Жорж
Коньо
ИЗБРАННЫЙ
ПУТЬ

Georges Cogniot
PARTI PRIS
Editions Sociales, Paris, 1975—1978.
Vol. I—II

Жорж
Коньо
ИЗБРАННЫЙ
ПУТЬ
Общая редакция кандидата юридических наук
Р. Ф. МАТВЕЕВА
Послесловие профессора
В. В. ЗАГЛАДИНА
МОСКВА
ПРОГРЕСС
1980

Перевод с французского О. В. Двининой
Редактор Г. К. Болгарева
О Перевод с французского с сокращениями
«Прогресс», 1980
10302—433
К	24	—	80	0901000000
006(01)—80

ПРЕДИСЛОВИЕ
Я потерял близкого друга, товарища...
В марте 1978 года — это был день выборов — Жорж Коньо проголосовал и,
исполнив свой гражданский долг, вернулся домой. И здесь неожиданно его
застала смерть. Он ушел. Нам остался пример его жизни, преисполненной
убежденности и надежды, целеустремленного труда, сознательной борьбы. Нам
остались только что законченные им мемуары.
Когда мне предложили написать предисловие к ним, я, как и в момент
последнего прощания с Жоржем, мысленно представил всю нашу жизнь. И как
бы далеко я ни оглядывался назад, на всем протяжении моей жизни
активиста-коммуниста он неизменно присутствовал. В таких случаях принято
говорить: «Мы были знакомы целую вечность». И тем не менее, читая его
воспоминания, я заново открываю для себя моего товарища.
Мы не всегда и не во всем были согласны. С ним нелегко было спорить,
порой он ворчал. Но эти внешние проявления скрывали человека очень
чувствительного, постоянно контролировавшего свою уверенность массой
сомнений.
Он был одним из ближайших соратников Мориса Тореза. И Генеральный
секретарь нашей партии особенно ценил его беспокойный характер, его жажду
знаний и одновременно — стремление передать эти знания другим.
Впрочем, здесь нет необходимости рассказывать о жизни Жоржа Коньо. О
ней рассказывают мемуары. Я хотел бы поэтому сделать в этом предисловии
акцент на слове «мы».
Мы принадлежим к тому поколению, у которого интерес к политике
пробудила первая мировая война, Октябрьская революция, создание Француз¬
ской коммунистической партии. На наших глазах—и Жорж это хорошо
показывает—менялось лицо мира. Эти перемены наложили отпечаток на всю
нашу жизнь, определили выбор нашего пути. И это был правильный выбор.
Мы принадлежим к поколению того времени, когда эстафета защиты
национальных интересов перешла в руки рабочего класса. Велика роль,
которую сыграл в этой борьбе Жорж Коньо. Все, кто заседал в парламен¬
те, не забудут его страстных боевых выступлений в защиту культуры.
Благодаря своим знаниям он уже в тот период понял, что культура принадле¬
жит не одному классу, а является общенациональным достоянием.
Жорж Коньо приложил немало сил, чтобы наша партия, рабочий класс,
весь французский народ стал считать своим то, что было им же создано: его
интеллигенцией, его писателями и художниками.
Сегодня нам кажется вполне естественным, что такие люди, как Жорж,
помогли развитию союза между рабочим классом и интеллигенцией. Сегодня
это так... Но как это было сложно и недоступно в те времена, когда многие с
пренебрежением относились к «этим интеллигентам». И хотя Жорж был среди
этих «интеллигентов», он был убежден,что место интеллигенции в одних рядах
с силами прогресса.
Теперь мы знаем, мы поняли, что борьба никогда не кончается. И Жорж
участвовал в ней до последнего часа.
В парламенте мы вели эту борьбу свыше сорока лет, с тех пор как впервые
были избраны в палату депутатов в период Народного фронта. После
Освобождения было Национальное собрание, затем мы снова встретились в
сенате, а позднее вместе обратились к руководству партии с просьбой не
выдвигать больше наши кандидатуры на выборах сенаторов в 1977 году.
Да, сколько прошло времени... День за днем протекли пятьдесят пять лет
истории.
5

Пятьдесят пять лет истории Франции. Я вижу их сквозь призму жизни
человека, которого так хорошо знал; вижу борьбу, победы, вижу мрачные
периоды, вижу надежды. И все это надо было познать на собственном опыте.
Мы познали нашу страну, активно участвуя в деятельности нашей партии
рабочего класса. Каждый отдавал этой борьбе весь опыт своей жизни.
Он — работник умственного труда. Я — рабочий с 16 лет.
Каждая страница книги говорит о том, что наши пути, слившиеся с путем
нашей Французской коммунистической партии,— это и есть путь Франции. И
это благодаря тому, что, сохраняя классовые корни, политика партии подня¬
лась на уровень общенациональных задач.
Жорж Коньо ведет спокойное повествование, рассказывает об избранном
им пути. И книга тоже помогает выбрать путь жизни. Жизни активной,
честной, целеустремленной.
На страницах этой книги Жорж нарисовал только самого себя. Он
объясняет, что делал и что думал. И я хорошо понимаю смысл этих
размышлений, которые возвращают нас к минувшему. Своими воспоминаниями
мы выносим на суд нашу деятельность.
Мы не пишем историю. Тогда, быть может, это бахвальство—
рассказывать, что мы участвовали в движении, которое называется историей и
которому посвящаются исторические исследования? Думаю, что нет, и вся
книга этому подтверждение.
Жорж Коньо стал личностью исторической. Его жизнь—это жизнь и его
партии. Но их не следует отождествлять.
Каждый активист партии пережил эту историю по-своему; и, рассказывая о
пережитом, каждый активист раскрывает историю с позиций своего участия в
ней. Потому что все мы — люди.
Жоржу, как он сам пишет, пришлось пережить «страдания и огорчения,
сомнения и уверенность»...
Нам — ты прав — пришлось иметь дело с «огромным и взбудораженным»
миром. И поскольку, как ты заметил, молодежь не должна ни завидовать нам,
ни прощать нас, мы просим ее только нас понять, пришло время, чтобы она
попыталась это сделать.
Жорж, мой друг, а сколько мы еще могли бы рассказать...
Можно лишь пожелать, чтобы появились новые книги, в которых активи¬
сты нашего поколения рассказали, как и за что они боролись, рассказали о
том, к чему партия призывает нас вновь и вновь мысленно возвращаться.
Историкам предстоит вынести свои суждения. И они не смогут не принять
во внимание жизнь Жоржа Коньо — того, что он поведал нам о себе. Ему вновь
придется пройти сквозь строй критики. Но ведь Жорж именно и призывал к
этому, когда работал с историками в Институте Мориса Тореза.
Молодые поколения сохранят память о Жорже Коньо. Они будут помнить
о борьбе первых французских коммунистов.
Да и невозможно забыть Францию, преображенную благодаря их деятель¬
ности, Францию, спасенную благодаря их усилиям. Потому что они создавали
Францию завтрашнего дня—социалистическую, свободную Францию.
Раймон Гюйо
Октябрь 1978 г.
6

Часть I
МЕЖДУ ДВУМЯ ВОЙНАМИ

К ЧИТАТЕЛЮ
События нашей жизни, подобно вол¬
нам, набегают одно на другое: нам остаются
воспоминания. Одни воспоминания — навсегда
с нами, другие нам не принадлежат... Они
стали достоянием всех, они — сама История.
Мадлен Риффо
Если я позволил себе писать «Воспоминания», то это вовсе
не значит, что почувствовал себя ослабевшим или устал от
жизни, от борьбы, что я ищу какой-то передышки или хочу
отвлечься. Отнюдь нет. Ведь писать — это тоже действовать.
Я решился взяться за книгу еще и потому, чтобы исполнить
свой долг перед моими товарищами. Тем более что некоторые
из них хотели бы подробнее узнать, откуда я родом, где учился
и что побудило меня встать на путь бойца,— путь, на котором я
всегда чувствовал поддержку моих верных соратников. Я
многим обязан своим друзьям, а долг красен платежом.
Больше всего мне хотелось, чтобы эти страницы стали
своего рода свидетельскими показаниями об определенной
эпохе и определенной социальной среде. Именно мысль о том,
что сравнение пережитого и передуманного мной с проблемами
сегодняшнего дня может оказаться небесполезным, и побудила
меня к этой работе.
Франции, которую я знал в годы моего детства и юности,
больше не существует. Родилась другая Франция. Иные скепти¬
ки утверждают, что молодежь больше не интересуют вопросы,
над которыми в свое время ломали голову мы. Но разве
молодые не имеют право знать, как на протяжении десятилетий
развивалось социалистическое движение, с его победами и
неудачами, с периодами подъемов и спадов, знать, какие
трудности нам пришлось преодолеть, в чем, наконец, мы были
правы, а в чем — и нет. Мы не ждем от молодежи ни
поклонения, ни прощения. Мы хотим только, чтобы нас
поняли.
Итак, я подвожу итог своей жизни. Я выношу ее на суд,
ясно отдавая себе отчет в той исключительно скромной роли,
которую мне довелось играть, понимая, что в моей жизни
много самого обычного, банального... Я не замышлял этой
книги заранее, никогда не делал заметок о событиях и фактах
повседневной жизни. Во время войны погибли мои архивы и
библиотека.
Могу вас заверить лишь в одном — рассказ, который я
поведу о своей жизни, о более чем полувековой работе, будет
совершенно искренним.
Хочу подчеркнуть также, что для меня эти «Воспомина¬
ния»— один из способов вновь заявить о своем неприятии
буржуазного конформизма, которому я сказал «нет» еще в
9

двадцать лет. Изучение проблем нашего общества может быть
плодотворным лишь при условии, что его тесно увязывают с
активной политической борьбой за будущее, за формирование
нового человека, новых отношений.
С обывательской точки зрения я, пожалуй, не сделал
«карьеры». Однако больше всего я сожалею о том, что мне не
довелось увидеть социалистическую Францию. Но, несмотря ни
на что, я счастлив, потому что был полезен, а следовательно,
не зря жил...

I.	ПРОБУЖДЕНИЕ
Плебей и бедняк
Я не родился пролетарием, я родился плебеем. Моя жизнь
сложилась так, что я стал интеллигентом. Однако я всегда
оставался самим собой — выходцем из народа. Но кто бы ни
был по происхождению интеллигент, я никогда не видел в нем
противника людей из народа, противника любых форм коллек¬
тивной морали.
Предки мои были бедными крестьянами, привязанными к
земле провинции Конте, которая в отличие от соседних
Бургундии или Эльзаса отнюдь не выделялась изобилием. Они
собирали хворост, отбивали косы, погоняли волов, даже не
мечтая по бедности когда-нибудь запрячь собственную лошадь.
Это были люди молчаливые, добросовестные в работе и
справедливые при разделе имущества. Мирного нрава, они
враждебно относились к хозяевам-бездельникам, которых они
кормили достаточно долго, чтобы научиться по-настоящему
ненавидеть.
Если бы мои предки записывали историю своей жизни, то из
поколения в поколение в ней было бы отражено, пожалуй,
только регулярное чередование времен года и сезонных работ
да редкие приходские праздники. Лишь изредка какая-нибудь
слишком кроткая девица находила себе приют в монастыре,
присылая оттуда к праздникам свои вышивки — чудесные об¬
разцы терпения... Или какой-нибудь парень уходил в солдаты,
чтобы, вернувшись через пятнадцать, а то и двадцать лет,
пощеголять серебряными эполетами на свадьбах у своих
племянников. Кое-кто играл на скрипке во время сельских
праздников. Были и мастера резьбы по дереву, изготовлявшие
корпуса для стенных часов, которые они разрисовывали цвета¬
ми и украшали медным орнаментом. Но большинство все же
упорно трудилось, обрабатывая скудную землю.
Они подрастали, женились, работали и... умирали. В зимние
вечера у печки они иногда мечтали. Будучи людьми осторожны¬
ми и неторопливыми, они не мечтали о чем-то несбыточном. А
лишь о том, например, чтобы войн было поменьше и чтобы
были они менее разорительными. И чтоб жизнь стала немного
полегче, а гнет послабее — как со стороны сеньоров, церкви и
знати, так и со стороны перекупщиков и толстосумов.
Но однажды они совершили непредвиденное: крестьяне моей
родной деревни Монтиньи-ле-Шерльё сожгли аббатство Шерльё,
основанное еще в 1137 году, во времена, когда провинция Конте
11

была излюбленным краем монастырей. Их толкнули на это
непосильные налоги в пользу церкви, ограничение права охоты
и подымная подать. Народ моего края никогда не соглашался с
несправедливостью.
Наш департамент Верхней Соны * в начале этого века был
типичным примером сельскохозяйственного департамента. От
заводиков, которые когда-то выплавляли на древесном угле
чугун и железо, остались лишь воспоминания. Земля в моей
деревне была раздроблена до предела. Порой больше времени
тратили на то, чтобы перебраться с одного поля на другое, чем
на обработку. Отец мой сеял пшеницу, получая по двенад¬
цать— пятнадцать центнеров с гектара; выращивал также овес
и картофель. Накануне 1914 года, когда цены на пшеницу резко
упали, он стал заниматься животноводством.
Верхняя Сона была отнюдь не раем для мелких собствен¬
ников. К концу XIX века в департаменте насчитывалось
лишь 211 хозяйств площадью свыше сорока гектаров каждое,
что составляло 52 процента всех земель. Владение маркиза
д’Анделяра, например, занимало 137 гектаров. Об этих титу¬
лованных владельцах у нас в семье говорили всегда с гневом.
В годы моего детства в деревнях не было ни велосипедов, ни
тем более телефона. Поэтому, если дети болели, к ним не
приглашали врача; за ним надо было идти очень далеко. У
моего отца не было лошади. Если врача и вызывали, то в
последний момент, слишком поздно. Вот так и умерли два моих
младших брата. Я был к тому времени уже достаточно большим
и чувствовал, что их смерть не была неизбежной, а вызвана
нищетой деревенской жизни. И где-то во мне зрела ненависть к
такой жизни.
Мой отец
Принято считать, что в числе испытаний, которым подверга¬
ются дети в буржуазных семьях, есть и такое — рассказывать
наизусть басни Лафонтена, стоя посередине гостиной. Деревен¬
ский парнишка, у которого не было гостиной, я тем не менее не
раз выступал с баснями Лафонтена и со стихотворениями
Виктора Гюго. Простые, добрые люди из народа внимательно
меня слушали. Представьте себе, они находили эти стихи
прекрасными !
Отец мною очень гордился. Мой сын, говаривал он, посеща¬
ет классы. Самому ему со школой не очень-то повезло. Читал
он с трудом, медленно, но как-то инстинктивно умел выбирать
хорошие книги. Так, еще до победы Народного фронта зимними
* Со времени Французской революции Франция разделена на департаменты.
В последнее время правительство пытается создать экономические регионы,
которые территориально совпадают с прежними историческими провинциями. В
противоположность департаментам управление регионами осуществляется не¬
демократически.— Прим. перев.
12

вечерами садился он за старую «Историю Французской револю¬
ции» Мишле и ночи напролет не отрывался от этой книги. Так
же захватила его в дальнейшем автобиографическая книга
Мориса Тореза «Сын народа».
После многолетнего пребывания в партии радикалов мой
отец после второй мировой войны вступил в компартию.
Причем не столько под моим влиянием, сколько благодаря
позиции коммунистов в движении Сопротивления, а также
потому, что нацисты бросили его — в 78 лет! — в тюрьму, чтобы
наказать за мой побег.
Главным качеством моего отца была доброта, та обычная
доброта, которая свойственна простым людям. Перед войной
четырнадцатого года, когда в поисках заработка поденщики
бродили из деревни в деревню, отец всегда приглашал переноче¬
вать в доме (именно в доме, на кровати, а не где-нибудь в
стойле) того, кто повстречается ему на закате дня. Зимой он
привозил на тачке дрова и хворост одиноким престарелым
женщинам. А во время первой мировой войны, будучи по
возрасту освобожденным от мобилизации, он оставил нераспа¬
ханным свой надел, чтобы обработать поля соседей, призван¬
ных в армию. Я восхищался отцом с детства и, став взрослым,
не изменил своего отношения к нему.
В значительной мере благодаря отцу усвоил я в жизни две
вещи, которые ценю превыше всего: серьезное отношение к
делам людским с верой в правду и добро и интерес к делам
общественным.
Моя мать
Моя мать родилась в 1878 году. Она была на четырнадцать
лет моложе отца. Детство свое она провела у деда с бабкой по
материнской линии — в деревне Шовире-ле-Шатель. Она рано
потеряла мать. Ее отец женился вновь, и они жили в городе
Везуль, где мама училась в средней школе. Но, выйдя замуж за
крестьянина, она вновь стала крестьянкой, как и ее прародите¬
ли. Ей пришлось испытывать все тяготы крестьянской жизни, к
которой она не была привычна: заниматься коровами, овцами,
свиньями, проделывать нелегкий путь за водой, которую брали
из общего колодца, переносить все неудобства примитивного
образа жизни.
Во время войны 1914—1918 годов не хватало учителей, и
мою мать пригласили временно поработать учительницей в
нашей деревне. Для нашей семьи, не отличавшейся достатком,
получилась весьма заметная прибавка дохода, и вся наша семья
очень дорожила работой матери. Она обучала мальчиков. В
школе у девочек учительницей была закончившая педагогиче¬
ское училище мадемуазель Девернуа. Во время каникул она
любезно разрешала мне пользоваться своей библиотекой, го¬
раздо более богатой, чем можно было ожидать от сельской
13

учительницы, заброшенной в такую глушь. Она поразила меня
глубокой серьезностью, высоким чувством понимания своего
долга, особым человеческим достоинством.
Лишь впоследствии я смог оценить, какого невероятного
напряжения сил стоил моей матери этот период. После шести
часов, проведенных в классе с неугомонными мальчишками,
она должна была еще заниматься домашним скотом и птицей. А
свободные четверги* и воскресенья были полностью поглоще¬
ны заботами по хозяйству.
В Везуле
С раннего возраста я жил у родителей в деревне Монтиньи
лишь во время каникул. По существу, детство и юность мои
прошли в Везуле, где я учился в лицее Жером. Я жил у моего
деда, а после его смерти — у его вдовы вместе с моими тетками:
мадемуазель Мари Пуассено и мадемуазель Леони Ламбер.
Последняя была учительницей в школе, что была по соседству
с педагогическим училищем, в котором она вела занятия по
физкультуре. Умная воспитательница, тактичная, отлично по¬
нимавшая молодежь, терпимая к ее ошибкам и увлечениям, с
чувствительной и нежной душой, полной доброты, она все свои
надежды обратила на меня. Я стал ее будущим. Никто не
любил меня больше, чем она.
К 1914 году среди европейских стран Франция занимала
семнадцатое место по уровню жалованья учителей в школах
первой ступени. В кухне у нас висела на стене грифельная
доска, на которой скрупулезно записывались все расходы, даже
самые пустяковые. Покупка моих учебников в начале каждого
учебного года превращалась в проблему. Их оплачивали в
рассрочку. И если в пятнадцать-шестнадцать лет я смог
приобрести некоторые классические произведения, издававши¬
еся в самых дешевых сериях по десять су, то это благодаря
тому, что я сам смог заработать необходимые деньги. В
базарные дни, по четвергам, с семи утра до полудня я торговал
на рынке овощами, которые выращивала моя третья тетка,
огородница Мария. К счастью, я мог еще пользоваться книгами
муниципальной библиотеки.
Дни, свободные от занятий, я чаще всего проводил в
соседней с Везулем деревне Навенн, где тетка Мария жила со
своим мужем. Я быстро освоился с работой в огороде и на
винограднике. И позже, когда мой дядька в четырнадцатом году
был мобилизован и ушел на войну, я в какой-то степени сумел
его заменить. Иногда на подмогу приходил мой брат Пьер. В
тот период не было ни одного свободного дня, когда бы я не
работал, а развлекался, отдыхал я только в воскресенье.
* В свое время четверг был свободным от занятий. В настоящее время во
Франции дети не посещают школу по средам.— Прим. перев.
14

Помечтать мне выпадало лишь в те свободные дни, когда шел
дождь. Устроившись обычно где-нибудь на чердаке и вооружив¬
шись атласом, я мысленно уносился в дальние страны с
каким-то неопределенным, но сладостным предчувствием, что в
жизни мне предстоит немало поездить.
В Навенне меня более всего привлекала работа на виноград¬
нике, пусть даже самая тяжелая. Мне нравилось там работать
потому, что виноградник был расположен на краю плато, где
было много солнца, и весь небольшой Везуль был виден оттуда
как на ладони. Теперь виноградник этот совсем зарос. Я не пью
больше навеннского вина, ароматного и легкого. Но я всегда
признателен моему дядьке-виноградарю за то, что он приобщил
меня к физическому труду.
В 1917 году, когда мне было пятнадцать лет, директор лицея,
зная о моем желании давать уроки, любезно рекомендовал меня
одной богатой семье, искавшей к двум девочкам лет десяти
наставника по французскому языку и основам латыни. Я
представился и был радушно принят их молодой матерью,
которая вышла ко мне в глубоком трауре — ее муж, кадровый
офицер, был недавно убит. Девочки казались очаровательными,
с открытыми, умными личиками. Комната, отведенная для
занятий, выходила окнами в большой парк. Вернулся я домой
гордый, в приподнятом настроении...
Но стоило мне произнести фамилию семьи, с которой я
договорился, как бабка моя тут же разрыдалась. Дело в том,
что пращур девочек (не знаю, просто ли я забыл об этом, или
тщеславие приглушило мою память) был политическим против¬
ником моего деда. Однажды, это было во время «дела Дрейфу¬
са»*, они даже пустили в ход друг против друга трости.
С моей стороны было бы неуместно работать в этом доме. Я
вежливо, но твердо отказался от договоренности. Но мне было
очень стыдно за мою оплошность. И я дал себе слово впредь не
допускать подобных промахов, задевающих честь моих
близких.
В эпоху «дела Дрейфуса» дед активно выступал против
антисемитизма, весьма распространенного тогда в Везуле.
Мэром Везуля был в то время республиканец-антидрейфусар
Гарольд Фашар. В 1904 году левые отобрали у него этот пост.
Но еще в 1902 году, выставив свою кандидатуру на выборах в
депутаты, Фашар потерпел поражение от радикала Жюля
Жаннене. Именно в этом 1902 году, 9 февраля, когда везуль-
ские антидрейфусары вышли на улицу, они встретились с
решительной контрманифестацией, во время которой, как рас¬
* «Дело Дрейфуса» — инспирированный судебный процесс над офицером
французского Генерального штаба, евреем по национальности, Альфредом
Дрейфусом (1859—1935 гг.) по обвинению в шпионаже, тянувшийся на
протяжении двенадцати лет (1894—1906 гг.). «Дело Дрейфуса» оказалось в
центре острой политической борьбы во Франции в самом конце XIX века.—
Прим. перев.
15

сказывала бабка, моему деду пришлось и получать, и самому
наносить удары.
Будучи известным человеком в небольшом городе, дед
выступал прежде всего как представитель мелкого и среднего
крестьянства. Сам выйдя из этих слоев, он верил, что их
интересы наилучшим образом может защищать партия радика¬
лов. Он не мыслил иного благополучия, кроме того, которое
зиждется на земельной собственности. Его политическим иде¬
алом была республика, основанная на равноправии мелких
производителей. В его оправдание напомним, что в конце XIX
века для сельского хозяйства было характерно состояние
определенного подъема. Лишь с 1900 года, с началом монополи¬
стической эры, индекс промышленных цен начал подниматься,
тогда как цены на продовольственные товары стали падать.
Впоследствии эти тенденции продолжали усиливаться в ущерб
сельскому хозяйству.
Контакты с рабочим классом
и обездоленными
У нашей семьи в начале века контактов с рабочим классом
не было. Помню, однако, какой широкий отзвук в стране
получила крупная забастовка железнодорожников в октябре
1910 года. Мой дядя взял меня за руку, и мы пошли «смотреть
забастовку» на товарную станцию Везуля. Станция была
занята войсками. А у железнодорожников на рукавах были
повязки, означавшие, что их призвали на военную службу*.
Меня поразил их вид, суровый и вызывающий.
Среди наших дальних родственников были пролетарии. Эти
родственники жили в Эперне. Незадолго до войны 1914 года к
нам на месяц оттуда приезжал погостить один из молодых
кузенов. Это было похоже на порыв свежего ветра. Он привез
с собой характерную для рабочих современных городов свободу
движений и разговора, граничившую подчас с беззастенчиво¬
стью и даже дерзостью. Теток моих это одновременно и
шокировало, и подкупало. Я был очарован.
За обеденным столом впервые говорили о борьбе рабочих.
Мне запомнился рассказ кузена о забастовке женщин, которая
состоялась в мае 1911 года в Эперне.
Были у меня и другие возможности, порой не совсем
обычные, чтобы познакомиться с жизнью беднейших слоев
населения. Так, частенько утром, в четверг, пока тетка торгова¬
ла своими овощами на везульском рынке, мы с дядькой
отправлялись в уголовный суд, чтобы поприсутствовать на
открытых заседаниях. Целыми часами стояли мы в глубине
* В ответ на забастовку правительство объявило о призыве железнодорож¬
ников на военную службу, и участие в борьбе каралось по законам военного
времени.— Прим. перев.
16

зала, наблюдая, как развертывалось дело. Обоим нам не
нравился председатель суда, сухой старик, педантичный и
высокомерный. Судебные заседания служили для меня как бы
наглядным уроком. Я убеждался, насколько прав был мой
Лафонтен, в баснях которого судьи строги к людям маленьким
и осторожны и предусмотрительны с остальными. Дядька мой,
любивший во всем порядок и обладавший обосгренным чув¬
ством справедливости, не скрывал, что он не одобряет неравен¬
ства людей перед существующими учреждениями.
Позже, когда он уже был на войне, одно событие, которое
окружающие приняли как обычное, произвело на меня глубо¬
кое впечатление. Мне шел тогда пятнадцатый год. За несколько
лет перед этим в деревне у родителей я познакомился с
девочкой из очень бедной семьи по имени Андреа. Она была
старше меня года на три и приходила к моим родным помогать
во время уборки урожая.
Ее родители жгли древесный уголь и жили в лесу, принадле¬
жавшем одному маркизу. Однажды этот маркиз совершал
прогулку на лошади. Увидев юную девушку, он пожелал ее и...
оставил беременной. Тетке моей стоило потом больших трудов
подыскать для нее в городе место прислуги, которое позволило
бы ей как-то вырастить ребенка. А в адрес маркиза раздавалось
немало похвал, потому что он соизволил дать какие-то деньги
на содержание.
Меня, подростка, судьба Андреа заставила серьезно заду¬
маться, и я пришел к выводу, что общество, где такое
допустимо, устроено не самым лучшим образом. Примерно в
тот же период у меня начали зарождаться некоторые еретиче¬
ские мысли и насчет войны.
Война
В субботу 1 августа 1914 года мы вчетвером — моя бабка,
тетка Мария, ее муж и я — работали на огороде в Навенне. Был
чудесный солнечный день. И вдруг в четыре часа—набат! Все
сразу же поняли, что объявлена мобилизация Через два дня
был призван и мой дядька.
До 1914 года во Франции не было района, где бы патриотиче¬
ские настроения были столь же горячи, как в провинции
Франш-Конте. И среди различных слоев населения наиболее
патриотически были настроены мелкие крестьяне, для которых,
по остроумному замечанию Энгельса, Франция имела тем
большее значение, что каждый из них владел ее небольшим
кусочком на правах наследственной собственности.
Семейной газетой была в ту пору «Jlë Матэн». И я
отчетливо помню, какие откровенно враждебные настроения
против Австро-Венгрии и Германии распространял этот листок,
особенно после Балканской войны 1912 года. С головы до пят
мы были шовинистами. С такими умонастроениями наша семья
и встретила войну.
17

Я тоже испытывал чувство восторженного возбуждения под
впечатлением ежедневно маршировавших колонн и торжествен¬
ных церемоний вручения наград. Однако обстановка менялась.
Начиная с 1917 года я стал все чаще серьезно задумываться...
Можно сказать, что я тоже по-своему был мобилизован.
Как отличник по французскому, да к тому же еще получающий
стипендию (по убеждению моих близких, это обязывало к
покорности и послушанию), я был призван сочинять тексты
разных патриотических выступлений. Ну например, обращение
шефа новобранцев к призывникам, которые должны «встать
под знамена». Постепенно эта писанина утратила всякую
искренность и начала вызывать во мне внутренний бунт.
Везульские семьи одна за другой надевали траур и уже
давно отказались от организации торжественных похорон для
тех раненых, которые умирали в госпиталях. Их хоронили
каждый день.
В деревню Навенн на отдых регулярно возвращался артил¬
лерийский взвод. И солдаты квартировали у одних и тех же
хозяев. У тетки моей квартировал бригадир, который сразу же
покорил меня, позволив сесть на его лошадь. Он был с Юга, где
занимался разведением шелковичных червей. Уже одна эта
необычная профессия вызывала к нему интерес. Мало-помалу
он раскрылся перед юнцом, который буквально засыпал его
вопросами о политике и войне. Признавшись, что является
пацифистом, он рассказывал мне про Кайо, казненного в
одиннадцатом году за отказ участвовать в войне, говорил, что с
войной связаны финансовые интересы богачей, что в организа¬
ции кровопролития повинны миллионеры. Для него не было
человека хуже, чем Пуанкаре. Упоминал он и о только что
вышедшем романе, который назывался «Огонь»*.
Путаница в его идеях (чего тогда я, разумеется, не мог
понять) не помешала им глубоко засесть у меня в голове. Был
конец семнадцатого года. Я уже слышал, как приезжавший на
побывку дядька, забыв после возлияний об осторожности, во
всеуслышание рассказывал об ужасах Вердена, с ненавистью
говорил о полевой жандармерии и проклинал войну. Мне
довелось увидеть и одного из моих кузенов, совершенно
разбитого и физически, и морально в результате перенесенных
испытаний. Поэтому я с интересом слушал бригадира, и слова
его навсегда врезались в мою память — в следующий раз он на
отдых не приехал, сам став очередной жертвой войны.
11 ноября 1918 года в одиннадцать часов утра обе везульские
церкви ударили во все колокола. Расцветились флагами фасады
домов. Это было как взрыв. После обеда никто уж не вернулся
на занятия в лицей. На улицах танцевали, парни целовали
девушек. Веселье переходило в попойку... Я смотрел на
закрытые ставни в домах, где оплакивали погибших.
* Имеется в виду роман А. Барбюса, вышедший в 1916 году. «Простая и
беспощадно правдивая», по характеристике М. Горького, книга.— Прим. перев.
18

Религия
Моя вера также претерпела изменения. Она обычно служи¬
ла мне моральной поддержкой. Я был легковозбудимым ребен¬
ком и всегда страдал от этого. В дни, когда проводились
контрольные сочинения, меня охватывал жуткий страх, к горлу
подкатывал комок. С тем большей надеждой призывал я на
помощь сверхъестественную силу.
В церковь я ходил и по соображениям эстетического
порядка. Меня привлекала внешняя сторона богослужения,
нравился церковный язык. С тщеславной наивностью прилеж¬
ного ученика я был убежден, что именно из-за своего благород¬
ства латынь не используется в обыкновенной, разговорной
речи. И я составлял на латыни свои собственные молитвы.
Родители мои, как и большинство крестьян с плато Верхней
Соны, были людьми верующими. Правда, это была не фанати¬
ческая, а скорее уравновешенная вера, по образцу особо
чтимого в нашей провинции святого Романа, который благора¬
зумно творил чудеса лишь тогда, когда этого никто не видел.
Вдохновляясь такого рода примером, мои родители были
католиками благоразумными. Отец относился к типу так
называемых «сезонных конформистов», которые обращались к
батюшке лишь в случаях крестин, первого причастия, свадьбы
и смерти.
Первое сомнение возникло у меня при довольно-таки стран¬
ных обстоятельствах. 15 августа 1914 года в моей родной
деревне, когда заканчивалось традиционное шествие к изобра¬
жению девы Марии, старый кюре обратился к прихожанам.
Был удушающе жаркий день. С востока, со стороны Эльзаса,
доносился гул орудийных выстрелов. С западной стороны, за
лесом, громыхал гром, угрожавший и без того запоздалому
урожаю. Кюре в своей проповеди упомянул и про опасную
грозу, и про убийственную канонаду, представив их как
доказательства гнева господня и наведя тем самым ужас на
всех присутствовавших женщин. Именно в тот день и час мое
ребячье сердце дрогнуло и поколебалось перед лицом столь
строгого и жестокого Господа. Чтобы отвратить меня от
религии, этот кюре сделал больше, чем все, что я впоследствии
прочел и передумал.
Еще раньше я не мог согласиться с тем, что, когда брат мой
поранил себя в одну из святых суббот, монашенка, ухаживав¬
шая за ним, сказала матери, будто это небесная кара за
пропущенную в церкви службу. А два или три года спустя я
был потрясен трагической смертью маленькой девочки Моник
Матьо, ученицы моей тетки Леони. Это была дочка протестант¬
ского пастора в Везуле. Вырубая серпом сухой кустарник, это
было уже в конце дня, она ранила себя в живот, да так сильно
и глубоко, что все усилия спасти ее оказались тщетны. В
больнице, куда ее поместили, она промучилась много часов. И
отец беспрестанно твердил ей про Иисуса и ангелов, которые ее
19

ждут. Монашки плакали. Тетка, которая при этом присутство¬
вала, возвратилась домой совершенно разбитая, потрясенная и
поколебленная в своих религиозных чувствах. А я еще много
дней задавался вопросом, неужели же этот жестокий абсурд
можно объяснить каким-то провидением.
К немалому удивлению моих близких, я стал менее набож¬
ным. Спасение собственной души занимало меня все меньше.
Все, что я особенно любил из преподававшегося в лицее:
история и язык Древней Греции, история Древнего Рима и его
язык, тексты Шиллера, входившие в программу по немецкому,
история Франции,— говорило мне о свободе, о рациональности,
о человеческом достоинстве. Мне были близки и Перикл, и
братья Гракхи, и Вильгельм Телль,и якобинцы; я словно жил и
боролся рядом с ними.
Лицей
В большинстве своем мои маленькие товарищи по классу
учиться не хотели и занимались кое-как. Я же, напротив,
буквально испытывал счастье, находясь в стенах лицея. Я
проходил конкурс на получение стипендии и выдержал его
благодаря одной уловке моей бабки—у меня была тогда
свинка, а она сказала, что болят зубы. Я знал, что ко мне
будут снисходительны.
Бабка постоянно напоминала мне, что средства у нее
ограниченны, что нет ничего, что могло бы гарантировать мне
возможность завершить среднее образование. Когда по годам
подошел срок, она заставила меня пойти получить аттестат о
начальном образовании, чтобы я мог заработать на жизнь хотя
бы с помощью этого скромного диплома. Она опасалась, что я
буду вынужден прервать обучение в лицее. Экзаменаторы
взирали на меня как на странного лицеиста, отступающего от
обычаев своей среды, но тем не менее проявили ко мне полную
благосклонность.
Мне было горько за судьбу моего брата Пьера, которого я
очень любил, хотя и редко с ним виделся. Это во многом
определило мои убеждения и окончательный выбор жизненной
позиции. В начальной школе он учился так же хорошо, если не
лучше, чем я. Получив аттестат, он поступил на дополнитель¬
ные курсы и проявил себя там самым блестящим образом. Но
через полгода родители вернули его домой. Не было денег,
чтобы нанять работника, который заменил бы моего брата в
поле. Да и за интернат для них было тяжеловато платить.
Продолжать учебу брат смог бы, лишь получая стипендию. Но,
как объяснила бабка, «две стипендии одной семье не дают».
Для простых людей право на образование было таким образом
лимитировано.
Мой брат на всю жизнь был обречен оставаться в деревне.
И в то же время я наблюдал вокруг, как сыновья врачей,
нотариусов, богатых коммерсантов и крупных чиновников (за
20

них оплачивали часть стоимости обучения, к слову сказать
весьма незначительную) могли засиживаться на лицейской
скамье вплоть до восемнадцати лет, не использовав даже всех
предоставленных им возможностей для получения образования.
Впоследствии я заинтересовался историей образования и
отыскал весьма показательные данные. Так, в 1911 году из
числа получавших стипендию в средних учебных заведениях
(всего несколько тысяч человек) доля крестьянских детей
составляла только 6 процентов. Дети рабочих, ремесленников и
собственников мелких предприятий составляли 14 процентов. У
остальных, то есть у 80 процентов, родители принадлежали к
верхним слоям средних классов. Буржуазия беспардонно поль¬
зовалась монополией на среднее образование.
Я входил в число шести процентов. Трудился я изо всех сил.
У меня был вкус к работе, который с годами превратился в
страсть.
Я сохранил чувства глубокой признательности к преподава¬
телям, особенно к тем, кто вел занятия в младших классах. Я
был покорен преподавателем истории Леоном Абенсуром, кото¬
рый буквально влюбил меня в демократию древних Афин. На
его уроки я шел словно на праздник.
Первый экзамен на звание бакалавра (греческий, латынь и
современные языки) я сдавал в городе Безансоне. В лицее мне
посоветовали из трех тем по французскому не брать историче¬
ской, поскольку проверять ее в этом случае будет Альбер
Матьёз, известный своей строгостью. Сюжет на тему «Речь
Робеспьера в Конвенте 31 декабря 1793 года» я выбрал не
задумываясь. Робеспьер к тому времени был одним из моих
любимых героев.
На устном экзамене по истории Матьёз похвалил мое
сочинение и сказал, что, по его мнению, я слишком хорошо
знаю и люблю Французскую революцию, чтобы задавать мне
вопросы по этому разделу программы. Он задал мне вопрос,
касавшийся времен Регентства. Он преподал мне урок стро¬
гой беспристрастности и честности, который я использовал
впоследствии, когда сам выступал в роли экзаменатора.
В 1918—1919 годах я проходил в Везуле курс философии.
Преподаватель из года в год читал одни и те же лекции, не
меняя в тексте ни одной запятой. С первых же занятий у нас
начались столкновения. Он предложил написать классное сочи¬
нение о том, что каждый из учащихся ждет от изучения
философии. Я по наивности написал, что философия должна
помочь нам сделать людей счастливыми, за что был назван
«тупицей» или чем-то в этом роде. Оказывается, философия
призвана помочь нам обрести вечное спасение.
Именно в тот учебный год у меня раскрылись глаза на
реальную жизнь. Вскоре после перемирия в руки мне попали
повести Ромена Роллана, посвященные войне. Не знаю, какой
счастливый случай помог забросить эту книгу в один из
магазинов города.
21

Жестокая драма, к которой я оказался причастен, помогла
мне ясно увидеть бессмысленность и несправедливость укоре¬
нившейся организации семьи и общества. Впервые полюбив, я
вынужден был расстаться с милой и ласковой девушкой...
Буржуазная семья, социальная иерархия, религия, повинове¬
ние, собственность! Я начинал освобождаться от этой рабской
морали.
Прежде я не обращал внимания на противоречие между
моим плебейским происхождением и демократическими симпа¬
тиями, с одной стороны, и с другой — тем «буржуазным»
образованием, которое я получал. Отныне я это ощутил. И я
впервые стал интересоваться повседневной жизнью людей, их
отношениями, их заботами больше, чем занятиями в лицее.
Меня поразило, что несчастье, как мне казалось, является
уделом большинства. В то время у меня составилось о жизни
довольно мрачное, безысходное представление. Я хотел в той
мере, в какой это зависело лично от меня, что-то предпринять,
чтобы облегчить положение несчастных людей. Этот философ¬
ский пессимизм сохранялся у меня и в последующие два года,
которые я провел в Лионе. Еще не будучи марксистом, я
интуитивно включился в деятельность организации Революци¬
онных социалистических студентов.
Когда я выдержал второй экзамен на звание бакалавра*,
директор лицея прц содействии генерального инспектора, кото¬
рому понравилась одна из моих работ, взялся обеспечить мне
стипендию, чтобы я смог подготовиться к конкурсу для
поступления в Высший педагогический институт. Хотя я и не
очень представлял себе, что это за заведение, я доверился ему
и дал свое согласие. Поначалу, правда, у меня было намерение
начать практическую работу. И поскольку я очень любил
животных, мне хотелось посвятить себя животноводству, но
моя мать самым решительным образом воспротивилась моему
«возвращению к земле».
* После окончания обучения, соответствующего средней школе, учащиеся
сдают государственные экзамены на степень бакалавра, которая дает право
поступления в университет без экзаменов.— Прим. перев.
22

II.	НАЧАЛО ПУТИ
От уроков изящной словесности
до Биржи труда*
Попав в Лион, в класс изящной словесности**, я обнаружил,
насколько я еще был неотесан. В моих работах попадались
обороты речи, которые преподаватель называл не иначе как
варварские. В разговорах с товарищами меня подмывало вместо
«кукуруза» или «навес» употребить наши, деревенские словеч¬
ки. И писал я по-деревенски тяжеловесно, длинными фразами,
что, впрочем, отражало сложность и запутанность моих мыс¬
лей. Короче, я все еще оставался крестьянином.
Лион показался мне огромным и давящим, особенно после
крохотной «столицы» нашего департамента Верхняя Сона. А по
сравнению с голубоватыми камнями Безансона или розовым
песчаником Бельфора Лион казался серым и угрюмым. Но
незаметно город меня покорил: и своими величественными
набережными, и стремительной, бурлящей Роной с вечными
чайками, и почти интимной тишиной берегов Соны, и лабирин¬
том улочек возле собора святого Якова, там, где в городской
библиотеке по четвергам я проводил вторую половину дня.
Обстановка в студенческой общине лицея, который называл¬
ся Парковым, была деловой и в то же время достаточно
непринужденной, будоражила ум и одновременно располагала к
спокойствию. А сколько было всяких разговоров и горячих
споров, пока мы кружили по двору во время перемен! И
никакой мелкой зависти между товарищами, никаких интриг.
Позже я понял, как мне здорово повезло, что мне выделили
стипендию для учебы в Лионе, а не в Париже, где атмосфера
студенческой общины была совсем иной.
Надо сказать, что интересы мои не ограничивались одной
учебой. Я жадно следил за событиями социально-политического
характера. Я начал регулярно читать еженедельник «Ля Ваг»,
издававшийся социалистом Пьером Бризоном. Это было время,
когда обстановка эйфории, возникшая после перемирия, начала
спадать. В семье у нас уже не верили в лозунг «боши
заплатят» ***.
Мне казалось, что правду говорили только социалисты. Что
Марсель Кашен не ошибался, называя Версальский мир прак¬
* Биржа труда — в крупных городах Франции здание, где расположены
комитеты различных профсоюзов; место проведения профсоюзных собраний.—
Прим. перев.
** Старший класс во французской средней школе.— Прим. перев.
*** «Бошами» пренебрежительно называли немцев.— Прим. перев.
23

тически неосуществимым «насильственным миром». Что Мон-
муссо верно сравнивал национализм с «обузой», парализующей
борьбу за освобождение трудящихся.
Крупные забастовки, прошедшие в феврале и мае 1921 года,
окончательно склонили меня на сторону социалистов. Режим в
студенческом интернате был относительно либеральным: мы
могли выходить в город не только по воскресеньям, но и в
свободную от занятий вторую половину четверга, а иногда и в
понедельник. Биржа труда Находилась неподалеку от лицея, и я
стал там завсегдатаем. Это было время внушительных выступ¬
лений рабочих.
Среди молодежи также развертывались дискуссии. У нас,
например, было проведено общее собрание класса, чтобы
выяснить, согласятся ли студенты нанести удар по забастовщи¬
кам в ответ на обращение мэра города Эдуарда Эррио* (оно
было сделано под предлогом помочь обеспечить снабжение
молоком лионских малышей). Не следует забывать, что Эррио
был избран мэром в 1905 году, победив на выборах.
Я выступил против. Меня поддержал молодой социалист из
демобилизованных, у которого, как у участника войны, конеч¬
но, был солидный авторитет. Не помню сейчас, каким был
конкретный результат голосования, но, во всяком случае,
студенты в ущерб забастовщикам ничего не сделали.
Я начинал завоевывать авторитет. Успешно закончилась моя
первая избирательная кампания — меня избрали председателем
студенческой общины. К этому времени я уже состоял членом
группы революционных студентов-социалистов. Группа собира¬
лась по вечерам в четверг во дворике под платанами одного из
кафе на улице Себастьен-Гриф. Там я и получил первые знания
по основам социализма. А начинать мне пришлось с самых
азов. Я, например, не знал, что такое I, II и III Интернационал,
пока не услышал выступления одного из преподавателей лицея
Ампер по фамилии Кальзан, который у нас в группе рассказал
о съезде социалистической партии в Страсбурге. И то, что мы
услышали о волнующей атмосфере съезда, о мощных забастов¬
ках железнодорожников, о первых успехах, которые одержало
революционное течение в партии **, наполнило нас энтузиазмом.
Впоследствии Кальзан вел активную работу в Париже, в
центральном аппарате Французской компартии. В 1925 году он
председательствовал на торжественной церемонии открытия
издательства ФКП. Кальзан был также в числе сотрудников
Исполкома Коминтерна в Москве. Он принадлежал к числу тех
* Э. Эррио (1872—1957) — французский политический деятель, один из
руководителей партии радикал-социалистов, несколько раз был премьер-
министром страны, в 1936—1940 гг.— председатель палаты депутатов, а в
1947—1954 гг.— председатель Национального собрания Франции, член Француз¬
ской академии.— Прим. перев.
** Съезд, состоявшийся в конце февраля 1920 г., принял решение вступить в
переговоры с руководящими органами Коминтерна.— Прим. перев.
24

скромных активистов, которые так много сделали для создания
нашей партии.
30 октября 1920 года Национальный съезд социалистической
молодежи 5443 голосами против 1958 высказался в пользу
Коммунистического Интернационала. Моей радости не было
границ.
Коммунисты педагогического института
В 1921 году я получил вызов в Париж для сдачи конкурсных
экзаменов в педагогический институт. Темы письменных работ,
особенно по истории и философии, оказались превосходными:
по истории — основные особенности революций 1848 года в
Европе, по философии — сравнительное значение законов и
обычаев.
Я успешно прошел конкурс. Среди кандидатов, приехавших
из Лиона, в институт были приняты также мои товарищи по
лицею Дюрдийи, Шамало и Дюма. Когда были вывешены
результаты, мы вчетвером отправились пешком через весь
Париж в книжный магазин еще совсем молодой компартии за
книгами и брошюрами. Все мы были выходцами из простых
семей, и каждый более или менее ясно чувствовал, что
свершившаяся в России Октябрьская революция должна изме¬
нить судьбы людей из народа, что она является огромным
историческим поворотом.
С первых дней учебы в пединституте я сдружился с
Огюстеном Балличони с математического факультета. Когда
мы решили вступить в компартию, мы вместе с ним отправи¬
лись в пятую секцию — так именовалась тогда организация
коммунистической партии в V округе Парижа. Она помещалась
на улице Грасьёз, близ площади Монж. Наряду с представите¬
лями интеллигенции, среди которых, по правде сказать, от
многих веяло богемой, в секции были и пролетарии — рабочие с
оптовых рынков вина и кож, строители. Партийные билеты
вручал нам активист, рабочий Люсьен Куда, который навсегда
остался моим другом. И я был счастлив, когда, несмотря на
свой преклонный возраст, он пришел на прием, устроенный по
случаю моего семидесятилетия.
Историки меня спрашивали, почему я и другие мои товари¬
щи в то время, в конце двадцатого года, отдали предпочтение
коммунистической, а не социалистической партии. Мне бы не
хотелось сейчас утверждать, что наша небольшая группа
молодежи обладала глубокими знаниями и убеждениями. Их в
ту пору еще не было. Однако мы отдавали себе отчет, какое
значение имел съезд в Туре*, в размахе революционного
* Большинство делегатов (3252 против 1082) на съезде в Туре в декабре
1920 г. приняли решение вступить в- Коммунистический Интернационал.
Оставшись в меньшинстве, оппортунистическое крыло не подчинилось боль¬
шинству и пошло на раскол партии.— Прим. перев.
25

движения во Франции в 1919—1920 годах, понимали силу
рабочего движения в тот период. Но одновременно мы осозна¬
вали и фатальную слабость его организации, причины которой
следовало искать в отсутствии боевой революционной партии.
Мы считали, что, основываясь на опыте большевиков, фран¬
цузские трудящиеся должны прийти к образованию такой
партии. Этот вопрос не случайно оказался в центре внимания
Франции. Выбор напрашивался сам собой.
Я был в числе тех, для кого выбор был сделан, и сделан раз
и навсегда. Я словно поднялся на корабль, на борту которого
находились идеалы будущего.
Пример русских большевиков был перед нами. Он воспламе¬
нял наши сердца, звал на борьбу за уничтожение существующе¬
го режима, пробуждал горячую надежду, что на смену ему
придут общественные отношения высшего типа. Возможно, что
наши познания были еще весьма ограниченны, но мы верили в
главное — Октябрь, изменив мир, должен изменить и образ
мышления. Мы принимали Октябрьскую революцию не только
сердцем, но и разумом.
Мы чувствовали, что вся наша последующая история будет
отмечена этим замечательным событием. И не ошиблись. Ведь
если игнорировать влияние Октября, то невозможно объяснить,
правильно понять ни Народный фронт, ни «странную войну», ни
Сопротивление. Создав по примеру России коммунистическую
партию, рабочий класс Франции стал мощным фактором нацио¬
нальной политической жизни.
Мы не закрывали глаза на то, как нелегко быть коммуни¬
стом интеллигенту, учитывая, что члены партии должны
соблюдать строгие правила. Но мы были даже горды тем, что
сделанный нами выбор был сопряжен с определенным риском.
Позже Ромен Роллан скажет: «Сегодня ум не имеет более
высокого предназначения, чем быть солдатом обновления ми¬
ра». И хотя мы не были в состоянии дать нашим помыслам
столь четкую формулу, это выражение верно отражало наши
убеждения.
Вряд ли надо объяснять, что в основе наших настроений
лежали вполне определенные причины. Как сын крестьянина, я
уже тогда чувствовал, что ленинизм — это учение, которое не
упускает из виду крестьянский вопрос. По кратким отчетам о
проходившем в 1920 году II конгрессе Коминтерна я знал уже,
что Ленин говорил на нем о необходимости для молодых
компартий в Западной Европе проводить политику союза
пролетариата со всеми трудящимися, что рабочий класс дол¬
жен, не ограничиваясь узкими рамками своих корпоративных
интересов, выступать в качестве руководителя всех эксплуати¬
руемых. Выступивший на конгрессе Раймон Лефевр, к которо¬
му я относился с большой симпатией, решительно осудил
итальянца Сератти, который, не соглашаясь с тезисом Ленина и
претендуя на то, что он якобы «выступает от имени всей
Западной Европы», уверял, что «тактика коммунистов должна
26

строиться исключительно на союзе с сельскохозяйственными
рабочими против мелкого крестьянства». Лефевр тогда сказал,
что во Франции ничего не добьешься, имея против себя массы
мелкого крестьянства.
Я отчетливо видел, что социалисты из II Интернационала,
напротив, относились к массам трудового крестьянства с
пренебрежением или по меньшей мере их игнорировали. И как
раз в это время Каутский утверждал, что пролетарская
революция возможна лишь тогда, когда рабочий класс составит
подавляющее большинство нации. По его словам, рабочий
класс должен готовиться вести борьбу в изоляции, а средние
слои населения повсюду будут его злейшими врагами. У меня в
тот период было такое представление, что перед рабочим
классом есть два возможных пути. Путь либерализма, который
приведет его к подчинению «просвещенной» буржуазии. И путь
союза с крестьянством (и остальными слоями трудящихся), по
которому и следует идти.
Мы вступили в партию в период подготовки к Марсельскому
съезду*, в разгар обсуждения подготовленных к нему тезисов
по аграрной политике. Тезисы подчеркивали, что только союз с
пролетариатом может спасти крестьян от разорения, и выдвига¬
ли в качестве одной из основных задач защиту интересов
тружеников земли. Известно, что Ленин в целом дал позитив¬
ную оценку первой аграрной программе нашей партии.
Социалистическая же партия в канун муниципальных выбо¬
ров 1925 года выпустила брошюрку, в которой обращалась к
рабочим со следующими словами: «Компартия предлагает вам
голосовать за блок рабочих и крестьян. Она претендует на
защиту интересов одновременно и городских рабочих, явля¬
ющихся потребителями, и крестьян, которые дерут с них три
шкуры и являются виновниками дороговизны. Рабочим нечего
защищать крестьян».
Еще более важным для меня, пожалуй, был другой аспект.
Коммунистический Интернационал постоянно и настойчиво
прилагал усилия по организации и повышению значения работы
в области теории. Отношение к теории со стороны социалисти¬
ческой партии было совершенно безразличным. У нее вообще
не было теоретических изданий до 1925 года, когда начал
выходить журнал «Ревю сосьялист». Мы же выпускали «Бюль-
тен коммюнист», журнал «Кларте» и другие периодические
издания.
«Юманите», став газетой коммунистов **, расширила публика¬
цию материалов по искусству, начала регулярно публиковать
* I съезд ФКП, состоявшийся в Марселе 25—30 декабря 1921 года.— Прим.
перев.
** «Юманите» основана в 1904 г Жаном Жоресом С 1910 г. была органом
социалистической партии. После Турского съезда в декабре 1920 г. стала
органом социалистов-интернационалистов. Центральный орган ФКП с 8 февраля
1923 г.— Прим. перев.
27

материалы под рубрикой «Жизнь интеллигенции». В газете
печатались статьи А. В. Луначарского, в которых рассказыва¬
лось, что советская власть не жалеет усилий для сохранения и
развития музеев, для успешной работы научных учреждений и
расширения высшего образования. И в СССР, и во Франции
коммунисты относились к интеллигенции с большим уваже¬
нием.
С молодым задором
Как это свойственно молодежи во все времена, мы с
Балличони были преисполнены веры в свои силы. В ту пору
для нас, казалось, не существовало невыполнимых задач. Мы
соглашались выступать на такие сложные темы, на которые
сегодня я, пожалуй, не отважился бы говорить перед широкой
аудиторией. Помню, как однажды в воскресенье после полудня
я отправился в отдаленный парижский пригород Нейи-Плезанс,
чтобы выступить на массовом народном празднике с лекцией на
тему «Искусство и народ». Правда, я немало покорпел над
материалами, пока готовился к этому выступлению. В другой
раз я репетировал перед братом Пьером, который приехал
навестить меня из нашей деревни, свое выступление для
комсомольцев из Нейи-сюр-Сен. И был несколько смущен тем,
что брат, не восприняв моего красноречия, задремал уже во
время вступительной части.
В молодости мы были самоуверенны и нетерпимы ко всему
миру, не упуская ни малейшей возможности как-то отмежевать¬
ся от своих сокурсников. Задиристость была для нас почти
равнозначна революционности. Так, на институтском танце¬
вальном вечере мы старались устроить что-то вроде контрмани¬
фестации с плакатами и пением революционных песен. Честно
говоря, студенческая жизнь в Лионе — атмосфера доброго
товарищества, без зависти и интриг,— нравилась мне больше
институтской, которая шокировала меня своим снобизмом,
духом консерватизма, а у части студентов — и откровенным
карьеризмом.
В институте больше всего мне нравилось бывать в библио¬
теке.
Среди экзаменов, которые мне нужно было сдавать, два
были по праву: в первый год учебы — величественное римское
право. Монументальность его невольно внушала почтение. На
следующий год я страстно увлекся политэкономией, почувство¬
вав ее решающее значение для марксистского образования. И
на устном экзамене, когда мне выпал вопрос по теории
заработной платы Рикардо, я получил наивысшую оценку. Она
компенсировала мою некомпетентность в области уголовного
права, экзамен по которому я также должен был сдавать.
Порядок действия судов, о котором я должен был рассказать,
вдохновлял меня гораздо меньше, чем истоки научного комму¬
низма.
Мы неплохо проводили политическую работу как в самом
28

институте, так и вне его. Вспоминаются протесты против
национализма, возложение венка с нашим, коммунистическим
призывом к памятнику павшим в войне, с которой не вернулось
двести тридцать выпускников института. В тот же период
(1921 —1922 годы) я принял активное участие в кампании
помощи голодающим Поволжья и предложил организовать
лекции с показом диапозитивов в театре Везуля. План этого
мероприятия мы разработали с Жоржем Дрейфусом, моим
старым товарищем еще по лицею Жером.
Мы встретились с ним у его приятельницы Жоржеты Гёган,
впоследствии ставшей писательницей. Там же я познакомился и
с его кузиной Рене, которая была чуть моложе меня и
неотразимо хороша собой. В 1923 году я женился на ней. Рене
была дочерью владельца небольшого ювелирного магазинчика в
Безансоне, который умер разорившимся. Рассеянная и беспеч¬
ная, она проявила редкую силу характера позже, в годину
военных испытаний. И если мы с нею довольно быстро
разошлись, то это не ее вина. Мы рассказывали жителям
Везуля о тяжелом положении в Поволжье. В первую очередь
необходимо было привлечь внимание выборных лиц, коммер¬
сантов, церковную иерархию. Это удалось. Вечером в назначен¬
ный день моей лекции зал театра в Везуле был полон. И сбор
был впечатляющим.
Через день в том же помещении я повторял свое выступле¬
ние для рабочих организаций города. К сожалению, не вполне
успешно, несмотря на самоотверженные усилия наших хоро¬
ших товарищей, среди которых был и руководитель местной
организации компартии железнодорожник Фюрленмайер. Орга¬
низация ФКП в департаменте Верхняя Сона была в тот период
еще очень слабой. Тем большей была радость, что мне все же
удалось убедить везульцев оказать помощь голодающим По¬
волжья, где положение становилось трагическим.
Все честные люди возмущались тогда торгом французского
правительства, которое в обмен на помощь голодающим пыта¬
лось вынудить Советскую страну признать долги царского и
временного правительств. Парижские власти старались воспре¬
пятствовать частным лицам и благотворительным организациям
оказывать помощь голодающим, минуя так называемый «Коми¬
тет Нуланса» *. Существовавший как комитет экспертов, на деле
* «Комитет Нуланса» был создан в 1921 г. как международная комиссия
помощи России, созданная якобы для борьбы с голодом. Ею руководил бывший
французский посол в Петрограде Жозеф Нуланс (1864—1939 гг.), который
после Октябрьской революции энергично проводил политику непризнания и
игнорирования Советской власти, поддерживал контрреволюционные выступле¬
ния внутри страны (Савинков и пр.). «Комитет Нуланса», вместо того чтобы
оказать немедленную помощь голодающим в России, выставил обширную
программу «обследования» ресурсов и средств Советской России, то есть, по
существу, программу экономической разведки, а также потребовал права
контроля над распределением продовольствия и другой помощи. Советское
правительство категорически отказалось разрешить комиссии Нуланса въезд в
страну.— Прим. перев.
29

он был призван стать центром контрреволюционной деятельно¬
сти и шпионажа на советской территории. Компартия сыграла
важную роль в срыве попытки навязать такое кабальное
соглашение. Разоблачая эту махинацию и через прессу, и в
парламенте, коммунистам удалось превратить дело помощи
голодающим Поволжья в массовое движение за нормализацию
франко-советских отношений.
Журнал «Кларте университер»
В октябре 1922 года мы основали группу и журнал под
названием «Кларте университер». Первоначально в группу
входило несколько студентов с улицы Ульма, где находился
наш институт, еще несколько человек из пединститута в Севре,
а также небольшая группа студентов-медиков, в числе которых
был и Жорж Гальперин. Это была, по существу, единственная
группа, стоявшая на передовых позициях. Я выполнял роль
основного организатора.
Жорж Гальперин, ставший моим ближайшим другом, был
сыном эмигрантов из России. Его родители, принадлежавшие к
мелкой еврейской буржуазии, после поражения русской рево¬
люции 1905 года покинули Одессу и обосновались в Аргентине.
Там Жорж, работая сельскохозяйственным рабочим, упорно
копил деньги, откладывая буквально гроши, и наконец в
1911 году сумел приехать в Париж,чтобы заняться изучением
медицины. В 1914 году он вступил добровольцем во француз¬
скую армию и получил несколько боевых наград. После войны
Жорж фактически получил французское гражданство. В
1922 году в госпитале он познакомился с ухаживавшей за ним
молодой вдовой, женщиной из рабочей семьи, отличавшейся
редкой красотой. Мари-Луиза, так ее звали, неизменно сопро¬
вождала Жоржа на все собрания. У меня не было друга более
великодушного и более предупредительного. Позже, когда он
уже стал врачом в Баньоле, а затем заместителем мэра этого
парижского пригорода, он постоянно выступал добровольным
переводчиком с русского языка на заседаниях Интернационала
работников просвещения, сопровождая меня в Лейпциг, Гам-
оург, Оксфорд—повсюду.
Всю жизнь доктор Гальперин был проповедником социализ¬
ма, страстным защитником Страны Советов. В феврале
1931 года он опубликовал в журнале «Ревю медико-сосьяль»
обстоятельную работу о защите материнства и младенчества в
СССР. «Совершенно очевидно,— говорилось в заключение этой
ггатьи,— что проблемы материнства и детства могут быть
успешно решены лишь при таком общественном строе, который
в первую очередь защищает интересы людей физического и
умственного труда, то есть в условиях, когда массы возьмут
зудьбу в собственные руки, освободившись экономически и
пиквидировав эксплуатацию человека человеком».
В основном мы с Гальпериным и редактировали все шесть
30

вышедших номеров «Кларте университер». С ним же организо¬
вывали по воскресеньям образовательные лекции для группы
студентов, которые собирали до сорока слушателей.
Первый номер журнала вышел 20 ноября 1922 года. В своем
обращении редакция указывала, что хочет превратить его в
орган единства учащихся и преподавателей всех ступеней
образования, а также единства всех молодых представителей
интеллигенции и рабочих. Помимо призыва Анри Барбюса «К
студентам, преподавателям и учащимся», номер содержал так¬
же острую публицистическую статью Поля Вайяна-Кутюрье.
«Буржуазное общество,— говорил он,— стремится вас оболва¬
нить. Вы похожи на деревья, гордящиеся покрывающей их
листвой и забывающие о роли уходящих в глубину корней.
Ваши глубинные корни—в пролетариате. А в разлагающейся
буржуазной среде, которая связывает вас наемным трудом, вы,
несмотря на одежду, делающую вас похожими на господ,
остаетесь деклассированными».
В каждом номере журнала печатались материалы о Совет¬
ской России, о борьбе с неграмотностью, о новом праве, о
государственном банке и т. д. Помещались тексты ленинских
работ. Журнал активно выступал за восстановление торговых
связей между Францией и Советской Россией.
Подписчики не заставили себя долго ждать. Поступало,
кроме того, достаточное количество платных объявлений от
симпатизировавших нам лиц. Одно из них было от Нгуен Ай
Куока (так тогда звали Хо Ши Мина), который в то время
работал в фотоателье художественного портрета, находившем¬
ся в XVII округе Парижа. В общем, с финансовой стороны для
выпуска журнала не возникало неразрешимых проблем. «Клар¬
те университер» существовал на приносимые собственные
доходы, и, когда издание было прекращено, остались даже
неизрасходованные средства, которые были переданы комсо¬
мольской организации V округа Парижа.
Служба в армии
1923 год стал годом оккупации Рура. После провала перего¬
воров «Комите де Форж»* с немецким магнатом Гуго Стинне-
сом о создании франко-германского концерна угля и стали
(декабрь 1922 года), в котором Франция требовала для себя 60
процентов акций, правительство страны решило пойти на более
серьезные меры. 11 января французские войска вошли в Эссен,
а в феврале весь Рур был оккупирован 60-тысячной армией
французов и бельгийцев. Пуанкаре божился, что это всего
лишь «полицейская операция», чтобы заставить Германию
выплачивать репарации. Однако в действительности он всеми
силами поощрял действия рейнских сепаратистов — в частности,
* Объединение крупнейших французских сталелитейных компаний.—
Прим. перев.
31

с помощью первого бургомистра Кёльна, которым в ту пору
был Конрад Аденауэр.
Французская компартия справедливо предупреждала, что
подобная провокационная политика будет способствовать ожив¬
лению шовинистических и реваншистских сил в Германии. Она
доказывала, что с точки зрения национальных интересов
наилучшим решением германской проблемы было бы создание
демократической объединенной республики, поскольку это обес¬
печило бы прочную базу для мира в Европе. Наша партия
возглавила борьбу против оккупации Рура. Эту борьбу поддержи¬
вали видные представители культуры, такие, как Анри Барбюс,
который вместе с Кларой Цеткин организовал Международный
комитет действий.
С возобновлением занятий после рождественских каникул
мы с Балличони проводили вечера в Латинском квартале,
распространяя и расклеивая листовки с протестами против
преступной акции, которая грозила стать отправной точкой для
появления нового немецкого национализма. Однажды нам
пришла идея перемахнуть через стену Ботанического сада и
расклеить наши листовки на деревьях. За этим делом нас и
схватили, привели в полицейский участок на улице Данте,
обыскали. Полицейский комиссар решил немедленно произве¬
сти обыск и у нас в общежитии на улице Ульма.
Признаться, я был немало удивлен, когда полиция ничего не
обнаружила в моем шкафу, хотя я оставлял там «компромети¬
рующие» меня печатные материалы. Секрет открыл мне на
следующий день мой приятель еще по лионскому лицею —
Дюрдийи. В институте он был единственным «христианским
анархистом», но коммунистам симпатизировал. Увидев после
полуночи мою пустую кровать и зная о характере моих
вечерних занятий, он, подозревая о случившемся, на всякий
случай убрал все лишнее из моего шкафа.
Безуспешный обыск все же не помешал передать на нас
дело в суд. Одновременно, опираясь на поддержку министер¬
ства, административный директор института Гюстав Лансон
поставил перед дисциплинарным советом вопрос о нашем
исключении. Остались мы в институте только благодаря соли¬
дарности большинства студентов. В день заключительного
заседания совета они заполнили перед кабинетом Лансона всю
лестницу, громко протестуя против грозивших нам санкций.
Это оказало влияние на совет, который ограничился порицани¬
ем с записью в наши личные дела. Судебное следствие за
отсутствием доказательств также было прекращено.
Мне оставалось всего несколько недель для завершения
работы над дипломом. Чтобы успеть его написать вовремя, я
решил спать через день. Пришлось отказаться и от вошедших в
привычку ночных посещений типографии «Юманите» за еще
влажными листами только что отпечатанной газеты.
Наша с Балличони история вызвала большое замешатель¬
ство у военных. Студентам второго курса как раз в это время
32

полагалось присваивать звание унтер-офицеров. Но как выда¬
вать унтер-офицерские нашивки проштрафившимся, да к тому
же наказанным за антимилитаристское выступление. Тогда
звание было присвоено всем, кроме Балличони и меня. Через
два месяца, изучив все бумаги, проштудировав все инструкции,
мы выяснили, что нет такого закона, который бы позволил
подвергнуть студента пединститута дискриминации. Пришлось
присвоить звание всем без исключения.
В январе 1924 года, в один из холодных и пасмурных
воскресных дней, я принимал участие в траурной манифестации
перед мэрией парижского пригорода Сен-Дени в память о
Ленине. Шествие продолжалось много часов. Люди оставляли
трогательные букетики цветов перед огромным портретом. Их
скорбь была безмерной, манифестация порождала чувство
причастности к великому братству.
Это был год, когда я защищал диплом. А осенью в чине
унтер-офицера я прибыл в Компьен-Руайе для прохождения
военной службы в 67-м пехотном полку. Основной состав полка
находился в Дюссельдорфе. На сборном пункте в Компьен-
Руайе были только две учебные роты: девятая, в которую я
был определен, и рота пулеметчиков. Командовал ими подпол¬
ковник Сутерлан, эльзасец, страстно влюбленный в свою
профессию. Служба безопасности, конечно, предупредила его,
что за птица к нему прибыла. Он меня принял в десять утра и в
течение двух часов читал мне наставления, прохаживаясь под
липами вокруг центрального двора перед казармами аэростатчи-
ков и мальгашских пулеметчиков. Смысл всего, что он мне
тогда говорил, сводился к одному: за мной будут тщательно
следить и в случае малейших отклонений меня отдадут под суд.
И в течение шести месяцев вопреки всем уставным правилам
меня почти каждый день назначали дежурным офицером,
зачастую и в воскресенье.
Весной 1925 года Франция начала военные действия в
Марокко. И самый разнузданный антикоммунизм стал в поряд¬
ке вещей. К пасхе с обученным в Компьене контингентом я
уехал в Дюссельдорф. Но едва я прибыл туда, как полковник
дал мне понять своеобразие моего положения. Я был «непри¬
годным для несения службы в условиях оккупации». И мне
ничего другого не оставалось, как возвратиться во Францию.
Последние месяцы моей службы оказались полной противопо¬
ложностью первому полугодию.
В общем, год моей военной службы оставил у меня не такие
уж плохие воспоминания. Несмотря на постоянную, назойли¬
вую слежку, которая была за мной установлена, мне нравились
и физические упражнения, и марш-броски холодным утром, и
даже маневры... Сутерлан, ничего не понимавший в моей
политической деятельности, считал ее просто каким-то чудаче¬
ством. Он с похвалой отзывался о моей выправке, рисовал
передо мной радужные перспективы, если бы я согласился
посвятить себя военной службе.
2 — Жорж Коньо

III.	МЕЖДУНАРОДНЫЙ ДЕБЮТ
Преподаватель в Эврё
Осенью 1925 года, отслужив положенный в армии срок, я
должен был начать преподавательскую работу. Меня назначили
в лицей города Эврё. Это место меня вполне устраивало,
поскольку Эврё имел хорошую железнодорожную связь с
Парижем, где я продолжал жить, так как жена моя была еще
студенткой.
Преподавательская работа у меня прекрасно ладилась. Я
очень любил свое дело, старался пробудить у учащихся интерес
к учебе, точно так же как я старался придать живость
митингам, которые мне доводилось проводить. У меня сложи¬
лись превосходные отношения с учениками независимо от того,
кто были их родители — офицеры или учителя. Коллеги также
были люди приятные. Директор лицея, человек почтенный,
хотя и несколько застенчивый, относился ко мне с дружеским
расположением и уважением, несмотря на поступавшие ему
«просьбы» давать сведения о моей профсоюзной и политиче¬
ской деятельности, о чем, впрочем, он сам мне откровенно
говорил.
В те давние времена ни о какой партийной ячейке в лицее не
могло быть и речи. Среди преподавателей я был единственным
коммунистом. По мере того как трагедия мировой войны с ее
последствиями, казалось, навсегда уходила в прошлое, во
Франции, как и в других капиталистических странах, наблюда¬
лась относительная стабилизация. И вести коммунистическую
пропаганду среди интеллигенции становилось все труднее.
В начале 1926 года в Париже я встретился с Пьером
Семаром, который с августа 1924 года был генеральным
секретарем ФКП. Он мне посоветовал заняться работой в
профсоюзе работников моей профессии.
Справедливости ради нужно сказать, что в соответствии с
весьма странной иерархией ценностей, установившейся в тот
период, особенно у молодых членов партии, на деятельность в
профсоюзах смотрели как на далеко не самую ответственную.
Теперь-то мы видим, что нет ничего важнее работы в массах.
Это потому, что мы стали более зрелыми и разумными.
Спустя несколько месяцев, уже после состоявшегося в
Лилле съезда партии (июнь 1926 года), мне рассказывали, что
один из товарищей, Морис Торез, руководивший предсъездов¬
ской организационной конференцией, выражал сожаление по
поводу упорной недооценки профсоюзной работы. Он едко
34

высмеивал тех, кто считал, будто руководство профсоюзами —
дело несложное, и не понимал, что оно требует большого
опыта, который приобретается только в процессе борьбы.
Широкое рабочее движение, говорил он, означает во Франции
вовлечение в борьбу даже не сотен тысяч, а миллионов
трудящихся.
С начала учебы в педагогическом институте я вступил в
Объединенный профсоюз учителей столичного департамента
Сены, охватывавшего весь Парижский район. Все годы учебы я
регулярно посещал собрания, которые проходили в маленьком
зале дома № 33 по улице Гранж-о-Бёль.
В 1925 году эта организация уже насчитывала 150 человек,
из которых 35 были коммунистами. Будучи по натуре челове¬
ком дисциплинированным, я приготовился со всей энергией
активиста работать в профсоюзе, в частности в Интернациона¬
ле работников просвещения. К тому же разве эта работа не
была захватывающе интересной? С упорной борьбой учителей
за свои права я был знаком в общих чертах. И как большую
честь я воспринимал предоставленную мне возможность про¬
должать дело, начатое пионерами профсоюза, причем в более
широком, международном масштабе.
У истоков Интернационала
работников просвещения
Проект создания Интернационала работников просвеще¬
ния возник еще в 1919 году. Теоретически он был создан в
1920 году, а на деле — в 1924.
8 августа 1919 года в Туре на съезде профсоюзов светского
образования, состоявшемся под впечатлением ужасов войны,
Анатоль Франс обратился к учителям со страстным призывом
отказаться от книг, проповедующих шовинизм, и воспитывать
«разумных людей». Он сказал: «От всего сердца я желаю,
чтобы в недалеком будущем к Интернационалу рабочих смогли
присоединиться делегаты учителей всех наций, чтобы они
совместно разработали программу всеобщего образования и
продумали бы пути распространения в умах молодежи таких
идей, которые привели бы наконец к миру на земле и единству
народов».
Чувства своих французских товарищей разделяли и итальян¬
ские учителя-социалисты. На своем съезде в Болонье 9 января
1920 года они одобрили призыв к проведению широкого
международного конгресса учителей, который обсудил бы и
принял совместную программу реорганизации школьного обра¬
зования.
Наконец в августе 1920 года на съезде в Бордо Виржиль
Барель, герой четырнадцатого года, проникшийся идеями Бар-
бюса о братстве рабочего класса и всех народов, представил
доклад о создании Интернационала просвещения, открытого
2*
35

для вступления как организаций, входивцшх в реформистскую
Международную (Амстердамскую) федерацию профсоюзов *,
так и для тех, которые входили в Профинтерн.
Итак, формально Интернационал был создан. Но в первые
годы его деятельность была крайне ограниченна. Бюллетень его
публиковался редко. Руководство Интернационала, занимаясь
лишь программами и методами образования, упорно твердило о
«педагогическом» Интернационале. Оно не желало видеть,
какое политическое значение имел лозунг народного просвеще¬
ния.
По существу, только на конгрессе в Брюсселе, в августе
1924 года, организация по-настоящему сформировалась. Это
уже не «педагогическая», а профсоюзная организация. И
название у нее изменилось — теперь это Интернационал работ¬
ников просвещения. Вступление в Интернационал таких органи¬
заций, как социалистическое объединение персонала учебных
заведений Бельгии и советское профобъединение работников
просвещения, сразу же придало ему авторитет.
Новые ноты звучат и в окончательной редакции принятого
Устава. Это уже язык классовой борьбы. Вот несколько
положений из преамбулы:
«1. Во всех странах, где господствует капитализм, он
превратил знания в товар, доступный лишь немногим. Таким
образом, трудящиеся массы автоматически исключены из
числа лиц, которым доступны знания, необходимые для органи¬
зации и руководства экономикой, государством и образованием.
2. Школа в капиталистическом обществе служит прежде
всего интересам имущих классов. С одной стороны, она
формирует привилегированный и изолированный слой, способ¬
ный руководить буржуазным обществом, способный обеспе¬
чить функционирование его механизма и соблюдение буржуазно¬
го права. С другой — держит большинство народа в положении
интеллектуально порабощенной массы, слепого орудия капита¬
лизма.
3. В таком обществе преподаватели не только не могут быть
проводниками высшей культуры для молодежи, но и сами
попадают в интеллектуальную зависимость от буржуазного
общества, превращаются в чиновников-бюрократов, в низкооп¬
лачиваемых наемников на службе у капитала и его государ¬
ства...
6. Следовательно, борьба воспитателей не должна ограни¬
читься экономическими требованиями или узкопрофессиональ¬
ными интересами. Она должна быть также и борьбой за
освобождение от господства капиталистической идеологии в
школе, в частности борьбой против шовинистического и импе¬
* Амстердамский интернационал профсоюзов—международное объедине¬
ние профессиональных союзов реформистской ориентации, созданный в 1919
году на конгрессе в Амстердаме. Откуда и название. Практически прекратил
существование после капитуляции Франции в 1940 году. Официально о его
роспуске было заявлено 14 декабря 1945 года.— Прим. перев.
36

риалистического восхваления войны, против влияния церкви на
школу, за солидарность рабочих масс без различия расы и
национальности. Она должна быть связана с борьбой за
коренную перестройку образования, чтобы сделать все его
звенья и заведения доступными для трудящихся масс...»
Впоследствии Морис Торез
мне рассказывал...
6 декабря 1925 года в газете «Юманите» было напечатано
открытое письмо ко всем членам партии, в котором указыва¬
лось, в частности, на роль коммунистов в профсоюзном
движении. Деятельность коммунистов была определена как
«самоотверженная, постоянная, сложная, но абсолютно необхо¬
димая». В документе выражалось сожаление по поводу того,
что партия не всегда уделяла достаточное внимание насущным
требованиям трудящихся. Для нас, активистов профдвижения,
это было пределом наших мечтаний.
В то время я и не подозревал, какую роль в переменах,
происходивших в партии, сыграл молодой активист, новый член
политбюро по имени Морис Торез. Лишь много лет спустя, уже
больной, Торез во время наших ежедневных прогулок возле его
загородного домика в Базенвиле делился иногда со мной,
работавшим тогда его политическим секретарем, своими воспо¬
минаниями о первом периоде своей деятельности как руководи¬
теля национального масштаба, в том числе и о двадцать пятом
годе. Из этих бесед со всей очевидностью вытекало, что для
него всегда были характерны забота о единстве, о насущных
требованиях трудящихся, чувство реальности, понимание кон¬
кретного соотношения политических сил, глубокая антипатия
ко всякого рода показным, театральным жестам.
Он рассказывал, что был кооптирован в состав Политбюро
ФКП на заседании 13 июля 1925 года. Имелось в виду, что он
возглавит Комитет действия против войны в Марокко. До этого
времени он присутствовал на заседаниях политбюро нерегуляр¬
но, в основном когда требовалось высказать точку зрения
руководимой им федерации департамента Нор. Впервые в
качестве полноправного члена он участвовал в работе политбю¬
ро 24 июля. И уже в сентябре, как он рассказывал, он
выступил против того, чтобы рассматривать только крупные
проблемы, забывая вопросы, связанные с конкретными требо¬
ваниями. Руководству федерации в департаменте Нор, напри¬
мер, было ясно, каким влиянием среди трудящихся пользова¬
лась реформистская в ту пору Всеобщая конфедерация труда
(ВКТ). Так проявлялось умение старых профсоюзных работни¬
ков защищать непосредственные интересы членов своей органи¬
зации, активно заниматься и кассами помощи безработным, и
выборами шахтерских делегатов. Торез неизменно выступал
против тех, кто уверял, будто ВКТ утратила пролетарскую
37

базу, раз членами ее стали в основном учителя и служащие. Он
боролся против любых проявлений сектантства, отстаивал
необходимость работы в рядах ВКТ.
Морис Торез выступал против тенденции, характерной для
довольно большого числа партийных активистов,—
ограничиваться программой, выработанной в кабинетах, без
учета насущных потребностей масс. Он решительно осуждал у
коммунистов дух самодовольства, в том числе пренебрежение
поддержкой со стороны людей, симпатизирующих партии.
Торез выражал беспокойство в связи с фашистской опасностью
в социальном отношении, имея в виду положение в средних
слоях. Он считал необходимым ответить на эту угрозу полити¬
кой единого фронта. Речь шла о том, чтобы сказать социали¬
стам: «Мы готовы поддержать вашу программу реформ», но в
то же время организовать по всей стране отпор вылазкам
правых подстрекателей, организовать контрманифестации, по¬
казав тем самым, что сила не на стороне фашистов, рассеять
настроения скептицизма и пораженчества у рядовых людей.
В июне 1926 года V съезд ФКП именно в этом духе
рассмотрит вопросы временных союзов с буржуазными органи¬
зациями демократического толка. В докладе тогдашнего гене¬
рального секретаря Пьера Семара была выдвинута идея об
установлении связей между единым фронтом пролетариев и
средними классами.
Работа в Интернационале
работников просвещения
Такой была обстановка во французском революционном
движении, когда я начал сотрудничать в секретариате Интерна¬
ционала работников просвещения (ИРП). Повеяло ветром един¬
ства. В международном плане обстановка также была отмечена
некоторыми позитивными сдвигами.
Секретариат располагался в замысловатой пристройке к
Дому профсоюзов на улице Матюрэн-Моро. Были использова¬
ны старые конюшни и сеновалы городской компании омнибу¬
сов. В конюшнях устроили залы заседаний, а сеновалы
переоборудовали под кабинеты.
В организационном отношении ИРП был автономен. В его
руководстве было немало социал-демократов. Но ядро состав¬
ляли коммунисты, руководствовавшиеся в своей работе общими
задачами международного рабочего движения, предопределя¬
ющими возрождение единого профсоюзного объединения. III
конгресс Красного Профинтерна принял даже специальную
резолюцию с предложением о проведении совместной конфе¬
ренции двух интернационалов:	Международной	федерации
профсоюзов (Амстердамской) и Красного Профинтерна,—
чтобы подготовить созыв конгресса, который бы и создал
единый Интернационал.
38

В 1925 году образовался англо-русский комитет*, связавший
Генеральный совет тред-юнионов и Центральный совет совет¬
ских профсоюзов. Это была существенная мера в плане
восстановления сплоченности профдвижения на антикапитали-
стической базе. Англо-русский комитет был призван стать
краеугольным камнем, вокруг которого сплотились бы органи¬
зации, выступающие за единство, в том числе и Интернационал
работников просвещения. И на своем очередном конгрессе в
1925 году ИРП высказался в поддержку англо-русского комите¬
та.
Я со всей страстью включился в борьбу за единство. Вскоре
меня предупредили, чтобы я готовился принять обязанности
редактора бюллетеня ИРП. Моим предшественником был Люсь¬
ен Эрар, учитель из Безансона, который жил далеко от Парижа
и был перегружен работой — он был еще и редактором газеты
компартии «Лё Семёр» («Сеятель») в провинции Франш-Конте.
Первый номер бюллетеня, за который я отвечал уже как
секретарь редакции, вышел в июне 1926 года. Я решил сделать
издание более привлекательным и вместо царившего до этого
хаоса в распределении материалов ввел постоянные рубрики. В
разделе «Как улучшить наш международный бюллетень» я
изложил свои планы, чтобы ознакомить с ними сеть разбросан¬
ных по всему миру наших корреспондентов и получать от них
нужные материалы. К удовлетворению своему, могу заметить,
что ни от кого, даже от противников, я не слышал упреков
относительно технической стороны публикации бюллетеня.
Слабой его стороной в течение последующих лет оставалось
относительно небольшое количество сообщений и статей с мест
от рядовых учителей.
На IV конгрессе нашего Интернационала, который состоял¬
ся в Вене в августе 1926 года, я был назначен содокладчиком по
теме «Школа и мораль». Выступление свое я готовил серьезно
и должен сказать, что, перечитывая этот текст сегодня, нахожу
в нем не только одни неуклюжести и ошибки. Слабая сторона
тех страниц — недостаточная зрелость собственной мысли. До¬
стоинство же — в том, что я защищал пролетарскую мораль.
На Венском конгрессе произошел ряд инцидентов. Самый
острый из них связан с вмешательством полиции, которая
явилась, чтобы сорвать вывешенные в зале заседаний лозунги.
Один лозунг воспроизводил высказывание Льва Толстого о том,
что обучение религии является самым большим преступлением
против детства. Другой — знаменитое изречение Маркса о том,
что религия — это опиум для народа.
* Англо-русский профсоюзный комитет был создан в конце 1924 — начале
1925 г., когда под давлением прогрессивного течения в Британском конгрессе
тред-юнионов его руководство было вынуждено пойти на сближение с
советскими профсоюзами. В задачу комитета входило установление связей
между советскими и английскими профсоюзами, организация широкого движе¬
ния рабочих против наступления капитала, против империалистических войн, за
мир между народами.— Прим. перев.
39

Исполком ИРП в апреле 1927 года одобрил мою деятель¬
ность в качестве секретаря редакции. Я тогда выступил за то,
чтобы выпуски бюллетеня на английском и немецком языках
были такими же регулярными, как на французском и итальян¬
ском. Мне удалось добиться издания пресс-бюллетеня ИРП на
четырех языках, и вскоре вышел его первый номер.
На заседании исполкома ИРП в конце 1927 года я предложил
образовать международные комиссии для выработки программы
требований работников просвещения и начать работу с созда¬
ния молодежной комиссии. Среди активистов, которые вошли в
ее состав, оказался и Доминик Урбани из Люксембурга. Сын
шахтера, он впоследствии стал генеральным секретарем ком¬
партии Люксембурга (с 1933 по 1965 год). Урбани сыграл в
истории своей страны выдающуюся роль, будь то в 1936 году,
когда благодаря единому фронту рабочего класса на референду¬
ме был отклонен проект закона, предусматривавшего запреще¬
ние деятельности компартии, или в период подпольной борьбы в
военные годы, или в 1946—1947 годах, когда он был мини¬
стром. Скромный, веселый, прямой, добрый советчик, Урбани
один из тех отважных людей, которые никогда не пасовали ни
перед какими трудностями.
От имени молодежной комиссии я выступал с докладом на
V конгрессе ИРП (апрель 1928 года), который официально избрал
меня членом секретариата нашего Интернационала.
Первая поездка в СССР
В том же 1928 году я впервые поехал в Москву, чтобы
наладить рабочие контакты с профсоюзом советских работни¬
ков просвещения.
Как и весь Советский Союз, Москва готовилась перейти от
нэпа к социалистическому наступлению. В ту пору советская
столица была, конечно, совсем не такой, как сегодня. Каждое
утро с Неглинной улицы, где находилась моя гостиница, я
пешком отправлялся на Солянку, 12, к Дому профсоюзов, или,
как его тогда называли, Дворцу труда. По дороге я буквально
пожирал глазами все, что видел на улице.
Еще процветала частная торговля. И доля капиталистиче¬
ских элементов в национальном доходе СССР превышала
восемь процентов. В «забегаловках» было полно народу. В
одной из них я обычно задерживался, чтобы съесть пирожное.
Своим внешним видом, обшарпанным и в то же время живопис¬
ным, она представляла собой типичный трактир, описанный в
классической русской литературе.
Далеко не все были заняты работой. В квартале, который
назывался Китай-городом, возле уже не существующей ныне
стены группы молодых парней лениво лузгали семечки или
смачно впивались в ломти арбузов, наблюдая, как другие,
несмотря на запрет, резались в «очко».
Сорок пять лет назад я видел, как каменщики мостили
40

улицу. Не так, как во Франции, согнувшись в три погибели, а
сидя на земле и спокойно укладывая булыжники рядом с собой,
с неторопливостью крестьян, знающих, что у них есть еще
время в запасе.
Водопровод в гостинице был фиктивным. Вода подавалась из
небольшого бака, который коридорный собственноручно напол¬
нял каждый вечер. Москва была бедной, со старой техникой,
повсюду были видны следы проклятого прошлого.
И вместе с тем, уверенная в будущем и преисполненная воли
его добиться, Москва бурлила революционным энтузиазмом. Я
убеждался в этом ежедневно, приходя в штаб-квартиру профсо¬
юза работников просвещения. Здесь реально разрабатывались
вопросы нового подхода к культуре, обеспечения равных
возможностей для рабочих и крестьян получить доступ к
самым современным знаниям. На еще плохо убранных
московских улицах повсюду можно было видеть объявления о
вечерних курсах для взрослых, о школах для трудящихся, о
рабфаках.
Во всех школах, которые я посещал, царила действительная
демократия. Впервые я увидел школу поистине трудовую, в
полном смысле слов единую и светскую. У нас во Франции эти
понятия были опошлены.
Расхлябанный поезд, за ночь протащившийся всего три
сотни километров, привез меня в Иваново — город текстильщи¬
ков, центр активного рабочего движения, ставший в 1905 году
родиной первого Совета. В Иваново проходило районное сове¬
щание учителей, которое я приветствовал от имени Интернаци¬
онала работников просвещения. По окончании состоялась
большая демонстрация на улицах города. В колонне одетых в
рабочие спецовки учителей я шел рядом с немолодой уже
француженкой, которая раньше работала воспитательницей в
семье одного промышленника. Теперь она стала школьным
инспектором. Как о самом обычном она рассказывала мне, что
по вечерам выходит на улицу с фонарем в руках, так как в их
квартале еще нет освещения. Но она знала, что свет социализ¬
ма озарит всю Россию, весь Советский Союз благодаря
деятельности большевиков, возглавивших рабочий класс, всех
трудящихся.
Побывал я и в Ленинграде, где меня пригласили в Дом
ученых. Это было величественное здание по соседству с
Зимним дворцом и с таким же величественным видом на Неву.
Там было много ученых, сформировавшихся еще при дорево¬
люционном режиме. Но все они были полны энтузиазма в свете
перспектив, которые новый строй открывал им в области науки
и техники. Я тогда и не предполагал, что всего через десять лет
мне придется выступать перед трудящимися Москвы, привет¬
ствуя первый советский перелет через Северный полюс. И, уж
конечно, не предполагал, что еще через какую-нибудь пару
десятков лет после этого взойдет на небе новая, рукотворная
звезда, прославляя достижения советской науки.
41

Первый пятилетний план
Вернувшись в Москву, я имел счастье быть принятым в
Наркомпросе Российской Федерации Н. К. Крупской. Она была
тогда членом коллегии Наркомпроса. Это была уже пожилая
женщина, ее живые глаза светились добротой, а улыбка была
такой же обаятельной, как на фотографиях ее молодости.
Наша беседа продолжалась два часа. Крупская расспрашивала
о моей работе. Ее особенно интересовала тяжкая судьба
преподавателей-революционеров в Болгарии, Югославии и дру¬
гих балканских странах, их полулегальные издания, которые
доходили к нам в Париж. Она обратила мое внимание (и, как
показало будущее, очень прозорливо) на перспективы широкого
развития профсоюзного движения среди учителей Латинской
Америки. С большим тактом ориентировала она меня в пробле¬
мах, связанных с моей работой. Советовала проявлять особую
заботу о единстве в рядах международной организации работни¬
ков просвещения, учитывая, что среди ее членов были и
реформистские профсоюзы социалистического толка из Бель¬
гии и Люксембурга.
Крупская настойчиво подчеркивала коренное различие меж¬
ду культурной революцией в пролетарском государстве с его
новой системой организации обучения на основе объединения
науки и труда и тем, что существовало в западноевропейских
капиталистических странах,— «единой школой» во Франции,
«школьной реформой» и «трудовой школой» в Веймарской
Германской республике и т.п.
В СССР разрабатывавшийся пятилетний план предусматри¬
вал повышение культурного уровня широких масс и ускоренное
формирование квалифицированных рабочих кадров. В СССР в
1927—1928 годах только 54 процента жителей старше восьми
лет умели читать и писать. В 1932—1933 годах эту цифру
планировалось довести до 82 процентов. Моя собеседница
напомнила мне, что до первой мировой войны грамотных в
стране было лишь 23 процента, в 1920—уже 33 процента.
Число учителей с 266 тысяч в 1927—1928 годах планировалось
довести до 422 тысяч в 1932—1933 годах.
Библиотеки, клубы, тиражи газет и книг, радиоприемники,
кинотеатры — все эти слагаемые культуры должны были расти
ускоренными темпами. Эти цифры вселяли энтузиазм. И я
искренне радовался, когда на своей августовской сессии 1929
года исполком ИРП принял решение о широкой пропаганде
среди работников просвещения всего мира пятилетнего плана
культурного развития в СССР.
После бесед в Москве я смог оценить всю важность
принципа планирования социалистической экономики. В то
время это была совершенно новая идея. Теперь уже государ¬
ственно-монополистический капитализм учится у социализма,
пытаясь приспособить к своим целям элементы планирования и
научной организации экономики. Разве не показательно, что
42

уже не социализм, а капитализм заимствует у социализма
методы и формы экономической жизни. Но внутренняя логика
капиталистической системы продолжает существовать со всеми
ее пороками. Когда я пишу эти строки, буржуазное общество
вновь переживает состояние глубокого кризиса.
Спустя несколько месяцев после возвращения в Париж
заместитель директора Высшего педагогического института
Селестэн Бугле пригласил меня прочесть в Центре социологи¬
ческих исследований института лекцию о советском пятилетием
плане.
Когда я закончил свое выступление, кто-то поднялся, чтобы
«ответить» мне. По близорукости я не разглядел лица этого
типа, сидевшего в зале рядом с БуТле. И тут я его узнал. Это
был Борис Суварин, ренегат, с которым я когда-то встречался
в партии. Не знаю уж, каким способом пролез он на это
заседание в учреждение, к которому не имел никакого отноше¬
ния.
Суть его возражений была весьма примитивна: Россия
бедна, русские живут в нищете, безграмотный мужик никогда
не сможет построить социализм. Злоба и ненависть, с которой
все это он выкладывал, произвели отрицательное впечатление
на молодежную аудиторию. Его резкость вызвала неодобри¬
тельные реплики даже со стороны, казалось бы, самых
нейтрально настроенных студентов. А Бугле, этот корифей
французской социологии, был так смущен, что повторял лишь
одну фразу: «Я в этом ничего, ничего не понимаю».
В 1928 году Советский Союз действительно испытывал
многие лишения. И мне это было известно. Известно, что было
еще много неграмотных. Но я знал и то, что в социалистиче¬
ской системе заключены силы, способные преодолеть все
препятствия, доставшиеся в наследство от прошлого. Что она
таит в себе еще не распознанные достоинства, ни с чем не
сравнимую мощь сознательно сплотившихся масс, и сплотив¬
шихся именно потому, что эта система действует в их интере¬
сах. И, говоря все это почти пятьдесят лет назад студентам
пединститута в ответ на выпады реакционеров, я сказал им
правду.
Отбивая атаки раскольников
Исполком нашего Интернационала принял решение о том,
чтобы я целиком сосредоточился на организационной работе.
Лицей в Эврё пришлось оставить.
1929 год был годом яростных схваток между французскими
социалистами и коммунистами. Социалисты обеспечили тогда
свободу рук реакционному правительству. Коммунисты истол¬
ковали лозунг «класс против класса» как призыв бороться
против соцпартии. Наша партия теряла силы. С 1927 по 1930
год число ее членов сократилось с 56 до 39 тысяч, а
43

количество ячеек — с 3308 до 2600, из которых только 666 были
на предприятиях. Лишь с июля 1930 года наметился поворот к
борьбе на два фронта: не только против правого оппортунизма,
но и против левацкого сектантства.
В августе 1929 года в Брюсселе состоялась сессия исполко¬
ма ИРП. Ей предшествовал выход из Интернационала нашей
бельгийской секции — Объединения преподавателей-социа-
листов. Это решение было самым циничным образом навязано
ему Международной амстердамской федерацией проф¬
союзов и Бельгийской рабочей партией. Исполком указал на
вялость деятельности секретариата, занимавшего примиренче¬
скую позицию по отношению к раскольникам. Руководство
правых социалистов, проводя раскольническую политику, по¬
дорвало единство также в Интернационале работников пищевой
промышленности. Одновременно усиливалась кампания против
Советского Союза, в частности против советской системы
обучения.
В 1930 году, находясь в Москве по приглашению профсоюза
работников просвещения, я оказался свидетелем движения за
выполнение пятилетки в четыре года. Я воочию убедился
также, какую огромную работу провели профсоюзы, то есть
рабочий класс, в связи с коллективизацией в деревне. Именно
профсоюзы подбирали людей, которым предстояло поехать в
деревню. Я присутствовал, таким образом, при подборе тех,
кого история назовет потом 25-тысячниками.
В наших, капиталистических, странах многие историки до
сих пор уверяют, будто эти двадцать пять тысяч человек были
направлены в деревню, чтобы насильственным путем создать
там коллективистскую экономику, что речь шла об администра¬
тивном давлении на крестьянство. Цель здесь очевидна —
опорочить идею союза рабочего класса и крестьянства. В
действительности деятельность 25-тысячников — это пример
сотрудничества рабочих и крестьян в борьбе за кооперирование
сельского хозяйства, прямая помощь трудящихся города сель¬
ским беднякам и середнякам.
В то время я был всецело поглощен подготовкой к
VI конгрессу ИРП, намеченному на август 1930 года. Конгресс
состоялся в Антверпене. На нем были подведены итоги двух¬
летней межсъездовской деятельности Интернационала, кото¬
рый подвергался ожесточенным нападкам буржуазии, начиная с
парижской газеты «Тан» и кончая министром юстиции Южной
Африки, не говоря уж об оппортунистическом руководстве
профсоюза университетских преподавателей. Все пытались
представить нашу организацию как «орудие Москвы».
8 августа, в канун открытия конгресса, антверпенская газета
«Ле Матэн» также выступила с утверждениями, что ИРП будто
бы является «замаскированной коммунистической организа¬
цией», и призвала к запрещению конгресса и высылке его
делегатов. Под давлением Бельгийской рабочей партии профсо¬
юз музыкантов, который в полном соответствии с установлен¬
44

ным порядком арендовал нам зал, расторг договоренность. Это
было сделано буквально за несколько часов до открытия
конгресса, так что нам пришлось в спешке довольствоваться
первым попавшимся помещением.
На конгрессе не было официальной делегации французской
секции ИРП. Так решила Федерация светского образования на
состоявшемся незадолго до этого съезде в Марселе. Один из
предлогов такого решения — участие ИРП в митинге рабочих
Марселя, осудившем оппортунистические тенденции в профсо¬
юзном движении преподавателей. Антверпенский съезд расце¬
нил как неубедительный такой предлог, чтобы не допустить
официальную делегацию французской секции ИРП на конгресс,
и осудил этот шаг с тем большей решительностью, что он был
предпринят в условиях, особенно трудных для деятельности
международного движения работников просвещения и всех
вообще трудящихся.
Обстановка, в которой собрался конгресс, характеризова¬
лась обострением промышленного и аграрного кризиса, колос¬
сальным ростом безработицы. В колониях пробуждалось рево¬
люционное движение, между капиталистическими странами
разгоралась яростная борьба за рынки. И все это сопровожда¬
лось дальнейшим усилением антисоветской кампании.
Кризис пагубно сказывался на школьном образовании и на
положении учителей. Особую озабоченность участников кон¬
гресса вызвали вопросы, связанные с положением преподавате-
лей-женщин, студентов педагогических учебных заведений, а
также учителей в колониях и полуколониях.
Все участники конгресса были единодушны в том, что
необходимо самым энергичным образом бороться за ликвида¬
цию колониального господства и отвергнуть распространенный
в то время реформистский тезис, согласно которому освобож¬
дение было бы для колониальных народов шагом не вперед, к
прогрессу, а назад, к варварству. Некоторые из лидеров
оппортунизма договаривались даже до того, что оправдывали
принудительный труд «туземцев», поскольку, мол, нельзя рас¬
считывать на их добровольное содействие развитию соответ¬
ствующих стран, ибо зарплата там якобы не может быть
достаточным стимулом при «врожденной лености».
Лицом к единому фронту
В 1931 году ИРП провел во Франции широкую разъяснитель¬
ную кампанию, поводом для которой послужил устроенный
властями шумный юбилей — пятидесятилетие со дня введения
государственной системы образования. Мы расклеили семь
тысяч афиш, распространили листовки, устроили передвиж¬
ные выставки, провели десятки собраний. И мы, конечно,
поступали правильно, когда в соответствии с уставом нашей
организации разоблачали классовый характер официальной
45

системы обучения, показывали, что образование во Франции
служит интересам буржуазии. Но мы ошиблись, считая, будто
светский характер школы не принес никакого прогресса по
сравнению с клерикальным обскурантизмом.
Узость нашего подхода в оценке данного вопроса отразила
пережитки в рядах Французской компартии. Но этот период
уже кончался. Начиналась новая фаза, период смелых массо¬
вых действий, единства трудящихся. Разрыв с культивировав¬
шимся прежде сектантством ознаменовался серией статей
Мориса Тореза, который стал генеральным секретарем партии.
Эти статьи («Решающий поворот», «Долой манекены» и др.*)
были опубликованы в «Юманите» в период с июня 1930 по
август 1931 года и получили огромный резонанс. Они помогли
нам осознать важность новых задач, необходимость широты
взглядов, большей откровенности, нового стиля нашей работы.
В 1931 году после окончания летних каникул я вынужден
был вновь вернуться к преподавательской работе. Финансовое
положение ИРП было тяжелым. И жалованье, которое я
получал там, было таким мизерным, а главное, выплачивалось
так нерегулярно, что я постоянно сидел в долгах, не будучи в
состоянии свести концы с концами.
Я устроился преподавателем в лицее Дижона. Но три дня в
неделю я проводил в секретариате ИРП. Приходилось дважды в
неделю совершать поездки в Дижон и обратно в Париж. По
тогдашним временам это значило шестнадцать часов в поезде,
преимущественно ночью.
Класс мне достался очень хороший. Особенно нравилось
мне вести курс по истории искусства. В программе были
Пуссен, Рубенс, Курбе — мои любимые художники. Как и в
Эврё, в Дижоне было много коллег, с которыми общаться было
приятно, хотя далеко не все разделяли мои политические и
философские взгляды. Мне трудно было задерживаться в
Дижоне после занятий. Тем не менее мне удавалось провести в
течение учебного года и одно-два больших публичных собра¬
ния.
1932 год начался для ИРП с доброй вести. В результате
референдума, проведенного в испанской секции нашего Интер¬
национала, члены национального профсоюза работников прос¬
вещения высказались против раскола с ИРП, на котором
настаивала испанская соцпартия.
На расширенном заседании секретариата Интернационала,
который состоялся в конце марта, мне было поручено высту¬
пить с отчетным докладом исполкома на предстоящем
VII конгрессе ИРП. Первоначально его намечалось провести в
Москве. Однако обстановка в Германии побудила нас потом
перенести место проведения конгресса в Гамбург.
На пасхальные каникулы я съездил в Москву. Достижения,
* См.: Торез Морис. Избранные произведения. T. I. М., Политиздат,
1959, с. 6, 15 и дальше.
46

которые я там увидел, были огромны. Промышленный потенци¬
ал страны за четыре года удвоился, а в области тяжелой
индустрии — почти утроился. Продолжалось снижение цен.
В майском номере нашего бюллетеня я опубликовал тезисы
доклада. В них проводилось сравнение между экономической
депрессией мирового капитализма и все более наглядными
успехами строительства социализма в СССР. Я обрисовал и
деградирующее положение школы в капиталистических и коло¬
ниальных странах. Мировой кризис, продолжавшийся к тому
времени уже четвертый год, проявлялся не только в падении
производства, наличии почти пятидесяти миллионов безработ¬
ных, в резком снижении заработной платы. Его неизбежными
спутниками были и ужасающая нищета, и заброшенное детство
в семьях рабочих, и откровенное наступление правящих клас¬
сов на школу.
В заключение тезисов анализировались итоги деятельности
ИРП и рассматривались задачи, перспективы дальнейших дей¬
ствий. Акцент здесь был сделан на необходимость подготовки и
укрепления кадров.
В поле зрения были и вопросы международной политики.
Германия, используя созыв в Женеве конференции по разору¬
жению, требовала себе права на перевооружение. Вроде бы «из
принципа». Но было совершенно очевидно, к чему это приведет
на практике. Все это вызывало тревогу. И особенно меня
беспокоило то, как быстро рос за Рейном нацизм.
Тяжелое впечатление осталось у меня от пребывания в
Гамбурге, где в августе 1932 года проходил VII конгресс ИРП.
Всюду: на улице, в магазинах, вплоть до дверей гостиницы — за
мной по пятам следовала группа штурмовиков, фиксируя
каждый мой шаг. Видно было, что нацизм — потенциальный
хозяин города. И было такое ощущение, что вот-вот начнется
варфоломеевская ночь.
Конгресс в своих решениях на первый план вынес идею о
необходимости единого фронта против реакции. В статье,
которая была напечатана в нашем бюллетене в конце года и
называлась «Гамбургский звонок», я писал: «Мы переживаем
очень ответственный момент. Обстановка, и без того напряжен¬
ная, чревата новыми осложнениями. Все это обязывает работ¬
ников просвещения сконцентрировать максимум возможных
усилий для борьбы». Конгресс призывал к организации широ¬
кого единого фронта персонала учебных заведений, организато¬
ром которого призван был стать ИРП.
Это прежде всего относилось к Германии. Интернационал
должен был объединить в Германии всех преподавателей на
базе насущных требований «без различия партийной принад¬
лежности, религиозных взглядов, категорий или педагогических
концепций».
К сожалению, не все активисты ИРП в Германии поняли
правильность этого курса. Не намного лучше была и позиция
троцкистского руководства Французской унитарной федерации
47

просвещения, которая официально предложила ограничить за¬
дачи ИРП вопросами документации и пропаганды педагогиче¬
ской информации и не ставить целью превратить Интернаци¬
онал в массовую организацию, объединяющую работников
просвещения.
Главное же, что отличало Гамбургский конгресс, было то,
что он покончил с прошлыми заблуждениями — ограничить
деятельность вопросами культурной политики или педагоги¬
ки,— он покончил также со скептицизмом по отношению к
массовому движению, с сектантской узостью и схематизмом.
Конгресс стал поворотным моментом в движении к единому
фронту. Он призывал всех активистов обратиться к насущным
жизненным проблемам.
15 августа на заседании исполкома, которое состоялось
после окончания работы конгресса, я был избран генеральным
секретарем Интернационала работников просвещения. Мне еще
не приходилось выполнять столь ответственных задач, а с
приходом фашизма к власти в Германии я очень скоро это
ощутил.

