ДЕМОКРАТИЯ
И СОЦИАЛИЗМ
Свобода! Справедливость! Солидарность!
Теоретический и общественно–политический журнал российских социал–демократов и
социалистов, способствующий формированию гражданского общества в России
Номер посвящается 100-летию российской революции 1917 г.

№5 Декабрь 2017
Редакция
Павел КУДЮКИН – главный редактор
Владимир КАРДАИЛЬСКИЙ – отв. секр.
Игорь ДМИТРИЕВ
Владимир ПЕШКОВ
Евгений САМОХВАЛОВ
Редакционный совет:
О.Ю. ВОСТРЫХ (Украина)
Е.С. ГАЛКИНА
Р.В. ЕВСТИФЕЕВ
Н.Ю. КАВКАЗСКИЙ
А.В. КОНОВАЛОВ
В.И. МИРОНЕНКО
К.Н. МОРОЗОВ
И.В. ПОНОМАРЁВ
Н.В. СТАТКЕВИЧ (Белоруссия)
Д.В. СТРАТИЕВСКИЙ (Германия)
А.В. СУРМАВА
А.В. ШУБИН

© Редакция журнала «Демократия и социализм»

ПО СТРАНИЦАМ ИСТОРИИ

РЕВОЛЮЦИЯ И РАБОЧЕЕ
ДВИЖЕНИЕ

РЕВОЛЮЦИЯ И ЭКОНОМИКА

ХРОНИКИ НАШЕЙ БОРЬБЫ

ДИСКУССИИ

ПАМЯТИ ТОВАРИЩА

КРИТИКА.РЕЦЕНЗИИ.ОТЗЫВЫ
Учредители:
И.Ю. Дмитриев, В.А. Кардаильский,
П.М. Кудюкин

Электронный адрес редакции и издателя: demsoc21@gmail.com,
Почтовый адрес:
141253 Московская обл., Пушкинский р–н, пос. Зеленоградский, ул. Островского 15–34
Отв. за выпуск: Евгений Самохвалов, Владимир Кардаильский
Телефон редакции: +7(926)8448503
Свидетельство о регистрации ПИ № ФС77–60152 от 17.12.2014

МОСКВА

СОДЕРЖАНИЕ
От редакции ………………………………………………………….…………………………….

3

ПО СТРАНИЦАМ ИСТОРИИ
Павел КУДЮКИН. Основные структуры рабочего движения в 1917 ………………………..

4

Александр ШУБИН. Уроки Октября ……………………………….……………………………

9

Татьяна ШАВШУКОВА. 1917–2017 …………………………………………………………….

21

Владимир КАРДАИЛ. Две узурпации …………………………………………………………..

26

Татьяна ШАВШУКОВА. Февраль 1917 и женщины……………………………………………

32

Юрий СИМОНОВ. К 100-летию российской революции ……………………………………… 34
РЕВОЛЮЦИЯ И ЭКОНОМИКА
Вадим ДАМЬЕ. Модернизация по-сталински…………………………………………………… 40
Ильзар ГУМАРГАЛИЕВ. Модернизация, как составная часть развития после 1917 ………… 54
ХРОНИКИ БОРЬБЫ ЗА СОЦИАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО
Александр ЗИМБОВСКИЙ Елена СИДОРЕНКОВА Евгений ВАСИЛЕВСКИЙ
За своевременную и достойную оплату труда. За право на жильё …………………………

60

ЛЕВЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ СЕГОДНЯ
Социал-демократы на муниципальных выборах в Москве ……………………………………

68

Эдуард РУДЫК. Задержание в Барвихе ………………………………………………………… 69
Евгений САМОХВАЛОВ. Информационные ресурсы социалистов России ………………..

71

ДИСКУССИИ И ПОЛЕМИКА
Павел КУДЮКИН. Социально-политическое содержание октябрьского этапа Великой
российской революции …………………………………………………………….…………….

75

Вадим ДАМЬЕ. Взгляд анархиста на сущность русской революции 1917-1921 ………..…….

79

Владимир КАРДАИЛ. Критические марксисты о революции …………………………….…… 87
Александр ЖЕЛЕНИН. Почему в 80е в СССР не удалась попытка «настоящего» социализма 103
Никита АРКИН. Право на самоопределение наций в тактике российских социалистов 100
лет назад и в современных условиях ……………………………………………………………

107

Галина МИХАЛЕВА. Революция в программатике российских партий……………………… 119
Круглый стол в Обществе «Мемориал». «Октябрь 1917: характер, последствия и его место в
истории России и мире» ………………………….……………………………………………… 122
ПАМЯТИ ТОВАРИЩА
Александр ЖЕЛЕНИН. Последний утопист……………………………………………………

128

КРИТИКА. РЕЦЕНЗИИ. ОТЗЫВЫ
Владимир МАЙ. Две книги А. Шубина о российской революции……………………….…… 131
ПЕРСОНАЛИИ И АННОТАЦИИ ……………………………………………………………

2

145

ОТ РЕДАКЦИИ
Номер, который читатель держит у себя в руках, тематический. Он посвящён 100летней годовщине Великой российской революции. Написав эти слова, мы сразу же
попадаем в поле серьёзной дискуссии, имеющей и научные, и политические измерения.
В отечественной, и не только отечественной, традиции существовало устойчивое
представление о двух революциях в России 1917. Считалось, что «буржуазнодемократическая» (Февральская) революция завершилась формированием Временного
правительства и созданием Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов (и
соответственно, возникновением двоевластия). События последующих неполных восьми месяцев рассматривались как «подготовка большевиками и руководимыми ими
народными массами Великой Октябрьской социалистической революции, открывшей
новую эру в истории человечества».
Представление о том, что революция в нашей стране – единый и протяжённый процесс, до поры до времени оставалось маргинальным. Появление в конце 2013 «Историко-культурного стандарта», ставшего основной для преподавания отечественной истории в школе, концепция Великой русской революции была воспринята сторонниками
коммунистических взглядов как чисто политическая акция, направленная на то, чтобы
«принизить Великий Октябрь», оспорить его прорывной характер. Этот аспект, несомненно, присутствовал и усложняет научное обсуждение проблемы. Вопросы характера событий 1917 и последующих лет, хронологических рамок и периодизации, причин
революции и её движущих сил являются дискуссионными. Некоторые из них мы и затрагиваем в нашем журнале.
Проблема усложняется и появлением национальных историографий в государствах,
возникших на развалинах СССР. Так, делаются попытки вычленить из общего процесса
свои отдельные революции, например, Украинскую революцию 1917-1921. Действительно, в революционных процессах на территории бывшей Российской империи немалую роль сыграли национально-освободительные движения, но мы вряд ли поймём их в
полном объёме, пытаясь вырвать из общего контекста.
Актуальность юбилейной темы связана также с особенностями нынешней официозной пропаганды и государственной «политики памяти». Они носят ярко выраженный
контрреволюционный характер, направлены на запугивание населения ужасами (реальными, и придуманными) революций, поощряют развитие разного рода конспирологических представлений. Политтехнологическая картина революций как продукта деятельности элит и внешних сил, манипулирующих массами, имеет в основе презрение к
простым людям – т.е. к трудящимся классам, за которыми отрицается право на самостоятельную активность и историческое творчество. Это ярко проявилось в содержании
целой обоймы телесериалов, вброшенных на центральные телеканалы в юбилейные
дни ноября 2017. Официальная «левая» оппозиция в лице КПРФ и «Справедливой России» при ритуальных «ку» прошлой революции так же настаивает на «исчерпанности
лимита на революции» и в сущности встраивается в официальный консервативный и
антиреволюционный мейнстрим. Номер по факту дискуссионный. Тема революций –
историческая, теоретическая и практическая – не закрыта и мы, конечно, будем обращаться к ней и в дальнейшем.
Здесь представлены статьи авторов – сторонников идей демократического социализма, а также современного марксизма и анархо-синдикализма, представляющих различные точки зрения на исторические процессы 1917-1921 и их социально-политические
последствия. Мы постарались описать как определенные исторические события, так и
дать оценку их уроков для современников, а также показать отклик сегодняшнего времени на историю.
Примечание: Точка зрения авторов публикуемых статей не всегда совпадает с мнением
редакции.
3

ПО СТРАНИЦАМ ИСТОРИИ
Павел КУДЮКИН
ОСНОВНЫЕ СТРУКТУРЫ РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ В 1917
Роль рабочего движения в событиях 1917 в России
общепризнана. Более того, существуют достаточные
основания сказать, что с самого начала революция
во многом была окрашена в пролетарские цвета.
Проблема, однако, в том, что рабочее движение –
сложно устроенный феномен, нигде и никогда оно
не является чем-то однородным ни с социальной, ни
с политической, ни с организационной стороны.
Всенародный праздник 1 Мая 1917 (Петроград, Дворцовая площадь)

Это и стихийные выступления, и порождаемые им организации ad hoc (типа стачкомов), которые могут стать зародышем и устойчивых структур. Это и многообразные объединения, выполняющие различные функции – от простейших обществ взаимопомощи и культурно-просветительных
кружков до политических партий и военизированных организаций.
Здесь будут рассмотрены три вида структур, либо наиболее массовых по своему характеру
(профсоюзы), либо представлявших большинство рабочих независимо от их членства в организациях и партийной принадлежности (Советы, точнее, их рабочие секции и фабрично-заводские комитеты). Они находились в достаточно сложных, порой конфликтных взаимоотношениях между
собой и были полем борьбы политических партий, выражавших (точнее, наверное, будет сказать
«претендовавших на выражение») интересов рабочего класса. За пределами рассмотрения остаются сами эти партии и сложные процессы внутри них, а также военизированные организации – рабочая милиция, красная гвардия, партийные боевые дружины и военные организации. Задуманные
первоначально как общеклассовая структура, они быстро «партизировались». И Советы, и профсоюзы, и фабзавкомы 1917 г. имели своих предшественников.
* * *
Советы, как все мы знаем, родились в 1905, по наиболее общепринятой версии – в ИвановоВознесенске. Впрочем, Всеволод Волин в своей книге «Неизвестная революция» рассказывает, что
некий прообраз Совета родился почти сразу после Кровавого воскресенья, в Петербурге из части
представителей, избранных в комиссию Н. Шидловского. Однако в отличие от ивановского Совета, эта инициатива не была замечена и не породила массового движения.
Довольно распространена версия, что Советы – своего рода парафраз русской общины, несущий
на себе отпечаток происхождения от этого института. Такой взгляд представляется слишком поверхностным. Довольно сильным аргументом против него оказывается опыт рабочего движения в
ХХ в., когда структуры, аналогичные российским Советам, рождались стихийным рабочим движением не только под идейным влиянием российской революции, но и в выступлениях, направленных против «коммунистических» режимов – самый яркий пример последнего, видимо, рабочие
советы, возникавшие в ходе венгерской антикоммунистической революции 1956 г. Можно предположить, что такого рода организации органичны именно рабочему движению индустриальной
эпохи. Рождаясь как своего рода «расширенный» стачком, они достаточно быстро начинают играть роль общеклассового представительства (хотя бы на местном уровне) и присваивают себе и
властные функции, особенно при расшатанных или просто развалившихся государственных
структурах.
Память о Советах 1905-1906 была в феврале 1917 вполне живой, поэтому призыв только что
освобождённого из «Крестов» Бориса Богданова, известного меньшевика-оборонца и секретаря
Рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета, выбирать на предприятиях депутатов в Петроградский Совет был немедленно подхвачен питерскими пролетариями, а затем и
солдатами гарнизона. В течение короткого времени Советы рабочих и солдатских депутатов в го4

родах и крестьянских депутатов в деревне появились по всей стране. Более того, пример рабочих
повлиял и на «средние слои» – кое-где появились и Советы служащих. Вместе с тем единые Советы, представляющие и рабочих, и солдат, размыли классовый характер этих структур, что отчасти
компенсировалось существованием отдельных рабочих секций.
* * *
Российские профессиональные союзы так же имеют свои корни в первой революции. Они начали
стремительно организовываться и наращивать численность после октябрьской всеобщей политической стачки и Манифеста 17 октября. Хотя уже 4 марта 1906 был принят закон («Временные
правила об обществах и союзах»), формально легализовавший и профсоюзы, по факту – пока шла
революция – те развивались без оглядки на юридические ограничения, явочным порядком, используя «захватное право». Интересной особенностью российского профсоюзного движения было
существование «профессионально-политических союзов», начавших создаваться по призыву ноябрьской 1904 конференции Союза «Освобождение». Они объединяли в основном работников нефизического труда. К началу 1907 численность членов профсоюзов достигла полумиллиона человек, чтобы резко упасть после третьеиюньского переворота. В условиях реакции закон о профсоюзах стал использоваться, прежде всего, для ограничения их деятельности, профсоюзы сталкивались и с ожесточённым сопротивлением предпринимателей.
По данным американской исследовательницы российских профсоюзов Виктории Боннелл, в
Санкт-Петербурге в период 1912-1914 самый крупный профсоюз (металлистов) на пике насчитывал 11.000 членов, но остальные, за исключением печатников (3.870), не дотягивали и до 2 тыс.
каждый. В Москве лишь 2 профсоюза насчитывали более чем по 2 тыс. членов. В целом число
членов легальных профсоюзов по стране составляло лишь несколько десятков тысяч человек (в
1910 – около 60 тыс., в конце 1913 – 114 локальных союзов с 34,3 тыс. членов). Это были скорее
кружки профсоюзной пропаганды, чем массовые организации.
С началом Первой мировой войны почти все профсоюзы были закрыты, уцелели лишь отдельные в Москве и кое-где в провинции (в Донбасско-Криворожском бассейне и на Урале). Профсоюзные функционеры из числа социал-демократов, главным образом меньшевиков-ликвидаторов,
если не были сосланы, нашли пристанище в кооперации и в структурах Союза земств и городов
(Земгор). Некоторые возможности для нелегальной организационной работы сохранялись в рамках страховых касс. Оживление организационной деятельности было связано и с формированием
рабочих групп военно-промышленных комитетов, причём самоорганизации рабочих способствовали как меньшевики-оборонцы, принявшие активное участие в выборах, так и большевики, призывавшие к их бойкоту.
Практически сразу после падения самодержавия начали возрождаться ранее существовавшие и
возникать новые профсоюзы – по определению известного социал-демократа и профсоюзного деятеля Петра Гарви – наступила «пора настоящего организационного ”грюндерства”». Организации и инициативные группы возникали как по производственному (объединяя работников всех
профессий, занятых на предприятии или группе предприятий), так и по профессиональноцеховому признаку. Причём профсоюзы сразу становились более массовыми, чем были накануне
войны. Так, союз металлистов в Петрограде уже к моменту учредительного собрания насчитывал
более 16 тыс. членов.
Из действовавших в 1917 профсоюзов 16,5 % были восстановившими своё существование, за
март-апрель родились чуть более половины профсоюзных организаций, затем создание новых организаций замедлилось, но продолжался быстрый рост членства и развивались процессы укрупнения и консолидации структур. Развитие профсоюзов происходило при поддержке и в тесном взаимодействии с Советами, особенно с их рабочими секциями и отделами труда.
Уже с середины марта начали возникать центральные бюро профсоюзов в городах, начиная с
Москвы и Петрограда (в этих городах, кстати, в ЦБ изначально пользовались значительным влиянием большевики). В конце марта – начале апреля на первом совещании Советов работала специальная секция по рабочему вопросу, докладчиком от которой на пленарном заседании с проектами
5

14 резолюций выступил уже упоминавшийся Б. Богданов. Важнейшим из решений совещания, касавшихся профсоюзов, было создание оргкомитета III Всероссийской конференции профсоюзов.
* * *
Параллельно с уже достаточно традиционными для России организационными структурами рабочее движение родило и новую форму – фабрично-заводские комитеты. У них, правда, тоже были
свои «предки», но не столь прямые, как у Советов и профсоюзов.
Ещё в ходе реализации зубатовской политики «полицейского социализма» в 1903 рабочим было
разрешено выдвигать кандидатов, из которых администрация затем отбирала старост. Инициатива
развития не получила, так как рабочие к ней остались равнодушны, а предприниматели не хотели
какого-либо рабочего представительства даже в такой урезанной форме. Однако после Кровавого
воскресенья начался стихийный процесс формирования на предприятиях заводских комиссий (советов старост). В ряде случаев они добились признания со стороны администрации. В годы Первой мировой войны рабочие группы военно-промышленных комитетов пытались возродить институт заводских старост, а в январе 1917 Центральная рабочая группа призвала рабочих избирать
заводские комитеты. В реальности они стали создаваться уже в ходе февральских событий.
Зачин принадлежал казённым предприятиям Главного артиллерийского управления и Морского
ведомства (на них было занято около трети питерских пролетариев). Отчасти это было связано с
тем, что предприятия были оставлены дирекцией, и возникла угроза остановки производства. Фабзавкомы стали распространяться и на других предприятиях достаточно быстро, уже с середины
марта в Петрограде начали устанавливаться горизонтальные связи между ними. ФЗК формировались как унитарные органы, представляющие всех рабочих (в ряде случаев и служащих) предприятия независимо от членства в профсоюзах и политических партиях. Они были в большей мере,
чем Советы и профсоюзы, подвержены смене массовых настроений и изначально занимали более
радикальные позиции – в них быстро стало нарастать влияние большевиков и других крайне
левых сил.
Фабзавкомы начали претендовать не только на регулирование трудовых отношений, но и на
вмешательство в процессы управления – назначение администрации, контроль над производственным процессом, снабжением, финансовой документацией.
Возможно, именно с этим связан факт, что в отличие от Советов и профсоюзов, действовавших
вне официального правового поля, в отношении фабзавкомов уже 23 апреля Временное правительство приняло постановление «О рабочих комитетах в промышленных предприятиях». Причиной могло быть и то, что комитеты вплотную подошли к вмешательству в отношения собственности. Задачи ФЗК формулировались так:
«а) представительство рабочих перед администрацией заведения по вопросам, касающимся взаимоотношений между предпринимателями и рабочими, как то: о заработной плате, рабочем времени, правилах внутреннего распорядка и т.п.;
б) разрешение вопросов, касающихся внутренних взаимоотношений между рабочими заведения;
в) представительство рабочих в их сношениях с правительственными и общественными учреждениями;
г) заботы о культурно-просветительной деятельности среди рабочих заведения и о других мероприятиях, направленных к улучшению их быта».
Нетрудно заметить стремление ограничить компетенцию этих органов. Возможно, на принятие
постановления повлиял и зарубежный опыт – так, в Германии советы рабочих и административных служащих на всех промышленных предприятиях с более чем 50 наёмными работниками были
созданы Законом о вспомогательной службе от 5 декабря 1916.
* * *
Троичная система организаций рабочего представительства была достаточно гибкой, позволяя достаточно полно отразить различные интересы. Несколько упрощая, можно дать следующие характеристики.
Фабзавкомы ориентировались прежде всего на корпоративно-групповые интересы, завязанные
на конкретное предприятие. С этим связаны и довольно многочисленные случаи сотрудничества
6

комитетов с директоратом и хозяевами предприятий по вопросам снабжения, сбыта, «выбивания»
решений в пользу своего предприятия, как у официальных властных структур, так и у Советов.
Профсоюзы, с тенденцией перехода от цеховой к производственной форме организации, представляли интересы больших профессиональных и отраслевых групп работников.
Советы (их рабочие секции) были общеклассовым органом, где отражались интересы и настроения пролетариата в целом во всём их многообразии и подвижности.
Со сложной структурой интересов и с недостаточно чётким разграничением полномочий были
связаны конфликты между разными организациями. Как уже было сказано, фабзавкомы наиболее
быстро реагировали на изменения настроений рабочей массы «внизу», в том числе и рабочих, не
охваченных другими пролетарскими организациями, подверженных быстрой смене настроений в
зависимости от ситуации и окружения, часто со склонностью к стихийному «анархизму» (скорее в
обыденном, чем в строгом социальном смысле). Не случайно они довольно быстро оказались
оплотом леворадикальных элементов – большевиков, максималистов, синдикалистов («индустриалистов»). С ФЗК в конечном счёте оказались связаны и такие военизированные структуры, как
рабочая милиция (первоначально создававшаяся как общепролетарская и завязанная на Советы
организация) и впоследствии Красная гвардия.
Профсоюзы объединяли более сознательную часть наёмных работников, в них на первых порах
преобладало влияние более умеренных социалистов, прежде всего меньшевиков (у большевиков,
их союзников и будущих большевиков просто было меньше опытных профсоюзных кадров). И с
учётом сложности революции в условиях внешней войны профсоюзные лидеры гораздо осторожнее относились к радикальным требованиям и острым формам борьбы. Хотя рост численности
профсоюзов и общее обострение обстановки постепенно усиливали радикальные настроения и в
этих организациях.
Наконец, Советы были, видимо, наиболее «инерционной» с точки зрения отражения настроений
своих избирателей структурой. При этом «полевение» рабочих секций шло быстрее, чем Советов в
целом. Соотношение политических сил внутри Советов могло изменяться и в связи с гибкой системой делегирования с возможностью отзыва и замены делегата от конкретного предприятия или
воинской части, так и в связи со сменой политической ориентации делегатов – их переходов в
другие фракции. Разная скорость изменений политической структуры организаций тоже порождала трения между ними.
* * *
21-28 июня (частично пересекаясь с I съездом Советов) в Петрограде прошла III Всероссийская
конференция профсоюзов, на которой были представлены 967 профсоюзов, 51 центральное бюро,
1.475.429 членов. По сути это был учредительный съезд общероссийского объединения.
На съезде сложились два блока – умеренно-социалистическая «Группа сторонников единства
профсоюзного движения» (прежде всего РСДРП(о) и ПСР) и «Группа интернационалистов»
(большевики, группы социал-демократов интернационалистов – «новожизненцы», «межрайонцы»
и др., а так же «индустриалисты»). Новым явлением было появление в российском профсоюзном
движении достаточно заметного революционно-синдикалистского течения («индустриалисты»),
что было связано среди прочего с возвращением из США политэмигрантов, которые в Америке
были членами «Индустриальных рабочих мира» («Билль» Шатов – будущий советский писатель
Владимир Билль-Белоцерковский), Степан Дыбец и ряд других.
Конференция выступила за классовость профсоюзов и их независимость от политических партий, призвала постепенно переходить к производственному (отраслевому) принципу организации.
Стачка признавалась как крайняя мера рабочей борьбы, меньшевистско-эсеровское большинство
съезда считало, что в условиях войны и революции предпочтительны более мягкие и компромиссные формы разрешения конфликтов. Был избран временный Всероссийский центральный совет
профессиональных союзов (ВЦСПС), в который вошли 19 человек от «Группы единства» (16
меньшевиков и 3 эсера) и 16 «интернационалистов». Поскольку члены ВЦСПС были из разных
городов (15 – Петроград, 5 – Москва, 15 – другие), для оперативного руководства был избран Исполнительный комитет из 9 человек, семи петроградцев и двух москвичей, партийно почти поровну – 5 меньшевиков и 4 большевика или тяготеющих к большевикам.
7

Председателем ВЦСПС стал старый деятель профдвижения Виктор Гриневич (меньшевикоборонец), товарищами (заместителями) председателя – Давид Рязанов (внефракционный социалдемократ, в скором будущем большевик) и Василий Чиркин (меньшевик-интернационалист), секретарём – Соломон (Алексей) Лозовский (большевик) и казначеем – Марк Каммермахер (А. Кефали) (меньшевик-оборонец). Такой состав руководящих органов в условиях нарастающих политических противоречий обрёк ВЦСПС и его Исполком на весьма малую эффективность. В результате основная деятельность профсоюзов спустилась на отраслевой уровень.
Интересно, что и меньшевики, и большевики, работавшие в профсоюзах, на конференции были
единодушны в отношении к фабзавкомам – они были против их автономного по отношению к
профсоюзам положения и рассматривали создание «Советов фабрично-заводских комитетов» как
возникновение конкурирующей структуры. Здесь раскол прошёл уже среди большевиков – выступавший на конференции представитель Центрального совета ФЗК Петрограда большевик Николай
Скрипник решительно защищал их автономию от профсоюзов.
Умеренная позиция руководства профсоюзов привела к тому, что уже к концу лета бóльшая
часть забастовок проходили как «дикие», без санкции профсоюзов.
* * *
Конец лета – осень 1917-го с корниловским мятежом, Демократическим совещанием и созданием
Временного совета Республики (Предпарламента) и, наконец, Октябрьским переворотом, принесла новые сдвиги в рабочих организациях. Произошла «большевизация» Советов в Петрограде и
Москве. Ещё более радикализировались фабзавкомы, всё активнее вмешивавшиеся в управление
предприятиями. В то же время несколько отступили на второй план профсоюзы, по своей природе
они были не слишком приспособлены к действиям в условиях всё более открытой борьбы за
власть.
На этом фоне несколько выделялись железнодорожники. Викжель (вообще отличавшийся
стремлением подминать под себя управление железнодорожным транспортом) в ходе борьбы с
корниловщиной и после неё начал создавать рабочие дружины, а 20 сентября поддержал стихийно
начавшуюся на железных дорогах забастовку с требованиями, обращёнными к Временному правительству. 24 сентября забастовка охватила все железные дороги и продолжалась до 27 сентября,
вынудив правительство к некоторым уступкам.
В событиях 24 – 26 октября в Петрограде профсоюзы почти не участвовали. Можно упомянуть
только существенную финансовую помощь союза металлистов Военно-революционному комитету
и предоставление им своих помещений под запасной штаб восстания. Более активную позицию
занимали профсоюзы в ходе вооружённых столкновений в Москве.
При этом даже пробольшевистские профсоюзы разделяли некоторое время идею сформировать
«однородное социалистическое правительство от народных социалистов до большевиков» как
средство предотвратить гражданскую войну.
Особенно активно идею коалиционного правительства «революционной демократии» отстаивал
и навязывал Викжель, угрожая всеобщей железнодорожной стачкой и отказываясь перевозить
войска противостоящих сторон. После поражения войск Петра Краснова – Александра Керенского
под Гатчиной и Пулково и подавления юнкерского восстания под эгидой Комитета спасения Родины и революции большевики прервали переговоры, а через некоторое время сумели расколоть
чрезвычайный железнодорожный съезд, создав подконтрольный себе профсоюз железнодорожников и признав его единственным представителем работников отрасли.
Здесь впервые была применена тактика борьбы с «нелояльными» профсоюзами, которой большевики пользовались и в дальнейшем – расколоть старый профсоюз и признать «свою» часть (даже если в реальности она представляла лишь меньшинство членов) единственной законной организацией.
Одновременно большевики столкнулись с сопротивлением профсоюзов служащих, начавших
забастовку в государственных и банковских учреждениях, и с профсоюзами печатников, протестовавшими против закрытия оппозиционных газет (здесь профессиональные требования сохранения рабочих мест сочетались с общедемократическими требованиями защиты свободы печати).
8

Для борьбы со стачкой служащих большевики применили в дополнение к репрессиям и уговорам
неожиданное оружие. Поскольку для минимально сознательного пролетария слова «стачка» и «забастовка» были наполнены положительным смыслом, действия служащих назвали непонятным
массам словом «саботаж», так же как позже рабочие забастовки стали называть «волынками».
Итоги развитию рабочих организаций в год революции были подведены I Всероссийским съездом профсоюзов, который открылся на следующий день после роспуска Учредительного собрания
и работал до 14 января 1918. К этому моменту численность профсоюзов достигла 2,6 – 2,75 млн.
членов.
На волне послеоктябрьских надежд и ожиданий большевики обеспечили себе и своим союзникам уверенное большинство – 273 большевика, 21 левый с.-р., 6 максималистов и 6 анархосиндикалистов против 66 меньшевиков и 10 с.-р. при 34 беспартийных. Оппозиция оформилась
как «Группа единства и независимости профсоюзного движения» и выступила против большевистской линии на включение профессиональных союзов в систему власти и управления.
Большевики, получив однажды большинство, далее закрепляли его административными и репрессивными мерами.
Одним из принципиальных и имевших далеко идущие последствия решений съезда стало разрешение конфликта с фабзавкомами – те были включены в профсоюзы как их низовые структуры
на предприятиях. Последствий было два.
Первое – была потеряна возможность развития ФЗК как органов участия работников в управлении на низовом уровне с перспективой перерастания их в систему самоуправления.
Второе – перейдя от организации по территориально-отраслевому принципу к организации,
опирающейся на фабрично-заводские ячейки, профсоюзы создали условия для своего подчинения
не только партии и государству, но и администрации предприятий. Начался процесс деградации и
огосударствления профсоюзов, который завершился к началу 30-х.
Александр ШУБИН
УРОКИ ОКТЯБРЯ
25-26 октября (7-8 ноября) 1917 произошел один
из самых крутых поворотов отечественной истории. К власти в столице России пришла сила,
стремившаяся с максимальной решительностью
осуществить марксистский проект коммунистического общества. При всей важности субъективных
факторов и случайностей, личных качеств Ленина
и его противников, победа большевизма закономерно (хотя и не фатально) вытекала из тенденций
начавшейся в феврале (марте) 1917 Великой российской революции, глубокого социального кризиса в России и потрясений мировой войны.
Броневик («Красный Фиат Ижорский») у Смольного.

Большевизм пришёл, когда обанкротилась политика либерально-социалистической коалиции,
отказавшейся от решительных действий по выводу страны из социального кризиса и войны.
Большевизм видел в переходе к социализму решение проблем возрождения экономики, согласился
на передачу земли крестьянам и выступал за скорейшее прекращение «вничью» затянувшейся
войны.
Большевизм сумел убедить в своей правоте около четверти населения России. В этот социальный поток входили уставшие от войны и осознавшие свое политическое влияние солдатские массы, и городские низы (не обязательно именно пролетарские), и часть крестьянского актива, и часть
интеллигенции, которая надеялась на создание общества, экономика которого заработает по единому плану и позволит произвести технологическую модернизацию России. Сторонники «партии
пролетариата» были разнородны в социальном отношении, но их объединяло стремление к ради9

кальным социальным переменам. По замыслу Ленина этот авангард должен был разрушить препятствия на пути к социализму, создать его основы и повести за собой остальную массу населения
России. Октябрьский переворот положил начало новому этапу, который называют Октябрьская
революция. Этот этап характеризовался переходом к радикальным социальным преобразованиям
и утверждением власти Советов почти на всей территории России. Большевики нашли сильный
ход – решиться на взятие власти самим, но провозгласить не только свои идеи, но идеи самых разных левых сил, чтобы повести за собой не только «свои», но и «чужие» массы. Именно так сформировался «генетический код», «формула» Октября – коммунистический режим + советское общество: синтез большевистского проекта модернизации и общесоциалистических советских идеалов самоорганизации, народовластия, равноправия трудящихся и руководителей, воспринимаемых
как «слуги народа», а не его хозяева.
Большевизм провозгласил не свою, коммунистическую власть, а Советскую власть. Таковы два
лица Октября – коммунистическое и советское. И эти два лица не совпадают.
Левая многопартийная альтернатива
Встав на путь решительных бескомпромиссных действий, Ленин и его сторонники обрекли себя
на конфронтацию с остальными политическими силами, за которыми стояла поддержка большинства населения, полифония социально-политической и этнической структуры Российского государства. Понимая опасность одновременной конфронтации со всеми этими силами и испытывая
острый кадровый голод, лидеры большевизма маневрировали, стремясь на каждом этапе борьбы
нейтрализовать часть противников и привлечь попутчиков. Если для Ленина и Троцкого, для ядра
большевистского проекта, это был вопрос тактики, то умеренное крыло большевизма и левое крыло социалистов видело в политике союзов иную стратегию движения к социализму – с опорой на
широкую левоцентристскую коалицию, представляющую большинство населения.
Создание широкой левой коалиции в ноябре 1917 могло серьезно изменить вектор Российской
истории, уводя его в сторону от той колеи, которая привела многих действующих лиц тех дней на
плаху через два десятилетия. Левая коалиция привела бы страну к Учредительному собранию, которое уже в конце 1917 могло бы начать заседания и вскоре принять демократическое конституционное и аграрное законодательство. В то же время, левое правительство могло бы приступить к
глубоким социальным реформам, которых требовали рабочий класс, крестьянство, с которым была согласна значительная часть интеллигенции.
Но начать преобразования – ещё не значит успешно их осуществить. Стратегия широкой левой
коалиции, сотрудничества приверженцев разных методов социальных демократических преобразований, имела как свои плюсы в сравнении с ленинской стратегией, так и свои минусы. Стратегически широкая левая коалиция давала шанс на более мягкий выход из кризиса в направлении
модернизации и создания социального государства – на магистральный путь европейского общества ХХ века. Но упущен был шанс, а не гарантированная возможность. Коалиция могла не справиться со сложнейшими вызовами, стоявшими перед страной и требовавшими решительных,
быстрых и выверенных мер. Большевики действовали во всяком случае решительно, хотя выверенности решений им явно не хватало. Коалиционная дискуссия позволяет учесть разные обстоятельства и мнения, принять более компетентные решения, но затягивает принятие решений и часто препятствует их последовательности.
Эти плюсы и минусы подтверждает опыт революций XX в. Преобразования широкой левой коалиции проводились Народным фронтом и его союзниками в Испании в 1936-1939. Первоначально
они были медлительны и явно отставали от масштабов социального кризиса. Лишь после начала
гражданской войны с консервативными, националистическими и фашистскими силами инициатива в революции перешла к массовым профсоюзным и региональным движениям, «самочинные»
действия которых прикрывались правительственной надстройкой широкой антифашистской коалиции от левых либералов до анархистов. Она просуществовала с сентября 1936 до мая 1937 и
раскололась, а затем Народный фронт проиграл войну не только по внутриполитическим, но и по
внешнеполитическим причинам. Но как бы ни оценивать шансы Народного фронта на победу в
10

Испании, этот урок показывает, что левая коалиция не гарантировала Российскую революцию от
разгрома, а её лидеров – от плахи и эмиграции.
Также силой была пресечена попытка широкой левой коалиции в Чили в 1970-1973 достичь социализма без гражданской войны и диктатуры. Чилийские реформаторы хуже, чем Ленин и лидеры испанского Народного фронта усвоили, что революция должна уметь себя защищать. Но трагический финал политики широкой левой коалиции сам по себе не опровергает возможность
опробованной ими недиктаторской модели социалистических преобразований. Большевики пошли
путем авторитарных методов достижения политических целей, что уводило траекторию революции от социализма, понимаемого тогда как демократическое общество. Большевики воспринимали
свое диктаторство как временное средство подавления сопротивления меньшинства. Но из сопротивляющихся меньшинств складывалось большинство, что требовало всё более жёстких усилий,
авторитарности и насилия. Разогнав Учредительное собрание, большевики пошли по пути борьбы
с большинством активного населения России.
Стратегия широкой левой коалиции давала шанс сохранить такое обязательное условие перехода к социализму (а не к чему-то другому, иерархическому и бюрократическому), как широкие демократические свободы. Широкая левая коалиция в России давала жизненно важный для демократической революции шанс пройти между контрреволюционным переворотом (чего не удалось избежать в Чили в 1973) и широкомасштабной гражданской войной (с чем левые опоздали в Испании в 1936). Революция шла по узкому пути между ультралевой Сциллой и право-реакционной
Харибдой.
Широкая левая коалиция давала шанс на оптимальный с точки зрения жертв и социальных результатов исход всей революции. Сужение политической базы власти уменьшало этот шанс, сдвигало вектор революции к непримиримой конфронтации, к угрозе широкомасштабной гражданской
войны и вытекающего из неё авторитарного и тоталитарного будущего. Решившись взять на себя
полноту революционной власти, большевики бросили вызов влиятельным массовым силам, имевшим другое представление о революции. Это было чревато вооружённой конфронтацией. Но
большевики не боялись гражданской войны, сочтя, что активного сопротивления их натиску не
будет. Широкая левая коалиция не состоялась, умеренные большевики потерпели поражение, но
коммунистическое руководство понимало важность расширения политической базы Советской
власти при условии своего лидерства. На сотрудничество с большевиками в качестве младших
партнеров согласились левые эсеры, которые рассчитывали на то, что в результате успеха советских аграрных преобразований произойдет изменение соотношения сил между двумя советскими
партиями как минимум на равноправное. Благодаря коалиции с левыми эсерами большевики получили возможность существенно укрепить позиции Советской власти в деревне и несколько
смягчить кадровый голод. Коалиция была взаимовыгодной, но время играло против неё, так как
каждая сторона надеялась в будущем обойтись без другой.
Большевики считали возможным лишь временно поступаться своими идеями – с тем, чтобы после укрепления системы Советской власти продолжить преобразование общества по рецептам
марксизма, а не народничества. Левые эсеры были готовы искать синтез этих двух идейных традиций на пути к социализму. Согласившись с переделом земли, противоречившим марксистскому
плану решения аграрного вопроса, большевики заручились нейтралитетом и частичной поддержкой крестьянства. Но этого было недостаточно для победы на выборах в Учредительное собрание.
С марта 1917 все влиятельные политические силы, включая большевиков, признавали авторитет
Учредительного собрания. Это давало ему запас легитимности. Собрание могло принять конституцию и аграрный закон, значительно снизив тем самым остроту социально-политической борьбы.
Но только при условии, что с этими решениями согласились бы все партии, заручившиеся на выборах поддержкой значительной долей избирателей.
Конфликт с интеллигенцией и слабость позиций в крестьянской среде не давали большевикам
шанса на победу на выборах. На них победили социалисты, сторонники тех преобразований, которые проводила бы левая коалиция. Но социалисты, которые получили преобладание в Учредительном собрании, не собирались включать в свою коалицию большевиков, и Собрание уже вряд
ли могло стать площадкой компромисса. Хотя большевики проиграли выборы в Учредительное
11

собрание, они заняли второе место и сохраняли силовой перевес. Сторонники Советской власти
решились на разгон парламента. Сторонники сохранения Собрания не смогли найти достаточных
сил для его защиты. Трагедия разгона Учредительного собрания заключается, прежде всего, в том,
что после этого были отброшены последние общепризнанные правила политической игры. Легитимность, сломанная в феврале 1917, теперь могла восстановиться только после широкомасштабного силового столкновения. Принятие решений теперь было основано не столько на правилах,
сколько на силе. Это влияло как на устройство власти, архаичные формы которой вполне могут
быть просто силовыми, так и на экономику. А вот сложная индустриальная экономика не может
быть просто силовой, ей нужны стандартные понятные правила. Даже после разгона Учредительного собрания мало кто хотел воевать с властью, которая провозгласила передачу земли – крестьянам, фабрик – рабочим и мир – народам. Но гладко было на бумаге. Социально-экономический
кризис нарастал, а без общей политической площадки, которой могло стать Учредительное собрание, социальные противоречия могли разрешаться только силой, что резко увеличило вероятность
возникновения широкомасштабной гражданской войны.
Конфронтация и культура
Успехи и неудачи коммунистического проекта зависели от способности большевизма решать задачи революции (аграрно-продовольственная проблема, подготовка нового этапа индустриальной
модернизации, введение социальных гарантий, выход из войны, урегулирование национальных
противоречий, улучшение системы вертикальной мобильности), подавляя при этом сопротивление
самых разных слоев: демократической интеллигенции, православной общественности, бунтующих
от голода рабочих и не желающих расставаться с продовольствием крестьян. В первые послеоктябрьские месяцы Советская власть видела своего главного социального противника в буржуазии,
но именно капитал встал на путь ухода из России, и это бегство, начавшееся до Октября, выросло
в социально-экономическую проблему, поставившую на повестку дня переход к некапиталистическому обществу.
Авангардом сопротивления большевизму были не капиталисты, а интеллигенция, за которой
шли массы служащих. Большинство интеллигенции и служащих были готовы сотрудничать с широкой левой коалицией, но не с "узурпаторами" большевиками. Отказавшись от компромисса с
интеллигенцией – социальным слоем, отвечающим за трансляцию знания и творчество, большевистский проект существенно снизил творческий потенциал того общества, которое пытался создать. В дальнейшем в СССР были найдены специфические методы стимулирования деятельности
интеллигенции в спектре от шарашек и орденов до энтузиазма новой, наспех подготовленной советской интеллигенции. Однако почти всю советскую историю имел место эффект «внутренней
эмиграции» части прослойки, как полупрезрительно называли интеллигенцию в СССР. Этот латентный саботаж своими корнями уходил в стратегические политические решения первых послеоктябрьских месяцев.
В то же время преимущество, которое после Октября получили радикальные новаторские течения от футуристов и пролеткультовцев до педагогов-новаторов, обеспечили вклад в развитие
культуры мирового значения. Для того чтобы создать новое общество, необходим культурный
уровень населения, соответствующий хотя бы его начальной стадии. Иначе новое общество не
сможет начать развиваться – у людей не будет культурной практики, чтобы жить по-новому. Но
новая культура не может овладеть массами, развиваться «вширь» без социальных предпосылок, в
условиях господства прежних социальных отношений. Она возникает в субкультурах, и в ходе социальной ломки получает возможность для более широкого распространения. Социальные перемены должны сопровождаться и культурными сдвигами – иначе результаты революции не могут
быть закреплены. Демократия даже в случае радикальных политических реформ не может закрепиться без распространения демократической культуры. Социальное раскрепощение и творчество
невозможно без раскрепощения культурного творчества и приобщения к нему широких слоев
населения. Социализм невозможен без способности большинства населения выполнять функции
власти и творчества, которые раньше были достоянием социальных элит. Большевики предприняли радикальные меры по созданию коммунистических отношений в России – стране, экономиче12

ское развитие которой отставало от уровня ведущих капиталистических стран, которая переживала революцию и была обескровлена войной. Слабость социально-культурных предпосылок перемен и одновременно происходящий острый кризис старой социальной системы создавали очень
узкую вилку возможностей для тех, кто проводит революционные преобразования. Каждая ошибка была чревата срывом восхождения к новому обществу и частичным откатом даже не к дореволюционному обществу, а в более глубокую архаику. Такая опасность особенно возрастала в случае «сваливания» революции в широкомасштабную гражданскую войну.
Власть Советов и Советская власть
Пока советский проект был обращен к России своей демократической стороной, раскрепощающей, обещавший землю и мир – невозможно было поднять против него критическую массу бойцов, готовых умирать. Скоротечная гражданская война ноября 1917 быстро утихла в центре России, превратившись в партизанские действия на окраинах.
В той войне победили сторонники Советской власти, выглядевшей как власть Советов. Но в
1918 станет ясно, что это не одно и тоже. После скорого преодоления временного комиссародержавия на местах Советская система должна была превратиться в сеть автономных Советов и их
федераций, регулируемую компактной государственной надстройкой. Действительно, страна переходила под контроль множества региональных Советов, и петроградский центр Октябрьской
революции первоначально мало вмешивался в дела местных советских властей, сосредотачиваясь
на главном: разгромить вооруженное сопротивление, вывести страну из войны и накормить крупнейшие города.
Советская система выстраивалась с двух сторон. В Петрограде отрабатывалась работа её управленческого ядра. На местах творчество масс формировало практику самоорганизации активной
части рабочих и крестьян. Власть Советов устанавливалась местным большевистским и левоэсеровским активом на местах почти самостоятельно от центра, но центр выстраивал централизованную кадровую машину с тем, чтобы позднее протянуть нити управления в каждую точку России.
Членам исполкомов Советов, как правило, не имевшим управленческого опыта, приходилось теперь решать самые разнообразные вопросы, превышающие сферу деятельности дореволюционной
администрации. Понятно, что при такой широкой компетенции и низкой компетентности, высокой
интенсивности работы и отсутствии времени на изучение решаемой проблемы качество работы
Советов было не велико. Зато Советы воспринимали себя как плоть от плоти масс, их депутаты
знали непосредственно жизнь трудящихся масс, которой пытались управлять, и надеялись на поддержку населения в осуществлении своих начинаний.
Советская система была основана на высокой вертикальной мобильности, черпая кадры и мнения с нижних этажей социальной иерархии. Однако принятие решений многочисленными форумами просоветского актива (с небольшими вкраплениями актива несоветского) оказались не лучшим способом принятия решений с точки зрения эффективности. Большие форумы подвержены
ораторской манипуляции. Но если делегаты всё же берутся вырабатывать решения, а не просто
принимать проекты, предложенные партийными аппаратами, то обсуждение и принятие решения
движется крайне медленно. Тем более в отсутствие соответствующих навыков у делегатов. Система становилась перед выбором: либо создание более компактных Советов, на каждом уровне
состоящих из делегатов нижестоящих организаций и выполняющих их волю, либо превращение в
совещательные органы при управленческой вертикали Совнаркома, поглощающей аппарат Советов. Эта альтернатива проявит себя весной 1918 перед лицом острых социальных вызовов.
В связи с этим нужно было делать и другой выбор: или каждый Совет получит ясно очерченную
сферу компетенции, где даже Совнарком должен с ним договариваться, или структуры всех Советов должны быть твёрдо подчинены общей иерархии с центром в Совнаркоме. Ленин надеялся,
что вскоре удастся соединить результаты творчества низового актива и центра. Но когда весной
1918, освободившись от других срочных дел, он и его соратники займутся этим соединением, выяснится, что его очень трудно достичь. У центральных и региональных советских работников
формировались разные практики и даже психологические установки, региональные и центральные
интересы входили в конфликт. До середины 1918 советская система была «недостроена», в ней не
13

было единых принципов организации, зато быстро накапливались противоречия между разными
уровнями власти и территориями. Весной 1918 Ленин стал формировать систему строго централизованного управления. Уже история ратификации Брестского мира показала, что ключевые решения принимались в ЦК большевиков, ВЦИК и затем существующий механизм власти обеспечивал
их утверждение съездами, несмотря на сопротивление значительной части Советов. Из-за обострявшейся социально-экономической ситуации большевики стали терять позиции в Советах,
укреплялись позиции социалистической оппозиции. Разгоняя неугодные Советы, большевики в
этих пунктах теряли связь с рабочими и крестьянами. Сторонники радикальной социальной революции стабилизировали систему ценой ограничения народовластия и надеялись теперь провести
революцию в социальных структурах, сделав их более справедливыми, социально равноправными.
Однако без политического равноправия невозможно и социальное.
Пространство революции
Социальные проблемы на пространстве Российского государства тесно переплетались с национальными. Революция, являющаяся «тараном» индустриальной модернизации, открыла новые
возможности для национального строительства, являющегося одним из проявлений индустриальной стандартизации в области культуры и чреватого резким обострением этнических конфликтов.
Национальные движения и социально-политические силы, вовлечённые в революционный переворот, стремились использовать друг друга, социальные задачи соседствовали с национальными в
политических программах. Но на разной этносоциальной почве национальные и социальные лозунги срабатывали по-разному, то привлекая и консолидируя, то отталкивая и раскалывая массы.
«Триумфальное шествие» Советской власти столкнулось с разнородной этнополитической почвой. В одних регионах, как на Украине и в Закавказье, успели сформироваться влиятельные национальные движения, которые сумели обзавестись достаточной вооружённой силой, чтобы отбить
первый натиск большевизма. В других, как в Белоруссии и Молдавии, большевики наносили поражение «буржуазным» автономистам, перехватывая лозунг автономии. В борьбе с более прочным национализмом Советское государство было готово пойти даже на предоставление независимости – с последующей поддержкой лево-социалистических сил, которые должны были сделать
новые независимые государства частью будущей семьи социалистических республик.
В обстановке 1918 социальный проект большевизма, дополненный обещаниями права наций на
самоопределение, составлял достойную конкуренцию в борьбе за симпатии масс даже сильным
национальным проектам Финляндии, Украины и народов Закавказья.
Первоначально влиятельные национальные движения выступали за территориальную автономию в составе обновленного, федеративного Российского государства. Но их не устраивала Советская федерация, в которой виделась угроза большевистского господства. Разгон Учредительного
собрания лишил национальные проекты надежд на легитимную защиту их прав от леворадикального российского центра. Естественным результатом стало стремление национальных лидеров отгородиться от разбушевавшегося в России социального смерча с помощью провозглашения независимости. А защитить независимость в условиях I Мировой войны можно было, только опершись
на мощную внешнюю силу.
В условиях заключения Брестского мира провозглашение независимости от России означало
превращение в германский протекторат. Часть национальных деятелей пошла по пути поддержки
советского проекта, в котором увидела форму осуществления национальной идеи. Националкоммунизм станет важным фактором советской истории на всем её протяжении. Советская модель
сочетания социального и национальных проектов оказалась привлекательна для антиимпериалистических и антиколониальных движений в мире, что было важно для глобальной борьбы российских коммунистов. Глобальный контекст, в котором развивалась Великая российская революция,
оказал сильнейшее влияние на её развитие.
Милитаризация общества привела и к милитаризации революции, гипертрофированной роли в
ней солдатской массы, настроениями которой лучше всего воспользовался большевизм. Солдаты с
одной стороны стремились к скорейшему миру, так как устали от мировой войны и перестали видеть в ней какой-то смысл для себя, а с другой – считали себя вправе бороться за демократический
14

мир и социальные перемены с оружием в руках. Это сочетание пацифизма и преторианства армии
помогло большевикам победить в борьбе за власть, но далее создало для них большие проблемы.
Новая власть уже не могла не заключить мир.
Революционный пацифизм большевиков стал одним из важнейших ресурсов их популярности в
стране и мире. Циммервальдский принцип мира без аннексий и контрибуций с правом народов на
самоопределение превратился из лозунга европейских политических аутсайдеров в официальную
позицию России, повлиявшую на позиции враждующих блоков и представившую миру шанс на
скорый честный мир, завершающий бессмысленную бойню. Этот принцип угрожал территориальной целостности Российского государства, но в то же время превращал российских левых в законодателей мод мировой политики, предложивших убедительную альтернативу империалистическому мироустройству.
Империализм оказался сильнее и заставил Советскую Россию капитулировать. Но, вопреки
ожиданиям оппонентов Ленина, это не сделало Россию германским протекторатом. Ожидание мировой революции, которая позволит покончить с Брестским миром и вернуть большую часть территориальных потерь, оказалось мобилизующим фактором коммунистического проекта, позволившим пережить трудные времена. Когда завершающая фаза мировой войны вызвала революционную волну, большевики с их антиимпериалистическим проектом сразу оказались в её авангарде.
Производственная демократия и экономический централизм
Настаивая на заключении Брестского мира, Ленин рассчитывал на «мирную передышку», которая
позволит осуществить конструктивные задачи социалистической революции, создать основы общества, которое позволит России выйти из социального кризиса и продемонстрировать миру преимущества социалистической системы, что само по себе будет способствовать мировой революции, предоставив ей конструктивную практическую модель будущего.
Большевики объявили курс на социалистические преобразования, но в чём же они могли заключаться? Социалистические теоретики обсуждали два пути к посткапиталистическому обществу:
переход предприятий в руки их коллективов (снизу) и обобществление всей экономики в систему,
работающую по единому плану (сверху). Считалось, что пути сверху и снизу вполне совместимы.
Но большевики не смогли построить систему, основанную на балансе таких важнейших составляющих революции как самоорганизация, низовая инициатива, производственная демократия с одной стороны, и единство экономической системы, её целенаправленное регулирование – с другой.
Также необходимо было обеспечить баланс не только «верха» и «низа», но и двух разных
направлений государственной социально-экономической политики – регулирования и непосредственного управления государственным сектором. Регулирование полезно экономике, когда оно
носит рамочный и индикативный характер. А советские менеджеры то упускали важнейшие экономические проблемы на самотёк (как это было с конверсией и исправлением ситуации на железных дорогах), то хватались за управление самыми разными предприятиями, не связанными в единый комплекс.
Революция поставила проблему демократического регулирования, когда для принятия важнейших экономических решений создаются широкие органы, представляющие все заинтересованные
стороны. Итоги этого эксперимента противоречивы. С одной стороны, эти органы оказались неповоротливыми, с другой – были лекарством от волюнтаризма. Возникнув ещё при Временном правительстве, они позволяли удерживать ситуацию от развала в тяжёлых условиях 1917, и после разгонов этих форумов специалистов ситуация не улучшалась. Демократическое регулирование полезно в условиях текущей работы, когда есть время искать компромисс разных интересов. Но решительные преобразования с помощью таких форумов проводить было нелегко.
Ленин стремился к созданию эффективного управленческого центра, свободного от «говорильни» (ради чего жертвовал и политическими альянсами, которые переносили бы политическую
дискуссию в правительство). Но в результате советские правительственные структуры превратились в авторитарно-бюрократические учреждения с такими присущими им болезнями, как волюнтаризм, чреватый неэффективностью, произвол назначенцев, перегруженность управленцев. По15

следняя, наряду с нехваткой подготовленных кадров тормозила работу не меньше, чем «говорильня», которая хотя бы давала возможность выработать более компетентные и взвешенные решения.
В принципе Ленин понимал преимущества коллегиальной дискуссии и допускал её на заседаниях правительства, но при условии политической лояльности оппонентов. Ленин оставлял за собой
право последнего слова, и боролся политическими средствами с теми, кто нарушал это неписанное
право. Коллегиальность при необходимости быстро принимать обязательные для всех решения
была источником фракционных конфликтов. Оппоненты Ленина могли высказывать свое мнение,
но увлекшись, могли получить в свой адрес политические обвинения.
Государственное регулирование, которое по замыслу большевиков должно было обеспечить
выход из кризиса, душило производство, так как управленческие структуры вместо установления
правил пытались управлять хозяйством страны в ручном режиме. В результате возможность сбыть
продукцию зависела уже не от потребителя, а от чиновника, который далеко не всегда понимает
нужды производства, потребителя и вообще не успевает досконально изучить ситуации, которыми
пытается управлять. Государство должно было обеспечить прозрачные правила экономической
игры – либо рыночной, либо кооперативной, но как раз с этой задачей оно не справилось.
Также в условиях индустриальной модернизации оно должно концентрировать ресурсы на узких производственных направлениях, необходимых для развития остальной экономики. И чем
шире фронт государственного вмешательства, тем ниже его эффективность. Сознание даже компетентного чиновника не может вместить все факторы производства, распределения и потребления. Члены коллектива лучше государственного управленца понимают, что происходит на их
предприятии, а потребитель – что бы он хотел на самом деле приобрести.
Важным ресурсом экономики, который предоставляет ей революция, становится энтузиазм трудящихся в условиях производственной демократии. Осознав себя хозяевами предприятия, работники готовы через сегодняшние тернии идти к завтрашним звёздам, жертвуя сиюминутными
удобствами и раскрывая творческий потенциал. В ходе революции происходило распространение
демократии с элитарных сфер на все стороны жизни, на повседневность, производство, в кварталы
и дворы. Допустимо ли это? Если простому человеку можно доверить выборы президента и депутата, о которых он толком ничего не знает, почему нельзя приобщить его к принятию решений
там, где он действительно разбирается, потому что сталкивается с такими вопросами в повседневной жизни?
Самоорганизация и низовая демократия (а именно она и является настоящей демократией) показали себя как источник человеческой энергии, меняющей социальные условия. Но она может
найти и разрушительные выходы, и работать конструктивно и творчески. В развитии низовой,
особенно производственной демократии есть свои трудности, связанные с проблемой компетентности тех, кто принимает решения. Первоначальный уровень компетентности большинства людей
в области управления низок. Но то же самое можно сказать и о чиновниках, которые то и дело поражают граждан некомпетентностью своих решений. Компетентность может приобретаться с
опытом участия в управлении, которого массы трудящихся обычно лишены. Производственная
демократия опасна не более, чем произвол капиталиста и чиновника. Важно, чтобы разные способы принятия решений уравновешивали друг друга и сочетались по понятным и признаваемым
правилам. Это – один из важнейших уроков попытки выйти из капитализма в 1917-1918.
Балансы социалистической траектории
Практические результаты хозяйствования Советской власти оказались плачевными. Они не вывели Россию из социально-экономического кризиса. Напротив, он значительно углубился, что стало
одной из причин широкомасштабной гражданской войны, с мая 1918 бушевавшей на просторах
бывшей Российской империи несколько лет после завершения I Мировой войны. Кризисменеджмент власти в 1917-1918 оказался неудачным, но большевиков извиняет, что он осуществлялся действительно в тяжёлых условиях, когда подобного опыта не было. Большевистский социально-экономический проект был направлен на замену капиталистической системы нерыночной
системой продуктообмена, управляемого государственным центром. Такой переход не может произойти постепенно, плавно. Самим фактом своей победы сторонники социализма ускоряют отток
16

капитала и разрушение капиталистической экономики. Но именно поэтому производство оказывается в тяжёлом положении. Если капиталисты продолжают бесконтрольно распоряжаться большей
частью промышленности, это позволяет им выводить капиталы из производства. Начав разрушение старой экономической системы, её нужно как можно скорее заменить другой, причём целостной.
А в начале 1918 некапиталистические элементы экономики представляли собой плохо состыкованные части недостроенного здания. Свято место пусто не бывает – если не возникает новая экономическая система, то приходит разруха, сменяющаяся господством бюрократии. Если не капиталисты и не производственное самоуправление – то бюрократия. Опыт нужен для того, чтобы извлекать уроки. Уроки экономической политики в условиях революции заключаются в необходимости скорейшего и спланированного перехода обычного капитализма к новой экономической системе, переходной к социализму. Новая система, чтобы не свалиться в разруху или не увязнуть в
необратимой бюрократизации, должна быть основана на ряде балансов:
1. Между экономическими полномочиями государственных органов (как можно более узкими,
прежде всего арбитражными и инвестиционными) и других экономических субъектов: коллективов, кооперативов, частных и индивидуальных предпринимателей.
2. Между полномочиями администрации предприятий и органов производственной демократии
(избираемых на основе ясной процедуры с возможностью отзыва членов), что обеспечивает предприятие от утечки капиталов, приоритет оплаты труда и инвестирования над доходами собственника, защиту интересов каждой социальной группы, вклад которой необходим ради успешного
производства.
3. Между интересами производителей, потребителей и жителей. Это предполагает самоорганизацию потребителей и жителей, а также бесперебойную работу коммуникаций и естественных монополий, за которую несёт ответственность государство.
4. Между интересами широких трудящихся масс и творческого меньшинства (интеллигенции и
специалистов). Оба эти слоя жизненно необходимы для развития производства и общества, и отношения между ними не могут выстраиваться на основе подавления меньшинства большинством
(тем более, что за спиной «большинства» обычно стоит бюрократическая элита). Этот баланс может строиться только на основе соглашения или разделения полномочий, он должен быть не просто экономическим, но также закрепленным и в государственно-политическом устройстве, гарантирующем пространство для развития инициатив меньшинства.
5. Баланс между территориями и этносами, направленный на сохранение общего пространства,
принятие государственных решений органами, состоящими из представителей регионов, вовлечение в центральную управленческую элиту выдвиженцев регионов, сведение этнокультурных конфликтов к минимуму путём их экстерриториализации, национально-культурной автономии,
неэтничности границ.
Эти балансы в принципе содержались в советской политике, выражаясь в идеях рабочего контроля над администрацией, создании ВСНХ, поиске распределения полномочий между центральными органами управления и территориальными Советами.
Однако первоначально советский корабль сильно накренился в направлении, с одной стороны –
подавления нелояльной части общества (включая сюда прежде всего организации специалистов), а
с другой – развития самоорганизации с неясными границами, что вызвало волну конфликтов между субъектами этой самоорганизации.
Поворот к централизму
В первые месяцы Советской власти большевики открывали кингстоны революции, впуская в государственную конструкцию поток низовой стихии. Тогда ЦК большевиков занимался, прежде всего, борьбой за выживание нового режима, большой политикой, мирными переговорами, отдавая
дело радикального социального преобразования на откуп массам. Революция – творчество масс.
Фабрики – рабочим, вот и берите их, управляйте (а как это делать в условиях распавшихся рыночных связей и несформированности новых?).
17

Земля – крестьянам, вот и делите её, как сочтёте нужным. Только в январе левые эсеры разработали закон о социализации земли, который более или менее разъяснил, как осуществлять Декрет о
земле. Но возможность полностью соблюдать этот закон не была обеспечена, и большевики отдавали передел земель на волю крестьянской стихии. Всё равно позднее крестьянские наделы будут
объединены в крупные коммунистические хозяйства. Рабочие и крестьяне организованы в Советы
– им и переходит власть, управляйте своей жизнью, как сочтете нужным.
Впервые высшее руководство России так безоглядно пошло навстречу требованиям, действительно вызревшим в народе. Оппоненты большевиков, особенно социалисты, понимая, что реализовать народные чаяния не так просто, продумывали сложные механизмы осуществления именно
этих народных требований, и приглашали обсудить всё это на Учредительном собрании.
Большевики предложили массам опробовать всё самим. Если что не получится – убедитесь на
собственном опыте. Пустив народную инициативу на «самотёк», большевики немало дискредитировали её и потом забрали выданную свободу назад. Был ли это циничный расчёт? Нет, всё было
сложнее.
Марксистский проект не разделял демократию и авторитаризм, а соединял их в одно целое. Если подряд прочитать две работы Ленина – «Государство и революция» и «Очередные задачи советской власти», может возникнуть впечатление, что писали их непримиримые противники. «Государство и революция», написанная до Октября – это труд ультра-демократа. По идее Маркса и
Ленина, изложенной здесь, государство после революции сразу же начинает отмирать в пользу
общественной организации рабочих. Трудящиеся легко справятся с задачами управления, насилие
может понадобиться только в отношении сопротивляющихся эксплуататоров. Пролетариат вырабатывает важнейшие решения сам и выносит их в центр через свободную демократическую советскую систему. Массы будут добровольно следовать этому своему свободному решению. Так считал Ленин летом 1917.
Весной 1918 перед нами Ленин – менеджер и управитель. Он рассуждает о том, что русский человек – плохой работник, и нужно бороться с разгильдяйством с помощью репрессий и системы
Тэйлора. Ленин размышляет о том, как государство будет организовывать миллионы людей, вникая во все стороны их жизни. Интересно, что сам Ленин не считал идеалы «Государства и революции» устаревшими – эта работа была напечатана в 1918. А основные тезисы «Очередных задач»
были сформулированы Лениным во время рождественского отпуска в декабре 1917. Две работы
Ленина – это две стороны одной стратегии. Марксистский проект, унаследованный Лениным, основан на полном экономическом централизме. Формально может существовать демократия, но
общество должно развиваться по единому плану. План этот позволит реализовать высочайшие гуманистические идеалы, выдвинутые социалистической идеей. Но соблюдаться он должен неукоснительно, и сопротивление несогласных с общей хозяйственной политикой должно пресекаться.
Без принуждения вряд ли может быть осуществлен такой всеобъемлющий план.
Уже дискуссия о рабочем контроле и формах осуществления «воли» рабочего класса отражала
борьбу сторонников принципов самоуправления и государственного обобществления. Среди дискутирующих – в основном коммунистов – выделились два полюса.
Сторонники первого выступали за широкий социальный союз разных слоёв рабочего класса и
интеллигенции, политическим выражением которого является многопартийное «однородносоциалистическое» правительство. Этот союз сможет обеспечить эффективное регулирование и
планирование экономики.
Сторонники противоположного подхода выступали за решительный разрыв со старыми общественными отношениями в пользу рабочего самоуправления в производстве и политике. Эти два
подхода сосуществовали в большевизме, который был неоднороден, сочетая в себе социалдемократические и синдикалистские тенденции. Право-большевистская тенденция была направлена на постепенное усиление государственного регулирования в союзе с буржуазными кадрами,
пока их некем заменить.
Синдикалистская тенденция ставила на инициативу снизу, на вытеснение буржуазии рабочим
самоуправлением. Ленин, поддержавший первоначально синдикалистскую тенденцию, был занят
другими вопросами, но надеялся, что низовая инициатива удачно соединиться с рациональным
18

регулированием экономики, когда дойдут руки до его создания. Когда же выяснится, что инициативы снизу и сверху в «контроле» плохо сочетаются, Ленин, с присущей ему решительностью и
однозначностью, сделал выбор между умеренным этатизмом и радикальной низовой инициативой
в пользу радикального этатизма.
Не сумев преодолеть кризис промышленности, транспорта и обмена, Советская власть встала
перед лицом голода в городах. Получив землю, крестьяне могли жить для себя. Они меньше, чем
горожане страдали от разрухи, начавшейся до Октября и усугубившейся в результате политики
большевиков. Передача земли крестьянам могла стимулировать сельскохозяйственное производство в условиях гражданского мира, сохранения промышленного производства и денежного обращения, автономных общественных организаций, в том числе кооперативного снабжения. Но эти
условия не были соблюдены. Нужно было срочно «достраивать» систему снабжения городов продовольствием, устранив её хаотичность.
Это можно было сделать двумя путями. Либо устанавливая общие правила доступа к продукции
предприятий и регионов, в ней нуждающихся: с помощью кооперативов или регулируемой государством деятельности посреднических организаций и индивидуальных торговцев; либо путем
жёсткой централизации продовольственного дела, изъятие продукции у крестьян в пользу государства с последующим распределением по всей стране. Несмотря на то, что умеренные большевики показали преимущества первого варианта, второй путь больше соответствовал стратегии и
политическому стилю большевизма.
На пути к войне
Декрет о продовольственной диктатуре 13 мая положил начало стремительному изменению социально-политической системы Советской республики в направлении, определённом в работе Ленина «Очередные задачи Советской власти». Эта модель централизованного управления экономикой
получил название «военного коммунизма», а обстановка начавшейся в мае 1918 широкомасштабной гражданской войны придаст мерам мая-июня вид вынужденных действий.
Однако разворот к «военному коммунизму», который был запланирован и начал осуществляться
до июня 1918, был вызван не войной, а неспособностью советской системы наладить производство
и распределение в условиях, когда сохранялось фундаментальное противоречие между советской
самоорганизацией и технократическим управлением экономикой как единой фабрикой из государственного центра. Марксистская идеология помогла Ленину и шедшим за ним большевикам сделать выбор.
Этот выбор ставил в повестку дня столкновение большевизма уже не только с буржуазией, массами интеллигенции и служащих, но и с крестьянским большинством России. Такое столкновение
было крайне опасно в условиях возобновления общероссийской гражданской войны.
Большинство коммунистических лидеров недооценивало опасность и возможные масштабы
гражданской войны и потому не боялось её. Но недовольство крестьянства большевизмом придало
антибольшевистским силам массовость, а войне – разрушительность и длительность.
Разгон Учредительного собрания, тяжёлые условия выхода из мировой войны, острый продовольственный кризис – всё это толкало страну к широкомасштабной гражданской войне. Учредительное собрание, которое в 1917 представлялось средством предотвращения внутренней войны,
после его разгона стало символом демократического сопротивления большевизму и надежд на
решение проблем, которые оказались не по плечу Советской власти.
Наличие общего политического идеала позволило антисоветским силам сплотиться для нового
вооруженного выступления. Даже более правые силы, чем победившие на выборах эсеры, готовы
были тактически поддержать борьбу за Учредительное собрание.
Другим важнейшим фактором, обеспечившим начало широкомасштабной войны, расколовшей
страну на несколько воюющих частей, стали внешние силы: восстание Чехословацкого корпуса,
экспансия Германии, Австро-Венгрии и Османской Империи, интервенция Антанты. Осознавая
угрозу, которую империалистической системе несет советская революция, лидеры враждующих
блоков поддерживали антисоветские силы. Но эта поддержка была недостаточна для быстрой победы над большевизмом, способствуя затягиванию войны и сдвигу лидерства в антибольшевист19

ском лагере от социалистов к военно-диктаторским режимам. Не сумев преодолеть социальноэкономический кризис в условиях относительного мира, большевики с началом широкомасштабной гражданской войны могли переложить ответственность за социальную ситуацию на своих
врагов, разрезавших Россию линиями фронтов. После этого коммунисты могли совмещать две задачи: создавать основы нового общества, как казалось – принципиально отличного от капитализма, ликвидирующего эксплуатацию человека человеком, и концентрировать в руках государства
все ресурсы, необходимые для войны с капиталистической системой. Представления большевиков
о коммунизме совпали с задачами организации военной экономики.
Уже во время Первой мировой войны в воюющих странах резко усилилась роль государства,
возник «военный социализм». Большевики довели эту тенденцию до степени, максимально возможной в России, до «военного коммунизма» – полного огосударствления промышленности и
снабжения города за счёт деревни.
Отклонение курса
Вместо того, чтобы выправить курс, обозначив границы полномочий и находя компромисс разных
социальных групп трудящихся (к чему склонялись правые большевики и левые эсеры), большевистское руководство решило подавить противоречия путем тотальной централизации, жёсткого
подчинения центру всех уровней власти, демонтажа самоуправления в пользу управления, подавления сопротивления широких масс. Этот курс исключал поиск балансов, что может быть, было
хорошо для победы в войне и отчасти даже для фабричной модернизации.
Но социализм не сводится к модернизации. Весной 1918 социальный демократизм Октября
начинает заменяться жёстким управленческим каркасом государства-фабрики.
Но при этом сохраняются и официально поддерживаются идеалы Октября, а в действительности
– идеалы демократической революции и социалистической мысли в целом, не только марксистской, но и народнической. Советский проект нёс в себе стремление к коммунистическому альтруизму и обществу без классового разделения, к народовластию и самоорганизации, к социальной
защищённости и обеспеченности, к полноправию человека труда.
Практика компартии на протяжении её пребывания у власти строилась на нарушениях этих
принципов. Где-то их отрицали, где-то оправдывали отклонения временными трудностями. Но советский человек воспитывался на этих ценностях, а не на принципе максимальной прибыли как
критерии добра и зла.
«Ракета» стартовала к социализму и коммунизму, но, не выдержав курса, полетела не туда, куда
планировалось. Отказ от сбалансированной модели в пользу тотально централизованной системы
исключал достижение социального равноправия и народовластия, заявленных в начале проекта
как его цель.
Через 20 лет государство, физически уничтожающее сотни тысяч подозреваемых в несогласии с
высшим руководством, выстроив жёсткую чиновничью иерархию, господствующую над массами
полуголодных рабочих и крестьян, объявит о победившем социализме.
Но этот «социализм» не соответствовал критериям, с помощью которых социалистическая
мысль определяла социалистическое общество: отсутствие классового господства, угнетения, эксплуатации, более высокие, чем при капитализме, производительность труда и доходы трудящихся.
СССР не мог доказать, что опередил мир капитализма, и «социализм» превратился в нечто параллельное капиталистическому пути.
Сверхэтатистский, бюрократизированный вариант индустриального общества, построенный в
СССР, имеет по сравнению с периферийным капитализмом свои плюсы и минусы. Однако революция анонсировала задачи, которые идеологи СССР отложили «до коммунизма», оставшегося
несбыточной мечтой. Являются ли эти задачи утопией? Это большой вопрос, учитывая, что некоторые европейские страны приблизились к их осуществлению и в части производственной демократии, и самоуправления, и федерализма, и социальных прав.
Могла ли Россия сделать прорыв в этом направлении в ходе революции или по её результатам?
Без соблюдения отмеченных выше балансов, на мой взгляд, не могла. Но ведь эти балансы выстраивались. Решающим срывом, который закрепил отказ от них, стала широкомасштабная граж20

данская война. Но до мая 1918 шансы оставались, дискуссии были не завершены. Революция, ломая структуры современности, открывает перед обществом перспективы как цивилизованного будущего, так и обрушения в архаику. Те стороны революции, которые позволили России хотя бы в
революционных проектах опередить время, остаются актуальными и сегодня.
Выживание коммунистического режима было куплено ценой отказа от социалистических принципов равноправия, народовластия и самоорганизации. От принципов Октября. Но отказ на практике еще не означал отказа в принципе, в идее, в культуре. Образ Октября остался гарантом изначальных принципов советской цивилизации. Он будоражил идейную совесть коммунистов, как
заветы Христа будоражили совесть католиков во времена инквизиции, а затем – Реформации.
Этот образ и сегодня будоражит умы, являясь символом грозной развязки проблем, которые
господствующие элиты не желают врачевать заранее, мирным путем. Октябрь – их ночной кошмар. Но проснувшись, они успокаивают себя тем, что коммунистический проект не удался. Что
же, может быть, он не удался из-за борьбы тоталитарного каркаса и советской социалистической
традиции, гуманистической и демократической в своей основе. Это противоборство составило содержание советской истории и советской культуры. Их противоречивое влияние продолжает
ощущаться и сегодня.
Власть тянет в будущее номенклатурное наследство с культом личности первоначальника, а
население не может смириться с социальным бесправием и разрушением социальных гарантий.
Советская цивилизация, родившаяся в Октябре, еще жива.
Советским людям понятно, что значит – мир – народам» (а не империалистам, хозяевам глобальной корпорации «Земля»), фабрики – рабочим (сегодня уместнее сказать: предприятия – самоуправлению работников), власть – Советам. Однажды, когда люди, уставшие от своего бесправия, от изнурительной борьбы за свое право на жильё или человеческие условия труда, где-то создадут Совет, советская история продолжит движение в социалистическое завтра.
Первая публикация на сайте: http://www.informacional.su
Татьяна ШАВШУКОВА

1917-2017
Текущий год невольно наводит на размышления о
том, что произошло в России 100 лет назад и возможны ли ныне какие-то кардинальные события. Попробуем разобраться, что есть общего и различного в
ситуациях 2017 и столетней давности. Первое, что
бросается в глаза:
Война
В 1914 Россия вступила в I Мировую войну.
В 2014 началась необъявленная война на востоке
Украины. Годы начала войн отличаются на столетие,
масштаб же и характер весьма различны.
Война 1914 была мировой, так или иначе, затронула многие страны. Россия, скорее всего, не смогла бы
от неё уклониться, даже если бы хотела. Но у неё были свои интересы и амбиции. Кроме того, война позволила пригасить возникший в период экономического подъёма рост рабочего движения, начавшийся с 1912.
В войну 2014 Россию никто не втягивал. И тут причиной скорее был рост недовольства властью
в самой России, пик активности которого пришелся на 2012 год. А тут в соседней Украине сместили лидера, которому симпатизировало российское руководство. Ему не хотелось допустить,
чтобы пример Украины стал заразительным для России, где засиделся несменяемый лидер, правление которого уже начали называть президентским самодержавием.

