Восточная Европа в древности и средневековье. Политические институты и верховная власть - Мельникова Е.А., Щавелёв А.С., Калинина Т.М.

Author: Мельникова Е.А. Щавелёв А.С. Калинина Т.М.

Tags: история политика история древнейших времён история европы восточная европа средневековье

ISBN: 5-94067-195-0

Year: 2007

Similar

Рюрик

Образование Древнерусского государства. Сравнительно-исторический аспект

Рюриковичи. История династии

Восточная Европа в древности и средневековье

Text

Российская Академия наук
Институт всеобщей истории
ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА
В ДРЕВНОСТИ
И СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ
И ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ
XIX Чтения
памяти члена-корреспондента АН СССР
Владимира Терентьевича Пашуто
Москва. 16-18 апреля 2007 г.
Материалы конференции
Москва - 2007
Российская Академия наук
Институт всеобщей истории
ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА
В ДРЕВНОСТИ
И СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ
И ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ
XIX Чтения
памяти члена-корреспондента АН СССР
Владимира Терентьевича Пашуто
Москва, 16-18 апреля 2007 г
Материалы конференции
Москва - 2007
ББК 63.3
В 782
Конференция проводится в рамках работы над проектом
«Политические институты и верховная власть в домонгольской Руси»
программы фундаментальных исследований ОИФН
«Власть и общество в истории»
Редакционная коллегия:
д.и.н. Е.А. Мельникова (ответственный редактор)
к.и.н. Т.М. Калинина (ответственный секретарь)
к.и.н. А.С. Щавелев (ответственный секретарь)
к.и.н. Т.В. Гимон
к.и.н. Г.В. Глазырина
д.и.н. Т.Н. Джаксон
д.и.н. И.Г. Коновалова
д.и.н. А.В. Назаренко
д.и.н. А.В. Подосинов
д.и.н. Л.В. Столярова
д.и.н. И.С. Чичуров
чл.-корр. РАН Я.Н. Щапов
ISBN 5-94067-195-0
© Институт всеобщей истории РАН
2007 г.
Б.М. Айнабеков
НАБЕГИ, НАЕМНИЧЕСТВО И СЛУЖБА:
СКАНДИНАВЫ ВО ФРАНКСКОМ ГОСУДАРСТВЕ IX в.
В IX в. после смерти Карла Великого франкские государства
претерпевали тяжелый внутриполитический кризис. Распад Им-
перии, междоусобные войны и ослабление государственной вла-
сти на местах способствовали общему ослаблению обороноспо-
собности некогда сильнейшего государства Европы. Кризисные
процессы совпали с не менее сокрушительной для европейского
порядка той эпохи скандинавской экспансией. Новая внешняя
сила внесла свою лепту как во внутри-, так и во внешнеполитиче-
ское развитие новообразованных франкских государств в IX в. В
историографии на первый план выдвигается военное противо-
стояние скандинавской и франкской цивилизаций в результате
нападений отрядов викингов. В то же время происходило и взаи-
модействие обеих сторон, позволявшее найти точки соприкосно-
вения взаимных интересов. Именно это привело уже в начале X в.
к возникновению норманнского государства на северо-западе
Франции - Нормандии. Каковы же были общие интересы фран-
ков и скандинавов, которые обусловили в будущем созидатель-
ные процессы франко-норманнского взаимодействия?
В первую очередь, это такие явления, как наемничество и
служба скандинавов франкским правителям, причем в этой дея-
тельности участвовали две основные группы скандинавов, отно-
шения с каждой из которых складывались особым образом:
1. датские правители;
2. скандинавские (безотносительно к происхождению) ви-
кинги-пираты.
Отношения с обеими группами привели к единому результату
- вхождению скандинавов во франкскую цивилизацию, но разви-
вались разными путями. Для первой контактной группы уже на
ранней стадии франко-скандинавских отношений в целом наибо-
лее характерными были методы дипломатических переговоров,
протектората и взаимной военной помощи на уровне правителей.
Для второй группы, более массовой и ключевой в ходе сканди-
навский экспансии, был свойственен переход от грабительских
нападений к наемничеству и государственной службе с поселени-
з
ем и последующей ассимиляцией. Оба процесса проходили па-
раллельно и оказывали определенное влияние один на другой.
Контакты датских правителей с франками начались, развива-
лись и эволюционировали гораздо раньше и быстрее военной
экспансии. Уже в первой четверти IX в. активность датских пра-
вителей привела к созданию некоей «нормандской модели», ко-
гда скандинавский предводитель со своей семьей и людьми по-
лучал службу от франкского короля, присягнув ему на верность,
приняв христианство и получив земли для поселения и несения
военно-административной службы на ней. Так, в 826 г. датский
(южнодатский ?) конунг Харальд Клак был крещен Людовиком
Благочестивым и получил от него земли во Фризии, в том числе
торговый город Дорестад, с обязательством защищать его от пи-
ратских набегов других скандинавов.
Этот случай весьма схож с договором 911 г. между Карлом
Простоватым и скандинавским вождем Ролло (Хрольвом), при-
ведшим к образованию Нормандии. Однако договор с Ролло за-
вершает эволюцию франко-скандинавских отношений второй
контактной группы: викингских дружин пиратов и переселенцев.
Другими словами, второй группе понадобилось около 80 лет,
чтобы прийти к той модели франко-скандинавских отношений,
которая возникла еще в первой четверти IX в. Однако и в том, и в
другом случае, краеугольным камнем, примиряющим франков и
скандинавов, была военная служба.
Харальд Клак положил начало длительной службе представи-
телей датской (южнодатской?) династии во Фризии как в пользу
западно-франкских, так и в пользу восточно-франкских правите-
лей. Харальд получил поддержку Людовика Благочестивого в
борьбе с родственниками за власть в Дании, но, проиграв в этой
борьбе, стал ленником короля во Фризии в 826 г. Однако уже к
841 г. Харальд, по сообщениям франкских анналов, занимается
грабежами земель того же Людовика, но уже при поддержке Ло-
таря I. Известно, что в 30-х годах IX в. возникает острый военный
конфликт между Людовиком Благочестивым и его сыновьями
Лотарем и Людовиком Немецким. В этой ситуации Харальд, воз-
можно, оценив власть будущего императора, переходит на сторо-
ну Лотаря, за что получает от последнего остров Вальхерен. По-
сле смерти Харальда его брат Рорик, однако, нападает на васса-
лов самого Лотаря. Источники называют причиной выступлений
4
Рорика его притязания на земли, полученные Харальдом за служ-
бу Людовику Благочестивому. Лотарь удовлетворяет требования
Рорика, передав ему земли его брата с условием, что Рорик обя-
зуется взимать в пользу императора торговые сборы и охранять
торговый порт Дорестад от набегов датских пиратов. Как видим,
франки использовали военную силу и влияние датчан во Фризии
изначально для оборонительных целей, затем во время междоусоб-
ной борьбы как военных союзников для причинения урона против-
нику, а после вновь для решения военно-административных и эко-
номических задач в регионе. В свою очередь датчане находились на
военной службе, получая лены и другие материальные выгоды, и
силой оружия защищали свои, становящиеся уже наследственными
права на этот ключевой в европейской торговле регион.
Начиная с середины IX в., Карл Лысый, правитель Восточно-
франкского королевства, практически ежегодно вынужден защи-
щать свои земли от набегов скандинавов. Следуя примеру и опы-
ту своих предшественников, он принимает на службу предводи-
телей викингов. Так, в 853 г. некий Готфред (Годфрид), перези-
мовав со своими людьми в устье Сены, вступает с Карлом в пере-
говоры, в результате которых Готфред принимается Карлом в
«королевское общество» («in societatem regni») и ему выделяются
земли для поселения. В источниках ничего не говорится о воен-
ной службе, которую Готфред должен был за это нести. Однако
это совсем не исключено. В любом случае Готфред - один из
первых известных нам скандинавских викингов, который после
серии набегов законно, по соглашению с королем, поселяется на
франкской территории. Как известно, Ролло также приобрел свои
земли в Нейстрии в 911 г. после ряда набегов.
В то же самое время Пипин II, наследник аквитанского пре-
стола, лишенный своих земель Карлом Лысым, использует на-
воднивших королевство скандинавов для борьбы за свои права. В
857 г. Пипин вместе с отрядом викингов разоряет Аквитанию и за-
хватывает Пуатье. Вплоть до 864 г. он использует скандинавов в
боевых действиях против Карла Лысого в надежде, вероятно, отбить
Аквитанию. Однако Карлу удается заточить мятежника в темницу.
Середина IX в. была для Карла Лысого тяжелым временем
борьбы со скандинавской экспансией. Тем не менее, он продол-
жает расселять скандинавов на своей территории. Так, в 853 г.
часть викингов, осевших в устье Сены, во главе со своим вожа-
5
ком Бьёрном приносит оммаж Карлу. К 860 г. ситуация становит-
ся критической. Карл Лысый вынужден бороться со скандинав-
скими отрядами одновременно в нескольких регионах. Для отра-
жения нападений он нанимает одну группу викингов для унич-
тожения другой. В 860 г. Карл собирает уже ставшие привычны-
ми к тому времени «датские деньги», чтобы за 3000 фунтов се-
ребра нанять отряд скандинавов, остановившихся на реке Сомме,
против группы викингов, осевших в долине реки Сены. Однако
вторые, в свою очередь, выплачивают осаждающим 6000 фунтов
серебра, после чего оба отряда объединяются против Карла и
продолжают грабежи уже совместно. Таким образом, скандинавы
действуют на франкской территории одновременно и как граби-
тели, и как наемники. Опыт той и другой стороны сводит франко-
скандинавские отношения к вопросам найма и выкупа.
Пипин II открыл череду найма скандинавских военных отря-
дов для достижения своих внутриполитических целей. Этим опы-
том не преминули воспользоваться и другие сепаратистские силы
внутри Западно-франкского государства. Бретань во второй по-
ловине IX в. попыталась освободиться от зависимости от власти
Карла Лысого. Воспользовавшись кризисной обстановкой в стра-
не, бретонцы в 865 г. совместно с норманнами атаковали Мэн в
Нейстрии. Еще три года подряд бретонцы вели боевые действия
против Карла Лысого, используя скандинавов.
К этому времени появилось уже новое поколение служилой
скандинавской знати, предки которой ранее получили земли и
службу от франкских королей и которая стала активно участво-
вать в политической жизни Франкского государства. В 883 г. во
время большого нашествия скандинавов на Западно-франкское
королевство Карл отправил послом и переговорщиком в занятый
викингами Амьен Зигфрида, племянника того самого Рорика, ко-
торый служил Лотарю во Фризии. Источники характеризуют
Зигфрида как верного христианина, сохранившего преданность
королю. Зигфриду удалось договориться с норманнами об их
уходе за большой выкуп. Этот случай ярко освещает процесс
франко-скандинавского взаимодействия в форме долгосрочной
службы нескольких поколений скандинавов. Ко второй половине
IX в. на землях Западно-франкского королевства действуют скан-
динавские пираты, от которых можно откупиться, скандинавские
6
наемники, которых можно использовать, и скандинавские васса-
лы, готовые встать на защиту королевства.
Новый король Карл Простоватый соединяет опыт и ошибки
своих предшественников при разрешении новых осложнений, свя-
занных со скандинавскими набегами. В 896 г. в устье Сены входит
группа норманнов во главе с неким Хундео. Через год Карл вступа-
ет с ним в переговоры. В результате скандинавские отряды покида-
ют Сену, а Хундео принимает крещение. Через 14 лет, в 911 г. но-
вый предводитель скандинавов Ролло, основатель династии герцо-
гов Нормандии, войдя в устье Сены, приносит оммаж Карлу, при-
нимает крещение и получает земли для несения военной службы.
За столетие военных столкновений и переговоров скандинавы
нашли формы интеграции во франкское государство. Военная сила
норманнов в условиях внутриполитических конфликтов и междо-
усобиц стала предметом диалога. Первая контактная группа к кон-
цу IX в. обрела стабильное место среди вассалов франкских коро-
лей. Источники X-XI вв., описывая действия тех или иных скан-
динавов, прослеживают историю их родов до тех предков, которые
первыми приняли крещение и службу. Вторая контактная группа
прошла долгий путь от грабежей через наемничество до оммажа.
Скандинавы осознали свою ценность как военной силы и опреде-
лили те шаги, которые могут легитимизировать их существование
на франкской земле. Франки, в свою очередь, четко обозначили
методы взаимодействия и использования внешней военной силы
для решения различных внутри- и внешнеполитических задач. По-
этому образование Нормандии - новой военно-административной
единицы во главе с выходцами из Скандинавии - представляется
естественным результатом длительной эволюции франко-
скандинавских отношений.
А.К. Аликберов
САСАНИДСКАЯ ТИТУЛАТУРА
ПРАВИТЕЛЕЙ КАВКАЗА
В СВЕТЕ ДАННЫХ ХАМЗЫ АЛ-ИСФАХАНИ
Согласно Ибн Хурдадбиху, названия большинства средневе-
ковых «княжеств» Кавказа образованы от сасанидской титулату-
7
ры, появившейся в период легитимации прав местных владетелей
на власть со стороны Сасанидов сначала в период правления Ар-
дашира I (224-241), а затем при Хосрове I Ануширване (531-
579). Опираясь на сведения сасанидского источника, Хамза ал-
Исфахани объясняет, что Ануширван «одарил каждого из пред-
водителей (куввад, ед. ч. ка9 ид) в день назначения его на охрану
определенной ему пограничной области (сагр) кафтаном, или ха-
латом (каба ’), разрисованным различного рода рисунками. Пред-
водитель носит титул по названию того рисунка, что на кафтане.
Так появились имена баграншах, ширваншах,
oUiaXp филанишх, аланиюх».
Анализ сасанидской титулатуры правителей Кавказа позво-
лил, во-первых, установить более точные формы исходных сред-
неперсидских названий самих «княжеств» (например, Хирсан
вместо Хурсан), а, во-вторых, убедиться в том, что названия
большинства титулов действительно могут быть связаны с ри-
сунками на шелковых кафтанах, которые местные правители по-
лучили вместе со своими новыми титулами: правитель Ширвана
- шираншах/ширваншах (от шир «лев»), правитель Вардана -
варданшах (от вард - «конь» или «роза»), правитель Сарира -
варазаншах (от вараз - «вепрь», «дикий кабан»), возможно также
баграншах (от багра - «кабан»), правитель Лакза - хирсаншах (от
хирс - «медведь»), правитель Филана - филаншах (от пил/фил -
«слон»), правитель Табарсарана - табарсараншах, или тибирса-
раншах и др. Известны и другие сасанидские титулы, образован-
ные по такому же принципу: гурганшах и др.
Вопрос о толковании рисунков на сасанидских, согдийских и
других тканях, в том числе царских и вельможных одеждах, ко-
торые известны по рельефам Так-и Бу стана, Ахтамара, настен-
ным росписям Афрасиаба и Шахристана, сасанидским блюдам и
сосудам, хранящимся в крупнейших музеях мира, в том числе
Эрмитаже, а также средневековой миниатюрной живописи, в на-
учной литературе поднимался неоднократно. В.Г.Луконин счи-
тал, что на коронах жены и наследника Варахрана II, а также на
сасанидском сосуде конца III в. с изображениями протомов мед-
ведя, коня, льва, львицы, кабана и зебу, звери символизируют
богов, признанных ортодоксальными в государственной зороаст-
рийской церкви. По мнению Л.М.Альбаума, В.А.Лившица,
И.А.Аржанцевой и других исследователей, в росписях Афрасиаба
8
конь и птицы (гуси) определенно изображены как священные су-
щества. Л.Б.Чугасзян связывал их с геральдическими традициями
местных правителей. Однако возможны и другие толкования.
Изучение источников позволяет интерпретировать изображе-
ния зверей на одеждах сасанидского типа как ступени воплоще-
ний Веретрагны - древнего божества Солнца, которому сам Аху-
ра Мазда приносил жертвоприношения. В «Яште» (XIV) описано
только 9 перевоплощений Веретрагны: ветер, бык, конь, верблюд,
вепрь, коршун (или сокол), баран, козел и прекрасный воин. Од-
нако число ступеней перевоплощения, а также образы, которые
принимало древнее божество Солнца, за тысячелетия могли су-
щественно меняться. На сасанидских тканях наиболее часто по-
вторяются: Шир (среднеперс. Шагр), или Сенмурв - крылатый
лев; Гург, или Симург - крылатый волк, которого нередко прини-
мают за мифическую птицу, или птицу-собаку; Вард - крылатый
конь; Тибир - птица (гусь, орел, коршун, сокол или др., которые
изображались либо целиком, либо частично: тибирсар - голова
птицы); Вараз - вепрь, который по традиции изображен не пол-
ностью (только голова). Сложнее дело обстоит с другими живот-
ными, рисунки которых зафиксированы не на одеждах, а на по-
понах, коврах, на которых восседают цари и их домочадцы (на-
пример, шахиншах Карса Гагик II), в поливной керамике, на
блюдцах и иных сосудах, в качестве самостоятельного элемента
настенных росписей и рельефов. В их числе: Ба*ир - крылатый
верблюд; Хирс - медведь; Бабр - тигр или барс; Фил (среднеперс.
Пил) - слон и др.
Несомненно, связь культа Веретрагны с содержанием рисун-
ков на сасанидских кафтанах и, соответственно, титулатурой
правителей Кавказа настолько опосредована, что кажется почти
невероятной. Тем не менее, сакральный смысл рисунков, обу-
словленный их культовым содержанием, все же сохранился. Не
случайно и львы, и кони, и другие реальные и мифические суще-
ства (например, Симурги и Сенмурвы, похожие то ли на собак, то
ли на птиц) на рисунках, украшающих царские и вельможные
одежды, попоны верблюдов, так же как и каменные изваяния
свирепых демонов и львов, которые и поныне встречаются в
кладке стен древних иранских крепостей, имеют крылья. Не слу-
чайно также и то, что крылья на короне Хосрова II (590-628), изо-
браженного на его золотом динаре, символизируют Веретрагну.
9
Д.Ю. Арапов
ИНСТИТУТ ЭМИРОВ
В МУСУЛЬМАНСКОМ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
Одним из наиболее значимых в мире ислама в период его
становления стал арабский титул «эмир» (букв, «повелитель»).
Оценивая характер его применения по отношению к преемникам
пророка Мухаммада - халифам, В.В.Бартольд писал: «Халифы*
были не только имамами, т.е. религиозными руководителями об-
щины (мусульман. - Д.А.), но и эмирами, предводителями воен-
ных сил, хотя лично редко принимали участие в походах; в отли-
чие от других военачальников, также называвшихся эмирами,
халиф носил титул «эмира правоверных»1. Наряду с данными
значениями, титул «эмир» также носили наместники областей
халифата, со временем становившиеся часто самостоятельными
государями, но по-прежнему признававшие верховную власть
духовных предводителей мусульманского мира. Так, «эмирами»
титуловались правители государства Саманидов (Средняя Азия,
IX-X вв.), в том числе самый известный из них «эмир» Исмаил
Самани2. Применение титула «эмир» по отношению к Восточной
Европе в мусульманских источниках раннего средневековья так-
же было связано с обозначением представителей местной исла-
мизированной политической и военной элиты. Арабский путеше-
ственник и дипломат Ибн Фадлан однажды назвал «эмиром» по-
лучившего в 921/2 г. инвеституру от халифа ал-Муктадира «ца-
ря» булгар Алмуша3. Употребление термина «эмир» использова-
лось в последующей булгарской военно-политической традиции,
что нашло свое отражение в памятниках мусульманской эпигра-
фики Среднего Поволжья4.
Особый интерес представляет распространение титула
«эмир» в ордынский период истории Восточной Европы. Как из-
вестно, государи в державах Чингисхана и Чингисидов носили
титул «хан» (русск. «царь»), лишь потомки (по мужской линии)
«великого мирозавоевателя» могли занимать царский трон. По
мнению Г.А.Федорова-Давыдова, специально анализировавшего
значение института «эмирства» при монголах, в XIII - начале
XIV в. (т.е. в доисламский период истории Золотой Орды) «эми-
ю
рами» назывались: 1) главы родов, находившиеся в вассальной
зависимости от «хана», прежде всего потомки старой дочингисо-
вой аристократии (монг. синоним «нойон»); 2) назначенные «ха-
ном» военачальники, получившие за военную службу удел
(«улус»); 3) служилый слой аристократии при ханском дворе5.
Вместе с тем, Федоров-Давыдов подчеркивал, что титул «эмир»
использовался монголами и в гораздо более широком военно-
административном значении. Определения «эмиры тысячи»,
«эмиры сотни» и «эмиры десятка» являлись названиями предста-
вителей старшего, среднего и младшего командного состава мон-
гольской армии, т.е. практически всей управленческой страты
«народа-войска»6. Можно констатировать, что употребление ти-
тула «эмир» в ордынской социально-политической практике рез-
ко расширилось с 1313 г. после принятия при хане Узбеке ислама
как государственной религии державы Чингисидов в Восточной
Европе. Это подтверждается анализом упоминаний об «эмирах» в
текстах опубликованных В.Г.Тизенгаузеном извлечений из араб-
ских и персидских источников, посвященных истории Золотой
Орды7. К концу XIV в. наблюдается заметное расширение упот-
ребления титула «эмир» как своего рода синонима дефиниции
«нукер» («верный слуга», «дружинник»). В целом следует отме-
тить, что обладатели титула «эмир» играли в ордынское время
формально подчиненную роль по отношению к «ханам».
В последние десятилетия XIV в. первостепенную роль в ис-
тории Золотой Орды (и Восточной Европы) имела деятельность
Мамая и Тимура. Они оба не принадлежали к Чингисидам и пра-
вили от имени «подставных ханов» из царского дома «великого
мирозавоевателя». Связь Мамая и Тимура с ханским родом обес-
печивалась их женитьбой на принцессах-Чингисидках. Исходя из
этого обстоятельства, арабский историк Ибн Халдун отметил об-
ладание лично Мамаем лишь достоинством «эмира». По словам
Ибн Халду на, «ханум, дочь Бердибека (ордынский «хан» в 1357-
1359 гг. -Д.А.\ была замужем за одним из старших монгольских
эмиров по имени Мамай»8. Гораздо более заметный вес своему
титулу «эмир» придал Тимур. Придворный тимуридский историк
Низам-ад Дин Шами особенно подчеркивал реальное политиче-
ское преобладание Тимура над зависимым от него ордынским
ханом Тохтамышем9.
н
В XV - первой половине XVIII в. в мусульманских государ-
ствах Восточной Европы, Западной Сибири, а с XVI в. - в после-
тимуридское время - и в Средней Азии титул «эмир», как прави-
ло, по прежнему обозначал подчиненное положение его облада-
телей по отношению к ханской власти потомков Чингисхана.
Лишь во второй половине XVIII в. на трон Бухары воссели пред-
водители старинного тюркско-монгольского рода Мангыт, кото-
рые носили титул «эмира» и правили как независимые государи
этой области Средней Азии вплоть до 1868 г.10.
Таким образом, анализ значения института «эмирства» в му-
сульманском сегменте Восточной Европы дает возможность
лучше понять социо-политические последствия исламизации на-
родов Северной Евразии, более всесторонне представить особен-
ности становления и развития различных государственных и во-
енно-административных структур в геополитическом простран-
стве между Уралом и Дунаем.
Примечания
1 Бартольд В. В. Теократическая идея и светская власть в мусульман-
ском государстве // Бартольд В.В. Сочинения. М., 1966. Т. VI. С. 305.
2 Наршахи, Лбу-Бакр Мухаммад. История Бухары // История Средней
Азии. М., 2003. С. 184.
3 Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн Фадлана о его путешествии на
Волгу в 921-922 гг. Харьков, 1956. С. 133.
4 Более подробно см.: Юсупов ГВ. Введение в болгарско-татарскую
эпиграфику. М.; Л., 1960.
5 Федоров-Давыдов ГА. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973.
С. 46—47.
6 Там же. С. 50-51.
7 Тизенгаузен В.Г. (сост.). Сборник материалов относящихся к истории
Золотой Орды. СПб., 1884. Т. I. С. 269, 348, 412 и др.; там же, М.; Л.
1941. Т. II. С. 29, 30, 100 и др.
8 Тизенгаузен В.Г. Сборник. Т. I. С. 389.
9 Тизенгаузен В.Г. Сборник. Т. II. С. 106-107.
10 Арапов Д.Ю. Бухарское ханство в русской востоковедческой историо-
графии. М., 1981. С. 7-8.
12
В.А. Арутюнова-Фиданян
ТОПАРХ КАК ФЕНОМЕН
СИНТЕЗНОЙ КОНТАКТНОЙ ЗОНЫ*
В историографии сложилось две точки зрения на статус то-
парха. Сторонники первой, сформулированной еще Ш.Дилем,
полагают, что топарх - это почти независимый от центральной
власти византийский феодал. Другие исследователи считают, что
топарх - архонт иноплеменной страны (области), расположенной
по соседству с византийскими границами.
«Стратегикон» Кекавмена зафиксировал два этапа изменения
статуса топарха во времени. В X в. топарх - независимый прави-
тель, враждебный и даже агрессивный по отношению к Византии
(раздел «Об опасности поверить в дружбу топарха»), а в конце X
- начале XI в. топарх - это владетель, признающий сюзеренитет
византийского императора (раздел «Советы топарху»). В первой
половине XI в. ряд армянских царей обменял свои домены на
земли в империи. Сенекерим Арцруни в 1021 г. переселился в
Каппадокию, получив титул патрикия, звание стратига Каппадо-
кии и города Севастию, Лариссу и Авару. Гагик II Анийский в
1045 г. получил титул магистра, земли в Каппадокии, Харсиане и
Ликанде, Калон-Пелат и Пизу, Гагик Карсский в 1065 г. - Ама-
сию и Коману, Лариссу, Хаватанек, Цамндав, Кесарию.
Армянские владетели, как переселившиеся, так и оставшиеся
на родине, частично вошли в состав византийской провинциаль-
ной администрации. Однако установление их статуса достаточно
сложно. Владетели (вопреки мнению как византийцев, так и ви-
зантинистов) никогда не признавались армянскими средневеко-
выми историографами только византийскими чиновниками. Са-
мый яркий пример - это Гагик II Анийский. Он был обманут,
пленен, его вынудили отдать свое царство; при этом новое его
местопребывание, по Аристакесу Ластивертци, «было значитель-
но меньше Ани и остальной страны», ему пришлось жениться на
дочери Давида, сына Сенекерима Арцруни по воле императора.
Он был византийским магистром, при этом вел феодальную рас-
прю с Мандалами и погиб в ней, но все же для армянских исто-
риков он остается армянским царем, и равен византийскому им-
ператору, с чем никогда не согласились бы византийцы.
13
Армянские цари и князья, обменявшие свои земли на импер-
ские, часто именовались в византийских источниках топархами.
Иоанн-Смбат - царь Ширака, после Трапезундского мира заве-
щавший свои владения Византии, именуется «топархом Ани».
Скилица называет племянника Иоанна-Смбата Гагика II «топар-
хом» и при этом «другом и союзником императора». Положение
топарха точно охарактеризовано в «Советах и рассказах» совре-
менника этих событий Кекавмена: «...лучше для тебя, если ты как
сам себе господин являешься другом [василевса], а не как раб и
подвластный человек... А если ты отдашь свою страну и утра-
тишь свою власть, то сначала ты будешь пользоваться дружбой
василевса, но скоро он станет пренебрегать тобой. И ты поймешь,
что ты раб, а не друг. Тогда и подвластный тебе человек будет
страшен для тебя, так как если ты обидишь его, он побежит к ва-
силевсу и обвинит тебя в том, будто бы ты замыслил зло против
василевса или хочешь бежать и вернуться в свою бывшую стра-
ну, хотя ты, может быть, даже не помышляешь о том, в чем он
тебя обвиняет» (пер. Г.Г.Литаврина). Суждение Кекавмена,хоро-
шо знакомого с армянской действительностью в силу его родст-
венных связей, может быть проиллюстрировано действиями того
«нечестивого ишхана», который, хотя и был «из азатов» Сенеке-
рима Васпураканского, тем не менее, оклеветал его сыновей,
Атома и Абусахла, перед Михаилом IV (1034-1041).
Немилость к Арцрунидам Михаила IV, а затем и Романа Дио-
гена (1068-1071) - это немилость и сюзеренов к вассалам, и им-
ператоров к подданным, занимающим высокие посты в провин-
циальной администрации империи. Григор Пахлавуни передал
свои земли Византии и получил взамен титул магистра, а также
деревни и города в Месопотамии в наследственное владение.
Этот князь является и функционером византийской администра-
ции, и полузависимым владетелем. В то же время византийские
стратиги стремились к феодализации своей должности.
Иоанн Цимисхий, вступив на престол, сместил «всех топар-
хов», поставив на их места в провинциях близких себе людей, а
Алексей I Комнин (1081-1118) приказал явиться в столицу «всем
восточным топархам с их стратиотами». Иными словами, в XI в.
топарх - с одной стороны, полузависимый владетель, а с другой -
функционер византийской администрации, т.е. является феноме-
ном армяно-византийской контактной зоны, в которой магист-
14
ральные социокультурные и политические процессы определя-
лись синтезом армянских и византийских общественных, полити-
ческих, хозяйственных институтов и форм идеологии.
Примечания
♦Работа выполнена в рамках проекта Политические институты и верховная
власть в домонгольской Руси» программы фундаментальных исследова-
ний ОИФН РАН «Власть и общество в истории»
С.В. Белецкий
ЕЩЕ РАЗ О «ЗНАКАХ РЮРИКОВИЧЕЙ»
И ДРЕВНЕЙШЕЙ РУССКОЙ ГЕРАЛЬДИКЕ
В отечественной литературе понятия «геральдика» и «гербове-
дение» применительно к изучению личных и городских эмблем
эпохи русского средневековья обычно не употребляются. Действи-
тельно, в XIV-XVII вв. Россия не знала гербов западноевропейско-
го типа. Однако имеется большая группа изобразительных симво-
лов, принадлежность которых русским князьям никем всерьез не
оспаривается. Речь идет о так называемых «знаках Рюриковичей» -
двузубцах или трезубцах либо производных от них формах, изо-
бражения которых имеются на древнейших русских монетах, ге-
ральдических подвесках, подвесных печатях и пломбах, при-
кладных печатях и перстнях, предметах вооружения, произведени-
ях прикладного искусства и орудиях труда, памятниках монумен-
тальной и станковой живописи, бытовой и строительной керамике.
До последнего времени древнерусские княжеские знаки обозна-
чали в литературе условными кабинетными терминами «знамена»,
«знаки», «тамги». После обнаружения при раскопках в смоленском
Троицком монастыре камня с вырезанным на нем изображением
княжеского знака и размещенной вокруг надписью «Степан тивун
нап(и)сал пятнъ Ростиславль» можно считать установленным, что
современники именовали знаки Рюриковичей пятно.
Среди исследователей не сложилось единого мнения о том,
что такое знаки Рюриковичей. В литературе сосуществуют две
основные точки зрения. Согласно наиболее распространенному
мнению, знаки Рюриковичей - это знаки собственности, хозяйст-
венные знаки (типа тавра для клеймения скота). Согласно проти-
15
воположному мнению, знаки Рюриковичей - это гербы русских
князей, использовавшиеся как изобразительные символы сослов-
ного отличия и политической власти, но употреблявшиеся также
и как знаки собственности. В любом случае, знаки Рюриковичей
обычно не включают в число источников, изучением которых
занимаются геральдика или гербоведение.
Действительно гербоведение - это дисциплина, предметом ко-
торой является изучение гербов, а также традиции и практики их
использования. Термином «гербы» обозначают составленные на
основании строго определенных правил изобразительные символы
сословного отличия и политической власти, которые утверждались
государством и в большинстве случаев передавались по наследст-
ву. Появление первых гербов относят к эпохе крестовых походов.
Изобразительные символы более раннего времени (знаки,
эмблемы, тамги) традиционно гербами не считают, хотя предпо-
лагается, что они предшествовали возникновению гербов, а ино-
гда и служили основой для их создания. Изучение подобных изо-
бразительных символов (в том числе - знаков собственности и
хозяйственных знаков) считается прерогативой другой вспомога-
тельной дисциплины - эмблематики. которую одни исследовате-
ли рассматривают в качестве самостоятельной вспомогательной
исторической дисциплины, другие - в качестве более общей дис-
циплины, по сравнению с геральдикой, а третьи, напротив, - со-
ставной части геральдики.
Отказ считать гербами знаки, эмблемы и тамги связан с убе-
жденностью исследователей в том, что подобные изобразитель-
ные символы использовались и передавались по наследству но-
сителями без соблюдения каких-либо правил. Комментируя ка-
бардинские, абазинские, осетинские, венгерские и древнетюрк-
ские тамги, а также тамгообразные знаки на ахеменидских печа-
тях и так наз. «сарматские знаки» Северного Причерноморья,
В.С.Ольховский отмечал общие черты перечисленных знаковых
систем: обереги, знаки принадлежности, присутствия, владения,
удостоверения, покровительства и подчинения, в редких случаях
- авторства (Ольховский 2001). Однако ни о каких правилах на-
следования знаков, составляющих перечисленные знаковые сис-
темы, речи нет. Не выявлены правила наследования тамгообраз-
ных знаков в Хазарском каганате и Золотой Орде.
16
Правила наследования знаков Рюриковичей также долгое
время не фиксировались, хотя благодаря исследованиям несколь-
ких поколений отечественных историков установлено, что гене-
зис знака основан на принципе появления или исчезновения «от-
пятнышей», придававших знаку индивидуальные черты. Иссле-
дователи допускали, что при наследовании древнерусского кня-
жеского знака сын владельца трезубца мог пользоваться двузуб-
цем, а его сын, в свою очередь, мог вернуться к трезубцу. Если
бы это было так, то наследование знака при переходе от отца к
сыну действительно оказывалось бы бессистемным. В таком слу-
чае, знаки Рюриковичей ничем не отличались бы от прочих зна-
ковых систем Восточной Европы, Ближнего Востока и Сибири.
Однако вытекающая из существующих в литературе версий
генеалогии знаков хаотичность их наследования на самом деле
мнимая и объясняется двумя основными причинами. Прежде все-
го, в литературе обсуждается обычно несколько десятков разно-
типных знаков, изображения которых выявлены менее чем на
сотне предметов, что составляет лишь небольшую часть от всего
известного фонда источников. Кроме того, подавляющее боль-
шинство известных знаков Рюриковичей пока не персонифициро-
вано, так что существующие в литературе генеалогические стеммы
строились на основании догадок относительно принадлежности
знаков. Но, коль скоро в основу построения генеалогии знаков по-
ложены догадки, сами генеалогические стеммы теряют доказа-
тельную силу и не могут считаться основанием для вывода об от-
сутствии правил наследования знака при переходе от отца к сыну.
В настоящее время известно около полутора тысяч предметов
с изображениями знаков Рюриковичей. Наиболее ранние из них
относятся к X в. (возможно, к концу IX в.), позднейшие - к XIII в.
При этом удалось установить, что древнерусские княжеские зна-
ки наследовались по строгим правилам. Знак в форме простого
двузубца использовался представителями династии Рюриковичей
со времен правления, по крайней мере, сына Рюрика, Игоря, а
возможно употреблялся уже самим Рюриком. Вплоть до вокня-
жения Святослава Игоревича происходило наследование родово-
го двузубца без изменений. Ярополк и Олег Святославичи при
жизни отца пользовались двузубцами с усложненной формой нож-
ки, и только после гибели Святослава Ярополк стал пользоваться
17
собственно родовым двузубцем. Владимир Святославич при жиз-
ни Святослава получил в качестве личного знака трезубец.
Знак Рюриковичей начал претерпевать изменения с поколе-
ния внуков Святослава: Святополк Ярополчич - единственный
сын старшего из сыновей Святослава - имел право на родовой
двузубец и некоторое время пользовался этим знаком, однако с
1013 г. он стал пользоваться новым типом знака: сохранив в ка-
честве основы двузубец, Святополк изменил форму левого зубца.
Старший сын Владимира Святославича, Вышеслав наследовал
отцовский трезубец, усложнив форму ножки, а его младшие бра-
тья, Изяслав, Ярослав, Мстислав и Судислав, сохранили без из-
менений форму ножки отцовского трезубца, но усложнили форму
вершины центрального зубца. Принцип наследования знака, при
котором старший сын меняет форму ножки отцовского трезубца,
а младшие сыновья - форму зубцов, прослежен также для поко-
ления внуков Владимира Святого.
Представители VIII—XIII колен рода Рюриковичей продолжа-
ли соблюдать основные правила наследования лично-родовых
символов, разработанные в X-XI вв.: старший сын изменял у от-
цовского знака форму ножки, а младшие сыновья - форму зубца.
Это свидетельствует о сохранении традиции использования на
Руси изобразительных символов, указывающих на принадлеж-
ность владельца к правящей династии. Кроме того, за представи-
телями отдельных ветвей рода Рюриковичей были закреплены
различные группы лично-родовых символов, производные от
трезубца Владимира Святого (трезубцы, удвоенные трезубцы,
полутрезубцы, трезубцы с укороченным центральным зубцом,
двузубцы). Все это соотносится с решениями Любечского съезда
русских князей (1097 г.), провозгласившего новый принцип госу-
дарственного устройства: «Каждый да держит отчину свою».
Исчезновение знаков Рюриковичей в середине XIII в. явилось
следствием разрушения в результате монголо-татарского нашествия
существовавшей на Руси в ХП - начале ХШ в. системы государст-
венного устройства. Однако в западнорусских землях и на русско-
польском пограничье знаки Рюриковичей, как будто бы, продолжа-
ли употребляться на протяжении всей второй половины XIII в.
Так что же такое «пятно Рюриковичей» - символ экономиче-
ской собственности русских князей или сословно-престижный
символ, обозначающий принадлежность владельца к правящей
18
династии? Судя по общему мнению историков русского языка,
термин «пятно» обозначает клеймо, тавро, а также орудие тавре-
ния скота и пошлину за наложение тавра, то есть - связывает зна-
ки Рюриковичей, прежде всего, с хозяйственной деятельностью
князя и княжеского аппарата. Однако использование этих знаков
в качестве прокламативных символов на монетах, верительных
знаках, актовых печатях и перстнях, а также на памятных знаках
и предметах вооружения, безусловно, выходит за рамки сугубо
экономических функций. Поэтому полагаю, что в X-XI вв. на Ру-
си сформировалась и в ХИ-ХШ вв. развивалась своеобразная ге-
ральдическая система, а дошедшие до нас знаки Рюриковичей
являются древнейшими гербами России.
В связи со сказанным мне хотелось бы напомнить о сословно-
престижных изобразительных символах Польши - польских ро-
довых гербах, исключать которые из ведения геральдики, кажет-
ся, не приходится. Н.П.Лихачев, специально останавливавшийся
на сходстве и различиях между знаками Рюриковичей и польски-
ми гербами, отмечал: «Нельзя не обратить внимание на то, что
рядом с Русью развилась и получила систематическое оформле-
ние геральдика польская, также отличная от западно-европейской
и также совершенно самостоятельная» (Лихачев 1930: 213). По-
лемизируя с польским геральдистом Ф.Пекосинским, искавшим
объяснение польских гербов в рунах, Лихачев подчеркивал:
«Польская геральдика в большей своей части произошла из зна-
ков. Под влиянием геральдики западноевропейской... она кристал-
лизовалась в стройную самостоятельную систему с коренным отли-
чием от геральдики европейской... В древней Руси домонгольского
периода происходил тот же процесс, что и в соседней Польше...
В то время как развитие европейской геральдики в XIII в. оказы-
вало могучее влияние на такие славянские земли как Чехия и
Польша, монгольское иго принизило Русь, отрезало ее от Европы и
уничтожило зарождавшееся течение» (Лихачев 1930: 266).
Разумеется, относить изучение знаков и знаковых систем к
гербоведению было бы, по меньшей мере, неосторожно.
М.Ю.Медведев, различающий понятия «геральдика» и «гербове-
дение», прав, считая предметом гербоведения сами гербы, а так-
же традицию и практику их использования (Медведев 2003: 398).
Но, в таком случае, гербоведение следует считать частным случа-
ем другой дисциплины, предметом изучения которой являются
19
изобразительные символы сословного отличия и политической
власти, которые также могли употребляться (и, безусловно, упот-
реблялись) как знаки собственности. Называть ли эту дисциплину
эмблематикой или геральдикой, в конечном счете, вопрос сугубо
терминологический.
М.В. Бибиков
ОБРАЗ И СИМВОЛИКА
ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ В ВИЗАНТИИ*
Магия власти, импозантность фигуры византийского авто-
кратора, высоко возвышавшегося над пирамидой социальной ие-
рархии, - все это в Византии могло так легко обратиться в прах.
И это осознавали, как видно, и сами носители власти. Власть яв-
ляла собой знак, символ: не случайно каждый византийский им-
ператор никогда не называл себя (в официальных ли хрисовулах,
в частной ли переписке или даже в домашней беседе) в первом
лице, - о себе он всегда говорил «PaotXea рои» - «моя Царст-
венность», словно «остраняя» (verfremdend), воспользуемся брех-
товской терминологией в описании этой исторической драмы,
саму идею власти от ее носителя. Характерно, что византийская
политическая литература, отнюдь не замыкаясь в рамках серви-
лизма, как это принято считать, внесла немалый вклад в то, что
называется Kaiserkritik (об4этом хорошо пишет F.Tinnefeld2). Од-
нако критике может подвергаться конкретный император - тот
или иной человек, но не принцип, не идея, не символика монар-
хической власти.
Осуществляя присущие только ему функции, византийский
император символизировал саму власть, ее божественное проис-
хождение: земной правитель был воплощением в земной жизни
Высшей власти (двухместный трон, на одной из частей которого
восседал василевс, а на другой лежал крест, был визуальным во-
площением этой символики). Император имел эксклюзивное пра-
во, как сказали бы теперь, на определенные цвета: пурпур (цвет
царской обуви, личной подписи на документах, элементов одеж-
ды), золото (блестящих доспехов, парчовых одеяний, император-
ской печати) и белоснежная чистота (от туники до цвета чистого
20
лица и всего облика, излучающего свет) были идеальными цве-
тами царской власти. Правда, такие мастера слова, как Никита
Хониат или Феодор Продром, умело пользовались этой палитрой,
чтобы, желая осторожно дезавуировать царственного героя, пе-
реосмыслить эти цвета, отождествляемые, когда нужно с желчью,
кровью, пухом слабой голубки3. И все-таки чаще тот же Никита
Хониат или Михаил Пселл, характеризуя отрицательных царст-
венных персонажей, будут писать о «пестроте» их натуры или
«окрасят» их в немыслимый фиолетовый или кричащий зеленый
цвета4. Для читателя это будет знаком: «sapienti sat». Императри-
цы рожали в специальной палате дворца, стены которой были
выложены порфиром. В соответствии с этим, дети, рожденные от
царствующих династов, назывались Порфирогенитами - Багря-
нородными, что придавало дополнительный акцент в вопросе о
легитимизации власти.
Апогеем выражения царского величия был византийский
императорский церемониал - с глубокой проскинезой визитеров,
с использованием техники (рычащие механические львы и по-
ющие искусственные павлины, вздымающийся горе трон и т.п.:
кажется, весь византийский технический гений ушел на усовер-
шенствование этих придворных игр). Лиутпранд Кремонский
прекрасно описал впечатление от царского приема в византий-
ском дворце: «Бронзовое позолоченное дерево стояло перед тро-
ном царя, ветки дерева кишели отлитыми из бронзы и позолочен-
ными птицами, каждая из которых пела на свой лад. Трон царя
был так устроен, что мог подниматься на разные уровни. Его ох-
раняли необычной величины львы, также позолоченные. Они би-
ли о землю хвостом, раскрывали пасть, и, двигая языком, громко
ревели. И когда при моем появлении началось рыканье львов и
птицы запели на ветках, я преисполнился страхом и удивлением.
Приветствовав затем трехкратным преклонением царя и под-
няв голову, я узрел того, кто перед тем сидел на небольшом рас-
стоянии от пола, восседавшим уже в ином одеянии под самым по-
толком. И как это произошло, я не мог объяснить»5.
Допуск к императору был особой церемонией, включавшей в
себя прохождение через многочисленные залы, портики, колон-
нады дворца, и лишь в самом конце удостаивающий посла лице-
зрения правителя.
21
Всему в имперской канцелярии велись подробные записи - о
ходе церемоний, о суммах дарственных выплат, о ритуальных пере-
мещениях из одной залы в другую (аккумулировано в трактате сер.
X в. Константина Багрянородного «О церемониях византийского
двора»6). Составлялись и специальные тактиконы - обрядники,
предписывавшие, кто из придворных чинов в каком порядке должен
занимать места на царских обедах или приемах7.
Василеве выполнял и административно-законодательные
функции. Но он не только был законодателем, он сам был во-
площением закона, гарантией от произвола (нарушение равнове-
сия между монархической властью и властью закона превращало
царскую власть в тиранию). Поддержание законопорядка было
равнозначным сохранению традиций, вот почему, даже осущест-
вляя фактически реформы, византийские императоры не называ-
ли их так: в нарративной части постановлений указывалось на
некие древние традиции, которые почему-то были забыты, те-
перь-де восстанавливаются в своих правах. Государственно-
юридическая идеология была ориентирована на прошлое, на тра-
диционализм.
В соответствии со своими полномочиями император осуще-
ствлял и экзекутивные функции. По его приказу творилась казнь
и увечье (отсекание носа, ушей, языка, выжигание волос и бро-
вей, усекновение конечностей - в соответствие с тяжестью пре-
ступления, о чем подробно все расписано, например, в 17-м титу-
ле «Эклоги»8); император смещал с должностей, отправлял в
ссылку, имел, кажется, неограниченную власть над индивидуу-
мом. Но, оглядывая целиком византийское тысячелетие, можно
подумать, что и не было более беззащитной фигуры, чем визан-
тийский император. Из 107 василевсов, правивших между 395 и
1453 г., только 34 умерли собственной естественной смертью,
либо пали жертвой несчастного случая. Остальные были смеще-
ны, ослеплены, убиты, сосланы, словом, погибали насильственно.
Это, кажется, вдвое больше, чем за тот же срок в Германии. Ви-
зантия пережила 65 крупных дворцовых переворотов, не считая
мелких мятежей и придворных интриг. Дело в том, что византий-
ская верховная власть не была обеспечена юридически: не было
ни закона о престолонаследии, ни единого принципа передачи
власти. Царствующий монарх обычно при жизни объявлял на-
следника (наследников), делая его (их) соправителями. Старший
22
(не всегда) или наиболее желанный становился затем, - если, ко-
нечно, умудрялся выжить, будучи еще наследником, - царем. Но
им мог быть совсем не обязательно старший сын или брат покой-
ного императора. Часто им становился зять, племянник, другой
родственник, а то и просто «усыновленный» фаворит, не имею-
щий кровного родства. Узурпация власти, хоть в принципе и
осуждалась, была в порядке вещей в течение всех периодов ви-
зантийской истории.
И византийские правители сами осознавали бренность своей
власти, что не было просто клише из арсенала топики христиан-
ского смирения. Царский церемониал предусматривал и данный
аспект Kaiseridee.
Официальные мозаичные парадные портреты василевсов де-
монстрируют их в полном властном облачении, держащими дер-
жаву, но в другой руке часто - акакию (мешочек с прахом). Став
императором, венчанный патриархом в храме св. Софии, венце-
носец совершал ритуальный выбор мрамора для своего саркофа-
га. Византийское военное триумфальное шествие отличалось от
древнеримского: у Золотых ворот император спешивался с ко-
лесницы, на которую водружалась икона Богородицы-Одигитрии,
и далее монарх верхом на коне или пешком шествовал по Месе
вслед за образом, демонстрируя, кто был истинным предводите-
лем в бою. Именно таково изображение триумфа на одной из ми-
ниатюр рукописи знаменитого Мадридского списка хроники Ио-
анна Скилицы8. Император участвовал, уподобляясь Христу, и в
церемонии омовения ног нищим (ныне этот ритуал совершает с
подданными иерархами в Иерусалиме святоградский патриарх).
Наконец, император по идее был ограничен в передвижении: он
должен был находиться в столице, во дворце, символизируя не-
колебимость власти. Лишь отлучки в победоносные военные по-
ходы были «извинительны». Когда же на излете византийского
тысячелетия Иоанн VIII Палеолог вынужден был по три года
странствовать по странам Западной Европы в поисках денег и
помощи для оказания отпора османскому завоеванию, это не
встречало понимания у византийцев.
Византийский императорский портрет - на церковных стен-
ных росписях или мозаиках, в книжных миниатюрах, на буллах и
аверсах монет - строг и соответствует определенным условным
требованиям9. Он воплощает не столько человеческую индивиду-
23
альность (хотя черты реалистического сходства с героем также
наличествуют), сколько идею - идею императорской власти. По-
этому ничего удивительного, с византийской точки зрения, не
было в знаменитой истории с одной из парадных мозаичных
композиций на хорах константинопольского Храма св. Софии.
Были заказаны и выполнены парные ктиторские портреты в рост
императорской четы - багрянородной императрицы Зои и ее му-
жа-императора. Но Зоя трижды была замужем - за Романом III
Аргиром (1028-34), за Михаилом IV (1034-1041) и, наконец, за
Константином VIII. При всех изменениях ни лик. ни фигура не
заменялись мозаичистами, - менялась только надпись с именем
императора: это хорошо видно, т.к. длинное слово «Константин»
с трудом уместилось в пространство прежнего соскобленного
имени (или имен)10. Несоответствие форм и толщины букв в на-
писании имени не смущало: таковы были законы жанра.
Примечания
* Работа выполнена в рамках программы «Власть и общество в ис-
тории» фундаментальных исследований ОИФН РАН.
1 Tinnefeld F. Kategorien der Kaiserkritik in der byzantinischen Histo-
riographic von Prokop bis Niketas Choniates. Munchen, 1971.
2 Nicetae Honiatae Historia I Rec. I.-A. van Dieten. Berolini; Novi Eboraci,
1975. Vol. 1; Theodoros Prodromes. Historische Gedichte / Ed. W.Ho-
randner. Wien, 1974. № 6. S. 93-97. См.: Каждая А.П. Цвет в худо-
жественной системе Никиты Хониата И Византия, южные славяне и
Древняя Русь. Западная Европа. М., 1973. С. 132 и сл.; Бибиков М.В.
Историческая литература Византии. СПб., 1998. С. 165-167.
' Nicetae Choniatae Historia. Р. 252.73-76. Ср.: Каждая А.П. Книга и
писатель в Византии. М.. 1973. С. 95-96.
4 Liudprandi Antapodosis. VI, 6 // Liudprandi episcopi Cremonensis Op-
era omnia/ Rec. I.Bekker. Hannoverae; Lipsiae, 1915.
5 Constantin Vll Porphyrogenete. Le Livre des ceremonies. P., 1935—
1939. T. 1-11.
6 Oikonomides N. l^s listes de preseance byzantines des IXе et Xе siecles. P., 1972.
7 Ecloga. Das Gesetzbuch Leons III. und Konstantinos’ V. I Hrsg. v. L.Burg-
mann. Frankfurt/M., 1983. S. 226-242.
8 Божков А. Миниатюри от Мадридския ръкопис на Иоан Скилица.
София, 1972. С. ИЗ, илл. 67.
9 Грабар А. Император в византийском искусстве. М., 2000 (Grabar А.
L’empereur dans 1’art byzantin. Paris, 1936); Spatharakis /. The Por-
trait in Byzantine Illuminated Manuscripts. Leiden, 1976.
10 Efe A. Hagia Sophia. Istanbul, 1987. P. 52.
24
О.Б. Бубенок
ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ И СИСТЕМА УПРАВЛЕНИЯ
В ГОСУДАРСТВАХ СРЕДНЕВЕКОВЫХ НОМАДОВ
ЕВРАЗИИ (СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ)
В эпоху средневековья в степях Евразии кочевниками ал-
тайского происхождения были созданы политические объеди-
нения, население которых отличалось полиэтничностью, а их
территория во многих случаях достигала размеров империй.
Среди них особо следует выделить каганаты тюркютов, Вели-
кую Болгарию, Хазарский каганат, Волжскую Булгарию, кон-
федерации племен печенегов, огузов, половцев и, конечно же,
Монгольскую империю. Необходимо отметить, что эти госу-
дарственные образования имели много общих черт и в то же
время для них были характерны определенные особенности.
Прежде всего, много общего имела административная система
большинства средневековых государств Евразийской степи.
Так, в Великом Тюркском каганате, который существовал во
второй половине VI - начале VII в., уже первые правящие ка-
ганы тюркютов из рода Ашина установили в каганате так на-
зываемую «удельно-лествичную» систему, которая пресекала
сепаратизм и обусловливала поочередное наследование титула
великого кагана принцами по крови. Уже с самого начала во-
зобладала тенденция разделения Великого Тюркского кагана-
та на восточное и западное крыло, что привело к распаду Пер-
вого Тюркского каганата на Западный и Восточный каганаты
на рубеже VI—VII вв. Основу древнетюркского государства
составляла военно-административная организация кочевых
племен-завоевателей - эль, которая со временем слилась с родо-
племенной структурой кочевых племен. Однако тюркский эль,
разрастаясь территориально, подвергался постоянному дробле-
нию на западные и восточные части. При этом и среди западных,
и среди восточных тюркютов изначально сложилась система
объединения племен по десять, где каждый десяток делился на
пять племен, и при этом символом племени была стрела.
Очевидно, такое же административно-территориальное
устройство существовало в Центральной Азии в среде оногу-
ров, западная часть которых попала в Европу и стала назы-
25
ваться «болгарами». Исходя из возможного предположения об
общем происхождении традиций тюркютов и оногуров, можно
рассматривать значение булгаро-тюркского этнического тер-
мина onogur (где on означает «десять», a ogur «стрела, пле-
мя»), как название «десять племен». Если оногуров было де-
сять племен, то можно предположить, что в сообщении Ирис-
ка содержатся варианты самоназваний одной этнической общ-
ности: огур, оногур и сарогур «белые огуры». Учитывая то, что
у средневековых кочевников Запад обозначался белым цветом,
имеются основания видеть в сарагурах западную часть оногу-
ров, т.е. количество племен сарагуров должно было бы насчи-
тывать пять племен. Именно пять племен в составе Великой
Болгарии упоминает Феофан. Во времена правления хана
Кубрата (630-660) удалось снова объединить пять племен бул-
гар, но уже во главе с тем племенем, которое в «Армянской
географии» было известно как Огхондор-Блкар - пришельцы
и которое возглавлял харизматический гуннский род Дуло.
Хан Кубрат поставил во главе пяти племен пять своих сыно-
вей (как и в Первом Тюркском каганате).
Анализируя административно-территориальное устройство
Хазарского каганата в первой половине X в., нужно отметить,
что в тот период уже не было известно разделение территории
государства и населения на восточную и западную части. Объ-
яснить это можно тем, что Хазарский каганат образовался в ре-
зультате отделения от Западного Тюркского каганата, который
в свое время отделился от Великого (Первого) Тюркского кага-
ната. Разделение на западные и восточные группы племен мож-
но наблюдать даже у тех кочевых народов, которые не создали
в пределах своей этнической общности единого политического
объединения - среди печенегов, огузов, половцев и т.п.
В Монгольской империи еще при жизни Чингис-хана наме-
тился принцип организации будущей Монгольской империи,
которая в дальнейшем получила название «улусная система».
В результате, уже в середине XIII в. на завоеванных монгола-
ми территориях Азии и Восточной Европы образовались че-
тыре крупных государства-улуса - Улус Джучи, Улус Чагатая,
Улус Хулагу и Улус Великого хана монголов (империя Юань).
В непосредственной связи с улусной системой соблюдался
принцип комплектования вооруженных сил. Во времена Чин-
26
гис-хана при формировании флангов монгольского войска на-
метилось отступление от традиций кочевников - военные под-
разделения уже не формировались по этническому признаку и
одно племя могло быть разделено между правым и левым
крылом, т.е. между западным и восточным улусами. В резуль-
тате, это привело к возникновению новой военно-админист-
ративной системы Монгольской империи, весьма отличной от
организации предшественников. Улусная система в Золотой
Орде после Бату подверглась дальнейшей трансформации.
Собственно Улус Джучи делился на восточный и западный
улусы. Такое разделение было многоступенчатым. Таким об-
разом, монголы нарушили характерную для кочевников тра-
дицию создания административной системы по этническому
принципу. Монголы с целью ослабления позиций покоренных
народов могли переселять часть их в другие, отдаленные от
центра государства улусы.
Необходимо также отметить, что в государствах средневе-
ковых номадов административная система не только совпада-
ла с военной, но и восточное подгосударство доминировало
политически над западным. Это можно объяснить первона-
чальным нахождением домена правителей на восточных зем-
лях, откуда они совершали экспансию на запад.
Одной из основных задач политической системы госу-
дарств средневековых номадов являлось урегулирование от-
ношений между кочевниками-завоевателями и покоренным
населением. Так, в каганатах тюркютов господствующим сло-
ем общества стал эль, в состав которого изначально входили
только племена завоевателей. Однако при расширении держа-
вы в состав эля стали включаться новые племена, что обу-
словливало как «горизонтальную мобильность» эля, так и
«вертикальную мобильность», связанную с сохранением стро-
гой иерархии родов, кланов и племен в соответствии с проис-
хождением. При этом административное разделение государ-
ства на восточное и западное подразделения касалось, прежде
всего, эля. Взаимоотношения эля и покоренного зависимого
населения основывались на принципах вассалитета. Все поко-
ренные тюркютами племена должны были нести определен-
ные повинности по отношению к завоевателям: регулярно
платить дань, нести военную повинность и т.п. Таким обра-
27
зом, можно считать, что в социально-политической системе
каганатов тюркютов сохранялся принцип иерархии в соответ-
ствии с этническим происхождением.
Однако в состав западнотюркского эля вошли не только
племена кочевников-тюркютов, но и оседлые и полуоседлые
племена индоевропейского происхождения, что можно объяс-
нить политической ситуацией в начале VII в. Там на подвла-
стные кагану территории были поставлены уполномоченные
каганом ставленники - тудуны, а местным владетелям были
«пожалованы» тюркские титулы, что должно было включить
их в административную иерархию каганата, и это подкрепля-
лось брачными связями с правящей ветвью рода Ашина. Ана-
логичная система сложилась в Восточном Тюркском каганате.
Такую же систему унаследовали от тюркютов хазары как
наследники Западного Тюркского каганата. В VIII-X вв. тер-
ритория Хазарского каганата разделялась на два региона, ко-
торые имели особые административный и политический ста-
тусы: 1) собственно Хазария - земли Дагестана и Нижней
Волги; 2) территории, населенные народами, правители кото-
рых были вассалами хазарского кагана. Во главе хазар были
представители рода кагана и сам каган, а также заместитель
кагана - бек. Из числа представителей знатных родов каганом
или беком назначались военачальники - тарханы для управле-
ния на территориях собственно Хазарии. На зависимые терри-
тории, управляемые местными правителями, хазары назначали
своих представителей-тудунов (как у тюркютов). К числу по-
винностей зависимых от хазар народов относились регулярная
выплата дани и военная служба. При этом войска Хазарского
каганата формировались по этническому признаку. К числу
принудительных обязанностей покоренных хазарами народов
следует также отнести браки хазарского кагана с дочерьми
вассальных правителей, как в Западнотюркском каганате. В
результате представители хазарского этноса заняли господ-
ствующее положение в каганате. В зависимом положении от
хазар были народы или этнические группы, которые предше-
ствовали появлению хазар в Восточной Европе и на Кавказе, и
их социально-политическое устройство имело свои особенно-
сти. Таким образом, хазары даже в X в. продолжали сохранять
немало традиций кочевого общества. Менее сложной пред-
28
ставляется социально-политическая система объединений пе-
ченегов, волжских булгар, огузов и половцев, т.е. тех народов,
которые не создали свои империи.
Специфические черты социального строя кочевников, при
котором большую роль играло этническое происхождение с
проекцией на хозяйственную деятельность, сохранялись в
Монгольской империи, где во главе больших улусов стояли
чингизиды. Так, в империи Юань сложилась особая социаль-
ная иерархия обществ: а) монголы; б) выходцы из западных
стран; в) китайцы, кидани; г) жители бывшей Южной Сун.
Таким образом, можно видеть, что монголы придерживались
древней традиции завоевателей, согласно которой часть наи-
более неспокойных подданных переселялась во враждебное
окружение в другие части империи, а на их место с других
территорий империи присылались военные гарнизоны, полно-
стью отличные от местного населения в этническом и куль-
турном плане. Поэтому переселенцы становились опорой мон-
голов на местах и в соответствии с этим должны были зани-
мать следующую за монголами ступень в обществе. Что же
касается западного улуса Монгольской империи, то анализ
содержания налогов и повинностей, возложенных на населе-
ние Золотой Орды, свидетельствует, что наиболее привилеги-
рованное положение занимали кочевники-монголы и половцы,
а наиболее отягощенными повинностями оказались оседлые
народы. Здесь мы можем четко видеть проявление характер-
ного для многих кочевых обществ принципа. Необходимо до-
бавить, что и при монголах сохранилась система вассалитета
правителей автономных государственных образований по от-
ношению к ханам больших улусов Монгольской империи. Од-
нако эти зависимые территории не входили в состав самой
Монгольской империи. Например, такими вассальными по
отношению к Золотой Орде образованиями являлись русские
княжества. Для контроля над этими территориями ханы Золо-
той Орды назначали своих наместников-даругачинов.
Таким образом, много общего имела государственно-
административная система большинства средневековых госу-
дарств Евразийской степи: разделение территории государства
на восточное и западное крыло; создание административно-
политической системы в соответствии с этническим принци-
29
пом; соединение военных и административно-территориаль-
ных функций; связь политической и административной систе-
мы с социальным строем государства и т.п. В то же время ко-
чевники имели более высокий социальный статус, чем осед-
лые народы. Характерно, что в большинстве случаев во главе
этих государств стояли представители знатных родов, кото-
рые, по представлениям средневековых кочевников, имели
харизму. Однако не ясно, являлись ли все эти отмеченные чер-
ты результатом преемственности, либо в этом следует видеть
характерные для всех кочевых обществ особенности вне зави-
симости от времени и места.
А.Б. Банькова
МОНАХИ И ВЛАСТИ:
РЕАЛИИ РАННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЭПОХИ (IV-VI вв.)*
В V-VI вв. монахи и монастыри в Восточном Средиземномо-
рье стали обыденным и массовым явлением. Наверное, не было
ни одного уголка этого региона, где не было если и не монастыря,
то келии отшельника, или просто переходивших с места на место
«бродячих» иноков. Не будем говорить - это достаточно баналь-
но, что разрыв с миром у большинства монахов был достаточно
условным. Даже те из монахов, кто в наибольшей степени стара-
лись избегать всяких контактов с себе подобными, были вынуж-
дены время от времени нарушать свою «исихию» и путем пере-
писки или же личного общения решать те или иные проблемы,
включая и такие сугубо мирские, как вопросы землепользования,
наследования или налогов с власть предержащими, как местными,
так и высшими, вплоть до апеллирования к самому императору.
Агиографические сочинения, посвященные большей частью
описанию «духовного делания» или же религиозных споров, как
ни странно, дают нам достаточно разнообразный и интересный
материал и для анализа того, как монахи решали те земные про-
блемы, которые их обременяли.
Можно предположить, что один из самых распространенных
конфликтов был связан с проблемами землепользования, в том
числе с наследованием земли. Достаточно большая часть законов
позднеримских императоров была посвящена урегулированию
30
таких споров. Однако нас сейчас будет интересовать их отраже-
ние в агиографии. Алфавитное собрание Апофтегмат рассказыва-
ет об авве Геласии1, которому некий умерший старец, обитавший
близ Никополя (Палестина) завещал свою келию и небольшое
поле (ка1 то яер1 аЪто xcopiov). Но у умершего инока был родст-
венник, который пришел к одному из городских начальников
(лрштег)оутод) Никополиса, некоему Вакату, с просьбой решить
вопрос в свою пользу. Вакат, будучи, как написано в Апофтегма-
тах, склонным к насильственным действиям (8раотг|д), попытал-
ся собственноручно отобрать поле у аввы Геласия. Характерна
реакция на этот конфликт аввы Геласия. Дальнейшие его дейст-
вия были вызваны вовсе не стремлением удержать наследство, но
нежеланием, чтобы монашеская келия перешла во владение к ми-
рянину. Инок не пожелал уступить поле даже тогда, когда Вакат
обобрал маслины, росшие на спорном поле, и вывез урожай. То-
гда градоначальник решил отправиться в Константинополь, не
только из-за тяжбы с аввой Геласием, но и по другим судебным
делам. Неизвестно, как сложилась бы судьба спорного поля, но, бу-
дучи близь Антиохии, Вакат решил посетить знаменитого Симеона
Столпника, который предписал ему принести покаяние перед аввой
и прекратить тяжбу, пока Вакат еще находится среди живых.
Таким образом, мы видим реальную, и, по всей видимости,
весьма распространенную ситуацию. Тяжба с местным начальни-
ком из-за земли, достаточно невыгодное положение монаха, по-
ездка в Константинополь для окончательного разрешения кон-
фликта. Поскольку мы имеем дело с агиографическим произве-
дением, то логично, что разрешается конфликт неординарным
способом. Грозное пророчество великого Симеона Столпника
вразумляет корыстолюбивого начальника, и тот перед смертью
успевает раскаяться.
Однако монахи отнюдь не всегда покорно соглашались пере-
носить несправедливость и обиды, которые им чинили. И очень
часто прибегали для защиты своих интересов к сугубо земным
мерам. Выше речь шла о спорах касательно земли и наследства.
Другая группа проблем связана с налогами. Для начала приведем
хорошо известный отрывок из письма № 284 св. Василия Велико-
го, которое адресовано некоему «Сборщику налогов»: «Хотя ду-
маю, что у досточестности твоей в рассуждении монашествую-
щих принято какое-нибудь правило (tIvcx xxmov) и мне не нужно
31
просить для них особенной милости... рассуждая, что и на мне
лежит обязанность заботиться о таковых людях, прошу освобо-
дить от податей (gwceXeuov) этих давно отрекшихся от мира и
умертвивших тело свое людей; почему они и не в состоянии ока-
зать какую-либо пользу обществу или имуществом (алд хртща-
tcov) или телесным служением. Потому что, если живут по обету, то
нет у них ни имущества (хрлцата), ни тела: первое расточено в
пользу бедных, а последнее сокрушено постами и молитвами...»3.
Итак, епископ выступает ходатаем перед светским властями за мо-
нахов, которые не имеют ни имущества, с которого бы следовало
заплатить налоги, ни возможности физически их отработать.
Но монахи могли обращаться к светским властям, вплоть до
императора, и напрямую, минуя заступничество местного епи-
скопа. Так, в рассказе аввы Крония об авве Иосифе Пелусиоте4 о
посольстве к царю говорится как о вещи совершенно обычной:
«Случилась тогда у отцов нужда послать десять братьев к царю
ради некоей нужды»5.
Еще более интересный вариант обращения к царскому за-
ступничеству содержится в рассказе об авве Аммонафе6: «Некий
начальник пришел в Пелусий, чтобы потребовать уплаты подуш-
ного налога [с монахов], точно также как и с мирян»7. Монахи
собрались и выбрали братьев, чтобы ехать к императору (тгрдд tov
РокяХёа), но авва Аммонафа сказал им, чтобы они затворились в
келиях и две недели постились, а он один решит вес дело. Когда
прошло две недели, братия опечалилась, потому что не видели,
чтобы он куда-нибудь ездил. Но на следующий день, когда мона-
хи вновь собрались, авва пришел и показал им царскую сакру с
печатью8. На расспросы старец ответил, что в ту же ночь он от-
правился к императору и тот написал сакру, а затем авва прибыл
в Александрию, где подписал ее у местных властей*.
Таким образом, очевидно, что идея искать заступничества у
властей, в том числе и у православного императора, была доста-
точна распространена среди монахов, а о том, что такие посоль-
ства монахов ко двору действительно имели место и верифици-
руемы, свидетельствуют, в частности, два посольства св. Саввы в
Константинополь, о которых рассказывает такой надежный ис-
точник, как «Житие Св. Саввы» Кирилла Скифопольского10. Пер-
вое посольство Савва предпринял в 511 г. по просьбе патриарха
Илии к императору Анастасию. Помимо решения целого ряда
32
внутрицерковных проблем задачей св. Саввы было добиться час-
тичной или полной отмены так наз. лерюоолрбскпа для крупных
церковных собственников. Второе путешествие в Константино-
поль к императору Юстиниану св. Савва совершил в 531 г. по
просьбе патриарха Петра. Целью этой поездки было решение,
главным образом, имущественных проблем Иерусалимского пат-
риархата и монастырей, в первую очередь, основанных Саввой.
Для восстановления разрушенных в ходе самарянского восстания
зданий и церквей Савва ходатайствовал о снижении налогов для
жителей Палестины. Помимо этого Савва просил денег на носо-
комию (больницу) для паломников, посещавших Святую землю,
денег для строительства форта с целью защиты монастырей, рас-
положенных в Иудейской пустыне и основанных св. Саввой. Все
эти просьбы были удовлетворены.
Примечания
* Работа выполнена в рамках программы фундаментальных исследова-
ний ОИФН РАН «Власть и общество в истории».
1 Apophthegmata patrum (collectio alphabetical PG LXV. Col. 148. Г. Пвр!
тоб dppd reXaoiov P.
2 Saint Basile. Lettres. Paris, 1966. T. III. Les belles lettres. Письмо написа-
но во время епископства Василия, т.е. между 370 и 378 гг.
’ Apophthegmata patrum. Col. 249. Пер! too dppd Kpoviou, e.
4 'EycvExo 5e лоте xprla то!д natpacnv, алоатеГХаг бека абеХфобд лрод
tov paoiXea 8td Tiva ypriav.
' Apophthegmata patrum. Col. 136-137. Пер! тоб dppd ’Appcova0d.
6 'HX0E лоте тц dpxcov sig то Пт|А.обаюу, ка! fjOsXcv алагтт|оа1
ЕлгкЕсраХага тобд pova/обд, каОалср ка! тобд коарлкобд.
7 fjX0£ лрод абтобд e/cdv tt]v ZdKpav бло тоб paaiArcog £o(ppayiop£VT]v.
8 ev табтт| Tfj wktl алт|Х0ОУ лрод tov paoikEa, ка! ёурац/Е ttjv ZaKpav
табтг|У ка! eA.06)v eig ’AXd;dv8p£iav блёурац/а абтду лара twv
dpx6vTO)v.
9 Schwartz E. Kyrillos von Scythopolis. Leipzig. 1939. Vita Sabae. P. 85-200.
TJL Вилкул
«КНЯЖЕ-ГОСПОДИНЕ»
«Господинъ» - обычное обращение в древнерусских землях к
владетельным особам периода позднего средневековья (XIV-
33
XV вв.). Но это обращение имеется уже в ранних летописных сво-
дах: Киевском своде XII в. и владимиро-суздальских сводах XII -
начала XIII в. Как оно появляется в летописи?
Повесть временных лет (ПВЛ) содержит лишь одну фразу,
где имеется слово «господинъ», но здесь, как кажется, разграни-
чены понятия «князь» и «господинъ». В сюжете о «лести» воево-
ды Блуда к своему князю Ярополку (980 г.) читаем сентенцию:
«иже приемше от князя или от ©господина (господина. - ТВ.)
своего честь ли дары, ти мыслять о главе князя своего». В Новго-
родской первой летописи (НПЛ) до конца XIII в. также находим
единственный пассаж, касающийся, к тому же, не князей, а рабов
и господ в общем. Ср.: НПЛ под 1216 г.: «поидоша... рабъ на
господина господинъ на рабъ» (только в XIV в. «господинъ»
употребляется по отношению к архиепископу, под 1352 г.). Такое
словоупотребление, видимо, объясняется тем, что изначально
понятие «господинъ» жестко связывалось с рабским состоянием.
Если один человек квалифицируется как «господинъ», то обра-
щающийся к нему должен квалифицироваться как «рабъ», даже
если эта квалификация символическая (ср., например, в Книге
Бытия обращение Исаака, благословленного своим отцом и на-
значенного «господином» старшему брату, к Исаву, и др.).
Но Киевский свод XII в. отходит от такого словоупотребле-
ния. В нем различные князья несколько раз названы «господами»,
в речах и обращениях к живым властителям и в панегириках и
плачах по умершим. Ср. статьи 1149 г. (обращение киевлян к
Изяславу и Ростиславу Мстиславичам и Владимира Галицкого к
Юрию Долгорукому); посмертный панегирик Изяславу Мстисла-
вичу под 1154 г. и речи под этим же годом нового киевского кня-
зя Ростислава Мстиславича, обращенные к дяде Вячеславу; плачи
владимирцев по убитому Андрею Боголюбскому под 1175 г.; новго-
родцев и смольнян по своим князьям под 1178 и 1180 гг.; речи Яро-
слава Владимировича к Всеволоду Юрьевичу под 1190 г. На не-
сколько десятилетий позднее слово появляется во владимиро-
суздальском летописании. Здесь также находим несколько при-
меров: под 1175 [«помиловати князя нашего и господина Всево-
лода (в Летописце Переяславля Суздальского: Ярослава. - Т.В.)
своего же приснаго брата»], 1180 (речи рязанских князей к Все-
володу: «ты господинъ ты отець... князь же Всеволодъ...»), 1186
(«ты отець ты господинъ ты брат»), 1200, 1203 и 1228 гг.
34
В общем для суздальского и киевского сводов тексте слово
отмечено только однажды, в старом своем значении «хозяин».
Говорится о коне Андрея Юрьевича Боголюбского под 1149 г.:
«конь же его, язвенъ велми, оунесъ господина своего и оумре».
Можно было бы посчитать словоупотребление Ипатьевского
и Лаврентьевского сводов совпадением и говорить о сдвиге зна-
чения, произошедшем независимо в разных центрах и отражен-
ном несколькими летописями, если бы не примечательное отсут-
ствие слова «господинъ» применительно к князьям и архиепи-
скопам в НПЛ (до XIV в.) и не менее любопытное молчание о
князьях-«господах» составителя первой, холмской или галицкой,
половины Галицко-Волынской летописи (ГВЛ, первая половина
XIII в.). Собственно говоря, один раз выражение встречается в
галицкой части (под 1241 г.), но в пассаже, переработанном и,
судя по всему, принадлежащем волынскому редактору, который
привлекал Киевский свод. Притом в ГВЛ в выражениях со сло-
вом «господинъ» часто прослеживается прямая текстуальная за-
висимость от Киевского свода (ср. статьи 1279, 1281, 1287, 1288 и
1289 гг.).
Потому скорее необходимо искать один источник. Мне пред-
ставляется, что таким источником был один из владимиро-
суздальских сводов (отразившийся в самом Лаврентьевском спи-
ске, Радзивиловском и Московско-Академическом списках и Ле-
тописце Переяславля-Суздальского), несмотря на то, что статьи
Киевского свода, казалось бы, более ранние. Напомню, в Ипать-
евском своде первая статья со словом «господинъ» - 1149 г., а в
Лаврентьевском - 1175 г. Как известно, в Киевском своде имеют-
ся заимствования из владимиро-суздальского. По моим наблюде-
ниям, слово «господинъ» вводил тот же книжник, который при-
влекал и яркие фразы из хронографических текстов и, в том чис-
ле, Александрии (заимствования из Александрии продолжаются
до предпоследней статьи Киевского свода, 1196 г.). То есть эти
пассажи введены единовременно, не составителями различных
промежуточных киевских сводов, а именно при окончательной
редакции, которую, по-видимому, следует датировать началом
XIII в.1 В свою очередь, составители владимиро-суздальских
сводов продолжали некоторое время использовать эту формулу,
уже после окончания их общего источника - гипотетического
свода - общего протографа Лаврентьевского и Радзивиловского
35
списков и Летописца Переяславля-Суздальского. Последнее вы-
ражение с этим словом встречается в Лаврентьевском списке под
1228 г.
Обращает на себя внимание выражение «отец и господин». В
Лаврентьевской группе списков оно встречается в четырех пас-
сажах из шести. В Киевском своде - трижды и еще раз в описа-
тельной конструкции. В ГВЛ не отмечено, но превращено, по-
видимому, в соответствии с обстоятельствами (поскольку речь
здесь шла о взаимоотношениях между двоюродными братьями) -
в «господинъ-брать». Можно осторожно предположить, что
именно такая «смягчающая» формула была исходной. Князей ле-
тописцы часто называют «братьями» и отношения родственного
подчинения (отец - сын, старший брат - младший) были менее
жесткими, нежели «рабъ» - «господинъ». Конечно, восприятие и
понимание слова можно только реконструировать, однако почти
полное отсутствие обращения «господинъ» в ПВЛ, НПЛ и первой
половине ГВЛ позволяет предполагать достаточно острое вос-
приятие в Древней Руси обозначения прямого «господства» и
именно такой путь усвоения обращения «господинъ» в его рас-
ширительном значении.
Примечания
1 Толочко А.П. О времени создания Киевского свода «1200 г.» //
Ruthenica. 2006. Т. V. С. 73-87.
Ю.Я. Вин
К ВОПРОСУ О СОЦИОКУЛЬТУРНОМ КОНЦЕПТЕ
«ВЛАСТЬ» В ВИЗАНТИЙСКОМ ПРАВЕ:
ОТ «AUCTORITAS» К ЕГО ЭКВИВАЛЕНТУ
В «ВАСИЛИКАХ»
Первые наблюдения*
Материалы византийского права уже становились предметом
специального рассмотрения с целью изучения воплощенного в
них социокультурного концепта «власть» и лексических средств
его изъявления. Наряду с теоретическим обоснованием лексиче-
ского анализа социокультурной природы важнейшего компонен-
та когнитивной деятельности человека, для обозначения которого
36
все большее число современных ученых, в том ряду - историки,
прибегают к понятию «концепт», первые изыскания позволили
охарактеризовать аутентичные, то есть почерпнутые в текстах
источников понятия и термины, заключавшие в себе идею «вла-
сти». Это средневековые греческие эквиваленты латинских поня-
тий «potestas» (гражданская и личная власть) и «imperium» (пуб-
личная и военная власть), представленные в византийском зако-
нодательстве лексемами АрхЛ (власть как господство, начальст-
вование и управление), e^ow'ia (власть как могущество, право и
свобода), а также кратос (власть как могущество и сила)2.
В общем перечне лексических символов социокультурного
концепта «власть» в византийском законодательстве следующим
после названных понятий стоит термин позднеримского и ранне-
византийского права «auctoritas». Он появился, выражаясь слова-
ми Н.А.Машкина, на заре развития римского общества и приоб-
рел свое самобытное значение в семейном быту, гражданском
праве, в системе государственного и общественного управления.
Будучи неотъемлемо сопряжен с идеей власти, еще в период
правления Августа термин «auctoritas» входит в систему государ-
ственного права, где он, означая положение учреждения или
юридического лица по отношению к обществу, противопоставлен
понятиям «potestas» и «imperium». Как один из важнейших ис-
точников власти начиная с позднеримского времени, понятие
«auctoritas» сопрягается с представлениями об «авторитете» в
нынешнем смысле этого слова3. Одновременно прослеживается
укоренение термина «auctoritas» в частном римском праве в каче-
стве обозначения распорядительных полномочий и волеизъявле-
ния обладающего дееспособностью юридического лица4. К сожа-
лению, это латинское понятие, как и его греческие эквиваленты в
средневековом праве, остаются вне поля зрения большинства со-
временных специалистов в области византийского права и мен-
тальности, в трудах которых понятийно-терминологическая по-
доплека «авторитета» власти не получает надлежащего освеще-
ния. Поэтому было бы логично продолжить исследование социо-
культурного концепта «власть», раскрывая именно эту его грань.
Актуальность поставленной задачи, ввиду невозможности ее одно-
значного решения, требует от историка не только узко профессио-
нальных знаний, но и широкого обобщения с охватом философ-
ских взглядов и мировоззрения византийцев.
37
Прежде всего, реконструируя концепт «власть» как социо-
культурный аспект не только научной позиции современного ис-
следователя, но и общественного сознания человека историче-
ского прошлого, нужно ответить на вопрос о лексических экви-
валентах латинского понятия «auctoritas» в средневековом грече-
ском языке. Вероятно в качестве таковых, исходя из известных
значений слов, можно было бы счесть греческие понятия етп,ррот|
как выражение персонального влияния и киро<, чей смысл конта-
минирует непосредственно с представлениями о «власти» и «ав-
торитете». Однако первое из приводимых понятий в составе юс-
тинианова права и наиболее полной его переработке X в., полу-
чившей название «Василики», практически отсутствует. Кирос же
встречается в созвучном по значению понятию «auctoritas» смыс-
ле слова лишь однажды в юстиниановом эдикте XIII (Гл. 2), по-
священном, используя фразеологию современной политологии,
разделению полномочий представителей провинциального
управления александрийской и египетской епархий. Четыре дру-
гих примера словоупотребления кирос - одно в «Василиках» и три
в схолиях к ним - составляют словосочетания типа «иметь (полу-
чить и тому подобное) силу» вне описаний властных компетенций.
Поиск в византийском законодательстве лексического экви-
валента понятия «auctoritas», помимо его непосредственных
употреблений в прототипах законодательных положений, напи-
санных на латинском языке, возможен лишь путем сравнения их
с греческими версиями. Наиболее достоверны сопоставления тек-
стов юстиниановых новелл, написанных, как известно, на грече-
ском языке, с их переложениями на латинский язык, получивши-
ми название «Аутентика». За одним исключением, судя по всему,
результатом редактирования или опиской, все соответствующие
новеллы доказывают, что прямым лексическим эквивалентом по-
нятия «auctoritas» выступало понятие avOevTia. Его лексические
значения - «господство», «самовластие» и некоторые другие —
говорят в пользу того, что оно изначально не было, вероятно,
полностью адекватно искомому значению «auctoritas» как во-
площению полномочности и влиятельности юридического лица.
Тем не менее, именно указанную семантику подтверждают сло-
воупотребления avOevTia в «Василиках». Здесь они, охватывая
сферу судопроизводства и административного управления, слу-
жат одним из главных обозначений правоспособности не только
38
отдельных юридических лиц, но и учреждений - от «димосия»
(казны) и полиса в целом до монастыря. Во многих статьях «Ва-
силии» термин a^OevTia, подобно своему латинскому прототипу,
легко отождествляется с действенностью законов и законода-
тельных решений (догматов), подкрепляя их юридическую силу,
скажем, Веллеева догмата, а также с подлинностью администра-
тивных указов и распоряжений. Наряду с тем, термин avOevTia
обозначает юридическую правомочность в общем смысле слова,
когда подразумевается «законная» или «собственная» юридиче-
ская правоспособность как таковая.
Сходно понятию «auctoritas» его греческий эквивалент, aiXtevria,
который так или иначе затрагивает преимущественно вещное право,
вопросы собственности и пользования, распоряжения и наследова-
ния, управления имуществами и долгов. В более, чем половине из ста
статей «Василик», где отмечен термин auOevria, он касается юрис-
дикции опекунов, кураторов и попечителей в отношении несовер-
шеннолетних лиц. В то же время, как показывают исследуемые мате-
риалы, принятое в византийском средневековье обозначение юриди-
ческой дееспособности выступает непременным атрибутом предста-
вителей властей - судей, эпарха, преторов, стратегов и вообще «на-
чальников»-архонтов, равно и делопроизводителей, таких, как симво-
лограф, и иных должностных лиц, включая епископов. Правда, вос-
станавливая социокультурный концепт «власти», нельзя не увидеть,
что в отличии от юстинианова права, которое соотносит термин «auc-
toritas» с фигурой императора напрямую, «Василики» прилагают со-
ответствующее понятие к высшим чинам, допустим, синклитикам, и
к василевсу лишь опосредованно, в лучшем случае, когда речь вдет
об раагХцст] avOerria.
В этой связи необходимо подчеркнуть, что в сравнении с юс-
тиниановым законодательством и свойственным ему «auctoritas»
«Василики» заметно сузили семантическое поле понятия
avOevTia. Тогда как в «Дигестах» примерно 275 словоупотребле-
ний «auctoritas» распределены почти в двухстах законодательных
статьях, а приблизительно то же число его употреблений в Ко-
дексе Юстиниана выявляется в 225 разделах, не говоря о новел-
лах и эдиктах императора, где между двумя терминами установ-
лено соотношение 3 к 1, «Василики» ограничены менее, чем 120
словоупотреблениями aiOevria в 105 своих статьях. Прототипа-
ми большей их части являются юстиниановы законоположения и
39
в одном случае - статья вторит «Прохирону» (X в.). Конечно,
имеются в виду не прямые заимствования, ведь «Василики» от-
делены от ранневизантийского законодательства средостением
ряда последующих компиляций и переложений. Очевидное сви-
детельство того — обильные схолии к «Василикам», где трижды
выходит на свет термин «auctoritas» и еще 150 раз auOei/Tia в раз-
личных их транскрипциях. В конечном итоге все переделки в
корне меняют образ «власти», что легко различимо на примерах
термина avOei/Tia. Так, вне поля зрения позднейших компилято-
ров остались целые разделы «Дигест» и Кодекса Юстиниана, по-
священные правоприменению «auctoritas» в тех или иных облас-
тях повседневной жизни и властных полномочий. К тому же бы-
ло бы неправильно недоучитывать семантических изменений
термина avOcvTia. Достаточно указать, что в девяти статьях и од-
ном титуле «Василик» это словоупотребление вытеснило приня-
тые в соответствующих разделах прототипы словоупотребления
«auctor», то есть субъекта юридического деяния, олицетворенно-
го понятием «auctoritas»5. Кроме того, помимо многочисленных
несоответствий с прототипами и утрат можно установить факты
спонтанного ввода в текст «Василик» термина avGei/Tia
(С.П. 12(13).! 1,1 - В.А.VIII.2.85,1) или замены им понятия «volun-
tas» (D.XIV.5.2 - В.А.XVIII.3.2).
Конечно, сделанные наблюдения не всегда относятся к выс-
шей политической власти. Отображение ее позиций в византий-
ском праве настоятельно требует анализа совокупности понятий-
но-терминологических соответствий юстинианова законодатель-
ства и его средневековых компиляций. Бесспорно одно - для Ви-
зантии социокультурный концепт «власть» немыслим без сопос-
тавления рассмотренных терминов.
Примечания
* Исследование выполняется при финансовой поддержке РФФИ (Проект
№ 06-06-80047а и Проект № 05-06-80132а).
1 Вин Ю.Я. К вопросу о концепте “власть" в средневековом византий-
ском законодательстве (По материалам “Василик") // Репрезентация
верховной власти в средневековом обществе (Центральная, Восточная
и Юго-Восточная Европа). М., 2004. С. 15-19. Там же указана основ-
ная литература.
2 Машкин НА. Принципат Августа: Происхождение и социальная сущ-
ность. М.; Л., 1949.
40
3 Дождев Д.В. Римское частное право. М., 1999. С. 271, 285 и далее, 413
и далее.
4 Соответственно см.: Правовая культура Византийской империи. СПб.,
2001; Хвостова К.В. Социально-экономические процессы в Византии
и их понимание византийцами-современниками (XIV- XV вв.). М.,
1992; Она же. Особенности византийской цивилизации. М., 2005. С.
59-60 и далее, 174-175.
' ДождевД.В. Римское частное право. С. 285.
Н.А. Ганина
ГЕРУЛЫ КАК ВОИНСКАЯ ЭЛИТА:
К ОПРЕДЕЛЕНИЮ И ЭТИМОЛОГИИ ТЕРМИНА
За последние годы историки высказали немало соображений
о герулах (эрулах) как социальной общности1. Герулы/эрулы -
лат. Heruli, греч/'ЕрооХоц германское самоназвание - эрулы <
*erulaz / erilaz; ср. здесь рун. erilaR «эриль, знаток рун», ди. jarl
«представитель высшей знати, ярл», да. еог! «представитель выс-
шей знати, эрл», «муж, воин» (поэтич.), дс. erl «муж, воин». Упо-
минания герулов в источниках многочисленны (Аммиан Марцел-
лин, бл. Иероним, Зосим. Аполлинарий Сидоний, Марцеллин
Комит, Иордан, Прокопий Кесарийский). До П в. н.э. герулы раз-
мещались на острове Зеландия и Ютландском полуострове, а за-
тем были вытеснены оттуда племенами данов [Get. 23] и начали
продвижение на юго-восток. Одна часть герулов ушла в низовья
Рейна, другая - в Северное Причерноморье. В III в. герулы дос-
тигли границ балканских провинций Римской империи и осуще-
ствляли вторжения в Империю совместно с другими германскими
племенами. Вероятно, после поражений в 268-270 гг. герулы бы-
ли переселены в западные провинции Римской империи; в IV- V
вв. служили в войсках Византийской империи в качестве федера-
тов. После поражения от гепидов и лангобардов в 512 г. герулы
ушли из Среднего Подунавья в Ютландию".
