/
ISBN: 5-89716-025-2
Text
КУЛЬТУРЫ ЕВРАЗИЙСКИХ
СТЕПЕЙ
ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ
I ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ Н.Э.
(ИЗ ИСТОРИИ КОСТЮМА)
ТОМ 2
Самара 2001
администрация самарской области
АДМИНИСТРАЦИЯ ГОРОДА САМАРЫ
САМАРСКИЙ ОБЛАСТНОЙ
ИСТОРИКО-КРАЕВЕДЧЕСКИЙ
МУЗЕЙ ИМ.П.ВАЛАБИНА
КУЛЬТУРЫ ЕВРАЗИЙСКИХ СТЕПЕЙ
ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ
I ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ Н.Э.
(ИЗ ИСТОРИИ КОСТЮМА)
ТОМ 2
САМАРА 2001
ISBN 5-89716-025-2
КУЛЬТУРЫ ЕВРАЗИЙСКИХ СТЕПЕЙ ВТОРОЙ ПОЛОВИ-
НЫ 1 ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ Н.Э. (ИЗ ИСТОРИИ КОСТЮМА):
Том 2. Материалы III Международной археологической конферен-
ции. Самарский областной историко-краеведческий музей им.
П.ВАлабина. Самара, 2001.
Сборник содержит материалы III Международной археологической
конференции «Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия
н.э. (из истории костюма)», проходившей с 14 по 18 марта 2000 г. в Самарс-
ком областном историко-краеведческом музее им.П.В.Алабина. Конфе-
ренция была посвящена одному из наиболее сложных и малоисследован-
ных аспектов истории и культуры первых раннефеодальных государствен-
ных образований Евразийских степей и их соседей - истории костюма.
Материалы конференции публикуются в двух томах. В первом томе
представлены общетеоретические работы и публикации, посвященные ре-
конструкции археологического костюма, во втором томе помещены ста-
тьи, в которых анализируются конкретные категории артефактов - эле-
ментов евразийского костюма.
Сборник представляет интерес для археологов, историков, краеведов,
всех интересующихся отечественной историей.
Издание осуществлено при финансовой поддержке Администрации
Самарской области и Администрации города Самары
Редакционная коллегия: Д.А.Сташенков (отв.редактор),
А.Ф.Кочкина, Л. В. Кузнецова
© Самарский областной
историко-краеведческий
музей им.П.В.Алабина, 2001
Ю. А. Прокопенко
О МНОГОЛЕПЕСТКОВЫХ ИНКРУСТИРОВАННЫХ ФИБУЛАХ КАК
ЭЛЕМЕНТЕ СРЕДИЗЕМНОМОРСКОЙ МОДЫ У НАСЕЛЕНИЯ
СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В V - VI ВВ.
Распространение общеевропейской средиземноморской моды в V-
VI вв. на Северном Кавказе, связанное с престижностью римской,
позднее ранневизантийской цивилизации, свидетельствует о вклю-
чении северокавказского региона в европейский культурный ареал
раннего средневековья (Казанский М.М., Мастыкова А.В., 1998, с.47-
50). В этой связи следует обратить внимание на одну категорию
бронзовых фибул, встречающихся в памятниках Северного Кавказа.
Это фигурные многолепестковые броши со стеклянными и камен-
ными вставками, состоящие из семи круглых гнезд - одно крупное в
центре и по три меньшего размера по краям. Застежки у них пру-
жинные или шарнирные (из двух стоек), как у фибул-брошей пер-
вых веков нашей эры (Абрамова М.П., 1997, с. 130).
В сравнении с другими типами фибул эта категория менее всего
привлекается исследователями в качестве датирующего материала
погребального инвентаря предкавказских памятников. В основном
данные броши просто публиковались без должного комментария. В
качестве исключения следует отметить монографию М.П.Абрамовой,
где впервые в числе типов полихромных украшений перечислены
семигнездные фигурные броши (Абрамова М.П., 1997, с. 130), а также
работу М.М. Казанского и А.В. Мастыковой, обративших внимание
на общие прототипы северокавказских многолепестковых фибул и
тюрингских брошей (Казанский М.М., Мастыкова А.В., 1986, с.49).
Две семигнездные пружинные фибулы из бронзы найдены в мо-
гильнике Байтал-Чапкан. Одна из них имеет вставки из желтого
стекла, а боковые из бесцветного (Абрамова М.П., 1995, рис.74, 17, 19).
Такая же бронзовая фибула найдена в горной Осетии (Кумбулта)
(Абрамова М.П., 1997, рис.74, 16). Подобные фибулы найдены: в погр.
10 могильника Лермонтовская скала-2 (Рунич А.П., 1976, рис. 5, 3), в
Прочноокопском могильнике (погр. 4)' (Анфимов Н.В, 1988, рис. 5,
19) и в Зеленогорском могильнике (на бронзовой основе сохрани-
лось одно гнездо со стеклянной вставкой)2.
Кроме семигнездных брошей в памятниках Центрального Пред-
кавказья фиксируются фибулы из шести, пяти и трех гнезд. Бронзо-
вая пластина фибулы, имевшая шесть гнезд (не сохранились), обна-
3
ружена в могильнике Задалиск (Абрамова М.П., 1997, рис. 52, 5).
Броши, имеющие бронзовую основу и застежку в виде шарнира
из двух стоек, украшенные пятью стеклянными вставками в напаян-
ных гнездах, обнаружены в катакомбе №1 Бермамытского могиль-
ника (вставки из красноватого стекла) (раскопки А.П.Рунича, 1962
г.) (Рунич А.П., 1969, табл. VII, 4), в Клин-Ярском 3 могильнике:
(катакомба № 10/21 - раскопки А.П.Рунича 1969 г.) (вставки из
желто-коричневого стекла)3, (катакомба 2(13) - раскопки А.П.Руни-
ча 1968 г. Судя по рисунку А.П.Рунича, на бронзовой основе находи-
лась стеклянная вставка серо-коричневого цвета (?), - в настоящий
момент утеряна, (погр.381 - раскопки А.Б.Белинского, вставки - грубо
обработанное бесцветное стекло), в могильнике Мокрая Балка (ката-
комба №105 - в фрагментарном состоянии, сохранились: игла с пру-
жиной, стойка приемника и два гнезда, одно с вставкой голубого
стекла)4 в катакомбе №58 могильника Мокрая Балка (Рунич А.П.,
1975, рис.З, 35; Афанасьев Г.Е., 1979, с.44, рис. 1,58). К таким фибулам
относится брошь, опубликованная В.Б.Ковалевской (Степи Евразии...,
1981, рис.62, 95), а также фибула из архива А.П.Рунича (стойка при-
емника отсутствует, подробности находки не известны).
Фибула, которая, скорее всего, была инкрустирована тремя встав-
ками (сохранилась одна), происходит из погребения, раскопанного
М.И.Ермоленко в 1923 г. за Вольным аулом (г.Нальчик) (Амброз
А.К., 1989, рис.9, 11). Подобная бронзовая фибула, имеющая три встав-
ки из голубого стекла, обнаружена в катакомбе №4 могильника №1
у Лермонтовской скалы (Афанасьев Г.Е., Рунич А.П., 1970, с.224, рис.2,
3).
Видимо, в связи с недостаточным вниманием к этой категории
украшений такие фибулы датировались в пределах широкого хроно-
логического периода - V-VII вв., что отражает общую ситуацию, сло-
жившуюся в хронологии северо-кавказских раннесредневековых древ-
ностей. Семигнездные броши - V в. (Абрамова М.П., 1997, с. 130), VI в.
(Степи Евразии..., 1981, рис. 62), VI-VII вв. (Анфимов Н.В., 1988, с. 56),
пятигнездные - вт. пол. VI - первая четверть VII вв. (Афанасьев Г.Е.,
1979, рис. 1,58), VII в. (Степи Евразии..., 1981, рис. 62), VI - начало VII
вв. (Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998, с. 57).
Две семигнездные фибулы были найдены в могильнике Байтал-
Чапкан. Погребения этого могильника содержат довольно вырази-
тельный материал: керамику, бронзовые изделия - зеркала, пряжки,
украшения, в том числе изделия с инкрустацией, фибулы и др., что
позволило Т.М.Минаевой отнести этот могильник к V в. (Минаева
4
Т м 1956, с. 255, 256). Эта дата получила общее признание. Позже
д К Амброз, занимаясь уточнением хронологии раннесредневековых
памятников, передатировал могильник Байтал-Чапкан: сначала он
отнес его к VI-VII вв. (Амброз А.К., 1971, ч.1, с.106), а затем и к VII в.
(Амброз А.К., 1989, с.29). Однако М.П. Абрамова на основании де-
тального анализа категорий вещей из этих погребений совершенно
справедливо отметила, что найденный в могилах инвентарь в основ-
ном датируется V в., предполагая, что часть погребений относится и к
VI в. (Абрамова М.П., 1997, с.46).
Княжеское погребение 10 могильника Лермонтовская скала-2, где
найдена брошь с семью вставками, по мнению М.М.Казанского и
А.В.Мастыковой, соотносится с категорией 1b погребений знати V в.
на Дунае (Казанский М.М., Мастыкова А.В., 1998а, с. 113). В могиль-
нике Задалиск в могилах, обложенных камнем, среди найденных ве-
щей П.С.Уварова отметила бронзовые фибулы, пряжки, зеркала, гли-
няные сосуды, а также бронзовую основу фибулы, имевшей шесть
гнезд (вставки не сохранились). Она датировала эти могилы IV-V вв.
(Уварова П.С., 1900, с. 194). В.А.Кузнецов уточнил хронологию па-
мятника, отнеся его к IV-VI вв. (Кузнецов В.А., 1962, с.92).
Инвентарь погребения, раскопанного М.И.Ермоленко за Воль-
ным аулом, в том числе трехгнездную брошь (сохранилась только
одна стеклянная вставка), А. К.Амброз датировал V в. (Амброз А.К.,
1989, с.35).
Фигурные фибулы из северокавказских памятников близки по
форме тюрингским многолепестковым брошам (Schmidt В., 1976, pl.
115,7; Bohme Horst W., 1988, fig. 1, 12, 13). (Рис.З, 1,2, 3). Хёрст Беме
выделил такие фибулы в тип Е - посеребренные украшения (2-3 см),
инкрустированные альмандинами, состоящие из семи круглых гнезд
либо шести круглых и одного прямоугольного в центре.
Бертольд Шмидт датировал тюрингские фибулы 480-560 гг. По
мнению Хёрста Беме, исследования последних лет захоронений на
севере Франции позволяют отнести такие фибулы к 480-540 гг. (Bohme
Horst W„ 1988, р. 58)5.
Наиболее близка по размерам и качеству изготовления к тюрин-
гским фибулам вышеотмеченная миниатюрная фибула из «княжес-
кого погребения» могильника Лермонтовская скала-2. Сближает их
и вид инкрустации альмандинами.
В связи с этим следует отметить, что почти во всех предкавказс-
ких комплексах с многолепестковыми брошами отсутствуют пряж-
ки и накладки геральдических наборов, датируемые вт. пол. VI-VII вв.
2-241
5
Скорее всего, это связано с тем, что фигурные фибулы-броши вошли
в моду местного населения до повсеместного распространения ге-
ральдических типов вещей, т.е. до вт. пол. VI в. Материалы могильни-
ков Лермонтовская скала-2, Вольный аул указывают на возможную
нижнюю границу бытования лепестковых фибул - вт. пол. - конец V
в. н.э. К концу V - сер. VI в., видимо, следует отнести броши из
могильников Байтал-Чапкан, Мокрая Балка, Клин-Яр III, Лермон-
товская скала-1, Прочноокопский, Бермамытский. Исключение со-
ставляют пятигнездная фибула из погр.381 Клин-Ярского могиль-
ника (в комплексе с предметами ранней геральдики вт. пол. - конца
VI в. - материал в печати)6 и подобная фибула из катакомбы 58
могильника Мокрая Балка с геральдическими вещами конца VI-
начала VII в. Эти комплексы очевидно указывают на верхнюю гра-
ницу хронологии многолепестковых брошей. Видимо, в основном мода
на эти изделия проходит ко вт. пол. VI в., хотя в очень незначитель-
ном количестве они доживают и до начала VII в. В связи с этим
следует отметить более низкое качество поздних экземпляров. На-
пример, у клин-ярской фибулы (погр.381) грубо обработанные бес-
цветные вставки сделаны из вторично использованной стеклянной
посуды.
Стеклянные вставки на северокавказских фибулах известны только
четырех типов: круглые (Бермамыт, Клин-Яр III, Лермонтовская ска-
ла-2, Кумбулта, Мокрая Балка), овальные (Вольный аул), сегменто-
видные (Байтал-Чапкан, Лермонтовская скала-1), линзовидные-звез-
дчатые (Прочноокопский). Они либо выпуклые, либо дисковидные.
Стекло: желтое, желто-коричневое (Байтал-Чапкан, Клин-Яр III ка-
такомба №10/21), зеленое (Байтал-Чапкан), бесцветное (Байтал-Чап-
кан), красноватое (Бермамыт), голубое (Лермонтовская скала-1, Мок-
рая Балка - катакомба 105), серо-коричневое (Клин-Яр III, катакомба
2(13)).
Скорее всего семигнездные фибулы наиболее ранние из фигур-
ных брошей. Возможно, их прототипами являются пластинчатые луч-
ковые подвязные фибулы с каменными и стеклянными вставками
из могильников Абхазии, у с.Цебельда и Алуштинского (рис.2). Да-
тируются погребения с такими брошами концом III - второй пол. V
в. (Воронов Ю.Н., 1995, с.181, Воронов Ю.Н., ВознюкА.С., Юшин В.А.,
1976, рис.8, 4, Voronov Jouri, 1995, fig. 2, 3). Наиболее близкими по
форме и технике исполнения к северокавказским фибулам являют-
ся броши из погребений первой половины - второй пол. V в. из
окрестностей с.Цебельда (1979-42; 1979-21; 1985-31; 1980-10; 1986-
6
12- 1982-46; 1979-22; 1986-4; 1980-20) (Воронов Ю.Н., 1995, с. 181). С
северокавказскими их сближает не только форма пластины и нали-
чие семи гнезд, но и напаянные на поверхность пластины элементы
декора: гнёзда вставок-камней и стекол, окантовки из крученной
или обработанной насечками проволоки. Такой же способ окантовки
присутствует на фибуле из погребения 10 могильника Лермонтовс-
кая скала - 2. (Рунич А.П., 1976, рис.5, 3; Абрамова М.П., 1997, рис.74,
18). Звездчатая инкрустация центрального гнезда броши из Прочно-
окопского могильника также аналогична орнаментации пластины
фибулы из могильника у с.Цебельда (погр. 1981-32) (Воронов Ю.Н.,
1995, рис. 10, 11).
По мнению Ю.Н.Воронова, данные броши, обнаруженные в мо-
гильниках Апсилии, попадали в Абхазию из малоазиатских центров
через рынок Себастополиса (Воронов Ю.Н., 1995, с.181).
Возможно, поступление фигурных лепестковых фибул на Север-
ный Кавказ также следует связать с импортом этих изделий из Ма-
лой Азии. В этом плане интересной является катакомба 10 в могиль-
нике Лермонтовская скала-2, где в одном комплексе с отмеченной
выше брошью находился меч с инкрустированной гардой, сделанной
водной из средиземноморских мастерских (Казанский М.М., Мас-
тыковаА.В., 19986, с.47). Видимо, появление, кроме семигнездных, ше-
стигнездных, пятигнездных и трехгнездных фибул, как усеченных
вариантов первого типа, свидетельствует об ухудшении качества та-
ких украшений в конце V - пер. пол. VI в. В связи с этим следует
предположить и возможность поступления с конца V в. брошей, под-
ражающих образцам малоазийского ювелирного искусства.
В этой связи следует отметить фибулу, найденную в одном из
склепов Озоруковского могильника на Баксане. Брошь овальной
формы была украшена стеклянной вставкой аметистового цвета в
золотом ободке и кружевом из бронзовой проволоки в виде лепест-
ков (Миллер В.Ф., 1888, табл.XX, 4) (рис.6, 2). В данном случае это
либо подражание многолепестковым фибулам, либо попытка совме-
щения в одном виде брошей двух различных схем: дисковидно-
овальной и лепестковой.
Действительно, на некоторых изображениях императоров IV-V вв.
фиксируются фибулы, по форме пластины сходные с многолепест-
ковыми, скорее всего, являющиеся прототипами фигурных брошей V
- пер. пол. VI в. В частности, на солидах Феодосия (379-395 гг.) на
изображении императора в качестве скрепляющей одежды фибулы
присутствует трехгнездная брошь (рис.4,1), подобная северокавказс-
7
ким из Вольного аула и могильника 1 у Лермонтовской скалы (рис.
1,1,2). Подобная схема фибулы наблюдается на монетах Грациана
(рис. 4,2).
Интересен погрудный портрет императора Констанция II (343 г.)
на серебряном блюде из боспорского некрополя (Керчь) из гробни-
цы 145, раскопанной в 1904 г. В центре блюда на бюсте императора
изображена пятигнездная брошь, сходная по расположению лепест-
ков с фибулами из Кисловодской котловины (Zaseckaja I., 1995, fig.
3,1; 5,1) (рис.5).
Многолепестковая фибула вытянутой формы присутствует на по-
грудном портрете императора Константина (312-387 гг.) - на лице-
вой стороне его золотых монет (рис.4,3).
Здесь же следует отметить фрагмент ткани из погребения Авре-
лия Колютуса из Антинои (Египет), датирующегося 454-456 гг. (рис.6,3).
Дитер Квест включил изображение фибулы с «красно-коричневыми
вставками в золотых перегородках» (гнездах) на ткани в группу
овальных фибул. По мнению исследователя, это изображение анало-
гично дисковидным, инкрустированным в стиле Клуазоне фибулам
из Керчи и Картхаго (Тунис) (Quast Dieter, 1999, s. 116-117, abb. 6,4).
Однако при более внимательном изучении этого изображения
выясняется, что в фибуле не пять, как в Картхаго (рис.6,1), а семь
гнезд. И расположение их на пластине не симметрично - крестооб-
разное, вписанное в овал (вокруг центрального гнезда), а вытянутое -
по три гнезда с противоположных сторон центральной вставки. Та-
кое расположение гнезд характерно для лепестковых (семигнезд-
ных) фибул из Апсилии, Тюрингии и Северного Кавказа (рис.З). То,
что изображены они в виде треугольников, видимо, связано со слож-
ностью создания на ткани овальных рисунков. Об этом же свиде-
тельствует то, каким образом выткан сосуд (лампа?) в руке изобра-
женного - также в виде треугольника.
Брошь с семью гнездами на пластине (шесть лепестков и одно
центральное) украшает парадное одеяние императора Феодосия на
мисории - серебряном блюде в честь 10-летия его правления (389 г.).
(Удальцова 3.В., 1984, с.219; БодоХ., 1996, с.215) (рис.7,а). Интересно,
что еще две такие фибулы присутствуют на одеждах изображенных
здесь же приближенных Феодосия (рис.7,б). Видимо, это связано с
престижностью ношения такого типа украшений в данный период,
свидетельствующей о моде на эти изделия во вт. пол. IV в.
Таким образом, следует согласиться с мнением М.М.Казанского и
А.В.Мастыковой, что параллели между северокавказскими и запад-
8
ноевропейскими древностями сер. V - второй трети VI вв. (постгун-
нская эпоха, или горизонт Шипово на Востоке и раннемеровингский
период на Западе) объясняются в первую очередь их общими среди-
земноморскими прототипами (Казанский М.М., Мастыкова А.В., 19986,
с.47).
Примечания:
/ Есть сведения о находке в этом могильнике еще двух аналогичных
фибул (не опубликованы). Выражаю искреннюю признательность С. Н. Мала-
хову за предоставленную информацию.
2. Пользуясь предоставленной возможностью, благодарю д.и.н. В.А. Куз-
нецова, любезно ознакомившего нас с материалами погребения.
3. Выражаю искреннюю признательность В.А. Фоменко за предостав-
ленные материалы.
4. Выражаю искреннюю признательность И. О. Гавритухину за предос-
тавленные материалы и сведения о неопубликованных находках.
5. Пользуясь предоставленной возможностью, сердечно благодарю М.М.
Казанского за предоставленные материалы и помощь, оказанную в процессе
написания статьи.
6. Сведения И. О. Гавритухина.
Список литературы:
Абрамова М.П., 1997. Ранние аланы Северного Кавказа III-Vee. н.э. М.
Амброз А.К, 1971. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной
Европы // С А. №2
Амброз А.К, 1989. Хронология древностей Северного Кавказа V-VHee. М.
Анфимов Н.В., 1988. Катакомбные погребения Прочноокопского могильника
// Методика исследования и интерпретация археологических материалов
Северного Кавказа. М.
Афанасьев Г.Е., 1979. Хронология могильника Мокрая Балка // КС ИА. Вып.
158.
Афанасьев Г.Е., Рунич А.П., 1970. Могильник №1 у Лермонтовской скалы
близ г. Кисловодска // СА. № 4.
Бодо Харенберг, 1996. Хроника человечества. М.
Вегнер В., 1902. Рим. История и культура римского народа для любителей
классической древности и для самообразования. СПб. Т.2.
Воронов Ю.М., 1995. Захоронения женщин с брошами в могильниках Апсилии
(Абхазия) // Материалы но археологии, истории и этнографии Таврии. T.IV.
Симферополь.
Воронов Ю.М., Вознюк А.С., Юшин В.А., 1976. Апуштинский могильник IV-
W вв. н.э. в Абхазии // СА. №1.
Гавритухин И.О., Малашев В. Ю., 1998. Перспективы изучения хронологий
раннесредневековых древностей Кисловодской котловины // Культуры1
Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии).
Самара.
Казанский М.М., Мастыкова А.В., 1998а. Германские элементы в культуре
населения Северного Кавказа в эпоху великого переселения народов // ИАА.
№4, Армавир - М.