IV.	ВО ГЛАВЕ ИРП
«Мне нужно поговорить
с господином министром...»
На конгрессе в Гамбурге перед работниками просвещения
ставилась задача организовать и скоординировать свои действия
против наступления, которое, пользуясь обстановкой кризиса,
повели правящие круги капиталистических стран на их жизнен¬
ный уровень и права. Во всех принятых документах подчерки¬
валась необходимость создания с этой целью широкого единого
фронта. Учитывая возросшие масштабы работы, исполком
Интернационала решил, что его генеральный секретарь должен
оставить свою работу по профессии и целиком сосредоточиться
на профсоюзной деятельности.
Это был период особенно яростных и злобных нападок на
ИРП. Французские газеты изощрялись в вымыслах на его счет.
Орган Национального профсоюза учителей «Эколь либератрис»
опубликовал целую полосу материалов, враждебных конгрессу
в Гамбурге. Такая же кампания развертывалась и в Англии.
Реформистские организации, и прежде всего Национальный
профсоюз учителей Франции, не разделяли ни наших взглядов
по вопросу о кризисе, ни нашей оценки фашизма. Спекуляциям
крупного капитала и его государственного аппарата на кризисе
они, оставаясь в бездействии, противопоставляли лишь плато¬
ническое сопротивление. Что касается анализа фашизма и
угрозы войны, то реформисты ограничивались рассуждениями
нравственного порядка, весьма далекими от социально-
экономической реальности. Согласно этим рассуждениям, ми¬
ром двигают идеи. Конфликт 1914 года, например, вызвали не
империалистические противоречия, не грызня за рынки сбыта,
а злополучная гонка вооружений и политика союзов. И
следовательно, «в первую очередь нужно разоружить умы».
Когда же Гитлер впоследствии захватил власть, то для сторон¬
ников этой теории ответ на угрозу фашизма заключался не в
организованном сопротивлении государств, выступающих за
мир, а в «моральной изоляции Германии со стороны междуна¬
родной общественности».
В подобных условиях борьба за утверждение в учительской
среде верных взглядов и оценок оказалась делом столь же
трудным, сколь и безотлагательным. Мне не терпелось полно¬
стью включиться в борьбу. И каждый вечер после занятий я
звонил от привратника в приемную министра просвещения де
Монзи, требуя, чтобы мне предоставили соответствующее
освобождение от работы. Я добивался этого именно в качестве
49

секретаря ИРП, чтобы тем самым получить пусть косвенное,
но официальное признание нашей организации. Чтобы поддер¬
жать мою просьбу, министерство посетила делегация Унитарно¬
го профсоюза работников просвещения департамента Сена.
Правительству, которое предоставляло иным профсоюзным
активистам льготное освобождение от работы (при сохранении
среднего заработка), было неудобно отказать мне в отпуске без
сохранения содержания.
По тем временам, конечно, звонить из лицея прямо мини¬
стру было дерзким делом, однако спустя несколько недель я
добился желаемого. Официальной телеграммой меня уведоми¬
ли, что, как секретарь ИРП, я в соответствующем порядке
получил право вести профсоюзную работу в служебное время.
Международный
объединительный конгресс
Меня ожидали нелегкие задачи: в охваченных кризисом
капиталистических странах работникам просвещения сокраща¬
ли жалованье, закрывали педагогические учебные заведения,
увольняли преподавателей-женщин, вышедших замуж, начали
объединять сельские школы, квалифицированных работников
заменять на неквалифицированных, а молодым учителям не
давали работы.
В Германии в начале 1933 года воцарился режим «спаситель¬
ной дубинки» (как выражался один из фашистских деятелей). В
обращении о созыве общеевропейского антифашистского кон¬
гресса (получившего название Плейельский) *, которое я от
имени ИРП подписал 10 мая, в частности, говорилось:
«Представители умственного труда, ученые, творческие ра¬
ботники, фашизм проституирует науку и искусство. Это с
полной очевидностью подтверждается изгнанием гениального
Эйнштейна, а также преследованиями многих других ученых,
художников, артистов».
В полночь 10 мая на площади Оперы в Берлине, а также в
большинстве других крупных городов Германии во время
церемоний, возрождавших средневековье, а вернее, языческие
огненные ритуалы, в костры были брошены шедевры немецкой
литературы. Пламя этих пожарищ заставляло задуматься лю¬
дей во всем мире.
По сведениям самой нацистской печати, только из фондов
публичных библиотек было уничтожено десять тысяч центне¬
ров книг, или около миллиона томов. Под нож были пущены и
произведения крупнейших иностранных писателей, начиная с
Ромена Роллана. «Наш народ отравлен интеллектом»,— заявил
Геббельс. А гитлеровский министр «воспитания» Руст провоз¬
* По названию помещения в Париже — зал Плейель, где проходил
конгресс.— Прим. перев.
50

глашал: «Школа должна сообразовываться с духом нашей
великой армии и следить, чтобы весь народ был воспитан в
этом духе».
Для французов борьба с реакцией, против войны и фашизма
имела особое значение. Целью гитлеровских внешнеполитиче¬
ских планов был реванш. Это ни для кого не было секретом.
Однако реакционные французские круги видели в нацистском
режиме не угрозу для безопасности своей страны, а скорее
пример для подражания. Активизировались подрывные экстре¬
мистские организации. Так, «Аксьон франсэз» * прямо копиро¬
вала свои лозунги с призывом фашистских организаций в
Германии: «Держите пистолеты наготове! Точите ножи!» С
каждым днем становилось все очевиднее, что фашизм нельзя
рассматривать как специфически немецкое или итальянское
явление, что из захвата фашистами власти в Германии необхо¬
димо извлечь уроки для нашей страны и, по выражению
Мориса Тореза, определить «новую стратегическую задачу»,
которая заключалась в организации широкого объединения в
защиту демократии.
В связи с событиями в Германии я, как и все коммунисты,
стремился найти новые формы единых действий. Именно к
этому призывало нас обращение Коминтерна от 5 марта. В нем
говорилось об установлении коммунистическими партиями кон¬
тактов с социал-демократическими партиями в соответствии с
конкретными условиями каждой страны. Единство действий
могло выражаться в совместном отпоре фашистским бандам, в
демонстрациях и забастовках, в создании на предприятиях
комитетов действий и групп самообороны, а также путем
борьбы за сохранение и повышение жизненного уровня трудя¬
щихся. Этот призыв Коминтерна и ответное заявление Соци¬
алистического интернационала, который дал согласие на пере¬
говоры о единых действиях, укрепляли мою веру в возмож¬
ность преодоления раскола в рабочем движении и в профдвиже¬
нии работников образования.
В этот период, не жалея времени и сил, я участвовал в
подготовке общеевропейского антифашистского конгресса.
Конгресс не удалось организовать ни в Праге (из-за запрета
правительства), ни в Копенгагене (где власти были согласны
лишь на его негласное проведение). В конечном итоге он
состоялся в Париже 4—5 июня. Среди его участников было
больше пятидесяти преподавателей и учителей, которые прове¬
ли по соседству с залом Плейель свое собственное заседание,
чтобы обсудить, как лучше организовать объединительный
Международный конгресс работников просвещения. Предвари¬
тельная конференция инициаторов этого конгресса, состоявша¬
яся в Париже еще 19 марта, прошла успешно, и это было
добрым предзнаменованием. Меня тогда избрали членом между¬
* «Аксьон франсэз» («Французское действие») — националистическая кле¬
рикально-монархическая организация, основанная в 1905 г.— Прим. перев.
51

народного оргбюро, которому было поручено подготовить
созыв конгресса к 1 августа 1933 года.
В конце июня я присутствовал в Лондоне на Национальной
конференции единства, делегаты которой представляли трид¬
цать тысяч членов ведущих объединений работников просвеще¬
ния. Затем краткая поездка в Москву позволила мне ознако¬
мить советских товарищей с успешным развитием предприня¬
тых инициатив и подключить их к подготовительной работе.
Итак, с 1 по 4 августа 1933 года в Париже состоялся наш
Объединительный международный конгресс. Обстановка на
конгрессе не содержала даже намека на формальную церемо¬
нию. Всех его участников объединяло чувство солидарности и
вера в будущее. Результаты конгресса, проходившего в атмос¬
фере полного согласия, были в высшей степени конструктивны¬
ми. Конгресс отражал глубинные процессы в среде учителей и
преподавателей; его участники, придерживавшиеся самых раз¬
личных политических тенденций, выступили против войны и
фашизма.
Среди множества присутствовавших на конгрессе 210 офици¬
альных делегатов представляли 1600 тысяч учителей и препода¬
вателей из 16 стран. От Франции на конгресс были делегирова¬
ны представители 27 департаментских унитарных профсоюзов,
двух департаментских секций Национального профсоюза учите¬
лей (СНИ) *, ряда профсоюзов, входивших во Всеобщую
конфедерацию труда, а также большое число школьных и
кантональных комитетов (только от Парижского района около
сорока). Присутствовали и наблюдатели от различных группиро¬
вок. Некоторые организации, которые прежде никогда не шли на
сотрудничество с прогрессивно настроенным крылом движения
работников просвещения, например английский Национальный
союз женщин-учителей, присоединились к ИРП и активно
участвовали в работе конгресса. Бельгию представлял Профсоюз
работников школы Антверпена, исключенный раскольниками из
социалистического Союза работников школы.
Второго августа я выступил на конгрессе с приветствием от
Интернационала работников просвещения, в котором отметил,
что события последних месяцев должны серьезно насторожить
людей доброй воли. Были ли ужасы фашизма следствием
извращенности и злой воли одного только Гитлера? Я подчер¬
кивал, что, как раз наоборот, речь идет о социальном феноме¬
не, о явлении классового характера.
Заканчивая выступление, я обратился с призывом к един¬
ству «всех, кто борется и кто хочет бороться», с призывом к
участникам съезда рассмотреть наиболее эффективные пути
организации борьбы: «Объединимся по школам, по районам, по
странам! Объединимся во всем мире!»
Конгресс единогласно принял общую резолюцию, в которой
* СНИ — по заглавным буквам наименования профсоюза на франц. язы¬
ке— SNI—Syndicat National d’instituteurs.— Прим. перев.
52

были определены задачи движения за единство, и избрал
Международный комитет действий, которому было поручено
координировать ее проведение в жизнь в различных странах.
Конгресс принял также обращение «Ко всем учительским
организациям и всем работникам просвещения». Конкретно
показывая, какая судьба уготована школе гитлеровцами, этот
документ призывал всех учителей и преподавателей, всех
студентов педагогических учебных заведений, всех научных
работников в области образования объединиться и сплотиться
со всеми трудящимися массами, чтобы уничтожить фашизм
там, где он уже есть, и там, где он зарождается.
Исполнительный комитет ИРП, собравшийся сразу же после
Объединительного конгресса, принял решение оказывать все¬
мерную поддержку движению за единство действий и наметил
провести очередной конгресс нашего Интернационала в Лондо¬
не в 1934 году.
Рабочий университет
Начиная с 1933 года я много времени уделял налаживанию
работы парижского Рабочего университета, в котором я был
ответственным секретарем. Он был основан 5 декабря 1932 года
как автономный марксистский центр. Среди других деятелей в
патронажный комитет по организации университета вошел и
Ромен Роллан. Извещая в письме о своем согласии, он писал о
необходимости «духовно вооружить трудящиеся массы для
великих битв, которые они ведут за построение нового обще¬
ства».
Рабочий университет открывал свои двери как раз в тот
период, когда стало очевидным банкротство буржуазных иде¬
ологических течений. Тем важнее было дать активистам рабо¬
чего движения, например профсоюзному активу, и всем вообще
работникам физического и умственного труда научно обосно¬
ванное мировоззрение, которое объясняло бы настоящее и
позволяло наметить пути к будущему. Этим мировоззрением
был марксизм.
Сам я вел курс «строительство социализма», который читал
по вечерам в среду. К нему добавлялись и лекции на другие
темы. 12 марта 1933 года мы отметили 50-летие со дня смерти
К. Маркса. В Рабочем университете была устроена выставка,
прочитаны лекции. Эту годовщину мы использовали также,
чтобы выдвинуть требование об организации в пединститутах и
лицеях, а также для студентов-юристов групп по изучению
марксизма. Обосновывая это, мы указывали, что только
марксизм смог дать правильное и научное объяснение проблем
общественного развития, что экономический кризис буржуаз¬
ного общества и успехи строительства социализма являются
яркой демонстрацией верности теории Маркса.
Проблема просвещения пролетариата представлялась мне
одним из аспектов проблемы свободы в ее самой обобщенной
53

постановке: если пролетариат хочет добиться освобождения, он
должен избавиться от невежества.
Морис Торез уже на протяжении многих месяцев подчерки¬
вал, что нельзя отдавать на откуп буржуазии и оппортунистам
культурно-просветительные учреждения, предназначенные для
трудящихся. Он требовал, чтобы инициативу по организации
рабочих кружков, школ, клубов брали в свои руки профсоюз¬
ные активисты, не оставляя этот важный участок работы
представителям реформизма.
Рабочий университет ориентировал слушателей таким обра¬
зом, чтобы им было ясно, что марксизм нельзя усвоить только
путем академических занятий или чтения книг, что он не
исчерпывается в работах великих классиков, а воплощается в
практических действиях сознательного пролетариата. Марксизм
является и теорией, и практикой одновременно.
Сами занятия строились по методу активного усвоения: 45
минут на изложение материала и столько же времени на
свободное обсуждение рассматриваемой темы. Слушателям
усиленно рекомендовалось побольше читать самим. В течение
1933 года пять потоков слушателей занимались в Рабочем
университете каждый вечер, кроме субботы и воскресенья. В
среднем на занятиях присутствовало до тысячи слушателей,
среди которых рабочие составляли 67 процентов, служащие —
25, учителя — 5 и студенты — 3 процента.
Совместно с профсоюзом просвещения департамента Сена
Рабочий университет организовал 5 ноября празднование
XVI годовщины Великой Октябрьской социалистической рево¬
люции, на котором я имел честь председательствовать. С
глубоким вниманием присутствовавшие прослушали доклад
«Воспитание нового человека в СССР», а затем состоялся
отличный концерт силами артистических групп Федерации
рабочих театров Франции.
При активном содействии Рабочего университета и в его
помещении мне удалось в конце года организовать международ¬
ные курсы для профактивистов просвещения, главным образом
для студентов пединститутов и других педагогических учебных
заведений, а также для тех товарищей, которые вели работу в
объединениях, придерживавшихся антиунитарных тенденций.
Мы хотели вооружить их для предстоящих битв.
Примерно в тот же период (декабрь 1933 года) секретариат
ИРП обсудил предложение о создании в Париже, в Латинском
квартале, Центра по изучению фашизма, который привлек бы к
работе изгнанную из Германии профессуру и развернул бы
борьбу с фашизмом в идеологическом плане. В качестве
представителя Рабочего университета я вошел в руководство
этой организации. Мы исходили из убеждения, что наиболее
эффективным методом антифашистской пропаганды является
показ фашизма в действии. Речь шла, таким образом, о
создании научного центра, занимающегося сбором документа¬
ции и анализом информации обо всех его проявлениях, а также
54

анализом литературы, в которой фашизм подвергается критиче¬
ской оценке.
Вскоре Центр начал активно функционировать. Программа
его исследовательских работ охватывала основные проблемы
экономики, политики, науки и искусства, а в области педагоги¬
ки— разработку таких вопросов, как принципы воспитания при
фашизме, программы и учебные пособия, милитаризация моло¬
дежи, школа и расизм, так называемый культ молодежи,
молодежное движение и фашистский режим.
Поскольку секретариат ИРП решил приобщиться к деятель¬
ности Центра, я старался в публикациях ИРП отводить как
можно больше места разоблачительным материалам, в которых
раскрывались «перспективы» школы и преподавательского со¬
става в условиях фашистского режима.
Я не жалел сил, чтобы помочь успеху всех этих начинаний.
Нелегкой задачей было и обеспечить регулярный выход журна¬
ла ИРП, его ежемесячного пресс-бюллетеня (к тому времени
вышло уже более пятидесяти номеров), а также журнала
«Советская педагогика», который мы издавали уже три года
подряд. Дело в том, что Интернационал испытывал серьезные
финансовые затруднения. Многие его секции были малочислен¬
ны, у других материальные фонды быстро таяли в связи с
необходимостью в порядке солидарности оказывать помощь
жертвам репрессий. Даже советская секция вносила взносы
весьма нерегулярно из-за нехватки валютных средств.
С начала нового учебного года (1933) я решил, экономя
средства, вновь заняться преподавательской работой. Мне
удалось получить место недалеко от Парижа, в городе Сен-
Кантене, чтобы по возможности сочетать свои профсоюзные
обязанности с работой преподавателя, которая неизменно при¬
носила мне большое удовлетворение.
По вечерам, когда я оставался в Сен-Кантене, городе
текстиля, сахароварения и металлургии, я вел там и партийную
работу. Мне, в частности, поручили шефство над комсомольца¬
ми. И каждый вторник по вечерам в задней комнате одного из
кафе собиралось человек двадцать комсомольцев и сочувству¬
ющих ребят, с которыми мы вели свободные беседы на
теоретические и политические темы. Много позже некоторые
из них говорили мне, что вынесли много полезного из этих
поучительных бесед. Я также многому научился.
После попытки фашистского путча 6 февраля 1934 года,
открывшего широким массам глаза на очевидность фашистской
опасности, в политической жизни Сен-Кантена, как и повсюду
в стране, наметился ощутимый поворот. Для меня все началось
9 февраля. В тот день, закончив уроки, я вскочил в поезд и
поехал в Париж, чтобы принять участие в демонстрации.
Инициатором была компартия, но на демонстрацию были
приглашены и трудящиеся-социалисты.
В ту ночь я стал свидетелем героизма парижского пролета¬
риата, ценой своей крови заставившего отступить полицию. Эта
55

ночь во многом определила дальнейшее развитие антифашист¬
ского движения. Она имела решающее значение, в частности,
для забастовки, намеченной на 12 февраля.
На рассвете я вернулся в Сен-Кантен. Двенадцатое приходи¬
лось на понедельник. Ни в субботу, ни в воскресенье в Париж я
не ездил. Задача поднять моих коллег на забастовку оказалась
на первых порах не из легких. На общем собрании преподавате¬
лей лицея за участие в забастовке проголосовало только девять
человек. Мое предложение не прошло, хотя я был секретарем
ячейки автономного профсоюза и заявил, что приму участие в
забастовке при любых обстоятельствах. К концу собрания к
нам все же присоединились еще двое: молодой преподаватель
английского и секретарь ячейки профсоюза, входившего в
ВКТ. Заколебались еще несколько коллег.
Первым, кто затем оказал мне поддержку, был преподава¬
тель философии Сэвгран, сама специальность которого прида¬
вала ему авторитет. Он и теперь остался моим другом. С утра в
воскресенье вместе с Сэвграном, у которого был автомобиль,
мы объехали наиболее влиятельных коллег и некоторых скло¬
нили на свою сторону. Во второй половине дня мы отправились
в соседние Лаон и JIa Фер. Вернулись поздно вечером. На
следующий день движение охватило оба лицея Сен-Кантена. На
митинге, состоявшемся в тот день, 12 февраля, я выступил с
речью. Меня переполняло чувство радости, когда на призыв к
единству тысячи трудящихся, собравшиеся на митинг, ответили
бурной овацией.
Всего по стране в забастовке участвовало четыре с полови¬
ной миллиона человек.
По мере развития событий становилось очевидным, что
институты буржуазной демократии, подобно тому как это
произошло в Германии, не в состоянии противостоять наступле¬
нию фашизма. Только движение широких масс могло прегра¬
дить ему путь, и именно в этой реальной борьбе рождалась
новая стратегия единства. Буржуазия не останавливалась перед
клеветой, приписывала коммунистам антидемократические за¬
мыслы. Но именно коммунисты сыграли решающую роль в
спасении демократии... Пять лет спустя, только после того, как
коммунистическая партия была запрещена, буржуазия выдала
страну Гитлеру.
Моя активность в период забастовки 12 февраля не осталась
незамеченной для высшего начальства. И мне было сказано,
что мои «блестящие способности открывают передо мной двери
любого из парижских лицеев».
Что было делать? Я отправился в Париж на улицу Лафай-
ет*, чтобы посоветоваться с Жаком Дюкло. Мы рассуждали
так: с одной стороны, в 1935 году предстояли муниципальные
* В то время на улице Лафайет, 120, помещался Центральный Комитет
ФКП. В настоящее время штаб-квартира Всеобщей конфедерации труда.—
Прим. перев.
56

выборы и определенные политиканы местного масштаба могли
опасаться моей конкуренции. По этим соображениям стоило
отказаться от перемещения и остаться в Сен-Кантене. Но на
другой чаше весов, подчеркнул Жак Дюкло, были интересы
ИРП и Рабочего университета, руководство которыми следова¬
ло упрочить. Так я принял мое назначение в Париж и в октябре
впервые переступил порог лицея Вольтер, в котором я препода¬
вал вплоть до избирательной кампании 1935 года.
30 июля 1934 года я сочетался вторым браком, с Эрной,
которая вот уже несколько лет делила со мной жизнь. Я
работал с ней в ИРП. Во время летнего отпуска мы вместе
бродили с рюкзаками за спиной — оба любили высокие верши¬
ны, свежий воздух гор и широкие горизонты. Нам нравились
также долгие прогулки по песчаным пляжам Балтики близ
Данцига, откуда Эрна была родом. У нас уже было столько
общих воспоминаний и столько общих впечатлений...
Зримые успехи социализма
В июле 1934 года я вновь побывал в Советском Союзе. Во
время этой поездки я знакомился с характером и результатами
деятельности советского профсоюза работников просвещения.
Мне очень помогло знание русского языка, которым я активно
занялся после первой поездки. В 1934 году в профсоюзе
состояло полтора миллиона человек, из которых 1150 тысяч
были учителя школ первой и второй ступени или воспитатели
подготовительных классов. Армия учителей общенародного
образования непрерывно росла. В стране практически была
ликвидирована неграмотность. Больше трети государственного
бюджета выделялось на нужды народного образования и
культуры. Рабочие и крестьяне получили реальный доступ к
высшему образованию. Среди студентов рабочие и крестьяне
соответственно составляли: 51,4 и 16,5 процента, в западных
странах эти пропорции были на уровне 3 и 2 процентов.
В моем блокноте росло число красноречивых цифр: 840
исследовательских институтов вместо 400 в 1929 году; 54
тысячи клубов вместо 32 тысяч; 29 200 кинозалов вместо 9800;
ежедневный тираж газет 36,5 миллиона экземпляров вместо
12,5 миллиона. Ошеломляющий прогресс за четыре года!
С особым вниманием знакомился я в Москве с правами
профсоюзов. Вопрос этот представлял большой интерес, по¬
скольку французские троцкисты распространяли мнение,будто
контрольные функции у советских профсоюзов ограниченны. Я
смог убедиться, что профсоюзы работников просвещения рас¬
полагали на деле такой широтой полномочий, какую во Фран¬
ции мы и представить себе не могли. Как все советские
профсоюзные организации, они, например, были наделены
правом контроля во всех учреждениях страны, следили по
поручению государства за жилищным строительством, проверя¬
ли систему охраны труда и т.д.
57

В то время я много сделал для организации поездок
делегаций преподавателей западных стран в Советский Союз,
чтобы они могли на основе непосредственных впечатлений
составить свои собственные суждения. Во время летних кани¬
кул 1934 года ознакомительную поездку в СССР совершила
группа французских учителей и преподавателей, в которую
входили представители самых разных убеждений и взглядов:
коммунисты, социалисты, радикалы и беспартийные; члены
унитарных, независимых и конфедеральных профсоюзов; атеи¬
сты, агностики и активно посещающие церковь католики.
Перед отъездом из СССР подавляющее большинство участни¬
ков поездки (40 из 42) приняло резолюцию, в которой была
изложена развернутая позиция делегации в поддержку социали¬
стических методов решения социальных проблем. Те двое, что
воздержались, в конечном счете безоговорочно поддержали
положения резолюции, в которых «на основе собранной инфор¬
мации» было выражено положительное отношение к Советско¬
му Союзу и позитивно оценивались достигнутые им успехи. Это
было настоящее «похвальное слово социалистическим сверше¬
ниям».
На следующий год я принял активное участие в подготовке
Дней дружбы с СССР (9—10 июня 1935 года). Они проводились
по инициативе Национального комитета «Друзья Советского
Союза» в большом парижском зале Мютюалите. Среди 3336
делегатов 162 — работники просвещения. Там присутствовало
девять сенаторов—социалистов и радикалов, более ста двадцати
депутатов от этих же партий, которые заняли места рядом с
депутатами-коммунистами. Нет слов, чтобы описать энтузиазм
присутствовавших. Среди выступавших были Фернан Гренье и
Габриэль Пери, Поль Вайян-Кутюрье и Жан-Ришар Блок, Жак
Дюкло, Пьер Кот, Луи Арагон...
Крайнее раздражение реакционной прессы лишь подтверди¬
ло успех этой манифестации. Газета «Деба», например, метала
громы и молнии по поводу «снобизма», «социальной безмозгло¬
сти» и «безрассудного легкомыслия» видных представителей
интеллигенции, которые приняли участие в Днях дружбы с
Советским Союзом.
Трудные шаги к единству
Работники образования всех стран в эти годы стремились к
единству. В нем они видели защиту против реакции и фашизма.
В этих условиях исполком ИРП, собравшийся в Монпелье
3 августа 1934 года, решил обратиться с предложением об
объединении действий к Генсовету Международного професси¬
онального секретариата просвещения (входившего в Амстер¬
дамскую международную федерацию профсоюзов), который
должен был провести свое заседание в Чехословакии 8 августа.
Создание единого фронта действий против посягательств на
условия жизни и труда работников просвещения, против войны и
58

фашизма мы считали первым шагом по пути к образованию
Единого Интернационала работников просвещения. Более того,
наш исполком отсрочил на год проведение очередного конгресса
ИРП, чтобы он мог собраться в 1935 году одновременно и в том
же месте, что и конгресс Международного профессионального
секретариата просвещения (МПСП).
Когда наша делегация прибыла в Ниццу на конгресс
Национального профсоюза учителей, его президиум дал фор¬
мальный ответ на предложение ИРП о единстве действий,
указав, что национальные секции МПСП не могут выносить
суждения по вопросам, входящим в компетенцию международ¬
ного уровня. Однако многочисленные возгласы «Единство!»,
которые раздались в зале после моего выступления, ясно
показали, что конгресс настроен в пользу единства действий, в
том числе и в плане международном. Одновременно конгресс в
Ницце одобрил проект слияния ВКТ и Унитарной ВКТ,
который выносился на предстоящую сессию Конфедерального
бюро ВКТ.
Радости моей не было предела: десятилетние усилия в
борьбе за единство работников народного образования начинали
приносить первые плоды, по крайней мере во Франции. Это
единство выкристаллизовывалось в конкретной борьбе.
Правая пресса неистовствовала по поводу шага к единству,
сделанного на конгрессе СНИ в Ницце. Раздавались требования
об увольнении профсоюзных активистов. И нельзя сказать, что
эта кампания не имела практических последствий. Министр
Барто распорядился, чтобы от участников конгресса были
затребованы объяснения по поводу их выступлений. Было
объявлено, что будут приняты соответствующие меры, а с
открытием осенней сессии парламента правительство внесет на
рассмотрение палаты депутатов законопроект о статусе госу¬
дарственных служащих, который лишал бы их права на заба¬
стовки и участие в манифестациях, а также ограничивал
профсоюзные права.
Контрнаступление в Бурбонском дворце* начал мой боль¬
шой друг Габриэль Пери, который обратился к правительству с
запросом «о решениях совета министров, касающихся состояв¬
шегося конгресса работников просвещения, и о том серьезном
ударе, который эти решения нанесут правам всего преподава¬
тельского состава просветительных учреждений». Одновремен¬
но Анри Барбюс в газете «Фрон мондьяль» опубликовал
гневную статью «Наручники для учителей», в которой реши¬
тельно встал на защиту преподавателей, обвиняемых в «подрыв¬
ных убеждениях, суть которых — конструктивная борьба про¬
тив войны и фашизма». Барбюс высоко отозвался о тех, кто
отказался «склонять по команде голову и выбрасывать вперед
руку, приветствуя начальство, на манер гитлеровских орд».
* Резиденция палаты депутатов французского парламента.— Прим. перев.
59

13 ноября 1934 года в палате депутатов с резкой критикой
правительственных законопроектов выступил Морис Торез. Он
не упускал ни одной возможности подчеркнуть значение той
неоценимой поддержки, которую оказывали в формировании
Народного фронта против фашизма деятели науки и культуры
Франции.
В своей работе я всегда старался уделять особое внимание
вопросам сплочения наиболее уязвимых категорий работников
просвещения, я имею в виду учителей-женщин и молодежь.
В августе 1934 года в Париже состоялся Всемирный женс¬
кий конгресс. Проходили заседания секций по профессиям.
Так, 4 августа собралась конференция женщин, работающих в
области образования; они представляли тринадцать стран и все
многообразие политических тенденций. Затем это движение
должно было развернуться на национальном и отраслевом
уровнях.
Не сидели сложа руки и представители существовавшего
тогда во Франции Движения молодых групп. С их помощью мне
удалось в конце декабря 1934 года организовать под эгидой
Рабочего университета еще одни курсы для профсоюзных
активистов сферы просвещения. На этот раз охват был шире,
чем в 1933 году: наряду с французами и бельгийцами теперь на
курсах занимались англичане, один итальянский товарищ, не¬
сколько представителей Балканских стран — всего человек со¬
рок. Несмотря на отдельные досадные промахи и недостатки,
все слушатели уезжали от нас с ощущением того, что время
проведено не зря.
Поскольку переговоры о единстве между организациями
работников просвещения застопорились, молодежные группы
предложили провести специальную конференцию по этому
вопросу. Эта инициатива была поддержана многими едиными
департаментскими профсоюзами, которые к тому времени
объединили членов профсоюза учителей, входившего в ВКТ, и
профсоюза работников просвещения, входившего в Унитарную
ВКТ. В конференции, которая состоялась в апреле 1935 года,
помимо представителей Движения молодежных групп, участво¬
вали двадцать два унитарных департаментских профсоюза,
двадцать четыре департаментские секции профсоюза учителей,
шесть объединенных профсоюзов. Резолюция, одобренная все¬
ми участниками конференции, подчеркивала, что единство
вполне возможно, и призывала национальные организации как
можно скорее договориться о проведении объединительного
конгресса в интересах всего профсоюзного движения.
Тенденция к профсоюзному единству все увереннее пробива¬
ла себе дорогу. И если в конце 1934 года железнодорожники
Лиона образовали первый единый профсоюз, то к лету 1935
года, несмотря на противодействие руководства ВКТ, во Фран¬
ции насчитывалось уже более семисот единых профсоюзов. Все
это отражало общее движение трудящихся масс к единству.
Подлинно историческое значение имел состоявшийся в
60

Москве с 25 июля по 20 августа 1935 года VII конгресс
Коминтерна. Он в полном объеме возродил и развил дальше
обоснованную В. И. Лениным политику единства действий ра¬
бочего класса, четко сформулировал стратегию единого рабоче¬
го фронта, стратегию широкого фронта борьбы против фашиз¬
ма и войны. Выработанная конгрессом программа целиком и
полностью исходила из необходимости единства народных и
антиимпериалистических сил в борьбе за сохранение и развитие
демократии как непременного условия для перехода к социализ¬
му. Перед международным рабочим классом и его союзниками
была открыта широкая перспектива политического и обще¬
ственного прогресса.
VIII конгресс ИРП
В июльском номере бюллетеня ИРП за 1935 год я опублико¬
вал тезисы отчетного доклада исполкома к VIII конгрессу ИРП.
Конгресс состоялся 7—10 августа в Медоне* в атмосфере
всеобщего энтузиазма, царившего после прошедшей в Париже
14 июля мощной народной демонстрации, которая объединила
коммунистов, социалистов и радикалов, как бы давших клятву
верности Народному фронту. В этой манифестации на площади
Бастилии участвовало более полумиллиона человек. По выра¬
жению «Юманите», сама свобода провела смотр своих защитни¬
ков.
В опубликованных тезисах отмечалось прежде всего сокра¬
щение бюджетных ассигнований для нужд народного образова¬
ния, углубляющаяся дезорганизация просвещения в капитали¬
стических странах, а также пагубное воздействие экономическо¬
го кризиса и безработицы на положение детей трудящихся.
Данные по этому последнему пункту, собранные в разных
капиталистических странах, были поразительно схожи. Некото¬
рые я привел в своем докладе. Так> согласно обследованию,
проведенному в июле 1935 года в Париже, оказалось, что из 80
тысяч учащихся 20 тысяч систематически недоедали. Две тысячи
детей по этой причине ежегодно умирали. Смертность среди
детей и подростков (до 19 лет) в рабочих кварталах была в
полтора раза выше, чем в буржуазных.
Затем в тезисах рассматривались проблемы, связанные с
угрозой фашизма и войны. В основу были положены оценки
Всемирного комитета против войны и фашизма, который в
своем Заявлении, к сожалению более чем пророческом, указы¬
вал: «Гитлеровское правительство угрожает не только Совет¬
скому Союзу. Существует прямая угроза также для Франции и
придунайских государств, в первую очередь для Австрии. Эти
выводы усугубляются тем, что пропаганда в пользу мира
подавляется в Германии самым жестоким образом, в то время
* Пригород Парижа.— Прим. перев.
61

как молодежь подвергается обработке в шовинистическом
духе».
После раздела, посвященного расцвету культуры и успехам
просвещения в СССР, в тезисах подчеркивалась возросшая
активность персонала учебных заведений. А в пятом разделе
речь шла о единстве, о повороте масс к сотрудничеству с ИРП,
о борьбе за единый Интернационал работников просвещения.
Заканчивался доклад пламенным призывом к отпору, а
точнее, к борьбе против наступления на условия жизни и труда,
против войны и современного варварства, против расизма и
национальной вражды, против порабощения науки, против
теорий «естественного» и «неизлечимого» неравенства людей в
качестве оправдания для неравенства социального, против
фашизма.
В работе VIII конгресса ИРП центральное место занимала
идея о необходимости объединения разрозненных сил работни¬
ков просвещения и их организаций для предстоящей борьбы.
Чудесная солнечная погода и цветущая зелень Медона
способствовали приподнятой обстановке, царившей на конгрес¬
се. Его организация и техническое обеспечение были вне
упреков.
93 официальных делегата конгресса представляли 12 стран.
Кроме того, в зале присутствовало много наблюдателей.
Испанскую делегацию в составе 23 человек возглавлял бывший
заместитель государственного секретаря по вопросам народного
образования социалист Родольфо Лопес. Профсоюз итальян¬
ских учителей находившийся на нелегальном положении, пред¬
ставлял товарищ из Милана, отсидевший пять лет в тюрьме.
Посланцем преподавателей-антифашистов из Германии и Болга¬
рии также ждалось добраться до Медона.
В адрес конгресса прислал приветственную телеграмму из
Москвы Анри Барбюс*. А Ромен Роллан в своем послании
предупреждал участников об опасности, грозящей делу народ¬
ного образования: «Известно, что образование является басти¬
оном прогресса и разума перед лицом фашистской угрозы.
Сомкните ряды! Сражение близко! Необходимо безотлагатель¬
но обеспечить единство профсоюзов всех учителей и преподава¬
телей... Не допустим, чтобы соперничество партий, кланов или
честолюбивых устремлений разъединило силы сопротивления!»
В таком духе проходил конгресс в Медоне. Он поднял
борьбу за единство на высшую ступень, направив делегацию в
Берн на собравшийся там конгресс МПСП. В наказе, данном
делегации, говорилось, что ИРП считает «центральной задачей
международного движения работников просвещения борьбу за
создание в самые кратчайшие сроки единого Интернационала
преподавателей и учителей на базе самых широких совместных
действий».
* В то время больной Барбюс находился Москве. Он скончался в
московской больнице 30 августа 1935 года.— Прим. перев.
62

Обсуждению предложений ИРП были посвящены почти все
заседания конгресса МПСП. В конце была принята резолюция,
соглашавшаяся с нашими предложениями, но с оговоркой, что
МПСП сохраняет свою принадлежность к Международной
(Амстердамской) федерации профсоюзов.
В результате этих решений 23 августа состоялась встреча
руководства МПСП и секретариата ИРП. Последний предложил
демократическое объединение двух организаций на основе
равноправия. Но это не было принято нашими собеседниками,
которые по сравнению с принятой в Берне резолюцией сделали
шаг назад, интерпретируя ее ограничительно, в том смысле, что
МПСП сохраняет свой прежний статус, а национальным секци¬
ям ИРП разрешается коллективное вступление в эту организа¬
цию.
В конечном счете было решено произвести взаимный обмен
уточненными предложениями, изложенными в письменной фор¬
ме. Я делал все, чтобы добиться единства, и продолжал прово¬
дить соответствующую работу. 23 января 1936 года после наших
настойчивых усилий состоялась еще одна встреча с руковод¬
ством МПСП, на которой мы предложили образовать паритет¬
ную комиссию и провести в дни пасхальных каникул объедини¬
тельный конгресс. Однако руководство организации упорство¬
вало, настаивая на том, чтобы Объединенный Интернационал
принадлежал исключительно к Амстердамскому международно¬
му профцентру, заведя, таким образом, переговоры в тупик.
Все это время ИРП в своей деятельности был лишен
поддержки, которую ему должно было бы оказывать руковод¬
ство унитарной Федерации просвещения, являвшейся француз¬
ской секцией Интернационала. Но троцкистские лидеры феде¬
рации никак не хотели признать, что настало время, когда
нужно сделать выбор между свободой в условиях демократии, с
одной стороны, и фашизмом — с другой. Они продолжали
твердить о революционной ситуации, о том, что «дилемма
состоит в противоборстве фашизма и революции». И чем
активнее ИРП добивался единства, тем большее сопротивление
оказывала этой идее Унитарная федерация, входившая в Уни¬
тарную ВКТ. И все же органическое единство профсоюзов
учителей, преподавателей и всех работников просвещения было
достигнуто на конгрессе в Мажик-Сити 27 декабря 1935 года.
Это событие знаменовало счастливое завершение года,
который стоил мне стольких сил и нервов. Ведь я должен был
заниматься не только профсоюзной работой, но и включиться в
политическую борьбу.
Досадные неудачи и
приятные сюрпризы
Весной 1936 года на муниципальных выборах меня выдвину¬
ли кандидатом от компартии в одном из кварталов XVIII округа
Парижа. Задача моя была не из легких, так как мой противник
63

солидно внедрился в этом районе и уже с 1914 года заседал в
парижском муниципалитете. Я включился в борьбу со всем
свойственным молодости пылом, стремясь прежде всего доне¬
сти до широких масс смысл политики единства действий,
проводимой компартией, а также встряхнуть низовых активи¬
стов, активность которых была явно недостаточной. Я старался
сформулировать возможно более убедительную программу му¬
ниципальной деятельности... Откровенно говоря, я не думал,
что меня выберут. Так оно и получилось. Мой противник
победил, получив 4479 голосов, но все же 2177 избирателей
проголосовали за мою кандидатуру.
Несмотря на то что профсоюзная и политическая работа
поглощала массу времени, моей постоянной заботой было
обеспечить успешную деятельность Рабочего университета. В
марте 1934 года мне удалось силами университета организовать
конференцию на тему «Карл Маркс и проблемы образования».
С осени того же года мои функции ответственного секретаря
университета расширились — я стал читать лекции основного
курса университета—по политической экономии. Я вел этот
курс еженедельно в течение двух лет, а затем возобновил его в
1938 году.
Я считал, что Рабочий университет должен функциониро¬
вать регулярно и быть в этом смысле учебным учреждением
(избегая «игры в школу»). Поэтому мы стремились в известной
мере контролировать учебный процесс: проверяли знания,
исправляли письменные работы, не требуя в то же время
обязательного их выполнения, и т. п. В конце учебного года
выдавался аттестат о прохождении курса тем, кто проявил себя
во время занятий. Наши слушатели сознавали, что занятия
приносят им большую пользу, они видели, что получают
знания, которые нужны в практической профсоюзной и партий¬
ной работе. Университет отвергал любой дилетантизм — и в
учебе, и в преподавании.
Число слушателей Рабочего университета росло очень бы¬
стро. В 1936 году их было 1800. В январе 1937 года — уже более
двух тысяч. А за четыре года—с 1932 по 1936 год — на лекциях
присутствовало более 7600 человек.
Таким образом, деятельность университета характеризова¬
лась не только эффективностью, но и массовостью. Об этом
говорит и существование его филиалов в парижских пригородах
Коломб, Монтрёй, на крупных заводах.
Помимо Рабочего университета, распространением марксист¬
ских идей успешно занимались и другие общественные группы.
Одной из них был, например, созданный в 1927—1928 годах
кружок Новой России. Позднее он был преобразован в Ассоци¬
ацию по изучению советской культуры.
Картина распространения новых идей будет неполной, если
не рассказать о показе в клубах и в Рабочем университете
советских кинофильмов, таких, как «Броненосец «Потемкин»,
«Мать», «Чапаев», «Путевка в жизнь», «Депутат Балтики». С
64

начала 30-х годов эти шедевры вызывали восхищение, рассеива¬
ли предубеждения, способствовали росту симпатий к СССР.
В Высшем физико-химическом училище под председатель
ством Поля Ланжевена была создана Группа по изучению
диалектического материализма. По ее инициативе вышел двух¬
томный сборник «В свете марксизма» — своего рода манифест
диалектического материализма, каким его представляли во
Франции в 1935 году. К этому времени получают распростране
ние и работы В. И. Ленина, в особенности по проблемам
искусства и творчества. В 1934 году впервые на французском
языке была опубликована его статья «Партийная организация и
партийная литература». Перевод ленинской статьи о Л. Тол
стом появился во Франции отдельным изданием в 1935 году.
Такова была атмосфера, в которой развертывалась деятель¬
ность Рабочего университета, его преподавательского состава
Университет, как и прежде, тесно сотрудничал с ИРП. Это
позволило в третий раз организовать Международные курсь:
для профактива, работавшие 25—28 декабря 1935 года в мэрии
пригорода Монтрёй. Их программа была тесно увязана с
текущими событиями и включала такие вопросы, как методы
работы в массах, борьба против реакционных, милитаристских
и фашистских тенденций в преподавании и в школьных про¬
граммах. Я поддерживал все эти инициативы.
У меня прибавились новые обязанности—я был избран
секретарем Всемирного комитета действий против войны и
фашизма, который был реорганизован на конференции в
Париже, состоявшейся уже после смерти Анри Барбюса, в
конце ноября 1935 года. Я считал, что пора от разговоров
перейти к конкретным действиям — вести борьбу за сокращение
военных бюджетов, борьбу в портах против разгрузки вооруже¬
ния, организовывать выступления на военных заводах и т.д.
Всемирный комитет осуществлял постоянную координацию
сил, выступающих за мир, рассеянных по разным странам. На
пленарном заседании комитета в ноябре Пьер Кот и другие
деятели предложили расширить деятельность комитета в плане
организации всемирного движения за мир. Инициатива эта
оказалась очень плодотворной. Мы старались развивать движе¬
ние во всех странах на массовой базе, добивались единства
различных сил, выступающих за мир в национальных рамках.
К сожалению, в таких странах, как США и Канада, этого
реализовать не удалось.
22 января 1936 года в Виллербане открылся VIII съезд ФКП.
Я не был в числе его делегатов, но, подобно многим моим
друзьям, послал приветствие в адрес съезда. Из 840 делегатов
31 представляли творческую интеллигенцию и научные круги.
Единодушно принятый манифест наряду с рабочими и кресть¬
янами Франции приветствовал «плеяду творческих работников и
ученых, которые перед лицом упадка нашей страны все в
большей мере обращаются к великому идеалу человечества—
коммунизму».
3 — Жорж Коньо
65

С большим удовлетворением я увидел, что в докладе Мориса
Тореза целая глава была посвящена «кризису литературы и
искусства» в стране, что был специально выделен вопрос о
защите светского характера образования и необходимости
борьбы против ущемления материального положения работни¬
ков просвещения, предпринимаемых во имя «экономии
средств», против репрессий в отношении преподавательского
состава.
VIII съезд был съездом больших идей и конструктивных
предложений, направленных к одной цели — объединить фран¬
цузский народ. Партия проявила себя на съезде в Виллербане
как живая, быстро развивающаяся организация. И в первую
очередь это был результат последовательной и энергично
проводимой политики единства. В сентябре 1935 года одновре¬
менно состоялись конгрессы ВКТ и Унитарной ВКТ, которые
приняли решение о слиянии. 27 сентября было проведено
совместное заседание. На 2 марта 1936 года в Тулузе был
назначен Объединительный конгресс.
По оценке Георгия Димитрова, французское рабочее движе¬
ние вновь заняло ведущее место в Европе. Морис Торез учил
нас понимать самостоятельность рабочего класса не как отрыв
от народа и его национальной истории, а как неразрывную
связь с ними, как способность лучше, чем любая другая
общественная сила, выражать национальные интересы страны.
По отчетам в печати я внимательно следил за дебатами на
съезде. Как же я был взволнован, когда 26 января, развернув у
входа в лицей Вольтер «Юманите» и пробежав глазами список
членов нового состава ЦК партии, избранного съездом, я
увидел там свою фамилию.
В моей жизни активиста начинался новый этап...

V.	ГОДЫ ПРЕДВОЕННОЙ БОРЬБЫ
ДЕПУТАТ ПАРЛАМЕНТА
Мне приходилось и раньше бывать на заседаниях Централь¬
ного Комитета нашей партии, но 1 апреля 1936 года на
заседании в Монтрёй я был уже в качестве вновь избранного
члена ЦК. Я поделился тогда своими впечатлениями от предвы¬
борных митингов, которые начал проводить в XI округе
Парижа после того, как моя кандидатура была зарегистрирова¬
на для выборов в палату депутатов. Я рассказал, что встречаю
поддержку, и выразил убеждение в возможности привлечь
широкие слои населения.
Я считал, что самым правильным лозунгом предвыборной
кампании был лозунг единства нации против фашизма и
«двухсот семейств»*. В своих выступлениях я разоблачал
подлинных виновников беспорядка и коррупции — салонных
«фронтовиков» и спекулянтов, нажившихся на войне. Я разъяс¬
нял, что коммунисты хотят видеть Францию «свободной,
сильной и счастливой». Ведь они защищают национальные
интересы страны, ее величие, ведут борьбу с гитлеровской
опасностью.
Я делал упор, в частности, на ту угрозу, которую таили в
себе провокации фашизма в области внешней политики: нападе¬
ние фашистской Италии на безоружный народ Абиссинии,
совершенное 3 октября 1935 года; ввод войск вермахта в
Рейнскую демилитаризованную зону в нарушение Версальского
договора и Локарнского соглашения от 7 марта 1936 года;
введение Гитлером начиная с апреля месяца двухлетнего срока
обязательной военной службы. Я подчеркивал, что все это
было бы невозможно без той поддержки, которую оказывали
Гитлеру правительства США, Англии и Франции и бездействие
Лиги наций, равно как и раскол в рабочем движении по вине
правых лидеров международной социал-демократии. Я резко
осуждал министра иностранных дел Фландена, который не
сделал ничего, чтобы предотвратить ремилитаризацию Рейн¬
ской зоны.
На предвыборные митинги приходили не только пролетарии.
Там бывали и служащие — в шляпах, с накрахмаленными
воротничками. К простому народу они себя не причисляли, и в
карманах у них нередко лежали членские билеты «Огненных
* Нарицательное название верхушки финансовой олигархии Франции.—
Прим. перев.
3*
67

крестов»*. Тем не менее наша аргументация пронимала и их.
Однажды, когда, выйдя из школы, я стоял на остановке,
ожидая автобуса, один из таких подошел ко мне и с улыбкой
произнес: «Мосье, я — с де ля Роком, но вы заставили меня
задуматься».
В таком же дружественном тоне вел я разговор и с
грудящимися-католиками, и с их неверующими братьями по
классу. Ведь они были обременены одними и теми же заботами.
Сейчас мы живем в такое время, когда христиане сами все
больше приобщаются к проблемам классовой борьбы. Диалог и
сотрудничество по конкретным вопросам между коммунистами
и христианами стали делом привычным. Более того, церковь
допускает ныне и плюрализм, и свободу политических взгля¬
дов. Но в 1936 году положение было совершенно иным и со
стороны церкви—папа Пий XI предостерегал против коммуниз¬
ма как главной опасности,— и со стороны догматически настро¬
енных антиклерикалов. Тем большей в этих условиях была
заслуга Мориса Тореза**,
В ходе предвыборной кампании я уделял особое внимание
защите интересов ремесленников, не забывая при этом и о
самых обездоленных категориях населения — безработных и
престарелых, не упуская из виду того, что рабочие составляли
40 процентов избирателей. В то время ремесленников было
очень много в XI округе — 79 процентов всех предприятий
носили ремесленнический характер. Предприятий с числом
рабочих свыше тридцати было мало.
Обращался я и к инженерам и другим специалистам,
занимавшим более высокое положение на социальной лестнице.
Активная борьба трудящихся масс против фашизма и войны
способствовала определенному сдвигу влево среди интеллиген¬
ции. Огромное политическое воздействие имело участие в
Народном фронте таких деятелей, как Ромен Роллан, Поль
Ланжевен, Андре Мальро и др.
Не последнее место в моих предвыборных выступлениях
отводилось политике в области образования и проблемам
защиты детства.
Моим противником был избранный на прошлых выборах
депутат Малэнгр, человек богатый, владевший в департаменте
Верхней Марны роскошным замком. Фотографии этого замка,
весьма кстати расклеенные по всему округу, напоминали
рядовым избирателям, в частности лавочникам, особенно силь¬
но пострадавшим в период депрессии (каждый третий магазин
вынужден был закрыться), что их представитель в парламенте в
результате кризиса отнюдь не обеднел.
* Одна из французских военизированных фашистских организаций,
возглавлявшаяся полковником в отставке де ля Роком. Была создана в
1927 г. — Прим. перев.
** Имеется в виду обращение М. Тореза по радио, в котором он заявил, что
коммунисты протягивают руку всем верующим трудящимся для совместной
борьбы, так называемая «политика протянутой руки».— Прим. перев.
68

3 мая принесло мне победу. Я получил 10 543 голоса против
6573, отданных представителю реакции. Абсолютное большин¬
ство избирателей проголосовало за меня. Я был вдвойне рад,
когда узнал, что одновременно со мной в XI округе Парижа
еще два коммуниста—Флоримон Бонт и Анри Лозрей—также
были избраны в палату депутатов.
В гуще забастовочной борьбы
Буквально на следующий день после выборов мы втроем
отправились «на разведку» в Бурбонский дворец. В кулуарах я
встретил своего старого приятеля, секретаря профсоюза метал¬
листов Альфреда Коста, который тоже стал депутатом. Пока
мы с ним обменивались впечатлениями, к нам подошел журна¬
лист, представитель известного буржуазного агентства, и по¬
просил Косту написать статью о требованиях трудящихся, а
меня — о проблемах образования. При этом он подчеркнул, что
работа будет оплачена. Вознаграждение нас не интересовало,
однако причин для отказа не было. Напротив, мы даже рады
были получить такой канал для пропаганды наших идей. Но
едва мы успели согласиться, как наш собеседник вытащил из
портфеля два заготовленных текста и попросил, чтобы мы
только поставили свои подписи... Так два коммуниста, наивные
новички, познакомились с некоторыми нравами французского
парламента.
Вскоре нас захватили совсем иные заботы. Начались круп¬
ные забастовки. Весь XI округ пришел в движение. И «интриги
коммунистов» здесь были ни при чем. Я могу заверить в этом
всех, кто считал, будто забастовочное движение 1936 года было
инспирировано во исполнение «приказов Коминтерна». В дей¬
ствительности порывы страстей и негодования, охватившие
трудящихся, были естественным проявлением огромного недо¬
вольства, годами накапливавшегося в рабочем классе, на плечи
которого буржуазия старалась взвалить все тяготы экономиче¬
ского кризиса. Причины возмущения масс ни для кого не были
секретом: резкое ухудшение уровня жизни, полная или частич¬
ная безработица, снижение заработков, интенсификация труда.
Конечно, для перехода от простого выражения недовольства к
массовой стачке потребовалось наличие определенных полити¬
ческих условий. Движение не приобрело бы такого размаха, не
было бы почти двух миллионов забастовщиков, они не заняли
бы 8941 предприятие, если бы не был ликвидирован раскол в
рабочем движении, если бы не был обеспечен единый фронт
обеих рабочих партий и в особенности если бы Народный
фронт не одержал на выборах победу, которую массы воспри¬
няли как свою собственную, как доказательство своей силы.
И мы вовсе не «изобретали» забастовки, во время которых
трудящиеся занимали свои предприятия. Однако, когда в наших
кварталах произошли такие забастовки, они не застали нас
69

врасплох. Благодаря «Юманите» мы были в курсе, как развер¬
тывалось майское движение на авиационных заводах Бреге в
Гавре, Блока в Курбевуа, а также в Тулузе.
Нам, депутатам, необходимо было успеть побырать и на
стройке, и в типографии, и в литейной мастерской. Как я уже
отмечал, в то время в XI округе было множество небольших и
совсем мелких предприятий. Приходилось все время курсиро¬
вать из одного конца округа в другой. Нужно было, когда это
удавалось, включаться в переговоры между рабочими и хозя¬
евами, отстаивая условия, которые позволили бы успешно
завершить забастовку и возобновить работу. Вспоминаю, что
особенно много хлопот выпало на мою долю с фабрикой
шоколада «Сюшар», где мне иногда приходилось даже ночевать,
устроившись на соломенном тюфяке. Мы опасались какой-
нибудь неосторожности со стороны персонала, который состо¬
ял из женщин, не имевших никакого опыта борьбы. На
фабрике накопился большой запас продукции, и мы не хотели,
чтобы у владельца предприятия был хоть малейший повод для
претензий.
Утром 8 мая рабочая пресса вышла с победными заголовка¬
ми— были подписаны Матиньонские соглашения*. Дюшмены,
ричмонды и прочие ламбер-рибо ** вынуждены были отступить
перед решимостью рабочего класса и Всеобщей конфедерации
труда: они согласились и на заключение коллективных догово¬
ров, и на выборы делегатов персонала, и на оплачиваемые
отпуска, и, наконец, на повышение зарплаты на 7—15 процен¬
тов. Это явилось мощным импульсом для рабочего движения.
5 июня еще до подписания Матиньонских соглашений
Марсель Кашен опубликовал в «Юманите» обращение к трудя¬
щимся о возобновлении работы, как только будет достигнута
принципиальная договоренность по выдвигаемым требованиям.
9 мая в газете был опубликован призыв Бенуа Фрашона***
относительно прекращения забастовок там, где хозяева пред¬
приятий согласятся на применение Матиньонских соглашений.
Именно эта идея была всесторонне обоснована Морисом
Торезом во время его выступления 11 июня перед партийным
активом Парижского района. Отдавая должное энергии, смело¬
сти и стойкости забастовщиков, оценив всю важность Матинь¬
онских соглашений, Торез без обиняков заявил, что вопрос о
взятии власти и установлении непосредственного рабочего
контроля над производством не стоит, что дальнейшее продол¬
жение стачечного движения чревато отходом мелкой буржу¬
азии и крестьянства в ряды противников Народного фронта.
* Соглашения, подписанные 7 июня 1936 г. в резиденции премьер-министра
Отеле Матиньон, между ВКТ и объединением французских предпринимате¬
лей, закрепившие важные завоевания трудящихся.— Прим. перев.
** Нарицательное обозначение финансовой олигархии Франции по фамили¬
ям ведущих ее представителей.— Прим. перев.
*** В то время Б. Фрашон был заместитель генерального секретаря
ВКТ.— Прим. перев.
70

13 июня я присутствовал на заседании Центрального Коми¬
тета, где Морис Торез повторил свой призыв к бдительности —
буржуазия будет пытаться изолировать рабочий класс и спро¬
воцировать его. ЦК одобрил линию Политбюро. В резолюции
ЦК лозунгу «Все возможно!» был противопоставлен лозунг
«Все для Народного фронта! Все через Народный фронт!».
Не следует забывать, что в это время Троцкий писал:
«Французская революция началась». Он рекомендовал рабочему
классу Франции сбросить угнетателей. Не последнее место
отводилось и правительству Леона Блюма. Выходившая во
Франции троцкистская газета «Лют увриер» публиковала при¬
зывы типа: «На заводы, на улицы, власть рабочим!.. Создавай¬
те вооруженные отряды рабочей милиции!». «Все возможно!» —
заявлял лидер троцкистов в самой социалистической партии
(СФИО) Марсо Пивер.
Эти провокации достигали своей цели: они послужили
поводом для разнузданной кампании в буржуазной прессе
против коммунистов. Реакционные газеты сваливали коммуни¬
стов в одну кучу с леваками и троцкистами. Был пущен в ход
вымысел о «Циркуляре Эрколи»*, в котором якобы от имени
Коминтерна содержался призыв к созданию во Франции рево¬
люционного правительства.
Мы, депутаты-коммунисты, заседали в эти дни в палате
депутатов, которая работала без перерыва с 4 июня по
14 августа и приняла за эти десять недель сто тридцать три
новых закона. В противоположность практике 1924 или 1932 года
на этот раз в палате депутатов о реформах не говорили, а их
осуществляли. Так проявлялось в политической жизни страны
влияние рабочего класса. Правые не осмеливались выступать в
парламенте против правительственных законопроектов. Напри¬
мер, за закон об оплачиваемых отпусках проголосовало 563
депутата при одном «против». Закон о коллективных договорах
был одобрен 571 голосом против пяти. Лишь проект о 40-
часовой рабочей неделе, одобренный 408 голосами, встретил
оппозицию со стороны 160 депутатов.
Победа, одержанная рабочим классом, имела историческое
значение. В нашем XI округе тысячи людей вступили в
профсоюзы, сотни новых членов пополнили ряды нашей пар¬
тии. Если в 1935 году в нее входило 735 коммунистов, то в
середине 1936 года на учете было уже 2565 человек. Создава¬
лись и укреплялись партийные ячейки на предприятиях.
Общенациональная конференция партии, проходившая 10—
11 июля, констатировала, что поставленная на съезде в
Виллербане задача довести число членов ФКП до ста тысяч
человек перекрыта в два раза. Это подтверждало, что политика
компартии отвечала чаяниям широких масс французского
народа.
* Партийный псевдоним Пальмиро Тольятти, который в эти годы работал в
Коминтерне в Москве.— Прим. перев.
71

Во Всемирном комитете
против войны и фашизма
Параллельно с работой во французской секции движения
«Амстердам — Плейель» я по-прежнему много внимания уделял
деятельности Всемирного комитета против войны и фашизма,
его усилиям по вовлечению трудящихся, деятелей культуры,
участников минувшей войны в разных странах в активную
борьбу за мир.
С момента франкистского мятежа и начала войны в Испании
во Всемирном комитете отчетливо сознавали всю серьезность
предстоящей борьбы. В своем обращении к народам комитет
сразу же подчеркнул историческую важность этой борьбы для
защиты демократии в Европе и мира во всем мире.
Ромен Роллан 26 июля обратился с посланием к испанскому
народу. Всемирный комитет направлял в Испанию делегации,
которые, ознакомившись с положением дел на месте, выступа¬
ли по возвращении на многолюдных митингах. Проводился сбор
медикаментов, изыскивались другие формы медицинской помо¬
щи. Комитет выступил с требованием снять блокаду с Испан¬
ской республики и соблюдать по отношению к ней все нормы
международного права, в частности в области международной
торговли. Одной из основных своих задач комитет считал
распространение объективной информации о событиях в Испа¬
нии, чтобы противодействовать той клеветнической кампании,
которая была развернута реакционной и профашистской прес¬
сой. Тем, кто не был свидетелем этих дней, трудно даже
представить всю гнусность буржуазной печати, даже той,
которая не была профашистской, ее низость и пресмыкатель¬
ство перед Гитлером. Вот, например, что можно было прочесть
в «Журналь де Деба» от 29 ноября 1937 года: «По сравнению с
коммунизмом национал-социализм представляет собой прог¬
ресс. Он спас Германию, вернул ей силы, единство, вкус к
порядку и жизни». Такова типичная для того времени позиция
реакционной газеты.
С августа 1936 года начал выходить ежемесячный антифаши¬
стский журнал «Кларте», который неоднократно помещал мои
статьи. Его редколлегию составляли Ромен Роллан, Норман
Анжель и Поль Ланжевен.
Деятельность Всемирного комитета встречала поддержку
видных представителей интеллигенции разных стран мира.
Примером могут служить опубликованные комитетом заявле¬
ния целого рада очень авторитетных деятелей по случаю
первой годовщины начала войны в Испании. Так, Томас Манн
писал: «Я глубоко убежден, что борьба в защиту Испанской
республики, в процессе которой чувство национальной гордости
слилось со стремлением к свободе, вне зависимости от ее
исхода останется в веках путеводной звездой. Эта борьба
спасет честь нашей мрачной эпохи в истории человечества...»
Всемирный комитет стремился показать, что призвание
72

интеллигенции не в том, чтобы любой ценой проводить «уми¬
ротворение», а в том, чтобы защищать дедо прогресса, неустан¬
но бороться против агрессии и сил реакции. Деятельность
комитета охватывала все районы мира, в том числе и Азиат¬
ский континент. Движение, в частности, оказывало постоянную
помощь французской ассоциации «Друзья китайского народа».
Моя жена вскоре начала работать в секретариате этой органи-
зации^ которая была создана в 1933 году одновременно в
Нью-Йорке, Лондоне и Париже. Руководящий комитет фран¬
цузского отделения этой ассоциации был образован в 1935 году.
В него вошли видные ученые, деятели культуры. Комитет из¬
давал ежемесячный бюллетень. Проводились многочисленные
митинги, на которых выступал и я. Особенно мне запомнил¬
ся массовый митинг в зале Мютюалите 21 декабря 1937 года.
Все это, естественно, заставляло еще сильнее чувствовать
драматизм европейских проблем. В частности, совершенное 15
марта 1938 года вторжение в Австрию и аншлюс потрясли
самые широкие круги интеллигенции.
Некоторое время спустя, 24 и 25 июля, в Париже состоялась
Всемирная конференция в защиту мира, на которой были
представлены тридцать стран. Были приняты резолюции в
поддержку пострадавших народов. Сразу же после конферен¬
ции состоялся грандиозный митинг на Зимнем велодроме, где
тысячи людей приветствовали делегатов разных стран. И когда
под сводами этого огромного помещения прозвучал страстный
призыв Долорес Ибаррури: «Люди, помогите нам!» — зал встал,
и посланцы профсоюзов, политических партий, культурных
объединений, женских организаций, добровольцы в Испании—
все устремились к трибуне, чтобы заключить в объятия,
усыпать цветами великую Пасионарию, которая в своем черном
платье возвышалась над бесчисленной массой людей...
А через два месяца Гитлеру была отдана Чехословакия.
После мюнхенского сговора Всемирный комитет против
войны и фашизма провел важное расширенное заседание своего
секретариата под председательством Поля Ланжевена. Наряду с
французскими антифашистами на нем присутствовали борцы за
мир из Англии, Испании, Чехословакии, Германии и Польши.
В ответ на призывы Всемирного комитета Ирэн и Фредерик
Жолио-Кюри в феврале 1939 года опубликовали в «Кларте»
заявление, в котором осуждали политику «невмешательства» и
американский «закон о нейтралитете». Политику западных
держав в отношении Испании они квалифицировали как «не¬
дальновидную и несправедливую».
В парижском Доме химии 13—14 мая 1939 года была
проведена международная конференция в защиту демократии,
мира и прав человеческой личности. Мне выпала честь быть
одним из 547 делегатов, представлявших мир труда и творчества
из 36 стран. Среди делегатов были писатели Генрих Манн и Луи
Арагон, бывший член секретариата Лиги Наций Кони Зилли-
акус, бывший посланник Чехословакии в Москве Зденек Фир-
73

лингер, председатель итальянской социалистической партии
Пьетро Нении; Францию представляли коммунисты Марсель
Кашен и Флоримон Бонт.
Итоговая резолюция конференции, принятая после заверше¬
ния дискуссии, четко указывала: «Силы мира, прогресса и
свободы должны воздвигнуть непреодолимую плотину на пути
фашистской агрессии. Высшим долгом стран, выступающих
против агрессии, является объединение всех их моральных и
материальных сил...»
Одновременно все участники конференции — коммунисты,
социалисты и другие демократы — единодушно заявили, что
защита мира настоятельно требует восстановления международ¬
ного профсоюзного единства, что необходим созыв междуна¬
родного форума всех рабочих организаций.
Марсель Кашен еще в январе в письме на имя президента
Социнтерна Луи де Брукера предложил от имени Коминтерна
встречу представителей двух интернационалов, чтобы догово¬
риться о созыве международной конференции всех организаций
рабочих и о совместных мерах по предотвращению войны. 24
января 1939 года на совместном заседании исполкомов Социн¬
терна и Международной федерации профсоюзов это предложение
было отклонено.
Все это время, вплоть до лета 1939 года, я буквально не
отрывался от деятельности Всемирного комитета, стараясь
организовать работу в массах, особенно среди интеллигенции.
Участие в работе Всемирного комитета позволило мне
поближе познакомиться с Роменом Ролланом и Полем Ланжеве-
ном.
По отношению к Полю Ланжевену, как и другим представи¬
телям интеллигенции, реакция занимала двойственную и проти¬
воречивую. позицию. То их третировали как людей амбициоз¬
ных, стремящихся якобы во что бы то ни стало пожинать
лавры торжествующего народного движения, то изображали
простачками, которых компартия с удовольствием выставляет
на митингах из снобизма. Правда же состояла в том, что Поль
Ланжевен не хотел, чтобы индивидуальный опыт научной и
культурной деятельности представлял нечто отрешенное от
общественного опыта, якобы находящегося в какой-то высшей
сфере и предназначенного для «элиты». Он шел к народным
массам не как почетный гость, а как борец.
По возвращении Ромена Роллана из Швейцарии я навещал
его два или три раза в Везлее, в его домике возле самой церкви.
Вместе с Морисом Торезом мы побывали там, и когда Ромен
Роллан был уже болен. В те мучительные, тяжелые месяцы
после Мюнхена, когда уже ощущалась неминуемость войны,
мы наперекор всем стихиям предпринимали отчаянные усилия,
чтобы организовать защиту мира.
Реакции никогда не было доступно понимание высокого
чувства гражданственности, свойственного лучшим представи¬
телям интеллигенции.
74

В защиту народного просвещения
Совершенно естественно, что в период с лета 1936 до лета
1939 года моя деятельность в основном проходила в стенах
палаты депутатов. 17 июня 1936 года финансовая комиссия, в
которой я состоял, избрала меня докладчиком по бюджету
национального образования.
Оказавшись в 1936 году в Бурбонском дворце, мы исходили
из того, что парламент является одним из передаточных
механизмов буржуазного государства и в целом это все же одно
из наиболее демократических звеньев. Поэтому, проявив необ¬
ходимую энергию, можно воспользоваться им для борьбы за
социальный прогресс. Выборная кампания приобрела каче¬
ственно беспрецедентный характер: миллионы французов жда¬
ли от нас действенной работы, рассчитывали, что она будет
новаторской.
Что касается меня лично, то я был полон решимости не
разочаровать учителей и преподавателей, родителей учащихся,
студентов, чью жизнь и нужды я хорошо знал.
В истории современной Франции Народный фронт представ¬
лял собой блок партий, впервые осуществленный на основе
четкой программы, а всякая цельная демократическая програм¬
ма непременно должна включать раздел по проблемам школы.
Программа Народного фронта не упустила из виду этот вопрос.
Помимо параграфа о гарантиях светского характера школы и
уважения гражданских прав преподавательского состава, текст
программы содержал обязательства относительно расширения
финансовой базы системы просвещения и совершенствования
ее организационной стороны.
То было время, когда под воздействием мощного стачечного
движения в стране палата депутатов и даже сенат принимали
новые законы без каких-либо затруднений. Кончилась эпоха, о
которой в 1930 году Андре Зигфрид* писал: «Хорошо погово¬
рить о реформах, но проводить их — это неосторожно».
13 августа 1936 года был обнародован закон о продлении
возраста обязательного обучения с 13 до 14 лет. И хотя
законопроект по этому вопросу был похоронен в парламент¬
ских досье еще в 1922 году, на этот раз приняли его без особых
дискуссий. Справедливости ради следует сказать, что, голосуя
за этот проект, многие депутаты в первую очередь думали о
сокращении безработицы и снижении напряженности на рынке
труда из-за избытка рабочей силы. Ведь для проведения
реформы в жизнь к осени надо было принять на работу еще две
тысячи учителей. Дополнительный год обучения следовало
использовать не только для углубления знаний, но и для
нововведения—профессиональной ориентации.
В ходе обсуждения законопроекта в палате депутатов 27
июня я выступил от имени группы депутатов-коммунистов с
* Известный буржуазный историк и юрист.— Прим. перев.
75

предложением продлить срок обязательного обучения не до И
2 до 15 лет, как это было сформулировано в требовании ВКТ
еще в 1919 году. Предложение мое было отвергнуто пол
предлогом недостаточности государственных средств.
Благодаря Народному фронту для широких народных масс
открылся больший доступ не только к образованию, но и
вообще к культуре, искусству. Большую роль в этом деле
сыграла деятельность коммунистической партии и профсоюзов,
сумевших сгруппировать вокруг себя многочисленную интелли¬
генцию. В Париже и других городах открылись дома культуры,
число членов которых в 1938 году достигло 96 тысяч. Расширя¬
лась сеть кружков и организаций по распространению дости¬
жений культуры и искусства, научных и технических зна¬
ний.
Объединение профсоюзов департамента Сены создало На¬
родную академию живописи, рисунка и скульптуры. Дариус
Мило, Артур Хонеггер, Жорж Орик и другие композиторы
помогли образовать Народную музыкальную федерацию, в
которой объединились хоры и оркестры. Федерация рабочих
театров объединяла около 200 драмкружков и народных теат¬
ров, действовавших на крупных предприятиях, таких, как
заводы «Рено», «Ситроен», универмаги «Прэнтан» и «Самари-
тен», в железнодорожных мастерских; большую помощь им
оказывали Жак Превер, Косма, Франсис Лемарк, Жиль Марга¬
рите и другие деятели культуры.
В период Народного фронта была предпринята реформа
национальных французских театров. Большое внимание уделя¬
лось развитию научных исследований. Правительство учредило
даже специальный пост заместителя государственного секрета¬
ря по научным исследованиям. Первоначально его занимала
Ирэн Жолио-Кюри. Эта была область моей непосредственной
компетенции, и я приложил немало усилий, настаивая на
развитии научных изысканий.
В ноябре 1936 года после многолетних бесплодных усилий
была создана Астрофизическая служба, достойно для Франции
оснащенная и выдерживавшая сравнение с ведущими американ¬
скими обсерваториями. Были изысканы необходимые средства
для крупных работ. Так, в частности, родилась обсерватория в
горном Провансе, районе с самым прозрачным во Франции
небосводом.
Следует напомнить и о большой работе по популяризации
науки, в особенности о создании Дворца открытий. В его
экспозиции были воссозданы процессы великих открытий,
заложивших основы современной науки и техники. Сохранение
их высокого научного уровня в сочетании с доступностью
формы способствовало приобщению широких масс к научной
культуре, пробуждало интерес и выявляло склонности к науч¬
ной работе. Вплоть до начала войны в 1939 году Дворец
открытий пользовался популярностью у миллионов посетите¬
лей.
76

Неизгладимое впечатление произвела открытая в Париже в
мае 1937 года Всемирная выставка техники и искусства. Успех
ее стал ореолом славы Франции периода Народного фронта.
Восторг посетителей вызвал советский павильон с гигантской
скульптурой В. Мухиной «Рабочий и колхозница».
Компартия и ВКТ сделали все возможное и невозможное,
чтобы обеспечить успех выставки. Реакция же использовала
любую возможность, чтобы саботировать ее подготовку, задер¬
жать открытие и тем самым дискредитировать Народный фронт
в глазах мировой общественности. Поставщики старались поме¬
шать своевременной доставке строительных материалов. Так,
вагоны с лесом, загруженные в департаменте Юра*, направля¬
лись в Париж через Бельгию. Только энтузиазм рабочих,
согласившихся трудиться в три смены и без выходных, позво¬
лил открыть выставку 25 мая 1937 года.
В мои функции докладчика палаты депутатов входила
подготовка ежегодных докладов о бюджетных ассигнованиях на
нужды просвещения. Как и мои коллеги коммунисты, я не
предавался ленной рутине и не отдавал на откуп чиновникам из
секретариата финансовой комиссии составление документа, под
которым оставалось потом лишь поставить подпись. Наоборот.
Каждый раз я тратил на эту работу уйму времени и сил.
Чтобы получить необходимые материалы, я сам посещал
различные учреждения. Все время моего пребывания в парла¬
менте, вплоть до начала войны, я поддерживал контакты с
самыми видными деятелями высшей школы и последовательны¬
ми сторонниками развития народного образования. И тот факт,
что я был коммунистом, никого из них не смущал. Мне
удалось, несмотря на перипетии войны, сохранить некоторые
полученные тогда письма, в которых выражалась искренняя
симпатия и признательность.
Я вспоминаю свою встречу с Фредериком Жолио-Кюри,
которого раньше лично не знал. Встреча состоялась в его
лаборатории в Коллеж де Франс **. Жолио-Кюри подчеркнул,
что интерес к его нуждам со стороны члена парламента
проявляется впервые. Он принял меня самым радушным обра¬
зом, любезно пригласил поприсутствовать на рабочем совеща¬
нии сотрудников лаборатории. Я был восхищен демократиче¬
ским стилем его работы, дружеской манерой обращения с
подчиненными. Свет, чистота и порядок характеризовали и
лабораторию, и ее руководителя.
Представленный мною доклад наряду с детальным анализом
отдельных статей бюджета на 1937 год содержал общие
соображения относительно развития народного образования.
* Расположен на юго-восток от Парижа, а Бельгия — к северо-востоку.—
Прим. перев.
** Коллеж де Франс — одно из старейших и наиболее популярных научных и
высших учебных заведений Франции — основан в 1529 году. В его составе три
отделения: математических, физических и естественных наук, философии и
социологии, филологии и археологии.— Прим. перев.
77

Отправной точкой этих соображений служила программа На¬
родного фронта. Я подсчитал, что из каждых ста франков,
уплачиваемых моими согражданами в качестве налога, на
подготовку молодого поколения к общественному производству
и гражданской активности, а также на культурное развитие
страны идет менее восьми с половиной франков. Я считал, что
об этом должны знать все.
На следующий год, представляя в палате депутатов бюджет
народного образования, я отметил в своем выступлении «суще¬
ственные улучшения, которые произошли за последние полтора
года в организации народного просвещения», а также подготов¬
ку крупных реформ. У меня были все основания сказать:
«Благодаря тому что в области национального образования
восторжествовал дух преобразований и обновления, дух иници¬
ативы и прогресса, наша страна вновь заняла достойное место в
первых рядах борцов за развитие культуры и науки».
Мои соотечественники, которых волновало положение стра¬
ны в мире, с большим удовлетворением и чувством гордости
восприняли восстановление престижа Франции в области куль¬
туры и народного образования.
К сожалению, докладчику пришлось сказать и о том, что
позитивная работа в этом направлении может быть сведена на
нет из-за роста цен: по этой причине суммы, выделявшиеся в
новом бюджете на просвещение, оказывались на 16 процентов
ниже уровня 1937 года. В целом из общей суммы бюджетных
расходов в 52,5 миллиарда франков на нужды народного
образования, науки и культуры в 1938 году планировалось
только четыре миллиарда. Поэтому я требовал внебюджетных
ассигнований на проведение реформы образования. Эти рефор¬
мы касались в основном детей от 12 до 16 лет, что было нашей
главной целью. «Реформа образования,— указывалось в докла¬
де,— предполагает увеличение срока обучения для всех детей.
И не надо бояться признаться самим себе в том, что реформа
будет дорогостоящей или ее совсем не будет».
Мое выступление в парламенте было горячо одобрено
учителями и профсоюзными организациями работников просве¬
щения. Я знал об этом, так как поддерживал с ними постоян¬
ный контакт. В конце 1937/38 учебного года я счел необходи¬
мым отчитаться о моей деятельности в качестве докладчика
финансовой комиссии палаты депутатов перед моими коллегами
по парижской секции профсоюза преподавателей средних школ.
В мои функции докладчика входило и принятие разного рода
практических мер. Одной из подобных инициатив было созда¬
ние государственного учебного заведения для умственно отста¬
лых детей — высокогорного лицея в Бриансоне (на высоте 1350
м). До этого такие дети могли продолжать обучение только в
частных школах, пребывание в которых было доступно только
богатой клиентуре.
Меня заинтересовало также положение слепоглухонемых
детей. В конце 1936 года я внес в парламент предложение
78

(№ 1637) о передаче в ведение Министерства народного образо¬
вания четырех специальных общенациональных школ, которые
по странному заблуждению входили в компетенцию Управления
заведениями для душевнобольных при Министерстве здравоох¬
ранения. Благодаря включению их в систему народного просве¬
щения обучение в этих школах стало обязательным и бесплат¬
ным.
Моя деятельность в парламенте не ограничивалась анализом
бюджета и предложениями по его улучшению. На протяжении
этих лет я предложил немало различных законопроектов,
большинство из которых было связано с улучшением положе¬
ния работников образования. Значительное место в моей работе
занимали также вопросы развития культуры в широком смысле
слова, вопросы поддержания престижа Франции. Так, в конце
1936 года я внес предложение отметить исполнявшееся в 1937
году трехсотлетие «Рассуждения о методе»*. Заботясь о
национальных интересах страны, я 24 марта 1938 года внес
предложение в парламент о срочном предоставлении субсидий
фонду Кюри. Этот фонд, созданный в 1920 году, призван был
обеспечить материальными ресурсами Институт радия**, в
частности поддерживать и курировать работы по применению
его достижений в медицине. И эта не имевшая себе равных в
мире, получившая всеобщее международное признание работа
не была обеспечена достаточными финансовыми средствами!
Очень остро стоял в тот период вопрос о жизненном уровне
большинства государственных служащих. 16 июня 1938 года я
внес предложение о том, чтобы еще до закрытия парламент¬
ской сессии на летние каникулы правительство приняло реше¬
ние об удовлетворении законных требований этой категории
трудящихся: речь шла о десятипроцентной прибавке к зарплате,
ставшей необходимой вследствие повышения цен.
У меня по этому вопросу были основания для тревоги.
Париж в то время был заклеен плакатами, в которых «высокая
зарплата» металлистов противопоставлялась недостаточному
вознаграждению служащих. Плакаты, разумеется, не сообща¬
ли, какие прибыли получали владельцы металлургических
заводов или хозяева банков. Один из реакционных депутатов
писал тогда:	«Необходимо	пересмотреть	экономическую	и
финансовую политику страны, отказавшись от курса, установ¬
ленного в 1936 году Народным фронтом ради политических
интересов руководителей ВКТ и материальной выгоды одних
чернорабочих... Этот коренной пересмотр предполагает прежде
всего, что интеллигенция не будет больше следовать на поводу
у землекопов».
* Имеется в виду основное философское произведение Р. Декарта, зало¬
жившее основы философии картезианства.— Прим. перев.
** Институт радия был основан в Париже перед первой мировой войной по
инициативе и под руководством Марии Склодовска-Кюри.— Прим. перев.
79

Мы прилагали все усилия для борьбы против этой низко¬
пробной демагогии, за подлинные интересы государственных
служащих. Так, 1 июня я выступил в финансовой комиссии
палаты депутатов в защиту действительных требований этой
категории трудящихся, а 4 июня — на пленарном заседании
палаты. 17 июня я обратился со специальным письмом к
председателю финансовой комиссии, требуя немедленного об¬
суждения моего предложения. Все безрезультатно.
23 июня в парижском зале Ваграм и вокруг него собралось
более шести тысяч государственных служащих и работников
коммунальных служб, которые откликнулись на призыв ком¬
партии обсудить действия депутатов-коммунистов, входящих в
финансовую комиссию палаты, в пользу десятипроцентной
надбавки. Председательствовал Морис Торез. Митинг прошел
под лозунгами верности программе Народного фронта, ее
последовательного и добросовестного соблюдения. «Чтобы
обеспечить справедливую зарплату, заставим платить бога¬
чей!»— требовали участники митинга.
Депутаты-коммунисты 7 июля вновь обратились к председа¬
телю финансовой комиссии социалисту С. Вальеру. Напрасно.
Вальер отказал...
Нам не оставалось ничего другого, как вынести вопрос на
обсуждение объединенной делегации левых партий в парламен¬
те, что мы и сделали 13 июля. Единственное, на что наши
товарищи социалисты согласились,— это предложить созыв
уже распущеннрго на каникулы парламента; добиться этого
было куда сложнее, чем обсуждения в комиссии.
Денег не хватало не только для увеличения зарплаты. Их
недостаток отражался и на школьном строительстве, состояние
которого внушало серьезную тревогу. Ведь не было лицеев,
чтобы принять учащихся которым якобы был открыт доступ к
получению среднего образования. В столичном департаменте
Сена на пять миллионов жителей насчитывалось всего двадцать
девять средних учебных заведений, причем в рабочих пригоро¬
дах они почти полностью отсутствовали. Так, в Обервилье и
Пантэне * с населением в 100 тысяч человек не было ни одной
средней школы.
В обстоятельном письме министру народного образования,
которое мы, депутаты-коммунисты, направили 16 июня 1938
года, указывалось на резкое несоответствие между обещанны¬
ми реформами и действительным положением дел в области
просвещения: отсутствие достаточного количества мест для
учащихся, нехватка учителей для начальной и неполной средней
школы, нестабильность материального обеспечения учебных
заведений и т. д. В письме выражалась надежда, что в процессе
подготовки бюджета на 1939 год все отмеченные упущения и
недостатки будут учтены.
* Рабочие пригороды Парижа.— Прим. перев.