Герулов (Heruli) знает и неоднократно упоминает Иордан,
однако в тексте «Getica» иногда встречаются также некие элуры
(Eluri). Е.Ч.Скржинская считала последних причерноморским
негерманским племенем на том основании, что элуры упомянуты
в этническом и географическом словаре Стефана Византийского
41
(со ссылкой на XII кн. хроники Дексиппа) как «скифское племя».
Говоря об элурах, Иордан сообщает, что, по данным Аблавия,
они жили близ Меотиды3. В.В.Лавров поясняет, что Е.Ч.Скржин-
ская при отнесении элуров к степнякам-кочевникам основыва-
лась на характеристике племени как «легковооружённого» и «бы-
строго» [Get. 118]. Однако герулы описываются аналогичным
образом (ср. [Get. 261]). Вслед за О.Гшвантлером и др. В.В.Лав-
ров полагает, что наличие в тексте «Getica» двух названий для
одного и того же племени (Heruli - Eluri) может быть объяснено
метатезой при построении учёной этимологии («элуры» < греч.
ёХт| «болото, стоячая вода»), причем сама этимология, вероятно,
принадлежала еще афинцу Дексиппу. При этом пребывание геру-
лов в «области Меотиды» (Боспор или Северное Приазовье)
вполне вероятно4. Впрочем, сама Е.Ч.Скржинская пишет в ком-
ментарии: «то ёХо<;, та ёХд - болото, поемные луга (лат. palus).
От этого слова Иордан производит название племени, которое он
несколькими строками выше определяет как “племя герулов”
(“gens Herulorum”)»5.
Для Прокопия Кесарийского эрулы - германцы-язычники,
живущие «по ту сторону Истра, к северу» [Bell. Goth. VI (II), 14, §
1-7]. Прокопий сообщает о нравах эрулов, а также о «короле эру-
лов» Родульфе, войне их с лангобардами, о принятии эрулами
христианства при Юстиниане, убийстве ими собственного короля
Оха и требовании прислать кого-нибудь из царского рода с ост-
рова Фула для поставления королем [Bell. Goth. VI (II), 14, § 41).
И наконец, весьма ценно указание Прокопия о том, что часть
эрулов в 512 г. вернулась на родину. Ономастикой герулов по
Прокопию - германский: ср. Аларик, Алуит, Визанд, Родульф,
Сватуаз (Свартус), Фанифей, Фара, Филемут. Имена эти - либо
восточногерманские, либо дошли через восточногерманское по-
средство. Имя Аруф (’АроиО) сопоставляется с этнонимом *Harud
- «харуды», «хёрды» (ср. Hordaland и др. в Норвегии), а также с
именем Одина Нргдг и легендарным предком лангобардских ко-
ролей Harodus (Spgubrot)6.
Во всех древнегерманских языках мы имеем дело не с этно-
нимом, а со специфическим термином: рун. erilaz - обозначение
человека, владеющего рунами, а ди. jarl и да. eorl - обозначение
лиц высокого социального статуса. Рун. erilaz встречается не ме-
нее чем в 9 надписях; в древнейшей (IV в.) оно образует форму-
42
лу: ек erilaz + имя собственное в род. п. - «я, эриль такого-то», в
более поздних - «ек erilaz сделал (написал, раскрасил) руны».
Ср.: «erilaz стартерунических надписей является племенным на-
званием, ставшим обозначением жрецов или группы людей, вла-
деющих знанием письма и потому занимающих в обществе высо-
кое социальное положение»7. Примечательно, однако, что после
середины VI в., т.е. как раз в то время, когда герулы вернулись в
Ютландию, формулы с «erilaz», равно как и само это слово, не
распространяются, а, наоборот, выходят из употребления8.
Всё это заставляет с особым вниманием отнестись к давней
версии О.Хёфлера о том, что «эрул»/ «герул» - не один из гер-
манских этнонимов, а обозначение социальной группы, соеди-
ненной общим культом, магическими знаниями и, как следствие
- воинским товариществом. По новейшей оценке Г.С.Лебедева,
герулы - «разноплеменная воинская элита, в бурных условиях
IV-V вв. обретавшая способность к самоорганизации»; исследо-
ватель считает возможным даже говорить о миграциях «готов,
гепидов и прочих «эрулов»9, употребляя последнее обозначение в
собирательном смысле.
Х.Станг выделяет особые черты герулов: замечательно высо-
кий рост и тяжесть (легенды о том, что кони не способны их но-
сить), красная боевая раскраска, способность к быстрому и лег-
кому бегу. Однако всё это может рассматриваться и как признаки
культового воинского союза. Станг считает, что название *erul-
было принято потомками знатных родов из Скандинавии по
принципу «воинской похвальбы»10. Таким образом, герулы (эру-
лы) - воинская элита на исконной территориально-племенной
основе.
Герулы считаются то выходцами из Скандинавии (боль-
шинство исследователей), то восточными германцами11, то за-
падными германцами12. Представляется, что интерпретация это-
го образования как воинской элиты эпохи Великого переселения
народов дает дискуссии нужное направление. Однако следует
иметь в виду, что эта элита все же восходит к некой узкопле-
менной основе: так, «герульский след» в Северном Причерно-
морье связывают с определенным типом погребений (могильник
Чатыр-Даг, кремация с оружием и предметами сельскохозяйст-
венного обихода), свойственным Южной Норвегии [Щукин
2005, 431]. В связи с этим ср. название фьорда Hardang(e)r <
43
*Horda-angr и имя герула ’ApovO < *Haruda-. В эпоху Великого
переселения народов герулы теснее всего связаны с восточными
германцами.
Следует отметить, что основа *erul- в источниках не впол-
не тождественна основе *eril- в древнегерманской лексике.
Можно было бы объяснить это обычной вариативностью этно-
нимов, но вторая основа никогда не выступает как этноним.
Это основы с разными огласовками: в -il- представлена нор-
мальная ступень аблаута, в -ul— нулевая. При неизменности
ударного корневого гласного это указывает либо на суффикс -
il-/ul- (уменьшительный), либо на германское продолжение
какого-то индоевропейского расширителя, «приросшего» к
корню при переходе на германский уровень. Потому в *eril- и
*erul- можно усматривать индоевропейскую основу *ёг-. Это
заставляет вспомнить о возведении эрулов к «орлам»: в своей
этимологии др.-прус. arelis «орел» В.Н.Топоров упомянул ди.
jarl и др., не делая каких-либо выводов13. В таком случае ближе
всего к германскому *erilaz оказывается западнобалтийское
*erelis «орел», тогда как праслав. *огь1ъ обнаруживает другую
огласовку; в таком случае перед нами - интересная германо-
западнобалтийская изоглосса14; ср. идеи В.Н.Топорова и М.Б.Щу-
кина о контактах германцев и западных балтов в эпоху Вели-
кого переселения народов.
Семантически эта этимология вполне удовлетворительна:
воинская элита обозначается как «орлы» (связь с высшими си-
лами, знатность, неустрашимость, легкость на подъем; ср., ме-
жду прочим, убийство стариков и больных, о котором сообща-
ет Прокопий как средстве поддержания вечной юности
«избранных»). Кроме того, в индоевропейской древности
основа *ёг-/*бг- (с сонорным расширителем, в котором уместно
видеть изначальную гетероклитику: *ег-п-/ег-1-) обозначала не
только «птиц», но и «питомцев, отпрысков» (сближение греч.
upvig «птица» и Epvog «отпрыск, потомок», tipwpai, 'Bpvnpi
«рождаться, начинаться»)15. «Орел» в германских языках
обозначается производным от той же основы, но с другим
расширителем (гот. ага, ди. ari, Qm, да. earn, двн. aro, ат), и
потому о/г *6r-il-az / er-ul-az (< и.-е. *er-el-os /*er-5-os) даже на
общегерманском уровне уже не могло быть нарицательным
существительным со значением «орел», но должно было
выступать как застывший термин. Культово-мифологическая
застывший термин. Культово-мифологическая подоплека впол-
не уместна в случае мужского сакрального и военного союза.
Можно предположить, что с институтом «орлиной» воинской
элиты связано распространенное в эпоху Великого переселе-
ния народов изображение орла как символа власти (орлиного-
ловые фибулы и пряжки).
Примечания
1 Лавров В.В. Герулы в Причерноморье // Stratum plus. Петербург-
ский археологический вестник. СПб; Кишинев, 1997 [http://www.stra-
tum.ant.md]; Станг X. Наименование Руси (герульская версия) И
Stratum plus. Петербургский археологический вестник. СПб; Кишинев,
1999. № 5 [http://www. stratum.ant.md]; Лебедев ГС. Эпоха викингов в
Северной Европе и на Руси. СПб, 2005. С. 131-132 и 135.
2 Буданова В.П. Готы в эпоху Великого переселения народов. М., 1990.
С. 171-172; Лавров В.В. Герулы в Причерноморье; Мельникова Е.А.
Скандинавские рунические надписи: Новые находки и интерпретации /
Тексты, перевод, комментарий. М., 2001. С. 12.
' Скржинская Е. Ч. Комментарий И Иордан. О происхождении и деяниях
гетов / Вступ. ст., перевод, коммент. Е.Ч.Скржинской. СПб, 1997. С.
267.
4 Лавров В. В. Герулы в Причерноморье.
5 Скржинская Е. Ч. Комментарий.
6 Wagner N. Gausus und Harodus H BeitrSge zur Namenforschung. 1978.
Bd. 13. S. 242.
7 Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи.
8 Там же.
9Лебедев ГС. Эпоха викингов. С. 131 и 135.
10 Станг X. Наименование Руси.
11 Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи.
12 Loewe R. Die Reste der Germanen am schwarzen Meere: Eine ethno-
logische Untersuchung. Halle, 1896; Gronvik O. Die dialektgeographi-
sche Stellung des Krimgotischen und die krimgotische cantilena. Oslo.
1983.
ь Топоров В. H. Прусский язык. Словарь. 1975. Т. 1. С. 102-103.
14 Там же.
15 Трубачев О Н. Труды по этимологии. М. 2004. Т. 1. С. 118.
45
Г.В.Глазырина
ЯЗЫЧНИКИ И ХРИСТИАНЕ В ИСЛАНДИИ
НАКАНУНЕ ОФИЦИАЛЬНОГО КРЕЩЕНИЯ СТРАНЫ*
Официальному введению христианства в Исландии решением
Альтинга в 1000 г. предшествовало несколько попыток распро-
странения христианской веры: в 981-985 гг. с миссионерскими
целями там находился саксонский епископ Фридрек, которого
сопровождал исландец Торвальд Кодранссон, затем (ок. 986 г.) с
целью крещения населения этой страны был послан норвежским
конунгом Олавом Трюггвасоном и недолго оставался там другой
исландец - Стевнир Торгильссон, наконец, с той же целью в 997 г.
конунг отправил в Исландию священника из Бремена Тангбранда
и исландца Гудлейва. Все три миссии завершились неудачей.
Осуществить крещение страны, как сообщают источники, уда-
лось лишь самому Олаву Трюггвасону. В «Книге об исландцах»,
написанной первым исландским историком Ари Мудрым (Ari
Thorgilsson. fslendingabok. Кар. VII), и в «Саге о Ньяле» (главы С-
CV) рассказывается о том, как проходил знаменитый Альтинг и о
тех событиях, которые ему непосредственно предшествовали.
Вопреки свидетельствам письменных памятников, исследова-
тели, однако, полагают, что обращение исландцев в христианство
не было единовременным актом, а роль Олава Трюггвасона в кре-
щении Норвегии и Исландии была преувеличена Ари Мудрым и
следовавшими ему средневековыми авторами (The Christianiza-
tion of Scandinavia. P. 2, 9, 72-73 и др.). Едва ли следует недооце-
нивать степень распространения христианства в Исландии к
1000-му году. Среди первопоселенцев в Исландии были христиа-
не, и их потомки сохраняли веру своих отцов (напр.: Сага о Нья-
ле. Гл. CI). К тому времени, когда на остров прибыли первые
миссионеры, многие исландцы уже познакомились с основами
христианства во время своих поездок на континент (в частности,
в Данию) и в Англию, с которыми у населения страны существо-
вали прочные связи. Некоторые сами приняли крещение, нередко
в форме prima signatio, что значительно облегчало торговые и
другие контакты (Gragas. 1980. Vol. I. Р. 26). Учитывая склон-
ность исландцев к обмену актуальной информацией и новыми
знаниями, можно полагать, что какие-то, пусть искаженные све-
46
дения об иной религии, отличной от их собственной, уже полу-
чили распространение в обществе. В письменных памятниках
(«Книге о заселении страны» и «Саге о людях с Килевого Мыса»)
упоминаются три церкви, построенные в Исландии вскоре после
заселения - в 900-925 гг. (Orri Vesteinsson. Р. 26). Тем не менее, в
источниках почти не говорится о том, что кто-то из жителей Ис-
ландии был знаком с основами христианства, а условия, в кото-
рых действовали миссионеры, представляются как состояние
полной неосведомленности в этом вопросе.
Нежелание признавать наличие подготовленной для воспри-
ятия новой веры среды, очевидно, лежит в основе интерпретации
авторами «Саги о крещении» и «Пряди о Торвальде Путешест-
веннике» причин появления на острове первых миссионеров -
епископа Фридрека и Торвальда Кодранссона - как проявления
личной инициативы исландца, пожелавшего, чтобы его родичи и
друзья стали христианами. Тема личного выбора веры, принять
которую каждый человек может, руководствуясь близкими ему
одному мотивами и соображениями, присутствует во всех эпизо-
дах, где рассказывается о конкретных людях и их крещении
Фридреком и Торвальдом. Из текстов ясно следует, что исландцы
имели разные основания для перехода в христианство: кто-то ис-
кренне поверил в Христа и принял полное крещение, кто-то
предпочел христианство, чтобы избежать лишних трат на содер-
жание языческого капища, и согласился лишь на prima signatio;
большинство людей сохранили верность старым богам. Однако
именно подготовленностью определенной части населения мож-
но объяснить ту легкость, с которой на первых порах миссионе-
рам удавалось уговорить людей расстаться с языческими заблуж-
дениями.
Как описывается в источниках, взаимоотношения между
крещеными Людьми и язычниками были отнюдь не простыми.
Хотя об этом не говорится прямо, отдельные эпизоды позволяют
полагать, что после разделения людей по признаку веры повсе-
дневное общение между ними существенно сокращалось. Так, в
«Пряди о Торвальде Путешественнике» рассказывается, что гос-
тями на одной свадьбе были как язычники, так и христиане, ко-
торые не пожелали находиться рядом. Чтобы избежать недоразу-
мений и конфликтов между ними, было решено разделить поме-
47
щение занавеской и разместить в одной части епископа с хри-
стианами, а в другой - язычников.
Чем дольше епископ и Торвальд оставались на острове и де-
монстрировали людям христианские чудеса, тем чаще возникали
конфликты между ними и язычниками, которые либо угрожали
их жизни опасностями (нападениями, попытками сжечь церковь),
либо провоцировали миссионеров проявить нетерпимость, при-
нося в их присутствии жертвы своим богам. Одним из проявле-
ний ненависти к миссионерам стало сочинение коллективного
нида - хулительных стихов, которые позднее были законодатель-
но запрещены в Исландии (Gragas. 2000. Vol. II. Bls. 197-199).
Реакцией Торвальда на обвинения в женоподобии и мужеложест-
ве стало убийство двух скальдов - авторов этого нида. За это пре-
ступление Торвальд и епископ Фридрек были объявлены вне за-
кона и вынуждены были покинуть страну.
О деятельности исландца Стевнира, посланного на родину
конунгом Олавом Трюггвасоном», кратко рассказывается в «Саге
о крещении» и «Пряди о Стевнире Торгильссоне». Увидев, что не
только его родственники, но и другие люди повсюду, где бы он
ни появлялся, относятся к нему враждебно, Стевнир начал раз-
рушать языческие капища и сокрушать каменных идолов. В тот
год, говорится в «Саге о крещении», на Альтинге был принят за-
кон, согласно которому родственники христиан могли иницииро-
вать против них судебное разбирательство на основании «fraenda
skQmm» - «семейного позора» (Kristni saga. Bls. 17), и Стевнир
был объявлен преступником и вынужден был покинуть родину и
вернуться к конунгу Олаву Трюггвасону.
Узнав о неудаче Стевнира, Олав послал в Исландию священ-
ника Тангбранда, о чем рассказывают «Сага о крещении», «Сага
о Ньяле» и прядь «О Тангбранде»: Тангбранд не имел там родст-
венников, а поэтому он мог работать, не опасаясь быть объявлен-
ным вне закона. Он находился на острове год или два, разъезжая
по стране и проповедуя христианство, и ему удалось обратить
много людей в разных частях страны, особенно из числа зажи-
точных бондов. Однако, как замечает Ари Торгильссон, остава-
лось еще больше тех, кто отказывался креститься.
До нас дошли две версии рассказа о том, как завершилось
пребывание Тангбранда в Исландии. Согласно «Саге о креще-
нии», язычники поступили с ним так же, как с епископом Фрид-
48
риком и Торвальдом - сочинили хулительные стихи и спровоциро-
вали Тангбранда на убийство, после чего он вынужден был уехать
назад в Норвегию. В «Саге о Ньяле» говорится о разнообразных
кознях, которые язычники чинили священнику, - от вызова на от-
крытый бой до организации засад на его пути, от попыток обратить
Тангбранда в язычество до совершения жертвоприношения колду-
ном, чтобы земля разверзлась под копытами коня миссионера.
Нельзя не обратить внимания на стереотипность изображения
неудачной деятельности миссионеров в «Саге о крещении» и
прядях о них: епископ Фридрек с Торвальдом и Тангбранд были
объявлены вне закона за совершенные ими убийства и изгнаны из
страны, а Стевнир был осужден по иску родственников и тоже
покинул страну. Созданные в XIII в., эти произведения развивают
точку зрения о важнейшей роли конунга Олава Трюггвасона в
крещении Исландии, высказанную в труде Ари Мудрого. Не слу-
чайно в своем сочинении Ари Торгильссон приводит разговор,
который состоялся между Олавом Трюггвасоном и Тангбрандом
по возвращении священника в Норвегию:
«И он рассказал конунгу Олаву, когда приехал он на восток, о
том, что с ним приключилось, и [сказал,] что нет надежды на то,
что христианство будет там когда-нибудь принято» («Еп hann
sagdi konunginum 61afi, er hann kom austr, alt £>at er her haf5i yfir
hann gengit, ok l£t Orvant, at her myndi kristni enn takask». - Ari
Thorgilsson. fslendingabdk. Bls. 52). После этого конунг находит
силовой способ убедить исландский народ принять христианство
мирным путем и провозгласить его на Альтинге официальной ре-
лигией Исландии. Иная оценка результатов работы ранних мис-
сионеров выражена одним из персонажей «Саги о Ньяле»:
«...твоя заслуга велика, - говорит Гест священнику Тангбранду, -
если даже и другим выпадет жребий сделать новую веру законом.
Говорят ведь, что дерево не от первого удара падает» (Сага о
Ньяле. С. 231).
Деятельность, которую проводили ранние миссионеры на
протяжении двух десятилетий, предшествовавших официальному
введению христианства в Исландии, безусловно, подготовила это
событие. По свидетельству саг и других письменных памятников,
для обращения исландцев в новую веру миссионеры использова-
ли традиционные методы - «слово» (проповедь, убеждение), «де-
ло» (разрушение идолов, изгнание духов-хранителей, демонстра-
цию «божественных чудес») и «оружие» (упоминания об убий-
ствах, совершенных миссионерами), которые применялись и в
49
других регионах Скандинавии (The Christianization of Scandina-
via. P. 8). Об их несомненном успехе свидетельствует тот факт,
что за это время на острове было построено еще четыре церкви
(Orri Vesteinsson. Op. cit.). Общество, по выражению М.И.Стеб-
лин-Каменского, разделилось на «две общины» (Стеблин-Ка-
менский. С. 22), каждая из которых была готова защищать свою
веру. Однако рассказы о них в исландских памятниках персо-
нифицированы и представлены как истории конкретных людей,
память о которых сохранилась в устной традиции до времени
записи. Преобладание среди тех, кто принял христианство,
крупных хёвдингов и зажиточных бондов, имена которых при-
водятся в источниках, определило характер решения, принятого
Альтингом.
Примечание
* Работа выполнена по проекту «Трансформация исторической памяти:
от устной исторической традиции к письменной» по программе фун-
даментальных исследований Президиума РАН «Адаптация народов и
культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным
трансформациям».
Источники и литература:
Сага о Ньяле // Исландские саги / Под общей ред. О.А.Смирницкой.
СПб., MCMXCIX. Т. II. С. 47-370.
Стеблин-Каменский М.И. Культура Исландии // Труды по филологии /
Отв. ред. Ю.А.Клейнер. СПб., 2003.
Af fcangbrandi // Biskupa sogur / Sigurgeir Steingrfmsson, Olafur Hallddrs-
son og Peter Foote g£fu ut. Reykjavik, MMIII. В. I. Hl. 2 (Далее: Bisk-
upa sdgur 1-2). Bls. 111-117.
Ari Thorgilsson. Islendingabok. The Book of the Icelanders I Ed. and transl.
with an introductory essay and notes by Hallddr Hermannsson. Ithaca,
N.Y., 1930.
The Christianization of Scandinavia. Report of a Symposium held at
Kungalv, Sweden, 4-9 August 1985 I Ed. by Birgit Sawyer, Peter Saw-
yer, Ian Wood. Alings^s, 1987.
Graggs. The Codex Regius of Gr^gas, with materials from other manuscripts
/ Transl. by Andrew Dennis, Peter Foote and Richard Perkins. Winnipeg,
1980. Vol. I; Winnipeg, 2000. Vol. II.
Kristni saga // Biskupa sOgur 1-2. Bls. 1 -48.
Orri Vesteinsson. The Christianization of Iceland. Priests, Power, and Social
Change. 1000-1300. Reykjavik, 2000.
Stefhis hattr Porgilssonar // Biskupa sogur 1-2. Bls. 101-110.
Porvalds h&tr vidfgrla // Biskupa sogur 1-2. Bls. 49-100.
50
Е.В. Глушко
К ЭВОЛЮЦИИ ОБРАЗА СВЯТОГО ПРАВИТЕЛЯ:
НА МАТЕРИАЛЕ РАННИХ ЖИТИЙ
СВ. ВАЦЛАВА И СВ. СТЕФАНА
Первые «святые правители» в Центральной Европе - это
св. Вацлав (Вячеслав), князь чешский (ок. 907-929/935) и св.
Стефан (Иштван), король венгерский (ок. 975-1038). Оба они
стали первыми святыми своих земель; жития обоих были созданы
по прошествии относительно недолгого времени с момента их
смерти. Тем не менее эпоха, политическая ситуация в их владе-
ниях и вокруг них радикально различались, и, хотя оба они под-
падают под категорию «святых правителей», хотя их образы в
житиях создаются похожими средствами, тем не менее функцио-
нальная нагрузка этих образов принципиально различна. Оба они -
«слуги Божии» и защитники церкви в своих землях, но образ
Вацлава - скорее пассивный, страдательный (что находит пре-
дельное воплощение в его мученической кончине от рук собст-
венного брата, получающего таким образом власть); Стефан же -
образ деятельный, он вступает в двусторонний диалог с Богом, с
Девой Марией. Стефан является активным проводником Божией
воли по отношению к собственному народу, воплощая в себе
право божественного суда (Кузнецова 2002: 392), в то время как
Вацлав скорее демонстрирует своим подданным образец христи-
анской добродетели смирения. Если формулу «святой правитель»
разбить на два компонента, то Стефан - по преимуществу прави-
тель, а Вацлав - по преимуществу святой.
Продемонстрировать различия представляется наиболее
удобным на примере сопоставления базовых сюжетно-компози-
ционных элементов, повторяющихся в обоих житийных циклах,
но имеющих разное функционально-семантическое воплощение:
обретение власти, справедливый суд, пророческие видения, по-
стройка церкви, посмертные чудеса. Материалом послужат наи-
более ранние латинские жития данных святых: для св. Вацлава
это Crescente fide (ок. 975) и так называемая Гумпольдова легенда
(ок. 983: Trestik 1997: 9-10); для св. Стефана - так называемые
Пространное житие (Legenda Major, составлена в период с 1077
до 1083) и Краткое житие (Legenda Minor, после 1095), а также
51
черпавшая из них обоих Легенда епископа Хартвика (ок. 1100-
1116) (Berend 2000: 375).
Начнем с того, каким образом два правителя обретают власть.
Стефан предназначен для власти, это его Богом данная миссия,
данность, не предполагающая никакой иной санкции, кроме Бо-
жественной; напротив, одной из характеристик образа Вацлава
является то, что санкцию на правление ему дают собственные
подданные, и таким образом его личная святость получает значе-
ние определяющей для них всех. В истории Стефана присутству-
ет мотив чудесного рождения - как его отец, так и мать имеют
видения о грядущем великом будущем своего сына (Major, 379,
Hartvic, 406), чего нет в случае с Вацлавом. Стефан лишь «под-
твержден старейшинами» в качестве преемника своего отца (Ma-
jor, 381), тогда как Вацлав либо избран «всем народом той земли»
(Crescente, 183), либо утвержден Оттоном (т.е. Генрихом Птице-
ловом ) «с согласия народа... хотя сам настойчиво отказывался»
(Гумпольд, 149).
Интересно, что справедливая власть Вацлава и Стефана осу-
ществляется совершенно по-разному, хотя оба они помогают
вдовам, сиротам и пришлым клирикам. Суд над подданными, в
том числе оценка их личных качеств - одна из функций Стефана;
так, узнав в видении о готовящемся нападении печенегов на гра-
ницы королевства, он соглашается отправить с вестью к погра-
ничным постам лишь третьего гонца, объявив двум предыдущим,
что они неспособны это сделать (Minor, 397). Позднее, когда по-
сланцы от печенегов приходят к нему с богатыми дарами, венгер-
ские воины отбирают у них по дороге имущество и убивают не-
сколько человек; узнав об этом, Стефан вызывает провинившихся
и объявляет им: «Как вы поступили, так Господь сегодня посту-
пит с вами перед лицом моим» (Minor, 398). После чего преступ-
ники были повешены по двое у дороги. «И тем он желал дать по-
нять, что кто не примет справедливого суда Господа, так будет
тому. Услышали обитатели страны решение, изреченное королем,
и устрашились» (Minor, 398-399). Мотив суда Господня присут-
ствует и в житиях св. Вацлава, однако воплощается прямо проти-
воположным образом: Вацлав «был верный и мудрый, правдивый
в речах, справедливый в суждениях. И когда его судьи собира-
лись кого-нибудь осудить к смерти, тотчас под каким-либо пред-
логом он выходил за двери, помня о том, что сказано в евангелии:
52
“Не судите, да не судимы будете”. Он также разрушил тюрьмы и
повалил все виселицы» (Crescente, 183-184). Кроме того, значитель-
ную часть посмертных чудес Вацлава в его ранних житиях состав-
ляют чудесные освобождения из тюрем и оков (Crescente, 188-189).
Обоих правителей посещают видения, но и они имеют прин-
ципиально разную функцию. Вацлав просто констатирует факт
скорой гибели своей бабушки Людмилы (Crescente, 184-185,
Гумпольд, 153-154) - это видение свидетельствует об особой
Божией милости к нему, тогда как Стефан, как уже было сказано
выше, благодаря видению предотвращает разорение собственно-
го королевства (Major, 389); таким образом, он становится актив-
ным участником в диалоге с Богом и проводником Его воли.
Оба правителя строят церкви. Деятельности Стефана на благо
самых различных храмов в его житиях отводится немало места; в
частности, он строит монастыри в Иерусалиме и Риме и одаряет
церковь в Константинополе (Minor, 386). Подробно описано рос-
кошное внутреннее убранство «славной и великой базилики чу-
десной работы», которую Стефан возвел в своих владениях
(Major, 385-386). Когда же Вацлав, задумав выстроить храм, по-
слал за разрешением к регенсбургскому епископу, в ведении ко-
торого в то время находились чешские земли, епископ «с благо-
дарностью простер руки свои ко Господу, ликуя и говоря: “Так
скажите сыну моему Вацлаву - уже церковь твоя стоит перед
Господом Богом, чудеснейшим образом построенная”»
(Crescente, 186). После чего Вацлав действительно, со всем наро-
дом, основал храм св. Вита, но никаких столь подробных описа-
ний содержавшихся в нем сокровищ в его житиях не следует.
В связи с основанием храма св. Вита в вацлавских житиях
возникает мотив отречения правителя, невозможный в житиях св.
Стефана: «В то время он хотел идти в Рим, чтобы папа облек его
в монашеские одеяния, и из любви к Богу хотел оставить правле-
ние и передать его своему брату; но не мог из-за уже упомянутой
церкви, которая еще не была достроена» (Ibid). Стефан чувствует
себя настолько полноправным владельцем собственного королев-
ства, что даже дарует его Марии (Major, 385). Поэтому, когда его
земли оказываются под угрозой нападения, Стефан смело обра-
щается к Пречистой Деве: «Если Ты хочешь, о Владычица мира,
чтобы наследие твое было разорено врагами и новый побег хри-
стианства был уничтожен - молю, пусть это будет приписано не
53
моей бездеятельности, но скорее расположению Твоей воли»
(Major, 390).
В житиях обоих правителей встречаются описания чудесных
исцелений. В вацлавских житиях о каждом случае проявления
чудотворной силы святого князя говорится отдельно; в результа-
те в Crescente fide рассказано только о трех исцелениях (189). О
чудесах Стефана впервые относительно детально рассказано
только в Легенде Хартвика: в принципе, святость первого венгер-
ского короля очевидна и без дополнительных пояснений. Здесь
подробности сообщаются тоже только о трех исцелениях, однако
их число умножается способом, достойным цитаты и весьма ха-
рактерным для образа Стефана: «Ибо, когда повсюду стала рас-
пространяться весть о его возвышении, все, постигнутые различ-
ными болезнями, со всех концов Венгрии, кто как мог, поспешили
к святой его могиле. Но одни были быстрее, а другие, мучимые
более тяжким недугом, не могли прибыть в то же время, однако
все они, бесчисленные, были исцелены одной и той же милостью
по пути» (Hartvic, 436). Святой правитель осуществляет массовые
исцеления своих подданных как нечто само собой разумеющееся.
Таким образом, св. Вацлав и св. Стефан в изображении своих
первых агиографов представляют два полностью отличных типа
святых правителей и воплощают два совершенно разных способа
восприятия власти.
Источники
Gumpoldus episcopus Mantuanus. Vita Venzeslavi ducis Bohemiae // Fontes rerum
Bohemicarum I / Ed. J.Emler. Praha, 1873 (FRB I). P. 146-166.
Legenda major // Scriptores rerum Hungaricarum tempore ducum regumque stirpis
Arpadianae gestarum II I Ed. E.Szentpetery. Budapest, 1958 (SRA II). P. 377-
392.
Legenda minor// SRA II. P. 393-400.
Legenda S. Stephani Regis ab Hartvico episcopo conscripta 11 SRA И. P. 401-440.
Passio s. Venceslavi martyris (Crescente fide Christiana) // FRB I. P. 183-190.
Литература
Кузнецова A.M. Христианство в Венгрии на пороге второго тысячелетия // Хри-
стианство в странах Восточной, Юго-Восточ-ной и Центральной Европы на
пороге второго тысячелетия. Под ред. Б.Н.Флори. М., 2002. С. 340-397.
Флоря Б.Н. Христианство в Древнепольском и Древнечешском государстве во
второй половине X - первой половине XI в. // Там же. С. 190-266.
Hartvic. Life of King Stephen of Hungary / Transl. and Introd, by N.Berend // Medie-
val Hagiography. An Anthology I Ed. by Th.Head. Routledge, 2000. P. 375-377.
TfestikD. Podatky Pfemyslovcu: Vstup CechO do d£jin (530-935). Praha, 1997.
54
А.А. Горский
«КНЯЗЬ ВСЕЯ РУСИ» ДО XIV ВЕКА
С 80-х годах XV столетия правители формирующегося Мос-
ковского государства стали официально титуловаться «великими
князьями всея Руси1. Однако исследователями многократно от-
мечалось, что употребление этого определения встречается и ра-
нее. После выхода в свет в 1890 г. статьи М.А.Дьяконова «Кто
был первый великий князь “всея Руси”»2 утвердилось представ-
ление, что первым носителем данного титула являлся Михаил
Ярославич Тверской, вступивший в 1305 г. на великокняжеский
стол во Владимире3. Но за прошедшее столетие был отмечен ряд
еще более ранних упоминаний князей с определением «всея Ру-
си». Было предпринято несколько попыток сводки таких извес-
тий - Х.Ловмяньским в 1972 г.4, В.Пельцем в 1994 г.5, автором
этих строк в 1996 г.6, С.Н.Кистеревым в 2002 г.7 и М.Агоштон в
2005 г? По мнению Х.Ловмяньского, в домонгольский период
определение «всея Руси» связывалось с обладанием Киевом, но
было не более чем книжным, торжественным оборотом, а начи-
ная с середины XIII столетия, с Александра Невского, приобрело
официальный характер и перешло к его потомкам. С.Н.Кистерев
пришел к выводу «о существовании, начиная с княжения в Киеве
Всеволода Ярославича, титула “великий князь всея Руси”, правом
на который поначалу обладали князья, занимавшие киевский ве-
ликокняжеский стол, а затем, с середины XIII в., представители
Всеволодова “гнезда” - Александр Невский и его преемники на
владимирском престоле в лице тверских и московских владете-
лей». М.Агоштон считает, что «князьями всея Руси» стали в ХП в.
именовать киевских князей византийцы, а в XIII столетии это по-
нятие было освоено русскими книжниками. Но указанные работы
были посвящены более широкому кругу проблем, чем примене-
ние определения «всея Руси» по отношению к князьям до XIV
столетия; к тому же все пять имеющихся в литературе перечней
случаев его употребления в данный период оказываются непол-
ны. Поэтому представляется полезным еще раз обратиться к этой
9
теме .
В настоящее время известно восемь случаев применения оп-
ределения «всея Руси» к князьям, жившим ранее XIV столетия.
55
1. На печати Всеволода (в крещении Андрея) Ярославина,
бывшего киевским князем в 1078-1093 гг., читается греческая
надпись: K[YPI]E BOH0EI TQ Ш AOYUAQ ANAPEA APXONTI
ПАЕНЕ PQEIAE «Господи, помоги своему рабу Андрею, князю
всея Руси»10.
2. В послании митрополита Никифора Владимиру Мономаху
(киевский князь в 1113-1125 гг.) - «к Володимеру, князю всея
Руси, сыну Всеволожю, сына Ярославля»11.
3. В Ипатьевской летописи под 1125 г. - «Преставися благо-
верный князь христолюбивый великыи князь всея Руси Володи-
мерь Мономахъ»12.
4. В послании константинопольского патриарха Луки Хрисо-
верга владимирскому князю Андрею Боголюбскому (60-е годы
XII в.) - «молвена суть многажды (речь идет об обвинениях,
предъявляемых Андреем ростовскому епископу. - А.Г.) во своемъ
тамо у васъ соборе и предъ великимъ княземъ всеа Руси»13. Имя
князя не названо, но поскольку имеется в виду апелляция Андрея
к носителям высшей церковной и светской власти на Руси, ясно,
что речь может идти только о киевском князе. Это мог быть либо
Ростислав Мстиславич, княживший в Киеве в 1160-1167 гг., либо
(если верна датировка послания 1168 г.14) Мстислав Изяславич.
5. В приписываемом Андрею Боголюбскому «Слове о празд-
нике 1 августа» (60-е годы XII в.) - «сии праздникъ уставленъ
бысть худымъ и грешным рабом Божиим и пречистыя его матере
Богородице Андреем князем, сыном Георгиевымъ, внукомъ Ма-
намаховымъ именем Владимира, царя и князя всея Руси»13.
6. В Лаврентьевской летописи под 1212 г. - «Преставися ве-
ликыи князь Всеволодъ, именовавыи в святомь крещеньи Дмит-
рии, сынъ Гюргевъ, благочестиваго князя всея Руси, внукъ Воло-
димера Мономаха»16. Как «князь всея Руси» определен здесь
Юрий Долгорукий, княживший в Киеве (с перерывами) с конца
40-х годов XII в. до своей смерти в 1157 г.
7. В Житии Авраамия Смоленского (середина XIII в.) - «при
княженьи великого и христолюбиваго князя Мьстислава Смо-
леньскаго и всея Роускыа»17. Речь идет о Мстиславе Романовиче,
княжившем с 1197 по 1212 г. в Смоленске, а затем, до своей ги-
бели в битве на Калке в 1223 г., - в Киеве. Определение «всея Роу-
скыа» заменяет, таким образом, указание на княжение в Киеве.
56
8. В начальной статье Галицко-Волынской летописи (третья
составная часть Ипатьевской) - «По смерти же великаго князя
Романа, приснопамятнаго самодержьца всея Роуси»18. Имеется в
виду Роман Мстиславич, князь волынский и галицкий (ум. в
1205 г.), являвшийся в первые годы XIII в. сильнейшим князем в
Южной Руси.
Приведенный материал позволяет сделать два заключения.
Во-первых, определение «всея Руси» прилагалось в конце XI-
XIII в. исключительно к киевским князьям19. Во-вторых, в пяти
случаях из восьми определение «всея Руси» применяется без од-
новременного употребления определения «великий». Еще в од-
ном случае - с Мстиславом Романовичем - определение «вели-
кий» отделено от определения «всея Руси» эпитетом «христолю-
бивый». То есть только в двух случаях (№ 3 и 4) мы видим обыч-
ную в XIV-XV вв. формулу - «великий князь всея Руси» (при
этом в записи о смерти Владимира Мономаха помимо определе-
ния «великий» употреблен также эпитет «христолюбивый»).
Очевидно, в домонгольскую эпоху такой устойчивой формулы
еще не сложилось. Это хорошо демонстрирует фрагмент № 6:
Всеволод Большое Гнездо, о кончине которого идет речь, назван
«великим князем», но без определения «всея Руси» (так как он не
княжил в Киеве), а его отец Юрий Долгорукий назван «князем
всея Руси» (ибо он являлся киевским князем), но не определен
как «великий».
В связи с этим необходимо коснуться вопроса о титуле «ве-
ликий князь». Определение «великий» изредка прилагалось к ки-
евским князьям, но последовательно стало применяться к князь-
ям владимирским, с конца XII в. - со Всеволода Большое Гнез-
до20. При этом в Новгороде вплоть до первых лет XIV в. такое
титулование владимирского князя не признавали21, а в Южной
Руси оно, напротив, применялось, причем с добавлением (напря-
мую или по контексту) определения, указывающего на террито-
риальные пределы власти - «великий князь суздальский»22. Та-
ким образом, можно говорить о «сосуществовании» (с конца
XII в.) титула «великий князь» для князей владимирских и опре-
деления «всея Руси» (применявшегося, по меньшей мере, с конца
XI столетия) для князей киевских. При этом последнее определе-
ние не может рассматриваться лишь как почетное обозначение,
прилагавшееся к наиболее выдающимся князьям (как было в до-
57
монгольский период с термином «царь»). Если такое можно до-
пустить по отношению к Владимиру Мономаху и к ретроспек-
тивным определениям Юрия Долгорукого и Романа Мстислави-
ча, то именование «князем всея Руси» Мстислава Романовича
есть указание на его княжение в Киеве (помимо Смоленска - мес-
та действия Жития Авраамия). Особенно же показательно посла-
ние Луки Хрисоверга: здесь не названо даже имя князя, и эпитет
«всея Руси» призван дать понять, что речь идет о главном рус-
ском князе, т.е. киевском.
Итак, дошедшие до нас примеры применения определения
«всея Руси» по отношению к князьям домонгольского периода
позволяют прийти к выводу, что, не являясь официальным титу-
лом, оно было, тем не менее, принадлежностью князей киевских,
считавшихся «старейшими» на всей Руси: киевские князья обла-
дали правом на такое определение, иногда оно употреблялось
взамен указания на княжение в Киеве.
После Батыева нашествия киевское княжение оказалось по
воле монгольских ханов в руках «великих князей суздальских» -
сначала Ярослава Всеволодича, затем его сына Александра Нев-
ского. В известиях о вокняжении того и другого во владимирском
летописании встречаем формулы, практически синонимичные
понятию «всея Руси»: «Батый... рече ему: Ярославе, буди ты
старЪи всём князем в Русском языцЪ»; «...приказаша Александ-
рови (в Каракоруме. - А.Г.) Кыевъ и всю Русьскую землю»23. Эти
формулировки описывают тот же формальный объем властных
прерогатив, что и определение «всея Руси» у киевских князей
более раннего времени24. Возможно, статус киевских князей име-
ли и преемники Александра на владимирском великокняжеском
столе - его брат Ярослав и сын Дмитрий; первым владимирским
великим князем, который несомненно не являлся одновременно
князем киевским, был Андрей Александрович (1294—1304)25. По
отношению к нему источники не сохранили применения опреде-
ления «всея Руси». К преемнику Андрея на владимирском столе -
Михаилу Ярославичу - оно прилагается один раз, в послании
константинопольского патриарха Нифонта26. Михаил является
первым великим князем владимирским, поименованным в до-
шедших до нас источниках с определением «всея Руси», несмот-
ря на отсутствие под его властью Киева. Общерусское княжеское
«старейшинство» полностью отрывалось теперь от княжения в
58
Киеве; завершился переход статуса «общерусской» столицы от
Киева к Владимиру. Начиная с эпохи Михаила Ярославина, про-
слеживается «слияние» эпитетов «всея Руси» и «великий» в еди-
ную формулу - «великий князь всея Руси»27. По-видимому, это
произошло именно благодаря окончательному перенесению по-
нятия об общерусском политическом верховенстве - княжении
«всея Руси», ранее связывавшегося с обладанием киевским сто-
лом, на владимирское княжение, с конца XII в. именовавшееся
«великим».
Таким образом, определение «всея Руси» в конце XI - XIII в.
было почетным эпитетом, правом на который обладали князья
киевские, считавшиеся главными, «старейшими» на Руси. После
Батыева нашествия статус «старейших» на всей Руси закрепился
за великими князьями владимирскими. К ним перешло и право
именоваться «князьями всея Руси», причем поначалу оно было
связано с формальной принадлежностью владимирским князьям
Киева. К началу XIV в. эта связь теряется: великие князья влади-
мирские именуются с определением «всея Руси» невзирая на ут-
рату ими киевского княжения.
Примечания
1 С этого времени титул «великий князь всея Руси» становится обяза-
тельным в документах, исходящих из великокняжеской канцелярии;
см.: Каштанов С.М. Социально-политическая история России конца-
первой половины XVI века. М., 1967. С. 123; Лаушкин А.В. К вопросу
о формировании великокняжеского титула во второй половине XV в.
// Вестник Моск, ун-та. Сер. История. 1995. № 6.
2 Библиограф. 1889 год. СПб., 1890. № 1.
3 См., напр.: Кучкин В.А. Повести о Михаиле Тверском. М., 1974. С. 261;
Клюг Э. Княжество Тверское (1247-1485 гг.). Тверь, 1994. С. 103, 137,
примеч. 131.
4 Ловмянъский X Русско-литовские отношения в XIV-XV вв. И Феодальная
Россия во всемирно-историческом процессе М., 1972. С. 270-271.
5 Peltz W. Suwerennosc paristwa w praktyce i doktryne politycznej Rusi
Moskiewskiej (XIV - XVI w.). Zielona Gora, 1994. S. 12.
6 Горский А.А, Русские земли в XIII-XIV веках: пути политического
развития. М., 1996. С. 102, примеч. 160.
7 Кистерев С.Н. «Великий князь всея Руси» в XI-XV вв. // Очерки фео-
дальной России. Вып. 6. М., 2002. С. 76-84.
59
8 Агоштон М. Великокняжеская печать 1497 г.: к истории формирова-
ния русской государственной символики. М., 2005. С. 207-215.
9 В данной работе не затрагиваются заслуживающие отдельного рас-
смотрения вопросы о возможной связи определения «всея Руси» с
аналогичным элементом в титулатуре киевских митрополитов и, со-
ответственно, о возможных византийских корнях изучаемого элемен-
та титула (см. о разных мнениях по этому поводу в указанных работах
М.А.Дьяконова, X Ловмяньского, С.Н.Кистерева и М.Агоштон).
10 Янин В.Л., Гайдуков П.Г. Актовые печати Древней Руси X-XV вв. М.,
1998. Т. 3. С. 20-21, 115, 260, 311 (№ 22а).
11 Понырко Н.В. Эпистолярное наследие Древней Руси XI—XIII вв. СПб.,
1992. С. 71.
12 Полное собрание русских летописей (далее - ПСРЛ). М., 1962. Т. 2.
Стб. 289.
13 Русская историческая библиотека (далее - РИБ). СПб., 1908. Т. 6. Изд.
2-е. Стб. 66.
14 См. о датировке письма патриарха: Письменные памятники истории
Древней Руси. СПб., 2003. С. 254-255.
15 Филипповский ГЮ. «Слово» Андрея Боголюбского о празднике 1 авгу-
ста по списку 1597 г. И Культура славян и Русь. М., 1998. С. 236-237.
16 ПСРЛ. М„ 1962. Т. 1. Стб. 436.
17 Розанов С.П. Жития преподобного Авраамия Смоленского и службы
ему. СПб., 1912. С. 6.
18 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 715.
19 Правда, Роман Мстиславич формально киевским князем не был, но в
период своего высшего могущества он распоряжался судьбой киевского
стола, и галицкий летописец, несомненно, исходил из первенствующего
положения Романа на Руси, включая Киев (ср. его характеристику под
6758 г. как «царя в Русской земле»: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 808).
20 См.: Poppe A. Words that Serve the Authority: on the Title of “Grand
Prince” in Kievan Rus’ // Acta Poloniae Historica. Warszawa, 1989. T. 60.
21 Впервые в новгородских грамотах «великим князем» именуется Анд-
рей Александрович, предшественник Михаила Ярославича на вели-
ком княжении: Грамоты великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949
(далее - ГВНП). № 34, 35. С. 63-64 (грамоты 1301-1302 гг.).
22 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 741, 758, 779, 808; Горский А.А. Русские земли. С. 12,
88, примеч. 66. Несмотря на то, что со времени Андрея Боголюбского
столицей Северо-Восточной Руси был Владимир, княжество продол-
жало именоваться в источниках по прежней столице - «Суздальской
землей».
23 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 470,472.
24 Ср.: Ловмяньский X. Русско-литовские отношения. С. 271; Кистерев С.Н.
«Великий князь всея Руси». С. 83-84.
60
25 См.: Горский А.А. Ногай и Русь // Тюркологический сборник. 2001:
Золотая Орда и ее наследие. М., 2002. С. 134, 147-148.
26 РИБ. Т. 6. Стб. 147.
27 См. случаи отнесения этого титула к Ивану Калите и его сыну Семе-
ну: ГВНП. № 84, 86. С. 142-143; ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 44, 52, 53,
62; Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-
XVI вв. М., 1950. № 2. С. 11; Новгородская первая летопись старшего
и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 363; Орешников А.В. Материалы
к русской сфрагистике И Труды Московского нумизматического об-
щества. М., 1903. Т. 3. Вып. 1. Табл. I, 3.
Ф.Х Гутнов
СТРУКТУРА ВЛАСТИ
В СОЦИУМАХ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
НА РУБЕЖЕ 1-П ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ
На рубеже 1-П тысячелетий раннеклассовые отношения ут-
вердились в равнинной и предгорной зонах Северного Кавказа.
Перемены в общественном устройстве этносов достаточно отчет-
ливо отмечены на Северо-Восточном Кавказе. На политической
карте Дагестана к VIII в. появилось несколько ранних государст-
венных объединений - «царства» Лакз, Табасаран, Серир, Кайтаг,
Гумик и др. Разнообразная социальная терминология, обозна-
чавшая владельцев Дагестана, зафиксирована Баладзори, Масуди,
в «Худуд-ал-Алам», работах Табари, Ибн ал-Факиха, ал-Куфи и
др. Неоднократно упоминаются тарханы, батрики, ра'исы, ма-
лики гор - правители Лакза, Филана, Табасарана и др.; к этой же
категории относятся термины хакан, сахиб ас-Серир. Правители
отдельных социумов названы маликами. Только в отношении
правителя Серира приведен термин сахиб. Следующую социаль-
ную группу составляли асхабы хакана, хазарские тарханы, раисы
гор и влиятельные люди. Бытует гипотеза, что асхабы хакана -
это, по всей вероятности, совет, наиболее близкое окружение ха-
кана, состоявшее из военных аристократов. С этого же времени в
Дагестане известен термин эмир, обозначавший носителей то во-
енной, то гражданской власти. Эти функции иногда объединя-
лись в одном лице (Шихсаидов 1984; 1986; Новосельцев 1990).
61
Распространено мнение, что в отношении глав завоеванных
территорий Северо-Восточного Кавказа арабы проводили более
или менее взвешенную политику: под свой контроль они брали
военные и финансовые функции, а управленческие оставляли ме-
стным династиям. Специалисты отмечают по этому поводу: «Ни
при ранних походах, ни при наиболее интенсивном вторжении
Мервана в глубь дагестанских гор - нигде нет сообщения о заме-
не одного владетеля другим, все местные правители остаются на
своих местах, принимают условия завоевателей».
Баладзори в сюжете о походах Салмана б. Рабийа рассказал о
том, как арабский военачальник послал своих представителей в
горные общества; «к нему прибыли малик Лакза, малик Филана,
малик Табасарана, которые преподнесли ему провизию и подар-
ки, заключили с ним договор о ежегодном внесении ему опреде-
ленной контрибуции». Арабский автор XII в. ал-Гарнати «в стра-
не Дербента» отметил «народность, которую называют табарсар-
лан, у них двадцать четыре рустака, в каждом рустаке имеется
большой военачальник, подобный эмиру» (Шихсаидов 1986).
Масуди охарактеризовал страну (multi) Гумик. «Ее народ -
христиане, которые не подчиняются никакому царю, но имеют
вождей (ru’asa) и живут в мире с царством Алан». Другим сосе-
дом «является царство Зирихгаран (Zirih-garari), что означает
'ремесленники по изготовлению кольчуг’». Большинство жите-
лей являлись «мастерами по производству железных кольчуг,
стремян, уздечек, мечей и другого вооружения. Они исповедуют
разные религии: ислам, христианство и иудейство. Их страна
(balad) гористая и это защищает их от соседей» (Minorsky 1958).
Некоторые историки Дагестана полагают, что в вышеназван-
ных социумах «переход к развитому феодализму имел место в X-
XI вв.» (Магомедов 1988). Чаще всего в качестве феодального
владения на территории Дагестана называется Серир; его рас-
сматривают как пример «общедагестанского государства». В те-
чение второй половины IX - середины X в. Сериру подчинились
Гумик, Кайтаг, часть Шандана и Аррана. Какой-то период вла-
дельцы Серира контролировали значительную часть нагорного и
предгорного Дагестана. Однако нельзя согласиться с мнением о
том, что «созданию такой значительной государственной терри-
тории, возможно, способствовало распространение феодальной
дани и повинностей в пользу верховной власти, о которой упо-
62
минают авторы Vie. (курсив мой. - Ф.Г.}» (Атаев 1989). Имеется
в виду сюжет из труда Баладзори (автора IX, а не VI в.): в Даге-
стане «выбрал Ануширван царей и назначил их, предоставив ка-
ждому из них шахство над отдельной областью... и заключил с
ними мир, обязав платить ему подати» (Баладзори 1927). Но в
данном случае речь скорее идет о налоге для уплаты дани завое-
вателям, а не ренты.
Резиденция царей Серира - замок «на вершине горы, занимал
площадь 4x4 фарсаха и был окружен каменной стеной... Царь
владеет 20 000 долин (shi”b), населенных разного рода (sunuf)
людьми, имевших там поместья и деревни» (Minorsky 1958).
Правитель Серира опирался на свою дружину, основные
функции которой заключались во взимании дани-налога, участии
в обороне социума и внешних походах. Согласно Ибн Русте и
Масуди, в X в. дружина Серира жила со своим предводителем
обособленно от соплеменников - в отдельном замке, располо-
женном в столице Дж.мр.дж (возможно Хунзах). Вероятно, внут-
ри дружины уже имелась определенная дифференциация, что от-
разилось в социальной терминологии: тарханы, батрики, раисы
и др. Если тарханы и батрики представляли элиту военной ари-
стократии, то раисы («старейшины населения») - средний слой;
они возглавляли военные отряды жителей одного или нескольких
поселений (Бейлис 1963).
Из всего изложенного можно сделать вывод, что Серир X в. -
это раннеклассовое общество; следов феодальной ренты, как и
феодальных методов эксплуатации непосредственных произво-
дителей в источниках обнаружить не удается. Поэтому определе-
ние Серира как феодального государства представляется дискус-
сионным. Правда, оценку может изменить информация Ибн Рус-
те о том, что «царь Серира» владел «20 000 долин, населенных
разного рода людьми, имевших там поместья и деревни». Досто-
верность свидетельства ставят под сомнение размеры владения
«царя» - 20 000 долин.
В целом, как отмечал А.П.Новосельцев, о типологии даге-
станских обществ рассматриваемого времени «до выявления гос-
подствовавших там форм эксплуатации говорить нельзя».
Другой крупный социум в степях юга России - хазарский ка-
ганат. В его структуре верховной власти существенные измене-
ния начались после похода Мервана 737 г. Он разгромил хазар,
63
взял их столицу, а остатки войск отбросил далеко на север. По-
ражение было настолько серьезным, что хакан даже согласился
принять ислам, но все-таки не сделал этого. Верховная власть
оказалась скомпрометированной неудачной внешней политикой;
в итоге на рубеже VIII-IX вв. шад, как полагал А.П.Новосельцев,
выдвинулся на первый план и именно он оказался инициатором
принятия иудаизма в качестве государственной религии. По-
видимому, в это же время он принял новый титул «бек», впервые
фиксируемый источниками в связи с событиями 30-х годах IX в.
Арабские авторы отмечали «весьма странную», по определе-
нию М.И.Артамонова, структуру власти в каганате - своеобраз-
ное «двоевластие». Во главе хазар стоял каган, пользовавшийся
большим почетом, но не принимавший участия в управлении.
Реальная власть была сосредоточена в руках царя, именуемого
источниками по-разному: илък (первый), иша, бек, малик, тар-
хан-каган и т.д.
Анализ политических событий рубежа VIII—IX вв. привел
А.П.Новосельцева к выводу о победе «иудаизма среди части ха-
зарской знати, во главе которой стоял шад-бек». Иными словами,
период двоевластия у хазар в основном приходился на IX в., «ко-
гда шад (бек) постепенно оттеснил хакана на второй план» (Но-
восельцев 1990). В начале IX в. глава хазар Обадий провел с этой
целью ряд реформ. В памятниках еврейско-хазарской переписки
он изображается как «человек праведный и справедливый. Он
поправил (обновил) царство и укрепил веру согласно закону и
правилу. Он выстроил дома собрания (синагоги) и дома ученых
(школы) и собрал множество мудрецов израильских, дав им мно-
го серебра и золота, и они объяснили ему 24 книги (священного
писания)» (Коковцов 1932).
По предположению М.И.Артамонова, Обадий (реформатор)
был тем беком, который стал первым хазарским царем и низвел
роль кагана до положения сакрального владыки. Перемены в
структуре управления подкреплялись идеологическими методами -
путем утверждения высокого статуса новой религии. С этого
времени иудейство из вероисповедания одного из знатных хазар-
ских родов превратилось в религию аристократической элиты -
царей, каганов и их окружения. Утверждение власти царя проте-
кало в ожесточенной борьбе, принявшей характер гражданской
войны. Она шла из-за власти: «первая власть одержала верх»
64
(Константин Багрянородный). Следовательно, борьба шла между
сторонниками Обадия и его противниками из числа знати, недо-
вольных сужением, а то и ликвидацией их прерогатив. Опираясь
на иудаизм, сторонники царя преследовали аристократов, испо-
ведовавших другую религию. Во время войны была ликвидиро-
вана церковная организация хазарских христиан. Религиозные
преследования коснулись и мусульман. В 854/5 г. в Закавказье
были переселены 300 семей хазарских мусульман. Кабары-
язычники бежали к мадьярам.
У хазар имелся отборный отряд всадников. Масуди, сообщая
о том, что «царь хазарский может иметь на жаловании войска»,
выделяет «конную гвардию царя; они вооружены латами, каска-
ми и кольчугами; среди них есть вооруженные копьями, а также
снабженные оружием наподобие мусульманского вооружения».
По сведениям Ибн Русте, царь хазар «в походы свои ходит с
своими войсками. Воины его красивы собою. Когда войска эти
выступают куда бы то ни было, то выступают в полном вооруже-
нии, со знаменами и копьями, одетые в прочные брони. Конное
царское войско состоит из 10 000 всадников, как обязанных по-
стоянною службою, находящихся на жаловании царя, так выстав-
ляемых (как сказано) людьми богатыми в виде повинности»
(Хвольсон 1869).
Истахри и Ибн Хаукаль приводят интересные данные о внут-
ренней жизни хазар. «Источник доходов царя составляет взима-
ние пошлин на заставах на сухих, морских и речных путях. На
обитателях городских кварталов и окрестностей лежит повин-
ность доставлять им всякого рода необходимый провиант, напит-
ки и прочее». «Зажиточных и богатых» царь обязал «поставлять
всадников, сколько они могут по количеству имущества своего и
по успешности промыслов своих». Войско («конная гвардия»)
царя по одним данным состояло из 7, по другим - из 10, по
третьим - из 12 тысяч воинов. Согласно Истахри, за исключени-
ем военной добычи, «у них нет определенного постоянного жа-
лованья», в то время как Ибн Хаукаль говорит о выдаче войску
небольших сумм. Господствующий слой составляли военно-чи-
новничья аристократия, дружинники, «старейшины» родов и
«лица одного класса с царем».
Некоторые исследователи считают хазарское общество IX-
X вв. раннефеодальным (Плетнева 1976; Магомедов 1988). По
65
оценке Б.Н.Заходера (1967), «эксплуатируемое хазарское населе-
ние находилось в значительно более тяжелом положении, чем
крестьянство на мусульманском Востоке». Ю.М.Кобищанов
(1995) полагает, что зависимое хазарское население «составляло
класс феодально эксплуатируемого крестьянства». Такой подход
представляется, по меньшей мере, спорным. Судя по имеющимся
данным, источниками доходов высших сословий являлись воен-
ная добыча, торговые и судебные пошлины, а также прибавочный
продукт, изымаемый у населения путем налогов и «даров». Сле-
дует согласиться с оценкой авторов обобщающего труда по исто-
рии региона, назвавших хазарское государство «раннеклассо-
вым» (История народов Северного Кавказа 1988).
В VIII в. начинается завершающий этап политогенеза у алан,
приведший к образованию в начале X в. раннеклассового обще-
ства. Верховная власть в нем сосредоточилась в руках высшего
слоя военной аристократии - багатаров. Согласно Ибн Русте,
«царь алан называется Б.гайр, каковое (имя) прилагается к каж-
дому из их царей». Данный титул изначально применялся по от-
ношению к полководцам, но с течением времени он получил но-
вый оттенок и некоторое время применялся также в отношении
царей Алании. Таким способом, как представляется, «цари» ука-
зывали на свою связь с определенным типом знати - военной
аристократией. Одновременно «царь» алан носил заимствован-
ный у хазар титул кэркундедж. Иными словами, «царь» являлся
носителем и военной, и гражданской власти. Масуди, характери-
зуя общественное устройство алан, отметил, что «K.rk.ndaj (?) -
обычное имя всех их царей». Комментируя этот сюжет, В.Ф.Ми-
норский допустил связь между титулом аланского царя «кэркун-
дедж» и тюркским почетным титулом kar-kundag. Элемент kar
встречается в различных тюркских именах и прозвищах. Вторая
часть похожа на мадьярский социальный термин k.nda, как и
родовое имя эмира северокавказского происхождения Исхака б.
Кундаджа (или Кундаджика).
Алания X в. предстает перед нами сильным государством с
единоличной властью, именуемой источниками «царской». В до-
кументах еврейско-хазарской переписки говорится: «царство
алан сильнее и более жестоко, чем все (другие) народы, которые
окружают нас». В тот момент, когда «возмутились все народы
против» хазар, «только царь алан поддержал» хакана; многие
66
«цари, (кто) воевали против Казар[ии]; но царь алан пошел на их
землю и раз[громил] ее так, что нельзя восстановить» (Голб,
Прицак 1997).
Масуди также отметил мощь Алании. «Царь алан имеет 30 000
всадников. Он могуществен, очень силен и влиятелен среди (дру-
гих?) царей. Его царство состоит из непрерывной серии поселе-
ний; когда (в одном из них) прокричат петухи, ему отвечают в
других частях царства ввиду чересполосицы и смежности посе-
лений» (Minorsky 1958).
Константин Багрянородный подчеркнул важную роль Алании
в международных делах: «(Знай), что девять Климатов Хазарии
прилегают к Алании и может алан, если, конечно, хочет, грабить
их отселе и причинять великий ущерб и бедствия хазарам...
(Знай), что эксусиократор Алании не живет в мире с хазарами, но
более предпочтительной считает дружбу василевса ромеев, он
может сильно вредить им, и подстерегая на путях, и нападая на
идущих без охраны при переходах к Саркелу, к Климатам и к
Херсону. Если этот эксусиократор постарается препятствовать
хазарам, то длительным и глубоким миром пользуются и Херсон,
и Климаты» (Константин Багрянородный 1989).
По историографической традиции, аланское общество X в.
считается раннефеодальным, хотя до сих пор никто не доказал
существование в то время именно феодальных методов эксплуа-
тации. Источники начала X в. алан разделяют на «людей знатных
и властных» и «простых людей». Но ведь таких свидетельств ма-
ло для утверждения о феодальном характере отношений между
«знатными» и «простыми». Эксплуатация населения на рубеже
IX-X вв. вряд ли осуществлялась рентным способом (во всяком
случае, источники не говорят об этом), использовались другие
методы изъятия прибавочного продукта.
Образование на рубеже IX-X вв. аланского раннеклассового
общества - факт примечательный. Но степень развития государ-
ственного аппарата и единоличной власти не следует преувели-
чивать. Хорошо осведомленный о социальной структуре Алании
начала X в. Константин Багрянородный особо говорит об «эксу-
сиократоре» Алании и «архонте Ассии», контролировавшем
Дарьяльский проход.
Первый социальный термин М.В.Бибиков выводит из древне-
греческого эксусия «власть» + кратер «владеть», «иметь». Это
67
один из византийских титулов, применявшихся к правителям
«иноземного народа». Сходный термин эксусиаст «употреблялся
применительно как к могущественным Фатимидам, так и к ала-
нам и авасгам - вассалам Византии». Х.Лиддел и Р.Скотг в своем
словаре эксусия переводят как power, autority «власть, авторитет»
(Liddell, Scott 1 996). А.Алемань отмечает, что «титул эксусио-
кратор специально для правителя Алании должен был существо-
вать, по крайней мере, между Х-ХИ вв., поскольку в 1107/8 г. его
все еще носил алан Росмик». Эксусиократор Алании являлся
«единственным правителем на Кавказе, который не получает от
императора повелений', к нему обращаются как к независимому
государю» (Алемань 2003).
Таким образом, существующие источники о ряде социумов
Дагестана, Алании и каганате IX-X вв. позволяют говорить о них
как о раннеклассовых обществах. В каждом из них имелись клас-
сы-сословия, аппарат управления; прибавочный продукт у об-
щинников изымался посредством даней, налогов, «даров» и т.д.
Следов ренты обнаружить не удается. Некоторые советские исто-
рики данные этнополитические образования относили к раннефе-
одальным государствам, как представляется, только потому, что
они уже не являлись родовыми и в то же время не были рабовла-
дельческими.
Т.Н. Джаксон
KONUNGSTEKJA*
«Харальд Гормссон был избран конунгом (yar tekinn til
konungs) в Данмарке после смерти своего отца» (Knytl., k. 1), -
этими словами открывается «Сага о Кнютлингах».
Описывая многовековую историю Дании, автор саги постоян-
но вынужден говорить о смене правителей, и он многократно
(применительно к правителям от Харальда Гормссона до Вальде-
мара I: Knytl., k. 1, 8, 17, 21, 23, 26, 28, 30, 64, 65, 71, 83, 99, 104,
107, 111) использует словосочетание taka (vera tekinn) til konungs.
Речь идет о процедуре признания конунгом претендента на пре-
стол, которая происходит на всенародном собрании - тинге. Эта
процедура обозначается специальным термином - композитом,
восходящим к данному словосочетанию, а именно konungstekja
(CL-Vigf.P. 351).
68
Избрание конунга было древним германским обычаем, суще-
ствовавшим еще во времена «мелких конунгов», и представляло
собой выражение людьми, собравшимися на тинге, того, что они
принимают кого-либо в качестве конунга и обещают ему свою
верность (Grankvist). Конунг, в свою очередь, обещал соблюдать
законы и защищать страну. Власть такого рода «восходила к пле-
менным институтам: pjod (народ. - Т.Д.) осуществлял konungstekja,
выборы конунга. Свободу выбора, правда, ограничивали, во-пер-
вых, сакральность королевского рода, через Инглингов восходя-
щего к божествам, к Одину, Ньёрду, Фрейру; во-вторых, реальная
мощь этого рода, отношения претендента на престол со знатью,
«могучими бондами», состояние его дружины; и, в-третьих, эф-
фективность тех мероприятий, которые конунг осуществлял во
время своего правления, закрепляя право избрания за своими на-
следниками» (Лебедев. С. 182).
В источниках нет единодушия в вопросе о том, где проходило
избрание короля Дании. Снорри Стурлусон и автор «Саги о
Кнютлингах» утверждают в ХШ в., что таким местом был
Vebjargaping «тинг в Виборге». Повествуя в «Круге земном» о
приходе к власти в Дании норвежского конунга Магнуса Доброго
в 1042 г., Снорри рассказывает, что, приплыв в Данию, Магнус
начал устраивать «тинги и встречи с жителями страны и просил у
них признания его конунгом». «Затем Магнус конунг велел со-
звать тинг в Вебьёрге (Виборге. - Т.Д.). На нем датчане провоз-
глашали своих конунгов и в прежние и в новые времена. На этом
тинге датчане провозгласили Магнуса сына Олава конунгом над
всею Датскою Державою» [Snorri (Magnuss saga ins goda, k. 21).
Bls. 35; Снорри. C. 390 - пер. А.Я.Гуревича]. Автор «Саги о
Кнютлингах» сообщает в рассказе о борьбе за власть сыновей
Свена Эстридсена, что, получив известие о смерти своего отца,
они тотчас «пустились в путь на Иотланд, поскольку там, на
тинге в Виборге, должен был быть избран конунг. Там собралось
великое множество людей» (Knytl., к. 26). Конунгом стал Харальд,
а после его смерти, согласно «Саге о Кнютлингах», «собрались
даны на тинге в Виборге, там где они всегда провозглашали ко-
нунгов. Был там тогда конунг Свейн провозглашен конунгом над
всем Данавельди по общему согласию всего народа» (Knytl., к. 28).
На тинге в Виборге был избран конунгом, согласно этой саге, и
другой сын Свена Эстридсена - Олав Голод (Knytl., к. 65).
69
Напротив, датские хронисты конца XII - начала XIII в. счита-
ют местом избрания датских правителей Isere. Свен Аггесен со-
общает следующее: «Это было древним обычаем наших предков,
что, когда королей выбирали на трон, все датчане вместе собира-
лись в Ну sere, чтобы избрание короля освящалось уже самим со-
гласием всех людей» (Sven Aggesen. S. 124). Саксон Грамматик
рассказывает, что для выяснения вопроса о том, кто из двух
старших сыновей Свена Эстридсена, Харальд или Кнут, будет
преемником своего отца на троне, «все датчане собрались в Isore,
чтобы там провести выборы» (Saxo. XI. X). На современной карте
топоним Isere отсутствует, но именно от него образован гидро-
ним Is efjord (< Iserefjord) - обозначение крупного фьорда на се-
вере Зеландии. Это место, отмеченное на картах начала XX в. ря-
дом с Рёрвиком на Зеландии (Saxo 1980а. Р. 55, note 28), имело
важное стратегическое значение в пределах острова, поскольку
оно контролировало вход вглубь Зеландии и путь к Роскилле, а
потому могло быть удобным пунктом для переговоров с претен-
дентом на трон, желающим «вступить во владение» королевским
имуществом на Зеландии, хотя собрание тинга, который ставил
его королем всей Дании, по мнению исследователей, все же, ско-
рее всего, проходило в Виборге на севере Ютландии (Saxo 1980b.
Р. 239, com. 39).
Ответ на вопрос о том, кто из хронистов у кого заимствует
информацию об Isere, зависит от того, как датировать труд (или
отдельные части труда, или даже вообще годы жизни) Саксона
Грамматика. Нередко труд Саксона датируется где-то на три де-
сятилетия позднее труда Свена, созданного в конце 80-х годов
XII в., а именно считается завершенным после 1216 г. (если толь-
ко датой смерти Саксона не называют 1208 г.). Однако Свен Аг-
гесен пишет, что он не будет подробно рассказывать о многочис-
ленных сыновьях Свена Эстридсена, пять из которых побывали
на датском троне, по той причине, что, как ему рассказал архи-
епископ Абсалон, его (Свена) коллега Саксон как раз «работал
над тем, чтобы описать их деяния более пространно и более эле-
гантным стилем» (Sven Aggesen. S. 124). На этом основании Эрик
Кристиансен, переводчик и комментатор трудов Свена Аггесена
и Саксона Грамматика, заключает, что именно Свен почерпнул
эту информацию у Саксона, а не наоборот (Sven Aggesen. Tr.
Р. 127, com. 122).
70
В докладе детально анализируется одна конкретная историче-
ская коллизия - уже упомянутые выше выборы датчанами прави-
теля после смерти Свена Эстридсена, последовавшей 28 апреля
1074 г. Второй по старшинству сын Свена Кнут (ок. 1040 - 10
июля 1086 г.), будущий Кнут Святой, претендовал на то, чтобы
быть избранным конунгом, оставив при этом без трона своего
старшего брата Харальда, получившего впоследствии за бесха-
рактерность прозвище Точильный Камень. Но большинство пред-
почло более мягкого правителя - Харальда, и отвергнутый Кнут
был вынужден, по словам монаха Эльнота (ок. 1122 г.), «отсту-
пить перед гневом своего брата» (Ailnoth. S. 90). Только после
смерти Харальда Кнут был избран конунгом. Привлечение мате-
риала исландских саг и датских хроник позволяет показать, что
при описании этого события в центре внимания их авторов на
первом месте стоял вопрос о том, что важнее для конунга - его
личные достоинства (необходимые конунгу бесстрашие, отвага,
решимость, активность, заинтересованность в делах государства)
или (поддерживаемое, по словам саги, «древними законами»)
право первородства. И если через противопоставление Кнута и
Харальда Саксон демонстрирует, что для правителя гораздо важ-
нее его личные достоинства, нежели старшинство (Saxo 1980b.
Р. 238, com. 38), то автор «Саги о Кнютлингах», отдавая долж-
ное Кнуту и признавая его неоспоримое превосходство над
старшим братом, все же не забывает о «древних законах», со-
гласно которым «старший сын конунга должен становиться
конунгом» и пре-ступить которые можно только «так, чтобы все
предводители и хёвдинги дали на то согласие, и чтобы все были
заодно» (Knytl., к. 26).
Примечание
* Работа выполнена по проекту «Древняя Русь и народы Восточной Ев-
ропы в межкультурных взаимосвязях» программы фундаментальных
исследований ОИФН «Русская культура в мировой истории» и по
проекту «Политические институты и верховная власть в домонголь-
ской Руси» программы фундаментальных исследований ОИФН
«Власть и общество».
Источники и литература
Лебедев 2005 - Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на
Руси. СПб., 2005.
Снорри - Снорри Стурлусон. Круг Земной. М., 1980.
71
Knytl. - Knytlinga saga // Sogur Danakonunga / Carl av Petersens and Emil
Olson (SUGNL. B. XLVI). Kobenhavn, 1919-1925.
Cl.-Vigf. - Cleasby R., Gudbrandr Vigfusson. An Icelandic-English Diction-
ary. Oxford, 1957.
Grankvist R. Consecration of the King in the Nidaros Cathedral //
http://www.odin.no/odinarkiv/english/jagland/ud/032005-990399/dok-bn.html
Snorri - Snorri Sturluson. Heimskringla / Bjami ASalbjamarson // fslenzk
fomrit. В. XXVIII. Reykjavik, 1951.
Sven Aggesen - Svenonis Aggonis filii Brevis historia regvm Dacie // Scrip-
tores minores historic Danicae medii aevi / M. Cl. Gertz. Vol. I. Koben-
havn, 1970.
Saxo - Saxonis Gesta Danorum / A. Olrik, H. Raeder. Hauniae, 1931.
Saxo 1980 a - Saxo Grammaticus. The History of the Danes. Books I-IX /
Ed. by H.E. Davidson, tr. by P. Fisher. Vol. IL Cambridge, 1980.
Saxo 1980b - Saxo Grammaticus. Danorum Regum Heroumque Historia.
Books X-XVI. The text of the first edition with translation and commen-
tary in three volumes / Eric Christiansen. Vol. I: Books X, XI, XII and
XIII. Oxford, 1980.
Sven Aggesen. Tr. - The Works of Sven Aggesen, twelfth-century Danish
historian / Tr. with introduction and notes by E.Christiansen. London, 1992.
Ailnoth -Ailnoth. Gesta Swenomagni regis et filiorum eius et passio gloriosis-
simi Canuti regis et martyris // Vitae sanctorum Danorum / M.C1. Gertz.
Kopenhagen, 1908-1912.
Д. Домбровский
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ВЛАДИМИРА ПСКОВСКОГО
И ДАВИДА ТОРОПЕЦКОГО:
К ВОПРОСУ О ГЕНЕАЛОГИИ ПОТОМКОВ
МСТИСЛАВА ВЛАДИМИРОВИЧА МОНОМАХА*
В научной литературе преобладает мнение, что псковский
князь Владимир, деятельность которого на севере Руси нашла
отражение в источниках от 6718 г., и торопецкий князь Давид,
упоминающийся между 6722 и 6733 гг. принадлежали к смолен-
ской ветви Рюриковичей. Большинство ученых считают, что оба
князя были сыновьями Мстислава Храброго, то есть, внуками Ро-
стислава Мстиславича, родоначальника смоленской ветви рода.
Каковы аргументы в пользу данной точки зрения? Во-первых,
несомненно, существовал сын Мстислава Ростиславича по имени
Владимир. В 6686 (1180) г. умирающий отец передал этого князя
72
под опеку Рюрика и Давида Ростиславичей. В то же время между
6718 и 6733 гг. на севере Руси княжил Рюрикович по имени Вла-
димир, в разное время владевший Псковом, Великими Луками и
Торжком. Во-вторых, под 6722 г. в летописях, впервые упоми-
нающих Давида Торопецкого, отмечается, что он приходится бра-
том Владимиру Псковскому. В-третьих, в пользу указанного про-
исхождения Владимира и Давида говорит то, что, по крайней ме-
ре, один из них какое-то время владел Торопцом. В то время этот
город (как считает ряд ученых) был родовым владением Мсти-
слава Ростиславича и его потомков. В-четвертых, В.Н.Татищев
назвал Владимира Псковского «Мстиславичем» и к тому же од-
нажды именовал его князем Ржевским. В-пятых (точка зрения
В.Л.Янина) тот же патроним сохранился на надгробной надписи
и иконе, имеющих отношение к погребению Владимира и его же-
ны в Ржеве. Отмечу при этом, что ни один из исследователей не
руководствовался представленной выше аргументацией в целом.
Ее отдельные элементы использовались в работах разных авторов.
В статье, опубликованной в 2001 г., я старался показать, что
представленной аргументации вовсе не достаточно, чтобы счи-
тать Владимира Псковского и Давида Торопецкого сыновьями
Мстислава Ростиславича и братьями Мстислава, широко извест-
ного под прозвищем Удалой. Против бытующей в литературе
идентификации упомянутых князей свидетельствует, по моему
мнению, следующее. Данные источников, касающиеся упомяну-
того в 6686 (1180) г. и (косвенно) в следующем году Владимира
Мстиславича, а также его брата Мстислава указывают, что, во-
первых, Владимир был старше Мстислава. Во-вторых, второй из
упомянутых князей, постоянно упоминаемый с 6701 (1193) г., в
момент смерти отца был, скорее всего, младенцем (ему не было и
трех лет) или же (как предполагают А.Ф.Литвина и Ф.Б.Ус-
пенский, но что все же менее правдоподобно) он мог родиться
уже после смерти отца. В-третьих, Владимир, потенциально от-
носившийся к категории Рюриковичей, которых летописец ставит
в привилегированное положение, умер вскоре после последнего
упоминания (в 1181 г.?). Такой вывод вполне подтверждает
большая, в 26 лет, лакуна между сведениями о Владимире Мсти-
славиче и Владимире Псковском и в то же время небольшой, пя-
тилетний, разрыв между первым упоминанием Владимира Псков-
ского и его брата Давида Торопецкого. Следующими аргумента-
73
ми, подрывающими господствующее в литературе мнение о род-
стве Владимира и Давида, следует признать непонятно почему не
отраженные в источниках (прежде всего, в новгородских летопи-
сях и в «Хронике Ливонии» Генриха) отношения родства, связы-
вающего этих князей с Мстиславом Удалым, а также называние
их в определенном порядке по отношению к Мстиславу. Когда
Мстислав и Давид появляются вместе, второму из них не только
предшествует имя брата Мстислава, но и несколько неожиданно -
Владимира Псковского, но к тому же их разделяет тогдашний
правитель Пскова Всеволод (Мстиславич) Борисович - племян-
ник Мстислава Мстиславича. Далее при одновременном появле-
нии Мстислава Удалого и Владимира Псковского встречается
такая последовательность: Мстислав Мстиславич, Владимир Рю-
рикович Смоленский (двоюродный брат Мстислава), Владимир
Псковский и Всеволод Мстиславич (Борисович). Если бы Мсти-
слав, Владимир Псковский и Давид Торопецкий были родным
братьями, то последовательность выглядела бы иначе.
Вспомним также, что кроме Татищева никто больше не назы-
вает отчеств Владимира Псковского и Давида Торопецкого. Во-
преки точке зрения Янина, нет их и на очень поздних (нач. XVI11 в.)
памятниках, относящихся к погребению Владимира Ржевского,
которые (между прочим) мог знать Татищев. Но мы помним, что
русский летописец имел склонность восполнять недостающие
детали, в частности и патронимы князей. Не было у него и неиз-
вестного нам источника, который мог бы подтвердить информа-
цию об отчестве Владимира Псковского, и, кроме того, он не раз-
бирался в вопросе идентификации конкретных князей. Следует
сказать, что упомянутый последним князь, в одном месте «Исто-
рии российской» зовется Владимиром Мстиславичем, внуком
Романа. Далее, в соответствующем фрагменте этого сочинения
находим, например, сведения о Всеволоде и Святославе, сыновь-
ях Мстислава Мстиславича, о брате Мстислава - Всеволоде То-
ропецком и о князе Смоленском Владимире Игоревиче.
Что же касается аргумента о княжении Владимира и Давида в
Торопце, то, даже если предположить, что этот город действи-
тельно в конце первого и во втором десятилетии XIII в. принад-
лежал Мстиславу Мстиславичу, который имел право занимать
его престол, то это утверждение невозможно использовать в ка-
честве доказательства того, что упомянутый князь был родным
74
братом Владимира и Давида «Торопецких». Мы располагаем
множеством аналогов из русской истории, свидетельствующих о
действии тогдашнего механизма восхождения на престол. Вели-
кий князь мог произвольно доверить власть над данным городом
даже дальнему родичу и совсем не обязательно родному брату
или даже представителю той же самой ветви рода.
Упомянутую статью о потомках Мстислава Ростиславича я
закончил выводом, что Владимир Псковский и Давид Торопец-
кий не были сыновьями этого князя и родными братьями Мсти-
слава Мстиславича, и при нынешнем состоянии изученности во-
проса определение их родства невозможно, хотя мне и хотелось
бы видеть в них Ростиславичей, дальних родственников Мсти-
слава Удалого.
В настоящее время в связи с изучением генеалогии потомков
Мстислава Владимировича Мономаха, мне кажется, я могу дос-
товерно определить происхождение Владимира Псковского и Да-
вида Торопецкого. Похоже, они все же не были представителями
смоленской ветви Рюриковичей, но их близкими сородичами,
потомками, а конкретно - внуками Владимира Мстиславича от
его сына Ярослава.
К этому выводу меня приводят следующие аргументы. Брак
Ярослава с родственницей Всеволода Большое Гнездо был мно-
годетным. Несомненно, от этого брака появились на свет дочка
(1189 г.), Изяслав-Михаил (*1190 г., Т] 198 г.), сын (1191/1192 г.),
которого я склонен отождествить с Давидом Торопецким, а также
Ростислав (*1194 г., 41198 г.). Наводит на размышления то, что
все отмеченные в новгородских летописях сведения о рождении
Ярославичей приходятся на второе, очень долгое правление князя
в Новгороде Великом (1187-1196 гг.). В то же время мы распола-
гаем определенными предпосылками, позволяющими признать,
что Ярослав имел, по крайней мере, еще одного ребенка. Извест-
но, что непоименованный Ярославич защищал в 1207 г. Треполье
от войск Всеволода Святославича Чермного, точно так же, как
сидевший в то время в Торческе Мстислав Мстиславич и в Бел-
городе - Мстислав Романович. Многое говорит о том, что упомя-
нутый Ярославич не только не был идентичен брату, рождение
которого отмечено в новгородских летописях под 6699 г., но и
был на несколько лег старше него. Это послужило бы замеча-
тельным подтверждением того, что нам известно о потомках
75
Владимира Псковского. Его дочь в конце зимы 1212 г. стала же-
ной Теодора фон Буксховедена, а сын Ярослав возглавил воен-
ный поход в 1218 г.
Далее, обратим внимание на то, что через год после безус-
пешной обороны Ярославичем Треполья на севере Руси появился
Владимир Псковский. Прибытие князя в 1207 г. из зоны влияния
Ростиславичей на территорию, находящуюся под контролем вла-
димиро-суздальской ветви Рюриковичей, было вполне возможно,
так как обе упомянутые линии находились в то время в союзе
против Ольговичей. Кроме того, переезд и исправная деятельность
в районе Новгорода и Пскова сына Ярослава, долгие годы пра-
вившего в этой части Руси, кажется явлением вполне очевидным.
В 1208 г. Владимир сотрудничал с новгородцами, пребывав-
шими под контролем Всеволода Больше Гнездо, а потом посте-
пенно перешел на сторону Мстислава Мстиславича, который за-
нял Новгород на рубеже 1208/1209 гг. Такой политический ход
понятен, если допустить, что Владимир был сыном Ярослава
Владимировича. Ибо в таком случае они были бы в близком род-
стве также с владимиро-суздальской (племянник жены Всеволода
Большое Гнездо) и со смоленской линиями Рюриковичей (трою-
родный родственник по мужской линии). Существование такого
родственного сплетения подтверждает и тот факт, что Владимир
и Давид удержались на севере после того, как Ростиславичи утра-
тили ведущую роль на Руси в 1223 г. после битвы на Калке и со-
трудничали позднее с преемниками Всеволода Большое Гнездо.
По моему мнению, как отрицательные, так и положительные
аргументы позволяют, вопреки господствующей до сих пор в ли-
тературе точке зрения, признать, что Владимир Псковский и Да-
вид Торопецкий были сыновьями не Мстислава Ростиславича из
смоленской линии Рюриковичей, а сыновьями представителя са-
мой младшей ветви Мстиславичей-Мономаховичей, Ярослава
Владимировича.
Примечание
* Работа выполнена по гранту KBN Nr 108 036 31/2325.
Источники и литература
Алексеев Л. В. Смоленская земля в Х-ХП1 вв. М., 1980.
Войтович Л. Княжа доба на Pyci: портерти елпи. Б1па Церква, 2006.
Голубинский Е.Е. История канонизации в русской церкви. М., 1903.
76
Голубовский П.В. История Смоленской земли до начала XV ст. Киев, 1895.
Донской Д. Справочник по генеалогии Рюриковичей. Ренн, 1991. Ч. I
(середина IX - начало XIV в.).
Жизневский А. К. Описание Тверского Музея. Археологический отдел.
М., 1888.
Ипатьевская летопись И ПСРЛ. М., 2001. Т. II.
Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б. Выбор имени у русских людей в X-XVI вв.
Династическая история сквозь призму патронимики. М., 2006.
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов И ПСРЛ.
М., 2000. Т. III.
Татищев В.Н. Собрание сочинений. М., 1995. Т. Ill, IV.
Янин В.Л. Новгород и Литва: Пограничные ситуации XIII-XV веков. М.,
1998.
Baumgarten N. de. Genealogies et marriages occidentaux des Rirukides russes
du Xе au XIIIе sidcle // Orientalia Christiana. 1927. T. IX/1. Nr. 35.
Dqbrowski D. Synowie Mscislawa RoScislawowicza Chrobrego: Przyczynek
do genealogii smolenskiej linii Rurikowiczdw H Rocznik Polskiego To-
warzystwa Heraldycznego. Seria nowa. 2001. T. V (XVI). S. 165-173.
EuropSische Stammtafeln: Stammtafeln zur Geschichte EuropSischen
Staaten. Neue Folge / Hg. D.Schwennicke. Marburg, 1984. T. II.
Heinrici Chronicon Livonii / Ed. L.Arbusow, A.Bauer. Hannoverae, 1955.
A.A. Евдокимова
О МЕСТЕ ЗНАТИ В ХРАМЕ СВЯТОЙ СОФИИ В КИЕВЕ
(ПО МАТЕРИАЛАМ ГРЕЧЕСКИХ ГРАФФИТИ)
Если нанести все найденные на первом этаже собора Святой
Софии в Киеве греческие граффити (более 80 надписей) на план
собора, получится следующая картина. Большая часть надписей
приходится на левую (южную) часть собора, причем граффити в
этой части носят более разнообразный характер, чем подобные
же в северной. Среди просто молитв типа: «Господи, помоги рабу
Божьему имярек» (самые распространенные надписи) встречают-
ся и более пространные тексты, написанные минускулом доволь-
но хорошего качества. В одном из них, десятистрочном граффи-
то1, находящемся на юго-западном крещатом подкупольном
столбе, на восточной грани его южной лопатки, с изображением
святого Николая («княжий столб», по определению Высоцкого),
пока довольно четко читается последнее слово пятой строки:
77
ti €тт€ихет°2 («помолился») и ряд слов с середины седьмой до
конца восьмой строк:
Х(рют)с о 0(е)с cXcov(s)...ката GWTrXa(y)xvia аои
(Христе Боже помилуй3... по Своему милосердию)
Остальное, включая зачеркнутые вторую и четвертые строки, по-
ка восстанавливается лишь фрагментарно.
На столбе напротив помещено шестнадцатистрочное граффи-
то, в котором, как и в предыдущем, пока четко читаются только
отдельные фрагменты и некоторые слова:
во второй строке в середине: yvwOoi at («познай себя»);
третья строка: |xvtjctOt|ti цои K(vpi)e цои” («помяни меня,
Господи Мой»);
второе и третье слово пятой строки аитог ре4 («сам меня»);
с середины шестой, седьмая строка и в начале восьмой:
о (£[ои?) K(vpi)ov i5o$ (о) то(и) Х(рютои) ттобод* SfjpLog* (о)
кат(...)£а|1€Р0?;
(«Сын (жизни) Господа, страсть Христа, народ молящийся (?)»)
в девятой строке: татр! ei тгр((Ь)тои;
почти в начале десятой строки: irofjooi;
в середине одиннадцатой строки @(€от6к)с («Богородица»).
На южную сторону приходится более 70% всех греческих
граффити первого этажа. Наиболее исписанными в обеих поло-
винах храма оказываются два параллельных друг другу подку-
польных крещатых столба: юго-западный и северо-западный,
причем, на первом из них, юго-западном, не просто много надпи-
сей, но и они довольно четко процарапаны, например, одна из
изданных6 в прошлом году тянется почти на всю длину столба.
Ситуация с сохранностью надписей на втором столбе иная,
они мельче и тоньше процарапаны. Лучше всего по сохранности
на этом столбе фрагмент надписи, в которой чередуются грече-
ская и славянская строки. Если же обратиться к другим надписям
этого столба, то заметно следующее: в большинстве случаев име-
на оказываются худшей сохранности, чем весь основной текст,
так, словно их писали с меньшим нажимом, а также среди муж-
ских имен встречаются и женские, которых совсем нет в южной
половине.
