Text
                    Бен Вудард
ДИНАМИКА СЛИЗИ
Зарождение,
мутация
и ползучесть
жизни


SE Д О В А НИ Е УЖАСА ll
Ben Woodard SLIME DYNAMICS Generation, Mutation, and the Creep of Life Zero Books John Hunt Publishing Ltd. Winchester (UK) and Washington (USA), 2012
Бен Вудард ДИНАМИКА СЛИЗИ Зарождение, мутация и ползучесть жизни Перевод с английского Дианы Хамис 1пермь, 2016
УДК 14 ББК 87.21 В88 Серия «Исследование ужаса»; вып. 1 Научный редактор Д. Вяткин Редакторы О. Мышкин, Я. Цырлина Вудард, Бен В88 Динамика слизи. Зарождение, мутация и ползучесть жизни / пер. с англ. Д. Хамис. — Пермь: Гиле Пресс, 2016. —124 с. ISBN 978-5-9906611-3-4 Слизь во всех ее проявлениях и истечениях может быть названа «неудобным феноме¬ ном». Липкие, тягучие и аморфные субстанции; подрагивающие и упругие сгустки — комки протожизни; вязкие смеси, коллоиды и эмульсии; ил, грязь, топь. С точки зрения привычных для человека способов схематизации восприятия все это — маргиналии жизни, ее отбросы, долгое время пребывавшие также на периферии философии, ис¬ кусства, литературы или даже науки. Но по мере того как существование лишается сво¬ их антропоцентрических иллюзий, вечное возвращение слизи оказывается все более навязчивым и интенсивным. Что если низменная материальность слизи получит права до того бывшие уделом только привилегированных сущностей и материй? Что тогда слизь сможет «сообщить» об устройстве реальности? Книга американского философа Бена Вударда посвящена концептуализации ответа на данный вопрос. УДК 14 ББК 87.21 © Ben Woodard, 2011 Original English edition © Zero Books, an imprint of John Hunt Publishing Ltd. 2012. www.johnhuntpublishing.com © Издательство «Гиле Пресс», издание на русском языке, 2016 © Д. Хамис, перевод на русский язык, 2016 © Д. Вяткин, О. Мышкин, комментарии, 2016
СОДЕРЖАНИЕ Предисловие автора к русскому изданию. 9 Введение. Восхождение слизи. 11 1. Кошмар под микроскопом. 33 2. Грибовидный ужас и ползучесть жизни. 50 3. (Вне)галактический террор. 66 Заключение. Метафизика слизи?. 83 Ссылки на литературу. 107
Посвящается Диане. Удивительному и особенному созданию. Мне очень повезло в том, что она мой друг и что я имею возможность мыслить вместе с ней. Да пройдет она и дальше странными дорогами жизни.
Предисловие к русскому изданию Что может произойти с отдельно взятым человеческим разумом за четыре года? Довольно многое. Как минимум часть клеток мозга от¬ мирает и разлагается, а само его вещество — эта упругая и склизкая серая масса — перестраивается. Этот факт только усугубляет ужас от размышления на темы ужаса, разложения и гниения, написанного мною четыре года назад — с помощью, казалось бы, того же самого ра¬ зума — и теперь предлагаемого русскоязычному читателю. Цель этого текста состояла в том, чтобы разобраться изнутри с ви¬ тализмом — формой философии, которую я находил столь же захваты¬ вающей, сколь и отталкивающей, так как она указывала на ряд базовых низменно-материальных условий жизни и на возможную философию жизни, но затем быстро опускала перед жизнью занавес из антропо- центричных теорий. В попытке развернуть витализм против самого себя — сформировать «темный витализм», как я его тогда называл, — этот текст был в равной степени контраргументом и построением альтернативных образов. Он был фантасмагорией, демонстрирующей излишество жизни на примере слизи, ила, грязи и всех прочих форм мути, кишащей порождающей потенциальностью. Следовало доказать, что возникновение жизни не гарантировано, а также не обязательно приятно или сопряжено с радостью. Подобная задача, конечно же, требовала отступления от «филосо¬ фии как таковой» и рассмотрения материалов, которые часто считают культурными отбросами и помоями — короче, негодной темой для мысли. Я не был согласен с этим и не согласен до сих пор. Поэтому данный текст активно привлекает на свою сторону фильмы и литера¬ туру ужасов, графические романы, видеоигры, маргинальные или от¬ жившие теории и прочие им подобные материалы, до недавнего вре¬ мени находившиеся в лучшем случае на периферии философского знания. Тем не менее я слишком хорошо осознаю момент, а точнее, вре¬ менной якорь, которым прикован данный текст. Издатель Марк Фишер 9
Предисловие к русскому изданию из Zero JBooks предложил мне написать эту небольшую книгу летом 2009-го, когда я был уже достаточно глубоко погружен в проблематику спекулятивного реализма, во время его бурного развития в блогосфе- ре и за ее пределами. Хотя много желчи было излито касательно этого философского направления и союзов, которые формировались и рас¬ падались вследствие его появления, неоспоримо, что спекулятивный реализм связал множество мыслителей по всему миру. Благодаря ему, даже если принимать во внимание его ошибки и заблуждения, уви¬ дело свет огромное количество интересных и совершенно разноплано¬ вых работ, и он повлиял (и все еще влияет) как на меня, так и на мно¬ гих моих блестящих коллег. И все-таки, если читатель вдруг обнару¬ жит на следующих страницах не всегда вполне уместное восхищение спекулятивным реализмом, я бы попросил его учесть этот контекст. Возможно, важнее всего то, что книга, находящаяся сейчас в руках читателя, не просто перевод, который и сам по себе оказался непро¬ стой задачей (так как небольшой объем текста по ряду причин созда¬ вал в данном случае лишь видимость легкости этого начинания), но еще и переработанное и расширенное издание. В исходный текст были внесены многие важные и полезные уточнения и дополнения, кото¬ рые отсутствовали в английском варианте «Динамики слизи». Кроме того, текст оказался снабжен примечаниями, что позволит читателю, не вовлеченному в философскую проблематику, прочесть книгу, не прибегая к поиску дополнительных источников за пределами данного текста. Всем этим я обязан многочисленным вопросам, коммента¬ риям, замечаниям и дополнениям как от редакторов издательства Hyle Press, так и от переводчика. Я благодарю их за это, а также за ин¬ терес, проявленный к книге. Она стала значительно лучше в силу про¬ деланной ими работы и, как я могу надеяться, сможет найти свой путь к читателю в России. Загреб, 30 апреля, 2016 10
Введение Восхождение слизи Пока человечество опрометчиво упорствует в том роковом заблужде¬ нии, что биологически ему предначертан триумф, ничто существен¬ ное не изменится. Петер Бессель Цапффе. Последний Мессия* Жизнь —даже не бессмыслица. Герман Тоннессен. Счастье — это для свиней** Миллионы лет назад, почти сразу же после отвердевания Земли, объем газов в атмосфере сократился. Они были открыты действию солнечной и других форм энергии, что обернулось появлением органических со¬ единений, подобных нуклеиновым и аминокислотам, чье взаимодей¬ ствие привело к возникновению первых форм жизни. Эти роящиеся * Петер Бессель Цапффе (1899-1990) — норвежский философ-пессимист, ис¬ пытавший сильное влияния Артура Шопенгауэра и Фридриха Ницше. Основ¬ ные идеи Цапффе кратко изложены в эссе «Последний Мессия» (1933). Рус. пер.: Цапффе П. В. Последний Мессия // Манифест. Современность глазами радикальных утопистов. Искусство. Политика. Девиация. М.: Опустошитель, 2014. (Здесь и далее звездочкой обозначены редакторские комментарии и примечания, тогда как цифрами обозначены ссылки автора на литературу, помещенные в конце книги.) ** Герман Тоннессен (1918-2001) — норвежско-канадский философ-песси¬ мист, развивавший идеи Шопенгауэра и Цапффе, но пошедший дальше в своей радикализации пессимизма. В эссе 1966-го года «Счастье — это для свиней: философия против психотерапии» он выступает против ставшего на тот мо¬ мент расхожим утверждения, что жизнь бессмысленна, и отвечает Цапффе, что жизнь даже не бессмысленна. (См.: Tonnessen Н. Happiness is for the pigs: philosophy versus psychotherapy // Journal of Existentialism, vol. 7(26), 1966. P. 181-214). 11
Введение комки цротожизни, существовавшие в первобытных океанах и «подчи¬ ненные законам физики самоорганизующихся систем», стали матри¬ цей для всех органических существ и для всякой возможной мысли на планете Земля1. Несмотря на факт, что люди ведут свое происхождение из таких «илистых водоемов», слизь — и как общее название жизнепорождаю¬ щей полутвердой субстанции в физическом смысле, и как отврати¬ тельность жизни, очевидная непристойность органического бытия в смысле метафизическом — остается забытой. Остается забытой, не¬ смотря на то, что людям прекрасно известно: индивидуальный гене¬ зис каждого из нас заключен в бесцеремонном смешении склизких биологических компонентов — спермы и яйцеклетки, а половое раз¬ множение является очевидным примером вызывающего отвращение, но все же производительного выражения слизи-как-жизни и жизни- как-слизи. В то время как исчерпывающее исследование разнообразных оста¬ точных религиозных и культурных феноменов оказывается невозмож¬ ным, вполне возможно оспорить бытующее в религиозных и культур¬ ных дискурсах утверждение о том, что мы, будь мы склизкими или не склизкими, способны избежать склизкости посредством культуры, эс¬ тетики, юридических систем, набожности, умеренности или веры в последующую жизнь. Отчасти подобное игнорирование слизи является следствием не¬ верного истолкования смысла эволюции, согласно которому наша склизкость просто исчезнет со временем, поскольку эволюция пред¬ ставляется не как локальная адаптация, а как беспрестанное улучше¬ ние. Известный американский биолог и эволюционист Стивен Джей Гулд описывает это так: «Хваленый прогресс жизни на деле оказыва¬ ется случайным движением от простых начал, а не импульсом, на¬ правляемым к сложности, выигрышной по существу»2. Предположе¬ ние об окончательном совершенстве пытается избавить человека не только от случайности начала, но и от его базисной материальной природы. 12
Восхождение слизи В то время как культурное и религиозное сопротивление явно пре¬ пятствует тому утверждению, что существование нас в качестве вида является всего лишь материальным и случайным, удивительно, что такие интеллектуальные приключения, как наука и философия, кото¬ рые позиционируют себя как наиболее рациональные, сами виновны в неприятии зыбких материальных уз человечности. Кажется, что вне зависимости от научных или других интеллектуальных открытий, люди должны либо из гордости, либо просто во имя оправдания жиз¬ ни сохранять присущую им осмысленность существования, подразу¬ мевающую направленное развитие. Вопрос о смысле жизни приводит нас к проблеме: что делает живое живым?* А это в свою очередь предполагает проблему эмерджентно- сти** как проблему возникновения нового. Мы должны задаться во¬ просом: что именно возникает из лужиц слизи? Эмердженция может быть определена как возникновение, или зарождение, сложных орга¬ низмов или систем из менее сложных подсистем и сущностей***. Про¬ ще говоря, эмердженция позволяет вещи превосходить сумму своих * Понятия жизни (life) и живого (live), если и различаются в этом тексте, то только в том смысле, что жизнь может пониматься как тенденция, которая присуща материи, тогда как живое — это определенное воплощение данной тенденции. ** При переводе группы терминов, связанных с понятием эмерджентности, здесь и далее сохраняется оригинальная английская основа. Таким образом, слово emergence в зависимости от контекста переводилось следующим обра¬ зом: эмердженция — феномен эмерджентности в аспекте процесса его осуще¬ ствления; эмерджентный — определение чего-либо, демонстрирующего свой¬ ства эмердженции; эмерджентизм — теория, разрабатывающая идеи эмерд¬ жентности. В других случаях слово emergence переводилось словом «возник¬ новение». *** Под термином «сущности» (англ, entities или в ед. ч. entity) в данном тексте подразумеваются относительно автономные единицы сущего. Сущ¬ ность как «сущност(ь/и)» следует отличать от сущности в значении «сущность чего-либо» (англ, essence), которая здесь также встречается. 13
Введение частей. В определенный момент, при весьма специфических условиях окружающей среды, неорганические сущности комбинируются для образования органических систем, которые впоследствии взаимодей¬ ствуют между собой и становятся живыми. Со временем мы наблюда¬ ем переход от химических соединений к чему-то подобному вирусам (самовоспроизводящимся, но зачастую не относимым к живым суще¬ ствам), а затем к жизни как самостоятельной и самовоспроизводя- щейся системе, которая растет и изменяется, заимствуя энергию из окружающего мира. Эмерджентность является теоретическим объяс¬ нением таких скачков. Обычно выделяют ее слабую и сильную разно¬ видности. Слабая эмерджентность подразумевает, что наблюдаемую новизну или изменение можно проследить вплоть до уровня конкретных взаимодействий составных частей сложной вещи. Примером слабой эмерджентности будет служить объяснение структуры снежного ко¬ ма, основанное на структуре снежинок и учитывающее наличие атмо¬ сферных изменений во времени. По-видимому, в снежном коме нет ничего нового, если принять во внимание то, что мы знаем о снеге. Ком просто конфигурация меньших частей, совместно составляющих нечто большее. Слабая эмерджентность означает, что новые свойства, возникающие в физической системе, сводимы к свойствам составных частей данной системы. Сильная эмерджентность, напротив, указыва¬ ет на некоторую несводимость, вытекающую из организации компо¬ нентов системы. Здесь главным примером могло бы служить сознание или сама жизнь. Поэтому сторонник сильной версии эмерджентности при объяснении сознания хотя и будет утверждать, что сознание воз¬ никло из деятельности синапсов и нейронов, но, вопреки требованиям редукционистов, станет настаивать на том, что сознание в своей сущ¬ ности выходит за пределы сферы «материальных» компетенций ней¬ рофизиологии. Сильная эмерджентность предполагала бы, что на оп¬ ределенном уровне мышление превосходит пределы активности его психофизиологических компонентов. 14
Восхождение слизи На первый взгляд, понятие сильной эмерджентности кажется од¬ ним из последних и прочнейших бастионов антропоцентризма как требования того, чтобы человечество получило или, вернее, автомати¬ чески заняло метафизически или духовно значимое место. Но про¬ блематично, скорее, само рассмотрение феноменов на их собственных уровнях, когда, к примеру, полагается, что химическое объяснение процесса переваривания пищи не дает понимания действий животно¬ го, направленных на ее поедание3. Постулирование уровней сущего легко может вернуть нас к тако¬ му описанию, согласно которому человек безраздельно господствует если не на метафизическом основании, то в силу своих технических или артистических способностей. Никого не должен удивлять тот факт, что даже после многочисленных свержений Человека — Копер¬ ником, который выбросил нас из центра Вселенной в гелиоцентриче¬ ской модели Солнечной системы, Дарвином, поставившим нас перед лицом бессмысленной случайности эволюции, и Фрейдом, который вывел нас из лабиринта рациональности нашего разума, — человече¬ ство все еще остается невосприимчивым к базисной реальности жиз¬ ни и материи. Книга Стива Джонстона «Эмерджентность» начинается с описания опытов, которые японский биолог Тошиюки Накагаки проводил над грибами-слизевиками. В ходе опытов он, несмотря на отсутствие у этих организмов когнитивной функции, «обучил» одно из таких кап¬ леобразных созданий находить самый короткий путь через лабиринт к источнику пищи4. Суть эксперимента состояла в том, что несколько помещенных в разных частях лабиринта слизевиков вида Physarum polycephalum должны были достичь кусочков пищи, оставленных ря¬ дом с двумя входами. Тело каждого слизевика — наполненный прото¬ плазмой плазмодий — перемещалось в поисках пищи, перетекая по поверхности за счет возвратно-поступательных движений. Траекто¬ рии путей определялись посредством формирования и распростране¬ ния плазмодием своих склизких паутинообразных отростков (следов- 15
Введение потоков протоплазмы), которые либо раздваивались на перекрестках лабиринта, либо разворачивались в тупиках до тех пор, пока образо¬ ванная в результате соединения слизевиков сеть не «нащупывала» свои цели. После этого произошло то, что можно было бы назвать оп¬ тимизацией сети: те ее участки, которые усложняли и замедляли про¬ движение к целям, вновь пришли в движение, как бы «втянувшись» обратно и образовав в итоге единое протяженное «тело», расположен¬ ное вдоль кратчайшей траектории, которая виртуально соединяла ку¬ сочки пищи на двух входах. Примечательно, что в процессе срастания сети ее потенциальные отростки, идущие от разных слизевиков, избе¬ гали уже пройденных другими слизевиками участков, «опознавая» их по оставляемому плазмодием следу из слизи. Иными словами, расте¬ кавшаяся в пространстве и во времени слизь как бы задавала «внеш¬ нюю», или пространственную, память этой склизкой сети, тем самым делая ее «обучаемой». Как показывает Джонстон, слизевики привлекли внимание ученых тем, что они функционируют и как отдельные клетки (плазмодий — это, по сути, гигантская многоядерная клетка, окруженная единой мембраной), и как многоклеточные организмы (например, в упомяну¬ том эксперименте с лабиринтом, где множество слизевиков срастают¬ ся в единую сеть, фактически симулируя такие когнитивные функции, как память или целеполагание)5. Поведение слизевиков здесь смеши¬ вает и взаимно смещает позиции слабой и сильной эмерджентности: с одной стороны, в образованном слизевиками целом нет ничего нового по отношению к образовавшим его частям, как в примере со снежным комом, с другой — целое функционирует так, как если бы это несво¬ димое к частям новое — разумное поведение — у него действительно было в виде особой функции, как в примере с сознанием. Таким обра¬ зом, это поведение ставит под вопрос само разделение между состав¬ ными частями живого и живым как таковым, особенно когда слизеви¬ ки, как может показаться, действуют намеренно и все лучше и лучше проходят вышеупомянутый лабиринт. 16
Восхождение слизи Бессмысленное, с точки зрения людей, функционирование жизни или организмов, которые движутся к цели, не обладая в какой бы то ни было форме интеллектом, или существ, функционирование кото¬ рых всецело определяется принципом «снизу-вверх» (bottom up)*, вновь подтверждает не только случайность мысли, но и ее ненужность для выживания. Другими словами, сама идея, что простейшие формы жизни могут осуществлять то, что нам кажется сложным поведением, порождает вопрос: в какой степени высокий интеллект является зна¬ чимым преимуществом? Идея сложного поведения без управляющего им интеллекта, очевидно, является разочаровывающей в том смысле, что случай и совпадение превосходят тёЛос;** и судьбу. В то же время, даже если эмердженция состоит только в распознавании паттернов (pattern recognition)***, встает вопрос о том, является ли эмерджент- * Принцип общий для целого ряда гуманитарных, информационных, ког¬ нитивных и организационных наук или практик. Он подразумевает, что в ре¬ зультате объединения нескольких относительно простых систем возникает система, обладающая большей степенью сложности, а первичные системы в свою очередь становятся ее подсистемами. В данном случае это означает, что изолированные органические системы посредством формирования сети под¬ систем, или запутанных и переплетенных цепей взаимодействия элементов, способны к «сложному» поведению, не подчиненному никакому целеполага- нию, то есть система и ее подсистемы оказываются как бы на одном и том же онтологическом уровне, хотя их сложность и различна. ** Конечная цель (др.-греч.). Pattern (англ.) — схема-образ, опосредующая материал чувственных восприятий, благодаря чему — в режиме одновременности восприятия и мышления — в этом материале «проступают» те или иные закономерности. Таким образом, паттерн «срабатывает» как повторяющийся и воспроизводя¬ щийся образец. Pattern recognition (англ.) — термин из области информатики и смежных с ней дисциплин, означающий процедуру распознавания объектов различной природы через соотнесение исходного материала, в котором вы¬ членяются главные и отсеиваются второстепенные признаки, с существую¬ щими схемами-образами. Такая процедура может осуществляться по принци¬ пу «снизу-вверх», то есть от распознавания отдельных частей образа к распо¬ знаванию его как целого. 17
Введение ность здесь объективной или только лишь субъективной категорией. Описывает ли эта категория всего лишь сменяющиеся паттерны раз¬ личной сложности, возникающие и новые только для нас, или же она подмечает онтологические или по крайней мере нечувственные раз¬ личия в мире? По отношению к биологии эмердженция предполагает неинтен- циональное поведение, или набор поведенческих характеристик, су¬ ществующий между уже сформированными объектами. Возьмем в качестве примера пчел в улье, которые, как мы знаем, являются инди¬ видуальными организмами, и рассмотрим их в виде единого роя. Рой представляет собой паттерн, который требует эмпирически установ¬ ленной и наложенной на подвижный объект границы, то есть должно быть решено, что считать частью роя. Рой должен быть роем кого-либо или чего-либо. Поведение роя является результатом действий отдель¬ ных сущностей с учетом их соседства с другими сущностями. Стая птиц, например, появляется не вследствие какой-то централизован¬ ной координации, а из-за того, что птицы следуют своим собственным нуждам, находясь в окружении других птиц и взаимно извлекая из этого пользу. Тогда как при коллективном поведении животных легко распо¬ знать составные части роя или стаи, способность отличить объект как автономную и самодостаточную реальность от не-объекта зависит от разделения между слабой (эпистемологической) и сильной (онтоло¬ гической) эмерджентностью. Так, в физике предметом спора является вопрос о том, можно ли называть субатомные частицы объектами или же они представляют собой просто точки, то есть нульмерные объек¬ ты. Но отличается ли точка как нульмерный объект, имеющий собст¬ венный физический смысл, от чисто абстрактной точки? Иными сло¬ вами, когда мы узнаём, что достигнута предельная часть любой опре¬ деленной нами вещи, объекта или тела? Но вернемся к вопросу жизни и ее происхождения. Эмерджентна ли жизнь в онтологическом смысле, то есть, наделена ли она собст¬ венной, а не «научной» реальностью? Лишь потому, что мы не можем 18
Восхождение слизи сказать, почему жизнь возникла, но только что однажды жизнь воз¬ никла и подверглась затем видовой классификации, мы и можем от¬ личать ее самостийное существование от ее компонентов. Далее, мы должны проблематизировать сам вопрос, какого рода различия «ре¬ альны», или в силу чего конкретные виды живых существ имеют ре¬ альные эффекты в противоположность паттернам, которые только классифицируют движения с помощью категорий. Иными словами, проблематизировать то, что с необходимостью должна быть опреде¬ лена сущность живого, как и сущность неживого. Как показывают биолог Джек Коэн и математик Иэн Стюарт в со¬ вместной работе «Коллапс Хаоса», трудность состоит в уяснении сложности простого. Эмерджентизм часто противопоставляют редук¬ ционизму — теории, утверждающей, что феномены могут быть объяс¬ нены через их более простые компоненты и что «у набора взаимодей¬ ствующих компонентов могут якобы спонтанно развиться совокупные свойства, которые никак не были выражены в его отдельных частях»6. Однако, отвергая крайний редукционизм, Коэн и Стюарт показывают: без понимания того, что подразумевается под простотой, под просты¬ ми компонентами, под микроуровнем, эмерджентность значит не¬ многое. Они признают, что люди склонны к созданию паттернов путем сглаживания в наблюдаемом ими мире7 незаметных колебаний и что паттерны в конечном счете идеальны. С другой стороны, касательно жизни редукционизм отвечает на вопрос «как», а не на вопрос «почему», поскольку он не принимает во внимание результат обратного воздействия внешней среды на разви¬ тие живого. В качестве примера Коэн и Стюарт приводят сравнение глаз травоядных животных с глазами плотоядных. Они утверждают, что хотя редукционистское объяснение показало бы нам, как глаза развивались с точки зрения ДНК и биохимии, оно не смогло бы объяс¬ нить того факта, что в процессе эволюции выживали травоядные с гла¬ зами, расположенными по бокам головы, чтобы лучше видеть хищни¬ ков, тогда как плотоядным эволюционно было более выгодно иметь глаза, смотрящие вперед и приспособленные для охоты8. 19
Введение По большому счету Коэн и Стюарт показывают, что эволюция и эмердженция сформировали такой ландшафт, где пространство и со¬ перничающие друг с другом виды создают мосты и перегородки, кото¬ рые ведут к конвергенции, превосходящей контингентность* в раз¬ личных экосистемах9. Выводы, делаемые Коэном и Стюартом из этих аргументов, приводят к утверждениям о человеке, которые, как ка¬ жется, близки к некой форме антропоцентризма. Они пишут: «Паттер¬ ны, которые воспринимает наш мозг, являются точными репрезента¬ циями обширных пластов реальности, потому что наш мозг и наши органы чувств эволюционировали именно таким образом»10. По- видимому, этот аргумент не учитывает слепую природу человеческой эволюции, предполагая превосходство конвергенции над контингент¬ ными и случайными факторами последней. То есть переход между животными, с их стратегически удачно расположенными глазами, и людьми, обладающими мозгом, который, пусть даже и опосредованно, постигает глубинное устройство Вселенной, представляется до неко¬ торой степени туманным. Современный философ Рэй Брассье, к рабо¬ там которого мы перейдем в конце этой книги, комментирует данную проблему, пусть и смещая ее в сугубо философский контекст: «Главное препятствие, стоящее на пути подлинно научного понимания этого мира, состоит в том, что наш вид обладает врожденной склонностью к обработке информации посредством эпистемологических механиз¬ мов, неизменно включающих в себя операцию вычитания из физиче¬ ского целого, которое в своей целостности не воспринимается органа¬ ми чувств»11. Проще говоря, человеческое знание, полученное путем наблюдения, ограничено тем фактом, что мы мыслим и наблюдаем мир в соответствии с нашими заботами и способом восприятия. * Контингентность (от лат. contingere — случаться) в философском смысле означает не-необходимость существования любого конечного сущего; одно из референтных понятий «спекулятивного реализма». По теме контингентности см., например: Мейясу К. После конечности. Эссе о необходимости контин¬ гентности. Екб.-М.: Кабинетный ученый, 2015. 20