Казанский М.М., Мастыкова А.В., 19986. Северный Кавказ и Средиземноморье
в V-VI вв. К вопросу о формировании культуры варварской аристократии
// XX юбилейные международные Крупновские чтения по археологии Северного
Кавказа (тез. докл.), Железноводск, 1998. Ставрополь.
Кузнецов В.А., 1962. Аланские племена Северного Кавказа // МИА. №106.
Миллер В. Ф., 1888. Терская область// МАК. М. Вып.1.
Минаева Т.М., 1956. Могильник Байтал-Чапкан в Черкесии// СА. Bbin.XXVL
Рунич А.П., 1969. Аланские катакомбные могильники V-VIII вв. в городе
Кисловодске и его окрестностях // МАДИСО. Т. III. Орджоникидзе.
Рунич А.П., 1975. Аланский могильник в «Мокрой Балке» у города
Кисловодска // МАДИСО. Т. II. Орджоникидзе.
Рунич А.П., 1976. Захоронение вождя эпохи раннего средневековья из
Кисловодской котловины // СА. №3.
Степи Евразии..., 1981. Степи Евразии в эпоху средневековья//Археология
СССР. М.
Уварова П.С., 1900. Могильники Северного Кавказа// МАК. Вып.УШ.
Удальцова 3. В., 1984. Развитие исторической мысли//Культура Византии
IV - первая половина VII в. М.
Bohme Horst W., 1988. Les Thuringiens dans le Nord du Royaume Franc //
Revue Archeologique de Pikardie Trimestriel №3-4. Actes des VIII-е journees
enternationales D ’archeologie Merovingienne de Soissoons (19-22 juin 1986).
Quast Dieter, 1999. Cloisonnierte Scheibenfibeln aus Achmim-Panopolis (Aggpten)
// Sonderdruck aus Archaologisches Korrespondenzblatt 29. Mainz.
Schmidt B., 1976. Die spate Volkerwanderungzeit in Mitteldeutchland, Katalog
Nord—Osteil.
Voronov Jouri, 1995. La civilization materielle de laristocratie apsile (la cote est de
la mer Noire) du IV-e au VI-e siecle // La Nobllesse Romaine et les Chefs Barb ares
du III-еаи VI I-e siecle. Tome IX des Memoires publiees par I Association Francaise
dArcheologie Merovingienne. Paris.
Zaseckaja Yrina, 1995. A propos du lieu de fabrication des plats en argent portant
la representation de Constance II et trouves a Kertch // La Nobllesse Romaine et les
chefs Barbares du 11 I-e au VI I-e siecle. Tome IX des Memoires publiees par
/Association Francaise dArcheologie Merovingienne. Paris.
10
Рис. I. Фибулы с каменными и стеклянными ставками из памятников
Северного Кавказа. 1 - Вольный аул (по А. К.Амброзу); 2 - Лермонтовская
скала-1, катакомба 4 (по Г. Е.Афанасьеву, А.П.Руничу); 3 - Клин-Яр HI,
катакомба 2 (13) (раскопки А.П.Рунича); 4 - «Степи Евразии в эпоху
средневековья», рис.62, 95 (по В. Б. Ковалевской); 5 - Клин-Яр III, катакомба
10(21) (раскопки А.П.Рунича); 6 - Мокрая Балка, кат.58 (по А.П.Руничу,
Г Е.Афанасьеву); 7 - Лермонтовская скала-2, погр. 10 (по А. П. Руничу,
М П.Абрамовой); 8 - Бермамымский мог., кат. 1 (по А.П.Руничу); 9-10 -
Кайтал-Чапкан (по Т.М.Минаевой; М.П.Абрамовой); 11 - Кумбулта (по
М.П.Абрамовой); 12 - Прочноокопский мог. (no Н. В. Анфимову); 13 -
Мокрая Балка, кат. 105; 14 - Зеленогорский мог.; 15 - окрестности
г-Кисловодска (архив А.П.Рунича).
1 I
Рис.2. Фибулы с каменными и стеклянными ставками из Абхазии.
Цибилиум. 1-6, 9 - пере. пол. - сер. Vв.; 10-13 - сер. - втор. пол. Vв.; 10-13 -
сер. - втор. пол. IVв. (по 10.Н.Воронову). 1 - 1986-4; 2 - 1979-22; 3 - 1980-
10; 4- 1980-20; 5- 1982-46; 6- 1986-12; 7- 1985-31; 8- 1986-12; 9- 1979-42;
10- 1982-2; Н - 1982-22; 12- 1980-22; 13- 1981-32.
12
Рис.З. Возможные прототипы северокавказских и тюрингских фибул.
1 - Обервериген, погр. 13; 2 - Мульхаузен, погр. 14; 3 - Стессен, погр.43 (по
H.W.Bohme); 4,6 - Байтал-Чапкан (по Т.М.Минаевой); 5 - Кумбулта (по
М.П. Абрамовой); 7 - Лермонтовская скала-2, погр. 10 (по А.П.Руничу;
М П.Абрамовой); 8 - Прочноокопский мог. (no Н. В. Анфимову); 9 -
Цибилиум, 1986-12; 11 - Цибилиум, 1980-22; 12- 1981-32 (по Ю.Н. Воронову).
13
Рис.4. 1 - солид имп. Феодосия (379-395), чеканенный в Трире; 2 - монета
ими. Грациана; 3 - солид имп. Константина (312-387); 4 - монета имп.
Констанция (353-361).
14
Рис. 5. а - серебряное блюдо с изображением имп. Констанция II (343 г.) из
Керчи (погр. 145) (по И.П.Засецкой); б - увеличенное изображение
императора; в - изображение фибулы.
15
И. В. Белоцерковская
ЗАТЫЛОЧНЫЕ КИСТИ ИЗ РЯЗАНО-ОКСКИХ могильников
КАК ЭЛЕМЕНТ ГОЛОВНОГО УБОРА
В состав классического женского головного убора из рязано-окс-
ких могильников входили, как правило, парные накосники (или кос-
ники), которые в погребениях находят спускающимися от черепов
погребенных вниз, иногда до локтевых костей рук. Они состояли из
нескольких элементов, но в целом конструкция их однотипна: круг-
лопроволочное кольцо, крепившееся непосредственно к задней части
головного убора, попарно соединенные в нескольких местах бронзо-
выми пластинчатыми обоймами узкие ремешки, продетые в бронзо-
вые спиральные пронизи, оканчивающиеся привесками различных
типов. Чаще всего это одиночные пластинчатые лопастные привески
(рис.2,4; 3,2; 4,10), сквозь центральные округлые отверстия которых
проходил и завязывался ремешок, а также одиночные сложносостав-
ные с объемными привесками (рис. 1,28); объемные с более мелкими
такими же привесками (рис. 1,19) или четыре крупные объемные
привески на каждом накоснике.
Анализ головных уборов как одного из элементов традиционного
женского костюма дает возможность не только для его реконструк-
ции, но и для решения более общих проблем хронологии и генезиса
культуры в целом. Поэтому так важны данные последних раскопок
рязано-окских могильников, таких как могильники Заречье в Спас-
ском и Кораблино в Рязанском районах Рязанской области. В них
удалось зафиксировать не только новые детали этих уборов, но и
способы их крепления. Это - сложносоставные привески - затылоч-
ные кисти, как правило, достаточно стандартизированные: массивные
и длинные; они крепились к головному убору посредине, сзади
(рис. 1,22; 2,2; 3,1,15,27; 4,3). В каждом головном уборе присутствует
только одна затылочная кисть.
Затылочные кисти в их классическом развитом варианте состоят
из нескольких конструктивных элементов: четырех расположенных
параллельно рядов узких ремешков в бронзовых спиральных прони-
зях, скрепленных двумя крупными в верхней и попарно нескольки-
ми небольшими пластинчатыми обоймами в нижней части; четырех
объемных привесок, завершающих кисть (рис. 1,22). К головному убору
они крепились двумя маленькими пряжками с обоймами, служив-
шими одновременно наконечниками широкого ремня, зажатого круп-
18
ной обоймой (в Заречье-95 вместо пряжек использована сюльгама).
Вероятно, ниже обоймы этот ремень разрезался на четыре узких ре-
мещка, которые и продевались в бронзовые пронизи. В целом, шири-
на ремня и соответственно верхней крупной обоймы в исследован-
ных комплексах варьирует от 2 см (Заречье-95) до 3,5 см
(Заречье-144); ширина второй крупной обоймы - от 1,9 до 2,7 см;
ширина нижних попарно соединяющих ремешки обойм - от 0,7 до
I 7 см. Последние типичны и для накосников. Вероятно, небольшие
пластинчатые прямоугольные обоймы, украшенные иногда рядами
мелкого «жемчужного» орнамента, изготавливались одновременно для
обоих типов головных украшений.
Общая длина затылочных кистей составляла около 50 (Заречье,
95) или 60 см ( Заречье, 48). Образцы затылочных кистей описанно-
го классического облика достоверно выявлены пока лишь в шести
комплексах (5 - в могильнике Заречье и 1 - в могильнике Корабли-
но).
Круг украшений, сопровождавших затылочные кисти, достаточно
разнообразен. Во всех случаях в составе убора присутствовали пар-
ные накосники с пятилопастными привесками развитого варианта -
группы С2 и СЗ (Белоцерковская И.В., 1999, с.59), и лишь в погребе-
нии Заречье-48 накосники завершались сложносоставными привес-
ками (рис. 1,28).
В трех захоронениях с затылочными кистями зафиксированы ос-
татки мягких войлочных (?) шапочек (Заречье-95,100,144); в Заре-
чье-95, 144 шапочки были расшиты мелкими круглыми оловянными
или свинцовыми бляшками. За исключением погребения из могиль-
ника Кораблино во всех остальных случаях под черепами погребен-
ных зафиксированы следы лопасти (подзатыльника, подголовника)
из ткани. В Заречье-48 она была украшена мелкими круглыми брон-
зовыми бляшками; в Заречье-100 лопасть подтрапециевидной со скруг-
ленными углами формы была обшита круглыми свинцовыми (?)
бляшками по боковым сторонам и бронзовыми спиральными про-
низями по низу; в Заречье-95 лопасть с овальным внизу завершени-
ем шириной 20 см была расшита свинцовыми (?) бляшками и по
бокам - трапециевидными привесками; в Заречье-144 лопасть была
украшена красным бисером непрозрачного стекла. Лопасть головно-
го убора в Заречье-109, форма которой осталась неясной, была рас-
шита бляшками мягкого светлого металла и коническими, свернуты-
ми из листа, бронзовыми привесками.
19
Из приведенных данных становится ясно, что затылочные кисти
как один из элементов украшений головного убора в сложившемся
классическом варианте использовали в комплекте с шапочкой и тка-
ной лопастью-подзатыльником.
Помимо рассмотренного вида кистей в тех же памятниках выяв-
лены затылочные кисти несколько иного облика.
В комплексе Заречье-109 вместе с шапочкой и тканой лопастью
головного убора найдена затылочная кисть иного вида (рис.3,15).
Конструктивные детали ее традиционны: пряжки, крупные и мелкие
пластинчатые обоймы, ремешки, спиральные пронизи, но завершается
она четырьмя подвесками бутыльчатой формы с двумя небольшими
привесками каждая. Соединение их с ремешками произведено через
округлобокие красного цвета бусины непрозрачного стекла. Длина
этой кисти около 50-60 см. Накосники в этом захоронении (рис.3,14)
имеют по две привески каждый, повторяющие форму подвесок за-
тылочной кисти, но в уменьшенном виде; а височные привески -
сложносоставные - с четырьмя бутыльчатыми привесками каждая
(рис.3,34). Рассматриваемая кисть, тем не менее, совершенно очевидно,
примыкает к описанной группе украшений.
В комплексе Заречье-77 выявлена шапочка удовлетворительной
сохранности с округлым отверстием в районе затылка, через которое
пропущена коса; по низу шапочки в три ряда нашиты ремешки в
спиральных пронизях (головной венчик - рис. 1,5), от которых к
центру отходили двойные спиральные пронизи. К шапочке была при-
креплена пятилопастная привеска с округлыми лопастями, на каж-
дой из них в центре находилась одна крупная «жемчужина»-выпук-
лина (рис. 1,20). Поверх двух других кос по бокам от головы
погребенной расчищены два накосника обычной конструкции (с
прямоугольными обоймами и ремешками в спиральных пронизях)
с объемными привесками, к каждой из которых крепились по три
колокольчатых привески (рис. 1,19) Справа от черепа расчищено
украшение, состоящее из двух одинаковых пряжек, ремешков длиной
около 45 см, нижняя часть которых на 7-10 см была продета в спи-
ральные пронизи. Кремешкам внизу прикреплены две крупные, вы-
сотой 4,7 см, конусовидные привески с двумя поясками гравирован-
ного орнамента. Это захоронение было сильно испорчено кротовинами,
поэтому одна из этих привесок обнаружена в соседнем погребении
(рис.1,1). Тем не менее тканую лопасть длиной и шириной 15 см с
округлым нижним краем, на котором хорошо была видна бахрома
длиной 3 см, проследить удалось. Лопасть была украшена мелким
20
красным непрозрачного стекла бисером и бронзовыми спиральными
пронизями. Судя по составу украшений и конструкции головного
v6opa (шапочка, лопасть-подзатыльник), рассмотренное украшение
также представляет собой затылочную кисть. Заметим, кстати, что
бахрома на лопасти-подзатыльнике была выявлена также в погр. 126
Щатришенского могильника (Кравченко Т.А., 1974, с.133, 174).
В Кораблино-171 слева под черепом погребенной и рядом с ним
расчищен необычной конструкции накосник длиной 35 см. Он со-
стоял из двух крупных пластинчатых прямоугольных обойм, кото-
рые скрепляли четыре ремешка, продетые в спиральные пронизи; на
конце пронизи завершались четырьмя крупными объемными при-
весками (рис.4,21). Ни пряжек, ни других накосников иных типов
здесь не обнаружено. Можно предположить, что рассмотренный на-
косник является своеобразной репликой на затылочные кисти клас-
сического (рис. 1,22) образца.
Появились затылочные кисти в системе женского головного убо-
ра как бы одномоментно, тем не менее, можно попытаться связать
происхождение этих украшений с более ранним типом головных
уборов. В частности, в детском погр. 156 могильника Заречье зафик-
сированы остатки шапочки, к затылочной части которой были при-
креплены три подвески-«уточки» и небольшие колокольчатые при-
вески на коротких ремешках, продетые в спиральные пронизи. В
мужском трупосожжении Кораблино-59 в качестве дара была поло-
жена шапочка с коробчатыми привесками на спиральных пронизях
в центральной части. Подобные рассмотренным затылочные украше-
ния шапочек известны и в ряде других комплексов. Оба захоронения
сопровождали бронзовые крученые гривны и прогнутые фибулы, что
указывает на более раннюю по сравнению со временем появления
затылочных кистей дату.
Для определения относительной хронологии головных уборов с
затылочными кистями разных видов, затылочных украшений и реп-
лики на затылочную кисть (Кораблино-171) составлена табл. 1, вклю-
чающая виды этих украшений и сопровождающий их инвентарь. В
нее включены следующие признаки: по горизонтали - 1 - затылоч-
ные кисти: а - классического образца (рис. 1,22); б - с объемными
составными привесками (рис.3,15); в - с коническими привесками
(рис.1,1); г - затылочные украшения шапочки; 2 - привески к на-
косникам: а - пятилопастные типов С2 и СЗ (рис.2,4; 3,2,26); б -
составные с тремя объемными подвесками к ним (рис. 1,28); в - с
объемными (В1 - объемной стремя мелкими объемными подвеска-
4-241
21
ми к ней; В2 - того же типа, но привески более вытянутых пропор-
ций - рис. 1,19; 3,24); 3 - подвески к головному убору: а - с S-
видной петлей и двумя объемными привесками (рис.3,33); б - объем-
ные одинарные с петлей (рис. 1,14); в - с S-видной петлей и двумя
коническими, свернутыми из листа, привесками, крепились к круп-
ной трапециевидной пластине (рис.3,5); г - с треугольным прорез-
ным щитком и тремя объемными привесками (рис. 1,24); д - слож-
носоставные (рис.3,20); 4 - гривны: а - круглопроволочная с
напускными бусами и проволочной обмоткой концов, замок в виде
петли и крючка ( рис.3,53; 4,12,16); б - того же типа, но замок в
виде коробочки и крючка (рис. 1,15,26; 2,7;4,7); в - серповидная
(рис.4,17); г - крученая с замком в виде ромбовидного щитка с
отверстием и крючка; 5 - сюльгамы: а - пластинчатые с соотноше-
нием ширины пластины кольца к ширине завернутых концов (L)
0,87-1 (рис. 1,11; 3,11); б - с соотношением L 0,2-0,5 ( рис.3,16,18); в
- с соотношением L 0,6-0,8 (рис.3,34; 4,1); 6 - браслеты: а - округ-
лого сечения с уплощенными концами и стилизованным изображе-
нием головок змей (?) на них (рис.2,16; 4,4); б - округлого сечения
с округлыми, как правило, концами с рельефным изображением мор-
ды льва (рис.2,16; 3,23; 4,4); в - массивные округлого сечения с
сильно расширяющимися концами с гравированным орнаментом на
них (рис.1,2; 2,16); г - округлого сечения с раскованными овальны-
ми концами (рис.3,23,31); 7 - бляхи нагрудные: а - с крышкой
серии В1б2 (рис.1,29) с тремя рядами мелкого «жемчужного» орна-
мента по краю бляхи; б - с крышкой серии В2 (рис.2,17); в - с
крышкой серии ВЗ (рис.4,22); г - с округлым вырезом в центре,
шестью треугольными вырезами и одним рядом крупных «жемчу-
жин» по краю, без крышки (рис. 1,10); 8 - привески: а - конические,
свернутые из листа (рис.3,3,5; 4,19,20); б - лунницы в составе оже-
релий (рис. 1,20); в - пятилопастная привеска с крупной «жемчужи-
ной» на округлой лопасти; 9 - фибулы: а - крестовидные (рис.2,18);
б - прогнутые; 10 - коробчатые и колокольчатые привески как
затылочное украшение шапочки; 11 - накосник, состоящий из дета-
лей, конструктивно принадлежащих затылочным кистям.
По вертикали: 1 - п. Заречье-156; 2 - п. Заречье-77; 3- п. Заречье-
95; 4 - п. Кораблино-99; 5 - п. Заречье-183; 6 - п. Заречье-144; 7 - п.
Заречье-100; 8 - п. Заречье-48; 9 - п. Заречье-109; 10 - п. Кораблино-
171.
По взаимовстречаемости перечисленных признаков даже при на-
личии пока совсем небольшой выборки довольно четко выделяются
22
группы комплексов. Наиболее ранними, как и предполагалось, яв-
ля1огся погребения с затылочными украшениями на шапочке (Заре-
чье- 156). Можно предположить, что шапочка в центре имела отвер-
стие, подобное зафиксированному в погр.42 Кузьминского
могильника (Спицын А.А., 1901. Табл.XIX,6), в районе которого и
крепились колокольчатые, либо коробчатые привески на пронизях,
g результате выделены три вида затылочных кистей.
Вид 1(1 экз.) - затылочная кисть с крупными коническими при-
весками (в табл.1 это вид 1в - Заречье-77, рис.1,1). Она сопровожда-
ется накосником с объемными привесками, простыми височными
привесками, гривной с коробкой, сюльгамами с концами, равными по
ширине ширине кольца, браслетами с сильно расширяющимися с
гравированным орнаментом концами, нагрудной бляхой без крышки,
пятилопастной привеской ранней серии В1 (Белоцерковская И.В.,
1999, с.59-60).
Вид 2 - рис. 1,22; 2,2; 3,1,27; 4,3 (6 экз.) - затылочные кисти
классического образца; сопровождаются накосниками с пятилопаст-
ными и составными с объемными привесками; височными привес-
ками с S-видной петлей или треугольным щитком и объемными
привесками; гривнами с проволочной обмоткой концов и замком в
виде петли или коробки и крючка; сюльгамами с равными по ши-
рине кольцом и концами или с соотношением L=0,6-0,8; браслетами
преимущественно с уплощенными змеиноголовыми концами и с изоб-
ражением морды льва; с нагрудными бляхами с крышками серий В2
и ВЗ; с мелкими коническими привесками, подвесками-лунницами
и крестовидными фибулами. Следует отметить, что комплексы Ко-
раблино-99 и Заречье-95, 144, 183 являются более ранними, нежели
Заречье-100, 48. Последние отличаются находками височных подве-
сок с коническими, свернутыми из листа, привесками и таких же
украшений с треугольным щитком, нагрудной бляхи с крышкой типа
В16, накосниками с объемными привесками стремя мелкими объем-
ными вытянутых пропорций подвесками к ним.
Вид 3 - рис.3,15 (1 экз.) - затылочная кисть со сложносоставны-
ми объемными привесками; сопровождается накосниками с объем-
ными привесками стремя мелкими объемными вытянутых пропор-
ций подвесками к ним, сложносоставными височными привесками,
серповидной гривной, сюльгамами с соотношением L=0,2-0,5, брас-
летами с раскованными концами или изображением львиной морды
«а концах, мелкими коническими привесками (Заречье-109). Оче-
видно, к этому же времени относится комплекс (Кораблино-171) с
23
накосником типа классического вида затылочной кисти, включаю-
щий сложносоставную височную привеску, гривны с проволочной
обмоткой на концах и с замком в петлю и серповидную, мелкие
конические привески и сюльгамы описанного выше вида.
Абсолютную хронологию рассмотренных видов затылочных кис-
тей до разработки типологии большинства категорий погребального
инвентаря рязано-окских могильников предложить не представляет-
ся возможным. Пока можно наметить, исходя из хронологии древ-
ностей Кошибеевского могильника, лишь основные вехи, которые
в будущем должны быть скорректированы.