Одновременно мы направили письмо Председателю Совета
министров Франции, в котором обращали внимание на
«прискорбное состояние» школьного строительства. Мы насто¬
ятельно подчеркивали необходимость выделения достаточных
кредитов для строительства школ, разработки программы их
комплексного строительства вместе со спортивными площадка¬
ми, а также обеспечения средств для осуществления реформ в
области народного образования.
По правде говоря, во всех официальных кругах испытывали
своего рода страх перед реформами из-за тех неизбежных
расходов, которые они влекли. Отсюда и увиливания парламен¬
тариев, и нерешительность тех, кто составлял законопроекты.
Среди организаций, вошедших в Народный фронт, только
коммунисты продолжали настаивать на реформах. Только они
отстаивали до конца требования государственных служащих.
15 декабря 1938 года я изложил в палате депутатов
заключение финансовой комиссии по бюджету народного обра¬
зования на 1939 год. В моем докладе были выделены три
вопроса: научные исследования, осуществление реформы на¬
родного образования и 150-летие Французской буржуазной
революции. В нем была выражена озабоченность «недостатка¬
ми и плачевным состоянием системы народного образования».
В процессе подготовки нового бюджета Председатель Сове¬
та министров потребовал сократить на два процента общую
сумму ассигнований, планируемых на народное образование;
он, в частности, настаивал на «строгом пересмотре» сумм,
предназначенных на оборудование, в котором нет крайней
необходимости. И министр действительно сократил на четыре
процента средства, планируемые на оборудование, строитель¬
ство и различные дотации. Я выступил против этих мер. Я
показал, что в сопоставимых данных расходы на просвещение
распределялись по годам следующим образом: 1914—100 про¬
центов; 1937—130,1 процента; 1938—109,7 процента и 1939—
87,3 процента.
Наряду с этими негативными моментами бюджет 1939 года
принес учителям известное моральное удовлетворение. Я добил¬
ся включения в него статьи, восстанавливавшей прежнее
положение о начислении трудового стажа, которое было
упразднено сенатом в 1932 году. Персонал учебных заведений
встретил это конкретное достижение с большим удовлетворени¬
ем, так как его добивались уже семь лет.
Большая работа была проделана также по обновлению
школьных программ. Они были утверждены 20 сентября 1938
года и выгодно отличались от программ 1923 года в смысле
приближения школы к жизни. Современным требованиям обу¬
чения отвечало, в частности, введение во всех без исключения
классах занятий по трудовой и физической подготовке.
В проекте бюджета на 1939 год не было предусмотрено
никаких кредитов на празднование 150-летия Французской
буржуазной революции. Допустим, что правительство намере¬
81

валось предпринять какие-то шаги позднее. Однако, чтобы
отметить это событие должным образом, то есть начать
подготовку где-то в мае 1939 года, надо было торопиться. В
своем докладе я указывал на то влияние, которое революция
1789 года оказала на мировое общественное развитие, а также
ее частное значение для постановки дела народного образова¬
ния во Франции: «Разве не использует современная система
образования многое из того, что было заложено в декретах о
народном просвещении, принятых в 1793, 1794 и 1795 годах, и
что сохраняет свое значение и поныне?..»
В заключение своего выступления я подчеркнул, что отсут¬
ствие достаточных ассигнований—характерная точка соприкос¬
новения двух близких вопросов: празднования 150-летия буржу¬
азной революции и ускорения реформы образования. Под
аплодисменты присутствующих я закончил афоризмом Дидро:
«Поскольку количество хижин и простых домов относится к
числу дворцов, как 10 000:1, то можно ставить десять тысяч
против единицы, что гений, таланты или добродетель скорее
родятся под кровлей хижины, чем под сводами дворца».
ИРН в борьбе за международное
единство
работников просвещения
Между обязанностями докладчика по бюджету народного
образования и собственно депутатскими функциями и моей
деятельностью профсоюзного активиста нельзя было провести
резкой границы. Тем не менее загруженность в парламенте
могла отрицательно отразиться на повседневной работе секре¬
тариата ИРП. Постоянную помощь в этой работе мне оказывал
член исполкома и мой старый товарищ Жорж Фурниаль. У него
были далеко не ординарные организаторские способности. Он
блестяще знал испанский язык, а постоянное его присутствие в
секретариате было особенно ценно в тот период, когда под¬
держка героической борьбы испанских преподавателей и всего
испанского народа, поднявшегося на борьбу с франкистскими
мятежниками, стала первейшим долгом нашего Интернациона¬
ла, всех его членов.
В самой Испании активисты ИРП показывали пример
самоотверженности и самоотречения. Инспектор Алонсе Запата
был схвачен и расстрелян под Авилой, где он руководил
отрядом народной милиции. Нас всех потрясла его смерть,
смерть товарища, которого все хорошо знали. Член исполкома
ИРП Сен-Мартен был убит вместе с женой в Валенсии. Мы
преклонялись перед подвигом народа соседней страны и с
тревогой следили за развитием военных действий в Испании.
А тем временем реакционно настроенные французские пре¬
подаватели поступали на службу к Франко. В их числе оказался
и будущий петеновский министр просвещения профессор уни¬
82

верситета в Гренобле Ж. Шевалье, которому генерал мятежни¬
ков поручил подготовить проект реорганизации школьной си¬
стемы в Испании.
Сегодня многие забыли, какие страдания принес испанским
детям фашистский путч. В мае 1938 года было подсчитано, что
от бомб франкистской авиации погибло десять тысяч семьсот
девять детей. И пятнадцать тысяч триста двадцать детей было
ранено.
Верный своим обязательствам, ИРП поддерживал и расши¬
рял кампанию моральной и материальной поддержки народа
Испании,— кампанию, которую мы продолжали вплоть до 1939
года.
Моей постоянной заботой вместе с тем оставалось обеспече¬
ние единства в борьбе, которую вели учителя и преподаватели в
разных странах мира. На сессии исполкома ИРП, проходившей
в Париже с 31 декабря 1936 года по 2 января 1937 года,
центральной темой обсуждения была политическая и практиче¬
ская поддержка борющейся Испании. Другим вопросом, кото¬
рый волновал собравшихся, была задача созыва всех нацио¬
нальных или международных, профсоюзных и иных демократи¬
ческих объединений работников просвещения. Всем этим орга¬
низациям было направлено соответствующее обращение.
На заседании секретариата ИРП,состоявшемся после сессии
исполкома, рассматривалось предложение об участии в Между¬
народном учительском конгрессе, который созывался в Париже
23—29 июля 1937 года по инициативе Национального профсо¬
юза французских учителей и был приурочен к Всемирной
выставке. Чтобы по возможности расширить число участников
этого конгресса, секретариат решил в период с 13 июля по 7
августа в одном из пригородов Парижа организовать летний
лагерь. Одновременно 31 июля и 1 августа мы намеревались
провести конференцию нашего Интернационала, чтобы обсу¬
дить на ней меры по улучшению координации действий раз¬
личных организаций демократически настроенных учите¬
лей и преподавателей на национальном и международном
уровнях.
Тем временем после бомбардировок Альмерии и захвата
мятежниками Страны басков положение в Испании с каждым
днем ухудшалось. 20 июня 1937 года секретариат ИРП направил
ряду организаций учителей и преподавателей телеграммы,
предлагая провести 27 июня встречу и выработать меры по
усилению помощи нашим коллегам в борющейся Испании.
Обращения были направлены Международному производствен¬
ному секретариату Амстердамского реформистского профобъ¬
единения, а также таким крупным дружественным организаци¬
ям, как Международная федерация ассоциаций учителей, Все¬
мирная федерация работников школы (так называемый Сан-
Францисский интернационал) и Международная федерация пре¬
подавателей государственных средних школ. Только Междуна¬
родная федерация ассоциаций учителей прислала ответ, предпо-
83

латавший возможность позитивных решений. Остальные либо
хранили молчание, либо сделали вид, что не получили нашего
обращения.
Одновременно мы тщательно готовились к международным
встречам, которые должны были проходить в Париже в июле.
Наш бюллетень публиковал материалы, разоблачавшие Гитлера
и его приспешников. Он призывал всех учителей, все организа¬
ции крепить сотрудничество, чтобы преградить путь агрессии и
войне.
Конференция ИРП состоялась в намеченный срок в париж¬
ском пригороде Исси-ле-Мулино. Повестка дня включала лишь
один вопрос — «Единство работников просвещения в борьбе за
мир, культуру и демократию». В числе двухсот делегатов от
национальных секций и объединений друзей ИРП были предста¬
вители Алжира, Германии, США, Англии, Бельгии, Болгарии,
Египта, Испании, Франции, Нидерландов, Италии, Мексики,
Перу, Польши, Швеции и Чехословакии. Исполком ИРП провел
свои заседания перед началом конференции и после ее закры¬
тия.
В тот период в Париже проходило немало различных
форумов учителей и преподавателей, и тысячи наших зарубеж¬
ных коллег устремились во французскую столицу. Несмотря на
различие в повестках дня, программах работы и задачах,
которые ставили перед собой эти конгрессы, заседавшие в
разных местах Парижа, их объединяли общие интересы.
Представители учителей и преподавателей всего земного шара,
за исключением фашистских стран, были едины в стремлении
защищать интересы школы, защищать культуру, демократию и
мир против угрозы со стороны реакции.
Конференция нашего Интернационала предложила практиче¬
скую формулу для обеспечения единства работников школы
всех стран. Она оказалась столь эффективной, что вызвала
положительные отклики как в коммунистической, так и в
социалистической прессе. ИРП проявил готовность к перегово¬
рам о единстве не только на основе своих собственных
предложений, но и на базе любых предложений, которые могли
выдвинуть другие объединения.
Конференция направила делегации на заседавший одновре¬
менно Генеральный совет Международного производственного
секретариата Амстердамского интернационала. Делегация пред¬
ложила создать комитет, который руководствовался бы в своей
работе решениями Всемирного объединения за мир * и вырабо¬
тал бы конкретный план действий в защиту мира и культуры в
соответствии с задачами профсоюзных объединений работни¬
ков просвещения. На заседании Генсовета делегации был
оказан радушный прием и было обещано, что на предложение
* См. выше, гл. III.
84

ИРП будет дан письменный ответ. Другую делегацию ИРП
принял генеральный секретарь Международной федерации ассо¬
циаций учителей Луи Дюма. Он попросил изменить в тексте
обращения ИРП некоторые формулировки, но в целом согла¬
сился с предложением совместно и в кратчайший срок разрабо¬
тать план конкретных действий. Аналогичные шаги были
предприняты и в отношении конгресса Международной федера¬
ции преподавателей государственных средних школ, который
также проходил в Париже.
Во второй половине дня 31 июля 1937 года участники
конференции нашего ИРП влились в массовое шествие от
площади Бастилии к Пантеону, состоявшееся в память о Жане
Жоресе. На всем протяжении нашего марша парижане горячо
приветствовали делегацию Испании, шедшую со своим транспа¬
рантом. У Пантеона с речами выступили министр иностранных
дел радикал Ивон Дельбос, государственный министр-социалист
Леон Блюм и депутат-коммунист Жорж Коньо. Таким образом
три партии Народного фронта были официально представлены
на этой манифестации.
В последние месяцы 1937 года, несмотря на возложенные на
меня новые обязанности главного редактора «Юманите», о чем
речь пойдет ниже, я продолжал мою работу в руководстве
Интернационалом работников просвещения. На заседании его
секретариата, состоявшемся 17 октября в Париже, я выступил
с докладом о текущих задачах. Речь шла о том, чтобы удвоить
усилия по оказанию помощи Испании, в борьбе против япон¬
ской агрессии в Китае, о поддержке наших коллег в Польше,
где реакция распустила Союз работников просвещения и где 4
октября учителя начальных и средних школ провели забастовку
протеста. Мы обратились к другим международным организаци¬
ям с новыми инициативами, направленными на установление
единства действий.
Мы не жалели сил для расширения движения солидарности с
борьбой наших коллег за рубежом. ИРП отправлял за Пиренеи
грузовики с мукой, молоком, сахаром. Собирали карандаши,
тетради, различные учебные пособия для испанских школьни¬
ков. По нашему призыву студентки педучилищ вязали свитера
для солдат Республики. Поскольку открытые во Франции
учебные лагеря для бежавших из Испании школьников были
плохо оснащены, я сам добывал для них помещения, столы,
скамейки. Должен отметить, что в соответствующих службах я
всегда встречал понимание и получал необходимое.
По случаю XX годовщины Октябрьской революции в ноябре
1937 года я опубликовал в Бюллетене ИРП статью, в которой
подводил итог достижениям советской власти в области культу¬
ры и науки. В том же номере были помещены свидетельства
пятнадцати французских учителей и преподавателей, побывав¬
ших в СССР и вернувшихся в полном восторге от успехов в
деле школьного обучения и в области педагогики. Так, Клод
Белланже, в то время заместитель секретаря Французской лиги
85

образования*, дважды посетивший Советский Союз, сделал
вывод о том, что «в СССР действительно формируется новый
человек». Он писал: «Поражает рост числа учебных заведений,
логичность и скоординированность учебных программ, введение
повсюду — в городе и деревне — действительно единой, свет¬
ской, бесплатной и обязательной школы, в которой вместе
учатся мальчики и девочки. Французские республиканцы отста¬
ивают все эти принципы обучения, но до их осуществления у
нас во Франции еще далеко».
Такого рода свидетельства в устах авторитетных людей
имели важное значение для информирования преподавательско¬
го состава, особенно во Франции, где влиятельные круги
стремились ввести общественность в заблуждение.
В число ключевых вопросов нашей работы входил вопрос об
объединении усилий различных организаций. ИРП с самого
начала руководствовался правилом, что лучше действовать
методом сложения сил, чем путем соперничества между ними.
Другие международные организации работников просвещения
упорно противились этому разумному доводу. ИРП вынуждена
была еще раз настаивать на необходимости объединения всех
сил доброй воли на Международной конференции борьбы
против бомбардировок «открытых городов», созванной 23—24
июля 1938 года в Париже Всемирным объединением за мир. Эта
конференция, собравшая больше тысячи представителей из
тридцати стран мира, потребовала, в частности, открытия
границы с Испанией и восстановления свободы торговли с
республиканским правительством, снятия ограничений на по¬
ставку оружия и средств противовоздушной обороны, бойкота
стран-агрессоров.
В 1939 году первоочередной заботой нашего Интернационала
стала помощь испанским беженцам. 26 мая секретариат ИРП
направил официальное письмо министру народного образования
Ж. Зе, в котором обращалось внимание на ту работу, которую
проводили испанские учителя и преподаватели, интернирован¬
ные в лагерях Гюрс, Верне и Сан-Сиприен. Проявляя примеры
высокой стойкости, наши коллеги стремились организовать
«курсы по ликвидации неграмотности и углублению знаний,
обучение французскому и английскому языкам, литературные
чтения и выступления». Большая работа в этом отношении
была, в частности, проведена группой преподавателей и арти¬
стов в лагере Сан-Сиприен. Мы просили министра позаботиться
о выделении школьного инвентаря, а также ходатайствовать
перед военным начальством лагерей о выделении специальных
бараков для учебных занятий и культурных мероприятий.
Одновременно секретариат ИРП направил письмо с такими же
просьбами министру внутренних дел. Мы настаивали, кроме
* Французская лига образования основана в 1866 году публицистом
Ж. Массе; она преследовала цель распространения образования среди населения
страны.— Прим. перев.
86

того, на необходимости улучшить питание беженцев, указывая
на примеры многочисленных желудочных заболеваний и других
осложнений от недостатка витаминов.
Вплоть до начала войны, до того времени, пока мюнхенцы
Даладье и Бонне не запретили выпуск бюллетеня ИРП, он
продолжал борьбу за создание единого блока всех демократиче¬
ских сил. Номер бюллетеня за второй квартал 1939 года еще
раз призывал к созыву международной конференции, открытой
для всех организаций, независимо от их принадлежности к
международным объединениям, чтобы помочь делу защиты
мира и свободы на земле...

VI.	РАБОТА В КОММУ1ШСТИЧЕСКОМ
ИНТЕРНАЦИОНАЛЕ
Представитель ФКП в Коминтерне
21 сентября 1936 года на заседании Политбюро ФКП было
решено: «Товарища Коньо утвердить представителем партии в
Коммунистическом Интернационале» *. Я принял эту новость с
большой радостью: Москва для меня олицетворяла сердце всего
человечества.
По прибытии в Москву, куда я приехал с женой, которой
предложили в Коминтерне работу переводчицы, я прежде всего
навестил последнего из живых коммунаров, восьмидесятилетне¬
го Адриена Л ежена. Он жил на одной из подмосковных дач.
Передав привет от Французской компартии, я подарил ему
бутылку доброго бургундского, зная, что это его любимое
вино.
Поселили нас на последнем этаже гостиницы «Люкс» в доме
36 по Тверской улице**. Там жили сотрудники Коминтерна.
У нас был двухкомнатный номер с современной, простой и
удобной мебелью.
Почти каждый месяц я на несколько дней возвращался в
Париж: этого требовали мои депутатские обязанности и проф¬
союзные дела. В то время, чтобы не лететь через нацистскую
Германию, приходилось делать крюк от Ленинграда на Хельсин¬
ки и Стокгольм. Однажды зимой, едва полупустой двухмотор¬
ный самолет из Ленинграда успел приземлиться в Стокгольме,
с десяток молодых и решительных людей бросились к трапу и
окружили меня, выкрикивая что-то по-шведски. Не понимая
языка, я в первый момент подумал, уж не полицейский ли это
налет. Но тут один из них заговорил по-английски, и выясни¬
лось, что это группа газетных репортеров, жаждущих впечатле¬
ний от пассажира, прилетевшего первым прямым рейсом в
зимнее время.
В Стокгольме я всегда останавливался в одном и том же
отеле. Утром надо было лететь дальше. Поэтому я рано ужинал
и ложился спать. Сев как-то в ресторане на свое обычное
место, я был нимало удивлен необычным обилием и изысканно¬
стью сервированных блюд. Тем не менее я не без аппетита
воздал должное замысловатой закуске. Зал тем временем
* Ж. Коньо работал в Коминтерне в качеств представителя ФКП в
течение года—до октября 1937 года; затем этот пост занимал Жюль Деко,
которого в 1938 г. сменил Ариольди—коммунист из Лиона.— Прим. перев.
** Ныне гостиница «Центральная», ул. Горького, дом 10.— Прим. перев.
88

заполнился. Раньше я такого не замечал. Еще больше я
удивился, когда услышал, что начали произносить речи. Поин¬
тересовался у официанта, что происходит? Тогда настал его
черед удивляться. Оказывается, зал был снят обществом
филателистов, и ужинать должны были только члены этого
общества. Официант разъяснил мне, что и для меня, и для него
будет лучше, если я поскорее исчезну, не рассчитываясь,
поскольку все расходы эти господа уже оплатили. Так вот
однажды «агент Москвы» попировал за счет честных стокго¬
льмских коллекционеров.
В Париже во время моих недолгих приездов мне необходимо
было побывать сразу во многих местах: и в моем округе, и в
палате депутатов, и на различных собраниях. А во время моего
отсутствия текущую работу мне помогали выполнять два
прекрасных секретаря. Парламентскими делами занимался ра¬
бочий— четкий и скрупулезно точный Биро. Его, как и многих
других, унесла война. В политических и культурных вопросах я
опирался на помощь активного и образованного студента
А. Поммери, который выполнял для меня самые сложные
задания, проявляя при ^том безукоризненную обходительность.
Ему также не суждено было пережить войну.
Насколько в Париже я был загружен и даже перегружен,
настолько моя московская жизнь проходила в спокойно задан¬
ном ритме. Каждое утро, не пользуясь автобусом, я спускался
по Тверской, затем поворачивал направо. Миновав старое
здание университета, проходил вдоль Манежа и наконец подхо¬
дил к большому, ничем не примечательному зданию, где
помещался аппарат Коминтерна. В настоящее время этот дом,
расположенный между Библиотекой имени В. И. Ленина и
Кремлем, опять стал жилым.
В секретариате Д. 3. Мануильского меня ждала Таня Жид¬
кова, маленькая энергичная женщина. Муж у нее был рабочим.
Таня была беспартийной, но именно она была тем доверенным
лицом, у которого хранились ключи от несгораемых шкафов,
куда по вечерам мы складывали наши бумаги и документы.
Я принимался за работу, которую не прерывал до часу дня.
Затем шел в столовую, где скромно обедал. После обеда меня
часто вызывал к себе Г. Димитров. Мы оба любили турецкий
кофе, который не пользовался популярностью у многочислен¬
ных поклонников чая или пива, работавших в Коминтерне.
Предлагая мне чашечку, Димитров расспрашивал о последних
новостях, касавшихся Народного фронта. Я старался как
можно четче отвечать на вопросы, испытывая что-то вроде
робости перед этим прекрасным, исполненным внутренней силы
человеком с львиной посадкой головы, обладавшим низким и
сильным голосом.
К вечеру я возвращался домой, в гостиницу, обычно
пешком. Жена меня уже ждала, если у нее не было уроков
русского языка или занятий на курсах референтов. Один из нас
шел за покупками, и затем мы готовили ужин на большой
89

общей кухне нашего этажа. После ужина читали или шли к
друзьям.
Но нередко бывало и по-другому — напряженная работа и
очень позднее возвращение домой. Это происходило, когда
«сваливалась» статья Димитрова или обращение Коминтерна
для коммунистической прессы всего мира. В такие вечера мы
засиживались допоздна. Мне надо было сверить французский
перевод и с точки зрения точности передачи смысла, и с точки
зрения стилистики. Я не уходил, пока материал не был передан
в Париж.
Материалы, с которыми я имел дело, были для меня не
мертвыми документами. Через них я соприкасался с живой
современной историей, а точнее — с политикой того времени,
важнейшими направлениями которой были солидарность с
республиканской Испанией и поддержка Народного фронта во
Франции. Это были и важнейшие направления моей непосред¬
ственной работы.
Испания была у каждого в сердце. И поэтому каждодневной
пыткой была для нас скрытая, но враждебная позиция фран¬
цузского правительства по отношению к Испанской республи¬
ке. И какую радость, напротив, испытывали мы, читая в
октябре и декабре 1936 года заявления советских представите¬
лей в Комитете по невмешательству и в Лиге Наций о помощи
республиканской Испании. В них подчеркивалось, что в соот¬
ветствии с общепризнанными нормами международного права
помощь легальному правительству Мадрида, включая и прода¬
жу оружия, не может рассматриваться как незаконная.
С середины октября в Испанию из Советского Союза
начинают прибывать первые транспорты с военным снаряжени¬
ем: сто самолетов, пятьдесят танков, пушки, пулеметы. Благо¬
даря именно этой помощи был остановлен натиск мятежников
на Мадрид. В течение зимы 1936/37 года из портов Черного
моря ушло еще двадцать три транспорта с военным снаряжени¬
ем для Испании. Тогда же из порта Одессы на пароходах
«Нева», «Кубань», «Зырянин» и «Турксиб» были отправлены
тысячи тонн масла, сахара, муки и другого продовольствия, а
также десятки тысяч комплектов детской одежды. Так продол¬
жалось до конца войны. За 1937 год общий объем посланных
товаров составил 457 904 тонны, хотя всем было известно и о
подстерегавших суда подводных лодках, и о налетах авиации
мятежников. Тысячи испанских сирот нашли приют в Совет¬
ском Союзе.
Перед нами, французами, стояла задача добиться снятия
блокады с Испанской республики. Стремясь таким путем
помочь испанским антифашистам, мы действовали и в интере¬
сах нашей собственной родины, которая уже граничила с двумя
фашистскими государствами. Необходимо было предотвратить
появление третьей такой границы на Пиренеях.
Из дальнейшего известно, что нам не удалось достигнуть
этой цели — французское правительство воспротивилось воле
90

народа. Нам лишь время от времени удавалось добиваться
ослабления контроля на границе с Испанией, чтобы перепра¬
вить туда советских специалистов и материалы. Зачастую
советское военное снаряжение месяцами задерживалось во
Франции. С осени 1937 и до весны 1938 года франко-испанская
граница была наглухо закрыта для советского оружия.
В интернациональных бригадах сражались восемь с полови¬
ной тысяч французских антифашистов. Жюль Дюмон вместе с
комиссаром Пьером Рибьером* командовали батальоном «Па¬
рижская коммуна». Вместе с другими батальонами 11-й Интер¬
бригады— немецким «Эдгар Андре» и польским «Домбров¬
ский»— с восьмого ноября 1936 года батальон встал на защиту
Мадрида, помогая ценой тяжелых потерь отбивать яростные
атаки фашистов. В течение осени и зимы из Франции продол¬
жали прибывать новые добровольцы; из них формировали
батальоны, приданные другие Интербригадам. В их рядах было
много будущих героев Сопротивления, таких, как Фабьен и
Роль-Танги, Фернан Белино, Франсуа Виттори и Андре Турне.
Я и теперь горжусь, что могу засвидетельствовать ту
подлинную солидарность и огромную помощь, которую оказы¬
вал испанским патриотам Советский Союз в противополож¬
ность подлому безразличию и капитулянтской позиции «демо¬
кратических» правительств Лондона и Парижа. Несмотря на
удаленность, именно социалистическое государство с первых
дней оказывало бескорыстную помощь делу борьбы испанского
народа; сопротивление было бы невозможно без самолетов и
танков, без пушек и пулеметов, присланных из Москвы.
Десятки советских судов подверглись нападению и были потоп¬
лены на пути в Испанию, сотни советских добровольцев
погибли в небе Испании и на ее земле, этой далекой для них
страны, куда они приехали для борьбы с силами мрака.
В условиях нависшей над республикой опасности Марсель
Кашен и Морис Торез от имени Коммунистического Интерна¬
ционала обратились к представителям Социнтерна с предложе¬
нием о встрече; и 14 октября они встретились с руковод¬
ством этой организации—де Брукером и Фридрихом Адле¬
ром. Однако социалистические лидеры отвергли предложение
коммунистов о созыве международной конференции для приня¬
тия мер в поддержку Испанской республики. Коминтерн триж¬
ды— 25 октября, 7 ноября и 28 декабря — направлял руковод¬
ству Социнтерна предложения об оказании совместной безотла¬
гательной помощи Испании. Но Социнтерн каждый раз неиз¬
менно подтверждал свой отказ.
И марта 1937 года в Лондоне собралась конференция
Социнтерна, посвященная испанскому вопросу. За три дня до
того, 8 марта, началось крупное наступление итальянского
* Ж. Дюмон погиб в борьбе с фашистами 15 июня 1943 г. П. Рибьер, член
ЦК ФКП, после жестоких пыток был расстрелян 5 октября 1942 г.— Прим.
перев.
91

экспедиционного корпуса на Гвадалахару; фашисты развивали
наступление, они продвигались к Мадриду. Министр иностран¬
ных дел Испанской республики социалист Хулио Альварес дель
Вайо обратился к конференции с просьбой оказать помощь его
правительству. Другой социалист, Иаскуаль Томас, от имени
испанских профсоюзов призвал провести всемирную конферен
цию трудящихся, в которой приняли бы участие Социнтерн.
реформистская Международная федерация профсоюзов, Ко¬
минтерн, советские и американские профсоюзы.
Ответом были слова руководителя Британского конгресса
тред-юнионов У. Ситрина, который объявил единый фронт
«нежелательным». Другой лейборист, Эрнст Бевин, высказался
еще прямолинейнее: «Английское рабочее движение не допу¬
стит, чтобы война в Испании в какой-либо степени оказывала
влияние на его решения и тактику».
Отрицательное отношение лейбористов к единому фронту
привело к принятию бессодержательной и неконкретной резо¬
люции. Испанцы покинули конференцию, заявив: «Мы просили
оружия, а нам подсовывают коммюнике». В свете этих фактов
стала понятна позиция Пьетро Ненни, Юлиуса Дейтча и других
членов Социнтерна, находившихся в Испании, которые решили
объединиться с коммунистами Луиджи Лонго и Францем Дале-
мом и обратиться с общим призывом об эффективной помощи
извне.
Усилия Коммунистического Интернационала были направле¬
ны на мобилизацию трудящихся во всех странах мира. 21
апреля 1937 года в Париже собрались представители двадцати
одной коммунистической партии. Они приняли конкретные
решения об организации помощи Испании и рассмотрели
вопрос о проведении совместных действий в каждой из стран.
Варварский обстрел Альмерии военным флотом Германии в
мае 1937 года и цинизм фашистских главарей, заявивших, что
они оставляют за собой в отношении Испании свободу дей¬
ствий, вызвали во всем мире гневные протесты и усилили
сопротивление народов политике «невмешательства». Социали¬
стическая и Коммунистическая партии Испании, а также
Всеобщий союз трудящихся * направили в адрес Социалистиче¬
ского и Коммунистического Интернационалов и Международ¬
ной федерации профсоюзов призыв о помощи. Не медля ни
минуты, Г. Димитров предложил председателю Социнтерна де
Брукеру провести встречу и заключить соглашение о создании
комитета действий в защиту Испании. Несмотря на уловки де
Брукера, 21 июня 1937 года в Аннемасе (Франция) встреча
состоялась. JI. Лонго, П. Шека и Ф. Далем представляли
Коминтерн. От Социнтерна присутствовали де Брукер и Ф. Ад¬
лер. Эта встреча породила в широких массах трудящихся
большие надежды. Соглашение, состоявшее из трех пунктов,
* Объединение испанских профсоюзов.— Прим. перев.
92

предусматривало борьбу под общими лозунгами и везде, где
представится возможным.
Казалось, что отныне у международного рабочего класса
есть основа для единых выступлений. Но заклятые враги
рабочего единства не сдавались. Лидеры английской лейборист¬
ской партии выразили формальное неодобрение принятым
решениям. Де Брукер и Ф. Адлер ушли в отставку. В дальней¬
шем они вернулись в руководство Социнтерна, но ценой отказа
от решений, принятых в Аннемасе.
Раскольническая позиция руководства правой социал-
демократии нанесла тяжкий урон растерзанной республике. В
самой Испании она поощряла тех, кто стремился расшатать
изнутри согласие в. рядах испанского Народного фронта.
Г. Димитров, Д. Мануильский, П. Тольятти
Работая в . Исполкоме Коминтерна, я постоянно был в
контакте с такими деятелями, как Георгий Димитров, Дмитрий
Мануильский и Пальмиро Тольятти (которого тогда звали
Эрколи). Я счастлив, что мне довелось узнать этих людей.
Величайшее уважение, которое я испытывал к Димитрову,
объяснялось Лейпцигским процессом, где он проявил себя как
страстный, полный сил и энергии, неустрашимый революци¬
онер, и VII конгрессом Коминтерна. Я присутствовал на
некоторых его заседаниях. Мне посчастливилось слушать вы¬
ступления Димитрова, которому я аплодировал от всей души.
Гигант и телом, и ,умом! Но как этот гигант был прост,
доступен, человечен! Насколько трогательна была непосред¬
ственность и сердечность, настолько поражала продуманность и
глубина его решений, острота и быстрота оценок.
С 25 июля по 20 августа 1935 года он председательствовал на
историческом VII конгрессе, в подготовку которого он внес
огромный вклад, участвуя в многочисленных совещаниях, в
комиссиях и беседах с руководителями Интернационала. Сохра¬
нилась, например, запись его беседы с Морисом Торезом от И
мая 1934 года: «Политика единого фронта должна быть свобод¬
ной от старых Догматических схем в стиле Зиновьева—через
верх, середину, через базу. Мы должны доказать, что коммуни¬
стическая партия хочет вести эффективную и конкретную
совместную борьбу и что она может бороться. Как показал
опыт февраля* и весь последующий опыт, такая политика
приводит к успеху».
В ходе беседы Г. Димитров советовал Торезу учитывать
прочность организационных форм и укоренившихся традиций,
связывающих рабочих-социалистов с их партией. Он подчерки¬
вал, что нельзя ограничиваться лишь словами о губительном
характере реформистской политики сотрудничества классов,
* Имеется в виду отпор французских трудящихся фашистскому путчу в
феврале 1934 года.— Прим. перев.
93

что еще меньше следует клеймить позором тех, кто пока не
освободился от реформистского влияния, и рассматривать их
как врагов рабочего класса. Он подчеркивал, что разоблачать
политику реформистов необходимо с помощью четкой и точной
аргументации: «Пока рабочий-социалист до конца не понял,
почему мы критикуем руководство его партии, оценивая их
действия как предательство, мы, скорее всего, еще теснее
привязываем его к этому руководству... Главное — сломать сте¬
ну, завязать контакты и предпринять совместные действия...»
В качестве наиболее значительного события последнего
времени VII конгресс Коминтерна указал на победу социализма
в СССР. Но главной его заботой был поиск наилучших путей и
методов объединения трудящихся всего мира в борьбе против
наступления фашизма. Г. Димитров подчеркивал, что основным
направлением в работе всех коммунистических партий является
борьба за единый и народный фронт; он считал, что партии
должны отстаивать национальные интересы своих стран, и
рекомендовал «акклиматизировать» пролетарский интернаци¬
онализм в каждой стране. «Организуя широкий народный
фронт против фашизма в защиту демократических прав и
свобод,— говорил он,— революционный пролетариат тем самым
готовится к победе над буржуазией и выступает как руководи¬
тель всех трудящихся в деле ниспровержения угнетателей».
Борьбе против фашизма, за демократию было предначерта¬
но превратиться в борьбу за социализм. И развитие историче¬
ских событий не замедлило подтвердить все эти оценки.
Г. Димитров тотчас же уловил то новое, что внесла в
теорию революции война в Испании. Уже в выступлении на
секретариате Исполкома Коминтерна (18—19 сентября 1936
года) по докладу Д. 3. Мануильского он отмечал, что борьба
испанского народа изменила взаимоотношения между классами
и, следовательно, новая Республика не может полностью
походить на прежнюю. Она должна стать, говорил он, особым
государством с подлинной народной демократией. «Это еще не
будет советское государство, но государство антифашистское,
левое, с участием подлинно левой части буржуазии». «Здесь,—
добавлял он,— стоит вопрос об организации производства без
уничтожения окончательно частнокапиталистической собствен¬
ности. Организация производства с участием и при контроле
рабочего класса и его союзников... т. е. мелкой буржуазии и
крестьянства. Теоретически это, может быть, будет правильно
выразить как особую форму демократической диктатуры рабоче¬
го класса и крестьянства...»*.
Именно Димитров побудил меня перечитать и проработать
наиболее актуальные произведения В. И. Ленина о формах
подхода к социалистической революции и соответствующих
методах работы в массах.
* «VII Конгресс Коммунистического Интернационала и борьба против
фашизма и войны». Сборник документов. М, 1975, с. 440, 441.
94

Опираясь на тезис о рабочем правительстве, выработанный
при активном участии В. И. Ленина на IV конгрессе Коминтер¬
на, VII конгресс в 1935 году выдвинул лозунг единого рабочего
фронта.
«Ленин призывал нас пятнадцать лет назад,— говорил Г. Ди¬
митров,— сосредоточить все внимание на «отыскании формы
перехода или подхода к пролетарской революции». Может
быть, правительство единого фронта в ряде стран
окажется одной из важнейших переходных форм»*.
Выдвинутая VII конгрессом Коминтерна идея создания
единого рабочего фронта перед лицом фашистской угрозы
отражала в новых условиях ленинские мысли о тесной связи
борьбы за демократию с борьбой за социализм и необходимо¬
сти для некоторых стран находить политические формы,
облегчающие переход к социалистическим формам управления.
Политика единого рабочего фронта, которая неизбежно вела
к широкой антифашистской коалиции, носила отнюдь не «обо¬
ронительный» характер, как это хотели бы представить некото¬
рые ревизионисты. Она имела наступательную ориента¬
цию.
Таковы были перспективы, на которые обращал внимание
Г. Димитров во время бесед и совещаний с ответственными
работниками коммунистических партий. В этом же направлении
он вел работу при редактировании статей для ежемесячного
журнала «Коммунистический Интернационал».
Я был членом редколлегии журнала, которым руководил
большевик с 1904 года Отто Куусинен. Ветеран революционно¬
го движения Финляндии, подвижный, с живым, ищущим взгля¬
дом, он был сама проницательность: статья, правленная им, не
вызывала сомнений с точки зрения ее политического содержа¬
ния. Димитров доверял ему полностью.
Г. Димитров никогда не просматривал рукописи загодя, а
только в корректурных листах, отпечатанных для него с
широкими полями. И происходило одно из двух: либо общее
направление статьи он считал правильным, и тогда, в противо¬
положность манере многих редакторов того времени, никогда
не споря о деталях, стиле и использованных оборотах, он
оставлял все как есть; либо статья вызывала у него сомнения.
Тогда своим вошедшим в легенду синим карандашом он вычер¬
кивал целые абзацы, переписывая их затем своим размашистым
почерком, четко, без исправлений.
Он обладал даром метких характеристик. Перечитывая
сегодня его большие статьи периода войны в Испании, «умирот¬
ворения» и «мюнхенского сговора», нельзя не удивляться
четкости его формулировок. Достаточно напомнить его статью
от 7 ноября 1938 года, в которой он употребил такую
♦Димитров Г. Наступление фашизма и задачи Коммунистического
Интернационала в борьбе за единство рабочего класса против фашизма.
Партиздат ЦК ВКП(б), 1935, с. 78.
95

словесную находку, как «колонии в Европе», чтобы назвать
территории, аннексированные Гитлером и Муссолини. Это
было прямое попадание в лозунг, выдвинутый фашистами, о
«перераспределении колониальных владений». А однажды Ди¬
митров так определил тюрьму — «единственное место, где мож¬
но слышать свои мысли». Он был столь же красноречив, сколь
и величествен,— естественно, без вычурности.
Трудно представить кого-то другого на этом посту, кого-то
более умного, более великодушного, более способного охватить
одним взглядом всемирный горизонт. Он был наилучшим
образом устроен для своей деятельности, им восхищались, его
любили.
Дмитрий Захарович Мануильский вместе с Г. Димитровым
активно участвовал в подготовке поворота в политике Комин¬
терна. 14 июня 1934 года на заседании подготовительной
комиссии VII конгресса он поставил вопрос о непосредственных
задачах пролетариата в капиталистических странах. Лозунг
прямой борьбы за диктатуру пролетариата, говорил он, не
соответствует более сегодняшним условиям; социализм остает¬
ся конечной целью движения, но на современном этапе необхо¬
димо иметь более конкретно выраженную программу борьбы —
не вообще диктатура пролетариата и не вообще социализм, а
программу, которая приводит массы к борьбе за диктатуру
пролетариата и социализм.
Д. Мануильский с внимательным взглядом смеющихся глаз,
с копной седых волос, мягкой манерой держаться и приветливо¬
стью, порой принимаемой за смешливость, представал как
некий чародей. Он обожал Францию и французов. Я знал, что
этот подвижный человек, которому «стукнуло» пятьдесят, был
испытанным борцом, с двадцати лет включившимся в револю¬
ционную борьбу в Санкт-Петербурге. За участие в матросско-
солдатском мятеже 1906 года в Кронштадте он был арестован и
сослан в Якутию. Бежал. Был вынужден эмигрировать и
приехал в Париж изучать юриспруденцию.
С 1924 года Мануильский входил в Президиум Интернаци¬
онала, а в 1928 — стал его секретарем. Это был мой непосред¬
ственный «шеф», руководитель, с которым я виделся изо дня в
день. Вокруг него всем было хорошо. Это было именно так. Да,
с ним было хорошо: ощущение неувядаемой молодости, творче¬
ская атмосфера большого труда, причастности к политике и
борьбе, которую Мануильский, с его блестящим умом, умел
вести, пробуждая в каждом из своих сотрудников инициативу и
чувство ответственности.
Я успел хорошо познакомиться с Пальмиро Тольятти,
прежде чем весной 1937 года он уехал в Испанию. Он так же,
как и Мануильский, был секретарем Коминтерна. Это был
вежливый, в глубоком смысле этого слова, человек; всегда
приветливый и простой в манерах, всегда готовый слушать
другого. Его живости была свойственна мягкость почти неуло¬
вимая, и в этом смысле все в нем соответствовало традицион-
96

s
' jt	mmè
1. Жорж Коньо с матерью и ее сестрой на
родине.
4—Жорж Коньо

2.	Жорж Коньо в гостях у Жоржа Гальперина (первый слева) во время отдыха.
Справа—жена Жоржа Коньо Эрна.

La CULTURE г les HOMMES
Fidèles à la mission de la pensée française
POLITZER
DECOUR
SOLOMON
•» burs camaracbs
tombaient il y a 7 an
sons les balles hitlérienne
4'4# te 1»«* Л** Шт 4*
r	ta»»	‘«N-mwis	♦Vf'!»«*	ri	t<<
ic «> -o* te	«пеня«	**
»	■ *> rvr в&рЫмк* « i*
шОЬЬпйй tS3
IA jdfNCp msgk.,r
РШ8А Mi
рЫ (ниш *«» te—» 4V
V» te»* tanw« ни«« •
»«* r>< к «r. <fc <V-
<*ИГ*Г<	»J	Ä
>»r —te «<■
, f PJnivenité libre Ir
i№ü h
V- K»H'	Hi	J>>
r.
4ite««te mm> te	*»	*ta«ttate
t/vmvioMms {лкм *. r»****
Ouater	«* *♦»«• p*«* h i~ ><*« »»*
MWÜM. Mm»	te «W» « 4» «tel»»» 4» rte*»* * ; « S. te «tete
ite»*r«e, Г«**М- *•>*» » 4**ta- *» Â.****„TÏÎ!î5Lk	î
—	. *» «te—»» », 4« «	*■*»*■* *>—• tertete« «tev^tete»
l*te»«tete	teHte (MU’ te	***te*tete»<te «teSMtepa« 4 twete te », ША»,	\
я 4 4* Л
» rrcMt te
LT*
я rionteri'i» *» tente 4* ta «rte* te »
Lrj savants et le
peuple avec
JOLÏOT-CURÎE
pour la paix et la liberté
Gec
POLIT
et
la po<
de
en
sop
3.	Жорж Соломон. Жорж Коньо и Габриэль Пери на трибуне зала Мютюалите
(1937 г.).

Cayniot	4
4.	В заключении в лагере Компьен-Руайе (1941 г.).

ному типу итальянского политического деятеля. И все же я бы
этого о нем не сказал.
Мы оба представляли интеллигенцию. У нас с ним было
много общего в объеме и в характере прочитанного, в лексике
нашей речи, в осмысленности наших устремлений, которые
сближали нас, несмотря на разницу в летах и особенно в уровне
ответственности, а также в уровне политической и теоретиче¬
ской подготовки. Я преклонялся перед Тольятти за его способ¬
ность все ухватить и все понять,— способность, являющуюся
выражением многовековой культуры и веками сложившейся
дисциплины мышления. Политика и культура слились в нем
воедино, и попытки отделить одно от другого привели бы к
искажению его образа.
В целом все знавшие его отмечали богатство и одаренность
его натуры, необычайный диапазон его интересов, широту
политических взглядов и его мудрость. Он буквально заворажи¬
вал своим красноречием, своей логикой в политике, глубиной
выводов, своим оптимизмом и жизненной силой. Я восторгался
этим человеком, который вместе с Г. Димитровым, Д. Ману-
ильским, М. Торезом, К. Готвальдом, В. Пиком, Ван Мином и
другими проделал колоссальную работу по теоретической и
политической подготовке VII конгресса Коминтерна—
новаторского конгресса, конгресса борьбы с узостью и сектант¬
ством.
Тольятти был врагом всякого догматизма. Он и в 1963 году в
своей речи в Бергамо говорил о «взаимопонимании», о «взаим¬
ном признании ценностей», которые должны обеспечивать
необходимое согласие для достижения общих целей. Однако все
это не дает оснований к тому, чтобы, как это слишком часто
пытаются делать, противопоставлять его концепцию реоргани¬
зации партии и ленинскую теорию партии нового типа. Он
твердо стоял на позициях ленинизма. И никогда от них не
отступал.
Нелишне, наверное, напомнить его заявление на Совещании
коммунистических и рабочих партий в 1957 году: «Создать
партию нового типа — это значит создать коммунистическую
партию, порвав с организацией, идеологией и традициями,
присущими социал-демократии. Но мы создали коммунистиче¬
скую партию еще в 1921 году и на протяжении более 20 лет
работали и боролись, чтобы вести ее по пути марксизма-
ленинизма» *.
Мы много и о многом беседовали. Меня особенно поражала
в нем способность судить о людях и событиях в историческом
разрезе, умение воздать должное даже течениям и тенденциям
враждебного характера. Так, я не раз слышал от него, что
социал-демократические партии, несмотря на все их недостатки,
* Тольятти П. Избранные статьи и речи. Т. 2. М., Политиздат, 1965,
с. 106.
4* — Жорж Коньо
101

а то и перерождение, в период, предшествовавший войне 1914
года, сыграли большую позитивную роль в пробуждении
широких масс рабочего класса к политической сознательности.
И это не было сказано ради момента. Он говорил так Потому,
что объективно и со знанием дела оценивал историю рабочего
движения во всех фазах.
Интернационал, в котором с 1926 года Тольятти одновремен¬
но представлял свою партию и был секретарем, был для него
отличной школой после того опыта, который он приобрел,
сотрудничая с Грамши в группе «Ордине нуово» * и в молодой
компартии Италии, а также в борьбе с левачеством и схемати¬
зированным упрощенчеством Бордиги**.
В Москве Тольятти не покладая рук участвовал в работе по
воспитанию революционных кадров, в борьбе с троцкизмом, в
разработке программных вопросов, не говоря уж о том, что в
тот период, когда и я жил в Москве, он был поглощен делом
организации единого фронта. Он был непосредственно приоб¬
щен к борьбе, вникал в опыт и проблемы компартий всех стран,
хорошо овладел искусством революционной борьбы в междуна¬
родном масштабе и способствовал ее развитию.
Позже, в 1953 соду, в связи со своим шестидесятилетием, он
писал об этом периоде своей жизни: «Возможно, и сегодня не
все понимают, какое значение имело в эти годы создание ядра
революционного руководства международного рабочего движе¬
ния, которое впоследствии сумело возглавить труднейшую
борьбу во многих странах, до сих пор находящихся под игом
капитализма. Мне посчастливилось жить в центре этой работы,
пройти школу Октябрьской революции... Без этого я бы не
смог выполнять возложенную на меня задачу».
Говоря об Италии, Тольятти всегда обращался к крупным
проблемам, таким, как объединение рабочего класса против
фашизма, крестьянский вопрос, единство промышленного Севе¬
ра и аграрного Юга, взаимоотношения между светскими демо¬
кратическими силами и прогрессивными силами католического
толка. Так формировался и утверждался прозорливый и муже¬
ственный политический деятель, ставший в апреле 1944 года
вдохновителем смелого политического поворота, так называ¬
* «Ордине нуово» («Новый строй») — революционная группа итальянских
социалистов, созданная в Турине в 1919 г. Ядром ее была редакция еженедель¬
ника того же названия в составе А. Грамши, П. Тольятти, У. Террачини и
др.— Прим. перев.
** Амадео Бордига—итальянский политический деятель, с 1910 г. прим¬
кнувший к социалистическому движению. Отрицал легальные формы борьбы.
Эти его взгляды были подвергнуты критике В. И. Лениным в книге «Детская
болезнь «левизны» в коммунизме». Активно выступая за размежевание с
реформистами, Бордига стал руководителем коммунистической партии страны,
созданной в 1921 г. в результате раскола соцпартии. Выступа^.,с сектантских
позиций, что создавало угрозу отрыва партии от масс. В 19*>3 г. фактически
отстранен от руководства компартией. В 1926 г. съезд компартии осудил его
взгляды. В 1930 г. исключен из ИКП.— Прим. перев.
102

емого «Неаполитанского поворота»*, благодаря которому анти¬
фашистские партии вошли в правительство, единство нации
укрепилось, а освободительная война против немецких захват¬
чиков получила мощный импульс. В этом руководителе, кото¬
рый стремился к тому, чтобы рабочий класс был всегда
выразителем и проводником национальных интересов страны,
стал классом-гегемоном, гармонически слились черты револю¬
ционера и государственного деятеля, высокие идеалы и способ¬
ность сблизиться с народными массами, с простыми людьми,
разделяя их чаяния и страдания и вызывая их любовь.
Я вновь встретился с Тольятти уже во времена «холодной
войны». Он вел у себя на родине тяжелую борьбу, но тем не
менее продолжал интенсивную деятельность в мировом комму¬
нистическом движении. В ноябре 1949 года для совещания
Информбюро коммунистических и рабочих партий, которое со¬
стоялось в одном из курортных городов Венгрии и в котором я
тоже принимал участие, он подготовил доклад «Единство
рабочего класса и задачи коммунистических и рабочих партий».
Весь доклад был написан им от руки, правильным и четким
почерком. Использованные обороты речи и выражения были
такими же четкими и ясными, как и его почерк. У меня всегда
вызывали восхищение и его огромная трудоспособность, и его
неуклонная последовательность, глубокая, обостренная исто¬
ричность его оценок. Всякий раз, когда он сталкивался с
какой-либо национальной проблемой, он интересовался кон¬
кретными проявлениями буржуазной политики и буржуазной
системы данной страны данного периода, никогда не впадая в
общие или абстрактные суждения. Это был мастер дифферен¬
цированного анализа.
Вот этим пониманием исторической соотносительности, ис¬
торически возможного, диалектического, поэтапного развития
руководствовался Тольятти и в изучении советской действи¬
тельности. Он долго жил в Советском Союзе, сотни советских
людей были его личными знакомыми; он отлично говорил
по-русски и глубоко знал русскую и советскую культуру.
На VII конгрессе Коминтерна в 1935 году П. Тольятти
назвал Страну Советов «знаменосцем освобождения всего
человечества». Он видел в СССР основную революционную
силу нашего времени. Ему принадлежат слова, сказанные на V
съезде ИКП в конце 1945 года: «Все, кто не ослеплен
ненавистью и классовым эгоизмом, видят в Советском Союзе
начало новой цивилизации» **.
В декабре 1956 года на VIII съезде своей партии он вновь с
полной определенностью подчеркнул, что Страна Советов
* Имеется в виду выступление П. Тольятти на Национальном совете ИКП
в Неаполе по возвращении в Италию в марте 1944 г. В результате Националь¬
ный совет принял резолюцию, которая вошла в историю под названием
«Неаполитанский поворот».— Прим. перев.
** Тольятти П. Избранные статьи и речи. Т. 1, М., Политиздат, 1965,
с. 445.
103

является авангардом и пионером мирового революционного
движения:
«Именно Октябрьская революция открыла всем путь к
социализму. Именно построение социализма в Советском Со¬
юзе вдохновило все рабочее движение и вселило в него порыв.
Благодаря победам, одержанным Советским Союзом, был
разгромлен фашизм, наступило крушение колониального режи¬
ма, возникли новые свободные государства в Азии и Африке. И
мы, Итальянская коммунистическая партия, также возникли и
выросли под сенью Октябрьской революции. Не колеблясь,
мы решительно заявляем, что всегда трудились во имя продол¬
жения дела этой революции» *.
Эти суждения П. Тольятти я всегда разделял и разделяю
поныне.
* Там же. Т. 2. с. 32.

VII.	ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР «ЮМАНИТЕ»
Груз ответственности
Я вернулся из Москвы 10 октября 1937 года по окончании
срока моего пребывания в Коминтерне. Была уже вторая
половина дня, и я прямо с аэродрома поехал в редакцию
«Юманите». Я был уверен, что встречу там Мориса Тореза. В
то воскресенье проходили кантональные выборы, а в таких
случаях Торез, как правило, приходил в редакцию газеты,
чтобы следить за результатами голосования по мере их
поступления.
В начале седьмого, когда мы с Торезом и еще несколькими
товарищами беседовали в кабинете ответственного секретаря
редакции Люсьена Сампэ, раздался телефонный звонок.
Морис взял трубку и вдруг, изменившись в лице, сдавленно
произнес: «Вайян при смерти...»
Вайяну-Кутюрье стало плохо во время охоты, и вот умирал
человек, чье здоровье унесли война и неустанная борьба,
человек, поглощаемый внутренним огнем.
Грандиозный кортеж парижан провожал в последний путь
этого пламенного трибуна, талантливейшего пролетарского
публициста. Это было отражением глубокой народной печали, и
каждый, кто был свидетелем этого дня, никогда не сможет его
забыть.
Коммунисты-интеллигенты потеряли своего надежного ру¬
ководителя. Вайян, как никто другой, глубоко постиг и сумел
показать, насколько тесно судьбы культуры связаны с осво¬
бождением труда. Мыслитель и активный общественный де¬
ятель, Вайян понимал, что торжество разума невозможно без
освобождения всего общества, что великая историческая борь¬
ба трудящихся «служит делу торжества разума».
Вместе со всеми переживая утрату, я вспоминал последний
митинг, на котором мы выступали вместе с Вайяном. Несмотря
на свой ни с чем не сравнимый глубоко эмоциональный порыв,
он уже тогда выглядел усталым. Немолодая женщина, сидев¬
шая в первом ряду, поняв, очевидно, каких усилий стоило ему
выступление, очистила апельсин и материнским жестом протя¬
гивала ему по дольке каждый раз, когда раздавались аплодис¬
менты. И эта женщина как бы символизировала собой всю
трудовую Францию, охваченную тревогой за лучшего из своих
сыновей.
Глубоко потрясенный, я совсем не думал о практических
последствиях смерти Вайяна.
105

А две недели спустя Политбюро назначило меня на его
место — главным редактором «Юманите». Узнав об этом, я
поначалу чуть было не запаниковал — настолько поставленная
задача казалась мне не по плечу. Природа не одарила меня
большими талантами, а партия поручала такую большую
газету. Я не чувствовал в себе силы вынести ответственность
за газету, которая в одном Париже продавалась в 60 тысячах
экземпляров и тираж которой достигал 430 тысяч экземпляров.
Справлюсь ли я с изданием ведущей политической газеты,
третьей по тиражу среди всех французских ежедневных газет?
У меня, правда, был кое-какой опыт издательской работы,
но для руководства ежедневной газетой мой опыт был явно
недостаточным. Лишь однажды в период школьных каникул я
месяц стажировался в «Юманите».
Получив в 1937 году назначение, я решил во всем руковод¬
ствоваться примером Вайяна-Кутюрье и по мере возможности
воспроизводить его стиль ведения дел, каким он сложился в
моем представлении. Так, я, например, знал, что Вайян обычно
возвращался в редакцию к полуночи, спускался в типографию
прямо к талерам, сам перечитывал все заголовки и особенно
тщательно первую полосу.
И так всегда, даже после изнурительных для него митингов,
когда его физические силы были буквально на исходе. И пока я
был главным редактором, я считал своим долгом неизменно
следовать этому правилу.
Одна из первых заповедей главного редактора — и этому я
тоже учился у Вайяна-Кутюрье — поддержание искренних и
сердечных отношений с рабочим персоналом типографии, когда
ты друг и товарищ всех тех, кто набирает газету, всех тех, кто
делает матрицы, всех тех, кто стоит у ротационных машин.
Ведь перед выпуском газеты, вплоть до самой последней
минуты, может поступить какая-нибудь важная новость, кото¬
рая потребует переверстки целой полосы. А это — нарушение
очень строгого графика. Причем малейшее запоздание может
привести к большим осложнениям: если газета запоздает к
поезду (а теперь — к вылету самолета), то ее не получит
вовремя целый район страны. И вот в таких случаях все уже
зависело не от доброй воли (она-то была всегда!), а от
энтузиазма рабочих, который мог возникнуть лишь в результа¬
те их доверия, уважения и симпатии к редакции. Я всегда
гордился уважением и дружбой печатников.
В «Юманите» я узнал таких замечательных наборщиков-
коммунистов, как Баллю и Ливе, которые делали честь и
профессии, и партии. Добрые отношения сложились у меня и с
теми работниками типографии, которые, как я знал, придержи¬
вались иных политических взглядов. Более того, у меня
никогда не возникало каких-то серьезных трудностей, скажем,
с корректором, у которого не были изжиты антикоммунистиче¬
ские предрассудки.
Те, кому не доводилось работать в газете, не подозревают о
106

той важной роли, которую играют корректоры — «свежие голо¬
вы». И поскольку их профсоюз контролирует рынок труда по
данной специальности, то корректоры составляют своего рода
«масонскую ложу», а их идеология традиционно тяготеет к
анархизму и анархо-синдикализму.
Большое значение придавал я и еще одной заповеди Вайяна-
Кутюрье: без коллектива нет газеты. Он, пожалуй, как никто
другой, умел внушить работникам типографии необходимость
чувства локтя и в то же время дать каждому понять значение
своей личной роли.
Мой предшественник оставил и другие заветы, которые,
несмотря на риск удариться в патетику, нельзя назвать иначе,
чем культ истины, чувства чести, достоинства и независимости.
В «Юманите» не допускались какие-либо грубые приемы или
погоня за сенсацией, свойственные буржуазной прессе. В этом,
должен заметить, проявлялось безусловное влияние Мориса
Тореза. Генеральный секретарь ФКП требовал всегда соблю¬
дать чувство меры, выступал против каких-либо преувеличений,
в частности в заголовках. Если я пропускал в газете приукра¬
шенную информацию, например о забастовочном движении, он
меня за это резко отчитывал.
Вайян-Кутюрье ставил своей целью создание газеты массо¬
вой, боевой, связанной с жизнью,— не сектантского органа, а
подлинной народной трибуны. Для этого требовалось, чтобы
редакторы были не только лично и активно связаны с массами,
но и обладали бы чувством здорового любопытства, испытыва¬
ли бы неутолимую жажду узнать больше. Вайян-Кутюрье
учил, что настоящий журналист-коммунист должен думать
прежде всего о тех ударах, которые он может нанести, а не о
тех, которые он может получить. Он должен оставаться
журналистом двадцать четыре часа в сутки, быть всегда
начеку, помня, что если эта работа и требует полной самоотда¬
чи, если она и является трудной, то она в такой же мере
является захватывающей и ответственной. Журналисты-
коммунисты выполняют важную общественную работу, способ¬
ствуя политическому воспитанию широких кругов читателей,
которых они должны направлять, а не плестись у них в хвосте.
«Юманите» в то же время была призвана стать органом,
отражающим жизнь не только в плане политических событий,
но и во всех ее проявлениях, идет ли речь о труде, семье,
спорте, культуре или отдыхе. Вайян говорил, что идеологиче¬
ски выдержанная газета не должна быть монотонно суровой.
Вот те уроки, которые я постарался для себя сформулиро¬
вать и унаследовать от Вайяна. В остальном же — и я это остро
ощущал — подражать ему было просто невозможно: я имею в
виду краткость, живость, остроту его стиля, блеск и неожидан¬
ность его мыслей, его полемический дар, умение выступать, не
утомляя слушателей, его искусство в организации на страницах
газеты общенациональных опросов, скажем, на такие темы, как
«Несчастье быть молодым» и др. Сколько сил придавал
107

редакции его задор! Сколько тепла давал горевший в нем
душевный огонь! Он обладал заразительным динамизмом и
жизнерадостностью. И среди всех его талантов — поэта, худож¬
ника, оратора — ярче всего сверкал талант журналиста, не
говоря о его искусстве руководить людьми.
Мне оставалось надеяться лишь на мое трудолюбие и
прилежание и в особенности на поддержку со стороны редак¬
ции. Я дал себе слово каждый день проводить обсуждения с
моими товарищами журналистами. И я действительно вынес
очень много полезного из ежедневных редакционных совеща¬
ний, еще больше сплачивавших людей, которые делали одно
общее дело.
Каждое из выступлений Габриэля Пери блистало интеллек¬
том. Его анализы международной обстановки приобретали тем
большее значение, что печатались на страницах органа, имев¬
шего интернациональное звучание.
А сколько других товарищей, этих «рыцарей без страха и
упрека», работало в газете! Я словно ьижу перед собой
ответственного за рубрику внутренней жизни Анри Террэна,
собранного и уверенного в себе парня из департамента Нор. В
1942 году он был расстрелян, как и Рене Лепап, редактор
рубрики муниципальной жизни. А секретари редакции, скром¬
ные, но исключительно работоспособные, Робер Бланш и Пьер
Лакан — они тоже погибли от рук гитлеровцев.
Многим из сотрудников газеты мне хотелось бы выразить
здесь признательность. Но есть один, которому я особенно
обязан, друг, с которым за весь период с 1937 по 1939 год у нас
не было не то чтобы разногласий, но даже и намека на них. Это
Люсьен Сампэ, ответственный секретарь редакции с мая 1936
года. Он выполнял огромную работу в газете.
Заместитель главного редактора Ролан Дарнар хорошо,
порой даже здорово писал статьи, которые печатались за его
подписью. Но и только. Он совершенно игнорировал черновую
работу «газетной кухни». Не было у него ни желания работать
в коллективе, ни вкуса к работе в массах. Бывали моменты,
когда, несмотря на его талант, хотелось дать ему хорошего
пинка под зад... Мне говорили, что и Вайяну он не был склонен
оказывать сколько-нибудь заметную помощь. Заместитель глав¬
ного редактора рассчитывал на свою дружбу с Морисом
Торезом, с которым он познакомился, находясь в тюрьме
города Нанта. В этих условиях ответственному секретарю
газеты работать приходилось за двоих. И это была тяжелая
нагрузка. Сампэ был олицетворением точности и трудолюбия.
Газете необходимы связи с внешним миром, с обществен¬
ностью. Это было областью политического директора «Юмани¬
те» Марселя Кашена. Он принимал и друзей, и совершенно
неизвестных лиц со всего мира. Всегда приветливый, он
контактировал с людьми самых различных убеждений.
Я был весьма смущен, когда меня представляли Кашену. К
тому времени он уже почти двадцать лет был директором
108

газеты, после того как в 1918 году сменил на этом посту
Реноделя. А начало его работы в «Юманите» относится к 1912
году, когда он регулярно, по вторникам, стал публиковать в
газете статьи вместо Лафарга. Было отчего испытывать не
только уважение, но и трепет. Но исключительная сердечность
и доброжелательность, с которой Марсель Кашен принял меня,
сразу же вернули мне спокойствие. На стене в кабинете
Кашена висела большая карта СССР. «Когда я стал социали¬
стом,— заметил он,— СССР еще не существовало».
Кашен был мастером передовиц, коротких и мобилизующих,
сочетавших лаконизм с элегантностью, излагавших суть бук¬
вально в нескольких словах, аргументированно, доказательно.
Анализ всегда сопровождался выводами. Чрезвычайно эконом¬
ное использование средств усиливало эффективность воздей¬
ствия. Точный, ясный и строгий стиль отражал высшую
степень культуры, соединенной с тонкостью чувств и великоду¬
шием. Тщательность, с которой директор «Юманите» подходил к
написанию любого материала, даже небольшой заметки, была вид¬
на и в почерке — тонком, убористом. Наиболее значимые слова,
слово «Мир» например, он выделял и писал с заглавной буквы.
Иногда, правда не очень часто, я предлагал ему внести
некоторые изменения в текст. И если мои предложения
казались ему обоснованными, он их совершенно спокойно
принимал. Этому выдающемуся журналисту были абсолютно
чужды какое-либо тщеславие и мелочность.
Работая с ним, я усвоил немало уроков. И один из самых
поучительных состоял в том, что в газете нельзя отделять
редакционную работу от административно-хозяйственной. Мар¬
сель Кашен постоянно интересовался, хорошо ли раскупается
газета, как журналисты добиваются улучшения своих матери¬
алов, ибо это также способствует росту популярности газеты.
Он пристально следил за деятельностью комитетов защиты
«Юманите», которые начали создаваться за восемь лет до этого
в ответ на его призыв от 16 августа 1929 года. Задержки с
выпуском, а следовательно, и с отправкой газеты, если они
происходили по вине редакции, вызывали у него вспышки
недовольства, тем более заметные, что они были весьма
редкими у этого исключительно доброжелательного человека.
На заседаниях Политбюро, которые я посещал как главный
редактор «Юманите», я имел возможность наблюдать Марселя
Кашена. Он обычно много записывал, выступал редко, но
всегда к месту: если нужна была более точная информация или
если он стремился изменить направление дискуссии. Ему был
знаком любой уголок Франции, и, как журналист, он постоянно
интересовался социальной и политической обстановкой в каж¬
дом городе и каждом районе. Участвуя в дискуссиях, он
старался придать им как можно более свободный характер,
чтобы высказывались различные взгляды и чтобы были приня¬
ты во внимание интересы и нужды самых широких слоев,
включая «средние классы» и интеллигенцию.
109

Говорить о Марселе Кашене — это говорить о старейшине,
которого глубоко уважали и высоко ценили, которому поклоня¬
лись. Он был прост, всегда полон энтузиазма и динамизма, он
был глубоко человечен.
Даже в преклонном возрасте он сохранил беспокойство и
пылкость молодости. И в этом был шарм его профессии.
В период оккупации и нелегального положения эта его
живость граничила с риском. Марсель Кашен — а по тогдашне¬
му подложному удостоверению Жан Лебаразер — мог зайти в
книжную лавку и спросить, не завалялись ли там случайно
какие-нибудь старые социалистические издания... Дрожь проби¬
рала товарищей, которые его укрывали и обеспечивали его
безопасность.
Отстаивая завоевания
Народного фронта
Одно из первых моих публичных выступлений после назна¬
чения главным редактором «Юманите» состоялось 3 декабря
1937 года, когда мне поручили председательствовать на митинге
в защиту Испании. Это был грандиозный митинг в помещении
Зимнего велодрома, проходивший под лозунгами: «Никакой
помощи Франко! Соблюдать нормы международного права в
отношении Испанской республики!» В числе выступавших были
Жак Дюкло и Раймон Гюйо, Хусто Кабальеро и Пасионария.
Долорес Ибаррури заехала за мной в редакцию задолго до
начала митинга — взволнованная, в приподнятом настроении, я
бы сказал в том наэлектризованном состоянии, которое свой¬
ственно настоящим трибунам, когда они обращаются к массам
и зажигают их.
Неделей позже я провел информационное совещание партий¬
ных организаций пяти парижских округов совместно с предста¬
вителями комитетов защиты «Юманите», на котором были
обсуждены меры по расширению распространения газеты. В
субботу 18 декабря я выступал на торжественном вечере в
честь активистов — распространителей «Юманите», который со¬
стоялся в парижском пригороде Монтрёй. Наши усилия не
остались безрезультатными. Успех был налицо. 19 декабря
тираж газеты достиг 913 тысяч экземпляров.
Мои статьи в «Юманите» в конце этого года были посвяще¬
ны главным образом двум темам: обсуждению бюджета на 1938
год (в данном случае я выступал как депутат, член финансовой
комиссии) и IX съезду ФКП, показу его важного значения для
обеспечения единства трудящихся.
Я участвовал в работе этого съезда, который проходил
25—29 декабря в Арле. На улице подмораживало, шел снег, но
атмосфера наших заседаний была очень теплой. Делегаты
подчеркивали, что, несмотря на колебания социалистов и
радикалов, Народный фронт много сделал для улучшения
но

положения трудящихся как в самой Франции, так и в ее
заморских территориях. Морис Торез говорил, что Франция
Народного фронта призвана сыграть роль бастиона мира,
демократии и прогресса. К моменту созыва съезда в партии
состояло 341 тысяча членов, или на 754 тысячи больше, чем в
январе 1936 года. Отмечая достигнутые успехи, Генеральный
секретарь предостерегал партию от бахвальства и самодоволь¬
ства; он подчеркивал, что только массовое движение может
заставить правительство осуществить программу Народного
фронта.
Предостережения оказались как нельзя более своевремен¬
ными. Съезд проходил в период нового обострения социальной
напряженности в стране. Это был канун правительственного
кризиса, спровоцированного Шотаном. Его целью было удале¬
ние коммунистов из правительственного большинства, с тем
чтобы расширить его за счет группировок так называемого
«центра».
Новый кабинет, сформированный Шотаном в основном из
радикалов, означал сдвиг вправо. Однако глава его не мог не
считаться с давлением широких масс избирателей, и в прави¬
тельственном заявлении он говорил о верности Народному
фронту, обещал в скором времени принять закон о пенсиях и
осуществить другие требования.
В дни правительственного кризиса «Юманите» публиковала
отчеты о многочисленных митингах и собраниях, требовавших
создания правительства, сформированного «по образу и подо¬
бию Народного фронта», с участием коммунистов. Шотан не
мог себе позволить совершенно не считаться с этими настро¬
ениями.
Уже 10 марта, к всеобщему удивлению, Шотан вновь подал в
отставку. Теперь большинство историков считают, что этот
демарш, скорее напоминавший бегство, объясняется стремлени¬
ем французского премьер-министра уйти от ответственности,
которая легла бы на него в связи с предполагавшимся на
следующий день аншлюсом Австрии. Западные державы, выра¬
зив формальный протест, уже в апреле де-факто признали эту
аннексию и преобразовали находившиеся в Вене посольства в
консульства. В Лиге Наций только советское правительство
твердо выступило против гитлеровской аннексии.
За отставкой Шотана, как известно, последовало создание
второго кабинета Леона Блюма, просуществовавшего всего
двадцать шесть дней. Это было последнее правительство,
вышедшее из Народного фронта. И при первом же столкнове¬
нии с оппозицией оно ушло в отставку, без сопротивления и
борьбы, вопреки мнению организаций Народного фронта*.
После этого к власти пришел Даладье.
Развитие политического положения я проанализировал, вы¬
ступая перед своими избирателями в XI округе Парижа 13
* Это произошло 10 апреля 1938 г.— Прим. перев.
111

апреля. Во второй половине апреля и в последующий период в
своих статьях в «Юманите» я выступал с призывами о помощи
Испании, о восстановлении с ней торговых отношений, разобла¬
чал «четырехсторонний союз»: Франко, Гитлера, Муссолини и
политики «невмешательства».
Я старался также постоянно напоминать об экономической и
финансовой программе Народного фронта, вновь и вновь
возвращаясь в своих комментариях к лозунгу «Пусть платят
богачи!». Мои статьи были направлены против третьей по счету
девальвации франка, которая была проведена 4—5 мая (в
результате трех девальваций франк обесценился на 58—60
процентов), против отказа провести крупные общественные
работы и удовлетворить насущные требования государственных
служащих. Одновременно я выступал за проведение демократи¬
ческой налоговой реформы, которая затронула бы крупные
состояния,— требование, записанное в хартии Народного
фронта.
Параллельно мне приходилось часто выступать на различ¬
ных собраниях. На внушительном митинге, проходившем 11 мая
в спортивном зале Жапи, я выступал вместе с Жаком Дюкло,
Флоримоном Бонтом и другими товарищами. Я требовал спра¬
ведливой налоговой системы и верности лозунгу коллективной
безопасности. Пять с лишним тысяч участников митинга
единодушно поддержали нас. В мою задачу входило показать,
что победа республиканской Испании не только вероятна, но и
возможна, если трудящиеся Франции выполнят свой долг, если
они заставят правительство прекратить поощрение агрессора,
если будут восстановлены торговые отношения с Мадридом. Я
призывал к укреплению Народного фронта снизу, указав на
пример проведения конгресса Народного фронта в Бордо.
Несколькими днями раньше я с делегацией депутатов-
коммунистов был у министра труда Рамадье. Мы поставили
перед ним вопросы о повышении размеров пособий по безрабо¬
тице, о начале крупных общественных работ, о пенсиях для
престарелых.
В серии из шести статей, которые были опубликованы в
период с 13 по 22 июня под общим заголовком «А не вернуться
ли к программе?», я старался показать, что нельзя эффективно
защищать экономические требования, свободу и мир без един¬
ства рабочего класса и всех сил демократии, без соблюдения
пакта 1935 года*. Я отстаивал идею проведения общенациональ¬
ного конгресса Народного фронта.
В течение июня — июля 1938 года компартия усиливает
действия по созданию широкой сети низовых организаций
Народного фронта, избиравшихся на собраниях представителей
различных слоев населения; в центральной партийной прессе
подчеркивается, что Народный фронт не является обычной
* Имеется в виду подписанный 2 мая 1935 г. в Париже советско-
французский Договор о взаимной помощи.— Прим. перев.
112

предвыборной коалицией партий, а представляет собой союз
рабочих и крестьян Франции.
Мы старались не упускать возможности для мобилизации
общественного мнения. Так, 12 июня проводились Десятые
велосипедные гонки на приз «Юманите» по маршруту Руан —
Париж. Они завершились массовым народным гуляньем на
стадионе Курнёв*. Мы с Марселем Кашеном выступили перед
тысячами собравшихся там парижан. Две недели спустя я
выступал также на массовом празднике «Юманите», проходив¬
шем в парке городка Митри.
Одновременно я готовил кампанию по пропаганде нашей
газеты во время «Тур де Франс» **. Эта велосипедная гонка
завершилась 31 июля. Я присутствовал на последнем ее этапе
Лилль — Париж. Толпы зрителей восторженно приветствовали
шедшие впереди три автомашины, принадлежащие «Юмани¬
те»— этому подлинному органу народа, газете, которой ничто
народное не чуждо. И вот на всем протяжении последнего этапа
мы являемся свидетелями огромной симпатии масс к газете: в
одном месте это выражается в переброшенной над шоссе
импровизированной арке с надписью «Слава «Юманите» —
газете борьбы!», в других — нам преподносят букеты и целые
гирлянды цветов.
После г. Бовэ, который покидаем под звуки Интернациона¬
ла, мы едем словно через бесконечный людской коридор, под
сплошные аплодисменты. Кто-то, обгоняя, кричит нам: «Народ
голосует за «Юманите»!» Пройдены Мерю, Понтуаз, Сен-
Жерменский лес, за ним Марли и Сен-Клу, и всюду спрессован¬
ные в пять, в десять рядов тысячи и тысячи рабочих, которые
начинают дружно аплодировать, как только появляются наши
машины, украшенные флагами и зелеными ветками. Трудовой
народ Парижа устроил «Юманите» встречу, о которой не мог
мечтать ни один король, въезжавший в свою столицу.
Успех «Юманите» принес нам тем большее удовлетворение,
что уже в начале лета этого 1938 года в большой прессе
обозначился явный упадок. Ежедневные газеты вынуждены
были уменьшать число своих страниц, прекратилось издание
«Эко де Пари» («Парижское эхо»), постоянно сокращался
общий объем печатной продукции. Сумеет ли «Юманите»
избежать этой участи?
21 августа по радио выступил Даладье. Премьер-министр
утверждал, что главной причиной экономических и финансовых
трудностей является сорокачасовая рабочая неделя. Это был
откровенный разрыв с программой Народного фронта, прямой
вызов всему рабочему классу. Шаг этот был неожиданным
* Рабочий пригород Парижа.— Прим. перев.
** Одно из самых популярных в стране спортивных соревнований—
ежегодная многодневная велогонка, маршрут которой проходит почти по всем
департаментам, отсюда и название — «Вокруг Франции». В настоящее время это
соревнование привлекает много участников из других стран.— Прим. перев.
113

даже для некоторых членов правительства. За ним последовали
чрезвычайные законы. Один из них, от 30 августа, разрешал,
например, в ряде отраслей промышленности вводить практиче¬
ски неограниченное количество сверхурочных рабочих часов.
Против этого энергично протестовала ВКТ. Наша партия в
своем обращении от 2 сентября призвала трудящихся руковод¬
ствоваться директивами ВКТ, чтобы сорвать планы, направлен¬
ные против социального законодательства.
И все же разногласия по вопросам внутренней политики не
имели решающего значения для раскола Народного фронта.
Его распад произошел в результате непреодолимых противоре¬
чий, которые возникли между партиями Народного фронта по
поводу судетского кризиса*, вступившего к середине сентября
в свою последнюю стадию.
Газета «Тан»** в номере от 16 сентября как «смелую
инициативу» приветствовала поездку Чемберлена в Берхтесга-
ден для сговора с Гитлером; она полностью поддержала этот
«заговор мясников». Впрочем, ни социалисты, ни радикалы
также не воспротивились этой постыдной сделке. Орган соци¬
алистической партии газета «Попюлер», правда, выдавила на
своих страницах слезу по поводу тех жертв, которые должны
были принести «на алтарь мира наши чехословацкие друзья»,
но это лишь для того, чтобы сделать вывод о необходимости и
справедливом характере такой политики. И 20 сентября Леон
Блюм в той же газете писал о своем чувстве «полного
облегчения».
Наша партия решительно выступала против согласия прави¬
тельства Даладье с планом Чемберлена—Гитлера. «Мир — это
целостность Чехословакии»,— заявляла «Юманите» 20 сентяб¬
ря. На следующий день на заседании делегаций левых партий
Жак Дюкло предложил принять резолюцию, в которой бы
неприкосновенность Чехословацкого государства рассматрива¬
лась как гарантия безопасности самой Франции и сохранения
мира. Он предложил направить в Прагу делегацию, чтобы
заверить народ и представителей власти в твердой воле фран¬
цузского народа выполнить обязательства, вытекающие из
договора о взаимопомощи. Дюкло выступил также за немедлен¬
ный созыв парламента.
Социалисты и радикалы ответили отказом. Они говорили,
что правительство не может идти против воли народа, который
не желает сражаться за то, «чтобы помешать трем миллионам
судетских немцев стать гражданами Германии». Насколько эти
утверждения об апатии и покорности французов были далеки от
истинного положения, стало особенно очевидным после встречи
* Руководимые из Берлина нацистские организации так называемых
судетских немцев в мае 1938 г. выступили за «автономию» Судетской области
Чехословакии, а в сентябре их «фюрер» Генлейн уже потребовал ее присоеди¬
нения к Германии.— Прим. перев.
** Ведущая буржуазная газета того времени, известная как официоз
французского министерства иностранных дел.— Прим. перев.
114

Гитлера с Чемберленом в Годесберге, когда фюрер, отвергнув
план британского премьера, потребовал новых уступок в
вопросе о Чехословакии. Декрет о частичной мобилизации,
опубликованный 23 сентября, был встречен французами без
выражения каких-либо протестов, с полным пониманием того,
что это суровая необходимость. Настроение у народа было
более решительным, чем у «большой прессы» или в правящих
кругах. Комментируя сложившуюся обстановку, я писал в
статье «Час решимости», опубликованной 25 сентября: «И для
Парижа, и для других городов, и для деревни общими характер¬
ными чертами являются спокойствие и хладнокровие. Повсюду,
от рабочих пригородов до затерянных в глуши хижин, и в
словах, и в делах налицо понимание того, что представляют
собой фашизм и фашистская агрессия. Все трудящиеся, все
свободолюбивые граждане нашей страны преисполнены реши¬
мости сделать все необходимое, чтобы не позволить Гитлеру
расчленить Чехословакию и окончательно навязать Европе
закон джунглей. Они знают, что нет другого средства спасти
мир».
Я решительно осуждал троцкистов. Они пытались распро¬
странять листовки, призывавшие не обращать внимания на
Чехословакию. В период, когда над силами мира и прогресса
нависла фашистская угроза, Троцкий заявлял: «Кризис челове¬
чества состоит в кризисе руководства революцией». Фашист¬
ские ландскнехты захватывали одну страну за другой, а
троцкистский IV Интернационал подстрекал к борьбе против
коммунистических партий, каркал о крушении советского строя
и изо всех сил стремился помешать объединению борцов
против фашизма.
28 сентября в статье «Против поджигателей войны» я вновь
обратился с призывом к объединению всех демократических
государств во имя мира. Этот призыв был центральной темой и
в речи, которую я произнес в тот же день перед моими
избирателями, собравшимися в зале на улице Сен-Мор.
Однако политиканы, которые правили Францией, не прини¬
мали всерьез даже свои собственные меры по частичной
мобилизации, которые были призваны служить маскировкой
для капитуляции. И в тот день — 28 сентября — все меры
предостережения были отменены; стало известно, что после
«размышлений» Гитлер пригласил Муссолини, Чемберлена и
Даладье в Мюнхен. На следующий день состоялась встреча
четырех, закончившаяся согласием на диктат фюрера.
Почти все газеты, и левые и правые, приветствовали это
соглашение. Леон Блюм писал 1 октября в «Попюлер», что
войны удалось избежать и теперь «можно наслаждаться красо¬
той осеннего солнца», «вернуться к своей работе и спать
спокойно». Во Франции, по его словам, не было ни одной
женщины, ни одного мужчины, которые бы не были призна¬
тельны Чемберлену и Даладье. Руководители лейбористской
партии в Англии со своей стороны также приветствовали этот
115

сговор как «договор мира». «Юманите», напротив, считала, что
потворство требованиям фашистов может лишь усугубить
опасность войны.
Палата депутатов ратифицировала Мюнхенские соглашения
535 голосами против 75, среди которых 73 голоса принадлежали
депутатам-коммунистам. Парламентское большинство Народно¬
го фронта, таким образом, перестало существовать. Даладье
опирался уже на коалицию из радикалов, «умеренных» и части
правых.
1 октября я писал в «Юманите»: «То, что доставляет
удовольствие Гитлеру, не может радовать французов». Однов¬
ременно я снова стал развертывать борьбу за пенсии престаре¬
лым, за удовлетворение требований государственных служа¬
щих. Ведь у правительства не оставалось больше благовидных
предлогов, чтобы уйти от обсуждения этих вопросов, после
того как оно само объявило, что трудности на международной
арене преодолены. В статье, опубликованной 2 октября, я
заострил на этом внимание, прямо поставив вопрос: не будет ли
кампания поощрения фашистского агрессора иметь своим про¬
должением внутри страны политику систематического социаль¬
ного регресса?
Сразу же после Мюнхена, как по команде, началась беше¬
ная антикоммунистическая кампания, в которой участвовали не
только все правые силы, но и большинство руководства
радикалов. Цель ее состояла в том, чтобы расколоть коалицию
левых сил в стране и заодно добиться исключения коммунистов
из Национального комитета Народного фронта. В ответ на эти
маневры мы еще активнее стали пропагандировать идею о том,
что Народный фронт отнюдь не является какой-то верхушечной
коалицией, соглашением, заключенным между руководителями.
«Юманите» продолжала борьбу за сплочение всех народных сил
в низовых организациях.
13 ноября 1938 года были опубликованы декреты Поля
Рейно*, которые наша партия сразу же охарактеризовала как
«декреты нищеты». Ответом рабочего класса на эти декреты
была забастовка 30 ноября, забастовка не совсем удачная, в
частности из-за ошибок, допущенных некоторыми руководите¬
лями ВКТ. За ней последовали локауты и жестокие репрессии
со стороны предпринимателей. 9 декабря социалисты голосова¬
ли против Даладье, который, окончательно сбросив маску,
выступил как человек «твердой руки» и защитник «порядка».
Его разоблачению я посвятил 10 декабря свою статью «Даладье
на службе банков».
В тот же день под председательством Марселя Кашена в
Зимнем велодроме состоялся большой митинг, на который
* П. Рейно был в то время министром финансов в правительстве Э. Да¬
ладье. «Декреты-законы» Даладье и Рейно фактически упраздняли 40-часовую
рабочую неделю, устанавливали дополнительные налоги, закрепляли девальва¬
цию франка.— Прим. перев.
116

5. На спортивном празднике «Юманите», 24 сентября 1944 г.

Жорж Коиьо с Марселем Кашеном после Освобождения.

7. Жорж Коньо (слева) и Морис Торез.

8. В Москве на митинге, организованном Красным Крестом (1938 г.)