Восхождение слизи Когнитивист Гари Маркус в работе «Клудж*: слепая эволюция чело¬ веческого разума» утверждает, что человеческий мозг представляет собой сколоченную на скорую руку несовершенную машину, для кото¬ рой приспособление и развитие в первую очередь являются реакцией на опасность, и что наш разум всегда строится поверх предсущест- вующих структур12. Согласно Коэну и Стюарту, конвергенция указыва¬ ет на более глубокие структуры, которые и обуславливают ход конвер¬ генции; согласно Маркусу, окружающая среда легко уводит наш мозг от сколько-нибудь глубокого понимания Вселенной к «быстрым и грязным» тактикам выживания, актуальным в краткосрочной пер¬ спективе. Проблема, стало быть, в навигации между редукционизмом (не способным объяснить возникновение ряда феноменов), механициз¬ мом (не оставляющим места подлинной новизне) и эмерджентизмом (потенциально соскальзывающим в объяснение эмердженции через посредство своего рода «чуда») без впадения в антропные утвержде¬ ния о природе Вселенной или в нереалистичное восхваление наших познавательных способностей. В то время как мы могли бы согласить¬ ся с тем, что разум обусловлен тонкими структурами (fine structures)** и законами, но не может быть выведен из них, сам факт этого не пре¬ возмогает действия таких тонких структур14. Мы не можем утвер¬ ждать, что эмерджентность онтологична по отношению к жизни, но только что она эпистемологична15. Вопрос в том, как именно мы отде¬ ляем способности нашего разума от реальности Вселенной, или на¬ * От англ. сущ. kludge; в технике или программировании (например, когда речь идет о программном коде) это понятие обозначает «штуковину», то есть нечто, сделанное на скорую руку, небрежно и по случаю, сам факт работы ко¬ торого служит источником удивления. ** Тонкие структуры — термин, используемый в естественных науках (от физики до генетики и нейрофизиологии) для обозначения микроструктур некоторых объектов, изучаемых этими науками. В данном случае речь может идти о микроструктуре и внутреннем устройстве поверхности коры Головного мозга. 21
Введение сколько естественно сознательная мысль пребывает в гармонии с Все¬ ленной и пребывает ли вообще. Здесь необходимо перейти от науки к философии и определить философский подход, применяемый в данной работе, как согласован¬ ный с основными принципами возникшего недавно движения спеку¬ лятивных реалистов. Последние предложили ряд альтернатив господ¬ ству того, что Квентин Мейясу называет корреляционизмом. Корреля- ционизм предполагает, что между мышлением и мыслимым должны существовать взаимные отношения и что «нет такой реальности, ко¬ торую можно познать независимо от нашего отношения к ней»16. Тогда антикорреляционизм, или, как мы еще можем его назвать, анти- антропоцентризм, на котором, следуя за Иэном Гамильтоном Грантом (одним из четырех родоначальников спекулятивного реализма, наря¬ ду с Рэем Брассье, Грэмом Харманом и Квентином Мейясу), мы будем настаивать здесь, утверждает, что нечто должно существовать до мыш¬ ления и что этим нечто является природа17. Наш подход к жизни, лишь по видимости ставя вопрос о ней с ног на голову, в действительности является виталистским, однако такой витализм не будет вращаться вокруг загадочной жизненной силы, но вместо этого будет пытаться открыть и постичь те силы, которые вли¬ яют на жизнь и действуют внутри нее. Витализм обеспечивает форма¬ лизацию нашего невежества и, возможно, фундаментального провала как неспособности полного постижения реальности, — действительно глубокой реальности Вселенной, нас самих и того, что мы считаем природой и нашим местом в ней. В качестве направляющей темы для данной работы я выдвинул бы причудливую метафизическую конструкцию, противопоставленную эмерджентизму, которая сразу и воскрешает и изувечивает витализм. Эмерджентизм, как мы пытались проиллюстрировать выше, соверша¬ ет двойной промах по отношению к жизни: в сильной версии он слиш¬ ком быстро отказывается от попыток причинно-следственного объяс¬ нения биологического феномена жизни, тогда как в слабой — столь же 22
Восхождение слизи быстро сводит все многообразие жизни к сугубо биологическому фе¬ номену. Но жизнь как таковая пребывает в зоне неразличимости меж¬ ду тем, что постулируется каждой из версий эмерджентизма относи¬ тельно природы ее реальности. Традиционно витализм особенно не отличают от эмерджентизма, поскольку, как считается, оба предпола¬ гают существование чего-либо превосходящего жизнь — такого, что оно руководит ею и/или влияет на нее и при этом не сводится полно¬ стью к поддающимся классификации компонентам живого. Таким об¬ разом, эти две теории, эмерджентизм и витализм, объединяли как их критики, так и их защитники. Витализм, о котором пойдет речь в этой книге, избегает подобного объединения. Рассматривая витализм, я утверждаю, что у жизни есть сила или, выражаясь осторожнее, импульс, который выходит за рамки биологических ограничений, но не до такой степени, чтобы жизнь перестала поддаваться описанию. Поэтому наш витализм, не являясь теорией, утверждающей существование некой витальной субстанции или особой материи, которая побуждают жизнь к развитию, утвер¬ ждает взамен, что витальной силой является время и его влияние на пространство, а также влияние пространства на время. Такая форму¬ лировка продвигает витализм за границы жизни (как преимущест¬ венно, но не чисто биологического феномена) на территорию опыта — жизни как жизни кем-то проживаемой и жизни как опыта прожива¬ ния, то есть жизни как пространственно-временного развертывания опыта. На первый взгляд может показаться, что такое построение вообще не является витализмом, однако главная задача данного проекта — доказать влияние пространственно-временного конструирования су¬ ществования на жизнь как влияния не просто неопределенной, но именно такой воздействующей на жизнь силы, которая предусматри¬ вает строго деантропоморфизированный способ мышления. Мы пока¬ жем, что принятие в расчет времени и пространства не отменяет ви¬ тализм, а доводит его до логического и философского завершения. В 23
Введение силу этого некоторые дополнения касательно употребления в фило¬ софии термина «витализм» необходимо сделать уже сейчас. . Как современная философская ориентация витализм чаще всего ассоциируется с философским творчеством Жиля Делёза и Феликса Гваттари. Поэтому именно против их способа использования данного термина мы сначала и развернем нашу пространственно-временную версию витализма. В работе «Что такое философия?» Делёз и Гваттари описывают ви¬ тализм как раскол между «действующей, но не сущей Идеей» и «су¬ щей, но не действующей силой»18. В первой половине этого осуждения витализм, позволяя наблюдающему сознанию определенным образом судить о явлениях природы, представляется просто направляющей, а потому и «действующей» Идеей, не имеющей для природы какого- либо реального значения, то есть не сущей (эта линия развития вита¬ лизма берет свое начало у Канта). Во второй — у него есть собственная реальность, сущая сила, но без хоть сколько-нибудь заметного дейст¬ вия (эта линия преемственна Лейбницу). Нападки Делёза и Гваттари восходят к критике витализма фран¬ цузским философом Анри Бергсоном, который в своей книге «Творче¬ ская эволюция» замечает, что витализм ничего не прибавляет относи¬ тельно возникновения и изменения жизни постольку, поскольку ста¬ дии жизни объяснимы с точки зрения наследственности. Французский феноменолог Морис Мерло-Понти в своих лекциях о природе допол¬ няет и расширяет критику Бергсона, указывая на такую очевидную проблему витализма как пренебрежение пространством. Витализм предполагает, что некая живая, но нематериальная субстанция (к примеру, elan vital*) перемещается сквозь пространство, воздействуя * Жизненный порыв (фр.). Также это одно из центральных понятий фило¬ софии Анри Бергсона. При этом следует учесть, что поскольку Бергсон посто¬ янно проблематизирует сами соотношения протяженности и длительности, материи и памяти, ограничений для жизни и преодолевающего их жизненно¬ го порыва, то второй термин этих оппозиций (главный для Бергсона, в кото- 24
Восхождение слизи на организмы без всякого учета пространственных ограничений био¬ логической реальности. В итоге для Делёза, Гваттари, Бергсона и Мерло-Понти тот источ¬ ник «витальности», который постулирует витализм, не может быть ни вещью (поскольку из поколения в поколение передаются только «ве¬ щественные» гены, а не сама жизнь, для которой здесь просто не оста¬ ется места), ни силой (поскольку витализм ничего не говорит о самой жизни как силе, утверждая лишь, что она развивается, но не объясняя, как именно). Все упоминавшиеся критики упустили время в качестве чего-то существующего за пределами мысли, что и было сильной сто¬ роной витализма, так как жизнь возникает с течением времени, а также то, что субстанция витализма — это не некая общая всем фор¬ мам живого сущность, например превосходящая наследственность зародышевая плазма, но заполняемое жизнью пространство. Спациа- лизация* витализма просто указывает на тот факт, что организм пыта- рый как в выражение различия как такового «проваливается» в итоге сама оппозиция) полностью определяет первый термин только лишь «в конечном счете». Ср. с тем, что Делёз пишет о Бергсоне: «Все происходит так, будто Жизнь сливается с самим движением дифференциации в ветвящихся сериях. Несомненно, такое движение объясняется внедрением длительности в мате¬ рию: длительность дифференцируется из-за препятствий, встречаемых ею в материи, из-за материальности, которую она пересекает, из-за того рода про¬ тяженности, который она сжимает. Но дифференциация обладает не только внешней причиной. Длительность дифференцируется сама по себе благодаря внутренней взрывной силе: она лишь утверждается и продолжается, она лишь движется вперед по ответвляющимся и разветвленным сериям. Еще точнее, длительность называется жизнью тогда, когда она проявляется в таком дви¬ жении» (Делёз Ж. Эмпиризм и субъективность. М.: ПЕР СЭ, 2001. С. 304). * Термин spatialization (от лат. spatium — пространство) иногда переводит¬ ся как «опространствление». С целью сохранения логического единства, свя¬ зующего данный термин с уже устоявшимся в русской философской традиции термином «темпорализация», здесь сохраняется первоначальная латинская основа. В контексте данной работы под спациализацией понимается то, что рост и распространение различных форм жизни не могут происходить вне 25
Введение ется распространить себя через пространство путем роста, мутации и воспроизводства. Темпорализация же витализма аналогичным обра¬ зом может быть рассмотрена как факт того, что жизнь случается и происходит во времени и что время обозначает как рождение, так и смерть всех вещей. Примечательно, что Г. Ф. Лавкрафт, чья проза будет занимать нас на протяжении большей части третьей главы, также критиковал вита¬ лизм и относился к нему с тем же презрением, располагая его где-то между мифом и поэзией19. Эта критика исходила из того, что жизнен¬ ный порыв трактовался Лавкрафтом как духовный по своей сущности, а не как энергетический. Таким образом, ненаучный в своем основа¬ нии витализм противоречил непреклонному механицизму и детер¬ минизму Лавкрафта. Наконец, упомянутая выше конструкция витализма может счи¬ таться ответом на один из наиболее ранних, а оттого и имеющих не¬ преходящее значение ударов, нанесенных витализму. Натурфилософ Ф. В. Й. Шеллинг утверждал, что понятие жизненной силы является самопротиворечивым, ибо под силой должно пониматься то, что «хотя и не представимо само, все же по своему способу действия определи¬ мо через физические законы»20. Сила, представляемая всегда конеч¬ ной, но не будучи таковой по своей природе, таким образом, конечна лишь потому, что противопоставлена другой силе и пребывает либо в относительном равновесии с ней, либо в не прекращающейся борьбе. Не являясь в конечном счете противопоставленной чему-либо, жиз¬ ненная сила витализма, если следовать за Шеллингом, не подпадает ни под один из этих случаев, но оказывается другим обозначением для действующего вне законов физического мира духа, что подрывает изначальное представление о жизненной силе именно как о силе. Однако в нашем случае, поскольку пространство и время развора¬ чиваются вместе и влияют друг на друга, мы можем утверждать, что учета пространственных ограничений, то есть, что жизнь развертывается в пространстве, которое наряду со временем выступает в качестве одной из ее движущих сил. 26
Восхождение слизи приведенная нами формулировка витализма соответствует жесткому требованию Шеллинга. Жизненная сила уступает место констелляции физически уловимых и эмпирически фиксируемых сил пространства и времени, под действием которых жизнь выходит из своего «в себе», а ее изначальная неразличимость дифференцируется и «расползает¬ ся» через множество жизненных форм. Тогда встает вопрос: каким образом мы осуществляем дальнейшее развертывание витализма, приводя его в контакт с реальностью и из¬ влекая витализм из его пространственно-временной философской темноты? Взаимоотношение между пространством-временем, схва¬ ченным объективно и структурно, и жизнью трудно проследить в лю¬ бых философских терминах, кроме феноменологических, не рискуя вновь отступить на территорию антропоцентризма, до этого уже заня¬ тую феноменологией. По этой причине и с целью последовательной экспликации нашего витализма в данной работе мы будем рассматри¬ вать сугубо не-философские тексты, — тексты, которые рассматривают жизнь как гадкое сплетение взаимных материальных регрессий вре¬ мени и пространства. Поэтому витализм, как он выражается и исполь¬ зуется здесь, будет минимальной метафизикой, то есть метафизикой, задействованной ровно настолько, насколько это вообще необходимо, и обращающейся к реальности исключительно посредством следова¬ ния за онтологическим каскадом, отражающим космологическую про¬ грессию сил и материй. Корень такого витализма составляет сплете¬ ние сил, исходящее из изначального Единого. Но Единое понимается здесь не как чистое объединение, а как возможность самой «бытийно- сти». Последняя — бытийность — происходит из первоначального и одномоментного взрывного распространения времени и пространст¬ ва, так же как и последующие эманации, имманентности, эмерджент- ности и трансцендентности. Таким образом, витализм представляет собой мысленную кальку с развития Вселенной: от умозрительного момента, предшествующего Большому Взрыву, когда Вселенная представляла собой свернутую в точке сингулярности массу, к ее расширению во времени, пространст- 27
Введение ве и материи, далее к биологической жизни и в конечном итоге к реф¬ лексивному мышлению. Онтологический каскад движется (в фило¬ софском смысле) от Реального к материальности, к чувству и, нако¬ нец, к экстеллекту*. Или, если выражаться в терминах отражаемых витализмом уровней реальности, движение осуществляется посредст¬ вом контингентных переходов от голого существования как чистой возможности к различным конфигурациям материи и энергии, далее к взаимодействию раздражителя и ощущения, а завершается расши¬ рением онтического бытия с помощью символов, сооружений, техно¬ логий. Получившийся здесь вырожденный вариант витализма и осо¬ бым образом понятое Единое, взятые вместе, будут рассматриваться нами как тёмный витализм. Но что конкретно в такой концептуализа¬ ции витализма делает его тёмным? Часть работы тёмного витализма состоит в тошнотворном осозна¬ нии негостеприимной Вселенной, вынуждающей констатировать, что возникновение жизни — это случайное событие во времени, которое затем искажается и искривляется банальностью пространства и слу¬ чайностью геометрии нашего мира с ее претензией на универсаль¬ ность, а далее разоряется случаем, ситуацией, обратной связью и раз¬ рушением, износом, старением. Таким образом, тьма тёмного витализма трояка: 1. Он темен, потому что скрыт как природой (никто не может ут¬ верждать, что мы с нашим ограниченным разумом способны предугадать и охватить все детали устройства Вселенной), так и временем (мы оказываемся в невыгодном временном положе¬ нии, пытаясь проникнуть в сам момент сотворения вещей), ведь причины большей части известной нам природы давно канули в глубокую реку забвения. * В третьей главе настоящего издания (с. 75) автор определяет экстеллект как «способность овнешнять, или экстернализировать, наш интеллект, фикси¬ ровать уже сделанное, чтобы человечеству не нужно было после смерти каж¬ дого поколения изобретать заново все то, чем оно овладело». 28
Восхождение слизи 2. Он темен, потому что несет роду человеческому дурные вести об истоке (мы просто умные, прямоходящие и пользующиеся орудиями труда приматы, которые возникли в результате серии удачных биологических и космологических прорывов), смысле нашего существования (с точки зрения телесного устройства мы лишь мясные куклы) и нашей конечной участи (Земля погибнет, и, скорее всего, мы погибнем вместе с ней, а если нет, то в конце концов погибнем вместе с Вселенной). 3. Он темен на эстетическом уровне и на уровне опыта, поскольку наше психологическое и феноменальное существование стано¬ вится все темнее и враждебнее по отношению к нам самим и нашим восприятиям, учитывая разрушительность времени и пространства. Большей частью этот текст будет направлен на доказательство третьего пункта, прежде всего фокусируя внимание на биологических науках и примерах из них, рассматриваемых через призму массовой культуры с ее обширной коллекцией зловещих артефактов. В первой главе книги мы постараемся овладеть интернальностью* тёмного витализма посредством описания невидимой, беспорядочной * Данный термин входит в группу терминов, выражающих сложные отно¬ шения, к которым обращается автор при описании процесса онтологического генезиса той или иной сущности. Интерьер (англ, interior, от лат. interior, ius — внутренний) — внутреннее, находящееся внутри и экстерьер (англ, exterior, от лат. exterior, ius — внешний) — внешнее, находящееся снаружи. Два взаимо¬ связанных и взаимоопределяемых аспекта любой сущности, сущего или явле¬ ния, которые выражают у последних внутреннее и внешнее устройство соот¬ ветственно. Интернальность (англ, internality) — букв, «внутренность», или внутренняя сторона вещей, и экстернальность (англ, externality) — букв, «внешность», или наружная сторона вещей. Оба термина выражают «беспо¬ койные», метастабильные состояния, присущие взаимосвязанным интерьеру 29
Введение и внутренней продуктивности жизни, для чего привлечем в качестве примеров орды митохондрий, болезнетворных бактерий и вирусов. Я рассмотрю такие фильмы, как «Эпидемия» (Outbreak), игры в жанре survival horror (Dead Space, Resident Evil, Parasite Eve)* и реальные при¬ меры вирусов, чтобы проиллюстрировать ужасающую интериорность микроскопической склизкости человеческих существ. А также, сле¬ дуя книге Коэна и Стюарта «Коллапс хаоса» и биофилософии Кита Ан- селла-Пирсона, я рассмотрю то, как эта тема соотносится с проблема¬ тикой имманентности и эмерджентности. Затем, во второй главе, я перейду от интерьера к экстерьеру, рас¬ смотрев пространственную ползучесть грибовидной жизни и обсудив различные тексты в жанре «странной литературы» (weird fiction), на¬ писанные Томасом Лиготти, Уильямом Хоупом Ходжсоном и Стенли и экстерьеру и проявляющиеся в виде динамических комплексов свертывания и развертывания, или складывания и раскладывания. Интериорность (англ, interiority) — букв, «о-внутрённость», или вложенность во что-либо, и эксте- риорность (англ, exteriority) — букв, «о-внешнённость», или положенность вне чего-либо, означают состояния, полученные как результат процессов интер¬ нализации, о-внутрения, и экстернализации, о-внешнения. Эти термины с целью сохранения их смыслового единства переводятся здесь и далее пре¬ имущественно путем транскрибирования английских основ: интерьер и экс¬ терьер, интернальность и экстернальность, интериорность и экстериорность. Тогда как, напротив, менее нагруженные в смысловом отношении прилага¬ тельные internal и external зачастую будут переводиться просто как «внутрен¬ нее» и «внешнее». * Ужас выживания или выживание в кошмаре (англ.) — жанр компьютер¬ ных игр, в котором атмосфера ужаса, нагнетаемая в ходе игры, сочетается с действиями игрового персонажа, направленными на выживание; отсюда не¬ редко смещение с сильных сторон персонажа, акцент на которых делается в разного рода «шутерах», на его слабости (например, на психические расстрой¬ ства, которые персонаж может испытывать после столкновения с ужасным). Dead Space, Resident Evil, Parasite Eve — игры-представители данного жанра, a также известные франшизы в кино, книгах и комиксах («Мертвый космос», «Обитель зла», «Паразит Ева»). 30
Восхождение слизи Вейнбаумом, с целью продемонстрировать тревожащую пространст- венность плесени и грибка. Я рассмотрю рассуждения Резы Негареста- ни о разложении и гниении, а также выступлю против признания фе¬ номенологического и человеческого преимущества при концептуали¬ зации жизни. В третьей главе я приведу аргументы против теорий Земли, вдох¬ новленных гипотезой панспермии*, а также против ограничения по¬ рождающих функций жизни со стороны антропоморфизма. Я рас¬ смотрю неограниченный органицизм монстров из научной фантасти¬ ки (зергов, вида 8472, тиранидов и йуужань-вонгов), а также расу Древних из рассказов Г. Ф. Лавкрафта, чтобы продемонстрировать межпространственный ужас органического. Здесь нам вновь придется обратиться к проблематике витализма, в связи с чем я остановлюсь на рассмотрении философии Шеллинга и на работах Иэна Гранта об этом философе. В заключении мы попробуем разобраться в природе ужаса посред¬ ством обсуждения пузырька Зигмунда Фрейда, ламеллы Жака Лакана, «склизкой» натурфилософии Лоренца Окена, а также небольшой рабо¬ ты Иэна Гамильтона Гранта «Бытие и слизь», описывающей отноше¬ ния слизи и мышления. Завершим же все это призывом к распростра¬ нению ктулхоидной этики Резы Негарестани, а также выводов из «Разнузданного ничто» — книги Рэя Брассье, в которой тот призывает к космологическому расширению фрейдовского влечения к смерти. Данная работа призвана рассказать скорее о склизкости жизни, чем о слизи как таковой, и о неизбежных биологических и физических ограничениях живого в мире, которое всегда так или иначе характе¬ ризуется бытием-к-вымиранию. Сама слизь, как мы уже видели, не¬ изменно являет собой «отбросы», — ту часть жизни, которая должна быть оставлена позади. Попытки облечь жижу, слизь, ил во внешнюю Др.-греч. 7iavo7t£p|ii'a — смесь всевозможных семян, от irav — «всё» и стерла — «семя». Гипотеза о появлении жизни на Земле в результате занесе¬ ния «зародышей жизни» из космического пространства. 31
Введение им форму предпринимались всегда, однако эти попытки не могли ни ухватить, ни отменить склизкость слизи как чего-то внутреннего са¬ мой жизни. Вопреки этим бесплодным попыткам, наш проект лишает силы любую концепцию жизни, полагающуюся на порядок; он — тор¬ жество и высвобождение слизи во всех ее отвратительных проявлени¬ ях и истечениях. 32
1 Кошмар под микроскопом [Болезни] терзают душу человека и изнуряют наши тела, иссушают их, лишают силы, сморщивают, подобно старому яблоку, так что они вы¬ глядят словно после анатомического вскрытия... Роберт Бертон. Анатомия меланхолии* Болезнь (disease) — это возмездие разъяренной Природы. Хосе Баллоу** В своем эссе «Эволюция жизни на Земле» Стивен Джей Гулд оспарива¬ ет распространенное заблуждение, что жизнь продвигается от одной господствующей формы к другой — от бактерий к беспозвоночным, затем к рептилиям и далее, — в итоге «обрываясь» или выдыхаясь в человеческом организме21. Гулд указывает, что мы никогда не поки¬ нем эры бактерий, что мы только случайный нарост, сформировав¬ шийся в результате эпизодических и бессмысленных дополнений22. Он продолжает: «Наше представление о жизни, восходящей ко все большей сложности, вероятно, является предрассудком, инспириро¬ ванным нашим ограничивающим сосредоточением на самих себе и, * Роберт Бёртон. Анатомия меланхолии. М.: Прогресс-Традиция, 2005. С. 464. Роберт Бёртон (1577-1640) — английский писатель, ученый и священно¬ служитель. Его главное сочинение «Анатомия меланхолии» — одно из ключе¬ вых произведений английского барокко — представляет собой беспрецедент¬ ную по охвату компиляцию и переработку самого разнообразного материала о проявлениях меланхолии; в целом для этого произведения характерно сме¬ щение внимания с человека на его патологии. ** Хосе Баллоу (1771-1852) — американский священник и деятель бостон¬ ской универсалистской общины, автор «Трактата об искуплении» (1805). Буду¬ чи деистом, придерживался убеждения, что грех наказывается при земной жизни, а также настаивал на возможности спасения всех людей. 33
Глава 1 как следствие, переизбытком внимания к усложняющимся существам, в то время как мы игнорируем столь много эволюционных линий, представители которых так же хорошо приспосабливаются посредст¬ вом упрощения»23. Тезис Гулда сводится к тому, что сложность не вле¬ чет успеха на пути эволюции. Несмотря на наши интеллектуальные преимущества, биологическое господство над Землей принадлежит малому; не только экстериоризированной микроорганической приро¬ де — миру вне нас, но и тому, что образует наши человеческие интерь¬ еры, то есть молекулярному, клеточному, нашему микро-органичес- кому. В данной главе я собираюсь исследовать мельчайшие формы жизни и то, как их поведение, по отдельности и внутри сетей*, биоло¬ гических и не-биологических, опровергает философски позитивное определение жизни. * Здесь и далее понятие сети (network) используется в смысле во многом схожем с тем, который придает этому понятию философ и социолог науки Бруно Латур. Понятие сети подразумевает ассоциации, или связи сущностей, которые больше не должны фиксироваться как природные или социальные, но, скорее, как «асоциальные», то есть сущности определяются (процессуаль¬ но) только тем, из каких связей они происходят и какие связи устанавливают с другими сущностями. Такая сеть не похожа ни на телеграфную, ни на компь¬ ютерную, но представляет собой прослеживаемую «сеть действий» (work-nets как работа, проделываемая для установления связей, а не net-works как уже работающая сеть) и оставляемых ими материальных «следов», первичных в пределах сети по отношению к любым фиксированным различиям, например на природу и общество, и даже к пространству и времени, поскольку генезис сущностей из связей с другими сущностями — это процесс, лежащий по ту сторону привычного нам категориального распределения, хотя и определяю¬ щий его результаты. Но стоит отметить, что такая «сеть действий» берется автором с оттенком субстантивации, в то время как для самого Латура подоб¬ ная субстантивация в определенной степени проблематична (см.: «Сеть — понятие, а не вещь. Это инструмент, помогающий в описании, а не предмет описания» в Латур Б. Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию М.: ВШЭ, 2014. С. 184). 34