21

Война 1914 велась открыто и поначалу была весьма популярна: как же, помогаем братьямсербам, на которых коварно напали. Однако неготовность России к длительной войне, привела к
перенапряжению экономики, падению жизненного уровня и росту недовольства во всех слоях
населения.
Война 2014 ведется скрытно: «их там нет», — говорит наше руководство про российских солдат на востоке Украины. Однако шило в мешке не утаишь, международное положение России пошатнулось, западные санкции больно ударили по и без того полуживой российской экономике и
по жизненному уровню россиян. Кремль попытался переключиться на войну в Сирии, в надежде
отвести внимание от Украины. Его прогнозы, что Украина расколется пополам и откроется дорога
к захваченному Крыму, не сбылись. Не сбывается и замысел реабилитировать себя перед Западом,
восстановить с ним отношения в ходе борьбы с общим врагом – террористами, прикрывающимися
исламом. В Сирии Россия ведёт себя, как слон в посудной лавке.
Единственное, чего удалось добиться: навязанная Украине война серьёзно подорвала процесс
демократических преобразований в этой стране, привела к вынужденной милитаризации и ограничению демократических прав. Права эти, тем не менее, гораздо шире, чем в «невоюющей» России, только об этом по российскому ТВ не рассказывают, а съездить и узнать лично решится не
каждый.
Война не может не сказываться на выборах в Украине, не говоря уже о подрывной деятельности
российских спецслужб, направленной на создание максимально негативного образа Украины в
глазах, как российских граждан, так и мировой общественности.
Экономика
К началу XX в. Россия по объёму производства входила в первую пятёрку стран мира. В начале
века по ней больно ударил мировой экономический кризис, однако во втором десятилетии начался
новый экономический подъём.
СССР до развала был второй экономикой мира, однако российская экономика начала XXI в.
значительно уступает не только ведущим странам мира, но и многим, считавшимся ещё недавно
развивающимися. «Жирные нулевые» в России были отмечены не ростом экономики, а ростом
мировых цен на нефть и газ, экспорт которых стал ведущей отраслью на фоне деградации промышленности.
В обоих случаях война и её последствия привели к падению уровня жизни населения. Однако, в
начале XX в. низкий уровень жизни был характерен для низкоквалифицированных рабочих, которые вслед за высококвалифицированными и классово сознательными рабочими втягивались в революционное движение.
В начале XXI в. рабочих в процентном отношении больше, чем век назад, но тогда инженер или
врач были представителями высокооплачиваемой элиты, а теперь они по имущественному положению мало отличаются от низкоквалифицированных рабочих и проигрывают квалифицированным рабочим.
Таким образом, фактически они, как и многие другие категории наёмных работников, входят в
совокупное понятие пролетариата как класса, отчуждённого от средств производства и результатов своего труда и продающего свою рабочую силу, интеллект и прочие навыки.
В начале XX в. крупная буржуазия была зависима от монархии, тогда как мелкобуржуазные
слои имели собственные интересы, отличные как от интересов крупной буржуазии, так и от интересов пролетариата.
В начале XXI в. к категории крупной буржуазии можно отнести разве что т.н. олигархов, которые более зависимы от власти, чем век назад, поскольку особенности осуществления приватизации государственной собственности создали условия, когда практически любой олигарх в случае
нелояльности или нарушения какой-либо прихоти власти может быть осуждён и лишён всей собственности.
Мелкая же буржуазия, задушенная налогами, по своему имущественному положению оказывается близка к пролетарским слоям, особенно если учесть, что большинство пролетариев имеют
статусную собственность – квартиру, дачу, машину, компьютер.
22

Стоит также отметить, что в Первую мировую перебои с поставками продовольствия, а также
затраты на войну, взимаемые с населения, приводили к тому, что люди порой просто голодали.
В начале XXI в. голод – скорее удел немногочисленных слоёв крайне малообеспеченных граждан, особенно в депрессивных регионах, однако ситуация продолжает усугубляться, грозит увеличением количества голодающих и распространением нищеты на новые социальные слои.
Демократические традиции
С демократическими традициями в России издавна было слабовато. Сколько их ни пытались прививать цари-реформаторы, дело шло туго, и доходило до насилия (при том же Петре I). Пожалуй,
они существовали в архаической крестьянской общине, которая стала интенсивно распадаться под
влиянием развития рыночных отношений. С одной стороны, предпринимателям была нужна демократия, с другой – они стали зависимы от верховной власти. (Вспомним, хотя бы, что в Уложенном собрании Екатерины II купцы просили не отмены крепостного права, а разрешения купцам
владеть крепостными наряду с дворянами.)
В начале XX в. предприниматели имели больше денег, чем дворяне, но дворяне владели землей,
которая стоила больше всех фабрик и заводов вместе взятых. Предпринимателям было важно
иметь свою политическую трибуну, влиять на принятие решений (отсюда «банкетная кампания» в
канун революции 1905-1907), но решимости отстаивать свои интересы не было. Так что в революции предприниматели играли второстепенную роль.
В начале XXI в. с демократическими традициями, пожалуй, лучше не стало. При «советской»
власти демократия была весьма специфической. Да, колхозница могла быть депутатом Верховного
Совета СССР, но не могла высказать там свое личное мнение и защищать интересы простых тружеников. В лучшем случае, могла лоббировать интересы своего колхоза (этого слова тогда не было, но явление было).
Короткий период перестройки был глотком свежего воздуха, однако уже после 1991 наблюдалась тенденция постепенного сужения демократических свобод, сменившаяся в нулевых реанимацией худших форм «совка» в плане их отсутствия.
В последние десятилетия «советской» власти было несколько волн, способствовавших появлению, свободомыслящих, пусть и немногих, людей. Период «оттепели» породил «шестидесятников» и диссидентов, в перестройку появилось новое поколение.
В наше время новые люди проявились в период «болотных» протестов, а недавно – на волне социальных протестов против «реновации» и сомнительного «благоустройства» улиц и парков, застройки зеленых зон жильём, торговыми центрами, храмами-новоделами и т. п. Это еще не массовые социальные движения, а лишь их зародыши.
В официальной же политике мы имеем «суверенную демократию», где число голосов, «поданных» за «правящую» партию на некоторых избирательных участках доходит до 146%, а за оппозиционную, если верить официальным итогам предпоследних выборов в Мосгордуму, не проголосовал даже её лидер. Так, по официальным данным, на участке, где голосовал тогдашний лидер
партии «ЯБЛОКО» Сергей Митрохин и его семья, за «ЯБЛОКО не было подано ни одного голоса… Позднее суд, правда, установил, в какую пачку были положены бюллетени, но на итогах выборов это никак не отразилось.
Верхи не могут?
100 лет назад кризис правящей системы был довольно очевиден: «распутинщина», «министерская
чехарда». Современные возможности манипулирования общественным сознанием при помощи
СМИ делают этот процесс менее очевидным: постоянные смены губернаторов и посадки приближенных к ним людей благополучно выдаются за признаки усовершенствования, а то и самоочищения системы.
Однако сама система очевидно не работает, существуя на «ручном управлении», о чём ярко
свидетельствует разрекламированная в последнее время «зелёная папка» Президента. Известно,
что, если каждое действие требует личного вмешательства руководителя, то система в целом не
работает и такой руководитель не компетентен.
23

Эти признаки мы видим уже многие годы, когда проблемы на городском, а то и районном
уровне, решаются только после личного вмешательства руководителя страны. СМИ подают это
как проявления «заботы о гражданах». Однако отсутствие независимых СМИ, да и вообще эффективной оппозиции – также признаки неработоспособности системы. Редко под уголовную статью
попадают реально зарвавшиеся взяточники, чаще – недостаточно лояльные власти, а ещё те, кто не
пожелал поделиться с кем надо.
В последнее время стала заметна ещё одна любопытная тенденция: в числе «взяточников» оказываются люди, давно лояльные высшему руководству, но ранее состоявшие в оппозиционных
верховной власти структурах или хотя бы симпатизировавшие им. Напоминает сталинские
«амальгамы». Кроме того, тот слой, который составляет опору режима, не могут не беспокоить
новоявленные запреты, например, на выезд за рубеж для работников силовых структур (Каково
работается полицейскому, если он не может в отпуск поехать с семьей в Турцию или на Кипр, а
вынужден довольствоваться крымнашем?).
Помимо того, что санкции, наложенные западными странами на конкретных российских чиновников, вряд ли доставляют удовольствие им самим, они ещё и перераспределяются на весь народ –
путём погашения из государственного бюджета потерь российских банкиров от санкций, или введения «антисанкций», приводящих к удорожанию продовольствия.
При этом имеет место циничное уничтожение «санкционных» продуктов питания на фоне массового недоедания – причём, качественного недоедания, когда структура питания человека содержит недостаточное количество белков при избытке углеводов, а фрукты являются вообще невозможной роскошью для малоимущих слоев населения. Последние факторы приводят к постепенному росту массового недовольства.
Низы не хотят?
В начале XX века недовольство «низов» проявилось резко и неожиданно. Еще в январе 1917 идеологи, как большевиков, так и меньшевиков прогнозировали для России долгие годы политической
реакции. Но в феврале – прорвало. Все накопившиеся проблемы, всё подспудно таившееся недовольство разом вылилось в Международный женский день. Правда, этому предшествовало столетие борьбы «узкого круга» революционеров и десятилетия борьбы уже более широких масс, вылившейся в 1905-1907 в Первую русскую революцию.
То, что большинство проблем не было устранено, а некоторые из них после той революции ещё
и усугубились (например, национальный вопрос), привело к тому, что новая революция стала
неизбежной.
Надо отметить, что в 1905 большинство рабочих, не говоря уж о крестьянах, было честными
монархистами, по крайней мере, до 9 января (крестьяне переключились позже). А честными православными верующими большинство оставалось и в 1917. Что ничуть не помешало массовым революционным выступлениям, погромам жандармских участков, помещичьих усадеб и – позже –
церквей.
Сегодня же, в 2017, с кем ни поговоришь, ситуацией в стране недоволен. Вспоминается старый
анекдот 70-х о парадоксах страны Советов:
Безработицы у нас нет, но никто не работает.
Никто не работает, но план перевыполняем.
План перевыполняем, но в магазинах ничего нет.
В магазинах ничего нет, но у всех всё есть.
У всех всё есть, но никто не доволен.
Никто не доволен, но голосуем «за».
Даже многие люди, недовольные в целом ситуацией как в стране, так и в районе, очарованы Путиным и готовы голосовать за него, при этом игнорируя выборы других уровней: «Я только за Путина хожу голосовать».
Многие люди, не принимающие систему, не верят в возможность её изменения выборным путем, более того, призывают бойкотировать выборы, чтобы сделать их нелегитимными.
24

В условиях юридического отсутствия нижнего порога явки, такая тактика приводит лишь к тому, что власть, гарантированно выводящая на выборы свой электорат, побеждает за счет неявки не
только равнодушных, но и электората своих оппонентов. При этом количество тех, кто реально
готов выйти на баррикады и менять систему непарламентским путём, незначительно.
В отличие от начала XX в., людям есть, что терять. Работа, бизнес, хотя бы элементарно приватизированные квартиры – люди не готовы голодать, жить в подполье и идти под пули. Тем не менее, в последний год заметен рост числа людей, выходящих на несанкционированные акции под
угрозой ареста, штрафов, а то и уголовного срока. Эта тенденция напоминает тот период «перестройки», когда активное меньшинство тоже начало выходить на несанкционированные акции,
перестав бояться репрессий.
То есть протестный потенциал есть, но пока большинство пассивно. «Народ безмолвствует»?
Как история расшифрует это выражение, скоро увидим.
Партийно-политическая система
В начале XX в. четко выделялись 3 группы политических партий, которые оформились в ходе
первой русской революции и структурировались по своим политическим позициям в отношении
главных вопросов революции 1905-1907: власть и аграрные реформы.
Политические партии в революции 1905-1907
Вопрос о власти
Революционные, РСДРП
социалистические (большевиков)

Демократическая
республика

РСДРП
(меньшевиков)

Социалдемократы в
правительстве

Аграрный вопрос
Конфискация
ция
помещичьих земель

Социалисты в
оппозиции

Муниципализация

ПСР (эсеры)
Буржуазнодемократические

Правые,
монархические

Национализация
(Ленин), частная
собственность
крестьян
(разделисты)

Социализация

КДП (кадеты)

Конституционная монархия
(частично республика)

Октябристы

Полностью поддерживали
Манифест 17 октября

Союз Михаила Самодержавие
Архангела и т.п.

Допускается
частичная
конфискация

Бесплатно – земли,
находящиеся
в
кабальной аренде
Только за выкуп

Безусловное сохранение помещичьего
землевладения

В начале XXI в. ситуация сложнее. Если столетие назад в России «партией власти» являлась
третья категория в таблице, т.е. правые, монархические партии, то к концу XX — началу XXI вв.
«партия власти» выделилась как отдельная категория, не имеющая никакого отношения к идеологии, замкнутая на правящую фигуру и отмирающая вместе с политической карьерой лидера (где
теперь, например, партия «Наш дом — Россия»?).
Сейчас партии идеологические не столь явно выражены.
На левом фланге наиболее многочисленными являются «левые» имперского толка, поддержавшие крымнаш и давно уже сотрудничающие с т. н. «патриотическими» силами, начиная от КПРФ,
в идеологии и политической практике которой уже давно не осталось ничего коммунистического
(её относят к «левым» лишь по недоразумению), и кончая внесистемными «левыми» и «левоправыми» типа Удальцова и Лимонова. Наличие таких «лево-правых» альянсов позволяет относить их скорее к правому, чем к левому крылу политического спектра.
В ходе протестов 2011-2012 была предпринята очередная попытка объединения левых — Форум
левых сил. Однако ее провал был предопределён уже фактом участия «Другой России» Э. Лимонова. После того, как ДР отметилась в очередном «Русском марше», ряд организаций приостановили свое членство в ФЛС до исключения ДР.
25

Далее случился крымнаш, который окончательно похоронил объединение. Организации, действующие в действительно левой парадигме, не приемлющей имперских амбиций, весьма немногочисленны, каждая из них насчитывает до нескольких десятков человек. Процесс их объединения
только начался и вряд ли успеет завершиться до начала судьбоносных событий.
Правое крыло также делится на системных правых, выражающих интересы части предпринимателей и боготворящих Пиночета, которые примыкают к «партии власти», а кто не примыкает, то
лишь потому, что кусочка власти не досталось, и несистемных ультраправых, как правило, страдающих патологической ксенофобией.
Системные правые в большинстве своём вполне поддерживают имперскую политику. Несистемные разделились на тех, кто готов мочить кого угодно за «великую Россию», и тех, кто поддерживает Украину по этническому принципу, против всяких «нерусских» как в России, так и в
Украине. Позиции, расколовшие правое движение и нам равно несимпатичные.
Либерально-демократический спектр размыт. ЛДПР очевидно к нему не принадлежит, это скорее филиал «партии власти», точно также как и «Справедливая Россия», которая изначально не
принадлежит к левому спектру, хотя и входит по недоразумению в Социнтерн.
Реально на уровне существующих партийных структур этот спектр представляют «ЯБЛОКО» и
«Парнас».
«ЯБЛОКО» имеет за собой долгую партийную историю и репутацию, и тянет с собой шлейф
поражений на парламентских и президентских выборах. Однако у неё есть и опыт успешных выступлений на муниципальных выборах.
«Парнас» наследует в какой-то мере традициям еще «перестроечной» РПР. Одним из лидеров
его был убитый Борис Немцов, весьма популярная фигура. Однако выставление партией националиста Мальцева в числе лидеров своего списка на последних парламентских выборах несколько
подпортило репутацию партии для её электората, не принеся никаких бонусов от националистов.
Попытка создать т.н. «новую оппозицию», объединяющую «всякой твари по паре», вызывает
раздражение у всех, кто имеет хоть какие-то принципы и идеологию, а, поскольку этот проект вообще не нацелен на выборы, его электоральные перспективы равны нулю, а численность тех, кто
готов пойти на не электоральные действия, показывают т.н. «прогулки оппозиции» – это далеко не
то количество людей, которые могут оказать влияние на политическую ситуацию в стране.
Итак, чего нам ждать?
Могу только порадоваться, что 5.11.17 в варианте Мальцева не состоялось. Однако в отсутствие
реальных электоральных перспектив, в том числе в силу нежелания части оппозиции играть на
этом поле, велика вероятность, что в дело вмешается «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Поскольку сильных партийно-политических структур, способных организовать процесс, нет
ни слева, ни справа, ни в центре, возможно внезапное появление некого харизматического лидера,
который пока не успел себя дискредитировать (тот же Навальный, на мой взгляд, вполне может
стать новым диктатором).
Есть также вероятность относительно мирного исхода: передача власти преемнику «из оппозиции», тому же Навальному, который готов дать нынешнему «нацлидеру» гарантии неприкосновенности, либо кому-либо ещё более надежному (Навальный уже показал, что не очень-то держит
данное слово), якобы «под давлением общественности».
Оба эти варианта не являются желательными для социал-демократов, поскольку не создают
условий для элементарной демократии.
Наша задача – сделать всё возможное, чтобы к решающему моменту сформировать свои структуры, наладить взаимодействие с трудовыми коллективами, инициативными группами граждан по
месту жительства и с другими общественными организациями, чтобы не допустить полной бесконтрольности новой власти, а в перспективе создать нормальную партию либо иное объединение,
способное провести в жизнь идею истинного народовластия.

26

Владимир КАРДАИЛ
ДВЕ УЗУРПАЦИИ
В год столетия Российской революции идут пропагандистские страсти вокруг интерпретации этого поистине
провиденциального события мировой истории. Февраль
1917. Непонимание ситуации теоретиками революции из
швейцарского далёка – и бунт солдат петроградского гарнизона, не захотевших возвращаться в окопы. Интеллигентская жажда перемен – и стихийные убийства офицеров малограмотными солдатами и матроснёй. Жажда мира
– и патриотическое желание доведения войны до победного конца вместе с союзниками.
Нынешние российские правители век спустя отрицают
ту революцию и делают соответствующие выводы:
не допускать либерализма и демократии, твёрдой рукой
удерживать власть… Какую власть? Какова её природа?
Как она попала к ним в руки? Что они делают для страны
и народа, осуществляя её? Об этом здесь и пойдёт речь.
Значение Февральской революции в том, что она была
первой реальной попыткой демократизации в России.
ХХ век – эпоха неумолимого развала колониальных империй, освобождения народов. Вот перечень тех, которые закончили существование на рубеже XIX-XX вв. и в последующие десятилетия:

Испания после потери Кубы и Филиппин в 1898.

Австро-Венгрия после поражения в войне 1914-1918.

Германия тогда же потеряла все свои колониальные владения.

Османская империя – была расчленена в результате той же войны.

Японская империя – прекратила существование в результате поражения во Второй мировой войне.

Британская империя – в 1947 преобразована в Содружество наций. Большинство колоний
получили независимость после Второй мировой войны в 50-60-е.

Голландская империя – окончательная её ликвидация произошла в результате борьбы Индонезии за своё освобождение (1945-1949) и деколонизации Суринама в 1975.

Франция в 1962 отказалась от военного решения алжирского вопроса, подписав Эвианские соглашения, что означало конец её имперской политики.

Португальская империя – прекратила своё существование на следующий год после демократической революции 19741.
Освобождение колоний поставило точку в вопросе о бессмысленности двух мировых боен, развязанных на земном шаре в 1914 и – как продолжение первой – в 1939. Воевали за передел мира,
одних только солдат уложили более 30 млн. А с учётом гражданских войн и потерь мирного населения это число доходит до 100 млн. Как каждый из народов распоряжается добытой свободой сегодня – другой вопрос.
В приведённом выше списке Россия заняла одно из первых мест после падения монархии в
1917.
Главным лозунгом Февральской революции был «Свободная Россия!». Именно Февраль подвёл
российское общество к проведению конституционной реформы, смысл которой был в том, чтобы,
покончив с веригами монархо-бюрократического управления, провести модернизацию и вывести
страну в ряд ведущих индустриальных держав.

1

Помимо перечисленных, существует понятие «Американская империя», которое представляет собой термин, указывающий на политические, экономические, военные и культурные влияния США. Согласно «Википедии»,
концепция американской империи впервые появилась в результате испано-американской войны 1898 г.

27

Что бывает, если «караул устаёт»
Тот порыв к будущему был жестоко пресечён большевиками, исповедовавшими идею всемирной
пролетарской революции. При этом требование буржуазной модернизации они подменили попыткой строительства социализма в отдельной стране, подчинив её «пролетарской диктатуре», которая естественным образом выродилась в бюрократическое управление под надзором репрессивных органов, чему позже было дано определение «командно-административная система».
Узурпация власти адептами «мировой революции» проходила в два этапа. На первом в октябреноябре 1917 они захватили обе столицы и сместили коалиционное правительство. «Триумфальное
шествие Советской власти» было увенчано вторым: разогнали Учредительное собрание в январе
1918, которое так и не успело развернуть работу. Страну залили кровью Гражданской войны.
Именно тогда началось то самое «комчванство» (термин В. Ленина), на деле представлявшее собой насаждение большевистской интерпретации марксизма1.
Они ожидали мировой революции – ошибка: не учли неравномерность развития и мощнейший
потенциал капитализма, учившегося купировать социальную напряжённость практикой социального государства. Такое государство – в противовес нищему и не конкурентоспособному «реальному социализму» – зачастую проявляло бóльшую заботу о гражданах, их уровне жизни и здоровье. В ходе военного коммунизма начались мятежи, и вождь – вот уж из песни слова не выкинешь
– догадался, что такая экономика не жизнеспособна. Ввели НЭП, смешанную экономику – и могли
ведь выйти на столбовую дорогу модернизации. Но это означало поделиться властью с возродившимся буржуазным классом – и НЭП в 1929-1931 свернули, грянула сплошная коллективизация,
репрессии, голодомор, гибель миллионов и миллионов крестьян.
Технический прогресс подменили идеей индустриализации ради эфемерной идеи военной победы над империалистическим окружением. Осуществлялось это путём использования иностранных
технических специалистов, покупки западных заводов и технологий (последние добывались средствами технического шпионажа и беззастенчиво копировались) за счёт обнищания народа. Отсутствие конкуренции и государственная монополия оборачивались экстенсивным развитием, неумолимо двигавшим «социалистический» строй к технологическому проигрышу в соревновании с капиталистической экономикой. Милитаристская экономика «осаждённой крепости» сочеталась с
жесточайшей эксплуатацией. Сделали ставку на военный экспорт революции – получили катастрофу 1941. В результате войны – «освободили» только ряд стран Восточной Европы. Сделали
последний, «космический», рывок – и надорвались, окончательно проиграв в застойные 70-е технологическое соревнование с Западом.
В 1991 произошёл – впервые в истории – переход от тотально огосударствлённой собственности
к рыночной экономике. Это сопровождалось неправедной «прихватизацией» в пользу партийнохозяйственного руководства и бедами эпохи перемен. Надежды людей на то, что новый уклад позволит экономике заработать на полную мощь – и соответственно поднять жизненный уровень – не
оправдались.
В 1993-1999 произошло сворачивание демократических завоеваний и прежде всего свободных
выборов. Все выборы в последующие два десятилетия фальсифицируются, власть была вновь
узурпирована. Круг замкнулся – от сталинского мракобесия пришли к гэбэшному олигархату.
Маска, а я тебя знаю!
Давно подмечено, что путинская власть по своей природе эклектична. С одной стороны, она
наследница номенклатурной советской власти, в которую, наряду с партхозактивом органично
входили сотрудники госбезопасности (sic!). С другой – продолжает первоначальное накопление
капитала, как на «диком Западе», с единственной разницей: в США первичный капитал изначально вкладывался в свободное предпринимательство, а российские нувориши тратят его на роскошь
и вывозят за границу. Такая система классически отрицает саму себя. Сакраментальная фраза Путина, сказанная в середине 90-х, когда он ворочал внешними связями мэрии Питера, ждёт своего
1

Как сейчас помню многолетний лозунг, воздвигнутый на домах через речку напротив Кремля «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно», который своей логикой напоминал змею, заглатывающую собственный хвост.

28

часа в папках перезревшего уголовного дела: «В наше время деньги надо делать, деньги!». Делать
деньги – идея неплохая для любого предпринимателя, однако беда и преступление режима в том,
что его приспешники, корпорация силовиков, чиновников и бандитов, дорвавшись до власти, ловят рыбку в мутной воде, а остальное население бедствует. Вместо обещанного развития после
приобщения к рынку получили новый застой и гнилостный распад.
Узурпация власти вышеназванной корпорацией проходила тоже в несколько этапов. На первом
решающую роль сыграли олигархи, так называемая «семибанкирщина» – группа воротил российского финансового бизнеса, владевших СМИ и сыгравших значительную политическую и экономическую роль. Они неформально объединились в 1996 ради сохранения у власти Б. Ельцина в
условиях резкого падения уровня жизни и реакции на эту беду. На втором этапе в результате интриг членов семьи первого российского президента и олигархата была выдвинута идея «надёжного
преемника». Такового и назначили в мае 1999 в качестве главы правительства. Противовесов не
было, союз упомянутых воротил распался, гражданское общество занималось выживанием. Между тем
последовали военные провокации на Кавказе, взрывы домов по осени1, началась Вторая чеченская
на, на этот раз не вызвавшая той волны протестов,
которая остановила первую. Б. Ельцин передал
власть В. Путину, народ безмолвствовал.
С этим плакатом (в числе других) московские социал-демократы
выходили на протестные митинги 2010-2014. После падения режима
Путина плакаты будут переданы в Государственный центральный
музей современной истории России в дополнение к плакатам 19891991.

Технология этой узурпации отслеживается довольно подробно, поскольку всё происходило на
наших глазах и первоначально отражалось свободными СМИ – прежде всего, на центральных телеканалах. Когда-нибудь она будет воссоздана во всех деталях и явлена народу с телеэкрана, но
пока это невозможно: в начале нулевых ТВ было захвачено представителями созданной по случаю
«правящей» партии, поставлено под соответствующий контроль с принятием карманной Госдумой
антиконституционных законов. Для отдушины «идёт Дождь», доступ к которому фактически
ограничен дорогой подпиской в рамках Интернета. Вход на значительную часть оппозиционных
сайтов также незаконно блокирован, Интернет наводнён дезой, власть не жалеет на это средств,
как, впрочем, и на внешнеполитическую пропаганду, возобновив практику «холодной войны».
Весной 2017 телеканал «Звезда» удивил зрителей пафосными окриками на Украину «Хватит
убивать!» Так вор громче всех кричит «держи вора!» – это на фоне вооружённого конфликта в
Донбассе, развязанного военными преступниками, имена которых хорошо известны. Голландским
следователям известны даже имена российских «добровольцев», сбивших из «Бука» нидерландский «Боинг».
Основным признаком любого несвободного государства является отсутствие разделения властей. Здесь узурпаторы сделали всё, чтобы не было даже отдушины. К несвободным и фактически
безальтернативным выборам добавили контроль над бизнесом с тем, чтобы не допустить финансирование оппозиционных групп и партий. Суды превратились в постыдное и неприкрытое беззаконие, хотя именно они призваны осуществлять необходимую защиту бизнеса – и, соответственно, наполнение бюджета.
Аналитики отмечают 2003 в качестве переломного года. В условиях выросших цен на нефть и
газ, корпорация не удосужилась позаботиться о реструктуризации экономики и инновационном
развитии. Полным ходом пошла атака на предпринимателей, была дана отмашка на удушение
среднего и малого бизнеса.
Переломным также стал и 2011 в части очередных фальсифицированных выборов, вызвавших
волну гражданских протестов. Последовало наступление на остатки демократических свобод. За1

Эти события ещё ждут своих исследователей.

29

тем грянул 2014, «Крымнаш», империя «пульсанула», возобновились преступные войны, корпорация добивается продления своего «мандата на власть» через кровопролитие за рубежом. В тот памятный год произошёл качественный скачок: если до того выборы в законодательные органы власти не могли не фальсифицировать, то «небывалый патриотический подъём»1 расколол общество
на противников войны и на оболваненное националистической пропагандой население. Теперь
оно готово бездумно голосовать за новоявленного тирана, которого якобы все боятся, как в добрые старые времена.
Различия между обеими узурпациями очевидны. Первая базировалась на вере в возможность
построения «рая на земле» под руководством «гегемона», вторая – на использовании денег и админресурса для сомнительного доминирования вышеназванной корпорации. У первой были впереди десятилетия пропагандистской обработки мировой общественности, поначалу поверившей в
«потёмкинские деревни» Советов. Вторая двинула путём возрождения последней империи и пестования ВПК – т.е. стала шлёпать битыми картами и наступать на те же грабли.
Узурпацию-1917 осуществили люди, полагавшие возможным отказ от рыночной экономики в
надежде, что тоже самое сделают развитые капстраны. При этом их левая радикальность сослужила плохую службу для «социалистической» модели, обречённой на хроническое отставание. Узурпация 1996-1999 была закреплена приходом к власти гэбэшного олигархата, правоконсервативные
и циничные позиции которого обрекли страну на коррупционный застой и полупериферийное существование. Во внешней политике поставили на консервативно-националистический тренд, выталкивая страну из процессов интеграции и глобализации, – между тем как исторический процесс
с необходимостью требует от человечества единства, иначе цивилизация рискует погибнуть уже в
этом столетии. У первой были ресурсы экстенсивного развития и использования рабского труда
миллионов. У второй нет экономической перспективы: страна их стараниями вышвырнута из
списка великих держав, производя менее 2% мирового ВВП – в 7-8 раз меньше Китая. Это ли не
приговор режиму? Первая длилась более 70 лет и в ходе неё были физически и целенаправленно
уничтожены свидетели узурпации – практически все активные участники Русской революции.
Вторая не имеет и этой перспективы: большинство из нас живы и готовы в любой момент выступить с вескими и доказательными обвинениями против апологетов преступного «режимапрокладки» между двумя эпохами. Ну и т.д. – список отличий может дополнить каждый. Мы же
рассмотрим, чем обе узурпации похожи.
Смена исторической парадигмы
Итак, обе – большевистская и гэбэшная – явились реакцией на социальную модернизацию. Первая
подменила собой буржуазно-демократическую революцию, вторая – интеграцию в мировое демократическое сообщество и возможность интенсивного экономического развития в информационную постиндустриальную эпоху. Обе рассчитаны «на века», пропагандистский маховик раскручен
так, что ни о какой передаче власти оппозиции, свойственной демократическим режимам, не может быть и речи. Обе выстроили жёсткую властную вертикаль, свойственную любой империи,
предопределяя тем самым её позорный развал.
Обе пресекли демократические конституционные реформы, необходимость которых никуда до
сих пор не делась. В этой точке они даже смыкаются: не состоявшееся Учредительное собрание
1918 эхом отзывается в бестолковой Конституции-19932, принятой путём шулерского референдума. Противоречия этой Конституции, фактически не обеспечивающей право народа быть источником власти, позволили корпорации эту власть перехватить3. Другими словами, после отобрания
этой власти у узурпаторов, в Основном законе должны быть предусмотрены гарантии от любых
попыток узурпации, за которую, между прочим, положена уголовная ответственность4. И, навер1

В. Войнович. Малиновый пеликан. М., 2016.
Толковый вариант был подготовлен Конституционной комиссией Верховного Совета РФ, но она прекратила работу
после разгона ВС в октябре 1993 г.
3
См. В. Калабухов. Технология узурпирования власти // ДиС 1(4)-2017.
4
Согласно ч. 4 ст. 3 Конституции, а также ст. 278. УК РФ «Насильственный захват власти или насильственное удержание власти», узурпация власти и присвоение властных полномочий подлежат уголовной ответственности.
2

30

ное, государственное устройство страны должно предоставлять больше самостоятельности регионам: реальное федеративное устройство вкупе с ускоренным экономическим развитием станет гарантией от дальнейшего распада.
Обе заимели идеологическое обеспечение: большевистская – в виде учения о неминуемой победе коммунизма, вылившаяся в послесталинский период в обещание коммунизма «для начала в отдельно взятой стране» к 1980, которое внедрялось в умы граждан с малолетства, а путинская – в
форме консервативных «скреп» и православной мифологии. Прислужники нынешнего антинародного режима пытаются насаждать эти благоглупости не только через СМИ, но даже в общеобразовательных школах – и это в светском государстве?
Обе тяготеют к бюрократической системе управления, неэффективной в хозяйственном отношении, с беспардонным и некомпетентным вмешательством государства в бизнес. Для обеих
спецслужбы стали основным инструментом подавления: первая использовала ГУЛАГ, вторая –
«точечные» убийства, запугивание, насилие и выдавливание интеллигенции из страны. Для обеих
характерна борьба с «внутренними» и «внешними» врагами: населению скармливают идею «осаждённой крепости». В обеих узурпациях используются безальтернативные выборы, поскольку
свобода выборов кладёт им естественный конец.
Обе использовали СМИ как инструмент безальтернативной пропаганды – узурпированная
власть не терпит диалога с высококлассными специалистами и совестливой интеллигенцией. Ни
Путин, ни Медведев, никакой гипотетический преемник в качестве кандидата в президенты никогда не ходили и не пойдут на дебаты, поскольку ни одни дебаты ни одному узурпатору не дано
выиграть. Прежде всего, по их психическим качествам: представьте себе Сталина или Гитлера на
публичных дебатах (оба были параноиками). Путин не выносит неудобных для него вопросов –
какие могут быть дебаты?
С моей точки зрения, религиозность «нацлидера» – ещё одно свидетельство его психической
неполноценности. Дело в том, что отбор в КГБ вёлся по строжайшим канонам, исключавшим,
например, мистические переживания, что считалось признаком профнепригодности. Между тем,
религиозность, демонстрируемая главой государства на публике, является ничем иным, как
склонностью её носителя к мифологической картине мира. Так вот, в части дебатов президентские
выборы 2016 в США дали российской публике «нехороший пример», а российской оппозиции –
сильный аргумент в пользу честного ристалища, непременным условием которого является открытая схватка претендентов перед телекамерами. И напротив, «избранный» в обход дебатов лидер страны – как и депутаты Госдумы – это оксюморон, это взаимоисключающие понятия.
Если большевистская узурпация была ответом на периферийный характер капитализма, новоявленный с конца XIX в. (уже тогда), путём модернизации огосударствленной экономики, то узурпация конца 90-х привела к той же периферийной экономике и топтанию на обочине мирового
постиндустриального развития. Если тренд периферийного капитализма в России до 1917 объяснялся архаикой самодержавия, т.е. самодержавной политической культуры, то ныне – постыдная
аналогия – он обусловлен порочностью выстроенной самопровозглашённым режимом «вертикали
власти», не способной вывести страну на дорогу свободного экономического развития.
Обе невозможно представить себе без коррупции – истоки современной следует искать в застойном брежневском периоде, что, в свою очередь, и сегодня определяет неразвитость экономики. Страна фактически ничего не производит, имея богатейшие в мире ресурсы. Недавние заявления главы правительства в Сколково о якобы совершённом прорыве в создании инфраструктуры
для инновационного развития1 являются дежурной маниловщиной в условиях коррупции, по
уровню которой мы сегодня занимаем одно из «почётных» мест в мире: а именно 136-е, обойдя
Киргизию, Ливан и Нигерию и лишь слегка уступив Украине – у неё 142-е место2.
Между тем, как отмечает историк Денис Билунов, экономический аспект – главный в грядущем
национальном возрождении: «реакционный авторитаризм обрекает страну на годы, если

1
2

http://tass.ru/ekonomika/4021774
Данные на начало 2017.

31

не десятилетия, застоя и позорного прозябания, чреватого полным коллапсом страны»1. Оппозиции
непреложно договориться между собой о некоем «гражданском пакте» в качестве условия для переходного периода к демократии, который может начаться с президентской кампании-2018.
Надежду на это даёт упомянутая выше эклектичность режима, заключающаяся в его переходной
сути, поскольку он является прокладкой между второй попыткой демократизации (1991) и третьей, которая грянет с уходом пресловутого «нацлидера». Режим, замутив по ТВ эдакий новый
«1000-летний рейх», пытается переподчинить себе соседские народы, – однако это уже было дважды отринуто Россией: в ходе Февральской 1917 и Демократической 1991 революций. Конфронтация со всем миром – ещё одна характеристика, общая для обеих узурпаций, определяющая установку на беспардонное агрессивное поведение обоих режимов. Одновременно штатные пропагандисты не могут не восхвалять достижения советско-сталинской империи. По ТВ показывают
фильмы, где чёрным по белому утверждается, что… не было никакого технологического отставания от Запада. И авто-де были не хуже, и ЭВМ, и интернет у нас изобрели – про избиения интеллигенции и учёных в роковые сталинские десятилетия, про брежневский застой и прочие роковые
для «реального социализма» явления ни гу-гу. Сохранение советских символов, памятников и
названий сочетается с травлей музеев, театров и просветительских центров, с заполошными
нападками на художников, упорно затрагивающих запретные, с точки зрения мракобесов, темы
вроде личной жизни последнего императора. Забавны предложения думских лизоблюдов принять
закон о защите чести и достоинства президента. Это что же, теперь возбраняется даже восклицать
«куда смотрит президент!», как это делал персонаж рассказа О’Генри «Вождь краснокожих»? Эти
«государственные деятели» заняты ловлей блох, не понимая, что страна, как и сто лет назад, стоит
перед сменой исторической парадигмы: отказаться от имперского прошлого и заняться строительством цивилизованного культурного общества с высокоразвитой экономикой.
Татьяна ШАВШУКОВА
ФЕВРАЛЬ 1917 И ЖЕНЩИНЫ
Первая российская революция 1905-1907 потерпела
поражение, так и не сумев решить тех проблем, которые к ней привели. Не сумели решить этих проблем и последовавшие за ней столыпинские реформы. В 1914 Россия вступила в I Мировую войну, будучи к ней совершенно не готовой. Вся военная промышленность России 2 недели производила то количество вооружения и боеприпасов, которое требовалось на 1 день полномасштабных боевых действий,
причём, запасов было лишь на 2 месяца. Закономерно к концу 1914 русская армия оказалась практически безоружной, и Германия решила разбить её
и вынудить выйти из войны. С началом отступления русской армии в 1915 выявились и транспортные проблемы: пропускная способность одноколейных железных дорог была небольшой, на
западном направлении образовались пробки. Правительственные чиновники, не сумев разобраться
в истинных причинах задержек в поставке на фронт пополнений, вооружения и продовольствия и
считая, что причина в нехватке поездов, стали перебрасывать на запад составы с других направлений. В итоге на западном направлении пробки увеличились, а в других местах сложилась нехватка
поездов, что привело к нарушению снабжения городов продовольствием, а предприятий — сырьем и комплектующими. И, хотя в 1916 военное производство в России увеличилось, что позволило
совершить Брусиловский прорыв, транспортные проблемы так и не были до конца решены, что
приводило к нарастанию недовольства войной везде — и в городах, и на селе, откуда забирали на
фронт не только работников, но и лошадей, в результате женщины и дети были вынуждены пахать
на коровах, а то и на… женщинах. При этом дефицит офицерского состава приводил к тому, что
1

Билунов Д.Б. Коалиция 2:0 или как сохранить страну после Путина: https://openrussia.org/notes/705853/.

32

призывники длительное время находились в тыловых гарнизонах, не получая военного обучения,
необходимого для отправки на фронт, нагнетая недовольство в армии. Все революционные партии
пребывали в полном убеждении, что после поражения первой революции Россию ждут еще десятилетия политической реакции. Такова была обстановка в стране к февралю 1917, когда в Петрограде начались очередные перебои с хлебом. 23 февраля женщины-работницы вышли на митинг,
посвященный Международному женскому дню. В начале 1917 в России еще действовал Юлианский календарь, и в Европе в этот день было 8 марта. Стоит отметить, что в начале XX в. этот
праздник выглядел совсем не так, как в позднем СССР и современной России. Это не был день,
когда мужчины дарят женщинам цветы и раз в год моют посуду. Это был день солидарности
женщин-работниц в борьбе за свои права. Обратим внимание: женщины вышли на митинг, значит,
не пошли на работу, т.е. имели место не только митинг, но и забастовка. Их лозунги «Хлеба!»,
«Долой войну!», «Долой самодержавие!» понравились и мужчинам, они тоже присоединились. К
26 февраля забастовка стала всеобщей. Попытки подавить митинги и забастовки силами полиции
и казаков оказались безуспешными. Перескажу кратко историю о попытке разгона казаками женского митинга, подробно описанную в «Истории русской революции» Л. Троцкого. Казаки получили приказ разогнать женщин и прискакали к ним, с нагайками наизготовку. Женщины, не противодействуя, просто расступались, освобождая проезд, и вели себя очень доброжелательно. Повода применять нагайки нет! Офицер беснуется, требует разгона, а женщины опять пропускают
казаков, и ничего с этим не поделаешь. Ну не умели тогда казаки вести себя так, как современные
полицейские, у них ещё понятия о чести – и мужские, и казацкие – были. А в ночь на 27 февраля
солдаты разоружили офицеров и присоединились к
народу. Таким образом, с женского выступления
началась революция в России, которая перевернула
страну. После падения самодержавия Россия на короткий период стала самой свободной и демократичной из всех воевавших стран. Женщины играли
огромную роль в революционном движении. Они
были представлены во всех революционных партиях,
нередко были в числе их лидеров. Достаточно широко известно, например, имя руководительницы партии левых эсеров – Марии Спиридоновой.
Кадр из фильма о восстании левых эсеров («Шестое июля», СССР,
1968). В роли Марии Спиридоновой – Алла Демидова.

По итогам революции женщины впервые получили в России избирательные права. Установившаяся к концу года Советская власть дала им и другие права, за которые их сестры за границей
ещё продолжали бороться. Но с наступлением сталинского периода начались новые ограничения
женских прав, например, запрет на аборты. Этот запрет сократил их количество, согласно исследованиям, весьма незначительно, однако выросло число подпольных абортов, что нередко приводило к гибели не только плода, но и матери. Характерно также распространение ханжеской морали, порой превосходившей по степени ограничений религиозную мораль. В «советский» период
революционный смысл 8 марта был выхолощен. Эта дата превратилась в банальный праздник
женщин, когда считалось хорошим тоном отметить красоту и женственность своих жён, подруг и
сотрудниц, преподнести цветы и банальный подарок. Битвы за права женщин, которые вели европейские феминистки за «железным занавесом», обошли советских женщин стороной. Наши женщины были абсолютно не в курсе мировой феминистской повестки, сам термин феминизм был таким же дремучим понятием, как, например, буржуазная лженаука кибернетика. Отсюда и проблемы нынешнего российского феминизма. Участницы современного феминистского движения
России прочитали много книг о западном феминизме, но не варились в этом соку, не жили этими
проблемами, отсюда частое восприятие скорее буквы, чем духа феминизма. Не исключено, что эти
проблемы будут омрачать феминистское движение России ещё долго, приводя к взаимному непониманию и фракционности.
Сокращенная версия статьи опубликована в газете «Феминистская Искра» (08.03.2014)

33

Юрий СИМОНОВ
К 100 СТОЛЕТИЮ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ: ЛЕНИН О ХАРАКТЕРЕ СОБЫТИЙ 1917
100-летний юбилей Великой российской революции
даёт повод еще раз обратиться к природе и движущим силам тех событий, тем более что они продолжают вызывать дискуссии и споры как среди российских и зарубежных историков, так и в обществе в целом. В этой связи личность Ленина, чьё имя и деятельность неразрывно связаны с историей революции
и СССР, по-прежнему остаётся предметом интереса,
а его теоретические наследие и взгляды, в частности
понимание им характера и движущих сил революции
1917, – предметом анализа.
Известно, что официальная советская историография рассматривала события осени 1917 – начала 1918
вплоть до окончания Гражданской войны как
«социалистическую революцию».
В докладе к 50-летию ВОСР в 1967 говорилось: «Ленинская партия показала в 1917 великий
пример исторической инициативы, правильного учёта соотношения классовых сил и конкретных
особенностей момента. На разных этапах революции партия применяла гибкую и разнообразную
тактику, использовала мирные и немирные, легальные и нелегальные средства борьбы, проявила
способность сочетать их, умение переходить от одних форм и методов к другим. В этом – одно
из принципиальных отличий стратегии и тактики ленинизма как от социал-демократического
реформизма, так и от мелкобуржуазного авантюризма». [1, с. 8]
При этом основным авторитетом в данном вопросе, как видно из приведенной цитаты, являлись
работы Ленина, его выступления разных лет жизни и деятельности. Однако представляется, что
понимать взгляды Ленина на характер октябрьского переворота 1917 и событий дальнейших лет
следует как с учетом эволюции его воззрений, начиная с периода, предшествовавшего рассматриваемому, так и с учётом изменившихся за последние 25 лет исторических обстоятельств.
В этой статье рассматриваются несколько мыслей из работ разных лет, написанных как до 1917,
так и после. Так, характеризуя положение Российской империи в начале XX в., он писал: «... самое
отсталое землевладение, самая дикая деревня – самый передовой промышленный и финансовый
капитализм». [6, с. 417].
В одной из работ 1913 Ленин, рассматривая степень экономической развитости и типы империализма в основных капиталистических странах того времени, сделал странное на первый взгляд
замечание, что «в России, как известно, слабее капиталистический, но зато сильнее военнофеодальный империализм». [7, примечание на с. 234]. Как видим, здесь не шла речь о наличии
предпосылок к социализму в Российской империи.
Интересно то, что его замечание о «военно-феодальном империализме» России накануне Первой мировой войны, в свое время, в СССР, стало поводом для дискуссии среди советских историков, которые пришли к выводу о том, что автор имел в виду не базис, а надстройку в России начала XX в. Базис, по их мнению, уже вполне созрел для «перехода к социализму».
Сторонники концепции готовности России к социалистической революции приводят следующее
высказывание, сделанное им позже, в 1920 году: «Без известной высоты капитализма у нас бы
ничего не вышло" [5, с. 397].
Однако некоторые данные, приведённые им же, и заданные вопросы опровергают утверждения
об «известной высоте». Так, в 1913 он писал: «Россия остаётся невероятно, невиданно отсталой
страной, нищей и полудикой, оборудованной современными орудиями производства вчетверо хуже Англии, впятеро хуже Германии, вдесятеро хуже Америки". [8, с 360]. И далее: «… почему
это развитие капитализма и культуры идёт у нас с черепашьею медленностью? почему мы отстаём всё больше и больше?..» [там же, с. 361]
34

Что касается характера предстоящей революции, в не скором наступлении которой Ленин,
находясь в начале 1917 в эмиграции в Швейцарии, судя по имеющимся фактам, почти не сомневался, то и тут возникает ряд проблем, связанных с эволюцией его взглядов и даже их скачками.
Так, в обращении к швейцарским рабочим он Ленин писал: «Россия — крестьянская страна,
одна из самых отсталых европейских стран1. Непосредственно в ней не может победить
тотчас социализм. Но крестьянский характер страны, при громадном сохранившемся земельном
фонде дворян-помещиков, на основе опыта 1905 года, может придать громадный размах буржуазно-демократической революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной социалистической революции, ступеньку к ней».
И далее: «В России не может непосредственно и немедленно победить социализм. Но крестьянская масса может довести неизбежный и назревший аграрный переворот до конфискации
всего необъятного помещичьего землевладения. (…) За этот лозунг будет бороться пролетариат, нисколько не закрывая себе глаз на неизбежность ожесточенных классовых столкновений
между сельскохозяйственными наемными рабочими с примыкающими к ним беднейшими крестьянами и зажиточными крестьянами, которых усилила столыпинская (1907-1914) аграрная “реформа”. Нельзя забывать, что 104 крестьянских депутата и в первой (1906) и во второй (1907)
Думе выдвинули революционный аграрный проект, требующий национализации всех земель и распоряжения ими через местные комитеты, выбранные на основе полного демократизма. Подобный переворот сам по себе не был бы еще отнюдь социалистическим. Но он дал бы громадный
толчок всемирному рабочему движению. Он чрезвычайно укрепил бы позиции социалистического
пролетариата в России и его влияние на сельскохозяйственных рабочих и на беднейших крестьян». [9, с. 91-92]
Сразу после приезда Ленина в Россию в апреле 1917 года были опубликованы известные «Апрельские тезисы», которые, как мы знаем, вызвали неоднозначную реакцию даже в рядах большевистского руководства. Однако и в этой своей работе автор отнюдь не утверждал «социалистический» характер протекающей революции. В предисловии к т. 31 5 изд. ПСС Ленина говорится, что
«Апрельские тезисы» к докладу «о задачах пролетариата в данной революции» есть «программа
переходных мер к социализму», однако в том же томе мы находим его слова, опровергающие это
утверждение: «И здесь я подошел ко второй ошибке т. Каменева. Он упрекает меня в том, что
моя схема “рассчитана” на “немедленное” перерождение этой (буржуазно-демократической)
революции в “социалистическую”. Это не верно, я не только не “рассчитываю” на “немедленное
перерождение” нашей революции в социалистическую, а прямо предостерегаю против этого,
прямо заявляю в тезисе № 8: “…Не “введение” социализма как наша непосредственная задача…”. Не ясно ли, что человек, рассчитывающий на немедленное перерождение нашей революции
в социалистическую, не мог бы восстать против непосредственной задачи введения социализма?» [10, с. 141-142]
Весьма часто встречаемые в работах Ленина ссылки на отсталость российской экономики до
1917 наводят на мысль о том, что автору не дает покоя этот факт российского экономического
развития, но каждый раз он увязывает отсталость экономики России с неизбежной революцией,
так, как будто именно отсталость и есть основной фактор революционности. «...Отсталость России, – пишет он, – своеобразно слила пролетарскую революцию против буржуазии с крестьянской
революцией против помещиков». [11, с. 306]
Пытаясь увязать реалии экономический отсталости России с фактором мировой войны и ее возможным воздействием на курс событий, Ленин отмечает в другой работе: «Диалектика истории
именно такова, что война, необычайно ускорив превращение монополистического капитализма в
государственно-монополистический капитализм, тем самым необычайно приблизила человечество к социализму». [12, с. 193]
Исходя из написанного Лениным в период Первой мировой войны и начавшейся в России революции, видно, что он был уверен: в России для революции условия созрели. Главный вопрос, однако, заключался в другом: какой должна была стать такая революция?
1

Здесь и далее текст выделен автором статьи.

35

Ответ на него – неполный, но в огромной степени отражающий мысль Ленина – находим в следующих строках: «…союзник русского пролетариата есть пролетариат всех воюющих и всех вообще стран. Он в значительной степени придавлен войной сейчас, и от имени его слишком часто
говорят перешедшие в Европе, как Плеханов, Гвоздев, Потресов в России, на сторону буржуазии
социал-шовинисты. Но освобождение пролетариата из-под их влияния шло вперед с каждым месяцем империалистической войны, а русская революция неизбежно ускорит этот процесс в громадных размерах. С этими двумя союзниками пролетариат может пойти и пойдёт, используя
особенности теперешнего переходного момента, к завоеванию сначала демократической республики и полной победы крестьян над помещиками вместо гучковско-милюковской полумонархии, а
затем к социализму, который один даст измученным войной народам мир, хлеб и свободу». [13, с.
22]
В стремлении найти какие-то аналогии, Ленин в сентябре 1917 отметил параллели с революцией
1848 в Европе, «наиболее похожей на нашу теперешнюю». [14, с. 124]. Тем самым он выделил
еще один аспект двойственности буржуазно-демократического революционного процесса, начавшегося России в 1917.
После Октябрьского переворота, в апреле 1918 лидер большевиков писал, что решающей задачей является “переход от простейшей задачи дальнейшего экспроприирования капиталистов к
гораздо более сложной и трудной задаче создания таких условий, при которых не могла бы ни
существовать, ни возникать вновь буржуазия. Ясно, что это – задача неизмеримо более высокая
и что без разрешения её социализма ещё нет. Если взять масштаб западноевропейских революций, мы стоим сейчас приблизительно на уровне достигнутого в 1793 и в 1871. Мы имеем законное право гордиться, что поднялись на этот уровень и в одном отношении пошли, несомненно,
несколько дальше, именно: декретировали и ввели по всей России высший тип государства, Советскую власть. Но удовлетвориться достигнутым ни в коем случае мы не можем, ибо мы только начали переход к социализму, но решающего в этом отношении ещё не осуществили”. [15, с.
175]
Следует отметить, что, по мнению большевиков, Парижская Коммуна носила, в свою очередь,
не только пролетарский, но и мелкобуржуазный, отчасти даже националистический характер –
см., например, выступление Ленина на II съезде РСДРП [16, с. 270], статью об отношении большевиков к мировой бойне [17, с. 325] или протоколы VII Всероссийской конференции РСДРП [3, с.
15].
События начала 1918, Гражданская война, во многом спровоцированная самими большевиками,
«красногвардейская атака на капитал» в виде массовой национализации промышленности в том
же году, кризис, в отношениях с левыми эсерами и ожидание подъёма революционной волны в
Европе также нашли известное отражение во взглядах Ленина на природу событий 1917.
Судя по резкой перемене взглядов Ленина на их характер, можно сделать предположение, что
они стали важным психологическим моментом в его жизни. Уже в 1918 Ленин стал активно отстаивать взгляд на Октябрьский переворот года как на «пролетарскую» и «социалистическую» революцию, но при этом его точка зрения отличалась определенными, зачастую крайне противоречивыми, заявлениями и выводами.
В докладе, сделанном на заседании ВЦИК в апреле 1918 «Об очередных задачах Советской власти», который является во многом ключевым для понимания того, что двигало Лениным в тот период, говорится: «мы свергли помещиков и буржуазию, мы расчистили дорогу, но не построили
здания социализма. Ибо на расчищенной от одного буржуазного поколения почве постоянно в
истории появляются новые поколения, лишь бы почва рожала, а рожает она буржуазию сколько
угодно». [15, с. 261].
Однако в этой же работе Ленин постоянно подчеркивает неминуемый и уже начавшийся переход к социализму через ряд мер, прежде всего, принудительного характера. Так, он пишет:
«…Напротив, главной задачей пролетариата и руководимого им беднейшего крестьянства во
всякой социалистической революции, — а, следовательно, и в начатой нами 25 октября 1917 г.
социалистической революции в России, — является положительная или созидательная работа
налаживания чрезвычайно сложной и тонкой сети новых организационных отношений, охваты36

вающих планомерное производство и распределение продуктов, необходимых для существования
десятков миллионов людей». [Там же, с. 171]
И далее о принуждении в процессе перехода к обществу более высокого порядка: «Если мы не
анархисты, мы должны принять необходимость государства, то есть принуждения для перехода от капитализма к социализму». [Там же, с. 199]
О единоначалии на производстве Ленине в этой же работе пишет: «Надо научиться соединять
вместе бурный, бьющий весенним половодьем, выходящий из всех берегов, митинговый демократизм трудящихся масс с железной дисциплиной во время труда, с беспрекословным повиновением
— воле одного лица, советского руководителя, во время труда». [Там же, с. 203]
Политика РКП(б) в том же 1918 была отмечена, в том числе, введением продовольственной диктатуры и созданием комбедов. В этой связи Ленин писал: «И нами теперь сделан первый и величайший шаг социалистической революции в деревне». [18, с. 144].
В работе «Пролетарская революция и ренегат Каутский» Ленин достаточно уверенно отмечает:
«Наконец, в августе и сентябре 1917 г., т.е. до пролетарской революции в России (25 октября –7 ноября 1917 г.), я написал вышедшую в Петрограде в начале 1918 г. брошюру “Государство и
революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции” и здесь, в главе
VI об “Опошлении марксизма оппортунистами”, посвятил особое внимание Каутскому, доказывая, что он совершенно извратил учение Маркса, подделывал его под оппортунизм, “отрекался
от революции на деле при признании ее на словах”». [19, с. 239].
Далее мысль Ленина совершает невероятный скачок. В отчетном докладе VIII съезду РКП(б) в
апреле 1919 он говорит следующее: «В стране, где пролетариату пришлось взять власть при помощи крестьянства, где пролетариату выпала роль агента мелкобуржуазной революции, – наша
революция до организации комитетов бедноты, т. е. до лета и даже осени 1918 г., была в значительной мере революцией буржуазной. Мы этого сказать не боимся. Мы так легко проделали
Октябрьскую революцию потому, что крестьянство в целом шло с нами, потому, что оно шло
против помещиков, потому, что оно видело, что здесь мы пойдем до конца, потому что мы осуществляли в виде законов то, что было напечатано в эсеровских газетах, – то, что трусливая
мелкая буржуазия обещала, но чего сделать не могла. Но когда стали организовываться комитеты бедноты, – с этого момента наша революция стала революцией пролетарской. Перед
нами встала задача, которую мы далеко еще не решили. Но чрезвычайно важно то, что мы ее
практически поставили. Комитеты бедноты были переходной ступенью. Первый декрет об организации комитетов бедноты Советской властью был проведен по инициативе тов. Цюрупы,
который тогда стоял во главе продовольственного дела. Нужно было спасти от гибели неземледельческое население, которое терзалось муками голода. Это возможно было сделать только
при посредстве комитетов бедноты, как пролетарских организаций. И когда мы увидели, что в
деревне летом 1918 г. началась и произошла Октябрьская революция, только тогда мы стали на
свой настоящий пролетарский базис, только тогда наша революция не по прокламациям, не по
обещаниям и заявлениям, а на деле стала пролетарской». [20, с. 143-144]
В этой связи рассуждения Ленина о «пролетарской революции» в деревне весьма напоминают
известные установки Мао Цзэдуна о «развёртывании пролетарской революции в деревне» и «по
всей стране» в Китае в период 1949-1971.
На VIII съезде РКП(б) эта политика и взгляды, которые разделялись не только Лениным, но и
огромным большинством партийных масс и руководства, нашли своё выражение во II Программе
партии, где в разделе «В области распределения» была высказана установка на продолжение замены «торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением
продуктов. Целью является организация всего населения в единую сеть потребительных коммун,
способных с наибольшей быстротой, планомерностью, экономией и с наименьшей затратой
труда распределять все необходимые продукты, строго централизуя весь распределительный
аппарат». [2]
Оставив пока в стороне парадокс превращения «буржуазной революции» в «пролетарскую» (читай, социалистическую) в условиях российской деревни, стоит отметить, что комбеды были распущены уже в ноябре-декабре того же года, однако политика большевиков в отношении крестьян37

ства, его большинства, огромного большинства населения страны в целом и далее характеризовалась резкими зигзагами и периодическим усилением насилия, за которыми следовали некоторые
уступки, что нашло свое выражение во введении НЭПа, а затем в очередном всплеске насилия,
уже в период НЭПа, начиная с 1927, а затем и в отмене НЭПа и «полном и решительном наступлении на кулака» и «строительстве социализма на всех фронтах».
Ленин признавал в 1920: «Особые условия, усложнившие и замедлившие борьбу победившего
буржуазию пролетариата с крупным крестьянством в России, сводятся главным образом к тому, что русская революция после переворота 25.10 (7.11) 1917 г. проходила через стадию “общедемократической”, т.е. в основе своей буржуазно-демократической, борьбы всего крестьянства
против помещиков; затем – к культурной и численной слабости городского пролетариата; наконец – к громадным расстояниям и крайне плохим путям сообщения». [21, с. 176]
Пожалуй, самыми известными работами Ленина, отмеченными эволюцией его взглядов на социализм и возможность его построения в такой стране, как Россия, стали довольно короткие статьи последних лет его жизни.
В 1921, после победы большевиков в Гражданской войне и введения НЭПа, вождь большевиков,
полагая, что они довели «буржуазно-демократическую революцию до конца, как никто», тем не
менее, оговаривался: «Мы вполне сознательно, твердо и неуклонно продвигаемся вперед, к революции социалистической, зная, что она не отделена китайской стеной от революции буржуазнодемократической, зная, что только борьба решит, насколько нам удастся (в последнем счете)
продвинуться вперед, какую часть необъятно высокой задачи мы выполним, какую часть наших
побед закрепим за собой. Поживем, увидим». [22, с. 144-145]
Вынужденно пойдя на введение НЭПа с марта 1921 и так и не дождавшись мировой революции,
руководство РКП(б) с Лениным во главе оказалось разделенным на различные внутрипартийные
течения, в среде которых шли бурные дискуссии на тему дальнейших судеб «социализма» в Советской России и в мире. В отношении введения НЭПа Ленин признал «ошибки», допущенные в
предшествующий период «военного коммунизма». Так он писал: «Мы рассчитывали, поднятые
волной энтузиазма, разбудившие народный энтузиазм сначала общеполитический, потом военный, мы рассчитывали осуществить непосредственно на этом энтузиазме столь же великие
(как и общеполитические, как и военные) экономические задачи. Мы рассчитывали – или, может
быть, вернее будет сказать: мы предполагали без достаточного расчета – непосредственными
велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала
нашу ошибку». [Там же, с.151].
В своих тогдашних работах Ленин, осмысливая прошедшие в России с 1917 события и находясь
в крайне двусмысленном положении в обстановке новых противоречий политики и практики
НЭПа, делает ряд утверждений, в огромной степени противоречивших сказанному и написанному
ранее о социализме как международном явлении в период до революции и Гражданской войны.
В работе «О кооперации», которое сторонники концепции «социализма в одной стране» часто
приводят в доказательство своей правоты, читаем: «В самом деле, власть государства на все
крупные средства производства, власть государства в руках пролетариата, союз этого пролетариата со многими миллионами мелких и мельчайших крестьян, обеспечение руководства за
этим пролетариатом по отношению к крестьянству и т. д. – разве это не все, что нужно для
того, чтобы из кооперации, из одной только кооперации, которую мы прежде третировали, как
торгашескую, и которую с известной стороны имеем право третировать теперь при нэпе так
же, разве это не всё необходимое для построения полного социалистического общества? Это
ещё не построение социалистического общества, но это все необходимое и достаточное для
этого построения». [23, с. 370]
Далее он отмечает, что «простой рост кооперации для нас тожественен (с указанным выше
«небольшим» исключением) с ростом социализма, и вместе с этим мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм», – имея в виду не только перенесение
центра тяжести с политической борьбы «на мирную организационную “культурную” работу» [Там
же, с. 376], но и полную эволюцию своих взглядов на социализм и его предпосылки в России.
38

В конце статьи он пишет: «Нам наши противники не раз говорили, что мы предпринимаем безрассудное дело насаждения социализма в недостаточно культурной стране. Но они ошиблись в
том, что мы начали не с того конца, как полагалось по теории (всяких педантов), и что у нас
политический и социальный переворот оказался предшественником тому культурному перевороту, той культурной революции, перед лицом которой мы всё-таки теперь стоим.
Для нас достаточно теперь этой культурной революции для того, чтобы оказаться
вполне социалистической страной…», делая следующее заключение: «для нас эта культурная
революция представляет неимоверные трудности и чисто культурного свойства (ибо мы безграмотны), и свойства материального (ибо для того, чтобы быть культурными, нужно известное
развитие материальных средств производства, нужна известная материальная база)». [Там же,
с. 376-377]
Стоит также упомянуть еще одну работу Ленина, где он, уже в конце жизни, высказывается о
характере переворота 1917, а именно работу «О нашей революции. По поводу записок Н. Суханова», опубликованную в 1923.
Размышляя о характере Октябрьского переворота и неохотно признав некоторую правоту меньшевиков и других социалистов в отношении факта незрелости России для социализма, автор открыто выражает свое убеждение в том, что: «Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определенный «уровень культуры», ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам
нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного
уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы».
И далее: «Нашим Сухановым, не говоря уже о правее их стоящих социал-демократах, и не
снится, что иначе вообще не могут делаться революции. Нашим европейским мещанам и не
снится, что дальнейшие революции в неизмеримо более богатых населением и неизмеримо более
отличающихся разнообразием социальных условий странах Востока будут преподносить им,
несомненно, больше своеобразия, чем русская революция». [4, с. 21]
Таким образом, можно сделать вывод о том, что высказывания и взгляды Ленина на характер
революции в России начала XX в. разделяются на три больших периода: до 1917, на период непосредственно революционных событий 1917, и на период Гражданской войны вплоть до смерти
Ленина.
Чем можно объяснить эволюцию его подходов к проблеме характера русской революции?
Представляется, что есть два фактора, которые могут помочь понять её мотивы.
Первый – личность самого Ленина, его «революционное нетерпение», его субъективная тенденция к завышению буржуазного потенциала российского социума начала XX в. и готовности к социалистическим преобразованиям.
Второй – объективные условия Советской России после событий 1917, особенно в период 19181921, когда она осталась одна перед лицом иностранной интервенции, внутренней смуты и отсутствия мировой революции в той форме, в какой её понимали и желали Ленин и большевики.
Второй фактор оказал сильнейшее, если не решающее воздействие на субъективные установки
вождя, искавшего выход из противоречий, в которых оказалось руководство РКП(б) к моменту
окончания Гражданской войны.
Суть этих установок заключалась, по Ленину, в усилении «революционной надстройки», т.к.
именно в смене надстроек он видел суть революции вообще. Если рассматривать это в более широком аспекте, то можно сделать вывод о том, что рассмотренные выше поиски Лениным выхода
из ситуации, сложившейся к периоду Гражданской войны и сразу после нее, логично вытекали из
установки большевиков на сознательное вторжение в ход истории.
Делалось это путём разрешения силовым способом объективных противоречий, порождённых
«пролетарской революцией» в крестьянской, общинной стране с господством архаичным социальных структур, и из сознательного стремления к перестановке стадий объективного развития общества.
39

Использованные источники:
1. 50 лет Великой Октябрьской социалистической революции». Тезисы ЦК КПСС, 1967.
2. VIII съезд РКП (б). Москва, 18-23 марта 1919. Стенографический отчет. Изд. "Коммунист", М., 1919.
3. Седьмая (апрельская) Всероссийская конференция РСДРП., Петроградская общегородская конференция
РСДРП(б). Апрель 1917 года. Протоколы. – М., Госполитиздат, 1958.
4. Ленин В.И. Последние письма и статьи. М., 1984.
5. Ленинский сборник XI. М.-Л-д, 1929.
Цитируются следующие работы В.И Ленина по 5-му изданию ПСС:
6. Политические заметки. 1908, т. 16.
7. Крах II Интернационала. 1913, т.26.
8. Как увеличить размеры душевого потребления в России? 1913, т.23.
9. Прощальное письмо швейцарским рабочим. 1917, т. 31.
10. Письма о тактике. 1917, т. 31.
11. III Интернационал и его место в истории. 1919, т. 38.
12. Грозящая катастрофа и как с ней бороться. 1917, т. 34.
13. Письма из далека. 1917, т. 31.
14. Из дневника публициста. 1917, т.34.
15. Очередные задачи Советской власти. 1918, т.36.
16. Речь по вопросу о программе партии на II съезде РСДРП. 1903, т. 7.
17. Социализм и война (отношение РСДРП к войне). 1915, т 26.
18. Речь «О годовщине революции 6 ноября» на VI Всероссийском чрезвычайном съезде Советов. 1918, т. 37.
19. Пролетарская революция и ренегат Каутский. 1918, т. 37.
20. Отчётный доклад VIII съезду РКП(б) 18 марта 1918, т. 38.
21. Тезисы ко II Конгрессу Коминтерна. 1920, т. 41.
22. К 4-летней годовщине Октябрьской революции. 1921, т. 44.
23. О кооперации. 1923, т.45.

