В. ФЕДОТОВ
F /МАТРОС
с Лервоной Украины
В. ФЕДОТОВ
МАТРОС
С.ЯЕРВОНОЙ
Украины"
МОСКВА • ОРДЕНА «ЗНАК ПОЧЕТА»
ИЗДАТЕЛЬСТВО ДОСААФ СССР • 1976
9(С)27
Ф 34
Федотов В. И.
Ф34 Матрос с «Червоной Украины». М., ДОСААФ, 1976,
112 с. с ил.
В документальной повести писателя В. Федотова рассказывается
о боевой работе фронтовых разведчиков, полной опасности и риска.
В центре повести — образ Героя Советского Союза моряка-черноморца
с крейсера «Червона Украина» Павла Дубинды, полного кавалера ордена
Славы.
Книга рассчитана на массового читателя.
Ф
11204 — 002
072(02) — 76
33 — 76
9(С)27
Q) ИЗДАТЕЛЬСТВО ДОСААФ СССР, 1976
ЧЕРНОМОРЬЕ В ОГНЕ
сентябрьском тревожном небе над
Одессой плыли сизые клубы поро-
хового дыма, гремели орудийные раскаты, отрывисто
рвали воздух пулеметные очереди. А в порту гудели
пароходы, принимая на борт раненых, женщин и детей.
Блокированная с суши Одесса задыхалась от нехват-
ки боеприпасов, горючего, воды, продовольствия, но
продолжала сражаться. С каждым днем кораблям все
труднее приходилось пробиваться в город, эвакуиро-
вать раненых.
В Севастополе в эти дни спешно и самым тщатель-
ным образом готовили десант под Одессу, в район Гри-
горьевки. В десант шли моряки. На крейсере «Червона
Украина» старшину баркаса Павла Дубинду срочно вы-
звал к себе командир корабля.
,— Как идет подготовка, старшина?— спросил коман-
дир, посматривая на подтянутого, крепкого старшину.
— Все в порядке, товарищ командир!
— Вы. опытный моряк, Дубинда, экипаж у вас отлич-
ный. Призовые места по гребле всегда за вами были.
Так вот...
1*
3
— Слушаю, товарищ командир!
— Сегодня же со своим баркасом направитесь в рас-
поряжение командира крейсера «Красный Крым». За-
дание ответственное. Уверен, нашу «Червону Украину»
не подведете.
Павел, не утерпев, спросил:
— Значит, в поход?
— Там узнаете. Идите, удачи вам!
На другой день в вечерних сумерках корабли вышли
из бухты и взяли курс в открытое море.
Затемненный Севастополь отступал, таял в темноте,
и лишь вспыхивали вдалеке бледные отсветы орудийных
залпов: зенитчики отбивали очередной налет фашист-
ских бомбардировщиков.
«Красный Крым» шел головным. Ритмично работали
на крейсере мощные машины, плескались за бортом
темные волны да слышались приглушенные голоса мо-
ряков-десантников.
— Старшины баркасов — в кают-компанию!— раз-
дался голос вахтенного с ходового мостика.
В кают-компании незнакомый Павлу капитан первого
ранга разъяснил поставленную задачу:
— Этой ночью нам предстоит высадить десант в рай-
он Григорьевки,— сказал он.— Вы знаете, как остро
нуждается Одесса в помощи. Наша задача: уничтожить
на берегу батареи противника, розгромить гитлеровцев
и восстановить рубежи обороны в восточном секторе
Одесского оборонительного района.
«Значит, Григорьевка...— подумал Павел взволнован-
но.— Сколько раз бывал там до службы, каждый залив-
чик, каждая отмель с детства знакомы... Недалеко от
дома корабли проходить будут».
— И вот что особенно важно, товарищи командиры
баркасов,— продолжал капитан первого ранга.— Высад-
ка будет проходить в темноте. Очень многое в такое
время зависит от того, как искусно вам удастся выса-
дить десантников.
Павел понимал, как важно в такой обстановке знать
побережье, точно сориентироваться в темноте осенней
ночи.
Он поднялся и твердо сказал:
— Разрешите мне сделать бросок первым на своем
баркасе, товарищ капитан первого ранга?
4
— Почему именно вам?
— Я знаю этот берег с детства.
— Это очень кстати,— капитан первого ранга с одо-
брением посмотрел на Павла:— Как ваша фамилия?
— Дубинда!
— По какому году служите?
— По пятому, товарищ капитан первого ранга.
— Помните, старшина: за вами следом пойдут ос-
тальные баркасы. Действуйте!
Павел Дубинда, вернувшись к своим ребятам, объяс-
нил задачу.
— Как, Павел Христофорович, доволен?— спросил
старший моторист Иван Бондаренко,— недалеко от твое-
го дома проходить будем.
— Недалеко,— вздохнул Павел,— да все равно ведь
не забежишь. Хотя до Кинбурнской косы, где мое село
Прогнои,— рукой подать.
— Кто у тебя там?— спросил крючковой Подпалый.
— Мать, пять сестер.
— И ни одного брата?!— удивился моторист Иванов.
— В селе ни одного. А вообще и братьев пятеро:
старший в гражданскую погиб, остальные воюют. Один
под самой Одессой. Трудно сейчас там.
— Нелегко,— согласился Бондаренко.— Потому и на
помощь идем. Гляди, еще и встретитесь...
Павел волновался: да, корабли совсем немного не
дойдут до Кинбурнской косы, на которой стоит его род-
ное село, где он рос, где прошло детство, откуда почти
пять лет назад уходил служить на флот.
Из поколения в поколение предки и земляки Павла
Дубинды работали в Прогноях на соляных промыслах,
водили небольшие сухогрузы в Одессу, Очаков, Херсон,
бороздили пропаленные южным солнцем черноморские
просторы, поднимались вверх по Днепру. С пятнадцати
лет и до того дня, как призвался в 1936 году на Черно-
морский флот и стал матросом крейсера «Червона Ук-
раина», Павел плавал на парусном судне с романтиче-
ским названием «Любимец моря». А командовал этим
судном удивительной судьбы человек Павел Сафроно-
вич Горбатченко. Еще до революции, при царе, он вел
революционную работу среди моряков-балтийцев. В ап-
реле 1917 года В. И. Ленина на Финляндском вокзале
встречал. Зимний штурмовал в октябре. В Прогноях
5
жили и трудились участники восстания на броненосце
«Потемкин» — Захар Григорьевич Бородин и Григорий
Иванович Висовин. Вот среди таких людей прошли дет-
ство, отрочество, юность Павла и его сверстников. Они
не мыслили своей жизни без моря, а когда приходило
Краснофлотец П. Дубинда.
Крейсер «Червона Украина».
1938 г.
время военной службы,
уходили служить на
флот...
Вспомнил Павел в эти
минуты и отца своего
Христофора Гаврилови-
ча — потомственного мо-
ряка, его рассказы о не-
легкой доле. О том, как
еще в девяностые годы к
ним на Кинбурнскую косу
приезжал Алексей Мак-
симович Горький. После
той поездки он написал
рассказ «На соли», где
показал каторжный труд
людей на соляных про-
мыслах. Читали потом
рассказ прогнойцы, и сер-
дце заходилось у них от
своей безысходности, от
таких вот ранящих душу
слов о себе: «В три поги-
бели согнутые над тач-
ками, рабочие тупо и молча двигались вперед. Колеса
тачек ныли и взвизгивали, и этот звук казался раздра-
жающе тоскливым протестом, адресованным небу и
исходящим из длинной вереницы человеческих спин,
обращенных к нему».
Вспоминал Павел и наказ отца, когда уходил на служ-
бу: «Честно служи, Паша, роду нашего, моряцкого, не
посрами».— «Не посрамлю, батя, будь спокоен»,— отве-
тил он тогда. И действительно, за пять лет службы на
Черноморском флоте Павел Дубинда ни разу не под-
качал — наказ отцовский крепко берег.
«Что же теперь там, в Прогноях?— думал Павел,
всматриваясь в ночь, словно надеясь разглядеть дале-
6
кий берег.— Немцы совсем близко подошли к селу, на-
творят, сволочи, беды...»
Корабли застопорили ход кабельтовых в десяти от
берега. Совсем утонула в тучах луна. Ночь черна, будто
все пространство сажей вымазано. Подходящая для де-
санта ночь.
— Баркасы на воду!— приглушенно прозвучала
команда. И как только баркасы закачались на волне
возле борта, в них тут же стали садиться десантники.
— Стой, хватит, ребята!— попытался остановить мо-
ряков Бондаренко.— Не положено больше по инструк-
ции. Перегрузимся ведь!
— Ты что, Иван, на учениях, что ли?!— крикнул ему
Павел.— Давай, братва, давай!—Конечно, сверх всякой
меры он и сам не взял бы, к тому же бросок предстоя-
ло сделать первым.
Теперь все было готово для стремительного броска.
Десантники молча глядели в сторону берега. И вдруг
море вздрогнуло. Раскололась от оглушающего грохота
ночь, осветилась вспышками мощных залпов корабель-
ных орудий.
Над берегом повисли осветительные ракеты, и было
хорошо видно, как от взрывов черными фонтанами
вздымается земля, мечутся у самой кромки прибоя
фигурки вражеских солдат. Потом ударили орудия и
с берега, но снаряды уходили дальше: пока гитлеровцы
били бесприцельно, почти наугад.
Но вот красная ракета взвилась в небо. Тут же взре-
вели моторы и, набирая обороты, баркасы ринулись
к берегу.
— Даешь, ребята!— Павел положил лево руля. Его
баркас резко уходил вперед.
Следом, немного поотстав, шли баркасы с других
кораблей. Орудия крейсера били через головы десант-
ников, и было слышно, как с металлическим шелестом
проносятся вверху тяжелые снаряды.
«Теперь надо держать вон на тот мысок. Как можно
точнее,— прикидывал Павел.— Помнится, там добрый
грунт и глубина есть... Только бы успеть проскочить,
пока немцы не опомнились. Только бы не встретили
огнем в упор».
Корабли, обработав прибрежную полосу, перенесли
огонь дальше, в глубину. Баркасы уже были кабельто-
7
вых в двух от берега. Пока все шло хорошо. Павел стал
различать знакомый мысок. И вдруг вспыхнули, замета-
лись по поверхности лучи прожекторов, вырывая из тем-
ноты баркасы, ослепляя десантников ярким светом. То-
ропливо потянулись навстречу огненные трассы пуле-
метных очередей, ударили орудия, и море закипело от
взрывов. Десантники невольно пригибались, и Павел
видел их напряженные лица, голубоватые в отсветах
прожекторов.
Тяжело ухнул, вскинулся почти рядом водяной горой
взрыв. Баркас накренило, окатило волной. Взлетели
кверху комья грунта. В лицо ударило грязью. И тут же
рвануло еще раз. Казалось, баркас встал на дыбы и
сейчас опрокинется. На какой-то миг он завис, но сбоку
ударила еще волна, и баркас занесло в сторону. Павел
почувствовал резкий толчок, едва удержался на ногах.
Десантников бросило к левому борту.
«Сели!» — горячо обожгла мысль. Оглянулся назад:
следом сквозь густые разрывы шли другие баркасы.
— За борт!— скомандовал Павел.— Надо облегчить
баркас. Живо, ребята!
Моряки посыпались в воду. Облегченный баркас сра-
зу же сошел с мели. А вскоре опять мчался вперед
с десантниками на борту.
Знакомый мысок приближался. Когда днище шарк-
нуло по песчаному грунту, Павел выпрыгнул на берег.
— Давай, братва! Пошел!—Мокрый с головы до ног,
но счастливый — все-таки вывел баркас точно!— старши-
на стоял, пропуская моряков. Они прыгали, пробегали
мимо, пропадали в ночи. Следом подходили другие бар-
касы, с них тоже прыгали моряки и бежали в ночь на
выстрелы, где передовая группа уже завязала бой.
За эту ночь Павел Дубинда со своим экипажем сде-
лал немало рейсов. А когда под утро корабли, забрав
баркасы, стали уходить, они четверо, мокрые и гряз-
ные, измотанные до изнеможения, получили приказ:
остаться до утра и забрать раненых.
— Эй, старшина, с «Червоной Украины?» — окликну-
ли с крейсера, когда баркас подошел к борту.— Ду-
бинда?
— Точно!— отозвался Павел охрипшим голосом.
— Утром заберешь раненых — ив Одессу. Ну, бы-
вай, братишка! Семь футов тебе...
8
Корабли ушли. Бой продолжался, уходя все дальше
в глубь побережья.
Утром, едва забрезжил рассвет, Павел Дубинда взял
на борт несколько раненых десантников и погнал бар-
кас в Одессу.
— Как же мы теперь в Севастополь, на свою «Чер-
вонку» доберемся?— сказал Бондаренко.— Ни воды, ни
продуктов...
— Там разберемся,— устало ответил Павел. Он ви-
дел: команде его тяжело после такой ночи.— Получим
приказ и будем действовать.
Они пришли в Аркадию, сдали раненых, и действи-
тельно получили приказ. Но слишком уж он был для
них неожиданным. В штабе капитан-лейтенант, с покрас-
невшими от бессонницы глазами, оглядев Павла,
спросил:
— Вымотались, старшина?
— Есть малость,— через силу улыбнулся Павел.
— Понимаю. И все-таки придется сейчас же опять
выйти в море. Очень срочное дело, старшина.
*— Куда, товарищ капитан-лейтенант?
— На Кинбурнскую косу, в район Покровки. Там пе-
ребрасываются войска на Тендру.
У Павла сердце зашлось от таких слов: это же рядом
с Прогноями, рукой подать.
— А плавсредств для переброски не хватает,— при-
бавил капитан-лейтенант.— Как у вас с горючим, водой,
продуктами?
— Плохо.
— Запаситесь — и полным ходом. Время не ждет!
— Есть, товарищ капитан-лейтенант!— отчеканил Па-
вел и спросил:—Как в Одессе теперь, после нашего
десанта, полегчало?
— Легче, намного легче, старшина. Теперь кораблям
путь открыт. Женщин, детей, раненых эвакуируем. Но
положение не из лучших. Торопитесь...
В Покровке на берегу залива баркас встретил капи-
тан второго ранга. Он подкатил на машине, высунулся
из оконца:
— Кто такие? Кто старший?
— Баркас с крейсера «Червона Украина»,— доложил
Павел.
9
— Поступаете в мое распоряжение. Ночью начнем
перебрасывать войска на Тендру. А пока замаскируй-
тесь в камышах, чтобы самолеты не засекли, и отды-
хайте,— сказал капитан второго ранга и укатил.
Павел осмотрелся: разбитый буксир, несколько бро-
шенных грузовиков возле самой воды. Кругом — ни
души.
— Ребята, здесь совсем недавно был бой,— сказал
Павел.— Надо упрятать баркас.
— Сколько до твоего дома?— спросил вдруг Бонда-
ренко.
— Восемнадцать километров.
— Рядом локоток, а укуси-ка,— согласился Бонда-
ренко, осматривая брошенные машины. Он залез в ка-
бину полуторки и нажал на стартер. Почти сразу же
зарокотал мотор.
— А ну, залезай!—крикнул Бондаренко.— Дорогу-то
знаешь?
Через несколько минут они мчались по проселку,
оставляя за собой густой шлейф пыли. Полуторка гро-
мыхала разбитым кузовом, жестко подпрыгивала на
ухабах — того и гляди развалится.
— Где это ты так лихачить научился?—спросил по-
веселевший Павел. Ему все еще не верилось, что так
близко, совсем рядом, дом, и он через каких-нибудь
полчаса обнимет своих родных — мать и сестер. Как
снег на голову явится...
— Я ведь еще до призыва на флот шоферил!—крик-
нул Бондаренко.— Эх, Павел Христофорович, житуха
была!
Они уже покрыли больше половины пути, когда вда-
ли показалась встречная машина.
— Из наших кто-нибудь,— заволновавшись еще боль-
ше, сказал Павел.— Притормози, Иван, на минутку: ра-
зузнаю, что и как на селе.
Машины остановились кабина к кабине. Приоткрыв
дзерцу, высунулся майор с пропыленным лицом, без
фуражки.
— Куда гоните?— крикнул, присматриваясь.
— В Прогнои, товарищ майор. Тут рядом, рукой по-
дать.
— Кто такие?

— Из десанта. Из-под Григорьевки. Сейчас у Покров-
ки стоим. С баркасом мы.
— Понятно. А в Прогнои-то зачем?
— Родные у меня там, товарищ майор,— ответил
Павел.— Время есть, повидаться надо. Года три дома
не был...
— Не удастся. Поворачивайте назад.
— Товарищ майор?—взмолился Павел.
— Прогнои твои только что захватили немцы,— со-
чувственно произнес майор.— Поворачивайте немед-
ленно!
— Как же так?— только и успел сказать Павел, а ма-
шина с майором уже рванулась с места и помчалась по
пыльной, жаркой дороге.
— Да, чуть было в гости не закатились,— ворчал
Бондаренко, разворачивая полуторку.— Было бы дело...
— Надо же, а? Это ведь надо же!— словно бы еще
не веря, Павел все оглядывался назад, туда, где лежало
родное село, и такая тоска и лютая злоба подступили
к сердцу, хоть криком кричи, хоть опять разворачи-
вайся и гони в Прогнои,— а там будь что будет. Но он
только выдавил из себя, сжимая тяжелые кулаки:—
Вот оно как обернулось, Иван...
— Может, и не тронут твоих,— попытался успокоить
его Бондаренко.
— Для них, фашистских выродков, что стар, что
млад — все едино,— произнес Павел.— Давить их надо,
Иван!
— Крепко говоришь, Христофорович,— кивнул Бон-
даренко, прибавляя газ.— По-нашему говоришь, по-
флотски.
Возле баркаса их встретили Иванов и Подпалый.
— Гостинчика привезли?—полушутливо спросил Под-
палый, но увидев посеревшее лицо Павла, замолчал.
— Немцы в Прогноях,—хмуро бросил Бондаренко.—
Не до гостинчика. Чуть в лапы к ним не зарулили, спа-
сибо майор предупредил.
— Ситуация...— Иванов с сочувствием взглянул на
Павла и, хотя этого не требовалось, неожиданно доло-
жил:— Мотор еще раз проверил. Все в порядке.
— Будем готовиться к переправе.— Павел тяжело
вздохнул, оглядел берег, возле которого уже покачива-
11
лись на легкой волне подошедшие катера и баркасы.—
Работенка предстоит что надо...
И на самом деле пришлось нелегко. Двое суток де-
сятки баркасов, катеров переправляли войска на Тен-
дровскую косу. Когда, наконец, к исходу вторых суток
эта работа (а ей, казалось, не будет конца и края) была
все же благополучно завершена, Дубинда получил рас-
поряжение следовать с баркасом в Севастополь. Уста-
лые, истосковавшиеся по своему кораблю, шли моряки
нелегким и неблизким путем в Севастополь. С радостью
думали о предстоящей встрече со своей «Червонкой»,
со своими товарищами. Но ни Павел, ни его ребята не
могли тогда даже предположить, сколь короткое сви-
дание предстоит им с кораблем. Не могли они подумать
о том, что их крейсер «Червона Украина» в скором вре-
мени погибнет в схватке с фашистскими бомбардиров-
щиками, а им самим придется сойти на берег и драться
в рядах морской пехоты, защищая Севастополь. Не зна-
ли они и о том, что вскоре затеряются в сражающемся,
горящем, разрушенном городе.
Все долгие, тяжелые месяцы обороны Севастополя
Дубинда воевал в восьмой бригаде морской пехоты.
Сколько было боев, отчаянных атак, бомбежек, артнале-
тов — и ни одна пуля, ни один осколок не задели его.
Но в самый неподходящий, самый трудный момент,
когда Севастополь уже покидали последние корабли,
когда с боями уходили последние отряды моряков и
красноармейцев — тут, как на грех, его контузило.
Потом концлагерь под Симферополем. Вырваться
отсюда было немыслимо — на вышках дежурные возле
пулеметов, часовые с овчарками около колючей про-
волоки, электрическое освещение всей территории по
ночам. И жестокий режим.
«А ведь, наверно, среди этих людей большинство
мечтает о побеге,— думал Павел, приглядываясь к уз-
никам.— Каждый небось надеется, что ему повезет,
подвернется случай, и он окажется на свободе. Каждый
надеется, как и я. Ведь нельзя же жить без борьбы
в этом аду. Но как бежать?»
Связей с надежными товарищами установить не уда-
валось, хотя Павел и пытался их нащупать. Правда, оста-
12
валась маленькая надежда: этот лагерь считался как бы
пересыльным, пленные подолгу здесь не задержива-
лись, их отправляли в другие места на работы, и, быть
может, как Павел рассчитывал, удастся этим восполь-
зоваться. Только бы подвернулся такой случай. Только
бы подвернулся!
Однажды утром всех военнопленных в спешном по-
рядке построили на плацу. Перед замершим строем
появился высокий офицер в сопровождении свиты. Без-
укоризненно подогнанная форма, лакированные сапоги,
четкая строевая выправка, строгое лицо — он больше
был похож на какого-либо видного киноактера, нежели
на гитлеровского офицера. Но когда офицер, видно,
второпях, не разобравшись, застрелил перед строем
одного предателя и когда стал понятен смысл его ко-
роткого выступления, Павел пришел в недоумение. Он
прекрасно знал, что этот предатель выдал комиссара.
А здесь... его застрелили и кто — гестаповец.
На другой же день непонятный офицер с артистиче-
ской внешностью уехал из концлагеря. А вскоре с груп-
пой военнопленных Павел Дубинда был переброшен
в Николаев. Чувствовал он себя все еще плохо. К нему
часто возвращались во сне последние, горькие часы
Севастополя: ослепительно сверкающая под палящим
солнцем бухта с фонтанами взрывов, сизый дым над
горящим разрушенным городом, далекая, дрожащая в
мареве линия горизонта, за которой скрылись последние
корабли...
Каждый раз он просыпался с одной и той же мыс-
лью: «Бежать, во что бы то ни стало бежать!» Теперь
уже Павел чувствовал себя сносно. Он мог бы бежать.
И мстить фашистам за все: за оскверненную землю, за
гибель товарищей, за кровь и слезы ни в чем не повин-
ных людей. И каждый раз мысленно клялся себе: «Мы
еще вернемся в Севастополь! Рассчитаемся за Одессу,
за «Червонку»!
. Но бежать было невозможно: гитлеровцы, зная от-
чаянный нрав моряков-севастопольцев, усиленно охра-
няли их.
И все же после многих месяцев фашистской неволи
Павел бежал...
Глубокой ночью с несколькими товарищами они тай-
ком спустили шлюпку на воду и, как только часовой
13
ушел на дальний конец причала, тихонько отошли от
берега.
Безлунная, аспидно-черная ночь, повизгивающий
скрип уключин — все это было похоже на немыслимо
долгий тревожный сон. Казалось, вот-вот вспыхнет про-
жектор на сторожевом катере, завоет сирена — и конец.
Павел греб что есть мочи, понимая, что, если не удастся,
наконец, добраться до своих,— больше такого случая
не представится. К тому же сейчас он чувствовал ответ-
ственность и за своих спутников.
Шлюпка давно уже находилась в лимане. Павел вел
ее вдоль побережья, используя попутный ветер. Он греб
мощными рывками, откидываясь назад всем корпусом.
Но даже он, опытный гребец, задыхался от нечеловече-
ской усталости. Пот заливал глаза, горели ладони. Павел
сбросил куртку; мощные плечи, грудь влажно залосни-
лись в темноте.
— Поотдохнул бы, браток,— сочувственно сказали
с кормы.
Но Павел не отдавал весел и продолжал грести по-
чти из последних сил, зная, что его спутники не сумеют
толком управиться со шлюпкой. Наконец, впереди
смутно обозначилась коса, и почти сразу же с берега
долетел негромкий окрик:
— Стой! Кто идет?!
— Свои, братишка, свои!— обернувшись, отозвался
Павел. Он сделал еще несколько гребков, опустил весла
и закрыл глаза, чувствуя, как тесной петлей перехваты-
вает горло от сознания, что вот сейчас, через какую-
нибудь минуту, после таких долгих скитаний, ступит на-
конец вновь на родной черноморский берег...
У самой кромки воды их встретили двое автомат-
чиков в накинутых плащ-палатках и касках.
— Кто такие?— спросил первый, держа автомат на
груди.
— Севастополец я,— ответил Павел.— Крейсер «Чер-
вона Украина», слыхали? Потом восьмая бригада мор-
ской пехоты...
— Что-то ты путаешь, парень,— недоверчиво сказал
другой.— После Севастополя-то сколько воды утекло?
— Много,— вздохнул Павел.— Будто сто лет про-
шло...
— А сейчас откуда?
14
— Из неволи, братишка. Контузило меня, когда город
оставляли. Потом Симферополь, Николаев. Оттуда в
Очаков на барже бежал, а в Очакове тоже немцы. Те-
перь вот здесь...
— Та-а-ак,— протянул первый.
— Закурить бы. Очень курить охота!—Скручивая
цигарку дрожащими от усталости пальцами, Павел ска-
зал:— Теперь бы только до оружия добраться.
— Может, и доберешься, в штабе решат... А это что
за народ с тобой?
Павел пояснил. Автоматчики помогли вытащить
шлюпку на отмель и, успокаивая плачущую женщину
с ребенком, велели идти за ними:
— Пошли, там разберутся.
— Вот чудно,— произнес Павел, тяжело шагая по
песку.— Чудно и обидно: все кручусь и кручусь рядом
с домом, а попасть не могу. Вот опять Кинбурнская ко-
са — совсем рядом дом.
— А откуда ты?
— Из Прогноев, тут рукой подать.
— Верно, Только порядок — есть порядок: время
такое...
— Понимаю,— отозвался Павел.— В Покровку, что
ли, ведете?
Автоматчики промолчали, делая вид, что не слышат.
Но в этом их молчании он не почувствовал отчуждения,
и сердце его, настрадавшееся за долгие месяцы фаши-
стской неволи, билось возбужденно и радостно: «Нако-
нец-то у своих. Значит, скоро можно будет опять драть-
ся, мстить гитлеровцам за все, что пришлось вынести...»
И все-таки Павлу Дубинде на этот раз повезло: даль-
ше ему предстояло следовать в Херсон, путь лежал
через родные, уже освобожденные Прогнои. Но везе-
ние это было горьким, оно не облегчило душу.
Дома он пробыл лишь одну ночь. Обнимая старень-
кую мать за плечи, Павел чувствовал, что не вынесет
этих горьких минут, слыша такой родной и такой скорб-
ный голос, полный безысходного отчаяния. Нечем было
дышать.
— Паша, Пашенька, да что же это? Как же такое
перенести?— заходилась в рыданиях мать.— Братьев-то
твоих старших, Семена да Григория, погубили изверги.
15
Сеня под Одессой сложил голову. А Гриша ден десять
назад от тяжелых ран помер. Ох, господи!
— Ничего, мама, ничего, успокойся,— через силу
говорил Павел.— Теперь я на свободе, рассчитаюсь за
них, мама. За все рассчитаюсь...
— Отцу-то легче в сырой земле — не дожил до та-
кого горя... И здесь, на селе, фашисты проклятые поиз-
девались. Земля пускай горит под ногами у них.
— Будет гореть, мама,— успокаивал ее Павел, пони-
мая, что никакими словами такому горю не помочь. Но
чем же и как еще можно поддержать мать в такие
минуты?!— Мне пора, мама. Мне пора уходить...
— Куда же ты теперь, сынок?
— На фронт буду проситься. Сегодня же, прямо
сейчас...
— Одно горе не приходит в дом: береги себя, Пав-
луша.
На рассвете мать вместе с дочерьми вышла прово-
дить его, и он, закинув за спину вещевой мешок со
скудным дорожным пайком, отправился в путь, не зная,
не ведая, что ожидает его впереди и придется ли еще
когда-нибудь возвратиться к домашнему порогу. Одно
Павел знал твердо: что бы ни случилось в дальнейшем,
сейчас у него цель одна — определиться в часть и как
можно скорее взять в руки оружие.
БОЛОТНЫЕ ЧЕРТИ
тояла
сорок
уже вторая половина лета
четвертого года. Но здесь,
в заболоченных лесах Белоруссии, куда Павла Дубинду
забросила фронтовая судьба, он не переставал вспоми-
нать родное Черное море, тосковал по своим товари-
щам-черноморцам, с которыми до последнего часа за-
16
щищал Севастополь и о судьбе которых так ничего
и не знал. Правда, сейчас, в эти дни, тоска стала поне-
многу утихать — стояла жаркая пора наступательных
боев, и 293-й гвардейский полк 96-й стрелковой диви-
зии, в котором воевал Павел, все время рвался вперед.