Если принять во внимание, что в Кошибеево классический для
рязано-окских могильников погребальный инвентарь формируется
на стадии С, т.е. не ранее IV в. (Ахмедов И.Р., Белоцерковская И.В.,
1999, с.58); а лопастные привески к накосникам из рассмотренных
комплексов относятся к поздней серии С (не ранее сер. (?) V- рубежа
V-VI в. (Белоцерковская И.В., 1999, с.60), то можно полагать, что
затылочные кисти вида 2 существовали в течение V, быть может,
части VI в. Кисть вида 3 относится ко времени не ранее VI в.. Что
касается кисти вида 1, то судя по пятилопастной привеске серии В,
умбоновидным бляшкам с ложновитым бортиком, раннему виду
нагрудной бляхи, она, очевидно, относится к IV-рубежу V вв. Ос-
тальной инвентарь рассмотренных погребений предложенным хро-
нологическим рамкам не противоречит.
Затылочные кисти классического образца, таким образом, как
элемент женского головного убора существовали относительно не-
долгий, по сравнению со временем бытования культуры в целом,
период - V и какой-то отрезок VI в. И, что особенно важно, они
практически неизвестны в западной части ареала культуры (Борков-
ский, Кузьминский могильники). Даже в полностью раскопанном
могильнике Кораблино из 285 захоронений всего два содержали за-
тылочную кисть и накосник с элементами кисти. Большинство же
находок подобного рода происходит из могильника Заречье, распо-
ложенного в бассейне р. Прони, где на 200 исследованных захороне-
ний их приходится 5; а если учесть кисти с привесками вида 1 и 3,
то их всего семь. Судя по всему, в Шатрищенском могильнике так-
же были зафиксированы затылочные кисти вида 3 (Кравченко Т.А.,
1974, рис. 13,3), которые исследователь считает накосниками.2
Таким образом, на настоящий момент затылочные кисти можно
рассматривать как элемент женского головного убора, характерный
в основном для центрального района ареала культуры рязано-окских
могильников.
24
К сожалению, при очень плохой сохранности костных останков в
могильниках этой культуры достаточно сложно установить возраст
и статус женщин, в головном уборе которых использованы затылоч-
ные кисти. Пока есть только некоторые наблюдения. Там, где удалось
провести возрастное определение (Заречье-77, 95, 110, 144), кисти вы-
явлены у женщин в возрасте 25-40 лет. Из 8 погребений с этим
элементом убора нагрудные бляхи зафиксированы в 6, правда, погре-
бение Заречье-109 было частично разрушено землеройками и, воз-
можно поэтому, бляхи не содержало. Вероятно, можно предположить,
что затылочные кисти входили в убор замужних женщин.
Дважды они встречены в комплексе с крестовидными фибулами,
что в целом нехарактерно для женского костюма культуры (Ахмедов
И.Р., Белоцерковская И.В., 1998, с. 120, 121); в трех случаях в комп-
лекте с ними было более одной гривны (Кораблино-99, Заречье-144,
183); в трех комплексах это были гривны с проволочной обмоткой
концов и напускными бусами, в двух из них (зареченских) - их
было по два экземпляра.
Как уже отмечено, все известные к настоящему времени затылоч-
ные кисти входили в комплекс женского головного убора, состояв-
шего из шапочки и подголовника-лопасти; причем в прическе 3
погребенных, кроме двух кос, под накосниками выявлена еще одна
коса. Судя по погребению Заречье-77, третья коса была продета в
отверстие шапочки, а кисть крепилась к шапочке и шла поверх косы.
В Заречье-95 третья коса под затылочной кистью была свернута
жгутом, а в погр.48 того же памятника она находилась в вытянутом
положении и также под кистью. Надо думать, что наличие затылоч-
ной кисти в головном уборе рязано-окских женщин предполагало
особого рода прическу, когда волосы заплетались в три косы.
Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект № 00-01-00169а
Список литературы:
Ахмедов И.Р., Белоцерковская И. В., 1998. О месте фибул в рязано-окских
могильниках: постановка вопроса // Археологические памятники Среднего
Поочья. Рязань.
Ахмедов И.Р., Белоцерковская И. В., 1999. Хронология Кошибеевского
могильника // Научное наследие А.П.Смирнова и современные проблемы
археологии Волго-Камья. Тезисы конференции. М.
Белоцерковская И. В., 1999. Лопастные привески из рязано-окских
могильников // Научное наследие А. П. Смирнова и современные проблемы
археологии Волго-Камья. Тезисы конференции. М.
25
Кравченко Т.А., 1974. Шатрищенский могильник (по раскопкам 1966-1969
гг.) //Археология Рязанской земли. М.
Спицын А.А., 1901. Древности бассейнов рек Оки и Камы // МАР. №25.
СПб.
1. Нагрудным бляхам будет посвящена отдельная работа, в кото-
рой будет обосновано выделение означенных серий на основе их анали-
за по 31 признаку.
2. К сожалению, при публикации описание комплексов и представ-
ляющие их рисунки были перепутаны: так, под рис. 13,3 значится погр. 126,
а судя по характеристике захоронений, эта кисть относится к погр. 127
(Кравченко Т.А., 1974, с.174, 175).
Таблица 1
2а 4а 76 9а 86
1
2
3 1111
4 11 11
5 11 1
7 1
8
9
10 1
За 5в 1а 10 96
1 1 1
2
3 111
4 1 1
5 111
7 1
8 1 1
9
10
7в 26 8а 56 16 Зд 4в
1
1
1
1 1
11111
11 11
4Г 1г 1в 8в 7г 2в1
1 1
1111
Зг 2в2 6г ЗВ 7а 11
1
1 1
1 1
1 ;
36 бв 5а 46 66 6а
1111
11111
1111
1 1 1
1 1
1
26
Рис. I. 1-20- Заречье-77; 21-29 - Заречье-48.
9-26; 28,29 - бронза; 3,8 - бронза, стекло; 6,27 - железо; 7 - глина.
27
16
Рис.2. Заречье-95. 6-9; 13-17 - бронза; 5 - стекло; 6 - бронза, стекло; 10,11-
железо; 18 - бронза, железо.
28
35
Pw.3. I-14 - Заречье-100; 15-25 - Заречье-109; 26-35 - Заречье-144.
I-11, 13,15-24,26-35 - бронза; 12 - железо; 14 - стекло; 25 - стекло, бронза.
29
Рис.4. 1-14,22- Заречье-183; 9, 15-21 - Кораблино-171.
7,9,10,12,13,16-18, 20-22 - бронза; 8,19 - стекло, бронза; 14 - железо.
30
И.О.Гавритухин
ЭВОЛЮЦИЯ ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКИХ ПСЕВДОПРЯЖЕК
1. Вводные замечания и проблематика.
Псевдопряжки относятся к числу вещей, являющихся своеобраз-
ным маркером целой эпохи в истории Евразии. Л.А.Мацулевич, по-
жалуй, одним из первых обратил внимание на специфику этой дета-
ли ременных гарнитур. Эмоциональное эссе этого ученого, кроме
ряда полезных наблюдений, было сосредоточено на отстаивании те-
зиса о том, что «... пряжка и псевдопряжки не исторические ступени
расцвета, умирания и вырождения, а активное проявление живой фор-
мы» (Мацулевич Л.А., 1927, с. 140). Более конкретно к вопросу подо-
шел Н.Феттих, писавший о появлении псевдопряжек в Поднепровье
в результате синтеза культур и предложивший эволюционный ряд
от пряжек с приклепанным язычком (как в Колоскове, рис. 14, 7) к
псевдопряжкам типа найденных в Хацках и Мартыновском кладе, а
затем - к шикарным изделиям круга Боча-Перещепино и подража-
ниям им в технике прессовки. Не меньшую известность получили и
наблюдения Д.Ласло, писавшего об азиатских (дальневосточных)
истоках моды на украшение ремней обоймами с подвесками. Указан-
ные позиции очертили поле дальнейших исследований (историогра-
фию вопроса и литературу см.: Garam Е., 1990; 1991; Balint Cs., 1992,
с.389-390; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.33).
К принципиально важным в разработке вопроса следует отнести
наблюдения А.К.Амброза (Амброз А.К., 1973; 1981, с.17), утвердивше-
го точку зрения о различном происхождении псевдопряжек и ге-
ральдических ременных гарнитур. Он же синхронизировал дорогие
псевдопряжки типа перещепинских и более простые, известные по
поднепровским кладам типа Мартыновки, а весь этот горизонт соот-
носил с 3 этапом эволюции геральдических ременных гарнитур, да-
тированным сер.- вт. пол. VII в. Склоняясь к точке зрения о дальне-
восточном происхождении моды на псевдопряжки, А.К.Амброз считал
образцы «урало-сибирского» круга, как и геральдические гарнитуры
4 этапа их эволюции, производными от восточноевропейских, что и
определяло позднюю дату рассматриваемых псевдопряжек из При-
уралья и Сибири. В итоге выстраивалась концепция о дальневосточ-
ном (зафиксированном рядом находок из Кореи) происхождении
моды на украшение поясов накладками с подвесками и перенесении
ее в Европу какой-то (гипотетической) группой кочевников. Под их
31
влиянием начинается изготовление шикарных изделий круга Боча-
Перещепино для верхушки восточноевропейских и подунайских групп
кочевников, а так же более дешевых: типа Кернье в Аварском кага-
нате и типа Мартыновки у «антов». Позднее, под влиянием юго-
западного импульса, складываются гарнитуры с псевдопряжками типа
Агафоново, Кудырге и другие «урало-сибирского» круга.
Рассмотрение псевдопряжек в связи с анализом клада из Гапоно-
во позволило мне говорить о ряде устойчивых типов и вариантов
таких изделий, приуроченных к достаточно определенным культур-
ным явлениям (рис.18; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.33-
35). Были предложены уточненные даты для ряда рассмотренных
типов. Расцвет гарнитур, отраженных в кладах типа Мартыновки (груп-
па I днепровских раннесредневековых кладов, как с псевдопряжками
типа 4 - рис. 18, 3, так и типа 3 в Хацках, или с пряжками как в
Колосково - рис. 18, 8а; 14, 7) приходится на 2 и 3 четверти VII в., за
чем последовал катастрофический финал этой культуры, зафиксиро-
ванный «выпадением» кладов (Гавритухин И.О., Обломский А.М.,
1996, с.92-95, 145-148). Гарнитуры типа Боча-Перещепино (с псевдо-
пряжками варианта 2а - рис. 18, 2) бытовали приблизительно в тех
же хронологических рамках (ок.620/630 - 660/680 гг.), постепенно (с
сер. VII в.) сменяясь комплексами круга Глодосы-Кунагота, в кото-
рых псевдопряжки не известны; затем (в последней трети VII в.)
начинается господство гарнитур круга Игар-Вознесенка, связанных с
традицией, псевдопряжек и не подразумевающей. Гарнитуры группы
Кернье-Адонь, с псевдопряжками варианта 2в (рис. 18, 1), в целом
синхронны типу Боча-Перещепина, а прессованные имитации после-
дних (вариант 26 - рис. 18, 6 - на поясах группы Папа-Урдомб-
Пакапуста), хоть и появляются в эпоху, когда прототипы еще бытуют,
известны в комплексах финала среднеаварского времени - т.е. около
последней трети VII в. (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.69-
74; та же периодизация - Kiss А., 1992).
Псевдопряжки типа 1 (рис. 18, 4-5, 7, 9-10) обычны на поясах
агафоновского типа и других поволжских геральдических гарниту-
рах III периода, что определяет датировку не ранее середины, а в
основном - вт. пол. VII в. Эти оценки пока не могут уточняться
материалами из Сибири или единичными юго-западными находка-
ми, но подтверждаются по хронологической шкале Крыма (Гавриту-
хин И.О., 1996; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.84-89, 92 и
рис.90 - ИС-28). В тех же работах мной был поставлен и вопрос о
вещах, по всем параметрам близких обычным пряжкам, но изготов-
32
ценных и использовавшихся в качестве украшения поверхности ремня
(псевдопряжки типа 5). Такие образцы для поволжских материалов
оценивались мной как обычные для геральдических гарнитур пери-
ода I и II (в рамках от вт. пол. или 3-й трети VI до сер. VII вв.). Более
детальная разработка датировки древностей из Кисловодской котло-
вины позволила обсуждать появление псевдопряжек 5 типа в рамках
вт. пол. VI - нач. VII вв. и получить основание для гипотезы о связи
предполагаемого формирования моды на псевдопряжки в Европе с
влиянием какой-то группы людей в рамках I Тюркского каганата
(Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998, с.57-58, 67).
Таким образом, стала появляться возможность не только доста-
точно конкретно говорить об эпохе расцвета моды на псевдопряжки
около 2-й и 3-й четверти VII в., локальных и культурных разновид-
ностях этого явления, постепенном его угасании в более позднее
время, но и выделять предшествующий период бытования рассмат-
риваемых вещей. Ряд материалов, ставших доступными мне в после-
днее время (см. каталог), и сделанные наработки позволяют на новом
уровне вернуться к рассмотрению ранних этапов существования псев-
допряжек в Европе. Этому и посвящены предложенные ниже замет-
ки и материалы.
2. Типология и хронология псевдопряжек 5-го типа.
Сначала следует остановится на критериях, очерчивающих круг
рассматриваемых вещей. Если псевдопряжки типов 1-4 просто отли-
чимы от пряжек тем, что имеют лишь имитацию прорези, а иногда и
язычка, то образцы интересующего нас типа 5 легко определить лишь
в случаях, когда прорезь рамки столь мала, что явно не приспособле-
на для продевания ремня или вместо язычка присутствует лишь его
имитация (варианты «в» и «г»). Иногда атрибуция изделий как псев-
допряжек возможна с учетом их положения на ремне, если его части
дошли до исследователя in situ, или же когда кроме металлических
деталей сохранились фрагменты кожи, к которым они крепились
(Алтынасар, курган 394, погр. 191 в Армиево, погр.ЗО вУндрихе, погр.70
в Волчихе и др. - см. каталог). О наличии псевдопряжек может свиде-
тельствовать сам состав гарнитур («Сирия»; хутор «Дружба»; Верх-
Саинский курган 15; погр. 15 в Ахмылово - см. каталог). В остальных
случаях атрибуция вещей как псевдопряжек основана на близком
соответствии всех деталей образцам из указанных выше комплексов.
Рассматриваемые псевдопряжки имеют внутри типа ряд разли-
чий: по очертаниям рамки и форме ее прорези, типам язычка, очерта-
ниям и некоторым другим деталям обоймы. В ряде случаев указан-
5-241
33
ные признаки образуют повторяющиеся сочетания на нескольких
образцах. Выделяемые таким образом варианты обозначаются име-
нем собственным. К сожалению, возможности такой методики типо-
логии ограничены, поскольку рассматриваемый материал не много-
численен. Преждевременным является и систематическое выделение
серий, объединяющих типологически и хронологически взаимосвя-
занные варианты (о таком построении типологической системы см:
Гавритухин И.О., 1999, с. 160-163). Описанная ситуация потребовала
более примитивного подхода, базирующегося на априорной иерархии
или элементарной комбинаторике признаков. Отрицательные сторо-
ны таких методик я постарался смягчить введением гипотез о значе-
нии используемых признаков.
Уже на уровне предварительной оценки материала стало понятно,
что наиболее показательным для хронологической привязки образца
является характер прорези рамки и ее соотношение с язычком. В
соответствии с целями данной работы этот признак и лег в основу
выделения вариантов, обозначаемых строчными буквами русского
алфавита (для единообразия с номенклатурой псевдопряжек других
типов - см. Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.33-35). Хроно-
логическую нагрузку имеют и сочетания некоторых признаков обой-
мы, полученные таким образом варианты обозначаются заглавными
буквами русского алфавита (чтобы отличать от вариантов по харак-
теру прорези рамки, а возможные описания образцов по сочетанию
признаков («коды») выглядели более наглядно). Определенный по-
тенциал в решении поставленных задач имеют и различия других
деталей (например, типы и варианты язычков), но работа с этими
признаками слишком усложнила бы предлагаемое исследование, едва
ли существенно повлияв на результат. Поэтому в данной статье я
сосредоточу внимание на работе с оговоренными выше вариантами.
Варианты по характеру прорези рамки:
а) с неширокой прорезью и чуть намеченным «выбуханием» ее
краев, так что выступающие чуть вперед края прорези примыкают к
ложу язычка; все известные образцы не имеют выступов в задней
части рамки (рис. 1, 1; 2, 1 -2; 3, 9); для того, чтобы говорить о подвари-
антах, материала слишком мало.
б) края прорези, хотя и выделены, но не замкнуты настолько,
чтобы исключать их функциональное использование, в сравнении с
вариантом «а» прорезь более широкая и ее края не примыкают к
ложу язычка; в рамках этого варианта возможно выделять подвари-
анты по характеру решения «выбухших» краев прорези: они могут
34
быть лишь намечены, каку варианта «а» (рис.З, 1; 4, 1,3; 7,4, 7), более
тчетливо очерчены (рис.4, 2; 5, 1, 5-6; 7, 5; близка им и 8, 5), нарочито
подчеркнуты (рис.6, 1-3; 7, 6, им близка и 7, 9); хотя различие указан-
ных признаков при сравнении выразительных образцов вполне оче-
видно, жесткие границы между подвариантами едва ли возможны, о
чем свидетельствуют вещи из одного комплекса (рис.4) или изде-
лия, занимающие как бы промежуточное положение между «вырази-
тельными» образцами, в том числе и переходные к варианту «в»;
большинство находок имеет рамки с выступами в задней части, но
известны и без них, варьирует и характер оформления выступов;
весьма разнообразны язычки, даже у изделий из одного комплекса
(например, рис. 9).
в) края прорези хоть и не замыкаются полностью, явно не функ-
циональны, о чем свидетельствует узкий проход от основной части
прорези к ее «выбухшим» краям или уменьшенные размеры деталей
(рис. 7, 8; 8, 2; 10,1-2; 11, 1, 8, 21-22; 12, 11; 13, 1; 14, 1 и, вероятно, 5); по
характеру решения прорези в данном варианте различимы подвари-
анты, но как и в отношении варианта «б», говорить о них можно как
о тенденции, очевидной на примере «выразительных» образцов; дета-
ли оформления рамки, как и язычки, представлены довольно боль-
шим числом вариаций.
г) формально прорезь близка варианту «в», но она никак не свя-
зана с язычком, просто потому, что последний отсутствует и лишь
имитируется выступом, являющимся частью рамки (рис. 15, 1-2, 9).
Варианты обойм:
А) «арочной» формы с гладкой поверхностью (рис.1, 1; 2, 1-2; 3, 9;
4, 1-3; 5, 5-6; 13, 1; 14, 1).
Б) профилированные с гладкой поверхностью (рис.7, 5, 7; 11, 1,
21); покалишь среди этого варианта выделяется подвариант «про-
резных» (рис. 14, 5).
В) «арочной» формы, «двускатные» с ребром по вертикальной оси
симметрии (рис. 10, 2).
Г) профилированные «двускатные» с ребром по вертикальной
оси симметрии (рис.З, 1; 6, 1-3; 7, 1; 8, 1, 3-4; 9, 1-2; 10, 1; 11,8).
Д) «арочной» формы с валиком по вертикальной оси симметрии.
Хотя у псевдопряжек типа 5 не известны, возможны как теоретичес-
ки, так и учитывая примеры псевдопряжек других типов из комп-
лексов, близких тем, что включают псевдопряжки типа 5 (рис. 12, 2).
Е) Профилированные с валиком по вертикальной оси симмет-
рии (рис.12, 11; 15, 1-2,9).
35
Исследование сочетаний перечисленных признаков между собой
и совстречаемости псевдопряжек с другими деталями ременных гар-
нитур в выразительных комплексах (рис. 16) позволяет говорить о
следующих горизонтах гарнитур с псевдопряжками (о том, что это
именно горизонты, свидетельствует рассмотрение культурного кон-
текста гарнитур, картографирование, наконец, абсолютные датировки,
рассмотренные ниже).
Горизонт 1 включает: псевдопряжки только с рамками варианта
«а» и обоймами варианта А; полые овальные или или В-образные
пряжки без выступов в задней части; одночастные накладки с пря-
мыми боками, украшенные двумя парами прорезей или боковыми
вырезами; Т-образные накладки с прямоугольной пластиной, имею-
щей пару круглых прорезей или со «щитовидной» пластиной без
прорезей.
Хронология горизонта определяется комплексом из катакомбы
357 могильника Клин-Яр III (рис.2), датированного по шкале эво-
люции кисловодской керамики около вт. пол. VI в., не исключая
самого начала VII в. (Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998). Аналоги
пряжке и фасетированному наконечнику из этого комплекса (рис.2;
4, 11) есть в погребении 1967 г. из Цебельды (Воронов Ю.Н., Юшин
В.А., 1971, рис.42: 2, 8), датированному монетами Юстиниана Велико-
го (527-565) и принадлежностью периоду 6 эволюции цебельдинс-
кой культуры (по А.К.Амброзу), наступившему позже 550 г. (Гаври-
тухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.84). Показательна и Т-образная
накладка с непрорезной щитовидной пластиной (рис.2, 12): перекла-
дина этой вещи выполнена костыльком, изготовленным отдельно от
корпуса, что известно по материалам той же цебельдинсой культуры
(Воронов Ю.Н., Бгажба О.Х., 1979, рис.22,40; Воронов Ю.Н., Бгажба
О.Х., Шенкао Н.К., Логвинов В.А., 1989, рис.4, 30-31,6, 27) в комп-
лексах, для хронологии которых показательны вещи, обычные для
фаз 1 и 2 культуры Суук-Су (от сер. VI до первой трети VII вв. -
Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.248-249 - №№ 84, 85, 86,
рис.90 - ХИЛ).
Комплекс из погр. 191 в Армиево (рис.2, 9-18) относится к I пе-
риоду эволюции геральдических ременных гарнитур Поволжья и
содержит Т-образную накладку, одну из наиболее близких причер-
номорским прототипам. Соответственно, в хронологических рамках
указанного периода (со вт. пол. скорее - 3-й трети VI до первых
десятилетий VII вв.) он едва ли занимает позднюю позицию (Гав-
ритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.85, 89,274-275, ИС-3). Опубли-
36
кОнанные вещи из атынасарского кургана 394 (рис. 1) не дают осно-
ваний для корректировки сказанного в смысле датировки. Нижняя
граница рассмотренных наборов с псевдопряжками не может опус-
каться ранее 558 г. (бегство авар в Европу и победы тюрок в Приара-
пье) или 566 г. (победа над эфталитами, до которой масштабное дви-
жение тюрок на Запад было едва ли возможно), если принимать
наиболее реальную из существующих гипотезу о появлении поясов
с накладками, украшенных подвесками, на «западе» в связи с какой-
то группой в составе I Тюркского каганата.