РЕВОЛЮЦИЯ И ЭКОНОМИКА
Вадим ДАМЬЕ
МОДЕРНИЗАЦИЯ ПО-СТАЛИНСКИ
К концу 20-х СССР оставался ещё слаборазвитой,
преимущественно аграрной страной. Около 80%
населения жили в сельской местности; около 2/3
продукции народного хозяйства давали сельскохозяйственные отрасли, и лишь 1/3 – промышленность.
Индустрия страны едва только начала превышать довоенный уровень. Оказавшись у власти в огромной
стране, правящая партийно-хозяйственная номенклатура, по существу, очутилась в том же положении,
что и царский режим. Она не меньше его стремилась
к имперской, державной политике, но материальная база для такого курса оставалась по-прежнему
чрезвычайно узкой. Для этого понадобилась бы широкомасштабная модернизация страны, создание мощной современной тяжёлой и военной промышленности. Иными словами, форсированное
создание индустриального общества – "капитализма без частной буржуазии", или государственного капитализма.
С этим власти связывали не только решение внутренних проблем, но и независимость и мощь
государства, а значит, стабильность господства и привилегий правящего слоя. «Ты отстал, ты
слаб – значит, ты неправ, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч – значит, ты
прав, стало быть, тебя надо остерегаться. Вот почему нельзя нам больше отставать», – заявлял Сталин. В условиях политического соперничества с западными державами на внешние ресурсы для индустриализации рассчитывать было нельзя. Сталин пояснял, что в странах Запада промышленный переворот происходил «либо при помощи крупных займов, либо путем ограбления
других стран... Партия знала, что эти пути закрыты для нашей страны... Она рассчитывала на
то, что... опираясь на национализацию земли, промышленности, транспорта, банков, торговли
40

мы можем проводить строжайший режим экономии для того, чтобы накопить достаточные
средства, необходимые для восстановления и развития тяжелой индустрии. Партия прямо говорила, что это дело потребует серьезных жертв и что мы готовы пойти на эти жертвы открыто и сознательно...».
При этом никто, разумеется, не собирался спрашивать народ, согласен ли он на такие жертвы.
«Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», – не допуская возражений, провозгласил Сталин. Особенная скорость и жестокость такой форсированной модернизации объяснялась, по словам немецкого исследователя Р. Курца, тем, что «в неё, невероятно короткую по времени, уложилась эпоха длиною в две сотни лет: меркантилизм и Французская революция, процесс индустриализации и империалистическая военная экономика, слитые вместе».
Ещё в апреле 1927, выступая на пленуме ЦК партии, Сталин возражал, например, против строительства Днепровской ГЭС, заявляя, что её сооружение значило бы то же самое, что для мужика
покупать граммофон вместо коровы.
Но, как свидетельствует Троцкий, «ускорение темпа индустриализации происходило... под
толчками извне, с грубой ломкой всех расчетов на ходу и с чрезвычайным повышением накладных
расходов». В 1927 был подготовлен первый официальный набросок пятилетнего плана экономического развития страны: прирост промышленной продукции намечался с убывающей из года в год
скоростью от 9 до 4%, личное потребление должно было за пять лет возрасти на 12%. В 1928 Политбюро утвердило новый проект пятилетки, в котором предусматривался годовой прирост промышленного производства на 9%. Ещё через год Госплан разработал третий вариант пятилетки с
ещё большими темпами роста. Становилось ясно, что обеспечить стремительный рост индустрии
нормальными средствами всё труднее и труднее. Структурные проблемы экономики к концу 20-х
стали нарастать. Диспропорции между промышленностью и сельским хозяйством увеличивались.
В начале 1928 возникли проблемы со снабжением города хлебом.
Рост реальных заработков рабочих в городах замедлился, всё острее чувствовались инфляция и
безработица, которые вызывали обнищание широких слоев населения. Обострение социальной
дифференциации вело к усилению недовольства в стране. В этих условиях власти стали склоняться к усиленному применению традиционного, испытанного ещё в период царизма метода выкачивания средств на индустриальное развитие из деревни. Но у них была теперь куда большая свобода рук, чем у их предшественников. Поэтому они смогли обрушить на крестьянство сокрушительный удар. Большевистский режим, по словам левого эсера И. Штейнберга, колебался между двумя
полюсами: «Он знает или военный “коммунизм” эпохи войны, или рыночный нэповский «коммунизм» мирного времени. Но он в испуге шарахается от третьего пути социалистической революции: демократической и социалистической самоуправляющейся Республики Советов». В 1928 с
колебаниями было покончено.
Переход к «коллективизации»
Аграрная политика ВКП(б) предусматривала, по существу, изменение социальной структуры деревни. После гражданской войны земля оказалась в распоряжении крестьянских общин и была
разделена между семьями по числу «едоков». Однако такой порядок вещей не устраивал большевиков, считавших большинство крестьянства «мелкособственническим элементом».
Прежде всего, основная масса хозяйств крестьян – общинников была малотоварной; они вели
полунатуральную экономическую жизнь, производя, в первую очередь, для собственных нужд и
сведя производство товарных излишков к минимуму, необходимому для покупки продуктов городской промышленности. Из таких хозяйственных единиц было крайне трудно «выжать» хлеб
как для растущих нужд города, так и для продажи за рубеж на валюту, которую затем можно было
бы использовать для целей индустриализации. К тому же община как устойчивый социальный механизм стойко сопротивлялась организованному нажиму со стороны государства. Наконец, не
разложив её, нельзя было «высвободить» то количество рабочих рук, которое потребовалось бы
для широкомасштабной индустриализации. Экономисты рассчитывали, что 15% сельского населения является «избыточным». Вот почему все фракции большевистской партии были настроены
41

резко враждебно по отношению к общине. Разногласия между ними касались лишь вопроса, каким
образом её можно ослабить и разрушить: «левые» (последователи Троцкого) предпочитали форсировать внутреннее социальное расслоение за счёт привилегий «беднякам» и расширения сектора
государственных и «коллективных» хозяйств, «правые» (сторонники Бухарина – Рыкова) делали
ставку на рост крупных индивидуальных (но, на практике, зачастую использовавших наёмный
труд – т.е. частнокапиталистических, фермерских) хозяйств, ориентированных на рыночное производство и извлечение прибыли, которые в будущем могли бы стать основой всей аграрной отрасли страны.
Первоначально преобладание получила вторая линия, которая в известной мере продолжала
столыпинский курс. В начале 20-х были значительно ограничены традиционные переделы общинной земли между крестьянскими семьями «по едокам». Тем самым был существенно ослаблен
общинный механизм «социального выравнивания» и сделан важный шаг на пути концентрации
собственности в деревне. В 1925 без большого шума власти отменили важнейшее положение «Декрета о земле», допустив аренду земли и использование наёмного труда в сельском хозяйстве.
Налоги на крестьян росли. Кроме того, они обязаны были сдавать значительную часть произведённой ими продукции государству по ценам ниже рыночных, чтобы власти могли обеспечивать
продовольствием города. Понятно, что многие крестьяне были недовольны этой процедурой и
укрывали хлеб.
С 1926 государственные планы заготовки зерна систематически не выполнялись. Кроме того,
зачастую крестьянам было невыгодно продавать хлеб даже по свободным рыночным ценам, поскольку завышенные, монопольные цены на изделия городской промышленности побуждали крестьян всё больше ориентироваться на самообеспечение и вообще избегать товарообмена с городом. Ставка на богатые хозяйства фермерского типа себя не оправдала. Они требовали более выгодных условий продажи и более льготного ценового режима. Если «кулак» «скрывал свой хлеб, –
признавал Троцкий, – то потому, что торговая сделка оказывалась невыгодной». Основная же масса общинных хозяйств не могла восполнить недостаток товарного хлеба, даже если бы пожелала
этого. Структурные проблемы аграрного сектора становились неразрешимыми.
Ситуация должна была рано или поздно взорваться. Непосредственным толчком к этому послужил кризис со снабжением городов хлебом, возникший осенью 1927. Власти грубо просчитались,
переоценив урожай зерна и установив крайне низкие закупочные цены, которые зачастую были
ниже себестоимости производства. За несдачу зерна снова вводились конфискации и тюремное
заключение.
В 1928 морозы уничтожили значительную часть озимых посевов, восполнить ущерб было нечем, поскольку государство успело реквизировать запасы. Горожане снова занялись на свой страх
и риск меновой торговлей с деревней, минуя контроль властей. Ответом «сверху» стали новые
принудительные меры и конфискации.
Весной 1929 государство снова потребовало сдать ему последние резервы запасов зерна, чем
ещё больше обострило ситуацию. Для каждой деревни были введены обязательные твердые нормы сдачи, как в период «военного коммунизма». Правящий режим истолковал хлебный кризис в
соответствии с собственным весьма искаженным представлением о социальном устройстве деревни. Он возложил основную вину на «кулаков».
В апреле 1929 Сталин восклицал: «Наш агитатор два часа убеждал держателей хлеба сдать
хлеб для снабжения страны, а кулак выступил с трубкой во рту и ответил ему: “А ты попляши,
парень, тогда я тебе дам пуда два хлеба”. Убедите-ка таких людей». При этом ни власти, ни теоретики большевизма так никогда и не смогли определенно объяснить, кого же и на основании чего
следовало причислять к данной общественной категории. Так и получалось, что в разных случаях
и по мере надобности речь могла идти о совершенно разных подходах: здесь ссылались на имущественный достаток, там – на количество скота, в третьем месте – на чуть лучшее, чем у других жилье и т.д. С обычным деревенским понятием «кулака» («мироеда», хозяина, вышедшего из общины, взявшего землю в частную собственность и ведущего хозяйство с применением наёмного труда) такое отношение не имело ничего общего; оно использовалось обычно для того, чтобы наносить удары по широким слоям общинного крестьянства.
42

Крестьянская община в 20-е годы
Подавляющее большинство крестьян в СССР вплоть до конца 20-х жили в общинах. Под общинным контролем находилось более 90% обрабатываемых земель. Большая часть их была поделена
на наделы, обрабатываемые отдельным семьями. Леса, пруды, озера, строения, мельницы, часто –
оборудование и машины находились в совместном пользовании и управлялись общим сходом общинников. Существовали развитые формы взаимопомощи, включая совместную обработку семейных участков («супряга») и т.д.
Вот что писал о жизни и особенностях тогдашней деревни крупный специалист по истории крестьянства английский профессор Т. Шанин: «...Активность российских крестьян, их способность
к автономному политическому действию... имели свои корни в семейном сельском хозяйстве и в
общинной структуре, в которой крестьяне жили... Интересы богатых и бедных в каждой из деревень значительно отличались, но общность судеб или конфликта, при столкновении лицом к
лицу с силами природы, государством, помещиками и даже рынком... обеспечивали... сильные, и в
целом всё пересиливавшие причины для кооперации и взаимной поддержки. Опыт веков научил селян тому, что такое единство необходимо для выживания большинства из них. И сплоченность
общин, и понимание крестьянами своих интересов поддерживались и усиливались глубочайшим
расколом и эксплуатацией внутри самого российского общества, его крестьянских поселений,
стоящих лицом к лицу с тесно связанными друг с другом силами «верхушки»: её государства и чиновничества, её помещиков и дворян, её богатых горожан и многочисленных инструментов социального и политического контроля. Основные черты конфликта и неповиновения можно изложить ещё более определенно. Это была, по большей части, борьба против помещиков и представителей государства, выливающаяся в конфронтацию со всем государством...
Со сложностями крестьянской деревенской жизни, её социальными, политическими, культурными потребностями и сельским хозяйством того времени было наиболее эффективно справляться коллективно и локально... Российская община давала гибкую и уже готовую сеть организаций для решения широкомасштабных местных задач, функционируя помимо этого в качестве
основной ячейки самоидентификации... Середняки, в соответствии с точным определением этого слова, были решающей силой в российском селе и большинства в его общинах. Безземельные и
“бобыли” не имели достаточного веса в деревнях, и не могли оказать в одиночку длительного сопротивления в сельской борьбе... Сила общинного схода была такой, что наиболее богатые обычно не могли удержать контроля над этими общинами. Что касается кулаков в сельской местности России, по крайней мере в крестьянском значении этого термина, они были не обязательно
самыми богатыми хозяевами или работодателями, но и “не совсем крестьянами”, стоящими
в стороне от общин или против них. Наиболее близким крестьянским синонимом термину «кулак» был в действительности “мироед” – “тот, кто пожирает общину”».
Экспроприация крестьянства
Под предлогом получения хлеба группировка Сталина приступила к массовой экспроприации крестьянства, стремясь раз и навсегда покончить с опорой деревенской автономии – общиной и выкачать из села, как из своего рода «внутренней колонии», материальные и человеческие ресурсы и
средства для форсированной индустриализации. Разгромив фракцию Бухарина – Рыкова, сталинцы развернули в 1928-1929 так называемую «сплошную коллективизацию». Для её осуществления
в деревню были направлены 35 тыс. активистов из города. Формировались специальные «бригады», состоявшие из партийных рабочих, милиционеров и сил тайной полиции. Они силой заставляли крестьян вступать в «коллективные хозяйства» (колхозы). Опорой государственной политики
стала и сельская молодежь, чьё недовольство патриархальными сельскими порядками власти использовали в своих интересах; комсомольские организации становились орудиями «коллективизации». Общинные структуры и порядки упразднялись, семейные наделы и скот насильственно
«объединялись». В колхозах вводилась индустриальная форма организации труда: во главе был
поставлен председатель, фактически назначаемый властями; тот, в свою очередь, определял руководителей бригад. Практически весь урожай изымался государством; члены колхоза за свою работу получали квитанции – «трудодни». Весь труд строжайше планировался «сверху», за невыпол43

нение плана устанавливались санкции. Колхозникам запрещалось покидать колхоз без разрешения. Отказавшиеся «вступить» в колхоз объявлялись «кулаками» или «подкулачниками»; против
них была провозглашена решительная борьба. В конце 1929 Сталин объявил, что крестьяне «идут
в колхозы» целыми «селами, районами, даже округами», и распорядился «ликвидировать кулачество как класс». У «кулаков» и «подкулачников» отбиралось всё имущество, а сами они вместе со
всей семьей высылались на Север и в Сибирь. «Раскулачивали вплоть до валенок, которые стаскивали с ног малых детишек», – писал один из наблюдателей. По словам левого эсера И. Штейнберга, «под общим именем кулака был, по существу, объявлен террор против всей деревни, включая бедняков. Так, в среднем были экспроприированы 10-15% крестьян, а во многих областях – до
40%». А некоторые зажиточные деревни были высланы целиком. Общее количество жертв «коллективизации» составляло многие миллионы; значительная часть высланных погибла. Оставшихся
крестьян заставляли вступать в колхозы. Позднее Сталин признавался Черчиллю, что «политика
коллективизации была страшной борьбой», пришлось бороться с «десятью миллионами» «маленьких людей»: «Это было что-то страшное, это длилось четыре года. Всё это было очень скверно
и трудно, но необходимо».
Крестьянское сопротивление
Крестьянство восприняло «коллективизацию» как новое издание крепостного права. Судя по отчетам ОГПУ (политической полиции), крестьяне говорили: «Колхозами нас погонят опять в барщину и будут над нами ходить с кнутом, а мы работай, спину гни». «Дайте нам жить свободно,
коллектив – это есть старая екатериновщина. В коллективе человек превращается в скот». Нередко местные Советы отказывались выполнять решения и заменялись послушными кадрами из
города.
В некоторых районах (особенно на Украине, на Северном Кавказе, в Казахстане) вспыхнули
крестьянские бунты и восстания. В Среднем Поволжье только в мае-июне 1929 было от 60 до 100
массовых выступлений. Всего за год там было зарегистрировано 196 восстаний, в январе-апреле
1930 г. – 319, в мае-июне 266.
Выступления охватывали целые регионы, сопровождаясь захватами милицейских отделений и
освобождением арестованных. В феврале 1929 на Северном Кавказе вспыхнуло многотысячное
восстание, в котором участвовали даже члены партии и комсомольцы, бывшие красные партизаны. Особую активность в борьбе проявляли женщины. Они отбивали реквизированное зерно, отказывались вступать в колхозы и мешали делать это своим мужьям, требовали выхода из «коллективных хозяйств» («бабьи бунты» зимы 1929-1930). Всего (не считая Украины) в январе 1930 было отмечено 346 массовых выступлений с участием 125 тыс. крестьян. В последующие месяцы их
число нарастало: 736 выступлений с участием 220 тыс. человек в феврале, в первой половине марта – 595 выступлений с участием 230 тыс. крестьян. На Украине в это время прошли бунты в 500
населенных пунктах. В марте 1930 в Белоруссии, Центральном Черноземье, на Нижней и Средней
Волге, Северном Кавказе, в Сибири, на Урале, в Ленинградской, Московской, Западной, ИвановоВознесенской областях, в Крыму и в Средней Азии прокатились 1642 выступления с участием до
800 тыс. человек. На Украине в марте волнения охватили более 1000 населенных пунктов. В западных областях республики формировались крестьянские отряды и собственные органы управления. Крестьянские выступления жестоко подавлялись войсками и силами безопасности. Тем не
менее, сопротивление деревни заставило власти сделать вид, что они пошли на попятную. В марте
1930, когда в колхозы были загнаны до 60% крестьян, Сталин опубликовал в «Правде» статью
«Головокружение от успехов». Он утверждал, что «нельзя насаждать колхозы силой. Это было
бы глупо и реакционно». Он списал весь террор против крестьянства на «перегибы» чиновников, у
которых «закружилась голова от успехов». На места была послана директива о смягчении курса, в
которой признавалось угроза широкой волны повстанческих крестьянских выступлений и уничтожения «половины низовых работников». Верный своей излюбленной тактике, диктатор предпочёл после первого рывка чуть-чуть отступить назад, не меняя общего курса по существу. Официально крестьянам разрешили выходить из насильственно созданных колхозов; через полгода в
них остался лишь 21% крестьян. После этого власти прибегли к «экономическим» мерам принуж44

дения. «Единоличники», то есть не вступившие в колхоз, должны были платить колоссальные
налоги, имущество тех, кто был не в состоянии платить и отказывался присоединиться к колхозу,
конфисковалось. В результате уже к 1932 было «коллективизировано» 62% крестьянских дворов.
Последствия "коллективизации"
За провозглашенную властями «необходимость» было заплачено миллионами человеческих жизней и сельскохозяйственной катастрофой. «Сплошная коллективизация ввергла народное хозяйство в состояние давно небывалой разрухи: точно прокатилась трехлетняя война», – отмечал
один из свидетелей. Валовый сбор зерна, составивший в 1930 830 млн. центнеров, упал в два последующих года ниже 700 млн., производство сахара упало с 1929 более чем в 2 раза, число лошадей сократилось на 55%, поголовье рогатого скота – на 40%, число свиней – на 55%, овец – на
60%. Множество домашних животных погибли просто из-за того, что для содержания их большими «коллективизированными» стадами не было ничего подготовлено, или из-за конфискации запасов кормов государством. Большое количество скота было зарезано самими крестьянами, которым было нечего есть. Миллионы людей гибли от голода.
Голод 1931-1933
Для созданных колхозов устанавливались чрезвычайно высокие, по сути невыполнимые планы
сдачи хлеба государства. В результате изымались не только излишки хлеба, но и зерно для посевов, а также съестные припасы, необходимые для пропитания самих крестьян. Для «выбивания»
хлеба в деревню были отправлены чрезвычайные комиссии, войска. В августе 1932 был принят
закон «Об охране и укреплении общественной собственности», получивший в народе название
«закона о трёх колосках». Согласно ему, крестьяне и даже дети, собиравшие в поле опавшие колоски или взявшие кочан капусты, приговаривались к десятилетнему заключению. За более крупную «кражу» полагался расстрел. Только за пять месяцев после принятия закона были осуждены
55 тыс. и расстреляны 2 тыс. человек.
В стране вспыхнул массовый голод, унёсший, по некоторым подсчетам, до 5 млн. человеческих
жизней. Вымирали целые деревни и села.
Особенно трагическое положение сложилось на Украине, в Поволжье, на Северном Кавказе и в
Казахстане. «...В страшную весну 1933 года... я видел умиравших от голода, видел женщин и детей, опухших, посиневших, ещё дышавших, но уже с погасшими, мертвенно равнодушными глазами, и трупы, десятки трупов в серяках, в драных кожухах, в стоптанных валенках и постолах...
трупы в хатах – на печках, на полу – во дворах на тающем снегу в старой Водолаге, под мостами
в Харькове...» – вспоминал писатель Лев Копелев. Люди съедали домашних животных, древесную
кору, доходили до людоедства. Многие кончали жизнь самоубийством, не выдержав мук голода.
Некоторые пытались бежать в города – их ловили заградительные отряды.
В то же самое время верхи общества кичились своим благополучием. Украинский писатель В.
Сосюра вспоминал о голоде 1933: «Мы, полуголодные, стоим у окна писательской столовой... а
жена одного известного писателя... стоит над нами на лестнице и с издевательским высокомерием говорит нам: – А мы этими объедками кормим наших щенков».
Массовый голод приводил к взрывам отчаяния, бунтам и протестам. Их история до сих пор детально не известна. Но некоторые отрывочные данные, приводимые историком О. Хлевнюком,
позволяют представить себе общую картину. Например, в апреле 1932 400-500 жителей Борисова
(Белоруссия) разгромили хлебные склады и организовали демонстрацию к казармам.
В Вичуге (Ивановская область) вспыхнула всеобщая забастовка фабричных рабочих; многотысячная толпа захватила здания ГПУ и райкома партии. Произошли стычки с милицией, имелись
жертвы. Стачка была подавлена. Забастовки и массовые волнения произошли и в других районах
области, рабочие готовили поход на областной центр. Власти произвели массовые аресты «антисоветских элементов» и руководителей забастовок, остановили поезда.
В мае 1932 около 300 женщин в селе Устиновцы под Полтавой подняли чёрный флаг и попытались захватить на станции вывезенный хлеб. Напав на железнодорожные станции и склады, удалось отбить хлеб и зерно крестьянам соседних деревень Часникова, Лиман, Федунки и других.
45

В то же самое время власти увеличивали вывоз хлеба за границу. В апреле 1931 сталинский режим заключил договор с Германией о продаже зерна и золота в обмен на кредит в 1 млрд. марок и
поставки промышленного оборудования. Соглашение действовало до 1936. В целом до 50% заграничных станков СССР получил из Германии. В 1932 за рубеж было вывезено 1,8 млн. т. зерна, в
следующем году – ещё 1 млн. т. Экспорт зерна продолжался и в последующие годы. Только с 1
января 1940 по 22 июня 1941 в Германию вывезли 1,4 млн. т. зерна (в 1940 на Германию пришлось
всего 81,4% зернового экспорта СССР). А снабжение продовольствием советского населения
оставалось крайне недостаточным...
Создаваемые гиганты тяжёлой промышленности требовали большого количества рабочих рук.
«Раскулаченные» и сосланные крестьяне использовались как даровая рабочая сила на индустриальных стройках, на добыче золота и т.д. С конца 20-х началось массовое переселение миллионов
лишённых земли сельских жителей в города. Уже в 1931 в города перебрались 4 млн. крестьян,
ещё 7 млн. работали на «сезонных» стройках. Всего с 1926 по 1939 городское население увеличилось на 30 млн. чел., из которых 23-25 млн., по оценке французского историка Н. Верта, были крестьянами, ушедшими из деревни. Это приводило к чудовищной нехватке жилья в крупных городах, жилищному кризису.
Власти пытались контролировать этот процесс, отказывая крестьянам в выдаче паспортов (введены в 1932) и введя систему прописки. В итоге социальная структура в СССР претерпела радикальные изменения, приобретая черты, близкие к тем, которые характерны для индустриальных
обществ. Уже к 1940 в городах жила треть населения страны, в начале 60-х количество городского
и сельского населения сравнялось, в середине 70-х в деревне обитали менее трети жителей СССР.
Промышленная политика Сталина
«Завоевание» деревни позволило режиму приступить к пересмотру темпов индустриализации.
XVI съезд партии (июнь-июль 1930) выдвинул лозунг: завершить пятилетку в четыре года с ежегодным приростом промышленного производства на 30%. «...Политбюро... легко перескакивало с
20% на 30% годового роста, пытаясь каждое и временное достижение превратить в норму и
теряя из виду взаимообусловленность хозяйственных отраслей. Финансовые прорехи плана затыкались простой бумагой», выпуском необеспеченных денег, – отмечал Троцкий1. Форсирование
темпов обернулось на деле чистой авантюрой. Далее он писал: «Снабжение заводов сырьём и
продовольствием ухудшалось из квартала в квартал. Невыносимые условия существования порождали текучесть рабочей силы, прогулы, небрежную работу, поломки машин, высокий процент брака, низкое качество изделий. Средняя производительность труда в 1931 г. упала на
11,7%. Согласно мимолетному признанию Молотова, запечатленному всей советской печатью,
продукция промышленности в 1932 г. поднялась всего на 8,5%, вместо полагавшихся по годовому
плану 36%».
К концу 1930 г. 40% капиталовложений в промышленность были заморожены в незавершенных
проектах, властям пришлось сосредоточиться на нескольких приоритетных ударных объектах.
Первый пятилетний план был провален. Это не помешало сталинскому правительству громогласно объявить о том, что «пятилетка в четыре года» успешно завершена.
По официальным данным, за годы первой пятилетки удалось построить и ввести в действие
1500 новых промышленных предприятий, увеличив промышленное производство в несколько раз,
создав мощную военную индустрию и доведя удельный вес промышленности в народном хозяйстве до 71% (по сравнению с 51% в 1928).
Начались необратимые сдвиги в социальной структуре. Количество рабочих и служащих в промышленности возросло с 3,7 млн. до 8,5 млн. чел. Безработица была ликвидирована. Но достигнуто это было ценой тяжелейших лишений и самой жестокой эксплуатации.
Политика государства была направлена на то, чтобы максимально сократить свободу передвижения рабочей силы. Идеалом считалось фактическое прикрепление работника к месту его работы. Осенью 1930 была развернута кампания критики «дезертиров с трудового фронта» и «лету1

См. Троцкий Л,Д. Материалы о революции (сборник): http://lib.web-malina.com/getbook.php?bid=4749

46

нов» (людей, часто меняющих места работы в поисках лучшего заработка); их исключали из партии и комсомола. На предприятиях шёл якобы «стихийный» сбор подписей в поддержку таких
мер. Профсоюзы требовали от работников по первому призыву партии и правительства отправиться на «наиболее уязвимые участки трудового фронта». «Преданность» специалистов своему
предприятию поощрялась с помощью продвижения по службе, предоставления квартирных и отпускных льгот, преимуществ при распределении рационированных продуктов.
Расторжение трудового соглашения стало рассматриваться как односторонний акт, нарушение
трудовой дисциплины; ушедшим отказывали в предоставлении пособия по безработице. Если рабочий бросал работу чаще, чем 2 раза в течение 42 месяцев, он подвергался наказаниям.
В 1931 была официально введена «трудовая книжка», в которой фиксировались места работы.
Первоначально эта система распространялась только на промышленных и транспортных рабочих,
но с 1938 стала всеобщей. Писатель В. Серж описывал эту полицейскую практику: «Паспорт визируется по месту работы. При каждой перемене места работы причина перехода вносится в
паспорт. Я знаю факты, когда рабочим, уволенным за неявку в выходной день для участия в
“добровольной” (и, естественно, не оплачиваемой) работе, в паспортах делалась отметка:
“Уволен за срыв производственного плана”».
По существу, более не соблюдались ограничения сверхурочной работы, предусмотренные Кодексом законов о труде 1922. Фактическое рабочее время часто превышало официально установленный 8-часовой рабочий день. Директора предприятий могли по своему усмотрению вводить
10-часовой при сохранении прежнего уровня зарплаты. В рамках «научной организации труда»
принимались меры, целью которых было выжать из работника как можно больше.
С 1927 существовал 7-часовой рабочий день с трехсменной работой и интенсификацией ночного труда.
В 1929 в качестве «великого достижения социализма» была введена так называемая «непрерывка» – вначале в нефтяной промышленности и металлургии, затем – также в сфере управления и
торговли. Рабочая неделя длилась теперь 4 дня, за которыми следовал выходной, рабочий день
продлевался до 8 часов. В итоге нормальная семейная жизнь работников разрушалась, выходные
не совпадали, досуг был дезорганизован.
В 1937 власти вынуждены были начать вводить новую систему 6-дневной недели, а в 1940 вернулись к традиционной 7-дневной неделе с одним выходным днем.
Официальная наука приводила аргументы в пользу продления рабочего времени и увеличения
интенсивности труда. В 1939 директор Института охраны труда заявил, что его учреждение пересмотрело принципы оценки физиологии труда, которые, по его словам, «переоценивали» «субъективное чувство усталости» работника. Он назвал теорию усталости... орудием классового врага,
его «последней линией обороны» в попытке замедлить «социалистическое наступление пролетариата». Усталость следовало преодолевать напряжением физических сил и воли…
С целью увеличить эксплуатацию труда работников и контроль над ним власти осуществили
переход с почасовой оплаты труда на сдельную. Число получающих сдельную оплату возросло с в
1930-1932 с 29% до 68%.
"Стройки коммунизма"
Об условиях жизни и труда людей на стройках первой пятилетки ярко рассказал писатель И.
Эренбург в повести «День второй» (1932-1933). Речь шла о строительстве металлургического комбината в Кузнецке.
«...Звери отступили. Лошади тяжело дышали, забираясь в прожорливую глину; они потели
злым потом и падали... Кобель тщетно нюхал землю. По ночам кобель выл от голода и от тоски... Кобель вскоре сдох. Крысы попытались пристроиться, но и крысы не выдержали суровой
жизни. Только насекомые не изменили человеку. Они шли с ним под землю, где тускло светились
пласты угля. Они шли с ним и в тайгу. Густыми ордами двигались вши, бодро неслись блохи, ползли деловитые клопы. Таракан, догадавшись, что не найти ему здесь иного прокорма, начал кусать
человека...
47

Но люди не звери: они умели жить молча. Днём они рыли землю или клали кирпичи. Ночью они
спали...
Люди пришли сюда со всех четырёх концов страны. Это был год, когда страна дрогнула...
Оседлая жизнь закончилась. Люди понеслись, и ничто больше не могло их остановить. Среди узлов вопили грудные младенцы. Старики отхлёбывали суп из ржавых жестянок. Здесь были украинцы и татары, пермяки и калуцкие, буряты, черемисы, калмыки, шахтеры из Юзовки, токари из
Коломны, бородатые рязанские мостовщики, комсомольцы, раскулаченные, безработные шахтеры из Вестфалии или из Силезии, сухаревские спекулянты и растратчики, приговоренные к принудительным работам, энтузиасты, жулики и даже сектанты-проповедники... По базарам Украины ходили вербовщики: они набирали рабочих. Глухие деревни Севера всполошились, узнав, что в
Кузнецке людям дают сапоги... Казахи... никогда не видали ни заводов, ни железнодорожного полотна. Им сказали, что где-то на севере ещё можно жевать и смеяться. Тогда, подобрав полы
своих длинных халатов, они пошли...
На стройке было двести двадцать тысяч человек. День и ночь рабочие строили бараки, но бараков не хватало. Семья спала на одной койке. Люди чесались, обнимались и плодились в темноте. Они развешивали вокруг коек трухлявое зловонное тряпьё, пытаясь оградить свои ночи от
чужих глаз... Те, что не попадали в бараки, рыли землянки. Человек приходил на стройку, и тотчас же, как зверь, он начинал рыть нору. Он спешил – перед ним была лютая сибирская зима...
Люди жили, как на войне. Они взрывали камень, рубили лес и стояли по пояс в ледяной воде,
укрепляя плотину... Они устанавливали, что ни день, новые рекорды, и в больницах они лежали
молча с отмороженными конечностями...
Летуны приезжали, чтобы сорвать спецодежду. Приезжали также крестьяне из ближних
колхозов – “подработать на коровку”. Приезжали и комсомольцы...: они строили гигант. Одни
приезжали изголодавшись, другие уверовав. Третьих привозили – раскулаченных и арестантов,
подмосковных огородников, рассеянных счетоводов, басмачей и церковников. На пустом месте
рос завод, а вокруг завода рос город, как некогда росли города вокруг чтимых народом соборов...
Все иностранцы говорили: постройка такого завода требует не месяцев, но долгих лет. Москва
говорила: завод должен быть построен не в годы, но в месяцы. Каждое утро иностранцы удивленно морщились: завод рос.
В тифозной больнице строители умирали от сыпняка. Умирая, они бредили... Умирая от сыпняка, они ещё пытались бежать вперед. На место мертвых приходили новые».
Вторая пятилетка
Сталинский режим извлёк определённые уроки из провала темпов роста, намеченных на первую
пятилетку. Плановые задания на вторую пятилетку (1933-1937) были скорректированы в сторону
большой умеренности. В результате удалось добиться большего, чем в предыдущее пятилетие,
экономического роста и в пять раз большего повышения производительности труда. В строй вступили 4500 промышленных предприятий. Страна перешла на самообеспечение основными промышленными изделиями и машинами. Резко увеличился выпуск военной продукции, осуществлялась механизация сельского хозяйства. Но всё это сопровождалось по-прежнему низким уровнем
жизни и глубоким кризисом сельского хозяйства.
Одновременно режим пошёл на меры, которые ряд исследователей определяют как «сталинский
неонэп»: распределение по карточкам заменялось торговлей, допускались «колхозные рынки»,
был «реабилитирован» рубль, поощрялись личные подсобные хозяйства крестьян, провозглашался
хозрасчет (использование ценовых и стоимостных критериев) в промышленности. Но эта политика существенно отличалась от старого нэпа. По словам российского историка В. Роговина, она сочетала «ослабление административно-командных рычагов в управлении экономикой с усилением
социальной дифференциации и непрерывным нагнетанием политических репрессий ради подавления всякой оппозиционности и критики..., ради закрепления господствующей роли бюрократии и
режима личной власти».
Экономическое развитие периода второй пятилетки сопровождалось дальнейшим ухудшением
социального положения трудящихся. На предприятиях усиливалось всевластие директора. Один
48

из лидеров режима Л. Каганович провозгласил: «Мастер является полновластным начальником
цеха, директор является полновластным начальником завода, и каждый из них обладает всеми
правами, выполняет все обязанности и несёт ответственность, которые сопутствуют этим должностям». Его брат М. Каганович, высокопоставленный работник Наркомата тяжелой промышленности подтверждал: «Нужно прежде всего укрепить единоначалие. Нужно исходить из того основного положения, что директор является полным единоначальником на заводе. Все работники завода
полностью ему подчиняются». Директора получили право регулировать зарплату и нормы труда
работников.
Один из профсоюзных лидеров пояснял: «Они (рабочие) не должны защищаться от своего правительства. Это совершенно неправильно... Это подмена хозоргана... Это левацкое оппортунистическое извращение, срыв единоначалия и вмешательство в оперативное управление». С 1934
практика коллективных договоров фактически не существовала. Позднее председатель Центрального совета профсоюзов Н. Шверник заявлял: «...когда план является решающим началом в развитии нашего народного хозяйства, вопросы заработной платы не могут решаться вне плана,
вне связи с ним. Таким образом, коллективный договор как форма регулирования заработной платы изжил себя».
В рамках политики повышения норм выработки режим широко использовал так называемое социалистическое соревнование, поощряя конкуренцию между самими работниками. О том, как это
делалось, свидетельствует история так называемой «стахановщины». В августе 1935 шахтёр А.
Стаханов превысил сменную норму добычи угля почти в 15 раз. Его «опыт» широко рекламировался и внедрялся и в других отраслях экономики, был официально «рекомендован» пленумом ЦК
партии. В действительности каждое из подобных достижений было специально организовано с
помощью создания особых условий работы – с тем, чтобы затем провести в 1936-1938 массовое
повышение норм выработки по всем отраслям. Один шахтер-эмигрант назвал «стахановщину»
«новым выжиманием пота и крови из рабов “социалистического государства”». Не зря рабочие
ненавидели стахановцев! Власти даже вынуждены были ввести специальное наказание за убийство стахановца, как за политическое преступление.
"Большой террор"
Во второй половине 30-х на смену сталинскому неонэпу пришёл большой террор. У него было
много причин, включая, разумеется, острую политическую борьбу, соперничество между номенклатурными кланами и стремление сталинского режима разрушить любую почву для потенциального возникновения какой-либо оппозиции. Среди этих причин выделяется ещё одна, важнейшая:
попытка сталинской системы обеспечить растущую тяжёлую и военную промышленность и строительство транспортной сети миллионами даровых рабочих рук заключенных. «Труд заключенных,
как правило, очень непроизводителен. Русское правительство прибегает к нему в таких огромных
масштабах просто потому, что у него относительно меньше капитала, чем людской силы, по
сравнению с передовыми странами Западной Европы и Соединенными Штатами, – пояснял критик сталинизма Тони Клифф. – В то же время, как это ни парадоксально, использование этого
труда помогает преодолеть узкие места, вызываемые недостатком рабочей силы в некоторых
районах и отраслях промышленности... Кроме того, следует помнить, что в СССР есть много
неприятных работ (на Дальнем Севере, например), к которым свободных или даже полусвободных рабочих можно склонить, только используя весьма веские побудительные мотивы».
Волна террора сопровождалась ужесточением трудового законодательства и фактической милитаризацией труда в период 3-й пятилетки (1938-1941). Указ от 28 декабря 1938 был направлен
против опозданий на работу и «безделья». Нарушителям грозило понижение в должности, а при
совершении 3-х нарушений в течение месяца или 4-х в течение двух месяцев – увольнение с работы. В июне 1940 власти запретили «самовольный уход рабочих и служащих с предприятий и
учреждений»: было решено, что работник, отсутствовавший на работе без «уважительной причины» хотя бы день, будет присуждаться к принудительным работам без тюремного заключения
сроком до 6 месяцев по месту работы и к сокращению зарплаты на четверть. В октябре органы
управления промышленности получили официальное право принудительно переводить работни49

ков на другие предприятия и учреждения. По существу, работники были прикреплены к своим рабочим местам.
Наряду с террором и ужесточением деспотического режима на производстве сталинский режим
широко использовал и другой метод подстегивания к труду – разжигание массового энтузиазма. О
фанатизме и упорстве строителей «социализма», «героев пятилеток» и особенно комсомольцев 30х почти единодушно упоминают свидетели и участники событий тех лет. Нет никаких оснований
сомневаться в искренности многих из этих людей. Пафос «строительства нового», без чего были бы немыслимы «трудовые свершения» первых пятилеток, до сих пор вызывают ностальгические чувства у многих переживших сталинский «перелом».
Но не следует забывать о том, что этот энтузиазм, эта массовая самоотверженность, побуждавшая людей в нечеловеческих условиях отдавать свои силы и жизни во имя «создания нового общества», усиленно внушались сверху режимом, который цинично раздувал и использовал наивную веру и иллюзии миллионов для достижения собственных целей.
Господствующая мораль сталинского общества требовала от человека, по словам французского
социолога А. Горца, чтобы он воспринимал выполнение плана как моральное веление, чтобы он
«сам хотел быть тем инструментом, с помощью которого внешняя по отношению к нему воля
(плана или партии) осуществляла внешние по отношению к нему цели (социализма, истории, революции). Его любовь к партии, его вера в революцию и социализм должны были придать смысл
той узкоспециальной и непонятной ему задаче, которая предписывалась ему планом. Вера и революционное воодушевление призваны были, таким образом, компенсировать то, что смысл и осознание плановых целей оставались совершенно непостижимыми для человеческого опыта».
Этой иррациональной вере не мешал даже развернувшийся массовый террор. «Нет, не сошел с
ума, не убил себя, не проклял и не отрекся... – с горечью и раскаянием вспоминал позднее Л. Копелев. – А по-прежнему верил, потому что хотел верить, как издревле верили все, кто были одержимы стремлением служить сверхчеловеческим, надчеловеческим силам и святыням: богам, императорам, государствам, идеалам Добродетели, Свободы, Нации, Расы, Класса, Партии...».
Реальную степень и масштабы сопротивления рабочих против невыносимых условий и темпов
труда, навязываемых им политикой индустриализации, трудно оценить. Какие-либо легальные забастовки были в условиях сталинской диктатуры невозможными.
Трудящиеся могли ещё пытаться протестовать, меняя место работы, пока это не было окончательно запрещено. Можно предположить, что, по крайней мере, какое-то число случаев саботажа,
порчи оборудования, станков и т.д. в 30-е действительно были индивидуальными актами протеста
рабочих – подобно движению «разрушителей машин» во время индустриализации в Англии в
XVIII-XIX вв.
За годы 3-й пятилетки были построены ещё около 3 тыс. промышленных предприятий. В стране
были заложены основы современного индустриального общества. Доля рабочих в населении выросла до 33%, служащих – до 17%, доля крестьян сократилась до 50%. В промышленности и строительстве было занято 23% активного населения (в сельском хозяйстве 54%). СССР стал мощной
индустриальной державой, заняв первое место в Европе и второе место в мире по промышленному
производству.
Созданный за 30-е промышленный и военный потенциал позволял сталинскому государственнокапиталистическому режиму вести политику активной внешней экспансии, выиграть вторую мировую войну и завоевать половину Европы. Но положение сверхдержавы было достигнуто ценой
неисчислимых мук и страданий простых людей.
Классовая направленность сталинских преобразований
В 1935 Сталин заявил: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее». Разумеется, не для
всех. Югославский левый коммунист А. Цилига, много лет проведший в сталинских лагерях, не
зря назвал СССР «страной великой лжи»: «Всё то, что так недавно было грехом для социалистического сознания – что остаётся грехом для всякого морального сознания – привилегии сытости и комфорта в стране нищеты и неисчерпаемого горя – теперь объявляется дозволенным, –
писал эмигрант Г. Федотов в 1936. – Кончился марксистский пост, и... наступило праздничное
50

обжорство. Для всех? Конечно, нет. Не забудем, что именно эти годы принесли с собой новые
тяготы для рабочих и углубление классовой розни. Веселая и зажиточная жизнь – это для новых
господ. Их языческий вкус находит лишнее удовлетворение своей гордости в социальном контрасте. Нигде в буржуазном мире пафос расстояния не достиг такой наглости, как в России, где он
только что освободился от долгого запрета... На верхах жизни продолжается реставрация дореволюционного быта. Новое общество хочет как можно больше походить на старую дворянскую и интеллигентскую Россию. Поскольку оно не довольствуется элементарной сытостью и
комфортом, его мечты о «красивой» жизни принимают невыносимо пошлые формы».
Роскошная жизнь правящего слоя – государственно-капиталистической, чиновной и менеджерской буржуазии – резко выделялась на фоне нищеты большинства населения. 8 февраля 1932, в
год страшного голода, был официально отменён «партмаксимум» – верхние границы для заработков членов партии. «В быту Сталина и других членов Политбюро причудливо сочетались как бы
две эпохи – формальное отсутствие личного имущества, сохранившееся от первых лет революции, и безграничное, бесконтрольное пользование материальными благами, зачастую недоступными даже западным миллионерам», – писал историк В. Роговин.
Как вспоминал академик Е. Варга, «под Москвой существуют дачи – конечно, государственные; при них постоянно находится 10-20 человек охраны, кроме того, всего до 40-50 человек прислуги. Всё это оплачивает государство. Кроме того, естественно, имеется городская квартира с
соответствующим обслуживанием и по меньшей мере ещё одна дача на юге. У них персональные
спецпоезда,... и, конечно же, множество автомобилей и шоферов... Они бесплатно получают...
все продукты питания и прочие продукты потребления». Номенклатура более низкого ранга
пользовалась специальными распределителями и столовыми за символическую цену.
В 1936-1938 председатели палат Верховного Совета СССР и их заместители получали по 25 тыс.
руб. в месяц, а депутаты – по 1000 руб. в месяц плюс 150 руб. в день во время сессий. Председателям районных исполкомов Советов и первым секретарям районных комитетов партии было установлено жалование в 550-750 руб. в месяц, заместителям председателя и вторым секретарям – 450650 руб., другим партийным, государственным и комсомольским чиновникам – 400-500 руб.
Директора предприятий получали 2000 руб. в месяц (не считая средств из «директорских фондов»), руководящие инженеры – 1500 руб. От многих сотен до многих тысяч рублей получали
представители художественной и писательской элиты. В то же самое время, рабочие получали (в
зависимости от квалификации) 110-300 руб., мелкие служащие – 130-180 руб., служащие и техники – 300-800 руб., врачи – 400 руб. и т.п. Прожить на зарплату простого человека было крайне
трудно: костюм стоил 800 руб., туфли 200-300 руб., метр драповой ткани –100 руб.
Экономический рост, индустриальное и военное могущество Советской империи осуществлялись за счёт беспощадной эксплуатации простого народа. По подсчётам, покупательная способность зарплаты сократилась за 1928-1940 почти в 3 раза при росте производительности труда более чем в 3 раза.
В Москве ещё создавалась иллюзия изобилия промышленных товаров и продуктов питания – на
показ иностранным визитерам, которые потом на все лады расхваливали «чудеса» советской действительности. О том, как выглядела в 30-е жизнь в советской провинции, рассказал шахтёр,
опубликовавший под псевдонимом И. Волго-Дунайский статью «Как живут шахтеры в Донбассе»
в анархистском эмигрантском журнале «Дело труда – Пробуждение»: «В эти (имеются в виду
шахтерские) районы завозили больше, чем в колхозы и совхозы. Обычно привозили товары в магазины на шахты раз в 2-3 недели, а иногда гораздо реже... Сегодня, скажем, привезли товары в
магазин. Лишь стемнело, жены большевицких сановных акул, а то и сами главари, кто не занят,
идут в магазин, где торговцы уже разложили свои товары и ждут своих владык, хотя с улицы
магазин закрыт и сторож, как обычно, сидит на крыльце или ходит вокруг... Каждый из большевицких главарей берёт то, что ему нравится, и столько, насколько у него или у неё хватит денег... Не было ни одной шахтёрской семьи, которая не нуждалась бы в том, что по ночам тащили из магазина компартийцы.
Жёны же шахтеров, узнав о привозе товаров, сбегались со всех сторон засветло и устанавливали честную очередь с вечера, хотя магазин откроют только завтра. Они стоят в очереди всю
51

ночь, оставив детей взаперти в квартире. Будь это зима или лето, около магазина всегда полно
людей: женщины, мужчины и дети-подростки, у которых мать больна и некому идти в очередь
мерзнуть. За ночь милиция по нескольку раз разгоняет этих людей от магазина, но по уходе полиции они опять становятся в очередь. Разумеется, нужда гнала этих людей в очередь, они не знали, что внутри магазина комначальство уже всё распределило. А те, которые видели преступление главарей большевизма, не решались протестовать, ибо таким смельчакам немедленно пришивалась «контрреволюция» и их отправляли в ссылку на север России.
Обычно в 5 часов утра полиция уходит и в это время новые массы людей бегут к магазину с
криком: “Кто последний? – Я за вами”. К открытию магазина в 8 часов утра собиралось несколько сот человек. В этот момент хулиганы и пропойцы из бывших партизан начинают лезть
без очереди к дверям магазина; некоторые смельчаки из публики тоже лезут к дверям наводить
порядок. В этот момент открывается магазин – и начинается страшная давка: задние ряды
напирают и лезут через головы передних. Крики, стоны и плач... В давке – озлобленность и драки... Попав, наконец, в магазин, люди не могли достать то, в чем они нуждались, потому что
комголовка увезла их ночью на черный рынок.
Зато водку живодёры продавали вне очереди. Эта водка привозилась в бочках и продавалась
дешевле настоящей водки. В 1939-40 годах её продавали у магазинов, и те, кто имел деньги, тащили её целыми ведрами. Этим большевицкая власть старалась выкачать средства и одурманить мозги. ...Во время торговли мануфактурой в магазин опять приходили с утра жёны большевицких сановников, они лезли вне очереди и опять набирали, сколько хотели...
На шахте рабочих было 1480 человек, а сановников – 20. Последние уносили больше, чем 1480
рабочих. Эти 20 главарей... имели своих агентов по продаже закупленных товаров не на общем
базаре, а сперва – близким родным, затем – субагентам; далеко находящимся родственникам посылали товары по почте. Двадцать главарей делали огромные барыши, но на митингах всегда
орали во всё горло: “Долой спекулянтов – врагов народа!”. Так строился при мне сталинский социализм».
«Культурная революция»
Осуществление широкомасштабной индустриализации было немыслимо без повышения образовательного уровня населения СССР. Неграмотные, неподготовленные работники не могли работать
на современных станках и машинах, не в состоянии были прочесть инструкции и даже указания
властей. В 1926 55% крестьян не умели читать; среди рабочих было также много неграмотных.
Поэтому режим резко ускорил осуществление мер, получивших официальное название «культурной революции»: ликвидации неграмотности, внедрения обязательного всеобщего начального образования на языках народов СССР, увеличения числа учебных заведений всех уровней, создания
новой, верной властям интеллигенции.
Уже к концу 1933 количество грамотных в СССР достигло 90%. В 1930 было введено всеобщее
начальное образование. В 1937 число учащихся в начальных и средних школах достигло 28 млн.
(в 1914 – 8 млн.), а в высшей школе – 542 тыс. (в 1914 – 112 тыс.). За годы второй пятилетки были
построены 19 тыс. новых школ. Открывались театры, кино, музеи, библиотеки, дворцы культуры и
т.д. Задача обучения рабочих рук и кадров для индустриальной державы была, в основном, решена. Со второй половины 20-х лингвисты приступили к разработке систем письменности для «бесписьменных» народов. Обычно они создавались на латинской основе. На латинскую графику переводились вначале и письменности, пользовавшиеся арабским письмом (аналогичную «модернизацию» и «европеизацию» провёл режим Ататюрка в Турции). Но в 30-е произошел поворот к русификации, латинская система письма сменялась на русский алфавит.
Одной из задач режима было смещение прежних кадров «старых специалистов», которым он не
доверял, считая недостаточно лояльными. В 1928-1931 власти вели ожесточённую кампанию против «буржуазных специалистов», которые были обвинены в «правом уклоне». Только за 1928-1929
были отстранены от выполнения обязанностей 138 тыс. служащих (11% общего числа); до 1933
отстранения коснулись ещё 153 тыс. служащих. Только в Донбассе половина кадровых работников предприятий была смещена или арестована. На железных дорогах за первые полгода 1931 бы52

ло «разоблачено» 4,5 тыс. «саботажников». Власти организовали ряд процессов над специалистами («Шахтинское дело», суды над работниками ВСНХ, предполагаемыми членами «Крестьянской
трудовой партии» и «Промпартии»). Тем самым, по словам французского историка Н. Верта, «был
найден “козёл отпущения” за срывы в экономике..., заставляли молчать кадровых работников, не
поддерживавших политику ускоренной индустриализации..., ставили в пример другим бдительность и эффективность новых пролетарских кадров».
Смещённые представители технической интеллигенции усиленно заменялись «выдвиженцами»
«от станка», на преданность которых режим мог рассчитывать. Между 1928 и 1932 число мест на
«рабочих факультетах» в учебных заведениях увеличилось с 50 тыс. до 285 тыс. Более 140 тыс.
рабочих получили руководящие технические и управленческие посты, к 1932 50% руководящих
кадров в промышленности составили «практики» – «выдвиженцы». Около 660 тыс. рабочихкоммунистов ушли в служащие, управленцы или на учебу.
В начале 1932 около 233 тыс. бывших рабочих проходили обучение или курсы повышения квалификации. Общее число рабочих, выдвинутых таким образом за период первой пятилетки, составило 1 млн. чел. Это была основа новой, «сталинской» интеллигенции.
Однако реальность быстро показала, что уровень знаний и квалификации «выдвиженцев» всё
ещё недостаточны. И режим в очередной раз – до поры – отступил. 23 июня 1931 Сталин провозгласил «шесть условий», прекратив форсированную «кадровую революцию». Он осудил «спецеедство» и призвал к «большей заботе» о «старых специалистах». 40 тыс. рабочих-«выдвиженцев»
были возвращены на производство. Власти отменили большую часть стипендий и предоставление
за счёт предприятий 2 часа в день на обучение рабочих. Ограничения на доступ детей старых кадров к высшему образованию были ослаблены или отменены.
Всё это, разумеется, не заставило режим в принципе отказаться от формирования новой, послушной ей технической и творческой интеллигенции. Шахтёр, опубликовавший под псевдонимом «И. Волго-Дунайский» свои воспоминания в эмигрантском журнале «Дело труда – Пробуждение», рассказывал, как на шахте, где он работал в 30-е, управляющий «начал очищать себе дорогу от тех инженеров, в основном беспартийных, которые мешали ему “развернуться”».
Только с 1934 по 1936 он «выгнал из своей шахты 34 главных инженера и их помощников, в
большинстве с высшим образованием и многолетним стажем в горной работе. Как ярый большевик, доверенный партии и правительства, он хотел показать большую добычу угля “большевицкими темпами”, то есть, не считаясь с тем, что выйдут механизмы из строя и будут никому
ненужные человеческие жертвы. Инженеры на это не соглашались, а потому и получали... по
шапке».
Однако, когда в 1939 на шахту прибыл молодой инженер, состоявший в партии, управляющий
нашёл с ним общий язык. Они, «секретно договорившись с представителями плановой комиссии,
добились для шахты заниженного плана добычи угля, поэтому норма эта всегда перевыполнялась... Но за перевыполнение плана получали премии несколько человек: управляющий, три инженера, начальники участков, их помощники, секретарь и помощник партячейки, председатель и
помощник профсоюзного комитета».
Гигантская волна кадровых перемещений, чисток и новых «выдвижений» прокатилась в годы
«большого террора» 1936-1938. В отношениях с работавшей на неё интеллигенцией сталинский
режим прибегал к методу сочетания кнута и пряника. Террор второй половины 30-х больно ударил
по творческой и научной интеллигенции. В то же время художественная, писательская и научная
элита пользовались материальными привилегиями, немыслимыми для простого человека «страны
Советов». В 1936, когда средняя зарплата в СССР составляла 231 руб. в месяц, 251 писатель зарабатывал по 500-2000 руб. в месяц, 50 – по 2000-6000 руб. в месяц и, наконец, 14 наиболее видных
– свыше 10 тыс. руб. в месяц. Не удивительно, что верхушка интеллигенции сохраняла лояльность
по отношению к сталинскому режиму. Н. Мандельштам, жена репрессированного поэта О. Мандельштама, вспоминала: «Жители нового дома с мраморным, из лабрадора подъездом понимали
значение тридцать седьмого года лучше, чем мы, потому что видели обе стороны процесса. Происходило нечто похожее на Страшный суд, когда одних топчут черти, а другим поют хвалу.
Вкусивший райского питья не захочет в преисподнюю. Да и кому туда хочется?.. Поэтому они
53

постановили на семейных и дружественных собраниях, что к тридцать седьмому надо приспосабливаться». Сталинский режим стремился установить полный контроль над сферой культуры и
превратить её в средство пропаганды и восхваления власти и её вождей. В рамках унификации
культуры и искусства 23 апреля 1932 ЦК ВКП (б) принял постановление «О перестройке литературно-художественных организаций», которое ликвидировало все имевшиеся творческие объединения. По диктату ЦК создавались единые творческие союзы по профессиям – писателей, композиторов, художников, архитекторов и т.д. Все издания отдельных групп ликвидировались вместе с
ними. Был утверждён единый, обязательный для всех художественный метод так называемого
«социалистического реализма», любой творческий поиск, выходящий за эти узкие рамки, преследовался как «формализм» и «авангард». «Культурная революция» по-сталински обернулась, таким
образом, завоеванием и подчинением культуры идеологии.
Мы публикуем следующую статью, хотя, на наш взгляд, в ней содержится некое оправдание сталинских методов модернизации экономики. «Результат любой ценой», «Выполнение плана –
прежде всего!» – это оттуда, из тех лет. Невероятное число танков и самолетов, не нужных в
таких количествах для обороны, но идеальных для нападения и потерянных Красной Армией в
июне 1941 на западной границе, – были результатом огромных затрат всей страны, голодавшей,
но производившей горы оружия.
Ильзар ГУМАРГАЛИЕВ
МОДЕРНИЗАЦИЯ КАК СОСТАВНАЯ ЧАСТЬ РАЗВИТИЯ ПОСЛЕ 1917
Вместо введения
В упоминании событий 1917 для нашей страны и
всего остального мира, включая и Февраль, и Октябрь, выпадает следующий компонент, на наш
взгляд незаслуженно. Его можно именовать «национально-освободительная борьба» или «национальноосвободительное движение». Такое понятие (с добавлением характеристики «антиколониальное движение») присутствовало на протяжении ХХ века в
литературе и описании социально-экономических и
политических процессов.
Советский плакат 30-х годов

Затем оно уступило место проблемам стран с разным уровнем развития в условиях глобализации. Это то, что называется взаимоотношениями
по линии «центр-периферия». Но из нашего внимания за последнее время «национальноосвободительный» аспект каким-то образом ускользал. Между прочим, в разработке теории национально-освободительного движения значительную роль сыграла советская марксистская
школа, а также зарубежные марксисты и представители «неортодоксальных» школ. Об этом же, но
с другой стороны и с другими взглядам, говорили сторонники «мэйнстрима» и неолибералы.
Таким образом, настало время вернуться к несколько забытому понятию и рассмотреть события
1917 под данным углом зрения. Не следует также забывать, что такой подход и формирует социально-экономическую базу для дальнейшего развития многих стран. Поэтому мы без сомнений
можем добавить в число характеристик, связанных и являющихся следствием рассматриваемых
событий, разработку и внедрение в жизнь теорий модернизации, «догоняющего» и «опережающего» развития», вариантов промышленной политики. И наконец – системы общенационально планирования и создания высокотехнологичных отраслей.
Исходные предпосылки
Возвращаясь непосредственно к событиям российской революции, мы можем поймать себя на
мысли, что желательным… было её избежать. Да, именно избежать в том виде, в котором она произошла. И даже возникает желание «перепрыгнуть» и «оттолкнуться» от 1917 и сразу «войти» в
54

1929. Т.е. в годы индустриализации и начала «первых пятилеток». Годы, последовавшие за этим,
стали годами подлинного энтузиазма, воспевания настоящих славных подвигов на трудовой ниве,
формирования промышленной базы страны, нового лица её аграрного комплекса, инфраструктуры
развития науки образования, здравоохранения и культуры. Формировался новый социальный тип,
имевший национальные особенности (включая Россию и все остальные республики) и соответствовавший мировым тенденциям.
Конечно, не всё шло гладко на этом пути. Атмосфера насилия, сопровождавшая революцию и
Гражданскую войну, ослабили потенциал развития страны. К тому же он был достаточно неустойчив и до 1917. Россия росла бурными темпами. Появлялись новые заводы и фабрики, осваивались
территории, росла мощь армии и флота. Шло и социальное развитие. Однако экономический рост
зависел от внешнего влияния, был сырьевым по отраслевой направленности (сельское хозяйство
плюс продукты его первичной переработки). Ощущалась нехватка квалицированных кадров («человеческого капитала») в нарождающихся отраслях и в целом по стране. Сказывалась невысокая
грамотность населения, нерешённость сельскохозяйственных проблем, отставание в производительности труда. Отметим для справки, что к началу I Мировой войны в США насчитывалось около 1 млн. автомобилей, а в Российской Империи – только 25 000. Тогда же количество металлорежущих станков для гражданских и военных отраслей было меньше в 11 раз (1000 против 11 000),
чем у кайзеровской Германии, будущего оппонента в войне. К тому же они зависели от иностранных комплектующих, что в условиях боевых действий, а именно блокирования транспортных путей, приводило к остановке важных производств. А потом – к «снарядному» и «патронному» голоду. Россия даже по объёмам промышленного производства отставала от США, Великобритании,
Германии и Франции. Доля её в совокупном промышленном производстве в процентах от пяти
вышеперечисленных держав составляла всего 4,2 пункта. В общемировом производстве в 1913 доля России составляла 1,72%, доля США – 20%, Англии – 18%, Германии – 9%, Франции – 7,2%
(это всё страны, имеющие население в 2-3 раза меньше, чем Россия). При том, что России в 1913
собрала рекордный (80 млн. т.) урожай зерновых1.
По размерам валового национального продукта на душу населения Россия уступала США в 9,5
раза, Англии –в 4,5, Канаде – в 4, Германии – в 3,5, Франции, Бельгии, Голландии, Австралии, Новой Зеландии, Испании – в 3 раза, Австро-Венгрии – в 2 раза2. По энерговооруженности и механовооруженности Россия отставала от США в 10 раз, от Англии – в 5, от Германии, Бельгии, Новой
Зеландии – в 4 раза. Добавим сюда же еще один интересный факт: в 1913 в США имелось 3,035
млн. абонентов телефонной сети, в Германии 797 тыс., в Англии 536,5 тыс., во Франции – 185
тыс., в Австро-Венгрии –110 тыс., в Швеции – 102 тыс., в Дании – 98 тыс., а вот в России – 97 тыс.
абонентов.
Чем эффективнее работала экономика России, тем больше дохода получали банки западных
стран. В 1887-1913 Запад инвестировал в Россию 1783 млн. золотых рублей. За этот же период из
России было вывезено чистого дохода – 2326 млн. золотых руб. (превышение за 26 лет доходов
над инвестициями на 513 млн. золотых руб.), (рис. 7). Ежегодно переводилось за границу выплат
по процентам и погашениям займов до 500 млн. золотых руб. (в современных ценах это 15 млрд.
долл.)3.
В целом технологическое развитие было зависимым от развитых стран Северной Америки и Европы. Национальный капитал как таковой был развит слабо. И база для собственного независимого развития создана не была. Таковы были проблемы национального хозяйства, стоявшие перед
Россией накануне обсуждаемых событий.
Вместе с тем пагубность революционного сценария, особенно Февраля 1917, заключалась именно в продолжении таких тенденций, а именно: в укреплении компрадорского, торговопосреднического и подобного им капиталов, зависимого и периферийного развития страны. То
есть, с одной стороны, революция, разрушив институты и порядок в государстве, ослабила тен1

«Прорыв» России 1913 года. Экономика и промышленность. http://hranitel-drev.livejournal.com/224228.html. Царская
Россия в цифрах. http://www.rusproject.org/node/25
2
Там же.
3
Там же.

55

денции к модернизации. Но с другой стороны, она ликвидировала компрадорские и колониальные тенденции. Казалось, лучше было бы провести одну национально-освободительную революцию с ликвидацией упомянутых отрицательных вариантов. Но у истории свои законы, произошло
то, что произошло. Из этого надо исходить и делать соответствующие выгоды.
Вероятности альтернатив1
Обычно при сравнении советской модернизации 30-х (она же индустриализация + коллективизация + «социальное развитие», культурная революция) возникают параллели с китайскими реформами конца 1970-х – начала 80-х. Возникает вопрос о применимости «китайской модели» к событиям в Советском Союзе перед началом «модернизации». Нельзя утверждать, что потенциал, возникший с притоком иностранного капитала в период НЭПа, был сведён к нулю при первой советской индустриализации.
Объемы дефицита, притока-оттока капитала, внешней задолженности СССР были, особенно
в начале 30-х, весьма значительны. И всё же в силу политического фактора (по политическим причинам на Советскую Россию – а затем и на СССР – накладывались определённые санкции), неудачной внешней конъюнктуры (не будем забывать о Великой депрессии 30-х) и, как теперь сказали бы, «неблагоприятного климата для ведения бизнеса» – отсутствия инфраструктуры, логистики и т.д., – этот источник не смог стать ни основным, ни даже особенно заметным, и прототипа
нынешнего Китая из СССР 30-х не получилось. Хотя лично Сталин и другие руководители страны
к такому повороту, судя по огромным усилиям, приложенным в 30-х для преодоления изоляционизма, возможно, и были расположены.
К упомянутому следует отметить то, что на тот период времени в мире сохранялась колониальная система управления будущими развивающимися странами. Она, под влиянием I Мировой войны, революции в России и общего национально-освободительного движения стала давать сбои,
начала разрушаться, но ещё сохранялась.
Мировая торговля, в основном, происходила между метрополиями и колониями. А США в то
время сосредотачивались на торговле со странами «большого континента» – Северной и Южной
Америки. При этом они имели возможность развивать свой внутренний рынок, не оглядываясь на
мировые тренды. Далее, ещё раз упомянем Великую депрессию 1929-1933, отразившуюся, естественно, и на международной торговле. К тому же такие страны, как Германия и Италия, вынашивая планы дальнейшей экспансии (в союзе с Японией), которые частично реализовались, стали
ограничивать внешнюю торговлю с потенциальными соперниками в будущей войне.
И, соответственно, не хотели слишком глубоко «увязать» в связях с упомянутыми странами (за
некоторыми исключениями: если торговля наращивала их военный потенциал), в числе которых
рассматривали и СССР.
И наконец, безотносительно существовавшей тогда ситуации на мировых рынках, существовала
общая тенденция протекционизма в отношениях между странами (рис. 1).
Но даже в условиях отсутствия притока капитала проводить догоняющую модернизацию
в условиях изоляционизма всё равно не получится, какая-то минимальная интеграция в мировую
систему хозяйства нужна. Можно мобилизовать внутренние накопления, но на них, в лучшем случае можно организовать инвестиции в строительство, инфраструктуру и т.д.
Однако продукцию, относящуюся к средствам производства: станки, машины и оборудование –
всё равно надо где-то купить, если это не производится в стране. Вопреки теории сравнительных
издержек, которая говорит, что возможности для эффективного экспорта найдутся всегда, Советский Союз того времени мало что мог предложить на внешний рынок – высокотехнологичного
экспорта тогда не было, да и нефти не было в достаточном количестве.

1

См. Рождение красного колосса. Эксперт №» 1, 2010.
http://www.expert.ru:80/printissues/expert/2010/01/rozhdenie_krasnogo_kolossa?esr=5.

56

Преобладание
"колониальной"
торговли

Влияние Великой
депрессии

Протекционизм в
торговых отношениях
стран мира

Политические
ограничения торговли
с СССР

Ограничение торговли
по милитаристским
соображениям

Рис. 1 Проблемы свободной торговли для СССР накануне модернизации

В наши дни, когда мы наблюдаем торговую экспансию Китая и иных южноазиатских экономик,
удивительно, что помимо двух сырьевых продуктов – нефти и марганца – в промышленности имперской России не было создано сколько-нибудь заметного экспортного сектора. Вероятно, это
объяснялось всеобщим протекционизмом того времени. Как мы понимаем, и сталинская индустриализация оказалась совершенно не экспортно-ориентированной. А это уже странно — если
вспомнить, что вся она проходила под знаком острейшего дефицита валюты и золота, и властям
приходилось проявлять чудеса изобретательности и изворотливости для их поиска. Но только на
первый взгляд.
Нельзя сказать, что комбинации с созданием экспортного анклава вовсе не принимались во
внимание. Так, глава правительства А.И. Рыков в дополнение к первой пятилетке предложил свой
вариант, так называемую «двухлетку». Основное содержание её сводилось к тому, чтобы в первые
два года пятилетки обратить особое внимание на развитие аграрного сектора. Туда надо было целенаправленно вложить значительно больше средств (инвестиций и других ресурсов), чем планировалось по новому пятилетнему плану. Интенсивное развитие сельского хозяйства должно было
бы нарастить экспорт хлеба и других сельскохозяйственных продуктов, что дало бы стране твердую валюту, необходимую для развития промышленности.
План Рыкова был сочтен неприемлемым, причём в дальнейшем его предложение было главным
аргументом в борьбе с так называемым «правым уклоном», участь которого, как известно, была
трагична. Но в данном случае экспортный план, скорее всего, был нереализуем.
Дело происходило весной 1930 в разгар мировой финансовой лихорадки на фондовых рынках,
когда наш экспорт зерна вряд ли был кому-то необходим. В дополнение можно отметить, что в
таких условиях Советскому Союзу приходилось бы соперничать на мировых рынках с США и Аргентиной (на тот момент, в какой-то мере, экономического лидера Западного полушария, разделявшей этот титул с США) – крупными мировыми сельскохозяйственными производителями с
налаженной системой экспорта. Очевидно, что такой экспорт обернулся бы демпингом (падением
цен), введением специальных ограничений, как, например, запрет на оплату золотом со стороны
СССР ряда товаров, и т.д. (рис. 2).
Не учитывалась и среднесрочная, не говоря уже о долгосрочной, политическая ситуация и связанные с ней события в мировом хозяйстве. В условиях надвигавшейся войны невозможно было
обеспечить воспроизводство народного хозяйства на основе «неиндустриализированных» технологий. К тому же такой «неспешный» подход в преобразованиях грозил потерей темпа. Другие
страны могли уйти вперед, а в условиях войны, без современных технологий в промышленности и
отраслей промышленности, выживание страны будет под угрозой.
Теперь, абстрагируясь от конкретных обстоятельств (что не совсем верно, но допустимо), сделаем вывод для ситуации «мирного времени» того периода. В конечном счёте, без уже упомянутых
инвестиций, без необходимых запасов зерна (поскольку основная его масса отправлена на экс-

57

порт), без тех же средств производства сельское хозяйство ещё быстрее бы скатилось в пропасть
кризиса, но уже без всяких надежд на восстановление1.
Продажа
сырья на
экспорт

Демпинг +
ограничения на
торговлю и
отстутствие целевой
ориентации в импорте

Спад, кризис и
вероятный крах в
условиях
неполученных доходов
и при отсутствии
воспроизводственной
базы

Рис. 2 Особенности вероятной модернизации при условии «свободы торговли».