Немцы отводили, отчаянно сопротивляясь, и у полковых
разведчиков было очень много работы. Порой они, ка-
залось, не выдержат такой непомерной нагрузки, сва-
лятся от усталости. Но Павлу Дубинде такая работа
пришлась по душе. Именно такая — другой не пожелал
бы. Для него это был словно бы праздник, хоть и труд-
ный, полный смертельной опасности: наконец-то завет-
ная мечта стала явью — теперь он находился у своих,
в руках у него оружие, и он мог теперь сказать врагу
то, что копилось на сердце еще с первых дней войны.
И вот уже несколько месяцев Павел говорил с фашис-
тами в полный голос, не давая им пощады и не щадя
себя. С тех самых пор, как прибыл в этот полк из за-
пасного соединения...
И все-таки ему очень хотелось вместе с друзьями-
черноморцами войти освободителем в Севастополь,
сейчас уже очищенный от гитлеровцев, окинуть взгля-
дом с утеса сверкающую под солнцем знакомую бухту,
вдохнуть полной грудью солоноватый воздух, наполнен-
ный неповторимыми запахами моря! Но не довелось
Павлу увидеть светлых дней освобождения любимого
города: пришлось сражаться с врагами вдали от родных
берегов.
Горяч был Павел Дубинда и нетерпелив в своей
сложной и трудной работе, но головы не терял никог-
да — ни в дерзких рейдах по вражеским тылам, ни в
жестоких схватках с гитлеровцами. Умение мгновенно
сориентироваться, не растеряться в сложной обстановке,
отчаянная смелость и какая-то особенная флотская ли-
хость позволяли ему, командиру взвода полковой раз-
ведки, совершать со своими ребятами стремительные
вылазки в расположение противника, выходить порой
из, казалось бы, самого безнадежного положения.
Сколько же было таких вылазок с той поры, как идет
он вместе со своим полком по вот этой истерзанной
белорусской земле? И не сосчитать, наверно! И всякий
раз в таких случаях приказ командования бывал, как
правило, краток и предельно ясен: срочно, во что бы то
17
ни стало взять «языка»! И как всегда, работа эта, тре-
бующая дерзости и смертельного риска, выполнялась
взводом Павла Дубинды с ювелирной точностью.
Но сейчас, вот этой слякотной ночью, все обстояло
значительно сложнее и непривычнее, хотя Павел шел,
как обычно, во главе взвода и был уверен в каждом
разведчике, как в самом себе. Совсем рядом, в каких-
нибудь трехстах метрах, передовые посты гитлеровцев,
но попробуй подойти к ним, если под ногами сплошная
трясина. Немцы знают: болото непроходимо. Они спо-
койны, уверены в своей безопасности и с этой стороны
никого, конечно, не ждут. Но именно поэтому и повел
Павел своих разведчиков непролазным путем. Очень
тщательно они готовились к этой вылазке и все-таки
идти оказалось труднее, чем предполагали. Ночь стояла
совсем слепая от темноты, ничего нельзя разобрать,
словно впереди в нескольких шагах обрывалась, окан-
чивалась земля. Лишь под самыми ногами маслянисто
поблескивала болотная жижа да чуть приметно просту-
пали на темном фоне неба сухорукие ветви деревьев.
Разведчики шли уже часа два, но судя по всему, не
преодолели и половины пути. Сыпал холодный дождь.
«Мокроступы» — сплетенные из веток огромные лапти,
надетые на сапоги, чтобы не провалиться,— и те помо-
гали плохо. Нет-нет да кто-нибудь из идущих окунался
по грудь в болотное месиво, скользкое и обжигающее,
и тогда к нему кидались на помощь товарищи, протя-
гивали заготовленные заранее ваги и вытаскивали из
засасывающей трясины.
Павел понимал, что двигаться так дальше нельзя, что
так и до рассвета не доберешься до вражеских пере-
довых постов. А задача стояла яснее ясного — взять до
утра «языка» и доставить командованию. Но если все
же и удастся преодолеть это чертово болото, думал
Павел, то ребята вымотаются окончательно и вряд ли
у них хватит сил для предстоящей схватки с противни-
ком. А схватки такой, считай, не миновать... Надо что-то
делать, на что-то немедленно решиться. Но что? Неуже-
ли из-за такого, казалось бы, пустяка может сорваться
наступательная операция всего полка? Нет, это же не-
мыслимо! Это черт знает что!..
— Стойте, хлопцы!—Павел остановил измученных
разведчиков.— Если мы и дотянем до немцев, проку из
18
нас будет мало: вымотаемся до самого жвака-галса.
Надо что-то придумать.
Разведчики остановились, не подходя близко друг
к другу — трясина, словно губка, ходуном ходила под
ногами,— молча стояли полукругом, промокшие до нит-
ки, злые на весь белый свет и на самих себя, на это
чертово болото *и на спокойно сидящих в теплых блин-
дажах гитлеровцев... Тяжело, загнанно дышали. Все они
были молоды по сравнению с Павлом — а ему уже
стукнуло тридцать! Некоторые были совсем юными, хотя
воевали чуть не с первого дня войны и дело свое де-
лали превосходно. Однако, как и сам Павел, ни один
из них не видел сейчас никакого выхода из этого поло-
жения. И от этого все нервничали.
— По такой трясине хоть на лодке плыви,— усмех-
нулся невесело Борис Соколов, стряхивая с лица поток
дождевых капель.— Пешим, пожалуй, не пройти, стар-
шина.
Сек по лицам холодный дождь, шумел ветер в де-
ревьях, пробирало сыростью до костей. Павел подумал,
что уж если Соколов, один из самых опытных разведчи-
ков, сомневается — удастся ли пройти этим болотом,
значит, действительно дело никудышное. Но не уходить
же в самом деле назад? Однако и вперед нет возмож-
ности продвигаться. И вдруг пришли ему на память да-
лекие-далекие годы в родном селе Прогнои, соляные
промыслы, озера с мягкой, проминающейся поверхнос-
тью, из которых брали соль. Поверхность походила на
мягкую корку, по ней нельзя было пройти, она колыха-
лась под ногами, не выдерживала. Но они, мальчишки,
нашли способ передвижения и тайком от взрослых
пользовались им с веселой мальчишеской беззабот-
ностью и удалью...
Павел отошел чуть в сторону, держа в руках вагу,
и на глазах ничего не понимающих разведчиков лег на
мшистую трясину и покатился по ней, перекатываясь
с боку на бок. Перед глазами у него замелькали то
беззвездное черное небо, то кусты, то пахнувшие бо-
лотной гнилью кочки.
— Ну как?— спросил он, поднимаясь.— Сойдет?
— Лихо!— восхитился Саша Просолов.— Откуда,
старшина, такое?
19
— Опыт далекого детства,— пошутил Павел.— Мо-
жет, сейчас он выручит? А ну попытаем, хлопцы! Давай
перекатом!
Так, где осторожно ступая огромными «мокроступа-
ми» по болотной почве, где перекатываясь через особо
вязкие места, разведчики продвигались вперед. Нако-
нец, часа через полтора лесок оборвался и метрах в
пятидесяти за ним легонько обозначились в темноте
четыре небольших холмика. Между ними, то появляясь,
то исчезая, двигалась, словно тень, фигура часового.
— Землянки,— шепнул Павел лежавшему рядом раз-
ведчику.— Часовой ходит. Спокойно ходит. Видишь?
— Убрать?— чуть слышно отозвался тот.— А, стар-
шина?
— И хорошо бы заступить вместо него на пост...
Тихо-то как. Знать, не ждут гостей. Ну, давай действуй,
пока не проснулись...— На мгновение Павел увидел, как
блеснуло мокрое лезвие ножа в руке у разведчика.
Потом мелькнули сапоги, прошуршала трава — и все.
— Приготовились! Огонь только в случае крайней
необходимости.
«Как было бы хорошо,— подумал Павел,— если бы
все обошлось тихо, без схватки. Слишком устали ребя-
та...» — И почему-то в эти короткие минуты он вспом-
нил, как с неделю назад брали двух немцев. О втором
и говорить нечего — замухрышка, а вот первый силен
был, дьявол,— килограммов на девяносто весом и на-
верняка спортсмен. Это Павел сразу почувствовал.
И ведь наткнулись на них совсем случайно, что гово-
рится, среди бела дня. Только на опушку леса вышли
втроем — и тут, на тебе, прямо на глазах площадку,
субчики, какую-то разравнивают. Можно было бы и не
брать их, не связываться... Вскоре они оба ушли, а че-
рез несколько минут вернулись с пулеметом. «Ишь,
подлецы, что удумали!— обозлился Павел.— Значит,
решили наших ребят из засады положить? Ну до чего
же нахальное племя!» Двоих разом было опасно брать:
могли не управиться. Но вот дождались: один, что по-
слабее, ушел. А на оставшегося навалились всей трои-
цей. До чего же силен оказался, гад! Повисли на нем,
как на великане. Ох, и помотал! Из окопчика всех троих
на себе выволок. Вот тут, как нельзя кстати, и приго-
дились Павлу боксерские навыки, которые приобрел
20
еще на флоте, на «Червоной Украине» — молниеносно
ударил немца снизу, в крепкий квадратный подбородок.
Как сноп, рухнул верзила, опомнился лишь тогда, когда
оттащили к кустам. Опомнился, посмотрел на Павла со
страхом... Ну, а с другим, как вернулся, все вышло сов-
сем просто — того, замухрышку, Павел один взял, без
всякой почти возни...
Вспомнил Павел об этом сейчас потому, что увидел,
как ловко, точно ящерица, заскользил разведчик к ча-
совому, и, отмечая про себя это его умение, подумал,
что теперь, после того случая с верзилой-немцем, ре-
бята, кроме основных тренировок, которыми он их и так
чрезмерно нагружал, потянулись еще и к боксу —
знать, наглядный пример командира не прошел мимо...
И еще он вспомнил об этом потому, что уж очень мно-
го сил растратили разведчики, пока это чертово болото
одолели. А чем сейчас все кончится -— не известно. Мо-
жет, как раз этих сил и не хватит, если дойдет до руко-
пашной. А до нее как раз в таких случаях чаще всего
и доходит.
Тишина стоит такая, что Павел даже слышит дыхание
рядом лежащего Соколова. Разведчик уполз, будто
сквозь землю провалился. Но вот вышагивающая возле
землянок фигура часового внезапно осела, точно ее и
не было никогда на этом месте. Потом, минуту-другую
спустя, появилась вновь... И тут же легкий, едва улови-
мый свист долетел сквозь монотонный шум дождя.
— За мной!— Павел поправил автомат на груди, при-
вычно нащупал рукоятку ножа, гранаты и, низко при-
гнувшись, тенью метнулся вперед. Разведчики бесшумно
заскользили следом.
— Все в порядке, старшина,— доложил разведчик,
снявший часового. Он был уже в немецкой форме.—
Тихо кругом. В ближней землянке свет из-под двери
просачивается.
— Голоса?
— Не слыхать.
— Трое со мной, остальным ждать. Огонь только по
моей команде. Пошли!
Землянки находились метрах в двадцати друг от дру-
га, из-под ближней двери пробивалась бледно-желтая
полоска света. Павел припал к косяку: тихо, только
дождь шумел в темноте да легонько поскуливал ветер.
21
Осторожно надавил плечом, дверь тоненько скрипнула.
Заглянул в образовавшуюся щель. За столом, сколочен-
ным из грубых, неструганных досок, сидел офицер в на-
кинутой на плечи шинели. Ветер колыхнул пламя свечи,
горевшей перед ним. Офицер отложил ручку — он что-
то писал — внимательно, но несколько отрешенно по-
смотрел на дверь. Павел невольно отпрянул: ему пока-
залось, что они с офицером встретились взглядом. Но
тот в задумчивости провел рукой по лицу и опять скло-
нился над листом бумаги.
«Пора!» — Вот в такие мгновения словно какой-то
внутренний импульс срабатывал в сознании, и Павел
почти физически ощущал, что действовать надо именно
сейчас — ни секундой позже. Очевидно, это была при-
вычка, выработавшаяся за время вот таких вылазок, при-
вычка фронтового разведчика, находящегося в посто-
янной напряженности за передовой линией.
Павел распахнул дверь, шагнул за порог — его обда-
ло жилым теплом — и вскинул автомат.
— Руки! И тихо, не шевелись!
За спиной Павла, прикрыв дверь, стояли трое развед-
чиков. Офицер вскочил, но в глазах у него не было
испуга, скорее удивление мелькнуло: откуда, мол, поя-
вились здесь эти странные люди, грязные с головы до
ног, похожие на болотных чертей? Однако он мгновенно
оценил обстановку и резко рванулся за пистолетом, ле-
жавшим на столе.
Прикладом автомата Павел ударил его в плечо. Офи-
цер что-то вскрикнул по-своему, со стоном откинулся
к стене, с ненавистью глядя на разведчиков.
— Планшет!— Павел указал глазами на висевшую на
гвозде офицерскую сумку, скрутил пленному руки, за-
ткнул платком рот. С такими шутки плохи, он это хоро-
шо знал — всяких довелось повидать за последние меся-
цы.— Немедленно возвращаемся домой.
И опять разведчики шли по этому чертову болоту,
торопясь до рассвета добраться до своих. Опять, про-
дрогшие, вымокшие до нитки, осторожно ступали «мо-
кроступами» по вязкой почве, балансируя с вагами в
руках, перекатываясь через топи и трясину. Пленный
офицер оказался капризным и никак не хотел лезть
в поблескивающие болотной жижей прогалины, ни под
каким страхом не соглашался воспользоваться методом
22
Павла — методом переката. В конце концов, намучив-
шись с ним, сделали для него после соответствующего
«внушения» волокушу из веток.
— Это же черт знает что!— кипел, негодуя, Николай
Яцкевич.— Сами еле на ногах стоим, а эту погань фа-
шистскую на себе...
— Черт с ним,— сказал Павел,— как-нибудь добук-
сируем: кое-что ему, конечно, известно...
Они осторожно двинулись вперед, попеременно та-
ща за собой волокушу с пленным гитлеровцем. Сек по
лицам дождь, налетал, ярясь, пронизывающий ветер
в темноте. Теперь важно было не сбиться с пути. А слу-
чаи такие здесь, в Белоруссии, бывали не раз — уж
больно густы, порой непроходимы леса в этих краях,
а болотам и топям счета нет. К тому же ночь стоит —
хоть глаз выколи. Последний раз такое недавно произо-
шло в Беловежской пуще. Получив задание, взвод раз-
ведчиков Павла Дубинды выступил вперед в полном со-
ставе — все двенадцать человек. Задача, на первый
взгляд, была не из сложных — определить, в каком на-
правлении отходит отступающий противник. Но разроз-
ненные немецкие части отходили столь хаотично, что по-
рой, казалось, немцы и сами не очень понимают, в ка-
кую сторону надо двигаться, где искать спасения. Шли
беспрерывные затяжные дожди, лесные дороги так раз-
везло — ни пройти, ни проехать, легче по бездорожью
пробраться. Попав в такую обстановку, почувствовав
безвыходность, гитлеровцы заметались по лесам и бо-
лотам. Множество небольших частей и групп разбрелись
в те дни в разных направлениях в надежде найти выход,
и зачастую не находя его. На них можно было натолк-
нуться в самых неожиданных местах, даже в тылу на-
ших передовых частей. И тогда происходило одно из
двух — или они, потеряв всякую надежду на спасение,
спешили сложить оружие, или, напротив, вступали в оже-
сточенные схватки.
В тот день, миновав заболоченную чащу, разведчики
неожиданно увидели на широкой поляне двухэтажную
усадьбу. Видимо, бои здесь прошли стороной, камен-
ный дом, обнесенный забором, стоял целехонек. За
усадьбой колосилась на ветру пшеница. И такая тишина,
такой покой стояли кругом, что не верилось даже, буд-
то рядом идет война.
23
— Соколов, надо проверить,— распорядился Па-
вел.— Возьми с собой Просолова и посмотри. Что-то не
нравится мне эта благодать. Осторожно: не заминиро-
вано ли?
Прошло не больше четверти часа, и Соколов, взо-
бравшись на крышу, подал знак: все в порядке, можно
идти.
Но усадьба оказалась не безлюдной, в подвале, за-
крытом на висячий замок, набилось человек тридцать
поляков и латышей. Они плохо говорили по-русски, но
все же удалось выяснить, что немцы здесь были утром,
ушли на запад. Нет, их было не очень много, но они
заперли людей в подвале и ушли, пояснил старый
поляк.
— Они приказали нам сидеть молча,— рассказывал
старик,— а то придут русские и всех нас расстреляют...
— А кто же вы такие?— Павел с удивлением смотрел
на испуганных людей, жавшихся по углам.
— Нас согнали сюда немцы с разных деревень,—
сказал старик.— Мы здесь работали на них, занимались
хозяйством.
— И вы поверили, что русские вас расстреляют?
— Нет, мы не поверили, мы знаем, что русские бед-
няков не убивают. А мы все здесь бедняки.
— Правильная политика, батя!—Павел дружески по-
хлопал старика по плечу, улыбнулся и увидел робкие
ответные улыбки на лицах скучившихся людей.— С этой
минуты вы свободны, сами себе хозяева, можете воз-
вращаться домой.
Старик приложил руки к груди и благодарно покло-
нился.
— Товарищ старшина, во двор въезжают две «соро-
капятки» на конной тяге,— доложил спустившийся в под-
вал Яцкевич.— Из другого соединения.
— Что там у них?— спросил Павел и, выходя наверх,
задержался на ступеньке.— Одну минуточку, граждане
латыши и поляки! Сейчас попробуем выяснить обста-
новку.
Он вышел наружу, и в то же мгновение раздался
выстрел. Павел успел ухватить взглядом: посреди пше-
ничного поля падает, взмахнув руками, немецкий сол-
дат. Другой, точно сайгак, огромными прыжками убе-
гает прочь.
24
— Кто стрелял?! Откуда здесь немцы?— крикнул
Павел.
— Заплутали, должно,— сказал, подходя и поправ-
ляя карабин, сержант-артиллерист.— Жаль, другого не
достал. Из какого полка, старшина?
Павел не успел ответить: за пшеничным полем, слов-
но из-под земли вырастая, появились вдруг около сотни
гитлеровцев. Широкой цепью они шли напрямую к
усадьбе, по грудь в пшенице, но пока не стреляли.
— Занять оборону!— скомандовал Павел своим ре-
бятам. И сержанту:
— Выпрягай коней, пушки на прямую наводку!
Разведчики залегли в канаве, приготовившись к бою.
Артиллеристы возились за сараем с лошадьми. Метров
двести, не больше, оставалось немцам до усадьбы, но
они все шли и шли к ней в полный рост, без единого
выстрела.
И вдруг приглушенный, тревожный голос Соколова:
— Товарищ старшина, «ферд» справа!
Павел оглянулся и обомлел: неподалеку из лесочка,
перед которым обрывалось поле, тяжело покачиваясь
на ухабах, выползал «фердинанд». Он шел прямо на
усадьбу.
— Приготовить гранаты!—скомандовал Павел. Он
очень опасался, как бы за этой самоходкой не показа-
лись еще машины. Тогда несдобровать. Но нет, слава
богу, только эта единственная, невесть откуда взявшая-
ся, шла полем, все набирая и набирая скорость.
— Эй, сержант!— крикнул Павел.— Пехоту мы на се-
бя берем. Ты что, не видишь «ферд» справа лезет? Да
живей вы, черти!
Артиллеристы все же успели развернуть орудия на-
встречу вражеской самоходке, но опередить ее с вы-
стрелом не удалось. Первый же снаряд, выпущенный
«фердинандом», угодил в верхний этаж усадьбы и на
треть снес его. Заржали, заметались по двору выпря-
женные лошади. Бурое облако кирпичной пыли повисло
в воздухе, а когда уже после второго выстрела пыль
немножко осела, Павел даже зубами скрипнул от до-
сады: одно орудие валялось на боку, засыпанное грудой
битого кирпича и искореженными обломками перекры-
тия. Но около другого, невредимого, хлопотал знакомый
сержант со своими ребятами.
— Торопись, сержант!—крикнул Павел, следя одно-
временно и за приближающимся «фердинандом», и за
пехотой. Пехота, хотя до нее оставалось чуть больше
ста метров, как ни странно, не особенно беспокоила
его. Он хорошо знал: когда на тебя прет в полный
рост целая орава фашистов, когда они перед тобой как
на ладони, а ты надежно укрыт,— тут переживать нече-
го, главное в таких случаях выдержка и своевременный,
точный огонь. В подобных переделках Павлу приходи-
лось бывать не раз, и на этот счет он оставался совер-
шенно спокоен. А что касается точного огня, то его раз-
ведчики стреляли отменно, из любого положения, из
всех видов стрелкового оружия — и нашего, и трофей-
ного. Ну, а если до рукопашной дело дойдет — тут тоже
не оплошают...
Почему-то Павлу очень хотелось, чтобы сначала «со-
рокапятка» сержанта ударила по «фердинанду», а уж
потом он подаст команду открыть огонь по пехоте.
Очень беспокоила его эта шальная самоходка. Павел
еще раз нетерпеливо оглянулся, точно хотел взглядом
поторопить сержанта. Тот припал к прицелу, ловил,
должно быть, в перекрестие самоходку: вот-вот гро-
мыхнет выстрел. Но и тут, с пехотой, уже нельзя было
медлить. Павел выждал еще несколько томительных се-
кунд и негромко скомандовал:
— Огонь!
Будто истосковавшись в томительном ожидании, хле-
стко ударили одновременно все двенадцать автоматов.
Широкая цепь гитлеровцев сразу же разорвалась, по-
редела, зияя частыми прогалами. Но большинство еще
шли в полный рост, по грудь в пшенице, видимо, на
какое-то мгновение еще не осознав смертельной опас-
ности, и падали под губительным, плотным огнем. Имен-
но такого момента и дожидался Павел — момента, когда
можно ударить наверняка, ошеломить противника, по-
давить его неожиданностью и смять. Но и стреляя, Па-
вел все ждал, когда ударит «сорокапятка». С «ферди-
нанда», который был уже совсем близко, прозвучал
еще выстрел, и опять воздух побагровел от взметнув-
шейся пыли.
— Сержант, ты что, спятил?!— заорал Павел, выхва-
тывая противотанковую гранату. Она же сомнет нас!—
Он уже перестал было надеяться на сержанта, подумав,
26
что у того, должно быть, что-то случилось с пушкой.
Но именно в этот момент, когда Павел решил действо-
вать самостоятельно и уже выхватил гранату, сбоку звон-
ко ударила «сорокапятка». Он сразу узнал ее голос,
и на душе стало спокойнее. Следом прогремели еще
два выстрела. «Фердинанд» завертелся на месте, ревя
и взрывая землю, точно разъяренный бык, но вперед не
мог продвинуться ни на метр.
Павел обернулся к сержанту и, счастливый, помахал
ему рукой. Но тот не увидел этой его благодарности,
выпустил еще два снаряда и все было кончено: «ферди-
нанд» замер среди пшеничного поля, ветер срывал с его
брони густые, черные космы дыма и уносил к лесу.
Выскочившие из люка гитлеровцы не успели даже спрыг-
нуть на землю: их тут же настигла точная очередь Павла
Дубинды.
А пехота — те, кто остался в живых, еще некоторое
время лежали в пшенице, не смея подняться, ошелом-
ленные неожиданным встречным огнем и гибелью са-
моходки. Выжидали и разведчики, лежа в канаве, гото-
вые в любую секунду снова открыть огонь. Потом,
когда сержант-артиллерист ударил несколько раз из
орудия по полю, над колосьями пшеницы поднялся при-
вязанный к палке белый платок, один за другим стали
появляться немцы.
— Откуда они здесь взялись?— спросил Павел у сер-
жанта, с удовольствием с ним закуривая.— И эта «ду-
рочка»?— кивнул он на мертвую самоходку.
— А черт их знает!— устало улыбнулся сержант,
смахивая с лица пот.— Заплутали, должно. Заплутаешь:
небось не сорок первый год... Жаль вот орудие теперь
чинить надо.
— Ничего, починишь свое орудие. Зато, гляди вон,
сколько гавриков топает к нам. Тепленькими берем...
Разведчики построили пленных в колонну, те возбуж-
денно о чем-то галдели и было видно, что они довольны
тем, как для них обернулось дело, что остались в жи-
вых и не надо больше таскаться по непроходимым лесам
и болотам, ждать каждую минуту гибели от руки рус-
ских солдат или партизан. Они и в самом деле оказа-
лись, как и предполагал сержант-артиллерист, заплутав-
шими—потрепанная в боях стрелковая рота, отбившаяся
27
от крупного соединения и заблудившаяся в лесах и
болотах. Правда, еще добрая половина этой потрепан-
ной роты осталась навсегда лежать на пшеничном поле
возле усадьбы — около полусотни вражеских солдат
пали здесь под огнем разведчиков.
...Павел Дубинда возвращался из ночной вылазки.
Сейчас встреча с врагом никак не нужна разведчикам:
на волокуше они тащили ценный груз — пленного офи-
цера, и сами были измотаны до предела. И, как понимал
Павел, вряд ли годились для хорошего боя, если бы
такой вдруг случился.
Ночь уже шла на убыль, небо на востоке, за верши-
нами деревьев, чуть посерело, но внизу под самыми
ногами все еще держалась темень. Хлюпали «мокро-
ступы» по болотной жиже, тяжело скользила волокуша.
Не переставал сыпать мелкий, холодный дождь. Уста-
лые, продрогшие, вымокшие до нитки, разведчики шли
в нескольких шагах друг от друга — рядом держаться
было опасно.
На плече у Павла висел планшет, взятый в землянке
у пленного офицера. Несмотря на нечеловеческую уста-
лость, на душе было светло — задание выполнено даже
в таких сложнейших условиях местности, о которых и
сами разведчики не предполагали, отправляясь в ночной
рейд. Осталось совсем немного до дома. А утром они
сдадут командованию «языка» — кое-что этот офицерик
знает, конечно...— и сразу же отправятся в свою зем-
лянку, заснут мертвецким сном. Если не будет нового
срочного задания...
Вскоре одному из батальонов полка предстояло идти
в наступление, нанести внезапный удар по врагу — дан-
ные разведки, показания пленного офицера оказались
очень нужными для проведения такой операции. Но ба-
тальону идти надо было этими же самыми непроходи-
мыми болотами, где не спасают, как убедились развед-
чики, даже «мокроступы». А на них, на эти самые «мо-
кроступы», очень рассчитывал комбат. И тогда Павел
Дубинда предложил ему свой испытанный на практике
метод.
— Болотные черти!—воскликнул обрадованный ком-
бат, когда Павел со своими ребятами продемонстриро-
вали перед ним метод переката.— Дорогие мои болот-
ные черти! Да вам цены нет!
28
Они стояли запыхавшиеся, грязные с головы до ног—
и счастливые. Болотная жижа стекала по их лицам, по
одежде.
— Да теперь мы это чертово болото одним махом
одолеем!— комбат смотрел на них восторженными гла-
зами.
Разведчики, смущенные, улыбались. И видели ответ-
ные улыбки на лицах бойцов, наблюдавших за ними
вместе с комбатом.
ГОРЯЧИЙ ПЛАЦДАРМ
ни первыми из всех бойцов и ко-
мандиров полка вышли на берег
Западного Буга. Было утро, раннее июльское утро сорок
четвертого года. По небу скользили сизые облака, и
вода в реке казалась свинцовой. Вражеский берег будто
вымер, лишь нет-нет да и взмывали над ним дикие утки
и уносились прочь.
Разведчики стояли в прибрежных кустах, которые
подступали к самой воде, и молча, взволнованно смот-
рели на другой берег. Потом Павел, точно боясь спуг-
нуть тишину, вполголоса произнес:
— Западный Буг, ребята. Чужая, уже не наша земля
лежит за ним. Представляете, какой это день?!
— Долго шли к нему,— сказал задумчиво Соколов,
словно бы выражая мысли всех.— Это же такой пра-
здник!
— Если считать с первого дня — три с лишним годи-
ка,— вздохнул Яцкевич.— Даже не верится, что такое
вынесли. Подумать только!
— Теперь на чужой земле-то все полегче будет вое-
вать, на своей меньше горя останется.— Павел смотрел
29
на другой берег и как-то странно и непривычно было
думать о том, что вот за этой рекой уже начинается
другая страна и что по ней теперь, должно быть, пойдет
война дальше, на запад. Непривычно и странно здесь
было то, что действительно вот уже три с лишним года
топтали гитлеровцы нашу землю, а теперь как бы в один
день пришел этому конец и словно бы начинается с
этого рубежа совсем другая война, и воевать, конечно,
будет легче, чем прежде.
Неприветливо, угрюмо катил свои воды Западный
Буг. Небо было наглухо зашторено тучами. Солнце и не
думало показываться. Деревья сиротливо жались к воде.