Кошмар под микроскопом Начнем с часто называемых «блоками питания клеток» митохонд¬ рий. Это маленькие органеллы, части клетки, которые генерируют химическое топливо необходимое для ее активности. У митохондрий много общего с прокариотами, организмами вроде бактерий, в чьих клетках нет ядер и чьими потомками они, возможно, являются. Такая отчасти инородная природа митохондрий привела к развитию эндо- симбиотической теории, утверждающей, что их предки когда-то были отдельными организмами, которые затем инкорпорировались в клет¬ ки и стали симбионтами последних. Тем самым отдельные организмы совершили постепенный переход от сети-кооперации к объединенной клетке. Симбиотическое, стало быть, всего в одном шаге от паразитическо¬ го. Такая близость была исследована посредством высвобождения «взрывного» потенциала митохондрий в графическом романе Хидэа- ки Сэны «Паразит Ева», как и в последующем фильме и серии видео¬ игр. Сэна совершает причудливый переход от утверждения, что мито¬ хондрии образуют некий суперорганизм, к тому, что они, с их способ¬ ностью производить энергию путем окисления органических соедине¬ ний, могут вызвать самовозгорание. Сюжет всех трех произведений строится вокруг попытки митохондрий — неожиданно начавших де¬ монстрировать разумное поведение — освободиться из-под «симбио¬ тической» власти клеток (поскольку когда-то предки митохондрий «поселились» в примитивных клетках, «предоставив» тем свои мощ¬ ности по переработке кислорода и «получив взамен» от клеток-хозяев ряд полезных веществ) и снова стать самостоятельными организмами, тем самым запустив новый этап биологической эволюции. При этом сущность-носитель таких «разумных» митохондрий, называющая себя Ева, способна регулировать поведение других митохондрий, вызывая у них перепроизводство энергии, ведущее к самовозгоранию клеток любых органических сущностей (преимущественно людей, которые пытаются остановить Еву). Философ Ник Лэнд развивает эту тему сле¬ дующим образом: «Разница между паразитизмом и симбиозом очень 35
Глава 1 скользка#*. <...> Простое содействие состоянию стабильности может рассматриваться как полезная кооперативная функция, тогда как, с другой стороны, недавний фильм „Паразит Ева“ предвосхищает запу¬ щенное на уровне биомолекулярной науки восстание митохондрий, что разоблачает „симбиотизм" митохондрий как паразитарную стра¬ тегию»24. Самый интересный аспект «Паразита Евы» в том, что фильм указывает (пусть и путем гиперболы) на факт: разрушительная спо¬ собность мельчайших частиц жизни неотделима от производитель¬ ной, или порождающей, способности последней. Учитывая соперничество и жестокость, столь тесно связанные с продуктивностью жизни, кажется нелепым предположение, что меж- ду формами жизни на земном шаре есть глубинная гармония (будь то духовная или нет), так как все создания борются за ограниченное про¬ странство и ресурсы в их отдельных биосферах. Взаимосвязь различ¬ ных форм жизни на Земле — это зыбкое переплетение, основанное на благоприятных перспективах и удаче, а не на какой-либо искусствен¬ но навязанной гармонии. Но перейдем от нашей уже разоблаченной «близости» с митохондриями к чуть более экстернализированным (по крайней мере с точки зрения биологических границ нашего нормаль¬ ного человеческого функционирования), но все еще внутренним виру¬ сам. Мы исследуем ужас сетей и вообще интернальности, ведь вирус и бактерия — это те объекты, которые толкают кошмарные способности сплетенной в сети жизни к ее пределам. Вирус, вироидное, смертоносная бактерия — все это прокралось на сцену задолго до того, как двадцатый век обернулся веком двадцать первым. Неуловимое кишение смертоносного микробного* и после- * В английском понятие microbial несколько шире понятия микробного, используемого в русском языке. По своему охвату оно сближается с понятием микробиологического, которое наряду с бактериями (то есть в собственном смысле микробным) включает в себя также и вирусы. Тем не менее здесь ре¬ шено оставить в качестве перевода термин «микробное» и просто учесть, что в данном тексте он подразумевает вирусное и вироидное. 36
Кошмар под микроскопом дующая параноидальная реакция общества на это возникли вместе с глобализованным миром, части которого взаимосвязаны и в котором близость и скорость увеличивают мощь заражения и ускоряют его распространение. Политический коррелят этой идеи — тот факт, что рассеяние национальных государств и усиление глобализации суще¬ ственно обострили волнения относительно безопасности и проницае¬ мости границ. То есть, тогда как наше микро-органическое вызывает тревогу относительно возможного внутреннего биологического ущер¬ ба, страх перед вирусным помещает людей в среду полную враждеб¬ ных сущностей. Случаи эпидемий, изображаемые медиа, часто указывают на мас¬ штабы вирусной прожорливости лишь косвенно, тогда как главным объектом рассмотрения оказываются возможности государственной инфраструктуры, — то, что делается или не делается как ответная ре¬ акция на биологическую угрозу. Таким образом, внимание смещается с потенциального ужаса, вызванного рассмотрением совокупной био¬ массы рода человеческого исключительно как «пищи» для вирусов, к тому, что требуется от наших экстернализированных способностей (техники, государства, а также разума), чтобы справиться с вирусом. Бесчисленные спекулятивные сценарии, маршем прошедшие через различные художественные реализации, иллюстрируют апокалипти¬ ческие возможности инфекции: «Алая чума», «Маска красной смер¬ ти», «Штамм Андромеда», «28 дней спустя», «Лихорадка» и так далее. Подобные «умственные» упражнения, сосредотачиваясь на техниче¬ ских способах сдерживания таких угроз, как СПИД, туберкулез, маля¬ рия и грипп (если называть только некоторые из форм вирусного и бактериального существования, постоянно уходящих от истребления), тем не менее не отдают должного их «жизни» и функционированию в качестве самостоятельных реальностей. Испещренное и пронизанное связями болезнь-пространство пред¬ полагало дальнейшее простирание и тайное перерождение милитари¬ зации и военных сил, которые теперь сами движутся подобно неболь¬ 37
Глава 1 шим роям, скрытым и почти совершенно невидимым. Неистовство вируса и частичная открытость глобализации встречаются в шизоид¬ ной возможности и реальности развития биооружия, ясно продемон¬ стрированной в научно-фантастическом фильме Вольфганга Петерсе¬ на «Эпидемия». В начальной сцене «Эпидемии» маленькая деревенька подвергает¬ ся бомбардировке зажигательными бомбами с целью воспрепятство¬ вания распространению вымышленного филовируса под названием Мотаба, который действует как вирусы Эбола и Марбург, реплициру¬ ясь с большой скоростью и разжижая внутренности жертв. Скоро ста¬ новится ясно, что бомбардировка не остановила вирус и что колос¬ сальные системы вооруженных сил вообще не способны сдержать его. Но вместо того чтобы постараться остановить вирус, военные лишь хотят взять его образец и произвести на его основе биологическое оружие, тем самым перенаправив действие вируса, но не сдержать и не искоренить его. Интересен факт, что вирус здесь превратно пони¬ мается военными как форма смерти, тогда как докторами, которые в конце концов спасают положение, он воспринимается как форма жиз¬ ни. Другими словами, вирус и инфицированные тела схлопываются в одно целое в мышлении военных, тогда как в мышлении медиков они по существу различны: то, что, с одной стороны, только уничтожаемо, с другой — излечимо. Но вернемся к теме сетей, с которой мы и начали наше обсуждение вирусного и бактериального. Замыкание сетей может привести к столь же странным и непредсказуемым результатам, что и их откры¬ тие. Во времена Великой чумы 1665-1666 годов в Англии маленькое поселение под названием Им установило карантин, чтобы остановить или хотя бы замедлить распространение бубонной чумы. Эта страте¬ гия стоила Иму половины населения, но, как теперь выяснилось, вы¬ жившие в эпидемии смогли передать своим потомкам генетическую мутацию, которая смогла сделать их невосприимчивыми к другим современным смертельным инфекциям. Как замечает Реза Негареста- 38
Кошмар под микроскопом ни в своем несравненном тексте «Циклонопедия», радикальная от¬ крытость иным формам жизни, будь то вирусным или нет, может на¬ чаться не с отношения открытости как таковой, но с радикальной за¬ крытости, которая может — парадоксально, путем собственной изоля¬ ции, — сделать себя мишенью для внешнего и тем самым открыться25. Радикальная или эпидемическая открытость существует в ущерб эко¬ номической открытости (то есть открытости, степень которой контро¬ лируется), опровергая тем самым любую упрощенную концепцию, по¬ лагающую изоляцию достаточной для выживания26. Как утверждает Негарестани, выживание не гарантируется автоматически после воз¬ никновения живого — это «по сути невозможно», даже в условиях полной изоляции27. Микробная жизнь становится интериоризированной сетью, кото¬ рая не останавливается, сталкиваясь со стремлением своих жертв вы¬ жить; она не медлит и не прерывается, но во имя самой жизни посто¬ янно просачивается внутрь своих жертв. Поэтому микробное пред¬ ставляет собой, пожалуй, особо вероломный пример латуровского гибрида. Как показывает Грэм Харман, ссылаясь на Бруно Латура, по¬ пытка распознать гибрид (объект, охватывающий сразу и природное и культурное) — это попытка проследить очертания сети28. Другими словами, Латур отказывается от вспомогательных фикций «природно¬ го» и «культурного», предпочитая утверждать природу объекта через его отношения с другими сущностями. Ужас можно найти и в физическом строении самого вируса. Сме¬ шение излечимого/уничтожаемого и сетевая запутанность распро¬ странения вируса встречают еще одну неоднозначность, — ту, что за¬ ключена в самом вирусе. Все еще идут споры о том, являются ли виру¬ сы органическими соединениями (составными частями жизни) или же формами самой жизни. Здесь можно вспомнить о нашем примере пчелиного роя и неоднозначности того, что касается части и целого. Тогда как вирусы содержат РНК или ДНК, они не состоят из клеток и размножаются только путем захвата для своего самовоспроизведения клеток других организмов. 39
Глава 1 Если определение жизни с трудом прилагаемо к сцепленному из¬ вивающемуся телу вируса, то само событие болезни, как указывает Юджин Такер, куда сложнее, поскольку всегда (независимо от его ко¬ нечной причины — вируса, бактерии и так далее) осуществляется на макроуровне в виде сборки таких жизненных форм, как бацилла- блоха-крыса-человек в случае черного мора29. С человеческой точки зрения представляется неприятным рас¬ сматривать вирусы как еще одну форму жизни или даже как совокуп¬ ность жизнеподобных частей, а не как особенную материализацию смерти. Это так именно потому, что вирусы регулярно обходят загра¬ ждения, создаваемые техническим умением человека (если подразу¬ мевать под техникой здесь то, что мы используем для защиты от при¬ роды, которая якобы отлична от нас, и таким образом теоретически подконтрольна и доступна для понимания). Вирусы служат для нас неудобным напоминанием о том, насколько зыбким оказывается наше господство над природой. Микробное, учитывая его невидимую при¬ роду, сулит не только жуткую смерть, но и умерщвление самой смер¬ ти в мутном тлене заразы. Заражение становится не жизнью и не смертью, но затяжной жиз¬ нью, состоянием, в котором человек никогда не становится оконча¬ тельно мертвым, — неживостью, но не живых мертвецов, а мертвых живых. В тексте «Смерть как перверсия» Негарестани пишет об эпи¬ демической открытости, которая не является открытостью для других или просто открытостью, но — обнаженностью и вывернутостью к ки¬ шащей извращенности смерти30. Эта инфицированная смерть31 являет¬ ся «расконеченной» (disterminalized) смертью, тёмным выражением вышеупомянутой затяжной жизни. Такая смерть разламывается и становится бесконечной32, как в описании Виктором Гюго ямы пол¬ ной отвратительной слизеподобной жижи, которая придает смерти человека бесформенность: Разжиженная почва кажется расплавленной; в жидкой среде все ее частицы находятся во взвешенном состоянии; это уже не земля и 40
Кошмар под микроскопом не вода. Иногда топь достигает значительной глубины. Нет ничего опаснее встречи с нею. Если там больше воды, вам грозит мгновен¬ ная смерть — вас затопит; если больше земли, вам грозит медлен¬ ная смерть — вас засосет. Представляете ли вы себе такую смерть? <...> глухая тишина, слепой мрак, черные своды, готовая зияющая могила, смерть в трясине под толщей земли! Медленная гибель от недостатка воздуха среди мерзких отбросов, каменный мешок, где в грязной жиже раскрывает когти удушье и хватает за горло, пред¬ смертный хрип среди зловония* Заражение делает и жизнь и смерть частью одной и той же порож¬ дающей слизи. Вирусная продуктивность и разложение связаны вместе темпо- ральностью, поскольку они демонстрируют тот ужасный аспект жиз¬ ни, который, как утверждает Юджин Такер в своем эссе «Биофилосо¬ фия для XXI века», распространяется через пределы и границы33. Такер также развивает эту тему в тексте под названием «Криптобиологии», где он пишет: «Микробы формируют инфекционные сети внутри тела и сети заражения между телами, а наша современная система пере¬ движения простирает эту соединяемость поперек геополитических границ»34. Опять же, под именем заражения вирусное выявляет сете¬ вую природу между жизнью и не-жизнью и между частью и целым. Реальные и фантастические обсуждения биооружия — это косвенные попытки снова взять под контроль хаотичность болезни. Простирая через тело затяжную смерть заражения, биооружие предполагает, что заражение рассматривается с двух вышеупомяну¬ тых точек зрения: распространяя инфекцию, биооружие обращается с ней с точки зрения жизни, но только для того, чтобы затем, когда та распространится и начнет убивать, обращаться с ней с точки зрения смерти. * Гюго В. Отверженные // Гюго В. Собрание сочинений в 15-ти томах. Том 8. M.: Государственное издательство художественной литературы, 1955. С. 139. 41
Глава 1 В текст#, написанном в соавторстве с Александром Гэллоуэем, Та¬ кер указывает на то, что встречающиеся в природе заболевания не имеют причины (помимо самой природы), в то время как биологиче¬ ское оружие указывает на создателя и распространителя. Понятие «нулевого пациента»* становится поворотной точкой или межевым знаком между кажущейся зловредной природой и человеческой зло¬ намеренностью35. Однако, как отмечают авторы, схожесть между ис¬ кусственной и природной вирусной вспышкой в том, что ни у одной из них не может быть полностью предсказуемых последствий36. Согласно Такеру, заражение парадоксально тем, что оно требует закрытия границ и жесткого манипулирования сетями, несмотря на тот факт, что сама жизнь (биологически и культурно, с точки зрения человека) определяется заимствованием энергии из окружающей сре¬ ды через открытость простертых посредством сетей границ. Как уже было сказано, вирусное вовлечено в радикальное состояние открыто¬ сти, — открытости, завершающейся за счет работы разлагающейся жизни, так как разложение — это рассредоточение и распространение в биосферу содержащейся в телах жизни в качестве удобрения. Это разложение моделируется и перенаправляется биооружием. Старей¬ ший пример использования биооружия заключается в катапультиро¬ вании трупов внутрь крепостей с целью распространения заболеваний и выкуривания врагов запахом гнили и опасностью миазмов37. В «Де¬ вяти диспутациях об ужасе» Такер подчеркивает, что многие размыш¬ ления о вирусах сосредоточены именно на инфицированном теле, а не на самом вирусе38. Подобная корпореализация** вновь утверждает раз- * Понятие «нулевой пациент», пришедшее из массовой культуры, анало¬ гично понятию «первичный случай» в медицине и, как правило, означает че¬ ловека, вступившего в контакт с природным источником заражения, после чего разнесенная этим человеком инфекция начинает передаваться среди других людей. При этом «нулевой пациент» может не знать, что является пе¬ реносчиком инфекции, либо отрицать свою причастность к ее вспышкам. ** Термин corporealization (от лат. corpus — тело и англ, realization — осуще¬ ствление) означает букв, о-телеснивание, переход от «распыленного» или 42
Кошмар под микроскопом деление между жизнью и вирусом, укрепляя допущение, что патоло¬ гия — противоположность, а не часть самой жизни39. Критика, осуществляемая Такером, соотносится с примером из «Эпидемии» в том, что фильм подходит к болезни с точки зрения ин¬ фицированных тел, а не самой инфекции. Фильм упускает из виду, что назначение затяжной, простертой за счет разложения смерти в том, чтобы довести тошнотворную открытость вироидного до ее оконча¬ тельного завершения, до распространения не только болезни, но и разложения и открытости за пределы тела и телесного. Таким обра¬ зом, перед нами встает следующий вопрос: насколько телесным долж¬ но быть вирусное, не теряя при этом свою способность к биологиче¬ скому открытию, размягчению и разложению? Перенесемся в куда более странные места. Кошмарное микробное, связанное с научной фантастикой и мирами ужасов (нашествия вам¬ пиров и зомби, контролирующие разум паразиты и тому подобное), с еще большей легкостью наводит на мысль о предполагаемом тёмным витализмом вторжении времени в пространство посредством разъе¬ дающей жизни в ее мельчайших формах. В этом смысле даже крошеч¬ ный организм воплощает внешние силы, приходящие из-за пределов того, что понимается под природой. Связка продуктивности и разложения, конкурирующих между со¬ бой, хорошо схвачена в серии видеоигр «Обитель зла», где повествует¬ ся о различных вспышках вирусов, которые получены с помощью био¬ инженерии и которые реанимируют мертвые ткани, замещая мито¬ хондрий некогда живого организма. «Обитель зла» — это аффективное сетевого состояния/понимания реальности чего-либо к телесному воплоще¬ нию этой реальности, тогда как термин decorporealization означает букв, рас- телеснивание, то есть противоположный переход от телесного состояния че¬ го-либо к не-телесному, распыленному, растворенному или сетевому состоя¬ нию. С целью сохранения смыслового единства терминов при переводе здесь и далее используются с лова-полу кальки: «корпореализация» и «декорпореали- зация». 43
Глава 1 и эстетическое замыкание участвующих в (вос)производстве жизни сил (в равной мере как роста, так и разложения) исключительно на силы смерти и разложения. Тот факт, что в игре зомбифицирует именно Т-вирус, превращая мертвых в «живых» носителей заболева¬ ния, — это шаг к де-материализации или, точнее, де-корпореализации микроба, вируса и им подобных сущностей. Как напоминает Такер, первая многопользовательская версия игры «Обитель зла» — «Вспышка» — моделирует связность вируса с помо¬ щью связности интернета40. Тупая опустошенность аватара, его управ¬ ляемость пользователем извне, хорошо сочетается с телом как жерт¬ вой зомбифицирующей вирусологии, находящимся уже за чертой от¬ крытости (в смысле Негарестани), где его нельзя представить себе как тело. Графический роман и игра «Мертвый космос» идут еще дальше в своей прорисовке таких крошечных монстров. Некроморфы — парази¬ ты, захватывающие контроль над мертвыми тканями и мгновенно зомбифицирующие их, — представляют собой форму жизни, которая выступает не только как заболевание и возбудитель инфекции, но и наделена сознанием как особого рода коллективным разумом. Источ¬ ником последнего выступают сверхорганические, планетоподобные существа, называемые Лунами. Некроморфам нет дела до хрупкости человеческих жизней, хотя они и понимают (в отличие от вируса или просто микроорганизма), что люди обладают сознанием. При этом некроморф и захваченный им человек не могут быть с легкостью от¬ делены друг от друга. Некроморфы деформируют и на молекулярном уровне перестраивают и пересобирают мертвые ткани (в том числе и костные) своих жертв, наделяя носителей не просто голодом зомби, но лихорадочной потребностью в неистовом увеличении суммарной массы мертвой плоти. И все это только ради того, чтобы распростра¬ нить затяжную смерть некроморфного существования. Финальная ста¬ дия заражения некроморфами: как только вся органическая жизнь той или иной планеты оказывается некроморфизирована, массы мертвой 44
Кошмар под микроскопом плоти стягиваются и собираются в виде гигантского сверхорганизма Кровавой Луны, подобно естественному спутнику вращающейся во¬ круг планеты и снаружи покрытой каменным панцирем, который за¬ щищает кишащую внутри массу плоти. Важно здесь то, что если атакующие зомби для обнаружения цели полагаются на способности мозга, пусть и сниженные, и поэтому с ними можно справиться, лишив головы, то некроморфов следует рас¬ членять до тех пор, пока они не перестанут двигаться. Более того, не¬ которые воплощения некроморфов «требуют» единственно возможно¬ го способа своего расчленения, определяемого их индивидуальным устройством и позволяющего их обездвижить, — разработчики игры назвали это стратегическим расчленением (strategic dismemberment). Подобную стратегию атаки не центра организма, а его конечностей, можно сопоставить с джихадистской стратегией машинерии суховер- шинности (dieback machinery)*, описанной в статье Негарестани «Ми- * Английский термин dieback (букв, отмирание) — эквивалент русского термина «суховершинность». Заимствуется теоретиками джихадизма из бо¬ таники, где он означает постепенное отмирание вершин деревьев. Общество, атакуемое джихадистами, рассматривается последними в качестве древовид¬ ной коллективности. Нет смысла атаковать корни и ствол общества-дерева, поскольку выкорчевывание оставляет в почве корешки и части корней, кото¬ рые затем дают жизнь новым деревьям. Следовательно, не затрагивая корня и ствола, стоит уничтожать листья с верхушек ветвей дерева, которые наиболее уязвимы, постепенно продвигаясь к остающимся листьям до тех пор, пока дерево не окажется полностью иссохшим вместе со своей корневой системой, неспособной более к воспроизводству. Это достигается за счет того, что осуще¬ ствляемая джихадистами работа на уровне обычных гражданских лиц и раз¬ личных малых организаций приводит к поражению листьев и ветвей дерева- общества, делая его все более уязвимым к внешним факторам среды. В обще¬ стве нарастает паранойя, прекращаются инвестиции, гражданские лица ока¬ зываются жертвами как террористов, так и полицейского произвола. Все это ослабляет и разрушает иммунную систему общества, которая хоть и пытается противостоять угрозе, но в действительности становится все более неадекват¬ ной и неразборчивой, в конечном счете обращаясь против самого общества и его конститутивных принципов. Таким образом, пытаясь самодрхраниться, общество-дерево будет лишь самоиссушать себя. 45
Глава 1 литаризация мира: отсутствие террора или террор отсутствия?»41. То¬ гда стратегия суховершинности, применения которой к себе требуют некроморфы, представляет самонавязываемое иссушение, отдающее в расход экстериорность тела с целью защиты его вирусной интериор- ности. Нельзя полностью уничтожить некроморфов, можно лишь обездвижить или замедлить их носителей. Многое было сказано относительно философского рассмотрения заражения, но в основном все сводилось к поэтическому. Метафизиче¬ ская же битва ведется за то, чтобы снять вирус с его биополитического якоря и перенести в биофилософию, не впадая при этом в философию биологии. Биополитика — это средство, путем которого государствен¬ ные структуры регулируют или хотя бы пытаются регулировать все аспекты человеческой и, возможно, не-человеческой жизни, тогда как философия биологии в самом обобщенном смысле спрашивает, что такое жизнь. Такер отличает биофилософию от философии биологии по тому, что первая мыслит «периферийную жизнь» и притом мыслит ее онтологически, тогда как вторая обдумывает вопрос «что такое жизнь?» и делает это эпистемологически42. Биофилософия утвержда¬ ет, что жизнь представляет собой многообразие, которое, как Такер предлагает, может быть задействовано для возрождения витализма — проекта, который очень важен для нашего текста43. Тем не менее призрак неприятия и отклонения витализма, упомя¬ нутый во введении, внезапно проявляется и в том, что касается мик¬ робного. К примеру, работа Кита Анселла-Пирсона, верная своим берг- сонианским и делезианским корням, может рассматриваться как ста¬ вящая, по крайней мере отчасти, знание (эпистемологию) и этику жизни над бытием (онтологией), особенно в том, что касается малых форм жизни. Так, в своей книге «Зародышевая жизнь» Анселл-Пирсон обращает¬ ся к будущему биофилософии. Но эта биофилософия рассматривает¬ ся им как необходимо этическая и противопоставленная тому, что он называет «двумя нигилизмами»44. С первых страниц книги Анселл- Пирсон ставит себя в оппозицию некоему «биологическому нигилиз- 46
Кошмар под микроскопом му». Он пишет, что мысль Делёза избегает «подразумеваемого теорией зародышевой плазмы Вейсмана мрачного закона жизни, который об¬ рек бы „индивидуальную" жизнь на вечное возвращение нигилисти¬ ческой судьбы, рассеял бы силы внешнего и минимизировал их воз¬ действие»45. Август Вейсман — революционный биолог начала XX столетия, разработавший теорию зародышевой плазмы, согласно которой на¬ следственная информация перемещается от так называемых ид, вклю¬ чающих зачатки-детерминанты организма, к клеткам тела (сомы), тог¬ да как сома не оказывает никакого влияния на наследственную ин¬ формацию*. Таким образом, живое делится на бессмертную и смерт¬ ную части — вечно живую субстанцию зародышевой плазмы, саму сущность живого, которая проявляется в потенциальном бессмертии одноклеточных организмов, размножающихся путем деления, и тела многоклеточных организмов, которые оказываются смертны в силу своего рода принципа экономии (коль скоро особь какого-либо вида производит потомство, ее бессмертное существование излишне с точ¬ ки зрения сохранения вида). Метафизические следствия теории Вейс¬ мана заключаются в том, что сущность жизненной формы, или то, что не может быть утрачено, задается лишь в терминах репродукции, кле¬ точного деления или полового размножения, через которые только и выражает себя творческая сила организма. Отправляясь от своего несогласия с Вейсманом, Анселл-Пирсон за¬ тем резюмирует главный посыл своей книги как попытку обойти «два * Подробнее об этом см.: Вейсман А. Лекции по эволюционной теории. Ч. 1. М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1905; особенно лекцию XVII (С. 418-452). Например: «Детерминантами мы называем те частицы зародышевого вещест¬ ва, которые определяют „наследственный участок44 тела, то есть от присутст¬ вия которых в зародыше зависит образование и притом в специальной форме определенных частей тела, состоит ли она из группы клеток, одной клетки или же части клетки, и вариация которых заставляет тоже варьировать только эти определенные части» (С. 448). Любые изменения организма, таким обра¬ зом, опосредуются определенными рекомбинациями детерминант, «вложен¬ ными» в неизменную, но вариативную «в себе» зародышевую плазму. 47