собрались тридцать тысяч трудящихся. Вместе с М. Торезом,
В. Барелем и другими товарищами я был в числе ораторов.
Сосредоточившись в своем выступлении на реакционном и
несправедливом характере внутренней политики правительства
Даладье, я постарался показать, что она противоречит не
только интересам рабочих, но также интересам ремесленников,
коммерсантов, крестьян. В «Юманите» я опубликовал серию из
семи статей в поддержку Народного фронта. Я писал: «После
поражения сил мира в Мюнхене рабочий класс понял, что он
должен еще энергичнее стремиться к тому, чтобы самому
определять направление внешней политики. В то же время
крестьяне и независимые трудящиеся города, в частности сотни
тысяч сторонников радикальной партии, не могут одобрить
политику, которая жертвует национальными интересами во имя
интересов и симпатий класса крупных французских империали¬
стов. Декреты-законы несправедливы и наносят ущерб не
только пролетариям, но и всем трудящимся».
В марте 1939 года я как представитель «Юманите» присут¬
ствовал на XVIII съезде партии советских коммунистов. На
съезд в Кремль прибыло более двух тысяч делегатов. В моих
корреспонденциях я показывал, что мощь Советского Союза
служит оплотом дела мира. Заголовок корреспонденции от 17
марта выдержал проверку историей: «Монолитное единство
советского народа обеспечивает непобедимость его дела». Не
ошибся я, когда писал о единстве партии и всего советского
народа. В суровых испытаниях войны прочность этого единства
проявилась с особой силой.
Мне говорили, что по плану третьей пятилетки (1938—1942
годы) ассигнования, предназначенные для развития оборонной
промышленности, должны были составить четверть всех про¬
мышленных капиталовложений. Впрочем, не требовалось осо¬
бой проницательности, чтобы заметить, что сооружение многих
предприятий, рассчитанных на выпуск гражданской продукции,
и функционирование некоторых мирных отраслей промышлен¬
ности было спланировано с учетом их возможности быстрого
перевода, если это потребуется, на военные рельсы. Если,
например, тракторные заводы были самыми мощными в Евро¬
пе, то одна из причин этого в том, что их легко можно было
перевести на производство танков.
Я не мог, конечно, сообщать все эти сведения и соображе¬
ния читателям «Юманите», но они внушали мне чувство
уверенности. Я видел, что Коммунистическая партия Советско¬
го Союза отдавала себе отчет в опасности войны и прилагала
максимум усилий, чтобы увеличить производство самых совре¬
менных вооружений, что Красная Армия технически переосна¬
щалась, хотя и не все еще вопросы, связанные с обороной,
были полностью решены.
28 марта 1939 года фашист Ж. Монтиньи внес в палате
депутатов интерпелляцию по поводу «ошибочного характера и
иллюзорности внешнеполитического курса, опирающегося, хо¬
5 — Жорж Коньо
121

тя бы даже частично, на доверие к мощи Красной Армии». В
связи с такого рода клеветническими утверждениями, весьма
распространенными в реакционных французских кругах, я
невольно вспоминал уравновешенное и в то же время энергич¬
ное выступление К. Ворошилова, который подчеркивал оборон¬
ную мощь Советской страны перед лицом все более очевидной
угрозы агрессии.
Март оказался месяцем трагическим. 28-го войска Франко
вошли в Мадрид. А 15-го Гитлер оккупировал Прагу, объявив
на следующий день Богемию и Моравию «протекторатом»
германского «рейха». Все подтверждало нашу правоту, когда
мы разоблачали мюнхенскую капитуляцию как предательский
удар против Франции, против мира. В ту весну в Европе и во
всем мире слышалось бряцание оружием. Границы ощетини¬
лись штыками. Военно-морские корабли маневрировали вокруг
невралгических центров Средиземного моря. Фашистские дикта¬
торы, которые слишком долго пользовались благосклонностью,
а точнее, соучастием правительств Лондона и Парижа, вынаши¬
вали планы порабощения всех народов.
А чем был занят в это время Даладье? Он мечтал пролезть в
Елисейский дворец. Это было его основной заботой*. А пока
суд да дело, он старался извлечь выгоды из осложнения
международной обстановки: еще раз добиться чрезвычайных
полномочий, чтобы полностью вывести исполнительную власть
из-под контроля парламента. Когда глава правительства заявил,
что перед лицом опасности он хотел бы иметь свободу рук для
принятия необходимых мер, Жак Дюкло ответил ему, что эти
полномочия нужны не в целях обеспечения национальной
обороны, а, судя по всему, чтобы душить свободу, ограничи¬
вать права, завоеванные трудящимися. И действительно, в
течение марта и апреля появились декреты, которые оконча¬
тельно ликвидировали 40-часовую рабочую неделю.
Критическую позицию по отношению к экономической и
финансовой политике правительства вынуждена была наконец
занять и социалистическая партия. В конце мая на своем
съезде в Нанте СФИО открыто заявила, что Даладье не в
состоянии обеспечить единство нации, и осудила его внутрен¬
нюю политику. В то же время, однако, Леон Блюм, опасаясь
раскола в партии, буквально перед самым голосованием снял
свою резолюцию, призывавшую к созданию системы коллек¬
тивной безопасности и организации отпора фашистским агрес¬
сорам. Вместо этого съезд принял компромиссную резолюцию,
механически объединившую тезисы Блюма и псевдопацифи¬
стов, выступавших за достижение любой ценой договоренности
с фашистскими державами.
Еще более сомнительные последствия вытекали из принятой
* Елисейский дворец в Париже — резиденция французских президентов. На
выборах 5 апреля 1939 г. президентом, однако, был переизбран Альбер
Лебрен.— Прим. перев.
122

большинством съезда резолюции, которая запрещала членам
соцпартии участвовать в деятельности организаций, созданных
другими политическими партиями. Мишенью были прежде
всего такие организации, как ассоциация «Друзья СССР» или
Международный женский комитет борьбы против войны и
фашизма.
Принятые в Нанте решения, по сути дела, рвали последние
связи, которые еще сохранялись между двумя рабочими парти¬
ями. Мы тем не менее не хотели с этим мириться.
Морис Торез уделял в этот период особенно большое
внимание эволюции в постановке вопросов борьбы за единство.
Он настойчиво рекомендовал мне усилить на страницах «Юма¬
ните» наступление против саботажников единого фронта, среди
которых одни были убежденными антикоммунистами, другие
руководствовались соображениями материального порядка,
третьи действовали просто из страха оказаться в опасности.
Газете следовало, не ограничиваясь призывами к объединению
сил, активизировать разоблачение противников единства дей¬
ствий.
После съезда в Нанте, который не принес ничего хорошего
ни рабочему классу, ни делу мира, ни социализму, вопрос о
единой рабочей партии отошел на второй план. В создавшихся
условиях главной задачей стала организация повсюду совме¬
стных действий при самом тщательном учете происходившего в
рядах соцпартии расслоения, ее настоящего расчленения в
связи с реакцией на Мюнхен.
Я хорошо понимал, что обстановка совершенно изменилась:
если не считать отдельных примеров, когда в период частичных
выборов происходили совместные действия, Народный фронт в
качестве активного и боевого формирования, по существу, был
уже делом прошлого. Политика Мюнхена довершила то, чему
положили начало слабость и ошибки правительства в 1936—
1937 годах.
Тем временем руководство СФИО, не заявляя официально о
своем выходе из Национального комитета Народного фронта,
фактически парализовало его деятельность. Социалисты посто¬
янно просили отложить заседания комитета. Последний раз это
было за две недели до начала войны. Заседание Национального
комитета, намеченное на 18 августа* было перенесено на
сентябрь. Понятно, что оно уже так никогда и не смогло
состояться...
Рассказ мой о работе в «Юманите» будет неполным, если я
не скажу в заключение о той большой помощи, которую я
получал от руководства партии. Морис Торез уделял газете
самое пристальное внимание. Все эти годы, разумеется, я
участвовал в работе пленумов ЦК ФКП.
Морис Торез поддерживал с руководящими работниками
газеты постоянный контакт. 6 июня 1939 года он выступил в
редакции на тему о необходимости укрепления духа партийно¬
сти. Он предупреждал против позиции «важных шишек»,
5*
123

против увлечения индивидуальной славой и заботой лишь о
собственной подписи; предупреждал против легкого отношения
к журналистскому труду.
Морис Торез был серьезно обеспокоен относительным
сокращением распространения «Юманите». С 426 330 экземпля¬
ров в 1937 году (15,6 процента тиража возвращалось, поскольку
не было распродано) ежедневный тираж в 1938 году сократился
до 390 384 экземпляров (при 16,5 процента возврата) и до 361 610
экземпляров в 1939 году (при 18 процентах возврата). Торез
видел в этом отражение ухудшившейся политической обстанов¬
ки. Его поразила схожесть процесса сокращения тиража
«Юманите», уменьшения численности ФКП и Всеобщей конфе¬
дерации труда. За шестнадцать месяцев тираж газеты сократил¬
ся на 65 тысяч экземпляров, или на 15 процентов. А число
членов партии в мае 1939 года оказалось на 14 процентов ниже,
чем на 31 декабря 1938 года.
Необходимо было все силы бросить на борьбу со снижением
тиража, на привлечение к газете новых читателей. И в этом
плане Морис Торез особенно настаивал на необходимости
улучшать качество газеты. Я не раз слышал, как он повторял,
что в политической газете требуется прежде всего анализ, а не
регистрация или описание фактов. Он требовал, чтобы руковод¬
ство газеты каждый день стремилось определить главные,
наиболее характерные черты политической обстановки и, опи¬
раясь на них, выдвигало призывы к действию. Лучше было уж
ошибиться в анализе, чем не делать его вовсе. И Марсель
Кашен, и я прилагали все силы, чтобы действовать именно в
этом плане.
Пропаганда марксистско-ленинской
идеологии
Та политическая работа, которую я выполнял как член
Центрального Комитета, по большей части протекала в близкой
мне среде работников просвещения. Параллельно с выполнени¬
ем депутатских обязанностей я постоянно выступал в прессе по
проблемам школьного образования. Ясная и конструктивная
позиция компартии снискала ей глубокую симпатию и среди
преподавательского состава и студентов. Мне вспоминаются
многочисленные, кстати очень плодотворные, собрания с уча¬
стием студентов — вроде того, которое состоялось 24 февраля
1938 года в парижском зале Научных обществ. Это была
информационная встреча парижских студентов, членов партии и
комсомольцев. Председательствовал на ней Раймон Гюйо, а я
был докладчиком.
Все больше преподавателей и учителей вступало в ряды
нашей партии. 30 декабря 1938 года, под Новый год, в одном из
ресторанов близ Венсеннской заставы был организован банкет
преподавателей-коммунистов, на котором присутствовало боль¬
ше четырехсот человек. На этом товарищеском ужине предсе¬
124

дательствовал Поль Ланжевен; и когда он обратился к присут¬
ствующим с речью, она без конца прерывалась аплодисментами
и возгласами «браво!». От имени преподавателей-коммунистов
выступал Роже Пужоль. Его слова о преданности и самоотвер¬
женности в борьбе за коммунизм прозвучали как клятва,
которой он остался верен вплоть до своей смерти в страшные
годы войны. В своем выступлении я выразил глубокое удовлет¬
ворение в связи с ростом влияния коммунистических идей в
университетских кругах и увеличением среди профессоров и
преподавателей числа членов компартии—защитницы культуры
и цивилизации. Жак Дюкло, которого приветствовали пением
«Интернационала», напомнил, что с давних пор работники
просвещения выступают как борцы против предрассудков и
обскурантизма. И он показал, что логическим продолжением
этой традиции является борьба за свободу и мир в качестве
членов коммунистической партии.
Марксизм-ленинизм завоевывал все больше сторонников в
самых различных кругах. Способствовать его распространению
я мог, прежде всего расширяя деятельность Рабочего универси¬
тета. И, несмотря на увеличение нагрузки, этот участок
оставался в центре внимания. Первое место отводилось полит¬
экономии. Исключительную важность этой науки я всегда видел
в том, что именно она позволяет объяснить такие понятия, как
прибавочная стоимость, эксплуатация, империализм, которые
из научных категорий перешли в разряд конкретных тем и
лозунгов борьбы.
В марте 1938 года в университете был введен курс по
мастерству политических выступлений. Вели его Кашен, Се-
мар, Рено Жан, Берлиоз, Пери и я. Примерно в это же время
наше издатбюро опубликовало курс лекций по теме «Политиче¬
ская деятельность и марксизм», которые с блеском прочел в
Рабочем университете Этьен Фажон.
10 декабря 1938 года в Рабочий университет, который
начинал свой седьмой учебный год, пришел новый набор
слушателей, названный набором имени Поля Вайяна-Кутюрье.
За период с 1932 года курс нашего университета прослушало
12 415 человек, и со временем он превратился в авторитетный
центр интеллектуальной, художественной, технической и обще¬
ственной жизни. Надо сказать, что крупнейшие представители
интеллигенции того времени охотно оказывали содействие
нашему университету.
Учебный год в университете продолжался восемь месяцев.
Лекции читали высококвалифицированные специалисты, заре¬
комендовавшие себя либо своим вкладом в народное просвеще¬
ние, либо своей деятельностью в рабочих и демократических
организациях, либо тем и другим вместе, как это бывало в
большинстве случаев. В числе преподавателей были видные
ученые Сорбонны и Коллеж де Франс.
В связи с началом учебного года я писал в «Юманите»:
«Только в таких учебных заведениях, как Рабочий университет,
125

можно увидеть архитектора и землекопа, кожевника и врача,
бок о бок изучающих политическую экономию или историю
рабочего движения». В статье подчеркивалось: «В Рабочем
университете учатся понимать проблемы борьбы, ее причины и
цели. Здесь воспитывается понимание того, что нужно делать,
а, приобретая знания, люди становятся еще сильнее и реши¬
тельней. Проясняется сознание, закаляется воля».
Помимо Рабочего университета, Морис Торез подключил
меня еще и к организации партшколы в Аркёй. До этого ФКП
направляла слушателей небольшими группками в Ленинскую
школу в Москву, где мне тоже довелось выступать с лекциями.
В Ленинской школе каждая лекция продолжалась два часа с
десятиминутным перерывом. Все лекции стенографировались,
чтобы можно было потом сделать переводы и ознакомить с
ними тех слушателей, которые не понимали языка лектора.
Теперь, когда партия наша выросла по числу членов и
укрепился ее авторитет, ей была необходима собственная
высшая партийная школа.
Морис Торез считал, что подготовка партийных кадров
составляет неотъемлемую часть деятельности партии. Необхо¬
димо, чтобы количественный рост сопровождался соответству¬
ющим улучшением качественного состава членов партии, чтобы
они были в состоянии разбираться в сложной политической
обстановке. Массовый прилив в партию, начавшийся в 1936
году, выдвижение новых кадров необычайно усилили «спрос»
на идеологию.
Первая попытка преодолеть отставание ФКП в теоретиче¬
ском плане была предпринята еще в конце 1924 года, когда
была организована Центральная партшкола в Бобиньи. Морис
Торез говорил, что тогда было допущено немало ошибок,
которые теперь допускать было нельзя: не уделялось должного
внимания отбору слушателей, недостаточно использовались их
возможности в низовых организациях, но главное — в самой
школе занятия проводились слишком отвлеченно, не вызывая
активности слушателей. Тем не менее партшкола в Бобиньи
была нужной: она показала, что еще необходимо для широкого
ознакомления французских коммунистов с диалектикой, с
подлинным учением Маркса и Ленина. Торез расширял задачу,
подчеркивая необходимость поощрять изучение французами
диалектического материализма с использованием французских
источников и французских авторов, например наиболее фунда¬
ментальных работ Лафарга, о которых часто забывали.
У партийных активистов зрела еще одна идея — создать
крупнотиражный журнал для интеллигенции. Я предложил
название — «Пансэ» по аналогии с русским изданием «Мысль»*.
* Имеется в виду легальный ежемесячный философский и социально-
экономический журнал, созданный В. И. Лениным и издававшийся в Москве с
декабря 1910 по апрель 1911 г.— «Пансэ» по-русски значит «мысль».— Прим.
перев.
126

Но чтобы осуществить эту идею, надо было заручиться
двойным согласием. С одной стороны, Мориса Тореза, а с
другой — единственного человека, который мог быть достойным
директором такого органа,— Поля Ланжевена.
Воспользовавшись нашими деловыми контактами по линии
Всемирного комитета, я пояснил Ланжевену, что от него
потребуется не выполнение еще одной обременительной рабо¬
ты, связанной с повседневным участием в делах редакции
(задача для него непосильная, если учесть всю выполняемую
им работу), а обеспечение направления или, точнее говоря,
идейное и политическое руководство.
В то же время были проведены консультации с Торезом. Идея
ему понравилась. Однако он сомневался, хватит ли у нас
подготовленных работников, чтобы взяться за это издание и,
главное, обеспечить его регулярный выпуск. В то время как раз
решался вопрос об издании журнала для работников просвеще¬
ния, а также еще одного журнала, предназначенного для армии.
Не рисковали ли мы распылить силы? На обдумывание ушло
какое-то время.
Последние сомнения рассеялись в марте 1938 года. Я был
тогда в Москве, и Димитров пригласил меня к себе на дачу
поужинать. Перед ужином (к которому мы приступили доволь¬
но поздно) мы долго беседовали: о «Юманите», о помощи
борцам Испании, о насущной необходимости созвать междуна¬
родную конференцию всех рабочих организаций для налажива¬
ния борьбы с фашизмом. Он излагал свое понимание обстанов¬
ки во Франции. В конце беседы я заговорил о роли, которую
могла бы сыграть интеллигенция среди тех сил, которые
выступали против фашизма. Поинтересовался его мнением
относительно издания такого журнала, как «Пансэ». Он горячо
поддержал этот проект.
В начале июня вышел первый номер «Пансэ»...
Журнал был встречен с большим интересом, особенно
преподавателями, для которых он стал источником разносто¬
ронних познаний. Мы стремились, чтобы он достиг буквально
всех кругов интеллигенции.
Известно, что и после поражения Франции, в период
оккупации, журнал продолжал выходить нелегально под назва¬
нием «Пансэ либр» *. После войны журнал выходит легально. 15
августа 1947 года теоретический орган партии советских комму¬
нистов «Большевик» посвятил нашему журналу статью, в
которой давал ему положительную оценку. И некоторое время
спустя в своем докладе об идеологических проблемах Этьен
Фажон мог сказать на пленуме Центрального Комитета: «Жур¬
нал «Пансэ»... приобрел значение, которое вышло далеко за
пределы наших границ».
В конце ноября 1938 года меня неожиданно пригласили в
Москву. По приезде Д. Мануильский объяснил, что мне хотят
* «Свободная мысль».— Прим. перев.
127

поручить окончательную редакцию перевода «Краткого курса
истории ВКП(б)», который был как раз завершен. Мне надо
было проследить за точностью использованных выражений и
оборотов с политической точки зрения, а также откорректиро¬
вать стиль изложения фактов в привычной для французов
манере. Мануильский подчеркнул, что речь идет об очень
важном политическом мероприятии, что Коминтерн имеет в
виду массовое распространение новой книги и, следовательно, в
этих условиях ничего нельзя оставлять на волю случая.
Я работал ежедневно до глубокой ночи, позволяя себе для
прогулки не больше часа в день. Завершив работу, я предложил
некоторые поправки к переводу. Тут же пригласили переводчи¬
ка. Так я познакомился с прекрасным преподавателем француз¬
ского языка Рудниковым, довольно долго прожившим в Жене¬
ве. Он подготовил не одно поколение переводчиков. Это был
человек уже в годах, крупный, привыкший к уважительному
отношению студентов, уверенный в себе, в своих возможно¬
стях. С первой нашей встречи он навсегда остался моим
другом, и лишь смерть его прервала наши отношения.
Мне понадобилось пятнадцать дней, чтобы отшлифовать
французский текст «Краткого курса истории ВКП(б)». А когда
я возвратился в Париж, то меня автоматически стали считать
ответственным за распространение этой книги. Усилия, затра¬
ченные в 1939 году на распространение ее во Франции, во
многом способствовали укреплению в рядах нашей партии
пролетарского интернационализма, проявлению симпатий к
СССР—все это было тогда неотделимо от народного патри¬
отизма и сыграло огромную роль в борьбе коммунистов и всех
трудящихся масс против Гитлера.
На Национальной конференции ФКП, которая состоялась
21—23 января "1939 года в Жёнвилье, большое внимание было
уделено роли марксистско-ленинской теории. Ко всем коммуни¬
стам был обращен призыв неустанно овладевать теорией,
которая захватила умы лучших представителей интеллигенции.
Ромен Роллан в специальном обращении приветствовал
коммунистов, взявших на себя благородную задачу продолжить
дело, начатое великими пахарями целины в 1789 году. А Поль
Ланжевен сделал тогда свое знаменитое заявление: «Вашей
партии принадлежит честь соединить воедино мысль и действие.
Говорят, что коммунист обязан все время повышать уровень
своих знаний. Должен признать, что, чем больше я познаю, тем
больше чувствую себя коммунистом».
Конференция с интересом заслушала мое сообщение. Фран¬
цузское издание этой книги, вышедшее в свет 7 апреля, уже в
начале июня было распространено в ста тысячах экземпляров.
А на 24 августа было распространено уже 153 759 экземпляров
книги. По всей стране было проведено свыше двухсот собра¬
ний, пропагандировавших эту работу. Летом 1939 года мы
активизировали ее распространение среди профсоюзных работ¬
ников, а также среди активистов соцпартии и даже среди
128

радикалов. Причем мы стремились к тому, чтобы книгу не
просто читали, а изучали. С этой целью были созданы центры,
где можно было получить устные консультации, организована
система письменных ответов на полученные вопросы. Распро¬
странение книги составляло лишь четверть задачи, поставлен¬
ной Интернационалом. А три четверти касались организации ее
изучения, поскольку главная цель была в том, чтобы повысить
идеологический уровень членов партии.

vni. 1939—1944 ГОДЫ: СОЛДАТ,
ЗАЛОЖНИК, ПОДПОЛЬЩИК
«Странная война»
Западные правительства вынашивали идею, столь же абсур¬
дную, сколь и преступную,— заставить Советский Союз тас¬
кать для них каштаны из огня. Переговоры в Москве они
затеяли с намерением систематически их саботировать. Провал
трехсторонних переговоров, причиной которого была именно
такая двурушническая политика, привел СССР к необходимо¬
сти, как говорится, переложить ружье с одного плеча на другое
и заключить пакт о ненападении с Германией. Как признают
все серьезные исследователи, это было закономерным ответом
СССР на англо-французскую политику «свободы рук на Восто¬
ке» для Гитлера.
«Юманите» в четверг 24 августа 1939 года, то есть на
следующий день после подписания пакта, дала в целом правиль¬
ную оценку позиции СССР, подчеркнув, что Советский Союз
идет в авангарде защиты мира.
25 августа наша газета вновь призывала к подписанию
договора, который бы связал руки фашистских провокаторов.
В борьбе с агрессором, указывалось в газете, партия коммуни¬
стов будет стоять в первых рядах. В напечатанном на первой
полосе Заявлении ФКП говорилось: «Французская компартия...
более, чем когда-либо, остается непримиримым врагом между¬
народного фашизма, прежде всего гитлеровского фашизма,
главного поджигателя войны, наиболее опасного врага демокра¬
тии».
В тот же день газета была запрещена. Даладье, саботировав¬
ший эффективные соглашения с СССР, начал открытое пресле¬
дование коммунистов. 27-го были закрыты все коммунистиче¬
ские газеты и журналы — мера, направленная на то, чтобы
лишить трудящиеся массы средств для выражения своих
мнений, для своей защиты. Более того, 1 сентября были
произведены обыски в помещениях Центрального Комитета и
парижской федерации ФКП.
Так правящие круги разоружали Францию политически и
морально в тот самый момент, когда нужно было обеспечить
максимальную сплоченность нации. «Двести семейств» по-
прежнему больше боялись не германского фашизма, а трудя¬
щихся масс своей страны. Попытки сторговаться с агрессором
не прекращались даже тогда, когда неизбежность войны стала
130

совершенно очевидной. Бонне* 31 августа ухватился за предло¬
жение Муссолини о проведении новой встречи четырех, чтобы
«урегулировать возникшие разногласия». Речь шла о новом
Мюнхене, только теперь за счет Польши. Однако Гитлера
больше не интересовали такого рода сделки. Ему была нужна
война. И утром 1 сентября было совершено нападение на
Польшу — политика «умиротворения» у всех на глазах потерпе¬
ла полный провал.
Начиная с 25 августа мы каждое утро собирались в
редакции, чтобы обсудить обстановку и согласовать наши точки
зрения.
Я ждал мобилизации.
Никаких иллюзий насчет войны у меня не было. Понятие
«война» для меня не было изолированным от конкретной
исторической обстановки, в которой она начиналась, от пред¬
шествовавшей ей политики правящего класса. В поезде, кото¬
рый увозил меня на северо-восток от Парижа, я размышлял о
том, что тот же самый класс, который проводил политику
пособничества Гитлеру, будет теперь определять, как вести
против него войну. А ведь политика эта сводилась к тому,
чтобы потворствовать Гитлеру ради уничтожения Страны
Советов.
Я прибыл в свою часть в Лаоне. Из Парижа я выехал 4
сентября. Мой друг депутат Демюсуа проводил меня на
Северный вокзал, настоятельно рекомендуя проявлять осто¬
рожность.
Мой 402-й саперный полк формировался в деревнях, приле¬
пившихся к склону холма с противоположной от Лаона сторо¬
ны. Назначенный в первую роту, я был сначала командиром
взвода, но вскоре по старшинству стал командиром роты, так
как офицер, занимавший до меня эту должность, заболел.
Первые дни были, естественно, заняты решением вопросов
обмундирования и снаряжения. Сразу же стало ясно, что
вооружение оставляет желать лучшего. На взвод было по
одному ручному пулемету. Не было проведено ни одного
учебного или практического занятия по стрельбе, хотя в
разношерстной массе солдат не все умели пользоваться оружи¬
ем. Офицеры постарше, те, что участвовали в первой мировой
войне, мирились с этим, уповая на смекалку.
В большинстве своем командные кадры, набранные из
запаса и состоявшие в основном из зажиточных крестьян
провинции Бри, заботились в первую очередь о личных удоб¬
ствах. Многие приехали на собственных автомобилях (и пользо¬
вались ими вплоть до разгрома в 1940 году). В остальном же,
будучи почти поголовно членами организации «Огненные кре¬
сты», они открыто высмеивали беспорядки в «республикан¬
ской» армии и, умышленно небрежно выполняя свои обязанно¬
* Министр иностранных дел в правительстве Э. Даладье.— Прим. перев.
131

сти, способствовали дезорганизации. Это был период, когда
профашистские элементы открыто желали Франции «недолгой
и катастрофической войны».
С первых же недель я не мог не почувствовать странного
характера войны. Но это не удивляло меня. Мой брат Жан,
который был на семь лет моложе меня, служил в одном из
пехотных полков в Эльзасе и в своих письмах к родным
сообщал, что находившиеся на границе войска пребывали в
полном бездействии, было даже запрещено стрелять. В то
время служба безопасности еще не трогала мою почту, и через
письма от родных я был о многом осведомлен. Кроме того, я
регулярно читал газету «Л’Эвр» («Дело») и мог констатировать,
что официальное вступление Франции в войну не отразилось ни
на политике правящих кругов, ни на повседневной жизни в
стране. Было очевидно, что французское правительство продол¬
жало мюнхенский курс: оно пассивно присутствовало при
ликвидации Польши, неизменно руководствуясь соображени¬
ем о том, что Гитлеру следует оставить свободу рук на Вос¬
токе.
12 сентября мы узнали о прибытии во Францию английских
частей. Однако французские и английские дивизии, как это ни
парадоксально, оставались в бездействии в то самое время,
когда вермахт сконцентрировал свои силы на другом краю
Европы. Против 94 франко-английских дивизий у Гитлера на
Западе было лишь 43.
В конце сентября, в тот день, когда стало известно, что
советские войска вступили на украинские и белорусские земли,
отторгнутые Польшей у Советского Союза в 1920 году, в
офицерской столовой нашего батальона разгорелась острая
дискуссия. Один из моих непосредственных подчиненных, член
«Огненных крестов», физически довольно тщедушный, оскор¬
бил меня, провоцируя, чтобы я ударил его и тем самым
оказался нарушителем дисциплины. Я старался как можно
спокойнее объяснить, что такое линия Керзона, что СССР
поступил правомерно, что он создает преграду на пути немецко¬
го наступления. Но никого не убедил — так велика была
путаница в умах под воздействием оголтелой газетной пропаган¬
ды. А ведь предупреждая аннексию западных областей Укра¬
ины и Белоруссии, Советский Союз отодвигал на расстояние до
трехсот километров исходные рубежи возможной агрессии и
демонстрировал по отношению к гитлеровской Германии такую
независимость действий, которая, казалось бы, должна была
радовать французских офицеров...
К этому времени мой полк уже прибыл в Арденны. КП
батальона разместился в Синьи-Лаббеи, а моя рота — чуть
повыше, в лесу, в местечке, которое называлось Фезандри
(Фазаний двор).
Всю зиму солдат заставляли по десять часов в день рыть
окопы, точно такие же, как в первую мировую войну. Почему
командование было уверено, что конфликт выльется в позици¬
132

онную войну? И почему эта позиционная война должна была
развернуться именно в этом месте? Бесполезно, конечно, было
задавать подобные вопросы начальству, лишенному воображе¬
ния и способности рассуждать. Когда пришел час столкнове¬
ния, немецкие танки ринулись напрямик по основным дорогам.
Наверху, возможно, считали, что людей просто-напросто следу¬
ет занимать каким-нибудь делом.
Во всяком случае, у моих солдат было вполне оправданное
ощущение бесполезности их тяжелой работы. К тому же они
страдали от весьма сильных в ту зиму холодов. Солдаты были
одеты лишь в плохонькие фуфайки и шинели. По приказу
свыше во всем полку изъяли френчи, и я сам отвозил их на
станцию, где их складывали в вагоны с надписями «Восточная
армия». Французские войска на фронте были раздеты в
буквальном смысле слова. И все это ради того, чтобы
обеспечить всем необходимым армию, которую небезызве¬
стный Вейган * пытался подготовить в Сирии против Советско¬
го Союза.
Моя рота состояла главным образом из парижских рабочих
и шахтеров департамента Па-де-Кале. В большинстве своем они
не оставались безучастными к сообщениям прессы об антиком¬
мунистических репрессиях и понимали, что при отсутствии
операций против Гитлера активно велась война против классо¬
вого врага—против пролетариата и его партии. Начиная с
ноября до некоторых из них доходили экземпляры подпольной
«Юманите», зашитой в носки или другие предметы одежды. И в
одном из первых номеров газеты можно было прочесть:
«Невозможно вести войну за свободу, когда у себя дома всякая
свобода подавляется».
Солдаты относились ко мне с симпатией. Я имел тому
немало доказательств, беседуя с небольшими группами. А когда
в начале декабря я уезжал в отпуск, капрал, заведовавший
столовой, подарил мне собственноручно вырезанную трость,
украшенную изображением Ленина. Ни один подарок никогда
не доставлял мне большего удовольствия.
Нередко после того, как были погашены огни, из бараков
Фезандри доносилась мелодия «Интернационала». И тогда,
поскольку единственный телефонный аппарат был у меня под
подушкой, один из моих взводных, молодой священник, фанати¬
чески ненавидевший коммунистов, потихоньку выходил и пеш¬
ком шел по снегу до Синьи-Лаббеи, чтобы предупредить
службу безопасности. Меня всегда в таких случаях беспокоило,
как бы он не получил пулю от какого-нибудь нервного
часового.
Несмотря на симпатию со стороны большинства солдат,
* М. Вейган — французский генерал, последовательный сторонник капиту¬
ляции Франции в «странной войне». Весной 1940 года был послан французским
правительством в Северную Африку с указанной целью.— Прим. перев.
133

жизнь в армии для офицера-коммуниста была очень трудной.
Надо было все время быть начеку. Тот, кто в повседневной
жизни был ближе всего ко мне, был весьма далек от моих
убеждений. По уставу я обязан был подобрать ординарца из
числа приданных роте нестроевых. И как нарочно, им оказался
крупный торговец лошадьми, активист фашистских лиг, во
время одной из потасовок даже ранивший коммуниста. Я решил
обращаться с ним дружески, так, словно я ничего не знал о его
прошлом.
Его чрезмерное усердие и предупредительность, однако,
внушали мне определенное беспокойство. Когда я впервые
получил приказ отправиться в офицерский дозор в сектор,
весьма удаленный от нашего леса (командование полагало, что
неизвестные пускали ракеты с какого-то места на горном
массиве, чтобы указывать путь вражеским самолетам), мой
ординарец выразил твердое намерение меня сопровождать: он
заявил, что это — его долг. Оба мы, разумеется, были вооруже¬
ны. На узких тропинках, по которым мы двигались несколько
часов, я шел впереди. Шел не оглядываясь и не показывая
виду, что я его опасаюсь. На самом же деле сердце мое не раз
сжималось при мысли, что я могу получить пулю в спину:
несчастный случай — и делу конец.
Но несчастного случая не произошло ни в этот раз, ни во
время следующих дозоров. Думаю, что мне даже в какой-то
мере удалось завоевать этого политического противника. Кон¬
чилось тем, что он перестал скрывать от меня свои связи со
службой безопасности. И когда я уезжал в отпуск, он даже
рискнул шепнуть мне: «Будьте осторожны. Есть план аресто¬
вать вас в Париже в расчете на какую-нибудь оплошность с
вашей стороны». Действия службы безопасности не ограничи¬
вались простой слежкой или чтением моей корреспонденции.
Нередко адресованные мне письма просто-напросто пропадали.
Я, например, так никогда и не получил посланное мне пригла¬
шение вступить в Рабоче-крестьянскую группу, которая созда¬
валась в палате депутатов. Исчезало каждое второе из писем от
жены. Нетрудно было заметить, что присылаемые мне посылки
обыскивались.
К счастью, не все офицеры оглядывались на агентов
службы безопасности. Командир батальона, в прошлом доволь¬
но преуспевающий коммерсант на Севастопольском бульваре в
Париже, относился ко мне с уважением. Полковник, кадровый
офицер, судил обо мне прежде всего по моим практическим
способностям. Командиры других рот были шокированы, когда
он поставил им меня в пример, потому что я был единствен¬
ным, кто побеспокоился заблаговременно перековать лошадей
на зиму; у этих же господ кони калечили ноги. Впрочем,
будучи сыном крестьянина, я не считал эту меру предосторож¬
ности какой-то особой своей заслугой.
134

Разгром
Я опасался лишь одного — как бы из-за постоянного напря¬
жения, в котором я находился, меня не подвели мои нервы.
Мое здоровье было довольно расшатано, когда я получил
увольнение в начале декабря.
Я не удивился, увидев, что тыл в моральном отношении был
полностью деморализован, так же как войска—в плане воен¬
ном. Одни лишь герои «запрещенной партии» держались стой¬
ко. Товарищи, которых я повидал, как и я, восхищались
мужеством, которое 30 ноября проявил на заседании палаты
депутатов Флоримон Бонт*.
У моей жены был контакт, хотя и не прямой, с партийным
Центром. И вот однажды, приняв необходимые меры предосто¬
рожности, чтобы обмануть слежку, проводившуюся довольно
открыто, я встретился с руководством в одном из отдаленных
от центра Парижа кварталов. Меня ждал Бенуа Фрашон.
Я был рад узнать, что Бенуа вновь занял пост в секретари¬
ате партии. Мы дружески обнялись. Я провел с ним всю
вторую половину дня, рассказывал о настроениях в армии. А он
изложил мне проводимый партией курс, обрисовал трудности,
возникшие в результате преследования активистов, жестокого
ограничения демократических свобод, правительственной моно¬
полии на информацию и развязанной властями истерической
антикоммунистической и антисоветской кампании. Он меня
здорово развеселил, рассказав, какие методы использовали
наши товарищи, чтобы оградить активистов партии от доносов,
как они сами строчили совершенно невероятные доносы, сбивая
полицию и ставя ее в смешное положение. Бенуа Фрашон
настойчиво подчеркивал мысль о возможности перехода гитле¬
ровцев от неподвижной войны на Западе к активной войне
против СССР.
После этой встречи я возвратился в Фезандри, чувствуя
себя гораздо уверенней. Но провел я там всего несколько
недель. Здоровье мое ухудшалось. Когда было объявлено о
созыве палаты депутатов, я получил внеочередную увольни¬
тельную. Но сразу же по прибытии в Париж, совершенно
обессилевший, я попал в госпиталь.
Каждый день я узнавал о новых преследованиях. Вслед за
лишением парламентских полномочий меня исключили из со¬
става всех комиссий, освободили от всех возложенных ранее
обязанностей и почетных постов. Каждое утро я ожидал
уведомления о лишении меня и офицерского звания. Но этого
не произошло. И я до сих пор гадаю: почему?
Во время процесса над депутатами-коммунистами живший
неподалеку от госпиталя Этьен Фажон, который был в числе
* В тот день Ф. Бонт, находившийся в подполье, пришел в парламент,
чтобы огласить декларацию партии, разоблачающую политику правительства.
Однако ему не дали говорить, он был арестован у здания парламента.— Прим.
перев.
135

обвиняемых, оставленных, однако, на свободе, умудрялся
навещать меня почти каждый вечер, информируя о ходе
заседаний. Нам было известно, что к тому времени уже не
менее четырех тысяч активистов компартии были брошены в
тюрьмы и концлагеря Франции. И многие из них, впоследствии
выданные властями Виши, погибнут от рук гитлеровцев.
Жена приходила ко мне в госпиталь ежедневно после
полудня. Я попросил ее принести из дома сочинения Вольтера.
Ночами, чтобы не думать о болях, которые причинял мне
ревматизм, я читал. Вольтер, конечно, надоедал своей пропо¬
ведью, но все же время от времени нам удавалось обменяться с
ним мнениями.
Оправившись, я прибыл на сборный пункт пехоты в Суас-
сон. Меня определили под командование капитана Дюрю,
мелкого подрядчика с Монмартра, награжденного за службу в
первую мировую войну. Это был приветливый, обаятельный, по-
настоящему добрый человек, высокие моральные качества и
хладнокровие которого я в полной мере смог оценить во время
нашего отступления.
В Суассон вскоре начали в беспорядке прибывать спаги *,
которых немецкие танки без особого труда выбросили из
Бельгии. Их кони, привязанные на улицах, некогда такие
горячие, были так изнурены, что дети, играя, шныряли у них
между ног. Эти загнанные лошади стали для меня первым
зримым признаком поражения.
Над Суассоном без конца пролетали немецкие самолеты.
Для их устрашения у нас была одна-единственная зенитка,
которую случайно где-то раздобыли. Что касается современ¬
ных винтовок, то их показывали как диковинку.
Что собой представляло отступление, описано не один раз.
По ночам колонна разделялась на две цепочки по обеим
сторонам дороги, чтобы вражеская авиация не так легко могла
нас обнаружить. В лунную ночь избегали проходить по деревен¬
ским площадям; было даже запрещено подходить к фонтанам,
чтобы напиться. А с наступлением дня солдаты спали, укрыв¬
шись на какой-нибудь ферме. Я так устал, что однажды на
сеновале близ Куломье проспал много часов подряд по сосед¬
ству с сидевшей на яйцах индейкой.
Капитан Дюрю гордился тем порядком, который поддержи¬
вался в нашей колонне среди всеобщего хаоса. Я старался
всеми силами помогать ему. А сердце мое разрывалось от
горечи и гнева.
Я находился в известной изоляции, и было трудно тогда
познать всю ответственность мюнхенцев за катастрофу, пред¬
ставить подлинные масштабы измены. Я не знал тогда, что еще
25 мая на заседании Военного совета Лебрен и Поль Рейно
высказались за прекращение борьбы и что начиная с этой даты
* Солдаты легкой кавалерии из африканских владений Франции.— Прим.
перев.
136

правительство больше всерьез и не помышляло об организации
обороны. А 7 июня мы услышали по радио заявление Рейно о
начале битвы за Францию! Не знал я и того, что Вейган,
сочинив сказку о том, что в Париже будто бы началось
восстание и что Торез якобы находится в Елисейском дворце,
еще более склонил министров к капитуляции, что Петен, придя
16 июня к власти, в тот же вечер обратился с просьбой о
перемирии...
И вот мы получили письменный приказ сдаться,— приказ,
мотивированный тем, что подписано перемирие. До сих пор я
словно вижу, как на заре после бессонной ночи капитан Дюрю
дрожащей рукой отдавал молодому гитлеровскому лейтенанту
свой револьвер. Слезы скатывались по его щекам. Офицеров
собрали в помещении Дворца правосудия в Шатобриане. Мы с
Дюрю, правда, успели раздать крестьянам почти всех лошадей
и транспорт, которым располагали.
Здоровье мое между тем все ухудшалось. Однако я не
подозревал, что мой перевод в больницу, позволив избежать
плена, на долгие месяцы прикует меня к постели, беспомощно¬
го и бесполезного, пока однажды я не буду схвачен гестапо.
Политический узник в Компьен-Руайе
Компьен-Руайе... Здесь я проходил военную службу. И
здесь же оказался в качестве узника весной 1941 года.
Казармы, построенные в 1913 году для 54-го пехотного полка,
принимали теперь политических заключенных, которые занима¬
ли южное крыло—барак «А». Русские парижане, отказавшиеся
воевать на стороне Германии против своей Родины, а также
некоторое число англичан будут помещены в северном крыле —
барак «Б». Евреев, которые появятся после 15 декабря,
поместят в западном крыле—бараке «Е».
Мы были первыми среди 53 787 заключенных, которые
пройдут через Руайе до Освобождения. У меня был номер 646.
Я попал в Компьен после тяжелой болезни. Мне еще
необходимо было беречь силы. И я договорился с товарищем
Рольникасом, чтобы поначалу он взял на себя руководство
политической работой.
Рольникас был полон молодого задора и инициативы, и ему
буквально не терпелось начать действовать. Для прикрытия
своей деятельности в качестве партийного организатора он
сумел сделать так, что немцы назначили его лагерным старо¬
стой. Он был представителем заключенных перед немецкими
властями и ответственным за организацию внутренних служб,
которые должны были обеспечивать сами заключенные. Отлич¬
ное знание немецкого языка облегчило ему это назначение. А
роль старосты позволяла свободно перемещаться по лагерю и
быть в курсе всех дел.
137

Он был всеобщим любимцем. Рассказывали, что, выступая в
качестве адвоката одного из обвиняемых, он умудрился ста¬
щить со стола какого-то нацистского начальника печать с
надписью «Комендатура Парижа», которая сослужила затем
немалую службу.
В лагере было четыре адвоката: Мишель Рольникас, Антуан
Хадже, Жорж Питар и Морис Буатель. В столовой онц. всегда
сидели вместе. Это были наиболее видные люди среди заклю¬
ченных, но тяготы лагерной жизни они по-братски делили со
всеми.
Когда вечером 19 сентября Рольникас, Хадже и Питар
неожиданно получили приказ собрать вещи «для перевода в
Париж», никто не усомнился, и меньше всего они сами, что их
ожидает смерть. Я тотчас же пошел к ним в комнату, чтобы
попрощаться. Они ушли, полностью владея собой, конечно
напряженные и сосредоточенные, но с высоко поднятой голо¬
вой. Назавтра их жизнь оборвалась в Мон-Валерьене *.
Я предложил свою кандидатуру в старосты лагеря вместо
Рольникаса. Как и моему предшественнику, эти обязанности
служили мне прикрытием для руководства подпольной полити¬
ческой работой. Первой моей заботой было назначить на все
ответственные посты надежных товарищей. Мне повезло. Пова¬
ра, которых не без труда удалось устроить, обнаружили на
верхней полке одного из шкафов целую стопку воинских
билетов. Скорее всего, это были документы тех военноплен¬
ных, которые до нас содержались в Руайе и умерли здесь... Я
бережно сохранял эти военные билеты. И когда пришел день, я
роздал их товарищам по побегу, стараясь, чтобы указанные
приметы по возможности совпадали с приметами владельца.
Лично я в течение всего периода подполья числился Огюстом
Александром Талл оном, призыва 1916 года, уроженцем Трико в
департаменте Уазы, экспертом по оценке предметов искусства.
Политическое руководство лагеря решило, что взятие за¬
ложников для расстрела не должно больше оставаться без
массового протеста. Были выработаны и формы такого проте¬
ста. Безусловно, те, кто шел на смерть, знали, что они не будут
забыты своими товарищами. Но это нужно было показать и
палачам.
И вот 10 февраля 1942 года, когда все заключенные были
собраны на поверку, взяли трех наших товарищей. В суровом
молчании они прошли перед колоннами заключенных, словно
военачальники перед строем на смотре. Была какая-то секунда
колебания, и вдруг воздух разрезала «Марсельеза» (так было
рекомендовано партией). Мелодия крепла, мощная, непобеди¬
мая. 1200 человек бросали вызов пулеметам на сторожевых
вышках. Немцы застыли, словно парализованные; застигнутые
* Форт под Парижем, где гитлеровцы расстреливали французских патри¬
отов. В настоящее время — одно из наиболее известных во Франции мест
поклонения памяти жертв нацистской оккупации.— Прим. перев.
138

врасплох, они не знали, как реагировать. «Марсельеза» летела
за колючую проволоку, неслась над городом.
По дороге вдоль ограды проезжал грузовик с рабочими.
Машина замедлила ход, и рабочие, стоя в кузове, подняли над
головами сжатые кулаки. Так неизвестные нам рабочие люди
продемонстрировали свою солидарность. И мы поняли, что не
забыты, что сердце народа бьется в унисон с нашими сердцами.
Весь лагерь на месяц был лишен писем и посылок, введены
и другие ограничения. Но ни один из заключенных, даже
политически не очень грамотных, не пожалел об участии в
манифестации 10 февраля.
В марте 1942 года многие товарищи ушли от нас навсегда:
Дюрвиль из Суассона, JI. Мишо из Ливри-Гаргана, J1. Решосьер
из Обервилье, Артур Лефебр из Руана и другие. Их участь
разделил и Пьер Риго, парламентский секретарь Тореза, чело¬
век исключительной смелости, все время заключения посвятив¬
ший углублению своих знаний.
Я не раз удивлялся тому, что пережил стольких друзей.
Смерть постоянно была рядом, и мысль о ней перестала быть
для меня чем-то чрезвычайным. Я приучил себя думать о
смерти так, как некогда воспринимали ее древние греки,
любимые мною с детства: для них смерть была простым
переходом в другое состояние существования, переходом без
ужаса и страха, естественным концом. Я вычитал это у Гегеля,
когда старался углубить свои знания о марксизме и его
источниках. Не был мне чужд и Эпикур с его философией.
Близок ли, далек ли был мой конец, я был доволен своей
жизнью, потому что, как когда-то писал И. Кант, «мои скром¬
ные усилия заложили начало вещам, завершение которых
суждено осуществить мудрецам, которые будут стремиться
изменить мир». В последние недели я даже начал вставать на
час раньше, чтобы меня не застали в постели заспанным и
плохо соображающим, если за мною придут.
Побег
Почти всех заключенных неотвязно преследовала мысль о
побеге. Однако о том, чтобы преодолеть колючую проволоку,
просматривавшуюся со сторожевых вышек, нечего было и
думать. С самого начала заключения мы замышляли прорыть
подкоп. Было сделано несколько попыток, но они не были
доведены до конца. Однажды заключенные, работавшие в
столярной мастерской, обнаружили начало подкопа под верста¬
ком. Испугавшись, они потребовали прекратить работы, а дыру
засыпать. В другой раз копать начали под столовой, где
работал Луи Торез* с несколькими верными товарищами.
Преодолев с десяток метров, они, однако, наткнулись на
* Брат Мориса Тореза.— Прим. перев.
139

кирпичную стену, которую трудно было пробить без риска
привлечь внимание. Пришлось опять отказаться.
Вокруг побега, совершенного 22 июня, было сочинено
немало легенд. Верно, что туннель длиной в сорок восемь
метров никто бы не прорыл, если б не шахтеры из восточных
департаментов (как, однако, перепугал меня миляга Камил
Тувнен, когда на вечернюю поверку явился в башмаках,
перемазанных глиной!). Верно также, что вырытую глину мы
сначала поднимали через дыру в потолке на чердак, прикрывая
сваленными там подшивками газеты «Франс милитер»; когда же
туннель прорыли до заброшенной, но не заваленной шахты, в
которой раньше разводили шампиньоны, землю стали сбрасы¬
вать в эту шахту.
Клетушку в бараке «Е 2», где начинался подкоп, занимали
электрики и другие лагерные рабочие. У них был большой
ящик для инструментов. Когда подходил фельдфебель, о чем
наш дозорный заранее предупреждал, этим ящиком прикрывали
вход в туннель. (Немцам ни разу не пришло в голову толкнуть
ящик ногой.) На это время в подземелье отключали свет, что
служило сигналом для прекращения работ—чтобы надзиратель
не услышал шума.
У нас не было колебаний в выборе даты: как только
определился срок окончания работы, сама собой родилась идея,
что побег надо осуществить в тот вечер, когда немцы будут
отмечать первую годовщину своего нападения на СССР и будут
больше заняты возлияниями, чем дозором и обходами с
собаками. В то же время, если бы нас ожидал провал, мы
хотели бросить им вызов именно в день, который они считали
для себя знаменательным.
Некоторые колебания, а вернее, угрызения совести были
связаны с вопросом, кому бежать. Девятнадцать человек — это
был максимум, который могло вместить помещение, где после
выключения света в полнейшей тишине мы должны были
затаиться до одиннадцати или даже двенадцати часов ночи.
Возможность побега следовало, конечно, в первую очередь
предоставить тем заключенным, которые участвовали в его
фактическом обеспечении, кто столько рисковал и проделал
такую тяжелую работу. Затем мы отбирали тех товарищей, на
которых, по нашему представлению, лежала наибольшая ответ¬
ственность. По меньшей мере два человека отказались, считая
затею безумной и обреченной на провал.
С тяжелым сердцем оставлял я в лагере друзей, которых
высоко ценил, к которым питал большое расположение. Еще и
сегодня охватывает меня чувство горечи из-за этого вынужден¬
ного разрыва с прекрасными товарищами. И я казнюсь, что не
сумел найти способа как-то увеличить тот маленький отряд
беглецов. Хотя я должен признаться, что в тот вечер 21 июня
мы думали, что шансов оказаться на свободе у нас меньше, чем
погибнуть...
Побег был организован исключительно внутренними сред¬
140

ствами. У нас не было никакой связи с товарищами на воле.
Никто не встречал нас, когда мы переползли через освещенное
прожекторами овсяное поле и оказались в высоком кустарнике.
Под его прикрытием примерно около часа ночи мы разделились
на маленькие группки, каждая из которых, чтобы не привлечь
внимания, должна была сесть в поезд на Париж в разных
местах. Мы с Крапье (он был секретарем профсоюза железно¬
дорожников окружной дороги) без передышки пересекли лес и
вышли к станции Крепи-ан-Валуа, откуда поезд уходил в
половине шестого. Путь был не близкий, и я все время боялся
приступа ревматизма. Последние недели перед побегом я
тренировался, делая бесконечные круги по большому двору
лагеря.
Благополучно прибыв на Северный вокзал, мы с Крапье
поспешили очистить от грязи наши ботинки в туалете привок¬
зального кафе. Потом позавтракали. Мы не умели пользовать¬
ся жидким сахарином, и гарсон, надменно смерив нас взглядом,
бросил: «Откуда вы только такие явились?!»
Я сел в метро, чтобы проехать на площадь Италии, не
подумав, однако, что эта линия пересекает XI округ Парижа, в
котором меня многие хорошо знают. И не обошлось без
приключений: на остановке Бреге-Сабин директор одного из
банков, в предвоенные годы активный радикал, подходит ко мне
и здоровается. Мне стоило немалых усилий убедить его, что он
ошибается, называя меня «мосье Коньо».
У меня был адрес семьи Вателя, до 1939 года бывшего
заместителем мэра в местечке Эй-ле-Роз и также содержавше¬
гося в Руайе. Автобус довез меня до мэрии. Но Ватели жили на
окраине, и несколько километров пришлось идти пешком.
Сказалась ночная усталость, разболелись все мои болячки, и я
вынужден был присесть прямо на обочину дороги, чтобы
немного отдохнуть. Для отвода глаз разговаривал с девочкой,
которая пасла коз. Жена и дочь Вателя приняли меня самым
радушным образом, и я до сих пор храню о них самые теплые
воспоминания.
Связь с партией удалось установить очень быстро. Уже
через несколько дней я смог крепко обнять Жака Дюкло и
Бенуа Фрашона.
Мне рассказывали, что после нашего побега, в ночь с 22 на
23 июня, немцы подвергли лагерь бомбардировке. Погибли двое
военнопленных американцев. Трагичными оказались послед¬
ствия и для двоих наших товарищей. Луи Торез и Анри Легаль
не смогли снова включиться в борьбу. Две недели спустя после
побега их схватили в Нуази-ле-Сек, а затем расстреляли в форте
Ромэнвиля. Мой брат Пьер, заключенный в этом форте, видел
их перед самой казнью. Вскоре в Ромэнвиль перевели и мою
жену, которая до этого содержалась в заключении в Безансоне.
А моего 78-летнего отца бросили в тюрьму Везуля.
141

Сотрудник секретариата
подпольной партии
Для меня начался новый этап жизни... Вынужденный почти
не выходить из дома, несмотря на отпущенные усы и подкра¬
шенные волосы (моя увеличенная фотография была вывешена
во всех полицейских комиссариатах), я не покладая рук
выполнял поручения секретариата партии.
Я вовсе не чувствовал себя несчастным, во всяком случае,
не более, чем в Компьене. В лагере, несмотря на постоянное
ощущение смертельной угрозы, я в глубине души сохранял
спокойствие, не предавался тоске и даже испытывал чувство
радости жизни — все это благодаря удивительной атмосфере
братства.
Теперь, находясь на нелегальном положении, я каждый
вечер укладывал одежду таким образом, чтобы в случае
опасности как можно быстрее одеться; рассчитывал по секун¬
дам время, чтобы выпрыгнуть через окно во двор соседней
школы. Но я старался все время сохранить ровное настро¬
ение— я чувствовал себя полезным и не думал ни о чем, кроме
повседневной политической работы.
Впрочем, в тот период мне пришлось вернуться и к моей
преподавательской работе. Я был наставником — заочно—
одного юноши, который жил нелегально и поэтому не имел
возможности посещать школу. Это был старший сын Мориса
Тореза. Я отправлял ему письменные задания, а затем проверял
его рароты.
Меня угнетало отсутствие вестей от родных. Лишь однаж¬
ды, в апреле 1943 года, мне удалось с ними связаться — тогда я
узнал о смерти младшей сестры.
Несколько раз на неделе меня навещал товарищ, который
обеспечивал постоянный контакт с секретариатом партии. Это
был Леон Даллиде, подпольное имя Раймон. Он стал для меня
одним из самых дорогих друзей. При каждой встрече мы
обсуждали политическую обстановку, перспективу войны на
Востоке, шел разговор о втором фронте, который все никак не
открывался. Я восхищался прозорливостью моего собеседника;
в моих глазах он представлял элиту французского пролетари¬
ата— высококвалифицированный рабочий-металлист, смелый, с
большим чувством достоинства, он разбирался в политических
вопросах столь же свободно, как и в профессиональных. Я был
уверен, что после войны, если нам обоим удастся ее пережить,
увижу его на высоком партийном посту. Ничего подобного не
произошло: исключительная скромность удержала его на ис¬
полнительской работе, хотя и очень важной.
Время от времени мне приходилось писать для подпольной
партийной прессы, прежде всего для «Юманите». Помню, в
каких условиях я готовил для двухсотого номера (от 21 января
1943 года) статью «В. И. Ленин, К. Либкнехт, Р. Люксембург.
Герои обращаются к народу Франции». Начало января выда¬
142

лось очень холодным, а согреться мне было нечем: весь запас
опилок, которыми я топил, уже кончился. Пальцы плохо
держали ручку, и разборчиво писать просто не удавалось. Но
разве это было важно! К тому времени стало известно, что уже
несколько недель Гитлер вынужден повсеместно перейти к
обороне. Решительная победа под Сталинградом была не за
горами.
Для 243 номера «Юманите» (от 1 сентября 1943 года) я
написал статью «Интеллигенция и национальное освобожде¬
ние». Статья призывала к возрождению прежних профсоюзных
организаций, к образованию в среде интеллигенции комитетов
сражающейся Франции. В статье указывалось на двойной долг
представителей интеллигенции: «Как граждане своей страны,
представители интеллигенции должны принимать все меры,
чтобы избегать принудительного привлечения к работе на
врага и помогать тем, кто от нее уклоняется: своим коллегам,
студентам, рабочим. Если человек интеллектуального труда
зарабатывает несколько больше того, что ему необходимо, если
у него есть загородный дом или дача, он должен предоставить
эти средства и свободное жилье тем, кто уклоняется от угона в
Германию. При всех условиях необходимо собирать для них
продукты питания и продовольственные карточки.
Люди интеллектуального труда обязаны использовать все
против Гитлера. Не только лишить его возможности эксплуати¬
ровать наши духовные силы, но и повернуть их против него.
При желании это всегда возможно. Врачи, инженеры, служа¬
щие различных рангов знают, что их профессии позволяют
осуществлять в отношении гитлеровской военной машины
саботаж, который труднее всего предупредить. Писатели, арти¬
сты, работники кино, музыканты, несмотря на цензуру и
полицию, имеют в своем распоряжении арсенал гибких и
эффективных средств, чтобы воздействовать на общественное
мнение...»
Затем следовали конкретные инструкции. Для медицинских
работников — по оказанию помощи борцам подполья. Для инже¬
нерно-технического персонала — о мерах, мешающих захватчи¬
кам демонтировать и вывозить оборудование. Для офицеров
запаса — по подготовке и организации франтиреров и парти¬
зан*. Заканчивалась статья призывом: «Объединяйтесь незави¬
симо от ваших идейных убеждений и традиционно сложившихся
направлений. Объединяйтесь для борьбы за изгнание захватчи¬
ков!»
Призывы к действию, обращенные компартией к интелли¬
генции, не остались безответными. Среди медицинских работни¬
ков, например, влияние движения Сопротивления было настоль¬
ко сильным, что даже вишистский Орден врачей специальным
* Франтиреры и партизаны Франции (ФТП) — наиболее мощная вооружен¬
ная организация патриотов в период движения Сопротивления. Возглавлялась
коммунистами.— Прим. перев.
143

циркуляром в июне 1944 года вынужден был освободить своих
членов от обязанности сообщать властям характер оказанной
ими помощи тому или иному пациенту. В то же время Комитет
по медицинским вопросам движения Сопротивления контроли¬
ровал большинство парижских больниц. Союз инженерно-
технических кадров сражающейся Франции изготовил 50 тысяч
шипов для прокалывания шин, чтобы парализовать вражеский
автотранспорт.
Трехсотый номер подпольной «Юманите» вышел с волну¬
ющей передовицей Марселя Кашена, посвященной тому «посто¬
янному напряжению сил», которого потребовал выпуск столь¬
ких подпольных номеров газеты. Выражая восхищение «энер¬
гией, упорством и изобретательностью» всех, кто, несмотря на
суровые испытания, посвятил себя этой работе, Марсель
Кашен нашел проникновенные слова, чтобы воздать должное
памяти сотрудников «Юманите», отдавших свою жизнь во славу
Родины.
Сотрудничество в подпольной «Юманите» Марселя Кашена,
вклад Мориса Тореза, чьи выступления по Московскому радио
каждый четверг слушались с захватывающим интересом,
статьи Дюкло, Фрашона и других товарищей придавали газете
боевитость, еще выше поднимали ее авторитет.
Я участвовал, кроме того, в выпуске подпольного издания
журнала «Кайе дю болыпевисм» * («Тетради большевизма»). Он
выходил десятитысячным тиражом на 84 страницах. Мне также
поручали готовить листовки для распространения среди сель¬
ского населения страны.
Для Франции завтрашнего дня
Как и в довоенный период, я продолжал заниматься пробле¬
мами образования. Летом 1943 года я подготовил «Набросок
французской политики просвещения»—документ, который 30
сентября компартия представила на рассмотрение всех группи¬
ровок, входивших в Национальный совет Сопротивления. После
Освобождения, когда вопросы реорганизации системы образо¬
вания оказались в фокусе всеобщего внимания, он был выпу¬
щен отдельной брошюрой.
Призывая французских работников просвещения к борьбе, я
подчеркивал, что народные массы, понесшие столько жертв
ради спасения цивилизации от гитлеровского варварства, будут
вправе после окончания мирового конфликта воспользоваться
благами цивилизации и потребуют права на всеобщее образова¬
ние.
Конкретно в перспективе на послевоенный период следовало
рассмотреть две задачи: расширить образование и изменить его
содержание.
* Ныне «Кайе дю коммюнисм» — политический и теоретический журнал
ЦК ФКП.— Прим. перев.
144

Я писал, что в национальных интересах Франции было бы
справедливо поставить в качестве лозунга послевоенной полити¬
ки в области просвещения требование о всеобщем среднем
образовании. Новая школа должна воспитывать высокие граж¬
данские чувства, сохраняя в то же время преемственность
лучших национальных традиций.
Я всегда гордился своей профессией преподавателя и поэто¬
му был очень рад возможности действенным образом способ¬
ствовать решению проблем, которые неизбежно должны были
возникнуть после Освобождения. При этом я ясно отдавал себе
отчет в том, что, во-первых, школа должна стать массовой и
что, во-вторых, это должно повлечь за собой серьезные
изменения в характере университетского образования. Для
меня массовая культура всегда означала научное обогащение и
духовный рост каждого, а не используемое в демагогических
целях утверждение о снижении общего уровня знаний; нет
ничего более отталкивающего, чем попытки отождествлять
народную культуру с чем-то обедненным.
Я надеялся, что мой «Набросок» поможет борьбе за демо¬
кратизацию образования в освобожденной и обновленной Фран¬
ции. Таким образом, я продолжал то дело, которому служил на
протяжении двадцати лет в Интернационале работников просве¬
щения, в палате депутатов и в «Юманите».
Несколько месяцев спустя, в марте 1944 года, я с большим
удовлетворением прочитал в программе, принятой Националь¬
ным советом Сопротивления, параграф, посвященный вопросам
просвещения, который соответствовал моему «Наброску».
Работа о политике в области просвещения была не един¬
ственной брошюрой, которую я написал в подполье. Используя
мои выступления в прессе в период 1937—1939 годов, я
подготовил также брошюру «Государственная измена трестов».
Она распространялась сначала нелегально, а после Освобожде¬
ния была выпущена в открытом издании. В этой хорошо
документированной брошюре я показывал, как крупные моно¬
полии из-за ненависти к Народному фронту и классовых
симпатий к нацизму не только саботировали программы нацио¬
нальной обороны и вооружения в предвоенный период, но и как
они всецело поддерживали Петена, политику коллаборациониз¬
ма, военные усилия Гитлера. И я подводил к выводу о
необходимости после Освобождения национализировать моно¬
полии, чтобы обеспечить независимость внутренней и внешней
политики Франции.
В этом же духе мной был составлен и переданный от имени
ФКП ответ на документ «Основы экономической реформы»,
представленный так называемой «Гражданской и военной орга¬
низацией»*. Мне было предложено также подготовить сообра¬
* Примыкавшая к Национальному совету Сопротивления консервативная
группировка, действовавшая. главным образом в департаментах Сена и Нор. В
ее состав входили офицеры, технократы, отдельные крупные капиталисты.—
Прим. перев.
145

жения к законопроекту об организации печати. Наконец, Жак
Дюкло поручил мне сформулировать предложения, которые
компартия намеревалась выдвинуть после Освобождения в
качестве первоочередных мер в области организации управлен¬
ческого аппарата. Подготовленные тексты исходили из общего
принципа о том, что «народ должен сказать свое слово».
В итоге всей этой работы в марте 1944 года представитель
ФКП в Национальном совете Сопротивления Огюст Жило внес
план реорганизации прессы, призванный обеспечить ее незави¬
симость от власти денег. Были внесены также проекты,
касающиеся организации национальной экономики, финансов,
государственных учреждений, труда, армии, внутренних дел,
информации, снабжения, иностранных дел, народного образова¬
ния и юстиции. В комплексе все эти предложения составили
целую книгу объемом в 128 страниц, которая была озаглавлена:
«На службе возрождения Франции». ФКП выступала, таким
образом, в роли партии, которая готова взять на себя ответ¬
ственность на правительственном уровне и которая способна
управлять страной.
Мне выпала честь участвовать в подготовке многих докумен¬
тов для руководства Национального фронта, хотя моя личная
роль в этой организации была весьма скромной. Руководителем
Национального фронта, неутомимым и бесстрашным бойцом,
дальновидным политиком был Пьер Вийон — уроженец Эльзаса,
человек большого сердца, сохранивший и после войны свое
подпольное имя.
Созданный в мае 1941 года Национальный фронт выступал
от имени наиболее массовой и наиболее активной части
движения Сопротивления, которая возникла без какой-либо
поддержки из Лондона. Организации, пользовавшиеся матери¬
альной помощью «Свободной Франции», занимались главным
образом выявлением военных специалистов и сбором разведы¬
вательных сведений. В то же время армия Национального
фронта — франтиреры и партизаны (ФТП),— на счету которой
было 95 процентов всех проведенных во Франции военных
акций, подвергалась лондонцами настоящему бойкоту.
Критики Национального фронта, не оспаривая, правда, ни
его роли, ни его активности, распространялись главным обра¬
зом насчет «коммунистического руководства». Однако многие к
тому времени на собственном опыте убедились, что во Франции
невозможно было ничего сделать без коммунистов или против
них. К тому же мы понимали, что многих удивит состав
руководителей Национального фронта, когда после войны
можно будет сказать, что наряду с Жолио-Кюри там были
имена бывшего сенатора-радикала Жюстена Годара, Жоржа
Бидо, Ива Фаржа, Жака Дебю-Бриделя и других видных
деятелей.
Несмотря на невообразимые трудности получения подполь¬
ных газет, я читал многие из них. Прежде всего «Юманите»,
которую Жак Дюкло редактировал с присущим ему блеском и
146

политической меткостью. «Юманите» информировала, ориенти¬
ровала, организовывала; газета была душой находившейся в
подполье партии.
Наряду с «Юманите» нельзя не подчеркнуть и роли «Ви
увриер» («Рабочая жизнь»). Как сейчас вижу небольшие зеле¬
ные листочки, на которых она тогда чаще всего выходила.
Исполненные с большой тщательностью, они призывали к
забастовкам против отправки рабочих в Германию. Передовицы
и интервью Бенуа Фрашона, всегда четкие, уверенные, написан¬
ные в прекрасном стиле, статьи Жюльена Ракамона, Анри
Рейно, Энаффа, Толле и других товарищей внесли свой вклад в
объединение и организацию действий рабочих.
Орган франтиреров и партизан — «Франс д’Абор» («Франция
прежде всего»),— выходивший раз в полмесяца, информировал
о подвигах этих солдат, хотя они и не носили военной формы.
Доходили до меня, хотя и с перебоями, такие издания, как
«Либерасьон», «Дефанс де ля Франс», «Резистанс», «Комба»,
«Франтирер» и «Темуаньяж кретьен»*. В большинстве из них
бесполезно было бы искать конкретные директивы по организа¬
ции активных действий. Зато довольно часто печатались мате¬
риалы антикоммунистического характера. У меня сохранился
экземпляр «Дефанс де ля Франс» (М® 40 от 25 октября 1943
года). И в первой же статье после выражения формального
уважения к смелости коммунистов в Сопротивлении читателям
внушается мысль, что вот эти самые коммунисты «приведут
нас к таким же результатам, что и нацисты, которых мы все
осуждаем».
Горько было видеть, как нацистская пресса аплодирует
антикоммунизму в определенных кругах Сопротивления или у
союзников. 29 июля 1944 года газета «Дойче альгемайне
цейтунг» писала: «Банды террористов полностью находятся в
руках коммунистов, которые совершенно не заинтересованы в
том, чтобы помочь Эйзенхауэру, а стремятся лишь сохранить
силы, чтобы в удобный момент захватить во Франции власть.
Англичане это уже давно поняли. И с тех пор они приостанови¬
ли снабжение этих банд оружием и снаряжением».
Конечно, в подобного рода статьях сознательно подпуска¬
лась немалая доза дезинформации. Тем не менее остается
фактом, что руководящий комитет Национального фронта
вынужден был официально протестовать против отказа снаб¬
жать оружием наиболее решительных патриотов.
Попадался мне на глаза и «Попюлер» — орган социалистиче¬
ской партии, начавший выходить в подполье, правда с изрядным
запозданием. В номере от 1 июля 1943 года был опубликован
Манифест социалистической партии. В нем, в частности,
говорилось, что в результате войны должны быть образованы
* «Освобождение», «Защита Франции», «Сопротивление», «Борьба», «Фран¬
тирер», «Христианский свидетель» — газеты, отражавшие различные буржуаз¬
ные тенденции в движении Сопротивления.— Прим. перев.
147

«Соединенные штаты мира». В пользу этого сверхгосударства
«все нации, в том числе и самые большие, должны будут
уступить значительную часть своего суверенитета». Нетрудно
было понять уже в сорок третьем году, в чьих руках оказалась
бы власть в этом сверхгосударстве.
Регулярно выходил в подполье орган французской ассоци¬
ации «Друзья Советского Союза» — «Рюсси д’Ожурдьюи»
(«Россия сегодня»). Каждый номер я ожидал с нетерпением.
Читал иногда и выходивший на русском языке листок «Русский
патриот», издававшийся Союзом русских патриотов—
объединением русских эмигрантов, выступавших против Гитле¬
ра и призывавших к борьбе с агрессором и к помощи советским
военнопленным. Для них печатались также специальные ли¬
стовки.
1943 год, начавшийся героической победой под Сталингра¬
дом, стал годом открытия СССР. Благодаря Красной Армии он
стал поворотным годом в европейской истории. Отныне было
совершенно очевидно, что разгром фашизма и спасение цивили¬
зации являются прежде всего результатом действия тех обще¬
ственных, политических и военных сил, во главе которых
находятся советские коммунисты. Де Голль говорил: «Мы не
забудем, чем обязана Франция героической стране, которая
несет на своих плечах основную тяжесть битвы».
Обязательства, принятые в ноябре—декабре 1943 года на
Тегеранской конференции и подтвержденные в 1945 году в
Ялте, поразили меня своим необычным, невиданным еще
характером по сравнению с Венским конгрессом и Версальским
договором. Дипломатические документы 1815 и 1919 годов не
имели ничего общего с чаяниями народов и несли в себе семена
новых конфликтов. Решения же Тегерана и Ялты были совер¬
шенно иными: они открыли новые пути урегулирования, проло¬
жив дорогу к прогрессивным переменам в общественной жизни
и в международных отношениях. Позитивное значение этих
решений особенно наглядно видно в дни, когда пишутся эти
строки, когда Совещание в Хельсинки, закрепив результаты
второй мировой войны, позволило Европе вступить в эру
безопасности и сотрудничества.
Освобождение
С момента высадки войск в Нормандии 6 июня 1944 года я
жадно следил за ходом военных действий. Освобождены Байё,
Лизон, Шербур. 9 июля — Кан. Советская Армия, развивая
стремительное наступление, вышла на границы Восточной
Пруссии. В этой обстановке акции французских партизан
становились все более многочисленными и все более успешны¬
ми.
10 августа объявили забастовку железнодорожники. Она
стала прелюдией всеобщего восстания в Парижском районе.
148

На стенах домов появились плакаты, призывавшие поднять¬
ся на борьбу. Под ними стояли имена депутатов-коммунистов,
как погибших, так и оставшихся в живых (среди них была и
моя подпись). А вскоре под руководством героя-коммуниста
Анри Роль-Танги Париж взялся за оружие.
Отряд франтиреров и партизан с боя захватил на улице
Энгиен здание газеты «Пти паризьен», чтобы разместить там
редакцию «Юманите». На машине ФТП я поспешил туда сквозь
ликующие возгласы охваченного борьбой Парижа. Мариус
Маньян и другие товарищи опередили меня. Слезы невольно
навертывались нам на глаза: уходили в прошлое дни, полные
стольких тяжких событий. Мы еще лучше поняли цену жизни,
приняв участие в великой битве за святое дело, против сил
мрака и зла.
Мы были взволнованы, испытывая чувство гордости и
веселья одновременно, оттого, что завладели помещением и
типографией самого презираемого из органов реакционной
прессы, который еще до 1939 года никогда не останавливался
перед использованием клеветы и антикоммунистических фаль¬
шивок.
Последний выпуск нелегальной «Юманите» вышел под номе¬
ром 316. В понедельник 21 августа 1944 года орган ЦК нашей
партии был напечатан уже открыто. На парижских улицах, еще
ощетинившихся баррикадами, снова раздались выкрики: «Чи¬
тайте, распространяйте «Юманите»!» Многие из первых добро¬
вольных распространителей «Юманите» погибнут. Так, семнад¬
цатилетний Рауль Готье будет расстрелян возле своей пачки
газет. Товарищ Вердьер, схваченный у станции метро Кадэ,
погибнет в Булонском лесу. Трое безымянных распространите¬
лей газеты будут убиты на бульваре Мажанта. И сколько еще
других...
В воскресенье 27 августа на площади Вольтера перед
зданием мэрии состоялась торжественная церемония прощания
с девятью героями-бойцами из XI округа, которые погибли во
время атаки на казарму. Три тысячи человек, застывших в
суровом молчании, собрались вокруг гробов, покрытых трех¬
цветными полотнищами. Сначала взял слово назначенный
руководством Сопротивления новый мэр округа, мой хороший
друг архитектор Франсис Боннерик. Затем я в своем выступле¬
нии почтил память погибших, среди которых многие были
моими товарищами по партии. И каждый из присутствующих
дал клятву не щадить сил, чтобы жертвы, которые они
принесли, не остались бесплодными.
Я повторял про себя патетические строки надежды, написан¬
ные Полем Элюаром:
Последняя ночь
Бедняки подбирали объедки из сточных канав.
Их глаза постепенно померкли.
149

Больше ночь не внушала им страха.
Ослабев, усмехались на слабость свою
И непрочно скользили в непрочной тени,
Друг на друга смотрели сквозь дымку несчастья,
Помогали друг другу беседой своей задушевной.
В рассудительном кротком их говоре
Угадал я надежды протянутой руки*.
Первый митинг, который я провел в своем округе, состоял¬
ся в воскресенье, 3 сентября, в помещении школы на улице
Келлер. От Союза французских женщин вместе со мной на
митинге выступала Мария Рабате. Как я рад был встретиться с
ней! Ведь она присутствовала на моем последнем публичном
выступлении в 1939 году на улице Фагон в XIII округе Парижа.
А здесь, на улице Келлер, энтузиазм присутствующих был
неописуем. Какое это было вознаграждение за все те тяготы и
утраты, которые нам пришлось перенести. Утраты, к сожале¬
нию, слишком большие. Репрессии вырвали из наших рядов
многих замечательных товарищей. Они незримо присутствовали
рядом как свидетели справедливости нашего дела: и Леон
Фрост, и Морис Гардетт, и бойцы молодежных батальонов XI
округа, студенты и рабочие, павшие, когда им было по 18—20
лет.
Накануне этого митинга я сопровождал на кладбище в
Сент-Уане прах моего друга Андре Шеневьера, с 1937 года
отвечавшего за литературную полосу в «Юманите». Он был
убит на баррикаде возле Восточного вокзала 20 августа. Это
был одиннадцатый из редакторов нашей газеты, отдавший
жизнь во имя нации. И когда вооруженные бойцы Сопротивле¬
ния отдавали у могилы последние почести, я повторял строки
из поэмы «Убитым», которую Андре написал в феврале 1944
года:
По каплям жертв невинных кровь,
Из века в век в поток сливаясь,
Течет — и землю наполняет
Своею чудотворной силой...
Благодаря этой чудотворной крови страна обретала свободу
и начинала новую главу своей истории. Эта глава будет также
отмечена острой борьбой общественных сил, среди которых
одни будут стремиться к реставрации прошлого, а другие — к
обновлению. Я был преисполнен решимости оставаться на
своем посту, всеми силами содействовать делу свободы, стро¬
ительству более справедливой, лучшей, чем прежде, Франции.
«По избранному пути» — как и в двадцать лет, эти слова и в
сорок оставались моим девизом.
* Поль Элюар. Избранные стихотворения. М., изд-во «Иностранная
литература». 1961, с. 15.

Часть II
ФРАНЦИЯ ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ
ПРИНЯТИЕ СОВМЕСТНОЙ ПРОГРАММЫ

С момента освобождения Парижа в августе 1944 года,
открывшего радужные перспективы обновления страны, и до
мрачных дней мая 1947 года, когда под нажимом американского
империализма коммунисты были исключены из правительства
Франции, прошло менее трех лет. Но это были знаменательные
годы. Именно в тот период, несмотря на сопротивление
консервативных сил, поддержавших в свое время вишистский
режим, начали осуществляться или наметились изменения во
французском обществе.
В годы подполья здоровье мое было подорвано. Тем не
менее я был полон желания отдать все без остатка силы на
выполнение тех вдохновенных задач, которые меня ожидали.
Ни одна другая партия или организация не вложила в дело
освобождения родины столько энергии, сколько ФКП. Ее
руководители: Морис Торез, Жак Дюкло, Бенуа Фрашон,—
закаленные в огне битвы, пользовались среди своих товарищей
непререкаемым авторитетом, который, впрочем, никто не мог,
да и не хотел оспаривать. Трудящиеся, все демократы объеди¬
нялись вокруг активистов компартии, видя в них наиболее
преданных защитников как насущных требований народа, так и
национальных интересов страны, поборников национального
возрождения Франции. Под наши знамена собиралась моло¬
дежь. Париж, несмотря на свои раны и утраты, переживал
светлые дни надежды. Каждое утро казалось зарей нового
мира.
Редакция «Юманите» жила в одном ритме со всем народом.
Коммунистическая партия и движение Сопротивления выступа¬
ли как самые здоровые силы, как силы обновления. Казалось,
все изменилось или вот-вот должно было измениться. Так же
как во времена Народного фронта, ФКП вновь переживала
период превращения в могучую массовую партию. Летом 1944
года в парижские организации партии ежедневно вливались
тысячи новых членов. В Ренне к концу августа в ряды
компартии вступило 1700 человек. В Алжире тираж нашего
еженедельника «Либерте» приближался к ста тысячам экзем¬
пляров. Местные и департаментские комитеты Освобождения
повсюду встречали самую широкую поддержку.
В этих условиях реакция, все, чьи интересы были связаны с
существовавшим прежде порядком, обрушились против компар¬
тии и движения Сопротивления. Крупная буржуазия, чтобы
6 — Жорж Коньо
153

сохранить свои антидемократические привилегии, поставила
перед собой цель — ликвидировать движение Сопротивления как
независимо существовавший политический фактор.
В развертывавшейся битве я, не жалея сил, защищал
отведенную мне позицию — и на посту главного редактора
«Юманите». и на трибуне митинга, и среди членов Консульта¬
тивной ассамблеи, и в составе двух учредительных собраний, и
в качестве депутата Национального собрания.
Основные направления деятельности «Юманите» были опре¬
делены от имени партии в передовой статье, которую я написал
27 августа 1944 года. Комментируя состоявшийся накануне
марш победителей от Триумфальной арки до Парижской рату¬
ши, я сформулировал следующие четыре задачи:
довести войну до капитуляции врага; разгромить гитлеров¬
скую Германию;
добиться признания союзниками законных прав Франции, не
допуская создания Военного управления союзников на оккупи¬
рованной территории (AMГОТ) и других подобных планов;
во внутриполитическом плане подтвердить суверенные права
народа на демократические свободы, предоставить ему возмож¬
ность самому высказаться о своем будущем;
сохранить и укрепить союз всех французов, исключая
горстку предателей; обеспечить сплочение всех ведущих,
жизненных сил общества.
Именно эти положения в качестве основных принципов
национального спасения были вынесены Жаком Дюкло 31
августа на утверждение Пленума ЦК Компартии. Это был
первый Пленум, состоявшийся в освобожденном Париже, в
нашей штаб-квартире на улице Пелетье.

I. ОКОНЧАНИЕ ВОЙНЫ
Разгромить фашизм
Выиграть войну как можно скорее, но с минимумом жертв и
среди солдат, и среди депортированных, этих заложников
врага; завершить войну безоговорочной капитуляцией фашист¬
ской Германии—такова была основная задача компартии на
протяжении девяти месяцев между освобождением Парижа и
окончательным крушением третьего рейха. Эта цель внутренне
связывала все многообразные формы политической работы
партии. Ей в конечном итоге была подчинена и вся деятельность
«Юманите», руководимой Марселем Кашеном.
В этих условиях газета стояла на страже национальных
интересов страны. Ее многочисленные корреспонденты —
рабочие и крестьяне, солдаты и представители интеллигенции —
постоянно информировали редакцию о происках заговорщиков
из «пятой колонны». 26 августа в Париже террористы, засев¬
шие на одном из чердаков, обстреляли демонстрацию. Несколь¬
ко человек было убито. 1 ноября в Витри был взорван
железнодорожный состав с военным снаряжением. Особая
подлость этого преступления заключалась в том, что взрыв
был устроен по соседству с кладбищем, где в этот день, день
поминовения, собралось много людей, чтобы почтить память
жертв Сопротивления. 25 человек было убито и 95 ранено.
25 ноября в замке Тимон (департамент Воклюз), где были
размещены 159 человек из Республиканских сил безопасности*,
взорвалась бомба. 34 бывших бойца Сопротивления были убиты
и 40 ранено. И эти вылазки «пятой колонны» продолжались
несколько месяцев. В январе 1945 года был совершен поджог
обувной фабрики в городе Роан, на которую был наложен
секвестр** префектом-коммулистом. Мы считали необходимым
провести чистку в рядах полиции.
Тем временем во Франции стало уделяться все меньше
внимания расследованию деятельности тех, кто предал Фран¬
цию, кто сотрудничал с нацистами. Юридическая комиссия
Национального совета Сопротивления, принятая 26 сентября
министром юстиции, выразила возмущение по поводу того, что
еще ни один из арестованных преступников не предстал перед
* Регулярные воинские формирования, созданные на базе патриотической
милиции.— Прим. перев.
** По окончании войны на имущество коллаборационистов был наложен
секвестр.— Прим. перев.
155

судом. Создавалось впечатление, что у главы временного
правительства было особенно негативное отношение к конфи¬
скации имущества и предприятий предателей. Правда, ордонанс
от 18 октября предписывал изъятие прибылей и доходов,
полученных в период с 1939 года по 31 декабря 1944 года в
результате сотрудничества с врагом или операций на черном
рынке. Однако было ясно, что для последовательного примене¬
ния этих мер требовалось непосредственное вмешательство
народа. Кроме того, мы опасались, и не без оснований, что
разговоры о конфискации полученных доходов в определенных
кругах велись главным образом с целью заставить забыть о
конфискации имущества. В министерстве финансов ни Мендес-
Франс, ни Плевен не торопились проводить в жизнь наши
предложения, предусматривавшие серьезную разработку када¬
стра состояний, включение в единый законопроект о налогах
положения о конфискации незаконных прибылей, установление
в качестве основы налоговой политики справедливого налога на
доходы и, наконец, незамедлительную конфискацию имущества
предателей.
Мы воздавали должное павшим в период Сопротивления,
прославляли героев, мобилизуя народ для окончательного
разгрома фашизма. 22 сентября 1944 года в парижском зале
Научных обществ было проведено собрание в память о расстре¬
лянных адвокатах — Антуане Хадже, Жорже Питаре и Мишеле
Рольникасе. 22 октября 1944 года, в третью годовщину массо¬
вой казни патриотов в Шатобриане, под председательством
Марселя Кашена собрались 80 тысяч французов. А в XI округе
Парижа в тот же день сорок тысяч парижан присутствовали на
митинге, на котором бывшая Ангулемская улица была переиме¬
нована в улицу имени Жан-Пьера Тэмбо, а площадь названа
именем Мориса Гардетта. Тогда же имя Леона Фроста торже¬
ственно было присвоено еще одной улице. Я выступал перед
собравшимися на эту церемонию. А вскоре, в воскресенье 12
ноября, в Жантийи я имел честь воздать должное Габриэлю
Пери, чьим именем была названа одна из улиц этого пригорода
Парижа. Погибшие герои вновь присоединялись к нам в нашей
борьбе.
Для ведения военных действий требовалась активная работа
в тылу. А экономическая жизнь Франции к моменту освобожде¬
ния была почти полностью парализована. Тяжкая дань в пользу
завоевателей, депортация рабочей силы, а также блокада и
бомбардировки американской и английской авиации разорили
страну. Запасы сырья кончились. Транспортные средства нахо¬
дились в катастрофическом состоянии. Производство чугуна и
стали было почти на нуле — действовали лишь 7 доменных
печей из 101. По сравнению с 1938 годом вырабатывалось вдвое
меньше электроэнергии, добыча угля сократилась на одну
треть. Вдвое сократилась продукция сельского хозяйства.
В то время как различные официальные и официозные
голоса демагогически приукрашивали положение, компартия и
156

ее пресса сказали населению страны правду и призвали к
максимальному напряжению сил, подчеркивая, что ведение
войны требует безотлагательной реконструкции экономики.
Партия расстрелянных в равной мере заслужила право назы¬
ваться и партией национального возрождения.
Уже 31 августа 1944 года в «Юманите» в передовой статье
«Во имя общего интереса» я комментировал воззвание ВКТ,
призывавшее рабочих трудиться не щадя сил.
Сегодня кое-кто из тех, кто специализируется в клевете на
компартию, повторяя фальшивые утверждения, распространяв¬
шиеся тогда некоторыми руководителями соцпартии, пытаются
утверждать, будто мы призывали рабочих к напряженному
труду, не заботясь об их законных требованиях. Трудно
придумать большую чушь — достаточно перелистать «Юмани¬
те», не говоря уж об известных выступлениях Мориса Тореза...
Наша «битва за производство» была тесно связана с важнейши¬
ми социальными требованиями, такими, как отмена блокирова¬
ния зарплаты и повышение ее уровня, пересмотр окладов
государственных служащих, улучшение положения престаре¬
лых и инвалидов, устранение оптовых посредников, которые
буквально грабили страну. Коммунисты никогда не отделяли
экономическую политику от социальной.
Высшая администрация, испытывавшая ностальгию по ви-
шистским временам и находившаяся под влиянием скрывавших¬
ся сил реакции, саботировала усилия народа. Высшие чиновни¬
ки, назначенные Петеном и в течение четырех лет ему
служившие, оставались на своих местах. К числу таких,
например, принадлежал директор центра по контролю за
ценами, о котором я писал в «Юманите» 17 ноября. Освобожден
он был с этого поста лишь в конце декабря. Слово «специ¬
алист» нередко служило предлогом, чтобы скрыть измену в
прошлом и саботаж в настоящее время. Уверяли даже, что
чистка якобы отрицательно скажется на экономическом воз¬
рождении, хотя она была первоочередной задачей морального
характера.
Оставшиеся в наследство от режима Виши так называемые
организационные комитеты, используя свою бюрократическую
систему, продолжали душить мелкие и средние предприятия,
усиливая доминирующую роль магнатов в каждой отрасли. Уже
20 сентября 1944 года мне пришлось писать на страницах
«Юманите» о скандале, связанном с цементным заводом в
Женвилье. Чтобы пустить этот завод, требовалось 8 миллионов
франков. Министерство производства отказалось предоставить
эту сумму, в то время как завод вынуждали прибегнуть к займу
у предприятия, уличенного в коллаборационизме.
Факты саботажа стали обычным явлением. В середине
октября министерство производства дошло до того, что отдало
приказ оружейной фабрике в Сент-Этьене «не увеличивать
темпов» в цехах, где изготовляли винтовки модели 36, которая
была эталоном простоты и надежности, в чем я лично смог
157

убедиться в мае — июне сорокового года. Социалиста Робера
Лакоста, получившего портфель министра промышленного про¬
изводства, скорее следовало называть министром промышлен¬
ного застоя.
Конечно, давление со стороны организаций Сопротивления и
общественного мнения, равно как и усилия коммунистов, в том
числе и в правительстве, давали положительные результаты,
порой даже значительные. К их числу можно отнести произве¬
денную 14 декабря национализацию угольных предприятий в
департаментах Нор и Па-де-Кале. Когда в середине ноября
были конфискованы заводы Рено (после ареста и последовав¬
шей за ним внезапной смерти их владельца Луи Рено), я
развернул в газете кампанию за их национализацию и против их
передачи кому-либо другому. Ордонанс о национализации заво¬
дов Рено был принят 16 января 1945 года.
Жак Дюкло с трибуны Консультативной ассамблеи, а я — в
прессе неустанно повторяли, что нельзя добиться удовлетвори¬
тельных результатов в деле вооружения и развития хозяйства,
пока основные секторы экономики будут оставаться в руках
трестов. Необходимо покончить с их всевластием, если мы
хотим активизировать производство и скорее завершить войну.
То же самое можно было сказать и о кредитной системе. В
начале марта 1945 года, приведя документальное свидетельство
франкфуртской газеты от 17 октября 1942 года, «Юманите»
показала, что немецкие фирмы действовали через французские
банки: «Креди лионе», «Сосьете женераль», «Контуар на-
сьональ д’Эсконт» и «Банк Насьональ пур ле коммерс э
л’эндюстри». Мы требовали санкций против этих четырех
ведущих банков.
Новый размах деятельности коммунистов в пользу победы
придало возвращение Мориса Тореза в Париж в понедельник 27
ноября. Уже в четверг он выступал в здании Зимнего велодро¬
ма. Не менее 50 тысяч человек заполнили велодром, прилега¬
ющие улицы и бульвар. На Пленуме ЦК партии, который
открылся в воскресенье 21 января 1945 года в Иври, Морис
Торез в своем выступлении акцентировал внимание на необхо¬
димости дальнейших военных усилий. Он призвал к тому,
чтобы не менее миллиона французских солдат участвовали в
военных действиях на фронте, подчеркнув, что Франция сама в
состоянии обеспечить вооружение и оснащение 35—40 дивизий.
Морис Торез указывал при этом, что мы не намерены в
настоящее время выдвигать на первый план социалистические и
коммунистические требования, что мы заявляем об этом
открыто, не опасаясь выглядеть «недостаточно горячими» в
глазах тех, кто только и умеет, что твердить одно слово—
«революция». Мы должны выиграть войну, потому что это
главная задача, которая стоит перед народом.
Комментируя в последующие дни итоги Пленума, я выделил
в «Юманите» важнейшую идею принятой резолюции—все
подчинить требованиям победы. Глубоко национальная полити¬
ке

ка ФКП оставалась неизменной, и ее отражение в решениях
Центрального Комитета было абсолютно логичным, хотя кое-
кого это нимало удивило. Неизменным оставалось и главное
средство обеспечения этой политики—единство народа.
Вполне естественно, что такая ориентация способствовала
росту авторитета компартии. Это ясно показали и муниципаль¬
ные выборы, на которых наша партия одержала блестящую
победу. Мы получили большинство в 1400 крупных муниципали¬
тетах по сравнению с 300 в довоенные годы. В Париже за
наших кандидатов было подано 29,6 процента голосов, в то
время как в 1935 году—19,5 процента.
Я был избран по пятому сектору, включавшему III, IV, X и
XI округа Парижа. Мой избирательный округ находился в
народном Париже — Париже рабочих, ремесленников и владель¬
цев небольших лавок. Результаты голосования меня обрадова¬
ли. И не только из-за личного успеха, а и потому, что среди
избранных оказалось много моих хороших друзей. 27 коммуни¬
стов пришли в качестве муниципальных советников под своды
Парижской ратуши, а до войны их было только восемь.
А вскоре — и опьяняюще радостное сообщение о взятии
Берлина Советской Армией. Это победа над гитлеризмом! 7 мая
в спецвыпуске «Юманите», выражая чувства ликования, гордо¬
сти и восхищения по отношению к победителям, я в то же
время высказывал и предостережение: «Мы празднуем побед¬
ное завершение войны против гитлеровской Германии. Но эта
война будет для нас проигранной, кровь наших героев окажется
пролитой напрасно, если мы позволим, чтобы в Европе, и в
частности во Франции, сохранились остатки фашизма».
Чтобы исполнить свой долг перед павшими и открыть дорогу
в будущее, необходимо было покарать военных преступников,
начиная с Петена и Лаваля, обновить и укрепить демократию,
вернуть Франции ее авторитет на международной арене.
Вернуть Франции роль
великой державы
Иметь многочисленную армию, чтобы эффективно содей¬
ствовать общей победе; восстановить национальную экономику,
а не тратить золото на заказы за границей, порождая безрабо¬
тицу во Франции; возродить в обществе дух гражданского
самосознания, покарав измену,— все это, по нашему мнению,
должно было вернуть стране ее величие, ее независимость и
суверенитет.
Западные союзники долгое время колебались в вопросе о
признании суверенитета Франции. В действительности же они
стремились использовать ослабление нашей страны, чтобы
свести до минимума ее участие в решении вопросов послевоен¬
ного устройства, а также присвоить часть ее колониальных
владений, в частности осложняли обстановку в странах Ближ¬
159

него Востока. Они отказывались снабжать наши войска оружи¬
ем в такой же мере, как и свои. Де Голль вынужден был
признать, что после высадки в Нормандии и до капитуляции
Германии союзники выделили так мало оружия, что его не
хватило бы, чтобы оснастить даже одно крупное соединение.
Назначая 29 сентября 1944 года представителя Соединенных
Штатов «при французской администрации, в настоящее время
существующей де-факто в Париже», президент Рузвельт заме¬
тил, что этот акт не означает даже временного признания
французского правительства.
Францию не пригласили участвовать в конференции в Дум-
бартон-Оксе*. Более того, 5 сентября в ответ на протест
относительно распределения мест постоянных членов в Совете
Безопасности, которые были зарезервированы для США,
Англии, СССР и Китая, председатель американского Комитета
по иностранным делам заявил, что Франция играла в войне
незначительную роль и что ей следует еще доказать свое право
на место постоянного члена в Совете Безопасности. Этому
типу, по-видимому, не было известно, что война стоила нашей
стране гораздо больше человеческих жизней, чем США,
Лишь 23 октября союзные великие державы приняли реше¬
ние о признании временного правительства Французской Рес¬
публики, да и то с американской стороны это решение
сопровождалось рядом оговорок. Далеко не просто решался и
вопрос относительно французской оккупационной зоны в Гер¬
мании. И лишь по настоянию советского правительства 11
ноября руководители трех великих держав направили своим
послам в Париж инструкции, согласно которым Франция была
приглашена участвовать в работе Европейской консультативной
комиссии в качестве четвертого равноправного члена.
Вот таким, весьма еще шатким, было международное поло¬
жение страны, когда 1 декабря 1944 года генерал де Голль и
министр иностранных дел Жорж Бидо, убежденные, что пре¬
стиж Франции невозможно восстановить без соглашения с
СССР, ее естественным союзником на востоке, прибыли в
Москву. В дипломатических кругах, как известно, было отме¬
чено, что результаты франко-советских переговоров превзошли
первоначальные ожидания. 10 декабря был подписан Договор о
союзе и взаимопомощи — гарантия нашей независимости «как
перед лицом германской опасности, так и против попыток
англосаксонской гегемонии» **. Таким образом, было прочно
заложено то, что де Голль с полным основанием называл
первым этажом здания безопасности.
Именно франко-советский договор предоставил нашей стра¬
* Конференция в Думбартон-Оксе (по названию одной из старинных
усадеб) проходила в Вашингтоне с 21 августа по 7 октября 1944 г. по вопросу о
подготовке проекта Устава ООН. В переговорах на конференции участвовали
СССР, США, Англия и Китай, присоединившийся к ним на втором этапе
конференции.— Прим. перев.
** De Gaulle. Mémoires de guerre. Editeurs Pion. T. ïïï, p. 55.
160

не право на оккупационную зону в Германии. Вопрос об этом,
поднятый перед Форин офис еще весной 1944 года, не находил
до той поры положительного ответа. Подчеркнуто негативной
была и реакция Вашингтона, особенно если учесть враждеб¬
ность Рузвельта по отношению к де Голлю. Понимание
французских интересов Советским Союзом вынудило наших
западных союзников изменить позицию.
Вспоминаю, с каким удовлетворением и энтузиазмом Кон¬
сультативная ассамблея встретила 21 декабря отчет француз¬
ских представителей после их возвращения из Москвы. Но еще
12 декабря этому крупнейшему дипломатическому событию я
посвятил в «Юманите» передовую статью. Я напоминал, что
коммунисты всегда выступали за политику франко-советского
согласия. Договор, отмечалось в статье, возвращает Франции ее
ранг на международной арене. «Первым среди всех государств
признав новую Францию, поддержав ее право на достойное
место в комиссии по европейским делам, СССР подписывает
теперь с нами на основе полного равноправия пакт о взаимопо¬
мощи. И благодаря этому, как пишет американская пресса,
Франция вновь превращается в великую политическую держа¬
ву» дружбу с которой следует поддерживать как во время
войны, так и в мирное время».
18 декабря, возвращаясь к теме договора, я подчеркивал
важность вытекающих из него обязательств: необходимо было
создать крупную национальную армию, укрепить тыл, поторо¬
питься с восстановлением экономики, мобилизуя все силы на
базе единства народа. Военный вопрос должен постоянно
стоять в повестке дня. Это было одним из обязательств, взятых
нами в Москве.
В начале февраля 1945 года состоялась Ялтинская конферен¬
ция. В истории дипломатии трудно найти другое событие,
которое было бы в такой степени искажено авторами в
многочисленных тенденциозных комментариях, а также истори-
ками-антисоветчиками, разглагольствующими о «разделе мира».
На самом же деле Ялта обеспечила нам охрану наших интере¬
сов. Коммюнике, опубликованное 12 февраля, в полной мере
учитывало законные требования Франции: наша страна могла
иметь свою оккупационную зону и становилась четвертым
членом Контрольной комиссии, которая должна была быть
учреждена в Берлине, чтобы координировать вопросы админи¬
стративного управления в различных зонах. Францию пригласи¬
ли на конференцию в Сан-Франциско, намеченную на 25 апреля,
с целью разработки Устава Организации Объединенных Наций.
25 февраля я с удовлетворением писал в газете «Юманите»,
что завершившаяся в Лондоне международная конференция
профсоюзов поддержала Ялтинские решения. Их содержание
приветствовали все патриоты, так как в них отражалась
позитивная эволюция отношений между союзниками.
161

Восстановить и расширить
демократические свободы
Приобретя подлинно массовую базу и войдя в правитель¬
ство, ФКП оставалась верной заложенным в движении Сопро¬
тивления идеалам. Она стремилась полностью ликвидировать в
политической жизни страны не только остатки фашизма, но и
то, что можно было бы назвать предфашизмом, то есть те
социально-политические условия, которые породили Мюнхен и
Виши, привели к капитуляции перед Гитлером и удушению
демократии в угоду петенизму. После периода подполья к
легальной деятельности переходила не только численно вырос¬
шая, прославленная своими героическими делами партия, мы
предстали перед страной как олицетворение совершенно новой
политической культуры, новой стратегии, нового понимания
социально-политических отношений.
С возвращением Мориса Тореза во Францию наша партия
ориентировалась вовсе не на отказ использовать мнимые
политические возможности. Ее усилия были направлены на то,
чтобы прочно войти в живую ткань французского общества,
вышедшего из войны, чтобы как можно активнее включиться в
созидательную деятельность, опирающуюся на сотрудничество
и дружбу национальных и демократических сил. Компартия
выступала зачинателем мер по возрождению и восстановлению
Франции, привлекая к решению этих задач все силы. С этого
момента стал очевидным демократизм линии коммунистов: они
последовательно проводили связь между социализмом и демо¬
кратией.
7 ноября была образована Консультативная ассамблея в
составе 248 членов, включая 148 представителей движения
Сопротивления от мегрополии. Я входил в коммунистическую
группу ассамблеи, заседавшей в старинном Люксембургском
дворце (с 1959 года я присутствовал гам на заседаниях, но уже
в качестве сенатора).
Демократические свободы восстанавливались не так быстро
и не в столь широком объеме, как того хотели бы все, кто
сражался против режима Виши и оккупантов. Коммунисты, как
всегда, отстаивали все демократические свободы в целом. Но
«Юманите» в первую очередь, естественно, волновал вопрос о
свободе печати. Еще 14 сентября в передовой статье я
выступил против ограничения тиража нашей газеты 300 тысяча¬
ми экземпляров. Это было меньше половины наших реальных
потребностей. В одном Париже и его самых ближайших
пригородах «Юманите» расходилась в количестве 172 тысяч
экземпляров. Я требовал, чтобы издания, так или иначе
участвовавшие в движении Сопротивления, были обеспечены
необходимым количеством бумаги. А министр информации
Тетжен в это время как раз сократил тиражи еще на двадцать
пять процентов, ссылаясь на «нехватку бумаги».
На самом деле осенью 1944 года запасов бумаги было
162

достаточно, чтобы обеспечить издание газет до 16 февраля 1945
года. Но магнаты бумажной промышленности, разъяренные
тем, что была закрыта часть газет, принадлежавших их
друзьям коллаборационистам, сообщали неверные сведения о
запасах. И не торопились возобновлять производство бумаги на
своих заводах. Делалось все, чтобы создать для новых изданий
побольше трудностей. Мы были свидетелями настоящего заго¬
вора: путем снижения тиражей пытались уменьшить доходы
патриотических газет, каждый месяц сокращали количество
дней, по которым могли выходить газеты, что также создавало
дополнительные финансовые трудности. Разоблачая фальши¬
вые цифры и аргументы бумажного треста, я писал 28
сентября: «У национальной печати есть все основания считать,
что ее стремятся задушить».
7 марта Консультативная ассамблея приступила к обсужде¬
нию бюджета министерства информации. В своем выступлении
по этому поводу я высказал сожаление, что свобода печати
по-прежнему для французов весьма проблематична. 9 марта
ассамблея проголосовала за образование комиссии по расследо¬
ванию вопросов, связанных с обеспечением печати бумагой,
фактически выразив тем самым недоверие министру информа¬
ции Тетжену.
Демократизация образования, которой компартия так на¬
стойчиво добивалась еще во время Сопротивления, также
составляла одну из основ обеспечения суверенитета народа в
области внутренней политики. С 9 сентября 1944 года пост
министра просвещения занял прибывший из Алжира Рене
Капитан, который отнюдь не горел желанием провести демо¬
кратизацию образования. Его занимала другая забота — как
сохранить в той или иной форме субсидии частным конфесси¬
ональным школам, введенные режимом Виши. Капитан, разу¬
меется, не мог полностью игнорировать сложившееся в стране
стремление к реформе системы образования, что было проде¬
монстрировано еще в период Сопротивления.
Руководящий аппарат министерства просвещения был чрез¬
мерно раздут, главным образом за счет приезда из Алжира
чиновников высокого ранга. И все это влекло за собой
сокращение средств, предназначавшихся для учителей и уча¬
щихся. Чистка в министерстве затормозилась, и многие из тех,
кто запятнал себя коллаборационизмом, сумели избежать
наказания.
Угроза, нависшая над светской школой, вызвала возмуще¬
ние и у Поля Ланжевена, вернувшегося 25 сентября из
Швейцарии, где он скрывался после побега. Уже во вторник 26
сентября он пришел к Жаку Дюкло с просьбой принять его в
ряды компартии, чтобы, как он заявил, занять место своего
зятя, Жака Соломона, расстрелянного нацистами. А 4 октября
мы отметили вступление в партию Пабло Пикассо.
25 января 1945 года, отмечая день рождения Поля Ланжеве¬
на, ставшего директором Института физики, Политбюро устро¬
163

ило дружеский обед. А утром в этот день состоялось собрание
Объединения преподавателей-коммунистов. В нем приняли уча¬
стие многие видные профессора, исследователи, писатели, в
том числе Жан-Ришар Блок и Фредерик Жолио-Кюри. Гене¬
ральный секретарь партии М. Торез, М. Кашен и П. Ланжевен
в своих речах поддержали союз науки и труда. Через несколько
дней я имел удовольствие опубликовать в «Юманите» привет¬
ствие, адресованное нашему Ланжевену от Академии наук
СССР. Московское радио посвятило его трудам две из своих
программ.
3 марта в большой аудитории Сорбонны была торжественно
отмечена 73-я годовщина Поля Ланжевена. Это был своего рода
символ — в его лице преподаватели и студенты чествовали
работников высшей школы, участвовавших в движении Сопро¬
тивления. Вместе с Дюкло и Кашеном я представлял на этом
вечере компартию, и мне выпала честь приветствовать Ланже¬
вена от имени товарищей по партии. Я говорил в своем
выступлении, что начиная с 1900 года он неизменно отдавал все
свои силы служению народу. И не без оснований нацистский
полковник, который допрашивал его в тюрьме «Санте», сказал:
«Вы так же опасны для фашизма, как для абсолютизма были
опасны энциклопедисты XVIII века».
20 ноября 1944 года финансовая комиссия Консультативной
ассамблеи назначила меня на пост, который с 1936 по 1939 год в
палате депутатов я уже занимал,— докладчиком по бюджету
народного образования. Я был весьма польщен — этим жестом
участники движения Сопротивления проявили уважение к моим
усилиям по защите светской школы. Но радость моя была
омрачена спустя два дня, когда кандидат Национального фронта
на пост председателя комиссии мой друг Жолио-Кюри получил
всего одиннадцать голосов и не был избран. 14 голосов были
поданы за социалиста Франсиса Перрена, прибывшего из
Нью-Йорка и не постеснявшегося противопоставить себя канди¬
датуре лауреата Нобелевской премии, одного из организаторов
и борцов Сопротивления.
В финансовой комиссии я не мог не сделать два серьезных
замечания по проекту бюджета народного образования. Во-
первых, проект ничего не предусматривал для помощи школь¬
никам и студентам, пострадавшим в результате войны. Многие
из детей вынуждены были жить в подполье, не имея возможно¬
сти посещать школу, многие молодые люди прервали занятия,
чтобы принять участие в патриотической борьбе. С другой
стороны, задачи экономической реконструкции предполагали
особые усилия по организации профессиональной подготовки и
переподготовки молодежи. А в этом плане также ничего не
предусматривалось. Нам удалось добиться лишь того, что
Совет министров 3 января 1945 года восстановил порядок
бесплатной сдачи экзаменов экстерном за среднюю школу.
28 марта, представляя ассамблее бюджет народного просве¬
щения, я с удовлетворением назвал «определенное число
164

удачных реформ и достижение позитивных результатов», при¬
нятых в период после Освобождения. Но мне пришлось
высказать сожаление по поводу некоторых других аспектов
деятельности министерства: недостаточность мер по оказанию
помощи жертвам войны, снисходительность к петеновским
чиновникам, предложение продолжить финансирование Школы
высших социальных исследований, которая была одним из
центров прогитлеровской пропаганды, и т. д. Я поднимал, в
частности, вопрос об организации специальных курсов или
центров, где бы могли наверстать упущенное те учащиеся,
которые не могли регулярно учиться в период войны из-за
участия их родителей в движении Сопротивления, или же те
молодые люди, которые сами непосредственно участвовали в
Сопротивлении. Я подчеркивал, что речь идет не о том, чтобы
дать им возможность сдать экзамены в облегченном варианте, а
чтобы предоставить в их распоряжение лучших преподавателей
и создать необходимые условия для подготовки.
В целом проект бюджета, к сожалению, был рассчитан на
то, чтобы и дальше раздувать бюрократический аппарат. Число
чиновников высшего ранга на улице Гренель, где помещалось
министерство просвещения, предлагалось удвоить; служащих
среднего звена—увеличить на четверть. И в то же время
ничего или почти ничего не предусматривалось в отношении
преподавательского состава и расширения сети учебных заведе¬
ний. На филологическом факультете Парижского университета
количество преподавателей с 1910 года увеличилось лишь на 10
процентов, тогда как число студентов выросло в два раза.
Особое внимание я обращал на почти полное отсутствие
средних учебных заведений в рабочих городах, таких, как
Сен-Дени. Даже на ремонт учебных помещений, не говоря уж о
новом строительстве, не предусматривалось сколько-нибудь
существенных средств под тем предлогом, что процесс эконо¬
мического возрождения продлится долгое время.
Зато коммунисты без промедления возобновили работу,
которую они начали еще в предвоенные годы,—
распространение в широких массах народа общеобразователь¬
ных и политических знаний. Я был очень рад объявить в
«Юманите» об открытии Нового университета, который стал
преемником довоенного Рабочего университета. Торжественная
церемония по этому случаю состоялась 12 ноября в Доме
металлистов под председательством Жолио-Кюри. Для тех, кто
сегодня выступает за союз всего народа, в том числе за союз
интеллигенции с рабочим классом, было бы поучительно
мысленно перенестись в атмосферу согласия и общих надежд,
которая царила в те дни благодаря в значительной мере
пониманию и такту, который проявляли коммунисты. Большую
роль в объединении всех национальных и демократических сил
играли в ту пору содружества коммунистов-преподавателей,
коммунистов-писателей, художников, юристов и т. д. Залы, в
которых проходили собрания, были всегда полны, а дискус¬
165

сии — очень оживленны. Я был ответственным за работу этих
объединений. Впоследствии эта форма деятельности была
признана нецелесообразной, так как изолировала интеллиген¬
цию, замыкала ее в кругу только ее специфических проблем.
Нельзя, однако, не вспомнить тех встреч представителей
интеллигенции, когда собирались люди разных убеждений и
политических взглядов, объединенные одной целью—служить
делу обновления Франции. Казалось, могли осуществиться
любые надежды. Великий Жолио-Кюри возглавлял службу
научных исследований, и это было залогом успеха наших
возобновившихся научных усилий. Жозеф Бийё, который,буду¬
чи хранителем национальных музеев, сумел в период оккупации
сохранить наше художественное достояние, возглавил Школу
изящных искусств. Я был рад возможности оказывать моим
товарищам помощь в их важном деле — объединять преподава¬
телей во имя интересов Франции.