Сумрачное, неуютное утро... И все же светло было на
сердце у разведчиков — еще бы, первыми увидеть чу-
жой берег!— и когда они вернулись в расположение
полка и сообщили об этом, там их встретили восторжен-
но. Конечно, гвардейцы знали, что скоро выйдут к реке,
что до нее остается всего несколько километров, и все
же сообщение разведчиков, уже побывавших там и
видевших все своими глазами, явилось для них настоя-
щей радостью. Этого часа ждали давно, к нему шли
долго, с трудными кровопролитными боями, теряя бое-
зых друзей,— и вот этот час наступил. Все понимали:
скоро наши части форсируют Западный Буг, и война
навсегда уйдет с родной земли, уставшей от слез и
страданий...
Павел Дубинда доложил о выходе к реке командиру
полка Свиридову. Выслушав доклад, полковник сразу
же отдал распоряжение:
— Надо немедленно найти брод, старшина. Вы пони-
маете, как это важно сейчас найти хороший, надежный
брод?
— Так точно, товарищ полковник!— Павел видел, что
и сам командир полка несколько взволнован сообще-
нием.— Разрешите выполнять?
— Нет, сначала короткий отдых,— глядя на усталое
лицо старшины, сказал полковник,— а потом за дело.
Прощупайте как следует. Как широка здесь река?
— Метров триста, может, чуть меньше.
— Хорошо бы найти более узкое место.
— Попытаемся, товарищ полковник. Если такое есть,
обязательно нащупаем.
30
— Как настроение у ваших бойцов?
—- За Бугом — чужая земля, товарищ полковник!
— Понимаю... Ну идите. Желаю удачи.
Это была кропотливая, изнурительная работа, тре-
бующая не только огромной физической выносливости,
но и великого терпения. Ни о каких плавсредствах не
могло быть и речи — раздобыть их негде. Разведчики
с вырубленными вагами спускались в холодную воду и
метр за метром прощупывали речное дно. Когда вода
доходила до подбородка, а глубина продолжала увели-
чиваться, возвращались назад, забирали на несколько
метров в сторону — и все начиналось сначала. Иззяб-
шие, с посиневшими от холода лицами, разведчики уп-
рямо метр за метром прощупывали илистое дно, вре-
менами приходя в отчаяние от этой, казалось бы, бес-
смысленной затеи. Ну, а если тут брода и вовсе нет?
Что тогда? Ведь можно еще и день, и два, и месяц
понапрасну изводить себя... Так с сомнением начинал
думать Павел Дубинда, глядя на равнодушную, непокор-
ную реку. И действительно, Западный Буг в этих местах,
словно бы показывая крутой нрав, никак не хотел выда-
вать своей тайны. Отыскивать брод приходилось только
в ночное время. Остерегаясь вражеских осветительных
ракет, которые нет-нет да и взлетали с того берега.
Днем немцы легко могли обнаружить разведчиков и
перестрелять их в воде. На третьи сутки даже сам Па-
вел Дубинда стал терять надежду на успех. Он понимал:
никто его не обвинит в том, что брода здесь нет. Такова
уж река, и ничего с ней не поделаешь. И все же Павел
не мог представить, как возвратится в полк с пустыми
руками и виновато доложит: «Не нашли, товарищ пол-
ковник». А ведь от тебя и твоих ребят зависит, как сло-
жатся в дальнейшем бои для всего полка, а возможно,
и целой дивизии. Когда тебя ждут с нетерпением и на-
деждой, не оправдать этой надежды — просто немыс-
лимо!
Днем разведчики лежали в кустах, следили за про-
тивоположным берегом{ прощупывали, насколько воз-
можно, реку визуально. Молчали, удрученные неудачей.
Да и что говорить, когда яснее ясного: не пропустит
Западный Буг в этом месте, хоть ты лопни. Но ведь
такого еще не было, чтобы взвод Павла Дубинды не вы-
полнил задания командования!
31
— Что же делать, старшина?— как бы невзначай
спросил Соколов, вытирая подряблевшие от воды ру-
ки.— Время-то идет, третьи сутки рыскаем.
— Идет,— нехотя согласился Павел.— Время идет, а
дело стоит.— Он заметил, что и у других ребят такие
же подряблевшие руки, на свои взглянул — ничуть не
краше. И сказал:— Брод-то все равно надо найти...
— Даже если его нет?
— Даже если нет!— резко произнес Павел.— Не мо-
жем же мы с пустыми руками вернуться? Нас ждут,
на нас надеются, а мы...— Он понимал: зря горячится,
слова его остаются лишь словами, и начинал злиться
на самого себя за то, что не может предложить ничего
конкретного. А ведь именно он, командир, должен ре-
шить, как действовать дальше, от него в первую очередь
зависит успех дела.
«Где же выход?—размышлял Павел.— Может, ниже
по течению взять? А может,— выше? Сам дьявол не
разберет, где тут брод и есть ли он вообще. Когда за
«языком» идешь, за «передок» — там дело конкретное,
хоть и опасное, а порой и жизни стоит... А здесь черт
знает что! И какой только работенки война не подки-
дывает нашему брату-разведчику... Но нельзя же сидеть
целыми днями, ждать у моря погоды. В самом деле,
сколько уж рыскаем без толку, пора бы и честь знать—
в полку небось заждались...»
— Вот что,— сказал он Соколову,— бери половину
людей и леском иди вниз по реке, а я с остальными —
вверх. С таким расчетом, чтобы через пару часов сюда
вернуться. Может, что и высмотрим, только не удаляй-
ся: брод нужен здесь, неподалеку.
Группы разошлись в разные стороны вдоль берега,
скрываясь в редколесье. Все так же безмолвной и пус-
тынной оставалась река, ничто не нарушало покой ее
берегов и, казалось, на многие километры вокруг нет
ни единой живой души.
Когда Павел Дубинда со своими ребятами вернулся
на прежнее место, так ничего и не обнаружив, группа
Соколова уже поджидала их. Рядом с разведчиками си-
дел седобородый старик. Он внимательно смотрел на
Павла, видимо, сразу угадав в нем командира, но в гла-
зах у него не было страха.
32
— Это старый поляк,— доложил Соколов.— Мы
встретили его километрах в двух ниже по реке.
— Откуда он?— спросил Павел, внимательно пригля-
дываясь к старику.— Как сюда попал?
— Расспроси сам. Нам он уже все рассказал — пусть
теперь расскажет тебе. Убедимся еще раз...
— Кто вы?— спросил Павел, глядя старику в лицо.
Хорошее лицо: твердый взгляд, уверенность и реши-
тельность в чистых, выцветших от долгой жизни гла-
зах.— Сидите, сидите,— остановил он, видя что тот стал
подниматься.
— Я — поляк,— на ломаном русском языке ответил
старик, делая ударение на первом слоге.— Я плохо
говорю по-вашему, но я хорошо думаю по-вашему.
Я — крестьянин.
— С того берега?
— Да, да, с того. Там фашисты издеваются над на-
ми.— Старик поднялся, сжал маленькие, сухие кулач-
ки.— Они обесчестили мою единственную дочь. Но у
меня нет сил отомстить.
— Ничего, батя, успокойся,— сказал Павел, тронув
его за слабое плечо.— Мы рассчитаемся за твою дочь,
у нас сил хватит.
— О-о, товарищ, товарищ!— с благодарностью про-
изнес старик, прижимая руки к груди.— Я не мог отом-
стить им, я бежал сюда, к вам. Я их ненавижу!
— Понимаю, батя, понимаю. Ну, а скажи: брод
здесь поблизости есть?
— Есть, есть,— закивал головой старик.— Но это не-
много ниже. Я охотно покажу вам.
У Павла отлегло от сердца: значит, брод все-таки
есть и не напрасно они торчали и мерзли здесь, а глав-
ное, задание взвод выполнит, и полк в скором времени
может начать форсирование реки. Но он все же пока
сомневался в том, что все так неожиданно и благопо-
лучно складывается, наконец, с бродом, ибо знал, на-
сколько переменчиво на войне счастье. Вдруг этот ста-
рый поляк напутал что-нибудь, ведь ему так много лет,
за семьдесят, наверно, а в таком возрасте можно ожи-
дать от человека что угодно.
Но старик вел их уверенно, рассказывая по пути о
зверствах фашистов, о горе, которое уже столько лет
бродит по его родной земле.
2 4В5
33
— Это же не люди, это палачи, изверги!— часто вос-
клицал он и грозил своим маленьким кулаком на тот
берег, слал проклятья гитлеровцам.
Разведчики его успокаивали, уверяя, что в самом
скором времени, как только переправятся на тот берег
Западного Буга, отомстят за его дочь и за него самого.
Старик ненадолго успокаивался, потом опять начинал
грозить, и глаза его при этом гневно сверкали: он жаж-
дал расплаты.
Наконец группа остановилась в густых зарослях ку-
старника, метрах в пятидесяти от воды, и старик сказал:
— Это здесь, товарищ!
Река в этом месте была значительно уже, но все же
слишком широка для того, чтобы поверить, что ее мож-
но перейти вброд до самого противоположного берега.
— Глубоко здесь, батя?— спросил Павел, с сомнением
оглядывая свинцовую поверхность.
— Лето было нынче прохладное, солнце мало отпи-
ло воды из реки. До самого подбородка достанет,—
ответил старик.— Есть еще один брод, но он намного
ниже. До него километров восемь.
— Нет, нет, промеряем здесь.
— Вы что же, собираетесь на тот берег?— подивился
старик, видя что бойцы начинают приготовления.— Там,
с той стороны брода, немцы. Они охраняют это место.
— Посмотрим,— неопределенно отозвался Павел.—
А много немцев?
— Их везде, как саранчи...
— А все-таки?
— Знаю, что есть, а сколько — не знаю. Я переби-
рался на этот берег дальним бродом, там тихо пока.—
Старик искренне огорчился.— Вот беда. Знать бы, что
вас встречу, приглядел бы и за этим бродом.
— Ладно, батя, не расстраивайся. И на том спаси-
бо.— Павел оглядел ребят повеселевшим взглядом.—
Ну, хлопцы, купнемся еще разок в Западном Буге и во-
свояси. Заждались нас в полку.
Как только стемнело, первая четверка — Борис Со-
колов, Александр Просолов, Николай Яцкевич во главе
с Павлом Дубиндой — вошла, раздевшись, в воду. Ос-
тальные затаились на берегу, готовые в любую минуту
прикрыть их автоматным огнем. С ними остался и ста-
рик, рассказавший Павлу перед уходом, как надо дви-
34
гаться по реке, нащупывать брод,— не напрямую, а чуть
наискосок, забирать малость против течения. «А то мож-
но и в омут угодить — не выберешься,— заключил ста-
рик на прощание.— Ну, с богом, сынки...»
Дно оказалось под ногами надежное — твердый
грунт, без всяких ям и расщелин, пологий спуск к сере-
дине реки. Вода к ночи была не очень холодной, можно
терпеть, и луны не видать за облаками — так ловко все
складывалось, что Павел и верил и не верил в удачу.
Они шли фронтом, метрах в трех друг от друга, прощу-
пывая вагами дно, боясь нечаянно тронуть сторожкую
тишину, которую нарушали лишь едва слышимые всплес-
ки воды — точно рыба играла перед ночным покоем.
Изредка со стороны вражеских позиций взлетали ра-
кеты. И тогда разведчики уходили, насколько возможно,
под воду, затаившись, пережидали, когда они погаснут,
чтобы опять неслышно и невидимо тронуться дальше.
Старый поляк оказался прав: на самом глубоком
месте вода доходила Павлу до подбородка, не выше,
и это было большой удачей. В сплошной темноте раз-
ведчики приблизились к чужому берегу, осторожно
огляделись, но дальше идти не решились — можно загу-
бить все дело. Немцы ни в коем случае не должны
даже заподозрить, что у них под боком находятся рус-
ские, что они замышляют форсирование реки.
Когда вернулись на свой берег, Павел велел не-
сколькими неприметными холмиками земли обозначить
ширину брода — фарватера, как выразился он по старой
морской привычке. А фарватер, на счастье, оказался
не так уж и узок — вполне подходящий для форсиро-
вания. Павел еще раз поблагодарил старика-поляка, тот
остался очень доволен, что оказал услугу советским
бойцам, только все сокрушался, что не знал ничего
о немцах на том берегу.
После трехдневного скитания разведчики тронулись
в обратный путь. Теперь, когда брод был найден, они
с легким сердцем возвращались в полк. Павел думал
о том, что теперь смело сможет посмотреть в глаза
командиру полка и доложить: «Товарищ полковник, ва-
ше задание выполнено: брод через Западный Буг най-
ден. Докладывает гвардии старшина Дубинда!» Он
наперед знал, что командир полка, человек очень внима-
тельный, чуткий, выслушает доклад и, видя, что раз-
2*
35
ведчики с ног валятся, немедленно отошлет их отды-
хать. Не забудет, конечно, поблагодарить. Скажет всего
лишь несколько теплых слов. Но как важны такие слова
для усталых, измученных вконец людей!
Все именно так и случилось, как предполагал Павел
Дубинда: полковник Свиридов выслушал доклад и ото-
слал разведчиков отдыхать. Всех, кроме самого Павла.
Он подробно расспросил все о броде, о старом поляке
и остался доволен. Наконец, чуть помедлив, спросил:
— Силы еще есть, старшина? Вижу: нелегко достался
вам этот брод. И все-таки спрашиваю: хватит ли у вас
сил выполнить еще одно очень важное задание?
— Так точно, товарищ полковник! Готов выполнить
любое задание.— Павел еще более подтянулся, чувст-
вуя, что за словами командира полка кроется что-то
весьма и весьма важное. Понимал: по пустякам не стал
бы сейчас беспокоить.— Сил хватит, я ведь спортсмен —
боксом занимался, борьбой, на шлюпочных гонках моя
команда брала призовые места.— Улыбнувшись, Павел
легонько вздохнул:— Правда, все это было еще до вой-
ны, на крейсере «Червона Украина». Но форму и сейчас
не потерял, поддерживаю...
— При вашей очень трудной и сложной работе это
очень важно,— одобрительно отозвался командир пол-
ка.— И сейчас как нельзя более кстати.— Он выдержал
небольшую паузу, сказал:— Никто, как вы сами пони-
маете, старшина, не знает брод лучше вас. А сегодняш-
ней ночью мы начнем форсирование реки...
— Я готов, товарищ полковник!
— Вижу. Но тут вот еще какое дело, старшина. Очень
важное и непростое дело. Командира роты, которая
должна начать форсирование и зацепиться за плацдарм
на том берегу, срочно отправили в госпиталь. Полагаю,
что вы успешно замените его.
— Слушаюсь, товарищ командир полка!—Кровь жа-
ром ударила Павлу в лицо: такое ответственное зада-
ние! Шутка ли!
— Во главе этой роты и сделаете бросок. Первым
форсируете реку, захватите плацдарм, а уж следом за
вами — весь полк. Держаться до подхода частей, по воз-
можности расширяйте плацдарм. Вот обо всем этом и
подумайте, время еще есть,— заключил полковник.—
А сейчас согласуйте все необходимые вопросы с коман-
36
диром первого батальона и попытайтесь все же хоть
немного отдохнуть.
— Есть, товарищ полковник! Задание будет выпол-
нено!
...Лишь чуть забрезжило с востока, над лесом позади
едва стала проступать серая полоска зари, а рота во
главе с Павлом Дубиндой уже сосредоточилась у реки,
в прибрежных зарослях. Рассчитывать на то, что немцы
не заметят переправляющихся, вряд ли приходилось:
отступая, они не могли оставить брод без прикрытий.
Значит, предстояло принять нелегкий бой. Артиллерис-
ты, должно быть, уже застыли у орудий — приготови-
лись поддержать огоньком.
— Оружие поднять над головой!— передал Павел
приказание и первым вошел в воду.— Ширина брода
обозначена холмиками земли, за них не заходить. За
мной!—Именно в эти минуты ему вспомнился вдруг
десант под Одессой, в районе Григорьевки осенью со-
рок первого, мощные залпы корабельных орудий, мча-
щиеся к берегу баркасы с десантниками, напряженные
лица моряков, голубоватые в отсвете прожекторов...
По существу, тогда было его первое боевое креще-
ние. Сколько потом пришлось ему увидеть и перенести!
Да и эти последние месяцы — бесконечные жестокие
бои, дерзкие рейды по тылам врага, когда все решают
доли секунды, выдержка, личная храбрость, сила и вы-
носливость... И все-таки как бы ни было трудно, а порой
просто невыносимо, теперь три с лишним года войны
остались позади, а впереди сейчас, в каких-нибудь двух-
стах метрах, уже лежала чужая земля, и это придавало
сил. Впереди же, Павел хорошо это знал, предстояло еще
много боев, и неизвестно, чем они кончатся для него:
ведь до «своей» пули можно идти через войну целые
годы и не встретить ее, а можно повстречаться с ней
в любое мгновение... Он уже несколько месяцев вое-
вал в этом полку, прошел с ним немалый и непростой
путь. И его знали здесь и высоко ценили. Если ночами
на вражеской стороне вспыхивали взрывы и открывалась
пальба,“бойцы уважительно говорили: «Павел со своими
ребятами работает...»
Предстоящий бой всегда кажется самым Ответствен-
ным. Так было и на этот раз, только сейчас Павел вол-
новался больше обычного: шутка ли, целую роту за со-
37
бой ведешь... Он слышал у себя за спиной тяжелое
дыхание бойцов, всплески воды, чье-то легкое покашли-
вание и уверенно вел роту знакомым бродом, забирая
чуть правее, наискось против течения.
И вдруг, когда миновали благополучно середину ре-
ки, на вражеском берегу вспыхнули залпы, заговорили,
захлебываясь, пулеметы. И тут же в ответ ударили наши
орудия. Повисли над рекой осветительные ракеты, и
стало видно все как на ладони, и воздух гудел в вышине,
точно над головой бушевал чудовищной силы ураган.
— Вперед, ребята! За мно-о-й! За Ро-о-ди-и-ну-у!
Хлестали из-за спины полковые орудия, снаряды с
воем и шелестом проносились над рекой, вспарывали
землю на той стороне. Закипела река вокруг, били по
лицу брызги и мощное «ур-р-а-а!» тонуло в грохоте
боя. Со стонами, короткими вскриками оседали в воду
убитые, раненые. Павел, понимая, как дорога каждая
секунда, рвался вперед, увлекая за собой бойцов. С бо-
лью видел, как редеют на глазах ряды наступающих.
— Вперед! Только вперед!
Совсем рядом был уже берег, и снаряды наших ар-
тиллеристов ложились так близко и кучно, что, казалось,
сейчас придется прорываться сквозь собственный огонь.
Но вот взрывы отодвинулись за реку, взметнулись в глу-
бине, между какими-то небольшими домиками, и было
видно, как забегали там солдаты, пригибаясь и падая.
«Ага, не нравится?!»
Павел уже отчетливо видел жиденький кустарник на
пологом подъеме, прикинул, что вот на этом подъеме
надо будет сейчас и залечь, собраться с силами и вновь,
не теряя порыва, ударить, а то атака может захлеб-
нуться. А навстречу все бил и бил пулемет, и огонь его
был так хлесток и плотен, что невольно хотелось ныр-
нуть, скрыться под водой. Выбежав наконец на берег,
Павел мгновенно, безошибочно определил, откуда ве-
дется огонь, и ринулся туда, выхватывая на бегу гра-
нату.
«Если ему не заткнуть глотку, он нас всех может
положить на этом склоне... Ну, держись, собака!» — Он
увидел: из-за небольшого холмика бьет пулемет, и рва-
нулся навстречу кратчайшим путем. Прикинул: «Метров
пятьдесят. Гранатой не достать, пожалуй. Надо навер-
няка...» Казалось, пули огненным роем летят прямо
38
в лицо, но страха не было, Была злость да одно лишь
неуемное, горячее желание: «Скорее! Скорее, иначе
срежет и все пропадет!» — Пробежал еще метров пят-
надцать и, не останавливаясь, прямо с разбега метнул
гранату.
Взрыв раздался слабый, чуть слышный в грохоте боя.
Но пулемет замолк. Двое немцев, согнувшись, хлопо-
тали возле него. Разгоряченный Павел что-то крикнул
им и полоснул на бегу из автомата: вражеские пуле-
метчики беззвучно осели. Затем подбежал, отпихнул их
ногой и, почти не надеясь на чудо, развернул пулемет.
Но чудо на этот раз произошло: пулемет оказался ис-
правным. Павел со всей яростью ударил по мечущимся
возле домишек фигуркам: «Получайте, подлюги, за все:
за Одессу, за Севастополь! За «Червону Украину»!
Наши артиллеристы перенесли еще дальше огонь.
Павел оглянулся — сзади никого не было. Он понял:
немцы оставили первую линию окопов, но форсирование
реки сумели все же приостановить. Значит, теперь
ему предстояло выполнять вторую часть приказа коман-
дира полка — удерживать захваченный плацдарм до при-
хода основных частей, помочь им при форсировании
реки, которое должно начаться в скором времени. Но
когда?— этого Павел не знал. Как не знал пока еще
и того, сколько бойцов переправилось на этот берег и
сколько осталось в живых. Бой приутих, только из глу-
бины обороны немцы непрерывно били и били из мино-
метов по броду, боясь, видимо, что наши опять попы-
таются переправиться на этот берег. Начинало поне-
множку развидняться.
Когда совсем рассвело, возле Павла Дубинды собра-
лось еще семеро бойцов — все, что осталось от роты
численностью в восемьдесят человек... К счастью, ни
один из них не был ранен, а это, как подумал Павел,
внимательно оглядывая их, уже немалая сила.
— Будем драться, ребята,— сказал он.— Вряд ли
фрицы подарят нам без боя этот берег. Как вы думаете?
Бойцы, закуривая, переглядывались/— мол, ничего
у нас командир, с юморком, с таким можно неплохие
дела делать.
— Ия так думаю, что не подарят,— произнес Павел,
поддерживая их молчаливый, согласный ответ.— Значит,
придется встретить, как полезут. Плацдарм, братцы, на-
39
до удержать во что бы то ни стало — таков приказ! Да
вы и сами видите: надо! Теперь прикинем,— Павел про-
вел взглядом по их лицам — почти никого из них он не
знал, а возможно, впервые видел.— Нас восемь чело-
век осталось. А было, считай, восемьдесят. Арифметика
простая: один за десятерых, если за всю роту стоять.
А стоять надо.
— Постоим,— степенно произнес пожилой солдат.—
Куда же тут денешься, постоим. Вот только жаль, рация
при переправе погибла, а так ничего, терпимо.
Его молчаливо поддержали другие, и Павел понял,
что ребята они все крепкие душой и надежные, хоть
с ними он принял вместе пока только один бой сегод-
няшней ночью.
— Боеприпасы беречь, бить только наверняка,—
сказал Дубинда, заключая этот короткий разговор.—
Окопаться, занять оборону. Эти крестоносцы народец
сволочной, но аккуратный — подремать не дадут.
Гитлеровцы полезли на группу Павла Дубинды часа
через полтора. Держа все время брод под плотным
артогнем, они направили к плацдарму шесть танков.
Следом, укрываясь за броней, шли автоматчики.
— Эх, огоньку бы с того берега дали наши ребята,—
проговорил пожилой солдат.— А так, голыми руками,
их не возьмешь. Сомнут, проклятые.
И словно услышав его голос, эту его просьбу, уда-
рили из-за реки полковые орудия. Видно было: первые
снаряды далеко легли, с перелетом. Танки шли невре-
димыми прямо на плацдарм.
— Рации нет, подкорректировать бы. Нахально прут!
— Гранаты приготовить, бутылки с горючим!—крик-
нул Павел, внимательно следя из воронки за набираю-
щими скорость тяжелыми бронированными машинами.
Метров двести оставалось до окопов. Снаряды стали
ложиться плотнее. И вот уже между танками и плацдар-
мом встала сплошная завеса огня.
— Молодцы артиллеристы!
Танки шли напролом. Взрывы, вздымая фонтаны зем-
ли, поднимались перед ними огненно-черной стеной.. Вот
танки, не сбавляя скорости, нырнули в нее, скрылись, но
на простор выскочили только четыре из шести. Авто-
матчики бежали следом за уцелевшими, прячась за
броней, отставая и падая.
40
— Прицельный огонь по автоматчикам!
Вспыхнул еще один танк, за ним — другой. И тут, не
выдержав плотного огня, повернули назад два остав-
шихся. Автоматчики, лишившись прикрытия, заметались
под губительным огнем горстки защитников плацдарма.
Так продолжалось каждый раз. Как только немцы
начинали атаковать группу Павла Дубинды, принимались
за дело наши артиллеристы. Иногда гитлеровцам уда-
валось прорываться настолько близко, что дело едва
не доходило до рукопашной. В такие моменты артилле-
ристы прекращали стрельбу, боясь накрыть огнем своих,
и бойцы отбивались в ближнем бою автоматным огнем
и гранатами. Потом, после того, как удавалось отбить
очередную атаку, они сами удивлялись тому, что сумели
выстоять в этом аду. Выстоять и уцелеть... Земля перед
позицией группы была вся перепахана взрывами, там
и тут валялись десятки трупов вражеских солдат. Из
наших бойцов лишь двоих легко ранило, их тут же пере-
вязали, и они остались в строю...
Немцы никак не могли уничтожить защитников плац-
дарма, но и не давали нашим частям форсировать ре-
ку — все время обстреливали брод.
На рассвете третьего дня показались еще два танка.
На этот раз они шли с разных сторон вдоль реки, норо-
вя укрыться от снарядов за кромкой берега. И это им
удавалось. Особенно хитро и опасно шел тот, что слева.
Павел мысленно прикинул его путь к позициям и понял,
что артиллеристы накрыть его не сумеют.
«Заутюжит ведь, сволочь!» — подумал зло, следя за
ползущей машиной. Метров сто оставалось, не больше,
и рассчитывать ни на что уже не приходилось — только
на свои силы. Гранаты были на исходе. С какой-то доса-
дой и болью за своих ребят, и за себя Павел подумал
о том, сколько же можно отбиваться от наседавших
почти беспрерывно немцев, сколько же можно ждать,
когда придет, наконец, помощь — сил больше никаких
не остается, но он хорошо знал, что там, на своем бе-
регу, делают все, чтобы облегчить их положение и де-
лают все для того, чтобы как можно скорее начать
форсирование этой проклятой реки.
С какой-то отчаянной и злой решимостью Павел вы-
хватил бутылку с зажигательной смесью и оценивающе
прикинул, с какой стороны ползти навстречу грохочу-
41
щей громадине. Скрипнул зубами: «Что ж, померим-
ся...» — И крикнул ребятам:
— Займитесь другим танком!
В последнее мгновение Павел подумал было, что
вот он сейчас идет, и вполне может так случиться, что
погибнет, и тогда ребята останутся одни — сумеют ли
они удержать плацдарм? Но подумал он не столько о
себе, о своей гибели, сколько именно о плацдарме.
Удержат ли, в случае чего? Но разве сам он не затем
идет, чтобы удержать его, сохранить?
Павел выскользнул из окопчика и пополз, оставляя
след в высокой, побитой осколками и пулями траве.
«Если заметит, не уйти — ни складки на местности, пу-
леметом достанет...— Он полз, не спуская глаз с при-
ближающейся тяжелой машины, слыша надсадный рев
мотора, уже чувствуя, как вздрагивает под грудью зем-
ля.— Бутылку лучше швырнуть сзади. Надо попытаться
пропустить его и тогда...— Павел совсем рядом, в двух-
трех шагах увидел заросшую травой выемку, чуть было
не бросился в нее, но все же сумел удержать себя и
осторожно, перекатившись, сполз вниз, прижался к зем-
ле.— Нет, кажется, не заметил, проходит мимо».— Не
поднимая головы, Павел следил за проходящей метрах
в пятнадцати машиной.
И вдруг, когда он уже уверился в том, что остался
незамеченным, танк приостановился почти напротив и
заелозил хоботом орудия, нащупывая цель. Оглуши-
тельно грохнул выстрел. Танк вздрогнул, горячим возду-
хом качнуло траву, обдало лицо. Но вот мотор взревел
опять, прибавив обороты, и Павел увидел удаляющуюся
корму. Боясь как бы не опоздать, не упустить мгнове-
ния и в то же время боясь промахнуться или не доки-
нуть, он, уже не остерегаясь и не думая о себе, при-
поднялся на локте и швырнул бутылку. Бросок вышел
точным! Яркое пламя тут же рванулось кверху, сквозь
густые клубы черного дыма. Через несколько секунд
откинулась крышка люка. Почти не целясь, Павел полос-
нул из автомата по замельтешившим в дыму танкистам
и, разгоряченный выигранной схваткой, поднялся и побе-
жал к окопам, где его ребята вели поединок с танком...
Этой ночью Западный Буг удалось форсировать еще
одной группе из восемнадцати человек. Она сразу же
42
вступила в бой — немцы никак не хотели отдавать этот
маленький клочок земли, беспрерывно атаковали. Стар-
ший лейтенант, возглавлявший эту группу, был убит ос-
колком снаряда, едва ступил на берег.
