получитъ то, что ей слѣдуетъ. „Я выберу
удобный моментъ и заставлю ее подписать документъ,—
думала она. —Евсебій дастъ свою подпись".
—
Ну, вотъ она повернулась!
Крики прекратились. Изъ напряженной груди Розы
вырвались хриплые вздохи. Мадамъ Гюрель проворно
смочила уголокъ салфетки и начала ею хлестать по
безкровному лицу Розы, пока та не пришла въ себя
И снова начались монотонные вопли, выходившіе изъ
глубины истерзаннаго организма.
—
Я слишкомъ сильно страдаю!—бормотала Роза —
я навѣрное умру.
Смущенная мадамъ Гюрель думала про себя:
-
—
„Надѣюсь, она не окочурится на моихъ ру-
кахъ г.
Сколько безпокойства и притомъ это всегда произ-
водить скверное впечатлѣніе на другихъ жильцовъ.
Къ счастью, Евсебій доложилъ о приходѣ мадамъ
Флиберъ, которая вошла, запыхавшись. Она была ни-
зенькаго роста и одѣта во все черное^точно въ траурѣ
по всѣмъ тѣмъ ангеламъ, которыхъ она фабриковала.

-•^тгг—=
p
~
»es w«,
»
-
-С:
•rS SÄ-
уже его держу.
вытянулась и лежала,
-
Вдруг. хлинули воды
Рзави
^
д
совсѣмъ вялая. У нея.уже^
^
^^
примѣ.
шерка, не "УTMЯС^"Тото*ъ, который принялась
ровъ—наклонилась над. жив
,
всѣхъ силъ.
давить ладонями, нажимая «^ит.
тѣсто.
Можно было подумать, что он
меннь1Й ко-
Вдругъ она подхватила маленькій
чѵ
^^
мочекъ, упорно не «—
.'сбою уже что-то живое;
фіолетовый, но представляв^ соб У
она тащила, тащила до тѣхъ по р ,
потомъ
и
все
показалась сперва большая голо,
^
краснимъ
миніатюрное тѣльие. Все вышло
потоком, крови.
безжизненной
Роза лишилась чУВСТВт^л"^спытавшее так. много
„ассой. Ея несчастное тѣло ДСTM
^^
„аслажденій изнемогало теперь
ребен.
Мадамъ Флиберъ, равнодуш
ка, заявила;
Она жива.
»rs"—irr nsrrs
SSÏS'-PS"-
—
—
fной НОЧИ.
"
-
•••ris^-,
окутала утихшій город.,
се
Ре
°РИвс*
знаменитыя здашя
цы и деревья набережной и^всѣ
^
прадол.
Парижа, ноздвигавшшся к. его УпРложенныя
на
женіе нескольких, вѣковъ и р
Богоматерй и
протяженіи Сены начни « оТ.мкСа
Р^
кончая Дувром.-
С®-^«
мельКали звѣз
-
"—TM
Яі 5= »-s srsr-: г
rsvssrs.«»-
-
бочими лошадьми.
набережной Horlonge, вдоль
Всѣ онѣ направлялись по набер^ и
^^
башенъ
новаго Фасада оь
„
„нѵвъ
вдоль
панели
за другой во двор. Депо- перед, входом, в. при-
направо, всѣ останавливать.перед
ажировъ.
Это
сутствіе, гдѣ высаживали свои
тковъТОЛПЫ
прибывали из. ВСЯКИ^иП
ч7TMвыХ. нарядах., большин-
женщин. в. самых. прич^днѣхъ
нижних, юбках,
ство без. шляп ., «
ВЪ^
въ
руках.. За ними
такъ как. верхнія бе^^ниев.! От. времени
прихрамывало нѣсколько обор
въ
0ну
из.
до времени полицейсшй снов
^
бичШЪ
и
:транѴВуЮЩИШ ШѢTMКб:рНКаУя колымага возвращалась
отправлялся въ пуіь.
г

къ арестантскимъ при участкахъ, чтобы забрать про-
ститутокъ и сутенеровъ, пойманныхъ на охотѣ агента-
ми-блюстителями нравовъ или „штатскими" участка
ежедневно въ опредѣленные часы (въ часъ дня вт
семь вечера и въ полночь) въ зданіи Присутствія про-
исходив сутолока, и оно наполняется народомъ.
ЧТО п°Дбирала полиція въ кустахъ или город-
скихъ трущобахъ, стекалось съ четырехъ концовъ Па-
рижа къ этой двери, открытой для мрачной добычи
—
Входите! Скорѣе!..
Толпа покорно повиновалась приказу агентовъ и
протискивалась въ узкое длинное помѣщеніе. Отъ двѣ-
надгдати до двадцати женщинъ выстраивались направо*
мужчины же, которыхъ обыкновенно было не больше
двухъ-трехъ,-становились налѣво. На этой непрерыв-
ной охотѣ крупная дичь успѣвала улизнуть, тогда какъ
мелочь то и дѣло попадалась.
Отделенные низкой загородкой отъ ряда арестан-
токъ и арестантовъ, чиновники полицейской префек-
туры писали за черными деревянными столами. Приказы
о взятш подъ стражу писались наскоро, соотвѣствен-
но протоколам^ поданнымъ инспекторомъ. Чиновни-
чьи лысины и пиджаки изъ альпака, съ побѣлѣвшими
локтями, блестѣли при яркомъ свѣтѣ газовыхъ рож-
ковъ. ГТолицейскія книги пестрѣли длинными столбцами
списковъ. Времени нельзя было терять, такъ какъ дру-
пя партіи дожидались своей очереди.
Одинъ изъ чиновниковъ, держа списокъ въ рукахъ
дѣлалъ перекличку. Онъ называлъ быстро, монотон-
нымъ голосомъ, длинный рядъ именъ. Ему отвѣчали
изъ-за загородки жирные, насмѣшливые, надтреснутые
кислые голоса разныхъ Жаннъ, Генріетъ, Эрнестинъ,'
іилш... Всѣ эти имена произносились, вѣроятно, въ
свое время, a нѣкоторыя и теперь, съ нѣжностью или
горячей страстью устами матерей или возлюбленныхъ.
Но вотъ хлынула новая волна прибывшихъ. Преды-
дущая партія направилась въ находящееся-въ глубинѣ
двора Депо, и списки административно-арестованныхъ
наполнились новыми цифрами; ихъ набралось сто со-
рокъ три души... Сегодня вечеромъ общее число
арестованныхъ будетъ, пожалуй, больше вчерашняго:
уже теперь прошло двѣсти семь преступницъ изъ
которыхъ двадцать незарегистрированных^ Это была
средняя цифра арестуемыхъ въ субботніе и празднич-
ные дни, немногимъ превышавшая будничную, нор-
мальную цифру; въ концѣ прошлаго года общая
цифра арестовъ дошла до сорока четырехъ тысячъ.
Въ одномъ ряду арестантокъ, шедшихъ, словно по-
корное стадо, къ тюрьмѣ, какая-то женщина вдругъ
упала. Это была старуха, ничего не ѣвшая съ утра,
съ которой сдѣлалался пригіадокъ.
" Всѣ остановились, произошло смятеніе. Двое блю-
стителей порядка принялись подталкивать толпу; на
тротуаръ, прикрикивая:
—
Смирно!..
Чья-то рука проскользнула подъ дрожащіе локти
несчастной и подхватила ее за талію. Старуху под-
няли, и всѣ двинулись дальше. Роза, подоспѣвшая къ
старухѣ на помощь, шла въ своемъ ряду. Старуха ее
не очень обременяла. Всѣ шли, поникнувъ головами,
въ душный дворъ, окруженный высокими зданіями съ
подслѣповатыми окнами. Вверху синѣла узкая полоса
бархатнаго неба. Какъ теперь хорошо на улицѣ, на
свѣжемъ воздухѣ! Роза вздохнула. Въ течете послѣд-
нихъ трехъ мѣсяцевъ она пятый разъ ночуетъ въ
Депо.
Ей представилась маленькая камера со всей ея об-
становкой, состоящей изъ кушетки, стола, стула и
• ведра...
Въ прошломъ мѣсяцѣ она провела тамъ восемь
дней, пока префектура наводила справки у ея роди-
телей въ Авезѣ. Въ сущности — кромѣ миски для
умыванья и воды —здѣсь было не хуже, чѣмъ у ма-
В. Маргеритъ. ІІроституік*.

дамъ Гюрель или въ другихъ подобныхъ мѣстахъ, въ
которыхъ ей приходилось жить. Э! завтра она опять
какъ-нибудь вывернется, если ее и въ этотъ разъ
выпустятъ, не внесши въ списокъ.
Но имѣлись и признаки того, что ее не выпустятъ.
Лорталь предупредилъ ее: „При слѣдующемъ арестѣ—
въ списокъ!"
Она безропотно подчинилась судьбѣ, толкнувшей
ее на этотъ путь. Проституція—такое же ремесло, какъ
всякое другое, правда, не всегда одинаково интерес-
ное, но все же это ремесло неутомительное, легкое!
Рабыней можно быть тогда, когда сама захочешь, и
если еще захочешь... Заняться чѣмъ-нибудь другимъ
послѣ родовъ?.. Увы, она пыталась. Но всякій разъ
невозможность зарабатывать честнымъ путемъ свой
хлѣбъ,—удѣлъ большинства женщинъ:,— какая-то выс-
шая сила, нужда то и дѣло выбрасывали ее на улицу,
Между тѣмъ, нужно было кормиться и ей и малюткѣ.
Первое время послѣ родовъ, видя у себя такой силь-
ный приливъ молока, она хотѣла сама кормить Евге-
нію (это имя было дано дѣвочкѣ по совѣту мадамъ
Гюрель въ память императрицы). Но вскорѣ и сама
мадамъ Гюрель убѣдила ее послать ребенка въ Авезъ...
Ея мать или какая-нибудь другая женщина за двадцать
франковъ въ мѣсяпъ выкормятъ дѣвочку при помощи
рожка... А она, — „съ этакой грудью!.."
—
найдетъ
десять, двадцать мѣстъ шикарной кормилицы, въ выс-
шемъ кругу общества. Мадамъ Гюрель, считавшая
порокъ обязательнымъ спутникомъ богатыхъ людей,
разсчитывала на другого Дюмэса, на увлеченіе новаго
хозяина, но уже на этотъ разъ... и она подчеркивала
фразу. Теперь она будетъ руководить Розой, чтобы
она больше не дѣлала ошибокъ! Все это дѣлалось въ
благодарность за погашеніе долга и оплату разныхъ
услугъ.
Они съ Евсебіемъ были такъ добры, соглашаясь на
долгія отсрочки, окружая ее заботами.
„Лежите, ми-
лочка... Надо, чтобы все внутри улеглось на свое мѣ-
сто! Ваша красота - это вашъ хлѣбъ, Съ этимъ не
ШИЯона заботливо накладывала Розѣ на низъ живота
КОрозаеСпокорно подчинялась совѣтамъ. Все-равно, ей
нечѣмъ расплатиться! Отъ нея хотятъ, чтобы она про-
рвала свое молоко? Ну что жъ, она пойдетъ въ кор-
милицы!.. Ей повезло. Въ первомъ же бюро, куда она
явилась записаться, ее въ тотъ же вечеръ приняли.
Однако несмотря на все свое благодушіе, она послѣ
полудня начала волноваться. Утромъ она явилась въ
бюро Сидя со своей малюткой на рукахъ, на скамьѣ
вмѣстѣ съ дюжиною другихъ такихъ же продавшипъ
своего молока, женщинъ разнаго звашя, которыя на
бились здѣсь, какъ въ хлѣву, она разстроилась іере-
міадами своей сосѣдки - маленькой, худенькой, уро
женки Берришона, съ плоскою грудью и красными
глазами, которая, не переставая, хныкала^ Она служи
ла у портного, хозяинъ сдѣлалъ ее беременной, а по
томъ прогналъ... Съ тѣхъ поръ онъ ея знать не хо-
Ч6роза сочувственно отнеслась къ ея жалобамъ. Она
сама, по совѣту мадамъ Гюрель, написала въ Map-
in а нжъ. Мадамъ Гюрель потерпѣла
^^
сунулась было на развѣдки на улицу Kleber, въ рас
S
на успѣхъ осторожной угрозы... Но ва письмо
Гоіы Дюмэсъ отвѣтилъ тоже угрозой обѣщая при
первой попыткѣ шантажа, подать жалобу...
_
Что же тутъ подѣлаешь,-жаловалась ея собе-
сѣдница, -
когда у васъ нѣтъ документа? Отъ словъ
отступаются, a свидѣтелей-гдѣ ихъ наити.'
Одна нормандка, тоже брошенная своимъ возлю-
'бленнымъ, присоединилась къ нимъ. Правосудие пугало
ИХЪ всѣхъ какъ таинственная сила, оборотная сго-
рона которой внушала ужасъ. Право здѣсь было не
при чемъ!
8„

Другія женщины, замужнія, пренебрежительно смот-
рѣли на этихъ дѣвушекъ-матерей, какъ на безчест-
ныхъ конкурентокъ. Ймъ можно было платить мень-
ше—многіе пользовались ихъ бѣдственнымъ положе-
ніемъ, такъ называемымъ отсутствіемъ „нравственно-
сти", и поэтому ихъ охотнѣй брали. „Законныя" со-
ставляли какъ бы касту и обмѣнивались въ сторонѣ
отъ другихъ своими скромными или широкими на-
деждами.
Роза хотя и привыкла на опытѣ предыдущихъ кон-
торъ къ жестокой эксплоатаціи зависимаго положе-
ния, къ разнымъ допросамъ, все-таки страдала и крас-
нѣла отъ униженія, когда ей пришлось пройти черезъ
нѣсколько испытаній. Въ качествѣ прислуги, она еще
считалась человѣкомъ, отдавая, взамѣнъ денегъ, свой
трудъ. Но какъ кормилица, она низводилась до сте-
пени домашняго животнаго. Врачи, сопровождающіе
недовѣрчивыхъ тещъ, смотрѣли ея зубы, давили гру-
ди. Насосомъ накачивали у нея молоко, чтобы убѣ-
диться въ его хорощемъ качествѣ, говорили объ обра-
зѣ жизни ея. Роза чувствовала, что превращается въ
корову.
Наконецъ, одна молоденькая дама кроткаго вида,
разспросившая ее обо всемъ деликатно и наёдинѣ,
наняла ее, не торгуясь. Мѣсто попалось хорошее, хо-
зяева ея были рантье, жили на улицѣ Provence. Ма-
дамъ Гюрель взялась отвезти Евгенію въ Авезъ, гдѣ
бабушка соглашалась взять дѣвочку на воспитаніе.
Роза, сильно опечаленная, проводила малютку на вок-
залъ, накормила ее грудью въ послѣдній разъ на
перронѣ. Мадамъ Гюрель, высунувшись изъ вагона,
говорила Розѣ:
—
Будьте покойны; черезъ два часа она получишь
рожокъ.
Роза любила малютку, какъ часть самой себя, какъ
воплощеніе своихъ разочарованій и горестей, наполо-
вину забытыхъ и потонувшихъ въ любви и нѣжности
къ ребенку. Она попробовала полюбить своего случай-
наго питомца, втершагося въ ея существованіе. Такъ
какъ ея несчастью" суждено было стать источником^
пропитанія, то она, служа богатству и здоровью дру-
гихъ, тѣмъ самымъ обезпечивала существовав^ своей
малютки. Но едва она освоилась съ обстановкой и
начала приноравливаться къ дурному настроенно ку-
харки и горничной, завидовавшихъ ея праздности и
золотымъ головнымъ шпилькамъ, какъ произошла ката-
строфа. У нея пропало молоко!
Она очутилась на улицѣ съ небольшой суммой де-
негъ данной ей хозяевами за двухнедѣльную службу.
Они ' оставили ей также ея наряды, которые не годи-
лись на дородную ея преемницу, настоящую вели-
КарозУа уже не вернулась въ Hôtel des Maçonnais: та-
мошняя тиранія ее угнетала. Она послѣ уплатитъ
мадамъ Гюрель. Добытые у нея вымога^льствомъ
двѣсти франковъ —чѣмъ не солидный зачетъ?!.. Послѣ
столькихъ злоключеній она радовалась тому что была
сама себѣ госпожой, чувствовала сеоя свободной и
все еще очень красивой. Кто сказалъ бы, что это уже
мать увидя ея гладкій животъ, почти безъ красньіхъ
полосъ, ея все еще упругую, только немного пополнѣв
шѵю грудь!.. Только коричневые вѣнчики вокругъ
утоліценныхъ сосковъ выдавали ее. Ея груди, подпер-
тый ватой, приняли свои чудесныя формы. Она съ
сожалѣніемъ вспоминала о былыхъ тонкихъ розовыхъ
соскахъ на перламутровой кожѣ.
Въ первые дни, купивъ изящное готовое платье,
она имѣла огромный успѣхъ въ своемъ костюмѣ кор-
милицы. Когда она шла, такая изящная въ развѣваю-
щемся манто, съ лентами, спускающимися до земли
то за нею не разъ слѣдовали мужчины, и стоило ей
разъ только выразить согласіе, какъ ее сейчасъ же
увезъ на извозчикѣ одинъ старый господинъ, такой
важный съ виду, что по его щедрости (а между тѣмъ

ей почти ничего не пришлось дѣлать!), она сочла его,
по меньшей мѣрѣ, префектомъ или посланникомъ.
Оказалось, у нея открылся источникъ доходовъ:
быть кормилицей у мужчинъ. Почему бы и нѣтъ?
Роза вспомнила о вкусахъ контролера. Сколько муж-
чинъ—столько видовъ чувственности, не правда ли?
Она никогда не подозрѣвала о существованіи такихъ
видовъ разврата. Она сама на это не вызывала, но
наивно эксплоатировала ихъ. Незамѣтно, съ каждымъ
днемъ, Роза все больше и больше втягивалась въ по-
роки. Она пассивно поддавалась разсѣянной въ воз-
духѣ могучей заразѣ.
Она очень скоро должна была отказаться отъ своей
спеціальности. Ее забрали однимъ декабрьскимъ вече-
ромъ на Елисейскихъ поляхъ въ тотъ моментъ, когда
она выходила изъ коляски, разставаясь со своимъ
спутникомъ...
Съ тѣхъ поръ она еще три раза была въ Депо.
Финансы ея вѣчно колебались; выпадали очень сытые
дни, а случалось и такъ, что весь день въ ротъ не
попадало маковой росинки, какъ у этой бѣдной ста-
рушки... За Евгенію аккуратно вносилась мѣсячная
плата, а это было важнѣе всего.
Роза незамѣтно подошла рядомъ со старухой къ
крыльцу Депо. Большая желѣзная дверь, окрашенная
въ зелено-бронзовую краску, неслышно отворилась
передъ ними. Онѣ проходили одна за другой подъ
суровымъ взглядомъ сторожа въ каменную прихожую,
передѣленную загородкой съ остроконечными прутья-
ми, за которой виднѣлась еще одна рѣшетка, затѣмъ
онѣ попадали въ огромный вестибюль, безмолвный,
какъ склепъ.
Роза представляла себѣ дальнѣйшее такъ ясно, точно
глядѣла въ синематографъ: неизбѣжное расхлебыванье
исторіи на другой день; судилище Лорталя, хожденіе
въ Префектуру... О, это всего возмутительнѣе! Въ
первый разъ, когда она тамъ очутилась, ее охватило
чувство такого омерзѣнія и стыда, что она даже
заплакала:
—
Становитесь всѣ въ рядъ.
Это приказаніе, отданное глухим, голосом.,
ото
^ттотгг» Рпзѵ отъ ея воспоминаній.
Она подняла глаза: направо и нал,во в. отдален
ной глубин, зала желтый свѣт. ламп.
пр°Р^
темноту^ над. входом.,
^иГн^
it— .
бюРО
гія лампы освѣщали склоненную спину и кэпи, окай-
мле„н
а
оТЫсеребряным. галуном.. Это был. главны*»
^перекличку.
—
Лакайль?
—
Маделена...
—
Дебуа?
Отвѣ°ты
звучали не такъ громко, как. въ Присут-
"Йкое-то стѣсненіе и тяжесть убивали всякій задор.,
удушливо стлались под. массивными сводами, опираю-
щимися на приземистыя колонны. Рѣдкій воздух., про-
питанный міазмами этого сброда, дышавшаго тяжело
ТОЧНО
под. колпаком, насоса, и приторный запах,
дезинфекціи парили в. этом, угрюмом, склеп,.
Притаившись въ подвальном, этаж, здангя суда, Депо
СО своими двумя участками камер.,
тибюлем. у входа, и внутренним, узким.
тянется как. кротовая нора подъ залой засѣдашй, но
выГ удом, присяжных, и под. большой лѣстницей
площади Дофина. Это-темный погреб., куда город.
<вГивает.Д как. в. обширную яму, постоянно возоб- _
новляемые отбросы своей могучей жизни. Сюда попа
дают, убійцы, мошенники, бродяги, умалишенные, нишде,
проститутки... Это временный резервуар., безпрестанно

то опустошаемый, то наполняемый, въ который вли-
ваются мутные потоки мужчинъ, направляемыхъ по тру-
бамъ канализаціи къ суду, тюрьмѣ и пріютамъ, а жен-
щинъ въ рѣшето Префектуры и къ позорному убѣ-
жищу Saint-Lazare, куда попадаютъ съ улицы несчаст-
ныя, арестованный зря и вскорѣ отпускаемыя на волю.
По окончаніи переклички арестантки всѣ сразу по-
вернули налѣво и, сгруппировавшись, стали ждать у
дверей женскаго отдѣленія. Угрюмый сторожъ, въ уз-
комъ зеленомъ мундирѣ, на которомъ болталась' Тон-
кинская медаль, постучалъ три раза пальцемъ въ дверцу.
Молодая сестра Общины Маріи-Іосифа щеголеватая, со
своимъ бѣлымъ бантомъ подъ подбородкомъ и въ бѣлой
головной повязкѣ, подъ болыиимъ темно-синимъ чеп-
цомъ, открыла калитку, улыбаясь.
Сторожъ объявилъ:
—
Записанныхъ—четырнадцать. Въ подозрѣніи—три.
—
А я развѣ не иду въ счетъ?—подумала Роза.
Но дверь уже закрылась. Она очутилась въ огром-
номъ помѣщеніи, въ концѣ котораго, въ глубинѣ на-
право, находились двѣ огромныя комнаты—дортуары
для зарегистрованныхъ арестантокъ.
Такимъ образомъ, администрація отмѣчаетъ запи-
санныхъ въ полицейскія контрольный книги проститу-
токъ тѣхъ, которымъ раздаютъ въ видѣ санитарной
мѣры, билеты; съ ними онѣ въ опредѣленные сроки
должны являться въ отдѣленіе префектуры, гдѣ послѣ
медицинскаго осмотра, на билеты ставится штемпель!
Ну, вотъ! „Метръ д'отель" забылъ назвать Розу
настоящимъ титуломъ. Она еще все-таки не имѣла би-
лета... Ба! Она на этотъ разъ устроится такъ, чтобы
не быть запертой, какъ въ прежніе разы, въ камерѣ
для „ безбилетныхъ " и подозрительныхъ, или же вмѣстѣ
съ такими, которыя за сорокъ сантимовъ покупаютъ
себѣ одиночку.
Вся толпа сейчасъ же проникла налѣво, въ комнату
съ перегородкой для^обыска. Одна изъ сторожихъ, въ
широкой сѣрой блузѣ механически исполняла свои обя-
3а
- °КоИрсTMКарманы! Повернитесь!—Всѣ покорно
подчинялись^ ей. Обыскивающая вдругъ воскликнула.
7а^яХ—'не были рѣдкостью, несМо^на
=
бины зала. Его окаймляли съ двухъ сторон* камеры
въ нѣсколько этажей; вдоль нихъ тянулись «елѣзные
балконы съ симметрично выходившими сюда дверями,
балконы, сь ь
Р
правильными ячейками.
Они напоминали улей, съ его пра
Перекидные мостики напоминали кулисы. По лѣвую
сторону, въ нижнемъ этажѣ вмѣсто камеръ шелъ
коридоръ со сводами, черезъ который можно было. пройти
въ Communauté, въ petit Parquet и въ склады тюфяковъ.
Роза сопровождаемая „сестрой" съ Некими глазами
должна была согнуться во мракѣ колоннъ. Изъ боль
шой палаты доносился разноголосый гулъ. Ей вдругъ
стало страшно: лучше ей было истратить восемь су,
чтобы можно было спокойно спать.
Сестра прежде чѣмъ открыть, нерѣшительно оста
„овилась: Первая комната была полна. Что, если ихъ
помѣстить воРвторую, извѣстную подъ назвашемтяши-
ка'<? Нѣтъ, при такой скученности онѣ чего добраго...
_
Ступайте!—сказала она, исчезая сама.
Большая четыреугольная комната, съ толстыми стол
бами, явилась ихъ глазамъ
итко,
освѣщенной лампами. Lo всъхъ ciuF
протестующіе возгласы:
И такъ полно!
,
,
Но дверь захлопнулась. Ошеломленная Роза вмѣстѣ
съ
другими искала себѣ уголокъ. Огромная комнжпг
съ удушливымъ воздухомъ, пропитанная запахомъ гряз

ной кожи и какой-то кислятины, была дѣйствительно
переполнена. Вдоль всѣхъ стѣнъ, одна къ другой, были
приставлены, занимая все пространство, походныя койки
съ матрацами, раскинутыя на ночь; онѣ стояли на асфаль-
товомъ полу въ несколько рядовъ. Свободныхъ оста-
валось не больше трехъ-четырехъ. Старухѣ, которой
Роза не оставляла, всѣ единодушно уступали изъ со-
страданія одну кровать; онѣ вдвоемъ устроятся... Оро-
бевшая Роза, стоя, наблюдала этотъ необычайны й кавар-
дакъ.
—
Эй, ты, Сухарь!
Это рыжая толстуха, изъ глубины комнаты, звала
одну изъ вновь прибывшихъ.
Всѣ онѣ либо въ одиночку сидѣли на своихъ мат-
рацахъ, раскинутыхъ въ виду безпрестаннаго появле-
нія новыхъ гостей, либо группировались по нѣскольку
человѣкъ вмѣстѣ; нѣкоторыхъ соединяла дружба, дру-
гія оказывались обитательницами одного квартала; це-
лое сборище женщинъ разнаго сорта и разнаго возраста.
Отношенія, завязанныя на воле, здесь возобновлялись.
Зарождающейся страсти здесь давали волю. Немногія
изъ нихъ спали, за исключеніемъ разве прибывшихъ
раньше, или же бывалыхъ, постоянныхъ посетительницъ,
не желавшихъ тратить время на изліянія чувствъ^
Другія непринужденно валялись, съ голыми руками,
въ однехъ сорочкахъ и въ короткихъ юбкахъ, раски-
нувъ ноги. Многія, съ отвислою грудью, сидели и раз-
девались до половины, свертывая корсажи и юбки если
таковые имелись, въ узелокъ, который клали у изго-
ловья. Более имущія присоединяли сюда и шляпы, но
такихъ было немного. Большинство было простоволо-
сыя, въ сомнительномъ белье, въ кофгахъ изъ выго-
ревшаго холста. Некоторыя были хороши лицомъ, но
большинство уже съ печатью порока и увяданія. Были
тамъ уродины, съ животными ухватками, отталкиваю-
щія, и несколько совершенно седыхъ старухъ.
Между койками шелъ обменъ любезностями, руга-
тельствами или бранью. Одна пьяница затянула песню,
подъ ропотъ однехъ и хохотъ другихъ. Какая-нибудь
шутка, грубое или дурачливое слово смешили всехъ.
У многихъ сонъ прерывался тяжелыми вздохами. Угрю-
мая тоска, изнеможеніе, гневъ, покорность судьбе—
все эти чувства выражались крикомъ и шумомъ, похо-
жимъ то на смехъ, то на жалобу.
Можно было подумать, что это дортуаръ известнаго
заведенія, обитатели котораго хотя и замучились на
работе, но все же веселы, несмотря на вечную зави-
симость; или же бивуакъ какого-нибудь племени послѣ
утомительнаго перехода... Посреди комнаты стояла боль-
шая корзина, наполненная ломтями нарезаннаго хле-
ба и готовая къ услугамъ проголодавшихся.
Роза, прежде чемъ улечься рядомъ со старухой,
взяла оттуда две порціи.
—
Вы будете кушать?
Вместо ответа старуха начала жадно кусать серый
мякишъ, крепко сжимая въ рукахъ другой, запасной
ломоть.
Эта порція, на которую каждая арестантка имѣетъ
право, для большинства являлась въ теченіе целаго дня
чуть ли не единственной пищей. Когда ихъ освобожда-
ли, оне уносили съ собой остатки или половину хле-
ба^ отъ котораго отказалась более самостоятельная
подруга.
Розу мучила лихорадочная жажда... Чтобы попасть
къ месту, где находилась вода, въ глубину, рядомъ съ
дверьми отхожаго места, она должна была перешаг-
нуть черезъ парочку переплетшихся телъ. Плохо раз-
считавъ свои движенія, она задела руку одной изъ спя-
щихъ. Обе вскочили, взбешенныя, изрыгая ругатель-
ства.
—
Смотрите-ка на эту б....! Дура! Не видишь, что ли,
куда прешь? Бревно!
Принялись разбираться въ случившемся, въ причи-
нахъ его.

—
Разстроила бракъ!
—
Браво, дѣвка!
—
Не захлебнись!
Испуганная Роза, сложивъ руки горстью, медленно
тянула воду и пыталась вернуться на мѣсто, оставивъ
безъ отвѣта всѣ эти обращенія. Но рука, которую она
раньше толкнула, схватила ее за икру. Она упала ме-
жду двухъ женщинъ:
—
Какая ты прелесть!
—
Пощупай Жоржина! это настоящее!
Ее ощупывало множество пальцевъ. Роза уже чув-
ствовала ихъ на всемъ тѣлѣ. Она высвободилась изъ
объятій, возмущенная, взбѣшенная.
—
Пустите меня!—кричала она.
Съ распущенными волосами, въ разстегнутой юбкѣ,
она брыкалась и отбивалась ногами, тыча кулаками,
куда попало. Жоржина получила ударъ въ глазъ. Всѣ
вдругъ вскочили. Одна изъ женщинъ, въ пылу ревно-
сти, повисла на рукѣ у своей подруги, другая, вся крас-
ная, бросилась Розѣ на шею, укусила ее и крикнула:
—
Ахъ ты, сопля!
Вдругъ все, точно по волшебству, пришло въ поря-
докъ. Роза очутилась на кровати рядомъ со старухой;
всѣ лежали на своихъ тюфякахъ, ни одной души не
видно было на ногахъ... Одна изъ сестеръ надзиратель-
ницъ, проводившая партію въ „ящикъ", тоже вскорѣ
переполненный, услыхала шумъ ссоры и освѣдомилась
о причинѣ ея черезъ дверцу.
Мало-по-малу, съ приближеніемъ полуночи, всѣми
овладѣвалъ сонъ. Тѣла вытягивались и становились
неподвижными. Шумъ постепенно переходилъ въ гуль.
Усталость и несчастія, фальшивыя радости и неподдѣль-
ныя горести,—все успокаивалось подъ вліяніемъ сна,
смѣняясь краткимъ забвеніемъ. Среди гула сонныхъ ды-
ханий, прорывавшагося короткими стонами, въ тоскли-
вой тишинѣ, болѣе страшной, чѣмъ шумъ, носилось
еще большее страданіе: навязчивыя грезы переживало
ЛѴоезРа3нТеЬ могла уснуть. Локоть старухи упился ей в
бок.. Сосѣдка с. другой стороны
рот. и раскинув, руки. Роза приняла мѣры к. тому,
чтобы ея юбка не касалась лишайных, рук.. Она боя-
лась чесотки Душа переполнилась отвращен.ем. и то-
речькГпрежнія мечты о будушем. дразнили. ее^своей
жестокой ироніей. Прикасаясь ко всему этому ужасу,
Гна теряла вѣру в. зЯвтрашній день. Как. она одино-
кя! Что осталось ей въ жизни.
К Она машинально принялась разбирать надпись вы
лѣлявшѵюся черными буквами по грязновато-сѣрымъ
стѣнамъ- Во время уборки, раздачи пищи и прогулок,
обязательно со'блю/ать тишину! Крики,
"^„прось-
бы оазговоры, даже вполголоса, воспрещаются .
Покорность судьбѣ, приведшая Розу сюда, внезапно
оставила ее ТяЯкелый свод., словно с. трудом, под-
деряшваемый массивными колоннами, вдруг, стал, ее
лавить своей атмосферой порока, всей тяжестью тюре-
мно^ обстановки. oU безсознательно ^^
точп
почувствовав, давившую на потолок, своей
ю/ьмы громаду зданія суда, этого огромна« •сошаль
наго механизма, этого организованнаTM м.ра с. его
системой слѣпыхъ и безцѣльных. коіес., съ огром
ной сложностью законов.,
милостивых.
»
нить, И с. правами, столь жестокими по отношение
%СикібйЫэTMизм. человѣка, впервые взявшая£ли^-
мѣоіе жестоких, хозяев., которые, насладившись ею
и Гя тоЯарками, навалив, на них. бремя материнства
или передав, им. страшныя болѣзни, умывали затѣмъ
во всем, руки, придумывая первый попавшишя пред
логъ—интересы морали или гиг.ены,-чтобы травить
их. как. вредных, звѣрей и казнить этих.. несчаст^
пых. за все, в. чем. они сами были виноваты! Но въ
ZI было Тишком, много природной покорности, и

она была недостаточно развита, чтобы правильно разо-
браться во всемъ.
Чувствуя себя оскорбленной въ своей любви къ
чистоплотности, въ инстинктахъ дѣтской доброты и
искренности, которые всегда были живы въ ней, она
страдала, возмущенная этимъ унизительнымъ свалива-
ніемъ людей въ одну кучу, гдѣ ея впервые коснулась
мрачная изнанка проституціи, оборотной стороны той
жизни, которая ей казалась такой радостной.
Итакъ, съ наслажденіемъ дѣло обстоитъ такъ же,
какъ и со всѣмъ прочимъ! Справедливости нѣтъ, Тѣ,
кого покрывало соучастіе мужчинъ, могутъ прогули-
ваться на свободѣ, обманывать, разорять, передавать
сифилисъ, сколько угодно. Онѣ ѣздятъ въ автомоби-
ляхъ, носятъ шляпки съ перьями. Онѣ священны и не-
прикосновенны. Роза безумно завидовала этимъ ба-
бочкамъ, этимъ привилегированнымъ. Она чуствовала,
что создана аристократкой въ любви.
Эти не подвергались опасности быть арестованными.
Онѣ могли безпрепятственно волочить свои шелковыя
юбки по бульвару, таскаться по Латинскому кварталу...
A тѣ, которыхъ въ повозкахъ развозятъ съ утра до
вечера, тѣ, которыя наполняютъ каждую ночь Депо,—
такія же нищенки, какъ она сама; онѣ добываютъ себѣ
прогштаніе въ канавахъ; это тѣ, которыя перестали
нравиться или которыхъ преслѣдуетъ судьба; это жал-
кія невѣжды, не получившія никакого образованія, безъ
ремесла, безъ красоты, ни къ чему не пригодныя, ста-
рѣющія съ каждымъ днемъ; онѣ являются отбросами въ
глазахъ прохожихъ, жертвою агентовъ,—словомъ, это
безпомоіцный и страшный пролетаріатъ!
Только на нихъ, исключительно на нихъ обруши-
ваются безлошадно репрессіи. Роза съ ужасомъ думала
о завтрашней „барщинѣ": что съ нею сдѣлаетъ Лор-
таль? Префектура заранѣе заставляла сжиматься ея
сердце. А гіотомъ? Потомъ?..
Костлявая спина старухи вздрагивала отъ прерыви-
стаго дыханія возлѣ самой груди Розы. Роза съ ужа-
сомъ смотрѣла на морщинистую кожу шеи, на бѣлые
завитки на жилистомъ затылкѣ. Ей казалось, что она
видитъ передъ собою свой собственный призракъ. Со-
стариться, какъ эта! Возможна ли такая гнусность."
Неужели же это возможно?..
Звѵкъ повернутаго ключа оторвалъ ее отъ этихъ
мыслей. Запирали дверь „ящика" за послѣдней партіеи.
Женское отдѣленіе уже совсѣмъ успокоились при
рѣзкомъ свѣтѣ лампъ. Этимъ вечеромъ въ Депо былъ
полный комплектъ заключенныхъ.
Сквозь рѣшетчатыя отдушины палаты началъ, нако-
нецъ, проникать блѣдный разсвѣтъ. Роза, недавно ус-
нувшая, вся разбитая, потянулась, раскрыла глаза. 1 дѣ
она? Она съ изумленіемъ оглядывала желтоватыя стѣны
и землистыя лица своихъ товарокъ по заключенней
Заострённый черты и припухшіе глаза показывали всъ
недочеты наружности этихъ женщинъ и ихъ расплыв-
шіяся лица. Усталыя тѣла начали подниматься, ^ко-
торый, привыкшія рано вставать, одѣвались, зѣвая и
стоя на своихъ соломенныхъ тюфякахъ.
-
Который часъ?—спросила Роза. Женщина съ ли-
шаями, на которую произвела впечатлѣніе красота и
относительная элегантность Розы, отвѣтила съ оттѣн-
комъ почтительности:—Пять часовъ! Вы не слышали,
какъ звонилъ будильникъ?
Другая сосѣдка—старуха, лежала неподвижно. Ля
губы были стиснуты, глаза широко раскрыты, и вся
она была такъ упорно-неподвижна, что Роза удиви-
лась. Она наклонилась надъ нею, чтобы потрясти ее
за плечо; голова старухи послушно качнулась въ ея
сторону. Встревоженная Роза дотронулась до высох-
шихъ рукъ.
Онѣ были совершенно холодныя.
Чесоточная первая крикнула:
—
Она умерлаі
Роза отбросила руки старухи, пронзительно вскрик-

нувъ. Поднялась кутерьма; женщины перескакивали
черезъ постели, толкались, чтобы лучше видѣть, кру-
гомъ стоялъ гулъ любопытныхъ и испуганныхъ голо-
совъ. Слышались сочувственные возгласы вперемежь
съ грубыми замѣчаніями, несшимися со всѣхъ сторонъ.
Роза, охваченная нервной слабостью, рыдала. Толстая-
блондинка участливо освѣдомилась о ней.
—
Она была возлѣ нея и потому испугалась!—ска-
зала чесоточная.
Но черезъ некоторое время, подъ наблюденіемъ за-
хлопотавшихся сестеръ и наскоро предупрежденнаго
директора, трупъ былъ вынесенъ богадѣлками въ бѣ-
лыхъ юбкахъ, въ грубыхъ корсажахъ, среди общаго
равнодушія. Оставшіяся съ веселымъ гамомъ сворачи-
вали свои соломенные тюфяки.
Онѣ помогли другъ другу взвалить на плечи по-
стели и потомъ шли, согнувшись подъ ношей и упе-
ревшись одной рукой въ бокъ. Во всю длину лѣст-
ницы тянулась эта двойная живая вереница, подняв
шаяся сюда въ видѣ огромныхъ сѣрыхъ четыреуголь-
никовъ и спустившаяся съ пустыми руками. Потомъ
' въ „спальнѣ", превратившейся въ „гостиную", увели-
' чмзшуюся благодаря тому, что всѣ койки были сло-
жены и приставлены къ стѣнѣ, началась непрерывная
бѣготня. Въ ожиданіи супа, который приносился изъ
кухонь въ большихъ котлахъ и раздавался монахинями
въ половинѣ девятаго, однѣ усѣлись по скамейкамъ
вокругъ комнаты, другія прогуливались и разговари-
вали группами, терпѣливо ожидая.
Только человѣкъ тридцать ожидали своей очереди
у уборныхъ, чтобы совершить свой крайне несложный
туалетъ. Одинъ-два старыхъ погнутыхъ бака испол-
няли роль мисокъ. Умывальниковъ и въ поминѣ не
было. Роза дождалась, наконецъ, своей очереди освѣ
житься водой у единственнаго крана. Она подставила
подъ восхитительно-свѣжую струю свое горящее лицо,
смочила свои воспаленные глаза уголкомъ носового
платка. Въ ея воображеніи вдругъ развернулась весе-
лая Луанга... Но тутъ она почувствовала сердитыіі
толчокъ:
—
Ты что-жъ думаешь, другимъ послѣ тебя не надо?
III.
Въ первые дни Аннета ходила, полная какого-то
счастливаго страданія. Она продолжала посѣіцать ма-
стерскую, гдѣ ея усталый видъ и опущенные глаза
возбуждали шутки, симпатію среди посвяіценныхъ, до-
вольныхъ тѣмъ, что ихъ полку прибыло. Два или три
раза въ недѣлю она являлась въ нижній этажъ дома
на улицу Mathurins.
Тамъ ждалъ ее, полный заботливаго вниманія, влю-
бленный Дюмэсъ. Неловкіе гіріемы Аннеты, теперь уже
болѣе освѣдомленной, забавная нѣжность ея и очаро-
вательное юное тѣло захватывали его больше, чѣмъ
какое-либо изъ его прежнихъ увлеченій. Начавшіяся
случайно, они также случайно и кончались. Въ этотъ
же разъ онъ поддался обаянію неопытнаго, но шало-
вливаго, чистаго и смѣлаго существа, съ нѣжной ѵ.
неиспорченной душой.
*
Вначалѣ онъ рѣшилъ больше не встрѣчаться съ нею
и исчезнуть, какъ преступникъ послѣ совершоннаго
преступленія. Но потомъ онъ почувствовалъ, что не
можетъ не желать ея еще больше. Съ каждой новой
встрѣчей онъ, вмѣсто того чтобы отдѣлаться отъ нея,
все больше привязывался къ ней.
Все съ большимъ безпокойствомъ Дюмэсъ слѣдилъ,
не покажутся ли на темной кожѣ признаки болѣзни.
На верхней ли части бедеръ съ атласистой кожей
темно-янтарнаго цвѣта или на другой части худень-
каго торса, покрытаго золотистымъ пушкомъ, появятся
эти роковыя пятна, исчезнувшія теперь съ его тѣла и
появленія которыхъ у себя онъ, вопреки предсказа-
ніямъ Монталя, нисколько не опасался? Онъ не испы-
В. Маргѳрнтъ. Проститутка.
9

тывалъ ни малѣйшихъ угры^е^ій^ считая въ глубинѣ
«r^ZrJTlZZX
Z стояшимъ ceo.
ВкГ : ставшей npo_o
^^^
Г
ЛетИ°ГяГьсГГрыскиГнГс,раГо масла въ
ягодицу ЭТО томительно-длинную
процедуру, послѣ
KTSÄi
слизистой оболочки
которое продолжалось у него нѣсколько »ней. у него
сделалось сильное слюнотечеше^ и рас^ухъ языкъ..
Провались эти лѣкарства. они хуже само
Онъ бросилъ все и чувствовалъ себя лучше^
Еще бы! вѣдь, если вѣрить врачу, дѣло идет'ъ о лѣ
ченіи въ продолженіе чуть
«ррго эти четыре шестинедѣльныхъ курса, п
черебъ извѣст" ые промежутки времени
Ему при-
"Г=
У°Благодаря к"
и его метод, =иаTM
л^
нія, стѣснявшія Дюмэса
послѣ себя легкую красноту. 0н^ »
ачаЛ
0 пре.
прежнюю безшабашную жизнь. ^
*
не б р eraл ъ всѣми предосторожностями настойчи р
комендованными Монталемъ (ни половыхъ сношенш,
высшей категоріи. Она являлась только кускомъ боль-
ного мяса, съ запуганной душой, трепетно ожидающей
приговора.
Дормуа раздвинулъ стальныя ручки и ввелъ внутрь
рожокъ. Подробное изслѣдованіе оказалось излишнимъ,
такъ очевиденъ былъ діагнозъ; но онъ продолжалъ из-
слѣдовать, осторожно и медленно. Онъ мигнулъ Мон-
талю. Нѣтъ никакихъ сомнѣній, бѣдняжка была зара-
жена.
—
Не бойтесь,—сказалъ Монталь,—все уладится. Вы
въ хорошихъ рукахъ. До свиданія, Дормуа.
Онъ ушелъ задумчивый. О, это общество, которое
думало, что сдѣлало все возможное, когда ему удава-
лось запереть нѣсколькихъ зараженныхъ! A гдѣ же
тотъ несчастный мерзавецъ, заразившій это дитя? Что
же его-то не посадятъ въ тюрьму?
Аннета нисколько не заблуждалась, видя, какъ онъ
серьезенъ, и глядя на решительное лицо Дормуа. Какъ
только закрылась дверь, она разразилась страшными
рыданіями, несмотря на всѣ его ласковыя слова.
—
Ничего особеннаго: вы, навѣрное, вылѣчитесь,—
отечески увѣрялъ Дормуа,—особенно, если вы будете
сюда ходить и будете исполнять всѣ мои предписанія...
Онъ осторожно разспрашивалъ ее и становился все
грустнѣе. Значишь, она знала только единственнаTM
мужчину, и того только мѣсяцъ!.. Чѣмъ она занимает-
ся? Есть у нея родные? Аннета по наивности назвала
себя, разсказала нѣкоторыя подробности, которыя за-
интересованный Дормуа старался запечатлѣть въ своей
ясной памяти. Она слушала, охваченная горячей наде-
ждой вылѣчиться, всѣ его предписанія, перечитывала
написанный имъ рецептъ. Аннета взяла его дрожащими
руками, растроганная до слезъ, обѣщая въ точности
слѣдовать ему и придти опять черезъ недѣлю. Въ
аптекѣ ей недолго пришлось ждать; она скоро полу-
чила по рецепту мазь и пилюли. Она ушла почти счаст-
ливая.

Аннета послушно приходила еще нѣсколько разъ.
Ея страх, перед, суровостью Дормуа наполовину- раз-
мялся Припадки стали менѣе интенсивны. Въ мастер
ской о'на сдѣлалась попрежнему усердной работнице*
Она даже собралась писать Дюмэсу, чтобы дать емУ
зніть о себе, так. какъ он. ей так. и не написал.
"
НоІто она откладывала со дня на день из. само-
любия" он., значит., ею не интересуется? Кромѣ того,
ее удерживал, стыдъ, котораго она не могла преодо-
леть Зараженная,-какой ужасъ! Она еще ничего не
подозревала, приписывая свое несчастье зараземгь. от-
вратительных. клозетах, у Зихельмейеръ... Въ сущ
„
Ро«и молчаніе Рауля означало вполне понятную одер-
жанность которую она сама раздѣляла бы. Она была
так. далека от! подозрений по отношение к. нему,
что чистосердечно разсказала про свой роман. Дормуа,
%ГмГРГнаМд°а=ь и прочность своей дружбы
съДюмэі.,
доктор.,
оставшись одинч,
^гво-
вал. взрыв, негодованія противъ него. Он. сейчас,
же отправился к. нему и застиг. Дюмаса вр^плох-
Щлый час. въ рабочем, (кабинете длилась жестокая
сцена, сопровождаемая криками и упреками.
Опѣшившій Дюмэсъ (откуда Монталь мог. J
ѵзнать?) вначале растерялся. Его взгляд, перебегал.
Уот. косовской кожи стѣнъ к. персидским, коврам^
оазбросаннымъ по красному сукну, обращался къ
Р„:2ГжеНніям. охоты въ фламандских. дуб;
~
величественному портрету кисти Сарра-нигде он.
не находил, подходящих, слов, оправдании Напрасно
пробовал, он. в. отвѣтъ на гнѣвные сарказмы Мои
таля выпрямиться, принять высокомѣрный вид. Он-
даже предложил, компенсировать щедрой суммой при
чененное имъ зло...
Докторъ рѣзко заставилъ его замолчать.
_
Ты думаешь, что здоровье и жизнь ближняго пред-
ни табаку, ни спиртныхъ напитковъ - вотъ еще вы-
думки!), придерживаясь менѣе важнаго; имѣлъ туалет-
ныя принадлежности исключительно для себя, отда-
валъ свое бѣлье стирать особо, и т. д. Что съ того,
что докторъ настаиваетъ на возможности внѣполового
зараженія !
Онъ ограничился только изгнаніемъ этой противнои
Лизы, источника зла. Язвительное анонимное письмо,
посланное къ ея хозяевамъ извѣстило ихъ о той опас-
ности, которой подвергались ихъ дѣти. Эта дѣвушка
была общественнымъ зломъ.
Дюмэсъ облегченно вздохнулъ, когда узналъ, что ея
уже нѣтъ. Теперь его ничто не тревожило дома. Что
за глупое обыкновеніе заводить себѣ возлюбленныхъ
въ домѣ! Такъ, напримѣръ, было съ Розой, изъ-за
которой онъ имѣлъ болыііія непріятности. Это всегда
бываетъ, когда примѣшивается материнство!.. Никогда
не знаешь потомъ, какъ расхлебать кашу. Очевидно,
у Розы совѣсть не была чиста. Разъ она не протесто-
вала и такъ легко позволила выгнать себя и больше
уже его не трогала—это доказываетъ, что она забере-
менѣла не отъ него, а отъ кого-то другого; у нея на-
вѣрное было нѣсколько возлюбленныхъ.
Предположеніе это, превратившееся скоро въ увѣ-
ренность, окончательно успокоило его эгоистическую
душонку. Онъ вспоминалъ о ней, какъ о совсѣмъ чу-
жой, но не безъ оттѣнка доброжелательности: „Что
съ нею теперь? Надо будетъ спроситъ у Сарра..." А ея
ребенокъ?.. Живъ ли онъ, нѣтъ ли?., онъ объ этомъ
л не думалъ.
Что касается Лизы, то съ нею у него было лишь
мимолетное увлеченіе. Счастливаго ей пути. Не въ
добрый часъ онъ связался съ нею!
Дюмэсъ сидѣлъ въ своемъ рабочемъ кабинетѣ и
чувствовалъ особенный приливъ энергіи; онъ веселымъ
голосомъ назначалъ по телефону свиданія, распоря-
жался насчетъ продажи, покупки, набрасывалъ черно-
9*

викъ рѣчи, которую вскорѣ долженъ былъ произнести
въ городской думѣ въ Маршанжѣ, на предстоявшемъ
освящен^ „Санаторія для стариковъ«,
выстроенномъ
на большой площади (въ противовѣсъ „ѣтскому иршту
устроенному на другомъ концѣ деревни реакшоннымъ
депѵтатомъ, Жаномъ де-Ліэвиль).
Въ отношеніяхъ съ Пуайеромъ, съ которымъ онъ
встречался на биржѣ, онъ былъ очень сдержан. и
высказывал. какъ бы вскользь сомнѣніе: „Действи-
тельно ли Аннета была непорочна?" Зачемъ втяг^ать
ВЪ это дело третьих. лицъ и давать имъ повод.
В—бы
онъ ни говорилъ, а Аннета ему сильно
ноавилась. Когда онъ ея не видѣлъ, онъ мечталъ а
яР нТжноЬмъ теле, о горьковатом. аромате ея волосу
Онъ представлялъ себѣ ея улыбку, глаза. Онъ даже
думалъ о томъ, не лучше ли для того чтобы она еще
больше принадлежала ему, устроить ей квартиру, какъ
Пуайеръ с'делалъ съ Кло,- но, конечно, гораздо, гораздо
пппше . и немного погодя...
РОнъ"рѣшилъ, что это всегда успѣется, а лучше по-
дождать не проявится ли болѣзнь; если все пойдетъ
—
о да видно будетъ, а если дѣло серьезное
Онъ задумался, но потомъ пожалъ плечами, и вопросъ
былъ исчерпанъ. Съ деньгами всякому горю поможешь,
глѵчаѣ нѵжды Монталь имѣлся налицо...
\ пока Аннета была такъ безкорыстна, что ее удовле-
творяли самые незначительные подарки: зеленые эма-
левые ^асик^ съмелкимъ жемчугомъ вокруг^ несе^
изъ русской кожи, куній мѣхъ къ зимѣ... Такъ Дюмэсъ
завоевывалъ себѣ симпатію! Онъ умФлт это дѣлать!
Записочка, написанная незнакомымъ,
рактернымъ почеркомъ - эта скотина Жанъ^подалъ
ее ему за столомъ, въ присутствш мадамъ
Д^ъ
нарушила его спокойствіе, продолжавшееся цѣлыи мѣ
сяцъ и произвела эффектъ камня, брошеннаго въ зло-
вонную жидкость выгребной ямы.
Аннета, которой онъ не видалъ три дня, назначала
•овиданіе днемъ раньше. Ей необходимо было сообщить
ему что-то очень важное.
Дюмэсъ отнесся къ этому недовѣрчиво, и былъ мо-
ментъ, когда онъ думалъ было какъ-нибудь увернуть-
ся, но искушеніе взяло верхъ. Если предположить, что
она почувствовала первые признаки болѣзни, то ни-
кто его не заставляетъ признаться въ предумышлен-
помъ намѣреніи. Онъ могъ даже разыграть изумленіе
{ему вспомнился одинъ изъ разговоровъ съ Монталемъ)
и представиться ничего не знающимъ о состояніи сво-
его здоровья... Какъ знать? въ случаѣ нужды или если
бѣда велика, можно прервать разговоръ, упрекнуть:
„Прости, пожалуйста, но ты понимаешь, что здоровье"
и т. д . Что его связываетъ въ концѣ концовъ?
Аннета, по мѣрѣ того какъ они сближались, ста-
новилась все болѣе привязчивой. Она искренно и без-
печно наслаждалась этой любовью, которую больше
сама расточала, чѣмъ получала; она впервые испытывала
привязанность, удовольствіе быть любимой, желанной—
іѣдь она такъ долго была лишена всего этого. Когда
Кло торопила ее использовать всѣ выгоды этой связи,
она качала головой и отвѣчала:
—
Потомъ, не такъ скоро.
—
Какъ онъ позволяетъ тебѣ работать у Зихель-
лейеръ?—восклицала возмущенная Кло.
—
Я сама хочу продолжать работать.
Кло издѣвалась надъ нею. Аннетѣ еще теперь слы-
шался ея насмѣшливый голосъ. Дѣлая свой туалетъ на
ночь при закрытыхъ ставняхъ и открытыхъ окнахъ, она
благодушно улыбалась. Ночная бабочка кружилась воз-
лѣ лампы. Теплый ночной воздухъ былъ пропитанъ
БІІНИЛЬНЫМЪ запахомъ геліотропа, росшаго въ горшкѣ.
Вдругъ Аннета остановилась и положила губку. Она
замѣтила у себя маленькую язву на темной кожѣ. Такъ
какъ она не чувствовала никакой боли, то не придала
ос эбеннаго значенія, хотя боялась венерическихъ

заболѣваній послѣ того, какъ ей пришлось видѣть
нѣсколькихъ женщинъ съ отталкивающими лицами,
безъ носовъ и со лбами, покрытыми каучуком..
—
Нѣтъ, это пустяки!—успокаивала она себя.
При слѣдущемъ свиданіи на улицѣ Матюренъ она не
сочла нужным, упомянуть об. этой маленькой неприят-
ности скоро позабытой среди горячих, объятій и бесѣдъ.
Она лежала, совершенно раздѣтая, на смятой постели
и они разговаривали, смѣясь; он., не слушая ее, лас-
кал. ея круглый~плг?и и грудь, а' она выкладывала
весь короб, сплетен, о невѣроятных. любовных,
похожденіяхъ мастериц, фирмы Зихельмейера, о по-
сыльном. примѣрочницы... и пр.
„„„,.'
Через, нѣкоторіе время она начала безпокоиться.
Утром, и вечером, она подолгу разглядывала в. эер-
калѣ СВОЮ язву. В. пять дней она поразительно уве-
личила! и была теперь съ пятиксзпеечную монету
темно-краснаго цвѣта, въ серединѣ чуть выдѣляясь и
обкладываясь крупной пленкой, мягкой, квк. пергамент^
Тут. Аннета рѣшила послать письмо Дюмэсу. она
хотѣла посовѣтоваться со своим, другом.... Она при-
шла смущенная, стыдливая, и поел* нѣкоторых. ко-
лебаній рѣшила сказать, въ чем. дѣло.
Дюмэсъ, осмотрѣвъ ее, вспомнил, о своем, первом,
прышикѣ, которому он. не придал, значенш. Ба! это
быГначало... Он. пошутил., представился равнодуш-
ный чтобы ее успокоить.... Но у него явилось лег-
Яое опасеніе при видѣ ужаса, охватившаго Аннету.
Раскаянія онъ не испытывал, никакого.
ОН. был. из. тѣхъ, которые не смущают, себя
сантиментальными соображеніями перед, лицом, сверш-
шившагося факта. Будучи в. морали Ч«*«TM-TM
к. другим.,-отчасти по тактическим, соображеніямъ,
чтобы прикрывать свои собственные пороки,
«час»
благодаря непослѣдовательности, довольно частой у
такихъ неуравновѣшенныхъ людей, как.,
он.- Дюмэс.
явГся и в! дѣлахъ и в. любви одним, из. тѣх.
многочисленныхъ замаскированныхъ
преступниковъ,
пользующихся почетомъ, которые убиваютъ и обкра-
дываютъ ближняго подъ сѣнью законовъ.
Видя отчаяніе Аннеты, онъ началъ каяться (эти слезы
всегда такъ непріятны!) въ томъ, что затянулъ исторію.
Ахъ если бы эта малютка не влекла его такъ къ се-
бѣ ' Онъ силился ее успокоить, расточая нѣжныя сло-
ва что выходило неловко и глупо. Онъ даже считалъ
себя великодушнымъ, разсыпая любезности безъ наде-
жды на откликъ: при первыхъ его поцѣлуяхъ Аннета
отстранилась. Нѣтъ, сегодня не надо!.. Да и самъ
онъ послѣ всего не испытывалъ особеннаго желанія.
Они разстались довольно холодно.
'
Слѣдующее свиданіе имѣло рѣшающее значеніе. Дю-
мэсъ, обыкновенно очень пунктуальный и являвшійся
даже первымъ на свиданія, немного запоздалъ. Аннета,
не снимая шляпы, ждала его съ лихорадочнымъ без-
покойствомъ. Уже при входѣ онъ замѣтилъ, какъ она
измѣнилась; подъ глазами у нея были синіе круги.,
Сначала она избѣгала смотрѣть ему въ глаза, но по-
томъ искала его взгляда умоляющими глазами.^
—
Въ чемъ дѣло?—спросилъ онъ, смущенный.
—
Плохо, совсѣмъ плохо!—прошептала она, вздох-
нувъ.
Она объясняла, подняла юбки, водила сама рукою
Дюмэса, не очень интересовавшагося подробнымъ ос-
мотромъ. Въ обоихъ иахахъ у нея была безболѣзнен-
ная опухоль, холодная, съ твердыми узелками, катав-
шимися подъ пальцами.
Онъ покачалъ головою. Она еще тише пробормотала.
—
A здѣсь мнѣ больно, посмотри.
Она опрокинулась на голубое одѣяло. Дюмэсъ вспо-
миналъ со смущеніемъ другую Аннету, безпомощную,
нетронутую.
Въ ея слабомъ дыханіи ему слышится пронзительный
крикъ...
Она съ трогательнымъ безстыдствомъ показывала

интимныя мѣста своего поврежденнаго тѣла. Дюмэсъ,
внезапно охваченный отвращеніемъ, увидѣлъ свой про-
ступокъ во всей неприглядной наготѣ.
Онъ молчалъ, испытывая дикое желаніе отвернуться
отъ нея, бросить ее, чтобы никогда больше не встрѣ-
чаться съ нею. Желаніе, подымавшееся въ немъ все
это время, исчезало, давъ мѣсто безсмысленному и глу-
бокому отвращенію. Онъ видѣлъ по ея вопрошающимъ
глазамъ, что надо что-нибудь сказать. И пустился въ
пространный объясненія.
Все это пустяки. Не было никакихъ поводовъ къ ея
болѣзни. Это самое обыкновенное воспаленіе. Вѣдь они
оба совершенно здоровы, не правда ли? Но можетъ
быть, они были недостаточно благоразумны? Она вѣдь
такая хрупкая! Можетъ быть ей необходимъ отдыхъ,
и поэтому имъ надо рѣже видѣться... Кромѣ.того, если
ее мучитъ безпокойство, то ей слѣдовало бы посовѣ-
товаться съ хорошимъ врачомъ. Онъ можетъ рекомен-
довать ей нѣкоторыхъ, особенно доктора Копуло. И онъ
насильно сунулъ ей въ руку синюю стофранковую бу-
мажку—все, что у него было при себѣ. Конечно, ей
вѣдь предстоятъ кое-какіе расходы...
Смущенная Аннета не противилась. Ея нѣжность хотя
и нѣсколько стѣсненная, готова была прорваться. Ей
такъ хотѣлось, какъ въ былыя времена, ласки, утѣшеній..
Но Дюмэсъ ускорилъ разлуку. Миражъ исчезъ. Вмѣ-
'Сто очаровательнаго тѣла, нѣжной янтарной кожи, боль-
шихъ синихъ глазъ, кроткихъ и веселыхъ, онъ видѣлъ
передъ собою страданіе и болѣзнь. Это были двѣ ве-
щи, внушавшія ему отвращеніе, къ которому присо-
единялось молчаливое сознаніе того, что онъ является
причиной ихъ, это еще больше увеличивало чувство
невыносимой неловкости.
Поцѣловавъ слегка Аннету въ лобъ, онъ вышелъ
-первый. Воздухъ на улицѣ показался ему восхититель-
нымъ. Онъ вдыхалъ его съ чувствомъ избавленія. Толь-
ко его и видѣла эта дѣвочка! Достаточно будетъ, если
онъ за это что-нибудь уплатитъ, изъ чувства коррект-
ности по отношенію къ Пуайеру. Дѣло уладится, какъ
все вообще улаживается на свѣтѣ.
Дѣйствительно, онъ былъ правъ: все уладилось, но
далеко не такъ, какъ онъ думалъ.
Аннета, не ожидавшая такого отношенія къ себѣ
со стороны Дюмэса и такого сухого прощанія, переби-
рала въ своей памяти разныя событія послѣдняго вре-
мени. Онъ часто бывалъ съ нею грубъ, чѣмъ шоки-
ровалъ ее. Онъ разставался съ нею невѣжливо... Былъ
ли онъ дѣйствительно хорошій человѣкъ? Она чувство-
вала себя покинутой и одинокой въ своемъ горѣ.
Въ мастерской она не рѣшилась никому признаться.
Она сильно боялась, чтобы ея страданія—скорѣе нрав-
ственный, чѣмъ физическія—не выдали ее. Между тѣмъ
она еле двигалась, чувствуя себя совсѣмъ разбитой...
У кого искать совѣта?
У Рауля? Нѣтъ, это оскорбляло ея стыдливость
и женскую чувствительность. Она предпочитала лучше
его не видѣть нѣкоторое время, до полнаго выздо-
ровленія. Черезъ недѣлю-другую она ему напишетъ,
если онъ раньше не вспомнить о ней. Она надѣялась
на послѣднее.
Кло? Но гордость не позволяла ей дѣлать такихъ
признаній. Благодаря невѣжеству и страху передъ ве-
нерическими болѣзнями, она терзалась тайнымъ сты-
домъ. Если она дѣйствительно схватила эту ужасную
болѣзнь, то пусть это никому не будетъ извѣстно!
Но гдѣ, какимъ образомъ это могло съ нею случить-
ся? Она слышала, что можно заразиться случайно, бла-
годаря стакану, изъ котораго раньше пилъ больной,
или черезъ грязное сидѣнье въ уборной.. Но она не
подозрѣвала простой и трагической истины.
И Дюмэсъ, удивленный тѣмъ, что не слышитъ ниче-
го объ Аннетѣ,—самому отыскивать ее ему въ голову
не приходило!—напрасно допрашивалъ Пуайера. Нѣтъ,
Кло ничего не знаетъ объ .Аннетѣ...

—
Но вы сами развѣ съ нею уже не видаетесь?
—
Избѣгаю...
—
Что же, у васъ не сладилось?
—
Кхе, кхе! Мнѣ кажется, она не совсѣмъ здорова...
Онъ сдержался. Пока довольно было этой инсинуа-
ціи... Если Аннета потихоньку будетъ лѣчиться, то не-
чего объ этомъ распространяться. Во всякомъ случаѣ,
онъ отстранитъ малѣйшія подозрѣнія отъ своей осо-
бы .. Вгірочемъ, онъ былъ спокоенъ. Никто ничего не
подозрѣвалъ. Одинъ только Монталь!.. Монталь былъ
воплощеніемъ молчанія съ чужими ему людьми. Кромѣ
того, его связывала профессіональная тайна... A затѣмъ,
онъ не зналъ о существованіи Аннеты.
Чѣмъ все держится на свѣтѣ? Въ тотъ самый день,
какъ Дюмэсъ размышлялъ обо всемъ вышесказанномъ,
одна изъ случайностей, которыми изобилуетъ жизнь,
перепутала всѣ его расчеты.
Аннета, случайно прочитавшая въ газетѣ статью о
сифилисѣ', въ которой между прочимъ предостерегали
отъ шарлатановъ, начала сомнѣваться въ Копуло. Его
имя слишкомъ часто попадалось на объявленіяхъ, соста-
вленныхъ изъ широковѣщательныхъ фразъ вокругъ
его изображенія, украшеннаго молдаво-валахскими ор-
денами. Въ этой же статьѣ отзывались съ похвалой о
даровыхъ консультаціяхъ въ больницѣ Санъ-Луи. Тамъ
поочередно принимали знаменитые врачи, назначалось
леченіе и раздавались даромъ лѣкарства.
Однажды утромъ Аннета рѣшительно направилась
къ этой старинной больницѣ. Увидя надъ древними
стѣнами и въ открытую рѣшетку обширныя крыши,
строгій фасадъ изъ краснаго кирпича и сѣраго камня,
постройки временъ Генриха IV, она чуть не поверну-
ла назадъ. Народъ группами дожидался на троттуарѣ,
тутъ была самая разношерстная публика: пиджаки и
блузы, артиллеристъ въ мундирѣ, женщины простово-
лосый и въ шляпкахъ, какъ она; все вмѣстѣ взятое
заставило, наконецъ, Аннету войти. .
Ей, какъ и другимъ, пришлось дожидаться въ боль-
шой свѣтлой комнатѣ, уставленной цѣлымъ рядомъ
скамеекъ, особаго пріемнаго часа для женщинъ; въ
пріемную для консультаціи она зашла, когда тамъ было
уже полно.
Слышался гулъ голосовъ, волненіе больныхъ, раз-
дѣвавшихся, чтобы показать пораженныя мѣста; при
яркомъ свѣтѣ, падавшемъ изъ высокихъ пролетовъ, то
и дѣло бѣлѣли спины; сидѣлки въ сѣрыхъ блузахъ
безпрестанно сновали взадъ и впередъ. Въ глубинѣ
комнаты, позади столовъ, за которыми сидѣли врачи,
осматривавшіе больныхъ, группировалась тѣсная кучка
ассистентовъ, студентовъ съ наклоненными головами,
врачей, явившихся за справками — цѣлая галлерея лицъ,
увлеченныхъ наукой, пришедшихъ сюда за знаніями и
съ цѣлью научиться и облегчать человѣческія страданія.
Аннета, видя, что никто на нее не обращалъ внима-
нія (больныя были заняты исключительно собою, а
врачи—болѣзнью), начала успокаиваться. Она была
одѣта во все темно-сѣрое; ея волнистые волосы были
покрыты сѣрой фетровой шляпой съ единственной ро-
зой. Она задрожала, когда къ ней обратились съ во-
просомъ:
—
Что у васъ, мадемуазель?
Ея неопытность, нѣкоторая изысканность, рѣзко от-
личавшія ее отъ сосѣдокъ, обратили на себя вниманіе
одного изъ врачей-ассистентовъ, разговаривавшаго въ
глубинѣ комнаты съ другимъ господиномъ, высокая,
худая фигура котораго, лысый лобъ и добродушный
видъ прежде всего бросились въ глаза Аннетѣ.
Это былъ Монталь, явившійся въ больницу къ за-
вѣдующему лабораторіей, доктору Гюртрелю, микро-
скопическими изслѣдованіями котораго онъ сильно
интересовался, и мимоходомъ зашедшій на пріемъ. Онъ
бесѣдовалъ съ однимъ изъ своихъ любимыхъ учени-
ковъ, докторомъ Дормуа.
Когда Монталь покидалъ свою службу въ этой боль-

ницѣ, чтобы перемѣнить ее на каѳедру на медицин-
скомъ факультетѣ, онъ позаботился, чтобы на одно
изъ желанныхъ всѣми мѣстъ ассистента попалъ док-
торъ Дормуа. Это былъ дѣльный человѣкъ, который,
наверное, хорошо будетъ выполнять свою работу.
-
Посмотрите, пожалуйста, на эту дѣвочку, милый
профессоръ,—сказалъ ему Дормуа.
-
У нея очень несчастный видъ. Позовите ее...
Смущенная Аннета подошла и, краснѣя, разсказала
о своемъ горѣ.
.
Дормуа со свойственнымъ ему добродушіемъ, сни-
скавшимъ ему любовь всѣхъ, кто зналъ его ласково
потрепалъ ее по щекѣ. Его безцеремонное обращение
благодаря которому больныя дѣлались довѣрчивѣе не
оскорбляли ее; въ немъ ей чувствовалось состраданіе.
_
Ничего, ничего, дитя мое, пройдите сюда.
^
Онъ ввелъ ее въ узкій застекленный кабинету вы-
ходивши* въ большую пріемную, загроможденную подъ-
емнымъ кресломъ съ маленькимъ столикомъ, уставлен-
ньшъ зеркалами, ватой и асептическими жидкостями
Монталь, заинтересованный тонкимъ лицомъ Аннеты
и умными глазами, зашелъ сюда вмѣстѣ со своимъ
ученикомъ, закрывъ за собою дверь.
-
Садитесь сюда, не сменяйтесь и не боитесь ни-
чего' этотъ господинъ-знаменитый профессоръ.
-
Я не боюсь,-пробормотала довѣрчиво Аннета,
почти успокоившись.
к
Открытое лицо Дормуа, его серьезность, У-І«баю-
щіжЛубы, остроконечная бородка, а главное
го
ясный, притягивающій взглядъ произвели на Аннету
сильн^ впечатлѣніе. Другой, видно, тоже хорош* че-
довѣкъ Она откинулась назадъ, закрывъ лицо ру
ка^н изъ подъ которыхъ наблюдала за происходив-
Ш Впервые въ своей жизни она не испытывала ни чув-
ства кокетства, ни неловкости. Она не чувствовала
себя женщиной передъ лицомъ этих, людей особенной,
ставляютъ собою товаръ, который можно купить?..
Разъ ты позволяешь себѣ такія веши, то оставь при
себѣ свои деньги, мой другъ! Аннету и безъ нихъ бу-
дутъ хорошо лѣчить. Лучше, чѣмъ тебя, повѣрь мнѣ!..
Но имѣй въ виду, что сегодня же вечеромъ она будетъ
знать все, чѣмъ она тебѣ обязана, слышишь ли?.. Все...
Будь, что будетъ! Когда рѣшаешься на такіе поступки,
то надо быть готовымъ переносить всѣ послѣдствія
ихъ. Есть справедливость особаго рода, ты знаешь?
Нѣтъ, не хотѣлось бы мнѣ быть въ твоей шкурѣ,
когда ты состаришься!..
—
Но!..
—
Прощай!
И онъ собрался уходить, не желая больше ни о
чемъ говорить.
Молча, не принимая даже протянутой руки, Монталь
ушелъ. Дверь захлопнуласъ за нимъ.
Въ первую минуту Дюмэсъ безмолвно размышлялъ.
Затѣмъ, пожавъ плечами, пошелъ въ свой рабочій
кабинетъ. Что можетъ случиться?—Ничего!
Скандалъ?.. Робертъ представилъ ему вещи въ худ-
шемъ свѣтѣ. Устроитъ ли^онъ ему пакость съ Анне-
той, раскрывъ ей глаза? Вѣдь и такъ она въ одинъ
прекрасный день узнаетъ все; удивительнее всего то,
что она не заподозрила правды въ первый же день.
Къ счастью, законъ не вмѣшивается въ эти дѣла...
Притомъ, можно отрицатъ всякую виновность. Что
касается суда,—то все это ложь!.. Божьяго суда на-
прасно искать на грѣшной землѣ. А что касается
людского...
Дюмэсъ началъ спокойно насвистывать; усѣвшись за
столь, онъ нажалъ кнопку звонка. Старый Жанъ
явился:
—
Грогъ и виски!
Съ лимономъ и горячей водой—это
прекрасная
встряска нервамъ. Что онъ тутъ распѣвалъ, этотъ
Монталь, о своемъ лѣченіи?.. Дюмэсъ заподозрѣлъ, что

ОНъ завидуетъ его выз^ов лешю,
«
почти 'вылѣче^Онъ ГегоТол—го
въ себ,
"ГСпГ
вХГІ
=г
пріятныя впечатлѣнЬі. Аннета, всл.дъ за Розой, ушла
В^пуска^NoПсъД лѣстницы, ^
онтаЛВ
^^^^^д^^Гна
больше никогда не подниматься по шА Приня,
себя заботы несчастной жертвы Дюмэса о
TMТЪ
слишкомъ глубокая paJna
"иГ ен^ ихъ взгляды на жизнь діаметрально-проти-
я берусь ее лѣчить".
Пѵскай это злодѣй-
Онъ ограничился ^^^^„^беннымъ вмѣстѣ
ство
Дюмэса останется навѣки^погр
^^
со многими другими въ его совѣстш
,
.
, Пця является исповѣдальнеи ужасныхв
шаемыхъ подъ ^TMшемъ страс
безпокойная мысль;
Его не переставала "Р6^^^
угрозу? Имѣлъ
привести ли ему въ исп0TMХаTMостейР врача, кото-
ли онъ право, не нарушая
АРннету? Но,
рому Дюмэсъ довѣрился, :^сть Фаета освобождала
-/ГЙзтоСг7что
-въ
друга:
ТнГпрГоіиГи ГНЭГѵ«шло два четверга,
а Аннета все не являлась къ Монталю. Онъ освѣдо-
мился у Дормуа. Но она, оказывается, не являлась
больше въ больницу. Это ихъ удивляло, такъ какъ
она не была похожа на тѣхъ, которыя послѣ одной-
двухъ консультацій исчезаютъ навсегда, подхваченныя
водоворотомъ парижской жизни.
На другой день поел, того, какъ она вид,лась съ
}Дормуа въ посл,дній разъ, Аннета возвращалась домой,
проработавши у Зихельмейеръ до полуночи. Она, какъ
всегда въ посл,дніе два года, шла по Севастопольскому
бульвару, гдѣ, благодаря наступившимъ холодамъ,
стало меньше народу. Поел, иавѣстной исторіи она
ни разу не выходила такъ поздно одна на улицу. Была
морозная февральская ночь, св,тила луна.
Она быстро шла, стуча каблуками по твердому ас-
фальту. Жалкія женскія фигуры перес,кали его вдоль
и поперекъ. Вдругъ на улиц, Блондель она зам,тила
двухъ женщинъ, б,жавшихъ впереди цѣлой группы
полицейскихъ агентовъ въ котелкахъ и короткихъ
пальто... Она сразу узнала „блюстителей нравовъ".
Другая группа шла по другому направленTM, аресто-
вывая стоявшихъ поодиночк, подъ т,ныо фонарей
или затрогивавшихъ мужчинъ.
При вид, ихъ у Аннеты.сжалось серце. Ей вспсЯ
мнилась вся грязь, которую она пережила, и ею овла-
іѣло такое отвращеніе, что у нея явилось даже ощу-
ценіе горечи на язык,. Внезапно ее осѣнила нел,пая
мысль: а вдругъ эти люди ее арестуютъ?
И вм,сто того, чтобы продолжать спокойно свой
путь, она необдуманнымъ жестомъ подобрала свои
юбки и, сд,лавъ скачокъ въ сторону, бросилась уди-
рать.
* Вскор, она услышала за собою чьи-то преслѣдую-
щіе тяжелые шаги. Она задыхалась, настигаемая пре-
сл,дователями. Прохожіе злорадно оглядывались; одинъ
полицейскій преградилъ ей путь, и въ то же время
зъ ея кисть впились пять толстыхъ пальцевъ.
10
В. Маргеритъ. Проститутка.