В реальности произошло что-то похожее на упомянутый сценарий, но имелись существенные
различие.
С одной стороны, удалось продать экспортную продукцию (то самое зерно и другие товары сырьевой группы) по приемлемой цене.
Точнее сказать – и это уже с другой стороны, – из-за мирового кризиса упали цены на машины и
оборудование, и возможности сбыта у данных производителей в развитых странах были ограничены. Поэтому они и согласились на предложение СССР.
С третьей стороны, удалось запустить механизм индустриализации, пусть и жесткими методами,
который обеспечил развитие и сельскому хозяйству, и остальным отраслям, и всей стране (рис.3).
Продажа сырья на
экспорт

Целевая закупка
оборудования и
машин

Подъем, несмотря на
трудности,
изменений в
структуре хозяйства

Рис. 3 Модель удавшейся модернизации.

В дополнение приведем ряд показателей. В 1931 появилось пассивное сальдо во внешней торговле – 300 млн. золотых руб.: длящаяся на тот момент времени индустриализация и недостаток
спроса из-за рубежа заставляют сокращать экспорт. К этому времени в стране уже полным ходом
вводят карточки на продукты питания и другие товары первой необходимости. В итоге закупки
товаров за рубежом неизбежно финансируются в значительной мере кредитами. Так, в торговле
с США в 1929-1940 экспорт финансирует лишь треть импорта. Очевидно, что какая-то часть долга
была оплачена золотовалютными резервами, причём советское золото американцы стали регулярно закупать с 1939. Но это неизбежная цена индустриализации.
Возвращаясь к отмеченным положительным тенденциям, скажем следующее. Модернизация
(она же система планирования в СССР) в развитии индустрии, сельского хозяйства, науки и т.д. в
условиях импортозамещения вылилась в высокие темпы роста и преобразила облик страны, как
принято говорить. Более того, это повлияло и на мировое сообщество – как среди развитых стран,
так и среди развивающихся. Общий кризис 1929-1933 однозначно заставил это сделать. Модель
«догоняющего и опережающего развития» СССР стала пользоваться спросом. За несколько лет
стране удалось наладить выпуск сложного оборудования, которое ранее импортировалось. Более
того, начинались тогдашние инновации в передовых секторах хозяйства – авиации и т.д. Это было
принципиально новое развитие. Оно усилилось после победы в Великой Отечественной войне, когда система жизнеустройства и организации хозяйства Советского союза выдержала экзамен на
прочность и стала формироваться уже мировая система, скорее не «социализма», а стран «догоняюще-опережающей» модернизации. Среди них тоже были различия, но, они в целом были идентичны. В принципе, успех или провал модернизации без учета конкретного и реального исторического контекста не имеет смысла.

1

Тоже спорное утверждение. Из него «логично» вытекает, что катастрофический разгром сельского хозяйства, учинённый политикой сплошной коллективизации, от чего СССР не оправился до последних дней своего существования,
имел своим «благом» индустриализацию, плоды которой были сведены на нет уже в другой катастрофе – в военных
поражениях 1941-1942. Вопиющий стереотип советской историографии. – Ред.

58

То, что было хорошо для стран Юго-Восточной Азии в середине ХХ в., очевидно не подходит
Ирландии конца века, и наоборот. Модернизация как прорыв к некоему усовершенствованному
состоянию страны, имеет, словно маршрут передвижения по местности, исходную и завершающую точку.
Исходную – отдельно взятую страну с её достоинствами и недостатками, историей развития,
географическим и иным положением в мире.
Завершающую – состояние сегодняшнего дня, которое зачастую переживает стремительные перемены. В качестве примера приведем следующее мнение, подтверждённое экспертами. Еще несколько лет назад совершенной считалась модель финансового рынка без ограничений, а сегодня –
после мирового кризиса – все нарочито избегают упоминания о ней. Само понятие «модернизация» неоднократно трансформировалось на протяжении последних нескольких столетий. Исторический опыт прошлого эффективен, если мы чётко позиционируем себя в отношении минувшего.
Мы находимся, скорее всего, в заключительной стадии величественного цивилизационного пути
перемен, который можно описать тремя понятиями: урбанизация – индустриализация – глобализация. А также развитием в рамках зрелого индустриального и одновременно постиндустриального общества. И ещё – наступлением позднего капитализма с элементами социализации во всех
странах (после распада СССР). По меньшей мере, если задействовать методологию Иммануила
Валлерстайна касательно миросистемы, по окончании этого пути можно придти к образованию
новой миросистемы, радикально отличающейся от знакомой нам.
Развитие модернизационного проекта
Теперь перейдём к общим характеристикам советской модернизации в последующий период. В
послевоенный период Советский Союз вместе с партнёрами вновь сумел выйти на передовые рубежи науки и техники. И прежде всего в космонавтике, атомной энергии, других «новых» отраслях. К середине 70-х СССР производил до 20% мировой машиностроительной продукции, вместе
с сателлитами давал около четверти мирового национально дохода (в то время как США с союзниками – чуть более 30%).
Т.е. страны, наиболее пострадавшие в ходе Второй мировой войны, находившиеся изначально
на более низком уровне развития, подвергавшиеся санкциям по доступу к высокотехнологичным
товарам и услугам, стали выдавать показатели одного порядка с развитыми странами во главе с
США, «по определению» имевшими преимущество почти во всём – ресурсах, кадрах, технологиях
и т.д.
Отдельно можно сказать и о социально-субъектной стороне развития в СССР.
Главным становился человек «конструктивно созидающий» в широком смысле слова, вполне
рациональный, но и имеющий определённые «здравые фантазии». При этом выгоды распределяются (по крайней мере, так старались делать) по достижениям этих же конструктивных результатов при создании элементов социально справедливости1.
Характер управления также имел особенности. Дело в том, что «антикомпрадорский» характер
требовал жёсткости и чёткости в принятии и исполнении решений при максимальном контроле в
целом. Таким образом, классическая демократия с борьбой финансовых групп (что, по сути, так и
есть) под видом борьбы партий не подходила под цели прогресса в данной обстановке.
Были ли недостатки развития в СССР на основе постреволюционного «антикомпрадорского»
проекта? Да, были. Общая «мобилизационность» нивелировала учёт конкретных характеристик.
Ограниченность ресурсов требовала предпринимаемых мер жёсткого характера. Первоочередные
потребности в обороноспособности2 ограничивали горизонт творческих возможностей. Были и
другие недостатки. Но, тем не менее, важно отметить следующее.
Несмотря на определенные просчеты, потенциал системы был велик. И только нарождавшиеся
вновь компрадорские тенденции уже в союзе с финансовой глобализацией позволили остановить
1

О достижениях социальной политики при «реальном социализме» - см. полемические заметки о публикациях журнала «Альтернативы» в этом номере ДиС и в предыдущем ДиС № 1(4)-2017.
2
Читай: агрессивный характер тоталитарной идеологии противостояния «враждебному капиталистическому окружению» - ред.

59

развитие «проекта СССР» во время перестройки, а затем в 90-е полностью ликвидировать альтернативный модернизационный вариант. Причем, это снова сказалось во всём мире. Тем
не менее, последние тенденции развития и потребности общества в возвращении такого проекта
дают основания для оптимизма.
Планирование для модернизации
Рассуждая сейчас о проблеме модернизации российской экономики, необходимо дать ответ на вопрос: будем ли мы рассчитывать на закупку «импортных», западных или иных (например, из Китая) технологий или станем ориентироваться на собственные разработки и внедренческие заделы?
Если Россия пойдёт по второму пути, следует внести ясность в то, сможет ли наше деловое сообщество, да и захочет ли вообще, вкладывать значительные денежные средства в создание таких
новых технологий? Сейчас фактически любой серьёзный проект обновления основных производственных фондов можно результативно исполнить в течение 3-4 лет. В этом временном масштабе
России придётся по большей части сосредоточиться на восстановлении традиционных или «зрелых» отраслей. А для развития с нуля новых для страны и выходящих на мировой уровень технологий потребуется больше времени. Эта первичная стратегия обновления должна быть дополненной, чтобы не сбиться с курса мирового НТП. Осуществив серьёзные инвестиции в биотехнологии
IT, новую энергетику, создание и развитие отечественной высокотехнологичной продукции,
мы могли бы на многое рассчитывать. На это может потребоваться 7-10 лет. Особенно нужно оговорить роль государства в обновлении экономики. В современной России явно чувствуется дефицит общенациональной стратегии технологического развития, координировать и разрабатывать
которую мог бы некий обновленный аналог советского Госплана (некий Росплан1). Орган, который смог бы на основе всестороннего исследования актуальной экономической ситуации чётко
определять приоритеты технологического плана для государства.
Вывод о модернизации
В заключение, отметим следующие предпосылки для развития модернизации с учётом опыта минувшего столетия. Пусть это будет «мобилизационная экономика 2.0.» с «диктатурой» развития
при контроле снизу, с новым импортозамещением. В ней могут использоваться элементы «техноструктуры» Дж.К. Гэлбрейта, инновационного предпринимательства Й. Шумпетера, практика индустриализации разных лет, построения «великого общества» Л. Джонсона и Р. Никсона в США,
реформ в бывшей Югославии и Китае, нынешних положительных преобразований в Беларуси и
т.д. Такой проект «нового развития» смог бы, наконец-то, реализовать идеалы революции столетней давности.
ХРОНИКИ БОРЬБЫ ЗА СОЦИАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО
ЗА СВОЕВРЕМЕННУЮ И ДОСТОЙНУЮ ОПЛАТУ ТРУДА. ЗА ПРАВО НА ЖИЛЬЁ
Материалы публикуются с разрешения РРП-Информ
Право на оплату за труд
В офис компании за зарплатой
27 июня 2017 метростроители компании "Глобатек"
коллективно навестили офис своей компании. Уже
почти год, как они не могут получить свою зарплату.
С августа 2016 рабочие деньги просто перестали получать – на руки им выдавали сумму в 5 тыс. руб.,
которой каждый может расплатиться только за
месячный
патент.
Видимо,
таким
образом
ство компании обеспечивает себя бесплатными
1

См. Зиявудин Магомедов. Нужен Росплан. Эксперт, 1-2010:
http://www.expert.ru:80/printissues/expert/2010/01/nuzhen_rosplan?esr=5

60

ботниками, оплачивая их минимальное содержание. Впрочем, в декабре 2016 метростроители получили щедрый подарок – по 30 тысяч к Новому году. Стоит отметить, что работа метростроителя – подземная, в тяжёлых условиях труда, но вместо обязательной сокращённой недели рабочие трудятся по 12 часов в день, порой по колено в воде, с летящими на них сверху камнями, с одним-тремя выходными в месяц и без оплаты сверхурочных. Рабочие "Глобатека" строили второе
метрокольцо, работали на Ходынке, Полежаевской, Динамо и др. метрообъектах Москвы, а в итоге оказались с полугодовыми долгами по зарплатам. Пришлось им самим защищать свои трудовые
права. Вместе с рабочими из других московских компаний, которые также не могут добиться выплат многомесячных долгов по зарплатам, метростроители "Глобатека" уже побывали в феврале
2017 в Следственном комитете, в марте – в Городской прокуратуре и приёмной Президента, в апреле – в Министерстве труда. В марте 2017 в Люблинской прокуратуре было возбуждено дело об
административном правонарушении в отношении ООО СК «Глобатек», компания отчиталась о
погашении задолженности перед своими сотрудниками на сумму свыше 1 млн. руб., но сами метростроители подтверждают однократное получение лишь 8,5 тыс. руб. – и то не каждым работником.
В ожидании зарплаты рабочие идут к Дому правительства
1 октября 2017 московские рабочие из строительных компаний "Горизонт", "Глобатек", "Вларок",
"Южуралстрой" и др. собираются с коллективным визитом к Дому правительства. Все они работали на строительстве метро, МЦК, северо-восточной хорды, стадиона "Лужники", мостов и других
объектов, крайне важных для инфраструктуры столицы. Им уже несколько месяцев не выплачивают зарплату. Рабочие уже неоднократно обращались в Трудинспекцию, Прокуратуру, Минтруда, мэрию, Департамент строительства, но в ответ получают отписки. Даже после обращения к
столичным властям рабочие уже больше года не могут вернуть украденную у них зарплату. Городские власти и правоохранительные органы не в силах справится с жуликоватым работодателем. Теперь рабочие собираются передать своё обращение в Правительство РФ. Интересно,
хватит ли у него сил или желания победить беспардонных застройщиков?
Судебные процессы и классовая совесть…судей
24 и 28 ноября 2017 года в Одинцовском городском суде прошли заседания по иску работников
«Горизонта» к жуликоватому работодателю. Напоминаем, эти люди строили МЦК, транспортные
развязки, северо-восточную хорду, Щелковскую эстакаду. У них украли зарплату за время работы
от 3-х до 6-ти месяцев. «Мы требуем свою зарплату. Мы работали по 12 часов каждый день. Без
выходных. Строили станции МЦК, дорожные развязки. В месяц должны были заплатить в среднем по 50 тысяч», – комментирует Султан Худжаназаров, один из рабочих. Жульничество при выдаче зарплаты строительным рабочим – мерзкая традиция московских строек и метростроя. В случае с иногородними и иностранными рабочими (а их «кидают» особенно часто) работодатели
практикуют следующее: сначала не платят за последний период работы, а потом выселяют из общежития. Рассчитывают, что в этом случае работник будет вынужден либо уехать на родину, либо
искать новую работу, чтобы снова получить место в общежитии, и у него технически не будет
возможности для борьбы. Именно так поступили со строителями из «Горизонта». На предыдущих
заседаниях адвокат «Горизонта» А.С. Котовская отказалась признать, что обворованные рабочие
трудились в их компании. Мол, в Москве 200 предприятий с названием «Горизонт» и рабочие
трудились на каком-то другом. Тем не менее, существует офис по адресу Ниж. Сусальный переулок д. 5, с. 12, в котором рабочие устраивались на работу, и где у многих из них остались трудовые книжки. Для проверки её утверждений судом было затребовано штатное расписание «Горизонта». Вместо него адвокат предъявила справку о том, что в настоящее время начальник участка
Игошин в «Горизонте" не работает, опустив сведения за тот самый период 2016, на который указывают рабочие, когда именно Игошин был начальником одного из участков. И суд эту справку
принял! К суду также были обращены ходатайства о предоставлении списка рабочих объектов, о
привлечении на судебное заседание владельцев здания на Ниж. Сусальном и т.д. И суд отказал в
принятии этих ходатайств как не имеющих отношения к делу! В итоге судьи вынесли решение в
61

пользу «Горизонта». Что тут ещё сказать? У автора материала нет доказательства злонамеренности и недобросовестности судей. Может быть наоборот, их судейская добрая совесть им как раз и
говорит – верить солидным людям из «Горизонта», а не каким-то там работягам. Видимо, понятия
совести и справедливости имеют классовую природу. В школе детей учат другому – что правильно, потому что знать истину представителям низших классов вредно. В смысле, не для них вредно,
а для тех, кто сидит у них на шее.
За краденой зарплатой в Следственный комитет
28 ноября 2017 после одинцовских судебных заседаний состоялся коллективный визит обманутых
строителей из разных организаций в городской Следственный комитет. В нём приняли участие
рабочие «Горизонта», «Аккару-Строй» и «Глобатек». Строители, работавшие на «Аккару-Строй»,
выполняли работы в доме по адресу ул. Мневники, д. 23. Они не могут получить украденные у
них деньги с 2014. Работники неоднократно обращались в правоохранительные органы – безрезультатно. Рабочие «Глобатека» (дочки АО «ИНГЕОКОМ») до сих пор ищут свою зарплату за
2016. Они участвовали в прокладке тоннелей в районе станций метро «Ходынское поле», «Полежаевская», «Динамо». Задолженность от 2 до 6 месяцев по-прежнему скрывается в карманах работодателей. Уголовное дело в отношении руководства «Глобатека» было открыто ещё в марте
2017 – несмотря на это, рабочие по-прежнему остаются без денег. Итак, 28 ноября состоялся повторный визит. Рабочие двинулись по Арбату, скандируя: «Верните краденую зарплату!» по
направлению к городскому Следственному комитету. Там их ждали: заперлись за внешними воротами и отказались пропустить всех на коллективный приём. Потом стали допускать небольшими
группами по три человека. Боялись, наверное? В итоге рабочие «Горизонта» были отправлены в
СК ЦАО, где им, наконец, выдали документы о том, что они признаны потерпевшими по уголовному делу о невыплате заработной платы компанией ООО «Горизонт». Как показывает практика
рабочего движения в РФ, это уже существенный шаг вперед в решении проблемы, но о полном
успехе говорить рано. В любом случае, теперь Одинцовскому суду будет сложнее утверждать, что
пострадавшие не имеют к «Горизонту» никакого отношения. Рабочих «Глобатека» и «АккаруСтрой» за ответом направили в СК ЮВАО и СК ЗАО Москвы.
Рабочие СЛЗ в администрации Серпухова и в московских приёмных
5 октября 2017 работники Серпуховского лифтостроительного завода (СЛЗ) собрались у районной администрации. Причины, которые собрали трудящихся, предельно просты: банкротство
завода и годичная (!) невыплата зарплаты. Завод был открыт в 2013, за несколько лет зарекомендовал себя успешным предприятием, люди выстраивались в очередь, чтобы получить работу на
заводе. Но летом 2016 начались первые невыплаты: сначала пропали премии, в сентябре – зарплаты. Рабочих вынуждают увольняться без оплаты, без сокращения, от коллектива почти в 700 чел.
сейчас осталось всего около 300. Следует отметить, что пока СЛЗ простаивает (официально из-за
банкротства), а работники сидят без денег, его руководство построило в Кировской области аналогичный завод и уже набирает на него сотрудников. В УК такие коммерческие подвиги называются
мошенничеством и умышленным банкротством. Однако правоохранители, извещённые рабочими
о данном факте, бездействуют. Не особо шевелятся и судебные приставы, несмотря на наличие
судебного решения о выдаче долга по зарплате. И вот рабочие в сопровождении представителей
прессы собрались перед Администрацией. Промурыжив с пропусками, их милостиво пригласили в
актовый зал, где объявили, что глава района Александр Шестун в отпуске, заместители тоже в
отъезде, поэтому запишитесь на приём и идите по домам. Записаться на приём, назначенный на 12
октября, рабочие не отказались, а вот расходиться по домам им показалось неправильным. Люди
стали скандировать и требовать, чтобы кто-нибудь немедленно ответил на ряд вопросов, остро
стоящих перед заводчанами уже почти год. Некоторое время чиновники терпели, затем к протестующим вышла Рохлова Е.Г., зам. начальника отдела здравоохранения и социально-трудовых отношений. Она сообщила, что 10 октября вопрос будет решаться на региональном уровне. Состоится встреча с участием представителей банков, ресурсоснабжающих организаций, инспекции по
труду, на которой будет решаться вопрос погашения задолженности и пуска завода. Хотелось бы
62

верить, но обещаниями рабочие сыты, в том числе, и от Шестуна, а зарплаты за год как не было,
так и нет.
5 октября 2017 рабочие посетили приёмную Президента РФ, куда они уже обращались письменно. Сотрудники приёмной приняли трёх делегатов, обещали, что будут разбираться. Параллельно
группа делегатов нанесла визит в Минтруда. Далее рабочие отправились в банк «Российский капитал» и под видеозапись (против которой банковские представители очень возражали) сдали обращение с требованиями показать документы, касающиеся банкротства завода, обеспечить возможность рабочей инспекции на завод, прекратить воровство зарплаты рабочих. Срок – неделя…
9 декабря 2017 рабочие СЛЗ снова собрались навестить приёмную Президента…
Не пора ли поменять реальность?
И, наконец, мысленный эксперимент. Представьте, что вы стащите что-нибудь в магазине стоимостью эдак больше тысячи (чтоб под УК попало). Это, однако, намного меньше той суммы, которую украли жулики-работодатели у рабочих. И дирекция магазина также с боем, в течение многих
месяцев ведёт против вас тяжбу. Нужно ли уточнять и делать выводы, что пора в России иметь такие законы, чтобы подобные рабочие мытарства стали невозможны в принципе?
Право на жильё
Рабочих строительного управления при ФСБ гонят на улицу
21 октября 2017 жильцы дома по адресу Авиаторов 9 (Солнцево) вышли на акцию протеста к
Приемной Президента РФ с плакатами: «Руки прочь от жильцов на Авиаторов, 9!» и «Остановить
выселение!». Все эти люди многие годы трудились в строительном управлении при ФСБ. Теперь
же их гонят из честно заработанного жилья. Было передано обращение:
«Уважаемый Владимир Владимирович, мы, граждане, проживающие в общежитии по адресу г.
Москва, ул. Авиаторов, д. 9, принадлежащем Федеральному агентству по управлению государственным имуществом и находящемся в хозяйственном ведении у Федерального государственного унитарного предприятия “Управление специального строительства” ФСБ РФ, обращаемся к
Вам с просьбой о выдаче распоряжения на передачу данного общежития в собственность города
Москвы и оформления договоров социального найма гражданам, проживающим там по меньшей
мере 5 лет и не имеющим другого жилья в г/ Москва. Просим защитить наши права, указанные в
ст. 40 Конституции РФ…» – и т.д. 1
8 декабря 2017 жильцы дома по ул. Авиаторов, 9 планируют повторно посетить Росимущество.
Летом от них требовали просто покинуть дом в кратчайшие сроки. После того, как жители стали
обращаться в разные ведомства, от них перестали требовать покинуть дом всем сразу. Директор
УСС ФСБ Озеров Ю.А. и первый зам. начальника "Управления кап. строительства" при ФСБ Сулин Ю.А. заверили жителей, что выселять в силовом порядке их пока не будут, но жилищных прав
за ними не признали. В октябре первые 5 семей по искам УСС ФСБ были вызваны в суд. Понятно,
что перспектива постепенного выселения жильцов тоже не радует. Тяжба продолжается, хотя
Росимущество занимается этим вопросом с августа 2017.
Реновация: задать правильное направление
31 мая 2017 автор материала присутствовал на собрании по реновации по адресу Авиамоторная 6.
Дом – общежитие коридорного типа. Со всеми «прелестями», начиная от плесени на стенах, кончая очередями в душ и туалет. Дом в программу реновации не включён, поскольку место, на котором он стоит, неудобно для застройки. Аналогична или ещё хуже ситуация по адресам: Плещеева
15а,б,в; 7-я Парковая 19, 21, 21а; Измайловский бульвар 15; Болотниковская 11, корп.2; Борисов1

Мы просим прощения у читателей, понимающих, что подобные обращения к человеку, «отвечающему в нашей
стране за всё», не могут изменить ситуацию в принципе. К сожалению, многие ещё верят, что царь хороший, бояре
плохие. Однако эта история нас привлекла тем, что даже силовики – эта безусловная, циничная и бездумная опора режима – не защищены от чиновничьего бедлама и воровского беспредела. – Ред.

63

ская 16 – и ещё во многих других московских общежитиях, хотя в настоящее время этим зданиям
уже придан или намечен статус жилых домов с коммунальными квартирами. Следует отметить,
что непригодность некоторых этих домов для проживания уже зафиксирована официально. Цитирую ответ Прокуратуры ВАО на коллективное обращение жильцов:
«Прокуратурой ВАО совместно с представителями Мосжилинспекции, Роспотребнадзора и
МЧС с выходом по указанным в вашем обращении адресам выявлено несоответствие занимаемых
гражданами помещений требованиям, предъявляемым к жилым помещениям. Установлены
также многочисленные нарушения санитарно-эпидемиологических и противопожарных норм и
правил. Так, жилые дома №№19, 21 и 21а по 7-й Парковой улице 1955 года постройки, распоряжением префекта ВАО г. Москвы от 17.12.96 №1968 и постановлением Правительства Москвы
от 15.04.2007 №273-ПП признаны ветхими, а проживающие в них жители подлежащими отселению. В домах отсутствуют ванные комнаты, неисправно инженерное оборудование, в том
числе, электрические провода; кухня и коридоры в антисанитарном состоянии: на стенах и потолке грибок, деревянные полы и окна сгнили. Однако до настоящего времени жители не расселены, капитальный ремонт в домах не проведен с момента постройки домов. В жилых домах №№
15, 47 по Измайловскому бульвару, 1955 г. постройки, отсутствует горячее водоснабжение и
ванные комнаты… Распоряжением префекта Восточного административного округа от
21.05.1997 при отсутствии горячего водоснабжения, ванных и душевых комнат оно (бывшее помещение детского сада) переведено в статус жилого…»
В программу реновации эти дома включены не были. Их жильцы пытаются довести до сведения мэрии. При этом напротив общежития по Авиамоторной 6 находятся дома 23, 25, 26. Они
вполне нормальны и комфортны для жизни. Только вот незадача: место, где эти здания расположены, удобно для застройки. Они-то в программу реновации и попали. Жильцы их против реновации и пытаются отбиться от навязчивых «благодетелей». Судя по массовым митингам против реновации, эти люди вовсе не одиноки. Вопрос: зачем сносить нормальное жилье, когда в городе
есть жилье ненормальное? Зачем пытаться переселять людей против их воли, отказывая в переселении тем, кому это, действительно, необходимо? Ответ, собственно, уже был озвучен выше.
Реновируют не там, где нужно людям, а там, где нужно застройщику. Если нужды жильцов совпали с интересами застройщика – жильцам повезло. Если не совпали – их желания не очень волнуют
московские власти и московский бизнес. Что делать тем, кого хотят выгнать из благоустроенного
дома, или тем, кого власти, вопреки здравому смыслу, оставляют жить в неимоверной берлоге,
расселяя вполне приличные дома по соседству? Ответ прост: только сопротивление! В свое время
(2004-2005 гг.) московские жулики (городские чиновники и предприниматели) планировали выставить на улицу всех жильцов московских общежитий, но получили отпор. Жильцы противостояли охранникам, судебным приставам, бандитам, которых жулики нанимали. Выселенные вскрывали запечатанные двери и вселялись обратно, жители сообща ходили по инстанциям, организовывали пикеты, митинги, даже перекрывали дороги.
В итоге от массового выселения городских общежитий московские прохиндеи воздержались. Более того, на федеральном уровне в закон были внесены изменения, гарантирующие права жильцов общежитий
(ст.7 закона «О введении в действие Жилищного кодекса»). В настоящее время попытки выселения
жильцов носят, скорее, единичный характер. И если
жильцы сопротивляются активно и стойко, жулики
отцепляются. Поэтому в силах жильцов сделать так,
чтобы реновация шла таким образом, как это реально необходимо людям, а не чиновникам из мэрии и
строительных контор.
Левые активисты на митинге протеста 28 мая
2017. Фото Т. Шавшуковой
64

Людям, живущим в Москве, нужно твёрдо знать, что их очень много, а мошенниковвременщиков мало. Необходим единый фронт против них!
Жители общежитий протестуют
20 июня 2017 жители московских общежитий снова встретились у мэрии Москвы. Год идёт за годом, но их жилищные проблемы остаются нерешёнными, растут лишь горы отписок. Надежды жителей от наступающей реновации также не оправдываются. Реновация почему-то обходит дома,
жильцы которых, наоборот, хотели бы стать её участниками, она сторонится домов, в которых хроническая плесень на стенах, а износ порой превышает 70%, где душ у кого-то один на 5 этажей, а
где-то его нет вообще. Жители солнцевского дома по ул. 50 лет Октября рассказали, что даже лифт
у них располагается посреди жилой площади, и потому доступ к газовым плитам свободен для любого уличного гостя. Кухня одна на 14 семей, комнаты для проживания именуются помещениями,
что воспринимается с подозрением всеми остальными городскими ведомствами в случае обращения к ним по любым вопросам. Сам дом разваливается на глазах, соцнайм не заключается.
И такие дома, непригодные для проживания практически по всем существующим нормам, реновация почему-то обходит стороной, выбирая дома в несравненно лучшем состоянии. Часть домов
незаконно, вопреки ст. 4 закона "О приватизации жилищного фонда" (ст. 4), была приватизирована
разнообразным жульем (например, общежитие завода им. Камова).
Некоторые общежития (заводов ЗИЛ и «Салют»), в полной собственности жуликов не остались –
помешало сопротивление жильцов. Однако дома зависли в неопределённом правовом статусе между жуликами и городскими властями. Понятно, что предприниматели или менеджеры полугосударственных структур типа Росимущества стремятся захватить власть над жилыми домами не для того,
чтобы приносить их обитателям пользу. Жулики дерут с жильцов общежитий квартплату по заведомо вздутым ценам, отключая за неуплату свет и канализацию. Так произошло с жильцами общежитий ЗИЛа.
На Каширском ш. 11 другие проблемы – «прицельного выживания». В такой ситуации оказалась,
например, семья учителей, беженцев из Азербайджана, проживающих в этом общежитии
и отработавших в московских школах более 20 лет. Теперь их выгоняют на улицу, не признавая законным многолетнее проживание и отказывая в постоянной регистрации, мотивируя это недостатком необходимых документов. Жители приносили на судебные заседания всю необходимую документацию, но власти, словно намеренно, не хотят замечать предоставленных свидетельств. Семья
даже не смеет мечтать о получении нового жилья, стремясь сохранить за собой хотя бы крышу своей комнаты.
Александру Блинцову, ставшему с февраля 2017 узником своего общежития (ул. 8 Марта 4
А) этого сделать уже не удалось. Пятый месяц он, бывший ведущий конструктор КБ вертолётного
завода им. Камова, проживает на коврике у своей комнаты. Его выселили оттуда по судебному решению после многих лет работы.
Участь быть выселенными сейчас ожидает и жителей дома по улице Люблинская 109, метростроевцев-пенсионеров, строителей люблинской ветки метро. Три зимы они обитают там без отопления и горячей воды, пережили несколько попыток выселения. В эти дни к дому не нужных более
городу пенсионеров подгоняют строительную технику, собираясь выжать их более кардинальными
методами.
Перед мэрией жителей проблемных домов встретила полиция. Им заявили, что тротуар, на котором они стоят в очереди, чтобы сдать заявления, предназначен «только для движения прохожих». Полиция столь ревностно защищала пешеходные права редких горожан, что даже указала
просителям, чтобы они ожидали приёма, стоя у стенки. Что касается мэрских чиновников, то посмотрим, насколько у них хватит совести и дальше не замечать нарушений жилищных прав.
Встреча на Левобережной. Недострой у военных
7 октября 2017 состоялась встреча военных строителей с бездомными военными ул. Левобережной. Военные получили свои квартиры по программе обеспечения жильём военнослужащих от 2-х
до 10-ти лет назад. Точнее, получили по документам и даже въехали по документам. Только вот
65

проблема: люди не буквы, внутри документа жить не могут, а на деле дома до сих пор не достроены.
Особенно жильцов «обрадовала» ситуация, возникшая 2 года назад после смены фирмы АО
«СУ-155» на Главуправление обустройства войск (ГУОВ), отчего почти готовые дома «зависли», а
затем новая фирма сняла прежние окна и лифты и начала ставить новые. Возникла ли такая необходимость потому, что лифты и рамы вышли из строя из-за свободного поступления в дома погодных явлений или же кому-то надо было просто напилить немножко денег? Семьям обещали,
что они въедут в ближайшее время. Казалось бы, можно радоваться. Только такие обещания звучали уже многократно. «Сказки Венского леса», – говорят военные.
Единство власти и бизнеса
7 декабря 2017 перед Управой Пресненского района проходит сход жильцов бывших общежитий
Трёхгорной мануфактуры.
Напоминаем, что общежития в свое время не были переданы городу, как положено, а были незаконно захвачены новыми хозяевами Трёхгорки. Господа собственники периодически пытаются
то взвинчивать тарифы на коммунальные услуги, то вообще выгоняют жильцов вон. Людям отключают свет, натравливают на них судебных приставов и прочих бандитов.
Жильцы держали оборону, устраивали акции протеста. И их уже почти оставили в покое, но…
Как показывает практика, если отбиться от жуликов, но смириться с тем, что дом твой угодил в
частные руки или просто завис с неопределенным статусом, то рано или поздно за тобой опять
придут.
Люди борются за передачу домов в муниципальный жилой фонд. После серии обращений городские власти подали на обнаглевших хозяев в арбитражный суд и… проиграли дело. Причем,
умышленно. На заседании, прошедшем 4 декабря, представители власти – ГБУ «Жилищник»,
Управа Пресненского района (как бы истцы) – уже вообще не скрывали, что их позиция совпадает
с позицией Трёхгорки (как бы ответчика).
Аграрный протест в Пермском крае
Октябрь 2017. Не прошло и нескольких недель после нашумевшего перекрытия трассы рабочими
оренбургского агропредприятия «Вишневский», как новости пришли из пос. Майский Пермского
края, где на крупнейшем местном свинокомплексе началась акция протеста сотрудников. В апреле-мае здесь уже состоялся массовый митинг в защиту местного профсоюза от давления работодателя, против снижения зарплат и массовых увольнений. В июне предприятию из-за долгов ограничили газоснабжение, а местная энергосбытовая компания обратилась в суд с иском и несколько
раз обесточивала комплекс. Начиная с августа, начались проблемы с зарплатами и снабжением
кормами.
На этот раз на работу не вышли 98% сотрудников цеха переработки. Причины те же: отсутствие
зарплат у рабочих с августа, нехватка кормов и медикаментов для животных, которых теперь кормят раз в день, а общий долг предприятия превышает 1 млрд. рублей. Отмечается, что владельцем
комплекса является принадлежащая омскому депутату С. Головачеву компания «Синергия», которая собиралась инвестировать в предприятие несколько млрд. руб. Но обещания модернизации
остались на словах. Управляющие ссылаются на тяжёлую ситуацию на рынке и несговорчивость
местных властей.
Мы же, в свою очередь, не перестаем удивляться: с каким размахом президентские СМИ с 2014
и поныне раскручивают водевиль про «импортозамещение в России» – страна, дескать, «только
выигрывает»!
В принципе, оно и так бы и должно быть, но в России это, как и многое другое, не работает и не
собирается. Потому что кредитные проценты непосильны, чиновничьи набеги постоянны, хозяева
удручающе неграмотны – что и губит всё на корню.
В России нет малых коллективных предприятий – кооперативов и артелей, которые могли бы
участвовать как в политике замещения импорта, так и в новой индустриализации. В нынешней
монопольно-сырьевой РФ абсолютно всё превращается в имитацию и пустословие с одним прице66

лом: удержать на плаву тонущую лодку и под патриотические песни пошарить в карманах трудящихся.
Так что, по данным Росстата, если года 3-4 назад в России забастовки были редким явлением,
то в последнее время протестная активность во всех сферах промышленности растёт.
P.S. Тем временем, в Оренбургской области 5 октября суд выписал крупные штрафы участникам протестных акций за то, что в сентябре они перекрывали федеральную трассу. При этом ситуация на предприятии, подвергнувшемся рейдерскому захвату со стороны государственных силовых органов, продолжает оставаться неопределённой.
Чудеса эффективной экономии
Известно, что менеджмент должен быть эффективным. Эту мудрость сотрудники Внуковской
управы заучили, как дважды два. Они эффективно экономят на всём.
Например, они любят оформлять дворников на ставки верхолазов, заставляя убирать не только
дворы, но и крыши. Притом, что эти дворники не получают не то, что две зарплаты, а даже не всегда одну.
Сантехников заставляют в одиночку работать за двоих. Разница? Может, она куда-то и идёт на
благо города. А, может, и кладётся сотрудниками управы себе в карман. А то, что при этом сантехнику приходится мотаться по вызовам из Внуково в Изварино (5 км) и обратно, то тем лучше:
не будет лишнего времени задавать ненужные вопросы.
Или возьмём капремонт. Умеючи, на этом можно здорово сэкономить. Автор материала лично
лазал по подвалам и чердакам – например, на Б. Внуковской (дома 14 и 29/8) и на 1-й Рейсовой
(дом 3/12) – и много снимал. Снимал ржавые трубы, ржавые козырьки подъездов – ржавчина, тряпичные обмотки, чтоб из труб не текло. В этих домах недавно, если верить отчётам, был капремонт! Очень, очень эффективно сэкономили на одной смене труб…
В общем, крепкие хозяйственники эти чиновники Внуковской управы, эффективные менеджеры, расправившие плечи шире некуда.
Вести из предгорий империи
Пикет солидарности против запугиваний и избиений в Кабардино-Балкарии
На 14 ноября 2017 перед представительством Кабардино-Балкарии в Москве состоялся пикет в
поддержку жителей посёлка Вольный Аул (городской округ Нальчик). Жители Вольного аула недовольны тем, как городская власть выделяет на посёлок средства, и тем, как она же решает вопросы землепользования. И в том и в другом случае есть основания подозревать её в крупном мошенничестве. В связи с этим жители требуют:
 Придать Вольному Аулу статус внутригородского района г. Нальчика со всеми полномочиями и со своим самоуправлением;
 Прикрепить к Вольному Аулу земли совхоза "Нальчикский" (этим землям грозит распродажа администрацией Нальчика);
 Вернуть леса, незаконно переданные в Черекский район;
 Передать кладбища Вольного Аула в ведение его администрации.
По мнению жителей, возможность местного самоуправления и выборность депутатов поможет
им защититься от коррупционных действий городских властей. Возможно, последние придерживаются такого же мнения, поскольку их реакция на состоявшийся сход жителей была крайне резкой. А именно: предпринимается «профилактическое воздействие» на местный актив. Прямо у
себя дома был избит активист инициативной группы Иритов Аслан. То, что он является инвалидом, не остановило «группу воздействия» в лице правоохранителей. Не остановила их и его семья,
на которой они тоже оттянулись – пострадали дочери Аслана, жена и брат. 31 октября, в день схода, избиения и задержания проходили уже не в индивидуальном, а в массовом порядке. Мало того,
инициаторам манифестации угрожают привлечением к уголовной ответственности, а это есть очередное вопиющее нарушение Конституции.
Александр ЗИМБОВСКИЙ, Елена СИДОРЕНКОВА, Евгений ВАСИЛЕВСКИЙ (РРП-Информ)
67

ЛЕВЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ СЕГОДНЯ
СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТЫ НА ВЫБОРАХ В МОСКВЕ
Трое активистов социал-демократической организации Левое социалистическое действие приняли участие в муниципальных выборах в Москве. Московское местное самоуправление лишено многих прав,
фактически большинство полномочий переданы районным управам и префектурам. Однако некоторые
права у муниципальных депутатов все-таки есть.
Итак, небольшая аналитика по нашим товарищам –
все они выдвигались от Российской объединённой
демократической партии «Яблоко» в четырёхмандатных округах:
Т. Шавшукова, Н. Кавказский, Н. Аркин

Кандидат исторических наук Никита Аркин занял 5 место из 20, набрав 427
голосов (18.42%). Никита обошёл кандидатов от парламентских партий
ЛДПР, Справедливая Россия, КПРФ, партий Родина, Коммунисты России,
кандидатов-самовыдвиженцев и двух других кандидатов от Яблока. Другие
кандидаты от «Яблока» набрали в этом округе 392 голоса (16.91% – 6 место) и 313 голосов (13,50% – 8 место). Все первые четыре места заняли
выдвиженцы от партии «Единая Россия». При этом четвертое место было
получено с 607 голосами, а кандидат, занявший первое место, набрал 819
голосов. Бюджет Аркина составил примерно 20 000 руб. Во время агитации
кандидат от ЛевСД ходил к избирателям используя метод от двери к двери, расклеивал стикеры,
раздавал свои предвыборные программы, общался с людьми во дворах. В этом округе было зарегистрировано 17862 избирателя, из них проголосовало 2304 (явка составила 12,9%).
Правозащитник Николай Кавказский занял 6 место из 26, набрав 715 голосов (24.89%). Кавказский обошел кандидатов от партий ЛДПР, Справедливая Россия, КПРФ, «Партии Великое Отечество», партии «Коммунисты
России», почти всех самовыдвиженцев и другого кандидата Яблока. Второй яблочник набрал 677 голосов (23,56% и занял 7 место). Кавказскому не
хватило 31 голоса до проходной позиции в 746 голосов.
Первое место занял единоросс, набрав 852 голоса. Бюджет Кавказского составил 70400 руб. В этом округе наш кандидат делал упор на поквартирный обход, связывался с инициативными группами района, сотрудничал с их представителями.
Были ещё встречи с избирателями, дебаты, расклеивались листовки на щитах у подъездов. Но такие виды агитации малоэффективны, поэтому Кавказский занимался ими по остаточному принципу. Число избирателей в округе было 19478, количество проголосовавших 2873. Таким образом,
явка в третьем избирательном округе Басманного района составила 14,75%.
Дизайнер Татьяна Шавшукова заняла 6 место из 16, набрав 769 голосов
(25,3%), обошла кандидатов от парламентских партий ЛДПР и КПРФ, партий «Родина», «Коммунисты России», самовыдвиженцев и другого кандидата от Яблока. Второй яблочник набрал 653 голоса (21,48% и 8 место).
Последнее проходное место занял кандидат с 1038 голосами, а первое –
кандидат, набравший 1237 голосов. Все победители в этом районе были
выдвинуты от партии «Единая Россия». 5 место занял кандидат от Партии
народной свободы.
Татьяна использовала следующие виды агитации: листовки, газеты, от68

крытки, они распространялись по почтовым ящикам. Также с листовкой Татьяна ходила на поквартирный обход. Бюджет её кампании составил 48 000 рублей.
В этом округе было зарегистрировано 16 857 избирателей, из них проголосовало 3040 избирателей явка составила 18,03%).
В своей предвыборной агитации кандидаты-члены ЛевСД выступали:
 против бонапартистской диктатуры и геополитических авантюр Кремля;
 за социальные права граждан;
 против урезания социального бюджета;
 против всех форм дискриминации: по цвету кожи, национальной или религиозной принадлежности, полу, сексуальной ориентации или возрасту.
Социал-демократы поддерживали кампанию против низких зарплат «300 рублей в час + профсоюз». И, конечно, поднимали местные проблемы: так в Ярославском районе остро стоит вопрос
защиты Лосиного острова от попыток застройки и вырубки. В Басманном районе жители выступали против коммерческой застройки ТПУ Электрозаводская. В районе Соколиная гора остро стоят
вопросы закрытия поликлиники, антинародных гаражей и застройки Семёновской площади. И таких проблем в каждом районе очень много! Против кандидатов от оппозиции применялся жёсткий
административный ресурс с целью уменьшения («сушки») явки – «добились» рекордных 14,8%!
Листовки с оповещением о встречах с избирателями и программой кандидатов немедленно срывались. Доходило до того, что агитацию извлекали прямо из почтовых ящиков, используя хитроумные приспособления. Велись махинации с надомным голосованием. Несмотря на это, «Яблоко»
повысило своё представительство в разы, заняв в Москве 2-е место.
По результатам выборов из 1502 мандатов Единая Россия получила 1153 мандата, Яблоко –
176, КПРФ – 44, Справедливая Россия – 10, Партия Роста – 5, ЛДПР – 4 мандата, ПАРНАС – 2
мандата. Самовыдвиженцы получили 108 мандатов.
Редакция сайта ЛевСД www.levsd.ru
Эдуард РУДЫК
ЗАДЕРЖАНИЕ В БАРВИХЕ
Юбилей - столетие российской революции 1917 года
вызвал не только огромной интерес прогрессивной
общественности во всем мире.
Он еще и вызвал ужесточение российских властей,
по отношении к активистам политических
организаций левой направленности. И это
объяснимо. Режим не может себя не защищать.
23 сентября текущего года
в подмосковном
посёлке «Барвиха», широко известном как место, где
находятся дома богатейших предпринимателей и
крупных чиновников, вообще власть имущих, была задержана группа активистов объединения
«Левый блок». Молодые люди, приверженцы «Левой идеи», просто выехали за город. В этот день,
по всей стране, активистами «Левого движения», была запланирована акция «Антикапитализм2017», традиционно проходящая в середине-конце сентября. Выезд за город во многом был
обусловлен тем, что планируемая акция «Антикапитализм-2017», которая в данном году была
приурочена и к столетию Октября, согласованна не была. Данная акция не согласуется властями
впервые. При этом молодые активисты не предпринимали никаких противоправных действий.
Неподалёку от железнодорожной станции «Барвиха» на молодых людей фактически набросились
неизвестные люди в штатском и в грубой форме задержали девять человек, в том числе одного
несовершеннолетнего. У двоих человек отобрали мобильные телефоны, которые до сих пор не
отдали. А данное действие вообще можно квалифицировать как групповой грабёж. Далее ребята
были переданы полиции и доставлены в ОВД «Барвихинское», что в Одинцовском районе. В
общей сложности задержание длилось более двух суток. Несовершеннолетнего отправили в центр
69

временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей (ЦВИНП), в простонародной речи и
по старинке подобные учреждения именуются детскими приёмниками. Отметим, что по
действующему в России законодательству, направление в ЦВИНП возможно только по
постановлению суда. Тем не менее, подросток был помещён в детский приёмник, просто волею
сотрудников полиции. К тому же о подобных учреждениях, к сожалению, закреплена слава места,
где применяется насилие по отношению к детям.
Иные активисты, две ночи проведя в подразделениях полиции Одинцовского района, 25
сентября были доставлены в Одинцовский городской суд. На восьмерых активистов был
составлен административный протокол.
Судебный процесс, если его можно назвать таковым, тянулся до полуночи. По версиям
сотрудников ОМВД России «Барвихинское» - в том числе участковые уполномоченные Дмитрий
Горбунов, Роман Варывдин, Александр Панов говорили то, чего не было, что им якобы поступил
сигнал о подозрительной группе молодёжи: когда, где был сигнал, что означает подозрительная
группа? По их версии ребята оказали им неповиновение при проверке документов. На основании
чего проводилась проверка, по каким основаниям, толком никто и не понял. Про нормы,
предусмотренные Федеральным законом «О полиции», никто и не вспомнил. Поскольку заседаний
было восемь, каждый раз о событиях говорилось по-разному.
Судья Сергей Савинов приступил к исполнению своих обязанностей далеко не сразу после
доставки задержанных. Видимо, служитель Фемиды пытался понять, в чём же виноваты молодые,
чего же они совершили! Но в основу обвинения легли показания сотрудников полиции. Доводы
защитников, никакого эффекта не дали. Действия всех активистов квалифицировали по ч.1 ст. 19.3
Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях. («Неповиновение
законному распоряжению сотрудника полиции, военнослужащего, сотрудника органов
федеральной службы безопасности, сотрудника органов государственной охраны, сотрудника
органов, осуществляющих федеральный государственный контроль (надзор) в сфере миграции,
либо сотрудника органа или учреждения уголовно-исполнительной системы либо сотрудника
войск национальной гвардии Российской Федерации»). Все, так сказать привлечённые к
административной ответственности, получили от 3 до 14 суток административного ареста. При
этом четверо из 8 были девушками. Интересно, что именно те, кто проявил, на суде наивысшую
активность, и наиболее ярко доказывал свою невинность, приводил доказательства, ссылался на
закон, и при этом проявлял смелость и упорство, получил от десяти до четырнадцати суток
административного ареста, включая двух девушек-студенток столичных ВУЗов. Именно так
судебная власть указывает гражданам на недопустимость проявления яркой гражданской позиции.
Административное задержание длилось более сорока восьми, часов, что запрещено нормами
кодекса Российской Федерации по административным правонарушениям. Но как мне все больше
кажется, наши власти как исполнительные, в лице сотрудников полиции, так и судебные, давно на
данный кодекс уже не обращают никакого внимания. Видимо, для них создан какой-то свой кодекс
вне рамок права и морали. Когда двое суток с момента задержания истекли, полицейские
продолжали насильственно удерживать ребят в коридоре, водя в туалет под конвоем. Во время
судебного процесса, на некоторых «привлекаемых», в том числе на девушек, надевались
наручники! Это на арестованных в административном порядке! Такого не было давно. Я не
обнаружил ни одной нормы в законодательстве, позволяющей это делать, но как, уже сказано,
нормы законодательства там какие-то свои, о которых мы не знаем. После восемнадцати часов с
заседания были удалены все слушатели группы поддержки. Как объяснили судебные приставы, это
было сделано из-за того, что законченно время работы суда! Но ведь в суде продолжались
судебные процессы. Где гласность судебного разбирательства?
В Можайском специальном приемнике для содержания лиц подвергнутых административному
аресту девушек подвергли унизительному досмотру, который больше похож на издевательство.
Было запрещено пользоваться мобильной связью, которая допускается законодательством,
регламентирующим порядок отбывания административного ареста. Было холодно. В Истринском
специальном приемнике не предоставлялись свидания, которые так же предусмотрены
действующим законодательством. Зачем же государству тратить деньги, на содержание людей в
70

специальном приёмнике, зачем отбирать время у федерального судьи, а те загружены так, что
трудно представить. К слову сказать, несмотря на высокую зарплату и различные льготы,
федеральных судей не хватает.
Ответ ясен. Это была самая настоящая акция устрашения. Власть просто захотела запугать
молодых людей, вставших на путь борьбы за идеи социальной справедливости.
Но при нелепости и жестокости властей хотелось бы отметить и другой аспект. Товарищи по
борьбе тут же явились в суд. Поддержать задержанных пришли представители ряда других левых
организаций.
На помощь левым активистам пришла организация «Открытая Россия» - объединение явно
либеральной ориентации, но активно занимающееся правозащитной деятельностью. Ими был
предоставлен адвокат. Юридическая помощь была обеспечена. Адвокат Сергей Пашков проявлял
профессиональное мастерство.
А главное - это стойкость и мужество молодых борцов за идею социальной справедливости,
которой принадлежит будущие.
Евгений САМОХВАЛОВ
ИНФОРМАЦИОННЫЕ РЕСУРСЫ СОЦИАЛИСТОВ РОССИИ
/Все информационные ресурсы российских социалистов, которые мы можем рекомендовать, подразделяются на следующие виды:
1.
Газета «Общественный резонанс» (выпускаемая ЛевСД)
2.
Альманах «Демократия и социализм»
3.
Интернет-сайты левых демократов
4.
Страницы сети «В Контакте»
5.
Группы сети Facebook
Главная страница сайта www.sd-inform.org

1. Газета «Общественный резонанс»
Газета выпускается тиражом 999 экз. Издается социал-демократической организацией Левое социалистическое действие. Электронный почтовый адрес редакции levsocd@gmail.com,
2. Альманах «Демократия и социализм»
Теоретический и общественно-политический журнал (альманах) российских социал-демократов и
социалистов, способствующий формированию гражданского общества в России. Электронный адрес редакции и издателя: demsoc21@gmail.com. Телефон редакции: +7(926)8448503
3. Среди интернет-сайтов получили известность:
3.1. Сайт www.sd–inform.org, имеющий название «За социальные права и политические свободы!». Этот сайт создан для того, чтобы послужить одновременно общим информационным ресурсом и объединяющей идеологической основой для участников ряда организаций и беспартийных
активистов: социалистов и левых демократов. Сайт не является официальной страницей какойлибо организации и не представляет интересов какой-либо организации. Вместе с тем, редакция
сайта отдает дань уважения предшественникам – русским социалистам и демократам, членам различных партий, отдававшим себя в борьбе за справедливое общество в России, против несвободы,
эксплуатации и тоталитаризма. На сайте есть следующие разделы:
а) Новости – новостная лента левого демократического движения России, аудио- фото- и видеоархив, новости сайта, а также избранные публикации газеты «Общественный резонанс»;
б) Трибуна – в этом разделе существует дискуссионный клуб демократических социалистов, публикуются электронная версия номеров журнала «Демократия и социализм»; агитматериалы
(плакаты и листовки) социалистов разных стран, политическая сатира, осуществляется перепост
71

материалов, опубликованных в различных средствах массовой информации. Также в разделе печатаются оригинальные статьи российских и зарубежных социалистов.
в) Наша идеология – данный раздел содержит следующее:
 Знаменитые революционеры и политики (81 описание);
 Программные документы и декларации (60 текстов);
 Символика социалистов мира (39 подразделов по отдельным странам);
 Братские партии (рассказ о наиболее идейно близких организациях);
 Политический словарь (два онлайн-словаря политических терминов);
 Лекции по теории социализма (64 видеозаписи);
 Семинары в «Мемориале» «Левые в России – история и современность» (40 видео);
 Школа сопротивления (55 лекций);
 Лекции по профсоюзной и социальной деятельности (29 лекций).
г) Музыка – в этом разделе собраны ссылки на музыкальные видеоролики, размещенные на
Youtube.com и рассортированные по тематическим подразделам:
 социальный рок (298 роликов),
 авторская песня (258 роликов),
 музыка революций (115 роликов),
 песни социалистов (82 ролика).
д) Кино – в данном разделе присутствуют ссылки на художественные фильмы, размещенные в
Интернете, разбитые по подразделам:
 Антифашистское кино (81 ссылка);
 Антитоталитарное кино (57 ссылок);
 Левая политика (53 ссылки);
 Антиутопии (28 ссылок);
 Политические телеспектакли (23 ссылки);
 История революций и восстаний (123 ссылки).
е) Документальное кино – в разделе даются ссылки на фильмы по следующей тематике:
 Антифашизм (10 фильмов);
 Антитоталитаризм (30 фильмов);
 О борьбе трудящихся за свои права (28 фильмов);
 История партий России (55 фильмов);
 Совершенно секретно (4 ссылки);
 Документальные фильмы о революциях и народных восстаниях (113 фильмов).
3.2. Сайт www.levsd.ru «Левое социалистическое действие»
Социал-демократическая организация «Левое Социалистическое Действие» (сокращенно —
ЛевСД) — это организация стоящая на принципах демократического социализма и выражающая
волю трудового народа. Среди членов организации есть социал-демократы, марксисты, либертарные социалисты и коммунисты. Левое Социалистическое Действие является коллективным членом конфедеративного движения «Союз демократических социалистов».
3.3. Сайт http://anticapitalist.ru «Российское социалистическое движение»
«Российское социалистическое движение выступает за демонтаж путинского режима олигархического капитализма, переход экономической и политической власти в руки трудящихся. Цель организации — новый социализм, основанный на общественной собственности на ресурсы и средства
производства, регулировании экономики в интересах простых граждан, политической демократии
и самоуправлении во всех сферах. РСД было создано в марте 2011 года в результате слияния Социалистического движения «Вперед» и Социалистического сопротивления.»
3.4. Сайт http://openleft.ru «Открытая левая» Открытая левая — онлайн-платформа, созданная в
ноябре 2013 года для распространения информации и анализа текущей российской ситуации с антикапиталистических и демократических позиций.
3.5. Сайт http://sdpr–saratov.narod.ru/index/0–5 СДПР (старая)
72

3.6. Сайт http://aitrus.info/ Международная ассоциация трудящихся (анархо–синдикалисты).
Конфедерация революционных анархо-синдикалистов – секция Международной Ассоциации трудящихся (К.Р.А.С. - М.А.Т.). На сайте содержится: краткая история КРАС-МАТ, документы и резолюции КРАС-МАТ, материалы по либертарной педагогике, оргпринципы КРАС-МАТ.
4. В сети «В Контакте» (по состоянию на 11.12.17):
4.1. Левый Блок https://vk.com/leftblock – 12802 участника
4.2. Союз демократических социалистов https://vk.com/lev_dem – 5809 участников
4.3. Российское социалистическое движение – РСД https://vk.com/rsdgroup – 4199 участников
4.4. Социалисты Петербурга https://vk.com/socialist_piter – 3001 участник
4.5. Молодежный университет современного социализма https://vk.com/club24118644 –1015 уч.
4.6. РСДСМ| Кострома и Костромская область https://vk.com/rsdsm_kostroma – 514 участников
4.7. Левое социалистическое действие (ЛевСД) https://vk.com/levsd – 376 участников
4.8. «Social Cinema Club» https://vk.com/club106789932 – 312 участников
4.9. Демократический союз рабочих https://vk.com/club122543408 - 214 участников
4.10. Демократия и социализм https://vk.com/club122304382 – 162 участника
4.11. Социал-демократическая фракция партии «Яблоко» https://vk.com/sd_yabloko – 136 уч.
5. В социальной сети Facebook (по состоянию на 11.12.17):
5.1. Я против нового срока мэра Собянина (50133 участника). Цель группы – добиться коренного пересмотра политики столичных властей, а это нельзя сделать без отставки Сергея Собянина и
его команды. https://www.facebook.com/groups/SobianinNet/
5.2. Мы вместе (46094 участника) https://www.facebook.com/groups/pobedim/ Группа «Мы Вместе»
создана для тех, кто считает, что власть в России должна меняться.
5.3. Я выступаю против Путина и его воровской власти!!! (23714 участника) «Это группа для
тех, кто осознанно, словом и делом ВЫСТУПАЕТ против Путина, "Единой России" и антинародной, воровской и неэффективной системы управления государством, олицетворением которой являются этот якобы национальный лидер, его ОПГ и поддерживающая его якобы партия. Мы против
власти,
основой
которой
являются
ложь,
воровство
и
насилие.»
https://www.facebook.com/groups/307189669347480/
5.4. Diktatura (15303 участника) Информационный центр сопротивления российской оккупации
Карабаха,
Южной
Осетии,
Абхазии,
Приднестровья,
Крыма,
Донбасса.
https://www.facebook.com/groups/210821539267608/
5.5. За Россию без произвола и коррупции (9238 участников) «О России–матушке печаль наша.
Кабы нам искоренить две главные беды. Да еще с десяток других напастей!»
https://www.facebook.com/groups/348116771980508/
5.6. ПЕРЕСТРОЙКА – эпоха перемен (4980 участников). Здесь обсуждаются события и люди,
изменившие
ход
отечественной
и мировой
истории
с
1985
по
1991
годы.
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
5.7. Политплощадка (1830 участников) «Эта площадка для тех, кто против коррумпированной
системы как формы управления страной! Это Форум общения с главной темой – как вывести Россию из тупика экономики и всеобщего хаоса. Исправление ошибок в Экономической, Политической и Социальной сферах. Здесь прислушиваются к каждому, пусть даже абсурдному мнению по
этой проблеме.» https://www.facebook.com/groups/POLITICA.RU/
5.8. Антитоталитарная и антифашистская (1797 участников) – группа противников человеконенавистнических
идеологий,
красного и
коричневого
фашизма.
https://www.facebook.com/groups/1078223472193537/
5.9. Российское социалистическое движение (РСД) (1209 участников) «РСД выступает за полный демонтаж путинского режима и олигархического капитализма в России, за переход экономи73

ческой и политической власти в руки трудящихся. Наша цель – новый социализм, основанный на
общественной собственности на ресурсы и средства производства, регулировании экономики в
интересах простых граждан, политической демократии и самоуправлении во всех сферах.»
https://www.facebook.com/groups/russocmovement/
5.10. Союз демократических социалистов (693 участника). К данному союзу могут присоединиться любые политические, общественные и коммерческие организации, а также физические лица, разделяющие принципы свободы, социальной справедливости и интернационализма, изложенные в Декларации Социалистов России www.facebook.com/groups/SD.International/
5.11. Антикоррупция (Против коррупции) (648 участников) «Группа поддерживает законными
действиями те силы, которые будут способствовать принятию эффективных антикоррупционных
законов и мер. Мы будем использовать все полит. силы для борьбы с коррупцией – "угрозой России № 1"!» https://www.facebook.com/groups/corruptia/
5.12. Молодежный университет современного социализма (571 участник) «Мы приглашаем молодежь, интересующуюся проблемами общественного развития, всех, кому не чуждо понятие “социализм”.» https://www.facebook.com/groups/1389854114610952/
5.13. Профсоюз МПРА (467 участников) «Мы считаем, что, организовавшись в масштабах страны, мы сможем успешно противостоять бедности и тяжелым условиям труда; добиться реальных
перемен в социальной и экономической политике.» https://www.facebook.com/groups/MPRA.ITUA/
5.14. Социал–демократическая организация "Левое социалистическое действие" (ЛевСД)
(365 участников) https://www.facebook.com/groups/levsd
5.15. Russian Social Democratic Union of Youth (RSDSM) (287 участников) Organization of russian
young social democrats https://www.facebook.com/groups/rsduy/
5.16. Февральский клуб (117 участников) «Мы – это сообщество людей, исповедующих леводемократические взгляды. Почему "Февральский клуб"? 1.Потому что Февральская революция, в
отличие от Октябрьской, объединила всех левых. 2. Потому что сейчас перед Россией стоит та же
актуальная задача, что и в феврале 1917-го: свергнуть самодержавную власть, совершить революцию.» https://www.facebook.com/groups/805883452850685
5.17. Социал–демократическая партия России (интернационалистов) (76 участников):
https://www.facebook.com/groups/838068109647352/
5.18. Социал–демократическая фракция партии «Яблоко» (63 участника)
https://www.facebook.com/groups/420056168056294/
5.19. Антифашистский союз и его друзья (61 уч.) www.facebook.com/groups/470500976305046
5.20. Новости социал-демократии (28 участников) - группа создана для ознакомления россиян с
информационным печатным органом СДПР " Новости социал-демократии", который выходит с
1990 https://www.facebook.com/groups/1533040220281475/
5.21. Библиотека СДС–1 Демократический социализм – группа создана как библиотека книг
по теории дем. социализма. (111 участников) https://www.facebook.com/groups/1823977767841639/
5.22. Библиотека СДС–2 Революции и народные восстания (112 участников)
https://www.facebook.com/groups/1235854083137008/
5.23. Библиотека СДС 3 Художественная литература левого демократа – (454 участника):
https://www.facebook.com/groups/724243521066718/
5.24. Библиотека СДС 4 Программы и декларации левых демократов (96 участников)
https://www.facebook.com/groups/782339161915930
5.25. Библиотека СДС 5 Анархизм, синдикализм, самоуправление и кооперация (41 участник)
- создана для обмена литературой по вопросам самоуправления, кооперации, профсоюзов, а также
теории анархизма и синдикализма. https://www.facebook.com/groups/412318015784783/
5.26. Библиотека СДС 6 Социал–либерализм и политология – создана для обмена литературой
по социал–либеральным теориям, политологии, основам демократии
(122 участника)
https://www.facebook.com/groups/1448423848514943/
74

5.27. Библиотека СДС 7 Классический и современный марксизм (75 участников)
https://www.facebook.com/groups/768631166647847/
ДИСКУССИИ. ПОЛЕМИКА
Павел КУДЮКИН
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПРИРОДА
ОКТЯБРЬСКОГО ЭТАПА ВЕЛИКОЙ РОССИЙСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
В рамках концепции Великой российской революции, очевидно, выделяется особый этап, начинающийся Октябрьским переворотом. Его, возможно,
следовало бы назвать большевистским, поскольку
именно большевики наложили на него основной отпечаток, хотя и не были в нём единственными действующими лицами. Именно этот этап в конечном
счёте определил наиболее серьёзные исторические
последствия революции в целом.
Как, исходя из каких исторических критериев, мы
можем определять природу этого этапа социальнополитической революции? Подчёркиваю, именно социально-политической – в отличие и от «эпохи социальной революции», о которой писал К.
Маркс, и от более очевидных политических революций, достаточно быстро протекающих и ограничивающихся изменениями преимущественно в политической сфере. Социально-политические
революции – Великая французская, Великая российская, Великая испанская, Великая китайская –
были длительными процессами, занимавшими несколько лет, а то и десятилетий. Хотя в рамках,
если воспользоваться термином Ф.Броделя long duree (историческая длительность или протяжённость), это были достаточно краткие события, но они приводили к серьёзным сдвигам не только в
политической, но и в социальной структуре общества, открывая или потенциально имея возможность открыть дорогу для серьёзных, системных изменений, в том числе и обозначая потенциально одну из вех в переходе, говоря марксистским языком, между этапами развития общественной
экономической формации (способами производства), а говоря о перспективе, и между экономической формацией и какой-то предстоящей в будущем неэкономической или постэкономической
формацией.
Каковы хронологические границы октябрьского этапа? Не вызывает сомнения начальная точка
– это события 25-26 октября 1917 в Петрограде, Октябрьский переворот. Гораздо сложнее определить момент, когда мы можем сказать о завершении этапа и начале следующего. Можно ли считать таким моментом разгон Учредительного собрания, после чего Совнарком перестал быть временным правительством. Это было бы, наверное, слишком формальным решением, ведь и после 56 января 1918 продолжалось распространение власти Советов по территории страны (то, что в советской историографии именовалось «триумфальным шествием Советской власти»), система новой власти ещё не обрела сколько-нибудь завершённого вида.
Более убедительным выглядит завершение этапа концом весны – летом 1918. Это и политикоюридическое (назвать его правовым не поворачивается язык) оформление системы власти – принятие Конституции РСФСР. Это и фактическое, без какого-либо нормативного закрепления)
оформление партократического режима с созданием механизмов, делающих невозможной легальную смену правящей партии. Это и так называемый «перенос социалистической революции в деревню» (комбеды, «хлебная монополия»). И, наконец, начало полномасштабной гражданской войны. Из чего мы должны исходить, определяя социально-экономическую и социальнополитическую природу революции или её этапа?
Здесь следует принимать во внимание три фактора.
Первый – объективные задачи, которая решает революция, прежде всего те, которые она объективно может решить в конкретных исторических условиях.
75

Второй – движущие силы революции, социальные силы, определяющие развитие процесса.
Третий, достаточно важный, хотя и не определяющий – идеологическое оформление социально-политической революции и её конкретных этапов.
* * *
Итак, какие объективные задачи стояли перед страной и которые решала Российская революция?
Несомненно, это задачи ускоренной модернизации общества, в сущности, капиталистической.
Приходится признать, что именно октябрьский этап решил целый ряд социальных задач, вполне
свойственных буржуазной революции – уничтожение помещичьего землевладения, ликвидация
сословного строя и ряд других, более мелких. В последующем развитии советского общества решались масштабные, но также вполне капиталистические задачи индустриализации, урбанизации,
создания системы массового образования и т.д. Другое дело, что они решались не буржуазными, а
во многом антибуржуазными методами, – но это не случайность и не аномалия, а закономерность,
свойственная периферийным странам, странам запоздалого капиталистического развития: здесь
даже классические буржуазно-демократические задачи, как правило, решаются не буржуазными
методами и против буржуазии. В некоторых реальных и в ещё большей мере декларативных решениях, касавшихся трудовых и социальных прав, октябрьский этап революции и последующее
развитие означали некоторое предвосхищение глобальных тенденций к становлению социального
государства, которые наиболее явственно проявились в период после Второй мировой войны. Но
надо учитывать, что, как показывает опыт целого ряда стран, радикально-антибуржуазное решение задач капиталистической модернизации влечёт за собой риск тоталитарного срыва.
И вот тут приходится сказать о политических последствиях Октябрьского этапа. Социалистические оппоненты большевиков и их союзников непосредственно после переворота оценили его как
контрреволюционный. Нельзя не отметить проницательность тех, кто дал такую оценку, ведь буквально через несколько дней большевистский Совнарком начал свёртывать демократические завоевания Февраля, прежде всего свободу печати. В дальнейшем большевистский режим в сущности
реставрировал, хотя и не буквально, некоторые существенные черты третьеиюньского режима.
Была восстановлена своего рода куриальная система выборов – большевики отбросили знаменитую «четырёххвостку», сделав выборы не всеобщими, не равными, не прямыми, не тайными. Все
принципы по сути те же, что при выборах царской Государственной думы, хотя, конечно, основы
выделения «курий» были иными. Вновь появилась категория граждан, не имевших избирательного права («лишенцы»). Разные социальные группы получили разные нормы представительства –
один голос «рабочего» (на самом деле горожан, имеющих право голоса, и красноармейцев) приравнивался к пяти голосам крестьян. Выборы вновь стали многоступенчатыми, что среди прочего
существенно ущемляло возможности обеспечить представительство меньшинства (на каждую
следующую ступень проходили только депутаты от большинства). Восстановление открытости
голосования включило сразу два механизма влияния на результаты – во-первых, элементарный
конформизм, нежелание отличаться от большинства; во-вторых, подконтрольность администрации предприятий и «партийным коллективам» (при первичных выборах по производственному
принципу), а в «нужных случаях» и ВЧК. Можно сюда добавить и совсем своеобразные методы
влияния на результаты выборов (см. врезку).
На выборах в Моссовет в 1920 на одном из химических предприятий Москвы был избран видный
меньшевик Р.А. Абрамович. В результате Моссовнархоз прекратил поставки сырья и пригрозил
закрытием предприятия, одновременно намекнув, что поставки сырья будут возобновлены при
отзыве «неправильного» депутата. Результат был вполне ожидаемым.
Свёртывание демократии создало предпосылки (хотя и не предопределённость) дальнейшей инволюции власти от системы партийной олигархии, с которой большевики вышли из
Гражданской войны, к режиму личной власти, который в основных чертах сформировался к
рубежу 1920 – 1930-х.
Но даже непосредственные социальные завоевания октябрьского этапа оказались весьма неустойчивыми. Ликвидировав помещичье землевладение и дав крестьянам долгожданную землю,
76