П. ПЕРВЫЙ ЭТАП ПОДГОТОВКИ
КОНСТИТУЦИИ
Борьба против режима личной власти
Война в Европе окончилась, но во Франции сохранялась
напряженная обстановка. Задачи восстановления экономики,
возрождения страны требовали не меньшей самоотверженности
и энергии, чем в период вооруженной борьбы. И задачи эти
ложились в первую очередь на плечи рабочего класса. Только
он и был способен вырвать страну из хаоса.
Для коммунистов битва за производство имела такую же
важность, такое же психологическое общенациональное значе¬
ние, как и борьба за освобождение страны. В июле Морис
Торез выступил со своей знаменитой речью в Вазье, в которой
обратился к своим бывшим товарищам по работе—шахтерам—
с призывом трудиться изо всех сил. С точки зрения националь¬
ных интересов это было событие исключительной важности:
партия будущего утверждала себя и как партия сегодняшнего
дня, демонстрируя свою ответственность в решении стоящих
перед страной задач.
Печатный орган ФКП развертывал в тот период кампанию и
против так называемых организационных комитетов, которые
продолжали разваливать экономику, к нескрываемой радости
вишистов, все еще хозяйничавших в этих бюрократических
организациях, и за национализацию крупнейших банков, кото¬
рая 2 декабря была частично проведена Учредительным собра¬
нием.
Борьба за свободу печати также оставалась одним из
пунктов повестки дня. Правда, цензоров в типографиях уже не
было, но бумага вплоть до всеобщих выборов в Учредительное
собрание по-прежнему распределялась крайне скупо. В Пари¬
же, например, за кандидатов компартии в столичный муниципа¬
литет голосовало 30 процентов населения, а бумаги нашей
газете выделяли лишь 15 процентов от общего тиража прода¬
вавшихся в городе газет. У нас бумаги не хватало, а иные
газеты из-за отсутствия читателей не могли освоить выделен¬
ные им полумиллионные тиражи.
На конгрессе комитетов защиты «Юманите», который состо¬
ялся 1 июля, я рассказывал делегатам, какими методами
проводилось ущемление свободы печати, в частности путем
ограничения снабжения патриотических изданий. Конгресс об¬
ратился к распространителям «Юманите», чтобы они своими
советами и критическими замечаниями помогали редакции
постоянно улучшать газету.
Борьба в защиту конкретных свобод, таких, как свобода
печати, была неотделима и от процесса выработки новой
167

конституции, которую народ связывал с расширением демокра¬
тии. Вопрос этот занимал ключевое положение в борьбе
политических партий. По мнению нашей партии, народ, свобод¬
но избирая депутатов суверенного Учредительного собрания,
выступал в поддержку программ, защищаемых этими партиями,
становился тем самым активной силой в процессе изменения
системы основных институтов страны. Мы выступали против
системы навязывания, когда выработанная втихомолку «экспер¬
тами» конституция затем формально представляется населению
для одобрения.
Неоднократно возвращаясь в своих выступлениях к этой
проблеме, я подчеркивал, что предательство в 1940 году стало
возможно только потому, что не было никакого контроля со
стороны народа за действиями правящих кругов. Я решитель¬
но выступал против «президентского» правления, против авто¬
ритарного режима, в котором доминирующую роль играл бы
«президент Франции», словно и не существует слова «Республи¬
ка». Только настоящая демократия могла обеспечить стабиль¬
ность правительства, требуя от депутатов верности их манда¬
там, постоянства политического выбора.
Учитывая большие изменения, которые произошли в мире,
мы рассматривали борьбу за демократию в гораздо более
широком смысле, нежели в период Народного фронта. Речь
шла уже не только о том, чтобы защитить свободы от их
противников и удовлетворить некоторые экономические и поли¬
тические требования трудящихся. Речь шла об обновлении
демократии, что означало прежде всего существенное ограниче¬
ние власти монополистического капитала. Уже невозможно
было довольствоваться классической буржуазной демократией.
С особой силой продемонстрировал это X Национальный
съезд ФКП, открывшийся 26 июня в Зале выставок у Версаль¬
ской заставы Парижа. Съезд такой крупной партии (компартия
насчитывала тогда 906 727 членов, в том числе только в
Париже — 37 000) уже сам по себе был событием первостепен¬
ной важности. Имевший программное значение доклад Мориса
Тореза произвел на общественность страны огромное впечатле¬
ние. Это было одно из самых блестящих его выступлений.
Генеральный секретарь ФКП показал, что причины экономиче¬
ского застоя коренились в отсутствии доверия правящих кругов
к рабочему классу, а временное правительство не было выра¬
жением настоящей демократии. Чтобы прийти к подлинной
демократии, нужно сохранить доверие к народу и организациям,
которые он создал в период Сопротивления. «Сегодня,— заявил
Морис Торез на X съезде,— вместе с огромным большинством
французов мы стоим за демократию без трестов, демократию, в
которой не должно быть и не будет места группировкам и
людям, предавшим Францию и служившим Гитлеру»*.
* Торез Морис. Избранные статьи и речи. 1930—1964 гг. М., Политиз¬
дат, 1966, с. 252.
168

На традиционной демонстрации 14 июля вместе с лозунгами
единства рабочего класса и всех демократов миллион парижан
приветствовал лозунг суверенного Учредительного собрания. В
статьях, которые я почти ежедневно посвящал этой теме, я
подчеркивал, что контроль со стороны избранников нации над
правительством — это азы любой подлинно народной власти.
По поручению партии я выступил перед Консультативной
ассамблеей, отстаивая необходимость восстановления ответ¬
ственности правительства перед избранниками народа и образо¬
вания с этой целью широкого демократического блока. «Речь
идет,— говорил я,—о решении вполне определенного вопроса.
Необходимо ясно ответить «да» или «нет» на вопрос о том,
будет ли ни перед кем не ответственное временное правитель¬
ство действовать и впредь, выходя за пределы узких рамок,
определенных необходимостью и внешними обстоятельствами.
Для всех республиканцев, к какой бы партии они ни принадле¬
жали, ответ один—,,нет!“».
«Когда предстоит выбирать между национальным суверени¬
тетом и режимом личной власти, альтернатива настолько ясна и
одновременно настолько серьезна, что никакие колебания не¬
допустимы. Все второстепенные расхождения должны исчез¬
нуть. Единство должно быть осуществлено в великом едино¬
душном порыве верности основным республиканским принци¬
пам».
Никто не имел права заранее установить сроки для работы
Учредительного собрания, ограничить его полномочия и круг
вопросов, входящих в его компетенцию. Ведь по своей природе
Учредительное собрание, избранное всеобщим голосованием,
должно было иметь право отменить любые предшествовавшие
«ордонансы». Кое-кто, однако, не прочь был ограничить преро¬
гативы Учредительного собрания, но это было настоящей
авантюрой.
В своем выступлении я подчеркивал, что в дни, когда в
Европе наблюдается мощный демократический подъем народов,
в прошлом подавленных фашизмом, временному правительству
пора наконец начать твердо опираться на народ, вместо того
чтобы пытаться примирить непримиримое — патриотизм и граж¬
данственность с чувством страха перед народом, чувством,
которое привело родину к катастрофе.
Известно, что Консультативная ассамблея отклонила проек¬
ты правительства большинством в 218 голосов против 19. За
суверенное Учредительное собрание было подано 185 голосов
против 46.
30 июля Комиссия по вопросам государственной реформы и
законодательства единогласно утвердила меня докладчиком по
проекту избирательного закона. Я был уполномочен также
выступать и от имени Комиссии по внутренним делам. 2 августа
я представил свои соображения в пользу системы пропорци¬
онального представительства, и они были приняты большин¬
ством в 184 голоса против 39.
169

Я указывал при этом, что только пропорциональное предста¬
вительство обеспечивает политическую справедливость. Оно
соответствует известному определению Мирабо, который срав¬
нивал представительные собрания с географическими картами и
подчеркивал, что, подобно картам, копии всегда должны верно
отражать оригинал. Представительное собрание призвано быть
отражением избирательного корпуса и отнюдь не должно
уподобляться кривому зеркалу.
Интересы страны настоятельно требовали принятия этого
тезиса. Действительно, единство нации, объединение всех ее
здоровых политических сил было тогда императивом. Избира¬
тельный режим, основанный на взаимном уважении и справед¬
ливости, создал бы еще более благоприятные условия для
такого сотрудничества партий.
Система пропорционального представительства содействова¬
ла политическому воспитанию избирателей, дисциплинировала
партии. Для депутатов она являлась гарантией подлинной
независимости, позволяя не так уж часто оглядываться на
местные влияния. В условиях демократии стабильность испол¬
нительной власти может быть обеспечена лишь при условии
стабильности парламента и верности его большинства своей
программе, иными словами — лишь при сохранении уважения к
основным направлениям общественного мнения страны. Про¬
порциональная система как раз и способствовала этому.
Если же хотели, чтобы будущему Учредительному собра¬
нию были созданы надежные условия для работы, чтобы оно
было с удовлетворением воспринято всеми республиканскими
партиями, не следовало ли всем им обеспечить наибольшие
возможности для выражения своих позиций, сделать так, чтобы
все они наилучшим образом могли бы в меру своего действи¬
тельного влияния способствовать выработке основного закона
страны?
Я показывал несправедливый характер избирательного зако¬
на, действовавшего до 1939 года, когда голос избирателя
рядовых кварталов крупного города или промышленного посел¬
ка зачастую «весил» в шесть-семь раз меньше голоса избирате¬
ля из другого округа, поставленного в более привилегированное
положение. Чтобы избежать этого, я предлагал единую циф¬
ру— 30 тысяч голосов для избрания одного депутата.
Правительство, как известно, не посчиталось с мнением
Консультативной ассамблеи по вопросу о порядке выборов.
Принятая им пропорциональная система носила половинчатый
характер. Министры-коммунисты Франсуа Бийу и Шарль Тийон
голосовали против решения, принятого большинством их кол¬
лег. Ко всему прочему избирательные округа были «нарезаны»
таким образом, что в департаменте Сена, например, для
избрания одного депутата требовалось 97 737 голосов, в депар¬
таменте Нор—95 541, а в других округах — менее сорока
тысяч. Представительство департамента Сена с 60 депутатов
было сведено к 47. Это было наказание за то, что в 1936 году
170

там из 60 депутатов было избрано 33 коммуниста. На страницах
«Юманите» я выступил с протестом против этой карикатуры на
пропорциональную систему.
Во время предвыборной кампании я исколесил всю Фран¬
цию, неся слова коммунистической правды народным массам.
14 сентября я выступал в Гавре, и это едва не стало моим
последним выступлением на митинге. На обратном пути у
машины лопнули сразу две шины, и она пошла выкручивать зиг¬
заги. Окажись в этот момент рядом американский грузовик, кото¬
рыми в те времена были забиты наши дороги, мне был бы конец.
Примечательным было собрание, которое я проводил в
следующий четверг в театре города Сен-Дидье. Мэр этого
города, социалист, любезно отключил свет. Но я продолжал
свое выступление в темноте, пока мой противник, убедившись в
бесполезности своих действий, вновь включил подачу электри¬
чества.
После блистательной победы нашей партии на кантональных
выборах, проходивших 23 и 30 сентября и послуживших как бы
прологом к выборам в Учредительное собрание, мы с еще
большим энтузиазмом стали готовиться к назначенному на 21
октября двойному голосованию—выборам депутатов и рефе¬
рендуму.
В списке, возглавляемом Флоримоном Бонтом, я был среди
кандидатов третьего сектора департамента Сена, куда входили
округа северо-восточной части Парижа. Я участвовал во
множестве митингов в Бельвиле, Менильмонтане, в XI, IV, XII
и X округах столицы, выступал на предвыборных собраниях и в
других округах. 13 октября, например, я выступал на митинге
на улице Монж, который проходил под председательством Поля
Ланжевена, а через неделю я уже был в моем родном
департаменте Верхняя Сона. Из 12 тысяч жителей Везуля три с
половиной сумели втиснуться в зал. Моя мать не могла
сдержать слез радости.
Участники предвыборных собраний приветствовали и под¬
держивали наше предложение дать дифференцированный ответ
на вопросы, вынесенные для референдума, сопутствовавшего
выборам депутатов: «да» — на первый вопрос о том, должна ли
избранная ассамблея стать Учредительным собранием, и
«нет»—на второй, чтобы тем самым отвергнуть предлагавше¬
еся временным правительством ограничение прерогатив избран¬
ной ассамблеи. За всю ее историю во Франции никогда не было
Учредительных собраний с ограниченными полномочиями!
В воскресенье 14 октября вышел специальный выпуск
«Юманите», посвященный выборам. С помощью активистов из
комитетов защиты «Юманите» он был распродан в количестве
778 076 экземпляров.
В следующий четверг вместе с Этьеном Фажоном я высту¬
пал в парижском зале Плейель, где собралось не менее тысячи
преподавателей и учителей. Председателем был Марсель Ка¬
шен. Мы призывали к защите республиканских институтов, к
171

защите светского характера школы. Подчеркнув, что коммуни¬
сты будут, как и прежде, выступать за удовлетворение требова¬
ний работников просвещения, Фажон сказал, что выполнение
такой задачи предполагает право Учредительного собрания
распоряжаться финансовыми средствами, а это предопределяло
отрицательный ответ на второй вопрос референдума. Я со своей
стороны выразил сожаление по поводу того, что до сих пор
еще не осуществляется программа Национального совета Соп¬
ротивления, предусматривавшая обеспечение условий, при ко¬
торых дети из народа могли бы получить доступ к высшим
ступеням образования. Я указывал также на те опасности,
которые таило в себе субсидирование конфессиональных школ.
В своих предвыборных выступлениях я обращался к быв¬
шим военнопленным. Судьба двух с половиной миллионов ре¬
патриантов— а среди них были и военнопленные, и депортиро¬
ванные по политическим или расовым мотивам, и просто выве¬
зенные на принудительные работы—внушала серьезную тревогу.
17 октября три тысячи бывших военнопленных собрались в
зале Мютюапите. По-товарищески приветствуя их, поскольку
сам испытал эту участь, я решительно осудил клеветнические
домыслы в адрес бывших военнопленных. «Мы знали и
знаем,— заявил я,— что оружие было вырвано из ваших рук в
июне сорокового года». Горькие уроки прошлого должны были
бы по крайней мере служить предостережением на будущее. И,
говоря о внешней политике страны, я обрисовал два возмож¬
ных курса: либо тесное согласие пяти великих стран-побе-
дительниц, либо разделение их на соперничающие блоки, что
больше соответствовало линии, занятой правящими кругами
якобы от имени французов в последнее время. Такая политика
означала прежде всего возрождение Германии, отказ от каких
бы то ни было мер против возрождения в ней трестов. Бывшие
солдаты не могли не осуждать подобный курс.
Вернувшимся из плена отказывали в пенсии, ссылаясь на
недостаток средств. Но деньги можно было бы найти за счет
конфискации имущества предателей, национализации монопо¬
лий и проведения в жизнь программы Национального совета
Сопротивления.
Проблема дня заключалась в том, чтобы избрать Учреди¬
тельное собрание, деятельность которого не была бы заранее
связана путами, чтобы, в частности, защищать и требования
бывших участников войны.
Перед этим памятным митингом бывших военнопленных я
участвовал в двух еще более внушительных собраниях. На
одном из них присутствовало 45 тысяч коммерсантов и ремес¬
ленников, которые заполнили Зимний велодром и весь прилега¬
ющий к нему район. В другом участвовало не менее 30 тысяч
работников городских общественных служб, собравшихся в
спортивном зале Жали и на соседних с ним улицах.
В печати я продолжал кампанию за те же ответы — «да» и
«нет» на референдуме. На помощь мне неожиданно пришел
172

Франсуа Мориак *, по существу раскрывший на страницах
«Фигаро» смысл призыва тех, кто настаивал на положительном
ответе на оба вопроса. С похвальной откровенностью он выдал
антикоммунистический секрет: «Голосуя «да—да», вы отдалите
от власти ФКП... Две крупные партии, которые советуют
ответить «да» на оба вопроса референдума,— это СФИО и МРП.
Впервые во французском парламенте создается возможность
большинства на базе чисто социальных реформ, на базе
объединения в единой партии лейбористского типа демократов,
пришедших с очень разных горизонтов...»
Результаты выборов 21 октября, как известно, преподнесли
хороший урок Франсуа Мориаку, этому новому паладину
антикоммунизма. Газета «Франс-суар» предсказывала, что у
компартии будет не более 120 депутатов. Их было избрано 158.
Леон Блюм в «Попюлер» писал: «Ветер дует в наши паруса».
Его партия собрала 4 591 152 (24 процента) голоса; наша
партия — 5 004 121 (26 процентов) голос.
Я был очень рад, что меня избрали депутатом по третьему
сектору Парижа. Я был также рад, во-первых, потому, что
среди избранных было много моих личных друзей, и, во-
вторых, потому, что большинство депутатских мест было
отдано двум партиям: коммунистической и социалистической.
Таким образом, перед рабочим классом и его союзниками
открывались новые перспективы.
На страницах «Юманите» я тотчас же развернул кампанию
за предоставление компартии возможности выполнить ту ответ¬
ственную миссию в правительстве, которая вытекала из одер¬
жанной ею победы, из ее положения первой партии Франции. Я
выступал против идеи, согласно которой правительство должно
было быть сформировано по принципу «четыре четверти» —
коммунисты, социалисты, МРП и «специалисты». Создание
совета министров должно было отражать состав избранной
народом ассамблеи, стать отражением нации, то есть в прави¬
тельстве большинство должно было принадлежать коммунистам
и социалистам. Мы боролись за то, чтобы программа Нацио¬
нального совета Сопротивления стала программой правитель¬
ства, полагая вместе с Луи Сайяном, председателем этого
совета, что результаты выборов были победой идей, которыми
руководствовалось движение Сопротивления.
Я не стану подробно описывать перипетии ноября месяца:
уточнение делегациями левых партий программы Национально¬
го совета Сопротивления—7 ноября; избрание ассамблеей
генерала де Голля главой правительства—13-го; его оскорби¬
тельный отказ доверить коммунистам одно из трех ключевых
министерств. Затем последовал демонстративный уход только
что избранного главы правительства, его обращение к народу
по радио 17 ноября без согласия избранных нацией представи¬
* Французский писатель, автор многочисленных романов, драм, член
Французской академии, лауреат Нобелевской премии.— Прим. перев.
173

телей и в нарушение элементарных правил демократии; потом
вновь—но уже без коммунистов—ассамблея избирает де Гол-
ля, 19 ноября возобновляются переговоры и наконец 21-го—
сформирование правительства. По этому новому распределению
обязанностей главой министерства вооружений назначается
Шарль Тийон, а Морис Торез получает пост государственного
министра. Это уже политическая победа нашей партии. Франсуа
Бийу получает портфель министра национальной экономики,
Амбруаз Круаза — министра труда, а Марсель Поль — министра
промышленного производства.
Коммунисты не боялись ответственности. Принимая эконо¬
мические министерства, они сознавали, какое тяжкое наследие
им достается. Я всеми силами старался разъяснять стране всю
сложность проблем, решать которые можно было лишь при
поддержке народа.
Трудности повседневной жизни зимой 1945/46 года: перебои
с электричеством, нехватка мяса, картофеля, введение отменен¬
ных было карточек на хлеб—лишь подтверждали справедли¬
вость проводившихся на страницах «Юманите» кампаний за
оздоровление экономики. Так, вопрос со снабжением хлебом
вполне можно было бы решить, если бы поменьше считались с
интересами владельцев крупных мукомольных предприятий. А
они требовали, чтобы вся мука поступала только от них, и
всячески препятствовали закупкам муки в Аргентине.
Г лава правительства явно стремился уйти от неприятной для
него необходимости принимать демократические решения. В
канун Нового года он даже пригрозил уйти в отставку, когда
социалисты предложили сократить на 20 процентов военный
бюджет. Подноготную этого дела я разоблачал в «Юманите» от
2 января: реакция рассчитывала на политический кризис перед
голосованием по вопросу о национализации.
Путем временного соглашения (было решено, что правитель¬
ство до 15 февраля представит проект реорганизации вооружен¬
ных сил) разрыва удалось избежать. Однако последующие
события показали, что де Голль не оставил намерения отка¬
заться от своих функций. 20 января он неожиданно объявил о
своем уходе в отставку, нарушив при этом тот конституцион¬
ный механизм, который сам же создал. Уход его, совершенно
очевидно, строился в расчете на то, что политические партии,
входившие в Учредительное собрание, не в состоянии догово¬
риться и сформировать стабильное и эффективное правитель¬
ство, не в состоянии преодолеть стоявшие перед страной
серьезные трудности. А после провала и дискредитации «режи¬
ма партий» он рассчитывал вскоре вернуться, чтобы диктовать
свою волю. Вот почему в своей статье от 21 января я призывал
как можно скорее покончить с кризисом и дать стране
демократическое правительство, опирающееся на большинство
из коммунистов и социалистов и, разумеется, во главе с
Морисом Торезом, поскольку всеобщее голосование поставило
компартию на первое место.
174

Согласие между державами-победительницами,
или «западный блок»
Проблемы внешнеполитического курса страны были не
менее острыми, чем вопросы внутренней политики.
Наша газета приветствовала все, что содействовало сохране¬
нию и укреплению отношений дружбы между Францией и
СССР. С большим удовлетворением я воспринял огъезд 13
июня 1945 года в Москву группы из двадцати французских
ученых — элиты нашей науки, которые должны были участво¬
вать в торжествах по случаю 220-летия Академии наук СССР.
К сожалению, из-за болезни П. Ланжевен не смог принять
участия в этой поездке. И это было настоящим испытанием для
человека, с двадцатого года проявлявшего огромный интерес к
Стране Советов и выражавшего неизменное восхищение ее
интеллектуальной жизнью.
По возвращении из Москвы Ф. Жолио-Кюри в интервью
нашей газете поделился своими впечатлениями о советских
людях. «Это люди, которые питают безграничное доверие к
своему правительству. В начале войны им довелось испытать
тяжелые поражения, но они выстояли, и выстояли потому, что
защищали свою социалистическую родину, потому что знали —
их правительство их никогда не предаст, а приведет к победе.
Сегодня они с такой же самоотверженностью и уверенностью
заняты восстановлением народного хозяйства потому, что
знают—они работают на себя».
По инициативе ассоциации «Франция—СССР» французские
ученые, гости советской Академии наук,рассказали в Сорбонне
о своей поездке И они единодушно дали высокую оценку
обществу, в котором все трудятся и где продвижение человека
зависит только от его способностей.
4 июля в связи с возвращением во Францию эскадрильи
«Нормандия—Неман» мы устроили в «Юманите» прием в честь
французских и советских офицеров. На нем присутствовали
Торез, Дюкло, Фрашон. В знак признательности и восхищения
летчикам были вручены подарки. Это была волнующая встре¬
ча. Воспоминания о погибших товарищах омрачали порой лица
героев, но все они отражали взаимное уважение и искреннюю
солидарность. Скрепленное в борьбе содружество бойцов двух
народов было залогом постоянной дружбы двух стран. Но то,
что испытывали участники войны, то, о чем думали простые
люди, не совпадало с настроениями определенных политических
деятелей. И мы скоро убедились в этом.
Накануне сессии Совета министров иностранных дел* в
* СМИД был учрежден на Берлинской конференции глав правительств
СССР, США и Великобритании (июль —август 1945 г.) для подготовки мирных
договоров с Италией, Румынией, Венгрией и Финляндией. В состав его входил и
представитель Франции—Прим. перев.
175

Лондоне, 10 сентября, де Голль дал интервью газете «Таймс», в
котором развивал идею «блока западных стран». На следующий
день я опубликовал в «Юманите» статью, в которой подчерки¬
вал, что французская позиция может исходить только из
согласия и дружбы с тремя великими державами без какой-
либо дискриминации. А интервью, писал я, представляет собой
попытку создать группировку западноевропейских держав, на¬
правленную, возможно, против США, но, вернее всего, против
СССР, преследует цель воссоздать вокруг него «санитарный
кордон».
Выступая несколько дней спустя в Монруже, Морис Торез
заявил: «Те, кто ратует за создание западного блока, не ставят
себе целью обеспечение длительного мира».
18 сентября в «Обсервер» я обнаружил статью, в которой
прямо было заявлено, что речь идет о создании сверхнаци-
онального государства. Одновременно, и это было весьма
показательно, газета высказывала мысль, что не следует
наносить ударов по крупной германской индустрии, что, напро¬
тив, надо помочь ее восстановлению. Становилось все более
ясным, что создание западного блока означало для Франции
утрату ее положения великой державы.
Вскоре зазвучали заверения в дружбе по отношению к
Германии, а точнее — немецкой буржуазии, которые де Голль
повторял в Саарбрюккене, Трире, Майнце, Кобленце. На
страницах «Юманите» я не раз писал о том, что обескровленная
Франция не может отказаться от репараций, что западный
блок — это антисоветский и в то же время антифранцузский
маневр, что пропаганда в пользу объединенной Европы напоми¬
нает одну из излюбленных тем Геббельса.
Министр информации Сустель, странным образом «позабыв»
свое прошлое антифашиста и демократа, организовывал по
радио, в кино и в печати шумную пропагандистскую кампанию
в поддержку «западной идеи». Газета «Монд» выступила против
репараций в пользу Франции. Предупредительность в отноше¬
нии наиболее реакционных германских кругов дошла до того,
что в начале октября еженедельник МРП «Тан презан», чтобы
ублажить их расистские предрассудки, предложил даже выве¬
сти из французской зоны оккупации солдат арабского и
африканского происхождения!
20 ноября я полемизировал с «Монд», которая по случаю
еще одной годовщины начала наступления под Сталинградом
пыталась распространять низкопробную клевету и преподноси¬
ла идею западного блока в качестве «политики равновесия».
«Эта политика,— писал я,— состоит в том, чтобы исключить
Советский Союз из числа европейских государств, изолировать
его, и она нашему народу хорошо известна. Именно она
привела к столь дорогому для Лаваля пакту четырех, к
«невмешательству», она породила Мюнхен, а затем и войну».
Через два дня вместе с Марселем Кашеном, который в свои
76 лет был удивительно TieroK на подъем, я уезжал в Лондон.
176

Мы должны были присутствовать на XVIII съезде партии
британских коммунистов, который открывался в субботу 24
ноября. Делегаты, их было почти 900 человек, разместились в
партере, в то время как сотни желающих присутствовать на
съезде заполнили галереи и даже коридоры зала Сэймор, где
незадолго до этого проходил Международный конгресс молоде¬
жи.
Всеми любимый и уважаемый ветеран партии Уильям
Галахер произнес вступительную речь. Зал дружно аплодиро¬
вал, когда он приветствовал Марселя Кашена как директора
«Юманите». С политическим докладом выступил генеральный
секретарь партии Гарри Поллит. Он изложил программу демо¬
кратического переустройства внутренней жизни страны, затем
перешел к вопросам внешней политики. «Советский Союз,—
заявил он, в частности,— не запугать атомной бомбой. Того, че¬
го не сумели сделать Чемберлен и Гитлер, никогда не добьется
и империалистический англо-американский блок». Поллит пока¬
зал, что западный блок был бы возрождением пакта четырех и
политики Мюнхена.
Эти мысли прозвучали и в его заключительном слове: если
движение лейбористов не заставит правительство изменить
внешнюю политику, являвшуюся лишь продолжением политики
консерваторов, то нельзя будет добиться сколько-нибудь суще¬
ственного прогресса и в социальном плане.
Мы с Кашеном были любезно приняты в палате общин
группой депутатов-лейбористов. Правда, я понял не всю беседу,
так как Кашен обращался к представителям Уэльса по-
бретонски, и они отвечали ему на своем языке.
Во время нашего пребывания в Англии Марсель Кашен
простудился. Он задыхался от сильнейшего насморка. Он
лежал. Опасаясь за его здоровье, я пригласил сразу трех
лучших врачей. Их визит влетел в копеечку, учитывая, что
выписанный рецепт содержал всего одно слово—виски.
Вернувшись в Париж, я возобновил работу в Учредительном
собрании. 6 декабря я выступил в финансовой комиссии по
вопросу о репарациях, по вопросу, который выступавший в
комиссии министр обошел полнейшим молчанием.
Это был период, когда в результате англо-американского
финансового соглашения британский рынок был широко
открыт для товаров из-за океана. «Монд» широко вещала о
«возрождении международной торговли под эгидой Соединен¬
ных Штатов—единственной страны, способной ее финансиро¬
вать». В «Юманите» 8 декабря я выражал опасения по поводу
этого курса на вассализацию. Одновременно я говорил, что
необходимо защитить нашу страну от нависающей угрозы со
стороны Германии и добиться получения репараций, то есть
рурского угля, станков, строительных материалов, лошадей для
нашего сельского хозяйства. Мы твердо придерживались реше¬
ний, принятых в июле на конференции в Потсдаме о ликвида¬
ции экономической базы фашизма и агрессии в Германии.
177

9 декабря я посвятил передовую статью нашей газеты
годовщине подписания франко-советского договора, подчерки¬
вая, что французская сторона не торопилась с применением его
на практике: «Французские представители всегда предпочитали
тащиться на поводу у Запада. Отворачиваясь от договора,
Франция слишком часто демонстрировала, что она склоняется к
западному блоку... Неужели цена, которую мы заплатили,
была недостаточной, чтобы понять, куда ведет политика исклю¬
чения СССР из европейских дел?»
Я и потом постоянно возвращался к этой теме — об опасной
ориентации Кэ д’Орсе — и выступал против сомнительных рецеп¬
тов социалиста Андре Филипа о «частичном отказе от нацио¬
нального суверенитета» и пресловутой «федерации народов».
Законные требования французов об интернационализации
Рура, скорее всего, были бы удовлетворены, если бы в этом
важном вопросе французский МИД последовательно поддержи¬
вал позицию Советского Союза, который настаивал на превраще¬
нии арсенала немецкого милитаризма в мастерскую по восстанов¬
лению Европы. Однако де Голль и Бидо в обмен на англо-
американские обещания насчет Саарской области быстро согла¬
сились на далеко идущие уступки по германскому вопросу в
целом.
10 января в Лондоне должна была начать работу первая
сессия Организации Объединенных Наций. Вскоре я имел
удовольствие опубликовать в нашей газете сообщение о том,
что председателем ее Политического комитета был избран мой
давний друг представитель Украины Д. 3. Мануильский. Во
время поездки в английскую столицу мы пережили немало
волнующих минут во время нашей встречи. Сколько событий
прошло, какая разыгралась трагедия с тех пор, как в 1936—
1937 годах я работал под его руководством в Коминтерне! Я
встретился с другом — по-прежнему живым, веселым, по-
прежнему дальновидным... Председателем Лондонской сессии
Генеральной Ассамблеи стал «европеист» Спаак, избранный от
имени мюнхенского блока «западных» стран вопреки позиции
СССР. Норвежский делегат Трюгве Ли с полным основанием и
с авторитетом бывшего участника Сопротивления предостерег
тогда делегации Объединенных Наций, заявив: «Мир неделим!
Довольно соперничающих блоков!»
Неизбежность прогресса духовной жизни
Подлинное возрождение Франции наряду с восстановлением
экономики и проведением достойной и независимой внешней
политики предполагало и большие усилия по оживлению
интеллектуальной жизни. Коммунисты и здесь прилагали мак¬
симум усилий.
10 июня во Дворце Шайо состоялось торжественное собра¬
ние, посвященное началу создания Энциклопедии французского
178

Возрождения. Три тысячи сидящих в зале слушали блестящую
речь Поля Ланжевена о значении энциклопедии, созданной
Дидро. Он изложил проект издания новой, марксистской
энциклопедии, в которой нашло бы отражение единство науки и
техники, теории и практики, мысли и действия. В зале
присутствовали послы СССР, Бельгии, Китая, представители
польского правительства.
Мы с Торезом и Дюкло горячо аплодировали Ланжевену.
Мы верили, что присутствуем при торжественном начале
большого дела: все, казалось, должно будет сопутствовать его
успеху. Но колебания в убеждениях, вечная неустойчивость
Роже Гароди, который был назначен ответственным за издание,
оказались ненадежным фундаментом для осуществления этого
плана.
Одной из забот 1945 года был вопрос о подготовке служа¬
щих для высшей административной службы, о характере
соответствующих учебных заведений. 19 июня комиссия по
государственной реформе, созданная Консультативной ассам¬
блеей, рассматривала правительственный законопроект по это¬
му вопросу. Я выступил с критикой этого проекта, указав, что
он закрепляет кастовый дух. Я напомнил, что еще 20 февраля я
внес в парламент проект резолюции о конфискации имущества
Свободной школы политических наук, являвшейся очагом
антиреспубликанских и антинациональных происков. К сожале¬
нию, моя кампания против этой «Свободной школы», в которой
благодаря кастовому подходу сформировались высшие кадры
коллаборационистов, завершилась лишь видимостью реформы,
когда в сентябре школа была переименована в Национальный
фонд политических наук.
Будучи избранным в бюро X съезда ФКП, я в своем
выступлении 29 июня остановился на проблемах, связанных с
возрождением духовной жизни. Я опирался на заявление
Тореза о том, что Францию невозможно возродить, если не
будут предприняты огромные усилия в области интеллектуаль¬
ного возрождения. Гражданский долг требовал от нас обновить
нашу систему образования, научно-технические исследования,
нашу литературу, искусство, всю духовную жизнь общества,
чтобы вернуть французскому народу былую славу и престиж.
В период войны представители французской интеллигенции в
большинстве своем продемонстрировали верность идеям фран¬
цузского гуманизма, сохранили веру в достоинство человече¬
ской личности, в силу разума, упорно отстаивали идеи просве¬
тительства, справедливости против идеологии мракобесия, ми¬
стицизма и варварства.
Фашизм, не в силах оказать прямого влияния на интеллиген¬
цию, действовал с помощью идеологии духовного разложения,
бесхребетного космополитизма, извращенного пацифизма.
Теперь предстояло все заново перестраивать, и я выступал
за проведение демократической реформы образования, за все¬
общее среднее образование. «Вместе с тем,— говорил я,—
179

школа не должна быть сферой, замкнутой от окружающего
мира. Напротив, она должна уходить в него своими корнями.
Мы хотим, чтобы школа была самым тесным образом связана
с жизнью, с динамизмом современного общества, с крупной
промышленностью, с современным сельским хозяйством, с
гражданскими и общественными учреждениями и организаци¬
ями, с демократически организованной армией, со всем, что
объединяется словами «культура», «прогресс», ,,развитие обще¬
ственной жизни“».
Съезд встретил горячими аплодисментами предложение о
том, чтобы из бюджета выделялись средства, достаточные для
полноценного образования и развития культуры. Я подчеркивал
также, что необходимо пересмотреть вопрос о слишком низком
уровне оплаты учителей. И приветствовал те 100 тысяч
представителей интеллигенции, которые вели активную работу
в организациях, вышедших из рядов, созданных в период
Сопротивления,— Объединении преподавателей французских
университетов, Союзе французских университетов, Союзе
французских врачей, Национальном движении театра — и дру¬
гих сгруппировавшихся в Национальном союзе работников
умственного труда.
Я подчеркивал, что долг представителей интеллигенции —
членов компартии—быть лучшими специалистами своей про¬
фессии, постоянно совершенствовать свое мастерство, чтобы
сохранить преемственность французской культуры, помочь
стране вернуть ей независимость, величие, ее престиж.
Политкомиссия X съезда оказала мне высокую честь,
поручив представить делегатам на заключительном заседании
список кандидатов в состав нового ЦК.
Деятельность организаций работников просвещения и судьба
школы практически каждый день были в поле моего внимания.
11 июня я выступал на пресс-конференции, организованной
профсоюзом учителей департамента Сена в помещении париж¬
ской Биржи труда. Я отмечал тогда, что светские школы
лишены порой самого необходимого и что для изменения
такого положения нужны активные действия всех друзей в их
поддержку. В Париже состоялась внушительная демонстрация
учителей в защиту светского характера общеобразовательной
школы, а также в поддержку требований о повышении заработ¬
ной платы. Я был в первых рядах четырехтысячной колонны,
которая прошла перед министерством финансов и направилась
затем к министерству просвещения. И я чувствовал большое
удовлетворение, ощущая поддержку со стороны общественно¬
сти в таких решительных и мощных выступлениях.
Я пытался в то время добиться от министра просвещения
Капитана улучшения материального положения наименее обес¬
печенных категорий работников, которые были вынуждены
влачить нищенское существование. Я выступал также за общий
пересмотр ставок персоналу учебных заведений. Настаивал на
создании разумной системы профессиональной ориентации. 18
180

июля я вместе с делегацией комиссии Консультативной ассам¬
блеи по вопросам образования был принят министром финансов
Плевеном. Речь шла как раз о пересмотре ставок помощникам
учителей, но я воспользовался случаем, чтобы поднять вопрос
и о требованиях учителей департамента Сена относительно
повышения зарплаты.
В августе частично был решен вопрос, который я выдвинул
еще в конце 1944 года, о том, чтобы помочь молодежи, которая
была лишена возможности продолжать занятия из-за участия в
Сопротивлении; были созданы специальные центры по подго¬
товке к поступлению в высшие учебные заведения.
Большого внимания в этот период требовали и вопросы
научных исследований, в частности в области атомной энергии.
13 ноября на эту тему состоялась публичная лекция Жолио-
Кюри. Места в большом амфитеатре Сорбонны брали букваль¬
но с боем, тысячи людей не смогли попасть в зал. Ланжевен,
который председательствовал на этом собрании, рассказал о
большой роли, которую французская наука сыграла в изучении
ядерной энергии, и выразил уверенность, что эта новая сила
будет использоваться только в мирных целях: «Человечество
выходит сегодня из своей предыстории. Оно должно отныне
идти к светлому будущему».
Жолио-Кюри рассказал об этапах истории открытия: от
получения радиоактивности до создания атомной бомбы. Он
выступил против секретного характера исследований в этой
области, за свободный обмен полученными данными, подчер¬
кнув при этом огромную ответственность ученых, создающих
источники энергии гигантской силы. Он осудил попытки тре¬
стов прибрать к рукам область атомной энергии. Мне было
интересно узнать, сколько же парижских газет опубликует
отчеты об этой лекции. Оказалось всего семь из тридцати двух.
Когда начало работу Учредительное собрание, я с еще
большей настойчивостью стал поднимать проблемы, связанные
с образованием. 6 декабря на заседании финансовой комиссии я
выдвинул два вопроса, которые имели принципиальное значение
для всей страны: во-первых, широкая подготовка квалифициро¬
ванных рабочих — задача, которая, по моему мнению, должна
была стать основным элементом реформы системы образова¬
ния; во-вторых, подготовка гораздо большего числа учителей и
развертывание школьного строительства. Именно нехватка учи¬
телей и школьных зданий стала причиной недавней отсрочки
английскими лейбористами закона о реформе образования.
Если бы тогда прислушались к голосам коммунистов, если
бы министры финансов и просвещения в такой же мере
беспокоились о нуждах Франции, то удалось бы избежать
многих осложнений, которые страна вынуждена была испытать
в 50-е и 60-е годы.
К концу декабря моей главной заботой стал проект бюджета
народного образования. 28 декабря финансовая комиссия по
моему предложению поставила вопрос о введении светского
181

характера школьного образования в Эльзасе, а также в
департаменте Мозель. Учредительное собрание 30 и 31 декабря
обсуждало вопрос о расходах на народное образование в 1946
году. Я вновь был докладчиком по проекту бюджета. Я
объективно оценивал его положительные моменты, такие,
например, как ассигнование солидных средств на нужды Нацио¬
нального центра научных исследований. Однако нельзя было и
не осудить склонности администрации заморозить уже решен¬
ные реформы, а особенно попытки путем изменения бюджет¬
ных ассигнований перевернуть вверх дном систему высшего
образования: сократить ряд кафедр, тайком закрыть универси¬
тет в Безансоне, прекратить преподавание естественных наук и
философии в университетах Кана, Дижона и Пуатье. «Позволь¬
те напомнить,— говорил я,— что в США один университет
приходится на полтора миллиона жителей, в Англии, Голлан¬
дии, Бельгии и Италии — на один миллион, в Швейцарии — на
шестьсот тысяч, не говоря уж о Советском Союзе. Франция,
которая и так уже пострадала из-за своего отставания, имея
одно высшее учебное заведение на два с половиной миллиона
человек, по новому проекту бюджета оказалась бы в хвосте
крупных стран с одним высшим учебным заведением на три
миллиона жителей».
К счастью, комиссия по вопросам народного образования
обязала министра отменить намеченные меры, и таким образом
университеты Безансона, Дижона, Кана и Пуатье были
спасены.
Консультативная ассамблея в свое время предупреждала
министра против раздувания штата руководящих кадров в
центральной администрации. Однако бывший министр Капитан
игнорировал эти замечания. Теперь я настаивал, чтобы Учреди¬
тельное собрание приняло по этому вопросу решительные
меры. «Меньше руководящих чиновников,— предлагал я,— и
больше средств на дела, которые приносят конкретную отда¬
чу». Отмечая увеличение числа студентов и школьников, я
выступал за расширение подготовки кадров преподавателей.
Специальный раздел я посвятил профессиональному образова¬
нию, подчеркнув, что для своего экономического восстановле¬
ния страна в первую очередь нуждается «в сотнях тысяч
высококвалифицированных рабочих».
Необходимым условием для ликвидации кризиса в подборе
преподавателей я считал пересмотр и повышение ставок зара¬
ботной платы работникам просвещения. И я самым настойчи¬
вым образом выступал за политику строительства школ с
расчетом на перспективу, не скрывая, что в противном случае
нас ожидают серьезные неприятности. К сожалению, эти
опасения более чем оправдались.
Я был очень рад, что мой доклад вызвал много откликов за
стенами Бурбонского дворца. Меня поздравляли представители
университетских кругов. 5 января я получил письмо с выраже¬
нием признательности от социалиста Адриена Лаверня, гене¬
182

рального секретаря Федерации народного образования. Студен¬
ты педагогических вузов из Безансона и других городов
благодарили меня за то, что я помог повысить им размеры
стипендии. Я получил также послания от постоянных секрета¬
рей Академии наук Луи Деброя и Лакруа.
Примерно в это же время я с большой радостью узнал о
назначении Жолио-Кюри (4 января 1946 года) на пост Верховно¬
го комиссара по атомной энергии. Жолио тут же подчеркнул
мирный, созидательный аспект своей миссии. «Наша задача,—
заявил он,— обеспечить вклад Франции в прогресс человече¬
ства. Наша задача не в том, чтобы в возможно более короткий
срок создать серию бомб, которые потребовали бы сотни
миллиардов, как это было в США. Мы хотим создать одну или
две атомные установки, действие которых мы могли бы
изучать, чтобы совершенствовать их и сделать полезными для
всех людей».
Неделю спустя меня ожидала еще одна приятная новость.
Конституционная комиссия изучала основные проблемы школь¬
ной политики. 11 января МРП предложила включить в Деклара¬
цию прав в качестве одного из незыблемых принципов—
свободное открытие учебных заведений. Большинством в 24
голоса против 15 это предложение было отвергнуто. 15 января
состоялось голосование, в результате которого был закреплен
светский характер образования.

III.	ВТОРОЙ ЭТАП ПОДГОТОВКИ
КОНСТИТУЦИИ
На пути к ГУ Республике*
Де Голль так никогда и не принял идею многопартийной
демократической системы. Он всегда оставался сторонником
«сильной власти» президентского типа, которая в конкретной
обстановке того времени имела опору на преимущественное
положение партии МРП.
После отставки бывшего главы правительства, согласно
регламенту, его место должен был занять Морис Торез. Об
этом я и писал в «Юманите» 22 января 1946 года, подчеркивая,
что надежной опорой демократическому правительству послу¬
жит единство рабочих и всех республиканцев. Этого, однако, не
случилось: социалисты отклонили наше предложение передать
управление в стране союзу трудящихся, опирающемуся на
абсолютное большинство в Учредительном собрании. Таким
образом, во второй раз эти сторонники «легального пути»
закрыли путь законной и мирной эволюции страны к социализ¬
му. Они соглашались лишь на трехпартийный кабинет, и МРП,
разумеется, с радостью поддержала такую комбинацию,—
комбинацию, исключавшую гегемонию самого прогрессивного
класса.
Сегодня уже ни для кого не секрет, что правящие англо-
американские круги дали тогда понять, что с их стороны будет
оказано экономическое и даже военное давление в случае, если
правительство будет сформировано из представителей двух
рабочих партий. Сейчас, когда я пишу эти строки, вмешатель¬
ство Вашингтона во внутренние дела Италии вновь напоминает,
что нарушение суверенных прав народов остается константой
деятельности государственного департамента.
Так было сформировано министерство во главе с социали¬
стом Феликсом Гуэном. Морис Торез был назначен вице-
председателем совета министров. Шарль Тийон сохранил пор¬
тфель министра вооружения, Марсель Поль — промышленного
производства, Франсуа Бийу стал министром реконструкции, а
Лоран Казанова возглавил министерство по делам бывших
фронтовиков. Я чуть было не стал министром просвещения, но
мои взгляды в пользу светского характера образования, очевид¬
но, не устраивали МРП. В итоге на улице Гренель обосновался
* Период французской истории, начавшийся в 1946 г. и завершившийся с
приходом де Голля к власти и принятием последней французской конституции
в 1958 г.— Прим. перев.
184

социалист Марсель Нежлен, печально известный тем, что в
1947 году он положил под сукно подготовленный комиссией
Ланжевена—Валлона доклад о демократической реформе обра¬
зования.
Несмотря на отказ социалистов от создания двухпартийного
правительства, на страницах «Юманите» 29 и 31 января с
удовлетворением отмечался тот факт, что кризис власти был
урегулирован меньше чем за неделю. Парламентские институты
доказали свою эффективность, а авторитет демократических
партий в результате этого испытания значительно укрепился.
Реакция была вне себя от такого быстрого решения вопроса.
Планы национализации, включенные в программу нового прави¬
тельства, вызвали особую тревогу представителей двухсот
семейств.
В своем правительственном заявлении Феликс Гу эн сказал о
тяжелом экономическом и финансовом положении. До этого
только наша партия имела гражданское мужество представлять
вещи такими, какими они были на самом деле. Реакция, однако,
используя свое любимое оружие против демократии, пыталась
распространять слухи, посеять панику среди населения с целью
создания хаоса в области экономики и финансов. На моем
рабочем столе в редакции «Юманите» росли груды материалов
по экономическим вопросам. Сорсех концов поступали сообще¬
ния о саботаже, который проводили люди плутократии.
Вскоре на пленарных заседаниях Учредительного, собрания
началось обсуждение финансовых законопроектов правитель¬
ства. Мне было поручено от имени парламентской группы
коммунистов выступить в поддержку этих проектов, подчер¬
кнув необходимость более справедливого распределения нало¬
гов, строгих мер в отношении саботажников, конфискации
незаконных прибылей,— короче, энергичной борьбы с инфля¬
цией. Мы выразили особое удовлетворение сокращением воен¬
ных расходов. Мы выступили одновременно за проведение
военной реформы, чтобы армию профессионалов заменить
«армией по образу и подобию всей нации, создав ее на базе
обязательной, но краткосрочной воинской повинности». Я
призывал собрание дать решительный отпор реакции, которая
всячески старалась посеять беспорядок, разорить финансы и
тем самым нанести урон демократии.
Большинством в 452 голоса против 84 правительственные
законопроекты были приняты.
Почти ежедневно в моих статьях я призывал читателей
коммунистических органов печати к выполнению двух важней¬
ших задач: обеспечить рост производства и бороться с сабота¬
жем. «Как бы ни была ослаблена Франция,— писал я 22
февраля,— она может возродиться. Нации не умирают, они
губят себя. Но благодаря героическим усилиям мы можем
вывести страну из экономического застоя».
Естественно, я все время следил за подготовкой новой
конституции. «Юманите» последовательно защищала суверени¬
7 — Жорж Коньо
185

тет народа, а следовательно, и парламента. А МРП все время
пыталась ревизовать уже достигнутые договоренности, напри¬
мер относительно порядка выборов президента республики.
Когда Учредительное собрание начало рассматривать избира¬
тельный закон, я выступил в «Юманите» со статьей, в которой
я обращал внимание читателей на маневры тех кругов, которые
стремились отменить или извратить систему пропорционального
представительства.
И все же наиболее актуальным в тот момент был вопрос о
национализации предприятий газовой промышленности и элек¬
тростанций. Законопроект был внесен Марселем Полем еще 18
января. Он был настолько разумным и справедливым, что
собрание проголосовало за него подавляющим большинством:
491 «за» и лишь 59—«против».
Референдум по проекту конституции, одобренному Учреди¬
тельным собранием, был назначен на 5 мая. Никогда еще со
времени Великой французской революции конституция не несла
нашему народу большей свободы, больших прав и большей
безопасности. Но именно поэтому МРП примкнула к радикалам
и откровенно правым в рядах оппозиции, призывая ответить
«нет» на референдуме. Газета «Орор» не побоялась утверждать,
будто в проекте «личность поглощена государством». Франсуа
Мориак объявлял чудовищной саму концепцию конституции.
Реакция стремилась настроить крестьян против положительного
ответа на референдуме, утверждая, будто в проекте конститу¬
ции нет гарантий права собственности. При этом реакционеры
бессовестно спекулировали на недовольстве экономическими
трудностями, за которые они одни несли ответственность.
Социалисты, хотя и призывали ответить «да», тем не менее
серьезно ослабили силу этого призыва, отказавшись от предло¬
жения коммунистов организовать перед голосованием совме¬
стную пропагандистскую кампанию.
В итоге 53 процента голосовавших ответили «нет». Объяс¬
няя причины такого положения, я писал в «Юманите» от 6 мая:
«Оппозиция имеет столь незначительный перевес, что совер¬
шенно очевидно—если бы предложения коммунистов о прове¬
дении перед референдумом более согласованной кампании были
приняты, результат был бы иным».
Мой XI округ отдал большинство голосов левым силам:
51 361 — «да» и 45 292 — «против».
Позиция социалистов сыграла на руку реакции. Временный
режим сохранился. На 2 июня были назначены выборы в новое
Учредительное собрание. Со страниц «Юманите» я призывал к
единству всех республиканцев. Так, 15 мая я писал, что правые
стремятся отменить гуманные принципы, которые были заложе¬
ны в отклоненном проекте конституции, ликвидировав завоева¬
ния трудящихся, национализацию, необходимую для преобразо¬
вания национальной экономики. Наша газета была важным
инструментом политической борьбы, которую вела партия. Мы
решительно разоблачали планы олигархии, стремившейся сколо¬
186

тить центристское большинство от МРП до социалистов, которое
она именовала «лейбористским». Социалисты позволили вов¬
лечь себя в эту игру.
2 июня за кандидатов ФКП проголосовало 5 136 334 избирате¬
ля. Это означало, что, несмотря на развернутую повсеместно
атаку против нашей партии, она получила в метрополии
дополнительно 318 731 голос. В департаменте Сена нас поддержа¬
ло 33,25 процента всех избирателей. Будучи, естественно, в числе
избранных, я испытывал особое удовлетворение от сознания того
вклада, который «Юманите» внесла в дело обеспечения интересов
народа. В то воскресенье, когда проходили выборы, тираж
«Юманите» составил 687 754 экземпляра.
Социалисты, потеряв 377 830 голосов, намного отставали от
ведущих партий — ФКП и МРП. Это были плоды политики,
ориентированной больше на интересы движения народных
республиканцев, чем на обеспечение единства рабочего класса.
Урок был весьма поучительным. И он настоятельно диктовал
необходимость сплочения всех демократических сил. «Комму¬
нисты,— писал я,— опираясь на силу своей закаленной партии,
отбили натиск реакции. Социалисты отступили. Так давайте же
наконец обеспечим единство, чтобы впредь не допустить подоб¬
ных отступлений».
В острой форме откомментировал я 18 июня речь, которую
де Голль произнес за два дня до этого в Байё. Я отмечал, что
вместо ожидаемого всеми проявления гражданского долга были
высказаны предвзятые суждения. В изложенном оратором
плане конституции, полном пренебрежения к народу, власть
президента облачалась полудиктаторскими полномочиями. Эта
же идея была и в тезисе о том, что парламент не должен быть
источником исполнительной власти: «Наберемся смелости напи¬
сать— такому главе государства потребуется очень много
добродетели, чтобы не помечтать иной раз о цезаризме». Что
касается проклятий по адресу партий, то они всегда были
характерны для партии, которая боится признать себя тако¬
вой,—для партии реакции.
И пером и словом я боролся против навязываемой нам
авторитарной системы. И когда по просьбе секретарей первич¬
ных ячеек и членов бюро секций партия организовала цикл
лекций по фундаментальным вопросам, я выступил в перепол¬
ненном зале Мютюалите на тему: «Демократическая республи¬
ка и режим личной власти». Мы разъясняли, что де Голль,
вынужденный отступить и уйти в отставку из-за того, что
страна голосовала в пользу левых, отказывался соблазнять и
переходил к борьбе с открытым забралом, закладывая базу для
широкого антирабочего и антидемократического объединения.
Его пропаганда в пользу президентского режима переверты¬
вала все установившиеся институты вверх дном и вела к такому
соотношению властей, которое не только в принципе принижа¬
ло роль парламента, но и ограничивало возможности оппози¬
ции, то есть рабочего класса.
7*
187

Антикоммунизм начинал приносить свои отравленные пло¬
ды. В ночь с 18 на 19 июня несколько сот хулиганов осадили
здание ЦК нашей партии на перекрестке Шатоден. Мы дали
отпор хулиганам. В четверг 20 июня в конце рабочего дня
полмиллиона человек участвовали возле нашей штаб-квартиры
в четырехчасовой демонстрации, требуя, чтобы власти осуще¬
ствили наконец чистку и наказали предателей, чтобы был
остановлен рост цен и была обеспечена справедливая 25-
процентная прибавка к заработной плате и пособиям рабочих и
служащих, борьбу за которую развернула ВКТ. 19 июня
представитель МРП Жорж Бидо был избран главой правитель¬
ства. За него голосовали 384 депутата. Коммунисты воздержа¬
лись. В новом составе правительства Морис Торез остался
вице-председателем. Сохранили свои посты и другие представи¬
тели нашей партии. Еще один коммунист стал министром
здравоохранения. Заметным изменением был уход с поста
министра внутренних дел «звезды» антикоммунизма социалиста
Ле Трокера. Но зато выдвинулись такие деятели, как Робер
Шуман, ставший министром финансов, и Франсуа де Мантон,
получивший министерство национальной экономики.
В июле в итоге двухнедельного обсуждения проблем на
экономическом совещании предприниматели вынуждены были
согласиться на 25-процентное повышение зарплаты. 24 и 25
числа я разоблачил в «Юманите» Франсуа де Мантона, который
на заседании совета министров высказался против этой прибав¬
ки. Морис Торез и Амбруаз Круаза выступили в поддержку
выводов совещания и настойчиво защищали требование, выдви¬
нутое Всеобщей конфедерацией труда.
В сентябре стало совершенно очевидным, что де Мантон
занимается экономическим саботажем, ставшим, как и во
времена Народного фронта, излюбленным оружием реакции.
Отказываясь от мер по ограничению прибылей крупных фирм в
таких областях, как черная металлургия, производство алюми¬
ния, химия, фармацевтическая промышленность, министр со¬
действовал росту дороговизны, сотнями, если не тысячами
подписывая документы с согласием на повышение цен. Дело
вели к тому, чтобы путем взвинчивания цен свести на нет все
те прибавки, которых рабочие смогли добиться по инициативе
ВКТ, чтобы в результате инфляции сделать неизбежной деваль¬
вацию денег, разорительную для трудящихся, но по странному
совпадению весьма желанную для банков во Франции и в
некоторых других странах.
Опасность политики МРП представлялась тем большей, что
Леон Блюм во имя «лейборизма» всячески старался направить
соцпартию в фарватер этой политики. 29 августа открылся
съезд СФИО. Внешне «левое» крыло, возглавлявшееся Ги
Молле, одержало на нем верх над правыми, которых олицетво¬
рял Даниэль Мейер. Внешне были усилены ссылки на
марксизм, принцип рабочей партии был подтвержден. Однако в
своих статьях я не мог не отметить как доминирующую
188

тенденцию то, что директор «Попюлер» ратовал за независи¬
мость социализма от материалистической философии.
31 августа я указывал в комментарии, что основной вопрос
сводился к тому, чтобы сделать выбор между социализмом и
ревизионизмом Леона Блюма, который выхолащивает из соци¬
ализма его содержание. Я показывал, что на деле речь идет о
том, чтобы привязать соцпартию к МРП, и что Ги Молле,
похоже, боится своей победы на съезде. Его вульгаризирован¬
ный гедизм не сопровождался практическими выводами. Недо¬
вольство рядовых членов соцпартии не нашло выражение в
форме какой-либо определенной политической перспективы. И
оба течения в рамках СФИО сходились в том, что, по их
мнению, было главным — ограничить влияние партии коммуни¬
стов и противодействовать ей.
К счастью, массы сохраняли к нам полное доверие. 1
сентября в празднике «Юманите» приняло участие не меньше
миллиона человек. Даже радио вынуждено было назвать цифру
800 тысяч. Для меня блестящий успех праздника был вознаг¬
раждением за те усилия, которые пришлось приложить для его
подготовки. Но, несмотря на все предосторожности, одна
опасность нас всегда подстерегала — плохая погода. На этот раз
погода благоприятствовала—дождя не было.
Тем временем в Бурбонском дворце продолжалось голосова¬
ние по отдельным положениям новой конституции. Она явилась
результатом уступок и взаимных соглашений, необходимость
которых подчеркивалась шумными и все более частыми вы¬
ступлениями генерала де Голля. Было совершенно ясно, что
надо делать выбор между республикой и режимом личной
власти, как писал я в своих статьях 2 октября и в последующие
дни.
14 октября я писал об одобрении конституции в результате
состоявшегося накануне референдума. Перевес в пользу пред¬
ставленного проекта составил более миллиона голосов. «Одер¬
жана победа. Победа республиканского строя. Анализ резуль¬
татов показывает, что лишь небольшое число избирателей МРП
сказало «да», большинство воздержалось, часть ответила «нет».
Как бы там ни было, но одобрение народом проекта конститу¬
ции означает большую победу. Она устраняет смертельную
опасность авантюры. Путь к продолжению национального
подъема открыт».
Мне было особенно приятно отметить, что в XI округе
50 566 избирателей сказали на референдуме «да» против 40 735,
ответивших «нет».
Реакция, конечно, была довольна, что 33 процента избирате¬
лей воздержались от участия в голосовании. Сыграли свою
роль экономические трудности. В этой обстановке реакционные
круги особенно активно принялись за перегруппировку своих
сил, чтобы подготовиться к назначенным на 10 ноября выбо¬
рам. Одновременно реакция старалась организовать максималь¬
ное повышение цен.
189

Предвыборная борьба носила острый характер. 27 октября
Морис Шуман*, выступая в Лилле, выдвинул лозунг: «Бидо без
Тореза!» Эта анафема против вдохновителя битвы за производ¬
ство прозвучала как раз в тот день, когда стало известно, что
за неделю, с 13 по 19 октября, шахтеры добыли угля на 11
процентов больше, чем его добывалось в среднем в довоенный
период. Я выступил в «Юманите» с резкой отповедью по поводу
беспардонных заявлений этого жреца МРП.
Результаты выборов 10 ноября явились для реакции суро¬
вым уроком. Коммунисты вновь стали первой партией страны,
на полмиллиона голосов опередив МРП. Вместе с присоединив¬
шимися к нам депутатами группа ФКП располагала в Бурбон-
ском дворце 182 мандатами. В департаменте Сена коммунисты
увеличили свое представительство на четыре депутатских ме¬
ста. Число голосов, поданных за кандидатов соцпартии, умень¬
шилось. В моем секторе, например, список Ле Трокера получил
лишь одно место против трех на выборах в октябре 1945 года и
двух — в июне 1946-го.
11 ноября я отмечал в «Юманите»: «Результаты всеобщего
голосования недвусмысленны. Реакция рассчитывала вынести
на первое место вопрос о пересмотре конституции, отодвинув
задачу реконструкции на второй план. Народ сказал «нет». И на
следующий день: «Партия коммунистов готова взять на себя
всю полноту ответственности, вытекающей из ее положения
первой партии».
«Коммунисты не пасуют перед ответственностью» — этой
теме были посвящены мои статьи 15 и 17 ноября. Обращаясь к
трудящимся-социалистам, я указывал, что они отдают себе
отчет в том, что перипетии их партии объясняются прежде
всего отказом от единства, попытками нанести удар коммуни¬
стам, в то время как следовало бы наносить удары совершенно
в ином направлении. Тем не менее депутаты двух партий—
коммунистов и социалистов — составляли внушительную си¬
лу— 290 человек, почти абсолютное большинство. Объединив¬
шись, они могли бы сгруппировать вокруг себя всех искренних
республиканцев. Девятнадцатого я высказал сожаление в связи
с отказом социалистов восстановить согласительный комитет
двух партий. Они всячески уходили от предложения, сделанного
Жаком Дюкло, о встрече делегаций этих партий с целью
обсуждения правительственной программы. Как в ноябре 1945 и
в январе 1946 года, СФИО твердила старую песню о предвари¬
тельном согласии со стороны «других». День за днем в печати и
на собраниях, которые проходили в моем выборном округе, я
разоблачал жалкие увертки друзей Леона Блюма. Я подчерки¬
вал, что народ поддерживает коммунистов и с пониманием
* Морнс Шуман (род. в 1911 г.) — французский государственный политиче¬
ский деятель. В 1940 г. присоединился к генералу де Голлю и участвовал в
движении Сопротивления, видный деятель в партии МРП, с 1946 г. неоднократ¬
но избирался в Национальное собрание Франции. С 1969 г. по март
1973 г.— министр иностранных дел Франции.— Прим. перев.
190

воспринимает требование о предоставлении им поста главы
правительства.
Пожалуй, никогда еще авторитет Мориса Тореза не подтвер¬
ждался с такой убедительностью. 18 ноября он сделал заявле¬
ние лондонской «Таймс», ставшее историческим: «Прогресс
демократии, наблюдающийся во всем мире, за редкими исклю¬
чениями, подтверждающими правило, позволяет рассматривать
переход к социализму иными путями, нежели тот, по которому
идут русские коммунисты. Во всяком случае, путь каждой
страны неизменно имеет свои отличия»*.
В зародыше все будущее развитие французского рабочего
движения было предначертано в этой откровенно высказанной
и прозорливой мысли.
Социалисты практически повернулись спиной к единству. И
по существу, комбинация, объединившая представителей трех
партий: МРП, СФИО и ПРЛ (так называлась Республиканская
партия свободы),— обеспечила третьего декабря избрание Вен¬
сана Ориоля председателем собрания. Марсель Кашен получил
только 170 голосов. На следующий день в отсутствие депутатов
от заморских территорий наш кандидат на пост главы прави¬
тельства Морис Торез набрал только 259 голосов, в то время
как требуемое конституционное большинство равнялось 310
голосам. Один из депутатов-социалистов демонстративно за¬
явил, что он скорее отрубит себе руку, чем опустит в урну
бюллетень с фамилией генерального секретаря коммунистиче¬
ской партии. СФИО, однако, не применила никаких санкций к
тем из своих депутатов — а их было немало, четверть парла¬
ментской группы,— кто отказался голосовать за коммунистов.
Известно, что 12 декабря Леон Блюм был избран главой
правительства, причем при поддержке наших депутатов. Я
выступал в тот период против решения, которое привело бы к
двусмысленности в вопросе национального единства и могло
позволить прийти к рычагам власти представителям самой
крайней реакции. Кабинет Блюма, сформированный из одних
социалистов, выглядел как переходный. Либеральный англий¬
ский журналист А. Верт назвал абсурдным и парадоксальным
тот факт, что правительство было поручено создать той
партии, которая потерпела поражение на выборах. Но англо-
американская пресса приветствовала это решение, поскольку на
министерских скамьях не было коммунистов.
Тем временем продолжалось формирование органов, предус¬
мотренных основным законом. В декабре 87 коммунистов и
представителей близких к ним группировок были избраны в
Совет республики**. Оставались выборы президента республи¬
ки. Для этого конгресс в составе Национального собрания и
* Торез Морис. Избранные статьи и речи. 1930-^1964 гг. М., Политиз¬
дат, 1966, с. 264.
** Совет республики — вторая палата парламента.— Прим. перев.
191

Совета республики должен был собраться в Версале в четверг
16 января 1947 года.
Наступление Нового года я отметил в «Юманите» пожелани¬
ями о том, чтобы в стране были выкорчеваны остатки и
зародыши фашизма, а в Индокитае возобновились переговоры.
Мы призывали также прекратить рост цен и пересмотреть
неоправданно завышенные цены на промышленные товары,
признать предложенные ВКТ размеры прожиточного минимума
трудящихся. Чтобы 1947 год стал подлинным годом националь¬
ного подъема, стране необходимо было дать то правительство,
которого она ожидала, правительство широкого демократиче¬
ского объединения при участии рабочего класса в руководстве
делами общества.
Благодаря союзу республиканских сил президентом респуб¬
лики, являвшимся хранителем демократической светской и
социальной конституции, был избран социалист Венсан Ориоль,
уже занимавший председательское кресло в Бурбонском двор¬
це. Его кандидатура прошла главным образом благодаря голо¬
сам коммунистов, так как МРП высказалась за другого
кандидата.
Наконец, предстояло заменить переходный кабинет Блюма
постоянным правительством. Его сформировал 22 января соци¬
алист Поль Рамадье. Морис Торез в этом составе правительства
снова стал вице-председателем, а Франсуа Бийу—министром
национальной обороны, Шарлю Тийону было поручено мини¬
стерство реконструкции, Круаза—министерство труда. Комму¬
нист Жорж Марран возглавил министерство здравоохранения.
Работа в области
просвещения и культуры
В течение всего 1946 года параллельно с выступлениями по
общим политическим вопросам я посвящал много времени
проблемам образования и духовной жизни страны.
Я выступал, в частности, на грандиозной манифестации в
защиту светского образования в Кэмпере (департамент Фини-
стер), где 10 марта собралось десять тысяч человек. В этом
департаменте борьба против частных школ имела особо важное
значение. Но вопрос был актуален и для всей страны в целом.
Я уже отмечал, что перед Учредительным собранием был
поставлен вопрос, включать ли в декларацию прав положение о
«свободе» обучения. Положительный ответ означал бы, что
церковные школы останутся неприкосновенными. Коммунисти¬
ческая группа поручила мне выступить в защиту традиционной
республиканской доктрины государственной светской школы,
за которую постоянно выступали все левые силы.
В основу своей аргументации я положил тезис о том, что
уступка правым силам в тот период напряженных усилий была
бы лучшим средством для раскола страны.
192

321 голосом против 222 Национальное собрание отвергло
претензии тех, кто хотел закрепить в конституции принцип
конфессионального обучения.
В середине апреля я выступал в пригороде Руана Маромм на
митинге, посвященном памяти Андре Пикана, бывшего секрета¬
ря региональной организации компартии, который был расстре¬
лян в Мон-Валерьене 22 мая 1942 года. Я знал Андре еще
задолго до войны по его работе в профсоюзе работников
просвещения. И перед десятитысячной аудиторией я поделился
своими воспоминаниями об этом замечательном человеке,
блестящем организаторе масс.
Тогда же в апреле 200 учителей со всех уголков Франции
собрались в Париж на семинар по вопросу о светской школе. С
лекциями на этом семинаре, помимо меня, выступали Бенуа
Фрашон, Луи Арагон, генерал Жуэнвиль.
По случаю 350-летия со дня рождения Декарта по инициати¬
ве Национального союза работников умственного труда 2 мая
был организован большой вечер в главной аудитории Сорбон¬
ны. Председательствовал Морис Торез, выступивший с замеча¬
тельной речью. Из-за болезни я не мог присутствовать на этом
вечере, но с трибуны зачитали текст моего выступления.
Отмечая, что Декарт был человеком вдохновенным и имел
твердые убеждения, я воздавал ему хвалу прежде всего за то,
что им были заложены философские принципы демократии,
основанной на равенстве и справедливости.
В четверг 23 мая в помещении парижской Биржи труда
собрались две тысячи учителей. Это собрание, организованное
их профсоюзом, носило информационный характер: различные
партии должны были уточнить на нем свои позиции в школьном
вопросе. Напомнив о «Наброске», написанном мной еще в 1943
году, я остановился на основных направлениях, которые в
вопросе образования защищал как во время работы Консульта¬
тивной ассамблеи, так и в Учредительном собрании: никаких
субсидий частным школам, светский характер национального
образования при уважении различных религиозных убеждений,
увеличение ассигнований на нужды образования в бюджете
страны. Присутствующие с энтузиазмом встретили предложе¬
ния коммунистов.
27 июня 12 тысяч работников высших учебных заведений
приняли участие в демонстрации, которая прошла от авеню
Оперы до улицы Гренель. Они требовали более справедливого
отношения и к нуждам преподавателей, и к нуждам школы.
Многие выступали за забастовку. На следующий день материал
об этой внушительной демонстрации занял достойное место в
«Юманите».
В том же номере газеты появилась наша новая еженедель¬
ная рубрика «Наука и техника». Мы остро чувствовали необхо¬
димость распространения научных знаний, формирования у
масс научного сознания. А 29 июня была возобновлена ежене¬
дельная рубрика «Страница литературы и искусства». Жорж
193

Садуль отвечал там за материалы, посвященные кино, Поль
Элюар — за поэзию. Луи Арагон вел рубрику, начатую когда-то
Анри Барбюсом,— публикация литературных произведений с
продолжением из номера в номер. Он развернул энергичную
кампанию в защиту реализма.
Тем временем в Бурбонском дворце шла дискуссия по
статьям будущей конституции. И как я уже отмечал, вопрос о
светском характере образования занимал не последнее место в
этой дискуссии. 3 сентября после выступления Этьена Фажона
решением Национального собрания был провозглашен светский
характер нашей республики.
Нежлен косо смотрел на мою деятельность в той области,
которая входила в сферу министерства просвещения. Его
отнюдь не восхищало ни то, что я считал задачей технического
образования подготовку сотен тысяч квалифицированных рабо¬
чих, необходимых для экономической независимости страны,
ни то, что я настаивал на глубокой демократизации образова¬
ния, на усилении внимания к воспитанию в школе национально¬
го самосознания, уважения к светскому характеру обучения,
улучшения материального положения преподавателей.
26 сентября этот министр-социалист продемонстрировал, на
что в действительности были направлены его симпатии. Под
контроль государства должны были перейти 128 ремесленных
конфессиональных училищ, получавших государственные суб¬
сидии. Утром законопроект об этом был одобрен финансовой
комиссией и комиссией по вопросам просвещения. Однако во
второй половине дня в ходе пленарного заседания Национально¬
го собрания Нежлен, к удивлению всех депутатов, неожиданно
отозвал этот законопроект, присоединившись к позиции МРП.
Тотчас изменили свою позицию и депутаты, входившие в
группу соцпартии. Лишь 143 депутата-коммуниста остались
верны позиции, которая до этого разделялась и социалистами.
Так эти частные, конфессиональные центры обучения сохрани¬
ли государственные субсидии, которые они получали при
Капитане, а еще раньше — при режиме Виши.
Все это время я занимался и вопросами распространения
марксистской идеологии, в особенности благодаря деятельности
Нового университета. Нельзя было не гордиться тем высоким
уровнем, на котором велось там преподавание.
Большую радость я испытал и когда мой друг художник
Фужерон получил национальную премию живописи. Но радость
вскоре сменилась печалью. Для Франции, для компартии
тяжелой утратой была кончина 19 декабря Поля Ланжевена.
Наша газета призывала всех трудящихся прийти на его нацио¬
нальные похороны. В субботу 21 декабря 100 тысяч парижан
собрались перед институтом «Коллеж де Франс». Фредерик
Жолио-Кюри, выступавший первым, почтил память «одного из
самых великих умов нашего времени». Затем со словами
прощания от имени ЦК нашей партии выступил я, отметив, что
Ланжевен был безукоризненным патриотом и образцовым
194

членом партии. Нежлен выступал от имени правительства.
Затем грандиозный кортеж двинулся к кладбищу Пер-Лашез
через весь Париж, онемевший от скорби.
На следующий день мой друг Андре Ланжевен вступил в
партию, чтобы в рядах коммунистов продолжить дело своего
отца.
Кончина Ланжевена вызвала чувство глубокой скорби в
преподавательских кругах, у всей интеллигенции, которая с
большим нетерпением ожидала тогда результатов работы воз¬
главлявшейся им комиссии по реформе народного образования.
К счастью, Ланжевена сменил на этом посту Анри Валлон,
который сумел успешно довести эту работу до конца. Этому
способствовала и конституция, в преамбуле которой было
записано: «Нация гарантирует равный доступ детям и взрослым
к образованию, к приобретению профессии и к культуре.
Организация общественного бесплатного и светского образова¬
ния всех ступеней является долгом государства»*.
Поучительная поездка
В начале 1946 года я побывал в Германии. Я лишний раз
убедился в том, что возможности духовного развития зависят
от социальных условий.
С 3 по 5 февраля в Берлине проходила Первая национальная
культурная конференция Германской коммунистической пар¬
тии, в которой участвовали также представители социал-
демократии и беспартийные деятели культуры. ФКП также
получила приглашение, и я был направлен на конференцию в
качестве наблюдателя. События военных лет были еще слиш¬
ком свежи, и многие раны еще не зажили, чтобы мне можно
было выступать в Берлине. Но от этого внимание мое и интерес
к дебатам не стали меньше.
Мой старый друг Вильгельм Пик горячо обнял меня — мы
подружились с ним десять лет назад в Исполкоме Коминтерна.
И вновь я увидел его таким же живым, сердечным и открытым.
Серьезный политический деятель, бывший одним из ближайших
боевых соратников Карла Либкнехта и Розы Люксембург, он
обладал динамичным характером, был полон юмора и веселья.
Берлинцам тогда приходилось еще туже, чем парижанам. В
разрушенном городе участники конференции в полдень получа¬
ли на обед всего по три картофелины в «мундирах» да
тонюсенький ломтик хлеба. В своей вступительной речи Виль¬
гельм Пик с чувством уверенности в будущем изложил прог¬
рамму обновления немецкой культуры: «Перед нами стоит
задача заложить основы новой немецкой культуры, которая
позволит нам пройти по трудному пути к подключению нашего
* Конституции буржуазных государств Европы. М., Политиздат, 1957,
с. 946.
195

народа к семье великих цивилизованных народов и привлечет к
нам силы, без которых мы не можем обойтись». Докладчик
подчеркнул, что важнейшим шагом на пути обновления являет¬
ся коренная реформа образования — должны быть устранены
все социальные барьеры, вся молодежь должна иметь равные
возможности для роста.
Так в тяжелых материальных условиях, в период духовного
смятения, который переживали широкие массы, коммунисты, в
большинстве своем перенесшие пытки в застенках и лагерях,
смело готовили почву для расцвета культуры — культуры высо¬
кой, подлинной и справедливой, доступной для всех.
Возобновление работы школ, их демократизация были тогда
не только необходимым условием послевоенной реконструкции,
но и формой борьбы за сохранение подрастающего поколения.
Конечно, эту новую школу немыслимо было создавать силами
прежнего состава преподавателей, среди которых в советской
зоне оккупации насчитывалось 72 процента членов нацистской
партии. Воспитание молодежи могло быть доверено только
представителям трудящихся, убежденным антифашистам. Пос¬
ле увольнения бывших активных нацистов не хватало сорока
тысяч учителей.
18 октября 1945 года Центральный Комитет компартии и
Центральная комиссия социал-демократической партии совме¬
стно обратились к родителям, к учителям и преподавателям
высших учебных заведений с изложением основных принципов
демократического обновления школы. Обе рабочие партии
выдвигали перед образованием задачи, свидетельствовавшие о
полном разрыве с прошлым: речь шла о том, чтобы формиро¬
вать молодежь, «освобожденную от идей нацизма и милитариз¬
ма, в духе активной демократии и дружбы между народами».
Для достижения этих целей предусматривались радикальные
меры: назначение на все руководящие должности в системе
школьного образования антифашистов, создание единой шко¬
лы, отделение школы от церкви, закрытие частных школ,
действовавших по принципу сегрегации, подготовка прогрессив¬
но настроенных преподавателей, разработка новых школьных
программ и новых учебников, глубокая реформа высшего
образования. Слушая изложение этой политики в речи В. Пика,
я узнавал основные направления той школьной программы,
которую я отстаивал во Франции, в частности и на X съезде
ФКП.
Новые задачи ставились также перед университетами и
другими высшими учебными заведениями. В прошлом они
должны были формировать интеллектуальную элиту, обслужи¬
вающую класс эксплуататоров. В немецких университетах,
бесспорно, проводилась большая научная работа. Но плоды ее
были использованы власть имущими. Нашлись, правда, л
преподаватели, которые с помощью псевдонаучной аргумента¬
ции пытались обосновать фашистские мифы. Отныне универси¬
тетам и всем вообще учебным заведениям предстояло стать
1%

подлинно научными центрами, действующими в демократиче¬
ском духе и тесно связанными с народом.
Такая реформа высшего образования означала прежде всего
удаление из преподавательского состава фашистов, а также
коренное изменение социального состава студенчества. Когда в
конце моего пребывания 5 февраля 1946 года Лейпцигский
университет возобновил свои занятия, среди 767 студентов
было лишь 26 детей рабочих, то есть 3,4 процента. А из 222
преподавателей и профессоров оказалось возможным оставить
в университете лишь 52 человека.
Когда тысячи антифашистов взялись за нелегкую препода¬
вательскую работу, а на созданные курсы по подготовке к
поступлению в высшие учебные заведения стали записываться
первые соискатели из числа рабочих и крестьян, реакционеры
пророчили катастрофическое снижение уровня национального
образования. Даже и среди трудящихся было немало таких,
которые сомневались в успехе демократической реформы.
Сегодня, однако, хорошо известно, с каким блеском Герман¬
ская Демократическая Республика доказала превосходство
своей системы образования.
Происки «западного блока» и
антифранцузские маневры
5 марта 1946 года, выступая в Фултоне, Черчилль обрушился
с нападками на Советский Союз и страны народной демократии,
объявив войну коммунистическим партиям. В комментариях,
которые я опубликовал в те дни, я напомнил о его беседе с
Ллойд Джорджем вечером 11 ноября 1918 года, о которой сам
он сказал: «Разговор шел главным образом о том, как лучше
прийти на помощь Германии».
Превращение Западной Германии в сильное капиталистиче¬
ское государство, противостоящее Франции, было продолжени¬
ем известной «политики равновесия». Черчилль, призывая к
разделению мира на два враждебных блока, отводил важное
место буржуазной Германии. В моей статье от 8 марта
говорилось: «В своей речи в Фултоне Черчилль странным
образом совершенно позабыл о Потсдамских соглашениях. Он
и не помышляет об искоренении фашизма, хотя такое обяза¬
тельство им принято. Он оплакивает бедную, невинную Герма¬
нию. Не следует ли включить Германию в антисоветский блок?
Что из того, что возрожденные таким путем германский
милитаризм и стремление к агрессии могут обернуться против
ослабленных государств, таких, как Франция! Черчилля отнюдь
не волнует право Франции на репарации с Германии...»
Я постоянно возвращался в своих статьях к германскому
вопросу. 4 апреля я комментировал высказывания «Манчестер
гардиан», согласно которым именно боязнь социальных потря¬
сений заставляла лейбористское правительство щадить скорее
197

врага Англии, чем ее союзника, и считать чуть ли не основной
своей целью экономическое возрождение реакционной Герма¬
нии. И я напоминал, что после 1918 года во имя антикоммуниз¬
ма однажды уже сохранили костяк имперской армии и потенци¬
альную мощь немецкой военной индустрии.
Даже в разгар кампаний перед референдумом и выборами во
второе Учредительное собрание, в мае и июне, я не прекращал
писать по вопросам внешней политики. По существу, одни лишь
коммунисты благодаря «Юманите» вели летом 1946 года борьбу
против англо-американских планов создания федеральной запад¬
ной Германии в качестве ударной антисоветской силы и
средства давления на Францию. Одни они предупреждали о
начале в масштабе всей Западной Европы контрнаступления
реакции против рабочего движения и его недавних завоеваний.
27 июня я вновь квалифицировал как нарушение
Потсдамских соглашений отказ англичан и американцев от
денацификации буквально во всех областях — от школы до
экономики. Не прошло и года, как были заключены совершен¬
но четкие соглашения по этим вопросам, и их уже рассматрива¬
ют как клочки бумаги. Не была исключением и французская
зона оккупации. 30 июня я обращал внимание на инциденты,
которые произошли во французском секторе Берлина. Манифе¬
станты вызывающе распевали гимн «Германия превыше всего».
Я писал:	«Сначала посеяли безнаказанность в отношении
нацистов. Теперь пожинают их провокации».
В середине июля в «Юманите» появилась первая передовая
по вопросам внешней политики, подписанная Пьером Куртадом.
Меня уже давно привлекали меткие и яркие статьи, которые
этот товарищ писал в еженедельнике «Аксьон». И я попросил
руководство партии пригласить его в газету, которую направля¬
ли мы с Кашеном. Я до сих пор испытываю чувство гордости
за то, что приметил Куртада, принесшего столько блеска и
авторитета одной из важнейших рубрик нашей крупной комму¬
нистической газеты.
С 15 по 18 августа в Компьен-Руайе была намечена
национальная встреча французов в память о страданиях, о
жертвах и борьбе, свидетелем которых был этот город и
лагерь. Уже при одной мысли об участии в этой встрече меня
охватило глубокое волнение. Я словно вновь увидел моих
товарищей, которые были заключены там по политическим или
расовым причинам, всех тех, для кого Руайе стал преддверием
ада, пересыльным пунктом на пути в Освенцим или Дахау. Но
Руайе был и местом борьбы. Под руководством партии там
были организованы и действовали до 150 боевых «троек».
Десятки тысяч людей собрались в Компьене, чтобы прине¬
сти клятву верности погибшим и потребовать наказания нацист¬
ских преступников и их французских пособников.
«Юманите» широко отметила вторую годовщину освобожде¬
ния Парижа. Газета писала, что тот, кто в свое время выступал
против вооруженного восстания, сегодня выступает против
198

наказания предателей. Я был очень рад, что смог опубликовать
интервью с Антуаном Лежандром, этим скромным человеком,
который в августе сорок четвертого освободил штаб-квартиру
нашей партии и был при этом ранен. И теперь я всегда
вспоминаю о героизме Антуана, когда встречаюсь с ним на
улице Мари-Роз, в маленьком музее-квартире Ленина, храните¬
лем которого он является.
Два года. Многое изменилось за это время. Кое-кто позабыл
и о надеждах, и об обещаниях сорок четвертого. В английской
зоне оккупации Германии приход к власти социал-демократов
призван был смягчить общую атмосферу для вчерашних агрес¬
соров. Ссылками на то, что у руководства в Западной Германии
находятся невинные социал-демократы, определенные круги
пытались умерить требования Франции относительно безопас¬
ности, репараций и денацификации. В статье от 23 августа я
разоблачал эти расчеты.
Социалистическую партию вопросы внешнеполитического
характера, казалось, мало занимали. Она готовилась к своему
съезду, и в проектах резолюций вопросы репараций и безопас¬
ности были обойдены молчанием. Но в них, напротив, было в
избытке псевдопацифизма, совпадавшего странным образом с
позицией поддержания «равновесия», занимаемой некоторыми
союзными нам державами, которое в нынешних условиях
означало прощение крупного германского капитала. Я отмечал
в своем комментарии, что эти документы соцпартии противоре¬
чили нашим национальным интересам.
Еще 29 июля британское правительство объявило в палате
общин об экономическом объединении английской и американ¬
ской зон оккупации Германии. В августе была создана объеди¬
ненная администрация. Всем было очевидно, что эта инициати¬
ва была продиктована стремлением англосаксонских капитали¬
стов укрепить немецкие монополии и оградить их от выплаты
репараций.
В октябре, словно для подтверждения опасений коммунисти¬
ческой^ прессы, сенатор Коннели, советник Бирнса, заявил в
«Нью-Йорк тайме», что «в будущем с экономической точки
зрения Германия должна занимать в Европе доминирующее
положение». 2 декабря было подписано англо-американское
соглашение об образовании Бизонии. Все явственнее проявля¬
лась англосаксонская политика, которая породила так называ¬
емое «боннское экономическое чудо», преимущественное поло¬
жение Германии в Малой Европе и ослабление позиций нашей
страны, как, впрочем, и Англии.
Той же осенью 1946 года безрезультатно закончилась
конференция в Фонтенбло между вьетнамской делегацией,
которую возглавлял Хо Ши Мин, и делегацией французского
правительства. И хотя вьетнамцы твердо заявили о своем
намерении оставаться во Французском союзе, определенные
силы сделали все, чтобы сорвать переговоры. 13 сентября Хо
Ши Мин провел последнюю встречу с представителями фран¬
199

цузской прессы. Делегация заявила, что сожалеет по поводу
неудачи переговоров и что она готова заключить с французски¬
ми представителями частичное соглашение, способное обеспе¬
чить благоприятную атмосферу для новой конференции.
Хо Ши Мин больше рассчитывал на народ Франции, чем на
таких его представителей, как Бидо. В воскресенье 15 сентября
он заявил по радио: «Встреча в Фонтенбло, к сожалению, не
дала конкретных результатов. Но я знаю французский народ, я
знаю, что в нем и сегодня живы идеалы 1789 года. Я уверен,
что он хочет иметь самые тесные связи с Республикой
Вьетнам».
На следующий день утром президент Хо Ши Мин уехал
поездом с Лионского вокзала Парижа, чтобы в Тулоне сесть на
пароход. Его отъезд, как и все, что он делал, не сопровождался
никакими внешними проявлениями. Это был просто одетый,
худощавый, скромный человек, с открытым высоким лбом и
блестящими, полными жизни глазами. Перед отходом поезда я
четверть часа беседовал с ним с глазу на глаз в его купе. Он
был глубоко опечален результатами переговоров, но в его
словах не было обиды в адрес Франции. Он говорил с
откровенностью и даже терпимостью, что не мешало ему
твердо отстаивать право своего народа на свободу, чего бы это
ни стоило. Будущее рисовалось мне мрачным, но я все же не
мог предположить, через какую трагедию придется Вьетнаму
пройти, чтобы обрести независимость. Мне и в голову не
приходило, что в ноябре правительство Леона Блюма развяжет
против Вьетнама войну.