Она узнала того самаго полицейскаго, который ее
арестовалъ въ первый разъ; это былъ тотъ, съ чер-
ными щетинистыми усами, который тогда взвелъ на
нее ужасное обвиненіе. Онъ тоже разглядѣлъ ее бы-
стрымъ, чисто-полицейскимъ взглядомъ:
—
Ага, моя прелесть! Опять встрѣтились!
—
Пустите меня!,—кричала она.
И, отбиваясь, она царапалась свободной рукой.
—
Повезти тебя?.. Нѣтъ?.. Ну, такъ идемъ.
—
Пустите меня! — умоляла она, совсѣмъ убитая.
Но усатый засмѣялся.
—
Какъ разъ! А почему вы изволите удирать, мой
дружокъ?
Затѣмъ
послѣдовала Голгоѳа: сначала дымный и
шумный участокъ, насмѣшникъ—Люка.
„Теперь въ Депо" —сказалъ онъ ей... Потомъ отвра-
тительное столпо.твореніе въ арестансткой.
Арестантская повозка, куда ее впихнули, шестую по
счету, подъ тусклымъ взглядомъ сторожа и лукавыми
взглядами старшаго... тряская ѣзда... Permanence*)...
перекличка... Депо... еще перекличка... Неумолимое
зубчатое колесо вертѣлось не переставая въ ея изму-
ченномъ мозгу. Потомъ она видитъ, какъ партію впу-
скаютъ въ открытую камеру, видитъ синій съ чер-
нымъ чепецъ доброй сестры, которая волнуется, ма-
шетъ руками... Все это Аннета не переставала видѣть
въ своихъ горячечныхъ галлюцинаціяхъ; наконецъ она
свалилась, одѣтая, на жесткую кушетку и заснула
тревожнымъ, тяжелымъ сномъ въ удушливомъ мракѣ
четырехъ стѣнъ.
IV.
Аннета еще спала, когда '"дверь ея камеры откры-
лась. Монахиня, стоя у порога, говорила ей:,
*) Permanence—мѣсто придварительнаго заключенія проститу-
токъ, сутенеровъ и т. д.
Примѣч. перевод.
—
Васъ ждутъ.
Она поднялась; все качалось передъ ея глазами.
Она хотѣла смочить водою виски, протестовать, тре-
бовать своихъ правъ... Но у кого? Монахиня откры-
вала уже другія двери, откуда выходили совсѣмъ мо-
лод ыя ^женщины, дѣвушки, одна дѣвчонка съ косой
на спинѣ; всѣ онѣ покорно шли вдоль желѣзныхъ
балконовъ слѣдомъ за черной юбкой монахини.
Аннета, подражая имъ, двигалась, какъ автоматъ.
Свѣтъ отъ лампъ, смѣшанный съ тусклымъ дневнымъ
• свѣтомъ, придавалъ мрачному залу съ рядами камеръ
видь гроба...
Внизу подъ бдительнымъ надзоромъ другой сестры
образовалась другая группа у полуоткрытыхъ выход-
ныхъ дверей. По другую сторону, переваливаясь съ
ноги на ногу, стоялъ въ бѣлыхъ перчаткахъ, съ ки-
веромъ на головѣ, съ ремешкомъ подъ гюдбородкомъ,
республикански гвардеецъ, готовый принять не заре-
гистрированныхъ, которыхъ сторожъ пересчитывалъ.
Ежедневно въ десять часовъ утра служащіе въ муни-
ципалитет второго бюро префектуры, находящагося во
дворѣ Депо, на разстояніи двадцати метровъ отъ него,
расхаживали, какъ часовые, взадъ и впередъ.
Съ незарегистрированныхъ, которыхъ было меньше,
открывалось засѣданіе Лорталемъ, помощниковъ началь-
ника второго бюро, всемогущими вершителемъ судебъ
проститутокъ.
—
Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать... Одной
не хватаетъ!
—
Какимъ образомъ это могло случиться?
Монахиня, на попеченіи которой были камеры, и
другая собиравшая женщинъ^въ группы, были обѣ очень
сконфужены и спрашивали другъ друга.
—
Вы заперли одну вмѣстѣ съ зарегистрированны-
ми, подалъ голосъ сторожъ.
—
Вы бы ее такъ и записали!
Кисло-сладкіе голоса шутливо упрекали другъ дру-
10*

га въ присутствіи арестантокъ. Послѣднія молча съ
лукавымъ смиреніемъ наблюдали эту сцену. Сторожъ
быстро дѣлалъ перекличку. Аннета, услышавъ свое
имя, встрепенулась.
—
Это я!
Ей хотѣлось крикнуть, выразить словами все, что
тѣснило ея истерзанную душу, мрачная тяжесть тю-
ремной обстановки, безмолвіе ея сосѣдокъ, безсиль-
ное ничтожество товарокъ, удручало ее. Кромѣ того,,
ею овладѣло то же чувство, что и во время первой пере-
дряги* это сознаніе того, что она—ничтожество, песчин-
ка, которую давитъ огромное колесо, соломинка въ
рукахъ неумолимой, таинственной и тѣмъ еще болѣе
страшной силы!.. Ко всему еще присоединялось вос-
поминаніе о своей болѣзни, которую она, несмотря
на всѣ увѣренія Дормуа, считала унизительной и по-
зорной... Она не рѣшалась поднять голову, точно ее
давило сознаніе страшной вины.
Она не слышала, какъ сторожъ сказалъ:
—
Это Роза Дебуа попала къ зарегистрированными.
Она не замѣтила вначалѣ вновь пришедшей. Роза,
со шляпой въ рукахъ, улыбаясь, присоединилась къ,
толпѣ.
—
В передъ!
Шествіе потянулось попарно въ вестибюль канце-
ляріи прошло черезъ рѣшетку, въ бронзовую дверь...
Рѣзкій холодъ заставилъ всѣхъ съежиться, поднять
ВОРОТНИКИ. Аннета машинальнымъ движешемъ придер-
жала бывшую у нея на шеѣ лисью горжетку. Она шла,
ничего не видя.
—
Однако, морозъ пощипываетъ!-сказала Роза.
Она подняла глаза, впервые взглянувъ на свою со-
сѣдку, ожидая отъ нея одобренія.
Пораженная, всматривалась она въ Аннету... Воіь
удивительное сходство!.. Возможно ли это."
—
Мадемуазель?
л
Аннета, при звукѣ знакомаго голоса, пришла въ себя.
и смотрѣла на Розу съ удивленіемъ. Та же мысль прони-
зала ее... Возможно-ли это? Онѣ сразу узнали другъ
друга и одновременно воскликнули:
—
Розетта!
—
Анни!
Прошедшее живо встало передъ ними, воскресая въ
ихъ памяти. Онѣ пожимали другъ другу руки, цѣло-
вались и все повторяли: „Это ты, ты!"
Дѣвченка съ косой крикнула:
—
Чего лижетесь, поцѣлуйки? Не можете дождаться
постели!
Республикански гвардеецъ засмѣялся жирнымъ смѣш-
комъ, но вдругъ пріосанился: входили въ маленькую
комнату, изъ которой шелъ узкій коридоръ къ бюро
Лорталя; онъ скомандовалъ:
—
Смирно!
Второй гвардеецъ стоялъ у дверей бюро въ ожиданіи
лриказаній помощника начальника. Корридоръ напол-
нился сначала передними парами, шедшими теперь гусь-
комъ. Аннета и Роза, заключавшія шествіе, имѣли воз-
можность немного побесѣдовать подъ равнодушнымъ
взглядомъ служащаго въ бюро.
Въ короткихъ фразахъ, разсѣкавшихъ мракъ, освѣ-
;давшихъ нѣкоторые уголки ихъ жизни, онѣ изливали
всѣ свои горести. Ихъ старая привязанность другъ къ
іругу вспыхнула съ силой благодаря тому, что обѣ онѣ
очутились въ одинаково несчастномъ положеніи. Роза
такъ низко пала, безъ средствъ и съ малюткой на
рукахъ!.. Аннета одинока и больна... Онѣ жаловались
цругъ другу; каждая находила, что ея судьба менѣе
печальна, нежели судьба ея подруги; ихъ сердца напол-
нялись нѣжнымъ состраданіемъ. Онѣ успѣли обмол-
виться только нѣсколькими словами.
Теперь обѣ были уже въ коридорѣ. Ихъ очередь
приближалась. Лорталь, по обыкновенію, торопился съ
допросомъ. Ихъ провожатый, служащій въ муниципа-
литет^ шелъ сюда опять, ведя изъ Депо первую"! партію

зарегистрированных^ Аннета и Роза молча смотрѣли
другъ на друга глубокимъ взглядомъ, схватившись за
руки, обрадованныя этой удивительной встрѣчей. Это
была, такъ сказать, остановка-увы! слишкомъ крат-
кая—гого потока, который обѣихъ уносилъ помимо
ихъ сознанія.
Раздался голосъ изъ конторы:
—
Роза Дебуа.
Она не разслышала, такъ какъ стояла почти спиною
къ двери. Сторожъ рѣзко повторилъ:
—
Роза Дебуа.
Зд"ѣсь.
Роза взглядомъ простилась съ Анкетой и вошла въ
бюро. Она ничего не замѣчала въ этой узенькой ком-
нат* все ея вниманіе было устремлено на Лорталя,
сидѣвшаго за своимъ столомъ, заваленнымъ бумагами.
Склонивъ голову, онъ сп*шно знакомился съ дѣломъ
новой обвиняемой. Онъ, видимо, былъ сильно не въ
^Ежедневно въ половин* девятаго Лорталь, входя въ
свой кабинетъ, находилъ дѣло объ арестахъ, произве-
денныхъ наканун*, вм*стѣ съ полицейскими протоко-
лами къ нимъ. Первымъ дѣломъ, появляясь въ бюро
и просматривая бумаги (онъ это дѣлалъ передъ прихо-
домъ вызываемой къ нему,) онъ открывалъ настежь
окно.какаябы ни была въ комнат* температура. Лорталь
обладалъ очень тонкимъ обоняніемъ.
Ему ненавистенъ былъ запахъ запертой комнаты,
особенно такой крошечной коробки, какъ эта, гдѣ, по
его увѣренію, и отъ зеленыхъ бумагъ съ зелеными ли-
нейками, и отъ казенной мебели краснаго дерева, и отъ
книжной полки съ пыльными книгами и зелеными за-
навѣсками, и отъ зеленыхъ обоевъ, зеленаго экрана,
зеленаго ковра, отъ всего несло затхлостью, сквернымъ
запахомъ, оставшимся отъ множества женщинъ, кото-
рый въ продолженіе столькихъ лѣтъ проходили, стояли
здѣсь передъ его предшественниками и передъ нимъ,
на уголкѣ протертаго коврика... Упорый "запахъ деше-
выхъ духовъ, противные слѣды мокрыхъ юбокъ, стоп-
танныхь и грязныхъ башмаковъ, дыханій больныхъ или
пропитанныхъ
алкоголемъ,
неистребимое
зловоніе
грязи...
Съ того момента, какъ Лорталь вѣшалъ свое пальто
и шляпу, начинались его муки. У него было только
одно желаніе: какъ можно скорѣе избавиться отъ еже-
дневныхъ посѣтительницъ, окончить скорѣе эту проце-
дуру! Что бы ускорить свое освобожденіе и дать воз-
можность носу скорѣе надышаться свѣжимъ воздухомъ,
онъ наскоро задавалъ вопросы, торопилъ съ отвѣтами,
присуждалъ ежегодно, съ несправедливостью поднаго
безучастія, несколько сотенъ несчастныхъ къ тюремному
заключенію въ общей сложности почти на двѣсти ты-
сячъ дней.
Такимъ образомъ, для того, чтобы Лорталь могъ
скорѣе получить свою драгоцѣнную свободу, дышать
чистымъ воздухомъ, тюрьма Сэнъ-Лазаръ*) наполнялась
заключенными. Бѣдняжки могли сгнить въ этой клоакѣ.
Съ тѣхъ поръ, какъ Лорталь былъ назначенъ помощ-
никомъ начальника второго бюро, замѣнивъ Гюйе, сред-
нее число наказаній тюремнымъ заключеніемъ увеличи-
лось на одну четверть. Во времена Гюйе, человѣка
уравновѣшеннаго и пунктуальнаTM чиновника, въ мѣру
примѣнявшаго драконовскія правила относительно про-
ститутокъ, послѣднія попадали въ S.- Lazare не больше,
ч*мъ на сто пятьдесятъ тысячъ дней въ общей слож-
ности, Этотъ режимъ, возмутительный даже при без-
ч пристрастномъ человѣкѣ, сдѣлался при Лорталѣ чѣмъ-
то чудовищнымъ.
Происходило это не отъ того, что почтенный помощ-
никъ былъ безчестнымъ человѣкомъ. Внѣ сферы своей
службы онъ ничѣмъ не отличался отъ большинства;
онъ былъ ни добръ, ни золъ, учился посредственно,
*) Тюрьма съ больницей исключительно для проститутокъ.
Прим,, персе.

получилъ степень бакалавра, потомъ сталъ чиновни-
комъ. На все у него составились непреклонные взгляды,
какіе вырабатываются среднимъ образованіемъ. Неспо-
собный къ обобщеніямъ, не имѣя своего собственнаTM
мнѣнія на счетъ чего бы то ни было, онъ являлся
однимъ изъ безчисленныхъ нродуктовъ этого обезли-
чивающаго учрежденія, функціонирующаго подъ покро-
вительствомъ государства, подъ названіемъ средней
школы. Лорталь былъ доволенъ общественнымъ укла-
домъ; онъ никогда не задавалъ себѣ мучигельныхъ
вопросовъ. Будучи отъ рожденія рабомъ принципа
власти, онъ произвольно сажалъ въ тюрьму невинцыхъ,
во-первыхъ потому, что аккуратно получалъ за это
мѣсячное жалованье, а во-вторыхъ, потому, что буДу-
чи порядочнымъ человѣкомъ, экономнымъ и хорошими
мужемъ и отцомъ, онъ считалъ нужнымъ расправлять-
ся съ преступницами. По этому поводу онъ разсыпал-
ся въ стереотипныхъ фразахъ. Иногда далее, въ бесѣ-
дахъ со своимъ начальникомъ Вали, онъ небрежно
вставлялъ латинскіе афоризмы.
Вали никогда не показывался на ежедневныхъ пріе-
махъ. Онъ ограничивался тѣмъ, что выходилъ два
раза въ недѣлю, когда происходила запись въ спе-
ціальные списки. Въ остальномъ онъ вполнѣ полагал-
ся на Лорталя. ІТослѣдній, въ свою очередь, но воскре-
сеньямъ поручалъ свои дѣла подчиненнымъ. Ихъ мио
ci я заключалась въ томъ, чтобы выпускать »аугадъ
случайно-арестованныхъ, пойманпыхъ на улице. Осталъ-
ЙЫЯ ожидали своей участи въ Депо съ субботы- до
чшщедѣльника.
Кроме Лорталя И Вали, въ числѣ высшей' админи-
страции былъ еще одшгь начальник отдѣлжнія, завѣ-
дывавшій приказами и делопроизводством^ Самыми
же главнымъ руководителемъ и самздержцемъ являл-
ся нрефектъ полиціи, наслѣдовавшій верховную; власти
намѣстниковъ царства уголовщины и вершившій дела^
неограниченный владыка.
Такъ, въ зависимости отъ разныхъ случайностей,
функціонировала чудовищная машина полицейской рег-
ламентаціи, веками давившая низы проституціи. Ми-
лостивая къ сильнымъ, прекраснымъ и счастливымъ
женщинамъ, она истязала несчастныхъ, оправдываясь
необходимостью охранять общественное здравіе. Въ
двадцатомъ веке, при третьей республике, свиреп-
ствовали еще суровые нравы феодальной монархіи,
тѣ же указы, которые во времена Кольбера сыпались
безъ толку на смиренныхъ жертвъ мужского эгоизма
и пороковъ. Право наслажденія мужчины продолжало
царить полновластно.
Лорталь величественно поднялъ голову, потомъ сер-
дито бросилъ дѣло Розы къ вороху другихъ бумагъ,
одинъ видъ которыхъ возбуждалъ въ немъ тошноту.
—
Вы опять здесь?
—
Да, сударь.
—
Вы не хотите жить честно?
Роза простодушно и спокойно взглянула на это
круглое лицо, съ маленькими черными глазками, такъ
сердито устремленными на нее.
Какой онъ странный, этотъ толстякъ со вздуты мъ
животомъ!
Не дожидаясь ответа, Лорталь написалъ на поляхъ
протокола:
„Безпуття. Подвергнуть ее осмотруи.
И, поднявъ голову, приказалъ:
—
Въ Dispensaire! Следующая!
Роза, выходя, бросила на Аннету ободряющій взглядъ.
Сторожъ втолкнулъ ее въ бюро, а Розу на другой
конецъ коридора, къ чиновнику, который отводилъ
незарегистрированныхъ после ихъ явки въ первый
этажъ.
Лорталь справился въ документахъ, относившихся
къ делу Аннеты.
—
Аннета Сорбье?
Она покраснела, опустивъ голов}'.

—
Я васъ вижу въ первый разъ.
Аннета чувствовала, что ея судьба решается, что
этотъ маленькій толстенькій господинъ является все-
могущимъ судьей, держитъ ея жизнь въ своихъ ру-
кахъ. Вся ея правдивость и невинность возмутились
въ ней и заставили ее что-то бормотать. Она никому
не причинила зла! Она сама себѣ госпожа и добро-
вольно отдалась, на что имѣла полное право! Она
несчастная жертва, которая нуждается въ состраданш
и требуетъ удовлетворенія и справедливости. Все это
она хотѣла и должна была выкрикнуть; но она гово-
рила это прерывающимся голосомъ, вся дрожа. Послѣ
короткаго молчанія онъ спросилъ ее:
—
Почему вы бросились бѣжать?
Конечно, она была идіоткой! Эти люди, всюду видя-
щіе только скверное, имѣли право заподозрѣть ее...
Она искренно и страстно увѣряла его:
—
Безъ всякой причины... Я сама не знаю... Я испу-
галась...
—
Вы разъ уже были арестованы?
—
По ошибк'Ь!.. Ахъ, какой ужасъ... Поэтому-то
я, сударь, такъ испугалась теперь... Я вспомнила о
полицейскомъ комиссаріатѣ, о Депо, и бросилась бе-
жать, какъ сумасшедшая, не думая ни о чемъ... Я
честная дѣвушка, въ этомъ можно удостовѣриться, я...
Но Лорталь прервалъ ее:
—
Нѣтъ, это не спроста. Тутъ, навѣрное, что-то
не такъ.
—
Ахъ, сударь...
Аннета вся трепетала подъ его инквизиторскимъ
взглядомъ. Ея лицо и шея покрылись краской... У нея
былъ виноватый видъ, и она это чувствовала, краснѣя
все больше и не имѣя силъ поднять голову и посмо-
трѣть этому человѣку прямо въ глаза, какъ ни въ
чемъ не повинная, какою она въ дѣйствительности и
была. Сознаніе того, что она больна, удручало и
грызло ее, какъ тяжкій позоръ. Она испытывала чув-
ство униженія и стыда, точно это была заслуженная
кара свыше. Между тѣмъ она одра только страдала
отъ этого; она могла бы нанести вредъ близкимъ, но
не дѣлала вѣдь этого...
—
У васъ сифилисъ?—грубо спросилъ Лорталь... Да...
Разъяренный, онъ сдѣлалъ надпись на ордерѣ объ
осмотрѣ:
„Гг. врачей просятъ отмѣтить на этомъ бюллетенѣ
санитарное состояніе нижепоименованной... Аннеты
Сорбье!" Онъ написалъ число и подписался, брызгая
перомъ.
—
Вы отправитесь въ Dispensaire. Слѣдующая!
—
Позвольте, сударь; меня лѣчатъ въ больницѣ Санъ-
Луи... докторъ...
—
Та! та! та!.. Следующая! Скорѣе! Поторапливай-
тесь!
Пораженная Аннета не двигалась съ мѣста. Дежур-
ный сторожъ схватилъ ее за руку и дернулъ ее, какъ
какой-нибудь тюкъ. Лорталь уже вызывалъ:
—
Луиза Мерль!—Нахмурившись, онъ ворчалъ:
—
Ихъ только послушай!.. У всѣхъ у нихъ есть за
спиной либо докторъ, либо депутатъ!.. Ахъ ты, тихоня!..
Удачный сезонъ нынче въ „курортѣ" Сенъ-Лазаръ.
Лорталь наскоро просмотрѣлъ дѣло Луизы Мерль:
„Ага, теперь идутъ зарегистрированныя. Но чѣмъ пах-
нетъ эта?.. Она рыжая!.."
Лорталь зажалъ носъ. Онъ
питалъ отвращеніе къ запаху, издаваемому рыжими.
—
На бульварѣ?.. На четыре дня!
—
Ахъ, мсье Лорталь! Полицейскій...
—
Проваливайте! А не то сядете на восемь дней!..
Рыжая покорно ушла согнувшись. „Ахъ эти шлюхи!
У нихъ всегда полицейскій виноватъ! Къ счастью, до-
кладовъ со стороны полицейскихъ не дожидались, а
судили по документамъ. Если бы для нихъ еще требо-
валась очная ставка, то это была бы безконечная кани-
тель. Пфа!"
еннАта опять встрѣтилась съ Розой въ коридорѣ.

Служитель дожидался, чтобы не ходить дважды по
одному дѣлу. Онѣ поднялись по лѣстницѣ, на стѣнѣ
которой, выкрашенной въ свѣтло-зеленую краску, вид-
нелись безграмотныя надписи: яСмерть скотинѣ/.. Я
люблю Мимиль\ Онѣ достигли маленькой залы, гдѣ чи-
новникъ принималъ приказы, составлялъ протоколы до-
просовъ. Лорталь долженъ былъ ихъ подписать после
полудня, после осмотра въ Dispensaire и новой явки.
Роза спокойно отвечала на всѣ вопросы; она уже къ
этому привыкла. Да и къ чему горячиться? Эта бума-
жонка все равно не имѣетъ никакого значенія! Jlac-
ковымъ ножатіемъ руки она успокоила Аннету, начав-
шую было опять протестовать, дрожавшую отъ него-
дованія.
—
Оставь! Ты этимъ ничего не добьешься.
Въ то время, какъ ихъ вели внизъ въ большой залъ,
сосѣдній съ бюро Лорталя, она шепнула ей:
—
Если тебя пошлютъ въ Сенъ-Лазаръ, ты напи-
шешь своему доктору изъ госпиталя, этому Дормуа...
—
Дормуа...
—
Онъ тебя вытащитъ, увидишь!
Онѣ пришли въ пріемную. Пятнадцать товарокъ до-
жидались уже тамъ, расположившись на скамьяхъ вдоль
стѣнъ.
—
Эй, возлюбленный?—крикнула дѣвчонка съ косой—
Вы все еще амурничаете?
Роза разозлилась и крикнула ей^
—
Стерва!
_
Врешь!— засмѣялась та, сдѣлавъ при этомъ не-
приличный жестъ.
Окружающимъ это показалось очень забавнымъ, и
онѣ разсмѣялись. Завѣдующій притворился, что не слы-
шалъ, но видно было, что у него заискрились глаза.
Такъ прошло два часа. Настоящее совсѣмъ испари-
лось для Аннеты и Розы. Въ подробныхъ повѣство-
ваніяхъ о себе онѣ забыли свои несчастья. Словно онѣ
сделались опять маленькими дѣвочками изъ Авеза, нѣж-
ными, любящими и кроткими, такими, какими онѣ могли
бы остаться, если бы ихъ не унесло потокомъ жизни
туда, гдѣ онѣ сейчасъ находились. Расчувствовавшись,
онѣ дошли до полной откровенности, до сообщеній о
томъ, какъ все у нихъ произошло. Наконецъ, онѣ на-
звали другъ другу роковое имя... Рауль... Ну? Рауль
Дюмэсъ?.. Маршанжъ?.. Авеню Клеберъ?.. Это тотъ
самый!
Убедившись въ томъ, что это действительно такъ,
обе были сильно потрясены и возмущены.
—
Нетъ никакого сомненія въ томъ, что это онъ
тебя наградилъ болезнью!
Съ глазъ Аннеты спала завеса. Она вспомнила нѣ-
которыя подробности... О, какой подлецъ!
Въ ней закипела безсильная злоба. Кровь прилила
къ вискамъ, въ глазахъ запрыгали красные круги, и
она чуть не лишилась чувствъ. Но надо было кре-
питься. Бешенство Аннеты, усталая безропотность
Розы,—эти чувства имъ пришлось сейчасъ же подавить.
Заведующій, несколько разъ забегавшій на минутку,
во время которой онъ обменивался шутками съ дев-
чонкой, либо съ ея веселыми товарками, вышелъ опять.
На этотъ разъ онъ былъ серьезенъ. Наступалъ часъ
осмотра.
Онё вереницей прошли узенькій коридоръ нижняго
этажа, до помещеній Dispensaire*), который, по другую
сторону площадки у входа, представлялъ собою копію
съ построекъ Permanence. Пріемная для ожидающихъ
представляла собою пустую комнату. Она разделялась
деревянной перегородкой пополамъ: на одной половине
помещались приходившія женщины, а на другой—един-
ственный чиновникъ, на обязанности котораго было
направлять пришедшихъ.
Две другія комнаты исчерпывали все, что было не-
*) Въ Dispensaire оказывается медицинская помощь и без-
платно выдаютъ лѣкарства.

обходимо для этой службы: пріемный кабинетъ и при-
мыкающій къ нему кабинетъ врача. Въ такомъ видѣ,
послѣ пожаровъ Коммуны, Dispensaire былъ временно
ѵстроенъ здѣсь; такимъ же онъ остался тридцать лѣтъ
спустя: темнымъ, тѣснымъ и неудобнымъ. Несмотря на
то что медицина и гигіена за это время были совер-
шенно преобразованы, что наука и общественная со-
вѣсть углубились, расширились,-здѣсь эти перемѣны ни
на чемъ не отразились, если не считать того, что время
отъ времени грязныя стѣны покрывались маслинной
краской. Инструменты стерилизовались здѣсь чуть ли не
разъ въ десять лѣтъ. Эта обязанность лежала на двухъ
женщинахъ, точно такъ же какъ и все бѣлье. Двадца-
ть врачей, выдерживавшихъ конкурсъ, осматривали
ежедневно по-двое въ каждой очереди, иногда съ голо-
вокружительной быстротой, а иногда очень медленно
цѣлыя вереницы больныхъ. Это въ сущности было
какое-то рѣшето съ большими отверстиями, въ кото-
рый выскальзывали почти всѣ, подобранный наканунѣ
въ публичныхъ мѣстахъ благодаря сомнительной бди-
дельности полицейскихъ агентовъ, и всѣ тѣ, который
являлись для освидѣтельствованія, предписаннаго пра-
ВИОь одиннадцати часовъ утра производился осмотръ
женшинъ изъ Депо, потомъ тѣхъ, которыя являлись
по собственному желанію. Онѣ входили въ кабинетъ
группами въ пять, десять, двѣнадцать душъ, смотря по
тому каково было количество паціентокъ; послѣ смѣ-
хотворно-быстраго осмотра он* выходили въ зависи-
мости отъ того, подтверждалъ ли или отм*нялъ меди-
цински осмотръ постановленіе Лорталя, лиоо въ тюрь-
мѵ либо на свободу.
Не подлежавшія кар* и здоровыя снова становились
на свой темный путь, пока опять не попадали, иногда
въ тотъ же вечерь, въ когти полицейскаго агента и
вновь не проходили черезъ тяжелыя испытанія арестант-
ской, Депо, суда, осмотра...
Вс* подлежавшія кар*, приведенныя въ Депо, пре-
провождались поел* полудня въ Сенъ-Лазаръ: здоро-
выя—въ тюрьм}', больныя—въ тюремную больницу.
Къ нимъ присоединялись т*, которыхъ находили при
повторномъ осмотр* опасными.
Такъ см*нялись он* до пяти часовъ вечера, при
чемъ незарегистрированный подвергались бол*е тща-
тельному осмотру главнаго врача отъ половины пер-
ваго до двухъ часовъ. Поел* двухъ часовъ опять
начиналось движніе фигуръ, словно въ синематограф*:
зарегистрированныя
проститутки,
проститутки
изъ
Депо, арестованный утромъ, затѣмъ являлись уже не
профессіоналки, чтобы записаться на пріемъ; или же
т*, которыхъ дома не освид*тельствовали, и вышед-
шія изъ S. - Lazare поел* л*ченія, либо поел* оконча-
нія срока заключенія.
Такъ ежем*сячно производилось отъ десяти до двѣ-
надцати тысячъ осмотровъ съ быстротой, столь безум-
ной, что эти осмотры (исключая осмотра незарегистри-
рованных^ не им*ли никакого значенія, ибо врачи
пропускали мимо все, что не бросалось въ глаза, какъ,
напр., многочисленные случаи триппера, начальныя ста-
діи заразнаго процесса, когда онъ, сегодня еще безвред-
ный, завтра дѣлается опаснымъ.
Статистика пос*щеній не им*ла особеннаTM значенія,
такъ какъ не обнимала сомнительныхъ больныхъ, а
только небольшое число отверженныхъ развалинъ, вер-
тѣвшихся въ этомъ заколдованномъ кругу; и входившія
и выходившія — все это были однѣ и т* же жертвы
этого ада.
Около четырехъ тысячъ незарегистрированныхъ и
немного больше семи тысячъ зарегиерированныхъ со-
ставляли тотъ контингентъ отбросовъ общества, кото-
рый въ теоріи находился подъ наблюденіемъ. Изъ нихъ,
быть можетъ, только половина фактически подвергалась
осмотру. Это наблюденіе, само по себ* возмутительное,
велось такимъ образомъ, что столько же помогало

охране народнаго здравія, сколько прижиганіе деревян-
ной ногѣ.
Аннета видѣла, какъ посетительницы входили одна
за другой. Сердце у нея билось такъ, что, казалось,
вотъ-вотъ разорвется. Ея влажныя руки лихорадочно
горели. Роза, какъ могла, подготовляла ее къ страш-
ной минуте униженія. Да, въ первый разъ это тяжело...
Передъ нею была очередь только девчонки съ косой
и высокой брюнетки. Первая была совершенно спокой-
на, потому что она, во-первыхъ, была еще девушкой;
ея ремесло заключалось въ томъ, что после продажи
своего лотка съ цветами, она отправлялась кататься на
извозчикахъ или просиживать въ зеленыхъ чащахъЕли-
сейскихъ полей. Врачъ сказалъ ей: „Покажите ваши
руки, губы!" Онъ изследовалъ ротъ, придавилъ ей
языкъ ложечкой, и это было все.
У брюнетки былъ неуверенный видъ. Ее мучило вы-
деленіе гноя. Но она и въ этотъ разъ какъ-нибудь вы-
вернется. Передъ своей очередью она на минутку скры-
лась въ отхожее место, откуда вернулась более спо-
койная. Она пожертвовала для своей цели носовымъ
платкомъ. Теперь она чиста; пускай докторъ надеваетъ
свои очки; после „тряпки" ничего нельзя заметить.
Потомъ вошла Роза, a послѣ нея уже Аннета. Она
заметила только, какъ ея подруга тряхнула юбкой,
спускаясь по двумъ ступенькамъ съ высокой скамьи съ
покатыми подушками. Дежурная сиделка выталкивала
Розу въ другую дверь.
Аннета однимъ взглядомъ окинула все: и серыя, уны-
лыя стены, и жалкаго съ виду врача съ греческой ску-
фейкой на голове, съ люстриновыми рукавами, въ боль-
шомъ серомъ переднике, и окно, передъ которымъ въ
газовой печке подъ железнымъ колпакомъ кипели на
медленномъ огне два сосуда. Въ одномъ было что-то
въ роде корзинки изъ-подъ бутылокъ, въ которой на-
ходились загрязненный хирургическія зеркала. Второй
стерилизаторъ стоялъ на столе; въ него тоже собира-
лись вложить большіе полые стальные цилиндры. Анне-
та боязливо взглянула на нихъ и на лопаточку для
языка. Врачъ открывалъ ей уже ротъ, какъ лошади;
осматривалъ ея ладонь, промежутки между пальцами...
Быть можетъ, вследствіе венерической болезни у этой
девушки явилась чесотка?.. Нѣтъ, ничего!.. А между
тѣмъ ея смущенный, виноватый видъ...
Сегодня принималъ одинъ изъ помощниковъ главнаго
врача, заменявший его. Насколько тотъ вносилъ въ свое
дело добродушія и откровенности, настолько докторъ
Левракъ любилъ показать свою власть въ техъ ред-
кихъ случаяхъ, когда ему представлялась возможность.
Онъ считалъ себя неудачникомъ, и его былыя мечты
о славѣ не соответствовали его доходамъ и его прак-
тике. На обязанности Леврака было посещеніе публич-
ныхъ домовъ.
—
Ложитесь здесь!—приказалъ онъ сухо.
Дежурная сиделка, съ наколотымъ на платье полот-
нянымъ передникомъ, указала на ступеньки скамьи съ
покатыми подушками. Докторъ взялъ одно изъ хирур-
гическихъ зеркалъ.
Его намѣреніе и строгій видъ заставили Аннету
вскрикнуть отъ испуга.
—
А, вероятно, дѣвственница?—шутливо спросилъ
онъ;—ну, тогда возьмемъ другое зеркало.
И онъ взялся за зеркало, предназначавшееся для „дев-
ственницъ".
Но Аннета упрямо сжимала колени, съ крикомъ:
—
Я не желаю! Вы не имеете права!
И безъ того хмурое лицо Леврака исказилось отъ
злости.
—
Вы перестанете кривляться?
Онъ схватил ъ ее за одну ногу въ то время, какъ
сидѣлка держала другую.
—
Ага, милая!.. Чортъ возьми! Такъ вотъ почему...
Изъ-подъ раздвинутыхъ панталонъ виднелась ягоди-
ца, на нежной, смуглой коже которой заметны были
В. Маргерит». Проститутка.
'
1''

розоватыя пятна, появившіяся только вчера, и которыхъ
Аннета сама еще не успѣла замѣтить. Опрокинутая
назадъ, съ руками, стиснутыми державшимъ ихъ асси-
стентомъ (такъ какъ она вздумала царапаться), Аннета
выгибалась, задыхаясь, и бормотала хриплымъ голосомъ:
—
В,дь я никому не передала болѣзни! Меня, меня
осквернили... Отпустите меня... Это гнусно... Вѣдь я
честная дѣвушка!. С.- Луи... докторъ Дормуа..
„Пять луи... *) Дормуа?.. Она навѣрное сошла съума",
подумалъ Левракъ.
Онъ видѣлъ такихъ много! Ея искренній тонъ ни-
чего не доказывалъ; женщины, вѣдь, первостепенный
симулянтки. Ему даже въ голову не пришла мысль о
возможности ошибки: это не входило въ кругъ его обя-
занностей. Разъ онъ не отвѣтственъ за это, то нечего
вмѣшиваться въ то, что его не касается.
—
Ступайте туда,—сказалъ онъ съ жестокимъ равно-
душіемъ, указывая на дверь, въ которую прошла Роза.
Аннета, совсѣмъ разбитая, очутилась въ большой
комнатѣ. Деревянныя перила, образуя коридоръ, от-
дѣляли ее отъ половины, занятой врачами. Казенный
кресла, печатныя правила по стѣнамъ, конторка, за
которой что-то писалъ второй дежурный врачъ...
Такъ дѣлалось д,ло; одинъ врачъ осматривалъ, дру-
гой свидѣтельствовалъ билетъ. Раньше обязанность
послѣдняго исполнялъ чиновникъ, но однажды онъ пой-
мадся въ томъ, что изъ любезности накладывалъ штем-
пель на билеты отсутствующихъ, принесенные товар-
кой. Врачи избавились отъ его услугъ, когда наплывъ
больныхъ сталъ особенно великъ, чтобы работать вм,-
стѣ въ пріемномъ кабинет,, а потомъ вм,стѣ же под-
писывать и накладывать штемпель на вс, билеты сразу.
Второй врачъ былъ старый и сѣдой господинъ; на
его угрюмомъ лиц, лежала печать ледяной суровости.
Отъ времени до времени онъ привычнымъ движеніемъ
•) Saint-Louis-св. Луи; cinq Louis-пять луидоровъ. Игра словъ.
накладывалъ печать на д,ловыя бумаги. Это неслож-
ное дѣло подъ его руками пріобр,тало характеръ чего-
то механическаго и неумолимаго.
Лавракъ, уже освободившійся (Аннета была послѣд-
ней въ очереди), наскоро снималъ съ себя сѣрую блу-
зу; на его тощемъ тѣлѣ болтался старый рединготъ.
Его зеленоватый голый черепъ обнажился и скрылся
опять подъ полинялымъ форменнымъ уборомъ чинов-
ника. Онъ отрывисто говорилъ своему товарищу:
—
Сифилисъ... Второй періодъ... Въ Сенъ-Лазаръ.
—
Сюда,—сказалъ онъ Аннет,, указывая ей выходъ
въ конц, перилъ.
Въ присутствіи этихъ двухъ людей Аннета чувство-
вала себя маленькой, заброшенной. На нее нашло со-
стоите полной апатіи, не д,лать ничего, идти, поко-
риться... Сенъ-Лазаръ... Почему же н,тъ? В,дь тамъ
ее не убьютъ... Ее даже будутъ л,чить... Вѣдь это то-
же больница.. Дормуа можно будетъ написать потомъ.
Она больше не сопротивлялась. Она отдавалась во
власть событій, какъ соломинка в,тру. Почти совсѣмъ
покорившаяся судьб,, но еще дрожащая, съ возбужден-
ными нервами, она встрѣтилась съ Розой, зав,дующимъ
и товарками въ пріемной, рядомъ съ бюро Лорталя.
Вторичной явкѣ Аннета подчинилась безропотно,
давая усталымъ голосомъ односложные отв,ты на во-
просы помощника; она даже не осв,домилась объ уча-
сти Розы.
Она только издала неопределенное восклицаніе, когда
та ей шепнула, проходя мимо нея по двору и воз-
вращаясь въ Депо:
—
Меня не выпустятъ! Завтра я перехожу въ ко-
миссію „блюстителей нравовъ".
Потомъ посл,довало возвращеніе въ камеру на ко-
роткое время; остывшая трапеза, состоявшая изъ за-
тверд,лыхъ бобовъ... Въ Депо подаютъ ,ду въ опре-
деленные часы: завтракъ въ восемь часовъ, а об,дъ
въ два...
И*

Аннета не была голодна, хотя утромъ не дотрону-
лась до хлѣба. Ей не нужно было ничего; она хотѣла
только уйти въ себя, въ свое безнадежное положеніе.
Она относилась къ окружающему совершенно пассивно,
ничего не видѣла и не слышала или, вѣрнѣе, видѣла
и слышала какъ-то отвлеченно, точно во снѣ; и когда
она въ четыре часа покинула тюрьму и сѣла въ аре
стантскую повозку, чтобы совершить унизительный
переѣздъ въ госпиталь, ей казалось, что въ сумеркахъ
дня, при рѣзкомъ холодѣ, щипавшемъ ей щеки, она
видитъ не себя, а своего двойника, другую Аннету,
которая ходитъ, страдаетъ, грезитъ...
Дверца захлопнулась, и колымага загрохотала...
V.
Роза, сидя въ одиночкѣ (на этотъ разъ сестра съ
миловиднымъ лицомъ была осторожнѣе), слушала, не
прерывая, наставленія, которыя отеческимъ тономъ чи-
тала ей монахиня.
—
Такъ какъ васъ потребуютъ въ комиссш для
регистрацій, то я вамъ совѣтую не брать билета. Вы
можете еще спастись. Естъ благотворительныя учре-
жденія! „Добрый Пастырь", напримѣръ...
Сестра Анжелика только недавно поступила въ ма-
ленькую общину при Депо. Она еще вѣрила въ свою
миссію, вѣрила въ возможность спасенія души среди
этихъ грѣшницъ. Монахини жили, числомъ восемнад-
цать, въ тѣсномъ помѣщеніи, стиснутомъ со всѣхъ
сторонъ, исключая одной, гдѣ былъ маленькій дворикъ
въ родѣ примыкавшаго къ помѣщенію арестантокъ,
съ той лишь разницей, что здѣсь росли кое-каше
цвѣты
Все это были простыя души, жили онѣ крайне убо-
го. Триста франковъ въ годъ еле оплачивали ихъ тя-
желый трудъ, одежду и питаніе, утреннее богослуже-
ніе было единственнымъ поводомъ ихъ общенш между
собою; часовня, убранная бумажными цвѣтами, была
ихъ единственной роскошью.
.і
По воскресеньямъ нѣкоторыя изъ находившихся въ
предварительномъ заключеніи присутствовали на бо-
гослуженіи. Но черезъ Депо проходили все новыя вол-
ны людского потока, такъ что дѣятельность монахинь
^сводилась къ нулю. Всѣ монахини были въ большин-
ствѣ пожилыя женщины, по старически равнодушныя ко
всему, преувеличенно богомольныя и зачерствѣвшія въ
своей роли тюремщицъ, хотя вовсе не злыя. Правда,
это живое море падшихъ производило впечатлѣніе та-
кой глубины пассивнаго страданія и равнодушнаго го-
ря, что самое жестокое сердце должно было почув-
ствовать къ нимъ состраданіе. Болѣе молодыя изъ мо-
нахинь, приходя безпрерывно въ соприкосновеніе съ
порокомъ, быстро падали духомъ и теряли силы. У
сестры Анжелики скоро не останется ни розъ на ще-
кахъ, ни легковѣрнаго усердія.
Роза сухо поблагодарила ее.
—
Ну, тогда въ общину „Совѣта"?..
—
Нѣтъ!
Сестра Анжелика удалилась со вздохомъ.
Вступить въ общину „Добраго Пастыря"—спасибо!
Розѣ разсказывали уже о ней тѣ наивныя дурочки, ко-
торыя попались на эту удочку.
Всѣ эти учрежденія по существу были хуже всякой
тюрьмы. Тамъ жили по звонку, вставали на разсвѣтѣ,
ложились съ курами, всегда работали, если не читали
„Отче нашъ". Кормили тамъ скудно. И когда васъ мѣ-
сяцъ или годъ помучаютъ, высосутъ всѣ соки, вы вы-
ходите оттуда безъ силъ и безъ гроша денегъ или
почти безъ гроша. Работаешь, какъ невольница, а пла-
тятъ въ обрѣзъ. И все это дѣлается во имя Господа
Бога! Ну ихъ!!
Роза ^питала ко всѣмъ этимъ „коробкамъ" съ цер-
ковнымъ или свѣтскимъ ярлыкомъ безотчетное недо-
вѣріе. Она въ такомъ мрачномъ свѣтѣ видѣла чело-

вѣчество и такъ жестоко настрадалась отъ его эго-
изма, что не вѣрила въ милосердіе, подозрѣвая и здѣсь
ловушку. Ихъ всегда норовятъ только эксплоатиро-
вать"
Почему ей не взять билета, если Вали захочегь
выдать ей таковой? Въ билетѣ она видѣла офищаль-
ное разрѣшеніе, патентъ на право торговли, которая
мало-по-малу засосала ее. Когда попадался пріятный
любовникъ или же богатый кліэнтъ, дававшіе возмож-
ность хорошо одѣваться, то полицейские агенты, такъ
жестоко преслѣдуюшіе незарегистрированныхъ и за-
регистрированныхъ, который побѣднѣе, такихъ оста-
вляли въ покоѣ. Ей до сихъ поръ не везло, но вѣдь
это не будетъ продолжаться вѣчно, особенно съ ея
красотой' О ней свидѣтельствовали горячіе взгляды
женщинъ прошлой ночью и ошупывавшія ее руки,
когда она, вмѣстѣ съ Аннетой, ожидала послѣ посѣще-
Аннета'.. Не хотелось бы ей быть на ея
мѣстѣ... Въ томъ, что у нея самой была малютка и
что она зарабатывала для нея, какъ умѣла, она не
видѣла ничего постыднаго; но эта болѣзнь У Розы
похолодѣло въ мозгу, и она дала себѣ слово быгь
осторожнѣй въ будущемъ.
Имѣя билетъ, приходя регулярно на врачебные осмо
тры при нѣкоторой удачѣ можно будетъ
укротить
Р
ъТчъ агентовъ
Въ крайнемъ случаѣ, она пе-
рем^итъ мѣсто жительства, купитъ благосклонность
одного изъ нихъ лаской или деньгами..
Конечно не всѣ агенты одинаково доступны. Среди
наго любовника и средства для [воспитанія Евгенш...
Она вызвала въ своей памяти туманный образъ ре-
бенка, такого миніатюрнаго, съ мигающими глазен-
ками, шелковистыми волосками и слюнявымъ ротакомъ.
Этотъ комокъ мяса принадлежитъ вѣдь ей! Первый
порывъ нѣжности и материнства улегся въ ней Она
даже удивилась тому, что не чувствуетъ къ ребенку
прежней привязанности. Между нею и ея дочерью
смутно становился образъ Дюмэса, и она ее за это
меньше любила...
Звукъ поворачиваемаго ключа оторвалъ ее отъ ея
мыслей. Женщина внесла ѣду: чечевицу... Не успѣла
она опустить туда оловянную ложку, какъ дверь сно-
ва отворилась. Сестра Анжелика пришла сказать, что
пора отправляться въ комиссію регистрацш.
Внизу ихъ пересчитали: набралось одиннадцать че-
ловѣкъ. Республикански гвардеецъ, менѣе игриваго
вида, нежели вчерашній, конвоировалъ ихъ. Роза мол-
ча осматривала своихъ товарокъ. Кромѣ одной высо-
кой клячи въ сѣромъ ватерпруфѣ, которой на видъ
было добрыхъ сорокъ лѣтъ, всѣ были молодыя. Она J
замѣтила рядомъ съ дѣвчонкой съ косой уроженку
Ліона, безработную модистку, попавшую изъ больницы
на улицу, прислугу-бретонку, грязную, только
что
вставшую послѣ родовъ. У одной было спокойное ли-
цо эльзаски съ блѣдной кожей. У прочихъ были до-
вольно тонкія лица, но истасканныя и усталыя, обыч-
ныя лица парижскихъ работницъ, грустныхъ и худыхъ,
вѣчно голодающихъ на своихъ нищенскихъ окладахъ,
а особенно въ мертвые сезоны, бросающіе ихъ въ
объятія разврата. Роза рѣзко выдѣлялась среди нихъ
своей здоровой красотой и кроткимъ видомъ.
Опять прошли въ коридоръ Лорталя.
И на этотъ разъ, какъ всегда по вторникамъ и
пятницамъ, комиссія регистрацій засѣдала въ бюро
Лорталя. Она состояла
изъ двухъ
полицейскихъ
комиссаровъ, назначаемыхъ поочередно префектомъ,

и неизбѣжнаго Лорталя, подъ предсѣдательствомъ
Вали.
Лорталь, при звук* шаговъ, затрепеталъ. Со своей
нервной впечатлительностью онъ никогда 'не привык-
нетъ къ этой служб*! Онъ, впрочемъ, постарался
при первомъ имени, которое было названо, побороть
чувствительность своего обонянія. Но напрасно. По-
явленіе бретонки все испортило. Р*зкій запахъ при-
гор*лаго жира и грязи, бол*е воображаемый, ч*мъ
д*йствительный, ударилъ ему въ носъ. Т*мъ хуже
для этихъ позднихъ засѣданій!..
Стоя позади Вали, которому онъ уступилъ кресло
у стола, онъ дѣлалъ надъ собою усиліе, чтобы при-
нять сдержанно-важную осанку, подобающую товари-
щу предсѣдателя. Оба полицейскіе комиссара, хотя и
торопились вернуться къ своимъ д*ламъ, д*лали видъ,
что имъ некуда сп*шить и что все происходящее
ихъ сильно интересуетъ. Одинъ барабанилъ слегка
пальцемъ по тульѣ своей шляпы; другой, скрестивъ
ноги, отбивалъ носкомъ тактъ съ правильностью мет-
ронома.
Шумъ сильно отвлекалъ вниманіе Вали. Этотъ чи-
новникъ, державшійся съ такимъ важнымъ достоин-
ствомъ, страдалъ причудливой маніей. Онъ былъ ста-
рый холостякъ, весь смыслъ существованія котораго
исчерпывался словами: „Это сынъ Адріана Вали".
Онъ унаслѣдовалъ отъ отца, прославившагося при
Луи Филипп* своими печатными трудами о проститущи
и тюрьмахъ, его занятіе и положеніе и также про-
должалъ жизнь отца. Онъ былъ изъ т*хъ людей, ко-
торые словно не сушествуютъ сами по себѣ. Без-
обидный въ теченіе одной недѣли изъ двухъ, т. - е.
пока его больной желудокъ, разстроенный *дой по
кабачкамъ, былъ на діэт* (молоко и овощи), которой
онъ подчинялся изъ страха головокруженій, Вали не
обладалъ ни одной собственной мыслью, ни однимъ
собственнымъ чувствомъ; онъ ничего не любилъ и
ничего такъ не ненавидѣлъ, какъ одну вещь—свое
занятіе.
Онъ считалъ это занятіе несоотвѣтствующимъ сво-
ему высокому происхожденію, своему наслѣдственному
достоинству. М*сто начальника отдѣленія — вотъ что
давно должны уже были ему предоставить, если бы на
этомъ свѣтѣ существовала справедливость, равная той,
которую онъ оказываетъ другимъ. Хотя онъ считалъ
для себя унизительными свои обязанности по служб*,
но въ то же время хотѣлъ и здѣсь выдвигаться, какъ
всюду. Вали всячески усиливался позолотить свое ни-
чтожество, какъ пустой ор*хъ, обиліемъ афоризмовъ,
замѣчаній, цитатъ, цѣликомъ взятыхъ изъ сочиненій
отца. Эти фразы, говорившіяся усталымъ, но значи-
тельнымъ голосомъ, производили сильное впечатлѣніе
на Лорталя и неизмѣнно вызывали съ его стороны
отвѣты на латинскомъ язык*.
Вали окинулъ бретонку брезгливымъ взглядомъ:
—
Вамъ только двадцать три года?
Обернувшись къ Лорталю, онъ сказалъ:
—
Она выглядитъ тридцатилѣтней... У васъ былъ
ребенокъ?—спросилъ онъ ее опять, указывая на безоб-
разный животъ.
Бретонка съ ненавистью взглянула на него.
—
Да, сударь; у меня была д*вочка; она родилась
въ прошломъ году отъ моего хозяина...
—
Она жива?
Глаза ея засверкали подъ низкимъ лбомъ.
—
Къ счастью, она родилась мертвая.
—
Есть у васъ родные?
—
Да, сударь. У меня отецъ и мать, живутъ они въ
Perros Cuirec.
—
Почему вы не ѣдете къ нимъ? Вамъ дадутъ де-
негъ на дорогу.
Ее забрало сомнѣніе. Бѣдность мѣнять на нищету!
Всюду черный хлѣбъ, тяжелый трудъ, людская жесто-
кость...

_
Уѣзжайте или получайте билет.!
Смутный страхъ восторжествовалъ надъ самолю
біем.
растревоженным. мыслью, что скажут. на ро-
див! Ей все-таки будет, лучше там.,
у себя под.
сѣрымъ небом., близ, суроваго м ^ £
^
из. этого города, гдѣ она столько страдала, из. этого
міра злобы, вРолваго вевѣдомых., чудовищных, сил..
Она склонила голову.
Вали вопросительно взглянул, на обоих, комис^
capo",
которые безмолвно сдѣлали утвердительный
"рталь
готовил, уже слѣдующее дѣло. Бѣдныя
„ѣвушки проходили одна за другой -
въ зломной атмосфер* семейнаго
W«^
дѣтство в. исправительных, домах., гдѣ, вмѣсто ис
шзавленія ort только больше портились; юные годьц
пповеленные в. мастерских.,
которыя изнуряют, и
,7 нея нѣтъ мѣста лишилась... Она два раза
F
эту жимц ' принималась за работу. Но, во-первых,
она недостаточно зарабатывала: всего два франка
•srssz-JSZTг^
ступить въ учрежденіе въ Кламардо, основанное се
наторомъ Беранже, или въ небольшое учрежденіе въ
Отейлѣ, гдѣ начальницей была мадамъ де-Сенъ-Круа,—
конечно, если только тамъ найдется ей мѣсто.
Его уговариванія имѣли гораздо меньшій успѣхъ у
бѣлокурой модистки со свѣтлыми глазами на загорѣ-
ломъ лицѣ. Сначала она, за неимѣніемъ работы, взя-
лась продавать цвѣты, а потомъ...
—
Вы съ кѣмъ-нибудь живете?—строго спросилъ ее
Лорталь. —Лучше бы вы принялись за работу.
Она пожала плечами.
—
Работать? Развѣ можно работать, когда пустишься
въ гульбу?
—
Никогда не поздно взяться за честное дѣло,—
отвѣтилъ ей Вали.
—
Пусть остается такъ, какъ есть!
За нею и другія старались доказать невозможность
подняться по скользкой наклонной плоскости, устоять
противъ теченія, противъ разврата, освободиться отъ
фатДльнаго порабошенія сутенерами.
На очереди—маленькая женщина съ плотно сжатыми
губами и желчнымъ взглядомъ. Она смѣется. Она ко
всему равнодушна... Ея прошлое?
„Ее соблазнилъ хозяинъ, кондитеръ по профессіи...
Ей нисколько не стыдно... Это вѣдь не то, что во-
ровство!"
На очереди еврейка съ курчавой, какъ у барашка,
головой, полька съ подстриженными волосами. Она
ушла изъ одного дома, гдѣ ежедневно послѣ полудня
должна была удовлетворять желанія пяти—шести по-
сѣтителей и гдѣ изъ „заработанныхъ" ею [двадцати
семи франковъ хозяйка брала себѣ двадцать одинъ.
Она заплакала.
Дальше—дѣвушка, не желающая ни живой, ни мерт-
вой вернуться^ къ матери, потому что та ей сказала:
„я тебя никогда не прощу". Она нахмурила лобъ и
сжала губы; чувствуется, что въ данномъ случаѣ
сыгралъ роль неосторожный поступокъ и скверный

хаоактеръ, доводящій до непоправимаTM; по лицу про-
бѣ" аетъ легкая судорога волненія, когда Вали безпо-
пГадно произносить рѣшающее слово, [которое-будь
чТо буде?ъ-навсегда обрекаетъ ее на порочную жизнь
Зато онъ освободилъ эльзаску съ восковымъ лицомъ
и высокую старуху въ ватерпруфѣ, не совсѣмъ нор-
мальную особу" арестованную въ Hôle
содержательница меблированныхъ комнатъ, она будто
бы занималась скупкою мебели... Лорталь про себя
неодобрительно отмѣтилъ снисходительность Вали по
отношенію къ ней: на дѣл, это вѣдь одна изъ раз-
вратительниц неуловимаTM возраста проникаюАая въ
общество и сѣющая въ немъ гнусный развратъ, кото-
рому нѣтъ названія. Ея мокрый резиновый плащъ
распространи лъ ужасный запахъ. Ее слѣдовало заре-
Гкасается д,вчонки съ косой, то ея тринадцать
Лѣтъ являлись припятствіемъ къ зарегистрированTM.
Надо было быть не моложе восемнадцати лѣтъ, а сифи
литичкамъ—не моложе семнадцати. Вали замѣтилъ при
этомъ, что въ провинціи, гд, ВЪ каждомъ город,
имѣется регламентація, установленная муниципальным,.
совѣтомъ и осуществляемая специальными ко-сСар1а-
тами, назначаемыми министерствомъ внутреннихъ дѣлъ,
предельный возрастъ проститутокъ гораздо ниже^
Когда-то онъ вручалъ билеты несовершеннолетии«
въ род, этой д,вочки, просившимъ ихъ подобно ей
Одна изъ нихъ въ тринадцать съ половиною лѣтъ
была даже беременна. Но теперь TM
£
судъ, гдѣ судятъ за бродяжничество. Потомъ он, по
падаютъ либо въ исправительный домъ, либо въ в,-
дѣніе общественной благотворительности, или же, на-
конец, въ одно изъ убѣжищъ въ род, того, что въ
С1Г Идите, дитя мое,-сказалъ ей Вали. -Мы сооб-
щимъ о васъ прокурорскому надзору.
Онъ выразилъ свою скорбь по поводу столь ранней
испорченности. До чего доходитъ подлость этихъ свод-
ницъ! Одинъ изъ комиссаровъ разсказалъ ему объ
одной старой торговк,, внучка которой съ вершины
лѣстницы стараго моста на сторон, Тюильри... Онъ шо-
потомъ досказалъ конецъ исторіи.
Второй, не желая отставать, заговорилъ о молодыхъ
женщинахъ, называющихъ себя вдовами и вербующихъ
въ Люксембургскомъ саду совСмъ маленькихъ д,тей.
Proh pudor,—изрекъ Вали.
Порядокъ засѣданія былъ нарушенъ инцидентомъ.
Молоденькая бѣлошвейка, косоглазая и съ грязными
руками, взбунтовалась съ первыхъ же словъ, обращен-
ныхъ къ ней. Ея вторично арестовали на другой же
день поел, выхода изъ Сенъ-Лазаръ, куда Лорталь
отправилъ ее на изл,ченіе, когда въ Dispensaire у нея
нашли венерическую болѣзнь.
Вали укоризненно спросилъ ее:
'—
Зач,мъ вы занимаетесь такимъ д,ломъ, благо-
даря которому получили сифилисъ?
—
Затѣмъ, что хочу ,сть. А вы развѣ питаетесь
кирпичомъ?
Вали, сид,вшій въ эти дни на молок, и овощахъ,
хотя и почувствовалъ обиду, но съ презрительнымъ
высоком,ріемъ сказалъ:
—
Будьте в,жлив,е. У кого научились этимъ ма-
нерамъ?
—
У т,хъ женщинъ, съ которыми вы меня заперли.
Вы пом,стили меня въ хорошую школу. Кто не знаетъ
ничего, придя сюда, тотъ многому зд,сь научится, могу
васъ ув,рить!
Звукъ голосовъ доносился въ коридор,, такъ что Роза
слышала все. Ей вспоминалось приключеніе Аннеты...
—
Мы должны васъ зарегистрировать, потому что у
васъ сифилисъ. Но если вы дадите намъ адресъ ва-
шихъ родныхъ, мы васъ не занесемъ въ списки.
—
Я не знаю, что сталось съ моими родными, и не
скажу вамъ ихъ адреса.

—
Въ такомъ случаѣ васъ продержатъ въ Депо до
тѣхъ поръ, пока не скажете намъ ихъ адреса
Бѣлошвейка упрямо повела плечами и вышла. Розѣ
стало жаль ее. Какъ можно, однако, изъ-за такого
вздора сажать въ тюрьму и не выпускать оттуда?
Лучше ужъ было покориться, взять билетъ... Но вотъ
настала и ея очередь.
При вход* въ бюро она инстинктивно взглянула въ
зеркало. Лорталь лукаво смотрѣлъ на нее. Оба ко-
миссара, на которыхъ она произвела благопріятное
впечатл*ніе, вышли изъ своей апатіи. Вали мигомъ
ос*длалъ свой носъ пенснэ и подумалъ: „красивая д*-
вушка"! Онъ неловко освѣдомился довольно фамильяр-
нымъ тономъ:
—
Ч*мъ вы были раньше?
Роза въ одну секунду вспомнила всю свою жизнь,
свои мечты, костюмъ принцессы въ мастерской Сарра,
Дюмэса на террас*,
на берегу залитой солнцемъ
Луанги...
Она покраснѣла и готова была расплакаться.
Лорталь, взявъ въ руки ея дѣло, предупредительно
далъ справку о ней.
—
Прислуга... Есть ребенокъ... Арестована пятый
разъ... Распутная.
Глаза Вали подмигивали подъ стеклами пенснэ...
Распутная? Гм... у нея очень аппетитный видъ... Онъ
снисходительно рекомендовалъ ей обратиться въ нѣ-
которые пріюты, а про себя думалъ: „Съ такой наруж-
ностью она точно создана для любви. Вотъ истинная
жрица наслажденій!"
Вали въ данномъ случаѣ совсѣмъ не иронизировала
„Проститутки, или жрицы наслажденій,—писалъ Аріанъ
Вали въ своемъ многословномъ [доклад* оГ значеніи
этого слова (.Проституция со времени ея происхожденія)
это продавщицы^ ласкъ"... Вали пренебрегалъ только
одной стороной вопроса, именно той, что большинство
ихъ, ради наслажденія мужчины, ведутъ самую несчаст-
ную жизнь и умираютъ съ горя. Все это былъ для
него лишь матеріалъ для управленія или же для фило-
софствованія.
Роза Дебуа заслуживала регистраціи. Пусть ее вне-
сутъ въ списки, разъ она не протестуетъ! Вали по
принципу всѣхъ заносилъ въ списки. Онъ желалъ та-
кимъ образомъ уберечь общество отъ сифилиса, не-
раздѣльнаго съ проституціей. Изъ десяти проститутокъ
восемь навѣрное, становятся сифилитичками. Этимъ
путемъ онъ словно вознаграждалъ себя за второсте-
пенную роль, которую предназначила ему судьба и
благодаря которой его таланты не могли проявиться
во всей полнот*. Ч*мъ шире становилась его д*ятель-
ность, т*мъ ближе онъ былъ, какъ ему казалось, къ
желанному посту. Начальникъ отдѣпенія, украшенный
наслѣдственной славой! Какіе горизонты открывались
передъ нимъ! Въ различныхъ комиссіяхъ и между-
народныхъ конгрессахъ онъ будетъ первымъ предста-
вителемъ префектуры Франціи, будетъ геніемъ регла-
ментаціи. Primus inter pares...
—
Это все?—величественно спросилъ онъ.
—
Все,—сказалъ съ поклономъ Лорталь.
—
Вы свободны, господа!—проговорилъ Вали, обер-
нувшись къ комиссарамъ, которые поспѣшили исчез-
нуть. -Онъ обвязалъ свою высохшую шею бѣлымъ плат-
комъ, поднялъ барашковый воротникъ своего пальто
и съ чистой совѣстью собрался уходить. Въ бюро на
набережной Orfevres его ждалъ кувшинъ горячаго
молока.
—
Ого! У васъ тутъ много народу,—сказалъ онъ
Лорталю, показывая въ коридоръ.— Я васъ покидаю.
Іорталь небрежно пожалъ поданные ему два пальца
и бросилъ злобный взглядъ въ повернувшуюся къ нему
спину. Когда уже ему можно будетъ дышать, какъ
вс*мъ другимъ? Когда онъ перестанетъ вариться въ
этомъ смрад*?
Роза, вышедшая съ билетомъ въ карман*,
наела-

ждалась чувствомъ свободы, идя вдоль набережной Ея
каблуки стучали по сухимъ плитамъ тротуара Свѣ
жш воздухъ пощипывалъ ей щеки и р^мянилъ ихъ
?о
Н
!чГю°
ДДрѵгіяеГКІЯ ГР:бНЫЯ СУДЗ —
плыли
ПО теченію. Друпя, прикрѣпленныя длинными канатами
выгружали на черный берегъ уголь, дрова камни Ее'
заинтересовала вращающаяся высокая ^ебедк^ и по
движная
вагонетка,
механически высыпавщая
свой
грузъ. За просмоленной лодкой женщины стряпали
н TMДмиСГМИ "
аЛаТКаМИ С
° новыми окнамщ об TM
нутыми матеріей въ красныхъ и бѣлыхъ клѣткахъ
Прохож.е быстро
шли> уммьно
поглядывая
наѣткахъ.
^льныя
^еГ^^^з---
опаснОСТИ) офиціальное
разрѣшен;
дававВаЛе7йбое
т
3;
"РВВО гражданства. Она не обратила внимания
ГнГсіТилГоГ
ц
і
ю
-
которую
-
Придя въ свою комнатку на улицѣ Провансъ она
оTMГзГгТлВ°ВаЛа ТЧеСТЬ ЭТУ ппсгрукп^! ДЛІГЭТОГО
чувство Лб/
^ ДеНЬ Угасалъ
'
а
СЪ нимъ
уходило
чувство облегченія и надежды, испытанное ею неза-
долго до того. Прежде чѣмъ взять въ руки инструкцию
она вытерла свои жирныя руки. Лампатокла и коптила.'
2-е Бюро.
^
РР
Біхраненіе
2-я Секція
П0ЛИЦеЙСКая
Префектура,
общественной
нравственности.
I отдѣленіе.
Обязанности и запрещен!*, налагаемый на
публичных ъ женщинъ.
Публичны* женщины обязуются... и т. д .
Слѣдовало длиннѣйшее перечисленіе: обязательное
предъявлена билета по требованію полицейскихъ чи-
новниковъ и агентовъ; запрещеніе выходитъ на про-
мыселъ раньше, чѣмъ зажгутъ фонари,—вообще раньше
семи часовъ во вс* времена года; запрещеніе оставаться
на улиц* позже полуночи; строжайшій запретъ заго-
варивать съ малолѣтними, съ мужчинами, сопровождаю-
щими женщинъ, останавливаться на улицахъ,
соби-
раться толпой, гулять группами, расхаживать въ тѣс-
номъ мѣстѣ, позволять сутенерамъ провожать себя или
слѣдовать за собою. Запрещалось вербовать кліентовъ
у оконъ,
запрещалось совмѣстное жительство съ лю-
бовникомъ или съ другой публичной женщиной; нако-
нецъ, воспрещалось показываться во время съѣзда у
церквей, храмовъ, школъ и лицеевъ, посѣщать закры-
тые пассажи, бульвары, Елисейскія Поля, вокзалы и
ихъ окрестности, общественные сады. Все это запре-
щалось подъ страхомъ наказанія, налагаемаго смотря
по важности проступка.
Роза выронила листокъ. Вотъ въ чемъ ея будущее!
И подъ всѣмъ этимъ она подписалась, когда дала за-
регистрировать себя? Но в*дь это возмутительно! Ей
раньше должны были дать прочесть условія! Она ни-
когда не приняла бы ихъ, не сунула бы шеи въ петлю.
Какъ можно подвергать человѣческую личность такому
униженію и варварскому рабству, худшему, чѣмъ раб-
ство негровъ? Такимъ образомъ, она, по вол* поли-
цейскихъ агентовъ, будетъ не ч*мъ инымъ, какъ только
ночной птицей, жалкой добычей тюрьмы? Какъ могутъ
совершаться эти чудовищныя вещи, почему он* счита-
ются законными?
Она подняла печатный листокъ и прочла его еще
разъ, наслаждаясь іезуитской литературой:
Примѣчаніе.
Билетъ, врученный публичнымъ женщинамъ при ре-
гистрами, не является разрѣшеніемъ и не долженъ счи-
таться ни поощреніемъ разврата, ни препятствіемъ къ
труду.
В. Маргарит». Проститутка.
j2

Билетъ даетъ возможность администраціи слѣдить за
тѣмъ, подвергаются ли публичныя женщины какъ въ
своихъ собственныхъ интересахъ, такъ и въ интересахъ
общественной безопасности санитарному осмотру, ко-
торому онѣ подлежатъ въ извѣстные сроки, пока зани-
маются проституціей. Желающія во всякое время мо-
гутъ потребовать прекращенія надзора и возвратить
билетъ, если будетъ доказано, что онѣ болѣе не под-
держиваютъ своего существованія проституціей.
Необходимыя провѣрки производятся негласно и съ
осторожностью...
Она дочитывала послѣднюю строчку, когда кто-то
постучался въ дверь. Это была ея сосѣдка Марьетта;
она уже начала безпокоиться и то и дѣло, проходя,
прислушивалась къ дверямъ: три дня не слышно было
даже шороха... Роза разсказала ей всѣ новости, показа-
ла свои документы. Да, теперь поздно; все кончено.
Между тѣмъ Марьетта ее не разъ предупреждала обо
всемъ.
—
Ба! я всегда, когда хочу, могу хлопотать, чтооы
меня вычеркнули.
—
Ты думаешь?—спросила полная брюнетка, подни-
мая пеньюаръ своими круглыми руками.
Находясь на содержаніи у одного коммерсанта, она
дѣлила свою жизнь на-двое: днемъ она стряпала, при-
нимала у себя своего толстаго Луи (такъ звали этого
торговца желѣзомъ), а ночью отъ восьми до трехъ
часовъ пополняла свой бюджетъ тѣмъ, что прислужи-
вала, голая, въ одномъ учреждены, гдѣ за это платили
сто су. Она надѣялась къ сорока годамъ удалиться на
покой съ капитальцемъ въ какое-нибудь предмѣстье
Манта. Тамъ похоронена ея сестра Матильда. Она въ
двадцатый разъ принималась разсказывать сгоь исто-
рію. Теперь это было очень кстати.
—
Матильда тоже такъ думала! Она въ свое зремя
записалась. Потомъ она встрѣтилась съ хорошимъ чело-
вѣкомъ, въ родѣ моего Луи. И спокойно зажила себѣ,
да такъ хорошо, что черезъ пять лѣтъ ея сожитель,
ничего не подозрѣвая, заговорилъ о свадьбѣ. Ну тутъ
этотъ чертовскій билетъ... Понимаешь? Матильда не
знала, какъ устроить, чтобы ее вычеркнули... Она все
время дрожала отъ страха, что все откроется. Она напи-
сала въ префектуру... Явился агентъ... Прошло пять
мѣсяцевъ, а ея все не вычеркивали изъ списковъ. Трахъ!
Въ одинъ прекрасный день ея возлюбленный обо всемъ
узнаетъ отъ консьержа... Послѣ жестокой сцены онъ
уѣхалъ... а она задушила себя газомъ...
Роза ее не слушала. Инструкція, билетъ-все было
сунуто за часы. Она съ увлеченіемъ плескалась въ
холодной водѣ. Молодость, надежды опьяняли ее. Стоя
въ одной сорочкѣ и съ голыми руками передъ зер-
каломъ, она перебирала золотистыя пряди своихъ во-
лосъ.
—
Ты предложила бы свои услуги на rue de Naples—
уговаривала ее Марьетта, гладя по спинѣ.— Мы уходи-
ли бы и приходили вмѣстѣ. Это такъ удобно...
Но Роза передернула плечомъ; ее щекотала эта
ласка...
Нѣтъ, она лучше будетъ увертываться, насколько воз-
можно, и предпочитаетъ жить на свободѣ. Вѣдь не
всегда же ее будутъ преслѣдовать неудачи!.. Билетъ и
всѣ эти запрещенія—это все пустяки...
Въ ближайшій же мѣсяцъ ей пришлось поубавить
спеси. Не проходило недѣли, чтобы она хоть одну ночь
не ночевала въ Депо. Неудачи упорно ее преслѣдовали.
Напрасно она, въ надеждѣ пріобрѣсти покровителя,
старалась соблазнить арестовавшаго ее „штатскаго"'
въ то время какъ онъ велъ ее въ участокъ (за оста-
новку на улицѣ раньше семи часовъ вечера). Въ слѣ-
дуюіціе два раза она попала въ облаву „блюстителей
нравовъ", тщетно старавшихся „оздоровить" кварталъ.
Ее схватили на бульварѣ возлѣ конторы большой га-
зеты, гдѣ собирались проститутки и педерасты.

Она перенесла свою дѣятельность на Севастопольский
бульваръ. Но, казалось, „блюстители нравовъ" преслѣ-
довали ее. Она перестала полагаться на свое провор-
ство не пряталась въ боковыя улицы, пережидая, пока
они 'удалятся. Она знала, что отъ судьбы не уйдешь.
Когда Люка хотѣлъ ее заставить прочесть послѣднш
протоколъ о ея арестѣ, она безропотно сказала:
—
Къ чему? Что написано, того не измѣнишь.
Лорталь все еще щадилъ ее и не отправлялъ въ Сенъ-
Лазаръ, освобождая ее безъ наказанія. Ему нравилась
цвѣтушая здоровьемъ Роза; ея появленіе было пріят-
нымъ интермеццо среди этихъ отвратительныхъ запа-
ховъ. Все-таки онъ ей пригрозилъ:
—
Но въ слѣдующій разъ!..
Роза только смѣялась. Она увидится тамъ съ Анкетой!
Она спокойно переносила все,-и общій хлѣвъ Депо,
и хожденіе въ бюро Лорталя, и испытанія въ Dis-
РеОнаГрѣзко выдѣлялась изъ мрачной вереницы своей
кокетливой черной юбкой и шляпой съ розами. Изъ
маленькой залы суда доносились обрывки фразъ:
—
Опять вы здѣсь, бѣдная моя Руссель? Восемь
ДН!!! Вы Знаете, что за это полагается? Шесть дней!
_
Да мсье Лорталь!.. Благодарю васъ, мсье Лорталь...
И безъ конца тянулась вереница жалкихъ и покор-
ныхъ существъ.
—
Приготовьте ваши билеты,- командовалъ завѣ
ДУЧтобы ихъ достать, онѣ наклонялись, поднимали юбки
и доставали билеты изъ чулокъ, гдѣ они были запря-
таны. Одна несла бережно завернутую въ бумагу из-
мятую шляпу. Другая-и такихъ не мало!-полъ хлѣба
или цѣлую булку. По временамъ раздавались приступы
продолжительнаго кашля. Слышались громше зѣвки
'
Можно было подумать, что это полчище не прости-
тутокъ, а смиренныхъ больныхъ женщинъ изъ народа,
съ ихъ жалкимъ видомъ и нищенской одеждой: уголь-
щица съ угла, третьестепенная служанка на побѣгуш-
кахъ, приказчица колбасной лавки... Изрѣдка можно
было видѣть перезрѣлую сводню и ея компаньонку,
одѣтую дѣвочкой; были и настояіція дѣвочки съ без-
стыжимъ смѣхомъ; у многихъ были дряблыя, распух-
шія тѣла. Весь этотъ сбродъ былъ одѣтъ въ изношен-
ныя платья, полинялые корсажи; это была цѣлая цѣпь
несчастныхъ созданій всѣхъ возрастовъ, начиная съ
пятнадцатилѣтняго ребенка и кончая шестидесятилѣт-
ними старухами.
—
Поторопитесь! Скорѣе!—кричалъ Лорталь.
Всѣ кидались, вызовы дѣлались съ такой головокру-
жительной быстротой, что женщины иногда сталкива-
лись и входили по двѣ вмѣстѣ.
—
Ахъ, сударь, я шла за покупками въ лавочку...
—
Вы знаете правила? Четыре дня.
—
Я шла на вокзалъ встрѣчать мою матушку.
—
Шесть дней!
—
Я выходила изъ аптеки, куда ходила за лѣкар-
ствомъ для больного ребенка...
—
Восемь дней!
Лорталь задыхался. Толпа напираетъ, а механиче-
ская сѣкира все опускается
Несмотря на всѣ увѣщанія Марьетты обѣдать вмѣ-
стѣ—„такъ мило будетъ ѣсть въ своемъ уголочкѣ,
вдвоемъ",—Роза отправилась обѣдать одна; это было
въ мартовскій вечеръ, когда весенній вѣтеръ разносилъ
шумъ огромнаго, сіяющаго города. Женская любовь
была ей совсѣмъ непонятна пока! Она ясно видѣла на-
мѣренія Марьетты...
Когда Роза около половины перваго ночи возвра-
щалась съ двадцатью франками въ карманѣ, она на
минуточку остановилась на углу улицы Провансъ и
Тетбу, противъ большого стѣнного зеркала. Улыбаясь
она обернулась, почувствовавъ прикосновеніе усовъ
къ своему уху.