большевики очень скоро начали отбирать бόльшую часть того, что на этой земле выращено. Не
случайно крестьяне говорили о «большевистской барщине» и возрождении крепостного права. И
лишь массовое сопротивление крестьянства заставило большевиков с завершением гражданской
войны вернуть ему право хотя бы частично распоряжаться плодами своего труда. Но уступка оказалась недолговечной.
Принципиально важно, что созданный большевиками режим нанёс жестокий удар и по правам и
интересам того самого класса, от имени которого он действовал. Под предлогом, что у рабочих не
может быть принципиальных противоречий с пролетарским государством, отрицался принцип независимости профсоюзов, последовательно ограничивалось право на забастовку, уничтожалась
независимая рабочая печать. Профсоюзы из организаций, представляющих и защищающих интересы работников, превратились в придаток партии, государства и администрации предприятий. В
результате трудовые и социальные гарантии из права превращались в милость государства, которое, дав их, точно так же могло и отобрать, не встречая организованного сопротивления. И неоднократно отбирало.
* * *
«Романист, который пожелает "дать грандиозную, всеохватывающую картину октябрьского переворота", вероятно, введет и в Зимний дворец, и в Смольный Институт, и в Петропавловскую
крепость, и в комитеты, и в казармы, и в уличную толпу вымышленных им людей. Будут образы:
большевик-фанатик; рабочий, всю жизнь голодавший и ненавидящий капиталистический строй;
юноша-идеалист, юнкер или прапорщик запаса; готовый на всё авантюрист-честолюбец; добрая,
но яростная меньшевичка или народница в очках, выкуривающая сто папирос в день и страстно
спорящая о политике до поздней ночи; приехавший с фронта боевой израненный офицер, готовый из патриотизма защищать Временное правительство: хороший капиталист-патриот; нехороший капиталист, наживающийся на чужой крови и т.д. Всё это будет более или менее верно: такие люди действительно участвовали в октябрьских событиях. Но картина будущего романиста,
этих событий не видевшего, верной не будет: он исказит перспективу и выдаст за целое сумму
очень небольших величин, составляющую очень небольшую его часть. Главное было не в этих
величинах. Подавляющим по значению должен был бы быть один простой, довольно неблагодарный, образ в разных возможных вариантах: солдат, больше не желающий воевать.»
(Марк Алданов. «Самоубийство)
В 1917-1921 переплёлся целый ряд процессов: развернулась предпоследняя в мировой истории великая крестьянская война (последняя произошла в Китае), в городах происходила раннепролетарская революция с протосоциалистической тенденцией, очень велика была роль солдатской «революции» против непонятной и ненавистной войны, в общий процесс вплетались национальные революции разной степени глубины и социальной окрашенности.
Центральный вопрос: насколько мы можем считать Октябрьский этап «пролетарской революцией», как события октября 1917 и последующие стандартно определялись в советской историографии. Да, пролетариат крупных центров несомненно принимал участие во всём революционном
процессе, но самое интересное, что в ходе самого Октябрьского переворота большинство рабочих
Петрограда относилось к событиям достаточно пассивно, хотя в массе своей скорее сочувственно.
Это очень сильно отличало Октябрь от Февраля. В событиях, имевших грандиозные последствия,
участвовало с обеих сторон от силы десятка два – три тысяч человек. Непосредственного включения широких масс пролетариата не было. Можно отметить только участие отрядов Красной гвардии, не слишком многочисленных и объединявших преимущественно пролетарскую молодёжь.
Уже в первых числах января 1918 мы видим немалое количество питерских пролетариев в рядах
демонстрантов, поддерживающих Учредительное собрание, а рабочие Обуховского завода предлагают приютить депутатов распущенной Конституанты у себя. К весне значительная часть питерского, наиболее политизированного, пролетариата начала от большевиков отходить, и в марте
1918 большевики бежали в Москву не только от немецкой опасности, но и от разгневанных питерских рабочих. В сущности, «пролетарский» характер «Великой октябрьской социалистической ре77

волюции» обосновывался в основном «пролетарским» характером большевистской партии, которая самоназначилась носителем подлинно пролетарского сознания и лучше самих пролетариев
«знала» их «коренные интересы». Крестьянская и общинная революция в деревне радикально искоренила остатки крепостнических и полукрепостнических отношений в сельском хозяйстве. Но
одновременно она почти полностью уничтожила ростки передовых сельскохозяйственных предприятий с современной агротехникой. Она привела и к массированному выплеску архаики в экономическую, социальную и политическую жизнь, причём не только в деревне, но и в городах.
Несомненно, крестьянская революция могла бы дать новый старт бурному развитию капитализма
по «американскому», если вспомнить известную концепцию В. Ленина, пути. А с учётом обновлённых функций общины и бурно развивавшей кооперации этот низовой капитализм мог бы обрести и весьма «социализированный» облик. Произошедший фактически «чёрный передел» был, в
соответствии с известным высказыванием, «реакционен социально-экономически, но прогрессивен во всемирно-историческом смысле». Однако прогрессивная потенция была заблокирована последующей политикой большевиков.
Наиболее острой и труднее всего решаемой проблемой, стоявшей перед российской революцией, был выход из войны (см. врезку). С этим связана значимость фигуры «солдата, уставшего воевать». Этот же солдат возвращался к себе в деревню с предусмотрительно прихваченной казённой
винтовкой, если не с пулемётом. Но там вскоре, в условиях разгоравшейся гражданской войны,
столкнулся с принудительными мобилизациями всех возможных правительств, возникавших на
территории развалившейся империи, включался в восстания и мятежи, уходил в «зелёные». «Солдатский» аспект Российской революции наложил сильнейший отпечаток на дальнейшее развитие,
внеся мощную милитарную составляющую в политическую культуру ранней Советской России.
Из мировой войны невозможно выйти в одностороннем порядке – предпринятая Л.Троцким попытка («Мир не подписываем, войну прекращаем, армию демобилизуем»), как известно, не удалась. Поэтому реальный выбор стоял между всеобщим миром, заключённым всеми воюющими
сторонами, в идеале «демократическим» («без аннексий и контрибуций», с правом наций на самоопределение – это были официальные лозунги советского большинства на протяжении 1917),
а в реальности продиктованным победившей Антантой («Версальская система» мирных договоров) и миром сепаратным. Идея последнего была, при всём стремлении к прекращению войны,
крайне непопулярна. Обвинения в попытках заключить такой мир предъявлялись и царю, и Временному правительству и были весьма эффективны пропагандистски. Сами большевики всячески подчёркивали (вероятно, вполне искренне), что они не собираются заключать сепаратный
мир, романтически надеясь на скорое начало европейской революции, которая заодно покончит с
империалистической войной. Но по злой иронии истории именно большевики подписали «похабный» Брестский мир, продлив тем самым Первую мировую на несколько месяцев и резко сократив возможности сколько-нибудь демократического её завершения.
* * *
Весьма неоднозначен вопрос о значении идеологического оформления прихода большевиков к
власти и их первых шагов. С одной стороны, мы прекрасно помним, что об исторических эпохах
нельзя судить (как и о людях) по тому, что они сами о себе говорят, но, вместе с тем всегда следует помнить теорему известного американского социолога Уильяма Томаса: ситуации, которые люди считают реальными, порождают реальные последствия. В этом смысле идеологическое оформление, пусть даже и не соответствующее реальности, также оказывало влияние и на ход революции, и на её последствия, и на её значение, прежде всего международное. Последнее без этого
фактора понять, наверное, вообще невозможно.
Непосредственно Октябрьский переворот проходил под совсем не стратегическими и не социалистическими лозунгами. Вспомним, в чём подозревали и обвиняли А. Керенского как министрапредседателя Временного правительства? Подготовка сепаратного мира с Германией. Подготовка
сдачи Петрограда немцам (в качестве доказательств приводились планы по «разгрузке» города –
выводу оборонных предприятий в тыловые районы России, подготовка к переезду правительства в
78

Москву, намерения отправить резервные части гарнизона на фронт). Затягивание выборов в Учредительное собрание и противодействие его созыву. Подозрения были безосновательны и обвинения ложны, но свою мобилизующую роль они сыграли.
Опять приходится вспомнить про иронию истории. Почти всё, в чём большевики обвиняли Керенского, они проделали сами. Заключили сепаратный мир с Центральными державами. Перевезли правительство в Москву. Гарнизон, правда, на фронт не отправили в связи с тотальным развалом старой армии.
Большевикам не удалось реализовать и бóльшую часть своих более серьёзных лозунгов: решить
вопросы нараставшей хозяйственной разрухи, надвигавшегося в города голода, реального рабочего контроля на производстве (его примитивные формы очень быстро были свёрнуты), да по большому счёту и проблему мира («похабный» внешний мир внёс свой вклад в разгорание войны
внутренней).
Уже к январю 1918 большевики начали говорить о задачах социалистического строительства. И
эта иллюзия во многом определила международное влияние и значение большевистской революции, в ряде аспектов весьма негативное для международного рабочего и социалистического движения (об этом подробнее – в изложении моего выступления на круглом столе в «Мемориале» на
стр. 122-123 текущего номера )
* * *
Необходимо отметить, что реально решённые большевиками задачи были бы решены и без их
прихода к власти. Учредительное собрание практически со стопроцентной гарантией провело бы
революционную земельную реформу, приняло бы ультрадемократическую конституцию Российской демократической федеративной республики (и, кстати, вероятнее всего сохранило бы единство страны за исключением Польши и Финляндии), приняло бы продвинутое трудовое и социальное законодательство.
Остаются открытыми (и не имеющими убедительного ответа) несколько вопросов. Насколько
долговечной оказалась бы демократия в России в условиях глубокого хозяйственного и финансового кризиса, демобилизации армии и необходимости послевоенной конверсии промышленности?
Позволила бы конституция с ослабленной исполнительной властью и широкой региональной автономией обеспечить устойчивость управления? Удалось ли бы при демократической власти добиться мобилизации ресурсов для ускоренной модернизации? Ещё менее поддаётся ретропрогнозированию международная ситуация в случае развития российской революции по демократическому пути, без Октябрьского этапа.
Вадим ДАМЬЕ
ВЗГЛЯД АНАРХИСТА НА СУЩНОСТЬ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1917–1921
Революция в России вспыхнула на «пересечении»
мировых и внутрироссийских противоречий. С одной стороны, она стала реакцией на кризис, вызванный Первой мировой войной. Это была своего
рода изначально антивоенная революция. Впрочем, в ходе её быстро выяснилось, что порождённый войной психологический шок наложил тяжёлую печать на сознание и настроение людей.
Война, невиданная до тех пор по своим масштабам и жестокостям, вызвала глубокий кризис норм
и ценностей в обществе. Были отброшены моральные ограничения; пересмотрены привычные человеческие представления, прежде всего о ценности человеческой жизни. Люди, вернувшиеся с войны, никак не могли обрести себя в мирной жизни, от которой успели отвыкнуть.
Сразу отметим, что подобные эффекты сказались не только в России, но и в европейских обществах, где они вызвали обострение социального противостояния, а затем и рост тоталитарных тен79

денций, захвативших достаточно широкие массы населения. Революционная волна, накатившаяся
в 1917-1921 на Россию, Финляндию, Германию, Австрию, Венгрию, Италию и другие европейские
страны, стала настоящим шоком для послевоенного обывателя. Угроза экспроприации частной
собственности напугала мелких собственников ничуть не меньше, чем крупных. Они воспринимали классовые выступления трудящихся как всеразрушающий и ужасный бунт рабов, тем более
возмутительный, что под вопросом оказались их пусть тающие, но ревниво отстаиваемые привилегии.
В то же время радикализм революционных массовых действий импонировал мелкой буржуазии,
поскольку показывал действенный путь отстаивания своих интересов. Так складывался межвоенный фашизм. Казалось бы, социализм и интернационализм, как открытое отрицание националистических, консервативных и милитаристских норм и добродетелей, должны были предложить
альтернативу этим тенденциям. многие в мире возлагали надежды на российскую революцию, веря в то, что с ней и идеей самоуправления Советов осуществилась старая мечта анархистов и революционных социалистов – уничтожение государства. Действительность оказалась иной.
Российская революция 1917-1921 остаётся для большинства левых «неизвестной революцией»,
как её характеризовал 60 лет назад русский анархист эмигрант Волин. Основную причину этого
следует искать не в недостаточности знаний, а в большом количестве мифов, сложенных вокруг
неё. Большинство из них проистекает из смешения революции с деятельностью большевистской
партии. От этих мифов нельзя освободиться, не поняв настоящей роли большевиков в тогдашних
событиях. Широко распространён миф о том, что большевики были не такой партией, как все
остальные, но «авангардной партией» рабочего класса. Так они себя сами и характеризовали. Но
такие вещи нельзя просто провозглашать, не приводя никаких аргументов, бездоказательно. При
этом социальный состав организации мало о чём говорит сам по себе; необходимо учитывать, какие слои стоят на верхних и на нижних ступенях пирамиды централизованной партийной иерархии, какую политику проводит данная организация и т.д. Все иллюзии насчёт «пролетарского» характера большевиков были опровергнуты их систематическим подавлением рабочих стачек с 1918
и расстрелами пушками в Кронштадте в 1921. Это не было «трагическим недоразумением», когда
«авангард» подверг репрессиям свою собственную «несознательную» массовую базу. Нет, у
большевистских вождей имелись вполне определённые интересы, и они осуществляли вполне
определённую политику.
Большевики неоднократно характеризовали себя и иначе, и эта характеристика гораздо более
точна: «якобинцы Русской революции». Они воспринимали себя, как своего рода «социалистических якобинцев», хотя их социализм вызывает большие сомнения. Даже когда они говорили о
непосредственных социалистических задачах (после начала I Мировой войны; до тех пор речь шла
лишь о буржуазно-демократической революции в России), то представляли себе этот новый строй
вполне в социал-демократическом духе, то есть по-буржуазному: как единую гигантскую фабрику
со строгим разделением функций, с производственной и, как следствие, политической иерархией.
Большевики, пришедшие к власти в России, отвергли национализм правого крыла социалдемократии. Считая себя авангардом пролетариата, они выступили за создание нового, рабочего
государства. Большевики провозглашали в качестве конечной цели построение свободного общества самоуправления, но разделяли социал-демократические представления о пути к нему через
централизованное государство, которое должно было работать как монополия, служащая интересам всего общества. При этом они действовали жёстко авторитарными методами принуждения
«несознательных и колеблющихся» масс, полагая, что строительство социализма возможно только
под руководством революционной власти. Но взятие большевиками на себя роли якобинцев было
гораздо более реальным, чем их разговоры о социализме. Их традиция шла оттуда, через идеи и
практику Бабёфа и Бланки – прямо к Ленину сотоварищи. Большевики, подобно бабувистам и
бланкистам, были твёрдо убеждены в том, что можно ввести коммунизм декретами сверху.
«Большевики, эти запоздавшие последыши якобинства, исходят из точки зрения, что любое общественное обновление должно быть навязано сверху, – замечал немецкий анархо-синдикалист
Рудольф Роккер. – И так как они не испытывали доверия к конструктивным силам и способно80

стям народа, то, с их точки зрения, вполне понятно, что они противостоят любой инициативе
снизу, которая не несёт на себе печати их особой партийной политики»1.
Само представление о просвещённом и знающем авангарде, который представляет трудовой
народ (пролетариат), понимает его интересы лучше, чем он сам, и осуществляет «воспитательную
диктатуру», было якобинским, а лучше сказать, – буржуазным. Сам Ленин заявлял: «...не только у
нас, в одной из самых отсталых капиталистических стран, но и во всех других капиталистических странах пролетариат все ещё так раздроблен, так принижен, так подкуплен кое-где..., что
поголовная организация пролетариата диктатуры его осуществить непосредственно не может.
Диктатуру может осуществлять только тот авангард, который вобрал в себя революционную
энергию класса»2. Это как раз и означает, что в ситуации, когда пролетарские массы не понимают
«правильно» свои собственные «действительные» интересы, правящий авангард должен «загонять» их к «счастью» «железной рукой» (именно так гласил лозунг в концлагере на Соловках).
Социальный состав якобинских диктаторов весьма похож на состав большевистских вождей.
Это, в первую очередь, представители революционной интеллигенции, которые сами воспринимали себя как истинную элиту – знающую, как надо, но подвергающуюся дискриминации. Поэтому
их отношение к «простым людям» неизбежно оказывалось двойственным: психологически отделяя себя от «народа», эти элитаристы и унижались перед ним, и глубоко его презирали. Такая ориентация может считаться какой угодно, но только не социалистической, и любая социалистическая
и коммунистическая риторика по сравнению с этим фактом полностью отходит на задний план.
Революционно-анархистская оценка большевиков и их роли в революции принадлежит Петру
Аршинову, соратнику Н. Махно. В «Истории махновского движения» он писал: «Несмотря на то,
что во всех крупных революциях главною силою были рабочие и крестьяне..., – руководителями,
идеологами и организаторами форм и целей революции неизменно бывали не рабочие и крестьяне,
а сторонний, чуждый им элемент, обыкновенно элемент средний, колеблющийся между господствующим классом отмирающей эпохи и пролетариатом города и деревни... Благодаря своим
классовым особенностям, своим претензиям на власть в государстве он в отношении отмирающего политического режима занимал революционную позицию, легко становился... вождём революционных движений масс. Но, организуя революцию, ведя её под флагом кровных интересов рабочих и крестьян, этот элемент всегда преследовал свои узкогрупповые или сословные интересы
и всю революцию стремился использовать в целях утверждения своего господского положения в
стране... Сама государственная идея, идея принудительного управления массами всегда была достоянием тех индивидов, в которых чувство равенства отсутствует и господствует инстинкт
эгоизма и для которых человеческая масса – сырой материал, лишённый воли, инициативы и сознания, неспособный к актам общественного самоуправления». Такова «основная черта психологии большевизма». И далее: «В этих чертах нетрудно узнать древнюю господскую породу людей».
Аршинов называл этот слой «новой кастой» и «четвёртым сословием»3.
Хотели того сами большевики или нет, но с подобными представлениями они и не могли осуществлять иную революцию, кроме буржуазной, в лучшем случае – под прикрытием социалистических лозунгов. Большевистская диктатура в России первоначально имела в принципе тот же самый характер, что и якобинская диктатура во Франции: авторитарного господства интеллигентской элиты. Тем не менее, Русскую революцию 1917–1921 нельзя считать просто буржуазной революцией. Совершавшие её массы не хотели капитализма и ожесточённо боролись с ним (включая
государственный капитализм большевиков).
Попытаемся прежде всего установить, какая революция стояла на повестке дня в России в 1917.
После унизительного поражения в Крымской войне в 1856 русскому самодержавию стало ясно,
что дальше так продолжаться не может. Если империя хотела устоять, нагнать своих противников
и конкурентов и продолжать вести мировую политику, ей следовало предпринять существенные
шаги в направлении военной, а значит и экономической модернизации.
1

R. Rocker. Der Bankerott des russischen Staatskommunismus. Berlin, 1921.
В.И. Ленин. ПСС. Т.42, с.204.
3
П. Аршинов. История махновского движения (1918–1921). Запорожье, 1995, с.32.
2

81

Крепостное право было отменено, развернулся форсированный процесс насаждения капиталистических элементов сверху, характерный для стран с так называемым «догоняющим развитием». Государство создавало инфраструктуру и банки, строило фабрики, заводы и железные дороги, а впоследствии передавало их частному капиталу, когда тот уже оказывался в состоянии вкладывать в них деньги и развивать экономику дальше. Эта политика финансировалась за счёт
средств, выкачанных из крестьянских общин. «Модернизаторские» усилия были весьма активными. Но насколько удалось к 1914 превратить Россию в действительно капиталистическую страну?
Социал-демократия (включая большевиков) всегда была склонна переоценивать степень развития капитализма в России, степень её «европеизации». Но она видела то, что хотела видеть. В действительности Россия, говоря современным языком, оставалась скорее страной «третьего мира». В
городах утвердился капитализм, однако подавляющее большинство населения жило в деревне, а
российский рынок оставался слишком узким для того, чтобы капиталистические отношения широко распространились. Страна существовала как бы в двух различных мирах. Большинство людей находилось в «докапиталистических» условиях. Известный ученый-аграрник Чаянов, изучавший аграрные отношения в русской деревне, обратил внимание на следующую особенность: хотя
большая часть крестьян уже не практиковала чисто натуральное хозяйство и продавала свои продукты на рынке, капиталистического накопления чаще всего не происходило. Подавляющее
большинство крестьян тратило все вырученные деньги на еду или промышленные товары, что характерно для «докапиталистических» отношений. Этому соответствовали и структуры крестьянской общины. Попытки Столыпина выделить в деревне твердый слой крестьян-капиталистов и
осуществить форсированное разложение общины, как известно, провалились, и начался обратный
процесс возвращения крестьян в общину.
Но и в российских городах той эпохи капитализм выглядел во многом иначе, чем в Западной
Европе и США. Это был либо государственный, либо полуколониальный, зависимый или непосредственно иностранный капитал, ориентированный скорее на продажу произведенных товаров
за границей, чем на узкий российский рынок.
Несмотря на все наросты капитализма, Россия в целом ещё не была полностью капиталистической, не была «проникнута капитализмом». Начала индустриализации, взращённые царским правительством, натолкнулись на жёсткие исторические рамки, а поражения России в I Мировой
войне со всей ясностью продемонстрировали экономическую и инфраструктурную слабость страны. Иными словами, со стратегической точки зрения, все попытки «догнать» конкурентов провалились. Царизм не мог превратить Россию в военного и индустриального капиталистического гиганта. Причины этого следует искать в самой социально-политической системе царизма.
К. Маркс, хотя он и не был ни анархистом, ни «народником», всё же хорошо понимал, что Россия не может стать действительно капиталистической страной, не разрушив общинные структуры,
не преодолев узость внутреннего рынка, не распространив повсюду рыночные структуры и не мобилизовав крупные финансовые средства и рабочую силу на дело капиталистической индустриализации. Царское правительство не могло себе этого позволить, поскольку вся система восточного
деспотизма основывалась на существовании изолированных крестьянских общин. Змея грызла
свой собственный хвост. Преодолеть пределы модернизации в рамках существующей системы не
удавалось. Русская же буржуазия (с её либеральными политическими силами) была слишком слаба и слишком сильно связана с царизмом (в т.ч. экономически), чтобы рискнуть пойти на смену
системы.
Такое могли сделать только революционеры, независимые и от царизма, и от буржуазии, и от
крестьянских общин, сопротивлявшихся наступлению капитализма. Только они были способны
довести до конца разрушение общины и осуществить индустриализацию, то есть установить формы организации труда и производства, соответствующие капиталистическим (буржуазным) общественным отношениям. Большевики стали проводниками буржуазной революции без буржуазии,
капиталистического индустриализма без чересчур слабых частных капиталистов. Капитализм в
России мог победить только особым путем: без частных капиталистов, чью роль взяли на себя
государство, партия, а позднее – номенклатура и технократия. (Как анархист Всеволод Волин, так
82

и марксист Отто Рюле подчёркивали сходство в устремлениях большевиков, с одной стороны, и
европейских интеллектуалов технократов 20-30-х).
Не забудем и о социальной ситуации в мире. Мировой капитализм находился в совершенно особом историческом положении – в поворотной точке перехода от раннеиндустриального этапа к
новому, «фордистско-тейлористскому» капиталистическому индустриализму. Разделение труда на
производстве ещё не было столь детальным, и рабочие, унаследовавшие от ремесленного прошлого настроения автономии, рычаги контроля над своим трудом и ощущения его целостности, ещё
понимали смысл своей трудовой деятельности и могли представить себе возможность самим организовать производство и управлять им. Можно было ещё попытаться уничтожить капиталистический индустриализм во всемирном масштабе, прежде чем он разрушит основы человеческой жизни и атомизирует общество. Революция, говорил Вальтер Беньямин, – это стоп-кран в поезде истории. Задачи всемирной социальной революции были лучше всего сформулированы одним из
ведущих активистов аргентинской массовой анархистской рабочей организации ФОРА Эмилио
Лопесом Аранго: Пролетариат «должен встать стеной, которая остановит экспансию индустриального империализма. Только так, создавая этические ценности, способные пробудить в
пролетариате понимание социальных проблем, независимое от буржуазной цивилизации, можно
прийти к созданию неколебимых основ... революции..., которая разрушит режим крупной индустрии, финансовых, хозяйственных и торговых трестов»1.
Этот общий анализ позволяет нам понять принципиальные устремления и «идеи-силы» в тогдашней России. Квалифицированные рабочие-ремесленники хотели сами управлять своими
предприятиями и контролировать их; они не желали, чтобы капитализм и его специфическое разделение труда разрушило их квалификацию. Неквалифицированные рабочие трудились в городах
только потому, что не имели возможностей для жизни в деревне, обычно они предпочли бы вернуться на село. Общинные крестьяне стремились освободиться от государства, капитализма, помещиков и кулаков; они хотели обменивать свои продукты на продукты городской промышленности, причём им было безразлично, примет ли такой обмен денежную форму, или нет. Все эти
стремления и чаяния предполагали форму, в которой мировая социальная революция должна была
выступить в России. Речь могла идти лишь о соединении пролетарской рабочей революции в городе и революции общинных крестьян в деревне.
Оба элемента могли бы затем взаимодействовать через посредство свободной ассоциации, федерации и взаимопомощи, сотрудничать между собой и координировать свои социальноэкономические действия на либертарно-социалистической основе. Однако подобное развитие событий совершенно не соответствовало интересам буржуазии, интеллектуальной элиты и социалдемократии, включая большевиков. Эти силы не хотели допустить, чтобы революция в России
вышла за индустриально-капиталистические рамки. Она должна была, с их точки зрения, решить
прежде всего задачи дальнейшей индустриальной модернизации России, то есть открыть путь развитию капиталистической формы производительных сил.
Российскую революцию 1917-1921 следует воспринимать как единый процесс, хотя и не линейный, но включавший в себя различные линии, подъёмы и спады. Она началась в феврале 1917 совершенно стихийно, в атмосфере всеобщего недовольства и отражала в себе в одно и то же время
всемирные социально-революционные процессы и цивилизационный тупик царского самодержавия. Власть была захвачена первоначально коалицией либеральной буржуазии и умеренных фракций буржуазно-революционных интеллектуалов и партийных функционеров, а в октябре 1917 –
якобинскими большевиками. Для всех этих сил речь шла в действительности о продвижении вперёд буржуазной революции: каждая из фракций была «революционной» до известного предела и
становилась контрреволюционной после того, как революция шла дальше и выходила за поставленные ими рамки. Так было и с большевиками: они шли вместе с рабочими и общинным крестьянством, пока их партия находилась в оппозиции и критиковала неспособность умеренных осуществить индустриально-капиталистические реформы.

1

E. Lopez Arango, D. Abad de Santillan. El anarquismo en el movimiento obrero. Barcelona, 1925.

83

Заполучив правительственную власть, большевики превратились в «партию порядка», которая
не желала дальнейшего (социального) развития революции. Программа большевистского правительства после октября 1917 не содержала ничего социалистического: речь шла о смешанной экономике, о партнёрстве между государством и частным капиталом при национализации или монополизации отдельных важнейших отраслей и при допущении трудящихся к управлению предприятиями. Эти меры были не более радикальными, чем, к примеру, те, которые были осуществлены
европейской социал-демократией, лейбористами и т.д. после II Мировой войны.
Но параллельно с этой «буржуазной» (политической) революцией, в которой речь шла прежде
всего о том, кому будет принадлежать государственная власть, снизу разворачивалась совсем другая, социальная революция. Она началась вскоре после февраля 1917.
Выдвигались и становились всё более популярными лозунги рабочего контроля и социализации
земли; трудящиеся массы начали осуществлять их снизу, революционным путем, явочным порядком. Возникли новые социальные движения трудящихся: рабочие Советы, крестьянские Советы и
комитеты (в действительности – органы крестьянских общин), фабрично-заводские комитеты
(фабзавкомы), квартальные и уличные комитеты и т.д. В них принимали участие и представители
партий, пытавшихся взять эти массовые инициативы под свой контроль.
Однако на первых порах преобладала независимая классовая линия, ориентировавшаяся на антикапиталистические социальные преобразования. Крестьяне захватывая помещичьи и кулацкие
земли, не обращали их в частную собственность, а ставили под контроль органов крестьянского
самоуправления, делая первые шаги к социализации.
Весьма сильной была социально-революционная ориентация среди городских рабочих. На I
Всероссийском съезде профсоюзов анархистские и максималистские делегаты представляли около
88 тыс. рабочих. Более того, большинство большевистских низовых рабочих активистов фабзавкомов в 1917 придерживались совершенно иного курса, чем партийное руководство в своих официальных программах. Фабзавкомы требовали рабочего самоуправления, в котором угадывались
зыбкие контуры общества-коммуны.
В своё время Кропоткин сетовал на то, что политическая история Великой французской революции со всеми перипетиями борьбы за власть, партиями и войнами уже написана, а вот «народная история революции» ещё нет. «Роль народа – деревень и городов – в этом движении никогда
еще не была полностью изучена и рассказана»1, – писал он. Мы стремимся воспринять эту оценку
и использовать её как выражение методологии исследования революций, применив и для анализа
революции в России. Мы должны понять Русскую революцию как дело трудящихся масс, которые
боролись за то, чтобы самим управлять собой, зачастую независимо от партий, ведших между собой борьбу за власть, и даже против этих партий.
События октября 1917, когда Петроградский совет сверг буржуазное Временное правительство,
стали результатом развития массовых движений после февраля, а отнюдь не большевистского заговора.
Ленинисты попросту воспользовались революционными настроениями рабочих и крестьян.
Протоколы пленума ЦК большевистской партии 16 октября 1917 свидетельствуют о том, что готовность большевиков согласиться на выступление подстегивалась информацией с мест, согласно
которой в противном случае рабочие массы, леворадикальные члены Советов и анархисты независимо от ленинистов восстали бы против правительства. Тогда большевистская партия утратила бы
всякий контроль над ситуацией. Сама аргументация показывает, что приверженцы Ленина и
Троцкого просто узурпировали инициативу массового движения, чтобы затем поставить его перед
фактом захвата ими власти.
Однако октябрьские события в Петрограде стали сигналом для углубления социального характера революции. Местные Советы не просто лишали власти соответствующие органы управления.
Рабочие в массовом порядке захватывали свои предприятия, вводили рабочий контроль и требовали социализации промышленности. Зачастую они принуждали большевистские власти – вопреки осуществлявшейся сверху политике государственного капитализма – экспроприировать част1

П.А. Кропоткин. Великая Французская революция 1789-1793. М., 1979, с.9.

84

ные предприятия, чтобы затем поставить их, формально «национализированные», под рабочее
управление.
В деревне распространялась общинная революция, которая несколько месяцев спустя была подкреплена законом о социализации земли. Частная собственность на землю была отменена, земля
поставлена под контроль крестьянского самоуправления, участки земли передавались крестьянским семьям для обработки (не в собственность!) без применения наёмного труда. В некоторых
районах появились крестьянские коммуны.
На какое-то время сложилось реальное «двоевластие» массовых социально-революционных
движений внизу и большевистского правительства наверху. Последнее планировало лишь государственно-капиталистические, централизаторские реформы в духе радикализированного немецкого «военного социализма», но под давлением рабочих и крестьян колебалось и вынуждено было
идти дальше, чем намеревалось. (Мы экспроприировали гораздо больше, чем намеревались вначале, – возмущался Ленин весной 1918). Одновременно оно ждало своего часа и подготавливало
контрреволюцию.
Подлинный смысл создавшегося положения метко охарактеризовал председатель Высшей военной инспекции Николай Подвойский. В докладе 1919 он признавал: «Рабочие и крестьяне, принимавшие самое непосредственное участие в Октябрьской революции, не разобравшись в её историческом значении, думали использовать её для удовлетворения своих непосредственных нужд.
Настроенные максималистски с анархо-синдикалистским уклоном, крестьяне шли за нами в период разрушительной полосы Октябрьской революции, ни в чём не проявляя расхождений с её
вождями. В период созидательной полосы они, естественно, должны были разойтись с нашей
теорией и практикой»1.
Решающей слабостью социально-революционных тенденций стало отсутствие координации
между ними. Немецкий синдикалист А. Сухи, посетивший революционную Россию, свидетельствовал: «рабочие взяли предприятия в свои руки, но не знали, как организовать производство и
распределение продуктов на новых началах, у них не было для этого соответствующих инструментов (например, городских коммун или синдикалистских объединений)» 2. Крестьяне в большей
мере придерживались местной ориентации.
Попытки наладить прямой продуктообмен снизу между городом и деревней при всем желании
не вышли из стадии первых экспериментов – к тому же они строжайшим образом пресекались
властями. Подлинного соединения рабочей и сельской общинной революций не произошло.
Эта слабость рабоче-крестьянских движений воодушевила большевиков на контрнаступление.
Сразу после Октября партия стала пытаться удержать ситуацию под своим контролем.
Так, декрет о рабочем контроле должен был подчинить рабочее самоуправление политической
власти. В январе 1918 было принято решение о слиянии фабзавкомов (носителей тенденции рабочего самоуправления в промышленности) с профсоюзами, в которых большевики располагали
комфортным большинством.
Но партия не могла ещё надежно контролировать своих рядовых членов «внизу». Тем более ей
приходилось считаться с существованием вооружённых левореволюционных отрядов (анархистских, максималистских и др.) и структур (захваченных домов и предприятий, Советов, независимых от большевиков и т.д.). Зимой 1918 произошли первые рабочие бунты против большевистской диктатуры в некоторых городах. Переход большевистского правительства в решительное
наступление на трудящиеся массы и окончание реального двоевластия ознаменовались двумя
официальными поворотами, которые произошли весной 1918. Первым стал Брестский мир с Германией, который, по меньшей мере, откладывал мировую социальную революцию и укрепил
большевистскую однопартийную диктатуру под кайзеровским протекторатом. Во-вторых, Ленин
подтвердил государственно-капиталистическую программу в экономике с деспотической централизацией хозяйства и навязыванием дисциплины рабочим. Левооппозиционные Советы, отряды,
коммуны и иные структуры были распущены и разгромлены. Однако власть большевиков оспари1
2

Наше отечество. Опыт политической истории. В 2-х тт. Т.1. М., 1991, с.52–53.
A. Souchy. Wie lebt der Arbeiter und Bauer in Russland und in der Ukraine? Berlin, 1920. S.43–44.

85

валась и старыми элитами («белыми»), и умеренными социалистами, и их конфликт перешел в
кровавую и милитаризированную гражданскую войну. Но это была борьба не двух, а трёх сил, в
которой участвовали большевики, «белые» и трудящиеся массы, причем как первые, так и вторые
проводили весьма схожую террористическую политику против третьих. Большевистская диктатура использовала эту ситуацию для окончательной консолидации «комиссародержавия». Она лишила Советы какой-либо самостоятельности, уничтожила кооперативы, подрывала анархосиндикалистские профсоюзы, огосударствила промышленность и обрушила на крестьян груз принудительных реквизиций («продразвёрстки»), которые поставили жителей деревни на грань голодной смерти.
Огосударствлённые предприятия и объединения (тресты), а на Украине и крупные земельные
хозяйства, были централизованы и поставлены под управление бюрократии, в состав которой нередко привлекались бывшие хозяева. Коллективное управление было заменено единоначалием.
Организована и поставлена под командование старых офицеров и генералов регулярная и милитаризированная Красная армия, в которой была внедрена практика принудительной мобилизации,
чинопочитания, иерархической дисциплины и смертной казни. Всех «саботажников производства»
и «лентяев» отдавали под суд военного трибунала. Полуофициальное название этой политики –
«военный коммунизм» – звучит как самое настоящее издевательство: распределение продуктов
осуществлялось строго иерархически и с полным отрицанием принципа равенства, а тайные службы и чиновники спекулировали конфискованными благами. Любые протесты и акты сопротивления (такие как стачки рабочих или крестьянские восстания) жестоко подавлялись, тысячи людей
труда были казнены. Война между большевиками и «белыми» поставила сторонников социальной
революции в ещё более сложное положение. Перед лицом открытого восстановления старого порядка «белыми» многие активисты приняли предложенную большевиками альтернативу: или поддержать правление комиссаров, или стать свидетелями возвращения «белых». Заработала логика
«меньшего зла»; она побудила некоторых анархистов, максималистов и левых эсеров пойти в
Красную армию или воздержаться от нарушения «социального мира» в «красной» зоне. Все это,
конечно же, ослабляло возможность независимых классовых действий трудящихся. Крестьянские
восстания против «белых», часто находившиеся под анархистским (Махно), максималистским или
левоэсеровским влиянием (Сибирь), некоторое время боролись вместе с «красными» и сыграли
решающую роль в разгроме «белых». В некоторых случаях восставшим удавалось развивать социальную революцию на своей территории, организовать свободные рабоче-крестьянские Советы и
т.д. Это привело к ряду новых местных подъёмов социальной революции.
В конце 1920 гражданская война между «белыми» контрреволюционерами, с одной стороны, и
большевиками (буржуазными революционерами и, в то же самое время, социальными контрреволюционерами), с другой, в основном завершилась. Большевикам удалось вновь собрать старую
империю. Но рабочие и крестьянские массы уже не были готовы терпеть олигархическую диктатуру под «революционной» маской, пусть даже в качестве «меньшего зла».
Развернулось движение 1920-1921 за «третью революцию»: за свободные Советы, независимые
от большевистской партии и её диктатуры, против реквизиций и неравного распределения, против
привилегий новых правителей. В этом движении участвовали сотни тысяч человек. Махновское
сопротивление, Кронштадт и крестьянские восстания в Западной Сибири стали символами российского жерминаля, последними всплесками социальной революции в России. Но ситуация была
уже неблагоприятной для революционных сил по всему миру. Всемирная социальная революция
захлебнулась почти повсюду. Российский рабочий класс был ослаблен длительной войной и репрессиями со всех сторон. Крестьянские же массы зачастую представляли себе социальную альтернативу весьма путано и смутно. Большевистская диктатура, вступившая теперь уже как «сила
порядка» (хватит революции!) в открытую войну с трудящимися массами и осуществившая тем
самым своего рода самотермидор, прибегла к древней стратегии «Разделяй и властвуй». Открытые и наиболее активные восстания были подавлены военной силой, а их участники подверглись
драконовским наказаниям. С другой стороны, была отменена система реквизиций против крестьян, заменённая натуральным налогом. Эта «новая экономическая политика» несла, однако,
86

не вольные Советы и не большее равенство, но компромиссы с частными капиталистами и ускоренное расслоение крестьянства.
Государственный капитализм восторжествовал, а социальная революция потерпела окончательное поражение. Русская революция закончилась. Опыт большевистского эксперимента наглядно
подтвердил предупреждения анархистов о невозможности осуществления социальной революции
через политическую – то есть с помощью захвата власти. Разрыв во времени акта слома государственной машины буржуазии и процесса экспроприации частной собственности неизбежно должен был привести к возникновению ситуации небуржуазной политической надстройки над смешанным базисом, то есть к сохранению классов и классовой борьбы после переворота. При этом
новая политическая структура превращалась в авторитарный, властный орган как для подавления
сохраняющей экономическую власть буржуазии (с помощью национализации хозяйства «сверху»
и мер карательного характера), так и для управления «некапиталистическим» сектором экономики, который должен был существовать в условиях конкуренции с частным.
Таким образом, политическая революция открывала дорогу не столько социальной революции
снизу, сколько социальным преобразованиям, осуществляемым сверху новой властью. При этом
«воспитательная диктатура» нуждалась в аппарате, механизме реализации принимаемых ею решений. Вот почему неминуемым образом возникли бюрократические структуры, которые рано или
поздно должны были отбросить саму идею «воспитательной диктатуры», сохраняя при этом
прежний, революционный фасад исключительно в целях легитимации собственного господства. В
этом смысле, как писал П. Кропоткин, большевики действительно продемонстрировали всем, «как
не следует делать» социальную революцию»1. Вместо «отмирания» государства после революции
произошло его восстановление и укрепление. Выросшая из этого процесса сталинистская диктатура означала, по существу, полный разрыв с социализмом в его марксовом понимании. За ленинскими якобинцами и самотермидорианцами последовали боровшиеся друг с другом термидорианские элиты, а затем – сталинский бонапартизм государственно-буржуазной номенклатуры... Но
это уже совсем другая история.
Следующий обзор носит полемический характер и касается материалов журнала «Альтернативы», посвящённых 100-летию Великой русской революции.
Владимир КАРДАИЛ
КРИТИЧЕСКИЕ МАРКСИСТЫ О РЕВОЛЮЦИИ
В юбилейном номере журнала «Альтернативы»
2(91)-2016, обзор которого мы давали в прошлый
раз2, фигурировала статья к.э.н. Сорокина А.А.
(МЭИ) «Цена революции», с. 258-260, написанная в
преддверии столетней годовщины российской революции и прямо относящаяся к нынешней теме. Статья удивительная в плане апологетики Октябрьского
переворота, продолжающей махровые традиции сталинской историографии в среде современных коммунистов. Автор сразу обозначает позиции: по одну
сторону «сторонники социального освобождения человечества, сторонники коммунистических и социалистических (?) идей», по другую – «их идеологические противники: от правых националистов и державников до буржуазных либералов и демократов». На чашу реакции брошены «воспоминания о “лихих” 90-х, неприглядные последствия “май1

Лебедева А.П. Анархический идеал и практика большевизма // Труды Комиссии по научному наследию
П.А.Кропоткина. Вып.1. М., 1992. С. 110. Ср.: Kropotkin P. An die Arbeiter der westlichen Welt // Kropotkin P. Die
Eroberung des Brotes und andere Schriften. Munchen, 1973.
2
См. ст. «На редутах критического марксизма» //ДиС» 1(4)-2016, с. 126-145.

87

данов” и прочих “цветных революций”». Ругать майданы и цветные революции в «Альтернативах» считается хорошим тоном – и понятно почему, если часть авторов считает Октябрьский переворот проявлением буйного прогресса, восхваляя его неоднозначные последствия, а бескровные
цветные революции, отрицающие насилие, объявлять происками мировой гидры.
Автор подходит к делу от противного: что было бы, если бы большевики тогда власть не взяли?
Она бы стала «родиной фашизма», – не сомневается А. Сорокин. То, что она стала родиной сталинизма его не сильно смущает – мол, зато много было достижений. Про то, что «оба хуже», что
коммунистические эксперименты по всему миру, которым открыл дорогу Октябрь, унесли десятки
миллионов жизней, многократно превысив жертвы Холокоста, он говорить не собирается, восхваляя ценности «пролетарской солидарности, интернационализма», противопоставляя им в качестве антитезы «радикальный национализм». Забыты репрессии против тех же пролетариев и крестьян, расстрел рабочих в Новочеркасске, танки в Будапеште и Праге, войны в Африке под «социалистическими» знамёнами и итоговый (!) всплеск национализма на просторах развалившегося
СССР в 90-е.
Не беда, считает автор, что идея революции «“выдохлась” где-то к 30-м», зато «дала огромный
стимул мировому левому движению, буржуазному реформизму, освободительной антиколониальной борьбе». Стимул левое движение получало в виде немалых денежных вливаний от рвавшегося
ко всяческой экспансии советского империализма – и то, по свидетельству многих деятелей коммунистических и рабочих партий, идея была привлекательна до той поры, пока на Запад не стали
проникать многочисленные свидетельства о рабском положении трудящихся в СССР, о голодоморе, репрессиях и прочих злодеяниях. К тому же «буржуазный реформизм» и «антиколониальная
борьба», вопреки догмам советской историографии, являются объективными процессами – первый
шёл в силу естественной борьбы трудящихся за свои права, вылившись в практику социального
государства, а второй – напротив, был отягощён вмешательством псевдомарксистской идеологии,
что привело в целом ряде случаев к опустошительным гражданским войнам при участии советского оружия и военных советников.
Далее приводится пример II Мировой войны как победы «левых политических течений и идей, а
в том числе и буржуазных левых», над «правыми и реакционными силами». Мол, во главе этой
борьбы стояло «государство, созданное Октябрьской революцией» – дескать, что бы было, если
бы его не было! Здесь всё перевёрнуто с ног на голову, согласно догмам той же пресловутой советской историографии. Война шла не между левыми и правыми, а между сторонниками демократии и свободы – и сторонниками тоталитаризма. Более того, автор стыдливо умалчивает о том, что
обе империи – сталинская и гитлеровская – начали войну за передел мира союзниками, согласно
заключённому в августе 1939 договору. Более того, войны этой можно было бы избежать, если бы
советские руководители, вопреки собственным установкам и надеждам на «освободительный поход в Европу», заключили – скрепя сердце – союзнический договор не с фашистами, а с западными демократиями, что, в конечном счёте, и произошло, но только уже после катастрофы 1941.
Не менее красочным перлом выглядит и утверждение автора о том, что «уничтоженных в годы
сталинского террора сложно отнести к жертвам революции». Правильнее, дескать, счесть их
жертвами «бюрократическо-номенклатурного перерождения Советского общества, фактически
контрреволюционного процесса, закончившегося буржуазной реставрацией 90-х.». Во-первых,
как предупреждали современники большевиков и как показывают современные исследования, попытка «прорыва капитализма в его слабом звене» и форсированного построения социализма в отсталой аграрной державе неминуемо вела к тому самому бюрократическо-номенклатурному перерождению, которое нельзя рассматривать в отрыве от большевистской узурпации власти. Вовторых, здесь затронут принципиальный вопрос о буржуазно-демократическом характере Февральской революции в соотношении с Октябрьской.
Как будет показано ниже при разборе других статей, часть историков считает послеоктябрьские
процессы в обществе продолжением буржуазно-демократических (?) преобразований, поскольку
Февраль их не довёл до конца, а часть – прерыванием процесса таких преобразований, разрывом
естественного хода истории, который народ попытался восстановить, совершив Демократическую
революцию 1991. В таком случае контрреволюционным переворотом и реставрацией империи
88

следует счесть как раз Октябрьский. Видна и параллель между антидемократическим откатом Октября 1917 и «термидором» 1993-1999, приведшим к власти путинскую корпорацию силовиков,
чиновников и бандитов.
Оставим на совести автора и утверждения о демонстративно «мирном» характере Октябрьского
переворота в сравнении с белым террором в Венгрии и Финляндии. Многие исследователи отмечают ожесточённый характер (автор этого не отрицает) давно назревших политических, экономических и социальных преобразований, что уже в феврале 1917 вызвало вал убийств и погромов.
Агитация в духе «грабь награбленное» – характерный лозунг «левых» пропагандистов – нагнетала
угрозы в адрес собственников, промышленников, торговцев, интеллигенции и пр., что фатально
вело к вооружённому насилию. «Мирный» характер то и дело прерывался убийствами офицеров
(во флоте отличились Кронштадт и Севастополь). Лозунги экспроприации и перевода «империалистической войны в гражданскую» также делали своё дело. К насилию толкал и сам факт узурпации власти большевиками, это никак нельзя оправдать повсеместным «триумфальным и мирным»
шествием Советской власти – хотя бы потому, что поначалу это делалось якобы в преддверии
Учредительного собрания (УС), которое должно было положить начало именно мирному демократическому ходу преобразований. Но УС было разогнано, что послужило триггером для начала
Гражданской войны. Тем, кто сомневается в этом, напоминаем: вожди революции ни тогда, ни
впоследствии не скрывали своих установок на насилие (см. статью Л. Троцкого «Уроки Октября»,
где он прямо оправдывает силовой захват власти в целях «уменьшения количества жертв» в неминуемой гражданской войне).
Октябрьская революция, вопреки мнению автора статьи, может быть, и дала «мощный толчок
социальному развитию человечества», но лишь примером того, как не надо воплощать безграмотные и доктринёрские проекты, приведшие страну к неисчислимым – в прямом смысле этого слова
– жертвам, поскольку только демографические прикидки потери населения в результате коммунистического эксперимента со всеми жертвами Гражданской войны, исхода за границу, голодомора,
репрессий и катастрофного хода ВОВ составили к концу века не менее 150 млн. человек. Автор
сетует на то, что в мире происходит реванш правых сил, а «у левых нет своего ответа на этот вызов времени». Так и не будет, пока мы не извлечём должных уроков из нашего прошлого.
***
В статье «Октябрьская революция и советский социализм в марксистской литературе в период перестройки и после него», опубликованной в журнале «Альтернативы» № 1-2017, с. 119134, д.ф.н. Шевченко В.Н. расставляет все точки над ё, пытаясь преодолеть «сумятицу и хаос»,
который породил «насаждавшийся в стране в период перестройки и последующие годы плюрализм». Делает он это, однако, не преодолев ряд пресловутых стереотипов. Поучаствовав в научных
спорах того времени, он, по его признанию, понял, что диалога не получается, поскольку идёт
«острейшая идейная борьба» между неолиберализмом и марксизмом.
Уже первый посыл «рассматривать вместе Октябрьскую революцию и советский социализм»
у социал-демократов вызывает протест. Во-первых, переворот был исключительно следствием
доктринёрских установок В. Ленина и его сподвижников, которые «прорывом слабой цепи империализма» рассчитывали ускорить приход пролетарской революции в развитой Европе. Расчёт
этот был изначально ошибочным, о чём трезвые головы (В. Плеханов, В. Чернов и др.) предупреждали. Далее последовала Гражданская война, а затем попытка построения социализма в отдельно
взятой, отсталой в экономическом и культурном отношении стране. Социализм этот строился в
сталинском понимании: о вступлении в него диктатор объявил в 1930 (год решительного свёртывания ленинского НЭПа), а об «окончательной победе социализма» было объявлено в 1936 на самом пике «обострившейся» классовой борьбы. Был ли это социализм – разобрано в упоминаемых
ниже статьях В. Межуева и М. Воейкова.
Автор цитирует запоздало опубликованную в начале перестройки статью М. Лифшица «Нравственный смысл Октябрьской революции», воспевавшую «нравственный пример» той революции. Понятно, почему её не опубликовали к 50-летию Октября в 1967: речь шла о придании социализму человеческого лица, на что сталинистско-брежнёвское руководство по определению не
89

было способно, более того, попытку такой эволюции задавили танками в Праге в августе 1968.
Упущенные возможности сказались и на том, что автор называет «попыткой проведения нового
этапа социалистической революции» в период перестройки, когда режим коллапсировал в ходе
Демократической революции 1991, которая, с точки зрения В. Шевченко, представляется контрреволюцией, поскольку отменила советскую власть и повернула страну к рынку. Он умалчивает о
тогдашней надежде многих людей «нормально» реструктурировать экономику с тем, чтобы это
позволило поднять уровень жизни до сравнимого с развитыми странами.
Тем не менее, автор даёт ёмкое представление о различных точках зрения на предмет, проявившихся в драматический период перестройки, у следующих деятелей и публицистов:
М.С. Горбачёв – его доклад «Октябрь и перестройка: революция продолжается», посвящённый 70-летию революции, был написан в традиционном марксистско-ленинском ключе. По иронии судьбы, за те же мысли, высказанные мной в середине 70-х в беседе с инструктором ЦК
КПСС, я был подвергнут порицанию как «троцкист», стал невыездным, мне было запрещено работать в центральных СМИ. Шевченко отмечает, что попытка реформаторов провести новый этап
социалистической революции закончилась поражением. Добавим к этому, что речь шла о придании «реальному социализму» того самого человеческого лица, что в хрущёвский и брежневские
периоды было роковым образом отвергнуто. Могла ли история после смерти диктатора пойти
иначе – другой вопрос.
Вину за прекращение коммунистического эксперимента автор склонен валить на «прораба перестройки» А.Н. Яковлева, приведя ряд его откровенных высказываний об обречённости советской
идеологии и практики. Никакого «спасиба», с точки зрения Шевченко, этот самоотверженный борец с маразмом застоя и неистовый критик практического коммунизма с с-д позиций не заслужил.
Между тем, применённая Яковлевым тактика критиковать сначала «развитой», то бишь «реальный», социализм с позиций «позднего Ленина»: «авторитетом Ленина ударить по Сталину, по
сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину» – у
меня как социал-демократа вызывает понимание, поскольку я сам через это прошёл, меня так воспитывали шестидесятники.
В том же ключе упомянута серия статей «Истоки сталинизма» философа А.С. Ципко, написанные в 1988-1989. Шевченко осуждает его за то, что в своих работах он положил начало полному отрицанию всего советского исторического опыта». Тем не менее, в пассаже о взглядах Ципко: «нанести удар социал-демократией по Ленину, а высокопарным морализаторством (? – В.К.)
– по революционным установкам большевиков» и далее: «политика нэпа интерпретируется как
возможность возвращения России в мировую цивилизацию», – лично я становлюсь на сторону тогдашнего Ципко, потому что тоже считаю, что этот шанс страной не был использован, зато на
полную катушку его использовали китайцы, изучив опыт НЭПа и внедрив его у себя в 90-е.
Автор касается очень интересной темы послесоветских изысков отечественных марксистов, отмечая, что опыт создания некоторыми из их (в т.ч. М. Горбачёвым) с-д партии не удался. На этот
счёт было поломано немало копий, но думается, что ряд расколов, погубивших первую СДПР, был
не случаен ввиду мучительного поиска эсдеками новой идентичности, характерного и для западной социал-демократии. У нас, однако, процесс этот был осложнён приходом к власти известной
корпорации, загнавшей все демократические движения под плинтус. Тем не менее, автор отмечает
наличие «группы учёных» (почему учёных, есть целый ряд организаций этого направления! –
В.К.), «ориентированных на западную социал-демократию, так называемый евромарксизм».
Отдельно представлена позиция группы «критического марксизма» (А.В. Бузгалин, А.И. Колганов, М.И. Воейков, Б.Ф. Славин и др.) в отношении Октябрьской революции. Статьи Бузгалина,
Воейкова и Межуева мы разбираем ниже. Так, А.И. Колганов (см. сборник «Октябрь 1917: вызовы для XXI в.», издан в 2009) считает, что в результате революции «процесс латентного формирования корпоративно-капиталистической структуры в оболочке планового хозяйства и процесс
избавления бюрократии от последних ниточек, связывающих её с трудящимися классами, неизбежно привёл к реставрации капитализма».
Из этой группы менее всех освободился от догм советского обществоведения д.ф.н. Б.Ф. Славин. Октябрьскую революцию он считает социалистической, хотя его коллеги Воейков и Межуев
90

убедительно доказывают обратное. Последовательно критикуя сталинизм, Славин, тем не менее,
не устаёт доказывать, что социалистические преобразования имели двойственный характер – демократический и бюрократический, – и что нельзя, дескать, игнорировать огромные достижения,
революционный романтизм и героизм. Достижения, ответим мы, были добыты крайне сомнительным способом за счёт ограбления и порабощения крестьянства на пути экстенсивного развития с использованием рабского труда заключённых, хотя развитые страны с темпом переходили на
экстенсивное. А романтизмом застилала глаза беззастенчивая и лживая пропаганда, славившая
героизм, который зачастую вызывался к жизни бездарными провалами и преступлениями руководства, включая военные.
Любопытна точка зрения Р.А. Медведева на НЭП в работе «Русская революция 1917 г.: победа
и поражение большевиков», изданной в 1997: он счёл его отступлением, ведшим к отрицанию
РКП и Советской России. Получается, что Сталин ликвидировал НЭП из чувства самосохранения?
Естественным следствием стал «малоэффективный и непривлекательный тоталитарногосударственный социализм».
Нельзя не поддержать заявление исследователя марксизма к.ф.н. С.Н. Земляного, высказанное в
2007: известно, куда пришла «треть человечества», шагаючи «по магистрали Октября»: она попала
в исторический тупик, из которого ей пришлось выбираться посредством возврата к той точке, из
которой она вышла на «магистраль». По мнению Земляного, Октябрь оказался крупнейшим прорывом… в утопию.
Учёные Е.Г. Плимак и И.К. Пантин в книге «Драма российских реформ и революций», изданной в 2000, тоже считают, что советский общественный строй не имел ничего общего с социализмом и говорят о НЭПе как о реалистическом пути построения современного общества, открывавшем возможность перехода к эффективному развитию экономики и общества. Шевченко эта
идея не нравится, потому что, на его взгляд, «получается следующее: только встроившись в “подлинную”, т.е. в западную цивилизацию, Россия получит где-то в будущем возможности поиска
социалистического пути развития». Видимо, наши критические марксисты знают, как срезáть углы, но, скорее всего, они не обратили должного внимания на замечательный роман Ю. Трифонова
о народовольцах «Нетерпение», написанный в махровые годы «развитого социализма», – название
его говорит само за себя. Шевченко приводит вывод Пантина: революция оказалась не в состоянии создать заявленное новое мироустройство, а это в условиях экономической и культурной отсталости привело к формированию тоталитарного режима более сильного, чем поверженная монархия. Он задаётся вопросом: «Неужели несмотря на все мечтания и действия русских революционеров (…) Россия так и не смогла продвинуться (…) дальше сегодняшнего убогого капитализма?» Шевченко и др. авторы «Альтернатив» считают, что возврат России к рынку является диалектическим регрессом, по утверждению А. Бузгалина, естественным (?) движением вспять, не
признают демократический характер революции 1991 и считают её, как говорилось выше, контрреволюцией.
Тем не менее, обзор, сделанный В. Шевченко, показывает, что негативная оценка Октября постсоветскими историками превалирует. Например, в коллективном труде «Дорога к свободе» (издан
в 2013) д.и.н. Г.Г. Водолазов называет советский политический режим «диктатурой номенклатуры», являвшийся «тотально реакционным явлением». Более того, сам режим, его создатели и
наиболее ярые поборники заслуживают исторического суда по типу Нюрнбергского за преступления против человечности.
Добавим: невыученные уроки нашей истории и несостоявшийся суд толкают сегодняшний российский режим на подобные преступления уже на рецидиве имперскости. Авторы означенного
труда, стоя на позициях евромарксистов за проведение социалистических преобразований исключительно парламентским путём, начисто отказывают Октябрю в легитимности. Приговор: путь к
социализму лежит через зрелый развитой капитализм. Однако, по мнению Шевченко, они не принимают во внимание «конкретность и уникальность исторических обстоятельств», сложившихся в России в 1917, что, с нашей точки зрения, напоминает логику адвоката, который, защищая
убийцу, просит войти в положение его подзащитного на тот момент. Более того, он утверждает,
что пройденный европейский путь к социализму – т.е. неоспоримые достижения социального гос91

ударства – для части марксистов («критических», видимо) не приемлем, поскольку они не считают
такой путь единственно возможным. Есть, мол, другие пути – наверное азиатский, африканский,
кубинский, венесуэльский…
Догматическое, т.е. ортодоксально-коммунистическое, отношение к Октябрю, представлено
обществом «Российские учёные социалистической ориентации» (РУСО) – Р.И. Косолапов и др.
Интересно мнение, высказанное историком В.И. Старцевым что большевики воспользовались
уникальным моментом для взятия власти, – однако за сим следует неожиданный вывод: а и правильно, мол, всё равно капитализм принципиально враждебен социализму и коммунизму. Поэтому… историческое значение Октябрьской революции со временем возрастает! Какие могут быть
уроки? Шапки долой перед «нашенской» узурпацией, потомки!
***
Д.ф.н. В.М. Межуев «Русская революция в современном контексте» («Альтернативы 2-2017,
с. 4-14). Статья начинается со спорного утверждения что из трёх революций 1905-1917 только
первая закончилась поражением. Глядя на те события столетие спустя, приходится констатировать, что поражением закончился и Февраль, поскольку буржуазно-демократическая революция не
была завершена, финальным аккордом чего послужил разгон Учредительного собрания; потерпел
поражение и Октябрь, если считать сталинский переворот 20-х термидором, а 1991 – итоговой
точкой неудачного коммунистического эксперимента. Межуев справедливо отмечает, что революция так и не решила поставленной задачи «перехода от самодержавной формы правления к более
демократической», едко добавив, что сие «и сегодня остаётся для нас пока только желаемой целью. Не большевики начали русскую революцию, и не они, похоже, завершат её».
Автор напоминает, что сомнения в продуктивности революции в отсталой стране с преимущественно аграрной экономикой и неграмотным населением высказывали ещё классики марксизма.
Сталин решил это противоречие по-своему, устроив «разорение и гибель более или менее зажиточной части крестьянства и насильственную коллективизацию остальной части населения,
превратив её фактически в класс государственных крепостных».
Второй вопрос ставился о национальных проблемах в империалистической стране. Идеологически он решался просто: интернациональный пролетариат побеждает во всемирной революции и
устанавливает такую же всемирную республику Советов. Однако созданный строй «имел с социализмом не больше общего, чем наша нынешняя “суверенная демократия” с демократией». К тому
же, вопрошает автор, откуда было в крестьянской России взяться революционному пролетариату
– продукту зрелого капитализма? Ленин вышел из положения просто: пролетариат может заменить революционная партия пролетариата! Причём единственная, без политических конкурентов.
«Ставка не на класс, – пишет автор, – а на по-военному организованную и вооружённую силу (…)
достаточно ясно говорит о том, что Ленин понимал под революцией. По существу, она отождествляется им с политическим заговором и военным переворотом». И далее: «Захват власти
революционной партийной верхушкой и её удержание в своих руках под видом общенародной власти заключает в себе секрет любой революции, который Ленин разгадал как никто до него…». И
понеслась телега по всем кочкам! Добавим, что указанным рецептом в России принято пользоваться по сию пору: у нас до сих пор принято после очередного перехвата власти влиять на сознание «несознательных» и «незрелых» масс сверху, путём массового промывания мозгов.
Межуев напоминает: «Революция и есть цена, которую общество платит за своё политическое
бесправие, за отсутствие иного способа прихода к власти». Те же К. Маркс с Ф. Энгельсом, глядя на эволюцию европейского парламентаризма, пришли к выводу, что при наличии демократических порядков трудящиеся могут добиваться социалистических изменений – т.е. реформ – мирным
путём. Автор напоминает о выводе германских социал-демократов: последней политической революцией, имеющей исторический смысл, является буржуазно-демократическая, после чего
наступает время мирного, эволюционного развития. Такой посыл даёт ответ на вопрос, нужна ли
вообще была Октябрьская революция, если Февраль носил буржуазно-демократический характер.
Ленин решительно рванул дальше1: «Реформистскому (западному) варианту марксизма он про1

Известно его “Weiter! Weiter!” – сказанное в те дни почему-то на немецком.

92

тивопоставил свой радикальный вариант революционного насилия в борьбе за власть, не сдерживаемого ни правом, ни моралью».
Неуспех новых буржуазно-демократических преобразований в России конца ХХ в., по мнению
автора, был связан с отсутствием, точнее, ничтожным количеством людей, которые были бы в
этом реально заинтересованы. Он высказывает надежду на появление профессиональных политиков, которые смогут повлиять на очередных узурпаторов и убедить общество в необходимости
реформ, а также надежду на свободные выборы – должны же они когда-нибудь снова у нас состояться! Забавна уничижительная сентенция о политическом «качестве» узурпаторов: «Кто же попадает во власть окольным путём (…), минуя выборы – тот вообще не политик, а чиновник, делающий карьеру посредством аппаратных интриг и бюрократических перестановок. (…) Главным показателем политической непригодности является неспособность к публичному диалогу со
своими политическими оппонентами». Звучит как нельзя более кстати накануне очередных перевыборов Путина, бьющего все послесталинские тошнотворные рекорды пребывания у власти и
при этом патологически избегающего открытых теледебатов, которые приняты в цивилизованных
странах.
И нельзя не согласиться с последней сентенцией: «И только после того, как ценность оппозиции у нас сравняется с ценностью власти, а переход из одного состояния в другое станет естественной нормой жизни для любого политика, под совершившейся 100 лет назад русской революцией можно будет подвести черту».
* * *
Заслуживает внимания ещё одна статья на ту же тему «О характере Великой российской революции», опубликованная в том же номере. Её автор д.э.н. М.И. Воейков считает, что называть
Русскую революцию 1917 социалистической можно, только забыв о марксизме. Промышленность
в России развивалась преимущественно как государственная, и доведение общества до революции
выливалось прежде всего в преодоление феодализма. Февраль не привёл к победе буржуазной демократии потому, что слабая буржуазия эпохи становления капитализма была не в силах возглавить революцию. Автор напомнил, что в 1920 П.Н. Милюков в своей «Истории русской революции» подметил её основное противоречие «между научным и утопическим социализмом». От
традиционного деления на буржуазно-демократический Февраль и «социалистический» Октябрь
следует отказаться: «Это была одна Великая российская революция с двумя этапами 1917 года, и
заключительный её этап приходится на 1920 год окончания гражданской войны».
Такой отказ, по мнению автора, ведёт к необходимости переосмысления утвердившихся схем:
«Если мы имеем одну революцию, то, стало быть, и характер (сущность) её тоже одна». Даже
Ленин предостерегал от поспешности объявления текущей революции социалистической – Воейков приводит одно из последних его выступлений на XI съезде партии (1922): «Наша задача –
буржуазную революцию довести до конца». В этом смысле введение НЭПа было необходимо ввиду неизбежности «именно буржуазного развития».
Далее автор утверждает, что такая линия (несмотря на сворачивание НЭПа? – В.К.) проводилась
и далее, т.е. советский период решал задачи, не осуществлённые буржуазно-демократической революцией. Вопрос спорный, поскольку, во-первых, как могла милитаризованная советская экономика выполнять задачи продвижения и развития рынка? И во-вторых, в таком случае общество
вряд ли подвинулось бы на Демократическую революцию 1991, которая решала задачи не только
приобщения к рынку, но и социально-политические. Вспомним паллиатив «социалистического
соревнования», который, по идее, должен был как-то компенсировать отсутствие механизма конкуренции. Тем не менее, автор относит к выполненным задачам буржуазного развития индустриализацию, ликвидацию неграмотности, становление буржуазного сословия (т.е. номенклатуры) и
др. Какая-то сермяжная правда в этом всё-таки есть, если помнить, как быстро часть партийного,
комсомольского и хозяйственного актива подключилась к приватизации, а позже смогла переварить «новых русских», резво пострелявших друг друга в 90-е.
Воейков отмечает двойственность и противоречивость отношений советского периода. После
«победы социализма» согласно Конституции-1936 социалистические лозунги постоянно наталки93

вались на буржуазную действительность: «люди всё более пропитывались буржуазными отношениями и ценностями. Особенно ярко это стало проявляться в брежневские времена “застоя”».
Опять же делается спорный вывод: «Сто лет развития своеобразного капитализма в России делают невозможным сегодня переход к классическому капитализму эпохи первоначального накопления капитала. Нельзя вернуться к тому, что историей пройдено».
Но что же тогда было в 90-е, как не это самое первичное накопление: перехват собственности –
продолжающийся и поныне в виде рейдерских захватов, создание и потеря баснословных состояний на бирже, «пирамиды» и пр.?
Далее следует ещё более спорный пассаж, в котором автор утверждает факт создания «особого
общественно-экономического строя», который «превратил страну в мощную индустриальную
державу, что обеспечило победу над фашистской Германией и создало довольно развитое социальное государство». Категорически неверно, если помнить, что индустриализация страны шла с
помощью западных промышленников, с использованием их специалистов, оборудования и технологий – в ущерб тому же социальному развитию, в котором Россия до сих пор плетётся в хвосте
развитых государств, шедших по пути классического капитализма. И уже совсем бессовестно приводить этот аргумент, умалчивая о катастрофе 1941 и вкладе в победу союзных государств, включая поставки по ленд-лизу.
Автор приводит ещё целый ряд мнений различных исследователей по вопросу возможности и
реалий строительства социализма в России (К. Каутский, Н. Бухарин, Л. Троцкий, Н. Бердяев, П.
Струве и др.), в той или иной степени предсказавших судьбу социалистической идеи в «советском» исполнении, вырождение режима в диктатуру и бюрократическое засилье. Воейков напоминает интересную оценку Н. Бердяева: «Под флагом большевистской, интернациональной социалистической революции у нас происходит совершенно буржуазный процесс собирания собственности теми, которые её не имели…» Таким образом, по мнению автора, философ «довольно точно
определил как характер русской революции, так и основную её движущую силу» – т.е. крестьянство, имеющее мелкобуржуазную природу. Как мы видим, Сталин внёс в этот процесс свои коррективы.
П. Струве отметил, что падение производительности труда (sic!) вынудило коммунистическую
власть ввести буржуазные поправки типа сдельной оплаты и премий за выполнение плана (это
действовало до самого конца) и применять военные методы милитаризации труда (наказания за
опоздания, штрафы и пр.), что начисто опрокидывало социалистические мечты об уравнительности вознаграждении за добровольный труд – т.е. эгалитарную идею. Однако «идти на такой
“буржуазный социализм”, – замечает Воейков, – «по существу означает просто отсутствие социализма». Невозможно не упомянуть и то, что сразу после революции говорил М. ТуганБарановский1 относительно фабрик, если они перейдут в распоряжение рабочих: «многолетний
опыт показал, что производительные артели являются тем видом кооперации, который среди всех
кооперативов имеет всего менее успеха»2.
Автор статьи призывает поставить точку на представлениях Сталина об Октябре как о социалистической революции, поскольку свои умозаключения «он делал отнюдь не в целях научной истины, а всегда преследуя узкие политические задачи». Тем не менее, с выводом Воейкова о том, что
Октябрь выполнял «функцию завершения буржуазно-демократических преобразований», повторяю, нельзя согласиться, поскольку на деле 70 с лишним лет Советской власти обернулись приостановкой этих преобразований. 100 лет спустя в условиях нового застоя и отсутствия социальных и экономических реформ перед нами стоит всё та же задача.
* * *
Гл. редактор «Альтернатив» д.э.н. А.В. Бузгалин, в своих работах старательно избегает уничижительной критики Путина и его режима, хотя тексты, разбираемые ниже, буквально вопиют
1

Туган-Барановский, Михаил Иванович (1865-1919) – экономист, историк, министр финансов Украинской народной
республики.
2
Впоследствии опыт рабочего самоуправления был продолжен в Югославии, странах Латинской Америки, в Испании,
но это предмет особого разговора.