Горизонт 2 включает: псевдопряжки с рамками варианта «б» и
обоймами вариантов А-Г; появляются В-образные пряжки с высту-
пами в задней части и подпрямоугольной зауженной прорезью; на-
ряду с бытованием накладок старых форм, появляются их модифи-
кации - «рогатые» одночастные, Т-образные с профилированной
пластиной. Датировка определяется близостью основных форм дета-
лей ременной гарнитуры образцам периода I геральдических гарни-
тур Поволжья, но в ряде случаев эти детали типологически более
«развиты», а появление форм, обычных для периода II (например,
пряжек с узкой прорезью рамки и «рогатых» накладок с прогнуты-
ми боками), свидетельствует об относительно поздней позиции рас-
смотренных комплексов в рамках периода I и по крайней мере час-
тичной синхронности периоду II (см. ниже, о горизонте 3).
Ряд комплексов по составу инвентаря допускает соотношение как
с горизонтом 1, так и 2. Это связано с неясностью следующих вопро-
сов: а) когда распространяются в Поволжье В-образные пряжки с
выступами в задней части рамки, но незауженной прорезью, б) како-
во хронологическое соотношение Т-образных накладок с прямоу-
гольной и профилированной пластиной, в) рассматривать ли псев-
допряжки вариантов «а» и «б» или «А» и «Б», «В», «Г» как ступени
эволюционного ряда или же считать их реализацией моды на на-
кладки с подвесками просто на разных типах «подручного» материа-
ла (о рамках см. и пункт «а»), Я воздержусь от однозначного ответа
до появления большего числа комплексов, способных прояснить си-
туацию, и выделения непосредственных прототипов псевдопряжек,
то есть поясов с накладками, имеющими подвески, которые имити-
ровались в зоне ранних псевдопряжек (Поволжье, Приаралье, Север-
ный Кавказ).
Горизонт 3 включает: псевдопряжки с рамками вариантов «б» или
«в» и обоймами варианта В-Г (что, в принципе, не исключает и быто-
вание вариантов А-Б, ведь выборка не многочисленна, а такие формы
6-241
37
есть в комплексах горизонта 4); В-образные пряжки с зауженной
прорезью, являющиеся ведущей формой; двучастные «рогатые» на-
кладки 2-го варианта волчихинской серии (по: Гавритухин И.О.,
Иванов А.Г., 1999, с.108-109); Т-образные со щитовидной пластиной
и полуовальной прорезью; Х-образные прорезные накладки; нако-
нечники с прямыми боками и парой круглых прорезей, а также не
отраженные на рис. 16 щитовидные накладки с округлой прорезью
(рис. 10, 6); наконечники с прямыми боками и широкой прорезью
(рис. 10, 11); накладки с прямыми боками, крупной прорезью и вол-
нистым верхним краем (рис. 10, 8).
Состав признаков этого горизонта типичен для комплексов II
периода поволжской геральдической гарнитуры (пер. пол. - сер. VII
в.). Но показательно наличие рогатой двучастной накладки варианта
2 волчихинской серии и отсутствие ряда «развитых» форм (см. ниже,
о горизонте 4). Опорные для датировки комплексы - из Верх-Саин-
ского кургана 15, погр.552 Варнинского могильника и Трубчевского
клада. Первый я относил к финалу 1 периода поволжской геральди-
ческой гарнитуры или переходу от периода I ко II, но по мере накоп-
ления материала и его осмысления мне кажется целесообразным по-
ставить вопрос о членении периода II, с отнесением к его ранней
части Верх-Саинского кургана 15, погр.552 из Варнинского могиль-
ника и ряда схожих материалов. Погр. 552 из Варни датировано око-
ло 1-й трети VII в. (Гавритухин И.О., Иванов А.Г., 1999). Формы,
типичные для днепровских кладов 1-й группы (к которым относит-
ся Трубчевский), бытовали в рамках 2-й и 3-й четверти VII в. (Гаври-
тухин И.О., Обломский А.М., 1996). Хотя интересующая нас наклад-
ка (рис. 13, 14) для Поднепровья единична, она не может оцениваться
как что-то чуждое стилистике, представленной в кладах, а потому до
новых материалов и разработок нет оснований обсуждать для этой
вещи особую дату. При этом показательно, что в рамках Трубчевско-
го клада, принадлежавшего ювелиру, интересующая нас вещь не яв-
ляется продукцией и имеет следы ремонта (наблюдения О.А.Щегло-
вой, которую я благодарю за информацию).
Накладки с прямыми боками, крупными прорезями и волнистым
верхним краем краем близки образцам, встреченным в группе 2 крым-
ской геральдической гарнитуры, датируемой в рамках фаз 16 и 2а
эволюции культуры типа Суук-Су, то есть около конца VI - начала
VII в. (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, рис.68 - тип 76, с.254,
274-275). Перечисленные признаки бытовали, иногда в переработан-
ном виде, и уряда вещей, отложившихся в днепровских кладах 1-й
38
пуппы (рис.13, 10; 18,8a; Гавритухин И.О., Обломский A.M., 1996,
рис.35, с.24-25).
Горизонт 4 включает: псевдопряжки с рамками только варианта
«в». встреченные с обоймами вариантов Г, Е (но в комплексах, соот-
ветствующих этому горизонту, не вошедших в таблицу из-за своеоб-
разия, встречены и другие обоймы, например, А - Трубчевск, Углы, Б -
«Кавказ» и т.д.); продолжающие доминировать В-образные пряжки
с выступами в задней части и зауженной прорезью; рогатые одноча-
стные и Т-образные накладки, а также рогатые двучастные 1-го ва-
рианта волчихинской серии; Х-образные прорезные накладки; кро-
ме наконечников с прямыми боками, их модификации с прогнутыми
боками, появляющиеся длинные прорезные наконечники с выступа-
ми по краям.
Как и комплексы 3-го горизонта, состав рассматриваемых набо-
ров типичен для II периода эволюции поволжской ременной гарни-
туры. Среди инноваций, важных для датировки, укажу следующие. 2-
й вариант двучастных накладок волчихинской серии сменяется 1-м,
типологически производным от 2-го (Гавритухин И.О., Иванов А.Г.,
1999, с. 108-110). Появляются удлиненные наконечники с выступами
по бокам, не известные ранее 2-й четверти VII в. (Гавритухин И.О.,
Обломский А.М., 1996, с.90, 274-275 - ИС-22). Рогатые Т-образные
накладки из погр.70 в Волчихе близки типичным для днепровских
кладов 1-й группы (2-я и 3-я четверти VII в.). Показателен и весь
волчихинский комплекс, почти тождественный набору из Урьинско-
го клада (рис. 12), отличаются только псевдопряжки. Последние типо-
логически производны от волчихинских и принадлежат к типам, обыч-
ным в эпоху расцвета моды на псевдопряжки (около 2-й и 3-й
четверти VII вв.). В то же время, состав комплексов заставляет счи-
тать, что хронологическая разница между волчихинскими и урьинс-
кими псевдопряжками минимальна, а эти комплексы почти синх-
ронны.
Горизонт 5 включает псевдопряжки с рамками варианта «г», изве-
стные пока лишь с обоймами варианта Е. Остальные вещи этих гар-
нитур типичны для поясов агафоновского типа, появившихся не ра-
нее середины VII в. (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.85-89,
92, рис.90).
Таким образом, для рассмотренных горизонтов предлагаются сле-
дующие абсолютные датировки:
горизонт 1 - последняя треть VI - начало VII вв.,
горизонт 2 - конец VI - первая треть VII вв.,
39
горизонт 3 - первая половина VII в.,
горизонт 4 - вторая и третья трети VII в.,
горизонт 5 - середина - вторая половина VII в.
3. Культурный и исторический контекст.
По учтенным типологическим признакам псевдопряжки, несом-
ненно относящиеся к 1-му горизонту, тождественны (вариант «а.А»),
но связывать их с гомогенным культурным кругом я считаю непра-
вомерным. Дело не только в географической разбросанности и куль-
турной разнородности комплексов (рис. 17, 1). При сходстве элемен-
тов доступные данные позволяют считать рассматриваемые гарнитуры
различными по структуре (подробнее о находках см. каталог).
По условиям нахождения с поясом из погр.357 в Клин-Яре свя-
зан комплект из 6 псевдопряжек и, возможно, 1 прямоугольная на-
кладка без каких-либо намеков на подвесные ремешки, а также пряжка
для узкого ремешка (рис.2, 6, 13). Если не считать пряжки и наконеч-
ника, здесь псевдопряжки были основным, если не единственным,
украшением пояса. Такая структура в наибольшей степени напоми-
нает корейские пояса с накладками, имеющими подвески (примеры
см.: Ito А., 1971), относящиеся к кругу гарнитур, вероятнее всего быв-
ших прототипами восточноевропейских поясов с псевдопряжками. В
структуре пояса из армиевского погр. 191 (рис.З, 18), напротив, разно-
образные, вероятно функциональные, подвесные ремешки играли за-
метную роль, «оттесняя» псевдопряжки на бока и спину. Такое соот-
ношение «функциональных»» и «декоративных» подвесок обычно
на поясах, связываемых с тюрками и уйгурами (многочисленные, хотя
и более поздние, примеры см.: Добжанский В.Н., 1990). Пояс из ал-
тынасарского кург.394 (рис. 1,9), явно имел структуру, не сводимую к
двум описанным. Даже если как-то менять реконструкцию, предло-
женную Л.М.Левиной, явно преобладание на поясе декоративных
компонентов (таковы и короткие подвесные ремешки), сочетавших-
ся, судя по числу элементов, ритмично. Эта стилистика напоминает
поздние иранские пояса и гарнитуры, испытавшие их влияние, хотя и
нетождественна им (см. в каталоге: «Сирия»; Гавритухин И.О., Ива-
нов А.Г., 1999, с. 138; ряд примеров по: Добжанский В.Н., 1990).
Таким образом, можно констатировать, что наиболее ранние псев-
допряжки восточноевропейского круга появляются не только у пред-
ставителей разных культур, но и на поясах с различной структурой.
Сходство же рассмотренных гарнитур объяснимо в данном случае
общим источником заимствования, который, судя по датировке и
ареалу влияния (рис. 17, 1) не мог находится вне 1 Тюркского кага-
40
та В то же время, на памятниках, связываемых с собственно тюрка-
ми нет и намека на псевдопряжки. Для описанной ситуации возмож-
но следующее объяснение. С каганатом были связаны многие племе-
на и на разных условиях. Некоторые из них были полностью включены
военно-политическую систему тюрок, другие были подчинены, со-
хранив внутреннюю самостоятельность, третьи - выставляли по тре-
бованию кагана военные контингенты в рамках даннических или
союзнических отношений. Некоторые такие контингенты - «дружи-
ны» могли объединяться в особый оперативный корпус, возглавляе-
мый представителями достаточно знатного рода, приближенного к
Дшина (породнившегося с ним ?). В рамках такого корпуса и мог
распространяться обычай украшать пояс накладками с подвесками,
принесенный начальниками корпуса, но в каждой «дружине» вопро-
изводившийся в соответствии со своими традициями.
Среди гарнитур 2-го горизонта наилучшие основания для того,
чтобы представить структуру, имеет набор из погр.ЗО в Ундрихе (рис.4).
И по составу, и по реконструируемому сочетанию деталей этот пояс
удивительно близок армиевскому (см. каталог). Перекликаются и де-
тали обряда этих погребений, причем зафиксированное в них «рас-
членение» пояса необычно для окско-сурского населения, которому
несомненно принадлежат похороненные в упомянутых могилах. В
данном случае можно предположить существование «субкультуры»,
возможно, отражающей традиции некой «дружины», собираемой из
представителей родственных племен. Набор элементов гарнитуры из
Ахмылово (рис.5, 6-12) близок рассмотренному, но не тождественен
ему. При неясности структуры ахмыловского пояса можно констати-
ровать, по крайней мере, некоторые отличия от ундриховского в том,
как он положен в могилу. С другой стороны, обращает внимание
близость решения деталей псевдопряжек из Ахмылово и Ундриха, не
только по учтенным признакам (обе относятся к варианту «б.А»), но
и по более тонким деталям. Например, по характеру выступов в зад-
ней части эти вещи принадлежат очень близким вариациям, относя-
щимся к традиции, отмеченной для «кавказской» серии В-образных
пряжек, изготовленных вместе со щитовидной обоймой (Гавритухин
И.О., 1999). Похоже, что в Ахмылово был похоронен представитель
особой военной традиции, хоть и во многом близкой той, что пред-
ставлена в Ундрихе.
К наборам рассмотренного «ундрихского» круга относятся, веро-
ятно, и вещи из погр. 1976 г. в Шатрищах, учитывая сходство сохра-
нившейся рамки псевдопряжки (рис.5, 1) с упомянутыми В-образ-
41
ными пряжками «кавказской» серии, а так же близость Т-образной
накладки образцу из Ундриха (рис.5, 4; 4, 12). Еще меньше ясности в
отношении находки из Лизгора (рис.5, 13), можно лишь отметить ее
близость рамкам псевдопряжек из Ундриха, что вполне объяснимо
«кавказским» стилистическим контекстом рассмотренных находок
из Поволжья; с другой стороны, лизгорская вещь сопоставима с псев-
допряжками из хут. «Дружба» (рис.9, 1-4), более поздними и другого
культурного контекста (о них см. ниже). Неясность комплекса наход-
ки из Лизгора не позволяет решить эту дилему.
Другие типологические линии псевдопряжек горизонта 1 и/или 2
представлены вариантами «а.Г», «а.Б», «б.Б». Первые (рис.З, 1; 7, 1+4;
17, 9) известны в Башкирии и, несмотря на неясность структуры
поясов из-за плохой сохранности комплексов, уже типологическая
близость псевдопряжек может свидетельствовать в пользу соотнесе-
ния этих находок с одним кругом дружинных традиций, хоть и ма-
ловероятно, что с одной дружиной. Остальные упомянутые находки
(рис.7, 5, 7; 17, 4, 5) уникальны по сочетанию деталей и ставить их в
какой либо эволюционный ряд или оценивать культурный контекст
мешает отсутствие информации о составе комплексов и особеннос-
тях памятников.
На фоне прочих обращают на себя внимание псевдопряжки вари-
анта «б.Г» с особенно крупными, нарочито подчеркнутыми, «выбух-
шими» краями прорези рамки (рис.6, 1-3, 7, 6). Состав гарнитуры с
такими вещами можно представить лишь для находки из «Сирии».
Выше и при анализе в каталоге было отмечено, что общий облик
этой гарнитуры имеет переклички с иранскими поясами; своеобраз-
на на фоне европейских находок и стилистика деталей гарнитуры. С
другой стороны, псевдопряжки не известны на поясах, связываемых с
иранской или византийской военной модой. Наиболее вероятным
представляется, что гарнитура из «Сирии» была изготовлена передне-
азиатским мастером для «северного варвара», очевидно - наемника,
по значимым для последнего образцам (в отличии от алтынасарского
набора, в котором чувствуется влияние поясов иранского круга, хотя
он и изготовлен местным мастером). Принимая гипотезу о появле-
нии восточноевропейских псевдопряжек в эпоху I Тюркского кага-
ната, попробуем оценить время и обстоятельства, когда владелец ин-
тересующего нас пояса мог оказаться в Сирии (обзор событий и
источников см.: Кулаковский Ю.А., 1996; Артамонов М.И., 1962;
ГадлоА.В., 1979; Чичуров И.С., 1980).
42
Место этой находки указывает на восточное пограничье Визан-
тии, на короткое время окулированное персами (613-629 гг.), затем
дернувшееся в состав Империи и потерянное в ходе арабских завое-
ваний (в 636 г., хотя некоторые крепости сопротивлялись еще не-
сколько лет). В 568 г. (посольство Земарха) народы, подвластные
тюркам, еще не имели прямых контактов с Византией, а уже в 576 г.
происходит разрыв складывавшегося союза Империи и Тюркского
каганата. Сотрудничество Византии с «северными» народами возоб-
новляется в ходе компании против Ирана в 589 г.; причем и аланы,
выступившие по приглашению грузинского царя, и хазары действо-
вали сепаратно от византийцев, а после 591 г. «восточный» театр во-
енных действий не был для Византии актуальным. Новое наступле-
ние Ирана началось в 604 г. и участие в нем «северных» народов
маловероятно: о связях иранцев с тюрками есть данные лишь в
отношении победителя последних, Бахрама Чубина, восстание кото-
рого было разгромлено Хосровом II в 591 г.; в дальнейшем тюрки и
подвластные им племена фигурируют лишь в антииранском контек-
сте. Никаких свидетельств об интересе к народам на востоке Европы
нет и в отношении узурпатора константинопольского трона Фоки
(602-610 гг.), поглощенного борьбой с оппозицией и потерявшего
ряд подвластных Византии земель. Итак, контекст событий не дает
оснований предполагать в VI - нач. VII вв. наличие отрядов, набран-
ных из народов, связанных с тюрками, и действовавших в Сирии.
Деятельность же Ираклия, утвердившегося в Константинополе
после свержения Фоки, наоборот, в наибольшей степени соответству-
ет возможности интересующего нас явления. Достаточно вспомнить
«государя гуннского народа» крестившегося со свитой в Константи-
нополе между 613 и 619 гг., активную союзническую политику Им-
перии в отношении Куврата (одного или двух - для нашей темы не
важно) и Органы, союз с Тюркским каганатом, заключенный в 626 г.
и т.д. В этом контексте какие-то из восточноевропейских дружин
вполне могли поступить на службу в византийские войска. Вероятен
и несколько другой сюжет. Для характеристики «мобилизационной»
потребности византийцев и спектра действий по этому вопросу Ирак-
лия показателен эпизод с разгромленным отрядом арабов: император
помиловал побежденных и составил из них особое подразделение,
служившие византийцам не одну компанию. В отношении же пле-
мен, связанных с Тюркским каганатом, вспомним, что после неудач-
ной осады Тифлиса летом 627 г. каган тюрков ушел на север, оставив
с Ираклием «40-тысячную» часть своего войска. Этот корпус, по мере
43
нарастания трудностей, постепенно разбежался. Вполне возможно, что
какие-то из «дружин» или бойцов разноплеменного войска тюрок
остались на службе у византийцев, а позднее сформированный таким
образом отряд находился в освобожденной Сирии.
Как бы то ни было, на основании приведенных наблюдений, наи-
более вероятной представляется связь гарнитуры с псевдопряжками
из «Сирии» с одним из восточноевропейских отрядов, нанятых Ирак-
лием в ходе контрнаступления против персов (между 622 и 628 гг.
или в 627 г.), а между 629 и 636 гг. находившимся в Сирии. Такой
хронологии соответствует и типологическая оценка псевдопряжек
из «Сирии»: они наиболее близки образцам 2 и 3 горизонта эволю-
ции восточноевропейских псевдопряжек. Своеобразие образцам из
«Сирии» и их аналогам придает особенно подчеркнутые «выбухшие»
края прорези рамки, что явно выпадает из типологических рядов,
представленных другими находками псевдопряжек. Стилистическая
оценка гарнитуры из «Сирии» и гипотеза об ее историческом кон-
тексте позволяет объяснить это специфическое отклонение от ос-
новных эволюционных линий. Кроме Ближнего Востока, образцы
«сирийского» варианта найдены в Башкирии и в Среднем Поочье
(рис. 17, 7). Там же можно указать и его наиболее вероятные прототи-
пы с не столь «выбухшими», хотя и довольно отчетливыми краями
выреза рамки: с «бирского» («а.Г») варианта могла быть заимствова-
на форма щитка (рис.З, 1; 7, 4), а с «ундрихского» («б.А») - очертания
рамки (рис.4, 1-3, 5,1).
Итак, вероятно, из представителей поокских и приуральских дру-
жин был сформирован реконструируемый «сирийский» отряд визан-
тийской армии. По заказу этих солдат и по имевшимся у них образ-
цам ближневосточными мастерами стали изготавливаться новые
гарнитуры с псевдопряжками. Какие-то бойцы «сирийского» отряда
вернулись на родину, но принесенный ими вариант псевдопряжек,
как и поясов в целом, не оказал существенного влияния на эволю-
цию местных стилей (с определенной долей скепсиса о таком влия-
нии можно говорить лишь в отношении находки из Уфы, переход-
ной от варианта «б» к «в» - рис.7, 9).
Другой подвариант псевдопряжек варианта «б.Г», с некрупными
вырезами по краям рамки, представлен в noip. у хут. «Дружба» (рис.9).
Кроме большой пряжки, в этом комплексе с поясом можно досто-
верно связать лишь комплект псевдопряжек (см. каталог). Вне зави-
симости отрешения вопроса о принадлежности пряжки «среднего»
размера и соответствующего язычка ремню, крепящемуся к этому
44
поясу или отдельному от него, рассматриваемый набор по структуре
явНо близок встреченному в кат.357 из Клин-Яра. Сходство матери-
альной культуры раннесредневекового населения верховий Кубани
и Кисловодской котловины отмечалось практически всеми исследо-
рателями. Очевидно, несмотря на типологические различия псевдо-
пряжек из упомянутых комплексов, можно говорить о круге близ-
ких дружинных традиций «Западной» Алании. Недостающие же
типологические звенья, позволяющие представить развитие местных
поясов с псевдопряжками, следует, наверное, ожидать в новых наход-
ках. В этой связи можно вернуться к образцам из Дигории, также
входящей в зону расселения алан: псевдопряжка из Камунты близка
клин-ярским (рис.7, 7 и 2, 1-2), а рамки псевдопряжек из Л изгора и
Камунты сопоставимы с образцами из хут. «Дружба» (рис.5, 13; 7, 9 и
9, 1-4). К сожалению, неясность комплексов дигорских находок ме-
шает оценить характер этих параллелей.