Подобное же распределение количества греческих надписей,
только в большей степени проявленное, обнаруживается и в ал-
тарной части храма: в южной части, в Михайловском приделе и в
78
проходе из него в придел Иоакима и Анны находятся все грече-
ские надписи, найденные в алтарной части, за исключением двух
сомнительных7 граффити в Георгиевском приделе, на одно из
которых указал еще Высоцкий8.
В церкви св. Георгия в Старой Ладоге несколько греческих
граффито9: 6 аут]о$ NtjkoXqos10, Sr)p(cov), НакоРо$ . ока, подпи-
сей к рисункам-граффито, также находятся в южной части алта-
ря, но, к сожалению, в этом храме плохая сохранность фресково-
го слоя, поэтому сказать, насколько показательно такое свиде-
тельство сложно.
Как известно, если соблюдалось деление наоса на женскую и
мужскую половины, то женщины занимали северную часть хра-
ма, а мужчины южную, что - с учетом всех высказанных ранее
наблюдений,- видимо, соблюдалось в храме Св. Софии в Киеве.
К тому же у означенных столбов, наиболее близко расположен-
ных к алтарной части, скорее всего, стояли представители знати,
которые, по всей видимости, знали греческий. С другой стороны,
это могли быть места, предназначенные для греков, живших или
приезжавших тогда в Киев, которые, видимо, наряду с древне-
русской знатью занимали некое привилегированное положение.
Что же касается алтаря, то в южной апсиде располагался пер-
воначально кутейник, где совершались заупокойные службы, а
позже диаконник, помещение для хранения церковной утвари,
литургических книг и одежд. Функционально это помещение не
столь узко специализировано, как жертвенник11, находящийся в
северной апсиде.
Возможно, большая часть греческих граффито в южной апси-
де осталась с того времени, когда в ней совершались заупокой-
ные службы. И тогда можно отметить, что во время этих служб
около северной стены вимы располагался хор, о чем свидетельст-
вует обилие граффити с повтором гласных, т.е. своего рода фраг-
ментов из распевов или такого возгласа как обведенное в рамку
граффито12:
tlv кирт)акт] аХбХоит)а
(«Воскресению - аллилуйя!»)
Однако, поскольку пока не удалось найти информации о распо-
ложении граффити по отношению к сторонам света в других хра-
мах, данные выводы носят характер предварительных замечаний.
79
Таким образом, возможным местом, где могла находиться
знать в соборе, являются описанные два крещатых подкупольных
столба.
Примечания
1 На высоте 150 см. от пола, высота надписи 11 см, длина строки в среднем
12-13 см. Палеография: высота букв 0,3-0,8 см, ширина - 0,3-0,8 см.
2 Все цитаты из граффити далее даны в аутентичной орфографии, а ди-
акритика проставлена автором материалов, за исключением огово-
ренных ниже случаев.
3 В начале строки несколько затерто, возможно, там еще было место-
имение меня или нас.
4 Аутентичное ударение, так в граффито.
5 Аутентичное ударение, так в граффито.
6 Евдокимова А.А. Греческие граффити Софии Киевской (предваритель-
ная публикация) И Восточная Европа в древности и средневековье.
XVIII Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В.Т. Пашуто.
М.: 2006. Стр. 58, II 1.
7 Сомнительными мы их называем потому, что наряду с буквами, кото-
рые можно было бы назвать греческими, также встречаются древне-
русские, но при этом это все не складывается в некоторый единый
смысл, т.е. назвать эти граффити двуязычными также нельзя.
8 Высоцкий С.А. Средневековые надписи Софии Киевской (по материа-
лам граффити XI-XVII веков). Киев, 1976. С. 198-201.
9 Первое из них опубликовано: Рождественская Т.В., Васильев Б.Г.
Надписи и граффити на фресках Георгиевской церкви I! Церковь св.
Георгия в Старой Ладоге. История, архитектура, фрески / Автор-сост.
В.Д.Сарабьянов. М., 2002. Однако в этой публикации начало следую-
щей надписи “2тщ(ил/)” не было замечено авторами, (хотя на прори-
совке на 385 страницы две из видных букв были даны), как, впрочем,
неточно интерпретирован и конец граффито, так что надпись превра-
тилась в древнерусскую. Т.е. вместо «6 dyrjos МцкдХао$» было про-
читано О АГИОС НИКОЛА (С. 369).
10 Прорись рисунка-граффито с надписью опубликована в статье Н. Ов-
чарова «Рисунки-граффиты из Новгорода (XII-XV вв.)» (Овчаров Н,
Исторически приноси към старобългарската и старославянската епи-
графика и книжовность. София, 2006. С. 81), однако, в этой статье нет
расшифровки греческой надписи, а те буквы, что даны на прориси,
воспроизводятся неточно.
11 Помещение для подготовки хлеба и вина в отдельном литургическом
обряде проскомидии.
12 Длина рамки 25 см, от левого края 91 см, длина надписи 23,5 см, от
пола на высоте 113-114 см. Палеография: высота букв 0,7-2 см, ши-
рина букв 0,7-1,5 см.
13 Монограмма ро, эта и альфа.
А.Б. Ерёменко
МОДЕЛЬ «ВАССАЛ-СЮЗЕРЕН»
В ИСЛАНДСКОЙ «САГЕ О ХРОМУНДЕ ГРИПССОНЕ»
Саги о древних временах (Fornaldarsogur), при всей специ-
фичности содержащейся в них исторической информации, явля-
ются ценным источником сведений о менталитете и мировоз-
зренческих представлениях общества, в котором они создавались
(речь, прежде всего, об Исландии XIV-XV вв.). Отражение нашла
в них и модель отношений «вассал-сюзерен», которая особенно
четко представлена в «Саге о Хромунде Грипссоне» . Речь идет о
сюжетной линии, посвященной взаимоотношениям титульного
персонажа, сына бонда (273), и конунга по имени Олав, правив-
шего, согласно тексту саги, над одной из частей Дании. Рассмат-
риваемый сюжет состоит из четырех последовательных и взаимо-
связанных эпизодов.
Эпизод 1 (273-276)
В данной части обрисовывается модель поведения вассала по
отношению к сюзерену. Эталон здесь задает персонаж по имени
Кари, landvamarmadr («защитник земель») Олава (273). Кари
следует за конунгом Олавом, когда тот отправляется в викинг-
ский поход, по его поручению договаривается о битве с викингом
Хронгвидом и его войском, бьется с противниками конунга и
гибнет в этом сражении - причем, умирая, он обращает Олаву
свои последние слова: «Живи счастливо, государь, а я должен
стать гостем Одина» (274). Подражая его действиям, таким же
образом ведет себя и Хромунд: он также находится в войске ко-
нунга, а после смерти Кари вступает в бой с его убийцей, хотя тот
является крайне опасным бойцом. В отличие от Кари, впрочем,
Хромунд выигрывает поединок и обеспечивает конунгу победу в
сражении.
Как можно видеть, базовой установкой для вассала является
лояльность к правителю и готовность защищать его интересы
даже ценой собственной жизни. Речь идет, прежде всего, о воен-
81
них конфликтах - упор на военную составляющую обязательств
вассала характерен для всей саги в целом. Наличие такой уста-
новки само по себе традиционно для данной модели отношений,
но к ней эта модель в «Саге о Хромунде», однако, не сводится.
Эпизод 2 (279-280)
Между Олавом и Хромундом - вассалом и сюзереном - воз-
никает конфликт. Хромунд к этому моменту оказал конунгу не-
сколько очень серьезных услуг: прежде всего, он помог победить
викинга Хронгвида (эпизод 1), а кроме того, он отважился бро-
сить вызов живому мертвецу Траину - чудовищу и могучему
бойцу, наведшему страх на всех остальных воинов из войска
Олава, - спустился в его курган и победил его, добыв большие
богатства, основную часть которых он отдал конунгу и его со-
ратникам (276-278). После этого Хромунд стал ухаживать за
Сванхвит, сестрой Олава, которая ответила ему взаимностью.
Однако возвышение Хромунда вызвало зависть у Вали, другого
вассала Олава, и он оболгал соперника перед конунгом. Перво-
причиной конфликта, таким образом, является не Олав, но имен-
но он является здесь активно действующей стороной: он начал
относиться к Хромунду с антипатией и осудил его ухаживания за
Сванхвит. В конечном итоге, «настолько большой стала эта кле-
вета, что Хромунд и его братья покинули войско конунга и уеха-
ли домой к своему отцу» (279). Далее на владения Олава напал
конунг Хальдинг, и Олав послал людей к Хромунду, но «Хро-
мунд не хотел ехать и сказал, что Бильд и Вали помогут конунгу
и одержат для него все победы» (280).
В данном случае у вассала «накопились» заслуги перед сюзе-
реном, что вызывает у Хромунда определенные ожидания. Фак-
тически, Хромунд исходит из того, что за свою службу он должен
получить от Олава некую компенсацию. Ее конкретные проявле-
ния включают в себя высокий уровень признания (уважения и
почета) со стороны конунга и его согласие на брак Хромунда с
сестрой Олава: в обоих случаях речь идет о повышении общест-
венного статуса вассала. К браку со Сванхвит Хромунд при этом
стремится, прежде всего, из личной симпатии к девушке, однако
данный факт не отменяет статусной составляющей этого союза.
Наиболее принципиальный момент здесь состоит в том, что, не
получив от сюзерена компенсации за свою преданность и совер-
82
шенные поступки, вассал считает себя вправе быть освобожден-
ным от обязательств перед ним.
Эпизод 3 (280-282)
Хромунд соглашается поддержать Олава только в ответ на
просьбу Сванхвит. Тем не менее, в последний момент он все-таки
колеблется из-за дурных снов, которые ему приснились. В итоге
он вступает в бой, только после гибели всех его братьев, которые,
в отличие от Хромунда, присоединились к схватке сразу после
просьбы Сванхвит. Хотя плохие предчувствия Хромунда отчасти
сбываются - он получает тяжелую рану, - ему удается победить
врагов Олава.
В этом эпизоде речь идет о восстановлении отношений между
Хромундом и Олавом, но принципиально важно, что оно идет не
в рамках отношений «вассал-сюзерен». Мотивацией вступить в
бой на стороне Олава для Хромунда здесь служат не обязательст-
ва перед конунгом, а просьба любимой женщины, а также необ-
ходимость отомстить за убитых братьев.
Эпизод 4 (285-286)
Олав мстит конунгу Хальдингу за нападение (эпизод 3), про-
водя ответную атаку на его земли в Швеции. На этот раз, как и в
эпизоде 1, Хромунд вновь присоединяется к войску Олава и от-
стаивает его интересы в бою, побеждая при этом нескольких
очень опасных противников. После этого они возвращаются в
Данию, и Олав отдает Сванхвит в жены Хромунду.
Здесь Олав и Хромунд снова возвращаются в рамки отноше-
ний «вассал-сюзерен». Хромунд вновь принимает на себя обяза-
тельства вассала: его поведение идентично его же действиям в
эпизоде 1, когда он поддерживал конунга в его военных предпри-
ятиях, даже когда от него при этом требовались подвиги. Такую
поддержку он оказывал и в эпизоде 3, но там у Хромунда име-
лись иные мотивации, а в данной ситуации он только следует за
конунгом, который является инициатором этого похода (Safnar
Olafr konungr lidi, helt sidan til Svipjodar. Hromundr fylgdi honum -
«собрал Олав войско и направился в Свитьод. Хромунд последо-
вал за ним». - 285). Олав же, со своей стороны, на этот раз (в от-
личие от эпизода 2) награждает Хромунда за его службу, причем
награда оказывается очень высокой: взяв в жены дочь конунга,
сын бонда Хромунд значительно повысил свой социальный статус.
83
«Сага о Хромунде Грипссоне», сохранившаяся только в ре-
дакции XVII в., признается исследователями вполне репрезента-
тивным представителем группы Fornaldarsogur\ Схожий сюжет,
хоть и не столь четко и компактно артикулированный, можно
найти и в других сагах о древних временах, таких, как «Сага о
Фритьофе Смелом» и «Сага о Торстейне, сыне Викинга». В них
сюжет, связанный с моделью «вассал-сюзерен», переплетен с
другими сюжетами - этической порядочности и соблюдением пра-
вил гостеприимства в «Саге о Фритьофе Смелом», и моделью отно-
шений между побратимами - в «Саге о Торстейне, сыне Викинга».
Модель «вассал-сюзерен», представленная в «Саге о Хромун-
де Грипссоне», сохраняет традиционную для такого типа отно-
шений основу: от вассала требуется лояльность по отношению к
сюзерену. Эта лояльность предполагает отстаивание интересов
сюзерена - в рассматриваемом случае речь идет, прежде всего, о
военных конфликтах, причем вассал должен быть готов даже к
абсолютной жертве, т.е. к гибели. Кодекс, по которому вассал с
сюзереном строят свои отношения, содержит требования и к сю-
зерену. Подчинение и доминирование не абсолютны, но фактиче-
ски образуют систему взаимных обязательств. Нарушение обяза-
тельств со стороны господина предоставляет подчиненному неза-
висимость: в этой ситуации он освобождается от необходимости
защищать его интересы, даже когда для сюзерена речь идет о за-
щите абсолютной ценности, т.е. жизни.
Сам по себе такой сюжет не является уникальным: в реальной
жизни взаимосвязанность обязательств вассала и сюзерена была
неизбежной. Однако в данном случае принципиально, что обя-
занности господина являются предметом именно художественно-
го произведения, т.е. переведены в разряд идеологических уста-
новок - для средневековой концепции властных отношений упор
на этот элемент отношений «вассал-сюзерен» был не слишком
характерен. Появление подобного сюжета в «Саге о Хромунде
Грипссоне» можно объяснить влиянием со стороны континен-
тальной рыцарской литературы и культуры, в которых сюжет
«вассал-сюзерен» играл важную роль.
Тем не менее, возможно и другое объяснение, согласно которо-
му в данном тексте отражены взгляды исландского общества време-
ни составления текста на верховную власть. Оно заслуживает более
пристального внимания, поскольку сага в любом случае транслиро-
84
вала отраженную в ней модель отношений своей аудитории как ау-
тентичную. Тот факт, что для исландцев здесь был важен прежде
всего именно ограниченный характер власти сюзерена, стоит свя-
зать с аутентичной традицией народовластия и с неприятием ино-
странного господства, установленного в стране еще в 60-х годах
ХП1 в. Влияние же со стороны рыцарской литературы в таком слу-
чае могло играть скорее усиливающую роль, закрепляя отражение
такой модели отношений в художественных текстах.
Примечания
1 Hr6mundar saga Grippsonar И Fomaldarsdgur Nordurlanda I Gudni J6ns-
son, Bjami Vilhjalmsson. Reykjavik, 1944. B. 2. Bls. 273-286. Далее номе-
ра страниц саги даны в тексте в круглых скобках. Перевод мой.
2 Подробную характеристику саги см. в работе: LeRoy Andrews A. Studies
in the Fomaldarsdgur Nordurlanda (The Hrdmundar saga Gripssonar) П
Modem Philology. Chicago, 1910-11. Vol. 8. P. 527-544; 1911-12; Vol. 9.
P. 371-397; 1912-13. Vol. 10. P. 601-630.
И.Е. Ермолова
АММИАН МАРЦЕЛЛИН
О ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНСТИТУТАХ
ВАРВАРСКОГО ОБЩЕСТВА
Проблема социальной структуры и системы управления вар-
варскими племенами чрезвычайно актуальна для исследования
истории поздней Римской империи и эпохи Великого переселе-
ния народов. Без изучения общественных отношений многочис-
ленных германских, ираноязычных, тюркских и иных народов
невозможно понять основные закономерности и процессы этого
важного этапа развития человечества.
Ценнейшим источником для реконструкции политических
институтов племен, граничивших с римскими провинциями и
пытавшихся переселиться на их территорию в IV в., являются
«Деяния» Аммиана Марцеллина. Будучи профессиональным воен-
ным, Аммиан был хорошо знаком с ситуацией в зонах контактов
с варварами как в западной, так и в восточной частях государст-
ва. Его труд содержит самые разнообразные сведения о тех, кто
неоднократно переходил из числа союзников Римской империи в
85
стан ее врагов и обратно, поэтому может служить серьезной ос-
новой для суждений о характерных особенностях общественного
устройства, сложившегося в IV в. у многочисленных племен ала-
маннов, квадов, бургундов, тервингов, гревтунгов, франков, сар-
матов, аланов, сарацинов, мавров.
По данным Аммиана Марцеллина, племена и племенные союзы
возглавляют reges, iudices, regales, reguli. Разнообразие терминов,
обозначающих вождей, свидетельствует не только о рыхлости и не-
завершенности оформления правящего слоя варварского общества,
как полагают некоторые исследователи, но также, возможно, с од-
ной стороны - литературной - о стремлении автора обогатить свой
текст синонимами, а с другой - содержательной - о глубоком зна-
нии Аммиана реалий и оттенков политической жизни описываемых
им племен, что побуждает быть особенно внимательным, в том чис-
ле и при переводе его сочинения на русский язык, поскольку любой
перевод, как известно, является интерпретацией.
Слово reges (повторяющееся в «Деяниях» более ста раз) и од-
нокоренные с ним используются историком только при описании
варваров (если к ним причислить и персидского царя, и царей
некоторых зависимых от Рима царств), iudices же он, в соответст-
вии с официальной терминологией, гораздо чаще (двадцать четы-
ре раза против пяти о варварах) называет высших римских граж-
данских чиновников. Заметных различий между варварами-носи-
телями того и другого титула заметить пока не удается, хотя на-
звание iudices, может быть, в большей степени подразумевает
гражданские и судебные полномочия. Положение iudicis Атана-
риха, верховного вождя тервингов, по данным Аммиана Марцел-
лина (XXVII. 5. 6; XXXI. 3. 4-5; 7), по-видимому, выше, чем дру-
гих вождей этого племенного союза, а Амвросий Медиоланский
пишет о нем как о iudex regum.
Должности reges и iudices у многих народов, если не у всех,
продолжают оставаться выборными (XXXI. 3. 3), но право притя-
зания на них в значительной мере обусловливается происхожде-
нием. В тексте «Деяний» часто говорится о родственных отноше-
ниях вождей разных племен и их предках, имевших то же поло-
жение. a reguli и regales могут обозначать их сыновей (XIV. 10. 1;
XVI. 12. 25; XVIII. 2. 15; XXI. 3. 4; XXVII. 10. 3; 12. 21; XXIX. 5. 2;
11; 13; 28). Вторым, а иногда и решающим фактором были воин-
ские доблести претендента на власть (XXXI. 2. 25; 3. 1).
86
Все reges, regales, reguli, indices, в первую очередь, являются
военачальниками, главнокомандующими племен или союзов пле-
мен, либо командирами отдельных отрядов воинов (XVII. 12. 12).
Примечательно, что и глагол regere используется Аммиаком в
значении командовать (regere milites - XXIX. 4. 7). У бургундов
даже в IV в. сохраняется весьма архаический обычай потери вла-
сти вождями в случае неудачи на войне под их командованием
(XXVIII. 5. 14). Для устойчивого положения тех, кто обладал вла-
стью любого уровня, обязательным было личное мужество, храб-
рость и воинственность (XVI. 12. 24; XXVII. 10. 3; XXXI. 10. 6).
Сочинение Аммиана Марцеллина позволяет составить представ-
ление об определенной иерархии в среде варварских вождей.
Высшую ступень занимали reges (XVI. 12. 23; XXX. 3. 3-5), но не
все, были еще некие «ближайшие по власти» к ним вожди (potes-
tate proximi reges: XVI. 12. 26), затем reguli и иногда regales, все
они могли осуществлять совместные (как правило, боевые) дей-
ствия по предварительной договоренности (XVI. 12. 1; 26; XVIII. 2.
13). А вот subreguli обязаны были беспрекословно подчиняться
reges (XVII. 12. 11; 14; 21). Аммиан не объясняет, как возникала
такого рода зависимость между племенами. Можно предположить,
что те, кто становился subreguli, сначала терпели поражение от
своих будущих повелителей.
Дипломатия также была прерогативой reges. Римляне чрез-
вычайно охотно разрушали связи зависимости в варварском ми-
ре, заключая отдельные соглашения с subreguli (XVII. 12. 14; 20).
По традиции, различные договоры с римскими властями или дру-
гими племенами заключались от имени reges (XVIII. 2. 8). Иногда
они вели переговоры лично (XVII. 1. 13; 10. 3-4; 9; 12. 9; XVIII. 2. 18;
XXIII. 3. 8), но чаще отправляли посольства, состоящие из знат-
ных людей, фигурирующих в «Деяниях» как optimates, principes,
proceres, seniors (XIV. 10. 9-10; XVI. 12. 3; XVIII. 2. 19; XXVIII. 5. 13;
XXIX. 5. 51; XXXI. 12. 13). Они сражались в боях рядом с вождя-
ми и иногда командовали отдельными отрядами (XVI. 12. 49;
XVII. 12. 12; 21; XXIX. 5. 21; XXXI. 7. 8; 15. 13). Эту же знать или
их сыновей, наряду с regales и reguli, римляне предпочитали
брать в заложники (XVI. 12. 23; XVII. 12. И; 16; 21; XXIX. 5. 16).
Вероятно, optimates, principes, procures, seniores были представи-
телями аристократических родов, возможно, родственниками во-
ждей и их приближенными, чьи жизни в какой-то мере гаранти-
87
ровали соблюдение достигнутых договоренностей (XVII. 10. 8;
XXVIII. 2. 6; 8). В силу своей значимости они в некоторых случа-
ях могли существенно повлиять на выбор того или иного полити-
ческого решения (XVII. 13.21; XXX. 6. 2). По всей видимости, те,
кого Аммиан Марцеллин называет optimates, входили в число
comites, окружавших каждого влиятельного вождя (XVI. 12. 60;
XXIX. 4. 7; XXI. 4. 5). Comites, по Аммиану, сопровождают вож-
дей постоянно, и на войне, и в мирное время, поэтому следует,
вероятно, переводить этот термин как «свита». У satellites, в от-
личие от comites, есть только одна обязанность: охранять вождя
(XVI. 12. 58; XXIX. 4. 5; XXXI. 5. 6). Скорее всего, они принад-
лежали к другому слою варварского общества, находящемуся
между знатью и простым народом.
Противопоставление между теми, кто руководил племенами и
народами, и основной массой воинов отчетливо просматривается
в «Деяниях». Последние почти никогда не принимают активного
самостоятельного участия в политике. Не часто Аммиан упоми-
нает о решительных действиях, тем более противоречащих наме-
рениям вождей и знати, тех, кого он называет populus, plebs mis-
erabiiis, vulgus, (homines) ignobiles, humiles (XVI. 12. 17; 34; 49;
XVII. 13. 24; XXXI. 12. 8; 14). Тем ценнее его сведения о редких
случаях проявления народной воли. Существенные вопросы жиз-
ни племени, такие как выборы вождя, переселение, по-прежнему
выносились на суд народного собрания (XVII. 13. 24; XXXI. 3. 8;
16. 1). Следует констатировать сохранение в IV в. этого древнего
института. Особенно ярко он проявляет себя в противостоянии с
властями предержащими. Так, два аламаннских племени напере-
кор своим вождям присоединились к врагам римлян, причем бо-
лее верный римлянам вождь был убит (XVI. 12. 17). А в одной из
битв простые воины потребовали от вождей и знати, чтобы те
сошли с коней и сражались вместе со всеми в пешем строю, ли-
шившись возможности легко бежать в случае поражения. Знат-
ные военачальники вынуждены были выполнить это требование
(XVI. 12. 34-35). Видимо, общинные традиции и стремление к
равенству в варварском обществе были еще достаточно сильны, и
стоящие во главе племен reges, regales, reguli, iudices, optimates,
principes, proceres, seniors вынуждены были с этим считаться.
88
А.Ю. Золотарев
АНГЛОСАКСОНСКИЙ КОРОЛЬ КАК СУДЬЯ:
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ОБРАЗА В ИСТОЧНИКАХ
И ЕЕ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ
Отправление правосудия является одной из древнейших
функций королей германцев, о чем свидетельствует в «Герма-
нии» римский историк Тацит, который пишет, что reges и ста-
рейшины германцев выносили свои решения вместе с собранием
племени (Тацит. Германия, 11-12). В период образования варвар-
ских королевств на развалинах Западной Римской империи пози-
ции короля в общественной и политической жизни стали исклю-
чительными, несопоставимыми с позициями других его сопле-
менников. Очевидно, судебные прерогативы короля также усили-
лись. Но в источниках этот процесс не нашел адекватного отра-
жения. В «Салической правде» содержатся лишь глухие упоми-
нания о суде короля (Lex Salica, XVIII, 1; LVI, 1). О том, что роль
франкского монарха в осуществлении правосудия была весомой,
мы узнаем из материала грамот (Fouracre 1986. Р. 23-43) и био-
графии Карла Великого Эйнхарда, который, желая карикатурным
описанием Мсровингских королей, путешествующих «на двукол-
ке, которую влекли запряженные быки, управляемые по сельско-
му обычаю пастухом» (Эйнхард. Жизнь Карла Великого, I), по-
казать их слабость, на самом деле продемонстрировал их актив-
ное участие в осуществлении правосудия (так, желая показать
свою доступность для просителей, по Галлии путешествовали и
вершили суд римские префекты. См.: Wood. Р. 102).
Лишь с приходом к власти Каролингов iustitia начинает вся-
чески подчеркиваться как одна из первенствующих королевских
добродетелей, что видно на примере сочинений Алкуина, Гинк-
мара, Тегана, многочисленных зерцал государей Каролингского
времени (Fouracre 1995. Р. 771-803; Nelson Р. 797-826; Anton).
Англосаксонский материал демонстрирует весьма близкие ана-
логии с франкским. Источники, относящиеся к периоду до правле-
ния короля Альфреда Великого (871-899), довольно скупо говорят о
судебной власти короля. В законах за ним закреплены лишь немно-
гие прерогативы: наказывать или миловать схваченных с поличным
воров; тех, кто по небрежению их упустил; тех, кто осмелился зате-
89
ять вооруженную драку в присутствии короля (Die Gesetze der
Angeisachsen: Wi., 26; 27; Ine, 6; 15.2; 28; 50; 73; Af., 4; 7).
При Альфреде Великом и его преемниках происходит идео-
логическое преобразование статуса и полномочий королевской вла-
сти в соответствии с Каролингской моделью. В Англии была вве-
дена клятва верности государю, подобная той, что существовала
в империи Каролингов (Die Gesetze der Angeisachsen: II Ew, 1; III
Em, 1. Cp.: MGH. Cap. I. 63; 66; 67). С конца IX по начало XI в.
англосаксонские короли активно издавали законы, созданные по
образцу Каролингских капитуляриев (об их сходстве см.: Wor-
maid. Р. 286-330, 430-449). В этих законах англосаксонские ко-
роли предстают как лица, обладающие высшей судебной вла-
стью: они контролируют работу судей низшего ранга (гереф),
грозя им карами за несправедливые решения (Die Gesetze der
Angeisachsen: I Ew., Pr.; II Ew., 8; V As, 1.3; VI As, 11; III Eg., 3.
Cp.: MGH. Cap. I. 80, 8), являются последним прибежищем пра-
восудия для тех, кто не смог получить его в нижестоящих судах,
и они единственные могут смягчить слишком суровый приговор
(III Eg., 2-2.1), обладают исключительной юрисдикцией в отно-
шении представителей служилой знати (тэнов) (Die Gesetze der
Angeisachsen: III Atr., 11).
Каролингским зерцалам подражал и епископ Ассер, когда дал
следующую характеристику судейской деятельности короля в
написанной им биографии Альфреда Великого: «Он (король. -
А.З.) показал себя как дотошный следователь справедливости
приговоров, особенно потому, что заботился о бедных, ради ко-
торых, наряду с исполнением всех своих прочих обязанностей, он
с удивительным рвением трудился денно и нощно... И поскольку
он проницательно рассматривал почти все те приговоры во всей
своей стране, которые были сделаны в его отсутствие, то всегда
мог увидеть, справедливы они или нет; и если он действительно
обнаруживал что-либо неправильное в судебном решении, то он с
умеренной строгостью спрашивал с судей, или лично, или через
своих доверенных представителей, почему они вынесли такой
неверный приговор...» (Asser, 105-106. О сравнении произведения
Ассера с его каролингскими образцами см.: Wormaid. Р. 118-125).
И англосаксонские законы, и приведенный отрывок из сочи-
нения Ассера суть тексты, принадлежащие, по моему мнению, к
одному дискурсивному полю: они находятся под сильным влия-
90
нием христианской концепции королевской власти, представляют
собой своего рода зерцала, которые отражают, в одном случае,
нормативный, в другом - идеальный образ короля-судьи. Помимо
этих двух видов источников, существует еще и третий - докумен-
тальные источники (грамоты, картулярные хроники), где также
отразился образ короля-судьи, но уже в другом ракурсе.
Если король законов и биографии Ассера - это король, вер-
шащий правосудие в полном одиночестве, то король грамот поч-
ти всегда делает это с согласия своих «мудрых (советников-
А.З.)» (в Англии они назывались уитанами). Раннесредневековое
правосудие всегда было коллективным правосудием: только то,
что было решено всеми, имело обязывающую для всех силу.
Иначе в государствах, где практически отсутствовал государст-
венный аппарат, не было профессиональной бюрократии и поли-
ции, и быть не могло. Именно в силу этого в ранние средние века
возникает принцип «суда равных»: первоначально он рассматри-
вался вовсе не как гарантия справедливого правосудия, а как спо-
соб легитимации и гарантирования исполнения судебного реше-
ния. Причем наиболее выгоден он был королевской власти, по-
скольку таким образом члены высшей знати (или же какого-то
местного сообщества) оказывались «повязаны» принятым реше-
нием, что сводило к минимуму опасности, связанные с недоволь-
ством отдельных группировок и кланов (Barnwell. Р. 18-19).
В тех случаях, когда мы имеем достаточно подробные описа-
ния судебных казусов, король предстает перед нами в достаточно
пассивной роли. В качестве примера можно привести дело о по-
местье в Фонтхилле (S 1445 по каталогу П.Сойера: www.anglo-
saxons.net). Здесь король, это был Альфред Великий, принимает
решение о том, что ответчик должен представить доказательства
своих прав на землю (она и была предметом иска), созывает кол-
легию уитанов, отвергает апелляцию на результаты судебного
следствия, назначает день судебного заседания, где должен быть
вынесен окончательный вердикт, передает торжествующему от-
ветчику свою печать (возможно, вместе с предписанием), которая
удостоверяет его права победителя. Уитаны исследуют доказа-
тельства, принимают решение о том, кто будет приносить клятву
(что было равносильно признанию победы того, кто был признан
«ближе к клятве»), присутствуют при самом акте клятвы и по его
результатам выносят вердикт. Во втором случае король Эдгар
91
(959-975) отказывает архиепископу Дунстану в его просьбе пере-
дать ему земли некоего Экгферта: в свое время Экгферт с ведома
короля завещал эту землю архиепископу с условием, что он будет
опекать его вдову и ребенка. Король сослался на то, что поместье
Экгферта было конфисковано по приговору уитанов (S 1447 по
каталогу П.Сойера: www.anglo-saxons.net). В третьем казусе, тяж-
бе между знатной дамой Уинфлед и тэном Леофвином, король
Этельред II (978-1016) участвовал в своего рода предваритель-
ном слушании дела и по его итогам лишь рекомендовал Леоф-
вину уступить; когда тот стал настаивать на рассмотрении дела
по всем правилам в суде шира (графства), король послал предпи-
сание провести судебное заседание в собрании Беркшира (S 1454
по каталогу П.Сойера: www.anglo-saxons.net). Иногда совет зна-
ти (уитанагемот) вообще мог принимать судебные решения без
участия короля (S 877 по каталогу П.Сойера: www.anglo-saxons.
net; Liber Eliensis II, 11. P. 85).
Разумеется, отстраненность, неучастие короля в вынесении
судебного решения советом знати - зачастую всего лишь иллю-
зия. Не приходится сомневаться, что король обладал огромными
возможностями влиять на решения своих уитанов. Но это уже
тема отдельного исследования.
В завершении же этой статьи следует сделать следующие вы-
воды. Приведенный выше материал, как мне кажется, свидетель-
ствует о тех стратегиях, которые использовали короли раннего
средневековья для утверждения своей власти в сфере правосудия.
Одна стратегия состояла в том, чтобы, опираясь на библейскую
модель царской власти и отчасти на римские традиции, поднять
авторитет королевской власти на недосягаемую высоту, закре-
пить за собой исключительные полномочия в судебной сфере и
мобилизовать ту часть общества, которая была способна воспри-
нять эту пропаганду, для своей поддержки. Вторая стратегия
подразумевала подчеркивание коллективности форм правосудия,
которое осуществляли вместе лучшие люди королевства (графст-
ва, сотни и т.п.). На первый взгляд противоположные, эти страте-
гии дополняли друг друга: первая предоставляла королю власть,
вторая - механизм ее осуществления.
Литература
Anton Н.Н. Fiirstenspiegel und Herrscherethos in der Karolingerzeit. Bonn,
1968.
92
Barnwell PS. Kings, nobles, and assemblies in the barbarian kingdoms H
Political assemblies in the earlier Middle Ages / Ed. by P.S.Barnwell &
M.Mostert. Turnhout, 2003.
Die Gesetze der Angeisachsen / Hg. von F.Liebermann. Halle, 1903. Bd.l.
Text und Ubersetzung.
Fouracre P. «Placita» and the settlement of disputes in later Merovingian
Francia H The settlement of disputes in early Medieval Europe / Ed. by
W.Davies & P.Fouracre. Cambridge, 1986.
Fouracre P. Carolingian justice: the rhetoric of improvement and contexts of
abuse // Settimane di studio del Centro italiano di studi sull’alto medio-
evo. 1995. Vol. 42.
Liber Eliensis / Ed. by E.O. Blake. London, 1962
Nelson J. Kings with justice, kings without justice: an early medieval para-
dox H Settimane di studio del Centro italiano di studi sulPalto medioevo.
1997. Vol. 44.
Wood 1. The Merovingian kingdoms. London, 1994.
Wormaid P. The making of English law: King Alfred to the twelfth century.
Oxford, 1999. Vol. 1.
O.M. Иоаннисян, T.B. Рождественская
НАДПИСЬ ИЗ ЦЕРКВИ СВ. ПАНТЕЛЕЙМОНА
В ГАЛИЧЕ ЮЖНОМ
В КОНТЕКСТЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ КОНЦА ХП в.
Среди многочисленных надписей-граффити на стенах церкви
св. Пантелеймона в Галиче Южном особый интерес представляет
большая многострочная надпись, выбитая на южной наружной
стене храма справа от южного портала. Надпись была открыта
из-под поздней штукатурки в 1909 г. Й.Пеленським и опублико-
вана в 1914 г. Й.Пеленьский предложил свое прочтение и интер-
претацию текста, опираясь на консультации А.А.Шахматова и
А.И.Соболевского, познакомившихся с прорисью и фотографией
надписи1. Упоминаемого в начале надписи князя Мстислава («Въ
княжение Мстиславле, въ дережаву Игнатову...») Й.Пеленський
связал с князем Мстиславом Удалым, поскольку, согласно чте-
нию А.И.Соболевского, принятому Й.Пеленським, в надписи
присутствует также имя князя Даниила, которого Й.Пеленьский
отождествил с волынским князем Даниилом Романовичем, зятем
Мстислава Удалого. Соответственно, и надпись на стене Панте-
93
леймоновской церкви, и сама постройка храма были датированы
Й.Пеленьским XIII в.
Натурное изучение надписи, проведенное авторами доклада в
1989 г., позволило восстановить текст надписи почти полностью
и существенно уточнить его прочтение: «Въ княжение Мстислав-
ле, дережаву Игнатьву искали ляха въ плотеники и не нашли бы
кладеное далъ, а тому послуси Попове с(вя)т(а)го Пантелеймона
Лазорь ...а конязъ судилъ не искати никому ... ф’ли Димитръ, Бо-
гданъ...»2. Вместо имени Даниил, предложенного по прориси
А.И.Соболевским, ясно читается слово «судил», следовательно,
аргумент об упоминании Даниила Галицкого, на который опи-
рался И.Пеленьский при датировке надписи XIII в., отпадает.
Надпись замечательна своим содержанием. В начале текста -
формула указания на существующую в этот момент власть, в
конце - формула свидетельствования («а тому послуси Попове
святаго Пантелеймона»), в заключение - формула приговора («а
князь судил...»). В нашей публикации 1992 г. этой надписи мы
были склонны интерпретировать ее как юридический документ, в
котором речь идет о долге некоего «ляха», связанном со строи-
тельством церкви, и решением князя, свидетелями которого вы-
ступили служители («Попове») храма, этот долг не взыскивать3.
Однако при такой интерпретации остается ряд вопросов, не нахо-
дящих объяснения. Галицкая надпись отличается от обычных
надписей-граффити на стенах храмов совершенно беспрецедент-
ной монументальностью, которая выражается и в уникальном
размере надписи, занимающей два квадра стеновой кладки, и в
нарочито бросающемся в глаза ее расположении рядом с входом
в храм, и в самой технике ее выполнения - надпись не процара-
пана, как обычно, на стене храма, а высечена в камне. Очевидно,
что писавшие ее Димитр и Богдан стремились увековечить какое-
то очень важное событие таким образом, чтобы напоминание о
нем бросалось в глаза каждому, входящему в храм через южный
портал. Вряд ли судебное разбирательство, связанное с решением
неких финансовых проблем, возникших при строительстве храма,
удостоилось бы такого, явно рассчитанного на века, внимания.
По-видимому, речь здесь идет о каком-то крайне важном собы-
тии в жизни древнего Галича.
Эти соображения заставляют вновь обратиться к началу над-
писи и предложить новый вариант его истолкования. В начале
94
надписи («Въ княжение Мстиславле, дережаву Игнатову...») упо-
минаются два человека, наделенные властными функциями -
князь Мстислав и некий Игнат, «в дережаву» которого произош-
ло интересующее нас событие. Если функции первого не вызы-
вают сомнений, то кем был упомянутый вслед за ним Игнат, не-
ясно. В.Л.Янин, обративший на это наше внимание, основываясь
на неизвестной ранее галицкой вислой печати, содержащей имя
«Игнат», высказал предположение, что это имя является кре-
щальным именем одного из галицких князей, происходящих из
династии Ростиславичей - Ярослава Владимировича Осмомысла
(годы княжения 1152-1187) или его сына Владимира Ярославича
(годы княжения 1189-1199). Связать упоминаемого в надписи
Игната с Ярославом Осмомыслом, умершим в 1187 г.4, не позво-
ляет датировка Пантелеймоновской церкви, основанная на анали-
зе форм и конструкций, появившихся в Галицком зодчестве в са-
мом конце 80-х - в 90-х гг. ХП в.5. Кроме того, среди надписей-
граффити на стенах церкви имеется надпись с датой 1194 г., оп-
ределяющей «верхнюю» границу строительства храма6. Годы
княжения в Галиче сына Ярослава Осмомысла князя Владимира
Ярославича - 1187 г. и 1189-1199 гг. - напротив, полностью со-
ответствуют этой датировке. Итак, если в надписи упоминается
не один князь, а два - Мстислав и Игнат (Владимир Ярославич),
то вновь встает вопрос об идентификации князя Мстислава. Если
предположить, что упоминаемое Димитром и Богданом событие
происходило во времена княжения Владимира Ярославича, отпа-
дает фигура князя Мстислава Удалого - он занимал галицкий
стол позднее, в 1219-1227 гг. По той же причине не подходит и
пересопницкий князь Мстислав Ярославич Немый, который си-
дел на галицком столе в течение недолгого времени в 1211 г.7,
уже после смерти Владимира Ярославича. Киевский князь Мсти-
слав Изяславич, союзник отца Владимира Ярославича, князя
Ярослава Осмомысла, умер в 1170 г., то есть задолго до утвер-
ждения Владимира Ярославича в Галиче. Следовательно, ни один
из князей по имени Мстислав не может быть персонажем Галиц-
кой надписи. Упоминание двух князей в преамбуле одного текста
необычно. Оба князя упоминаются друг за другом, как княжив-
шие одновременно. При этом по отношению к одному из них
применен термин «княжение», а к другому - «держава». В таком
сочетании можно увидеть некоторый оттенок противопоставле-
95
ния: княжит один князь, Мстислав, но «держава» принадлежит
другому - Игнату. При таком истолковании начальной формулы
можно предположить, что увековеченное в этой надписи событие
произошло в тот момент, когда на галицком престоле одновре-
менно находились два князя, причем один из них правил («кня-
жил»), а законная власть («держава») принадлежала другому. Та-
кая ситуация сложилась как раз в первые годы княжения Влади-
мира Ярославича и связана с претензиями на галицкий стол его
сводного брата, незаконнорожденного сына Ярослава Осмомысла
«Олега Настасьича»8, которому отец перед смертью в 1187 г. ос-
тавил в наследство Галич, заставив бояр поклясться в том, что
они «не будут искать» престола под его побочным сыном9. Поль-
ские источники сообщают о «незаконном», «подложном» князе в
Галиче (Кадлубек) по имени Мечислав (хроника Богухвала)10, а
Густынская летопись под 1187 г., ссылаясь на «польских лето-
писцев», дважды называет Олега Настасьича-Ярославича Мсти-
славом (курсив наш. - Авт.}". В контексте этих сообщений га-
лицкую надпись можно рассматривать как прямой отклик на со-
бытия, связанные с занятием Владимиром-Игнатом Ярославичем
стола, незаконно занимаемого Олегом-Мстиславом Настасьичем.
В этом случае становится понятным и упоминание в надписи
«ляха», поскольку престол был возвращен Владимиру при помо-
щи Фридриха Барбароссы и польского короля Казимира II Спра-
ведливого. Понятно тогда и о каком «плотенике» идет речь в
этом контексте: летопись сообщает, что за помощь, оказанную
ему, Владимир обязался выплачивать ежегодно 2000 гривен в
год1". Особый смысл приобретает заключительная фраза надписи:
«а князь судил не искати никому». Заняв галицкий престол, Вла-
димир решил заручиться поддержкой своего дяди - Всеволода
Большое Гнездо: «И посла ко Всеволодоу ко оуеви своемоу в Со-
уждаль. и мол яся емоу: “О(т)че, г(о)с(поди)не, оу держи Галичь
подо мною, а яз Б(о)жии и твои есмь со всимъ Галичемь. а во
твоей во;гк есмь всегда. Всеволодъ же Соуждальскии. приела ко
всимъ князем, и ко королеви в Ляхы и води я ко кр(е)сту на сво-
ем ь сестричек Галича не искати николи же под нимь» (курсив
наш. - Авт. Ср.: «а князь судилъ не искати никому» в надписи)13.
Напомним, что и событие, с которого начиналась описываемая
историческая коллизия, сопровождается в летописи применением
96
той же формулы: Ярослав Осмомысл требовал от Владимира
Ярославича и галицких бояр «не искать» престол в свою пользу.
Итак, в надписи у южного портала церкви Пантелеймона речь
идет не о долге, связанном со строительством храма, а о возвра-
щении галицкого престола законному владельцу. Надпись пред-
ставляет собой не просто юридический документ, а политический
акт, имевший важное государственное значение. Это обстоятель-
ство и объясняет необычные особенности надписи - ее монумен-
тальность, технику исполнения и расположение на самом видном
месте при входе в храм.
Предложенная интерпретация надписи согласуется с дати-
ровкой церкви св. Пантелеймона концом 80-х - началом 90-х го-
дов XII в., а сама надпись является, по-видимому, непосредствен-
ным откликом на бурные события конца 80-х годов XII в.
Примечания
1 Рождественская Т.В. Древнерусские надписи на стенах храмов: Но-
вые источники XI-XV вв. СПб., 1992. С. 126 134. Там же литература
вопроса.
2 Там же. С. 129. Отточием обозначены лакуны в надписи из-за повреж-
дения стенной поверхности.
3 Там же. С. 133.
4 ПСРЛ. М. 1962. Т. 11. Ипатьевская летопись. Стб. 656.
5 Иоаннисян О.М. Основные этапы развития Галицкого зодчества //
Древнерусское искусство. Художественная культура X - первой поло-
вины XIII в. М., 1988. С. 50-52.
6 Рождественская ТВ. Древнерусские надписи. С. 125-127 (прорись).
7 Рапов О.М. Княжеские владения на Руси в X - первой половине XIII в.
М., 1977. С. 157-158; 178.
8 О матери Олега см. также: Котляр Н.Ф. Комментарий // Галицко-Во-
лынская летопись / Текст. Комментарий. Исследование. Сост. Н.Ф.Котляр,
В.Ю.Франчук, А.Г.Плахонин. Под ред. Н.Ф.Котляра. СПб., 2006. С. 188.
9 ПСРЛ. Т. II. Стб. 657: «и приводи ВолодимЪра ко хр(ес)тоу и мужи
Галичкыя на семь, яко емоу не искать подъ братомъ Галича».
10 Хроника магистра Винцентия Кадлубка // Щавелева Н.И. Польские
латиноязычные средневековые источники. М., 1990. С. 105; см. также:
Щавелева Н.И. Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша.
(Книги I—VI). Текст, перевод, комментарий / Под ред. и с доп.
А.В.Назаренко. М., 2004. С. 435-436.
11 ПСРЛ. СПб., 2003. Т. 40. Густынская летопись. С. ЮЗ: «В то время
Олгъ, или (яко полские лЪтописци пишуть) Мстислав...поиде въ Ля-
хы...А Олга, или Мстислава, Казимир король посади въ Галичу».
97
12 ПСРЛ. Т. II. Стб. 666; Пашуто ВТ. Внешняя политика Древней Руси.
М., 1968. С. 220.
п ПСРЛ. Т. II. Стб. 667.
Т.М. Калинина
ТИТУЛАТУРА ЗНАТИ ВОЛЖСКОЙ БУЛГАРИИ
Средневековые арабо-персидские писатели именовали вла-
дыку Волжской Булгарии маликом, т.е. царем. Ибн Русте, Гарди-
зи, ал-Бакри, Ибн Фадлан, Йакут называли его имя - Алмуш (ва-
рианты: Алму[а]с, Алмиш, Алмс, Амлан). Исследователи полага-
ют, что речь идет об одном и том же властителе Волжской Булга-
рии, с которым лично общался Ибн Фадлан в 922 г. О.И.Смир-
нова предполагала, что имя произошло в результате слияния двух
древнетюркских слов: эл(ил) и алмыш, что означало «принявший
(взявший) государство». Д.Е.Мишин высказал гипотезу, по кото-
рой упомянутого ал-Мас‘уди «царя славян» 'л.дира следует иден-
тифицировать именно с владыкой волжских булгар Алмушем,
чье имя у ал-Мас’уди искажено. По мнению Д.Е.Мишина, ал-
Мас'уди основывался на сведениях Ибн Фадлана, который царя
волжских булгар называл «царем славян (ас-сакалиба)». Визан-
тийский император Константин Багрянородный упоминал мадь-
ярского (а не булгарского) военачальника Алмуца, а венгерский
аноним рубежа XII—XIII вв. называл вождя мадьяр Алмошем. По-
видимому, Алмуш (Алмиш) - родовое имя знати булгар и мадьяр,
восходящее к древнетюркскому языку; возможно, некогда имя
было титулом.
Ибн Фадлан называл царя булгар также элыпебером, по диа-
лектному варианту А.П.Ковалевского - йылтываром. Й.Маркварт
и А.Зеки Валиди Тоган считали, что этим термином обозначались
тюркские вассальные князья. Форма элтебер отмечена в Орхон-
ских надписях. Она же проявляется в имени вождя «гуннов» Алп-
Илитвера, о котором рассказывал армянский писатель Мовсес
Каланкатваци. В.В.Бартольд полагал, что титул элътебер ниже
титула хакан, он давался предводителям небольших народов, не
имеющих самостоятельной политической жизни. Возможно,
«гуннский» князь Алп-Илитвер (элътебер) таким именем (титу-
98
лом) указывал на признание им своего более низкого положения,
чем, например, хазарский хакан. Возможно, титул элыпебер и в
применении к булгарскому царю должен был означать зависи-
мость Алмуша от хакана хазар, которую Алмуш стремился разо-
рвать при помощи принятия ортодоксального ислама и строи-
тельства крепости, как об этом писал Ибн Фадлан. С.Г.Кляш-
торный отметил, что хотя титул элътебер не был царским, «ка-
ганским», «он обычен в Центральной Азии для вождей крупных
тюркских племен и племенных союзов, зачастую сохранявших
полную независимость». П.Голден сравнивал термин с тюркски-
ми титулами, близкими по звучанию.
Кроме титулов малик и элътебер^ глава булгар однажды был
поименован эмиром. Ибн Фадлан применил этот термин в расска-
зе о хутбе (т.е. проповеди, части пятничного или праздничного бо-
гослужения, в котором упоминался здравствующий халиф), провоз-
глашенной от имени Алмуша. Это единичный случай, связанный с
принятием ислама булгарским царем в 922 г. Еще один раз Ал-
муш назван сахибом, т.е. владетелем, «хозяином» народа, именуе-
мого Ибн Фадланом славянами (ас-сакалиба), хотя имелись в виду
булгары. Характерно, что в вышеупомянутом рассказе о хутбе
Алмуш назван не царем славян (ас-сакалиба), а царем булгар.
По данным Ибн Фадлана, кроме верховного правителя бул-
гар, в стране существовали четыре царя (мулук, мн. ч. от слова
малик), подчиненных Алмушу, которые вместе с ним встречали
посольство от халифа ал-Муктадира; по обычаю, цари сидели спра-
ва от Алмуша, их он поочередно угощал мясом. Алмушу подчи-
нялись также владыки (малик', А.П.Ковалевский предлагал здесь
значения «князь» и «царь») родственных булгарам племен суваз и
эскел (эсегель). Упоминаются также «цари (мулук) его (Алмуша -
Т.К.) земли» и «предводители» (куввад, мн. ч. от слова ка’ид).
Существование аристократии среди булгар подтверждается
применением выражения «знатные лица из числа жителей его
(царя - Т.К.) государства» и слова «главари» (ру'аса, мн. ч. от
слова ра ’ис) в книге Ибн Фадлана.
Нет сведений о заместителе верховного главы булгар, хотя в
сочинениях Ибн Русте, Гардизи, ал-Истахри и некоторых других
арабо-персидских авторов есть свидетельства о существовании
такого института в синхронных по времени обществах хазар (за-
меститель иша^ затем бек), мадьяр (царь - к.нда, глава - дж.ла),
99
славян (заместитель царя - субан.дж), русов (царь подчиняется
неким лекарям или знахарям - аттиба’). Возможно, отсутствие
института заместителя царя волжских булгар было вызвано необ-
ходимостью концентрации власти, связанной со стремлением ос-
вободиться от хазарской зависимости.
На основании сведений арабо-персидских средневековых ис-
точников, главным образом книги Ибн Фадлана, о верховном
властителе и знати волжских булгар в 1Х-Х вв. можно сделать
вывод о развитой государственности и значительном социальном
расслоении общества, а также сохранении древнетюркских тра-
диций как в государственной титулатуре, так и в самой роли во-
ждя - военного предводителя народа, объединяющего родствен-
ные племена. Царь защищал этот союз племен и от внешних вра-
гов, получая подати в виде верховых лошадей и продовольствия,
а также десятой доли с торговых судов и военной добычи. Труд-
но, однако, согласиться с мнением Нигамаева и Хузина о выра-
женном дофеодальном (финальном военно-демократическом или
дружинном) этапе развития булгарского общества до середины
X в., поскольку для такого категорического вывода данных явно
недостаточно.
Источники и литература
Бартольд В.В. (Извлечение из сочинения Гардизи «Зайн ал-ахбар»:>
Приложение к «Отчету о поездке в Среднюю Азию с научною це-
лью». 1983-1984 гг. // Бартольд В.В. Сочинения. М., 1973. Т. VIII.
Бартольд В.В. Киргизы И Бартольд В.В. Сочинения. Т. II. 4.1. М., 1963.
Кляшторный С. Г. История Центральной Азии и памятники руническо-
го письма. СПб, 2003.
Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на
Волгу в 921-922 гг. Харьков, 1956.
Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1992.
Мишин Д.Е. Ас-Сакалиба (славяне) в исламском мире. М., 2002.
Мовсес Каланкатваци. История страны Алуанк. Ереван, 1984.
Нигамаев А., Хузин Ф. Социально-политическое устройство. Общест-
венные отношения // История татар с древнейших времен в семи то-
мах. Том II. Волжская Булгария и Великая Степь. Казань, 2006.
Смирнова О.И. К имени Алмуша, сына Шилки, царя булгар // Тюрколо-
гический сборник. 1977. М., 1981.
Golden Р. Khazar Studies. Budapest, 1980. Vol. I—II.
Jacufs geographisches Worterbuch... / F. Wiistenfeld. Leipzig, 1866. Bd. 1.
100
Kitab al-A4ak an-nafisa VII auctore Abu Ali Ahmed ibn Omar Ibn Rosteh...
/ M.J. de Goeje. Lugduni Batavorum, 1892.
Kitab al-Masalik wa-l-Mamalik d’Abu ‘Ubaid al-Bakri / Edition critique
avec introduction et indices A.P.Van Leeuween et A. Ferre. Tunis,
1992. Vol. 1-11.
MarquartJ. Osteuropaische und ostasiatische Streifziige. Leipzig, 1903.
Sharaf al-Zaman Tahir Marvazi on China, the Turks and India. London,
1942.
Zeki Validi Togan A. Ibn Fadlan’s Reisebericht. Leipzig, 1939.
CAf. Каштанов
ФЕОДАЛЬНЫЙ ИММУНИТЕТ
КАК ФОРМА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ
В СРЕДНЕВЕКОВОЙ РУСИ
Иммунитет представлял собой совокупность налоговых,
судебных и административных прав феодала, обеспечивавших в
той или иной степени политическую автономию его владения.
Являясь порождением феодальной формы земельной собственно-
сти, в условиях которой получение ренты, т.е. реализация эконо-
мической власти собственника земли, осуществляется методами
внеэкономического принуждения, иммунитет делал феодала по-
литической фигурой особого типа: военачальником, судьей, на-
логовым сборщиком и полицейским надзирателем одновременно.
Соединение командных, финансовых и судебно-административ-
ных функций в одних руках создавало личную зависимость от
феодала всех тех, кто изначально жил на его землях или получал
от него землю во владение. Верховная власть (в лице короля, им-
ператора, князя и т.п.) не могла быть равнодушным наблюдате-
лем процесса возникновения политической власти земельных
собственников. Будучи не в состоянии воспрепятствовать тому,
что земельные собственники феодального типа неизбежно пре-
вращались в политическую власть на местах, глава государства
стремился поставить их в вассальную зависимость от себя по-
средством признания за ними целого ряда судебно-администра-
тивных и финансовых привилегий. Признание этих привилегий
облекалось в форму пожалования. Такое пожалование, с одной
стороны, потенциально ограничивало доходы и юрисдикцию
верховной власти, но, с другой стороны, способствовало форми-
101
рованию системы местного управления, поставленной в извест-
ной мере под контроль сюзерена. Иммунисты становились контр-
агентами центральной власти.
Наиболее ранние иммунитетные грамоты русских князей до-
шли от XII в. Их всего две: обе были даны новгородским мона-
стырям - одна Юрьеву (около 1130 г.), другая - Пантелеймонову
(около 1148 г. по Л.В.Черепнину, около 1134 г. по В.Л.Янину).
Факт предоставления иммунитетных грамот именно монастырям
весьма показателен. Корпоративная собственность на землю воз-
никает раньше, чем частная в узком смысле слова. Примеров вы-
дачи жалованных грамот светским лицам нет вплоть до XV в.
(если не считать весьма сомнительную грамоту Пскова Якову
Голутвиничу, относимую к XIV в.). Не случайно также и то, что
самые ранние русские грамоты иммунитетного характера каса-
ются Новгорода. Вероятно, это была экономически наиболее раз-
витая область Древней Руси.
От XIII в. иммунитетных грамот не сохранилось вообще. В
XIV в. преобладают грамоты рязанских, тверских и ярославских
князей, московский же князь Иван Калита выдает грамоту на
земли, тянувшие к Новгороду. Только в XV в. наступает расцвет
иммунитета в Московском княжестве. Иммунитетные грамоты
продолжали выдаваться и в XVI-XVII вв., однако уже в XVI в.
унифицируются нормы светского иммунитета, и жалованные
грамоты светским лицам становятся редким явлением. В XVII в.,
при царе Михаиле Федоровиче, происходит унификация и цер-
ковно-монастырского иммунитета.
Превращаясь в общесословное право земельных собственни-
ков, иммунитет теряет свой индивидуальный характер. С пре-
кращением выдачи иммунитетных грамот земельный собствен-
ник перестает быть прямым контрагентом центральной власти,
каким был иммунист-грамотчик. В то же время феодал, как бы ни
были ограничены его привилегии, остается налогосборщиком,
судьей первой инстанции и полицейским в пределах своих владе-
ний. Но эти функции принадлежат ему теперь по общему праву, а
не в силу его особого иммунитетного статуса. Таким образом,
при том, что основой как иммунитета, так и сословного права
феодалов служит феодальная собственность на землю с ее спе-
цифической структурой, обусловливающей необходимость вне-
102
экономического принуждения, иммунитет и вотчинная власть -
не тождественные, хотя и очень близкие понятия.
Расцвет иммунитета характерен для того периода, когда кре-
стьяне еще пользуются некоторой свободой переходов, когда еще
не наступило торжество крепостного права. В.И.Сергеевич счи-
тал, что «иммунитет» предшествовал «феодализму», а с наступ-
лением его исчез (он имел в виду меровингский и каролингский
иммунитеты). С тезисом Сергеевича можно согласиться, если по-
нимать под «феодализмом» крепостничество, а не всякую вообще
форму феодальной зависимости. Если же подразумевать под
«феодализмом» период так наз. «феодальной раздробленности»,
то мнение Сергеевича принять будет трудно: ведь именно в этот
период на Руси иммунитет предоставлялся в наибольшем объеме
(впрочем, был ли XV в. временем «раздробленности»?).
Ю.А. Клейнер
Боярин: барин-дворянин*
Многократно обсуждавшийся вопрос о месте боярства в
структуре древнерусского общества в разные периоды истории
упирается в проблему происхождения бояр как социальной и
этнической прослойки. Оба аспекта обычно ставятся в зави-
симость друг от друга: предположение о крупном землевладении
как факторе выделения боярства (Греков, Юшков) соприкасается
с гипотезой об автохтонном происхождении бояр из местных
«лучших людей» (Владимирский-Буданов); дружинные же отно-
шения (Соловьев, Пресняков) или занятия торговлей (Клю-
чевский) связывают боярство с пришлым, варяжским элементом1.
В значительной своей части дискуссия о генезисе боярства
сводится к вопросу о значении слова боярин в разные периоды
русской истории. Поскольку историческое боярство обладало
всеми приписываемыми ему признаками (богатством, властью,
престижем), все доводы в пользу «первичности» одного из них
по-своему обоснованны и подтверждаются соответствующим
контекстом. Не менее обоснованна, однако, и точка зрения, согласно
которой к XI - началу XII в. «...термин ‘боярин’ ... при обозначении
знати был широк и неопределенен» (Свердлов 1983: 201). То, что
103
в указанный период существовал целый привилегированный
класс людей, привилегии (и функции) которых не были опре-
делены2, по сути, лишает слово боярин его терминологической
значимости, по крайней мере, для данного времени, а значит, и
для всего предшествующего периода. Иными словами, понятие
«боярин» являлось родовым по отношению к различным
представителям знати с момента возникновения и до установле-
ния института боярства, в котором слово боярин значило уже
«'феодал, землевладелец’, игравший определенную роль в
правлении того или иного князя» (Львов 1975: 210).
Очевидно, что направление эволюции данного понятия и,
соответственно, слова определяется первоначальным значением
последнего. До сих пор общепризнанной является восходящая к
Ф.Е.Коршу гипотеза о заимствовании слова из тюркских языков -
либо из baj + аг, либо - в форме боляринъ - из дунайско-болгар-
ского (Фасмер 1964: 203-204; Менгес 1979: 83-84). Признавая,
что «турецкая ... этимология не может считаться доказанной»,
автор гипотезы, считал, тем не менее, что «иная [этимология], по-
видимому, невозможна» (Корш 1903: 32), поскольку, как он по-
яснил позднее, это слово невозможно произвести «откуда бы то
ни было кроме турецких языков, имеющих и корень бай 'бога-
тый, знатный’, и наставку -ар» (Корш 1906: 279). Впоследствии
С.Е.Малов (1946: 138) интерпретировал «наставку» как слово «со
значением муж, мужчина; герой, богатырь», которое «в его
чувашском звучании “аг”» и в сочетании с русским окончанием
(вернее, суффиксом. - Ю.К.) -ин дает слово боярин со значением
‘богатый, могущественный человек', следующим из значения
корня (2ю/-)3. Получается, что слово боярин не претерпело
никаких изменений, с самого начала отражая имущественный
статус носителя этого имени.
Неопределенность термина «боярин» выводится из противо-
поставления данного слова в летописной записи ХШ в., где
боярин «использовано как обозначение класса-сословия, отлич-
ного от земледельцев-смердов и горожан» (Свердлов 1983: 200);
соответственно, «не смерд», «не горожанин». К этому можно
добавить пример из рассказа о событиях 6370 (862) г. «Повести
временных лет»: «И бяста у него два мужа, не племени его, но
боярина», где «бояре» (Аскольд и Дир) противопоставлены «пле-
мени» Рюрика. Обе категории вместе противопоставляются
104
остальным подданным князя, что - само по себе - указывает на
сходство бояр и родичей. Заметим, что родичам князя Аскольд и
Дир противопоставлены не как дружинники (каковыми они, по
всей видимости, являлись) и не как богатые, влиятельные и т.д.
люди. Единственный признак, который данный контекст предпо-
лагает в качестве основы сходства (бояр и родичей) - это бли-
зость к князю, сопоставимая с родственной, но не подкрепленная
родством. Иначе говоря, в окружении князя могли быть люди,
которым в иерархии общественных отношений отводилось место,
традиционно занимаемое членами семьи.
То, что «близость к князю» сама по себе могла быть статус-
ным признаком, предполагающим название «положения», но не
должностные функции, объясняет такое, казалось бы, противо-
речие, как явно раннее выделение данной прослойки4 и
отсутствие у нее правовых привилегий. Точно так же, снимаются
и неясности в связи с источником и социальным составом боярст-
ва5, поскольку «приближение к князю» вряд ли регламентиро-
валось какими бы то ни было правилами, и боярство могло на-
бираться и «из местных “смысленых мужей”» и «из наиболее
способных варягов» (Ловмяньский 1978: 97). Правда, Ловмянь-
ский сомневается в том, что варяжская прослойка в боярстве
могла быть значительной, на том основании, что «в противном
случае от них произошло бы и название института» (Ловмянь-
ский 1978: 96-97). Но такое утверждение - опять же - исходит из
общепринятой, «тюркской», этимологии6, которая, в свете ска-
занного, не представляется столь уж очевидной.
Знатность и богатство, по-видимому, предполагали друг
друга, но в вопросе об их причинно-следственных отношениях
необходимо учитывать, что источником богатства могло быть и
бывало (особенно на ранних этапах) дарение, которое, в свою
очередь определялось положением получателя дара по отно-
шению к дарителю. Подлинный смысл дарения (привлечение сто-
ронников) разъясняется в древнеанглийском «Беовульфе»: «с дет-
ства наследник // добром и дарами // дружбу дружины // должен
стяжать, // дабы, когда возмужает, соратники // стали с ним о
бок... если случится война» (20-22; перевод В.Г.Тихомирова).
Другой аспект дарения как платы за службу отражен в
русской былине: «Он слушает князей-бояр, // А нас-то (богаты-
рей. - Ю.К.) ничем не жалует» («Самсон Самойлович»; курсив
105
мой. - Ю.К. \ Это не значит, что дружина исключалась из участия
в княжеском совете, например, касающемся военных дел. Но там
она выполняет свои профессиональные функции, не требующие
отдельного обозначения (и вознаграждения)7. Былинный пример
скорее можно истолковать как указание на разделение функций
(воины vs советники), что, в свою очередь, предполагает и раз-
личное вознаграждение, и различное положение, в частности, по
отношению к князю. Особое положение при князе («у ног его»)
занимал, например, Унферт, который был советником (pyle), но
не дружинником датского конунга («Беовульф»). В этом случае
«близость, сопоставимую с родством», можно понимать букваль-
но, как проживание в одном с князем доме и участие в его пирах,
где, по крайней мере у германцев, и происходило одаривание, ср.:
«тот, кто вас сокровищами наделил, // ратными сбруями, ... ко-
торые он на пиршественных скамьях (“on ealubence”) часто дарил
// в зале сидящим, (“healsittendum”) И шлемы и броню, // князь
своим танам, коих он, могущественный, где-либо, далеко или
близко, найти мог» (Вео. 2865 - 2869; перев. и курсив мой. - Ю.К.).
Эпос, естественно, не является историческим свидетельством,
но может рассматриваться как отражение определенной идеоло-
гии, лежащей в основе общественных отношений раннего сред-
невековья. По этой причине сопоставление былины и герман-
ского эпоса оправдано (с определенными оговорками, касающи-
мися особенностей бытования) даже при отсутствии генетичес-
кого родства или контактов между традициями. Не исключено,
впрочем, что сходство в данном случае объясняется не только
типологией8 и что участие варяжского элемента в создании
института боярства нашло отражение и в языке.
Внимания в этой связи заслуживает обозначение места обита-
ния князя - княж двор, упоминаемый в русских источниках. Точ-
ным соответствием этого термина в древних скандинавских язы-
ках было слово gardr, которое, собственно, и значит "двор’ -
‘огороженное место', 'двор при доме’, 'дом (в городе или дерев-
не)', а также 'княжеский двор (konungs gardr)'. Применительно к
реалиям, располагавшимся к востоку от Скандинавии, однако,
слово gardr использовалось для обозначения ‘поселения, админи-
,9
стративного и торгового центра , центром политической и адми-
нистративной жизни которого, а также местом, где устраивались
празднества и пиры, и был княж двор (см. Липец 1969: 51).
106
В отличие от града, княж двор не имеет очевидных герман-
ских соответствий, но для обозначения населенного пункта там
использовалось еще слово Ьогг. частично совпадающее по зна-
чению с gardr. исл. ‘городок’ (не в Исландии, где не было
городов), ‘деревня’, ‘хутор’ (ср. bondaboer ‘крестьянский двор’).
Обитатели Ьогг назывались boejarmenn (ед. ч. boejarmadr). словом,
образованным от формы родительного падежа - boejar. ‘горожа-
не’, ‘горожанин’, но, возможно, и ‘обитатели (княжего) двора".
т е. дворяне, или точнее дворные люди (Назаров 1978: 112). По-
следнее представляет собой кальку, (поморфемный перевод)
boejarmenn. первый элемент которого (с «наставкой» -аг) мог по-
служить основой, присоединившей суффикс -ин (ср. татарин,
болгарин).
Слово дворянин также могло возникнуть в результате кальки-
рования (перевода), но только основы, Ьа>-. с присоединением к
ней суффикса -янин (ср. хутор-янин. семъ-я-нин). Заметим, что,
как и боярин, это слово характеризуется некоторой размытостью
значения, ср. вариативность: дворяне ~ слуги или дворянин ~ ми-
ю
лостник . свидетельствующую о статусе дворян, сходном во
многих отношениях с боярским статусом раннего периода (см.
Назаров 1978: 113, 116, 119 - с подробнейшим разбором эволю-
ции министериального характера статуса дворян). Не исключено
также, что сосуществование заимствованного слова и кальки с
тем же первоначально значением позволяет иначе взглянуть на
распространение слова боярин [по Львову (1975: 212) - с юга на
север] и, возможно, объясняет его отсутствие в берестяных
грамотах (Львов 1975: 211).
В целом же гипотеза о скандинавском происхождении слов
боярин и дворянин вписывается, как представляется, в историю
функционирования и взаимодействия этих слов в ходе их после-
дующей истории, до того момента, когда они разошлись11, оста-
вив след лишь в названии владельца поместья и сословного наи-
менования.
Примечания
*Работа выполнялась при поддержке РГНФ: грант № 05-04-04173а
(проект «Моделирование эпического текста»).
1 Теории происхождения боярства подробно (с библиографией на мо-
мент публикации) рассматриваются в работах: Ловмяньский 1978;
Свердлов 1983.
107
2 Косвенным подтверждением такой возможности можно считать суще-
ствование класса зависимых людей, обозначавшихся столь же неопре-
деленным термином челядин (там же).
J Единственная альтернатива этому - принадлежащее В.Ягичу объяс-
нение слова через цслав. бои ‘бой’ (Фасмер 1964: 203), предполага-
ющее «воинское» происхождение термина, что не подтверждается
употреблением его в текстах.
4 Уже к XI в. боярство представляло собой сословие с разделением на
«великих» и «менших» бояр (Свердлов 1983: 199, 201).
5 Ср.: «В источниках мы не находим вполне вразумительного ответа на
этот вопрос» (Ловмяньский 1978: 96).
6 Ср. также: «В средневековой Руси феодальная верхушка носила назва-
ние бояр, проникшее из Болгарии» (Ловмяньский 1978: 93).
7 Ср.: «В год 6452 (944). Игорь ... созвал дружину, и стал с нею держать
совет ... Сказала же дружина Игорева»; «В год 6453 (945). В тот год
сказала дружина Игорю» (ПВЛ).
8 Примечательно в этом смысле др.-англ, sibb Сродство’ (откуда совр.
англ, sibling) и ‘дружеские (союзнические) отношения’.
9 Почему для названия города было выбрано именно слово gardr, не
вполне ясно. Е.А.Мельникова (1977: 202) обращает внимание на то,
что «не известно ни одного случая, когда бы город в Скандинавии
обозначался этим термином». Тем не менее, именно он использовался
для обозначения таких крупных центров, как Новгород (Hdlmgardr\
Киев (Kcenugardr) и Константинополь (Miklagardr). Эволюция значе-
ния - от первоначального ‘ограда’, через ‘укрепление, городские сте-
ны, крепость’, - возможно, объясняющая этот выбор, подробно рас-
сматривается в статье: Джаксон 1986.
10 В известном смысле милостниками были Унферт и отец Беовульфа
Эгтеов, нашедшие убежище при дворе датского конунга («Беовульф»).
11 Примеры подобного размежевания, когда заимствованию отводится
статус более высокий по сравнению с исконным словом, известны и в
современном русском языке, ср. промышленность - индустрия, пред-
седатель - президент и др.
Литература
Джаксон Т.Н. Наименование Древней Руси и Новгорода в древнескан-
динавской письменности: о возникновении топонимов Gardar и
Holmgardr И Скандинавский сборник. XXX. 1986. С. 85-96.
Корш Ф.Е. Турецкие элементы в языке «Слова о полку Игореве» (Заметки к
исследованию П.Мелиоранского) // ИОРЯС. 1903. Т. 8. Кн. 4. С. 32-33.
Корш Ф.Е. По поводу второй статьи проф. П.Мелиоранского о турецких
элементах в языке «Слова о полку Игореве» // ИОРЯС. 1906. Т. 11.
Кн. 1.С. 278-279.
108
Липец В.С. Эпос и Древняя Русь. М., 1969.
Ловмянъский X. О происхождении русского боярства // Восточная
Европа в древности и средневековье. М., 1978. С. 93-100.
Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975.
Малов С.Е. Тюркизмы в языке «Слова о полку Игореве» // ИОЛЯ. 1946.
Т. 5. Вып.2. С. 129-140.
Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. М., 1977.
С. Л Кляшторный
КИПЧАКИ, КОМАНЫ, ПОЛОВЦЫ
История Восточной Европы в Х-ХП вв. отмечена обширной
миграцией сюда тюркоязычных племен из Центральной Азии,
оказавших заметное влияние не только на политическую, но и на
этнокультурную жизнь этого огромного региона. Вместе с тем,
отчетливо проявилось исторически скорое воздействие этнополи-
тических процессов на Дальнем Востоке на события в западной
части евразийского пространства.
Самым заметным вторжением тюркских кочевников была, по
общему мнению, кипчакская оккупация степей Евразии между
Иртышем и Дунаем. Действительно, в восточной части евразий-
ских степей, после распада государства кимаков в Прииртышье, в
XI—XII вв. очевидно полное преобладание кипчаков, именовав-
шихся в VI-VHI вв. «шестью племенами сиров». Ставки кипчак-
ских ханов известны на Сыр-Дарье и на Урале, а в XII в. они раз-
делили власть с ханами племен канглы.
Отождествление посткимакских племен с кипчаками уже дав-
но стало общим местом в исследовательской и учебной литерату-
ре, так же как отождествление монголов с татарами для несколь-
ко более позднего времени. Подразумевается, что с самого своего
появления кипчаки представляли собой хотя и многоплеменную,
но этнически достаточно гомогенную тюркоязычную общность, а
различия в их поименовании в мусульманских, русских и запад-
ных источниках носят окказиональный характер.
Но были ли кипчаками, как это принято считать, те тюркские
племена, которые в русских, венгерских и западных источниках
именовались половцами - кунами - команами!
Убедительность положительного ответа нарушает краткая
109
информация, содержащаяся в одном арабском сочинении начала
XII в. Придворный врач сельджукского султана Меликшаха,
уроженец Мерва, Шараф аз-Заман Тахир Марвази написал трак-
тат по зоологии и дополнил свое сочинение сведениями по этно-
графии и истории. Основываясь на каких-то местных огузских
повествованиях, он поместил в раздел о тюрках не очень ясный, с
очевидным фольклорно-эпическим налетом, рассказ о давних и
полузабытых событиях, имевших отношение к прошлой истории
огузских племен.
Согласно Марвази, кытаи, т.е. кидане, вытеснили из своих
владений племя кунов. Из-за недостатка пастбищ и нападений
племени каи куны вторглись в земли шары, те - в земли туркме-
нов, которые в свою очередь захватили восточные земли огузов.
Огузы ушли на запад, к Черному морю, в земли печенегов. Неза-
висимо от того, были ли войны между перечисленными Марвази
племенами или они двигались по принципу «снежного кома»,
западная миграция восточных тюркских племен была результа-
том неблагоприятных для них политических условий X - первой
половины XI в., возникших вследствие создания в Северном Ки-
тае и Монголии киданьской империи Ляо, в Ганьсу - тангутского
государства Си Ся, в Семиречье и Восточном Туркестане - Кара-
ханидского каганата. В 1036 г. тангуты подчинили государство
уйгуров в Ганьчжоу и закрыли для восточных тюрков, испыты-
вавших киданьский прессинг, Ганьсуйский коридор. Исламизи-
рованные караханидские карлуки, в недавнем прошлом - хри-
стиане-несториане, стали для «неверных» тюрков заслоном на
пути к оазисам Семиречья и Мавераннахра. Относительно сво-
бодным оставался только один путь на запад - через верховья
Оби и Иртыша, Северную Джунгарию и. Северо-Восточное Се-
миречье, вдоль северных границ Караханидской державы.
В 1027 г. кидани, искавшие союзников против Караханидов,
присылают посольство в Газну, к султану Махмуду. Через два
года, ал-Бируни, живший тогда при дворе Махмуда, упоминает в
одном из своих сочинений два неизвестных дотоле восточно-
тюркских племени - кунов и каи. Проходит немного времени, и
на северных рубежах Караханидов начинаются жестокие и дли-
тельные войны карлукских гази, борцов за веру, с тюрками-языч-
никами. Отзвуки этих событий, запечатленные в караханидских
эпических песнях, сохранились в записях Махмуда ал-Кашгари, к
1 ю
сожалению, в очень фрагментарных записях. Но там перечислены
главные враги тюрок-мусульман - ябаку, басмылы, чомулы, каи,
йемеки. Самих мусульманизированных карлуков, создателей Ка-
раханидской державы, Махмуд ал-Кашгари и Марвази именуют
туркменами, так же, как и исламизированных в X - начале XI в.
огузов-сельджукидов.
Западные земли туркмен-карлуков, по р. Талас и в предгорьях
Каратау, граничили с восточными землями сырдарьинских Огу-
зов, и граница не была спокойной. Уже в IX в. здесь начались то-
гда еще эпизодические религиозные войны. В начале 40-х годов
XI в. туркмены-сельджукиды и туркмены-карлуки окончательно
сокрушили государство сырдарьинских Огузов, и те ушли в сте-
пи. В 1050 г. они появляются на берегах Дона и Днепра, где сра-
жаются с печенегами и русами. Русские летописцы называли их
торками, т.е. турками, а византийцы - узами, т.е. огузами. Таков
конечный итог событий, сохраненных в изложении Марвази.
Между тем, Махмуд Кашгарский, повествуя о последней
жестокой войне караханидских гази, особо выделяет роль вождя
враждебной коалиции, князя ябаку Бёке, т.е. «большого змея».
Его собственное имя было Будрач. Его главным союзником или
вассалом был бег басмылов. В этой войне язычники потерпели
страшное поражение. И здесь стоит вспомнить две подробности.
Рассказывая о народе шары, Марвази пишет: «они известны по
имени их вождя, а он - басмыл». Басмылы были одним из древ-
нейших тюркских племен. Руническая надпись из Могон Шине
Усу называет их «сорокаплеменными басмылами». Именно бас-
мылы в 742 г. стали, в момент развала Тюркского каганата, пре-
емниками имперской традиции - ведь идикутами, т.е. августей-
шими государями басмылов были князья из династийного рода
тюркских каганов - Ашина. Но власть и титул были отняты у
басмылов уйгурами и карлуками. А в 60-х годах IX в. уйгуры вы-
теснили басмылов из Джунгарии, и те ушли в Северо-Восточное
Семиречье - Махмуд ал-Кашгари помещает их на своей карте
близ оз. Балхаш. Это были древние земли «желтых» тюргешей. В
первой половине XI в. их восточными соседями были каи и яба-
ку, возглавляемые «великим змеем» Будрачем. Ко времени войн с
караханидскими гази басмылы занимали по отношению к ябаку и
их вождю явно подчиненное положение, точно так же как и жив-
шие между ябаку и басмылами каи.
hi
Было ли верховенство ябаку результатом военных событий,
предшествовавших моменту, о котором пишет Махмуд ал-Кашга-
ри, или же их связывали иные отношения, остается неясным. Но
здесь уместно вспомнить одно вполне фольклорное повествова-
ние армянского историка XI в. Матфея Эдесского о нападении
«народа змей» на «желтых». Со времен И.Маркварта принято
отождествлять «желтых» или «рыжих» Матфея с шары, т.е. тоже
с «желтыми», о которых писал Марвази и его компилятор Ауфи.
Только у ябаку вождь именовался «великим змеем», и «народ
змей» явно коррелирует с ябаку. У Марвази народ, подчинивший
на одном из этапов западной миграции шары, назван кунами. И
это название, известное уже ал-Бируни в паре с именем каи,
странным образом опущено Махмудом ал-Кашгари, отлично
знавшим этническую ситуацию на караханидской границе и не
забывшим каи. Если в ситуации с шары Махмуд называет их по
имени главенствующего племени басмылами, то пропуск имени
кунов может означать лишь их обозначение иным названием. В
контексте описываемых событий таким другим названием кунов
было ябаку, что, собственно, является несколько презрительным
прозвищем - так называли людей или животных с длинными и
взлохмаченными волосами или спутанной шерстью.
Куны - одно из древнейших тюркоязычных племен, зани-
мавших почетное место в конфедерации токуз-огузов. После раз-
грома в 840 г. Уйгурского каганата они бежали на восток Монго-
лии и вскоре попали в сферу влияния киданей. Когда и в связи с
какими событиями они были вытеснены киданями из Монголии,
неясно, но уже у ал-Бируни куны и каи упоминаются рядом с
енисейскими кыргызами. Каи принято отождествлять с монго-
лоязычными си из племенного союза шивэй, но, по моему мне-
нию, в эту гипотезу следует внести существенное уточнение.
Кроме родственных киданям си из племен шивэй, китайские ис-
точники многократно упоминают белых си, которые уже в начале
VII в. входили в состав тюркоязычного племенного союза теле,
будущих токуз-огузов. Недаром Махмуд Кашгарский пишет о
каи как об одном из тюркоязычных племен, имевших, правда,
свой диалект.
Несомненно, нуждается в объяснении появление этнонима
шары. Как я уже сказал, здесь возможна связь с переселением
басмылов в середине IX в. на территорию «желтых» тюргешей.
112
Но возможны и другие гипотезы. Сами тюрки-туцзюе изначально
подразделялись на группировки, обозначаемые цветовыми мар-
керами. Так, после распада Первого Тюркского каганата в 630 г.
китайцы выделяют среди покоренных и переселенных на юг пле-
мен, кроме тюрков-ашина, т.е. кё к-тюрков, «синих» тюрков, и
еще тюрков-шели, т.е. тюрков-шары, «желтых» тюрков. Это раз-
деление на группы устойчиво сохранялось и в 735 г.: в донесении
императорскому двору китайский пограничный чиновник пишет
о мочжо-тюрках (здесь личное имя кагана - Мочжо - заменило
его родовое имя - ашина) и желтоголовых тюрках.
В тюркской этнонимике более известно деление родственных
племенных групп на «белых» (ак) и «черных» (кара). Эти обо-
значения никак не связаны с антропологическими различиями.
Они лишь маркируют структурные подразделения внутри сою-
зов. Иногда возможны иные цветовые маркеры - «синие» и «жел-
тые», «черноголовые (черношапочные)» и «красноголовые».
Обозначения со словом сары/шары преобладают среди племен
кыпчакской группы - казахов, каракалпаков, киргизов, алтайцев.
Обозначение кызыл преобладает среди туркмен.
Первоначально цветовые ономастические маркеры всегда
парные. Обособление одного из них и превращение структурного
маркера в устойчивый этноним означает распад прежней племен-
ной общности, рождение новой племенной группировки, цвето-
вые обозначения которой утратили атрибутивную семантику.
Итак, в первой половине XI в. крупная группировка тюркских
племен (куны и каи), некогда входивших в племенную конфеде-
рацию теле/токуз-огузов, вытесненная из монгольских степей ки-
данями, продвинулась в Западную Сибирь, Северную Джунгарию
и Северо-Восточное Семиречье. Там она слилась с другой груп-
пой тюркских племен - шары и басмылами. Потерпев поражение
в войнах с караханидскими карлуками, обе группировки продви-
нулись далее на запад, по традиционному пути центральноазиат-
ских миграций. Контакт с кыпчаками, земли которых лежали на
пути миграции, был неизбежен, но характер этого контакта неясен.
Известный казахский историк Б.Е.Кумеков, изучивший араб-
ские источники о кипчаках, установил, что в IX-X вв. между Се-
верным Приаральем и Южным Уралом кочевала отдельная груп-
па команов (куманов), которая в начале XI в. попала под полити-
ческое влияние кипчаков. В середине XI в. именно команы соста-
ва
вили авангард западной миграции степных племен, вероятнее
всего, политически стимулируемой кипчаками, но возглавляемой,
вместе с команами, кунами-шары. Именно среди кунов и команов
сохранилось племя кытан, т.е. киданей, безусловно связанное с
самым ранним и самым восточным этапом этой миграции. Оче-
видно, что в новом объединении племен сохранялись две основ-
ные группы - кунов-команов и шары-половцев.
Уже в 1055 г., вытесняя огузов-торков, шары-половцы закре-
пились на южных рубежах Киевской Руси. В их составе оказа-
лись и тюркский династийный род Ашина - хан Осень/Асень был
отцом Шарукана Старого, а вместе с Асенеми - каи (каепичи) и
йемеки (емякове). Судьба кунов-команов решалась к западу от
кочевий половцев. А из дунайских половцев в 1187 г. выдвинулась
династия основателей Второго Болгарского царства - Асеней.
В приаральской части Дешти Кипчака состав племен начал
меняться в XII в. - появились многочисленные племена канглы,
вошедшие в кипчакские объединения, но не слившиеся с ними.
Главная ставка канглов была на Нижней Сыр-Дарье, а значение
их в степи столь велико, что в начале ХШ в. монгольское «Со-
кровенное сказание» (1240 г.) называет степи к западу от Иртыша
«Страной канлийцев и кыпчаутов». Но с приходом монголов в
истории Великой степи началась другая эпоха.
Такова возможная реконструкция азиатского контекста поло-
вецкой истории и, как мне представляется, этот контекст мало
связан с историей собственно кыпчаков, именовавшихся до сере-
дины ХШ в. сирами.
И. О. Князький
ВЛАСТЬ В ПЕЧЕНЕЖСКОМ ОБЩЕСТВЕ В X ВЕКЕ
В X в. печенеги находились на так называемой «таборной»
стадии кочевания, которая в обществе номадов соответствует ста-
дии военной демократии. В этот период номады кочуют больши-
ми группами - отдельными родами, возглавляемыми родопле-
менной знатью. При «таборном» кочевании у номадов отсутст-
вуют постоянные становища, поэтому археологически они
«трудноуловимы». От этого времени в основном сохраняются
114
лишь отдельные впускные курганные погребения.
Особенности общественного строя печенегов периода «та-
борного» способа кочевания были описаны Константином Багря-
нородным. По свидетельству императора, «да будет ведомо, что
вся Пачинакия делится на восемь фем, имея столько же великих
архонтов». Далее Константин приводит сведения о самих «архон-
тах» печенегов и, что наиболее интересно, о порядке наследова-
ния власти в печенежских «фемах»: «...Они (печенеги. - И.К.)
имели архонтами в феме Иртим Ваицу, в Цуре - Куела, в Гиле -
Куркутэ, в Кулпеи - Ипаоса, в Харавои - Каидума, в феме Талпат
- Косту, в Хопоне - Гиаци, а в феме Цопон - Батана. После смер-
ти этих власть унаследовали их двоюродные братья, ибо у них
утвердились законы и древний обычай, согласно которым они не
имели права передавать достоинство детям или своим братьям;
довольно было для владеющих им и того, что они правили в те-
чение жизни. После же их смерти должно было избирать или их
двоюродного брата, или сыновей двоюродных братьев, чтобы
достоинство не оставалось постоянно в одной ветви рода, но что-
бы честь наследовали и получали также и родичи по боковой ли-
нии. Из постороннего же рода никто не вторгается и становится
архонтом. Восемь фем разделяются на сорок частей, и они имеют
архонтов более низкого разряда».
Из приведенного отрывка можно сделать следующие выводы:
- организация печенежского общества носила патриархально-
родовой характер. Объединения печенегов представляли собой
старинные роды, поскольку они не могли возглавляться предста-
вителями иных родов;
- структура печенежского общества была следующей: низ-
шей формой организации были отдельные роды, числом около
сорока, возглавляемые «архонтами низкого разряда» - родовыми
старейшинами;
- их группы составляли большие роды - «фемы», племена,
возглавляемые родоплеменными «архонтами» - вождями, ханами.
Особого внимания заслуживает подробное описание системы
наследования у печенегов родовой власти, при которой преемни-
ками правителя являлись не прямые потомки или ближайшие род-
ственники, а представители боковых ветвей рода. Подобный прин-
цип наследования власти был широко распространен в кочевни-
ческих обществах как античной, так и раннесредневековой эпохи.
115
В Парфянском царстве, созданном бывшими кочевниками-
парфянами, отсутствовал фиксированный порядок наследования
власти. Престол мог переходить не только к братьям умершего
царя, но и к другим его родственникам. В этом прямо сказалась
традиция тех времен, когда парфянское общество было кочевым.
У древних гуннов-хунну, по китайским источникам сюнну, во
время их проживания в Центральной Азии принцип наследования
«от брата к брату» возобладал над принципом «от отца к сыну».
У древних тюрок в период Тюркского каганата (VI—VII вв.) также
отсутствовало прямое наследование власти по нисходящей ли-
нии. Аналогичная традиция господствовала и у чжурчженей,
бывших первоначально кочевым народом, а впоследствии осно-
вавших в Северном Китае империю Цинь. Борьба двух принци-
пов наследования власти - по прямой линии или же по боковой -
на протяжении долгих десятилетий шла в XI в. в государстве
Сельджукидов, основа которого была создана кочевыми турками-
сельджуками. Даже в Монгольской империи и ее крупнейших
улусах, таких, как Золотая Орда, прямое наследование от отца к
сыну никогда не могло утвердиться сколько-нибудь прочно.
Представляется справедливым вывод, что истоки данной сис-
темы наследования уходят к древним номадам. Основной причи-
ной этого является, как можно полагать, сила родоплеменной
структуры кочевого общества, прочность родовой идеологии. В
результате большесемейно-родовой принцип был определенно
сложнее индивидуально-семейного. Отсюда и сама традиция ро-
дового наследования верховной власти кочевников связывалась с
принадлежностью власти всему правящему роду, а не только од-
ной из его ветвей. Эта традиция кочевого общества, сформиро-
вавшаяся в период господства в нем патриархально-родовых от-
ношений, оказалась исключительно устойчивой и, как мы видим,
сохранялась долгое время даже в классовых обществах - в рабо-
владельческой Парфии, в феодальной Сельджукидской державе,
в Золотой Орде.