IV.	ПОЛИТИКА АТЛАНТИЧЕСКОЙ
ЗАВИСИМОСТИ И ВОВЛЕЧЕНИЕ
ФРАНЦИИ В «ХОЛОДНУЮ ВОЙНУ»
(1947—1948 гг.)
После болезни в начале 1947 года врачи предписали мне
лечение в горах.
Гостеприимный дом мадам Трюфье в местечке Сен-Жерве-
ле-Бэн, в Савойе, стал для меня местом приюта, а его хозяйка
и по сей день одна из самых верных и преданных моих друзей.
Вместе мы немало побродили в горах, на спор пешком
спустились с перевала Воза... В Сен-Жерве в первые дни 1947
года снега было мало, и мадам Трюфье устроила меня повыше
в горах, в отеле в Сен-Никола-де-Верос. В этой крошечной
деревушке я провел несколько счастливых, полных покоя
недель. Она расположена на террасе как раз напротив величаво¬
го Мон-Блана. Почти все дни стояла ясная, солнечная погода.
И я каждое утро на часок выходил погулять. Если это было во
время школьной перемены, ребятишки здоровались со мной,
называя меня по фамилии. Дело в том, что моя фотография
была напечатана на предвыборном плакате компартии (от
ноября 1946 года), который так и остался висеть на церковной
ограде. После полудня я обычно работал над книгой о
состоянии просвещения в 1848 году. Я был рад, что мог
заниматься умственной работой, менее оперативной, чем пов¬
седневная работа в редакции газеты.
Книга неожиданно получилась объемистой. Мне хотелось
заняться еще одной книгой или хотя бы составить план к
ней — «Триста лет общественной мысли во Франции»,— но я так
никогда ее и не написал.
В конце марта хозяин закрыл гостиницу, и я спустился в
Сен-Жерве. Чем только не баловала меня мадам Трюфье.
Погода стояла великолепная. Падал легкий снежок. Через
большое стекло на верхнем этаже отеля, прямо напротив, я
видел горную цепь Аравис, сверкающую среди редких облаков.
Одиночество помогло мне восстановить в памяти все собы¬
тия после Освобождения. Я сознавал, что эти годы войдут в
историю страны как чрезвычайно важный период, как перелом¬
ный этап. Всего за два года были осуществлены такие важные
преобразования, как национализация ведущих секторов эконо¬
мики, введено социальное обеспечение, семейные пособия,
существенно расширились права профсоюзов. Реформы эти
были проведены в результате упорной борьбы рабочего класса
во главе с компартией; они были осуществлены непосредствен¬
но министрами-коммунистами. Тем самым наша партия делом
201

разоблачила измышления реакции о неспособности революци¬
онных рабочих проводить конструктивные меры, продемонстри¬
ровав одновременно, что нет противоречия между социальным
прогрессом и оздоровлением экономики. Более того—битва за
производство была выиграна благодаря энтузиазму трудящих¬
ся, порожденному социальными реформами 1945—1946 годов.
Так было по крайней мере в национализированном секторе,
недоступном для шантажа монополий: в марте 1947 года (если
индекс 1938 года принять за 100) производство угля достигло
показателя 120, а электроэнергии—130.
Тем не менее меня не покидало беспокойство: Франция
оставалась страной капиталистической, и рычаги власти нахо¬
дились в руках представителей финансовой олигархии, всячески
тормозивших и саботировавших восстановление промышленно¬
сти, чтобы скомпрометировать демократию.
Это было время, когда широким фронтом срывалась чистка
высшего полицейского аппарата, армии и гражданской админи¬
страции. Нам пришлось довольствоваться гибридной, весьма
несовершенной конституцией. Руководство СФИО и МРП прило¬
жило руку и к тому, чтобы помешать реализации важнейших
пунктов программы Национального совета Сопротивления.
И что особенно важно, как об этом мне пришлось писать в
«Юманите», политика Франции оказалась весьма чувствитель¬
ной к колебаниям и изменению соотношения сил на междуна¬
родной арене. Испытывая страх перед ростом авторитета
Советского Союза, перед усиливающимся влиянием демократии
и ее коммунистического авангарда, французская буржуазия
искала поддержки извне. Чтобы получить ее, правящий класс
был готов принести в жертву жизненные интересы страны (в
частности, в германском вопросе), отказаться от национального
суверенитета и независимости. Развернувшиеся в скором време¬
ни события не замедлили со всей очевидностью подтвердить
завершение исторического этапа, начавшегося в период Осво¬
бождения; IV Республика обретала свой подлинный облик —
облик периода «холодной войны», не говоря уж о войнах в
колониях.
Еще до моего возвращения в Париж в международной жизни
произошли два очень важных события. На объединенном
заседании обеих палат американского конгресса 11 марта с
зубодробительным заявлением, которое вскоре было объявлено
«историческим», выступил президент Трумэн. Он изложил свою
«доктрину», которая объявляла Соединенные Штаты ни много
ни мало гарантом сохранения капитализма в любом месте, где,
по его мнению, для него возникала угроза, и отводила Америке
«руководящую роль».
Несколько позже, 18 марта, коммунисты воздержались во
время голосования вотума доверия по вопросу об Индокитае,
где мы требовали не применения силы, а переговоров. Не
поддержали мы и предложенных правительством военных кре¬
дитов. Это говорило о нашей неуклонной верности антиколони-
202

заторской традиции рабочего движения и солидарности с
угнетенными народами.
В редакцию «Юманите» я вернулся 8 апреля. За день до
этого в связи со второй годовщиной освобождения Эльзаса де
Голль произнес в Страсбурге речь, в которой он объявил о
создании «Объединения французского народа» — РПФ. Появле¬
ние этой партии на политической арене Франции в качестве
основного конкурента МРП справа, по замыслам представите¬
лей финансовой олигархии, имело целью оказать нажим на
лидеров СФИО и МРП, чтобы побудить их к окончательному
разрыву с нашей партией. Де Голль в общих чертах изложил и
свою внешнеполитическую программу: «восстановить Европу»
и «остаться на Западе».
В то время де Голль в определенной мере оказал поддержку
внешней политике Вашингтона. Он заявил: «У президента
Соединенных Штатов и у вашего покорного слуги одинаковые
причины вызывают и одинаковую реакцию». Такого рода
«реакции» со стороны американцев оказались губительными
для Франции...
21 апреля, за несколько дней до безуспешного завершения
пятой сессии Совета министров иностранных дел в Москве, был
заключен франко-англо-американский договор по углю. Я в
своем комментарии оценивал его как договор, который превра¬
щает Францию в бедного родственника западного блока. «Мы
отказываемся от репараций, мы жертвуем безопасностью,
столь поспешно отказываясь от межсоюзнического контроля
над Руром». Но самое серьезное состояло в том, что отныне
Бидо открыто поддерживал позиции англосаксонцев, обезору¬
живая Францию перед лицом их дипломатии и подрывая
франко-советское сотрудничество.
В этот же период я вступил в открытую полемику с Леоном
Блюмом по вопросу о количестве поставленной Франции из
Советского Союза пшеницы, поступление которой существенно
облегчило положение французского правительства. Нельзя
сказать, что Блюм с честью вышел из нашего поединка. В
опубликованной 29 апреля в «Попюлер» заметке «Ошибка не
меняет смысла» он вынужден был признать, что запамятовал(!)
и поэтому написал «центнеры» вместо «тонн». Ясно, что это
было сделано, чтобы ошельмовать подлинные размеры поста¬
вок, что я и ставил ему в вину.
Незадолго до этого, 25 апреля, на заводе Рено началась
стихийная забастовка рабочих, требовавших увеличения поча¬
совой оплаты на 10 франков*. Газеты «Попюлер» и «Об»**
открыто ликовали по поводу того, что ВКТ, скорее всего,
будет «обойдена слева» и, таким образом, потерпит поражение
в этом важном центре рабочего движения. Однако выдвинутое
* После денежной реформы 1959 г. в настоящее время это равно 10
сантимам.— Прим. перев.
** Орган партии МРП.— Прим. перев.
203

требование было более чем разумным, и ВКТ его поддержала.
В свою очередь Политбюро ФКП опубликовало 30 апреля
заявление, в котором указывалось, что отказ от справедливого
пересмотра заработной платы трудящихся отнюдь не сопровож¬
дается сколько-нибудь заметным снижением цен и что трудно¬
сти с продовольственным снабжением нисколько не уменьши¬
лись. Требования трудящихся были обоснованными, и мы их
поддержали.
Празднование 1 мая стало грандиозным днем борьбы. Около
миллиона парижан нескончаемым потоком шли через весь
город: когда передовые колонны стали заполнять площадь
Согласия, замыкающие находились еще возле кладбища Пер-
Лашез. На следующий день я писал в «Юманите»: «Расходы по
возрождению страны не должен нести только рабочий класс».
Но именно этот принцип и не хотело принимать правительствен¬
ное большинство. «Минувшей ночью,— писал я,— Совет мини¬
стров отверг справедливые требования, которые коммунисты
отстаивали до конца».
Все, что было потом, хорошо известно. В воскресенье, 4
мая, депутаты-коммунисты отказались поддержать правитель¬
ственную политику, направленную на подрыв морального духа
рабочего класса и его усилий в битве за производство. 5 мая в
«Журналь офисьель» («Официальный вестник») был опублико¬
ван декрет об отстранении министров-коммунистов от их
обязанностей. Накануне этого события посол США в Париже
позвонил Рамадье и дал понять председателю Совета мини¬
стров, что франко-американские отношения намного улучшат¬
ся, если в правительстве не будет коммунистов. «Коммунистов
изгнали из правительства в обмен на обещание американско¬
го займа»,— подтвердил 30 мая бывший американский
вице-президент Генри Уоллес. Таким образом, разногла¬
сия по социальным вопросам служили не более чем предло¬
гом *.
Начинался совершенно новый этап — период коалиции
«третьей силы» и безраздельного атлантизма,— стратегичес¬
кими задачами которого стали «сдерживание» и «отбрасы¬
вание» реального социализма. Отныне приходившие к власти
правительственные кабинеты управляли страной против инте¬
ресов рабочего класса. Так же как и во Франции, министры-
коммунисты были вскоре удалены из правительств Италии,
Бельгии, Люксембурга, Австрии, земель Западной Германии,
Скандинавских стран.
Мне не сразу стало ясно значение этого поворота во всем
объеме; тогда я еще не видел, что это было не что иное, как
преднамеренный раскол национального единства по приказу
извне и окончательный отказ от сбалансированных союзов,
* Даже Жак Фовэ признает, что «исключение коммунистов из правительства
лишило его народной поддержки».
204

возникших в период войны. Политбюро, в заседаниях которого
я участвовал с 1937 года, также не отдавало себе в этом
полного отчета. Мы не сумели распознать истинное положение
вещей. Мои материалы в «Юманите» не были свободны от
иллюзий на этот счет. Вот что я писал, например, 6 мая:
«Придет день, когда восторжествует разум и вновь будут
созданы условия для того, чтобы компартия смогла вновь в
полном объеме приложить свои усилия в рамках союза рабочих
и республиканских сил, в обстановке сотрудничества всех
демократов».
Мы еще тогда не понимали ни серьезности, ни действитель¬
ной природы кризиса, не смогли должным образом оценить
победу, достигнутую нашей буржуазией, которая с большим
трудом добившись ликвидации Народного фронта 1935—1938
годов, сумела, как и прежде с помощью лидеров социал-
демократии, отбросить вторую, еще более сильную, чем пер¬
вая, волну наступления, начатую против ее господства силами
прогресса. Однако господство это было в такой степени
поколеблено, а правящий класс настолько ослаблен, что буржу¬
азия искала недостающую ей политическую поддержку за
рубежом и подчинилась американскому империализму так же
постыдно, как в свое время Гитлеру. Интересы капитала вновь
одержали верх над духом Сопротивления.
Подводилась черта под целой эпохой. Мы же предполагали,
что это лишь антракт, какой-то преходящий инцидент, после
которого нас вновь призовут в правительство.
Позиция, занятая Национальным советом соцпартии, также
укрепляла наши заблуждения. 7 мая на его заседании отставка
министров-коммунистов была одобрена лишь незначительным
большинством (2529 мандатов против 2125). Руководство СФИО
констатировало непопулярность позиции Рамадье среди рядо¬
вых активистов партии, которые рука об руку с коммунистами
боролись с реакцией во время Народного фронта, а затем —
против гитлеровских оккупантов и их приспешников в период
С опротивл ения.
Однако противоречия и колебания социалистов не должны
были бы - нас дезориентировать и привести к недооценке
яростного характера реформизма и антикоммунизма, которые
неизбежно толкали руководство СФИО в объятия буржуазии, к
приглашению американского жандарма. Различие в исходных
позициях реформистов не исключало согласия по весьма
четкой программе политики враждебности рабочему единству и
антикоммунизма, программе, которая характерна для всего
периода «холодной войны».
Отныне французский реформизм использовался для маски¬
ровки подлинного смысла действий американского империализ¬
ма, придания им окраски, приемлемой в тех слоях населения,
среди которых СФИО имела влияние.
205

Принятие «плана Маршалла»
Начиная с этого времени и вплоть до конца 1948 года
Франция была ареной ожесточенных классовых сражений. 2
июня началась забастовка железнодорожников. Правительство
отказалось вступить в переговоры. Рамадье заставил Федера¬
цию железнодорожников прождать до 10 июня, и лишь И было
подписано соглашение. Я писал в «Юманите» о позорной,
провокационной позиции, занятой министром транспорта Жю¬
лем Моком, который повторял ходившую в то время выдумку о
«вожаках» и «дирижерах», в то время как единственным
дирижером была «нужда».
Вскоре новое важное событие надолго приковало к себе
внимание нашей партии. 5 июня в своей сенсационной речи по
случаю окончания 296 учебного года в Гарвардском университе¬
те государственный секретарь США генерал Дж. Маршалл
обратился к странам Европы с предложением «помощи», цель
которой заключалась в установлении в международном масшта¬
бе «нормальной здоровой экономики» как условия «политиче¬
ской стабильности». Эта «помощь» призвана была стать гаран¬
тией против того, что оратор назвал «губительным искривлени¬
ем самого серьезного характера в экономической, социальной и
политической областях». 20 июня Бидо выступил в Националь¬
ном собрании с дифирамбом в адрес этого плана, что уже само
по себе было весьма многозначительно: «Ближайшие месяцы,
недели, дни будут иметь решающее значение для будущего
нашей Франции, Европы, для всего мира. Час Европы пробил...
Сегодня Европа знает о предложении великого солдата-
победителя, великого государственного деятеля генерала Мар¬
шалла. От имени правительства я выражаю ему нашу призна¬
тельность и дружеские чувства, равно как и республике
Соединенных Штатов. Весь французский народ с благодарно¬
стью воспринял этот жест».
Большее низкопоклонство трудно вообразить!
Тогда же в «Юманите» Пьер Куртад квалифицировал цели
Маршалла как «сомнительные»: принимая во внимание общее
направление американской политики во всем мире, речь могла
идти лишь о политических займах, связанных с вмешатель¬
ством, о варианте доктрины Трумэна, подслащенной долларовы¬
ми подачками. Не следовало ли пожалеть о том, что к этому
времени французское правительство уже заангажировалось в
поддержании этого курса настолько, что было уже не в
состоянии здраво обсуждать предложение? В статье от 20 июня
Пьер Куртад снова писал о «плане Маршалла», разоблачая его
как маневр с целью раскола Европы надвое, возрождения
Германии и «дегасперизации» нашей страны*.
* Де Гаспери — премьер-министр демохристианского кабинета, пришед¬
шего к власти в июле 1946 г., который проявил особую заинтересованность в
насаждении американского влияния в Италии в связи с принятием «плана
Маршалла».— Прим. перев.
206

Сегодня историки признают, что «план Маршалла» предпо¬
лагал осуществление контроля над страной, которой оказывает¬
ся помощь, и поэтому «условия предоставления помощи были
такими, чтобы Советский Союз безусловно от нее отказал¬
ся» *. Новизна в политике США сводилась лишь к тому, чтобы
систематически усиливать тот курс, который они начали
проводить с марта 1946 года—со времени составления изве¬
стного доклада их посла в Москве Дж. Ф. Кеннана. Этот
последний рекомендовал развивать тенденции, которые должны
были привести к исчезновению советского режима или по
меньшей мере к его «постепенному размягчению». Начиная с
1946 года и во времй переговоров Вашингтон считал, что
уступки должны исходить исключительно от Москвы.
Американский империализм, стремясь ликвидировать исто¬
рические свершения, проявил близорукость в оценке своих
реальных возможностей оказывать влияние на историю. Он
начал осознавать это только в начале шестидесятых годов. Раса
господ всегда полагала, что она рождается, как говорил
Вольтер, уже со шпорами, тогда как народы появляются на
свет с седлами на спинах.
24 июня я выехал в Страсбург, где на следующий день
открывался XI съезд ФКП. Вместе с моими друзьями — Жолио-
Кюри, Берлиозом, Оге и Бонтом — меня избрали в бюро
съезда. Немало старых друзей насчитал я и среди представите¬
лей братских партий:	и англичанина Палм Датта, всегда
отлично информированного директора «Лейбор мансли», и
люксюмбуржца Урбани, который долгое время был моим
соратником в Интернационале работников просвещения.
Отчетный доклад Мориса Тореза продолжался пять часов
при неослабном внимании делегатов. Генеральный секретарь
подверг особенно резкой критике философский идеализм и
религиозность Леона Блюма, послужившие теоретической ба¬
зой сближения между СФИО и МРП с четко выраженной
антикоммунистической направленностью.
Касаясь международного положения, Морис Торез заявил:
«Французская внешняя политика должна преследовать лишь
демократические и мирные цели... Нам необходимо такое
решение германского вопроса, которое-гарантировало бы нам
безопасность и репарации... Франко-советский союз мы рас¬
сматриваем как лучшую гарантию против возможного повторе¬
ния германской агрессии».
Морис Торез сдержанно критиковал «план Маршалла», все
аспекты которого до конца еще не были ясны. Более того, он
публично уточнил свою позицию и дезавуировал пресс-бюро
съезда, которое в своем резюме соответствующего раздела
доклада дало подзаголовок «Западня «плана Маршалла».
В резолюции съезда выдвигалось требование «о скорейшем
сформировании подлинно демократического правительства, в
* Marcou L. Le Cominforme. Paris, 1977, p. 32.
207

котором коммунисты заняли бы место, соответствующее ре¬
зультатам всеобщего голосования».
Прошедший съезд произвел большое впечатление на обще¬
ственное мнение. И даже ведущий представитель газеты
«Монд» Жак Фовэ признал вскоре, что ФКП представляет
надежды большинства рабочего класса.
Тем временем в Париже собралась конференция министров
иностранных дел Англии, Франции и Советского Союза для
обсуждения вопроса о «плане Маршалла». Она продолжалась с
27 июня по 2 июля. Бидо и Бевин стремились навязать
советской стороне возможность иностранного вмешательства в
дела ее национальной экономики. Однако Советский Союз
соглашался лишь на такие условия, которые не затрагивали
суверенитета страны. Он твердо стоял на том, что «внутренние
экономические вопросы являются прерогативой суверенных
государств». Выявилось полное несогласие сторон, несмотря на
все ухищрения Жоржа Бидо и его словесные декларации как
сторонника невмешательства во внутренние дела других стран.
2 июля конференция безуспешно прекратила работу.
Через некоторое время на экономической конференции 16
европейских стран, принявших «план Маршалла», Бидо приз¬
нал, что осуществление англо-французского политического
курса означает прежде всего возрождение Германии. А коррес¬
пондент газеты «Комба» отмечал: «Мистер Маршалл хотел бы,
чтобы граница Америки проходила в Европе... При этом
патрульную службу будут нести европейцы, которыми коман¬
дуют американцы». 13 июля в «Юманите» я подчеркивал, что
согласие с «планом Маршалла», подобно сговору в Мюнхене,
означает устранение Советского Союза от европейских проб¬
лем: «На протяжении веков история учит нас, что, будучи
изолированной от Польши, Чехословакии, от славянских наро¬
дов Центральной Европы, Франция рядом с воинственной
Германией превращается в страну, серьезно ослабленную перед
лицом угрозы германского реваншизма. Вот эту перспективу и
несет с собой создание западного блока, раскол Европы,
лицемерно совершенный во имя ее единства».
Почти ежедневно я выступал в газете по этому мучительно¬
му для Франции вопросу. Я показывал, что речь идет прежде
всего о расширении рынков для американского экспорта.
Заокеанские тресты, опасаясь кризиса и безработицы, интере¬
совались в первую очередь расширением мировой торговли.
Когда 16 сентября открылась сессия Генеральной Ассам¬
блеи ООН, французская делегация откровенно заняла проаме¬
риканские позиции. Бидо нарушил правило единогласия четы¬
рех великих держав, отказался от репараций, поддержал интер¬
венционистскую политику США в отношении Греции. В моих
статьях я подчеркивал, что теперь не может быть и речи об
уважении англосаксов к интересам нашей страны, поскольку
после согласия на «план Маршалла» (24 сентября) им незачем с
нами считаться.
208

Это был период, когда системе народного просвещения
грозил упадок, что было предметом моих постоянных тревог.
Обсуждение бюджета в Национальном собрании завершилось
22 июля далеко за полночь. В общей дискуссии выступили 23
депутата от коммунистов и близких к ним группировок,
выдвигавшие на обсуждение фундаментальные проблемы, при¬
зывавшие к проведению эффективной и разумной политики.
Однако министр финансов Робер Шуман даже не соблаговолил
присутствовать на дискуссии.
В финансовой комиссии были приняты все мои предложения
и замечания относительно раздутого центрального администра¬
тивного аппарата и необходимости его решительного сокраще¬
ния; о недопустимости ликвидации преподавательских ставок и
целесообразности зачисления в штат стажеров из педучилищ; о
неотложности вопроса о строительстве школ и т. д.
К этому времени относится выход в свет моей повести
«Побег». Вскоре я имел удовольствие получить ее экземпляры,
вышедшие в переводах в Венгрии и Польше. Книжка выдержа¬
ла несколько изданий в СССР, в том числе на французском
языке (для школ) тиражом 150 тысяч экземпляров. Позже в
Москве, Ленинграде, Киеве я встречал юношей и девушек,
которые учили наш язык, читая «Побег». Но они не узнавали
автора, поскольку на обложке русского издания была помеще¬
на моя фотография в молодости—брюнет с пышной шевелю¬
рой, которая давно уже была утрачена...
В то лето, 16 июня, из рядов коммунистической интеллиген¬
ции навсегда ушел прекрасный товарищ и гениальный художник
Альбер Марке. С Робером Балланже и Матильдой Пери мы
представляли ЦК нашей партии на его очень скромных похоро¬
нах. Марке вступил в партию в 1945 году, после десятилетнего
участия в активной общественно-политической борьбе. «Юмани¬
те» посвятила ему статью, в которой говорилось: «Ни один
великий человек искусства не был так близок нашей борьбе, не
разделял так наших надежд».
В августе врачи предписали мне лечение в Виттеле. Оттуда я
выезжал в Везуль на праздник федерации коммунистов департа¬
мента Верхняя Сона... Я навестил мою состарившуюся тетуш¬
ку. С теплым чувством я вновь побывал у дома на площади
Республики, где прошли мои детство и отрочество.
С 14 по 17 августа в Лионе проходил съезд социалистов.
Большинством голосов была принята левая резолюция. «Монд»
не скрывала недовольства: газета писала о «доктринальных
сновидениях», о «ностальгии по революции». В материалах
«Юманите» я отмечал, что результаты голосования как отда¬
ленное эхо отразили неодобрение народными массами крена
вправо на правительственном уровне; я также подчеркивал, что
последним проявлением непоследовательности делегатов яви¬
лось, с одной стороны, отрицательное отношение к ориентации
Рамадье, с другой — отказ от единства действий с коммуниста¬
ми. Суть дела заключалась в том, что подлинные вершители
209

политики соцпартии — Жюль Мок, Рамадье, Венсан Ориоль,—
предоставив Ги Молле и его сподвижникам с помощью изо¬
щренной демагогии поддерживать связи с трудящимися масса¬
ми, сами занялись осуществлением основных пунктов програм¬
мы капитала, что со всей очевидностью выявилось вскоре в
ходе крупных забастовок.
Необычайную остроту приобрела проблема светского
школьного образования. Проект, подготовленный вице-
председателем Совета МРП Тетженом, не только не предусмат¬
ривал улучшения положения учителей, но, наоборот, ставил их
в еще более невыгодное положение по сравнению с другими
категориями государственных служащих. Рамадье принимал
представителей католического Национального комитета «сво¬
бодного» обучения и Комитета действий «за свободу школы» из
западных районов страны.
3 октября я представлял ФКП на заседании Национального
картеля действий за светскую школу. Ги Молле на этом
заседании чувствовал себя не очень-то уютно. Он считал,
например, что нет признаков наступления на светскую школу,
хотя усиленное обновление конфессиональных учебных заведе¬
ний явно контрастировало с упадком в положении обществен¬
ных общеобразовательных школ. Резолюция констатировала,
что выступления противников светской школы становятся все
более вызывающими. Они уже открыто начинают вести борьбу
с законом. Мы приняли взаимное обязательство активизировать
свою деятельность в стране, в парламенте, перед правитель¬
ством.
Раскол мира на два лагеря
В номере «Юманите» за воскресенье 5 октября, вышедшем
тиражом 1 008 996 экземпляров, была опубликована резолюция
встречи девяти коммунистических партий (в том числе и ФКП),
принятая на конференции, состоявшейся в конце сентября
в Польше. В ней сообщалось о создании Информационного
бюро коммунистических партий. Задачи бюро заключались в
организации обмена опытом и в случае необходимости ко¬
ординации деятельности компартий на основе взаимного со¬
гласия *.
В декларации, принятой компартиями, получило освещение
новое крупное явление, которое не всегда четко осознава¬
лось,— происшедший раскол мира на два лагеря; в ней также
подчеркивалась задача компартий бороться против агрессивных
и экспансионистских планов империализма за национальную
* Информационное совещание представителей некоторых компартий в
Польше в конце сентября 1947 г., М., Политиздат, 1978, с. 12.
210

честь, независимость и суверенитет своих стран. Инициатива
компартий получила большой резонанс. Наши противники
повели разнузданную клеветническую кампанию, утверждая о
восстановлении Коммунистического Интернационала; все как
один они стремились внушить панический страх перед «красным
страшилищем». Единодушие всех антикоммунистических вы¬
ступлений поразило даже Жака Фовэ, который 14 ноября в
газете «Монд» отмечал, что в своих выступлениях и Леон
Блюм, и де Голль, и Тетжен проявили полное согласие по
данному вопросу.
Иные «историки» еще и сегодня не упускают возможности,
чтобы датировать раскол мира на два лагеря конференцией
компартий в Польше, хотя эта конференция лишь констатиро¬
вала и сформулировала результаты осуществления доктрины
Трумэна и «плана Маршалла». Получается, что в повышении
температуры виноват термометр!
На пленуме ЦК партии 29—30 октября была принята очень
важная резолюция. В ней отмечалось, что коалиция «третьей
силы» и РПФ действуют заодно, поэтому борьбу следует вести
на два фронта. Исходя из документов, принятых на конферен¬
ции в Польше, Морис Торез, не колеблясь, признал, что
руководство партии слишком медленно подходило к пониманию
серьезности международного положения и чересчур долго
недооценивало влияние американских реакционных сил на
внутреннюю политику страны.
«Благодеяния пресловутой американской помощи» вскоре
стали ощущаться нашим народом. В «Юманите» за 5 ноября,
опираясь на официальные данные, я подчеркивал, что начиная с
момента устранения коммунистов из правительства в мае
дороговизна выросла на 48 процентов, тогда как зарплата—
только на 11 процентов. Впереди была зима с нехваткой
электричества, угля, цены на который стали недоступными, и
т. п. За один лишь октябрь индекс розничных цен вырос на 9,6
процента. Была предрешена девальвация франка, которая,
помимо всех прочих последствий, должна была облегчить
держателям долларов проникновение в экономику Франции.
Проамериканская ориентация в политике оборачивалась нище¬
той и вассальной зависимостью.
Понятно, что в этих условиях ВКТ выполнила свой долг и
приняла Манифест к трудящимся Франции, в котором было
выражено требование установить прожиточный минимум на
уровне 10 800 франков в месяц, ежеквартально его пересматри¬
вать и ряд других мер. На заседании Национального конфеде-
рального бюро (12 ноября) за Манифест было, однако, подано
только 832 мандата, против—101.
Те члены руководства ВКТ, которые были противниками
последовательной классовой борьбы, собрались 8 ноября на так
называемую общенациональную конференцию в зале Ланкри.
Их объединяла газета «Форс увриер». Всем было известно, что
эта газета готовила раскол ВКТ, опираясь на моральную и
211

материальную поддержку небезызвестного Ирвинга Брау¬
на*.
Положение трудящихся было столь невыносимым, что 14
ноября решение о присоединении к забастовке приняли и
учителя Парижского района. 18 ноября бастовало 130 тысяч
шахтеров департаментов Нор и Па-де-Кале. В тот же день
началась забастовка на заводах Рено. Пришли в движение
крупные металлообрабатывающие предприятия Парижа—они
забастовали 19-го. Поднимались докеры и железнодорожники.
27 ноября бастовало 2 миллиона, из них один миллион
металлистов.
Вместо того чтобы удовлетворить требования забастовщи¬
ков, правительство подготовило проекты трех гнусных законов
о защите Республики и права на труд. Было призвано 80 тысяч
человек для усиления полиции, проведена чистка «рот респуб¬
ликанской безопасности» от демократических элементов, введе¬
ны санкции за «саботаж» и «нарушение права на труд»,
предусматривавшие до десяти лет тюремного заключения за
забастовку.
Не буду здесь описывать ход забастовки. Своей борьбой
трудящиеся добились увеличения заработной платы на 20—25
процентов. Чтобы предупредить возможные нарушения органи¬
зованности своих рядов, полтора миллиона забастовщиков
утром 10 декабря приступили к работе. Национальный забасто¬
вочный комитет до конца выполнил свою роль, обратившись к
трудящимся с манифестом, являющимся одним из самых
замечательных документов рабочего движения. Он призывает
трудящихся объединить свои силы в борьбе за хлеб и свободу,
поскольку было совершенно очевидно, что достигнутые заво¬
евания были весьма относительными.
Температура снижается...
1 января 1947 года я призывал со страниц газеты к борьбе за
замораживание цен, за снижение явно завышенных цен на
промышленные товары, за гарантированный прожиточный ми¬
нимум для трудящихся, за сохранение прогрессивных законов,
принятых благодаря министрам-коммунистам. И вот ровно год
спустя я констатировал, что политика, проводимая правитель¬
ством, поощряла дальнейший рост цен и вела к девальвации—
этому бичу трудящихся и представителей средних слоев.
«Температура снижается...» Эти слова типичный представи¬
тель буржуазной науки Андре Зигфрид напишет, причем с
явным удовольствием, в предисловии к изданию «Политический
год—1948». «Участники Сопротивления больше не задают
* Один из руководителей Американской федерации труда, занимавшийся
международными связями. Вдохновитель и организатор раскольнических
профобъединений в Европе. Для проведения своей международной деятельности
АФТ располагала суммой в 100 миллионов долларов.— Прим. перев.
212

тон,— отметит он с нескрываемым удовлетворением,— и од¬
ним из последствий этого является то, что в международном
плане Франция приняла европейскую политику, опирающую¬
ся на Соединенные Штаты и означающую союз западных дер¬
жав».
Март 1948 года «ознаменовался» выступлением бельгийского
премьер-министра Спаака за создание «западноевропейского
союза», союза экономического, но в то же время политическо¬
го и военного. «Юманите» указывала на опасность, которую
несут с собой открывавшиеся в Брюсселе переговоры,—
опасность западноевропейского военного пакта. В номере от
5 марта я подчеркивал,что в Брюсселе речь идет фактически не
о пяти, а о шести участниках, что Францию, Италию и три
страны Бенилюкса следует рассматривать в сочетании с Запад¬
ной Германией; одновременно я прокомментировал телеграмму
агентства Франс Пресс из Вашингтона, в которой говорилось,
что США уже предусмотрели «военные гарантии» для проведе¬
ния своей политики в Италии в случае победы на выборах
социалистических и коммунистических левых сил.
В тот же день в газете была опубликована волнующая
статья Жоржи Амаду о Пабло Неруде — поэте, которому
грозила смертельная опасность. «Юманите» подчеркивала, что
нависшая над поэтом угроза направлялась американским импе¬
риализмом, в руках которого правительство Гонсалеса Виделы
было лишь послушным инструментом. Чилийскому поэту хоте¬
ли заткнуть рот теми же методами, которыми заставили
замолчать Гарсиа Лорку.
20 марта в газете сообщалось, что спустя двенадцать часов
после подлых нападок в Париже в Совете республики на
Фредерика Жолио-Кюри Ирэн Кюри, находившаяся в научной
командировке в США, была арестована, брошена в застенок, а
затем за ней был установлен полицейский надзор.
Одновременно лейборист Эттли объявил вне закона состояв¬
ших на государственной службе членов компартии. В скором
времени голлистский орган «Тель-кель» задавал провокацион¬
ный вопрос: «Интересно, окажется ли наше правительство
столь же решительным, как и английское, для принятия
необходимых оздоровительных мер?» Подобных сомнений дей¬
ствительно не возникало, и красноречивым доказательством
этого был лишенный каких бы то ни было оснований отзыв
мэра-коммуниста в моем округе Парижа.
По-прежнему остро стояли проблемы народного образова¬
ния и науки. 20 марта Национальное.собрание и правительство
выступили, по существу, против принципа светского характера
просвещения, отложив вопрос о передаче государству учебных
заведений при угольных предприятиях в департаментах Луара и
Гар. Все это происходило перед парламентскими каникулами, и
комедия была разыграна как по нотам: дело было отложено в
долгий ящик. Никого, однако, не обманула демагогическая
позиция части депутатов-социалистов, которые голосовали про¬
213

тив проекта своего правительства, твердо зная, что ему
обеспечено большинство голосов.
В конце апреля я с женой поехал в Берлин, чтобы
подготовить репортаж к годовщине падения гитлеровской Гер¬
мании. Мы с удовольствием повидали старых друзей по
подполью, участников борьбы на французской земле. Главный
редактор «Нойес Дейчланд» Леке Энде сохранил марсельский
акцент—он сражался во время Сопротивления в рядах антифа¬
шистов в Провансе; еще до войны я встречал его в Париже,
когда он руководил легальным еженедельником «Дейче фоль-
ксцейтунг», издававшимся немецкой эмиграцией.
Мое первое интервью с генералом Чуйковым было опубли¬
ковано в «Юманите» 2 мая. Двумя днями позже в газете были
помещены заметки полковника Тюльпанова, который возглав¬
лял службу информации в советской зоне оккупации. Он
напомнил новоявленным поборникам войны и антисоветчикам
суровую правду: «Берлин был взят в результате штурма, улица
за улицей, дом за домом. Берлин не Ганновер и не Франкфурт-
на-Майне, которые нацистские главари сдавали без боя, чуть ли
не по телефону. Советские солдаты вошли в Берлин, потеряв
не одну тысячу своих товарищей». Причины вполне достаточ¬
ные, чтобы СССР не проявлял терпимости по отношению к
реваншизму побежденных.
В последней корреспонденции из Берлина 9 мая я писал о
явном срыве демилитаризации в западных зонах оккупации...
В начале лета 1948 года я перестал быть главным редакто¬
ром «Юманите». Можно представить, как сжалось мое сердце,
когда я расставался со столькими горячо любимыми товарища¬
ми из редакции и типографии и с захватывающей работой, ради
которой я жертвовал всем. Вскоре представителем Политбюро
в газете стал Этьен Фажон. Усталость, накопившаяся в течение
четырех суровых лет с 1944 года,— одна из причин моего ухода
из газеты. Нужно было не только укомплектовать кадрами
центральный орган ФКП, но и помочь встать на ноги многим
редакциям коммунистических или симпатизирующих им газет в
провинции, все время отрывая работников от «Юманите».
Далее руководство партии было обеспокоено падением на¬
ших тиражей — мы продавали не больше 200 тысяч экземпля¬
ров,— и в подобной ситуации по-человечески понятно, что
основная ответственность ложилась на главного редактора. Тем
не менее мне трудно было считать себя виновником: я понимал,
что, как и прежде, на всем протяжении истории кривая
проданных номеров газеты следовала за подъемами и спадами
влияния самой партии, которое несколько ослабло из-за обо¬
стрения политической борьбы. Период послевоенной эйфории
остался позади; нам приходилось бороться против наших
вчерашних союзников.
Главной же причиной моего ухода было предложение
назначить меня постоянным представителем ФКП при секрета¬
риате Информбюро, который находился теперь в Бухаресте.
214

Порт приписки—Бухарест
При назначении в Информбюро было условлено, что я буду
часто приезжать в Париж, чтобы выполнять обязанности
депутата. Текущую же работу по исполнению депутатского
мандата (переписка, разного рода ходатайства и т. п.) должна
была выполнять моя новая секретарша Жаклин Декомбе,
которую мне трудно с кем-нибудь сравнивать по ее компетен¬
тности и усердию.
В Бухаресте я окунулся в теплую дружескую обстановку, в
тонизирующую и волнующую атмосферу общего труда, кото¬
рая напоминала мне (с учетом разницы поставленных задач и
объема работы) счастливые дни моего сотрудничества в Испол¬
коме Коминтерна. Но наши функции в Бухаресте были куда
скромнее... Они не шли ни в какое сравнение с той кипучей
деятельностью, которую в прошлом развивал Интернационал
под энергичным и решительным руководством Георгия Димит¬
рова. Повторяю—это было, по существу, не более чем
пресс-бюро, основные вопросы обсуждались на конференциях
партий, входивших в Информбюро. И в выполнении их решений
заключалась наша задача в Бухаресте.
В свободные часы я старался бывать у друзей—граждан
страны, чьим гостеприимством я пользовался. Я выучил их
язык не только ради удовольствия читать по вечерам, а из
принципа оставаться верным выработанному мной правилу—
говорить на родном языке с людьми, с которыми сталкивали
меня перипетии жизни—жизни партийного активиста,—будь то
немцы или англичане, испанцы или русские. Достаточно сво¬
бодное владение иностранными языками составляло одну из
приятных сторон моей жизни. Я всегда помнил слова Хо Ши
Мина: «Нельзя хорошо понять народ, не зная его языка».
В декабре 1948 года я пережил радость новой встречи с
Георгием Димитровым. Мне было поручено представлять ФКП
на съезде братской болгарской партии. В моем выступлении я
заверил делегатов, что, если новый народный строй, установ¬
ленный в их стране, не встречает одобрения со стороны
французских капиталистов, то, напротив, французским трудя¬
щимся, демократам он очень по душе.
Меня поразила печать усталости на лице Георгия Димитро¬
ва. Голос его стал значительно глуше. Тем не менее он решил
сам зачитать свой доклад и от начала до конца следил за
дискуссией. Я видел, однако, как в перерывах он большими
бокалами пил минеральную воду. Было ясно, что диабет его
одолевает. Но, несмотря на болезнь, несмотря на нечеловече¬
ские усилия, которых ему это, очевидно, стоило, он оставался
приветливым и добрым товарищем, всегда готовым поддержать
разговор, всегда, в частности, интересовавшимся событиями во
Франции.
Во время работы в Информбюро я много писал для
еженедельника «За прочный мир, за народную демократию»,
215

готовил передовые статьи, комментировал политическую жизнь
моей страны. В 1947—1948 годах Франции было посвящено три
материала, в 1949—пятнадцать, в 1950 — двадцать. В связи с 25-й
годовщиной со дня смерти В. И. Ленина 15 января я выступил с
большой статьей «Ленин — вдохновитель борьбы французских
трудящихся за национальную независимость». То был разгар
«холодной войны», на протяжении года мы были свидетелями все
усиливавшейся агрессивности Запада. Близилось подписание
Североатлантического пакта (Вашингтон, 4 апреля). 26 июля
Национальное собрание его ратифицировало большинством в 395
голосов при 189 «против», из которых 176 составляли голоса
коммунистов и прогрессистов.
Всем было, конечно, очевидно, что подписание пакта Фран¬
цией являлось явным нарушением статьи 5 франко-советского
договора от 10 декабря 1944 года, согласно которому договари¬
вающиеся стороны приняли обязательство «не заключать со¬
юзов и не участвовать в коалициях, направленных против одной
из них». Присоединившись к Атлантическому договору, Фран¬
ция объявила себя противником Советского Союза.
На Пленуме ЦК ФКП, собравшемся 22 января в Париже,
Морис Торез выступил с заявлением о международном положе¬
нии, получившим большой резонанс не только во Франции, но и
во многих странах: «Будем откровенны — если объединенные
усилия всех французов, кому дороги свобода и мир, не
приведут нашу страну в лагерь демократии и мира, если наш
народ против воли будет вовлечен в антисоветскую войну и
если в этих условиях советская армия, защищая дело народов,
дело социализма, будет вынуждена преследовать агрессора до
нашей территории, смогут ли трудящиеся, весь народ Франции
вести себя по отношению к советской армии иначе, чем народы
Польши, Румынии, Югославии?»
Такое четкое изложение позиций встретило поддержку
народа. В отчете о кантональных выборах во Франции, прохо¬
дивших 20 и 27 марта, я отмечал, что компартия в который уж
раз по количеству собранных голосов опережала все остальные
партии. На следующий день после выборов это признала и
газета «Монд». Этот факт не оспаривал и министр внутренних
дел*. Население Франции совершенно сознательно выделило
партию, которая сказала «нет» Атлантическому пакту. «Проис¬
ходит,— писал я,— подъем национального самосознания, глубо¬
ко связанного с идеей борьбы за мир».
Одновременно я указывал на циничную несправедливость
системы голосования, при которой для избрания муниципально¬
го советника в сельской местности достаточно было 4955
избирателей, а в городе для этого требовалось 44 630 даже в
пределах одного и того же департамента. Чтобы избрать
кандидата компартии, необходимо было 100 тысяч голосов, а
♦По существующим в стране правилам официальные результаты выборов
публикуются от имени министерства внутренних дел.— Прим. перев.
216

кандидату Объединения левых республиканцев было достаточно
5200 голосов. Таково лицо западной демократии. Компартия,
набрав наибольшее число голосов, получила меньше всех
мандатов: 23,54 процента голосов и 2 процента мест в муници¬
пальных советах. Некоторые сотрудники редакции не хотели
верить моим подсчетом — настолько они казались нелепыми.
В середине апреля я вновь был в Париже — выступал в
различных округах с отчетами о депутатской деятельности. В
начале мая Секретариат ЦК поручил мне представлять руковод¬
ство партии во главе «Юманите» на период длительного отсут¬
ствия Этьена Фажона, у которого, если мне не изменяет
память, была операция.
В течение мая и июня я регулярно выступал в газете, в
основном по внешнеполитическим вопросам. Это были передо¬
вицы против несправедливой и изнурительной войны во Вьетна¬
ме: я разоблачал Атлантический пакт как инструмент экономи¬
ческого и финансового разорения Франции, напоминая опубли¬
кованные в газете «Монд» слова Этьена Жильсона: «Если и
хотят у нас что-то купить за доллары, так это кровь францу¬
зов». Наша газета энергично выступала против военных приго¬
товлений мирового империализма, подчеркивая в то же время,
что между его желанием развязать третью мировую войну и
действительными возможностями — дистанция огромного
размера.
Мы резко критиковали позорную политику соцпартии. Вы¬
ставив на частичных кантональных выборах в одном из округов
города Ренн своего кандидата против кандидата компартии, она
обеспечила победу кандидату голлистов. Я подчеркивал, что
вместо курса на рабочее единство соцпартия предпочитает
политику самоуничтожения и льет воду на мельницу реакции.
Я принял активное участие в дискуссии на Пленуме ЦК,
который проходил 1—2 июля в муниципальном зале Сент-Уана.
В первый день работы довольно острой критике была подвер¬
гнута моя брошюра «Школьный вопрос в 1848 году»: вроде бы в
ней был допущен некоторый отход от классовых позиций и
некоторое преувеличение тезиса о «светском образовании». Я
постарался как можно обстоятельнее ответить на эти утвержде¬
ния, подчеркнув, что вопрос о светском характере образования
не может быть препятствием для объединения французов
различных убеждений в борьбе за мир. Народ Франции не
делится на два лагеря: верующих и неверующих. Нужно
разоблачать метафизическое понимание термина «светский»,
которое становится фактором раскола и скрывает классовые
связи трудящихся верующих и неверующих, в частности, в
борьбе против войны. Есть многочисленные примеры классово¬
го характера буржуазной школы как в ее светской, так и в ее
конфессиональной форме. Корни ошибок в этом вопросе,
говорил я, заключены в идеалистической тенденции, утвержда¬
ющей, будто можно изменить социальные отношения путем
педагогических реформ или изменений в организации школ.
8 — Жорж Коньо
217

2 июля, вскоре после моего выступления, заседание было
прервано в знак траура:	после	продолжительной болезни
скончался Георгий Димитров. Ему было 67 лет. Я был
потрясен, глубоко переживая кончину этого выдающегося
руководителя, который во времена Лейпцигского процесса
держал в напряжении буквально все рабочее движение. Сколь¬
ко ему пришлось вынести испытаний. И среди них—гибель во
время войны единственного сына.
10 июля, в воскресенье, в Софии должны были состояться
похороны. 5 июля Торез поездом выехал из Парижа. Я был в
числе сопровождавших его. Мы приехали в субботу утром.
Облик города был совсем иным, чем в радостные дни съезда, на
котором я присутствовал. Меньше чем за четыре дня в центре
Софии, как раз напротив здания Совета министров, был
воздвигнут мавзолей. Ровно в полдень длинный кортеж двинул¬
ся в путь. Когда гроб установили в мавзолее, вся страна на три
минуты замерла в молчании. Шестнадцать бывших партизан с
автоматами в руках несли у гроба последнюю почетную вахту.
Затем хоры, выстроившиеся на ступенях здания Совета мини¬
стров, запели «Интернационал». Артиллерийский салют возве¬
стил о начале народной демонстрации, которая продолжалась
четыре часа.
В августе я снова был в Париже, вновь замещая главного
редактора «Юманите». Август по традиции месяц отпусков,
когда политическая деятельность обычно замирает. Но в 1949
году этого не произошло: с военной миссией в Париж прибыл
руководитель комитета начальников штабов американский гене¬
рал Брэдли. Французские борцы за мир и свободу призвали
парижский народ собраться 5 августа в 17 часов на площади
Согласия, чтобы передать в посольство США резолюцию с
осуждением агрессивных войн. 3 и 5 августа написанные мной
передовые подчеркивали важное значение намеченной манифе¬
стации. Я призвал французов, в частности, к тому, чтобы они
заявили решительное «нет» перевооружению Западной Герма¬
нии, в которой так и не была проведена денацификация.
В субботу «Юманите» могла констатировать, что парижане
больше двух часов занимали площадь Согласия, скандируя
лозунги: «Долой Атлантический пакт! Мы хотим мира!», «Брэд¬
ли, гоу хоум!»

V.	КОГДА У ВЛАСТИ РЕАКЦИЯ
1950-й — год репрессий и борьбы
Те, кому мешала моя антифашистская, демократическая
деятельность, использовали против меня весь стандартный
набор антикоммунистических средств. Полиция, установив
слежку за каждым моим шагом, не останавливалась и перед
вымыслами. Так, во второй половине дня 17 января 1950 года,
когда меня не было в зале заседаний Национального собрания,
председатель Совета министров в своем выступлении распинал¬
ся о том, что в сентябре 1949 года я якобы ездил в Прагу, да не
один, а (подумайте только—какое преступление!) вместе с
вьетнамцем.
Вернувшись через несколько часов в зал, я ответил Бидо (он
возглавлял правительство с октября 1949 по июль 1950 года): «Я
категорически отвергаю заявление председателя Совета мини¬
стров. Я не только не ездил в сентябре в Прагу вместе с
вьетнамцем, но я вообще не был в Праге в указанное время. В
сентябре 1949 года я не покидал Францию. Можно только
удивляться той небрежности, с какой министр внутренних дел
снимает для главы своего правительства копии виз в паспортах
депутатов...»
Полицейский характер режима проявлялся все отчетливее.
Власти рабски перенимали методы «охоты за красными»,
которые практиковала созданная в 1947 году в США комиссия
по расследованию антиамериканской деятельности.
В начале 1950 года мой хороший товарищ Жорж Тесье, с
которым я сдружился еще во время учебы в пединституте, был
отстранен министром просвещения Ивоном Дельбосом от руко¬
водства Национальным центром научных исследований, хотя
его деятельность на этом посту была безупречной.
20 января собрание профессоров и преподавателей факульте¬
та естественных наук Парижского университета единодушно
приняло резолюцию в его поддержку. Эта резолюция была
вручена министру просвещения делегацией во главе с деканом
Шатле. В среду 1 февраля все научно-исследовательские лабо¬
ратории провели забастовку в знак протеста против увольнения
Тесье, а во дворе Сорбонны состоялся большой митинг.
Я всеми силами поддерживал кампанию за восстановление
Жоржа Тесье. Было очевидно, что его отстранение явилось
следствием не только проводимой правительством негласной
политики запретов на профессии, которая по аналогии с
Соединенными Штатами применялась по отношению к коммуни¬
8*
219

стам и прогрессивно настроенным лицам. Речь шла о прямом
диктате США. 27 января 1949 года газета «Депеш дю Миди»
писала: «Не рискует ли Франция в недалеком будущем оказать¬
ся перед ультиматумом своих союзников, в котором ценой
военного союза станет чистка ученых-коммунистов?»
С такой же энергией старался я защищать и Фредерика
Жолио-Кюри, который 28 апреля 1950 года был отстранен от
должности Верховного комиссара по атомной энергии, занима¬
емой им с 1946 года. Жолио-Кюри уже давно подвергался
злобным нападкам. 18 мая 1949 года его ближайшие сотрудни¬
ки, члены научного штаба комиссариата, обращались даже к
президенту республики и председателю совета министров,
выражая чувства восхищения и доверия к человеку, который,
как они подчеркивали, «умел сплотить коллектив, создать
атмосферу творческого и научного подъема, при этом каждый
сохранял инициативу и свободу мнений». Они высказывали
убеждение, что будущее комиссариата невозможно представить
без участия его основателя. Нападки на Верховного комиссара
побудили Мориса Деброя, Луи Деброя, Эмиля Боре ля и
других научных советников комиссариата выступить с проте¬
стом и заявить о том, что «Комиссариат по атомной энергии
возглавляется человеком, чья научная компетенция не может
быть поставлена под сомнение, человеком, который в интересах
страны беззаветно отдает все свои силы порученной ему
работе».
Более того, Жолио публично отказался в пользу государства
от всех материальных вознаграждений, которые он должен был
бы получить за его изобретения. И 8 марта 1949 года тогдашний
председатель совета министров Робер Шуман, выражая ему
горячую признательность, заявил: «Ваше решение еще раз ярко
свидетельствует о вашем великодушии и глубине вашего патри¬
отизма».
Тем не менее это не избавило Жолио от грубейшего
произвола со стороны Жоржа Бидо. А ведь «преступление» его
состояло в том, что 5 апреля 1950 года в Женвилье на XII
съезде ФКП, прошедшем под знаком защиты национальной
независимости и мира, он заявил: «Прогрессивно настроенные
ученые, ученые-коммунисты никогда не будут участвовать в
подготовке войны против СССР. И мы будем твердо следовать
этому принципу, будучи убеждены, что таким путем мы
служим Франции, всему человечеству».
Наказывая Жолио-Кюри за эти благородные убеждения,
правительство тем самым признавало свое намерение поставить
атомные исследования на службу подготовки агрессии против
Советского Союза и дезавуировало мирный характер функций
комиссариата, о чем было заявлено, в частности, его представи¬
телем в 1946 году в ООН.
Репрессиям подверглись не только Жолио и Тесье. 26 мая
почетная директриса Высшего педагогического института в
Севре Эжени Коттон была вызвана в суд за свою деятельность
220

на посту президента Союза французских женщин. Следователь
обвинял ее в подстрекательстве к деморализации армии и нации
в целях нанесения ущерба национальной обороне. Дело в том,
что она взяла на себя ответственность за плакат Союза
французских женщин, осуждавший войну во Вьетнаме.
Лапи, став министром вместо Дельбоса, пытался наказать
тех работников просвещения, которые осмелились утверждать,
что Франция не может согласиться на ремилитаризацию Герма¬
нии. Зато он считал вполне нормальным недопустимое вмеша¬
тельство американцев в дела французской высшей школы. В
связи с протестом семидесяти студентов пединститута на улице
Ульм против прибытия в Париж генерала Эйзенхауэра амери¬
канское посольство в начале марта 1951 года обратилось с
жалобой к французскому правительству. И Совет министров
тут же разразился угрозами закрыть институт или исключить
из него не менее двадцати студентов — точь-в-точь как это
делали нацисты в период оккупации.
В начале ноября тридцать три коммуниста были смещены с
постов мэров или заместителей мэров парижских округов.
Попытки атлантических заговорщиков обеспечить перево¬
оружение Западной Германии участие французов в американ¬
ской агрессии в Корее, развязанной в конце июня 1950 года,
продолжение войны во Вьетнаме, план Плевена относительно
создания «европейской армии» (24 октября 1950 года), упор на
развитие военной промышленности — источник диспропорций и
нищеты — все это были явные признаки усиления подготовки к
агрессии против СССР и стран народной демократии. В январе
1951 года во Франции было запрещено распространение ежене¬
дельника «За прочный мир, за народную демократию». Однов¬
ременно трем крупным международным организациям —
Всемирной федерации профсоюзов, Международной демократи¬
ческой федерации женщин и Всемирной федерации демократи¬
ческой молодежи — было запрещено иметь свои штаб-квартиры
в Париже.
Как бывший докладчик по бюджету народного образования
я всемерно поддерживал протесты преподавателей и всего
демократического общественного мнения в целом против реп¬
рессий в отношении деятелей науки и культуры. Это был
период, когда министр финансов Морис Петч разглагольство¬
вал: «Научные исследования — это мода, которая скоро прой¬
дет». Или еще: «Если бы у меня была возможность продать все
картины Лувра в Америку, я бы сделал это». Никогда еще не
было столь очевидно, что дело спасения французской науки и
культуры должен взять на себя рабочий класс.
Скудость французских ассигнований на развитие школ и
научно-исследовательских лабораторий объяснялась безум¬
ным расточительством на продолжение военной авантюры во
Вьетнаме и на обеспечение американских стратегических пла¬
нов. Это было ясно. Но этого не желали видеть реформисты,
засевшие в руководстве Федерации народного образования. Они
221

закрывали глаза и на репрессии против прогрессивно настроен¬
ных людей. Возглавлявшийся ими профсоюз преподавателей
департамента Сена, выступив с протестом против смещения
Тесье, воздержался от выступлений в защиту Жолио-Кюри,
хотя последний был членом профсоюза. Генеральный секре¬
тарь этой организации не постеснялся даже заявить буквально
следующее: «Уже не в первый раз исследователя освобождают
от работы из-за того, что его научная доктрина отличается от
официальной».
В действительности удар по Жолио наносился из мести,
чтобы наказать его за Стокгольмское воззвание, поддержанное
им в марте 1950 года на третьей сессии Всемирного Совета Мира.
В нем содержалось требование запретить атомное оружие, а
тех, кто осмелился бы его применить, заклеймить как военных
преступников.
Французы, принадлежавшие к самым различным слоям
населения и придерживавшиеся разных убеждений, активно
подписывали это воззвание. Как депутат от Парижа, я не мог не
испытывать удовлетворения от того, что уже к середине
сентября 2730 тысяч жителей столицы поставили под ним свои
подписи.
Его поддержали и 150 студентов пединститута на улице
Ульм. Однако реформистское руководство Федерации народно¬
го образования (ФНО) отказалось участвовать в этой кампании.
Их аргументы, если по крайней мере верить в их искренность,
странным образом напоминали старые гедистские тезисы (давно
уже опровергнутые историей) о том, что любая борьба против
войны — «иллюзия». Единственно разумной, способной прине¬
сти действительные результаты является, мол, только борьба
против капитализма—источника всех войн. В публикациях
ФНО можно было прочесть, что профсоюзное движение «не
верит в эффективность подписей, чтобы предотвратить войну,
действия должны вестись против поджигателя войны —
капиталистического режима». За этими напыщенными фразами
скрывалось стремление не предпринимать никаких действий
против атомной бомбы.
В номере за 21 января 1951 года «Юманите-диманш» опубли¬
ковала мою статью «Ленин и мир», в которой, в частности,
напоминалась позиция Ленина на конгрессе Социалистического
интернационала в Штутгарте в 1907 году о необходимости
опираться «на активные задачи пролетариата»*. Я показывал,
что только практические действия против войны неизменно
являются оправданными и эффективными.
В «Юманите» за 22 февраля я указывал, что американские
миллиардеры заняли в настоящее время освободившееся в 1945
году место претендентов на мировое господство. И они воспри¬
няли самые реакционные методы в проведении как внутренней,
так и внешней политики. Не об этом ли говорит тот факт, что
* См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 16, с. 73.
222

26 преподавателей Калифорнийского университета одновремен¬
но были отстранены от работы за то, что отказались принять
на себя унизительные антикоммунистические обязательства. А
Чарли Чаплин — разве он не стал объектом грубого полицей¬
ского преследования? Центр империалистической реакции пере¬
местился из Германии в Соединенные Штаты, руководители
которых не могут терпеть ни свободы, ни мира. Социализм,
наоборот, совершенно не нуждается в войне для обеспечения
своего торжества. И я подчеркивал в заключение: «Хотя война
является одним из законов капиталистического общества,
особенно на его империалистической стадии, усиление демокра¬
тического лагеря позволяет свести до минимума риск возникно¬
вения новой войны».
В многочисленных статьях я продолжал разоблачать тезис о
фатальной неизбежности войны. По этому вопросу, писал я в
журнале «Кайе дю коммюнисм» за август 1951 года, коммуни¬
стам предстоит большая разъяснительная работа. Указывая на
возможность мирного сосуществования, я отмечал: «Подлинная
защита национальной безопасности состоит сегодня для фран¬
цузов в защите мира».
Еще в 1950 году издательство «Эдисьон сосиаль» опублико¬
вало мою книгу «Реальность нации и ловушка космополитиз¬
ма». В следующем году появился ее перевод на польском
языке. Моя работа касалась не только теоретических и
исторических аспектов понятия нации. Это был отпор пропаган¬
дистским мистификациям космополитизма, этого отравленного
оружия заатлантического империализма. Я вскрывал его корни
и показывал, какую роль наряду с национализмом и расизмом
играл он в планах обеспечения мирового господства Америки,
которая отнюдь не блистала добродетелями. По существу,
было две Америки — пропагандистская и реальная. Я говорил о
той, которую пытаются скрыть. О той, в которой 7 миллионов
700 тысяч семей официально признаны нищими, где школа
недоступна для миллионов детей, где равенство людей перед
законом является не более чем фарсом, где, наконец, универси¬
тет и научные исследования поставлены прежде всего на
службу технической и моральной подготовке войны.
Защита мира означала одновременно и защиту национальной
независимости. 24 октября «Юманите» напечатала мое истори¬
ко-теоретическое исследование о борьбе наций за независи¬
мость, в особенности в колониях и полуколониях. Тезис,
который в нем высказывался, можно назвать классическим:
«Пролетариат метрополий и народы колоний солидарны в
борьбе за свободу против общих эксплуататоров, в борьбе
против поджигателей мировой войны, в борьбе за националь¬
ную независимость против претендентов на мировое господство.
Этот союз является боевым союзом: симпатия по отношению к
борьбе корейского народа не может быть бездеятельной». Я
призывал к объединению усилий пролетарского Запада и
крестьянского Востока.
223

В то же время в местной газете моего Парижского района
«Голос XI округа» я призывал к единству всех сторонников
мира, к развитию борьбы против ремилитаризации реакционно¬
го немецкого государства, к прекращению американской агрес¬
сии в Корее и заключению мира с Хо Ши Мином.
На партийном учете я состоял в XI округе, в ячейке
предприятия Дюселье, где изготовляли стартеры, динамо и
другие узлы для автомобилей. Я старался по возможности не
пропускать собраний, старался как можно лучше знать настро¬
ение и рабочих самой высокой квалификации, и чернорабочих,
занятых на упаковке. Не всегда легко было примирить взгляды
тех и других, добиться их взаимопонимания. Так я на практике
убеждался в том, что классики марксизма называли опасно¬
стью внутренней конкуренции рабочих. Проблемы в основном
возникали в связи с усиленной капиталистической рационализа¬
цией, которая на две трети по сравнению с довоенным периодом
сократила численность работающих, увеличив одновременно
производительность предприятия в шесть раз. Необходимо
было также следить за тем, чтобы постоянно поддерживалась
связь с боевым отрядом рабочих, занятых на филиале фирмы в
городе Иссуар. В общем, несмотря на все эти сложности, я
сохранил самые лучшие воспоминания о моих товарищах по
ячейке Дюселье, как и о членах партийного комитета округа,
которым руководил спокойный, всегда приветливый Робер
Эндевельт.
К концу августа 1950 года в XI округе Парижа под
Стокгольмским воззванием было собрано свыше 120 тысяч
подписей. На призыв откликнулись все предприятия, все слои
населения.
Во время поездок по провинции я старался популяризиро¬
вать идеи коммунизма и демократии по вопросам защиты мира
и сохранения национальной независимости. 9 марта 1951 года я
выступил в Лионе перед руководителями местных партийных
комитетов и партячеек департамента Рона с лекцией на тему:
«Европейский союз и мировое правительство как ширма импе¬
риализма». Я процитировал тогда, в частности, высказывание
«Нью-Йорк тайме», опубликованное в 1947 году, о том, что
«эпоха изоляции и вмешательств от случая к случаю миновала.
На смену ей пришла эпоха ответственности американцев».
Приведя другие такие же примеры и доказательства, я призы¬
вал моих слушателей к борьбе в защиту национальных прав и
национального достоинства, указывал на необходимость уси¬
лить в этом плане разъяснительную работу среди трудящихся-
социалистов.
Я старался быть в курсе политической жизни и в моей
родной провинции Франш-Конте. 7 мая 1950 года, в воскре¬
сенье, состоялся большой праздник в Везуле. Семь тысяч
человек собрались под сводами крытого рынка, чтобы послу¬
шать выступление Мориса Тореза. Перед началом митинга он
подписывал свою книгу «Сын народа», было продано 730
224

экземпляров. Я был на трибуне. Митинг вела одна из героинь
движения Сопротивления Одиль Буже, возглавлявшая тогда
Федерацию ФКП департамента.
В декабре в департаменте Верхней Соны развернулось
мощное движение протеста против перевооружения Германии.
500 местных общественных и политических деятелей призвали
своих сограждан к активным действиям, напомнив о тех
страданиях, которые население департамента перенесло во
время оккупации: расстрелы, депортацию, гибель детей. В этом
движении генеральные советники департамента от социалисти¬
ческой и унитарной социалистической партий, от партии ради¬
калов и ФКП получили поддержку многих мэров и членов
муниципальных советов. Я испытывал гордость за свою родину.
Как всегда, я с большим вниманием следил за развитием
политической обстановки в Германии. С 21 по 26 июля вместе с
Жаком Дюкло, Франсуа Бийу и Жоанни Берлиозом я присут¬
ствовал в Берлине на III съезде Социалистической единой
партии Германии. Более двух тысяч делегатов собрались в
огромном зале Вернер Зееленбиндер. Съезд, который был
открыт одним из бывших руководителей социал-демократов
Отто Гротеволем, обсудил отчетный доклад, с которым высту¬
пил мой давний товарищ Вильгельм Пик.
Уже в тот период успехи, достигнутые ГДР, были впечатля¬
ющими. Естественно, что я в первую очередь интересовался
развитием школьного и университетского образования. В выс¬
ших учебных заведениях место заносчивых папенькиных сын¬
ков с дуэльными шрамами на лице заняли дети рабочих и
крестьян. Уже в тот период были приняты меры к тому, чтобы
по своей социальной принадлежности состав студентов отражал
социальную структуру всего населения. Социализм, будучи сам
наукой, обеспечивал необходимые условия для развития всех
наук.
В нашей же стране работники просвещения все сильнее
чувствовали, что взятый правительством реакционный курс на
милитаризацию логически ведет и к покушению на светскую
школу. Политика сверхвооружения была просто несовместима
с политикой социального и культурного развития. У французов,
обеспокоенных за судьбы республики, вызывало большую
тревогу образование 28 сентября новой Комиссии по делам
школы, создания которой так добивалась МРП, и то удовлетво¬
рение, которое в связи с этим открыто выражали противники
светской школы. Таким образом, сохранение принципа светско¬
го характера образования было поставлено под вопрос в
результате парламентского торга между представителями
«третьей силы».
Помимо острого интереса ко всему, что касалось работни¬
ков просвещения, я продолжал уделять внимание положению
интеллигенции вообще. К тридцатой годовщине образования
ФКП мною была подготовлена для «Юманите» (за 23 декабря)
статья «Французская компартия и интеллигенция». Мне пред¬
225

ставлялось, что я был в состоянии определить секрет той
«притягательной силы, которая привлекала французскую ин¬
теллигенцию к компартии». Благодаря партии она обретала
непосредственную и постоянную связь с народом. «Интеллиген¬
ция стремится быть постоянно связанной с народом, от
которого она изолирована, и именно поэтому она идет в
компартию». В то же время в марксизме представители
интеллигенции открывали для себя метод, позволявший объяс¬
нять мир: «Интеллигенция хочет понять, лучше разобраться в
делах своей профессии, в жизни, отсюда у нее стремление к
изучению диалектического и исторического материализма,—
говорил Поль Ланжевен.— Чем больше я получаю знаний, тем
больше я себя чувствую коммунистом».
Статья заканчивалась призывом к коммунистической интел¬
лигенции усилить активность в борьбе за сохранение мира в
рамках самого широкого объединения, «с соблюдением такта и
скромности сотрудничать со всеми представителями интелли¬
генции, которые вовлечены в широкий союз борцов за мир».
С осени 1950 года каждый из нас осознал необходимость
удвоить свои усилия. Во вторник 10 октября, во второй
половине дня, у Мориса Тореза начался сильный сердечный
приступ. Болезнь на длительный период лишила его возможно¬
сти непосредственно участвовать в руководстве партией. Месяц
спустя он улетел в СССР, чтобы продолжить курс лечения.
Мне довелось быть среди тех, кто в аэропорту Орли сказал ему
тогда «до свидания».
Тридцатилетие конгресса в Туре партия отмечала уже в
отсутствие Мориса. 27 декабря на Зимнем велодроме состоялся
грандиозный митинг, которым была отмечена эта славная дата.
Несколько раньше, в середине декабря, мне была оказана честь
выступить перед коммунистами, входившими в состав Нацио¬
нального собрания, Совета Республики и Ассамблеи француз¬
ского союза, а также перед представителями примыкавших к
ним группировок. Я выступил с докладом на тему: «Тридцать
лет ФКП и борьба за формирование партии нового типа». 28
мая 1951 года в зале Мютюалите, на конференции, организован¬
ной Федерацией компартии департамента Сена, я говорил о
«задачах, которые вытекают из указаний Мориса Тореза,
чтобы обеспечить победу в борьбе за мир, свободу и хлеб». И
каждый как-то по-особому ощущал ту ответственность, которая
легла на нас в отсутствие генерального секретаря.
«Законы Мари—Баранже» (1951 г.)
1951 год открывал новую парламентскую легислатуру. Вы¬
боры 17 июня были отмечены серьезным поражением МРП,
которая не досчиталась половины из пяти миллионов голосов,
которые были поданы за эту партию после Освобождения.
Откатились назад и социалисты, собравшие лишь три миллиона
226

голосов против четырех с половиной. РПФ* получила четыре
миллиона голосов, главным образом за счет МРП. ФКП,
демонстрируя убедительную стабильность, сохранила пять мил¬
лионов своих избирателей (26 процентов от общего числа), уйдя
далеко вперед от других партий.
18 июня в личном письме Морису Торезу Жак Дюкло писал:
«Вот и завершилась трудная избирательная кампания, в резуль¬
тате которой мы имеем свыше ста депутатов и примерно пять
миллионов голосов избирателей. С учетом обстановки и измене¬
ний, происшедших со времени прошлой кампании 1946 года, это
для нас большой успех».
И это несмотря на то, что против коммунистов были
пущены в ход самые изощренные средства. Выборы проходили
на основе мошеннического избирательного закона, предусмат¬
ривавшего блокирование списков кандидатов. Такое блокирова¬
ние позволяло с целью дележа депутатских мандатов объеди¬
нять совершенно различные списки, причем таким образом,
что, если объединенный список собирал свыше пятидесяти
процентов голосов избирателей, ему отдавались все депутатские
места данного департамента. В газете «Монд» за 26 апреля Реми
Рур** охарактеризовал такого рода комбинацию, вдохновите¬
лем которой был лично Ги Молле, как «самый бесчестный
избирательный закон нашей истории». А Эдуард Эррио квали¬
фицировал его как «нелепый» и «чудовищный».
Партии, входившие в состав «третьей силы», были согласны
по крайней мере в одном — уменьшить представительство ком¬
мунистов в парламенте. Исключив их в 1947 году из правитель¬
ства, буржуазия и ее агентура пытались теперь удалить их и из
парламента.
Жульнический избирательный закон не разочаровал его
изобретателей. В Лилле, например, набрав 170 тысяч голосов,
социалисты получили пять депутатских мандатов; МРП, имея
107 тысяч голосов, провела в парламент четырех своих предста¬
вителей. А коммунисты, получившие 106 тысяч голосов избира¬
телей, не получили там ни одного мандата. В департаменте Эро
соцпартия, собрав всего 39 тысяч голосов, получила три
депутатских места. Коммунисты же, за которых проголосовало
69 тысяч избирателей, не получили ни одного мандата. Такое
же положение сложилось в Тулузе, Ницце и ряде других мест.
Бюллетени, отражавшие мнение беднейших слоев населения,
таким образом, практически выбрасывались. В целом по стране
ФКП получила на 71 место меньше, чем она имела бы, если бы
оставался в силе избирательный закон 1946 года. Теперь же
компартия имела только 103 депутатских места. Каждый
депутат-коммунист в среднем представлял 50 тысяч голосов
избирателей, в то время как за каждым депутатом от соцпартии
* Объединение французского народа—партия, созданная генералом де
Голлем.— Прим. перев.
** Французский буржуазный журналист.— Прим. перев.
227

было лишь 26 тысяч. 281 депутат в составе вновь избранного
Национального собрания открыто требовали восстановить суб¬
сидии конфессиональным школам. Но 50 из них не были бы
избраны в парламент, если бы не было блокирования списков
кандидатов.
Еще в ходе избирательной кампании смысл ее стал очеви¬
ден. И как только стали известны результаты, правые, обретя
силу, тут же потребовали от соцпартии, чтобы она оплатила
свой вексель. Так появился закон Андре Мари, по имени
министра просвещения в правительстве Плевена, выделявший
60 тысяч государственных стипендий для учащихся частных
конфессиональных коллежей. А в сентябре за ним последовал
закон Баранже — Баррашена, предусматривавший выделение
субсидий в сумме 1 тысячи франков на семестр для каждого
ученика частной школы первой ступени. Законы эти органиче¬
ски сливались с одобренным в декабре законом об учреждении
Европейского сообщества угля и стали. Действия против
светской школы и проевропейская, проатлантическая кампания
направлялись из одного и того же реакционного источника. И
разве не показательно в этом плане, что в Национальное
собрание был внесен даже законопроект, предлагавший в
качестве обязательного ввести уже в начальной школе изуче¬
ние английского языка.
Будучи переизбран депутатом от Парижа, я, действуя по
поручению партии, прилагал все силы, чтобы предотвратить
последствия, к которым со всей очевидностью вело вступление
соцпартии в «предвыборный синдикат реакции». Я показывал,
что отказ от принципов светского характера образования был
той ценой, которую она заплатила, чтобы войти в этот
синдикат.
Твердо придерживаясь взглядов, которые были сформулиро¬
ваны великими социалистами прошлого, мы указывали, что
религия должна была оставаться в государстве частным делом
граждан. Именно с этого начал я свое выступление в ходе
проходившего с 29 августа по 10 сентября обсуждения законоп¬
роектов Андре Мари и Баранже. Рабочий класс, говорил я,
должен придать идее светского характера обучения пролетар¬
ское, прогрессивное содержание. Разве не об этом думал
Жорес, считая, что необходимо поощрять отношения между
светской школой и всем, что было живого, передового в
рабочем движении? Разве он не допускал права рабочих
муниципалитетов оказывать свое влияние на школу? И, так же
как Жорес, мы осуждаем «высокомерную опеку государства»
над школой. Я разоблачал отход руководителей соцпартии от
этих позиций.
Критика недостатков существующей системы светского
обучения ни в коей мере не снижала стремления коммунистов
сорвать попытки принести светскую школу в жертву школе
частной. Причем это не ставило под вопрос законность суще¬
ствования конфессиональных школ.
228

Для господ Плевена и Мари вопрос этот заключался в
действительности отнюдь не в защите свободы совести. «Под¬
линная цель дебатов,— указывал я,— связана не с религией, а с
политическими интересами; намерения правительства заключа¬
ются не в защите веры, а в стремлении ее эксплуатировать, в
целях, которые не имеют с ней ничего общего». Правители
ищут способы расширить политическую базу в массах, и
поэтому они обращаются к церкви: «Я тебе дам субсидии, а ты
будешь оказывать нужное мне влияние на умы».
10 сентября я выступал от имени коммунистической группы
депутатов с изложением мотивов голосования по законопроекту
Баранже — Баррашена. Я подчеркивал опасный характер поли¬
тики, вдохновляемой и руководимой РПФ,— политики, которая
открывала путь для сторонников авторитарной власти. И не
случайно, по-видимому, нынешний законопроект имел похожих
предшественников только однажды — это было школьное зако¬
нодательство правительства Виши. Я указывал, что в 1951 году,
как и в 1941, речь идет, по существу, о том, чтобы «любой
ценой заставить страну подчиниться сомнительным требовани¬
ям внешней политики, диктуемой из-за границы». Таким обра¬
зом, антинациональная внешняя политика и денационализация
французской школы шли рука об руку.
Я подчеркивал тяжесть той ответственности, которую брали
на себя руководители соцпартии. Но чем же объяснялась такая
их позиция против светской школы, эта постоянная поддержка
реакции? В статье, которую я опубликовал в еженедельнике
ЦК «Франс нувель», показывалось, что отход от принципов
светского характера образования явился результатом подчине¬
ния приказам из-за границы. Поддерживая внешнюю политику
правительства, социалисты лишали себя естественных опор; их
оппозиция — по крайней мере словесная — в вопросах политики
образования ничего не стоила.
В сложившейся обстановке мы пошли по единственно
верному пути и обратились к широким массам, к родителям, к
бывшим учащимся, к учителям и преподавателям, ко всем
друзьям светской школы. Мое выступление 8 сентября на
пленуме Центрального Комитета партии называлось «Коммуни¬
сты не допустят денационализации французской школы». Я
отмечал, что вопрос о школьном образовании имеет не меньшее
значение, чем борьба за мир или выступления в защиту
прожиточного минимума заработной платы. «Дебаты по вопро¬
су о характере образования весьма симптоматичны. Они рас¬
крывают замыслы реакции, которая рассчитывает сразу же
после выборов набрать очки, открыв дорогу к власти де Голлю
путем создания в парламенте большинства с участием и под
руководством РПФ...»
Политика французского правительства все в большей степе¬
ни характеризовалась отказом от национальной независимости.
В еженедельнике «За прочный мир, за народную демократию!»
от 12 октября я разоблачал махинации европеистов в статье
229

ства и программу на одобрение Национального собрания,
социалисты обеспечили ему скрытую поддержку, воздержав¬
шись при голосовании.
Как бы ни была актуальна школьная проблема, наиболее
острыми в тот период были вопросы, связанные с «холодной
войной»: перевооружение, формирование дивизий для НАТО,
пагубный курс внешней политики. В обмен на «план Маршалла»
Соединенные Штаты требовали теперь, чтобы Франция сполна
выполнила взятые ею в Европе обязательства в военной
области. Они соглашались давать доллары только на нужды
вооружения да на войну в Индокитае, где, по словам Плевена,
Франция «обеспечивала в общих интересах защиту Юго-
Восточной Азии».
Выступая 5 февраля 1951 года в конгрессе, Эйзенхауэр
заявил: «Чтобы вести войну, необходимы винтовка и человек,
который будет ее носить. Я бываю особенно доволен, когда мы
можем обеспечить винтовку и находим на стороне такого
человека». Таким оруженосцем призван был стать французский
солдат.
С 1951 по 1954 год экономика нашей страны все больше
подчинялась нуждам милитаризации. Военные расходы состав¬
ляли 40 процентов бюджета. К концу 1952 года в армии, по
официальным данным, насчитывалось 819 тысяч человек про¬
тив 646 тысяч в 1950 году. Инфляция, огромный бюджетный
дефицит, сокращение производства в отраслях, не связанных с
военными заказами,— такова была цена этой политики. Уро¬
вень промышленного производства был в 1951 году не выше
уровня 1929 года.
Новое правительство открыто проводило политику крупного
капитала (амнистия тем, кто укрывал от казны свои доходы,
выпуск займа, гарантированного золотом, то есть не подвер¬
женного инфляции, сокращение на 22,3 миллиарда франков
расходов на социальные и культурные нужды, в том числе на
3,7 миллиарда—расходов на нужды народного образования и
т. д.). То, что получило название «чудо Пине»,— стабилизация
цен, реализованная «в определенной мере»*,— явилось в дей¬
ствительности ловкой комбинацией, призванной избавить патро¬
нат и государство от проведения в жизнь нового закона о
подвижной шкале заработной платы.
«Чудо Пине», которое в области народного образования
означало, например, жесточайшие меры экономии и сокраще¬
ние преподавательских должностей, не спасло Францию ни от
бюджетного дефицита, ни от застоя в экономике. Как подчер¬
кивалось в тезисах XII съезда ФКП (мне было поручено
окончательно отредактировать этот коллективно выработанный
документ), стоимость жизни в стране с осени 1951 года до
середины 1952 возросла на 15 процентов, в то время как
зарплата была заморожена. Доля заработной платы в нацио¬
* André Siegfried. Op. cit., p. XI.
231

нальном доходе, составлявшая перед войной 45 процентов, в
1952 году упала до 30 процентов. По официальным данным,
безработица с 1952 года по 1953 год выросла на 60 процентов; в
1953 году число полностью безработных составило 600 тысяч
человек.
Одновременно продолжался саботаж культурного наследия.
150-летие со дня рождения Виктора Гюго было достойным
образом отмечено лишь коммунистами или же по их инициати¬
ве. В начале февраля я внес на рассмотрение бюро Националь¬
ного собрания детально разработанные предложения, которые
предусматривали издание избранных произведений великого
поэта, создание кинофильма, радиопередач, проведение Дня
Виктора Гюго в школах и научной конференции в Сорбонне,
цикл театральных постановок. 13 марта Арагон выступил с
блестящей лекцией о Гюго в большом зале Мютюалите. О
настойчивой и благородной деятельности Гюго по распростра¬
нению образования Арагон напомнил также в своем выступле¬
нии 4 апреля на торжественном открытии Месячника книги,
организованного федерацией ФКП департамента Сены.
В февральском номере журнала «Кайе дю коммюнисм» была
опубликована моя статья о Гюго, в которой я показывал, что
его популярность и при жизни, и в наше время объясняется
широтой и правдивой доходчивостью его художественных кон¬
цепций, его гуманизмом и ненавистью к обскурантизму, стрем¬
лением дойти до сердца простого человека, тем, что он отвергал
теорию искусства для искусства.
Идеологическая эволюция Гюго прошла сложный и проти¬
воречивый путь, типичный для колеблющейся мелкой буржу¬
азии. Его философские, политические и социальные взгляды не
отличались четкостью. Однако нашему народу всегда будет
дорог образ человека, который, начиная с 1850 года и до самой
своей смерти, в течение тридцати пяти лет решительно противо¬
стоял режиму личной власти, боролся против подавления
демократических свобод, против глупости и лицемерия реакции.
Реакционное правительство и его американские покровители
видели в компартии своего основного противника. В качестве
предлога для фронтальной атаки на нашу партию была исполь¬
зована состоявшаяся 28 мая 1952 года народная демонстрация
протеста против приезда в Париж американского генерала
Риджуэя, скомпрометировавшего себя своими действиями в
Корее.
Из памяти невозможно вытравить ни ареста Жака Дюкло,
Андре Стиля и профсоюзных руководителей, ни обысков и
требований о лишении депутатов парламентской неприкосновен¬
ности— короче, всего того позорного сценария, который был
призван обвинить компартию в «заговоре» и спровоцировать ее
запрещение. Однако махинации Пине, его министра юстиции
Мартино-Депла и министра внутренних дел Шарля Брюна
провалились. Всенародное возмущение разделяли даже круги,
весьма далекие от коммунистов.
232

Борьба на всех фронтах (1953 г.)
С января по май 1953 года правительство возглавлял
руководитель правого крыла партии радикалов Рене Мейер,
тесно связанный с деловыми кругами. Он пытался провести
меры, которые еще больше осложняли положение национали¬
зированных предприятий. Рене Мейер мог себе даже позволить
предоставить один из министерских постов бывшему вишисту
Андре Бутеми. Однако, когда он потребовал себе чрезвычайных
полномочий, его кабинет был свергнут.
В тот период моей парламентской и политической деятельно¬
сти я, как всегда, много внимания уделял вопросам образова¬
ния. Особенно серьезную борьбу в 1953 году пришлось вести
против готовившейся псевдореформы школы второй ступени.
Ее хотели ввести в действие уже с осени путем декрета. По
моему предложению парламент наложил вето на этот план:
министр просвещения Андре Мари в ответ на мой запрос
вынужден был 23 июля дать заверение, что не будет действо¬
вать в обход депутатов.
Активно выступая по вопросам школьного образования, я
вместе с тем много времени уделял вопросам культуры и в
более широком плане, включая область научных исследований.
Так, 5 февраля 1953 года в рамках научных конференций,
организуемых журналом «Пансэ», мне пришлось выступить в
зале Мютюалите с лекцией «Гениальное произведение Фридри¬
ха Энгельса «Диалектика природы». В этом выступлении
разоблачались, в частности, концепции индетерминизма и агно¬
стицизма в естественных науках, изложенные в июне 1952 года
на страницах журнала «Ревю сосьялист». На лекции присут¬
ствовало полторы тысячи человек, в том числе много препода¬
вателей высших учебных заведений.
Тогда же в феврале я внес на рассмотрение бюро Нацио¬
нального собрания проект резолюции, предусматривавшей ме¬
ры, которые позволили бы достойным образом отметить
400-летие со дня смерти Рабле. Я приводил высказывание
Энгельса об эпохе Возрождения как эпохе, нуждавшейся в
гигантах и порождавшей их. Франсуа Рабле представлялся мне
одной из наиболее ярких фигур активно действующего гуманиз¬
ма и в то же время крупнейшим писателем французского
Возрождения, а может быть, и всей французской литературы.
Его произведения знаменуют собой апогей эпохи Возрождения,
подобно тому как творчество Данте знаменовало ее начало.
Заслугой Рабле является введение в обиход народного
языка, тогда как другие гуманисты продолжали изъясняться на
латыни; что он стал проводником прогрессивных методов
педагогики, подводившей под образование солидную, действи¬
тельно научную базу; наконец, то, что он активно выступал в
защиту мира. И я предлагал, чтобы юбилейные торжества
носили как можно более широкий народный характер. Однако
буржуазия умудрилась представить Рабле в грубо искаженном
233

образе любителя поболтать, вкусно поесть и выпить. Офици¬
альная программа юбилейных мероприятий предусматривала
прежде всего проведение «гастрономических дней».
24 и 25 мая 1953 года по инициативе Жолио-Кюри в Париже
состоялся университетский коллоквиум, посвященный 70-летию
со дня смерти Карла Маркса. Мне поручили завершить дебаты
и подвести итоги состоявшегося обсуждения. Мы показали, что
марксизм развивается вместе с развитием самой жизни, рас¬
крыли гуманный характер этого учения, рассмотрели значение
исторических работ Маркса, касающихся Франции. Показатель¬
но, что наряду с членами нашей партии на коллоквиуме
присутствовало большое число некоммунистов.
В качестве члена ЦК я принимал участие в работе проводив¬
шихся партией мероприятий. 14 и 15 февраля я представлял
руководство партии на XIII конференции Федерации ФКП
департамента Жиронды. Это было почти шестьдесят лет спустя
после того, как наш дорогой Марсель Кашен начал свою
деятельность активиста Французской рабочей партии в органи¬
зации Бордо. И я привел его жизнь как пример верности и
самоотверженности служения избранному делу. Помнится, что
конференция проходила в помещении катка Симио и температу¬
ра была соответствующей. Но динамизм делегатов согревал
сердца.
Летом мне вновь пришлось заменять главного редактора
«Юманите». Событий, причем весьма серьезных, было тогда
немало. В Париже традиционная демонстрация 14 июля стала
предлогом для кровопролитной полицейской провокации. На
площади Нации полиция открыла стрельбу по мирному кортежу
демонстрантов. Шесть человек были убиты, больше ста —
главным образом алжирцы — получили ранения.
Шестнадцатого июля я выступил в Национальном собрании с
обвинением в адрес министра внутренних дел Мартино-Депла.
Депутатам, указывал я, не часто приходится сталкиваться с
фактами столь тяжелой моральной и политической ответствен¬
ности: «Открыв огонь по алжирцам, провокаторы, по-видимому,
рассчитывали, что они сумеют расколоть демократический
фронт. Чтобы оправдать политику колониальных войн, наде¬
ялись разжечь в Париже расистские и колониалистские
предрассудки. Но ваши действия, господин министр, несомнен¬
но, помогут колониальным народам только еще яснее увидеть,
какая пропасть отделяет вас от народа Франции, помогут им
еще теснее объединить свои усилия в общей борьбе за
свободу».
Двадцать первого в помещении Зимнего цирка состоялся
многолюдный митинг протеста, в котором участвовали предста¬
вители многих организаций. Выступая от имени ФКП, я заявил
тогда: «Стреляя в рабочих и демократов на площади Нации,
правительство хотело подавить их стремление к свободе.
Выстрелы не случайно прозвучали именно тогда, когда идея
единства все больше овладевает массами, которые требуют
234

полного отказа от политики войны, нищеты и реакции. Но
расчеты тех, кто стрелял, не оправдались. Они не испугали
демократов. Протест против этого преступления все громче
звучит во всех кругах, где ценят свободу и защищают нацио¬
нальные интересы».
После продолжавшегося свыше пяти недель правительствен¬
ного кризиса в конце июня 1953 года был сформирован новый
кабинет. Главой правительства стал один из самых правых
политиканов того времени — «независимый» Жозеф Ланьель,
богатый промышленник из Нормандии. Согласно традиции,
установившейся после Освобождения, Ке-д’Орсе вновь была
отдана представителю МРП Жоржу Бидо, чьи симпатии к
реакции становились все более и более очевидными. Ланьель
включил в состав своего правительства трех голлистов —
сторонники режима личной власти начинали, таким образом,
играть заметную роль в официальной политической жизни
страны.
Чтобы найти миллиарды, необходимые для обеспечения
французских обязательств по отношению к НАТО и для
продолжения колониальных войн, прежде всего во Вьетнаме,
правительство Ланьеля подготовило законы-декреты, серьезно
затрагивавшие интересы работников общественных служб и
предприятий коммунального хозяйства. Последние ответили на
них внушительной забастовкой, в которой участвовало 4 милли¬
она рабочих и служащих. В течение трех недель, с 8 по 31
августа, почти полностью было прекращено движение поездов,
не работала почта, сократилась подача газа и электроэнергии.
Некоторое время спустя развернулось движение среди кресть¬
ян.
Чтобы спасти правительство, профсоюзные объединения —
Французская конфедерация христианских трудящихся и «Форс
увриер» — выступили в роли штрейкбрехеров. Но правительству
все же пришлось увеличить зарплату наименее оплачиваемым
категориям трудящихся, а самое главное — декреты Ланьеля
были похоронены.
9 ноября настала очередь работников просвещения, которые
успешно провели по всей стране однодневную забастовку. Эта
забастовка призвана была стать отправной точкой для развер¬
тывания широкой кампании активных действий в защиту
французской школы. Национальное собрание не могло не
считаться с твердо выраженной волей французских учителей и
преподавателей. В течение ноября — декабря оно трижды отка¬
зывалось рассматривать бюджет национального образования,
пока не будут увеличены расходы, в частности, на строитель¬
ство школ, на помощь студентам и на выплату компенсацион¬
ных пособий ряду категорий работников просвещения.