Глава 1 нигилизма современности — потенциальный нигилизм зародышевой плазмы Вейсмана и уже осознанный нигилизм влечения к смерти Фрейда»46. Второй вид нигилизма, как и фрейдовские извлечения из теории зародышевой плазмы, будет рассмотрен в конце книги, а в от¬ ношении первого мы можем лишь заметить, что Вейсман недостаточ¬ но далеко зашел. Учитывая тот факт, что зародышевая плазма Вейсма¬ на указывает на некоторую беспредельность жизни, мы можем отве¬ тить только призывом: больше нигилизма! Тогда как теория зародышевой плазмы Вейсмана отвергает значи¬ мость индивидуальных тел для силы жизни, Делёз, согласно Анселл- Пирсону, увлечен этикой, которая работает с осмысленными с точки зрения такой этики телами и рассчитывает максимизировать аффек¬ тивные страсти между ними, чтобы создать причудливый динамизм радости47. То есть для Делёза и Анселл-Пирсона недостаточно утвер¬ ждать, что жизнь проживается лишь ради смерти и постоянного (до распада всей материи во вселенной) подпитывания других форм жиз¬ ни. В этом смысле жизни дается куда более сдержанная открытость, чем вышеупомянутая открытость у Негарестани и Такера, поскольку для нее оказывается необходимым нечто большее, нежели приспо¬ собление и выживание. Чисто биологическая участь жизни оплаки¬ вается в этике аффективной страсти и в утверждениях подобных тому, что жизни наконец-то необходимо стать сущностно приятной48. Но жизнь не запутанная передача радости, а поток биомассы, подвержен¬ ной действиям сил по ту сторону ее какой-либо чувственности. Урок Вейсмана состоит в том, что есть нечто в жизни, выходящее за пределы ее отдельных форм. Как указывает Мерло-Понти в своей кни¬ ге «Природа», протоплазмы Якоба фон Икскюля участвуют в этом ужа¬ се безразличной жизни, так что амеба представляет собой чистую продуктивность, движимую чистой продуктивностью природы и за¬ хваченную ею, — нечто, что протекает в унисон с динамикой самой природы49. Различие между жизнью (как силой, как склонностью к формиро¬ ванию организмов) и индивидуальными формами жизни указывает на серьезные проблемы жизни и бытия, которые, как подсказывает 48
Кошмар под микроскопом Такер, связаны негацией50. Другими словами, проблема в том, что яв¬ ляется не-бытием по отношению к формам жизни. Есть ли что-либо в совокупности конкретных форм жизни, что живет, но не поддается классификации?51 Как точно подводит итог Такер, понятие «жизнь» используется концептуально, но у концепции жизни все еще нет отли¬ чительного определения52. Как мы увидим, мнимый зазор между миром вирусного и миром грибов имеет чисто «механическую» причину: слизь и жижа, из кото¬ рой мы произошли, не столь впечатляют нас, поскольку представля¬ ются мертвой материей, ожидающей потенциации, тогда как грибы- слизевики, хотя и представляются нам той же самой материей, но та¬ кой, которая активна сама по себе. Говоря иначе, когда дело касается вирусного, мысль способна упорядочить и подавить жизневырази- тельность вируса, тогда как грибное — мы увидим это в следующей главе — начинает ускользать и извне деформирует рамки того, как мы мыслим жизнь. В онтологическом смысле, конечно, есть лишь незна¬ чительная разница (если она вообще есть) между активностями жизни вирусного и грибовидного. Ни в том, ни в другом не заключено ника¬ кой особенной формы жизни, поскольку природа из века в век прони¬ зывает все вокруг нас и все внутри нас, наши склизкие сущности. 49
2 Грибовидный ужас и ползучесть жизни ...грибы, занимающие видное место в растительном царстве, питаются также, как животные: дрожжи, сапрофиты (гниль) и паразиты пита¬ ются уже готовыми органическими веществами. <...> Замечателен тот факт, что грибы, распространенные в чрезвычайном изобилии, не смогли развиться. <...> Это, можно сказать, выкидыши растительного мира. Анри Бергсон. Творческая Эволюция* Предназначение грибов — освободить мир от старого мусора Джон Кейдж** Тогда как в предыдущей главе непростая связь между производитель¬ ностью и разложением по большей части строилась вокруг человека в частности и интерьера вообще, здесь мы рассмотрим распространение склизкости жизни с точки зрения среды и экстерьера. Исторически гриб*** играл важную геофизическую роль: ранние образования слизи * Бергсон А. Творческая эволюция // Бергсон А. Творческая эволюция. Ма¬ терия и память: Минск: Харвест, 1999. С. 123-124. ** Кейдж Дж. Тишина. Лекции и статьи. Вологда: БМК, 2012. С. 116. *** Следует учесть, что английское существительное fungus, заимствован¬ ное из латыни, как и производные от него множественное число fungi и при¬ лагательное fungal, означает целый ряд грибовидных форм: дрожжи, плесени, грибки и, наконец, грибы, которые способны к образованию плодовых тел (mushrooms), поэтому в зависимости от контекста здесь и далее может давать¬ ся тот или иной перевод, хотя чаще всего в качестве обобщающего всех их бу¬ дет использоваться слово «гриб». Прилагательное fungoid переводится нами как грибовидное, чтобы включить в себя как царство настоящих грибов, так и все грибоподобные организмы, которые по тем или иным причинам были изъяты из этого царства. Гриб и грибовидное здесь — это не строго биологиче¬ ские понятия, а понятия пребывающее на стыке различных смысловых полей: исторического, биологического, культурологического и т. д. 50
Грибовидный ужас и ползучесть жизни разъедали сплошную каменистую поверхность земли, приводя к фор¬ мированию почвы. Поп-культура отводит царству грибов участки про¬ израстающих из тлена земли грибных тел, кучкующихся близ мрач¬ ных надгробий, сырых катакомб и внутри загадочных потрескавшихся туннелей. Грибы принадлежат древности и всегда связаны со смертью, разложением и сыростью. Чтобы испытать подобное ощущение «произрастания из тлена», возьмем следующий пассаж из короткого рассказа «Тень на дне мира» одного из представителей «странной литературы» Томаса Лиготти: Во сне нас поглощала лихорадочная жизнь земли, раскинувшаяся среди зрелого, изрядно загнивающего мира странных наростов и преобразований. Мы оказались посреди пышущего тьмой пейзажа, где даже воздух созрел до красноватых оттенков, и все носило морщинистую гримасу разложения, трупные пятна на старой пло¬ ти. Лицо самой земли было переплетено с множеством других лиц, таких, что были искажены отвратительными судорогами. Гротеск¬ ные выражения впечатывали себя в тёмные морщины древней ко¬ ры и в завитки увядшего листа; мясистые черты выглядывали из влажных борозд; хрустящая кожица стеблей и мертвых семян рас¬ трескалась на множество искаженных улыбок. Все было причудли¬ вой маской, нарисованной бурыми, сыпными красками — краска¬ ми, которые кровоточили ядовитой интенсивностью, настолько бо¬ гатой и яркой, что вещи дрожали от собственной спелости53. В «Романсе грибного мира» Р. Т. Рольф и Ф. У. Рольф указывают на более чем странное отношение к грибам в научном, литературном и других сообществах, проливая свет на всеобщее презрение к грибам как на часть распространенной микофобии54. Они обосновывают эту фобию, рассматривая грибы в фольклоре и литературе, где прослежи¬ вается их устойчивая ассоциация с мором и смертью и где грибы вос¬ принимаются как «агенты разложения»55. Грибы очищают лесную поч¬ ву от органических останков и, как следствие, добывают жизненно 51
Глава 2 необходимые вещества из омертвевшего, освобождая место для новой жизни. Грибы разлагают своих органических соседей с помощью про¬ дуктов секреции56, равно как и путем ризоматического распростране¬ ния57. Так, вне органического гриб разрушает неорганические структуры; особенно он поносим за вред, причиняемый человеческим строениям. Как показывают Р. Т. Рольф и Ф. У. Рольф, такие рассказы, как «Падение дома Ашеров» Эдгара По, полны описаний гнили и плесени58. Это грибковое рас-строение (de-structuring) распространяется на зыбкие пространственные измерения древней истории в целом (порча древ¬ них рукописей, постепенное разрушение руин) и покрывает все про¬ странство цивилизации, которое бесконечно рассыпается во времени. Стимпанк-роман Джеффа Вандермеера «Шрик: послесловие» и его предшественник «Город святых и безумцев» явно используют эту те¬ му. Местом действия обеих книг является город Амбра, — город, в ко¬ тором исконных жителей, расу наделенных сознанием грибов, назы¬ ваемых «серошапками», заставили уйти в подполье. Книга Вандер¬ меера причудлива по форме: она представляет собой как бы трижды отредактированную рукопись, что намекает на ненадежность всех ее рассказчиков, а также и самой истории (как семейная, так и более ши¬ роко понятая история выступает главной темой книги). Тексты Ван¬ дермеера впрыскивают в генеалогическую историю галлюцинатор- ность и непредсказуемость гриба, создавая распадающуюся, но расту¬ щую лоскутную форму истории, — историю, которая даже в своей форме загнивает, превращаясь в месиво59. Грибовидное, воплощая саму ползучесть жизни, показывает нерав¬ новесную пространственность последней, а также ее неистовое и безу¬ держное «разземление»*. Другими словами, оно приоткрывает нерав- Ф Термин ungrounding (англ, un — раз- + ground — земля, почва, основание + окончание ing, образующее отглагольное существительное со значением про¬ цесса) обладает в данной работе двояким смыслом. С одной стороны, он озна¬ чает, что нечто лишается своего основания в онтологическом смысле, ср. с 52
Грибовидный ужас и ползучесть жизни новесную пространственность и неистовое разземеление той самой поверхности, которая представляется необходимой для того, чтобы поддерживать грибовидное и все прочие формы жизни. Как видно из приведенной выше цитаты, рассказы Томаса Лиготти пропитаны ло¬ гикой грибного произрастания и потому — грибками как агентами гадкой жизни и постоянного распада. В «Домике-бунгало» рассказчик становится одержим мыслями о чудаковатом местном художнике, который говорит о старом домике (с «протертым ковром», набитым «телами-паразитами»), наполненном «по-настоящему отвращающими формами»60. Более того, в небольшом произведении «Северини» у Лиготти рас¬ сказчик описывает странного художника и работы его последовате¬ лей, негласно называемые «кошмар организма»61. Из этих вымышлен¬ ных произведений наиболее характерным было то, которое называет¬ ся «Нисхождение в грибное»62. Сам художник Северини живет в маленькой хижине, расположен¬ ной посреди деревьев и лиан, в джунглях, описанных как «тропиче¬ ская клоака»63, где среди грибов и перегноя произрастают «гигантские цветы, пахнущие подобно гниющему мясу»64. Последователи Северини грезят о храме посреди зловонного пейзажа, — храме, где «из стен, мягких от плесени, сочится слизь»65. Вид лачуги Северини невыносим рассказчику. Он заявляет, что «никогда не смотрел прямо в лужи сочащейся жизни» и что в отличие немецким Ungrund — бездна, безначальность, безосновность (символ-понятие, которое Якоб Бёме применял по отношению к Богу и которое затем заимству¬ ется Шеллингом). С другой стороны, для автора, стремящегося к предельно конкретной, материальной интерпретации метафизических концептов, глав¬ ный смысл данного термина заключен не только в том, что сущности лишают¬ ся своего основания, но и в том, что почва или земля исчезает из-под них именно в силу динамических преобразований пространства как одной из двух (наравне со временем) фундаментальных сил, во взаимодействии которых конституируется все живое. В силу вышеперечисленного ungrounding перево¬ дится нами как «разземление». 53
Глава 2 от других он не «желал существовать так, как существует гриб или разноцветный слизевик»66. Рассказчик быстро сжигает хижину дотла. Персонажи «Северини» опаснейшим образом смыкают порождающую слизь необузданного разрастания и разлагающую слизь гнилостной трясины, связывают их вместе в качестве «той великой тёмной жизни, из которой мы все возникли и из которой мы все сделаны»67. Обратимся на секунду к реальным грибам. Переплетение жизни и смерти давно является особенностью грибовидного существования: мертвенная тьма лесов заселена грибами, которые пышно произра¬ стают на догнивающих участках более величественного растительного покрова. В таком смысле гриб — представитель смерти, а не какой-то из форм жизни. Грибное подчеркивает тревожную и изменчивую при¬ роду телесности; мертвечина становится пищей для плодовых тел грибов. Таким образом, грибные тела вообще вряд ли являются тела¬ ми, поскольку они «растягивают» концептуальные границы собствен¬ ных тел, а также разрушают и разлагают предполагаемую твердость других тел. Тем не менее такие процессы не ограничиваются исклю¬ чительно грибами. Для первых двух из четырех стадий распада жи¬ вотного тела (остывание, распухание, разложение и высыхание) ха¬ рактерен аутолиз, когда клетки саморазрушаются по мере того, как тело начинает само себя потреблять. Грибное всего лишь способствует процессам распада и разложения, плодясь в слоях производительного гниения. Тогда как разложение — это распад тканей, следующий за окончанием жизни организма, гниение — вспомогательный процесс распадения жизни. Если и есть что-то коренным образом отталкива¬ ющее в грибах и в растительной жизни вообще, так это потому, что ползучая жизнь — это жизнь, обнаженная до механизмов, процессов, распадений. Но вернемся на территорию вымысла. Протоплазменные монстры с фантастической Венеры Стенли Вейнбаума, встречаемые в тропиче¬ ских джунглях его рассказов «Планета-паразит» и «Лотофаги»*, дейст¬ * От др.-греч. Аа)го(рсхуо1 — поедающие лотосы. 54
Грибовидный ужас и ползучесть жизни вуют на фоне неизбывно отвратительной природы растительной жиз¬ ни и особенно грибов. Атмосфера Венеры в рассказах Вейнбаума на¬ полнена несчетными миллионами «спор агрессивной венерианской плесени», которые способны прорастать тошнотворными «пушистыми массами»68. Венерианские джунгли представляют собой жуткое место, где «выныривала жадная и прожорливая жизнь: вьющаяся болотная трава и луковицеобразные грибы, называемые „ходячими шарами“. Повсюду в грязи кишели миллионы небольших скользких созданий, пожирающих и раздирающих друг друга на части, причем каждый кусок через некоторое время превращался в полноценное существо»69. Наистраннейшее из существ Вейнбаума — это тестотел (doughpot)*, которого тот описывает как «тошнотворное создание. Эта масса беле¬ сой, тестоподобной протоплазмы, имеющей размеры от одной клетки до двадцати тонн кашеобразной мерзости. Она не принимает никакой определенной формы, это просто бесформенное скопление клейкови¬ ны Пруста** — освобожденный от телесной оболочки, ползающий, веч¬ но голодный рот»70. В рассказе-продолжении главный герой Вейнбау¬ ма встречает поедателей лотоса — странных жилистых и шишковид¬ ных существ, которые утверждают, что им не нужно и не хочется выживать, ведь они должны просто размножаться спорами, прорас¬ тающими на них как опухоли. Один из поедателей говорит, что у жиз¬ ни нет смысла и за нее не стоит бороться71. Инопланетные грибы Вейнбаума — часть большой традиции стран¬ ных грибных форм в художественной литературе. Снова следуя за Р. Т. Рольфом и Ф. У. Рольфом, мы обнаруживаем эту странность в «Первых людях на Луне» Герберта Уэллса72 и «Путешествии к центру Земли» Жюля Верна73. В том же ключе, но также применительно к реально существующим грибам, внеземное распространение грибных спор у * Букв, горшок теста (англ.). В русском переводе рассказа — «пузан». ** Скорее всего, понятие скопления клейковины Пруста могло возникнуть у Вейнбаума из взаимного наложения двух представлений: с одной стороны, о белках клейковины, с другой — о французском химике XVIII века Жозефе Пру¬ сте, который, в частности, изучал свойства клейковины. 55
Глава 2 Вейнбаума противоестественно выворачивает внутреннее, чтобы за¬ грязнить и «отравить» собой внешнее. Выбрасываясь из гриба, взмывая над ним в атмосферу, споры по¬ зволяют грибовидной жизни (как аморфной ползучести) распростра¬ нять себя вертикально и выживать в неблагоприятных условиях либо в виде защищенных толстой оболочкой шарообразных образований, либо в виде более паразитарных объектов, которые в свою очередь или прорастают внутрь организмов-хозяев, или же вновь разносятся ин¬ фицированным носителем ради дальнейшего распространения, то есть оказываются либо свернуты в интериорности, либо развернуты в экстернальности. Тогда как цветущие над поверхностью земли расте¬ ния считаются высшими формами жизни, действующими в соедине¬ нии с природой, споровые и их грибовидные представители как будто бы кормятся самой природой и считаются более низкой или простой формой организма74. Негарестани утверждает: «Спора или эндобактериальная пыль — это нечто, за чьими зонами передвижения и пересечения нельзя про¬ следить: одна частичка из роящегося месива, ускользающая с экранов радаров, пылинка, о которой ты никогда не узнаешь, вдохнул ты ее или нет»75. К этому мы можем приобщить и описание Бергсоном жиз¬ ни, как состоящей из вихрей пыли76. Что же касается дыхания и орга¬ нов чувств, то некоторые грибы используют для привлечения насеко¬ мых зловонный смрад. Грибы из семейства весёлковых (Phallaceae) могут пахнуть как навоз или падаль, чтобы привлечь переносчиков грибных спор (например, мух), тем самым еще раз привязывая тень смерти к зародышевому распространению жизни, а также связывая миазматическую жизнь-в-смерти с демоническим, о чем свидетельст¬ вуют названия некоторых грибов. К примеру, дождевик жемчужный (именуемый на английском «devil's snuff box», или «табакерка дьяво¬ ла», — прим, пер.) и весёлка элегантная (называемая на английском «devil’s stinkpot», или «дьявольский вонючка», — прим. пер.)77. К тому же те немногие грибы, что поражают теплокровных животных, прони¬ 56
Грибовидный ужас и ползучесть жизни кают внутрь организма с воздухом через легкие, делая еще более реа¬ листичной угрозу, исходящую от гнилостного запаха гриба. Вышеупомянутый тёмный (био)витализм ползучей природы Ли- готти предвосхищается некоторыми грибовидными существами из пантеона Лавкрафта, так же как и короткими рассказами Уильяма Хо¬ упа Ходжсона «Брошенное судно» и «Голос в ночи». «Голос в ночи» повествует о потерпевшей кораблекрушение ко¬ манде. Ее члены оказываются поражены серыми лишайниками, кото¬ рые покрывают и медленно превращают их тела в колышущиеся ко¬ мья. По ту сторону ползучего ужаса, распространяемого лишайника¬ ми, подобные симбиотические союзы грибов и водорослей, будучи съеденными, переполняют своих жертв «нечеловеческим желанием» поглотить сладкую плоть — давно уже проросшие трупы. Ходжсон описывает лишайник, покрывающий скверный остров, следующим образом: «Местами он поднимался жуткими, фантастическими гру¬ дами, едва ли не трепетавшими от переполнявшей их жизни под ду¬ новениями ветра. Там и сям они торчали вверх подобиями пальцев, в других лишай растекался по земле, образуя предательские пластины. Кое-где торчали подобия уродливых деревьев, чрезвычайно извили¬ стых и корявых — и противно подрагивавших временами»78. В «Брошенном судне» столкновение с грибами куда более стреми¬ тельно и ужасающе. Команда корабля, едва вступив на заброшенное судно, вынуждена спасаться от бурой хлюпающей грибковой массы, которая пытается их поглотить. Таким образом, деление на активное и пассивное в грибовидном ужасе воспроизводится литературой так, что гриб оказывается то нападающим, то ловушкой: нападающим — в его агрессивно-поглощающей функции, ловушкой — в его психодели¬ ческой функции распылителя спор. Этот гнилостный грибной пантеон формализован и поддерживает¬ ся литературной составляющей ряда ролевых игр, например в бестиа- рии игры «Подземелья и драконы» (Dungeons & Dragons). Существа с названиями «гриб-фантом» (Phantom Fungus), «волочащаяся глыба» 57
Глава 2 (Shambling*Mound), «визгля» (Shrieker), «желтая мускусная ползунка» (Yellow Musk Creeper) заполняют страницы книги, создавая таксоно¬ мию грибных ужасов, которая демонстрирует кажущуюся бесконеч¬ ной морфологию грибной ползучести и ее отравляющий потенциал. Грибовидные монстры также вводят неудобное с точки зрения при¬ вычного восприятия понятие «растительного» движения, базовой пол¬ зучести ползучего. Возникает вопрос: где пределы механизма расползания, простира¬ ния ползучести? В предыдущей главе мы рассмотрели взрывную интернальность жизни. В противовес ей грибное представляется бесконечной экспан¬ сией уже распростертого, бесконечным развитием причудливой про¬ странственное™ грибовидного, нездоровым увековечиванием пога¬ ной материи в качестве причины и следствия. Грибное действует в протавовес легко различимой телесности растительной жизни благо¬ даря способности плесени, грибков, грибов и прочих тёмных ползучих микозных форм преодолевать пространство. В то время как жизнь в ее эволюции возможно объяснить единственно как мутацию и вариацию формы, грибы предстают в виде чисто вегетативного варьирования без всякой формы. Здесь также можно принять во внимание взгляды био¬ лога Рольфа Сэттлера на морфологию растений, согласно которым листья не являются структурами растения, в которых протекают про¬ цессы, но сами являются процессами. Если следовать Сэттлеру, грибы были бы тогда чистым материализованным процессом, или матери¬ альностью как чистым производством производства, в котором проис¬ ходит отказ от различия между телом и интенсивностью или, упро¬ щая, материей и энергией. Стало быть, гриб, как он рассматривался нами до сих пор, вопло¬ щает в себе пролонгируемую мутацию в той степени, в которой он движется и растет в сфере самой природы, выступая как некий живой ландшафт. Один аспект существования насекомоподобного вида зер- гов в серии видеоигр Starcraft— кошмарная аллюзия на эту тему: зер- 58
Грибовидный ужас и ползучесть жизни ги должны вырастить органический ковер, чтобы их инфраструктура и военная машина (или военный организм) развивались и распро¬ странялись. Эта поверхность биоматерии называется не-зергами «кри¬ пом»* и представляет собой биологическую плазму, угрожающую за- полонить/покрыть все пространство. Крип разрастается, но не путем распространения через «пустые» зоны пространства; он продвигается от уже заполненных участков и остается как бы «заземленным», одна¬ ко споры позволяют новым, несвязанным земным зонам быть инфи¬ цированными грибом. С другой стороны, возвращаясь к грибам Ходжсона, мы видим, что он простирает биологию за пределы абсолютного пространства и вво¬ дит действительно ужасающий аспект биологии — бесконечную про- странственность и природную мутантность как всевозрастающую раз¬ нузданность. Тревожная возможность, развиваемая другим автором литературы ужаса — Лавкрафтом, состоит в том, что есть чудовища, которые могут жить далеко за границами нашего мира; возможность чего-то, что, проносясь «мимо наводящего ужас полуночного мрака гниющих творений — трупов миров с язвами на местах городов»79, продолжит терзать нас. Другими словами, Лавкрафт расширяет био¬ логию до ужасающе необъятных временнь/х, а также пространствен¬ ных пределов. Тогда как слизеподобный крип зергов подразумевает познаваемые пределы пространства-времени, Лавкрафт ставит под вопрос даже эту границу. В повести «Сомнамбулические поиски неведомого Кадата» Лав¬ крафт описывает Азатота, внешнего бога вроде Ньярлатхотепа, как «несказанный ужас, который невыразимо бормотал что-то из-за пре¬ делов стройного космоса» и «последний бесформенный кошмар в сре¬ доточии хаоса, который богомерзко клубится и бурлит в самом центре бесконечности», «кто жадно жует в непостижимых, тёмных покоях вне времени»80. Имя Азатот может иметь несколько источников, но самый поразительный — алхимический термит «азот», который явля¬ * От английского существительного creep — сползание, ползучесть. 59
Глава 2 ется одновременно когезивным агентом и кислотой*, отсылая к поро¬ ждающему и разлагающемуся состоянию слизи в работах Лиготти, а таюке к отвратительному венерианскому тестотелу Вейнбаума. Свое собственное «нисхождение в грибное» Лавкрафт осуществля¬ ет в «Грибках с Юггота» — собрании сонетов, описывающих реальность космического ужаса, где двадцать первый сонет называется Ньярлат- хотеп, а двадцать второй — Азатот. В этих сонетах Лавкрафт, удержи¬ вая в фокусе внимания бесформенных созданий, кажется, движется между «ужасом истоков» Лиготти, укорененном в самой древности, и «монструозностью», или чудовищностью, Ходжсона, эксплицирующей чуждость как таковую. Использование Лавкрафтом грибного может быть рассмотрено как попытка атаки на органы чувств различными способами, — атаки, прибегающей либо к изначальному отвращению жизни, бытия организмом (что делает Лиготти), либо к живописанию жуткой пластичности грибного и вегетативного, неизбежной ползуче¬ сти жизни, но не как таковой, что всегда выживает, но таковой, что всегда умирает и всегда готова быть поглощенной. Мишель Уэльбек, чью связь с Лавкрафтом мы рассмотрим чуть позже, указывает на это в своей работе «Г. Ф. Лавкрафт: Против человечества, против прогресса», выделяя по сути отвратительную природу лавкрафтовской реально¬ сти81. Вот отрывок из четвертого сонета «Грибков с Юггота»: Вновь день пришел, когда я увидал, Как в детстве раз, низину о дубах, Где формы задыхаются в клубах Тумана, где безумье правит бал. Алтарь как прежде в травах утопал82. * В алхимии азот понимается как таинственная универсальная жизненная сила, соотносимая как с расщеплением и разложением, необходимо сопутст¬ вующими жизни, так и с когезивными (от лат. cohaesus — связанный, сцеп¬ ленный), или связующими, силами, которые способствуют возникновению и сохранению идентичности какой-либо сущности. 60