Увидавъ .господина" она смутилась. Это б^ФР";
ко
штатскій" околотка, которому она, по неосторож
ности^ дѣлала авансы. Бывшій унтеръ-офицеръ полка
юркоД-ь, привыкшій смотрѣть на
какъ на наложннцъ, Фрнко нокручивалъ свонщетнни
стые усы, бросая далеко недвусмысленные взгляды на
Розу. Надо обновить это новое платье, которое обтя-
гиваетъ милашку, какъ перчатка!
Она отшатнулась, почувствовавъ шедшш отъ него
спиртный запахъ. Нѣтъ, не теперь, не сегодня вечеромъ
д Го рптт, что! Нѵ, такъ ее долго придет
ее ждутъ... „Ага, вотъ что: пу,
ся ждать!"
—
Ты не хочешь?
Она топнула ногой.
I В^амомъ дѣлѣ? Разъ... два... три... Нѣгь? Въ
ВѣдУьЧаонаКзнала правила. Ее застали на улицѣ пос^
она не хочетъ идти къ^нему. У нея•
У
^
Нао=TM
рГ (М°арьаеТТа npJ:
му=^
сто отвратительны) шла впереди агента, который
грубо толкалъ и шипѣлъ ей въ затылокъ.
_
Съ Фрико не шутятъ, цыпочка моя.
Сдаться? Нѣть! Это было бы слишкомъ «
она
не уступить... Она подумала о послѣдствіяхъ Въ ея
ушахъ звенѣлъ голосъ Лорталя: „Въ слѣдую^ Р^
'
Она отдѣлается тѣмъ, что познакомится съ Samt Lasare
рано или поздно этого не миновать.
Она ссоко
обернулась и посмотрѣла прямо въ красную рожу
ФРіКНиГГслГГшьГя^РИГгда тебѣ не отдамся...
Ты мнѣ противенъ!
Но Фрико насмѣшливо говорилъ:
—
Никогда! Это мы еще увидимъ...
VI.
—
Десять франковъ, скажите пожалуйста!
Служащая при столовой подбросила десятифранко-
вую монет}',
поймавъ ее своей мозолистой ладонью.
Потомъ быстрым^, привычнымъ жестомъ опустила ее
въ свой чулокъ.
Отдѣленіе для административныхъ въ Сенъ-Лазаръ
обслуживалось сорока женщинами, отбывавшими тамъ
свое наказаніе. Роза, предупрежденная товарками по
мастерской о томъ, что эти женщины могутъ оказы-
вать мелкія услуги, собиралась воспользоваться ухо-
домъ изъ столовой, чтобы войти въ соглашеніе съ од-
ной изъ нихъ, сверкающіе взгляды которой пресл,-
довали ее съ первыхъ же дней во время всѣхъ тра-
пезъ.
Зозо—такова была ея кличка—увидя Розу, сразу
влюбилась въ нее. Когда однажды въ восемь часовъ
утра арестантки молча зашли въ огромную комнату
съ плитняковымъ поломъ, гдѣ между столбами тяну-
лись длинные столы съ разставленными баками на нихъ,
Зозо, раздавая всѣмъ почереди ложки, сразу замѣ-
тила красивую дѣвушку. Въ своемъ черномъ платьѣ
и черномъ форменномъ чепц, на темно-золотистыхъ
волосахъ, Роза выдѣлялась среди арестантокъ, какъ
свѣжій цвѣтокъ въ увядшемъ букетѣ. Она вначалѣ
не замѣтила произведеннаго ею впечатлѣнія.
Ее занимала только новизна мѣста, куда она попала.
Должно быть, въ казармахъ такая же обстановка...
Высокія свѣтлыя стѣны, заново окрашенный, некраше-
ные скобленные столы, запахъ жира и грязной посуды.
Всѣ усаживались къ столу бокъ о бокъ на скамейкахъ,
разставленныхъ вокругъ столовъ. Наклонившись впе-
редъ, Роза разсматривала ряды баковъ, выстроившихся
на столахъ симметричными рядами, какъ шеренги сол-
датъ. Въ центр, каждаго стола стоялъ сосудъ съ ка-
кимъ-то питьемъ среди груды оловянныхъ кружекъ.

Только благодаря огромному распятію на стѣнѣ и
присутствію монахинь, эти казармы немного напоми-
нали монастырь.
Всѣ ѣли молча подъ металлическій звонъ ложекъ,
болтая жиденькій, безвкусный супъ, гдѣ плавали ку-
сочки хлѣба и капустные листья. Роза, несмотря на
то, что привыкла къ столу Депо, не могла приняться
за ѣду, которую надо было окончить въ десять ми-
нутъ, да еще въ такіе часы, къ которымъ желудокъ съ
трудомъ привыкаетъ,—въ восемь часовъ утра подавался
завтракъ, состоящій изъ пустого супа, и въ два часа
пополудни обѣдъ изъ какого-нибудь тяжелаго блюда
и того же супа. Эти безмолвныя трапезы производили
такое тяжелое впечатлѣніе, что Роза нерѣдко мечтала
о самой скверной пищѣ, какую ей приходилось когда-
либо ѣсть, о скаредныхъ порціяхъ мадамъ Гюрель...
За второй трапезой Зозо, стоявшая на порогѣ, вру-
чая Розѣ ложку, бросила на нее такой взглядъ, что
смущенная Роза долго не могла отдѣлаться отъ впеча-
тлѣнія, произведеннаго на нее этими глазами, въ ко-
торыхъ горѣло недвусмысленное желаніе. Ея товарка
по гулянью въ саду, Люси дЮверніатъ, на прогулкѣ
пояснила ей, что Зозо, осужденная на восемь лѣтъ за
воровство, имѣла пристрастіе къ новенькимъ. Ее не
слѣдовало отталкивать, такъ какъ она могла оказаться
кое въ чемъ полезной.
Роза чувствовала себя съ минуты переселены сюда
такой одинокой, что у нея вскорѣ явилась потребность
въ привязанности. Она думала объ Аннетѣ, которую
не разъ вспоминала со времени ихъ встрѣчи. Была ли
она еще здѣсь? Писала ли она своему доктору? Ей такъ
сильно захотѣлось ее увидѣть, получить отъ нея вѣс-
точку, что она для этого готова была отдать все, что
у нея имѣлось, т.- е. двадцать франковъ, спрятанныхъ
въ туфлю (тѣмъ временемъ, что Фрико составлялъ про-
токолъ); она спасла эти двѣ золотыя монетки отъ двой-
ного обыска: въ Депо и въ Секъ-Лазаръ.
Зозо, при желаніи, отлично могла передать письмо.
Каждый день въ обѣденный часъ женщины, находя-
щіяся на излѣченіи въ лазаретѣ, по двѣ изъ каждой
палаты, приходили за порціонными котлами. Какъ
знать! Быть можетъ и Аннета придетъ какъ-нибудь.
Зозо можетъ увидѣть ее на кухнѣ или же, наконецъ,
найдетъ черезъ кого передать...
Роза одолжила у одной изъ прислужницъ за пять
су карандашъ и написала нѣсколько строкъ на кусочкѣ
клѣтчатой бумаги, подаренной ей Люси д'Овершатъ.
Это письмо, сложенное треугольникомъ, она вручи-
ла Зозо по выходѣ изъ столовой. Она воспользова-
лась тѣмъ, что монахини были на другомъ концѣ
комнаты, откуда слѣдили за выходящими; изъ-за ка-
ждаго стола женщины выходили поочередно, бросая
свои ложки въ стоявшую по пути корзину. Къ счастью,
она была за столомъ, стоявшимъ совсѣмъ въ глубинѣ,
и Зозо, руководимая инстинктомъ, подошла къ ней.
—
Аннета... Аннета Сорбье... Вы будете помнить?
—
Не безпскойся: она получитъ твою
писульку.
Роза взглянула на нее съ такой благодарностью, что
Зозо, стиснувъ ея руку, прошипѣла:
Это твоя „лесбіёка", да?
Ея голосъ звучалъ такой ревнивой страстью, что
Розѣ стало неловко...
„Лесбійка"? Ахъ, да! это та
изъ двухъ женщинъ, которая любитъ сильнѣе... Она
слышала это ругательство, когда въ Депо случайно
потревожила двухъ сожительницъ. Ей стало смѣшно.
Ей никогда ничего подобнаго въ голову не приходило
относительно Аннеты! И если она когда-нибудь изъ
любопытства пойдетъ на это, то во всякомъ случаѣ
не съ Зозо!
Розѣ противна была эта курносая физіономія съ
черными гладкими волосами. Среди всѣхъ этихъ лицъ,
обезображенныхь печатью тупости, порока, престу-
пленія, лицо Розы выдѣлялось своей чистотой и
ясностью. Не даромъ Люси, плѣненная ея кроткимъ

видомъ и упругимъ бюстомъ, окрестила ее „Vierge aux
Nichons"! *)
Незаметно подъ очаровательной оболочкой преж-
ней Розы складывалась совершенно другая. Хотя ли-
ши ея и округлились, ее и теперь можно было наз-
вать воплощеніемъ молодости и красоты, чуднымъ
живымъ цвѣткомъ, который такъ плѣнилъ два года
назадъ Дюмэса, Сарра и Монталя, когда тѣ сидѣли
на площадкѣ отеля de la Dasserel. Но подъ чарующей
внѣшностью совершалось нравственное разложеніе. Не-
смотря на свою кроткую и добрую душу, Роза была
полна низменныхъ инстинктовъ и окончательно пре-
вращалась въ животное. Временами она сама это
сознавала. Но развѣ съ ними не обращались, какъ съ
животными? Со времени своего переселенія въ Сенъ-
Лазаръ она превратилась въ чужую вещь. За то, что
ее соблазнили и сдѣлали матерью, за то, что она
пользовалась единственнымъ доступнымъ ей способомъ
прокормить своего ребенка, т.- е. продажей своего тѣ-
ла за все это нужно расплачиваться гюремнымъ за-
ключеніемъ? Во имя чего и для чего?.. Она ничего
не понимала.
Значитъ, въ угоду жестокости мужчины—многихъ
мужчинъ —она сдѣлалась тѣмъ, чго она есть, т.-е.
проституткой; въ силу того, что она, сама того не
зная, подписала въ длинномъ спиогЬ другихъ именъ
свое отреченіе отъ правъ свободнаго человѣка, она
должна быть игрушкой, рабыней, которую запираютъ
въ тюрьму по всякому пустому поводу!
Теперь она, вмѣстѣ съ Люси д' Оверніатъ, шла по
обширнымъ коридорамъ, — такимъ темнымъ, что свѣтъ
весенняго дня едва освѣщалъ его плиты,-вдоль стѣнъ
грязновато-кремоваго цвѣта съ черными цоколями въ
видѣ алтарей, напоминающихъ гробы; энѣ отправлялись
вмѣстѣ съ другими на обязательную прогулку въ са-
*) „Богородица съ персями" .
дикъ съ чахлыми деревьями. Все время онѣ шушука-
лись, и монахиня, заведующая отдѣленіемъ, дѣлала имъ
замѣчанія.
По правиламъ нарушать молчаніе воспрещалось
всегда (даже вполъ голоса), исключая прогулокъ во
„дворе проститутокъ"; два раза въ день — въ девять
утра и въ три дня—ихъ выпускали погулять на сорокъ
пять минутъ, всегда выстроивъ рядами, подъ суро-
вымъ наблюденіемъ сестеръ.
Этотъ дворъ, стиснутый высокими зданіями, съ за-
крытыми подслѣповатыми окнами, Роза быстро из-
учила; она скоро знала счетъ всемъ низкорослымъ
деревцамъ и всемъ скамейкамъ, на которыя не позво-
ляли садиться. Посреди двора стояла четырехугольная
лохань для стирки съ пожелтевшей водой. Роза
могла бы съ закрытыми глазами найти любое местеч-
ко въ этомъ саду.
Единственной отрадной минутой въ ихъ жизни была
та, когда, по выходе изъ столовой, оне собирались
вместе съ теми счастливицами, у которыхъ было не-
много денегъ, внизу около лестницы, въ уголке двора.
Все гуськомъ направлялись къ дверцамъ лавочки, где
находилась и одна изъ прислуживающихъ женщинъ. За
пять или за десять су желающія получали то пару
горячихъ яицъ на подносе, то селедку или чашку
кофе, то глотокъ вина. Все это выпивалось и съеда-
лось тутъ же на месте. А затемъ — маршъ! Все на-
правлялись къ платанамъ, такимъ же плѣнникамъ,
какъ оне, жившимъ безъ воздуха и света.
После сырой мастерской, смрадной столовой и зат-
хлаго дортуара, все, даже немного подышавъ свежимъ
воздухомъ, чувствовали усталость и еле передвигали
ноги. Роза ненавидела это глупое верченье на месте,
напоминавшее метанье зверя въ клетке.
Кто могъ бы подумать пять лѣтъ тому назадъ,
когда она со своей матерью проходила однажды по
улице предместья Сенъ-Дени, мимо этого чернаго фа-

сада, что и она попадетъ подъ его сѣнь вмѣстѣ съ
воровками и убійцами?
Хотя тутъ были разныя отдѣленія: одно отдѣленіе
для административныхъ, а другое-для находящихся
подъ слѣдствіемъ, но входъ былъ общій, и всѣ сидѣли
подъ однимъ замкомъ. Это была тюрьма одинаково
для всѣхъ. Первое впечатлѣніе Розы, когда она вышла
изъ тюремной повозки, подвезшей ее къ канцелярш,
былъ мрачный ужасъ.
Сначала обыскъ, потомъ запись (имя, возрастъ, вѣ-
роисповѣданіе), затѣмъ гардеробная, гдѣ ей вручили
этотъ чепецъ рабыни, потомъ длинный путь въ сопро-
вождены одной изъ монахинь черезъ мрачные корри-
доры, по лѣстницамъ нѣсколькихъ этажей, по этимъ
безконечнымъ зданіямъ съ нескончаемыми
коридо-
рами, съ безчисленнымъ множествомъ дверей въ ка-
меры и въ палаты, съ ихъ холоднымъ казарменно-
монастырскимъ однообразіемъ. Наконецъ, несмотря
на то, что было не больше пяти часовъ, ее заперли
въ общій дортуаръ, совершенно пустынный.
Эта огромная комната подъ самой крышей—бывішй
чердакъ, выбѣленный известкой, сложенный изъ исто-
ченныхъ червями балокъ, эти четыре ряда желѣзныхъ
кроватей, числомъ около ста, съ широкимъ прохо-
домъ посрединѣ, покрытыхъ коричневыми одѣялами,
изъ-подъ которыхъ виднѣлись складки простынь сѣ-
роватаго цвѣта, все это въ сумеркахъ догорающаго
дня наводило тоску, распространяло запахъ гнили,—
такой застарѣлый и упорный, что вся бодрость и без-
печность Розы испарились.
Для того чтобы привезенныя послѣ полудня аре-
тантки не мѣшали работать въ мастерскихъ, ихъ^запи-
рали на ключъ въ пустой дортуаръ до ночи. Онѣ про-
водили всѣ эти часы въ полномъ бездѣльи, въ состоя-
НІИ полной апатіи, на продавленныхъ матрацахъ; онѣ
спали, свернувшись калачикомъ, мечтали, лежа на спинѣ
и болтая руками. Тамъ Роза познакомилась съ Люси,
это была опытная пройдоха и постепенно посвящала
Розу во все.
Она хорошо знала эту дыру, такъ какъ ей пришлось
когда-то отбывать въ другомъ отдѣленіи (исправитель-
номъ) мѣсячное заключеніе. Съ нею случилась бѣда;
красавчикъ Огюстъ и Клешня, двое полицейскихъ аген-
товъ съ улицы Виллетъ, „сцапали" ее въ то время, какъ
сна вмѣстѣ со своей товаркой собирались
„убить
бобра"... Роза широко раскрыла свои чудные каріе глаза,
и Люси любезно пояснила: „Ну, понимаешь, обойти
простачка"...
Дворъ для осужденныхъ, квартира начальника, трехъ-
этажная больница для венерическихъ больныхъ, помѣ-
щающаяся между дворомъ и садомъ, склады, часовня,
квадратная грязная постройка, черная отъ накопившей-
ся вѣками сажи, вся эта огромная масса потрескав-
шихся и сырыхъ зданій, которымъ давно пора на сломъ
и который все-таки держались изъ года въ годъ,—
все это, вмѣстѣ взятое, давило Розу и дѣйствовало на
нее, особенно послѣ разсказовъ Люси, какъ тяжелый
кошмаръ, давившій ее до галлюцинацій.
Карцеръ (такъ называемый jettard), куда ихъ запи-
рали при первомъ словѣ, оскорблявшемъ слухъ мона-
хинь,—этотъ звѣринецъ съ его ужасными клѣтками,
пріемная съ рѣшетками и перегородками, которая пере-
сѣкалась еще, кромѣ того, барьеромъ и въ которой
люди толпились, какъ дикіе звѣри,—какъ могло все
это существовать?
Этотъ старый домъ прокаженныхъ, въ послѣдніе вѣ-
ка передѣлывавшійся и перестраивавшійся лазаристами;
этотъ монастырь, превращенный революціей въ тюрьму,
для постройки котораго гражданинъ Паллуа велѣлъ
взять строительный матеріалъ, оставшійся послѣ раз-
рушенной Бастиліи, вмѣстѣ со всѣми замками и рѣшет-
ками этой мрачной крѣпости; эта тюрьма, откуда вмѣ-
стѣ съ Андрэ Шенье выѣхала послѣдняя двуколка и
куда въ продолженіе послѣдующихъ ста сорока лѣтъ

тюремныя повозки привозятъ безпорядочными груп-
пами тысячи проститутокъ и преступницъ,
словомъ,
эта тюрьма Св. Лазаря,-представляла собою такую
отвратительную, смрадную клоаку, о которой Розѣ труд-
но было бы себѣ составить представленіе, если/кбы она
не познакомилась съ ней близко, попавъ сюда.
Но что вызывало въ ней наибольшее омерзеніе, такъ
это отвратительная неопрятность, на которую обрека-
лись обитательницы тюрьмы. О баняхъ для заключен-
ныхъ и помину не было. Люси, впрочемъ, увѣряла, что
въ нижнемъ этажѣ имѣлась отведенная для этой цѣли
комната, но предназначенная для больныхъ. Роза даже
видѣла надпись на дверяхъ, которыя всегда были на
3амГжду тѣмъ Люси во время одного своего пребыва-
нія въ здѣшней больницѣ („Триперъ... съ этими про-
тивными мужчинами вѣчно подвергаешься опасности. )
одинъ разъ принимала ванну, но самая ванна была до
того отвратительна, что ее стошнило: вся облупленная,
источенная, цвѣта гусинаго помета... Что касается ду-
шей, то это одна ерунда! Они совершенно не дѣи-
ствовали!
—
Ничего не подѣлаешь!—говорила Люси. — іы вы-
моешься по выходѣ отсюда. Вѣдь мы не принцессы!
Она любила посмѣяться надъ пристрастіемъ Розы къ
чистоплотности. —„Не три такъ усердно; ты всю себя
сотрешь!«-Тутъ, во всякомъ случаѣ, было гораздо ху-
же чѣмъ въ Депо. Въ этой спальнѣ, гдѣ ихъ было на-
пихано до ста человѣкъ, гдѣ кровати почти касались
одна другой, имѣлся только одинъ никуда негодный,
запыленный умывальникъ съ тремя кранами, помѣщав-
шійся въ дощатой будкѣ.
Хотя было начало весны, но на этомъ чердакѣ ца-
рила такая жара, что при закрытыхъ окнахъ и двери
можно было изжариться въ собственномъ соку. Роза
спала между Люси-симпатичной дѣвушкои въ родѣ
Марьетты, и отвратительной старухой, которая, сидя
часами полураздѣтая на своей постели, терпѣливо охо-
тилась за паразитами.
Два ночника тускло освѣщали картину раздѣванія;
слышались шутки и ругань, скоро, впрочемъ, умолкав-
шія. Въ одномъ углу помѣщалась высокая кровать, слу-
жившая наблюдательнымъ постомъ для надзирательни-
цы—возведенной въ этотъ чинъ проститутки, на обя-
занности которой было подметать помѣщеніе днемъ.
Въ другомъ углу помещался коричневый деревянный
шалашикъ съ потайнымъ оконцемъ, гдѣ скрывалась
монахиня. Въ четвертомъ углу было устроено помѣ-
щеніе, одинаковое съ умывальной, но дверь его была
всегда заперта, въ предупрежденіе свиданій съ без-
нравственными цѣлями.
Взамѣнъ этого среди дортуара помѣщалось видное
со всѣхъ сторонъ единственное кресло съ крышкой,
предназначенное для ночныхъ нуждъ сотни заключен-
ныхъ; такимъ образомъ, благопристойность была соблю-
дена. Надъ всѣмъ господствовала, на деревянномъ цо-
колѣ голой стѣны, маленькая мадонна.
Въ шесть часовъ з^тра (зимою въ половинѣ седьмого,
a лѣтомъ въ пять) при первомъ ударѣ колокола все
„стадо" поднималось. Начиналась давка, раздавались
зѣвки и ругань. Въ четверть часа надо было встать,
одѣться и привести себя въ порядокъ.
„Коридорная"
монахиня открывала наружную дверь, чтобы можно бы-
ло вынести всю нечисть. Каждая брала свои двѣ му-
равленный миски, всѣ одинаково желтыя, помѣщавшіяся
въ ящикѣ у изголовья; одна служила для „малыхъ
надобностей", а другая для умыванія. Большинство не
пользовались ими совсѣмъ и довольствовались тѣмъ,
что смачивали себѣ слегка пальцы и кончикъ носа.
Мыла не полагалось; желающимъ предоставлялось по-
купать его маленькими четыреугольными кусочками въ
лавочкѣ.
Роза не могла примириться съ этой грязью и очень
удивлялась чисто-монастырскому равнодушію сестеръ.

Он* были ихъ единственными непосредственными стра-
жами; административная и распорядительная часть на^
ходилась въ рукахъ начальника тюрьмы, нѣсколькихъ
счетоводовъ и смотрителей; всѣ они были вдали, въ сто-
рон* отъ всего. Господство этихъ милыхъ дамъ, вм*стѣ
съ неискоренимой грязью, всего тРудн*е было терпѣть.
Тридцать шесть монахинь ордена Марш и Іосифа,
какъ и въ Депо, вмѣстѣ со свяшенникомъ несли на
себѣ заботы о т*лѣ и душ* заключенныхъ. Он* жи
ли, притаившись, въ одномъ изъ закоулковъ тюрьмы
представляя собою всемогущій союзъ. У нихъ была
отд*льная часовня, устроенная въ прежней кель* Samt
Vincent de Paul. Тамъ, среди приторнаго запаха не-
угасимыхъ восковыхъ св*чей, среди службы и бормо-
танья молитвъ, проходила вся ихъ неподвижная жизнь
тамъ проводили он* время, свободное отъ надзора
надъ заключенными и ухода за общей часовней.
Это была ихъ гордость и радость, она составляла
главный центръ всей тюрьмы Сенъ-Лазаръ. Небольшой
хоръ пѣвчихъ, украшавшихся во время службы зеле
ными лентами к церковной медалью и получавшихъ
потомъ въ награду кружку кофе съ молокомъ н.би-
рался изъ среды заключенныхъ. Ихъ особо обушли
п*нію гимновъ, предназначенныхь для
слѵжбъ. Здоровыя и больныя съ величаишей торже
ственностью отправлялись въ часовню и опускались
на колѣни передъ изображеніемъ Божественнаго Учи
То: иГсГеГ'д*тства сохранила глубокій
=ъ
францѵзскаго крестьянства. Въ Авезѣ только женщины
соблюдали церковные обряды, заключавшіеся въ бор^
мотаніи молитвъ. Он* исполняли привычны^ передан
ные по наслѣдству ритуалы безъ всякой вѣры въ нихъ.
Будучи католичками, он* посѣщали
ницы посѣщаютъ свой храмъ. Не нравственные идеалы
а грубое суевѣріе, поддерживаемое цѣлыми вѣками
нев*жества, составляло основу ихъ религш.
Мелочный и нелѣпый деспотизмъ монахинь и ихъ
слащавыя и бездушны* пропов*ди сразу возбудили въ
Роз* чисто школьническую злобу и чувство возму-
іценія. Ея чисто-народный здравый смыслъ оказался
родственнымъ взглядамъ Люси д' Оверніатъ.
—
Какіе смѣшные эти депутаты; постоянно они гор-
ланятъ противъ Господа Бога и въ то же время до-
пускаютъ, чтобы эти клобуки командовали нами зд*сь.
Распятіе въ столовой, Мадонна въ дортуар*, Мадонна
въ мастерской... Куда ни взгляни, всюду она передъ
тобою. А въ больниц* были прежде въ каждомъ этаж*
алтари съ Маріями и всякими святыми, съ вазами, бу-
кетами передъ ними и со всякой всячиной... Но, в*ро-
ятно, они боялись, что у нихъ все отберутъ...
И теперь остались только голыя полки...
Но вс* остальныя осторожно изб*гали такихъ от-
кровенностей. У нѣкоторыхъ было еще живо чувство
наивной религіозности, потребность въ ут*шеніи и въ
вѣрѣ во что-нибудь. Многія льстили властолюбивымъ
монахинямъ, прикидываясь покорными и богомольными,
а за ихъ спиной плевали на все. Большинство же, пре-
вратившись окончательно въ животныхъ, не интересо-
валось ничѣмъ. Носитъ ли надзирательница чепецъ или
клобукъ—было имъ безразлично: он* питали къ ней
непримиримую ненависть и считали ее своимъ вра-
гомъ.
Роза, помѣстившаяся, по сов*ту Люси, въ мастер-
скую No 4 съ т*ми, которыя не ум*ли шить (тамъ
меньше работали), проводила долгіе часы въ размыш-
леніяхъ. Ея пальцы медленно двигались, подшивая ру-
бецъ на жесткой простынѣ, лежавшей у нея на колѣ-
няхъ. Капли сырости покрывали желтыя стѣны и па-
дали со свода.
Одна изъ присутствуюіцихъ читала монотоннымъ
голосомъ страницы какой-нибудь душеспасительной
книги. Сестра начинала дремать на своемъ возвышеніи.
Тогда склоненный головы поднимались, шопотъ пре-
В. Маргеритъ. Проститутка.
13

рывалъ вѣчное безмолвіе, пока^спящаяД внезапно про
снувшись, не говорила: „Тише, замолчать!..
і Это вы шумѣли, Оверніатъ?—говорила разсер-
женная монахиня—Уйдите съ паркета и станьте на
"Таково' было одно изъ наказаній, придуманное этой
наивной особой. Были и болѣе страшныя-цѣлый ка-
тапогъ: за скверную работу или за дерзкое обраще-
ніе съ монахинями и т. д . и т. д . наказанія заключались
либо въ запрещеніи сообщаться съ внѣшнимъ міромъ,
либо въ лишеніи права пользоваться услугами лавочки,
либо въ сидѣніи на одномъ хлѣбѣ и водѣ въ карцерѣ,
а иногда къ этому присоединялась и горячечная ру-
^Люс'и, смѣясь про себя, сошла съ деревяннаго пола
и стала на плитнякъ. Что жъ! Тутъ она будетъ бли-
* Такъ непрерывно, часъ за часомъ, сидѣли онѣ, на-
клонившись надъ одуряющей работой, слушая усыпи
тельное чтеніе. Роза уходила изъ мастерской съ пустой
дѵшой и съ наболѣвшими боками.
На четвертый день ея пребыванія такъ, во время
обѣда Зозо, стиснувъ крѣпко руку, сунула ей клочокъ
сложенной бумажки. Это было отвѣтное письмо Анкеты
въ которомъ та писала, что она все еще здѣсь, что
ей теперь лучше и что завтра за церковной службой
онѣ, можетъ быть, увидятся...
Роза съ ребяческимъ нетерпѣніемъ дожидалась конца
дня и того часа, когда всѣ улягутся. Ей хотѣлось
ускорить разсвѣтъ, она смѣялась надъ ревнивой Люси,
холодно отнесшейся къ этому. Послѣцняя сразу плѣ-
нилась ея чуднымъ тѣломъ, ежедневно обнажавшимся
передъ нею и возбуждавшимъ въ ней страстный же-
лания Эту болѣзненную потребность она, наконецъ,
удовлетворила наканунѣ...
Роза прекрасно понимала, что женщина можетъ войти
во вкусъ такихъ наслажденій. Но какую комичную фи-
гуру представляла собою Люси съ ея напряженнымъ
видомъ, стиснутыми зубами и блуждающимъ взоромъ!..
Весь слѣдующій день Люси окружала ее заботами
и ласками, была необычайно услужлива. Она надѣя-
лась на повтореніе вчерашняго...
Это безуміе терзало многихъ; оно заставляло стра-
дать болѣзненнымъ извращеніемъ большинство этихъ
размягченныхъ мозговъ и измученныхъ организмовъ.
Половые инстинкты, поощряемые свободою разврата,
безпрепятственно разжигались. Сафизмъ, распростра-
ненный среди истеричекъ, доведенныхъ до безумія
мужчиной, распространялся и процвѣталъ въ Сенъ-
Лазаръ, какъ въ питательномъ бульонѣ, гдѣ культи-
вируются бациллы.
Роза упорно отказывалась отъ ласкъ Люси. Это
удовольствіе слишкомъ не интересно, чтобы имъ за-
бавляться каждый день. Она проснз^лась очень доволь-
ная, въ надеждѣ увидѣть Аннету въ часовнѣ... А пока,
вмѣсто того, чтобы слушать въ мастерской розсказни
о жизни св. Терезы и портить себѣ пальцы шитьемъ,
она спокойно займется чтеніемъ видимо очень захва-
тывающей книги: „Maitre de forjes", которую она за
десять су добыла черезъ прислужницу въ библіотекѣ.
Каждую субботу учительница, состоящая при тюрь-
мѣ для обученія неграмотныхъ (уроки почти никѣмъ
не посѣщались), занималась, при посредствѣ дежурныхъ,
раздачей книгъ. Заключенный были до нихъ охотницы,
и, хотя каталогъ былъ самый причудливый, составлен-
ный случайно, по произволу администраціи, тѣмъ не
менѣе всѣ эти грязные томики брались съ бою. Ро-
маны, Ііутешествія, душеспасительныя повѣсти, насто-
яний винигретъ, которымъ несчастныя удовлетворяли
свою любовь къ романтическому и „приличному", удо-
влетворяли свою потребность въ невысокихъ идеалахъ.
., Наконецъ, насталъ часъ службы. Монахини повели
свое покорное стадо черезъ мастерскія и мрачные ко-
ридоры въ ярко освѣщенную часовню. Онѣ проходили,
13*

потупивъ головы, въ вестибюль подъ огромной карти-
ной, повѣшенной надъ входомъ спеціально съ цѣлью
предостереженія.
На темной картин, изображены были похороны од-
ной заключенной: монахиня провожала т,ло къ амфи-
театру.
ВС, проходя мимо картины, невольно опускали го-
ловы и отводили глаза отъ этого страшнаго memento
mori, этого жестокаго напоминанія о смиреніи, при-
думаннаго предусмотрительными монахинями въ.нази-
даніе грѣшницамъ.
Он, постепенно заняли маленькое пространство по-
среди церкви и усѣяли своими т,сными рядами весь
низъ. Какъ только здоровыя собрались, пришли и боль-
ныя въ сопровождены больничныхъ монахинь; он,
проходили черезъ маленькія боковыя лѣстницы на верх-
нія галлереи, съ высоты которыхъ, какъ съ балкона,
смотр,ли на церковную службу.
Въ глубин, и въ центр,, вокругъ монахини, играв-
шей на гармоніум,,
толпилась
привилегированная
группа п,вчихъ. Въ своихъ черныхъ передникахъ, на
которыхъ р,зко выдѣлялась зеленая лента съ золоче-
ною медалью, он, походили на первыхъ ученицъ ка-
кого-нибудь заведенія.
Прочія больныя, одѣтыя въ старенькіе форменные
костюмы еще изъ временъ революціи, состоявши изъ
юбки изъ синей или Срой бумажной матерш, изъ
синяго корсажа, одѣтой накрестъ бѣлой косынки и
хорошенькой наколки съ висящими концами, кокет-
ливо прикр,пленными къ взбитымъ волосамъ, каза-
лось, составляли остальную группу ученицъ того же
заведенія. Ихъ бл,дныя отъ тюремнаго заключены и
режима лица улыбались въ рамк, своихъ б,лыхъ на-
колокъ. Он, были тамъ точно на представлены, окру-
женный монахинями, возвышавшимися на своихъ стуль-
яхъ съ налоями.
Внизу, въ партер,, колыхалась угрюмая чернь...
Но постепенно гулъ и шумъ, неизбѣжный въ пер-
вые моменты, улегся. Директоръ и главный смотри-
тель заняли свои почетныя мѣста впереди больныхъ
вровень съ алтаремъ, который возвышался на десять
ступеней, т.- е . на цѣлый ярусъ. Раздался звонокъ.
Священникъ и маленькій клиросный п,вчій поднялись
по ступенькамъ и заняли свои мѣста.
Роза, не слушавшая службы, окидывала глазами всю
часовню, ища Аннету. Она очень огорчалась т,мъ,
что не можетъ видѣть ея смуглаго личика, добродушно-
лукаваго выраженія ея синихъ глазъ.
Она становилась на кол,ни, поднималась и садилась
по сигналу, который давали монахини, хлопая въ ла-
доши всѣ вразъ, совСмъ по-военному. Въ то время
какъ Роза въ пятый разъ выполнила этотъ маневръ,
не стараясь въ него вникнуть, она вдругъ зам,тила
Аннету. Какъ она исхудала!.. Она раньше не могла ея
вид,ть, потому что та стояла за столбомъ.
Он, обм,нялись долгимъ краснорѣчивымъ взгля-
домъ. Ихъ сроднила общая безпомощность, унизитель-
ное иоложеніе, рабство. Но мигъ пролетѣлъ съ бы-
стротою молніи.
Несмотря ни на какія старанія Розы, имъ все равно
невозможно было бы снова увидѣться. Роза не могла
забыть лицо Аннеты, на которомъ теперь лежала пе-
чать ожесточенія и горечи. О чемъ она думала?
При безмолвномъ привѣтствіи своей подруги Аннета
снова почувствовала боль въ сердцѣ. Потрясеніе раз-
бередило ея еще живую рану.
Со времени разоблаченія, сд,ланнаго Розой передъ
ихъ посѣщеніемъ Dispensair'a, въ безмолвіи снѣдав-
шихъ ее горькихъ размышленій, на днѣ ея души ско-
пилось столько ненависти и злобы, что острота этихъ
чувствъ доставляла ей невыразимыя муки. Вначалѣ она
никакъ не могла овлад,ть собою; она чувствовала себя
пришибленной, истерзанной страданіями; она находи-
лась въ полномъ оц,пен,ніи.

Потомъ въ душѣ ея мало-по-малу загорѣлся мрач-
ный огонь. Такъ вотъ она, любовь! Ея теперешняя
жизнь называется существованіемъ?.. Весь ея природ-
ный умъ, вся мягкость, способные къ развитію и утон-
ченію, заставляли ее только сильнѣе страдать.
Эта западня и столкновеніе съ чѣмъ-то ужаснымъ,
которое она испытала во время первой исторіи, она
сохранитъ въ своей памяти на всю жизнь, если только
останется въ живыхъ.
Такъ вотъ изъ какой грязи слѣпленъ человѣкъ, ко-
тораго, какъ ей казалось, она любила! Вѣроятно, всѣ
таковы, несмотря на такія исключенія, какъ Дормуа и
Монталь. А все общество не больше какъ совокуп-
ность вооруженныхъ мужскихъ эгоизмовъ, организо-
ванная банда, воплощающая въ себѣ торжество кро-
вавой жестокости и господство грубой силы. Судьи,
врачи, чиновники — у всѣхъ у нихъ одно обличье,
только подъ разными масками. Всѣ прикидываются доб-
рыми, будучи въ глубинѣ души безжалостными. Подъ
предлогомъ справедливости, поданія помощи, охраны
порядка —всѣ они проявляютъ только дикость своихъ
инстинктовъ. Наслажденія однихъ выковываются изъ
страданій другихъ.
Когда она пришла къ этому выводу, въ ея душѣ
затеплилась надежда на будущее. Безмолвствовавъ все
время, она теперь отвѣчала на просьбы и шутки сво-
ихъ сосѣдокъ по палатѣ отрывистыми словами, точно
спросонокъ.
Съ тонкой отзывчивостью къ страданіямъ другихъ,
свойственнымъ всѣмъ угнетеннымъ, прошедшимъ че-
резъ подобный испытанія, онѣ старались согнать шут-
кой, ласковымъ состраданіемъ выраженіе суровости съ
ея липа.
Въ первую недѣлю Аннета была такъ сильно по-
гружена въ себя и такая печальная, что сразу заинте-
ресовала собою доктора Милліена.
Человѣкъ высокой и чистой души и воплощенная
доброта, докторъ осторожно касался ея страданій. Онъ
прописывалъ лѣкарства, предсказывалъ—при условіи
тщательнаго лѣченія и терпѣнія—возможность выздо-
ровленія и, не настаивая ни на чемъ, проходилъ дальше.
Аннета, подумывая о будущемъ, принимала все это
къ свѣдѣнію... Да, надо лѣчиться и выздоровѣть!.. Мил-
ліенъ говорилъ съ нею такъ же сердечно, какъ Дор-
муа... Онъ, вѣроятно, знаетъ его... Когда она немного
придетъ въ себя, она спроситъ его совѣта и разскажетъ
ему о докторѣ изъ больницы С. Луи. Вначалѣ она
вбила себѣ въ голову не давать знать о себѣ доктору
Дормуа... Написать—но къ чему? Тутъ ли околѣть
или въ другомъ мѣстѣ, не все ли равно?..
Теперь она думала иначе. Выздоровѣть, попытаться
вылѣчиться... и, пока, жить. Настанетъ часъ ея мести.
Она похорошѣетъ, разбогатѣетъ, и тогда... Прекрас-
ные, жестокіе планы мести были бальзамомъ для ея
наболѣвшей души; ея злоба не только не смягчалась,
а еще больше укрѣплялась. О, этотъ мерзавецъ Дю-
мэсъ! Она погубитъ и его, и его честь, она испортитъ
жизнь и ему, и его семьѣ... Она со всѣми расквитается
за него.
Съ этой минуты ея пребываніе въ больницѣ и пе-
реселеніе въ тюрьму стали казаться ей не такими тя-
желыми. Она уже не жалѣла о своемъ лѣченіи въ
больницѣ Св. Луи, ни о своей свободѣ. Она почув-
ствовала сильное желаніе пересоздать себя, ухватиться
за другую жизнь, вообще за жизнь.
Цѣлыми часами могла она просиживать въ послѣ-
обѣденное время у открытаго окна съ рѣшеткой въ
палатѣ имени св. Елисаветы, находившейся въ1 треть-
емъ этажѣ.
Въ сущности ей было недурно. Она начала привы-
кать къ людямъ и чувствовала себя почти какъ дома,
особенно послѣ того, какъ пріобрѣла душевное равно-
вѣсіе.
Тутъ было не хуже, чѣмъ въ другихъ больницахъ.

какъ, напримѣръ, въ больниц, имени Неккера, куда
она ходила когда-то пров,дать Феррю. Зд,шняя боль-
ница представляла собою огромное зданіе съ простор-
ными помѣщеніями, которыя перес,кались изъ конца
въ конец огромной галлереей, отдѣленной отъ па-
латъ стеклами. Галлереи выходили окнами во дворъ
при часовнѣ, а палаты въ садъ директора и къ обшир-
ному горизонту всего Парижа.
Аннета вид,ла передъ глазами безконечную панораму
крышъ съ гребнями трубъ-бѣлыхъ, сѣрыхъ, чер-
ныхъ,—какъ море съ застывшими волнами. Изъ нъ-
' которыхъ трубъ валилъ дымъ. На неб, клубились
болыиія розовыя облака.
Она смотр,ла на соборы, колокольни, монастыри, на
церковь Sacré Coeur, св. Августина, Эйфелеву башню.
На св,жей лазури неба выдѣлялся голубоватый ту-
манъ жемчужнаго отлива. Временами подувалъ теплый
весенній в,терокъ; въ директорскомъ саду молодая
зелень, подобно св,тлому кружеву, трепетала на ку-
стахъ сухой сирени и на старыхъ^деревьяхъ.
Ничего! Жизнь можетъ еще быть прекрасной!
Она еще выбьется, найдетъ свой путь въ этомъ ог-
ромномъ город,, этомъ ужасномъ и прекрасномъ Па-
риж,! Ея путь будетъ путемъ торжества-и скорби.
Она радовалась тому, что къ ней возвращаются, силы !
Выздоров,етъ она или нѣтъ, но она непремѣнно
будетъ с,ять зло!
Вотъ о чемъ она думала въ весеннее воскресное
утро когда ея глаза встрѣтились съ глазами Розы.
Стоило ей почувствовать въ душ, страданіе, какъ оно
сейчасъ же заглушалось порЫвомъ злобы... Надо уйти
скор,е отсюда и медленно, ув,ренно приняться за
д,ло!..
Заглушённый
смѣхъ
изъ
партера,
удары
платкомъ
по
рожку
вернули ее
къ
д,йствительности
Присной
шума
оказалась
фальшиво
взятая
нота
Uobisctfm.
у
п,вчаго
оборвался голосъ. Величественный
священникъ
бросалъ на присутствующихъ молніекосные взгляды,
а потомъ медленно повернулся къ алтарю.
Аннета съ глухой ироніей слѣдила за окончаніемъ
службы. Въ д,тствѣ ее трогали такія зрѣлища. Бѣ-
лыя матовыя стекла пропускали тусклый молочный
св,тъ. При такомъ освѣщеніи огоньки восковыхъ св,-
чей придавали часовн, какой-то театральный видъ.
Итакъ, не довольно того, что судьба толкнула ихъ
сюда; надо, чтобы Богъ милосердный, карая только ихъ
за плотскій грѣхъ, совершонный двумя людьми, заодно
со стерегущими ихъ монахинями, принималъ участіе
въ варварскомъ угнетены ихъ; надо, чтобы Онъ, въ
лиц, священника, пользовался ихъ слабостью и сми-
реніемъ, осл,плялъ ихъ миражемъ в,чности!
Б,лыя шелковыя хоругви, висѣвшія между стеклами,
образовали кругъ, украшенными надписями. Аннета по
складамъ, безучастно, прочитала на нихъ фразы, вы-
ражавшія мистическое богопочитаніе. На одной стояло
обращеніе къ рабамъ: „Господь здѣсъ".
Другая объ-
являла голоднымъ: „Вотъ хлѣбъ Ангеловъ!к Наконецъ, на
третьей возв,щалось по поводу скорбей и всякихъ
сквернъ мірскихъ: „ Пріидите къ страждущему Сердцу
Непорочного Маріи
Но то, что н,когда ее такъ умиляло, звучало теперь
такъ глупо и производило впечатл,ніе такой лжи!
Н,тъ, она не дастъ волю своимъ чувствамъ, не дастся
въ обманъ ради лживаго обѣщанія счастливаго буду-
щаго и глупыхъ посуловъ загробнаго блаженства. Она
не слушала этихъ вкрадчивыхъ словъ, успокаивающихъ
страданія и усыпляющихъ горести... Довольно обмана!
Живутъ только одинъ разъ! Она сум,етъ восполь-
зоваться своей жизнью... За зло платить добромъ?..
Гдѣ это практикуется на землѣ?.. Гд, сбываютъ эту
фальшивую монету?.. Н,тъ! Ей причинили зло, и она
отвѣтитъ зломъ же!
Завтра она поговорить съ докторомъ Милліенъ. По-
07е^»втРа он
а будетъ на свобод,...

Монахини
хлопаньемъ
въ
ладоши
возвѣстили
объ
окончаніи
службы
и
разрѣшеніи уйти.
Аннета,
машинально
опустившаяся
вмѣстѣ
со
всѣми
на
колѣни,
подняла
голову
и глубоко
вздохнула.
Зло-
вонный
воздухъ
коридоровъ,
пропитанный
дезинфек-
ціей,
показался
ей
пріятнымъ,
какъ
чистое
дуновеніе
вольнаго
воздуха.
Настала
весна,
асъ
нею новая
жизнь!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
I.
—
Полно, Габи, еще не время...
Ліетта передернула красивымъ, сухимъ лицомъ, съ
выраженіемъ притворнаго сочувствія. Холодные сѣрые
глаза насмѣшливо и съ торжествомъ глядѣли на по-
другу. Габріель, вытянувъ шею, все еще прислушива-
лась къ звонку, послѣдніе звуки котораго уже давно
замерли.
У Ліетты Дюмэсъ и Габріели Арданъ нѣжная и без-
сознательная привязанность дѣтскихъ лѣтъ смѣнилась
тѣсной дружбой въ болѣе зрѣлые годы.
Кузины давно обожали другъ друга; сначала ихъ-
связывали дѣтскія игры, потомъ первыя волненія и
грезы юности. До настоящей минуты, когда одной ужъ
насчитывалось восемнадцать, а другой шестнадцать
лѣтъ (Габи была старше), онѣ дѣлились всѣми пере-
живаніями интимной жизни. Ихъ роднилъ общій угаръ
молодости, несмотря на разницу во внѣшней обста-
новка и образѣ жизни. Отъ этого несходства Габріель
должна была бы страдать при строптивомъ характерѣ
Ліетты, но благодаря врожденной мягкости и такту
Габи удавалось сглаживать всѣ неровности въ отно-
шеніяхъ.
Дюмэсъ (онъ прибавилъ къ своей фамиліи Д; это
сущій пустякъ, однако придаетъ вамъ оттѣнокъ ари-
стократизма) благодаря ряду счастливыхъ спекуляцій

все увеличивалъ свое состояніе. Подъ
конецъ онъ уже
не считалъ своихъ доходовъ.
Въ два года онъ
съ
двухъ
милліоновъ
довелъ
свое
состояніе до пяти. Его
смѣтливость и
рѣшительность
доходившая
до дерзости,
всегда
вывозили
егш
Онъ
ловилъ рыбку повсюду, главнымъ же образомъ въ
мут-
ной водѣ. Пріобрѣтались фермы и новые участки лѣса
касса
наполнялась
чеками.
Въ силу
вѣчнаго
закона
коммерціи деньги плыли къ
деньгамъ.
Арданъ уже
весь
измотался
въ
вѣчныхъ
поискахъ
„рупнаго
заработка, въ вѣчныхъ старашяхъ
сократить
расходы.
Въ его домашнемъ бюджет*
ежемѣсячно
не-
доставало нѣсколькихъ
сотъ
франковъ.
Онъ прекрасно
сознавалъ, что этотъ постоянный де-
фицигъ создаетъ бездонную бочку, куда онъ съ отчая-
ніемъ
кидалъ
все
жалованье
начальника
обществен-
~
работъ
и
т*
жалкія
крохи, которыя
добывала,
ПО магазинамъ, дѣлала визиты, вы*зжала на ^балы
онъ
портилъ себѣ зрѣніе, разбирая
при
ламп*
крупнаго
сахарнаго
завода Лавруа.
Вътоже
время
въ
сосѣдней
комнат*
угасала надрываясь
отъкашля
маленькая Люси. Что бы онъ дѣлалъ безъ Габи
этого
вѣрнаго друга, который
отходилъ отъ страдающей ма-
ЛЮРTM ТоГко'сЪ
Тѣмъ,
чтобы ПОДОЙТИ къ
стешу
которымъ
онъ
склонялся
надъ работой, и
облегчить
его немного, помочь
ему.
-
Жоржетта,-обращался онъ къ женѣ каждое первое
число -вѣдь мы никогда не сведемъ концы съ
концами!
M те Арданъ улыбалась
кроткой,
обезоруживающей
уликой отъ второй лицо
ея дѣлалось
похожимъ
на
ликъ
старинныхъ упитанныхъ
мадоннъ.
Щеки
ея
цвѣта камеліи, ничуть не блѣднѣли и не краснѣли
при
этихъ
словахъ.
Пряди роскошныхъ
черныхъ
волос^
волнами
спускались и
окутывали
ее до
колѣнъ.
Она
совершенно
спокойно
отвѣчала:
—
Но вѣдь ты же видишь, что мы всегда устраи-
ваемся.
Побѣжденный, онъ наклонялъ голову и старался не
замѣчать новыхъ украшеній, новыхъ кружевъ, мѣха
бѣлой лисицы, пріобрѣтеннаго, по случаю, такъ деше-
во—за
70 франковъ вмѣсто юо. Это, конечно, по-
разительно дешево, и мѣхъ такъ идетъ къ ней!.. Да,
наконецъ, вѣдь они всегда выпутывались... Да, но ка-
кой цѣной?!..
Ей казалось, что она только одна знаетъ, какой
цѣной. Этотъ человѣкъ слѣпо вѣрилъ ей, и у него
никогда не рождалось сомнѣній. Онъ слишкомъ про-
сто объяснялъ себѣ всѣ совпаденія, онъ не подозрѣ-
валъ, что за этимъ блескомъ и шикомъ, который былъ
имъ не по средствамъ, она ведетъ иную жизнь,—по
склонности къ пороку, по страсти къ деньгамъ. Правда,
мадамъ Арданъ цѣнила тонкую деликатность мужа.
Отчасти изъ состраданія къ нему, какъ она старалась
себя увѣрить, главнымъ же образомъ изъ собственныхъ
расчетовъ она принимала всѣ мѣры предосторожности.
Какъ можно было заподозрѣть что-нибудь, когда ве-
селая, свѣжая она приходила домой послѣ того, какъ
весь день провела въ домѣ мимолетныхъ свиданій?
Плавнымъ жестомъ, красиво обрисовывавшимъ ея
бюстъ, она вынула булавки и сняла шляпу.
—
Я сейчасъ была у Дюмэсовъ; тамъ сидѣли м-мъ
Мейрибель, м-мъ Легюйе и м-мъ Пуайэръ...
Сквозь шелкъ ея кофточки, чуть пониже вырѣза,
просвѣчивалось красное пятно на груди—слѣдъ недав-
нихъ поцѣлуевъ. Все тѣло ея еще дрожало отъ вос-
поминаній о блуждавшихъ по ней рукахъ и жаркихъ
объятіяхъ прохожаго...
Сегодня у м-ме Ланти на улицѣ Санъ-Лазаръ, вчера
у Вернай, на улицѣ Бальзака, позавчера у Лизы де-
Мераль на улицѣ Вашингтонъ. Она ласково потрепала
мужа по щекѣ, безъ всякихъ угрызеній совѣсти по-
цѣловала Габи и промолвила:

—
Я иду одѣваться—м -мъ Гюйе беретъ меня сего-
дня на открытіе сезона въ Варьетэ.
Габи спокойно продолжала шить, Арданъ задумчиво
слѣдилъ за нею взглядомъ.
Нѣтъ онъ положительно ничего не зналъ. Малѣи-
шее подозрѣніе онъ гналъ отъ себя, какъ тяжелый
кошмаръ. Арданъ не былъ изъ тѣхъ мужей, которые
нарочно отворачиваются отъ бьющей въ глаза дѣи-
ствительности. Онъ скорѣй принадлежалъ къ числу
тѣхъ людей, въ которыхъ остатки любви, мужская
гордость, страхъ передъ страданіемъ, привязанность
къ домашнему очагу сидятъ такъ крѣпко, что, не же-
лая ничего знать, они просто не открываютъ глазъ.
Его невѣдѣніе, наполовину безсознательное, наполо-
вину умышленное, убаюкивало его, несмотря на всю
очевидность фактовъ. Всѣмъ было извѣстно, что у
м-мъ Арданъ есть кое-какія связи, но на это не об-
ращали вниманія. Въ салонахъ царилъ явный развратъ,
поощряемый молчаливымъ и единодушньшъ соглаше-
ніемъ. Все скрывалось подъ личиной религш, закона,
брака, личнаго достоинства. Что же касается посѣще-
нія подозрительныхъ домовъ—то кого не коснулась
подобная клевета?
—
Свѣтъ не обязанъ знать все...
—
Увѣряю тебя, Ліетта, ты ошибаешься.
—
Да, да, да! Такъ я тебѣ и повѣрила!
—
Я никого не жду, кромѣ...
Габріель слегка покраснѣла.
—
Кромѣ доктора Дормуа; онъ долженъ придти къ
семи часамъ сказать намъ, что съ Люси... Отецъ не
могъ туда пойти, у мамы очень много дѣлъ сегодня.
Больная уже около мѣсяца находилась въ лѣчебни-
цѣ въ Монружѣ, гдѣ ее безплатно устроилъ Дормуа—
старшій врачъ лѣчебницы былъ его близкимъ пріяте-
лемъ. Габріель каждое утро проводила тамъ два часа,
а Арданъ захаживалъ на часокъ по вечерамъ прямо
изъ министерства.
—
Кромѣ доктора!—ядовито замѣтила Ліетта.— Но
вѣдь я ничего и не говорила...
Габи взглянула на нее; она поняла намекъ. Зачѣмъ
Ліетта дразнитъ ее? Была ли это безобидная штука
или преднамѣренная колкость?
Послѣдніе дни докторъ Дормуа аккуратно посѣщалъ
и Дюмэсовъ. Жакъ, шестилѣтній братишка Ліетты,
былъ сильно боленъ—весь въ какихъ-то отекахъ.
Странная болѣзнь, вызывавшая жалость и въ ней,
постороннемъ человѣкѣ; вѣдь она же ему гораздо ме-
нѣе близка, чѣмъ ея подруга. Какъ-никакъ, Ліетта ему
сестра! Да, въ сущности, развѣ Ліетта добрая?..
Габи не разъ задавала себѣ этотъ вопросъ. Развѣ
въ ея недавней шуткѣ насчетъ замирающаго звонка,
не было горькой зависти? О нѣтъ! Ліетта вовсе не
думаетъ о докторѣ, онъ не составляетъ для нея до-
статочно блестящей партіи. Да, наконецъ, изъ чего
было видно, что она, Габи, особенно интересуется док-
торомъ? да такъ ли ужъ она имъ интересуется?
На послѣдній вопросъ она сама себѣ давала неясный
отвѣтъ, пытаясь обмануть себя. Она переживала тотъ
періодъ, когда любовь еще не вошла въ сознаніе, хотя
начала уже принимать извѣстную форму, и когда ея
нельзя ни подтверждать, ни отрицать. Она начинала
уже вдыхать одуряющій ароматъ цвѣтка, который самъ
еще былъ скрытъ отъ ея глазъ.
—
Знаешь,—начала Ліетта,—я бы нашла естествен-
нымъ, если бы ты влюбилась въ этого юношу.
Габи внутренно съежилась. Этого юношу! По ка-
кому праву Ліетта такъ говоритъ о немъ! Какъ много
думаетъ о себѣ эта, едва сложившаяся, полная само-
довольства, сухая, надменная дѣвочка, которую мил-
ліонное состояніе отца не сдѣлало, конечно, умнѣе или
привлекательнѣе!.. Такъ небрежно отзываться о Дор-
муа, о знающемъ врачѣ, который, несмотря на моло-
дость, пользуется уже извѣстностью!..
Габи была уязвлена. Не разъ уже маленькія стыч-

ки и споры изъ-за мелочей обнаруживали несходство
ихъ характеровъ. Мелочи, которымъ обыкновенно не
придавалось значенія, выплыли вдругъ въ ея памяти.
Ее охватила злоба. Нѣтъ, ихъ дружба далеко не такъ
прочна, какъ ей это казалось... Но она ограничилась
лишь тѣмъ, что сказала:
—
У г-на Дормуа слишкомъ много д*ла, чтобы онъ
могъ интересоваться молоденькими дѣвочками.
—
Это ты по моему адресу говоришь? Но я ничуть
не ниже тебя.
Она стала рядомъ съ Габи. Ея худая, нескладная
фигура еще ярче обрисовалась рядомъ со стройной
Габи. Прически ихъ соприкасались—густые, темные
волосы Габи, похожіе на волосы ея матери, и взбитая,
чтобы казаться больше, прическа Ліетты.
—
Вотъ видишь!
—
Вода уже кипитъ,—замѣтила Габи, чтобы переце-
нить разговоръ.
Осторожно потушивъ спиртовую лампочку, она за-
варила чай и поставила чайникъ.
Но Ліетта упрямо возвращалась къ тому предмет}
—
Мнѣ онъ совершенно не интересенъ.
Ей Дормуа казался слишкомъ угловатъ, его манеры
слишкомъ грубыми. На замужество Ліетта смотрѣла
глазами своей матери. Нужно выйти замужъ обяза-
тельно за богатаго человѣка. У нея пятьсотъ тысячъ
приданаго, значить будетъ чѣмъ окупить содержание
и наряды. Мужъ долженъ имѣть по меньшей мѣрв
шестьдесятъ тысячъ годового дохода. Если онъ еще
къ тому будетъ молодъ и его можно будетъ любить—
тѣмъ лучше. Главное же, чтобы оказались подходя-
щими его общественное положеніе, воспитаніе, семья.
Она не высказывала этихъ мыслей вслухъ, боясь
оскорбить бѣдную Габи, у которой не было приданаго.
Въ ея кругу дѣвушка безъ приданаго была готовом
кандидаткой въ старыя дѣвы. Нужно быть очень кра-
сивой и имѣть особенное счастье, чтобы безъ тпей-
ки денегъ
все-таки найти какого-нибудь старика.
Выйти замужъ не легко, родные всегда ищутъ для мо-
лодого человѣка дѣвушекъ съ капиталомъ, чтобы уве-
личить его состояніе.
Въ своемъ кругу она наблюдала лишь такія семьи,
въ которыхъ единственной связью между мужемъ и
женой служили капиталъ и привычка. Любовь и за-
мужество въ ея глазахъ были совершенно разныя по-
нятія. Если иногда случалось, что эти понятія совпа-
дали первое время, то во всякомъ случаѣ такая гармо-
ния длилась не долго. Развѣ ея родители любятъ другъ
друга? О, нѣтъ, они поженились только для того,
чтобы имѣть собственный уголъ, семью, дѣтей, въ ко-
торыхъ продолжался бы родъ и которымъ нужно,
возможно позднѣе, оставить наслѣдство...
—
Однако ты требовательна,—замѣтила Габи.
—
Ты хочешь сказать, что я не романтикъ?
Ліетта поставила чашку на столъ и отказалась отъ
бисквитовъ. Габріель бережно накрыла коробку—бис-
квиты въ ней лучше сохранялись, а ихъ—увы!—надо
было беречь, чтобы надолго хватило... Она со вздо-
хомъ—да, Ліетта права, она такъ сантиментальна,—
поставила коробку въ буфетъ и заперла его на ключъ.
— Хочешь перейти въ гостиную?—спросила она,—тамъ
свѣтлѣе.
Вечеръ надвигался. Зачѣмъ было зажигать двѣ лампы?
—
Тамъ веселѣе,—добавила она, чтобы скрыть свою
мысль отъ Ліетты. Ея постоянны* заботы о мелочахъ,
необходимость вѣчно слѣдить за отцомъ и за собой,
чтобы избѣжать малѣйіией лишней издержки, въ ущербъ
комфорту матери,—все это не смущало ее больше.
Она сотни разъ раскрывала передъ Ліеттой тяжелыя
стороны ихъ жизни, тщательно скрываемы* отъ по-
стороннихъ. Но когда, сегодня вечеромъ слегѣла мас-
са буржуазнаTM шика, она впервые покраснѣла и сму-
тилась оттого, что Ліетта замѣтила прорѣху. Почему?
)то ^сантиментальность,—подумала она.
В. Маргеритъ. Проститутка.
14

Въ гостиной дѣвушки удобно усѣлись въ мягкія
кресла, на спинкахъ которыхъ были наколоты шитыя
салфетки, прикрывавшія потертую обивку. Молча гр,-
лись онѣ у камина, въ которомъ Габріель поддерживала
огонь, отъ времени до времени подбрасывая пару уголь-
но въ.
Такъ пролет,ли сумерки.
Ліетта безцеремонно осматривала комнату, убранную
въ стил, Людовика XV. Шелкъ, бумага, б,лыя стѣны,
на фон, которыхъ дешевенькія гравюры чередовались
съ в,твями роскошныхъ комнатныхъ цв,товъ—пред-
метъ неусыпныхъ заботъ Габи. Стеклянная дверь,
зав,шанная двойными зеленоватыми занав,сками, вела
изъ гостиной въ столовую... Дешевый лоскъ квартиры
въ 3000 франковъ.
Н,сколько дорогихъ бездѣлушекъ на стол, допол-
няли общую картину. Подарки? О, у м-мъ Арданъ
есть друзья съ утонченнымъ вкусомъ.
Не думая о томъ, что этотъ декорумъ, который едва
удовлетворялъ женское самолюбіе, стоилъ огромны«
трѵдовъ, что на него было потрачено такъ много хозяй-
ственной изобр,тательности Габи, дочь миллюнера
р,шительно осуждала эту дешевую, фальшивую рос-
кошь. Забавно было уколоть подругу, воображающую,
что никто не замѣчаетъ ея игры съ Дормуа.
—
А что, Дормуа у васъ тоже бываетъ каждый
день?—задорно спросила она.
—
Н,тъ,—отв,тила Габи, которую охватила рев-
ность. Вздоръ, она прекрасно знала цѣль его еже-
дневныхъ посѣщеній улицы Клеберъ. Она вспомнила,
какъ еще недавно докторъ сказалъ ей о маленькомъ
Жак, Дюмэсъ: „Я теперь л,чу одного больного, при-
говоренная къ смерти".
Посмотрѣвъ на Ліетту, она
. тихо проговорила:
—
Ты в,дь знаешь, что Люси теперь кашляетъ боль-
ше обыкновенная и что насъ это очень безпокоитъ.
Ліетта мягко взяла ее за руку и приласкала. Она
подумала о маленькомъ уродц,-брат,, объ этомъ хи-
ломъ ребенк,, который возл, нея страдалъ неизв,ст-
ной болѣзнью. Она была растрогана. Черезъ н,сколько
минутъ она вдругъ вскочила, встряхнула юбками и
спросила:
—
А ты вид,ла мои новые чулки? Они ажурные до
самая верха.
Ліетта подпрыгнула, подняла шелковую юбку, вы-
ставляя длинныя ноги. Немедленно же она сообщила
цѣну и заговорила съ такимъ авторитетомъ, съ такими
подробностями о тряпкахъ, что Габи не выдержала и
съ горечью замѣтила:
—
Однако ты очень практична.
Габріель призналась: да она сантиментальна, если
такъ называть мечты о простой супружеской жизни.
Начать эту жизнь въ молодости, любить другъ друга,
жить всец,ло другъ для друга и для малютокъ, кото-
рыя могутъ явиться. Трудовая спокойная жизнь у семей-
ная очага, жизнь безъ разорительныхъ привычекъ,
безъ необходимости приносить жертвы гіредразсудкамъ
и ложнымъ взглядамъ свѣта...
—
Совсѣмъ рай земной! и тебѣ это не кажется скуч-
нымъ? Но знаешь...—Она хот,ла продолжать: „такая
жизнь очень скоро надо,даетъ"...
Р,зкій звонокъ въ передней оборвалъ ее на полу-
слов,. Габріель вскочила, глаза ея загор,лись.
—
„Это Дормуа,—подумала про себя Ліетта;—надо
ихъ накрыть!"
Горничная, открывъ дверь, доложила:
—
Докторъ.
Дормуа поклонился и неловко пожалъ протянутыя
руки. Ліетта отмѣтила это и сухо кивнула ему го-
ловой.
—
Все попрежнему,—отв,тилъ Дормуа на вопроси-
тельный взглядъ Габи. Онъ тряхнулъ головой и, бро-
сивъ сочувственный взглядъ на Габи, повернулся къ
м-ель Дюмэсъ.

—
Я сейчасъ отъ васъ, мадмуазель; вашъ автомобиль
привезъ меня.
Ліетта удивилась.
—
Зная, что вы здѣсь, ваша мать просила меня на-
помнить вамъ, что сегодня обѣдъ у м-мъ Пуайеръ.
Автомобиль къ вашимъ услугамъ.
—
Ахъ, въ самомъ дѣлѣ!—вспомнила Ліетта.—Итакъ,
я васъ оставляю.
Она пристально посмотрѣла на нихъ обоихъ, потомъ
вдругъ спохватилась:
—
Кстати, что съ Жакомъ? Какъ вы его нашли?
Этотъ малютка былъ такимъ нежеланнымъ, что его
появленіе на свѣтъ только переполошило и удивило
всѣхъ. Ліетта еще не успѣла привязаться къ нему, а
онъ и подавно не зналъ ея.
—
Немного лучше,—неувѣренно отвѣтилъ Дормуа.
—
Есть надежда?
Онъ заколебался, но потомъ рѣшительно сказалъ:
—
Жизнь иногда творитъ чудеса.
Нѣсколько мгновеній длилось молчаніе.
Мысль о смерти была невыносима для Ліетты; сму-
щенно она первая заговорила:
—
Меня вѣдь ждутъ, я ухожу.
Весело поцѣловавъ Габріель и шепнувъ ей:—не надо
помнить зла!—она пожала руку доктору.—Недурная
пара. Она—мѣщанка, онъ—крестьянинъ, хотя и носить
заостренную бородку. Прекрасно подходятъ другъ къ
другу! Простая жизнь... Если сердце подсказываетъ...
Къ счастью, ее ждала иная будущность. Полная гор-
дости, она еще разъ кивнула имъ съ порога и сдѣлала
прощальный жестъ рукой. Дормуа, глядя ей вслѣдъ,
думалъ о скрытой драмѣ въ этой семьѣ, о сомнитель-
ной изнанкѣ, прятавшейся подъ позолоченной внѣш-
ностью.
Жалкія радости, который можетъ доставить ей и ея
брату богатство—что значатъ эти радости при той
моральной духотѣ, въ которой они живутъ? Что зна-
чатъ онѣ; передъ ужасной болѣзнью, которая виситъ
надъ ними, какъ Дамокловъ мечъ?
Взглядъ его упалъ на Габи, которая стояла, какъ
наэлектризованная.
—
Вы любите м-ль Генріетту?
—
Я ее знаю ужъ очень давно, и кромѣ того...
Она запнулась, но онъ настаивалъ:
—
Что, кромѣ того?..
—
У нея я впервые васъ увидѣла, и ей мы обязаны
удовольствіемъ знать васъ.
Онъ, счастливый, молчалъ, а она съ увлеченіемъ
продолжала:
—
Вы были такъ добры, вы сейчасъ же приняли
участіе въ Люси... Если бы ее можно было спасти —
это чудо сотворили бы вы.
Онъ, отмахиваясь руками, возражалъ:
—
О, не благодарите. Видѣть страданія такъ тяжело!
Мы такъ безсильны, и мнѣ бы такъ хотѣлось дѣлать
гораздо больше!.. Онъ замолчалъ. Они наслаждались
очарованіемъ тишины, близостью, возможностью быть
вдвоемъ. Онъ оробѣлъ и вдругъ поднялся...
—
О, прошу васъ, останьтесь,—говорила ему Габи. —
ГІапа будетъ такъ счастливь услышать отъ васъ что-
нибудь о Люси.
Она не добавила „и мама",
такъ какъ слишкомъ
хорошо знала, что мать мало заботится о младшей
дѣвочкѣ. Она вѣдь все равно обречена, что же тутъ
подѣлаешь?
Но Дормуа, со своей способностью проникать въ
чужую душу, понималъ, что дѣвочка тоскуетъ по ма-
тери, что эта мать, сама ребенокъ, только порывами
проявлявшая нѣжность, ей все-таки была дорога.
Чтобы развлечь Габи, онъ началъ болтать о пустя-
кахъ, о сплетняхъ, но ей этотъ разговоръ доставлялъ
удовольствіе, точно въ этихъ пустякахъ былъ весь міръ.
Какъ онъ познакомился съ семьей Дюмэсъ? Благо-
даря своему учителю Монталю.

—
Разскажите мнѣ, кто такой Монталь,— просила
Габи.
Для Дормуа это была неистощимая тема. Монталю
онъ былъ обязщгь своимъ положеніемъ и той блестя-
щей будущностью, которая его ждала. Онъ умолчалъ
о своемъ дѣтствѣ, проведенномъ въ нищетѣ, о томъ,
какъ тяжело пришлось ему до защиты блестящей док-
торской диссертаціи, какъ получилъ онъ мѣсто въ
Сенъ-Луи, гдѣ имя его пріобрѣло извѣстность. Онъ
былъ сыномъ бѣднаго больничнаго служащаго. Въ
12 л*тъ онъ остался сиротой, отецъ былъ раздавленъ
поѣздомъ, чахоточная мать едва двигалась.
Габріель осторожно вызывала его на большую откро-
венность, счастливая его довѣріемъ, которое позволяло
ей ближе узнать его и еще больше любить. Дормуа
откровенно излагалъ ей свои взгляды на жизнь, на
окружающія явленія. Онъ говорилъ о воспитаніи, о
широкомъ образованіи, который должны получать дѣ-
вушки наравн* съ мужчинами, о расширены умствен-
ныхъ интересовъ въ современныхъ семьяхъ, о необ-
ходимости большей сознательности и иниціативы въ
обществ*, о личной отв*тственности. Эти здравыя идеи
казались Габи ясн*е дня. Она забыла на минуту всю
свою прежнюю жизнь, ей казалось, что она начинаетъ
новую.
Разсказывая, Дормуа старался заглянуть ей въ серд-
це; онъ внимательно разсматривалъ ее, когда она за-
думчиво опускала глаза.
Завѣты Монталя глубоко запали ему въ душу. Бракъ
долженъ заключаться не по расчету — деньги не имѣ-
ютъ значенія, жениться надо молодымъ и на челов*кѣ,
котораго любишь и уважаешь. Какъ легко должно
быть вдвоемъ переживать вс* радости и горести! Какъ
пріятно пройти путь до конца вмѣст*, рука объ ру-
ку!.. Онъ чувствовалъ въ себ* какую-то волну, кото-
рая все разросталась и наконецъ перешла въ глубо-
кій, горячій потокъ искренности. Волна эта—было чув-
ство непосредственной симпатіи къ Габріели, къ этому
ангелу-хранителю дома, всегда одинаково работавшему,
всегда неизмѣнно преданному этой жалкой семь*, въ
которой мать никогда не бываетъ, въ которой отецъ
надрывается, чтобы добыть жалкіе гроши на поддер-
жаніе показной роскоши,— разорительной, никому не-
нужной роскоши,—въ
то время, какъ младшая дочь
Люси медленно умираетъ отъ насл*дственной чахотки.
Мать поел* ноявленія на св*тъ этого несчастнаго ре-
бенка, обреченнаго на неизбѣжныя страданія, выздо-
ров*ла, но д*вочка унасл*довала отъ родныхъ недугь.
Люди не им*ютъ права создавать новое существо, если
оно не можетъ быть жизнеспособно. Это сознаніе дол-
га и личной отв*тственности Дормуа, в*рный завѣ-
тамъ Монталя, мечталъ вид*ть въ новомъ обществ*.
Это сознаніе совершенно отсутствовало въ семь* Дю-
мэсъ, и потому ему такъ тяжело бывать тамъ еже-
дневно.
Монталь поел* полуторагодового разрыва съ этой се-
мьей (несмотря на всю горечь обиды, онъ съ сожалѣ-
ніемъ вспоминалъ о прежней дружб*) увидѣлъ однажды
у себя Дюмэса.
Съ нѣсколько преувеличенной развязностью, чтобы
замаскировать смущеніе, посл*дній протянулъ ему руку
въ знакъ примиренія. Развѣ не забыты старые гр*хи?
В*дь Аннета, благодаря заботамъ доктора Дормуа и Ро-
берта, выздоров*ла, и теперь им*етъ м*сто, гд* ей жи-
вется прекрасно и откуда она всегда можетъ уйти, если
захочетъ. Чего же лучше?
Роза съ ребенкомъ? Но, Богъ мой, онъ сдѣлалъ все,
что могъ, и Роберту это хорошо изв*стно. Онъ само-
лично—Монталь не могъ въ этомъ сомнѣваться (хотя
ему прекрасно было изв*стно, что Дормуа по поруче-
нію Розы былъ въ дом* на Клеберъ, чтобы добиться
для нея обезпеченія),—онъ самолично вручилъ бѣдняжкѣ
пять тысячъ франковъ и оплачивалъ содержаніе ре-
бенка, пока холерина не унесла... В*дь не его вина въ.