94

прямыми коннотациями, которые, к тому же, прямо противоречат некоторым выводам, сделанным автором.
Итак, А.В. Бузгалин, статья «Демократия. Свобода. Революция: альтернативы правому
консерватизму и неолиберализму есть! (уроки Февраля 1917)», «Альтернативы» 1-2017, с. 1338. Задачу автор поставил неплохую: «Очистить теорию и практику от правоконсервативного
мракобесия и, одновременно, от розово-слюнявых неолиберальных иллюзий». Однако, как мы уже
отмечали в упомянутом разборе, опубликованном в «ДиС» 4-2106, Бузгалин исходит из традиционных вековых представлений о «закате капитализма», который явно затянулся. И будет ожидаемо тянуться до тех пор, пока до уровня развитых стран не подтянется «третий мир», где Россия
благополучно и оказалась в результате катастрофного коммунистического эксперимента и – по
окончании оного – из-за торможения экономических реформ, попав, по справедливому определению самого А. Бузгалина, в полупериферийную разновидность капитализма. Автора это обстоятельство не смущает, он продолжает ратовать за коммунистическую революцию, видя в приостановке коммунистического эксперимента проявление естественной череды «откатов» и «попятных движений». Это позволяет ему уходить от однозначно негативной оценки Октябрьского переворота.
Прежде всего, утверждает автор, без насилия – ну никак! Происходит – мирное или немирное, –
но всегда насильственное изменение прежних форм социального отчуждения: слом рабства или
крепостничества…» Стоп! Уже через десяток с лишним лет после братоубийственной Гражданской войны, случившейся в полном соответствии с доктринёрской задумкой Ильича, страна получает рабство и крепостничество в невиданных масштабах, от которых начинает с трудом (с «откатами» и «попятными движениями») освобождаться только в период послесталинской «оттепели».
Стоили ли того принесённые многомиллионные жертвы? Бузгалин считает, что да, стоили, поскольку определяет Октябрь как «революцию созидательную», произошла-де «оптимистическая
трагедия».
Закрыв вопрос о предпочтительности реформизма («возврат к с-д частичному реформированию
в его прежних формах невозможен»), А.Б. не ищет новые формы, поскольку не считает себя эсдеком, а гнёт своё: «Социальная революция – это продукт объективных противоречий, и попытки
остановить или затормозить её оборачиваются злом гораздо большим, чем то, что может
нести с собой революция». Трудно себе представить большее зло, чем то, что принесла с собой
миру – и прежде всего народам СССР – восстановленная большевиками империя. По масштабам
человеческих потерь нас обошли разве что китайцы. Защищая «советскую демократию», автор
опускает тот факт, что в период упомянутого эксперимента демократии у нас не существовало. А
вот демократия в принципе, мол, уже не устраивает ни нынешних консерваторов и державников,
ни западных либералов, ни даже «иных левых теоретиков» – спрашивается, какие же они левые,
если отрицают либерально-демократические ценности? У нас это кто – может быть, националбольшевик Э. Лимонов? Или верный путинист С. Миронов? Это не левые, это державники, собратья Бузгалина по поддержке новоимперского курса, которому аплодируют правые почитатели
российской узурпированной власти за рубежом.
Тем не менее, Бузгалин смотрит на Запад так, как когда-то смотрел Ленин на буржуазию: прозападные «демократия и демократы» ввергли нашу страну в кризис, а сами они «не могут решить
проблем застоя, миграции, культурной стагнации». Автор забывает отметить – точнее, признать,
– что эти проблемы стоят перед Западом совсем на другом витке развития, до которого нам ещё
подниматься и подниматься. Как говорится, нам бы их проблемы! К тому же Бузгалин, большой
дока в диалектике, мог бы признать и то, что российские демократы решились на реформы после
провала социал-демократической, по сути, попытки реформаторов развернуть страну в сторону
европейского пути развития. Помешала им в этом, перетянув одеяло на себя, партийнохозяйственная номенклатура, выпестованная в брежневский период.
Автор не преминул подчеркнуть и феноменально возродившееся – несмотря на окончание холодной войны после упразднения «коммунистического» военного блока – военное противостояние
с Западом: мол западные «демократы» «чем дальше, тем больше предлагают только одну демократию – “демократию крылатых ракет”». Вот уж с больной головы на здоровую: внешняя по95

литика российского режима, являющаяся продолжением попыток утвердиться в «приватизированной» кликою власти на n-количество лет, нуждалась во внешнеполитической конфронтации с соседними – и не только – странами, что естественным образом привело к активизации НАТО как
военной организации демократических государств. Благодаря путинской внешней политике,
НАТО подрядилась защитить мир от «пульсаций» Российской империи, ковыляющей, как и все
империи, к своему окончательному развалу. Последний можно было бы остановить – но совсем не
на том пути, который нам предлагает проворовавшаяся, обнаглевшая и многократно дискредитировавшая себя власть временщиков.
Критикуя тех, кто, в противовес «демократическому тупику», ратует за возврат в прошлое и зовёт «в патриархально-феодально-державный регресс», Бузгалин не видит решение проблемы в
скорейшем отказе от путинского застоя и развитии рыночных реформ, а в чисто по-маниловски
призывает «пойти дальше к реальному народовластию, от негативной свободы, “свободы от” к
социальному освобождению Человека». В наших условиях освободить Человека – значит построить реальное социальное государство, в котором свободное развитие малого и среднего бизнеса
обеспечит насыщение бюджета, высокие зарплаты, пенсии, качественное и доступное образование
и здравоохранение. Для этого необходима демократизация и смена власти, поскольку коррупция,
будучи имманентным свойством путинского режима, является препятствием для развития.
Бузгалина заботит другое: ему важно показать, как господство капитала (слухи о загнивании которого, напоминаем, сильно преувеличены) от лозунгов демократии и свободы пришло к отрицанию этих свобод, когда балом правят исключительно богатеи. При этом надежду на социальное
освобождение даёт наличие буржуазных демократических институтов, в частности, свобода слова,
создания и деятельности общественных организаций, политической деятельности, свободные выборы. Нетрудно заметить, что ни одной из этих свобод в сегодняшней России нет. Но нашего критика в первую голову беспокоит «проклятый зарубеж», где эти свободы есть, но «рынок и капитал
перестают быть основаниями демократии и свободы», поскольку сегодня они стоят «на пороге
консервативно-имперского регресса».
При этом А. Бузгалин – совместно со своим соавтором по работе «Глобальный капитал» А.
Колгановым – признаёт, что в ХХ в. произошла «значительная социализация рыночнокапиталистической системы» и что «процесс социал-демократического реформирования капитализма стал существенным фактором частичной трансформации этой системы». Однако отмечает, что 1) «социал-демократия вмешалась преимущественно в отношения распределения»; 2)
эти подвижки «стали результатом ожесточённой борьбы трудящихся» и 3) затронули лишь
страны «центра». И тут же утверждается положительная роль «социалистических революций» и
констатируется решающий «вклад левых» в борьбу против фашизма, хотя первое является следствием той самой пресловутой попытки прорыва слабого звена капиталистической цепи, а борьбу
с фашизмом, как я уже говорил ранее, нельзя ставить в заслугу левым, поскольку это было общедемократической задачей.
Точно так же, впрочем, как и борьба со сталинизмом. Но если победа над фашизмом, по утверждению автора явилась окончательной лишь в 1970-е (Испания, Португалия, Греция), то, добавим,
у нас победа над сталинизмом оказалась отстроченной из-за наступления путинской реакции и более того: в стране подняли голову нацисты самых разных мастей.
Подспудно у А.Б. сквозит мысль: «шут с ней, с неравномерностью развития, но из-за подмеченных мною негативных явлений “позднего капитализма” не стоит его и развивать». Как говорил
Бармалей из к/ф «Айболит-66» перед крушением ветеринарного кораблика: «Ну куда ж вы все на
левый борт навалились? Давайте все на правый!.. Куда ж вы все на правый?..»
Не добившись благословенной К. Марксом буржуазной демократии и не зная путей, как её добиться при авторитарном режиме, автор указывает на пороки стран развитого капитализма и заявляет: «это не наш путь!». Возможно, отсюда неприятие автором и его сподвижниками прозападной ориентации бывших советских республик, хотя окрысившаяся на них путинская камарилья
сама представлена в ряду «победивших» либеральных технологий.
Рассуждая в категориях «позднего капитализма», автор находит нечто общее между развитым
Западом и разлагающейся полупериферийной империей: и для первого, и для второго характерна
96

форма «манипулятивной демократии». Мол, и там и там «пипл хавает». Однако одно дело, когда
он хавает, имея действующую демократическую конституцию, достойный уровень жизни и развитое гражданское общество – и совсем другое, когда он не имеет ни первого, ни второго, ни третьего, внимая льющейся с экранов ТВ осанне типа «1000 лет председателю» и «1000 лет православному рейху».
С упорством, достойным лучшего применения, критические марксисты клеймят продвинутые
западные демократии, а у себя, с одной стороны, критикуют родное «реакционнофундаменталистское манипулирование», а с другой одобряют аннексию Крыма и ведущуюся в
Донбассе войну, т.е. есть, де-факто не возражая против пагубности и тупиковости «особого пути
России». «Куда вы, осенние листья?»
Невзирая на все уроки минувших лет с момента агрессии против Украины, сбитый «Боинг», гибель более 10 тыс. человек в военном конфликте, расстановку политических сил в результате
украинских выборов и всю лживость непрестанной антиукраинской пропаганды, автор, тем не менее, утверждает, что на Украине «поощряется правый национализм» (интересно, какой национализм поощрялся Кремлём в условиях отражения гитлеровской агрессии – правый или левый? –
В.К.) и откровенный фашизм». Дескать, вы, левые интернационалисты, можете напоминать
сколько угодно, что правые на украинских выборах набирают не более 1,5%, а мы, критические
марксисты вольны верить пропаганде родных пенатов, т.е. режиму – детищу заклеймённого нами
же поганого неолиберализма. По сути, революционная попытка украинского народа вырваться из
реалий корпоративной и коррумпированной власти выдаётся за нечто диаметрально противоположное целям социальной революции.
И совсем «за упокой»: провозгласив, что с-д-реформы к концу ХХ в. исчерпали себя (на уровне
более высокого развития, что ли? а у нас какое? – В.К.), автор вновь заговаривает о положительном влиянии когда-то мощного «мирового коммунистического движения», «последовательносоциалистических» (в пику доказавшим свою «неспособность» с-д организациям) и даже «демократических коммунистических организаций» – возможно, есть и такие.
Тем не менее, насущную задачу он видит в противодействии «ново-старой правоконсервативной угрозе». «К либерально-демократической модели Россия опоздала», – заявляет А. Бузгалин, –
и это в своё время поняли «победившие большевики и не поняли их проигравшие оппоненты». Эта
мысль выдаёт А.Б. не только как безнадёжного коммуниста пред- или послесталинского пошиба,
но и как державника.
По его мнению, страна после кризиса 90-х похвально «сохраняет космические и ядерные технологии, имеет неистребимо высокий уровень образования и культуры (как раз истребимо – прямо
на наших глазах – В.К.), и в такой стране «пытаться внедрить модели либерального рынка и демократии даже не преступно – глупо». По этой логике глупо возвращаться к свободным выборам,
свободе слова, глупо повышать жизненный уровень путём дифференциации экономики, глупо попробовать использовать наши ресурсы не для продажи сырья за границу, а для развития бизнеса,
глупо использовать новые технологии и зарубежные инвестиции – помимо родных, которые утекают за границу.
Как уже говорилось, автор выступает и против «военно-феодального империализма», считая
преступным повторение трагедии, приведшей к Февралю и Октябрю. Сегодняшняя «государственно-олигархическая номенклатура», на его взгляд, тем самым и занимается, совершая «малозначительные (как раз наоборот, принципиальные – В.К.) геополитические демарши с целью поднятия казённо-патриотического настроя». Правда, это заявления плохо вяжутся с одобрением
критическими марксистами вышеупомянутой агрессии.
Положительные примеры успешной модернизации (Южная Корея, Гонконг, Китай) автор считает неприемлемыми по разным причинам. Что остаётся? Назад, в будущее: «не назад к демократии, а вперёд – к реальной власти демоса…» Назад? да у нас демократии практически не было!
Здесь комментарии излишни: не указан механизм, экономические рычаги, политические шаги и
пр. Рекомендован возврат на путь, куда «вступили 100 лет назад трудящиеся нашей страны», –
т.е. на путь, приведший эту страну в тупик, показав всему миру как не надо доводить дело до революции, а если уж она случилась, куда не надо её разворачивать.
97

Посылы о том, что номенклатура решала «задачи страны в целом», вовлекала людей в «социальное творчество и культуру», а «реальный социализм» имел «лучшие периоды», коими названы
НЭП и «оттепель» в СССР, – никак не катят, потому что цыплят посчитали по осени в начале 90-х
и много чего не досчитались. А.Б. справедливо клеймит деяния «финансово-бюрократической номенклатуры капитала», на совести которой множество преступлений, включая поддержку одиозных режимов Испании, Португалии, Чили и т.д.
Что тут скажешь? Запад за эти преступления – по крайней мере, за какую-то часть – ответил, до
сих пор расплачивается и делает что-то для невозможности повторения подобного в будущем
(например, в Европе создали ЕС, исключающий на своих просторах войны, столетиями терзавшие
континент), а СССР за свои преступления – нет, они не осуждены должным образом1, а сегодняшняя Россия стала источником агрессии на просторах бывшего СССР.
Финальные аккорды статьи удручают. А.Б. предлагает дождаться ситуации «близкой к революционной», когда «кризис социо-либерального и почти не отличимого от него и фатально поправевшего социал-демократического проекта станет очевиден». Здесь надо заметить, что на более
высоком уровне развития капитализма с-д и либеральный проекты не случайно малоотличимы.
Смею предположить, что процесс этот объективен: если в XIX в. на стадии развития капитализма общедемократическая активность разделилась на либеральную и социал-демократическую, поскольку каждая была призвана выполнять свою задачу, то после выполнения этих задач, в эпоху
появления социальных государств к концу ХХ в., эти линии снова сходятся.
Похожий феномен мы могли проследить и на примере подъёма демократического движения на
исходе советской власти: борясь с номенклатурной властью, демократы выступали единым фронтом.
Затем настал период размежевания, становления многопартийной системы. Наступивший с приходом к власти олигархов, а затем и силовиков, период реакции вновь отбросил демократическое
движение к началу, когда общедемократические требования честных выборов и гражданских свобод превалируют.
Вот почему левым так важно консолидироваться вокруг этих требований и отмежёвываться от
всех попыток сыграть «и нашим, и вашим», т.е., с одной стороны, призывать к свободе и солидарности, а с другой – поддерживать империализм в самое отвратительное время его разложения и
попыток вернуть чванливое прошлое.
Но именно этим автор и заканчивает свою статью, вернувшись к дискредитировавшей себя уже
осенью 2014 характеристике вооружённого сепаратизма в Донбассе – организованного российскими спецслужбистами (Стрелков) и поддержанного из Москвы высокопоставленными военными преступниками – как «народно-демократической революции», что, на мой взгляд, дискредитирует целый ряд теоретических изысканий критических марксистов. Оно им это надо?
* * *
Как видим, в предыдущей статье А.В. Бузгалин вовсе не говорил об уроках Февраля 1917, как это
было заявлено в заголовке, зато досталось всем – и консерваторам, и либералам, и социалдемократам. Посмотрим следующую его работу, где он вступает в полемику со своими коллегами В.М. Межуевым и М.И. Воейковым по поводу их в целом негативной оценки Октября.
А.В. Бузгалин «Октябрь: оптимизм трагедии. (К дискуссии о природе Октябрьской революции)». Альтернативы 2-2017, с. 31-48. Автор возражает против пропагандистских попыток власти «примирить “белых” и “красных”», т.е. совместить «консервативно-державные посылы» с
ностальгией по СССР. Однако при этом заявляет, что реверсивный виток истории закончился, дело двинулось обратно в сторону прогресса.
Пора мол, вспомнить «о великих подвигах и жестоких ошибках всех тех, кто творил нашу Революцию». Вряд ли с таких позиций можно судить о серьёзном научном подходе, поскольку «великие подвиги» и «жестокие ошибки» совершались в результате принципиально неверного, док1

В преддверии пропагандистского бума вокруг годовщины Победы московские власти решили отметить юбилей
уличными постерами, которые вывешивались на остановках общественного транспорта. В числе прочих воссиял тот,
который прославлял «подвиги» наших красноармейцев в ходе позорного нападения на Финляндию в 1939-1940.

98

тринёрского подхода главного «творца» к вопросу об узурпации власти большевиками. После
оной и пошли буквально косяком «подвиги» и «ошибки», увенчавшиеся жесточайшей, людоедской диктатурой.
Автор напоминает, что идеи революции вовлекли в «поиск путей к коммунизму» треть человечества.
Переводим: треть человечества поучаствовало во взаимном истреблении под предлогом классовой борьбы во имя прихода к власти пролетариев, т.е. подменяющего их «авангарда», а о «гегемонии» уже и вспоминать стыдно. Автор указывает на «облагодетельствованные» «социализмом»
сферы общественной деятельности:
– экономика, «где на смену отношениям товарного производства и капитала шли отношения
планирования и общественного присвоения» – но здесь провал по всем параметрам, пришли к восстановлению рыночной экономики и к участию в международном разделении труда;
– социальная сфера, «где радикально сократилось социальное неравенство» – опять провал: в
результате всех «прорывов» европейское социальное государство превысило достижения СССР
прежде всего по уровню жизни, а децильный коэффициент в сегодняшней России колеблется в
районе 20;
– культура, «где родился… феномен советской культуры» – этот «феномен» почему-то не помешал огромной части общества быть оболваненной имперской пропагандой, а с поддержкой аннексии Крыма вернуться к дремучему православно-консервативному мировоззрению.
Ну, а о рождении «нового человека», «для которого ценности и практики созидания были важнее обладания», и говорить не приходиться: если бы он был, то пришедшей к власти корпорации
силовиков, чиновников и бандитов не удалось бы так легко его оболванить.
Автор приглашает на основании закончившегося опыта построения социализма по советскому
образцу проанализировать противоречия и извлечь уроки. Исходя из пороков пресловутого «позднего империализма», как уже отмечалось выше, он осуждает рынок, к которому Россия ещё толком не приобщилась, но вполне согласен с тем, что «в странах, где победили социальные реформы, буржуа отдают до половины личного дохода на обеспечение бесплатного образования и
здравоохранения».
Казалось бы, последнее – хороший повод для развития «позднего капитализма» у нас в стране,
но автору важнее другое: похвально, что «растущие Китай и Индия, использующие элементы социалистического стимулирования развития, подрывают имперскую власть стран НАТО». Интересно, а кто будет подрывать имперскую власть у нас в России – Пушкин что ли?
Вообще, жупел «натовского империализма» дежурно реет не только над остатками коммунистического воинства, но и над Кремлём, захлёбывающимся в неизбывном стремлении оградить
узурпированную власть от народного любопытства и потому нуждающимся во внешнем враге.
При этом наши критические марксисты проморгали тот факт, что на смену противостоянию
коммунистического и империалистического блоков пришло ровно обратное: союз демократических государств противостоит империалистической России.
Бузгалин торжественно констатирует: «этот изменившийся, частично социализированный капитализм – продукт реформ и революций, мощнейшим импульсом которых стал Октябрь 1917».
Однако при этом умалчивает, что был испытан и другой путь, реформистский, который пробивал
реформы с конца XIX в. – и продолжил бы их в любом случае, даже если бы Октябрь не состоялся.
Далее автор возражает против тезиса о буржуазной природе «реального социализма».
Соглашаясь с аргументами коллеги Б.Ф. Славина, который выделяет «социалистические слагаемые революции» (содержание социально-экономических преобразований, тот же «новый тип человека» самосознание субъектов революции и пр.), Бузгалин обнаруживает «реальные ростки нового, посткапиталистического общества», с которыми можно было бы согласиться, если бы мы
были согласны, что уже живём при этом самом посткапитализме, обойдя его развитую стадию.
Для автора важно доказать, что «содержание Октябрьской революции было социалистическим». Об этом, с его точки зрения, свидетельствует массовое социальное творчество, «изменяющее природу» строя и власти.
99

Может, оно поначалу и изменяло природу строя (20-е), однако власть узурпаторов решила посвоему, и всякое социальное творчество наряду с предпринимательской инициативой уже к началу
30-х было пресечено на корню.
Тем не менее, автор настаивает: все трагедии, преступные и неизбежные ошибки не составляют
главные уроки Октября. Возразим: произошла катастрофа, гибель миллионов людей в Гражданской войне, голодоморе, репрессиях, в «пирровой» победе в ВОВ – и такую цену нельзя считать
главной?
В политике существует понятие невосполнимого урона – для характеристики какого-либо предполагаемого действия. Так, председатель Мао таким уроном не считал гибель половины человечества во имя торжества коммунизма. Наш автор рассуждает схожим образом?
Вот как он настаивает на достижениях:
в экономике – на его взгляд, были опробованы не только национализированные предприятия, но
и коммуны, кооперативы, программы долгосрочного развития, всенародный учёт и контроль. Нетрудно заметить, что все эти явления либо претерпели скорую деградацию, либо были сметены
грянувшим в 90-е периодом первичного накопления капитала;
в политике – сам автор признаёт, что беспримерная демократия «корней травы» процветала
лишь первые лет 10 по известным причинам;
в общественной жизни – наряду с размахом художественной самодеятельности отмечается
«взлёт профессионального искусства».
Какова итоговая цена этому взлёту, если оно, это искусство было заключено в прокрустово ложе
соцреализма, а тысячи художников сгнили в ГУЛАГе?
И почему в «заслугах Октября» упоминается ликвидация беспризорности, если она была следствием военных потерь от устроенной большевиками гражданской войны и ликвидации – бывало,
и физической – представителей отдельных сословий? Автор приветствует также «радостноприподнятую, романтически-энтузиастическую атмосферу», «социальную музыку революционной эпохи».
Под эту музыку поэты, которых мы знали наизусть, были полны предчувствий:
Но мы ещё дойдём до Ганга,
но мы ещё умрём в боях,
чтоб от Японии до Ганга
сияла Родина моя! (Павел Коган).
И музыка оказалась обманчивой, и энтузиазм влёк не в ту строну, и радоваться было раненько…
Отдельно автор отдаёт должное культурной революции (см. мой отзыв на статью: Л.А. Булавка
«Разотчуждение как конкретно-всеобщая основа истории и культуры СССР» в том же ДиС
№ 1(4)-2016, с. 42-63), которая, на её взгляд, имела посткапиталистическую природу. Здесь можно
возразить, что культурные достижения являются достоянием всего человечества вне категорий
экономического и даже идеологического уклада. Пример: эстетику «Киноглаза» Дзиги Вертова,
служившего советской пропаганде, и фильмов Лени Рифеншталь, воспевавшей нацизм, сегодня
мы можем рассматривать как в контексте, так и вне их, казалось бы, противоположных идеологий.
И снова автор перечисляет на её взгляд бесспорные «реальные достижения» нашей страны:
– в новом типе общественного производства, якобы идущего дальше индустриального, «ориентированного на самые передовые достижения НТР и максимально использующие творческий потенциал человека». – Здесь достаточно возразить, что, во-первых, передовые достижения НТР
старались уворовать на Западе с помощью советской разведки, в немалой степени на это ориентированной; во-вторых, творческий потенциал наш не использовался в течение нескольких «потерянных поколений» – это происходило буквально на наших глазах;
– общая высокая культура и прогресс образования. – Какой период имеется в виду? В сталинский, когда поощрялось всеобщее доносительство? Или в застойный, когда качество образования
стремительно падало у нас на глазах? – мы были тому свидетелями. «Общедоступное образование
высокого уровня» – что было толку, если это происходило на фоне антисемитизма, возродившего100

ся с подачи номенклатуры запрета на профессии по «5-му пункту» и из-за политической неблагонадёжности?
– не было буржуазной демократии, зато были «первые ростки более высокого низового демократизма – реального социального творчества». – Как это? Ведь пришли к социальной пассивности. Сегодня на демонстрации солидарности в России выходят единицы, а в буржуазной Испании
– многие сотни тысяч.
И ещё о достижениях: «прорыв в космос» – стали первыми потому, что все силы бросали на
гонку вооружений, где скоро (уже к концу 60-х) и надорвались; «успехи в фундаментальной
науке» – имеется в виду, в частности, создание первыми водородной бомбы, – а как быть с гонениями на «лженауки» кибернетику и генетику, засилье лысенковщины, что обрекло нас на десятилетия отставания? В общем, куда ни кинь – всюду клин.
Говоря о «диалектике Октябрьской революции», автор не решается на её безоговорочное осуждение, подменяя и затуманивая суть «сложностью», «диалектичностью» процесса. Хотя он
вполне понимает, что большевики начали переход к новому обществу, имея неадекватную экономическую базу. По её мнению, условиями опережающего развития при этом были следующие:
– создание развитого технологического базиса (чисто буржуазная задача). – Нетрудно видеть,
что эта задача даже в путинской России далека от исполнения;
– развитие новых технологий и сфер деятельности, адекватных вызовам нового общества (?).
На моей памяти хирело рационализаторское движение, а новые технологии не внедрялись, включая купленные за рубежом станки с программным управлением. Опять же, пришли к сегодняшнему неадекватному реагированию современной российской власти на всяческие вызовы;
– энергия социального творчества – см. выше про энтузиазм и подвиги, а ещё сатирическую
пьесу В. Маяковского «Баня», где анекдотически звучал призыв «Заражайте всех энтузиазмом!»
– «приоритетное развитие подлинной культуры», которое, по мысли автора, должно компенсировать недостаточное развитие материально-технического базиса. – Без комментариев;
– переход к «царству свободы» (?) в рамках смешанных общественных систем с выращиванием
«новых социально-экономических и общественно-политических форм». – Полный сумбур, хоть бы
пример какой-нибудь привела. Опять же, от этого что-нибудь осталось сегодня? Вряд ли;
– наконец, «обеспечение форм базисной демократии» (строительство “социализма гражданского общества”). – В принципе не могло быть в условиях ублюдочного сталинско-хрущёвскобрежневского «социализма».
Автор сам признаёт, что условия опережающего развития СССР не были выполнены. Добавим:
и не могли быть выполнены, это была попытка с негодными средствами. Упоминая вызовы Октября, автор делает неожиданный вывод: «ленинская гвардия» имела смелость не предать, в отличие от меньшевиков и Кº (?) «интересы и действия широчайших масс, поднявшихся на революцию», поведя их на «штурм неба». А вот «их наследники потерпели поражение в борьбе… со своим alter ego – мутациями социализма и предателями дела социализма». Приехали! Не Сусанин
виноват, который не туда повёл, а предатели. Лексика, выдающая ничему не научившихся и ничего не понявших членов КПРФ, так и оставшихся нудить под портретом Сталина.
Далее ещё хуже: по мнению автора, «несвершение объективно назревшей революции чревато
регрессом и жертвами гораздо большими, чем в условиях её свершения». Ой ли? Выше уже говорилось про десятки миллионов жертв голодомора и катастрофного начала ВОВ – что, можно было
ещё больше? Однако автор согласен с другими «мыслителями», которые считают, что произошло
бы «победное шествие фашизма». Это в многонациональной стране? И философский вопрос: что
хуже, сталинизм или фашизм? Оба хуже.
В последней части статьи следуют уже знакомые нам удивительные констатации а) «мирного
характера» Октябрьской революции, что, как я уже говорил выше, не соответствует действительности из-за её классово-антагонистического характера; б) «раздуваемого либеральной и даже с-д
интеллигенцией мифа об узурпаторах-большевиках» – хотя тот же В. Ленин называл Октябрь переворотом именно потому, что переворот является эвфемизмом узурпации. Бузгалин утверждает,
что и миф об Октябре как о заговоре «безоснователен как по содержанию, так и по форме».
101

Тем не менее, многие историки сходятся во мнении, что в Октябрьском перевороте сработал
субъективный фактор: Ленин буквально переборол большинство ЦК, выступавшее изначально
против перехвата власти у Временного правительства с оглядкой на скорый созыв Учредительного
собрания. Удивительно, что автор, ничтоже сумняся, отказывает последнему в легитимности: мол,
не было кворума, а «процедуры»... были соблюдены.
О том, что там было, как к нему готовились большевики и как, в конечном счёте, от них отшатнулись даже последние их союзники левые эсеры, – см. вторую книгу А. Шубина, о которой мы
рассказываем в этом номере в разделе «Рецензии». Таким образом, А. Бузгалин выступает адвокатом дьявола. Советы, показавшие себя, по его мнению, образцово демократической властью, очень
скоро либо поддержали несостоявшееся УС, либо были превращены в «приводные ремни» политики партии, ведшей гражданскую войну силами Красной армии, большинство которой составляли крестьяне, которых самым наглым образом обманывали. Аргументом якобы мирного характера
новой власти у автора фигурирует даже наличие оппозиционных газет – но ведь их очень скоро
прихлопнули! Арестованных офицеров отпускали «под честное слово»? – но при этом в армии и
на флоте полным ходом шли убийства, поощряемые большевиками.
Дальше – больше. Вину за развязывание гражданской войны А.Б. взвалил на «экс-врагов» по
имперской бойне – на страны Тройственного союза и Антанты, «объединившиеся в ненависти к
новому миру». Мол, если бы не они, патриотическая контрреволюция» не стала бы воевать… с
кем? С узурпаторами, обманувшими свой народ! Идейные соображения, дух сопротивления произволу А.Б. в расчёт не принимает.
Он с пренебрежением отзывается о «меньшинстве», противостоявшем новой власти, умалчивая
о том, что среди них были не только «помещики и собственники капитала, царская бюрократия и
пригревшаяся под их крылом интеллигенция», но и убеждённые сторонники демократии – эсеры,
либералы, энесы, меньшевики, анархисты – все те, кто участвовал в сопротивлении и исторически
оказались правы, поскольку новая власть принесла с собой неисчислимые беды.
Затронув тему интервенции, автору самое время было умолчать об американской помощи голодающим в 20-е по причине учинённой большевиками разрухи, что он, конечно и сделал. А мы всётаки напомним: в 1921-1923 Америка оказывала помощь голодающим России, которых по официальным данным насчитывалось 25 млн. человек. И Россия приняла эту помощь, потому что другого выхода не было. На мой взгляд, этот жест солидарности достоин большего внимания, чем неудача интервентов, пытавшихся на свой лад предотвратить братоубийственную войну.
У автора свои акценты. Он заявляет, что большевики, закончив гражданскую войну (уточним:
закончив жестоким подавлением крестьянских восстаний), немедленно «перешли к созданию общественно-экономической системы, предвосхитившей на 50 лет “скандинавскую модель”».
Вот как! Мол, не случись у нас дерзкого «штурма неба», не догадались бы скандинавы повысить
в своих странах уровень жизни до пока недостижимых для нас почему-то высот! А подкрепили мы
этот «пример» вероломным нападением на Финляндию в 1939 и бомбардировкой её городов в
1941 – чтобы крепче запомнили, на какие образцы им следует ориентироваться.
Автор подводит баланс. Отрицательное в Октябрьской революции: конечно, война, «Россия
умылась кровью»; власть попала в руки партийно-государственной номенклатуры, которая «и объективно, и субъективно действовала в интересах не только укрепления своей власти, но и прогресса страны и её граждан». (Автор не замечает, что подобной оговоркой можно было бы
оправдать действия нацистов, пришедших к власти в Германии: мол, автострады строили, безработицу ликвидировали – прогресс, да и только!).
Положительное: власть Советов поддержали большинство регионов и… большинство крестьян.
Но ведь, повторяю, крестьян обманули! И ещё, власть поддержали не менее одной трети офицеров… Но ведь многих из них насильно мобилизовали в Красную армию, а потом они гибли в репрессиях! «Мутации революции и последующего движения по пути к социализму во многом лежат на совести тех, кто не поддержал стремления большинства», – пишет А.Б.
Категорией большинства, возразим на это, охотно пользуются те, кто узурпирует власть, одновременно возвеличивая роль своего «национального лидера» и занимаясь промыванием мозгов. За
примером ходить недалеко: 86%-й рейтинг Путина после аннексии Крыма и агрессии против
102

Украины. В этом и заключается суть любой узурпированной власти: в накачке «большинства»,
оболваненного пропагандой.
В заключение автор призывает «думать и думать» над «импульсом социального освобождения»,
который дал Октябрь, и над его же «уроками трагических ошибок и преступлений». А не надо ничего придумывать: надо довести до конца судебное расследование чудовищных по масштабам
преступлений, имевших место в Советской России и СССР, в духе Нюрнбергского процесса и законодательно закрыть этот вопрос.
Александр ЖЕЛЕНИН
ПОЧЕМУ В 80-Е В СССР НЕ УДАЛАСЬ ПОПЫТКА «НАСТОЯЩЕГО» СОЦИАЛИЗМА
В год 100-летия Великой русской революции не
лишне поразмышлять над тем, почему в Советском
Союзе во времена перестройки не состоялся переход
к настоящему («истинному», «правильному» и так
далее) социализму. Этим вопросом почему-то никто
всерьез не задаётся, хотя он, как мне кажется, вопиет.
Ведь шанс, как тогда казалось, был. Действительно, к моменту прихода к власти в СССР в 1985 Михаила Горбачева, материальные условия для такого
перехода очень даже имелись. 99% средств производства в Советском Союзе находились в государственной собственности. Сам по себе этот факт ещё
не означал подлинно социалистических отношений в экономике, но мог послужить материальной
базой для их создания.
Отсутствие в стране крупной частной собственности, да и вообще какого-либо более или менее
широкого слоя собственников средств производства, теоретически предполагало безболезненный
переход к новой фазе социалистического строительства, в ходе которой наёмные труженики
должны были бы превратиться в подлинных хозяев своих предприятий и учреждений, а также в
хозяев своей собственной жизни. Я намеренно подчёркиваю, что речь здесь идёт именно о средствах производства, то есть, о «заводах, газетах, пароходах», поскольку частная собственность
на средства потребления существовавшая в виде миллионов автомобилей, дач, небольших земельных участков под этими дачами, частных домов в деревне, кооперативных квартир в городе,
эта собственность советских граждан стыдливо именовалась «личной» и была всегда.
Во время новой фазы социалистического строительства, гипотетически могло и должно было
наконец произойти то, о чём в свое время много писали основоположники научного коммунизма,
но чего не произошло на практике социалистического строительства – а именно, «преодоление
отчуждения непосредственного производителя от средств производства».
Как мы помним, методом огосударствления большей части собственности этой цели не удалось
достичь ни в одной стране мира, где такие попытки предпринимались. Напротив, везде в мире в
ХХ в., где строился социализм по-советски, не смотря ни на какую национальную специфику,
наёмный работник так и остался наёмным работником. Сменился лишь его хозяин и работодатель.
Место частного собственника занял государственный менеджер. Если же говорить о сталинских
временах, о которых сейчас принято вспоминать ностальгически, то положение абсолютного
большинства работников ухудшилось даже по сравнению с традиционным капитализмом.
Если кто забыл: абсолютное большинство населения Советского Союза того времени – крестьяне – были лишены не только элементарных трудовых прав (в частности, не получали оплату за
свой труд деньгами: после войны крестьяне трудились не за деньги, а за «трудодни», за «палочки»
в отчетных книгах), но и элементарных человеческих прав.

103

Напомню, что паспорта и вместе с ними право относительно свободного передвижения по
стране колхозники получили много позже – только в 1974. Фактически, да и юридически, с 1933
по 1974 крестьяне в СССР были крепостными государства.
В 1985 надежды тех, кто считал себя демократическими (истинными и так далее) социалистами,
да и настоящими коммунистами, вспыхнули с новой силой. Казалось нужно было сделать немного: демократизировать политическую надстройку, проводить нормальные выборы и передать
средства производства в руки трудящихся (в управление или собственность – это была тема для
дискуссий до сих пор, кстати, не завершённых) и – вуаля! – получаем настоящий социализм. Но
это в теории. На практике всё было гораздо сложней.
По большому счёту, нельзя упрекнуть Горбачева, что он не пытался провести реформу именно
социализма. Пытался и даже очень. В его краткое правление были, например, приняты два очень
важных закона: о государственном предприятии и о кооперации.
Суть первого закона, принятого 30.06.1987, состояла в том, что на советском предприятии официально вводился хозрасчет, при этом должность директора предприятия и учреждения становилась выборной. Выборы были альтернативными, каждый кандидат предлагал свою программу,
трудовой коллектив избирал директора из нескольких кандидатур тайным или открытым голосованием по усмотрению трудового коллектива, на срок 5 лет. Срок, правда, был слишком большой
– американского президента и то избирают на 4 года. За 5 лет директор мог «врасти» в свое кресло, но об этом ниже.
Второй закон — о кооперации — принятый в мае 1988, казалось, возродил идеи позднего Ленина, провозгласившего после гражданской войны «перемену всей нашей точки зрения на социализм» и упиравшего на широкое развитие кооперации. Почему же эти реформы не сработали? На
мой взгляд, существует три объяснения этой исторической неудачи.
Во-первых, среди самих сторонников социалистического развития существовали диаметрально
противоположные взгляды на то, что должен представлять собой «правильный» социализм. Проблема заключалась в том, что для большинства из них, и составлявших тогда «главную политическую силу советского общества» КПСС, а во многом и сегодня, «правильный» социализм ассоциировался исключительно с жёстким директивным планированием народного хозяйства, государственной собственностью, которой управляют государственные же чиновники и менеджеры, и однопартийной политической системой. Непосредственный же производитель в этой системе как
был никем, так никем и оставался. Те, кто подразумевал под «правильным» социализмом передачу предприятий в управление трудовым коллективам, представителями «советского коммунизма»
всегда воспринимался, как подозрительный мелкобуржуазный элемент и в таковом качестве решительно отвергался.
Вторая причина неудачи социалистических реформаторов состояла в том, что к концу 80-х в
СССР сформировался достаточно широкий протобуржуазный и просто буржуазный слой людей. В
него входила значительная часть советской номенклатурной бюрократии, управленцев и теневиков. Этот слой начал формироваться практически с начала 20-х, то есть сразу же после победы
большевиков в Гражданской войне, укрепился после коллективизации сельского хозяйства в начале 30-х и достиг своего апогея в 50-80-е.
То есть, этот широкий и влиятельный протобуржуазный слой в Советском Союзе был порожден
не тайными врагами советской власти, не «предателями», о которых так любят поразглагольствовать нынешние наследники КПСС, а его собственной экономической системой.
Дело в том, что система государственной собственности подразумевает выстраивание мощного
бюрократического аппарата. Такой аппарат во все времена и во всех странах всегда строился по
строго иерархическому принципу – снизу вверх. Иначе он, собственно, и не может функционировать, поскольку в противном случае нарушается принцип централизованного управления и рушится вся система, что и произошло в СССР в конце 80-х – начале 90-х. В Советском Союзе эта система, как известно, называлась принципом «демократического централизма», в царской России,
она же называлась самодержавной властью, но дело не в названии, а в сути. Тут, как говорится,
хоть горшком назови – только в печь не сажай… В СССР, как известно, единственным источни104

ком и материальных благ, и продвижения по бюрократической лестнице была карьера в государственном предприятии или на государственной (партийной) службе.
Больше того, в системе, где была ликвидирована частная собственность, карьера государственного бюрократа для абсолютного большинства населения была, по сути, единственным легализованным видом бизнеса. Слово «карьерист» в Советском Союзе было ругательным, поскольку
подразумевало тогда, да и теперь, стремление к личному, а не к общему благу – т.е. исключительно корыстные цели. Карьеристов за это ругала и высмеивала советская пропаганда и сатирики, однако, как с бороться с этим злом на самом деле никто не знал. Потому что борьба с ним означала
борьбу с самой системой. Ленин, называл карьеристов «мерзавцами и проходимцами», достойными только расстрела. Он справедливо опасался и не раз писал об этом, что в единственную правящую партию после ее победы в гражданской войне широким потоком хлынут эти самые «мерзавцы и проходимцы», однако меры борьбы с ними предлагал совершенно утопические и малодейственные – либо закрыть приём в партию для новых людей вообще, либо «разбавлять» профессиональных управленцев не испорченными рабочими «от станка».
Как та, так и другая мера могли быть только временными и не решавшими проблемы карьеризма в принципе. Закрытие партии на приём новых членов было нарушено Сталиным, который сразу
после смерти Ленина в 1924 провозгласил так называемый «ленинский призыв», в результате которого в неё хлынули сотни тысяч девственно чистых (в том числе и от каких-бы то ни было теоретических познаний, а то и от какого бы то ни было образования), но честолюбивых рабочих и
крестьян, сильно разбавивших собой тонкий слой старой партийной интеллигенции, которая ещё
помнила «зачем всё начиналось».
Именно эта масса, исправно пополнявшаяся новыми рекрутами, стала основой советской партийной и государственной номенклатуры. Именно эта многомиллионная масса советской бюрократии и стала основой для вызревания новой буржуазии, поскольку изначально руководствовалась сугубо личным корыстным, по сути своей буржуазным, интересом. Идея Ленина о том, что с
карьеризмом в новом государстве можно бороться, просто введя в состав тех или иных органов
рабочих (о чём он писал в статье «Как нам реорганизовать Рабкрин»), на самом деле была абсолютно утопичной и исходила из идеализированного, почти мессианского представления о рабочем
классе. Между тем, в свое время, Михаил Бакунин, полемизируя с Карлом Марксом, писал, что,
становясь чиновником, рабочий нередко становится худшим бюрократом, чем обычный чиновник.
Как показал советский опыт, Бакунин в общем, оказался прав. Кроме того, сам механизм выдвижения рабочих в государственные органы был отнюдь не демократическим.
Не рабочие самостоятельно определяли, кто из них достоин быть выдвинут на руководящую работу, а за них это делала правящая партия. Принцип совершенно олигархический, чего Ленин и не
скрывал, как не скрывал и того, как вообще устроена новая власть: «Соотношение вождей – партии – класса – масс… представляется у нас теперь конкретно в следующем виде. Диктатуру
осуществляет организованный в Советы пролетариат, которым руководит Коммунистическая
партия большевиков, имеющая, по данным последнего партийного съезда (IV. 1920), 611 тыс.
членов. …Партией, собирающей ежегодные съезды (последний: 1 делегат от 1000 человек)… руководит выбранный на съезде Центральный комитет из 19 человек, причем текущую работу в
Москве приходится вести ещё более узкими коллегиями, именно так называемым «Оргбюро» (Организационному бюро) и «Политбюро» (Политическому бюро), которые избираются на пленарных заседаниях Цека в составе пяти членов Цека в каждое бюро. Выходит, следовательно, самая
настоящая «олигархия»»1.
Очевидно, что при такой системе управления государством личная власть рано или поздно
должна была оказаться в руках того, кто к ней больше всего стремился и больше всего её желал…
Но осуществлять власть в одиночку, да еще в огромной стране, невозможно. Необходим многомиллионный государственный чиновничий и военный аппарат. Причём, властолюбцу, «сосредоточившему в руках необъятную власть» в какой-то момент больше всего должны были начать до-

1

Ленин В.И., ПСС, 5 изд., т.41, с. 30, «Детская болезнь «левизны» в коммунизме».

105

саждать именно идейные революционеры, постоянно сверявшие существующую практику с партийным евангелием…
И наоборот. Больше всего этот властолюбец нуждался в безыдейных, малообразованных, но
лично преданных кадрах, готовых исполнить любой его приказ. Именно поэтому Сталин широко
открыл двери партии для карьеристов из числа простых рабочих и крестьян. Так возникла и укрепилась сталинская система, первые кирпичи которой были заложены ещё при Ленине. Обуржуазиванию советской экономики и появлению в советском обществе зачатков рыночных отношений и
целых слоёв новых людей, связанных с «чёрным» рынком, способствовали и недостатки сверхцентрализованного народного хозяйства СССР.
Крайний уровень централизации и жесткость плановой системы не позволяли быстро реагировать на «всё возрастающие запросы советских граждан» и приводили к бесконечным дефицитам
элементарных продуктов и товаров, недостатку торговых площадей и длинным очередям в магазинах. Эти дефициты неизбежно вели к возникновению «чёрного» рынка и к повышению роли,
как производителей дефицитных товаров (точнее, директоров соответствующих производств), так
и тех, кто «сидел» на их распределении — директоров магазинов и заведующих складами. Таких
людей по стране, учитывая массовый характер дефицитов, насчитывалось как минимум десятки
тысяч и действовали они уже хоть и в нелегальных, но во вполне рыночных, условиях.
То есть, в отличие от партноменклатуры, для которой источником доходов в основном была
государственная зарплата, для новых «чёрных» предпринимателей, многие из которых, повторим,
были вполне себе официальными директорами советских предприятий и магазинов, всё большее
значение приобретал реальный доход от их операций на черном рынке. О мелких «фарцовщиках»,
о тех, кто нелегально подрабатывал таксистом на своей машине, о миллионах крестьян, вполне
официально торговавших своей и чужой продукцией на «колхозных» рынках, и говорить нечего –
в 50-80-е все эти виды нелегального, полулегального и легального бизнеса в СССР были весьма
развиты. Поэтому, разрешённая в 1988 кооперация, практически сразу же стала официальным
прикрытием и способом легализации всех и без того уже существовавших по факту, а также новых
видов частного бизнеса. По факту все перечисленные выше социальные слои были уже даже не
протобуржуазией, а самой настоящей буржуазией, которая всё громче заявляла о своих не только
экономических, но и политических правах.
Третья причина неудачи социалистических реформ при Горбачеве состояла в, так скажем, неважнецком бэкграунде советского социализма. Уж слишком кровавым и беспощадным он был,
слишком многих жертв стоил. Да, в конце 80-х он был уже вполне себе вегетарианским, однако
любое послабление после таких массовых жертв, как в сталинском СССР, всегда используется как
возможность сказать о них открыто. Со всеми вытекающими из этого обстоятельствами, выражающимися, в первую очередь, в отторжении всего того (включая и позитивное), что было связанно
с утверждением этого строя. Таким образом, необходимо констатировать, что историческая инициатива в конце 80-х была отнюдь не за социализмом, за которым тянулся тяжёлый шлейф ошибок и массовых преступлений. Всё, что было связано с социализмом в массовом сознании, и особенно в сознании большинства интеллигенции, вызывало стойкое неприятие.
Именно поэтому все попытки социалистических реформ в СССР в конце 80-х – начале 90-х
отторгались и высмеивались, даже не начавшись. «Человечество, смеясь прощается со своим
прошлым», – сказал как-то К. Маркс. Именно так и было в СССР. С социализмом здесь расставались со смехом. Знаменитый сатирик по поводу перестроечного лозунга «Больше социализма!»,
публично вопрошал аудиторию: «Что? Еще больше?! Да, куда уж больше!...». Или анекдот 80-х о
построении социализма в Сахаре: «вначале у вас будут трудности с песком, а потом он совсем исчезнет...» Старый советский социализм уходил в прошлое и с этим ничего невозможно было поделать. Новые слои общества, порождённые его собственными достоинствами и недостатками,
взрывали это общество изнутри. Именно поэтому избранные всеобщими собраниями трудовых
коллективов новые директора предприятий, всё более вписывающиеся в рынок, стали активными
лоббистами отмены закона, по которому они были избраны, а «кооператоры», требовали легализации себя уже в качестве главных акционеров новых компаний и банков... Однако, как это обычно бывает с любыми реформами, с грязной водой выплеснули ребёнка. Эти слова, между прочем,
106

сказала мне не какой-нибудь коммунист, а известная правозащитница, либералка, глава комитета
«Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина. Но тут уж ничего не попишешь, потерявши голову, по волосам не плачут…
Неудача «социалистических реформ» в Советском Союзе в конце 80-х важна для понимания того, что любое общество развивается отнюдь не только благодаря желаниям и убеждениям отдельных личностей, но и в силу объективных законов своего развития.
Возвращение к капитализму произошло абсолютно во всех бывших социалистических странах,
вне зависимости от того, как именует себя партия, находящаяся сейчас в них у власти. Это нужно
признать и понять причины произошедшего. Несомненно, это разные капитализмы. Где-то, как в
Китае или Туркменистане, политическая демократия отсутствует вообще, где-то, как в России или
Казахстане, имеет место её имитация, а где-то утвердилась нормальная демократическая республика – но в экономике везде господствует частная собственность и рынок. А вот что будет дальше
и будет ли вообще, учитывая готовность к применению ядерного оружия некоторых «вставших с
колен» новых капиталистических стран — вопрос отдельный.
Статья была опубликована на сайте
http://www.rosbalt.ru/blogs/2017/09/30/1649734.html

Росбалта

30

сентября

2017

в

сокращенном

виде:

Никита АРКИН
САМООПРЕДЕЛЕНИЕ НАЦИЙ В ТАКТИКЕ РОССИЙСКИХ СОЦИАЛИСТОВ 100 ЛЕТ
НАЗАД И В СОВРЕМЕННЫХ УСЛОВИЯХ
Эта статья появилась как размышление в ответ на
комментарий редакции журнала «Демократия и социализм» к статье Ольги Белогоровой по поводу самоопределения чеченского народа (ДиС 1(3)-2015),
что, дескать, социал-демократы не могут в наше
время поддерживать лозунг права наций на самоопределение, так как это приводит к кровавым конфликтам. У этой точки зрения есть достаточно сильные основания, если посмотреть в наше время на
Ичкерию, Абхазию, Южную Осетию, Приднестровье, Палестину, Косово…
Советский плакат о борьбе всех женщин планеты за мир

До определенного момента, мне казалось, что вопрос решён несколькими известными статьями
Ленина и что в нынешней России подобная позиция – рецидив 70-летнего госкапитализма. Недавно я набрел на листовку правых эсеров времён их противостояния большевистской диктатуре.
Помимо многих правильных вещей, там проводилась та же оппортунистическая линия по вопросу
права наций на самоопределение, причём с той же самой аргументацией. Для понимания вопроса
нам чрезвычайно важна данная полемика, тем более, что этот номер приурочен к 100-ю Великой
российской революции 1917-1922.
Речь пойдёт о тактике, которую использовали социалистические партии в вопросе о праве наций
на самоопределение в течение указанного выше периода. Основываюсь на их партийной агитации
(листовки). При этом будет затронуты как истоки проблемы, так и нынешнее состояние дел. Последнее наиболее важно для современной социал-демократии.
На всякий случай заранее оговорю, что в заключение я постараюсь обобщить ситуацию на
настоящий момент. Встречаются возражения, что имеет место абстрактная постановка вопроса.
Как говорят в таких случаях, «как будто в этом есть что-то плохое». Абстракция необходима для
понимания общей ситуации, и конкретные человеческие жертвы не будут поняты и предотвращены, пока не будет понята та самая абстракция. И я изначально заявляю, что вопрос буду ставить
абстрактно и решать его аналогично, а к эмпирическому материалу буду обращаться в качестве
базы для обоснования того или иного положения.

107

Сама идея права наций на самоопределения появляется ещё у К. Маркса и Ф. Энгельса. «Народ
угнетающий другие народы, куёт собственные цепи»1, – говорит Маркс в письме Генерального
совета Интернационала Федеральному совету романской Швейцарии (около 1 янв. 1870). «Никакая нация не может стать свободной, продолжая в то же время угнетать другие нации» 2, – писал Энгельс ещё раньше в 1847. Вторая фраза совсем напрямую касается нашей темы, так как сказана она на митинге в честь польской эмиграции из Российской, Германской и Австрийской империй. Правда, будучи немцем, Энгельс больше говорит именно о немецкой оккупации, но митинг
был по случаю годовщины восстания 18303. Примеров подобной позиции Маркса и Энгельса
можно найти много: относительно Польши, Ирландии, славянских стран, входивших в состав Австрийской и Османской Империй, самоопределения США.
В России тоже с середины XIX в. начинается традиция поддержки национальноосвободительной борьбы. Многие люди, которые называют себя социалистами и оперируют термином «русский социализм», говоря о конфликте между Польшей и Россией, стараются сместить
акцент именно на агрессию со стороны Польши либо в Смутное время, либо в 1920. При этом они
забывают, что сам автор понятия «русский социализм» А.И. Герцен был убеждённейшим сторонником польской независимости, хотя его бесило преклонение поляков перед Наполеоном. Многие
лидеры польской освободительной борьбы были близкими друзьями Герцена, и так же как немец
Энгельс говорил больше о немецком империализме, так и россиянин Герцен говорил об империализме российском. Несмотря на радикальность, Герцен был вполне договороспособен: например,
когда Александр II стал проводить реформы, он его горячо поддержал. "Как же я могу относиться к Александру II, который никого не казнил, никого не ссылал в каторжную работу за мнения,
не брал Варшавы, не мстил Польше десятки лет, не губил русских университетов и русской литературы, так, как относился к Николаю?"4 Однако после расстрела польской демонстрации в апреле 1861 он поместил в «Колоколе» две статьи, обращенные к царю:
«За полную, безусловную независимость Польши, за её освобождение от России и от Германии
и за братское соединение русских с поляками! На разрыве – только на разрыве Польши с Россией,
мы поймём друг друга!»5 «Польша, Materdolorosa, мы, скрестив руки на груди, просим тебя об одном: не упрекай нас с высоты, на которую тебя поставило твое новое мученичество, — пропастью, в которую нас стащили единокровные нам палачи твои. (…) Зачем этот человек не умер в
тот день, когда был объявлен русскому народу манифест освобождения!»6
Наконец, был пункт программы РСДРП 1903, где говорилось о праве «на самоопределение за
всеми нациями, входящими в состав государства». Замечу, что это пункт программы РСДРП, общей (в отличие от устава) вплоть до 1917 как для большевиков, так и для меньшевиков. Пункт о
самоопределении был не только у меньшевиков, но и у эсеров и даже у левых либералов (кадетов),
достаточно консервативных, как мы знаем, в отношении национального вопроса. Отсутствие
уточнения понятия «самоопределение» дало почву для обширной дискуссии в 1917 для размежевания по этому вопросу тоже. Хотя в среде российской социал-демократии вплоть до начала второй революции не возникало здесь принципиальных разногласий.
В статье «О праве наций на самоопределение» (февраль–май 1914), полемизируя с Розой Люксембург, Ленин защищал не программу большевиков, а программу всей партии. Соответствующая
позиция была отражена и в программе II Интернационала, выражавшего мировоззрение мировой
организованной социал-демократии. Тем не менее, то, что эта статья была написана накануне I
Мировой войны, расколовшей социал-демократию (хотя Ленин и Люксембург как раз оказались
на одной стороне), говорит о том, что само отношение к этому пункту и возможности его трактовки были самыми разными. В статье Ленин проходится по поводу т.н. «мещанского идеала федера1

Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений. – М.: «Институт марксизма-ленинизма», 1952. Т.16, с. 407.
Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений. – М.: «Институт марксизма-ленинизма», 1955. Т.4, с. 372.
3
Национально-освободительное восстание 1830-1831 против власти Российской империи на территории Царства
Польского, Северо-Западного края и Правобережной Украины. – примечание ред.
4
Герцен А.И. Собрание сочинений. – М., т. 14, с. 16.
5
Там же.
6
Там же, т. 15, с. 81.
2

108

ции», против которого выступала его фракция. Это не случайный пассаж. В листовках и агитационных документах Первой русской революции и последующих выборов в тогдашнюю Государственную Думу мы видим, что социалисты стояли на позиции федеративной республики для
наций, стремящихся к самоопределению. Исключение традиционно делалось для Польши и Финляндии. Сама эта позиция сейчас выглядит общим местом, но на тот момент она была наиболее
радикальной в политическом спектре.
Консерваторы октябристы выступали за широкое самоуправление в местах концентрации нерусского населения, за что их жесточайше критиковали справа черносотенцы, обвиняя в попытках
развалить Россию. Октябристы, в свою очередь, критиковали левых либералов кадетов, которые
тоже выступали против федерации, но за автономию. В полемике в Думе, в партийной агитации
октябристские ораторы издевались над такой промежуточной позицией, так как, с их точки зрения, было абсурдно выступать за единое государство и при этом допускать автономию.
Позиция социалистов смотрелась более последовательной. Интересно, что оппоненты социалистов противопоставляли единое государство федеративному. Но сама по себе идея права наций на
самоопределение вплоть до отделения принадлежит преимущественно марксистской социалдемократии. Хотя и в ПСР по этому поводу были существенные разногласия. Даже В.М. Чернов
колебался в этом вопросе. Это видно по его послереволюционным высказываниям, с одной стороны, о распаде страны, с другой – о том, что «если Французская революция дала миру Декларацию
прав человека, то Великая Русская должна была дать такие же права национальностям»1. Во
время Первой мировой войны, партия эсеров призывала к необходимости заключения мира на основе самоопределения народов. Более того, в программе ПСР даже в то время, о котором мы говорим, было прописано «безусловное право на самоопределение». Как эти два момента согласуются,
понять сложно, но поскольку указанный пункт стоит сразу после «возможно более широкого применения федеративных отношений между различными народностями», можно предположить, что
была заложена трактовка самоопределения в рамках территориально-культурной автономии, но
мы можем воспринимать это также как не чёткую границу в понимании федерации и конфедерации. Кроме того, возможно, что таким образом в противоречиях программных документов эсеров
отразилась сложная внутрипартийная борьба до выделения эсеров-интернационалистов в отдельную фракцию. Во многом позиция ПСР зависела от внешних влияний, что вообще характерно для
крестьянских партий. Как известно, в I Мировую войну лозунг права наций на самоопределение
стал широко использоваться, причём не только у левых, но и у буржуазных партий как в России,
так и за рубежом. В частности, в идеях американского президента Вудро Вильсона, что потом выразится и в его 14 тезисах – предложенном им варианте завершения войны (январь 1918).
Наиболее правые социалисты-революционеры, а также трудовики и энэсы (фактически примыкавшие к левым кадетами и группировавшиеся вокруг А.Ф. Керенского), очень жестко относились
не только к украинским левым патриотам, таким как Петлюра, Грушевский или Винниченко, но и
к финским. Близкие к ним сатирические журналы, типа «Барабана» или «Бича» публиковали карикатуры, которые вполне можно трактовать как шовинистические. Надо сказать, что по поводу
Польши и Финляндии у ПСР была все-таки более последовательная позиция. Кроме того, белорусские, украинские, армянские и грузинские народники стояли на несколько другой точке зрения
и в дальнейшем провозгласили свое самоопределение. Впрочем, и они очень долго пытались добиться автономии в рамках России, причём именно России, а не некоего федеративного союза, частью которого была бы и Россия тоже. В программе ПСР говорится о федеративной республике.
При этом и правые, и левые эсеры в ряде случаев критиковали большевиков именно за нарушение
права наций на самоопределение. Но и здесь между двумя фракциями проявилось принципиальное различие в подходе. В одной из левоэсеровских листовок говорится, что, выступая против
немецкого империализма, вторгнувшегося в Россию, они против и российской экспансии. В листовке о ноябрьской революции 1918 левые эсеры становятся на защиту немецкой революции от

1

Чернов В.М. «Великая русская революция». См. http://statehistory.ru/books/Viktor-CHernov_Velikaya-russkayarevolyutsiya--Vospominaniya-predsedatelya-Uchreditelnogo-sobraniya--1905-1920/14

109

англо-французского империализма. Тем не менее, позиция эсеров, в особенности правого и центристского крыльев, была крайне непоследовательна в этом вопросе.
Если по Германии позиция более-менее совпадает (есть листовки правых эсеров, осуждающие
Версальский мир как унизительный для Германии), то по Польше позиция правых эсеров двойственная. Самое интересное, что трактовка польского режима как «панского» у правых эсеров, в
отличие от левых, ближе к большевикам: «Два пути открываются теперь перед властью, – напечатано в подпольной листовке ЦК ПСР. – Один ведёт в случае успеха войны к попытке на русских
штыках принести в Польшу под флагом советского строя партийно-коммунистическую диктатуру, а в случае её не успеха к постыдной закулисной сделке с польскими магнатами и новому
торгу территориями России ради сохранения на оставшейся территории всё той же партийной
диктатуры»1.
Уже после заключения Рижского договора он осуждается как повторение Бреста. Говорится об
оккупации украинских и белорусских территорий, при этом они воспринимаются как часть России. Но если далее аргументируется необходимость крупных государств, то непонятно какая разница, какое именно это крупное государство? 2. Интересен аргумент про шляхетскую Польшу: авторы как-то оставляют в стороне тот факт, что во главе «шляхетской Польши» находится бывший
лидер Польской социалистической партии (ПСП) Юзеф Пилсудский, в прошлом один из ближайших соратников эсеров. И правительство, в общем, там состоит из ПСП. Притом, что в период
борьбы с самодержавием ближайшими соратниками ПСР были ПСП, Армия активного освобождения (Финляндия), Дашнакцутюн (Армения) и грузинские социалисты-федералисты. Тем не менее, за Польшей признается право на создание собственного государства, осуждается попытка
навязать социализм на штыках и говорится о необходимости добрососедских отношений. Однако
оргкомитет в Париже, группировавшийся вокруг правых групп эсеров – прежде всего Керенского,
– был распущен во многом потому, что выступил в поддержку Польши3. Также как и околоэсеровская группировка в Ревеле4.
Сравните это с левоэсеровской листовкой на ту же тему. Несмотря на осуждение шляхетской
Польши, акценты ставятся принципиально иным образом, и ответственность однозначно возлагается на российскую сторону: «Война с Польшей превращается в позорнейший пережиток прежних веков – в национальное столкновение русских и поляков, православных и католиков, где рабочие и крестьяне той и другой стороны исполняют роль пушечного мяса, а старая буржуазия
Польши и новая советская буржуазия большевиков стараются победить друг друга руками трудящихся своей страны. Позорнейший тройственный союз, – союз советских бюрократов, царских
генералов и ленинских комиссаров, – берётся основывать в Польше социалистический строй, не
спрашивая об этом мнения польских и русских рабочих и крестьян. И на примере России мы знаем, каковы будут результаты этого казарменного социализма: государственный капитализм
вместо частного, одни привилегированные группы вместо других, полное подавление самодеятельности трудящихся, господство грубой силы и палаческой системы расправы со своими врагами, устранение масс от социалистического творчества и неизбежный при этом отход масс
от революции. Мы знаем, какие царские бюрократы и генералы в союзе с большевиками насаждают у нас в России социализм; мы знаем, что тот социализм, который несут большевики в
Польшу, будет таким же, каков он есть сейчас в России, и воскреснут в Польше времена Муравьева-вешателя»5.
Отличался и подход к определению понятия федерация. В одном из номеров брошюры «Наш
путь», написанной левым эсером Александром Устиновым к выборам в Учредительное собрание,
даётся трактовка, близкая к конфедеративной: «Но наша республика и не федеративная, ибо она
не представляет собой союза отдельных самоуправляющихся народностей, населяющих Россию.
1

Центр социально-политической истории. Коллекция листовок. «ПСР. Съезды. ЦК». Лиз. Яз. 1920.V.10. Декларация
по польскому вопросу.
2
Там же. Лис. Яз. ПСР. 1920.XI.26. Ко всем гражданам.
3
Там же. «ПСР. Местные». 1919. XII, 10. Всем организациям ПСР.
4
Там же. 1920. XI.8. В городе Юрьеве (ныне Ревель).
5
Там же. «ПЛСР (и). ЦК. Местные». Лис. Яз. 1918. «Ко всем рабочим, крестьянам и красноармейцам».