К Павлу подбежала девушка-связистка. На плече у
нее висели телефон и катушка кабеля.
— Вы старший группы?— Она тяжело дышала, запы-
хавшись. В грохоте боя голос ее был плохо слышен, ей
приходилось кричать что есть мочи. Она протянула
Павлу телефонную трубку.— Полковник вызывает!
— Ложись!—заорал он, видя что мины рвутся все
ближе и ближе.— Ты что, ошалела? За милую душу
разнесет!— И бросившись тоже на землю, выхватил
у нее трубку, надеясь услышать голос своего командира
полка. Но голос в трубке рокотал другой, глуховатый,
тревожный.
— Дайте мне старшего лейтенанта!—требовал не-
знакомый полковник.— Немедленно его на связь!
— Старший лейтенант убит!— прокричал Павел.
— Как убит?
— Обыкновенно! Осколком!
— С кем я говорю?
— Старшина Дубинда. Из двести девяносто третьего
полка!
— Ваш полк отошел правее... Кто возглавил первую
группу форсирования? Кто старший на плацдарме? Дай-
те мне срочно старшего!
— Старшина Дубинда слушает, товарищ полковник!
— Значит, это вы?..— последовала пауза.
— Так точно, я старший, товарищ полковник!
— Сколько у вас людей, старшина?
— Восемь человек. Вместе со мной.
— И вы столько времени удерживали плацдарм?
— Был приказ, товарищ полковник!—устало ответил
Павел, прикрывая трубку ладонью.— Удерживали...
— Вот что, товарищ старшина,—'несколько помед-
лив, сказал полковник.— Приказываю: возьмите под
свое командование и новую группу, этих семнадцать
человек. У вас теперь есть связь, будет полегче. Скор-
ректируйте огонь артиллеристов, и мы начнем форсиро-
вание. Вы поняли меня, старшина?
— Так точно, понял! Будет выполнено!
43
— Приказываю и... прошу, товарищ старшина!— чуть
дрогнувшим голосом сказал полковник.
Бой продолжался. Немцы ни на минуту не переста-
вали обстреливать брод. Заливая ночную темень осле-
пительно ярким светом, висели, плавно опускаясь над
ним, ракеты. Кипела в Западном Буге вода от взрывов,
белыми столбами вспучивались фонтаны. Но все же
судьбу переправы должны были решить не беспрерыв-
ные обстрелы, а люди, и решить эту судьбу, сойдясь
в открытом, решительном бою.
Павлу наконец удалось собрать свою группу, на-
сколько это было возможно в напряженной обстановке
ночного боя. Попросив девушку-связистку тянуть следом
за ними кабель, он успел сказать бойцам всего лишь
несколько слов:
— Что ж, ребята, нас было восемь. Теперь двадцать
пять. Это уже сила! Дело у нас одно — расширить плац-
дарм. Задача ясна? Тогда, за мной!
Рассыпавшись цепью, они бросились вперед, к доми-
кам, откуда били и били минометы, обстреливая брод,
не давая возможности нашим частям начать форсиро-
вание реки. Судя по всему, там находилась вторая ли-
ния вражеских окопов.
«Двадцать пять автоматов, гранаты... и такая удачная
ночь — хоть глаз выколи, ничего не видать: можно нем-
чуру и из окопов шугануть!» — горячил себя на бегу
Павел. Но другой, внутренний голос подсказывал ему,
что хоть это и заманчиво и, быть может, вполне воз-
можно, однако рисковать он не имеет никакого права,
потому как общая задача — форсирование реки основ-
ными силами — куда более важное дело, и ему, в пер-
вую голову, надлежит обеспечить это форсирование.
Бой складывался удачно. К тому же и связь теперь
была налажена. И все-таки, как Павел ни жалел, углуб-
ляться слишком далеко во вражескую оборону было
слишком рискованно. Он это сознавал вполне отчетливо.
Внезапно подбежала запыхавшаяся девушка-связистка.
— Товарищ старшина, провод кончается. Связь
дальше тянуть нельзя!
Группа залегла, ведя автоматный огонь. А через их
головы все летели и летели, повизгивая, мины, туда,
в сторону брода, где готовилось форсирование.
— Как тебя звать-то?— спросил Павел у девушки.
44
Совсем девчонка, подумал, покосившись на нее, лет
восемнадцать-девятнадцать, а поди ж ты — тоже воюет.
И вдруг ему стало хорошо и покойно от того, что видит
ее, такую юную, рядом с собой, в таком нелегком и,
конечно, не женском деле. А сколько их, таких вот,
по всем фронтам? Сколько их сражается за Россию и
на передовой, и в тылу? А ведь многих, очень многих
из них даже не призывали, сами пришли... Выходит, вся
страна бьется против фашистов поганых...
— Маша,— ответила она.— Что передать на тот бе-
рег?
— Проси, Маша, огоньку. А мы подкорректируем.
Маша закричала в трубку, требуя огня с того берега.
И тотчас на ее требование отозвались орудия, сильно
и упруго прошелестели в ночной вышине снаряды. В глу-
бине за домиками, за линией окопов взметнулись взрывы.
— Перелет!—кричал Павел в трубку.— Так, уже
лучше. Еще чуточку!— И наконец, увидев, как в багро-
вом пламени взлетели обломки разбитого вдребезги
домика, воскликнул:—Так держать!
У артиллеристов словно открылось второе дыхание:
получив целеуказания, пристрелявшись, они открыли
ураганный огонь! Почти одновременно вспыхнули еще
несколько домиков, и отчетливо стало видно, как в от-
блесках пожара мечутся, ища спасения, фигурки враже-
ских солдат. В этой суматошной карусели их настигал
плотный огонь, который хладнокровно и расчетливо ве-
ла из автоматов группа Дубинды.
Вскоре замолчал последний вражеский миномет и
мины перестали лететь в сторону брода. А там, на том
берегу, уже подтянулись батальоны, готовые начать
форсирование Западного Буга. Все ждали только при-
каза. И такой приказ поступил сразу же, как только
были уничтожены минометы противника.
— Все, амба, ребята!—крикнул Павел, поднявшись и
вскинув над головой автомат.— А ну, еще разок ударим
по немчуре! Вперед! За мной! За Ро-о-ди-и-ну-у!
И они побежали в темноту, на выстрелы, в тревож-
ную, полыхающую пожарами ночь. Они бежали вперед
уже не по своей, не по русской земле, и слышали сзади
мощный, нарастающий гул движения — началось форси-
рование Западного Буга.
НОЧНОЙ РЕЙД
ГУ	IUI
I /Ту** J" ~	|И1 аступил последний военный март,
LX£——-------- ДЖ земля уже освобождалась от снега,
пригретые теплым весенним солнцем, просыхали поля
и проселочные дороги. В полдень жарко припекало, но
по ночам еще стойко держалась прохлада. Чистое, мо-
лодое небо было густо усеяно звездами, так тихо и по-
койно сияющими в ночной темноте, что, глядя на них,
прислушиваясь к непривычной тишине, невольно хоте-
лось верить: ничто на земле, приготовившейся к обнов-
лению, не может нарушить этот царящий покой. Но ноч-
ное затишье было обманчивым, временным. Наши части
рвались к Кенигсбергу, подковами охватывали отсту-
пающие группировки немцев, отрезая им пути к отходу.
Однако гитлеровцы, за редким исключением, не только
не спешили сложить оружие, но напротив, предчувствуя
близкий конец, то что и своя, немецкая земля уходит
у них из-под ног, ожесточенно сопротивлялись.
В эту темную и тихую мартовскую ночь взводу раз-
ведчиков гвардии старшины Павла Дубинды был дан
приказ: срочно выяснить, что делается в ближайшем
поселке, который стоял на пути полка. Группа выступи-
ла немедленно. Быстро и бесшумно двинулась вперед.
Шли молча под лениво моросящим дождем, ничто не
нарушало ночной покой. И лишь когда до поселка оста-
валось километра полтора-два, оттуда стал доноситься
какой-то неясный шум.
Через каких-нибудь полчаса разведчики уже лежали
в придорожных кустах, наблюдали за проселочной доро-
гой, на которой творилось бог весть что. Видать, дождь
здесь шел давно, проселок развезло и теперь по нему,
завывая и рыча моторами, тяжело двигались машины
с орудиями. В кузовах покачивались каски сидевших ров-
46
ними рядками солдат, тускло поблескивая при лунном
свете. Машины буксовали, скаты елозили по скользкой,
будто намыленной дороге. Шофера распахивали дверцы
кабин, высовывались наружу, отчаянно бранясь.
— Улепетывает фриц,— тихонько сказал Павел, сле-
дя за дорогой.— Пятки смазывает.
— Ударить бы сейчас,-—жарко шепнул лежавший
рядом Соколов.
«Надо определить длину колонны, численность ма-
шин, орудий»,— Павел послал в хвост и голову колонны
по два человека и, когда они скрылись, сердито бросил
Соколову:
— Тебе бы только ударить... Ударишь, а как аук-
нется?
Но внутренне, хоть и не согласившись с Соколовым
и даже одернув его за чрезмерную горячность, Павел
и сам подумал о том же — ударить сейчас по колонне
отступающих гитлеровцев было бы очень кстати. Соб-
лазн был велик. Однако Павел понимал, что можно
загубить более важное дело, о котором наверняка по-:
заботится командование, когда получит сведения от
разведчиков. Даже если он со своими ребятами и даст
сейчас хороший бой немцам — а что бой может стать
удачным, Павел не сомневался ни на минуту: бездоро-
жье, скопище машин с орудиями, надежная темная ночь,
внезапность, все это как нельзя лучше было на руку,—
то и это вряд ли оправдает его действия.
За многие месяцы работы в разведке он усвоил же-
лезное правило — настоящий разведчик обязан пони-
мать, видеть, что может таиться за небольшим, хоть и
явным успехом, Сколько раз приходилось сдерживать
себя, охлаждать пыл у подчиненных, уходить незамечен-
ными от, казалось бы, верного дела, когда можно по-
рядком потрепать немцев. И все ради той же перспек-
тивы... Вот и сейчас самый что ни на есть подходящий
случай для неожиданного и верного удара. И развед-
чики — Павел это чувствовал —- накалены для такого боя.
Но у него имеется совершенно четкий приказ: выяс-
нить, что делается в поселке, и немедленно доложить.
А приказ — превыше всего, святое дело, и не было еще
ни одного случая за все годы флотской службы и вой-
ны, чтобы он хоть раз нарушил его. Конечно, прихо-
дилось вступать в схватки с гитлеровцами, когда соглас-
47
Тимофей Григорьевич Куликов
(слева), помогший П. X. Дубинде
выбраться из фашистской
неволи, и Павел Христофорович
Дубинда. Херсон, 1973 г.
но приказу этого и не
следовало делать. Но
ведь то было неизбеж-
ностью, когда иного выхо-
да практически не суще-
ствовало! А теперь?
— Вот что, Соколов,—
распорядился Павел, ког-
да разведчики возврати-
лись и доложили о своих
наблюдениях,—бери с со-
бой еще одного человека
и немедленно возвращай-
ся в полк. Тут дело круп-
ное. Доложишь, что нем-
цы оставляют поселок, от-
ходят на северо-запад.
Очень много машин, ору-
дий, живой силы. Одним
словом, сам все видишь...
— Не самое умное —
ударить по ним сейчас,—
заключил Павел.— Выпол-
няй!
— Есть, товарищ стар-
шина!
— И поточнее доложи
обо всем. А мы с другой
стороны поселка зайдем,
уточним, что там делает-
ся. Как разберемся, при-
шлю и оттуда кого-нибудь
с докладом. Так и сообщи.
Соколов с напарником отползли за кусты, минуту-
другую Павел еще чутко улавливал шорох, который они
оставляли за собой. Потом все стихло. А на проселоч-
ной дороге все ревели машины, ругались на чужом
языке шофера. Но ни огонька не просачивалось оттуда,
из темноты: боясь, что их обнаружат, гитлеровцы тща-
тельно соблюдали светомаскировку. Лишь силуэты ма-
шин, орудий, солдат, сидевших в кузовах, различались
довольно четко. И даже угадывались дома поселка,
стоявшие за обочиной. Ни в одном из них также не
48
было огней: жители, знать, ушли отсюда или попрята-
лись по погребам, видя, что немецкие части отходят.
А может быть, им запретили зажигать свет, и они си-
дели в темноте, со страхом прислушиваясь к тому, что
делается на улице, дожидаясь своей участи.
— За мной, ребята!—Павел чуть приподнялся и,
скрываясь за кустарником, побежал вдоль дороги, заби-
рая правее, в обход, подальше от опасного места.
Они обогнули поселок с юго-восточной стороны, вы-
шли к таким же затемненным и будто бы вымершим
домам. Странно, но здесь, огибая подковой окраину,
шла асфальтированная дорога. Не просохшая еще по-
сле дождя, она маслянисто поблескивала в лунном свете,
шла вдоль палисадников, забирала влево и уползала
в небольшой лесок, стоявший неподалеку темной стеной.
— Почему же фрицы на проселке вязнут, когда
здесь такой проспект пустует?— недоуменно присвист-
нул Просолов.— Что-то тут, братцы, не так...
— Дорога-то на восток уходит, а они чешут на за-
пад,— ответил насмешливо Павел.— Не по пути, знать...
— Они сейчас чешут кто куда, ни черта не пой-
мешь!— произнес Яцкевич.— Круговорот какой-то, а не
война: то в одну сторону пятки смазывают, то в дру-
гую...— Он притих на мгновение, и вдруг рука его на-
пряженно стиснула локоть Павла.— Гляди-ка, старшина,
какой-то тип на велосипеде катит. Видишь?
Павел пригляделся к дороге, куда указывал Яцкевич.
Из-за крайнего дома, видимо, из леска, выкатил вело-
сипедист. Он не особенно спешил, ритмично крутил пе-
далями, за спиной торчал ствол автомата. Что-то уж
слишком спокойной была его езда, точно он «выехал на
прогулку. Конечно, он ничего пока не подозревал и ка-
тил навстречу своей судьбе.
Если считать формально, разведчики вполне выпол-
нили задание и со спокойной совестью могли возвра-
щаться в полк. Подсознательно Павел чувствовал, одна-
ко, что сведений об оставлении^ поселка противником,
о его отходе на северо-запад не то что не достает, но
они могут быть еще точнее и объемнее. Потому-то он
и повел своих разведчиков на другую сторону поселка,
отправив Соколова с напарником в полк с докладом
о движении вражеской колонны. И еще Павел надеялся
на счастливый случай — вдруг подвернется «язык»?
49
В такой сложной обстановке, когда совершенно не-
знакомые, чужие места, черный без единого огонька,
будто вымерший поселок, беспросветная ночная глухо-
мань, в которой движутся вражеские части,— не очень-
то просто разобраться. Кто знает, может, эта колонна
машин с орудиями и пехотой, что буксует сейчас на
размытой весенними дождями дороге, может, она вовсе
и не отходит, а делает какой-нибудь хитрый обходный
маневр? Для получения более точной информации в та-
кой обстановке совершенно необходим «язык». И вот
сама судьба посылает его в руки разведчиков в образе
беспечного велосипедиста...
«Птица, конечно, нежирная,— прикидывал Павел, сле-
дя за ним,— так, замухрышка. Офицер вряд ли на вело-
сипеде поедет. Но на безрыбье и рак — рыба...»
— Просолов, берем без шума,— распорядился он.—
Кляп в рот — ив палисадник.
—• Есть!— отозвался Просолов и тут же исчез, пере-
махнув на другую сторону дороги.
«Но почему он так спокоен в этой своей езде?— не-
доумевал Павел, наблюдая за приближающимся велоси-
педистом.— Ведь по самой середине дороги катит,
стервец. Как к теще на блины! Значит, что-то дает ему
право на такую уверенность?»
Павел не получал задания взять «языка», однако сей-
час был как раз тот самый случай, когда ему самому,
исходя из конкретной обстановки, приходилось «коррек-
тировать» приказ командования. Он ни на минуту не
заколебался в своем решении — так надо, и за это его
никто не осудит.
Немец-велосипедист был уже совсем близко. Слы-
шалось шипение шин по мокрому асфальту. Вот он по-
равнялся с палисадником, за которым затаились развед-
чики. И вдруг в тишине раздался резкий удар — из кю-
вета, с той стороны, метнули в колеса палку,— затем
грохот падающего велосипеда, легкий, изумленный
вскрик очутившегося на асфальте гитлеровца.
Через несколько минут Павел уже допрашивал плен-
ного в доме. Тот был напуган и растерян. Совсем маль-
чишка, лет восемнадцати. Глаза зло сверкали, он что-то
возбужденно лопотал, то и дело трогал на щеке сса-
дину. Он не знал ни одного слова по-русски. Это услож-
няло дело. В конце концов разведчики кое-что смысли-
50
ли по-немецки. Удалось выяснить, что этот юнец —
отъявленный негодяй. Он все пытался выкрикнуть, что
русские обречены, все равно проиграют войну. Гитлер,
дескать, приведет немецкую нацию к победе. И стиски-
вал при этом в кулак худые, грязные пальцы, огрызался
как затравленный зверек. Ему зажимали рот, чтобы не
орал — услышит кто-нибудь ненароком — грозили, обоз-
лившись, автоматом, но он лишь нагло усмехался при
этом, показывая, что ему наплевать на смерть, что уме-
реть он готов хоть сейчас, достойно, по его понятию,
как полагается настоящему арийцу.
— Дура ненормальная!—обозлился Павел.— Сопляк!
— Гитлерюгенд,— заметил Яцкевич, понимавший луч-
ше всех по-немецки.
— Я, я!—бил пленный себя в узкую грудь. Я — гит-
лерюгенд!
— Ну и дурак! Титьку бы тебе еще сосать, молоко
на губах не обсохло!
— Во как фюрер молодняк обработал,— сказал Яц-
кевич.— В огонь и в воду за него полезут.
— Полезут, сволочи!— Павел взял пленного за плечо
левой рукой, почувствовав, какое оно худое, без всякой
силы, тряхнул слегка, точно опасаясь, чтобы не рассы-
палось.— Щенок! Дунь — улетишь за версту! А еще вое-
вать собрался, победить со своим придурком-фюрером.
Ты куда катил на своем тарантасе? Отвечай!
Пленный захлопал глазами, не понимая, чего от него
требуют. Потом, опять обозлившись, что-то горячо за-
говорил, тыкая пальцем в сторону шоссе, откуда при-
ехал.
— Он говорит, что скоро оттуда подойдет новая
часть, и мы все равно погибнем здесь,— с трудом' пере-
вел Яцкевич.— Все до одного погибнем.
— Вот за это спасибо ему!— засмеялся Павел, до-
вольный таким неожиданным оборотом.— Он, звере-
ныш, даже не подозревает, какую услугу нам оказы-
вает. Что он еще там лопочет?
— Приблизительно так: эта часть очень сильная, сое-
динится с артиллерией, и тогда в этих местах русским
дадут бой, после которого им уже не оправиться, и при-
дется опять отступать, как в начале войны. Отступать
до самой Сибири.
51
Разведчики сдержанно засмеялись. Пленный зыркнул
на них с презрением и дал понять, что разговаривать
больше не намерен.
— Ну и ну!— Павел покачал головой, насмешливо
глядя на немца. А сам мысленно прикидывал: «Врет или
не врет, паразит? Да, но откуда бы ему тогда знать о
колонне с орудиями? Нет, должно быть, все же не врет,
просто со злости брякнул... А тогда выходит очень
серьезная картина. Получается, что автоколонна с ору-
диями действительно не отходит, а совершает какой-то
хитрый маневр (о чем он было и сам подумал недав-
но) и, возможно, как раз для того, чтобы соединиться
с этой самой новой частью, о которой с такой гордостью
упомянул пленный. Соединиться и встретить наши на-
ступающие войска. Ну, а если он все же брешет? Под
угрозой такой сволочонок ни черта не скажет, хоть на
плаху пойдет за своего сатану... Значит, нужны допол-
нительные сведения. А где их взять?»
И все-таки Павел почувствовал, что этот бесенок не
врет—именно из-за своей дикой озлобленности не врет.
И ему пришла счастливая мысль.
— Попробуй-ка выманить у него,— сказал он Яцке-
вичу,— как скоро будет здесь эта новая часть? Дескать,
успеем ли мы унести ноги отсюда. Да разозли его, ина-
че он ни черта не скажет.
Яцкевич, с трудом подбирая слова, заговорил с плен-
ным, замахал у него перед самым носом кулаками, но
тот только засмеялся ему в лицо. В глазах у него вспых-
нули победные искорки. Яцкевич вдруг расхохотался,
шлепая себя ладонями по ляжкам.
— Я ему,— пояснял он, не переставая хохотать,—
я ему по-другому, старшина, толкую: пока, мол, ваша
липовая новая часть притопает, наши успеют подойти,
и от нее ничего не останется. И артиллерию тоже в два
счета накроем.
— Ну, а он что?— разведчики не успевали уследить
за их разговором, с напряженным интересом следили
за ними.
— Видите, слюной брызжет? Наши, говорит, будут
здесь через два часа, а то и раньше. А русские, у вас,
дескать, скверная организованность. Если обещают прий-
ти сегодня, значит, не придут и завтра.
52
— Вот сучонок!— обозлился Павел.— Неужели так
человеку можно мозги вывихнуть? В погреб запереть!
Пускай поразмыслит, пока мы тут разберемся.
Тихо было кругом, только на дальней стороне посел-
ка все слышался приглушенный шум — все еще буксо-
вали на проселке автомашины с орудиями.
«Соколов уже добрался, конечно, в полк, доложил
обо всем,— размышлял Павел.— Там уже наверняка
принимают какие-то меры, готовятся нанести удар по
колонне. В этом смысле все обстоит нормально, но ведь
в полку не знают, что с другой стороны к поселку вот-
вот подойдет новая вражеская часть. И возможно, как
пригрозил этот пленный мальчишка, она в самом деле
идет на соединение с колонной? Тогда обстановка серьез-
но меняется, и надо принимать какое-то срочное реше-
ние. Послать кого-нибудь в полк с донесением? А если
этот паршивец припугнул только — и все? Нет-нет, надо
самому во всем убедиться и тогда уж решать. А то та-
ких дров наломаешь...»
Павел разбил группу надвое, решил пройти немного
вперед, навстречу этой, пока еще не существующей но-
вой части. Они оседлали дорогу с обеих сторон — по
пять человек с каждой — и осторожно двинулись к
крайнему дому, за которым почти сразу начинался
лесок.
— Если что, без моей команды не стрелять!— уже
на ходу предупредил Павел.
Он все жалел, что так и не удалось выжать из плен-
ного одну немаловажную деталь — откуда и куда тот
ехал на своем велосипеде? Или не хотел сказать, или
на самом деле не понимал, паршивец, когда спрашивали
об этом. А что с ним сделаешь? Не поставишь же его
к стенке. Конечно, и сбрехнуть мог, как дважды два.
Потому Павел и в полк решил не отправлять его — на-
плетет там невесть что. В «языках» тоже надо толк по-
нимать... Нет-нет, только самому во всем убедиться —
потом уж бить в колокола.
Разведчики дожидались, укрывшись в придорожных
канавах напротив крайнего дома. На востоке чуть замет-
но серело, хотя до настоящего рассвета было еще не
близко. Павел уж решил про себя, что прождет еще
с полчаса, не больше и надо будет уходить. А то, чего
доброго, из охотников и самим немудрено в дичь пре-
53
вратиться — места все же бойкие, не леса непроходи-
мые, не болота топкие, какие в Белоруссии пришлось
встретить...
И вдруг с той стороны, из леска, послышалось тонкое
пожуживание мотора — словно шмель сердито гудит.
«Легковушка»,— сразу определил Павел, прислуши-
ваясь. Он знал, что не ошибается: столько приходилось
в засадах определять по звуку, что за машина идет...
Сейчас его удивляло другое: почему же легковушка
идет одна? И это было загадкой, которая не поддава-
лась ему и от этого настораживала вдвойне.
— Кажется, «оппель»,— произнес кто-то из развед-
чиков и, точно уловив озадаченность Павла, добавил:—
Один идет, без охраны.
— Считают, что дома у себя,— сказал Яцкевич.—
Этот велосипедист тоже катил, как на прогулку.
-— Внимательно слушать!—оборвал Павел разгово-
ры, подумав, что Яцкевич, в общем-то, прав: здесь нем-
цы пока спокойны. И не подозревают небось что у них
перед самым носом делается... Иначе так вольно не
вели бы себя.— Приготовиться!—легонько, но так, что-
бы слышали и на той стороне дороги, крикнул он.—
Огонь только по команде! Слушать внимательно!
Одинокое жужжание мотора нарастало, но было
размеренным, монотонным — дорога, знать, шла ровно,
без подъемов и спусков. Нет, ничто не говорило о том,
что следом идут еще машины и мотоциклы. Машина
с каждой минутой приближалась к поселку. Судя по
всему, машина была военной, другой тут, во фронтовой
полосе, делать нечего. Значит, рассуждал Павел, едет
не какой-нибудь паршивый гитлерюгенд — те на велоси-
педах катают,— а бери чином повыше: наверняка офи-
цер. А такой язык сейчас — чистое золото...
«Точно: «оппель»! — уже ясно различил Павел, когда
машина почти поравнялась с крайним домом и находи-
лась в каких-нибудь тридцати метрах. И крикнул при-
глушенно:
— По скатам бейте! Огонь!
Короткие автоматные очереди разорвали предрас-
светную тишину. Завизжали покрышки по асфальту; то
ли их прошило пулями, то ли водитель резко затормо-
зил. Машина пошла юзом, разворачиваясь радиатором
54
прямо на Павла, и он ударил по лобовому стеклу оче-
редью, беря чуть правее, туда, где находится шофер.
Павел увидел, как брызнули осколки, и машина, совсем
потеряв управление, вильнула влево, опять на середину
дороги, еще несколько метров прошла юзом и остано-
вилась. Мотор заглох.
— За мной!
Пригнувшись, Павел тенью метнулся к машине. Сле-
дом — разведчики. С другой стороны дороги — еще пя-
теро. Прильнул к боковому стеклу, мгновенно ухватил
взглядом: шофер, уткнувшись лицом в баранку, непо-
движно сидел с обвисшими вдоль тела руками, рядом
с ним на сиденье застыл сраженный наповал офицер
в фуражке с высокой тульей.
«Ах ты, черт возьми!— выругался Павел.— И этого
зацепил. Он же мне живой нужен...» — И в сердцах,
в непростительной обиде на самого себя, на свою оп-
лошность с силой рванул заднюю дверцу, за которой
еще не успел ничего разглядеть — стекла в задней час-
ти кузова были зашторены.
— Назад, старшина!—выкрикнул кто-то рядом, нале-
гая на дверцу плечом, стараясь ее захлопнуть.
И только тут Павел увидел за сдвинутой на сторону
шторой свирепо оскаленную собачью морду. Огромная
овчарка, рыча, кидалась изнутри на стекло, в одно мгно-
вение растерзав шторку, в лютой ярости билась силь-
ной грудью о дверцу, пыталась вырваться наружу. На
заднем сиденье он заметил жавшегося к дальнему углу
человека в офицерской фуражке и реглане, пытавше-
гося выхватить из-за пояса пистолет. С другой стороны
стекло оставалось зашторенным, разведчики не могли
его видеть оттуда.
— Дверцу! Левую дверцу рвите!— крикнул Павел.—
Не стрелять!
Но дверца оказалась закрытой на замок, ее трясли
так, что ходуном ходил весь тяжелый корпус машины,
но она не поддавалась. Тогда Павел распахнул перед-
нюю дверцу, тело убитого офицера вывалилось нару-
жу. Овчарка метнулась через спинку сиденья на Павла.
Он чуть отпрянул и дважды выстрелил ей в голову.
Взвизгнув, собака рухнула на дорогу и затихла.
— Руки!— скомандовал Павел, направив автомат на
офицера.— Бросай оружие, гад!
55
Тот руки не поднял, лишь с каким-то брезгливым
презрением швырнул к ногам Павла браунинг.
— Кто вы такие?!— с возмущением, без всякого
страха и довольно спокойно сказал офицер. И, уже по-
высив голос, выкрикнул:—Как вы смеете?! Прочь!
— Вылазь к чертовой бабушке!— приказал Павел.—
По-нашему лопочешь? Очень даже кстати. Сейчас и по-
толкуем... Ребята, вытряхните его из катафалка! Машину
в кювет, а его в дом — поглядим, что за птица.
Оставив несколько человек у дороги для наблюде-
ния, Павел вошел в дом. Здесь, как и в других домах
поселка, были видны следы поспешного бегства: вся
мебель цела, широкая кровать аккуратно застелена, в
застекленном шкафу так же аккуратно расставлена по-
суда. На кухонном столе горка чистых тарелок, остатки
еды и лишь на полу валялись обрывки газет, какое-то
тряпье — видать, хозяева захватили с собой только са-
мое необходимое.