томъ, что Роза окончательно сбилась съ пути и что ре-
бенокъ умеръ. Видя леденящее молчаніе Монталя, онъ за-
говорилъ иначе. Онъ требовалъ, молилъ, упрашивалъ...
Ему казалось, что онъ уже совершенно здоровъ...
Никакихъ слѣдовъ... И вотъ однажды ночью онъ себѣ
позволилъ... съ женой... Это было гадко, онъ самъ себя
не разъ ужъ упрекалъ... Послѣ шестнадцатилѣтняго
перерыва Мари вдругъ снова забеременѣла.
Монталь не могъ сдержать гнѣвнаго жеста. Вѣдь
онъ предупреждала указывалъ на послѣдствія, гово-
рилъ, что вѣрнѣе всего, мать заболѣетъ острымъ сифи-
лисомъ, что ребенокъ умретъ еще въ утроб, или вскор,
поел, рожденья. Единственная надежда—если бы Рауль
предупредилъ его во время- быть можетъ, энергич-
ное лѣченіе еще въ силахъ загладить это преступление,
ослабивъ форму бол,зни у матери и у ребенка. Но
Рауль, запинаясь, сообщить ему, что уже дв, нед,ли,
какъ у жены появилась высыпь, и что родовъ ждутъ
со дня на день. Онъ умолялъ Монталя придти изслѣ-
довать ее, молилъ сжалиться надъ ними. Монталь былъ
непреклоненъ, онъ не соглашался придти. Онъ пе-
чально смотр,лъ на красное лицо Дюмэса, зная, что
за нимъ скрывается разрушенный организмъ. Слѣды
сифилиса оставили сл,дъ на ше, въ вид, едва замет-
ная рубца. Полнота его была тоже нездоровая. С,-
дые волосы, н,когда густые, теперь значительно порѣ-
дѣли. За этой вн,шностью, ложно свидѣтельствовав-
шею о цв,тущемъ здоровьѣ, скрывался недугъ, онъ
вид,лъ за нею подстерегавшую Рауля смерть... И ста-
рое сердце сжалось. Н,тъ! онъ не можетъ нарушить
клятвы, онъ не пойдетъ! Но онъ пошлетъ своего уче-
ника Дормуа, которому онъ вѣритъ, какъ самому себѣ.
Дюмэсъ можетъ быть спокоенъ, это одинъ изъ луч-
шихъ акушеровъ и сифилидологовъ. Это все, что онъ
можетъ сд,лать.
Дормуа, преисполненный уваженія и благодарности
къ своему учителю, взялъ на себя эту миссію, хотя
разд,лялъ всѣ чувства Монталя къ Дюмэсу. Но ни
жена, ни несчастный ребенокъ не были в,ць винова-
ты! Онъ вложитъ всю душу, вс, силы приложитъ къ
лѣченію этихъ невинныхъ жертвъ.
При первомъ же визит, онъ очутился въ затруд-
нительномъ положеніи: какъ можно было объяснить
матери, да и нужно ли ей объяснять, какая ужасная
болѣзнь грозила въ ея утроб, невинному ребенку!
Какое лѣченіе прим,нить къ ней, чтобы не вызвать
осложненій, чтобы сохранить ее, какъ жену и мать?
Едва только онъ остался вдвоемъ съ г-жей Дюмэсъ—
она долгимъ взглядомъ объяснила ему, что она все
понимаетъ, все прощаетъ, что ей хочется жить. Дор-
муа энергичными мѣрами поборолъ вс, второстепен-
ный явленія. Онъ заливалъ ртутными препаратами
несчастную женщину, только что разр,шившуюся отъ
бремени, которая утопала въ кружевахъ и ненужной
роскоши.
Ребенокъ родился противъ ожиданія здоровымъ,
цвѣтущимъ.
Дормуа долженъ былъ приб,гнуть къ самымъ серь-
езнымъ угрозамъ, чтобы не допустить Дюмэса взять
кормилицу. Этого ребенка могла кормить только мать;
въ крайнемъ случа, можно было перейти къ искус-
ственному вскармливанію.
Дюмэсъ меньше всего боялся зараженія кормилицы,
если Дормуа и былъ правъ, утверждая, что бол,знь
должна скоро обнаружиться, но перспектива сканда-
ла заставила его отказаться отъ этого намѣренія. Черезъ
три нед,ли онъ первый былъ доволенъ, что послушался
врача.
Ребенокъ, казавшійся вначал, такимъ кр,пкимъ,
теперь все больше и больше пріобрѣталъ видъ на-
ел, дственнаго сифилитика. Кожа потемн,ла и приня-
ла кофейный отливъ. Внезапно начавшаяся кахексія
дѣлала его похожимъ на старика. Несчастный ребе-
нокъ не кричалъ уже, не могъ сосать—безпрерывные

поносы не покидали его. Вскорѣ появилась сифили-
тическая сыпь. Лицо -было покрыто сплошнымъ крас-
нымъ налетомъ цвѣта раздавленной клубники; ноздри,
губы, подбородокъ были покрыты гнойными корками,
трескались и кровоточили.
Дормуа, какъ врачъ, былъ уже достаточно закаленъ
видомъ безобразныхъ человѣческихъ страданш; но
эти безполезные визиты дѣйствовали ему на нервы,
онъ уходилъ изъ дома Дюмэсовъ разсерженный, угрю-
мый.
Его дурное настроеніе проходило, лишь когда онъ
переступалъ порогъ Ардановъ. Здѣсь онъ находилъ
едва прикрытую нищету, здѣсь жила неизлѣчимая
болѣзнь — бѣдняжка Люси не протянетъ больше мѣ-
СЯЦа-здѣсь ему становилось грустно при мысли о
предстояідемъ горѣ старшей сестры; но здѣсь онъ
эгоистично наслаждался минутами душевнаго покоя,
онъ забывалъ о томъ, что видѣлъ недавно тамъ, за-
бывалъ тѣ ужасы, которые, несмотря на его двад-
цать шесть лѣтъ, впервые выступили передъ нимъ въ
такой наготѣ.
Въ передней раздался звонокъ.
—
Это отецъ,—сказала Габи,—онъ, вѣроятно заоылъ
свой ключъ.
Распахнувъ дверь, она выбѣжала навстрѣчу отцу,
который поцѣловалъ ее въ лобъ и пожалъ руку
доктору.
Uo
Арданъ былъ невысокаго роста, сутуловатъ. На
'
шеѣ у него былъ черный шарфъ. Онъ со смущеннымъ
видомъ остановился среди комнаты, держа въ одной
рукѣ цилиндръ. Онъ не любилъ этой слишкомъ бога-
той гостиной -здѣсь было царство его жены. Онъ
себя чувствовалъ хорошо только въ своей комнатѣ,
когда развалившись въ вольтеровскомъ креслѣ, могъ
мечтать, или же въ столовой послѣ обѣда, когда все
убиралось со стола и онъ удобно раскладывалъ на
немъ документы Лавруа.
Высокій, открытый лобъ, голубые глаза, которые
мягко смотрѣли изъ-подъ густыхъ бровей, горькая
усмѣшка на губахъ; подбородка почти не было.
Раздалось два звонка. Онъ вздрогнулъ.
—
Это вѣрно мама,—сказалъ онъ;—надо отнести
шляпу.
Казалось, онъ не хотѣлъ мѣшать ихъ бесѣдѣ. Онъ
догадывался, что происходило въ глубинѣ души этихъ
молодыхъ людей, и боялся, что Жоржетта, безъ вѣ-
дома которой ночалось это сближеніе, гюмѣшаетъ имъ.
Веселая, живая г-жа Арданъ граціозной походкой
вошла въ гостиную.
Несмотря на то, что ей было уже за сорокъ, что
формы ея уже вполнѣ округлились, она казалась уди-
«
вительно молодой. На гибкой фигурѣ красиво сидѣлъ
длинный суконный жакетъ.
Она откинула вуаль. На щекахъ ея, напоминавшихъ
лепестки камеліи, не было и признака пудры. Она
внесла въ закрытую комнату свѣжесть прекраснаго
февральскаго вечера, всю прелесть весеннихъ сумерекъ.
Глаза ея, съ большими синеватыми кругами на ова-
лѣ дѣвственнаго, полнаго лица, свѣтились, какъ звѣз-
ды, и изливали изъ своихъ глубинъ столько жезнера-
достности, томной и вмѣстѣ лихорадочной, столько
лучистаго блеска, что оба мужчины восхищенно и
долго созерцали ее молча.
Какъ ты хороша, мамочка!—проговорила Габріель,
бросаясь цѣловать ее.
М-мъ Арданъ наклонила голову, чтобы поцѣлуй
коснулся только лба. Затѣмъ благосклоннымъ жестомъ
протянула мужу букетикъ фіалокъ, увядавшій въ ея
муфтѣ...
—
Смотри,—сказала она,—я
таскаю ихъ съ собой
цѣлый день.
Отъ всего ея существа вѣяло такимъ трогатель-
нымъ желаніемъ, такой простодушной привычкой лю-
бить, быть любимой, такимъ обаяніемъ зрѣлаго ела-

дострастія, что Дормуа, для котораго только одна
женщина существовала въ свѣтѣ, поддался ея очаро-
ванію, грѣховному, но сладостному.
И.
Мадамъ ванъ-Мейсенъ представила:
—
Графъ Пфейферъ... Анна Дюмэсъ.
Полный достоинства старый дипломатъ глубоко по-
клонился, отъ чего его глаженная манишка согнулась
у вырѣза жилета. Жемчужныя запонки горѣли при
электрическомъ свѣтѣ.
Анна отвѣтила легкимъ поклономъ. Она лѣниво об-
махивалась вѣеромъ, который прикасался къ ея мато-
вой открытой шеѣ.
Между ними завязался разговоръ, и г-жа ванъ-Мей-
сенъ съ величественнымъ видомъ королевы удалилась,
откинувъ ногой свой длинный шлейфъ.
Дорогія кружева заволновались на ея платьѣ изъ тя-
желаго сатина Liberty, цвѣта гнилой зелени.
Роскошный домъ на Фридландской аллеѣ съ ярко
освѣщенными залами, гдѣ толпились черные фраки и
бальные туалеты, производилъ впечатлѣніе иностран-
наго аристократическаго салона, одного изъ тѣхъ интер-
національныхъ салоновъ, гдѣ можно встрѣтить знаме-
нитостей, капиталистовъ и всю расточительную тще-
славную молодежь Парижа и иныхъ мѣстъ. То тамъ,
то сямъ въ амбразурахъ оконъ виднѣлись группы муж-
чинъ съ разноцвѣтными орденами въ петлицахъ, въ
высокихъ туго накрахмаленныхъ воротничкахъ вокругъ
худой шеи, въ бѣлыхъ галстукахъ. Другіе, покручивая
усы или пощипывая бородку, склонялись надъ сидя-
щими въ креслахъ дамами, которыя, какъ на витринахъ
парикмахера, выставляли на показъ бюсты, затянутые
въ корсетъ.
Молодые, но уже лысые клубмены съ закрученными
усами пересыпали разговоръ шутками и каламбурами.
Отставные офицеры, чиновники, австрійцы, русскіе,
старые завсегдатаи баловъ, безъ національности и безъ
профессіи,—около пятидесяти человѣкъ увивались во-
кругъ голыхъ плечъ, открытыхъ бюстовъ, улыбокъ,
смѣха...
Въ глубинѣ столовой былъ устроенъ роскошный
буфетъ, блестѣвшій дорогой сервировкой, винами,
ликерами.
Мадамъ ванъ-Мейсенъ переходила отъ одной группы
къ другой, двигалась по роскошнымъ, отдѣланнымъ зо-
лотомъ комнатамъ съ бронзовыми консолями, устлан-
нымъ старинными коврами, всѣмъ привѣтливо улыба-
лась, всѣмъ дѣлала комплименты.
Отъ времени до времени она бросала взглядъ на ка-
минное зеркало, въ которомъ отливался ея бѣлый
бюстъ, точно вырѣзанный изъ мрамора какимъ-нибудь
извѣстнымъ художникомъ. Она съ удовольствіемъ за-
крывала подведенные глаза.
„Какой удачныщ. вечеръ!—съ гордостью подумала
она. — Совсѣмъ какъ въ лучшемъ обществѣ". Многіе изъ
присутствовавшихъ мужчинъ и не подозрѣвали, въ ка-
комъ обществѣ они находились. Всякій парижанинъ,
имѣющій обширныя знакомства въ Парижѣ, получивъ
пригласительный билетъ на бристольскомъ картонѣ:
„Мадамъ ванъ-Мейсенъ имѣетъ честь просить Васъ провести
у нея вечеръ въ понедѣльншъ, 1-го апрѣля. Будутъ танцы.
Фридландская аллея, собственный домъ 243"...
недоумѣ-
ваетъ въ первый моментъ: „м-мъ ванъ-Мейсенъ? Кто
эта такая? Собственный домъ на Фридландской аллеѣ?..
Да это, вѣроятно, та богатая голландка, которую я
встрѣтилъ у Тарвино".
Приглашеніе принято. Кому придетъ въ голову, что
мадамъ ванъ-Мейсенъ просто сводня только высшаго
пошиба и что всѣ эти красивыя женщины выставлены
для продажи?
Мадамъ ванъ-Мейсенъ тревожно насторожилась. Че-
резъ переднюю до нея доносился шумъ какого-то спо-

pa у входной двери. Въ дверяхъ показалась горничная
Магдалина, которая, видимо, была смущена и дѣлала
хозяйкѣ знаки. Послѣдняя направилась въ переднюю
и остановились на порог*.
—
Тамъ какіе-то господа,—тихо разсказывала Магда-
лина,—на карточк* которыхъ н*тъ штемпеля. У иныхъ
совс*мъ н*тъ карточки. Я не р*шилась ихъ впустить,
они недовольны и шумятъ, вы слышите?
—
Откройте дверь!—нетерп*ливо приказала мадамъ
Мейсенъ.
Тяжелая дверь отворилась. Черезъ нее видны были
деревья, клочокъ темнаго неба и ц*лая вереница авто-
мобилей. Группа привычныхъ посѣтителей съ возму-
щеніемъ бросилась въ дверь.
—
Какъ!—протестовалъ маленькій толстякъ съ ли-
цомъ стараго мопса. Ужъ не впускаютъ друзей?
Это былъ герцогъ де Темпе-Люксель, навесел*.
Мадамъ ванъ-Мейсенъ удивилась:
—
А, это ты? Стоило д*лать столько шуму! Магда-
лина тебя не узнала. Ну, входи... Эти господа съ то-
бой?.. Но смотри, держи себя прилично!
Успокоившись, герцогъ ущипнулъ ее за подборо-
докъ: „Не бойся!.. Меня знаютъ".
М-мъ ванъ-Мейсенъ
улыбнулась. Темпе-Люксель былъ когда-то ея любов-
никомъ, и она ему стоила больше четырехсотъ тысячъ
франковъ. Нужно было предложить ему шампанскаго...
Съ величественнымъ видомъ она вошла въ салонъ,
фамильярно опираясь на руку герцога.
Двое мужчинъ у піанино перелистывали партитуру
романсовъ и съ восхищеніемъ смотрѣли на нее—высо-
кій элегантный лысый Люсней, композиторъ моднаго
балета „Нарписсъ",
который имѣлъ
колоссальный
усп*хъ и ставился теперь въ Олимпіи, и журналистъ
Данверъ. Низенькій толстый, съ хитрымъ лицомъ пу-
деля, онъ спросилъ, вздфвши монокль:
—
Сколько ей можно дать лѣтъ, милѣйшій?
—
Гм! такъ около 35.
—
Съ натяжкой.
—
Правда,—сказалъ Люсней,—она еще очень хороша
Данверъ проронилъ, сбросивъ монокль:
Новая женщина! Современная сводня... Недурно...
Вы знаете ея исторію?
—
Нѣтъ,—сказалъ Люсней, - я здѣсь въ первый разъ,
такъ какъ мн* сказали, что забавно...
—
А я въ третій. Я собираю матеріалъ. Можно напи-
сать ц*лый рядъ статей о новѣйшихъ формахъ проститу-
ціи,—о, не з^личной, конечно. Эта ничуть не изм*нилась
и, вѣроятно, еще долго не изм*нится, хотя мы, цивилизо-
ванные люди, и принимаемъ варварскія м*ры регламен-
таціи. Пока мужчины сами будутъ составлять законы...
—
А вы не думаете,—сказалъ Люсней,—что въ конц*-
конповъ женщины будутъ создавать законы?
—
У меня, знаете, особое мн*ніе на этотъ счетъ.
Женщин* нужно совершенно другое воспитаніе, ей
нужна свобода. Вотъ что мало-по-малу измѣнитъ ея
привычки, ея психологію и положить конецъ этой в*-
ковой борьб* рабовъ! В*рный союзникъ иридетъ на
м*сто скрытаго врага. Соглашеніе займетъ м*сто борь-
бы. Челов*чество изм*нится, когда женщин* будутъ
даны равныя права,—трава, которыя ей принадлежатъ
по справедливости и въ жизни и въ семь*.
—
Данверъ! Васъ ждетъ трибуна. Но вы отвлеклись
отъ вопроса о тайной проституціи.
—
О н*тъ, я о ней именно и говорю. Вы думаете,
что за двадцать лѣтъ многое изм*нилось? О, да... про-
грессъ... потребность въ комфорт*... гигіена... До мо-
его отъ*зда по д*ламъ я былъ всегда въ курс* д*ла,—
тому пятнадцать л*тъ! — бывалъ въ мелкихъ лупана-
ріяхъ Латинскаго квартала или въ шикарныхъ, но
всегда со спущенными шторами домахъ на правомъ
берегу, носящихъ имена министровъ и философовъ...
Пятнадцать л*тъ тому назадъ въ Париж* было цар-
ство публичныхъ домовъ... Ихъ было около шестиде-
сяти... Теперь ихъ не бол*е сорока пяти.

—
Нравственный требованія повысились?
—
Я этого не стану утверждать, но допустимъ, что
нравы измѣнились. Ясно, что теперь происходить инте-
ресное движеніе.
Въ І8ОІ году въ Париж, при населеніи въ пять-
сотъ пятьдесятъ тысячъ жителей насчитывалось сто
девяносто публичныхъ домовъ. Въ 1891 году на три
милліона сто съ ч,мъ-то тысячъ жителей всего шесть-
десятъ публичныхъ домовъ. И ежегодно, несмотря на
приростъ населенія, закрывается какой-нибудь прдтонъ
за недостаткомъ посѣтителей.
Но зато размножаются спеціальные дома свиданій.
Вы помните, что было когда-то? Н,сколько вонючихъ
квартиръ и отелей, три-четыре старыхъ дома, которые
остались еще со временъ Имперіи. За іоо франковъ
можно было найти самую лучшую комнату... съ мебе-
лью! Теперь ихъ сколько угодно, въ какомъ угодно
вкус, и на какія угодно ц,ны.
—
Выгодно по крайней м,р,!
—
Пожалуй! Эта неприкрытость порока, свободы,
которою всякій можетъ распоряжаться какъ ему уго-
дно, но за свой собственный страхъ! А не исключитель-
но за счетъ тѣхъ несчастныхъ рабынь, которыхъ госу-
дарство силою подвергаетъ регистраціи, которыхъ онс
клеймитъ и въ то же время такъ гнусно эксплоатируетъ.
Разв, не было бы въ тысячу разъ приличнѣе и до-
стойн,е для свободнаго народа, для такой столицы
какъ Парижъ, чтобы закрылись вс, эти тюрьмы на-
слажденія, гд, съ согласія подъ охраной публичной вла-
сти происходитъ торговля живымъ т,ломъ для удо-
влетворенія худшихъ инстинктовъ человѣчества! Я не.
могу примириться съ тѣмъ, что не вс, дома еще за-
крыты. Позоръ для цивилизованной націи—существова-
ніе этихъ каторжныхъ домовъ, жилицы которыхъ—фор-
менный пл,нницы. Это откормленное мясо для услажде-
нія самца—губки, пропитанныя спиртомъ обогащающие
капиталистовъ и отравляющія расу...
Вы видите, какъ мало-по-малу общество начинаетъ
проникаться трезвыми взглядами на эти гнусныя ве-
щи. По меньшей мѣрѣ это замѣтно въ Ларине,; въ
лровинціи же, въ этомъ стоячемъ болот,, попрежне-
му публичный домъ остается единственнымъ каналомъ
для отвода соціальныхъ нечистотъ.
И подумать только, что въ настоящую минуту во
Франціи им,ется еще семьсотъ пятьдесятъ публич-
ныхъ притоновъ, гдѣ прозябаютъ тысячи несчастныхъ
даторжницъ, до самаго конца жизни обреченныхъ вла-
чить это иго.
—
Вы, мой милый, ударились въ лиризмъ. Возвра-
титесь лучше къ нашей прелестной хозяйкѣ и къ раз-
эобразнымъ достоинствамъ новѣйшихъ домовъ сви-
даній.
—
Ну, вотъ еще!—возразилъ Данверъ—Я вовсе не
вижу въ нихъ рая, хотя бы и Магометова. Но надо
согласиться, что проституція—неискоренимое зло и
что женщины до т,хъ поръ будутъ приноситься въ
жертву, пока мужчины не станутъ совершенн,е.
Общество должно-понять это и не становиться на
сторону сильнаго, не давить слабаго!..
Равноправіе, свобода и справедливость для всѣхъ!..
Каждый долженъ быть наказанъ за проступокъ, если
имъ проступкомъ умалилъ права ближняго-и об-
щества!.. Вотъ вамъ моя программа.
—
Прибавьте къ этому налогъ на доходы, участіе
рабочихъ въ капитал,!., и я иду на выборы...
—
Вы разбиты! — заявилъ Люсней.
—
Будетъ бол-
гать — перейдемъ лучше' къ результатамъ
вашей
анкеты...
—
Позвольте два слова по поводу прогресса прости-
туціи на дому.
—
Прошу слова!—заявилъ Данверъ.—Удивительно,
кайъ мы гордо носимся съ нашими мыслями насчетъ
челов,ческой испорченности. Хороши и мы!.. Вотъ вы
У видите это въ моихъ статьяхъ...
В. Маргеригь. Простятутка.
jg

—
Нѣтъ,—вставилъ Люсней,—а объ этомъ?
-
Вотъ именно. Что? У васъ слюнки текутъ? Вы
бы хотѣли знать адреса? Отлично! Имѣйте въ виду,
что существуетъ сто сорокъ домовъ, въ которыхъ мож-
но за пять и до ста франковъ купить всю гамму
наслажденія. За одинъ, два-пять луи, въ любомъ ши-
карномъ домѣ, въ родѣ этой бомбоньерки передъ ва-
ми предстанутъ Діаны въ полномъ нарядѣ! Порочныя,
убогія, любопытныя,-цѣлый сераль, готовый показать
свою наготу, начиная съ примѣрщицы и кончая буржу-
азной, отъ мелкой служащей и до маркизы!.. Да вотъ,
посмотрите.
Онъ вынулъ изъ кармана карточку изъ голландской
бумаги, на которой былъ награвированъ тонии рису-
нокъ Виллетта, а подъ нимъ незамѣтно притаился
адресъ и стихи Альберта Самэна:
Грязное стойло, гдѣ звѣрь наслажденія спишь...
Міра извѣчный рычать—сладострастье!
Люсней улыбнулся:
—
Недурной жанръ...
Пять франковъ!—продолжалъ Данверъ,—и
васъ
окружаютъ поразительной роскошью -чортъ возьми,
конкуренція! Въ домахъ этихъ, со всѣми удобствами,
вода, газъ, электричество, голыя Венеры, занимаю-
щаяся этимъ ремесломъ потому, что имъ это нравится,
приходятъ туда по собственному желанно находятъ
тутъ свой уголокъ, свободу наконецъ!.. Нѣтъ надоб-
ности обращаться къ печальной уличной угрюмой под-
замочной проституціи. Въ сущности, я нахожу, что эти
дома не идутъ въ разрѣзъ съ нравственностью. Чисто-
та дешевизна, гигіена, главнымъ же образомъ, сво-
бода-вотъ вамъ проституція будущаго, если, къ не-
счастью, она должна существовать въ томъ или иномъ
видѣ!.. Безопасность почти гарантирована взаимностью
интересовъ. Вы получаете наслажденіе, отъ котораго
никто не страдаетъ. Я не назову его чистымъ, но оно
продано и куплено съ согласія обѣихъ сторонъ по,
правиламъ свободнаго торга, куплено за вашъ собствен-
ный рискъ и страхъ. Рискъ въ сущности не великъ,
такъ какъ въ интересахъ содержательницъ какъ круп-
ныхъ, такъ и мелкихъ домовъ имѣть здоровыхъ кліен-
токъ. Наконецъ, удовольствіе это затрогиваетъ инте-
ресы только тѣхъ, кто продаешь и покупаетъ, госу-
дарство все меньше и меньше будетъ вмѣшиваться въ
дѣла, которыя его не касаются. Конечно, пока еще
дома ниже сорока франковъ находятся подъ регуляр-
нымъ наблюденіемъ префекта полиціи и врача, выби-
раемаго содержательницами. Но дома высшаго разряда
свободны отъ этого надзора. Власть денегъ распро-
страняется на все...
—
Подъ давленіемъ прессы полиція перестала
хранить въ участкахъ
Улографіи женіцинъ, посѣ-
щающихъ эти дома. Я надѣюсь, что скоро будетъ
отмѣненъ весь этотъ надзоръ надъ свободной про-
дажей человѣческаго тѣла, — по крайней мѣрѣ надъ
продажей въ домахъ, надзоръ, учреждаемый якобы
для охраны народнаго здравія, но который, въ дѣй-
ствительности, ни къ чему не приводитъ и только
кладешь позорное клеймо на несчастныхъ женщинъ.
—
Простите, господа, что я прерываю вашу бесѣду,
но баронесса Лейенсъ такъ мила, что согласилась
намъ спѣть.
Данверъ и Люсней поклонились, уступая мѣсто пол-
ной дамѣ, которую м-ме ванъ-Мейсенъ подвела къ
роялю; сама она сѣла аккомпанировать. Она сняла
длинныя перчатки и положила на клавиши руки, уни-
занныя кольцами.
—
Пойдемте въ буфетъ,—проговорилъ Данверъ;—
я боюсь музыки вообще, a бельгійской въ особенности.
Онъ взялъ съ серебрянаго подноса пустую рюмку
и протянулъ ее метръ-д'отелю. Послѣдній, толстый, съ
черными бакенбардами, мужчина, сохраняя невозмутимо
спокойный видъ, наполнилъ ее, останови въ пѣну какъ
разъ у края.

-
Кто такая эта баронесса?-съ любопытствомъ
спросилъ Люсней.
_
Развелась съ мужемъ и пріѣхала сюда, чтобы
найти себѣ поклонника съ пятьюстами франковъ въ
мѣсяпъ на экипажъ, перчатки и... прочее...
-
Гренадеръ,
закаленный
въ
бою.
- проговорилъ
Люсней,- брр!.. Мужеподобная
баба.
Я
предпочитаю
Х°!!ИЯУвамъ охотно вѣрю—лакомый кусочекъ!-вста-
вилъ Данверъ.—Правда, она ужъ начинаешь увядать..
- Можно еще кое-что прибавить,-замѣтилъ Люс-
ней—вы мнѣ обѣщали разсказать ея исторію.
Извольте. Красивая умная кокотка; попросите ее
показать вамъ свою комнату, и вы найдете тамъ, на
панно, чудесную вещипу Буше. Она долгое время была
на содержаніи у разныхъ господъ... Ривайль, вла-
деешь фарфороваго завода въ Севрѣ, баронъ Гирлапъ
изъ Келіна! Добавлю между прочимъ, что ей баронъ
обязанъ своей ленточкой. Потомъ славный Люналь
который былъ тогда директоромъ участка Орсейской
набережной, дополнилъ тріо. Когда этому пришелъ
конецъ, мадамъ ванъ-Мейсенъ,
и Ривалемъ,—она ужъ начала толстѣть, посмотрите
на ея бюстъ,-м-мъ ванъ-Мейсенъ стала думать, какъ
быть дальше. Отъ Гирлапа достался ей этотъ домъ и
толстая пачка кредитокъ, отъ Риваля тоже кое-что. И
вотъ, счастливая мысль: „Я устала. Не лучше ли бу
детъ вмѣсто того, чтобы работать самой, заставить
Гругихъ поработать на мою старость?" Первый и вто
рой этажи передѣланы въ отдѣльные кабинеты
Вамъ
поедложатъ туда пройти съ баронессой или съ кѣмъ
нибудь другимъ. Чтобы поднять свой
ему шикъ и извѣстность, придуманы балы, гдѣ м
водятся знакомства, назначаются свиданія. А прелест
пая хозяйка спокойно живетъ со своей ренты и катаетъ
въ автомобилѣ своихъ обожателей.
-
Въ самомъ дѣлѣ, любопытно,-замѣтшгь Люс
ней;—новый способъ эксплоатировать порокъ. Не нуж-
ны больше сводни ирежнихъ временъ.
—
О, да!—продолжалъ Данверъ.— Въ этомъ отно-
шеніи можно еще лучше устроиться!.. Лиза де Мераль,
напримѣръ... послѣднее слово феминизма!
—
Замолчите, ужасный человѣкъ! Не развращайте
мнѣ Люснея. У каждаго свои кліенты...
Окончивъ аккомпанировать романсу, м-мъ ванъ-Мей-
сенъ занялась гостями. Она направила гостей къ бу-
фету, знакомила ихъ. Данверъ и Люсней были изъ
числа тѣхъ приглашенныхъ, которые заслуживали осо-
беннаго вниманія. Одинъ изъ нихъ прислалъ ей пва
билета въ Олимпію (она гюѣдетъ туда, —она съ лю-
бовникомъ,—какъ добродѣтельная супружеская пара);
а другой упомянулъ ея имя въ статьѣ.
Она вся изгибалась, показывая свой бюстъ, безпре-
рывно угощала гостей:
—
Не хотите ли бутербродъ? Чашку кофе?..
Люсней, поблагодаривъ, схватилъ ее за руку и, ука-
зывая на гостинную, спросилъ:
—
Скажите, кто эта прекрасная брюнетка, вонъ
тамъ у консоля à la Людовикъ XV?..
М-мъ ванъ-Мейсенъ понизила голосъ.
—
Эта красавица—Анна Дюмэсъ...
—
Родственница банкира?
—
Не знаю, вы ее можете спросить. Она главная
продавщица у Линбаумъ, мѣхового торговца, онъ влю-
бленъ въ нее до безумія!.. Онъ бы, кажется, все со-
стояніе отдалъ за нее! Она смѣется надъ нимъ и ни-
кого знать не хочетъ. Она здѣсь съ своей подругой,
Клотильдой д'Арси, любовницей Пуайера изъ Credit
Bordelais...
Она произносила эти имена съ гордостью, точно
они значились въ ея дворянскомъ гербѣ.
Вечеръ, действительно, удался. Десять свиданій по
пять луи,—пятьсотъ франковъ на ея долю. По условію
съ баронессой и начальникомъ сосѣдняго гарнизона,

имъ зя комиссію 25о франковъ. Да еще!.. Наконецъ
гвоздь посетителей, графъ Пфейферъ, отвергнутый
Анной Дюмэсъ, остановилъ свой выборъ на Кло, ко-
торую она ему'такъ умѣло расхвалила-воплощенная
добродѣтель!
Любовница
администратора Crebt Bor
délai... стоитъ не меньще j
дастъ тысячу франковъ... А кто знаетъ... в
И Анна Дюмэсъ
найдетъ кого-нибудь по
В«УСУ_;
Съ очаровательной любезностью м-мъ ванъ-Мейсенъ
обратилась къ Люснею:
L Позвольте васъ представить: мадемуазель Анна
Дюмэсъ... Г -нъ Люсней, г-нъ Данверъ.
Анна грапіозньшъ движеніемъ раскрывала и з^хло-
ПЬГочГь%^аРпознакомиться съ молодыми людьми,
которымъ я аплодировала и которыхъ читала
Она такъ сдержанно сдѣлала комплиментъ, что
Люсней и Данверъ были поражены кто такая эта^кра-
савипа, въ ней навѣрное сидитъ бѣсенокъ, держитъ
она себя какъ дама высшаго круга...
Оба восхищались ею, поддерживая легкую бесѣду.
О, да она далеко не глупа! у нея, наоборотъ такой
тонкій умъ! Гибкая, изящная фигура, мягкія линш
тѣла отъ времени до времени просвѣчивавшаго сквозь
тонкій китайскій шелкъ ярко-желтаго
^-шелкъ
казалось, сотканный изъ солнечныхъ лучей. Щатье
простого покроя, въ видѣ туники, красивьш руки б-
ли оголены. Крупный вырѣзъ позволялъ
в*«ta^
нѵю округлость бюста; ниже на бѣлои кожѣ съ го
лубоватыми жилками, какъ бутоны, розов *ли
два пяТн
Длинная, красивая шея гордо возвышалась надъ по
катыми плечами. Черныя пряди волнистыхъ волосъ
окаймляли насмѣшливый овалъ липа.
крашенный губы, красивымъ изгибомъ скрывали два
ряда зубовъ, похожихъ на зубы волченка. Но что
больше всего украшало и освѣщало ея липо-это
большіе, свѣтло-голубые, глубокіе глаза, цвѣта глет
•
чера, глаза, глядѣвшіе сухо и гордо и придававшіе
этому лицу, безъ нихъ столь нѣжному, выраженіе
какой-то затаенной жестокости. Эти глаза, казалось,
никогда не должны были, не могли плакать.
Подъ ихъ ироническимъ взглядомъ думалось о тѣхъ
взрывахъ смѣха, которые нерѣдко кончаются слезами.
—
Я знаю Рауля Дюмэса, банкира, но никогда не
зналъ Анны Дюмэсъ.
—
Я бы предпочелъ обратное,—возразилъ Данверъ.
Золото всѣхъ банкировъ въ мірѣ не стоитъ такой
женщины!..
—
Онъ вашъ родственникъ, сударыня?
У нея промелькнула страшная усмѣшка.
—
Пѣтъ, я его крестница.
—
Какъ?—переспросилъ Люсней.
—
Я одна изъ тѣхъ, которыхъ онъ... выдвинулъ.
—
О, вы пойдете далеко,—пробормоталъ Данверъ.
Она вдругъ встала съ беззаботнымъ видомъ.
—
Я надѣюсь. Простите, я вижу подругу, которая
меня ищетъ.
Восхищенные, очарованные, они ревниво смотрѣли
ей вслѣдъ.
Анна подошла къ Кло, которая въ углу столовой
условливалась съ графомъ Пфейферомъ.
Дипломатъ при вид* Анны отретировался.
—
Что это ихъ такъ долго н*тъ? — проговорила
Аннета, обнявши Кло за талію. Имъ особенно понра-
вился одинъ мягкій диванчикъ, гд* он* и расположи-
лись, красиво откину въ головы на подушки.
Кло, съ своей бѣлой Грезовской головкой, въ бар-
хатномъ платьѣ казалась рядомъ съ Анной полевымъ
василькомъ подл* рѣдкой орхидеи.
—
Лулу обѣщалъ придти въ половин* перваго,—
проговорила Кло.
Она посмотрѣла на большіе стѣнные часы, вис*в-
шіе надъ вышитымъ бархатнымъ панно.
У нихъ есть еще десять минутъ.

Пуайеръ (онъ же Дулу) долженъ былъ придти съ •
Жоржемъ Зихельмейеромъ, чтобы вмѣстѣ отправиться
ужинать на площади Мадленъ.
Сбиралась цѣлая компанія!
Аннета, совершенно переродившаяся, благодаря за-
ботамъ преданнаго Дормуа (предупрежденный своимъ
коллегой Мильеномъ, онъ добился того, что ее осво-
бодили изъ Сенъ-Лазарской тюрьмы два года тому
назадъ, и поставилъ ее на ноги физически и нрав-
ственно), снова наконецъ рѣшила появиться въ об-
ществ,.
Ей нуженъ былъ этотъ періодъ полной безд,ятель-
ности, полнаго отдыха, чтобы набраться силы воли,
чтобы совсѣмъ переродиться, обновить свою душу,
свою кровь. Она такъ точно исполняла утомительныя
предписанія врача, что ядъ потерялъ свою силу и д,-
лался безвредн,е съ каждымъ днемъ, постепенно...
Разв, она не была съ головы до ногъ обновлена?
Ея кожа, ногти, волосы, все, все было новое, ни
одной точки на ея тѣл, не осталось прежней. Она
сіяла жизнью, молодостью.
По указаніямъ Монталя, который интересовался ея
лѣченіемъ, и настояніямъ Дормуа, она, напрягая всю
силу воли, занималась и пріобрѣла много св,д,нш по
исторіи, философіи, искусству.
Въ ней развился художественный вкусъ, котораго
такъ много у женщинъ, благодаря удачному выбору
писателей, поэтовъ, романистовъ, путешественниковъ;
благодаря посѣщенію музеевъ, концертовъ, литератур-
ныхъ вечеровъ въ ней развивалось влеченіе къ гармо-
ніи во всемъ.
Поступивъ въ м,ховой магазинъ Линбаума иослѣд-
ней продавщицей черезъ шесть: м,сяцевъ поел, вы-
хода изъ тюрьмы (благодаря Дормуа и Гюртрелю, для
нея шесть мѣсяцевъ въ больниц, Сенъ-Луи прошли
легко), она скоро обратила на себя вниманіе хозяина.
Ея чарующая красота, ея легкое кокетство все боль-
ше и больше увлекало толстяка-еврея, овдов,вшаго
за годъ передъ т,мъ и теперь забывшаго ра&етояніе,
разд,лявшее ихъ, забывшйго вс, расчеты.
Она беспрерывно разжигала его желаніе и въ то же
время смѣялась надъ его объясненіями и предложе-
ніями, не поддавалась ни на іоту, не позволяла про-
тивному старику прикоснуться даже къ кончику ея
пальцевъ.
Въ нѣсколько мѣсяцевъ она съ должности посл,д-
ней продавщицы на 3000 франковъ, перешла на м,сто
главной приказчицы съ 12000 франковъ.
Ей стоило только захот,ть—она бы сразу сдѣла*
лась м-мъ Линбаумъ, получивъ заранѣе въ свое рас-
поряженіе какую угодно сумму—дв,сги, триста, пять-
сотъ тысячъ франковъ.
И какъ только она сознала всю свою силу, созна-
ла, что старикъ въ ея власти—она рѣшила, что ея
часъ насталъ. Она такъ долго и такъ терп,ливо его
ждала. Теперь она будетъ сл,довать указаніямъ и
сов,тамъ своего зеркала. Довольно. Ея хитро скрытое
озлобленіе, отнюдь не угасшее подъ вліяніемъ зна-
комства съ добряками Монталемъ и Дормуа, снова
проснулось въ ней вмѣст, съ страстнымъ желаніемъ
мстить. Ч,мъ больше зла она надѣлаетъ, т,мъ это
будетъ справедлив,е. Пусть бережется тотъ, кому она
покажетъ когти! Горе ему. Для начала же—Линбаумъ.
Она отдастся другому: это лучшій способъ терзать
его и разжигать въ немъ страсть. Потомъ она обра-
тить его въ свою вещь, возьметъ себ, его милліоны
и этимъ еще сд,лаетъ ему слишкомъ много чести.
Она мысленно перебирала, кто бы могъ возбудить въ
немъ наибольшую ревность. И вдругъ ей пришелъ въ
голову Жоржъ Зихельмейеръ. Во-первыхъ, недуренъ
собой... Она все съ большимъ удовольствіемъ вспоми-
нала о завтрак, въ Сенъ-Клу съ Клотильдой, по м,рѣ
Того, какъ онъ отходилъ въ область прошлаго... У
него магазинъ готовыхъ платьевъ, и она всегда будетъ

одѣта по последней картинке! У Зихельмейера съ нѣ-
которыхъ поръ открылось еще мѣховое отдѣленіе при
магазине... Конкуренція! Отъ этого Линбаумъ спосо-
бенъ заболѣть! И она съ какой-то яростью строила
этотъ планъ. Прежде всего надо розыскать Кло! Она
ужъ давно не подавала о себѣ вѣсточки! Можно поду-
мать, что она умерла. Трудно ожидать вѣдь, чтобы Дю-
мэсъ разсказалъ... Она отправилась на улицу Pierre
Charron: „Что, мадамъ Клотильда здѣсь еще живетъ?
—
Такъ точно.
Шикарно одѣтая по послѣдней модѣ, Аннета подня-
лась наверхъ и позвонида:
—
Скажите мадамъ, что ея подруга Аннета спра-
шиваешь ее,—сказала она горничной.
Ее попросили подождать въ гостиной, куда вско-
ре выбежала Кло, въ пеньюаре, и съ восторгомъ бро-
силась ей на шею:
—
Это ты! какъ это мило! однако ты насъ надолго
покинула! Ну, разсказывай! Какъ ты интересна! Откуда
ты? Гдѣ ты была? Мнѣ говорили, что ты была больна!
—
Кто говорилъ?
—
Дюмэсъ.
—
Вздоръ!
Аннета безразлично слушала все это. Это было
такъ давно... Она путешествовала въ это время-
Жила съ однимъ типомъ до чортиковъ ревнивымъ...
поэтому и не писала... Теперь она главная продав-
щица у Линбаума, который хочетъ на ней жениться.
—
Не можетъ быть!
—
Честное слово!
Ей это не по вкусу, захотѣлось немного пораз-
влечься... Она перемѣнила фамилію...
—
Теперь, голубушка, я называюсь Анна Дюмэсъ
даже съ д\ совсѣмъ какъ онъ! Я ему этимъ обязана!
А правда, звучитъ недурно? Я думаю, это прожуж-
жишь ему всѣ уши.
—
А ты какъ, все еще вѣрна?
—
Да, попрежнему.
—
Зихельмейеръ, вишни, обѣдъ въ су, поѣдаемый
на тротуарѣ... А выпадешь сверхурочная работа—по-
зволишь себѣ ломоть колбасы, фунтикъ жаренаго кар-
тофеля!
Да, кстати, ты встретишься съ Зихельмейеромъ?
Онъ очень милъ.
—
А вотъ посиди, онъ сейчасъ долженъ придти съ
Лулу. Они отправились по дѣламъ... не вполнѣ бла-
говиднымъ. Да, они устроились съ мадамъ Ле-Гюйе
и всюду теперь бываютъ вмѣстѣ.
—
Ну, я ухожу,—поднялась Аннета.
На лѣстницѣ она встретилась съ обоими молодыми
людьми, которые приподняли шляпы, но не узнали ея
и съ восхищеніемъ посмотрели ей вследъ. На сле-
дующее утро она застала въ магазине Линбаума го-
родскую телеграмму отъ Кло: Жоржъ хотѣлъ ее ви-
деть. Пусть она придетъ обедать, и оне вместе пой-
дутъ къ ванъ-Мейсенъ, где встретятся съ Жоржемъ
и Лулу.
Стенные часы ударили разъ.
—
Половина перваго,—заметила Аннета.
Кло захлопала въ ладоши.
—
А вотъ и они,—вскричала она, потомъ шопотомъ
добавила:—Знаешь, онъ безъ ума отъ тебя.
Пуайеръ, не очень постаревшій, почтительно поце-
ловалъ руки хозяйки дома, Кло и Аннеты.
Жоржъ Зихельмейеръ, изумленный, гляделъ на по-
следнюю.
—
Такъ это вы?.. Вы?.. Чьи икры я щупалъ подъ
столомъ?
Она, посмотревъ на него многообещающимъ взгля-
домъ, быстро отдернула желтую шелковую юбку и
выставила красивую ногу, которую облегалъ серебри-
стаго цвета чулокъ. Розовая кожа просвечивала сквозь
тонкую ткань. Опустивъ платье, она проронила:
—
А оне пополнели, другъ мой.

Взглядъ красавца Зихельмейера загорѣлся.
Аннета самодовольно улыбнулась при мысли объ
отчаяніи Линбаума и негодованіи м-мъ Ле-Гюйе.
—
Не пора ли отправляться?—спросила она.
III.
—
Готово!-произнесла Марьетта, уже въ шляп,.—
Ты очень хороша сегодня.
Роза, стоя передъ зеркаломъ, старательно пудри-
лась носовымъ платкомъ, собраннымъ въ комокъ. Она
намочила палецъ, пригладила брови. Глаза были ожив-
лены каплей белладонны, губы слегка подведены...
Она такъ же блистала, какъ и въ былые дни.
Сколько лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ она слу-
жила въ отелѣ Рasserеіе?.. Четыре года, всего четыре
года... А сколько за это время было пережито горя,
несправедливостей, какъ тяжело доставался хлѣбъ...
Нѣтъ, такая жизнь не краситъ... Она сушить кожу,
обезцвѣчиваетъ
губы, угашаетъ взглядъ. Но она,
слегка освѣживъ лицо, все еще была хороша собой.
Но только въ свои 23 года она выглядѣла тридцати-
лѣтней.
Тѣло ничуть не измѣнилось, только грудь немного
начала отвисать. Плечи, руки и словно дѣвственный
животъ, пышныя бедра, ноги,-все сохранило преж-
нюю форму; тонкая, нѣжная кожа блондинки не по-
теряла своего очарованія.
—
О, ты будешь имѣть успѣхъ на Дортуа,—замѣ-
тила Марьетта.
Она уговорила Розу уйти изъ дома свиданій въ пе-
реулкѣ Бержеръ, гдѣ ее такъ эксплоатировали выче-
тами изъ ея доходовъ за пищу, платье, чулки, пеньюары
и т. д . и гдѣ почти весь дневной заработокъ попадалъ
въ карманъ хозяйки.
На улиц, же Дортуа только что открылся новый,
шикарный домъ свиданій.
Марьетта перешла туда съ Неаполитанской улицы,
гд, ея слава уже начинала меркнуть, и зд,сь съ усп,-
хомъ дебютировала.
За это она об,щала своей новой хозяйк,, которой
трудно было подобрать подходящій живой товаръ, при-
вести свою подругу, красавицу-блондинку.
Мадамъ Кювель была въ восторг,. Брюнетка, блон-
динка,—такія сочетанія очень нравились и часто тре-
бовались разомъ.
—
Переходи туда,—уговаривала ее Марьетта,—и
мы
никогда не разстанемся.
PI Роза, которая со времени своего пребыванія въ
Сенъ-Лазарѣ сохранила вкусъ къ женской любви, со-
гласилась съ доводами подруги.
Она встроилась съ Марьеттой на бульвар, Сенъ-
Леншелѣ нѣсколько м,сяцевъ спустя поел, ея восьми-
дневнаTM заключелія. Она окончательно переселилась
въ этотъ кварталъ, нанявъ квартиру въ грязномъ, ста-
ромъ дом,, на улиц, Голандъ.
Улица Провансъ и весь участокъ, гд, властвовалъ
Фрико, были теперь совершенно необитаемы. Она изъ
пятнадцати дней восемь проводила въ участк,, такъ
какъ отказывалась отвѣчать на грязный приставанія
полицейскаго, что приводило послѣдняго въ б,шенство.
Жизнь давила ее, она такъ устала, ей такъ надоѣло
быть забавой каждаго проходимца, подвергаться пре-
слѣдованіямъ, такъ надоѣло валяться по ночамъ въ
участк,...
Она серьезно стала помышлять о смерти.
Какой-то студентъ подобралъ ее однажды на Новомъ
мосту, гд, она, перегнувшись черезъ перила, съ от-
чаяніемъ смотр,ла на рѣку.
Она безъ сожалѣнія оторвалась отъ созерцанія тем-
ной р,чки, спокойно катившей свои волны подъ мрач-
ными сводами моста.
Съ той поры она какъ бы переродилась, къ ней верну-
лась свѣжесть, красота, она была почти счастлива.
Однажды, когда она шла въ полицію, чтобы заявить-

ся и наложить печать на свой билетъ, съ ней случилось
удивительное гіриключеніе.
_
Господинъ Лорталь спрашиваешь васъ,—доложилъ
ей сторожъ полицейской части.
Она со страхомъ вошла въ зеленый кабинетъ. Не-
ужели ее опять хотятъ засадить въ тюрьму?
Точно снѣгъ на голову.
Лорталь поздравилъ ее съ хорошимъ поведеніемъ,—
вѣдь ея въ послѣднее время совсемъ не видно. Ей такъ
и хотелось объяснить ему, что ничего нетъ въ этомъ
удивительнаTM. На Сенъ-Мишеле ее не трогаютъ: сту-
денты бы не допустили! И после перваго привета онъ
объявилъ ей, что неизвестное лицо поручило ему пе-
редать ей пакетъ.
Онъ протянулъ ей большой запечатанный конвертъ
и съ любопытствомъ следилъ за удивленнымъ выра-
женіемъ ея лица.
Изъ конверта выпало пять тысячефранковыхъ биле-
товъ. . ни приписки, ничего больше. Мысль о Дюмэсѣ
мгновенно пришла ей въ голову. Не называя его фа-
миліи она стала задавать наводящіе вопросы Лорталю.
Но тотъ совершенно ничего не зналъ. Онъ получилъ
этотъ конвертъ, на которомъ было написано машин-
кой: „Любезности г-на Лорталя поручается передать
этотъ пакетъ г-жѣ Розѣ Дебуа".
Онъ отпустилъ ее. Одно продолжительное присут-
ствіе дѣвушки, хотя бы очаровательной, возбуждало въ
немъ ненависть. Роза, исиытавъ столько лишеній въ
послѣднее время, приняла деньги, не пытаясь даже раз-
гадать загадку.
_
Какъ случилось, такъ тому и быть. Въ то же время
она получила письмо изъ Авеза, что Евгешя совер-
шенно здорова и что если ей стѣснительно она мо-
жетъ не высылать тридцати франковъ. Мать Дебуа еже-
мѣсячно получала ошь благотворительнаTM оощества 5о
ФЭTM°были чудные, быстролетные дни... Хорошая ком-
ната на Сенъ-Мишелѣ, роскошные туалеты, изысканные
обѣды у Даркуръ или у Булана...
Она, какъ метеоръ, промелькнула у Бюлье. На ко-
роткое время она затмила всѣхъ танцовщицъ, которыя,
балансируя въ матчишѣ, изъ-подъ облака нижнихъ
юбокъ, то выставляли ноги, то бѣшено раздвигали ихъ,
сильно перегибаясь въ одну сторону. Иногда она пере-
ходила на правый берегъ „Сены, посѣщала кабачки и
кафешантаны Монмарта, оставаясь тамъ на балахъ.
Ее забавлялъ, ей нравился этотъ ослѣпительный блескъ
люстръ, оглушительный шумъ въ залахъ, гдѣ устраи-
вались танцы, тянулись вереницы нагихъ тѣлъ, нрави-
лась толкотня въ галлереяхъ... Она, опьяненная шумомъ,
бродила между стульями, гдѣ жонглеры показывали фо-
к^сы съ бутылками, стаканами, зеркалами, бродила до
тѣхъ поръ, пока какой-нибудь юноша не уводилъ ее
ужинать въ шикарный ресторанъ, гдѣ поддѣльные цы-
гане и мнимыя испанки раскачивались и подпрыгивали
своими шалями.
Она гуляла по фойэ Фоли-Бержеръ и другихъ кафе-
концертовъ, испытывая дѣтскую радость, когда сквозь
туманъ и дымъ видѣла на сценѣ акробатовъ и борцовъ.
Вечеръ заканчивался обыкновенно въ Американскомъ
кафе, гдѣ она нодъ покровительственными взорами гар-
соновъ щеголяла своимъ туалетомъ за кружкой пива,
платить за которую полагалось кліенту. Но этому
блеску и шику она предпочитала безалаберный и шум-
ный торгъ въ освѣщенныхъ подвалахъ, въ тавернахъ,
гдѣ ее возбуждалъ именно этотъ безпорядокъ. Жал-
кій оркестръ, кислое пиликанье скрипокъ...
Лѣто наступало, и въ Елисейскихъ поляхъ царила
такая пріятная свѣжесть. Ночной туманъ сгущался; голу-
боватый около фонарей, онъ проступалъ свѣтлыми пят-
нами между деревьями, гдѣ она гуляла вся розовая въ
свѣтломъ прозрачномъ платьѣ.
Обо всей толпѣ мужчинъ, увивавшихся за ней, она
сохранила очень смутное воспоминаніе. Разные типы,

характеры: провинціальные мужья, сухопарые и наде-
ленные брюшкомъ, чиновники, англичане съ мозоли-
стыми руками, бородатые немцы въ зеленыхъ шляпахъ,
живые, смуглые итальянцы, светлые славяне, турки съ
горбатыми носами, съ разнообразными мягкими или
грубыми акцентами, съ белыми или коричневыми ли-
цами,—европейцы, азіаты, американцы, северяне, южа-
не... все... все... все разные и все похожіе другъ на
друга...
Три месяца Роза предавалась этой веселой, свобод-
ной отъ былыхъ кошмаровъ жизни. Прощайте все
Фрико, Лорталь!.. Расфуфыренная, шикарная, она была
вне власти и преследованія. Полиція следила только
за подонками.
Въ первый разъ после рожденія ребенка Роза въ
изящномъ костюме, въ белыхъ перчаткахъ, со счаст-
ливымъ лицомъ, весело глядевшимъ изъ-подъ шляпы
и боа изъ перьевъ, навестила Авезъ, который привелъ
ее въ восхищеніе.
На этотъ разъ Этьенъ не отходилъ отъ своего по-
рога, следя за ней взглядомь. Но Фризе не показался
даже. Впрочемъ, она оставалась не больше часу, едва
хватило времени равнодушно поцеловать эту куклу,
съ восковымъ цветомъ лица, которая съ удивленіемъ
смотрела на нее страдальческими глазами и наконецъ
разразилась громкимъ плачемъ.
Неужели это ея дочь?..
—
Зима была очень плохая,—жаловалась бабушка, съ
уваженіемъ глядевшая на элегантную Розу, — много
детей поумирало...—Не взявши Евгенію даже на руки—
она была вся мокрая и грязная, — не повидавшись ст
отцомъ, который стругалъ во дворе доски, Роза, разо
чарованная, уехала. Что привязывало ее къ семье?
Въ ту же ночь она въ хмелю потопила все свои
мрачныя мысли. Деньги ея быстро таяли. Вскоре ей
пришлось разменять последній крупный билетъ.
Вновь она прнялась тянуть старую лямку, не зная»
что съ ней будетъ завтра. Вдругъ она получила пись-
мо изъ Авеза, которымъ ее уведомляли, что малютка,
после непродолжительной болезни, скончалась.
Читая письмо, Роза спрашивала себя, будетъ ли она
плакать... Но инстинктъ, привычка къ условностямъ
оказали свое действіе, и она прорыдала все утро, но
ни на минуту не подумала съездить на похороны...
Бабушка писала, что 50 франковъ, присланныхъ на
мѣсяцъ, какъ разъ уйдутъ на покупку сосноваго гро-
бика и на другіе похоронные расходы. Такимъ обра-
зомъ, какъ заметилъ секретарь меріи, Розе не пред-
стояло больше никакихъ расходовъ, если только она
не желаетъ устроить особо пышныхъ похоронъ... Эта
приписка сразу осушила ея слезы, сердце стеснилось
болѣзненнымъ гневомъ. Она мысленно перенеслась на
длинныя аллеи кладбища съ мраморными и бронзовыми
памятниками, въ это царство покойниковь, где бур-
жуазная гордость вылилась въ надписяхъ каменныхъ
илитъ, въ этой помпезной генеалогіи... Нетъ! тело ея
малютки должно покоиться не тамъ, а вместе съ те-
лами другихъ бедняковъ, въ какой-нибудь дыре. Ей
не нужна пышность. Она вспомнила, какъ въ одно яс-
ное сентябрьское утро Евгенія Дебуа, никемъ не опла-
киваемая, была опущена въ общую могилу— послед-
нее убежище нищихъ. Предъ ней одна за другою вста-
вали детскія тени, тени сыновей и дочерей „неизвест-
ныхъ родителей«, всехъ техъ, кто унесъ съ собой въ
могилу столько драгоценныхъ силъ и способностей.
Она принесла свою долю на этотъ общій алтарь, где
жизни гибнуть по жестокости нравовъ, покровитель-
ствуемой закономъ. Волненіе ея скоро улеглось. Мерт-
вые не страдаютъ —и какая участь предстояла Евге-
нш!.. На этотъ разъ ея муки длились гораздо меньше,
чемъ сожаленіе о потраченныхъ деньгахъ. Къ счастью,
она снова встретилась съ Марьеттой. Оставленная
своимъ старымъ Луи, та въ костюме страсбургской
крестьянки прислуживала въ одномъ ресторане. Тяже-
В. Маргеритъ. Проститутка.
jg

лая жизнь сблизила ихъ. Общая комната, общая кро-
вать, полное единеніе приносило имъ забвеніе, успо-
каивало ихъ души. Короткій, но чудный медовый м,-
сяцъ, когда, обходясь безъ мужчинъ, онѣ испытывали
наслажденія, оправдываемыя неодолимой потребностью:
хоть меньше страдать.
Когда Марьеттѣ скупо давали „на чай" или какой-
нибудь изъ ея кліентовъ становился черезчуръ на-
стойчивъ, одна изъ подругъ приводила гостя въ ком-
натку верхняго этажа мрачнаго меблированнаго до-
мишки, отведенную для свиданій. Поправивъ дѣла, онѣ
вновь предавались сладостному бездѣлью и ласкамъ.
Узкій фасадъ ихъ дома мрачно глядѣлъ своими
тремя окнами, которыя всегда были завѣшаны гряз-
нымъ бѣльемъ; его изъѣденныя стѣны грозили обру-
шиться. Стоя между двумя барскими домами, нижніе
этажи которыхъ кишѣли жалкими каморками, онъ, мрач-
ный и весь въ трещинахъ, напоминалъ о быломъ ве-
личіи.
Сожительство дѣвушекъ скоро было расторгнуто.
Удовлетворенная страсть смѣнилась скукой, началось
недовольство, сцены. Онѣ разошлись. Марьетта —
чтобы поступить въ домъ свиданій на Неаполитанской
улицѣ, Роза—чтобы выступать въ такомъ же домѣ въ
Бержерскомъ переулкѣ. Въ этихъ домахъ имъ прихо-
дилось проводить весь день и часть ночи полуодѣтыми.
Нѣсколько безвкусно, но съ комфортомъ обставлен-
ныхъ комнатъ, угловая общая столовая—такова была
клѣтка, въ которой помѣщалось десять, двѣнадцать
дѣвушекъ. Отъ кровати на диванъ, съ дивана къ
CT0J1y — такова была ихъ жизнь. Он, приходили въ
полдень, уходили въ два часа ночи. Въ цвѣтныхъ
пеньюарахъ, въ туфляхъ, он, часами валялись на по-
душкахъ, курили, читали скабрезные или сантимен-
тальные романы.
Каждый звонокъ —дверь для посѣтителей всегда
была открыта — заставлялъ ихъ вскакивать. Распах-
яувъ блузы, выставивъ на показъ тѣло, он, улыба-
лись губами, глазами, заговаривали.
Неизб,жностью частыхъ „свиданій", обязательностью
выставленія на показъ т,ла, уплатой трехъ четвертей
дохода за столъ, прокатъ костюмовъ, за санитарный
надзоръ (еженед,льно врачъ получалъ по два франка
съ челов,ка),—эта жизнь какъ дв, капли воды напоми-
нала службу въ публичномъ дом,. Разница только въ
томъ, что можно было свободно уходить и приходить,
можно было имѣть собственный уголъ, проводить тамъ
треть своего времени. Одиночество въ этихъ безала-
берныхъ комнатахъ было въ тягость об,имъ дѣвуш-
камъ, поел, совм,стной жизни въ общей каморкѣ.
Он, скоро снова сошлись, сняли дв, сообщающіяся
комнаты на улиц, Сенъ-Жоржъ, недалеко отъ преж-
няго жилища на улиц, Голандъ.
Теперь, когда он, работали и возвращались въ
опред,ленное время, деспотизмъ Фрико не могъ ихъ
такъ' угнетать.
Когда онъ въ первый разъ встр,тилъ Розу на улиц,
и вздумалъ ее остановить, она пригрозила ему, что
пожалуется, если онъ не оставитъ ея въ покоѣ. Она
была въ своемъ квартал,, билетъ былъ въ полномъ
порядк,. Фрико сдержалъ себя. Но лишь только онъ
ее увидитъ на тротуар,—о! тогда она не отвертится
отъ него!
Она временно поступила въ домъ свиданій на улиц,
Дортуа.
Хозяйка, внимательно осмотр,въ Розу, осталась очень
довольна. Общій видъ хорошъ, тѣло великолѣпное...
Роз, нравился этотъ красивый трехъэтажный домъ,
только что заново отремонтированный г-жей Кювель.
Это была прежняя влад,лица Лувуа, дома терпимости,
высоко котировавшагося въ Париж,. Она продала его,
когда составила себ, кругленькій капиталецъ въ
1,000,000 франковъ. Новыя потребности и привычка
соблазнили ее снова. Хотѣлось собрать второй мил-
16*

ліонъ, но на этотъ разъ ужъ устроить домъ свиданій—
нельзя отставать отъ моды!.. Но теперь домъ долженъ-
быть на высотѣ назначенія, онъ долженъ быть обета- t
вленъ съ такимъ шикомъ и блескомъ и по всѣмъ требо-
ваніямъ гигіены, чтобы затмить или хоть съ успѣхомъ
конкурировать съ пятифранковыми домами на Браун-
швейгекой и Эдинбургской улицахъ.
Она затратила на это предпріятіе шестьсотъ тысячъ
франковъ, разечитывая очень скоро вернуть ихъ—такъ
широкъ и глубокъ былъ потокъ золота, катившійся
въ Парижѣ по этимъ клоакамъ, уходившій на этотъ
блескъ и на оплату разврата... Исключительно благо-
даря этимъ дешевенькимъ домамъ Брауншвейгской и
Эдинбургской улицъ содержательницы получали около
6о,ооо франковъ годового дохода.
Такъ составлялись капиталы.
Эти дома нерѣдко служили источникомъ самаго вѣр-
наго дохода для многихъ почтенныхъ буржуазныхъ
семей, прятавшихся за спиной управляющаго. М-мъ
Кювель пріобрѣла черезъ подставное лицо—командира
артиллерійскаго эскадрона—домъ, который очень скоро
сталъ давать огромный доходъ. Обыкновенно между
содержателями домовъ терпимости и этихъ домовъ
голаго тѣла устанавливалось особаго рода общеніе,
на манеръ большого свѣта.
Въ этой средѣ встрѣчались, приглашали другъ къ
другу „госпожъ" и
„господъ".
Роза и Марьетта въ подвальномъ этажѣ снимали
свои выходные костюмы, принимали ванну или освѣ-
жались душемъ, потомъ, набросивъ пеньюары и усѣв-
шись за длинный столъ, онѣ вмѣстѣ съ другими дѣ-
вушками занимались своимъ гримомъ. Всюду въ без-
порядкѣ валялись банки съ вазелиномъ, съ румянами,
коробки съ пудрой, карандаши для бровей!.. Рядомъ
находилась столовая: камышевые стулья, столы, накры-
тые клеенкой. Такъ протекала ихъ жизнь въ животной
праздности. По условному звонку, онѣ быстро набра-
сывали газовые пеньюары и, бросивъ послѣдній взглядъ
въ зеркало на прическу, словно стая бѣлыхъ птицъ,
взбѣгали по лѣстницѣ.
Въ салонѣ онѣ выстраивались въ рядъ и молчаливо
ждали быстраго или осмотрительнаго выбора. Въ обыч-
ное время кліенты приходили не часто. Только въ дожд-
ливые дни они стекались сюда, чтобы согрѣться и укрыть-
ся отъ ливня, возбужденные видомъ женскихъ икръ, выг-
лянувшихъ изъ-подъ высоко подобраннаго платья. .
Лицо г-жи Кювель все больше и больше удлинялось,
угрюмая физіономія ея помощницы принимала кислое
выраженіе. Съ ключами за поясомъ онѣ бродили по
анфиладѣ пустыхъ, роскошно-обставленныхъ комнатъ.
Большой салонъ, обшитый сатиномъ, устланный тя-
желыми коврами, уставленный золоченой мебелью, без-
вкусица которой не сглаживалась дороговизной, былъ
почти всегда закрыть. Г -жа Кювель не переставала
жаловаться на строгость полиціи. Нѣтъ возможности,
какъ во всякой другой торговлѣ, разсылать рекламы,
даже самыя скромныя. Даже такая аллегорія, какъ вы-
ставка предметовъ роскоши или продажа драгоцѣннаго
жемчуга, была запрещена. Сейчасъ же появлялся ин-
спекторъ, на обязанности котораго было слѣдить за
домами свиданій, а его визитъ грозилъ учрежденію
закрытіемъ.
Но вторая, болѣе основательная причина ея гнѣва
крылась въ хищномъ корыстолюбіи поставщиковъ. Они
организовали шантажъ противъ новаго дома. Мясники,
булочники, содержатели гастрономическихъ магазиновъ,
если имъ не отдавалось предпочтенія, немедленно жа-
ловались на позорное сосѣдство.
Чортъ подери! Приближался полный крахъ. Зара-
батывалось очень мало, лучше бы ужъ больше рабо-
тать, но видѣть хоть какое-нибудь движеніе. Роза и
Марьетта скучали. Когда хозяйка отказалась назначить
имъ опредѣленное жалованье,—онѣ, надѣлавъ шуму,
ушли отъ нея.

Имъ вовсе не трудно будетъ найти другое мѣсто.
То вмѣстѣ, то отдѣльно, сходясь ежевечерно на
улицѣ Сенъ-Жоржъ, онѣ въ короткій срокъ перебы-
вали въ десяткѣ домовъ, все больше и больше погру-
жаясь въ невылазную тину.
Роза, пресыщенная домами, гдѣ всегда нужно было
показывать свою наготу, поселилась у Ля-Мерси,—
темное, душное, почти лишенное воздуха зданіе на
улицѣ Тетбу, гдѣ, несмотря на всю свою неизбало-
ванность, она немало настрадалась. Хозяйка—старая
ханжа, смолоду сохранившая наклонность къ мисти-
ческому разврату. Она все ждала, что небесный отецъ
пошлетъ на землю человѣка, который будетъ биче-
вать и терзать ея бренное тѣло.
Ея посетители на себѣ испытывали эти странности^
составлявшія спеціальность Ля-Мерси. У нея былъ
цѣлый ассортиментъ длинныхъ ремней, хлыстовъ, по-
душечекъ для булавокъ, твердыхъ, колючихъ щетокъ.
Однажды полиція застала ее врасплохъ, когда она въ
костюмѣ монахини засѣкала маленькихъ дѣвочекъ въ
присутствіи старыхъ мужчинъ.
Роза, внося ничтожную плату, должна была безро-
потно подчиняться всему, получать щипки, пинки; ста-
рые маньяки били ее по лицу, стегали хлыстомъ, по-
крывали все ея тѣло синяками. Она не выдержала и
черезъ недѣлю сбѣжала изъ этого дьявольскаго вертепа.
У Анжель, на улицѣ Камартенъ, она вновь нашла
свой кругъ блудныхъ сыновъ. Рядомъ съ нѣсколькими
здоровыми существами, которыя приходили удовлетво-
рять свои здоровыя потребности, приходилось уго-
ждать извращеннымъ инстинктамъ. Но пребываніе в-ъ
одномъ домѣ на улицѣ Гранжъ Бательеръ оконча-
тельно подкосило Розу. Несмотря на то, что она до-
статочно знала мужчинъ съ ихъ худшей стороны, она-
не подозрѣвала за ними той низости, которую увидѣла
здѣсь. И послѣ этого, во имя нравственности и обще-
ственнаго здравія, еще заключаютъ въ тюрьму несчаст-
ныхъ женщинъ, оставляя на свободѣ завѣдомо боль-
ныхъ развратниковъ. Сперва вызывая къ себѣ уваже-
ніе своимъ царственнымъ видомъ и властнымъ то-
номъ,—она почти забавлялась этой переменой ролей.
Старыхъ посѣтителей было легко удовлетворять.
Видя ихъ распростертыми передъ собой или утоляю-
щими самые низкіе инстинкты, она испытывала мсти-
тельную радость, которая скоро смѣнилась отвраще-
ніемъ...
Нѣтъ! она скорѣй предпочтетъ былые дни голода и
тираніи Фрико необходимости удовлетворять грязны я
страсти этихъ скотовъ и этимъ путемъ добывать себѣ
хлѣбъ. Каждый встрѣчный... Но, вѣдь съ нимъ прихо-
дится быть только одинъ мигъ! А до того момента,
какъ заберутъ въ участокъ или въ Сенъ-Лазаръ, все-
таки дышишь свѣжимъ воздухомъ. Дождь, вѣтеръ, па-
лящіе лучи солнца —все лучше, чѣмъ духота этихъ
домовъ...
Марьетта соглашалась на самыя тяжелыя работы, на
все, лишь бы не жить по желтому билету. Эта каторга
была добровольная, и она всегда можетъ ее бросить,
тогда какъ, будучи зарегистрована, она обрекаетъ себя
на вѣчное рабство!
Напрасно она увѣщевала Розу, взывая къ ея самымъ
дорогимъ воспоминаніямъ, указывая на возможную ни-
щету, на открывающуюся передъ ней бездну.
Роза отрицательно качала головой и шла навстрѣчу
своей судьбѣ.
Снова начались подстереганія, стояніе на углахъ
улицъ, перебѣганіе съ одного тротуара на другой.
Чтобы заработать пять—десять франковъ, безъ кото-
рыхъ желудокъ вопіегь о пищѣ, платье изнашивается
и тебя лишаютъ крова, приходится цѣпляться за ста-
рыхъ и молодыхъ мужчинъ, бородатыхъ и безусыхъ,
умолять, сталкиваясь съ добродѣтелью, равнодушіемъ,
жестокостью. Приходится нашептывать непристойный
обѣщанія, выслушивать брань, угрозы...

Напрасно пыталась она путемъ газетныхъ публика-
ций—массажъ, уроки англійскаго и др. языковъ —со-
ставить себѣ небольшую, но постоянную кліентуру.
Клевало рѣдко.
Часто она дѣлалась жертвой жестокости хозяевъ
меблированныхъ комнатъ и подозрительныхъ отелей,
которые всегда эксплоатируютъ одинокихъ дѣвушекъ
или же выбрасываютъ ихъ за дверь.
За каждаго посѣтителя приходилось расплачиваться
бутылкой шампанскаго, обѣдомъ..? Она была счаст-
лива, если проходила недѣля и Фрико не удавалось
накрыть ее. Послѣдній мстилъ теперь за все...
Ей снова пришлось выдержать допросъ въ участкѣ,
пережить ужасную ночевку на голой скамейк*, тряс-
тись въ арестантской повозкѣ, дожидаться въ Депо,
вертѣться въ огромномъ колесѣ полицейской машины:
изъ судилища Лорталя въ Dispensaire, отъ остывшей
похлебки къ мрачному заключенію Сенъ-Лазара.
О, этотъ пустой дортуаръ, гдѣ проходятъ мягкія
весеннія сумерки, душный лѣтній вечеръ, влажный
осенній закатъ, леденящій зимній туманъ, гдѣ съ чув-
ствомъ полной внутренней пустоты ждешь, чтобы про-
били часы, чтобы кончился день.
Зозо всегда была тамъ и неизмѣнно улыбалась сво-
ей шаловливо-порочной улыбкой.
Оголенный деревья, черныя зданія, длинные зловон-
ные коридоры, комнаты, въ которыхъ холодно у сы-
рыхъ стѣнъ и слишкомъ жарко у раскаленной докрас-
на печки —ничто не измѣнилось, развѣ прибавилось
•еще немного грязи и общій видъ сталъ еще печаль-
нее
Все то же мрачное, безпросвѣтное существова-
ние подъ надзоромъ сестеръ. Серебряный колоколъ,
висящій со временъ лазаристовъ, въ продолженіе цѣ-
лыхъ столѣтій звонилъ въ определенные часы, призы-
вая стадо къ повиновенію — насмѣшка надъ людской
„справедливостью.
Роза, въ безпрерывно смѣняющемся потокѣ жизней,
въ постоянныхъ ударахъ судьбы чувствовала всю свою
безпомощность отверженной... Она привыкала къ ли-
цамъ, завязывала дружбу... Потомъ являлись новыя
лица, — другая дружба, другія антипатіи... Къ кому
привязаться въ этой верениц* лицъ, безконечной и
унылой: средняя суточная цифра наказанныхъ—триста
душъ — давала въ мѣсяцъ отъ двѣнадцати до тринад-
цати тысячъ дней заключенія; а между т*мъ едва ли
болѣе тысячи человѣкъ—все однѣ и т* же горемыки—
влачили свое убогое и страшное существованіе въ
этихъ безмолвныхъ стѣнахъ, среди этихъ слѣгіыхъ,
глухихъ и угрюмыхъ камней.
Какъ хотѣлось ей теперь, чтобы Люси д'Овенталь
ободрила ее, совершенно упавшую духомъ. И вдругъ
она съ радостью увидѣла Люси, но нашла ее такой
подурнѣвшей, несчастной, постарѣвшей... Въ этой жал-
кой тѣни прежней Люси горѣла только одна страсть:
ея Жюжюль, человѣкъ, которому нѣтъ равнаго по
смѣлости, Жюжюль, наводящій ужасъ на всѣхъ, сла-
вящійся среди апашей. Она обожала въ этомъ чело-
вѣкѣ его возмущеніе противъ всего человѣчества, его
ненависть къ обществу.
Роза долго слушала съ ужасомъ и вмѣстѣ съ восхи-
щеніемъ разсказы Люси о кровавыхъ ночахъ, о звѣр-
скихъ инстинктахъ. Она, волнуясь, читала письма
„Грозы Монпарко" къ его милой Кроттѣ. Изъ всѣхъ
этихъ истрепанныхъ посланій, которыя
почтальонъ
на ходу отдавалъ надзирательниц* или которыя отпра-
влялись узницами большая часть перехватывалась, но
многія доходили по адресу. Подъ марками, чтобы не
видно было, были написаны самыя отвратительный ру-
гательства, изображены самыя скабрезныя сцены.
Подъ грязной оболочкой, подъ стихами безъ раз-
мѣра и рифмы, которыми упивались несчастный, таи-
лись половые инстинкты, порывы болѣзненнаго сладо-
страстія, дикія желанія, звѣрская чувственность, вся
извращенная психологія людей, которые ихъ писали.

Роза съ каждымъ днемъ, проведенномъ въ этомъ
очагѣ разложенія, въ этомъ гнойникѣ, чувствовала себя
все болѣе и болѣе пришибленной и озлобленной.
Она, до сихъ поръ только изрѣдка, на мигъ, возму-
щавшаяся всѣмъ своимъ существомъ и сейчасъ же
покорно склонявшая голову, она теперь изъ этого
смрада выносила чувство невыразимой злобы и нена-
висти; она была насквозь пропитана этимъ ядомъ.
Отъ времени до времени, въ зависимости отъ кап-
ризовъ своего настроенія, она дерзила сестрамъ. Ей
приходилось теперь нести наказанія, болѣе строгія,
чѣмъ изгнаніе изъ общей палаты или лишеніе книгъ.
Ея и не интересовали пошлыя лживыя исторіи, въ ко-
торыхъ изображалась ея жизнь. Изъ послѣдней книги,
которую ей дали, она вырвала лучшія страницы и сде-
лала изъ нихъ папильотки. За это ее посадили на
хлѣбъ и на воду.
Это было такъ невыносимо послѣ предшествовавшаго
питанія, развившаго у нея малокровіе, что Роза истинно
страдала. Лакомства, которыя она покупала, когда ей
удавалось достать гроши, составляли теперь часть ея
жизни. Кусочекъ гнилого сыру, порція горячаго мяса,
немного варенья—это были для нея предметы первой
необходимости, ея радости, ради которыхъ она готова
была на какую угодно низость. Но все это было пу-
стякъ по сравненію съ наслажденіемъ, которое доста-
влялъ ей стаканъ вина. Вино это контрабандою при-
носила дѣвочка надзирательницы, и за него платилось
втридорога—30 сантимовъ вмѣсто іо. Дѣвочка про-
носила его въ оловянной кружкѣ подъ передникомъ.
Кружка залпомъ осушалась, и по всему тѣлу разли-
валась пріятная теплота. Запрещеніе свиданій, посѣ-
іценій ее не огорчало. Кто можетъ къ ней придти?
Никто. У нея не было настоящихъ друзей, кромѣ
Марьетты. Но зато въ ней она была увѣрена. Она
ее слишкомъ хорошо знала. Да и что за радость—
свиданіе: быть запертой въ желѣзной клѣткѣ, гдѣ
между кольями и столбами протянута двойная рѣ-
шетка, такъ что едва можно различить, съ кѣмъ го-
воришь. Разстояніе между посетителями и рѣшеткой
около метра. Вотъ еще удовольствіе! По мѣрѣ того,
какъ она все больше ожесточалась, ея отвѣты сест-
рамъ дѣлались все грубѣе, работа все медлительнѣе.
Ее перевели въ мастерскую No 7, гдѣ шили лучшія
местерицы, хотя она ничему не хотѣла учиться. Здѣсь
работали поштучно. Если сидѣть съ утра до ночи, не
разгибая спины и пальцевъ то можно добыть до по-
лутора франковъ, но никому и никогда еще не уда-
валось выработать больше пятидесяти, шестидесяти
сантимовъ. Если бы хоть деньги выдавались по ча-
стямъ, чтобы можно было перехватить стаканчикъ...
Да не тутъ-то было! Деньги выдавались, когда ухо-
дили совсѣмъ; сестры вели счетъ по-своему, высчиты-
вая дни поступленія и ухода, — естественно, что не
малая сумма денегъ пропадала. Чисто бѣда!
Мало того, что васъ запирали въ тюрьму, еще
нужно было сосать изъ васъ кровь, чтобы вы послѣд-
нія силы губили надъ тряпками, платками, передни-
ками, панталонами, рубашками, подвязками; надъ вы-
метываніемъ петель, пришиваніемъ оборокъ и т. д ., и
т. д . И все это для того, чтобы обогащать магазины,,
которые все вамъ же перепродаютъ и притомъ под-
совываютъ гниль за свѣжее.
Чертъ подери! Она любую минуту можетъ отка-
заться отъ работы, плевать ей на сестеръ!
Тюрьма-мастерская, въ которой клонитъ ко сну
подъ звуки монотоннаго, безконечнаго, какъ осенній
дождь, чтенія слащавыхъ душеспасительныхъ книгъ.
Это не интереснѣе, чѣмъ во время мессы, подъ трескъ
свѣчей и шелестъ бумажныхъ цвѣтовъ повиноваться
командѣ: Встать! Сѣсть! Она вовсе не желаетъ ви-
дѣть, какъ патеръ торжественно
выпьетъ вино и
съѣстъ просфору. Это ея не накормитъ. Нѣтъ, ужъ
въ карцерѣ гораздо лучше: тамъ можно остаться одной,.