Грибовидный ужас и ползучесть жизни И из четырнадцатого: Поэт безумный узнает в сей час, Растут на Югготе что за грибки, Как пахнут Найтона миров цветки, Что не найти в скупых садах у нас. Но ветры те за принесенный сон Десяток наших грез берут в полон!83. Лавкрафт играет с этими темами и в «Сомнамбулическом поиске неведомого Кадата»: «На потаенных тропинках этой непроходимой чащи, где низкие толстостволые дубы сплетают протянутые друг к другу ветви, и диковинные грибы на их стволах испускают таинствен¬ ное сияние»84. Зловоние гриба приводит к его неестественной радуж¬ ности, отчасти освещая дорогу нисхождения в ужасное. Сделаем шаг в болото. В цикле о Тсатхоггуа соотечественника Лав- крафта Кларка Эштона Смита, как и в собственно лавкрафтовском рас¬ сказе «Шепчущий во тьме», повествуется о грязебоге Тсатхоггуа. Тсат¬ хоггуа — это аморфное жабоподобное существо, а его прислужники — черные бесформенные отродья, населяющие гниющее вместилище слизи. Запах гнили, маскирующийся или заключенный внутри миро¬ здания, заново утверждает наше отвращение к новой жизни, когда та лишается человеческой оболочки. Тсатхоггуа собирается низвергнуть нас в выгребную яму эволюции без всякого прикрытия телеологии или предустановленного совершенствования. Сошлемся на «Рассказ Сатампры Зейроса» Кларка Эштона Смита: ...хотя зловоние и было запредельно, тем не менее то был не запах гниения, но скорее — вонь некой мерзкой, нечистой болотной тва¬ ри. Запах был почти непереносим, и мы собирались уже повернуть обратно, когда заметили легкое бурление на поверхности — как будто тёмную жидкость волновало изнутри погруженное в нее жи¬ вотное или другая сущность. Бурление быстро усилилось, его центр 61
Глава 2 пузырился и поднимался, как будто под действием огромного ко¬ личества дрожжей, и мы в полном ужасе смотрели, как бесфор¬ менная голова с тупыми глазами навыкате медленно поднялась на длинной, вытягивающейся шее и уставилась на нас с первобытной злобой85. В распространенной в Средние века теории миазмов причиной бо¬ лезни считался загрязненный воздух. Ныне же эта теория заражения зачастую воспринимается как просто устаревшая. Тут нас интересует производство-(из)-гниения, и миазм здесь — самый весомый предста¬ витель. Тропическая клоака Лиготти из рассказа «Северини» также в корне миазматична. Особое ее зловоние указывает на производство смерти и разложения, или эксгумированных материй, появляющихся в результате активности органических форм, создающих в биосфере новые организмы. Производство жизни требует разложения и очищения биосферы, чтобы освободить простор для новых видов. Как мы уже видели, про¬ изводство спор плодоносящими телами грибов отражает момент «грязного воздуха», распространяющейся инфекционной формы жиз¬ ни. Вонь смерти — это и вонь оплодотворения, полуоборот в жующих, перемалывающих зубцах природы. Это биологическое и геологическое перемалывание является и в рассыпающейся истории Вандермеера, и в гадостности всех творений, а также в переплетающихся отношениях распадения и порождения. Одно из стихотворений Уэльбека связывает и то и другое вместе: Глубоко в лесах, на ковре изо мха, Зловонные древ остовы скорбят над опавшей листвой; Атмосфера траура их покрывает; Их кожа грязна и черна, грибы ее прорывают86. Стихотворение Уэльбека перекликается с тёмными пассажами из «Чувствительного растения» Перси Шелли, с описаниями болезненной 62
Грибовидный ужас и ползучесть жизни плодовитости вегетативной природы87. Возможность растительной смерти, как и гнилостность прекрасной и поэтической природы, идет рука об руку с возникшими болезнетворными грибами. Однако, как указывает Негарестани, разложение — это не просто чистое слияние жизни и смерти, но призывание колебания, тревожно¬ го и бесконечного размягчения88. Грибковое как пространственное расширение объединенных производства и разложения в конечном счете причиняет беспокойство, поскольку оно появляется в качестве испорченного производства. Это испорченное производство вскрывает интересную связь между органикой гриба и тем неорганическим, на чем гриб растет и распро¬ страняется. Размягчение почвы там, где ее перерабатывает гриб (раз¬ ламывающий и проламывающий даже самые твердые материалы), все равно не разземляет земное полностью. Грибовидное становится губительным воплощением землеродно- сти: «...казалось будто больная земля изверглась гнойными пустула¬ ми»89. Или, как утверждала одна странная отжившая свой век теория: грибы это сама земля, испорченная переданной ей во время удара молнии энергией90. Размягчение грибного и де- и разземление вегетативного начина¬ ют тревожить, когда они встречаются с живым человеческим телом или когда другие существа пересекаются с грибным. Хотя мы уже и описали разложение органического под действием грибного, допол¬ нительно тревожащим является здесь тот факт, что грибное угрожает разделаться с необходимостью телесности, формы для жизни. Мы уже упоминали, что грибное растягивает телесную границу жизни и рас¬ щепляет твердость других ее форм, раздробляя якобы одностороннее отношение между неорганической природой (например, нашей пла¬ нетой) и органической жизнью. Как только это разделение падет, сама жизненность жизни не будет больше приписываться органическому или какой-либо отдельной форме жизни, но сразу же обретет безос- новность. Однако чтобы дойти до этой точки, твердость вещей нужда¬ ется в дальнейшем растворении. 63
Глава 2 Крайним примером подобного ужасающего подрывания твердости, связанной с телесным, выступает грязевой монстр. Это создание взято из иудейской мифологии (голем), но лишено всякого религиозного смысла; таким, например, является Хэдора, монстр-враг Годзиллы, состоящий из токсических отходов, — монстр-груда, монстр-болото. Грязевые монстры — от безмолвного автомата, голема, и до героев ко¬ миксов — помещают мысль опасно близко к природному, декорпореа- лизируя то нечто, которое, как казалось до этого, должно быть всегда надлежащим образом организовано, чтобы мыслить. Как мы уже ви¬ дели, процессы декорпореализации грибного сопровождаются перера¬ боткой и перестройкой (через пространственную экспансию), подры¬ вающими, таким образом, привычную для человеческих чувств не¬ проницаемость границ грибного тела и усложняющими разницу между мыслью и чувством, а также между жизнью как ограничением и жизнью как ползучестью. Философски говоря, грязевые монстры де¬ лают феноменологию рудиментарной дисциплиной, поскольку мысль становится еще одним объектом в скоплении или, точнее, груде при¬ роды, а не единственно возможным способом определения природы через чувства. Обращение к этому остатку, или слизи как базовой связности жизни, можно обнаружить в коротком комментарии Нега- рестани на тему menstruum — менструальной крови, которую древние называли живой грязью. Менструум выполняет роль коммуникаци¬ онной сущности (entity) между стихиями и может считаться матери¬ ей жизни91. Снова обратимся к Лавкрафту. Его Шоггот, выглядящий как «бес¬ форменная масса пузырящейся протоплазмы», невообразимое чудо¬ вище, которое «слабо иллюминировало, образуя тысячи вспыхивав¬ ших зеленоватым светом и тут же гаснувших глазков»92, подвергает сомнению предполагаемую потребность жизни и интеллекта в форме, а также необходимость наличия поддающейся определению сущности как чего-то такого, что мы должны распознавать. Он ставит под вопрос само предположение о том, что нечто мыслящее и, более того, рассуж¬ 64
Грибовидный ужас и ползучесть жизни дающее и представляющее собой одну из форм жизни, обязано не яв¬ ляться изощренным насилием наших чувств. Аморфность грибовидной жизни указывает на то, что жизнь опи¬ рается не на свою необходимую мыслимость, а, как было показано выше, на свою связь с землей, с неорганическим, и на длинную цепь последовательных физических и химических форм, ведущих к ее слу¬ чайному развитию. Пространственность грибовидной жизни как жиз¬ ни, отличной от сетевой жизни вируса и заражения (то есть отличной от времени, преодолевающего пространство), оказывается простран¬ ственным преодолением времени, местью древней земли и древней жизни, вновь задействованной и подвергшейся мутации вопреки са¬ мой себе, как мы это увидим у Иэна Гамильтона Гранта в случае с ан- тисоматической интерпретацией Шеллинга. Но пока — жизнь, будучи порождающей и значимой, а также наде¬ ляемой смыслом, все еще оказывается тем, что зажато в ловушке меж¬ ду (голой) материей и значением. В следующей главе мы обсудим возможный безудержный рост органического, задавшись вопросами о допустимости жизни, пронизывающей множество биосфер, и о ее от¬ ношении к природе в космическом масштабе. 65
3 (Вне)галактический террор Они знали, что любая система, механическая или биологическая, в конце концов истощается. <...> Тираниды нашли единственно воз¬ можное средство, позволявшее им избегнуть подобной участи. Они продвигались от галактики к галактике, собирая свежую, недавно эволюционировавшую ДНК, чтобы обновить свою собственную и придать ей новые силы. Тираниды были предельной формой жизни во Вселенной. Вполне возможно, что они существовали всегда и все¬ гда будут существовать. Баррингтон Дж. Бэйли. Флот-улей Ужас93 Космос... это просто постоянная перестановка электронов, всегда бурлящая, которая бурлила и будет бурлить. Наш земной шар и наши ничтожные мыслишки лишь мгновенное происшествие в его вечных переменах. Г. Ф. Лавкрафт94 Жизнь, как мы определяли ее до сих пор, подвластна силам времени и пространства. И все же, кажется, интенсивная интериорность вирус¬ ного, так же как и экстернальность грибного, бросает вызов этим рам¬ кам. Остаются вопросы: что такое жизнь? что такое сила жизни? какие силы воздействуют на жизнь? Задача в том, чтобы ответить на все эти вопросы, не забредая слишком далеко в нематериалистические или антинаучные интерпретации. Проблемами становятся мыслимость жизни, мыслящая жизнь и жизнь мысли. Или, другими словами, то, как мы определяем жизнь, какие свойства жизни позволяют нам мыс¬ лить и каково будущее укорененности мысли в жизни. Мы исследуем эти вопросы, привлекая на свою сторону вымышленных сверхоргани¬ ческих существ. 66
(Вне)галактический террор Концептуально сверхорганическое построено путем соединения разрушительного возникновения малого, например вируса, с про¬ странственной экспансией, обнаруживаемой у грибовидного. Други¬ ми словами, сверхорганическое — это мощь роя, развернутая в колос¬ сальных масштабах. Во введении уже обсуждалось, что рой является формой жизни, которая представляется наиболее проблематичной для мысли. Он представляется сразу и как то, что симулирует резуль¬ таты мыследеятельности при явном отсутствии последней (когда мы видим не-мыслящих существ, которые действуют так, как если бы они мыслили), и как то, что вообще сложно помыслить-как-жизнь (когда мы не уверены, является ли рой одним целым) по причине взаимной неопределимости между частью и целым. Гибрид вироидного и грибовидного (создание жизни, которая трансформирует, будучи наделенной ползучестью) может быть связан с теорией экзогенезиса. Согласно ей, жизнь существовала всегда и по¬ пала на Землю извне. В далеком прошлом так называемая спора Геи — объект, несущий ранние формы компонентов, необходимых для воз¬ никновения жизни — достигла Земли и «засеяла» ее. Идеи «панспермии» насчитывают пару сотен лет: теоретик биоло¬ гии Карл Фридрих Кильмейер предложил такую гипотезу еще в XIX веке95. Из нее можно вывести многие романтические представления о нашем космическом происхождении, равно как и упомянутую веч¬ ность и вездесущесть жизни. Однако, вопреки этим необоснованным предположениям, ужас жизни (независимо от того, привнесена она на Землю или же нет), на который действительно указывают теории пан¬ спермии и который подрывает все их романтические следствия, коре¬ нится в том числе и в удаленности истока жизни во времени и про¬ странстве. Поэтому более тревожные предположения состоят, напри¬ мер, в вероятной древности некоторых форм жизни и угрозе засилья какого-либо вида экстремофилов — существ, которые могут существо¬ вать в условиях, в которых, казалось бы, не может существовать никто. Грибковые споры из предыдущей главы и некоторые вироиды из пер¬ вой — примеры подобных форм. 67
Глава 3 Однако, как мы видели, эмпирическая и спекулятивная биология изобилуют доказательствами в пользу такой концептуализации разгу¬ ла и буйства жизни. Обеспокоенность границами биологического су¬ ществования и хрупкостью какого-либо одного вида извлекается из земли наряду со следами вымерших животных и только усиливается научной фантастикой, особенно с помощью различных насекомопо- добных суперорганизмов. Начало этой традиции положил эндопара- зитический (убивающий своего носителя) ксеноморф из серии филь¬ мов «Чужой» (Alien). Ксеноморф обладает отчетливо лавкрафтианской генеалогией, по¬ скольку эскиз существа был взят из иллюстраций сюрреалиста Ханса Гигера к «Некрономикону» — главному тексту странных демониче¬ ских преданий, записанных придуманным Лафкрафтом безумным арабом Абдулом Альхазредом, который повествует о мифах Ктулху. «Некрономикон» — книга заклинаний и странных древних чудовищ таких, как Великие Древние, что населяют вселенную и измерения вне ее. Ксеноморфы копируют социальных насекомых, поскольку бездум¬ но следуют приказам своей королевы и действуют только в интересах распространения своего гадкого вида. Влияние Лавкрафта проистекает из странности (weirdness) и бесформенности чужеродной жизни, ко¬ торую он создал: формы его «чужих» практически невоспринимаемы, а их сила богоподобна. Как результат мифов Лавкрафта — низверже¬ ние человеческого рода и угнетающее развертывание великой цепи бытия, где вместо всесильного Бога на вершине и людей, располагаю¬ щихся чуть ниже, есть лишь тянущийся поток существ, среди которого человечество теряется в опасных перипетиях. Или, как пишет Гулд, отсылая к Фрейду, каждый шаг научного прогресса означает дальней¬ шее экзистенциальное низложения человека разумного во вселен¬ ной96. Эти потерянность и низложение лишь усиливаются темпорально, что следует из естественной истории Карла Фридриха Кильмейера, открывшего для нас, посредством заострения внимания на случаях 68
(Вне)галактический террор массового вымирания, природу, в которой место человечества шатко не просто в силу существования других возможных организмов, но в силу малости промежутка времени, ему отведенного97. Согласно Киль- мейеру, способность вида размножаться и наполнять собою время — вот то, что может гарантировать выживание в будущем98. Мишель Уэльбек в работе «Г. Ф. Лавкрафт: против человечества, против прогресса» пишет: «Возможно, что, действительно, за преде¬ лами ограниченной сферы нашего восприятия есть другие живые су¬ щества. Другие создания, другие расы, другие понятия и другой разум. Некоторые среди этих существ, вероятно, намного превосходят нас по интеллекту и знаниям. Но это не обязательно добрая весть»99. Лавкрафт искажает само представление о таксономии, доводя его до пространственно-временных пределов и признаваясь нам в том, что органическая жизнь сама по себе может стать препятствием на пути космического времени и пространства, когда он пишет: «Мы по¬ лагаем, будто благополучие нашего рода — наиважнейшее соображе¬ ние, тогда как фактически само его существование может быть пре¬ пятствием на предначертанном пути собранных вместе вселенных бесконечности!»100 В индифферентизме Лавкрафта люди оказываются всего лишь еще одной формой материи во вселенной, еще одной формой расходного материала для энтропии в механистическом космосе. Такое «безраз¬ личие» Лавкрафта, как показал С. Т. Джоши, глубоко связано с его при¬ верженностью работам Эрнста Геккеля101. Геккель был немецким зоо¬ логом конца XIX — начала XX века, широко известным благодаря своей теории рекапитуляции, согласно которой отдельный организм в про¬ цессе развития проходит через все стадии развития вида в целом. Гек¬ кель, по крайней мере частично, согласен с Вейсманом: он считает, что индивидуальная жизнь, являясь только малой частью жизни во¬ обще, приносится в жертву целому. Но материализм Лавкрафта, опять же согласно Джоши, со временем становится более тёмным, нежели у Геккеля102. И все же зародышевая плазма последнего имеет лавкрафти- 69
Глава 3 анский привкус, указывая на то, что жизнь в целом — это сила, кото¬ рую нельзя свести к отдельным организмам, так как организмы всего лишь отростки, эпифеномены этой силы103. Немаловажный момент бестиария Лавкрафта заключается в том, что Лавкрафт характеризует своих существ не как сверхъестествен¬ ных, но как «сверхнормальных», оставляя природе весь арсенал ее чу¬ довищных возможностей104. В своем рассказе «Неименуемое» он гово¬ рит о напряжении между естественным и противоестественным*. Лавкрафт пишет: «...если взглянуть на проблему с эстетической сторо¬ ны и вспомнить, какие гротескные, искаженные формы принимают духовные эманации, или призраки, человеческих существ, то нельзя не согласиться, что вряд ли удается добиться связного и членораз¬ дельного описания и выражения в случаях, когда мы имеем дело с такой бесформенной парообразной мерзостью, как дух злобной, урод¬ ливой бестии, само существование которой уже есть страшное кощун¬ ство по отношению к природе»105. Лавкрафт исследует то самое на¬ пряжение, которое мы коротко описали в начале этой главы, — на¬ пряжение между жизнью и мыслью. В конце рассказа он заостряет проблему, описывая неименуемое как «какое-то желе... слизь... И в то же время оно имело очертания, тысячи очертаний, столь кошмарных, что они бегут всякого описания»106. Еще одна сфера, в которой мысль уделяет недостаточное внимание буйству биологической жизни, — это зачастую лишенные воображе¬ ния работы ксенобиологов. Как пишут в «Чужой науке» Джек Коэн и Иэн Стюарт, большая часть современной ксенобиологии столь ограни¬ чена, что исключает организмы, живущие на Земле, — существ, спо¬ * С точки зрения автора для Лавкрафта противоестественное — это лишь наше оценочное суждение, которое мы приписываем тому, что выходит за пределы нашей категориальной сети мышления, но при этом за противоесте¬ ственным всегда стоит не нечто сверхъестественное, но сверхнормальное, или мутантное, принадлежащее природе, но выпадающее из ее кажущегося естест¬ венным порядка. 70
(Вне)галактический террор собных выживать в экстремальных условиях. К таким, например, от¬ носятся микроорганизмы, обитающие в жерлах глубоководных вулка¬ нов (называемых «черными курильщиками»), или грибок, растущий в кромешной тьме чернобыльского саркофага, а это значит: под крите¬ рии «чужой», инопланетной жизни в действительности подпадают многие из видов, уже выявленных на Земле. Можно с уверенностью сказать, что предполагаемые ксенобиоло- гические способности жизни недооценены, тогда как в научной фан¬ тастике органическое доведено до предела. От тиранидов вселенной Warhammer 40,000 к зергам из игры Starcraft; к виду 8472 из Star Trek и к Йуужань-вонгам из Star Wars, воинствующее органическое стало са¬ мой угрожающей формой жизни, являясь чистой жизнью или жизнью- мутагеном, которая не принимается ни одним межгалактическим органом власти. Кроме того, трансформация органического как скры¬ той зародышевой или вироидной интернальности, движимой к экс- тернальности лишь посредством раскладывания (в смысле Делёза- Гваттари)*, являет себя во внешнем изображении роящегося абсолюта, в виде одной из форм rexvrf*. Выражаясь иначе, биологическое зачас¬ тую представляется как всего лишь базис, который в случае своей чрезмерной экспансивности оборачивается гротеском, тогда как ци¬ вилизация, подчиняющая биологическое своему укладу, — это надле¬ жащая экстернализация творческих способностей различных форм жизни. Но дело в том, что любое внешнее (даже такое, как техника и технологии) в действительности является лишь продолжением и рас¬ * Ср.: «Живой же организм, наоборот, благодаря преформации обладает внутренней силой развития, „передвигающей** его от складки к складке или бесконечно образующей машины из машин. <...> Организм определяется спо¬ собностью свертывать собственные части бесконечно, а разгибать их — не бес¬ конечно, но до назначенной биологическому виду степени развития» (Делёз Ж. Складка. Лейбниц и барокко. М.: Логос, 1997. С. 16-17). ** Искусство, ремесло, умение (др. греч.); используется здесь и в смысле texvikoc;, то есть собственно техники. 71
Глава 3 ширением внутреннего, а потому любая цивилизация (например, на¬ ша, с присущим ей кишением артефактов и технических средств, мно¬ гие из которых бессмысленны с точки зрения биологического выжи¬ вания) гротескна. Таким образом, чрезмерно расширенное биологическое как бы уподобляется микробиологическому. Тогда мельчайшие разземления микроорганического (рост и разложение) соответствуют планетарным разземлениям монструозного (как органического, так и неорганиче¬ ского) в научной фантастике. Из всех упомянутых вымышленных ви¬ дов наиболее ценными в этом отношении для нас оказываются тира- ниды. «Тираниды — инопланетная раса из холодных глубин космоса, ко¬ торая всегда жаждет теплой плоти. Они миллиардами заполоняют звезды, будучи голой силой разрушения, сравнимой с нашествием саранчи»107. Тогда.как ктулхуподобные Великие Древние Лавкрафта систематически вмешивались в ухудшающуюся судьбу человечества, производя особые «протоплазменные массы» на Земле108, тираниды не столь снисходительны. Они рассматривают человеческую расу как одну из разновидностей подлежащей переработке биологической ма¬ терии. Тем самым тираниды посредством своей «технологии» воз¬ вращают, или естественным образом редуцируют, любые биологиче¬ ские виды к слизеподобному истоку. К этому же студенистому истоку жизни (но уже в сугубо теоретическом, а не в литературно-фантас¬ тическом плане) обращается и «Творческая эволюция» Бергсона в том пункте, где утверждается, что если и есть точка, в которой формы жизни соединяются друг с другом, то она заключена в этом исходном моменте слизи. Из предыстории кошмарной расы, которая выглядит как скопище клешней и когтей, следует знать, что после того, как тираниды проби¬ вают оборону какого-либо мира и распространяют смертоносные спо¬ ры по планете, они поглощают всю ее биомассу, сваливая последнюю в котлованы с кислотой. Получившаяся кашица составляет топливо и 72
(Вне)галактический террор материал для будущих мутаций тиранидов, чтобы они могли продол¬ жать свое наступление на заселенные системы вселенной. Неодоли¬ мое продвижение тиранидов сквозь обитаемые пространства ставит под вопрос границы понятия экосистемы и экопространства. Могут ли все обитаемые миры составить единое экопространство? Может ли их заполонить один вид? Все цивилизованные расы вселенной Warhammer рассматривают тиранидов как чудовищ, как силу в корне противоречащую прогрес¬ су109. То есть, несмотря на способность тиранидов к сознанию (по крайней мере на уровне колонии, если и не на уровне индивидуума), этих существ считают не-цивилизацией именно из-за их неистово му¬ тантной природы. Технология тиранидов, конечно же, неотделима от их биологических очертаний; она кажется «технологической» только в том смысле, что ее, кажется, следовало бы отделить110. Как замечает Анри Бергсон, одним из главных моментов, отличающих человека от остальных животных, является отделение технологий от тела, от ин¬ стинктивного поведения111. Свяжем вышесказанное с главой о вирусном. В фильмах о нашест¬ вии инопланетян, таких как «Война миров» (The War of the Worlds) или «День Независимости» (Independence Day), вирусное и/или бакте¬ риальное становятся единственным, что может противостоять ино¬ планетным технологиям, тогда как тираниды сами оказываются про¬ должением вирусного. Но поскольку вирусная природа тиранидов доведена до масштабов межгалактической войны, ужасающая не¬ разумность их действий воспринимается как нечто даже худшее, чем несправедливые или извращенные мотивы к войне, потому что даже злонамеренный разум остается разумом и потому что процессы мыш¬ ления, какими бы они ни были, кажутся нам онтологически припод¬ нятыми над биологией. Вот почему существование вида тиранидов воспринимается как кошмарное, тогда как воинственная природа людей и других видов все еще освобождается от некоторой ужасности, когда учитываются такие 73
Глава 3 факторы, как религия, политика, национальная принадлежность и тому подобные. Ужасающе протяженная интернальность тиранидов — то есть отвратительное расширение биологического до уровня, кото¬ рый обычно считается отчужденным от нас (например, технологии или машины войны), — оказывается для них совершенно естествен¬ ным расширением. Изначальная склизкость бытия, таким образом, возвращается через чрезмерное расширение биологического на при¬ мере этих предполагаемых монстров. Эта склизкость подчеркивается отсутствием у тиранидов свободной воли, так как свободная воля счи¬ тается тем продуктом природы, который выходит за ее рамки, — ча¬ стью естества, которая стала чем-то неестественным. Следующий пассаж неплохо подводит итог этого обсуждения: «Ти- раниды бороздят галактики и пустоты между ними огромными дрей¬ фующими роями-флотилиями, состоящими из миллионов суден- чувствилищ, каждое из которых содержит несчетные количества чу¬ довищ, эволюционировавших из пузырящегося геное- и органомате¬ риала их мембранообразных камер размножения»112. Ожидается, что в какой-то момент биология сдастся силам разума как силам ее собственного овнешнения. Но это представляется невоз¬ можным. Как утверждает Грант, следуя за немецким натурфилософом XIX столетия Лоренцом Океном: «Кульминация биологии — это раз¬ рушение индивидуальностей, которое сдерживается, пока остается хоть что-либо»113. Принимая во внимание человеческий эгоцентризм, это «что-либо» часто рассматривается как интеллект. Возникает во¬ прос: как интеллект и в особенности разум берут верх над биологиче¬ ским? Но понятие «роя» (как и эмердженции) влечет за собой пробле¬ мы для любого преднамеренного отщепления одного от другого. Коэн и Стюарт утверждают, что интеллект универсален, но все же такая универсальность не имеет метафизических последствий114. Дело не в утверждении необходимости появления интеллекта, а в утвер¬ ждении необходимости заложенной в самом органическом тенден¬ ции, направленной на появление его как способности оперировать 74
(Вне)галактический террор моделями мира115. Тогда экстеллект — способность овнешнять, или экстернализировать, наш интеллект, фиксировать уже сделанное, что¬ бы человечеству не нужно было после смерти каждого поколения изо¬ бретать заново все то, чем оно овладело116. Но как эта экстериорность интеллекта (продукт) отделяется от самого экстеллекта (производя¬ щей способности), то есть, очевидно ли разделение между тем, что, как представляется, должно быть результатом мысли, и мышлением как органическим процессом? Учитывая способности интеллекта, зададимся вопросом, неизбеж¬ на ли его валоризация, торжество интеллекта над природой (ибо ин¬ теллект нам нужен, чтобы вообще помыслить природу), либо же мож¬ но «сохранить» природу как порождающее интеллект устройство. Ни¬ кто не развивал первую из этих альтернатив столь серьезно, как философ-идеалист И. Г. Фихте, и никто не отстаивал вторую так пре¬ восходно, как натурфилософ Ф. В. Й. Шеллинг. Шеллинг стремился к ослаблению диктата мысли, хотя мы и долж¬ ны настороженно отнестись к его склонности к романтизму. Он ут¬ верждал, что природа соответствует работе интеллекта (хотя бы в силу чисто практических обстоятельств), потенциально допуская возник¬ новение мышления. Но он же предостерегал: коль скоро люди оторва¬ ны от природы, природа становится мертвым объектом117. В «Идеях к философии природы» Шеллинг постулирует абсолют как единство природы и мышления118. С точки зрения мыслительной, а не темпоральной или исторической одновременности единство, или тождество, реального и идеального имеет реальные и идеальные ас¬ пекты, которые также тождественны. Изъятость природы ограничива¬ ет идеальное, но идеальное также движется вперед во времени119. Вы¬ ражаясь более определенно, хотя природа предшествует мышлению, мы можем помыслить природу как единую в реальном смысле (мыш¬ ление продуцируется мозгом, который является продуктом долгого и медленного процесса эволюции, а заодно и частью природы), но мысль также и идеально едина с природой, поскольку она, как кажется, воль¬ на продуцировать на манер природы. 75