Офицер вел себя довольно странно, держался не-
зависимо, точно не в плену оказался, а пришел к себе
домой. Он уселся в глубокое кресло и вопросительно,
даже с некоторым вызовом оглядел разведчиков, их
грязные маскхалаты и телогрейки.
— И что же дальше?— спросил насмешливо, с замет-
ной издевкой в голосе.
Павел часто удивлялся тому, что многие немецкие
офицеры, с которыми ему приходилось иметь дело —
а их было не так уж и мало — неплохо владеют русским
языком. С одной стороны, это облегчало задачу — мож-
но кое-что выжать из них на первых порах. Позже
в штабе, куда их обычно доставляли разведчики, они
давали соответствующие показания. Ну, а ему очень и
очень бывает необходимо пообщаться с ними, со све-
женькими — время зачастую не терпит, кое-что надо
знать незамедлительно... Но с другой стороны, он люто
ненавидел их за то, что они говорят по-русски: значит,
заранее изучали! Нет, не с добрыми целями изучали,
не для того, чтобы лучше узнать русский народ, его
культуру, обычаи, а чтобы командовать им, распоря-
жаться, повелевать. Выходит, и это предусмотрели...
Так рассуждал Павел. И вот сейчас перед ним сидел
один из них. Сидел в глубоком кресле, надменно по-
сматривая на разведчиков.
56
— Встань, шкура!— вне себя, еле сдерживаясь, ше-
потом выкрикнул Павел, ухватив офицера за плечо.—
Встань и сними реглан! Я посмотрю, кто ты такой есть!
А не то...
— A-а, понимаю,— невольно поднимаясь и бледнея,
но в то же время с презрительной усмешкой оглядывая
грязные, затасканные телогрейки и шинели разведчиков,
произнес офицер.— Я понимаю: берите. Но это маро-
дерство!
На реглане у него не было погонов, и Павел, желая
убедиться, в каком он звании, отдернул меховой отво-
рот — на кителе, под ним, сверкнул плетеный генераль-
ский погон.
— Об эту шкуру твою фашистскую ноги побрезгую
вытереть,— с презрением сказал Павел.— Куда ехал?
Откуда? Отвечай!— И направил в грудь генералу ав-
томат.
Разведчики молча смотрели на пленного.
Он, видимо, понял, что такой разговор может при-
нять слишком серьезный оборот, оправил реглан и уже
сговорчивее, но с достоинством произнес:
— Я генерал. Вы не имеете права так обращаться
со мной!
— Вздернуть бы фашиста сейчас на дереве,— угро-
жающе сказал Яцкевич.— Прикажи, старшина!
— Вы не посмеете!— возмущенно воскликнул гене-
рал.— Вам придется отвечать за самоуправство!
— Перед кем?— усмехнулся Павел, почувствовав ис-
пуг в его голосе.— Мы здесь судьи: сами осудим, сами
и приговор приведем в исполнение. Отвечай, откуда
и куда ехал?
— Я высший командный состав. Вы, солдаты, не име-
ете права меня допрашивать! На такие вопросы я могу
отвечать только равным по званию.
— Ишь, гусь какой,— засмеялся Просолов,— заговЬ-
рил... Может, прикажешь тебя к самому товарищу Ста-
лину доставить? А на березу, значит, не желаешь?
— Могу дать ценные сведения,— вытягиваясь по-во-
енному и решительно вскинув голову, произнес генерал.
Он, видимо, и в самом деле поверил, что разведчики
могут вздернуть его.— Этой дорогой скоро пойдут ме-
ханизированные части. Но полные сведения я дам толь-
ко вашему командованию.— Сделал небольшую паузу,
57
взглянул на Павла и, недоуменно пожав плечами, спро-
сил:— Но как вы здесь оказались? По нашим сведениям,
ваши части еще далеко. Вы не должны быть в этом
районе...
— Это по вашим. Потому так и ехали свободно, без
охраны?
— На все другие вопросы я буду отвечать только
вашему командованию.
— Да уж ответишь, никуда не денешься. Жить-то
небось хочешь... Доставить его в штаб!— распорядился
Павел.— Двое останутся со мной, проследим за доро-
гой до рассвета: кажется, тут и на самом деле что-то
предвидится... Остальные — в часть.— Кинул взгляд на
генеральские сапоги, покачал головой, представив по
какой грязище ему придется тащиться. Усмехнулся:—
Ничего, дотопаешь, ваше гитлеровское превосходитель-
ство,— здесь недалеко. Да и земля под ногами теперь
своя у тебя, немецкая — может, удержит, не провалится.
— Товарищ старшина, а что с этим делать, со звере-
нышем, которого в подвале заперли?
— Пускай посидит, может, одумается. Освободим
поселок, сдадим куда надо. Не до него сейчас. А теперь
срочно в полк. Пуще глаза генерала беречь — важная
птичка в сети залетела.
...Нашему командованию гитлеровский генерал сооб-
щил, что является командиром мотомеханизированного
соединения, которое по приказу свыше отходит северо-
западнее, чтобы соединиться с другими частями и дать
неожиданный, встречный бой русским. Он сообщил так-
же, что его соединение через полтора-два часа будет
в поселке, где он так неожиданно попал в руки русских
разведчиков. И генерал, предвидя близкий разгром не-
мецких войск, полагая, что уже ничего нельзя попра-
вить в проигранной войне, понимал, что настало самое
время подумать и о собственной судьбе,— не соврал,
дал весьма точные показания: через два часа мотоме-
ханизированное соединение действительно подходило
к поселку по той самой асфальтированной дороге, на
которой ночью, перед самым рассветом провела опе-
рацию группа разведчиков под командованием гвар-
дии старшины Павла Дубинды.
Но войти в поселок растянувшейся длинной колонне
так и не пришлось. Наши артиллеристы внезапным и
58
Стр. 59
отсутствует в оцифрованном
экземпляре книги Федотова В.И.
"Матрос с «Червоной Украины»" (1976)
ство мелких и крупных населенных пунктов и едва ли
не в каждом из них приходилось вести бои на улицах,
в Домах, выбивая оттуда засевших гитлеровцев. И столь-
ко за последнее время было пройдено таких пунктов,
что и названия их — мудреные и непривычные для рус-
ского человека — все перемешались, почти не удержи-
вались в памяти.
Одна из рот, которой были приданы разведчики, вы-
шла к переднему краю немецкой обороны в районе
господского двора Шпервинен. Близился вечер, шел
мокрый снег, небо затянуло беспросветной серой пеле-
ной. Впереди, за траншеями противника, за белой снеж-
ной завесой проступали постройки господского двора,
в которых засели гитлеровцы. Предстояла атака, бойцы
лежали на холодной, сырой земле и ждали сигнала.
Из глубины наших позиций била артиллерия, снаря-
ды с воем проносились над головой, распарывая затя-
нутое хмарью небо. Черные фонтаны земли вздымались
над вражескими траншеями. Потом разрывы перемести-
лись дальше, и стало видно, как рушатся разнесенные
в прах дворовые постройки. Одна из них вспыхнула и
тут же занялась багровым пламенем.
— Сейчас начнется.— Павел, приподнявшись, оглядел
своих разведчиков. Они лежали ровной цепочкой, спра-
ва и слева от него, готовые в любое мгновение бро-
ситься вперед.— Приготовиться!
Сколько раз приходилось ему вот так лежать в ожи-
дании сигнала атаки, в ожидании того момента, когда
артиллеристы закончат свою работу — обработку перед-
него края противника — и наступит та напряженная, та
томительная пауза, за которой последует команда, зо-
вущая подняться и ринуться навстречу огню. Он хорошо
знал по опыту: как бы удачно ни поработали артилле-
ристы, как бы ни разнесли они вражеские траншеи и
укрепления, все равно противник в таких случаях не
может быть полностью уничтожен, а значит, предстоит
бой.
Как же томительно, напряженно это ожидание
атаки!
И вот наконец команда:
— Ро-о-та-а! Впере-е-д! За мно-о-й!
Десятки людей, пригнувшись, выкинув перед собой
автоматы, рванулись к вражеским траншеям. А оттуда
навстречу хлестнуло горячим свинцовым шквалом и,
60
казалось, не было от него никакой защиты. В любое
мгновение шквал мог опрокинуть навзничь, смертельно
ужалить на этом коротком, стремительном бегу. На-
верное, нет в жизни более напряженных секунд, чем
эти секунды атаки!
— Даешь, ребята! Полундра-а-а!
Павел видел, как, точно наткнувшись на невидимую
преграду, падают на бегу люди. Видел, как вздрагивают
автоматы от коротких очередей в руках у тех, кто про-
должает бежать вперед, видел их распахнутые в крике
рты, и сам тоже стрелял и кричал вместе с ними. И его
собственный крик, и треск его автомата сливались с об-
щим грохотом боя.
Траншея была уже рядом, метрах в пятнадцати. Ру-
кавом полушубка он смахнул с лица пот и прямо перед
собой, над невысоким бруствером, увидел побелевшие
от мокрого, падающего снега каски и перед ними —
вспыхивающие, точно ядовитые жала, струйки огня.
Полу полушубка откинуло, завернуло, словно ее отдер-
нул кто-то с силой в сторону, и он, успев только поду-
мать: «Очередью прошило!», заметил, как бежавший
рядом Соколов полоснул из автомата вдоль кромки
бруствера, и сам, почти одновременно с ним, зло и
напористо тоже ударил длинной очередью. Каски про-
валились, пропали за побелевшим от снега земляным
барьерчиком — то ли скрылись, то ли прошило их пу-
лями.
— Круши их, ребята!
Единым махом Павел взлетел на бруствер, окинул,
охватил мгновенным взглядом траншею — по ней, со-
гнувшись, пытаясь отбиваться, стреляя и крича, мета-
лись вражеские солдаты. Павел прыгнул, успел заме-
тить, что в левом, дальнем конце уже идет вовсю руко-
пашная и с яростью, вложив всю силу во встречный
удар, хватил прикладом очумело мчащегося на него
гитлеровца. Того даже подбросило, оторвало от земли.
Но следом по узкому руслу траншеи прямо на Павла
бежали, бухая сапожищами по раскисшей жиже, еще
трое немцев, выставив автоматы, тараща обезумевшие
глаза. Он успел только заметить вороненые стволы,
направленные на него, и словно бы даже почувствовал
обжигающую, смертельную боль в груди — таким все
показалось неотвратимым. Но в следующее же мгно-
61
вение различил, как пули просвистели у самого виска.
Однако не совсем еще понял, что падает на дно тран-
шеи, падает рывком, уходя из-под удара, неизбежной
встречи с автоматной очередью. Это произошло под-
сознательно — сказались огромный опыт, мгновенная
реакция разведчика. А уж палец сам рванул за спуско-
вой крючок, и автомат судорожно забился у него в
руках.
Павел поднялся, машинально отряхнул осклизлую
грязь с полушубка, бросил взгляд на валявшихся в не-
скольких шагах немцев, скрежетнув зубами: «Чертова
троица, чуть на тот свет не пустила. Едва увернулся...»—
и, перепрыгнув через трупы, побежал по траншее на-
лево, туда, где еще кипела схватка.
Остатки разбитых гитлеровцев, бросив траншеи, отхо-
дили к усадьбе, оглядываясь, отстреливаясь на бегу.
И опять прозвучала команда «Вперед!» и рота вновь
бросилась в атаку. Бежали, едва успев отдышаться от
жаркого окопного боя, еще не зная толком, скольких
убитых и раненых товарищей стоила эта схватка, какой
ценой заплачено за отбитые траншеи, догадываясь толь-
ко, что все же это была победа, хотя пока и не полная,
и понимая, что надо довести ее до конца.
А навстречу из двух крайних строений усадьбы, этого
проклятого господского двора, как его называли, впе-
рехлест уже били два вражеских пулемета. И этот ре-
жущий, кинжальный огонь был так плотен, что рота
вынуждена была залечь. Пулеметы тут же умолкли. Но
как только рота поднялась опять, моментально всту-
пили в работу. Это повторялось несколько раз. И хотя
до усадьбы оставался сущий пустяк — метров пятьдесят
каких-нибудь,— все понимали: атака захлебнулась.
Вечерело. И вот после очередного броска, когда
опять залегли под проливным свинцовым ливнем, слева
раздался чей-то испуганный вскрик:
— Ротного убило!
— Санитаров скорей зовите!— откликнулся другой
голос.— Может, жив еще.
— Наповал. Прямо в голову...
— Да что же мы, братцы, так и будем под огнем
загорать?! Они же нас всех перещелкают таким Мака-
ром!— истошно выкрикнули с другого конца.— Надо
что-то самим делать, командира-то нет!
62
Никто не отозвался. Все сыпал мокрый снег. Откры-
тая низина, на которой стояла усадьба, была белой и
хорошо просматривалась. Конечно, снег этот — ах, как
не к месту он выпал!—нестойкий, весенний, завтра же
пригреет солнце, и весь он сойдет, останется только
Однополчане. Тинтман Анатолий Давидович и Павел
Христофорович Дубинда. Херсон, 1974 г.
одна грязь. Но сейчас этот белый покров столько беды
приносит — точно на разглаженной, без единой мор-
щинки белой скатерти лежат измученные, продрогшие
бойцы и стоит только поднять голову, как тут же ожи-
вают эти проклятые вражеские пулеметы.
«Значит, ротный убит, атака скисла... Пока не уничто-
жим пулеметы, усадьбу не взять,— размышлял Павел.—
Немчура, видать, крепко там засела, патронов, поди,
вволю... Что же делать? Что делать? Не валяться же
на самом деле здесь до ночи. Вот он, этот господский
двор, а сунься-ка... Может, попросить артиллеристов еще
разок огоньку подбросить? Но они небось и позиции
давно сменили — вон на каком участке полк наступает,
им везде поспеть надо. Да, полк наступает, а мы за-
63
стряли. Вот ведь оказия... И все-таки надо попытаться
атаковать еще разок!»
Павел послал часть своей группы на другой фланг,
чтобы она занялась левым пулеметом и, когда развед-
чики перебрались к тому, дальнему краю, когда все
было готово к новой атаке, резко поднялся, вскинул
над головой автомат.
— Рота-а! За мной! Впере-е-д!
На этот раз рывок роты был столь стремителен, что
гитлеровцы, уверовавшись, должно быть, в надежности
своего положения, полагая, что русские до наступления
темноты вряд ли осмелятся атаковать, на какое-то вре-
мя замешкались. И этого, этой неожиданной и счастли-
вой паузы, как раз было достаточно, чтобы успеть про-
скочить пристрелянный участок поля, ее как раз хватило
для нанесения удара: рота прорвалась к крайним строе-
ниям усадьбы и вновь, но теперь уже за надежным
укрытием, залегла. А несколько минут спустя левый
пулемет противника замолчал, и Павел мысленно по-
благодарил своих разведчиков. Но правый, ближний
к нему, продолжал лихорадочно вести огонь, как только
бойцы пытались продвинуться вперед.
— Надо заткнуть глотку и этому, иначе он всех нас
перекосит,— сказал Павел Соколову, стараясь поточнее
определить, где засели вражеские пулеметчики. Но это
ему не удалось, примерно угадывал, откуда они бьют,
а вот точно засечь не удавалось.— Давай за мной, там
разберемся. Пошли!
Они доползли благополучно до колодезного сруба,
затаились.
— Откуда же он бьет?— шепнул недоуменно Со-
колов.
— Черт его знает.— Павел приготовил гранаты.—
Сейчас мы его выманим: не выдержат-нервишки — от-
кликнется.— И швырнул первую гранату наугад, в том
направлении, откуда доносилась прежде стрельба.
Взрыв взметнулся метрах в двадцати, впереди и чуть
справа. И сразу же пулемет отозвался длинной оче-
редью, словно только и дожидался этого мгновения.
Теперь Павел точно определил его нахождение.
— Ну вот, и голосок подал. Только это и требова-
лось.— Другую гранату Павел бросил точно: разом
64
пулемет захлебнулся. Тогда Павел, уже не опасаясь, под-
нялся возле сруба во весь рост.
— За мной, ребята! Рота, в атаку!
Лишившись пулеметов, гитлеровцы заметались по
усадьбе, по окопам — оказалось, здесь проходила вто-
рая линия обороны. Но дальше отступать им было не-
куда: кругом все та же открытая местность, голое белое
поле, и они волей-неволей приняли бой. Теперь и в этих
окопах тоже вспыхнула рукопашная схватка. Трещали
автоматные очереди, щелкали _ выстрелы, вспыхивали
разрывы гранат, стоял над усадьбой грохот и гул. Неда-
леко от места схватки горел сарай, подожженный нашими
артиллеристами, оттуда несло чадом, едким дымом,
точно горела резина.
А метрах в двадцати от окопов стоял, накренившись
на правый борт, немецкий танк с разбитыми траками —
должно быть, тоже подбитый при артналете. Пробегая
мимо, Павел заглянул ему под днище, увидел в просве-
те, что офицер и трое солдат бегут к танку, и почему-то
ему показалось, что они хотят забраться в него и от-
крыть огонь из пушки и пулемета: оружие было исправ-
но. Он бросился под днище, вскинул на руку автомат^
Но офицер опередил его, выстрелил на бегу из писто-
лета. Сильно и тупо ударило в плечо, но пуля лишь
вырвала клок из полушубка. Гитлеровцы успели залечь.
Тогда Павел выхватил гранату и, лежа, прямо из-под
днища танка метнул ее, как метают диск. Громыхнул
взрыв. Солдаты, все трое, были убиты наповал. Офицер,
легко раненный, пытался выстрелить из пистолета, но
замешкался. Павел выхватил у него оружие, пнул ногой
в бок.
— Не балуй, дура! Пулю захотел?!
Тот глядел на него умоляюще.
Какой-то незнакомый боец вел мимо двоих пленных
солдат, Павел сразу же определил, что бой почти вы-
игран и дело, должно быть, идет к концу. Крикнул ему:
— Эй, браток, возьми уж и этого заодно. Сгодится!
Бой действительно уже стал стихать, переметнулся
на дальнюю сторону усадьбы. Павел жалел, что не уда-
лось снять с немецкого танка пулемет — заклинило
ствол. Он хорошо изучил немцев за годы войны, знал,
что и сейчас, когда для них не остается почти никакой
надежды, не все из уцелевших сдадутся в плен. Попы-
3 485
65
таются уйти полем. Вот тогда наступит самая пора до-
стать их из пулемета. Так оно и вышло. Только при-
шлось ему бить им вслед уже из «Дегтярева», который
как нельзя более кстати притащили откуда-то развед-
чики.
...На рассвете передовые подразделения 293-го гвар-
дейского полка вышли к сильно укрепленному пункту
Бладиау. Судя по всему, гитлеровцы готовились дать
здесь еще более жестокий бой — населенный пункт был
охвачен по окраине линией окопов, в которых устроены
пулеметные гнезда, засели автоматчики. А в разрыве
этой линии, обращенной лицом к наступающим, нахо-
дилась артиллерийская батарея из трех 150-миллимет-
ровых орудий. Она вела интенсивный огонь и очень ме-
шала продвижению полковых подразделений. Во всяком
случае эта батарея при поддержке пулеметов и автомат-
чиков могла на этом участке нанести большой урон,
если было бы решено взять населенный пункт Бладиау
с боя.
Об этом как раз и думал Павел Дубинда,, наблюдая
из небольшой рощицы за окопами противника. Наши
артиллеристы уже несколько минут обстреливали вра-
жеские позиции, снаряды ложились кучно, но несколько
в стороне от батареи, которая вела ответный огонь.
Наблюдая за ней и досадуя, что полковые артиллерис-
ты никак не могут ее накрыть, Павел понимал, что арт-
налет должен вот-вот прекратиться, роты пойдут на
штурм окопов и самого населенного пункта, и эта бата-
рея может здорово помешать всему делу.
— Надо как-то расправиться с этими пушками,— ска-
зал Соколов, лежавший рядом и тоже наблюдавший за
безнаказанной стрельбой немецких орудий. Он ровно
подслушал мысли своего командира.— Надо ударить,
старшина. Иначе они такое устроят, как в атаку ребята
пойдут...
— Надо, Соколов, надо. Но вот как? В лоб не поле-
зешь, точно куропаток перебьют. Рядом с батареей пу-
леметы, автоматчики. Сунься только...
Взвод разведчиков выдвинулся намного вперед ос-
новных подразделений полка. Павел знал, что обяза-
тельно должен разделаться с вражескими орудиями,
коль уж артиллеристы не накрыли их при артналете —
иначе они и на самом деле натворят беды. Но он видел,
66
что лобовым ударом вряд ли добьешься успеха, только
зря людей можно погубить: напорешься на пулеметный
и автоматный огонь — и баста, лежи под градом пуль,
грызи землю. Нет, тут надо что-то похитрей придумать.
И как можно скорей. Соколов прав, пойдут ребята в ата-
ку, такое эта чертова батарея закатить может, что потом
и не расхлебаешься...
— Вот что, ребята,— обратился Павел к разведчи-
кам. Он с интересом вот уже несколько минут при-
сматривался к придорожной канаве, что пролегала мет-
рах в сорока, но дальше эта самая канава вроде бы
оканчивалась каким-то странным сооружением, напоми-
нающим огромного диаметра трубу.— Вот что, ребята,
пока наши пушкари долбят немецкие окопы, попробуем
зайти батарее с левого фланга. Под шумок, пока идет
обстрел, фрицы меньше всего думают о налете. Надо
таким подарком воспользоваться. И еще одно — обяза-
тельно держаться канавы, а дальше... Там будет видно.
Пошли!
Разведчики выскользнули из рощицы, побежали, низ-
ко пригибаясь, по канаве. Тонкий ледок, народившийся
за ночь и не успевший окрепнуть, проминался, хрустел
под ногами, талая вода разлеталась из-под сапог. Слева,
метрах в трехстах, все рвались возле вражеских пози-
ций снаряды, черными фонтанчиками всплескивалась
земля. Басовито, тяжело ухали, заглушая разрывы, вра-
жеские орудия. Воздух словно бы уплотнялся, звенел,
когда над головой в сторону наших позиций проноси-
лись тяжелые снаряды.
— Давай, давай, ребята, торопись!—покрикивал на
бегу Павел.— Вот-вот наши пойдут, артиллеристы закон-
чили обработку... Все, ложись! Дальше только по-плас*
тунски!
Канава обрывалась, дальше тянулась огромная тол-
стая труба, как раз в направлении населенного пункта.
Она шла мимо позиций батареи, огибала ее несколько
сбоку. Это было очень кстати, и Павел сразу оценил всю
выгодность положения. Вдоль нее, вдоль этой спаси-
тельной магистрали и поползли разведчики один за дру-
гим, с каждой минутой приближаясь к вражеским ору-
диям. Оставалось уже метров двести, может быть, мень-
ше, и Павел предупреждающе поднял над головой руку:
дальше не двигаться. Он отчетливо видел суетящуюся
67
3*
возле орудий прислугу, небольшое, короткое пламя, вы-
рывающееся из стволов при выстрелах, и то, как поднос-
чики берут из ящиков новые снаряды и подносят их
к орудиям... В таких случаях Павел предпочитал точный
и верный удар гранатами, но сейчас на таком расстоянии
это исключалось, и он пожалел, что ближе подползти
не удастся — труба забирала в сторону — и немцы могут
их обнаружить. Значит, оставалось одно, и он передал
по цепи, чтобы разведчики как можно более тщатель-
но выцелили позиции батареи. Павел знал, что каждый
из его ребят стреляет превосходно из всех видов ору-
жия — и все-таки передал такой приказ, чтобы подчерк-
нуть особую важность момента. И когда увидел, что все
они готовы и с нетерпением ждут его сигнала, подал
короткую команду:
— Огонь!
Все двенадцать автоматов ударили разом, торопясь,
словно бы обгоняя друг друга, и это было так неожи-
данно для немцев, что они на какое-то мгновение оце-
пенели. Это походило на остановленный кинокадр, и это
мгновение очень дорого обошлось немцам. Павел ви-
дел, как под огнем падают возле орудий вражеские
солдаты, как мечутся оставшиеся в живых, стараясь
укрыться за орудийными щитами, за нагроможденными
рядом с площадкой ящиками. Пули настигали их на бегу.
Но вот из вражеских окопов поспешно ударили пуле-
меты; труба, за которой залегли разведчики, загудела
от ударов пуль.
Вражеские орудия замолчали. И почти тут же от ро-
щицы, сзади, уже поднялась одна из рот, и бойцы ко-
роткими перебежками двинулись вперед, то падая на
бегу, то вскакивая опять и продолжая бежать. И вдруг
орудия, переставшие было стрелять, ударили вновь —
уцелевшая прислуга, те, кто остался после налета раз-
ведчиков, пришли в себя и принялись опять за свою
работу. И это было тем более досадно, что немцы
вновь открыли огонь как раз в тот момент, когда наша
рота пошла в наступление. Орудия били по наступаю-
щим, снаряды рвались, отрезая им путь к окопам. Мед-
лить нельзя было ни минуты. Павел поднялся, крикнул:
— Бросок на батарею! За мно-о-й!
Разведчики мигом поднялись и, рассыпавшись, приги-
баясь под градом пуль, бросились вперед. Они бежали
68
напористо, стремительно, строча на бегу из автоматов,
что-то крича в горячке, грохоте боя, свисте пулеметных
очередей. И это было счастливым чудом, что никто из
них пока не упал сраженным, прорываясь сквозь эту
дикую, свинцовую метель.
— Полу-у-ндр-р-а-а!
Через минуту, которая показалась целой вечностью,
когда они одолели уже половину расстояния и каза-
лось, что бежать дальше не было никакой возможнос-
ти — таким плотным был встречный огонь,— неожидан-
но стало легче. Немцы вынуждены были перенести
основной огонь по наступавшей роте.
Разведчики, почувствовав облегчение, понимая, что
такое может длиться несколько секунд, рванулись, точ-
но пришло вдруг второе дыхание, к батарее. Прислуга,
слабо отстреливаясь, кинулась от орудий врассыпную.
— Соколов, отрезай их с фланга!—Павел на бегу
дал длинную очередь «от живота». Успел заметить: дво-
их немцев так и занесло в сторону, точно равновесие
не сумели удержать.— Не давай другим уходить, с флан-
га отрезай!
Уже можно было достать орудия гранатами — мет-
ров тридцать каких-нибудь оставалось, но Павел вдруг
совершенно отчетливо понял — сначала, вгорячах-то и
не подумалось, не до того было,— что делать этого не
следует ни в коем случае, что сейчас самое время по-
пытаться взять их целыми и ударить из них по враже-
ским позициям, по этим пулеметным гнездам, которые
буквально прижали к земле наступающую от рощицы
роту. И тотчас же он услышал рядом чей-то истошный
голос:
— Старшина, они пушки хотят взорвать! Шнуры, сво-
лочи, подожгли!
Павел окинул взглядом площадку, на которой раз-
местилась батарея, и выругался с досады: ко всем трем
орудиям, возле которых не было уже ни души, по бик-
фордовым шнурам бежали тоненькие струйки огня, раз-
брызгивая струящиеся огненные фонтанчики. Он хотел
было броситься к дальнему орудию, но видел, что уже
не поспеет к нему, шнур там был намного короче, почти
весь сгорел и вот-вот последует взрыв. Тогда он рванул
из ножен финку, полоснул по горящему шнуру, тянув-
шемуся к ближнему орудию, заметив, что в этот же
69
самый миг кто-то из разведчиков перерубает другой,
крикнул что есть мочи:
— Ложись!
И вместе с его голосом, вместе с тем мгновением,
когда сам бросился на землю, раздался оглушительный
взрыв. Он очень опасался, что сдетонируют снаряды —
они лежали чуть поодаль в ящиках,— тогда и костей не
соберешь. А может, и того хуже, и к этим самым ящи-
кам тоже подведен шнур? Но рвануло не очень сильно
и, почувствовав, как слабо дрогнула земля, Павел понял,
что снаряды не взорвались! Он поднялся. Взорванное
орудие лежало, завалившись на лёвый бок, длинный
ствол упирался в разжиженную глину. Но два других
орудия были совершенно целехоньки.
— Разворачивай орудия!— счастливым голосом крик-
нул Павел, наваливаясь плечом на колесо.— Живо сна-
ряды!
Справа, уже значительно оторвавшись от рощицы,
редкими цепями наступала рота, следом из той же ро-
щицы вытягивалась другая. Гитлеровцы весь огонь со-
средоточили на них.
— По фашистским гадам! Огонь!
Рявкнули, содрогнувшись, оба 150-миллиметровых
орудия, круша немецкие окопы, над которыми взлетели
обломки досок, бревна, нависла черная, вспучившаяся
земля, медленно оседая.
— Заряжай! Прицел тот же! Огонь!