VI.	РЯДОМ С ТОРЕЗОМ
Морис Торез снова в строю
Выражая общую волю всех демократов, наша партия выдви¬
нула лозунг: «Дорогу переменам!» Что касается моего личного
участия в осуществлении этой задачи, то я по-прежнему и в
стенах Бурбонского дворца, и за пределами Национального
собрания занимался главным образом проблемами образования
и вообще проблемами интеллектуальной жизни страны—той
области, где сохранение прежней реакционной политики было
особенно невыносимо.
Борьба в защиту университетских прав была, по существу,
борьбой за сохранение культуры нашего народа, его националь¬
ного достоинства. Я всецело был согласен с мнением Ф. Жолио-
Кюри, который на сессии национального совета Движения
сторонников мира в октябре 1953 года выступил с убедитель¬
ной, подлинно обвинительной речью по адресу тех, кто разви¬
вал идеи национального самоотречения. Эти полные благород¬
ства слова и сегодня не утратили своей актуальности: «Кто из
нас способен без возмущения слушать утверждения о том,
будто наша страна слишком стара и измотанна, что у нее нет
более природных и людских ресурсов и что поэтому она уже не
в состоянии играть прежней роли на международной арене?
Мне было бы нетрудно найти в истории примеры, характеризу¬
ющие вклад нашей страны в прогресс цивилизации, однако мне,
скорее всего, тут же возразили бы, что это, мол, все в
отдаленном прошлом, а времена изменились.
Но разве подъем французского народа, объединившегося в
движении Сопротивления инрземной оккупации,— это отдален¬
ное прошлое? А быстрое возрождение нашей страны после
освобождения ее территории, разве это не произошло букваль¬
но вчера?
Не потому ли, что в течение последних шести лет * делается
все, чтобы сломить единство французского народа, иные
считают себя вправе говорить об отказе от национальных
интересов, о бессилии Франции. Эти люди говорят так, потому
что они не верят в народ; чтобы сохранить свою власть и
привилегии, они готовы пожертвовать свободами и независимо¬
стью страны.
* Имеется в виду период после исключения коммунистов из правительства
в 1947 г.— Прим. перев.
236

Истина же состоит в том, что на богатой природными
ресурсами территории с идеальным климатом живут более
сорока миллионов французов, которые умеют обрабатывать
землю, осваивать источники энергии, возводить промышленные
предприятия, которые способны обогащать знания человече¬
ства и творить красоту...»
Я активно поддерживал борьбу против унижения националь¬
ного достоинства Франции и как депутат. 4 марта 1954 года
вместе с Эдуардом Эррио, Эдмоном Мишле, Бернаром Лавер-
нем и другими общественными деятелями я подписал обраще¬
ние к французам с призывом провести 13 марта манифестацию
в Париже на Елисейских полях, а на следующий день собраться
у памятников жертвам войны, чтобы выразить протест против
ремилитаризации Западной Германии.
В тот период я стал политическим секретарем Мориса
Тореза. Торез 10 апреля 1953 года возвратился из Советского
Союза, где лечился с ноября 1950 года. О перенесенной болезни
напоминала лишь частичная скованность в движениях правой
руки и ноги.
Сразу же после своего возвращения Генеральный секретарь
включился в активную деятельность.
Я работал вместе с Морисом Торезом вплоть до его смерти
в 1964 году, десять лет. Это были годы всепоглощающего
напряжения, огромной ответственности и непреходящей устало¬
сти, но вместе с тем и годы, принесшие столь же большое
удовлетворение. Морис Торез был, как известно, требователь¬
ным и даже в какой-то мере нетерпеливым. Но необходимо
отметить, что в то же время он был простым, сердечным и
исключительно добрым человеком. Я не буду говорить о его
огромном уме. Я хотел бы только еще отметить его потряса¬
ющую настойчивость в работе: он читал на многих языках все
доступные источники, все документы. Такие периодические
издания, как «Экономи», еженедельно просматривались им до
последней строчки. Обладая блестящей памятью, он тем не
менее записывал в толстые общие тетради все, что хотел иметь
под рукой. В его методе основным был исторический подход к
любому явлению, к любому событию; более того, в Ленинской
школе он научился, по словам М. Горького, «смотреть на
настоящее с точки зрения будущего».
Десять лет под его руководством протекли не только без
каких-то разногласий, но даже# намека на них. Он умел
стимулировать рост своих сотрудников. Что сказать об этом
немалом отрезке времени—разве то только, что, словно ясный
день, канул он слишком быстро.
Когда Торез начинал говорить, все сразу становилось
ясным, и решение вопросов казалось простым и понятным,
даже если в ходе их обсуждения первоначально высказывались
противоположные мнения. На заседаниях Политбюро он внима¬
тельно слушал, делал заметки, не навязывал своего мнения,
однако, выступая последним, он добивался общего согласия,
237

причем не силой своего авторитета, а правотой высказанных
оценок и мыслей.
Были ли у него слабости? Да. Порой он давал себя увлечь
блестящим и способным молодым людям, неважно, рабочий то
был или представитель интеллигенции. И это иногда обходилось
ему очень дорого. В его окружении были не только пророки и
страждущие, попадались и иуды искариоты. Однако, если
даже взять на учет все слабости и недостатки исторической
личности, это не поможет объяснить главное — в чем источник
ее влияния, ее авторитета.
Спокойная сила, характерная для личности Мориса Тореза,
если отвлечься от его личных качеств, имела своим источником
тесные связи не только с рабочим классом — этим основным
носителем динамизма и созидательного начала нашей эпохи,—
но и со всем народом.
Таково основное мое впечатление, которое я вынес из
повседневного общения с Морисом Торезом. Его окружала
атмосфера правильности политических решений (как однажды
сказал об этом Габриэль Пери), и каждый как бы ощущал
уверенность в том, что важнейшие исторические интересы
страны будут сохранены. Именно поэтому вокруг этого челове¬
ка, чаще всего поглощенного всеобщими заботами, царило
спокойствие.
Вместе с Виктором Жоаннесом* мы уже писали, что это
был человек высокообразованный в области марксизма, обла¬
дал большой общей культурой. Он глубоко уважал традиции и
славную историю своего народа от Декарта до энциклопеди¬
стов, от Сен-Жюста до Фурье и коммунаров, с таким же
уважением относясь и к предшественникам марксизма. Он был
наделен чувством нового, столь необходимым и в теории и на
практике, о чем свидетельствует его деятельность во времена
Народного фронта и период Освобождения, а впоследствии —
его выступления на международных совещаниях коммунистиче¬
ских партий. Социалистическое общество он рассматривал как
воплощение свободы, как отказ от веками существовавшего
насилия и принуждения, как возрождение и расцвет тысячеле¬
тиями угнетавшейся личности. И никто так ясно не излагал
мысль о специфических национальных условиях Франции, как
это сделал Морис Торез: «Если чаяния трудящихся масс
одинаковы во всех странах, я тем не менее глубоко убежден,
что в каждой из них существуют свойственные только ей
условия и обстановка... Каждая страна развивается в соответ¬
ствии со своими собственными устремлениями. Коммунизм не
является, подобно парфюмерии, предметом экспорта» **.
Для того чтобы вникнуть в идеи Мориса Тореза, понять
глубину его концепций, ощутить точность его анализа и
* До Ж. Коньо политическим секретарем М. Тореза был В. Жоаннес.—
Прим. перев.
** М. Thorez. Œuvres, livre V, t. 23, p. 18.
238

смелость взглядов, лучше всего, пожалуй, обратиться к его
выступлениям перед активистами партии, когда он высказывал
свои сокровенные убеждения. Такой, например, была его речь 4
октября 1956 года в связи с началом учебного года в Централь¬
ной партийной школе. Не ограничившись основными идеями,
такими, как многообразие форм перехода к социализму или
значение единого фронта рабочего класса, он особенно подчер¬
кнул важность уважения коммунистами национальных тради¬
ций. Торез рекомендовал преподавателям выделять основные
особенности Великой французской революции, а также обра¬
тить внимание на четыре, как он считал, важнейших собы¬
тия XIX века: восстание Лионских ткачей в 1831 году, июнь
1848 года, Коммуну и образование Французской рабочей пар¬
тии.
Для Мориса Тореза вся история нашего народа была
историей борьбы против тирании и несправедливости. Это был
глубоко партийный человек, и, несмотря на болезнь, на посто¬
янную угрозу ее возобновления, он был счастлив, что партия,
являющаяся в значительной мере плодом его усилий, была
живым, окрепшим в борьбе организмом, вселяющим уверен¬
ность в победе; это укрепляло его веру в прочность, необрати¬
мость проделанной работы. Вне партии он знал только две
страсти:	свою	страну и человечество. Вот почему этого
коммуниста можно по праву назвать и великим патриотом, и
великим гуманистом.
Все эти идеи — общественного, национального или общече¬
ловеческого характера—заполняли наши разноплановые, но
всегда доверительные беседы, когда после напряженной работы
в утренние часы мы бродили по небольшой роще на ферме
Базенвиль, близ Удэна,— этой нехитрой летней резиденции
нашего Генерального секретаря. А зимой мы часто прогулива¬
лись в окрестностях Канн или на горных тропинках Сен-
Мартэн-де-Везюби. И сколько было долгих часов захватыва¬
ющей, всепоглощающей совместной работы!..
Я часто выезжал с Морисом Торезом за пределы Франции, а
во время летнего отдыха — на Кавказ, в район Нальчика. Дом
отдыха находился у подножия горы в огромном парке, почти
лесу, где не умолкало жужжание медяниц, вечерами на террасе
мы подолгу беседовали с одним из старых советских большеви¬
ков— А. А. Андреевым, который отдыхал там же...
Как-то мы отдыхали в Крыму, в Ялте. Мы с Торезом
побывали в музее А. П. Чехова — доме, где он жил и где нас
приветливо встретила подвижная, несмотря на возраст, сестра
писателя Мария*. Мы съездили к воспетому поэтом легендар¬
ному Бахчисарайскому фонтану, изливающему звонкие струи в
* Мария Павловна умерла в январе 1957 года. Она была не только
директором Музея А. П. Чехова, созданного в 1920 году, но и много сделала
для подготовки 20-томного полного собрания сочинений своего брата.
239

тиши пустынного ханского дворца... В Ялте с нами были и
сыновья Тореза. Мне не забыть их неизменной дружбы, как не
забыть и друзей Мориса, преданных ему Риколь и ее мужа,
каменщика по профессии, с сердцем настоящего бойца, или
супругов Бургуэн.
Я не всегда соглашался с Жаннетой Вермерш-Торез, предан¬
ной спутницей Мориса, которой он полностью доверял и
которая активно ему помогала. Я всегда высоко ценил энергич¬
ность этой работницы с Севера, с детства познавшей тяжесть
лишений; я всегда высоко ценил в ней темперамент оратора,
умевшей зажигать толпу, как и ее щедрую и ласковую
предупредительность к Морису, особенно во время болезни. И
поныне я с грустной нежностью вспоминаю, как до войны я
проводил беседу с группой молодых, полных задора и бьющего
через край веселья активисток, возглавлявших Союз француз¬
ских девушек, среди которых была и Жаннета. И вновь я ее
вижу—шагающую в ногу с Даниэль Казанова во главе поющих
колонн молодежи во времена Народного фронта. Эти образы не
покидают меня. Мориса не забывают, как и тех, кто его
любил...
В первые месяцы 1954 года я готовил для Генерального
секретаря партии материалы к предстоящему XIII съезду ФКП.
Он состоялся в июне в муниципальном спортзале Иври*.
В своей речи 7 июня на заключительном заседании съезда —
эта речь вызвала энтузиазм делегатов и поразила присутство¬
вавших на съезде обозревателей — Морис Торез подчеркнул,
что с целью изменения общего направления политики наша
партия готова поддержать всякую политику, которая бы отве¬
чала интересам мира и национальной независимости и позволи¬
ла бы разрешить важнейшие задачи: отказ от ремилитаризации
Западной Германии; создание системы коллективной безопасно¬
сти в Европе; прекращение огня в Индокитае; удовлетворение
неотложных экономических требований трудящихся; эффектив¬
ная защита демократических свобод. Генеральный секретарь
настойчиво говорил о возможности заключения временных
соглашений и о достижении компромисса с представителя¬
ми различных прослоек рабочего класса, подчеркивая перво¬
степенное значение осуществления единого пролетарского
фронта.
Задача сплочения всех демократических и национальных сил
проходит красной нитью через все решения съезда; они
отразили решимость коммунистов «развивать историю Франции
в условиях независимости, мира и национального достоинства».
Коммунисты заявили о «готовности поддержать в парламенте и
вне его любой действенный шаг вперед».
Съезд компартии закончился в обстановке энтузиазма и
веры в силу французского народа.
* Один из рабочих пригородов Парижа.— Прим. перев.
240

Борьба против Европейского
оборонительного сообщества
Получивший в парламенте меньшинство по вопросу об
Индокитае Ланьель был 19 июня 1954 года смещен с поста
премьер-министра, а глава радикал-социалистов Мендес-Франс
сформировал новое правительство. Его многократные выступ¬
ления в Национальном собрании с критикой политики правого
центра, его декларации о необходимости сокращения военных
расходов, прекращения войны в Индокитае и увеличения
капиталовложений в промышленность превратили его в лидера
буржуазной оппозиции в парламенте. Он неоднократно заявлял,
что его целью является превращение Франции в сильную и
процветающую страну.
Коммунистическая фракция Бурбонского дворца считала,
что выдвигаемая им программа в известной мере отвечала
интересам трудящихся масс: было решено голосовать за предо¬
ставление ему инвеституры. Однако Мендес-Франс демонстра¬
тивно отклонил нашу поддержку, заявив, что он не учитывает
голоса коммунистов в парламентском большинстве. Это было
опасное бахвальство, поскольку новый кабинет, ориентируясь
тем самым на поддержку справа, обрекал сам себя заранее на
эфемерное существование (и действительно, правительство
Мендес-Франса пало 5 февраля 1955 года).
Вскоре после сформирования правительства премьер-
министр отбыл в Женеву, где проходило совещание четырех
великих держав (с участием КНР и Демократической Республи¬
ки Вьетнам), созванное в конце апреля по вопросу об Индоки¬
тае. В противоположность Бидо*, который стремился восполь¬
зоваться совещанием, чтобы выиграть время и ускорить амери¬
канскую интервенцию в этом районе, Мендес-Франс приложил
усилия для выполнения данных обещаний о скорейшем заклю¬
чении мира. Соглашения о восстановлении мира были подписа¬
ны 20—21 июля; это была историческая победа и героического
народа Вьетнама, который с честью вышел из жестокой
восьмилетней борьбы, и французских трудящихся, французско¬
го народа.
Вскоре, однако, на авансцену политической борьбы выдви¬
нулся вопрос о ратификации Парижских соглашений от 27 мая
1952 года, предусматривавших создание Европейского оборони¬
тельного сообщества.
По существу являясь сепаратным мирным договором, Бонн¬
ский договор представлял собой беззастенчивое нарушение
Потсдамских соглашений. Парижские же соглашения означали
перевооружение милитаристской Германии, которая не скрыва¬
* Жорж Бидо—французский политический деятель, один из лидеров МРП,
родился в 1899 г., многократно входил в состав правительства страны в
качестве министра иностранных дел, был премьер-министром Франции с октября
1949 г. по июнь 1950 г.— Прим. перев.
241

ла реваншистских устремлений: сам Аденауэр в своих заявлени¬
ях оспаривал установленные границы, в частности по Одеру —
Нейсе. Соглашения также означали приобщение Франции к
опасным авантюрам для осуществления этих планов — в силу
2-й статьи все, что Западной Германией могло быть расценено
как агрессия, автоматически влекло за собой применение всех
совместных военных мер.
Ликвидируя автономность французской армии, договор тем
самым упразднял один из основных атрибутов суверенитета и
независимости нашей страны; согласно статье 72 Национальное
собрание утрачивало право определять и продолжительность
военной службы, и величину военных расходов; французские
солдаты по статье 16 военного протокола были обязаны носить
одинаковую с недавними палачами форму и подчиняться офице¬
рам, которые командовали во время нашествия гитлеровских
полчищ. И самое важное, создавая военный блок, представляв¬
ший для стран Восточной Европы откровенную угрозу, договор
возводил преграду всякому сотрудничеству и соглашению меж¬
ду европейскими странами с различным социальным строем.
Заметим, что уже тогда ставился вопрос об избрании
всеобщим голосованием ассамблеи создаваемого сообщества—
предложение, которое в наши дни вновь обрело актуальность в
связи с европарламентом: врагам национального суверенитета
не откажешь в постоянстве! Сопротивление созданию ЕОС,
единодушное в ФКП, разделяемое подавляющим большинством
членов деголлевского Объединения французского народа, ощу¬
тимое среди радикалов и социалистов, поддерживалось порой
значительными кругами во всех других партиях. Различные
общественные деятели, представители политических, военных и
университетских кругов проявляли определенную сдержан¬
ность, если не враждебность, по отношению к соглашениям.
Я принял активное участие в борьбе широкой общественно¬
сти против этого чудовищного заговора. Теперь трудно предста¬
вить, какие средства были пущены в ход, чтобы склонить
французов к отказу от защиты чести нации. Выходили сотни
книг, которые стремились убедить наш народ, что «величе¬
ственная история» нашей страны больше не имеет значения,
что, ратуя за независимость, можно оказаться в плену «смер¬
тельно опасных иллюзий», что любой ценой необходимо созда¬
ние «европейского политического сообщества». В таком духе
высказывались, например, члены Французского союза федера¬
листов, в руководстве которого находились Жюль Ромен, Ивон
Дельбос, Франсуа Миттеран и др.
Французская компартия стала центром, вокруг которого
группировались все французы, выступавшие против националь¬
ного унижения и поднявшиеся на борьбу против возрождения
германского милитаризма. В тезисах XIII съезда ФКП было
записано:
«Перевооружение Западной Германии, перспективы которо¬
го были разоблачены нашей партией в 1947 году как логическое
242

следствие «плана Маршалла», стало определяющим фактором
для всей французской политики с тех пор, как в мае 1952 года
французское правительство подписало договор о создании так
называемого Европейского оборонительного сообщества.
Ратификация этого договора Национальным собранием оз¬
начала бы новый шаг, более решительный, чем все предыду¬
щие, по авантюристическому пути войны» *.
По всей стране в течение многих месяцев проходили митинги
протеста против ЕОС, на которых наряду с коммунистами
выступали и представители других партий.
От имени депутатов и коммунистов Парижского округа я
выступал на огромном митинге еще 25 октября 1953 года у
Версальской заставы. В этот день 70 тысяч патриотов собра¬
лись под сводами громадины Выставочного зала и на подходах
к нему. Двери были открыты. Больше трех часов проходил
митинг. Всех участников митинга объединяло горячее стремле¬
ние воспрепятствовать отказу от национальных интересов
страны, встать на борьбу за возрождение ее мощи. Рабочие,
домашние хозяйки, чиновники, учителя, инженеры, ученые и
артисты, коммунисты, социалисты, христиане и радикалы,
спаянные волей защитить отечество от ужасов нового наше¬
ствия, заявили о своей решимости помешать ратификации
договора войны. Я обратился с призывом «к Парижу предпри¬
ятий и учреждений, к Парижу завода Рено и Сорбонны»
объединиться, отбросив все распри: «С чувством огромной
радости мы приветствуем пришедших в этот день—день един¬
ства и день объединения; мы приветствуем всех добровольцев в
этой кампании национального спасения вне зависимости от их
политических взглядов и социального положения».
В этот же день в Лионе, Марселе, Сент-Этьене, Гренобле,
Версале и Валенсе также состоялись многочисленные митинги.
Широкая кампания против ЕОС блестяще доказала, что
французы, каких бы политических убеждений они ни придер¬
живались, не заблуждались относительно вымыслов об «агрес¬
сивности» Советского Союза, их союзника в войне против
Гитлера. И наоборот, их трудно было убедить в том, что
боннскими реваншистами руководит любовь к миру. На все
политические партии, начиная с социалистов, было оказано
мощное давление со стороны широких слоев народа, выступив¬
ших против проекта ЕОС; это послужило одним из решающих
факторов в процессе голосования 30 августа 1954 года, когда
319 депутатов при 264 «против» одобрили предварительный
запрос, что было равносильно отклонению договора. Результа¬
ты голосования были встречены волнующим пением «Марсель¬
езы».
Борьба против ЕОС, безусловно, являлась одним из самых
крупных политических сражений периода IV Республики. Она
* Thèse sur la situation politique et les taches du Parti communiste français.
Paris, 1954, p. 4.
243

объединила все подлинно национальные демократические силы.
Отклонение договора вызвало широкий отклик в зарубежных
странах: и если реакционные круги США, Великобритании и
ФРГ шантажировали угрозой изоляции Франции, миролюбивые
силы во всем мире горячо поддержали голосование 30 августа
как яркую победу народа Франции, торжество национальной
идеи.
Общественность во Франции расценила результаты голосо¬
вания как окончательный запрет германского перевооружения.
Однако правящие круги буржуазной верхушки Франции, пос¬
лушные воле из-за океана, тут же приступили к поискам
наиболее подходящей формы перевооружения ФРГ. Теперь
известно, что им удалось достичь своей цели, что конференция
«девяти» (страны европейского Запада, США и Канада), прове¬
денная в Лондоне и Париже в сентябре — октябре, привела к
подписанию соглашений, предусматривавших в Западной Евро¬
пе образование коалиции автономных национальных армий и
право ФРГ на собственные военные учреждения. Пройдет
немного времени, и боннский бундестаг примет закон об
обязательной военной службе (7 июня 1956 года).
Вскоре было положено начало новому фронту борьбы. 1
ноября в Алжире вспыхнуло восстание... Алжирская проблема
отныне будет в центре политической борьбы нашей страны. С
самого начала ФКП требовала проведения переговоров.
Правительство страны, как и прежде, придерживалось в
отношении французской науки оскорбительных позиций. На
заседании Национального собрания 11 февраля я объявил, что
обратился с интерпелляцией к ряду министров, не проявля¬
ющих стремления официально отметить 20-летие открытия
искусственной радиоактивности.
21 октября в Сорбонне наконец было проведено официаль¬
ное чествование Ирэн и Фредерика Жолио-Кюри в связи с
20-летием сделанного ими открытия. Во время церемонии
Ф. Жолио-Кюри не преминул высказать сожаление по поводу
тех материальных трудностей, которые, как и меры по засекре¬
чиванию и дискриминации, препятствуют развитию научных
изысканий. Он упомянул в своем выступлении о моих визитах в
его лабораторию в 1936—1939 годах в качестве докладчика по
бюджету.
Большую радость мне доставило участие в Днях культуры,
проведенных во время рождественских каникул 1954 года
Французским университетским союзом — широкой организацией,
созданной в период Сопротивления. Тема моего выступления
перед многочисленной преподавательской аудиторией —
«Актуальность творчества Анатоля Франса». Я испытал боль¬
шое удовлетворение, постаравшись в меру моих возможностей
восстановить истину о великом человеке, преданном забвению и
принесенном в жертву официальной историей литературы, о
социалисте и революционере, кому реакционная буржуазия и ее
прислужники от «культуры» никогда этого не простили. И
244

лишь в Советском Союзе его по-настоящему оценили: к
октябрю 1954 года его произведения были изданы на двенадцати
языках общим тиражом в 2 миллиона 180 тысяч экземпляров.
В начале марта 1954 года в память о В. И. Ленине под
эгидой журнала «Пансэ» мы организовали в Обществе ученых
общенациональный коллоквиум о Ленине как философе и
ученом. Более 400 преподавателей университета, исследовате¬
лей и студентов прослушали доклады, а вечером под председа¬
тельством Марселя Кашена состоялось торжественное собра¬
ние, на котором выступили мы с Анри Валлоном. В среду 10
марта я должен был проводить митинг в Марселе. Когда я
проезжал через Дижон, меня нашел служащий станции и
сказал, что ему звонил мой брат и передал, что умирает мой
отец. Я все же доехал до Марселя и сразу после собрания сел в
обратный ночной поезд. На рассвете я опять был в Дижоне, где
меня уже ждал брат с машиной. Мы добрались до дома, я еще
застал отца живым. Ему было уже 89 лет. О нем я могу
сказать следующее: он много трудился всю жизнь и любил
справедливость. Я следовал его примеру как мог...
Журнал «Пансэ» оказал мне честь, пригласив 5 апреля в
качестве председателя на конференцию, которая рассматривала
вопрос: «Куда идет американский империализм?» Это были
времена, когда Альберт Эйнштейн наряду со многими другими
деятелями был вызван в комиссию Маккарти, где ему инкримини¬
ровали тот факт, что своим авторитетом в 1945 году он оказал
поддержку созданию фонда помощи бывшим американским
добровольцам в республиканской Испании. Ему 13 марта
исполнялось 75 лет. Я послал организаторам юбилея послание,
которое было и призывом к борьбе против «охоты на ведьм». В
ноябрьском номере журнала «Рипортер мэгэзин» А. Эйнштейн
заклеймил подавление в США свободы выражения: «Если бы я
был молодым человеком и должен был решать вопрос, как
заработать на жизнь, я бы больше не пытался стать ученым,
творческим работником или преподавателем. Я бы предпочел
стать водопроводчиком или торговцем вразнос в надежде
получить ту скромную долю независимости, которая возможна
в настоящих условиях».
В огромном зале Мютюалите 23 марта мы праздновали 83-ю
годовщину Парижской Коммуны. Мне поручили подготовить
доклад. Я постарался показать, в частности, что наша борьба
против восстановления германского милитаризма является про¬
должением традиций и борьбы коммунаров... Я говорил также о
пролетарском интернационализме, уже существовавшем в 1871
году, когда в рядах федератов сражались русские, поляки,
итальянцы, венгры, американцы и представители других нацио¬
нальностей. В докладе говорилось о той жестокой цене,
которой расплатились коммунары за отсутствие пролетарской
партии. Вот почему французская компартия должна придавать
еще большее значение соблюдению своих прошедших испыта¬
ние временем принципов, уделять еще больше внимания нор¬
245

мальной работе партийных ячеек, закреплению своего влияния
на предприятиях, развитию деятельности и активизации иници¬
ативы каждого члена партии, соблюдению норм демократиче¬
ского централизма и коллективного руководства, распростране¬
нию политического воспитания и росту теоретического уровня
всех своих членов.
Новый этап борьбы за реформу образования.
Разоблачение фальшивки ЦРУ.
Поэтические этюды
На протяжении всего 1955 года компартия вела борьбу с
реакцией на всех фронтах, включая и сектор народного
просвещения.
10 марта на рассмотрение Национального собрания за моей
подписью было передано новое предложение о «реформе
образования». В тексте компартии во всеуслышание было
заявлено: «Реформа образования необходима, чтобы продолжа¬
ла существовать Франция». Тем самым мы напоминали о
решимости французских коммунистов, согласно заявлению
М. Тореза на XIII съезде ФКП, «спасти Францию от разорения,
упадка, от роли слабой державы, которую ей отводят американ¬
ские миллиардеры»*.
Мы еще раз подчеркивали, что суть нашего проекта состо¬
яла в последовательном применении положений Конституции
1946 года о гарантиях равного доступа для всех к образованию
и обязанности государства обеспечить на всех ступенях общес¬
твенное, бесплатное и светское образование.
Исходя из этих принципов, мы определяли основные пункты
такой реформы: действительно бесплатное образование; прод¬
ление обязательного обучения до 16, а затем до 18 лет
(поэтапно); единая программа для первых четырех лет обуче¬
ния; не более 25 учеников в классе; введение школьного
обучения в колониальных и зависимых территориях; право на
обучение на родном языке и т. д. Отделение школы от церкви.
Выдвигая наш проект, мы использовали основные выводы
комиссии Ланжевена — Валлона, а также главные направления
реформы, выдвинутой коммунистами 11 августа 1947 года,
которая никогда не была обсуждена. Объединение усилий всех
сторонников народного образования, защитников интересов
детей и национальной культуры было призвано заставить
рассмотреть и принять наше предложение.
На многочисленных собраниях я выступал с развитием
наших концепций и в их защиту. В частности, вспоминается
выступление перед огромной аудиторией в Сент-Уане 8 мая.
Вышел специальный номер журнала «Пансэ» (июль—август) с
* Торез Морис. Избранные статьи и речи. 1930—1964 гг. М., Политиз¬
дат, 1966, с. 365.
246

материалами, посвященными реформе, в подготовке которого я
также принял участие.
Мы понимали, что борьба будет тяжелой. Эдгар Фор,
получивший вотум доверия 23 февраля 1955 года, имел сомни¬
тельную привилегию состоять в двух предыдущих составах
кабинета министров в качестве министра финансов. Государ¬
ственные служащие* знали, что именно «дом на Риволи»**
оказывает самое стойкое сопротивление всем их требованиям.
Когда же новый премьер-министр заявил, что необходимо
найти удовлетворительное решение школьной проблемы, мы
могли сказать лишь следующее: такое решение (и оно един¬
ственное) есть — вернуться к довоенному положению, которое
бы никогда не было отменено, если бы не оккупация и не
вишистский режим.
В начале 1955 года, борясь за светское образование, мы
столкнулись с двумя серьезными проблемами: с одной стороны,
правые силы все более настойчиво требовали предоставления
официального статуса для преподавателей частных школ, а
конгресс преподавателей «свободного» образования, проходив¬
ший в Пуатье в присутствии министра образования, потребовал
не более как возврата к вишистскому законодательству; с
другой стороны, появился так называемый проект Сен-Сира об
отделении системы сельскохозяйственного обучения от мини¬
стерства народного просвещения и его передаче под контроль
«профессии», то есть крупных аграриев и церкви.
Проект Сен-Сира, вызвавший 23 марта мощную забастовку
протеста учителей (участвовало 80 процентов), таил в себе
огромный риск не только в силу непосредственно содержащих¬
ся в нем предложений, но и из-за тех мер, которые логически
могли последовать за этим. Было широко известно, что
монополисты всеми силами стремились к аналогичному разре¬
шению вопроса о производственном обучении в промышленно¬
сти и торговле, то есть к ликвидации государственной системы
технического образования. Таким путем хотели раздробить
государственную систему образования.
11 октября 1955 года я имел честь председательствовать на
первом заседании оргкомитета, которому было поручено созда¬
ние Парижской коммунистической библиотеки, как мы ее тогда
называли (в настоящее время библиотека Института Мориса
Тореза). В этой очень важной работе ценную помощь нам
указали профессиональные библиотекари, члены компартии, а
также сотрудничество Жана Фревиля и Леона Муссинака.
Библиотека открыла свои двери 1 марта 1956 года под руковод¬
ством Антуана Лежандра, человека самоотверженного и трудо¬
любивого, геройски сражавшегося в дни парижского восстания
* Преподавательский состав состоит на государственной службе и поэто¬
му приравнивается к государственным служащим.— Прим. перев.
** Министерство финансов.— Прим. перев.
247

в 1944 году. В настоящее время он является хранителем Музея
В. И. Ленина на улице Мари-Роз. Торжественное открытие
библиотеки состоялось 2 мая 1957 года под председательством
Генерального секретаря ФКП Мориса Тореза.
Не прекращалось мое сотрудничество в советской периоди¬
ческой печати, но с такой же готовностью я писал и для
американских журналов, если предоставлялась возможность. В
1955 году в весеннем номере «Французских исследований»
Йельского университета была опубликована статья за моей
подписью, в которой излагалась точка зрения Французской
компартии по ряду актуальных проблем.
В конце 1955 года я оказался в неординарной ситуации. Дело
в том, что в течение предыдущего года в издательстве «Эдисьон
сосиаль» вышла моя книжка «Рассказ искреннего человека о
Советском Союзе». Франсуа Бийу взял на себя труд написать к
ней предисловие. Вскоре был сделан так называемый «перевод»
этой книги на английский язык; он был разослан по всем
направлениям с сохранением той же обложки, с указанием
имени издателя и названия типографии.
Текст книги был искажен: пропуски, добавления, откровен¬
ное вранье. Если я писал: «Против Ленина сформировался блок
под руководством Троцкого», то в фальшивке это изображалось
как «Троцкий при поддержке Ленина...» Я писал, что 1929 год
явился годом «поворота середняка к колхозам», а в так
называемом переводе говорилось, что к 1929 году «относятся
продолжающиеся поныне попытки обратить крестьян в колхоз¬
ную веру». Если я рассказывал о том, что на целину отправи¬
лись тысячи советских людей, то под пером «переводчика»
тысячи советских людей были посланы на освоение целины.
Его стараниями в тексте появилось немало самых затасканных
антисоветских измышлений.
И все это за моей подписью. Фальшивка была напечатана
вне Франции. Вероятнее всего, эта подделка была сфабрикована
в аденауэровской Германии. Однако она была переправлена в
Париж. Каждая посылка была снабжена письмом, уже первая
фраза которого свидетельствовала о том, что ее писал не
француз. Вместо «В связи с большим спросом» было написано:
«В связи с мировыми рекламациями...» Й под всем этим стояла
тщательно подделанная подпись директора издательства.
Мы организовали пресс-конференцию, чтобы разоблачить
эту махинацию. Андре Вюрмсер заклеймил ее авторов на
страницах «Юманите» 19 декабря. Ныне общественное мнение,
если позволено будет сказать, уже привыкло к практике ЦРУ:
по сравнению с убийством глав государств изготовление
вымышленных документов является простительным мелким
грешком. Но в 1955 году мы еще не были так закалены. И
мы имели наивность негодовать по поводу этого отнюдь не
мелкого и дорогостоящего мероприятия, которое включало и
сеть наводчиков, и штат служащих, наборщиков и брошюров¬
щиков, отдел распространения, службу доставки, не говоря уже
248

о такой мелочи, как оплачиваемый, владеющий двумя языка¬
ми переводчик!
Летний отпуск я проводил в Бофортэне. Там я нашел приют
в пристроившемся над долиной Ареши домике и пользовался
гостеприимством нашей доброй знакомой — вдали от шумных
дорог и телефонных звонков. Здесь я закончил работу над
книгой «Генрих Гейне. Избранное», которая появилась в начале
1956 года в серии «Классики народа». Мне всегда импонировала
личность Гейне, а его произведения приводили в восторг. Еще
при поступлении в класс риторики в средней школе у меня
было столкновение с преподавателем немецкого языка по
поводу моего неуместного энтузиазма в объяснении отрывка из
«Германии. Зимней сказки». До 1939 года я часто бывал среди
эмигрировавшей из Германии интеллигенции, боготворившей
Гейне.
В моем представлении Гейне занимает почетное место рядом
с Гёте. Для меня было бесконечным удовольствием отбирать
для книги стихи и отрывки из его произведений, готовить текст
предисловия, еще и еще доискиваться наиболее точной переда¬
чи мыслей поэта на французский язык. Мои друзья Огюст
Корню и Пьер Энтжес помогли в отборе материалов и
документов. Многим я обязан моей жене, которая перевела для
книги биографию поэта, написанную Францем Мерингом. Во
время отпуска вместе с нами жила Жермен Вейнгартнер, дочь
бедного нормандского ткача, о котором я не мог не вспомнить,
перекладывая на французский знаменитые строчки поэта:
В суровых глазах не увидишь слез,
Склонясь к станкам, скрепят зубами:
«Германия, мы саван готовим,
от него не уйдешь!»
Выход книги в свет, к моей большой радости, был принят
очень хорошо. Доказательство тому — ее переиздание в 1964
году.
Столетие со дня смерти Генриха Гейне мы отмечали 12
января 1956 года — председательствовал Жак Дюкло, я прочи¬
тал доклад. Зал был переполнен, не осталось даже стоячих
мест. В президиуме — многие видные ученые. Я говорил о
поэте, который родился через восемь лет после штурма
Бастилии и умер восемь лет спустя после революции 1848 года,
стал современником социально-политической трагедии, разыг¬
равшейся между 1789 и 1848 годами. Я показал, что его
творчество развивалось на перепутье двух эпох: борьбы буржу¬
азии против феодального абсолютизма и борьбы пролетариата
против буржуазии.
Гейне положил начало в Германии новой эры — эры демо¬
кратической поэзии. Я не стремился утаить сложность и
противоречивость мировоззрения поэта, но я прославлял его
как первого немецкого поэта, который в то же время понимал
9— Жорж Коньо
249

возложенную на него историей миссию — миссию борьбы за
лучшее будущее человечества.
Еще до опубликования «Избранного» Генриха Гейне в серии
«Классики народа» в октябре 1954 года вышел подготовленный
мной сборник текстов Лукреция, работа над которым доставля¬
ла радость уму. Жан Фревиль на страницах «Юманите» рекомен¬
довал читателям этот сборник, подчеркнув новизну высказан¬
ных в нем мыслей. Второе, пересмотренное и дополненное,
издание моего «Лукреция» вышло в 1974 году.

VII.	УПАДОК IV РЕСПУБЛИКИ
Последний шанс спасти Республику:
1956 год—победа левых на выборах
2 ноября 1955 года Эдгар Фор провел через парламент
решение о досрочных выборах. Испытывая явное беспокойство
в связи с плачевными итогами как внешней, так и внутренней
политики, он рассчитывал выиграть время и опередить левых.
Коммунисты проголосовали в парламенте за досрочное пригла¬
шение избирателей к урнам, так как не хотели, чтобы правое
большинство еще в течение шести месяцев продолжало свою
пагубную деятельность.
Выборы состоялись 2 января 1956 года. Большинство фран¬
цузского народа проголосовало, как и десять, и двадцать лет
назад, за коммунистов, социалистов, левые буржуазные пар¬
тии. По сравнению с 1951 годом коммунисты прибавили еще 600
тысяч голосов. Собрав 25,6 процента голосов всех участвовав¬
ших в выборах, они получили 151 место в Национальном
собрании; у социалистов было 14,9 процента голосов и 95 мест;
радикал-социалисты и примыкающие к ним группировки полу¬
чили 13,5 процента голосов (91 место). МРП набрала всего 11,3
процента голосов избирателей и располагала 73 депутатскими
мандатами.
Большинство в Национальном собрании принадлежало, та¬
ким образом, силам, которые в 1935—1936 годах составляли
фундамент Народного фронта. В письмах, адресованных Ги
Молле и председателю партии радикалов, ЦК ФКП предложил
сформировать левое правительство, которое могло бы разре¬
шить алжирскую проблему путем переговоров, улучшить усло¬
вия жизни трудящихся города и деревни, осуществить програм¬
му-минимум, предложенную Национальным комитетом борьбы
в защиту светской школы, проводить политику ослабления
международной напряженности, ведущую к разоружению.
15 января 1956 года чрезвычайный съезд СФИО отказался
от какого бы то ни было соглашения с коммунистами по
образцу Народного фронта и высказался за формирование
правительства на основе «Республиканского фронта», который
опирался бы в основном на 95 депутатов-социалистов и 58
левых радикалов (сторонников Мендес-Франса). На пленуме ЦК
ФКП 18 января 1956 года Жак Дюкло предупреждал: «Прави¬
тельство меньшинства, отказывающееся опереться на левые
силы, неизбежно станет заложником реакции»*. Однако Ги
* “Cahiers du communisme“, 1956, № 1—2, p. 10.
9*
251

Молле и Мендес-Франс поспешили включить в состав кабинета
«социальных республиканцев» (деголлевцев), которые на выбо¬
рах потерпели сокрушительное поражение, получив в Нацио¬
нальном собрании всего 21 место.
Наша партия решила поддерживать новое правительство,
несмотря на его колебания и непоследовательность, до тех пор,
пока оно не отступило окончательно под натиском реакции.
Именно поэтому мы проголосовали в парламенте за предостав¬
ление Ги Молле чрезвычайных полномочий. Такое решение
вызвало в партии некоторые колебания; мы их считали вполне
объяснимыми, нормальными...
Депутаты-коммунисты лишь 5 июня «воздержались» 'при
голосовании, когда вотум доверия был поставлен в целом по
всей политике правительства. При этом преднамеренно были
объединены и социально-экономические вопросы (к которым
отношение нашей партии было достаточно позитивным), и
алжирская проблема. Парламентская группа коммунистов вме¬
сте со всеми членами Центрального комитета провела в тот
день совещание, на котором в течение четырех часов обсуждал¬
ся вопрос о том, какую следует занять позицию. Я бы хотел,
чтобы как можно больше трудящихся смогло присутствовать
на этом совещании, где каждый участник обсуждения руковод¬
ствовался исключительно интересами служения партии и рабо¬
чему классу. Всего выступил 51 человек. 26 высказались за то,
чтобы воздержаться при голосовании, 25—^чтобы голосовать
«против». В конце концов все присутствующие, за исключением
одного человека, согласились, что наиболее разумным, с
учетом интересов единого фронта, будет «воздержаться». Та¬
ким образом, мы не голосовали «против», а воздержались,
чтобы не дать недоброжелателям лишнего повода использовать
нашу позицию в ущерб интересам единого фронта, который
вызывал у реакционеров, у всех врагов свободы и социального
прогресса патологическую ненависть.
С течением времени давление правых партий на правитель¬
ство усилилось. И когда ФКП вынуждена была отказать Ги
Молле в голосах депутатов-коммунистов в Национальном соб¬
рании, эти партии почувствовали себя хозяевами положения. 28
июля коммунисты проголосовали против нового займа и нало¬
гов, предназначенных на покрытие расходов, связанных с
войной в Алжире (в противном случае они предали бы свои
обязательства, взятые перед страной). В парламенте единствен¬
ным союзником правительства осталась партия МРП. Однако
на ее поддержку можно было рассчитывать лишь при условии,
что в Национальном собрании не будут рассматриваться какие-
либо законопроекты в защиту светского образования.
Председатель Совета министров уходил от рассмотрения
этих вопросов, ссылаясь на то, что это компетенция парламен¬
та. В парламенте же его сторонники, радикалы-мендесисты
приняли меры к тому, чтобы не старить на голосование
внесенный мною 20 января законопроект, в котором последова¬
252

тельно проводился принцип предоставления национальных
средств только на нужды общественного, светского образова¬
ния и предлагалось «вернуть образованию светский статус,
соответствующий республиканским традициям, духу и букве
конституции и задаче обеспечения спокойствия в школе».
Бюджет народного образования на 1956 год предусматривал
совершенно незначительное увеличение ассигнований. Это не
позволяло принять на работу несколько тысяч новых учителей,
что было необходимо в связи с увеличением числа учащихся;
не* позволяло осуществить финансовые мероприятия, обеспечи¬
вающие демократизацию образования, расширить строитель¬
ство и улучшить оборудование школ.
Мы выдвинули требование об увеличении ассигнований на
100 миллиардов франков*. Голосованием была утверждена
сумма в десять с половиной миллиардов. Министр просвещения
радикал Биллер поспешил успокоить недовольных депутатов,
что еще до конца года на их рассмотрение будет внесен
пятилетний план, составленный с учетом всех потребностей в
преподавателях и в помещениях, а также установления для
учителей должного уровня заработной платы.
Летом Национальное собрание одобрило правительственный
проект реформы образования, по которому, в частности, срок
обязательного обучения в школе продлевался с 14 до 16 лет.
Охотно признавая прогрессивный характер общей ориентации
этого текста, мы настаивали на необходимом финансовом
обеспечении, чтобы преодолеть стадию добрых намерений и не
капитулировать в конечном счете перед теми, кто уже торопил¬
ся квалифицировать предложения правительства как утопию.
Отмены законов, направленных против светского характера
образования, добиться так и не удалось, хотя 5 октября группа
депутатов-коммунистов вновь потребовала включения этого
вопроса в повестку дня работы Национального собрания.
После XX съезда КПСС
В феврале 1956 года в составе делегации братской партии я
присутствовал вместе с М. Торезом, Ж. Дюкло и П. Дуазом на
проходившем в Москве XX съезде КПСС.
Двадцатый съезд, как бы ни были важны другие съезды,
знаменовал собой появление качественно новой ситуации, побу¬
дившей по-новому ставить вопросы и находить новые решения,
породившей новые обязанности. Заслугой съезда является тот
факт, что он обратил внимание на все эти моменты.
Едва я вернулся из Москвы, как прочел скорбные строки
траурного извещения: «Мадам Ирэн Жолио-Кюри скончалась
* В старом исчислении. После денежной реформы в 1958 г., приравнявшей
100 старых франков к 1 новому, эта сумма номинально уменьшилась в 100
раз.— Прим. перев.
253

от лейкемии, развившейся в результате исследований, которы¬
ми она занималась на протяжении своей жизни». Таково было
заключение лечивших ее врачей, которым они извещали о
наступившей 17 марта смерти выдающегося ученого, человека
большого сердца и исключительной самоотверженности: Ирэн
положила на алтарь науки и человечества не только свой гений,
но и свою жизнь.
В Сорбонне, в зале Почета, в присутствии Президента
Республики Франция отдавала последние почести великой уче¬
ной. Стоя у гроба, я с горечью думал о том, что находилйсь
люди, которые на протяжении всей жизни, руководствуясь
мелочными интересами, пытались оспаривать ее место в науке.
Тут были и антифеминистские предрассудки: Ирэн, состоявшая
членом академий наук стольких стран, в Париже столкнулась с
невозможностью быть избранной в члены Французской акаде¬
мии, которая в свое время отказалась избрать и ее мать. И все
это только исходя из «принципа», что «в этом доме не терпят
женщин» !
Наши чувства выразил Анри Валлон, написавший в бюллете¬
не Международной федерации профсоюзов учителей о том, как
постоянно рисковала Ирэн в период движения Сопротивления,
одним из руководителей которого был Фредерик Жолио-Кюри.
А. Валлон напомнил и о ее мужественной борьбе за мир, о том,
с каким высоким чувством долга председательствовала она на I
Всемирном конгрессе борцов за мир, проходившем во Вроцла¬
ве, на возрожденной земле родины ее матери. «Когда дело
справедливо, его надо делать» — таков был жизненный принцип
ушедшей от нас Ирэн.
В 1956 году этим справедливым делом была борьба против
войны в Алжире. Правительство Ги Молле, испытывавшее
фанатическую ненависть по отношению к арабам вообще и к
Насеру в частности (за его заявление — «Дело алжирского
народа — это и наше дело»), дискредитировало себя суэцкой
авантюрой, которая, к счастью, захлебнулась благодаря реши¬
тельной позиции, занятой Советским Союзом: 5 ноября*
«Вторая египетская кампания»**, как ее помпезно называли в
окружении генерала Массю***, потерпела фиаско.
Французский генерал-губернатор Алжира социалист Лакост
возвел в принцип своего повседневного правления постоянные
репрессии и пытки. Так, в марте стало известно, что алжирский
* В послании Советского Союза правительствам США, Англии, Франции
и Израиля от 5 ноября 1956 года содержалось решительное требование прекра¬
тить военные действия. Вечером 6 ноября объявила о соответствующем
решении Англия, а 7 ноября такое же заявление сделало французское
правительство.— Прим. перев.
** Имеется в виду, что первую «совершил» Наполеон в 1798 году.— Прим.
перев.
*** Генерал Жак Массю — один из наиболее реакционных политических
деятелей Франции. В Суэцкой кампании командовал парашютными войсками,
руководитель алжирского путча в 1958 году. Впоследствии командовал француз¬
скими оккупационными войсками в Западной Германии.— Прим. перев.
254

адвокат Буменджель, не выдержав пыток, покончил самоубий¬
ством, выбросившись с шестого этажа здания, в котором
парашютисты генерала Массю устроили тюрьму. «Социалисти¬
ческое» правительство налагало разорительные штрафы на
газеты, которые разоблачали эти факты, преследовало комму¬
нистов и других сторонников мирного урегулирования алжир¬
ской проблемы, однако не трогало «ультра», готовивших
антиреспубликанский заговор. «Юманите» несколько раз кряду
подвергалась конфискации, реакция требовала запрещения ком¬
партии.
Осенью империалистические круги спровоцировали контрре¬
волюционный мятеж в Венгрии: речь шла о том, чтобы
превратить эту страну в плацдарм для «западного проникнове¬
ния» в Центральную Европу. Советский Союз эффективно
помог в деле ликвидации заговора, а в это время во Франции те,
кто поддерживал путчистов Будапешта, поджигали и громили
помещения рабочих организаций. Три наших товарища были
убиты. По всей Западной Европе реакция поднимала голову. 17
августа Аденауэр запретил Коммунистическую партию Герма¬
нии.
С 18 по 21 июля 1956 года в здании мэрии Гавра* проходил
XIV съезд ФКП. В докладе Мориса Тореза указывалось, что
война в Алжире противоречит национальным интересам Фран¬
ции и ведет к уничтожению демократических свобод в стране,
поощряя сторонников авторитарного режима. «Наша страна,—
подчеркивал Генеральный секретарь ФКП,— стоит перед выбо¬
ром: либо завоевать дружбу алжирского народа, прекратив
немедленно военные действия и признав реальность его нацио¬
нального существования, либо еще более углублять пропасть,
разжигать ненависть между двумя народами, продолжая неспра¬
ведливую колониальную войну, обреченную на провал»**.
И в докладе, и в тезисах к нему, которые, как это уже
повелось, я представил по поручению ЦК и которые были
единогласно одобрены съездом, отмечалось, что в сложивших¬
ся во Франции условиях реакционная буржуазия всеми силами
пытается ограничить демократию, ликвидировать парламент¬
ские институты и установить режим личной власти. Справедли¬
вость этих предостережений, к сожалению, более чем оправда¬
лась. Съезд подчеркивал необходимость борьбы за сохранение
и расширение прав народа, указывая, что борьба за свободу
является постоянной задачей пролетариата и его партии; он
призвал трудящихся, и прежде всего коммунистов и социали¬
стов, усилить совместные действия против наступления правых.
На съезде было принято братское обращение к трудящимся-
социалистам.
* Гавр—один из крупнейших морских портов Франции. Буквально накану¬
не описываемых событий мэром Гавра был избран коммунист.— Прим. перев.
** XIV съезд Французской коммунистической партии. М., Политиздат,
1958, с. 14.
255

В ходе подготовки к съезду в качестве представителя ЦК я
побывал на многих конференциях в департаментских федераци¬
ях партии. До сих пор я живо вспоминаю конференцию в
департаменте Эндр и Луара, которая состоялась 9—10 июня в
Туре. Вспоминаю сердечное гостеприимство секретаря федера¬
ции Марселя Лонге, который пригласил меня к себе. Не все
шло в то время гладко в федерации этого департамента:
партийная работа была еще недостаточно ориентирована на
основные пролетарские слои (металлистов, железнодорожни¬
ков, строителей), а также на крестьян и виноградарей. Но в
партийной организации жили лучшие традиции республикански
настроенных народных масс, чувствовалось тонкое политиче¬
ское чутье, острый критический взгляд.
В этот период главной опасностью во французском рабочем
движении становится ревизионизм. Все от Люсьена Лора,
опубликовавшего в 1957 году книгу «Актуальные проблемы
социализма», до католиков-«персоналистов» из журнала
«Эспри»* обращались к нам с призывами «порвать с Москвой»,
«порвать с ленинизмом». Согласно их воззрениям, государство
является не орудием классового господства, а продуктом
жажды власти, свойственной извращенной человеческой душе;
в подобных условиях выходило, что лучше всего —
ограничиться «либеральным» государством и добиваться не
революции, а духовных и моральных преобразований. В январе
того же года журнал «Тан модерн»** выдвинул лозунг:
«Строить социализм параллельно с СССР, несмотря на СССР и,
если понадобится, вопреки СССР». Жан-Поль Сартр, возобно¬
вивший свою клеветническую кампанию, советовал ФКП «осво¬
бодиться от интернациональных уз», а журнал его взывал к
Прудону, Бакунину и Кропоткину как к подлинным гениям.
Другие, следуя за итальянцем Антонио Джолитти, отожде¬
ствляли социализм с техническим прогрессом.
Особым нападкам ревизионистов подвергалась позиция пар¬
тии в области теории. Уже тогда, например, они пытались
интерпретировать мирное сосуществование как перемирие в
идеологической борьбе. В газете «Монд» за 9 августа 1957 года
Клод Руа развивал идеи о противоположности «государственно¬
го здравомыслия» политических деятелей и просто здравомыс¬
лия, которое объявлялось исключительной компетенцией ин¬
теллектуальной элиты: она становилась «совестью и зеркалом
эпохи». Сартр в свою очередь утверждал, что политические
принципы должны вырабатываться только в среде интеллекту¬
алов, поскольку, мол, рабочий-активист действует вслепую, не
обладая необходимым запасом знаний.
И даже в рядах партии выявились колеблющиеся элементы
* «Эспри»—теоретический журнал прокатолически настроенной части
французской либеральной интеллигенции, основан в 1932 г.— Прим. перев.
** «Тан модерн» — ежемесячник, основанный Ж.-П. Сартром в 1946 году,
литературно-политический журнал экзистенциалистов.— Прим. перев.
256

и карьеристы. 27 марта 1957 года на заседании участников
бывших идеологических комиссий, которое обсуждало наибо¬
лее эффективные формы привлечения коммунистов из интелли¬
генции для разработки теоретических проблем в различных
областях знаний, Анни Крижель в своем выступлении развива¬
ла мысль об отделении идеологической работы от чисто
теоретической. Идеологическая работа, или, другими словами,
пропаганда, должна остаться делом партийным. А теория
становится уделом специалистов. Как выразилась Крижель, эта
научная теоретическая работа должна быть организована в
рамках «автономных семинаров». С той поры эту «автономию»
Крижель распространила достаточно далеко...
Некоторые предлагали создать институт марксизма, что
само по себе очень хорошо, но при этом имели в виду
возложить на него разработку теории партии рабочего класса, а
это, конечно, заставляло нас серьезно задуматься.
Кое-кто считал, что путь к единству не обязательно прохо¬
дит через осуществление единого фронта рабочего класса. Они
отстаивали и другую идею — о предпочтительном союзе с
прогрессивной частью буржуазии, с неким неокапитализмом в
духе Мендес-Франса (Мендес пытался привлечь медицин¬
ские, научно-исследовательские и прочие круги интеллигенции).
Эту позицию поддерживал журнал «Обсерватёр» и те, кого
стали именовать «новой левой», кто пытался занять место
между коммунистами и социалистами, чтобы оказаться в роли
арбитров. По существу, речь шла о том, кто будет руководить
движением — рабочий класс или мелкая буржуазия?
Определенная часть интеллигенции была склонна забыть тот
факт, что политическое руководство движением масс, объеди¬
нение всех национальных демократических сил может осуще¬
ствлять только рабочий класс. Они не понимали, что «специали¬
сты» не могут руководить вне контроля со стороны постоянно
действующих партийных органов, что в партии невозможно
провести разделение на «мыслителей» и на практических
работников.
В ноябре 1956 года я присутствовал на заседании Политбю¬
ро, которое анализировало работу партии среди интеллигенции.
Именно на нее буржуазия рассчитывала оказать влияние,
распространяя заведомо искаженную информацию о событиях
истекшего периода, шла ли речь о XX съезде КПСС, о
контрреволюции в Венгрии или «Суэцкой экспедиции». Классо¬
вый враг оказывал на прослойку интеллигенции тем большее
давление, что рассчитывал с учетом ее образовательно¬
го уровня и условий существования найти там почву, благопри¬
ятную для своих маневров. Нельзя было сбрасывать со счетов
и влияние среды, в которой жила значительная часть интелли¬
генции, и воздействие консервативных культурных кругов,
прикрывавшихся либеральными, а то и анархистскими лозунга¬
ми. Не удивительно, что люди типа Сартра, тащившиеся в
арьергарде, выдавали себя за авангард, оспаривали принцип
257

демократического централизма и призывали нас быть одновре¬
менно и более «революционными», и более... социал-
демократами. Мы должны были постоянно, вновь и вновь вести
разъяснительную работу.
Направление было нами выбрано правильно. Оппортунизм,
как известно, был преодолен, а основная масса представителей
интеллигенции проявила стойкость и действовала очень хоро¬
шо. Реакция лелеяла амбициозный план — внести в рабочее
движение растерянность, используя для этого ею же обману¬
тую интеллигенцию. Но этот расчет провалился. Даже в тех
случаях, когда отношения партии с тем или иным представите¬
лем прогрессивной интеллигенции какое-то время были ослож¬
нены, в конечном счете они становились нормальными. Жизнь
помогла рассеять имевшиеся сомнения и развеяла измышления
империалистической буржуазии.
Проект реформы образования и проблемы орга¬
низации научных исследований
Правительство Ги Молле пало 21 мая 1957 года в результате
обсуждения проекта финансовой реформы. Оно не получило
необходимого большинства, так как радикалы-мендесисты воз¬
держались при голосовании. Еще раз было доказано то, о чем
мы всегда напоминали: создание настоящего республиканского
фронта во Франции возможно лишь при участии коммунисти¬
ческой партии—наиболее мощной и последовательной демокра¬
тической партии. И напротив, коалиция, в которой место
коммунистов занимают деголлевцы, является не более чем
ширмой для происков реакции.
Бессилие правительства Ги Молле наглядно выявилось в
связи с реформой образования. Проект ее, внесенный на
рассмотрение Национального собрания министром просвещения
радикалом Рене Биллером, представлял собой явный шаг назад
по сравнению с первоначальным текстом, который был опубли¬
кован в июле 1956 года. В проекте не было ничего существенно¬
го, что можно было бы рассматривать в качестве шага по пути
демократизации народного образования, которая провозглаша¬
лась в преамбуле конституции 1946 года.
В варианте, представленном в июле 1956 года, по крайней
мере предусматривались бесплатное питание и бесплатные
школьные пособия. Но, как отмечалось в бюллетене Нацио¬
нального профсоюза школьных учителей, «за период между
представлением двух редакций текста щедрость испарилась». В
1947 году комиссия Ланжевена — Валлона наметила осуще¬
ствить в 1952 году обязательное обучение до 18 лет. А проект
Биллера планировал обязательное обучение до 16 лет начиная
с... 1964 года!
За шесть месяцев в концепциях «реформаторов» еще кое-что
испарилось. Исчезла статья 1 «а», в которой говорилось:
258

«Народное образование является светским». Школьные учителя
воспринимали этот факт как особенно показательный, и они
были правы.
Ничего не было записано о народном образовании в замор¬
ских территориях. Не ставился вопрос и о том, чтобы
возвратить в систему министерства просвещения сельскохозяй¬
ственные техникумы,— это из опасения вызвать недовольство
«заинтересованных профессиональных кругов».
В общем, расплывчатость формулировок большинства ста¬
тей открывала возможности для всевозможных бюрократиче¬
ских уловок.
Характер политики любого правительства в школьном воп¬
росе невозможно отделить от общего направления его полити¬
ческого курса. Поэтому и в данном конкретном случае огром¬
ная прореха, которая образовалась в национальном бюджете
из-за войны в Алжире, необходимость для соцпартии любыми
средствами добиваться компромиссов с МРП, стремление осу¬
ществить планы «европейского» строительства в полном соот¬
ветствии с намерениями Ватикана, подчинение политики в
области труда требованиям патроната, в том числе намерение
отдать ему на откуп большую часть системы технического
образования,— все это шло вразрез с курсом на демократиза¬
цию народного образования.
В конце 1936 года на основе моего доклада палата депутатов
одобрила выделение кредитов, необходимых для создания
центра научных исследований, первого постоянного правитель¬
ственного органа по разработке политики в области научных
исследований. Утвержденный в 1936 году бюджет предусматри¬
вал создание Национальной кассы для финансирования научных
исследований. На ее основе в 1939 году был образован
Национальный центр научных исследований. С большим удов¬
летворением я помогал в этой работе сначала Ирэн Жолио-
Кюри, а затем Жану Перрену.
После Освобождения Анри Валлон, будучи комиссаром
народного образования, поручает управление этим Центром
Ф. Жолио-Кюри. Великий ученый делает все, чтобы обеспечить
область научных исследований необходимыми средствами и
кадрами; учреждается положение о научных работниках, впер¬
вые в истории страны официально признается профессия
научного работника. Правительственным ордонансом от 2 нояб¬
ря 1945 года Центр был реорганизован, уточнены его функции:
«Центр научных исследований осуществляет все меры по
развитию, ориентации и координации научных исследований во
всех областях знаний».
Таким образом, организация научно-исследовательских ра¬
бот во Франции была осуществлена благодаря Народному
фронту, а затем демократическим преобразованиям в период,
последовавший за Освобождением. За два года состав сотрудни¬
ков Центра более чем удвоился. В мае — июне 1946 года в
качестве докладчика в парламенте по бюджету народного
259

образования я председательствовал в межведомственной комис¬
сии, созданной по инициативе Мориса Тореза, бывшего тогда
заместителем председателя Совета министров. Комиссия впер¬
вые провела работу, позволившую сгруппировать научно-
исследовательские учреждения, скоординировать их деятель¬
ность. В результате был подготовлен законопроект, который
Морис Торез 23 марта 1947 года внес на рассмотрение бюро
Национального собрания. Проект предусматривал учреждение
Высшего совета научных и технических исследований, причем
при министерстве просвещения, а не при министерстве промыш¬
ленности или Совете министров. Документ этот предусматри¬
вал, что в случае, если частное учреждение получает государ¬
ственную субсидию, от него необходимо требовать, как и от
государственных служб, отчета по той части исследований, на
которую были выделены средства, равно как и отчета о
персональном составе занятых в них работников.
Проект вызвал у монополистов взрыв бешеного сопротивле¬
ния. 17 марта 1948 года представитель МРП открыто выступил
на заседании Национального собрания в защиту «права» круп¬
ных фирм на сохранение тайны. И парламентская комиссия,
рассматривая вопрос о взаимоотношениях между Высшим
советом научных исследований и частными фирмами, боль¬
шинством голосов одобрила формулировки, кото¬
рые гарантировали интересы частных фирм в ущерб государ¬
ственным интересам. Практически после политических «преоб¬
разований» 1947 года* власти начали поощрять проведение
исследовательских работ для частных фирм сотрудниками
государственных научных лабораторий. Так капиталистические
группировки использовали в своих интересах национальные
учреждения. И когда при Комиссариате по планированию
создавались различные комиссии научного характера, снова
были приняты меры, чтобы обеспечить в их составе преоблада¬
ющее влияние представителей крупной промышленности, тор¬
говли и банков. Так был продолжен процесс дальнейшего
закабаления научных исследований.
Для меня это служило дополнительным стимулом к борьбе.
22 июня 1954 года я внес в Национальное собрание законопро¬
ект о создании при Центре научных исследований паритетных
комиссий. Во вновь избранном парламенте ** мною была внесена
резолюция № 4168 о мерах, гарантирующих сотрудникам
исследовательских учреждений стабильную занятость при соот¬
ветствующем вознаграждении.
В марте 1957 года я добился проведения в парламенте
чересчур долго откладывавшихся дебатов по проблемам разви¬
тия науки (предыдущее обсуждение вопроса состоялось за
десять лет до этого). Обратив внимание на недостаток помеще¬
* Здесь говорится об устранении коммунистов из состава правительства
Франции.— Прим. перев.
** То есть избранном 2 января 1956 года.— Прим. перев.
260

ний, постыдно низкий уровень оплаты труда и нехватку
квалифицированных кадров научных работников в результате
отсутствия необходимых кредитов, я показал в своем выступле¬
нии происходившую с 1947 года деградацию политики в области
научных исследований. В заключение выступления я предло¬
жил в соответствии с требованиями научных кругов создать
парламентскую комиссию, которая занялась бы изучением всех
вопросов организации исследовательских работ, включая и
вопрос об оплате труда научных работников. Это предложение
было отклонено 435 голосами против 149 (коммунисты и
прогрессисты).
ФКП опубликовала мое выступление под заголовком: «За
проведение национальной политики научных исследований».
Морис Торез предпослал ему основательное предисловие. Ис¬
пользуя большой фактический материал, Генеральный секре¬
тарь выступил против того жалкого положения, на которое
власти обрекали научные и преподавательские кадры страны.
Брошюра была широко распространена в научных кругах, что
способствовало росту авторитета компартии. Мы вновь пока¬
зывали, что именно рабочий класс в первую очередь высту¬
пает в защиту подлинных интересов нации, за права интелли¬
генции.
В начале 1956 года в Канне состоялся небезызвестный
коллоквиум по вопросу об организации исследовательской
работы и преподавания научных дисциплин. Его рекомендации
предусматривали целый ряд мер, уже содержавших в зародыше
те «реформы», которые впоследствии предпримет голлистский
режим: и создание всесильной Генеральной дирекции научных и
технических исследований, и развитие системы контрактов и
т. п. Начиная с этого периода становится понятным стратегиче¬
ское направление политики буржуазии — обеспечить себе не¬
посредственный контроль над научными изысканиями, минуя
каких бы то ни было посредников, а во главе организации
научных исследований поставить тех же людей, которые
заправляют промышленностью и финансами. Налицо было
скоординированное наступление буржуазии, имевшее целью, с
одной стороны, обеспечить контроль над научно-
исследовательскими работами для извлечения новых прибылей,
а с другой — подорвать одновременно дух свободы, престиж и
общественное влияние университетов, слишком восприимчивых
к прогрессивным умонастроениям.
В 1957 году вновь заговорили о придании Центру научных
исследований статуса промышленного предприятия, что было
равносильно передаче его под власть крупных частных монопо¬
лий. Перспективу эту решили приукрасить, пообещав некото¬
рые материальные выгоды сотрудникам Центра. Мы, однако,
продолжали отстаивать нашу принципиальную позицию о не¬
разрывности связи научно-исследовательской работы с универ¬
ситетами и другими институтами, входящими в систему народ¬
ного образования. Это соответствовало выводам межведом¬
261

ственной комиссии 1946 года и положениям законопроекта,
предложенного в марте 1947 года.
С введением в 1958 году тотальной системы контрактов все
эти планы были отброшены, а еще через десяток лет автори¬
тарный режим провел радикальное снижение государственных
ассигнований на научные исследования.
Уже в 1957 году французская научная общественность была
поражена тем контрастом, который существовал между убогим
состоянием науки в нашей стране и ее высоким развитием в
СССР. Газета «Монд» в номере за 26 ноября опубликовала
заявление Франсиса Перрэна по его возвращении из Страны
Советов, где он побывал в Институте ядерных исследований в
Дубне с его ускорителем в 10 миллиардов электрон-вольт.
Руководитель Комиссариата атомной энергии, который, как
известно, не испытывает дружеских чувств ни к коммунизму,
ни к коммунистам, заявил следующее:	«Советский	народ
осуществляет огромный объем фундаментальных научных ис¬
следований».
На протяжении всего этого времени, к несчастью, у меня
было много хлопот со здоровьем. После Освобождения я уже
не раз побывал в больнице... Из-за этого я, например, не смог
участвовать в Национальной встрече преподавателей и учите¬
лей— коммунистов, которая состоялась в начале июня в Доме
металлистов.
По мере возможностей я продолжал сотрудничать в совет¬
ской периодической печати. Например, в 1957 году в журнале
«Международная жизнь» была помещена моя статья «Октябрь¬
ская революция и демократическое движение в Европе», посвя¬
щенная 40-й годовщине взятия власти рабочим классом России,
а в декабре того же года журнал «Народное образование»
опубликовал мою статью «Политика и школа во Франции».
Будучи в Москве на торжественном праздновании сорокале¬
тия Октября, я участвовал в работе двух научных конферен¬
ций— в Институте философии и Институте мировой экономики
и международных отношений Академии наук СССР. На первой
из них я сделал доклад о ревизионистской кампании, которая
проводилась во Франции в философии и на практике, и о том,
как она потерпела провал. Я выступал также в Институте
мировой экономики и международных отношений, а 5 ноября,
на юбилейной сессии Академии общественных наук при ЦК
КПСС, я произнес приветствие от имени французских комму¬
нистов.
После праздников вместе с друзьями мы полетели в Таш¬
кент— город жизнерадостный, молодой, где все приводило меня
в восторг. Я опубликовал мои путевые заметки в журнале
«Пансэ» (март—апрель 1958 года), назвав их: «Что я видел в
Ташкенте».
Эта поездка была для меня некоторой передышкой. Дело в
том, что в течение предшествующих недель я очень много
работал: принимал участие в работе Международного совеща¬
262

ния коммунистических, и рабочих партий. На нем присутствова¬
ли представители 64 коммунистических и рабочих партий. Это
был самый представительный, самый широкий форум, изве¬
стный до того в истории международного рабочего движения.
На самом высоком уровне были подтверждены единство и
сплоченность 53 миллионов коммунистов всего мира. Когда в
декабре 1957 года в Иври состоялся пленум Центрального
Комитета ФКП, Морис Торез сказал в своем выступлении:
«Мы стоим на пороге нового подъема международного рабочего
движения!»
Нагнетание кризиса
Правительство Буржес-Монури *, добившееся 9 июля 1957
года ратификации Римского договора о создании Общего рынка
вопреки высшим интересам нации, в августе получило чрезвы¬
чайные полномочия, которые были использованы для преследо¬
вания демократических организаций и их прессы под предлогом
борьбы с «терроризмом». Подрывные организации, субсидиру¬
емые монополиями, тем временем проявляли все большую
активность, провоцируя открытую гражданскую войну. Морис
Торез призывал бдительно следить за маневрами реакции.
Выступая 21 апреля перед молодежью в Вазье, он предупреж¬
дал: «В настоящее время мы видим, что фашизм проникает из
Алжира во Францию. Банды парашютистов, которые бесчин¬
ствовали по другую сторону Средиземного моря, стремятся
обосноваться и у нас на родине». Морис Торез неоднократно
обращал внимание на необходимость «с помощью парламент¬
ских учреждений использовать любую возможность», чтобы
«развивать общее движение к демократии без трестов, в
которой рабочий класс и его организации будут играть реша¬
ющую роль» **.
На пленуме ЦК в декабре 1957 года в Иври Генеральный
секретарь партии бил тревогу: «Перед нами стоит вопрос: кто
добьется успеха скорее: фашиствующие банды или демократи¬
ческие силы народа и трудящихся? Кому скорее удастся
сплотить силы?» Он говорил, что надо выше поднимать лозунг
Народного фронта, лозунг правительства левых.
На политическом горизонте собирались тучи...
Когда 30 сентября 1957 года разразился новый правитель¬
ственный кризис, правые силы, провоцируя обстановку «кризи¬
са режима», прилагали все силы, чтобы воспрепятствовать его
разрешению. С начала 1958 года в буржуазных кругах стали
почти открыто обсуждаться планы установления «сильной
власти» во главе с генералом де Голлем. Монополистический
* По партийной принадлежности—правого радикала.— Прим. перев.
** Из статьи М. Тореза, опубликованной в «Юманите» 5 ноября 1957 года:
«Французские трудящиеся и Октябрьская революция».
263

капитал, который прежде всего беспокоили приспособление
к новым и трудным условиям Общего рынка и поддержа¬
ние деловой активности во Франции (а в этот период француз¬
ская экономика была на подъеме), нуждался в максимально
жесткой, надежной и оперативной государственной машине.
ФКП была единственной партией, решительно выступившей
против опасных для республиканских институтов замыслов
реакции. В конце февраля Морис Торез направил всем левым
партиям и объединениям письмо, в котором убеждал их в
необходимости совместного отпора фашистской угрозе и пред¬
лагал провести встречу на уровне руководства партий. Свое
обращение он обосновывал ссылками на активизацию фашист¬
ских сил в стране и повторяющиеся вылазки ударных групп и
т. п. Эту инициативу Генерального секретаря поддерживали все
французские коммунисты. Мы были полны решимости спло¬
тить ряды, умножить усилия в борьбе против правых авантюр,
против колониальной войны в Алжире.
Именно в этот момент партия понесла тяжелую утрату: 12
февраля умер Марсель Кашен — один из лучших людей нашей
партии,— который нас всегда учил защищать демократию и
ненавидеть социальное и национальное угнетение.
К несчастью, многие лидеры соцпартии поддерживали кам¬
панию в пользу личной власти, и соцпартия поддерживала
буржуазные группировки именно в то время, когда готовилось
открытое наступление на республиканский режим.
Дальнейшее уже известно: отставка правительства Ф. Гай-
яра в связи с его согласием на «добрые услуги»* — читай:
вмешательство англосаксонских стран в Северной Африке,
создание кабинета П. Пфлимлена 10 мая, нарастание вылазок
алжирских «ультра»...
13 мая 1958 года — вооруженный мятеж в Алжире. Мятеж¬
ники ворвались в министерство по делам Алжира**, разбили
бюст Марианны.*** Ряд таких деятелей, как Ги Молле, Венсан
Ориоль и др., поспешили к генералу де Голлю... Все партии,
как и во времена установления режима Виши, разделились,
* Речь идет о процедуре «добрых услуг», на которую согласилось прави¬
тельство Ф. Гайяра после того, как 8 февраля 1958 года группа французских
самолетов бомбардировала тунисскую деревушку Саккьет-Сиди-Юсеф, располо¬
женную на границе с Алжиром, в «наказание» за то, что на территории Туниса
укрывались отряды алжирской освободительной армии—акт, вызвавший воз¬
мущение во всем мире и жалобу Туниса в Совет Безопасности. Правительства
США и Англии предложили свои «добрые услуги». Правые силы по Франции
использовали согласие правительства на эту процедуру для новых атак на
существующие республиканские институты.— Прим. перев.
** Министерство по делам Алжира и колоний было учреждено в 1858 году
Наполеоном III в период колонизации Алжира. Оно представляло французскую
гражданскую администрацию.— Прим. перев.
*** Бюст Марианны (Франции)—символ республиканской власти во Фран¬
ции, обычно помещаемый в официальных учреждениях — муниципалитетах,
судах и т. п.— Прим. перев.
264

лишь наша партия открыто выступила против установления
авторитарной власти.
Морис Торез не скрывал от рабочего класса тяжести
нанесенного демократии удара. На заседании Политбюро в
Иври, происходившем вскоре после «возведения на престол
нового хозяина», он объяснял, какие социальные силы стояли
за де Голлем — «самая колониалистски настроенная, самая
шовинистическая, самая реакционная прослойка французской
буржуазии». Генеральный секретарь не ошибался: с самого
начала для Пятой республики было характерно массовое
проникновение ставленников крупного капитала в правитель¬
ственные круги. Человек, который, женив своего сына, пород¬
нился с де Ванделями, а через брак дочери — со Шнейдерами,
управлять, конечно, будет, но править будет крупный капитал.
Правящий класс сменил у власти группировку и программы,
чтобы сохранить за собой контроль, который уже ускользал из
его рук. Он прйбег к посредничеству крупной личности в тот
исторический момент, когда соотношение сил могло привести к
катастрофической, с его точки зрения, ситуации. Главным
предназначением голлизма стало стремление к перегруппировке
национальных сил вокруг крупного капитала.
На заседании Центрального Комитета Генеральный секре¬
тарь ФКП предупреждал против иллюзий о скором падении
нового режима: «Надо обладать большой наивностью, чтобы
воображать, что речь идет о кратковременном явлении, которое
пройдет». Он указал на ту ответственность, которая лежала на
социалистах за проводившуюся ими политику, напомнил ска¬
занные Ги Молле слова: «Лучше голлизм, чем Народный
фронт».

VIII.	БОРЬБА МОРИСА ТОРЕЗА
ЗА ЕДИНСТВО
(1958—1964 гг.)
Против режима личной власти
В течение всего 1958 года, омраченного смертью Ф. Жолио-
Кюри (14 августа), коммунисты вели борьбу против принятия
авторитарной, если не сказать монархической, конституции,
подготовленной для генерала де Голля Мишелем Дебре и Полем
Рейно. Я, как и мои товарищи, без устали выступал в печати и
на собраниях, особенно перед работниками просвещения.
Я показывал, что за претендентом на такой режим сгруппи¬
ровались антидемократические силы, отвергающие принципы и
сам дух светского характера образования. Недаром деголлев-
ская партия и сам ее лидер постоянно выступали за увеличение
субсидий частным школам.
Я приводил данные о плачевном положении национальной
системы образования—было очевидно, что к началу учебного
года будет недоставать 10 тысяч школьных классов и 22 тысячи
учителей. А министр просвещения к тому же дал понять, что
будут сокращены стипендии в центрах профессиональной подго¬
товки, то есть именно в тех учебных заведениях, которые
непосредственно касаются интересов рабочих.
В этих условиях прямым долгом всех преподавателей было
сказать 28 сентября на референдуме по вопросу о новой
конституции «нет». Они должны были также соответствующим
образом убедить родителей учащихся, бывших учеников и
вообще всех истинных друзей светской школы. Однако 28
сентября общественное мнение не склонилось в пользу позиций
коммунистов. Здесь сказались и ослепление престижем генера¬
ла де Голля, и стремление к смене институтов государственной
власти, дискредитированных предательской политикой ряда
партий, и страх перед гражданской войной, угрозой которой
цинично шантажировали правые. Режим авторитарной респуб¬
лики многим представлялся своего рода гарантией против
фашистских мятежников. Оппозиция собрала 28 сентября лишь
20,75 процента голосов.
На пленуме Центрального Комитета 3 и 4 октября Морис
Торез сделал четкие выводы из результатов голосования:
демократии, рабочему классу и его партии нанесен серьезный
удар, и, чтобы восстановить положение, потребуются долгие и
упорные усилия. Торез подчеркивал при этом, что ни в коем
случае не следует отказываться от работы с рабочими-социали-
стами, ставить крест на тех, кто сказал на референдуме «да».
Напротив, отмечал он, нужно «думать о выработке возможной
266

совместной программы, об общих направлениях соглашения
между всеми республиканцами».
Сентябрьское голосование в значительной степени предопре¬
делило и результаты выборов в Национальное собрание 23
ноября. Компартия собрала в пёрвом туре лишь 3900 тысяч
голосов, потеряв 1 миллион 600 тысяч избирателей.
Я был кандидатом, как и в 1936 году, от XI округа Парижа.
Программа, которую я предложил избирателям, строилась на
учете самых разнообразных местных интересов. Но голлист-
ская партия ЮНР* выдвинула против меня свою кандидатуру —
адвоката Фантона. Благодаря блокированию всех буржуазных
партий Фантон набрал на 1700 голосов больше. Впрочем,
насколько «справедливым» был избирательный закон, видно из
общих результатов голосования: ФКП, собрав в целом 3900
тысяч голосов, имела всего десять депутатов, а ЮНР, за
которую проголосовало только 3500 тысяч избирателей, полу¬
чила 198 депутатских мандатов.
Я попросил предоставить мне место преподавателя и в
январе 1959 года вновь переступил порог лицея Вольтер, где л
уже работал с 1934 по 1936 год.
Возобновив преподавание, я не оставил политической борь¬
бы. Так, в марте я участвовал в кампании по выборам
муниципальных советников в XI и XII округах Парижа.
Компартии удалось не только вернуть, но и расширить позиции
1953 года. Народ выразил признательность за то, что мы не
потеряли голову в самые трудные дни.
В лицее я преподавал лишь несколько месяцев. 26 апреля
1959 года я был избран в сенат в качестве одного из
представителей департамента Сены.
Через два дня была проведена конференция, посвященная
50-летию со дня выхода в свет книги В. И. Ленина «Матери¬
ализм и эмпириокритицизм»; конференция подчеркнула ее
непреходящее значение.
Первым моим крупным выступлением в сенате была речь 29
декабря с критикой законопроекта Дебре, предусматривавшего
клерикализацию образования. Текст законопроекта был на¬
столько шокирующим, что соцпартия, хотя она и говорила о
«конструктивном» характере своей оппозиции**, все же вы¬
нуждена была отозвать социалиста Андре Буллоша с поста
министра просвещения.
Предусматриваемые законопроектом огромные субсидии ча¬
стный школам носили тем более вызывающий характер, что
правительство начало проводить в отношении трудящихся (уже
тогда!) политику «строгой экономии» — росли налоги, сокраща¬
лись расходы на социальное страхование. И все это под
* Французская аббревиатура названия партии «Союз в защиту новой
республики».— Прим. перев.
** Выступая под флагом «конструктивной» оппозиции, социалистическая
партия поддержала многие реакционные меры правительства.— Прим. перев.
267

предлогом кризиса в государственных финансах. «С 1 июля
1957 по 1 апреля 1959 года покупательная способность наемных
трудящихся снизилась на 12 процентов»,— вынужден был вско¬
ре констатировать докладчик финансовой комиссии Националь¬
ного собрания, кстати, представитель деголлевцев.
12 мая вместе с Жаннетой Вермерш и другими товарищами я
внес в сенат проект резолюции, предлагавшей правительству
отменить закон Баранже и «воздержаться от любых законопро¬
ектов, предусматривающих субсидии конфессиональным учеб¬
ным заведениям».
3 июня в Jla-Рош-сюр-Йон я выступил с лекцией на тему
«Единство в борьбе за сохранение светского образования».
Позднее текст этого выступления был опубликован отдельной
брошюрой. В конце июля Дебре объявил о выделении трех
миллиардов в качестве «аванса» для нужд конфессионального
образования.
Особую тревогу внушала позиция социалистической партии.
Вернув себе с помощью МРП место мэра в городе Аррасе, Ги
Молле продолжал агитировать в пользу широкого «лейборист¬
ского» объединения, которое бы не требовало у входящих в
него группировок отчета об их отношении к режиму личной
власти и светскому характеру образования.
Я активно выступал против тех, кто без конца выжидал,
откладывал борьбу до начала обсуждения проекта нового
закона в парламенте. Необходимо было незамедлительно при¬
ступить к мобилизации масс. Среди республиканцев рос протест
против задуманных реформ. И можно было только приветство¬
вать расширение фронта защитников светского образования за
счет таких организаций, как Национальный союз студентов
Франции, или большинство профсоюза работников государствен¬
ной школы, входящего в Французскую конфедерацию христиан¬
ских трудящихся. Мы призывали к созыву генеральных штатов
светской Франции.
Однако закон Дебре был принят в Национальном собрании
22 декабря 427 голосами против 71. В сенат он поступил, как я
уже отмечал, 29 декабря. Предложенная мной резолюция была
отклонена, и закон в конечном итоге был одобрен 173 голосами
против 99.
В своем выступлении я показал, что конфессиональная
школа, по признанию самих ее руководителей и преподавате¬
лей, находится на службе у церкви и поэтому никак не может
быть нейтральной. Я подчеркивал, что выделение ей субсидий
противоречит статье 2 конституции, где говорится о светском
характере республики, а также закону об отделении церкви от
государства.
Говоря о существе вопроса, я указывал, что предлагаемый
закон несовместим с единством нации. Почему, спрашивал я,
богатый буржуа может отныне во имя свободы оплачивать за
счет государства обучение своего сына в религиозной школе,
тогда как пролетарий лишен свободы послать своего сына в
268

лицей из-за отсутствия необходимых средств. «Разве свобода не
требует, чтобы дети рабочих так же, как и дети хозяев,
посвящали учебе в среднем по четырнадцать лет, в то время
как у большинства из них, согласно официальной статистике,
этот срок не превышает семи лет. И что это за свобода,
которая должна быть гарантирована материальными средствами
государства, когда речь идет о церкви, и вовсе не гарантирует¬
ся, когда дело касается рабочих, причем никто не заботится о
том, чтобы доля детей рабочих среди студентов наших универ¬
ситетов была бы больше трех процентов».
Новый закон не имел ничего общего с демократией. Он
воспроизводил и даже усугублял порядки, установленные режи¬
мом Виши 6 января, 10 марта и 2 ноября 1941 года.
Моя речь, а также выступления Франсуа Бийу и Жака
Дюкло, принимавших участие в этих дебатах, были опубликова¬
ны 12 января 1960 года в виде специального приложения к
«Юманите» под общим заголовком: «Последнее слово еще не
сказано! По вопросу о светской школе республиканцы добьют¬
ся победы над клерикалами».
Разумеется, на протяжении всего периода 1958—1959 годов
коммунистическая партия не отделяла борьбу за демократию от
усилий по достижению мира в Алжире — этой первостепенной
проблемы французской политической жизни. XV съезд нашей
партии, проходивший в Иври с 24 по 28 июня 1959 года и
открывшийся глубоким и мобилизующим докладом Мориса
Тореза, подчеркнул в своих решениях, что невозможно решить
стоящую в настоящее время перед рабочим классом Франции
задачу восстановления и обновления демократии, пока не будет
достигнуто прекращение войны в Алжире, являющейся глав¬
ным источником неофашистской опасности. 4
Делегаты избрали меня в бюро съезда, и мне вновь было
поручено представить дополнения и поправки к тезисам. В
тезисах указывалось, в частности: «Демократическое и нацио¬
нальное возрождение Франции, как и ее продвижение к соци¬
ализму, не может быть делом только одной партии. Необходим
прочный и лояльный союз рабочего класса, трудового кресть¬
янства, интеллигенции и городских средних классов. Необходим
союз коммунистической партии и других демократических
партий».
С 1957 по 1959 год Центральный Комитет нашей партии
неоднократно выступал с призывами к единству действий. Эти
инициативы способствовали изменению в умонастроениях тру-
дящихся-социалистов, которые все чаще выступали против
сотрудничества их руководителей с режимом личной власти.
Социалистическая партия в конце концов вынуждена была
отозвать из правительства почти всех своих министров.
В начале октября я имел удовольствие побывать в Берлине и
в Лейпциге на торжествах по случаю десятилетия Германской
Демократической Республики. Делегацию нашу возглавлял Мо¬
рис Торез. 300 тысяч берлинцев, собравшихся по случаю юбилея
269

на площади, горячо аплодировали выступлению Тореза, который
отметил: «ГДР стала в центре Европы цитаделью мира, эффек¬
тивным противовесом милитаристским силам в Западной Герма¬
нии».
В Лейпциге меня ожидал приятный сюрприз. Я был пригла¬
шен на дружеские беседы к преподавателям и научным работ¬
никам. И среди них с волнением я узнал немало знакомых, хотя
и несколько постаревших лиц. Это были те некогда молодые
коммунисты и социалисты, которые помогали готовить и сами
участвовали в педагогических днях, организованных мной в их
городе по линии Интернационала работников просвещения. Не
все старые знакомые были на встрече — многие погибли в
лагерях.
Беседа наша продолжалась до глубокой ночи. И я не
чувствовал усталости, хотя утром мне пришлось выступать,
причем на немецком языке, перед 80 тысячами человек,
собравшихся на площади перед Дворцом юстиции, где в 1933
году Георгий Димитров одержал первую историческую победу
над гитлеризмом.
На следующий день наши хозяева любезно организовали
нам поездку по великолепному Тюрингскому лесу до самого
Веймара. С замиранием сердца я посетил дом Гёте. Я всегда
рассматривал Гёте как одного из учителей жизни и мечтал
когда-нибудь посвятить ему одно из своих исследований. Это
намерение я осуществил в 1968 году, когда в издательстве
«Эдисьон сосиаль» в серии «Классики народа» вышли подготов¬
ленные мной «Избранные страницы» из произведений этого
величайшего поэта. Во вступительной статье я разъяснял,
почему я так преклоняюсь перед этим гением, который сумел
соединить основы всех человеческих знаний и возвысил творче¬
ство до уровня своих великих мыслей.
По возвращении в Париж, 23 октября, наша делегация
устроила пресс-конференцию в салоне отеля Лютеция. В своем
выступлении я отметил, что Германская Демократическая
Республика добивается во всех областях больших успехов.
Карантин, в котором западные державы пытались долгие годы
держать ГДР, не ломешал ей продвигаться вперед. Для фран¬
цузского правительства, подчеркивал я, настало время сделать
выводы из реальных фактов и не только де-факто, но и
официально признать ГДР.
И на этот раз коммунисты оказались правы гораздо раньше
других.
В алжирском вопросе коммунисты первыми отстаивали
позицию, руководствуясь подлинными интересами Франции и
требованиями здравого смысла и справедливости. В позиции
французских властей наметилось наконец изменение, важность
которого Морис Торез подчеркнул, выступая на пленуме ЦК в
Шуази-ле-Руа 3 ноября 1959 года,— право алжирского народа на
самоопределение, официально признанное 16 сентября. Де
Голль, чтобы сохранить нефть и использовать более гибкие
270

неоколониалистские методы, рассчитывал на компромиссный
мир, и требования момента одержали верх.
26 ноября я выступал в сенате во время обсуждения
правительственного законопроекта о социальном развитии Ал¬
жира. «Если это не лицемерие, то это,— отмечал я,— химе¬
ра— говорить о социальном развитии для мусульманского насе¬
ления Алжира, пока там продолжается война». В моей речи были
приведены данные о том, что 50 процентов детей в Алжире
умирают, не дожив до пятилетнего возраста, и что лишь 30
процентов детей посещают начальную школу. Алжирский
народ, подчеркивал я, хочет самостоятельно вести свои дела.
Заключение мира сегодня возможно только на базе самоопреде¬
ления, принцип которого был провозглашен генералом де
Голлем и с которым согласилась алжирская сторона. Только
Алжир, являющийся хозяином собственной судьбы, может
всерьез рассматривать проблемы своей индустриализации и
экономического развития.
Два противостоящих курса
в области образования
В начале 60-х годов развернулась острая борьба вокруг
политики в области образования. 13 февраля 1960 года был
начат сбор подписей под петицией протеста против закона
Дебре. К 29 мая ее подписали почти 11 миллионов человек. 11
июня в Париже, у Версальской заставы, прошла крупная
общенациональная манифестация. Собралось 20 тысяч делега¬
тов со всех концов страны — представители разных партий и
демократических организаций, а также депутаты и другие
выборные лица от Парижского района. Они дали торжествен¬
ную клятву неустанно бороться за отмену закона Дебре, за то,
чтобы национальные средства тратились только на нужды
национальной системы образования.
В начале мая 1960 года я сопровождал Мориса Тореза в его
поездке в департамент Крез, и в частности в местечко Клюнья,
где юношей он работал на ферме в годы первой мировой войны.
Выступая перед тысячами собравшихся крестьян, Торез вновь
подчеркнул твердую позицию коммунистов в защиту публич¬
ной, светской школы.
В 1961 году в стране прошли забастовки работников просве¬
щения. Забастовщики требовали повышения заработной платы
и выступали в поддержку светского характера образования.
Пост министра просвещения был вакантным с ноября 1960 года,
когда Луи Жокс был назначен государственным министром по
делам Алжира. Лишь 20 февраля в министерстве на улице
Гренель появился новый хозяин—Люсьен Фэ. И одной из
первых его забот оказалось внесенное в проект бюджета
предложение о том, чтобы открыть 810 новых должностей
инспекторов и других работников, которые специально бы
271

занимались лишь вопросами оказания содействия конфесси¬
ональным школам. Закон Дебре, таким образом, проводился в
жизнь. '
В октябре мы провели информационную пресс-кон¬
ференцию, посвященную началу нового учебного года. Мы
информировали представителей прессы о том, что директор по
вопросам образования в департаменте Сена г-н Эпп на совеща¬
нии инспекторов начальных школ предупредил, что их деятель¬
ность будет оцениваться по количеству классов, которые им
удастся... закрыть. А ведь положение в департаменте Сена не
было исключением. Кризис школы перерастал в драму общена¬
ционального масштаба. Денег, которые были в том году
выделены частным школам, вполне хватило бы, чтобы принять
в лицеи на полное обеспечение 600 тысяч детей трудящихся.
Компартия предлагала всем республиканцам программу обнов¬
ления политических институтов и всей национальной жизни,
исключающую повторение прошлых ошибок, возврат к таким
правительствам, которые из-за отсутствия народной поддержки
не могли ничего предпринять. Эта программа включала и
демократическую реформу образования, которое призвано фор¬
мировать научное сознание, внушать демократические идеалы,
воспитывать национальное достоинство и прививать дух друж¬
бы и сотрудничества между народами. Строительство демокра¬
тической Франции должно основываться на том, что всей
молодежи реально обеспечивается право на образование, на
профессию, право на отдых и доступ к культуре. На этом этапе
была необходима самая энергичная борьба против политики
разрушения национальной системы образования, за удовлетво¬
рение неотложных потребностей светской школы. И, приведя
примеры многочисленных совместных действий в Шампиньи,
Тарбе, Монпелье и других местах, я обратился с призывом ко
всем, кому дороги республиканские идеалы, пока еще не
поздно, объединить свои усилия в этой борьбе.
21 ноября 1961 года в сенате обсуждался бюджет народного
образования на следующий год. Я принял участие в дебатах,
указав, в частности, на планируемое сокращение ассигнований
даже по сравнению с 1960 годом. Я подчеркнул также, что в
течение трех лет находящееся у власти правительство не
приняло сколько-нибудь существенных мер, чтобы расширить
набор преподавателей для школ. К обучению все больше
привлекаются некомпетентные люди, не имеющие необходимо¬
го опыта и знаний. Нередко к учащимся присылают случайных
людей только для того, чтобы создать видимость, будто их
чему-то учат. Такая практика напоминает известный анекдот о
разговоре старшины с новобранцем. Старшина спрашивает
солдата, что он будет делать, если его окружат враги, а у него
кончатся патроны. И бравый рекрут отвечает: «Буду продол¬
жать стрелять, чтобы они думали, будто у меня есть патроны».
Что касается строительства школ, отмечал я в своем
выступлении, то при нынешних темпах потребовалось бы не
272

менее сорока лет, чтобы решить эту проблему. В заключение я
обратил внимание на то, что государство снимает с себя
ответственность за профессионально-технические училища, от¬
давая их во власть патроната, который теперь стремится
подчинить себе также и высшие учебные заведения.
В середине 1963 года в издательстве «Эдисьон сосиаль»
вышла моя книга «Светская школа и демократическая реформа
образования». Эта работа — плод долгих месяцев упорного
труда — была неплохо встречена в среде работников просвеще¬
ния и вообще друзьями школы. Я постарался показать в своей
книге, что школьный вопрос — это не дело одних только
специалистов, не какая-то узкая, частная проблема, а составная
часть всей культурной и общественной жизни, что он неотде¬
лим от экономической, социальной и политической действитель¬
ности. Прогресс демократии* отмечал я, всегда сопровождался
развитием светской школы, а наступление на демократические
свободы приводило и к покушению на светский характер
образования. В голлистской политике я выделял методичное
стремление приспособить систему образования к нуждам совре¬
менного капитализма.
Указав как на образец на систему образования при соци¬
ализме, в частности на примере достижений в СССР и ГДР, я
изложил принципы демократической реформы, которую на
данной стадии социально-политического развития страны пред¬
лагала ФКП.
На протяжении всего 1963 года я продолжал свою «кампа¬
нию правды» по вопросам образования. 21 мая выступал в
Сорбонне. В сентябре разоблачал «план экономии» — новую
попытку, с помощью которой правительство хотело почти на
семь миллиардов старых франков урезать предназначенные на
1964 год ассигнования для оборудования и строительства школ.
В ноябре я выступил в печати с критикой проекта закона,
который, используя в качестве предлога высвобождение кадров
из армии, предусматривал назначение офицеров на ответствен¬
ные должности в системе образования, причем с привилегиро¬
ванными условиями оплаты.
22 октября в сенате состоялась дискуссия относительно
условий, в которых был начат учебный год. Воспользовавшись
этой возможностью, я под аплодисменты не только моих
товарищей по партии, но также социалистов и радикалов
отметил, что средства, выделяемые на школу, являются самым
благородным и самым рентабельным для страны вложением
капиталов, что уровень образования и науки определяет нацио¬
нальное будущее Франции.
В начале 1964 года я выступил с лекцией на тему: «Студенты
и демократический путь решения проблемы высшего образова¬
ния». Это было выступление в рамках обмена мнениями,
проведенного парижской федерацией ФКП 1 и 2 февраля.
Поддерживая требование о незамедлительном выделении
средств на пособия нуждающимся студентам, я защищал
273

наименее обеспеченные слои студенческой молодежи. Вместе с
тем я решительно осуждал намерение правительства ввести для
большей части студентов укороченный курс обучения в соот¬
ветствии с пожеланиями, сформулированными Мишелем Дебре
в его книге «На службе нации». Этот мальтузианский тезис
прозвучал и на съезде партии ЮНР в Ницце. Один из
докладчиков, Франсуа Дрейфус, прямо ратовал за то, чтобы
студенты в основном проходили короткий курс обучения в
«университетских колледжах» по американскому образцу.
В специальном выпуске «Юманите», предназначенном для
студентов, я опубликовал статью, в которой говорилось, что
вновь созданные при университетах технологические институты
с двухлетним сроком обучения призваны готовить узких специ¬
алистов без серьезной теоретической подготовки, не говоря уж
об общей культуре. А учиться в них будут главным образом
наименее обеспеченные студенты, те, кто вынужден побыстрее
закончить образование. «Речь идет вовсе не о том, чтобы
каждому дать возможность испытать свой шанс, как утвержда¬
ют голлисты, а о том, чтобы распределить эти шансы в
зависимости от происхождения и материальных возможностей,
создать такую структуру высшего образования, которая была
бы копией классовой иерархии общества»,— писал я.
Дешевое образование было идефиксом режима личной вла¬
сти. Этот режим нуждался в сугубо утилитарном высшем
образовании, в таком, которое не приучало бы человека много
думать.
Мы же, напротив, настаивали на том, чтобы в высшем
образовании были ликвидированы догматизм и механическое
заучивание, чтобы молодежь училась мыслить. Мы требовали,
в частности, чтобы стало общим правилом участие студентов в
научно-исследовательской работе, пусть даже скромной. Эта
борьба за права студентов сливалась с общей борьбой по
вопросам образования, которая в 1964 году носила особенно
острый характер.
На культурном фронте
В Новом университете в течение 1961 —1962 годов был
продолжен курс истории науки. Мое выступление 12 октября
1961 года на тему «Наука и техника» открыло новый цикл
лекций этого курса.
8 декабря в рамках «Недели марксистской мысли» мне было
поручено председательствовать на дискуссии, посвященной те¬
ме «Историк и его время». В зале Мютюалите присутствовало
не менее двух тысяч человек. Обсуждение вызвало такой
интерес, что его пришлось продолжить на следующий день.
В том же большом зале Мютюалите мне пришлось вести
дебаты по теме «Мораль классовая и мораль общечеловече¬
ская», которые явились своего рода вступлением к «Неделе
274