Глава 3 Шеллинга часто и неоправданно считают просто переходной сту¬ пенью от идеализма Фихте к диалектике Гегеля. Фихте утверждал всю совокупность природы как не-Я, как то, что всего лишь противостоит способностям Я120. Гегель же доводит этот идеализм до его логическо¬ го завершения: он не противопоставляет Я и не-Я, но представляет природу как овнешненный дух (где дух — то, что движет само себя, Я). У обоих философов природа не представляет ценности: она либо пре¬ пятствие, либо побочный продукт становления духа. Шеллинг же, осо¬ бенно в своих ранних работах, не сомневается в материальных пред¬ посылках всего мыслимого и всего существующего. Природа совер¬ шенно безразлична к человеческому существованию. И как же тогда можно исключить интеллект из числа природных феноменов?121 Как проявляется понятие валоризированного интеллекта? Роман «Фрагмент» Уоррена Фейхи предоставляет своего рода отчет относительно осознанного здесь нами разделения (с точки зрения ценности) между интеллектом и биологическим. В этом романе рас- с сказывается об открытии острова, который был совершенно отрезан от окружающего мира и в котором эволюция пошла иным путем, нежели известный нам, порождая весьма странных существ, таких как диско¬ образные муравьи, восьминогие кошки-пауки и плотоядные растения. Группа ученых, прибегая в своих гипотезах к радикализации подхода Геккеля, размышляет о том, как же могли появиться подобные при¬ чудливые виды122. Антигерой романа Тэтчер Редмонд предполагает, что чрезмерно ожесточенная биосфера острова совершенна, потому что в ней отсут¬ ствуют виды, обладающие разумом123. Согласно его теории люди, в си¬ лу своего интеллекта, представляют наибольшую угрозу для Земли124. Он утверждает: «Разумная жизнь — это раковая опухоль окружающей среды»125. Теория Редмонда терпит крах, когда экспедиция открывает разум¬ ную форму жизни и оказывается спасена ее представителями. Ученые решают, что они в свою очередь должны спасти эту форму жизни от грядущей атомной бомбардировки просто потому, что высокий ин- 76
(Вне)галактический террор теллект делает ее похожей на человека126. Нарратологический сдвиг в установке, основанный на открытии в романе разумных обезьян, из¬ меняет его первоначальным лавкрафтианским аспектам, незамедли¬ тельно оборачиваясь гуманистическим торжеством жизни и способ¬ ности интеллекта эту жизнь стабилизировать127, что ведет к некри¬ тичной экологической позитивности. Отказ Фейхи (в популярной литературе) от возможностей ради¬ кальной биологии перед лицом интеллекта, подтверждает опасения Шеллинга по поводу господствующей трактовки природы в филосо¬ фии. Эта трактовка отрицает, что природа предшествует мышлению128, что идеальное должно объясняться реальным129, и утверждает, что человек возвышает природу, возводя нас самих на вершину ее произ¬ водства130. Генетическая философия природы Шеллинга, задавая напряжение между научным исследованием жизни и эстетическими вопросами немецкого идеализма, исторически принадлежит романтической эре науки. Но взгляды Шеллинга на мышление не слепо романтичны, так как он отбрасывает в сторону или по крайней мере проблематизирует антропоцентризм; они а-романтичны именно в своем утверждении того, что человечество не может откреститься от низменно-матери¬ альной природы существования. Как указывает Роберт Ричардс в книге «Романтическая концепция жизни», Шеллинг ставит организм в центр своей философии и уста¬ навливает абсолют — центральную ее точку — в качестве органически функционирующей сущности131. Он разрабатывает понятия органиче¬ ского и абсолюта как органического, опираясь на своих современни¬ ков, работающих в сфере естествознания, таких как Гумбольдт, Блю- менбах, Кильмейер и Райль132. Тем не менее, как показывает уже Иэн Гамильтон Грант в своем ис¬ следовании «Натурфилософии после Шеллинга», философию Шеллин¬ га нельзя свести к философии организма, потому что она нисходит корнями во множество вопросов, особенно в вопрос о темпорально- сти133. Как пишет Грант: «Философия естественной истории с XVII по 77
Глава 3 XIX век строилась вокруг проблемы реальности как противопостав¬ ляемой феноменальности времени»134. Для Шеллинга природа — это сразу и продукт и продуктивность. Продукт при этом формируется за счет двух сил, противостоящих друг другу. Негативная сила противостоит позитивной, затормаживая ее и формируя вихрь135, который можно рассматривать как бесконечное развитие идеальных архетипов в природе, реализуемых во времени и пространстве, но никогда не доводимых до совершенства136. Во многих отношениях философия Шеллинга предвосхищает метафизику сил в том смысле, что в ней есть продуктивные и ограничивающие силы, а также архетипы, или паттерны. Отношение между производством и продуктом в природе у Шел¬ линга не должно пониматься как поддерживающее соматизм*, или то мнение, что природа состоит в основе своей из тел, — мнение, против которого, как мы видели в предыдущей главе, восстает мысль, инспи¬ рированная существованием биооружия137. Вопрос, который Иэн Грант поднимает, в частности касательно биологии предшественника Шел¬ линга — Кильмейера, заключается в том, является ли использование понятия слизи, в особенности протоплазмы, всегда утверждающим соматизм, — всегда утверждающим, что микротела суммируемы или что макротела (например, Земля, рассматриваемая как единый орга¬ низм) делимы в природе138. Хотя тела, или «точки», играют централь¬ ную роль для Кильмейера, источником и мерой природы являются не тела, но сеть сил, воздействующих на эти тела и в конце концов на мысль139. Как уже было упомянуто во введении, Шеллинг атаковал витализм за внутреннее противоречие, а именно за то, что он постулировал ни¬ чему не противостоящую силу. Также Шеллинг возражал витализму, поскольку тот оказывался простым разрежением материи140. Непри¬ ятие Шеллингом витализма тем не менее исходит из классической формулировки витализма, отрицающей физическое воздействие на * От др.-греч. ссора — «тело». 78
(Вне)галактический террор жизнь как таковую. В нашей же формулировке витализма мы постара¬ лись избежать этого отрицания. То, что наш тёмный витализм является пространственно-времен¬ ным, должно частично устранить второе возражение Шеллинга, так как и его собственная система стремилась к такому рассмотрению природы, которое стояло бы между механизмом и телеологией, то есть финализмом141. В этом смысле мы можем сказать, что природа у Шеллинга отчасти похожа на природу у Бергсона, ведь обе природы начинаются из некоего абсолюта и затем каждая из них раскалывается во времени. Тезис Кильмейера, что виды являются ретрогрессией* бо¬ лее фундаментального состояния реальности, тоже вписывается в эту концепцию природы142. Но Бергсон, похоже, обуславливает в конечном счете природные различия в сфере разума, тогда как для Шеллинга природные разли¬ чия — эта кишащая тьма абсолютного — развернуты во времени в эм¬ пирическом смысле143. Единое природы, вопреки Бергсону, не может * От лат. retro — назад и gressio — движение. В данном случае означает уп¬ рощение или, точнее, постепенное распадение первоначального целого на все более простые ряды сущностей. Мысль в разных своих вариациях типичная для немецкой натурфилософии начала XIX века. Так, Лоренц Окен полагал, что поскольку человек является конечным Богом (вторичной тотальностью), а Бог образует все сущее посредством актов своего полагания, постольку все виды живых существ можно рассматривать как если бы они были производны от человека путем упрощения (но только если брать это в умозрительной или во вневременной перспективе): «все совокупное царство животных, например, есть не что иное, как изображение отдельных деятельностей или органов че¬ ловека; не что иное, как противоположный человек. Точно так же природа есть не что иное, как изображение отдельных действий духа» (Окен Л. Учебник натурфилософии (избранное) // Герметизм, магия, натурфилософия в евро¬ пейской культуре XIII—XIX вв. М.: Канон*, 1999. С. 589). Схожим образом Киль- мейер в своей разработке чувственности — когда последняя присуща всему живому — в качестве исходного пункта берет чувственность человека, из уп¬ рощения (вычитания определенных характеристик) которой получается чув¬ ственность высших животных, потом низших, затем растений. 79
Глава 3 рассматриваться ни в качестве идеальной формы, ни в виде совер¬ шенной тотальности космоса. Единое должно рассматриваться как тёмный исток, как радикально неустойчивое начало всех процессов и сущностей во вселенной. Мы займемся метафизическими свойствами этого Единого в заключении, здесь же заметим, что эта тьма, окру¬ жающая Единое, этот отвратительный абсолют, также является тьмой нашего тёмного витализма. В книге «Различие и повторение» (тексте слишком насыщенном, чтобы его здесь детально разбирать) Жиль Делёз упоминает о «темном предшественнике»* как о чем-то таком, что существует до любых раз¬ личий, — различий, которые для Делёза сами существуют до всякого тождества и сходства144. В работе «Химия тьмы» Иэн Гамильтон Грант указывает на эту тьму у Делёза и связывает ее с тёмным абсолютом Шеллинга, — той тьмой, которую Гегель и Шлегель осмеяли в качестве слишком тёмной. Природа для Шеллинга всегда, по крайней мере от¬ части, погребена в «вечной тьме»145. Здесь можное также упомянуть «теряющуюся во тьме» полоску Бергсона — некую пленку, оборачи¬ вающую наше мышление и укрывающую его от непосредственной ре¬ альности эволюции. Наше мышление кружит над поверхностью, под * Тёмный предшественник, или фр. ргёсигБеиг sombre, — это термин, заим¬ ствованный Делёзом из метеорологии и отсылающий к двум стадиям образо¬ вания молнии: 1) между тучей и землей создается соединяющий их ионизи¬ рованный канал, часть которого, движущаяся по направлению к земле и при этом отрицательно заряженная, называется ступенчатым лидером, поскольку ее движения совершаются по ломаной траектории; 2) при приближении сту¬ пенчатого лидера к земле, последняя испускает положительный заряд, как бы замыкая накоротко тучу с землей. В результате от земли к туче по каналу, то есть снизу-вверх, поднимается основная часть заряда, называемая обратной вспышкой и принимаемая за молнию. Тёмный предшественник, по-види¬ мому, соответствует ступенчатому лидеру молнии на этих двух стадиях, учи¬ тывая тот факт, что по сравнению с основной вспышкой лидер практически невидим, «тёмен». Подробнее о тёмном предшественнике у Делёза см.: Делёз Ж. Различие и повторение. СПб.: Петрополис, 1998. С. 152-153. 80
(Вне)галактический террор которой стремительно развертывается непредсказуемое, и оно, таким образом, никогда не схватывает внутреннюю, порождающую природу эволюции, Природу146. Эта тьма не некое умышленное затемнение, но неизбывный вызов способностям мышления помыслить саму жизнь. Тёмный витализм — альтернатива бергсоновскому соединению идеализма и витализма, а также более реалистическое прочтение шеллинговского сочетания материализма (или механицизма) и витализма147. Тёмный витализм принимает реальность, в основе своей состоящую из процессов и сил, но не пытается сделать такую контингентность или процессуальность чем-то сразу помысленным или же постигнутым в рамках одного ра¬ зума. Он, таким образом, являет собой странное сочетание реализма и витализма. Запутанное отношение мышления и природы разыгрывается через отношение между интерьером и экстерьером. Как пишет Иэн Гамиль¬ тон Грант: «Идея является внешней по отношению к мысли, которой она принадлежит, мысль — внешней по отношению к мыслителю, ко¬ торый ее мыслит, мыслитель — внешним по отношению к природе, которая произвела и мыслителя, и мысль, и Идею»148. Для Гранта экс- териорность представляет куда больший интерес, нежели интериор- ность, а восприятие форм стратификации — нежели сам факт страти¬ фикации149. Кроме того, мышление никогда не сможет восстановить все детали и обстоятельства собственного возникновения, потому что случайная природа времени делает это невозможным. Однако, как мы видели в первой главе, выдвинутая нами интериорность и так не предполагала своего отождествления с мыслью, но должна была ухва¬ тить суть взрывного возникновения самой жизни из мельчайших компонентов. И все же некая не рассеиваемая мыслью тьма нависает над возможностью жизни. Она окаймляет различие между органиче¬ ским и неорганическим. Эту тьму можно сравнить с неразличимостью материи и того специфического материала, который составляет саму жизнь. 81
Глава 3 Эволюция представляет собой не только растяжение/расширение нашего мышления, абсорбирующего и как бы устраняющего компо¬ ненты и мощь слизневой жизни, но также и осознание того, что мысль всего лишь один исход, одна страта самой природы, а не неизбежный конец движения природы по направлению к жизни. Привносится ли жизнь издалека, в виде межгалактической споры, или приводят ли ее неповторимые конфигурации в обособленных мирах всегда к похо¬ жим результатам, это не объясняет обратного влияния пространства и других форм существования (органических и неорганических) на то, как мы мыслим жизнь и как мыслящая жизнь возникает или не воз¬ никает из лужиц с бурлящей жижей. Кишащее биологическое, даже если оно и начинается с единства, стремится вовне, разделяясь на все более хаотичные и расходящиеся формы, создавая ползучую бездну биологии, где разум всего лишь од¬ но из свойств посреди когтистого и клыкастого бестиария природы. 82
Заключение Метафизика слизи? Срок человеческой жизни — точка; естество — текуче, ощущения — темны, соединение целого тела — тленно; душа — юла, судьба — непо¬ стижима, слава — непредсказуема... Марк Аврелий. Размышления* А: Великого плана нет. В: Если бы великий план существовал, то факт (а это факт), что мы не¬ способны постичь его ни естественными, ни сверхъестественными средствами, был бы кошмарным непотребством. С: Само понятие великого плана — кошмарное непотребство. Томас Лиготти. Моя работа еще не завершена** Одним из наиболее своеобразных моментов работы Зигмунда Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия» является спекулятивное по¬ строение «пузырька». Фрейд пишет, что такой гипотетический «живой организм в его самом упрощенном виде» функционирует «как недиф¬ ференцированный пузырек, содержащий некую возбудимую субстан¬ цию». «Обращенная к внешнему миру поверхность» этого пузырька «дифференцирована в силу самого своего положения и служит орга¬ ном, воспринимающим раздражение», упрощенной моделью органи¬ ческого опыта150. В спекулятивной биологии Фрейда предпринимается попытка объ¬ яснить склонность живых организмов к повторению неприятных им действий, — повторению, которое, как утверждает Фрейд, позволяет связать (принимая во внимание действие сильного раздражителя) изначальное для организма разделение на внутренние и внешние * Марк Аврелий Антонин. Размышления. СПб.: Наука. 1993. С. 12. ** Ligotti Т. Му Work Is Not Yet Done: Three Tales of Corporate Horror. Virgin Books, 2009. P. 14. 83
Заключение компоненты с влечением организма к неорганическому. То есть в то время как половой инстинкт подталкивает организм к жизни, к ее продолжению посредством воспроизводства, он все равно бессилен против более могущественного влечения к смерти, против того факта, что смерть является конечной целью всего живого151. Фрейдовская «частица живой субстанции», осаждаемая со всех сто¬ рон «сильнейшей энергией внешнего мира», по своей природе не от¬ личается от людей152. Отличительной чертой человеческих существ является рефлексивность мышления, будь оно интенциональным или неинтенциональным. Но в конечном итоге мышление не спасает че¬ ловечество от мрачного конца всех форм живого, от опустошения и размягчения жизни временем, несмотря на то, что мы можем пытать¬ ся противостоять этому во вневременности бессознательного, во снах, фантазиях и так далее153. Принимая допущение, что фантазмический бастион бессознатель¬ ного противостоит разрушительному действию биологического вре¬ мени, Фрейд замечает: «...остается признать, что организм лишь хочет умереть по-своему»154. Влечение к смерти, к (не)органическим скоп¬ лениям материи, из которых мы вышли, работает против пустоты и духовной косметики смысла и цели. Фрейд пишет: «Наверное, многим из нас трудно будет отказаться от веры в то, что в самом человеке жи¬ вет стремление к совершенствованию, которое привело его на совре¬ менную высоту духовных достижений и этической сублимации и от которого можно ждать, что оно обеспечит его развитие до сверхчело¬ века»155. Сам Фрейд с легкостью отказывается от такой веры. Как пишет Рэй Брассье: «Смерть, понятая как принцип разжатия, управляющий сжа¬ тиями* органической жизни, — это не прошлое или будущее состоя¬ * Согласно Брассье, у Фрейда имеет место своего рода травма жизни, по¬ скольку жизнь оказывается результатом дестабилизации неорганического, пульсирующие сжатия-в-органическое которого как бы расходятся все более широкими кругами жизни. Но эти круги все равно обречены на возвращение в изначальное состояние покоя (пусть и все более усложняющимися обходными 84
Метафизика слизи? ние, к которому стремится жизнь, но изначальная бесцельность, кото¬ рой подчиняется всякая целенаправленность, органическая или пси¬ хологическая»156. Поэтому первоначальный момент создания жизни можно рассматривать как индифферентность энтропии и дифферен¬ циацию негэнтропии, связанные вместе все еще не открытым нами образом157. Согласно Брассье, именно наше стремление к раскрытию этого влечет нашу мысль и действие. Иными словами, мы, люди, бу¬ дучи живыми организмами, так же подчинены общему принципу (дез)организации всего живого, существуя между двумя противобор¬ ствующими силами (сжатия/разжатия) в точке их мнимого равно- действия, и помимо воли вынуждены реализовывать этот принцип во всех проявлениях нашей активности. Проблема здесь в том, чтобы рас¬ познать патологию человеческого организма, не низводя его до вме¬ стилища ДНК158 и не трансцендируя человеческое внешним образом в попытках защитить его от физических и химических процессов бес¬ плодным поэтическим жестом. С учетом вписывания, согласно Брассье, влечения к смерти в кос¬ мологический порядок, встает следующий немаловажный вопрос: ну¬ ждается ли наше понятие жизни в субстантивном определении боль¬ ше, чем в чисто эпистемологическом? На протяжении всей книги мы отрицали классический взгляд, согласно которому витализм связы¬ вался с субстанцией жизни. Но если мы посмотрим на проблему не¬ сколько шире, то выяснится, что многие подходы к живому, например, у феноменолога Мишеля Анри, с его категорией аффективной жизни*, путями). Сжатия рассеиваются в своей нулевой степени; тем самым принцип разжатия управляет органическими сжатиями жизни, всегда уже заключаю¬ щими травму выхода из начального состояния. О «травме жизни» см. 5-й па¬ раграф 7-й главы книги «Разнузданное ничто»: Brassier R. Nihil Unbound. Enlightenment and Extinction. London: Palgrave Macmillan, 2007. P. 234-238. * В своей статье «Феноменология жизни» Анри пишет: «Единственная су¬ ществующая жизнь — это трансцендентальная феноменологическая жизнь, которая определяет изначальный модус чистой феноменальности. <...> Это не сущее и не модус бытия сущего. Это не та жизнь, о которой ведет речь биоло- 85
Заключение да и более привычные формулировки жизни или способа существова¬ ния живого, вообще обходят стороной вопрос о ее субстанции. Из-за возможных нежелательных последствий обсуждения жизни самой по себе (life itself), а не просто жизни как таковой (life as such)*, многие мыслители стараются уклониться от этого вопроса. Жизнь, однако, не может являть собой ни метателесную сущность классического вита¬ лизма159, то есть пребывающую по ту сторону видовых различий суб¬ станцию, ни некую силу, которая еще больше запутывает вопрос о суб¬ станции. Как показывает Фрейд, рассматриваемая с морфологической точки зрения живая субстанция Вейсмана160 делится на бессмертную гия. По правде говоря, в современной биологии больше нет речи о жизни: по¬ сле галилеевской революции ее объект сводится к материальным процессам, которые гомогенны процессам, изучаемым в физике. <...> все модальности жизни, включая наряду с прочими модальности теоретического мышления и познания, аффективны по своей глубинной сути. И причина этого — в том, что феноменологическая материя, в которой изначально феноменализируется чистая феноменальность, есть та Пра-страдательность, в которой только и становится возможно любое переживание самого себя. По словам Иоанна, Бог есть не только Жизнь — Он есть Любовь. Так между чистым фактом жизни и эффективностью полагается сущностная связь» (Анри М. Феноменология жиз¬ ни // Логос. - 2011. №4 (82). С. 172-185). * Хотя перевод на русский язык английского выражения life as such (жизнь как таковая) по своему значению практически не отличается от перевода life itself (.жизнь сама по себе или сама жизнь), смысл вводимого автором проти¬ вопоставления можно понять, если рассмотреть выражение «жизнь как тако¬ вая» предельно буквально, в виде «жизнь как таковая, а не как иная». Таким образом, в случае с «жизнью как таковой» речь идет об особом так-бытии жизни, о жизни в форме ее конкретной обусловленности (например, о жизни биологического вида, опосредованной влиянием среды), тогда как в случае с «жизнью самой по себе» подразумевается разлитая безындивидуальная жизнь, жизнь как голая склизкость жизни. При этом стоит учесть, что данное противопоставление проводится автором скорее по линии необусловлен- ное/обусловленное, чем по линии «само по себе»/«для нас» (ведь обуслов¬ ленное может браться как «само по себе», так и «для нас»), 86
Метафизика слизи? часть и часть, подверженную смерти, что перекликается с нашим об¬ суждением высказывания Бергсона о том, что индивидуальные формы жизни являются всего лишь отдельными ростками более глубокого процесса. Анселл-Пирсон показывает, что Делёз относится к проведенному Вейсманом различию между сомой и зародышевой плазмой критиче¬ ски, потому что существование зародышевой плазмы (субстанции жизни) означает возможность существования неизменной части жи¬ вого, — части, которая не является чистым процессом161. Однако Вейс- ман не желал допускать никакого внутреннего развития жизни от¬ дельного от архетипа вида, который содержался в ее зародышевом (бессмертном) существовании162. Проблема здесь в том, что жизнь ока¬ зывается связана и обоснована зародышевой плазмой, которая цели¬ ком и полностью оккупирует интернальность жизни, в то время как эту интернальность следовало бы «высвободить» и рассмотреть как таковую. Интересно проследить, каким образом глубинный интерьер зародышевой плазмы и сведение жизни к простому пузырьку в даль¬ нейшем символически перекодируются лакановской адаптацией фрей¬ довского психоанализа в понятии ламеллы*. Ламелла (Лакан также называет ее l’hommelette — чел-омлетик) «совершенно плоская» и «передвигается она подобно амебе»163. Как пишет философ и известный интерпретатор Лакана Славой Жижек, этот трепыхающийся кусочек живого является непокорным органом, олицетворяющим чистый инстинкт жизни, воплощенный в половом размножении. Однако, воплощая в себе этот процесс, сама ламелла * Ламелла (лат. lamella — уменьшительное от lamina — металлический лис¬ точек, пластинка, бляшечка). Принятый в русском издании семинаров Лакана перевод данного термина — «ломтик» — представляется здесь не вполне соот¬ ветствующим контексту: лат. слово lamina имеет дополнительные значения — «полотнище» и «еще не отвердевшая ореховая скорлупа», отсылающие к свер¬ нутости, пластичности и растяжимости. Поэтому здесь и далее сохраняется латинская форма этого слова. 87
Заключение является именно тем, что остается за его пределами, потому что не- гэнтропия как мера организованности организма в конечном счете никогда не бывает совершенной164. Таким образом, ламелла одновре¬ менно является и остатком, и самим существом жизни, взятой как в смысле продуктивности, так и в смысле субстанции. Лакан называет ее фантомом-последом, более первичной формой жизни165. Трудно поэтому не рассматривать ламеллу, представляемую как кусочек бес¬ смертной живой материи, в качестве некоего преобразования вечной зародышевой плазмы Вейсмана. Ламелла описывается как существо «чистой поверхности», как ор¬ ган наизнанку166, и, поскольку она воплощает ту противоестественную жизнь, что остается по ту сторону полового размножения, она также представляет собой уже упоминавшееся влечение к смерти, на деле означающее «жуткий избыток жизни»167, упорствующей в своем суще¬ ствовании вне биологических рамок отдельных организмов. Тем не менее нельзя не заметить, что сущность ламеллы как описываемой Жижеком нежити (нежити — в том числе в силу своей неистребимо¬ сти, напоминающей о мерзком бессмертии живых мертвецов*), по- видимому, чрезмерно идеальна и служит постоянству существования человеческих субъектов. То есть, тогда как бессмертный кусочек жи¬ вой материи Фрейда и Вейсмана был самой жизнью, зародышем жиз¬ ни, у Жижека и Лакана он являет собой повторение жизнеформ. В этом смысле Жижек, как и Делёз (согласно Анселл-Пирсону), де- нигилизирует влечение к смерти168. Следует отметить, что процитированная глава из работы Жижека называется «Лакан смотрит Чужого»: лицехват из «Чужого», который * Ср.: «...оно, подобно амебе, по сравнению с половораздельными сущест¬ вами, бессмертно. Любое деление, любое хирургическое вмешательство ему нипочем. И он (ломтик, то есть ламелла, — ред.) все время в движении. Жут¬ ковато, правда? Особенно, если представить себе, как он ночью, во сне, обвола¬ кивает ваше лицо» (Лакан Ж. Четыре основные понятия психоанализа (Семи¬ нары: Книга XI (1964)). М.: Гнозис, Логос, 2004. С. 210). 88