110

Этим народностям до сих пор не “даровано” обещанных с первых же дней революции прав на
полное самоопределение – культурное, административное и политическое, им до сих пор не разрешают устраиваться у себя, как они сами того хотят»1. Ранее таким же образом идею федерации трактовал и Герцен, понимая под ним свободное объединение. Эту идею в дальнейшем развивает известный левоэсеровский теоретик, один из предшественников теологии освобождения, И.З.
Штейнберг. Он предложит создавать – наряду с территориальными Советами – Советы по территориальному и этническому признакам, чтобы создать свободный союз народностей. В левоэсеровских листовках Россия и Украина позиционируются как две суверенные страны – в отличие от
листовок правых эсеров, где обычно говорится о «частях России», пусть и имеющих «право на самоопределение» в рамках федеративной республики2.
Левыми эсерами была создана Украинская партия левых социалистов-революционеров, борьба с
немцами трактовалась не как борьба за Россию, а как «братская помощь», борьба с петлюровцами
трактовалась как классовая.
Позиция правых эсеров принципиально отличается. В одной из брошюр к Учредительному собранию они жёстко выступают против федерации республик, провозглашённой большевистским
правительством. Лозунг о праве наций на самоопределение вплоть до отделения трактуется как
чисто ленинистский, имеющий отношение не к Марксу, а к Прудону и Бакунину. (При том что в
своем большинстве анархисты достаточно индифферентны к национальному вопросу, а классики
марксизма, как мы видели, весьма последовательны в поддержке национально-освободительной
борьбы). Чётко разграничивают авторы брошюры федерацию республик и федеративную республику как единое государство: «Федерация республик – это союз государств. Федеративная республика – это союзное государство. <…> Мировая эволюция <…> идёт в сторону “сложения”, а
не разложения государств на составные части. <…> Расчленение России на самостоятельные и
не зависимые друг от друга области и народы грозит неисчислимыми бедствиями их хозяйственному будущему». Взамен союзу республик эсеры предлагают «внутригосударственный интернационал – социалистическое представительство отдельных областей и народов»3.
Агитация меньшевиков-оборонцев, а также плехановцев после начала войны свидетельствует,
что сама I Мировая война стала восприниматься частью социал-демократии как способ построения мира на основе права наций на самоопределение. Причём, даже у тех, кого с легкой руки Ленина (и во многом справедливо) считают социал-шовинистами, позиция по самоопределению была с теоретической точки зрения более радикальной, чем у левых фракций.
Приведу несколько цитат главного теоретика организации «Единство» – Г.В. Плеханова: «Вот,
например, всем известно, что в 1863 г. под влиянием проповедей А.И. Герцена, некоторые русские
социалисты стали в рядах польских повстанцев, пытавшихся добиться независимости для своей
Родины». «Человек, умеющий подчинять свое национальное чувство контролю высшего понятия
интернационализма, отличает правомерные (цели) от неправомерных»4. В полемике по поводу
выдвинутого интернационалистами лозунга о мире без аннексий и контрибуций (в общем правильным) Плеханов пишет: «С другой стороны, при некоторой доброй воле, сторонников мира
будет нетрудно убедить в том, что формула за мир без аннексий и контрибуций заключает в себе неясности (..) Она (…) может быть заменена (…) формулой: мир, в основу которого ляжет
принцип свободного самоопределения народов»5.
После начала второй российской революции, у правой части Циммервальда (Чернов, Церетели)
заключение мира без аннексий и контрибуций тоже идёт рука об руку с подобным глобальным
изменением. Выступая за мир, они выступают за демократический мир, который даст возможность народам освободиться от империалистического гнета. Для оправдания своей действительно
государственнической позиции по войне тот же Плеханов пишет: «На нашем знамени написано не
угнетение, не порабощение кого бы то ни было, а свободное самоопределение народов». Возника1

Там же. Лис. Яз. 1917. А. Устинов «Наш путь».
Например, там же. ПСР. Местные. Лис. Яз. 1917. «Ко всему трудовому народу».
3
Там же. ПСР. Лис. Яз. 1917. «Избирательная программа в Учредительное собрание».
4
Плеханов Г.В. Вопросы войны и социализма. Пг., 1917.
5
Там же.
2

111

ет вопрос, что именно под этим подразумевается и имеется ли в виду возможность для народов по
своему желанию создавать независимые государства. На этот счёт в ряде случаев есть большие
сомнения. Впрочем, приведём ещё цитату из Плеханова, которую можно трактовать в духе «русского мира»: «Если (…) часть Армении, которая входит теперь в состав Турецкой империи, пожелает отделиться от неё и примкнуть к освободившейся от царизма России (…)» 1. Надо сказать, что Плеханов артикулирует отношение и к колониям Антанты – чего в тот момент не делали
многие социалисты – в качестве реверанса в сторону союзников: «Вопрос об отношении к колониальной политике Англии ясен для каждого, кто принимает принцип свободного самоопределения
народов. Колонии не пустыни, а населенные местности, и населению колоний должно быть
предоставлено право свободно определять свою судьбу»2.
В принципе и сейчас многие используют право на самоопределение в интересах «своего» империализма. Но Плеханов, как не странно, и в этом вопросе последовательнее, чем более левые вожди российского меньшевизма. Помимо уже приведённой цитаты по польскому вопросу, вот какой комментарий Георгий Валентинович дал к обсуждавшейся ещё на II съезде 9 статье программы РСДРП: «К самоопределению. Тут надо сказать “входившими в состав империи”, т.е. употребить глагол в прошедшем времени. Если же скажете “входящими в состав государства”
(т.е., стало быть, и в будущую республику), то в чём же “право самоопределения”? А если
“нации” не захотят входить в состав государства? Назвался груздем, лезь в кузов, надеясь, однако, что Россия не рассыплется». (Г.П.)3
Как ни странно, РСДРП(о), марксистская организация, в целом занимавшая более ортодоксальные позиции в полемике с большевиками, в данном случае колебалась даже больше, чем ПСР. В
изданной к Учредительному собранию программе мы видим все те же пункты общей программы:
«8. Право населения получать образование на родном языке, обеспечиваемое за счёт государства и органов самоуправления необходимых для того школ: право каждого гражданина объясняться на родном языке наравне с государственным во всех местных, общественных и государственных учреждениях.
9. Право на самоопределение за всеми нациями, входящими в состав государства»4.
В листовке-брошюре «Кто такие социал-демократы» даётся следующая амбивалентная формулировка «В Учредительном собрании мы будем добиваться проведения закона о равноправии всех
национальностей, входящих в состав России.<…> Всем должно быть обеспечено право на самоопределение»5. Против такого «самоопределения» даже А.И. Гучков не стал бы возражать. И ещё:
«Только в Учредительном собрании может быть решён вопрос о национальной автономии, т.е. о
самоуправлении каждого народа, например, украинцев, латышей, литовцев и т.д.» 6.
То есть фактически это даже отход от требования федерации в сторону близкой к кадетам идеи
автономизма. Вопрос о государственности даже не ставится, кроме отдельных территорий, за которыми это право уже признано фактически или потому что там более очевидно (на мой взгляд)
имело место завоевание.
Далее: «И только оно может разрешить вопрос об отношении России и Финляндии, России и
Кавказом»7. Про Польшу тут, скорее всего, вопрос не ставится, так как она и так контролируется
австро-венграми.
Самый анекдотический случай представляет собой грузинская социал-демократия. Если мы
возьмём речи Церетели нескольких разных периодов, то обнаружим, что сначала Ираклий Георгиевич пытается сохранить Грузию в составе России, потом в составе Закавказской Федерации, а потом, когда уже ничего сохранить не удаётся, грустно признаёт необходимость объявить о создании

1

Там же.
Там же.
3
«Ленинский сборник». Л.-М. «Институт марксизма-ленинизма при ЦКРКП», 1924. II т., с. 144.
4
ЦСПИ. «РСДРП (о). Меньшевики. Местные». Лис. Яз. 1917 Программа РСДРП.
5
Там же. Лис. Яз. 1917. «Кто такие социал-демократы?»
6
Там же.
7
Там же.
2

112

грузинского государства1. Причудливые соединения мы видим и в других национальных социалдемократиях, в частности в украинской, где классический агитационный лозунг до и после большевистского переворота: «свободная Украина в свободной России» – опять же не в союзе, а в свободной России2.
Можно предполагать, что группа меньшевиков-интернационалистов Ю.О. Мартова стояла на
более радикальных позициях. Об этом можно судить по листовке левых меньшевиков. РСДРП(о)
шла общим списком, но фракционная пропаганда могла разниться. Поэтому в листовке без отступлений и околичностей значится: «Наша партия – за мир без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов <…>. Наша партия – за полную свободу и самоопределение всех
национальностей»3. Вроде бы юридически формулировки похожи, но вопрос в прилагательных и
акцентах.
Тем не менее, в программе «Что делать?», предвосхитившей НЭП, автором которой был во многом Мартов, также говорится о необходимости сохранения единства государства для блага его жителей4. Эта идея дается развёрнуто в избирательной программе РСДРП(о): «Выступая против
насильственного подавления национальных движений, против ограничений права наций на самоопределение, социал-демократы в интересах освободительной борьбы пролетариата всех народностей России будут отстаивать её целость и единство, ибо государственное единство обеспечит наиболее благоприятные условия для экономического и политического развития России. Далее при сохранении прочного общегосударственного единства, социал-демократы будут добиваться самого широкого самоуправления (вплоть до полной автономии) для областей, отличающихся своими национальными, экономическими или бытовыми особенностями» 5.
То есть в данном случае мы видим некоторую эклектику. Не очень понятно, как при негативном
отношении не только к насильственному подавлению (против чего выступали и многие кадеты),
но и к ограничению права наций на самоопределение, можно отстаивать целость и единство России в ситуации революционного процесса, когда писались эти строки. Не очень ясно определение
«полная автономия». Как известно слово автономия имеет два смысла. Первый – полная независимость кого-либо от чего-либо. Второй – широкое самоуправление в рамках унитарного государства. Ко второму сложно приложим эпитет «полный», а первый находится в противоречии с идеей
сохранения «целости и единства».
После победы большевиков и окончательного раскола Интернационала на Социалистический и
Коммунистический, в обоих идёт дискуссия, как понимать право наций на самоопределение. Если
линия Каменева и Сталина, близкая к правому крылу РСДРП(о), носит чисто автономистский характер, то победившая линия, видимо, сочетала идеи федерации (которая не казалась уже такой
мещанской) и право на отделение, записанное сначала в «Декларации прав народов России», а потом и во всех советских конституциях. Причём, при декларативно «последовательной» линии в
отношении права на самоопределение, реальная политика большевиков нарушала этот принцип
сплошь и рядом.
Формально признав самоопределение Украины, СНК потребовал от Центральной Рады (УЦР)
созыва съезда Советов, который должен был состояться 4 декабря 1917, а также обвинил УЦР в
буржуазной двуличности, хотя Рада выступала за создание однородного социалистического правительства, а её левая часть (Винниченко и др.) за власть Советов и всеобщее вооружение народа.
Позиция УЦР по войне была ближе к оборонческой, но в Украине она была поддержана значительной частью (скорее всего даже большинством) жителей, на что указывает борьба с немцами
всех группировок, кроме Скоропадского. Это потому, что немцы не только проводили репрессии,
1

Речи И.Г. Церетели в России и на Кавказе. Т.1. Тифлис. 1918.
Листовка с близким содержанием. Там же. Лис. Яз. 1917. Платформа в Украинское учредительное собрание». Киев.
В этой же листовке видны разногласия между общероссийской РСДРП и украинской. В Грузии, например, такой ситуации не было, там организация была одна.
3
Там же. РСДРП. Меньшевики-интернационалисты. 4 лис. Яз. 1917. Кандидаты в Учредительное собрание…
4
Программа «Что делать». 1919 г., см. http://www.sd-inform.org/nasha-ideologija/programnye-dokumenty-ideklaraci/programy-socialisticheskih-organizacii/chtodelat.html
5
ЦСПИ. РСДРП (о). 4 лис. Яз. «Наша платформа на выборах в Учредительное собрание».
2

113

но ещё и дезавуировали все завоевания революции. УЦР приняла решение принудить союзников и
немцев начать переговоры о мире без аннексий и контрибуций.
Тем не менее, даже в этот период, значительная часть украинской революционной демократии
видела будущее в федерации с демократической Россией. С их точки зрения, это должны были
быть равные отношения демократических субъектов.
4 декабря на съезде Советов большевики оказались в меньшинстве. Ультиматум СНК делегаты
расценили как покушение на Украинскую Народную Республику: «Всеукраинский съезд советов
крестьянских, рабочих и солдатских депутатов утверждает, что централистические намерения
современного московского (великорусского) правительства, ведут к войне между Московщиной и
Украиной, угрожают до основания разорвать федеративные связи, к которым стремится украинская демократия»1.
В итоге фракция большевиков, как меньшевики в России, ушла со съезда, объявив его неправомочным. Это при том, что при его созыве соблюдались равные условия, в отличие от ситуации со
II Всероссийским съездом Советов в России. Воспользовавшись предлогом, большевистская Россия начала войну с петлюровской Украиной, а потом и с махновским Гуляй-Полем.
Советско-польская война также стала фактическим нарушением права польского народа на самоопределение, но тут большевикам было оказано жёсткое сопротивление со стороны польского
пролетариата, что привело к Рижскому договору. Излишне говорить, что называть Польшу под
руководством ПСП панской было чисто пропагандистской уловкой. Надо сказать, что Юзеф Пилсудский тоже не слишком трепетно относился к украинской независимости, что и привело к конфликту с Петлюрой, а это раскалывало фронт революционной демократии. Понятно, что ошибка
правительства УНР, призвавшего «идейно близкого» Пилсудского на помощь против большевиков, не добавило УНР поддержки в народе.
В Закавказье в 1918 была образована Закавказская Федеративная Демократическая Республика.
В её субъектах два из трёх правительств были социалистическими. Под давлением Турции, а также из-за конфликтов между правительствами, в частности по нагорно-карабахской территории,
ЗФДР через несколько месяцев распалась. Большевиками был поддержан ряд переворотов в независимых республиках, в результате чего было спровоцировано вторжение и установление подконтрольных Москве правительств2.
Объективности ради надо сказать, что правительство Ноя Жордания также не признавало право
на самоопределение за абхазами, что привело к ряду этнических конфликтов, которые многими
абхазскими историками квалифицируются как геноцид.
Подавлены были и движения малых народов внутри РСФСР, самым крупным из которых была
борьба в Хакасии под руководством атамана И.Н. Соловьева. Несмотря на все попытки объявить
это движение кулацким или белогвардейским, основной состав его составляла хакасская беднота,
а причиной был как рост национального сознания, так и реакция на аграрную политику большевиков.
Движение было подавлено кровавым образом, в какой-то момент заключили договор, но потом
военные действия были возобновлены и атаман Соловьев расстрелян. Их политические взгляды
были крайне эклектичными, там триколор сочетался с лозунгом «За Веру, Царя и Отечество!»,
требованием Учредительного собрания и даже советской власти. Тем не менее, Соловьев стал после этого тайно считаться национальным героем, его образ можно встретить в хакасском фольклоре3.
1

Поскольку информация достаточно известная, позволю себе просто сослаться научно-популярный очерки по истории Украины. Если это вызовет некоторое недоверие, можно будет опубликовать статью непосредственно по данному
вопросу. http://www.e-reading.by/chapter.php/1035931/24/Istoriya_Ukrainy._Nauchno-populyarnye_ocherki.html
2 См. ст. А.В. Зубов «Политическое будущее Кавказа: опыт ретроспективно-сравнительного анализа»
http://magazines.russ.ru/znamia/2000/4/zubov.html А..В. Зубов, безусловно, крупный историк, но человек консервативных взглядов. Но в данном случае, я считаю его фактологический анализ верным. Опять же это не основная цель моего анализа, политика большевиков в этом вопросе достаточно неплохо изучена.
3
Шекшеев А. П. Гражданская смута на Енисее: победители и побеждённые. Научное издание — Абакан: Хакасское
книжное издательство, 2006.

114

После прихода сталинского правительства политика от непоследовательной становится просто
имперской – в чем, как известно, Сталина поддержала часть эмиграции, Деникин, Милюков («мне
жаль финнов, но я за Выборгскую Губернию»).
Среди социал-демократов тоже шла достаточно острая полемика по данному вопросу. Она
нашла своё выражение в эклектичной формулировке, отразившейся во всех декларациях Социнтерна, начиная с Франкфуртской, в письме 14 российских социалистов (эсеров и меньшевиков),
позже эта формулировка вошла в документы ООН. Она звучит как сочетание права наций на самоопределение и защиты территориальной целостности. Данная формулировка, ввиду того, что ни
первый, ни второй термин строго не определяются, трактуется в зависимости от желаний одной
или другой стороны и часто используется правительствами разных стран для достижения определённых целей.
На основе проанализированных мной листовок можно прийти к выводу, что корни этого противоречия во многом лежат в тех подходах, которые рождались в российской и мировой социалдемократии во времена I Мировой войны и Великой российской революции.
Позиции федерализма, которые были наиболее радикальны во время первой революции, во время второй уже не соответствовали объективным центробежным тенденциям в рамках страны. В
дискуссиях о праве на самоопределение мы видим весь спектр мнений в социалистической части
политического спектра, а в ряде случаев в рамках одних и тех же партий.
Большую их часть, кроме наиболее радикальных, характеризует сочетание верности традиционному требованию «права наций на самоопределение» и сохранения единства в прежних границах
государства, кроме Польши, Финляндии и, возможно, Кавказа. В целом произошла эволюция в
государственно-патриотическую сторону по сравнению с кануном революции.
Теперь немного о выводах на настоящий момент. Мы видим, что аргументация про необходимость больших государств, возможность кровавого хаоса, предсказания падения уровня жизни
трудящихся была и тогда. Поэтому идея о якобы изменившихся условиях по факту ложная.
Тогда целый ряд идеологов говорил про общую тенденцию к укрупнению государств, к единству. Прошло сто лет, теперь мы слышим: тогда это подходило, но устарело сейчас. То есть эта
позиция устаревает всегда, когда живет говорящий. Раньше-де, может, это и работало, но сейчас
посмотрите, к чему идёт человечество.
С другой стороны, мы видим как бы поддержку этой идеи с точки зрения «священного права на
самоопределение».
С нашей точки зрения, несмотря на эмоциональную и частично моральную силу этого аргумента, он не может быть главным для социалиста. Кроме того, часто приходят к выводу, что если какая-то нация в данный момент хочет оставаться частью имперского или полуимперского субъекта,
то это не важно, это её свобода выбора.
Однако в чём тут суть? Постараемся сформулировать в нескольких тезисах.
1. К кровавому хаосу приводит не выдвижение лозунга о «праве наций на самоопределение» –
если народ почувствует свою экономическую самостоятельность или способность её достигнуть,
он выдвинет этот лозунг сам. Причём не в демократическом духе, а как получится, в зависимости
от его уровня социального развития. К кровавому хаосу приводит подавление возможности добиваться своего самоопределения. Неучастие в данном случае равно поддержке империалистического агрессора. Первая кровь в большинстве случаев проливается империалистами. Быть «против
ограничений права наций на самоопределение» и за целостность часто не получается, если под целостностью не понимать противостояние внешнему противнику.
2. Самоопределение так или иначе будет тяготеть к политической независимости и рано или
поздно её добьется. Единственный способ сохранить единство – вовремя предложить конфедеративные отношения, как это пытался сделать М.С. Горбачёв в Ново-Огареве, к сожалению, уже не
вовремя. В случае ослабления вертикали, автономии (которые могут отобрать в любой момент) не
будут никого удовлетворять.
3. Самоопределение для марксиста – это не священное право и тем более не историческое
право. На любой территории жили разные народы, они завоёвывали друг друга, смешивались,
вместе сражались против новых оккупантов. Политическое самоопределение – это объективный
115

переход к национальному государству, совпадение его в итоге с экономико-хозяйственным регионом, формирование маленьких единых рынков, внутри огромной капиталистической системы. Через это идёт дальнейшее развитие капитализма – следовательно, и создание предпосылок для социализма.
4. Да, похороны национального государства начались. Начались примерно с его появления.
Также как похороны капитализма. Но до конца этих похорон довольно далеко. И тут вступает
диалектика истории. Похоронить национальное государство можно, только дав ему закончить
свой путь. Да, ограничивая его аппетиты, сражаясь с ним, приходя в нём к власти, выступая за
уничтожение границ, но любая задержка похорон приводит не к ускорению создания «мира без
Россий и Латвий», а к усилению национальных фрустраций и национализма вплоть до его самых
радикальных видов. Последние примеры Иракского Курдистана и Каталонии служат очередным
подтверждением незаконченности процесса.
5. Как уже было написано в одной из статей в газете «Общественный резонанс», нынешний
процесс характеризуется не как глобализация в чистом виде с сиюминутным уничтожением
наций, а как локализация, то есть сочетание единого капиталистического рынка с маленькими
подрынками, сочетание центробежных и центростремительных тенденций. Регионализм не меньшее лицо нынешнего капитализма, чем глобализация.
6. В программе Социнтерна и документах ООН право наций на самоопределение и территориальная целостность идут рука об руку. Из-за этого и возникает невнятная позиция демократических, в том числе социал-демократических, лидеров, использование обеих идей в нечистоплотных
играх. Единственный способ выйти из этой ситуации – подчинить территориальную целостность
праву на самоопределение, а первое свести к защите своих рубежей от внешнего противника.
Только ясность в этом вопросе может дать международному сообществу и социалистическому
движению ключ мирному урегулированию.
7. Это право должно соблюдаться четко и всеми странами. Здесь не должно быть места для
двойной бухгалтерии. Это должно быть обязательным для программ социалистических партий,
для конституций стран входящих в демократическую конфедерацию. Сейчас многие националдемократы выдвигают лозунг «Европы регионов», мы должны вернуть лозунг самоопределения
пролетариату.
Не Европа регионов, а мир регионов. Единая конфедерация от Арктики до Антарктиды. И только через этот путь будет идти отмирание нации. В любом случае только через это, вопрос в том,
сможем ли мы сделать этот процесс мирным и бескровным.
НЕИСТОВОЕ ПРАВО НА САМООПРЕДЕЛЕНИЕ
Послесловие к статье Н. Аркина по поводу комментария редакции ДиС к статье О. Белогоровой
«Противостояние чеченских политиков и новая демократическая Россия», опубликованной в ДиС
№ 1(3)-2015. Суть комментария – в том, что в странах, где не преодолена имперская практика
подавления национальных меньшинств, левым политикам опасно будировать лозунг национального самоопределения, поскольку это чревато войной и гибелью большого количества населения
ввиду совершенствования оружия массового поражения.
Автор выступил в защиту права на самоопределение наций, которое со времени начала борьбы
против колониального империализма за освобождение народов от ига титульных наций не потеряло свою актуальность. В его статье даётся обзор противоречивого отношения социалистов к этой
проблеме, проявляющегося на протяжение уже полутора веков. При этом он заранее предупреждает, что будет этот вопрос «ставить абстрактно и решать его аналогично». Это его и подвело,
потому что, как учили ещё древние, нельзя дважды войти в одну реку – мир меняется, а уж тем
более это касается тактики социалистов в борьбе за рациональное и цивилизованное переустройство общества.
Так, приводится заявление эсеров «Мировая эволюция… идёт в сторону “сложения”, а не разложения государств на составные части». Спорно? Конечно, особенно если учесть многовековые имперские завоевания. Однако, перевалив во 2-ю половину ХХ в., человечество стало решительно от империй отделываться. Выиграли от этого освободившиеся народы? Где да, а где про116

изошла и культурная деградация. В объективный ход событий – в котором необходимо учитывать
разный уровень развития государств и регионов – вмешивается субъективный фактор: воля политиков, относящихся с головою – или без оной – к экономическому развитию, прямо влияющему на
благосостояние народа, о чём, собственно, и пекутся социалисты.
Движение за национальное самоопределение вспыхивает с особой силой во времена революций
– Н.А. это признаёт, и это видно по текстам листовок 100-летней давности, которые он проанализировал. Однако те же К. Маркс и Ф. Энгельс, провозвестники революций, к концу своего века
признавали, что после выполнения задач буржуазно-демократической революции (или эволюции),
общество переходит – опять же, добавим, с учётом неравномерности развития – к той фазе, на которой можно обходиться уже без революций, т.е. идти реформистским путём. Как при этом решаются задачи самоопределения наций? Правильно, путём переговоров. Другой путь, путь вооружённого сопротивления, опробован в той же цивилизованной Европе (ИРА в Северной Ирландии,
ЭТА в Стране Басков) – и не привёл ни к чему, кроме напрасных жертв. Но путь переговоров – это
и есть тактическое поведение договаривающихся сторон, искусство возможного. Например, на повестку дня можно с бухты-барахты выкатить вопрос об отделении, напороться на имперское и
беспардонное поведение «титульной» стороны, а в ответ вызвать опасную волну национализма с
обеих сторон, что мы сегодня наблюдаем в Каталонии. Или решать соответствующие проблемы
доступными легальными средствами – как было, например, в Шотландии, где сторонники независимости на референдуме 2014 благополучно удовлетворились 47,3 % голосов1.
Но это в Европе. Как такие вопросы решаются в странах, недалеко ушедших от Средневековья,
мы видели в «постсоциалистической» Югославии при её развале и у нас в России, где вопросы самоопределения хронически представляют собой casus belli. Заметим, Россия сегодня является, по
сути, последней империей на Земшаре, всё ещё находящейся в процессе развала. Вернёмся на 100летие назад, на другой виток спирали. Была ли тогда задача самоопределения наций в царской
России первой на повестке дня у социалистов?
Нет не была, хотя этот пункт постепенно появлялся во всех программах, включая некоторые либеральные, как нам демонстрирует автор статьи. Почему? Потому что в империи для левых – любой национальности, в любом регионе! – главное борьба с антинародным режимом, борьба за демократию, против тирании, за разделение властей, дальнейшие реформы в экономике. Это называется «за нашу и вашу свободу!»
Добьёмся свободных выборов, демократизации, разделения властей, создания правового государства, создадим условия для экономического развития – тогда и будем разговаривать о самоопределении – для той же Чечни, к примеру. Напомню, что чеченский народ в своей массе никуда
не собирался уходить из России, пока преступные российские политики и генералы не устроили
ему ковровые бомбардировки и дикие «зачистки» в ходе двух войн на излёте века. Не менее драматический пример – аннексия Крыма и агрессия в виде поддержки сепаратистов в Донбассе, приведшие к затяжному военному конфликту между новоимперской Россией и украинской республикой, осмелившейся заявить о своей прозападной – т.е. цивилизованной – ориентации. Либералы
(напр. Г. Явлинский) призывают решить этот вопрос путём повторного на этот раз «легального
референдума», т.е. фактически предлагают легализацию совершённой аннексии под контролем
«вежливых» человечков, за что, следуя своей логике, проголосовал бы и автор статьи. Но тогда
это не тактика, это форменное потакание агрессору, совершившему и продолжающему совершать
военные преступления и попрание норм международного права. Как раз тактически мы должны
требовать – вместе с международным сообществом и украинским народом – осуждения агрессора
и его наказания. Если же мы вместе с Явлинским станем нудить про самоопределение, мы выведем кремлёвских крокодилов из-под ответственности, и совершённое сойдёт им с рук. Можем ли
мы, социалисты и социал-демократы, брать это на свою совесть?
Сказанное не означает, что Крым со всем его 2,3-миллионным населением, большей частью
русскоязычным, следует всучить обратно Украине, как это требует международное сообщество и
наши несистемные либералы (в лучшем случае, они на стороне Явлинского: дескать, надо вернуть,
1

Вопрос не закрыт, т.к. намечается следующий легальный (в отличие от Каталонии!) референдум на 2018-2019.

117

а потом разберёмся на «свободном референдуме»). Ясно, что это вызовет категорическое неприятие крымчан. Это как тюбик с пастой: договорились же в 1994, в обмен на монополию России на
ядерное оружие на постсоветском пространстве, гарантировать целостность границ, но в 2014
«медведь» оттоптался на этом тюбике по полной программе. И что делать? Дружный хор либералов: коллизия с Украиной неразрешима до конца века. Почему неразрешима? Её можно решить 1)
устранением Путина и его подельников от власти, демонтажом антинародного режима; 2) международным осуждением всех актов агрессии со стороны России по отношению к странам ближнего
зарубежья; 3) осуждением военных преступлений, включая сбитый в августе 2014 пассажирский
«Боинг». После прекращения войны Россия должна заплатить контрибуцию как за аннексию
Крыма, так и за разрушение инфраструктуры Донбасса с выплатой компенсации семьям погибших. Пример с Крымом иллюстрирует ещё один «тактический» вопрос: как левые должны относиться к самоопределению с учётом экономического фактора? Почему дошло дело до военных
конфликтов в Приднестровье, в бывших наших азиатских республиках, на Кавказе и на Украине?
Потому, что после 70 с лишним лет Советской власти мы оказались на полупериферийной стадии
развития – с сырьевой экономикой, отсталыми технологиями, коррупцией и т.д.
Между тем, приобщение к западной модели развития даёт бывшим странам «соцлагеря» шанс
нормального экономического роста – с использованием передовых технологий и международных
инвестиций в условиях правового государства. Если бы России удалось сделать это сразу, то она
служила бы притягательным примером для всех республик бывшего СССР, мощный подъём жизненного уровня – до западных значений – прекратил бы отток россиян на Запад, а реформа конституции обеспечила бы наше существование в демократическом, а не имперском статусе. Соответственно, такие условия не оставили бы реальной почвы для сепаратизма. Мы могли бы создать
либо новое экономическое пространство на просторах бывшего Союза – без границ, как в ЕС! –
либо войти в ЕС, где границы, опять же, носят формальный характер. Другими словами, проблемы
самоопределения, если решать их на современном цивилизованном уровне, «снимаются» на пути
интенсивного экономического развития. Таким образом, заявление Н.А. о том, что «идея об изменившихся условиях по факту ложная» равнозначно утверждению, что, по прошествии 100 лет, мы
входим всё в ту же реку, куда окунались Ленин, Мартов, Плеханов, Чернов, Церетели и прочие
товарищи, цитируемые автором.
В заключение статьи Н.А., как и обещал, приводит свои «абстрактные» тезисы:
1. Здесь автор, в ответ на призыв не дразнить империалистического зверя, а заниматься общей
борьбой за общее освобождение, сам же признаёт, что к «кровавому хаосу приводит подавление
возможности добиваться своего самоопределения».
2. Самоопределение, по мысли автора, неминуемо ведёт к политической независимости. – Не
обязательно. Развитые в культурном, экономическом и политическом отношении страны могут
избежать раздела, добившись автономии и самоуправления. Напротив, будирование лозунгов отделения может вызвать вспышку национализма и насилия. Эсдеки же по определению являются
интернационалистами. Эсдек-националист – это оксюморон, такой же как, например, эсдекимпериалист. Наш лозунг – экономическая интеграция демократических стран и их народов.
3. Здесь автор внезапно отказывается от сакральности самоопределения: «это не священное
право и тем более не историческое право». Дескать, завоёвывали, ассимилировали, зато потом
похвально кидались сообща отражать агрессию «новых оккупантов»! Однако тут же примирительно утверждает, что самоопределение, «формирование маленьких единых рынков» – магистральный путь дальнейшего развития капитализма, создания предпосылок социализма.
4. «Траурный» тезис: «похороны национального государства начались», но до их конца «довольно далеко». Получается по Мао: «пусть расцветут все цветы», произойдут новые кровавые
конфликты и войны с уничтожением изрядного количества населения… Тут автор грозно предупреждает: «любая задержка похорон» приводит к национальным фрустрациям и радикальному
национализму – ну, здесь спору нет: доктор сказал в морг, – значит, в морг!
5. «Регионализм не меньшее лицо нынешнего капитализма, чем глобализация» – хорошо сказано, однако при этом не следует забывать, что, как говорилось выше, речь идёт о регионах с раз118

ным уровнем развития (Курдистан, Каталония), а это требует разной тактики в вопросах самоопределения, самоидентификации, разных направлений борьбы.
6. Автор критикует Социнтерн и ООН за противоречивость принципов поддержки самоопределения и территориальной целостности, поскольку имеет место «использование обеих идей в нечистоплотных играх». Это да, но зададим вопрос: почему это имеет место? Ответ: когда 1) не
учитывают вышеуказанную разницу в развитии и культуре регионов – кстати, она постепенно меняется; 2) политики имеют шкурные интересы, включая собственное обогащение, пренебрегая
благосостоянием народа и человеческими жизнями. Н.А. честно ищет ключ к «мирному урегулированию». Но этот ключ в самой постановке вопроса о мирном урегулировании! То есть, всё, что
приводит к бойне, к войне – это не ключ, это преступление. Только переговоры!
7. И последний пункт, увы «за упокой». Автор призывает «вернуть лозунг самоопределения
пролетариату». Почему сразу пролетариату, на дворе что, 1917? Особенность борьбы за самоопределение – в её общенародном, а не классовом характере. Противоположное утверждали
большевики, неустанно клеймя и уничтожая физически «буржуазных националистов».
К тому же провозвестниками экономического развития и – одновременно – движущими силами
движения за освобождение народа от язв нового капитализма сегодня выступают (или могут выступать) самые креативные представители трудящихся: интеллигенция (в т.ч. научнотехническая), работники науки, образования – наряду с никуда не девшимся в нашей отсталой
экономике рабочим классом.
В.К.
Галина МИХАЛЕВА
РЕВОЛЮЦИЯ В ПРОГРАММАТИКЕ РОССИЙСКИХ ПАРТИЙ
В программах, выступлениях лидеров и агитационных материалах российских политических партий
тематика двух российских революций играет значимую роль. Отсутствие конституционного консенсуса
отражается в официальной государственной позиции, в которой значимость и символы прошлого игроль, чем настоящее и будущее.
В этой позиции сосуществуют идеологически
несовместимые сущности: канонизация царской семьи, церковная реституция, тотальное строительство
храмов и квазигосударственная роль РПЦ – с одной
стороны, и – почитание Сталина, Мавзолей и коммунистический пантеон на Красной площади,
памятники Ленину и сохранившаяся советская топонимика – с другой.
Партийная программатика отражает эту дуальность, поляризуя оценки и позиции, вне зависимости от типа партий. Из 72 сейчас имеющих регистрацию партий, значительная часть – фейковые и
проектные, не ведущие реальной политической деятельности и зачастую даже не участвующие в
выборах (например, партии т.н. «богдановского пула»). При этом стоит заметить, что часть реальных коллективных политических акторов никогда не имела партийного статуса или же его потеряла: Партия прогресса А. Навального, «Другая Россия» Э. Лимонова, «Выбор России», группы
анархистов и др.
Здесь будут рассмотрены партии, выполняющие свои основные функции участия в выборах
разного уровня вне зависимости от успеха этого участия и имеющие какие-то выраженные политические позиции. Позиции и даже терминология партий в отношении двух важнейших событий
1917 (в феврале и октябре) существенно различаются. Позиции отличаются даже у партий, представленных в Госдуме и после «крымского консенсуса» голосующих, как правило, солидарно по
всем вопросам – и, особенно, по вопросам внешней политики. Но и внутренняя политика получает
поддержку в части ограничения политических прав и свобод граждан: законы об иностранных
агентах НКО и СМИ, ограничения в проведении протестных акций, контроль за интернетом, ужесточение ответственности за высказывания и т.д. Не исключение и экономическая политика –
119

например, принятие бюджета с закрытыми «военными» статьями и урезанием расходов на образование и здравоохранение и даже – поддержка московской программы реновации.
Однако оценки событий 1917 и стилистика изложения существенно различаются.
Для КПРФ, наследницы КПСС, парадоксальным образом сочетающей коммунистическую идеологию с православием, Октябрьская революция – сакральное событие мирового значения. Лидер КПРФ Геннадий Зюганов говорит, что ему не по душе Февральская революция и Временное правительство. «Я посмотрел состав. Там кроме министра железнодорожного транспорта, все остальные были откровенно масонами и не скрывали
это. Нам надо поклониться большевикам, которые спасли страну»1.
Но даже в КПРФ есть разные точки зрения. Для 1-го зампреда Комитета Госдумы по образованию и науке Олега Смолина Февральская революция была результатом заговора, а не «кризиса
верхов». Он вспоминает чью-то «грустную шутку», что «царю Николаю надо было вручить орден
Октябрьской революции за создание революционной ситуации. Не случайно на сторону революции почти мгновенно перешли не только рабочие и войска петроградского гарнизона, но и большинство великих князей. В итоге Николай и отрёкся». По его мнению, Февральская революция
была антипатриотической, поскольку начала разрушение Российской империи и не успела проявить созидательные возможности, если таковые у неё и были. Огромную способность к созиданию проявила уже советская власть, начав строительство единого союзного государства. По словам Вадима Соловьева, секретаря КПРФ и депутата Госдумы, КПРФ твёрдо стоит на позиции, что
в Феврале случилась буржуазная революция, а в Октябре социалистическая – и отступать от неё
не собирается2.
Позиции КПРФ в отношении событий Октября Г. Зюганов чётко определил в интервью
агентству Синьхуа3 в апреле 2016, эти позиции таковы:
– Великая Октябрьская социалистическая революция – величайшее событие всей мировой истории, поворотный пункт в развитии человечества. Оно стало началом перехода от капитализма к
более прогрессивной общественно-экономической формации.
– Социалистическая революция была теоретически обоснована в работах К. Маркса и Ф. Энгельса. На практике её осуществили российские большевики под руководством В.И. Ленина —
гениального мыслителя, вождя международного революционного движения, создателя первого в
мире государства рабочих и крестьян.
– Называть октябрьские события 1917 верхушечным переворотом может только абсолютно безграмотный или очень предвзятый человек. Никакой верхушечный заговор, даже в случае успеха,
не может изменить сами основы жизни страны, не может иметь последствий планетарного масштаба.
– Без прихода к власти большевиков Россия перестала бы существовать. Она бы просто распалась на множество частей под британским, французским, американским, японским протекторатом.
Российский народ в массе своей относится к событиям Октября 1917 положительно, прекрасно
понимая, что они стали благом для страны. Ленин, как и Сталин, превращены в новых святых,
мавзолей Ленина остается сакральным местом, перед иконой Сталина ставят свечи. Коммунисты
проводят серию мероприятий, посвященных Октябрьской революции и рекламируют кандидатов
на выборах, используя образы Сталина, Берии и Чапаева.
/Для национал-патриотов ЛДПР, партии, основанной как имитационная альтернатива
КПСС, и Февраль, и Октябрь негативно сказались на государственной системе страны,
породили самые радикальные и страшные режимы в истории человечества: коммунизм
и фашизм. Мы-де никаких выводов не сделали. Сейчас тоже есть все признаки слабости
режима – никакой разницы, только тогда не было антирусских настроений.
1

https://lenta.ru/news/2017/03/17/amnistiya/
При совпадении позиций КПРФ и РПЦ в ряде вопросов, здесь они расходятся: для РПЦ убийство царской семьи
большевиками - ритуальное, т.е. совершенное жидомасонами.
2
http://nsn.fm/society/kprf-ne-pozvolit-gd-prevratit-fevralskuyu-revolyutsiyu-v-perevorot.php
3
https://kprf.ru/party-live/cknews/154154.html

120

С точки зрения В. Жириновского, Октябрь – абсолютное зло, «политическое ДТП», нужно
устроить суд над большевиками, вернуть исторические названия всем улицам и площадям и демонтировать памятники. Он считает, что нужно запретить все коммунистические организации,
чтобы их не было никогда в нашей стране1. Он уверен также, что главная причина вовсе не в
народных волнениях, а в слабости царского правительства, которое само сдало власть2.
Не вполне внятная позиция у «Справедливой России». С одной стороны, Февральская
революция была трагедией, а Октябрьская социалистическая – великой. С другой стороны, любая революция – трагедия для страны. «…если мы говорим о феврале, это была
трагедия. А если мы говорим об октябре, то все-таки это была Великая Октябрьская революция,
социалистическая. То, что после Великого Октября весь мир пошел другим путем, совершенно
очевидно», 3 - считает Сергей Миронов. В другой публикации он подчеркивает: «Октябрь 17-го –
это данность, это неотъемлемая страница Истории нашего Отечества. Причем я готов настаивать:
это великая страница! В то же время, если уж мы действительно хотим чему-то научиться на драматическом опыте событий столетней давности, надо пытаться объективно исследовать все существовавшие альтернативы, варианты и исторические развилки.»4
Для Единой России «темник» не сформулирован. В силу отсутствия внятной оценки со
стороны президента, высказывания идут вразнобой. По мнению одних, февральские демократические преобразования назрели сами собой; других – это были непатриотичные
события, продемонстрировавшие безответственное поведение и царя, и Временного правительства. Октябрьская же революция – антинациональна. Но одновременно Октябрьская революция решающим образом изменила пути развития человечества, существует преемственность
между СССР и Россией, говорят и о национальном примирении.
Отметим две полярно противоположных позиции партий с отчетливой идеологией, не имеющих
парламентского представительства.
Партия Коммунисты России во главе с товарищем Максимом (Максимом Сурайкиным) считает КПРФ ревизионистами, при этом на её знаменах фигурируют Ленин и
Сталин. Партия пропагандирует возвращение к ленинским корням, имеет программу
акций в честь 100-летия Октября, включая уличные акции.
Для социально-либеральной партии ЯБЛОКО Февральская революция – важнейший
шаг к демократизации России, а Октябрьский переворот – незаконный захват власти
большевиками. Необходимо вернуться к переучреждению государства и созыву нового Учредительного собрания. Нужно переименовать населенные пункты и улицы, названные именами палачей. Партия проводит акции памяти не только репрессированных, но и борцов с большевизмом.
Похожая, но менее развернутая, позиция у либеральной партии ПАРНАС, призывающей покончить с наследием советской репрессивной системы и к декоммунизации.
Для остальных относительно значимых партий, имеющих депутатов на региональном и муниципальном уровне, проблематика второстепенна или вообще не упоминается.
Для партии Родина коммунисты сами «оспорили результаты революции» и разрушили
СССР, но тема в целом для партии малоинтересна.
Для Патриотов России Октябрь – тоже второстепенная тема, в их выступлениях повторяются позиции единороссов.
Для Альянса зелёных тема не существует.
1

http://www.vesti.ru/doc.html?id=2828685
https://ldpr.ru/events/Zhirinovsky_called_causes_of_the_February_Revolution_of_1917/
3
http://www.vesti.ru/doc.html?id=2828685
4
http://www.spravedlivo.ru/5_81300.html Дата: 21 марта 2017
2

121

Поляризация позиций партий отражает тенденции, связанные, как уже было замечено, с отсутствием внятной позиции президента, которая в режимах российского типа играет решающую
роль, и с противоречивостью оценок официальной пропаганды. Позитивно оценивается политика
большевиков, прежде всего, через продвижение идеи о Сталине как строителе сверхдержавы,
но умалчивается роль Ульянова-Ленина и его сподвижников в основании репрессивного государства. С другой стороны, клеймятся «оранжевые революции» – т.е. любые изменения политического режима. Следствием является непредсказуемая история, которая используется для актуальных
политических нужд и с этой же целью по-разному интерпретируется. А удел граждан страны, не
связанных с партиями и подверженных телепропаганде, – испытывать политическую шизофрению, двоемыслие, неспособность оценить прошлое и настоящее и – посмотреть в будущее. Если
наша страна обратится к Конституции, к декларированной в ней, но не реализованной цели построения демократического правового государства, то для неё необходимо решить задачу преодоления тоталитарного прошлого – путь, пройденный всеми странами, пережившими транзит от автократий к демократиям.
Вот почему важна внятная оценка событиям столетней давности и проведение соответствующей
политики политического просвещения. А партии, пропагандирующие культ большевизма и сталинизма должны быть запрещены как антиконституционные.
КРУГЛЫЙ СТОЛ «ОКТЯБРЬ 1917: ХАРАКТЕР, ПОСЛЕДСТВИЯ И ЕГО МЕСТО В
ИСТОРИИ РОССИИ И МИРЕ»
7 ноября 2017 в конференц-зале научно-просветительского и правозащитного общества «Мемориал» (Каретный ряд, 5/10) в рамках постоянно действующего семинара «Левые в России: история и общественная память» состоялся обмен мнениями по поводу свершившегося 100 лет назад
Октябрьского переворота. Вёл дискуссию К.Н. Морозов, профессор кафедры истории Школы актуальных гуманитарных исследований ИОН РАНХиГС. Основные докладчики: П.М. Кудюкин,
преподаватель, сопредседатель профсоюза «Университетская солидарность»; Д.Б. Павлов, зам.
директора Института российской истории РАН; П.В. Рябов, доцент МПГУ.
Круглый стол начался с сообщения члена правления общества "Международный мемориал",
зав. библиотекой "Мемориала" Б.И. Беленкина:
Борис Беленкин: Библиотекой организована выставка «Первые. Аресты 25 октября 1917 –
4 января 1918». Репрессии и аресты большевистская власть повела с самого начала. Заключили
под стражу членов Временного правительства, потом пошло сплошняком. Мы пользовались, в основном, мемуарами и газетами того времени. Упоминалось 80-90 имён, 54 человека представлены
на выставке – нашли их фото, биографии. Расстрелов в тот период не было. Народные суды вынесли 4 приговора. Присуждали к порицанию и осуждению. Пуришкевича, например, скоро отпустили. Имели место самосуды. Министры Шингарёв и Кокошкин попали, к своему несчастью, из
Петропавловки в больницу, их убийство было самосудом, но нужно учитывать, что на убийц, без
сомнения, повлияло провозглашение кадетов «врагами народа». Тем не менее, после убийства
разрешили издать тюремный дневник Шингарева, книгу памяти. Так же погиб и священник в Царском Селе. Расстрелы священников и представителей других неугодных сословий начались только
в 1918. Стреляли, разгоняя тех, кто громил винные склады, зачастую это были те же, кто брал
Зимний. Москва – там дела обстояли другим образом, это особый разговор. Мы рассматривали
только репрессии против политических оппонентов. 26 октября II съезд Советов по предложению
Л. Каменева (и при возражениях Ленина) отменил смертную казнь. Власть до конца мая 1918 была
занята другими проблемами (продукты, германский фронт, топливо, переезд в Москву). Далее
ожесточение росло. Жестокость каждой из сторон порождала ответные действия.
Константин Морозов: Крыленко оправдывал расстрел «красного адмирала» Щастного в ситуации формальной отмены смертной казни так: а мы и не казнили, мы писали «расстрелять на месте»! Времена советской историографии оставили нам сплошь зияющие пустоты в исследовании
революционных месяцев российской истории. В заявленной теме нашего круглого стола «Октябрь
17-го: характер, последствия и его место» на первый план выходит трактовка событий. Здесь важны два момента. Во-первых, сегодня говорят не столько об Октябре, сколько о начале советского
122

эксперимента – в том числе о его последствиях и крахе системы. В течение многих десятилетий
было принято восхвалять успехи советского строя. Забывают о цене, заплаченной за это. С другой
стороны, пути и методы форсированного строительства социализма привели к гибели миллионов,
потере интеллектуальной элиты. Насаждение страха в сердцах принесло не меньший вред, чем репрессии. Произошла атомизация общества, процессы, перечеркнувшие первоначальные лозунги
большевиков. Ленин, осуществив тактически безупречно захват власти, оказался отвратительным
стратегом. В 90-е сказалась усталость от революционной темы, многие историки ушли. Уже к
1995 проявился историографический нигилизм. Однако осталось большое поле для исследований,
продолжается борьба разных точек зрений. Историки готовят осмысление тех процессов обществом, которое когда-нибудь наступит. Предстоят общественные дискуссии, которые помогут извлечь уроки из прошлого.
Павел Кудюкин: Документальные свидетельства тех дней выявляют контраст между незначительным размахом событий 25-26 октября и грандиозностью их последствий: в Октябрьском перевороте принимали участие не более 2-3 десятков тысяч человек с обеих сторон. Эти действия у
многих вызывали пассивное сочувствие, кто-то воспринимал их со злорадством, а большинство
просто продолжало заниматься своими повседневными делами.
Но переворот означал наступление нового этапа революции, который был очень противоречив и
не сводился только к действиям большевиков. Я бы хотел отметить, что в революционных событиях значительное место занимала великая крестьянская война, крайне жестокая. Параллельно
решались – или затягивались – задачи буржуазной революции. Социалистические соперники
большевиков оценили переворот как контрреволюционный.
На самом деле почти с самого начала и тем более в разгаре гражданской войны большевистская
власть ликвидировала массу завоеваний Февраля: отменили «четырёххвостку» (всеобщие, равные,
прямые и тайные выборы), свернули политические свободы и гражданские права, давили независимое профдвижение (в 1920 были разогнаны последние свободные профсоюзы). Землю крестьянам раздали, но тут же стали отбирать то, что удавалось вырастить. Переворот и последующие события имели и международные последствия.
Произошло закрепление второго раскола международного рабочего и социалистического движения. Следующие десятилетия были отмечены междоусобной борьбой в нём. Раскол прошёл не
по линии «реформа или революция» а по линии «демократия или диктатура». После «большевизации» (фактически сталинизации) компартий со второй половины 20-х коммунистическое движение окончательно становится орудием внешней политики СССР. Одновременно происходят многочисленные мелкие отколы от компартий. Междоусобица в рабочем движении оказывала негативное воздействие на мировое развитие.
И отмечу ещё один момент: у правящих кругов появился страх перед революцией. Реакция была
двоякой: первая – путь уступок и реформ; вторая – давить всё. В межвоенный период возобладал
второй путь, и к середине 30-х демократические режимы в континентальной Европе можно пересчитать по пальцам одной руки. После II Мировой войны США своей увеличившейся военной
мощью прикрыли Запад от коммунистической опасности, что позволило левым силам запустить
процессы «социализации капитализма» в виде социального государства. В СССР же реальные
элементы социального государства стали масштабно проявляться только после смерти Сталина.
Надо помнить, что ранее они были задавлены и в 30-е практически сведены на нет. В 1940 состоялось так называемое «прикрепление к предприятиям». Можно упомянуть, что Трудовой кодекс вплоть до 1956 был документом для служебного пользования.
Пётр Рябов: Дело современных историков – показать, чем на самом деле был Октябрь в нашей
истории и чем не был. Прежде всего, он не был ни великим, ни социалистическим. Миф появился
позже. С февраля 1917 и до конца Гражданской войны это был единый процесс, однако в советское время в школах Февраль и Октябрь считались разными событиями, их даже проходили в разных классах. Ещё один важный вопрос – легитимность переворота. Падение Временного правительства было предопределено не потому, что противники его были сильны. Напротив, Временное
правительство было настолько слабо, что не могло не рухнуть. Сам переворот совершался от имени II Съезда Советов, который представлял коалицию левых сил. В неё входили, например, мак123

сималисты, анархисты и др. Переворот пользовался народной поддержкой, настроенной против
Временного правительства. Миллионы сочувствовали. Преобладали лозунги углубления революции, первые декреты Советской власти были поддержаны значительной частью населения. Формально, по ним и вышло: землю передали крестьянам, состоялся выход из войны и т.д. Правда,
был вариант создания однородного социалистического правительства – с большевиками, но без
Ленина и Троцкого! – но он не осуществился. Для части коалиции те лозунги были искренни. Однако позже выяснилось, что для большевиков это были тактические лозунги. Характерно, что в
1917 Ленин написал две взаимоисключающие работы: «Государство и революция» и «Грозящая
катастрофа и как с ней бороться». Где там настоящий Ленин? В последней половина лозунгов была чисто тактической, половину стали осуществлять. Заключили Брестский мир, ввели продразвёрстку – это же могла делать только партия контрреволюции. Избавились от попутчиков, создали
Красную армию, ввели партийную диктатуру, профсоюзы стали «приводным ремнём», концлагеря
и пр. Вместо демократии – комиссародержавие. Программы, намеченные Октябрём, проводились
примерно до весны 1918. Это был прорыв – потом срыв и реакция. На ком лежит вина? Не только
на большевиках, в это верили и умеренные социалисты, народные массы верили.
Дмитрий Павлов: Первое, что сделал Октябрь – отказались от всех обязательств царского правительства. Какова была социальная опора большевизма? Лучше всего это пояснил Ю. Мартов в
работе «Мировой большевизм». На пике популярности большевики были, как ни странно, во время выборов в Учредительное собрание. В начале 20-х они имели только 5-7% поддержки, не
больше. Их опорой стала номенклатура и только. Титульным базисом был поначалу пролетариат –
металлурги. Уже в 1-й половине 1918 произошёл перелом. Движение фабрично-заводских уполномоченных дистанцировались от всех политических партий. Потом это движение замалчивалось.
Крестьянство: как только социализм пришёл в деревню, последовала реакция. Обыватель злорадствовал в Петрограде. Следует различать репрессии и красный террор – это разные вещи. Красный
террор приходится на период 5 сентября 1918 – 6 ноября 1918. Закончился амнистией, объявленной в связи с 1-й годовщиной Октября. По другой версии он пришёлся на период с 16 июня 1918
(постановление Наркомюста об отмене ограничений деятельности ревтрибуналов) до событий в
Крыму в конце 1920. И последнее подчеркнём: ни один октябрьский лозунг большевиков так и не
был реализован.
К. Морозов: Оценивать октябрьские события можно по фактам. Произошёл срыв с пути демократического процесса, прерывание политических свобод. Срыв единства социалистического
движения, соответствующих преобразований, становления самоуправления, что, конечно, не подразумевали участники левого блока. Пытаясь сотрудничать с большевиками, они испытывали
классическую ситуацию попадания не в ту дверь. Исказился реальный смысл социальной революции. Те, кто критически смотрели на это дело, ставили точный диагноз. К Февралю, по факту, в
России сложились достаточные условия для развития по пути демократии. В ходе развития Февраля складывались необходимые элементы гражданского общества, создавались и набирали силу
политические партии, профсоюзы.
Весь 1917 шли бурные процессы общественной самоорганизации. Возрастало значение кооперации, в которой видную роль играли эсеры. И вот под лозунгом ускорения и усиления этих процессов большевики увели общество в сторону и в последующие полтора 10-летия эти процессы
были растоптаны.
Большевики совершили не просто контрреволюцию, но тем самым прервали реальный эволюционный путь к социальному государству. Насадили симулякры, воскресили авторитарные имперские традиции.
Сегодняшнее общество несёт ответственность за адекватное осмысление тех процессов. Хотя
ответственность у всех разная. Часть народа, имеющая невысокий культурный уровень, поддалась
на демагогию. Историки – другое дело. Прошло 100 лет, образование в целом повысилось, а уровень политкультуры остался наивным. Это разные вещи: быть обманутым – и входить в те ряды,
которые занимаются манипулированием. С марта по октябрь 1917 прошло 8 месяцев при новой
власти. Потом наступил другой этап, и мы уверенно можем сказать, что Февральская революция
была проще Октябрьских процессов. Можно упрекать революционные власти, что за те 8 месяцев
124

они ничего не сделали. Но вот сравним это с перестройкой. В 1985 мы тоже, вроде, обрели новую
власть, перед которой стояли проблемы дебюрократизации, неэффективности управления, модернизации, развития науки, промышленности, образования, подъёма уровня жизни и пр. Ошибки и
тогда, и в 1917 были добросовестными. Кто из политических деятелей в эпоху переломов оказывался на высоте? В ХХ в., пожалуй, только Дэн Сяопин и Рузвельт. А тогда – достаточно упомянуть только раскол эсеров. И в полный рост вставали вопросы: народ для социализма или социализм для народа? Народ для государства или государство для народа? Народ – средство или цель?
Обмен мнениями
Б. Беленкин: Репрессии были важнейшим средством утверждения большевистской власти.
Другого не было. Запреты, закрытия. Оппозиционные газеты в ноябре-декабре ещё возобновлялись после закрытий, потом их прихлопнули совсем. Первые акты репрессий толком не изучены.
Общее отношение было – неприятие, ужас и растерянность.
Д. Павлов: Лев Шестов писал о том что большевизм своим деспотизмом превзошёл все монархии ХIХ в. Если непосредственно после Октября, по данным сегодняшней выставки, было арестовано всего 83 чел., то затем была создана целая система ревтрибуналов. Были созданы ревтрибуналы в губерниях, волостях, уездах, были особые военные, на железных дорогах, по печати и др.
К. Морозов: Объектами государственного террора были партии, сословия и пр. Субъектом выступало само государство. Репрессии были основным инструментом. Государственный террор создавал страх, разлитый в атмосфере. Террор против оппозиции оказывал воздействие на противника. После свобод 1917 требовалось время на то, чтобы подготовить кадры осуществления террора, в т.ч. психологически – тогда в октябре их не было, они должны были созреть. После Февраля добытые свободы представляли собой нисходящий поток, за 8 месяцев плоды созрели, получился Октябрь.
П. Рябов: Не стоит девальвировать красный террор, начавшийся с сентября 1918.
Вопрос: Какую роль играли социалисты в Комуче1, которое Колчак разогнал? Помогло ли это
большевикам?
П. Рябов: С разгоном Учредительного собрания в январе 1918 получилась параллель с 1906, когда после разгона Думы предрекали народное восстание, но этого не случилось. Продразвёрстка и
Брестский мир сыграли бóльшую роль в проявлении недовольства. Середина проваливается, побеждают крайности.
К. Морозов: Не надо упрощать значение разгона, судить по реакции народа. Учредительное собрание давало легитимный способ обнулить ситуацию. Роза Люксембург отнеслась к разгону
крайне критически, призывала не применять насилие и террор, возражала: если УС перестало отражать волю народа, надо избрать новое, а не уничтожать его совсем. Точка невозврата была
пройдена тогда. Все политические партии и элиты увидели, что большевики перешли Рубикон.
Реакция Ленина известна. Он заявил, что легитимность была. Сохранилось свидетельство эсера
Б.Соколова: эсеровские агитаторы объяснили солдатам, что они берутся за развитие крестьянских
идей о земельной реформе. И крестьяне голосовали за эсеровских делегатов. Середина проседает,
но демократический путь был реален.
П. Рябов: Была ещё нереализованная возможность создавать Советы без большевиков.
П. Кудюкин: Легитимизация переворота II Съездом Советов – под большим вопросом. Кворума
не было. Выборы на съезд были хаотичны. Следует отметить, что на съезде прозвучал протест
против ареста министров-социалистов. О съезде мы знаем по газетным отчётам, по воспоминаниям (прежде всего Н. Суханова и Джона Рида) А стенограмма не велась, потому что при уходе эсеров со съезда М. Вишняк увёл и стенографистов.
К. Морозов: Понятно, что в условиях войны часть общества смотрело на насилие как на необходимый инструмент. Богданов как-то сказал: «Большевизм пропитался духом трёхэтажной ка1

Комуч – Комитет членов Всероссийского Учредительного собрания России, альтернативное правительство, организованное в июне 1918 в Самаре членами Учредительного собрания, не признавшими разгон его большевиками.

125

зарменности». Немалая часть элит (которых представляли врагами), колебались. Ленин и Троцкий
подталкивали к террору. Советы, разумеется, были инструментом демократического волеизъявления. Но их механизм был неэффективен. В 1919 ЦК эсеров обратился к большевикам: давайте,
прекратим распри, от вас требуется только допустить демократические выборы, мы готовы, будем
бороться с контрреволюцией вместе. Большевики не ответили, демократически избранные Советы
им были не нужны. Навсегда испугались демократии, понимали, видимо, что так они никогда не
выиграют.
Вопрос: Как вы относитесь к целому ряду фильмов о революции, показываемых сегодня по ТВ?
П. Кудюкин: Могу сказать по телесериалу «Троцкий», по первым сериям. Авторы выполняли
явный заказ: показать, что историю якобы делают нечистоплотные политики на деньги «мировой
закулисы», а любая оппозиция – гадость несусветная.
Д. Павлов: Показывают многосерийный документальный фильм «Революция – западня для
России». Там полощут имя Парвуса, роль которого который в революции явно недооценена. Его
называли «купец революции». Однако едва ли не главным в нём было то, что он талантливый публицист, успешный издатель, его высоко ценили.
Позже нажился на поставках в Балканских войнах. А тут его назвали «демоном революции»,
наживавшимся якобы на поставках бракованного оружия…
К. Морозов: Проблема толкового освещения революции возникла давно. В минувшие 20 лет не
было достойных фильмов об освободительном движении. Обычно они делаются в духе сериала
«Империя под ударом» или фильма о Столыпине – т.е. свёрстаны… по художественнопублицистическим шаблонам манипулирования, при этом авторы прикрываются правом на вымысел. Наука истории находится в культурном гетто, охватывает малую часть общества.
На ТВ исторические темы затрагиваются на ток-шоу, там нет возможности научного разговора,
вырезают всё существенное, оставляют лишь то, что подходит под концепцию редактора. Только
ОТР держится и, конечно. «Эхо».
Вопрос: Почему историки неоднозначно относятся к разгону Учредительного собрания?
П. Рябов: Я не считаю разгон УС ключевым событием. И это не было единственной развилкой.
К. Морозов: Победа «Советов без коммунистов» – не стала бы крайностью. Это могло бы стать
альтернативой как белой, так и красной диктатуре. Эти Советы были бы ущербны по форме, но
лучше, чем однопартийная диктатура.
С. Митрофанов (журналист): Насколько победа большевиков была детерминирована?
П. Рябов: Ситуация ожесточения. Возможен был разброс. Прорыв к новому обществу или полная катастрофа. Случилась катастрофа. В 1921 большевики удержались чудом, нашли выход через
НЭП.
П. Кудюкин: В истории ничего фатального не бывает. Тот же Троцкий говорил: «Если бы мы
не взяли власть в эти 3 недели, то не взяли бы её никогда». Большевики обосновывали свои действия так: «Керенский готовит сепаратный мир! Они хотят сорвать выборы в УС! Они хотят переехать в Москву, а Петроград сдать немцам!» Кончилось тем, что большевики сами это почти всё и
проделали.
С. Митрофанов: Так почему тогда в 1991 не довершили? Не вернулись к ценностям Февраля?
П. Кудюкин: В 1991 основным актором осталась та же номенклатура, гражданское общество
было слабым и предельно доверчивым.
К. Морозов: На мой взгляд, в 1991 общество было ещё менее готовым, чем после Февраля.
Уничтожены все политические партии – а они тогда были, традиции похоронены, сложились новые авторитарные традиции. Если согласиться с тем, что мы оказались отброшены в послефевральское время, тогда надо было вернуть сюда к нам и людей из 1917 года.
Мы привыкли к детерминизму, навязанному советской историографией. Помните: фразу Ленина: «Вчера власть было брать рано, завтра поздно, надо сегодня».
На самом деле история – переплетение многих вещей с большой долей случайностей. События
августа 1991 – пример соотношения объективного, детерминизма и случайного.
126

Вопрос: Каково было представительство на II Съезде Советов? Были крестьяне?
П. Кудюкин: Крестьяне и не должны были быть представлены, у них были свои, крестьянские
Советы и их съезды. Эсеры были представлены как партия, по их собственному определению,
«триединого рабочего класса», включавшего промышленный пролетариат, трудовое крестьянство
и трудовую интеллигенцию. Выборы, как я уже сказал, в сравнении с выборами на I Съезд, были
хаотичными.
К. Морозов: При низком уровне культуры люди упрощают проблемы, хотят всё сразу. Возник
отложенный спрос на многие вещи. Царские чиновники затягивали модернизацию. За проволочки
с необходимыми преобразованиями после Февраля взвалили ответственность на социалистов, а
большевики на деле стали громоздить совершенно не то.
Вопрос: 1) Насколько оправдывает действия Ленина ситуация помощи всем миром белому
движению и иностранная интервенция?
2) Сталин в 1936 провёл-таки всеобщие выборы.
П. Кудюкин: Масштабы интервенции сильно преувеличены. Вмешательство имело место на
Севере, Д. Востоке, в Баку. Ещё были белочехи – но они поддержали социалистический Комуч.
Велась ограниченная поставка военных материалов. Поддержка белого движения явно была недостаточна.
И потом, как правило, забывают о масштабах крестьянской войны. Крестьянство с лета 1918 отвернулась от большевиков из-за их «переноса социалистической революции в деревню». В результате крестьянская война имела больший размах, чем противостояние белых красным.
По Конституции 1936 есть такое забавное мнение: Сталин хотел демократизации, да номенклатура не дала. На самом деле, ни о каких свободных и плюралистических выборах в «сталинской»
конституции речи не было.
П. Рябов: Белое движение представляло собой ничтожно малую величину. Разные его части делали разные ставки. Не было единого заговора. А насчёт интервенции: и на стороне большевиков
воевали многие «интернационалисты».
К. Морозов: Выборы 1936 представляли собой частный случай большевистского расхождения
между словом и делом. Сталинская конституция не имела отношения к реальной жизни, это был
очередной симулякр. Была целая традиция безумного расхождения между словом и делом. И, в
конце концов, выборы в нашей стране исчерпали себя, переродились. Долгие десятилетия существовало понятие «советская демократия» – это воспринимали как реальность. Однако на выборах
не было никакого выбора, предлагалось исключительно по одному кандидату.
Вопрос: У меня создалось тягостное впечатление: всё, что здесь сказано – дискурс 50-летней
давности. Обидно: не даны масштабы события, нет осознания того, что 100 лет назад произошло.
К. Морозов: «Мемориал» – историко-просветительское общество и наш семинар носит научно-просветительский характер. Здесь происходит разговор учёных и политологов, чего не делается в СМИ. Мы решаем культурно-просветительские задачи. Наше дело – выдавать на-гора те идеи,
которые есть у науки. Соответствовал ли наш круглый стол уровню случившейся 100 лет назад
трагедии? Может быть, нужны другие формы.
Намечается вечер памяти социалистов и анархистов, которые погибли. Наша цель – не в зажигательных речах.
П. Рябов: После войны говорили: «Как возможна поэзия после Освенцима?» Большевизм был в
высшей степени бесчеловечен. Наша задача – понять, что тогда произошло и приравнять террор к
голодомору.
П. Кудюкин: Не дело истории как науки кричать – мы пытаемся понять и объяснить.
К. Морозов: Разговор выявил разные точки зрения, затронул много тем, достойных исследования. Мы продолжаем анализировать прошлое и надеемся дожить до дискуссий на эти темы в самом обществе.