В ряде комплексов 3 и 4-го горизонтов эволюции восточноевро-
пейских псевдопряжек представлены изделия вариантов «в.В» (рис.8,2;
10, 2), «в.Е» (рис.12, 11), «в.Г» (рис.10, 1; 11,8). Сходство по крайней
мере части этих вещей имеет явно не только хронологический ха-
рактер. Хотя возможности для реконструкции гарнитур здесь не ве-
лики (наиболее пригодный для этого материал из Волчихи не опуб-
ликован), можно отметить очевидную перекличку состава имеющихся
наборов: двучастные рогатые накладки (рис.8, 10-11; 10,5; 11, 10; 12,
6); наконечники двух типов в одном комплексе, причем один из
типов везде один - с прямыми или прогнутыми боками и парой
круглых прорезей (рис.10, 10-11; И, 14-15; 12, 7, 9); сочетание рогатой
или прямоугольной накладки с Х-образной прорезной (рис. 10, 8-9;
11, 11-13; 12,4-5). Наверное, при лучшей сохранности комплексов
список был бы еще более показательным. Отметим и то, что эти
наборы представлены в разных культурах и на обширном простран-
стве. Несмотря на сходство элементов указанных комплектов, они,
скорее всего, принадлежали гарнитурам, различающимся по структу-
ре. Например, в «первой» гарнитуре из Бахмутино и погр.70 из Вол-
чихи было по 3 двучастных накладки, вероятно, образовывавших на
поясе «блок», как на некоторых «агафоновских» поясах (рис. 15, 17), а
в верх-саинском кург. 15 такая вещь одна; зато в последнем известно
несколько щитовидных накладок (рис. 10, 6), что напоминает наборы,
концентрирующиеся в Северо-Восточном Причерноморье, но извес-
тные и значительно шире, а в других комплексах они единичны или
отсутствуют вовсе (о некоторых особенностях поясов со щитовид-
45
ними накладками см. Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.30).
Рассмотренные гарнитуры и их вероятные соответствия концент-
рируются в Приуралье и у низовий Оки. Разная стилистика испол-
нения некоторых деталей и отличающаяся структура гарнитур, но, с
другой стороны, перекличка в составе и некоторых сочетаниях на-
кладок позволяют считать, что при различии дружинных традиций
воинские контингенты, выставляемые из этих земель, были как-то
взаимосвязаны. Во-первых, речь здесь может идти о давних традици-
онных культурных контактах населения Поочья и Приуралья (Гав-
ритухин И.О., Иванов А.Г., 1999). Во-вторых, неоднократные совмес-
тные военные предприятия представителей этих дружин
подтверждались анализом псевдопряжек 1-го и 2-го горизонтов. То,
что какие-то из этих военных акций были связаны с Кавказом,
можно предполагать, учитывая наличие сочетания одночастной и про-
резной Х-образной накладок в кат. 11 из Чми и погр.23 в Квемо
Алеви (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, рис.82, 104-105, 79,
87-88) - с двух сторон от Дарьялского прохода. На базе дружинных
традиций отмеченной общности складываются пояса с псевдопряж-
ками горизонта 5 и другие «агафоновские» (рис. 15), судя по особен-
ностям гарнитур и очевидным прототипам ряду деталей последних.
Псевдопряжку с «Кавказа» (рис.11, 1) я отношу к горизонту 4,
исходя из особенностей прорези рамки (поздняя разновидность ва-
рианта «в») и с учетом хронологического разброса других накладок
из этой коллекции, часть которых могла принадлежать одному ком-
плексу (не считая явно более ранней пряжки - рис.11, 7): сильно
профилированной рогатой накладки, явно типологически не ранней
(рис.11, 2); деградированных прорезей в виде птичьих голов - «запя-
тых» на Т-образной накладке (рис.11, 6); щитовидной накладке с
«валиком» (рис.11, 4), как у обойм псевдопряжек варианта Д и Е,
мелким накладкам (аналоги отмеченным признакам и их оценку
см.: рис. 16 и соответствующий текст в данной работе; Гавритухин
И.О., Обломский А. М., 1996, рис.29,6-7; 38, 2-3, 7-9, 13-14, 23; 47, 8, 20,
26; 68а, 154; 82, 66, 82; 87, 65; 89, 13, 50, 74; с.274-275; Гавритухин И.О.,
Малашев Ю.В., 1998, рис.5, 6; 6, 24; с.59-61; Гавритухин И.О., 1999,
рис.ЗА, 1; с. 166, 185). К сожалению, нет оснований, чтобы представить
себе структуру гарнитуры с этой псевдопряжкой, одной из наиболее
поздних на Кавказе. Еще меньше возможностей для суждения о псев-
допряжке из кург.5 в Алтынасаре (рис. 11, 22). Наконец, к горизонту 4
относятся 2 гарнитуры с псевдопряжками варианта «в.А» (рис. 13, I;
14, 1), известных по днепровским кладам 1-й подгруппы, что и
46
определяет датировку таких изделий (Гавритухин И.О., Обломский
д М-> 1996), наряду с типологическими особенностями прорези ра-
мок и отмеченными ранее аналогами некоторых вещей из комплек-
сов 4-го горизонта и этих кладов. Очевидна явная типологическая
близость, единство культурного контекста и компактность ареала
рассматриваемых псевдопряжек (вариант «Углы»; ранее я ошибочно
не различал их от образцов типа 4 - см. Гавритухин И.О., Обломс-
кий А.М., 1996, с.34), что позволяет связывать их с одной или
очень близкими «дружинными» традициями. В отношении прототи-
пов варианта Углы отмечу, что находки гладких обойм арочной фор-
мы и рамок без выступов в задней части, если не считать образцов
1-го горизонта, имеющих хронологический разрыв с рассматривае-
мыми, концентрируются лишь в Поочье и Приуралье. Бытование
этих, в общем-то архаичных, признаков не ограничивается первой
третью VII в., как можно было бы думать исходя из таблицы сериа-
ции и оценки других находок. Это подтверждается наличием обоймы
близкой формы у псевдопряжки из Куземкино (рис.11,21- гори-
зонт 3 или 4), а рамки без выступов в задней части - на образце типа
1е, с обоймой варианта Е в Борижарах (Garam Е., 1991, Abb.8, 1;
кроме «поздних» признаков псевдопряжки, датировка подтвержда-
ется и соответствиями ряда вещей из борижарского комплекса об-
разцам 4-го горизонта гарнитур с псевдопряжками).
Показателен Трубчевский клад, где псевдопряжки типа 5 при-
надлежат бытовавшему набору, а типа 4 - изготовленному (см. ката-
лог). Это напоминает отмеченное выше (часть 2) соотношение гар-
нитур из погр.70 в Волчихе и из Урьинского клада. Представляется,
что в обоих случаях мы можем фиксировать процесс складывания
псевдопряжек новых типов на базе местных образцов типа 5. К кругу
«старых» вещей из Трубчевского клада относится и рогатая двучаст-
ная накладка (рис.13, 14), в отношении которой уже отмечались
поволжские параллели. Фиксируется это направление культурных кон-
тактов и по другим находкам (Гавритухин И.О, Обломский А.М.,
1996, с.25, 27, 38, 48; Гавритухин И.О., Иванов А.Г., 1999, с.106-
107, 109). Учитывая сказанное, представляется, что псевдопряжки
варианта «Углы» сложились на основе волго-уральских прототипов
(скорее всего связанных с культурами Поочья или опосредованных
ими) около 2-й четверти VII в. Бытовали рассматриваемые псевдо-
пряжки вплоть до времени выпадения днепровских кладов 1 группы
наряду с образцами как наиболее многочисленного и специфичного
для Поднепровья типа 4, сложившегося на базе варианта «Углы»,
так и других типов.
47
В вопросе о сложении днепровских псевдопряжек традиционно
важное место отводится находке из Колосково (рис. 14, 7). Обраща-
лось внимание на то, что все особенности этого изделия, кроме
крючка с внутренней стороны язычка, соответствуют обычным пряж-
кам. Но именно этот крючок и делает язычок неподвижным, а «пряж-
ку» функционально непригодной, что и заставляло видеть в рас-
сматриваемой вещи чуть ли не первую европейскую псевдопряжку,
А.К. Амброз, пожалуй, первым обратил внимание на то, что по всем
типологическим признакам, да и по комплексу, нет оснований вы-
делять этот предмет из круга других, обычных в днепровских кла-
дах, а следовательно, он должен так же и датироваться. Особенности
же этой вещи объяснимы желанием изготовить псевдопряжку, зная
о ее функции, но не имея непосредственно образца. В обсуждении
этого вопроса мне хотелось бы обратить внимание на находку из
погр.З могильника в Лебяжьем. В первой публикации (Липкинг Ю.А.,
1974, рис.5, 10) она была представлена как простая пряжка. В по-
вторной публикации (Тихомиров Н.А., 1990) приведена явно более
точная прорисовка с отверстиями (или их имитацией?) на рамке
(рис. 14, 5), что позволяет предполагать имитацию псевдопряжек
варианта «в» типа 5 или влияние образцов типа 16 (как на рис. 18,
5).
Лебяжинское и колосковское изделия объединяет схожий мотив
прорези обоймы (неизвестный у прочих псевдопряжек, хотя и не
редкий на вещах из днепровских кладов), а от других поднепровс-
ких находок (кроме Хацков) их отделяет наличие выступов в задней
части рамки. Различия в деталях не позволяют напрямую «выводить»
один рассматриваемый образец из другого. Тем не менее, достаточно
очевидно, что в данном случае мы видим проявления особой линии
формирования днепровских псевдопряжек. Наверное, не случайно,
что Лебяжье и Колосково находятся на самом востоке ареала «днеп-
ровских» кладов (в верховьях Сейма и бассейне Северского Донца).
Впрочем, здесь уже затрагивается мало разработанная проблематика
локальных традиций и влияний, отраженных в кладах из Поднепро-
вья (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.56-57). Для темы
желанной работы приведенные наблюдения важны как пример слож-
ности и разноплановости процессов формирования новых, локаль-
ных типов псевдопряжек, отражающих период их «расцвета».
Псевдопряжки горизонта 5 представлены лишь вариантом «г.Е»,
известным только в Прикамье. Принадлежность этому культурному
контексту очевидна и исходя из сведений о гарнитурах. Эти находки
48
демонстрируют одну из цепочек формирования «классических ага-
фоновских» поясов на базе местных традиций в контексте «Кавказе-
кИх» и «азиатских» влияний (см. наблюдения выше; Гавритухин И.О.,
1996, с.124-125; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.85-86; Гав-
ритухин И.О., Иванов А.Г., 1999, с. 136-139, 142).
О знаковой функции раннесредневековых поясов написано не мало
(один из недавних обзоров и литературу см.: Добжанский В.Н., 1990,
с,7-13,45-80). Представляется, что гарнитуры с псевдопряжками дают
возможность для некоторых дополнительных наблюдений в этой
области. Обращает внимание число псевдопряжек в гарнитурах. Там,
где ременные наборы дошли полностью или вероятность этого до-
вольно велика, количество псевдопряжек типа 5 кратно трем: по 3 -
в Армиево, Ундрихе, гипотетичном «первом» комплексе из Бахмутьи-
но, Углах, Агафоново; по 6 - в Клин-Яре, Алтынасаре, Ахмылово, на-
боре из «Сирии», в Неволино и, вероятно, в Верх-Сае; 9 - в Волчихе;
12 - в «старой» гарнитуре из Трубчевска. Интересны в данной связи
и гарнитуры круга вероятных прототипов: хорошо сохранившийся
пояс из погр. 1 в Сунгиу имел 6 накладок с подвесками, а из кургана
227 в Балыктюль - 3 (Ito А., 1971, Taf.20; Добжанский В.Н., 1990,
табл.XVII, 1); впрочем, последние примеры явно не покрывают все
многообразие дальневосточных и сибирских поясов с подвесками,
требующими особого исследования.
Проявление той же («троичной») закономерности можно найти и
на поясах с псевдопряжками других типов. На шикарных поясах с
золотыми псевдопряжками (тип 2а; данные и литературу см.: Kiss А.,
1995; Айбабин А.И., 1990; ПоповиИ И., 1997) псевдопряжек извест-
но: 6 - в Боча, 12 - в Перещепино (11 целых и обойма от еще одной
- Залесская В.Н., Львова З.А. и др., 1997, фото на с.296-297); то, что из
Кунбабони и Келегей известно по 2 псевдопряжки, можно объяс-
нить некомплектностью находок, возможно, их было по 3, а в комп-
лексе из окрестностей Сирмия - 6 (сохранилось 3 целых и 2 в об-
ломках). Подсчет прессованных псевдопряжек аварского круга (тип
26 и 2в - Kiss А., 1995; Garam Е., 1991) затруднен их плохой сохран-
ностью, но и здесь отметим погр.61 в Чакберень с 12 псевдопряжка-
ми. Из нижнекубанских находок (с псевдопряжками типа 16 и 1е) в
набор у хут.Чапаевский входили 3 псевдопряжки, а в Малаях комп-
лекс явно имел утраты (Атавин А.Г., 1996). В Хацках (Поднепровье)
было 12 псевдопряжек типа 3 со щитовидной обоймой и 1 образец -
С обоймой, имеющей прямые бока, который принадлежал, вероят-
но, другому поясу (Корзухина Г.Ф., 1996, с.372).
7-241
49
Иную картину мы имеем на днепровских же поясах, но с псев-
допряжками типа 4: их было по 10 в Гапоновском кладе и в «новой»
гарнитуре из Трубчевска (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996;
каталог к данной статье). На представительных поясах агафоновско-
го типа известно по 8 и 10 псевдопряжек, а в большинстве комплек-
сов их зафиксировано по 1-2 штуки, как и на ряде находок из Сиби-
ри, хотя здесь надо иметь в виду, что многие из приуральских и
сибирских захоронений совершены по обряду кремации, а о некото-
рых комплексах достоверные сведения отсутствуют (рис.15,17; Гол-
дина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХЫУ, 2, XLV, 1; литературу одр.
находках см.: Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.23-24). От-
метим и то, что среди поясов, близких «агафоновским», можно ука-
зать «троичные» гарнитуры, например, 3 псевдопряжки были в погр.220
из Подболотья (прим.1), причем, показательно, что псевдопряжки здесь
относятся к типу 16, типологически наиболее близкому типу 5, а
часть накладок близка тем, что встречены а погр.70 из Волчихи. 3
псевдопряжки в ряд на кожаном поясе in situ наблюдал Л.А.Мацуле-
вич во время посещения раскопок А.В.Шмидта в Неволино (Мацу-
левич Л.А., 1927, с.137).
Если подойти к приведенным примерам с точки зрения хроноло-
гии и культурного контекста, получаем следующее. В гарнитурах, да-
тировка и ареал которых позволяет сопоставление с зоной влияния I
Тюркского каганата (псевдопряжки типа 5, горизонтов 1,2, отчасти 3),
достоверно известны лишь по 3 и 6 псевдопряжкек. Эта традиция
сохраняется и позднее. Увеличение или изменение кратности числа
псевдопряжек на поясе документировано лишь для гарнитур, датиру-
емых после 630 г. (дата распада I Тюркского каганата): псевдопряж-
ки типа 5 горизонта 4; типа 4 и, возможно, некоторые гарнитуры с
псевдопряжками типов 2 и 3, относящиеся к эпохе расцвета моды на
псевдопряжки в Европе (ок. 2-й и 3-й четверти VII в.); ряд наборов с
псевдопряжками типа 1, возникших не ранее того. Наверное, это не
случайно. Число псевдопряжек на поясах людей, связанных с I Тюр-
кским каганатом, по-видимому, довольно жестко регламентировалось.
В дальнейшем владельцы поясов могли подчеркивать изменение своего
статуса, например, увеличением числа псевдопряжек, может быть, про-
тивопоставлять существовавшему ранее (и судя по-всему, сохраняв-
шему в ряде культур значение, как и другие традиции, связанные с
тюрками) регламенту изменением кратности, наконец, число псевдо-
пряжек могло определяться регламентацией, связанной с новыми тра-
дициями, отличающимися от «исходной» или забывшими ее.
50
В отношении общего числа псевдопряжек мне не представляется
рравильным механический перенос на рассмотренный материал све-
дений о значении числа накладок для определения статуса владельца
(Эта зависимость документирована в отношении китайских чинов-
ников эпохи Тан, элиты II Тюркского каганата и некоторых других
культур). Например, для аварского каганата нет оснований считать,
чТо владельцы шикарных поясов из Кунбабони или окрестностей
Сирмия, с золотыми псевдопряжками, число которых, судя по всему,
не превышало 6, были ниже статусом по сравнению с хозяевами
поясов, украшенных псевдопряжками, выполненными прессовкой из
низкопробного серебра, хоть их число и могло достигать 12. В отно-
шении наиболее ранних восточноевропейских псевдопряжек следует
заметить, что все учтенные комплексы с такими вещами по составу и
богатству инвентаря близки. Стоит вспомнить и то, что, например, в
погр. 191 из Армиево, наряду с копьями, кельтом и кинжалом, был
меч с Р-образными скобами, хоть псевдопряжек там было 3, а в
погр. 15 из Ахмылово (с 6 псевдопряжками) оружие ограничивалось
обычным набором из копий и кельта.
И все же, значение числа псевдопряжек, учитывая очевидную рег-
ламентированность этой составляющей гарнитур эпохи 1 Тюркского
каганата, требует объяснения. Можно предположить, что число псев-
допряжек могло отражать не личный ранг владельца пояса, а статус
дружины в политической системе I каганата тюрок. При этом, пояс с
псевдопряжками носил, по-видимому, далеко не каждый дружинник.
Однако, трудно представить пояса с псевдопряжками в качестве «на-
градных», в этом случае от них следовало бы ждать более унифици-
рованную, а не имеющую локальную специфику структуру. Получа-
ется, что поясом с псевдопряжками обозначалась элита («лицо») или
предводители дружины определенного статуса в военно-политичес-
кой структуре каганата. После распада этой державы, вероятно, воины
каких-то народов сохраняли ставший традиционным состав гарни-
тур. В других культурах знаковое значение числа псевдопряжек мог-
ло подвергнуться сознательному переосмыслению или эволюции по
мере забвения уже неактуального регламента.
4. Итоговая схема и перспективы дальнейших исследований.
Появление поясов, украшенных накладками с подвесками, проис-
ходит в Европе и Северо-Западной Азии в эпоху могущества I Тюр-
кского каганата и объяснимо влиянием его культуры. Традицию та-
ких поясов пока нет оснований связывать с собственно тюрками
(тюркютами) или другими кочевниками Алтая, Восточного Туркес-
51
тана, Центральной Азии. Наиболее реальные прототипы гарнитур с
накладками, имеющими подвески, известны в культурах Дальнего
Востока. По-видимому, какие-то люди с этих территорий или свя-
занные с дальневосточными культурами, приняли участие в экспан-
сии тюрок на запад. Похоже, что эта группа не была многочисленной,
хотя и имела в складывающейся державе довольно высокий статус.
Материальные остатки, соответствующие реконструируемой группе,
пока не найдены. Это не удивительно, ведь древности второй пол. VI
в. в Северном Прикаспии, Южном Приуралье, Северном Казахстане
практически не известны.
Ряд народов Южной Сибири, Казахстана, Поволжья и Северного
Кавказа были включены в военно-политическую систему I Тюркс-
кого каганата на разных условиях. Кроме контингентов из непосред-
ственно подчиненных тюркам племен, в войско каганата, наверное,
призывались дружины в рамках даннических или договорных отно-
шений. Из таких отрядов могли составляться особые корпуса, воз-
главляемые представителями родов, имевших относительно высокий
статус в системе каганата. Участием в этих соединениях объясняется
появление у воинов ряда племен Востока Европы и Северо-Запада
Азии поясов, украшенных накладками с подвесками. Накладки с под-
весками изготавливались по образцу пряжек, обычных в культурах
этих территорий. Так появились псевдопряжки. Понятно, что наибо-
лее ранние из них имели рамки, не слишком отличавшиеся от обыч-
ных пряжек, хотя не утилитарная роль этих вещей стала отражаться
в стилистике решения прорези рамки. Все это можно видеть на при-
мере псевдопряжек вариантов «а» и «б» типа 5.
Структура новых гарнитур отражала особенности местных тради-
ций и значимые для них культурные заимствования. У алан Северо-
Западного Кавказа пояса украшались псевдопряжками без декора-
тивных подвесных ремешков и с минимумом накладок других типов.
В низовьях Сыр-Дарьи псевдопряжки ритмично чередовали с дру-
гими накладками, добавляя короткие декоративные ремешки. Облик
такого пояса напоминал гарнитуры, известные по иранским изобра-
жениям и находкам. Своеобразные гарнитуры, сочетавшие блоки псев-
допряжек с накладками других типов, нередко использовавшихся
для крепления различных подвесных ремешков, сложились у ряда
дружин с северо-западной периферии зоны влияния тюрок - от
восточного Поочья до Башкирского Приуралья. При пестроте струк-
тур и общего облика поясов, число псевдопряжек на них было, оче-
видно, регламентировано. Наличие 3 или 6 накладок отражало, скорее
52
всею- место и статус дружины в военно-политической системе тю-
рок.
Кроме структуры поясов, различием культурных или локальных
традиций объяснимы и варианты псевдопряжек в комплексах 1 и 2
горизонтов (от 3-й трети VI до 1-й трети VII в.). «Ундрихский» вари-
ант («б.А») встречен на Средней Оке и в прилегающей части Повол-
жья, «бирский» («а.Г») - в Башкирии, своеобразна псевдопряжка с
«Ал тая» (варианта «б.Б»). В Дигории, кроме образца пока более нигде
не встреченного варианта «а.Б» (Камунта), найдены рамки варианта
«б», допускающие сопоставление и с волго-окскими («ундрихского»
варианта), и с западноаланскими изделиями (варианта «б.Г», подвари-
анта с небольшими выступами по краям прорези - хут. «Дружба»),
Сходство изделий объяснимо в некоторых случаях и общим ис-
точником инноваций. Так, появление псевдопряжек «сирийского»
варианта («б.Г», с широкими, нарочито подчеркнутыми, краями про-
рези рамки) можно связывать со службой дружин из Башкирии и
со Средней Оки византийцам, скорее всего, при императоре Ираклии
и работе для этих солдат ближневосточных мастеров, возможно, во
время пребывания отряда в Сирии между 629 и 636 гг. Общими
прототипами объяснима и принадлежность только варианту «а.А»
псевдопряжек из комплексов, несомненно относящихся к горизонту
1 (3-я треть VI - начало VII вв.), при том, что эти находки разброса-
ны на огромной территории и связаны с поясами разной структуры.