завалиться и спать. Голыя, облѣзлыя стѣны, правда,
не приводятъ въ радостное настроеніе. Скамья, круж-
ка воды, кусокъ хлѣба — вотъ и все. Солнечный лучъ
едва пробивается черезъ окошко.
Двадцать четыре часа просидізть такъ нелегко! Камни
вмѣсто постели!..
Чтобы убить какъ-нибудь эти длинные, безконечные
часы, Роза терпѣливо царапала булавкой стѣну, пока
ей удавалось вырѣзать лаконическую надпись:
См... Фрико, грязной соплѣ.
Или:
Роза сказала: „смерть крючкамъ!"
По мѣрѣ того какъ она, неряшливо одѣтая, непри-
чесанная, втягивалась въ эту жизнь—прежняя Роза въ
ней умирала. Не осталось и слѣда отъ этой доброй
впечатлительной дѣвушки, которая нѣкогда, среди лу-
говъ Авеза, на берегу Луанги, кончикомъ перочин-
наго ножа вырѣзала на мягкой корѣ ивы, переплетая
зеленыя буквы съ бѣлыми давно уже стершіяся и лжи-
выя, обманчивыя слова:
„На всю жизнь!"
IV.
—
Итакъ, учитель, я могу разсчитывать на васъ?
—
Вполнѣ, дитя мое.
Жакъ Дормуа и Робертъ Монталь во взаимной при-
вязанности и отношеніяхъ всегда чувствовали суще-
ствующую между ними разниц}' въ двадцать лѣтъ.
Первый относился ко второму съ сыновней почтитель-
ностью, Монталь къ Дормуа—съ отеческой нѣжностью.
Общность занятій и тѣсная дружба, при которой часто
годы не имѣютъ никакого значенія, не изгладила у
ученика того чувства благоговѣнія, которое внушали
ему извѣстные труды и безукоризненная жизнь учителя.
У Монталя симпатія къ ученику доходила до род-
ственнаTM чувства. Жакъ всегда оставался его учени-
комъ; будучи сиротой, развѣ онъ не былъ ему сыномъ,
судьба котораго напоминала ему его собственный
удѣлъ и съ которымъ онъ вновь переживалъ свою
молодость, жажду знаній, потребность любви?
Монталь записалъ въ памятную книжку: — 15 -го мая
свидѣтелемъ у Жака.
И, мягко улыбнувшись, онъ сказалъ:
—
Я и такъ не забуду!..
Затѣмъ со свойственнымъ ему тактомъ, боясь задать
Жаку неловкій вопросъ, онъ закрылъ книжку. Но на
высокомъ, покрытомъ морщинами лбу можно было
прочесть его мысль:
Только въ мэріи или и въ церкви тоже?
Дормуа предупредилъ его:
—
Въ іо часовъ гражданскія формальности, въ и—
вѣнецъ въ церкви, а въ 12—завтракъ. Вотъ моя про-
грамма.
Затѣмъ онъ просто объяснилъ:
—
Вы хорошо знаете мой образъ мыслей. Если бы
мы съ Габріель были одни, мы никогда не устраивали
бы этой комедіи... Наши взгляды сходятся... Мы вѣримъ
въ себя, и только въ себя! Ея Богъ, мой Богъ, вашъ
Бого—это наука и совѣсть. Если бы гражданскія фор-
мальности не были такъ необходимы, чтобы оградить
отъ непріятностей мою жену и малютокъ, который мо-
гутъ родиться, мы бы, конечно, обошлись безъ этого!
Но я нахожу, что я не долженъ лишать дорогихъ мнѣ
людей опоры общества, когда меня не будетъ... Сво-
бодный бракъ—пока еще идеалъ, котораго, вѣроятно,
мы достигнемъ въ будущемъ.
Монталь жестомъ подтвердилъ его слова.
—
Остается вопросъ о церкви... но господинъ Арданъ
насъ такъ горячо просилъ-не столько для себя, сколько
для жены —принести эту жертву, поступиться нашими
взглядами, что я согласился, хотя мнѣ это дорого сто-
ило. Мадамъ Арданъ никогда не согласилась бы на
гражданскій бракъ. Вы' скажете, что она такъ же ре-
лигіозна, какъ моя ботинка. Но вы не найдете болѣе

•строгихъ католичекъ, чѣмъ эти язычницы. Онѣ тѣмъ
больше прикрываются личиной религіи, чѣмъ меньше
вѣрятъ въ глубин* души. Ихъ религія—это ихъ маска
ихъ поддержка. Он* ц*пляются за нее, хотя вѣрятъ
только наполовину. О, никогда не узнаютъ, оправда-
ніемъ сколькихъ грѣховъ является...
—
Еще бы, перебилъ Монталь: — в*дь такова так-
тика Рима! Ключъ собора св. Петра подходить ко
вс*мъ замкамъ: рай, чистилище, адъ,—вотъ тайна ихъ
владычества на протяженіи девятнадцати в*ковъ. Вся
сила католицизма въ этой палк* о двухъ концахъ,—
въ страх* и выгод*,—двухъ могущественнѣйшихъ дви-
гателяхъ человѣческой души. Меня ничуть не уди-
вляетъ то, что вы мн* говорите, и если мадамъ Арданъ
притворяется, то я понимаю, что вы соглашаетесь не
ради нея, а ради Габріели, любящей своего отца...
Онъ посмотр*лъ на Дормуа. Они понимали другъ
друга. Въ этихъ семейныхъ тайнахъ, въ этой интим-
ной и сложной жизни люди близкіе понимаютъ другъ
друга съ полуслова. Къ чему настаивать? Нѣтъ семьи,
въ быт* которой не было бы интимной стороны...
.. . Да, это дѣлается для бѣднаго Ардана, для его спо-
койствія, и для такого важнаго случая Дормуа согла-
сился поступиться своими убѣжденіями...
Благодарная Габи вознаградила его за это неоцѣ-
ненной улыбкой... Эта трогательная нѣжная дружба
отца съ дочерью, ихъ тройственный союзъ съ Люси,
когда та была жива, на ряду съ расточительной жизнью
матери... Это было одно изъ т*хъ явленій, которыя
умиляли Дормуа. Онъ былъ благодаренъ отцу за то,
что тотъ воспиталъ въ своей дочери душевную пря-
моту, гордость и чуткость.
Монталь снова заговорилъ:
Не нужно придавать вещамъ больше значенія,
чѣмъ он* заслуживаютъ; важна только ихъ цѣль. Вы
хорошо поступаете, когда избавляете любимыхъ людей
отъ лишнихъ огорченій.
—
По я рѣшительно возстаю противъ помпы! Ма-
дамъ Арданъ больше всего интересуютъ приглашен-
ные; благословеніе было дано еще...
—
Да,—заключилъ Монталь,—церковь всесильна! Она
наложила руку на все существованіе человѣка отъ бѣ-
лаго наряда причастницы до подв*нченаго платья,
отъ пеленокъ до савана. Она не надѣялась, что мы
такъ скоро разобьемъ ея оковы, разрушимъ об*щаніе
иной жизни, лучшей или худшей! Рай, адъ,—все это
на землѣ, каждый изъ насъ носитъ ихъ въ себ*. Новое
солнце, горизонтъ будущаго, — все въ этомъ понятіи...
Дормуа думалъ о ходячемъ мн*ніи:
„Мораль безъ чьей бы то ни было санкціи,—все это
прекрасно, но какимъ двигателемъ или, если хотите,
какимъ тормозомъ это будетъ для народа. Одни гово-
рить, что религія нужна... для другихъ!"
Это фарисейство возмущало его. Конечно, предсто-
итъ новое воспитаніе сознанія, при помощи науки
Монталь правъ; невѣжество-вотъ главный врагъ. Надо
внушать и распространять одну лишь истину: сознаніе
важности и значенія даже самаго мелкаго нашего по-
ступка...
О, когда настанетъ день, когда всякій пойметъ, что
вредить другому-все равно, что вредитъ самому себ*
что помогать, улучшать быть другихъ-значить обо-
гащать самого себя; тотъ день, когда каждый не въ
суевѣрщ, а въ разум* найдетъ спасеніе; день, когда
каждый увидитъ въ медленномъ ход* прогресса посте-
пенное усовершенствованіе человѣка, стремленіе къ
высшей ц*ли!..
Эта мысль вызвала въ его памяти образы несчаст-
ныхъ невинныхъ жертвъ: Жака Дюмэсъ и Люси Ар-
данъ. Они цѣною своей хрупкой жизни расплатились
за преступлена или невѣжество своихъ родителей.
Жакъ - малютка-сифилитикъ - умеръ поел* агоніи
продолжавшейся мѣсяцъ. Къ папуламъ во рту приба-
вилось осложнение въ костяхъ, размягченіе которыхъ

приковало къ постели несчастнаго ребенка, не быв-
шаго даже въ состояніи двигаться. Всѣ суставы были
воспалены, лицо походило на сплошную кровоточащую
язву. Руки и ноги висѣли какъ плети.
Дормуа не могъ отдѣлаться отъ тяжелаго впечатлѣ-
нія, производимаTM на него этимъ домомъ, въ которомъ
вѣчно гостила бѣда.
Дюмэсъ, съ крашеными волосами, съ сигарой въ
зубахъ, со сквернымъ отъ выпитыхъ ликеровъ вку-
сомъ во рту — онъ теперь выпивалъ 3 рюмки послѣ
каждой ѣды—казалось, не заботился ни о чемъ, кромѣ
своихъ дѣлъ. Нося неиэмѣнно высокіе воротнички,
скрывавшіе рубцы на шеѣ, онъ кипѣлъ лихорадочной
деятельностью, составлялъ новые проекты, дѣлалъ
разныя вычисленія. Смерть маленькаго, нежеланнаго
существа—его сожгли рано, на зарѣ,—хилость подра-
стающаго Жоржа, болѣзнь и лѣченіе его жены — все
это очень мало его интересовало. Онъ весь былъ погло-
щенъ геніальной комбинаціей, представлявшей огром-
ный интересъ: выдать замужъ девятнадцатилѣтнюю
Ліетту за крупнаго сахарозаводчика Ловруа.
Это - блестящая партія; правда, ему 50 лѣтъ, но за-
то онъ страшно богатъ и отличается солиднымъ здо-
ровьемъ,—хотя, кажется, съ нимъ бываютъ удары и
что-то неладно съ сердцемъ; этотъ человѣкъ, съ чер-
ными, искусно подкрашенными волосами, съ рѣзвымъ
и живымъ взглядомъ не могъ безъ возбужденія ви-
дѣть ни одной юбки! Дюмэсъ при мысли о столь удач-
но подобранной партіи самодовольно потиралъ руки.
А позже остается только подыскать партію для Жоржа.
Каждый разъ Дормуа, выходя изъ этого роскошнаго
дома на улицѣ Клеберъ, уносилъ какое-то непріятное
ощущеніе, съ трудомъ разсѣивавшееся. Онъ не могъ
безъ отвращенія пожимать руку Дюмэса; Жоржъ огор
чалъ его своей тупостью, преждевременнымъ тщесла-
віемъ, своимъ увлеченіемъ спортомъ вмѣстѣ со сверст-
никами милліонерами. Что же касается Ліетты, то какая
громадная разница между нею и добрей, чуткой, пре-
лестной Габріелыо! Единственнымъ человѣкомъ въ
этомъ домѣ, къ которому онъ питалъ еще немного
уваженія, была несчастная мадамъ Дюмэсъ.
Съ тѣхъ поръ, какъ онъ ее зналъ, она страшно
постарѣла. Ея полная фигура похудѣла; изъ-подъ сѣ-
дыхъ волосъ выглядывало обезображенное лицо; тонкія
губы говорили о долгомъ молчаніи; сухіе покраснѣв-
шіе глаза —о привычкѣ къ одиночеству и слезамъ.
Она лѣчилась съ удивительнымъ терпѣніемъ, послуш-
но исполняя всѣ его предписаиія. Угнетенная своимъ
неудачнымъ материнствомъ, она хотѣла жить и быть
здоровой.
Она съ довѣріемъ относилась ко всем}', что ей го-
ворилъ врачъ. Если эта ужасная болѣзнь опасна только
для тѣхъ, кто не борется съ ней, то она, зная это,
будетъ слѣдить за собой. Съ нея достаточно того,
что пришлось принести въ жертву маленькаго Жака.'
Она убережетъ отъ зараженія Жоржа, Ліетту, ко-
торые по счастливой случайности до сихъ поръ из-
бѣгли его. Она постарается убѣдить мужа принимать
мѣры, разъ ему грозитъ такая ужасная старость. Но
какъ заставить его бросить куреніе и спиртные на-
питки? Какъ заставить его отказаться отъ пагубныхъ
излишествъ, которыми онъ, по мѣрѣ того, какъ ухо-
дили его силы, взвинчивалъ и разжигалъ себя?
Дормуа,—хотя ему ничего не говорили,—все по-
нималъ и замѣчалъ во время подкожныхъ вспрыски-
ваній, которымъ она регулярно подвергалась, надѣясь
и желая вылѣчиться. Никогда ни одного обвиненія, ни
одной жалобы] И Дормуа питалъ извѣстное уваженіе
къ этому существу, исковерканному ужасньшъ воспи-
таніемъ, ложными, условными понятіями о нравствен-
ности, низкими предразеудками, узостью плохо поня-
той религіи, давленіемъ лицемѣрнаго общества. Можно
ли удивляться, что при всемъ своемъ добромъ жела-
ніи она не могла воспитать въ Жоржѣ и Ліеттѣ дру-
В. Маргеритъ. Проститутка.
j7

гихъ взглядовъ, другихъ жизненныхъ устоевъ, чѣмъ
тѣ, какими обладала сама?
Часто онъ бесѣдовалъ объ этомъ съ Монталемъ,
который при его посредствѣ слѣдилъ за этими боль-
ными, за быстрымъ или медленнымъ, но,—увы,!—не
останавливающимся ходомъ болѣзни.
Тѣлесная гигіена, здоровье души... При имени Лов-
руа Монталь всплескивалъ руками. И это бракъ! Не-
счастные люди!..
—Да,—сказалъ онъ Дормуа,—вы
на вѣрной до-
рогѣ. Вы оба молоды, бѣдны, любите другъ дрз'га,
вся ваша жизнь еще впереди. Только при такихъ усло-
віяхъ возможно з'стройство прочнаго очага, въ осо-
бенности, если съ одной стороны имѣется ваше по-
ниманіе жизни, ваша терпимость, а съ другой—про-
стота и доброта вашей Габи! Я спокоенъ, вашй дѣти
будутъ имѣть предъ собою прямую дорогу, свѣтлый
горизонтъ... Но 50 лѣтъ Л о вру а и 20 лѣтъ Ліетты,—
такое сочетаніе, да еще при подобномъ фундаментѣ!..
Они разрушаютъ то, что вы создаете. А можетъ быть
все это къ лучшему! Можетъ быть нужно, чтобы бу-
дущее строилось на развалинахъ прошлаго... Но я
болтаю и задерживаю васъ... До свиданья, поцѣлуйте
свою невѣсту отъ имени ея стараго друга.
Дормуа вскочилъ на трамвай. У него было время
немедленно исполнить порученіе Монталя, передъ тѣмъ,
какъ отправиться на улицу Суффло, къ издателю, что-
бы забрать свой послѣдній трудъ. Его первый, насто-
яний большой трудъ! „Патологія венерическихъ бо-
лѣзней".
Утромъ, приводя въ порядокъ свою библіо-
теку, онъ ему приготовилъ мѣсто между тоненькой
брошюркой—его диссертаціей—и объемистыми трудами
Монталя. Въ то время, какъ трамвай катилъ вдоль
платановъ, вѣтви которыхъ почти касались его, онъ
думалъ о будущихъ радостяхъ, о любви, о работѣ...
Вдругъ на бульварѣ Госсманна, у поворота въ улицу
Миромениль, онъ увидѣлъ знакомую фигуру: „Мадамъ
Арданъ! Куда это она?" Скромное платье, простень-
кая шляпа... Видѣніе быстро исчезло.
Встрѣча Габи, радушный пріемъ Ардана открыли
ему новый міръ. Арданъ, чувствуя себя немного не-
здоровымъ, полулежалъ въ креслѣ въ столовой. Габ-
ріель заботливо укутывала ему ноги одѣяломъ.
—
Мерси, мерси...
Отецъ съ улыбкой, помолодѣвъ и почти выздоро-
вѣвъ, глядя на нихъ, отправилъ ихъ поболтать подъ
тѣнью пальмовыхъ деревьевъ. Онъ провожалъ; ихъ
долгимъ, просвѣтленнымъ взглядомъ, благодаря судьбу
за то счастье, которое награждало его за полную ли-
шены, трудолюбив}TM жизнь, за его неистощившійся,
несмотря на любовь къ дочерямъ, запасъ нѣжности...
Увы! Люси нѣтъ, чтобы порадоваться счастью Габи,
а Габи тоже скоро уйдетъ.
Онъ подумалъ о близкой разлукѣ съ любимой до-
черью, о той п}'стотѣ, которую создастъ ея отсутствіе.
Но молодыя лица свѣтились такимъ счастьемъ, та-
кой любовью вѣяло отъ этихъ готовыхъ соединиться
существъ, что и онъ заразился ихъ оживленіемъ.
Онъ З'спокаивался, покорно мирился съ предстоя-
щимъ одиночествомъ. Такъ было потому, что такъ
должно быть. Молодые плодятся, старые утѣшаются,
глядя на ихъ счастье.
Габріель и Дормуа, углубившись въ себя, всецѣло
предавались тому безграничному опьянѣнію, которое
овладѣваетъ при сознаніи и }'вѣренности въ томъ,
что скоро они будутъ принадлежать другъ другу.
Недавняя смерть Люси, похороны, — все это отошло
далеко, но не было забыто. Эги несчастные дни оста-
вили на Габріели облачко печали, подобное облакамъ,
плывущимъ по ясному небу. Всемогущая жизнь и
инстинктъ восторжествовали надъ горемъ, вынесли
ихъ обоихъ изъ мрака къ свѣту, къ радости. Они
испытали на себѣ дѣйствіе всеобщаго, вѣчнаго міро-
вого закона.

—
Вы еще не видѣли платья Габи?-спросилъ Ар-
данъ. — Габи, покажи ему картинку...
Она лукаво засмѣялась:
—
Ты думаешь, его интересуетъ этотъ вопросъ! Какъ
нелѣпа эта привычка наряжаться, украшать себя цвѣ-
тами и отправляться къ алтарю, какъ жертва!.. По-моему
это даже непристойно...
—
Это правда,—сказалъ Дормуа,—что жъ, остатки
дикихъ нравовъ! Гораздо проще было бы прямо заявить,
кому нужно, для помѣтки въ документахъ: „Мы женим-
ся", или: „мы поженились въ такой-то день". Да здрав-
ствуетъ неприкосновенность частной жизни!
—
Конечно,—сказалъ Арданъ.
Хотя онъ далъ своей дочери современное воспита-
ніе—Габи посѣщала курсы въ Мольеровскомъ лицеѣ,—
все-таки ему чужда была такая свобода сужденій. Нѣко-
торыя смѣлости удивляли его, иногда даже коробили.
Ему можно было поставить въ заслугу, что Габи была
предупреждена, знала о томъ, что ее ждетъ въ заму-
жествѣ. Ея умъ былъ свободенъ отъ того полумрака
дѣвичьяго невѣдѣнія, въ которомъ рождаются и крѣп-
нутъ сантиментальные и чувственные образы. И одна-
ко, такъ былъ силенъ предразсудокъ, въ силу кото-
раго молодая дѣвушка должна оставаться въ полномъ
невѣдѣніи, должна быть приводима къ вѣнцу, какъ
выразилась Габи, словно жертва, что Арданъ часто
склонялся на сторону своей жены, воспитанной въ ста-
рыхъ традиціяхъ.
—
Что, если бы твоя мать васъ слышала,—приба-
вилъ онъ.
—
Мама?—сказала Габи.— О, конечно, ей хотѣлось бы
устроить въ этотъ день грандіозный балъ. Чѣмъ боль-
ше было бы народу, тѣмъ счастливѣй была бы она...
Она отложила въ сторону модный журналъ, гдѣ вы-
брала себѣ кой-какіе туалеты, которые домашняя швея
шила подъ ея руководствомъ... Повернувшись къ Дор-
муа, она проговорила:
—
Знаете, гдѣ мама? Она только что отправилась на
бульваръ Бонъ-Нувелль, къ Зихельмейеру. Тамъ есть
платье, но какое платье!.. Новая модель, совершенно
новая, и она ее будетъ имѣть, благодаря мадамъ Jîe-
Гюпе, на условіяхъ...
—-
Исключительныхъ!—закончилъ Арданъ.
„Бульваръ Бонъ-Нувель,—мимоходомъ подумалъ
Дормуа,—однако это не по дорогѣ къ улицѣ Миро-
мениль..."
Но сейчасъ же его подхватила, убаюкала волна,
унесла его къ обольстительнымъ берегамъ, въ невѣ-
домые края...
Тѣмъ временемъ м-мъ Арданъ, прежде чѣмъ отпра-
виться на^ Бон ь-Нувель, быстро шла по улицѣ Миро-
мениль. Глаза не обманули Дормуа.
Усталымъ шагомъ она направлялась къ дому мадамъ
Лерадъ. Она засматривала мимоходомъ во всѣ встрѣ-
чающіяся зеркала, любуясь изяществомъ своего про-
стого костюма, своей красивой походкой. Сегодня ей
можно было дать не болѣе 30 лѣтъ! Она улыбалась
отраженію своей выхоленной фигуры въ высокихъ зер-
калахъ, въ которыхъ видна была съ головы до ногъ.
Кто ей дастъ ея недавно исполнившіяся 40 лѣтъ? Она
чувствовала себя легкою, полною зрѣлой красоты.
Она не думала ни о домашнихъ, ни о томъ неиз-
вѣстномъ, котораго должна была сейчасъ встрѣтить,
на зовъ котораго она немедленно отправилась по пер-
вому знаку мадамъ Лерадъ. Она думала о великолѣп-
номъ платьѣ у Зихельмейера, стоившемъ 50 луи; бла-
годаря этой милой Жакелинѣ ле-Гюйе, оно ей будетъ
стоить только 20 (сумма, которую она сейчасъ зара-
ботаетъ)—іо даже останутся у нея, такъ какъ мужу
она поставить въ счетъ...
Она спокойно, въ отличногь настроеніи, произво-
дила всѣ эти расчеты. Угрызенія совѣсти,—но почему
бы ей ихъ имѣть? Ея маленькія комбинаціи оставались
въ тайнѣ, не причиняли никому ни вреда, ни непріят-

ностей—это было главное. Она прилагала всѣ свои ста-
ранія къ тому, чтобы дома не могли ни о чемъ дога-
даться.
Она старается—такъ она себя увѣряла—сдѣлать
жизнь мужа и дочери легкой и пріятной... Не квиты ли
они въ такомъ случаѣ?
Между нею и Арданомъ уже давно былъ молчали-
вый разрывъ. Сначала она отдавалась ему, но потомъ
черезъ 3—4 года, увидѣвъ, что сдѣлала ошибку, она
отдалилась отъ него. Она создана не для того, чтобы
вести это жалкое существованіе. Сирота, воспитанная
въ роскоши, со вкусами большинства молодыхъ дѣву-
шекъ изъ буржуазіи, не имѣя противовѣса въ крѣпкихъ
нравственныхъ устояхъ, она въ 19 лѣтъ вышла замужъ
за Ардана, тогда товарища министра общественныхъ
работъ, которому открывалась блестящая будущность.
Она принесла въ приданое кругленькій капиталецъ, но
доходы съ него, достаточные для скромной жизни въ
провинціи, быстро расплывались на туалеты и всякія
мелочи.
Три тысячи годового дохода для молодой особы,
привыкшей жить богато, это нуль, въ особенности, если
отъ достатка комфорта приходится переходить къ ли-
шеніямъ и мелкимъ расчетамъ.
Арданъ изъ-за своихъ политическихъ взглядовъ не
могъ занять высокаго поста, и ему пришлось удоволь-
ствоваться второстепеннымъ амплуа.
Ему ставилось въ вину, что онъ убѣжденный рес-
публиканецъ, между тѣмъ какъ Франція была респу-
бликой еще только по имени. Между тѣмъ она лиши-
лась отца, а съ нимъ и всего состоянія.
Отказаться отъ привычекъ, укоренившихся съ дѣт-
ства, мужественно начать скромное существованіе, от-
казаться отъ свѣта и отъ всего, что требуетъ боль-
шихъ расходовъ,—жертва была слишкомъ велика для
ея эгоизма, ея потребностей, ея духовной пустоты. Она
любила нравиться, а для этого нужно было сохранить
наружный блескъ, шикарные туалеты тонкое бѣлье...
Все это стоило такъ дорого! Нужно было такъ много
денегъ на модистку, швею, журъ-фиксы, на извозчиковъ...
Такъ она попала на тотъ скользкій путь, по кото-
рому теперь катилась съ равнодушіемъ удовлетворен-
ности. Это оказалось такъ легко!.. Правда, иногда
приходилось переживать непріятныя минуты, но за то
сколько пріятныхъ!
Въ первый разъ... о Боже!., какъ это было давно!..
Она мысленно сдѣлала вычисленіе, взбираясь по раз-
украшенной картинами и мраморомъ лѣстницѣ мадамъ
Лерадъ. Пятнадцать лѣтъ! Она вспомнила, какъ дро-
жала ея рука, когда она дернула звонокъ извѣстной
мадамъ Аренъ, въ упицѣ Шатобріанъ, содержательни-
цы перваго въ Парижѣ дома свиданій.
Она всегда проходила мимо него съ какимъ-то не-
пріятнымъ чувствомъ. Съ тѣхъ поръ мадамъ Аренъ
успѣла оставить особнякъ, въ которомъ перебывала
вся парижская аристократія, вмѣстѣ съ высокопоста-
вленной молодежью. Мадамъ Аренъ, милліонерша, уда-
лилась въ деревню, выбравши себѣ мужа по своем}'
вкусу; а теперь, овдовѣвъ, сдѣлалась самой набожной
прихожанкой. Всѣ ея деньги, заработанныя такимъ
позорнымъ путемъ, уходили теперь на умилостивленіе
Бога.
Тщетно мадамъ Арданъ пыталась вспомнить лицо
того, кто въ первый разъ овладѣлъ ею. Ей это плохо
удавалось; явившіяся на смѣну новыя лица совершенно
изгладили его черты изъ ея памяти.
Она гордилась тѣмъ, что, отправляясь къ мадамъ
Аренъ или въ другіе дома,—заработать на юбку, шляпу,
платье для открытія выставки, бальный туалетъ, какую-
нибудь драгоцѣнность, путешествіе,—она вездѣ вьідѣ-
лялась, занимала первое мѣсто.
Она не походила на другихъ женщинъ изъ чинов-
ничьей и купеческой среды, которыя, какъ и она, ведя
несоотвѣтственный доходамъ образъ жизни, брались

за этотъ родъ заработка. Эти женщины не долго дер-
жались на высот* и постепенно спускались до деше-
выхъ домовъ въ два-пять луидоровъ. Она не призна-
вала домовъ, кліентки которыхъ вербовались, главнымъ
образомъ, изъ содержанокъ, не довольствовавшихся
помощью друга, и ирофессіоналокъ, изв*стныхъ или
даже неизв*стныхъ префектур*.
Мадамъ Арданъ разсчитывала на аристократію, на
высшій парижскій свѣтъ. Она была нарасхватъ у этихъ
продавщицъ живого товара, которыя ум*ли эксплоати-
ровать ея инкогнито.
У мадамъ де-Лакти, пос*тители которой были все
высокопоставленныя лица и которымъ пышная дама,
бывшая содержанка одного министра, разодѣтая въ
бархатъ и сплошь унизанная драгоц*нными кольцами,
шептала: „Было бы недурно красавицу Арданъ... но
только это стоитъ недешево!.."
Или же на улиц* Вашингтонъ ля-Верней, старая
легкомысленная сводня, спокойно жившая на доходы
своего ремесла и презиравшая мужчинъ, предлагала,
когда весь ея товаръ истощался:—„У меня для васъ
им*ется кое-что подходящее. Дама изъ общества, не-
обыкновенно хороша собой и съ громкимъ имеиемъ..."
Мадамъ Арданъ была со всѣми въ наилучшихъ отно-
шеніяхъ. Если она брала себ* львиную долю, то по
крайней м*р*, когда деньги платились прямо ей, она
всегда отдавала содержательниц* условленное. Съ нею
у мадамъ де-Лакти не могло случиться непріятной ис-
торіи шотландскаго принца и маркизы де-Фрежюсъ!
Десять тысячъ франковъ,—дѣыа свиданія,—ц*ликомъ
остались за корсажемъ этой дамы... Мадамъ Арданъ
была честна. Она обыкновенно не вмѣшивалась въ
торгъ, не назначала заран*е цѣны.
Иногда ее экспромтомъ ув*домляли о назначенномъ
свиданіи—городской телеграммой, подписанной именемъ
Жоржины, одной изъ ея интимныхъ подругъ... Или же
утромъ являлась помощница содержательницы, подъ
предлогомъ доставки какой-нибудь покупки или про-
дажи кружевъ.
Такимъ же манеромъ было назначено свиданіе и на
улиц* Миромениль-старый солидный домъ, содержав-
шшся двумя сестрами. Он* тамъ не жили, а вели на
сторон* приличную буржуазную жизнь. Одна изъ
нихъ, Лерадъ, замужняя, мать семейства, была глав-
ной заправилой; а другая, Элодія, занималась исклю-
чительно тѣмъ, что вербовала новенькихъ и наблю-
дала за порядкомъ. Она проводила почти все утро въ
бѣготн* по д*ламъ, а поел* об*да сидѣла въ малень-
комъ салон*, куда старшая сестра показывалась только
для полученія денегъ или для того, чтобы окинуть
присутствующихъ б*глымъ взглядомъ.
—
Я принесла вамъ ботинки, мадамъ,—сказала Элодія
подмигивая, въ то время какъ Габріель закрывала дверь!
А потомъ тихо прибавила:
—
500 франковъ, если хотите, въ 2 часа.
—
Кто?
—
Очень порядочный человѣкъ, вид*вшій васъ разъ
въ обществ*...
Мадамъ Арданъ, натягивая на свои круглыя плечи
спустившійся пеныоаръ, пробормотала:
—
400 франковъ мнѣ.
Элодія закусила губы:
—
Какъ хотите!..
Вѣдь легко будетъ заработать на другихъ, начиваю-
щихъ или робкихъ, у которыхъ можно удержать, по
меньшей м*рѣ, половину, а часто даже и больше... И
съ иолнымъ достоинства видомъ продавщицы удали-
лась, ежась подъ свѣтлымъ взглядомъ молодой дѣвушки
и безпокойнымъ взоромъ мужа, какъ бы говорившими
„Еще одна безполезная трата, которую, при нѣкото-
ромъ благоразуміи, можно бы было изб*гнуть!.. «
Элодія была уже далеко, мчась въ фіакрѣ къ какой-
нибудь дам* полусвѣта съ именемъ, или актрис* пе-
чатающейся на афишахъ жирнымъ шрифтомъ. Зн'аме-

—266 --
нитости кафе-концертовъ, а также всѣ тѣ, кого такъ
или иначе позолотилъ волшебный свѣтъ рампы, были
большой приманкой, и ихъ любовь цѣнилась выше.
Мадамъ Арданъ завидовала имъ въ этомъ
Она позвонила и спокойно привела себя въ поря-
докъ въ передней.
Элодія спросила:
—
Какъ вы хотите: чтобы представленіе состоялось
въ вашей комнатѣ или же въ гостиной?..
Она пожала плечами. Ей было безразлично, разъ
дѣло принимаетъ серьезный оборотъ. Обыкновенно
она охотнѣй приходила безъ предупрежденія къ Лизѣ
де-Мераль или къ мадамъ де-Лакти, съ которыми была
очень дружна; приходила, когда ей нужны были деньги
или просто некуда было дѣть излишекъ свободнаго
времени. Ома съ удовольствіемъ провела нѣсколько
минутъ въ гостиной, прежде чѣмъ подняться въ салонъ.
Она любила предварительно посмотрѣть въ щелку, не
ждетъ ли ее какой-нибудь негіріятный сюрпризъ...
Но тутъ ей нечего было опасаться. Если даже лю-
бовникъ знаетъ ее, то все равно будетъ молчать въ
интересахъ обоихъ. Она направилась въ комнату, ко-
торая ей была уже знакома, но Элодія остановила ее:
—
Нѣтъ, эта комната занята депутатомъ; пойдите
въ турецкую комнату, тамъ вамъ будетъ очень удобно.
Мадамъ Арданъ хорошо знала эту турецкую комнату.
Открывъ дверь, она очутилась въ знакомой обстановкѣ—
низкая кровать, задрапированный мягкой обивкой ди-
ванъ, туалетный столикъ, убранный серебряными без-
дѣлушками... Едва сбросивъ шляпу, она зажала одной
рукой четыре билета въ маленькомъ голубомъ бумаж-
никѣ, а другой оправила предъ зеркаломъ прическу.
За ея спиной вдругъ выросла длинная, темная фи-
гура. Она вскрикнула и сконфуженно повернулась.
—
Вы? Какимъ образомъ?..
Это былъ Жакъ де-Мерибель, смотрѣвшій на нее
съ довольнымъ видомъ.
—
267 —
Она тихонько засмѣялась:
—
Какъ это случилось?..
Онъ объяснилъ:
—
Да, конечно, я могъ въ тотъ же вечеръ у мадамъ
Глибовской продолжать ухаживаніе... сказать вамъ,
какъ вы хороши... и съ какихъ поръ уже... Но я ро-
бѣлъ. Мнѣ казалось, что я никогда не осмѣлюсь!..
Но я, вѣдь, знаю, какъ часто дамы изъ общества... О,
вы не первая... Графиня Кордье, напримѣръ...
Мадамъ Арданъ улыбнулась и разыграла удивленіе.
—
Не можетъ быть!..
—
Фактъ! А ваша подруга мадамъ ле-Гюйе, съ тѣхъ
поръ какъ Зихельмейеръ оставилъ ее, увлекшись Ан-
ной Дюмэсъ... И вотъ я подумалъ, что надо мнѣ только
повѣрить свои мечты мадамъ Лерадъ. Это было вполнѣ
резонно, не правда ли? И совершенно въ духѣ времени!
Лицо его выражало внутреннее удовольствіе. Быть
вполнѣ современнымъ человѣкомъ было его мечтой.
Правда, мечтой довольно смутной, во имя которой онъ
совершалъ самые неблаговидные поступки. Мадамъ Ар-
данъ не переставала улыбаться... Смѣшной мальчикъ!..
Она ничуть не была оскорблена: ее забавляло это но-
вое выраженіе чувствъ... Но что же съ мадамъ Пуай-
еръ? онъ, значитъ, обманываетъ ее теперь?
—
О, она мой другъ, мой старый другъ!...
Онъ, казалось, отогналъ мелькнувшій образъ и опыт-
ной рукой началъ разстегивать ея корсажъ на груди.
Талантливый ученикъ своего друга Луизы, онъ при-
ступилъ къ дѣлу прямо! Арданъ сбросила темное бар-
хатное платье съ мѣткой фирмы Зихельмейера. Доро-.
гія кружева, которыя были на ней въ день вѣнца, по-
крывали ея пышныя, красивыя формы, одна за другой
показывавшіяся съ легкой дрожью, точно онѣ и боя-
лись, и счастливы были явить всю прелесть своей на-
готы, попасть въ руки юнаго Жака, нетерпѣливо рыв-
шагося въ кружевахъ и лентахъ ея бѣлья

V.
—
Сударыня, господиііъ Линбаумъ!
Кокетливая горничная въ черномъ платьѣ, съ бѣлымъ
кружевнымъ бантомъ на завитыхъ волосахъ, старалась
осторожно разбудить Аннету, легонько дергая ея про-
стыню.
—
А? Что?—съ недоізолыіымъ видомъ переспросила
Аннета.
Она наканунѣ ужинала у Максима съ толстымъ Лов-
руа, Кло, Люснеемъ, Данверомъ и Лили Тампонъ.
Вѣрнѣе, она присутствовала при ихъ ужинѣ, такъ какъ
нее время строго соблюдала режимъ, даже въ проме-
жуткѣ между однимъ и другимъ курсомъ лѣченія, къ
которому отъ времени до времени приходилось возвра-
щаться. Ея пунктуальность удивляла даже Дормуа.
М-мъ Дюмэсъ съ такимъ же терпѣніемъ отдавалась
лѣченію и проявляла такую же настойчивость, стре-
мясь исцѣлиться.
Дормуа былъ спокоенъ: ихъ довѣріе будетъ награ-
ждено—оиѣ обѣ совершенно излѣчатся.
—
Какъ мнѣ надоѣлъ этотъ старый болтунъ!
—
Вы не примете его?
—
Ну его къ... п}гсть придетъ еще разъ, теперь не
время для визитовъ.
—
Сударынѣ, вѣроятно, извѣстно, что онъ прихо-
дилъ въ разное время дня...
Она сѣла на постели и взяла въ рзжи зеркало съ
дорогой серебряной ручкой. Пузатый, старинный лаки-
рованный столикъ, съ мраморной доской, на немъ доро-
гія для нея книги, освѣщенныя свѣтомъ электрической
лампочки, украшенной золотомъ, съ абажуромъ изъ
саксонскаго фарфора, стоялъ у ея постели.
Свѣжее матовое лицо отражалось въ зеркалѣ. Кап-
ризная гримаса показалась на ея гордыхъ губахъ, глаза
заблестѣли. Она отложила въ сторону свое рѣзное
зеркало. Конечно, его можно принять... Линбаумъ съ
ума сойдетъ, когда увидитъ ее въ такомъ видѣ, уви-
дитъ ея шею, выглядывающую изъ-подъ тонкихъ кру-
жевъ и батиста...
Нѣтъ, не надо! Ей надоѣлъ этотъ старый сатиръ.
Нечего ему здѣсь околачиваться! Когда она однажды
позволила ему поцѣловать свою руку сквозь разстег-
нутую перчатку, онъ ей прислалъ на карманные рас-
ходы чекъ въ 20,ооо франковъ —солидная сумма, кото-
рою Аннета очень гордилась. Со времени ихъ знаком-
ства онъ ей далъ такую крупную сумму сразу только
одинъ разъ въ маленькомъ домикѣ на улицѣ Мовэ-
Гарсонъ, посѣщаемомъ королями, эрцгерцогами, фландр-
скими, эллинскими и австро-славянскими „величествами"
и „высочествами".
Правда, одна англійская графиня,
предсѣдательница многихъ благотворительныхъ коми-
тетовъ, получала такія суммы... „Но та платила сво-
имъ тѣломъ... Она же съ Линбаумомъ..."
Она съ минуту колебалась, но эта слабость прошла,
и она быстро овладѣла собой. Сколько людей онъ за-
ставилъ страдать прежде, чѣмъ такъ разбогатѣлъ! Къ
тому же какъ можно быть такимъ плоскимъ и уродли-
вымъ?! Она рѣшила во что бы то ни стало свести его
съ ума, открыто играя съ Зихельмейеромъ (красивый
звѣрь, между прочимъ! Наконецъ, Давидъ одѣваеть
такъ хорошо). Линбаумъ терялъ послѣдніе остатки сво-
его разс}'дка.
Съ тѣхъ поръ, какъ она жила съ Жоржемъ — этой
исторіи уже давно пришелъ конецъ,—съ тѣхъ поръ
она перебрала у Линбаума больше двухъ милліоновъ
на уплату по счетамъ обойщикамъ, антикваріямъ, про-
давцамъ картинъ, ювелирамъ, не говоря уже о безчис-
ленномъ множествѣ мелкихъ чековъ. Уголокъ ея тѣла,
который онъ поцѣловалъ въ знаменательный „день
двадцати тысячъ", оплатилъ ея долги.
Такимъ путемъ мало-по-малу къ ней перейдетъ все
его богатство, и она останется вмѣстѣ съ тѣмъ сво-
бодной—двойная выгода! Нѣтъ, она не питала къ нему

отвращенія, собственно онъ даже не былъ дурнымъ
человѣкомъ, онъ ее почти трогалъ своей преданностью,
когда она, оставивъ, наконецъ, молодого Зихельмейера,
позволила ему оплачивать ея счета.
Это было шесть мѣсяцевъ тому назадъ.
—
Что прикажете дѣлать, барыня?—сдержанно на-
стаивала горничная, все время неподвижно стоявшая
подлѣ кровати.
—
Онъ тебѣ, вѣроятно, уже позолотилъ лапку, а,
Лина?
Лина сдержанно улыбнулась.
—
Чего же онъ хочетъ, наконецъ? Можетъ быть,
это тебѣ извѣстно?
Лина взглянула на нее съ уваженіемъ—смѣлая ба-
рыня!—и объявила:
—
Онъ сказалъ, что лишитъ себя жизни у вашихъ
дверей, если мадамъ не впустить его.
—
Ну, чортъ подери! Пусть ужъ войдетъ эта старая
обезьяна.
Она снова легла на подушки; густые распущенные
волосы волнами ложились на прозрачный кружева на-
волокъ, надѣтыхъ на розовый шелковый чехолъ.
Она спокойно ждала.
—
Г-нъ Линбаумъ!
Лина отретировалась. Смѣшной старикъ вошелъ съ
низко опущенной головой, съ видомъ провинившейся
собаки. Несмотря на то, что уже наступила весна, на
немъ была толстая шуба, которая, казалось, давила его
своею тяжестью, хотя была на легкомъ, какъ пухъ, со-
больемъ мѣху. Возрастъ и горе согнули его спину, бѣ-
шеная страсть истрепала его несчастное тѣло. Мор-
щинистое лицо, съ отвислой губой, съ мѣшками подъ
глазами, загорѣлось экстазомъ, когда онъ увидѣлъ свое
божество.
—
Вы имѣете что-нибудь сказать мнѣ?—спросила
Аннета такимъ сухимъ тономъ, что у того подкосились
ноги и онъ остановился.
Онъ пришелъ съ тѣмъ, чтобы сразу сказать ей все.
Развѣ роскошь, которою онъ ее окружялъ, развѣ эта
квартира съ окнами на Елисейскія поля, развѣ все это
ничего не стоитъ? Развѣ мало серебра въ буфетѣ?
Развѣ не хватаетъ винъ въ ея погребахъ? Кто платитъ
за безшумный автомобиль, который въ данную мину-
ту—онъ это замѣтилъ—шофферъ чистилъ въ глубинѣ
двора. Этотъ мѣхъ голубой лисицы, что онъ ей вчера
прислалъ и который еще нетронутый лежалъ въ кар-
тонкѣ въ передней,—обратила ли она на него внима-
ніе? Бездѣлушка въ пять тысячъ франковъ... Но что
все это по сравненію съ тѣми деньгами, которыя она
прокучивала, съ тѣми суммами, которыя онъ готовъ
бросить къ ногамъ своего божества, для котораго ры-
боловы и охотники Америки и Азіи двигаютъ горы,
вырубаютъ лѣса, опустошаютъ озера...
Все это, все, что онъ со свойственной его націи рѣз-
костью собирался ей сказать, замерло у него на устахъ.
Онъ пришелъ, чтобы излить свой гнѣвъ, а теперь тре-
петалъ отъ страха. Одно лишь присутствіе Аннеты
мгновенно разрушило его намѣреніе, его надежду на
этотъ моментъ, которою онъ жилъ послѣдніе недѣли,
мѣсяцы... Онъ опустился въ кресло возлѣ ея кровати
и могъ только пробормоталъ:
—
О, какъ вы сегодня хороши!
Она разсмѣялась серебристымъ смѣхомъ, въ кото-
ромъ звучало издѣвательство.
—
И чтобы это сказать, вы заставляете будить меня
на разсвѣтѣ?
—
Но уже полдень,—робко прошепелявилъ Лин-
баумъ.— Вы поздно легли вчера?
Всѣ мысли вылетѣли у него изъ головы. Онъ не
видѣлъ ничего, кромѣ матовой шеи; какъ зачарован-
ный, онъ не сводилъ глазъ съ груди, сквозившей изъ-
подъ кружевъ. За наслажденіе прильнуть къ ней гу-
бами онъ отдалъ бы все, все свое неустойчивое, уплы-
вающее состояніе,—въ этотъ мигъ онъ не жалѣлъ ни-

чего. Но сознаніе своего безсилія придавило его и не
дало сорваться нѣжному признанно.
Аннета воспользовалась этимъ, чтобы еще больше
растравить его рану.
—
Мы ужинали у Максима послѣ спектакля въ Олим-
піи, гдѣ Кло выступала въ оггереткѣ Люснея. Какой
успѣхъ! Вы читали?
—
Ужинали? И въ веселой компаніи?
—
Конечно,—дразнила она его,—былъ и Ловруа.
—
Ахъ,—простоналъ Линбаумъ, точно ему ножъ вон-
зили въ тѣло —Вы, значитъ, любите его?
Она загадочно улыбнулась.
—
Однако вы съ мѣста въ карьеръ! Но за кого же
вы меня принимаете?
Онъ устыдился. Ему показалось...
—
Я никого не люблю,—сухо отрѣзала она.
Линбаумъ поднялъ голову. Жалкая радость освѣ-
тила его лицо, на которомъ кожа отвисала складками.
Не любитъ никого,—можетъ быть, она полюбить его?..
Но что сдѣлать, чтобы заслужить ея любовь?
—
Хотите чекъ на двѣсти тысячъ? Все мое состоя-
ние къ вашимъ услугамъ.
Онъ готовъ былъ отдать ей всѣ остатки своего ка-
питала, все, что стоить его мѣховой магазинъ, его за-
мокъ; деньги, которыя онъ все равно отдастъ ей по
частямъ, соединенный въ одну сумму, быть можетъ,
заставить ее согласиться хоть разъ?.. Потомъ онъ по-
кончить съ собой... Хотя бы поцѣловать эту ногу,
шевелившуюся и приподнимавшую одѣяло. Аннета, ко-
торой надоѣла эта исторія, поднялась.
—
Бѣдняга Линбаумъ, вашихъ денегъ мнѣ хватить
не надолго. Къ счастью, послѣ васъ будетъ Ловруа...
Я поживу еще!
Она теперь стояла во весь ростъ. Онъ былъ такъ
пришибленъ, что на минуту возбудилъ въ ней состра
даніе. Чтобы его утѣшить и вмѣстѣ разжечь его же-
ланіе, она вдругъ кончиками пальцевъ приподняла со-
рочку и съ ироническимъ видомъ сдѣлала реверансъ.
Линбаумъ жадно пожиралъ глазами все, что обнажи-
лось въ граціозномъ движеніи: полньія икры на точе-
ныхъ ножкахъ, склоненную шею, упругіе и плотные
контуры, золотую кожу... Кровь бросилась ему въ
голову.
Аннета протянула ему ногу для поцѣлуя. Онъ при-
льнулъ губами къ этой вытянутой ножкѣ съ агатовыми
ногтями; рука его охватила ея круглую пятку.
Но Аннета съ отвраіценіемъ воскликнула:
—
Прочь лапы, Азоръ!..
И со взрывомъ хохота она закричала ему съ поро-
га своей туалетной ^комнаты:
— До свиданья, не забудте все-таки прислать двести
тысячъ.
Часъ спустя, отдохнувши въ теплой ваннѣ, она по-
звонила горничной.
—
Ты мнѣ дашь мой голубой костюмъ. Протелефо-
нируй, чтобы автомобиль былъ готовъ черезъ 20 ми-
нутъ. Я ѣду завтракать къ мадамъ Клотильдѣ Д,Арси.
„Вотъ еще заважничала!—подумала Лина,—не можетъ
назвать ее прямо: Кло!" и, повернувшись, почтитель-
но сказала:
—
Слушаю, барыня!
—
Лина?
—
Что прикажите?
—
Что ты сдѣлала съ Линбаумомъ?
—
Онъ уѣхалъ, барыня... Въ большомъ огорченіи...
У него былъ видъ помѣшаннаго... Онъ все твердилъ:
„я не выйду, я не выйду отсюда"...
—
Ну?
—
Я его выпроводила.
—
Не впускай его больше никогда. Слышишь? Ни-
когда!
—
Слушаю, барыня!
—
Да; я, можетъ быть, не возвращусь раньше обѣ-
да. Къ восьми часамъ приготовь два прибора... Рако-
1J. Маргерпгь. Проститутка.
jg

вый супъ, цыпленка Магомегь, фаршированные трю-
фели... Скажи Адель, чтобы она положила побольше
пряностей...
—
Барыня можетъ быть, желаетъ видѣть Эмиля, на-
счетъ вина?
—
Нѣтъ. Скажи ему: Le Beaune 93 и бутылку ши-
пуч аго Extra-Dry.
Глаза у Лины засверкали: „Это, вероятно, для но-
ваго!"
—
Если г. Ловруа пріѣдетъ раньше меня, ты его
попросишь подождать въ маленькой гостиной.
—
Слушаю, барыня!—„Такъ и есть! Ну, что я го-
ворила?"
Аннета, обворожительная въ своемъ голубомъ пла-
тьѣ, раздумывала, покоясь на мягкихъ подушкахъ ав-
томобиля. Тяжелый экипажъ быстро летѣлъ безъ ма-
лѣйшаго шума. Да, дѣла устраиваются недурно... Въ
глубин* ея ящика лежитъ зав*щаніе Линбаума. Покон-
чить ли онъ съ собой, какъ онъ ей угрожалъ столь-
ко разъ, или н*тъ,—она можетъ быть спокойна. Все
его состояніе перейдетъ къ ней. Поел* его смерти
никто не будетъ ничего у нея оспаривать. У Линбаума
не было родственниковъ, что такъ р*дко у евреевъ.
И если ему надо*стъ жизнь, она унасл*дуетъ полно-
стью его состояніе, вотъ и все.
А пока она спокойно могла итти навстрѣчу судьбѣ,
имѣя въ перспектив* обѣіцанныя двѣсти тысячъ фран-
ковъ... Различные проекты рисовались на горизонт*.
Прежде всего Ловруа... Это р*шено...
Она заран*е испытывала дрожь отвращенія. Этотъ
челов*къ положительно ей былъ противенъ. Со сво-
имъ бычачьимъ выраженіемъ лица, черной бородой и
низкимъ лбомъ, на которомъ св*тились жадные, сла-
дострастные глаза, Ловруа ей напоминалъ того, при
воспоминаніи о которомъ она вся содрогалась отъ
омерзѣнія. Съ н*котораго времени она питала орга-
ническое отвращеміе къ половымъ сношеніямъ. Ея
чувственность уже не пробуждалась ни съ Жоржемъ
Зихельмейеромъ, ни съ другими случайными встр*ч-
ными, гд* всегда былъ зам*шанъ денежный интересъ,
какой-нибудь кушъ, ради котораго она иногда согла-
шалась фигурировать у Лизы де-Мераль.
Никакого любопытства, ни извращенности. Вс* ея
силы были направлены къ одной цѣли — къ мести. И
чтобы достигнуть этого, чтобы сд*лать свою месть
настолько сильной, насколько было трагично ея соб-
ственное паденіе, она жила только однимъ желаніемъ—
сдѣлаться умнѣе и красив*е, с*ять вокругъ себя по-
больше несчастья и все разрушать. При такихъ усло-
віяхъ она была грозной силой и тѣмъ больше торже-
ствовала, что не походила на тѣхъ мужчинъ и женщинъ,
которые отдавались другъ другу изъ-за любви или
изъ-за инстинкта, который называли любовью.
Дорогой она ловила восхищенные взгляды мужчинъ,
пораженныхъ ея красотой. Гордо раскинувшись въ
своемъ быстро мчавшемся блестящемъ автомобилѣ,
она напоминала собою богиню красоты.
Ловруа?.. Она устроитъ это сегодня вечеромъ.
Вчера онъ шутя объявилъ ей о своей предстоящей
помолвк* съ Ліеттой Дюмэсъ.
—
Но, честное слово, онъ охотно женился бы, вмѣ-
сто нея, на Анн* Дюмэсъ. Онъ только этого и хочетъ.
Онъ подчеркнулъ, прищелкнувъ языкомъ.
—
Жениться!.. Вы понимаете?
И его нога прижалась къ маленькому- башмачку.
Она не отдернула своей ноги, a крѣпче прижала ее
къ ног* сахарозаводчика, виски котораго покрылись
красными жилками. Онъ заморгалъ глазами. Ей уже
было знакомо это особое выраженіе глазъ: расширен-
ный, потемнѣвшій зрачокъ. Ага, попался!..
Онъ еще не такъ скоро подпишетъ брачный кон-
трактъ на улиц* Клеберъ.. Не говоря уже о томъ,
что недурно завладѣть деньгами Ловруа,—имъ будетъ
лучше въ ея ловкихъ рукахъ, ч*мъ въ касс* тестя...
18»

А говорятъ, что касса Дюмэса порядочно опустѣла
послѣ неудачныхъ операцій на биржѣ, и капиталы
будущаго зятя пришлись бы какъ разъ кстати... Ан-
нета съ затаенной радостью прислз'шивалась къ этимъ
толкамъ.
—
Поразспроси у Пуайера,—сказала она Кло.
И Кло ей обѣщала,—вчера вечеромъ. На торопли-
вые вопросы Аннеты она могла только прибавить:
—
Приходи въ первомъ часу завтракать. Лулу будетъ
у меня...
Аннета взглянула на часы, вдѣланные въ стѣнку
автомобиля. У нея еще будетъ время поболтать съ
Кло наединѣ до прихода Пуайера.
Дверца отворилась. Она величественно вышла изъ
автомобиля. Шофферъ низко поклонился ей.
—
Нужно ли подождать, мадамъ?
Она поколебалась.
—
Нѣтъ, уѣзжайте. Вы мнѣ больше не нужны сегодня.
Для визита на улицу Вашингтонъ автомобиль ей
будетъ даже мѣшать. Ей вовсе не нужно, чтобы весь
Парижъ зналъ, что она была у Лизы де-Мераль. По-
ложительно весь Парижъ зналъ бы объ этомъ! Развѣ
она сегодня не читала о Парижскомъ вечерѣ въ Ca-
sanova: ея посѣщеніе Олимпіи было отмѣчено...
„Среди публики выдѣлялась извѣстнѣйшая изъ на-
шихъ Фринъ, восхитительная Анна Дюмэсъ, въ платьѣ
ампиръ изъ свѣтлаго сатина". A Journal въ своихъ от-
голоскахъ тоже упомянулъ о ней: „Среди нашихъ изящ-
ныхъ дамъ была Анна Дюмэсъ въ 43'десномъ туалетѣ,
созданномъ геніемъ Зихельмейера..."
—
Ну, что жъ?-еще на порогѣ обратилась она къ
Кло, которая бросила въ это время послѣдній взглядъ
въ зеркало.— Ты довольна? Вотъ такъ успѣхъ!
Она указала ка кучу газетъ, разбросанныхъ въ без-
порядкѣ по кровати, по ковру изъ шкз'ры бѣлаго
медвѣдя, на которомъ валялись тамъ и сямъ рубашка,
чулки, всѣ принадлежности женскаго туалета.
—
Гмъ!—прибавила она,—и
любовь!
Кло, потягиваясь, призналась, что довольна. Да, она
одержала побѣду. Ея полное насмѣшливое личико, ея
красивое тѣло, свѣженькій голосокъ, который она
показала въ роли, написанной сиеціально для нея,—
все это расхваливалось во всѣхъ газетахъ съ тѣмъ
болыиимъ лиризмомъ, что Пуайеръ и администрація
Олимпіи вошли въ соглашеніе съ репортерами. Рѣши-
тельно Аннета, открывшая въ ней гіризваніе и толк-
нувшая ее на сцену и въ объятія Люснэя, ея добрый
геній! Въ общемъ, восхитительный вечеръ...
—
А ночь?—спросила Аннета.
Кло покраснѣла.
—
Тоже недурна...
Понизивъ голосъ, она передавала подробности, когда
вошелъ Пуайеръ.
Его старая дружба давала ему права, которыми онъ
отнюдь не злоз'потреблялъ. Кло мало-по-малу сдѣла-
лась его законной содержанкой. Онъ видѣлъ въ ней
вторую мадамъ Пуайеръ, менѣе офиціальную, но болѣе
пріятную—вѣдь эта добрая Луиза такъ потолстѣла и
уже начала блекнуть.
Домъ на улицѣ Пьеръ-Шарронъ былъ частью его
интимной жизни. Здѣсь разсѣивалась его усталость
послѣ всякихъ дѣловыхъ заботъ, его чувственные ка-
призы, съ которыми онъ приходилъ то къ одной, то
къ другой женіцинѣ, успокаивались здѣсь гіодъ тихими
ласками. Кромѣ ежедневныхъ завтраковъ и рѣдкихъ
пирушекъ, на которыхъ Кло (онъ долженъ былъ от-
дать ей справедливость) превосходила самое себя,—
онъ никогда не дѣлалъ ей неожиданныхъ визитовъ.
Философъ по натурѣ, Пуайеръ предоставлялъ своей
подругѣ полную свободу, которою она не злоупотре-
бляла. Эта система ему очень удалась съ женой, по-
этому онъ ее примѣнялъ и къ своимъ содержанкамъ.
Взамѣнъ онъ и для себя требовалъ -одной свободы.
Такъ, напримѣръ, въ данный моментъ онъ былъ

занять этой бѣдной мадамъ ле-Гюйе, у которой съ
тѣхъ поръ какъ Жоржъ Зихельмейеръ бросилъ ее,
были очень запутанныя дѣла. Ея мужъ, депутатъ, кое-
какъ справлялся съ финансовыми затрудненіями... Ихъ
дому, устроенному на широкую ногу и до сихъ поръ
умѣло поддерживавшемуся Жакелиной только свя-
зями, грозило разореніе... Счета стекались со всѣхъ
сторонъ, и послѣдній, отъ модистки, свалился цѣлой
глыбой.
Жакелина, оставившая Ракэна для Давида, рядив-
шаяся безгілатно во все время связи съ Жоржемъ,
приходила въ ужасъ отъ внезапнаго требованія двад-
цати семи тысячъ франковъ. Гдѣ ихъ взять?
Тайно Давидъ далъ ей одинъ или два адреса... Ма-
дамъ де-Ланти или ля-Верней... Послѣдняя предупре-
дила Пуайера, чтобы онъ гюскорѣе рѣшался, такъ какъ
были и другіе охотники—и онъ запылалъ къ Жаке-
линѣ... Ничто такъ не возбуждаетъ желанія нѣкото-
рыхъ мужчинъ, какъ соревнованіе. Напримѣръ, Кло
ему казалась красивѣе съ тѣхъ поръ, какъ на ней
сосредоточилось жадное вниманіе всей залы.
—
Почему бы вамъ тоже не выступать?—спросилъ
онъ Аннету.— Я увѣренъ, что вы были бы чудной
куплетисткой.
—
Гмъ, гмъ!—пустила она самодовольно.—Пожалуй,
это идея...
Онъ посмотрѣлъ на нее съ дрз'желюбнымъ лукав-
ствомъ, поглаживая свои сѣдые бакены. Эта маленькая
Аннета! Какъ она проложила себѣ дорогу, однако!..
Онъ вспомнилъ объ ихъ первомъ завтракѣ въ этой
самой столовой, вчетверомъ съ...
—
Моимъ крестнымъ отцомъ! Кстати, кажется его
акціи падаютъ?
—
Онъ велъ слишкомъ крупную игру,—равнодушно
проронилъ Пуайеръ!
Будучи администраторомъ такого солиднаго обще-
ства, которое могло быть поколеблено лишь колоссаль-
нымъ крахомъ—паденіемъ русскихъ фондовъ, напри-
мѣръ,—онъ мало тревожился неудачами, часто случав-
шимися вокругъ него. Дюмэсъ не былъ его другомъ;
онъ былъ изъ числа офиціальныхъ знакомыхъ, какихъ
у него сотни. Да, положеніе Дюмэса поколебалось.
Поднятіе и паденіе курса, колебанія, которыя то под-
нимали волну прилива, то отгоняли ее прочь,—обыч-
ная жизнь сотенъ тысячъ биржевиковъ. Пуайеръ со
стороны наблюдалъ эту игру.
Онъ пояснилъ:
—
Рауль Дюмэсъ спекулировалъ на мароккскихъ
дѣлахъ, произвелъ значительный закупки провіанта.
Съ помощью Ле-Гюйе, комиссіонера арміи, ему уда-
лось заручиться обѣщаніемъ предпринимателей. Миръ
его разоряетъ... Это очевидно. Но, къ счастью для
него, подвернулся Ловруа. Говорятъ, что онъ безъ ума
отъ тошихъ прелестей его дочери. Говорятъ также,
что Жоржъ, т.- е . его сынъ... —но вы не слушаете...
—
Ничего, я слышу!—сказала Аннета, вставая изъ-
за стола по примѣру Кло.
—
Этотъ бѣдный Дюмэсъ... Бѣда никогда не при-
ходить одна... Говорятъ, что сынъ заразился отъ него
этой ужасной болѣзнью... да, отцовскимъ сифилисомъ,
выпивъ однажды остатки кюмеля...
_
А!—проговорила Аннета,—значить Дюмэсъ?..
Пуайеръ пожалъ плечами.
—
Онъ-то крѣпокъ! А вотъ малютка-это другое
дѣло!.. Онъ приговоренъ! Такъ, по крайней мѣрѣ,
мнѣ разсказывалъ ле-Гюйе, лакей котораго въ хоро-
шихъ отношеніяхъ со старымъ Жаномъ, метръ-д'оте-
лемъ Дюмэса.
Аннета съ трудомъ сохраняла равнодушное выра-
женіе лица. Пріятная новость охватила ее невырази-
мой радостью. Такъ, значить, этотъ несчастный тоже
боленъ отцовской болѣзнью! Такъ, значить, та тайная
справедливость, о которой говорилъ Монталь, все-таки
существуетъ! Она была удивлена, что Дормуа ей до

сихъ поръ ничего не сказалъ. Правда, его послѣдній
визитъ состоялся три недѣли тому назадъ, и онъ, не-
давно женившись, врядъ ли думалъ о чемъ-нибудь, не
касавшемся непосредственно его счастья.
Пуайеръ, докуривъ свою гаванскую сигару, попро-
силъ позволенія удалиться. Кло казалась немного уто-
мленной. Всѣ эти волненія, навѣрное... Надо ей хоро-
шенько отдохнуть... Онъ ее найдетъ совершенно опра-
вившейся завтра.
—
Я тебя не увижу сегодня вечеромъ?— небрежно
спросила Кло. — Будетъ очень занятно.
—
Невозможно,—сказалъ онъ, улыбаясь.—Мой при-
вѣтъ Люснэю.
Она растянулась на диванѣ, чтобы немного отдох-
нуть поел* завтрака. Но Аннета затормошила ее:
—
Идемъ! Пойдемъ пить чай къ Лиз*. Мы пойдемъ
ІІ*ШКОМЪ.
Она раскрыла окно.
—
Смотри, какая чудная погода!
Деревья Іенской аллеи протягивали къ темной ла-
зури неба свою густую листву. Дорожки огромнаго
сада тянулись вдоль плющевой рѣшетки. Солнце зо-
лотило фасады домовъ.
Она вспомнила о Париж*, простиравшемся, подобно
каменному океану, передъ р*шетчатыми окнами Сенъ-
Лазара, о свѣжей зелени первой сирени, широкомъ
неб*,
покрытомъ облаками. Какъ это далеко ушло
отъ нея! Освободившись отъ ц*пей Парижа, она рва-
лась къ жизни, къ весн*, она дышала полнаю грудью.
—
А,—вскричала при вид* ихъ Лиза де-Мераль,—
какъ это мило! А я только что хотѣла вамъ телефо-
нировать... Онъ вамъ еще не надо*лъ сегодня утромъ?
У меня для васъ есть три великол*гшыхъ дѣла... Ахъ,
рампа!.. Это все!..
Онѣ, болтая, расположились въ маленыюмъ салон*,
—
Пусть намъ никто не мѣшаетъ, Юлія... Ни подъ
какимъ предлогомъ... Я поручаю вамъ право распоря-
жаться,—сказала Лиза своей компаньонкѣ, бывшей
надзирательниц* ма-мъ Аренъ/которая много способ-
ствовала поддержанію реномэ улицы Вашингтонъ.
Всѣ трое, уютно ус*вшись въ удобныя кресла, об-
м*нивались новостями дня, посл*дними пикантными
происшествіями. Лиза была осведомлена обо всемъ
не хуже любого полицейскаго, такъ какъ полиція
благоволила къ ней, какъ и ко вс*мъ другимъ содер-
жательницамъ домовъ свиданій, крупныхъ и мелкихъ.
За это он* давали полиціи. тайныя указанія.
Аннета и Кло заискивали въ Лиз*, которая могла
быть имъ полезной. Лиза же вид*ла въ нихъ восхо-
дящихъ зв*здъ и гордилась тѣмъ, что переманила
ихъ отъ ванъ-Мейсенъ; теперь она старалась удержать
ихъ у себя своей дружбой.
Глядя на нихъ, молодыхъ, красивыхъ, остроумно
болтающихъ въ этой роскошно, со вкусомъ обставлен-
ной комнат*, даже самый опытный наблюдатель за-
труднился бы - признать въ этой групп* сводню и ея
приближенныхъ.
Лиза де-Мераль была, по словамъ Данвера, лослѣд-
нее слово феминизма.
Очаровательная блондинка, съ красивыми темными
глазами, съ великолѣпными волосами, сдерживаемыми
тяжелымъ гребнемъ, удивительно тактичная, она въ 4
года сд*лала свой домъ на улиц* Вашингтонъ однимъ
изъ первыхъ.
Дочь изгнанника-серба, она получила порядочное
образованіе, которое было закончено въ Фонтенэ-о-
Розъ.
Въ пятнадцать съ небольшимъ лѣтъ она вышла за-
мужъ за какого-то иностранца; за отсутствіемъ вся-
кихъ средствъ къ существованію ей приходилось за-
рабатывать на жизнь въ домахъ свиданій. Она тамъ
пріобр*ла ум*нье верт*ть людьми и вскорѣ, при по-
мощи друзей, прочно устроилась своимъ домкомъ.
Теперь, въ 24 года, прекрасная—съ нея была написана

стѣнная пастель, копія Латура—она еще строже, чѣмъ
ванъ-Мейсенъ, придерживалась ея правила: эксплуа-
тировать другихъ, чтобы не быть самой предметомъ
эксплуатации.
Каждый день она въ автомобилѣ пріѣзжала изъ де-
ревни и уѣзжала туда вечеромъ. Тамъ она жила подъ
другимъ именемъ, окруженная уваженіемъ—она была
богата—принятая въ обществѣ, которое умышленно на
все закрывало глаза... Мужъ ея въ то время, какъ она
вела свое дѣло, охранялъ семейный очагъ. Позже она
все разскажетъ своему сыну, что бы онъ ее понялъ и
не краснѣлъ, узнавъ о происхожденіи ихъ богатства...
Онѣ пили чай, сервированный на низенькомъ сто-
ликѣ съ поставленнымъ на немъ огромнымъ букетомъ
распустившихся розъ...
Лиза де-Мераль говорила:
—
Иллюзій! Вотъ чего ищутъ они здѣсь, можетъ быть,
еще больше, чѣмъ физическихъ наслажденій. Этотъ
миражъ привлекаетъ ихъ, трепетныхъ, молодыхъ, ста-
рыхъ, даже самыхъ пресыщенныхъ. Эти импотентные
мужья, которыхъ ничто не возбуждаетъ въ женахъ,
когда приближаются къ моей двери, то при одной мыс-
ли о томъ, что ихъ ждетъ за ней, чувствуютъ себя
обновленными...
Аннета задумчиво проронила: да. Всѣ эти разговоры
не омрачали ея настоящаго счастья.- Она д}гмала о мол-
чаливой комнатѣ, гдѣ плакала мать, объ ужасной бо-
лѣзни, объ отцѣ и сынѣ, о послѣдствіяхъ той ката-
строфы, которую она подготовляетъ... Ловруа безъ
ума отъ Ліетты?.. Милліоны Ловруа?.. Увидимъ!
Она, возвратившись домой, провела около двухъ ча-
совъ за своимъ туалетомъ. Платье изъ оранжеваго
бархата плотно облегало ея гибкое тѣло. Она была
декольтирована такъ низко, что при малѣйшемъ движе-
ніи обнажалась упругая грудь. Она навела блескъ на
ногти выхоленныхъ рукъ. Теперь Ловруа можетъ
придти.
Онъ не замедлилъ явиться.
Анна уже нѣсколько мѣсяцевъ плѣняла его своимъ
задоромъ и особенной граиіей, свойственной только
ей. Ея независимость, свѣтскій лоскъ, роскошь при-
бавляли къ инстинктивной симпатіи оттѣнокъ уваже-
нія, въ которомъ онъ отказывалъ женщинамъ ея кате-
горіи. Склонность Ловруа возбуждалась еще тѣмъ вни-
маніемъ, которое она ему оказывала при каждой встрѣ-
чѣ и, очевидно, безъ всякой задней мысли... Онъ ей
былъ совершенно не нуженъ... По всей вѣроятности,
онъ ей просто нравился...
Его самолюбіе было польщено. Со вчерашняго ужина
(ахъ, эта ножка, прикосновеніе которой свело его съ
ума) онъ мечталъ только объ оргіи и насиліи... Кровь
приливала къ его головѣ.
Начиная съ передней, куда онъ пришелъ въ первый
разъ, пышная обстановка дома восхищала его. Нѣтъ,
у него тоже есть вкусъ; у него въ его отелѣ въ паркѣ
Монсо была устроена такая же курительная комната
Люсьеномъ Мирлахомъ, знаменитымъ архитекторомъ-
декораторомъ. У Анны вмѣсто твореній Делла Робида
гипсъ Бенедетто да Майяно и дорогіе примитивы укра-
шали стѣны, обитыя старинной парчой цвѣта вялой
смородины, подъ высокимъ потолкомъ на балкахъ.
Массивный столъ, окружений рѣзными стульями,
стоялъ посреди комнаты.
Ожиданіе въ гостиной— „Чортъ возьми! Фрагонаръ!
да и Бове не плохъ!"— доставило ему немалое удоволь-
ствіе.
А раковый супъ и трюфели, вина Beaum 93 и замо-
роленное Extra Dry поддерживали въ немъ хорошее
настроеніе. Онъ быстро освоился съ обстановкой и
пустился въ изліянія.
Нѣкоторыя жадныя щуки сразу попадаютъ на крю-
чокъ, Ловруа былъ изъ ихъ числа. Только до сихъ
поръ не находилось крѣпкаго крючка.
Аннета уже вполнѣ покорила его. Оставалось толь-

ко утопить его въ наслажденіи. Она съ минуту коле-
балась предъ этимъ багровымъ лицомъ съ черной
каігь смоль, бородой. Но ее толкала жажда мести. Боль-
шая игра стоила свѣчъ.
За десертомъ Ловруа уже отказался отъ Ліетты, этой
„кожи да кости!" Что же касается того, чтобы покрыть
долги Дюмэса, то неужели Анна считаетъ его настолько
глупымъ?.. Соединить равныя гюложенія,—это онъ еще
понимаегъ. Но быть одураченнымъ?-слуга покорный!.,
Онъ сдавался тѣмъ легче, чѣмъ больше гіереставалъ
владѣть собой, увлеченный свѣжими прелестями Ан-
неты.
Однако въ интимной обстановкѣ этого маленькаго
салона,—„щелкъ! на задвижку, такъ вѣрнѣе... туда, на
диванъ, тамъ намъ будетъ удобыѣе!" Ловруа прихо-
дилъ въ страшное возбужденіе отъ прикосновенія къ
ея очаровательному тѣлу. Онъ весь горѣлъ, какъ въ
огнѣ. Анна почувствовала на своемъ свѣжемъ затыл-
кѣ его прерывистое дыханіе. Ну! теперь ужъ ничего
не нодѣлаешь...
Она закрыла глаза и опрокинулась на диванъ. У
Ловруа потемнѣло въ глазахъ: овладѣть ею!..
Онъ уже совершенно не принадлежалъ себѣ.
VI.
—
Камелія, Берта, Роза, въ салонъ!—Это доносился
снизу лѣстницы замогильный голосъ надзирательницы.
Громкій мужской голосъ странно поражалъ при взгля-
дѣ на эту полную, рыхлую блондинку.
Черезъ полуотворенную вверху дверь приказъ понес-
ся въ анфиладу темныхъ, душныхъ комнатъ, мансардъ,
гдѣ были поставлены кровати пансіонерокъ.
Берта и Камелія, спавшія вмѣстѣ полураздѣтыя, сбро-
сили свои грязные капоты, надѣли прозрачные пень-
юары и наскоро взбили прически. Роза сидѣла, обло-
котившись на колѣни, и курила. Она только что вер-
нулась со свиданія. Съ силой бросивъ папироску на
полъ, она ногой загасила ее.
—
Чортъ возьми, какъ мнѣ это опротивѣло. Я толь-
ко что вернулась!..
Это былъ уже четвертый посѣтитель, а еще всего
лишь пять часовъ дня. Ого! Что-то еще ей предстоитъ
сегодня до трехъ часовъ ночи? Вѣдь сегодня суббота!
Нѣтъ, положительно, хоть ложись и умирай... Если-бы
только продавать свою любовь... Но ужаснѣе всего, что
надо пить... Ликеры, пиво, водку, шампанское, всѣ эти
напитки.,
которые отравляготъ организмъ, которые
пьешь съ полудня до вечера, съ вечера до разсвѣта...
Льешь въ себя, какъ въ бездонную бочку!..
Мало того, что изображаешь изъ себя машину для
наслажденія, въ этихъ притонахъ еще нужно быть ма-
шиной-потребителсмъ, пить, когда нѣтъ жажды, когда
противно пить...
Временами Розѣ хотѣлось очнуться отъ летаргіи, въ
которой она жила.
Какую оплошность она совершила, когда, уходя изъ
Санъ-Лаго, согласилась на нредложеніе вербовщика
красивыхъ дѣвушекъ для службы въ домахъ съ опу-
щенными форами.
Когда онъ позарился на нее на тротуарѣ—у него
былъ видъ славнаго малаго!—и за литромъ вина и за-
куской сталъ тихонько расписывать ей всѣ прелести
предстоящей жизни, она тотчасъ же соблазнилась.
Надоѣло ей изображать собою дичь для Фрико и про-
водить половину жизни на соломенныхъ тюфякахъ
Депо или на скамьяхъ Сенъ-Лазара!
Тюрьма, какъ тюрьма, хорошо еще, если можно бу-
детъ жить въ теплѣ и имѣть пищу... Ея тѣло? Ну,
что жъ, она видала виды! Что ужъ можетъ быть хуже,
какъ валяться въ этихъ грязныхъ конурахъ, откуда
отвращеніе выгнало ее на улицу.
PI вотъ какъ она дала себя одурачить! Но теперь
ужъ это не повторится.