Следовательно, у печенегов была типичная для кочевниче-
ских обществ древности и раннего средневековья система насле-
дования родоплеменной власти. Вкупе с наличием у печенегов в
X в. традиции «таборного» кочевания она свидетельствует о патри-
архально-родовой структуре печенежского общества в эту эпоху.
Нб
И.Г, Коновалова
ЕЩЕ РАЗ О КАГАНЕ РУСОВ ВЕРТИНСКИХ АННАЛОВ*
В новейшей историографии вновь появилась работа, автор
которой предлагает возвратиться к идее отождествления термина
chacanus в сообщении Вертинских анналов за 839 г. со сканди-
навским личным именем Накоп. Я имею в виду статью И.Гарип-
жанова (Ildar Garipzanov) «The Annals of St. Berlin (839) and Cha-
canus of the Rhos», недавно опубликованную в журнале «Rutheni-
са» (Киев, 2006. Т. 5. С. 7-11)/
Толкование титула как имени собственного применительно к
сообщению Вертинских анналов о послах народа Rhos было
впервые сформулировано еще историками XVIII—XIX вв.1 и
встречается в виде реликта и в современных работах’. К аргумен-
там своих предшественников И.Гарипжанов добавил то, что об-
ратил внимание на различия в форме латинской передачи этого
термина в сообщении Вертинских анналов за 839 г. - chacanus - и
в написании титула правителя аваров во Франкских королевских
анналах (caganus - под 782 г., chagan. kagan - 796, caganus - 805),
а также в письме Людовика II византийскому императору Васи-
лию I, написанном в 871 г. (chaganus). Придавая особое значение
разнице в написании согласной во втором слоге (с в Вертинских
анналах и g - в остальных источниках), И.Гарипжанов видит в
этом убедительное свидетельство того, что слово chacanus Вер-
тинских анналов, как имеющее особое написание, следует
рассматривать не как титул правителя народа Rhos. а как личное
скандинавское имя. Аргументом же в пользу того, что сами по-
слы народа Rhos. со слов которых были записаны сведения об их
правителе, имели в виду его личное имя, а не титул, И.Гарипжа-
нов считает их этническое происхождение (eos gentis esse Sueo-
num). Таким образом, из рассуждений И.Гарипжанова следует,
что послы назвали имя владыки народа Rhos. а франкский хро-
нист перепутал его со знакомым ему титулом «каган».
Действительно, послы вполне могли назвать имя направив-
шего их правителя, но форма латинской передачи его имени (ес-
ли допустить гипотетическое недопонимание, проявленное
франкским хронистом) сама по себе не указывает со всей опреде-
ленностью именно на сканд. Накоп. Формально лат. chacanus с
117
таким же успехом могло быть передачей тюркского мужского
имени Хакан (СД^), полностью совпадающего с этим (тюркским
же!) титулом.
Однако, находясь в официальной обстановке и будучи пред-
ставителями должностного, а не частного лица, послы народа
Rhos не могли ограничиться одним именем, но должны были обя-
зательно сообщить титул правителя. Точно так же, как и франк-
ский хронист, ведший записи сугубо официального характера,
был просто обязан проявить внимание к титулатуре лица, от име-
ни которого было отправлено посольство ко двору франкского
императора. Характерно, что даже в тех случаях, когда титул
действительно принимался за личное имя, франкские хронисты
сопровождали его упоминание добавленной от себя титулатурой.
К примеру, Григорий Турский (VI в.), повествуя о вторжении
аваров в Галлию при короле Сигиберте, называет их «гуннами», а
об их предводителе замечает следующее: «А самого короля гун-
нов называли Гаган. Ведь этим именем называли всех королей
этого народа»3.
Разница в написании термина «каган» во Франкских королев-
ских анналах и в являющихся их западнофранкским продолжени-
ем Вертинских анналах в данном случае несущественна, посколь-
ку все приведенные И.Гарипжановым примеры иного, нежели в
Вертинских анналах, написания термина, не относятся к интере-
сующему нас времени, т.е. периоду работы Пруденция (который
вел Вертинские анналы с 835 по 861 г.). То же касается и ссылки
на письмо Людовика 11 Василию I.
Основное же возражение против попыток реанимировать
давно отвергнутое в историографии предположение заключается
в том, что сообщение Вертинских анналов о приеме послов наро-
да Rhos следует рассматривать не само по себе, но, имея в виду
всю традицию применения титула «каган» по отношению к древ-
нерусским князьям в источниках IX-X11 вв., включая собственно
древнерусские памятники, где некоторые русские князья XI-
XII вв. названы каганами.
Примечания
* Работа выполнена при финансовом содействии РГНФ (проект № 07-
01-00058а).
1 Историографию см.: Сахаров А.Н. Русское посольство в Византию. 838-
839 гг. // Общество и государство феодальной России. М., 1975. С. 248.
П8
2 См., например: Александров А.А. О руссах на западе и на Востоке: от
Ингельхайма до Могилевского клада // Пстарычна-археалапчны збор-
шк. MiHCK, 1997. № 12. С. 17.
3 Григорий Турский. История франков / Изд. подг. В.Д.Савукова. М.,
1987. С. 97; см. также примем. 76, 94-96 нас. 381-383.
Е.Л. Конявская
МИТРОПОЛИТ КИПРИАН
И ВЕЛИКОКНЯЖЕСКАЯ ВЛАСТЬ
ПО ТВЕРСКИМ ЛЕТОПИСНЫМ ИСТОЧНИКАМ
История святительской деятельности на Руси митрополита
Киприана и, в частности, его взаимоотношений с великокняже-
ской властью восстанавливается по византийским и русским ис-
точникам. Среди летописных источников наряду с памятниками
новгородского и московского летописания заслуживают рассмот-
рения и тверские летописные источники, ибо известно, что Ки-
приан часто бывал в Твери по церковным делам, именно там спа-
сался от нашествия Тохтамыша в 1382 г. Цепь известий в памят-
никах, отразивших тверское летописание [Рогожский летописец
(далее - Рог.), Тверской сборник (далее ТвС.), Никоновская лето-
пись (далее - Ник.)], содержит уникальную информацию о святи-
теле, особенно до 1390 г.
Первое упоминание в Рог. о Киприане (как после патриарха
Филофея) читается под 6882 (1374) г.: «Индикта 12 Алексеи
митрополит прТехавъ во Тф^рь месяца марта въ 9 день, на па-
мять святых мученик 40, иже в Севаспи, поставил епископом
ЕуфимТа граду Тф’Ьри, на Средокрестнои недели в четверток, да
поехалъ с послом с патрТаршимъ в Переяславль с Кипр1аномъ»’.
Поскольку это известие отсутствует в летописях, отразивших как
раннее [Троицкая (далее - Тр.), Симеоновская (далее - Сим.)], так
и позднее митрополичье летописание (Московский свод конца
XV в., Ермолинская, Типографская летописи), его нельзя отнести
к митрополичьему своду. Вместе с тем в нем содержится полная
точная дата (9 марта в 1374 г. действительно приходилось на
четверг), что позовляет считать запись современной. Присутствие
Киприана на хиротонии тверского епископа Евфимия означает,
что он мог познакомиться с членами местного княжеского дома, в
119
первую очередь, с великим князем Михаилом Александровичем.
Возможно, митрополит Алексий взял патриаршего посланника в
Тверь неслучайно. Михаил Александрович в 1371 г. жаловался на
митрополита в Константипнополь; в том же году о вероломном
поступке по отношению к тверскому князю со стороны Дмитрия
Ивановича и митрополита Алексия упоминал в своем послании
патриарху Филофею и литовский великий князь Ольгерд, кото-
рый просил поставить вместо Алексия особого митрополита на
Киев, Смоленск, Тверь, Малую Русь, Новосиль, Нижний Новго-
род. Вполне вероятно, что митрополит старался продемонстри-
ровать патриаршему послу единение Русской митрополии и тес-
ную связь Тверской епархии с Москвой.
Ряд дальнейших известий в Рог., связанных с Киприаном,
имеет совпадения с Сим. и, судя по выпискам Н.М.Карамзина, с
Тр., что заставляет отнести их к своду 1408 г. Однако в некото-
рых случаях тверской летописец, работавший в 1411 г., дополнял
свой источник имеющимся в его распоряжении материалом. Та-
ково известие Рог. 1376 г. о поставлении Киприана в митропо-
литы, вошедшее также в Тр., Сим. и Сокращенный свод 1493 г.,
что указывает на его происхождение из Свода 1408 г. Но только в
Рог. добавлено, что митрополит пришел в Киев: «Того же л’Ьта
КипрТанъ митрополить, поставленъ изо Царягорода, прТиде в Ki-
евъ». С Киевом связано и следующее - уникальное известие Рог.:
«И на осень по ОспожиьгЬ дни бышет моръ силенъ на люди в
Киев’Ь» (Стб. 116). Откуда мог взять тверской летописец этот до-
полнительный «киевский материал»? Известно, что епископ Ар-
сений, поставленный митрополитом Киприаном на тверскую ка-
федру в 1390 г., до этого был митрополичим архидиаконом. Про-
исходя из иноков Киево-Печерского монастыря, как следует из
его Жития, Арсений был знаком с Киприаном с момента прихода
в лавру. Вероятно, сведение 1376 г., как и целый ряд других, по-
пали в тверской епископский свод от самого Арсения.
В более развернутом виде известие о поставлении Киприана и
приходе его на Русь читается в ТвС.: «Пршде изъ Царяграда на
Русь Кыприань митрополить, поставленъ Филоф!емь naTpiap-
хомъ. Князь великш Дмитреи не пр!ялъ его (Забел.: и глаголя
ему): “есть у насъ митрополить Алексеи”. И Кипр!янъ по'Ьхалъ
на К1евъ»3. Таких сведений нет более ни в одной летописи, кроме
Ник., где известие дано в еще более пространной редакции: в ча-
120
стности, говорится, что после отповеди Дмитрия Донского Ки-
приан «поиде съ Москвы въ К1евъ и тамо живяше»4 (С. 25).
Как следует из Послания Киприана Сергию Радонежскому и
Феодору Симоновскому 1378 г., в 1376 г. он не приезжал в Моск-
ву, «а как выехал есмь на Киевъ - дв’Ь л’кгЬ и 14 днии до сего
дни»5 (т.е. имеется в виду его выезд из Константинополя на
Русь). О том же свидетельствует и сообщение Новгородской I
летописи, где говорится, что поставленный патриархом митропо-
лит Киприан зимой 1376/1377 г., будучи в Литве, послал новго-
родскому владыке «свои послове, и патриарши грамоты», на что
получил ответ: «шли князю великомоу: аще приимет тя князь ве-
ликыи митрополитом всей Рускои земли, и намъ еси митропо-
лит». Завершается известие сообщением: «И слышавъ ответь
новгородчкыи митрополит Киприянъ и не ела на Москву къ кня-
зю великому»6. Осенью 1376 г. в Новгороде уже знали настрое-
ние великого князя, поскольку в августе7 в Москву прибыла нов-
городская делегация во главе с владыкой Алексеем, который был
принят не только митрополитом Алексием, но и великим князем
и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем Серпухов-
ским «с великою честью».
Очевидно, Киприану было известно отношение Дмитрия
Донского к решению патриарха, о котором великий князь мог
узнать непосредственно из Константинополя, либо он мог пред-
полагать негативную реакцию Москвы. Неслучайно в Москву из
Константинополя направляются два патриарших посланника -
протодиаконы Георгий и Иоанн - «къ Алексию митрополиту всея
Руси» (Стб. 116), дабы сообщить в Москве о поставлении Кипри-
ана и особенностях его статуса.
Так или иначе слова Дмитрия Донского, обращенные (пусть и
заочно) к Киприану, лишь предполагались тверским велико-
княжеским летописцем, работавшим уже во втором десятилетии
XV в., который дополнил согласно своим представлениям текст
известия своего источника8. Составитель же Ник. пошел еще
дальше, домыслив, что Киприан лично явился в Москву и, полу-
чив отповедь князя, оттуда уехал в Киев.
Уникальное известие о митрополите Киприане содержит По-
весть о нашествии Тохтамыша в ТвС., представляющая собой
оригинальный текст, имеющий лишь частичные совпадения с
пространной редакцией Повести (из летописей новгородско-со-
121
фийского круга). Здесь указывается, что Киприан «пршхалъ въ
Тверь изъ Новагорода Великого, и оттол’Ь на Москву»9. Речь идет
уже о времени, когда Киприан ехал в Москву после оставления ее
Тохтамышем и возвращения туда великого князя. Таким образом,
ТвС. утверждает, что первоначально митрополит уезжает, спаса-
ясь от нашествия, не в Тверь, а в Новгород.
Новгород в связи с Киприаном упоминается в Ник., соеди-
нившей в рассказе о Тохтамыше тексты различных летописей.
Но, согласно этой версии, Киприан в Новгород не уезжает, а на-
против, приезжает из Новгорода в Москву накануне осады. Хотя
известно, что при создании Ник. использовался тверской лето-
писный источник, свободное обращение ее составителя с имею-
щимися в его распоряжении материалами заставляет относиться к
ее свидетельствам с большой осторожностью. Тем не менее, иг-
норировать известие ТвС. нельзя, поскольку попасть в Новгород
и оттуда приехать в Тверь с 20-х чисел августа до начала октября
Киприан мог. Кроме того, в самой Твери (а Повесть в ТвС. имеет
признаки тверского памятника) должно было быть известно, от-
куда в Тверь приехал митрополит.
Текстуально и по трактовке событий отличается от сообще-
ний в других летописях известие ТвС. (под 6891 г.) о том, что
Дмитрий Донской, вернувшись в Москву, «не восхот’Ь» митро-
полита Киприана, и тот отправился в Киев.
Еще одно оригинальное сообщение дает ТвС. под 6895 в За-
белинском списке и под 6894 г. в Погодинском: «Той жъ осени
князь великш Василеи Дмитр!евичъ изъ Орды уб’Ьглъ; обшедъ
многыа земли отъ Ягаила, пр in де на Москву, а съ нимъ ис К1*ева
npinxa митрополитъ Кипр1ань, и не пр!алъ его князь великш»10.
Василий Дмитриевич, покинув Орду в ноябре 1385 г., какое-то
время пребывал в Подолии, а в известии о его прибытии в начале
1388 г. в Москву многие летописи говорят, что его сопровождают
«ляхи» и «литва». Стало быть, путь его проходил через Литву.
Вместе с тем, в летописях новгородско-софийского круга под
6894 г. читается: «Прииде на Рус(ь) митрополи/w Киприянъ»11.
Как справедливо заметил Г.М.Прохоров, по всей вероятности, это
было сообщение о приезде Киприана в Киев из Константинополя,
где в это время разбирался вопрос о положении в Русской митро-
полии и ее будущем12. Ранее перед своей поездкой из Киева в
Константинополь Киприан писал о предстоящей дороге в Посла-
122
нии, датируемом, как полагает Г.М.Прохоров, примерно этими
же годами (1385/1386)13. Здесь Киприан, в частности, говорит о
том, каким путем собирается ехать в Царьград, и оказывается,
что он планирует ехать через «Волошьскую землю». В Волош-
ской же земле мог в это время находиться и Василий Дмитрие-
вич. Второй важный момент Послания - это сообщение о том,
что он планирует скоро вернуться на Русь: «А мне борзо быти у
вас из Царя города»14. При этом едва ли Киприан имел в виду
только Киев, поскольку Послание отправлялось в Северо-Вос-
точную Русь. Таким образом, Киприан мог встретиться с Васи-
лием Дмитриевичем в пути и оказать поддержку молодому кня-
зю, когда тот был на территории Литвы. В таком случае к извес-
тию ТвС. о еще одной попытке Киприана приехать в Москву, на
этот раз вместе с Василием Дмитриевичем, нужно отнестись со
вниманием.
Последнее посещение Царьграда Киприаном и Пименом пе-
ред окончательным поставлением первого митрополитом обеих
частей митрополии фиксируется в ТвС. под 6897 г. Другие лето-
писи говорят только о поездке Пимена.
Сразу же после приезда на Русь в 1390 г. митрополиту при-
шлось разрешать сложный конфликт в Твери, куда он едет по
просьбе тверского великого князя Михаила Александровича’5.
Киприан занял сторону князя, низверг Евфимия Висленя и поста-
вил на тверскую кафедру своего архидиакона Арсения.
За период тверского пастырства Арсения о Киприане в твер-
ском летописании сохранилось немного известий. Так, во многих
летописях под 6904 г. содержится сообщение о приезде в Смо-
ленск к Витовту Василия Дмитриевича и Киприана. В Рог. и Сим.
читается известие о том, что Киприан по дороге в Смоленск по-
бывал в Твери: «Тое же зимы был КипрТанъ митрополит во
Тф’Ьри на Сырной недели, и отсел’Ь поехал в Литву к Витовту»
(Стб. 165). Правда, возникает хронологическая проблема: извес-
тие в Рог. читается под 6907, в Сим. - под 6906 г. Это может быть
объяснено общим сбоем в хронологии: в Рог. 6904 и 6905 -
«пустые года». Во всяком случае нет сомнения, что речь идет об
одной и той же поездке, ибо в летописях, содержащих известие
6904 г., говорится, что Василий Дмитриевич выехал из Москвы за
две недели до Великого поста, а Киприан, согласно Рог. и Сим.,
оказывается в Твери на Сырной неделе.
123
С большей или меньшей вероятностью к тверскому епископ-
скому летописному источнику можно относить уникальные из-
вестия Ник. под 6909 г. - о Соборе в Москве (в котором участво-
вал Арсений), где рассматривался вопрос об Иоанне Новгород-
ском и Савве Луцком (С. 185) и вызове в Москву тверского вла-
дыки, датированном декабрем 6911 г.
Таким образом, тверская летописная традиция сохранила ори-
гинальные сведения, касающиеся взаимоотношений митрополита
Киприана с московским и тверским княжеским домами, особенно
до его окончательного утверждения на Русской митрополии в
1390 г. Эти сведения в большинстве своем являются правдопо-
добными. Ими мог располагать близкий Киприану тверской вла-
дыка Арсений. По-видимому, они читались в тверском своде, со-
ставлявшемся по инициативе самого епископа.
Примечания
1 ПСРЛ. Пг., 1922. Т. XV. Вып. 1. Стб. 105 (далее ссылки на это изд. в
тексте). Тем же тверским летописным источником воспользовался со-
ставитель Ник., в ТвС. же известие приведено в сильном сокращении.
2 См.: РИБ. 2-е изд. СПб., 1908. Т. VI. Приложения. Стб. 140.
3 ПСРЛ. СПб., 1863. Т. XV. Стб. 436.
4 ПСРЛ. СПб., 1897. Т. XI. С. 25 (далее ссылки на это изд. в тексте).
5 Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1999. Т. 6. С. 418.
6 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.: Л.,
1950. С. 374.
7 Киприан же, как следует из упомянутого Послания, прибыл в Киев в
июне 1376 г.
8 Первоисточником этого материала был тот же Свод Арсения (что и в
Рог.), о чем свидетельствуют совпадения в последующих известиях.
9 ПСРЛ. Т. XV. Стб. 442.
10 ПСРЛ. Т. XV. Стб. 444.
п ПСРЛ. М., 2000. Т. VI. Вып. 1. Стб. 484.
12 Прохоров Г.М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Повесть
о Митяе. СПб., 2000. С. 364-365.
13 Трудно, однако, согласиться с ученым относительно определения ад-
ресата Послания. Феодор Симоновский в то время пребывал в посто-
янных разъездах, и писать ему было затруднительно. Кроме того, его
позиция по поводу лучшего пастыря для русской митрополии все
время менялась, и едва ли Киприан мог считать его по-прежнему сво-
им безусловным единомышленником. Не мог быть адресатом («а
игуменом») и другой союзник Киприана - Афанасий Высоцкий, кото-
124
рый в этот период уже не жил на Руси. «Первым игуменом» Киприан
мог считать Сергия Радонежского, и, скорее всего, именно ему и на-
правлял свое письмо.
14 Прохоров ГМ. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. С. 413-414.
15 О соответствующем рассказе в тверских летописных и нелетописных
источниках см.: Конявская Е.Л. Суд над тверским епископом Евфи-
мием и поставление на епископскую кафедру Арсения // Средневеко-
вая Русь. Вып. 7 (в печати).
Н. Ф. Котляр
ДВОР ГАЛИЦКИХ РОМАНОВИЧЕЙ (ХШ век)
Двор государя как властная и управляющая структура вовсе
не существовал изначально. Было бы наивно думать, что двор
складывается одновременно с возникновением государства. Дре-
внерусская государственность родилась и развивалась в родо-
племенном обществе и более ста лет носила дружинный харак-
тер. Господствующий же слой Древнерусского государства пона-
чалу был представлен верхушкой дружины, из ее членов в те-
чение многих десятилетий складывался элементарный аппарат
управления, дружина также осуществляла собирание дани и су-
дебные функции. Возникает естественный вопрос: каким же об-
разом осуществлялось управление государством на Руси во вре-
мена, когда двора как властной структуры еще не существовало?
Пол века назад историки представляли руководящую структуру
при древнерусском князе таким образом. С возникновением и
развитием вотчинного хозяйства (княжеского и боярского) все
большую роль начинают играть слуги-управители - министериа-
лы. Князь постоянно ими окружен, они управляют его домом,
двором, хозяйством, с ними он привык советоваться, многие из
них входят в состав младшей дружины. А старшие дружинники
вплотную занялись вотчинными и хозяйственными делами, их
меньше интересуют дела княжеские, а князь меньше ощущает по-
требность в «мужах отцов своих». Разве что «думают» о всех важ-
ных делах они, как и раньше, вместе (В.В.Мавродин). Эти слова
приложимы к государственным образованиям на Руси XII—XIII вв.
В этой яркой и эмоциональной картине многое пересмотрено
позднейшими исследователями. Хотя главный тезис о значении
125
управителей в княжеском дворе представляется верным. Но -
имело ли значение это положение для времен Х-Х1 вв.? Вряд ли.
Кучка старшей дружины (и входившего в нее боярства) тогда не
была структурирована, обязанности управления государством или
хотя бы имением князя не были распределены и определены. Без-
условно, на практике подобная специализация в среде княжеского
окружения могла существовать. Кто-то из дружинников или бояр
лучше других собирал дань, другой имел склонность к судебным
делам. Однако специализация, и то не абсолютная, появится
лишь позднее, когда образуется княжеский двор как постоянная и
обязательная составляющая государственного организма.
Во второй половине XII - начале XIII в. управление государ-
ством выглядело внешне, как и ранее. Те же люди выполняют от
имени государя властные и прочие функции, как и раньше, полу-
чают все то же, привычное вознаграждение. Но в действительно-
сти все было гораздо сложнее и менее однозначно. Организация
служилых государю людей претерпела серьезные изменения под
влиянием общих и универсальных для всей Руси процессов соци-
альной, экономической и духовной жизни, вызванных все тем же
нарастанием удельной раздробленности. Кучка мало организо-
ванных дружинников, обеспечивавших функционирование вла-
сти в X - начале XII в., постепенно перерастает в структуру госу-
дарственного управления - княжеский двор.
После гибели основателя Галицко-Волынского княжества
Романа Мстиславича в Польше летом 1205 г. его вдова Анна пе-
ребирается из Галича во Владимир Волынский, а затем решает
бежать с маленькими сыновьями в Польшу, поскольку против нее
поднялись мятежные бояре. Это бегство описано в нашем глав-
ном источнике - Галицко-Волынской летописи - красочно и ро-
мантично: «Данила же възме дядько предъ ся, изыде из града.
Василка же Юрий попь с кормилицею възме, изыде д'Ьрою вонъ
из града. Не в'Ьдяху бо [княгиня] камо б'Ьжащю, б’Ь бо Романъ
убиенъ на Ляхохъ, а Лестко (краковский князь Лешек Белый. -
Н.К.} мира не сътворилъ» (ГВЛ. С. 78). Из летописного рассказа
следует, что покинутая всеми княгиня ночью выбирается из вра-
ждебного ей города сквозь пролом в стене и не знает, где ей ук-
рыться от бояр!
Полагаю, что книжник чрезмерно драматизировал обстоя-
тельства бегства Романовичей. Анна никак не могла быть одино-
126
кой в стольном граде Волынского княжества, отчины ее мужа. С
ней были волынская часть двора, рыцарская дружина ее мужа, на
ее стороне пребывали горожане Владимира и других городов
княжества. Продолжал действовать союзный договор между Ро-
маном Мстиславичем, венгерским королем и польским князем.
Вероятно, Анна с сыновьями оставила неблагодарный Владимир
открыто и демонстративно в сопровождении двора, преданных ей
волынских бояр и дружины, под хоругвями и стягами Романа. С
того времени начинается длительная и печальная одиссея стран-
ствий маленьких Романовичей и их матери по чужим городам и
странам. В этих странствиях сложился их двор.
Долгое время основу того двора будут составлять волынские
бояре, должностные лица и министериалы Романа. Они шли за
своими малолетними князьями всюду, куда Романовичей бросала
судьба. В 1211 г. венгерский король решил поспособствовать воз-
вращению Даниила на галицкий отцовский стол. Даниил жил тогда
при королевском дворе в Венгрии, на Волыни же оставался его брат
Василько с матерью. Вокруг них сплотился волынский двор. Когда
Даниил с венгерским войском приближался к Галичу, он получил
помощь от брата: «Василку же княжащю в Белз’Ь; прийдоша же оть
него Великий Вячеславь Толъстый, и Мирославъ, Демьянъ и Воро-
тиславъ, и инии бояре мнози, вой оть Белза...»(ГВЛ. С. 80).
Двор Романовичей был долгое время странствующим, пере-
ходя следом за князьями из Галича в Владимир, далее в Белз и
затем в небольшие города Каменец, Тихомль и Перемыль. Когда
Даниил и Василько начнут возвращать себе отчину Романа, ут-
вердившись сначала во Владимире Волынском, а затем и в Гали-
че, двор всюду будет сопровождать их. А когда в 1213 г. двою-
родный брат Романовичей Александр Всеволодич при помощи
краковского князя Лешка изгонит Василька вместе с матерью из
волынского города Белза, «бояре вси не изнев^ришася, но идоша
вси съ княземъ Василкомъ в Каменець» (ГВЛ. С. 81), полученный
им вместо утерянного.
Верности волынского двора, унаследованного от отца, Рома-
новичи в значительной мере обязаны своими политическими дос-
тижениями, отвоеванием у князей-конкурентов, венгерских коро-
лей и польских князей, сначала Волынской земли, а затем и Га-
лицкой. В том же 1231 г. Лешек краковский собрал на Волыни
войско, чтобы выгнать из Галича боярина Владислава, самоволь-
127
но там вокняжившегося. По его призыву пришли Даниил Рома-
нович из Каменца, Александр Всеволодич из Владимира, его брат
Всеволод из Белза, «когождо съ своими вой. Б'Ьбо вой Даниловы
болши и круглыми, бяше бояре велиции отца его ecu у него»
(курсив мой. - НК.: ГВЛ. С. 81). Следовательно, бояре двора Ро-
мана Мстиславича не только остались верными его сыновьям, но
и привели с собой отряды вооруженных людей. Вероятно, эти
отряды состояли как из личных дружин бояр, так и из приведен-
ных их вассалами ратников.
Двор Романовичей и люди этого двора выступают на страни-
цах Галицко-Волынской летописи почти исключительно в бое-
вых эпизодах - причиной тому была бурная и драматическая
жизнь братьев, особенно старшего из них Даниила. Одной из ос-
новных фигур двора были воеводы. Обычно воеводы Романови-
чей возглавляли крупные контингенты их войска, принимали
участие в больших и малых битвах и войнах. А вокруг государя
стоял его двор, представлявший собой немалую военную силу, спо-
собную решать в пользу своего князя, по меньшей мере, локальные
конфликты. Военным подразделением двора - «малой дружиной» -
командовали преданные ему люди, бывшие, вне сомнения, опыт-
ными военачальниками. В этом убеждает летопись. Она отметила и
случаи, когда «малую дружину» возглавлял сам князь.
Вне сомнения, люди двора - дворяне - выступают в нашем
источнике в описании яркого эпизода острого противостояния
Даниила Романовича с великим галицким боярством в 1231 г.:
«Самому же Данилу съзвавьшю в^че, оставшюся въ 18 отрокъ
в^рныхъ, и съ Демяномъ тысяцкымъ своимъ...». Князь обращает-
ся к горожанам с призывом поддержать его против врагов, они
же уверяют его в преданности. А сотский Микула бросает крыла-
тые слова: «Господине! Не погнетши пчелъ, меду не ясти!» (ГВЛ.
С. 94). Столь образно младший служащий двора Даниила посове-
товал князю безжалостно расправиться с боярами. В приведенной
летописной цитате выступает военная (дворская) структура, вме-
сте с князем находится тысяцкий, а совет ему дает сотник, надо
думать, его двора.
Особенностью странствующего двора Даниила Романовича (а
таким он останется до 1245 г., когда князь, наконец, победит бо-
ярскую оппозицию и утвердится в Галиче) был его сложный со-
став, поскольку в нем одновременно пребывали и волынские, и
128
галицкие бояре. К тому же галицкие, в зависимости от стратеги-
ческой обстановки и собственных намерений, то отходили от
двора, то возвращались в него. Ведь они в абсолютном большин-
стве были корыстными и циничными приспособленцами, ни ми-
нуты не колеблясь, изменяли своему князю, как только это им
виделось выгодным. На страницах Галицко-Волынского свода
немало свидетельств сказанному.
Лишь со времени утверждения Даниила на галицком столе
(да и то не окончательного) в 1238 г. приходится говорить об ак-
тивном участии части княжеского двора в поддержке государст-
венного созидания, проводимого Даниилом и Васильком. Бли-
жайшее окружение князя из волынских бояр, которые и состав-
ляли основу его двора в течение 20-х - большей части 30-х годов,
было верным помощником Романовичей в преодолении сопро-
тивления боярских галицких олигархов, в отражении агрессии со
стороны венгерских, польских и литовских властителей, в вос-
становлении хозяйства, пришедшего в упадок из-за боярского
своеволия и грабежей, а также иноземной оккупации, в реформи-
ровании войска и укреплении рубежей. С овладением Даниилом
верховной властью в 1245 г. от двора требовались новые идеи,
планы и усилия. Из рассказов Галицко-Волынского свода извест-
но, что двор выполнял возложенные на него Романовичами задачи.
Так выглядит разнообразная деятельность княжеского двора
Романовичей в мерцающем, причудливом, часто неверном и про-
тиворечивом, свете источников, подлинной жемчужиной среди
которых следует считать Галицко-Волынский свод.
Источники
ГВЛ - Галицько-Волинський лпопис / Досл1дження. Текст. Коментар.
За ред. М.Ф.Котляра. КиТв, 2002.
А.В. Кузьмин
РОДОСЛОВНАЯ КНИГА РГБ. Ф. 256. № 349
КАК ИСТОЧНИК ПО ГЕНЕАЛОГИИ
ПРАВИТЕЛЕЙ ЧЕРНИГОВО-СЕВЕРСКОЙ ЗЕМЛИ
В ХШ-XV вв.
Среди русских родословных книг сохранилось не так много
списков, созданных в XVI в. Большинство из них до сих пор не
129
издано1. Как правило, в научный оборот введены только описа-
ния рукописей с краткой характеристикой. Далеко не всегда пол-
но расписан и их состав. Между тем, каждый из сохранившихся
списков родословных книг XVI в. имеет ряд таких самостоятель-
ных глав или дополнений в тексте, которые встречаются подчас
только в данном рукописном памятнике. Эти особенности тек-
стов родословных книг, содержащих редкую информацию по ис-
тории правящей элиты Древней Руси XIII-XV вв., постепенно
нивелируются. В начале XVII в. среди дворян все больше начи-
нает цениться информация по генеалогии и о служебных отно-
шениях между их фамилиями за конец XV - XVI вв. В нашем
случае речь пойдет о Румянцевском II списке 1-го извода Патри-
аршей редакции родословных книг (по классификации
М.Е.Бычко-вой), который был составлен в конце XVI в.
Описание этого списка родословных книг впервые было дано
А.Х.Востоковым. Исследователь попытался рассмотреть состав
росписей княжеских, боярских и дворянских фамилий. Разночте-
ния и иные версии о происхождении предков фамилий А.Х.Во-
стоков сверял по тексту списка Бархатной книги 1688 г., издан-
ной Н.И.Новиковым2. Наиболее важные отличия между родо-
словными росписями одного рода А.Х.Востоков отмечал особо.
При описании исследователь иногда цитировал родословные ле-
генды или начало росписей, в основном те, которые не попали в
Государев родословец 1555 г. (текст которого в 80-е годы XVII в.
лег в основу Бархатной книги).
При описании кодекса внимание А.Х.Востокова привлекли
родословные росписи следующих боярских фамилий: Ласкире-
вых, выводивших себя от патриция, служившего еще римскому
императору Константину I Великому; Даниловых, Услюмовых и
Мамоновых, подчеркнувших свое происхождение от смоленского
Рюриковича, жившего в первой половине XIII в.; Овцыных, по-
томков Владимира Даниловича Красного Снабди, служившего в
боярах у московского великого князя Василия I Дмитриевича,
которые сочинили, что предок их боярской фамилии происходил
из рода муромских князей и был младшим братом святого кн.
Петра, причем в это родословие попало даже упоминание о жене
последнего - кнг. Февронии, канонизированной вместе с мужем в
1547 г.3; тверских (фамилии Левашевых, Яхонтовых и Туровых,
Коробовых и Киндыревых) и рязанских (фамилии Кичибеевых и
130
Селивановых, Кончеевых, Вердеревских и Крюковых) боярских
родов, настаивавших на своем литовском или татарском проис-
хождении в XIV в. Последние две из указанных выше росписей
характеризуются, начиная со списков редакции родословных
книг в 43 главы, как «приписные».
А.Х.Востоков отметил, что составителя родословной книги в
качестве источников интересовали Хронограф, Сказание о князь-
ях Владимирских, памяти о местах (как правящей элиты в Рос-
сии, так и европейских государей). Этот круг источников обна-
руживает определенную связь протографа данной редакции с
книгами, хранившимися в Посольском приказе. Интерес пред-
ставляли и записанные в конце родословной книги с пропусками
на несколько листов каждый росписи черниговских, рязанских и
муромских князей, больших тверских бояр Борисовых-Борозди-
ных и московских - Морозовых4. Такой несколько хаотичный
набор глав нетипичен для классического состава глав в родо-
словных книгах. Ведь их составители ориентировались на тот
порядок, который установился при создании Государева родо-
словца и отразился позднее при составлении Бархатной книги.
Росписи потомков Черниговского княжеского дома были от-
мечены А.Х.Востоковым в основной части сборника. Никакого
анализа их содержания он делать не стал, ограничившись кон-
статацией их наличия в родословной книге, причем, как показы-
вает проверка, это было сделано с пропусками. Поэтому не все
росписи были отмечены, а, как следствие, включены в описание.
Тем не менее, относительная подробность описания кодекса
РГБ. Ф. 256. № 349 несколько смутила последующих исследова-
телей. Практически никто из них не использовал полно его све-
дения в своей работе. Краткими наблюдениями ограничилась
лишь М.Е.Бычкова, наибольшее внимание уделившая работе пис-
ца, а также редакторской правке, встречающейся на большинстве
листов и в текстах росписей данной родословной книги. Иссле-
довательница подтвердила наблюдение А.Х.Востокова о пере-
писке кодекса в период правления царя Федора Ивановича(1584-
1598), установив также родственные списки данного извода Пат-
риаршей редакции родословных книг5.
Изучение родословных росписей потомков князей чернигов-
ского дома показывает определенную их разобщенность. Так,
например, отдельно от других потомков великого князя Михаила
131
Всеволодовича (f 1246) были записаны в отдельных главах кня-
зья Барятинские и Мезецкие, князья Елецкие и князья Волкон-
ские. Все это отражает архаичный состав первых редакций родо-
словных росписей, когда они еще не были объединены вместе
под одной главой, включавшей максимальное количество роспи-
сей потомков великого князя Михаила Всеволодовича, исключая
князей Волконских (а иногда и Елецких), чья роспись не вошла в
Государев родословец. Тем не менее, они не были забыты. Как
показывает опись Посольского приказа 1626-1627 гг., включив-
шего в свой состав в начале XVII в. сохранившуюся часть цар-
ского архива, здесь в ящике думного дьяка И.Т.Грамотина от-
дельно хранились «Выписка роду и племяни Волконских» и «Ро-
списи родовые князей Борбашиных да Долгоруких, Траханиото-
вых, Волконских, Елецких, Проестевых»6. Очевидно, это были
старые росписи (или списки с них), которые ранее находились в
царском архиве начала 70-х годов XVI в. На этот факт косвенно
указывает содержимое 27-го ящика, где хранились «роды вели-
ких князей московских, и смоленских, и ростовских, и ярослов-
ских, и жеребъов (т.е. удельных? - А. К.)»1. Подавляющая часть
этих источников XVI в. утрачена, и лишь роспись ростовских
князей известна в настоящее время в подлиннике8.
Текст общей родословной росписи черниговских князей в
РГБ. Ф. 256. № 349 был отредактирован с явным креном в сторо-
ну происхождения рязанских и пронских князей. Более того, в
главе 14, где была отмечена роспись князей Елецких, в заголовке
сохранилась ремарка: «Род Елецких князей, а пошли от резанских
же князей» (РГБ. Ф. 256. №349. Л. 147-148). Последняя фраза
почти полностью соответствует заголовку росписи князей Елец-
ких, находящейся в Летописной редакции9. Однако начало текста
росписи, где сообщается о первых поколениях Елецких, уже поч-
ти полностью соответствует Румянцевской редакции, созданной в
то же время. Принципиальное отличие здесь одно. Если в Румян-
цевской редакции говорится о происхождении данной фамилии
от князя Ивана, который был «княж Титов сын Семеновича Кара-
чевского» (что полностью ломает представление о нем, как внуке
карачевского князя Мстислава Михайловича), то в случае с Ру-
мянцевским II списком Патриаршей редакции этот род идет «от
то князя Ивана от Козельского, князь Иванов сын Карачевского»
(Там же. Л. 147). Таким образом, очевидны разные традиции, при-
132
чем обе не соответствуют общепринятой в среде потомков великого
князя Михаила Всеволодовича версии, что предком Елецких был
князь Иван Титович, сын козельского князя Тита Мстиславича.
Еще одной особенностью кодекса РГБ. Ф. 256. № 349 являет-
ся наличие в нем росписи князей Волконских, которая преиму-
щественно известна по частным спискам и редакциям Государева
родословца, начиная лишь с первой половины XVII в. Лакуны в
росписи Волконских, ее явная неполнота и отсутствие информа-
ции о родстве отдельных ветвей рода между собой (подобно не-
которым росписям князей Вяземских данной редакции, но ее 2-го
извода) свидетельствуют о том, что она была плодом усилий ско-
рее деятелей Разрядного приказа, чем кого-либо из представите-
лей рода. И тем она весьма интересна.
Однако главной находкой для генеалогов все же будут не
они, а небольшая роспись собственно князей Черниговских, точ-
нее одной ее ветви, которая из-за отсутствия иных списков при-
обретает значение уникальной. Пока она не привлекла внимание
специалистов. Однако, очевидно, что ее роль велика, поскольку
последние представители этой ветви рода были записаны среди
поколенных росписей потомков старомосковского боярства. Эта
подборка генеалогических памятей и росписей была составлена на
рубеже XV-XVI вв. Роспись черниговских князей, если учесть ко-
личество поколений, охватывает лиц, живших в XIV - начале XVI в.
Учитывая хронологические рамки появления росписи черни-
говских князей, можно сделать вывод, что причиной для состав-
ления ее протографа вполне могло стать вхождение Чернигово-
Северской земли в состав Русского государства. Это произошло в
1500 г., когда на службе у великого князя Ивана III Васильевича
оказались его близкие родственники - стародубский князь Семен
Иванович Можайский и новгород-северский князь Василий Ива-
нович Шемячич, вместе с которыми также «выехали» и их слу-
жилые дворы. Среди членов таких удельных дворов вполне мог-
ли оказаться потомки черниговских князей, информацию о род-
стве которых следовало зафиксировать.
Находка родословной росписи черниговских князей имеет
большое значение. Она косвенно свидетельствует о том, что ряд ро-
дословных документов из царского архива начала 70-х годов XVI в.
мог успеть отразиться в некоторых частных списках родословных
книг того же XVI в. Их полное изучение и издание - задача будущего.
133
Приложение
53
Род Дмитрея Васильевичи иной
Дмитрей Васильевич от Гаврила Олексеевичя. А сына у него
не было. Были у него две10 дочери: Марья, Васильева мати Об-
расъсова11, да Григорьева мати Поплевина, да Игнатьева мати
Костянтиновичя.
Марья, Микулина жена тысяцкого; и та Марья была дочи ве-
ликаго князя Дмитрея Костянтиновичя Суздальского, а сестра
великои княини Овдотьи, великого князя Дмитрея Ивановичи.
У тысяцкого большой сын Микула, того убили на Дону. А
дочи у него была за князем Иваном Дмитреевичем; а другой сын
- Иван, и того убили на Кучкове поле, // а детей у него не остало-
ся; а третей - Полуехт, убился с церкви. А дочи его княини Оф-
росинья, княж Петрова Дмитреевичя. А сына у них не было.
А женил сына своего Микула12 Василей Васильевич тысяцкои
у великого князя Дмитрея Костянтиновичя у Суздальского, взял
большую домерь, а за великаго князя Дмитрея взял меньшую до-
мерь. А пояс взял лутчеи с нею, а за тот пояс на свадьбе у велико-
го [князя у13] Василья у Косого поимался Петр Костянтинович. А
князь Василей Косой тогды обручял [внуку14] // Ивана Дмитрее-
вичя, и тот пояс взял в приданыя.
А у князя Ивана у Черниговского сын - князь Семен. А у кня-
зя Семена дети: князь Ондрей да князь Олександра. А у князя
Ондрея сын - князь Василей. А у князя Василья дети: Иван, без-
детен, да князь Василеи Ушятои, да Никита, да Иван Кислой, да
Михаило. А у князя Василья Ушятого сын - князь Дмитрей.
(РГБ. Ф. 256. Рукописное собрание графа Н.П.Румянцева. № 349. Л. 271-272)
Примечания
1 Приятным исключением в данном случае является лишь научная пуб-
ликация М.Е.Бычковой списков Летописной и Румянцевской редак-
ций родословных книг 40-х гг. XVI в. (Редкие источники по истории
России). М., 1977. Вып. 2 /Сост. М.Е.Бычкова.
2 Родословная книга князей и дворян Российских и выезжих... {далее -
БК). М., 1787. Ч. 1-2.
J Андроник (Трубачев). Канонизация святых в Русской православной
церкви // Православная энциклопедия. М., 2000. Русская православная
134
церковь. С. 350. Факт канонизации Петра и Февронии лишь в 1547 г.
объясняет отсутствие этой легенды о родоначальнике Овцыных в Ру-
мянцевской и Летописной редакциях родословных книг 40-х годов
XVI в.
4 Востоков А.Х. Описание русских и словенских рукописей Румянцев-
ского музеума. СПб., 1842. № CCCXLX. С. 490-494.
5 Бычкова М.Е. Родословные книги XVI-XVII вв. как исторический ис-
точник. М.. 1975. С. 66-67.
6 Опись архива Посольского приказа 1626 г. М., 1977. Ч. 1. С. 369-370.
Л. 648 об.-649.
7 Описи Царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г.
М.. 1960. С. 21. Л. 240 об.
8 РГАДА. Ф. 375. № 3. Л. 1-1 об.
9 РИИР. Вып. 2. С. 44. Л. 607.
10 Так в ркп.; должно быть - «три».
11 Так в ркп.
12 Так в ркп.
13 В тексте отсутствует; восстановлено по Синодальному списку Ти-
пографской летописи (ПСРЛ. Т. 24. Пг., 1921; М., 2000. С. 232. Л. 333).
14 В тексте отсутствует; восстановлено по Синодальному списку Ти-
пографской летописи (ПСРЛ. Т. 24. Пг., 1921; М., 2000. С. 232. Л. 333).
В.А. Кучкин
ВЛАСТЬ КНЯЗЕЙ ВЕЛИКИХ
И ВЛАСТЬ КНЯЗЕЙ УДЕЛЬНЫХ
Объем и прерогативы княжеской власти в средневековой Ру-
си, соотношение власти старшего князя в княжестве и власти его
ближайших родственников давно стали объектами пристального
внимания историков. Для периода X—XIII вв. эти темы изучаются
главным образом на основании летописных свидетельств, но для
XIV в. положение существенно меняется. Благодаря сохранив-
шимся духовным и договорным грамотам московских князей ис-
следователи имеют редкую возможность заглянуть во внутрь от-
ношений русских князей-родственников и выяснить, на каких
началах и принципах строилось правление в русском средневеко-
вом княжестве, решались вопросы внешней политики, организа-
ции и командования военными силами, как осуществлялась зако-
нодательная деятельность, выстраивалась судебная практика,
135
функционировала исполнительная система, что поддерживало
княжескую власть. Хотя указанные грамоты сохранились только
от князей московского княжеского дома, их свидетельства имеют
принципиальное значение для характеристики государственного
строя и в других русских средневековых княжествах, в том числе
и более раннего времени, поскольку по целому ряду признаков их
строй существенно не отличался от московского.
Уже древнейшие завещания московских князей (две духов-
ные грамоты Ивана Калиты 1336 и 1339 гг.) четко соблюдают
принцип старейшинства в общем владении и правлении князей-
родственников Московским княжеством. Старший сын Калиты
Семен назван в завещаниях отца «большим сыном», а его более
молодые братья Иван и Андрей - его «братьей молодшей». Семен
объявлен также гарантом исполнения отцовского завещания. По
нему он получил во владение города Можайск и Коломну, т.е. все
города княжества, кроме Москвы, которая была «приказана» трем
сыновьям Калиты вместе. Семен получил также 26 волостей и
сел, названия которых даны в духовных грамотах Калиты. Но он
получил еще можайские волости, обозначенные в целом, без на-
именований и без указаний на их количество. По данным 80-х годов
XIV в. таких волостей насчитывалось 14, на полвека раньше их
могло быть меньше. Принимая число можайских волостей в 30-е
годы XIV в. равным 10, можно считать, что Семен наряду с двумя
городами получил от отца 36 волостей и сел. Второй сын Ивана
Калиты Иван получил по отцовскому завещанию 23 волости и
села, третий сын Андрей - 21, а их мачеха, вторая жена Ивана
Калиты, Ульяна, вместе с дочерьми Марией и Феодосией полу-
чила 26 волостей и сел. Если отвлечься от показателей качест-
венных и прибегнуть только к показателям количественным, то
окажется, что старший сын получил по последнему завещанию
Ивана Калиты 34% всех волостей и сел, которыми владел его
отец (96 + 10 волостей можайских), второй сын - 21,7%, третий
сын - 19,8%, вдова с маленькими дочерьми - 24,5%. Делается
очевидным, что старший сын получил больше земель, чем любой
другой из наследников Ивана Калиты, и это не считая городов
Можайска и Коломны. Движимое имущество (драгоценные ук-
рашения и посуда, дорогие одежды и стада скота) были разделе-
ны Калитой между своими наследниками почти поровну. Глав-
ными были земельные владения. Их картографирование показы-
136
вает, что волости располагались по границам княжества. В центре
их не было. Земли вокруг Москвы (в радиусе 40-70 км) стали
общим достоянием наследников Калиты. Здесь располагалось
большинство унаследованных ими сел, здесь находились станы -
центры сотен, занимавшихся разнообразной обслугой князей и
близких к ним лиц. Такое распределение владений внутри мос-
ковского княжеского дома с выделением старшему сыну более
трети всех земель, примерно в полтора-два раза больше, чем лю-
бому другому наследнику, позволяет судить о том, что лежало в
основе властных функций различных представителей этого дома.
Такие функции зафиксированы в договорных грамотах сы-
новей, внуков и правнуков Ивана Калиты, которые они заключа-
ли между собой. Всего за XIV в. сохранилось 6 таких грамот. Это
договор Симеона с братьями Иваном и Андреем, который должен
быть отнесен к марту-маю 1348 г.; первый договор великого кня-
зя Дмитрия со своим двоюродным братом Владимиром Серпу-
ховским, составленный в конце 1364 - начале 1365 г.; второй до-
говор Дмитрия с Владимиром Серпуховским, заключенный в
июне 1372 г.: их третий договор, написанный, как показал еще
Н.М.Карамзин, 25 марта 1389 г.; соглашение между преемником
Дмитрия Донского на великокняжеском столе, его старшим сы-
ном Василием и тем же Владимиром Серпуховским, составлен-
ное, как уточнил А.А.Зимин, между 6 и 26 января 1390 г.; нако-
нец, договор великого князя Василия Дмитриевича со своим род-
ным братом звенигородско-галичским князем Юрием Дмитрие-
вичем, оформленный, как теперь выясняется, между 30 декабря
1392 г. и 23 февраля 1393 г.
Хотя эти грамоты различаются как по своей направленности
(например, договоры Дмитрия Донского с Владимиром Серпу-
ховским 1389 г. и Василия 1 с братом Юрием), так и по содержа-
нию (в первом из названных договоров 49 статей, во втором -
всего 16), тем не менее они сохранили общий материал, который
позволяет охарактеризовать пределы великокняжеской власти и
круг вопросов, который решала власть удельнокняжеская.
Как правило, dispositio договоров начинается со статьи, дек-
ларирующей единство договаривавшихся сторон: «Быти ны за-
одинъ» (договоры 1364-65 г., 1389 г.) или «Быти ны заодинъ до
живота» (договоры 1348 г., 1392-93 г.). Однако такое единство не
было равноправным. Великий князь требовал для себя безуслов-
137
ного главенства. И обычно уже вторые статьи договорных грамот
содержали признание удельными князьями «старейшинства» ве-
ликого князя, который становился для них человеком в «отца ме-
сто» (договор 1348 г.), прямо «отцом» (договоры 1364-65 г.,
1389 г.) или, по меньшей мере, «братом старейшим» (договор
1390 г.). Это «старейшинство» при соблюдении «одиначества»
прежде всего и ярче всего проявлялось во внешнеполитической
сфере. Не принимая во внимание дефектного текста договора
1372 г., четыре договора из пяти содержали условие, согласно
которому «друг» великого князя должен был быть «другом» и
удельных князей, а его «недруг» - «недругом» и для его родст-
венников. Тем самым, выбор внешнеполитических союзников и
противников входил исключительно в компетенцию великого
князя, удельные князья могли принимать в этом лишь совеща-
тельное участие. Это не означало, что удельные князья совер-
шенно лишались прав на ведение внешнеполитических перегово-
ров, они могли это делать, но с ведома и под контролем великого
князя. Однако оформление союзнических договоров должно бы-
ло проходить с обязательным участием удельных князей. Вели-
кий князь не имел права «канчивати ни с кем же» без согласия
своих удельных родственников, впрочем, как и те без него (дого-
воры 1348, 1364-65, 1389 и 1390 гг.).
Возглавляя дипломатию, великий князь возглавлял и воен-
ные силы княжества в случае вооруженной конфронтации с дру-
гими княжествами и государствами. В договоры вносились ста-
тьи, согласно которым при посылке великим князем на войну
удельных князей, те должны были «всести на конь без ослуша-
нья» или вообще «без ослушанья» служить великому князю. Вой-
ско состояло из бояр и военных слуг, которые в мирное время
возглавляли различные отрасли («пути») княжеского хозяйства,
являлись наместниками и волостелями, судьями и доводчиками.
Это была основная социальная опора княжеской власти.
В руках великого князя сосредотачивались целевые денеж-
ные средства, собираемые со всего княжества. Так, в частности,
обстояло дело с ордынской данью. Младшие князья собирали ее
со своих владений и передавали в казну великого князя. В его
казну поступала также ордынская дань, собиравшаяся с общих
владений - Москвы и ее станов. Передачу дани хану великий
князь брал на себя. При неуплате дани суммы, собранные с инди-
138
видуальных княжеских владений, оставались у их правителей, а
дань с общих владений делилась. Великий князь получал две ее
трети, удельный князь - одну. В случае принятия великим князем
решения о выплате экстраординарной ордынской дани, ее долж-
ны были выплачивать и удельные князья.
Великому князю принадлежала большая часть княжеского
хозяйства («пути», или так наз. «волости городские», организо-
ванные для разных сельскохозяйственных или промысловых
производств; категории населения, обслуживавшего эти произ-
водства, доставку и охрану различных товаров и денежных
средств, быт князя, его окружения, приезжавших иностранцев и
т.п.). Свою долю (обычно составлявшую половину великокняже-
ской) имели в этом хозяйстве и удельные князья. «Служние лю-
ди», как назывались эти категории населения, были дополнитель-
ной социальной опорой княжеской власти.
Великий князь имел право суда над своими людьми, где бы они
ни проживали. Ему также было подсудно население Москвы и ее ок-
руги, а также тех волостей, которые традиционно относились к Моск-
ве. Подсудность означала взимание в пользу великого князя судебных
штрафов. Но если судились жители Москвы и станов, то штрафы де-
лились (пропорция неизвестна) между великим и удельными князьями.
Территориальная власть великого князя выражалась в функ-
ционировании его налогового (данщики) и судебного (доводчики,
приставы) аппаратов в его собственных владениях. В Москве и
станах эти великокняжеские чиновники действовали совместно с
удельнокняжескими. В великокняжеских владениях проживали
люди, служившие удельным князьям. Великий князь имел право
взимать с них дань и судить их, а в некоторых случаях - отправ-
лять на войну под командованием своего воеводы.
Расширение великокняжеских владений являлось личным
делом великого князя. Оно осуществлялось путем захватов, по-
купки или в результате дарения (получения по завещаниям) раз-
личных земель, от деревень до княжеств.
Свой удел, позднее ставший называться вотчиной, великий
князь передавал по наследству своим детям, соблюдая при этом
принцип старейшинства.
Удельные князья не имели права претендовать на него. Они
должны были «держати...честно и грозно» великое княжение за
великим князем или «держати...честно» самого великого князя,
139
т.е. не покушаться на его достояние и не изменять ему. Обяза-
тельное участие удельных князей в войнах великого князя преду-
сматривало его ответное обязательство «кормити по ... службе»
или «жаловати и печаловатися мною и моею вотчиною» удельно-
го князя.
Во владениях, полученных удельными князьями по отцов-
ским завещаниям, действовала власть удельных князей. Великий
князь не мог вмешиваться в их деятельность. Он давал в этом со-
ответствующие гарантии, прописываемые в договорных грамо-
тах. Только в случае проживания в уделе своего боярина великий
князь мог отправить его в поход, вмешиваясь, тем самым, в
жизнь удела, но и удельный князь мог поступить точно так же,
если его боярин жил во владениях великого князя.
Удельные князья имели собственное войско, которое при
выступлении в поход могло частично подчиняться великокняже-
ским воеводам, но при ведении боевых действий - непосредст-
венно своим князьям.
Территориальная власть удельных князей распространялась
на весь удел. Удельным князьям принадлежало право сбора нало-
гов и право суда над своими людьми. Но если возникали споры
между удельнокняжескими и великокняжескими людьми, то суд
становился сместным.
Расширение удельных владений целиком зависело от удель-
ных князей. Они могли заводить свои села на общих землях Мо-
сквы и станов, покупать их, обменивать и т.д., однако чаще всего
такое расширение происходило за счет пожалований великого
князя, отдававшего целые волости и даже княжества удельным
князьям за их верную службу. Наследственное право удельных
князей копировало то же право князей великих, соблюдая даже
принцип старейшинства.
В свое время А.Е.Пресняков, изучая эволюцию княжеской
власти в средневековой Руси, писал о том, что единодержавие
возникло «в развитие и осуществление стародавней традиции о
патриархальном великом княжении “в отца место”» из удельной
системы, а «удел есть доля князя в общей с братьями вотчине,
полученная по духовной отца. Основные черты удельного владе-
ния - наследственность уделов, отсутствие права завещательного
распоряжения ими, возврат выморочного удела в семейное вла-
дение для раздела между братьями, возможность частичного пе-
140
редела для сохранения пропорционального соотношения разме-
ров долей - сближают его с крестьянским долевым землевладе-
нием, с которым оно разделяет также черту неустойчивости этой
формы владения, т.е. тенденцию к распаду на вполне обособлен-
ные вотчины». Попытка вывести княжеские порядки русского
средневековья из норм существования стародавней патриархаль-
ной крестьянской семьи вызывает возражение. Уже первое упо-
минание уделов (в том числе великокняжеского) в договоре 1348 г.
свидетельствует, что под этим термином понималась не доля,
унаследованная от отца, а владение отчасти наследованное, от-
части приобретенное, т.е. частное княжеское владение. Оно со-
провождалось правом на долю в общем княжеском владении, со-
ставлявшем лишь часть княжества. Появление этой общекняже-
ской собственности было явлением относительно поздним, хотя и
распространенным. Оно вызывалось требованиями политической
консолидации князей - близких родственников перед лицом
внешних угроз. Монархическая власть возникала в борьбе новых
частных начал, она имела только внешнюю схожесть с патриар-
хальной властью князя - отца семьи.
П.В. Лукин
ВЕЧЕВЫЕ РАСПРАВЫ В ДОМОНГОЛЬСКОЙ РУСИ*
Даже при самом беглом чтении летописных известий о вече-
вых собраниях на Руси сразу бросается в глаза то обстоятельство,
что они очень часто сопровождались проявлениями открытого
насилия, подчас даже со смертельным исходом. Особенно замет-
но это в новгородском летописании. Ученые, руководствуясь
вполне понятным стремлением выявлять, прежде всего, социаль-
но-политическую подоплеку исторических событий, обращали
внимание, главным образом, не на их форму, а на то, что им каза-
лось их содержанием. Особенно это характерно для советской
историографии, которая в соответствующих эпизодах усматрива-
ла обычно проявления классового противостояния. Ярким при-
мером может служить комментарий М.Н.Тихомирова к событиям
1207 г. в Новгороде, закончившимся отстранением от власти по-
садника Дмитра Мирошкинича: «Расправа с Дмитром носила ха-
141
рактер наказания по закону провинившегося посадника. Новго-
родцы разорили его двор по решению веча. Однако ничто не ме-
шает видеть в новгородских событиях ... народное восстание, при-
том восстание антифеодального характера» [Тихомиров. С. 240-
241]. Однако еще специалисты по истории права XIX - начала
XX в. эпизодически упоминали вечевые расправы в связи с из-
вестным по «Пространной Правде» и некоторым другим юриди-
ческим памятникам наказанием «потока и разграбления», преду-
сматривавшим лишение виновного в некоторых тяжких преступ-
лениях правовой субъектности, что влекло за собой ряд тяже-
лых последствий. Чаще всего это было удаление преступника за
пределы соответствующей политической общности, разграбление
или даже уничтожение (иногда путем поджога) его имущества,
продажа в рабство или ссылка его семьи [Владимирский-
Буданов. С. 387-389; Малиновский. С. 342, 343]. В XX в. этот
подход получил развитие в зарубежной славистике. Чешский ис-
следователь В.Прохазка рассмотрел русский «поток» в контексте
аналогичных наказаний в других славянских средневековых го-
сударствах [Prochazka. S. 269], а польский историк А.Поппе сде-
лал принципиальное замечание о важности использования имен-
но летописных сообщений (хотя он и привлекал их эпизодически
и иллюстративно), поскольку они «позволяют сделать вывод, что
этой каре подлежали также за преступления политического ха-
рактера». Отмечая, что подобная кара была известна в догосудар-
ственное время, А.Поппе убежден, что на Руси она представляла
собой «средство репрессии», применявшееся государственной
властью в своих интересах. Даже в вечевых расправах в Новгоро-
де нет оснований усматривать «реликты догосударственной эпо-
хи», так как вече там определяло наказание не как «народное со-
брание», а как «высший суверен республики». [Poppe. S. 251-
252]. Противоположного мнения придерживается И.Я.Фроянов, в
отечественной историографии впервые после долгого перерыва
обративший внимание на проблему. По его мнению, вечевые
расправы «несли на себе печать ... вдохновляемого обычным пра-
вом перераспределения частных богатств на коллективной основе,
практиковавшегося эпизодически, от случая к случаю, в обществах
переходного типа с незавершенным процессом классообразова-
ния» [Фроянов. С. 221]. Иными словами, И.Я.Фроянов полагает,
что на Руси сохранялись не просто «реликты» догосударственного
142
правоприменения, но существовала живая традиция, свойственная
ей как обществу «переходного типа».
Дискуссионным, таким образом, является вопрос о сущности
древнерусских вечевых расправ и степени их связи с архаически-
ми карами, налагавшимися местными общностями. Он между тем
в значительной мере проясняется при обращении к летописным
сообщениям.
Даже в тех из них, где говорится об изгнании горожанами
князей и разграблении их имущества, т.е. казалось бы, об очевид-
ных стихийных возмущениях, обращает на себя внимание стрем-
ление первых к определенного рода легитимности. Так, под 1158 г.1
в Ип. рассказывается о покаянии жителей Полоцка перед изгнан-
ным ими ранее князем Рогволодом, заявивших ему: «Кн(я)же
нашь, съгрЪшили есмь к Б(ог)у и к тобЪ, шже въстахомъ на та без
вины, и жизнь твою всю разазграбихомъ, и твоеА дружины, а са-
мого, емше, выдахом та ГлЪбовичем» [ПСРЛ. Т. 2. Стб. 494].
Полочане каются именно в том, что они «разграбили» своего кня-
зя «без вины». Следовательно, во-первых, акция поломан, с их
точки зрения, нуждалась в, пусть и формальном, но правовом
обосновании (необходимо было предъявление князю «вины»), а,
во-вторых, у них не вызывало сомнения, что они обладали имен-
но правом подвергать князя наказанию за «вину».
Если мы обратимся к новгородским известиям, то мы увидим,
что расправы на вече зачастую требуют определенной легитими-
зации со стороны княжеской власти, а иногда и прямого ее уча-
стия в осуществлении вечевого наказания. Среди многочислен-
ных примеров отметим уже упоминавшийся очень яркий эпизод,
который в литературе обычно именуется «восстанием против по-
садника Дмитра Мирошкинича»: «Новгородъци ... створиша
вЪче на посадника Дмитра и на братью его, яко ти повЪлЪша на
новгородьцихъ сребро имати, а по волости куры брати, по куп-
цемъ виру дикую, и повозы имати, и все зло; идоша на дворы ихъ
грабежьмь, а Мирошкинъ дворъ и Дмитровъ зажьгоша, а житие
ихъ поимаша, а села ихъ распродаша и челядь, а скровища ихъ
изискаша и поимаша бещисла, а избытькъ роздЪлиша по зубу, по
3 гривнЪ по всему городу, и на щитъ» [ПСРЛ. Т. 3. С. 51]. Ясно,
что здесь идет речь не просто о стихийном бунте. Напротив, сна-
чала на вече посаднику предъявляются обвинения в определен-
ных преступлениях, которые обобщенно характеризуются как
143
«зло», а затем вечники приводят в исполнение приговор, поло-
женный в таком случае, очевидно, согласно нормам обычного
права (разумеется, это не означает, что в этих событиях отсутст-
вовала социальная, политическая и прочая подоплека, она, ко-
нечно, была, но нуждалась в своеобразном правовом оформле-
нии). Более того, право на такого рода расправы было легитими-
зировано владимирским князем Всеволодом Большое Гнездо, сын
которого Константин княжил тогда в Новгороде; он, по летописи,
заявил новгородцам, участвовавшим вместе с ним в боевых дей-
ствиях: «Кто вы добръ, того любите, а злыхъ казните» [ПСРЛ.
Т. 3. С. 50]. Именно после этого новгородцы расправились с Ми-
рошкиничами. Похожим образом развивалась и ситуация, опи-
санная в НПЛ под 1270/71 г., когда новгородцы «съзвониша вЪче
на Ярославли дворЪ», расправились со сторонниками тогдашнего
новгородского князя Ярослава Ярославича (в том числе «взяша
домы ихъ на разграбление»), а затем отправили князю на Горо-
дище грамоту, в которой подробно «исписали» «всю вину его»
[ПСРЛ. Т. 3. С. 88].
События 1230 г. в Новгороде, рассказ о которых содержится в
НПЛ, приведшие к изгнанию князя Ростислава Михайловича и
смене всей власти, также отмечены соединением стихийной ве-
чевой расправы и вмешательства княжеской власти. После того,
как Ростислав и посадник Внезд Водовик отправились в Торжок,
«заутра убиша Смена Борисовиця ... а домъ его всь розграбиша и
села, а жену его яша ... такоже и Водовиковъ дворъ и села, и бра-
та его Михаля, и Даньслава, и Борисовъ тысячьскаго, и Творими-
риць, иныхъ много дворовъ. А Водовикъ, то зло услышавъ, побе-
же съ Торжьку съ братьею, и Борис тысячьскыи и новотържьчи
къ Михаилу въ Цьрниговъ. И даша посадничьство Степану Твьр-
диславичю, и тысячьское Миките Петриловицю, а добытъкъ
Сменовъ и Водовиковъ по стомъ розделиша... А княжицю Рости-
славу путь показаша с Торожку къ отцеви въ Цьрниговъ ... И по-
слаша по Ярослава на всей воли новгородьстЬи» [ПСРЛ. Т. 3.
С. 70]. Здесь зафиксированы многие важнейшие элементы нака-
зания «потока и разграбления», которому подвергаются родст-
венники и сторонники посадника Водовика. Это и разграбление
имущества с разделом его, очевидно, на основе равенства по го-
родским сотням, и непосредственная вечевая расправа (с Семе-
ном Борисовичем), и арест жены лица, лишенного правовой
144
«субъектности». Самое существенное, однако, то, что эта акция
легитимизируется высшим органом власти Новгорода, вечем
(именно на вече новгородцы, конечно, избрали новых посадника
и тысяцкого, на вече же и было принято решение о разделе иму-
щества «преступников»). Завершающим этапом становится при-
звание, видимо, тем же вечем нового князя Ярослава Всеволоди-
ча на «всей воли Новгородской», т.е. восстановлением в Новго-
роде легитимной системы организации власти.
Тем самым регулярное участие в легитимизации вечевых
расправ княжеской власти кажется явлением бесспорным. В этом
смысле А.Поппе совершенно прав, и игнорирование данного об-
стоятельства сторонниками архаизации общественного строя
Древней Руси кажется странным. Однако это только одна сторона
дела. А.Поппе, как говорилось выше, считает, что новгородское
вече выносило, а часто и приводило в исполнение соответствую-
щие приговоры не как «народное собрание», а как «высший суве-
рен республики». Это мнение имело бы основание, если бы так
обстояло дело только в Новгороде. Но, в действительности, и в
других городах вечевые собрания считали себя вправе применять
репрессии, связанные с «потоком и разграблением».
Выше уже упоминалось изгнание полочанами Рогволода Бо-
рисовича. Но куда более ярко это видно по эпизоду с разграбле-
нием имущества Ольговичей в Киеве после вечевого собрания в
1146 г., в котором принимал участие князь вместе с населением.
Летопись ничтоже сумняшеся сообщает, что после того, как Изя-
слав Мстиславич отправил в ссылку в Переяславль и посадил там
в «поруб» захваченного в плен Игоря Ольговича, «розъграбиша
Киььне съ ИзАСлавомъ дроужины Игоревы, и ВсеволожЪ, и села,
и скоты; взАша имЪныа много в домехъ и в манастырехъ»
[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 328]. Совершенно очевидно, что «кияне» вы-
ступают здесь не как «высший суверен» чего бы то ни было, а
участвуют в трогательном по-своему патриархальном единстве с
князем в весьма архаической по происхождению процедуре «по-
тока и разграбления».
О ее очень древнем, догосударственном происхождении сви-
детельствуют сравнительно-исторические данные. Мы, увы, не
знаем, каким именно образом была с правовой точки зрения
оформлена расправа древлян над князем Игорем. Данных о поли-
тико-правовой организации восточнославянских «племен» у нас
145
практически нет. Зато такие сведения есть применительно к гер-
манцам, балтам и западным славянам. Наиболее раннее упомина-
ние содержится в Саксонском капитулярии Карла Великого 797 г.,
где говорится о наказании человека, не подчиняющегося судеб-
ному приговору: «...пусть, созвав общее собрание, соберутся
вместе сами жители округа и если единодушно согласятся -
пусть подожгут его (дом и двор. - ПЛ.), для его усмирения; тогда
пусть это будет сделано согласно общему постановлению этого
собрания, согласно их древнему праву...» [LST. S. 48]. «Поджог»
и «безостановочное разграбление» (incendium и continua depreda-
tio) упоминаются Титмаром Мерзебургским в качестве наказания
в отношении лица, не подчиняющегося решению собрания, при
характеристике общественно-политического строя лютичей [Thiet-
mar. VI. 25 (18). S. 304]. Согласно «Житию св. Адальберта-Войте-
ха, епископа Пражского», написанного Бруноном Кверфуртским
в первом десятилетии XI в., схожую кару знали и балтские прус-
сы. По словам Брунона, «тому же, кто, живя близ входа в /их/
страну, пропускает в этом месте добрых гостей (т.е. миссионеров.
- П.Л.), они угрожают смертью; обещают, изрыгая гнев, сжечь
/его/ дом, разделив имущество, продать /в рабство/ жен и детей»
[Vita S. Adalberti. S. 608]. Разумеется, это не просто угрозы отом-
стить, а составные части того же самого наказания, о котором
применительно к лютичам пишет Титмар, - наказания за проти-
водействие воле политической общности.
Именно в этом, по выражению польского историка К.Модзе-
левского, «лишении человека места среди людей, устранении за
пределы общины, а в результате - лишении субъектности и
какой-либо правовой защиты (мира, безопасности)», к которо-
му «племенная» общность приговаривала лицо, противодей-
ствовавшее его воле, очевидно, надо искать отдаленные исто-
ки древнерусских вечевых расправ с политическими
противниками.
Таким образом, истина в дискуссии сторонников архаических
истоков этой кары и ученых, убежденных в полном ее перерож-
дении в условиях средневековой государственности, как это час-
то бывает, лежит посередине. Древнерусские князья оказывали
значительное влияние на вечевые расправы (даже в Новгороде).
Поэтому об институциональной преемственности говорить не
приходится. Однако как в самой сущности наказания как лише-
146
ния правонарушителя юридической субъектности, удаления его
из соответствующей политической общности, и его процедуре^
так и в функциях и характере веча - органа, который также имел
возможность инициирования «потока и разграбления» и участия
в нем (причем не только в Новгороде) - бесспорно, сохранялись
архаические традиции обычного права, уходящие своими корня-
ми еще в догосударственную эпоху.
Примечания
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-
исследовательского проекта РГНФ («Народные собрания у восточных
и западных славян»), проект № 05-01-01074а.
1 Здесь и далее даты от Р.Х. приводятся с учетом исследования Н.Г.Бе-
режкова [Бережков].
Литература
Владимирский-Буданов - Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории
русского права. М., 2005.
Малиновский - Малиновский И. Лекции по истории русского права.
Ростов-на-Дону, 1918.
ПСРЛ. Т. 2 - Полное собрание русских летописей. М., 1998. Т. 2. Ипать-
евская летопись.
ПСРЛ. Т. 3 - Полное собрание русских летописей. М., 2000. Т. 3. Нов-
городская первая летопись старшего и младшего изводов.
Тихомиров - Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские собрания на
Руси XI-XIII в. М., 1955.
Фроянов - Фроянов И.Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории
социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995.
LST - Leges Saxonum und Lex Thuringorum / Ed. C. von Schwerin. Han-
noverae et Lipsiae, 1918 (Fontes iuris Germanici antiqui in usum
scholarum ex MGH separatim editi).
Poppe - Poppe A. Potok i grabieZ // Slownik starozytnosci slowianskich.
Wroclaw etc., 1970. T. IV.
Prochdzka - Prochazka К Trest znideni a rozchvaceni delikventova majetku
u Slovanu // РгаупёЫ$1опскё studie. Praha, 1956. С. II.
Thietmar - Thietmari Merseburgensis episcopi chronicon / Hg. von
R.Holtzmann // MGH. Scriptores rerum Germanicarum. Nova Series. B.,
1935. T. IX.
Vita S. Adalbert! - Brunonis Vita S. Adalberti // MGH SS / Ed. G.H. Pertz.
Hannoverae, 1841. T. IV.
147
В. И. Матузова
ВЕРХОВНЫЙ МАГИСТР ТЕВТОНСКОГО ОРДЕНА
ЛЮТЕР (ЛЮДЕР) БРАУНШВЕЙГСКИЙ:
ПОЛИТИКА И ПОЭЗИЯ
Лютер (Людер) Брауншвейгский (17 февраля 1275 - 18 апре-
ля 1335) был сыном герцога Брауншвейгского Альбрехта Велико-
го, т.е. происходил из династии имперских князей, что было ред-
костью в Тевтонском ордене. Благодаря матримониальной поли-
тике, проводимой его дедом Оттоном Люнебургским, который в
1225 г. был возведен в герцоги, Лютер состоял в родственных
отношениях с ландграфами Тюрингскими, а значит, с верховным
магистром Конрадом Тюрингским (1239-1240) и свояченицей
последнего святой Елизаветой. Оттон Люнебургский уже в 1240-
1241 гг. совершил крестовый поход в Пруссию в помощь Тевтон-
скому ордену; Альбрехт Великий пошел по его стопам в 1265 г. В
90-е годы XIII в. Лютер вступил в Тевтонский орден, в то время
как один из его братьев стал тамплиером, а другой - иоаннитом.
Позднее, когда Лютер станет верховным магистром, в орден
вступят и трое его племянников. Умер Лютер 18 апреля 1335 г.
близ Штума, на пути в Кёнигсберг, где он должен был освятить
собор, основателем которого он был. На хорах этого собора он
был похоронен; там до Второй мировой войны еще сохранялось
его надгробие и выполненная из дерева лежащая фигура, имев-
шая, как полагают, портретное сходство.
Лютер впервые упоминается как брат Тевтонского ордена в
1297 г. К 1308-1312 гг. относятся изданные им, комтуром Голуба,
грамоты (Голуб был одним из крупнейших комтурств в Кульм-
ской земле по границе с Мазовией). В 1314-1330 гг. он был ком-
туром Христбурга, который обрел большое значение после пере-
езда орденского руководства из Венеции в Мариенбург в 1309 г.
и постепенно превратился в резиденцию верховного трапира
(гардеробмейстера) - впервые при Лютере Брауншвейгском. Из-
данные им в качестве верховного гардеробмейстера грамоты от-
носятся к 1314-1318, 1324 (?) и 1327-1330 гг.
Лютер был избран верховным магистром 17 февраля 1331 г.
Он стал преемником Вернера фон Орзельна, убитого 18 ноября
1330 г. Сильная сторона правления Лютера заключалась в прово-
148
димой им внутренней политике, особенно в укреплении орден-
ского государства. В области внешней политики его усилия были
направлены на то, чтобы, не причинив вреда ордену, постепенно
закончить войну с Польшей, которая то и дело разгоралась после
аннексии орденом Восточного Поморья в 1308-1309 гг.
С деятельностью Лютера Брауншвейгского связывают стро-
ительство капеллы святой Анны в Мариенбурге, которая мысли-
лась местом захоронения верховных магистров, бывших предста-
вителями имперских княжеских родов.
Непреходящее значение имеет деятельность Лютера в облас-
ти развития поэтического творчества в Тевтонском ордене. По
его заказу была выполнена поэтическая парафраза библейской
Книги Даниила, а Тило Кульмский написал поэму «О семи печа-
тях». Но особенно значительна роль верховного магистра в поэти-
ческом переводе с латыни на немецкий язык «Хроники земли Прус-
ской» Петра из Дусбурга, выполненном Николаем Ерошиным.
Судя по откликам современников, Лютер был высокообразо-
ванным человеком и яркой личностью. В конце XIV в. хронист
Виганд Марбургский сообщал, что Лютер пел в церковном хоре.
В современных исторических трудах проводится мысль о том,
что при Лютере в ордене усилились светские тенденции, а созда-
ние орденского государства в Пруссии закончилось.
Лютер не только выступал заказчиком поэтических произве-
дений, но и сам был автором некоторых из них. Об этом говорит
Николай Ерошин, называя не дошедшую до нас «Легенду о свя-
той Варваре», написанную стихами на немецком языке. Возмож-
но, эта легенда должна была занять соответствующее место в
«Пассионале» (собрании житий святых мучеников). Виганд Мар-
бургский сообщает, что Лютер сочинял vulgares libros, а также
книги на немецком языке.
Был ли Лютер автором «Книги Маккавеев», остается спор-
ным. Эта книга Библии имела прямое отношение к Тевтонскому
ордену, одной из главных задач которого была война с язычника-
ми. Параллели между Маккавеями и Тевтонским орденом просле-
живаются и в Статутах ордена, и в Хронике Петра из Дусбурга (рав-
но как и в ее переводе Николаем Ерошиным), а также в «Книге Да-
ниила». Поэтические произведения были созданы во время прав-
ления Лютера Брауншвейгского и представляют собой яркие образ-
цы поэтического творчества в Тевтонском ордене и его идеологии.
149
Трудно сказать, существовала ли некая «программа», соглас-
но которой планомерно осуществлялись поэтические переложе-
ния книг Библии на немецком языке. Ясно одно: задачи, стояв-
шие перед орденом как духовно-рыцарской корпорацией, которая
с самого начала своего существования участвовала в крестовых
походах, не могли не найти отражения в его литературе. Орден-
ская литература создавалась не для чтения в часы досуга, но
должна была служить его крестоносной идеологии. Не удивитель-
но поэтому, что особенное развитие литература Тевтонского орде-
на в Пруссии получила в XIV в., когда речь шла о сохранении и
упрочении его государства в Пруссии. Для удержания единства
государства требовалась высокая общественная мораль, высокое
чувство чести, верности, самоотверженности, развитое патриоти-
ческое самосознание. И орденские поэты стремились использовать
в том числе и библейские сюжеты для выражения всего этого в
своих произведениях на наиболее высоком для них поэтическом
уровне. Важно и то, что произведения орденской литературы соз-
давались на народном языке и что они предназначались для чтения
вслух во время коллективных трапез, что обеспечивало их доступ-
ность для всех, даже неграмотных, членов корпорации.
Преследуя высокие политические цели, Лютер Брауншвейг-
ский, по-видимому, вполне осознавал роль поэтического слова
для их достижения и способствовал расцвету литературы в Тев-
тонском ордене.
Литература
Arnold U. Luther von Braunschweig (17.11.1331 - 18.1V.1335) H Die Hoch-
meisters des Deutschen Ordens. 1190-1994. Marburg, 1998. S. 65-70
(Quellen und Studien zur Geschichte des Deutschen Ordens. Bd. 40).
Arnold U. Luder (Luther) von Braunschweig // Die deutsche Literatur des
Mittelalters: Verfasserlexikon. Berlin; N.Y., 1985. Bd. 5. Sp. 949-954.
Els G. Die Literatur im Deutschen Ritterorden /7 Ostdeutsche Wissenschaft.
1962. Bd. 9. S. 74.
Helm K., Ziesemer ИС Die Literatur des Deutschen Ritterordens. Giessen, 1951.
Scholz K. BeitrSge zur Personengeschichte des Deutschen ordens in der er-
sten Halb des 14. Jhs. Munster, 1969. S. 50-54a.
Woytecki D. BeitrSge zur Personal- und Sozialgeschichte des Deutschen Or-
dens im 13. Jh. Munster, 1968. S. 478-483 (Diss. phiL).
150
Е.А. Мельникова
ПОХОРОНЫ КНЯЗЯ-ЯЗЫЧНИКА
В «ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ»*
К числу летописных этикетных характеристик важнейших
моментов жизни князя, как христианина, так и язычника, принад-
лежат изображения похорон (Лихачев 1970). Описания похорон
князей-язычников находят широкий круг параллелей - в первую
очередь, в древнескандинавском (и шире древнегерманском)
культурном ареале, что естественно в силу скандинавско! о про-
исхождения военной элиты Древней Руси IX-X вв.
Составитель «Повести временных лет» говорит о погребении
пяти князей-язычников: Аскольда и Дира, Олега, Игоря и Олега
Древлянского. Первых «несоша на гору, и погребоша и на горе,
еже ся ныне зоветь Угорьское, кде ныне Олъмин двор; на той мо-
гиле поставил Олъма церковь святаго Николу; а Дирова могила за
святою Ориною» (ПВЛ. С. 14; Ипат. Стб. 16-17 с небольшими раз-
ночтениями; НПЛ. С. 107). После смерти Олега «плакашася лю-
дие вси плачем великим, и несоша и погребоша его на горе, еже
глаголеться Щековица; есть же могила его и до сего дни, словеть
могыла Олегова» (ПВЛ. С. 20; Ипат. Стб. 29; вариант о смерти
Олега в Ладоге и наличие там его «могылы» - НПЛ. С. 109). Пер-
воначальное погребение Игоря осуществляют древляне, позднее
Ольга «прииде к гробу его, и плакася по мужи своем <плачем ве-
лим зело - НПЛ>. И повеле людем своим съсути могилу велику,
и яко соспоша, и повеле трызну творити» (ПВЛ. С. 29; Ипат.
Стб. 45-46; НПЛ. С. 112). Тело погибшего «в гребле» Олега, по
распоряжению Ярополка, было найдено; посланные «вынесоша
и, и положиша и на ковре. И приде Ярополк, над ним плакася
<зело - НПЛ>... И погребоша Ольга на месте у города Вручога, и
есть могила его и до сего дне Отсутствует - Ипат.> у Вручего»
(ПВЛ. С. 35; Ипат. Стб. 63; НПЛ. С. 124-125). Позднее, в 1044 г.
останки Олега и Ярополка были извлечены, перенесены в Киев,
крещены и захоронены в Десятинной церкви. Возможность экс-
гумации Олега и Ярополка указывает, что места их захоронений,
вероятно, курганы, также были известны в середине XI в.
В «Круге земном» рассказывается о похоронах 9 конунгов-
язычников (в том числе эвгемеризированных богов), еще об од-
151
ной аналогичной церемонии мы узнаем из «Легендарной саги об
Олаве Святом». В трех случаях (похороны Фрейра, Олава Альва
Гейрстадира и Хальвдана Черного) очевидны мифо-ритуальные
элементы похоронного обряда: ссыпание податей в виде золота и
серебра в открытый курган Фрейра, расчленение тела Хальвдана,
при котором были особенно урожайные годы, на четыре части и
их захоронение в четырех частях Норвегии.
В древнерусских и древнескандинавских описаниях похорон
выделяются общие элементы, часть которых, очевидно, уже не
имела для автора-христианина смысла и упоминалась в силу тра-
диции, часть же была актуальна и потому понятна благодаря со-
хранению «мест памяти» - курганов, реликтов языческих обря-
дов в современной летописцу жизни и т.п. Вместе с тем, эти опи-
сания содержат важные расхождения, свидетельствующие о раз-
личии культурных традиций, к которым принадлежат их авторы.
• Перенесение тела к месту захоронения. Упоминание
этого действия, казалось бы, отражает реальную необходимость.
В описаниях Снорри оно, вероятно, не несет скрытого дополни-
тельного смысла, поскольку он называет место смерти и место
захоронения («Харальд конунг умер от болезни в Рогаланде. Он
погребен в Хаугаре у Кармтсунда») или только место захороне-
ния. Напротив, древнерусский летописец специально отмечает
это, на первый взгляд, самоочевидное событие, причем дважды
использует одно и то же выражение «несоша и погребоша... на
горе» (Аскольд и Дир, Олег). С одной стороны, перенесение тела
отмечено специально, как самостоятельный акт, что, возможно,
указывает не только на практическое, но и ритуальное его значе-
ние. О том, что перенесение тела к месту погребения являлось
одной из составных частей погребального обряда, говорит ис-
пользование для этой цели ритуальных предметов, прежде всего
саней (Владимир Святой) (Анучин). На повозке перевозят к месту
сожжения и тело Беовульфа (on waen hladen «на повозку погру-
женное»: Beow. I. 3134).
• Место захоронения. В ПВЛ содержится указание о по-
гребении князя «на горе», хотя во всех трех случаях речь идет о
разных «горах»: Аскольд погребен «на горе, еже ся ныне зоветь
Угорьское», Дир, отнесенный «на гору», похоронен «за святою
Ориною», т.е. на Старокиевской горе, Олег же погребен на горе
Щековице. Тем не менее, упоминание «горы» чрезвычайно зна-
152
чимо в мифологическом пространстве, а в реальном - отсылает к
«княжеско-дружинной» части Киева, где и на Старокиевской го-
ре, и на Щековице выявлены скандинавские древности, а на пер-
вой из них находился и некрополь скандинавской дружинной
знати X в. (Зоценко). Таким образом, летописец связывает места
княжеских погребений в Киеве с определенной (сакральной) тер-
риторией (некрополем?). Напротив, согласно Снорри, конунги
Упланда и Вестфольда погребались в самых различных пунктах,
как правило, поблизости от места их смерти. На отсутствие спе-
циальных участков (некрополей) для захоронения конунгов ука-
зывает и повествование о ритуальном расчленении и захоронении
в четырех частях страны тела Хальвдана Черного. Различия в
практике захоронений конунгов и представлениях о «надлежа-
щем» месте захоронения, безусловно, отражают принципиально
отличные условия жизни правителя: на Руси - изначальное нали-
чие постоянного места пребывания князя и его дружины (в Кие-
ве), в Скандинавии - регулярное перемещение конунга по под-
властной ему территории (система вейнды).
• Плач. В ПВЛ неоднократно упоминается об оплакивании
князя «всеми людьми» (Олега, Ольги) или конкретным лицом
(Ольгой Игоря, Ярополком Олега Древлянского), причем плач
характеризуется как «великий». О плачах говорится и при описа-
нии похорон князей-христиан, а традиция погребальных плачей
была широко распространена как в древнерусский период, так и
позднее (Причитания; Mahler). Напротив, и Снорри, и составите-
ли родовых саг крайне редко отмечают оплакивание умершего
конунга (Снорри - лишь один раз при описании погребения Ха-
кона Доброго), но, судя по другим источникам, плачи были хо-
рошо известны в германском мире (о них пишет уже Тацит) и
пересказаны (или воспроизведены?) в «Беовульфе» (в пересказе
«Битвы при Финнсбурге» и в повествовании о погребении Бео-
вульфа). Как русские позднейшие, так и германские плачи - ри-
туальные, четко структурированные тексты, в которых выделя-
ются как самостоятельные части и противопоставляются «слава»
(прославление покойного) и описание трагического будущего
вследствие смерти оплакиваемого (особенно подробно это проти-
вопоставление выражено в «Беовульфе»: Beow. 1. 3148 ff.). При
исполнении плача роли участников обряда распределяются: «сла-
ву» Беовульфу поют 12 конных дружинников, объезжающих кур-
153
ган (Beow. 1. 3170-3178), тогда как о грядущих несчастьях пове-
ствует некая старуха (geo-meowle: Beow. 1. 3148-3164; ср. старуха-
«ангел смерти», которая руководит устройством похорон и уби-
вает девушку-жертву в описании Ибн Фадлана. См.: Ганина 2002 а.
С. 209-215).
• Насыпание кургана («могилы») - непременная часть
описания похорон, как в древнерусской, так и в скандинавской
традициях (Петрухин 1998 а, б). Большие (княжеские, королев-
ские) курганы получают название по имени погребенного (Щаве-
лев 2001), неизменно указывается их точное местоположение.
Курган является - для авторов XII-XI1I вв. - зримым звеном, свя-
зующим отдаленное прошлое с настоящим, материализацией
представлений о сопричастности великого предка ныне живущим
его потомкам, а также свидетельством достоверности устной тра-
диции, донесшей известия о его деяниях. Вместе с тем, русский
летописец либо уже не знает, либо, будучи христианином, не
считает возможным сообщать какие-либо подробности обряда
погребения в кургане, которые восстанавливаются на основании
археологических материалов и описания Ибн Фадлана (Петрухин
1998 а). Напротив, Снорри отмечает многочисленные подробно-
сти обряда погребения (особенно в связи с похоронами мифоло-
гических и легендарных конунгов), которые отмечаются и в дру-
гих древнескандинавских и древнегерманских текстах (ср. Гани-
на 2002 б. С. 193-198). Таким образом, в древнескандинавском
обществе XIII в., в отличие от древнерусского XII в., воспомина-
ния о языческой обрядности сохраняются.