марксистской мысли» в марте 1963 года. С моим участием
прошла эта «Неделя» и в январе 1964 года, подготовленная
дискуссией по вопросу «Утопизм и научный метод социально-
экономического анали за».
В феврале 1962 года мы отмечали 250-летие со дня рождения
Жан-Жака Руссо. 21 февраля на мою лекцию «Жан-Жак Руссо
и свобода» пришло более пятисот слушателей. Автор «Обще¬
ственного договора» был теоретиком народного суверенитета.
И совершенно естественно поэтому, что в период борьбы с
режимом личной власти его концепции приобретали особую
актуальность. Через несколько дней я должен был повторить
свое выступление перед многочисленной аудиторией в Женеве,
где меня очень сердечно встретили мои товарищи из Швейцар¬
ской Партии труда.
15 марта 1962 года по инициативе Нового университета в
Мютюалите был организован коллоквиум, посвященный памяти
видных деятелей науки—Жоржа Политцера, Жака Декура и
Жака Соломона, расстрелянных двадцать лет назад, а также их
крестных отцов — Поля Ланжевена и Фредерика Жолио-Кюри.
Под председательством Эжени Коттон состоялась дискуссия
на тему о том, должен ли ученый занимать политическую
позицию.
Указывая на преимущества, которые обеспечивает науке
социалистический строй, я отстаивал идею, что в наше время
ученый должен быть революционером, активным сторонником
социализма. Перечисляя преимущества, которые социализм
обеспечивает науке, я напоминал, что при социализме науке
прежде всего выделяются необходимые ассигнования, так как
она рассматривается в качестве основы для развития в любой
области. Отмечал рост числа научных работников как резуль¬
тат демократизации образования и расцвета творческих сил
народа. Я выделял также разумное планирование научной
работы в соответствии с объективными потребностями и
современным характером научных исследований (коллективизм,
масштабность); подчеркивал взаимное доверие в отношениях
между вышедшей из народа интеллигенцией и правительством,
являющимся выражением народного суверенитета; тесную и
бескорыстную связь между наукой и производством, в то время
как у нас представители науки справедливо видят в такого рода
связи подчинение науки интересам монополий, стремящихся к
единственной цели — извлечению прибыли. Таковы были, на
мой взгляд, основания, диктующие научным работникам выбор
в пользу служения идеалам Маркса и Ленина. «Быть коммуни¬
стом,— подчеркивал я в заключение,— значит стремиться к
тому, чтобы благодаря революции, благодаря ликвидации
эксплуатации человека человеком энергия общества использо¬
валась не в ущерб ему, а для покорения естественных сил
природы с помощью науки и техники».
Участвуя в работе Нового университета, я также активно
сотрудничал и в редакции журнала «Пансэ». В январе 1962 года
275

был торжественно отмечен выход его сотого номера. А вскоре
редакции журнала пришлось испытать тяжкий удар: 1 декабря
умер мой друг Анри Валлон, человек большого сердца и
выдающегося ума. Его знали и как преподавателя, и как
ученого, и как врача. Но для меня он был прежде всего
участником Сопротивления, патриотом, человеком... Мне было
тяжело представить, что никогда уже больше я не зайду к нему
на улицу Помп, чтобы спросить совета, получить какие-то
новые сведения или просто почерпнуть немного творческого
вдохновения. Вслед за Ланжевеном, за Ирэн и Фредериком
Жолио-Кюри я потерял еще одного из тех дорогих мне людей,
которым я больше всего был обязан своими знаниями.
Морис Торез и антимонополистическое
объединение.
Кончина Председателя партии
Мои усилия в защиту светского образования и культуры
естественно сливались с политической деятельностью, которую
я вел, находясь рядом с Морисом Торезом, проявлявшим
неизменный интерес к вопросам духовной жизни.
1960 год был полон тревожных событий. 24 января сторон¬
ники «войны до победного конца» подняли в Алжире фашист¬
ский мятеж, чтобы воспрепятствовать осуществлению права на
самоопределение, которое де Голль, как я уже отмечал выше,
признал за алжирцами в сентябре 1959 года. К такому шагу его
побудили многие соображения: и бессилие в борьбе с героиче¬
ским народом; и необходимость считаться с международным
движением солидарности и действиями французских сторонни¬
ков мира; и забота об обеспечении планов крупного капитала
(нефть). Нельзя сбрасывать со счетов и намерения де Голля
навязать Алжиру под угрозой отторжения от него части
территории статут ассоциации неоколониалистского типа.
Французский рабочий класс энергично выступил против
взбунтовавшихся ультра. Наша партия без промедления обрати¬
лась с призывом к народу, подчеркивая, что имеется достаточ¬
но сил, которые совместными действиями в состоянии обуздать
мятежников. В понедельник 1 февраля трудящиеся массы
единодушно откликнулись на обращение всех профсоюзных
объединений, и по всей стране на один час, с одиннадцати утра
до полудня, прекратилась работа.
Глава государства (уже тогда явно намеревавшийся прибег¬
нуть к статье 16 конституции, чтобы воспользоваться чрезвы¬
чайными полномочиями) не прочь был интерпретировать эту
забастовку как своего рода плебисцит в его пользу. Расставляя
все точки над «i», Морис Торез в своем выступлении на
Пленуме ЦК 3 февраля подчеркнул, что если и имело место
совпадение действий правительства и рабочего класса, то все
же не следует забывать, что цели у них были принципиально
276

разные: трудящиеся выступали не ради укрепления режима
личной власти, а как раз наоборот, во имя демократии (равно
как и во имя достижения мира). Противоречия среди буржу¬
азии, разумеется, надо учитывать, но при этом не терять из
виду главного, не забывать о классовых позициях, не допускать
подмены основного противоречия второстепенным. Поэтому
вполне оправданной была позиция коммунистов, которые голосо¬
вали в парламенте против чрезвычайных полномочий: выбор
правильного пути заключался отнюдь не в укреплении режима
ордонансов.
Торез указывал на возможности широкого объединения. Он
вновь призывал трудящихся-социалистов к союзу или для
начала хотя бы к параллельным действиям; обращался к
голлистам, сохранившим верность духу движения Сопротивле¬
ния. Наша партия, таким образом, с честью выполняла роль
авангарда народа.
3 ноября 1960 года вместе с Морисом Торезом и Жаннетой
Вермерш я уезжал из Парижа в Москву. Там к нам вскоре
присоединились Раймон Гюйо, Лео Фигер и Жан Канала. А
месяц спустя, точнее, 6 декабря, в «Юманите» было опублико¬
вано заявление, принятое 1 декабря на новой встрече коммуни¬
стических и рабочих партий, самой представительной из всех,
какие только до этого проводились*. И хотя в редакционной
комиссии, да и на самом совещании делегаты Компартии Китая
отстаивали оценки, расходящиеся с теми, которые были пред¬
ложены другими марксистско-ленинскими партиями или содер¬
жались в Заявлении Совещания 1957 года, в конце концов
документ был принят единогласно.
Во время этой встречи Морис Торез сыграл выдающую¬
ся роль. В своем выступлении он напомнил, что диктатура
пролетариата представляет собой выражение самой широкой
демократии трудящихся. Отметив, что коммунистическое дви¬
жение теперь неразрывно связывают с борьбой за мир и
мирное сосуществование, он показал, что в условиях нового
соотношения сил, сложившегося на мировой арене, возможны
различные пути перехода от капитализма к социализму, что во
Франции этот путь может носить мирный характер. Из его
выступления убедительно следовало, что коммунисты являются
подлинными гуманистами.
Морис Торез решительно отверг сектантские и догматиче¬
ские концепции о том, что мирное сосуществование означает
сближение социалистических стран с капиталистическими, их
смыкание. Однако вскоре лидеры Компартии Китая попытались
свалить ответственность за разногласия на партии, верные
этому документу.
Я испытывал горькое чувство, наблюдая, как реакционная
пресса аплодирует раскольнической позиции: безответственные
* Материалы этого совещания см.: «Программные документы борьбы за
мир, демократию и социализм». М., Политиздат 1964, с. 35—93.— Прим. перев.
277

нападки на единство коммунистического движения могли радо¬
вать лишь самых злейших врагов народа. Со времени выступле¬
ния троцкистов, с которыми мне немало пришлось бороться в
кругах интеллигенции, ни одно оппортунистическое течение не
прибегало к столь бесстыдному искажению истины.
Морис Торез глубоко переживал опасность раскола в
великой коммунистической семье, которую несли с собой
нападки на основные принципы пролетарского интернациона¬
лизма. Это стало одной из его повседневных забот. Он
постоянно подчеркивал, что нет в коммунистическом движении
партий «вышестоящих» и «подчиненных», что все партии равны
и независимы, что они в равной мере ответственны за судьбы
мировой революции. Поэтому единственно верным методом для
урегулирования возникших проблем он считал не мелочные
придирки, не взаимные оскорбления или порочащие намеки в
прессе, а коллективное откровенное обсуждение.
Морис Торез сознавал, что существование Советского Со¬
юза, социальные достижения его народа имеют огромное
значение в деле поддержки борьбы трудящихся нашей страны,
помогая им вырывать уступки у французской буржуазии. От
имени нашей делегации на Совещании он заявил: «Существова¬
ние и укрепление Советского Союза, руководимого партией
Ленина, имело решающее значение для побед, одержанных
лагерем социализма. Их роль была определяющей и для
огромного прогресса коммунистического и рабочего движения в
капиталистических странах ».
В Алжире 1960 год завершился кровавыми событиями. Во
время поездки туда главы правительства мятежники устроили
демонстрации под враждебными ему лозунгами. Однако они
столкнулись с совершенно неожиданным явлением —
массовыми контрманифестациями арабского населения. Более
ста алжирцев пали жертвами полиции и мятежных ультра. Но
это декабрьское побоище лишь окончательно развенчало ложь
колониалистов о том, что мусульмане якобы мечтают об
«интеграции».
Парижские власти продолжали тем не менее искать в
Алжире «третью силу», представители которой могли бы
сформировать марионеточное правительство. К этому, по суще¬
ству, сводился смысл референдума 8 января 1961 года. Цель его
заключалась в том, чтобы навязать алжирцам искусственную
структуру организации политической власти на период до
самоопределения. И сделать это в противовес Временному
правительству Алжирской республики.
Считая, что борьба за мир неотделима от борьбы за
демократию, компартия проводила кампанию за то, чтобы на
референдуме сказать режиму личной власти «нет». Соцпартия и
МРП рекомендовали дать положительный ответ, так же как и
ЮНР.
Де Голль вышел победителем, однако он потерял два с
половиной миллиона голосов по сравнению с референдумом,
278

проводившимся 28 сентября 1958 года. В моем XI Избиратель¬
ном округе Парижа 30,6 процента избирателей сказали на
референдуме «нет».
Алжирские ультра чувствовали, что почва уходит у них
из-под ног. И они решили идти ва-банк. В ночь с 21 на 22
апреля 1961 года власть в Алжире была захвачена мятежными
генералами Саланом, Жуо, Шаллем и Зеллером.
На страницах истории будет записано, какую решающую
роль сыграли Коммунистическая партия и ее Генеральный
секретарь Морис Торез в том, чтобы преградить дорогу
путчистам. В понедельник, 24 февраля, 12 миллионов трудящих¬
ся приняли участие в забастовке; по призыву наших активистов
повсюду создавались антифашистские комитеты. Не менее
активно действовали и мобилизованные в армию солдаты,
сержанты, республикански настроенные офицеры. Путч прова¬
лился.
С 11 по 14 мая в Сен-Дени состоялся XVI съезд ФКП,
который глубоко и всесторонне проанализировал сложившуюся
в стране обстановку. Съезд одобрил политическую линию,
проводившуюся в течение истекших двух лет Центральным
Комитетом, и отметил первые успехи, достигнутые на пути
совместных действий в борьбе с фашизмом, за мир в Алжире, в
поддержку экономических требований трудящихся против поли¬
тики монополий. Съезд рекомендовал и дальше развивать
фронт единых действий.
В рассматриваемый период я подготовил к изданию ряд
работ чисто политического характера. В 1960 году в «Эдисьон
сосиаль» вышло мое исследование, озаглавленное «Что такое
коммунизм?» В этой небольшой, всего на две сотни страниц,
книжке я постарался определить цели и характер научного
коммунизма. Причем изложить все это четко и просто, в
доступном для каждого стиле школьного учебника. Выдержав
четыре издания, эта работа разошлась общим тиражом в 32
тысячи экземпляров.
1962 год стал годом прекращения огня в Алжире. За это
голосовали 90 процентов участников апрельского референдума.
На всех правительствах, которые сменились во Франции за
время, прошедшее с ноября 1954 года, лежала тяжелая ответ¬
ственность. Во-первых, войны можно было избежать. А во-
вторых, ее можно было прекратить в любой момент. За семь с
половиной лет ожесточенных боев и варварских репрессий
Франция абсолютно ничего не выиграла. Империализм потерпел
еще одно крупное поражение — одна из ведущих колониальных
держав вынуждена была отказаться от своих притязаний.
В Алжире нес солдатскую службу мой племянник. И
поэтому окончание военных действий принесло мне двойную
радость: и по мотивам семейным, и с точки зрения националь¬
ных интересов. Я был горд за свою партию: коммунисты и на
этот раз вновь проявили себя дальновидными гражданами,
глубоко приверженными интересам своей страны.
279

Вместе со всеми моими товарищами по партии я участвовал
в 1962 году в кампании противников намеченного на 28 октября
референдума-плебисцита. Цель его состояла в том, чтобы
путем изменения конституции, обеспечить выборы президента
республики всеобщим голосованием и, таким образом, наделить
его еще большими правами по отношению к парламенту. К
сожалению, позиции тех, кто выступал против усиления прези¬
дентской власти, были скомпрометированы беспринципным
альянсом социалистов с «независимыми» — худшими представи¬
телями реакции. Персонализация власти, по выражению Этьена
Фажона, вела к тому, что Национальное собрание становилось
не более чем «парламентской декорацией для выборной монар¬
хии». А совет министров низводился отныне на уровень
канцелярии главы государства.
По сравнению с референдумом 28 сентября 1958 года де
Голль потерял уже почти пять миллионов голосов, но большин¬
ство он все-таки сохранил. И это большинство, по существу,
вручало суверенитет нации в руки одного человека. Наши идеи
встречали все более широкий отклик. Уже в 1962 году наша
партия выдвинула лозунг: «Идти рядом, чтобы ударить вместе!»
Через год стали возможными первые формы совместных
действий. 13 марта 1963 года Морис Торез на открытии «Недели
марксистской мысли» сделал доклад «Понятие класса и истори¬
ческая роль рабочего класса». Огромный зал Мютюалите
оказался недостаточным, чтобы вместить всех желающих.
Пришлось открыть и озвучить соседние помещения.
Весной 1964 года на своем XVII съезде партия определила в
качестве основной задачи обеспечение союза демократических
объединений на базе совместной программы. Морис Торез,
ставший Председателем партии, в своей заключительной речи
сказал: «Непреложным условием для того, чтобы придать
демократическим силам уверенность и энтузиазм, необходимые
им для достижения победы, является выработка совместной
программы». А Вальдек Роше, которого съезд избрал Генераль¬
ным секретарем, в своем докладе уточнял, что «есть основания
говорить о единстве в более широких рамках, чем те, которые
существовали в 1936 и 1945 годах».
Исключительный организаторский талант Тореза, его кипу¬
чая энергия и проницательный ум на XVII съезде проявились
особенно ярко. Никогда еще, пожалуй, не ощущалось с такой
силой влияние его личности, блеск ума, твердость воли. Если
бы он дольше прожил, какую неоценимую помощь мог бы он
оказать в сложных, сплошь и рядом непредвиденных обсто¬
ятельствах этих последних лет!
Но тяжкий удар в один из трагических дней июля 1964 года
унес руководителя французских коммунистов, Председателя
нашей партии. Его слова, полные веры в рабочее единство, в
союз демократических сил, которые он произнес всего за
несколько недель до смерти, стали его политическим завещани¬
ем. Мне, который на протяжении десяти лет постоянно работал
280

рядом с Торезом, особенно тяжело было пережить весть об
этой огромной утрате для французского и всего международно¬
го рабочего движения. И я все время возвращался мыслью к
тому, что он так просто ответил нам 27 апреля 1960 года, когда
мы пришли, чтобы выразить ему чувства нашей дружбы и
признательности в день его шестидесятилетия: «Партия опреде¬
лила смысл моего существования. Она была и остается всей
моей жизнью».

IX.	К СОВМЕСТНОЙ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ
ПРОГРАММЕ
Институт Мориса Тореза
Увековечить память о Морисе Торезе, вдохновителе и
организаторе нашей борьбы, сохранить его заветы—такова
была задача, которую я перед собой поставил. Не всегда мне
удавалось быть на должной высоте. Я, например, не сумел в
1965 году добиться того, чтобы было принято представленное
Лешануа отличное предложение о создании фильма, посвящен¬
ного Торезу. Не смог я убедить друзей приобрести бюст
Мориса Тореза, выполненный лионским скульптором Жоржем
Саландром. Но по крайней мере одно дело мне, кажется,
удалось довести до конца — создать Институт Мориса Тореза
как центр по изучению истории рабочего движения и развития
общественной мысли.
12 сентября 1964 года «Юманите» обратилась ко всем, у кого
сохранились документы и материалы о жизни и деятельности
Председателя нашей партии, с просьбой помочь создать «Фонд
Мориса Тореза». 9 октября ЦК ФКП принял решение о
создании Института.
В начале апреля 1965 года было объявлено о сборе средств
для устройства и оборудования помещений. И уже 28 апреля, к
65-летию со дня рождения Тореза, было собрано 33 миллиона.
А через несколько месяцев у нас уже было 60 миллионов,
необходимых, чтобы обновить и реконструировать дом на
бульваре Бланки, который раньше занимало издательство
«Эдисьон сосиаль». Меня глубоко тронуло это замечательное
проявление уважения к памяти Мориса Тореза со стороны
рядовых членов партии, и я всегда вспоминаю об этом с
чувством огромной признательности ко всем товарищам, под¬
державшим нас своими средствами.
Мне было доверено руководство Институтом, и с самого
начала его деятельности в 1966 году я большую часть своего
времени отдавал этой работе. Большую роль в обеспечении
успеха нашего дела сыграл Виктор Жоаннес, скромный, компе¬
тентный и бесконечно преданный товарищ, бывший в течение
шести лет административным директором Института. Такие же
добрые слова за участие в создании и организации работы
Института заслуживают и Виктор Мишо, подлинный представи¬
тель передовых слоев пролетариата среди активистов партии, и
один из первых наших сотрудников, блестящий историк Клод
Виллар. Жоаннеса и Мишо уже нет среди нас, но мы успели
сдружиться, и я не забуду ни их исключительной доброжела¬
282

тельности в деловых отношениях, ни их жизненного примера
как коммунистов.
Мы определили наш Институт как «место встреч и совме¬
стной работы историков и творящих историю активистов
рабочего движения». Вместе развертывали мы и деятельность
нашего молодого центра, стараясь обеспечить его участие во
всех заметных событиях общественной жизни, в юбилейных
встречах и конференциях, ревностно поддерживая честь учреж¬
дения, носящего имя Мориса Тореза.
30 апреля 1966 года в Базэнвиле, во дворе старого дома, где
жил наш Торез, я выступил с воспоминаниями о нем перед
большой группой активистов партии, особенно молодежи. Там
же был Вальдек Роше. Я говорил, с какой страстностью Торез
отстаивал идею рабочего единства, но, пожалуй, более всего я
делился впечатлениями о человеке, о его характере, его
склонностях. Я постарался нарисовать портрет Тореза, каким я
наблюдал его в общении с простыми людьми, всегда безраз¬
дельно им преданного. Это был рассказ о человеке, вместе с
которым летом 1938 года мы провели отпуск в Сен-дез-Альп, с
которым в департаменте Крез мы побывали в деревеньке
Клюнья, где в молодые годы он был батраком и где его
однолетки запросто обращались к нему на «ты».
Я рассказывал, как он любил природу, особенно горы; о
том, какие виды спорта предпочитал; какие песни любил; о его
высокой культуре, что он читал и над чем работал; о
постоянном его стремлении к общению с широкими массами, с
живыми людьми — рабочими и поэтами, крестьянами и академи¬
ками; о его умении идти непроторенными путями в политике,
сочетая гибкость в тактике с непримиримостью в отстаивании
принципиальных позиций; о его чувстве нового. В последние
годы он внимательно наблюдал за процессами в молодежной
среде.
Мне хотелось прежде всего, чтобы слушавшие меня ощути¬
ли, насколько тесно в личности Тореза слились политическая
мудрость и исключительная энергия, хотелось показать, что он
остается жить среди нас. Те, кто читает его работы, могут сами
дополнить их сегодняшней действительностью и применить к
нынешним условиям. И это потому, что его труды надо
рассматривать не как «священное писание» или учебник го¬
товых политических рецептов, а скорее как источник вдохнове¬
ния.
Примерно за месяц до этой встречи увидел свет первый
выпуск «Тетрадей Института Мориса Тореза». Ныне их выпу¬
щено уже полсотни. Но и сегодня я с особым удовольствием
беру в руки первый сборник в переплете серебристо-серого
цвета с портретом Мориса Тореза, нарисованным Пикассо.
Выпуск его был доведен до конца моими коллегами Мишо и
Жоаннесом в те дни, когда умерла моя жейа. Мы прожили с
ней вместе почти сорок лет.
Я никогда не забуду дружеского участия, которое проявил
10*
283

по отношению ко мне Вальдек Роше в тот горестный для меня
период. Смерть унесла лучшее, что у меня было.
Где-то в двадцатые годы Эрна, оставив работу секретаря-
переводчика в Стальном картеле в Эссене, решила поселиться
во Франции, слывшей страной свободы. Оказавшись в помеще¬
нии французской таможни, она пришла в совершеннейший
восторг, увидев на скамейках надписи «Алле, фрер» (что можно
перевести как «Вперед, братья».— Прим. перев.) Она приняла
их за приветственный призыв к прибывающим иностранцам,
тогда как речь шла всего лишь о фабричной марке. Эта наивная
и прекрасная вера в дружбу и добро не покидала ее в течение
всей жизни; она всегда оставалась прямой и безраздельно
преданной коммунизму, достижение которого рисовалось ей
трудным, но быстрым. Своим примером она доказала, что
жизнь есть постоянное служение.
В эти весенние месяцы 1966 года я много думал о том, каким
должно быть содержание «Тетрадей». Я считал, что наряду с
историческими исследованиями, подготовленными специалиста¬
ми, достаточное место должно быть отведено документальному
разделу, воспоминаниям ветеранов рабочего движения, очеркам
о его деятелях. Это могло бы заинтересовать не только
научных работников, но и широкий круг активно участвующих
в борьбе рабочих. Я добивался также, чтобы в журналах
публиковалось как можно больше объективных и критических
рецензий на вышедшие из печати труды. К сожалению,
обстоятельные обзоры литературы, анализирующие содержа¬
ние книг и беспристрастно оценивающие их достоинства и
изъяны, и поныне являются большой редкостью в журнале.
Что касается общего направления «Тетрадей», то, полагали
мы с Жоаннесом, оно должно исходить из задач исторической
науки. Мы считали, что ее основной целью должна быть не
только фиксация прошедших этапов общественного развития (в
нашем случае — прежде всего в области рабочего движения), но
и тщательное изучение событий и фактов современной жизни.
Изучение прошлого во всей его сложности и осмысление
настоящего, не давая, конечно, точных прогнозов на будущее,
позволяют тем не менее с научных позиций выявлять законы и
движущие силы развития, предвидеть завтрашний день.
С самого начала поэтому особое внимание мы уделяли
изучению истории самой ФКП с момента ее создания и до
наших дней. С учетом актуальных потребностей ведущие
сотрудники Института подготовили совместную работу «Фран¬
ция на пути к социализму», которую и сегодня не грех
перечитать—она не утратила своего значения. Немало тезисов
и прогнозов, развиваемых в настоящее время, впервые были
высказаны именно в этой работе.
В 1967 году Институт издал объемистый том (350 страниц),
посвященный участию Французской коммунистической партии
в движении Сопротивления. Он был подготовлен коллективом
историков под руководством Жака Дюкло и Виктора Жоаннеса.
284

Несомненной заслугой этого исследования является прежде
всего тот факт, что в нем были отражены действительные
факты истории Сопротивления в противоположность тенденции
связывать это движение лишь с одной личностью*. Мы не
могли мириться с тем, чтобы история была подменена леген¬
дой. Книга эта, правда, не лишена некоторых недостатков:
можно сожалеть, что авторы уделили недостаточное внимание
вопросам организации и функционирования ФКП, ее собствен¬
ной активности в рамках движения Сопротивления, а также ее
идеологическим и политическим дебатам с правыми группиров¬
ками, участвовавшими в Сопротивлении. Однако и в таком виде
эта работа стала весьма существенным вкладом в исследование
очень важного по своим последствиям периода.
Виктор Жоаннес сумел привлечь максимальное число специ¬
алистов к работе действовавших в то время в Институте трех
комиссий: по подготовке к изданию всех выходивших в под¬
полье номеров «Юманите», по проблемам истории второй
мировой войны и по вопросам антиколониальной политики
ФКП.
Сектор документации готовил передвижные выставки, спо¬
собствовавшие популяризации нашего центра, который, как я
всегда считал и считаю, не должен быть похож на закрытый
клуб историков-марксистов. К 150-летию со дня рождения
Карла Маркса в 1968 году была, например, организована
выставка «Марксизм и наше время», в 1972 году — выставка,
посвященная Полю Ланжевену.
В богатой библиотеке Института регулярно работают десят¬
ки научных работников и преподавателей, как французских, так
и иностранных — из Америки или Японии, равно как и из СССР.
Наше собрание книг и журналов, а также архивные фонды по
проблемам социального развития общества—одни из самых
обширных во Франции. Нашу библиотеку обогатили прежде
всего те книги и материалы, которые мы получили от братских
институтов марксизма-ленинизма, других родственных учрежде¬
ний, существующих в социалистических и несоциалистических
странах. Так, в мае 1969 года посол Советского Союза
торжественно передал нам почти 900 документов — главным
образом относящиеся к Франции архивы Коминтерна, хранив¬
шиеся в Институте марксизма-ленинизма в Москве. На этих
страницах мне хотелось бы еще раз поблагодарить наших
московских товарищей за ту разностороннюю помощь, кото¬
рую они нам оказывают, в том числе и принимая у себя
молодых исследователей, направляемых нашим Институтом.
Все эти годы Институт Мориса Тореза регулярно проводил
научные конференции. Ежемесячно под эгидой нашего центра
проводятся дискуссии по актуальным вопросам. Например, в
* Имеется в виду тенденция буржуазных историков представить движение
Сопротивления как движение, возникшее и действовавшее исключительно
благодаря руководству де Голля.— Прим. перев.
285

1967—1968 годах неоднократно обсуждалась проповедуемая
деголлевцами теория «ассоциации труда и капитала», в 1969
году мне довелось открыть цикл лекций, посвященных столе¬
тию В. И. Ленина, темой «Ленин и политическая наука». В 1970
году на дискуссию был вынесен выдвинутый правящими круга¬
ми лозунг «нового общества».
В течение 1971 —1972 годов, отмечая столетие Парижской
Коммуны, мы организовали серию лекций на тему: «Пути
перехода к социализму; исторический опыт и программы». В
связи с празднованием юбилея Парижской Коммуны 6—9 мая
1971 года в резиденции сената Франции—Люксембургском
дворце — состоялся международный научный симпозиум, имев¬
ший широкий представительный характер и прошедший с
большим успехом. В симпозиуме участвовала и авторитетная
советская делегация во главе с моим другом В. В. Загладиным.
Многочисленная аудитория с глубоким интересом встретила
доклады зарубежных историков, в которых рассказывалось о
большом, а порой и исключительном влиянии, оказанном
революционным взрывом 1871 года на развитие рабочего
движения их стран. Материалы этой встречи были опубликова¬
ны затем издательством «Эдисьон сосиаль» в виде отдельной
книги объемом 450 страниц.
В целях укрепления связей Института с различными района¬
ми страны мы провели 17 января 1971 года совещание наших
активистов из департаментов. На наше приглашение откликну¬
лось шестьдесят человек, с большой отдачей участвовавших во
встрече. К сожалению, практика проведения этих полезных
встреч не возобновлялась.
На мой взгляд, очень важным направлением деятельности
Института представляется и проведение международных науч¬
ных конференций. Я старался сделать их максимально эффек¬
тивными. О симпозиуме по случаю столетия Парижской Ком¬
муны уже говорилось. В конце октября 1966 года Институт
провел международный коллоквиум, посвященный 30-летию
Народного фронта и роли, которую играл в нем Морис Торез.
Частично он проходил в том самом зале мэрии Иври, где в
июне 1934 года наша партия призвала добиваться Народного
фронта во что бы то ни стало.
В октябре 1967 года мы организовали в Париже международ¬
ный коллоквиум на тему «Великий Октябрь и Франция». Спустя
два года провели встречу историков из разных стран с
обсуждением вопроса о причинах возникновения и результатах
второй мировой войны. Мне было поручено подготовить основ¬
ной доклад для этой конференции. Прошла она с не меньшим
успехом, чем все предыдущие встречи, и внесла определенный
вклад в борьбу народов за мир.
В декабре 1972 года мы почли за честь устроить вечер,
посвященный 50-летию образования СССР. В большом зале на
первом этаже нашего Института вместе с многочисленными
представителями молодежи собрались видные ученые и ветера¬
286

ны рабочего движения, выступавшие в поддержку Страны
Советов с первых дней ее существования. В своем докладе я
постарался раскрыть ленинскую национальную политику, бле¬
стящим результатом которой и явилось создание «Советского
Союза—этой цитадели братства». Я говорил также о тех
дружеских чувствах, которые французский народ испытывает к
народу Советского Союза.
Последний по времени международный коллоквиум был
организован Институтом 21—22 июня 1975 года в связи с
30-летием победы над фашизмом. Его многочисленные участни¬
ки заслушали доклады, представленные профессором Моден¬
ского университета Леонардо Пьяджи (Италия), директором
Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС А. Г. Егоро¬
вым (СССР), членом Президентского совета нашего Института
Жермен Виллар и представителем Института марксизма-
ленинизма в Берлине X. Шумахером (ГДР).
Глава государства, явно в угоду боннскому правительству,
постарался вычеркнуть 8 мая — этот знаменательный день
истории национальной славы—из календаря народных праздни¬
ков*. Но это решение вызвало законное негодование всех, кто
не забыл, сколько было пролито слез и крови, какие потребова¬
лись героические усилия масс, чтобы свобода восторжествова¬
ла над нацизмом. Это был вызов чувству национального
достоинства французов. И коллоквиум стал еще одним выраже¬
нием нашего протеста.
Думается, что приведенные примеры в достаточной мере
характеризуют широту и постоянное развитие международных
контактов Института, которые, несомненно, содействовали его
популярности и росту авторитета в научных кругах.
Каждый год осенью я приезжал в Москву поработать в
архивах. Необходимо было также развивать и расширять
постоянные связи между Институтом Мориса Тореза и различ¬
ными научно-исследовательскими учреждениями Советского
Союза, прежде всего с Институтом марксизма-ленинизма при
ЦК КПСС, директором которого является мой друг А. Г. Его¬
ров, и Институтом международного рабочего движения АН
СССР во главе с неутомимым Т. Т. Тимофеевым.
Регулярно я участвовал в проводимых советскими научными
учреждениями конференциях. Чаще всего они происходили в
Секторе истории Франции Института всеобщей истории АН
СССР. Мои выступления обычно посвящались вопросам поли¬
тического положения моей страны, а также роли и деятельно¬
сти Института Мориса Тореза. Много лет подряд заседаниями
руководил виднейший советский историк Альберт Захарович
Манфред; он возглавлял и авторский коллектив вышедшей в
1973 году трехтомной «Истории Франции», и ему мы обязаны
* Имеется в виду решение президента Французской Республики отменить
празднование Дня Победы, отмечавшегося 8 мая, и совместить его с 11
ноября — Днем перемирия в первой мировой войне.— Прим. перев.
287

изданием «Французского ежегодника», не говоря уже об объем¬
ном труде «Очерки истории Франции XVIII — XX вв.», дающем
глубокое и даже во многом совсем новое освещение таких
деятелей, как Жан-Жак Руссо, Марат, особенно Робеспьер и
т. д.*
В институте наряду с молодыми сотрудниками я встречал
немало друзей, с которыми меня связывали долгие годы
дружбы, работы в коммунистической партии. Это, например,
профессор В. М. Далин — видный специалист по Бабефу, кото¬
рый еще до войны под псевдонимом Видаль написал «Историю
французского рабочего движения», послужившую для нас всех
первым пособием по политграмоте...
В издательстве «Эдисьон сосиаль» в 1966 году вышла моя
брошюра «Октябрьская революция и Франция», предисловие к
которой написал Вальдек Роше. Это был мой скромный вклад в
празднование пятидесятилетнего юбилея Советской власти. В
ней я стремился показать специфичность, с одной стороны, и
всеобщее значение — с другой, этого величайшего события,—
события, которое трудящиеся всех стран отмечали годом
позже. По всей Франции низовые партийные организации
приглашали меня выступить с докладом о взятии большевиками
власти, о достижениях советского народа и их историческом
значении.
В Москве 11 —15 ноября 1967 года состоялась международ¬
ная научная конференция «50-летие Великой Октябрьской
социалистической революции и международный рабочий
класс». Вместе с Этьеном Фажоном, Леоном Мовэ и другими
товарищами я участвовал в этой конференции. Вступительное
слово на открытии конференции произнес товарищ М. А. Сус¬
лов, основной доклад сделал товарищ Б. Н. Пономарев. Пле¬
нарные заседания конференции происходили в новом большом
современном зале Кремля; секции заседали в помещении
Высшей партийной школы при ЦК КПСС. На конференции
были и многие из моих старых товарищей, такие, как Долорес
Ибаррури, Жан Киль из Люксембурга, ныне умерший, а также
генеральный секретарь Сирийской компартии Халед Багдаш и
другие. В целом в дискуссии приняли участие сто сорок
ораторов из семидесяти стран, в том числе ряд видных деятелей
социалистических партий из Италии, Швеции, Японии и других
стран. На последнем пленарном заседании я представил доклад
«Французская коммунистическая партия и борьба колониаль¬
ных народов за национальное освобождение». Закрывая конфе¬
ренцию, мы еще раз утвердились в своей решимости и дальше
крепить сплочение всех революционных и прогрессивных сил;
мы еще и еще укрепились в нашей убежденности, что движение
к социализму невозможно без учета той объективной роли,
которую играет в развитии международного рабочего движения
* Неожиданная смерть А. 3. Манфреда в 1976 году явилась тяжелой
утратой для франко-советских научных связей.
288

и свершаемых на нашей планете преобразованиях Советский
Союз, без учета огромного значения Великой Октябрьской
социалистической революции, ее уроков и результатов.
В течение тридцати лет Советский Союз был единственным
в мире социалистическим государством. Капиталистическое
окружение, экономическая блокада и политический бойкот,
постоянная угроза самому существованию страны, необходи¬
мость ликвидировать оставшуюся в наследство от царизма
отсталость и разруху народного хозяйства, причиненную импе¬
риалистической агрессией,— вот те факторы, которые обуслов¬
ливали его развитие. Несмотря на все это, советское государ¬
ство сыграло решающую роль в разгроме гитлеровской Герма¬
нии. Оно стало оплотом мира и прогресса во всем мире.
Накануне Октябрьского юбилея «Клуб Мессидор» выпустил
отлично исполненный альбом «Ленин в Париже», предисловие к
которому я охотно согласился написать. В нем я постарался
показать, что «этот затерявшийся в толпе прохожий, этот
исчезнувший в уличном водовороте неизвестный велосипедист,
которого ранним утром можно было встретить по дороге с
улицы Мари-Роз * в Национальную библиотеку», был не кто
иной, как «человек, воплощавший мечту человечества». Мне
доставило огромное удовлетворение сотрудничество в этом
необычном издании, воспроизводившем благодаря собранным
материалам и документам условия жизни и атмосферу пребыва¬
ния В. И. Ленина в нашей стране. Это была своеобразная
хроника жизни великого вождя — она содержала сотни фотог¬
рафий и почтовых открыток начала XX века, а также с
полсотни рисунков и карикатур, заимствованных из периодиче¬
ской печати того времени. Вышедший альбом послужил очень
удачным дополнением к тем исследовательским работам о
жизни и деятельности вождя трудящихся всего мира, которые
вышли во Франции. В этой связи хотелось бы в первую очередь
сказать о книге Жана Фревиля «Ленин в Париже», изданной в
1968 году. В ней собран огромный по объему материал, однако
она легко читается, так как написана живым языком, в
доступной, популярной манере. И мне остается лишь добавить,
что, работая над столь дорогой ему темой, верный своему
стилю, Фревиль подготовил работу не только со скрупулезной
тщательностью, но отдавал всю страстность своей кипучей
натуры и процессу технического доведения издания, и сбору и
поискам документов и источников.
Празднование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина
Французская компартия проводила одновременно с собствен¬
ным пятидесятилетием. Поэтому понятна та огромная работа,
которая легла на Институт Мориса Тореза. Для организации
Ленинских чтений были привлечены наиболее компетентные
активисты компартии. Чтения были проведены серией из семи
* На улице Мари-Роз в доме X® 4 В. И. Ленин жил в эмиграции в
1909—1912 гг.— Прим. перев.
289

научных конференций по ленинизму, проходивших на протяже¬
нии всего года. В конце 1970 года наш Институт провел науч¬
ный коллоквиум на тему «Пятидесятилетие Французской ком¬
мунистической партии и вклад В. И. Ленина в развитие
рабочего движения Франции».
В описываемый период я, кроме того, работал над книгой
«Ленин с нами», оба тома которой вышли в январе 1970 года с
предисловием Вальдека Роше. Первый том содержал политиче¬
скую биографию великого продолжателя Маркса и Энгельса.
Особое внимание я считал необходимым обратить на борьбу,
которую Ленин вел одновременно против правого оппортунизма
и против сектантства и догматизма «слева». Второй том был
посвящен историческим судьбам ленинизма. Книга в целом
была в первую очередь обращена к молодежи, обуреваемой
жаждой преобразовательной, революционной деятельности, но
испытывающей недостаток марксистских знаний. Таким поло¬
жением пользовались враги революционного рабочего движе¬
ния, которые «обрабатывали» и обманывали молодое поколе¬
ние, особенно студенчество.
Отдавая отчет в том, какой вред это тлетворное влияние
наносило неопытной и малоподготовленной молодежи, я тем не
менее не сомневался, что те же молодые люди, которые
временно поддались такому влиянию, преодолеют его, открыв
для себя истинность марксистского учения. Это на самом деле
и произошло с большинством из них.
Приятно было сознавать, что эта книга, пусть в скромных
размерах, делала полезную работу по обоснованию и разъясне¬
нию смелой и верной исходным принципам политики, которую
проводила моя партия.
Моим личным вкладом в празднование 150-летия со дня
рождения Карла Маркса была вышедшая в 1968 году неболь¬
шая книжечка, название которой—«Наш современник Карл
Маркс» — отражало главную задачу, которую я себе ставил,—
подчеркнуть насущность и немеркнущую актуальность маркси¬
стского учения. Как написал в «Юманите» Жан Фревиль, это
была боевая книжка.
В том же году вышел десятый номер «Тетрадей Института
Мориса Тореза», который был целиком посвящен теме «Карл
Маркс и Франция». В нем я опубликовал статью «Карл
Маркс — ученый и революционер».
В следующем, 1969 году мы отмечали пятидесятилетие
основания Коммунистического Интернационала. В тринадцатом
выпуске «Тетрадей» (март 1969 года) были собраны материалы
о плодотворной и захватывающей истории созданного В. И. Ле¬
ниным III Интернационала. Свою статью в сборнике я посвятил
«Этапам развития и историческому опыту Коминтерна». В
1936—1937 годах мне довелось работать как представителю
ФКП вместе с Г. Димитровым и Д. 3. Мануильским, и я считал
своей первейшей обязанностью рассказать партийной молоде¬
жи, пусть в самом обобщенном виде, о богатой, полной бурных
290

событий величественной истории всемирной организации ком¬
мунистов за двадцать пять лет ее существования.
Мне были хорошо известны получившие распространение во
Франции и за границей новомодные попытки очернить деятель¬
ность Коминтерна, оболгать и ошельмовать его существование.
Это и послужило для меня мотивом, чтобы что-то предпринять
для восстановления исторической правды.
По случаю 90-летия со дня рождения Г. Димитрова 21 июня
1972 года в большом зале Мютюалите по поручению Централь¬
ного Комитета партии я сделал доклад о его жизни и
деятельности. На вечере выступили также Жан-Мишель Катала
и товарищ Цола Драгойчева, член Политбюро Болгарской
коммунистической партии. Я был глубоко взволнован тем, как
рабочий Париж воздавал должное герою Лейпцигского процес¬
са, руководителю Коммунистического Интернационала, велико¬
му вдохновителю политики единого фронта и политики широко¬
го союза демократических сил. У меня было такое чувство, что
по-своему это было исполнение сыновнего долга.
Борьба, ее результаты.
Конфронтация 1968 года
Смерть Мориса Тореза побудила всех нас удвоить усилия в
борьбе за единство. В 1965 году в связи с президентскими
выборами наша партия сыграла решающую роль в деле
сплочения левых сил. Наш совместный кандидат — Франсуа
Миттеран — собрал во втором туре 45,5 процента голосов, а в
моем, XI округе Парижа за него проголосовало свыше 48
процентов избирателей.
Еще накануне XVII съезда нашей партии (май 1964 года),
следуя убеждению о необходимости обновления кадров и
предоставлении дороги молодежи, я просил не выдвигать меня в
состав Центрального Комитета. Я полагал, что тридцать лет
пребывания в ЦК — это максимум, во всяком случае для тех,
кто не входит в Политбюро.
Это, однако, не означало свертывания моей активности. В
ноябре, например, я проводил митинги в Аяччо, Сартене и
Бастии. В ярком убранстве осени Корсика предстала передо
мной как никогда прекрасной. Через несколько дней мне было
поручено организовать публичные собрания, прошедшие, кста¬
ти сказать, очень успешно, в городах Эврё и JIe-Ман. А в
декабре мое слово коммуниста звучало перед жителями Ажана.
И в 1965 году я продолжал колесить по дорогам Франции —
из Аннеси в Сен-Бриё, «з Тулузы в Ниццу, из Версаля в
Лонгви, отстаивая и пропагандируя идеи единства. На следу¬
ющий год, после долгих дискуссий с Федерацией демократиче¬
ских и социалистических левых сил (ФДСЛС), 20 декабря был
подписан первый совместный документ. Он носил ограниченный
характер, но все же выдвигал требования о демократическом
291

планировании, переориентации капиталовложений на граждан¬
ские цели, национализации крупных банков и военной промыш¬
ленности и—что меня особенно интересовало — о реформе
системы образования. На базе этого соглашения 5 и 12 марта
1967 года проходили парламентские выборы, которые вновь при¬
несли ФКП более пяти миллионов голосов, наглядно упрочив
позиции нашей партии: ей принадлежит ведущая роль в объе¬
динении левых сил, с которым отныне связаны судьбы Франции.
В этот период я прилагал все силы, чтобы помочь укрепле¬
нию связей между коммунистами и социалистами. 21 марта 1966
года я принял участие в коллоквиуме на тему: «Социализм и
современные формы капитализма», организованном соцпартией
в мэрии Кашана. Наряду с другими ораторами я затронул
горячо дебатировавшийся вопрос о «собственности на средства
производства и целях производства». Мне пришлось дать отпор
Жюлю Моку и Пьеру Лаво, которые в своих выступлениях
отстаивали право на частную собственность. И надо сказать,
что участники коллоквиума решительно поддержали высказан¬
ные мною тезисы.
Я участвовал также в пропагандистской кампании накануне
кантональных выборов, выступая перед трудящимися то в
Шалоне-на-Марне, то в Булони. В 1967 году я особенно часто
выступал в парижских пригородах на собраниях, посвященных
50-летию Великого Октября. Они привлекали массу людей,
внимательно слушавших доклад и задававших много вопросов.
24 февраля 1968 года компартия и ФДСЛС опубликовали
совместное заявление, которое еще не было общей программой,
но явилось заметным шагом вперед. Документ этот стал
первым практическим осуществлением стратегии, намеченной
ФКП в 1962 и развитой в 1965 году. Документ был принят в
период, когда значительно усилилось недовольство широких
народных масс политикой правительства, когда резко возросло
число крупных трудовых конфликтов, определилась угроза
безработицы.
В мае и июне развернулось исключительное по своей мощи
движение народных масс, которое наша партия квалифицирова¬
ла как первое глобальное проявление кризиса государственно-
монополистического капитализма. В борьбу включились новые
слои населения, расширились возможности сплочения масс
вокруг рабочего класса.
В мае классовая борьба достигла своей кульминации, Фран¬
ция переживала период самого глубокого за все послевоенное
время социально-политического кризиса. Здание V Республики
было потрясено до основания, стала очевидной воля трудящих¬
ся добиться кардинальных перемен. Основной силой, которая
противостояла реакционному правительству, был рабочий
класс, люди труда. В забастовке участвовало десять миллионов
человек. Тем не менее первые очаги этого движения, как
известно, вспыхнули в студенческой среде.
Массовые выступления студенчества привлекли мой интерес
292

не столько своим необычайным размахом и экстремизмом
лозунгов, сколько характером постановки проблем. Только
одной стороной эти проблемы — тем, как они ставились,— были
связаны с необходимостью обновления и демократизации систе¬
мы образования, в целом же эти вопросы выходили далеко за
«университетские рамки». Кризис в области высшего образова¬
ния связывался с глубинными процессами эволюции общества,
его общим кризисом.
Морис Торез, внимательно следивший за студенческими
выступлениями (носившими скорее моральный характер) против
ужасов войны в Алжире, всегда старался за свойственным для
молодежи проявлением великодушия увидеть скрытые корни
недовольства. В последние годы жизни он высказывал пророче¬
ские мысли относительно последствий численного роста и
изменений социального состава студенчества в результате
пополнения его рядов за счет выходцев из пролетаризирующих¬
ся слоев мелкой буржуазии.
Проблема молодежной интеллигенции всплыла как один из
основных антагонизмов структуры общества — антагонизм меж¬
ду развитием производительных сил и слишком узкими рамками
производственных отношений. При капитализме молодежь из
ресурса превратилась в обузу. Именно это и позволило Гербер¬
ту Маркузе, исходя из справедливой констатации о том, что эта
молодежь оказывается в известном смысле исключенной из
общественной структуры, утверждать, будто она является
движущей силой революции. В действительности же проблема
молодежной интеллигенции представляет собой типичный ас¬
пект более широкого вопроса о союзниках, решать который
призван рабочий класс.
Крайняя путаница идей, программ и методов, впечатление
хаоса, которое производило движение 1968 года, следы анахро¬
низма и отсталости мышления, смесь анархизма и романтизма в
отказе от общепризнанных ценностей (отказ от производитель¬
ного труда, отрицание каких бы то ни было институционных
форм организации общества в пользу спонтанности, экзальта¬
ция насилия) и даже — чтобы подвести черту — самоуверенные
заявления некоторых вожаков о том, что марксизм больше уже
не существует,— все это не помешало мне увидеть реальное
значение той поддержки, которую студенческие массы оказали
развитию общедемократического движения, тех возможностей,
которые открывало соединение их протестов с борьбой рабоче¬
го класса за новое общество, за переустройство жизни на
новых началах.
Эти мысли я развивал и в выступлениях перед самими
студентами. И если в Лилле или Эксе хулиганствующее
меньшинство, страшившееся свободной дискуссии, помешало
этому, то на филологическом факультете в университете Бордо
в переполненной до отказа аудитории на 700 мест, несмотря на
потуги кучки троцкистов и леваков, я сумел отстоять точку
зрения компартии.
293

Что стало с леваками 1968 года? Самые честные и дально¬
видные пересмотрели свои позиции в свете приобретенного
опыта и полученных знаний; многие из них примкнули к
коммунистическому движению, чтобы бороться против строя,
лишающего молодежь достоинства, закрывающего перед ней
перспективу получить работу и активно участвовать в жизни
общества. Они усвоили жизненный урок: молодежь может
обеспечить решение своих проблем и добиться обновления
общества, только действуя в союзе с рабочим классом, с
трудящимися, профсоюзным движением. Другие обычным пу¬
тем делают свою карьеру или пытаются это сделать: воздей¬
ствие социальной среды заставило их признать существующие
нормы, приспособиться к ним и довольно быстро умерило их
вспыхнувший было оппозиционный пыл.
Чтобы уменьшить недовольство масс, правящий класс и
правитбльство Шабан-Дельмаса вынуждены были проводить
гибкую линию, идти на уступки. В результате переговоров на
удице Гренель* были подписаны соглашения и приняты соот¬
ветствующие законодательные акты о существенном повыше¬
нии заработной платы, расширении прав профсоюзов на пред¬
приятиях, была установлена подвижная шкала заработной
платы в связи с ростом дороговизны, предоставлены определен¬
нее гарантии в области занятости.
К сожалению, отказ Миттерана и Федерации левых сил от
нашего предложения о союзе на основе совместной программы
позволил крупной буржуазии спасти свое господство.
Де Голль распустил Национальное собрание. Он беззастен¬
чиво эксплуатировал страх средних классов перед эксцессами
леваков, которых поощряла вся буржуазная пресса, развернув¬
шая бешеную антикоммунистическую кампанию.
Я в меру своих возможностей участвовал в предвыборной
кампании, выступал на многочисленных митингах в самом
Париже и его пригородах. Однако эти усилия не принесли
желаемых результатов. Итоги выборов свидетельствовали о
резком сдвиге вправо. Наша партия получила лишь 34 депутат¬
ских мандата вместо 72. а ФДСЛС—57 вместо 118. И то, что 22
сентября 1968 года я вновь был избран в сенат, представлялось
мне довольно слабым утешением.
В декабре 1968 года Пленум ЦК нашей партии в Шампиньи
принял документ, который вошел в историю как манифест «За
передовую демократию, за социалистическую Францию». Мани¬
фест подчеркивал, что для победы левых сил и для последу¬
ющего построения социализма во Франции необходимо созда¬
ние прочного союза демократических сил. Мы развернули
кампанию по пропаганде идей, содержащихся в этом документе,
среди самых широких слоев населения.
В развитие намеченного курса 9 октября 1971 года ФКП
* Имеется в виду министерство по социальным вопросам, расположенное
на этой улице.— Прим. перев.
294

опубликовала «Программу демократического правительства на¬
родного единства», в которой были конкретизированы общие
положения манифеста и тезисов XIX съезда нашей партии
(февраль 1970 года). Программа была издана и распространена
массовым тиражом.
22 марта 1972 года коммунистическая и социалистическая
партии приняли решение о выработке политического соглаше¬
ния, включающего правительственную программу —
«программу глубоких демократических реформ в политической
и экономической областях». Крупные политические события,
последовавшие затем, достаточно хорошо известны, и автор этих
строк, не принимавший в них непосредственного участия, не
берет на себя смелость излагать их в собственном освещении.
Недавно товарищи по партийной организации XI округа
Парижа, друзья из редакции «Пансэ» и издательства «Эдисьон
сосиаль» отметили пятнадцать пятилеток моей жизни. В
Москве, в Библиотеке иностранной литературы, 17 декабря
1976 года был устроен вечер в мою честь. Я был глубоко
тронут этой инициативой, и особенно выражением уважения и
высокого доверия со стороны советского правительства, кото¬
рое наградило меня орденом Дружбы народов.
Мое семидесятилетие в декабре 1971 года было отмечено
волнующим приемом в ЦК Французской компартии и друже¬
ским ужином в издательстве «Эдисьон сосиаль». Генеральный
секретарь Жорж Марше и директор издательства Люсьен Сэв
выразили мне чувства признательности и самые теплые поже¬
лания от имени соратников по борьбе. Со своей стороны я
благодарил всех, кто поддерживал меня на протяжении моего
долгого жизненного пути, говорил о том удовлетворении,
которое испытываю оттого, что еще в юности, сердцем приняв
призыв Ленина, пошел по пути коммунизма и остался верен
избранному пути.
И слово «удовлетворение» подходит здесь особенно точно.
Когда мне задают вопрос, почему я выбрал этот путь, я могу
ответить так же просто, как ответил Анатоль Франс, когда его
спросили о причине его участия в социалистическом движении:
«Это мне по душе». Вот эта внутренняя радость — даже в самые
тяжелые минуты, когда не до красивых слов, как это было в
лагере Компьеня,— была неизменной спутницей все годы моей
борьбы. Лишь выполняя свой долг перед рабочим классом,
перед социализмом, мы можем честно смотреть в глаза своей
совести, можем чувствовать себя счастливыми. Для меня
счастье — это всегда борьба, активность, ответственность.
Каждый коммунист обязан партии гораздо большим, чем он
смог ей дать. Ведь партия является для него ничем не
заменимой школой, источником политической и моральной
силы. И каждый из нас своими помыслами и делами сливается
воедино с партией.
И я испытываю удовлетворение оттого, что не оторвался от
народа, не дал увести себя на путь покорного специалиста на
295

содержании у существующего строя, не пошел на службу к
правящему классу, который подавляет человека и манипулиру¬
ет им.
Я добился в жизни максимума — полного подтверждения
принципов, с которыми я ее начинал. И когда теперь я
перебираю в памяти прошедшие десятилетия — с их классовыми
сражениями, с победами и отступлениями, равно как и ошибка¬
ми, которые мы всегда стремились понять и исправить,— когда
я думаю о героизме моих товарищей, все силы, а порой и
жизнь отдавших борьбе за социализм, я испытываю чувство
гордости и уверенности в грядущей победе.
Быть членом партии коммунистов — это самый лучший
образ жизни во Франции. Наша родина не должна быть
добычей или жертвой космополитического капитала. И именно
коммунистам принадлежит честь быть теми преобразователями
национальных судеб страны, о которых говорил Арагон. Пото¬
му что партия корнями вросла во французскую землю среди
живых и ушедших от нас.
Морис Торез в своей книге «Сын народа» писал, что «не
существует большего счастья, чем чувствовать себя частицей
своего народа». Это счастье — я его испытал. На страницах,
которые я только что закончил писать, мои читатели не
обнаружат вдруг чего-то непредвиденного или неожиданного.
Ведь у меня не было колебаний или неуверенности в моем
выборе. За пятьдесят пять лет моей деятельности мне не
пришлось вносить сколько-нибудь серьезных изменений в шка¬
лу моих оценок, так же как не менял я и своих привязанностей.
И поэтому «Мемуары» мои сотканы из единой ткани воспоми¬
наний от первой и до последней строки.

ПОСЛЕСЛОВИЕ *
...Я пишу эти строки, а перед глазами у меня два тома
французского издания книги Жоржа Коньо «Избранный путь»,
предлагаемой теперь в сокращенном переводе советскому чита¬
телю. Первый из этих томов — с авторским автографом. Вто¬
рой— с надписью: «Товарищу Загладину в память о Жорже
Коньо. Жермен Коньо».
Да, второй том воспоминаний этого замечательного челове¬
ка, прекрасного коммуниста вышел в свет, когда его уже не
было. А теперь, когда появится русский перевод книги,
исполнится два года со дня его смерти. Быстро бежит время, но
у всех, кто лично знал Жоржа Коньо, он всегда перед глазами.
Он относится к числу тех людей, о которых трудно сказать
слово «был»...
И тем не менее о Коньо приходится говорить в прошедшем
времени. Приходится, хотя это очень жаль, ибо сегодня, в дни,
когда классовые грани социально-политических битв приобрета¬
ют такую четкость и, можно сказать, остроту, люди, подобные
ему, особенно нужны его партии, его народу и коммунистам
всего мира.
Книга, которая представлена на суд советского читателя,—
это воспоминания, причем воспоминания, автор которых не
скрывает своих субъективных взглядов и оценок, но вместе с
тем остается скрупулезно точным и объективным в передаче
хода исторических событий.
В силу этого, закрывая книгу, читатель испытывает своеоб¬
разное чувство. С одной стороны, он сохраняет в памяти ясную
картину истории Франции почти за полвека, и картину научно
достоверную, нарисованную к тому же с учетом современного
уровня знаний по данному предмету. С другой стороны, он
расстается с воспоминаниями Коньо как с ярким литературным
произведением, заполненным живыми, близкими ему героями, с
которыми не хочется расставаться...
Главный герой воспоминаний — сам их автор. Следует, одна¬
ко, сказать, что в отличие от многих авторов подобного рода
книг Жорж Коньо отнюдь не стремится выпятить себя на
первый план, представить себя как центральную фигуру собы¬
тий, о которых он говорит. Автор рассказывает о том, что он
* © Прогресс, 1980.
297

делал,— он, солдат своей партии, который провел «пятьдесят
пять лет на службе реальному гуманизму». Но он делает это
так, что на авансцене оказывается не он, а дело, которому он
служил.
Поневоле у читателя складывается весьма неполное пред¬
ставление об авторе. И, так как пишущий эти строки знал его
около двадцати лет, хотелось бы добавить несколько деталей к
образу, встающему со страниц воспоминаний.
Жорж Коньо начал свою деятельность в партии практически
с первых ее шагов — почти с момента основания. Он прошел
всю трудную школу становления коммуниста в непростой
период становления партии. Вместе с ней он рос, внося свой
вклад в этот тоже нелегкий процесс.
Одновременно — так уж сложилась судьба Коньо — он еще
совсем молодым был вовлечен в активную работу в рамках
международного коммунистического движения и до последних
дней своей жизни не переставал в ней участвовать.
Человек исключительной скромности, для которого «я»
существовало только как часть «мы», Жорж Коньо не пишет о
том, как тепло, более того—горячо относились к нему друзья по
его собственной партии, товарищи по коммунистическому
движению. Нет, пожалуй, такой компартии в Европе—да и не
только в Европе,— где бы Жоржа Коньо не любили, не
уважали, не ценили как «своего», как настоящего ленинца.
И это неудивительно. Ибо Жорж Коньо, помимо того, что
он обладал истинным талантом революционера, партийного
активиста, был человеком исключительно разносторонним,
обладавшим высочайшей профессиональной, теоретической ба¬
зой. Можно только пожелать, чтоб больше было таких
поистине энциклопедически подготовленных коммунистов, ка¬
ким был автор книги «Избранный путь».
Кстати, о заголовке книги. Может быть, французский его
подлинник—«Parti pris» — можно по-русски передать и более
точно. Но это потребовало бы удлинить название книги, что в
свою очередь противоречило бы замыслу автора. Так что
«Избранный путь» в целом отвечает духу авторского названия.
Но если все-таки постараться полнее расшифровать его, то,
видимо, следовало бы сказать: «Путь, избранный однажды и
безоговорочно». Коньо действительно, став коммунистом, стал
им безоговорочно, на всю жизнь — без остатка.
А пришел он к этому, как он сам рассказывает в книге, с
одной стороны, в результате жизненного опыта, на основе
наблюдений окружающей его действительности, а с другой — и
в не меньшей, а, быть может, еще в большей степени — на основе
знания, приобретенного в итоге длительной, всю жизнь продол¬
жавшейся учебы.
На страницах книги автор упоминает о некоторых других
своих работах, но, конечно, далеко не о всех. И можно только
поражаться тому, сколь широким был горизонт его знаний и
интересов. История и литература, социология и педагогика,
298

искусство и международные отношения — во все эти области
Коньо внес свой вклад, и вклад ценный.
Разговор с Коньо всегда был наслаждением. Хотелось
задавать ему больше и больше вопросов — настолько интерес¬
ными, разносторонними и глубокими были его ответы на них.
И какую бы область ни затрагивал собеседник, Коньо всегда
сообщал ему что-то новое, неизвестное или же показывал
известные факты с какой-то новой стороны.
За двадцать лет, пока я был знаком с Коньо, он, конечно,
изменился — об этом можно судить по фотографиям. Но в
памяти он почему-то остался неизменным: высокий, плотный
мужчина, из-под нависших бровей смотрят глубокие, пронизы¬
вающие собеседника глаза — из-за толстых стекол очков они,
казалось, занимали на лице больше места, чем у других. И эти
глаза все время жили, менялись, хотя лицо могло оставаться
бесстрастным. То строго стальные, беспощадные, то безудер¬
жно веселые, лучистые, то добрые, внимательные — глаза
отражали живую и богатую душу человека...
Я уже говорил выше, что книга «Избранный путь» имеет
как бы две стороны — историческую и, так сказать, литератур¬
ную. Но конечно, у нее, как у «настоящей», то есть полноцен¬
ной, книги, есть и своя центральная идея: идея верности
коммуниста избранному им пути. И от этой центральной идеи,
как от ствола, ответвляются отдельные ветки, каждая из
которых — внушительна.
Историк Франции найдет здесь немало деталей, которые он
не знал, но которые как бы «вдохнули жизнь» в те или иные
страницы летописи страны. Историк Французской компартии,
человек, изучающий ее жизненный путь, обнаружит здесь
немало тонких наблюдений, касающихся стратегии и тактики
ФКП на разных этапах ее развития. Поистине неоценима
галерея портретов выдающихся деятелей и Французской ком¬
партии (начиная, разумеется, с Мориса Тореза, с которым
автор долгое время работал и которого он любил — любил как
человека и как замечательного руководителя, лидера партии), и
международного коммунистического движения.
Невозможно не сказать и о такой теме, которая проходит
через всю книгу: судьбы французской системы народного
образования. Будучи сам педагогом, Жорж Коньо на протяже¬
нии всей своей сознательной жизни занимался проблемами
образования. Он писал на эти темы серьезные труды; он
преподавал сам, и в самых различных учреждениях; он не раз
выступал как член парламентских комиссий по проблемам
просвещения, причем еще с довоенных времен. Читатель, без
сомнения, обратил внимание на многочисленные и интересные
экскурсы автора, касающиеся народного просвещения, его
прошлого и настоящего, его социальной обусловленности,
наконец, его значения в нашу эпоху.
Но наряду со всем перечисленным (и неперечисленным) есть
в воспоминаниях Жоржа Коньо одна мысль, которая проходит
299

через них красной нитью и на которую хочется сегодня
обратить особое внимание. Мысль эта касается места знания,
образования, теории, идеологии в современном мире вообще, а
особенно — в классовой борьбе, в жизни коммунистической
партии, в деятельности революционеров. Думается, что эта
мысль была очень дорога автору. И он посвятил разным ее
граням интересные, живо написанные и глубокие страницы
своих воспоминаний.
Случайно ли Жорж Коньо обратился к этой мысли? Думает¬
ся, что нет.
Прежде всего, и эту идею он не раз повторял автору этих
строк, наш век — это не столько век научно-технической
революции, сколько век науки, век мысли. Парадоксальная
идея? Только на первый взгляд. Ибо речь идет, по сути дела, о
формулировке одной очень серьезной и очень верной законо¬
мерности: закономерности возрастания роли идей, роли созна¬
тельного начала в общественном развитии — роли, которая
именно в наш век приобрела масштабы, поистине несравнимые
ни с одним периодом в прошлом.
Сам скачок от капитализма к социализму человечество
совершает — впервые в истории! — сознательно. И иным обра¬
зом этот скачок невозможен. Стихийное развитие, конечно,
когда-то привело бы человечество к крушению капитализма, но
это потребовало бы столько времени и стольких жертв, что
рационально предвидеть последствия такого «стихийного разви¬
тия» невозможно. А учитывая, что человечество обладает
ядерным оружием, такого рода стихийность уже могла бы
привести мир к всеобщей катастрофе, если бы не социализм,
утвержденный на нашей планете Октябрьской революцией.
Дело в том, что в отличие от предыдущих формаций
социалистические общественные отношения не вызревают в
недрах старого, капиталистического общества. Растут новые
производительные силы—такие, которые по сути своей могут
быть материальной базой социализма,— но они остаются в
собственности старых хозяев, капиталистов (напомним, что,
когда в недрах феодализма формировались новые производи¬
тельные силы, они находились уже в руках нового
класса—буржуазии). Растет новый класс—рабочий класс,
пролетариат, способный стать творцом нового строя. Но он
растет, будучи по-прежнему лишен собственности на средства
производства, будучи по-прежнему отчужденным от плодов
своего труда. Добиться осуществления единства новых произво¬
дительных сил и нового класса, способного применить их на
пользу всему обществу, можно, только ликвидировав собствен¬
ность капиталистов на эти производительные силы, то есть
ликвидировав существующую систему собственности и власти.
История Франции дала в конце XVIII — начале XIX веков
немало ярчайших примеров того, с каким трудом феодалы,
практически уже отстраненные от господства над основными
экономическими и политическими центрами власти, освобожда¬
300

ли дорогу буржуазии. Это была острая, порой кровавая борьба.
Но ведь потом, поняв, что дело проиграно, феодальная знать
пошла по пути слияния со знатью денежных мешков. Старые и
новые «хозяева» объединились против нового класса —
пролетариата, как только он подал свой собственный голос.
Нынешний переход человечества на новую, более высокую
стадию развития отличается от прошлого не только тем, что,
как уже говорилось, в странах капитала будущий господству¬
ющий класс — пролетариат не обладает средствами производ¬
ства и должен овладеть ими, чтобы строить новое справедливое
общество. Дело также и в том, что на сей раз компромисс
между старым и новым правящими классами невозможен, он
исключен. Рабочий и владелец «мультинациональной» компании
не станут компаньонами так, как могли стать феодальный
барон и денежный туз.
Конечно, многие представители старого правящего класса в
конце концов, видимо, перейдут на позиции пролетариата,
примут участие в созидании нового мира, но до этого немало
еще событий должно произойти, причем таких событий, кото¬
рые бы накрепко «приучили» бывших владельцев частной
собственности жить без этой самой собственности, приучили бы
их жить за счет своего труда.
И вот в ходе напряженной борьбы за торжество новых
идеалов — идеалов социального равноправия, социальной спра¬
ведливости, за победу нового строя пролетариат, как никогда,
нуждается в знании, в идеях, в теории и идеологии. Они нужны
ему для того, чтобы правильно понять свою роль и историче¬
ское предназначение, для того, чтобы подготовить себя на
победоносную борьбу против власти капитала. Они нужны ему
для того, чтобы успешно провести эту борьбу и ликвидиро¬
вать—тем или иным путем — старый социально-политический
строй. Они нужны ему для того, наконец, чтобы строить новое
общество — первое общество, созидаемое на основе закона
планомерно-пропорционального развития, по заранее разрабо¬
танному плану.
Капитализм прекрасно отдает себе отчет в том, насколько
пролетарий нуждается в знании. Не случайно рабочему классу
всех стран, и в том числе Франции, приходилось и приходится
(если говорить о странах капитала) вести упорную борьбу за
право на образование—среднее, высшее и специальное, про¬
фессиональное. А буржуазия уступает ему в этом вопросе
нехотя, только под напором масс и только в меру того,
насколько этого требует научно-технический прогресс. Если бы
не потребности производства, сопротивление буржуазии предо¬
ставлению рабочим образования было во много раз более
сильным, упорным.
Капитализм отдает себе отчет и в том, насколько важны для
пролетариата научная теория и идеология. И поэтому буржуаз¬
ные политики и идеологи ведут сейчас нескончаемые атаки на
идеологию пролетариата — марксизм-ленинизм. Поэтому они и
301

стремятся сделать все, чю а их силах, чтобы внедрить в
рабочую массу свои идейные эрзацы, смысл которых один, и
только один:	заманить пролетариев в капкан «классового
сотрудничества», отвлечь его от идей классовой борьбы.
Жорж Коньо на примере событий, в которых он сам
принимал участие, ясно, выпукло показывает борьбу коммуни¬
стов своей страны за знание, за научную теорию и идеологию.
В его книге охвачены все, если можно так выразиться, «этажи»
этой борьбы: деятельность партии, направленная на организа¬
цию разработки марксистской теории применительно к услови¬
ям своей страны; работа по распространению теоретических
знаний в массах партийных и в массах беспартийных; труды,
нацеленные на распространение образования в рядах рабочего
класса, на повышение уровня его идейной подготовки. И
страницы, относящиеся к этой проблематике, исключительно
интересны. Пожалуй, впервые мы видим в литературе такой
подробный рассказ об этой стороне деятельности партии,
причем такой опытной партии, как Французская компартия.
Рассказывая о теоретической и просветительной работе
ФКП, Жорж Коньо приводит немало интересных соображений,
сопоставлений, деталей. Сравнивая, к примеру, работу ФКП с
деятельностью социалистической партии, он еще в начале
своего изложения подчеркивает: «Отношение к теории со
стороны социалистической партии было совершенно безразлич¬
ным. У нее вообще не было теоретических изданий до 1925
года, когда начал выходить журнал «Ревю сосьялист». Мы же
выпускали «Бюльтен коммюнист», журнал «Кларте» и другие
периодические издания» (стр. 27). В дополнение к этим словам
хочется привести соображение, которое Жорж Коньо высказал
как-то в беседе в 1971 году, в период, когда развертывалась
борьба за создание союза ФКП с социалистами. «Социали¬
сты,— сказал он тогда,—берутся за теорию только в тех
случаях, когда их принуждают к этому коммунисты. Если бы
не было нас, теория была бы им попросту ни к чему — они
свели бы все к дюжине простеньких рецептов приспособления к
капиталистической действительности. А мы, коммунисты, за¬
ставляем их заниматься теорией... Но вся их теория—это
реакция на коммунизм, это защита от коммунизма и атака на
него...»
Жорж Коньо рассказывает о работе партийных школ ФКП,
о задачах, которые* ставило перед ними руководство партии,
Морис Торез. Речь шла, сообщает он, прежде всего о широком
«ознакомлении французских коммунистов с диалектикой, с
подлинным учением Маркса и Ленина. Торез расширял задачу,
подчеркивая необходимость поощрять изучение французами
диалектического материализма с использованием французских
источников и французских авторов, например наиболее фунда¬
ментальных работ Лафарга, о которых часто забывали»
(с. 126).
В главах, посвященных послевоенному периоду, Коньо
302

рассказал и о налаживании научно-исследовательской работы
ФКП, в частности о руководимом им вплоть до его кончины
Институте Мориса Тореза, ставшем видным и международно
известным центром марксистской мысли. Автор резко отверга¬
ет проповедовавшиеся в разное время оппортунистическими
деятелями во Франции мысли о возможности «отделения»
идеологической работы от работы «чисто теоретической», то
есть практически об «отделении» партии от революционной
теории (стр. 257). Коньо на протяжении всей своей работы
доказывает: партия коммунистов может играть свою роль
только в том случае, если ее работа прочно опирается на
солидный марксистско-ленинский теоретический фундамент.
Коньо приводит замечательные слова Поля Ланжевена —
крупнейшего ученого-коммуниста: «Вашей партии принадлежит
честь соединить воедино мысль и действие. Говорят, что
коммунист обязан все время повышать уровень своих знаний.
Должен признаться, что, чем больше я познаю, тем больше
чувствую себя коммунистом» (стр. 128). И вполне закономерно,
что через несколько лет после того, как были сказаны эти
слова, именно Поль Ланжевен — вместе с Морисом Торезом и
Марселем Кашеном — провозгласил идею союза науки и труда.
Это было в 1945 году...
Коньо употребляет в одном месте своей книги выражение:
коммунисты—партия, которая права раньше других. Но если
это так — а эта истина доказана уже многодесятилетней исто¬
рией существования партий нового типа в разных странах,— то
это только потому, что эти партии, партии ленинского типа
последовательно руководствуются в своей теории научной
идеологией, созданной Марксом, Энгельсом, Лениным.
Книга Коньо выходит в Советском Союзе в год, когда
исполняется шестидесятилетие Французской коммунистической
партии. Это совпадение, но, как говорится, счастливое совпаде¬
ние. Ибо советский читатель получает к юбилею братской
партии серьезную и вместе с тем глубоко занимательную
книгу, охватывающую почти всю ее историю.
Далеко не случаен тот факт, что автор «Избранного пути»
не раз на протяжении своего труда напоминает о связях
французских и советских коммунистов, об их дружбе, об их
сотрудничестве. Действительно, на протяжении вот уже шести
десятилетий наши партии идут плечом к плечу, вместе пересе¬
кая волны истории. Разными были эти волны, подчас —
нечасто—между друзьями возникали расхождения во мнениях.
Но никогда это не мешало и не помешает братской солидарно¬
сти партий коммунистов, борющихся за достижение одной и
той же высокой цели — создание нового общества.
Новым важным этапом в развитии отношений ФКП и КПСС
стал визит в нашу страну делегации ФКП во главе с ее
Генеральным секретарем Жоржем Марше в январе 1980 года,
совместное коммюнике, принятое в итоге визита обеими парти¬
ями. Если бы Жорж Коньо был сегодня жив, он, безусловно,
303

порадовался бы состоявшейся встрече, открывшей юбилейный
год французских коммунистов.
«Быть членом партии коммунистов — это самый лучший
образ жизни во Франции»,—такие слова написал Жорж Коньо
на последней странице своей книги. И все ее содержание — от
начала до конца—доказывает глубочайшую верность вывода, к
которому пришел ветеран французского коммунистического
движения.
В. В. Загладим

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Аденауэр, Конрад 32, 242, 255
Адлер, Фридрих 99, 100, 101
Альварес дель Вайо, Хулио 100
Амаду, Жоржи 213
Андреев, А. А.238
Анжель, Норман 72
Арагон, Луи 58, 73. 193, 194, 232
Ариольди 88
Багдаш, Халед 288
Бакунин, М. 256
Балланже, Робер 209
Балличони 32, 33
Баллю НО
Баранже, Шарль 228
Барбюс, Анри 18, 31, 32, 59, 62, 65,
194
Барель, Виржиль 35
Бевин, Эрнст 100
Белланже, Клод 85
Белино, Фернан 99
Берлиоз, Жоанни 125, 207, 225
Бидо, Жорж 146, 160, 178, 188, 206,
208, 219, 220, 235, 241
Бийё, Жозеф 166
Бийу, Франсуа 170, 174, 192, 225,
248, 269
Биллер, Рене 253, 258
Бирнс 199
Биро 89
Бланш, Робер 112
Блок, Жан-Ришар 58
Блюм, Леон 71, 85, 115, 118, 122,
173, 188, 189, 191, 192, 200, 207,
211
Бонне, Жорж 87, 131
Боннерик, Франсис 149
Бонт, Флоримон 69, 74, 116, 135, 171,
207
Бордига, Амадео 106
Борель, Эмиль 220
Браун, Ирвинг 212
Бризон, Пьер 23
Брукер, де 99, 100, 101
Брэдли 218
Брюн, Шарль 232
Буатель, Морис 138
Бугле, Селестэн 43
Буже, Одиль 225
Буллош, Андре 267
Буменджель 255
Бургуэн, супруги 240
Бутеми, Андре 233
Вайян-Кутюрье, Поль 31, 58, 109—
111, 125
Валлон, Анри 195, 245, 254, 259, 276
Вальер, С. 80
Ван Мин 105
Ватель 141
Ведьер 149
Вейган, М. 133, 137
Вейнгартнер, Жермен 249
Вермерш-Торез, Жаннета 240, 268,
277
Верт, А. 191
Видела, Гонсалес 213
Вийон, Пьер 146
Виллар, Жермен 287
Виллар, Клод 282
Виттори, Франсуа 99
Ворошилов, К. Е. 122
Вюрмсер, Андре 248
Галлахер, Уильям 177
Гальперин, Жорж 30
Гардетт, Морис 150, 156
Гароди, Роже 179
Гаспери, де 206
Гайяр, Ф.264
Геббельс, Й. 50, 176
Генлейн, Конрад 118
Гейне, Генрих 249, 250
Геган, Жоржет 29
Гитлер, А. 49, 52, 56, 67, 72, 118—
120, 132, 177, 243
Годар, Жюстен 146
Голль, Шарль де 148, 160, 161, 173—
175, 178, 184, 187, 189, 190, 203,
211, 263, 266, 270, 271, 278, 280,
294
Горький, Максим 237
Готвальд, Клемент 105
Готье, Рауль 149
Грамши, А. 106
Гренье, Фернан 58
Гротеволь, Отто 225
Гуэн, Феликс 184, 185
305

Гюго, Виктор 12, 232
Гюйо, Раймон 6, 114, 124, 277
Даладье, Э. 87, 115, 117, 119, 120,
122, 130
Далем, Франц 100
Далин, В. М. 288
Даллиде, Леон 142
Дарнар, Ролан 112
Датт, Палм 207
Дебре, Мишель 266, 267, 274
Деброй, Луи 183, 220
Деброй, Морис 220
Дебю-Бридель, Жак 146
Девернда 13
Дейтч, Юлиус 100
Деко, Жюль 88
Декомбе, Жаклин 215
Декур, Жак 275
Дельбос, Ивон 85, 219, 221, 242
Демюсуа 131
Джолитти, Антонио 256
Дидро, Д. 82
Димитров, Георгий 66, 89, 100—105,
127, 215, 218, 290, 291
Драгойчева, Цола 291
Дрейфус, Альфред 15
Дрейфус, Жорж 29
Дрейфус, Франсуа 274
Дуаз, П. 253
Дюкло, Жак 56—58, 114, 116, 118,
122, 125, 141, 146, 153, 154, 158,
163, 179, 190, 225, 232, 249, 251,
253, 269, 284
Дюма, Луи 25, 85
Дюмон, Жюль 99
Дюрвиль 139
Дюрдийи 25, 32
Дюрю 136
Егоров, А. Г. 287
Жан, Рено 125
Жаннене, Жюль 15
Жидкова, Таня 89
Жило, Огюст 146
Жильсон, Этьен 217
Жоаннес, Виктор 238, 282, 285
Жокс, Луи 271
Жолио-Кюри, Ирэн 73, 76, 213, 244,
253, 254, 259, 276
Жолио-Кюри, Фредерик 73, 76, 77,
146, 164—166, 175, 183, 194, 207,
213, 220, 222, 234, 236, 244, 254,
259, 266, 275, 276
Жорес, Жан 27, 85, 228
Жуо, Леон 279
Жуэнвиль 193
Загладин, В. В. 286
Запата, Алонсе 82
Зе, Жан 86
Зеллер, Фред 279
Зигфрид, Андре 75, 212, 230, 231
Зиллиакус, Кони 73
Ибаррури, Долорес (Пасионария)
73, 114, 288
Кабальеро, Хусто 114
Казанова, Даниель 240
Казанова, Лоран 184
Кайо, Ж. 18
Кальзан 24
Канала, Жан 277
Кант, И. 139
Капитан, Рене 163, 182, 194
Карпье 141
Катала, Жан-Мишель 291
Каутский, К. 27
Кашен, Марсель 23, 70, 74, 99,
112—114, 117, 120, 123, 124, 144,
155, 156, 164, 171, 176, 177, 191,
198, 245, 264
Кеннан, Дж. Ф. 207
Киль, Жан 288
Коньо, Пьер 14, 20, 28, 141
Корню, Огюст 249
Кост, Альфред 69
Кот, Пьер 65
Коттон, Эжени 220, 275
Коннел, сенатор 199
Крижель, Анни 257
Кропоткин, К. 256
Круаза, Амбруаз 174, 188, 192
Крупская, Н. К. 42
Куди, Люсьен 25
Куртад, Пьер 198, 206
Куусинен, Отто 103
Лаваль, Пьер 159, 176
Лавернь, Андриен 182
Лавернь, Бернар 237
Лаво, Пьер 292
Лакан, Пьер 112
Лакост, Робер 158, 254
Лакруа 183
Ламбер, Леони 14
Ланжевен, Андре 195
Ланжевен, Поль 65, 68, 72—74, 125,
127, 128, 163, 164, 171, 175, 179,
194, 226, 275, 276, 285
Лансон, Гюстав 32
Ланьель, Жозеф 235, 241
Лапи 221
Лафарг, Поль 113, 125
Лебаразер, Жан (Марсель Кашен)
114
Лебрен, Альбер 122, 136
Легаль, Анри 141
Лежандр, Антуан 199, 247
Лежен, Адриен 88
Лемарк, Франсис 76
Ленин, В. И. 26, 27, 33, 61, 65, 89,
102, 103, 106, 222, 225, 245, 248,
267, 286, 289, 290.
306

Лепап, Рене 112
Лефебр, Артур 139
Лефевр, Раймон 26, 27
Лешануа 282
Либкнфст, Карл 195
Ливе 110
Ллойд Джордж, Д. 197
Лозрей, Анри 69
Лонге, Марсель 256
Лонго, Луиджи 100
Лопес, Родольфо 62
Лор, Люсьен 256
Лорка, Гарсиа 213
Лукреций 250
Луначарский А. В. 28
Люксембург, Роза 195
Мальро, Андре 68
Малэнгр 68
Манн, Генрих 73
Манн, Томас 72
Мантон, Франсуа де 188
Мануильский, Д. 3. 89, 101, 102, 104,
105, 127, 178, 290
Манфред, А. 3. 287
Маньян, Мариус 149
Маргаритис, Жиль 76
Мари, Андре 228, 229, 233
Марке, Альбер 209
Маркс, Карл 53, 64, 125, 234, 285,
290
Маркузе, Герберт 293
Марран, Жорж 192
Мартино-Депла, Леон 232
Маршалл, Дж 206
Марше, Жорж 295
Массе, Ж. 86
Массю, Жак 254, 255
Матьёз, Альбер 21
Матьо, Моник 19
Мейер, Даниель 188
Мейер, Рене 233
Мендес-Франс, Пьер 156, 241, 252
Мерин, Франц 249
Мило, Дариус 76
Мирабо 170
Миттеран, Франсуа 242, 291, 294
Мишле, Эдмонд 13, 237
Мишо, Л. 139
Мишо, Виктор 282
Мовэ, Леон 288
Мок, Жюль 206, 210, 230, 292
Молле, Ги 188, 189, 210, 227, 230,
251, 252, 254, 258, 264, 268
Монмуссо, Гастон 24
Монтиньи, Ж. 121
Мориак, Франсуа 173, 186
Муссинак, Леон 247
Муссолини, Б. 119, 131
Насер, Г. А. 254
Нежлен, Марсель 185, 194
Ненни, Пьетро 100
Неруда, Пабло 213
Нуланс, Жозеф 29
Оге 207
Орик, Жорж 76
Ориоль, Венсан 191, 192, 210, 264
Пери, Габриэль 58, 59, 112, 125, 156,
238
Пери, Матильда 209
Перрен, Жан 259
Перрен, Франсис 164
Петен 159. 230
Петч, Морис 221
Пивер, Марсо 71
Пий XI, папа 68
Пик, Вильгельм 105, 195, 1%, 225
Пикан, Андре 193
Пикассо, Пабло 163
Пине, Антуан 230, 232
Питар, Жорж 138, 156
Плевен, Рене 156, 181, 229
Политцер, Жорж 275
Поллит, Гарри 177
Поль, Марсель 174, 184, 186
Поммери, А. 89
Пономарев, Б. Н. 288
Превер, Жак 76
Прудон, П. Ж. 256
Пуанкаре, Раймон 18, 31
Пуассено, Мари 14
Пужоль, Роже 125
Пфлимлен, П. 264
Пьяджи, Леонардо 287
Рабате, Мария 150
Рабле, Франсуа 233
Ракамон, Жюльен 147
Рамадье, Поль 116, 192, 204, 209, 210
Рейно, Анри 147
Рейно, Поль 120, 136, 137, 266
Рено, Луи 158
Ренодель ИЗ
Решосьер, Л. 139
Риго, Пьер 139
Рибьер, Пьер 99
Риджуэй 232
Риффо, Мадлен 9
Робеспьер, Максимилиан 21
Рок, де ля 68
Роллан, Ромен 21, 25, 50, 62, 68, 72,
74, 128
Роль-Танги, Анри 99, 149
Рольникас, Мишель 137, 138, 156
Ромен, Жюль 242
Роше, Вальдек 280, 283 , 284 , 288
Руа, Клод 256
Рудников 128
Рузвельт, Франклин 161
Рур, Реми 227
Руссо, Жан-Жак 275
Руст 50
307

Савинков Б. В. 29
Садуль, Жорж 194
Сайян, Луи 173
Салан, Р. 279
Саландр, Жорж 282
Сампе, Люсьен 109, 112
Сартр, Жан-Поль 256, 257
Семар, Пьер 34, 38, 125
Сен-Мартэн 82
Сератти 26
Ситрин, У. 100
Склодовска-Кюри, Мария 79
Спаак 178, 213
Соломон, Жак 163, 275
Стиль, Андре 232
Стиннес, Гуго 31
Суварин, Б. 43
Суслов, М. А. 288
Сустель, Ж. 176
Сутерлан 33
Сэв, Люсьен 295
Сэвгран 56
Телль, Вильгельм 20
Террачини, У. 106
Террэн, Анри 112
Тесье, Жорж 219, 220, 222
Тетжен 162, 210, 211
Тийон, Шарль 170, 174, 184, 192
Тимофеев, Т. Т. 287
Толле 147
Толстой, Л. Н. 39
Тольятти, Пальмиро 71, 101,
104—108
Томас, Паскуаль 100
Торез, Луи 139, 141
Торез, Морис 5, 6, 13, 34, 37, 38, 46,
51, 54, 60, 66, 68, 70, 71, 74, 80, 99,
101, 105, 109, 111, 112, 115, 121 —
123, 125, 127,	137,	142,	144,	153,
158, 162, 164,	168,	174,	176,	179,
184, 188, 191 — 193 ,	207,	211,	216,
218, 224, 226,	230,	237,	240,	246,
253, 260, 263—266, 269, 270, 276—
286, 2%. 299
Трокер 188, 190
Троцкий, Л. Д. 71, 119, 248
Трумэн, Г. 211
Трюгве Ли 178
Тувнен, Камил 140
Турне, Андре 99
Тэмбо, Жан Пьер 156
Тюльпанов 214
Уоллес, Генри 204
Урбани, Доминик 40
Фабьен 99
Фажон, Этьен 125, 127, 135, 171, 194,
214, 217, 280, 288
Фантон 267
Фарж, Ив 146
Фашар, Гарольл 15
Фигер, Лео 277
Филип, Андре 178
Фирлингер, Зденек 74
Фовэ, Жак 204, 208, 211
Фор, Эдгар 247, 251
Франко, Ф. 122
Франс, Анатоль 35, 244, 295
Фрашон, Бенуа 70, 135, 147, 153, 193,
Фревиль, Жан 247, 250, 289, 290
Фрост, Леон 150, 156
Фужерон 194
Фурниаль, Жорж 82
Фэ, Люсьен 271
Фюрленмайер 29
Хадже, Антуан 138, 156
Хоннегер, Артур 76
Хо Ши Мин 31, 199, 200, 215, 224
Цеткин, Клара 32
Чаплин, Чарли 223
Чемберлен, Невилль 118, 119, 177
Чехова, М. П. 239
Черчилль, Уинстон 197
Чуйков, В. И. 214
Шамало 25
Шалль 279
Шатле 219
Шевалье, Ж. 83
Шека, П. 100
Шеневьер, Андре 150
Шотан, К. 115
Шуман, Морис 190
Шуман, Робер 188, 209
Шумахер, X. 287
Эйзенхауэр, Дуайт 221, 231
Эйнштейн, Альберт 50, 245
Элюар, Поль 149, 194
Энафф 147
Энгельс, Фридрих 17, 233, 290
Энде, Леке 214
Эндевельт, Робер 224
Энтжес, Пьер 249
Эпп 272
Эрар, Люсьен 39
Эрколи (см. Тольятти)
Эррио, Эдуард 24, 227, 237
Эттли, Клемент 213
308

Оглавление
Предисловие	 5
Часть I. Между двумя войнами
К читателю	 9
I.	Пробуждение
Плебей и бедняк 	 11
Мой отец	 12
Моя мать	 13
В Везуле 	 14
Контакты с рабочим классом и обездоленными 	 16
Война 	 17
Религия	 19
Лицей 	 20
II. Начало пути
От уроков изящной словесности до Биржи труда	 23
Коммунисты педагогического института	 25
С молодым задором	 28
Журнал «Кларте университер»	 30
Служба в армии	 31
III. Международный дебют
Преподаватель в Эврё	 34
У истоков Интернационала работников просвещения 	35
Впоследствии Морис Торез мне рассказывал	 37
Работа в Интернационале работников просвещения 	38
Первая поездка в СССР	 40
Первый пятилетний план 	 42
Отбивая атаки раскольников	 43
Лицом к единому фронту	 45
IV. Во главе ИРП
«Мне нужно поговорить с господином министром...»	 49
Международный объединительный конгресс	 50
Рабочий университет 	 53
Зримые успехи социализма	 57
Трудные шаги к единству 	 58
VIII конгресс ИРП	 61
Досадные неудачи и приятные сюрпризы	 63
V. Годы предвоенной борьбы
Депутат парламента	 67
В гуще забастовочной борьбы 	 69
Во Всемирном комитете против войны и фашизма 	72
В защиту народного просвещения 	 75
309

ИРП в борьбе за международное единство работников
просвещения 	 82
VI. Работа в Коммунистическом Интернационале
Представитель ФКП в Коминтерне	 88
Г. Димитров, Д. Мануильский, П. Тольятти 	 101
VII.	Главный редактор «Юманите»
Груз ответственности 	 109
Отстаивая завоевания Народного фронта	 114
Пропаганда марксистско-ленинской идеологии	 124
VIII.	1939—1944 годы: солдат, заложник, подпольщик
«Странная война»	 130
Разгром 	 135
Политический узник в Компьен-Руайе	 137
Побег	 139
Сотрудник секретариата подпольной партии	 142
Для Франции завтрашнего дня 	 144
Освобождение	 148
Часть II. Франция после Освобождения.
Принятие Совместной программы
I. Окончание войны
Разгромить фашизм	 155
Вернуть Франции роль великой державы 	 159
Восстановить и расширить демократические свободы 	 162
II.	Первый этап подготовки конституции
Борьба против режима личной власти 	 167
Согласие между державами-победительницами, или «за¬
падный блок»	 175
Неизбежность прогресса духовной жизни	 178
III. Второй этап подготовки конституции
На пути к IV Республике 	 184
Работа в области просвещения и культуры	 192
Поучительная поездка 	 195
Происки «западного блока» и антифранцузские манев¬
ры 	 197
IV. Политика атлантической зависимости и вовлечение Фран¬
ции в «холодную войну» (1947—1948 гг.)
Принятие «плана Маршалла» 	 206
Раскол мира на два лагеря	 210
Температура снижается	 212
Порт приписки—Бухарест	 215
V.	Когда у власти реакция
1950-й — год репрессий и борьбы	 219
«Законы Мари—Баранже» (1951 г.)	 226
От Пине до Ланьеля (1952—1953 гг.)	 230
Борьба на всех фронтах (1953 г.)	 233
VI.	Рядом с Торезом
Морис Торез снова в строю	 236
Борьба против Европейского оборонительного сообще¬
ства 	 241
Новый этап борьбы за реформу образования. Разоблаче¬
ние фальшивки ЦРУ. Поэтические этюды 	 246
310

VII.	Упадок IV Республики
Последний шанс спасти Республику: 1956 год—победа
Левых на выборах 	 251
После XX съезда КПСС 	 253
Проект реформы образования и проблемы организации
научных исследований 	 258
Нагнетание кризиса	 263
VIII.	Борьба Мориса Тореза за единство (1958—1964 гг.)
Против режима личной власти	 266
Два противостоящих курса в области образования 	271
На культурном фронте	 274
Морис Торез и антимонополистическое объединение.
Кончина Председателя партии	 276
IX.	К совместной правительственной программе
Институт Мориса Тореза	 282
Борьба, ее результаты. Конфронтация 1968 года 	 291
Послесловие 	 297
Именной указатель	 305
Оглавление 	 309

ЖОРЖ коньо
Избранный путь
ИБ № 7113
Редактор Г. К. Бол гарева
Художественный редактор В. А. Пузанков
Технический редактор О. Н. Сёмина
Корректор В. Ф. Пестова
Сдано в набор 30.11.79. Подписано в печать 14.04.80. Формат 60 x 90'/,*.
Бумага типографская № 1. Гарнитура тайме. Печать офсетная. Условн.
печ. л. 19,5. Уч.-изд. л. 20,04. Тираж 50 000 экз. Заказ № 921. Цена 1 р.
Изд. № 25773
Издательство «Прогресс» Государственного комитета СССР по делам
издательств, полиграфии и книжной торговли
Москва, 119021, Зубовский бульвар, 17
Ордена Октябрьской Революции и ордена Трудового Красного Знамени
Первая Образцовая типография имени А. А. Жданова Союзполиграф-
прома при Государственном комитете СССР по делам издательств,
полиграфии и книжной торговли. Москва, М-54, Валовая, 28.