Метафизика слизи? погибает, чтобы заразить ксеноморфом захваченную слизью жертву, действует так же, как ламелла. Фантастический ксеноморф в понима¬ нии Жижека является образчиком обнаженной монструозности жиз¬ ни, однако Жижек ничего не говорит об истинной ужасающей мощи природы и взамен того перекладывает бремя безумия на психику че¬ ловеческих существ. Деятельность всего мира (на гегельянский манер, с точки зрения абсолютного духа как идеальной направляющей силы мира) психологизируется, в то время как всякая субстанция (либо биологическая, либо неорганическая) оказывается всего лишь расход¬ ным материалом. Но можем ли мы поверить, что ужас (или космологическая незна¬ чительность) зарождения самой жизни обнаруживается только в при¬ тупленном восприятии одного вида безволосых приматов? Или же он присутствует в жизни самой по себе? Этот вопрос можно перефразировать так: насколько склизким со¬ гласен быть психоанализ (или любая другая философская форма ма¬ териализма)? В книге «Онтология Жижека» философ Эдриан Джон¬ стон показывает глубокое отвращение Жижека к жизни, утверждая, что тот «находит поводы, чтобы подробно остановиться на мощных чувствах глубочайшего отвращения, — чувствах, которые эстетически вездесущи в его произведениях»169. Джонстон также указывает на встречающиеся в работах Жижека картины разлагающейся плоти, омерзительной жизни, уродства и других разномастных ужасов, на¬ пример на «непристойность массы сырой пульсирующей слизи»170. Джонстон замечает, что это не просто причуда Жижека; здесь имеет место указание на ужас, неотъемлемо присущий субъективному су¬ ществованию, — ужас, укорененный в опыте субъекта171, а не в самой органичности. Отвращение к слизи, если следовать Джонстону, указы¬ вает на обсессивный невроз, — невроз, психоаналитическую концеп¬ цию которого Жижек использует для критики критического метода Канта172. Несмотря на это, Джонстон утверждает, что Жижек сам де¬ монстрирует патологии, которые диагностирует у других173, так как 89
Заключение следует духу пустой и бессмысленной иллюзии бессмертия, игнори¬ рующей грубую материальность человеческой, как и всей биологиче¬ ской жизни, однако приходит к иным выводам относительно данной иллюзии. То, что жизнь ужасна только с точки зрения человека, как может показаться, полностью соответствует мрачной позиции тёмного вита¬ лизма. Однако различие здесь принципиально. Строго говоря, ужас с точки зрения тёмного витализма не чисто онтологичен, но и, что важ¬ но, не эпистемологичен (тогда мы говорили бы просто об испуге). Учитывая, что мышление — это лишь один из процессов природы на¬ ряду с множеством других, и все же сохраняя различие между мыслью и другими процессами (как просто различными процессами), следо¬ вало бы сказать, что ужас онто-эпистемологичен. Он возникает в зонах чрезмерного просачивания материальной множественности процес¬ сов природы в принадлежащий этой же множественности процесс мышления, — в зонах, в которых под действием избыточной матери¬ альности мышление как природный процесс, ведущий к отделению природы от самой себя, превращению ее в собственный объект, под¬ рывается, смыкаясь с другими процессами. Эта странная онто-эписте- мическая неразличимость — предшественник ужаса. Так, свойствен¬ ное большинству поздних произведений Лавкрафта тревожное колеба¬ ние между природой-в-себе, со всеми ее сверхнормальными и оттого противоестественными и чудовищными порождениями, и природой- для-нас, с ее привычностью и естеством, срабатывает именно на уров¬ не подобных неразличимостей, пульсирующих в переплетениях мате¬ риальных процессов природы. Психоаналитическая философия Жижека, напротив, не знает мате¬ риального существования, независимого от человеческого субъекта, в то время как мы настаиваем на таком существовании. Это фундамен¬ тальное различие между материализмом и реализмом. Поэтому пока психоанализ является одной из сильнейших формулировок филосо¬ фии, исходящей из чувственного основания мысли, из субъектно-ори¬ 90
Метафизика слизи? ентированного мышления, он совершенно не принимает всерьез в ка¬ честве значимого объекта мысли природу в целом. Как замечает сам Джонстон, человечество поймано в ловушку не¬ мощи природы174. Далее он отклоняет биологизм Фрейда, утверждая, что вместо материальной природы, раз та уже подорвана, мы сталки¬ ваемся с «неустранимым раздором и конфликтами, возникающими из антагонизмов, включенных в материальные основания человеческо¬ го»175 и что природа являет собой «гетерогенные ансамбли „менее- чем-полностью“ синтезированных материальных существ»176. Теперь возникает проблема: чтобы полностью не обессиливать природу, не¬ обходимо все же сохранить давление влечений на человека, то есть сверх неопределенной материальности необходимо утвердить орга¬ ническое. Во взглядах Джонстона на роль влечений в психоанализе крайне важным является темпоральное измерение влечений, которое, кажет¬ ся, всецело соответствует «сильной», или неподверженной слабости, природе. Связывая влечения с ламеллой Лакана, Джонстон пишет: «Влечения часто ведут себя как паразиты, кормясь за счет жизненной силы биологического носителя в ненасытной погоне за удовлетворе¬ нием»177. Тогда как может показаться, что влечения — это противоес¬ тественные паразиты (с образом паразитического, возвращающим вле¬ чение к смерти к его пузырьковым или зародышевым истокам), то есть просто психические конструкции, что будет, если рассмотреть влечения как наше собственное отношение ко времени самому по се¬ бе? Что если чистую энергию влечений, которую Фрейд считает видом физической энергии и которая может рассматриваться как витальная по существу, рассмотреть как интерпретированную организмом силу самого времени? В этом смысле влечения, проистекающие из Единого, о котором мы писали во введении к данной работе, были бы еще од¬ ним результатом распада первоначального облака космической мате¬ рии178. Что еще можно сказать об этом Едином, о формальном назва¬ нии результатов взрывного распространения времени и пространства 91
Заключение в космосе {учитывая, что такое Единое, будучи чистой продуктивно¬ стью, полностью и без остатка совпадает со своими результатами- продуктами, но при этом отличается от них только «изнутри», post factum, с позиции результата)? Как с точки зрения продуктивности связана с жизнью неумолимая сочащаяся сила времени?179 Неоплатоник Плотин (от противного) дает нам ключ к разгадке: на¬ равне с другими неоплатониками он формулировал понятие Единого как полной и совершенной трансцендентности. Единое Плотина — это нечто непонятийное, нечто такое, что познается через его действие как мощи, основания и источника размещения. Так как Единое охва¬ тывает все сущее, как и все, что существует потенциально; всякое су¬ щее проистекает из Него и благодаря Ему сохраняется всякая возмож¬ ность. В противоположность трансцендентному Единому Плотина, ко¬ торое граничит с мистическим и богоподобным, наше Единое как спе¬ кулятивная эпоха, предшествовавшая большому взрыву, является все¬ го лишь порождающей совокупностью материи, источником всех ве¬ щей в строго материальном смысле. Иными словами, наше Единое не является застывшей тотальностью, поскольку Оно оказывается непре¬ рывным развертыванием своих внутренних движений, — развертыва¬ нием, раздвигающим границы Единого. В этом смысле Единое искажается или принижается и оказывается уже не трансцендентным; не будучи вечным и безвременным, оно представляет собой только шаг навстречу времени и пространству, только возможность изменения. Иэн Гамильтон Грант связывает Еди¬ ное Плотина и его всеобщее учение о воспринимающем энергию или одушевляемом мире как об открывающихся числах с тем, как Лоренц Окен применяет абсолютное математическое Ничто* — зеро, или нуль180. * Натурфилософия Окена в наиболее систематическом виде представлена в его «Lehrbuch der Naturphilosophie», или «Учебнике натурфилософии» (1809- 1811). Та часть его учения, которая излагается здесь, относится к первому из трех основных разделов «Учебника» Окена — «Матезису» как учению о целом (другие два раздела: «Онтология» — учение о единичном, материи, и «Биоло- 92
Метафизика слизи? Числа вводятся здесь исключительно с целью проиллюстрировать изначальное событие, которое запустило механизм пространственно- временного порождения таких продуктов, как жизнь и, возвращаясь к Фрейду, самосознающая жизнь, принужденная к постижению силы сразу и созидающего ее (как чистая продуктивность) и паразитирую¬ щего на ней (как на своем продукте) времени. Использование Шеллингом понятия Stufenfolge (последователь¬ ность ступеней) приводит проблему Единого и проблему зыбкого раз¬ деления интерьера и экстерьера, как и смертной и бессмертной час¬ тей жизни, к синтезу. Последовательностью ступеней называют посто¬ янный поток становлений, которые не вытекают из формы, а просто пытаются повторить ее (Единое не эманирует, но только процессуали- зирует себя*)181. Тогда как ступени последовательности — это деком¬ гия» — учение о целом в единичном, живом). Эта часть «Учебника» переведе¬ на на русский язык. См.: Окен Л. Учебник натурфилософии (избранное) // Герметизм, магия, натурфилософия в европейской культуре XIII—XIX вв. М.: Канону 1999. С. 588-633. * Подобная процессуализация имеет место у Окена. Зеро выходит из себя, из идеального в реальное, посредством собственного полагания: полагание нуля уже не есть нуль (о), но нечто положительное (+), которое предполагает нечто отрицательное (- как содержание 0 и +). В результате бесконечного по¬ вторения в различных комбинациях 0, + и - на уровне матезиса полностью прочерчивается устройство сущего, которое затем повторяется как на уровне неживой материи, так и на уровне жизни. Эквивалентом Зеро на неорганиче¬ ском уровне оказывается эфир, который вместе со своими операциями и их комбинациями образует все многообразие неживой материи; эквивалентом Зеро на органическом уровне оказывается слизь, различные комбинации ко¬ торой вместе с предполагаемыми ею операциями рекапитулируются во все более и более сложных организмах. При этом повторения Зеро как идеальной и интенсивной величины являются самозачеркивающими, то есть Зеро, по¬ скольку как нечто оно полагает и утверждает себя реально и экстенсивно, от¬ брасывает само себя, поскольку как ничто оно идеально и интенсивно. Следо¬ вательно, всегда уже есть нечто, а не ничто. Поэтому Окен говорит о Зеро как об эвристическом математическом принципе. Таким образом, все сущее воз¬ никает из Зеро не путем эманации (так как в Зеро не содержится ничего, что могло бы из него проистекать), но путем повторения. 93
Заключение поненты ((^components)* природы, или первоначального Единого, соз¬ дающего бесконечные серии конечных сущих, которые переживаются в нашем опыте как природа182. Но вернемся к числам. Как указывает в «Бытии и слизи» Иэн Грант, нуль Окена — это колеблющийся нуль, производитель всей слизи, под¬ тверждающий тем самым, что всякое нечто (материальность, материя и тому подобное) есть всего лишь повторение ничто в качестве иде- альности/интенсивности или реальности/экстенсивности и в качест¬ ве причины всех вещей183. Ничто — причина всего, интенсивная (в иде¬ альной форме) и экстенсивная (в реальной форме), предшествующая всякому мышлению и любой форме идеации. Нет иных причин суще¬ го, кроме того, что оно следует из той или иной вещи, которая всегда является результатом распада Единого. Проще говоря, вещи случаются не оттого, что их возникновение гарантируется или мыслью, или ду¬ хом, или фатумом; ни мысль, ни дух, ни фатум не возникают в силу голого долженствования, но только в силу возможности того, что они (или их материальные эффекты) могут случиться со временем, что и показала эволюция нашей планеты. Как писал, используя идеи Окена, Грант, время является основанием всякой идеации, или созерцания184, а человеческие существа — это всего лишь мыслящая слизь185, захва¬ ченная потоком времени в парадном шествии Ничто. Такой космозис (cosmosis)** математически представим следующим образом: 1.00000000000 * Декомпонент — неологизм автора, образованный из соединения англий¬ ского глагола to decompose — распадаться, разлагаться, гнить и существитель¬ ного component — составная часть чего-либо. Указывает на то, что образуется и/или может быть выделено нами из повторяющей себя процессуальности слизи в качестве ее «приостановки» в повторении, своего рода продукт гнило¬ стного и разлагающего (вос)производства слизи. ** Неологизм автора, образованный в результате соединения слов cosmos (от др.-греч. Koopoq — порядок) — космос и osmosis (от др.-греч. б<тро<; — тол¬ чок, давление) — осмос, процесс односторонней диффузии. Является обозна¬ чением такого становления реальности, которое происходит через расшире¬ ние или же рассеивание изначальной интенсивности. 94
Метафизика слизи? Где серия отделенных от единицы точкой нулей — это ^прекра¬ щающаяся чистая продуктивность самополагающего себя и отрицаю¬ щего себя же посредством такого полагания Ничто. Точка — знак фор¬ мального отличия продукта от продуктивности, результата от процес¬ са, а единица — символ совокупного результата, свернувшиеся и сущностно нестабильные время, пространство и материя, которые вырываются во вне таким образом, чтобы время и пространство вста¬ ли в отношение к материи*. Философия же, будучи «формальнымпо¬ вторением космогонии»186, пытается постичь вытекающее из этого существование. Наше существование тогда представляет собой всего лишь взаимное наложение слоев гнили, инфузорную массу или про¬ топлазму — созидающее, но отвратительное единство187. Биологиче¬ ское сущее Окена — это просто один из результатов такого взрывного роста грязи, производительной слизи (Urschleim), скопления слизевых сгустков (первоначальных форм жизни, похожих на пузырек Фрейда, но не аналогичных ему), которые соединяются для выстраивания раз¬ личных конфигураций живого188. Кларк Эштон Смит, «симпатизирую¬ щий организм» Лавкрафта**, воссоздал ужасающую ипостась подобно¬ го слизистого существа в обличии Уббо-Сатла: Уббо-Сатла обитал в дымящихся топях вновь сотворенной Земли, у него не было ни головы, ни ног, только серое бесформенное рас¬ пластанное тело. Именно он дал начало всему сущему и стал про¬ образом всего живого. И, как говорят пророчества, формы земной жизни в конце концов, пройдя великий круг времени, вернутся на¬ зад — к Уббо-Сатла189. Ср.: «Материя дана со временем и пространством; всякое пространство материально, ведь материя сама — пространство, и время, и форма, и движе¬ ние» (Окен Л. Учебник натурфилософии (избранное) // Герметизм, магия, натурфилософия в европейской культуре XIII—XIX вв. М.: Канон+, 1999. С. 623.) ** Автор использует здесь выражение американского писателя Томаса Ли- готти, который в шутку называл своих друзей «симпатизирующими организ¬ мами». 95
Заключение Затем Смит1*еще раз связывает слизь-праматерь с эволюцией жизни на Земле: Там, где из серой мути зарождалась Земля, среди слизи и паров лежало бесформенное тело, которое и было Уббо-Сатла. Без головы, без рук и ног, оно сбрасывало кожу со своих скользких боков, соз¬ давая постоянные, медленные волны, в которых, по образу и подо¬ бию своего создателя, рождались первые амебы — прототипы зем¬ ной жизни. Тело Уббо-Сатла было ужасным и отвратительным, но никто тогда еще не мог прочувствовать ужас и испытать это отвра¬ щение190. Карл Фридрих Кильмейер предполагал, что организм обладает пя¬ тью силами и что каждая из них возрастает в случае ослабления про¬ чих. Одной из таких сил была сила секреции*, и Уббо-Сатла у Кларка можно представить как зверя с неимоверной секреторной силой191. В противоположность чисто аффективной жизни Анри, здесь жизнь можно рассмотреть как лужицу грязи, как то, что было и будет лишено любых врожденных чувств (в цитате из Кларка — ужаса и от¬ вращения). Теперь встает вопрос, затрагивает ли базисная материаль- * Согласно Кильмейеру действия отдельных организмов распределяются в соответствии с пятью «силами», которые выступают у него под следующими названиями: «1) чувствительность, или способность с помощью впечатлений, произведенных на нервы, или, иначе, получать представления; 2) раздражи¬ мость, или способность некоторых органов, преимущественно мускулов, сжи¬ маться в ответ на раздражения и вызывать движения; 3) сила воспроизведе¬ ния, или способность организмов воссоздавать и повторять себе подобные существа частично или целиком; 4) секреторная сила, или способность выде¬ лять повторно на определенных местах [тела] из массы сока (Saftmasse) непо¬ хожую на него материю; 5) проталкивающая сила (Propulsionskraft), или спо¬ собность продвигать и распределять жидкости в определенном порядке в крепких частях [тела]» (Цит. по: Канаев И. И. Карл Фридрих Кильмейер. Ле¬ нинград: Наука, 1974 г. URL: http://www.biografia.ru/arhiv/kilm.html). 96
Метафизика слизи? ность жизни этическую проблематику, — ту проблематику, которая часто помещается в центр внимания современной философии ценой утраты аналитической и спекулятивной глубины и широты, ценой этики, которая должна была бы всерьез принять как производящее, так и произведенное бытие природы. В «Бытии и слизи» Грант, следуя за Океном, показывает, что этика без натурфилософии представляет собой противоречие, фикцию192. Фундаментальный вызов кантианской и последующих (у таких фило¬ софов, как Эммануэль Левинас) постмодернистских этик состоит в том, что они безосновны, поскольку не укоренены ни в какой природ¬ ной или материальной субстанции. Однако подобная безосновность остается всего лишь полумерой, поскольку эти доминирующие формы этики в действительности основываются на неявном (или даже мани¬ фестируемом) постулировании особой значимости человеческих су¬ ществ. Очевидная проблема увязывания этики с какой-либо материально¬ стью мгновенно наводит на мысль о возможности этики или челове¬ ческих действий в целом, определяющих и предписывающих жизнь. Однако эта проблема законна лишь в случае, если жизнь берется как таковая, а не как жизнь сама по себе. Действительно, материалистиче¬ ская этика сразу же вызывает призраков евгеники, расовой селекции и тому подобного, если конструирование концепции естественной эти¬ ки исходит из частной формы человеческого (расы, нации или, допус¬ тим, религии), а не из человека как склизкого животного. Поэтому современные формы этики рассматривали бы материальную основу этического, заимствованную у природы, как исходящую из «привиле¬ гированности» человеческого субъекта (например, нациста или фаши¬ ста) и никогда — из человека как биологического вида. Хотя этику Окена следует понимать как открытую всем формам жизни — независимо от их материальных проявлений, форм или функций, философски господствующая этика сегодняшнего дня рас¬ сматривала бы подобную этику в качестве определяющей конкретный 97
Заключение уклад человеческой жизни как таковой (подспудно западной, восточ¬ ной, христианской и так далее), а не исходящую из биологии или ба¬ зовой склизкости жизни самой по себе. Как лучше подступиться к подобной этике природы и биологиче¬ ского, чем не посредством нового обращения к чужеродному и ино¬ планетному? Сюжет фильма «Район № 9» (District 9) строится вокруг трех вещей: инопланетянина, аутсайдера и определенной концепции болезни, — тем самым совмещая две из уже затронутых нами тем (микробное и сверхорганическое). Фильм в псевдодокументальной манере следует за главным героем по имени Викус. Этот амбициозный служащий ме¬ ждународной корпорации возглавляет рейд по выселению из трущоб Йоханнесбурга инопланетян, которые двадцатью годами ранее — ли¬ шенные руководства, голодающие и беспомощные — прибыли на Зем¬ лю на терпящем бедствие корабле. Во время акции по выселению Ви¬ кус случайно подвергается воздействию биологического вещества, которое в дальнейшем изменяет его тело, приводя к выпадению зубов и ногтей, деформации кожи, постепенному изменению черт лица. Об этих аспектах гросс-аута и боди-хоррора* «Района №9» можно забыть, если применительно к жизни под сомнением оказывается сам вопрос о биологическом, — вопрос о том, насколько биологична наша человечность. Простота, с которой тело уничтожается, или сводится к нулю, видимыми и невидимыми акторами, предполагает, что именно * Термином гросс-аут (англ, gross out — букв, «вымерзить») описывается тенденция в искусстве, особенно в комиксах и графических романах, шокиро¬ вать зрителя посредством демонстрации неоднозначного материала (напри¬ мер, сексуального и/или насильственного характера) с целью вызвать у зри¬ теля чувства омерзения и отвращения. Боди-хоррор (англ, body horror — букв, «ужас тела») — поджанр ужасов в кино и литературе, сосредоточенный на различного рода трансформациях телесности (будь то человеческой или нет) с характерной проблематикой зыбкости и текучести границ внешнего и внут¬ реннего, своего и чужого, земного и инопланетного. 98
Метафизика слизи? жесты* живых существ производят материальные различия, даже если в материальном смысле сами эти жесты являются «просто мусором». Так, после завершения своей трансформации Викус продолжает де¬ лать «мусорные» подарки для жены, вроде цветка из обрезков метал¬ ла. Связывая это с введением к данной работе, заметим, что смысла не существует изначально, но он является ретроактивным и создается взаимосвязанностью и воздействиями разнообразного «мусора», гру¬ бой биологии. Сцены фильма, сочетающие становление-ксеносубъек- том с болезнью (когда несчастный Викус выдергивает свои отмираю¬ щие ногти, зубы и другие подобные им части тела), привязывают опасность материально обоснованной этики к зыбкости самой мате¬ рии — в силу смертности, подверженности болезням, гниению и тому подобному. Здесь вступает в игру ранее упомянутая радикальная открытость Негарестани, в особенности его представление о ней как об открыто¬ сти безжалостной бойне или резне. Негарестани пишет: «Лезвие ради¬ кальной открытости жаждет искромсать экономическую открытость или любую другую открытость, выстроенную на доступности субъекта и окружающей его среды»193. Или, другими словами, «открытость воз¬ никает как радикальная резня извне и изнутри»194. * Английское существительное gestures (от лат. gestus — движение тела) переводится здесь и далее словом «жесты», а не просто «движения», посколь¬ ку выступает как самостоятельный концепт, выражающий тот факт, что любые материальные различия, а через них и любые пространственно-временные конфигурации, производим от понятых в предельно широком смысле движе¬ ний самых разнообразных акторов, тем самым очерчивающих пространствен¬ но-временные рамки и индивидуирующих конфигурации материи. В этом смысле можно говорить как о жестах бактерии, вируса или даже молекулы, так и об этических или художественных жестах человека. И наоборот: этиче¬ ский жест, учитывающий в форме своего осуществления подобную природу жеста, отсылает к биофилософской этике, предполагающей изначальную пе- риферийность и множественность жизни. 99
Заключение То, как воздействует на тело Викуса инопланетная инфекция, дру¬ гие люди и, наконец, сам Викус, отражает этот «кромсающий» аспект открытости. Особенно это заметно на примере логики ампутации, часто проявляющейся в фильмах ужасов про инопланетную инфек¬ цию, будь то паразитическую или вирусную. Такая логика ампутации всецело задействована в фильме «Руины» (Ruins), в котором часть должна быть принесена в жертву целому. А в «Районе № 9» тело Вику¬ са, подготовленное к разделке на отдельные части и извлечению орга¬ нов, долгое время является «частью» биотехнологии будущего, и даже сам Викус думает над тем, чтобы избавиться от своей превратившейся в инопланетную клешню руки. Это перекликается с нашей главой о вирусах, напоминая об иссушении тела инопланетными формами жизни в «Мертвом космосе». Но обратимся вновь к этическому. Факт того, что причина, по кото¬ рой в фильме «Район №9» инопланетяне вообще остановились на Зем¬ ле, остается открытой, подразумевает, что неизвестными или созна¬ тельно скрытыми оказываются также и нужды пришельцев, будь то нужда в топливе, пище или руководстве. Причиной приземления было нечто такое, с чем не смогла справиться их передовая технология. Возможно, это был результат какого-то непредвиденного инцидента. Данный факт усугубляется биотехнологией пришельцев: хотя их раса и сумела связать свою биологию с техникой, то, что оказалось полно¬ стью упущенным, — это выходящий за рамки их технобиологии эти¬ ческий жест. Еще раз: вне зависимости от базовой материальности, то, чего недостает, то, в чем нуждаются пришельцы, — это жест, который превосходит как потребность в их технологии, так и отличие их био¬ логии. «Район № 9» подчеркивает нехватку такого жеста, изображая не¬ способность капиталистических мультинациональных организаций постичь этическое (что само по себе не ново). Причина кроется в том, что этическое при всякой попытке его формализации в качестве зако¬ на сразу же оказывается обречено на провал. Этическое остается избе¬ 100
Метафизика слизи? гающим формализации аспектом соединения двух сетей — земной и инопланетной. Также остается открытым вопрос о точных обстоятель¬ ствах прибытия инопланетян на Землю: была ли это авария или иная внешняя сила? Инцидент или непредвиденное стечение обстоятельств служат тут эквивалентом непредсказуемости этического жеста. Здесь можно провести неожиданную параллель с расовой параной¬ ей Г. Ф. Лавкрафта. В одном из его писем нью-йоркского периода со¬ держится обескураживающий пассаж. Он пишет: Штуковины органического происхождения [итало-семито-монго- лоиды], которые наводняют это жуткое чрево, даже в вымученном воображении нельзя себе представить относящимися к человече¬ скому роду. Это чудовищные и расплывчатые наброски питекан¬ тропа и амебы, кое-как слепленные из какого-то ила, смрадного и вязкого, получившегося в результате земляного гниения <...> Эти штуковины — или дегенерирующее вещество в процессе клейкого брожения, из которого они сляпаны, — кажется, текут, просачива¬ ются и проливаются в зияющие щели тех ужасных домов, и мне пришла мысль о веренице чанов, исполинских и злотворных, в край переполненных разлагающимися мерзопакостями, которые того и гляди хлынут, чтобы утопить весь мир целиком в лепрозной стихии полужидкого гниения195. Как замечает Мишель Уэльбек, раса, о которой говорит Лавкрафт, невозможна как раса: Лавкрафт испытывал отвращение ко всем не за¬ падным укладам жизни вообще. Он неправомерно полагал, что суще¬ ствует только одна форма цивилизации, которая спасет человечество от него самого, — и в этом заключалась ошибка писателя. Здесь ин¬ дифферентизм Лавкрафта изменяет себе, ведь в рамках своего собст¬ венного существования писатель был неспособен открыться склизко- сти жизни, несмотря на то, что его творения, в которых странные и необычные материи смешивались с будто бы уже знакомыми, ею изо¬ 101