Пока не ясно, составляют эти вещи гомогенный «исходный» круг
псевдопряжек, из которого «выросли» другие варианты, или же псев-
допряжки с самого начала были гетерогенны.
После распада I Тюркского каганата псевдопряжки не исчезли,
напротив, происходит расцвет моды на гарнитуры с такими наклад-
ками. Для народов, включенных ранее в структуру каганата, это впол-
не объяснимо. Ведь как бы они ни относились к собственно тюркам,
мода и представления, связанные с эпохой славных походов и мощ-
ной державой, имели значимый резонанс в традициях и мировоззре-
нии нескольких поколений (как это было, например, в отношении
гуннов у многих европейских народов). Псевдопряжки не только
сохранились, но и эволюционировали. Около 2-й четверти VII в. «ар-
хаичные» варианты вытесняются псевдопряжками с прорезями ва-
рианта «в». На базе последних складываются типы «классических»
псевдопряжек, без прорезей рамки или с имитацией язычков. В раз-
ных культурах скорость и особенности этих процессов не были оди-
наковыми.
8-241
53
Сопоставление наборов из погр.70 в Волчихе с Урьинским кла-
дом, как и образцы с рамками варианта «г» показывают (хотя, навер-
ное, и не исчерпывают) разнообразные пути выработки «классичес-
ких» псевдопряжек в Приуралье и Поочье около середины или 3-й
четверти VII в. В итоге получились рамки очень стандартной формы
(рис. 18, 9). В Прикамье их начинают крепить к обоймам с загнутыми
«рогами» (эта форма сложилась в ходе эволюции «рогатых» накла-
док). Так формируется облик «стандартных агафоновских» поясов с
псевдопряжками варианта 1а (рис.15, 17; 18, 4).
Хоть влияние прикамских культур за Уралом в настоящее время
не вызывает сомнений, большинство сибирских псевдопряжек впол-
не своеобразно. Можно предполагать, что, по крайней мере, часть из
них (варианта 1д и некоторые варианта 1г - рис. 18, 10, 7) появились
в рамках особой линии эволюции, возможно, связанной с влиянием
каких-то групп из Казахстана или с Алтая. Последние входили в
круг культур, где известны «ранние» псевдопряжки (рис. 17), причем
эта мода сохранилась там и после 630 г., получив развитие, судя по
образцам типов 1 б/е (рис. 18, 5, II).
После 630 г. ареал псевдопряжек расширился и на запад. Едва ли
это могло начаться до распада 1 Тюркского каганата. Пояса с шикар-
ными золотыми псевдопряжками типа 2а (рис. 18, 2) практически
все специалисты связывают с работой византийских мастеров по
заказу верхушки мощных объединений кочевников или для подар-
ков им. В Подунавье известны и подражания шикарным образцам,
выполненные прессовкой (тип 26 - рис. 18, 11). Значимость псевдо-
пряжек для аристократических родов, имевших ставки в Поднепро-
вье, вполне объяснима стремлением новых «хозяев» восточноевро-
пейских степей адаптировать западную часть наследия тюрков. В это
же время, связываемое с эпохой Великой Болгарии, фиксируются
псевдопряжки (типа 1б/е - рис. 18, 5, наиболее типологически близ-
кого типу 5) и у рядовых степняков в Восточном Приазовье, на
памятниках, атрибутируемых А.Г.Атавиным как болгарские. В гарни-
турах типа Вознесенки и в курганах с квадратными ровиками, соот-
носимых рядом исследователей с эпохой хазарской экспансии на
запад, начавшейся войнами 670-х гг., псевдопряжек нет. Столь резкая
смена типов гарнитур явно не случайна.
Сложнее реконструировать механизм распространения псевдопря-
жек в Аварском каганате, учитывая традиционно враждебные отно-
шения авар и тюрок. Вероятно, определенную роль в появлении но-
вых типов поясов (и связанной с ними символики) сыграла смена
54
династии, произошедшая в начале 630-х гг. Отметим, что ряд деталей
ременной гарнитуры и оружия I среднеаварского периода (ок.620/
530 - 670/680) имеют прямые параллели на Оке (прим.1), другие -
на памятниках Казахстана и юга Западной Сибири. В числе после-
дних и псевдопряжки типа 1б/е и 1д (рис.18, 5, 10). Не случайна и
дуга культурных соответствий, связывающая в это же время Сред-
ний Дунай с Поднепровьем и Кавказом (это псевдопряжки, парные
птичьи головы на пряжках и прямоугольных накладках, щитовид-
ные накладки с крючком в форме головы зверя, Т-образные наклад-
ки с длинной перемычкой и т.д.). Все это - лишь предварительные
наблюдения для понимания псевдопряжек Подунавья, требующих
особого исследования. Особенно в этой связи важны своеобразные,
концентрирующиеся в Подунавье, псевдопряжки типа 2в (рис. 18, 1).
Формирование псевдопряжек, доминировавших у населения лесо-
степного и лесного Поднепровья, судя по кладам 1 группы (тип 4 -
рис. 18, 3), происходит на базе варианта «в.А» типа 5. Особенности
последнего объяснимы лишь днепровско-поволжскими культурны-
ми связями, опосредованными населением Поочья. Впрочем, появле-
ние потребности в ношении поясов с псевдопряжками могло по-
явиться и под влиянием факторов другого круга. Об этом заставляет
думать своеобразие находок из Колосково, Лебяжьего, Хацков (рис. 14,
5,7; 18,8а).
Итак, эпоха расцвета моды на псевдопряжки связана с несколь-
кими центрами и их спецификой. В каждом случае механизм этого
процесса был своеобразным, хоть и нельзя сказать, что изолирован-
ным. Для культур, распространенных от Поднепровья до Кавказа,
эволюция поясов с псевдопряжками была прервана потресениями
последней трети VII в. В Подунавье эта традиция «заглохла», очевид-
но, в связи с новой культурной ориентацией (а возможно, и сменой)
верхушки. В Прикамье и на Нижней Оке пояса с псевдопряжками
сменяются гарнитурами «тюркского» облика (с прорезными прямоу-
гольными и фигурными накладками) около конца VII в. Механизм
этой перемены практически не исследован. Еще меньше ясности в
отношении судьбы псевдопряжек Сибири и Казахстана, где необхо-
димые источники очень отрывочны.
Примечания:
I. Ременные гарнитуры с накладками геральдического типа и псевдопряж-
ками, происходящие из бассейнов рек Оки и Суры, готовятся к систематичес-
кой публикации. Комплексы из этого каталога, подготовленные к печати
55
мной или опубликованные, приводятся в необходимом объеме; из наработок
других авторов приведены лишь образцы псевдопряжек, хотя материал учтен
полностью. Я благодарю участников проекта: И. Р.Ахмедова, В. Н. Шитова, А.Н.
и А.П. Гавриловых, В.Н.Гришакова за возможность опираться на результа-
ты нашей совместной работы и опубликовать некоторые мои наблюдения.
Каталог псевдопряжек типа 5
В соответствии с целями данной работы статьи каталога имеют следу-
ющую структуру. По порядку алфавита - название памятника и номер
комплекса. Далее даны: / уровень доступной информации о находке, крат-
кая характеристика деталей ременных гарнитур в рассматриваемом ком-
плексе и возможности реконструкции гарнитуры с псевдопряжками. Кро-
ме образцов псевдопряжек в натуральную величину, по-возможности, в
иллюстрациях приведены изображения других деталей ременной гарни-
туры из рассматриваемого комплекса (уменьшенные в 2 раза), а также
некоторые реконструкции и дополнительные материалы. В завершение
приводится / оценка рассмотренных образцов по результатам проделан-
ной работы.
Агафоново, погр. 47 / Ряд вещей и характеристики могилы опубликованы
(Голдина Р.Д., Королева О.П., Макаров Л.Д., 1980). Хотя погребение совершено
по обряду кремации, часть деталей ременной гарнитуры сохранилась на об-
рывках кожаного ремня. Судя по публикации, ременная гарнитура включала:
пряжку основного ремня (рис. 15:3); не менее 2 целых и часть еще одной такой
же псевдопряжки (рис. 15: 1-2), причем обойма одной псевдопряжки сохрани-
лась на обрывке основного ремня, так что рамка должна была свешиваться за
его пределы; не менее 4 двучастных рогатых накладок (рис. 15: 7-8), 3 из кото-
рых несомненно располагались на основном ремне, причем 2, наиболее отличаю-
щиеся размерами, крепились рядом; не менее 3 одинаковых щитовидных на-
кладок (рис. 15: 5-6), из которых 2 зафиксированы на основном ремне; круглые
накладки (рис. 15: 4). / вариант «г.Е»; горизонт 5 (сер. - вт. пол. VII в );
локальная прикамская форма, показывающая сложение псевдопряжек типа
1; гарнитура «агафоновского» типа.
«Алтай» комплекс (?) / Образец известен по рисунку из архива А.К.Ам-
броза (рис. 7:5), изображение выполнено, судя по всему, не этим исследователем;
точные сведения на рисунке отсутствуют. Атрибуция вещи как псевдопряж-
ки основана на аналогиях (Ундрих, «Сирия»), / вариант «б. Б», представлен-
ный лишь этим образцом, горизонт 1 или 2 (3-я треть VI - 1-я треть VII вв.).
Алтынасар, курган 5 / Склеп из этого кургана специально описан в пуб-
ликации, но инвентарь не охарактеризован, отмечено лишь, что склеп много-
кратно грабился и содержал не менее двух погребенных; кроме опубликован-
56
пых рамки и язычка (рис. 11: 22), атрибутируемых мной как принадлежав-
ших псевдопряжке, учитывая сильно зауженную прорезь и нефункциональные
««ыбухшие» края прорези, сведения о других деталях ременных гарнитур от-
сутствуют (Левина Л.М., 1993, с.37-38, рис.51:9; 1996, с. 122, рис. 127: 16). /
вариант «в»; горизонт 3 или 4 (в рамках 1-й - 3-й трети VII в.).
Алтынасар, курган 394/ Прорисовки деталей и общая оценка комплекта
опубликованы Л. М.Левиной, сведения о комплексе приведены в формализован-
ных таблицах, развернутое описание комплекса и соответствующие планы
по доступным публикациям мне не известны (Левина Л. М., 1996, с. 142, 220-221,
рис.126: 16-17, 131:26, 132:22-23, 31-34 (35-? - очевидно, опечатка в подписях к
рис.: см. Левина Л. М., 1994, рис. 151:12), 134, ил.24а; 1994, с. 105, рис. 149:14, 17,151:
35, 37-40). Л. М.Левиной предложена реконструкция пояса без обоснования (рис. 1:
9). Опубликованная фотография деталей гарнитуры, часть которой сохра-
нилась на обрывках кожаного ремня, позволяет утверждать, что: псевдопряжки
действительно находились на основном ремне, малые наконечники завершали
подвесные ремешки, с малым ремешком связана и подпрямоугольная рамка;
степень обоснованности других деталей реконструкции до публикации соот-
ветствующей документации остается не ясной. Комплект включал: боль-
шую пряжку (рис. I: 2), функция которой в качестве застежки не вызывает
сомнений; арочную накладку (рис. 1: 3), которая могла быть завершением ос-
новного ремня, как приведено в реконструкции, но могла служить и пластиной,
противостоящей пряжке (см. об Армиево, погр. 191); 4 накладки с прямыми
боками (рис. 1: 4, 5), украшавшими, судя по размерам, основной ремень; 3 четы-
рехзепестковые накладки (рис. 1: 6), размер которых позволяет использование
и для украшения подвесных ремешков; 3 наконечника арочной формы (рис. 1:
7), для которых использование в качестве завершения дополнительных ремеш-
ков документировано, прямоугольная рамка (рис. 1: 8), которая могла завер-
шать подвесной ремешок, но нельзя исключить, что крепила его (это находит
аналогии в комплексе из Ундриха и не противоречит прорисовке в ранней
публикации - рис. I: 8а); 6 псевдопряжек (рис. 1: I), несомненно расположенных
на основном ремне, так что рамка свешивалась за его пределы. Приведенное в
реконструкции расположение украшений основного ремня вызывает сомнение,
поскольку в других документированных гарнитурах с псевдопряжками одно-
типные накладки образовывали «блоки» (но: см. о гарнитуре «Сирия»), Уни-
кально в реконструкции и расположение подвесных ремешков под псевдопряж-
ками: в других случаях зафиксирована их связь с накладками иных типов;
обращает внимание и то, что число накладок с прямыми боками близко или
равно числу подвесных ремешков, а также длинные шпеньки, приведенные у
одной из опубликованных накладок с прямыми боками, что может указы-
вать на крепление именно здесь подвесного ремешка. / вариант «а,А»; гори-
зонт 1 (3-я треть VI - начало VII вв.); своеобразная гарнитура, сложившая-
ся, очевидно, под влиянием иранских образцов, но изготовленная на месте.
57
Армиево, погр. 191 / Комплект опубликован А.В.Богачевым, а искаже-
ние при печати устранено благодаря любезности этого специалиста, предо-
ставившего мне собственные рисунки, за что я приношу ему благодарность
(Богачев А.В., 1992, рис.26, приложения: / - № 259; 2 — NsNs 10-15; 3 — Ns I);
схематический план и описание погребения использовались по полевому отче-
ту М.Р. Полесских за 1961 г. в ОПИ ИА РАН. Судя по расположению вещей,
сохранившихся костей рук и зубов, погребение не было существенно нарушено.
Детали единой гарнитуры лежали в трех скоплениях:«/ накладка с 4 отвер-
стиями и трехлепестковая накладка» - в районе головы; «3 псевдопряжки (2
из них - в ряд), прямоугольная, трехлепестковая и Т-образная накладки, нако-
нечник» - в левой части пояса; «пряжка, накладка с вырезом и накладка с 4
отверстиями» - справа от пояса; положение подпрямоугольной рамки по до-
ступной информации осталось не ясным. Я думаю, что в данном случае ремень
был надет на погребенном, но его куски были вырезаны и положены у головы и
около пояса (см. о комплексе Ундрих, погр.30). Накладка с вырезом (рис.З: 16)
реконструируется как противостоящая пряжке (рис.З: 17), учитывая разме-
ры и ряд аналогий (Гавритухин И. О., Обломский А.М., 1996, с.29-32); непода-
леку, очевидно, крепилась и накладка с 4отверстиями (рис.З: 12); блок из двух
псевдопряжек (рис.З: 9), судя по фотографии в отчете, располагался у левого
бока, а еще одна псевдопряжка, лежавшая обратной стороной наверх, и набор
из прямоугольной, трехлепестковой и Т-образной бляшек (рис.З: 9, 13, 14, 15)
находились, скорее всего, под костяком; наконечник (рис.З: 11), судя по разме-
рам и расположению в могиле, не был связан с основным ремнем; учитывая
аналогию из Ундриха и ширину, представляется, что он завершал подвесной
ремешок, который мог проходить сквозь рамчатую накладку (аналогии см.:
Амброз А. К., 1986, с.59, рис.З); третья накладка с двумя прорезями, вероятно,
примыкала к блоку с пряжкой, возможно, рядом была упомянутая выше ее
пара, а принадлежность трехлепестковой накладки подвесному ремешку пред-
полагается исходя из ее размеров и взаиморасположения накладок как в дан-
ном комплексе, так и в погр.30 из Ундриха. / вариант «а.А»; горизонт I (3-я
треть VI - начало VII вв.); гарнитура очень близка ундрихской и отражает
одну из вариаций местной дружинной культуры.
Ахмылово (Младший Ахмыловский могильник), погр. 15 / Материал
опубликован кратко (Никитина Т.Б., 1999, с.46, 88); изображения вещей и
некоторые сведения об их количестве даны по рисункам А. В. Богачева, которо-
му я приношу благодарность за такую возможность. Хотя погребение не было
нарушено, восстановить точное расположение частей ременной гарнитуры по
опубликованным материалам не представляется возможным, понятно лишь,
что детали гарнитуры находились в районе таза, у бедренных костей и у
колен. С гарнитурой связаны: крупная пряжка (рис. 5: 7); наконечник-накладка
(рис.5: 12), эта вещь могла использоваться как в качестве завершения основ-
ного ремня, так и противостоять пряжке (см. об Армиево); псевдопряжки,
число которых, судя по рисункам А. В. Богачева, равнялось шести (рис. 5: 5-6 -
58
приведены наиболее отличающиеся образцы); накладка с прямыми боками
(рис. 5: 9), судя по одному инвентарному номеру, найденную рядом с Т-образной
накладкой (рис. 5: 11), что находит подтверждения в материалах из Ундриха
н Дрмиево; еще одну накладку с прямыми боками (рис. 5: 8); розетковидные
накладки (рис.5: 10). А. В. Богачевым отмечено 4 одинаковых образца таких
вещей. / вариант «б.А», «ундрихский»; горизонт 2 (конец VI - 1-я треть VII
вв.); гарнитура связана с кругом дружинных традиций Поволжья.
Бахмутино, сборы 1915 г./ Среди вещей, полученных в ходе работ В.В.Голь-
мстен, значительная часть которых передана в ГИМ, представлены детали
ременной гарнитуры без описания комплексов. Вещи из ГИМ (№ 4950) прори-
сованы с оригиналов, за эту возможность я благодарю И. Р.Ахмедова; исклю-
чения - рис. 7: 4; 8: 8, 9, приведенные в прорисовках с фото из публикации
(Смирнов А.П., 1957, табл. VI. 10). В этой публикации под подписью «поясной
набор» на фото, сделанном с планшета из ГИМ, представлены, скорее всего,
материалы двух гарнитур. ПЕРВАЯ включала вещи, находящие аналоги в
Верх-Саинском кургане 15, Варнинском погр. 552 и ряде синхронных комплек-
сов: пряжку с узкой подпрямоугольной прорезью рамки и противостоящую ей
накладку (рис. 8: 7-8); 3 двучастные рогатые и 1 Т-образную накладки (рис. 8:
9-11); рамки и обоймы трех близких псевдопряжек (рис.8: 1-6), атрибутиру-
емых так по количеству однотипных вещей и характеру прорезей рамки.
ВТОРАЯ содержит вещи, близкие комплексам из погр. 15 в Ахмылово, погр.30 в
Ундрихе, погр. в Иловатке: рамку крупной В-образной пряжки с не зауженной,
а подпрямоугольной прорезью и противостоящую ей накладку (рис. 7: 2-3);
рамку с язычком и обойму (рис. 7: 1, 4), атрибутируемые как псевдопряжка на
основе аналогов (Армиево, Алтын-асар, Клин-Яр, хут.»Дружба», Верх-Сая и
др.). Рогатая накладка и другие детали гарнитур (рис. 7: 12-15) могли при-
надлежать как одному, так и другому из рассмотренных наборов. Кроме того,
псевдопряжкой, еще одной, по-видимому, ТРЕТЬЕЙ гарнитуры (рис. 7: 6), судя
по аналогам «выбухшей» прорези (см. «Сирия»), являлся образец с того же
памятника, но неизвестный по коллекции из ГИМ и прорисованный по фото
без масштаба (Смирнов А.П., 1957, табл. VII. 1). / Первая: вариант «в. Г» и
деформированный образец, более близкий варианту «б. Г» (рис. 8: 5); горизонт
3 (пер. пол. VII в.); гарнитура круга поволжских традиций. Вторая: вари-
ант «а. Г», «бирский»; горизонт 1 или 2 (в рамках 3-й трети VI - 1-й трети
VII вв.). Третья: вариант «б. Г», «сирийский», вероятно, сложившийся под вли-
янием изделий переднеазиатских мастеров; горизонт 2/3 (производство 620-
v - начала 630-х гг. ?).
Бирск, погр. 165 / Опубликовано Н.А.Мажитовым, а уточненные прори-
совки, приведенные здесь - А. К.Амброзом (Мажитов Н.А., 1968, с. 108; Амброз
А.К., 1980, рис.5: 1-11). К ременным гарнитурам этого ограбленного комплекса
относились: крупная пряжка (рис.З: 2); обломки накладки с прямыми боками
и Т-образной накладки (рис.З: 3, 4); псевдопряжка (рис.З: 1), атрибутируемая
так судя по аналогиям (Ундрих, Ахмылово, Клин-яр, «Сирия» и т.д.), стили-
59
стической близости описанным накладкам и пряжке;маленькая пряжка (рис.З:
5), связанная, возможно, с подвесными аксесуарами к поясу; трехлепестко-
вая накладка (рис.З: 6), которая могла украшать как подвесной, так и ос-
новной ремни (ср. Алтынасар, кург.395 и Ундрих, погр.30); пряжку и наконеч-
ник шиповского круга (рис.З: 7, 8), составлявшие, судя по стилистической
близости и размерам одну гарнитуру, которая, исходя из наличия обоймы
еще одной такой же пряжки, вероятно была «симметричной» и принадлежа-
ла обуви, / вариант «а. Г», «бирский»; горизонт / или 2 (в рамках 3-й трети
VI - 1-й трети VII вв.); гарнитура, скорее всего, поволжского круга.
Борок, «Белые бугры», сборы/материал, собранный А. Н. иА.П. Гаврило-
выми, хранится в Шиловском народном музее - прорисован с оригинала. Кроме
псевдопряжки (рис. 10:1), атрибутируемой по характеру выреза рамки, и языч-
ка, похоже, принадлежавшего аналогичной вещи (рис. 10: 1а), в коллекции были
накладки, происходившие, вероятно, из того же разрушенного погребения
(прим. 1). / вариант «в. Г»; горизонт 3 или 4 (пер. пол. - сер. VII в. - 2-й период
эволюции поволжских ременных гарнитур).