Раньше, когда, бывало, попадешь въ такой домъ—не
выйти изъ него никогда.
Сейчасъ она связана долгами, сдѣлавшими ее това-
ромъ, вещью хозяекъ; онѣ эксплоатируютъ женщинъ,
какъ имъ вздумается, обмѣниваются своимъ персона-
ломъ, держать ихъ безъ конца!.. Теперь, по закону
1903 года, запрещено подъ страхомъ тюремнаго за-
ключенія удерживать ихъ силой или угрозами, если
онѣ хотятъ уйти. Можно было хоть на этотъ счетъ
быть спокойной. Вы не рисковали до послѣдняго изды-
ханія оставаться въ ихъ когтяхъ.
Сколько разъ она слышала, какъ мужчины въ кури-
тельной комнатѣ жаловались на запрещеніе нанимать
малолѣтнихъ работницъ—хоть закрывай лавочку. До
чего падаешь, привыкая къ этой гнусной жизни! Вѣдь
несмотря на законъ, дома терпимости, прежде чѣмъ
исчезнуть, выпыотъ кровь еще у многихъ тысячъ жен-
щинъ, подобныхъ ей! Вѣдь они даютъ ночлегъ и пищу,
что ни говори! Потомъ вѣдь привыкаешь къ своему
вертепу, къ своему углу, къ подругамъ.
И, несмотря на все, сохраняешь еще чувство чести,
не хочется уйти, не уплативши долга. Будучи въ тео-
ріи свободны,—онѣ въ сущности связаны по рукамъ и
по ногамъ и поневолѣ остаются въ домѣ.
Какъ алчны всѣ эти торговцы живымъ товаромъ!
Попробуйте ихъ надуть—они васъ живо поймаютъ!..
Роза ихъ презирала отъ всей души, питала какую-то
дикую ненависть къ этимъ хозяевамъ.
Она поистинѣ могла сознаться, что сдѣлала жесто-
кую оплошность, когда, не посовѣтовавшись съ Марь-
еттой, пошла записываться. Она думала, что, прода-
ваясь, она взамѣнъ пріобрѣтетъ хоть немного спокой-
ствія; на дѣлѣ вышло, что она лишилась даже тѣни
свободы, которою отъ времени до времени все-таки
наслаждалась. Теперь она извѣдала на дѣлѣ, что такое
рабство! Ей приходилось бывать подъ тюремными сво-
дами еще похуже, чѣмъ Сенъ-Лаго; за 2 года она пере-
бывала вездѣ, отъ шикарнаго дома терпимости, гдѣ
впервые выступила, до зараженной, гнилой ямы, въ
которую теперь погрузилась! Парижъ, потомъ про-
винція: Анжеръ, Нантъ, Руанъ, Марсель... Провинція,
потомъ опять Парижъ!.. Но изъ множества ея хозяевъ
послѣдніе были всѣхъ отвратительнѣе! О, какіе это
мерзкіе люди!.. Иасмотрѣлась же она на этихъ грузныхъ
дамъ, бывшихъ надзирательницъ, съ золотой цѣпочкой
на шеѣ, спускающейся на выпяченное брюхо по чер-
ному шелковому платью. А ихъ „принцы-супруги"!.. Ибо
высоко-нравственное правительство ввѣряетъ только
женщинамъ эксплоатацію живого мяса; но у каждой
свой хахаль... А эти пасти! Нѣтъ, вы бы посмотрѣли!..
Лежебоки, бывшіе лакеи, балаганные атлеты, жокеи—
весь этотъ праздный людъ, продирающій глаза въ пол-
день, играющій на бильярдѣ или въ карты весь день
напролетъ, тянетъ безъ конца спиртные напитки, либо
проводить время на гонкахъ на велодромѣ, ночь—въ
кафе-концертахъ, за азартной игрой или съ женщинами
помоложе и посвѣжѣе хозяйки! А хозяйка вымещаетъ
всю свою зависть и злость на женіцинахъ! Ахъ, какъ
это весело!
Или, что хуже тѣхъ, кто управляетъ дѣломъ, какъ
этотъ противный фатъ, котораго она видѣла на своемъ
послѣднемъ мѣстѣ, — тонкій, блѣдный прощалыга съ
кошачьей головой, въ коротенькомъ пиджачкѣ, съ
брильянтами на пальцахъ, съ моноклемъ въ глазу и
съ длинной, какъ онъ самъ, сигарой въ зубахъ... Жен-
щинамъ подъ его игомъ было не сладко.
Но это былъ еще ангелъ въ сравненіи съ звѣремъ,
командовавшимъ ими на улицѣ Сенъ-Люкеръ.
Рыжій толстякъ, съ поворотливостью старой клячи,
съ серьгой въ ухѣ, съ перстнемъ на толстомъ пальцѣ,
похожемъ на обрубокъ, онъ обращался съ женщи-
нами, какъ съ животными, къ восхищенно хозяйки.
Съ какой дьявольской хитростью онъ набиралъ себѣ
штатъ и обводилъ васъ потомъ вокругъ пальца! Ни-

кто не могъ сравниться съ нимъ въ искусств* охо-
титься по кафе-шантанамъ, кабачкамъ, ресторанамъ,
гд* происходить скупка бѣлыхъ рабынь...
Около сорока учреждений обслуживаютъ такимъ
образомъ въ Париж* этотъ темный національный и
международный рынокъ.
Торговля человѣческимъ тѣломъ производится огі-
томъ и въ розницу, какъ и въ другихъ коммерческихъ
предпріятіяхъ.
Этотъ омутъ—цѣлый міръ торговыхъ посредниковъ:
мнимыхъ комивояжеровъ, переводчиковъ изъ отелей,
кельнеровъ, половыхъ изъ трактировъ, извозчиковъ,
а за ними полчище мошенниковъ, громилъ, карман-
ныхъ воровъ... Ц*лый муравейникъ темныхъ лично-
стей, которыя кормятъ притоны и сами кормятся
около нихъ. На трот}шрахъ, гдѣ царитъ нищета, на
набережныхъ, гд* можно встрѣтить иностранцевъ и
провинціаловъ, въ молочныхъ, гд* в*чно толпятся
безработные рабочіе и горничныя, не им*ющія мѣста.
Въ садахъ на скамейкахъ, у тюремныхъ дверей и въ
самыхъ тюрьмахъ, въ больницахъ,—везд* эти охот-
ники за живымъ товаромъ сманиваютъ щедрыми по-
сулами цѣлыя толпы желающихъ. Толпа этихъ добро-
вольныхъ наемницъ состоитъ большею частью изъ
д*вушекъ, которыхъ пресл*дуетъ полиція, тѣснятъ
сутенеры, изводятъ содержатели, лѣнивая, косная кровь
которыхъ отравлена ядомъ порока—изголодавшаяся,,
угрюмая толпа женщинъ, заклейменныхъ
печатью
отверженія во вс*хъ городахъ Франціи, задыхающихся
за позорными стѣнами и рѣшетками, томящихся подъ
желѣзными замками, какъ прокаженныя...
—
Жив*е, Роза!
—
Пойдите вы на мое мѣсто, если вамъ не нра-
вится.
ГІровансалька, задыхаясь отъ злости, протянула:—
что не нравится?
Роза отв*тила ей непристойнымъ жестомъ.
—
Это ужъ слишкомъ!—прошипѣла
надзиратель-
ница.—Вы заплатите 5 франковъ штрафу.
Роза пожала плечами. Немногимъ больше, немно-
гимъ меньше... Все равно, что подставить голову подъ
ливень... Опоздаешь къ столу—штрафъ,
опоздаешь
въ салонъ—штрафъ; недостаточно в*жлива въ раз-
говор* съ хозяиномъ—штрафъ; не встанешь при вход*
хозяйки—штрафъ; выпьешь изъ стакана какого-нибудь
отвратительнаго кліента—штрафъ; откажешься пить съ
какимъ-нибудь пьяницей-штрафъ; продлишь свиданіе
противъ назначеннаго срока—штрафъ;
недостаточно
усладишь какого-нибудь негодяя—штрафъ!
И наслушалась же она этихъ угрозъ! Она бы за все
расплатилась, если бы могла, своими деньгами, которыя
получала „на булавки". Единственный прокъ отъ Па-
рижа былъ тотъ, что попадались щедрые кліенты.
Всѣ деньги, уплаченный за свиданія, оставались у}
хозяйки, которая за то обязывалась васъ даромъ со-
держать. Въ провинціи, кромѣ мелочи на булавки,
давали еще половину платы за свиданіе, но зато при-
ходилось платить содержаніе, а это всего хуже. И
здѣсь и тамъ грошей, добываемыхъ ц*ною низкой
угодливости, никогда не хватало на погашеніе двой-
ного счета—штрафовъ и долговъ.
При поступленіи въ Лувуа, гд* она дебютировала,
она должна была подписать вексель въ тысячу двѣсти
франковъ, за что ей обязались доставлять все необ-
ходимое: шелковые чулки, мягкія туфли, косметику,
гребни и т. п.
Когда, выплативъ долгъ, она захот*ла проѣздиться
въ провинцію, подышать свѣжимъ воздухомъ (ей очень
хвалили одинъ домъ въ Анжерѣ, гд* гости бывали
только изъ аристократическаго общества—высокопоста-
вленные чиновники и кюрэ), то одн* путевыя издерж-
ки (она ѣхала съ маклеромъ) наложили на нее новую
цѣпь, которая съ каждымъ днемъ тяжелѣла, по мѣр*
того какъ она брала авансы, дѣлала займы, платила
В. Маргерктѵ Проститутка.
19

подарки!'^ За
"
ЛУ И НаTM' Д*лала
необходимые
Мало того, что вы обязаны покупать все ѵ своей
хозяйки, платить втридорога за всякій хламъ
пла
взятыГ V ИХЩНЫ" СУММЫ За Пр0КаТЪ
дРаго
«-Ьнностей,
raZп У
ШИ Ж6' ПЛЭТИТЬ д°бавочньт прачкѣ
одна пара простынь и два полотенца полагались "я
недѣл
и; между тѣмъ бывали дни когтя ппГ
Дось принимать до пятнадцати пГС лей крядѵ)'
^
какь ложишься дл„Ь
Да, не легко! Васъ не только разоряютъ но наоѵ,„я
ютъ договоръ „„ормятъ такъ, что животы подаодитъ"
На завтракъ маленькій кусочекъ мяса, немного зелени
и сыру, вечеромъ супъ и еще что-нибудь, ночью-ос
татки всего, да и то въ обрѣзъ
ночью-ос-
Wo и этого мало: нужно ладить съ хозяевами
поѣхать съ ними куда-нибудь, пообѣдать вТзагор^
f все! ВЬдь ^аленькія подношенія поддерживаютъ
дружбу хозяинъ куритъ, хозяйка любитъ цвѣты
И
пошло!.. Уплыли послѣднія деньги, плѣнницей была
плѣнницей и осталась...
/
а
'
Камелія, Берта и Роза вошли въ салонъ сь гранато-
выми обоями, съ диванчиками тисненаго плюша. Съ пол-
Дюжины женщинъ, отвергнуть^ двумя толстыми ското-
промышленниками, расположились вдоль стѣн
храня
^^аГсГюМ0ЛЧаНІе'
СТаВШИ ВЪ ^
и выстамГъ
на показъ свою наготу, трое новоприбывшихъ глазами
приглашали посетителей, чѣмъ приводили
мѣшагельство; они молча переминались съ ноги на ногу.
Выборъ палъ на Берту и Камелію. Онѣ перекину-
лись торжествующимъ взглядомъ. Вотъ будетъ потѣ-
ха!—Но, предварительно, не вспрыснешь ли голуб-
чикъ? Сколько ты платишь?..
Роза, довольная, отошла въ свободный уголъ.
—
Дай-ка мнѣ папироску, Нинетта!—обратилась она
къ сосѣдкѣ, толстой брюнеткѣ съ обвислымъ живо*
томъ, въ красныхъ чз^лкахъ, плотно облегавшихъ ея
полныя икры.
—
Ты не отдашь,—проговорила Нинетта.— Ты всегда
у меня берешь. Теперь твой чередъ.
Задѣтая Роза воскликнула:
—
Пачку визирскаго отдамъ!
—
Вотъ это дѣло!
Роза хвастливо улыбнулась.
Пять франковъ штрафу, пять франковъ за табакъ
и пять франковъ за всякія мелочи... Однако, это вле-
титъ въ пятнадцать франковъ! Надо ихъ наверстать
надо быть полюбезнѣе съ...
Она закурила папироску о газовый рожокъ, медленно
затянулась и выпустила дымъ, окутавшій ее сѣрой
пеленой. Теперь она жила въ безпрерывномъ возбу-
жденіи... Утреннія тошноты быстро проходили, и вче-
рашнее опьянѣніе увеличивалось съ гіриходомъ ка-
ждаго новаго гостя, съ которымъ надо было пить под-
крашенный спиртъ... Головокружительный ядъ лился
безъ конца —вино красное, бѣлое, апельсинное, лимон-
ное,—всевозможные напитки разнаго вида и происхо-
жденія.
Прильнувши къ мягкимъ подушкамъ, она любова-
лась собою въ зеркалахъ, спускавшихся по стѣнамъ
отъ потолка до пола. Ея торсъ еще сохранилъ былую
грацію. Широкая шея возвышалась надъ бюстомъ, кото-
рый уже сдѣлался немного дряблымъ: слишкомъ много
рукъ его мяло, слишкомъ много г}'бъ впивалось въ
него... Прелестный животъ надъ ногами, сохранившими
еще свои красивыя линіи. Теперь она тѣломъ больше
19*

прельщала, чѣмъ лицомъ, которое уже начинало блек-
нуть. Подъ глазами появились темные круги, на вис-
кахъ морщинки, губы, уставшія отъ постоянныхъ улы-
бокъ, были широко раскрыты и обнажали два ряда не
совсѣмъ здоровыхъ зубовъ.
Тѣмъ не менѣе она сохранила въ своей привлека-
тельности блондинки, въ изяіцествѣ манеръ что-то
особенное, благодаря чему въ провинціи въ ней сразу
признали парижанку.
'
Прошли времена Оверніаттъ: „Богородицы съ перся-
ми!.." Наивная простота ея лица исчезла,' a вслѣдъ за
ней исчезли и прежнія перси... Но и теперь она могла
произвести впечатлѣніе въ какомъ заодно обществѣ.
Она не боялась ни худышки съ крупомъ порочнаго
гимназиста, ни южанки, игравшей левантинокъ, ни ры-
жей сѣверянки со звонкимъ смѣхомъ и дьявольскимъ
задоромъ, ни нѣмки въ 63'кляхъ —мнимой эльзаски,
которая всѣмъ угождала, ни аккуратной трудолюби-
вой голландкй!
И насмотрѣлась же она на этихъ товарокъ по тюрь-
мѣ; она уже забыла ихъ лица, имена! Отъ дѣвочки-
подростка, которая недавно впервые отдалась, до ста-
рой проститутки въ парикѣ, у которой морщины загла-
жены помадой! Цѣлая гамма! Отъ великанши до карли-
цы, отъ красавицъ до уродовъ—лохматыя чудовища
съ увѣчной грудью или безъ пальца, кривыя, хромыя,
горбатыя,—эти мрачныя игрушки мужскаго инстинкта.
Она до обѣда предавалась воспоминаніямъ, переби-
рая всѣ вертепы, гдѣ ея нищета находила пристанище.
Прежде всего Лувуа съ его анфиладой комнатъ, бле-
стѣвшихъ позолотой и зеркалами: испанская—смѣсь
желтаго и краснаго; восточная,—обтянутая кашемиромъ
и украшенная арабесками; японская—отдѣланная ла-
кированнымъ деревомъ съ инкрустаціей; индійская—
съ потолкомъ, напоминающимъ своды пагоды, и пуза-
тыми статуями Будды по угламъ; англійская—съ нике-
левой отдѣлкой, и, наконецъ, зеркальная комната, гдѣ
стѣны, полъ и потолокъ давали безчисленное мно-
жество отраженій. Лувуа съ его узкой витой лѣстни-
цей, сплошь въ зеркалахъ, гдѣ милліоны разъ отра-
жаются электрическія лампочки и гдѣ всегда жарко,
какъ въ банѣ.
Безъ конца приходилось подниматься и спускаться,
голова шла кругомъ, какъ на ярмарочной карусели.
Не многіе изъ посѣтителей умѣли устоять—ихъ за-
хватывала эта опьяняющая обстановка, гдѣ шампан-
ское лилось рѣкой.
Въ этомъ популярнѣйшемъ вертепѣ Парижа ее по
крайней мѣрѣ не обязывали пить; нужно было съ не-
виннымъ видомъ выливать свое вино на мраморную
доску стола, откуда оно по желобкаагь стекало въ
цинковые резервуары, а на завтра снова подавалось
въ бутылкахъ и за него снова платили...
Она не долго пробыла въ Лувуа — онъ былъ слиш-
комъ богатъ для нея, a посѣтители были въ большин-
ствѣ лесбійки или богатые иностранцы, которыхъ при-
водили сюда переводчики изъ гостиницы,—за полови-
ну дохода. Австралійцы, жители Южной Америки, евро-
пейцы съ холодной кровью прокучивали здѣсь ночи
на пролетъ. Въ гротѣ, позади блестящихъ комнатъ
устраивались живыя картины, разжигавшія животныя
страсти, въ этой душной атмосферѣ, насыщенной па-
рами спирта и человѣческаго тѣла, и неуловимымъ
запахомъ пола и нижняго платья, которымъ пропита-
ны всѣ увеселительныя заведенія.
Объ этомъ первомъ мѣстѣ своего заключенія она
сохранила самыя омерзительныя воспоминанія, какъ
о зловонной ямѣ.
Послѣ болѣе или менѣе продолжительныхъ свида-
ній въ этихъ ослѣпительно-роскошныхъ комнатахъ, по-
слѣ часовъ, проведенныхъ на ногахъ въ салонахъ,
нужно было уходить на верхъ и вмѣстѣ съ кѣмъ-ни-
будь дрожать тамъ отъ холода и задыхаться безъ свѣ-
жаго воздуха. Одна кровать на двоихъ, столъ для кос-

метики и кухонный стулъ... Тамъ, въ праздности и по-
луснѣ протекали часы досуга между обѣдомъ и испол-
неніемъ обязанностей... Тамъ въ объятіяхъ страстной
подруги изъ Тулузы, успокаивалась и проходила ея
усталость подъ горячими ласками послѣдней...
Въ Буленъ, куда она перешла затѣмъ, та же самая
двойственная жизнь и дружба съ женщиной, утѣшав-
шая ее иослѣ грязнаго общенія съ мужчиной. Ея служ-
ба тамъ напоминала ей самые тяжелые дни, проведен-
ные на улицѣ Комартенъ.
Порочные, разнузданные посѣтители—все это быстро
оиротивѣло. Она рѣшила бѣжать изъ Парижа, озна-
комиться съ провинціальными нравами. Изъ Анжера,
гдѣ ее возмущали грубыя требованія знатныхъ посѣ--
тителей, она переѣхала въ Нантъ.
Безъ сомнѣнія, если бы одинъ морякъ не увлекся
ею и не вырвалъ изъ „Золотого Фазана", то обѣща-
ніе дать ей отдѣльную комнату, гдѣ бы она себя чув- .
ствовала свободно, комнату съ большой орѣховой кро-
ватью, съ зеркальнымъ шкафомъ, съ комодомъ, надъ
которымъ были развѣшаны фотографіи,—безъ сомнѣ-
нія, жизнь, напоминавшая семейную обстановку,—за-
ставило бы ее съ меньшимъ сожалѣніемъ закг.балить
есбя въ такое же рабство.
Всюду—она ужъ въ этомъ достаточно убѣдилась—
на сѣверѣ, какъ и на югѣ, на западѣ, какъ и на во-
сток, вездѣ царила та же беззастѣнчивая и дикая
эксплоатація.
Жаловаться?—Но полиція не обращаетъ никакого
вниманія, гонитъ прочь... Каждый—хозяинъ въ своемъ
домѣ, а право содержать дома подтверждено закономъ.
Кромѣ того, хозяева вѣдь платятъ нѣкоторымъ муни-
ципалитетам^ или, вѣрнѣе., нѣкоторымъ чиновникамъ,
дань, принимаемую благосклонно...
Тягайтесь съ ними послѣ этого!.. Вамъ живо внушатъ,
что вы только лишь машина!..
Оставшись однажды безъ мѣста, она снова занялась
тайной проституціей. Возвратившись изъ Анжера, она
на одной изъ глухихъ улицъ близъ Сены наняла квар-
тиру, гдѣ отъ времени до времени принимала завод-
скихъ рабочихъ и приводила запоздалыхъ прохожихъ...
Она скоро узнала, что, не смотря на правильный
медицинскій надзоръ на дому, за который она платила,
она все-таки не будетъ избавлена отъ деспотическихъ
преслѣдованій полиціи. Какъ могла она бороться съ
этими тайными проститутками, съ этими тысячами ра-
ботницъ, которыя продажей своего тѣла должны были
пополнять мизерный заработокъ, котораго не всегда
хватало на хлѣбъ?
Она хваталась за случайныхъ кліентовъ—какого-ни-
будь подвыпившаго з'нтеръ-офицера, загулявшаго въ
кафе-шантанѣ низшаго разбора—чтобы скопить хоть
немного денегъ. Наконецъ, она отправилась къ поѣзду
и вдругъ на вокзалѣ—трахъ! Счастливая или несча-
стливая (почемъ знать?) случайность свела ее со старой
подругой.
—
Это ты, Шарикъ?
Шарикъ, названная такъ по контрастз', такъ какъ
была худа, какъ щепка, только вышла изъ больницы
Пуатье, куда попала послѣ неудачнаго тз'рнэ въ ка-
чествѣ пѣвицы. Она не унывала впрочемъ:
—
Не везетъ, говоришь ты? Но вѣдь у меня слав-
ный голосъ...
Роза вспомнила: какъ-то разъ на бульварѣ Сенъ-
Мишель Шарикъ очаровала ихъ въ кабачкѣ Марьеттъ
своимъ пѣніемъ.
—
Слушай же, старина: ангажементъ грошовый, и
какія условія!..
—
Еще хуже, чѣмъ въ публичномъ домѣ... Ты жа-
луешься? Напрасно...
За сто пятьдесятъ франковъ зъ мѣсяцъ—а одно
платье стоить вдвое больше—ты обязана пѣть ка-
ждый вечеръ(утро—твое) на открытой сценѣ, деколь-
тированная до сихъ гіоръ... (Шарикъ ткнула себя въ

животъ), платить за право ужина и ночлега въ своей
грязной конур* да еще спать со вс*ми зрителями,
если имъ этого хочется. Клакеры приходятъ за тобой,
ты показываешься и—готово! Не такъ ли? Въ кафе-
шантан* же нужно пускать пыль въ глаза нарядами
и сидѣть до трехъ, а то и до шести часовъ утра,
ожидая, пока тебѣ дадутъ!.. О, н*тъ! я не хочу боль-
ше!.. А не попробовать ли намъ вмѣстѣ на улиц*
Сенъ-Люнеръ?..
И вмѣсто того, чтобы послушаться совѣтовъ доброй
дамы, которая, зам*тивъ ихъ растерянный видъ, пред-
ложила имъ пріютиться въ одномъ дом*, пока он* най-
дутъ работу, и такимъ образомъ изб*гнуть проститу-
ціи,—Роза поступила въ „Стогъ С*на", гд* недолго
подвизалась чахоточная Шарикъ; она свалилась въ одинъ
мѣсяцъ...
„Правда, въ этомъ вертеп* легко схватить
простуду, когда разгоряченная выходишь изъ душнаго
зала"...
У Шарика была нѣжная, чуткая душа, ея мягкія лас-
ки успокаивали горе.
—
Пожалуйте къ столу!..
Затѣмъ Руанъ, Марсель, огромный домъ въ Грен ель,
гд* она бы меньше страдала, если бы не эти ужасныя
воскресенья съ пѣхотинцами, кавалеристами и другими
питомцами военныхъ,—в*дь тамъ каждой давалась от-
дѣльная комната и громадный садъ...—все см*шалось
въ ея памяти и провалилось въ бездну прошлаго...
Роза поднялась съ ощущеніемъ тяжести подъ ложеч-
кой. Она закусила и выпила со скотопромышленни-
комъ,—простая в*жливость по отношенію къ Каме-
ліи,—и потомъ, отъ этого нельзя отказываться.
Въ длинной, узкой комнат*, загроможденной столами
и стульями, всѣ подс*ли къ блюду съ жаркимъ изъ
барашка и бобами.
Розу мучила жажда, руки ея были влажны, пульсъ
часто бился. Чтобы залить изжогу и немного разогнать
хандру, она залпомъ выпила полбутылки. Нинетта въ
подражаніе ей заказала бутылку Макона. Роза не уни-
малась. Довольная надзирательница принесла дв*,
а
потомъ еще четыре бутылки. Отбивъ вилкой печать,
она зажимала бутылку кол*нями и съ шумомъ вытас-
кивала пробку при громкихъ крикахъ и см*х* окру-
жающихъ.
Внизу хозяинъ аккуратно велъ счетъ отпускаемому
товару.
Появленіе двухъ бутылокъ шампанскаго,—дань ско-
топромышлешшковъ, об*давшихъ своей компаніей въ
отдѣльномъ кабинет*, откуда все время доносился шумъ,—
только увеличило разгулъ.
Роза ни о чемъ не думала, когда, выпивъ подъ ви-
домъ кофе, три рюмки крѣпкой настойки, она спуска-
лась въ курительную комнату.
Ст*ны, увѣшенныя рекламами, полъ, столы—все пры-
гало вокругъ нея. Дверь безпрерывно хлопала. Ско-
топромышленники съ мозолистыми руками, постав-
щики виллетскихъ боенъ, входили,
присаживались,
платили за выпитое женщинами.
Привыкшіе вращаться среди скотины, они съ грубыми
прибаутками пребольно хлопали по голымъ плечамъ
женщинъ, словно это были не люди, а животныя.
Роза, у которой вся кожа покрылась синими жилками,
вдругъ принялась буянить. Съ губъ ся срывались про-
клят, спина горѣла ,въ вискахъ стучало, мозгъ точно
разрывалася на части... Вскочивъ на ноги, она схватила
скамейку и бросила ее въ голову одному изъ мужиковъ.
Тотъ, сперва пораженный изумленіемъ, разсвир*п*лъ
и замахнулся кулакомъ, но ударъ только наполовиу
зад*лъ Розу.
Хозяинъ схватилъ ее сзади за волосы и потянулъ съ
такой силой, что у нея вырвался дикій, животный вопль.
Онъ кулакомъ заткнулъ ей ротъ и, толкнувъ ее на
скамью, занесъ другую руку, чтобы заставить ее за-
молчать. Роза, съ расшибленнымъ лицомъ, сдерживала
рыданія, чтобы изб*гнуть новыхъ побоевъ. Она долго

жалобно стонала, и стонъ этотъ такъ билъ по нервамъ,
что Нинетта не выдержала и подсѣла къ ней.
—
Проглоти вотъі—съ состраданіемъ сказала она,
протягивая ей стаканъ съ цѣлительнымъ бальзамомъ.
Роза машинально выпила.
Хозяйка пришла на шумъ, вѣрнѣе, приплыла мед-
ленно (вѣсу въ ней было не меньше 7% пудовъ), со-
храняя величественный видъ. Ея жирный подбородокъ,
походившій на огромный пузырь, трясся отъ негодо-
ванія.
—
Вы забыли, гдѣ находитесь, дитя мое! Вы въ по-
рядочномъ домѣ. Извинитесь сію же минуту передъ
гостями!
Роза колебалась!.. Не послать ли ихъ всѣхъ къ
чертямъ? Но куда дѣваться потомъ? Что дѣлать съ
долгами?..
Многозначительный, угрожающій взглядъ хозяина
говорилъ ей, что если она будетъ упорствовать и не
обсудитъ своего положенія, то онъ самъ сведетъ съ
ней счеты. Весь хмель послѣ стычки вылетѣлъ у нея
изъ головы. Здѣсь было не хуже, чѣмъ въ другихъ
домахъ... Она уже привыкла... Что стоило ей сми-
риться?.. Не передъ этими, такъ передъ другими?..
Развѣ не ея удѣлъ всю жизнь терпѣть издѣвательства?
Таить въ себѣ обиды, терпѣть нищету, голодъ? Ко-
гда ее истязаютъ—подставлять еще больше свое тѣло
для услажденія хозяина?..
Она объяснилась, т.- е . извинилась:
—
Ты вѣдь тоже сдѣлалъ МЕЕѢ больно!..
Она ласкала рукой красную небритую физіономію
гостя, удивленно смотрѣвшаго на нее.
—
A вѣдь у дѣвочки совсѣмъ недурной бюстъ!
—
Еще бы!—подтвердила она, быстро распахиувъ
пеньюаръ.
Окончательно побѣжденный, гость ударилъ кула-
комъ по столу:
—
Ставлю пуншъ на мировую!
Омочивъ губы въ огненной жидкости, Роза почув-
ствовала, что и она не прочь... Бьется больно, значить,
не дуракъ и того... Она пощупала мускулы, шарооб-
разно вздувшіеся подъ грубой тканью пиджака...
Удовлетворившись, она позволила мозолистымъ ру-
камъ скользить по ея тѣлу, поддаваясь ласкѣ, разста-
вила свои ноги, затянутый въ длинные шелковые
чулки.
Окончивъ пить, она спросила:
—
Пойдемъ?..
Любовью, страстью, всѣми своими чувствами жила
она въ эту минуту. Въ ея развинченномъ организм^
половое возбужденіе мѣшалось съ остатками хмеля,
и она вся отдавалась инстинкту, какъ послушное жи-
вотное, рабски лижущее властную руку.
Черезъ часъ, вся разбитая, она снова сошла внизъ,
и опять то же.
Новые посѣтители, снова вино, новыя оргіи слѣдо-
вали другъ за другомъ, какъ каждую субботу, какъ
каждый день... Сегодня она ихъ насчитала—вѣрнѣе,
считалъ хозяинъ, такъ какъ она ужъ потеряла способ-
ность ясно мыслить—пятнадцать. ГІодъ руками, со
звѣрскимъ нетерпѣніемъ или медленно раздѣвавшими
ее, подъ тяжестью тѣлъ, навалившихся на нее, она
казалась себѣ мертвецомъ. Ей чудилось, что она снова
на улицѣ Буленъ, въ комнатѣ, обтянутой черной ма-
теріей, на катафалкѣ, окруженная маніаками, которые,
сдерну въ съ нея саванъ, овладѣвали ею, a оЕіа лежала,
безеильно раскинувъ руки и сомкнувъ глаза, какъ
мертвецъ...

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
I.
—
H}', скажи: до свиданья!
Габріель Дормуа высоко подбрасывала своего сына
въ теплой, уютной комнатѣ со спущенными гардинами-
Уже горѣла лампа.
Она смѣялась отъ всей души, глядя на это малень-
кое, счастливое созданіе. Кругленькая мордочка, обра-
мленная золотымъ пушкомъ, смѣялась ей въ отвѣтъ
своими прищуренными глазками, открытымъ ротикомъ,
откуда вырывались нечленораздѣльные звуки, выра-
жавшіе неопредѣленное желаніе и радость. Дрыгая
полуголыми ножками, обутыми въ крошечные баш-
мачки, ребенокъ пухлыми ручонками тянулся къ во-
лосамъ матери...
Она въ порывѣ нѣжности прижала его къ груди.
—
Радость моя!
Двое ея гостей и мужъ улыбались—Дормуа съ вос-
хишеніемъ и оттѣнкомъ скромности, докторъ Гюртрель
съ нѣжностью, которую ему хотѣлось скрыть, Монталь
же весь сіялъ.
_
Ну,—сказалъ Дормуа,-положи его спать и пос-
тарайся дать намъ обѣдать во-время!
Она удалилась, сдѣлавъ граціозный прощальный
жестъ, которому очень мило подражала маленькая
ручка.
—
Онъ пріобрѣтаетъ манеры,—сказалъ Дормуа.
Маленьком^' Жану вчера исполнился годъ.
Дормуа дѣлилъ свою глубокою любовь между этими
двумя существами, въ которыхъ воплотилась вся его
жизнь, которыя поддерживали его вѣру, надежду, по-
вышали продуктивность его работы. Жанъ, Габріель!..
Будущій человѣкъ, который пойдетъ по его слѣдамъ.
Жена—это истинная жена, которая была ему одно-
временно и возлюбленной, и другомъ, вѣрнымъ, разум-
нымъ и преданнымъ товарищемъ... Онъ смѣло могъ
похвастаться, что, не искавъ далеко, нашелъ разгадку
міровой проблемы... Счастье!
Выросшіе оба въ нуждѣ, они понимали, что суще-
ствованіе—веіць простая для того, кто умѣетъ доби-
ваться, но при условіи ничего не ждать отъ другихъ,
надѣяться только на себя, умѣть терпѣть и быть спра-
ведливымъ...
Когда дверь закрылась, Монталь, потирая руки, ска-
залъ Гюртрелю:
—
Ну что, мой милый, васъ это не соблазняетъ?
Гюртрель посмотрѣлъ на Дормз'а, зад}'мчиво погла-
живавшаго свою бороду.
—
Не всякій сумѣетъ откопать такую рѣдкую птич-
ку, какъ нашъ другъ...
—
О,—проговорилъ Монталь,—на свѣтѣ есть тысячи
очаровательныхъ дѣвушекъ въ родѣ Габріель. Конечно
не всѣ получили такое свободное воспитаніе, и если
говорить о бз'ржуазной средѣ, то многія погрязли въ
этомъ стоячемъ болотѣ рутинныхъ понятій и предраз-
судковъ, въ привычной атмосферѣ нашихъ, такъ ска-
зать, правящихъ классовъ. Тѣмъ не менѣе я утвер-
ждаю, что три четверти женщинъ, вступавшихъ въ
бракъ въ молодомъ возрастѣ, съ приданымъ или безъ
онаго,—преимущественно безъ онаго,—дѣлаются хо-
рошимиШ вѣрными женами. Проклятая денежная сто-
рона опошляетъ французскій бракъ въ самомъ его
корнѣ—я не говорю о народѣ, гдѣ женятся большей
частью по любви.

_
о,—сказалъ Гюртрель,—вы прекрасно знаете, что
денежная сторона меня совершенно не интересуетъ!
—
Знаю, — проговорилъ Монталь, —вы безсребрен-
никъ. И ваша заслуга тѣмъ выше, что вы богаты. Но
вы ушли въ свои изслѣдованія, часть вашихъ доходовъ
уходитъ на лабораторію. Вы бы сразу очутились въ
затруднительномъ положеніи, если бы вамъ на ваши
средства пришлось жить вдйоемъ. И потомъ, вы ужъ
отчасти старый холостякъ.
Гюртрель согласился съ этимъ. Монталь вздохн}міъ:
—
Я уже совсѣмъ старый холостякъ. Сколько вамъ
лѣтъ? Тридцать восемь?.. A мнѣ сорокъ семь. Теперь
уже поздно, слишкомъ поздно жениться на молодой
дѣвушкѣ, начинать вмѣстѣ тотъ путь, который при-
дется пройти рука объ руку до самаго конца. Нельзя
запречь въ одну телѣгу разбитую клячу съ полной
огня молодой лошадью. Не диво, если потомъ запряж-
ка трещитъ и рвется!.. Въ нашемъ возраст* позволитель-
но жениться на вдовахъ, старыхъ д*вахъ или разве-
денныхъ женщинахъ. Подобные браки были бы счаст-
ливыми, если признать покорность судьб* однимъ изъ
условій счастья. Но, во всякомъ случа*, тутъ не мо-
жетъ быть и р*чи о св*тлыхъ горизонтахъ, о безгра-
ничныхъ персгіективахъ! Да, мой милый Дормуа, я бы
вамъ позавидовалъ, если бы ваше счастье не было въ
то же время и моимъ. Поневол* приходится на старо-
сти л*тъ отогр*ваться у чужого очага.
—
Безспорно,—сказалъ Гюртрель,—если бы законы
могли хоть сколько-нибудь вліять на обычаи, если бы
они не являлись ихъ сл*дствіемъ, какъ изображеніе
относительно чувствительной пластинки, то сл*довало
бы закономъ предписать, въ интересахъ обществен-
наTM блага, обязательную женитьбу въ молодомъ воз-
раст*.
А,—сказалъ Дормуа, что же тогда сталось бы съ
нами, бѣдными сифилидологами? Если бъ вс* жени-
лись въ молодости, то не было бы ни сифилиса, ни
проституціи...
—
Конечно,—подтвердилъ Гюртрель.— Главная при-
чина проституціи, a слѣдовательно и сифилиса, кроет-
ся въ томъ, что мы своевременно не заботимся о вы-
полнены первой изъ обязанностей человѣка—творить
жизнь, жизнь молодую, нормальную, здоровую... Вмѣ-
сто того, чтобы сразу выбрать себ* подругу, устро-
ить, соответственно средствамъ, свой прочный очагъ,
въ теплот* котораго протекало бы наше существова-
иіе, мы предпочетаемъ, подъ предлогомъ нѣжнаго вле-
чены или просто ради интрижки, мимолетную связь,—
все равно, опоэтизирована она или нѣтъ,—съ первой
встрѣчной женщиной. Мы истощаемъ наши силы, наши
лучшія силы, цв*тъ здоровой чувственности, покупными
ласками,—все равно, длятся-ли он* день или годъ. Хо-
рошо, если, прод*лывая все это, мы вредимъ только
себ*; если, удовлетворяя свои животные инстинкты, мы
не увеличиваемъ кадровъ этихъ несчастныхъ проститу-
токъі
—
Еще одно зам*чаніе,—добавилъ Монталь. —Муж-
чина женится, растративъ свои лучшія силы, подобно
скороходу, у самой ц*ли. Онъ уже отжиль, тогда
какъ жена лишь начинаетъ жить. Онъ изв*далъ все,
онъ видитъ въ своей жен*,—это ему передано пред-
ками,—только самку, низшее существо, нужное, глав-
нымъ образомъ, для того, чтобы производить дѣтей,
а изр*дка доставлять мужу и наслажденія... Она же,
благодаря иелѣпому воспитанію, узкимъ и ложнымъ
понятіямъ о ц*ломудріи, которыми мы обязаны церк-
ви,—она не знаетъ ничего, не им*етъ представлеиія
о священныхъ законахъ природы. Единеніе половъ,
извращенное восемнадцатью вѣками христіанства, ос-
тается для нея секретомъ до того момента, какъ ея
повелитель откроетъ ей эту тайну, тѣмъ болѣе ее сму-
щающую, что ее всегда заботливо оберегали отъ нея,
какъ отъ чумы. Сколько неправильныхъ недоразум*ній

возникаетъ отсюда! Сколько разводовъ, зарождающихся
въ первую же ночь! Въ сущности миръ супружеской
жизни есть прежде всего вопросъ брачнаго ложа.
Между мужемъ и женой, поженившимися въ молодомъ
возрастѣ, питающими уваженіе другъ къ другу, рѣдко
возникаютъ недоразумѣнія съ этой стороны. Но возьмемъ
другую супружескую чету. Даже, когда царитъ наруж-
ный миръ, война не за горами. Жена,—по крайней
мѣрѣ, такая женщина, которая съ дѣтства не была за-
бита мужской тираніей,—очень скоро начинаетъ по-
нимать, что хотя съ ней и обращаются, какъ съ низшей,
она все же имѣетъ не меньшія права. Она заводитъ
себѣ любовника, а мужъ возвращается къ „дѣвочкѣ".
—
И если бъ вся бѣда,—замѣтилъ Гюртрель,—заклю-
чалась только въ извѣстномъ стремленіи мужчины къ
разнообразію и господству!.. Но вы какъ разъ только
что говорили, дорогой учитель, что въ средѣ буржу-
азіи, къ которой мы принадлежимъ, суіцествуетъ еще
денежный вопросъ!
Монталь наклонилъ голову въ знакъ согласія. Дор-
муа подтвердилъ молчаніемъ. Между ними пронесся,
какъ шквалъ, призракъ всѣхъ ужасовъ и преступленій,
совершаемыхъ на землѣ ежедневно въ жестокой борьбѣ
за удовлетвореніе низкихъ потребностей... Деньги—мі-
ровой рычагъ!.. Деньги, которыя могли бы дѣлать
столько добра и причиняютъ столько зла!..
Монталь заговорилъ снова:
—
Развѣ мы въ силахъ за одинъ день вытравить
тотъ ядъ, которымъ пропитывались въ теченіе многихъ
вѣковъ?.. Былое равновѣсіе нарушено; пошатнулось на-
чало власти, согласно которому люди жили съ осно-
ваніи религій, подъ игомъ котораго изнывало столько
народовъ... Давно ли современная наука преобразила
всѣ условія жизни и унесла насъ своимъ мощнымъ по-
токомъ по ту сторону неба, населеннаго богами — по-
рожденіемъ нашего страха, — по ту сторону старыхъ
устоевъ, къ новымъ открытіямъ и прогрессу?..
Все это въ сущности такъ еще ново, что нечего
удивляться являемом}' современностью разладу между
міромъ вчерашнимъ, теократическимъ, и міромъ зав-
трашнимъ, грядущимъ міромъ соціальной нравствен-
ности!.. Соціальная нравственность, т. -е . совокупность
проявленій индивидуальной воли, все болѣе и болѣе
сознател ьныхъ !..
Потомки латинцевъ, мы сохранили денежный культъ,
привычку къ приданому, извинительную при преж-
нихъ нравахъ... Женщина-раба приносила своему вла-
дыкѣ, мѣняя семью, все, чѣмъ могла поддержать его
существованіе. Многіе не возвысились надъ этой точ-
кой зрѣнія... Они ищутъ приданаго, потому что ихъ
предки его искали, потому что такъ легко и пріятно
безъ труда увеличить свое состояніе или пріобрѣсти
его. Тѣ, у кого нѣтъ денегъ, живутъ только однимъ
желаніемъ—имѣть ихъ; тѣ же, у кого онѣ есть, хо-
тятъ имѣть еще больше! Дѣвушка старѣетъ въ.то
время, какъ ея родители выбиваются изъ силъ, чтобы
составить ей приданое, а мужчина развлекается въ
жизни, пока это приданое будетъ накоплено! Или же,
если оно уже есть, молодая дѣвушка терпѣливо ждетъ,
чтобы родители ей подыскали такую же мошну, если
только какой-нибудь аферистъ не увлечетъ ея и не
похититъ насѣдки, а съ ней и золотыхъ яицъ! Къ
счастью, таковы нравы только верхнихъ слоевъ. Сни-
зу же можно ожидать спасительнаTM толчка. Нужно толь-
ко желать, чтобы онъ былъ достаточно энергиченъ, а
главное, чтобы индивидуальная воля, грядущая побѣ-
дительница, оказалась настолько сознательной, что бы
соціальная нравственность, религія человѣческой соли-
дарности могла свободно замѣнить мораль теократи-
ческую, слѣпое преклоненіе предъ властью!..
Гюртрель и Дормуа задумчиво перебирали въ умѣ
цѣнныя слова, высказанныя Монталемъ. Ихъ глубокій
детерминизмъ склонялъ ихъ къ этой концепціи новой
морали, которая явится результатомъ новыхъ потреб-
В. Маргеритъ. Проститутка.
20

ностей, которая настанетъ, потому что она должна
наступить. Въ особенности Дормуа, воспитанный на
соціологіи, съ довѣріемъ ожидалъ грядуіцаго разсвѣта.
Вѣра Гюртреля была менѣе тверда. Его терзали со-
мнѣнія.
<••
—
Ну, Дормуа, вы можете быть вполнѣ спокойны!
Ваша „Патологія венерическихъ болѣзней" и ваша
новая книга о проституции.. Кстати, на чемъ вы оста-
новились? Какъ вы ее назовете?
—
„Ручейки и большая рѣка".
—
Недурно! И она долго не потеряетъ живого ин-
тереса, какъ и эти прекрасные трактаты!
Онъ указалъ на тотъ отдѣлъ биліотеки, гдѣ на
кожаныхъ переплетахъ было вытиснено золотомъ:
„Робертъ Монталь".
И, покачавъ головой, продол-
жалъ:
—
Какъ бы быстро ни двигалась наука и какой бы
переворотъ ни произвели ея выводы,—сперва въ на-
шей- экономической жизни, a затѣмъ и въ духовной,
ибо одна всегда бываетъ подобіемъ другой,—я боюсь,
что проституція останется одной изъ эндемическихъ
болѣзней, неразлучныхъ съ человѣческой природой.
Быть можетъ, удастся при помощи оздоровленной сре-
ды ея воздѣйствіемъ на отдѣльныхъ индивидовъ осла-
бить ея интенсивность. Но я еще не вѣрю въ возмож-
ность полнаго перерожденія личности подъ вліяніемъ
среды. Проституція рождена вмѣстѣ съ человѣкомъ
и умретъ только вмѣстѣ съ нимъ.
—
О,—проговорилъ Монталь,—я
не такъ наивенъ,
чтобы надѣяться на быстрое измѣненіе. На аренѣ че-
ловѣчества мы, случайные зрители, можемъ наблюдать
только скоропреходящее. Мы приподымаемъ только
уголокъ завѣсы, скрывающей насъ самихъ, наше настоя-
щее и будущее. Настоящее темно, будущее мрачно,
хотя мнѣ и хочется увидѣть свѣтъ зари. Но, по край-
ней мѣрѣ, я успѣлъ въ этомъ калейдоскопѣ замѣтить,
что въ немъ измѣнилось, и выдѣлить законы прошлаго.
Мы видимъ за собою широкое поле человеческой дея-
тельности. И, чортъ возьми, я знаю, какъ и вы, на
какія заблужденія толкаетъ просвещеннейшія человѣ-
ческія расы инстинктъ, соединеннный съ дикимъ эго-
измомъ мужчины! Исторія проституціи въ Ассиріи,
Египте, Индіи, Греціи и Риме неразрывно связана съ
зарожденіемъ религій, съ царствованіемъ и вырожде-
ніемъ владычныхъ династій. Лингамъ, Tay, Фаллосъ
простерли на бездну столетій свое символическое вла-
дычество... И, какъ заметилъ Гюртрель, аѳинская
регламентація проституціи,—съ ея пленницами, запер-
тыми въ дома терпимости; съ ея девушками, играю-
щими на флейте, мало чемъ отличающимися отъ на-
шихъ среднихъ проститутокъ; съ ея гетерами, похо-
жими на иашихъ авантюристокъ,—все это мало отли-
чается отъ парижской регламентации Съ техъ поръ,
какъ міръ существуетъ, то же самое начало власти,
передается изъ поколенія въ поколеніе, тяжелымъ гне-
томъ ложится на плечи народа подъ разными предло-
гами, но съ одинаковой силой. Надо однако признать—
за монархіей и олигархіей идетъ демократія медлен-
нымъ, но твердымъ шагомъ. По мере того, какъ
вымираетъ одно поколеніе, нарождается другое, съ
более широкими взглядами, идеалом!, котораго явля-
ется счастье и справедливость для всѣхъ. Это посте-
пенное совершенствованіе и углубленіе сознанія ка-
ждаго индивида происходить такъ медленно, что намъ,
наблюдателямъ, оно кажется не существующимъ. Но
это неверно, но мы недостаточно внимательно присмат-
риваемся къ его ходу... Жизнь намъ кажется непо-
движной, тогда какъ она эволюціонируетъ. Вчерашній
день отличается отъ завтрашняго. Наша старая соці-
альная машина можетъ еще раздавить не мало людей,
,
но
это не помешаетъ идее женскаго равноправія съ
каждымъ днемъ проникать все глубже и глубже въ
умы массъ, и не остановить роста человеческой соли-
дарности!.. Цѣпь рабовъ, согнувшихъ спины подъ би-
20*

чемъ, изображенная на барельефахъ Ниневіи, отмѣча-
етъ—невозможно это отрицать—уже пройденный этапъ.
Мы не бросаемъ теперь камнями въ женщину, нарушив-
шую супружескую вѣрность. Вмѣсто того чтобы из-
давать декреты, какъ это дѣлалъ Людовикъ IX въ
1254 году: „Всякая дѣвица легкаго поведенія, какъ въ
город*, такъ и въ деревн*, изобличенная въ ономъ
порок*, наказуется лишеніемъ всего имущества до^ юб-
ки и шубейки", мы стремимся упразднить полицейскія
учрежденія, покрывающія позоромъ свободную страну,
кроткую и гуманную націю.
—
Ба,—воскликнулъ Гюртель,—Дормуа напрасно бу-
детъ изыскивать способы осушить мелкіе ручьи: вѣдь
главная р*ка не остановитъ своего теченія.
—
О, нѣтъ! возразилъ Дормуа.
Онъ пристально посмотр*лъ на Гюртреля своими
прекрасными, чарующими глазами:
—
Развѣ вы, Гюртрель, не над*етесь отыскать въ
своей лабораторіи безконечно малаго, но злого врага,
таинственную бактерію сифилиса, съ которою мы теперь
боремся ощупью при помощи лѣчебныхъ средствъ?.. И
часто съ усп*хомъ!.. Вотъ, напримѣръ, Аннета—кра-
савица Аннета, и эта б*дная мадамъ Дюмэсъ!.. Раз-
вѣ въ Пастеровскомъ институт* не открыли противо-
дифтеритную сыворотку? Вы же сами откроете, или
другіе, будушіе Гюртрели, откроютъ антисифилити-
ческій ядъ... противъ этого невидимаго, неосязаемаго
микроба... Что же касается прямыхъ причинъ прости-
туши, то мы вѣдь знаемъ длину, ширину и глубину
этихъ отравленныхъ источниковъі А вы разв* не на-
дѣетесь, что мы сможемъ, съ ростомъ сознательности
въ обществ* если не осушить, то ограничить, сузить
этотъ грозный потокъ? Вы говорите, что р*ка не оста-
новитъ своего теченія? Допустимъ, но в*дь сила те-^
ченія будетъ меньше... Я удовольствуюсь и этимъ. Римъ
былъ построенъ не въ одинъ день. Почему же буду-
щее не должно подчиняться этому закону?
Гюртрель скептически улыбался.
Дормуа съ искреннимъ увлеченіемъ продолжалъ:
—
Не будемъ слишкомъ напирать—я дѣлаю вамъ
уступку—на то, что уменьшеніе силы теченія будетъ
сл*дствіемъ новаго воспитанія. Это слишкомъ медлен-
ный процессъ, чтобы, основываясь на немъ, уже вы-
числять будущіе результаты... И т*мъ не мен*е—про-
стите за доводъ ad personam—когда во Франціи будетъ
больше такихъ браковъ, какъ у Дормуа, и когда отъ
такихъ браковъ будутъ рождаться д*ти... Сознайтесь,
что это въ порядкѣ вещей...
Гюртрель подтвердилъ сердечной улыбкой. Монталь съ
удовольствіемъ слушалъ подтвержденіе своихъ собствен-
ныхъ мыслей и не сводилъ съ Дормуа ласковаго взгляда.
—
Не думаете ли вы,—продолжалъ Дормуа,—что если
бы каждый соблазнитель подвергался строгой кар*,
то мы бы значительно уменьшили это зло? Не будемъ
подражать строгому Солону, по законамъ котораго
каждый, обольстившій женщину, подвергался казни,—
но не кажется ли вамъ, что если бы мы установили
штрафъ для соблазнителя и обязательство жениться на
обольщенной, не кажетсяли вамъ, что мы ослабили бы до
извѣстной степени ужасное зло? Не стыдно ли, что въ
XX вѣкѣ запрещено отыскивать отца? Поел* этого не
удивительно, что рождаемость понижается, что прости-
туція растетъ!.. Напротивъ, надо удивляться, что теперь
не такъ часты аборты, что нѣтъ больше несчастныхъ
младенцевъ, которыхъ матери-дѣвушки, передъ т*мъ,
какъ пойти на улицу, душатъ, умерщвляютъ, чтобы за-
т*мъ утопить въ помойной ям* или закопать гдѣ-ни-
будь въ укромномъ уголкѣ! И тѣ самые законы, кото-
рые караютъ умышленные аборты и д*тоубійство, д*-
лаютъ изъ этихъ д*тей отшепенцевъ, безправныхъ
паріевъ, налагаютъ на нихъ проклятіе! И въ то время,
какъ мать выбивается изъ силъ, отецъ преспокойно
гуляетъ на свобод*, какъ ни въ чемъ не бывало, и
продолжаетъ пользоваться всеобщимъ уваженіемъ!..

—
Ясно,—потвердилъ Гюртрель,—что разумное за-
конодательство...
—
Но это только одна изъ причинъ!—прервалъ его
Дормуа. —Пойдемъ дальше. Одной изъ наиболѣе ча-
стыхъ причинъ является скудость заработной платы
женщинъ. Всегда найдутся фарисеи, которые вамъ бу-
дутъ говорить: „Женщина—украшеніе домашняго очага,
она должна заниматься хозяйствомъ, ей не зачѣмъ
.в ыходить за предѣлы своего назначенія!.." A извѣстно
ли вамъ, сколько во Франціи женщинъ, лишенныхъ
очага и хозяйства, которыя должны работать на ряду съ
мужчинами, чтобы добыть себѣ проиитаніе?.. Ихъ шесть
съ половиной милліоновъ!.. А сколько женщинъ съ ка-
ждымъ днемъ перестаетъ украшать этотъ пресловутый
очагъ, чтобы заработать жалкіе гроши для пополненія
скудныхъ средствъ? Около трехъ милліоновъ!.. Но
будемъ говорить только о первыхъ, о тѣхъ, которыя
работаютъ не меньше мужчинъ, а получаютъ вдвое или
втрое меньше. Чтобы женщина могла существовать, ей
нужно з франка въ день. На 3 франка она бы имѣла,
по крайней мѣрѣ, кровъ, могла бы, хоть бѣдно, одѣ-
ваться и не умирать съ голоду. Слѣдовательно, могла
бы, обладая добродѣтелями, граничащими съ герой-
ствомъ, не обращаться къ гіроститущи... Хорошо! Но
вѣдь есть сотни тысячъ женщинъ, не зарабатываю-
іцихъ даже полутора франковъ въ день! Возьмемъ, на-
Ііримѣръ, доходъ работающихъ у себя на дому, гдѣ,
замѣтьте, женскій трудъ преобладаетъ и гдѣ онъ опла-
чивается одинаково, если не лучше мужского. Изъ ста-
тистическихъ данныхъ видно, что большая часть этихъ
восьмисотъ пятидесяти тысячъ работницъ не только
съ трудомъ, но часто и вовсе не можетъ свести кон-
цовъ съ концами. Портнихи, зарабатывающія 2 франка
въ день, сидятъ четыре мѣсяца въ году безъ работы;
женщины, которыя шьютъ галстуки, зарабатывают
не больше франка; бѣлошвейки, за пятнадцать часовъ
пришиваюшія 350 пуговицъ, получаютъ за это 75 сан-
тимовъ! A вѣдь жить надо!.. И надо помнить, что ни
квартирохозяинъ, ни булочникъ ничего не уступятъ...
Сдѣлайте сами выводъ!..
—
Чѣмъ помочь?—возразилъ Гюртрель.— Несомнѣн-
но, общество обрекаетъ огромное число женщинъ на
ироституцію или на смерть. Но какъ вы уничтожите
профессіональный рискъ, жестокій законъ конкуренціи,
какъ уничтожить безработицу, мертвые сезоны?..
—
Уничтожить ихъ ни какъ нельзя,—отвѣтилъ Дор-
муа.— Но только болѣе совершенное общество прежде
всего займется обезпеченіемъ возможности существо-
вать,—и существовать честно,—для каждаго своего члена
Республика, учреждая министерство труда *), сдѣлала
первый шагъ по новому пути. Работы, и хлѣба за ра-
боту! Это минимумъ, который долженъ быть обезпе-
ченъ за счегъ общества! Если же нѣтъ работы, то
пусть все-таки будетъ хлѣбъ! Иначе говоря, предла-
гается болѣе справедливое распредѣленіе капитала.
Одни имѣютъ слишкомъ много, другимъ не хватаетъ.
Я не стѣсняю свободы того, кто можетъ зарабатывать и
безконечно богатѣть, въ мѣрз' своей изобрѣтательности
и трудолюбія. Но при условіи, чтобы это нарушеніе
равновѣсія, это непомѣрное благополучіе однихъ не
отнимало у другихъ возможности сущестовать. Свобода
каждаго должна быть въ зависимости отъ общей свободы!
—
Аминь,—заключилъ Гюртрель. —Соціалистическое
евангеліе! Остается только гіроповѣдывать и полегонь-
ку проводить его въ жизнь.
Дормуа пожалъ плечами:
—
Fara сіа se,—какъ говорятъ итальянцы. Полегоньку
или съ болыо, въ зависимости отъ того, иойметъ ли
его старое общество или нѣтъ.
—
О, понять-то онъ пойметъ! /І,ѣло ясное: уйди съ
дороги, я пойду на твое мѣсто!.. Богъ мой...
*) Министерство, учрежденное годъ тому назадъ для охраны
интересовъ рабочаго класса. Во главѣ его стоитъ соціалистъ.

—
Слѣдовательно,—заклгочилъ Дормуа,—если оно не
спохватится своевременно, если оно не сумѣетъ вы-
брать между заревомъ пожара и свѣточемъ...
Онъ на минуту остановился, а потомъ грустно, но
твердо закончилъ:
—
Пожаръ уничтожитъ его, вотъ и все.
Гютрель поднялъ палецъ:
—
Красный терроръ порождаетъ бѣлый. Отливъ
наступаетъ только послѣ прилива!
—
Что же?—произнесъ Монталь.—Быть можетъ, въ
этомъ единственно возможный ходъ событій, какъ
въ постоянной смѣнѣ дня и ночи. Быть можетъ, ре-
волюція такъ же тѣсно связана съ эволюціей, какъ
кровь съ сердцемъ, быть можетъ, она такъ же нужна
для прогресса, какъ воздухъ для жизни? Ничто не
создается безъ борьбы, безъ усилій.
Они замолчали. Спиртовая лампа съ мягкимъ ши-
пѣніемъ разливала бѣлый свѣтъ. Въ этомъ строгомъ
кабинетѣ, убѣжищѣ серьезнаго труда, неуловимый
ароматъ и портреты Габи въ лакированныхъ рамкахъ,
желтыя гвоздики, распустившіяся въ горшкахъ,—все
выдавало присутствіе женской руки — вдоль всѣхъ
стѣнъ книги, мебель, блистающія чистотой, оставляли
впечатлѣніе простого комфорта и счастливаго труда.
Изъ-подъ слегка раздвинутыхъ занавѣсокъ струился
холодный воздухъ.
—
Брр!..— неслышно войдя въ комнату, замѣтила
Габріель,—на дворѣ морозъ!
Она заботливо
задернула штору. Всѣ
четверо
приблизились къ камину, въ которомъ потрескивали
горящіе угли. Габи усѣлась, пододвинувъ къ себѣ го-
рѣлку, которую только что оставилъ мужъ. Онъ по-
шелъ къ столу за папиросами и предложилъ ихъ
гостямъ.
—
Хотите огня?—спросила Габріель, защемивъ щип-
цами красный уголекъ, покрывшійся бархатистымъ
налетомъ золы.
—
Мерси, — сказалъ Гюртрель.
Онъ уже вынулъ изъ кармана спички. Онъ бро-
силъ обгорѣвшую спичку въ китайскую пепельницу,
стоявшую на стопкѣ книгъ. Нагнувшись, онъ случай-
но прочелъ названіе одной изъ нихъ:
„Докладъ о дегиевыхъ оісилчщахъи.
Онъ ностучалъ пальцемъ по бѣлой оберткѣ:
—
Все ваши труды? Одинъ изъ ручейковъ...
—
Да,—отвѣтилъ Дормуа.
—
Бѣдные люди!—пробормотала Габріель.
У нея осталось ужасное воспоминаніе объ одномъ
обходѣ такихъ квартиръ, сдѣланномъ ею съ подругой,
которая, по порученію благотворительнаTM общества,
посѣщала квартиры рабочихъ. Видъ этого моря стра-
даній давилъ ее иногда, какъ кошмаръ, нарушая ея
мирное счастье. Живя въ теплѣ, она думала о томъ,
какъ холодно имъ въ эту леденящую стужу, думала
о своемъ безсиліи; ее охватила дрожь. Она тяжело
вздохнула.
—
Какой ужасъ!
Всѣ три врача печально размышляли объ этой тем-
ной сторонѣ жизни большихъ городовъ. Ихъ профес-
сія, или, вѣрнѣе, человѣческое отношеніе къ своему
дѣлу, не разъ приводило ихъ во всякое время года,
во всякое время дня и ночи въ эти лачуги, гдѣ гнѣз-
дилась нищета.
Монталь давно былъ извѣстенъ въ густо-населен-
ныхъ окраинныхъ кварталахъ. Сколько разъ онъ пѣш-
комъ переходилъ черезъ мостъ Гренель въ такой же
холодъ, какъ сейчасъ, обмотавъ шею шарфомъ и на-
ставивъ воротникъ пальто. И вѣдь все, что онъ ви-
дѣлъ тамъ, на этой мрачной равнинѣ, тянулось отъ
одного участка до другого, окружало великолѣпный,
блестящій Парижъ, какъ сплошная гигантская язва.
Эти холодный каменныя зданія съ мокрыми отъ сыро-
сти коридорами, съ шатающимися лѣстницами, эти
развалины, стѣны которыхъ изъѣдены снаружи, съ

которыхъ стекаетъ вода, которыя внутри кишатъ не-
чистью... Тамъ ютятся въ двухъ, трехъ, а иногда въ
одной комнат* ц*лыя семьи. Камнаты съ низко навис-
шими потолками, съ однимъ окномъ, а иногда съ ды-
рой, заставленной кускомъ картона. Вм*сто камина-
полуразвалившаяся печка, превращающая послѣднюю
каплю кислорода, сохранившуюся въ этой зловонной
атмосфер* гнили и нечистотъ, въ углекислоту. Изъ
оконъ открывается видъ на гнилыя болота, разсадники
міазмовъ, заваленныя нечистотами и отбросами...
Дормуа, увлекшись, началъ приводить статистическія
данныя. Въ Париж* больше десяти тысячъ крартиръ,
состояшихъ только изъ одной комнаты, гд* живетъ
по нѣсколькѵ семействъ вм*ст*, каждое изъ 3-4
челов*къ; въ среднемъ десять процентовъ парижскаго
населенія жизетъ въ такихъ условіяхъ. Кром* того,
есть сотни мансардныхъ комнатъ, гд* ютится 9, іо,
а иногда и больше челов*къ!.. Отецъ, мать, дочери,
сыновья, а иногда и родители отца и матери...
Габріель заговорила о томъ, какъ тяжело въ этихъ
холодныхъ и душныхъ пом*іценіяхъ видѣть сварли-
выхъ, неприв*тливыхъ обитателей. Диво ли, что отецъ,
возвратившись поел* трудового дня, встр*чаетъ obo-
3 пенную, оборванную жену, ревушихъ д*тей; диво ли,
что онъ уходитъ въ трактиръ, гд* такъ тепло, гдѣ
если не даютъ ѣсть, то можно хоть выпить, забыться...
Что удивительнаго, если мать отпускаетъ своихъ дѣ-
тей шляться по улиц*, дѣвушки растутъ вмѣст* съ
мужчинами въ совмѣстномъ гр*х* и развращаются
прежде, чѣмъ это усп*етъ сдѣлать съ ними мастер-
ская гд* он* окончательно сбиваются съ пути при-
мѣромъ товарокъ, близостью къ недоступной, но все
же притягательной чужой роскоши,-если даже чу-
чомъ и сохранили невинность... Алкоголизмъ, прости-
туція... На этой почв* не могутъ расти здоровыя ра-
стенія...
Дормуа снова сѣлъ на своего конька:
—
Ну, что жъ? — спросилъ онъ.
—
Скажите гіо со-
в*сти, не думаете ли вы, что въ этой сред* общество
могло бы и обязано многое сдѣлать? Заемъ въ 50
милліоновъ далъ бы возможность Парижу построить
множество дешевыхъ крартиръ для рабочихъ. Въ
этомъ должны принять участіе городскія управленія
всѣхъ большихъ городовъ и филантропическія обще-
ства, въ этомъ напрацленіи уже многое сд*лавшія...
В*дь въ концѣ-концовъ такія учрежденія, какъ „Спа-
сенье дѣтей", какъ „Пріютъ для душевно-больныхъ"
въ Кламар* (предмѣстье Парижа), какъ „Освободи-
тельно е общество Огейля" (городъ за Парижской за-
ставой), какъ „Вскармливаніе грудныхъ дѣтей",
какъ
„Капля молока" и другія, приносятъ дѣйствительную
пользу, какъ бы скромна ни была ихъ д*ятельность
въ сравненіи со всей массой бѣдствій... Вогъ еще,
другъ мой, одинъ ручей, который можно было бы
отвести или очистить!..
—
А эта безстыдная распущенность театровъ и
улицъ!— воскликнулъ Монталь,—эти кафе-шантаны съ
ихъ непристойными пѣснями, съ ихъ открытыми сце-
нами... Не обманывайте себя—развратъ въ литератур*
и въ живописи есть также могущественный источ-
никъ этого зла. Страшно подз^мать, какъ копошатся
эти люди, живущіе только иорокомъ, словно черви въ
падали. Вотъ вы, Гюртрель, попросите Дормуа, чтобы
онъ показалъ вамъ каталоги. Тамъ вы найдете все—
отъ невозможиыхъ томиковъ, которые восточные евреи
продаютъ у Пале-Рояля—цѣлая литература для ненор-
мальныхъ читателей, созданная ненормальными писа-
телями, страдающими половыми извращеніями—до гряз-
ныхъ фотографій, этихъ чудовищныхъ альбомовъ, для
которыхъ позируютъ дѣвочки-подростки,—до самыхъ
утонченныхъ аксесуаровъ разврата! По это еще цв*-
точки. Мы говоримъ только о томъ, что на улицахъ
возбуждаетъ любопытство гимназисха, дѣвушки... о
поток* похабныхъ изданій, гд* глупость состязается

съ грубостью, этой массѣ книгъ, открытокъ, иллю-
стрированныхъ журналовъ, которыми завалены вит-
рины и кіоски... Вотъ еще одинъ источникъ, который
надо оздоровить!
—
Да,—подтвердилъ Гюртрель.—Но какая грандіоз-
ная задача!.. Какъ медленно и съ какимъ трудомъ это
зло поддается исправленію!..
—
А жизнь коротка!—тономъ глубокаго сожалѣнія
подхватилъ Монталь. —Одна треть ея уходить на ус-
военіе ложныхъ взглядовъ, другая—на то, чтобы пере-
учиваться, а остатка не хватаетъ и на удовлетвореніе
насущныхъ потребностей... A многіе ли изъ нашей
среды умѣютъ критически отнестись къ своему перво-
начальному воспитанію, передѣлать себя по указаніямъ
собственнаTM разума, многіе ли обладаютъ сильнымъ
характеромъ? Сколько созпательныхъ? Три четверти
никогда не освобождаетеся отъ той рутины, которая
смолоду изсушаетъ мозги человѣка!..
Онъ уловилъ лукавую усмѣшку во взглядахъ моло-
дой женщины. А что же ея мужъ?.. А Гюртрель?.. А
онъ самъ?.. Но при мысли объ ужасномъ морѣ чело-
вѣческаго горя, о томъ бремени цѣлаго міра, которое
Гюртрель готовъ былъ взвалить на ихъ плечи, при
одной этой мысли Монталь омрачился: „Какъ мало ихъ!
Какъ мало они могли сдѣлать!.."
Часы яснымъ звономъ пробили половину седьмого,
нарушивъ наступившую тишину. Габріель вдругъ под-
нялась:
—
Ризотто, вѣроятно, уже готово!.. Но я попрошу
васъ подождать еще минутку. Я только посмотрю, хо-
рошо ли спитъ Жанъ.
Перемѣна темы разогнала имъ мрачныя мысли, раз-
сѣяла призраки воображенія. Они благодушно посмо-
трѣли другъ на друга.
Дормуа, проработавшій весь день, чувствовалъ го-
лодъ. Гюртрель очень любилъ ризотто. А Монталь,
думая о сынѣ своего ученика, о маленькомъ спящемъ
въ колыбели существѣ, которое мать цѣловала теперь,
осторожно прикасаясь кончиками губъ ко лбу,—Мон-
таль думалъ о мужественномъ послѣдователѣ, о буду-
щемъ работникѣ.
И.
—
Ты положительно невыносима, Ліетга.
Мадамъ Дюмэсъ просунула въ дверь лицо, обрамлен-
ное сѣдыми волосали. Безпокойство и возбужденіе выз-
вали на ея обыкновенно желтомъ лицѣ красныя пятна.
Ліетта подняла голову и вытянутыми пальцами, гото-
выми снова нажать клавиши, раздраженно спросила:
—
Въ чемъ дѣло?
—
Брать спитъ. Не шуми.
Съ угрюмымъ видомъ она закрыла ноты, которыя
едва успѣла раскрыть, и захлопнула крышку рояля.
—
Ну, и весело ей дома!
Съ тѣхъ поръ, какъ они оставили квартиру на
авеню Клеберъ послѣ глупой исторіи съ Ловруа и
большихъ потерь на биржѣ, имъ приходилось теснить-
ся въ этой темной квартиркѣ въ концѣ Лоншанской
улицы. Они жили здѣсь уединенно, какъ зачумленные;
изрѣдка кто-нибудь забредетъ состраданія ради;—а если
приходилось отдавать визитъ съ матерью или одной
отправиться въ гости къ кому-нибудь изъ подругъ, то
нужно было тащиться трамваемъ и дышать керосиномъ,
или же омнибусомъ, въ которомъ зимой пахнетъ шку-
рой вымокшей собаки, a лѣтомъ—грязнымъ потомъ.
У постели Жоржа, который страдалъ неизвѣстной,
но, повидимому, скверной болѣзнью, такъ какъ съ
лица его цолго не . сходили струпья, сосредоточились
безмолвныя и крогютливыя заботы всего дома... Дормуа
не выходилъ изъ этого дома—то онъ лѣчилъ Жоржа,
то дѣлалъ впрыскиванія матери. Она желала полѣчить
свое малокровіе впрыскиваніями мышьяка.
Это постоянное присутствіе Дормуа, при ихъ жизни

въ обрѣзъ, было для Ліетты мученіемъ. Она такъ
долго пускала пыль въ глаза Габріель своимъ богат-
ствомъ и блескомъ будущаго мужа! Чувствовать себя
теперь почти столь же бѣдной, какъ и Габи, несмотря
на ревниво соблюдаемый внѣшній шикъ: красивую ме-
бель, Жака въ ливреѣ въ передней, изысканные зав-
траки... Чувствовать свое униженіе послѣ исчезновенія
Ловруа въ то время, какъ у Габріели есть ребенокъ
(правда, довольно противный) и мужъ (она, Ліетта, ни
за что не взяла бы такого мужа съ бородой апостола
и съ кошачьими глазами), это положительно приво-
дило ее въ бѣшенство.
Мало-помалу Жоржъ, казалось, уже умиравшій,
оправился. Онъ снова началъ посѣщать юридическій
факультетъ. Свѣтлый лучъ заигралъ въ домѣ... бла-
годаря отцу, который быстрѣе всѣхъ пришелъ въ себя
и своимъ веселымъ расположеніемъ духа заражалъ
всѣхъ. Онъ теперь занялся другими дѣлами. Снова
появился кое-какой достатокъ, благодаря гіродажѣ
лѣса, купленнаго возлѣ Маршанжа. Его хватало на
карманные расходы и на приведеніе въ порядокъ туа-
летовъ, заброшенныхъ уже въ продолжеиіе восемнад-
цати мѣсяцевъ. Что же касается насущныхъ потреб-
ностей, то яицъ, овощей, дичи и мяса, присылавшихся
еженедѣлы-ю съ фермы, было достаточно для ихъ удов-
летворенія. Въ перспективѣ были вечеринки, для кото-
рыхъ Ліетта уже придумала себѣ очаровательное платье
изъ розоваго либерти съ серебристыми кружевами.
Въ общемъ сушествованіе сдѣлалось сноснымъ.
Вдругъ—трахъ! Жоржъ снова тяжко заболѣлъ вос-
паленіемъ почекъ... Вновь домъ превратился въ могилу;
нельзя хлопнуть дверыо, нельзя напѣвать, нельзя по-
дойти къ роялю...
„Ліетта, это невыносимо! Подумай же о болыюмъ
братѣ!.. Жанъ говорилъ шопотомъ, мама, если она
не была возлѣ Жоржа, растерянно бродила по ком-
натамъ... Папы, конечно, никогда не было дома... У
него дѣла!" Она осмотрѣла свою тонкую фигуру въ
зеркалѣ подъ консолемъ. Красива?—Нѣгъ; линіи, по-
жалуй, не совсѣмъ правильныя... но все же... Она, до-
вольная, улыбнулась своему двойнику, потомъ зѣвнула.
—
Что же теперь дѣлать? Господи! какъ мнѣ скуч-
но!..
Она подумала о начатой вчера работѣ; нужно было
перешить кофточку изъ стариннаго гипюра. Лучше
всего было бы пройти въ свою комнату, усѣсться съ
шитьемъ у окна и поглядывать на противоположный
тротуаръ, на катящіеся взадъ и впередъ автомобили,
на экипажи, которые стоятъ у дома герцога д'Арленжа!
Какъ пріятно проходитъ жизнь, когда есть деньги! .
Она вздохнула. Быть можетъ, эта кофточка все-таки
произведетъ эффектъ, если сдѣлать ее на красноватой
подкладкѣ со свободными складками и высокимъ ку-
шакомъ...
Когда все утихло, мадамъ Дюмэсъ снова поспѣшно
поднялась на верхъ. Отворивъ съ безконечными пред-
осторожностями дверь, изнутри задернутую портьерой,
она на цыпочкахъ вошла въ комнату.
" Жоржъ, укрытый до подбородка, дремалъ, уткнувши
голову въ подушки. Онъ не подавалъ никакихъ при-
знаковъ жизни, погруженный въ лихорадочное оцѣгіе-
нѣніе, которое послѣ вчерашнихъ конвульсій казалось
началомъ конца.
Мадамъ Дюмэсъ, помѣстившись у его ногъ, бросила
на него долгій взглядъ, полный любви и отчаянія. Отъ
молодого человѣка осталась одна только тѣнь.
Только страдалица-мать могла узнать въ этомъ за-
острившемся носѣ, въ этихъ безкровныхъ губахъ, во
впалыхъ глазахъ живое, здоровое лицо былыхъ дней.
Рубцы сифилитическихъ язвъ испещряли его нѣжную
кожу... Она не могла смотрѣть на него, сердце ея об-
ливалось кровью... Она содрагалась, думая объ ужасной
драмѣ, разыгрывавшейся въ ихъ семьѣ... Смерть ма-
лютки была, значить, не единственной жертвой? Нужно,

чтобъ, несмотря на всѣ ея старанія, на всѣ наставле-
нія, которыя давались ея мужу—нужно, чтобъ эта
отвратительная болѣзнь все-таки проснулась, чтобъ
совершилось еще одно убійство изъ засады...
Мадамъ Дюмэсъ, стыдясь мужа и сына, не рѣшалась
предупредить Жоржа, указать ему, какой опасности
онъ могъ бы избѣгнуть, принимая мѣры предосторож-
ности. Она берегла его сыновнія чувства и наивность
въ нѣкоторыхъ вопросахъ, о которыхъ, по ея мнѣнію,
молодые люди не должны знать. Въ восемнадцатилѣт-
немъ юношѣ она все еще видѣла ребенка, воспитан-
наTM у ея юбки, на ея предразсудкахъ, съ ея собствен-
нымъ страхомъ жизни. И нужно же было, чтобы нес-
частная случайность, эта рюмка кюммеля, начатая от-
цомъ и допитая Жоржемъ, въ одинъ мигъ разрушила
хрупкое зданіе ея счастья, построенное, послѣ круше-
нія супружеской любви, на благополучіи дорогихъ ей
существъ: Жоржа и Ліетты.
Какая страшная тайна въ тысячекратныхъ формахъ
этой болѣзни, о которой она лично, благодаря усилен-
нымъ заботамъ Дормуа, теперь уже почти забыла.
Болѣзнь даже, казалось, оставила ея мужа, ужъ много
лѣтъ тому назадъ прекратившаго лѣченіе! Какъ могъ
онъ, уже давно не проявляя никакихъ симптомовъ,
заразить сына? Она еще вчера спрашивала о томъ же
Дормуа; но тотъ съ грустью могъ ей сказать только
одно: „чтобы произошло зараженіе, достаточно выдѣ-
ленію, содержащему ядъ, на одинъ моментъ притти въ
соприкосновеніе съ самой ничтожной царапиной на
тѣлѣ здороваго человѣка".
Въ то время, какъ Жоржъ
пилъ вино изъ стакана отца, у Дюмэса навѣрное были
во рту папулы, раздраженный спиртомъ и табакомъ; у
сына же, безъ сомнѣнія, была на губахъ какая нибудь
незамѣтная ссадина. Такимъ простымъ путемъ ядъ
проникъ въ его организмъ...
Мадамъ Дюмэсъ нетерпѣливо взглянула на стѣнные
часы. Дормуа запоздалъ сегодня утромъ; но вѣдь онъ
обѣщалъ быть еще разъ: „мы будемъ здѣсь въ 4 часа".
Она снова безпокойно посмотрѣла на часы; она, какъ
въ лихорадкѣ, дрожала отъ волненія... Рауль тоже еще
не возвратился!.. Чувство горькой обиды охватило ее.
Она за завтракомъ нѣсколько разъ повторила мужу:
„Это гораздо опаснѣе, чѣмъ тебѣ кажется, не оста-
вайся долго внѣ дома!"
Онъ по привычкѣ пожалъ плечами: „хорошо, но мнѣ
необходимо сходить на биржу; я возвращусь одновре-
менно съ твоимъ докторомъ".
Его грубый голосъ до сихъ поръ звучитъ у нея въ
ушахъ: „съ твоимъ докторомъ!" Точно въ самомъ дѣ-
лѣ настоящей виновницей была она, а не онъ, этотъ
грубый эгоистъ, такъ гнусно обманывавшій всѣхъ...
Прислонившись лбомъ къ стеклу, она смотрѣла на
улицу, на фонари автомобилей... Вотъ уже два дня,
какъ Дормуа приводитъ съ собой доктора Гюртреля.
Дюмэсъ рекомендовалъ его своей женѣ; Дормуа съ ра-
достью ухватился за эту мысль. Гюртрелю интересно
будетъ понаблюдать этотъ случай сифилитическаго не-
фрита, рѣдкій по своему позднему появленію.
Убогій экипажъ Дормуа—онъ вѣдь ученый теоре-
тикъ—не внушалъ Дюмэсу большого довѣрія къ науч-
нымъ заслугамъ его владѣльца. Онъ гораздо больше
цѣнилъ Гюртреля за его шикарный автомобиль, кото-
рый видѣлъ много разъ.
Гюртрель лѣчилъ герцогиню д'Арленжъ... Гм! Неу-
жели герцогъ...
Мадамъ Дюмэсъ переходила отъ окна къ кровати,
бросала безпокойный взглядъ на неподвижно лежав-
шаго больного и снова подходила къ окну, чтобы при-
слонить пылаюіцій лобъ къ холодному стеклу.
Ее охватилъ суевѣрный страхъ, внушенный ей рели-
гіознымъ воспитаніемъ: —„Не является ли въ данномъ
случаѣ сифилисъ божьимъ наказаніемъ за плотскіе грѣ-
хи?"—и
въ то же время протестъ, вызванный личными
страданіями, физической и нравстенною мукой, охваты-
В. Маргернгь. Проститутка.
21

—
322 —
валъ ее по мѣрѣ того, какъ она перебирала вь умѣ
послѣдовательныя стадіи болѣзни Жоржа.
Вначалѣ—первичныя явленія, благодаря которымъ
было сдѣлано ужасное открытіе. Она сейчасъ же по-
няла все, наученная объясненіями Дормуа и большой
книгой, которую тайкомъ купила послѣ смерти малют-
ки: „Патологія венерическихъ болѣзней",
и которую
сперва читала съ ужасомъ отъ вида раскрашенныхъ
рисунковъ и непонятныхъ научныхъ терминовъ, а по-
томъ спокойно, черпая въ ней подтвержденіе своей на-
дежды и страстнаго желанія выздоровѣть.
Сомнѣнья нѣтъ: эти едва замѣтныя язвочки—одна
на верхней губѣ, другая на языкѣ. — Эта воспаленная
болѣзненная опухоль подъ челюстью —это были два
шанкра и бубонъ. Ужасные знаки, которыхъ она лич-
но избѣгла, сразу начавъ, по причинѣ беременности,
вторымъ періодомъ.
Она не могла безъ содроганія думать о нихъ. Она
видѣла, какъ разросталась эта губа съ темной коркой,
какъ языкъ весь покрывался тёмнокрасными бугорка-
ми... Бѣдный Жоржъ, у него это сразу приняло злока-
чественную форму.
Несмотря на всѣ старанія Дормуа, подчелюстная опу-
холь продолжала расти и начала гноиться. Къ счастью,
юноша ничего не подозрѣвалъ. Это болѣзнь его воз-
раста, сказали ему, и она безслѣдно пройдетъ.
Ее очень испугали апатія и забытье, въ которыя онъ
впадалъ съ тѣхъ поръ, какъ обнаружились вторичныя
явленія, обнаружились съ невѣроятной силой. За огром-
ными, разсѣянными но всему тѣлу, папулами послѣдо-
вали сифилиды, покрывшіе только лицо. Но со спины
не сходили папулы, которыя тамъ сливались въ громад-
ныя пятна, напоминавшія кучи конопляннаго сѣмени.
Наконецъ исчезли и эти пятна, а сифилиды покрыли
носъ, щеки, подбородокъ; всюду образовались бурый
плоскія корки, величиной съ полушку, окруженныя блѣ-
днокрасными ореолами.
—
823 —
Благодаря ваннамъ и разнымъ снадобьямъ исчезло
и это; но общее болѣзненное состояніе не покидало
Жоржа. Онъ совершенно потерялъ аппетитъ и силы,
поблѣднѣлъ, гюхудѣлъ, но что мучительнѣе всего было
для мадамъ Дюмэсъ—это его угрюмый, полный укора
взглядъ,—точно онъ зналъ...
И когда, наконецъ, вновь зародилась надежда, когда
Жоржъ послѣ лѣта, проведеннаго въ Маршанжѣ, ка-
залось, оправился и собралъ немного силъ, когда на
лицѣ снова появилась прежняя краска—новый возвратъ
болѣзни, съ быстрымъ теченіемъ.
Сначала на разныхъ частяхъ тѣла появились отеч-
иыя опухоли, на ногахъ, рукахъ, подъ глазами... Въ
то же время температура поднялась, кишечникъ плохо
работалъ, въ поясницѣ не прекращалась тупая боль.
Въ нѣсколько недѣль онъ снова потерялъ въ вѣсѣ,
поблѣднѣлъ, не могъ безъ отвращенія смотрѣть на пи-
щу; упорные поносы смѣнялись не менѣе упорными
запорами, болѣзнь быстро шла впередъ, бѣлокъ въ мо-
чѣ увеличивался, появились головныя боли, одышка,
разстройство зрѣнія и слз'ха...
Уже около двухъ недѣль она проводила ночи напро-
летъ у его изголовья; вся разбитая, она держалась на
ногахъ только благодаря крайнему возбужденію. Она
отказалась уступить свое мѣсто сидѣлкѣ, которз'ю ей
предложилъ мужъ, и безпрерывно переходила отъ ли-
хорадочной надежды къ глубокому отчаянію. Но ни-
когда еще она такъ не страшилась... Вчера эти кон-
вульсіи, сегодня забытье... Врачи въ началѣ недѣли
предполагали желудочнокишечныя осложненія... Но се-
годня утромъ, вполголоса поговоривъ съ Гюртрелемъ,
Дормуа видимо отказался отъ этого предположенія и
высказывалъ совсѣмъ другія опасенія... Но какія?.. Онъ
не хотѣлъ сказать правды и только особенно напиралъ
на это упорное забытье...
—
А,—съ облегченіемъ пробормотала мадамъ Дю-
мэсъ,—вотъ и они!.. А Разгля все еще иѣтъ...