Наступавшие роты, видать, поняли, что произошло,
почувствовали, как сразу же ослаб огонь противника,
и бросились в атаку. Загремело мощное «ура!» А раз-
ведчики все били и били из орудий по вражеским око-
пам до тех пор, пока не появилась опасность задеть
своих.
Населенный пункт Бладиау дымился впереди. Над
островерхими черепичными крышами домов плыли рва-
ные клочья порохового дыма, а над ними в вышине,
в совершенно чистом и по-весеннему глубоком небе
шел воздушный бой. Ревели, ярясь, моторы, стрекотали
пулеметы, сверкали под солнцем юркие, стремительные
истребители.
— Товарищ старшина, переносить огонь на Бладиау?
Там они тоже, гады, засели. Снарядов еще много!
— Отставить! Чего зря дома рушить...— Павел взмах-
70
нул автоматом.— Поможем ребятам выбить фрицев из
окопов. За мной!
Через несколько минут во вражеских окопах уже
кипела рукопашная. Подоспевшие подразделения полка
неудержимой лавиной обрушивались на гитлеровцев и
те, не выдержав такого мощного натиска, стали спешно
отходить назад. К вечеру населенный пункт Бладиау
был взят. Одними из первых ворвались на его улицы
разведчики гвардии старшины Павла Дубинды.
...Странно, но именно теперь, когда гитлеровцы в
третий раз за этот день полезли на позиции взвода,
Павел вдруг вспомнил о недавнем бое. Может, потому
вспомнил, что опять стала бить через головы своих
вражеская артиллерия, и снаряды, сотрясая, перетряхи-
вая изрытую в предыдущих обстрелах землю, все бли-
же и ближе ложились перед позициями взвода. За
разрывами еще довольно далеко были видны враже-
ские цепи. Немцы шли в рост со стороны господского
двора Штутекен, но перед ними лежало открытое поле,
потому Павла и не очень пока беспокоила назревавшая
атака. Больше он опасался, как бы артиллерия не на-
крыла. Но пока немцы стреляли с хорошим недолетом,
и разведчики, устроившись в отбитых накануне окопах,
ждали, когда противник перестанет вести артобстрел и
вновь пойдет в атаку. И вот гитлеровцы наконец пошли.
А может, потому вспомнил Павел сейчас о том не-
давнем бое, что неподалеку, слева от позиций, которые
он занимал со своим взводом, стоит подбитая враже-
ская самоходка и четко на фоне светлого неба торчит
ее черный, длинный ствол. Даже не сам бой врезался
в память, а вот такой же огромный ствол самоходки...
Но где это было? В Шталлупенене? А может, в Катте-
нау? Нет, кажется, все-таки в Каттенау... Впрочем, разве
все упомнишь? Тут голову сломишь, если все бои в па-
мяти удерживать и вспоминать — столько их было уже
только здесь, в Восточной Пруссии... В памяти всплы-
вало только одно: комбат Филипповский, командир ба-
тареи Богуславец с радистами и он, Павел Дубинда,
с группой своих разведчиков с ходу ворвались на пер-
вый этаж большого дома в центре города. На улицах
и на верхних этажах этого дома шел бой. Радисты спеш-
но налаживали связь — Богуславец торопил их, хотел
передать данные для своей батареи. И вдруг зазвенели
71
уцелевшие стекла, с треском вылетела рама и сквозь
окно, прямо в полуразрушенную комнату, просунулся
огромный ствол вражеской самоходки. Снаружи ревел
мотор. Раздались выкрики:
— Рус, сдавайся!
Комбат Филипповский, разведчики кинулись к сосед-
ним окнам, отбиваясь автоматным огнем от наседавших
гитлеровцев. Пожалуй, тогда, в те напряженные минуты,
Павел успел подумать, что уж вряд ли выпутаться из
такого положения, что это конец и, значит, надо его
достойно встретить, как и полагается советскому чело-
веку, солдату...
— Рус, сдавайся, вы окружены!—орали снаружи на-
хальными голосами.— Сопротивление бесполезно!
Огромный ствол самоходки хищно елозил по комнат-
ному пространству, точно выискивал, высматривал цель.
В небольшом, тесном помещении он казался прямо-таки
гигантским. Сейчас прогремит выстрел, рухнут потолок,
стены, перекрытия, а может, весь этот полуразбитый
дом рухнет разом — и конец. В окна не выпрыгнешь:
снаружи немцы только того и ждут.
Надрываясь, кричал в телефонную трубку радист. На-
конец ему ответили, Богуславец выхватил у него трубку
и закричал на батарею, чтобы немедленно дали огня.
Тут уж никто и не думал, что свои же могут накрыть...
— Рус, сдавайся!
— А кукиш не хочешь?!
Ствол, уставившись в стену, вздрогнул,., но выстрела
не последовало. На улице стали рваться снаряды, мотор
нервно взвыл, самоходка резко взяла назад и ствол
уполз из комнаты, будто его вытянули.
Тогда они — и комбат Филипповский, и Богуславец
с радистами, и он, Павел, со своими разведчиками —
едва-едва вырвались из огненного пекла и, что тут ни
говори, а военное счастье все же было на их стороне...
Ну, а теперь как, на чьей стороне оно окажется?.. Да,
пожалуй, это был бой за Каттенау, а не за Шталлупенен...
Запал же ведь в память этот ствол самоходки! Ну чего
в нем особенного?! Вон и сейчас перед глазами торчит
такой же... А что же стало так тихо? Ах, вон оно что:
немцы прекратили обстрел, значит, вот-вот полезут.
— Старшина, до двухсот гавриков прут на нас!— Это
72
Соколов сбоку подполз.— УваЖают: на пустяк такую
банду не пошлют.
— Густовато. Почти по два десятка на брата,— ото-
звался Павел, обругав себя за посторонние мысли — не
до них теперь.— Жаль, пулеметика нет, Соколов. Ох,
как жаль!—Он знал, что и боеприпасы почти на исходе,
что для хорошего боя их и на полчаса не хватит,
и, повернувшись к разведчикам, крикнул:— Патроны
беречь!
Немцы уже были недалеко, бежали в рост, громко
горланили, подбадривая себя. Уже можно было встре-
тить их плотным огнем, но Павел медлил отдавать
команду, выжидал, когда подойдут поближе.
— Нализались, сволочи, ишь как прут,— прилаживая
автомат, бросил Соколов.— Ну, идите, идите, опохме-
литесь!
Павел тоже заметил, что немцы пьяны, и это его
успокоило. Это его вполне устраивало. Не раз прихо-
дилось ему иметь дело с подвыпившими гитлеровцами,
хмельное придавало им смелости, нахальства, но лиша-
ло их самого главного, самого необходимого в бою —
расчетливости и точности действия. Он окинул взглядом
наступавшие цепи, уже можно было различить лица бе-
гущих — метров семьдесят оставалось — и, выждав еще
несколько секунд, таких мучительно долгих и в то же
время таких необходимых, коротко и резко выкрикнул
команду:
— Круши их, ребята! Огонь!
Автомат забился в руках. Справа и слева, припав
к брустверу окопа, били навстречу бегущей, неистово
орущей лаве разведчики. Вражеские цепи редели на
глазах, немцы валились, скошенные огнем. Но остав-
шиеся в живых ошалело неслись вперед. Расстояние
сокращалось стремительно.
Катастрофически убывал боезапас.
— Гранаты! Бей гранатами!
Впереди, метрах в двадцати, густо всплеснулись
взрывы. Стеной поднялась земля. Было хорошо видно,
как бегущего, самого ближнего к окопам гитлеровца
подбросило взрывом над этой стеной, как он, уже, ви-
димо, убитый, согнувшись, поджав к подбородку коле-
ни, перевернулся в воздухе, точно делал какое-то нево-
73
образимое, чудовищное сальто, и пропал за клубами
дыма и пыли.
Нет, Павел видел, в контратаку идти нельзя; в яро-
стном, озлобленном порыве опьяневшие гитлеровцы —
а их оставалось не так уж и мало — сомнут небольшую
группу разведчиков, растопчут, как мчащееся, обезу-
мевшее стадо может растоптать и снести все, что попа-
дется на его пути. На какую-то долю секунды Павел
пожалел было, что слишком поздно приказал открыть
огонь, но тут опять подумал о боеприпасах, о том, что
все равно на такой жаркий бой их не хватило бы и все
равно пришлось бы подпустить немцев ближе, на рас-
стояние гранатного броска.
— Гранаты, гранаты!—кричал он, меняя диск. Успел
с тревогой подумать: «Последний...» и, чуть подавшись
из окопа — в лицо словно степным горячим ветром пах-
нуло,— сам швырнул гранату в набегавших гитлеровцев.
Видя, что наступил тот самый критический момент
боя, когда каждая секунда промедления может стоить
очень дорого, уже почти не заботясь о том, что прои-
зойдет потом, позабыв о себе, Павел в полурост под-
нялся, вырос над бруствером окопа и полоснул длинной
очередью вдоль поредевшей вражеской цепи.
— Не жалей патронов! Круши!
Перед самыми окопами встал новый огневой вал.
И немцы не выдержали, повернули вспять. За оседаю-
щей пылью и дымом мелькали их спины, каски, и уже
можно было спокойно и расчетливо, точно на стрель-
бище, ловить мишень и бить наверняка.
И вдруг встревоженный голос Яцкевича:
— Старшина, пулемет с левого фланга!
В разноголосице боя Павел не сразу различил дело-
витую, даже спокойную скороговорку ручного пулемета.
— Успели подтянуть, сволочи!— Павел спрыгнул в
окоп.— Укрыться всем. Яцкевич, Просолов, за мной!
Прикрывая отход своих солдат, пулемет бил с левого
фланга, метров с пятидесяти. Через две-три минуты
разведчики уже были на полпути к нему. Двое пулемет-
чиков укрылись за бугорком. Виднелись только их каски
да раструб ствола, из которого выскальзывало бледное
при дневном свете пламя.
— Устроились, субчики, постреливают себе,— зло
сказал Просолов.— Гранату, старшина? Точно накрою...
74
Павел остановил его жестом.
— Пулемет позарез нужен. Заходим слева. Пошли!
Они быстро поползли, v огибая по кривой небольшой
участок проселочной дороги. Павел боялся, что пуле-
метчики перестанут стрелять, подхватят пулемет и побе-
гут следом за своими. И еще он опасался, что они по-
пусту растранжирят весь боезапас, тогда на кой черт
будет нужен этот пулемет.
Разведчики торопились. Заползли сбоку, отсюда до
пулемета оставалось не больше тридцати метров. Павел
прицелился и, жалея патроны, дал короткую очередь.
Немец, тот, что оказался ближе, сразу же ткнулся ли-
цом в землю, но другой вскочил и бросился бежать
вдогонку отступавшей цепи, крича что-то несвязное и
взмахивая руками,— он был похож на огромную птицу,
тщетно пытавшуюся взлететь.
Разведчики рванулись к пулемету. Рядом лежали ме-
таллические коробки с лентами. Павел развернул пуле-
мет, припал к нему и хлестнул длинной, захлебываю-
щейся в яростном рокоте очередью.
— Улепетываете, гуси-лебеди! Получайте!
Отступавшую цепь словно закачало из стороны в
сторону. Потом она, редея, шарахнулась вправо и скры-
лась за постройками господского двора.
Павел подхватил пулемет, бросил Яцкевичу:
— Ленты берите!
И, оглянувшись в сторону окопов, махнул рукой:
— Дава-а-а-й! К усадьбе дава-а-а-й!
Разведчики ворвались в господский двор Штутекен,
не остывшие еще от жаркого боя, готовые вступить
в новую схватку. Но навстречу им с поднятыми руками
выходили из-за построек угрюмые, потрепанные гитле-
ровцы, косились на них с опаской, бросали оружие и
становились в сторонке.
— До прихода наших взять под строгую охрану,—
распорядился Павел.— Организовать наблюдение...
Он стоял в истерзанном пулями и осколками полу-
шубке, устало заложив за спину руки, с брезгливым
сочувствием смотрел на пленных и ему вдруг невообра-
зимо дикой, исковерканной и нелепой представилась
судьба этих совершенно опустошенных людей. Неужели
стоило столько лет воевать, убивать других, умирать
самим паскудной смертью ради вот такого конца!
ПЛАВУЧИЕ БАТАРЕИ
аши части с ожесточенными боями
продвигались вперед, с каждым
днем, километр за километром приближаясь к столице
Восточной Пруссии Кенигсбергу. Громя на своем пути
вражеские укрепленные пункты, уничтожая в жарких
схватках отчаянно сопротивлявшихся гитлеровцев, рвал-
ся вперед и 293-й гвардейский стрелковый полк.
На одном из участков наступлению полка очень силь-
но мешал огонь фашистских минометных батарей. Ни-
как не удавалось их засечь нашим наблюдателям. Отку-
да-то из-за полотна железной дороги, из-за леса они
били и били по нашим позициям, не давали покоя и,
казалось, никакого сладу с ними нет. Нервничали бой-
цы. Нервничали артиллеристы, посылая снаряд за сна-
рядом в предполагаемом направлении, но все бы-
ло тщетно: минометные батареи оставались неуязви-
мыми.
— Опять неуловимые бьют,— ругались солдаты, пря-
чась в укрытие при очередном налете.— Проклятье!
Что ж, так и будут безнаказанно нас поливать? И ведь
прицельно бьют, сволочи! И никакого сладу...
Это становилось загадкой — злой, коварной и, каза-
лось, неразъяснимой. Но ведь стреляли они откуда-то
в самом деле. Не с неба же сыпались эти проклятые
мины.
И вот когда всякая надежда накрыть минометные
батареи или каким-то образом хотя бы засечь их была
потеряна, гвардии старшину Павла Дубинду вызвали
в штаб полка. Пожалуй, и сам он, и его разведчики дога-
дывались, о чем пойдет речь — у них у самих от этих
огневых налетов было тошно на душе.
76
И они не ошиблись.
— Надо отыскать эти проклятые батареи, старшина.
Сам видишь: житья не дают,— сказал начштаба, раски-
дывая на дощатом столе карту.— Вот, смотри, за этим
лесом — озеро, откуда-то отсюда, должно быть, они и
ведут обстрел. Скорее всего, с дальнего берега. Всле-
пую, понятно, их не накроешь, нужны точные коорди-
наты. Какая-то тут хитрость кроется. Даже самолет-раз-
ведчик вылетал по нашей просьбе, но и ему не удалось
засечь. Вот ведь штука какая, старшина. Что-то они при-
думали. А вот что?!
— Не из-под земли же фрицы бьют, товарищ коман-
дир,— осторожно вставил Павел.— Значит, где-то укры-
лись. Мины-то летят...
— Летят, будь они неладны. Летят, старшина, и будут
лететь до тех пор, пока вы не отыщете батареи. Большая
надежда на вас.
— Никуда не денутся,— ответил Павел, внимательно
рассматривая карту. Прикинул: противоположный берег
довольно большого озера, со стороны которого велся
обстрел, лежал на расстоянии дальности полета мин —
значит, немцы вполне могли вести огонь и оттуда. Впро-
чем, они имели возможность стрелять с любого берега
или даже из леса, откуда угодно — одних предположе-
ний тут мало, нужен поиск и, скорее всего, длительный.
Как бы угадав его мысли, начштаба произнес:
— Засеките как можно скорее, а уж артиллеристы
свое слово скажут. Сегодняшней ночью и выступайте.
Как разведчики? В норме?
— В любую минуту готовы.
— Хорошо воюете, старшина. Можно сказать, про-
фессионалами стали. За последние полгода ни одного
человека не потеряли?
— Даже серьезных ранений не имеем,— подтвердил
Павел.— По мелочи кой-кого зацепило...
— Да, как никак, а война к концу идет,— почему-то
безрадостно сказал начштаба, вздохнув.— Это к тому
я, что сейчас особенно каждого человека беречь надо.
Всегда берегли, а теперь особенно: обидно кому-то не-
сколько шагов до победы не дойти...
— Еще как обидно,— согласился Павел.
77
— А он, подлец, все швыряет и швыряет эти мины.
Потери несем. Обидные потери, старшина. Потому-то
и торопиться надо. Вот вам такое задание.
— Будет выполнено, товарищ командир. Хоть из-под
земли, а батареи эти достанем!
— Именно вам такое задание,— подчеркнул начшта-
ба,— вы, разведчики, это сделаете лучше других. Дей-
ствуйте!— И подал Павлу карту, точно такую же, какая
лежала на столе, только чистую, без единой пометки.—•
Вот на нее и нанесете расположение батарей. Как мож-
но точнее...
Война близилась к концу, это чувствовалось по мно-
гим приметам, которые не ускользали от внимательного
взгляда солдат. И все-таки никто из них не смог бы
предсказать, что до того часа, когда фашистскую Гер-
манию поставят на колени, осталось всего-навсего чуть
больше месяца — слишком уж малым показался бы
срок по сравнению с почти четырьмя годами войны.
Но даже если бы солдаты были уверены, что воевать
осталось сущий пустяк, все равно никто из них не смог
бы сказать, кому выпадет дожить до победы, а кому —
сложить голову перед самым ее порогом на чужой сто-
роне. Быть может, думали об этом и разведчики взвода
Павла Дубинды, пробираясь тревожной ночью через не-
знакомый лес, в сторону озера, откуда, судя по всему,
вели огонь неуловимые вражеские батареи. Думал об
этом и сам Павел. Пули пока миловали его, обходили
стороной, и это было удивительным и счастливым сте-
чением обстоятельств, потому что в каких только пере-
делках не довелось ему побывать за время войны.
Правда, «заговоренным» и он не оказался: тяжелая
контузия под Севастополем, две пули в Белоруссии и
Польше зацепили — одна по шее скользнула, другая —
по руке, но это, как он сам считал, «косая» лишь «по-
заигрывала» с ним. Павел даже из боя не вышел, хотя
и белорусскую землю, и польскую кровью своей полил.
И все-таки ему везло: нынешней зимой у него на полу-
шубке живого места не было, точно собачья свора изо-
драла — так был посечен пулями и осколками. А на
теле — ни царапины. Конечно, была и еще одна, глав-
ная причина его неуязвимости — умение воевать...
Пробираясь лесом, думал Павел об этом, и сердце
заходилось от боли, от того, что уж никто и никогда
78
не восполнит этих утрат. На что, казалось, привык к вой-
не, как к работе повседневной, а подумаешь об этом —
и заноет душа, ожесточится. И еще — захочется тепла,
ласки, покоя, и для себя, и для своих ребят, которые
сейчас тоже идут вместе с ним и, наверное, тоже об
этом думают...
Мирная, «гражданская» жизнь казалась ему неверо-
ятно далекой, воспринималась как нечто полуреальное.
И будто бы не он, Павел Дубинда, рыбачил вместе со
своими сверстниками — пацанами в родных Прогноях.
Будто не он, Павел Дубинда, плавал юным лихим матро-
сом на трехмачтовом паруснике «Любимец моря» —
таким безвозвратно-отдаленным и милым виделось те-
перь отсюда, из войны, то время. Нет, конечно же, это
был не он, а кто-то другой, во всем похожий на него
крепкий парень, которого он хорошо знал и чувствовал
его душу. Но разве можно так близко, так ясно, до
мельчайших подробностей знать и чувствовать жизнь
другого человека, если он тебе даже так близок по
настрою и состоянию души? Так кто же был тот пропе-
ченный до черноты черноморским ласковым солнцем
мальчишка-крепыш? Кто же, какой ловкий юноша пулей
взлетал по трапу на ходовой мостик судна, лихо и ве-
село вместе с опытными моряками ставил паруса, с ра-
достью и восторгом выполнял любое задание капитана?
Кто же это, молодой, полный сил и надежд на будущее,
прощался весело и грустно со своей родней, счастливый
тем, что его призвали именно на Черноморский флот,
что и служить он будет на своем Черном море, без
которого не представлял своей жизни? Кто же это был,
какой счастливый парень?.. Неужели это был все-таки
он, нынешний гвардии старшина, командир взвода раз-
ведчиков, на груди которого сияют ордена Славы всех
трех степеней и которого даже многие офицеры полка
уважительно величают Павлом Христофоровичем? Не
по возрасту величают, нет,— всего-то тридцать лет за
плечами,— по боевой работе. А какая у разведки рабо-
та — всякий фронтовик знает... Как же время бежит, не
остановишь! А военные годы, напротив, так растянулись,
ни конца, ни края не видать — дольше всей прожитой
жизни кажутся...
— Товарищ старшина, просвет впереди меж деревья-
ми. Кажется, к озеру выходим...
79
И опять все обратилось в реальность, все обрело
свой облик: пропали детство, юность, Черное море...
Остался лишь лес, смутно различимые в туманной сырой
ночи силуэты идущих бесшумно разведчиков и чужая,
почти всю ночь по незна-
комым местам, пересекли
сторожкая тишина. Они шли
Павел Христофорович
Дубинда. 1973 г.
железнодорожное полот-
но, углубились в лес и вот
теперь, кажется, выходи-
ли к озеру. Где-то здесь,
в этом районе, скрывают-
ся злополучные враже-
ские батареи. Но где?
Слева, справа, на каком
берегу? А может, на той,
дальней стороне? Надо во
что бы то ни стало за-
сечь их. И как можно
скорее! Ведь почти каж-
дый их залп — это кровь
боевых товарищей. Да,
начштаба прав: сейчас,
когда война близится к
концу, такие потери обид-
ны до слез, потому что
каждый уже начинает по-
думывать о доме, стро-
ить тайные планы на мир-
ную жизнь. В ближнем,
конкретном бою, как го-
ворится, и погибнуть не-
зазорно, потому как бой—
есть бой, и уж кому в нем что выпадет, то и принять
придется. Там ты и сам за себя постоять можешь, и за
товарищей своих, а они постоят за тебя, так уж водится.
Говоря военным языком, умелого солдата не так-то
просто из строя вывести. А тут летят эти чертовы мины
неизвестно откуда, и неизвестно, в какую минуту на-
крыть тебя могут. Какое здесь против них средство?
Одно-единственное — глотку минометам заткнуть!
Павел это очень ясно себе представлял, а потому
торопился: берег каждую минуту.
Просвет между деревьями все ширился, впереди
80
объемно светлело, раздавалось огромное пространство,
будто там, за лесом, до самого горизонта лежало море.
Но эта чуть посветлевшая объемность, казавшаяся здесь,
в густой темноте йеса, такой огромной, исходила от за-
чинающегося рассвета. Разведчики сразу же поняли это
обманчивое восприятие, как только вышли из леса. Пе-
ред ними спокойное и совершенно недвижимое лежало
большое озеро, укрытое, словно плотным облаком, се-
рым туманом. Берегов не было видно — они тоже скры-
вались в тумане. Лишь у ближнего берега темнела узкая
полоска воды, но и она метрах в тридцати пропадала
в вязкой, густой пелене.
— Дождемся рассвета здесь,— сказал Павел, вни-
мательно оглядываясь, прислушиваясь к тишине.— Ни
черта не видать. Вести самое тщательное наблю-
дение.
Они залегли в кустах, недалеко от берега. Прошло-
годняя трава была сырой, от воды веяло холодом.
Одежда через несколько минут стала влажной от ту-
мана. Пахло болотом, гнилыми водорослями. Немощный
пока рассвет медленно ниспадал на землю, не касался
еще темной поверхности воды — такой плотный туман
стоял над озером.
— Райский уголок,— пошутил кто-то из разведчи-
ков.— Даже не верится, что фрицы облюбовали такое
местечко: они ведь комфорт любят.
— Отставить разговоры! Внимательно слушать и на-
блюдать!
Разведчики пролежали еще с полчаса, прислушиваясь
к лесу и озеру, но ни единого постороннего звука не
долетело до них. Наконец лесное царство стало просы-
паться: загомонили птицы, с каждой минутой все ожив-
леннее и радостнее звенели их голоса. На востоке вдруг
как-то разом прояснилось. Набежал невесть откуда ве-
терок, туман быстро разносило, он словно таял на гла-
зах. Большие волокна^ тумана цеплялись космами за
прибрежные кусты, но и их разгоняло на стороны. Вода
в озере становилась светлее, и само оно словно бы рас-
ширялось — будто берега расходились.
— Озеро, как озеро,— послышался все тот же го-
лос.—Тишина-то какая. Хоть удочку закидывай.
Прямо на глазах все вокруг обнажалось, точно про-
являлось на фотографии — и заросшие кустарником
4 485
81
пологие берега, и чуть отступивший от воды лес, и само
озеро с густо заросшими небольшими островками.
Штук шесть их было, этих островков, разбросанных по
всему озеру и похожих друг на друга, словно близнецы.
— Внимательнее следить за берегами,— еще раз
передал Павел, хотя знал, что разведчики и так напря-
женно осматривают прибрежные заросли. Они еще дол-
го лежали, прислушиваясь к непривычной, гнетущей ти-
шине. Но ничто не говорило о том, что где-то рядом
могут находиться вражеские батареи — все кругом слов-
но вымерло, только гомонили птицы в лесу.
И вдруг утренний воздух вздрогнул, и островки буд-
то вздрогнули, разорвалась тишина от близкого, рез-
кого залпа, и слышно было, как с подвывом прошелес-
тели в вышине мины, уносясь в сторону наших позиций.
И опять стало тихо, ничто не подавало признаков жизни,
даже трудно было поверить в происшедшее — так все
неожиданно произошло. Затем последовало еще не-
сколько залпов — и батареи умолкли. От островков
разбегались к берегам небольшие, едва приметные
волны.
— Надо же!— не удержавшись, воскликнул Павел.
И даже кулаки стиснул от ярости, представив, как долго
и практически безнадежно наши артиллеристы «нащупы-
вали» минометные батареи, какую уйму снарядов изве-
ли, стреляя по берегам озера.— Это надо же, что при-
думали, стервецы! С островков бьют. Но ведь это
плоты, а не острова. Видите, даже покачиваются после
залпов?
— Хитро скумекали,— сказал лежавший рядом Соко-
лов.— И замаскировано чисто, не подкопаешься. Пла-
вучие батареи...
«Вот почему их даже с самолета не сумели засечь,—
подумал Павел.— И не мудрено: островки, как островки,
сверху и не разглядишь... Так, теперь все ясно. А пуш-
кари наши по берегам лупят. Во как! Но не станешь же,
в самом деле, по воде бить. Кому такое в голову при-
дет? Ну, теперь будет вам «гутен морген», господа фа-
шисты. До скорой встречи...»
На дальнем берегу загрохотало, встали фонтаны
земли от взрывов, прокатился мощный гул по озеру.
— Наши отвечают,— вздохнул Просолов.— В молоко
чешут.
82
— Наши. Вот так и прежде отвечали...— Павел бы-
стро нанес пометки на карту.— Ладно, вернемся, артил-
леристы устроят фрицам штормягу в этом болоте.
— А может, сами рискнем?— осторожно предложил
Соколов.
— Ты когда горячку бросишь пороть?—беззлобно
ответил Павел.— Каждый раз от тебя только и слышу:
ударим, рискнем. Пора бы уж голову на плечах иметь.—
Но Соколова он ценил за редкую смелость и знал, что
в этом отношении он неисправим: такая уж у человека
натура. Поэтому, тщательно упрятав карту в планшет,
только рукой махнул:— Пошли. Надо скорей возвра-
щаться.
Но этим днем им так и не удалось выйти из леса —
слишком густо двигались по дорогам вражеские вой-
ска. Что-то, судя по всему, немцы затевали, чересчур
уж оживленно было кругом. Павел даже подумал: не
попытаться ли прихватить с собой «языка», чтобы выяс-
нить обстановку, узнать, что же все-таки немцы заду-
мали? Но не решился: слишком рискованно, можно про-
валить и основное задание. Но даром времени они не
теряли, собирали по пути сведения о движении частей
противника, их численности и вооружении. Время шло
томительно долго — почему-то оно всегда идет томи-
тельно долго для того, кто подгоняет его. И как только
стала сгущаться темнота, Павел немедленно повел груп-
пу прямо в направлении передовой, рассчитывая перей-
ти линию фронта в том же самом месте, где так удач-
но, почти без всяких затруднений, пересекли ее прошлой
ночью, направляясь на поиски батарей.
Наконец вышли к узкой лесной дороге. Робко светила
луна, в колеях, точно застывшая, поблескивала вода.
По-видимому, дорога была глухой — ни отпечатков тан-
ковых гусениц, ни следов автомашин. Нет, этой дороги
разведчики не пересекали, когда шли ночью к озеру.
— Приставить ногу,— распорядился Павел.— Надо
сориентироваться. Похоже, мы забрали правее.
— Какая-то незнакомая дорога,— подтвердил Яцке-
вич,— точно помню: не переходили ее.
•— На большак носа не высунешь,— сказал Просо-
лов,— фрицы кругом. Темно совсем. Значит, этой дороги
надо держаться, а то совсем заплутаем.
4*
83
— А куда она, эта дорога, ведет?
— Черт ее знает, может, на край света.
— Нет, нам такой маршрут не подходит.