Верх-Саинский могильник, курган 15, погр.З (?) / Опубликованные ма-
териалы (Голдина Р.Д., Водолаго Н. В., 1990, с.25) уточнены по данным из поле-
вого отчета Н.В.Водолаго в ОПИ ИА РАН (поскольку ряд прорисовок сделан
по фотографиям, некоторые из них имеют ракурс под небольшим наклоном).
Погр. 2 и 3 этого кургана были разрушены и материал происходит из переко-
па. Остатки кожаного пояса с псевдопряжками лежали в одном скоплении
над могилой 3. Гарнитура включала: крупную пряжку (рис. 10: 4), накладку с
фигурным вырезом (рис. 10:3), по-моему, противостоящую на застегнутом ремне
пряжке (Гавритухин И. О., Обломский А.М., 1996, с.29-32); не менее 5 псевдо-
пряжек, некоторые из которых сохранилась на ремне, к которому крепились
обоймой так, что рамка свешивалась вниз (рис. 10: 2); накладку с прямыми
боками, под которой сохранился дополнительный ремешок, украшенный Х-об-
разной накладкой (рис. 10: 8, 9); рогатую двучастную накладку (рис. 10: 5); 2
накладки с круглым вырезом (рис. 10: 6), аналоги которым, судя по форме, обычно
располагались на основном ремне, но судя по размерам, они могли и завершать
подвесные ремешки; Т-образную накладку (рис. 10: 7), обычную на подвесном
ремешке (Гавритухин И. О., Обломский А. М., 1996, с.51); 2 разных ременных
наконечника, один из которых (рис. 10: 10), судя по всему, завершал подвесной
ремешок, а другой (рис. 10: II) мог служить окончанием как основного ремня
(на поясах с накладкой, противостоящей пряжке, окончание ремня может
быть несколько уже его остальной части - Гавритухин И. О., Обломский А. М.,
1996, рис.42: 21-23, 35, 36-37, 38-40; 41-46), так и завершать дополнительный
ремешок, например, отходящий от стилистически близкой накладки с прямы-
ми боками; еще одну пряжку (рис. 10: 13), явно принадлежащую другой гарни-
туре, вероятно поясной; тогда остальные перечисленные детали логично ре-
конструировать как составляющие еще один, престижно-парадный пояс
60
(например, Гавритухин И. О., Иванов А.Г., 1999; Гавритухин И.О., Обломс-
кий А.М., 1996, с.51-52); ножны, обломки которых найдены в том же скопле-
нии, могли принадлежать как поясному, так и престижному ремню. В том
же перекопе, но другом скоплении, найдены ременный наконечник (рис. 10: 12)
и железная пряжка, предположительно соотносимые авторами публикации
с погр. 2. / вариант «в. В»; горизонт 3 (пер. пол. VII в.); гарнитура поволжско-
го круга, отражающая «южные» связи.
Волчиха, погр.70 / Полная публикация и реконструкция ременной гарни-
туры из этого комплекса готовится В. Н. Гришаковым (прим. 1); здесь, по ри-
сунку этого исследователя, приведен лишь образец одной из 9 одинаковых псев-
допряжек (рис. 12: 11). Прочие детали этой гарнитуры, за исключением
псевдопряжек, удивительно близки вещам из Урьинского клада (рис. 12: 4-10).
/вариант «в.Е»; горизонт 4(2-я - 3-я трети VIIв.); гарнитура поволжского
круга, один из истоков «агафоновских» поясов.
Хут. «Дружба», погребение, случайно обнаруженное у этого хутора, не-
далеко от г.Черкесска / Хранится в Карачаево-Черкесском музее: № 8915;
прорисовано с оригиналов. В музей были переданы: крупная серебряная пряж-
ка, на обратной стороне которой сохранились остатки сложенного вдвое ко-
жаного ремня (рис. 9: 7); 1 целая серебряная псевдопряжка с остатками двой-
ного кожаного ремня, а также 3 обоймы и 2 рамки от аналогичных изделий
(рис. 9: 1-4 - приведены различающиеся образцы), явно составлявших, несмотря
на различие деталей, один комплект; 4 одинаковые серебряные щитовидные
накладки с петлями (рис. 9: 8) и пара серебряных маленьких пряжек (рис. 9: 9),
составлявших, по-моему, обувную гарнитуру (по 2 распределителя на три ре-
мешка и 1 пряжка - на каждую ногу, см.: Воронов Ю.Н., Шенкао Н.К., 1982,
с.157-159;АйбабинА.И.,ХайрединоваЭ., 1996, с.87-88 и рис.8:1,3, 6-9); серебря-
ная пряжка средних размеров и соответствующий ей серебряный наконечник
(рис.9: 5-6), вероятно, относящиеся к крепежной системе оружия или сумки;
небольшая (высота - 7 см) толстостенная чаша из зеленовато-желтого стекла,
литая, украшенная тремя рядами шлифованных овалов (рис. 9: 10); среди на-
ходок фигурируют также золотая витая гривна и 2 «ребристых» браслета.
/ вариант «б.Г», ремонтировалась; горизонт 3 (пер. пол. VII в.); гарнитура,
связанная с одним из вариантов «западноаланских» дружинных традиций.
«Кавказ», покупка / Приобретение от П.Маврогордаго, коллекция Бри-
танского музея: MA&L. 1910.7-12.20-32 - благодарю Д. Кидда за помощь в ра-
боте с материалом; прорисовано с оригинала. Из деталей ременных гарнитур
эпохи переселения народов в поступлении содержались: псевдопряжка (рис. 1 Г.
1): пара Т-образных накладок с рогатой прорезной пластиной (рис. 11: 6);
рогатая накладка (рис. 11: 2); 3-образная накладка (рис. 11: 3); щитовидная
накладка (рис. 11: 4); мелкая фигурная накладка (рис. 11: 5); пряжка (рис. 11:
7) - все предметы серебряные. Возможно, что часть этих вещей входила в
61
гарнитуру с псевдопряжкой, хотя так ли это и что это за вещи, устано-
вить невозможно; в коллекцию входили и ременная гарнитура римского вре-
мени (GHA, № I.13); нет твердой уверенности даже в аморфной географичес-
кой привязке вещей, сообщенной продавцом, /вариант «в. Б»; вероятнее всего,
горизонт 4 (2-я - 3-я треть VII в.).
Клин-Яр III, катакомба 357 / Памятник готовится к публикации А.Б.
Белинским и Г.Харке, в ходе подготовки аналитической части этой работы
я получил возможность изучить материал в оригинале и использовать его в
данном исследовании, за что приношу авторам раскопок благодарность. Де-
тали ременных гарнитур найдены в нескольких частях могилы. Железная пря-
жечка плохой сохранности находилась у костей ног, принадлежавших пред-
положительно смещенному скелету мужчины. В припорожной яме в беспорядке
находились, кроме деталей меча и других вещей: пряжка (рис.2: 4-5), наконеч-
ник «коробочка» (судя по сохранившемуся на обороте пластины припою от
бокового ободка - рис. 2: 3) и 6 псевдопряжек (рис. 2: 1,2- приведены наиболее
отличающиеся в деталях образцы), составлявшие, судя по стилистическим
особенностям, единую гарнитуру; вероятно, ей принадлежала и надломленная
прямоугольная накладка (рис.2: 6), возможно, крепившая ремешок, шедший к
мечу; небольшая пряжка (рис. 2: 13), вероятно, связанная с креплением меча
или другим узким ремешком. Язычок какой-то пряжки (рис. 2: 9) найден в
заполнении камеры. В дромосе среди перемешанных вещей находились обломки
двух прессованных накладок (рис. 2: 7, 8), Т-образная накладка (рис. 2: 12), пряж-
ка и наконечник ремня (рис. 2: 10, 11). Эти вещи принадлежали, скорее всего,
нескольким разным гарнитурам; какая-то из них могла быть связана с лу-
ком, костяные обкладки которого также находились в дромосе. / вариант
«а.А»; горизонт / (3-я треть VI - начало VII вв.); гарнитура, связанная с
одним из вариантов «западноаланской» дружинной культуры.
Камунта, комплекс - ? / Из коллекций Государственного музея Грузии в
Тбилиси, куда до Октябрьской революции поступил ряд коллекций с Северно-
го Кавказа, составленных, как правило, из покупок. Атрибуция опубликован-
ной рамки (рис. 7: 8) как принадлежащей псевдопряжке предлагается исходя
из зауженной, явно не функциональной прорези (прорисовано по: Ковалевская
В.Б., 1979, табл.XVIII: 23, табл.5, № 23)./вариант «б»; горизонт I, 2 или 3 (от
3-й трети VII до пер. пол. VII вв.).
Камунта, комплекс - ? / Из коллекции ГИМ. Атрибуция вещи (рис. 7: 7 -
по: Ковалевская В.Б., 1979, табл.XIX: 8, табл.5, № 77) как псевдопряжки пред-
лагается по аналогиям из Армиево, кург. 394 в Алтынасаре и др. / единствен-
ный образец варианта «а. Б»; горизонт 1 или 2 (в рамках 3-й трети VI - 1-й
трети VII вв.)
Куземкино, сборы / коллекция Н.А.Пантюшкова, хранившаяся в школе
с.Ярахтур; известна по рисункам А.Н. и А.П. Гавриловых (рис.11: 21) - см.
62
прим- ! Вещь атрибутируется как псевдопряжка с учетом сильной заужен-
ности прорези рамки и «выбухших» краев этой прорези; принадлежность
лной гарнитуре других вещей из упомянутой коллекции предположительно. /
единственный и весьма своеобразный образец варианта «в. Б»; горизонт 3 или
4 (от 1-й до 3-й трети VII в.).
Кулакове, сборы / Находка А.Н. и А. П. Гавриловых, хранящаяся в Шилов-
ском народном музее (прим. I), прорисована с оригинала. Вещь (рис. 6: 1); ат-
рибутируется как псевдопряжка по аналогиям (см. «Сирия»), /вариант «б.Г»,
«сирийский», вероятно, сложившийся под влиянием изделий переднеазиатских
мастеров; горизонт 2/3 (производство 620-х - 630-х гг. ?).
Лезгур, покупка / Из коллекции В.И.Долбежева, переданной им в ГИМ;
прорисовано по фотографии из фотоархива ИИМК РАН: F. 128.6. Рамка (рис.5:
13) атрибутируется как принадлежавшая псевдопряжке исходя из аналогий
(Ахмылово, Ундрих и т.д.). / вариант «б»; скорее всего горизонт 2 или 3 (конец
VI - пер пол. VII вв.).
Неволино, погр. 13 / Судя по публикации (Erdelyi I., Ojtozi Е., Gening W.F.,
1969, S.22, Taf.XX-XXI, XLI, LXXX: 10 и, вероятно, 1 - см. Taf.LXXXIII: 12) пояс
был найден in situ, no крайней мере часть накладок сохранилось на кожаном
ремне, от которого отходили подвесные ремешки, но реконструировать взаи-
морасположение и точное число деталей гарнитуры по материалам из пуб-
ликации нельзя. Комплект включал: овальную литую бронзовую рамку пряжки;
3 рамки и «обломки псевдопряжек»; вероятно, они связаны со щитовидными
накладками (обоймами ?), которых сохранилось не менее 5, а судя по фото - 6
штук (рис. 15: 9); щитовидная накладка и прорезной наконечник с профили-
рованными боками (рис. 15: 14, 16); 4 двучастных рогатых накладки (рис. 15:
13); Т-образная накладка (рис. 15: 15); маленькая круглая накладка (рис. 15:
10); округлая накладка с вырезом (рис. 15: 12), расположенная на одном ремеш-
ке с «рыбоподобной» накладкой; розетковидные накладки (рис. 15: 11), кото-
рых по описанию и рисунку было 3, но на фото приведены 6; какие-то «узкие
прорезные маленькие ременные наконечники, сломанные», вероятно, с профили-
рованными боками (как рис. 15: 16?), учитывая что подписи к таблице LXXX
в публикации перепутаны, вещи из погр. 13 и 4. / вариант «г.Е»; горизонт 5
(сер. - вт. пол. VII в.); локальная прикамская форма, показывающая сложе-
ние псевдопряжек типа 1; гарнитура агафоновского типа.
Петропавловский могильник, погр. 17 / Приводится по краткой публи-
кации (Семенов В.А., 1976, с.20-21). Кости почти не сохранились, но, судя по
плану и описанию, могила была нарушена. Инвентарь явно включал несколько
ременных гарнитур, состав, а тем более комплектность которых не ясны. Опуб-
ликована одна псевдопряжка (рис. 11: 8 - атрибутируется по явно не функци-
ональной прорези рамки), но число обнаруженных вещей и их сочетание в
63
скоплениях по описанию и приведенным в публикации образцам (рис. /1: 9-20)
востановить невозможно / вариант «в. Г»; горизонт 4 (2-3-я трети VII вв.).
«Сирия», покупка/ Подборка, опубликованная Ч.Балинтом по фотогра-
фии Британского музея (Balint Cs., 1992, Taf. 7) , судя по стилистическим «пе-
рекличкам» и составу вещей могла принадлежать одному комплексу, пред-
ставленному почти полностью. Комплект включал следующие группы вещей:
крупную пряжку, наконечник, пропеллеровидную накладку (рис. 6:4, 6, 5); 6 оди-
наковых псевдопряжек (рис. 6: 2, 3 - по фото прорисованы образцы в наиболее
различающихся ракурсах), атрибутируемых так по количеству, не известно-
му на других гарнитурах с такими деталями; 3) 2 пары пряжек (рис. 6: 7, 8);
4) пару прямоугольных накладок с прорезью (рис. 6:11); 5) пару трехлепестко-
вых накладок со вставками (рис. 6:12); 6) 3 пары ременных наконечников (рис. 6:
9, 10, 13); 7) 6 круглых накладок (рис. 6:14); 8) 5 наконечников (рис. 6: 15). Опи-
санный комплект позволяет предложить для дискуссии и гипотетическую
реконструкцию гарнитур. Предположим, что группа / относилась к основно-
му ремню, причем пропеллеровидная накладка могла как противостоять пряж-
ке, так и занимать другую позицию. Пряжки из группы 3 и две пары нако-
нечников из группы 6 составляли наборы, связанные с подвесными аксессуарами
к поясу (например, меч и колчан, как на сасанидской торевтике). Оставшая-
ся пара наконечников группы 6 и накладки группы 5 могли относится к под-
весным ремешкам, отходящим от накладок группы 4. Подвесные ремешки с
наконечниками группы 8 (возможно, еще один такой же наконечник был уте-
рян, ведь среди опубликованных образцов есть сломанные), вероятно, отходили
от накладок группы 7. Псевдопряжки (группа 2) могли чередоваться на ос-
новном ремне с накладками группы 7 по одной или блоками. Полученная при
такой реконструкции гарнитура находит соответствия на поясе из кург.395
в Алтынасаре и некоторых поокских материалах ритмичным чередованием
разнотипных накладок, а общим обликом напоминает ряд иранских гарнитур
(Гавритухин И. О., Обломский А. М., 1996, рис.42: 47, 48-50, с.29-30). /вариант
«б.Г.», «сирийский»; гарнитура «иранского» облика, изготовленная переднеа-
зиатскими мастерами, вероятно, в 620-х - начале 630-х гг.
Трубчевск, клад 1988 г. / В предварительной публикации приведены об-
разцы наиболее выразительных вещей и описание, явно не полное и не всегда
стыкующиеся с иллюстрациями (Приходнюк О.М, Падин В.А., Тихонов Н.Г.,
1996). Некоторые вещи рассматривались при анализе Гапоновского клада
(Гавритухин И. О., Обломский А.М., 1996). Полная публикация Трубчевского
клада готовится О.А. Щегловой, атрибутировавшей его как клад ювелира.
Образец интересующих нас псевдопряжек приведен по рисунку О.А. Щегловой,
которую я благодарю за эту возможность и за ряд сведений о вещах и комп-
лекте; прочие образцы ременной гарнитуры прорисованы по фотографиям из
публикации или предоставленных В.А.Падиным. Из деталей ременных гарни-
тур клад включал: 11 псевдопряжек типа 5 и обойму от такого же изделия,
бывшие в употреблении (рис. 13: 1); 10 псевдопряжек типа 4, часть которых
64
имеет следы производственного брака (рис. 13: 2); комплект 1 - из пряжки, 8-
двучастных накладок с прямыми боками, 7-ми 3-образных накладок, 2-х
Т-образных накладок, 4-х прорезных ременных наконечников (рис. 13: 4-8); ком-
плект 2 - из пряжки, противостоящей ей накладки и наконечника ремня, 3-
ооразной и Т-образной накладок, 5-ти двучастных накладок с прямыми бока-
ми (Рис-15-20); комплект 3 - из пряжки, 3-образной и 2-х Т-образных
накладок, 3-х щитовидных, 7-ми двучастных накладок с прямыми боками и
«волнистым» верхним краем, (рис. 13: 9-13); 12-ти наконечников ремней с пря-
мыми боками и парой круглых прорезей (рис. 13: 22), стилистически более
всего близких комплекту 3; 2 пластины от наконечника «коробочкой» (рис. 13:
21), ширина которого близка ширине прорези рамки пряжки из комплекта 3;
трехчастный «распределитель» ремней (рис. 13: 3); «рогатую» двучастную
наладку со следами ремонта (рис. 13: 14); обломки не менее чем двух наконеч-
ников «коробочкой» и, вероятно, некоторые другие вещи, атрибуция которых
не однозначна. / вариант «в.А», «Углы»; локальная разновидность, сложивша-
яся под влиянием поволжских, скорее всего - окских, образцов и легшая в осно-
ву псевдопряжек типа 4; горизонт 4 (2-я - 3-я трети VII в.).
Углы, клад 1925/1926 г. / Современное местонахождение вещей не извест-
но. Опубликован по данным и схематическим рисункам Л.А.Мацулевича (Кор-
зухина Г. Ф., 1996, № 127). «В глиняной кубышке» находились: 3 пряжки (рис. 14:
2); 3 псевдопряжки (рис. 14: 1 - атрибутируются так по сходству с образца-
ми из Трубчевска и учитывая отличие от «настоящих» пряжек, присутству-
ющих в комплексе); 2 поясных наконечника (рис. 14: 4); накладка (рис. 14: 3);
пара поствосточногерманских пальчатых фибул днепровской подгруппы типа
IV. С (Гавритухин И. О., Обломский А,М., 1996, с. 38); 2 булавки, / вариант
«в. А», «Углы»; локальная разновидность, сложившаяся под влиянием поволжс-
ких, скорее всего - окских, образцов и легшая в основу псевдопряжек типа 4;
горизонт 4 (2-я - 3-я трети VII в.).
Ундрих, погр.30/ Вещи прорисованы И. Р.Ахмедовым, которого я благода-
рю за предоставленные для публикации изображения; сведения о погребении
взяты из отчета М.М. Макарова за 1981 г. в ОПИ ИА РАН (прим. 1); коллек-
тивом авторов во главе с И. Р.Ахмедовым готовится и полная публикация
памятника. Судя по расположению вещей, сохранившимся костям черепа, по-
звоночника, рук и таза, погребение не было существенно нарушено. Исходя из
сведений о расположении деталей можно предполагать, что ремень был надет
на погребенного (детали, сохранившиеся под тазом), но части ремня были вы-
резаны и положены у левого плеча и на поясе, параллельно туловищу умершего
(см. о погр. 191 из Армиево). Бляшки под тазом располагались тремя группа-
ми: слева - накладка с прорезью и наконечник (рис. 4: 4-5), далее — псевдо-
пряжка (рис. 4: 1-3, какая -?), справа - рогатая, трехлепестковая и Т-образ-
ная накладки (рис.4: 7-11, какая - ?); упомянутые Т-образная и
трехлепестковая накладки, как и наконечник, судя по размерам, расположе-
9-241
65
нию, аналогам, принадлежали, скорее всего, подвесным ремешкам; наиболее
уязвим этот вывод в отношении трехлепестковой накладки, положение ко-
торой сбоку от рогатой накладки можно объяснить как тем, что подвесной
ремешок мог при укладке покойника изгибаться, так и принадлежностью
этой детали основному ремню. Железная пряжка располагалась рядом со щи-
товидной накладкой (рис. 4: 6-8), что позволяет реконструировать их функ-
цию как противостоящие (см. Армиево), за щитовидной накладкой находи-
лась рогатая накладка, а у ее нижней части - трехлепестковая; рядом
располагался и блок из двух псевдопряжек. Третья рогатая накладка, веро-
ятно, располагалась между куском ремня, лежавшими под тазом и тем, что
был положен параллельно туловищу (рис. 4: 12). / вариант «б.А», «ундрихс-
кий»; горизонт 2 (конец VI - 1-я треть VII вв.); гарнитура очень близка
армиевской и отражает одну из вариаций местной дружинной культуры.
Уфа, Новиковка (?) / В работе Ч. Балинта приведена фотография из
фондов Института истории, языка и литературы АН Башкирии с вещами
из указанного памятника, на которой изображена рамка, судя по очертанию,
принадлежащая псевдопряжке (рис. 7: 9 - прорисовано по фото: Balint Cs.,
1992, Taf.60.A. 12). В доступных мне публикациях эта вещь не встречена, впро-
чем, эти публикации нельзя считать исчерпывающими (Ахмеров Р.Б., 1970;
Смирнов А.П., 1957, с.55; Археологическая..., 1976, № 1027). /вариант «в», воз-
можно отражает влияние псевдопряжек «сирийского» варианта; горизонт
3/4 (около середины VII в.).