• Тризна. Хотя тризна упоминается в ПВЛ только в одном
случае (рассказ о погребении Игоря Ольгой), о том, что она была
обязательным элементом погребальной обрядности, свидетельст-
вует рассказ о смерти княгини Ольги, которая, по словам летопис-
ца, «заповедала... не творити трызны над собою» (ПВЛ. С. 33).
Обычно тризна рассматривается как ритуальный поминальный
пир, который находит отражение и в древнерусских, и в древне-
скандинавских археологических материалах (Svanborg 2003) и со-
относится с пиром в Вальхалле (? Петрухин 1998 б). Тем не менее,
Снорри вообще не упоминает ритуальные трапезы после похорон,
в родовых сагах рассказывается о поминальных пирах, которые
происходят, однако, в доме, а не на кургане (например, в «Саге о
Ньяле. Гл. 108). Однако тризна, видимо, состояла не только из по-
154
минальной трапезы. Ее элементами, очевидно, были конные рис-
тания, жертвоприношения, клятвы мести, если смерть была на-
сильственной.
«Игры-ристания» наиболее подробно описаны Иорданом в
связи с похоронами Аттилы (Иордан. 117; см.: Гиндин 1990) и их
отражения засвидетельствованы у балтских народов (Топоров
1985; Топоров 1990). В «Беовульфе» рассказывается о гарцую-
щих вокруг кургана всадниках, однако в более поздних текстах,
сагах и ПВЛ ристания не упоминаются.
Жертвоприношение. Составитель ПВЛ не упоминает погре-
бальных жертвоприношений в связи с похоронами князей-
язычников, однако под 983 г. рассказывает о попытке принести в
жертву Перуну сына варяга-христианина. Между тем, Ибн Фадлан
сообщает о жертвоприношениях не только животных (коня, пету-
хов), но и человека (девушки). О человеческих жертвоприношени-
ях росов «по обычаю предков» - пленных мужчин и женщин - го-
ворит также Лев Диакон (кн. IX, 6). Снорри неоднократно пишет о
принесении в жертву различных ценностей, но не упоминает чело-
веческие жертвоприношения. Обычай принесения в жертву при
погребении как животных, так и людей (женщин и мужчин) хоро-
шо прослеживается в археологических материалах и Древней Руси,
и Скандинавии вплоть до конца X в. Поэтому отсутствие упоми-
наний о них в ПВЛ и древнескандинавских памятниках свидетель-
ствует скорее о преднамеренном игнорировании памяти о несо-
вместимом с христианством обряде. Тем не менее, возможно,
отголоском человеческих жертвоприношений в погребальной
обрядности является рассказ о тризне Ольги на кургане Игоря, в
конце которой «отроки» Ольги «исекоша» 5000 древлян. Интер-
претированный летописцем исключительно как месть Ольги за
убийство Игоря, этот эпизод в устной традиции об Игоре, воз-
можно, отражал совершенное Ольгой погребальное жертвопри-
ношение, причем жертвами были представители древлян, ответ-
ственных за смерть Игоря.
Отмщение. Тема отмщения за смерть правителя и связь ее с
похоронами в большинстве случаев в ПВЛ элиминируется сами-
ми сюжетами: виновник смерти князя не может быть наказан
(Аскольда и Дира, Олега, Святослава; ср. сокрушение гуннов о
том, что смерть Аттилы не подлежит отмщению: Иордан. С. 117).
Тем очевиднее выступает развернутое и детальное повествование
155
о «местях» княгини Ольги древлянам, не подвергаемых летопис-
цем осуждению, как другие языческие обряды. Эта же тема у
Снорри развивается неоднократно в связи со смертью «легендар-
ных» конунгов (в «Саге об Инглингах»), но редко представлена в
повествованиях об «исторических» конунгах Норвегии (ср. опи-
сание поминального пира, устроенного Свейном Вилобородым
по своему отцу, на котором Свейн клянется в течение трех лет
отомстить убийце (Снорри. С. 120).
Таким образом, изображение похорон как обязательная со-
ставляющая «биографии» князя/конунга (Мельникова 2002) от-
ражает один из важнейших элементов культа правителя в дох-
ристианскую эпоху (Петрухин 1998 б) и (в трансформирован-
ном виде) после принятия христианства. Однако в описаниях
погребального обряда в письменных текстах Руси и Скандина-
вии, созданных в условиях господства христианства, многие
элементы обряда утрачиваются (забываются или сознательно
элиминируются) или переосмысляются в соответствии с мест-
ными условиями (наиболее значительные изменения обнаружи-
ваются в ПВЛ). Поэтому, невзирая на близость древнерусского
княжеского (дружинного) погребального обряда к скандинав-
скому и, соответственно, представлений, воплощенных в нем,
характеристики его в обеих письменных традициях существен-
но разнятся.
Примечание
Работа выполнена по проекту, поддержанному РФФИ (№ 06-06-
80118а).
Литература
Анучин 1890 - Анучин Д.Н. Сани, ладья и кони как принадлежности
похоронного обряда И Древности. Труды Московского археологи-
ческого общества М., 1890. Т. 14.
Ганина-2002 а - Ганина Н.А. Оплакивание в древнегерманском погребальном
обряде. К реконструкции обряда и текста И Представления о смерти и
локализации иного мира у древних кельтов и германцев / Отв. ред.
Т.А.Михайлова. М., 2002. С. 202-225.
Ганина 2002 б - Ганина Н.А. Древнегерманский погребальный обряд:
Слова, понятия, реалии // Представления о смерти и локализации
иного мира у древних кельтов и германцев / Отв. ред. Т.А.Михай-
лова. М., 2002. С. 183-201.
156
Гиндин 1990 - Гиндии Л.А. Обряд погребения Аттилы (lord. XLIX, 256-
258) и «тризна» Ольги по Игорю (ПВЛ, 6453 г.) // Советское славя-
новедение. 1990. № 2. С. 65-67.
Зоценко 2003 - Зоценко В.Н. Скандинавские древности и топография
Киева «дружинного периода» // Ruthenica. Киш, 2003. Т. И. С. 26-52.
Лихачев \970-Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970.
Мельникова 2002 - Мельникова Е.А. Первые русские князья: о принци-
пах реконструкции летописцем ранней истории Руси // Восточная
Европа в древности и средневековье. Мнимые реальности в антич-
ной и средневековой историографии. XIV Чтения памяти В.Т.Па-
шуто. М., 2002. С. 143-151.
Петрухин 1998 а - Петрухин В.Я. Большие курганы Руси и Северной
Европы: К проблеме этнокультурных связей в раннесредневеко-
вый период// Историческая археология. М., 1998. С. 360-369.
Петрухин 1998 б - Петрухин В.Я. К дохристианским истокам древне-
русского княжеского культа И Политропон. К 70-летию В.Н.Топо-
рова. М., 1998. С. 882-892.
Причитания - Причитания Северного края, собранные Е.В.Барсовым.
СПб., 1997. Т. 1-2.
Топоров 1985 - Топоров В.Н. Заметки о похоронной обрядности // Бал-
то-славянские исследования. М., 1985. С. 10-52.
Топоров 1990 - Топоров В.Н. Конные состязания на похоронах И Иссле-
дования в области балто-славянской духовной культуры. Погре-
бальный обряд. М., 1990. С. 12-47.
Щавелев 2001 - Щавелев А.С. Могилы князей Древней Руси в сакральной
топографии средневековья И Топонимия и диалектная лексика Нов-
городской земли. Мат-лы конф. Великий Новгород, 2001. С. 80-83.
Mahler 1935 - Mahler Е. Die russische Totenklage. Ihre rituelle und
dichterische Deutung (mit besonderer Beriicksichtigung des grossrus-
sischen Nordens). Leipzig, 1935.
Svanborg 2003 - Svanborg Fr. Death Rituals in South-East Scandinavia. AD
800-1000. Lund, 2003.
С.Г. Мереминский
РАННЯЯ АНГЛОСАКСОНСКАЯ ЭПОХА
В СОЧИНЕНИЯХ АНГЛО-НОРМАНДСКИХ ИСТОРИКОВ:
ФОРМИРОВАНИЕ КОНЦЕПЦИЙ
«ГЕПТАРХИИ» И «БРЕТВАЛЬДЫ»
Применительно к периоду английской истории между VI и IX ве-
ками (то есть от англосаксонского завоевания до вторжения нор-
157
маннов и объединения страны королями Уэссекса) часто исполь-
зуют термин «гептархия» (от греческих слов hepta «семь» и arche
«власть»), поскольку в это время Англия якобы была поделена на
семь королевств: Кент, Уэссекс, Сассекс, Эссекс, Восточную
Англию, Мерсию и Нортумбрию. Эта модель, однако, довольно
далеко отстоит от реальности. Как уже давно установили ученые,
политическая география Англии в рассматриваемый период была
куда более пестрой и изменчивой, существовали многочисленные
мелкие объединения (Хвикке, Линдси, Гирве, Средняя Англия и
др.), которые постепенно вовлекались в орбиту более крупных, и
к середине VIII в. существовало всего три сильнейших королев-
ства - Уэссекс, Мерсия и Нортумбрия, а также полунезависимая
Восточная Англия [I]. После скандинавского вторжения 860-х
годов оставшиеся англосаксонские земли собрал под свою руку
король Уэссекса Альфред, потомки которого в X в. завершили
объединение страны.
Идею о разделении Англии в древности на семь королевств
современные историки унаследовали от антиквариев XVI в., опи-
равшихся, в свою очередь, на средневековых авторов. В 1568 г.
Уильям Лэмбард напечатал в своей работе «Archaionomia, sive de
priscis Anglorum legibus» карту с изображением семи королевств,
а в 1575 г., когда эта карта была перепечатана в книге Александра
Невилла «De furoribus Norfolcensium», на ней впервые появилось
слово «Heptarchy» (которое средневековые историки никогда не
употребляли) [2. Р. 54]. Намного раньше, в XIII в., хронист из мо-
настыря Сент-Олбанс Матвей Парижский (который был также
незаурядными миниатюристом и картографом) создал две графи-
ческих иллюстрации идеи о семи королевствах: в «Abbreviatio
chronicarum» Англия представлена в виде круга, разделенного на
семь сегментов, в «Chronica majora» - в виде цветка с семью ле-
пестками, в центре которого изображен король Альфред, назван-
ный «protomonarcha Angliae» [2. Р. 56].
Однако можно с достаточной степенью уверенности утвер-
ждать, что первым идею разделения Англии на семь королевств
сформулировал в первой половине XII в. Генрих Хантингдонский
в своей «Истории англов» [3]. При этом он основывался на «Цер-
ковной истории английского народа» Беды Достопочтенного и
«Англосаксонской хронике». Однако ни в одном из этих источ-
ников не утверждалось, что королевств было именно семь. В ча-
158
стности, Беда так описывал этнополитическое деление современ-
ной ему Англии: «Жители Кента и Векты (острова Уайт. - С. Л/.)
происходят от ютов, как и обитатели земель напротив острова
Векты в провинции западных саксов, до сих пор называемые на-
родом ютов. От саксов... происходят восточные саксы, южные
саксы и западные саксы. Кроме этого, из страны англов... вышли
восточные англы, средние англы, мерсийцы и весь народ Нор-
тумбрии...» [4. С. 21]. Сразу бросается в глаза одно фундамен-
тальное отличие Беды от историков англо-нормандской эпохи:
нортумбрийский монах говорил о племенах, тогда как все
позднейшие авторы о королевствах.
Возможно, это связано с тем, что политическая структура
Англии того времени в восприятии Беды была весьма сложной и
неоднозначной (об этом свидетельствует анализ употребления
Бедой понятий «король» и «королевство» [5]). Напротив, истори-
ки англо-нормандской эпохи стремились составить на основе
имеющихся источников максимально упорядоченную картину
ранней англосаксонской политической географии и истории. Од-
нако краткие и не всегда понятные указания на этот счет «Цер-
ковной истории» Беды и «Англосаксонской хроники» оставляли
немалый простор для интерпретаций, а потому различные авторы
приходили к неодинаковым выводам даже о числе основанных
англосаксами государств: Вильгельм Мальмсберийский, напри-
мер, называет четыре «главных» (Кент, Уэссекс, Нортумбрия и
Мерсия) и два «меньших» (Эссекс и Восточная Англия) королев-
ства [6. Р. 144-148], а Ордерик Виталий говорит о пяти королев-
ствах, не указывая их названий [7. Р. 300].
Однако именно представление о семи королевствах, впервые
сформулированное Генрихом Хантингдонским, стало господст-
вующим в последующей историографии. Есть свидетельства, что
некоторые авторы довольно быстро восприняли его схему, отда-
вая ей предпочтение перед другими. Например, писавший в нача-
ле 1150-х годов Альфред из Беверли в 6-й книге своих «Анналов»
взял за основу материал из вводной части к хронике Иоанна Вус-
терского, к которому, однако, счел нужным добавить заимство-
ванный из «Истории англов» Генриха Хантингдонского краткий
рассказ об основании Эллой королевства Сассекс, доведя, таким
образом, число королевств до семи [8. Р. 81-82]. Окончательно
же представление о семи англосаксонских королевствах, по-ви-
159
димому, укрепилось в исторической традиции под влиянием авто-
ров из Сент-Олбанс (в частности, упоминавшегося выше Матвея
Парижского), которые были хорошо знакомы и с «Историей англов»
Генриха Хантингдонского, и с «Анналами» Альфреда из Беверли.
Произошло это, вероятно, по нескольким причинам. Во-пер-
вых, несомненно, сыграло роль пристрастие средневековых авто-
ров к нумерологии и числовой символике, в которой семерка бы-
ла одной из наиболее значимых и «любимых» цифр. Сыграло
свою и роль и то, что Генрих создал весьма упорядоченное и
сравнительно компактное описание английской истории, которое
не только активно читали и копировали, но и использовали в
позднейших компиляциях. Кроме того, эта концепция выглядела
наиболее стройной и уравновешенной: три королевства англов
(Нортумбрия, Мерсия и Восточная Англия), три - саксов (Уэс-
секс, Сассекс, Эссекс) и одно - ютов (Кент). Наиболее слабым
пунктом этой концепции было введение в число королевств Сас-
секса, поскольку в источниках упоминалось лишь два или три его
правителя, родственные связи между которыми были неизвестны.
С концепцией «гептархии» долгое время тесно связывалось
представление о «бретвальде» - монархе, чья власть простира-
лась на все семь королевств. Главным источником этой идеи бы-
ло упоминание Бедой семи правителей, обладавших «верховной
властью» над землями к югу от Хамбера. В их число он включил
короля южных саксов Эллу, короля западных саксов Кеавлина,
короля Кента Этельберта, короля восточных англов Редвальда и
королей Нортумбрии Эдвина, Освальда и Освиу [4. С. 53].
В погодной статье за 827 (правильно - 829) г. в «Англосак-
сонской хронике» к этому списку был добавлен король Уэссекса
Эгберт, который «был восьмым королем, который был бретваль-
дой» [9. s.a. 827]. Среди ученых нет единства даже относительно
перевода слова «бретвальда», не говоря уже о его политическом
наполнении (если таковое вообще было) [10]. Однако не подле-
жит сомнению, что некоторые англо-нормандские историки вос-
приняли эти два фрагмента как свидетельство существования в
ранний англосаксонский период особого института «верховного
короля». Например, тот же Генрих Хантингдонский, основыва-
ясь, очевидно, на собственном воображении, стремился показать
существование военно-политического союза отдельных предво-
дителей англосаксов во время завоевания ими Британии. Так, по
160
его утверждению, в 508 г. против короля бриттов Натанлеода
сражалась целая коалиция, включавшая не только короля Уэссек-
са, но и всех остальных англосаксонских вождей, которые при-
были к тому времени в южную часть Британии [3. Р. 94]. В то же
время, в соответствующей статье «Англосаксонской хроники»
говорится о битве с Натанлеодом лишь короля Уэссекса Кертика
и его сына [9. s.a. 508].
Таким образом, именно в историописании англо-нормандской
эпохи на основе прочитанных под особым углом «Церковной ис-
тории» Беды и «Англосаксонской хроники» начало формировать-
ся представление о специфическом «содружестве» ранних коро-
левств англосаксов, до сих пор оказывающее влияние на истори-
ческую науку. К сожалению, новейшие исследования показали
искусственный характер этой стройной концепции. И этнический
состав завоевателей, и политическая структура Англии в ранне-
средневековый период оказались куда более сложными и пест-
рыми, чем это было принято считать прежде. Тем не менее, идея
англосаксонской «гептархии» во главе с «бретвальдой» остается
реликтом средневековых исторических представлений, особенно
живучим в научно-популярной и учебной литературе.
Литература
[1] Yorke В. Kings and Kingdoms of Early Anglo-Saxon England. L., 1992.
[2] Goffart IV. The First Venture into Medieval Geography // Alfred the
Wise: Studies in Honour of J.Bateley. Cambridge, 1997. P. 53-60.
[3] Henry of Huntingdon. Historia Anglorum / Ed. D.E.Greenway. Oxford,
1996.
[4] Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов / Пер. с
лат. В.В.Эрлихмана. СПб., 2001.
[5] Campbell J. Bede’s Reges and Principes 11 Campbell J. Essays in Anglo-
Saxon History. L., 1986. P. 84-95.
[6] William of Malmesbury'. The History of the Kings of the English / Ed.
R.A.B.Mynors, R.M.Thomson and M.Winterbottom. 2 vols. Oxford,
1998-1999. Vol. 1.
[7] Orderic Vitalis. Historia Ecclesiastica / Ed. M.Chibnall. 6 vols. Oxford.
1968-1980. Vol. 5.
[8] Aluredi Beverlacensis Annales, sive Historia de Gestis Regum Britanniae,
Libris IX I Ed. T.Heame. Oxford, 1716.
[9] The Anglo-Saxon Chronicle: A Collaborative Edition. Vol. 3: MS A: A
Semi-Diplomatic Edition with Introduction and Indices / Ed. J.Bately.
Cambridge, 1986.
161
[10] Dumville D.N. The Terminology of Overkingship in Early Anglo-Saxon
England // The Anglo-Saxons from the Migration Period to the Eighth
Century: An Ethnographic Perspective / Ed. J.Hines. Cambridge, 1997.
P. 345-365.
З.Ю. Метлицкая
РАССКАЗ О РАСПРЕ
МЕЖДУ КЮНЕВУЛЬФОМ И КЮНЕХЕАРДОМ
В АНГЛОСАКСОНСКОЙ ХРОНИКЕ
И ХРОНИКЕ ЭТЕЛЬВЕАРДА
Верность повелителю - одна из главных составляющих гер-
манского «кодекса доблести», запечатленная во многих произве-
дениях германской, в частности, англосаксонской литературы.
Однако вопрос о том, в какой мере эти представления восприни-
мались как принадлежность не только «героического», но и ре-
ального мира, другими словами, насколько требование неруши-
мой верности господину влияло на функционирование реальных
политических институтов и каким образом изменялась ситуация
на протяжении веков, остается открытым. В данной работе рас-
смотрен один частный пример, способный стать еще одним сви-
детельством в той массе материала, из которой в будущем будет
возведено стройное здание аргументации и доказательств.
Распря между Кюневульфом и Кюнехеардом, по всей вероят-
ности, является реальным эпизодом борьбы за власть внутри уэс-
секской королевской династии во второй половине VIII в. В 755 г.
Кюневульф, принадлежавший к уэссекскому королевскому роду,
с согласия высшей знати сместил своего родича, короля Сигеб-
рюхта, правившего в Уэссексе с 754 г. Сигебрюхт бежал в Гемп-
шир (где, по-видимому, располагались его наследственные вла-
дения), но потом его изгнали оттуда, так что он был вынужден
скрываться в лесу и вскоре погиб. Кюневульф показал себя дос-
тойным властителем, но на 31-ый год его правления брат Сиге-
брюхта, этелинг1 Кюнехеард, которому грозило изгнание, напал
на короля, ночевавшего в бурге2 с небольшим отрядом дружин-
ников, и убил его. Приближенные Кюневульфа собрали войско,
подошли к бургу, где находился этелинг, ворвались внутрь и
убили его. Новый король - Бирхтрик, как явствует из перечня
162
правителей, принадлежал к уэссекскому королевскому роду, но
степень его родства с участниками распри неизвестна.
Об этих событиях мы знаем из погодной статьи 755 г. Англо-
саксонской хроники3. Ряд стилистических особенностей (деталь-
ное описание событий, стремление дословно воспроизвести реп-
лики участников), как и содержание этого текста, наводят на
мысль, что основой для него послужила героическая песнь или
сага4. В центре повествования находится не распря двух власти-
телей, а доблесть их дружинников. И дружинники, сопровож-
давшие Кюневульфа, и люди Кюнехеарда, находившиеся с ним в
бурге, погибают, несмотря на то, что им предоставляется воз-
можность остаться в живых. Трижды повторяется ситуация, ко-
гда воины могут изменить своему господину с немалой выгодой
для себя: Кюнехеард предлагает сделку дружинникам Кюневуль-
фа и сторонникам короля, окружившим бург, а те, в свою оче-
редь, обещают пощадить своих родичей, служивших Кюнехеар-
ду, если они его оставят. И все три раза предложения отвергают-
ся. Обе стороны (включая Кюневульфа и Кюнехеарда) ведут себя
достойно и героически, и в рассказе ни одной из них не отдается
предпочтения. Завершающая фраза истории уравнивает убитого
короля и его погибшего противника: «Король Кюневульф правил
31 зиму, и прах его покоится в Винчестере, а прах этелинга5 - в
Эскминстере; их род восходит по прямой к Кердику6»
В конце X в. светский магнат Этельвеард, «элдормен запад-
ных областей»7 (Соммерсета и Дорсета), составил Хронику на
латыни для своей родственницы Матильды, аббатисы монастыря
в Эссене (Германия), праправнучки Альфреда Великого8. Созда-
вая свое сочинение, Этельвеард опирался на Англосаксонскую
хронику, которую он переводил с древнеанглийского языка на
латынь. Однако при этом текст Хроники подвергался существен-
ной переработке. Сказанное относится в полной мере и к рас-
сказу о распре Кюневульфа и Кюнехеарда. До момента появле-
ния людей короля у запертых ворот бурга, где находится Кюне-
хеард, Этельвеард практически повторяет повествование Англо-
саксонской хроники, хотя с добавлением некоторых мелких де-
талей. Но в завершающую часть истории внесены серьезные из-
менения. Как и в Англосаксонской хронике, Кюнехеард обра-
щается к людям короля, стоящим у запертых ворот бурга, обе-
щает им богатство и титулы, если они признают его королем, а
163
также сообщает им, что среди его воинов есть их родичи. В по-
годной статье 755 г. люди короля отвечают, что «повелитель им
дороже любого родича, и они ни за что не станут служить его
убийце», а потом обращаются к своим родичам и к королевским
дружинникам (на случай, если кто-то из них остался в живых),
предлагая им выйти из бурга. Родичи отказываются, заявляя,
что нам, мол, до этих предложений «не больше дела, чем вашим
сотоварищам, которые были с королем убиты». «И они сража-
лись у ворот, пока воины короля не прорвались внутрь и не
убили этелинга и всех его людей, кроме одного человека...». У
Этельвеарда сторонники Кюневульфа, пришедшие к бургу, от-
вергают предложение Кюнехеарда, «больше думая о том, чтобы
сохранить жизнь своих родственников». Но родичи не слушают
«просьб» и не желают покидать своего господина (именно в их
уста вложена героическая фраза о верности повелителю, кото-
рую в Англосаксонской хронике произносят люди короля). Ко-
ролевские воины продолжают «упрашивать» их уйти, но они
отвечают, что предлагали то же самое своим родичам, которые
были в дружине короля, но те их не послушали. Тогда воины
короля обещают, что никто не станет им мстить, но люди Кюне-
хеарда готовятся к бою. «Вот рушатся врата, и гибнут родичи от
рук родичей, поражают друг друга в горестной сече. Увы, эте-
линга убили, но сначала на его глазах полегли все его соратни-
ки, кроме одного...»
Таким образом, Этельвеард, переводя погодную статью 755 г.
Англосаксонской хроники, следовал за оригиналом в изложении
событий, но при этом существенно сместил акценты. Причина,
на мой взгляд, состоит в том, что составители Англосаксонской
хроники и Этельвеард опирались на принципиально разные ис-
точники.
Мы не знаем точно, бытовала ли «песнь (или сага) о Кюне-
вульфе и Кюнехеарде» в конце IX в. в устной традиции или в
виде текста, записанного на пергамен, но, так или иначе, соста-
вители Англосаксонской хроники ясно понимали ее «героиче-
скую» природу. Сам жанр «первоисточника» предполагал, что
действие (даже если это действительная история) разворачива-
ется по законам героического мира, и это казалось им естест-
венным, независимо от того, соответствовало ли это их жизнен-
ному опыту или нет.
164
Этельвеард переводил Англосаксонскую хронику - лето-
пись, сообщающую о реальных исторических событиях. Соот-
ветственно, он рассматривал рассказ с этих позиций, пытаясь
увидеть в нем смысл и логику, исходя из своего понимания ис-
тории. Для Этельвеарда в истории воплощалось, в первую оче-
редь, несовершенство мира и человеческой природы. Рассказы-
вая о распре между Кюневульфом и Кюнехеардом, он, как и со-
ставители Англосаксонской хроники, не отдает предпочтения
ни одной из сторон. Но если в представлениях «героического»
мира все участники событий равны в своей доблести, у Этельве-
арда их уравнивает печальная судьба - гибель в горестной и
бессмысленной смуте.
Надо заметить, что общая социально-политическая ситуация
второй половины X в. способствовала формированию у высшей
англосаксонской знати представлений, весьма далеких от идеалов
героического кодекса доблести9. Богатые и могущественные маг-
наты, привыкшие к мирной жизни, уже не воспринимали войну,
как нечто привычное и естественное для человека. Они не расце-
нивали королевскую власть как единственную силу, способную
организовать всех на борьбу с врагом, перед которым нельзя ус-
тоять в одиночку. Главной заботой становилось процветание и
богатство рода. Такая позиция (возможно, оправданная в мирные
времена) не может измениться в одночасье при изменении внеш-
них обстоятельств, и печальные последствия этого мы наблюдаем
в истории викингских войн в правление Этельреда Нерешитель-
ного.
Примечания
1 Англосаксонский титул, которым именовались все мужчины, принад-
лежавшие к королевскому роду.
' Укрепленная усадьба знатного человека.
’Англосаксонской хроникой называют летопись на древнеанглийском
языке, писавшуюся в период с конца IX до середины XII в. Древней-
шая из рукописей (А) была создана в конце IX или начале X в., затем в
нее вносились дополнения и изменения вплоть до начала XII в. Тра-
диционно считается, что начальная часть Англосаксонской хроники,
общая для всех дошедших до нас рукописей, была составлена при
уэссекском дворе в период правления короля Альфреда Великого
(871-899), скорее всего - в начале 890-х годов, по повелению и при
непосредственном участии короля.
165
4 См., например: Magoun F.P. Cynewulf, Cyneheard and Osric 11 Anglia.
1933. Vol. 57. P.,361-376; Wrenn C.L. A saga of Anglo-Saxons // History.
1941. Vol. 25. P. 208-215.
5 Т.е. Кюнехеарда.
6 Родоначальник уэссекского королевского рода.
7 Праправнук короля Этелвреда, старшего брата Альфреда Великого, он
был одним из самых влиятельных элдорменов последней трети X в.
Его имя упоминается в Англосаксонской хронике: в 994 году он вме-
сте с епископом Эльфхеахом вел от лица короля Этельреда Нереши-
тельного переговоры с предводителем викингов Олавом, сыном Трюг-
гви, завершившиеся заключением мирного договора и крещением
Олава. Этельвеард свидетельствовал королевские грамоты как элдор-
мен с середины 970-х годов до 998 г., хотя по некоторым косвенным
данным он был еще жив в 1002 г. Он был просвещенным человеком и
покровительствовал англосаксонскому книжнику Эльфрику, который
в предисловии к своим древнеанглийским «Житиям святых» благода-
рит Этельвеарда и его сына Этельмера за внимательное прочтение его
труда. Известно, что Этельвеард получил от Эльфрика предназначен-
ную лично ему копию «Гомилий», и что Эльфрик по его просьбе пе-
ревел на древнеанглийский язык «Книгу Иисуса Навина» и часть
«Бытия».
8 Хроника Этельвеарда дошла до нас в обрывках рукописи, практически
полностью уничтоженной во время пожара 1731 г. Однако до этого в
1596 г. она была издана Генри Севилом, благодаря чему мы можем
восстановить утраченный текст.
9 Подробнее об этом см., например: Higham N.J. The Death of Anglo-
Saxon England. Sutton. 2000. P. 1-71.
А.А. Молчанов
СИМВОЛИКА КНЯЖЕСКОЙ ВЛАСТИ
НА СФРАГИСТИЧЕСКИХ АТРИБУТАХ
ГОСУДАРСТВЕННЫХ СТРУКТУР
В ДОМОНГОЛЬСКОЙ РУСИ
Согласно данным письменных источников, обычай упот-
ребления вислых металлических печатей (булл) для официаль-
ного оформления важнейших документов дипломатического
характера был принят киевскими князьями в 944 г. в ходе под-
166
готовки очередного договора Руси с греками. Несомненно, это
случилось под влиянием соответствующей византийской тради-
ции. Однако типологическое оформление первых древнерусских
сфрагистических памятников отмечено чертами самобытности.
Самая ранняя из дошедших до нас булл правителей Руси от-
носится ко времени киевского княжения Святослава Игоревича
(945-972). Такая ее атрибуция, предложенная В.Л.Яниным , была
в дальнейшем подкреплена анализом помещенной на ней леген-
ды2. Техника изготовления данного предмета, способ его употреб-
ления и греческая надпись с указанием имени владельца буллы (в
данном случае киевского князя) явно ориентируется на византий-
скую традицию. Основным элементом сфрагистического типа
здесь оказывается изображение княжеской тамги в виде двузубца.
Давно высказано мнение, теперь уже достаточно подробно
обоснованное, о том, что первые русские печати типологически
напрямую зависимы от бытовавших в X - первой половине XI в.
металлических трапециевидных подвесок с тамгами Рюрикови-
чей, служивших, судя по всему, верительными знаками офици-
альных лиц княжеской администрации (истоки обычая их упот-
ребления предположительно обнаруживаются в древнесканди-
навской среде3).
По тому же принципу, что и булла Святослава Игоревича,
оформлена и свинцовая печать из новгородских раскопок, при-
надлежавшая полоцкому князю Изяславу (умер в 1001 г.), сыну
Владимира Святого4. Аналогичная композиция повторяется затем
на реверсе сребреников Владимира Святославича, Святополка
Окаянного и Ярослава Мудрого (конец X - начало XI в.).
После этого наблюдается длительный перерыв в использова-
нии княжеских тамг в древнерусской сфрагистической типоло-
гии. Лишь где-то со второй трети XII в. на Руси снова отмечается
появление на вислых печатях традиционного лично-родового
знака Рюриковичей. На другой стороне такие буллы (львиная до-
ля их происходит из Новгорода) несут патрональные изображе-
ния святых. Печати данного типа составляют второй по числен-
ности разряд сфрагистических памятников домонгольской Руси.
Атрибуция их до сих пор остается дискуссионной. В.Л.Янин
предлагал то одну, то другую версию их принадлежности (снача-
ла - князьям, потом - княжеским тысяцким в Новгороде5). Была
выдвинута также гипотеза о непосредственной связи таких булл с
167
институтом так называемого «смесного суда», т.е. совместного
посадничье-княжеского делопроизводства6.
Завоевание монголами Руси определяет верхнюю границу бы-
тования лично-родовых знаков Рюриковичей не только на княже-
ских печатях, но и во всех других сферах их прежнего, достаточно
широкого применения. Ведь грозные правители Монгольской им-
перии никак не могли позволить использовать собственную тамгу
как символ власти кому-либо кроме потомков Чингисхана7.
Примечания
1 Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси X-XV вв. М., 1970. Т. 1. С. 38-
41, 166.№ 1.
2 Молчанов А.А. Печать Святослава Игоревича (К вопросу о сфрагисти-
ческих атрибутах документов внешней политики Древней Руси) //
ВЕДС. Внешняя политика Древней Руси. М., 1988. С. 50-52; Он же.
Самая древняя печать // Наука и жизнь. 1996. № 4. С. 86; Он же. Ви-
зантийское влияние в композиционном оформлении древнейшей рус-
ской буллы // Славяне и их соседи. XX конференция памяти В.Д.Ко-
ролюка. М., 2001. С. 66-68; Белецкий С.В. Знаки Рюриковичей. Ч. I.
Х-Х1 вв. И Исследование и музеефикация древностей Северо-Запада.
СПб., 2000. Вып. 2. С. 36.
' Из работ последних десятилетий на этой тему см.: Молчанов А.А. Под-
вески со знаками Рюриковичей и происхождение древнерусской бул-
лы // ВИД. 1976. Т. VII. С. 69-90; Он же. Верительные знаки киев-
ских князей и древнескандинавские jartegnir // X Всесоюзная конфе-
ренция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скан-
динавских стран и Финляндии. М., 1986. С. 184-186; Он же. «Вери-
тельные знаки» в древнескандинавских сагах // Ладога и Северная
Европа. СПб., 1996. С. 32-35. С такой трактовкой солидаризировался
и ряд других исследователей (ср., например: Белецкий С. В. Знаки
Рюриковичей. С. 65-83; Он же. Введение в русскую допетровскую
сфрагистику И Исследование и музеефикация древностей Северо-
Запада. Вып. 4. СПб.. 2001. С. 37).
4 Янин В.Л. Актовые печати. С. 41, 166. № 2.
5 Там же. С. 137-146; Янин В.Л., Гайдуков П.Г. Актовые печати Древней
Руси X-XV вв. М., 1998. Т. III. С. 55-57; Молчанов А.А. Рец.: Янин
В.Л., Гайдуков П.Г. Актовые печати... // РА. 2000. № 2. С. 194.
6 Молчанов А.А. Новгородские посадничьи печати с изображением княже-
ских знаков // Проблемы истории СССР. М., 1974. Вып. IV. С. 19-32;
Он же. О четырех новгородских посадничьих печатях XII в. // ВИД.
1980. Т. XIII. С. 213-219; Он же. Об атрибуции лично-родовых знаков
168
князей Рюриковичей X-X11I вв. // ВИД. 1985. Т. XVI. С. 66-83. Эта ги-
потеза получила поддержку: Белецкий С.В. Введение. С. 64-66.
7 Молчанов А.А. Знаки Рюриковичей: история бытования И III конфе-
ренция «Города Подмосковья и история российского предпринима-
тельства и культуры». Доклады, сообщения, тезисы. Серпухов, 1999.
С. 93; Он же. Знаки Рюриковичей: проблемы изучения // Нумизмати-
ка на рубеже веков. М., 2001. С. 100-101.
А.В. Назаренко
«СЛЫ И ГОСТИЕ»:
О СТРУКТУРЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ
ДРЕВНЕЙ РУСИ
В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ - СЕРЕДИНЕ X ВЕКА
1. При обсуждении вопроса о составе социальной верхушки
раннесредневековой Руси обычно - и справедливо - как о бес-
спорной данности заходит речь о князе (князьях, княжеском ро-
де) и его (их) дружине. Иногда разговор простирается также на
родоплеменную знать, существование которой само по себе не
подлежит сомнению - при полной, однако, неясности относи-
тельно ее места и роли в формировании древнерусской правящей
элиты. Пришлый скандинавский княжеский род, местная славя-
но-финская племенная знать и сборная полиэтничная скандинаво-
славяно-финско-тюркская дружина - вот хрестоматийно-гармо-
ническая картина, неизменно радующая глаз историка, особенно
сегодня, когда на тему многонациональное™ Русского государст-
ва как одной из его констант так благодарно откликается и власть, и
общественность.
Эта схема, выработанная десятилетиями сглаживания поле-
мических крайностей, представляется, выражаясь современным
языком, столь «взвешенной», что на фоне такой «взвешенности»
всякое напоминание о скудости и неоднозначности источников,
на шаткой основе которых покоится гармония, выглядит дежур-
ной данью домашнему и совсем не страшному божеству - вроде
ссылок на «классиков» в диссертациях недавнего прошлого. Да,
источников всегда меньше, чем хочется, и вряд ли отыщется ме-
диевист, который бы не жаловался на недостаток данных - но на
что тогда и придумана типология? Кроме того, есть ведь еще и
169
археологи, не оставляющие историков своими заботами и время
от времени подпитывающие новым сырьем их герменевтический
голод.
Однако типология - это вовсе не искусство латания дыр, а
герменевтика предполагает наличие схемы, исходя из которой
интерпретируются новые факты. Но что делать, если под вопро-
сом оказывается сама схема? Типология же есть не что иное, как
сравнительное обобщение двух или более явлений в рамках еди-
ного типа, и только после того как такое обобщение проведено,
она, типология, может служить для аргументированной экстра-
поляции данных об одном явлении на лакуны в сведениях о дру-
гом. Где же подобное типологическое обобщение применительно
к Руси X в.? В свое время таковым можно было считать полит-
экономическое определение ее строя как раннефеодального, ко-
торое основывалось на теории общественно-экономических фор-
маций. Но вот теория ушла, а определение осталось. Оно, может
быть, и верно, но нуждается в новом обосновании, к которому
как-то не торопятся приступать.
2. Все эти рассуждения могут показаться чисто умозритель-
ными и потому бесцельными. Не совсем так.
Если после сказанного вернуться к вопросу о дружине и ро-
доплеменной знати, то легко убедиться, что многое, очень мно-
гое, в привычных представлениях о дружине как универсальном
резервуаре для княжеской администрации применительно к X в.
оказывается построенным на ретроспекции более позднего поло-
жения вещей. Историк, не слишком задумываясь, заимствует воз-
зрение летописца XI столетия, будто Олег, «преяв» Смоленск,
«посади» там «муж свой». Это заимствование кажется совершен-
но естественным, ибо как же еще мог устроить смоленские дела
новоявленный киевский князь? Список «русских градов» от Кие-
ва до Ростова и Любеча, которым положены «уклады» по прели-
минарному русско-византийскому договору 6415/907 г., нередко
подвергается сомнению как интерполяция составителя Повести
временных лет, но как быть с непосредственно далее следующи-
ми словами: «по тем бо градом седяху велиции князи, под Оль-
гом суще»? Князь в столице, рассаживающий по региональным
центрам посадников из числа родичей или дружинников - другой
схемы в арсенале «раннефеодальной» типологии просто нет. Ро-
доплеменной знати, очевидно, было некуда деваться и либо ин-
170
тегрироваться в дружину пришлого князя (поступая под начало
его местного посадника?), либо сопротивляться и погибнуть от
мечей этой дружины, как то случилось со знатью древлян.
Такая схема задает и программу интерпретации археологиче-
ских реалий, при которой определение «дружинный» становится
универсальным ключом. Любой археологический артефакт «нор-
манского» или «норманоидного» свойства, коль скоро он рас-
сматривается как признак повышенного социального статуса ли-
ца, его оставившего, почти неизбежно получает такое определе-
ние. «Дружинникам» принадлежат мечи, весы и гирьки, камер-
ные захоронения и проч, от Ладоги до Киева и от Ярославского
Поволжья до Волыни, «дружинными» оказываются курганы и
целые некрополи, «дружинным» становится, наконец, само госу-
дарство X в.
3. Но так ли уж «типично» Древнерусское государство вре-
мен Олега и Игоря? Даже самого беглого анализа экскурса о Руси
в трактате Константина Багрянородного «Об управлении импе-
рией» и договоров Руси с греками (источников, действительно,
немногочисленных, но зато каких!) достаточно, чтобы убедиться
в обратном. «Архонты» и «все росы», которые заняты тем, чтобы
во время зимнего полюдья у славянских «пактиотов» добыть то-
вары, подлежащие сбыту на зарубежных рынках летом, и кото-
рые с этой целью организуют систематическое строительство ла-
дей и контроль над речными путями на огромной территории -
вот как выглядел этнополитический и экономический механизм
Руси первой половины X в. в глазах современного осведомленно-
го наблюдателя, и ему не видно хоть сколько-нибудь близких
аналогий, во всяком случае, в Европе.
Немудрено, что в какой-то момент случается неизбежное:
приходят радикалы-нонконформисты, которых не занимают во-
просы «развития феодализма» и «общие конструкции» (Франк-
лин С., Шепард Дж. Начало Руси, 750-1200. СПб., 2000. С. 10-
11). Старые источники посильно прочитываются заново, но про-
стор tabula rasa рождает преувеличенное чувство свободы, а оно,
как то ясно и без философов, есть всего лишь форма зависимости
от собственных неосознанных (пред)убеждений. Как следствие
порой предлагаются конструкции, которые и в самом деле оказы-
ваются настолько далеки от «общих представлений», что вряд ли
их способны разделить кто-либо, кроме их авторов. Здравый
171
смысл упорно сопротивляется признать, будто русско-византий-
ский договор 6420/911 г. был заключен «между императором и
отдельными русами», будто «статус» Карла, Инегельда и прочих
представителей «рода русьскаго» проблематичен, так как «они
могли первоначально действовать от своего имени и формально
не представлять никого из существующих правителей русов»
(там же. С. 154-160).
4. Здесь не место полемизировать против столь задорного
предположения, которое ведь - не более, чем результат того, что
будучи вынуждены выбирать между «Ольгом» договоров 907-
911 гг. и «Н-L-G-W» пресловутого Кембриджского документа,
авторы предпочли последнего. Важнее отметить другое - в вы-
нужденном сомнении авторитетных английских историков, не
представляли ли послы договоров 907-911 гг. всего-навсего не-
кую докняжескую «торговую общину» Киева, видится здравое
ядро. Положим, Киев следует, видимо, все же оставить Олегу, но
так ли уж окняжены с самого начала были «грады»-каотра, по
которым сидели Рсод Константина?
Наличие женских имен среди «всякоя княжия» - членов
древнерусского княжеского семейства, представленных при за-
ключении договора 944 г. собственными послами, - совершенно
исключает бытующее в науке предположение, что в их лице мы
имеем дело с посадниками киевского князя по «градам». И в этом
отношении, похоже, прав Константин, когда заставляет всех «ар-
хонтов» Руси отправляться в полюдье из Киева. Полагаем, что
княжеский род в первой половине X в. действительно пребывал
in corpore в столице, и именно это замечательное обстоятельство
стало причиной для такого резкого различения у Константина
между «внутренней» Русью (Киевом) и «внешней» - всей осталь-
ной территорией, так или иначе подвластной киевскому князю
(Назаренко А.В. «Внешняя Росия» Константина Багрянородного
и политическая структура Древней Руси в перв. пол. X в. // Сло-
жение русской государственности в контексте раннесредневеко-
вой истории Старого Света. СПб., 2007 [в печати]). Правда, вме-
сте с «архонтами» венценосный автор выводит из Киева и «всех
росов», но тут налицо явное упрощение. Как бы ни реконструи-
ровать траекторию полюдья (для чего, впрочем, текст Констан-
тина не дает никаких опор), совершенно ясно, что единым сезон-
ным маршрутом «всех росов» невозможно было охватить сово-
172
купность «Славиний»-«пактиотов» от Среднего Поднепровья до
Поильменья и Ростово-Ярославского Поволжья. Представляется
бесспорным, что карта полюдья складывалась из нескольких од-
новременных маршрутов, которые концентрировались вокруг
локальных центров: недаром и грецизированный славянский тер-
мин, и поясняющий его греческий употреблены Константином во
множественном числе (та лоХббга, та убра). Очевидно, мысль ав-
тора состояла в том, что в «полюдьях» участвовали не только ки-
евские, а именно «все росы» или, по выражению договора 944 г.,
«вьсе люди Русьскыя земля».
5. В таком случае необходимо с сугубой внимательностью
отнестись к тому факту, что нерасчлененному списку представи-
телей Руси в договоре Олега в договоре Игоря соответствуют две
группы «всех росов» - княжеские «слы» и, отдельно, «гостие».
Это не случайно, как видно по тождественной структуре русской
делегации во время переговоров княгини Ольги в Царьграде в
946/957 г.: она также состояла из «послов» (dnoKpiotapioi) «ар-
хонтов Рос» и «купцов» (TtpaypaxEUTai). Коль скоро «слы» пред-
ставляли княжеское семейство, сидевшее во «внутренней» Руси,
то естественно было бы думать, что «гостие» представляли Русь
«внешнюю». Весьма показательно, что посланцы «внешних ро-
сов» охарактеризованы именно как «гостие», а не, скажем, как
«слы» от «градов, иже суть под рукою князя русьскаго», или т.п.
Поскольку международной торговлей занимались «все росы», в
том числе князья и их дружина, то в этом смысле «гостями» были
наверняка и княжеские «слы», рекрутированные из ближайшей
дружины. Следовательно, термин «гостие» носит в данном слу-
чае не столько социально-профессиональный, сколько социаль-
но-политический смысл. Об особом политическом статусе «гос-
тей» говорит и сама необходимость участия их представительства
в межгосударственных переговорах.
Итак, отмеченной Константином бинарности территориаль-
ной структуры Руси - «внутренней» (Киев) и «внешней» (земли
«пактиотов») - соответствовала двусоставность политической
элиты («всех росов»), состоявшей из княжеского семейства с
дружинами, с одной стороны, и скандинавской же по преимуще-
ству (судя по именам «гостей» в договоре 944 г.) верхушки ре-
гиональных торгово-ремесленных центров - с другой. Странно
было бы думать, что эта отнюдь не малочисленная и археологи-
173
чески достаточно отчетливо улавливаемая верхушка могла быть
представлена сплошь дружинниками далекого киевского князя
или других членов княжеского семейства. Чтобы спасти схему,
можно было бы, конечно, заменить княжеских дружинников на
дружинников местного княжеского посадника. Однако такая мо-
дель, неоправданно, на наш взгляд, модернизирующая обстоя-
тельства первой половины X в., сталкивается по крайней мере с
одним при н цип иал ьны м возражен ие м об щети пол огического
свойства. История торгово-ремесленных центров конца IX-X вв.
(и не только на Руси) показывает, что центр княжеской админи-
страции, в дальнейшем перераставший в собственно город,
слишком часто помещался почему-то не в самих торгово-
ремесленных поселениях, а в непосредственном соседстве с ними
(Смоленск - близ Гнездова, Чернигов - близ Шестовиц и т.д.). Это
указывает на генетическую разноприродность местных торгово-
ремесленных центров и идущего из Киева окняжения территорий.
В силу сказанного, упомянутая типологическая исключитель-
ность древнерусской государственности до середины X в., до
форсированного окняжения, начатого реформами княгини Ольги,
находит отражение и в оригинальной социально-политической
структуре Руси этого периода, в которой концентрировавшийся в
Киеве княжеский род и группировавшаяся вокруг него дружина
соседствовали с самодеятельными элитами региональных торго-
во-ремесленных центров. Не состоя в какой-либо личной зави-
симости от князя (как дружина), именно эти элиты (а не местная
родоплеменная знать) были связаны с княжеским Киевом некоего
рода договором о данничестве, который позволял им собирать
полюдье на местах ценой уступки Киеву определенной части со-
бранного. В силу этого же договора они могли строить свои от-
ношения с автохтонным населением, действуя от имени князя.
Сбыт добытого на причерноморских рынках предполагал сплав по
речным коммуникациям, горловину которых контролировал Киев,
что во многом и предопределяло его политическое верховенство в
условиях экономики, ориентированной на внешнюю торговлю.
174
М.В. Панкратова
О ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ ФУНКЦИИ
КОРОЛЕВСКОЙ ВЛАСТИ:
МАГНУС ИСПРАВИТЕЛЬ ЗАКОНОВ -
КОРОЛЬ-ЗАКОНОДАТЕЛЬ
Норвежский король Магнус Хаконарсон (1263-1280) получил
прозвище Исправитель Законов. В период его правления произошла
ревизия старых областных законов Гулатинга. Фростатинга, Эйдси-
ватинга и Боргартинга, которые были в 1274-1275 гг. заменены
универсальным судебником для всей страны «Ландсловом»; в
1276 г. был обнародован сборник единообразного городского права
«Бюлов»; в 1273-1277 гг. - дружинный устав «Хирдскра».
Постановления королей находили отражение в старых обла-
стных законах в формулах: «король такой-то постановил то-то»
или «отменил это». Однако ни один из королей до Магнуса не
подвергал ревизии древние законы, не выступал с инициативой
их обязательной записи: по мнению К.Маурера, записи «Законов
Гулатинга» и «Законов Фростатинга» - продукт частной инициа-
тивы, скорее всего, лагманов1.
Известны имена норвежских королей, связанных с законода-
тельной деятельностью. Олав Святой (1014-1030) помянут в «Ланд-
слове» как король, установивший «христианский закон» (И. 19) и
«правила», по которым провозглашают норвежских королей (П.З)
и согласно которым бонды обязаны «оказывать королю услуги»
(II.20). На законы Олава ссылаются областные судебники. Сохра-
нились также отрывки из постановлений Олава для исландцев,
находившихся в Норвегии, и для норвежцев в Исландии. В сагах
о норвежских королях и в норвежской исторической традиции
именно Олав Святой считается королем-законодателем.
Снорри Стурлусон в «Круге земном» рассказывает о попытках
первых королей-христиан Хакона Доброго (ум. 960) и Олава Трюг-
гвасона (995-1000) внести исправления в древние законы с целью
утверждения в Норвегии христианства еще до Олава Святого.
В старых «Законах Гулатинга» сохранились нововведения
Магнуса Эрлингссона (1161-1184), дающие широкие полномочия
церкви. В 1163-1164 гг. появился новый закон о престолонасле-
дии: короля теперь избирало национальное собрание. Однако от
175
имени короля Магнуса действовал ярл Эрлинг Кривой. И коро-
левские постановления не воспринимались как ревизия всего пра-
ва в целом или даже поправки к старым законам.
В 1260 г. отцом Магнуса Исправителя Законов королем Ха-
коном Хаконарсоном был утвержден новый порядок престоло-
наследия, который сохранился в тексте «Ландслова» (П.2). В
«Ландслове» нашли отражение также и другие «исправления за-
конов» Хакона: реформа системы денежных штрафов (IV.2), за-
крепление новых судебных функций законоговорителей (II.9, 10,
210, 211, 217). Имя Хакона, а не Магнуса, сохранилось и в фор-
муле присяги на верность королю, приносимой во время корона-
ции баронами, лагманами и бондами (11.21-23). В «Саге о Хаконе
Хаконарсоне» говорится, что «он повелел многое исправить в
праве и законах страны в Норвегии. Он повелел собрать это в
книгу, которая теперь называется новыми законами»2.
При Хаконе между 1261 и 1263 гг. для Исландии был состав-
лен сборник королевских постановлений, получивший название
«Книги Хакона» («Hakonarbok»), который был послан в Ислан-
дию в 1265 г. «Книга Хакона» вошла затем в судебник Магнуса
Железный Бок («Jamsida») 1271 г. В нем было много нововведе-
ний: запрещение кровной мести и утверждение обязательного
правосудия. В первой его главе говорится о том, что судебник
был принят по решению короля Хакона, а также с согласия Маг-
нуса (коронованного еще при жизни Хакона в сентябре 1261 г.),
по совету с архиепископом Эйнаром и другими епископами,
«учеными мужами страны» (клиром), лагманами и «всеми луч-
шими людьми» (служилыми людьми короля). В соответствии с
традицией, Хакон и Магнус ссылаются на «законы Олава Свято-
го». В предисловии к первой главе «Книги Хакона» по рукописи
XVII в. король Магнус назван Исправителем Законов, а допол-
ненные им законы в то время понимались как «новые законы»'.
Принимал ли король Магнус личное участие в формулирова-
нии новых постановлений? В 1265 г. он получил полномочия на
Гулатинге исправить областной судебник согласно своему собст-
венному разумению5, в 1268 г. такие полномочия были получены
им на Эйдсиватинге и Боргартинге, а в 1269 г. - на Фростатинге.
Часть новых постановлений была ратифицирована уже в 1271 г.
на большом государственном совете в Бергене, где, по-видимому,
176
и проходила сама работа над ревизией законов. Заметим, что Бер-
ген был главной резиденцией Магнуса.
В тексте «Ландслова» только в четырех параграфах напрямую
говорится о постановлениях Магнуса Хаконарсона. Концепту-
альные нововведения, определяющие новый статус королевской
власти, по большей части сосредоточены в «Разделе о христиан-
ской вере». Здесь же говорится о необходимости для всех катего-
рий населения принесения верноподданнической клятвы. Утвер-
ждается особое положение короля как гаранта законности, мира и
справедливости.
До «Ландслова» Магнус внес поправки в «Разделы христиан-
ского права» старых законов, не подвергая, по-видимому, пере-
работке все прочие разделы. В результате сопоставления текста
«Ландслова» с текстами так называемого «нового Христианского
права короля Магнуса» для Боргартинга и Гулатинга оказывает-
ся, что полностью совпадают постановления о королевской вла-
сти и королевском наследстве, сделанные, как свидетельствует
«Книга Хакона», еще при отце Магнуса6.
Трактовку королевской власти как «власти Божьей мило-
стью» мы встречаем уже в «Королевском зерцале», написанном в
период правления Хакона в сер. 1250-х годов, и аналогичный па-
раграфу «Ландслова» текст обнаруживаем в «Книге Хакона».
Идеологическая основа правовой реформы, направленной на ут-
верждение законодательного и судебного верховенства короля
вопреки древненорвежской традиции всенародного участия в за-
конодательном процессе и судопроизводстве, с одной стороны, и
в противовес начавшемуся в XI в., с периода правления папы
Григория VII, спору о границах церковной юрисдикции, с другой
стороны, была разработана еще при Хаконе Старом, но была вос-
принята обществом только при Магнусе.
В конце «Ландслова» особым разделом выделены так назы-
ваемые «исправления законов» Хакона и Магнуса. Эти «исправ-
ления» и есть оригинальные постановления королей, а основной
объем текста судебника повторяет старые областные законы.
Точно такие же «исправления» приложены и в конце «Бюлова»,
который строится по тому же тематическому плану, что и «Ланд-
слов», и содержит в большинстве идентичные постановления.
Отчасти то же самое можно сказать и про дружинный устав
177
«Хирдскра»7. Именно «Ландслов» стал образцовым правовым
документом эпохи Магнуса Исправителя Законов.
Новый судебник был не просто переложением обычного пра-
ва. Была сделана важная реформа по гуманизации наказаний, ут-
верждению правосудия вместо самосуда и родовой мести, регу-
лированию налогообложения и социальной помощи нищим и не-
трудоспособным слоям населения. «Ландслов» обозначил совер-
шенно новую эпоху в развитии норвежского законодательства,
поскольку король заявил о себе как о единственном лице, могу-
щем изменять правовые нормы страны, хотя и использовал тра-
диционную формулировку, которой обозначалась законодатель-
ная инициатива предыдущих королей, - «улучшение законов».
Переосмысление роли короля в обществе и утверждение его за-
конодательных и судебных функций разительно отличает новый
судебник от старых сборников законов.
О Магнусе Исправителе Законов была написана последняя из
так называемых «саг о норвежских королях». Сага была создана
исландцем Стурлой Тордарсоном, автором «Саги о Хаконе Хако-
нарсоне». Стурла лично встречался с королем Магнусом, и ему
была дана возможность работать с королевским архивом. За на-
писание своей работы исландец принялся после отъезда из Нор-
вегии в 1278 г.8.
Однако от этой саги сохранилось только два листа. В отрыв-
ках говорится о первом, втором и десятом годах правления Маг-
нуса. Именно на десятый год правления, в 1272-1273 гг., и была
предпринята правовая реформа. Но в отрывке саги ничего не го-
ворится об этой сфере деятельности Магнуса9.
В отрывках саги не употребляется прозвище Магнуса La-
gabatir - Исправитель Законов. И в судебниках Магнус не назы-
вается Исправителем Законов. Прозвище появилось уже после
смерти короля. Сам Магнус впервые в истории Норвегии ввел
порядковый номер как дополнение к имени короля. Себя он на-
зывал Магнусом Четвертым10.
В конце XVI в. «Сагу о Магнусе Хаконарсоне» цитировал
ученый исландец Арнгримур Йонссон в «Приложении к норвеж-
ской истории» («Suppiementum historiae Norvegicae»). Он-то и
пытается объяснить прозвище Магнуса - Исправитель Законов.
По мнению норвежских историков, ни один их король не внес
столько положительных основополагающих принципов в госу-
178
дарственное право, как Магнус Хаконарсон”. И в то же время со-
временники короля-реформатора, да и он сам, признавая значи-
мость и новизну предпринятых законодательных инициатив, мы-
слили в рамках традиции «исправления» законов, а не их созда-
ния, поскольку закон, по их мнению, творят обычай и давность.
Магнус по большей части лишь подтверждал постановления
своего отца. Но четкость, настойчивость и спланированность ра-
боты - результат блестящих организаторских способностей коро-
ля-реформатора - привели к практическому результату и дейст-
венности нового права.
Тип короля-законодателя стал распространенным явлением в
Европе XII-XIII вв.12. Таково было, по мнению Г.Дж.Бермана,
следствие «папской революции» середины XI - середины XII в.,
связанной с борьбой за власть между папами и императорами,
результатом которой стало повсеместное формирование светско-
го права по модели канонического13. Отголоски этого общеевро-
пейского процесса мы и находим в Норвегии середины XIII в.
Примечания
1 Maurer К. v. Die Entstehungszeit der alteren Gulafjingslog // Abhandlung
der Philosophische-Philologische Classe der kgl. bayer. Akademie der
Wissenschaft. Mlinchen, 1871. Bd. XII. Abt. III. S. 169.
2 Saga Нйкопаг H^konarsonar // Fommanna sogur (далее - Fms). Kaupman-
nahofn, 1835. Bd. X. S. 152.
’ Norges Gamle Love (далее - NGL). Kristiania, 1895. Bd. V. Hf. 1. S. 13.
5 Flom G.T. The Old Norwegian General Law of the Gulathing, according to
Codex Gl. K. s. 1154 folio. Diplomatic Edition with Linguistic-paleographic
Introduction and four Facsimile Pages. Urbana, 1937. P. 75.
6 NGL. Kristiania, 1848. Bd. П. Совпадение с «Л ан деловом»: П.2, 3; и
«Книгой Хакона»: § 4. 9.
7 NGL. Bd. И. S. 185-290; 391-450.
8 Hedneba F Magnuss lagaboters saga// KLNM. Malmo, 1966. Bd. XI. S. 237.
9 Sogubrot Magnuss Hakonarsonar// Fms. Bd. X. S. 161.
10 Norsk Biografisk Lexikon (далее - NBL). Oslo, 1940. S. 40.
11 NBL. S. 39.
12 Рожер II Сицилийский (1112-1154) - «Ассизы Ариано», Генрих II в
Англии (1154-1189) - «Кларендонские постановления», Фридрих I
Барбаросса в Германии (1152-1190) - «Статуты об императорских
полномочиях», Фридрих II (1212-1250) - «Земский мир», Филипп-
Август (1180-1223) и Людовик Святой (1226-1270) во Франции -
статуты и ордонансы, Фердинанд III (1216-1252) и Альфонс X (1252-
179
1284) в Кастилии и Леоне, Вальдемар II (1202-1241) в Дании - «Ют-
ландское право».
ь Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М.,
1998. С. 9.
А. В. Пачкалов
ОБРАЗ ЗОЛОТООРДЫНСКОГО ХАНА ДЖАНИБЕКА
В ПРЕДСТАВЛЕНИИ ПОТОМКОВ
(ПО ДАННЫМ НУМИЗМАТИКИ)
Со смертью Джанибека сына Узбека завершается период рас-
цвета золотоордынского государства и вплоть до воцарения Ток-
тамыша продолжается время междоусобиц («великая замятия»).
Очевидно, что на фоне внутренних войн и беспрерывных воору-
женных конфликтов время правления Джанибека воспринималось в
1360-1370-е годы временем наивысшего могущества Улуса.
В казахском и ногайском фольклоре встречаются упоминания
Азиз-Джанибека (Корнис 1836. С. 5; Нестеров 1900. С. 103). Азиз-
Джанибек упоминается и в песне Асан-Кайгы (Сикалиев 1994.
С. 49). Вопреки мнению некоторых исследователей о существова-
нии в Золотой Орде некоего правителя с именем «Азиз-Джани-
бек», едва ли мы имеем здесь дело с неизвестным ханом, неким
Азиз-Джанибеком. Этим Азиз-Джанибеком (т.е. «Великим Джа-
нибеком») являлся сын хана Узбека, правивший в Улусе Джучи до
начала междоусобных войн.
В связи с этим огромный интерес представляют нумиз-
матические данные. Существуют медные монеты, на которых «по-
койный» Джанибек назван также и «великим». Это пулы 768 г.х.,
чеканившиеся, вероятно в Мохши (все известные в настоящее
время экземпляры происходят из Наровчата в Пензенской об-
ласти). На лицевой стороне имеется легенда: «Пулад-Тимура / по-
велением / год 768», на оборотной стороне написано: «Султан по-
койный / великий Джанибек хан / да длится царствие его». Слово
«азиз» (арабск. «великий, дорогой», «укрепитель») А.А.Кротков,
первым опубликовавший эти монеты (1930 г.), не увидел. При
изучении нумизматического собрания Наровчатского краеведчес-
кого музея в 2001 г. мной было установлено, что на некоторых
экземплярах слово «азиз» отчетливо видно. Однако, остается не-
ясным, присутствует ли это слово на всех монетах этого типа.
180
Еще с XIX в. известны также серебряные монеты с именем
(покойного) Джанибека и со словом «азиз» (чеканены в Гюлиста-
не ал-Джедид) (Савельев 1858. С. 304-305, № 530-531; Григорьев
1859. С. 145-146, № 13, 15; Lane-Pool 1881. Р. 161, № 492, 493).
Эти монеты стали предметом обсуждения еще в XIX в. При этом
высказывались предположения одно оригинальнее другого.
П.С.Савельев считал, что «не к чему ... придумывать невоз-
можного Азиз-Джанибек хана» (С. 292), и предположил, что
«Джанибек II, один из эфемерных ханов той смутной эпохи, не
имея большого влияния в Орде, воспользовался смертью хана
Азиза, шейха и сейида, т.е. «святоши», уважаемого правоверны-
ми, чтобы выставить себя его особенным почитателем» (С. 293).
Таким образом у П.С.Савельева «Азиз - сам по себе, Джанибек -
сам по себе». По мнению П.С.Савельева, монету чеканил не Азиз
(т.к. «он показан на ней “покойным”, а покойники не бьют мо-
неты»), а Джанибек, к которому и относится благопожелательная
формула «да длится царствие его».
Рецензенты труда П.С.Савельева отмечали: «Не лучше ли
предположить, что Азиз и Джанибек, быв оба претендентами на
престол и провозглашенные каждый у себя ханами, впоследствии
соединились, и стали действовать заодно и чеканить монету со
своими именами. Когда же Азиз умер, то Джанибек, оставшись
один, продолжал некоторое время бить монету, как с именем
Азиза, так и со своим собственным. Этим и объясняется тот факт,
почему из двух известных монет на одной Азиз значится без
эпитета ... живым, а на другой назван покойным» (Броссе, Дорн,
Вельяминов-Зернов 1861. С. 267).
В.В.Григорьев, изучавший монеты Джанибека со словом «по-
койный», склонялся к мнению, что «покойным» был назван не
Джанибек сын Узбека, а некий другой Джанибек: «Всего вероят-
нее, что покойный Джанибек хан 767 года есть одно и то же лицо
с Джанибек ханом И, от которого дошли до нас монеты с тем же
767 годом. Мог он и умереть или быть убитым в том же году, в ко-
тором бил монету при жизни: тут нет еще ничего мудренного» (С.
51). Вместе с тем нумизмат не исключал и другой возможности:
«ничто не опровергает предположений, будто Пулад-Тимур бил
монету с именем Джанибека в честь Джанибека сына Узбека и что
вследствие того не было в Золотой Орде в 767 году никакого
другого государя того же имени. Но мне эти предположения не
нравятся...» (Григорьев 1850. С. 58). После открытия монет со
словами «...покойный Азиз Джанибек» В.В.Григорьев принял
181
другую точку зрения. По его мнению, возможно, Азиз-Шейх был
назван «покойным» на монете Джанибека (С. 7-8).
Г.А.Федоров-Давыдов также считал, что Пулад-Тимур выпус-
кал монету не от имени Джанибека, а от имени Джанибека II и
хана Азиза (Федоров-Давыдов 1973. С. 137).
Маловероятно, однако, что хан Азиз-Шейх имеет какое-либо
отношение к этой эмиссии. Очевидно, что серебряные монеты че-
канены в честь «покойного» и «великого» хана Джанибека. Мед-
ные монеты Пулад-Тимура 768 г.х., как мы видим, свидетельст-
вуют в пользу того, что Пулад-Тимур выпускал монеты от имени
Джанибека сына Узбека. Слово «азиз» стоит на пулах между сло-
вами «покойный» и «Джанибек» и, очевидно, не может относить-
ся к хану Азиз-Шейху (рядом со словом «азиз» на монетах нет
слова «шейх», нет также и слова «хан», относящегося к «азизу»).
Важно также отметить, что нигде на монетах Пулад-Тимур не
назван ханом. Как неоднократно отмечалось в историографии,
Пулад-Тимур, очевидно, не был представителем ханского рода,
поэтому и не мог использовать титул «хан», а на монетах ставил
имя умершего хана Джанибека («великого»).
Едва ли можно принять точку зрения А.П.Григорьева, пола-
гавшего, что серебряные монеты со словами «Азиз Джанибек» 767 г.х.
следует датировать 757 г.х. («на монетах арабские цифры 5 и 6 легко
спутать») (Григорьев 1983. С. 40). Эти монеты выпущены в Гюли-
стане ал-Джедид, а чеканка монеты в нем велась лишь в 1360-е годы.
Очевидно, что имя покойного, великого хана Джанибека, ис-
пользовалось в политической борьбе, разгоревшейся в Улусе, по
крайней мере, в 1360-е годы. Можно также вспомнить сходный
пример из более раннего времени. Джувейни, например, сообщает
о времени правления хорезмшаха Мухаммада: «А в то время было
принято писать “Второй Александр”, как один из титулов султана
Мухаммеда. Султан сказал: “Правление Санджара было очень
долгим. Если его титулы приносят удачу, пусть пишут «Султан
Санджар»”. И так к его титулам был добавлен титул “Султан Сан-
джар”» (Джувейни 2004. С. 242).
Заметим, что в русском переводе ярлыка хана Бюлека (Тюля-
ка), выданного в 1379 г., среди предшественников этого хана на-
званы Азиз и Бердибек (Ярлыки татарских ханов. 1955. С. 465).
Несмотря на то, что Г.А.Федоров-Давыдов понимал здесь именно
Азиз-Шейха (Федоров-Давыдов 1973. С. 125), А.П.Григорьев спра-
ведливо отметил, что маловероятна связь Азиз-Шейха с Азизом
ярлыка Бюлека, т.к. Азиз-Шейх выступал соперником Мамая, ста-
182
вленником которого и являлся Бюлек. Вероятно, имя Азиз («цен-
ный, дорогой») принадлежит отцу Бердибека Джанибеку (Гри-
горьев 1983. С. 40). Таким образом, здесь мы вновь обнаруживаем
характеристику «азиз» применительно к имени Джанибека, дан-
ную ему после смерти.
В связи с рассматриваемой темой вызывает интерес вопрос о
так называемом Джанибеке II. Этот правитель, не известный по
письменным источникам, был открыт нумизматами XIX в. Из-
вестны монеты с именем Джанибека и с датами, относящимися ко
времени после его смерти. Вместе с тем, еще и в XIX в. отмеча-
лось, что эти монеты чеканены от имени Джанибека сына Узбека
и в Золотой Орде другого правителя с именем Джанибек не было.
В настоящее время одни исследователи выделяют существование
Джанибека II, а другие связывают имя на этих монетах с Джани-
беком I. А.П.Григорьев, верно отметивший, что в истории Золотой
Орды был только один Джанибек, считает, что монеты с датой
767 г.х. чеканились при сыне Узбека с искажением даты (Григорь-
ев 1983. С. 21-22). Однако публикаторами монет отмечалось, что
«расположение легенд на лицевой стороне... таково, что не встре-
чалось доселе на других монетах джучидских» (Григорьев 1850.
С. 44), а «ошибку в годовом числе допустить нельзя» (Там же. С. 43).
В настоящее время можно считать установленным фактом, что
рассматриваемые монеты бились уже после смерти Джанибека.
Несмотря на то, что вопрос о поздних монетах с именем Джа-
нибека достаточно запутан (многие монеты были опубликованы
без изображений, при этом сами экземпляры до наших дней не
дошли), можно предполагать, что они относятся к эмиссиям, би-
тым в честь «покойного Джанибека» (называемого иногда также и
«великим»). Они относятся к тому времени, когда в Улусе чека-
нились монеты в честь «покойного великого Джанибека». На не-
которых монетах «Джанибека II» слово «покойный» могло опускать-
ся. Об этом свидетельствуют и рассмотренные выше монеты со сло-
вами «азиз» и «Джанибек», выпущенные в то же время. На одних
написано «покойный азиз Джанибек хан» (Савельев 1858. С. 305, №
531), на других «азиз Джанибек хан» (Савельев 1858. С. 304, № 530).
Таким образом, есть основания связывать все рассмотренные эмис-
сии с чеканом в честь покойного великого Джанибека.
Литература
Броссе М., Дорн Б., Вельяминов-Зернов В.В., 1861. Разбор сочинения
П.С.Савельева: “Монеты Джучидов, Джагатаидов, Джелаиридов и
183
другие, обращавшиеся в Золотой Орде в эпоху Тохтамыша” И
Григорьев В.В. Жизнь и труды П.С.Савельева преимущественно по
воспоминаниям и переписке с ним В.В.Григорьева. СПб.
Григорьев А.П., 1983. Золотоордынские ханы 60-70 гг. XIV в.: хроноло-
гия правлений // Историография и источниковедение истории стран
Азии и Африки. Л. Вып. 7.
Григорьев В.В., 1850. Описание клада из золотоордынских монет, най-
денного близ развалин Сарая // Записки Русского археологического
общества. СПб. Т. II.
Григорьев В.В.Л 1859. Новооткрытые джучидские монеты // Известия
Имп. Русского археологического общества. СПб. Т. I. Вып. 3.
Григорьев В. В., 1864. Несколько новых видов и вариантов джучидских
монет // Труды Восточного отделения Русского археологического
Общества. СПб. Т. VIII.
Джувейни, 2004. Чингисхан. История завоевателя мира, записанная Ала-
ад-Дином Ата-Меликом Джувейни. Перевод с текста Мизры Му-
хаммеда Казвини Дж.Э.Бойла. М.
Корнис В., 1836. Краткий обзор положения ногайских татар, водворен-
ных в Мелитопольском уезде Таврической губернии // Телескоп. М.
Ч. 33.
Кроткое А.А., 1930. Два собрания джучидских монет // Труды Нижне-
Волжского общества краеведения. Саратов. Вып. 37.
Нестеров А., 1900. Прошлое приаральских степей в преданиях Каза-
линского уезда // Записки Восточного отделения Русского археоло-
гического общества. СПб. Т. XII.
Савельев П.С., 1858. Монеты джучидские, джагатаидские, джелаиридские
и другие, обращавшиеся в Золотой Орде в эпоху Тохтамыша. СПб.
Сикалиев А.И.-М., 1994. Ногайский героический эпос. Черкесск.
Федоров-Давыдов Г.А.. 1973. Общественный строй Золотой Орды. М.
Ярлыки татарских ханов московским митрополитам: Краткое собрание И
Памятники русского права / Под ред. Л.В.Черепнина. М., 1955. Вып. 3.
Lane-Pool St., 1881. Catalogue of Oriental coins in the British Museum. Vol.
VI. Coins of the Mongols. London.
C.M. Перевалов
УПРАВЛЕНИЕ КАВКАЗСКИМ КРАЕМ
В РАННЕЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ (I-III вв. н.э.)
Выражение «Кавказский край» отсутствовало в языке древ-
них греков и римлян. Области, ныне относимые к Кавказскому
региону или Большому Кавказу, не выделялись римлянами в осо-
бый административный округ. Словосочетание «Кавказский край»
184
используется мной в качестве удобного современного термина для
обозначения территории, контролируемой римским правительст-
вом в конкретный исторический момент.
Римляне пришли на Кавказ в ходе III Митридатовой войны
(74-63 гг. до н.э.). Первые попытки навести порядок в этом слож-
ном регионе предпринял Гней Помпей после своих побед (66-
65 гг. до н.э.) над царями Армении, Иберии, Албании - союзника-
ми Митридата Евпатора. Кавказские династы получили статус
«друзей и союзников римского народа», что означало установле-
ние «клиентских» (вассальных) отношений с самой мощной дер-
жавой тогдашнего мира. Но в силу неразвитости международного
права, все определялось конкретным соотношением сил в регионе.
Здесь важнейшим фактором явилось наличие сильного, фактиче-
ски единственного на Востоке, соперника в лице Парфии (с 224 г.
н.э. - Сасанидского Ирана). Соперничество нередко принимало
форму вооруженного конфликта. Главной ареной римско-парфян-
ских войн были Сирия и Месопотамия, естественной природной
границей выступал Евфрат. Хотя первое серьезное столкновение
окончилось в пользу парфян (разгром Красса в 53 г. до н.э.), в
дальнейшем перевес чаще оказывался на стороне римлян. Однако
удаленность основных жизнеобеспечивающих центров (Средизем-
номорье с Италией и Иранское плато) друг от друга, постоянные
угрозы Риму - с Дуная и Рейна, Парфии - с центральноазиатской
окраины, не позволяли добиться решительной победы ни одному
из противников. При примерном равенстве сил возрастала роль
Кавказа, в особенности Великой Армении, как второго (после Ев-
фратского) фронта в противоборстве двух держав.
История римского владычества на Кавказе укладывается в
три основных этапа, примерно соответствующих трем стадиям раз-
вития римской военной доктрины, выделенным Э.Латтваком
(Luttwak 1974): I) Юлии-Клавдии (27 г. до н.э. - 68 г. н.э.) - вре-
менные мобильные легионныр лагеря для обороны и наступления,
в сочетании с «буферным» государствами-клиентами; 2) от Фла-
виев до Северов (69-235 гг.) - переход к постоянным легионным
лагерям по периметру границ при ликвидации «клиентских» царств;
3) с Диоклетиана (284 г.) - создание системы глубокой обороны с
мобильным резервом. Последний этап выходит за хронологические
рамки нашей темы, ограниченной временем до «кризиса III века».
До эпохи Флавиев (69-96 гг. н.э.) военный и политический
контроль за Кавказом обыкновенно осуществлял наместник Си-
рии - самой восточной провинции Рима с четырьмя легионами. В
185
кризисные моменты особое значение приобретали личные качест-
ва полководца, наделяемого особыми полномочиями (maius im-
perium) - Помпея, Красса, Антония, Корбулона. Постепенно про-
являлись невыгоды положения, когда главный оплот римлян на
Востоке, Сирия, был отделен от Кавказа полосой «клиентских»
царств, на лояльность которых не всегда можно было положиться.
После Рандейского мира 66 г. н.э. на армянском троне утвердился
представитель парфянской династии Аршакидов, Тиридат I, прав-
да, получивший корону из рук императора Нерона. Двойной вас-
салитет при явном культурном и политическом тяготении к Пар-
фии, означал фактическое выпадение Армении из сферы влияния
Рима. В этих условиях Нерон попытался упрочить свои позиции в
тылу Армении, в Албании и Иберии, планируя поход к «Каспий-
ским воротам» Кавказа (Тас. Hist. 1.6.2; Suet. Ner. 19.2; Plin. H.N. 6.40).
План Нерона из-за его смерти не был исполнен, но сама идея по-
лучила развитие при Веспасиане (69-79 гг.), который провел мас-
штабное реформирование малоазийских владений в середине 70-х
годов с целью превратить полуостров в плацдарм римского про-
движения на северо-восток, в сторону Кавказа. Прежде всего, ре-
шались задачи военные.
Реформы Веспасиана были подготовлены аннексией «клиент-
ских» царств в Малой Азии. В 64 г. провинциальное устройство
получил Полемонов Понт, в 72 г. - бывшие «клиенты» Малая Ар-
мения и Коммагена. На их месте и месте «невооруженных» (iner-
mis) провинций, была образована огромная, занимающая до 2/3
территории Малой Азии, централизованная императорская про-
винция Галатия-Каппадокия (после Траяна разделенная на Гала-
тию и Каппадокию), во главе с легатом из консуляров. В Каппа-
докии, ранее располагавшей лишь отрядами вспомогательных
войск (auxilia), были размещены два легиона (Suet. Vesp. 8.4): XII
Громоносный - в Мелитене, и XVI Флавиев (со времени Траяна -
XV Аполлонов) - в Сатале (Bosworth 1976). Была выстроена на-
дежная линия обороны по Верхнему Евфрату, и далее по черно-
морскому побережью. Особенности рельефа местности препятст-
вовали созданию сплошной линии обороны, и каппадокийский
лимес во II веке, в период своего расцвета, представлял собой
цепь фортов с гарнизонами, распадавшуюся на два участка: 1) су-
хопутный Армянский (от Самосаты на юге до Трапезунта на севе-
ре) и 2) приморский Понтийский (от Трапезунта до Питиунта на
севере). Обустройство обоих имело целью создание сухопутного
заслона против Армении - во-первых, и борьбу с колхидским пи-
186
ратством - во-вторых (Wheeler 1997: 63). При Флавиях, насколь-
ко можно судить по немногим данным, римляне значительно уси-
лили свое военное присутствие в Закавказье. Греческая надпись
75 г. из Мцхеты говорит о помощи римлян в обновлении крепост-
ных стен Митридату Иберскому (SEG XX. 112), а латинская с го-
ры Беюк-Даш на Апшеронском п-ове (в 70 км к юго-западу от Ба-
ку) времени Домициана (81-96 гг.) - о пребывании отряда XII
Аполлонова легиона на территории древней Албании (АЕ 1951.
263). Вопреки часто высказываемому мнению о том, что эти воен-
ные меры были вызваны угрозой сарматских набегов с севера
(Luttwak 1976: 114), речь, скорее, должна идти о реализации плана
окружения Армении сетью укрепленных пунктов (Тас. Hist. 2.6.2;
Wheeler 1997: 63). В целом, наши сведения о римском Кавказе II
века позволяют говорить о том, что зависимость «клиентских»
государств и племен Закавказья от Рима была весьма прочной.
Более того, некоторые источники (Eutrop. 8.2.2; Fest. Brev. 20.2)
говорят о принесении вассальной присяги Траяну и северокавказ-
скими сарматами (Bosworth 1977: 227). Такое положение дел со-
хранялось до Шапура I Сасанида (242-273), при котором Иберия и
Албания отошли к Ирану.
Армия, завоевавшая для Рима Кавказ, давала необходимую
силу не только для отражения внешних угроз, но и для поддержа-
ния внутреннего порядка. Например, когда колхидские санны, на-
ходясь в состоянии брожения, перестали платить дань, правитель
Каппадокии Арриан организовал военную экспедицию в их пре-
делы (Arr. Per. 1 1.1-2). Но римляне пользовались и другими воз-
можностями.
Римская система управления завоеванными территориями
складывалась постепенно. Все владения римской державы за пре-
делами Италии распадались на две категории: 1) провинции, не-
посредственно подчиненные римской администрации, и 2) облас-
ти непрямого подчинения, состоящие из зависимых царств и на-
родов. С переходом от республики к империи произошло сущест-
венное перераспределение внутри первой категории в пользу им-
ператора. Август (27 г. до н.э. - 14 г. н.э.) «разделил всю террито-
рию империи на две части: одну часть он назначил себе, а дру-
гую - отдал в управление народу. Себе он оставил те области, где
необходима для охраны военная сила». Императору отходили и
земли зависимых царств, являвшиеся неотъемлемой частью импе-
рии: «В части Цезаря есть и всегда были цари, правители и декар-
хии» (Strabo 17.3.25. Р. 840). Представлять закавказские государ-
187
ства, как это иногда делается, в качестве равноправных партнеров
Рима, нет никаких оснований.
Основой для клиентских отношений являлась личная зави-
симость от императора: Арриан в своем «Перипле» (ок. 132 г.) не
забывает упомянуть о том, какой из правителей племен Колхиды
получил власть из рук правящего Адриана (Агг. Per. 11.2—3).
«Римляне знали клиентских царей, но не клиентские царства»
(Isaac 1990: 395). «Клиентела» - метафора, римляне использовали
и более сильное слово - «рабство» (servitutium), официально же
вассальные цари именовались «союзниками» и «друзьями» (socius,
amicus). Зависимость начиналась с церемонии получения короны
из рук императора, либо перед его изображением. При этом цари,
как правило, принимали римские имена (Флавий Дад в Иберии и
др.), римское гражданство (Braund 1984: 39-53), посылали детей в
качестве заложников в Рим, где они получали соответствующее
образование и по своей культуре становились римлянами.
В отсутствие императора его полноправным заместителем
был императорский легат, обладавший военной и гражданской
властью. После учреждения консулярной провинции Каппадокия
таковым стал ее управитель в ранге legatus Augusti pro praetore
provinciae Cappadociae. Реально именно римский наместник осу-
ществлял контроль за действиями местных династов. Когда Кор-
булон готовил очередную кампанию в Армении, цари и тетрархи
получили повеление во всем повиноваться его приказам (tetrarchis
ас regibus... iussis Corbulonis obsequi: Tac. Ann. 15.25); он же при-
вел Тиридата I Армянского к присяге и взял у него заложницей
дочь (Tac. Ann. 15.29-30). Любопытный пример приводит Э.Бос-
ворт, согласно трактовке которого персонаж Армазской билингвы
с латинским именем Публий Агриппа, питиахш Фарасмана II
Иберского, был римским офицером, исполнявшим, по поручению
легата Каппадокии Арриана, роль наблюдателя (supervisor) за ибе-
рским царем, чьи амбициозные планы подчас ставили римские
власти в трудное положение (Bosworth 1977: 231-232). Тот же Ар-
риан, согласно Фемистию (Or. 34.8), после отражения нападения
аланов в 136 г., вмешался в конфликт двух римских клиентов, ибе-
ров с албанами, с тем, чтобы установить им справедливые границы.
Окончательное решение, конечно, оставалось за императором.
Литература
Левкинадзе В.А. Понтийский лимес // Вестник древней истории. 1969. № 2.
С. 75-93.
188
Bosworth A. В. Vespasian’s Reorganization of the North-East Frontier // An-
tichton. 1976. T. 10. P. 63-78.
Bosworth A.B. Arrian and the Alani // Harvard Studies in Classical Philology.
1977. Vol. 81. P. 217-255.
Braund D. Rome and the Friendly King. The character of the client kingship.
L.; N.Y., 1984.
Isaac B. The Limits of Empire. The Roman Army in the East. Oxford, 1990.
Luttwak E.N. The Grand Strategy of the Roman Empire. Baltimore; L., 1974.
Remy R. L’evolution administrative de FAnatolie aux trois premiers siecles de
notre ere. Lyon, 1986.
Wheeler E.L. A New Book on Ancient Georgia: A Critical Discussion // The
Annual of the Society for the Study of Caucasica. 1994-1996. № 6-7.
1997. P. 51-78.
В.Я. Петрухин
КНЯЖЕСКИЕ КУРГАНЫ И ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ
В НАЧАЛЬНОМ ЛЕТОПИСАНИИ
Раннеисторические традиции как на Руси, так и в других стра-
нах эпохи раннего средневековья опирались на предшествующую
дописьменную традицию, сохранявшуюся и фиксировавшуюся
памятниками погребального культа - могилами правителей, имена
которых сохраняла фольклорная память.
Существенно, что могила первого призванного князя - новго-
родского Рюрика летописной традиции - неизвестна начальному
летописанию, как неизвестна и могила легендарного основателя
Киева - Кия. Первые «могилы» - курганы правителей, упомяну-
тые как НПЛ, так и ПВЛ - могилы Аскольда и Дира, которых как
узурпаторов «не княжеского рода» убил князь Олег при захвате
Киева. Значение этих данных не было оценено, в частности, в тек-
стологических штудиях А.А.Шахматова: исследователь исключил
из своей реконструкции Древнейшего киевского свода упомина-
ние конкретных «адресов» этих киевских урочищ - Аскольдовой
и Дировой могил (ср.: Шахматов 2002: 362). Между тем именно
информация, которую содержала историческая память о княже-
ских могилах, позволяет понять те проблемы, с которыми столк-
нулись первые русские летописцы при воссоздании самого темно-
го периода начальной русской истории, периода вокняжения пер-
вых князей. Наследники Олега должны были передать летописцам
легенду о призвании варягов - легитимных князей во главе с Рю-
189
риком, но в эпоху составления первых сводов в Киеве еще выси-
лись курганы Аскольда и Дира (недаром НПЛ и ПВЛ приводят их
точные координаты), и киевляне знали, что это - могилы древних
князей (ср.: Ловмяньский 1985: 143).
Составитель ПВЛ обошел эти сложности, изобразив Аскольда и
Дира боярами Рюрика, которых тот отпустил на Царьград: они во-
княжились в выморочном Киеве и возглавили поход руси на Царь-
град при Михаиле III, рассказ о котором летописец заимствовал из
известного ему хронографа. Олег изображается членом призванного
в Новгород княжеского рода и регентом-кормильцем при малолет-
нем Игоре; он убивает Аскольда и Дира, устанавливая власть леги-
тимного, призванного рядить «по праву» княжеского рода в Киеве.
Основания составления соответствующих текстов НПЛ неяс-
ны: здесь Игорь, как законный князь, расправляется с Аскольдом
и Диром, Олег же изображается его воеводой; но обличение Иго-
рем Аскольда и Дира как узурпаторов в тексте НПЛ лишено
смысла, ибо ничего не говорится об их происхождении из дружи-
ны Рюрика. Новгородский летописец пытается прояснить их про-
исхождение во вставке в рассказ о братьях - основателях Киева,
сообщая, что по смерти Кия и его братьев неведомо откуда в Киев
«приидоста два Варяга и нарекостася князема» (НПЛ: 106). Далее
говорится о призвании варяжских князей. Текст НПЛ об Аскольде
и Дире очевидно отсылает к тексту ПВЛ, где Аскольд и Дир
«придоста» в Киев из Новгорода по пути из варяг в греки. Но нов-
городцу требовалось развести новгородскую и киевскую историю,
о чем он заявлял во введении к летописи, противопоставляя Нов-
городскую волость Киевской. Этот текст НПЛ не раз использова-
ли сторонники исконной династии «Киевичей», к которой припи-
сывали Аскольда и Дира (начиная с Яна Длугоша - см. анализ его
известий: Флоря 1990).
Такому разведению судеб Новгорода и Киева, видимо, спо-
собствовала и информация о могиле Олега, которая, согласно,
НПЛ, находилась в Ладоге (киевские летописцы знали эту могилу
у горы Щекавица). Текст НПЛ о смерти Олега явно представляет
собой неудачное сокращение текста ПВЛ, ибо фраза о возвраще-
нии Олега из похода на греков (заимствованная из ПВЛ): «И про-
зваша и Олга вещии; и бяху людие погани и невегласи» (НПЛ:
109) лишена смысла - новгородцем исключен текст о смерти от
коня, а ведь именно он был призван разоблачить невежествен-
ность почитателей Олега. Неясно, насколько основательной была
традиция о могиле Олега в Ладоге: позднейшее приурочение это-
190
го названия к одной из ладожских сопок вторично - скандинавы
не хоронили в словенских сопках. Впрочем, для фольклорной тра-
диции можно предполагать варианты преданий с разными локали-
зациями могилы одного и того же героя или несколько могил,
приписываемых одному и тому же лицу (ср.: Ловмяньский 1985:
143 и книжный сюжет о могилах Хальвдана в «Круге земном»
Снорри Стурлусона).
Тем не менее, известие о могиле Олега в Ладоге давало новго-
родскому летописцу основания для создания собственной версии
истории Олега. Могилы же Аскольда и Дира ставили перед киев-
ским летописцем сложную проблему первенства князей. Очевид-
но, что киевские урочища заставили составителя ПВЛ сконструи-
ровать книжный сюжет о доисторическом (дорусском) походе на
Царьград и изобразить Кия первым князем - основателем города,
в соответствии с традициями средневековой этимологии (исполь-
зуя информацию о Киевце на Дунае и название самого Киева:
Петрухин 2004).