Громадные ацетиленовые фонари, какъ сверкающіе
глаза, пронизывали ночной мракъ; экипажъ едва обри-
совывался своими контурами. Огненные глаза все рас-
ширялись; наконецъ автомобиль остановился подъ ок-
номъ.
Она открыла дверь и вышла имъ навстрѣчу. „Нѣтъ,
онъ еще не очнулся", отвѣтила она на ихъ вопроси-
тельный взглядъ. Дормуа понялъ, что болѣзнь все боль-
ше завладѣваетъ Жоржемъ... Онъ переглянулся съ
Гюртрелемъ: это былъ конецъ, неминуемая кома...*)
Они вошли, сѣли у изголовья и молча слѣдили по
этому лицу со впалыми щеками и полузакрытыми гла-
зами за приближеніемъ послѣдней минуты.
Гюртрель щупалъ пульсъ, въ то время какъ Дор-
муа, наклонясь надъ сосудомъ, изслѣдовалъ мутную,
розоватую мочу... По послѣднему анализу въ ней 110
граммовъ бѣлка. Они отошли въ уголъ комнаты и ти-
хо совѣщались.
Мадамъ Дюмэсъ глядѣла на нихъ съ нѣмымъ отчая-
ніемъ; нѣтъ сомнѣнія, они обсуждаютъ, въ какихъ вы-
раженіяхъ сообщить ей приговоръ. Въ комнатѣ было
такъ темно, что ей сдѣлалось жутко, и она повернула
выключатель электрическаго ночника.
Мертвенно-блѣдное лицо Жоржа оживилось.
Когда врачи хотѣли выйти, больной сдѣлалъ жесть.
Казалось, онъ проснулся послѣ продолжительнаго сна.
Усталый взглядъ былъ устремленъ на мать и на нихъ.
Въ этомъ взглядѣ была такая безпомощность, такая
полная отчаянія покорность судьбѣ, что она не выдер-
жала и, пославъ ему воздушный поцѣлуй, какъ бы го-
воря: „я сейчасъ вернусь",
вышла за Гюртрелемъ и
Дормуа на площадку.
Они спускались молча и только что хотѣли войти въ
кабинетъ Дюмэса, какъ наружная дверь отворилась и
на порогѣ показался самъ Дюмэсъ.
*) Предсмертное оцѣпенѣніе.
Онъ всплеснулъ руками:
—
Какъ! уже въ передней?.. Зайдите! я пришелъ какъ
разъ во-время... Надѣюсь, опасности нѣтъ?
Врачи безмолвствовали. Мадамъ Дюмэсъ подавила,
слезы и нервно кусала губы; опустивъ голову и скре-
стивъ руки, она молча опустилась на табуретку.
Наконецъ Дормуа заговорилъ:
—
Лучше, чтобы вы знали и были готовы... это ко-
нецъ... онъ больше не будетъ страдать, онъ уснетъ ти-
хо, спокойно.
У Дюмэса захватило духъ.
Онъ искренно вѣрилъ, несмотря на мрачныя пред-
чувствія жены и серьезный оборотъ, который приняла
болѣзнь, что все пройдетъ. Наконецъ, онъ гіробормоталъ:
—
Но... вѣдь отъ воспаленія почекъ выздоравди-
ваютъ... Это невозможно, докторъ!
—
Да,—отвѣтилъ Дормуа,—бываютъ случаи выздоро-
вленія два изъ трехъ... но вашъ сынъ попалъ въ не-
благопріятныя условія... Болѣзнь не нашла здѣсь, какъ
это бываетъ въ другихъ случаяхъ, большого сопроти-
вленія...
Дюмэсъ хотѣлъ проникнуть въ тайный смыслъ того,
что говорилъ Дормуа.
—
Ужъ не на него ли онъ намекаетъ?
—
Мы ужъ нѣсколько дней тому назадъ ждали ро-
кового исхода... На этотъ разъ...
—
На этотъ разъ?—глухимъ голосомъ повторилъ
Дюмэсъ.
—
Ничего не надо дѣлать. Я приду завтра рано
утромъ. Я думаю, онъ не переживетъ этой ночи, не до-
тянетъ до утра. Уремическая энцефалопатія.
Жизнь разлагается тамъ...
Онъ указалъ на голову. Гюртрель кивкомъ подтвер-
дилъ его слова.
Оба поднялись. Дюмэсъ, пришибленный, повторялъ,
про себя: „мои два сына"... Мадамъ Дюмэсъ машиналь-
но отворила дверь.

Изъ комнаты Ліетты доносилась мелодія сантимен-
тальнаго романса, который она распѣвала визШшвымъ
голосомъ:
„Ничего мнѣ на свѣтѣ не надо,
Кромѣ злата любимыхъ кудрей". . .
Пошлая фраза разсыпалась тысячью звуковъ, въ
которыхъ жалобно вздыхала, казалось, вся ложь не-
долговѣчныхъ иллюзій. Контрастъ между этимъ эго-
истичнымъ невѣдѣніемъ и мрачной дѣйствительностью
такъ бросался въ глаза, что вс* переглянулись. Дю-
мэсъ подавилъ готовое сорваться проклятіе и встр*-
тилъ суровый взглядъ Дормуа. Онъ не могъ выдержать
его и опустилъ глаза.
—
Смотри! вотъ уже дв* жертвы! Берегись, чтобы
не было третьей!..
Въ то время, какъ Жакъ запиралъ за нимъ дверь,
Дюмэсъ спрашивалъ себя: —„О комъ онъ говорить?
Обо мн* или о Ліетт*?"
Онъ остановился на послѣднемъ, такъ какъ онъ,
вѣдь чувствовалъ себя прекрасно, хотя Дормуа и иод-
черкивалъ возможность...
Однако онъ далъ себѣ слово принимать м*ры пред-
осторожности по отношенію къ дочери и самому себ*.
Впрочемъ, онъ еще не потерялъ надежды на выздоро-
вленіе Жоржа, несмотря на приговоръ врачей.
Разв* его оргаиизмъ, какъ и многіе другіе, не пере-
носилъ прекрасно эту болѣзнь? Разв* Жоржъ поел*
л*та, проведеннаго въ Маршанж*, не чувствовалъ себя
отлично? Воспаленіе почекъ могло быть вовсе не си-
филитическаго происхожденія, какъ думалъ Дормуа, а
притти самостоятельно. Чѣмъ больше онъ думалъ,
т*мъ меньше хот*лъ вѣрить въ эту связь, которая,
несмотря на всю его черствость, вызывала въ немъ
угрызеніе сов*сти.
Онъ пожалъ плечами, когда жена, остановившись
внизу л*стницы, спросила его тономъ, полнымъ глубо-
каго презр*нія:
—
Ну что, ты доволенъ?
Онъ ограничился лишь отв*томъ:
—
Твое горе вводитъ тебя въ заблужденіе. Я ничего
не понимаю.
Она молча поднялась по лѣстниц*; онъ, слѣдуя sa
ней, со вздохомъ прибавилъ:
—
Все же будемъ над*яться.
И вошелъ всл*дъ за нею въ комнату больного. При
слабомъ св*т* ночника они всматривались въ непо-
движное лицо. Больной, казалось, спалъ.
Впервые за все время болѣзни сына Дюмэсъ, дѣй-
ствительно, почувствовалъ страхъ. Раньше онъ вхо-
дилъ въ комнату ^больного не чаще одного раза въ
два три дня. Потомъ онъ началъ иав*щать его еже-
дневно, но и входилъ и выходилъ, весь поглощенный
личной жизнью, жестокой борьбой за возстановленіе
потеряннаго капитала.
Ударъ былъ слишкомъ жестокъ. Преслѣдуемый не-
З'молимымъ рокомъ, онъ на мароккскихъ д*лахъ по-
терялъ четыре милліона изъ пяти, составлявшихъ тогда
его состояніе. Поел* восьми лѣтъ тріумфа нужно было
сызнова налаживать свою жизнь, начинать все сначала.
Измѣна Ловруа при вс*хъ этихъ неудачахъ отрази-
лась на немъ тяжелѣе всего. Съ поддержкой сахаро-
заводчика ему бы, в*роятно, удалось привлечь къ уча-
стію Пуайера.
Нѣсколько м*сяцевъ было бы достаточно — срокъ,
необходимый для продажи грекамъ или болгарамъ, въ
виду предстоящей войны, огромнаго запаса провіанта—
чтобы безъ большихъ потерь, а быть можетъ, даже
съ прибылью... Но в*роломство Ловруа, — когда онъ
такъ открыто велъ игру, готовясь даже Ліетту поста-
вить на карту—разрушило всѣ его планы.
Тяжел*й всего для его самолюбія были не столько
результаты катастрофы, сколько ея причины. Ловруа—
въ рукахъ Аннеты!
Дюмэсъ понялъ, откуда пришло его разореніе.

Долгое время онъ находился въ состояніи непрерыв-
паго бѣшенства. Свирѣпые замыслы разбивались о со-
знаніе полнаго своего безсилія передъ „этой потас-
кушкой", и онъ могъ только яростно потрясать кула-
ками. Его тщеславіе и необузданный эгоизмъ не ми-
рились съ мыслью, что она въ правѣ была отомстить
ему такимъ образомъ, что это согласно съ его соб-
ственной, дюмэсовской моралью. Онъ бы съ насла-
жденіемъ задушилъ ее, утопилъ бы въ ложкѣ воды.
Но эта дѣвчонка теперь сила! Все состояніе Лин-
баума, покончившаго съ собой изъ-за нея, все состои-
те Ловруа, если она его пожелаетъ, создадутъ ей
золотой пьедесталъ, съ высоты котораго она, недося-
гаемая, будетъ дразнить его. У нея извѣстные, влія-
тельные друзья; она сама знаменитость!..
Онъ ненавидѣлъ ее, тѣмъ больше ненавидѣлъ, что
все еще находилъ ее • красавицей. Онъ какъ-то разъ
видѣлъ ее вскорѣ послѣ своего краха; когда онъ
пѣшкомъ переходилъ дорогу по улииѣ Клеберъ, она
задѣла его автомобилемъ. Обворожительная, шикарно
одѣтая и причесанная, она величественно смѣрила его съ
головы до ногъ и отвернулась, какъ отъ незнакомой рожи.
Недоставало еще имени „Анна Дюмэсъ",
которое
своей ироніей словно хлестало его ежеминутно по фи-
зіономіи! Она нарочно приняла его фамилію, чтобы
довершить его униженіе. Въ первый разъ, когда онъ
въ спискѣ красивыхъ дамъ прочелъ это имя,—онъ
вздрогнулъ, какъ уколотый. Хотя онъ сейчасъ же
отбросилъ д' отъ своего имени, могла произойти не-
ітріятная ошибка. По мѣрѣ того, какъ извѣстность
Аннеты росла, росло и его раздраженіе. Но онъ глу-
боко затаилъ въ себѣ это чувство и снова настойчиво
пустился въ погоню за наживой. Ліетта въ ожиданіи
жила взаперти. Имѣя солидное приданое, она при своей
ловкости все еще могла сдѣлать выгодную партію. А
наружность Жоржа со временемъ составитъ ему ка-
питалъ...
Дюмэсъ, склонившись надъ кроватью, смотрѣлъ на
своего сына. Онъ любилъ его, хотя никогда не забо-
тился о его воспитаніи. Благодушно-грубый, щедрый
на подарки—вся его внимательность—онъ думалъ, что
съ дипломомъ доктора философіи и званіемъ юриста,
а въ особенности со средствами отца, Жоржъ, окон-
чивъ коммерческую академію въ Ливерпулѣ, будетъ
вполнѣ подготовленъ къ жизни. Жизнь! Она на его
глазахъ уходила теперь изъ этого неподвижно вытя-
нутаго тѣла, накрытаго простыней, какъ саваномъ...
Она сбѣгала съ этого не омраченнаго мыслью лба,
съ этихъ закрытыхъ вѣкъ, съ этихъ губъ, которыя
время отъ времени съ усиліемъ раздвигались, при чемъ
изо рта вырывалось хрипѣніе...
Дюмэсъ поднялся. Болѣзненная тоска сдавила ему
горло. Его жена, стоя по другую сторону кровати, пе-
реводила взглядъ съ этого крѣпкаго мужчины на боль-
ного ребенка, съ убійцы на жертву...
Онъ угадалъ и пробормоталъ:
—
Это судьба, злой рокъ!
—
Можетъ быть.
Тогда онъ не выдержалъ:
—Да ты съ ума сошла! Замолчи! Вѣдь я же здоровъ.
Она заговорила, бросила ему въ лицо все накопив-
шееся негодованіе:—Здоровъ! А она? а Жакъ? а
Жоржъ?
Но вдругъ оба замолчали! Больной открылъ глаза.
Казалось, онъ проснулся послѣ долгой, мрачной ночи.
Онъ съ удивленіемъ разсматривалъ всѣ предметы, на-
ходившиеся въ комнатѣ: стѣны, стулья, словно онъ ихъ
видѣлъ въ первый разъ. Потомъ, закрывъ на минуту
глаза, онъ снова поднялъ ихъ на затаившихъ дыханіе,
склонившихся надъ нимъ родителей. Сначала онъ ихъ
не узналъ, потомъ его взоръ прояснился... Онъ силился
улыбнуться матери... Но свѣтъ въ его глазахъ тотчасъ
же померкъ: они смотрѣли на отца...
И вотъ, сдѣлавъ страшное усиліе, отлетающая душа

словно вся собралась и остановилась, и молніей сверкнулъ
въ ней накопленный гнѣвъ и нестерпимо горькій упрекъ.
Глаза, казалось, говорили: „я умираю изъ-за тебя,
изъ-за твоего эгоизма, по твоей преступной неосторож-
ности, я ненавижу презираю тебя,..."
Дюмэсъ склонилъ голову предъ этимъ безмолвнымъ
обвиненіемъ. Напрасно старался онъ найти себѣ оправ-
даніе—смутный голосъ совѣсти поднимался въ немъ.
Развѣ то, 4TÖ онъ называлъ судьбой, не была сверхче-
ловѣческая, тайная справедливость?..
Тутъ только этотъ человѣкъ, до сей поры неуязвимый,
мужъ, котораго болѣзнь жены—правда, легкая по фор-
мѣ—взволновала только на мигъ; отецъ, на котораго
смерть Жака произвела только мимолетное впечатлѣ-
ніе—онъ еще не успѣлъ привязаться къ кусочку мяса!—
теперь лишь этотъ человѣкъ испыталъ глубокое по-
трясеніе.
Онъ былъ сраженъ въ своей эгоистичной любви къ
Жоржу, въ которомъ онъ видѣлъ воплощеніе самого се-
бя, своего труда и золота, своей мечты о мести...
И вдругъ рушились всѣ его планы, которые онъ,
какъ и всякій другой отецъ, строилъ и на которыхъ
основывалъ все будущее своей семьи...
Онъ былъ сраженъ въ любви, которую онъ считалъ
взаимною и неотвратимое крушеніе которой навѣки
ляжетъ кровавымъ пятномъ на его совѣсть...
Тщетно старался онъ на этомъ летаргически-сонномъ
лицѣ отыскать слѣды жизни, слабый намекъ на про-
щеніе. Глаза снова были закрыты. Неправильные вздо-
хи, со все увеличивающимися промежутками, припод-
нимали это почти мертвое тѣло. Тогда, охваченный
глубокимъ отчаяніемъ, паническимъ ужасомъ, впервые
сознавъ свое положеніе, онъ рыдая схватился за голову
и сталъ оплакивать Жоржа и самого себя.
Мадамъ Дюмэсъ, вся въ черномъ, не пошевельнулась.
Она была теперь далека отъ него, она думала лишь объ
одномъ: „значить, онъ зналъ!"
Охваченная материнскимъ страданіемъ, она пережи-
вала теперь вмѣстѣ съ умирающимъ все, что онъ пе-
режилъ. Да! теперь она прииоминаетъ! Толстая книга,
которую она всегда прятала у себя въ комиатѣ, не
разъ вѣроятно, была уносима украдкой, а потомъ при-
носима обратно. Она часто находила ее не на томъ
мѣстѣ, куда клала. Нѣтъ сомнѣыія, это Жоржъ бралъ
ее. И когда она обращала вниманіе на странный блескъ
въ его глазахъ, на влажное лицо,—онъ, какъ бы оч-
нувшись отъ кошмара, отвѣчалъ ей: „у меня ничего
нѣтъ".
Это повторялось каждый разъ, когда онъ от-
рывался отъ чтенія...
—
Онъ зналъ, онъ зналъ!
Глаза несчастнаго мальчика смотрѣли на эти рисун-
ки, отъ которыхъ стынетъ кровь въ жилахъ, на ко-
торыхъ изображены самыя ужасныя уродства, чудовищ-
ныя, гнойныя язвы, зіяющія раны, точно сдѣланныя
чьими то зубами,—картина того разложенія, которому
можетъ подвергнуться человѣческое тѣло...
Она теперь переживала всѣ муки, которыя онъ дол-
женъ былъ испытать, но все еще была далека отъ
истины.
Жоржъ, уловившій кое-что изъ разговора Дормуа съ
матерью въ одинъ изъ его первыхъ визитовъ, сейчасъ
же понялъ, чѣмъ онъ боленъ. Его половое невѣдѣніе
которое нарочно въ немъ поддерживалось, сразу раз-
мялось. Онъ горѣлъ нетерпѣніемъ поскорѣе узнать
все. Онъ погрузился въ чтеніе „Патологіи
венерическихъ
болѣзпей",
какъ въ преисподню. Онъ ужъ не жилъ,
а треаеталъ прецчувствіемъ близкой кончины. Въ его
снахъ и грезахъ, какъ вѣчная пляска мергвецовъ, но-
сился отвратительный хороводъ всевозможныхъ сифи-
литическихъ осложненій. Восковые слѣпки, видѣнные
имъ въ одномъ изъ ярмарочныхъ балагановъ, неотступ-
но преслѣдовали его, показывая свои кровавыя, гноя-
щіяся язвы...
Несчастная мать, мадамъ Дюмэсъ, думала о томъ, ка-

кія нравственный муки долженъ былъ онъ переживать
на ряду съ физическими страданіями. Знать, что умира-
ешь по винѣ того, кого долженъ любить и уважать
больше всего на свѣтѣ! Думать объ этомъ каждый день,
и съ возрастающей горечью таить въ себѣ страшную
истину!.. Нѣтъ, это была такая жестокая несправедли-
вость, такая отвратительная казнь, что она не могла
этого вмѣстить, теряя голову.
Но что значатъ ея страданія въ сравненіи съ мука-
ми сына?
Дюмэсъ все продолжалъ рыдать. Ночникъ слабо ос-
вѣщалъ его. Дверь отворилась, это была Ліетта, кото-
рая ничего не подозрѣвала и спросила вполголоса:
—
Сегодня мы не обѣдаемъ?
—
Тсс!—остановила ее мать, указывая на кровать...
л Жоржъ попрежнему лежалъ въ забытьи.
Ш.
Левракъ указательнымъ пальцемъ почесалъ затылокъ...
Роза, застегнувъ пеньюаръ, смущенно спросила:
—
Ну что? Если я заражена,то скажите прямо!
Она только что покинула высокое кресло, накрытое
бѣлой простыней, которое находилось въ спеціальной
комнатѣ (лучше всего провѣтривавшейся).
—
Итакъ,—послѣ нѣкотораго колебанія началъ док-
торъ,—вы должны отправиться въ участокъ.
—
А я еще сомнѣвалась,—проговорила Роза. — Это
случилось на-дняхъ, когда я была пьяна... Я была не
достаточно осторожна...
—
Это ужасно неудобно для репутаціи заведенія,—
безразличнымъ тономъ произнесъ Левракъ.
Но чѣмъ онъ могъ помочь дѣвочкѣ? Это не только
ея удѣлъ: ее постигла общая участь.
—
А что, давно я васъ знаю?—освѣдомился онъ.
Роза, напрягая
память, сдѣлала
неопредѣленный
жестъ.
—
Лѣтъ десять, вѣроятно.— Десять лѣтъ! удивитель-
но, какъ она уже давно не заразилась. Сифилисъ или
трипперъ,—но почти всѣ проститутки безъ исключенія
въ первые три года получаютъ какую-нибудь венери-
ческую болѣзнь.
Левракъ поднялъ нарукавники; онъ износилъ уже
три пары съ тѣхъ поръ, какъ въ первый разъ изслѣ-
довалъ Розу и Аннету.
Спина его отъ необходимости безпрерывно накло-
няться все больше и больше сгибалась. Почти горба-
тый и совершенно лысый онъ, имѣлъ несчастный видъ;
лицо было постоянно нахмурено и выражало смѣсь
покорности съ заносчивостью. Тяжелый трудъ посте-
пенно ожесточилъ его!—Эта вѣчная погоня за кускомъ
хлѣба, этотъ заработокъ, составлявшийся изъ двух-
франковыхъ гонораровъ, за которыми надо было хо-
дить изъ притона въ притонъ... Въ исполнены этихъ
обязанностей онъ былъ сама пунктуальность. Что по-
дѣлаешь—слуга государства!
—
Я пойду извѣстить хозяйку,—сказалъ онъ.
Левракъ ушелъ. Роза, возвратившись въ свою камор-
ку, сообщила подругамъ новость, встрѣченную об-
щимъ равнодушіемъ.
—
Что жъ такого,—произнесла Нинетта,—я
ужъ
пятнадцать лѣтъ больна этимъ и не чувствую себя отъ
того хуже.
Отъ времени до времени болѣзнь такъ или иначе
даетъ себя знать. Нужно на извѣстный срокъ отпра-
виться въ Сенъ-Лаго, и тѣмъ дѣло кончается. Про-
бывъ тамъ нѣкоторое время въ полномъ бездѣйствіи,
выходишь чистой до слѣдующаго раза...
Но Камелія, не внесенная еще въ списки и съ пре-
зрѣніемъ смотрѣвшая на „порченныхъ", возразила ей:
—
Если бы это случилось со мной, я предпочла бы
умереть подъ заборомъ, но не пошла бы въ ихъ тюрь-
му. Пусть бы попробовалъ Бракъ или кто-нибудь дру-
гой засадить меня!

Ниннета насмѣшливо взглянула на нее:
—
Ты, голубушка, ошибаешься... Гораздо удобнѣе
быть зарегистрированной.
Та надулась и бросила на подругъ высокомѣрный
взглядъ. Числиться подъ надзоромъ администрации она
считала униженіемъ. Она презирала этихъ цѣпныхъ
собакъ, выслѣживающихъ женщинъ...
Но въ эту минуту прибѣжала хозяйка. Она быстро
поднялась на верхъ. Всѣ этажи ея подбородка тряс-
лись. Водворилось почтительное молчаніе.
—
Роза!—обратилась она,—мнѣ нужно вамъ кое-что
сказать. Соберите ваши вещи.
Роза спокойно увязала въ платочекъ палочку румянъ,
коробку съ пудрой и порнографическую книжку. Все
ея имущество... Денегъ не было, одни лишь долги.
Она нагнулась, чтобы отпереть комодъ и вынуть от-
туда тонкое бѣлье. Но хозяйка величественно развел?
руками и остановила ее:
—
О нѣтъ! за это еще не уплачено, это принадле-
жим учрежденію. Вы должны 4З7 франковъ. Хозяинъ
подвелъ счетъ по нынѣшній день... Пойдемте, да жи-
вѣе! Ваше верхнее платье въ вашемъ чемодан* внизу.
Роза покорно пошла впередъ: къ чему протестовать?
Ей теперь все равно. Въ контор* она надѣла свою
старую юбку и кофточку изъ шотландской шерсти—
, однако, она пополнѣла! Кофточка не сходилась!"—
Осенній костюмъ, который она въ прошломъ году ку-
пила въ Марселѣ... Брр... какъ ей въ немъ будетъ
холодно!.. Хозяйка разшум*лась.
„И нужно же ей оы-
ло попасться! И какъ это глупо! Попасть въ лапы къ
этому несчастному докторишкѣ!.. Заставить ее за-
являть полиціи!.. Разв* она не могла предупредить?
Ее бы л*чили тайкомъ, на сторон*..."
Роза фыркнула: „To-есть, она хочетъ сказать, что
ее бы выкинули на улицу... Отправили бы распростра-
нять заразу въ другомъ мѣстѣ!"
Хозяйка не унималась.
—
В*дь какъ-никакъ, а это портктъ репутацію! Въ
притонахъ Парижа подобныя исторіи бываюгь разъ,
два въ годъ! Хозяинъ положительно свалится отъ
горя...
Не отвѣчая ни слова, Роза увязывала чемоданъ.
Хозяйка вдругъ переменила грубый тонъ на сла-
щавый:
—
Вы можете, если хотите, оставить вещи зд*сь.
Вы ихъ возьмете по выход* изъ больницы. М*сто оста-
ется за вами; в*дь вамъ зд*сь было не плохо? Вы
здѣсь у себя дома...
Она не рѣшилась упомянуть о долг*. Съ этимъ но-
вымъ закономъ ни въ чемъ нельзя быть ув*ренной.
Не ужасъ ли, что эти болтуны-депутаты, ни чорта не
смыслящіе въ дѣл*, лишаютъ васъ куска хл*ба!.. Хо-
зяйка вздохнула, нѣжно глядя на Розу.
Парижанка была одной изъ самыхъ заманчивыхъ
жилицъ. Она была хороша собой, н*жна, ум*ла пить
безъ конца. Ей было жаль, она разсчитывала выжать
изъ нея вс* соки, высосать все, что еще оставалось.
Роза оставила свой чемоданъ,—ему теперь ц*на бы-
ла не больше двадцати сантимовъ,—и об*іцала восполь-
зоваться предложеніемъ. Держи карманъ!
РІзъ груди ея вырвался вздохъ облегченія, когда хо-
зяйка при выход* изъ участка поц*ловала ее на про-
щанье; конвой ждалъ ее, чтобы въ закрытой карет*
отвезти въ тюрьму. Хозяйка величественно удалилась...
Роза съ удовольствіемъ потеряла ее изъ виду. Еще
часть ея жизни отошла въ прошлое. Прощай, милый
„домъ"—ей онъ надо*лъ!
Прошли первыя непріятныя впечатлѣнія—тряска въ
ненавистной повозк*,
тюремная канцелярія—и Роза,
успокоившись, облачилась въ больничный халатъ, сама
прикрѣпила ярлычокъ надъ своимъ гвоздемъ въ перед-
ней. Когда ей придется выйти,—быть можетъ, ея шляпка
и костюмъ будутъ опять подходить къ сезону.
Въ палатѣ, въ первомъ этаж*, она осталась доволь-

на своей койкой. Ее помѣстили въ отдѣленіе св. Те-
резы *) въ среднюю палату, довольно далеко отъ печ-
ки; съ ея кровати въ окно виднѣлся большой кусокъ
сѣраго неба, на фонѣ котораго вырисовывались темныя
верхушки садовыхъ деревьевъ. Одна изъ сосѣднихъ
коекъ была свободна, а другая занята миловидной
бретонкой.
Молоденькая, стройная дѣвушка, съ мѣста въ карьеръ
схватившая „это" и лицомъ очень напоминавшая Аннету.
Тѣ же голубые, какъ васильки, глаза. Роза вспомнила
о своей старой подругѣ. Что сталось съ ней? Выбилась ли
Аннета на лучшую дорогу? Вѣдь не всѣ такія неудач-
ный, какъ она... Взять хоть бы зараженіе Аннеты... Тотъ,
кто ее испортилъ, по крайней мѣрѣ, не колотилъ ея.
Утромъ, когда врачъ обходилъ больныхъ и былъ уже
въ концѣ палаты, она замѣтила по его лицу... Онъ
здорово поморщился! Она даже не стала спрашивать
подробнѣй! О, да, это исторія по меньшей мѣрѣ на три
мѣсяца... У него, впрочемъ, добродушная физіономія.
Бретонка сказала ей, что это докторъ Гарди... Она
его хорошо знаетъ; онъ вмѣстѣ съ докторомъ Милье-
номъ бывалъ въ одномъ домѣ въ Отейлѣ, гдѣ она про-
была около недѣли послѣ перваго медицинскаго осмотра.
Отъ нечего дѣлать она разсказала Розѣ свою исто-
рію—одна изъ банальнѣйшихъ исторій.
Ее обольстили на первомъ мѣстѣ, потомъ отказали.
Нѣсколько разъ ее ловили на тротуарѣ... Вали хотѣлъ
ей вручить желтый билеть, но она распустила нюни.
Ей указали на учрежденіе Oeuvre Libératrice. Къ сча-
стью, тамъ ее приняли. Учрежденіе было очень малень-
кое, больше шести человѣкъ туда не принимали. Черезъ
недѣлю госпожа Авриль де-Сенъ-Круа подыскала ей
мѣсто у одной старой дѣвицы, которая, узнавъ ея
исторію, согласилась принять ее.
*) Сенъ-Лаго—іезуитская больница; всѣ палаты названы име-
нами святыхъ; сидѣлки и надзирательницы — изъ масонскихъ
орденовъ.
Прим. персе.
Она бы, навѣрное, долго служила тамъ, если бы
приказчикъ изъ мясной лавки ни соблазнилъ ее и не
надѣлилъ ее „этимъ".
Вмѣсто того, чтобы разсказать все своей госпожѣ,
она ушла отъ нея и сейчасъ же познакомилась со всѣмъ:
съ участкомъ, Лорталемъ и т. д . Зато она никогда
не забудетъ чудныхъ восьми дней, проведенныхъ на
улицѣ Було. Маленькій опрятный домикъ, хорошенькія
комнатки, зелень...
—
Когда я прибыла туда со своими вещами, я не
хотѣла вѣрить, что буду тамъ жить. Я спросила, гдѣ
же спятъ. Оставшись одна, я расплакалась. Какъ здѣсь
хорошо обращаются со всѣми! Всѣ живутъ вмѣстѣ.
По утрамъ — кофе съ молокомъ, закуска... совсѣмъ
какъ въ семейныхъ домахъ...
ГІослѣ обѣда каждая шьетъ что-нибудь для себя,
болтаетъ. Тамъ была кошка съ котятами... былъ садъ...
сирень, бузина...
Роза угрюмо слушала ее. Конечно, это одна изъ
тѣхъ изгнанницъ, которыхъ нужно было бы... Добрый
Пастырь, ха-ха-ха!
Бретонка посовѣтовала ей сбавить голосъ, такъ какъ
сестры кругомъ всѣ шпіонки.
Дни однообразно тянулись. Нужно было спускаться
въ аптеку, чтобы получать лѣкарства или чай. Въ ко-
ридорѣ — безчисленное множество протянутыхъ рукъ
съ кружками, горькій противный запахъ... Потомъ надо
было идти въ кухню, откуда вдвоемъ съ кѣмъ-нибудь
приходилось тащить миску съ супомъ или блюдо съ
какой-нибудь зеленью.
Одинъ разъ на отбываніе этой повинности отрядили
Розу; все-таки случай провѣтриться. Она разсчитывала
встретиться съ Зозо, но надежда оказалась тщетной.
Зозо уже не было; ушла она или умерла?.. Теперь
другія исполняли ея обязанности.
Бретонкѣ, за ея покорность, услужливость передъ
сестрами, чаще другихъ поручалась эта работа.
В. Маргерить. Проститутка.
^2

Миску ставили въ концѣ коридора на скамью, се-
стры изъ огромной ложки наполняли тарелки, которыя
больныя сами приносили. Помощницы въ награду по-
лучали двойную порцію. Бретонка дружески дѣлилась
съ Розой, обманывая голодъ этими невкусными блюда-
ми и вспоминая жаркія и рагу Отейля.
—
Тамъ я видѣла доктора Гарди и старичка Миль-
ена... Они не считаютъ насъ за собакъ, они всѣ хо-
рошіе. Рядомъ съ тюрьмой, со стороны предмѣстья, они
открыли безплатную лѣчебницу для приходящихъ. Но
тамъ больные свободны, не такъ какъ въ этихъ боль-
ницахъ при полицейскихъ участкахъ... Не обидно ли,
что я этого раньше не знала?..
—
Продолжай! — отвѣтила ей Роза, подумавъ про
себя.—Вмѣсто того, чтобы набивать нами тюрьмы, изо-
лировать насъ, какъ зачумленныхъ въ больницѣ Брока
или въ Южной больницѣ, не лучше ли было бы пра-
вительству поступать иначе... Открыть цѣлый рядъ лѣ-
чебницъ, гдѣ несчастный наши сестры могли бы не-
медленно начинать лѣченіе?.. Вѣдь намъ не интересно
болѣть!.. Развѣ насъ не слѣдуетъ принимать въ боль-
ницы, какъ и всякихъ другихъ? Но нѣтъ! Мы брако-
ванный... Мы годимся только для страданій, мы хуже
рабынь... Ложись! Ступай! Издыхай! И выть не смѣй,
жалкій отбросъ! О, какъ права была Марьетта!..
—
Слушай, милая!—закончила она. — Ты еще молода!
Не бери никогда желтаго билета! Этимъ ты подпишешь
себѣ смертный приговоръ!..
Бретонка черезъ мѣсяцъ могла уже выписаться и
ушла изъ отдѣленія св. Терезы.
Хотя дѣвочка была очень мила, Роза не пожалѣла
о ея уходѣ. Чувствительность ея постепенно притупи-
лась. Да она и не любила черезчуръ покладистыхъ
людей. Бретонка, чтобы ладить со всѣми, чтобы время
отъ времени получать лишнюю котлету или другой
лакомый кусокъ изъ того, что готовилось въ отдѣль-
ной кухнѣ для больныхъ, находившихся на особомъ
режимѣ, всѣмъ старалась угождать. Никто не умѣлъ
лучше ея смести пыль съ вазъ, которыя благочестивыя
сестры наполняли живыми и бумажными цвѣтами и
которыя помѣщались на пьедесталѣ гипсовой статуи
Богоматери, посреди коридора. Никто не умѣлъ луч-
ше ея—ради чашки воскреснаго кофе,—молитвенно сло-
живъ руки и о пусти въ глаза, пѣть гимны въ церкви
у органа!
Это эксплоатированіе монашенками легковѣрія или
гіритворнаго раскаянія больныхъ казалось Розѣ еще
болѣе возмутительнымъ, чѣмъ въ исправительном ь
отдѣленіи тюрьмы. Скрестивъ руки въ длинных*. ру-
кавахъ, онѣ пользовались всякимъ удобнымъ случаем*»,
чтобы прочесть наставленіе, подать совѣтъ. Но здѣсь
слишком*» много царило несправедливости, здѣсь Роза
слишкомъ настрадалась, слишком*» много вынесла не-
заслуженнаTM горя, чтобы вѣрить въ существованіе
милосерднаго Бога, который не можетъ это терпѣть,
если же онъ существуегь, то странное у него мило-
сер діе! О, нѣтъ! Ихъ небо, ихъ адъ—все это лишь
обманъ, способъ наполнить кассы общинъ и прихо-
довъ, держать въ темнотѣ невѣжественныя массы.
На свѣтѣ существует*» лишь людское равнодушіе,
черствая злоба.
Продолжительное бездѣйствіе, разслабляющая празд-
ность, вмѣсто того, чтобы ободрить Розу, поднять
въ ней вѣру, только ожесточали ее и усиливали глу-
хую ненависть къ жизни. Она часами дремала надъ
шитьемъ, либо въ постели предавалась мечтамъ. Ино-
гда приходилось вскакивать и становиться на вытяжку,
какъ солдатъ.
Это случалось, когда врачъ дѣлалъ обходъ или ди-
ректоръ проходилъ черезъ палату, въ сопровождены
какихъ-то людей въ блестящихъ цилиндрахъ и доро-
гихъ пальто. То были журналисты, муниципальные со-
вѣтники. Сколько разъ она видѣла, какъ они прихо-
дили одинъ за другимъ, словно желая лишній разъ
22*

убѣдиться, что это старая тюрьма вся пропитана зара-
зой, что она годится на сломъ... A вѣдь въ Сенъ-JTa-
зарѣ были еще замурованы другіе...
Она не питала ни надеждъ, ни желанія выздоровѣть.
Мало-по-малу она вся отдалась во власть животной
лѣни, вся погрузилась въ окружающую тину.
Грязь въ больницѣ вызывала въ ней еще большее
отвращеніе, чѣмъ въ полиціи.
Въ длинныхъ палатахъ, носившихъ имена святыхъ,
блестѣлъ хорошо натертый полъ, но потолокъ и стѣ-
ны давно почернѣли отъ толстаго слоя копоти. На
каждый этажъ полагалось нѣсколько умывальниковъ,
но они всѣ были испорчены. Всѣмъ приходилось мыть-
ся въ одной глиняной мискѣ. Мыла не давали, а о ван-
нахъ и помину не было! Привыкши часто мыться, она
сначала страдала отъ недостатка воды, но потомъ, какъ
и всѣ, освоилась.
Прогулки въ больничномъ дворѣ, въ концѣ котора-
го стояла часовня, напоминали ей топтанье по двору
исправительной тюрьмы.
Наконецъ, пришла весна съ ея ясными, теплыми
днями и безоблачно голубымъ небомъ—тюрьма теперь
давила ее, она задыхалась. Часто садиллсь она на са-
довую скамейку, на которую молодыя деревья бросали
дрожаіція ажурныя тѣни. Тоска и усталость терзали
ее. Бремя прошлаго и настоящаго согнуло ея спину,
изсушало тѣло, омрачало душу. Напротивъ стояло
зданіе для престарѣлыхъ простигутокъ; онѣ были тамъ
на положеніи не то больныхъ, не то арестантокъ.
Всѣ эти женщины, перейдя извѣстный возрастъ, нахо-
дили тамъ пріютъ.
Это все, что для нея пока сможетъ сдѣлать обще-
ство—позднѣе; если она, какъ эти жалкія старушки,
будетъ вести себя хорошо, ей назначатъ мизерную
пенсію, дадутъ ночлегъ и пищу въ тюрьмѣ.
Она вспомнила первую ночь, проведенную въ участкѣ,
когда ей казалось, что рядомъ съ ней находится трупъ
ея подруги, этого жалкаго бѣлобрысаго созданія, въ
которомъ было столько доброты и которое такъ из-
голодалось. И такая же смерть тамъ или здѣсь, такое
же медленное разложеніе ждало и ее въ будущемъ.
Жадно втягивая воздухъ, которымъ такъ легко ды-
шится по ту сторону тюремныхъ стѣнъ свободнымъ,
сильнымъ, богатымъ, счастливымъ людямъ, она начи-
нала возмущаться, все сз'щество ея протестовало.
Ей хотѣлось отплатить этому сытому обществу,
счастье котораго построено на ея ниіцетѣ, за все зло, ей
причиненное имъ, заплатить сторицею. Она всѣхъ, весь
міръ ненавидѣла дикой ненавистью, въ которой растаяла
вся ея мягкость и которая бѣшено клокотала въ ней.
Въ то же время доносившійся иногда черезъ откры-
тое окно запахъ сирени будилъ въ ней глубокую
нѣжиость, приводилъ въ экстазъ, которому она отда-
валась всѣмъ своимъ существомъ. Изъ глубины ея
тоски и одиночества вставала горячая потребность
привязанности, любви и толкала ее къ неизвѣстному.
Вся ея слабость взывала о силѣ, всѣ ея раны жаждали
успокоенія. Уничиженная, презираемая, она все же
сохранила свой запасъ чистой нѣжности. Ей хотѣлось
теперь отдаться всецѣло... Любить и быть любимой...
Въ ней начинался поздній расцвѣтъ силъ, такъ долго
сдерживавшійся и тѣмъ болѣе сильный и неудержимый.
Это тѣло, къ которому прикасалось столько рукъ,
что она уже почти не считала его своимъ, эта озло-
бленная душа,—ей казалось, что она принесетъ ихъ
дѣвственными тому, кто пойметъ ее, кто ее возьметъ...
Она въ лихорадочномъ нетерпѣніи ждала минуты пол-
наго выздоровленія, минуты, когда можно будетъ на-
всегда уйти изъ этой гнусной тюрьмы. Она теперь
такъ устроится, что ни полиціи нравовъ, ни Фрико,
никому не удастся наложить на нее желѣзной лапы!
Парижъ такъ великъ! Она скроется. Она найдетъ спо-
собъ утолить свою потребность любви и ненависти.
Она узнаетъ, куда ей итти.

Наконецъ, пришло освобождение. Однажды утромъ
докторъ Гарди обратился къ ней:
—
Вы можете выписаться сегодня вечеромъ. Вы уже
достаточно оправились.
И прибавилъ, какъ всегда:
—
Если съ вами что-нибудь случится... да, это мо-
жетъ повторится... то приходите ко мнѣ... Не сюда,
а рядомъ, со стороны предмѣстья.
—
Благодарю васъ,—отвѣтила Роза. Но мысленно при-
бавила: „Никогда больше! Ни ты, не другіе меня больше
не увидятъ. Если я снова заболѣю—тѣмъ лучше! Я сама
избавлюсь отъ этой болѣзни, передавъ ее другимъ".
Въ кругленькой тиролькѣ и въ шотландской кофточ-
ке, которая теперь свободно застегивалась—какъ она
исхудала! — Роза снова была хороша. Жалко только,
что кожа лица попорчена белилами и пр. Покинувъ
ограду своей конуры, она на минуту почувствовала
опьяненіе. Короткій переходъ до зданія судебныхъ уста-
новлений, ожиданіе въ участке, контрольный визитъ,—
нетъ ли тамъ еще кого?—возбуждали сильнее ея жа-
жду свободы, ея нетерпеніе...
Наконецъ, и печать приложена—„да это, никакъ
Бракъ... когда ужъ теперь я увижу твою грязную ро-
жу!.." — Роза, какъ безумная, помчалась по набережной.
Она убегала отъ этихъ мрачныхъ, высокихъ башенъ,
отъ углового павильона, где на голубомъ съ золотомъ
фоне вырисовывались часы. Испуганно и съ ненавистью
она бросила взглядъ на префектуру, охранявшуюся
вооруженными городовыми. Она свободно вздохнула
только по ту сторону Сенъ-Мишельскаго моста.
Съ минуту она находилась въ нерешительности...
—
Марьетта? Улица Сенъ-Люнеръ?.. НЬтъ съ про-
шлымъ надо порвать.—Названіе улицы, адресъ, данный
ей когда-то Люси дЮверніатъ, соблазняли ее уже въ
продолженіе двухъ недель... „Китайскій Баръ",
улица
Муфтаръ... Она вспомнила, что тамъ она видела Жю-
жюля,—„грозу Монпарно".
Въ последніе дни пребыванія въ больнице на нея
нахлынули старыя воспоминанія, которыя перемеша-
лись въ ея голове съ новыми планами. Ароматъ ака-
цій и сирени, доносившійся до нея изъ директорскаго
сада, напоминалъ одуряющій запахъ любовныхъ пи-
семъ, которыя она когда-то читала вместе съ Люси
дЮверніатъ, напоминалъ ей о той неведомой жизни,
къ которой она можетъ пріобщиться, если захочетъ.
Жюжюль и его товарищи были отчаянныя головы,
они не боялись ничего и умели любить. Чтобы поко-
рить или защитить женщину, они готовы пролить по-
токи крови... Тамъ она встретить своего избранника.
Она порылась въ кармане. У нея было 7 франковъ,
заработанные шитьемъ въ больнице. На эти деньги
она можетъ пообедать и нанять пока комнату въ „Ки-
тайскомъ Баре«... А затЬмъ!.. Не беда, все уладится!
Она не теряла надежды. Когда она вышла на улицу
Муфтаръ, ей показалось,—несмотря на теплый майскій
вечеръ,—что она попала въ холодное подземелье. По-
крытые плесенью дома упирались другъ въ друга; по-
кривившіеся отели, мелочныя лавки безъ вывески,—
отъ всего отдавало нечистотами, какъ отъ запущенна-
го сорника. Дети играли у лужи, среди отбросовъ.
Привратницы, уличные мальчишки, жирныя женщины
прохлаждались на тротуаре. Она шла медленно, читая
вывески и надписи на окнахъ. Содержатели кабаковъ
окликами зазывали ее. Сердце у нея билось, какъ пе-
редъ первымъ свиданіемъ.
Наконецъ, она прочла на фонаре „Китайскій Баръ".
Это былъ меблированный домъ, окна котораго (по два
въ каждомъ этаже) до самаго верху были увешаны
бельемъ. Горшки съ резедой, клетки съ птицами, гряз-
ный тряпки украшали подоконники. Въ витринахъ —
крутыя яйца въ вазахъ и несколько бутылокъ съ эти-
кетами: Marc de fantaisie, рядомъ—горшокъ съ какимъ-
нибудь дешевенькимъ растеніемъ. Въ гостиницу можно
было попасть только черезъ кабачокъ. У распахнутой

двери стояло два запыленныхъ велосипеда съ двигате-
лями.
Роза поколебалась, но потомъ вошла. Комната бы-
ла почти пуста; только два посѣтителя пили абсентъ,
да за прилавкомъ стоялъ хозяинъ. Вдоль стѣнъ были
разставлены ряды деревянныхъ столовъ; полъ усыпанъ
свѣжими опилками.
Широкоплечій мужчина съ брюшкомъ, съ свѣтлыми
завитыми волосами, съ тупой телячьей физіономіей сто-
ялъ за стойкой. Замѣтивъ Розу, онъ кашлянулъ, чтобы
предупредить кого слѣдуетъ. Посѣтители, шептавшіеся
о чемъ-то, замолчали и стали разглядывать ее.
Роза смутилась и усѣлась противъ конторки; на по-
клонъ и вопросительный взглядъ офиціанта, стоявшаго
съ салфеткой подъ мышкой, она коротко заказала:
—
Стаканчикъ!
Рука его безошибочно взяла соотвѣтствующую бу-
тылку, которыми былъ заставленъ весь прилавокъ съ
лѣвой стороны. Направо стоялъ бакъ изъ красной
мѣди, изъ котораго черезъ трубочку наливалась рюмка.
—
Еще двѣ, Гекторъ!—приказали расходившіеся по-
сѣтители.
„Какая-нибудь дѣвка безъ ангажемента..."
Хозяинъ, унылымъ жестомъ захвативъ три стакана,
подалъ ихъ. Потомъ онъ лѣниво направился къ сто-
лу, за которымъ сидѣла Роза; прежде чѣмъ завязать
разговоръ, онъ сплюнулъ на полъ.
Привыкши къ своимъ посѣтителямъ—мазурики, во-
ры, падшія женщины—и б}щучи со вс*ми за панибра-
та, онъ недолюбливалъ новыхъ гостей; отъ нихъ пахло
полиціей. Хотя у него лично никакихъ недоразумѣній
съ полиціей не выходило, онъ все-таки предпочиталъ,
въ интересахъ своихъ кліентовъ, чтобы она не совала
носа въ ихъ дѣла.
—
Нѣтъ ничего хуже полицейскаго визита, хотя бы
крючки ничего не нашли! Эти двѣ мотоциклетки—
чортъ! да не краденыя ли онѣ?.. Весьма возможно! Но
вѣдь не у него же ихъ украли, неправда ли? Тротуаръ
принадлежитъ всѣмъ...
Онъ усѣлся противъ Розы.
—
Вы не изъ нашихъ мѣстъ, красавица?
Она просто разсказала ему все. Нѣтъ! Она только
что вышла изъ Сенъ-Лаго безъ гроша за душой, а въ
перспектив*—притонъ. Но, чортъ возьми! Ей надо*ло
быть чужой игрушкой! Плевать ей на билетъ! И на
всѣхъ этихъ шпиковъ, агентовъ, гостей хозяекъ...
Сыта по горло... Туда ихъ...
И она хлопнула себя пониже спины.
Гекторъ недовѣрчиво покосился на нее. Роза, увлек-
шись, продолжала изліянія, назвала Люси Оверніатъ,
Жюжюля...
—
Вотъ это парень!—проговорилъ Гекторъ.—Окачу-
рился зимой. Американецъ всадилъ ему ножъ промежъ
лопатокъ.
—
Впрочемъ, онъ не унесъ его съ собой въ рай!—
зам*тилъ одинъ изъ укравшихъ мотоциклетки—Его
дѣвка отплатила за него...
Рыжій, съ лицомъ цвѣта опилокъ, худой и косо-
глазый, захихикалъ, вспомнивъ сцену побоища. Другой,
съ землистымъ лицомъ, въ фуражк*, надвинутой на
покатый лобъ, одобрительно безмолвствовалъ.
—
Что касается Люси д'Оверньятъ, то она всегда
на своемъ посту. Собираетъ окурки. Если вы здѣсь
с^бѣдаете, то увидите ее.
—
Я пооб*даю и останусь зд*сь,—объявила Роза.
—
А деньги? успокоившись, спросилъ
Гекторъ.
—
Комната стоитъ франкъ, плата впередъ.
Роза размѣняла пятифранковикъ. Гекторъ крикнулъ:
„Эй, Мари!"
Высохшая какъ скелетъ женщина открыла внутрен-
нюю дверь. Жалкая, желтая, настолько худая, на-
сколько хозяинъ былъ толстъ, столь же молчаливая,
какъ онъ былъ болтливъ, хозяйка являлась единствен-
ной слугой въ гостиниц*. Она принесла съ собой за-

пахъ кухни и закоулковъ, въ которыхъ были устроены
„З'добства".
—
Покажи девятый номеръ!
При свѣчѣ, которую мадамъ Гекторъ держала въ
рукѣ, Роза различила темную комнату съ низкимъ
потолкомъ, до котораго легко было достать головой;
желѣзную кровать, комодъ съ ящиками, круглый ту-
алетный столикъ съ надбитой миской, a возле него
обтертый стулъ.
—
Подходить,—сказала Роза.
—
Сейчасъ вамъ принесутъ простыню и полотенце.
Довольная, она снова [спустилась внизъ, выставляя
бедра на показъ.
—
Это еще не все,—сказалъ хозяинъ.—Марія!
Мадамъ Гекторъ послушно явилась.
—
Дай сюда книгу. Нужно занести ваше имя и фа-
милію... Формальность для полиціи. Она
требуетъ,
чтобы всѣ постояльцы были записаны. А то, вообрази-
те, обыскъ! Это что за птица? Эге...
Роза увѣрена продиктовала ему: (ищи ее потомъ!)
Роза Лакайль.
—
Лакайль? *)—переспросилъ рыжеволосый, посмо-
трѣвъ на нее.— Это недурно.
Когда Гекторъ окончилъ выводить непривычной
рукой ея имя,—всѣ весело усѣлись за ужинъ, который
молча подавала Марія.
Рыжеволосый представился: его зовутъ „Русый кра-
савецъ", а его друга „Сорвиголова".
Они провели вечеръ очень весело.
Роза находила ихъ забавными, но они не были въ ея
вкусѣ. „Баръ" понемногу наполнялся. Облокотившись на
столъ, съ папиросой въ зубахъ, Роза блаженствовала.
Подстрекаемая всѣми и забавляясь, она пила до
опьянѣнія, начавъ съ абсента. Первый стаканъ, послѣ
долгаго воздержанія, обжегъ ее.
*) Игра словъ. La caille—перепелка.
Свѣжая, съ белой кожей, золотистой головой, тон-
кими, красивыми формами, она имѣла успѣхъ и упи-
валась имъ. Она переходила отъ одного посѣтителя къ
другому, но не допускала шутокъ, выходящихъ за
извѣстные пределы. Ей предложили вишневой наливки,
которую она медленно смаковала, стоя у прилавка;
вдругъ кто-то ударилъ ее дверью въ спину.
—
Виноватъ, простите! — раздался грубый голосъ.
Она обернулась и внезапно смутилась, очутившись
лицомъ къ лицу съ красивымъ парнемъ, съ сильными
грудными мышцами, обрисовывавшимися сквозь поло-
сатое трико фуфайки. Онъ вѣжливо приподнялъ фу-
ражку. Широкое, свѣжее лицо, смѣлые каріе глаза,
пожалуй слишкомъ большіе, низкій лобъ подъ шап-
кой черныхъ волосъ.
Онъ скользнулъ по ней взглядомъ; старуха, слѣдо-
вавшая за нимъ, остановилась въ нерешительности
передъ Розой и пристально смотрѣла на нее.
—
Люси!—воскликнула Роза.
—-
Роза, милая, это ты! Ты узнала меня, какъ это1
мило!.. Слушай, Вышибало, это моя подруга.
Вышибало былъ тутъ же. Онъ съ благосклоннымъ
видомъ разглядывалъ Розу, потомъ высокомерно по-
смотрѣлъ на посѣтителя, угощавшаго ее... Роза по-
спешно объявила:
Я съ этимъ господиномъ!—и указала на Выши-
балу.
Взявшись за руки, женщины разсматривали другъ
друга.
Какъ изменилась Люси! Ей теперь можно было
дать пятьдесятъ летъ!.. А я? —безпокойно задала се-
бе этотъ вопросъ Роза. Горяіцимъ, пронипательнымъ
взглядомъ она искала ответь въ глазахъ Вышибалы.
Онъ такъ ясно светился въ нихъ, что она, полная
счастья, покраснела, какъ молодая невеста. Они усе-
лись за столъ.

IV.
—
Здравствуйте, господинъ Дюмэсъ, — произнесъ
ночтальонъ, приподнимая шапку—Извольте вашу кор-
респонденцію.
—
Давайте, Жакенъ.
Дюмэсъ опирался на палку. Онъ былъ разбитъ. И
это послѣ того, какъ онъ сдѣлалъ пятьсотъ метровъ,
отдѣлявшихъ его отъ замка, дойдя до круглой пло-
щадки, откуда съ одной стороны разстилались поля
и лѣса до самаго горизонта, а съ другой—открывался
видъ на рѣшетку въ концѣ аллеи старыхъ вязовъ.
—
Получайте, сударь.
Почтальонъ протянулъ пачку газетъ, два письма и,
радуясь, что половина пути уже пройдена, весело рас-
прощался, застегнувъ сумку.
—
Эй, послушайте!—призвалъ его сердитый окликъ.
—
Получите обратно,—сказалъ Дюмэсъ, возвращая
одно изъ писемъ.—Эго не для меня. Будьте внима-
тельнѣе: мадамъ Аннѣ д'Юмэсъ, д' отдѣльно... вы вѣдь
умѣете читать?
—
Простите, пожалуйста!—извинялся почтальонъ.
—
Случается, что ошибешься.
Онъ указалъ на большія черепичныя крыши, кото-
рыя, гордо возвышаясь, блестѣли свѣжей краской и
были видны на фонѣ темнаго лѣса на разстояніи трехъ
километровъ.
—
Я потомъ пойду туда. Старый замокъ, новый за-
мокъ, немудрено спутать.
—
Ладно, ладно,—сказалъ Дюмэсъ. —Это невыносимо.
И полный ненависти взглядъ былъ брошенъ въ сто-
рону неумолимаго, неосязаемаTM врага, ожесточеніе
котораго не переставало его преслѣдовать. Вѣдь, ка-
жется, достаточно того, что она разорила его, отбивъ
Ловруа, такъ нѣтъ же! Аннѣ нужно еще, когда онъ,
убитый смертью сына, уединился на нѣсколько мѣся-
цевъ въ Маршанжъ, нужно еще и тутъ преслѣдовать его!
Не удовольствовавшись разореніемъ Ловруа послѣ
Линбаума, не постаралась ли она обойти этого дурака
Жака де-Льевилль?.. Она осѣдлала сперва тѣхъ двоихъ,
оставивъ Жака напослѣдокъ...
„Герцогъ!" Благодаря
его щедрости и воздвиглось въ гірошломъ году это
наглое зданіе, въ сердцѣ тѣхъ самыхъ лѣсовъ, кото-
рые еще такъ недавно принадлежали ему, Дюмэсу, и
которые теперь окружали великолѣпное жилище врага,
осѣняя его своей густой листвой.
И въ утонченной жестокости, съ которою Анна вы-
брала себѣ мѣсто для жительства, какъ разъ противъ
стараго замка—скромнаго дворянскаго гнѣзда прошлаго
столѣтія, выстроивъ новый замокъ весь изъ камня, въ
стилѣ Людовика XIII,—во всемъ этомъ Дюмэсъ хотѣлъ
видѣть досадную случайность, одно изъ таинственныхъ
житейскихъ совпаденій, не имѣющихъ ни смысла, ни
цѣли.
Въ концѣ—концовъ онъ, вѣдь, можетъ продать весь
Маршанжъ и оставить эти мѣста, если сосѣцство ему
очень непріятно... Но его приковывали къ Маршанжу
различныя узы: его наладившаяся здѣсь жизнь, поли-
тическіе интересы, подчиненные матеріальнымъ инте-
ресамъ, перспектива прочнаго очага въ будущемъ для
Ліетты... Мадамъ Дюмэсъ мечтала о сынѣ крупнаTM
владѣльца писчебумажной фабрики Мюрсакъ и К° изъ
Ніора. Мюрсаки были близкіе сосѣди, и Леонъ, ихъ
единственный сынъ, обратилъ надлежащее вниманіе на
Ліетту на теннисѣ у Шанмюрье. Единственнымъ облач-
комъ въ этомъ проектѣ была нѣкоторая умственная
недоразвитость молодого Мюрсака. Идіотъ? О, нѣтъ!
далеко нѣтъ, но немного того... глуповатъ... и заи-
кается... вотъ и все! Педоразвитъ физически и умственно.
Но больше всего приковывало Дюмэса къ Маршан-
жу и связывало по рукамъ и ногамъ—онъ самъ себѣ
въ этомъ сознавался въ тѣ рѣдкія минуты просвѣтлѣ-
нія, когда страданіе на время оставляло его—неожи-
данное возвращение и ужасные симптомы болѣзни, ко-

торую онъ давно привыкъ считать обезвреженной, по-
бѣжденной; возвращеніе сифилиса, котораго онъ не
лѣчилъ уже столько лѣтъ и который усиливался бла-
годаря пренебреженію мѣрами предосторожности и силь-
ному нравственному потрясенію, пережитому недавно.
Онъ извѣдалъ всѣ ужасы третьяго періода...
Началось съ гуммоза на язык*.
Отвратительное
осложненіе сифилиса, которое, къ счастью, открылось
въ Париж* но возвращеніи изъ Маршанжа, въ пер-
вый годъ водворенія тамъ Анны. Дормуа во время за-
хватилъ болѣзнь, и эти симптомы были побеждены.
Но вотъ новая тревога! появленіе маленькихъ мышеч-
11 ыхъ опухолей, явившихся незамѣтно, обезобразившихъ
своими твердыми ядрами языкъ, который весь покрылся
буграми, распухъ и не помѣщался больше во рту. Гуммы
скоро размягчились и превратились въ глубокія язвы
съ лиловыми, гладкими краями и неправильнымъ дномъ.
Въ довершеніе несчастья отдѣльныя язвы сливались
вмѣстѣ—явленіе очень рѣдкое при сифилитическомъ
пораженіи языка, какъ сказалъ ему Дормуа—и это слія-
ніе язвъ распространялось, разъѣдало языкъ до такой
степени, что можно было ждать полнаго прободенія.
Силой энергичнаго лѣченія удалось остановить даль-
нѣйшее теченіе болѣзни и добиться полнаго зарубце-
ванія. Но т* нед*ли, когда онъ питался съ невѣроятны-
ми трудностями одной жидкой пищей, вводившейся при
помощи зонда, когда онъ говорилъ съ трудомъ, какъ
молодой Леонъ Мюрсакъ,—эти недѣли притупили вс*
его способности и онъ жалѣлъ о томъ, что во время
не послушался совѣтовъ Монталя, тѣмъ болѣе, что ему
еще не перестала угрожать перспектива подобныхъ, а
быть можетъ, и худшихъ ужасовъ.
Съ острой завистью смотрѣлъ онъ на возрастающую
бодрость, энергію и крѣпнущее здоровье жены. Суровая
въ своемъ траурномъ платьѣ, за то время, что мучи-
тельныя головныя боли приковывали его къ креслу,
она постепенно заняла въ ихъ совмѣстиой жизни
главенствующее положеніе, которымъ онъ самъ такъ
долго и эгоистично злоупотреблялъ. Полная презр*нія,
молчаливая, она казалась живымъ упрекомъ.
Однако она ухаживала за нимъ съ негюддѣльнымъ
самоотверженіемъ, которое, мало трогая его, только
усугубляло его раздраженіе видомъ ея высокой фигу-
ры, б*лыхъ волосъ и безпрерывнаго хожденія взадъ
и впередъ. Благодаря строгой экономіи и практичности,
которую онъ, впрочемъ, ставилъ ей въ вину, она умѣло
управляла домомъ и состояніемъ, еще бол*е уменьшив-
шимся во время послѣднихъ событій.
Неудачныя операціи—посл*дствіе его уединенія,—
невыгодныя покупки, запоздалый продажи сильно по-
дорвали его доходъ.
Мадамъ Дюмэсъ настояла на пере*здѣ въ Маршанжъ,
гд* жизнь была дешевле и здоровѣе. Съ т*мъ, что у
нихъ еще осталось,—они могли пускать пыль въ глаза
въ этой дыр*; и зд*сь Ліетта плѣнила-таки, наконецъ,
насл*дника Мюрсаковъ.
Но что больше всего влекло мадамъ Дюмэсъ къ это-
му здоровому покою и уединенію, и что она скрывала
отъ мужа,—это было чувство ужаса, овладѣвавшее ею
при вид* медленнаTM, но неуклоннаго разложенія того,
кого она привыкла вид*ть всегда веселымъ, безпечнымъ,
жизнерадостнымъ.
Терзаемый безпрерывными головными болями, усили-
вавшимися къ ночи, онъ похудѣлъ до неузнаваемости;
случались минуты полнаго затменія, потери р*чи—все
это были угрожающіе симптомы. Онъ проводилъ долгіе
безмолвные часы, переходя отъ полузабытья къ при-
ладкамъ нервнаго возбужденія. Минутами, видя его та-
кимъ мрачнымъ, она полагала, что онъ думаетъ о про-
шломъ, терзается угрызеніями совѣсти; но вскорѣ она
уб*дилась, что онъ полонъ тупого безразличія и равно-
душія ко всему. Разв* только головокруженіе вызоветъ
у него какой-нибудь жестъ или бол*зненныя судороги
исторгнуть глухой жалобный стонъ.

Въ такомъ состояніи застигли его разнообразныя
ежедневныя пытки, изобрѣтавшіяся жестокой мститель-
ностью Аннеты.
Сначала сходство фамилій раздражало его вѣчной
насмѣшкой; потомъ бравада новымъ замкомъ, потеря его
собственнаTM былого величія и блестящихъ пріемовъ.
Онъ не могъ спрятаться отъ этой дразнящей жизни,
и изъ окна своего кабинета наблюдалъ огромный угло-
вой павильонъ, террасу, голубыя съ высокими трубами
крыши.
Иногда Аннета проѣзжала совсѣмъ близко отъ него
въ медленно катящемся ландо или быстро несущемся
автомобилѣ. И съ круглой площадки, разделявшей
дороги, онъ явственно различалъ фасонъ ея платья,
цвѣтъ лица.
Но новая владетельница замка не довольствовалась
этимъ тріумфомъ. Конечно, при виде этого кончекнаго
существа, сгорбленная спина котораго и блуждающій
взоръ свидетельствовали о полномъ разложеніи, она
испытывала величайшее наслажденіе, чувство полнаTM
удовлетворенія. Она хотела, чтобы отъ этого зданія,
дававшаго уже трещины, не оставалось камня на камне,
чтобы Рауль Дюмэсъ, сегодня еще членъ генералыіаго
совета и председатель благотворительнаTM общества,
обратился завтра въ никому ненужное тряпье. Она
умело возбуждала своими насмешками самолюбіе Лье-
вилля...
„Неужели за десять лѣтъ онъ не нашелъ способа
избавиться отъ этого гнилого соперника, единствен-
наTM изъ тѣхъ республиканцевъ, которые бросаютъ
тень на советъ, оставаясь всегда въ большинстве!.."
Жакъ де-Льевилль, уязвленный, повелъ целую кампа-
нію на новыхъ выборахъ, чтобы вытеснить мароккскаго
спекулянта, разореннаго банкира, живую развалину.
Сильный своимъ наслѣдственнымъ престижемъ въ
этомъ уголке, где его предки играли первую роль,
онъ пустилъ въ ходъ все свое вліяніе.
Обычный избирательный маневръ, ловко применен-
ный, получилъ на этотъ разъ темъ большій весъ, что
Дюмэсъ — и не безъ причины — не могъ теперь зве-
неть золотомъ, какъ встарь. Впрочемъ, герцогъ фрон-
тальной атаке предпочелъ нападеніе съ фланга, какъ
более осторожный пріемъ,—республиканскихъ голосовъ
въ Маршанже было большинство. И докторъ, поддер-
жанный Льевиллемъ, прошелъ подъ флагомъ независи-
маTM республиканца, почти безъ труда одержавъ по-
беду надъ Дюмэсомъ.
Дюмэсъ на утро после этого удара, хотя и пред-
виденнаго, но темъ не менее жестокаго, былъ непрі-
ятно пораженъ, прочитавъ въ Démocratie Poite-
vine и въ La Croix des Deux-Sèvres пасквиль-
ныя статьи, въ которыхъ доказывалась скандальность
и недопустимость его председательствованія въ благо-
творительномъ обществе: его родство со всемъ из-
вестной дамой полусвета, театральный успехъ кото-
рой еще не вполне стеръ сомнительное прошлое, его
финансовыя неудачи, требуя за все немедленнаTM его
смещенія.
И советъ правленія предпринялъ тайные шаги въ
этомъ направленіи.
Старались подействовать на чувства мадамъ Дюмэсъ:
„Здоровье ея мужа требуетъ спокойствія; было бы
благоразумно, если бы онъ подалъ въ отставку, кото-
рая рано или поздно окажется необходимой..."
Дрожа отъ негодованія, Дюмэсъ, наконецъ, решил-
ся, понимая, что сдавшись добровольно, онъ сохра-
нить свой престижъ.
Въ полномъ достоинства письме, ссылаясь на не-
обходимость полечиться, онъ просилъ принять его
отставку.
Эти два оскорбленія, ударъ за ударомъ, и уверен-
ность, что они исходятъ отъ той, кемъ было отравлено
все его существованіе, дополнили разрушительное дей-
ствіе болезни.
В. Маргернть. Проститутка.
23

И въ тѣ короткія минуты, когда она оставляла его
въ покоѣ, онъ начиналъ жаловаться, задыхаясь отъ
гнѣва: „Я уничтоженъ, раздавленъ, мое здоровье ухо-
дить съ каждымъ днемъ, съ каждымъ часомъ... А она
торжесгвуетъ, и я ничего не могу сдѣлать; она пре-
красна, заманчива, плѣнительна, какъ никогда еще!.."
И вспоминая, что онъ держалъ ее трепещущую въ
своихъ рукахъ, что онъ всецѣло обладалъ этимъ пре-
краснымъ тѣломъ, при мысли объ этомъ онъ кипѣлъ
до болѣзненнаго зуда отъ сознанія, что онъ уже те-
перь ничто, что онъ побѣжденъ, что это месть, ужас-
пая месть...
Дюмэсъ съ почтой въ рукѣ направился къ замку.
Безтолковый почтальонъ сталь несносенъ... Или, мо-
жетъ быть, это тоже известный пріемъ? Онъ, быть
можетъ, подкугіленъ?.. Это напоминало ему младшаго
садовника, который какъ- то пришелъ къ нему предла-
гать свои услуги и въ которомъ Дюмэсъ сразу у зналъ
президента ресбуплики, ловко переодѣтаго, чтобы снять
планъ мѣстности. Лубэ могъ бы потомъ подослать къ
нему убійцу съ полнейшей для себя безопасностью!
Ведь это лучшій способъ избавиться отъ опаснаго
конкурента въ конце семилетія...
Вдругъ онъ съ тревогой поднялъ голову. Все та же
острая боль, жаръ въ вискахъ. Странно — небо вдругъ
осветилось молніей, вотъ еще одинъ зигзагъ прорѣ-
залъ нежную лазурь, на фоне которой вырисовыва-
лась желтая осенняя листва деревьевъ.
Его вдругъ охватилъ ознобъ, который поднимался
отъ конечностей къ голове, леденилъ кровь. Потомъ
его бросило вт. жаръ и въ потъ, и снова зазно-
било. Въ то же время ему заложило грудь, сдавило
горло. Непонятное желаніе бежать толкало его къ бал-
кону, где жена и дочь спокойно следили за его при-
ближеніемъ. Онъ былъ уже на разстоэніи несколькихъ
шаговъ отъ нихъ, какъ вдругъ взмтшпулъ руками и
упалъ въ конвульсіяхъ.
Оне бросились къ нему навстречу, окружили его,
обе испуганныя, растерянныя, смотрѣли на это безфор-
менное тело, бьющееся въ судорогахъ, на искаженное,
перекошенное лицо съ глазами, готовыми выскочить
изъ орбитъ, съ прикушеннымъ языкомъ, съ пеной у
рТа^ — хрипеніе указывало на сильный эпилегітическій
ирипадокъ.
—
Рауль! Отецъ! Что съ тобой!.. Да говори же?/.
Дюмэсъ глубоко вздохнула, и мѣшкомъ рухнулъ
впередъ, точно сраженный молніей, безъ единаго крика.
Оне не могли его удержать и пронзительно закри-
чали. Прибежали горничная и садовникъ и подняли
безчувственное, неподвижное тело.
Мадамъ Дюмэсъ съ дочерью рыдали, думая, что нэ-
ступилъ конецъ, пока ихъ не успокоилъ вызванный
по телефону врачъ (это былъ новый генеральный со-
ветникъ), который после беглаго изследованія и не-
скольких!, вопросов!, сказалъ имъ: „г. Дюмэсъ ст.
минуты на минуту очнется отъ этого эпилептическаго
припадка и впадетъ въ глубокій тяжелый сонъ. По-
томъ онъ проснется разбитый, съ головной болью...
только."
Мадамъ Дюмесъ. провожая его, съ тоской настаи-
вала:
—
Но, пожалуйста, докторъ, вы вѣдь давно въ курсе
дела. Вы говорили съ докторомъ Дормуа во время
его последняго пріѣзда... Скажите же мне всю правду.
Только?..
Онъ опустилъ голову.
—
На этотъ разъ!.. Если позволите, я вамъ дамъ
маленькій совѣтъ: телеграфируйте Дормуа. Его про-
шлое внушаетъ мне опасеніе, не начинается ли сифи-
лизъ мозга. Я буду счастливъ, если мой діагнозъ не
подтвердится.
Несколько дн'й спустя, въ то время, какъ больной
отдыхалъ, а ' .дамъ Дюмэсъ и Ліетта одаѣ въ столо-
вой замка лениво поднялись изъ-за стола и медленно
23*

спускались по широкимъ ступенямъ въ паркъ, мелан-
холично созерцая падающіе отъ сѣвернаго
вѣтра
листья, — Анна и Данверъ весело располагались въ
Новомъ замкѣ въ курильной комнатѣ, передъ столи-
комъ съ инкрустаціей изъ перламутра и слоновой
кости, на которомъ былъ сервированъ кофе.
Передъ ними за большими окнами съ мелкимъ пе-
реплетомъ разстилался пестрый коверъ всевозможныхъ
хризантемъ и георгинъ, рисуя свои причудливые ара-
бески за оградой молодыхъ, красиво подстриженныхъ
кустовъ.
Восьмигранный бассейнъ издалека посылалъ блестя-
щее отраженіе бѣлой нимфы Марси и лазури неба съ
быстро плывущими облачками.
Аннета откинулась на диванъ, заложивъ руки за
голову. Она съ добродушной усмѣшкой наблюдала
неловкія движенія Данвера. Онъ все путалъ кофейники
и тяжело переставлялъ хрупкія чашки въ формѣ яич-
ной скорлупы на золоченой подставкѣ. Очевидно, кра-
сота линій этого соблазнительнаTM тѣла, раскинувша-
гося на подушкахъ, занимала его больше всего. Онъ,
не глядя, рылся въ коробкѣ папиросъ, не сводя влю-
бленныхъ глазъ съ красиво выгнутаго бюста, напоми-
навшаго зрѣлые плоды, округлившіеся подъ алымъ
бархатомъ платья. Скрещенный ноги красиво обрисо-
вывались, приподнимая ткань. Туфля подпрыгивала на
кончикѣ дьявольской ножки, красиво обтянутой шел-
комъ краснаго чулка.
Онъ кашлянулъ и порывисто схватилъ одну изъ
маленькихъ чашекъ.
Она снисходительно улыбнулась:
—
Вы обожжетесь, Данверъ. Къ тому же, другъ
мой, турецкій кофе похожъ на любовь. Дайте ему
отстояться — гуща несносна.
—
У васъ нѣтъ сердца!..— вздохнулъ онъ. —
Нѣтъ
чувствъ!.. Вы... каменная!..
—
Въ чувствахъ, дитя мое, вы ничего не понимаете.
Взглядъ ея смягчился, подернулся блескомъ.
Данверъ такъ быстро отставши, чашку, что кофе
расплескалось и залило старинный гравированный се-
ребряный съ чернью подносъ. Онъ въ экстазѣ опу-
стился на колѣни. Она рѣзкимъ голосомъ велѣла ему
встать:
—
Я жду Льевилля,—сказала она.
Онъ, сконфуженный и уязвленный, снова усѣлся, но
съ такимъ мрачнымъ видомъ, что она не выдержала
и громко разсмѣялась: „Ахъ, мой славный Данверъ,
вы ужасно смѣшной!.. Сказать правду, я васъ очень
люблю. Вы написали для меня прелестную пьесу—два
акта, блещущихъ остроуміемъ, въ которой, я надѣюсь,
мы будемъ имѣть успѣхъ этой зимой въ театрѣ Ca-
pucines".
—
Чортъ возьми!—воскликнулъ Данверъ. —Вы звѣз-
да первой величины и одна дѣлаете сборъ.
—
Не увлекайтесь, пожалуйста, — замѣтила она.
—
Мой прошлогодній успѣхъ въ Revue созданъ вовсе
не хваленой „дикціей",—всякій попугай на это спосо-
бенъ, — онъ явился слѣдствіемъ моего откровеннаTM
костюма; вотъ чему я имъ обязана!
Она шаловливо вытянула ногу, приподнявъ платье
выше колѣнъ.
—
Выше!—вспыхнулъ вновь возбужденный Данверъ.
Она безстыдно начала вздергивать плотную бархат-
ную юбку, обнажая все выше и выше округлость ноги,
полосу матово-бѣлаго тѣла между кружевами панта-
лонъ и длиннымъ чулкомъ. Видя, что Данверъ снова
зажегся, она вдругъ быстро вскочила на ноги.
Серьезная, со строгимъ лицомъ, на которомъ все-та-
ки свѣтилась пріязнь, она начала:
—
Послушайте, Данверъ!.. и вамъ не стыдно? Вы
уже три года женаты на милой женщинѣ, которая
васъ любитъ больше, чѣмъ вы того заслуживаете...
Вы отецъ прелестнаго ребенка (я видѣла его портретъ
въ La Vie Elegante... да, въ статьѣ: „дѣти зна-