Вдруг еще далеко, еще не очень ясно, но уже впол-
не различимо послышался легкий скрип колес.
— Назад!— скомандовал Павел.— И ни звука! Мо-
жет быть, у этого возницы придется расспросить доро-
гу... Действовать только по моему сигналу.
Разведчики скрылись за деревьями. Скрип колес ста-
новился все явственнее, стало слышно, как пофыркивает
лошадь. Потом Павел различил в темноте повозку и
размытый силуэт человека на ней.
— Будем брать,— тихо бросил он Соколову.— Захо-
ди сзади и... А я здесь. Давай, действуй. Без единого
выстрела.
Повозка поравнялась с затаившимися разведчиками.
Возница чуть приметно покачивался, видно, дремал. Па-
вел спокойно вышел на дорогу, взял лошадь под узцы.
Повозка остановилась. Возница очнулся, вскинулся было,
но сзади ему тут же зажали рот, выхватили из-под руки
автомат.
Имея такое важное задание — отыскать вражеские
минометные батареи — и практически уже выполнив его,
Павел ни за что бы не стал, конечно, связываться с этим
немцем. На что он ему? Но сейчас это просто необхо-
димо — надо выяснить, где они находятся. И когда раз-
ведчики отогнали повозку с проезжей части дороги,—
это оказалась походная кухня,— задал пленному един-
ственный вопрос:
— Где передовая? Далеко до нее?
Немец, напуганный внезапным нападением, однако,
быстро сообразил, в чем дело. Он объяснил, что едет
по этой дороге именно на передовую — везет ужин,
правда, с большим запозданием, но это зависит уже
не от него, а от начальства и поваров, которые не очень-
то расторопны. Нет, нет, до передовой недалеко, не
больше трех километров, но он и сам удивляется,
почему там сейчас так тихо. Обычно стрельба, раке-
ты, а сейчас будто война кончилась — такая тишина
стоит.
Между тем наголодавшиеся разведчики обследовали
кухню.
84
— Котлеты с рисом, кофе и... это самое, шнапс,—
доложил Соколов.— Может, погреемся, старшина? Уста-
ли ребята, замерзли.
— Ни грамма!—строго предупредил Павел.— Не тот
случай...
Разведчики наскоро подкрепились котлетами и кофе.
— Подзаправились?— спросил Павел, думая о том,
что вот теперь придется возиться еще и с пленным:
с собой надо брать — куда же его денешь? Правда,
можно вообще отпустить на все четыре стороны:
ночь, темнота, пока суть да дело — их и след про-
стынет...
— Ну, тронулись.
И вдруг раздался негромкий окрик:
— Стой! Стой, застрелю!
Но в ответ послышался лишь треск кустарника: не-
мец, по-видимому, хорошо зная местность, бросился
наутек в глубину леса.
— Не стрелять!— Павел понимал: выстрелы непре-
менно услышат и тогда несдобровать — гитлеровцы
устроят облаву, вряд ли выберешься из этой чащобы.
Но и немца ни в коем случае нельзя упускать. Ах, стер-
вец, ишь каким сговорчивым прикинулся.— Догнать!
Без выстрела...
Несколько человек кинулись вдогонку. А спустя не-
сколько минут в той стороне сухо щелкнул выстрел.
И опять все стихло.
— Уходил, гад,— запыхавшись, виновато говорил
вернувшийся Соколов.—Ну и пришлось: не упускать же...
— Вот паразит,— бросил Павел в адрес немца.—
Черт с ним, сам смерти захотел, не жалко. Вот только
шумнули малость. Жди теперь погони. Надо скорей
уходить.
— А лошадь?
— Пускай попасется: лошадь не выдаст — не чело-
век. Пошли!
Разведчики шли быстро, цепочкой, держась лесной
дороги, но не выходя на нее. Слева, где-то в отдалении
раздалась автоматная очередь, потом в небо взлетела
ракета и растаяла в ночной темноте.
— Зашевелились,— недовольно сказал Павел, при-
бавляя шаг.
85
— Наверно, выстрел услышали, теперь не отвяжутся.
Скорее, ребята, подтянись!—Взглянул на часы.— Второй
час ночи пошел. А какое сегодня число?
— Двадцать третье марта, старшина. А что?
— Так, не очень удачный день. Задержались малость.
Пора бы уж эти минометные батареи на дно пустить,
а мы, как туристы, по лесам разгуливаем. Зло берет!
Еще этот фриц поганый...
— Не беспокойся: им наш приговор подписан, нику-
да не денутся. Утром, как артиллеристы наши порабо-
тают, на завтрак рыбам в самое время угодят.
— Не нравится мне эта шумиха: ишь, фрицы растре-
щались. Вон уж и на передке заговорили. И туда аук-
нулось.
— Зато направление теперь верное держим! Не со-
бьемся!
Разведчики все-таки вышли значительно левее того
места, где переходили передовую вчера ночью. Все
опять понемножку затихло, лишь где-то в стороне время
от времени глухо бормотал пулемет.
— Здесь будем переходить, товарищ старшина?—
спросил Яцкевич.— Место незнакомое...
— Возьмем малость правее, ближе к тому овражку,
где переходили.
— Да, там вроде поспокойней.
~ Они круто повернули вправо, прошли еще метров
сто пятьдесят и вдруг поняли, что находятся в незнако-
мых окопах. Пригнувшись, они бесшумно двигались
друг за другом, цепочкой по глубокой траншее. Ни
души не было в ней, но в стороне слышалась чужая
речь. Павел отдал приказ: огонь открывать только в
крайнем случае, если встретятся немцы — пытаться уйти
незамеченными.
— Огонь только по моей команде,— еще раз преду-
предил он, когда они по изгибу траншеи свернули чуть
левее, и голоса вроде бы несколько отдалились, а по-
том пропали совсем.— Если что — рукопашная. Действо-
вать бесшумно.— Он понимал, что самое важное сей-
час — доставить сведения о батареях, карту, которая
лежала у него в планшете.
Точно призраки, скользили разведчики, с надеждой
посматривая в сторону передовой: там уже опять на-
чалась будничная, ночная работа — деловито перекли»
86
кались пулеметы короткими очередями, вспыхивали и
гасли, сгорая, ракеты.
А вот и конец траншеи. Еще каких-нибудь двадцать—
тридцать метров, и можно будет поворачивать прямо
к своим. Там останется миновать неглубокий овраг, паш-
ню — прямая дорога домой.
Павел, держа наготове автомат, шел первым, за
ним — Соколов, Просолов, Яцкевич, остальные ребята.
Но они все-таки не совсем точно определились: это бы-
ла вторая или даже третья линия вражеских окопов,
потому такая тишина и стояла здесь. Пока все шло спо-
койно, но вот вновь послышались голоса. Чувствовалось:
немцы совсем рядом — в нескольких шагах. Павел ре-
шил для себя, что пройдет все же до конца траншеи
и уж тогда заберет прямо к передовой. Даже ориентир
наметил — торчащий впереди невысокий столб. Ему по-
казалось, что мимо этого столба они проходили минув-
шей ночью.
Голоса то пропадали, то слышались опять, и трудно
было понять, откуда они доносятся — будто из-под зем-
ли долетали. Затем пропали совсем — не слышалось ни
звука.
И вдруг шагах в десяти впереди распахнулась дверь
невидимой в темноте землянки. Павла облило неярким
светом аккумуляторной лампочки, но в кромешной тем-
ноте свет этот показался ослепительным. В ту же се-
кунду кто-то вырос в дверном проеме и хорошо, четко
виден был — точно в портретной раме стоял во весь
рост.
— Старшина, берегись!—вскрикнули сзади.
В следующее мгновение раздался резкий, тревож-
ный окрик на немецком языке, и хлестко ударил на-
встречу выстрел.
Павел бросился наземь, выхватывая гранату. Но на
какую-то долю секунды опоздал: пуля нашла его. Еще
падая, он почувствовал, как раздирает все в паху. Успел
подумать: «Разрывная...» Потом, уже опрокидываясь на
бок, в горячке и ярости все же метнул гранату в осве-
щенный дверной проем.
И все померкло: то ли в проеме, то ли в сознании.
Он уже не видел и не слышал, как разведчики после
взрыва бросились в землянку. Там, среди груды облом-
ков, валялись двое убитых офицеров.
87
Потом раздался тревожный возглас:
— Старшину убило!
«Неужели все?— подумал Павел, едва различив этот
голос и поняв, что это ведь о нем.— Неужели не встану,
конец?»
Захватив планшеты убитых немецких офицеров, раз-
ведчики склонились над своим командиром. Почти те-
ряя сознание, проваливаясь в какую-то густую черноту,
понимая, что не может даже пошевелиться и больше
всего боясь, что не поспеет сказать самого главного,
Павел собрался с силами и прошептал:
— Карта... Карта у меня в планшете. Батареи на озе-
ре... Передайте в полк. Все...
— Перевязочный пакет!— распоряжался Яцкевич.—
Плащ-палатку! Живо!
Павел почувствовал, как быстро и очень туго кто-то
перехватил ему бинтом ногу. В паху стало еще горячее.
— Что в блиндаже?— прошептал он опять, не наде-
ясь, что его услышат. В сущности, он не это хотел ска-
зать, а то, что надо скорее уходить к своим — немцы
сейчас такой аврал поднимут, не выберешься.
Но его услышали.
— Все в порядке, Павел Христофорович,— сказал
Соколов.— Еще двух офицеров ты уложил...
Неподалеку поднялась стрельба, слышались крики,
совсем, кажется, рядом взмыла ракета.
— Ну, зашевелились фрицы, мать их так!— выругал-
ся Соколов.— Уходим на полных парах, ребята. В случае
чего, трое прикроют... За мной!
Разведчики подняли раненого командира и торопли-
во стали уходить в ночь, подальше от опасного места.
Благополучно миновали еще одну линию окопов враже-
ской обороны, и только когда уже достигли нейтральной
полосы, немцы нащупали их. На пашню, где они лежа-
ли, вжимаясь в землю, в прошлогодние картофельные
борозды под пулеметным огнем, полетели ракеты. Со-
колов, Яцкевич, Просолов ползком волокли плащ-палат-
ку, на которой лежал без сознания Павел, остальные
разведчики отбивались из автоматов от попытавшихся
было преследовать их немцев.
Временами Павел приходил ненадолго в себя, слы-
шал взрывы мин неподалеку, торопливый, басовитый
голос крупнокалиберного пулемета. Порой ему каза-
88
лось, что его тащат по каким-то немыслимо острым кол-
добинам и этой пытке, от которой хотелось кричать не
своим голосом, не будет конца. Он потихоньку стонал
и до его сознания доходил голос: «Потерпи, старшина.
Потерпи, теперь совсем рядом, осталось чуть-чуть...»
Он не узнавал, кто это говорит, но верил этому голосу
и, стискивая зубы, старался не стонать. И опять терял
сознание. И опять приходил в себя.
— Минометные батареи... Карта в планшете... Где
карта?..
Однако по-настоящему, осознанно Павел пришел в
себя только к полудню. Он очнулся в санроте, несколь-
ко минут лежал, вспоминая, что же произошло. Мучи-
тельно болела нога. Но первые его заботы были не
о ней, хотя она не давала покоя ни на минуту.
Он попросил, чтобы позвали Соколова.
— Да они, ваши разведчики, считай, до самого утра
тут возле палатки дежурили,— сказала ему сестра.—
С ног валятся, а не уходят: все о вас справлялись.
— Позовите Соколова,— вновь попросил Павел.—
Очень нужен, сестрица, позовите.
— Ну как?— спросил он, как только Соколов появил-
ся.— Какие наши дела, Борис?
— Все в порядке, Павел Христофорович. Все ли
помнишь?
— Провалы в памяти, должно быть, случались. Кое-
что как в тумане. Говори.
— Все в порядке, говорю. Туговато пришлось, но
выкрутились. Только перед самым рассветом домой
вернулись. Поприжали нас фрицы на нейтралке, хле-
щут — головы не поднять. Но ничего, ребята все живы.
Спят как убитые.— Соколов улыбнулся.— Начпрод рас-
кошелился после такого дела, погрелись малость... Ну,
а ты-то как?
— А батареи? Минометные батареи на озере?
— Артиллеристы рано утром огоньку дали по точ-
кам, которые ты на карте отметил. Прилично дали, на-
верно, озеро из берегов вышло. И все. Амба! Молчат
батареи: я же говорил, на завтрак рыбам...
Павел удовлетворенно прикрыл глаза, сказал, при-
слушиваясь к острой боли:
Жаль, напоролись на эту землянку. Теперь вот
лежу...
89
— Подлечат. А двух офицериков фашистских ты по
точному адресу отправил — прямо на тот свет.
— Должно быть, это мои — последние.— Павел бо-
лезненно улыбнулся.— Отвоевался я, Борис. Видишь, как
бинтами обкрутили. Не скоро теперь раскрутишься...
— Ну что ты, Павел Христофорович,— неуверенно,
отводя глаза, возразил Соколов.— Это ты брось. Как же
мы без тебя? Это ты брось...
— Пришлют кого-нибудь. Ну, иди. Воюйте тут как
следует. Я буду знать...
Павел слегка застонал, потом откинул голову набок
и затих. Он лежал, не шевелясь, не открывая глаз, и
Соколов подумал, что он задремал или, еще лучше,
уснул, легонько тронул его руку, сказал на про-
щание.
— Будь спокоен, Павел Христофорович. Ты нас всех
знаешь...
Но Павел уже не слышал этих последних его слов —
опять потерял сознание...
БУДЕМ ЖИТЬ
Москву вступила победная весна.
Теплыми выдались последние дни
апреля, было много ласкового солнца, уже почти схлы-
нули весенние ручьи, асфальт, просыхая, парил, и дев-
чонки-школьницы, расчертив мелом тротуар, весело
играли на нем в «классики». В нежной прозелени стоя-
ли на бульварах деревья, бойко звенели трамваи, спе-
шили по улицам прохожие. И было очень много воен-
ных в эти дни в похорошевшем, словно бы помолодев-
шем городе, и москвичи смотрели на них с особым
радушием и лаской.
90
Наступали майские праздники и, пожалуй, за все го-
ды войны на этот раз здесь, в Москве, их дыхание было
особенно приметным — это чувствовалось и в припод-
нятом, возбужденном настроении людей, и в запахах
самой весны, и в приближении самого главного, чем
жила столица, чем жила вся страна — в приближении
Победы. В эти дни в весенней предпраздничной Москве,
ничем не похожей теперь на фронтовой город, трудно
даже было представить, что где-то еще идет война, ки-
пят жаркие бои, сражаются и гибнут люди.
Но война шла и, быть может, носила еще более же-
стокий характер, чем прежде, потому что гитлеровцы,
оказавшись на краю гибели, отчаянно сопротивлялись.
...Военный госпиталь находился в одном из старых
районов Москвы — на Арбате. После операции Павел
Дубинда лежал в двухместной палате, просторной и
светлой — такой ему не приходилось видеть за все годы
войны. По сравнению с фронтовым медсанбатом, откуда
его сюда переправили, этот госпиталь казался прямо-
таки райским уголком. Все здесь было непривычно бело
и чисто, тишина царила в коридорах, а врачи и сестры
были настолько внимательны, что становилось даже не-
ловко от их постоянных забот.
Конечно, Павел догадывался: не будь он полным
кавалером ордена Славы, для него могли бы место и
поскромнее найти. Ведь никакой ни генерал, а всего
лишь гвардии старшина, что тут ни говори. Он гордился
своим званием, но все же понимал, что ему уделено
особое внимание, и это было приятно сознавать — зна-
чит его боевые дела оценены по высокому счету...
Дубинда лежал в этой послеоперационной двухмест-
ной палате, оглядывал белый потолок, белые стены,
пустовавшую напротив койку, прислушивался к звонким
мальчишеским голосам, долетающим сюда с улицы че-
рез распахнутую форточку. Как же все это было необыч-
но для него — после всего пережитого, пройденного
очутиться вот в таком белом и тихом раю. Привыкший
к грохоту боев, бомбежек, артналетов, к постоянной
опасности, к тому, что все время приходилось находить-
ся на людях в землянках, окопах,— теперь он слушал
эту тишину, этот невероятный покой и, как ни странно,
они даже как-то угнетающе действовали на него, словно
91
бы отделяли от всего мира. Он совершенно отчет-
ливо чувствовал: угнетает его одиночество.
Раненая нога после операции болела, но это была
уже не та боль, которую испытывал он, когда ребята
тащили его под вражеским огнем на плащ-палатке
к своим и он не раз терял сознание. Эта боль была не-
сравнима с той, прежней, она была теперь как бы мир-
ной и не очень сильно беспокоила его, потому что он
знал, был уверен: она пройдет, врачи приведут его
здёсь в полный порядок.
В палату к нему часто наведывалась медсестра Галя,
ласковая, милая девушка. Делала уколы, кормила, по-
правляла сбившуюся подушку. Казалось, она так и норо-
вит предугадать все его желания, готова исполнить лю-
бую просьбу. И всякий раз спрашивала с теплой
улыбкой:
— Как мы себя чувствуем?
— Вполне нормально, не беспокойтесь,— отвечал
Павел, стараясь не морщиться от боли.— Только вот ску-
ка заедает: подселили бы кого-нибудь. Койка-то все рав-
но пустует.
— Обязательно подселим,— ласково обещала Галя и
неслышно удалялась.
Соседа подселили под вечер. Ввезли на тележке в
палату наглухо запеленованного бинтами человека. Оста-
валось открытым одно лицо. Резко на фоне белой сте-
ны выделялся профиль: энергичный подбородок, пря-
мой с чуть приметной горбинкой нос, высокий лоб, сса-
дина возле левого виска, слегка тронутые сединой
волосы.
Когда, уложив его осторожно на койку, сестра и са-
нитары ушли, человек открыл глаза и Настороженно
скосился на Павла. Но в следующее же мгновение успо-
коился, опять закрыл глаза и затих.
— После операции?— спросил осторожно Павел.
Тот вновь посмотрел в его сторону и согласно
кивнул.
Уловив этот его уже спокойный взгляд, увидев его
лицо, Павел вздрогнул от неожиданности: «Не может
быть! Нет, не может этого быть!» Но уже знал, почти
был уверен, что не ошибся — он верил в свою зритель-
ную память, она еще никогда его не подводила. Но воз-
можно ли такое совпадение? Нет, это невероятно! Одна-
92
ко память уже перенесла его почти на три года назад
и он, заволновавшись, встревожившись, почти наяву
вновь увидел перед собой концлагерь под Симферопо-
лем, сотни военнопленных за колючей проволокой, не-
щадно палящее крымское солнце...
Нет, Павел не только увидел это со стороны, отвле-
ченно, но вроде бы уже опять был там, среди измучен-
ных моряков и красноармейцев, стоявших в нескончае-
мой очереди за кружкой теплой, солоноватой воды.
И совершенно отчетливо увидел опять того элегантного
немецкого офицера в лакированных сапогах, похожего
на киноактера, о котором еще тогда подумал, что тот
не может быть немцем — настолько был хорош собой
и вызывал доверие своей внешностью. Прекрасно пом-
нил Павел и тот странный эксперимент, проведенный
красивым офицером на глазах у сотен военнопленных.
Разве забудется, как он, предложив пленным выдать
коммунистов, комиссаров и евреев немецкому командо-
ванию, на другой же день расстрелял доносчика и поми-
ловал того, на кого был совершен донос? Тогда это про-
извело ошеломляющее впечатление! Офицер как бы
предостерег военнопленных — за подлое предательство
можно поплатиться собственной жизнью. Урок был зага-
дочен и слишком нагляден — больше в концлагере не
было ни единого доноса, хотя офицер на следующий
же день уехал и больше никогда не появлялся. Но уж
совсем странным и еще более загадочным показалось
тогда то, что помилованный им худой человек в очках,
похожий на музыканта, на которого был совершен до-
нос, оказался, как потом Павлу удалось узнать, и в
самом деле комиссаром. И офицер, судя по всему, наде-
ленный очень большими полномочиями, не мог, конеч-
но, этого не знать. А расстрелял на глазах у сотен во-
еннопленных не комиссара, а самого доносчика. И ведь
все догадывались, что тот ничего не прибавил от себя,
а донес правду, но правду, имя которой — предатель-
ство...
Потом, после всего случившегося, военнопленные
долго не могли успокоиться, тайком обсуждали между
собой этот загадочный поступок немецкого офицера. Но
до конца так и не могли разгадать...
«Неужели это он?— думал Павел, с сомнением и
взволнованностью посматривая на энергичный профиль
93
уснувшего соседа. Тот время от времени стонал ти-
хонько во сне, что-то невнятное вроде бы говорил, но
ничего нельзя было разобрать.— Нет, это почти невоз-
можно! Но ведь лицо-то его. Конечно, его! Почему же,
в таком случае, он очутился здесь, в московском госпи-
тале? А может, просто совпадение?» — С такими беспо-
койными мыслями Павел и заснул. А утром, проснув-
шись, увидел, что сосед лежит с открытыми глазами,
и сразу же спросил:
— Как чувствуете себя?— И бросил на него насторо-
женный взгляд, дожидаясь ответа.
Тот молча, утвердительно кивнул: мол, все в поряд-
ке, спасибо.
— Скажите, а это не вы тогда шлепнули предате-
ля?— напрямую, без всяких обиняков спросил Павел.
— Когда?—помедлив и скосив на него глаза, слабым
голосом произнес сосед. Вопрос, видимо, озадачил его.
— Ну, в сорок втором, в концлагере под Симферо-
полем.
— Вы были там?
— Иначе бы не спрашивал...
Сосед понимающе улыбнулся, и Павел, приметив эту
его улыбку, сразу же понял, что остерегаться тому не-
чего, и вздохнул с облегчением.
— Разве это важно—кто?— спокойно сказал сосед.—
Важно другое.
— Что же?
— Важно дать людям понять, что и в такой обста-
новке надо оставаться людьми до конца. До последнего
дыхания...
— Мы знали это.
— Не все. К сожалению, не все...
— Но ведь риск слишком велик!
Сосед чуть приметно, болезненно усмехнулся:
— Вас откуда сюда доставили, с танцевальной пло-
щадки?
— Прямым ходом,— засмеялся Павел.— Ногу вот
вывихнул — так натанцевался.
— Ничего. Подлечат, еще потанцуете...
— Вряд ли, не поспею. Война-то к концу идет.
— Идет,— согласился сосед, вздохнув с облегчени-
ем.— Скоро каюк ей. Вот только надолго ли...
94
— А что, есть опасения?
— Нет, особых опасений нет. Но и дремать нельзя...
— Значит, я не ошибся,— сказал Павел с удовлетво-
рением и как бы только для себя.
— В чем?— сосед вопросительно взглянул на него.
Их только трое. Герои Советского Союза, полные кавалеры
ордена Славы (слева направо): Алешин Андрей Васильевич,
Драченко Иван Григорьевич, Дубинда Павел Христофорович.
— Ни тогда не ошибся, ни сейчас.
—- A-а, вон вы о чем,— произнес сосед, легонько
застонав.— Извините, не по себе мне.— И опять повто-
рил прежнее:— Совсем это не важно — кто. Важно
другое...
— Понимаю, — сказал Павел раздумчиво.— Пони-
маю: и, правда, разве уж это так важно? Так, погово-
рили за милую душу — и баста...
«Выходит, я все же не ошибся,—размышлял Павел,—
Выходит, еще тогда, в самом начале войны, много не-
известных героев было... И наверно, подвиги соверша-
лись не только на фронте...» Он с теплой благодар-
ностью думал о безвестном своем соседе по палате,
95
о таких, как он, людях, о том, какая у них трудная и
опасная работа...
К полудню соседу стало хуже. Он начинал бредить,
метаться в жару, около него захлопотали врачи, сестры,
появились военные в накинутых на плечи белых халатах.
Вскоре его увезли, и Павел никогда больше с ним не
виделся, но запомнил на всю жизнь. Запомнил как бы
в двойном образе — элегантного офицера в немецкой
форме, и человека в бинтах, лежащего на госпиталь-
ной койке...
Через несколько дней Павла перевели в общую па-
лату. Здесь было просторнее, светлее — огромные окна
выходили в небольшой, уютный садик. Но главное —
здесь жизнь шла полным ходом: трое выздоравливаю-
щих офицеров нетерпеливо дожидались освобождения
из госпитального плена. Четвертая койка пустовала: до-
жидалась, знать, Павла.
— Откуда, кавалер, пожаловал?— сразу же встретил
вопросом Павла сосед.
— Черноморец,— ответил Павел.
— Как, черноморец?!— удивился сосед.— А нам мед-
сестра Галя доложила, что тебя под Кенигсбергом...
— И там пришлось побывать.
— Ну давай знакомиться. Вместе теперь куковать.—
Сосед протянул левую руку.— Алексей, старший лейте-
нант, летчик-штурмовик. Бывший, конечно.
— Что ж, левую-то?— Павел пожал его пальцы, на-
звался.— Примета не дюже хорошая.
Алексей откинул одеяло — правая рука выше локтя
была ампутирована.
— Прости, товарищ,— сконфузился Павел.— Не до-
глядел. Где тебя?
— В Польше, над Вислой шарахнуло. Лучше бы ле-
вую. Такая досада...— Алексей представил ему двух
офицеров, лежавших в противоположных углах:— Это —
Давид Георгиевич, представитель солнечной Грузии,
подполковник-связист; а это — Данилыч, земляк Есенина,
капитан-сапер.
— Да ты, старшина, не смущайся: у нас тут все на
равных — ни чинов, ни должностей, — с заметным юж-
ным акцентом сказал Давид Георгиевич.— Война всех
подравняла, а здесь тем более.
96
— Как же ты с Черного моря, Паша, да под самый
аж Кенигсберг угодил?— спросил Данилыч.
Павел сразу же, с первых минут, проникся доверием
к этим, в сущности, еще незнакомым людям, с которы-
ми война свела его в московском госпитале. Целый час
они расспрашивали его о жизни, и он рассказывал им
о своих перипетиях — о десанте под Одессой, о Сева-
стополе, о гибели родного корабля «Червона Украина»,
о побеге из плена, наконец, о боях в Белоруссии, Поль-
ше, Восточной Пруссии. Он говорил внешне спокойно,
но голос его иногда срывался, становился жестким, и
тогда чувствовалось, что он как бы заново проходит
весь свой нелегкий путь.
Все они, трое боевых офицеров-фронтовиков, сами
прошедшие через жестокие бои и страдания, молча
слушали простые его слова, которые как бы заставляли
их заново переживать былое. Когда Павел умолк, в па-
лате еще некоторое время стояла тишина, будто не бы-
ло в ней ни единой живой души. Потом Данилыч осто-
рожно спросил:
— Ну, а дома-то теперь как? В Прогноях-то?
— Братья, считай, все полегли на фронтах. Дома
мать да сестры. Все разрушено. Полютовали фашисты —
не все земляки уцелели. Хлебнули горюшка мои одно-
сельчане.
— Да, дорогой, нам малость полегче: наши места не
топтало гитлеровское стадо,— сказал Давид Георгие-
вич.— Грузию мою, Данилыча Рязанщину, Сибирь Але-
шину не пришлось им подмять под себя. А Украина
твоя — вся в крови и слезах. Украине, ей почему-то
всегда круто выпадало на долю.
— Недавно узнал: корешка моего погубили немцы,—
сказал Павел с горечью.— Вместе росли, в одну школу
бегали. Геройский парень был. Костей звали, Висовин по
фамилии.
— Расстреляли, что ли?— спросил Алексей.
— В Севастополе погиб, при освобождении. Эх, как
я мечтал войти вместе с товарищами в Севастополь! Не
пришлось... У нас ведь из Прогноев все в моряки ухо-
дили. И Костя ушел. В мае прошлого года переплыли
они несколько человек на шлюпке Северную бухту и
устроили фрицам «полундру». Ну и все, кроме одного,
полегли, но дело свое сделали. Героя Косте дали.
97
Посмертно. А отца его — он участвовал еще в восстании
на броненосце «Потемкин» — немцы расстреляли. Вот
она — война...
— Ничего, Паша, скоро конец ей,— ответил Давид
Георгиевич.— Все порушенное восстановим, будем
жить.
— Трудно будет восстановить,— вздохнул Дани-
лыч.— Ох, трудно!
— Жизнь вечна, как вечно солнце. На какое-то вре-
мя его могут загородить тучи. Но не навсегда. Тучи
разгонит ветер, и снова солнечные лучи дадут тепло
и свет.
— Поэтом бы вам быть, Давид Георгиевич,— задум-
чиво произнес Алексей. И помолчав, с грустью доба-
вил:— Ах, как жаль не смогу ничего...
— Почему не сможешь?— не понял Павел.
— Художник он,— ответил Данилыч за Алексея.—
До войны был художником. А теперь вот без правой
руки...
— Сейчас я бы всех вас нарисовал. Всех троих!—
горячо заговорил Алексей.— Всю душу вложил бы в ва-
ши портреты. Все, что мог!