А.В. Подосинов
КАРТА МИРА НА СЛУЖБЕ ПРАВИТЕЛЯ
(О ПРОПАГАНДИСТСКОЙ РОЛИ КАРТ
В ДРЕВНЕМ РИМЕ)*
Позднеантичный латинский трактат «Разделение мира» («Di-
visio orbis terrarum»), описывавший карту мира, содержит сле-
дующее поэтическое обращение к римскому императору:
Hoc opus egregium, quo mundi summa tenetur,
Aequora quo, montes, fluvii, freta, portus et urbes
Signantur, cunctis ut sit cognoscere promptum
Quicquid ubique latet. clemens genus, inclita proles,
5 Ac per saecla pius. totus quern vix capit orbis,
Theodosius princeps venerando iussit ab ore
Confici, ter quinis aperit cum fascibus annum,
Supplices hoc famuli, dum scribit, pingit et alter,
Mensibus exiguis, veterum monumenta secuti,
10 In melius reparamus opus culpamque priorum
Tollimus ac totum breviter comprehendimus orbem.
Sed tamen hoc tua nos docuit sapientia, princeps.
191
Труд замечательный сей, в котором весь мир поместился,
И обозначены горы, моря, проливы и реки,
Гавани и города, чтоб каждый легко мог увидеть,
Где что находится, нам приказал исполнить потомок
5 Славного рода, благочестивый в веках, милосердный
Наш повелитель, величье которого мир не вмещает, -
Феодосий, в пятнадцатый раз на трон свой взошедший.
Слуги покорные, мы, чередуясь в письме и рисунке,
Быстро закончили труд, твореньям следуя древних.
10 Лучше чем прежде он стал, мы ошибки исправили предков,
Изобразить весь мир в коротком смогли изложеньи...
Этому, о повелитель, твоя научила нас мудрость!
Итак, этот труд был составлен двумя «слугами» (famuli) импе-
ратора Феодосия по его повелению. В зависимости от того, имел-
ся в виду Феодосий I или II, дата написания Divisio колеблется от
393 до 435 г. (большинство исследователей склоняется ко второму
варианту).
Судя по эпиграмме (см. v. 8: dum scribit, pingit et alter), один из
исполнителей вычерчивал карту мира, другой же в это время пи-
сал текст. Работа была закончена в несколько месяцев (см. v. 9:
mensibus exiguis). Карта до нас не дошла, сохранился лишь текст,
содержащий краткое перечисление основных регионов мира с
указанием их границ и протяженности в длину и ширину.
По мнению большинства исследователей, «Divisio» восходит,
через некий промежуточный источник, к «Хорографии» Агриппы,
отражая содержание и построение его труда. В самбм компендии
(вернее все в том же посвящении) говорится лишь, что состави-
тели «следовали памятникам древних» (v. 9: veterum moniunenta
secuti), однако упоминание в начале труда «хорографии божест-
венного Августа» и многочисленные переклички с теми местами
из Плиния, которые тот прямо возводит к Агриппе, позволяют
видеть в «Divisio» именно переложение «Хорографии» Агриппы
(или его карты).
Авторы труда не только использовали «памятники древних», но
и «улучшили» их (v. 10: in melius reparamus), что свидетельствует о
поновлениях, которые были сделаны, очевидно, с целью актуализа-
ции этногеографической и политической номенклатуры карты.
Текст эпиграммы показывает, что именно Феодосию принад-
лежала инициатива подновления и издания нового варианта «кар-
ты империи» (v. 1, 6-7: hoc opus... iussit... confici). Возможно, что
Феодосий II распорядился изготовить карту и сопровождающий
192
ее текст для нужд константинопольского университета, основан-
ного им в 425 году. Феодосий, как известно, сам был прекрасно
образован, знал греческий и латинский языки, историю, матема-
тику и астрономию, а также был прекрасным рисовальщиком и
каллиграфом. В просветительский контекст деятельности Феодо-
сия вписывается также составление в его правление так называе-
мого «Кодекса Феодосия» («Codex Theodosianus») - свода зако-
нов, принятых при нем и предшествующих императорах.
Картографическая активность в Константинополе подтвер-
ждается и существованием так называемого «Divisio orbis terrarum
Theodosiana» из Лейденской рукописи IX в., - географического
текста, который весьма близок к упоминавшемуся выше «Divisio»,
хотя и не совпадает с ним. Принято считать, что данный текст
вместе с картой и ее легендой, сохранившимися в другом кодексе
XI в., восходит ко времени Феодосия II.
Ключевыми словами эпиграммы, объясняющими смысл кар-
тографической деятельности «слуг» Феодосия, можно считать ха-
рактеристику императора как правителя (деятеля, человека), «ко-
торого целый мир едва вмещает» (v. 5: totus quem vix capit orbis).
Величие императора оказывается таково, что и totus orbis. кото-
рый должны изобразить картографы, слишком мал, чтобы отра-
зить его власть над ним, и только «мудрость принцепса научила»
создателей карты, как это сделать (v. 12: hoc tua nos docuit sapien-
tia, princes).
На мой взгляд, здесь мы сталкиваемся с ситуацией, когда из-
готовление карты мира напрямую связано (и связывается в созна-
нии окружающих) с верховной властью, с верховным правителем
- и является в большой степени пропагандистским актом, возве-
личивающим единодержавную власть императора.
Если мы с этой точки зрения посмотрим на историю римской
картографии, то окажется, что второе (хотя хронологически пер-
вое) и последнее свидетельство составления карты мира в Риме
также связано с имперскими притязаниями римских правителей.
Речь идет о карте мира Марка Випсания Агриппы, послужившей,
по-видимому, образцом для подобной ей карты Феодосия II.
Эта карта считается вершиной римской картографии. Ее автор
- Марк Випсаний Агриппа, главный сподвижник и зять императо-
ра Августа, его возможный преемник. Как рассказывает Плиний
Старший (Ill, 17), карта была выставлена Августом в 12 г. до н.э.
уже после смерти Агриппы в портике его имени для публичного
обозрения (prbem terrarium orbi spectandum). Роль самого Августа
193
в этом начинании проступает довольно отчетливо. Так, Плиний в
цитируемом месте восклицает по поводу какой-то возможной
ошибки: «Кто поверит, что Агриппа, при его необыкновенной
тщательности и старании в этом деле, допускал ошибки, собира-
ясь выставить на обозрение миру круг земель? [Что же, ошибался]
с ним вместе и божественный Август? Ведь это он завершил по
замыслу и М.Агриппы начатое его сестрой [возведение] портика,
содержащего этот [круг земель]».
Так начинала складываться литературно-картографическая
традиция об участии самого императора в создании карты мира, -
традиция, дошедшая до зрелого средневековья. Упомянутое выше
«Divisio» начинается словами: «Весь мир разделяется на три име-
ни: Европа, Азия и Ливия, или Африка. Его первым из всех пока-
зал в Хорографии божественный Август» (ср. также Вступление к
«Хорографии» Юлия Гонория; Isidor. Etym. V, 36, 4: Augustus Ro-
manum orbem descripsit). Поддержкой этой версии рассматрива-
лись слова евангелиста Луки (2. 11) о цензе, проведенном Авгу-
стом во всей Римской империи («В те дни вышло от кесаря Авгу-
ста повеление сделать перепись по всей земле»). Соединение кар-
тографической и евангелической версий деятельности Августа
представляет собой Херефордская карта мира XIII в., на которой
изображен император Август, повелевающий описать всю землю.
Принимая во внимание отсутствие в римских образованных
кругах какого-либо серьезного интереса к научно обоснованным
картам типа карты Эратосфена и практические цели, ставившиеся
Агриппой и Августом в плане географического освоения обшир-
ных территорий Римской империи, было бы странным предпола-
гать какую-либо научную ценность этой карты. Скорее всего,
предназначение ее сводилось к тому, что карта, будучи своеоб-
разным памятником Агриппе, выполняла также пропагандистско-
патриотические функции, долженствуя показать римскому народу
и всему миру величие Римской державы, распространившей свою
власть практически на всю ойкумену {imperium sine fine).
Таким образом, и здесь можно констатировать инициативу и
большую роль в создании карты мира правителя, преуспевшего в
расширении и укреплении своей имперской власти, а также про-
пагандистскую функцию этой карты. Карта представляла собой
замечательную (картографическую) иллюстрацию к отчету Авгу-
ста о своей деятельности, который назывался «Rerum gestarum
Divi Augusti, quibus orbem terrarum imperio populi Romano subiecit»
(«Деяния Божественного Августа, коими он подчинил весь мир
194
власти римского народа»). Эпоха Августа - это время упорядоче-
ния государственных дел, время наибольшего распространения
власти Рима, время возникновения великих памятников литерату-
ры, воспевших «век Августа», грандиозного строительства в сто-
лице и провинциях, расцвета торговли и ремесел. Имперские ам-
биции Августа и его двора, стремление представить весь мир как
территорию Римской империи естественным образом заверши-
лись составлением карты мира, которая, выставленная на общест-
венное обозрение, должна была внушать римлянам чувство гор-
дости и патриотизма, служить пропагандистским лозунгам авгу-
стовской политики.
Вот как воспринимал правление Августа его современник
Вергилий, вложивший в уста Анхиза следующее «пророчество»
(Aen. VI, 792-800):
Август Цезарь, отцом божественным вскормленный, снова
Век вернет золотой на Латинские пашни, где древле
Сам Сатурн был царем, и пределы державы продвинет,
Индов край покорив и страну гарамантов, те земли,
Где не увидишь светил, меж которыми движется солнце,
Где небодержец Атлант вращает свод многозвездный.
Ныне уже прорицанья богов о нем возвещают,
Край Меотийских болот и Каспийские царства пугая,
Трепетным страхом смутив семиструйные нильские устья.
(Перевод С. Ошерова)
Другой современник Августа Страбон писал свою «Геогра-
фию» с оглядкой на потребности властей в управлении империей,
говоря, что он пишет ее для «великих властителей», т.е. людей,
«которые могут господствовать на суше и на море и объединять
народы и города под единой властью и единым политическим
управлением» (I, 1, 16; перев. Г.А.Стратановского).
Карта мира как атрибут верховного правителя выступает и в
известном случае, когда за простое обладание картой мира сена-
тор Меттий Помпузиан был в 91 г.н.э. казнен императором Доми-
цианом, увидевшим в этом стремление захватить (= узурпировать)
власть над миром. Карта была нарисована на пергамене или - по
другой версии - на стене спальни (см.: Sueton. Domit. 10, 3; Dio
Cass. LXVII, 12, 4).
Для чего были нужны карты, например, в школьном образова-
нии, пишет оратор Эвмений в своем панегирике, обращенном к
римскому императору Констанцию Хлору в 297/8 г. н.э. Здесь Эв-
мений восхваляет усилия императора и его соправителей по вос-
195
становлению школы в своем городе Августодуне (совр. Autun),
разрушенной незадолго до этого галлами, и предлагает программу
ее восстановления (Еитеп. De instaur. schol. in: XII Panegyrici
Latini, V (IX), 20, 2). Ритор призывал построить также портики и в
них выставить карту мира. Он считал, что благодаря этому «мо-
лодежь могла бы видеть и ежедневно наблюдать в этих портиках
все земли и все моря, а также - какие города, племена и народы
всегда побеждающие императоры или же своим благочестием
восстанавливают, или доблестью побеждают, или страхом сковы-
вают, если там... ради обучения молодежи (чтобы нагляднее было
глазами изучать то, что трудно воспринимается на слух) будут
описаны расположение всех местностей со своими названиями, их
размеры и расстояния между ними, также истоки и устья всех рек,
изгибы береговой линии моря, обширность океана, окружающего
мир, и форма его заливов».
Итак, и здесь цель выставления карты мира на всеобщее обо-
зрение - пропаганда побед «всегда побеждающих императоров»,
размеров их власти и прославление их правления.
Выше были рассмотрены практически все упоминания карт
мира в древнем Риме. И все они свидетельствуют, что главным сти-
мулом и причиной их создания были имперские амбиции правите-
лей, заинтересованных в пропаганде своей власти (эта сторона
римской картографии часто остается неотмеченной, как это было,
например, в классической «Истории картографии» Л.С.Багрова).
И это неудивительно, если мы вспомним, что и многие другие
правления великих государей, как, например, франкского короля
Карла Великого в VIII—IX вв., или арабского халифа ал-Ма’муна в
IX в7 или норманнского короля Сицилии Рожера II в XII в., или
оттоманского султана Мехмеда II Завоевателя в XV в., или рос-
сийского императора Петра I в начале XVIII в., сопровождались
составлением новых карт мира или карт своих вновь созданных
империй. Вероятно, римскую традицию имперской пропаганды
средствами картографии следует считать самой древней и пара-
дигматической для последующих веков.
Примечание
* Работа выполнена по гранту РГНФ (проект № 07-01-00058а).
196
Е.В. Пчелов
РАЗДАЧА КНЯЖЕНИЙ
СЫНОВЬЯМ ВЛАДИМИРА СВЯТОСЛАВИЧА:
ИСТОРИЧЕСКАЯ СИСТЕМА
И ЛЕТОПИСНАЯ КОНСТРУКЦИЯ
Под 988 г. в Повести временных лет (далее ПВЛ) содержатся
известные сведения о наделении Владимиром Святославичем
своих сыновей княжескими столами: «И посади Вышеслава в Но-
вегороде, а Изяслава Полотьске, а Святополка Турове, а Ярослава
Ростове. Умершю же старейшему Вышеславу Новегороде, поса-
диша Ярослава Новегороде, а Бориса Ростове, а Глеба Муроме,
Святослава Деревех, Всеволода Володимери, Мьстислава Тмуто-
рокани». Этот текст, почти полностью совпадающий в Лавренть-
евской, Ипатьевской и Новгородской I младшего извода летопи-
сях, давно находится в поле исследовательского внимания.
Обычно в нем усматривают фиксацию определенных админист-
ративных преобразований, осуществленных Владимиром с целью
упрочения княжеской власти «непосредственно в русских горо-
дах и на вновь обретенных землях», где место посадников зани-
мают сыновья князя, а в ходе этих раздач формируются элементы
лествичной системы замещения столов (Петрухин 2000). В ре-
зультате реформы «государственное единство Руси окрепло»,
ведь сыновья Владимира являлись наместниками отца, полно-
стью от него зависимыми, и тем самым система государственной
власти на местах была укреплена (Котляр 1998). Причем, во-пер-
вых, князья-наместники «получили главным образом города, сто-
явшие на окраинах складывавшегося государства», которые
«следовало особенно бдительно охранять от врага», а, во-вторых,
сыновья Владимира были посланы «прежде всего в те центры
племенных княжений, верхушка которых особенно стремилась к
отдалению от Киева», поэтому четверо старших сыновей отпра-
вились в «наиболее уязвимые точки» создаваемого Владимиром
государства (Котляр 1998). Отсутствие среди этих уделов Черни-
гова, Переяславля, Любеча, со времен А.Н.Насонова, справедли-
во трактуется как стремление к сохранению целостности южной
«Русской земли», в котором просматривается тенденция к созда-
нию великокняжеского домена.
Однако, в связи с рассматриваемым текстом чрезвычайно су-
щественны наблюдения А.В.Назаренко, обосновавшего, исходя
197
из принципа родового сюзеренитета, положение о том, что «Вла-
димир наделял сыновей не потому, что стремился этим укрепить
централизованный административный аппарат (говоря так, мы
вовсе не хотим отказывать ему в этом стремлении), а вынужден
был делать это, ибо каждый из его взрослых сыновей имел право
требовать надела» (Назаренко 2000). Иными словами, «первич-
ной» была сама необходимость наделения сыновей землями, а не
собственно желание провести административные преобразова-
ния. Не отрицая конкретных политических причин наделения тем
или иным княжеским столом какого-либо из сыновей Владимира,
хотелось бы обратить внимание на некоторые особенности этого
распределения (так, как оно отразилось в летописи), и задаться
вопросом, почему тот или иной сын получил именно этот, а не
какой-то другой, удел. Прежде всего, нужно отметить, что не все
княжения Владимировичей занимали периферийное положение в
Древнерусском государстве (не были таковыми ни Туров, ни зем-
ля древлян), как не все периферийные земли получили князей
(например, Белоозеро - племенной центр веси, в отличие от «ме-
рянского» Ростова и Мурома), и не все княжения, вероятно, мож-
но считать «проблемными» с точки зрения центробежных сил -
конечно, в Полоцке и Турове совсем еще недавно сидели местные
князья (Рогволод и Туры), но древляне, за неполные сто лет, по
крайней мере, четыре раза подвергавшиеся разгрому, вряд ли
могли внушать серьезные опасения, как и Ростовская земля, со
времен Рюрика находившаяся в орбите Руси. Между тем, земли и
племена, покоренные непосредственно в начале княжения Вла-
димира (вятичи, радимичи, ятвяги, территория Червенских гра-
дов), за исключением полочан, никого из сыновей киевского пра-
вителя в качестве князей не получили. Следовательно, абсолюти-
зировать названные два принципа при распределении княжеских
столов вряд ли возможно, хотя, безусловно, обе тенденции при-
сутствуют.
В то же время само распределение княжеских столов пред-
ставляет собой определенную систему, в основе которой могли
лежать принципы старшинства сыновей и значимости тех или
иных княжений. При этом в нашем распоряжении нет исчерпы-
вающей информации, позволяющей реконструировать ее с воз-
можной полнотой - исследователь имеет дело лишь с тем, как об
этом сообщает летопись, сам текст которой имеет собственные
особенности построения. Тем не менее, возможности для некото-
рого анализа реальной системы и ее летописной фиксации име-
198
ются. Всего в ПВЛ присутствуют три перечня сыновей/детей
Владимира. Первый, под 980 г., построен по чисто генеалогиче-
скому принципу: в нем перечисляется, какие дети Владимира от
каких его жен родились. Порядок старшинства, по всей видимо-
сти, соблюдается только при перечислении родных, а не едино-
кровных братьев. Второй перечень, под 988 г., предшествует
известию о раздаче княжеских столов. Он, вроде бы, построен по
старшинству сыновей (первым назван самый старший - Выше-
слав), но обнаруживает заметную зависимость от предшествую-
щего (порядок перечисления сыновей от Рогнеды, от «другой»
чехини и от «болгарыни»). А при определении места Ярослава и
Святополка тексты летописей содержат разночтения: в Лавренть-
евской Ярослав назван третьим, а Святополк четвертым, в то
время как в Ипатьевской и Новгородской I - наоборот. Можно
думать, что ближе всего к порядку старшинства стоит третий пе-
речень, который собственно и сообщает о наделении столами, но
он имеет следующую структуру: вначале говорится о четырех
княжениях; затем о перемещениях, связанных со смертью Выше-
слава, затронувших три княжения; затем еще о трех княжениях.
При этом отнюдь не очевидно, что вначале княжения получили
только четыре старших сына, а все остальные позже, после пере-
мещения Ярослава на новгородский стол (разумеется, распреде-
ления столов могли и не быть одномоментными, однако, в дан-
ном случае речь идет о летописном тексте). Возможно, вторая
часть известия представляет собой «вставку», и тогда третья
часть тематически примыкает к первой (во всяком случае, эти
части грамматически вводятся в текст разными способами). На ту
же мысль наводит и общий анализ перечня княжений.
Посажение Владимиром старшего сына, Вышеслава, на Нов-
городский стол в исторической науке связывается с традицией
наделения Новгородским княжением старшего сына / наследника
киевского князя, которая хорошо прослеживается в дальнейшем,
но существовала и ранее (княжения в Новгороде Святослава Иго-
ревича и самого Владимира). Несмотря на то, что Владимир был
младшим сыном Святослава, выделение ему Новгорода в целом
укладывается в эту схему: ведь старшие сыновья Святослава по-
лучили наиболее значимые части самой Руси: Киев и Древлян-
скую землю - т.е. племенные территории полян и древлян - сво-
его рода бинарных антагонистов древнейшей русской истории,
образующих устойчивую пару в раннем летописании. Кажется,
что другой такой парой (лишенной, впрочем, противопоставле-
199
ния), хоть и не столь ярко выраженной, можно признать племена
поломан и дреговичей. Уже в первом перечислении восточносла-
вянских племен в ПВЛ дреговичи и полочане занимают третье и
четвертое места (до новгородских словен); далее, в перечислении
восточнославянских княжений, дреговичи, новгородские словени
и полочане следуют сразу после полян и древлян; то же наблюда-
ется и в перечислении племен по этническому принципу (поляне,
деревляне, ноугородьци, полочане, дреговичи...). Заметим, что
последовательность этого перечисления (после полян и древлян)
совпадает с уделами старших сыновей Владимира. В летописном
известии о взятии Владимиром Полоцка, где упомянут Рогволод,
сразу же говорится и о варяге Туры. Это сочетание, как уже от-
мечалось в историографии, соответствует княжениям двух сле-
дующих сыновей Владимира - Изяслава и Святополка. Вероятно,
присоединение не только Полоцка, но и Турова имело место не-
задолго до (или в начале) киевского правления Владимира, что не
могло не обусловить, по мнению исследователей, передачи этих
городов в уделы старшим сыновьям князя (в случае с Изяславом
очевидна и передача наследства по женской линии). Княжения
трех старших сыновей - Новгород, Полоцк и Туров - как бы мар-
кируют и сам путь Владимира к киевскому столу (так, как он
представлен в ПВЛ). Туров, по всей видимости, оставался значим
в иерархии уделов и позднее. Сложнее обстоит дело с Ростовом,
куда был направлен следующий сын Владимира - Ярослав. Рос-
тов (племенной центр финно-угорской мери) находился в составе
Руси еще во времена Рюрика. Под 862 г. ПВЛ сообщает, что Рю-
рик «раздая мужем своим грады, овому Полотеск, овому Ростов,
другому Белоозеро. И по тем городом суть находници варязи, а
перьвии насельници в Новегороде словене, в Полотьски кривичи,
в Ростове меря, в Беле-озере весь, в Муроме мурома; и теми все-
ми обладаше Рюрик». Ростов (наряду с Полоцком) являлся, таким
образом, одним из старейших центров Руси - и посажение туда
Владимиром четвертого сына кажется закономерным.
Совершенно иная ситуация произошла после смерти Выше-
слава. Ярослав занял Новгородский стол (Изяслав и Святополк
сохранили свои уделы), а Ростов отошел к одному из младших
Владимировичей - Борису. Давно замечено, что ПВЛ и другие
источники фиксируют особое отношение Владимира к этому сы-
ну (вопрос о причинах этого оставляем в стороне). Как отмечает
А.В.Назаренко, произошла по сути десигнация младшего сына
киевского князя (подобные ситуации известны и в Европе, и
200
позднее на Руси), т.е. изменение прежней системы престолонас-
ледия. Выделение Борису одного из «старших» княжеских столов
повлекло за собой и наделение Глеба Муромом - родные братья
оказались в одном географическом и этническом регионе, при
этом статус Ростова был, естественно, выше статуса Мурома.
Древлянской землей Владимир наделил Святослава, который
был младше Ярослава, но очевидно старше Бориса. Видимо, ее
значимость к тому времени для киевского стола заметно снизи-
лась - древляне были сломлены неоднократными и очень силь-
ными разорениями. Наконец, Всеволод получил от отца Влади-
мир-Волынский, новый город, недавно основанный, и таким об-
разом «охватил» территорию волынян. В перечнях восточносла-
вянских племен ПВЛ волыняне (и вообще племена юго-западной
Руси) неизменно стоят на последнем месте. Надо думать, что они
обладали наименее значимым «статусом» в летописной «иерар-
хии» племен. «Чтение о Борисе и Глебе» упоминает о волынском
княжении Бориса (до того, как он стал князем в Ростове), что в
целом не противоречит его положению одного из младших сыно-
вей Владимира (если Борис и княжил на Волыни, то, вероятно,
после смерти Всеволода). Последний из упомянутых в летопис-
ном известии, Мстислав, стал князем тоже в «новом» городе -
вновь присоединенной Тмуторокани, маркировавшей самый юж-
ный предел Руси и, разумеется, не являвшейся центром никакого
племенного княжения. Таким образом, анализируя перечень кня-
жений в целом, можно признать, что, во-первых, старшие сыно-
вья направлялись княжить в старые, племенные центры, а млад-
шие - в новые города, во-вторых, общий вектор этих раздач шел
в основном с севера на юг, примерно так же, как и в летописных
перечислениях и описаниях племен (речь сейчас не идет о про-
изошедшей позже десигнации младшего потомства). При этом
целый ряд центров и земель остались вовсе без подобного рода
княжений (Белоозеро, вятичи и радимичи, Чернигов и Переяс-
лавль и др.).
Под 988 г. ПВЛ не упоминает, где княжили самые младшие
Владимировичи (сведения об уделах Станислава и Позвизда
имеются лишь в сравнительно поздних летописях), но известно,
что самый младший, Судислав, княжил в Пскове. Казалось бы,
это княжение резко выбивается из означенной схемы, но, во-
первых, Псков (в отличие от всех княжений, кроме Тмуторокани)
не являлся племенным центром, а во-вторых, нет уверенности в
том, что Судислав получил это владение еще при жизни отца.
201
Литература
Котляр \998-Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998.
Назаренко 2000 - Назаренко А.В. Порядок престолонаследия на Руси X-
XII вв.: наследственные разделы, сеньорат и попытки десигнации
(типологические наблюдения) // Из истории русской культуры. М.,
2000. Т. 1.
Петрухин 2000 - Петрухин В.Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия //
Там же.
Д.А. Радивилов
ИБАДИТСКИЙ ТЕКСТ О ПРАВОМЕРНОСТИ ИСТИСЛАХА
ПРИ ИЗБРАНИИ ИМАМА
Как известно, непревзойденным примером духовного и свет-
ского лидерства в мусульманской среде служит пророк Мухам-
мад. Теоретически любой следующий руководитель общины ве-
рующих должен во всем наследовать традицию Пророка - управ-
лять всеми сферами жизни мусульман так же, как это делал он.
Однако между идеальными представлениями о мусульманском
лидере и целесообразностью, диктуемой реалиями политической
практики, зачастую существовал конфликт: далеко не всегда пре-
тендент на имамат, получавший поддержку мусульман, сочетал в
себе необходимые лидерские качества, и, напротив, кандидат,
формально отвечавший требованиям, предъявляемым к руково-
дителю мусульман, мог быть недостаточно авторитетен в среде
верующих. Степень возможного компромисса между идеальными
требованиями к лидеру мусульман и целесообразностью реального
политического процесса определялась мусульманскими учеными.
Соображения но этому поводу одного из ибадитских кади - Абу
'Абдаллаха Мухаммада б. ‘Исы, действовавшего в Омане в начале
VI в. х., зафиксированы письменной традицией ибадитов.
Текст с наставлениями Мухаммада б. ‘Исы известен нам в
двух вариантах: первый вариант представлен в рукописи Тиджа-
ратп ал-'улама' ва-с-сийар ал- ‘уманиййа Научной библиотеки
Львовского национального университета им. И.Франко (с. 310-
318 рукописи), второй - опубликован в сборнике ас-Сийар ва-л-
джавабатп ли-*улама' ва-а'иммат *уман (ал-Кахира: Джами‘ат
‘Айн Шаме, 1989. Т. 1. С. 399-411) по рукописи № 1854/2 Биб-
лиотеки Министерства национального наследия и культуры Сул-
202
таната Оман. Текст имеет прескрипт: Со слов кади Абу ‘Абдаллаха
Мухаммада б. ‘Исы, да смилуется над ним Аллах, о различии меж-
ду имамом- ‘алимом и имамом, который не является ‘алимом.
Среди вопросов, которых касается Мухаммад б. ‘Иса, - пра-
вомерность применения акта покаяния (тауба) и истислаха1 в
отношении мусульманина, претендующего на имамат. Истислах,
очевидно, целесообразен в том случае, если претендент лишь от-
части отвечает высоким требованиям, предъявляемым к имаму,
но в силу объективных обстоятельств именно его кандидатура
получила политическую поддержку большинства мусульман. Та-
ким образом, истислах устраняет противоречие между идеаль-
ными критериями2 при выборе лидера ибадитов, с одной сторо-
ны, и реальным волеизъявлением большинства общины - с дру-
гой. В некоторых случаях предварительным условием примене-
ния истислаха является акт покаяния (тауба), совершаемый кан-
дидатом перед Аллахом и общиной мусульман. Покаяние свиде-
тельствует о том, что претендент осознал неправедность некото-
рых своих поступков в прошлом и обещает избегать их впредь в
новом качестве имама общины.
Мухаммад б. ‘Иса формулирует неприемлемый для себя те-
зис, поддерживаемый, однако, некоторыми мусульманами: если
кандидат имеет достаточный материальный ресурс и поддержку
большинства рядовых членов общины, мусульмане вправе пре-
доставить ему возможность покаяться; мусульмане санкциони-
руют возвращение покаявшегося кандидата на истинный путь
ислама, устанавливают для него трехдневный испытательный
срок, по истечении которого передают ему имамат.
Мухаммад б. ‘Иса понимает, что сторонники истислаха ссы-
лаются на традицию (асар) и прецеденты из юридической прак-
тики ибадитов: в качестве одного из них текст называет покаяние
Халила б. Шазана и передачу ему имамата около 407 г. х., - но
при этом замечает, что «всякое знание (‘илм) имеет толкование
(та ’вил ва-тафсир), точно так же как Коран имеет свое толкова-
ние». Кади подчеркивает, что в данном случае не собирается ос-
вещать все возможные «условия и причины» применения истис-
лаха, указывая на общую теоретическую сложность вопроса. Му-
хаммад б. ‘Иса предлагает еще раз обратиться к традиции, пола-
гая, однако, что община может найти в ней «исцеление» (шифа ’)
лишь при условии, что толкователи знания будут чисты пред Ал-
лахом и не станут искажать традицию - этот тезис подкреплен
двумя кораническими сентенциями - 5:41 (45), 3 : 78 (72). Ис-
203
ключительнос право религиозно-правового толкования кади ос-
тавляет за «людьми знания» - алгшами. поскольку знакомство с
религиозной традицией или знание этой традиции рядовым му-
сульманином не дает ему права на интерпретацию.
Кади признает: прецедент, когда община мусульман передает
имамат покаявшемуся кандидату, действительно существует. Од-
нако такая процедура легитимна лишь при условии, если претен-
дент еще до момента выдвижения своей кандидатуры снискал рас-
положение мусульман в правление предыдущего имама: был чело-
веком благодетельным, честным, добросовестно выполнял возло-
женные на него обязанности. В том случае, если претендент имеет
репутацию человека неправедного, его покаяние не следует при-
нимать безоговорочно, поскольку, скорее всего, оно предпринято
лишь с целью прихода к власти. В отношении покаяния такого
кандидата обязательно возникают подозрения (тухма\ недоверие
(иртийаб). Кади замечает, что подозрения могут возникнуть и в
отношении покаяния уже действующего имама- в таком случае
община мусульман в праве низложить его, так как имам не может
осуществлять возложенные на него полномочия, находясь под по-
дозрением у возглавляемой им общины. В подтверждение приво-
дится пример с халифом ‘Усманом б. ‘Аффаном: несмотря на то,
что ‘Усман был асхабом Пророка, мусульмане низложили его,
убедившись, что раскаяние халифа было неискренним3. Мухаммад
б. ‘Иса приходит к выводу: если мусульмане могут низложить и
убить даже действующего имама, раскаяние которого вселяет в них
сомнения (случай с ‘Усманом), они не в праве заключать договор об
имамате с претендентом, к которому испытывают недоверие.
Мухаммад б. ‘Иса полагает, что при избрании имама приме-
нение истислаха правомерно лишь в нескольких случаях:
♦ если кандидат благочестив, но в силу своей скромности
(‘афаф) ведет непубличный образ жизни (сатр\ поэтому его
добродетели неизвестны широкому кругу мусульман;
♦ если кандидат добросовестно заблуждался в вере и, по незна-
нию, считал дозволенным то, что в действительности запре-
щено. Такому человеку следует покаяться в совершенных
проступках. Покаяние должно быть искренним и не вызывать
подозрений у мусульман;
♦ если претендент совершил серьезный проступок (ма'сыйя) в
прошлом и раскаялся в нем. Если мусульмане не уверены в
искренности покаявшегося и опасаются рецидива (му'авада)
с его стороны, они в праве отсрочить принятие окончательно-
204
го решения и установить для претендента испытательный
срок. Мухаммад б. 'Иса указывает, что при необходимости
испытательный срок может длиться один год;
♦ если кандидат- человек добродетельный, но одно или два
качества (хасла ва-хаслатан) его характера вызывают опасе-
ния у мусульман;
♦ если мусульманин широко известен своим благочестием, но
совершил незначительный проступок (хафва) или проступок
по неосторожности (*асра).
Мухаммад б. 'Иса напоминает, что формулировать решение
на основе истислаха могут лишь ‘алимы, поскольку только они
владеют соответствующей методикой и могут интерпретировать
традицию, не искажая ее дух и букву. В любом из приведенных
случаев окончательное решение о состоятельности того или ино-
го кандидата должно приниматься исключительно 'алимами. Ре-
шение, принятое не-*алимом (да‘иф), не может считаться леги-
тимным и не влечет каких-либо юридических последствий.
По мнению Мухаммада б. 'Исы, лицо, совершившее тяжкие
прегрешения (каба'ир), нарушившее религиозные запреты (маха-
рим) и осознававшее, при этом, неправедность своих поступков,
не может претендовать на имамат, даже формально покаявшись
перед мусульманами. Кади убежден, что такое покаяние не мо-
жет быть искренним, поскольку предпринимается кандидатом с
единственной целью - заполучить блага дольней жизни. Покая-
ние в таком случае следует рассматривать как еще одно прегре-
шение в ряду неправедных поступков претендента, усугубляю-
щее его вину перед общиной мусульман. Применение истислаха
в отношении этого кандидата неправомерно и не имеет юридиче-
ских последствий.
Соображения ибадита Мухаммада б. 'Исы о правомерности ис-
тислаха при избрании имама следует воспринимать в контексте ак-
туальных на тот момент политических реалий. Кроме того, принци-
пы, сформулированные кади, при известном плюрализме мусуль-
манской юридической теории отражают, скорее, его личную пози-
цию по данному вопросу и пока не могут служить основой для широ-
ких обобщений, применимых ко всей правовой доктрине ибадитов.
Примечания
1 Истислах - разновидность независимого суждения (ра ’й), при котором
'алим, формулирующий правовое решение, руководствуется очевид-
ной пользой для общины, не вступая, однако, в противоречие с духом
205
и буквой религиозной традиции. Истислах применяется в тех случаях,
когда формально правильное решение по аналогии в силу объективных
обстоятельств оказывается неприемлемым или неприменимым.
“ Известно, что ибадиты предъявляют ряд требований к физическому и
умственному состоянию претендента на имамат: имамом может стать
взрослый мужчина, имеющий хорошее зрение и слух; из числа пре-
тендентов исключаются старцы, евнухи и инвалиды, не способные
возглавить джихад, а также умалишенные и лица, страдающие психи-
ческими заболеваниями. Кроме того, имамом не может стать лицо,
уличенное во лжи, обмане, малодушии, зависти и т.п. Наконец, имам
должен быть ‘алимом, что дает ему право при необходимости само-
стоятельно интерпретировать религиозную традицию.
’ Как известно, низложению халифа ‘Усмана предшествовали переговоры с
представителями мусульман, недовольных его правлением. Идя навстре-
чу требованиям оппозиции, ‘Усман перед свидетелями обязался испра-
виться (то есть, покаялся), но вскоре нарушил обещание, что и стало по-
водом для вооруженного выступления, закончившегося смертью халифа.
М. Раев
ОБ ОДНОЙ ИЗ МОДЕЛЕЙ ОПИСАНИЯ
ВЛАСТИ КНЯГИНИ ОЛЬГИ
В «ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ»
При исследовании политических институтов власти в Древ-
ней Руси, внимание ученых привлекает уникальность регентства
Ольги при Святославе, не только до достижения им совершенно-
летия, но и после*. В этом сообщении мы ставим вопрос о том,
откуда Нестор - автор «Повести временных лет» (далее - ПВЛ) -
получил сведения о жизни Ольги, принимая во внимание, что он
работал через полтора века после ее смерти. Мы также обращаем
внимание на одну из нарративных моделей, которой пользовался
летописец при изображении Ольги, а именно как новой Елены.
По нашему мнению, эта модель использовалась для описания ре-
гентства Ольги при Святославе: для летописца было намного
важнее показать путь, который Ольга прошла от язычества (месть
Ольги древлянам) к христианству, чем воссоздать историческую
картину.
Углубленные исследования нарративных моделей, исполь-
зуемых автором ПВЛ, проводятся только в последние пятнадцать
лет. В дореволюционные годы Г.М.Барац опубликовал немало
206
работ о заимствованиях из Библии1. Но только после исследова-
ний И.Н.Данилевского и В.Я.Петрухина можно с уверенностью
утверждать, что Ветхий Завет действительно явился одним из
источников автора ПВЛ2. Это свидетельствует о том, что автор
ПВЛ намеревался не только описать историю Древней Руси, но и
показать, что она следует божьему промыслу: в первую очередь,
ПВЛ - это продукт средневекового мышления.
В настоящей работе мы предпринимаем попытку идентифи-
цировать, используя метод И.Н.Данилевского, источники нарра-
тивных моделей летописца, отличных от Библии. А.А.Шахматов
определил большинство источников ПВЛ: помимо Библии, в
ПВЛ можно найти прямые заимствования из хроник Иоанны Ма-
лалы и Продолжателя Георгия Амартола (сведения которого о
походе Игоря 941 года на Константинополь объединены с сооб-
щением «Жития Василия Нового»), а также данные из «Летопис-
ца вскоре» Патриарха Никифора3. Мы считаем, что среди этих
произведений можно найти источники и других нарративных мо-
делей Нестора.
Самым ярким примером является жизнеописание Ольги. Ле-
тописец обрисовал ее крещение в Константинополе, используя
две модели. Встреча Ольги с Цимисхием (по Лаврентьевскому
списку, или с Константином, сыном Леонтия, по Ипатьевскому),
как указал И.Н.Данилевский, следует ветхозаветному описанию
встречи Соломона с царицей Савской4. Когда летописец сравни-
вает Ольгу (принявшую в крещении имя Елена) с Еленой, мате-
рью Константина Великого, он использует другую модель:
[6463] Иде Шлкга въ Греки . и приде ЦрюгородЗ вЪ тогда црь
ижАнежк ЦЪ/икскни . и приде к нелгё Шльга.и кр'ти ю црь съ
птар\/иъ . просвЪфена же въ'квши . радовашесл дшею и тЪлолгъ .
и nooSvH ю патреархъ w вЬрЪ . [и] pev »ди влгна тъЪ в [жена*] Р8с-
ки*. гако возлюби свЪтъ . а тклгё шстави . влГвти та катать chk‘
РВстин . [и] в последний родъ внВкъ твои*.... вЪ же ре*но ил*а »аи
во крфнки Шлена . га коже и древнАга црцА . лггн Келикаго
КостАнтина 5.
По нашему мнению, летописец подводит итоги жизни Ольги,
используя в качестве модели «Память и похвалу князю Владими-
ру», написанную Иаковом Мнихом за сорок лет до ПВЛ:
И ты, блаженный князь Владимир, подобно Константину Вели-
кому, дело совершил, как он, верой великой и любовию к Богу
подвигнут был. Утвердил Константин всю вселенную любовью и
207
верою, и святым крещением просветил весь мир, и закон Божий
по всей вселенной заповедал. И разрушил храмы идольские с
ложно возвеличенными богами, а церкви святые по всей вселен-
ной поставил во славу Бога, в Троице славимого, Отца, и Сына, и
Святого Духа, и крест обрел, всего мира спасение. С блаженной и
богомудрой матерью своей святой Еленой и с детьми многими
привел к Богу святым крещением людей бесчисленное множест-
во. И жертвенники бесовские истребил, и храмы идольские раз-
рушил, и украсил церквями и города, и всю вселенную, и повелел
пением и молитвами в церквях память святым совершать и празд-
ники праздновать во славу и хвалу Богу. То же блаженный князь
Владимир и бабка его Ольга совершили6.
Модель, в которой Владимир - новый Константин, а Ольга -
новая Елена, была создана не Нестором и не Иаковом. «Слово о
законе и благодати» Илариона, написанное в середине XI в. -
первое известное нам произведение, в которой встречается эта
модель:
О подобный Великому Константину, равный (ему) умом, равный
любовью ко Христу, равный почтительностью к служителем его!
Тот со святыми отцами Никейского Собора пологал закон народу
(своему), - ты же, часто собираясь с новыми отцами нашими -
епископами, со смирением великим совещался (с ними) о том, как
уставить закон народу нашему, новопознавшему Господа. Тот по-
корил Богу царство в эллинской и римской стране, ты же - на Ру-
си: ибо Христос уже как и у них, так и нас зовется царем. Тот с
матерью своею Еленой веру утвердил, крест принеся из Иеруса-
лима и по всему миру своему распространив (его), - ты же с бабкою
твоею Ольгой веру утвердил крест принеся из Нового Иерусалима,
града Константинова, и водрузив (его) по всей земле твоей7.
Ученые обратили внимание, что в византийской традиции
Константин Великий всегда упоминается вместе со своей мате-
рью Еленой. Византийские императоры считали Константина
идеальным христианским властителем8. К сожалению, нам неиз-
вестны исследования, в которых уделялось бы внимание роли
Елены как прообраза императриц Византии и Ольги (хотя есть
несколько работ о Владимире, как о новом Константине)9.
Как показано выше, летописный рассказ о жизни Ольги сле-
дует жизнеописанию Елены. Но нас больше интересует вопрос,
какое влияние на летописца и его описание жизни Ольги оказали
факты жизни Елены. Самое очевидное сходство между Ольгой и
Еленой - их правление вместе со своими сыновьями. По ПВЛ, Оль-
га со Святославом правили с 6454 до 6477 г. от Сотворения мира -
208
23 года. Образцом для летописца, по нашему мнению, послужила
Елена, которая умерла на двадцать третий год правления своего
сына Константина. Нестор мог взять это сведение из «Летописца
въкратце», включенного в «Изборник» Святослава 1073 года:
«Константинъ ведикъ1и лв ,...въ кг лЪ S/нкрЕ црцд едени
Следует отметить, что ни А.А.Шахматов, ни его последовате-
ли или критики, не принимали во внимание, что «Летописец
въкратце», как отмечает Е.К.Пиотровская, довольно сильно отли-
чается от «Летописца вскоре» Патриарха Никифора как данными,
так и композицией.11 Насколько нам известно, только С.Фрэнк-
лин и И.Н.Данилевский косвенно связывали «Изборник» Свято-
слава с ПВЛ, но не утверждали, что Нестор пользовался «Избор-
ником». И.Н.Данилевский лишь упоминал, что Нестор пользо-
вался переводом книг Ветхого Завета, которые упомянуты в «Из-
борнике», затем были утрачены и в конце XV в. были снова пере-
ведены по заказу митрополита Геннадия12.
Таким образом, информация в ПВЛ, относящаяся к Ольге и
принимаемая за оригинальную, может на самом деле оказаться
заимствованной из болгарского перевода византийского источни-
ка. То, что и Елена с Константином, и Ольга со Святославом пра-
вили по двадцать три года, может быть не просто совпадением.
Мы не утверждаем, что существует прямая связь между «Избор-
ником» и ПВЛ, т.к. до сих пор не выяснено, какие части ПВЛ
восходят к «Летописцу вскоре» патриарха Никифора, а какие к
«Летописцу въкратце».
Примечания
* Автор благодарен Антону Лохмотову за стилистические и граммати-
ческие исправления текста статьи.
1 Барац Г. Критико-сравнительный анализ договоров Руси с Византией.
КиТв; 1910. С. 1—42; Он же. О библейско-агадическом элементе в по-
вестях и сказашях начальной русской летописи // Украша. 1907. Т. I
(март). С. 362-383; Т. II (апрель). С. 41-60. Т. IV (июнь). С. 315-346.
2 Данилевский И.Н, Повесть временных лет: герменевтические основы
источниковедения летописных текстов. М., 2004. С. 90-110; Петру-
хин В.Я. История славян и руси в контексте библейской традиции:
миф и история в Повести временных лет // Древнейшие государства
Восточной Европы. 2001 г. М., 2003. С. 93-112.
3 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники // ТОДРЛ.
1940. Т. 4. С. 41-80, 111-122.
* Данилевский И.Н. Повесть временных лет. С. 160-162.
209
5 ПСРЛ.. 2-ое изд. Л., 1926-28. Т. 1. Лаврентьевская летопись (репр.
1997). Стб. 61—62; ср.: ПСРЛ. СПб, 1908 Т. 2, Ипатьевская летопись
(репр. 1998). С. 49-51.
6 Зимин А.А. Память и похвала Иакова Мниха и житие князя Владимира
по древнему списку // Кр. сообщ. Института славяноведения. 1963.
Вып. 37. С. 66—73; Память и похвала князю русскому Владимиру /
Пер. Н.И.Милютенко // Библиотека литературы Древней Руси / ред.
Д.С.Лихачев и др. СПб., 1997. Т. 1. Х1-ХП века. С. 321.
7 Слово о законе и благодати митрополита киевского Илариона / Текст и
коммент. А.М.Молдована, пер. А.Юрченко // Библиотека литературы
Древней Руси. СПб., 1997. Т. 1. X 1-ХII века. С. 49.
8 См.: The New Constantines: The Rhythm of Imperial Renewal in Byzan-
tium 4th - 13th Centuries / Ed. P. Magdaleno. Aidershot: Variorum, 1994.
9 Cm.: Korpela J. A new Christ, Holy Mother and Judas in Medieval Russia //
Byzantium and the North: Acta Byzantina Fennica. 1995-1996. T. VIII.
P. 9-36.
10 Пиотровская E.K. Летописец вскоре константинопольского патриарха
Никифора и Изборник Святослава 1073 // Изборник Святослава 1073 г.
/ Отв. ред. Б.А. Рыбаков. М., 1977. С. 328.
11 Пиотровская Е.К. Никифора патриарьха Царяграда летописець въско-
ре // Словарь книжников и книжности Древней Руси. XI - первая
половина XIV века. М., 1987. С. 231-234.
12 Franklin S. Some Apocryphal Sources of Kievan Russian Historiography П
Oxford Slavonic Papers. 1982. NS. Vol. XV. P. 8-12, 18; Данилевский
И.Н. Библия и Повесть временных лет (К проблеме интерпретации
летописных текстов) // Отечественная история. 1993. № 1. С. 80.
Б.Е. Рашковский
МОТИВ УТЕРИ-ОБРЕТЕНИЯ МОГУЩЕСТВА
ПРИ «ВЫБОРЕ ВЕРЫ»
В СРЕДНЕВЕКОВЫХ ЕВРЕЙСКИХ, ХРИСТИАНСКИХ
И МУСУЛЬМАНСКИХ ИСТОЧНИКАХ
Среди множества образов средневековой культуры особое
место занимает фигура варвара, обращающегося к истинной ре-
лигии, и, вследствие этого, к стоящей за ней цивилизации, тем
более что религия и образ жизни были равнозначны в глазах как
«миссионеров», так и неофитов. Соответственно, переход прави-
теля (а вместе с ним и народа) от политеизма к монотеизму вы-
глядел в памятниках полемической, агиографической или же ис-
210
торико-географической литературы как движение от тьмы к све-
ту, от варварства к просвещению, от невежества к закону, поряд-
ку и справедливости.
Действительно, переход от традиционных верований к моно-
теизму был всегда связан с разрушением устоявшегося миропо-
рядка в сознании новообращенных. Разрыв между домонотеисти-
ческим прошлым и монотеистическим настоящим зачастую при-
водил к рецидивам прежних верований и возврату к «языческим»
культам. Источником опасений было представление об утрате
освещенного многовековой традицией образа жизни. Отказ от
почитания старых богов мог привести к потере военного превос-
ходства над врагами, а то и просто был чреват потерей удачи во
всех делах. Кроме того, миссионеры сами редко пытались скры-
вать цель своей проповеди - обращение, которое должно было
либо сделать невозможным, либо существенно ограничить воз-
можности набегов и грабежа со стороны новообращенных.
Отсюда следовал постоянно присутствующий в текстах ис-
точников мотив о дополнительных «выгодах» при обращении в
«истинную веру». Ее принятие призвано было закрепить и увели-
чить, а также гарантировать военную удачу новообращенных. В
задачу же миссионера входило и объяснение правителям-неофи-
там, что с переходом в новую религию их могущество и число
платящих им дань народов не уменьшится.
Обычно в текстах, описывающих обращение тех или иных
народов, авторами фиксируется, каким образом принятие той или
иной религии послужило обеспечению военных успехов. Авторы
источников часто заостряют внимание на преимущественной за-
интересованности «язычников» в этом вопросе. Источники эти,
разумеется, уже создавались в рамках монотеистических культур,
в силу чего они не являются достоверным отражением представ-
лений неофитов. Однако они свидетельствуют о реакции, ожи-
даемой «миссионером», со стороны последователей традицион-
ных верований.
Показателен пример Григориев, внука Григория Просветите-
ля, отправившегося обращать в христианство «гуннов-савиров».
Проповедь Григориев терпит фиаско, когда он обращается с при-
зывом «не разорять, не грабить и не красть». Результат - обвине-
ние в том, что его речь - «лукавство армянского царя, чтобы пре-
пятствовать нам (т.е. гуннам) опустошать Армению. Чем же нам
211
жить, если мы не станем грабить?». В итоге подобная проповедь
заканчивается мученической смертью миссионера (Иванов 2001.
С. 20). Впоследствии, спустя несколько десятков лет миссия к гун-
нам одного из приемников Григориев - Исраэля, епископа Мец-
Когмана, увенчалась успехом, чему особенно способствовал рас-
сказ о величии императора Константина и его победах (Там же).
Мусульманские авторы также свидетельствуют об опасениях
потенциальных прозелитов, связывавших со сменой религии воз-
можность утраты военной доблести и удачи, а также основных
средств существования. Например, в приведенном ниже фраг-
менте о тюрках из книги Ибн ал-Факиха ал-Хамадани «Известия
о странах» со слов очевидца - арабского дипломата: «И сказал он
(правитель тюрок) переводчику: скажи этому посланцу, чтобы
знал его повелитель, что у этих людей нет ни цирюльника, ни са-
пожника, ни портного, и если примут они ислам, то как будут
добывать себе пищу?»1.
Характерны также и сведения, сохраненные Марвази и 4Ауфи
о русах, перешедших в ислам, после того, как переход в христи-
анство сделал для них невозможным возврат к прежнему образу
жизни. Новая вера «притупила их мечи, дверь добычи закрылась
за ними, и они вернулись к нужде и бедности, сократились у них
средства к существованию. Вот они и захотели сделаться му-
сульманами, чтобы были дозволены для них набег и священная
война» (Заходер. С. 106).
Совершенно особым образом трансформируется мотив об
утере и обретении военного могущества в еврейских легендах о
выборе веры. Особенностью еврейских легенд о выборе веры бы-
ла их апологетичность ввиду того, что именно отсутствие своей
государственности и униженное положение в изгнании было в
глазах мусульман и христиан знаком отверженности евреев и иу-
даизма. Симптоматичен здесь ответ князя Владимира еврейско-
хазарскому послу в «Повести временных лет»: «како вы инЪх
оучители сами швержени й Ба и расточени аще бы Бъ любилъ
васъ и законъ вашь то не бысте росточе[ни] по чюжимъ
землАмъ».
Говоря о еврейских легендах о выборе веры, я имею в виду
источники об обращении в иудаизм хазар, а именно, «Еврейско-
хазарскую переписку» между сановником кордовского халифа
Абд ар-Рахмана III Хасдаем ибн Шапрутом и хазарским царем
212
Иосифом, а также анонимное письмом хазарского еврея, извест-
ное по месту своего хранения как Кембриджский документ.
В Еврейско-хазарской переписке и Кембриджском документе,
в историко-географических сочинениях мусульманских авторов и
в памятниках восточно-христианской литературы, существование
царства воспринимается в качестве одного из доказательств ис-
тинности религии. Хасдай ибн Шапрут упоминает об отсутствии
государства как о расхожем антиеврейском стереотипе: «(Мы)
сошли с высоты славы и пребываем в изгнании, и не имеем сил
слушать, когда нам говорят каждый день: у каждого народа есть
свое царство, а о вас не вспоминают на земле». Также и в словах
царя Иосифа о том, что его письмо было написано для того, что-
бы израильтяне могли «смелее отвечать, хвалиться, и величаться,
перед теми, которые говорят им, что у Израиля нет остатка и нет
места, где были государство и власть», присутствует явный по-
лемический оттенок.
Наконец, мотив утраты и обретения могущества радикально
переосмысливается Йехудой ха-Леви в религиозно-философском
трактате «Книга доказательства и доводов в защиту униженной
религии» («Сефер Кузари»). Книга «Кузари» полемична, как и
Еврейско-хазарская переписка. Однако в ней задача доказатель-
ства истинности израильской религии решается по-иному. Не с
помощью обнаружения места, «где у Израиля есть царство», ибо
его существование за пределами земли Израиля не столь уж цен-
но в глазах Йехуды ха-Леви, а посредствам рационального дока-
зательства истинности иудаизма. Диспуту же между представи-
телями трех вер отводится роль всего лишь фабулы диалога меж-
ду царем и раввином. Впрочем, мотив обращения в униженную
религию могущественного правителя, конечно, играет свою роль,
и подобный «катарсис» действительно уникальная особенность
сочинения Йехуды ха-Леви.
Выводы:
1. В докладе рассматривается ряд свидетельств о восприятии
представителями традиционных верований условий перехода
к монотеистической религии. При этом для правителей, о ко-
торых почти всегда идет речь, в использованных источниках
важнейшим доводом при принятии решения было предостав-
ление или же наоборот отсутствие гарантий сохранения их
военной силы и политического могущества.
213
2. В значительной степени мотив утраты и обретения могущест-
ва является общим для легенд о выборе веры, сложившихся в
рамках иудаизма, христианства и ислама, хотя в каждой из
этих религий он имеет свою специфику.
3. Радикальная трансформация этого сюжета происходит имен-
но на еврейской почве. Хазария в книге Иехуды ха-Леви име-
ет уже очень мало общего с Хазарией Еврейско-хазарской пе-
реписки. Обращение в иудаизм, о котором заранее известно,
что он есть «униженная религия», не сулит хазарскому царю
никаких выгод. Цель же средневекового еврейского философа -
рационально обосновать истинность иудаизма.
Примечания
1 Речь идет о событиях связанных с антиарабским движением согдий-
цев в Средней Азии, к которым примкнули язычники - тюргеши.
Описываемые события относятся ко времени правления халифа Хи-
шам бен абд ал-Малика (724-743) (Асадов. С. 44). Альтернативная
версия рассказа приводится у Йакута (Булдан. 11. С. 24). Там приво-
дится дополнительно следующий диалог между арабским послом и
ханом тюргешей. «...А потом он спросил меня: «А какая у тебя
цель?». И я, высказывая ему почтение, сказал: «Повелитель мой, ви-
дя твое неведение хочет тебе дать искренний совет - тебе необходи-
мо принять ислам» - «А что такое ислам?» - спросил он. И я пове-
дал ему о догмах ислама, его культуре, его дозволениях и заповедях,
и его культе. Несколько дней он не беспокоил меня» (Асадов.
С. 128).
Литература
Асадов Ф.М. Арабские источники о тюрках в раннее Средневековье. Баку, 1993.
Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. М., 1962-
1967. Т. 1-2.
Иванов С.А. Миссия восточно-христианской церкви к славянам и
кочевникам. Эволюция методов // Славяне и их соседи. М., 2001.
Вып. 10.
Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка в 10 в. Л., 1932.
Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории восточной
Европы и Кавказа. М., 1989.
ПолякА.Н. Восточная Европа IX-X вв. в представлениях Востока//Сла-
вяне и их соседи. Вып. 10. М., 2001.
Epstein A. Eldad ha-Dani. Pressburg, 1892.
214
В.М. Рычка
КИЕВСКИЙ ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИЙ ДВОР Х-ХП вв.:
СОСТАВ И СТРУКТУРА
Становление княжеского двора как административно-полити-
ческого центра власти и управления в Древней Руси было нераз-
дельно связано с организацией дружинной иерархии. Эти процес-
сы были неразделимы, ибо в раннее средневековье дружина была
«частноправовым, личным союзом, построенным на общности
очага и хлеба господина со слугами, союзом, выделяющимся из
общего уклада народной общины в особое, самодовлеющее це-
лое. Она имеет и свой строй, свою организацию, как дом, двор
господина. У франков видим во главе дружины дворецкого, май-
ордома. Став орудием королевского управления, источником
личного его состава, двор этот сохраняет свои черты частного,
личного дома, ставшего дворцом королевским, центром государ-
ственной силы правительства» (Пресняков 1993. С. 190).
Летописные источники различают уже для середины X в. в
ближайшем окружении князя несколько лиц, наделенных опреде-
ленными служебными полномочиями. Например, под 945 г. в По-
вести временных лет упоминается при малолетнем Святославе
Игоревиче «кормилець его Асмудъ». Из летописного сообщения
1017 г. явствует, что у Ярослава Владимировича (Мудрого), «6i
кормилець и воевода именемь Буды» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 143). На-
ставником и советником князя Владимира Святославича был его
«уй» (дядя) Добрыня. «Кормилец» и «дядя» древнерусских лето-
писей соответствуют, как отмечал А.Е.Пресняков, таким терми-
нам латинских средневековых текстов, как paedagogus, nutritor,
bajulus. «В меровингской и каролингской Франции термины эти,
для которых мы не знаем германских выражений, означали груп-
пу должностей германского княжего двора, первоначальная и ос-
новная функция которых - воспитание княжих детей, а затем и
руководство их первыми шагами на жизненном поприще... Кор-
ни этих сыновних отношений князя-питомца к кормильцу надо,
по-видимому, искать в понятиях, связанных в древнем обычном
праве с расширением кровных отношений так называемом искус-
ственным родством».
215
Отмечая исключительное положение кормильца при дворах
властителей раннего средневековья, А.Гейштор усматривал в
функциях последнего «зародыш придворных и одновременно
ценгральных управлений... Существование особого термина для
этой придворной должности, предоставленные кормильцу особые
полномочия, и, наконец, его очевидное участие в осуществлении
верховной власти, наверняка не без доходов от этого - все позво-
ляет усматривать в системе кормильчества черты, свойственные
придворному управлению раннефеодального периода» (Гейштор
1972. С. 71).
Еще одной важной фигурой, достаточно рано выделившейся
в княжеском окружении, был воевода, как, например, Свенельд
при Игоре. Последний стал одним из первых, засвидетельство-
ванных летописными источниками ленников киевского князя,
получивший в начале 40-х годов X в. исключительное право взи-
мания дани с уличей и древлян, которой обогащалась собствен-
ная дружина Свенельда. После трагической гибели Игоря в древ-
лянских пущах, Свенельд сохраняет свое высокое положение при
киевском княжеском дворе в период регентства Ольги при мало-
летнем Святославе. Как «воевода отень» Свенельд принимал уча-
стие в далеких военных походах Святослава Игоревича. Его имя
встречаем вместе с именем князя в русско-византийском мирном
соглашении 971 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 72). Вернувшись, после ги-
бели Святослава на Днепровских порогах в Киев, Свенельд со-
храняет свое влияние и при дворе князя Ярополка.
Вместе с иерархизацией в дружинной среде, возникновение
которой исследователи справедливо относят к середине X в.
(Горский 1989. С. 40-41), постепенно приобретает определенные
черты структура великокняжеского двора, который при Влади-
мире Святославиче становится своеобразным «присутственным
местом» служилой аристократии. С приобретением частью дру-
жинников хозяйственной самостоятельности они отпочковыва-
ются от остальных воинов и живут по своим дворам, в то время
как «младшая» дружина находилась при дворе князя. Из числа
младшей дружины выбирались личные слуги князя, его охрана, а
также назначались второстепенные управленцы (Юшков 1992.
С. 54). В Х-Х1 вв. еще не сложилась, так сказать, их ведомствен-
ная специализация.
216
Княжий двор был частным местом проживания князя и его
семьи, личного состава дворовой челяди, части военной дружины
и, одновременно, центром власти и административного управле-
ния. Во главе двора стоял «дворский» или «дворецкий». Если в
X-XI вв. он был мажордомом, который ведал управлением кня-
жеским хозяйством, то уже во второй половине XII в., как свиде-
тельствуют источники, он превращается в высокопоставленного
управителя княжеской администрации (Сводку данных см.: Гру-
шевський 1992. С. 232).
Княжеское хозяйство нуждалось в зорком глазе и заботливых
руках тиунов и ключников. У многих народов средневекового
мира ключ издавна был символом власти женщины над домаш-
ним хозяйством. Как отмечал в этой связи М.П.Павлов-Сильван-
ский, «ключ как символ домашнего хозяйства употреблялся у нас
в древности в знак принятия лицом на себя обязанностей ключ-
ника-приказчика. При этом, кто принимал, привязывал себе ключ
без особого соглашения с хозяином, тот становился холопом»
(Павлов-Сильванский 1988. С. 498). Это, в частности, было пре-
дусмотрено соответствующей статьей Русской Правды Простран-
ной редакции: «а се третье холопьство: тивуньство без ряду или
привяжеть ключь к собе без ряду, с рядомь ли, то како ся будеть
рядил, на том же стоить» (ПРП. С. 119).
Княжеский тиун был распорядителем княжого дома и едва ли
не самым приближенным к князю лицом, а позже - одним из важ-
ных дворских чинов. Древнерусским законодательством за убий-
ство княжего тиуна предусматривалось взыскание денежного штра-
фа в размере 80 гривен (Ст. 22 Русской Правды), тогда как за убий-
ство сельского княжеского старосты надлежало уплатить 12 гри-
вен, а «в рядовници княжи» - 5 гривен (ПРП. С. 79). С развитием
великокняжеского домениального хозяйства постепенно развива-
ется специализация княжеских тиунов. С конца XI в. выделяются
тиуны, которые заведовали княжеским двором-огнищем - «тиуны
огнищные»; появляются также «тиуны конюшные», «тиуны ра-
тайные», «тиуны сельськие княжие» и т.п. (Юшков 1992. С. 281).
С течением времени тиуны приобретают большой вес не
только в управлении княжеским хозяйством, но также по мере
развития социальной дифференциации наделяются публичными
функциями - административно-финансовыми и судебными. Про-
веденный С.В.Завадской анализ термина «княж тиун» в письмен-
217
ных источниках XI-XIII вв. позволил исследовательнице выде-
лить две формальные границы эволюции его содержания. Конец
XI в., по ее мнению, «фиксирует время деления содержания тер-
мина, который ранее существовал в нерасчлененной форме, объ-
единяя значения административно-хозяйственной, администра-
тивно-судебной и опекунской деятельности княжеского тиуна.
Сохраняя прежнюю форму, термин «княж тиун» теряет значение
административно-хозяйственной деятельности, для которой по-
является специальная терминология - «тиун конюший», «тиун ог-
нищный» и др. Это явление отражено в терминологии Простран-
ной Правды. Дальнейшее развитие содержания термина «княж
тиун» идет по пути утверждения за ним административно-судеб-
ного значения. Середину ХШ в. можно принять за границу окон-
чательного становления этого значения» (Завадская. 1976. С. 164).
На княжеских тиунов нередко возлагались и функции го-
родских управителей. На их самовольство жаловались киевляне
на вече, созванном в 1146 г. возле Туровой божницы: «почаша
Кияне складывати виноу на тиоуна на Всеволожа, на Ратью и на
другаго тивоуна Вышегородьского, на Тоудора, рекоуче: Ратша ны
погоуби Киевъ, а Тоудоръ - Вышегородъ» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 321).
Несмотря на клятвенные уверения князя Святослава Ольговича,
который присягал, «яко не боудеть вы насилья никоторого же, а
се ж вы и тивоунъ по вашей воли», киевляне отправились грабить
двор ненавистного управителя. Как видим, у Ратши был в Киеве
свой собственный дом, что свидетельствует о его экстерритори-
альность по отношению к княжему двору.
На княжем дворе на подхвате у князя постоянно проживает
определенное число младшей дружины. Высший же ее разряд -
бояре, отделившись от княжеского двора, хоть и не живут с кня-
зем «на едином хлебе», продолжали оставаться соединенными
узами личных связей с киевским князем. Например, князь Изя-
слав Мстиславич, пытаясь в очередной раз вернуть себе Киев,
обратился в 1150 г. к своей дружине, живущей по селам, с такими
словами: «вы есте по мне из Рускы земли вышли своих селъ и
своихъ жизнии лишився, а азъ пакы своея дедины и отчины не
могу презрети» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 409). Сообщая о возвращении
игумена Феодосия на рассвете из княжеского двора в Печерский
монастырь, Киево-Печерский патерик отмечает, что дорогой
Феодосию встретились бояре, спешившие ко двору киевского
218
князя Изяслава: «Тажде сице зорям сущим и вельможам едущим
противу князя, издалече познавше блаженаго и съседше с коний,
поклоняющееся ему» (Абрамович 1991. С. 47). Эти вельможи -
люди князя, которые, став боярами, не перестали быть «княжими
мужами», обязанными князю службой и личной верностью.
С течением времени те дружинники, которые пребывали на
постоянной службе при княжем дворе, стали называться «дворя-
нами». Последние, по наблюдениям М.Н.Тихомирова, образовы-
вали особенную категорию дворовых слуг, княжеских любимцев
(«милостников»), положение и служба которых носили министе-
риальный характер (Тихомиров. С. 233-239). Правда, министе-
риалитет XII—XIII вв. не был идентичным тому «холопскому»
министериалитету, который сложился в Северо-Восточной Руси в
XIV-XVI вв.: «Дворяне XII—XIII вв. - это мужи князя (хотя и не
из числа лучших, “лепших”), которые занимают престижные
должности в государственном аппарате, участвуют в феодальных
съездах, имеют законное право приобретать села» Назаров 1978.
С. 119). Термин «дворянин» в древнерусских источниках эволю-
ционировал, как показал М.Б.Свердлов, от «слуги княжего двора»
к «члену княжеского административного аппарата, вооруженного
слуги князя, дружинника». Такое расширение термина, по мне-
нию исследователя, «отражало социально-политический процесс
слияния служилого аппарата княжеского двора с аппаратом госу-
дарственного управления. Этот процесс централизации выражал-
ся, вероятно, как во включении дворян в административный го-
сударственный аппарат, так и в расширении понятия «дворянин»
на членов княжеской администрации... Семантика термина и со-
отнесение в источниках XII-XIII вв. дворян со слугами указыва-
ют на генезис дворян как социальной группы. Слово “дворянин”
первоначально означало слуг именно княжеского двора, в отличие
от княжеских слуг - членов княжеского административно-судебно-
го аппарата» (Свердлов 1978. С. 57; Свердлов 2003. С. 593-596).
Киевский великокняжеский двор в XI—XII вв. представлял
собой своеобразную, институциональную по своей социальной
природе структуру. В его состав входили лица, которые занимали
престижные должности при князе, а также дворяне-слуги и вои-
ны. Боярство, которое выросло из дружины, не разрывая своих
связей с князем, постепенно превращается во влиятельное сосло-
вие городского населения Киевской земли.
219
Литература
Абрамович Д. I. Кисво-Печерський патерик. Киев, 1991 (Репр.).
Гейштор А. Заметки о центральном управлении в славянских государ-
ствах в IX-XI вв. // Становление раннефеодальных славянских го-
сударств. Киев, 1972.
Горский А.А. Древнерусская дружина (К истории генезиса классового
общества и государства на Руси). М., 1989.
Грушевський М. 1стор1я Укра’Гни-Руси. КиТв, 1992. Т. 3.
Завадская С.В. О значении термина «княж тиун» в XI—XIII вв. // Древ-
нейшие государства на территории СССР. 1975 г. М., 1976.
Назаров ВД. «Двор» и «дворяне» по данным Новгородского и северо-
восточного летописания XII-X1V вв. И Восточная Европа в древно-
сти и средневековье. М., 1978.
Павлов-Сильванский Н.П. Символизм в древнем русском праве // Пав-
лов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М., 1988.
Пресняков А.Е. Кормилец, воевода, тысяцкий И Изв. Отделения русско-
го языка и словесности имп. АН. СПб., 1908. Т. XIII. Кн. 1.
Пресняков А.Е. Княжое право в древней Руси. Лекции по русской исто-
рии. Киевская Русь / Подготовка текста, статьи и примечания
М.Б.Свердлова. М., 1993.
ПРП - Памятники русского права / Сост. А.А.Зимин. М., 1952. Вып. 1.
ПСРЛ. М., 1997. Т. 1. Лаврентьевская летопись.
ПСРЛ. М., 2000. Т. 2. Ипатьевская летопись.
Свердлов М.Б. Дворяне в Древней Руси // Из истории феодальной Рос-
сии. Л., 1978.
Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси
VI - первой трети XIII в. СПБ., 2003.
Тихомиров М.Н. Условное феодальное держание на Руси в XII в. // Ти-
хомиров М.Н. Древняя Русь. М., 1975.
Юшков С. В. Нариси з icTopii виникнення i початкового розвитку феода-
л!зму в КиУвськш Pyci. КиТв, 1992.
А. А. Сванидзе
КОРОЛИ В ИСЛАНДСКИХ САГАХ:
МЕХАНИЗМ ПОЛУЧЕНИЯ ВЛАСТИ
«Конунгов было много, и у каждого была своя дружина», -
свидетельствует «Сага о Харальде Серая Шкура»1. Эти малые ко-
нунги - преемники племенных вождей - исстари непрерывно вое-
вали между собой из-за влияния, престижа, территории. А в эпо-
220
ху викингов главная борьба пошла за верховную власть, за трон
короля всей страны или, по крайней мере, ее главного короля.
Я вижу свою задачу в том, чтобы рассмотреть поставленный
вопрос - о механизме получения верховной власти в скандинав-
ских странах эпохи викингов, - не выходя за пределы исландских
саг как хранителя исторической памяти.
Саги уделяют этой проблеме много места. Ей, в конечном
счете, посвящены королевские саги, о борьбе за верховный трон
есть немало данных и в других сагах. Как известно, преобладает
норвежский материал, но имеются сведения о Швеции, немного -
и о Дании. Из саг явствует, что верховная власть в скандинавских
странах складывалась параллельно с формированием самих госу-
дарств, хотя бы в виде федераций областей. Из них с определен-
ностью также явствует, что верховная власть складывалась пре-
имущественно насильственным путем, добывалась в ходе острых
столкновений, оставляя за собой реки крови и груды мертвых тел.
Ведь для того, чтобы стать единственным или главным правите-
лем, следовало победить или уничтожить всех прочих конунгов
страны - нередко даже в том случае, если претендент был сыном
«главного» короля, им выбранным в наследники своего престола.
В этом отношении скандинавский вариант ничем не отличался от
западноевропейского, того же франкского - на соответствующем
социально-политическом этапе.
И этот процесс складывания, формирования одновременно
государства и королевской власти продолжался на протяжении не
только всей эпохи викингов, но и в XII столетии, закрепившись
лишь в кодексах XIII-XIV вв. Претендент на роль верховного
правителя, само собой, принадлежал к знатному роду и имел
предками преимущественно малых конунгов или ярлов. При этих
условиях он, во-первых, должен был быть отличным воином.
иметь богатый воинский опыт - опыт сражений и своего непо-
средственного участия в них. Во-вторых, он должен был обла-
дать значительными материальными ресурсами, большими за-
пасами денег в чеканенной форме или в виде драгоценностей и
слитков драгоценного металла, дорогого оружия и прочего, что
позволяло оплачивать воинов (а это главным образом дружина),
поощрять сторонников и подкупать противников.
Не случайно практически все скандинавские монархи того
времени в молодости так или иначе, в той или иной мере прошли
221
школу викингов, благодаря чему приобрели и воинский опыт, и
исходные материальные ресурсы. Именно на этот опыт и на бо-
гатства, лично добытые в викингах путем даней и прямого грабе-
жа, опирались, идя к власти, практически все скандинавские мо-
нархи того времени, в том числе имевшие право на власть в силу
рождения. Но и в период пребывания у власти многие короли
уходили в викинги, иногда надолго, - для поддержания престижа
и пополнения тающих средств.
И креститель Норвегии Олав Трюггвасон (995-1000) до сво-
его возвращения в Норвегию «много воевал и награбил» («Прядь
о Торстейне Морозе»); и первый общий король всех свеев Эйрик
Сегерсель («Победоносный» ок. 994/995 - ок. 1015) считался об-
разцовым мореходом и воином. В борьбе за престол Свейн Вило-
бородый убил отца - Харальда, крестителя Дании; «Сага о сы-
новьях Магнуса Голоногого» рассказывает, что в борьбе за пре-
стол брат убил брата, а «Сага о сыновьях Харальда Гили» при-
знает, что в случившейся тогда междоусобице соперники были
готовы убивать детей друг друга2. В «Саге о Харальде Прекрас-
новолосом» повествуется, что любимый сын знаменитого Ха-
ральда Прекрасноволосого - Эйрик Кровавая Секира, которого
он нарек своим преемником, после смерти отца убил всех своих
братьев. И что малый король Ингьяльд сжег во время назначен-
ной встречи шесть других конунгов и подчинил себе их владения,
собирая там дань. Всего же он убил 12 малых конунгов, обманув
их обещаниями мира, пока его не сожгли самого (гл. 34-43).
Показательна история пути к норвежскому трону короля Ха-
ральда Хальвданарсона (ок. 848 - ок. 931/933). Его выбрали ко-
нунгом, когда Харальду было 10 лет - обычный прием знати, не
желавшей сильного правителя. Стоит вспомнить, что Хакон Доб-
рый (вторая половина X в.) стал королем Норвегии в 15 лет, Ха-
кон Широкоплечий - в 10 лет. Свейн Датский (третья четверть
XI в.) - в 14 лет3, и т.д.
За короля-ребенка Харальда правил в качестве регента его
дядя по матери - знатный Гутторм, который от имени короля за-
хватил много земель и добра. Когда Харальд возрос, а дядя умер,
Харальд взял к себе его сыновей и захваченные земли («Сага об
Эгиле», гл. 24, 27). Но Харальду пришлось бороться за свою власть
более 10 лет. Как известно, он дал обет не стричься, пока не ста-
нет конунгом Норвегии, почему и получил прозвище «Косматый».
222
Центр его семейных владений был где-то на юго-западе страны, и
оттуда он покорял одну область за другой. После победы в ре-
шающей битве при Хаврсфьорде, обл. Ругаланн (ок. 880 г.?) он,
наконец, получил власть над всей страной. Теперь он привел свои
волосы в порядок и остался в сагах с прозвищем «Прекрасново-
лосый». Харальд (ок. 848 - ок. 931) правил еще в свои 80 лет (КЗ.
С. 65).
О нем говорили, что он присваивал себе земли, особенно аль-
менды, в качестве наследственного владения («Сага о Ньяле», гл.
32 и 157), т.е. объявил себя верховным владельцем норвежской
территории, обладателем земельной регалии. На самом деле труд-
но поверить, что такие действия верховной власти в отношении
общественных земель имели место в Скандинавии ранее XII в.,
даже его второй половины.
«Сага о Харальде Прекрасноволосом» утверждает: «Теперь
никто из знатнейших и никакой конунг в стране не обладали ни-
какой властью, если их не наделил ею Харальд Прекрасноволо-
сый». «Теперь могущественные мужи не берут виры за родичей,
а сами превратились в податных мужей», - так характеризует
«Сага о людях из Лососьей Долины» появление в стране единого
правителя (гл. 2); это последнее высказывание, однако, - скорее,
гипербола недовольной местной знати, чем реальность. А реаль-
ность, подтвержденная фактами, - то, что конунг объявлял своей
собственностью все земли и добро неугодных ему людей (так
было, например, со знатным Торольвом и другими), мстил их
друзьям, родичам, своякам и соседям, так что многие бежали из
страны («Сага об Эгиле»)4. Именно при нем немало людей, в том
числе и богатых, уехало в Исландию и бежало в Емтланд (об-
ласть, которая несколько позднее стала шведской). Конунгу те-
перь должны были подчиняться большие хёвдинги: правители
целых областей, и ярлы. Но еще не раз приходилось правителям
Норвегии добиваться единовластия - и всегда большой кровью.
Олав Святой (см. сагу о нем, гл. 73-75) ездил по пирам всю зиму,
одновременно насилиями и жестокостью принуждал местных
жителей креститься, овладевал землями и имуществом «колду-
нов», а у лендрманов (ленников) и бондов брал «лучших людей»
в заложники. С малыми конунгами он расправлялся, и «теперь
только его называли конунгом». Бонды боялись его и были не
прочь подчиняться королю Кнуту датскому, который предложил
223
Олаву сдать ему, Кнуту, Норвегию в лен, на что, естественно,
получил отказ, к великому разочарованию бондов (гл. 130-131).
Юный сын Кнута Великого Свейн участвовал в поражении
Олава сына Харальда в битве при Стикластадире, где Олав - кре-
ститель Норвегии и погиб. Кнут тогда направил в Норвегию
Свейна, и бонды реализовали свое желание иметь конунгом дат-
чанина, проголосовав за него на тинге.
Но Свейн стал вводить в Норвегии многие новые законы «по
датскому образцу», и «многие из них были много более жестки-
ми. Никто не мог уехать из страны без разрешения конунга, а ес-
ли он все же уезжал, то все его владения доставались конунгу.
Тот, кто совершил убийство, лишался земель и добра. Если чело-
веку, объявленному вне закона, выпадало наследство, то это наслед-
ство присваивал конунг». Он наложил на бондов большие подати,
кроме того, принуждал их строить для короля дома, т.е. выпол-
нять отработки. От каждых семи человек старше пяти лет (!) один
человек должен был идти в войско конунга, если он собирал
ополчение. На каждом выходящем в море корабле следовало ос-
тавлять место для конунга. Каждый, уезжающий в Исландию, кто
бы он ни был - иноземец или местный житель - был обязан упла-
тить конунгу пошлину. К тому же при тяжбах свидетельство од-
ного датчанина «перевешивало свидетельство десяти норвеж-
цев». Наконец, каждый выходящий в море по любой надобности
корабль был обязан отдать конунгу пять рыбин (КЗ. С. 370-371).
В результате возникло большое недовольство Свейном. А
про Олава стали говорить, что он был святой, и приводили тому
доказательства. В конце концов, Свейна выжили из Норвегии и
выбрали там своим королем сына Олава Святого - Магнуса
(1035-1046/47) (КЗ. С. 376-378).
Снорри свидетельствует, что и Олава Трюггвасона избрали
королем на всеобщем тинге в Эйрире (устье р. Нид, в Трёндалё-
ге), подобно Харальду Прекрасноволосому (КЗ. С. 132), из чего
мы узнаем, что Харальд также проходил процедуру избрания на
тинге. Такую же процедуру проходили все норвежские конунги,
что было затем прописано в общем законе страны Ландслове
(1274-1277). В областных законах Швеции XIII и начала XIV в. и
в общешведском земском законодательном памятнике Ландслаге
середины XIV в. также зафиксирован старинный обычай выборов
короля на общем тинге страны с тем, чтобы он затем объехал все
224
земли (ланды), повторяя на тинге каждой из них тронную присягу
и принимая клятву верности от местных бондов.
Таким образом, лицо, претендующее на верховный престол
страны, должно было выполнить обязательное общее условие:
пройти процедуру избрания на тингах. Вероятнее всего, на тин-
гах решающий голос принадлежал местной знати, которая обыч-
но вела за собой бондов. Прямо об этом сказано в шведской
«Хронике Эрика», написанной в первой трети XIV в.: она завер-
шается замечанием о том, что бондам, собравшимся около Упса-
лы на главный тинг страны для выборов в короли малолетнего
Магнуса Эрикссона, так щедро заплатили, что еще и их дети жи-
ли на эти деньги. Тем не менее, роль тинга как важная, демокра-
тическая черта социально-политической системы Скандинавии
была особенностью стран этого региона, характерной для всего
периода Средневековья. Можно предположить, что в эпоху ви-
кингов роль собственно бондов-хозяев на тингах была более са-
мостоятельной и активной, поскольку их страта была много ши-
ре, а общественное положение - значимее, чем в XIII-XIV столе-
тиях, особенно в Норвегии и Швеции. Зависимость королей от
«гласа народа» ощущается в сагах, наряду со всеми описаниями
их беззаконий.
О ритуалах возведения в короли сведений в сагах почти нет, а
те, что проскальзывают, разноречивы. Ничего подобного франк-
скому ритуалу выбора монарха знатью (electio Francorum) на се-
вере не наблюдалось. В Швеции выбранного короля торжествен-
но «воздвигали» на камень Мура, либо, изгоняя, «свергали» отту-
да. Снорри упоминает о помазании королей в Англии (КЗ. С. 401). В
Норвегии первым помазанным на королевскую власть был, ка-
жется, Магнус Эрлингссон (60-е годы XII в.). В «Саге об Ингваре
Путешественнике» сказано, что сына погибшего от болезни Ин-
гвара «облачили в пурпур (в мантию? - А.С.), а затем корона бы-
ла возложена на его голову, и все его назвали своим конунгом»5.
Здесь явно прослеживаются следы западной модели, в Швеции
XI столетия, да и у ее соседей вряд ли употреблявшейся.
В Дании, судя по мощному валу Даневирке, сооруженному
на перешейке Южной Ютландии (Шлезвиг), центральная госу-
дарственная власть существовала уже в IX в. В Норвегии и
Швеции она утвердилась относительно позднее, на рубеже X-XI
столетий, причем сами скандинавские государства представляли
225
собой тогда - и еще долго - федерации ландов. Последнее свой-
ство, впрочем, не являлось особенностью скандинавского Сред-
невековья.
Примечания
1 Снорри Стурлусон. Круг Земной / Под ред. М.И.Стеблин-Каменского.
М., 1980. (далее - КЗ). С. 89. Ср.: С. 184: «Много конунгов в Уппленде».
2 Убийство детей в обычаях Скандинавии считалось «позорным поступ-
ком» и «злодейством».
3 Можно вспомнить также короля Швеции Магнуса Эрикссона (Законо-
дателя), которого выбрали в короли Швеции чуть ли не в 3-х летнем
возрасте (1319).
4 Исландские саги / Ред., вступит, статья, примечания М.И.Стеблин-
Каменского. М.,1956 (далее-ИС 1). С. 194.
5 Глазырина Г. В. Сага об Ингваре путешественнике. Текст, перевод,
комментарий. М., 2002. С. 267 (перевод).
А.В. Севальнев

РУССКИЕ ЛЕТОПИСИ КАК ИНСТРУМЕНТ
В ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЕ -
РЕАЛЬНОСТЬ И НАУЧНЫЕ ФИКЦИИ
(в том числе к вопросу об общем протографе летописей
Новгородско-Софийской группы)
Среди проблем летописеведения остается непроясненным во-
прос о мотивах, задачах, которые ставили перед собой составите-
ли летописей. По большому счету, до сих пор нет четкого пред-
ставления, что же, общее и частное, побуждало летописцев, жив-
ших в разное время, в различных общественно-политических и
этнокультурных условиях, создавать новые и новые своды и про-
должать начатое когда-то летописное повествование.
Одним из таких мотивов считается задача политической кор-
ректировки ранее созданных летописей в угоду новым заказчи-
кам и их властно-политическим интересам. Политическая тенден-
циозность летописания считается практически установленной, а
приоритет ее открытия по традиции закреплен за А.А.Шахмато-
вым. Нет сомнения, что создание летописных памятников могло
приурочиваться к тем или иным знаменательным событиям. Од-
226
нако несомненно и то, что выводы о характере памятника, полу-
ченные в ходе анализа содержания, при отсутствии прямых ука-
заний на время, место и обстоятельства составления, с высокой
вероятностью могут быть ошибочными. Кроме того, нельзя ис-
ключать возможность сознательного сокрытия истинных задач
составления памятника1. Так, составление протографов Лаврен-
тьевской и Ипатьевской летописей и самого Лаврентьевского
списка вполне могло быть приурочено к выборам митрополитов
на русскую кафедру в начале и в последней четверти XIV в., но
никаких явных тенденций, отражающих именно эти политиче-
ские коллизии ни в той, ни в другой летописи не обнаруживается.
При этом Лаврентьевский список, составленный в 1377 г., суз-
дальским монахом, для Суздальско-Нижегородского князя, по
благословению Суздальского епископа, тем не менее, традицион-
но считается отражением «Тверского свода 1305 г.», и если бы не
собственноручная запись Лаврентия, то местом происхождения
Лаврентьевского списка, скорее всего, считалась бы Тверь, а да-
тировался бы этот список 1305 г.
Представление о политическом характере летописного пове-
ствования вкупе с дефицитом дошедших памятников XIV - пер-
вой половины XV в. породило гипотезы о существовании в этот
период многочисленных летописных сводов, имевших разнооб-
разную политическую окраску и даже влиявших на изменение
общественно-политической ситуации. Так, Д.С.Лихачев считал,
что вся древнерусская культура была проникнута интересом к
своей истории, что летописи и сама летописная работа имели
важное, если не решающее значение в политической жизни, а
тексты летописей подвергались политическому обсуждению и
толкованию, при этом летописи политически острого содержания
служили неким ориентиром в политической жизни и одновре-
менно были важным политическим документом; именно на осно-
вании летописей московское правительство заявляло свои права
на старые «отчины», и саму объединительную политику вело,
опираясь на летописи, которые могли служить историческим до-
казательством при спорах русских князей о великом княжении2.
На самом деле, одним из немногих известных примеров ис-
пользования летописей, как инструмента в политической борьбе
является эпизод из истории противостояния Юрия Дмитриевича
и Василия Васильевича в первой половине XV в., о чем в ряде
227
летописей под 1432 г. упоминается: «Князь великы по отечьству
и по дедьству искаше стола своего, князь же Юрьи летописци
старыми спискы и духовною отца своего великого князя Дмит-
рея»’. Особую значимость этому прецеденту придает то обстоя-
тельство, что в самом летописном известии могут содержаться
указания на судьбу и датировку общего протографа целой группы
летописей - Новгородско-Софийской (НС). Так, А.Г.Бобров от-
мечает наличие в тексте известия косвенного указания на то, что
«старые списки летописцев здесь явно (? - А.С.) противопостав-
ляются неназванным новым, на которые Юрий Дмитриевич уже
не мог сослаться», и делает вывод, что «спор в Орде в 1432 г. был
отчасти текстологическим». Под «неназванными новыми» спи-
сками А.Г.Бобров подразумевает как раз общий протограф НС4.
Как известно, существование общего протографа НС предпо-
ложено А.А.Шахматовым, который первоначально датировал
этот свод 1448 г. Основанием для такой датировки послужила ин-
терпретация общего чтения Софийской первой (CI), Новгород-
ской четвертой (HIV) и Новгородской Карамзинской (НК) лето-
писей об имевшем место в 1380 г. совпадении Благовещения и
Пасхи: «Благовещение бысть в Велик день, а первее сего было за
80 лет и за 4 годы, потом будет за 80 без лета, потом за 11 летъ»3.
Наличие датирующего признака в статье 1380 г. очевидно,
тем не менее, ни А.А.Шахматов, ни его критики и последователи
не смогли предложить непротиворечивого и неконъектурального
объяснения указанного чтения. Анализ же содержания летописей,
прежде всего обнаруженные политические тенденции, дали осно-
вания для более ранней датировки общего свода-протографа. Сам
А.А.Шахматов позднее датировал свод-протограф 30-ми годами
XV в.; Я.СЛурье допускал составление свода-протографа до 1437 г.;
А.Г.Бобров датирует свод-протограф 1418 г.; Г.М.Прохоров во-
обще отказался от предположения о существовании общего сво-
да-протографа6.
По неясным причинам возможность прямой интерпретации
рассматриваемого чтения, без каких либо конъектур, долгое вре-
мя не рассматривалась. Однако, если принять, что расчет в статье
1380 г. произведен в год составления записи, то вся фраза может
быть прочитана так: «[в 1380 г.] Благовещение бысть в Велик день,
а первее сего [т.е. прежде года составления записи, или прежде
228
1464 г.] было за 80 лет и за 4 годы [т.е. в 1380 г.], потом будет за 80
без лета [т.е. в 1543 г.], потом за 11 легь [т.е. в 1554 г.]»7.
Таким образом, есть основания предполагать, что впервые
запись о совпадении Благовещении и Пасхи в рассматриваемом
виде появилась в 1464 г. в тексте летописи, чтение которой ста-
ло источником для всех летописей НС. Но есть ли необходи-
мость рассматривать эту летопись как некий общий свод-
протограф? Оказывается, это совсем не обязательно. Взаимоот-
ношение CI, HIV и НК может быть объяснено и без предполо-
жения о существовании гипотетического «Новгородско-Софий-
ского свода».
Заметим, что исследователи, зачастую с некоторой легкостью
вводят в свои научные построения новые и новые промежуточ-
ные своды-протографы. При этом их, как будто, не интересует
судьба тех рукописей, которые содержали эти своды-протогра-
фы. Остается неизвестной даже судьба протографов, существова-
ние которых считается безусловно установленным - протографа
Лаврентьевской и Троицкой летописей и протографа Новго-
родской первой летописи. Между тем, и «Летописец - книгы
ветшаны» и «Временник, еже есть нарицается летописание»
вполне могли не только «дожить» до второй половины XV в., но,
учитывая состав этих летописей, соединенные вместе, вполне
могли стать тем «протографом», на основе которого в 1464 г. и
была создана новая летопись, впервые включившая в состав ста-
тьи 1380 г. расчет годов кириопасхи.