менитыхъ журналистовъ"); васъ ждетъ спокойная счаст-
ливая жизнь у тенлаго очага, и вы имѣете дерзость
требовать у меня, которая къ вамъ искренно привяза-
на, но только привязана,—всего остального!..
—
Хладнокровно!.. —протестовалъ Данверъ,—хладно-
кровно...
—
Чортъ возьми!—вскричала Аннета,—не'доставало
еще, чтобы у васъ не нашлось оправданія въ безумной
вспышкѣ страсти!
—
Но увѣряю васъ, я не безумецъ, но безумно лю-
блю васъ!
—
Что жъ, — степенно проговорила Аннета.— Это
черезчуръ, хотя и не достаточно. Я никогда не могла
понять, какъ вы, мужчины, обманываете съ такимъ
хладнокровіемъ тѣхъ, кто имѣетъ несчастье быть свя-
занной съ вами! Вы утѣшаете себя: онѣ не узнаютъ
и потому!.. И ваша совѣсть тѣмъ болѣе спокойна, что
эти измѣны не имѣютъ для васъ никакого значенія...
Вы оправдываете ихъ при условіи, чтобы монополія
на нихъ принадлежала вамъ!.. О, я знаю!.. Не возра-
жайте. У меня о правахъ и обязанностяхъ женщины
одни понятія, у васъ—другія... И вотъ почему я, слиш-
комъ женщина свободная, къ счастью, отъ всякихъ
узъ, откровенно говоря, очень мало польщена вашими
чувствами ко мнѣ. Вы—воръ, и мнѣ предлагаете укры-
вательство!
Данверъ, уничтоженный логичностью упрека, ко-
лебался: предпочесть ли ее тому счастью, на кото-
рое она ему сейчасъ указывала, тѣмъ дорогимъ и лю-
бимымъ существамъ, которыя придавали смыслъ его
жизни... Но животный инстинктъ взялъ верхъ,—дикій
порывъ, ложная гордость мимолетной страсти. И онъ
подумалъ: Анна права, та не узнаетъ.
—
Да если бы она и узнала—что за важность! Я
люблю васъ и только васъ! Никто, кромѣ васъ, для
меня не существуетъ!..— сказалъ онъ искренно.
Онъ говорилъ это съ такой пылкой преданностью,
съ такой униженной мольбой, что она невольно была
тронута. Въ сущности Данверъ могъ ей еще понадо-
биться. У него былъ талантъ, онъ занималъ видное
мѣсто въ литературѣ. Довольная, что унизила его,
показавъ, что она не такъ ужъ глупа она могла те-
перь подать ему маленькую надежду... Что же касаем-
ся жены Данвера, то какое ей дѣло до нея? Каждый
для себя.
Она положила обѣ руки ему на плечи и пристально
посмотрѣла на него. Данверъ поблѣднѣлъ подъ этимъ
притягивающимъ взглядомъ. Его бросало то въ жаръ,
то въ холодъ. Онъ пробовалъ засмѣяться:
—
Шотландскій дущъ!
Но вотъ загадочная улыбка стала нѣжной. Онъ, теряя
разсудокъ, почувствовалъ близость ея тѣла, почувство-
валъ при одномъ прикосновеніи всю эту чарующую
красоту приникшую, къ нему. Все заверялось передъ
его глазами... Онъ протянулъ губы... Но Аннета жесто-
ко отвернулась. Поцѣлуй пришелся въ уголъ рта. Она
поспѣшно высвободилась изъ его объятш.
_
Терпѣніе и время,-сказала она съ наставитель-
ной ироніей, поднявъ палецъ.
Онъ въ опьяненіи цѣловалъ ей руки: „Я вашъ, я
весь вашъ!.."
-
Хорошо,—пообѣщала она. —Если вы этого заслу-
жите, я когда-нибудь скажу вамъ то же самое, а пока...
Онъ зналъ. Онъ клялся... да, да, абсолютное пови-
новеніе, полная преданность, которую она ставила въ
условіе всѣмъ, чему подчинялся даже толстый Ловруа.—
Кто бы могъ подумать?—до того дня, когда она, про-
мотавъ его милліоны, взялась за миллюны тощаго гер-
цога Льевилля. Но онъ, сколько онъ ни старайся
ему не быть милліонеромъ.
"—
Глупымъ!—сказала Аннета, по-кошачьи ласкаясь
къ нему И она въ то же время размышляла: „Правда,
ты не милліонеръ, но ты близкій другъ Пильемана,
который будетъ предсѣдателемъ Совѣта послѣ слѣдую-

щихъ выборовъ. Съ помощью Пильемана ты устроишь
меня въ Одиенѣ!.."
Данверъ поклонился.
Она прошептала: '„Милліонеръ!.. Да развѣ у герцо-
га когда-нибудь прибавится ума?.."
У де-Льевилля, однако, хватило ума не входить въ ку-
рильную комнату, пока Аннета и Данверъ не открыли
форточку—вѣдь задохнуться можно, не правда ли?—и не
приблизились, прогуливаясь по парку, къ пруду Нимфы.
Онъ ихъ дружески окликнулъ.
Тонкій, высокій, съ холодными голубыми глазами и
низкимъ лбомъ депутать Де-Севра распустилъ широ-
кими вѣеромъ на груди свою внушительную бороду.
У Аннеты часто являлось желаніе заставить его срѣ-
зать ее. Но она боялась, что, лишившись этого глав-
наго украшенія, онъ упадетъ, какъ картонный паяцъ,
у котораго сломалась подпорка. Эта шелковистая вол-
на, которую онъ лѣниво расправлялъ пальцами, при-
давала ему видъ мыслящаго, содержательнаго чело-
вѣка, видъ, полный достоинства. Въ бородѣ — былъ
весь этотъ человѣкъ.
Онъ сердечно потрясъ руку Данверу, галантно по-
цѣловалъ руку Аннеты.
—
Я успѣлъ,—объявилъ онъ,—почти въ часъ приле-
тѣть изъ Льевилль. Семьдесятъ семь километровъ.
—
Это великолѣгіно,—замѣтилъ Данверъ. —Сто ло-
шадиныхъ силъ?
—
Да. Пойдемте, — гіроговорилъ герцогъ, взявъ его
подъ руку, — я вамъ его покажу! Анна пока одѣнется.
—
Ахъ, это правда! Я и забыла, что мы собирались
въ аббатство.
—
Сто четырнадцать километровъ, — съ важностью
подчеркнулъ герцогъ. —Часъ съ четвертью.
Аннета засмѣялась.
—
Вы ужъ завели машину!.. Эти развалины очень
красивы, вотъ вы увидите, Данверъ... Я вамъ скажу
только, что тамъ блестяіцій готическій...
-
Виноватъ, простите, дорогая Аннета!-возразилъ
герцогъ.—Я забылъ. — Онъ досталъ изъ кармана, фут-
ляръ. -Вотъ застежка къ вашему мѣху, если вы ни-
чего не имѣете противъ.
Золотая съ эмалью застежка, усѣянная крупными
рубинами, сверкала на бархатѣ, цвѣта слоновой кости,
Аннета вынула драгоцѣнность. Огоньки смородиннаго
цвѣта засверкали на темной шеѣ.
—
Славная игрушка!—просто сказала она.
И она закрыла футляръ, точно тамъ была обыкно-
венная, съ фальшивымъ камнемъ, вещь. Цѣна этихъ
камней ее ничуть не интересовала, не интересовало и
то что Льевилль, чтобы купить ее, рѣшилъ закрыть
пріютъ въ Маршанжѣ. Не къ чему содержать дѣтей,
если сестры разбрелись. Кромѣ того, санаторш для
престарѣлыхъ, основанный Дюмэсомъ, былъ проданъ
подъ какую-то электрическую станщю.
Такимъ образомъ съ этой стороны не предвидѣлось
больше тратъ...
Анна никогда не задумывалась надъ тѣми тратами,
которыя изъ самолюбія дѣлалъ герцогъ, живя на слиш-
комъ широкую ногу.
Ежемѣсячно онъ ей давалъ двадцать пять тысячъ
франковъ. Какимъ образомъ онъ ихъ добывалъ у ма-
дамъ Льевилль, урожденной Макарти изъ Нью-Іорка-
это было дѣло его и американки.
Говорили, что она начинаетъ находить эту регуляр-
ную стрижку волны обременительной. Какъ бы дорого,
по словамъ мужа, ни стоила „политика"-практичность
бывшей мисъ Макарти, предупрежденной анонимными
письмами, начинала этому противиться. Слѣдствіемъ
могъ явиться даже скандальный разводъ, и гораздо
скорѣе чѣмъ этого можно было ожидать. Во всякомъ
случаѣ, но мнѣнію Данвера, больше обмануть жену
ему не удастся.
Но Аннета объ этомъ мало безпокоилась. Развѣ Лов-
руа униженно не стучался въ дверь, прося снова впу-

стить его? Чтожъ! Послѣ Льевилля у нея останется
большой выборъ: маленькій Шанмюрье, или старикъ
Мюрсакъ, или австраліецъ Джекъ Бирстъ... Цѣлый ре-
зервъ капиталовъ и жизней!..
Она появилась черезъ четверть часа. Обувшись въ
высокія ботинки, она смѣнила алое платье темно-крас-
пымъ съ золотистымъ отливомъ. Токъ изъ собольяго
Mfexa и длинная рыжеватая вуаль обрамляли ея кудри;
пряжка ея легкой.мѣховой накидки сверкала кроваво-
красными каплями.
Ихъ унесъ быстро помчавшійся автомобиль. И ко-
гда они пролетѣли мимо рѣшетки Стараго Замка, лоша-
ди наемной кареты испугались и стали на дыбы. Ан-
нета успѣла замѣтить садящуюся въ экипажъ знакомую
фигуру.
—
А, Дормуа...
Она привѣтствовала его рукой, затянутой въ пер-
чатку. Рыжая вуаль развѣвалась по вѣтру.
Дормуа въ поѣздѣ, уносившемъ его въ Парижъ, не
могъ разъединить эти два видѣнія: Дюмэсъ, поражен-
ный неизлѣчимымъ недугомъ, приближающимъ его съ
каждымъ днемъ къ роковому концу... Чѣмъ больше
онъ думалъ объ этихъ конвульсивныхъ припадкахъ, о
несвязности мыслей, о начинавшемся параличѣ, тѣмъ
больше убѣждался въ правильности діагноза: сифилисъ
мозга предвѣщалъ начало конца... Слишкомъ поздно,
чтобы пытаться побѣдить болѣзнь... И тогда какъ ма-
дамъ Дюмэсъ съ успѣхомъ боролась, ея мужъ погибалъ
жертвой нежеланія своевременно полѣчиться... Жертва
собственной безпечности и порока, онъ приближался
къ неизбѣжному сумасшествію, которое черезъ болѣе
или менѣе продолжительное время завершится апопле-
ктическимъ ударомъ или острымъ воспаленіемъ мозга,
если онъ не кончитъ какъ сынъ—медленнымъ разло-
женіемъ, прогрессивной комой... Быть можетъ, его еще
раньше сразитъ какая-нибудь случайная болѣзнь, въ
родѣ воспаленія легкихъ.
И лицомъ къ лицу съ этой человѣческой развалиной,
съ этимъ трупомъ, еще наполовину живымъ, который,
по его совѣту, мать и дочь перевезутъ въ лѣчебницу
на улицѣ Лоншанъ, гдѣ будетъ сдѣлана еще одна без-
плодная попытка возвратить его къ жизни; лицомъ къ
лицу съ нимъ другой образъ: Аннета, здоровая, тор-
жествующая Аннета, его крестница, его твореніе,—крот-
кая, милая, жестокая Анна д' Юмэсъ, словно карающая
сила, снизошедшая въ міръ творить свой судъ Линча.
V.
Роза проводила счастливые дни съ Вышибалой.
Цѣлую недѣлю шло пированье и кутежъ въ „Китаи-
скомъ Барѣ" и другихъ кабачкахъ того же квартала.
Съ черной лентой на шеѣ и цвѣткомъ въ волосахъ
она задавала шику.
На нее зарились со всѣхъ сторонъ. Но Вышибало
былъ слишкомъ страшенъ. Ему завидовали, но не смѣ-
ли этого показать. Послѣ каждой попойки въ какомъ-
нибудь концѣ Парижа они возвращались въ „Китай-
скій Баръ,"
чтобъ отоспаться.
Вышибало былъ вполнѣ доволенъ квартирой. Гек-
торъ былъ славный малый. Марія потихоньку готови-
ла довольно вкусные обѣды; даже напитки были до-
вольно приличные. Въ свободное время послѣ завтрака
всѣ обыкновенно спускались въ подвалъ, гдѣ былъ
устроенъ тиръ для револьверной стрѣльбы; между
шутками и разговорами, развлекаясь, они набивали се-
бѣ руку.
Въ случаѣ появленія полиціи всегда можно было
ударить по крышамъ. Узенькій желѣзный балконъ при-
ходился какъ разъ рядомъ съ сосѣдней кровлей. Ро-
за всѣмъ своимъ суіцествомъ отдавалась новому сча-
стью.
Ея вѣчная слабость,—ея нѣжность, подавляемая чуть
не съ того самаго дня, когда жестокій капризъ судь-

бы сдѣлалъ ее женщиной, ея неудовлетворенная по-
требность участія покровительства,—все, все вставало
изъ глубины ея души, души рабыни, тянулось навстрѣчу
желанному сильному владыкѣ, этому грубому тѣлу,
которое, поел* множества другихъ впервые цѣликомъ
захватило и полонило ее. Въ Вышибалѣ она любила
не только его красоту и силу—его могучее объятіе, и
за то, что въ немъ, бунтарѣ, воплощалось все ея воз-
мущеніе, вся ненависть къ подлому злому человѣку, ко
всему гнусному обществу.
Будучи проституткой, сосудомъ, въ который такъ
долго изливалась животная похоть мужчины, весь гнус-
ный его эгоизмъ,—она любила въ этомъ сутенер* сам-
ца, возставшаго противъ другихъ самцовъ, того, чей
тяжелый кулакъ и острый кинжалъ защищали ее, мсти-
ли за нее. Вышибало явился зам*чательно кстати, въ
тотъ самый моментъ, когда въ этой д*вушк*, упавшей
на самое дно житейскаго моря, пробудилась потреб-
ность „милаго,"
возникла неодолимо, какъ продуктъ
естественной эволюціи чувства.
Роза такъ глубоко ушла въ свою опьяняющую лю-
бовь, что насм*шки Вышибалы причиняли ей боль.
„Ну, что жъ? Приходится камнями питаться? Любовью
сытъ не будешь!.. Сид*ть на вод*... тьфу?..
Пора приниматься за работу!
Давно пора!"
Опьяненная сознаніемъ, что она не принадлежитъ
первому встр*чному, счастьемъ принадлежать ему од-
ному, которое для нея было выше всего, она совер-
шенно забыла о жестокой д*йствительности: необхо-
димости зарабатывать на двухъ... Она часами рыдала,
лежа на кровати лицомъ къ ст*н*, въ комнат*,
про-
питанной запахомъ ихъ т*лъ... Она не отказывается
работать, о, н*тъ! Но она точно переродилась, живя
съ Вышибало... Снова Почувствовала она себя при-
шибленной, ею овлад*ла прежняя растерянность. Ей
казалось, что она сд*лается женщиной,—вѣдь есть
же такія!—свободной въ своихъ поступкахъ, что она
будетъ хозяйкой своего тѣла... И вотъ приходится
вернуться къ прежнему, сходиться въ первой попав-
шейся дрянью...
Чудовищная иронія судьбы, жестокаго рока, д*лаю-
щаго проститутку предметомъ наглой эксплуатаціи
сутенера; эта позорная торговля любовью, превращаю-
щая челов*ка въ живую копилку, эта петля, над*-
ваемая самцомъ на шею самк*— Роза и ихъ привык-
ла переносить безропотно, какъ посл*днее испытаніе
судьбы. Вышибало, оставаясь ея мистическимъ супру-
гомъ, былъ ей мрачнымъ, но надежнымъ союзникомъ
въ повседневной борьб*. Если нельзя жить иначе, какъ
тайными пороками этого общества, чья, съ позволе-
нія сказать, добродѣтель топчетъ васъ въ грязь—
что жъ, пусть такъ и будетъ!
Благословенъ и тотъ хлѣбъ, который достается изъ
глубины кармановъ, который вытаскивается провор-
нымъ пальцемъ изъ складокъ бокового кармана изъ
бумажника. Если жертва вздумаетъ кричать—горе ей!
Вышибало и его сподвижники были наготов*. Въ еди-
ный мигъ ей распарывали животъ или всаживали ножъ
въ спину.
Роза быстро освоилась и набралась см*лости, ч*мъ
очень былъ доволенъ ея герой. Это была идеальная
чета влюбленныхъ, схожихъ во всемъ—даже сифили-
сомъ страдали оба! Вскор* появились признаки бо-
л*зни. Роза встревожилась за своего возлюбленнаго,
но онъ ее живо успокоилъ. Конечно, Вышибало им*лъ
его, но ужъ лѣчился, по чести можно сказать! Темныя
пятна, портившія его татуировку: сердце съ двумя
стр*лами, зуава, курящаго трубку, и надпись: „Смерть
крючкамъ!"—были доказательствомъ.
Роза уже не думала о „гостяхъ" и усердно занялась
охотой. Она чуть не гордилась своей болѣзнью, испы-
тывала дикую радость отъ сознанія своей заразительной
силы! А! Негодяи испортили ее,—ладно же! Она въ

свою очередь будетъ заражать другихъ, молодыхъ,
старыхъ, красивыхъ, уродливыхъ, всякую свинью, ка-
кая попадется ей въ руки, всякаго, кому она сможетъ
поцѣлуемъ или укусомъ передать этотъ ядъ!..
Она испытывала острое сладострастіе, головокру-
жительное упоеніе возможностью мстить, заплатить,
воздать сторицею за зло, которое ей причинили, и
заражать, заражать безъ конца... Она бродила по
ужасныъ темнымъ трущобамъ Парижа, какъ кротъ
подъ землею, прокладывая свои ходы и мины, куда
проваливались прохожіе; разставляла свои капканы,
въ которыхъ гибло счастье, здоровье и покой се-
мейства... Она упивалась этой жизныо, полной борьбы
съ хитрымъ врагомъ: чтобы скрыть слѣды отъ поли-
ціи, избѣжать тюрьмы, Сенъ-Лазара, приходилось, какъ
дикарю, вечно быть настороже, перекочевывать изъ
одного з'частка въ другой, съ высотъ Монпарнаса на
холмы Монмартра, изъ ІІІаронна въ Виллетъ *). Въ
нѣчномъ водовороте, въ этомъ бегствѣ по сигналь-
ному свистку, попойкахъ, въ облакахъ винныхъ паровъ
и табачнаго дыма, въ ночныхъ разбояхъ и грабежахъ—
время летело съ головокружительной быстротой.
Она познакомилась съ различными шайками, знала
самыхъ известныхъ апашей (парижскіе головорезы),
знала, но какимъ значкамъ ихъ различать. Синяя точка
между указательнымъ и большямъ пальцами была мар-
кой Монпарнасской шайки; зерно подъ правымъ гла-
зомъ означало Монтрейль; Монмартръ обозначался сер-
дечками, Шароннъ пятью точками... Но даже по мане-
рамъ, по голосамъ она уже отличала однихъ отъ дру-
гихъ... Дидина съ Себасто:і::?:) и Рябой... Жуанита и
Мосьенъ-Кошка, Минунъ и Сорвиголова, целая аристо-
крата низовъ... Вышибало и Перепелка были въ числѣ
знаменитостей.
*) Діаметрально противоположный окраины Парижа.
**) Севастопольскій бульварг.
Ихъ счастье подвергалось немалымъ колебаніямъ,
Роз. место Вышибалы, ни-
чето не подозревавшаго. Хотя Рябой^ылъ дц^
-е
такъ статенъ и кулакъ его былъ далеко не такъ тя
келъ но Розе захотелось отбить его у Дидины, кото-
рая подъ ея носомъ строила глазки ея возлюбленному.
"
рябой своей циничной речью, холодной дерзостью
оправдывалъ ея капризъ, въ которомъ она
па-
особое удовольствіе, словно въ заправской измѣнЬ.
Кстати наступило хорошее время: жаркій понь, почти
сплошь проведенный шайкой въ глукихъ местахъ Бу;
лонскаго леса. Тамъ попадались гуляющіе, съ кото
Гми не ТРУДНО было справиться, чтобы прокормить
"обоихъ мужчинъ. Перепелка (прочно Уста-вившееся
прозвище Розы) съ готовностью подчинялась, не бре
Г самыми ничтожными суммами, всѣмъ капризамъ
мужской похотливости...
плпнй_
Мало-по-малу Роза стала опускаться. Первый порыв ь
пронесся прошелъ подъемъ первыхъ дней жизни съ
Вышибалой Это не была та красавица блондинка съ
прелестнымъ теломъ, на которую заглядывались про-
хожіе, пораженные ея лихимъ и безстыднымъ видом ь,
когда она съ открытой головой, съ волосами, закручен-
ными въ толстый золотистый узелъ, проходила съ гор-
дымъ видомъ, возбуждая своими красными губами и
взглядомъ подведенныхъ глазъ. Тогда надъ ея низкими
ботинками еше красиво высились лодыжки, на мягкой
белизне шеи выделялась черная лента...
Въ несколько месяцевъ она постарела на десять
летъ, Роза съ болью смотрела на помятое лицо съ
отвисающими щеками, въ осколке зеркала, смотрѣла
на тень прежней Розы, пропавшей подъ жиромъ и
морщинами, изрывшими, избороздившими все лицо.
Зубы выкрошились, изъ желудка временами выры-
валось зловоніе. Постоянный развратъ, стоите на но-
гахъ и переходы подъ дождемъ и въ туманы, безпре-

рывное пьянство, короткій или безконечно длинный,
какъ у лшвотныхъ, сонъ, гнетъ, преслѣдованіе со всѣхъ
сторонъ,—все это наложило на нее неизгладимую печать.
Вышибало черезъ шесть мѣсяцевъ окончательно про-
мѣнялъ ее на болѣе свѣжее тѣло.
^ Неопрятность и привычка къ грязи, вынесенныя изъ
Сенъ-Лазара, ускоряли ея разложеніе. Она, какъ тѣнь,
бродила отъ фонаря къ фонарю, вдоль укрѣпленій,
жалкая илотка, скиталась около кабаковъ окраины. Она
стала одной изъ тѣхъ женщинъ безъ опредѣленнаго
возраста, которыя постоянно околачиваются возлѣ улич-
ныхъ писсуаровъ, какъ назойливыя мухи.
У подъѣздовъ увеселительныхъ заведеній, шикарныхъ
ресторановъ, гдѣ швейцары въ зеленыхъ съ золотыми
галунами ливреяхъ подзываютъ извозчиковъ и подбѣ-
гаютъ къ дверямъ приветствовать прибывшую пове-
селиться пару: высокіе блестящіе цилиндры, шуршанье
бѣлоснежныхъ юбокъ... вдоль базаровъ, где пируютъ
веселыя компаніи, где чудовищные запасы провизіи
переполняютъ зданія крытыхъ рынковъ, где возвыша-
ются горы мяса, рыбы, дичи, фруктовъ, овощей—везде
бродила эта фигура, какъ призракъ нищеты и голода.,
Ее можно было встретить на тротуаре возле Бюлье
или Табарена (крупные кафе-шантаны), мрачно наблю-
дающей разряженныхъ женщинъ, проходившихъ подъ
яркими лучами фонарей въ заведенія, откуда сквозь ко-
жаныя портьеры доносились звуки музыки, веяло теп-
ломъ и весельемъ. И подумать, что и она была такой
во времена Марьетты!
Глядя на этихъ ночныхъ бабочекъ, возбуждавшихъ
себя танцами при свете электрическихъ лампъ, она
не завидовала имъ, не возмущалась. Безсознательныя
узы роднили ее съ этой толпой ей подобныхъ, убогихъ
и нарядныхъ. Не были ли оне все, до известной сте-
пени, жертвами? И кто знаетъ, въ какомъ положеніи
могутъ очутиться завтра самыя удачливыя изъ нихъ?
Единственными существами, которыхъ она ненави-
дела такъ же, если не больше, чемъ „гостей" и по-
лицейскихъ, были отвратительныя созданія, безсовѣст-
ная конкуренція которыхъ захватила даже улицу, эти
циничные, бледные оборванцы, въ короткихъ курткахъ,
обтянутыхъ панталонахъ, кипгЬвшіе на бульварахъ, въ
Елисейскихъ поляхъ, на набережныхъ, вечно торчав-
шіе въ известныхъ кафе и притонахъ... Безработные
подмастерья, мелкіе телеграфные чиновники, лакеи изъ
ресторановъ и кабаковъ въ рваныхъ передникахъ, жир-
ные уличные торговцы, дети, испорченныя школой, це-
лое полчище вырождающихся и развращенныхъ людей,
порочность которыхъ нельзя было даже оправдать не-
обходимостью и которые каждому прохожему двусмыс-
ленно улыбались бритой физіономіей, делали вырази-
тельные жесты и подергиванія бедрами.
—
Знаешь, Дидина, сегодня вечеромъ надо бы пойти
въ залъ Ваграмъ...
—
На балъ?
—
Конечно! Чтобы накрыть кого-нибудь.
Роза, которую Рябой недавно бросилъ почти въ одно
время съ Вышибалой—„пользоваться деньгами прости-
тутки—да, но ничего больше!" -сошлась снова съ нимъ
и съ Дидиной.
Неудачныя связи и несколько недель невыносимаTM
одиночества сбили съ нея спесь. Конечно, такая, какъ
она, и не можетъ претендовать на то, чтобы увлечь
мужчину. И ей пришлось помириться съ самымъ уни-
зительнымъ амплуа, ей, бывшей любовнице, пришлось
превратиться въ прислугу на побѣгушкахъ, въ самую
последнюю рабу... Но она пошла на все: быть битой,
мыть полы, выносить после Дидины,—все лучшее, чемъ
жить заброшенной безъ помощи, безъ поддержки муж -
чины!
Она пріютилась сбоку этой пары. Она подметала
комнату и спала на полу, на одной подстилке.
Рябой живо сообразилъ, какъ извлекать пользу иэъ
этой жизни втроемъ: Дидина, еще сохранившая спо-
В. Маргержгь. Проститутка.
^

собность возбуждать его своимъ развязнымъ видомъ,
Перепелка, готовая на все, представляли очень благо-
дарный матеріалъ для эксплоатаціи.
—
Пойти на балъ?—повторила Дидина, начиная сда-
ваться... — Надо будетъ спросить, хочетъ ли Рябой.
И Рябой былъ не прочь. Правда, тамъ полиція, но
можно было дѣйствовать осторожно...
—
Тамъ можно встрѣтиться съ товарищами!—про-
должала Роза.—Позже, когда гости уйдутъ, проводить
остатокъ ночи у Ларитта, можно будетъ подождать
.
у Гавріила
Архангела,
пока они окончатъ ужинъ, а ко-
гда станутъ выходить, Перепелка и Дидшта намѣтятъ
молодчика.
Была свѣжая апрѣльская ночь; цѣлое море пестрыхъ
автомобилей и каретъ скопилось передъ заломъ Ваг-
рамъ. Изъ самыхъ отдаленныхъ кварталовъ цѣлыми
компаніями съѣзжались сутенеры со своими любовни-
цами и пара за парой терялись въ широкомъ кулуарѣ.
Весь міръ наслажденія и порока, порока самаго раз-
нообразнаTM, устраивалъ себѣ разъ въ годъ смотръ
на этомъ безстыдномъ балу, куда всѣ стремились со
специфическимъ интересомъ.
Любители похабныхъ зрѣлищъ, въ весеннихъ наря-
дахъ, смѣшивались съ мелкими коммерсантами сосѣд-
няго участка, приходившими въ обыкновенныхъ пид-
жакахъ, чтобы выпить кружку пива и угостить дѣвуіи-
КѴ. Содержательницы богатыхъ притоновъ держались
на чеку, пронюхивали, нельзя ли залучить какого-ни -
будь пресьпценнаго кліента. Царицы бала въ пасту-
шескихъ костюмахъ или въ римскихъ туникахъ, от-
крывавшихъ ихъ бюсты и ноги, съ гордостью расха-
живали въ густой толпѣ, наполнявшей громадный залъ.
Въ первомъ и въ бель-этажѣ образовалось два тече-
нія въ противоположный стороны, стремившіяся по бо-
ковымъ галлереямъ и между столами, гдѣ сидѣли муж-
чины, которые тянули вино, пиво, ликеры, отравлялись
спиртомъ, со смѣхомъ и криками. Вокругъ электри-
ческихъ фонарей плавали облака густой пыли. Въ цен-
трѣ зала на паркетѣ, кружились и переплетались тан
ц^шГто
медленно балансируя, то стрѣлои уносясь
въ вихрѣ галопа. Толпы зубоскаловъ собирались во-
коѵгъ балеринъ въ газовыхъ оборкахъ, изъ-подъ кото
Гхъв'ьшлядывали толстыя ляжки. Широкія
—
щеки, на которыхъ пудра плохо скрывала синеву бри
той кожи, расплывались въ улыбку. Друпя, въ люс
триновыхъили шелковыхъ домино, прятали свои же
манныя лица подъ бархатными масками изъ^ъ ко^
тооыхъ сверкали влажные глаза и бѣлые зубы, ко
кругь развратницъ высшей марки вертѣлась многочис-
ленная толпа полупомѣшаньшхъ всяких*
Ч^Ьі
ставляющихъ чуть не пятую часть мужско гоыаселенія
ПарижаГлакеи,3 фельдшера, оффиціапты, ш«пары, со-
держатели молочныхъ, мясники, учителя, врачи, богатые
и ст^ые бездѣльники, всѣ эти маніаки,
дурныігь воспитаніемъ, жизнью въ колоніяхъ, бездѣль
емъ затворничеством*, или отупляющей профессий въ
половых*,
психопатовъ, подолгу
останавливающихся
въ писсуарахъ, посѣщающихъ бани или бродящихъ по
вечерамъ у казармъ и пансюновъ.
Роза Дидина и Рябой усѣлись въ первомъ этажѣ-
отсюда удобно было наблюдать крючковъ, не будучи
на виду-и тянули горячее вино въ компанш Сорви-
головыи Русаго Красавца, съ которыми встрѣтились
УTM
Перепелка,-
сказалъ Сорвиголова, сильно по-
старѣвшій и полиняв,пій,-помнишь, какъ ты пришла
"j
тГЙі
авантажнѣе! прибавилъ Русый
КраоСзаВеЦбросила на него мрачный взглядъ и только
что приготовилась дать отпоръ, какъ вдругъ, изумлен-
ная, замолчала. Кто-то толкалъ ее ногой. Сорвиголо-
ва подмигивалъ ей.
_
Не ломайся, Перепелка! Я хорошо обдѣлаю дѣло.

Русый Красавецъ сплюнулъ.
—
Бываютъ же такіе вкусы!—Это и къ тебѣ при-
мѣнимо!—пробормотала Роза.
Рыжій зло усмѣхнулся, но не разсердился. Она въ
немъ давно подозрѣвала тайнаго агента полиціи нра-
вовъ. Если такъ, то конечно! Это онъ, вѣроятно, вы-
далъ крючкамъ бѣдную Люси Оверніатъ въ дѣлѣ на
улицѣ Архивовъ съ однимъ молодчикомъ, за которое
она жестоко поплатилась. Еще одно слово, и она ра-
зобьетъ свой стаканъ объ его носъ.
—
Нечего заводить ссоры,—вмѣшался Рябой,—тѣмъ
болѣе что я вижу, тамъ кто-то за нами наблюдаетъ.
Роза посмотрѣла въ ту сторону, куда былъ напра-
вленъ его взлядъ, и подъ круглой шляпой, надвинутой
на лобъ, она увидѣла орлиный носъ и торчащіе усы:
Фрико! Ея старый преслѣдователь разговаривалъ съ
другими агентами полиціи безопасности.
—
Эта сволочь получила, значитъ, повышеніе?
Она струсила и предложила:
—
А что, если бы дать тягу?
На улиц* она перевела духъ.
Вотъ те на! Рыжаго Красавца н*тъ... Скатертью до-
рога!
—
Напрасно ты не далъ мн* осадить его,—упрек-
нула она Рябого.—Это полицейскій крючокъ!
Они поднялись п*шкомъ до площади Зв*зды, оттуда
черезъ Трокадеро и Сену добрались до Центральныхъ
Рынковъ. Сорвиголова былъ съ ними. Онъ взялъ подъ
руку Перепелку и по дорог* ласкалъ ее, очарованную,
съ одобренія Рябого.
Послѣдній вьтступалъ пѣтухомъ рядомъ съ Дидиной.
Они относились съ снисходительной жалостью къ сво-
имъ несчастнымъ товарищамъ: Сорвиголова только
наканун* вышелъ изъ тюрьмы поел* восьми мѣсяцевъ
заключенія, Роза была уже челов*къ конченный. Ихъ
же союзъ отъ этого только укр*плялся.
Роза и Сорвиголова шли усталымъ шагомъ. Они ис-
пптывали безконечное блаженство, разгоняя свои скор-
Г оГ казались другъ другу красивыми, въ этомъ
миоажѣ гд* любовь своимъ прикосновеніемъ укра
шаетъ самыя уродливыя лица. Ибо въ силу трогатель-
наго закона, н*тъ той бол*зни или уродства, кото-
пымъ не нашлось бы соотвѣтственныхъ. Для нея эго
ÎZI неожиданный оазисъ, небесный привалъ среди
ГРОнъ философски разеуждалъ, что въ ожиданіи луч-
шаго и эта женщина годится, чтобы варить ему обѣдъ
Когда они пришли къ Арх„
^^^
рвиголова, ставъ на столъ и приложивъ руку
е»
распѣвалъ романсы, -из в*стная
операщя закрѣпила
Д°Дидина привела въ коморку, гд* они жили, молодого
человека, котораго она мертвецки пьянымъ подобрала
Га тротуар* у Ларитта. Канцеляристъ нотариальной
1 нтоРры!! этотъ самый день прибывшій изъ Шартра
и завтра собиравшійся произвести платежъ... Онъ горь
КО плаГалъ, 'прислонившись къ фонарномъ столбу, У
котораго спрашивалъ дорогу къ себ* > нгь, отелы
J Не безпокойсяі-сказалъ ему Рябой-тебя т>да
ПРИ°пока; разстегнувшись, Дидина ласкала молодого
челов*ка, Роза, спрятавшись въ занав*скахъ кровати,
пытась въ его пиджак*, лежавшемъ на соф* у дверей.
Тысячефранковая, совсѣмъ новая ассигнация...
Въ полумрак* молодого человека од*ли и выпрово-
див Сорвиголова и Роза довели его до Новаго Моста,
гд* потеряли его изъ виду...
Пятьсот* франков*, половинный пай, -ставили их*
богатство. Они провели остаток* ночи в*
„Китай
СКДля Розы" наступил* мѣсяц* любви, пьяный, голово-
коѵжительныймѣсяцъ,съ кошачьими стенанія ми, которыя
исторгал* унея своими бурными ласками Сорвиголова.
На „их* напало половое помѣшательство, бѣшеная

жажда насладиться, забыть, потопить свои несчастья
въ этомъ единеніи.
Въ одинъ майскій вечеръ, когда они вернулисъ изъ
Медона (предмѣстье Парижа съ огромнымъ лѣсомъ),
гдѣ провели день, какъ лѣсные звѣри... Сорвиголова
какъ разъ размѣнялъ за обѣдомъ иослѣдній десяти-
франковикъ: „завтра на работу, моя красотка!"
Гекторъ, между двумя рюмками, предунредилъ ихъ:
—
Берегитесь! Русый Красавецъ, должно быть донесъ.
Я видѣлъ, какъ какая-то рыжая собака шлялась по
улицѣ.
Они поспѣшно собрались и ушли на тотъ берегъ
рѣки, въ отдаленнѣйшія трущобы Билета.
Для Розы настали трудные дни. Она отяжелѣла, рас-
плылась, походила на живую губку, распухшую и про-
питанную любодѣяніемъ.
Ей трудно было теперь исполнять свои „обязанности",
да еще въ часы отдыха, когда возвращаются пьяницы,
поднимая шумъ.
Неухмолимый Сорвиголова, который оказался самымъ
жестокимъ и все же самымъ любимымъ изъ ея повели
телей, градомъ сыпалъ на нея удары, таскалъ ее за
волосы; эти страшныя потасовки заканчивались все же
пылкими объятіями.
Во всякое время, больная ли, здоровая ли,—запасшись
кускомъ ваты для тампона, когда это требовалось, она
обязана была выходить и, надрываясь отъ кашля, съ
пустымъ желудкомъ, приносить десять, двадцать су
„карманныхъ денегъ".
Воровство пополняло остальное.
Роза впала въ животное оцѣпенѣніе и перестала
мыслить. Для ея мертвой души зло, добро, надежда,
страхъ, радость, скорбь стали пустымъ звукомъ. Ее
терзали только физическія потребности.
Однажды утромъ, когда они еще храпѣли,—легли
очень поздно послѣ грабежа со взломомъ въ Венсенѣ
(Рябому быстро удалось обдѣлать дѣла),—ихъ раз-
стѵкъ въ сосѣднюю дверь; они веко-
Sr
с измятыми фиэіономіями.
—
Именемъ закона!
!
савца! Они влопались!..
ЦОЧНОго столика.
Сорвиголова схватил и револьверъ с^
^
силой
-
полуголая,
она смва умглась. 5,ва голоса скомандовали:
__
Кто тамъ?.. Отворите...
Кулаки потрясали
проворчалъ
Сорви-
голова.
порпняя скобка отскочила,
Въ тотъ же самый мигъ дверная скоока
*
—*—
ГЖГ
—«
ему моментально скрутили руки.
ГрГхъ" Онъ сравнилъ оригиналъ съ портретомъ и
сказалъ:
sstässs;
РУ!!Тв'отъ одна изъ старыхъ знакомыхъ! Роза Дебуа,
не правда ли, Перепелка?
Издѣваясь, онъ подошелъ ближе.
А вашъ билетъ?
,
Она опустила голову и смущенно бормотала.

—
Билетъ? Онъ сгорѣлъ, ищите его!
Онъ приблизилъ руку къ ея разстегнутой сорочкѣ:
—
Не стала красивѣй! Но это не бѣда, моя толстушка;
лишь бы попалась! Хотя и поздно, но все-таки поймалъ!.!
Предъ ними встало мрачное прошлое. Фрико выросъ
до недосягаемыхъ размѣровъ. Онъ былъ воплощеніе
вооруженнаго общества, воплощеніе Лорталей, Вали...
воплощеніе слѣпой репрессіи, глухой власти,'
жесто-
кой жизни. Роза разсвирѣпѣла и выпрямилась. Въ этой
вытянутой рукѣ, которая готова была драться, сосре-
доточилась вся дикая тиранія мужчины, ночи въ участ-
ке, Сенъ-Лазаръ, месяцы, проведенные въ тюрьме!
Это Голгоѳа, на которую надо взойти подъ бичемъ
жестокаго и лицемернаго владыки...
Она инстинктивно нажала собачку револьвера и вы-
стрелила. Пуля попала въ грудь одному изъ агентовъ,
державшихъ Сорвиголову. Храбрый воинъ зашатался,'
закашлявшись кровью отъ смертельнаTM рокового уда-
ра, упавшаго и на невинную женщину, ожидавшую его
дома, на малютку, которая еще кормится грудью...
Фрико бросился къ полунагой Розе, вывернулъ" ей
руку, стараясь вырвать оружіе. Во время борьбы по-
следовали другой выстрѣлъ и за нимъ протяжный, ду-
шу раздирающій крикъ.
Роза сама себя опасно ранила въ животъ.
Она откинулась на подушку, металась и тянула за со-
бой Фрико, белыя панталоны котораго смочились при-
косновеніемъ къ горячей струйке, разраставшейся въ
огромное кровавое пятно.
VI.
Кропило со слоновой ручкой, переходившее изъ рукъ
въ руки, описывало надъ могилой неправильные кресты.
По узкой дорожке, тянувшейся вдоль решетки, над-
гробныхъ плитъ и венковъ, духовенство направлялось
къ главной аллее.
У вОрсТЪ
Г^^Ги^/пГжГ^
„омъ
семья
Дюмэса
жена ид
,
ляхъ, и цѣлая
друга въ своихъ густых-ь траур«
можно
было
толпа
родственниковъ,
меж«
к
1
замѣтить Мюрсаковъ,
отца
исы
султанами,
Когда
пышный
ката
|аЛ
о
КкЬ
пытЫх" попонами
лошадей
запряженный
шестеркой
^^"„я,
куЧера
по
(похороны по первому разряду). У^.
бр0сились къ
возгласу привратника, f
блестяшимъ лан-
своимъ роскошнымъ автомо.Зилямъ и
до.
Ихъ веренипа,
котор^
«емко
^Р
черезъ
ко
затесавшихся
здѣсь же Ф акр
,
^
фшан.
всю улицу Петрарки до
улит«
міръ
Парижа
совый, политическій « хуДож
пришелъ
отдать
послѣдтй долгъ у
испорченъ
Бѣдный
Дюмэсъ!..
Онъ
былъ
и
онъ
физически
и нравственно,
но
я
можно
было хо-
все
же былъ
славный
малый
Уне
^^
вст рѣ_
рошо пообѣдать потанцоват, Ег.мож^ ^
^
тить
ВСЮДУ; на
гонкаяъ
«
на
крупныя
По-
былъ первымъ.
и
потомъ,
н
и
предстояіцее
за-
0НЪ
его" дочери'съ ' ЛеГо^ Ѵрсакомъ
укр. -
Г~нГРи,ь
по—с^ществЫ
OHo
Капиталъ,
престижъ,
денежное
м
У
^
стирало,
покрывало,
преобратДО все
^
и-
женшипы
„
Ліегта,
такъ
^"^оіСчто^^^
ЬосГбу-й
ГллРоНнЫерши!
Онѣ
были
очаро-
вательныі
Разъездъ
начался.
пюмэсъ
и ЛіеггЬ,
Мужчины
уіасГиТруХ -л -
—
СЪ видомъ
глубокаTM
уча
было такъ
выразитель-
Г-иГ
S—
Годили.
Съ
„.которыми
же.

«
шинами, смотря по степени близости, онѣ цѣлова-
лись, прерывая поцѣлуи глубокими вздохами.
Сначала подошла мадамъ де-Мейрибель, со своимъ
сыномъ Жакомъ; она не могла выпустить изъ своихъ
объятій Ліетту, все повторяя:
—
Милая моя!
Наконецъ, 'она уступила свое мѣсто другимъ и ве-
личественно удалилась, захвативши Жака, въ ожида-
нш матери помахивавшаго своей тросточкой. Затянутая
въ тяжелое платье аметистоваго цвѣта, на которомъ
рѣзко выдѣлялся жемчужный крестъ, она раскланива-
лась направо и налѣво съ тою сдержанностью, какая
приличествовала этой погребальной обстановкѣ.
Она бросила на своего сына взглядъ насѣдки: къ
гордости примешивалось и безлокойство. Жакъ, уз-
кій въ плечахъ, кашлявшій сухимъ тихимъ кашлемъ,
хотя и былъ очень изященъ (только она знала, сколь-
кихъ трз'довъ ей это стоило; но это пустяки, такія жерт-
вы каждая мать должна приносить!), — все же онъ
еще не встрѣтилъ той богатой наслѣдницы, на кото-
рую ему давали право его имя и общественное поло-
женіе.
Конечно, его
сантиментальное
воспитаніе,
такъ
удачно начатое этой доброй Луизой и продолженное
другими, его хорошая репутація, его знатность были
прекрасной приманкой... Правда, здоровье было немнож-
ко слабовато... Переутомленіе, кутежи...
Какъ разъ пора его женить!
Удача Ліетты наводила его мать на пріятныя раз-
мышленія. Этому ребенку удалось-таки подцѣпить то-
лстосума...
—
Аферистка!—со злостью говорилъ Жакъ.
А мадамъ Дюмэсъ должна себя считать счастли-
вой... Да, вотъ это именно было бы кстати и послѣд-
нему изъ Мейрибелей... капитален*,,
владѣтельницей
котораго была бы она; какъ онъ глупъ, этотъ Деонъ
Мюрсакъ, да еще немного... заика!..
—
Ты идешь, Жакъ,
Они стегіеннымъ шагомъ направились къ своей на-
Тс^дГ^ мадамъ Мейрибель подошелъ Пуайера
Лулу выглядѣлъ прекрасно въ своемъ темно-сѣромь
сюотѵкѣ съ огромнымъ орденомъ на груди.
Команаоръ,
ТТ^^-Г-^
закрученные, придавали ему строіш вид
"холеными глазами онъ презрительно оглядывалъ
T°Credit Bordelais процвѣталъ, благодаря ему. Пуай-
еръ былъ страшно доволенъ. Съ высоты своего пье-
дестала
онъ парилъ надъ всѣми, зная всѣ ихъ Тре-
нины всѣ ихъ темыныя стороны, всѣ ихъ пороки
ихъ добродѣтели тоже, правда, рѣдко встрѣчающшся
Онъ зналъ похожденія, слабости, вкусы потребности
всѣхъ находящихся здѣсь дамъ. Онъ былъ въ близ-
„ИХЪ отношеніяхъ съ очень многими и сохранялъ о
нихъ дружеское воспоминаніе. Ахъ, женщины, это его
СЛГлядГшшъ онъ съ полнымъ достоинства видомъ и
съ легкой фамильярностью прощается сь мадамъ
Пуайеръ и мадамъ ле-Гюйе, слѣдовавшими за нимъ,-
эти двѣ женщины его истинные друзья!., (m-me ле-
Гюйе заняла мѣсто Кло, вступившей въ законный
бракъ съ Люснэемъ)—кто бы могъ подумать, что сей
администратора оставивъ свой автомобиль на площа-
ди Шато-д'О, скромно направится въ одну густо на-
селенную улицу къ дому непозволительная разврата,
позаботившись предварительно снять свой орденъ
M-me Пуайеръ и м-ше ле-Гюйе вполголоса обмѣ-
нивались новостями дня... Несмотря на торжествен-
ность серьезность обстановки, m-me Гіуаиеръ, слу-
шая разсказы Жакелины, не могла удержаться отъ
смѣхя
M-me ле-Гюйе, затаившая обиду на Жоржа Зихель-

мейера, съ тѣхъ поръ, какъ между ними произошелъ
разрывъ изъ-за посланнаго Давидомъ счета на двад-
цать семь тысячъ франковъ и поданнаго имъ совѣта
воспользоваться нѣкоторыми адресами, перемывая ко-
сточки своихъ ближнихъ, облизывала губы, какъ кош-
ка передъ чашкой молока:
—
Вотъ!
Виконтесса
Кордье, узнавъ
благодаря
своимъ связямъ (мадамъ Люснэй), о нѣкоторыхъ побѣ-
дахъ красавца-Жоржа, почувствовала непреодолимое
желаніе помѣряться съ достойнымъ ея соперникомъ...
—
Но откуда же m-me Люснэй такъ освѣдомлена обо
всемъ?
—
О, можете въ этомъ не сомнѣваться! Вы лучше
кого-либо другого знаете Кло и вы отлично знаете
также, что Зихельмейеръ выдвинулъ ее, еще прежде...
M-me Пуайеръ наклонила голову въ знакъ согласія:
да, она знаетъ, она знаетъ все!
—
Такъ этосвиданіе было назначено у одной дамы...
постойте! m-me Верней, улица Бальзака... (m-me ле-
Гюйе колебалась только для виду: съ этимъ именемъ
и адресомъ у нея были связаны дорогія воспоминанія.
Вѣдь, благодаря этой милой м-me Верней она ближе
познакомилась съ Пуайеромъ, занявъ мѣсто Кло и
привязавъ къ себѣ Дулу.) Въ назначенный часъ обѣ
противницы являются на мѣсто свиданія... Виконтесса
ждетъ, а потомъ начинаетъ дѣйствовать... Наконецъ,—
какъ бы вамъ сказать? — она старается изо всѣхъ
силъ... Нѣтъ успѣха! Репутація красавца-Жоржа бы-
ла лучше, чѣмъ онъ того заслуживалъ!..
Вся красная, м-мъ Пуайеръ съ трудомъ приняла
серьезный видъ. Передъ ними остановилась открытая
коляска.
—
Хотите ѣхать со мной?—предложила она.
—
Съ удовольстіемъ, до палаты.
Тамъ сегодня сенсаціонное засѣданіе: ле-Гюйе дол-
женъ былъ интерпеллировать Пиллемена, министра
финансовъ, предсѣдателя совѣта, по поводу выкупа
Ленскихъ копей. Пуайеръ, владѣющій почти всѣми
акпіями, въ это же самое утро науськивалъ депутат
Онѣ развалились на подушкахъ экипажа. М -мъ
Пуайеръ—сильно потолстѣвшая, но могшая еще про-
извести впечатлѣніе, когда ландо катилось очень быст-
ро,-думала, возбуждаясь, о своемъ послѣобѣденномъ
визитѣ въ лицей Генриха IV. Она пойдетъ навѣстить,
какъ дѣлала каждый четвергъ, сына одной изъ своихъ
провинціальныхъ подругъ, высокаго, стройнаго юношу
съ которымъ она переписывалась и была въ большой
дрѵжбѣ... Она всегда любила молодежь и, вполнѣ по-
нятно, по мѣрѣ того, какъ старѣлась, любила ее еще
болѣе Когда шикарный экипажъ тронулся, припод-
нятыя шляпы заставили ихъ обратить вниманіе на
стоявшую посреди улицы группу. Это были профессоръ
Монталь, докторъ Дормуа со своей женой и м-мъ
Арданъ, съ которыми прощался Гюртрель.
-
Ты идешь съ нами, мама? — спросила Габріель.
Она направлялась къ биржѣ, чтобы взять тамъ извоз-
чика. Ей хотѣлось скорѣй попасть на улицу Реомюръ,
гдѣ ее ждалъ не оставлявшій комнаты отецъ. По доро-
гѣ она собиралась заѣхать домой, чтобы взять Жанно.
—
Прекрасно!—сказала м-мъ Арданъ. —Твой отецъ
безъ ума отъ него... Онъ такой миленькій, этотъ ма-
ленькій человѣкъ.
Она благосклонно улыбнулась. Она ничуть не изме-
нилась, была все та же, несмотря на свои сорокъ пять
лѣтъ. Мягкія складки тонкаго коричневато шелка изящ-
но облегали ея высокую и стройную фигуру и обри-
совывали красивыя линіи. Ея томные, лучистые глаза
глядѣли изъ-подъ темныхъ прядей на дѣвственномъ,
цвѣта камеліи лицѣ. И отъ всего ея тѣла, созданнаго
для наслажденія и дышавшаго сладострастіемъ, отъ
этой нѣжной и пустенькой души вѣяло такимъ очаро-
ваніемъ и такой беззаботностью, что къ ней сейчасъ
же можно было почувствовать довѣріе и почти сим-
патію...

Только одинъ человѣкъ зналъ—и зналъ это Арданъ
лишь наполовину, такъ какъ умышленно не хотѣлъ
знать больше,—сколько безнадежной пустоты, глубока-
го лицемѣрія, сколько неисправимаTM и низкаго кокет-
ства скрывалось подъ этой прекрасной внѣшностью.
М-мъ Арданъ поцѣловала Габи, протянула мужчи-
иамъ свою T0HK340 руку:
—
До свиданья, я направляюсь къ улицѣ де-ля-Туръ,
гдѣ должна сдѣлать два визита, а оттуда въ „Quatre
. Saisons" за кой-какими покупками. Скажи отцу, что
я возвращусь поздно.
Прекрасно! Она оградила себя отъ всевозможных!»
разспросовъ. Теперь она можетъ вполнѣ спокойно
поел* „Quatre Saisons",
гдѣ ей нужно было купить
только дв* вышитыя юбки, провести часокъ у ля-Дюп-
рэ, нижній этажъ котораго какъ разъ выходилъ на
предмѣстье, позади магазина. Удобный домъ...
Она удалилась своей легкой походкой.
Габріель въ сопровождены своего мужа и Монталя
медленно спускалась по лѣстницѣ вдоль зеленыхъ
стѣнъ кладбища.
Передъ ними разстилалась освѣщеная яркимъ іюнь-
скимъ солнцемъ площадь Трокадеро съ ея толпой,
трамваями, зеленой зпѣздой аллей. Они вздохнули сво-
боднее. Надгробные кипарисы, церемонія, на которой
они только что присутствовали, какъ въ театр*, гдѣ
жизнь только что сыграла свою послѣднюю комедію,
нав*явшая на нихъ печальный думы,—все это разсѣя-
лось подъ вліяніемъ чистаго воздуха и созианія своего
благополучія.
Дормуа подозвалъ извозчика.
Габріель, весело попрощавшись съ ними, легко прыг-
нула въ экипажъ.
—
Поц*луй отца,—закричалъ ей всл*дъ Дормуа.
—
И Жанно!—прибавилъ Монталь.
Габріель обернулась, чтобы продлить проіцаніе, и
замахала своей маленькой, обтян}ттой въ б*лую гтер-
чатку ручкой. Дормуа отв*тилъ ей воздушнымъ по-
цѣлуемъ. Оба мужчины, молча, любовались этимъ ми-
лымъ изящнымъ созданіемъ.
—
Ну, да и славная же у васъ жена, мой милыи. —
сказалъ Монталь.
—
О, да!—отвѣтилъ Дормуа.
Онъ всѣмъ сердцемъ обожалъ ту, которую избралъ
среди многихъ
и которая, по его мн*нно, стояла
несравненно выше всѣхъ другихъ.
Получивъ скромное и строгое воспитаніе, I аби, не
подчинившись вліянію матери, унаследовала только
умъ и прямоту своего отца; эта чистая и простая
душа въ продолженіе восемнадцати л*тъ
оживляла
одиночество Ардана и поддерживала больную Люси.
Она, какъ пламя, согр*вала и осв*щала семейный
очагъ.
.
Ихъ четырехлѣтнее счастье было такъ же безоблач-
но какъ и прекрасное чистое небо. Они д*лали друга,
другу взаимныя уступки, и все тѣснѣе и тѣсн*е спле-
тались ихъ привычки... Ихъ души, какъ и ихъ т*ла,
слились до такой степени, что Габи вскор* сд*лалась
для Дормуа необходимым!, товарищемъ въ работ*...
Своимъ яснымъ умомъ, своимъ здравымъ смысломъ она
сокращала и облегчала ему его изслѣдованія, помогала
осв*тить какую-нибудь мысль, найти слово...
—
А Жанно! —вновь заговорилъ Монталь.
—
Вѣдь
это просто амурчикъ!
Личико этого маленькаго существа—ему было три
года!—промелькнуло предъ ними со своими пухлень-
кими и красными, какъ яблоко, щечками. Онъ уиа-
сл*довалъ отъ матери ея глаза съ ихъ прелестнымъ
пытливымъ, мягкимъ взглядомъ. Онъ былъ большой
шалунъ, но такой милый въ своихъ коротенькихъ шта-
нишкахъ, съ голенькими икрами и волнистыми кудрями!
Монталь улыбнулся.
—
Онъ будетъ быстро развиваться 1 Это отъ хоро-
шаго с*меии! Но скажите, какъ здоровье Ардана?

—
384 —
-
Все попрежнему,—отвѣтилъ Дормуа съ безнадеж-
нымъ жестомъ.—Истошеніе...
Но^Гэтотъ мигъ Дормуа толкнулъ его локтемъ и
высоко приподнялъ свою шляпу.
коляска со спущенными окнам.
перегІла иХЪ.РОбѣ женщины наклонили головы подл.
КРоГТРиСі::'свой путь. Пройдя нисколько ша
Ж
ÏÏÂпоел,
припадка
промой
отъ которой онъ переходилъ къ буйному
ству... наконецъ три^дня
своего
учи-
Онъ замолкъ изъ уваженш к
веселое
теля. Монталь вндѣлъ предъ
^fj^UcTH...
лицо своего стараго друга въ ^е
дш
вѣдь
въ
Рауль всегда
столько зла,
—и"
~
та~
ггг.
пущенными въ преждевременно
посѣдѣвш
Клеберъ, угрюмаго, избѣгающаго людей, на слѣдуюшій
день послѣ зараженія Аннеты... Наконецъ, въ послѣд-
ній разъ, нѣсколыю лѣтъ спустя, онъ видѣлъ Дюмэса
умоляющаго его, Монталя, во время беременности м-мъ
Дюмэсъ.
Какъ онъ былъ наказанъ! Сначала этотъ несчаст-
ный ребенокъ, потомъ Жоржъ, потомъ онъ самъ... И
подумать, что его выздоровленіе, его жизнь, жизнь
его сыновей, зависѣли только отъ негоі
Благодаря Дормуа,—Монталь даже не подумалъ о
самомъ себѣ, о своемъ дружескомъ вліяніи, о своихъ
методахъ,—мадамъ
Дюмэсъ
совсѣмъ
здорова! А
Аннета... еще сегодня утромъ онъ читалъ о ея бле-
стяшемъ дебютѣ въ одной изъ пьесъ Данвера, въ
Одеонѣ.... Несмотря на свой трауръ, м-мъ Дюмэсъ
казалась совсѣмъ ужъ не такой убитой въ своемъ
ландо! A Ліетта жаждала свободы и жизни...
—
О! мой милый, я думаю, что м-мъ Леонъ Мюрсакъ
быстро за будетъ горести Ліетты Дюмэсъ! А что гово-
рить Габи объ этомъ замужествѣ?
Онъ остановился и взялъ Дормуа за пуговицу сюр-
тука. Дормуа улыбнулся:
—
Но... то же, что и вы, мой дорогой учитель.
Впрочемъ, она ея уже очень давно не видѣла.
Они переглянулись, усмѣхнувшись. Не такіе браки
въ состояніи поднять нравственный уровень буржуазіи.
Неизлѣчимо больной и истеричка!., хорошо подобран-
ная пара... Къ счастью, дѣлу поможетъ адюльтеръ. Въ
общемъ же, врядъ ли къ выгодѣ общества и будущей
расы, станетъ больше однимъ рогоносцемъ и нѣсколь-
кими дегенератами!.. Если только какой-нибудь здо-
ровый любовникъ не вольетъ въ эту семью новой
крови...
—
Ну ужъ!—сказалъ Монталь.
И кончикомъ своей палки далеко отбросилъ булыж-
никъ.
—
Хотите—спросилъ онъ,—немного пройтись? Мнѣ
25
В.Маргнритъ. Проствтутка.

хочется дойти пѣшкомъ до Collège de France, гдѣ y
меня есть дѣло. Погода такая славная. Что, если бы
мы вошли вдоль Сены?
—
Охотно,—отвѣтилъ Дормуа.
Неторопливымъ шагомъ они направились по аллеѣ,
идя по тѣневой сторон*. Предъ ними разстилался огро-
мный горизонтъ лѣваго берега съ его освѣщенными
солнцемъ крышками, за которым итянулись, прор*зывая
лазурь синеватыми контурами, парижскія предмѣстья:
Шатильонъ, Медонъ...
Монталь снова углубился въ свои думы; онъ неволь-
но возвращался къ прошлому, къ разорванной дружб*,
къ этой семь*, которую онъ когда-то зналъ почти
счастливой и дружной, во всякомъ случа*, здоровой и
прекрасно себя чувствующей... Жоржъ... Ліетта... Онъ
пробормоталъ:
—
Она была такая миленькая, когда ей было десять
л*тъ! Я ее помню вотъ такого роста, съ лентой въ
юлосахъ...
Дормуа замѣтилъ:
—
Десять лѣтъ! Это ужасно! Подумайте, какъ че-
лов*чество можетъ подвинуться впередъ за десять
л*тъ!
Монталь поправилъ его:
—
Наука—да, но не человѣчество.
—
Однако,—возразилъ Дормуа,—одно порождаетъ
другое! Десять лѣтъ тому назадъ не былъ извѣстенъ
ни безпроволочный телеграфъ, ни радій, ни телефонъ
ни антидифтеритная сыворотка...
—
Гд* я былъ,—вздохнулъ Монталь,—десять л*тъ
тому назадъ?
Онъ увидѣлъ себя на берегу Луанги въ такой же,
какъ теперь, іюньскій день. По зеркальной поверхно-
сти воды, врѣзывавшейся серебристой струей въ ка-
мышъ, прыгали, сверкая своими спинками, легкія стре-
козы.
Сколько воды утекло съ тѣхъ поръ!.. Думая о
Дюмэсѣ, он* вспомнил* и о Сарра, гоРлип„, мся с о
„ми широкими плечами и рыжими усами... Он* тоже
умеръ, послѣ грязной исторіи с* малолетними дѣвоч
ками... изнасилованіе... Апонлектичесшй удар* спас*
еГі°ПомТнЮю,ЬМбЬыла еще въ Авезѣ замѣчательно кра-
сивая дѣвушка... ее звали Розой... Дюмэсъ ее взял*
к* себѣ в* горничныя... А когда она сдѣлалась бере-
менной он* ее прогнал*... Я всегда думал*, что тут*
не обошлось без* него... Несчастная, что с* ней те-
Пе<Энъ ясно себѣ представлял* ея судьбу. У него вы-
рвался жест* состраданія.
Р _ Она пошла по торной дорожкѣ. -отвѣтил* Дор-
муа-потому что на одну, которой удается добраться
до верху, как* Аннетѣ, приходится сотня скатываю-
щихся по „ей. Кто знает*?.. Может* быть, и ея пѣ-
сенка уже спѣта, может* быть, и она окончит*, как*
та несчастная, о подвигах* которой теперь так*
кричат* всѣ газеты?.. Вы не читали?.. Это Роза Де
буа, арестована со своим* любовником*... Она убила
какого-то полицейскаго и ранила себя в* дракѣ... К*
счастью для нея, она вчера скончалась в* тюремной
б°1ЬНЗнаете -проговорил* Монталь,-вѣдь это краткая,
„о цѣлая нравоучительная повѣсть!.. Я очень бы уди-
вил* людей, если бы развил* вытекаюпце отсюда вы-
воды!.. Меня удивляет* только одно: что такія драмы
не встрѣчаются гораздо чаще... Ах*, мой бѣдный друг*,
большинство изъ нас* имѣегь такое же понятіе об*
общественной справедливости, как* и эти апаши ),
отъ которыхъ мы вполнѣ справедливо стараемся очи-
стить Париж*. К* несчастью, их* арестовывают* толь-
ко тогда, когда они сами попадаются. Вмѣсто того, что-
бы регламентировать проституцію, нужно было бы по-
") Парижскіе хулиганы.
25*

пытаться создать нормы для совѣсти! Весь нынѣшній
режимъ полиціи нравовъ—только скандальный самооб-
манъ. Подъ ітредлогомъ охраны общественнаго здоро-
вья организуютъ лишь безпрепятственный развратѣ
самцовъ! И устраиваютъ такъ глупо, что всѣ средства
какъ разъ ведутъ прямо къ противоположной цѣли.
Здоровье расы? они думаютъ, что регламентація его
охраняетъ?.. Она его подтачиваетъ. Ахъ! Регламенти-
ровать проституцію... это то же, что рѣшетомъ воду
носить.
Они переходили черезъ Сену по мосту Александра
III. На мгновеніе ихъ ослѣпило блестящее отраженіе
въ водѣ солнца надъ этимъ огромнымъ безпредѣльнымъ
городомъ... Монталь продолжалъ:
—
Проституція—она здѣсь, тамъ, повсюду!
Они представляли себѣ—на ряду съ нѣсколькими ты-
сячами извѣстныхъ полиціи рабынь, безостановочно
вращавшихъ жерновъ соціальной несправедливости,—
густую массу невѣдомаго народа, это полчище жен-
щинъ всякаго званія и возраста, которыя, какъ на вер-
шинѣ, такъ и въ низахъ жизни, въ Парижѣ, какъ и
въ провинціи, неразрывно сливаются съ полчищами
другихъ женщинъ.
Они представляли себѣ, какъ въ жаркій день по Се-
вастопольскому бульвару катятъ, словно выступившая
изъ береговъ рѣка, волны народа, кишащаго на буль-
варахъ, улицахъ и тротз'арахъ; какъ эта рѣка напол-
нится притоками изъ мастерскихъ, школъ, магазиновъ,
изъ рабочихъ квартиръ и буржуазныхъ департамен-
товъ, какъ потечетъ она по всѣмъ концамъ города.
Работницы безъ работы, соблазненный дѣвушки, за-
беременѣвшія служанки,
нарушившія
супружескую
вѣрность жены, все кишащее, безыменное етадо дѣву-
шекъ и внѣбрачныхъ матерей, вся темная армія нище-
ты и порока...
Какъ ограничить, какъ задушить эту проституцію,
которая таится всюду, даже подъ личиною благород-
ства, пополняетъ сады, рестораны, дома; которая сего-
дня вечеромъ разсѣется въ своихъ шелковыхъ плать-
яхъ или въ дешевыхъ костюмахъ по всѣмъ парижскимъ
увеселительнымъ заведеніямъ, отъ шумныхъ, ослѣпляю-
щихъ кафе-концертовъ до грязныхъ зловонныхъ конуръ!
Во всякое время дня и ночи на вокзалы прибываютъ
все новыя толпы изъ глубины провинціи, изъ-за гра-
ницы: бретонки съ низкими лбами, легкомысленный
провансальки, толстыя нормандки, сухія гасконки...
Изъ Вѣны, Лондона, Брюсселя, Мадрида, столицъ Ита-
ліи и Германіи цѣлая стая голодныхъ стекается на
рынокъ живого товара!..
Торговля тѣломъ производится не только въ закры-
тыхъ домахъ, куда случайно попадаютъ новички; она
ведется повсюду, среди громаднаго населенія, порож-
даемая вѣчнымъ инстинктомъ самца.
Побуждаемый вѣчной половой потребностью въ са-
мыхъ гнусныхъ ея извращеніяхъ, повсюду, безъ конца,
охотникъ за рабынями выслѣживаетъ, травитъ свою
дичь. Чтобъ насытить его жажду наслажденій, предъ
нимъ широко раскрываются всѣ двери этихъ гостепріим-
ныхъ домовъ, наполненныхъ неплодными женщинами.
И пока какая-нибудь кроткая душа не обновитъ всего
міра,—такъ, безъ сомнѣнія, будетъ всегда!
Монталь продолжалъ развивать свои мысли:
—
Репрессія! Подавить, хотѣть подавить проститу-
цію!.. Какъ будто никто не несетъ отвѣтственности за
эту язву, причиненную человѣчеству... Какъ будто—
кто знаетъ?—та язва не скрываетъ въ самой себѣ
своего оправданія, своего жизненнаго смысла?.. Всѣ
эти извращенія инстинкта, которыя излѣчатся быть мо-
жетъ, силою грядущей совѣсти,—вѣдь это не что иное,
какъ безсознательный разливъ вышей силы, первобыт-
ной потребности любить!.. Во имя какихъ правилъ
осудить эту жажду сліянія, этотъ избытокъ энергіи, эти
разсѣянныя, горячія капли молока, продолжающаго родъ
затерявшіяся тропинки большой свѣтлой дороги, ухо-

дящей въ безконечность, источника жизни, рожденія
міровъ!.. Вѣдь по какому-то предусмотрительному за-
кону, по какой-то фатальности природы въ лѣсахъ поги-
баетъ сотня зародышей, чтобы дать произрасти одному?..
Эта точка зрѣнія приводила его къ необходимости
быть снисходительнѣе, къ болѣе широкому пониманію
своего долга такими, которые, какъ онъ, какъ Дормуа,
знаютъ.
Это общество и отдѣльные члены его, своей нищетой
и пороками усугубляющіе зло и лицемѣрно продолжаю-
щіе мучить свои жертвы,—все это ему казалось и
смѣшнымъ и ужаснымъ, какъ преступникъ, переодѣтый
судьей.
И, въ довершеніе всего, этотъ единствененный въ
своемъ родѣ человѣческій судъ поражаетъ лишь ни-
чтожное меньшинство, самыхъ смиренныхъ. Умышленно
онъ обходитъ богатыхъ и сильныхъ людей. И вся
масса никому неизвѣстныхъ лицъ ускользаетъ отъ него.
Страхъ сифилиса—несомнѣнная причина этихъ вар-
варскихъ нравовъ; но, вмѣсто того, чтобы уничтожить
предразсудокъ въ массахъ, его укрѣпляютъ подобными
мѣрами! Триста больныхъ, насильно помѣщаемыхъ еже-
годно на излѣченіе въ Сенъ-Лазаръ, ничуть не мѣша-
ютъ разсѣяннымъ тысячамъ по Парижу сифилитичкамъ
предательски распространять заразу.
Лѣкарство сдѣлалось болѣе вреднымъ, чѣмъ сама
болѣзнь
Нѣтъ! Съ сифилисомъ нужно бороться открыто, нуж-
но уничтожить источникъ невѣжества, нерадивости,
предразсудковъ! Тогда только сифилисъ, какъ и друпя
общественный болѣзни, какъ алкоголизмъ, туберкулезъ,
трипперъ, можно будетъ лѣчить и вылѣчить.
Монталь, въ порывѣ увлеченья, возвысилъ голосъ:
—
Пусть правительство и частная благотворитель-
ность широко откроютъ двери всѣхъ больницъ и кли-
никъ.
Пусть увеличатъ амбулаторные пріемы и безплат-
ную выдачу лѣкарствъ!.. Пусть въ программу народнаго
образованія будетъ введена анатомія!.. Вотъ гдѣ насто-
ящее лекарство! Въ воспитаніи!.. Когда наши дѣти, не
краснѣя отъ нездороваго любопытства, будутъ знако-
миться съ вопросами дѣторожденія такъ же, какъ съ
оплодотвореніемъ цвѣтовъ... Когда перестанутъ въ
семьѣ и въ школѣ считать стыдными органы, дающіе
жизнь,—тогда, въ свою очередь, сифилисъ перестанетъ
быть позорной болѣзнью!
Дормуа кивкомъ выразилъ свою солидарность.
Только католическое духовенство съ его монастыр-
скими взглядами могло на протяженіи многихъ вѣковъ
строго наказывать за эту болѣзнь, какъ бы налагая
унйзительную пеню за грѣхи бреннаго тѣла. Нѣтъ!
нѣтъ! чѣмъ больше думаешь, тѣмъ больше убѣждаешь-
ся, что нужно побольше воздуха—воздуха чистаго, здо-
роваго воздуха, побольше науки и гуманности, поболь-
ше свободы и жизни!..
Бесѣдуя, они подошли къ площади Дофина. Идя
вдоль фасада кассаціоннаго суда, они достигли полицей-
скаго депо, гдѣ тѣснились, темные даже на солнцѣ,
корпусы второго отдѣленія и Dispensaire'a. Оттуда вы-
ходили дѣвушки съ проштемпелеванными билетами.
Монталь на секунду остановился на порогѣ и со
вздохомъ сказалъ:
—
Вотъ эта трущоба...
—
Del en da еs t!—подтвердилъ Дормуа.
Они уже хотѣли идти дальше, какъ вдругъ замѣтили
стоявшія у воротъ депо простыя погребальныя дроги,
на которыя полицейскіе клали некрашенный деревян-
ный гробъ. Кучеръ дернулъ лошадей. Предшествуемый
двумя служителями похороннаго общества, никѣмъ не
провожаемый, печальный кортежъ двинулся впередъ.
Они отошли въ сторону, чтобы дать ему дорогу.
—
Кого это хоронятъ?—спросилъ Монталь у стояв-
шаго на часахъ городового.
Изъ уваженія къ ордену и внушительному виду про-
фессора городовой отвѣтилъ:

—
Это дѣвушка, которая убила городового и умерла
вчера здѣсь.
—
А, это Роза Дебуа!-сказалъ Дормуа.
Городовой, прежде чѣмъ отвернуться, прибавилъ:
—
Ее положатъ въ общую могилу.
Монталь и Дормуа безмолвно провожали взглядомъ
печальную пропессію... Она поворачивала уже за уголъ
набережной, какъ вдругъ показался великолѣпный авто-
мобиль, летѣвшій съ чудовищной быстротой. Онъ какъ
вихрь обогналъ погребальный дроги.
Быстро промелькнулъ никелевый двигатель, шофферъ
въ фуражкѣ и въ очкахъ. Въ красиво застекленномъ
экипажѣ, какъ идолъ на гіьедесталѣ, сидѣла въ свѣт-
ломъ туалетѣ женщина. Они едва успѣли разсмотрѣть
быстро промелькнувшій профиль... Аннета!
Не подозрѣвая, что только что она послѣдній разъ въ
жизни встрѣтила Розу, свою маленькую подругу изъ
Авеза, Аннета отправлялась, передъ своимъ отъѣздомъ
въ Довилль, выпить чего-нибудь прохладительнаTM въ
Паласъ-Отелѣ. Она любила эту роскошную залу, ея
посѣтителей—богатыхъ иностранцевъ, азіатскихъ вла-
дыкъ. На одномъ изъ пятичасовыхъ чаевъ, устраивае-
мыхъ тамъ, на этой ярмаркѣ любви для милліонеровъ,
ей удалось наложить свою лапку на добычу, гораздобо-
лѣе крупную, чѣмъ ей попадалась до сихъ поръ—"ав^
стралійца Жана Бирста.
..
Эта встрѣча двухъ судебъ,—одной на высотѣ, другой
на
днѣ, —это трагическое сопоставленіе величайшей
силы и величайшаго безсилія поразили Монталя и Дор-
муа своей таинственностью и случайностью, какъ страш-
ный символъ.
Жалкая проститутка со дна и проститутка на пье-
десталѣ, въ сущности, выполняли одну и ту же задачу.
Вредоносный силы, которымъ мужчина далъ волю и
которыя могли бы быть благотворными, поворачивали
противъ него же свое оружіе. Побѣдительница или
побѣжденная въ этой ужасной борьбѣ,—и та и другая
мстила, каждая по-своему, за обиду, сдѣлавшую ихъ
вѣковѣчными жертвами.
—
Ахъ!—воскликнулъ Монталь, выразивъ въ этомъ
всю печаль своего опыта, всю непоколебимость своей
вѣры,—рабыня или властительница, но когда же пере-
станемъ мы, мы сами, заволакивать истинный образъ
женщины этими двумя масками?.. Когда поймемъ мы,
что она только тогда перестанетъ быть нашимъ врагомъ,
когда мы сами своимъ прямодушіемъ и нѣжностью су-
мѣемъ сдѣлать изъ нея друга?.. Единая нравственность,
одна справедливость?..
—
Этотъ день,—сказалъ Дормуа,—будетъ концомъ
борьбы и началомъ истиннаго единенія половъ... Но—
увы!—въ одинъ день нельзя передѣлать того, что со-
здано вѣками!
—
Да!—заключилъ Монталь, указывая на островъ
Cumè*) словно корабль Лютеціи**), стоящій на якорѣ
среди Парижа.—Во время оно все это мѣсто было дре-
мучимъ лѣсомъ. Его выкорчевали, мой милый!..
И оба подумали о Жанно, съ улыбкой надежды вы-
звавъ образъ этого маленькаго, съ розовыми щечками,
человѣчка, б}'дущаго работника.
Другіе придутъ послѣ него, среди ночи, потомъ на
зарѣ, и будутъ корчевать лѣсъ подъ великимъ воль-
нымъ небомъ.
*) Одинъ изъ двухъ острововъ въ руслѣ Сены.
**) Древнее названіе Парижа.