127

ПАМЯТИ ТОВАРИЩА
Александр ЖЕЛЕНИН
ПОСЛЕДНИЙ УТОПИСТ
ПАМЯТИ В. БЕЛОЦЕРКОВСКОГО
На днях из-за океана пришло печальное известие. На
89 году жизни в США скончался бывший советский,
а затем и российский диссидент Вадим Владимирович Белоцерковский – соратник академика Андрея
Сахарова по правозащитному движению, страстный
поборник свободы и демократии, теоретик кооперативного социализма и рабочего самоуправления.
В России это событие осталось почти не замеченным. Из известных СМИ о нём на своем сайте сообщило лишь «Радио Свобода», многолетним сотрудником которого он был, да пара заблокированных на территории страны ресурсов вроде Каспаров.ру и graniru.org.
А между тем из жизни ушел человек выдающийся. И дело не только в том, что он, например,
удостоился личной переписки с предыдущим президентом США Бараком Обамой. И даже не в
том, что Обама пригласил его на личную встречу дабы обсудить с ним (ни больше – ни меньше!)
пути построения новой Америки, хотя и сам по себе этот факт, безусловно, заслуживает уважения.
Дело в том, что Белоцерковский внёс огромный и очень важный вклад в разработку теории будущего общества, ряд положений которой, несомненно, пригодится его будущим строителям, при
условии, конечно, что эти «строители» будут ставить перед собой задачи развития демократического, а не казарменного социализма...
Сам он называл такой строй по-разному: обществом самоуправления, «синтезным», «новым»
или «настоящим» социализмом, полагая, что он станет конвергенцией между капитализмом и социализмом.
Идею конвергенции Белоцерковский, судя по всему, почерпнул у Сахарова. Последний еще во
времена Советского Союза отмечал, что западный капитализм и советский социализм заимствуют
друг у друга различные черты, и постепенно становятся похожими друг на друга. Однако Белоцерковский утверждал, что может иметь место, как положительная, так и отрицательная конвергенция, то есть, обе системы могут заимствовать друг у друга и то лучшее, что у них имеется, и,
напротив, худшее – выбор всегда есть.
Для меня смерть Белоцерковского стала и личной трагедией. Я познакомился с ним в начале 90х, когда он стал приезжать в Россию и подолгу здесь жить после почти двух десятков лет эмиграции. Хоть он и годился мне в отцы, на почве близости политических и экономических воззрений
мы сдружились. Больше того, Вадим Владимирович и его жена Анита были свидетелями на моей
свадьбе…
Биография Белоцерковского достаточно хорошо известна. Он родился в Москве в 1928 в семье
известного в советские годы писателя и драматурга Владимира Билль-Белоцерковского, еврейского иммигранта, анархо-синдикалиста по убеждениям, который в течение семи лет работал в США,
а после начала Февральской революции 1917 вернулся в Россию.
Взгляды отца, который очень тяжело, по словам Вадима Белоцерковского, переживал то, что
происходило в СССР в годы сталинской диктатуры, серьёзно повлияли на убеждения его сына. В
60-е Вадим Белоцерковский вливается в советское диссидентское движение, занимается правозащитной деятельностью и одновременно начинает разработку теории нового социализма.
В 1984 он написал книгу «Самоуправление» об этом социализме. В одной из своих поздних работ он рассказывал, как принес несколько глав из неё «видному диссиденту-либералу («в переводе
на русский ”стороннику капитализма”», – добавляет Белоцерковский) Крониду Любарскому, издававшему в Мюнхене журнал “Страна и мир”. ...Любарский, прочтя мои главы, решительно заявил, что не будет их печатать. И пояснил: “Твои идеи опаснее марксизма-ленинизма!”». «Я очень
горжусь такой откровенной оценкой», – говорил Белоцерковский.
128

В начале 90-х он регулярно приезжает в Россию и выступает в прессе, пробивая идею собственности работников, которая, несмотря на только что почивший здесь социализм, почему-то мало
кого интересует. В 2014 он отсылает в российское посольство в Вашингтоне свой российский паспорт из-за истории с присоединением Крыма и действий путинской РФ на востоке Украины…
Прежде чем рассказать об основных принципах теории нового социализма, разработанных Белоцерковским, объясню, почему считаю его утопистом. В первую очередь хочу отметить, что не
вкладываю в этот термин тот смысл, который вкладывался в него, с одной стороны, советской
пропагандой, а с другой, буржуазными критиками социалистического утопизма.
На самом деле и для тех, и для других слово «утопия» означало одно и то же: несбыточную теорию, социальные фантазии. Мне ближе классическое марксистское понимание утопизма, согласно
которому проблема социалистов-утопистов вроде Фурье, Сен-Симона и Роберта Оуэна состояла
не в том, что они писали чушь.
Напротив, многие их идеи Маркс и Энгельс считали абсолютно верными и даже позаимствовали
у них. Утопистами они их считали за те методы, которыми те надеялись воплотить свои идеи в
жизнь. Как известно, Фурье и Сен-Симон со своими предложениями о преобразовании мира обращались к различным «сильным мира сего» – королям и прочим монархам.
Маркс и Энгельс же считали, что воплощение социалистических идей возможно лишь в результате широкого движения народных масс и их лидеров, радикально (революционно) меняющих
существующую систему и лишь тогда, когда в самом обществе вызреют для этого необходимые
условия и предпосылки.
Впрочем, оба иногда доходили до революционного авантюризма, полагая, что в тех или иных
странах, в частности, в России 80-х XIX в., всё-таки может быть реализована «бланкистская фантазия» (Огюст Бланки – французский революционер, сторонник восстания и заговорщицкой тактики в революционном движении – примечание автора), когда кучка революционеров может захватить власть дабы начать революционные преобразования сверху...
Характерно, что сторонники Белоцерковского и его идей рабочего самоуправления, в частности,
из бывшего Союза трудовых коллективов России, а также из бывшей Партии самоуправления
трудящихся Святослава Федорова (развалившейся после гибели знаменитого врачаофтальмолога), пошли строго по пути своих предшественников социалистов-утопистов.
Отвергая марксистский классовый подход к теории государства, как устаревший, они, естественно, не соглашались с определением государства как аппарата насилия и принуждения определенного класса или групп и рассматривали его как особую надклассовую силу, призванную для
работы в интересах общества в целом.
Естественно, в такой концепции главное найти мудрого правителя, который и воплотит в жизнь
все их замечательные проекты преобразования общества. Соответственно, свои идеи по правильному преобразованию России (конечно же, в интересах всех граждан!) они предложили к реализации новым «сильным лидерам» – президентам РФ Владимиру Путину и Белоруссии Александру
Лукашенко. О блестящих результатах этих обращений хорошо известно. Нечто «около ноля»…
Кстати, и Белоцерковский, живя в США, пошёл фактически по тому же пути, обратившись к
первому «левому» президенту этой страны Бараку Обаме с теми же предложениями. Как было
сказано выше, Обама заинтересовался идеями российского диссидента, однако честно признал,
что пока он находится в системе, то есть является президентом, никакие серьёзные преобразования не возможны.
Вот что рассказал об этом сам Белоцерковский в интервью «Радио Свобода»: «Возникли приличные отношения с Обамой, переписка возникла, он тоже считает, что Америке надо идти дальше, создавать другой строй, но он не может, пока является президентом, взявшим на себя обязательства вести политику, точно соответствующую американской конституции. Недавно я получил
от него письмо, где он пишет, что надеется по окончании срока пригласить меня, вместе поговорить о том, в каком направлении дальше должна развиваться Америка».
Встреча теоретика нового социализма и Барака Обамы не состоялась по причине тяжёлой болезни Белоцерковского…
Каковы основные положения его теории «синтезного социализма»?
129

В экономике, считал он, средства производства, промышленные предприятия и учреждения
должны стать собственностью их коллективов, которые, по его мнению, представляют «инженерно-рабочий класс». (По поводу последнего, Белоцерковский считал, что у рабочих и инженеров
общие интересы, что различия между ними в значительной степени стёрты. Конечно, это не совсем так, поскольку инженеры и рабочие до сих пор находятся на разных ступенях социальной
лестницы. Если первые выполняют управленческие функции, то вторые всё ещё исполнители. Однако, тенденция к сближению труда высококвалифицированных рабочих и технических специалистов была подмечена им верно).
При этом Белоцерковский был противником акционерных обществ, в особенности открытых.
По его мнению, владеть предприятием должен тот, кто на нём работает. Без собственникаработника самоуправление на производстве будет, как он говорил, «игрушечным» или «директорским», намекая на то, как эти принципы реализовывались в пореформенной России.
Само же производственное самоуправление виделось ему не только вширь – он считал, что его
можно реализовать и в промышленности, и в медицине, и в образовании, и в науке, – но и вглубь.
Руководить работой должен избираемый из всех работников предприятия или учреждения совет
трудового коллектива (СТК). То есть, СТК, по его мысли, должен был бы представлять собой аналог законодательной власти на предприятии, эдакий мини парламент.
Оперативное управление должно сосредоточиться в руках директора, которого выбирают или из
состава коллектива предприятия или приглашают извне, но в любом случае он подотчётен СТК.
Работники низовых звеньев предприятия (цехов, бригад и так далее) решают свои вопросы на общих собраниях – соответственно, цеха, бригады и пр. На своих собраниях они выбирают и руководителей своих подразделений. То есть, самоуправление снизу доверху.
Белоцерковский исходил из того, что западный капитализм достиг таких высот в своем экономическом и политическом развитии, что никаким другим странам в рамках его экономической модели к этому уровню уже не приблизиться.
По его мнению, Россия и Украина должны были двигаться в направлении развития рабочего самоуправления, и только в этом они могут достигнуть вершин экономического и социального развития. «Русский человек на дядю работать не будет», – любил повторять Вадим Владимирович,
имея ввиду под «дядей» частного собственника.
В то же время, он считал, что эмбрионы нового общества, вырастающего из недр старого, можно увидеть, как раз на Западе. Его любимым примером была впечатляющая история успеха испанской кооперативной корпорации Мондрагон, которая за полвека из нескольких полукустарных кооперативов превратилась в мощное современное промышленное и торговое предприятие с 14 тысячами работников-собственников, а также ряд других успешных кооперативных проектов вроде
американской программы поддержки предприятий с собственностью работников (ЭСОП) или
французской газеты «Монд», 53% акций которой до 2010 принадлежали её сотрудникам.
Мондрагон существует и весьма успешен и поныне. Правда, действует всё больше как обычная
транснациональная корпорация, где решающий голос принадлежит крупным менеджерам. Программа ИСОП, начатая в середине 70-х XX в. в США, на сегодня практически выродилась, а газета «Монд» была приватизирована несколькими крупными инвесторами.
Для взглядов Белоцерковского были характерны, с одной стороны, вера в то, что новая система
сама прорастёт из старой в том смысле, что число предприятий с собственностью работников будет постоянно и непрерывно увеличиваться во всём мире.
С другой, он как-то сказал мне, что при господстве в экономике громадных транснациональных
корпораций, предприятия с собственностью работников без поддержки государства обречены существовать «в щелях» между этими монстрами.
Тем не менее, до последних дней Белоцерковский был уверен, что капитализм смертен и на
смену ему придет «настоящий социализм», где демократия в области политики будет расширена
на область экономики и где каждый работник станет одновременно и собственником своего предприятия: «...я повторю аксиому, что капитализм, как и всё в природе – смертен. Всё, что когдато рождается, когда-то и умирает. И только острым ослаблением умственных способностей
130

нашей интеллигенции и склонностью шарахаться из крайности в крайность можно объяснить её
убеждённость в бессмертии капитализма», – писал он в своей работе «Репортаж из будущего».
Вместе с изменением экономической системы общества, считал он, должно произойти и изменение его политической системы. Будучи идеалистом-утопистом, Белоцерковский, тем не менее,
умел очень точно оценить идущие или даже только намечающиеся в обществе процессы. «Пропасть между обществом и властью в западных странах продолжает увеличиваться. Современный уровень демократии все меньше соответствует уровню развития сознания людей», – констатировал он. Выходом из этого в будущем обществе, где преобладающими будут предприятия,
находящиеся в собственности работников, будет формирование органов власти не по территориальному, а по производственному принципу, считал теоретик.
Трудовые коллективы компаний будут избирать «людей, которых они хорошо знают и уважают. Не “котов в мешках”, как сейчас на выборах по партийно-территориальному принципу», а
людей, «которых они очень легко – решением коллектива – могут отозвать назад, если эти люди
вдруг плохо станут защищать интересы своих избирателей, своей компании и отрасли экономики, в которую данная компания входит. Для выборов по производственному принципу нет надобности и в больших деньгах на “раскрутку” кандидатов в СМИ, так как кандидаты будут хорошо
известны избирателям – их коллегам по работе», – писал Белоцерковский.
По сути дела, это предложение, в значительной степени повторяет идею рабочих Советов начала
ХХ в., но, естественно, без диктатуры одной партии. Впрочем, это лишь схема. Не исключено, что
новая демократия будет (как это часто бывало в истории) воплощать собой компромисс между
старой и новой политической системой. Тот же современный двухпалатный парламент – это ведь
память об историческом компромиссе между сословно-абсолютистской монархией и третьим сословием (буржуазией), когда последняя получила в свое распоряжение нижнюю палату, а наследственная аристократия – верхнюю. Изначально основной, естественно была верхняя палата, однако с изменением общества менялся и парламент, и практически везде сегодня его основная палата
– нижняя. Смысл же верхней палаты в большинстве случаев сегодня ускользает. Зачем она?
Обычно говорят, что там представлены регионы. Но это не более чем отговорка. Разве выборы в
нижнюю палату происходят не в тех же регионах? Между тем, в случае организации общества на
основах самоуправления трудовых коллективов, трудящиеся могли бы получить в качестве своего
представительного органа нижнюю палату, а вот студенты, пенсионеры, инвалиды могли бы получить верхнюю палату, в которую депутаты избирались бы по традиционному территориальному
принципу. В эту палату могли бы баллотироваться и индивидуальные предприниматели. И в этом
мог бы состоять новый исторический компромисс.
Опубликовано на сайте http://www.rosbalt.ru/blogs/2017/04/27/1611370.html

КРИТИКА. РЕЦЕНЗИИ. ОТЗЫВЫ
Для темы этого номера, посвящённого 100-летию Великой российской революции, как нельзя более подходит обзор двух книг д.и.н. А.В. Шубина. Мы предлагаем читателям, вслед за автором,
проследить ключевые этапы её февральского этапа (это 1-я книга) и октябрьского (это 2-я).
Это важно, потому что А. Шубин пишет непредвзято, в отрыве от довлевшей в советскую эпоху тоталитарной историографии, с незамутнённым взглядом, позволяющим извлечь из тех событий достойные уроки. В то же время в данном обзоре мы в виде комментариев проводим
некие бросающиеся в глаза параллели с положением дел в современной России.
Владимир МАЙ
ДВЕ КНИГИ А. ШУБИНА О РОССИЙСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ (обзор)
Шубин А.В. Российская революция от Февраля к Октябрю 1917 – М.: «Родина МЕДИА»,
2014, 454 с.
Во введении автор рассматривает революции как:
1) как социально-политический конфликт, раскол общества по поводу необходимости решения
накопившихся противоречий в экономической и общественной сфере;
131

2) переход к другой системе управления государством;
3) социальное творчество, решающее 3 группы задач: социальные
(«пересортировка» прав групп населения), национальные (например, ликвидация колониального государства), гражданскодемократические (механизмы обратной связи, социальный лифт и
пр.).
Ныне понятно, что в смысле разделения властей как важного
шага становления демократического общества Февральская
революция была прорывом в светлое будущее, а Октябрьская – и, кстати, нынешний российский режим – порывом в
мракобесие.
Автор критикует ленинские постулаты о революции. Ленин преувеличивал роль классов. Способность класса в целом на целевые
социальные преобразования, по утверждению автора, сомнительна:
«В реальности революционные расколы проходят не по классам,
деля и буржуа, и пролетариев на консерваторов и радикалов».
Это отлично видно по состоянию социального расслоения в путинской России. Застой
экономического развития и пробуксовка модернизации обусловили стабильный уровень бедности: до 20% населения имеет доходы ниже прожиточного минимума.
Децильный коэффициент (ДК, соотношение доходов 10% богатых к 10% бедных) составляет в развитых демократических странах не более 6, у нас – более 20! Считается,
что ситуация социального взрыва складывается уже при ДК=10.
Ленинскую формулу революционной ситуации автор переформулирует:
1. Кризис верхов (…). Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы «низы
не хотели», а требуется ещё, чтобы часть «верхов» не хотела жить по-старому, а другая – управлять по-старому.
2. Торможение роста и хотя бы частичное падение благосостояния трудящихся классов, увеличение маргинализированных слоёв.
И снова, сегодня мы это видим: кризис системы – время “лишних людей”, как на излёте
советского времени.
По мнению автора, уже в конце XIX – начале ХХ вв. возникла проблема тренда периферийного
капитализма в России. Такая периферийность не спасла Россию от вовлечения в пекло мировой
бойни, скорее вовлекла: в начале века французский капитал половину вложений в Европе сделал в
России.
Автор отмечает, что глубокие (добавим: и запоздалые по реформам) революции вызывают экономические откаты назад, отбрасывая общество вспять. Постулат К. Маркса о том, что «революция – локомотив истории» здесь не работает, пример России с её экспериментом тотального
огосударствления собственности достаточно красноречив. Автор предлагает свою формулу: «революция – таран истории».
Спорна позиция автора в критике реформ П. Столыпина, который был проводником капиталистических отношений в деревне. По его мнению, «красное колесо» государственных репрессий
стало раскручиваться именно им, до прихода к власти большевиков. Однако пример эффективного
фермерского земледелия, сложившегося в развитых западных странах, показывает, что возможен
был и такой путь – по крайней мере, он ни в какое сравнение не идёт с насильственной коллективизацией и форсированной индустриализацией. По крайней мере, это была попытка решения социальных и экономических противоречий, раздиравших «лапотную» Россию, за что автор и выступает, проанализировав типы революций и реформ. Реформы Столыпина же, по его мнению, закрепляли периферийное положение страны.
Автор возражает тем исследователям, которые основной причиной революции 1917 считают
участие России в мировой войне. По его мнению, необходимость в глубокой социальной революции сохранялась в силу незавершённости революционных реформ 1905-1907, что фактически
132

означает признание возможности избежать катастрофы ленинского эксперимента – т.е. избежать
«таранной» формы глубинных социальных преобразований, приведшей к неисчислимым человеческим потерям.
Автор высказался против версии определяющего заговора А. Гучкова и военной верхушки (об
этом писал, в частности, В. Никонов), выступил против сторонников «теории заговора» (тот же
Никонов, поначалу С. Мельгунов) – масонов и пр.; версии немецкого, американского (биограф
Николая II П. Мультатули) или английского (Н. Стариков) подрывного влияния.
Не без юмора замечает: «у рассказов о коварных внешних силах, якобы стоявших за спиной противников самодержавия, ясная идеологическая задача – представить оппозицию в виде агентов
иностранных сил, “геополитических врагов России”».
В ответ на попытки нынешних идеологов консервативно-державного «особого пути» России он
едко замечает: «Историографическая мода сегодняшнего дня – оставить в сторонке исследование социальных процессов и обратиться к массовой психологии».
О времени между Февральской революцией и Октябрьским переворотом А. Шубин отозвался
словами В. Чернова: «диктатура на холостом ходу». Думу упразднили под предлогом ожидания
Учредительного собрания (УС), всю полноту власти взяло на себя Временное правительство (вернулись к авторитарному общественному устройству), в коалиционном варианте которого левое и
правое крылья нейтрализовали друг друга, в чём и была его роковая слабость. В результате новорождённая демократия не получилась ни компетентной, ни ответственной. Автор сравнивает эту
ситуацию с российской демократией 1991-1999.
Между тем, назревшее принятие демократического конституционного и аграрного законодательства, а также проведение глубоких социальных реформ отложили до УС. Оттягивание сроков
созыва УС сыграло с либеральным правительством злую шутку: они надеялись, что народ после
Февраля остынет, между тем как вал хозяйственных проблем нарастал. Автор отмечает, что, признав необходимость вторжения в отношения собственности (как в промышленности, так и в закупках продуктов сельского хозяйства по фиксированным ценам), «либералы расписались в неспособности сделать это самим и поставили на повестку дня приход к власти социалистов».
Далее у автора в обеих книгах показано, что ситуация обострялась настолько, что повсеместно к
власти приходили большевики. Затягивание решения насущных социальных проблем приводило к
радикализации настроений в крупных промышленных городах.
Не осуществлялся и земельный передел (законопроект В. Чернова не прошёл, промедление вызвало погромы усадеб и новых сельхозпредприятий). Делалось это под предлогом защиты интересов большинства населения, при этом, отмечает автор, терялась поддержка наиболее активного
меньшинства, от которого зависела судьба власти.
И опять читателю видна параллель между буржуазно-демократическим Февралём
1917 и Демократической революцией 1991: “соглашательская” позиция социалистов
«была продиктована взглядами марксистов, которые опасались брать власть в
условиях, когда приходится решать “буржуазные задачи”». С той лишь разницей, что
в 1991 революционно-демократические силы придерживались, в основном, либеральной ориентации, а позиция социалистов с их «условной поддержкой Ельцина» оказалась чрезвычайно слабой, что, возможно и предопределило весь курс «шоковой терапии» и финальный откат страны от демократии с приходом путинской камарильи.
Сюда же: «Социально-экономический кризис, вызванный войной, обнажил низкую эффективность и криминальное лицо российского периферийного капитализма, как раз те его дикие и воровские черты, на которые указывали народники». Логика вела радикалов к требованию национализации в условиях кризиса и военного времени.
Критикуя Ленина, автор указывает на недооценку им роли рынка и переоценку способности
«пролетариата» – на самом деле однопартийного аппарата – к управлению. Затрагивая роль
РСДРП после Февраля, автор отмечает, что во власть пошли не теоретики (Г.В. Плеханов, Ю.О.
Мартов), а прагматики меньшевизма (М.И. Скобелев). Их актуальные экономические взгляды исходили из этатизма, переходных задач социального государства и государственного регулирова133

ния. «Министры-социалисты понимали, что бездействие означает катастрофу, – и бездействовали. Катастрофа явилась осенью».
Подробно разобрана роль Советов в период двоевластия как народного аппарата управления.
Трагедия 1917 проявилась и в том, что коалиционная власть попустительствовала радикалам, пытаясь предотвратить скатывание общества к гражданской войне, однако
нерешительность сопротивления привела к большевистской узурпации, разгону Учредительного собрания – и к… гражданской войне. Более того, сами большевики оправдывали захват власти стремлением «уменьшить количество жертв» в надвигавшейся
войне, что признавал Л.Д. Троцкий в своей книге «К истории русской революции».
Коалицию постоянно атаковали слева требованиями отказаться от союза с кадетами. Автор делает вывод: «Либерально-демократическая коалиция становилась несовместимой с реформами и
вела февральский режим к катастрофе».
Ошибкой было и то, что после ухода кадетов из правительства умеренные социалисты не стали
втягивать большевиков и анархистов во власть, что позволило бы их связать ответственностью, а
пошли за Керенским – отстаивать тупиковую коалицию с теми же кадетами. Роковым промахом
стала организация бессмысленного и провального наступления под Калушем и Двинском (Югозападный фронт, 18.06-6.07.17)1.
Автор продолжает критику постулатов, высказанных Лениным в его работе «Государство и революция»: тот считал, что именно индустриальное общество способно упростить процесс управления, – хотя на практике, как мы знаем, наблюдалось обратное. Выступал за всеобщее огосударствление экономики при «строжайшем контроле» «со стороны общества и со стороны государства за мерой труда и мерой потребления».
Отсюда определение Лениным социализма, который «есть не что иное, как государственномонополистическая монополия, обращённая на пользу всего народа и постольку переставшая быть
капиталистической монополией».
Надежда не оправдается, в результате, по замечанию Шубина, «интересы трудящихся придут в
противоречие с намерениями “центра”, большевики установят авторитарную диктатуру, подавляющую выступления масс трудящихся». Огосударствление экономики приведёт не к отмене
бюрократического аппарата, а к его непомерному расширению. Да и в мечтах об отмирании государства вождь потерпел сокрушительное поражение: «после прихода большевиков к власти государство очень быстро перестало отмирать […]; оно не собиралось отмирать и не имело в своём
устройстве ничего, что могло бы его заставить отмирать».
И опять параллель: во времена «путинской вертикали» аппарат раздулся непомерно.
Бумагооборот с введением компьютерного сервиса возрос до неприличия. Достаточно
отметить, что к простому чеку на покупку целого ряда промтоваров в фирменных магазинах дополнительно прилагается несколько листов бумаги формата А4. Вообще, неразумно устроенному обществу, как правило, свойственно неэкологическое сознание,
усиливающее энтропию – вспомним хотя бы чудовищное массовое уничтожение западных «санкционных» продуктов питания.
Однако, отмечает Шубин, сама задача отмирания государства с повестки дня не снята, искать
решение следует на пути самоуправления, вытесняющего бюрократический центр.
А что мы имеем сегодня с упомянутой вертикалью? Опять же, всё с точностью до
наоборот.
Автор проводит параллель между теми суровыми мерами для поддержания дисциплины (армия,
производство, ж/д) – которые предлагались правыми военными (Л.Г. Корнилов) после подавления
июльских большевистских выступлений и на которые всё-таки правительство не пошло, – с такими же мерами, которые впоследствии предпримут большевики: «Уже в 1918 большевики будут
подавлять инициативу и самостоятельность, делать ставку на принуждение и подавление, милитаризацию производства и железных дорог».
1

Здесь и далее вслед за автором указаны даты по старому стилю, а с февраля 1918 – по новому.

134

Таким образом, Корнилов предвосхитил… военный коммунизм. Но тот же генерал никак не
учитывал настроения солдат, желавших прекращения войны, угрожал железнодорожникам, что
было чревато (они как раз создали свой Викжель), и пр.
Керенский, по его последующему признанию, в августе 1917 спас страну от мятежа военных…
но в октябре не спас от большевистского переворота. Автор не устаёт напоминать, что партия эсеров, которая в тот период была сильнейшей левой партией, и имела спектр от левых до правых
(правые: А. Керенский, Н. Авксентьев, В. Зензинов, А. Гоц), – по признанию В. Чернова, упустила
свой шанс стать во главе революционных преобразований и предложить левую коалиционную
альтернативу.
Автор приводит слова Чернова как пример беспощадной самокритики: «…революционная волна
перекатилась через её [ПСР] голову, вынеся на своём гребне партию большевиков, которая… похитила у партии с.-р. важнейшие лозунги, составлявшие её силу, только для того, чтобы изуродовать и извратить из на практике…» Вывод автора: «Чтобы компромисс левых получился, к нему
должны были одновременно стремиться и Чернов, и Гоц, и Мартов, и Дан, и Ленин. Ленин прозондировал готовность социалистов к компромиссу и убедился, что её нет».
Вопиет упущенный шанс создания единого социалистического правительства после подавления
корниловского мятежа: свою долю ответственности за большевистскую узурпацию несут умеренные социалисты, которые не стали договариваться с большевиками, предлагавшими своё участие
при условии отстранения кадетов («цензовых») от власти. Большевиков, которые в этот период
резко усилили своё представительство в некоторых городских советах (к середине сентября они
взяли под свой контроль Петросовет), это не сильно огорчило. Хотя в целом стало вырисовываться
соотношение сил перед выборами в УС: кадеты и большевики оказывались в значительном меньшинстве. Корниловский мятеж в августе 1917 вернул пошатнувшееся влияние радикалов и ещё
более ослабил Временное правительство. По мнению автора, было 2 заговора:
1) Савинков и правые социалисты надеялись использовать Корнилова для создания авторитарного режима во главе с революционными демократами;
2) правое офицерство видело выход в создании военной диктатуры (террор в Петрограде), по
возможности с гражданской ширмой. «Качнув неустойчивую конструкцию вправо, генералы и их
политические партнёры нарушили равновесие, которое затем стало неудержимо смещаться
влево […] Правительство должно было бы либо перейти к политике массовых политических репрессий и подавить самоорганизацию…, либо растерять поддержку и пасть».
Подробным образом разбираются перипетии Демократического совещания, состоявшегося 1422 сентября 1917: «…В этом и заключался последний шанс демократии. Проведение глубоких…
преобразований было неизбежно, их могла начать либо социалистическая («демократическая»)
коалиция (…), либо одна радикальная партия. Но только широкая коалиция могла сдерживать
углубляющиеся с каждым шагом таких реформ конфликты, не давая им сорваться в гражданскую войну».
Не договорившись с социалистами, «идее многопартийной советской власти Ленин противопоставил план установления диктатуры, опирающейся на те Советы, которые поддержат новый
революционный переворот». Диктатура большевиков, по его мнению, должна была запустить необратимый процесс всемирной пролетарской революции. Надежда на мировую революцию компенсировала любые сомнения. В этих рассуждениях – квинтэссенция политического авантюризма,
уроки которого политики и поныне не усвоили. По выражению автора, «начинался рывок из капиталистического общества, прыжок в неизвестность, совершаемый вопреки всем законам марксистской “физики”». Ленин проявил себя великолепным тактиком, сделав ошибку в главном: государство диктатуры пролетариата (добавляли: «в союзе с крестьянством») оказалось нежизнеспособным, его подменили опять же диктатурой, но одного человека, с опорой на партийную бюрократию. Из тактических соображений по окончании Гражданской войны был введён НЭП, довольно скоро задушенный сталинской кликой.
Экономическая несостоятельность тотально огосударствлённого производства в конечном счёте и погубила страну, родившуюся в революционных муках 1917. Верхоглядство
135

наших «геополитиков», непонимание ими основ политэкономии и по сию пору обрекают богатейшую страну на полупериферийное существование.
Автор напоминает о трезвой позиции Каменева и Зиновьева, выступавших против восстания,
приуроченного ко II Съезду Советов и упреждавшего созыв УС: «восстание большевиков независимо от его удачи провоцировало бы срыв перспективы многопартийного советского правительства». Съезд Советов, проходивший под канонаду пушек, бивших по Зимнему, в котором находились и министры-социалисты, также не пошёл на ожидаемое создание коалиционного левосоциалистического правительства.
Умеренные социалисты ушли, что позволило большевикам отождествить власть своей партии с
властью Советов, ставшей с тех пор личиной коммунистического режима. В «советскую эпоху»
будут «существовать, синтезироваться и противоборствовать три начала – традиция российской культуры, социалистические идеи общества, более справедливого, равноправного, чем капитализм, и, наконец, авторитарный каркас коммунистического режима».
Тем не менее, отмечает автор, провозглашённые в те дни лозунги справедливого и демократического мира закладывали принципы нового мироустройства, предрекая грядущий распад империй.
Мир без аннексий и контрибуций, отказ от тайной дипломатии – что из этого войдёт в международную практику грядущего «социалистического» государства?
А дальше случилось так, что победы в скоротечной «гражданской войне 1917» большевики добились ложью и обманом, наобещав людям в горячечном пылу захвата власти («мир народу, фабрики рабочим, землю крестьянам»). Только в Гражданской войне
погибло более 10 млн. человек, заводами распоряжался до самого конца «партхозактив», землю отобрали, а трудовое крестьянство было фактически уничтожено в годы
коллективизации.
Однако, замечает автор, «большевики приходили к власти не ради демократического мира и
раздела помещичьих земель», им предстояли более важные задачи – «выхода за пределы капитализма, создания коммунистического общества, спроектированного Марксом как централизованная система, где все работают по единому плану. Осуществление этого проекта определило
судьбу России и во многом – всего мира в ХХ в.».
Прослеживается ещё одна параллель между событиями Октября 1917 и конца 1990-х: «большевистский переворот протекал в условиях относительного равнодушия тех сил, которые спустя год
будут вести с большевиками войну не на жизнь, а на смерть». «Расчётливые» политики были уверены, что большевистская авантюра не может продлиться долго.
Так и демократы 90-х предрекали недолгую жизнь корпорации силовиков, чиновников
и бандитов, пришедших к власти к концу десятилетия. Спохватились потом, когда она
вовсю стала заниматься манипулированием массовым сознанием, т.е. оболваниванием населения.
Шубин А.В. Старт Страны Советов. Революция. Октябрь 1917 –
март 1918 – СПб.: Питер, 2017, 448 с.
После 70 с лишним лет славословий по поводу ВОСР
отечественные историки стали исследовать тогдашние
события заново и непредвзято – кроме, конечно, тех
историков – консервативной или прокоммунистической ориентации, – кто следует прежним курсом, не
признав трагические уроки советского прошлого.
В рассматриваемый период захвата власти и утверждения в ней
большевиков произошли события, которые помогают современникам
разобраться в сути предпринятого «коммунистического» эксперимента и его изначальной абсурдности. Последнее ярко высвечено автором, когда он говорит о первоначальных «озарениях» В.И. Ленина
в «предвидении» скорой мировой революции, когда европейские
136

пролетарии ведущих капстран откажутся от «устаревшего» рыночного производства и перейдут на
«натуральный обмен продуктами (?) между городом и деревней».Вместе с автором следим за драматическими перипетиями совершённой узурпации и поневоле сравниваем поведение акторов того времени и нынешнего – уже после случившегося в середине 90-х «консервативно-державного»
переворота. Автор утверждает, что гражданская война в нашей стране случилась дважды. Первая –
скоротечная – пришлась как раз на рассматриваемый период. Она была связана с подавлением
очагов сопротивления самопровозглашённой большевистской власти на волне ожидания Учредительного собрания (УС) и шла под лозунгом «вся власть Советам», где уже преобладали большевики в союзе с левыми эсерами. Вторая развернулась с мая 1918 и закончилась подавлением крестьянских восстаний в 19221.
В книге прослежена постепенная потеря влияния эсеров на крестьянскую Россию. Сказалась
тактика большевиков по перехвату эсеровских программ и лозунгов, что позволило им обмануть
большую часть сельского населения и, имея практически крестьянскую по составу армию, выиграть войну. Между тем, обещанную землю крестьяне, в конечном счёте, так и не получили – дело
кончилось коллективизацией и последовавшим многолетним упадком сельского хозяйства.
Эсеры, отягчённые своим правым крылом, проявили нерешительность в проведении необходимых социальных преобразований ещё в предоктябрьский период (ввиду всё того же ожидания
УС). Это способствовало расколу, который большевики прикрыли «коалиционным» характером
нового правительства, общего с левыми эсерами (паллиатив демократии) вплоть до мятежа в июле
1918.
Начало скоротечной гражданской войны прошло под знаком «никто не хотел умирать». Именно
поэтому не удались попытки социалистов достигнуть компромисса хотя бы в Москве – опять же
для того, чтобы дотянуть до УС, хотя командующим Московским военным округом был эсер К.
Рябцев. Позже сдача Москвы большевикам (2 ноября) рассматривалась как упущенный шанс сопротивления накануне большой Гражданской войны. В московских уличных боях, напоминает автор, и появился термин Белая гвардия (так назывался один из армейских отрядов), который впоследствии распространился на правое крыло вооружённого антисоветского движения. В Москве
тогда погибло около 1000 человек. Драматична история профсоюза железнодорожников Викжель,
в котором преобладали эсеры, меньшевики и энесы (представители Трудовой народносоциалистической партии). Викжель был последовательным противником переворота, призывал к
сохранению демократического фронта, проведению реформ до открытия УС. Викжель предложил
большевикам провести переговоры с перспективой расширения состава правительства за счёт
представителей социалистических партий. Переговоры (конец октября – начало ноября) окончились ничем: начавшись со взаимных компромиссов, они упёрлись (после прекращения вооружённого сопротивления в Москве) в заманчивую для большевиков возможность доминирования во
власти. Шанс создать правительство с участием большевиков, меньшевиков и ПСР был упущен.
Сохранившие принципиальность лидеры эсеров и меньшевиков уповали на то, что УС покончит с
большевистской авантюрой. Привести страну к УС могла бы только неосуществлённая левая коалиция.
Характерные настроения противоборства отразил Ю. Мартов, который «видел угрозу демократии в гражданской войне, которая может открыть путь правой реакции, но не учитывал пока,
что демократия может быть уничтожена марксистской и рабочей (по названию) партией».
После захвата власти большевиками Викжель до последнего всячески им противодействовал, пока
они не додумались организовать параллельный профсоюз с похожим названием Викжедор, после
чего (к концу января 1918) Викжель был распущен.
Тогда же возник философский вопрос, расколовший не только эсеров, но и большевиков: можно ли прийти к социализму недемократическим путём, который к концу века
перешёл в другой: можно ли считать построенное в СССР общество социалистическим,
если оно носило от начала до конца тоталитарный, а к концу авторитарный характер?
Оно до сих пор у нас носит такой характер в результате принятия в 1993 «президент1

При этом басмаческое движение в Средней Азии, подавленное, в основном, к 1932, принято рассматривать отдельно.

137

ской конституции» – как тут не вспомнить Ленина, слова которого, обращённые к левому эсеру Малкину, который пытался обеспечить прозрачность формирования ВЦИК,
приводит Шубин: «А вы, [батенька] я вижу, ушиблены парламентаризмом».
Между тем, сохранение чисто большевистского правительства, по мнению автора, было возможно лишь средствами политического террора.
Последовавшие за октябрём 1917 события вошли в историю человечества – после
осмысления советского тоталитаризма – как пример того, как нельзя делать социальноэкономические преобразования. Перевод страны на другой уклад хозяйствования,
названный «социалистическим», проходил под иллюзорными лозунгами грядущей
пролетарской революции, в угаре самообмана «заката капиталистического способа
производства» и ожидания того, что советская бюрократия окажется более эффективной в государственном управлении, чем свободная политическая и экономическая
конкуренция. Более того, во главу «триумфального шествия Советской власти» был поставлен обман: взяв на вооружение эсеровские идеи решения крестьянского вопроса,
крестьян, составлявших костяк Красной армии, обманули, пообещав им «социальную
справедливость» в виде передачи им помещичьих земель. Обманом оказались все
первые декреты большевистской власти: не только Декрет о земле, но и Декрет о мире
(не мир, но затяжные и долгие кровавые войны – в том числе и несправедливые – принесла гражданам России новая власть), Декрет об уничтожении сословий и гражданских чинов (на носу была буквально физическая ликвидация целых сословий, притеснение интеллигенции и бесправие тех же крестьян), Декрет о суде (вылилось в репрессии, террор, беспредел ЧК и «троек»), Декрет о передачи всей власти Советам (власть
оказалась в руках новой советской бюрократии –номенклатуры), Декрет о печати фактически стал декретом о советской цензуре, объявив вне закона «буржуазную печать»,
Декрет об отмене частной собственности на городскую недвижимость положил начало
пресловутым «коммуналкам», ставшим неотъемлемым признаком «социалистического» быта, от которого страна и поныне не может избавиться, и т.д.
Однако последствия всего этого будут исследоваться многие годы – а то и век – спустя, а в те
месяцы разразилось «триумфальное шествие советской власти» – об этом вся II глава книги. Параллельно шёл развал армии, насчитывавшей 11 млн. человек ещё в феврале 1917. Армия, разагитированная теми же большевиками, после Брестского мира практически растворилась, солдаты
рвались домой, большевики создавали РККА буквально заново: первые формирования насчитывали буквально несколько тысяч красногвардейцев, к весне 1918 их количество составляло 70 тысяч.
Автор прослеживает события по городам и регионам. Выявляется картина: первые всполохи дало возмущение октябрьским переворотом и призывы решить конституционные вопросы силами
выборного УС. При этом, однако, (в ноябре-декабре 1917 на Дону в виде Добровольческой армии)
начало структурироваться «белое движение» – офицерства, казачества, интеллигенции, помещиков, буржуазии, бюрократии и духовенства, которые уже были «хотели умирать», т.е. «менять
внешнюю войну на внутреннюю», по выражению автора. Интересно, что они предполагали собрать
УС уже после победы над большевиками.
Отмечается классовый характер начального Белого движения: Добровольческую армию были
готовы поддержать либералы («цензовые») и консерваторы в спектре от кадетов до черносотенцев. Самым левым среди них, которого «нехотя взяли в этот проект», был самый правый из социалистов Савинков.
Жестокий накал начавшихся в декабре боевых столкновений примерно иллюстрирует январский
1918 эпизод в Дебальцево (отметившегося почти век спустя «котлом», в который попали украинские защитники «самостийности», где по ним практически в открытую ударили российские регулярные части): командир отряда казачьего ВРК (под началом председателя Подтелкова и секретаря Кривошлыкова) был приколот штыками к вагону.
138

Эпизод расправы над главарями красных казаков (их повесили, это уже май, остальных 78
участников экспедиции расстреляли) мы помним по роману М. Шолохова. Тем не менее, «малую
гражданскую войну», как замечает автор, удалось выиграть без официального введения смертной
казни, обходились внесудебными расправами. Так, в Севастополе в декабре 1917 за два дня матросы убили несколько десятков офицеров.
К «малой гражданской войне» автор относит и поражение уральских казаков к весне 1918. В целом неудачи противников большевистской узурпации автор объясняет так: «Страна отчаянно не
хотела гражданской войны… Пока большевистский проект был обращён к России своей демократической стороной… невозможно было поднять против него критическую массу бойцов, готовых умирать».
История с удушением небольшевистского Викжеля повторилась и на II съезде крестьянских депутатов, с которого эсеры ушли и провели свой II съезд крестьянских Советов, где В. Чернов предупредил депутатов, что большевики лишь временно согласились на эсеровскую социализацию
земли, но впоследствии станут проводить её национализацию. Большевики от имени «оставшихся» заявили о поддержке крестьянства на волне пропагандистской кампании «рабоче-крестьянской
власти».
III глава книги звучит антитезой: Власть Советов и Советская власть. Автор показывает, как задуманное народовластие было подменено «диктатурой пролетариата», как складывались бюрократические методы управления путём дележа полномочий между ВЦИК и Совнаркомом под
неусыпным оком «партийного контроля» – выстраивалась пресловутая «властная вертикаль». Уже
в январе 1918 стала вводиться выдача разрешений на разные виды деятельности. Новое государство подминало под себя торговлю.
Невольно сравниваешь с днём сегодняшним: тогда партийно-хозяйственная бюрократия подмяла под себя вожделенное самоуправление – и сегодня в путинской России
правят бал чиновники, численность которых удивительным образом, несмотря на компьютеризацию, перехлестнула советскую бюрократию примерно в 5 раз в перечислении на душу населения. Следует ожидать, что преодоление авторитарного режима
пойдёт по пути усиления самоуправления и преодоления бюрократии.
Не замедлили проявиться и рабочие протесты: пролетарий на собственном кармане понял, какие
беды сулит политика военного коммунизма: уже к концу 1917 в городах начались погромы складов и продовольственных магазинов.
Среди левых социалистов проклюнулись идеалисты: в конце ноября 1917 левые эсеры оформились в самостоятельную Партию левых социалистов-революционеров-интернационалистов
(ПЛСР) – поборников новой жизни на основе любви и альтруизма. Лидеры М. Спиридонова, М.
Натансон собирались достроить здание советской системы, включив в число «каменщиков» Советы служащих и интеллигенции. Эта партия и стала фигурировать в союзе большевиков и левых
эсеров – вплоть до эсеровского мятежа в июле 1918. Время диктовало новой власти наладить систему назначений полномочных комиссаров сверху – и автор делает вывод: «Таким образом подтверждалось, что советская система является ограниченной демократией – демократией только для просоветского актива», – т.е. «комиссародержавия» – номенклатуры.
Ничего это не напоминает? Правильно, «суверенную демократию» нынешнего путинского авторитарного режима.
Ключевая глава книги IV – «Разгон века». Это событие – упразднение большевиками Учредительного собрания – имело трансцедентальные масштабы. Автор отмечает, что одной из претензий, которую большевики бросали в лицо Временному правительству, было оттягивание выборов.
«Однако Ленин, придя к власти, стал относиться к общероссийскому голосованию не как к торжеству народовластия, а как к угрозе народовластия в понимании большевиков». Радикальные
Советы по факту, на его взгляд, имели в этом смысле больше прав перед лицом истории.
На выборах же большевики получили 22,5 %, левые эсеры 5 % (вместе эта «правящая коалиция»
имела менее трети мандатов), преобладание и право ведения УС получили эсеры 39,5 %, меньшевики имели 3,2 %, энэсы – менее 1 %, национальные социалистические партии – 14,5 %, социали139

стам противостояли кадеты 4,5 % и национальные несоциалистические партии 9,6 %. Таким образом, и социалисты, и либералы видели в УС возможность избавиться от большевистской диктатуры.
Большевикам оно было надо? Подготовка к грядущим событиям была начата заранее. По стране
создавались комитеты в поддержку УС. Большевики ответили превентивными арестами, демонстрацию в Калуге обстреляли. Шла борьба и внутри большевистской партии: более умеренных
(Каменев, Рыков и др.), выступавших за партийную дискуссию по поводу линии партии, переизбрали, а её фракции в УС были навязаны тезисы, написанные Лениным. Автор прослеживает жаркие дискуссии на съезде ПСР, где шла борьба между умеренными (Чернов) и правыми, фактически смыкавшимися с либералами и требовавшими отказаться от проведения земельных реформ.
Возникло понятие «антинародной государственности».
Понятие антинародной государственности, т.е. антинародной власти, как нельзя более
актуально у нас спустя 100 лет: коррупционная властная вертикаль повисла тяжкими
веригами на возможности свободного экономического развития, что безусловно препятствует повышению жизненного уровня трудящихся.
Резолюция съезда охарактеризовал революцию не как «буржуазную» (русские марксисты) и не
как «социалистическую» (большевики) а как «народно-трудовую», открывающую переходный период от буржуазного общества к социалистическому. Положительным, однако, было то, что эсеры
категорически заявили о невозможности защиты классовых интересов трудящихся в отсутствии
политических свобод и демократии. Чернов шёл председательствовать на УС с программой единого социалистического фронта.
Аналогичную «работу над ошибками», пишет автор, провели меньшевики на своём чрезвычайном съезде РСДРП. Они указали, что большевизм по факту имеет не рабочий, а солдатский характер, что из-за войны происходит деградация (читай: люмпенизация) общества, контрреволюция
надела большевистскую форму. Вместе с тем, Мартов, как отмечалось выше, считал, что правая
контрреволюция ещё страшнее, и с большевистским движением можно сотрудничать. Тем не менее, его тогдашние суждения оказались пророческими: «под покровом “власти пролетариата” на
деле тайком распускается самое скверное мещанство со всеми специфически русскими пороками
некультурности, низкопробным карьеризмом, взяточничеством, паразитизмом, распущенностью
и проч., что ужас берёт при мысли, что надолго в сознании народа дискредитируется самая идея
социализма… Мы идём – через анархию – несомненно к какому-нибудь цезаризму…». Идея меньшевиков была идти на УС в союзе с эсерами и там бороться за рабочий класс и за демократию.
Между тем, в ленинских тезисах УС предъявлялся ультиматум: согласиться на частичные перевыборы и признать декреты Советской власти. За несколько дней до открытия УС был обстрелян
автомобиль с Лениным и ранен швейцарец Ф. Платтен. Это дало большевикам повод «усилить меры безопасности». С другой стороны, уверенные в своём преобладании эсеры отменили меры вооружённого сопротивления, что и подавно не спасло УС от разгона. 4 января 1918 красногвардейцы блокировали Таврический дворец.
День открытия 5 января стал кровавым: была расстреляна демонстрация, погибли люди. Открытие съезда не обошлось без потасовки между эсерами и большевиками, последние силой завладели президиумом, с которого Свердлов зачитал их проект «декларации прав трудящихся и
эксплуатируемого народа».
И всё-таки трибуна УС стала местом изложения позиций основных политических сил. В. Чернов
произнёс одну из ключевых в своей жизни речей. Ему отвечал Н. Бухарин, который, не найдя что
возразить по существу, заявил, что социалисты не смогут осуществить предложенную эсерами
программу в силу расстановки классовых сил – и как в воду глядел: эсеры не стали этого делать,
придя в власти в Поволжье летом 1918. Лидер меньшевиков И. Церетели добавил к эсеровской
программе лозунг социального страхования и наукообразные разглагольствования. Тем не менее,
припечатал большевикам точный диагноз: «Свидетельство о бедности выдадите вы себе, если
неудачу социалистического опыта взвалите на саботаж буржуазии».

140

Большевики и левые эсеры покинули первый свободно избранный парламент в тот же день. На
следующее утро 6 января прозвучала историческая фраза «караул устал!». 7 января в застенке были убиты депутаты-кадеты А. Шингарёв и Ф. Кокошкин. Никто не хотел умирать…
Автор делает вывод: «…разгон Учредительного собрания, тяжёлые условия выхода из войны…,
а также острый продовольственный кризис как оборотная сторона социально-экономического
курса власти – всё это толкало страну к широкомасштабной гражданской войне. Учредительное
собрание, которое в 1917 г. представлялось средством предотвращения внутренней войны, после
его разгона стало символом демократического сопротивления большевизму и надежд на решение
проблем, которые оказались не по плечу Советской власти».
Учредительное собрание и по сей день стоит на повестке дня, учитывая незавершённость демократической революции 1991 и необходимость серьёзных конституционных
реформ для предотвращения повторной узурпации власти, на которую пошла путинская корпорация силовиков, показавших за всё время своего правления полную некомпетентность, коррумпированность и махровую консервативно-имперскую сущность.
В главе V автор рассматривает самую суть вопроса: как большевики «штурманули небо» –
начали строительство социализма (в их понимании) в отдельно взятой лапотной стране. Оказалось, что рабочие комитеты лучше подчинить профсоюзам, а их, в свою очередь, поставить под
контроль сверху.
Анархо-синдикалисты (В. Шатов) считали, что наоборот: фабрично-заводские комитеты (ФЗК)
– самое оно, а профсоюзы – вчерашний день. Новая власть наощупь выстраивала небывалую модель производства путём ползучей (хаотичной) национализации (военный коммунизм), что довольно скоро привело дело в тупик. Автор замечает: «Административный контроль быстро и
неизбежно обернулся бюрократическими препонами для развития экономики». Что до идеи общесоветских профсоюзов, которая довлела до конца советской власти и в «государственном» виде
(ФНПР) сохраняется до сих пор, то Шубин едко замечает: «Вообще-то профсоюзы представляют
не общеклассовые, а отраслевые интересы работников». Подчинение профсоюзов государству –
признак тоталитаризма. Это случилось довольно скоро: из профсоюзов были изгнаны неугодные
социалисты, из ФЗК – анархисты.
Хаотичная национализация скоро привела к возникновению обширного и убыточного госсектора, который гирей висел на государственных финансах. При этом Ильич провёл национализацию
банков, считая это ключевым шагом перехода от рыночной системы к распределительной (!). Этот
шаг вызвал дикую волну инфляции. Впоследствии (в 1921) дело стал выправлять НЭП, к началу
30-х удушенный волей диктатора.
В деревне, по мнению некоторых авторов, лозунг первой половины 1918 «Земля – крестьянам»
на практике оказался лозунгом голода. Дескать, крестьяне перестали думать о своих обязанностях
(?) кормить город. Шубин возражает: напротив, голод на территории, контролируемой большевиками, явился следствием сокращения промышленного производства, поскольку интерес крестьян
состоял в обмене сельскохозяйственных продуктов на промтовары и прочие изделия, производимые городами.
Экономика жестоко мстит за всякое доктринёрство в этой области. Потому что всякая
эффективная экономика всё ещё строится по законам рынка, а не по намёткам утопии.
В той же главе уделено внимание культурному строительству как необходимой составляющей
народной революции, начальному просвещению (73 % населения России в 1917 было неграмотно),
модернистским движениям, Пролеткульту. Примечательно, что РПЦ освободилось от государственного Синода и ввела патриаршество (август 1917), что подняло её авторитет, вопреки советской историографии, гласившей, что она не приняла революцию и сразу подверглась народному
остракизму. Тем не менее, с большевистской властью РПЦ действительно немедленно вошла в
«клинч», поскольку церковные деятели поддержали идею УС и не одобрили узурпации, а патриарх Тихон осудил Брестский мир. Это позволило большевикам заявить о контрреволюционной деятельности церковников и начать преследования. Тем не менее, меры по отделению церкви от об141

разования, введение порядка государственной регистрации брака были необходимы и закономерны.
В январе 1918 начались попытки изъятия церковной собственности, натолкнувшиеся на сопротивление верующих. Конечно, церковь протестовала и против начавшегося террора. Тогда же был
принят «Декрет об отделении Церкви от государства», по которому религиозные обряды не должны сопровождать государственные церемонии.
Этот факт был как-то подзабыт демократической властью в 90-е, не говоря уже про сегодняшний день, когда иерархи РПЦ вновь имеют мощную имущественную базу и без
зазрения совести вмешиваются в политику и в дела образования и культуры. Достаточно помнить о фактах возмутительной поддержки братоубийственной войны на Украине, начавшейся с агрессивных актов России в 2014. Или о появлении мракобесных
«общественных» организациях, навязывающих художникам своё понимание «богоугодности» того или иного произведения искусства. Напомним, что православный терроризм поднял голову уже с убийством священника А. Меня в 1990, сегодня они дошли
до совершения терактов «царебожниками» в кинотеатрах, демонстрирующих вполне
качественный фильм режиссёра А. Учителя. Происходит это на фоне судебного преследования режиссёра К. Серебренникова – за не угодное властям и РПЦ творчество.
Декрет законодательно лишал Церковь собственности, что привело, по мнению автора книги, к
совершенно излишнему кризису в этот тяжёлый период. Крестные ходы верующих приводили к
столкновениям со стрельбой и расстрелами священников. Случались убийства церковных деятелей (Киев, Елабуга, Симферополь и др.). Тем не менее, власть пыталась договориться с представителями Собора о компромиссе вплоть до мая 1918, в июне в Кремле прошло последнее богослужение. Компромисс – условия сосуществования Советской власти и РПЦ – был достигнут уже после завершения гражданской войны в 1923, поскольку, по мнению автора, «коммунистический
проект совместим с очень многим в традиционной культуре народов». Тем не менее, большевики
видели в Церкви ресурс консерватизма, понимая, что она «не одобрит радикальных социальных
преобразований».
Примечательно, что в путинское время РПЦ является «дежурным» препятствием модернизации, поддерживая узурпированную власть, реакцию и застой. А уж о том, что
сам бог велит любой церкви вставать на сторону народа в его борьбе с диктатурой и
авторитаризмом, как это случалось в ХХ в. (участие в Сопротивлении, борьба с коммунистической диктатурой в Польше, участие в народных восстаниях на «пылающем континенте») – в России мы даже и не мечтаем.
В главе VI «Свобода окраинам» описывается процесс силового сколачивания естественно распадавшейся после падения монархии империи – путём того же обмана «самого передового класса»
и «трудового крестьянства». Совершив переворот, «большевики решили немедля превратить
национальные движения в союзников». В русле этой задачи была принята Декларация прав народов России, грезившая «добровольным и честным союзом народов».
В параде суверенитетов в те месяцы участвовали как отделившиеся от России республики
(Финляндия, Польша, Литва, Эстония, Латвия), так и регионы, оказавшиеся в результате Гражданской войны в составе СССР. Особое внимание уделено Украине, самостийно начавшей процесс
отделения практически ещё летом 1917 путём создания Центральной рады. Там планировали созвать своё украинское Учредительное собрание. В январе 1918 Рада провозгласила независимость,
которую Советская Россия не признала.
На государственное строительство вдоль фронта немало повлияли Брестские соглашения, по которым за оккупированные территории «несла ответственность» Германия – вплоть до революции
в ноябре 1918, выведшей страну из войны. Большевики создавали «свою Украину» в пику Центральной раде, отчего им пришлось признать принадлежность к Украине восточных губерний, на
которые Рада претендовала.
Невыученные по прошествии столетия уроки сказались в 2013-2014, когда пренебрежительное отношение к украинской суверенности со стороны «пульсанувшей импе142

рии» привело к территориальным притязаниям путинской России и к братоубийственному конфликту.
Отделение Финляндии произошло в унисон с провалом УС. Следует история гражданского
конфликта в этой стране между их «красными» и «белыми», также носившей ожесточённый характер.
Одна за другой провозглашались Молдавская демократическая республика (автономная, декабрь 1917), Белорусская народная республика (март 1918), Закавказская Демократическая Федеративная Республика (апрель 1918). Уже через месяц Закавказский сейм был распущен, и Закавказье распалось на три государства: в мае 1918 были провозглашены республики Грузия, Азербайджан и Армения.
В Ташкенте, центре советского проекта в Туркестане, Советы сходу взяли власть, однако столкнулись с мусульманским фактором, отчего «революция приобрела колониальный уклон». Мусульмане с недоверием относились к европейским веяниям. Практика туркестанских товарищей
резко расходилась с обещаниями Петрограда. Ленину было важно привлечь мусульманское население на сторону революции (обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока»),
а местным большевистским лидерам – удержать власть.
Последние даже не пустили в Совнарком Туркестана ни одного представителя Улема. Началось
огосударствление экономики. Противники советской власти Семиречья (казачество, местные Советы, казахская партия «Алаш») вынуждены были отступить. Центром сопротивления в Туркестане стал Коканд, где в конце ноября 1917 сторонники УС (умеренные социалисты и либералы)
провозгласили Туркестанскую автономию.
Автор проводит параллель между политическими курсами Закавказского комиссариата, Центральной рады и Туркестанской автономией: им пришлось бороться с финансовым кризисом, создавать армию для отпора большевикам и при этом пытаться проводить умеренные социальные
реформы.
Помимо этого, в Туркестане во весь рост стояли проблемы просвещения, поскольку модернизация населения «ещё только начиналась. По “европейскому календарю” уровень модернизации
здесь соответствовал XVII-XVIII вв., то есть эпохе Просвещения».
Заметим кстати, что отставание – в разной степени – сохранилось по сей день, судя по
характеру правления и исламскому фактору в среднеазиатских республиках, отпавших
от СССР (Узбекистан, Туркменистан, Кыргызстан, Таджикистан, в меньшей степени Казахстан). Пожалуй, изрядно отстаёт и сегодняшняя Россия в сравнении с западными
демократическими государствами.
Тем не менее, «это не охладило большевиков в их стремлении вовлечь Туркестан в социалистический эксперимент… Это было по-своему логично. Если мировая революция соединит экономики
более развитой Германии и менее развитой России (…), то тем более Россия может начать вовлекать в социалистический хозяйственный организм связанные с российской экономикой сектора экономики Туркестана…»
Как это делалось на практике, мы помним, в частности, по «хлопковому делу» 70-80
(Узбекистан).
И здесь автономисты Туркестана после разгона УС в Питере взяли курс на созыв местного УС и
свержение советской власти. Одновременно поднялось «традиционное общество» – то, что позднее назовут басмачеством и с чем всерьёз пришлось бороться ещё десятилетие с лишним. Толчок
басмачеству дало насильственное подавление Кокандской автономии в марте 1918. В мае была
учреждена Туркестанская АССР. Автор констатирует: на разнородной этнополитической почве на
Украине и Закавказье сформировались влиятельные национальные силы, отбившие первый натиск
большевиков; однако в Белоруссии и Молдавии большевики перехватили у «буржуазных националистов» лозунг автономии. «В борьбе с более прочным национализмом Советское государство
было готово пойти даже на предоставление независимости – с последующей поддержкой левосоциалистических сил» ради создания будущей семьи социалистических республик.
143

Последняя VII глава посвящена Брестскому миру. Ожидание революций в воюющих государствах частично себя оправдало, они произошли в побеждённых государствах – полыхнуло в Германии (ноябрь 1918 – январь 1919), в бывшей Австро-Венгрии (Австрия и Венгрия – провозглашение республик в ноябре 1918; с марта по август 1919 существовала Венгерская советская республика), в Турции (Османская империя кончилась). Однако затягивание большевиками переговоров с немцами, как уже говорилось в предыдущем обзоре, сыграло отягчающую роль в итоговой
оккупации Украины. Хотя в целом, по утверждению автора, невозможно переоценить то, что советская внешняя политика предлагала решение, «о котором грезили миллиарды людей. Это решение – предложенный левыми социалистами на Циммервальдской конференции 1915 демократический мир без аннексий и контрибуций».
Неизбежное вовлечение Рады в переговоры, на которое согласились большевики, навело немецкую сторону на мысль решить дело о прекращении военных действий на востоке с представителями УНР – тогда можно было не считаться с Советами, которые изначально вели линию на право
самоопределения народов, «выигрывая идеологический спор, который шёл перед лицом всего мира». В Декрете о мире была провозглашена отмена тайной дипломатии и «намерение вести все переговоры совершенно открыто». Что осталось от этого намерения в 1939, когда Сталин договаривался с Гитлером о разделе сфер влияния? Поведение «экстремистов» Петрограда, естественно, не
нравилось правительствам Антанты, которые, как отмечают исследователи, с одной стороны,
осуждали «большевистские эксперименты», с другой – стремились сохранить восточный фронт
для достижения «мира с аннексиями и контрибуциями».
В конечном счёте, как известно, такая линия обернулась против них же: Версальский мир привёл к ещё более разрушительной III мировой войне. Трезвые головы, вроде британского посла
Бьюкенена, предупреждали: невозможно заставить истощённую нацию сражаться против её воли,
надо смотреть дальше и предотвратить германо-российский союз после войны, – что, как известно, и произошло.
Президент США Вильсон поначалу выразил поддержку мирным устремлениям советского правительства и даже обещал помощь. В Европе и Америке возникло движение за признание Советской России. Тем не менее, ещё в декабре 1917 Верховный совет Антанты принял решение о поддержке антибольшевистских сил – финнов, казаков, сибиряков и кавказцев.
Были разграничены зоны влияния: Франция взяла на себя Украину, Крым и Бессарабию, Англия
– казачьи и кавказские области: Армению, Грузию и Курдистан. Драматическое положение сложилось на румынском фронте. По мере отхода русских войск румыны предприняли наступление в
Бессарабии, которая впоследствии – до 1940 – оставалась в составе Румынии. Аннексия Молдавии
стала началом военной интервенции против Советской России. Вообще в течение всей Гражданской войны в интервенции приняли участие 14 государств. В апреле 1918 японцы высадили десант
во Владивостоке, в мае начался чехословацкий мятеж, османцы оккупировали Грузию и Армению.
В марте 1918 британцы высадили десант в Архангельске, в октябре – в Мурманске. В Силах поддержки Северной России принимали участие и другие страны – до октября 1919. Некоторые технические подразделения (танкисты, пилоты) принимали участие в боях на стороне белых вплоть
до марта 1920. Французы и их колониальные войска стояли в Одессе и Севастополе с ноября 1918
по апрель 1919, там же отметились и греки – это далеко не полный перечень.
Ситуация, в которой шли переговоры (с ноября 1917) о заключении Брестского мира с Германией, обострялась тем, что параллельно фактически распускалась армия. К тому же, как пишет автор,
Ленина вообще волновали «не будущие границы (в преддверии мировой революции все они условны) а необходимость мирной передышки для “реорганизации России на основе диктатуры пролетариата, на основе национализации банков и крупной промышленности, при натуральном продуктообмене города с деревенскими потребительскими обществами мелких крестьян”». По его
доктринёрским расчётам, конструктивный пример Советской России должен был обеспечить мировое торжество коммунистических идей.
С этим не соглашались левые коммунисты (Бухарин: «так не возродить экономику») и левые
эсеры («продовольственный кризис усугубится»).
144

В день открытия УС немцы предъявили ультиматум. Троцкий взял тайм-аут. Он выступал с
рискованной игрой в неопределённость: «Ни мира, ни войны, а армию распустить». Его поддерживало большинство советского руководства. Им было важно, чтобы большевики заключили мир
только подчиняясь насилию.
Между тем, пишет автор, немцам становилось не до ультиматума: в Вене и Берлине стала складываться революционная ситуация. Во время тайм-аута в переговорах большевистские отряды заняли часть Украины, взяли Киев. Правительство Центральной рады сделало ставку на внешнюю
силу и подписало сепаратный договор с державами Четвертного союза (Германия, АвстроВенгрия, Османская империя и Болгария), пригласив немцев в качестве «гарантов». Фронт рассыпáлся. В преддверии возможного немецкого наступления на Петроград советское правительство
переехало в Москву. Когда наступление началось, Троцкий, наконец, согласился на ленинское
предложение принять ультиматум, однако условия изменились.
3 марта договор в Брест-Литовский был подписан. Автор отмечает, что, поскольку левые эсеры
были против, тем самым был запущен механизм авторитарной власти: всё решали только большевики. «Гаранты», позарившись на украинские продовольственные ресурсы, оккупировали Украину
до декабря 1918.
Германские оккупационные войска, захватившие Украину и Прибалтику после заключения
Брестского мира, составляли 20% всех сил Германии – таким образом они выполнили одно из
условий мира: отказаться от переброски войск на Западный фронт. Добытые ресурсы, в конечном
счёте, им никак не помогли.
История сопротивления Донецко-Криворожской Советской Республики, которую анализирует
автор, была попыткой спасения Юго-Востока от оккупации путём отторжения от Украины, однако, оккупировав Харьковскую и Екатеринославскую губернии, немцы закрыли этот вопрос. После
окончания оккупации «Москва вернулась к идее “большой Украины”, которую будет легче привязать к общесоветскому пространству за счёт юга и востока, более тесно связанных с Россией
экономически и культурно».
Вернулась к этой идее почти столетие спустя, в 2014 уже откровенно имперская путинская Россия…
Автор заключает: «Брестский мир не прожил и девяти месяцев. Несмотря на продовольственный допинг Украины, Германия и Австро-Венгрия всё же рухнули осенью 1918. 13 ноября Совнарком денонсировал мир. Но последствия Бреста уже стали необратимыми. Мир стал одним из
факторов, запустивших широкомасштабную войну».
Хорошо учиться на чужих ошибках, не доводя дело до социального взрыва. Нынешняя
власть в России не в состоянии ни учесть уроки прошлого, ни учиться даже на «родных»
ошибках отечественной, в т.ч. советской истории… «Пока не изменится фундамент
российской государственности, будет повторяться все та же сказка про белого
бычка: за реформами — контрреформы, за революцией — диктатура» (Б. Акунин на
«Эхе Москвы», лето 2017).
ПЕРСОНАЛИИ И АННОТАЦИИ
АВТОРЫ
Аркин Никита Олегович – к.и.н., преподаватель, активист организации Левое социалистическое
действие:
Статья «Право на самоопределение наций в тактике российских социалистов в Российской революции и в современных условиях» носит дискуссионный характер. Автор даёт обзор разнообразных политических точек зрений на этот вопрос в конце XIX – начале ХХ вв., считая, что в современных условиях левые должны это право безоговорочно поддерживать, несмотря на опасность рецидива империалистического поведения отстающих от передовых в цивилизационном
отношении стран, которое чревато новыми кровавыми конфликтами с применением оружия
массового поражения.
145

Гумаргалиев Ильзар Евгеньевич – к.э.н., научный сотрудник лаборатории по исследованию рыночной экономики экономического ф-та МГУ им М.В. Ломоносова:
Статья «Модернизация как составная часть развития после 1917» описывает экономические
преобразования в промышленности СССР, как результат революции 1917 г. и как задачу укрепления национальной независимости страны. При этом автор готов смириться с огромными социальными затратами ради достижения необходимых экономических результатов. Статья носит
дискуссионный характер, поскольку автор видит в традициях советского (планового) ведения хозяйства надежду на «новое развитие» России, ни слова не говоря о внутриполитических факторах, непроходимо препятствующих всякому развитию.
Дамье Вадим Валерьевич – д.и.н,, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории
РАН, член Конфедерации революционных анархо-синдикалистов — российской секции Международной ассоциации трудящихся — анархо-синдикалистского интернационала:
1) Статья «Модернизация по-сталински» восполняет ту лакуну, которая в советской историографии зияла в исследованиях периода форсированной модернизации и коллективизации, обернувшейся «переизданием крепостного права». 15% деревенского населения большевики считали
лишним. Не сумев договориться с крупными хозяйствами по навязанным им закупочным ценам,
«народная власть» повела борьбу на уничтожение как крестьянской общины, так и крупных хозяйств, объявив их «кулаками и мироедами». Обстоятельно разобрана цена сталинского «большого скачка» в индустриализации.
2) Статья «Взгляд анархиста на сущность Русской революции 1917-1921» носит дискуссионный характер, являясь своеобразным протестом против мифа о большевиках как «авангардной
партии» рабочего класса. Автор указывает на лавину постоянных репрессий, которые «якобинцы
Русской революции» обрушивали на рабочих после своего прихода во власть. Отмечается доктринёрский характер навязывания народу «социалистических» преобразований, суть которых
автор видит в формуле: «буржуазная революция без буржуазии». Однако Октябрьский переворот, по мнению автора, большевики совершили на столько по своим планам, сколько «оседлав ситуацию». А потом «государственный капитализм восторжествовал… Русская революция закончилась».
Желенин Александр Сергеевич – к.п.н., журналист:
1) В статье «Почему в 80-е в СССР не удалась попытка “настоящего” социализма» автор даёт
свою версию того, почему не удалась перестройка: той экономической системой, которая сложилась в СССР в результате «социалистического эксперимента», руководил слой партийнохозяйственного актива, который настолько обуржуазился, что предпочёл поворот к частной
собственности на средства производства, которой он стремился владеть не только де-факто,
но и де-юре.
2) Статья «Последний утопист» посвящена памяти известного правозащитника В.В. Белоцерковского, сподвижника А.Д. Сахарова, разработчика теории нового социализма, сторонника производственного самоуправления.
Зимбовский Александр, Василевский Евгений, Сидоренкова Елена – журналисты, сотрудники
газеты "Рабочая демократия" (РРП-инфо):
В «Хрониках борьбы за социальное государство» приводятся конфликтные эпизоды из будней
простых тружеников, ведущих борьбу за достойные условия труда и жизни в сегодняшней кризисной ситуации.
Кардаил Владимир Александрович – журналист:
1) В статье «Две узурпации» проводятся основные параллели между большевистским силовым
захватом власти в Октябре 1917 и приходом к власти «несменяемой» корпорации силовиков и их
поручных в 1996-1999. Первая привела к неисчислимым бедствиям и преступлениям тоталитаризма, вторая является препятствием для становления демократии как обязательного условия
развития России и достижения достойного уровня жизни населения.
146

2) Статья «Критические марксисты о революции 1917» продолжает полемику с авторами
журнала «Альтернативы» в плане оценки событий Великой российской революции с социалдемократической точки зрения и посткоммунистической, чреватой апологетикой советской
эпохи. Разбираются статьи известных учёных-обществоведов (А. Бузгалин, В. Мезжуев,
М. Воейков, В. Шевченко и др.).
Кудюкин Павел Михайлович – см. ниже состав Редакции:
1) Статья «Основные структуры рабочегое движения в 1917» – характеризует развитие таких форм рабочего движения в революционный период, как Советы, профсоюзы и фабричнозаводские комитеты, их роль и сложные взаимоотношения в исторических событиях революционного года.
2) Статья «Социально-политическая природа октябрьского этапа Великой Российской революции» развивает точку зрения , что социально-политические революции – Великая французская,
Великая российская, Великая испанская в историческом смысле были достаточно короткими событиями, но означали серьёзные подвижки и в политической, и в социальной структуре общества, открывая или потенциально имея возможность открыть дорогу для серьёзных системных
изменений, обозначая одну из вех в переходе между развитием различных общественноэкономических формаций. Октябрьский этап был сложным сочетанием революционных и контреволюционных процессов
Май Владимир Александрович – журналист:
Отклик на книги историка А. Шубина «Великая российская революция: от Февраля к Октябрю
1917» и «Старт страны Советов. Революция. Октябрь 1917 – март 1918». Подробный разбор этих
книг позволяет читателю не только проследить те исторические события глазами новой российской историографии, очищенной от пропагандистского налёта тоталитарной идеологии, но
и увидеть параллели с положением дел в современной России.
Михалева Галина Михайловна - профессор факультета истории, политологии и права РГ ГУ,
ассоциированный профессор Бременского университета, член партии «Яблоко»:
В статье «Революция в программатике российских партий» говорится, что в программах, выступлениях лидеров и агитационных материалах российских политических партий тематика
российской революции играет значимую роль. Отсутствие конституционного консенсуса отражается в официальной государственной позиции, в которой значимость и символы прошлого играют большую роль, чем настоящее и будущее.
Рудык Эдуард Яковлевич – юрист, правозащитник, член организации «Левое социалистическое
действие»:
Статья «Задержание в Барвихе» – описание судебной расправы над группой молодых людей,
желавших отметить юбилей революции публичной акцией, но задержанных еще до того, как
что-либо сделали.
Самохвалов Евгений Викторович – см. ниже состав Редакции:
Статья «Информационные ресурсы социалистов России» рассказывает обо всех рекомендуемых демократическим социалистам электронных и бумажных СМИ.
Симонов Юрий Валентинович – историк, преподаватель Гуманитарного факультета СПбГЭУ,
активист профсоюза «Университетская солидарность»:
Статья «К 100-летию Русской революции» – иллюстрация к тому, как Ильич понимал диалектику, применяя её сообразно тактическим соображениям свершения революции и строительства
нового общества, отличного от капиталистического. Если изначально, согласно марксистской
теории, он настаивал на том, что говорить о социализме в отсталой России рановато, то, прибегнув к практике «военного коммунизма» в условиях войны и разрухи, Ленин увидел «объективную необходимость» форсирования некоторых этапов экономического хозяйствования, назвав
147

это дело началом социалистического строительства. Это, впрочем, не помешало ему прозорливо
увидеть в «отступлении» НЭПе магистральный путь становления здоровой экономики.
Шавшукова Татьяна – дизайнер, член редакции газеты «Общественный резонанс», член организации Левое социалистическое действие:
1) В статье «1917-2017» автор проводит параллели между событиями Русской революции
1917-1921, включая то, что к ней привело, и сегодняшней ситуацией в России, которую нельзя
считать стабильной ввиду выморочности антинародного режим: «Верхи снова не могут, а низы
не хотят?», – спрашивает автор, отвечая на эти вопросы скорее отрицательно, указывая на
аморфность политического спектра.
2) В статье «Февраль 1917 и женщины» автор напоминает о том, что уличные демонстрации,
приведшие к падению монархии, начались по поводу дня женской рабочей солидарности, который
из-за разницы календарей выпадал у нас не на 8 марта, а на 23 февраля. Революция дала мощный
стимул участию женщин в общественной жизни, однако реалии советского тоталитаризма выхолостили идею эмансипации, что сегодня сказывается на состоянии российского феминистского движения.
Шубин Александр Владленович – см. состав Редакционного совета:
В статье «Уроки Октября» автор рассматривает захват власти большевиками в контексте
глубокого социального кризиса в России и потрясений мировой войны. По его мнению, большевики
решились на тот шаг и сделали сильный ход, использовав не только свои идеи, но идеи самых разных левых сил, поведя за собой не только «свои», но и «чужие» массы. Упущенная возможность
широкой левой коалиции, по мнению автора, давала шанс на оптимальный с точки зрения жертв
и социальных результатов исход всей революции. Существенным являлось также и то, что
большевики отказались от компромисса с интеллигенцией – социальным слоем, отвечающим за
трансляцию знания и творчество – существенно снизив тем самым творческий потенциал нового общества. Это прямая коннотация с сегодняшним авторитарным режимом.
Круглый стол «Октябрь 191: характер, последствия и его место в истории России и мире»:
7 ноября 2017 в конференц-зале научно-просветительского и правозащитного общества «Мемориал» (Каретный ряд, 5/10) в рамках постоянно действующего семинара «Левые в России: история и общественная память» состоялся обмен мнениями по поводу свершившегося 100 лет назад
Октябрьского переворота.
Вёл дискуссию К.Н. Морозов, профессор кафедры истории Школы актуальных гуманитарных
исследований ИОН РАНХиГС.
Основные докладчики: П.М. Кудюкин, преподаватель, сопредседатель профсоюза «Университетская солидарность»; Д.Б. Павлов, зам. директора Института российской истории РАН; П.В.
Рябов, доцент МПГУ.
РЕДАКЦИЯ
Дмитриев Игорь Юрьевич – журналист, специалист в области информационной аналитики, член
организации Левое социалистическое действие.
Кардаильский Владимир Александрович – отв. секретарь редакции, журналист, преподаватель.
Кудюкин Павел Михайлович – гл. редактор журнала, преподаватель, сопредседатель профсоюза
«Университетская солидарность», член редколлегии сайта «За социальные права и политические
свободы».
Самохвалов Евгений Викторович – член редколлегии сайта «За социальные права и политические свободы», член организации Левое социалистическое действие, участник с-д фракции партии «ЯБЛОКО».

148

Пешков Владимир Сергеевич – журналист, активист РСДСМ, член редколлегии того же сайта, г.
Вологда.
РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ
Вострых Олег Юрьевич – кандидат экономических наук, руководитель ГО «Высшая школа профессиональной политики» (Украина).
Галкина Елена Сергеевна – доктор исторических наук, профессором кафедры цивилизационного
развития Востока ВШЭ.
Евстифеев Роман Владимирович – доктор политических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Владимирского филиала РАНХиГС.
Кавказский Николай Юрьевич – Левый социал-демократ, ЛГБТ-активист, феминист. Член московского исполнительного комитета организации Левое социалистическое действие, член КРК
СДС, участник с-д фракции партии «ЯБЛОКО». Состоит в Комитете «За гражданские права».
Коновалов, Евгений Васильевич – председатель Российского социал-демократического союза
молодёжи, сопредседатель социал-демократической фракции партии «Яблоко».
Мироненко Виктор Иванович – политик с-д ориентации, кандидат исторических наук, «Горбачёв-Фонд».
Морозов Константин Николаевич – доктор исторических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин ФГУ Академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте
РФ, зам. председателя Совета НИПЦ «Мемориал».
Пономарёв Илья Владимирович – депутат Государственной думы России 5-го и 6-го созывов,
член Совета Левого фронта.
Статкевич Николай Викторович - лидер оргкомитета Белорусской социал-демократической
партии (Народная Громада).
Стратиевский Дмитрий Васильевич – доктор истории, политолог, замдиректора Берлинского
Центра изучения Восточной Европы, Берлин.
Сурмава Александр Владимирович – кандидат психологических наук, доцент кафедры теории и
истории психологии РГГУ.
Шубин Александр Владленович – доктор исторических наук, координатор рабочей группы сообщества "Информационал".

149

ДЕМОКРАТИЯ И СОЦИАЛИЗМ
14+
Выходит 1 раз в квартал
Территория распространения: РФ.

Подписано в печать 18.12.2017 г. Формат 60х84/16.
Печать цифровая. Бумага офсетная 80 г. Усл. печ. л. 11,50.
Тираж 500 экз. Отпечатано: ПАО «Т8 Издательские технологии»
109316 Москва, Волгоградский проспект, д.42, корпус 5
Тел: +7 (499) 322-38-32

150