В связи с изложенным, история летописей НС может быть
представлена следующим образом:
• первоначально на основе текстов механически соединенных
частей рукописей «Летописца - книгы ветшаны» и «Временни-
ка, еже есть нарицается летописание» (Х+Р) создана новая лето-
пись - CI; создание CI могло сопровождаться значительным
редакторским воздействием на текст Х+Р, при этом редактор-
ские правки вносились в текст непосредственно на страницах
этих рукописей;
• затем некто, сравнив содержание Х+Р с текстом CI, извлек из
последней текстовый материал, отсутствующий в Х+Р - так
сформировался комплекс летописных материалов, состоящий
из двух разнородных частей-выборок;
229
• затем на основе Х+р и выборки из CI была создана еще одна
новая летопись - HIV;
• и, наконец, с Х+р и выборки из CI была снята копия, сохраняю-
щая двухчастную структуру своих источников - так возникла
НК, т.е. Карамзинский список.
Очевидно, что при таком допущении имеется возможность
непротиворечивого объяснения общих и индивидуальных осо-
бенностей текстов CI, НК и HIV. Так, наличие первичных чтений
в НК и HIV может быть объяснено непосредственным обращени-
ем к Х+р, а наличие вторичных по отношению к CI чтений в НК и
HIV может быть объяснено как непосредственным влиянием CI,
так и наличием в тексте Х+р редакторских правок, внесенных в
процессе работы по созданию CI, при этом редакторские правки
могли отразиться в тексте НК и HIV по-разному и в различном
сочетании первичных и вторичных чтений.
Примечательно, что такая стемма (см. стр. 302) взаимоотно-
шения летописей, с учетом датировки начального этапа создания
всей группы, не противоречит принятой датировке сохранивших-
ся списков. Что касается политических тенденций летописей
Новгородско-Софийской группы - возможно, это как раз тот слу-
чай, когда реальность расходится с научными фикциями.
Примечания
1 Следует заметить, что А.А.Шахматов пишет в период, когда в совре-
менной ему России наблюдается нарастание общественно-поли-
тической активности. Периодическая печать того времени наполнена
политически тенденциозными материалами, в условиях жесткой цен-
зуры информацию приходится извлекать, что называется, «читая ме-
жду строк» - в таких условиях невольно станешь замечать политиче-
скую ангажированность и скрытый смысл даже там, где ничего такого
и не предполагалось.
2См.: ЛихачевД.С. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания
Премудрого. М.; Л., 1962. С. 94-96.
3 ПСРЛ. М., Л., 1949. Т. 25. С. 249.
4 Бобров А.Г. Новгородские летописи XV века. СПб., 2001. С. 154-156.
Здесь А.Г.Бобров следует за М.Д.Приселковым. Ср.: Приселков М. Д.
История русского летописания XI-XV вв. Л., 1940. С. 9-10. По моему
мнению, воображаемая картина того, как властвующие субъекты ре-
шают важнейшие государственно-политические вопросы в процессе
текстологической «охоты на блох», представляется в некоторой сте-
пени наивной.
230
5 ПСРЛ. М., 2000. Т. 6. Вып. 1. С. 454.
6 Обзор мнений по вопросу датировки см. в книге А.Г.Боброва.
7 То, что в расчете пропущен 1459 г. не имеет значения, поскольку нет
никаких оснований предполагать, что автор записи непременно хотел
отметить все случаи совпадения Благовещения и Пасхи. Заметим, что
в ряде исследований последнего времени невозможность такой ин-
терпретации рассматриваемого чтения доказывается неубедительно.
Ср.: Салмина М.А. К вопросу о датировке так называемого Новгород-
ско-Софийского свода // ТОДРЛ. СПб., 2003. Т. 54. С. 172—183; Гри-
шина Н. Г. К вопросу об известии о кириопасхе 1380 г. Рогожского
летописца и других русских летописей // Мир истории. 2005. №2.
http.7/www.historia.ru.
Ю.В. Селезнев
ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ ОРДЫНСКОГО ХАНА В ХШ в.
В ПРЕДСТАВЛЕНИИ РУССКИХ КНИЖНИКОВ
Завоевательные походы монголо-татар на Русь поставили во-
прос о взаимоотношениях русских князей и ордынских ханов.
В 1242 г., по возвращении войск Батыя из семилетнего запад-
ного похода, владимирский князь Ярослав Всеволодович отправ-
ляется ко двору хана и получает там ярлык на свое княжество. В
1245 г. в степь вызываются все русские князья, где они получают
инвеституру на свои владения. Отныне юридическим верховным
распорядителем русских княжеств становится хан Джучиева Улуса.
Данное положение дел не могло не отразиться в русской
письменной традиции.
К памятникам, сохранившим информацию о восприятии вла-
сти ордынского хана над русскими землями в ХШ в. необходимо
отнести Галицко-Волынскую и Лаврентьевскую летописи, а так-
же «Повесть о житии Александра Невского», «Сказание об убие-
нии в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Феодо-
ра» и Слова и Поучения Серапиона Владимирского.
Летописная традиция Северо-Восточной Руси рассматривала
само нашествие как «кару Господню» и, как отметил И.Н.Дани-
левский, спасение виделось в смирении перед захватчиками, как
«бичом Божием»; сопротивление же было обречено на провал. В
связи с этим, русские книжники того времени в большинстве своем
просто фиксируют события, связанные с отношениями Руси и Орды.
231
Летописная традиция Северо-Восточной Руси рассматривала
само нашествие как «кару Господню» и, как отметил И.Н.Дани-
левский, спасение виделось в смирении перед захватчиками как
«бичом Божием»; сопротивление же было обречено на провал. В
связи с этим, русские книжники того времени в большинстве своем
просто фиксируют события, связанные с отношениями Руси и Орды.
К примеру, Лаврентьевская летопись отмечает под 1242, 1244,
1245 гг. поездки русских князей в Орду и признание власти хана.
Само же признание власти Батыя рассматривалась в летопи-
сях как почетный и не унизительный процесс. На протяжении
практически всего XIII столетия Лаврентьевская летопись (мате-
риалы которой для этого времени большей частью ростовского
происхождения) отмечает, что получить ярлык на княжение есть
большая честь. Любопытно, что для северо-восточного летописа-
ния ханская честь «великая», «достойная», «многая», тогда как
для юго-западного летописца она «злее зла».
Показательны в плане оценки власти хана описания в летопи-
си событий, связанных с борьбой русских князей за ярлык на Ве-
ликое княжество Владимирское. Например, описывая события
1281 г., когда Андрей Александрович Городецкий «прииде ис
Татар... ратью на брата своего стареишаго Дмитреа, истпросивъ
собе княжение великое под братом своим», автор фактически от-
мечает, что верховным распорядителем княжеских столов явля-
ется ордынский хан.
Оценки власти ордынского хана содержатся в летописных ис-
точниках при описании событий в Курском княжестве, помещен-
ных в Лаврентьевской и Симеоновской летописях под 1283-1284 гг.
Как установил В.А.Кучкин, события произошли в 1289-1290 гг.
Ордынский откупщик дани Ахмат организовал в пределах Кур-
ского княжества две слободы, в которые начал стекаться простой
люд. Это не устраивало местных князей - Олега Воргольского и
Святослава Липовечского. Они отправились с жалобой к хану Те-
лебуге, который дал им войска для разорения слобод. Однако
баскак Ахмат привел карательную экспедицию от Ногая, который
возглавлял в то время второй политический центр в Орде и имел
напряженные отношения с Телебугой. В результате дальнейшей
борьбы князья Олег и Святослав погибли.
Описывая события, автор повествования неоднократно под-
черкивает, что судьбами русских земель распоряжается ордын-
232
ский хан. Верховными распорядителями земель являются ордын-
ские правители - хан Телебуга и Ногай.
Для Галицко-Волынского летописца картина выглядит иначе.
К примеру, описывая возвращение Даниила от Батыя, южнорус-
ский книжник подчеркивает: «О, злее зла честь татарская! Данило-
ви Романовичи), князю бывшу велику, обладавшу Рускою землею:
Кыевом и Володимеромъ и Галичем со братомъ си, инеми страна-
ми, ныне седить на колену и холопом называеть ся! И дани хотять,
живота не чаеть. И грозы приходять. О, злая честь татарьская!...».
Однако в одной из последних частей Галицко-Волынской ле-
тописи, в так называемом летописце Владимира Васильковича,
охватывающем события с 1272 до 1289 г., автор, которым являет-
ся епископ Евсигиний, высказывается об ордынской зависимости
более нейтрально, нежели его предшественник.
Под 1274 г. в летописи отмечается, что по просьбе князя Льва
хан Менгу-Тимур направляет свои войска во главе с воеводой
Ягурчином для ведения военных действий в Литве. По приказу
хана к объединенным войскам должны присоединиться Роман
Брянский со своим сыном Олегом и Глеб Смоленский. Отноше-
ние к сложившемуся положению дел Евсигиний выражает во
фразе: «Тогда бо бяху вси князи в воли в тотарьской».
Более развернуто автор определяет положение русских кня-
жеств при описании событий, помещенных им под 1287 г. Тогда
ордынский хан Телебуга и его брат Алгуй совершили поход на
Польшу. Их путь лежал через Галицко-Волынские земли. Более
того, князья этих земель обязаны были участвовать в походе. Ав-
тор подчеркивает: «Се же наведе на ны Бог, трехъ ради наших
казня ны, а быхом ся покаяле злых своих безаконьных делъ...» и
«Посла Богъ на насъ мечь свой, иже послужить гневу своему за
умножение грехов наших... Тогда бяхуть вси князи русции в
воли татарьской, покорени гневом Божиим». Таким образом,
автор летописца Владимира Васильковича рассматривал ордын-
ское господство как наказание Божие за грехи русского право-
славного населения. Таковым наказанием являлись «воля татар-
ская» и «покорение гневу Божию». Причем данные идеи тесно
переплетаются с мотивами «Вавилонского плена». Однако напря-
мую автор не связывает библейскую историю с историей Руси.
Тема взаимоотношений Руси и Орды в «Повести о Житии
Александра Невского» появляется трижды. Впервые, подчерки-
233
вая международное значение Александра, автор отмечает, что
Бату-хан (Батый) «слышав Александра тако славна и храбра, по-
сла к нему послов и рече: “Александре, веси ли, яко Бог покори
ми многи языки? Ты ли един не хощеши покорити ми ся?” Но
аще хощеши соблюсти землю свою, то приди скоро къ мне и ви-
диши честь царства моего». Александр едет в ставку великого
хана, где Бату «...почьтив же и честно, отпусти и». Второй эпи-
зод связан с изгнанием с Владимирского стола брата Александра
Андрея, на которого «разгневася царь Батый». Третий раз тема
русско-ордынских отношений всплывает в связи с последней по-
ездкой князя в ставку хана. По данным Жития, «Бе же тогда нуж-
да велика от иноплеменник, и гоняхут христианъ, веляще с собою
воиньствовати». Князь же Александр «поиде к цареви, дабы от-
молити людии от беды». На обратном пути из Орды Александр
умирает. В этой связи, можно предполагать, что автор Жития
расценивал последнюю поездку князя как акт самопожертвования
во имя искупления грехов своего народа и освобождения от тягот
ордынской мобилизации. Во всех трех эпизодах верховным распо-
рядителем русских земель рассматривается именно ордынский хан.
Таковым же верховным правителем Руси признан ордынский
хан в «Сказании об убиении в Орде князя Михаила Черниговско-
го». В первую очередь отмечается, что «не подобает жити на зем-
ли канови и Батыеве, не поклонившеся има». Во-вторых, именно
ордынский хан имеет право осудить и казнить Михаила Черни-
говского. Правда, такое положение дел скорее предвестник «по-
следних времен» - Конца Света, а, стало быть, не вполне нор-
мальное положение.
Показательны также суждения Владимирского епископа Се-
рапиона. Его авторству достоверно принадлежат пять «слов».
Они представляют собой «записанные устные проповеди, про-
изнесенные перед паствой» и, как отметил В.А.Кучкин, «важным
в Словах Серапиона представляются его суждения о монголо-та-
тарском владычестве над русскими землями как самом крупном
наказании за прегрешения русских людей». Другим выводом Се-
рапиона является констатация факта порабощения ордынцами
русских земель, что делает их власть над княжествами верховной,
причем освященной Божественной волей.
Эволюция представлений о характере ордынского хана в рус-
ской письменной традиции выражается в словах Лаврентьевской
234
летописи при описании событий борьбы за власть между князья-
ми Дмитрием Переяславским и Андреем Городецким в 1281 г.
Тогда, отмечая грабеж ордынцами монастырей и церквей лето-
писец считает возможным привести ветхозаветные слова: «я ко-
же рече пророкъ: Боже, приидоша языци въ достояние Твое,
оскверниша церкви святыа Твоя». Данное высказывание -
практически точная цитата из Плача Иеремии: «...он видит, как
язычники входят во святилище его, о котором Ты заповедал, что-
бы они не вступались в собрание твое» (Плач. 1, 10). Показатель-
но, что Плач Иеремии входит в состав книги Ветхого Завета, пол-
ностью посвященной оценке состояния Иудеи в результате заво-
евания ее вавилонским царем. То есть автор рассказа о вторже-
нии ордынцев в 1281 г. опосредовано связывает это событие с
Вавилонским пленом. Причем, вероятная отсылка к Вавилонско-
му плену тесно связана с наказанием за грехи «многие и вели-
кие», о чем летописец упоминает в конце своего повествования.
Здесь необходимо отметить, что отношение праведно верующе-
го к Вавилонскому плену должно было отличаться смирением перед
волей Всевышнего. Ведь в Книге пророка Иеремии отмечается:
«подклоните выю свою под ярмо царя Вавилонского и служите ему
и народу его, и будете живы. Зачем умирать тебе и народу твоему от
меча, голода и моровой язвы, как изрек Господь о том народе, кото-
рый не будет служить царю Вавилонскому?» (Иер. 27: 12-13). А
также: «не бойтесь служить Халдеям, оставайтесь на земле и служи-
те царю Вавилонскому, и будет вам хорошо» (Иер. 40:9).
Таким образом, русская письменная традиция переосмысли-
вала отношения Руси и Орды. В первую очередь, книжники в
прямой или косвенной форме признали верховенство ордынского
правителя над русскими землями. Однако в духе своего времени
в письменные памятники вводится мотив Вавилонского плена.
Этот мотив примет законченную форму в «Житии Михаила Твер-
ского». Причем как идеологическая установка он требует от пра-
ведно верующих смирения перед волей Божией, а значит перед
лицом ордынской власти.
При этом ханская власть рассматривалась хотя и как верхов-
ная, требующая смирения, но, в то же время, иноплеменная, «по-
ганая». Однако появившийся мотив Вавилонского плена подразу-
мевает, что данная власть носит временный, преходящий характер.
235
М.В. Скржинская
СУД КАК ИНСТРУМЕНТ ВЛАСТИ
В ОЛЬВИИ И ПАНТИКАПЕЕ
В древнегреческих полисах суд входил в число непременных
государственных учреждений. Как правило, судопроизводство бы-
ло открытым, и за его деятельностью следили практически все гра-
ждане. С помощью суда власть наказывала нарушителей законов, а
страх перед правосудием должен был удерживать людей от полити-
ческих, гражданских, религиозных и уголовных преступлений.
Колонисты, поселившиеся на северных берегах Понта, при-
несли сюда свои обычаи и культуру, и среди прочих государст-
венных установлений здесь появился суд. Слово 8iKaorf]piov в
греческом языке, как и в русском, означает одновременно и судо-
производство, и помещение, где оно совершалось. О существова-
нии того и другого в Северном Причерноморье имеются немно-
гочисленные свидетельства; среди них подавляющее большинст-
во относится к Ольвии и Пантикапею.
Помещение суда в Пантикапее упомянуто в одном из расска-
зов Полиэна о боспорском царе Левконе 1 (VI, 9, 3), а в Ольвии
открыты фундаменты дикастерия эллинистического времени. Он,
как и в других греческих городах, находился в центральном квар-
тале (Aristot. Pol. Il, 3). Двухэтажное здание, имевшее двенадцать
отдельных комнат и большой внутренний двор с портиком, стоя-
ло в начале главной улицы и частично выходило на агору1. Там
одновременно могло проходить несколько судебных заседаний.
Кроме дикастерия, греческий суд собирался и в других местах
(Paus. I, 28, 6-10). Например, в Афинах судебные процессы про-
ходили у храма Аполлона Дельфиния, а Сократа судили в Царской
стое (And. I, 78; Paus. I, 28, 10). Большая стоя имелась и на ольвий-
ской агоре, а рядом с ней стоял храм Аполлона Дельфиния2.
Суд включал несколько отделений, каждое из которых разби-
рало определенную категорию дел (Dem. XXXV, 45—48). При
ошибочном выборе обращения к тому или иному суду иск откло-
няли и рекомендовали обратиться в соответствующее отделение.
Одно такое отделение ольвийского суда названо в декрете IV в.
до н.э. об исополитии Милета и Ольвии (Syll3. № 286). Там сказа-
но, что жалобу милетянина следует рассмотреть в пятидневный
236
срок в «народном отделении» ольвийского суда, которому подве-
домственны дела между гражданами. Следовательно, имелось
также отделение, где разбирали тяжбы между ольвиополигами и
людьми, не имевшими местного гражданства. Судя по надписи
ir|pa на двух ольвийских жетонах, выдававшихся судьям для го-
лосования, в Ольвии имелось отделение, разбиравшее религиоз-
ные преступления.
Как и в любом портовом городе, суд в Ольвии и в Пантикапее
особенно напряженно работал в период навигации, когда к обыч-
ным делам прибавлялись многочисленные тяжбы, связанные с
морской торговлей. Некоторые постановления суда, в первую
очередь взимание штрафных сумм, поручались исполнителям
судебных решений. Надпись римского времени сообщает о такой
должности в Пантикапее (КБН. № 731). Денежный штраф вообще
был наиболее частой формой наказания у греков. О штрафах за
уклонение от закона и судебном преследовании нарушителя го-
ворится в ольвийском декрете о запрете торговли в городе на
иностранные деньги и о правилах обмена привозных монет на
местные (IOSPE I2. № 24). Право взимания штрафа с нарушите-
лей государство за определенную сумму предоставляло откуп-
щикам, которым было выгодно выявить как можно больше укло-
няющихся от закона, чтобы получить прибыль сверх внесенных
денег. Против преступников такого рода откупщики возбуждали
уголовные дела, и в случае выигрыша они по ольвийскому закону
получали весь товар подсудимого или деньги, вырученные за
этот товар.
За политические преступления и за грабеж священного иму-
щества ольвиополиты налагали тяжелое наказание в виде изгна-
ния из города3. Скорее всего вину таких лиц доказывали в суде.
Сохранилось свидетельство еще об одном виде наказания в
Ольвии. В III в. до н.э. вольноотпущенника, торговавшего рыбой,
уличили в воровстве (или в обмане откупщиков торговых сбо-
ров), за что суд приговорил продать в рабство не только его само-
го, но и членов семьи, в частности подростка-сына, ставшего впо-
следствии известным философом Бионом Борисфенитом (Diog.
Laert. IV, 46). А в Пантикапее практиковалось наказание в форме
конфискации имущества. Приближенный царя Сатира Сопей
подвергся такой каре, но позже, видимо^снова посредством ново-
го постановления суда, получил все назад (Isocr. XVII, 45).
237
Боспорские цари, наверное, выступали судьями в некоторых де-
лах. В IV—III вв. до н. э. они именовали себя архонтами (КБН. № 6,
7, 8, 10, 11, 25 и др.), а эти государственные лица в Элладе в ряде
случаев исполняли судейские функции. Видимо, поэтому боспо-
рянин Сопеид и афинянин Пасион представили на суд Сатира
свой спор о денежном вкладе. Но так как их сделка была заклю-
чена в Афинах, царь счел это делом афинского суда и направил туда
письмо в поддержку своего соотечественника (Isocr. XVII, 20, 51).
Цари Боспора не всегда затрудняли себя долгими процедура-
ми судопроизводства. Так, Левкон пригласил в суд подозревав-
шихся в измене триерархов, но вместо разбирательства вины,
распорядился там их убить (Polyaen. VI, 9, 3). В демократической
Ольвии такие расправы в суде были невозможны. Однако жела-
ние незаконным путем повлиять на судей и свидетелей проявля-
лось у жителей обоих государств. Одно ольвийское граффито
указывает на желание подкупить судью4, а несколько магических
наговоров, записанных ольвиополитами и боспорянами на свин-
цовых пластинках и керамике, призывали «связать языки», то
есть лишить убедительности речи оппонентов во время их вы-
ступления на судебном процессе5.
В греческой ойкумене отсутствовал единый свод законов, но
в каждом полисе существовали собственные установления. Что-
бы не оказаться в суде, морякам и купцам следовало знать зако-
нодательство тех государств, куда они направлялись. Об этом
подчас заботились государственные власти: они выставляли сте-
лы с текстами законов причерноморских государств в гавани
Гиерон на Боспоре Фракийском, куда приставали корабли перед
выходом в Понт Евксинский. Именно там найдена упомянутая
выше надпись с ольвийским законом о деньгах. Сочинения Исо-
крата и Демосфена свидетельствуют о знакомстве боспорян с
афинским судопроизводством. Находясь в Афинах, сын прибли-
женного царя Сатира вызвал в суд местного трапезита, боспор-
ский купец Формион предстал перед афинским судом как обви-
няемый в неуплате взятых взаймы денег, а нанятый им хозяин
пантикапейского корабля давал свидетельские показания (Isocr.
XVII; Dem. XXXIV).
Знание права у греков не было сконцентрировано внутри од-
ной профессиональной группы. Многие граждане государств с
демократической формой правления выступали судьями, и для
238
этого не требовалось никакой профессиональной подготовки. До-
статочно напомнить, что часто судей избирали просто по жре-
бию, а так как за исполнение этой обязанности в некоторых госу-
дарствах полагалась небольшая плата, то в их число стремились
попасть малоимущие граждане (Isocr. VII, 54).
В заключение упомянем о третейском суде в Северном При-
черноморье. Во II в. до н.э., когда в Херсонесе не утихали внут-
ренние раздоры среди граждан, а власти не могли с ними спра-
виться, было решено призвать известного и уважаемого ольвио-
полита Никерата; он сумел примирить враждующие стороны, за
что херсонеситы почтили его установкой статуи и бюста в своем
городе (IOSPE I2. № 34).
Греческие суды, как правило, были переполнены подаными
исками, так что многим приходилось долго ждать своей очереди.
Наряду с другими привилегиями государство давало заслужен-
ным гражданам и иностранцам право продикии, т.е. рассмотре-
ния вне очереди их обращений в суд. В III в. до н. э. таким пра-
вом в Дельфах обладали некоторые граждане Ольвии, Боспора и
Херсонеса6.
Примечания
хЛеви Е.И. Ольвия. Город эпохи эллинизма. Л., 1985. С. 92-95.
2 Там же. С. 76, 90-92.
3 Виноградов Ю.Г. Декрет в честь Антестерия и кризис Ольвийского
полиса в эпоху эллинизма // В ДИ. 1984. № 1. С. 71-73.
4 Виноградов Ю.Г. Табличка дикаста из эрмитажного собрания // Ан-
тичная балканистика. М., 1987. С. 13-14.
5 Диль Э. Ольвийская чашка с наговором // ИАК. 1915. № 58. С. 40-56.
6 Граков В.Н. Материалы по истории Скифии в греческих надписях Бал-
канского полуострова и Малой Азии // ВДИ. 1939. № 3. С. 247. № 12.
С.Б. Сорочан
О ПОЛИТИЧЕСКОМ СТАТУСЕ ТАВРИКИ
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ VI - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ VH в.
К настоящему времени есть веские основания полагать, что,
видимо, ко второй половине VI в. херсонесские баллистарии бы-
ли заменены подразделениями регулярной ромейской армии, а
239
Херсон - наиболее значительный город Таврики - превратился в
византийский провинциальный центр отдельного регионального
командования в лице дукса или дуки (dux, 5оика<;) и, очевидно,
рассматривался как составная часть соответствующей византий-
ской эпархии, в которую входили земли Юго-Западного, Южного
и Юго-Восточного Крыма. Уже само наличие дуки Херсона сви-
детельствует в пользу того, что здесь должна была существовать
соответствующая византийская провинция. Недаром именно так -
эпархией, т.е. провинцией, назван Херсонес в позднеримском
географическом трактате, в который были внесены интерполяции
не ранее середины - конца VI в. Составитель Житий свв. еписко-
пов Херсонских, очевидно, в это же время тоже писал о вхожде-
нии Херсона в состав «провинции Тавроскифии» (тту; Таиро-
CKVUOU еларрас). Вероятно, подобным образом либо «провин-
цией Херсон» называлась соответствующая пограничная эпар-
хия, расположившаяся на крымских землях.
Уточнить рубежные хронологические рамки создания визан-
тийского дуката позволяет обнаруженная на Тамани строитель-
ная надпись, которая начинается с упоминания «вечного августа
и автократора Юстиниана» и указывает на непосредственных
распорядителей работ - ромейского трибуна Ангула, очевидно,
выходца из Малой Азии, воинственного исаврийца, и некое дол-
жностное лицо боспорской муниципальной администрации - «от-
ца города» или архонта, тоже носившего византийский титул и,
значит, утвержденное императором. Надпись датируется 11 ин-
диктом и, поскольку для ромейских официальных документов
счет по 15-летним циклам стал обязателен с 537 г., в 547 / 548 или
562 / 563 г., на которые выпадает этот индикт в царствование Юс-
тиниана I, Боспор еще не находился в ведении дуки.
Должность дуки - коменданта города и одновременно вер-
ховного военного наместника здешних владений Империи впер-
вые упоминается в херсонской строительной надписи времени
правления Юстина II и Софии (565-578). Скорее всего, фортифи-
кационные работы были организованы этим должностным лицом
к концу правления Юстина II, когда власти оказались крайне встре-
вожены стремительно нараставшей опасностью со стороны тюр-
кютов и праболгар - утигуров, захвативших в 575 / 576 г. Боспор.
Таким образом, в промежуток между 550-и годами и 575 г.
эпархия Херсон или Тавроскифия приобрела статус дуката, «сто-
240
лицей» которого стал город Херсон. С учетом вышеупомянутых
данных и оценки общей политической обстановки в Евразии, это
произошло, вероятно, вскоре после 563 г., но до захвата тюркю-
тами Боспора, и было в значительной степени обусловлено рос-
том опасности со стороны Великого тюркского каганата, стрем-
лением византийских властей лучше организовать силы для от-
пора, провести военно-административную реорганизацию, объе-
динить провинциальные центры в один округ, активизировать
оборонительное строительство на наиболее угрожаемых направ-
лениях и в наиболее важных городах полуострова.
В этом плане особенно показательна надпись 590 г., обнару-
женная в 1803 г. в Тамани, сообщающая о «великих и удивитель-
ных подвигах», очевидно, связанных с происшедшим незадолго
перед тем освобождением Боспора от тюрок, о возобновлении
здесь «великолепного кесарского здания» (то Хацлрду ёу Роо-
ттбрср каюарюу - в оригинале - Keoapiov) и о выполнении это-
го поручения «благочестивого (evoepiy;) и богохранимого наше-
го государя (8еолдтг|(;)» Маврикия (в тексте MaypiKtc; вместо
Маор'ькюс;) «через собственного своего раба (yeveaioc; ЗоиХос;)
Евпатерия, славнейшего стратилата и дуки Херсона (svSo^oxa-
хо<; axpaxeXaxoc; ка! Зоикад Xepcrovoc;)».
Скорее всего, мы имеем дело с многозначным понятием.
Стратилат в значении «полководец» мог обозначать командую-
щего армией с подчиненными ему военными командирами, а
также командующего областью, мерой или фемой, но по своему
положению соответствовал также должности tribunus civitatis, от-
чего в VI в. на него возлагались функции гражданского управле-
ния тем городом, куда он назначался военным комендантом. Дука
тоже руководил войском и гражданской администрацией, назна-
чал и смещал чиновников, командовал комендантами городов и
крепостей (трибунами или комитами), хартулариями - военными
администраторами, управлявшими отдельными частями дуката,
контролировал действия судебных инстанций, ведал финансами и
сбором налогов, следил за церковным управлением, организовы-
вал епископские выборы. Таким образом, он был военным ко-
мандиром и одновременно имел весьма широкие и хлопотные
административно-территориальные полномочия, соединял воен-
ную власть с гражданской, короче говоря, являлся своеобразным
военно-гражданским «губернатором» области. Все это вполне
241
увязывается с политикой Юстиниана I и его ближайших преем-
ников по сосредоточению гражданской и военной власти в про-
винциях в руках одного должностного лица. Весьма примеча-
тельно, что в ранневизантийской агиографии слова стратсХатвс;
и 5ои£ были абсолютными синонимами и использовались для
обозначения верховного представителя имперской власти в про-
винции, наместника.
Следовательно, сочетание должности стратилата и дуки
(снратеХатои ка1 Soukoc;), а также деятельность столь высокого
чиновника одновременно в Херсоне и на Боспоре позволяют по-
лагать, что Евпатерий являлся представителем верховной власти
Империи в Юго-Западной, Южной и Восточной Таврике, командо-
вал как верховный военный чиновник вооруженными силами Хер-
сона и в то же время осуществлял высшую административную и
судебную власть, нес гражданскую службу, главные контрольные
функции гражданского управления в разных центрах полуострова.
Дука Херсона мог руководить строительством укреплений,
размещением в новых крепостях гарнизонов из местных алано-
готов, а также назначать (точнее, утверждать) управляющих -
«простатевонтов» в крымские кастра и полисмы - города, крепо-
сти и протогородки, число которых только в Юго-Западной Тав-
рике, если верить позднейшим данным Никифора, было не мень-
ше двух десятков. В специальных исследованиях по поводу со-
держания терминов «кастрон» и «полисма» историки пришли к вы-
воду, что первые могли обозначать и укрепленные поселения с ярко
выраженными городскими функциями, и крепости - полисы, тогда
как второй ромеи использовали, чтобы показать статус, близкий к
городу, небольшой городок. Все это отвечало постепенному совме-
щению в понятии византийцев терминов «город» и «укрепление».
На фоне этих свидетельств весьма показательным является
моливдул диаметром 25 мм из Парфенита, - типичного polisma, -
с погрудным изображением Богоматери Никопеи с младенцем
перед грудью (диска нет) и крестообразной монограммой на обо-
роте, которая может быть раскрыта как «[печать] Константина
дуки» (Панченко 1906. С. 163. Рис. 5)1. Впрочем, для имени
KCONCTANTINOY здесь отсутствуют буквы СО и Т, если только
эта лигатура не скрыта в левом плече крестовидной монограммы
в виде горизонтальной Т и вертикальной СО. Зато лигатура слова
242
«дука» - Д и А просматривается вполне отчетливо. Лик Богома-
тери на данном типе округлый, изображение рельефное, но не
выпуклое; мафорий трактован дугообразными полукруглыми ли-
ниями, со штриховой манерой в передаче складок.
Известен еще один, но хуже сохранившийся экземпляр по-
добной печати, которая недавно была приобретена в Севастополе
и находится в коллекции К.Д.Смычкова2. Ее диаметр 23 мм, тол-
щина 5 мм, вес 10,3 г. Оттиск смещен вправо, по линии канала
металл выпал с лицевой стороны, к тому же печать погнута. Тем
не менее, на лицевой стороне просматривается поясное изобра-
жение Богоматери с младенцем перед грудью и четырехконечные
крестики по сторонам. Отличительной особенностью является
постановка согнутых в локтях, широко расставленных рук Бого-
матери, держащих Христа. Ее лик удлиненный, изображение в
высоком рельефе, торс более выпуклый, особенно предплечья и
согнутые руки, но мафорий не выделен, в трактовке одежд от-
сутствуют штрихи. Христос уже с нимбом (крещатым). На об-
ратной стороне молив^ла в лиственном ободке монограмма
имени и должности. Слева лигатура NE, вверху - ОТ, под ней -
Т, справа - К, внизу - ДА, что дает возможность прочитать за-
шифрованное как KCONCTANTFNOT ДОТКА. Хотя лигатура вни-
зу монограммы вышла гораздо хуже, чем на печати из Парфени-
та, общее очевидное совпадение остальных деталей позволяет
достаточно уверенно предположить, что перед нами аналогичный
экземпляр моливдула дуки.
Печати не слишком разнятся по времени: тип первой, оче-
видно, близок к концу правления Юстина II, тогда как вторая из-
вестна среди типов моливдулов первой половины VII в. Во вся-
ком случае, удлиненный овал лица, отсутствие деталировок в
одежде, младенец (Христос с нимбом) - элементы изображения
Богоматери, встречающиеся уже на буллах императора Фоки
(602-610). Показательна и эпиграфика монограммы, которая ис-
полнена литерами с прямыми линиями. Их кончики не имеют
утолщений. Только литера Т и лигатура слова «дука» несут следы
прямых черточек, хотя и они без утолщений. Такие особенности
характерны для печатей первой половины - середины VII в. К
третьей четверти этого столетия все литеры на моливдовулах от-
личаются характерными клиновидными утолщениями на концах.
Следовательно, обе крымские печати, особенно печать из собра-
243
ния К.Д.Смычкова, близки ко времени первой половины VII в.
Видимо, в это время дука распоряжался на землях византийской
Таврики, сочетая военную и гражданскую власть, и, значит, здесь
еще действовал режим ромейского дуката. Последний продер-
жался, вероятно, вплоть до появления хазар в Таврике, т.е. более
ста лет, чем и объясняется отсутствие сфрагистических и других
свидетельств о херсонских имперских архонтах в VII в. Можно
полагать, что дукат был формально ликвидирован и заменен ар-
хонтатом не ранее середины - последней четверти этого столе-
тия, поскольку соседство Крымского полуострова с могущест-
венной Хазарией, установившееся к этому времени, вызвало не-
обходимость оформления на здешних землях нового статуса -
византийско-хазарского «кондоминиума», предусматривавшего вза-
имное мирное сотрудничество. Это обстоятельство не могло не
заставить византийцев отказаться от политического режима дука-
та с его обязательным военным присутствием в пограничном ан-
клаве, и перейти к более гибкому режиму архонтата с его иллю-
зией псевдоавтономии, в котором Херсону было суждено оста-
ваться вплоть до конца 30-х - начала 40-х годов IX в., когда он
был возведен в ранг государственной военно-административной
единицы - фемы в связи с развалом все того же «кондоминиума».
Примечания
1 Подобная интерпретация моливдула предложена Е.В.Степановой, но
полной аналогии ей подобрать не удалось.
2 Приношу искреннюю благодарность К.Д.Смычкову за любезное раз-
решение сообщить об этой печати.
Литература
Панченко Б.А. Шесть моливдовулов из Парфенита И Известия Археоло-
гической комиссии. 1906. Вып. 18.
Л. В. Столярова
НОВГОРОДСКОЕ ВОССТАНИЕ 1269 г.
И ПРОБЛЕМА ПРОИСХОЖДЕНИЯ
СИМОНОВСКОГО ЕВАНГЕЛИЯ
Симоновское евангелие (или неточно - Евангелие Лотыша) -
знаменитая лицевая рукопись новгородского происхождения, ис-
тория создания которой не раз становилась предметом специаль-
244
ного исследования. Подробное кодикологическое и искусство-
ведческое изучение Евангелия осуществила О.С.Попова (1962).
Выходная запись писца Георгия содержит не только сведения
о производстве рукописи «стяжаниемь Симона черньца от с(вя)-
т(о)го Георгия» 23 марта 6778 г. «...на памям(ь) с(в)я(то)го м(у)-
ч(е)н(и)ка Никон», но и данные летописного характера: «томь же
дни быс(ть) знамение вь сълньци». Известие о солнечном затме-
нии перекликается со статьей 6779 г. НПЛ: «Померче солнце в
неделю в 5-ю неделю поста среде утра и пакы наполнися, и ради
быхом».
Несоответствие даты записи Симоновского евангелия и даты
НПЛ требовало объяснения. И.И.Срезневский писал, что «затме-
ние о котором здесь говорится, есть затмение солнца, которое
действительно было 23-го марта 1270 года, и в Новгороде было
видимо около Уг 9-го часа утра. И в летописях есть заметка об
этом затмении: «Померче солнце в неделю в 5-ю неделю поста
(т.е. в 3-е воскресенье перед пасхой, бывшей в 1270 г. 13 апреля)
среде утра (т.е. в половине утра)»; только год этого знамения вы-
ставлен неправильно - 6779, а не 6778 год, как бы следовало».
Ф.И.Круг предположил, что разница в дате летописи (6779) и за-
писи (6778) связана с употреблением двух разных стилей лето-
счисления: сентябрьского (в записи) и мартовского (в летописи).
В.Л.Янин установил, что 6778 г. - ультрамартовский. Под сле-
дующим 6779 годом сообщается о солнечном затмении в неделю
5 недели поста, что, по мнению ученого, соответствует 31 марта
1270 г. О.С.Попова писала о затмении 24 марта 1270 г. (т.е. на
неделю раньше даты, установленной Яниным).
Итак, хронологические компоненты записи и НПЛ расходят-
ся. Дата записи состоит из указаний на число года (6778), число
месяца (23 марта), память святого («на памяди(ь) с(в)я(то)го
м(у)ч(е)н(и)ка Никон»), солнечное затмение («томь же дни бысть
знамение вь сълньци...») и сообщает время окончания работ над
кодексом. Указание на солнечное затмение в НПЛ состоит из
числа года (6779), дня недели (воскресенье - «неделя»), неделю
Великого поста (5), час («среде утра»). Вруцелето 6779 года -
«Г», круг луны - 15. Это означает, что Пасха в 6779 г. приходи-
лась на 5 апреля, а воскресенье 5 недели поста - на 22 марта.
Вруцелето 6778 г. - «В», круг луны - 14. Пасха в 6778 г. отмеча-
лась 13 апреля, стало быть, воскресенье 5 недели поста пришлось
245
на 30 марта, а не на 31 марта, как об этом писал В.Л.Янин. Таким
образом, дата записи Симоновского евангелия сделана по мар-
товскому стилю, а дата статьи 6779 г. НПЛ - по ультрамартов-
скому. Это позволяет думать, что в указание «томь же дни...»
записи вкралась ошибка: окончание книгописных работ действи-
тельно пришлось на 23 марта 6778 (1270) мартовского года, на
день памяти св. мученика Никона и его 199 учеников, тогда как
солнечное затмение имело место 30 марта. Возможно, 30 марта
1270 г. у вновь переписанной рукописи объявился «стяжатель».
Им был чернец Симон, готовый оплатить уже состоявшиеся кни-
гописные работы и пожертвовать Евангелие от своего имени нов-
городскому Юрьевскому монастырю, иноком которого он в то
время был. Если это предположение верно, то следует думать,
что выходная запись писалась Георгием в два приема (23 и 30
марта), и вторая ее часть была составлена уже после наблюдав-
шегося им затмения.
Наше предположение о более позднем происхождении сведе-
ний о чернеце Симоне в записи писца Георгия косвенно под-
тверждается необычностью иконографической схемы миниатюры
Евангелия с изображением евангелиста Иоанна и св. Симона -
небесного патрона юрьевского чернеца Симона (л. 1 об.). Фигура
евангелиста Иоанна, подобно фигурам остальных евангелистов,
помещена в центре композиции и обращена слева направо. Такое
же центрическое расположение фигур евангелистов Матфея, Лу-
ки и Марка свойственно композиции трех других миниатюр
Евангелия (л. 25 об., 63 об., 93). Однако иконография миниатюры
с изображением евангелиста Иоанна уникальна: из Византии за-
имствована традиция изображать его диктующим текст своему
ученику Прохору (Остромирово, Мстиславово и др. евангелия).
На миниатюре же Евангелия 1270 г. слева от Иоанна расположе-
на не фигура пишущего Прохора, а маленькая, по пояс Иоанну,
фигурка, сопровожденная надписью «Симън». Евангелист Иоанн
помещен в центре композиции (по выражению О.С.Поповой -
«...возвышается в ее середине»), тогда как фигурка Симона бук-
вально втиснута в узкий левый угол миниатюры. О.С.Попова
объясняла необычность иконографии миниатюры тем, что «фи-
гурка Симона не входила в первоначальный замысел мастера и
была приписана чуть позже завершения основной композиции,
но, безусловно, тем же мастером». По нашему мнению, более
246
позднее появление фигурки патронального святого вкладчика
относительно центральной фигуры миниатюры - евангелиста Ио-
анна - может свидетельствовать о том, что чернец Симон выку-
пал у скриптория уже готовый кодекс. Несоответствия же в дате
записи подтверждают это предположение и говорят о том, что
Симон озаботился приобретением Евангелия для вклада пример-
но спустя неделю после его изготовления. Покупка кодекса сов-
пала по времени с солнечным затмением 30 марта 1270 г. Анало-
гичная ситуация, когда выходная миниатюра появилась уже по-
сле завершения кодекса, а вкладчики оплачивали уже готовую
рукопись, известна из истории происхождения Пантелеймонова
евангелия 1148-1155 гг. (РНБ. Соф. № 1).
С новгородским Юрьевским монастырем связана история еще
одного вклада переписанной заранее и потом выкупленной руко-
писи - «Жития Нифонта Констанцского и Федора Студита» кон-
ца XII в. (так называемого Выголексинского сборника). Подобно
Симоновскому евангелию, вклад был инициирован монахом -
«калогером» Феофилом, о чем сообщается в записи, составлен-
ной от его имени. Феофил, «стяжавший» сборник, завещал пере-
дать кодекс после своей смерти «с(вя)т(о)му Георгию» и поми-
нать себя «въ с(вя)тых ... м(оли)твахъ»: «Се азъ хоудыи калогеръ
Феофилъ от своее худости сътяжяхъ книжицу сия въ славу с(вя)-
теи Троице и въ чьс(ть) с(вя)туму м(у)ч(е)н(и)ку Георгию ти аще
поиметь мя Б(ог)ъ от сего жития се оставляю с(вя)т(о)му Георгию
бл(а)г(о)словение и бра/и(ье) оутеху и на сп(а)сение д(у)ш(а)мъ и
поминайте мя бра?и(ия) въ с(вя)тыа вашихъ м(оли)твахъ»( РГБ.
Муз. № 1832. Л. 171). То, что Выголексинский сборник был пе-
реписан ранее, чем стяжатель Феофил предназначил его вкладом,
свидетельствует разница в палеографической дате основного тек-
ста (конец XII в.) и записи (ХШ в.).
Не исключено, что приобретение готовой (а не специально
переписанной для определенного заказчика) рукописи Евангелия
потребовалось чернецу Симону для срочного вклада. Чем же
могла быть продиктована такая срочность? Как известно, на
фронтисписах древнерусских и южнославянских кодексов поме-
щались изображения заказчиков и членов их семьи, а также их
патрональных святых, если это были представители княжеского
или царского рода (миниатюры Изборника 1073 г., Трирской
псалтири, Евангелия Константина, пресвитера Болгарского нача-
247
ла XIII в., Слова Ипполита Римского об Антихристе конца XII в.,
Пантелеймонова евангелия 1148-1155 гг., тверского списка Хро-
ники Георгия Амартола начала XIV в. и др.).
Миниатюра «Евангелист Иоанн и св. Симон» Симоновского
евангелия, представляющая наряду с евангелистом изображение
верховного патрона чернеца Симона (не князя и не царя!), каза-
лось бы, является исключением из общего правила. Никакими
данными о социальном статусе этого юрьевского монаха в его
мирской жизни до пострига мы не располагаем. Однако немалые
средства, необходимые Симону для приобретения иллюминиро-
ванного Евангелия и сам факт помещения фигуры его патрональ-
ного святого на выходной миниатюре, заставляют задуматься,
кем он был до марта 1270 г. и не был ли он княжеского рода, а
если не был, то с кем из княживших в Новгороде лиц он мог быть
связан.
О.С.Попова предположила, что чернецом Симоном мог быть
упомянутый НПЛ в статье 6776 г. «муж добр из Новгорода
Семьюн», принимавший в Новгороде немецких, рижских, юрьев-
ских и др. послов («...не он ли постригся, приняв имя Симона?»).
Впрочем, подчеркивая, что эта предположенная ею идентифика-
ция не имеет достаточных оснований, Попова заметила, что све-
дений о пострижении Семьюна, «...как и иных упоминаний нов-
городца, с именем которого можно было бы отождествить имя
заказчика,... обнаружить не удалось».
В записи писца Георгия стяжатель Евангелия упоминается
под именем, принятым им во время иноческого пострижения.
С.В.Сазонов показал, что на Руси, по крайней мере, до XIV в. мо-
нашеское имя давалось по имени святого, церковное почитание
которого приходилось на день пострига. Память апостола Симо-
на Зилота фиксируется месяцесловами русских Евангелий, Апо-
столов и Обиходников 10 мая. Это означает, что чернец Симон
принял постриг не позднее 10 мая 1269 г. (в записи, датируемой
мартом 1270 г., он уже фигурирует как «Симон черньц от святого
Георгия»).
В 1269 г. по Новгороду прокатилась волна антикняжеских
восстаний, вызванных «насилиями» князя Ярослава Ярославича
(27 января 1267-1271). В .Л.Янин показал, что Ярослав Ярославич
был приглашен на новгородский стол «в период ликвидации зло-
употреблений властью его могущественного брата Александра».
248
Требование отказаться от «насилий» Александра Невского содер-
жится во всех докончаниях кн. Ярослава Ярославина с Новгоро-
дом, в том числе и в самом позднем из них: «А что твои брат отъ-
ял был пожне у Новгорода, а того ти, княже, отступится; что
новгородцев, то новгородьцем; а что пошло князю, а то княже»
(№ 1); «А что был отъял брат твои Александр пожне, а то ти,
княже, не надобе. А что, княже брат твои Александр деял насилие
на Новегороде, а того ся, княже, отступи» (№ 2); «А что был отъ-
ял брат твои Александр пожне, то ти не надобе... А что, княже,
брат твои Александр деял насилие на Новегороде, того ти ся от-
ступит» (№ 3). В докончании 1269 г. Ярослав «посудил» грамо-
ты своего отца и брата, т.е. Ярослава Всеволодовича и Александ-
ра Невского, и «подаял» вместо них свои грамоты. Он отнял у
Кирилла Хотуничи и передал их городищенским попам, хотя Хо-
туничи находились в «новгородском погосте», держал закладчи-
ков в Торжке, вторгался в землевладение св. Софии и т.д.
Восстание 1269 г. началось с изгнания Ярослава с княжеского
стола. В начавшийся «мятежь велик», сопровождавшийся раз-
граблением дворов сторонников Ярослава Ярославича, новгород-
цы предъявили князю многочисленные обвинения: «к князю по-
слаша на Городище, исписавшее на грамоту всю вину его: ’’Чему
отъял еси Волхово гогольными ловци, и поле отъял еси заяцьими
ловци; чему взял еси Олексин двор Мърткинич; чему поймал еси
серебро на Микифоре Манушиници, и на Романе Болдыживици,
и на Валфромеи; а иное, чему выводишь от нас иноземца, кото-
рый у нас живут”, а того много вины его; “а ныне, княже, не мо-
жемь тръпети твоего насилья; поиди от нас,а мы собе князя про-
мыслим“». Получив обвинение новгородцев, Ярослав Ярославич
прислал на вече своих послов с заявлением: «Того всего лишюся,
а крест целую на всей воли вашей». Однако новгородцы от своих
требований не отказались: «Княже, поеди прочь, не хотим тебе;
или не идешь, сице идем весь Новгород прогонить тебе». На нов-
городский стол новгородцы попытались пригласить переяслав-
ского князя Дмитрия Александровича. Однако последний отка-
зался от новгородского княжения «перед стрыем своим».
В.Л.Янин показал, что выбор новгородцами князя Дмитрия
Александровича, предводительствовавшего новгородскими пол-
ками в Раковорской битве 1268 г., «...указывает на одну из важ-
ных причин конфликта с великокняжеской властью. На протяже-
249
нии всего княжения Ярослава Ярославича новгородцы не только
самостоятельно осуществляют свою военную политику, но и
проводят ее вопреки князю. Военная основа союза с великим кня-
зем, послужившая в свое время одной из главных причин возник-
новения суверенитета великого князя над Новгородом, теперь
теряет значение, и против Ярослава консолидируются не только
сторонники независимого стола, но и многочисленные антине-
мецкие силы Новгорода».
Пытаясь сохранить свое положение в Новгороде, Ярослав
Ярославич обратился за помощью к татарам, обвинив новгород-
цев в отказе платить дань Орде. Только вмешательство костром-
ского князя Василия Ярославича предотвратило поход на Новго-
род войск Менгу-Тимура. Одновременно Ярослав Ярославич
продолжал настаивать на своем согласии с требованиями новго-
родцев, которые в ответ сформулировали свой принцип взаимо-
отношений с князем: «Княже, сдумал еси на святую Софею; у нас
князя нету, нъ бог и правда и святая Софея, а тебе не хощем».
В улаживании конфликта между кн. Ярославом Ярославичем
и Новгородом принял участие митрополит Кирилл, обещавший:
«Аще будет крест целовали, и яз за то приму опитимъю, и за то
ответ дам перед богом». В результате митрополичьего поручи-
тельства Ярослав Ярославич сохранил за собой новгородский
княжеский стол и целовал крест «на всей воли новгородстеи».
Не исключено, что пожертвование вновь переписанного Еван-
гелия вкладом в Юрьев монастырь «всьмъ крестияномъ на оуть-
ху» было связано с недавними событиями «мятежа» 1269 г. В
статье 6670 (1262) г. НПЛ содержатся сведения о строительстве
церкви св. Василия: «Того де лета постави чернець Василии цер-
ковь святого Василия, а богъ его весть, своимь ли или Борисо-
вымъ Гавшинича; но подай, господи, имъ отдание греховъ, и Ва-
силии святыи». Подобно летописному чернецу Власию, чернец
новгородского Юрьева монастыря Симон мог заказать Евангелие
не на свои средства, а на средства какого-то другого лица. Таким
лицом мог быть либо сам Ярослав Ярославич, либо его племян-
ник кн. Юрий Андреевич, наместничавший в Новгороде от имени
Ярослава. Это предположение в известной степени объясняет
помещение небесного патрона чернеца Симона на выходную ми-
ниатюру Евангелия, как если бы этот чернец в своей мирской
жизни был княжеского рода. Косвенно наше предположение о
250
причастности Ярослава Ярославина или его наместника Юрия
Андреевича подтверждает и то, что первоначально Юрьев мона-
стырь был княжеским.
Писец попович Георгий определил себя в записи по отцу-
священнику Лотышу «съ Городища». То, что Лотыш был горо-
дищенским (т.е. княжеским) попом еще более укрепляет нас в
мысли о связи Евангелия 1270 г. с событиями мятежа 1269 г. По-
добно многим поповским детям ХП-ХШ вв., Георгий занимался
книгописанием. Скорее всего, он работал в скриптории той церк-
ви, где служил его отец. Запись не содержит точного указания на
место изготовления Евангелия, однако не исключено, что им был
скрипторий церкви Благовещения Богородицы на Городище, ос-
нованной в 1103 г. кн. Мстиславом Великим.
Архимандрит Амфилохий первым попытался отождествить
почерк писца так называемой «Псалтири Марины» (ГИМ. Син.
№ 235) и писца хлудовской Симоновской псалтири (ГИМ. Хлуд.
№ 3). Он перенес имя писца, указанное в записи 1296 г. на имя
писца Симоновской псалтири и полагал, что эта рукопись была
переписана между 1296 и первой половиной XIV в. На л. 248 об.
Симоновской псалтири в миниатюре вместо апостола Петра на-
писан «агиос Симон Зилот» - верховный патрон предполагаемого
заказчика кодекса Симона. В записи на л. 98 об. Симоновской
псалтири упоминается некий «отче Симон». Сопоставив имя
«Симон» в записи Симоновской псалтири на л. 98 об. («отче Си-
мон») и изображенного на миниатюре вместо апостола Петра св.
Симона Зилота («агиос Симон Зилот») с «Симоном чернецом от
святаго Георгия» Евангелия 1270 г., Амфилохий предположил,
что обе рукописи изготовлялись для одного заказчика - юрьев-
ского чернеца Симона. М.В.Щепкина (1974) подтвердила пред-
положение Анфилохия о тождестве писца так называемой «Псал-
тири Марины» и писца Симоновской псалтири. Щепкина пред-
ложила датировать Симоновскую псалтирь 1270-1296 гг. (т.е.
периодом между изготовлением Симоновского евангелия и так
называемой «Псалтири Марины»). В целом согласившись с пред-
положением архим. Амфилохия и М.В.Щепкиной о тождестве
заказчиков Симоновского евангелия и Симоновской (Хлудов-
ской) псалтири, О.С.Попова не сомневалась в том, что в почерках
писцов и художественной манере миниатюристов этих рукописей
тождества нет: «...отождествление заказчиков Евангелия 1270 г.
251
и Псалтири из собрания Хлудова подтверждается: новгородским
происхождением обеих рукописей, приблизительной одновре-
менностью их создания, упоминанием в записи писца Псалтири
заказчика духовного звания Симона и изображением в обеих ру-
кописях святого, соименного заказчику. Почерк и художествен-
ное оформление этих рукописей имеют мало общего: исполните-
ли заказов были, безусловно, разные».
Симоновское евангелие написано на пергамене, не отличав-
шимся высоким качеством выделки. По выражению Поповой,
весь облик этой рукописи отмечен «печатью опрощения», что
касается и особенностей выделки пергамена. По наблюдениям
исследовательницы, пергамен Симоновского евангелия отличает-
ся грубостью и ломкостью, он порчен большим количеством
зияющих и штопаных дыр. О.С.Поповой принадлежит и вывод о
том, что для изготовления Евангелия был использован пергамен
разной выделки: л. 26, 27, 139, 140 «гораздо более тонкие». По-
черк писца Георгия Попова определяла как «неряшливый» и ли-
шенный строгой систематичности («буквы всюду выходят за
пределы столбцов, чернила часто меняются, порой расплывают-
ся, в манере письма нет единства»).
Для изготовления Симоновского евангелия, формат которого -
215 (основание) х 280 (высота) мм (602 см'), необходимы шкуры,
размер которых не должен быть меньше, но и не слишком пре-
вышает 250 х 600 мм (1500 см2). Иными словами, нужны шкуры
такого размера, который допускал бы образование из листа in-
plano двух листов in-duo с наименьшими отходами при кройке.
Исходя из этого получается, что производство Симоновского
евангелия объемом в 167 листов потребовало не менее 84 шкур
(1500 : 602 = 2,4 [т.е. исходный размер шкуры предполагает фор-
мирование двух листов форматом 215 х 280 мм]; 167 : 2 = 83,5).
Таким образом, Симоновское евангелие не было исключительно
дорогостоящим, однако его перепйска потребовала значительных
больших затрат, в том числе - на иллюминацию кодекса. В любом
случае очевидно, что кем бы ни был Юрьевский чернец Симон,
«стяжавший» эту рукопись, в своей мирской жизни он находился
на одной из самых высоких ступеней феодальной лестницы.
252
И.Е. Суриков
ВЛАСТЬ И ИМЯ В ГОСУДАРСТВЕ СПАРТОКИДОВ
(О НЕСКОЛЬКИХ ДИСКУССИОННЫХ ПРОБЛЕМАХ
ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОНОМАСТИКИ)
Политический аспект исторической ономастики в последние
годы регулярно привлекает внимание ученых в нашей стране.
Сказанное относится к исследованию различных эпох1, в том
числе и античного греческого мира2. Тем не менее тема эта для
нашего антиковедения пока совершенно новая, еще недостаточно
разработаны даже базовые методологические принципы подхода
к ней. В частности, не всегда специалисты отдают себе отчет в
том, какие конкретно механизмы имянаречения действовали в
древнегреческом мире, стремятся несколько прямолинейно ре-
конструировать эти механизмы, исходя из собственной логики,
продиктованной нашим сегодняшним менталитетом. Так, в рабо-
тах С.Г.Карпюка содержится попытка найти в ономастике клас-
сических Афин прямые проявления идеологической борьбы меж-
ду сторонниками и противниками демократии. Данная точка зре-
ния исходит из той (не вполне верной, на наш взгляд) посылки,
что в античности имена детям давались вполне произвольно, как
в наши дни, что у родителей был практически неограниченный
выбор - весь греческий ономастический фонд, из которого они
могли почерпнуть ad libitum любое имя для своего отпрыска. С
другой стороны, А.А.Молчанов справедливо подчеркивает, что
антропонимы играли исключительно важную роль в поддержа-
нии генеалогической традиции того или иного рода.
Здесь мы хотели бы остановиться в первую очередь на одном
вопросе древнегреческой политической ономастики, который,
тем не менее, представляет значительный интерес по ряду при-
чин - и потому, что он относится к географическому ареалу Се-
верного Причерноморья, который в отечественной историогра-
фии традиционно является предметом особенного внимания, и
потому, что этот вопрос, на первый взгляд, имеющий частный
характер, позволяет выйти на проблемы более общего порядка, и,
наконец, ввиду дискуссионности вопроса, о котором идет речь.
В исследовательской литературе давно уже было замечено,
что имена, которые носили представители династии Спартокидов,
253
правившие в Боспорском царстве, не зафиксированы в среде ря-
довых жителей этого государства. Складывалось полное впечат-
ление, что у Спартокидов был некий набор «династических» имен,
как бы маркировавших их властный статус и недоступных нико-
му иному на Боспоре (Спарток, Сатир, Левкои, Перисад и др.).
В связи с этим был выдвинут тезис, согласно которому для
обычных боспорских граждан, не принадлежащих к Спартоки-
дам, использование характерных для династии имен было табуи-
ровано, а фактически - прямо запрещено3. Этой же идеи придер-
живается А.А.Завойкин - автор последней по времени и самой
фундаментальной работы по интересующему нас сюжету, исклю-
чительно богатой оригинальными, интересными мыслями. У
А.А.Завойкина, более того, идея о табуировании «династиче-
ских» имен на Боспоре получила дальнейшую разработку. Иссле-
дователь пришел к выводу о существовании двух перечней спар-
токидских имен: более пространного, запрещенного для исполь-
зования рядовыми боспоритами, и более краткого - входившие в
него имена табуировались даже для младших ветвей самого рода
Спартокидов!
Признаться, тезис о табуировании имен правителей вызывает
у нас серьезные сомнения. Во-первых, мы не знаем других пре-
цедентов такого рода, во всяком случае, в истории архаического
и классического греческого мира. Во-вторых, нам остается со-
вершенно непонятным, какую институциональную форму мог бы
принять такой запрет. Допустить ли официальный указ, изданный
Спартокидами, - не использовать их имен? Такая версия событий
представляется нам крайне маловероятной, практически невозмож-
ной. На самом деле, насколько можно судить, всё было намного
сложнее, и имевшая место ситуация может быть понята только
после возвращения к поднятому нами выше вопросу - о меха-
низмах античного имянаречения, о степени его произвольности.
Эта произвольность, по нашему глубокому убеждению, была
минимальной. Имя являлось в некотором смысле устойчивой но-
менклатурной характеристикой человека, так сказать, его «пер-
сональной карточкой» в «каталоге» данного социума. Особенно
ярко это видно в римской ономастике республиканского времени,
но, судя по всему, и у греков было не иначе. К моменту, когда
ребенок рождался, было уже практически запрограммировано,
как он будет назван.
254
Никак не решимся утверждать, что принципы имянаречения
в Древней Греции нам абсолютно, во всех своих нюансах понят-
ны. Но, как мы считаем, эти принципы и лежащие в их основе
ментальные структуры в перспективе могут быть в полной мере
постигнуты, «дешифрованы». Пока это представляется делом бу-
дущего. Но на сегодняшний день уже сделаны немаловажные ша-
ги к данной цели; соответственно, можно позволить себе доста-
точно ответственные суждения, разъясняющие ситуацию хотя бы
«в первом приближении»4.
Классическая греческая антропонимика-сложный комплекс,
в рамках которого действовали следующие закономерности: в
высшей степени устойчивый обычай давать детям имена предков
и родственников (чаще всего - деда, реже - дяди, отца либо лица
иной степени родства), а также отражать в семейном ономасти-
коне матримониальные и ксенические связи5; проявление на оно-
мастическом уровне идеологических элементов (прежде всего
речь идет об аристократической идеологии и системе ценностей);
формирование комплексов имен, употребительных в рамках той
или иной семьи. Если уж быть совсем точным, следует говорить
о специфических «семейных» комплексах корневых морфем,
формирующих имена6.
На последний момент следует обратить особое внимание. У
каждого знатного рода существовал свой, достаточно четко очер-
ченный именник. Имена, разумеется, могли переходить от одного
рода к другому, но отнюдь не беспричинно и произвольно, а в
результате брачных или (реже) ксенических отношений. Под-
черкнем: сказанное в наибольшей степени относится именно к
аристократии. На более низких уровнях социума указанный кри-
терий терял свою четкость и определенность; здесь могли появ-
ляться вполне общераспространенные, неспецифичные имена
типа, например, «Аполлодор». Но нас в контексте данной работы
интересуют именно аристократические слои.
Приведем несколько примеров. Если мы встречаем в источ-
никах афинянина по имени Мегакл, можно быть абсолютно уве-
ренными в том, что его носитель является по мужской или жен-
ской линии выходцем из рода Алкмеонидов. И это, конечно, не
потому, что для других родов имя Мегакл было табуировано.
Просто это было «не их» имя, оно принадлежало именно к алкме-
онидовскому именнику.
255
Другой пример, демонстрирующий переход единиц онома-
стического фонда от одного рода к другому. Начиная с IV в. до
н.э. в афинском роду Кериков начинает встречаться имя Феми-
стокл, изначально принадлежавшее роду Ликомидов7. Почему это
произошло? Казалось бы, сразу напрашивается ответ: детей стали
так называть в честь знаменитого человека, прославившего Афи-
ны, - героя Саламинского сражения Фемистокла. Но вот это-то и
означает - модернизировать ситуацию, подходить к античному
материалу с нашими сегодняшними ментальными мерками.
На самом деле всё было несколько иначе. Сопоставление со-
общений источников (Plut. Them. 32; Paus. I. 37. 1) позволяет с
полной уверенностью сделать вывод: одна из дочерей этого зна-
менитого Фемистокла, по имени Асия, была выдана замуж за По-
лиарха из рода Кериков. Именно с ней в этот род перешло «ли-
комидовское» имя.
Принимая за аксиому, что менталитет древних греков был в
общих чертах единым во всех населенных ими регионах ойкуме-
ны, считаем, что выявленные механизмы имянаречения могут
быть с успехом применены и к роду Спартокидов. Это помогает
по-новому посмотреть на некоторые встречающиеся в их дина-
стии имена, в частности, на иранское (но не скифское) имя Пери-
сад8. А самое главное - это позволяет уверенно снять преслову-
тый тезис о табуировании «династических» имен.
Отклоняя данный тезис, мы неизбежно отклоняем и его им-
пликации, в частности, идею о принятии некоторыми Спартоки-
дами нового (тронного) имени при вступлении на престол9. Но эта
проблема уже не может быть здесь рассмотрена ввиду ограничен-
ного объема тезисов; она заслуживает специального исследования.
Примечания
1 Из примеров самого последнего времени следует упомянуть ряд работ
Ф.Б.Успенского и А.Ф.Литвиной по ономастике средневековой Скан-
динавии и Древней Руси. К их обшей оценке см.: Молчанов А.А. Се-
мейный именослов в автобиографии Владимира Мономаха (К вопро-
су о путях усвоения князьями Рюриковичами христианских имен) //
Восточная Европа в древности и средневековье: Автор и его текст.
М., 2003. С. 179.
2 Молчанов А.А. Антропонимическая традиция как одно из слагаемых
исторической памяти (на примере именослова афинских эвпатридов
X в. до н.э. - V в. н.э.) // Древнейшие государства Восточной Европы.
256
2001 год. Историческая память и формы его воплощения. М., 2003.
С. 141-150; Карпюк С.Г. Политическая ономастика классических Афин
в надписях V-1V вв. до н.э. // ВДИ. 2003. № 3. С. 4-35; он же. Общест-
во, политика и идеология классических Афин. М., 2003. С. 198-259;
Завойкин А.А. Об институте династических имен Спартокидов И
Древности Боспора. 2006. Т. 10. С. 214-262.
’ К историографии вопроса см.: Завойкин А.А. Об институте. С. 216 слл.
4 Ср. посвященные ономастике главы в книге: Brenne S. Ostrakismos und
Prominenz in Athen: Attische Burger des 5. Jhs. v.Chr. Wien, 2001. S. 49-
86. См. также в нашей рецензии на эту книгу (ВДИ. 2003. № 3. С. 225-
226).
5 Herman G. Patterns of Name Diffusion within the Greek World and Be-
yond // Classical Quarterly. 1990. Vol. 40. No. 2. P. 349-363.
6 Попытку первичного семантического анализа некоторых из этих мор-
фем на афинском материале см.: Суриков И.Е. DEMOTEUTAI: Поли-
тическая элита аттических демов в период ранней классики (К поста-
новке проблемы) И ВДИ. 2005. № 1. С. 28 слл.
7 Молчанов А.А. Антропонимическая традиция. С. 143-144.
8 Скифским вариантом этого имени было «Перисал».
9 Завойкин А.А. Об институте. С. 223, 225, 233: Перисад IV, Спарток III
(по мнению А.А. Завойкина, тождественный с Селевком II).
AJL Толочко
ЛЕТОПИСНЫЕ «ГОРОЖАНЕ» И «МЕСТИЧИ»
В Галицко-Волынской летописи сохранена грамота (или, ско-
рее, ее отрывок) Владимира Васильковича, передающего свои
владения Мстиславу Даниловичу. Эту грамоту Мстислав привез
во Владимир и приказал публично огласить в кафедральном со-
боре: «и созва бояры ВолодимЪрьскыя брат своего и мЪстичЬ Ро-
усци и НЪмцЪ. И повелЪ передо всими чести грамотоу братноу о
даньи землЪ и всех городовъ и столного города ВолодимЪра»1.
Это, кажется, первый случай упоминания летописью такого обо-
значения горожан, как «местами». Почему, однако, не «горожане»?
«Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.)», не колеблясь,
дает следующее определение слову: м^тичь - «житель населен-
ного пункта, города»2. Так думать авторов словаря, как кажется,
понуждает одно из приводимых ими значений слова Micro «го-
257
род, селение»3. Таким образом, сообщение летописи можно по-
нять так, что Мстислав Данилович приказал читать грамоту перед
всем населением Владимира4. Настораживает, однако, то обстоя-
тельство, что местичи как-то ассоциируются в сообщении с этни-
ческими группами Владимира и даже точнее - с его немецким
населением. Да и связь между мЪстичь и Micro проблематична.
Это локальный «западноруский» термин, не имеющий соответст-
вия в иных частях Руси (как ожидалось бы при производстве из
Micro); несомненное заимствование из ст.-польск. miescic (как
справедливо отметил в своем словоуказателе к изданию украин-
ских грамот В.Розов, полагавший все же, что Micrnnb должно
переводиться как «горожанин»)5. Подобное заимствование, при
том что в языке уже существует его абсолютный синоним, вы-
глядит странным и нуждается в объяснениях, наиболее вероят-
ным из которых могло бы стать предположение, что «граждане»
и «местичи» относятся к разным группам городского населения.
В Галицко-Волынской летописи есть еще одно сообщение с
упоминанием интересующего нас термина. Из него становится
ясно, что, действительно, летопись разделяет Micro и городъ, и,
соответственно, «местичей» и «горожан». Под 1290 г. читаем
описание осады Кракова Болеславом Семовитовичем: «Болесла-
воу же пришедшоу с братьею своею и вьЪха вь Micro, а в городъ
нелзЪ бысть въЪхати ратными [...] мьстичЪ же не бьяхоутся по
БолеславЪ с горожаны, но рекоша ‘'кто сядеть княжити во Кра-
ковЪ, то нашь князь”»6. Совершенно очевидно, что, составляя
вместе единую городскую структуру, «место» и «город», тем не
менее, различны топографически. «Город» здесь - замок, цита-
дель, тогда как «место» гораздо слабее укреплено, находясь, ве-
роятно, на равнинном месте. Но не только этим различаются в
сообщении «горожане» и «местичи». В то время как «горожане»
бьются против Болеслава за своего князя, «местичи», сохраняя
нейтралитет, проявляют либо своеволие, либо равнодушие к ис-
ходу междукняжеской войны. Можно ли думать, что виной тому
их особый, отличный от «горожан» статус по отношению к кня-
зю? Впрочем, кого именно летопись именует «местичами» во
Владимире Волынском и в Кракове на рубеже 1280-1290-х годов,
на основании летописных упоминаний установить, все же, слож-
но. Это городские жители, но не «горожане».
258
Прояснить смысл слова позволяют грамоты более позднего
времени, где «местичи» оказывается термином с точно установ-
ленным содержанием. В грамоте Кейстута и Любарта (датируе-
мой после 1341 г.) «местичами» названы граждане Торуня7. В
составленной во Львове и датированной 1368 г. грамоте встреча-
ем некоего пана Ганька Сварця с уточнением, что он - «мЪстичь
львовский старший»8. Куплю Ганька Сварця свидетельствовали
две группы лиц: высокие официальные урядники и «местичи»9.
Отметим немецкие имена львовских «местичей». Купчую Вятсла-
ва Дмитровского на дворище, писаную во Львове в конце 1370 г.,
свидетели подписывали согласно корпоративной или иной груп-
повой принадлежности: отдельно бояре, «Попове», «соседи окол-
нные», «дьяки», и даже «бортники». Первыми, однако, подписали
«местичи» («а то свЪдци мЪстничи панъ кнефль, михно войтъ
ярославьскии»)10. Примечательно, что помимо пана Кнефеля
«местичем» оказывается и некий Михно, о котором дополнитель-
но сказано, что он - войт ярославский. Войта, на сей раз Пере-
мышльского, подписавшего документ от имени всех «местичей»,
встречаем в купчей Петра Радцеовского 1366 г. («войтъ пере-
мышльский ис мЪстичи»)11. Эти две последние грамоты позволя-
ют с несомненностью установить, какую именно группу населе-
ния нужно понимать под «местичами». Войт - это лицо, возглав-
ляющее магистрат. Следовательно, «местичи» и вообще, и в Га-
лицко-Волынской летописи - это часть горожан (вероятно, пре-
имущественно немецкого происхождения), живущих на магде-
бургском праве12. Г.Людат обосновал идею, что в Центральной
Европе пара gordh/wwsto соответствует паре burgistat', ntfsto воз-
никает как калька stat {locus) и связано с положением новых го-
родов (или городских общин), основанных на немецком праве.
Распространение слова в славянских языках, таким образом, от-
ражает движение так наз. «восточной колонизации» XHI в.13.
Упоминание в Галицко-Волынской летописи «местичей» в
сообщении, которое следует датировать 1287 г., надо признать
наиболее ранним свидетельством существования немецкого го-
родского права на Волыни14. Строительство Даниилом Романо-
вичем городов непосредственно после монгольского нашествия -
хорошо известная исследователям страница взаимоотношений
княжеской власти и города. Видимо, в это время и Волынь, и Га-
лич испытывали постоянный приток населения из других, ра-
259
зоренных территорий Руси, что и делало возможным обустройст-
во новых городов. Как с правовой точки зрения устанавливались
отношения между князем и этими новыми городами, мы не зна-
ем. Можно предположить, что они были традиционны и унасле-
дованы от домонгольского времени. Быть может, к концу столе-
тия этот демографический ресурс стал иссякать, и по примеру
иных владетелей в Центральной Европе волынские князья стали
поощрять немецкую колонизацию. Это неизбежно вносило новые
черты во взаимоотношения князя и города или, по крайней мере,
какой-то части его населения.
Примечания
1 ПСРЛ. М., 2000. Т. 2. Ипатьевская летопись. Стб. 905.
2 Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.). М., 2002. Т. 5. С. 107.
’ Там же. С. 109.
4 Именно так, например, толкует фразу Л.В.Милов в недавно переиз-
данной статье «Ruzzi ’Баварского географа' и так называемые 'Рус-
ичи'» (Милов Л.В. По следам ушедших эпох. М., 2006. С. 77).
5 Розов В. УкраТнськ! грамоти. Т. 1. XIV - перша половина XV в. Киш,
1928. С. 35 второй пагинации.
6 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 934.
7 Розов В. УкраТнсью грамоти. С. 2 (№ 1).
8 Розов В. УкраТнськ! грамоти. С. 15 (№ 8).
9 Розов В. Укра’шськ! грамоти. С. 16. Иное издание грамоты см.: Пещак М.
Грамоти XIV ст. Кшв, 1974, № 21.
10 Розов В. УкраТнсью грамоти. С. 18 (№ 9); Пещак М. Грамоти XIV ст.
№22.
11 Розов В. У краше ь ю грамоти. С. 12 (№ 6); Пещак М. Грамоти XIV ст.
№20.
12 Иным путем, но к сходному толкованию летописной фразы о Влади-
мирских «местичах» пришел О.А.Купчинский, указавший на «орга-
низованную общину» города с 1280-х годов и связавший ее с упо-
минанием «consules ас universitas civitatis Ladimiriensis» в грамоте
1324 г. городу Штральзунду (Купчинський О. А. Акти та документи
Галицько-Волинського княз!вства XIII - першо’Г половини XIV ст.
Лыив, 2004. С. 162).
13 См.: Ludat Н. Nazwa 'miasto' w j^zykach slowiankich // Ludat H.
Slowianie - Niemcy - Europa. Marburg, Poznan, 2000. S. 140-153;
Idem. Poj^cie 'miasto’ w Europe Wschodniej. Przyczynek do dyskusji //
Ibidem. S. 154-168.
14 Это не следует понимать в том смысле, что во Владимире Волынском
господствовало немецкое право. Как и во многих иных городах
260
Центральной и Восточной Европы, немецкое право изначально пре-
доставлялось немецким колонистам как стимул к переселению и
привилегия и долгое время было ограничено рамками немецкой
общины. Во Владимире это произошло только двести лет спустя.
М.С.Грушевский в летописном известии о «местичах» видел намек
на существование во Владимире «немецкой колонии» (Груш ев с ь кий
М.С. 1стор1я Укра’жи-Pyci. Льв1в, 1906. Т. 5: Сустльно-полпичний i
церковний устрШ i вщносини в УкраТно-руських землях XIV-XVII
вшв. С. 224-225).
П.П. Толочко
ТЫСЯЦКИЕ В ЮЖНОЙ РУСИ
Исследуя тему административного управления древнерусско-
го города, автору пришлось убедиться в том, что практически
все, что связано с институтом тысяцких: время его возникнове-
ния, социальный статус, компетенция и др., имеет в исторической
литературе множественные и разноречивые объяснения (Толоч-
ко. Гл. VII). Не возвращаясь к уже проделанной работе и не всту-
пая в полемику с предшественниками, попытаемся здесь посмот-
реть на этот институт государственной власти глазами летописцев.
Вполне определенно они говорят о киевских тысяцких с конца
80-х годов XI в. Впервые - в статье 1089 г., рассказывающей об
освящении Успенской церкви Печерского монастыря. Перечислив
сановитых участников этого действа: митрополита, епископов, ве-
ликого князя Всеволода с сыновьями, летописец затем сделал при-
мечание, что «воеводьство держащю Киевьскыя тысяща Яневи»
(ПСРЛ 1. Стб. 208). Оно, скорее всего, указывает на присутствие
тысяцкого Яня в описываемых торжествах.
Второе аналогичное сообщение находится в летописи под
1231 г. Рассказ о посвящении ростовского епископа Кирилла в
Софии Киевской, на котором присутствовали митрополит, епи-
скопы, игумены, киевский князь Владимир Рюрикович с сыном
Ростиславом, также подытожен словами: «воеводьство тогда дер-
жащю тысящая Кыевскыя Ивану Славничю» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 457).
Последний также, видимо, был среди участников посвящения
епископа Кирилла в Софии Киевской.
261
Из приведенных сообщений можно сделать два вывода. Пер-
вый: киевские тысяцкие в указанное время были одновременно и
воеводами. Второй: в княжеской администрации они занимали
наивысшую ступень. Сложилась ли такая ситуация только к кон-
цу XI в. или имела место и раньше, сказать трудно. Некоторые
летописные известия позволяют склониться ко второму предпо-
ложению. Показательным, в этом отношении, может быть свиде-
тельство статьи 1043 г. В походе Владимира Ярославича на Царь-
град принимали участие Иван Творимирович, представленный
воеводой Ярослава, и Вышата, которому было поручено воевод-
ство «воями многы», как пишет летописец. Первый, судя по все-
му, предводительствовал княжьей дружиной. Когда никто из нее
не захотел присоединиться к «выверженным» бурей на берег ки-
евским воям, это сделал Вышата. «И рече Вышата “азъ пойду с
ними..., аще живъ буду, то с ними, аще погыну то с дружиною”»
(ПСРЛ. Т. 1. Стб. 154). Из цитированного текста видно, что Выша-
та - не профессиональный воевода, а предводитель ополчения. На-
верное, эту должность он исполнял как киевский тысяцкий. К тако-
му выводу в свое время пришел и М.А.Дьяконов (Дьяконов. С. 179).
Характерно, что парное упоминание ближайших княжеских
помощников встречается и в последующих известиях, с той лишь
разницей, что один из них называется воеводой, а другой тысяц-
ким. Так в статье 1146 г., рассказывающей о попытках Игоря
Ольговича организовать оборону Киева от наступающих дружин
Изяслава Мстиславича, упомянуты бояре Глеб и Иван Воитишич.
Последний, судя по его служивой биографии (в 1116 г. по прика-
зу Владимира Мономаха ходил походом на Дунай, в 1128 г. воз-
главлял торческий корпус в войске Мстислава Владимировича, в
1140 г. от имени Всеволода Ольговича вел переговоры с восстав-
шими новгородцами), был профессиональным воеводой. Глеб
определенно назван тысяцким. Оба занимали свои должности при
Всеволоде, и их же просил исполнять Игорь при нем. «Игорь же
посла ОулЪба и Ивана Воитишича и р4че има: “како еста была у
брата моего, тако будете у мене”. А ОулЪбови рече: ’’Держи ты
тысячю, как ей у брата моего держалъ”» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 324).
Оба в событиях 1146 г. командовали полками, что видно из при-
каза Игоря накануне столкновения с дружинами Изяслава: «И
ОулЪбови тысячкому своему и Иванови Воитишичю тако же ре-
че: “ПоЪдита въ своя полкы”» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 326).
262
По существу, и все последующие упоминания о южнорусских
тысяцких представляют их как военных помощников князя. В
уже упомянутом походе дружин Мстислава Владимировича на
Полоцк вместе со своими князьями принимали участие и их ты-
сяцкие. Именно они вели переговоры с жителями Изяславля об
условиях сдачи города: «Воротиславъ АндрЪевъ тысячькыи и Иван-
ко Вячьславъ въсласта отроки своя в городъ» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 292-
293). В неудачном для киевского князя Ярополка Владимировича
сражении 1136 г. с Ольговичами на Супое среди плененных ока-
зался и киевский тысяцкий Давид Ярунович: «И яша бояръ много,
Давыда Яруновича тысячьскаго Кыевьскаго» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 304).
Летописец объяснил этот конфуз тем, что когда преследовавшая
половцев киевская «дружина лучшая» вернулась «опять на пол-
чище», там уже не было «княжих воев» и она попала прямо в ру-
ки к Ольговичам. Из дальнейших разъяснений летописца следует,
что Давид Ярунович возглавлял в походе не просто воев - народ-
ное ополчение, а профессиональную дружину. «Тысячкыи же съ
бояры ихъ переже гнаша по Половчихъ» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 298).
Несколько интересных, хотя и не очень конкретных свиде-
тельств о тысяцких в Южной Руси датируется 80-и годами XII в.
В них не всегда содержатся конкретные указания на должность,
иногда имеет место смешение должностей тысяцкого и воеводы,
но во всех случаях речь идет о ближайших сподвижниках князя.
В 1180 г. упомянуты киевский воевода Лазарь с Рюриковым пол-
ком, Борис Захарьевич с полком Владимира Рюриковича, и Сде-
слав Жирославич с полком Мстислава Владимировича (ПСРЛ.
Т. 2. Стб. 622-623). В летописных статьях 1187 и 1188 гг. боярин
Славн Борисович назван в одном случае воеводой, в другом - ты-
сяцким (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 658, 661-662).
Упоминания о тысяцких в Южной Руси встречаются в лето-
писях вплоть до нашествия монголо-татар, а в Галицко-Волын-
ской летописи и позже. Под 1213, 1238, 1240 гг. упомянут тысяц-
кий Дмитрий, под 1219, 1230, 1231 - тысяцкий Демян. Во всех
случаях - это ближайшие помощники и советники князей Дании-
ла и Василька, а также их воеводы.
Летописные известия о тысяцких в Южной Руси, позволяют
предполагать, что они обязательно исполняли и воеводские фун-
кции. Продвижение по службе всегда определялось формулой -
от воеводы к тысяцкому. Ян Вышатич начинал свою карьеру кру-
263
пного правительственного чиновника - киевского тысяцкого -
воеводой у Святослава Ярославича. Путята перед тем как стать
киевским тысяцким длительное время (о чем свидетельствуют
летописные статьи 1097, 1104, 1106 гг.) служил воеводой у Свя-
тополка Изяславича. Тысяцкий Ратибор пришел к своей должно-
сти через посадничество в Тмутаракани (1079 г.) и воеводство у
Владимира Мономаха (1095 г.).
Имеющиеся письменные свидетельства не подтверждают вы-
борного характера тысяцких и, конечно же, они не были инстру-
ментом общинной власти, на чем настаивали некоторые историки.
По роду своей деятельности тысяцкие были непосредственно свя-
заны с городским и сельским населением (через разветвленный
аппарат сотских и десятских), но определенно были княжескими
чиновниками. На свои должности они назначались князьями и
практически всегда разделяли судьбу своих сюзеренов. Это случа-
лось даже и тогда, когда тысяцкие пытались поставить на более
сильного претендента, так как это случилось с тысяцким Игоря
Ольговича Глебом: предав своего князя, он не сохранил должность;
Изяслав Мстиславич пришел в Киев со своим тысяцким Лазарем.
Отмеченное явление, скорее, правило в чиновничьей судьбе
тысяцких, чем исключение. Очень часто они были по отношению
к городу, в котором исполняли свои функции, пришлым элемен-
том. Особенно характерным в этом отношении может быть при-
мер неудачливого князя Владимира Мстиславича, который коче-
вал из волости в волость со своим тысяцким Рагуилом Добрыни-
чем. Причем, последний находился при князе в этом своем стату-
се даже и тогда, когда тот не занимал никакого стола, как это
имело место в 1147 г., когда Владимир состоял при великом ки-
евском князе Изяславе Мстиславиче. Юрий Долгорукий был от-
правлен на княжение в Суздальскую землю вместе с тысяцким
Георгием Шимоновичем. В аналогичном положении оказались и
два волынских боярина - Демян и Дмитрий, бывшие тысяцкими
князей Василька и Данила. В этих должностях они пребывали
около 30-лет, причем независимо от того, прочно ли сидели их
князья на ртолах или же теряли их.
Есть основания полагать, что тысяцкие были наиболее дове-
ренными представителями князей. В 1147 г. тысяцкий Изяслава
Мстиславича Лазарь был среди трех знатных киевлян (князь Вла-
димир Мстиславич и митрополит Клим), которым киевский
264
князь, находившийся в походе на Ольговичей, поручил собрать
киевское вече. «Изяславъ посла Киеву, къ брату своему Володи-
миру и къ митрополиту Климови, и къ Лазореви тысячкому, и рече
имъ: “Созовите Кияны на дворъ къ святЬи Софьи”» (ПСРЛ. Т. 2.
Стб. 347-348). В 1169 г. доверенным лицом князя Давида Роста-
славича в его переговорах с киевским князем Мстиславом Изя-
славичем выступал вышгородский тысяцкий Радило (ПСРЛ. Т. 2.
Стб. 535). Согласно свидетельству статьи 1187 г. Хлебниковской
летописи, среди представительного посольства, направленного
Рюриком Ростиславичем в Суздаль по княжну Верхуславу, сосва-
танную за сына Ростислава, был и «тысячский Славн съ женою».
При определенных обстоятельствах тысяцкие исполняли и
более существенные правительственные функции. Чюдин, как из-
вестно, «держал» Вышгород. Шимону, согласно Киево-Печерско-
му патерику, Владимир Мономах вручил не только княжескую
судьбу сына Юрия, но и всю «область Суздальскую» (Патерик.
С. 189). Даниил Галицкий отдал «в руки» тысяцкому Дмитрию
Киев, оставшийся накануне нападения монголо-татар без князя.
Пожалуй, наиболее выразительным свидетельством о месте
тысяцких в княжеской государственно-чиновничьей иерархии
является свидетельство Новгородской первой летописи об их
участии в составлении в княжеском селе Берестово нового юри-
дического кодекса. «А се Уставъ Володимирь Всеволодиця: по
Святополци съзвавъ дружину свою на Берестов'Ьмь: Ратибора
Киевскаго тысячьского, Прокопия тысячьского Белгородского,
Станислава Переяславьского тысячькаго» (НПЛ. С. 493). Видимо,
в таком же статусе были бояре Коснячко, Пиронег, Микифор
Киянин и Чюдин Микула, участвовавшие с князьями Изяславом,
Всеволодом и Святославом в составлении Устава Ярославичей
(или правды Ярославичей) в Вышгороде.
Из сказанного следует, что в компетенции тысяцких
определенно находилась сфера гражданского судопроизводства в
городе и селе. Подтверждается это и тем, что во время городских
волнений народный гнев всегда обращался и против тысяцких.
Разграбив в 1113 г. двор киевского тысяцкого, мятежные киевляне
затем пригрозили, что такая участь может постигнуть и дворы сот-
скиЯЛри обсуждении места института тысяцких в системе госу-
дарственной власти неизменно возникает вопрос, из какого бояр-
ства происходили тысяцкие: земского или княжеского. Анализ
265
всех имеющихся в летописи известий не оставляет сомнения в
том, что ими практически всегда были представители родовитого
боярства. Многие боярские династии занимали высшие исполни-
тельные должности на протяжении длительного времени.
Наглядным примером этому может быть род Вышаты. Сам он
служил сначала новгородскому князю Владимиру, а затем Яро-
славу Мудрому. Его сын Ян Вышатич был воеводой у Святослава
и Всеволода Ярославичей, а также Святополка Изяславича. Вто-
рой сын Вышаты - Путята служил воеводой и тысяцким у того
же Святополка. Ряд свидетельств позволяет утверждать, что этот
род своими корнями уходит в X в. - к знаменитому Добрыне -
дяде Владимира Святославича (Прозоровский. С. 3).
В аналогичном положении пребывал и боярский род Чудинов,
двор которых, по свидетельству летописи, находился в самом цен-
тре «города Владимира». Первый из известных Чудинов - Микула в
1072 г. был тысяцким (или посадником) в Вышгороде. Как замеча-
ет летописец, «6Ъ бо тогда держа Вышегородъ Чюдинъ» (ПСРЛ.
Т. 2. Стб. 172). Брат его Тукы служил Изяславу Ярославичу. Судя
по тому, что еще один ближайший помощник Изяслава Коснячко
назван воеводой, можно полагать, что Тукы был тысяцким. В
пользу такого предположения свидетельствует и тот факт, что Ту-
кы оставался с князем в течение всего мятежного времени 1068 г.
После Изяслава Тукы служил у его брата Всеволода. Погиб в 1078 г.
в битве дружин Всеволода с половцами: «Убьень бысть ту Иванъ
Жирославичь и Тюкы, Чюдинь брат» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 191).
На протяжении жизни трех поколений прослеживается еще
один боярский род, тесно связанный службой с южнорусскими
князьями. Основателем его был Нажир Переяславич, служивший,
как можно заключить по летописной статье 1162 г., киевскому
князю Ростиславу Мстиславичу (ПСРЛ Т. 2. Стб. 518). Его сын
Жирослав Нажирович был воеводой или тысяцким у Ростислава
Мстиславича. В 1160 г. он возглавил торческий корпус, отправ-
ленный в помощь полоцкому князю Рогволоду: «Пославъ же бя-
ше Ростиславъ ис Киева помочь Рогъволоду съ Жирославомъ съ
Нажировичем Торкы» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 505). Сдеслав Жиросла-
вич, судя по свидетельствам летописных статей 1180 и 1193 гг.,
был ближайшим помощником князя Мстислава Мстиславича,
занимавшего в эти годы стол небольшого поднепровского город-
ка Треполь. Летописец замечает, что Мстислав выступил в поход
266
на половцев (по призыву Ростислава Рюриковича) «со Сдеславом
Жирославичемъ с мужемь своимъ» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 677).