— Ты успокойся, успокойся!
— Проклятая война! Проклятый фашизм!—Давид
Георгиевич в сердцах стукнул подушку кулаком.—Не
только гибнут миллионы людей, но и души человече-
ские калечатся! Ничего, Алеша, ничего, дорогой, ты уже
неплохо владеешь левой. Характер у тебя спартан-
ский — одолеешь.
— Не то, Давид Георгиевич, не то! Это же не фор-
мулы на доске писать, не слова, не цифры...
— Преподавать живопись будешь. Разве плохо?
— А душу куда девать?
— Душу в других вложить можно,— степенно ска-
зал Данилыч.— Зачем же ее запирать? Душа у чело-
века должна быть нараспашку. Вот ты, Паша,— обра-
тился он вдруг к Павлу,— ты кем до войны был?
— Почти пять лет на флоте служил,— ответил Павел.
— Ну, а до службы?
— Морячил. У нас на селе почти все моряки.
— А вернешься, что будешь делать?
— Морячить, известное дело.
98
— А если бы не смог? Ну, скажем, по ранению. Раз-
ве ушел бы от моря?
— Куда ж от него денешься — намертво связан...
— Вот, Алексей. Если человек своему делу предан
душой, он все равно свяжет с ним жизнь.— Данилыч
помолчал и с убежденностью прибавил:— Иначе и быть
не может!
— Правильно, все очень правильно, дорогой мой Да-
нилыч,— вздохнул уж в который раз Алексей.— Но
художник... как бы вам это пояснить? Если он не имеет
возможности перенести на полотно, на лист то, что его
волнует, свои замыслы — это же такие муки, голова
раскалывается, в отчаяние приходишь!
— Охотно верю,— согласился Данилыч. Но тут же
упрямо сказал:—Ты же фронт, Алеша, прошел, такое
вынес. После этого любое дело одолеешь. Вот только
терпения тебе побольше...
Наблюдать за Алексеем было удивительно. Каждое
утро он раскрывал альбом, который подарили ему
школьники, шефствующие над ранеными, брал левой
рукой карандаш и, приноровившись, начинал свои мучи-
тельные тренировки. Павел жалел его, но чем поможешь
человеку в подобном положении? Разве что добрым
словом. Алексей не пытался изобразить чье-либо лицо—
не осмеливался, пробовал хотя бы контурно набросать
самое простое — дом, что стоял напротив, зеленеющий
тополь, стоявшую на дороге маши(ну. Ему плохо удава-
лось это, левая рука не слушалась, была в разладе
с его замыслом, желанием, и он начинал нервничать.
Иногда в палату тихонько заходила медсестра Галя, сто-
яла у двери, тоже наблюдала за Алексеем. Все они
вместе осторожно похваливали его рисунки, но он, ху-
дожник, понимал, конечно, что это от жалости, от доб-
роты и желания хоть как-то поддержать его. Он мыс-
ленно благодарил их за эту доброту, иногда подшучи-
вал над собой. Но порой, не выдержав, взрывался,
проклинал войну, свою судьбу. И тогда у него, боевого
летчика-штурмовика, столько раз лицом к лицу встре-
чавшего смерть, навертывались на глаза слезы. В таких
случаях Алексей подходил к окну и долго стоял, молча
разглядывая небольшой садик и тротуар за ним, по ко-
торому шли и шли занятые своими делами люди..,
99
Девятого мая рано утром в палату буквально ворва-
лась, распахнув дверь, обычно тихая Галя. Глаза ее сия-
ли, а по щекам катились слезы. Она не утирала их, обве-
ла всех счастливым взглядом и, охнув, выдохнула всей
грудью:
— Победа! Победа, родные мои!
К обеду она подала им красного вина, пригубила
сама за их здоровье. А они в этот день почему-то, как
никогда, много говорили о своих погибших товарищах,
вспоминали кто, где и как погиб.
Вечером весеннее московское небо озарилось раз-
ноцветными гроздьями разрывов — столица ликовала,
праздновала Победу, давшуюся с таким великим
трудом.
— Эх, на Красную площадь бы!— сказал Павел.—
Я ведь ни разу еще и не видел ее.
— Сейчас там все народом запружено: такие мину-
ты!— стоя у окна, произнес Алексей.
— Выпишусь из госпиталя, обязательно на Красную
схожу. А уж потом домой, в Прогнои.
— Этот салют долго будут помнить,— сказал Давид
Георгиевич.— Может быть, целые столетия!
— Во всяком случае, тот, кто прошел фронт, вой-
ну,— до самой последней минуты,— согласился с ним
Данилыч.— А за нами — дети наши, внуки наши...
Шли дни, уже мирные и потому непривычные. Через
некоторое время перестали поступать в госпиталь но-
вые раненые, выписывались, уезжали в родные края те,
кто подлечился. Заходили в палату, жали на прощание
руки, отдавали у порога честь и скрывались за белой
дверью.
Павел стал потихоньку осваивать костыли.
И вдруг однажды явились в палату несколько офи-
церов в сопровождении госпитального начальства. Не-
знакомый полковник торжественно объявил:
— Дубинда Павел Христофорович!
Павел приподнялся, оперся на костыли.
— Командир взвода 293-го полка 96-й гвардейской
стрелковой дивизии гвардии старшина Павел Христофо-
рович Дубинда, за боевые заслуги, умелые и решитель-
ные действия в боях против немецко-фашистских
захватчиков вы награждаетесь орденом Богдана Хмель-
ницкого третьей степени! Разрешите от имени командо-
100
вания вручить вам орден и поздравить вас, мужествен-
ного воина, с высокой правительственной наградой!
Справившись о здоровье раненых, пожелав им ско-
рого выздоровления и тепло попрощавшись, офицеры
удалились. Павел, растерянный, смущенный неожидан-
ной наградой, вертел в руках коробочку с орденом.
Соседи, все трое, молча, с почтительным восхищением
смотрели на него. Наконец, словно опомнившись, заго-
ворили возбужденно:
— Поздравляем, дорогой Павел Христофорович! От
всей души поздравляем!
— Очень высокий орден. Для старшинского соста-
ва — награда весьма редкая. Дай руку, Паша!
— Дай-ка я тебя обниму, Паша. Эх, нарисовать бы
тебя сейчас при всех регалиях! Но скажи все-таки, не
скрывай: за что тебе честь такая? Это же, считай, пол-
ководческий орден. Ну, ну, не скромничай...
— Честное слово, не знаю,— искренне признался Па-
вел, пожав плечами.— Все время были бои. За какой
из них, ума не приложу...
— Повезло, считай: в госпитале редко кого награда
догоняет,— сказал Данилыч.— Значит, не только орден
заслужил, но чтобы и отыскали тебя, и вручили. Ишь,
какое начальство пожаловало...
— Может, ты, Паша, и вправду полки водил?!— радо-
стно сиял глазами Алексей.— Зря ведь не дадут. У нас,
у всех троих, ордена, а такого вот ни у кого нет.
— Ну, полки — не полки,— засмеялся Павел,— а роту
приходилось в атаку водить, батальон поднимать. Так
уж получалось, невзначай вроде. То ротный из строя
выбыл, то комбат. Надо ведь кому-то... Не я, так дру-
гой... Может, за это? Нет, не знаю, не ожидал даже,
честное слово!
— Так его, этот орден уважаемый, по фронтовым за-
конам — что?— Алексей взял с тумбочки пустую кружку,
лукаво оглядел всех.— В нее налить, в нее опустить.
Дело?
Все засмеялись в ответ.
Павел был благодарен этим людям за их дружеское
участие, за непринужденность и откровенность в разго-
ворах, которые они все вместе вели о жизни, о прош-
лом, а главное — о будущем. Это будущее здесь, в гос-
питальной палате, еще как бы не начиналось для них,
101
оно еще ждало их за белой дверью, там, где родной
дом, семья, работа, по которой истосковались руки и
сердце. Они долго и терпеливо шли к нему через вой-
ну, бои, но оно долгие годы оставалось далеким и при-
зрачным, а теперь вот стояло совсем рядом. И они
взволнованно и сейчас уже вполне надежно готовились
к встрече с ним, хотя внешне ничем этого не выказы-
вали.
Первым выписался Данилыч. На прощание он рас-
целовал каждого троекратно, закинул за спину вещме-
шЬк с нехитрым скарбом и, опершись на костыли, по-
стоял с минуту у порога, точно не решался уходить.
Потом кивнул, ободряя каждого теплым взглядом, при-
ложил руку к козырьку и сказал Гале, провожавшей его
до вокзала:
— Пошли, сестрица. Минутой не надышишься: пора.
В последний раз они увидели в проеме дверей суту-
ловатую спину, обтянутую новой гимнастеркой. Мельк-
нули костыли, полоснулась пустая брючина на правой
ноге, подшитая той же Галей,— Данилыч ушел.
— Вот оно как в жизни складывается,— раздумчиво
произнес Павел.— Миллионы, должно, свела нас, мужи-
ков, война вместе, на целые годы свела. А теперь вот
в разные стороны...
В этот день Алексей с особым упорством, даже с
какой-то злостью, рисовал что-то в своем альбоме. Под-
ходил к окну, стоял, заложив за спину уцелевшую руку,
затем садился на койку и вновь брался за карандаш.
Знать, переживал свое горе — ведь не за горами и у
него встреча с домом... Павел писал матери письмо.
О том, что рана подживает, что скоро, месяца через
полтора-два, приедет, наладит хозяйство, порушенное
войной, станет работать, и жизнь пойдет по-прежнему.
«Хотя как она может пойти по-прежнему?— с горечью
думал он.— Отца давно в живых нет, старший брат еще
в гражданскую голову сложил, двое других братьев на
этой войне погибли. Двое нас только и осталось, и то
оба раненые. Разве такое можно поправить... Правда,
все пять сестер уцелели. Это хорошо. Значит, будем
жить. Война вон какая прошла и то не сломила...»
Стоял июль. Садик за окном разросся, буйная зе-
лень почти совсем отгородила собой улицу, тротуар.
По утрам в густой листве отчаянно гомонили птицы, точ-
102
но базар у них там шел. Дышалось легко. Начало нового
дня приносило радость, на душе светлело, точно вот-
вот должны наступить какие-то светлые перемены.
И еще по утрам любили ждать газеты, которые прино-
сили после завтрака. Их ждали с нетерпением.
— Ого!—как-то однажды воскликнул Давид Георги-
евич и с нескрываемым удивлением посмотрел на Пав-
ла из-за края газеты.— Совсем ненормальный человек!
Лежишь, смотришь в окно и даже не догадываешься,
что ты уже герой. Ай-я-яй, как нехорошо! Держи газе-
ту, читай!
— Ну знаешь, Паша, бросай свои шуточки! Ты дей-
ствительно ненормальный!—радостно кричал Алексей,
прочитав Указ вслух и размахивая над головой газе-
той.— Сначала «Богдана» отхватил при загадочных об-
стоятельствах, теперь вот — Золотую Звезду. Может, ты
и на этот раз не знаешь, за что тебе такое внимание?
— Ну уж этого никак не ожидал!—взволнованно про-
изнес Павел.— Честное слово, не знаю. Ну, можете мне
поверить?! Я и сам растерялся: за что, думаю, такая
награда? Что я такого сделал?
— Ну, черноморская душа! У вас все там такие?
Ох, хитер!
— Может быть, за бои в Восточной Пруссии?— вслух
гадал Павел.— Но ведь там столько было этих боев —
разве упомнишь. А может, за Польшу? Там тоже жарко
пришлось. Нет, не могу сказать!
— Золотой ты человек, Павел!— горячо, даже тор-
жественно произнес Давид Георгиевич.— Ты даже сам
не знаешь, какой ты есть золотой человек! И я тёбе
скажу почему. Потому что ты воевал храбро и не искал
наград. Не за ордена воевал — на совесть. Даже не
ждал наград. И это прекрасно!
— Но ведь вы сами воевали, Алеша, вот, другие...
Разве есть разница?— Павел смутился, тронутый его
словами.— Ведь все мы одно...
— И все-таки это прекрасно!— вновь воскликнул
Давид Георгиевич.— Даже то, что ты сейчас гово-
ришь...— И неожиданно заключил:— Сколько людей,
Павел, столько и дел. И характеров тоже. Спасибо тебе,
дорогой!
— Вон у тебя теперь на груди что творится: три
Славы, Отечественная война, Богдан Хмельницкий, орден
юз
Ленина, Золотая Звезда, медали... Тут никакая краса-
вица не устоит. Да и сам парень что надо!— Алексей
с доброй завистью смотрел на Павла.— Не зазнаешься?
— Ну, положим, Звезду еще получить надо,— отшу-
тился Павел.
Как-то недели через две в палату вошел начальник
госпиталя. Весело еще от самых дверей произнес:
— Ну, герой, собирайся! В Кремль вызывают за на-
градой.
Павел почувствовал, как качнулся перед глазами
потолок.
— Когда?
— Да сейчас же и собирайся!— Начальник госпиталя
засмеялся.— Ишь, как тебя перевернуло! На фронте
небось геройствовал, а тут сердце в пятки ушло?
— Но ведь как же, ведь костыли?— растерялся
Павел.
— Санитарную машину дам, сопровождающего — и
кати. Прямо в гости к самому Михаилу Ивановичу Ка-
линину.
— Товарищ начальник!— загорелся Алексей.— Раз-
решите мне за сопровождающего? Такое дело!
Павел горячо поддержал его.
Начальник госпиталя бросил взгляд на пустой рукав
Алексея, заколебался было, потом махнул рукой.
— Давай, художник! Собирайтесь, ребята!
Павел плохо помнил, как машина мчалась по москов-
ским улицам, как очутились возле Исторического му-
зея. «Вон она, площадь Красная! Кремль, Мавзолей.
Кажется, вот эта башня главная — Спасская...» Он пре-
дъявлял дежурному документы, а сам оглядывался по
сторонам, стараясь вобрать в себя все, запомнить, точно
боялся, что никогда уж больше не увидит этого свя-
щенного места. Они с Алексеем вошли в зал. Народу
было много, почти одни военные. Погоны, погоны, орде-
на на мундирах... Поскрипывали костыли; и Павел, стес-
няясь, не решался проходить дальше. Как же хорошо,
что рядом Алексей, одному тут совсем туго бы при-
шлось. А где же Михаил Иванович Калинин?
По залу прокатился легкий шум, и у стола, покры-
того суком, появился Николай Михайлович Шверник.
104
— Михаил Иванович болен,— услышал Павел рядом
чей-то шепот,— Шверник будет вручать.
Награжденных вызывали к столу, вручали награды,
поздравляли. Минут десять уже шло вручение, и было
какое-то радостное ощущение от праздничного убран-
ства зала, от самих людей, собравшихся здесь ради та-
кого торжественного случая. Но вот назвали очередную
фамилию и со стульев поднялись сразу двое военных —
танкисты. Первый шел осторожно, неуверенно, ощупы-
вая ногами скользкий паркет — слепой, с обожженным
лицом офицер, другой поддерживал его под руку, ти-
хонько вел к столу. Зал притих. Шверник прикрепил
Золотую Звезду к груди слепого танкиста, поздравил
его и тепло, по-отечески полуобнял за плечи. Он что-то
говорил ему, должно быть, добрые, ободряющие слова,
но их не было слышно. Зал напряженно притих, замер.
И вдруг совершенно отчетливо прозвучал голос тан-
киста:
— Разрешите мне ваше лицо ощупать, Николай Ми-
хайлович: хочу на всю жизнь запомнить, как мне эту
высокую награду вручали.
Шверник подвинулся к нему ближе. И пока танкист
ощупывал обожженными руками его лицо, в зале, ка-
залось, все перестали дышать. Лишь, не выдержав,
всхлипнула сбоку женщина, но тут же умолкла.
Павел крепко стиснул Алексею единственную руку—
у него у самого комок подкатил к горлу — и почувство-
вал, как вздрогнула она и напряглась в ответ.
Вручая Павлу орден Ленина и Золотую Звезду Героя,
Николай Михайлович с удивлением взглянул на него
и одобрительно произнес:
— Вы еще и полный кавалер ордена Славы! Поз-
дравляю! От всей души поздравляю!
Друзья возвратились в госпиталь. Но на сердце не
было большой радости — слишком разбередил душу
слепой, обожженный танкист. Будто война вновь опалила
своим жарким дыханием, будто она еще продолжа-
лась...
Выписался вскоре Давид Георгиевич. Расставаясь, все
звал к себе в Грузию, говорил, что нет в мире места
прекраснее, но чтобы в этом убедиться, надо самим
приехать и посмотреть.
105
— Рассказать нельзя,— улыбнулся он уже от двери,
поправив черную повязку на глазу.— Понимаете, сказку
хорошо послушать, но еще лучше увидеть. Прощайте,
дорогие друзья!
И его, как и Данилыча, провожала до вокзала мед-
сестра Галя.
— Кого же из нас проводит она первым?— Алексей,
рисуя, исподлобья взглянул на Павла.— Тебя?
— Ну, я еще только начинаю расхаживаться,— отве-
тил Павел, почувствовав какую-то досаду в его голо-
се.— Нет, ты послушай, что ребята мои пишут!
— Какие ребята?
— Да мои, разведчики из моего взвода. Оказывает-
ся, проезжали недалеко от Москвы, ну и бросили пись-
мо в ящик. Чудом дошло: адреса-то почти нет.
— Демобилизовались, что ли?
— Черта с два!— нахмурился Павел.— А пишут они,
Алеша, что отвоевались на Западе славно, фашистской
сволочи шею свернули до самого жвака-галса. Мне это
дюже нравится — ребята что надо, я знал: не подведут.
А теперь вот едут на Дальний Восток, самураев под
киль загонять...
— Вон оно что!— присвистнул изумленно Алексей.—
Значит, опять, Паша?
— Дело другое, конечно, масштабы не те. Выходит,
пришло время и самураев прихлопнуть: они тоже на
нас зубы давно точат.
— Паша, ты великий стратег,— невесело усмехнулся
Алексей.— Будь по-твоему! Только вот ребята твои по-
ехали, да и мои, наверно, а мы загораем...
— Скоро домой поедем — нам дорога полегче...
Раненых в госпитале оставалось все меньше. Через
некоторое время Павла с Алексеем перевели в Зеле-
ный городок, в Подмосковье. А в сентябре настала
пора прощаться и им. Первым, всего лишь на неделю
раньше, уезжал Алексей.
В этот день они долго бродили по дорожкам парка.
Говорили мало. Тихо осыпалась листва с деревьев, си-
нело грустное осеннее небо над подмосковными ле-
сами.
— Жаль, так и не нарисовал тебя,— сказал Алек-
сей.— И никогда уж не нарисую...
106
— Ты что, позабыл танкиста с обожженным лицом,
слепого?— Павел заглянул ему в глаза.
— Знаю, Паша: все познается в сравнении. Диалек-
тика. Но жизнь — есть жизнь...
— Значит, будем жить! Иначе зачем же, скажи, мы
все это вынесли? Победили зачем эту коричневую сво-
лочь?!
— Да, значит, будем жить! Мы еще постоим за себя,
Паша. Мы еще не выбыли совсем из строя. Ну, про-
щай!— Алексей крепко обнял Павла единственной рукой
и, не оглядываясь, зашагал по аллее. Что-то твердое,
упрямое было в его походке. Пустой рукав был заткнут
за пояс.
Через несколько дней уезжал и Павел.
Отчий дом, черноморские неохватные дали, милые,
дорогие истосковавшемуся сердцу края... К ним он, Па-
вел Христофорович Дубинда, возвращался девять лет
спустя — после пяти лет службы на флоте и четырех
лет войны. Он возвращался к ним, стойко и мужествен-
но' вынеся все, что выпало на его долю, возвращался
воином-победителем.
Он ехал к себе на родину, путь на которую был так
долог и труден для него, ехал строить мирную жизнь,
завоеванную своими руками в жарких боях. И он знал,
что будет строить ее и украшать, пока в груди бьется
сердце...
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Вот и отбушевали военные грозы, и впервые после
четырехлетней жестокой битвы с фашизмом засияло над
нашей страной мирное солнце. Но сколько миллионов
советских людей не увидели этого живительного све-
та— навсегда остались лежать на полях сражений! Ради
него, ради счастья на земле они отдали свои жизни.
Вечная слава и вечная память им, стойким защитникам
Отечества!
А те, кто отвоевал в угасшей войне, те, кому выпало
жить, залечив раны, возвращались домой — надо было
поднимать порушенное хозяйство, хоть как-то утешить
убивавшихся в непоправимом горе матерей и жен по-
гибших солдат.
107
Вернулся в родные Прогнои и Павел Христофорович
Дубинда. И радостной, и горькой была его встреча
с отчим домом, с дорогим сердцу Черноморьем. Мно-
Бюст Героя Советского Союза,
полного кавалера ордена
Славы гвардии старшины
П. X. Дубинды, установленный
в музее Краснознаменного
Черноморского флота
в Севастополе.
ловека смелого, с широкой
гих односельчан не дос-
читались в Прогноях. Не
суждено было ему встре-
тить и своих братьев... Но
жизнь шла своим чере-
дом и надо было ее на-
лаживать.
Руки боевого моряка,
разведчика, привыкшие
держать оружие, истоско-
вались по любимому
флотскому делу. С каким
волнением после столь-
ких лет разлуки косну-
лись они вновь штурвала,
корабельных снастей, ка-
кой неустойчивой показа-
лась палуба под ногами.
И какими необъятно сини-
ми распахнулись черно-
морские дальние дали!
С нетерпением и радос-
тью, точно норовил на-
гнать упущенное за вой-
ну, принялся Павел Хри-
стофорович за прежнее
дело—несколько лет пла-
вал на катерах в Херсон-
ском порту, обеспечивал
доставку грузов, букси-
ровку судов. Но его, че-
морской душой, физически
сильного тянуло на еще неизведанные, вольные просто-
ры, где можно размахнуться во всю ширь и удаль харак-
тера. И он уходит в далекую Антарктику. Тринадцать
лет плавал Павел Христофорович на китобойных флоти-
лиях «Слава» и «Советская Украина», был марсовым на
китобойце, и боцманом был, и раздельщиком китовых
туш,— по многим морям и океанам пролегал его мир-
ный путь, в различных странах довелось побывать.
108
И здесь, на трудовом фронте, он высоко держал звание
и честь воина-фронтовика. Был ударником коммунисти-
ческого труда.
В 1965 году Павел Христофорович прислал из Антарк-
тики радиограмму участникам встречи полных кавале-
ров ордена Славы, на которой сам не смог присутство-
вать. Вот что он писал в ней: «Двадцать лет тому назад
мы сменили военную форму на одежду мирного време-
ни и с горячим энтузиазмом трудимся во имя торжества
коммунизма. Но если будет нужно, мы готовы встать
на защиту Отчизны. Пусть помнят империалисты — силь-
на еще рука у старых, испытанных бойцов, есть еще по-
рох в пороховницах!». Такие высокие слова бывший
отважный воин имел полное право сказать, потому что
они, эти слова, подкреплялись его фронтовыми делами:
за время Великой Отечественной войны Павел Христо-
форович Дубинда уничтожил около двухсот гитлеров-
цев, один танк, несколько орудий, взял в плен десятки
вражеских солдат и офицеров... Таков его личный бое-
вой счет, его вклад в нашу победу над фашистскими
захватчиками!
Говоря о ратных делах этого человека, нельзя не
упомянуть о том примечательном факте, что из один-
надцати с половиной тысяч отважных воинов — Героев
Советского Союза, удостоенных этого высокого звания
в годы минувшей войны, только трое стали еще одно-
временно и полными кавалерами ордена Славы. Храб-
рейшие из храбрых! И среди них — гвардии старшина
Павел Христофорович Дубинда.
Такие награды говорят о высочайшем мужестве, во-
инском мастерстве, но они все же не могут охаракте-
ризовать всесторонне самого человека. При одной из
наших встреч я спросил:
— Павел Христофорович, что же давало вам силы
совершать на фронте подвиги? Ведь подвиг — это, об-
разно говоря, многие годы, а то и вся жизнь, сжатые
в мгновение. Значит, правомерно говорить об истоках
героического?
На это он спокойно ответил:
— Ну, будем считать, что никаких особенных подви-
гов я не совершал, просто, как и многие другие, честно
делал на войне свое дело. А вот об истоках... Тут я
согласен: дерево не может расти без корней. Значит,
109
какие корни — таково и дерево...— Это о своих родных
Прогноях, о людях, среди которых рос и мужал, об
отчем доме.— Вспомним-ка, кто-то из великих сказал:
рождает человека природа, а воспитывает и образует
его общество, в котором он живет. Верные слова. По-
лагаю так: общество в широком смысле — это государ-
ство, Родина, в более узком — твое родное место. Все
это, вместе взятое, и есть, мне думается, наши истоки.
Они в самой нашей жизни...
...Время, время — крутые дороги. Тает и тает, словно
след за кормой корабля. Вместе с юностью растаял
в голубых черноморских далях трехмачтовый парусник
«Любимец моря», ушел в вечное плавание могучий
крейсер «Червона Украина», огненным четырехлетьем
прополыхала война, отступили в былое пройденные
штормовые мили многих морей и океанов... Но па-
мять — великая кладовая, она хранит и будет хранить
все, что сделано в жизни, отдано людям, все, что близко
и дорого сердцу. И много еще светлых минут и часов
подарит она, много раз возвратит в прошлое, потому
что это прошлое неповторимо и значительно...
Дают знать о себе годы, старые боевые раны. Сей-
час Павел Христофорович живет в Херсоне — бывалый
моряк, как говорится, «кинул якорь» в милом его серд-
цу Черноморье — находится на заслуженном отдыхе.
Часто он наведывается в свои Прогнои. Только село
это давно уже носит иное название — Геройское. Народ
наделил его этим точным и емким именем неспроста:
оно дало Родине четырех Героев Советского Союза и
двух Героев Социалистического Труда. И в этом ярком
созвездии — имя Павла Христофоровича Дубинды.
При нашей встрече вот что еще сказал Павел Хри-
стофорович:
— Каждый год мы празднуем нашу великую Победу
над фашизмом. Но в этот день особенно ощущаем и
горечь утрат, потому что знаем, чего она нам стоила.
Редкая семья не потеряла в минувшую войну близкого
человека. У меня она тоже отняла трех братьев. А у
нашей Родины — двадцать миллионов человек. Сколько
прекрасного могли бы создать эти люди, живя вместе
с нами. Ведь в большинстве своем они были молоды
и полны надежд на будущее...
110
Вот я часто бываю в гостях у школьников, допризыв-
ников, рассказываю им о героизме их дедов и отцов.
Какие это славные жизнерадостные ребята! Глядишь
на них, и хочется, чтобы твои годы повернули вспять.
Но вместе с тем и какая-то тревога на душе: ведь мно-
гие из тех, павших в боях, были почти ровня им по воз-
расту... Нет, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы
повторилась трагедия прошлого! Но надо всегда пом-
нить, что само по себе это не делается. Я-то хорошо
знаю, что для этого порох надо держать сухим. Я гово-
рю всегда об этом моим юным друзьям и, думаю, они
меня понимают.
...Идет не спеша человек по херсонским улицам. Ко-
ренастый, плотный, в морской фуражке и куртке. Спу-
скается в порт, долго стоит на причале, подставив лицо,
грудь свежему речному ветру. Задумчиво смотрит
вслед недавно сошедшему со стапелей пароходу, на-
правляющемуся вниз по Днепру, туда — к Черному
морю...
«Счастливого плавания, братишка. Попутного тебе
ветра...»
Да, словно след за кормой корабля, остаются про-
житые годы, бежит, тает неумолимое время. Но жизнь
наша измеряется не прожитыми годами, а тем, что чело-
век совершил в ней, что сумел сделать для людей.
В этом ее великий смысл. Так мы справедливо привыкли
считать. Так было всегда. Так будет вечно...
Виктор Иванович Федотов
МАТРОС С «ЧЕРВОНОИ УКРАИНЫ»
Редактор А. С. Барков
Художник А. И. Пауков
Художественный редактор Г, Л. Ушаков
Технический редактор В. Н. Кошелева
Корректор Р. М. Рыкунина.
Г-73128. Сдано в набор 1/VII 1975 г. Подписано к печати 24/XI 1975 г.
Изд. № 3/620. Формат 84X108732- Бумага типографская № 2.
Тираж 100 000 экз. Цена 19 коп. Объем физ. п. л. 3,5, усл. п. л. 5,88.
Уч.-изд. л. 6,02.
Изд-во ДОСААФ, 107066, Москва, Б-66, Новорязанская ул., д. 26.
Киевская книжная фабрика Республиканского производственного объединения
«Полиграфкнига» Госкомиздата УССР, ул, Воровского, 24
Сканирование - Беспалов, Николаева
DjVu-кодирование - Беспалов
шиш.
В. ФЕДОТОВ
(МАТРОС
с Дервоной Украины