Заключение биловали. Сравним это со следующей цитатой из рассказа Лавкрафта «Некоторые факты о покойном Артуре Джермине и его семье»: Жизнь отвратительна и ужасна сама по себе, и тем не менее на фо¬ не наших скромных познаний о ней проступают порою такие дья¬ вольские оттенки истины, что она кажется после этого отврати¬ тельней и ужасней во сто крат. Наука, увечащая наше сознание своими поразительными открытиями, возможно, станет скоро по¬ следним экспериментатором над особями рода человеческого — если мы сохранимся в качестве таковых, ибо мозг простого смерт¬ ного вряд ли будет способен вынести изрыгаемые из тайников жизни бесконечные запасы дотоле неведомых ужасов196. Здесь встает вопрос о человеческом и не-человеческом, а не о евро¬ пейском и его Другом. В «Циклонопедии» Реза Негарестани предполагает возможность берущей начало из произведений Лавкрафта ктулхоидной этики, ко¬ торая определяется им как «полютическая (political вместо political — прим, пер.) этика, необходимая для замены или подрыва существую¬ щих планетарных политико-экономических и религиозных систем. Ктулхоидная этика необходима для ускорения возникновения ради¬ кального Внешнего и для приближения встречи с ним. Охарактеризо¬ вать ее можно с помощью вопроса «что будет дальше?», поставленного скорее другой стороной, радикальной инаковостью, а не человеком с его способностями»197. Наряду с написанием Негарестани слова «по- лотика», важно отметить здесь альтернативное общераспространен¬ ному словоупотреблению значение политического: шизоидное гипе¬ рактивное формирование стратегий, для того чтобы разрушить или же прикончить свою цель посредством открытия ее невыносимому Внешнему198. Тогда как открытость в качестве политической и этической катего¬ рии не несет в себе ничего нового (ей по меньшей мере пятьдесят лет), 102
Метафизика слизи? формулировка Негарестани, как мы утверждаем, привносит важное различие. Из предыдущего развертывания понятия открытости долж¬ но было стать ясным, что открытость Негарестани вовлекает себя в резню или бойню, если не во что-то худшее. Это не пребывание в от¬ крытости некоему X, но пребывание открытости в абсолютной при¬ верженности всепроникающему вторжению, порче, заражению и, на¬ конец, смерти. Такая этика не позволяет субъективному и необосно¬ ванному человеческому значению этического сверхдетерминировать жизнь саму по себе жизнью как таковой. Люди, как и всякий иной отросток живой материи, суть не что иное, как скопления слизи, соединенные и сформированные времен¬ ной случайностью и пространственной ситуацией. Факт развития у нас самосознания не гарантирует и не поддерживает смысл нашего существования. Смысл лишь финальный отблеск на поверхности бы¬ тия, и его устранение не является предписанием ни к массовому са¬ моубийству, ни к полной апатии. Предположение о таком предписа¬ нии упускает из виду патологию человеческого существования и ра¬ зум как сгусток времени, а также то, что мы, будучи пронизанными временем и пространством, формируем конкретные привязанности и влечения без какого-либо заранее заданного основания и смысла, только как следствия единовременного знания и незнания зыбкости нашего собственного устройства. Эпиграф Тоннессена к введению данной работы «жизнь — даже не бессмыслица» звучит не просто яз¬ вительно или мизантропически — он являет собой важнейшую экзи¬ стенциальную и даже онтологическую истину. Жизнь — это всего лишь жизнь. Дело не в том, что она менее ос¬ мысленна, чем сам смысл, а в том, что смысл должен быть отвергнут, растворен без остатка. Смысл является аддитивным, или прибавоч¬ ным, и в данном случае мы попытались вычесть его. Может показать¬ ся, что подобный ход приветствует ужасы биометрического государ¬ ства, в котором человеку угрожает сведение к геному, к отпечатку пальца, к скану сетчатки. Подобные ужасы были точно описаны и под¬ 103
Заключение вергнуты критике философом Джорджо Агамбеном. Но вычитание смысла, сведение онтологически значимой жизни к жизни биологи¬ ческой, служит исключительно цели высвобождения патологии, а па¬ тология кажется более пригодным орудием борьбы, нежели смысл, осмысленное существование или субъективность, рассмотренная в терминах формы-жизни Агамбена*. Ведь куда труднее неоправданно «приукрашать», соизмерять и поддерживать патологию, нежели поня¬ тие осмысленной или подлинной жизни. Патология раскрывает хрупкость случайности всякого творения во времени и пространстве, распространяя заразу неустойчивости на все сущее. Это означает не то, что «все возможно» или что наше спасение в безумии, но только лишь, что все подвержено разрушению и что нечто обратное может произойти исключительно при условии специфиче¬ ского использования и искажения времени и пространства. Все уми¬ рает. Понимание этого вводит напряжение между бездействием и действием: что бы ни делалось, конец один — все погибнет, в том чис¬ ле и я. Тот факт, что отдельные вещи формируют нашу обособленную патологическую траекторию во времени, и что эта траектория посто¬ * В противоположность «голой жизни», доминирующим выражением ко¬ торой сегодня оказывается биологическая жизнь, взятая как базис для много¬ численных форм жизни, абстрактно перекодифицируемых «в социально¬ юридические идентичности (избиратель, наемный работник, журналист, сту¬ дент, но также и больной СПИДом, трансвестит, порно-звезда, пожилой чело¬ век, родитель, женщина)», под термином форма-жизни Агамбен предлагает понимать «жизнь, которая не может быть отделена от своей формы, жизнь, внутри которой совершенно невозможно изолировать нечто подобное голой жизни». И далее: «Жизнь, которая не может быть отделена от своей формы, — это жизнь, для которой в ее образе жизни затронута сама ее жизнь, а в ее жиз¬ ни затронут прежде всего ее образ жизни. Что означает это выражение? Оно определяет жизнь — человеческую жизнь, — в которой отдельные образы, дей¬ ствия и процессы жизни — не просто факты, но всегда и прежде всего возмож¬ ности жизни, ее силы (potenza)». См. его статью «Формы жизни», URL: http:// permm.ru/menu/xzh/arxi v/81/1 .html. 104
Метафизика слизи? янно напоминает нам о своем собственном существовании, представ¬ ляет собой симптом, отражающий странную темпоральность. Здесь встает вопрос о взаимопроникающем существовании патоло¬ гической жизни и жизни слизи, ведь обе они помещают нашу субъек¬ тивность во время и пространство. Наше возникновение было удачей, а наше самообозначение в качестве цивилизованных существ — просто бессмыслица. Смысл задействует время и пространство (как историю, традицию, культуру и так далее), чтобы либо просто отклонить, либо неоправданно возвысить патологию. Любая структура (группа людей, правительство, бюрократический аппарат) — это всего лишь историче¬ ская патология, то есть длительное повторение и утверждение опре¬ деленной патологии, которая за счет «работы» истории смогла стать не-патологичной, или постоянной, полезной и осмысленной. Вышеупомянутая открытость как открытость, вывернутая наружу, признает патологию, но не оправдывает структуру. Чтобы сделать ктулхоидную этику возможной, мы должны быть открыты патологи¬ ческому и жизни самой по себе. В эпиграфе Лиготти посредством от¬ рицания указывает на то, что мы подчинены кошмарному непотребст¬ ву, заключающемуся в том, что, как я уже говорил, жизнь выпотроше¬ на и четвертована временем и пространством. Как говорил Лавкрафт, мы всего лишь атомы, дрейфующие в пустоте. Однако, следуя за Оке- ном и Грантом, мы скажем, что эти формальные точки, эти нули, не лишены склизкости, точно так же как человеческое переживание ни¬ чтожности (как своей, так и всего сущего) не лишено грязной матери¬ альности, следа случайного соударения частиц, по праву первородства занимающего место смысла. Материальное бытие человека и всей жизни склизко. Слизь — это грязное пятно реального, остаток и напоминание о том, что вещи раз¬ рушаются. Сияющий путь человечества всего лишь мерзостный след нашего просачивания через время и пространство, след и доказатель¬ ство исконно присущей нам склизкости. Человеческое существование состоит из слизи, соединенной с бессмысленными и дисфункцио¬ нальными повторениями патологий. 105
Заключение В конце.„концов, слизь — это и доказательство всеобщей связи, и намек на ее разрушение, свидетельство того, что случилось нечто весьма отвратительное, — гадкая штука под названием «жизнь». Нечто такое, что будет заполнять пространство, пока космос не остынет на¬ столько, что всякая новая связь станет невозможна. И тогда — жизнь найдет свое завершение в океане гниения, который изольется в без¬ граничную пустоту угасания. 106
Ссылки на литературу 1. Gould, Stephen Jay (2006), The Richness of Life: The Essential Stephen Jay Gould (New York: W. W. Norton & Company), p. 280. 2. Ibid., p. 283. 3. Cohen, Jack and Stewart, Ian (2009), “Alien Science” in Collapse: Philosophical Research and Development; vol. 5 (Falmouth: Urbano- mic), pp. 249-250. 4. Johnson, Steven (2002), Emergence (New York: Simon and Schuster), p. 11. 5. Ibid., p. 13. 6. Cohen, Jack and Steward, Ian (1994), The Collapse of Chaos: Discove¬ ring Simplicity in a Complex World (New York: Viking), p. 232. 7. Ibid., p. 233. 8. Ibid., p. 240. 9. Ibid., p. 244. 10. Ibid., p. 335, p. 367. 11. Ibid., p.435. 12. Brassier, Ray (2001), Alien Theory: The Decline of Materialism in the Name of Matter, unpublished doctoral thesis (University of Warwick), p. 13. 13. Marcus, Gary (2009), Kluge: The Haphazard Evolution of the Human Mind (Boston: Houghton Mifflin), p. 12. 14. Cohen and Stewart, “Alien Science”, p. 234. 15. Ibid., p. 235. 16. Brassier, Ray (2007), Nihil Unbound: Enlightenment and Extinction (London: Palgrave Macmillan), p. 51. 17. Brassier, Ray, Grant, Iain Hamilton, Harman, Graham and Meillassoux, Quentin (2007), “Speculative Realism” in Collapse: Philosophical Re¬ search and Development, vol. 3 (Falmouth: Urbanomic), p. 334. 18. Deleuze, Gilles, and Guattari, Felix (1994), What is Philosophy? (New York: Columbia University Press), p. 213. (Рус. пер.: Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М.: Академический Проект, 2009. С. 247.) 107
Ссылки к страницам 26-42 19. Joshi, §uriand Tryambak (1990), Н. Р. Lovecraft: The Decline of the West (Berkley Heights: Wildside Press), p. 16. 20. Шеллинг говорит об этом в книге «Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки». (Рус. пер.: Шеллинг Ф. В. Й. Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки. СПб.: Наука, 1998. С. 120-121.) 21. Gould. Richness of Life, p. 213. 22. Ibid., p. 214. 23. Ibid., p. 215. 24. Land, Nick, “Pest Interview with Nick Land”. Онлайн-доступ закрыт. 25. Negarestani, Reza (2008), Cyclonopedia: Complicity with Anonymous Materials (Melbourne: re.press), p. 199. 26. Ibid., p. 198. 27. Ibid., p. 210. 28. Harman, Graham (2009), Prince of Networks: Bruno Latour and Metaphysics {Melbourne: re.press), p. 64. 29. Galloway, Alexander and Thacker, Eugene (2007), The Exploit: A Theory of Networks (Minneapolis: University of Minnesota Press), p. 86. 30. Negarestani, Reza (2003), “Death as a Perversion: Openness and Germinal Death” in CTheory, p. 4. URL: http://www.ctheory.net/ articles.aspx?id=396. 31. Ibid., p. 8. 32. Ibid., p. 7. 33. Thacker, Eugene (2005), “Biophilosophy for the 21st Century” in CTheory, p. 2 URL: http://www.ctheory.net/articles.aspx?id=472. (Pyc. пер.: Такер Ю. Биофилософия для XXI века // Логос. 2006. №4 (55). С. 80-92.) 34. Thacker, Eugene (2006), “Cryptobiologies” in Artnode, vol. 6 (Univer- siat Oberta de Catalunya), p. 3. 35. Galloway and Thacker, The Exploit, p. 93. 36. Ibid., pp. 94-95. 37. Thacker, “Cryptobiologies”, p. 5. 108
Ссылки к страницам 42-51 38. Thacker, Eugene (2008), “Nine Disputations on Horror” in Collapse: Philosophical Research and Development, vol. 4 (Falmouth: Urbano- mic), p. 67. 39. Ibid., p. 81. 40. Thacker, Eugene (2004), “Living Dead Networks” in Fibreculture Jour¬ nal, issue 4, URL: http://four.fibreculturejoumal.org/fcj-018-living- dead-networks/ 41. Negarestani, Reza (2006), “Militarization of Peace” in Collapse: Phi¬ losophical Research and Development, vol. 1 (Falmouth: Urbanomic), p. 64. 42. Thacker, Eugene, “Biophilosophy for the 21st Century”, p. 3. (Рус. nep.: C. 82-83.) 43. Ibid., p. 4. (Рус. пер.: C. 83.) 44. Ansell-Pearson, Keith (1999), Germinal Life: The Difference and Repe¬ tition ofDeleuze (London: Routledge). p. 188. 45. Ibid., pp. 10-11. 46. Ibid., p. 11. 47. Ibid., pp. 12-13. 48. Ibid., p. 170. 49. Merleau-Ponty, Maurice (2003), Nature: Course Notes from the College de France {Evanston: Northwestern University Press), p. 170. 50. Thacker, “Nine Disputations”, p. 87. 51. Ibid., pp. 87-88. 52. Ibid., p. 91. 53. Ligotti, Thomas (1994), “The Shadow at the Bottom of the World” in Grimscribe (New York: Jove Books), p. 225. (Рус. пер.: Лиготти T. Тень на дне мира / Пер. с англ. А. Боброва. URL: http://www.e- reading.by/bookreader.php/l013904/LigottL-_Ten_na_dne_mira.html; пер. изменен.) 54. Rofle, R. Т. and Rolfe, F. W. (1974), The Romance of the Fungus World (New York: Dover Publications), p. 3. 55. Ibid., p. 5. 109
Ссылки к страницам 52-56 56. Ibid., р*79. 57. Ibid., рр. 116-117. 58. Ibid., р. 23. 59. Vandermeer, Jeff (2006), Shriek: An Afterword (New York: Tor Books), pp. 62-63. 60. Ligotti, Thomas (2008), “The Bungalow House” in Teatro Grottesco (London: Virgin Books), p. 203. 61. Ligotti, Thomas (2008), “Severini” in Teatro Grottesco (London: Virgin Books), p. 231. 62. Ibid. 63. Ibid. 64. Ibid., p. 239. 65. Ibid. 66. Ibid., p. 242. 67. Ibid. 68. Weinbaum, Stanley, “Parasite Planet”, URL: http://gutenberg.net.au/ ebooks06/060121lh.html. (Рус. пер.: Вейнбаум С. Планета-Паразит / Пер. с англ. Н. Гузнинова. URL: http://bookre.org/reader?file=180703.) 69. Ibid. (Рус. пер.: Там же; пер. изменен.) 70. Ibid. (Рус. пер.: Там же; пер. изменен.) 71. Weinbaum, Stanley, “The Lotus Eaters”, URL: http://gutenberg.net.au/ ebooks06/060123lh.html. (Рус. пер.: Вейнбаум С. Лотофаги / Пер. с англ. Н. Гузнинова. URL: http://bookre.org/reader?file=180703; пер. изменен.) 72. Rolfe and Rolfe, р. 19. 73. Ibid., р. 21. 74. Ibid., рр. 40-42. 75. Negarestan, Cyclonopedia, p. 94. 76. Bergson, Henri (1998), Creative Evolution (Mineola: Dover Pubns), p. 128. (Рус. пер: Бергсон А. Творческая эволюция // Бергсон A. Творческая эволюция. Материя и память. Минск: Харвест, 1999. С. 144.) 110
Ссылки к страницам 56-63 77. Rolfe and Rolfe, р. 15. 78. Hodgson, William Hope, “A Voice in the Night”, URL: http://gaslight.mtroyal.ca/voicenig.htm. (Рус. пер.: Ходжсон У. X. Голос в ночи // Ходжсон У. X. Карнакки — охотник за приви¬ дениями. М.: Вече, 2009.) 79. Lovecraft, Н. Р. (2008), “Nyralhotep” in Н. Р. Lovecraft The Fiction Complete and Unabridged (New York: Barnes & Noble), p. 123. (Pyc. пер.: Лавкрафт Г. Ф. Ньярлатхотеп / Пер. с англ. Д. Попова // Свинец Сатурнианца. Выпуск № 2. 2002. С. 143.) 80. Lovecraft, Н. Р. (2008), “The Dream Quest of Unknown Kadath” in H. P. Lovecraft The Fiction Complete and Unabridged (New York: Barnes & Noble), p. 410. (Рус. пер.: Лавкрафт Г. Ф. Сомнамбулический поиск неведомого Кадата // Лавкрафт Г. Ф. Иные боги и другие истории. М.: Азбука-Аттикус, 2014. С. 529.) 81. Houellebecq, Michel (2005), Н. Р. Lovecraft: Against the World, Against Life (McSweeney's, Believer Books), p. 67. (Рус. пер.: Уэльбек M. Г. Ф. Лавкрафт: Против человечества, против прогресса. Екб.: У-Фак- тория, 2006. С. 70.) 82. Lovecraft, Н. Р. “The Fungi from Yoggoth”, URL: http://www.hplovecraft.com/writings/texts/poetry/p289.asp. (Рус. пер.: Лавкрафт Г. Ф. Осознание / Пер. с англ. Д. Попова. URL: http://nork.ru/kadath/fungi04.html.) 83. Ibid. (Рус. пер.: Лавкрафт Г. Ф. Звездные ветры / Пер. с англ. Д. Попова. URL: http://www.nork.ru/kadath/fungil4.html.) 84. Lovecraft, Н. Р. “The Dream Quest of Unknown Kadath”, p. 411. (Pyc. пер.: Лавкрафт Г. Ф. Сомнамбулический поиск неведомого Кадата. С. 530.) 85. Smith, Clark Ashton, “The Tale of Samptra Zeiros”, URL: http://www.eldritchdark.com/writings/short-stories/208/the- tale-of-satampra-zeiros. 86. Houellebecq, Michel (2008) in Collapse: Philosophical Research and Development, vol. 4 (Falmouth: Urbanomic), p. 174. 87. Rolfe, Romance, p. 18. ill
Ссылки к страницам 63-70 88. Negarestani, Cyclonopedia, р. 182. 89. Rolfe, Romance, р. 2. 90. Ibid., р. 290. 91. Negarestani, Cyclonopedia, p. 228. 92. Lovecraft H. P. (2008), “At the Mountains of Madness” in H. P. Lovecraft The Fiction Complete and Unabridged (New York: Barnes & Noble), p. 802. (Рус. пер.: Лавкрафт Г. Ф. Хребты безумия / Пер. с англ. В. Бер¬ нацкой. URL:http://lib.ru/lNOFANT/LAWKRAFT/hrebty.txt.) 93. Gascoigne, Marc and Jones, Andy (2001) (ed), Dark Imperium (Nottingham: Black Library), p. 272. 94. Лавкрафт цитируется no: Joshi, S. T. H. P. Lovecraft: The Decline of the West, p. 33. 95. Richards, Robert (2002), The Romantic Conception of Life: Science and Philosophy in the Age of Goethe (Chicago and London: University of Chicago Press), p. 248. 96. Gould, Stephen Jay, The Richness of Life, p. 373. 97. Grant, Ian (2006), Philosophies of Nature After Scheiling (London and New York: Continuum), p. 121. 98. Ibid., p. 135. 99. Houellebecq, Against the World, Against Life, p. 33. (Рус. пер.: Уэльбек M. Г. Ф. Лавкрафт: Против человечества, против прогресса. С. 19.) 100. Joshi, S. Т. Н. Р. Lovecraft: The Decline of the West, p. 13. 101. Ibid., p.5,11. 102. Ibid., pp. 84-85. 103. Bergson, Creative Evolution, pp. 26-27. (Рус. пер.: Бергсон A. Творческая эволюция. Материя и память. С. 40-41.) 104. Joshi, Decline of the West, p. 89. 105. Lovecraft, H. P. (2008), “The Unnameable” in H. P. Lovecraft The Fiction Complete and Unabridged (New York: Barnes & Noble), p. 260. (Рус. пер.: Лавкрафт Г. Ф. Неименуемое // Лавкрафт Г. Ф. Хребты безумия. М.: Азбука-Аттикус, 2014. С. 21.) 106. Ibid. (Рус. пер.: Там же С. 24.) 112
Ссылки к страницам 72-76 107. Kelly, Phil, and Chambers, Andy (2005), Tyranids Codex: Warhammer 40,000 (Nottingham: Games Workshop), p. 2. 108. Lovecraft H. P. “At the Mountains of Madness”, p. 771. (Рус. nep.: Лавкрафт Г. Ф. Хребты безумия. URL: http://lib.ru/lNOFANT/ LAWKRAFT/hrebty.txt.) 109. Tyranids Codex; p. 43. 110. Ibid., p. 4. 111. Bergson, Creative Evolution, pp. 138-139. (Рус. пер.: Бергсон A. Творческая эволюция. С. 155-156.) 112. Tyranids Codex, p. 4. 113. Grant, Iain (2008), “Being and Slime: The Mathematics of Protoplasm in Lorenz Oken’s ‘Physio-Philosophy”’ in Collapse: Philosophical Re¬ search and Development, vol 4 (Falmouth: Urbanomic), p. 307. 114. Cohen and Stewart, “Alien Science”, p. 278. 115. Ibid., p. 279. 116. Ibid., p. 281. 117. Schelling, F. W. J. (1995), Ideas for a Philosophy of Nature, trans. Errol Harris and Peter Heath (Cambridge: Cambridge University Press), p. 36. (Рус. пер.: Шеллинг Ф. В. Й. Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки. С. 117-118.) 118. Ibid., р. 43. (Рус. пер.: Там же. С. 128.) 119. Ibid., р. 54. (Рус. пер.: Там же. С. 140-141.) 120. Richards, Romantic Conception of Life, p. 133. 121. Schelling, Ideas fora Philosophy of Nature, p. 273. (Рус. пер.: Шеллинг Ф. В. Й. Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки. С. 483.) 122. Fahy, Warren (2009), Fragment (New York: Delacorte Press), p. 70. (Рус. пер.: Фейхи У. Фрагмент. M.: Эксмо, Домино, 2010.) Автор благодарит Кэти Коун за предоставленную книгу. 123. Ibid., р. 250. 124. Ibid., р. 60. 125. Ibid., р. 211. ИЗ
Ссылки к страницам 77-81 126. Ibid., р* 261. 127. Ibid., р. 283. 128. Schelling, F. W. J. (2004), First Outline of a System of the Philosophy of Nature (Albany: State University of New York Press), p. 198. (Рус. nep.: Шеллинг Ф. В. Й. Введение к наброску системы натурфилософии // Шеллинг Ф. В. Й. Сочинения в 2-х томах. Т. 1. М.: Мысль, 1987. С. 188-189.) 129. Ibid., р. 194. (Рус. пер.: Там же. С. 184.) 130. Schelling, F. W. J. (2007), The Grounding of Positive Philosophy (Al¬ bany: State University of New York Press), p. 93. 131. Richards, The Romantic Conception of Life, p. 138. 132. Ibid. 133. Grant, Philosophies of Nature after Schelling, p. 119. 134. Ibid., p. 125. 135. Richards, The Romantic Conception of Life, p. 143. 136. Ibid., p. 145. 137. Grant, Philosophies of Nature after Schelling, p. 126. 138. Ibid., p. 134. 139. Ibid., pp. 136-138. 140. Ibid., pp. 99-104. 141. Richards, The Romantic Conception of Life, p. 162. 142. Ibid., p.248. 143. Ibid., pp. 185-186. 144. Deleuze, Giles (1994), Difference and Repetition, trans. Paul Patton (New York: Columbia University Press), p. 119. (Рус. пер.: Делёз Ж. Различие и повторение. СПб.: Петрополис, 1998. С. 152.) 145. Schelling, First Outline, 98. 146. Bergson, Creative Evolution, pp. 46-47. (Рус. пер.: Бергсон A. Творческая эволюция. Материя и память. С. 61.) 147. Richards. Romantic Conception, pp. 292-294. 148. Grant et all, in Collapse, vol. 3, p. 339. 149. Ibid., p. 340. 114
Ссылки к страницам 83-89 150. Freud, Sigmund (1990), Beyond the Pleasure Principle (New York: W.W. Norton), pp. 28-29. (Рус. пер.: Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия // Фрейд 3. Собрание сочинений в 10-ти томах. Т. 3. М.: ООО «Фирма СТД», 2006. С. 250.) 151. Ibid., р. 146. (Рус. пер.: Там же. С. 269.) 152. Ibid., р. 30. (Рус. пер.: Там же. С. 251.) 153. Ibid., рр. 31-32. (Рус. пер.: Там же. С. 256.) 154. Ibid., р. 47. (Рус. пер.: Там же. С. 264.) 155. Ibid., р. 50. (Рус. пер.: Там же. С. 267.) 156. Ray Brassier, Nihil Unbound, p. 236. 157. Ibid., p. 238. 158. Cohen and Stewart, Collapse of Chaos, pp. 308-309. 159. Galloway and Thacker, The Exploit, 80. 160. Freud, Beyond, p. 54. (Рус. пер.: Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия. С. 271.) 161. Ansell-Pearson, Germinal Life, р. 116. 162. Ibid., pp. 6-7. 163. Zizek, Slavoj (2006), How to Read Lacan (New York: W. W. Norton & Company), p. 61. (Рус. пер.: Жижек С. Как читать Лакана. URL: http://dreamwork.org.ua/сл авой-жижек-как-читать-лакана/ проблемы-с-реальным/; пер. изменен.) 164. Ibid. (Рус. пер.: Там же.) 165. Lacan, Jacques (2006), “Position of the Unconscious”, trans. Bruce Fink, in Ecrits (New York: W. W. Norton & Company), p. 717. (Рус. nep.: Лакан Ж. Четыре основные понятия психоанализа (Семинары: Книга XI (1964)). М.: Гнозис, Логос. 2004. С. 210.) 166. Zizek, Slavoj, How to Read Lacan, pp. 61-62. (Рус. пер.: Жижек С. Как читать Лакана. URL: Ы±р:/^геапмогк.о^.иа/славой-жижек-как- читать-лакана/проблемы-с-реальным/.) 167. Ibid., р. 62. (Рус. пер.: Там же.) 168. Pearson, Germinal Life, pp. 10-11. 169. Johnston, Adrian (2008), Ziiek’s Ontology: A Transcendental Materialist Theory of Subjectivity (Evanston: Northwestern University Press), pp. 23-24. 115
Ссылки к страницам 89-99 170. Ibid., pu 24. 171. Ibid. 172. Ibid., рр. 22-23. 173. Ibid., p. 24. 174. Johnston, Adrian (2008), “Conflicted Matter: Jacques Lacan and the Challenge of Secularizing Materialism” in Pli: The Warwick Journal of Philosophy,\ vol. 19 (Warwick University), p. 166. 175. Ibid., p. 173. 176. Ibid., p. 187. 177. Johnston, Adrian (2005), Time Driven: Metapsychology and the Splitting of the Drive (Evanston: Northwestern University Press), p. 166. 178. Ibid., p. 196. 179. Grant, “Being and Slime”, p. 291. 180. Grant, Iain (2004), “Philosophy Become Genetic” in The New Schelling (London and New York: Bloomsbury Academic), p. 145. 181. Grant, Philosophies of Nature after Schelling, p. 148. 182. Ibid. 183. Grant, “Being and Slime”, p. 302. 184. Ibid., p. 321. 185. Ibid., p. 305. 186. Ibid., p. 321. 187. Ibid., p. 295. 188. Grant. Philosophies of Nature after Schelling, p. 130. 189. Smith, Clark Ashton. “Ubbo-Sathla”, URL: www.eldritchdark.com/ writings/short-stories/224/ubbo-sathla. (Рус. пер. Смит К. Э. Уббо- Сатла / Пер. с англ. О. Коген. URL: http://darkfiction.ru/page/ubbo- satla.) 190. Ibid. (Рус. пер.: Там же.) 191. Richards, Romantic Conception of Life, pp. 243-244. 192. Grant, “Being and Slime”, pp. 287-289. 193. Negarestani, Cyclonopedia, p. 197. 116
Ссылки к страницам 99-103 194. Ibid., р. 199. 195. Houellebecq, Against the World\ Against Life, p. 106-107. (Рус. nep.: Уэльбек M. Г. Ф. Лавкрафт: против человечества, против прог¬ ресса. С. 117.) 196. Lovecraft, Н. Р. “The Facts Concerning Late Arthur Jermyn and His Family” in H. P. Lovecraft; The Complete Tales, p. 102. (Лавкрафт Г. Ф. Артур Джермин // Лавкрафт Г. Ф. Зов Ктулху. М.: Азбука-Аттикус, 2014. С. 213.) 197. Negarestani, Cyclonopedia, р. 238. 198. Negarestani, Cyclonopedia, р. 242. 117
Научное издание Серия «Исследование ужаса»; вып. 1
Бен Вудард ДИНАМИКА СЛИЗИ Зарождение, мутация и ползучесть жизни Издатели: Дмитрий Вяткин Яна Цырлина Дизайн: Яна Цырлина Верстка: Дмитрий Вяткин Издательство «Hyle Press». 614000, г. Пермь, ул. Ленина, д. 54. e-mail: hylepress@gmail.com Подписано в печать 14.07.16. Формат 60x90/16. Бумага офсетная. Гарнитура Gentium Plus. Печать офсетная. Тираж 750 экз. (3-й завод — 200). Заказ № 119162. Отпечатано: Публичное акционерное общество «Т8 Издательские Технологии». 109316 Москва, Волгоградский проспект, дом 42, корпус Тел.: 8 499-322-38-30
Слизь во всех ее проявлениях и истечениях может быть названа «неудобным феноме¬ ном». Липкие, тягучие и аморфные субстанции; подрагивающие и упругие сгустки — комки протожизни; вязкие смеси, коллоиды и эмульсии; ил, грязь, топь. С точки зрения привычных для человека способов схематизации восприятия все это — маргиналии жизни, ее отбросы, долгое время пребывавшие также на периферии философии, ис¬ кусства, литературы или даже науки. Но по мере того как существование лишается своих антропоцентрических иллюзий, вечное возвращение слизи оказывается все более навязчивым и интенсивным. Что если низменная материальность слизи получит права до того бывшие уделом только привилегированных сущностей и материй? Что тогда слизь сможет «сообщить» об устройстве реальности? Книга американского философа Бена Вударда посвящена концептуализации ответа на данный вопрос. Импульсом к этой концептуализации служит сопутствующий склизкому существованию ужас разлитой безындивидуальной жизни, динамика которой делает зыбкими различия между индивидуацией и индивидуальностью, неорганическим и органическим, однород¬ ностью и проступающей сквозь нее разнородностью. Формой - «тёмный витализм», согласно которому эти уже-неразличимости впоследствии дифференцируются под действием сил пространства и времени путем распространения сетевой запутанности (вместо сложности), свертывания-развертывания (вместо развития) и повторения (закрепляющего патологию вместо структуры). Материалом - фильмы и литература