Наследственность в занятии высших исполнительных долж-
ностей в княжеской администрации прослеживается также на
примере боярского рода Шимона. Ярослав Мудрый определил
его сыну Всеволоду. Замечание «да будет старей у него» указы-
вает на то, что этот боярин занял положение тысяцкого князя Все-
волода. Позже аналогичную должность получил его сын Георгий
при Юрии Владимировиче. Киево-Печерский патерик определен-
но называет его тысяцким. В этом своем статусе он и следует за
молодым князем в Суздальскую землю.
Подводя итог сказанному, можно уверенно утверждать, что
южнорусские тысяцкие занимали в системе княжеской админи-
страции наивысшую исполнительную должность, в ведении ко-
торой находились гражданские и военные дела как в городе, так и
в княжестве.
Источники и литература
Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древ-
ней Руси. СПб., 1912.
Новгородская первая летопись. М., 2000.
Патерик Киевского Печерского монастыря. СПб., 1911.
Прозоровский ДИ. Новые разыскания о новгородских посадниках. СПб., 1892
ПСРЛ. М., 1962. Т. 1. Лаврентьевская летопись.
ПСРЛ. М., 1998. Т. 2. Ипатьевская летопись.
Толочко П.П. Древнерусский феодальный город. Кшв, 1989.
А.А. Тортика
ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ
И СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА
АЛАНО-БОЛГАРСКОГО НАСЕЛЕНИЯ
ЛЕСОСТЕПНОГО ПОДОНЬЯ-ПРИДОНЕЧЬЯ
В ХАЗАРСКОЕ ВРЕМЯ (конец VHI - начало X в.)
Приступая к анализу социально-политического устройства и
военной организации алано-болгарского населения Подонья-При-
донечья, в первую очередь следует отметить, что представители
обоих этносов были военизированы. Это проявлялось в высокой
267
степени вооруженное!и мужской части населения, зафиксиро-
ванной по материалам могильников [23. С. 69; 24. С. 42-43; 1.
С. 39-51; 5. С. 18-27], а также в наличии большого количества
оборонительных сооружений - городищ и крепостей [22. С. 22-
50; 24. С. 25-26; 25. С. 21-22; 3. С. 129-140; 12. С. 270].
Можно предположить, что полиэтничные территориальные
общины, образовавшиеся в результате катаклизмов раннесредне-
вековой истории Восточной Европы, регенерируют родоплемен-
ной способ организации общества. Этот процесс осуществлялся
через постепенное включение новых компонентов в общую,
имеющую традиционный характер военно-территориальную
структуру. Основную массу населения составляли свободные
общинники. Все взрослые мужчины являлись воинами, объеди-
ненными в военные единицы. Одновременно такие единицы бы-
ли эквивалентом соответствующих родоплеменных образований,
территорий, населенных пунктов и крепостей.
Вероятно, ту систему социально-политических отношений,
которая сложилась в это время у населения Придонечья, можно
определить термином «вождество» [3. С. 152]. С одной стороны,
этот термин соответствует тому состоянию общества, когда в нем
выстраивается уже достаточно сложная иерархия власти, налицо
социальная стратификация, обусловленная положением человека
в военно-родовой системе. С другой стороны, это социальное
разделение и эта иерархия носят еще сугубо традиционный ха-
рактер. Они развиваются в рамках реального и вполне эффектив-
ного существования, а также номенклатуры племенного строя.
Наиболее полную и обоснованную реконструкцию системы со-
циальной с гратификации, отражавшей одновременно традицион-
ную военно-иерархическую структуру аланского общества лесо-
степного Подонья-Придонечья, предложил Г.Е.Афанасьев. По его
мнению, аланы Придонечья делились на две основные социаль-
ные группы - алдар и асфад. Первые представляли собой воен-
ную верхушку - «князей», вторые - рядовое войско [3. С. 50].
В то же время принадлежность к воинской верхушке, судя по
материалам катакомбных погребений, не всегда была наследст-
венной, и во многом место человека в обществе зависело от его
индивидуальных качеств [29. С. 38-43], воинских подвигов и
доблести. Следует отметить, что такое деление было отнюдь не
уникальным явлением, характерным только для алан Северного
268
Кавказа и Придонечья. Напротив, подобное деление на два соци-
альных слоя - войско и военные вожди-предводители - сущест-
вует практически у всех кочевников Евразии. На основе изучения
археологических материалов, полученных в ходе раскопок ямных
могильников, можно предположить существование подобного
общественного устройства и у протоболгар.
Основной социальной единицей таких обществ являются
большие семьи [3. С. 78-79; 4. С. 61]. Малые или нуклеарные се-
мьи могут существовать как в составе больших, так и отдельно
[9. С. 43-55], но их полное выделение носит временный характер.
Выделившиеся семьи в благоприятных условиях проявляют тен-
денцию к укрупнению и воссозданию новых больших семей. Ви-
димо, в суровых условиях раннесредневековой Восточной Евро-
пы выжить и сохранить определенную семейную, родовую и эт-
ническую идентичность можно было только при такой форме от-
ношений. В условиях различных военно-политических и эколо-
гических стрессов, массовых миграций и ассимиляционных про-
цессов, большая семья была эффективнее малой и являлась га-
рантом некоторой защиты от внешнего мира для своих членов.
Большая семья являлась также и основной экономической едини-
цей общества. В традиционной военной организации многих на-
родов Евразии [28. С. 50] две-три подобные семьи были эквива-
лентом таких боевых единиц, как десятки.
Следующей единицей общественной структуры алано-болгар
Подонья-Придонечья была территориально-родовая община. Она
состояла из нескольких больших семей, иногда разного этниче-
ского происхождения, но имела тенденцию к регенерации родо-
вого, родственного принципа внутренней организации. Так, и у
жившего оседло на границах степей населения, и у кочевников
Евразии принцип кровнородственности или псевдокровнородст-
венности [6. С. 46; 30. С. 127] был одной из основ общественной
организации. Этот принцип обеспечивал монолитность и жизне-
способность как старых общин, принявших в свой состав иноэт-
ничные элементы, так и новых, составленных из осколков раз-
личных родовых групп, выживших после очередных войн и пере-
селений. Важно было противопоставить внутреннее единство об-
щины перманентной агрессии извне. Этнопсихологическим им-
перативом такого единства был общий культ мужчины-воина, за-
щитника, который с детских лет готовился к выполнению этой
269
главной жизненной функции. Не зря и стратификация общества,
и половозрастная структура, прослеженные в погребальном обря-
де аланского варианта салтово-маяцкой культуры, отражали поло-
жение каждого мужчины (юноши, мальчика) в военной иерархии.
В военной организации условным эквивалентом таких общин
были сотни (по крайней мере, масштабы сотни - двух-трех сотен
вполне соответствуют размерам таких погребальных памятников,
как Сухая Гомольша, Красная Горка, Нетайловка [1. С. 39-51; 18.
С. 45-52; 27. С. 35-37]).
Несколько подобных общин, объединенных под властью од-
ного вождя, военного предводителя, бека образуют так называе-
мые «простые вождества» [13. С. 109-125]. Археологическим эк-
вивалентом подобных простых вождеств в Подонье-Придонечье
были, по всей видимости, отдельные городища-крепости или вза-
имосвязанные территориально и социально группы крепостей с
окружавшими их посадами и селищами. Это Верхнесалтовское
городище с округой, Маяцкий комплекс и другие, по терминоло-
гии Г.Е.Афанасьева - «микрорегионы» [3. С. 109-117], центрами
которых являлись те или иные укрепленные пункты. Простые вож-
дества отличались по размерам занимаемой территории, количе-
ству входивших в них общин и численности населения, поэтому в
военном отношении они могли быть эквивалентом таких единиц
как сотня или тысяча.
Можно предположить, что в лесостепном Подонье-Придоне-
чье с целью обеспечения удобства управления, налогообложения
и мобилизации населения центральная хазарская власть могла на-
значать «главных» вождей - правителей более крупных объеди-
нений, состоявших из нескольких вождеств. Таким образом,
здесь могли возникнуть так называемые «сложные вождества»
[13. С. 109-125], которые представляли собой иерархически ор-
ганизованные группы нескольких простых вождеств. В силу того,
что в этом регионе аланы проживали не единым массивом, а раз-
делялись на три группы (занимавшие бассейны Северского Дон-
ца, Оскола и Тихой Сосны), каждой из которых соответствуют
археологические памятники разных типов - городища, селища,
могильники [24. С. 25-26; 3. С. 141-150; 16. С. 21-23], здесь мог-
ло возникнуть несколько относительно небольших сложных вож-
деств. Основной причиной разделения салтово-маяцкого лесо-
степного населения на три неравные группы (возможно сложные
270
вождества) была, как представляется, естественная география ре-
гиона. В данном случае речь идет о наличии удобных для рассе-
ления долин рек, которые были освоены аланскими группами
разного родоплеменного происхождения. Водоразделы этих рек,
незаселенные и использовавшиеся, по всей видимости, для выпа-
са скота, служили своего рода естественными границами отдель-
ных сложных вождеств. Пока нет достаточных оснований (а та-
ковыми могут быть только данные письменных источников) для
того, чтобы связывать это деление с традиционной для индо-
иранцев концепцией троичности общества [3. С. 152]. Нет осно-
ваний и для того, чтобы говорить о том, что весь регион находил-
ся под властью какого-то одного вождями связывать с его пребы-
ванием тот или иной памятник (Каганово [22. С. 185] или Верх-
несалтовское городище [3. С. 152]).
Военными эквивалентами таких отдельных сложных вож-
деств, в зависимости от их размера, были тысяча или тьма (десять
тысяч) [28. С. 48-49]. Воинский потенциал Северо-Западной Хаза-
рии трудно оценить даже приблизительно в силу отсутствия дос-
товерных палеодемографических данных. Основываясь на общем
количестве открытых в этом регионе памятников (около 300, хотя
точных данных об их площади, заселенности и единовременное™
нет, поскольку ни один из них не раскопан и не опубликован пол-
ностью), можно только предположить, что, вероятно, он находил-
ся в пределах тьмы и мог составлять от 5 до 15 тыс. человек.
Литература
1. Аксенов В.С. Об уровне вооруженности населения салтовской куль-
туры (по материалам Сухогомольшанского и Красногорского мо-
гильников) // В1сник ХДУ. Харюв, 1998. № 413.
2. Афанасьев ГЕ. Поселения VI—IX вв. в районе Кисловодска // Совет-
ская археология. 1975. №3.
3. Афанасьев Г.Е. Донские аланы: Социальные структуры алано-ассо-
буртасского населения бассейна Среднего Дона. М., 1993.
4. Бубенок О.Б. Ясы и бродники в степях Восточной Европы (VI - на-
чало XIII вв.). Киев, 1997.
5. Бубенок ОБ. Алани-аси Дшпровсько-Донського межир!ччя на
В1йськов1й служб! в хозар И Хазарский Альманах. Харьков, 2002. Т. 1.
6. Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. Л., 1934.
7. Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. Л., 1979.
8. Готье Ю.В. Железный век в Восточной Европе. М.; Л., 1930.
271
9. Гуревич А.Я. Норвежское общество в раннее средневековье: Про-
блемы социального строя и культуры. М., 1977.
10. Иченская О.В. Особенности погребального обряда и датировка не-
которых участков Салтовского могильника // Материалы по хроно-
логии археологических памятников Украины. Киев, 1982.
11. Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка X в. Л., 1932.
12. Колода В.В. Исследования Волчанского городища // Древности.
Харьков, 2004.
13. Крадин Н.Н. Структура власти в кочевых империях // Кочевая аль-
тернатива социальной эволюции. М., 2002.
14. Кузнецов В.А. Аланские племена Северного Кавказа. М., 1962.
15. Кузнецов В.А. Глиняные котлы Северного Кавказа// КСИА. 1964.
Вып. 99.
16. Михеев В.К. Подонье в составе Хазарского каганата. Харьков, 1985.
17. Михеев В.К. Экономика и социальные отношения у населения сал-
тово-маяцкой культуры Подонья-Приазовья (середина VIII - сере-
дина X вв.) / Дис. докт. ист. наук. Харьков, 1986.
18. Михеев В.К Погребальный обряд Красногорского могильника сал-
тово-маяцкой культуры // Ранние болгары и финно-угры в Восточ-
ной Европе. Казань, 1990.
19. Михеев В.К. О социальных отношениях у населения салтово-маяц-
кой культуры Подонья-Приазовья в VIII—X вв. // Археология сла-
вянского Юго-Востока. Воронеж, 1991.
20. Михеев В.К. Северо-Западная окраина Хазарии в свете новых ар-
хеологических открытий // Хазарский Альманах. Киев; Харьков,
2004. Т. 3.
21. Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Вос-
точной Европы и Кавказа. М., 1990.
22. Плетнева С.А. От кочевий к городам: салтово-маяцкая культура.
М., 1967.
23. Плетнева С.А. На славяно-хазарском пограничье: Дмитриевский
археологический комплекс. М.. 1989.
24. Плетнева С. А. Очерки хазарской археологии. М.; Иерусалим, 1999.
25. Плетнева С.А. Хазары и Хазарский каганат // Хазары, евреи и сла-
вяне. М.; Иерусалим, 2005. Т. 16.
26. Ромашев С.А. Историческая география Хазарского каганата: период
формирования и расцвета (V-IX вв.) / Автореф. дис... канд. ист. на-
ук. М., 1992.
27. Тортика А.А. Опыт исчисления населения по материалам раннесред-
невекового могильника у с. Красная горка И Тезисы междунар. конф.
История и археология Слободской Украины. Харьков, 1992.
28. Федоров-Давыдов ГА. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973.
272
29. Флеров В. С. К вопросу о социальной дифференциации в Хазарском
каганате // Вопросы этнической истории Волго-Донья в эпоху сред-
невековья и проблема буртасов. Пенза, 1990.
30. Хазанов А.М. Социальная история скифов: основные проблемы раз-
вития древних кочевников евразийских степей. М., 1975.
П.Ю. Уваров
БЕЗГОЛОВЫЙ ВЛАСТИТЕЛЬ
( БОРЬБА ЗА СВЯТОГО ДИОНИСИЯ 1049-1124)
В 1049 г. в Регенсбурге стало известно, что в церкви Санкт-
Эм-мерамского монастыря была обнаружена тайная ниша, скры-
вавшая мощи какого-то святого. Расположенные рядом настен-
ные надписи повествовали, что они принадлежали св. Дионисию,
епи-скопу Парижскому. Об этой истории рассказывают сразу два
текста: Отлоха Санкт-Эммерамского (Otloh 1926), знаменитого
творца автобиографических сочинений, и некоего анонимного
автора (Anonymus Ratisbonensis).
В них сообщалось, что Арнульф, последний император Каро-
лингской династии (896-899), посещая Галлию, направил одного
из своих людей в монастырь Сен-Дени. Тот опоил стражников,
проник в крипту, и, взломав склеп, похитил реликвии святого.
Тщетно затем аббат Эбл умолял императора вернуть святыню.
Единственное, на что согласился Арнульф, никому не говорить о
содеянном. Незадачливый аббат велел тайно заделать взломан-
ный склеп и сохранил пропажу в секрете. По возвращении в Ре-
генсбург император заболел и завещал драгоценную реликвию
вместе с другими сокровищами и своей короной Санкг-Эммерам-
скому монастырю, в котором и был похоронен.
Письма императора и папы, повествующие об этой истории,
признаны исследователями явными фальшивками (Lecher 1900,
Schauwecker 1966), равно как подлогом считают вообще все «чу-
десное обретение мощей», причем авторство всей этой идеи при-
писывают Отлоху (Schauwecker 1964; Fuchs 1991).
Соблазнительно усмотреть в данной коллизии извечную борь-
бу Франции и Германии, старающейся ослабить своего соперни-
ка, лишив его главной государственной святыни. Но дело в том,
что в первой половине XI в. св. Дионисий еще не стал ни глав-
273
ным патроном французских королей, ни защитником француз-
ской столицы. Авторы фальшивок, видимо, руководствовались
иными мотивами. Избрать объектом благочестивой кражи имен-
но Сен-Дени подсказывал прецедент. В 895 г. французский ко-
роль Эд, в обмен на признание императором Арнульфом законно-
сти своих прав, подарил ему ряд драгоценных литургических
предметов, в том числе драгоценный «Золотой кодекс» - литур-
гическую книгу, переданную Арнульфу аббатом Эблом. Вот от-
куда баварские монахи XI в. знали, кто был аббатом в Сен-Дени
полтора века назад (Тейс 1993. С. 140).
Усилиями аббатов Сен-Дени Гинкмара и Гилдуина, живших в
средине IX в., за первым епископом Парижским прочно закрепи-
лась громкая слава. Во-первых, был закреплен образ мученика,
подобравшего свою отрубленную голову и прошагавшего с ней
две мили по равнине Ланди до нынешней базилики Сен-Дени (о
том, насколько отрезанная голова защитника страны соответству-
ет кельтским и германским языческим представлениям, см. Lom-
bart-Jourdain 1989). Во-вторых, удалось создать твердое убежде-
ние о тесной связи с этим аббатством франкских королей и импе-
раторов, предпочитавших упокоиться здесь, осыпав свое послед-
нее пристанище дарами и реликвиями, как, например; Карл Лы-
сый поместил в Сен-Дени гвоздь от креста спасителя и фрагмен-
ты тернового венца. В-третьих, воцарилось убеждение, что епи-
скоп парижский и есть тот самый Дионисий Ареопагит, ученик
апостола Павла, упомянутый в Новом Завете. И, наконец, в IX в.
после перевода на латинский язык трактата «О небесной иерар-
хии», именно этот святой стал считаться ее автором.
Историки искусства видят в «Золотом кодексе» влияние не-
оплатонических идей Псевдо-Дионисия, которого почитал и сам
Отлох (Schauwecker 1964. S. 102). Но обладание мощами столь
уважаемого святого было чрезвычайно полезно и по иным осно-
ваниям. Характерна дата обнаружения реликвий - 1049 г. Новый
аббат Регинвард (1048-1064) вступил в конфликт Отлохом и его
сторонниками, недовольными ущербом, чинимым аббатом «внеш-
ним и внутренним выгодам монастыря» (Усков 2001. С. 411). Ре-
гинвард же помог присвоить монастырские земли местному епи-
скопу, чье правление сравнивается с порочной властью Фараона
(Отлох. С. 248). Открытие мощей равноапостольного святого (как
раз во время визита Льва IX) было достаточным аргументом,
274
чтобы вывести монастырь из-под власти епископа и передать под
прямую юрисдикцию папы. А это означало бы удар и по его
ставленнику - Регинварду: ведь главной мишенью историй о по-
хищении мощей был нерадивый аббат.
Несмотря на то, что документы папы и императора оказались
подложными, молчаливое согласие и Льва IX, и Генриха III с
этой инициативой вполне очевидно. Император и папа встали на
сторону монахов в их конфликте с епископом. К тому же идея
«аккумулирования реликвий» в одном месте была близка импе-
ратору: ведь как свидетельствует надпись на «копье Лонгина»,
именно при Генрихе III в наконечник святого копья был впаян
гвоздь от креста Христова. Мощи святого Дионисия Ареопагита,
помещенные туда, где расположена могила последнего Каролин-
га Арнульфа и где хранится его корона, превращали Санкт-
Эммерам в баварскую «реплику» французского аббатства.
Не следует сбрасывать со счетов и версию противоречий ме-
жду императором и королем Франции - их соперничество было
давним фактом политической истории XI в.
Французский король принял меры: 9 июня 1053 г. Генрих I,
знать и прелаты присутствовали при вскрытии подземного склепа
за алтарем базилики Сен-Дени. Были извлечены серебряные сун-
дуки, в которые еще король Дагоберт велел поместить мощи Дио-
нисия и его спутников. На поверхность были вынуты также
святой гвоздь и часть тернового венца. В сундуках обнаружили
мощи, завернутые в столь ветхое покрывало, что оно тут же рас-
сыпалось в пыль. Святые реликвии были представлены собрав-
шимся, а затем выставлены на алтарь и еще две недели были дос-
тупны обозрению народа. Монах Аймон, составивший реляцию
об этом событии, не преминул отметить, что императорские по-
слы удалились пристыженные.
Регенсбуржцы продолжали бороться, но вскоре лишились
главных своих союзников. Лев IX умер в 1054 г. (будучи в конце
жизни полностью занят тяжелыми войнами с норманнами и
борьбой с Восточной церковью), а вскоре за ним последовал и
Генрих III. Аббат Регинвард и его друг-епископ восторжествова-
ли, и Отлох вынужден был бежать из монастыря. Конечно, в
Санкт-Эммераме продолжали настаивать на подлинности «сво-
его» Дионисия, да и сейчас этот святой является одним из патро-
275
нов регенсбургской епархии. Но на мнении остального Христи-
анского мира это не сказалось.
События 1049-1053 гг. достаточно хорошо известны, но мало
кто замечает, что они стали катализатором бурного расцвета
культа св. Дионисия во Франции. Ведь изъятые из склепа релик-
вии страстей и мощи мучеников так и не вернулись на старое ме-
сто. Все чаще их выставляли на алтаре для обозрения паломни-
ков. В эти дни на поле Ланди открывалась и ярмарка. Есть кос-
венные свидетельства ее существования уже во второй половине
XI в. В эту же пору культ св. Дионисия находит яркое отражение
в ранних «Песнях о деяниях». В «Песни о Роланде» сообщается,
что в рукоятке меча Дюрандаль Роланд носит реликвию - волосы
этого святого, что правитель сарацин мечтает захватить бург
Сен-Дени и что воинов воодушевляет боевой клич: «Монжуа!
Сен-Дени!». Стоит ли искать в этих и других свидетельствах от-
ражение спонтанного рыцарского благочестия или же причина
была в активном участии в записи «жест» монахов Сен-Дени?
Последнее считается бесспорным для периода первой половины
XII в., для песен, относящихся к Каролингскому циклу.
Между 1079 и 1095 г. в Сен-Дени создается рассказ о том,
как в честь реликвий страстей Карл Великий учредил празднич-
ную ярмарку на поле Ланди близ Аахена и как затем Карл Лысый
в 877 г. перенес и реликвии и праздник в Сен-Дени (Descriptio
clavi, 474). Очевидно, что права на одноименное поле, а, следова-
тельно, и на ярмарочные сборы всерьез заботят монахов, про-
снувшихся от долгой «интеллектуальной спячки». В правление
аббата Адама (1094-1122) появляется немало подлинных и под-
ложных документов, подтверждающих права аббатства.
Но самое главное событие для культа св. Дионисия произошло
в понтификат аббата Сугерия, в 1124 г., когда император Генрих V
со своим войском двинулся на Францию. Воспользовавшись тем,
что с 1077 г. королю перешли права графа Вексенского, вассала
аббатства Сен-Дени, Сугерий вспоминает без всяких на то основа-
ний (Barroux 1958), что граф в бою носил «знамя святого Диони-
сия». Согласно сценарию аббата, призвав своих вассалов на свя-
щенную войну (император был отлучен от церкви папой Калик-
стом), король торжественно поднял лежащую на алтаре хоругвь
святого Дионисия (Сугерий. С. 122). Аббат говорит о знамени («ve-
xellum Sancti Dionisii»), но в одном из позднейших манускриптов
276
встречается и слово «орифламма» (Suger 1887. Р. 142). Импера-
тор, обескураженный столь энергичным отпором, повернул на-
зад. В заготовленной Сугерием в том же году грамоте, где благо-
дарный король передавал св. Дионисию права на поле Ланди и на
ярмарочные сборы, в преамбуле повторялась вся эта история,
причем о принятии хоругви говорилось как о давнем обычае.
Сугерию удалось, таким образом, уравнять сакральные сим-
волы власти: у императора было святое копье, обагренное кровью
Спасителя, с вмонтированным в наконечник святым гвоздем, у
Людовика VI - алый штандарт, символизирующий кровь Христа
и святых мучеников, надетый на золотое копье (некоторые видят
в нем парафраз магического копья Вотана, «питающегося кро-
вью»: Lombart-Jourdain 1991). Святой гвоздь, хоть и не был запа-
ян в наконечник этого копья, но прилагался рядом, покоясь на
алтаре св. Дионисия во время принятия орифламмы.
Паритет в «гонке символических вооружений», старт которой
был дан в середине XI в., продержался недолго: в битве при Бувине
1214 г. орифламма победила святое копье империи - Оттон IV, по-
зорно покинет поле боя, едва не лишившись всех своих инсигний.
Но вновь следует предостеречь от прочтения этой борьбы лишь
в политическом ракурсе. Перед творцами символических инноваций
стояли вполне прагматические задачи: Отлох хотел свергнуть своего
аббата, а Сугерий - получить права на ярмарочные сборы. Но их
инициативы были чреваты серьезными последствиями: баснослов-
ные доходы от ярмарки позволили Сугерию, вдохновленному идея-
ми Псевдо-Дионисия, предпринять реконструкцию базилики, и за-
одно - «изобрести» готику, а поражение в борьбе с аббатом подвиг-
ло Отлоха к еще более углубленному самоанализу, ставшему сту-
пенькой в развитии европейского индивида. А это было не менее
важным, чем борьба королей с императорами.
Литература
Отлох Саикт-Эмерамский. Книга Видений Вст. ст., пер. и коммент.
Н.Ф.Ускова// Средние века. 1995. Вып. 58. С. 223-264.
Сугерий, аббат Сен-Дени. Жизнь Людовика VI Толстого, короля Фран-
ции (1108-1137) / Пер. Т.Ю.Стукаловой. М., 2006.
Тейс Л. Наследие Каролингов IX-X века. М., 1993.
Усков Н.Ф. Христианство и монашество в Западной Европе Раннего
Средневековья. СПб, 2001.
277
Anonymus Ratisbonensis Translatio S. Dionisii Areopagite / Ed. Koepke,
MGHSS. T. XI. P. 351-371.
Barroux R. L’abb6 Suger et la vassalite deu Vexin en 1124. Le levee d’ori-
flamme, la chronique du pseudo-Turpin et la fausse donation de Charle-
magne £ Saint-Denis de 813 // Moyen Age. 1958. T. 64. P. 1-26.
Descriptio clavi et coronae domini I Ed. F. Castets // Revue des langues ro-
manes. 1892. T. 36. P. 407-474.
Fuchs F. Die Regensburger Dionysiussteine vom 1049 // Vom Quellenwert
der Inschriften. VortrSge und Berichte der Fachtagung Esslingen (supp-
lemente zu den Sitzungsberichten der Hedelberger Akademie der Wis-
senschaften. Phil.-Hist. KI. Heidelberg 1992. Jg. 1992. Bd. 7. S. 139-159.
Haymon. De delectione corporis macharii areopagite Dyonisii epistola Hay-
monis monachi ad Hugonem abbaten Beati Dionysii Areopagitae // Ed.
Koepke. MGH SS. T. XI. P. 371-375.
Lecher J. Zu den falsen Exemtionsprivilgien fur St.Emmeram (Regensburg)
// Neu Archiv. 1900. Bd. 25. S. 627-635.
Lombard-Jourdan A. Fleur de lis et oriflamme: Signes celestes du royaume
de France. Paris, 1991.
Lombard-J our dan A. Montjoie et saint Denis. Le centre de la Gaule aux ori-
gins de Paris et de Saint-Denis. Paris, 1989.
Otloh von S. Emmeram. Translationes et inventionis sancti Dionysii Ratispo-
nensis historia I Hrsg. A.Hofmeister. M.G.H. SS. T. 30/2. (Hersemann,
1926). P. 823-837.
Schauwecker H. Otloh und die St. Emmeramer Falschungen des 11. Jahr-
huderts // Verhandlungen des Historischen Vereins filr Oberpfalz und
Regensburg. 1966. Bd. 106. S. 103-120.
Schauwecker H. Otloh von St Emmeram. Ein Beitrag zur Bildungs- und
Frommigkeitegeschichte des 11. jahrhunderts. Munich, 1964.
Suger. Vita Ludovici grossi H Ed. Molinier. Paris, 1887. P. 142.
A.C. Усачев
ОСОБЕННОСТИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ
ДРЕВНЕРУССКИХ КНЯЗЕЙ В СТЕПЕННОЙ КНИГЕ
И СПЕЦИФИКА КОМПОЗИЦИИ ПАМЯТНИКА
(на материале жизнеописаний кн. Владимира Святославича,
Александра Ярославича и Дмитрия Ивановича)*
В ходе многолетнего изучения Книги степенной царского ро-
дословия (далее СК) в целом ряде работ (Н.Ф.Околовича, В.В.Ку-
278
скова, В.Барнетта, А.А.Турилова, Г.Ленхофф, А.С.Усачева и др.)
был в значительной степени прояснен вопрос об источниках это-
го весьма объемного памятника. В целом был реконструирован
круг памятников, которые использовал создатель СК. После вы-
явления основных источников произведения неизбежно встали
вопросы, связанные с причинами включения в его текст одних
известий и пропуска (или сокращения) других, за которыми явст-
венно угадывалось стремление исследователей определить поли-
тический идеал книжника и способы выражения его авторской
позиции. Если в историографии высказывались предположения о
сущности политического идеала автора памятника и способах его
литературного представления (В.В.Кусков, Д.Миллер, Д.С.Лиха-
чев, Я.С.Лурье, Н.Н.Покровский, Б.Н.Флоря, ГЛенхофф, А.С.Уса-
чев и др.), то вопрос, связанный с определением композиционно-
го своеобразия памятника, оказались на периферии внимания ис-
следователей. Прояснение этого вопроса имеет для изучения СК
огромное значение в силу особенностей времени и обстоятельств
ее создания.
Вне зависимости от того, прав ли П.Г.Васенко, датировавший
создание СК 1560-1563 гг.1, или справедлива наша точка зрения,
согласно которой основной текст СК был создан в конце 50-х го-
дов XVI в. и в целом закончен ок. 1560 г.", несомненным является
одно - в достаточно краткий срок (вероятно, около 3-х лет), по
всей видимости, одним книжником - ближайшим сотрудником
митрополита Макария благовещенским протопопом Андреем
(впоследствии митрополит Афанасий3) был создан весьма объем-
ный памятник. Констатация этого простого факта побуждает за-
даться вопросом: каким образом в течение столь короткого срока
один книжник при всей его несомненной эрудиции и литератур-
ном таланте сумел создать 1’7 степёней-биографий русских пра-
вителей от Владимира Святославича до Ивана IV, объем которых
намного превышал тексты соответствующих житий и летописных
записей? Попытке ответа на этот вопрос и посвящена настоящая
работа.
Мы рассмотрим три помещенных в СК жизнеописания - кн.
Владимира Святославича (1 ст.), Александра Ярославича (8 ст.) и
Дмитрия Ивановича (12 ст.). Круг источников этих памятников
был определен в историографии и дополнен нами. Обратим вни-
279
мание на композицию этих жизнеописаний и попытаемся зафик-
сировать некоторые их общие черты.
В начале 1 ст. книжник ссылается на некие «похвалы», кото-
рыми Владимир «довольно украшен». Как нами было установле-
но ранее4, под этими похвалами подразумеваются «Память и по-
хвала» Иакова Мниха, «Похвала» Владимиру из «Слова о законе
и благодати», а также «Поучение» на память кн. Владимира5,
созданное с использованием «Слова похвального Константину и
Елене» Евфимия Тырновского и «Слова и законе и благодати»6.
При анализе композиции жизнеописания крестителя Руси в СК
важно отметить два факта: 1) «Поучение» вошло в 1 ст. почти
полностью (по объему вошедшего в 1 ст. материала «Поучение»
превосходит все прочие источники); 2) его структура в СК была
сохранена. При этом любопытно отметить, что фрагменты «По-
учения» в тексте СК следуют в том самом порядке, в котором они
содержатся в «Поучении». Пространство между данными отрыв-
ками в 1 ст. заполнено более или менее пространными пассажами
из других источников - «Слова о законе и благодати», проложно-
го Жития Владимира, «Памяти и похвалы» Иакова Мниха, Нико-
новской летописи и др. Основной массив привнесенного «Поуче-
нием» в СК материала составляют описания добродетелей кре-
стителя Руси, его погребения и похвал ему.
Автор степенной редакции Жития Александра Ярославича
(8 ст.) указывает на свой источник - некое «торжественное сло-
во», которое содержало подробный рассказ об этом князе. Круг
источников жизнеописания Александра Невского в СК в своем
специальном исследовании прояснил В.Мансикка7. Этот иссле-
дователь установил, что в основу 8 ст. положена так наз. Влади-
мирская редакция Жития Александра («Слово похвальное»), с ко-
торым он и соотнес «торжественное слово»8. Как отметил В.Ман-
сикка, материал Жития в СК дополнен данными летописного ис-
точника, близкого к Никоновской, Воскресенской и особенно к
Софийской I летописям. Из него черпались фактические подроб-
ности жизни Александра - описания битв со шведами, немцами и
литвой, поездки в Орду и т.д. Характеризуя особенности включе-
ния Владимирской редакции в 8 ст. в целом, В.Мансикка указал
на то, что автор СК «все больше и больше склоняется на сторону
летописных подробностей, не удовлетворяясь бедным историче-
ским содержанием Владимирской редакции» Жития Александра
280
Невского9. Также как и в случае с «Поучением» на память кн.
Владимира, Житие Александра Владимирской редакции в СК
послужило источником описания добродетелей князя, его пре-
ставления и похвал ему.
Повествуя о Дмитрии Ивановиче, книжник ссылается на не-
кое «житие», фрагменты которого он и представляет читателю.
Источники посвященной жизнеописанию кн. Дмитрия Ивановича
12 ст. специально рассмотрел В.В.Кусков10. Исследователь выде-
лил ряд фрагментов «Слова о житии и преставлении...» Дмитрия
Ивановича11 в жизнеописании этого князя в СК (гл. 1-13 12 ст.),
которые по своему объему превышают заимствования из ряда
прочих источников. Как указал В.В.Кусков, материал «Слова»,
структура которого, судя по заимствованным в 12 ст. отрывкам, в
СК была сохранена, дополнялся рядом других источников - па-
мятниками Куликовского цикла, а также летописным материалом
(прежде всего, Никоновской и Воскресенской летописей). Заклю-
чительную часть 12 ст. представляет основанное на летописном
материале жизнеописание жены Дмитрия Ивановича - Евдокии
(14-20 гл.). Основной массив привнесенного в СК «Словом» ма-
териала (также как и в случае с «Поучением» и Владимирской
редакцией Жития Александра Невского) посвящен описанию до-
бродетелей и похвал московского князя.
Результаты рассмотрения жизнеописаний кн. Владимира,
Александра Ярославина и Дмитрия Ивановича дают основания
зафиксировать следующее: 1) при создании каждого из этих жиз-
неописаний книжник опирался на какой-либо обширный памят-
ник, повествующий о соответствующем персонаже (в текстах
степеней содержались ссылки на соответствующие памятники -
«похвалу», «торжественное слово», «житие»); 2) памятник вклю-
чался в СК либо почти полностью, либо в более или менее значи-
тельных фрагментах (основной объем заимствований составляли
описания добродетелей и похвал соответствующего персонажа);
3) при этом структура соответствующего источника того или
иного жизнеописания в СК сохранялась; 4) «щели» между фраг-
ментами соответствующих («основных») источников тех или иных
степеней заполнялись материалом, почерпнутым из иных (по
преимуществу летописных) источников. Все это дает возмож-
ность реконструировать возможный путь работы автора СК. Наи-
281
более вероятным представляется следующий вариант развития
событий.
Перед ближайшим сотрудником митрополита Макария, оче-
видно, его покровителем была поставлена задача создания био-
графий предков первого русского царя. Судя по всему, книжник
располагал ограниченным временем (свидетельство этому - неза-
вершенность памятника, на которую исследователи уже обраща-
ли внимание12). Столкнувшись с огромным массивом агиографи-
ческого и летописного, а также иного материала, на основе кото-
рого в течение короткого срока ему предстояло создать 17 био-
графий, создатель СК встал перед необходимостью выбора мето-
дики работы, которая позволила бы ему выполнить эту непро-
стую задачу. Итоги разбора жизнеописаний кн. Владимира Свя-
тославича, Александра Ярославича и Дмитрия Донского убежда-
ют в том, что в основу той или иной степени им клался один из
крупнейших (а в случае с Дмитрием Ивановичем единственный)
памятник, посвященный тому или иному персонажу («Поучение»
на память Владимира, Владимирская редакция Жития Александ-
ра Невского, «Слово о житии и преставлении» Дмитрия Донско-
го). При этом структура основного источника соответствующей
степени сохранялась и клалась в основу ее построения - фраг-
менты располагались в СК в порядке их следования в источнике.
Пространство между соответствующими отрывками заполнялось
дополнительно привлекаемым материалом (в большинстве случа-
ев летописным). Таким образом, жизнеописания государей -
предков Ивана IV (по крайней мере, трех рассмотренных персо-
нажей) в СК представляли своего рода пространные редакции
крупнейших посвященных им памятников, в которых были со-
хранены (и подчас и усилены) выдержанные в агиографических
тонах описания соответствующих персонажей и введены допол-
нительные фактические подробности из их биографий.
Рассматривая восстанавливаемый нами процесс создания СК
в контексте той проблемы, которая была поставлена перед книж-
ником, нельзя не признать, что с этой своей задачей он успешно
справился, - за сравнительно короткий срок с помощью реконст-
руируемой выше методики ему удалось создать произведение,
структуру и идеи которого в русской литературе и историогра-
фии воспроизводили на протяжении столетий13. Насколько соот-
ветствует представленная гипотеза материалу прочих степеней, а
282
также совокупности накопленных в науке знаний о времени и об-
стоятельствах создания СК, покажут дальнейшие исследования.
Примечания
* Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 06-04-00497а) и
гранта Президента РФ для поддержки молодых ученых (проект МК-
6546.2006.6).
1 Васенко П.Г. «Книга Степенная царского родословия» и ее значение в
древнерусской исторической письменности. Ч. 1. СПб., 1904. С. 214-217.
2 Усачев АС. К вопросу о датировке Степенной книги И Древняя Русь.
Вопросы медиевистики. 2005. № 4 (22). С. 28-40.
’ В литературе оспаривается лишь степень его участия в создании СК.
Однако вне зависимости от того, был ли он автором степенных редак-
ций всех вошедших в СК произведений или его прерогативы ограни-
чивались составительскими и редакторскими функциями, участники
дискуссии сходятся в одном - в несомненном факте участия этого
книжника в создании памятника. Подробнее о дискуссии об авторстве
СК см.: Неберекутина ЕВ. Митрополит Афанасий и проблема автор-
ства Степенной книги // От Нестора до Фонвизина: новые методы оп-
ределения авторства. М., 1994. С. 126-153; Она же. Поиски автора
Степенной книги И Там же. С. 154-224; Охотникова В.И. Житие Все-
волода-Гавриила в составе Степенной книги И Русская агиография.
Исследования. Публикации. Полемика. СПб., 2005. С. 500-503.
4 Подробнее см.: Усачев А С. Источники Степенной книги по истории
домонгольской Руси И Средневековая Русь. М., 2006. Вып. 6. С. 256-
271; Он же. Об одном источнике Жития Владимира в Степенной кни-
ге // Проблемы источниковедения. Вып. 1 (12). М., 2006. С. 328-337.
? См.: Усачев А.С. Из истории русской средневековой агиографии: два
произведения о равноапостольном князе Владимире Святославиче
(исследование и тексты) // Вестник церковной истории. 2006. Вып. 2.
С. 39-44.
6 На использование этого памятника в СК указал в своем неопубликован-
ном кандидатском сочинении студент МДА Н.Ф.Околович в 1909 г.,
см.: ОР РГБ. Ф. 172. К. 325. № 2. л. 103 об., 118 и др. (данная работа
нами готовится к печати).
7 Мансикка В. Житие Александра Невского (Разбор редакций и текст).
М., 1913. С. 143-165. О характере переработки Жития Александра в
СК также см.: Isoaho М. The Image of Aleksandr Nevskiy in Medieval
Russia: Warrior and Saint. Leiden; Boston, 2006. P. 320-347.
8 Мансикка В. Житие Александра Невского. Прил. С. 15-31.
9 Там же. С. 147.
10 Кусков В.В. Степенная книга как литературный памятник XVI века:
дис. ... канд. филолог, наук. М., 1951. С. 185-193.
283
" ПЛДР. XIV - середина XV века. М., 1981. С. 208-229.
'* Например, см.: Покровский Н.Н. Томский список Степенной книги
царского родословия и некоторые вопросы ранней текстологии па-
мятника И Общественное сознание и литература XVI-XX вв. Новоси-
бирск, 2001. С. 9-11, 20, 24.
13 Об этом см.: Усачев А.С. Московский книжник XVI в. и историки
XVIII-XX вв.: опыт конструирования генеалогии одного представле-
ния в отечественной историографии // Интеллектуальная культура со-
временной историографии: Сб. ст. М., 2006. С. 157-175.
Ф.Б. Успенский
ЕЩЕ РАЗ О КЕННИНГЕ «СТРАЖ ГРЕЦИИ И ГАРДОВ»
В СКАЛЬДИЧЕСКОЙ ПОЭМЕ XI В.
Хорошо известно, что христианское начало, пришедшее в
Скандинавию с крещением полуострова, относительно скоро по-
лучило отражение в панегирических поэмах скальдов, хотя вся
поэтика скальдических стихов в целом сформировалась еще в
языческую эпоху. Действительно, с одной стороны, скальдиче-
ское стихосложение оставалось достаточно консервативным, и,
возможно, именно эта консервативность заставляла некоторых
первых конунгов-христиан отказываться от услуг скальдов. С
другой стороны, конунги все же не могли обойтись без скальдов,
а скальды - без конунгов. Поэтому во времена крещения из хва-
лебных песней поначалу исчезают на некоторое время привыч-
ные кеннинги, упоминающие древних богов, а позднее, когда
острота противостояния старой и новой веры значительно снижа-
ется и слушатели уже не могут сомневаться в принадлежности
поэта к одной с ними церкви, традиционные мифологические
имена, традиционные мифологические кеннинги вновь возвра-
щаются на свое место.
Разумеется, воздействие новой религии не ограничивалось,
так сказать, временным устранением старого. Предпринимались
попытки ввести собственно христианские темы, образы и реалии
в скальдические сочинения. Между тем, традиционные формы
отнюдь не так легко принимали это новое содержание, и дело, на
наш взгляд, было не только в устойчивости традиционного скаль-
дического канона. Как кажется, специфика христианской образ-
284
ности у скальдов вообще соответствует специфике рецепции хри-
стианства в Скандинавии в первое столетие после крещения.
Остановимся на одном из ранних образчиков тех скальдиче-
ских строф, где, согласно утверждению Снорри Стурлусона,
упоминается Иисус Христос. Речь идет о цитируемом в «Млад-
шей Эдде» отрывке из погребальной драпы Арнора Тордарсона
(Скальда Ярлов), сочиненной ок. 1067 г. в память о норвежском
конунге Харальде Суровом (t в 1066 г.): «Я возношу молитвы
мудрому стражу Греции и Гардов за раздавателя смертей мужей
(князей?); так я отплачиваю князю за дар»1. Разумеется, мы не
можем пройти мимо того обстоятельства, что в этой строфе Гре-
ция и Гарды рассматриваются как некий континуум2. Небезынте-
ресно нам также и употребление архитрадиционного для скаль-
дической поэзии клише «я отплачиваю князю», воплощающее
более общую идею, согласно которой правитель, не скупясь, раз-
дает золото своей дружине, а они отплачивают ему, добывая но-
вое золото и славу3. Однако не эти темы станут основным пред-
метом нашего рассмотрения.
Обратим, прежде всего, внимание на самый кеннинг Христа.
Если рассматривать это обозначение по частям (что не всегда
правомерно для кеннинга), на первый взгляд, может показаться,
что слово vordr «хранитель, страж, защитник» целиком и полно-
стью соответствует общехристианской традиции прославления
Сына Божьего. Вместе с тем, даже не углубляясь в историю
употребления этой лексемы у скальдов, нельзя не обратить вни-
мание на тот несколько необычный факт, что Христос оказывает-
ся хранителем отнюдь не Норвегии или Скандинавии в целом, а
стран, скандинавам хорошо известных, но заведомо лежащих за
ее пределами. Христос и христианство удивительным образом
как бы отделены от державы самого умершего конунга, - в ка-
ком-то смысле, Вседержитель предстает перед нами правителем
почитаемым, но иноземным.
На первую часть этого парадокса, как кажется, обратил вни-
мание уже сам Снорри Стурлусон4. Приводя примеры кеннингов,
с помощью которых подобает обозначать Христа, он немедленно
указывает, что почти все из них годятся для обозначения земных
конунгов конкретных стран или любых правителей вообще. Так,
«конунгом Рима» может быть назван как Христос, так и римский
кесарь, «конунгом Греции» - Христос и кесарь Миклагарда, «ко-
285
нунгом Иерусалима» — Христос и тот, кто правил Иерусалимом, а
«хранителем или защитником людей» - любой из этих правителей5.
Приведенные в «Младшей Эдде» примеры из скальдов до-
христианского времени не оставляют у нас ни малейших сомне-
ний в том, что на Христа попросту переносятся традиционные
обозначения земных царей (ср. grundar vordr «хранитель земли»,
folkvordr «защитник народа» и т.п.). С чем же мы имеем дело?
Быть может, перед нами - своего рода христианская риторика упо-
добления, перевернутая «с ног на голову», когда не земной пра-
витель уподобляется Христу, а Христос становится подобием ца-
ря земного. Примеров инверсий такого рода в истории христиан-
ства множество, в разные исторические эпохи они могут напол-
няться различными смыслами. Однако в случае с погребальной
драпой Арнора Скальда Ярлов, на наш взгляд, мы имеем дело с
взаимодействием очень ранней, еще вполне «варварской» стадии
освоения христианства и весьма изощренного, высоко формали-
зованного поэтического языка.
Отметим, что тот, к кому возносятся мольбы за Харальда Су-
рового, назван не «владыкой Иордана» или «конунгом Рима», а
именно «хранителем Греции и Гардов». Собственно говоря, осо-
бенно интересно, почему здесь появляется расширение - Гарды
(Русь), поскольку кеннинг Христа, где упоминается Византия,
уже использовался в скальдической поэзии и прежде. Так, Тора-
рин Славослов в поэме «Выкуп за голову», сочиненной в 1026 г.,
говорит, что «Кнут защищает землю как хранитель Греции (= Хри-
стос) - небесное царство»6. Почему же в поэме о Харальде Суро-
вом появляются сразу две христианские страны, лежащие на Вос-
точном пути?
Как кажется, ответ на этот вопрос не стоит переусложнять и
видеть в этом, например, указание на собственно византийское
и/или русское происхождение христианства в Скандинавии или
влияние восточного обряда на поэзию скальдов, как это делали
Е.А.Рыдзевская, О.Прицак и другие исследователи . Судя по все-
му, главную роль здесь сыграла хорошо известная биография са-
мого конунга Харальда, много лет служившего предводителем ва-
рягов при византийском императорском дворе, неоднократно бы-
вавшего на Руси и породнившегося с русским княжеским домом.
В определенном смысле, в сагах Харальду на Руси приписы-
ваются практически те же функции и обязанности, которые он
286
исполнял в Византии. В Константинополе Харальд участвует в
военных экспедициях и охраняет вместе со своими людьми им-
ператора. При дворе же своего будущего тестя, Ярослава Мудро-
го, он становится предводителем скандинавов, охранявших стра-
ну. Подчеркнем, что нас интересует сейчас не истинная истори-
ческая роль варяжской дружины в политической жизни Византии
и Руси, а ее осмысление в скандинавской повествовательной и
поэтической традиции. В прозаических текстах («Гнилая кожа»,
«Красивая кожа», «Круг Земной», «Хульда») Харальду приписы-
вается статус «защитника страны», к нему применяется термин
landvarnarmadr, который нередко используется по отношению к
варягам, поступившим на службу к иноземному государю8.
Таким образом, имея в виду обыденный смысл прозаического
языка, выражение «страж, хранитель Греции и Гардов» (Girkja
vord ok Garda) практически синонимично тем характеристикам,
которыми Харальд Суровый наделяется в сагах (landvarnarmadr,
...hofdingi mikill ok hafdi landvorn, hofdingi у fir landvarnarmonn-
umf. Подобная близость и провоцирует, по-видимому, весьма
необычное обозначение Христа в поминальной поэме о Харальде
Суровом: Христос оказывается подобен не земным государям
вообще, но, прежде всего, тому конунгу, за которого молится
скальд.
Примечания
1 Boenir hefk fyr beini И bragna falls vid snjallan // Girkja vord ok Garda;
gjof launak sva jofri = Hefk boenir fyr beini bragna falls vid snjallan Girkja
vord ok Garda; launak svd jOfri gjof [Finnur Jonsson. Den norsk-islandske
Skjaldedigtning. В (Rettet tekst). В. I-П. Kobenhavn, 1973 (репр. издания
1912-1915 гг.). В. I. S. 326].
2 См. подробнее об этом: Успенский Ф.Б. Скандинавы - Варяги - Русь:
Историко-филологические очерки. М., 2002. С. 288-289.
’ См. подробнее: Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б. Между прозвищем и пане-
гириком: К изучению русско-варяжского формульного фонда И Име-
нослов: Заметки по исторической семантике имени / Сост. Ф.Б.Ус-
пенский. М., Вып. 2. С. 135-188.
4 См.: Snorri Sturluson. Edda / Udg. af Finnur Jonsson. Kobenhavn, 1900.
S. 121-123.
5 Впрочем, параллелизм этот, как и многие ряды соответствий у Снорри,
довольно обманчив. Так, Христос может обозначаться, согласно Снор-
ри, кеннингом «конунг ангелов» (engla konungr). а в перечне Кеннин-
гов для земных правителей на этом месте появляется «конунг анг-
287
лов», который правит Англией {Englakonungr) {Snorri Sturluson. Edda.
S. 122-123). Это нарочитое смешение англичан и ангелов восходит,
по всей видимости, к рассказу Беды Достопочтенного о папе Григо-
рии Великом, предрекшем крещение Британии.
6 Knutr verr grund sem goetir // Griklands himinriki {Finnur Jonsson. Den
norsk-islandske Skjaldedigtning. В. I. S. 298).
7 См.: Рыдзевская E.A. Легенда о князе Владимире в Саге об Олафе Трюгг-
васоне // Труды Отдела древнерусской литературы. М.; Л., 1935. Т. 2.
С. 7. Примеч. 2; Pritsak О. The Origin of Rus’. Old Scandinavian Sources
other than Sagas. Cambridge (Mass.), 1981. Vol. 1. P. 253; cp.: Johnsen A.O.
Harald Hardrides Dod i Skaldediktningen И Maal og Minne. 1969. S. 49-
50; Kuhn H. Das alteste Christenthum Islands П Zeitschrift fur deutsches
Alterthum. 1971. Bd. 100. S. 14-15.
8 Так характеризуется, в частности, будущий оркнейский ярл Рёгнвальд
сын Брус и, который вместе с Харальдом Суровым служил на Руси у
Ярослава [Orkneyinga saga / Finnbogi Gudmundsson gaf ut. Reykjavik,
1965 (Islenzk fomrit. B. 34) Кар. XXI. Bls. 53-54], не говоря уж о са-
мом знаменитом варяге русской историографии - Эймунде Хрингссо-
не, герое одноименной «Пряди об Эймунде».
9 У Снорри, в частности, приведен целый ряд подобных обозначений зем-
ных правителей: «Konunga alia er rett at kenna sv£, at kalla |)a lan-
dradendr eda landz-vordu eda landz-soeki eda hirdstjora eda vord
landfolks» <курсив мой. - Ф. У> «Всех конунгов правильно обозна-
чать “правителями страны” или "защитниками страны” или “завое-
вателями страны” или “предводителями дружин” или “защитниками
народа”» {Snorri Sturluson. Edda. S. 123). Характерно, что среди них
нет термина landvarnarmadr, который остается, по-видимому, при-
надлежностью языка прозы.
А.А. Фетисов
«Знак Рюриковичей» на Нижнем Дунае
Комплекс скальных церквей Басараби, расположенный на
Нижнем Дунае в 15 км от г. Констанца на территории современ-
ной Румынии, был открыт еще в 1957 г. В период раннего сред-
невековья эти территории входили в состав Первого Болгарского
царства. До третьей четверти X в. в Басараби располагались раз-
работки камня, шедшего на сооружение каменного вала между
Констанцей и Чернавода. Й.Барня считает, что каменоломня в
288
Басараби перестала действовать при Иоанне Цимисхии или Васи-
лии II (Барня 1962). После этого в образовавшихся пещерах появ-
ляется монастырь. Граффити и надписи на меловых стенах всего
комплекса служат дополнительным основанием для периодиза-
ции жизни памятника. Спектр граффити чрезвычайно широк: это
и тюркские руны, и рисунки животных, людей, кириллические
надписи и христианские символы (Овчаров 2002. С. 170-200).
Высказывались предположения о печенежском и даже сканди-
навском происхождении некоторых надписей и знаков (Вагпеа
1962. Р. 207-208). В одной из церквей на продольной стене нефа
имеется процарапанное изображение двузубца (рис. 1), относя-
щееся к периоду после существования каменоломни. Граффити
имеет размер 12 х 12,5 см. Оба зубца заострены в верхней части.
Нижняя часть граффито («ножка»)
достаточно широкая и разделена по-
полам вертикальной линией. Обна-
ружение двузубого граффито на па-
мятнике Первого Болгарского царст-
ва дает дополнительные возможно-
сти для поиска морфологических свя-
зей подобных знаков (учитывая тюр-
кское влияние в этом регионе).
Происхождение и семантика двузубого (или трезубого как
типологически близкого) знака точно неизвестны. У иранских на-
родов средневековья (аланы), составлявших значительную часть
населения Хазарского каганата, традиция использования тамг
восходит еще к сарматским временам первых веков нашей эры. В
средневековом аланском мире прослеживается довольно большая
доля «сарматского наследия» (Яценко 2001. С. 111). Многие типы
и сама традиция нанесения тамг развивается в сармато-аланском
мире практически непрерывно с первых веков нашей эры до
средневековья и позднее. Царские знаки Боспора I - IV вв. пред-
ставляли собой тамги правителей из сарматской и аланской сре-
ды. Приходящий к власти представитель знатного рода делал
свою клановую или семейную тамгу символом государственной
власти.
Порядок наследования княжеских знаков, выявленных на
древнерусских монетах и свинцовых печатях, в Древней Руси X-
289
ХП вв. от предка к наследнику (от отца к сыну) во многом типо-
логически близок сармато-аланской традиции - наследованию знака
отца с индивидуальным дополнением каких-либо элементов.
Существующая версия о германском происхождении «знака
Рюриковичей» (Ambrosiani 2001. Р. 11-27) не объясняет динами-
ку изменений при наследовании двузубцев и трезубцев на протя-
жении Х-ХП вв. На сегодняшний день пока невозможно точно
установить происхождение «знаков Рюриковичей» от иранской/
тюркской или от североевропейской традиции. Однако, способ
использования двузубцев и трезубцев в Древней Руси (в качестве
граффити на различных предметах, как знаков собственности или
раннегосударственной власти) и принцип наследования этих зна-
ков говорят скорее о «восточном» направлении связей. Механизм
заимствования в этом случае неясен.
«Знаки Рюриковичей» в Древней Руси с X в. встречаются на
самых разных категориях предметов. Предметом нашего интере-
са в данном случае являются двузубцы X - начала XI в.
На территории Древней Руси X в. известны две подвески с
изображениями двузубцев. Серебряная подвеска из Гнездова про-
исходит из частной коллекции и датируется С.В.Белецким второй
половиной X в. (Белецкий 2004. С. 252-253). Костяная подвеска
из Новгорода (26-ой ярус Троицкого раскопа, 954-973 гг.) несет
на одной стороне двузубец, позднее переделанный в трезубый знак.
Еще одна категория предметов на территории Древней Руси,
несущих изображение двузубца, - арабские монеты-дирхемы.
Двузубцы процарапаны линейным или контурным изображением
достаточно крупно, занимая всю центральную часть монеты, на
13 дирхемах (два из них - предположительно). В ряде случаев
двузубцы нанесены на монеты, чеканенные задолго до Святосла-
ва. При этом, говорить о том, что знаки на них нанесены до кня-
жения Святослава можно только в тех случаях, когда монета на-
ходится в составе клада, имеющего достаточно уверенную дати-
ровку (Мельникова 1996. С. 49. Рис. 1, 3). Также несколько дву-
зубцев нанесено на монеты, чеканенные после смерти Святослава
(Мельникова 1996. С. 49. Рис. 11, 12; Нахапетян Фомин 1996.
С. 205. Рис. 253). В нескольких случаях граффити на дирхемах
интерпретируются как двузубцы лишь предположительно (Мель-
никова 1996. С. 49. Рис. 2, 13). В трех случаях датировки кладов
290
позволяют связать граффити-двузубцы на монетах со временем
Святослава (Мельникова 1996. С. 49. Рис. 8, 9, 15). В трех случа-
ях, хотя дата чеканки дирхемов относится ко времени до Свято-
слава, это не исключает возможности того, что граффити-
двузубцы появились на монетах в период его княжения (Мельни-
кова 1996. С. 49. Рис. 4, 5, 6). Вполне убедительной представляет-
ся версия о государственно-владельческом смысле этих граффи-
ти. Клеймившиеся княжеским знаком дирхемы превращались в
государственную платежную единицу (Добровольский и др.
1991. С. 130). Это предположение тем более обосновано, по-
скольку из 16 известных на дирхемах «знаках Рюриковичей» 13
являются двузубцами и только три - трезубцами. Затем трезубцы
ставились уже на русские монеты, и нанесенйе их на дирхемы
просто не было необходимым.
В круг интересующих нас предметов входит также актовая
вислая свинцовая печать, найденная в 1912 г. при раскопках Де-
сятинной церкви в Киеве (предмет утрачен, сохранились лишь
прорисовки). На обеих сторонах печати помещено изображение
двузубца, по краям печати идет круговая надпись. Обоснованным
на сегодняшний день представляется интерпретация надписи
А.А.Молчановым, прочитавшим ее как греческое написание име-
ни «Святослав» (Молчанов 1988. С. 50-52). Печать Святослава
фигурирует и в «Повести Временных Лет» при описании заклю-
чения русско-византийского договора 971 г.
При раскопках Саркела найдена круглая костяная пластина с
изображением двузубца. При публикации этой находки М.И.Арта-
монов не указал ее археологического контекста в слоях Белой Ве-
жи и не связывал ее со Святославдм и событиями 965 г. (Артамо-
нов 1958. С. 74-76). Эта связь была установлена позднее, однако
практически не аргументирована (Артамонов 1962. С. 430; Янин
1970. С. 41). Также из Саркела происходят два двузубца, проца-
рапанные на амфорах (Флерова 1997. С. 229-230). Хотя они и не-
сут линейное изображение, аналогичное граффити на дирхемах,
но, вероятно, связаны не с древнерусской, а с «местной» ирано-
тюркской традицией использования тамг. Более уверенно со
«знаками 'Рюриковичей» можно связать двузубец, процарапанный
(среди целого ряда княжеских знаков) на кистене X-XII вв. из
Саркела, который Белецкий считает возможным датировать X в.
291
(Белецкий 2000. С. 103-104). Чрезвычайно интересен случай об-
наружения трех двузубцев на стенах гробницы Царского кургана
под Керчью. А.О.Амелькин относит их к «знакам Рюриковичей»
и связывает их появление с походом Святослава, затронувшим
земли на восточном берегу Керченского пролива (Амелькин
2001. С. 239-254).
Опорными хронологическими моментами в разработке генеа-
логии «знаков Рюриковичей» в отечественной науке явились пе-
чать Святослава, знаки на златниках и сребрениках и ряд печатей
XI-XII вв., имеющие достаточно уверенную атрибуцию. Недос-
тающие или не вполне доказуемые элементы схемы развития
знаков реконструировались всегда условно. Так, например, при-
сутствие двузубцев в виде граффити на дирхемах в конце IX-
первой половине X в. позволило предположить, что они относят-
ся к предшественникам Святослава - Олегу и Игорю. Поскольку
двузубец в таком случае переходил от князя к князю без измене-
ний (до эпохи Святослава), Е.А.Мельникова предположила, что
на этом этапе двузубец не являлся лично-родовым знаком, высту-
пая либо как знак правителя, главы рода Рюриковичей, либо как
общеродовой знак (Мельникова 1996. С. 49). В эпоху Святослава
двузубый знак начинает изменяться при переходе его к наслед-
никам, причем практически во всех случаях на один новый эле-
мент, на что специально обратил внимание С.В.Белецкий (Белец-
кий 2000. С. 38). Видимое противоречие в характере наследова-
ния знака до Святослава, когда он существовал без изменений, и
после, когда с каждым князем он приобретает новые элементы,
вероятно, объясняется принципиальными изменениями в харак-
тере княжеской власти Древней Руси последней четверти X в. В
эпоху Святослава происходит первый «раздел» земель между его
сыновьями Ярополком, Олегом и Владимиром. С этого момента
начинаются изменения при наследовании «знаков Рюриковичей».
Таким образом, эпоха Святослава Игоревича и его сыновей ста-
новится переломной в истории развития «знаков Рюриковичей».
Именно с этого периода и можно говорить о появлении лично-
родовых знаков в Древней Руси, только с последней четверти X в.
складывается система наследования этих знаков.
Появление двузубца Святослава на Нижнем Дунае в Басараби
можно связать только с его активными действиями в период вой-
292
ны с Болгарией и Византией в 967-971 гг. Возможно, нанесение
«знака Рюриковичей» (двузубцев в районе Керчи, в Саркеле, в
Басараби, если согласиться с древнерусским происхождением
этих знаков) в местах, находящихся вблизи границ Руси и свя-
занных с военной активностью руси, имело какое-то особое (гео-
политическое? ментальное?) содержание. Поскольку в этих мес-
тах была распространена традиция использования тамг, можно
предположить, что нанесение здесь «знаков Рюриковичей» было
предназначено для местного населения, которое могло воспри-
нять и осознать смысл этого действия.
Следует обратить внимание на характерный элемент тамги из
Басараби - разделенная надвое вертикальной полосой нижняя
ножка знака. Этого элемента нет на известных древнерусских
аналогиях знака Святослава, однако, он присутствует на княже-
ских знаках его ближайших наследников - на сребрениках Свя-
тополка и на сребрениках Владимира, где нижняя ножка знаков
также разделена пополам вертикальной линией. Здесь мы видим
соответствие принципу наследования лично-родовых знаков от
отца к сыну: сохранение основной формы знака с индивидуаль-
ным изменением отдельных элементов. Возможно, эта деталь
(нижняя ножка, разделенная пополам вертикальной линией) была
унаследована Владимиром от своего отца и Святополком от сво-
его деда Святослава (через неизвестный нам пока знак Ярополка).
Тамга из Басараби в таком случае является своего рода «недос-
тающим звеном» в типологической цепочке княжеских знаков
X - начала XI в.
Литература
Амелькин А.О., 2001. «Знаки Рюриковичей» на стенах гробницы Цар-
ского кургана под Керчью // Древнейшие государства Восточной
Европы: 1999 г. М.
Артамонов М.И., 1958. Саркел - Белая Вежа // Труды Волго-Донской
археологической экспедиции. Т. 1. Материалы и исследования по
археологии. № 62.
Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л.
Барня Й., 1962. Предварительные сведения о каменных памятниках в
Басараби // Dacia. VI.
Белецкий С.В., 2000. Знаки Рюриковичей. Часть первая: X-XI вв./ Иссле-
дования и музеефикация древностей Северо-Запада. Вып. 2. СПб.
293
Белецкий С.В., 2004. Подвески с изображением древнерусских княже-
ских знаков /7 Ладога и Глеб Лебедев. Восьмые чтения памяти Ан-
ны Мачинской. СПб.
Добровольский И.Г., Дубов И.В., Кузьменко Ю.К., 1991. Граффити на
восточных монетах. Древняя Русь и сопредельные страны. Л.
Драчук В.С., 1975. Системы знаков Северного Причерноморья. Тамго-
образные знаки северопонтийской периферии античного мира пер-
вых веков нашей эры. Киев.
Мельникова Е.А., 1996. «Знаки Рюриковичей» на восточных монетах //
Восточная Европа в древности и средневековье. VIII Чтения памяти
В.Т.Пашуто. М.
Молчанов А.А., 1988. Печать Святослава Игоревича (к вопросу о сфра-
гистических атрибутах документов внешней политики Древней Ру-
си X в. // Внешняя политика Древней Руси. М.
Нахапетян В.Е., Фомин А.В., 1994. Граффити на куфических монетах,
обращавшихся в Европе в IX-X вв. И Древнейшие государства Вос-
точной Европы. Материалы и исследования. 1991 год. М.
Овчаров Д.. 2002. Болгары и румыны на Нижнем Дунае в Раннем Сред-
невековье (по археологическим данным) // История на българите:
изкривявания и фалшификация. Ч. 1. София.
Флерова В.Е., 1997. Граффити Хазарии. М.
Янин В.Л., 1970. Актовые печати Древней Руси. М.
Яценко С.А., 2001. Знаки-тамги ираноязычных народов древности и ран-
него средневековья. М.
Ambrosiani В. 2001. The Birka Falcon // Birka Studies. Stockholm. V. Eastern
Connections. Part One: The Falcon Motif.
Barnea I., 1962. Les monuments rupestres des Basarabi en Dobroudja // Ca-
hier archeologiques. ХШ.
Н.П. Чеснокова
К ВОПРОСУ О РОЛИ СЕНАТА В ВИЗАНТИИ
КОНЦА XI - НАЧАЛА XIII в *
Императоры из дома Комнинов (1081-1185) способствовали
значительным переменам в политической жизни Византийского
государства. Усилилась власть императора, основанная на родст-
венных связях правящей семьи и ее собственных материальных
ресурсах. Династическая политика Комнинов была продолжена
их преемниками и кровными родственниками - правителями Ан-
телами (1185-1204)'.
294
Роль византийских политических институтов в конце XI - на-
чале XIII в. претерпела существенную эволюцию. В первую оче-
редь это относится к сенату (в греческой традиции - синклит),
высшему государственному органу, влиявшему на формирование
и функционирование императорской власти. Политическая роль
сената по-разному оценивается в историографии. Одни ученые
полагают, что синклит сохранял свои функции на всем протяже-
нии существования империи2, другие отмечают периоды ослаб-
ления и усиления его позиций в обществе и влиянии на василев-
сов3. При этом все исследователи отмечают, что значение сената
в средне- и поздневизантийский период несопоставимо с его по-
литическим весом в ранней Восточно-Римской империи.
В отечественной историографии преобладает мнение, соглас-
но которому упрочение императорской власти неизбежно влекло
за собой падение политических институтов, подавленных авто-
краторами. Политика Комнинов вела к государству нового типа,
где власть должна была принадлежать одному феодальному роду,
опирающемуся на собственных вассалов4.
Оставляя в стороне сложный вопрос о социальной базе пра-
вящего клана (она не была неизменной на протяжении более чем
ста лет правления династии), следует отметить, что Комнины не
смогли окончательно изменить традиционный взгляд на импера-
тора как выразителя интересов всех граждан. Видимо, сохране-
ние этих представлений стали одной из причин, не позволивших
византийской автократии окончательно превратиться в средневе-
ковую монархию западноевропейского типа. Императорам не
удалось исчерпать политический потенциал синклита. Как гово-
рят современники, Алексей I (1081-1118) третировал сенат, что
вполне объяснимо для периода становления новой династии.
Вместе с тем, судя по источникам XII в., роль синклита просле-
живается во всех важных государственных делах: вопросах вой-
ны и мира, отношениях с патриархами, церковной политике в це-
лом, заключении брачных союзов членов царствующего дома и т.д.
Изучая политическое значение сената при Комнинах и Анге-
лах, следует выделить две проблемы. Первая из них связана с ис-
следованием терминологии, которой сенат обозначается в источ-
никах. В историографии уже отмечалась неопределенность и не-
однозначность терминов, характеризующих, например, знать им-
перии. Византийские авторы предпочитали оперировать описа-
295
тельными категориями, эмоционально окрашенными формули-
ровками, нежели передавать название должностей5. Так, приме-
нительно к сенату наряду со словом «синклит» используется сло-
во «герусия», которое можно трактовать и как сенат, и как выс-
ший совет. В контексте источников - это чаще всего совет при
василевсе, что вряд ли сопоставимо с сенатом в целом.
Вторая проблема заключается в том, входили ли в сенат род-
ственники императора? Выделение современниками среди знати
« 6
императорской родни и членов синклита не всегда означает их
противопоставление друг другу. Такова социальная стратифика-
ция, принятая византийскими авторами того времени7.
При Комнинах и Ангелах на высшей ступени власти оставал-
ся узкий семейный круг. Остальные члены правящего дома, ли-
шенные возможности получить власть в соответствии с династи-
ческим принципом, могли претендовать на нее, исходя из рим-
ской традиции избрания императора и близости к сенату.
Исследователи заметили, что чем более ослабевала высшая
власть, тем сильнее проявлялась самостоятельная позиция синк-
литиков. В конце XII в. синклит особенно активизировался в свя-
зи с нарушением естественного хода преемства трона. В правле-
ние узурпатора Андроника I (1183-1185) появилось большое
число государственных актов, изданных автократором при уча-
стии сенаторов.
Таким образом, политическое положение сената в Византии
конца XI - начала XIII в. может быть уточнено благодаря повтор-
ному семантическому анализу текстов и существующим фунда-
ментальным трудам по социальному составу византийской знати.
Примечания
* Работа выполнена в рамках программы «Власть и общество в истории»
фундаментальных исследований Отделения историко-филологических
наук РАН.
1 Чеснокова Н.П. Византийская династическая идея эпохи Комнинов и
Ангелов (конец XI - начало XIII в.) // Древнейшие государства Вос-
точной Европы. 2002 год. Генеалогия как форма исторической памяти.
М., 2004. С. 189-199.
2 См., например, Brehier L. Les institutions de Г Empire byzantin. Paris,
1949. P. 183.
См., например, Гийу А. Византийская цивилизация. Екатеринбург,
2005. С. 132-134.
4 История Византии. М., 1967. Т. 2. С. 311.
296
5 Каждан А.П. Социальный состав господствующего класса Византии
XI-ХПвв. С. 81.
6 Там же. С. 70.
7 Там же. С. 66 и сл.
А. С. Щавелев
Процедура съезда князей*
Одной из ключевых характеристик архаичных властных ин-
ститутов является повторяемость их процедуры, устойчивость
обрядового оформления и наличие определенного набора симво-
лических элементов, своеобразного «знакового протокола». Древ-
ний политический институт - это, прежде всего, типичная воспро-
изводящаяся историческая ситуация, отличающаяся «характер-
ным рисунком отношений между людьми» (М.А.Бойцов), опре-
деленными церемониями.
Что касается съездов князей, до сих пор в историографии
преобладали самые общие обзоры их политического значения в
системе власти Древней Руси1. Однако, рассмотрение комплекса
известий Ипатьевской и Лаврентьевской летописей позволяет
реконструировать более или менее устойчивую процедуру съезда
князей и выявить обрядовые элементы, сопровождавшие между-
княжеские переговоры.
Княжеский съезд проходил по достаточно единообразной
схеме.
1. Вначале князья встречались в заранее условленном, или
определенном самой ситуацией месте. Начиналось «стояние на
конях» друг напротив друга, переговоры через послов", в случае
благоприятного исхода которых начинался собственно «снем».
Иногда (чаще в условиях военной конфронтации) для этого пода-
вался специальный знак - «билинч» (от тюрк, «знак, примета»).
Судя по значению тюркского слова, этот сигнал передавался с
помощью каких-то визуальных примет.
2. Князья часто встречались вне городских стен, в шатрах (27
известий), не менее часто встречи проводились в «феодальных
замках», небольших городках (28 известий) и селах (6 известий).
Гораздо реже выбирались «столицы» княжеств - Киев, Чернигов,
Владимир, Ростов. Места «снемов» иногда определялись в соот-
297
ветствии с особым смыслом, например, клан Ольговичей в XII в.
неоднократно собирался в селе Ольжичи, видимо, своем «семей-
ном» владении. Встречи в шатрах, скорее всего, считались наи-
более типичным вариантом переговоров: на «снеме» в Витичеве в
1100 г. Мономах предлагает Давыду Игоревичу «сесть с братьями
на едином ковре» и изложить свои претензии. Данная формула
летописи, по всей видимости, являлась не только метафорой кол-
лективного совета, но и отражала реальную обстановку съездов.
3. В ходе обсуждения князья произносили речи - междукня-
жеская дипломатия носила, по преимуществу, изустный характер,
хотя иногда упоминаются и грамоты, фиксировавшие договоры.
И речи, и итоговые решения отличались определенными ритори-
ческими и правовыми формулами.
4. В случае достижения соглашения князья целовали крест.
Кресты хранили, предъявляли в случае нарушения клятвы. По-
целовать крест должен был лично каждый князь. Крестоцелова-
ние скрепляло определенный «ряд».
5. Съезды князей завершались пиром, который сопровождал-
ся взаимными подарками. Иногда схема усложнялась, и пиры
князья давали друг другу по очереди. Несколько раз подчеркнуто
совместное питие вина из чаш и рогов. В 1160 г. на встрече кня-
зей Ростислава и Святослава вначале был обед, и подарки давал
Ростислав, преподнеся гостю «соболи, горностаи, черные куны и
песцы, и белые волки, и рыбьи зубы». На следующее утро обед
устраивал Святослав, одарив партнера «пардусом, двумя конями
борзыми и кованым седлом». А князь Мстислав Удатный пода-
рил зятю Даниилу Галицкому лучшего («якого же в то лето не
бысь») коня Актаза («актаз» - тюрк, «белый круп»).
Не решен окончательно вопрос о роли лиц некняжеского
происхождения на «снемах» князей Рюриковичей. Так, церков-
ные иерархи в съездах князей практически не участвовали.
Я.Н.Щапов, специально рассмотревший этот вопрос, констатиро-
вал, что «в княжеских съездах... XI—XII вв. участвовали только
князья и иногда их представители, но не деятели церкви»’.
Участие бояр и дружинников в съездах князей вполне оче-
видно, однако, в большинстве случаев на переговорах им отводи-
лась «техническая» (советники, послы, телохранители?), а не ве-
дущая роль. Присутствие бояр и дружинников НОСИЛО ЯВНО СИ-
298
туативный характер, они обладали, как кажется, только правом
совещательного голоса. Поименно бояре упоминаются только в
интитуляции «Русской правды» и в тех случаях, когда они ис-
полняют функцию послов. В большинстве известий о съездах они
упоминаются совокупно, и чаще всего в связке с определенным
князем: «дружина такого-то князя», «муж такого-то князя». На
снеме 1103 г. в Долобске дружина Святополка Изяславича вы-
ступила против идеи Владимира Всеволодовича пойти в поход на
половцев весной. Но в итоге после речи Мономаха «не могоша
отвещати дружина Святополча», и Святополк согласился высту-
пить в степь. Еще ярче о характере княжеских съездов свидетель-
ствуют события 1096-1097 гг. В 1096 г. Святополк Изяславич и
Владимир Всеволодович вызывали Олега Святославича в Киев,
предлагая разрешить их противоречия с помощью «епископов,
игуменов, мужей их отцов и горожан». Ответ Олега был однозна-
чен - его не могут судить «епископы, чернецы и смерды». Сле-
дующее предложение о снеме поступает после начала военных
действий между князьями; в нем снова называется местом встре-
чи Киев, но уже в качестве «стола отцов и дедов», «старейшего
города их земли». Изменение мотивировки с «общественной» на
«родовую» достаточно характерно. В итоге очередной съезд всех
старших князей был проведен в Любече, и никто, кроме Рюрико-
вичей, в качестве участников этой встречи не указан в ПВЛ. На-
конец, на снеме 1216 г. перед битвой на реке Липице, князья
Юрий и Ярослав, решив сражаться до победного конца, «отосла-
ли людей», т.е. участвовавших в предварительном совещании бояр.
И только затем вошли в шатер, где стали делить волости, которые
им достанутся после победы, затем целовали крест, на том, что
соблюдут этот раздели написали соответствующие грамоты.
В заключение, следует рассмотреть уникальное описание
снема в Витичеве. Р августе 1100 г. Святополк, Владимир, Давыд
и Олег заключили мир после очередного конфликта, вызванного
ослеплением Василька Теребовльского. 30 августа на встречу к
собравшимся вместе братьям явился Давыд Игоревич. Мономах
предложил Давыду «сесть с братьями на едином ковре» и изло-
жить свои претензии и оправдания (?), но Давыд промолчал. За-
тем, согласно летописному рассказу, все князья, покинув шатер,
встали «на конях» со своими дружинами отдельно от Давыда,
299
который «седяче кроме». Летописец, как кажется, специально
подчеркивает демонстративную дистанцированность от Давыда
Игоревича других князей, которые его «не припустяху к собе» и
«особь думаху о Давыде». Сами князья лично больше не обраща-
лись к нему, а послали своих мужей Путяту, Орогостя, Ратибора
и Торчина, видимо, чтобы передать ему свои решения. Можно
предположить, что князья таким символическим образом «согна-
ли» Давыда с «единого ковра», лишили слова на встрече князей.
Свой приговор он узнал через послов-бояр - он был лишен Вла-
димира-Волынского, а получил несколько мелких городов от
Святополка и «денежную компенсацию». Сам приговор отличал-
ся концентрацией правовых ритуальных формул: «вверглъ еси
ножь в ны», «сего же не было въ Русской земли». До этого те же
формулы прозвучали и в качестве оценки поступка Святополка и
Давыда Игоревича Владимиром, Олегом и Давыдом: первый зая-
вил: «сего не бывало в русской земле ни при дедах, ни при отцах
наших»; Святославичи же сказали: «такого не бывало в роде на-
шем».
Можно предположить, что Давыд Игоревич, таким образом,
становился «отречённым» в изначальном, этимологическом зна-
чении этого слова, был лишен права («дара») речи на родовом
совете князей. Фактически он как бы изгонялся из рода, лишался
прав Рюриковича. Этим, скорее всего, объясняется и то, что кня-
зья не хотели (или не могли?) его «видеть» и лично произнести
приговор. Возможно, здесь проявился отголосок архаичной тра-
диции, согласно которой каждый увидевший изгоя, был обязан
его убить. В этой статье летописец не случайно сразу же упоми-
нает, что Давыд умер в городе Дорогобуже, полученном позже от
Святополка. В последующих совместных акциях князей он не
участвовал. Его «ветвь» представлял исключительно племянник
Давыда Мстислав, который перед съездом в Витичеве «ушел на
море». Но определенную вину признавали за собой, кажется, са-
ми князья-судьи, особенно Святополк. Дорогобуж, другие мелкие
города и 400 гривен, которые получил Давыд Игоревич, напоми-
нают виру, выкупающую «часть» вины киевского князя; плату за
то, что Давыд один понес наказание за совместное преступление.
Характерно, что до этого организаторы ослепления Василька
(Василь и Лазарь) были выданы Ростиславичам и казнены (пове-
300
шены и расстреляны из луков). При этом Ростиславичи убить са-
мого Давыда Игоревича вроде бы даже не пытались. Так, итоги
снема 1100 г. перекликаются с политико-юридической «нормой»,
согласно которой муж отвечает за преступление «головой», а
князь - волостью (ПСРЛ. Т. II. Стб. 604). Еще одним решением
этого снема стало лишение Василька его стола - Теребовля. Сле-
пой князь должен был остаться на попечении брата или старшего
киевского князя, но Ростиславичи не согласились и отстояли свои
владения.
Можно предположить, что съезды князей с XI до ХШ века не
только объединяла достаточно устойчивая процедура, но и об-
щий для рода Рюриковичей комплекс политико-правовых пред-
ставлений, который можно считать, видимо прецедентным и уст-
ным «княжьим правом», к которому каждый представитель рода
Рюриковичей имел эвентуальную возможность апеллировать.
Примечания
* Работа выполнена в рамках проекта «Политические институты и вер-
ховная власть в домонгольской Руси» программы фундаментальных
исследований ОИФН РАН «Власть и общество в истории».
1 Телъберг Г.Г. Несколько замечаний о междукняжеских снемах в древ-
ней Руси // ЖМНП. 1905. № 6. С. 332-335; Russocki S. Zjazdy ksiazece
И Slownik staroiytno^ci stowianskich. Warszawa, 1982. T. VII. P. 140-
142; Пашуто B.T. Черты политического строя Древней Руси И Ново-
сельцев AIL, Пашуто В.Т, Черепнин Л.В., Шушарин В.П., Щапов Я.Н.
Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965.
С. 11-76; Щавелев А.С., Щавелев С.П. Антураж княжеских съездов на
Руси: замечания по культурно-исторической семантике // Любецький
зЧзд княз!в 1097 року в гсторичшй дол! Кшвсько! Pyci. Матер!али
М!жнародшл науково! конференцп, присвячено! 900-л1тпо зЧзду
княз!в Ки!всько! Pyci у Любечг Чершпв, 1997. С. 20-23.
2 Лихачев Д.С. Русский посольский обычай X1-X1II вв. // Лихачев Д.С.
Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 140-153.
3 Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси Х-ХШ века. М.,
1989. С. 181.
301
Взаимоотношение летописей
Новгородско-Софийской группы’
по А. Г. Боброву
по А. В. Севальневу
ОГЛАВЛЕНИЕ
Айнабеков Б.М. Набеги, наемничество и служба:
скандинавы во Франкском государстве IX в. 3
Аликберов А.К. Сасанидская титулатура правителей
Кавказа в свете данных Хамзы ал-Исфахани 7
Арапов Д.Ю. Институт эмиров в мусульманском
средневековье Восточной Европы 10
Арутюнова-Фиданян В.А. Топарх как феномен
синтезной контактной зоны 13
Белецкий С.В. Еще раз о «знаках Рюриковичей» и
древнейшей русской геральдике 15
Бибиков М.В. Образ и символика императорской власти
в Византии 20
Бубенок О.Б. Верховная власть и система управления в
государствах средневековых номадов Евразии
(сравнительный анализ) 25
Валькова А.Б. Монахи и власти: реалии
ранневизантийской эпохи (IV-VI вв.) 30
Вилкул Т.Л. «Княже-господине» 33
Вин Ю.Я. К вопросу о социокультурном концепте
«власть» в византийском праве: от «auctoritas» к его
эквиваленту в «василиках». Первые наблюдения 36
Ганина Н.А. Герулы как воинская элита: к
определению и этимологии термина 41
Глазырина ГВ. Язычники и христиане в Исландии
накануне официального крещения страны 46
Глушко Е.В. К эволюции образа святого правителя: на
материале ранних житий св. Вацлава и св. Стефана 51
Горский А.А. «Князь всея Руси» до XIV века 55
Гутнов Ф.Х. Структура власти в социумах Северного
Кавказа на рубеже I—II тысячелетий. 61
Джаксон Т.Н. Konungstekja 68
Домбровский Д. Происхождение Владимира Псковского и
Давида Торопецкого: к вопросу о генеалогии
потомков Мстислава Владимировича Мономаха 72
Евдокимова А.А. О месте знати в храме Святой Софии
в Киеве (по материалам греческих граффити) 77
Еременко А.Б. Модель «вассал-сюзерен» в исландской
303
«Саге о Хромунде Грипссоне» 81
Ермолова И.Е. Аммиан Марцеллин о политических
институтах варварского общества 85
Золотарев А.Ю. Англосаксонский король как судья:
репрезентация образа в источниках и ее социально-
политический смысл 89
Иоаннисян О.М., Рождественская Т.В. Надпись из
церкви св. Пантелеймона в Галиче Южном в
контексте политических событий конца XII в. 93
Калинина Т.М. Титулатура верховных правителей
Волжской Булгарии 98
Каштанов С.М. Феодальный иммунитет как форма
политической власти в средневековой Руси 101
Клейнер Ю.А. Боярин: барин - дворянин 103
Кляшторный С.Г. Кипчаки, команы, половцы 109
Князький И.О. Власть в печенежском обществе в X в. 114
Коновалова И.Г. Еще раз о кагане русов Вертинских
анналов 117
Конявская Е.Л. Митрополит Киприан и
великокняжеская власть по тверским летописным
источникам 119
Котляр Н.Ф. Двор Галицких Романовичей (XIII в.) 125
Кузьмин А.В. Родословная книга РГБ.Ф.256.№ 349 как
источник по генеалогии правителей Чернигово-
Северской земли в X1II-XV вв. 129
Кучкин В.А. Власть князей великих и власть князей
удельных 135
Лукин П.В. Вечевые расправы в домонгольской Руси 141
Матузова В.И. Верховный магистр Тевтонского ордена
Лютер (Людер) Брауншвейгский: политика и поэзия 148
Мельникова Е.А. Похороны князя-язычника в «Повести
временных лет» 151
Мереминский С.Г. Ранняя англосаксонская эпоха в
сочинениях англо-нормандских историков:
формирование концепций «гептархии» и
«бретвальды» 157
Метлицкая З.Ю. Рассказ о распре между
304
Кюневульфом и Кюнехеардом в Англосаксонской
хронике и Хронике Этельвеарда 162
Молчанов А. А. Символика княжеской власти на
сфрагистических атрибутах государственных
структур в домонгольской Руси 166
Назаренко А.В. «Слы и гостие»: о структуре
политической элиты Древней Руси в первой
половина - середине X в. 169
Панкратова М.В. О законодательной функции
королевской власти: Магнус Исправитель Законов -
король-законодатель 17 5
Пачкалов А.В. Образ золотоордынского хана
Джанибека в представлении потомков (по данным
нумизматики) 180
Перевалов С.М. Управление Кавказским краем в
Ранней римской империи (I-III вв. н.э.) 184
Петрухин В.Я. Княжеские курганы и верховная власть
в начальном летописании 189
Подосинов А.В. Карта мира на службе правителя (о
пропагандистской роли карт в древнем Риме) 191
Пчелов Е.В. Раздача княжений сыновьям Владимира
Святославича: историческая система и летописная
конструкция 197
Радивилов Д.А. Ибадитский текст о правомерности
истислаха при избрании имама 202
Раев М. Об одной из моделей описания власти княгини
Ольги в «Повести Временных Лет». 206
Рашковский Б.Е. Мотив утери-обретения могущества
при «выборе веры» в средневековых еврейских,
христианских и мусульманских источниках 210
Рычка ВМ. Киевский великокняжеский двор Х-ХП вв.:
состав и структура 215
Сванидзе А.А. Короли в исландских сагах: механизм
получения власти 220
Севальнев А.В. Русские летописи как инструмент в
политической борьбе - реальность и научные фикции
(в том числе к вопросу об общем протографе
летописей Новгородско-Софийской группы) 226
Селезнёв Ю.В, Верховная власть ордынского хана в
305
XIII в. в представлении русских книжников 231
Скржинская М.В. Суд как инструмент власти в
Ольвии и Пантикапее 236
Сорочан С.Б. О политическом статусе Таврики во
второй половине VI - первой половине VII в. 239
Столярова Л.В. Новгородское восстание 1269 г. и
проблема происхождения Симоновского евангелия 244
Суриков И.Е. Власть и имя в государстве Спартокидов
(о нескольких дискуссионных проблемах
древнегреческой политической ономастики) 253
Толочко АЛ. Летописные «горожане» и «местичи» 257
Толочко ПЛ. Тысяцкие в Южной Руси 261
Тортика А.А. Военно-политическая и социальная
структура алано-болгарского населения
лесостепного Подонья-Придонечья в хазарское
время (конец VIII - начало X в.) 267
Уваров П.Ю. Безголовый властитель (борьба за святого
Дионисия 1049-1124) 273
Усачёв А. С. Особенности представления Древнерусских
князей в Степенной книге и специфика композиции
памятника (на материале жизнеописаний кн.
Владимира Святославича, Александра Ярославича и
Дмитрия Ивановича) 278
Успенский Ф.Б. Еще раз о кеннинге «страж Греции и
Гардов» в скальдической поэме XI в. 284
Фетисов А.А. «Знак Рюриковичей» на Нижнем Дунае 288
Чеснокова НЛ. К вопросу о роли сената в Византии
конца XI - начала XIII в. 294
Щавелёв А. С. Процедура съезда князей 297
306
Научное издание
ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА
В ДРЕВНОСТИ И СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ
И ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ
XIX Чтения
Памяти члена-корреспондента АН СССР
Владимира Терентьевича Пашуто
Утверждено к печати
Институтом всеобщей истории РАН
Л.Р.ИД № 01776 от 11 мая 2000 г.
Подписано к печать 21.3.2007
Гарнитура Таймс. Печать офсетная
Объем - 15,2 п.л. Тираж 250 экз.
ИВИ РАН Ленинский пр., д. 32 а