Шатрище, погр. 1976 г. / одно или два (женское и мужское) погребение
(прим. 1) было разрушено оврагом. Из вещей, собранных местными жителями
и переданных В.П.Даркевичу в Старорязанскую экспедицию АН СССР, к ре-
менной гарнитуре, судя по рисункам и описанию из архива А. К.Амброза, отно-
сились: рамка крупной пряжки (рис. 5: 3); обломки наконечника «коробочки»
(рис. 5: 2); рамка, принадлежавшая псевдопряжке, судя по аналогиям в Ахмы-
лово и Ундрихе (рис. 5: 1), не исключено, что отверстие в ее передней части
было связано с попыткой закрепить язычок, как это было на псевдопряжках
из Колосковского, Трубчевского и некоторых других днепровских кладов (рис. 13:
1; 14: 7); Т-образная накладка (рис.5: 4). / вариант «б»; горизонт 1 или 2 (в
рамках 3-й трети VI - 1-й трети VII вв.); гарнитура, скорее всего, поволжс-
кого круга.
Список литературы:
Айбабин А.И., 1990. Келегейское погребение военного вождя// Проблеми на
прабългарска история и култура. 2. Шумен.
Айбабин А.И., Хайрединова З.А., 1996. Новый комплекс с пальчатыми
фибулами с некрополя у с.Лучистое // МАИЭТ. Вып. V.
Амброз А.К., 1973. Рец. на: Erdelyi I., Ojtozi Е., Gening W. Das Graberfeld von
Nevolino. Budapest, 1969// CA. №2.
66
Амброз А.К., 1980. Бирский могильник и проблемы хронологии Приуралья в
VII вв. // Средневековые древности евразийских степей. М.
Амброз А. К., 1981. Восточноевропейские и среднеазиатские степи V —первой
половины VIII в. // Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья.
М
Амброз А.К., 1986. Кинжалы VI-VII вв. с двумя выступами на ножнах//
СА. № 3.
Артамонов М. И., 1962. История хазар. Л.
Археологическая карта Башкирии. М., 1976.
Атавин А.Г., 1996. Погребения VII - начала VIIIвв. из Восточного Приазовья
// КЕС. Самара.
Ахмеров Р.Б., 1970. Уфимские погребения IV-VII вв. н.э. и их место в древней
истории Башкирии // Древности Башкирии. М.
Богачев А.В., 1992. Процедурно-методические аспекты археологического
датирования (на материалах поясных наборов IV- VIII вв. Среднего Поволжья).
Самара.
Воронов Ю.Н., Бгажба О.Х., 1979. Новые материалы VII в. из могильников
Абхазии // КСИА. Вып. 158.
Воронов Ю.Н., Бгажба О.Х., Шенкао Н.К., Логвинов В.А., 1989. Исследования
крепостей и могильников в Цебельде // Археологические открытия в Абхазии
в 1984 г. Тбилиси.
Воронов Ю.Н., Шенкао Н.К., 1982. Вооружение воинов Абхазии IV-VII вв.//
Древности эпохи Великого переселения народов. М.
Воронов Ю.Н., Юшин В.А., 1971. Погребение Vie. н.э. вс. Цебельда в Абхазии
//КСИА. Вып. 128.
Гавритухин И. О., 1996. К изучению ременных гарнитур Поволжья VI-VII
вв. // КЕС. Самара.
Гавритухин И.О., 1999. В-образные пряжки, изготовленные вместе с
щитовидной обоймой // Пермский мир в раннем средневековье. Ижевск.
Гавритухин И.О., Иванов А.Г., 1999. Погребение 552 Варнинскогомогильника
и некоторые вопросы изучения раннесредневековых культур Поволжья //
Пермский мир в раннем средневековье. Ижевск.
Гавритухин И. О., Малашев В.Ю., 1998. Перспективы изучения хронологии
раннесредневековых древностей Кисловодской котловины // КЕС. Самара.
Гавритухин И. О., Обломский А.М., 1996. Гапоновский клад и его историко-
культурный контекст. М.
Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990. Могильники неволинской культуры в
Приуралье. Иркутск.
Голдина Р.Д., Королева О.П., Макаров Л.Д., 1980. Агафоновский могильник -
памятник ломоватовской культуры на севере Пермской области // Памятники
эпохи средневековья в Верхнем Прикамье. Ижевск.
Добжанский В.Н., 1990. Наборные пояса кочевников Азии. Новосибирск.
Залесская В.Н., Львова З.А., Маршак Б.И., Соколова И.В., Фонякова НА.,
1997. Сокровища хана Кубрата. СПб.
67
Ковалевская В. Б., 1979. Поясные наборы Евразии IV-IXвв. Пряжки// САЦ.
Вып. El-2. М.
Корзухина Г. Ф., 1996. Клады и случайные находки вещей круга «древностей
антов» в Среднем Поднепровье. Каталог памятников// МАИЭТ. Вып. V.
Кулаковский Ю.А., 1996. История Византии. Т. I-III. СПб.
Левина Л.М., 1993. Джетыасарские склепы// Низовья Сырдарьи в древности
Вып. II. М.
Левина Л.М., 1994. Джетыасарская культура. Часть 3-4. Могильники
Алтынасар 4 // Низовья Сырдарьи в древности. Вып. IV. М.
Левина Л. М., 1996. Этнокультурная история Восточного Приаралья. М.
Липкинг Ю.А., 1974. Могильники третьей четверти I тыс. н.э. в Курском
Посеймье // Раннесредневековые восточнославянские древности. Л.
Мацулевич Л.А., 1927. Большая пряжка Перещепинского клада и
псевдопряжки // Seminarium Kondakovianum. I.
Никитина Т.Б., 1999. История населения марийского края в !тыс. н.э. (по
материалам могильников). Йошкар-Ола.
ПоповиИ И., 1997. Златни аварски nojac из околине Сирмфума. Београд.
Приходнюк О.М., Падин В.А, Тихонов Н.Г., 1996. Трубчевский клад антского
времени // Материалы / тыс. н.э. по археологии и истории Украины и Венгрии.
Киев.
Семенов В.А., 1976. Петропавловский могильник VI-VII вв. в Южной
Удмуртии // Вопросы археологии Удмуртии. Ижевск.
Смирнов А. И, 1957. Железный век Башкирии // МИА, 58.
Тихомиров Н.А., 1990. Княжинский и Лебяжинский могильники //
Материалы и исследования по археологии Днепровского Левобережья. Курск.
Чичуров И. С., 1980. Византийские исторические сочинения: «Хронография»
Феофана, «Бревиарий» Никифора. М.
Balint Cs., 1992. Der Gurtel im fruhmittelalterlichen Transkaukasus und das
Grab von Uc Tepe (Sowj. Azerbajdzan) // Awarenforschungen, I. IVien.
Garam E., 1990. Bemerkungen zum altesten Fundmaterial der Awarenzeit // Ту pen
der Enhnogenese unter besonderer Berucksichtigungder Bayern, II, IVien.
Garam E., 1991. Die awarenzeitlichen Funde aus Ungarn im Romisch-
Germanischen Zentralmuseum. Bonn.
Erdelyi I., Ojtozi E., Gening IV E, 1969. Das Graberfeld von Nevolino. Budapest.
Fettich N., 1937. Die Metalkunst der landnemenden Ungarn. Bp.
Ito A., 1971. Zur Chronologic derfruhsillazeitlichen Graber in Sudkorea. Munchen.
Kiss A., 1992. Zur zeitstellung des «Munzdatieren» awarische Furstengrabes von
Kunagota // A Janus Pannonius Muzeum evkonyve, 36 (96). Pech.
Kiss A., 1995. A kunbabonyi I., kora-avar vezeri sir leleteinek belso osszefugesei. A
leletanyag csoportositasa // Communicationes arhaeologicae hungariae. 1994-1995.
Pekarskaja L.V., Kidd D., 1994. Der Silberschatzvon Martynovka. Innsbruck.
Somogyi P., 1987. Typologie, Chronologie und Herkunft der Maskenbeshtage. Zu
den archaologischen Hinterlassenschaften osteuropaischer Reiterhirten aus der
pontischen Steppe im 6 Jahrhundert // Archaeologia Austriaca, 71. IVien.
68
Рис. I. Алтынасар, курган 394. 8а - профиль к 8 по более ранней
публикации; 9 - реконструкция пояса Л. М.Левиной
Ю-241
69
Рис.2. Клин-Яр III, катакомба 375
70
Рис.З. 1-8 - Бирск, погр. 165; 1-17 - Армиево, погр. 191; 18-
реконструируемые блоки поясной гарнитуры из погр. 19/ в Армиево
71
Рис.4. Ундрих, погр.ЗО. 12 - реконструируемые блоки поясной
гарнитуры из этого погребения
72
Рис.5. 1-4 - Шатршце, погр. 1976 г.; 5-12 - Ахмылово, погр. 15; 13
- Лезгур.
Рис.6. 1 - Кулакова; 2-13 - «Сирия». Для 2-13 масштаб
приблизительный
14
Рис. 7. 1-4 - Бахмутино, «вторая» гарнитура; 5 - «Алтай»; 6 -
Бахмутино «третья» гарнитура; 7 - Камунта, из ГИМ; 8 - Камунта, из
Государственного музея Грузии; 8 - Уфа, Новиковка (?). Для 6 и 9
масштаб приблизительный
15
Рис. 8. Бахмутино. 1-11 - «первая» гарнитура; 12-15
или «вторая» гарнитура
«первая»
76
Рис. 9. Хутор «Дружба»
Рис. 10. / - Борок, «Белые бугры»; 2-13 - Верх-Сая, курган 15,
погр. 2 и 3
78
Рис. 11. 1-7 — «Кавказ»; 8-20 - Петропавловск, погр. 17; 21 -
Куземкино; 22 - Алтынасар, курган 5
79
Рис. 12. I-10 - Урьинский клад; // - Волчиха, погр. 70
80
Рис. 13. Трубчевск, клад 1988 г.
11-241
81
Рис. 14. ]-4 - Углы, клад 1925/1926 г.; 5-6 - Лебяжье, погр 3- 7-
Колосково, клад 1895 г.
82
Рис. 15. 1-8 - Агафоново, погр.47; 9-16 - Неволино, погр. 13; 17 -
Нсволино, погр.212, реконструкция пояса Р.Д.Голдиной и Н.В.Водолаго
83
Рис. 16. Взаимовстречаемость деталей ременных гарнитур в
комплексах с псевдопряжками типа 5.
Жирными рамками и цифрами обозначены горизонты
84
e i 02
о ? е-9
© - 3 ф-5 ф-6 0-7
Н -10
Рис. 17. Распространение псевдопряжек в эпоху I Тюркского каганата.
Все типа 5, варианты: I - «а.А» (Алтынасар, Армиево, Клин-яр); 2 -
«б. ?» (Лезгур, Шатрище); 3 - «б.А», «ундрихский» (Ахмылово, Ундрих); 4
- «б. Б» («Алтай»); 5 — «а. Б» (Камунта); 6 - «б. Г», «дружбинский»
(хут.»Дружба»); 7 - «б. Г», «сирийский» (Бахмутино, Кулакова,
«Сирия»); 8 - «б.?» (Камунта); 9 - «а.Г», «бирский» (Бахмутино,
Бирск); 10 - «в» в комплексах горизонта 3 (Бахмутино, Верх-Сая) или
вероятно относящихся к нему (Алтын-асар, Борок, Уфа).
I - горизонт 1 (3-я треть VI - начало VII вв.); 3 - горизонт 2
(конец VI - 1-я треть VII вв.); 4, 5, 9 - горизонт I или 2; 7 -
производство 620-х - 630-х гг.; 10 - горизонт 3 (пер. пол. VII в); 6,
8 - горизонт 1-2, 2 или 3; 2 - горизонт 2 или 3
!, 2, 3, 5, 8, 12, 13,14- около 2-й и 3-й трети Vile.; 4, 6, 7, 9, 10, 15 - около сер. -
eni. пол. VII в. или не исключающие эту дату.
12-241
85
H-li 0 12 0-15 -О-- Й @-15 V - 16
Рис. 18. Распространение псевдопряжек в эпоху расцвета локальных школ.
Типы: 1 - 2в; 2- 2а; 3 - 4; 4 - 1а; 5- 16 и 1е; 6 - 26; 7 - 1г;
8-3, различных модификаций; 9 - 1в; 10 - 1д (по Гавритухин И.О.,
Обломский А.М., 1996, с корректировками);
Тип 5, варианты: 11 - см. рис. 17: 10; 12 - «в.А», «Углы»
(Трубчевск, Углы); 13 — «в» в комплексах горизонта 4 (Волчиха,
Петропавловск); 14 — «в», наиболее вероятно относящиеся к горизонту 4;
15 — «г. Е»; 16 - изделия круга Лебяжье - Колосково.
86
А.Г.Иванов
НАКЛАДКИ - ТРОЙЧАТКИ: К ВОПРОСУ
О ПРОИСХОЖДЕНИИ ПОЯСОВ НЕВОЛИНСКОГО ТИПА
Поясами неволинского типа (в узком типологическом смысле) в
литературе принято называть кожаные поясные ремни, имеющие зна-
чительное число широких («лопастных») кожаных ремней-привесок,
ритмично располагавшихся почти по всей длине основного ремня.
Поверхности основного и дополнительных ремней сплошь покрыты
бронзовыми накладками и малыми наконечниками ремней. В При-
камье в качестве дополнительного украшения использовались 1-3
низки бронзовых пронизок и привесок на кожаных ремешках, кре-
пившихся к поясу. Значительное число таких ремней найдено в мо-
гильниках неволинской культуры в Приуралье (Неволинский, Бро-
довский, Верх-Саинский и др. могильники), что и закрепило за ними
данное название. По материалам приуральских могильников благо-
даря хорошей сохранности и возможности изучения особенностей их
конструкции предложено уже около пятнадцати реконструкций по-
ясов неволинского типа (Генинг В.Ф., 1964, рис.7; 8; Erdelyi I., Ojtozi
Е„ Gening W., 1969, Abb.21-26; Taf. XLIII-LV, XCIX; Голдина Р.Д.,
Водолаго H.B., 1990, табл.ХЬГУ, 4; XLV, 4; Голдина Р.Д., Голдина Е.В.,
1997, рис.2; 3, 4; 4, 1, 3). Данное обстоятельство позволяет мне не
останавливаться в дальнейшем на характеристике их конструктив-
ных особенностей.
Поясные ремни неволинского типа, кроме собственно специфич-
ной конструкции, также характеризуются совершенно конкретным
набором гарнитуры, изготовленной преимущественно из бронзы. Среди
накладок типичны круглые (рис.1, 1-7), Ж-образные (рис.1, 10,11), 3-
образные (рис. 1,8,18,19), квадратные (рис.1,9, 17), щитовидные и ароч-
ные с прямым основанием, часто с «прорезным» или тисненным ор-
наментом (рис.1, 20-30), «тройчатки» (рис.1, 12-16). Концы
дополнительных, как правило, широких ремней-привесок украшали
малые наконечники вытянутых подпрямоугольных пропорций, с при-
остренным нижним концом и с расширенной верхней подпрямоу-
гольной площадкой или без (рис.1, 31-42). Декор этих наконечников
представлен прорезными отверстиями, резными линиями или тисне-
нием. Типичными для поясных ремней неволинского типа являлись
средние или мелкие пряжки с овальным, прямоугольным или фи-
гурным щитком; приемник пряжки овальный, лировидный или В-
87
образный (рис.2, 1-10). Большинство поясов этого типа имели основ-
ные наконечники ремней в виде некрупных вытянутых литых плас-
тин подпрямоугольной формы с закругленным концом, орнаменти-
рованных зооморфным, в виде вертикального ряда звериных голов
(реалистичных или стилизованных) (рис.2, 13-17), или геометричес-
ким узором (который иногда может рассматриваться как стилизация
зооморфного) (рис.2, 12, 18), реже - растительным орнаментом (рис.2,
11). Часто в комплект гарнитуры ремней включались так называе-
мые пряжки-кольца (рис.2, 19-23) для подвески к поясу дополни-
тельных украшений и скобы (рис.2, 24, 25).
Дата поясов неволинского типа, принятая большинством исследо-
вателей, укладывается в пределы вт. пол. VII-VIII вв. Различие обнару-
живается в «узких» датировках и в определении их типологического
места в развитии раннесредневековой поясной гарнитуры. Первона-
чально В.Ф.Генинг датировал гарнитуру поясов неволинского типа
вт. пол. VI - пер. пол. VIII в. (Генинг В.Ф., 1964; Erdelyi I., Ojtozi Е.,
Gening W., 1969, S.83). Позднее благодаря разработкам Р.Д.Голдиной
(1970) за ними закрепилась дата вт. пол. VII - пер. пол. VIII в. (Генинг
В.Ф., 1979, с.101-102; Семенов В.А., 1980, с.61, рис. 10). Дальнейшая
работа над хронологией раннесредневековых материалов Прикамья
позволила Р.Д.Голдиной и ее ученикам датировать пояса неволинс-
кого типа концом (последней четвертью) VII - VIII (без последней
четверти) вв. (Голдина Р.Д., 1979, с.82-83; Голдина Р.Д., Королева
О.П., Макаров Л.Д., 1980, с.50; Голдина Р.Д., Кананин В.А., 1989, с.86;
Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, с.93-94). Анализируя материал Не-
волинского могильника, содержащий рассматриваемую поясную гар-
нитуру, В.Б.Ковалевская и Ю.А.Краснов также датировали его VIII в.
(по В.Б.Ковалевской, «основное время бытования» - пер. пол. VIII в.)
(Ковалевская В.Б., Краснов Ю.А., 1973, с.286). А.К. Амброз отнес рем-
ни неволинского типа («широкие с лопастями») к IV этапу гераль-
дических поясов и датировал концом VII (?) - серединой VIII в.
(Амброз А.К., 1971а, рис.5; 19716, с.126; 1973, с.290, 295, 298, рис. 1);
Основная дальнейшая дискуссия развернулась в связи с проблемой
хронологического и типологического соотношения неволинских и
агафоновских поясов (см.: Амброз А.К., 1973; 1980, с.48-52; Голдина
Р.Д., 1979, с.83-90; Голдина Р.Д., Королева О.П., Макаров Л.Д., 1980,
с.48-50; Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, с.93).
В последние годы, систематизировав высказанные оппонентами
доводы, некоторый итог данной дискуссии подвел И.О.Гавритухин
(Гавритухин И.О.,1996; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.86-
88
89; Гавритухин И.О., Иванов А.Г., 1998, с. 136-138) С одной стороны,
им, вслед за А.К.Амброзом, отмечено, что гарнитуры агафоновских и
неволинских ремней не могут быть типологически выведены одна
из другой, при этом некоторые элементы неволинских поясов, вместе
с агафоновскими, образуют наиболее поздний, 4-й этап развития ге-
ральдической гарнитуры, но представляют разные завершающие ли-
нии ее эволюции. Причем «классические» неволинские пояса отлич-
ны от агафоновских не только по составу деталей, но и структурно,
что ставит под сомнение их преемственность (Р.Д. Голдина объясня-
ет это хронологическими различиями и сменой моды). Кроме того,
имеются случаи совстречаемости в одних комплексах элементов гар-
нитуры агафоновских и неволинских поясов, что говорите периоде
их хотя бы частичного сосуществования (Амброз А.К., 1980, с.49;
Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.86, 88).
С другой стороны, И.О.Гавритухин отмечает весомость таких до-
водов Р.Д. Голдиной и ее сторонников, как неосновательность пред-
положения А.К.Амброза о локально-культурном, а не хронологичес-
ком различии агафоновских и неволинских типов поясов, наличие
случаев перекрывания могил с агафоновскими поясами погребения-
ми с неволинской гарнитурой (что подкрепляется и план и графичес-
кими наблюдениями), частичная синхронизация неволинских поясов
с гарнитурой тюркско-катандинеких ремней (с бляхами-оправами).
Все эти данные позволили И.О.Гавритухину считать, что в Прика-
мье неволинские пояса сформировались несколько позже «класси-
ческих» агафоновских и существовали здесь несколько дольше пос-
ледних (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.86), к чему
присоединяется и автор. Причем отмечается перспективность опери-
рования более детальной дифференцированной типологией ремен-
ных гарнитур, как геральдических, включая агафоновские, так и «соб-
ственно» неволинских. В частности, типологический анализ
геральдической гарнитуры Прикамья позволяет считать, что ряд от-
личительных черт «собственно» неволинских поясов имеет местное
происхождение и связан с традициями еще «догеральдического» вре-
мени («камский» культурный контекст), часть неволинской гарниту-
ры восходит к типам, распространенным к VIII в. очень широко, от
Подунавья до Центральной Азии (например, пряжки и некоторые
наконечники ремней), некоторые элементы (прорезная орнамента-
ция малых наконечников, щитовидные накладки с прорезями в виде
«личины») отражают местные переработки образцов геральдических
стилей, связанных более всего с Северным Кавказом и Приазовьем, а
89
ряд деталей, обычных на неволинских поясах (например, привесные
украшения на шнурах), скорее всего локально-стадиальны (Гавриту-
хин И.О., Иванов А.Г., 1998, с.137-138).
Таким образом, в связи с изучением поясов неволинского типа
сохраняется ряд важнейших проблем, которые, как правило, взаимо-
связаны и вытекают одна из другой. Среди этих проблем - дальней-
шее его типологическое изучение и выяснение в деталях соотноше-
ния поясов «собственно» неволинского типа с ремнями
«доагафоновского», агафоновского, тюрко-сибирского и «позднеавар-
ского» типов, выявление происхождения отдельных элементов гар-
нитуры и, в целом, конструкции неволинских поясов. Остаются не до
конца решенными вопросы их узкой датировки, происхождения, рас-
пространения и мест производства, соотношение локальных ареалов
их распространения между собой.
В настоящее время выявляется несколько основных районов кон-
центрации находок поясов неволинского типа, учитывая также на-
ходки специфических поясных бляшек от них (рис.З). Это - Верхнее
Прикамье и Приуралье, включая бассейн р.Чепцы (район наиболь-
шей концентрации); Верхнее Поволжье и Поочье (в могильниках
мери /Хотимль, п.5/, муромы /Муром, п.6; Чулково, п.18, 68/ и морд-
вы /Журавкино II; Старо-Вадиково II, п.38; Шокша; Моршанск/
(Горюнова Е.И., 1953, рис.10, 7,12,13; 1961, с.35; рис.10; 56, 3,7,9; Гри-
шаков В.В., Зеленеев Ю.А., 1990, рис.10, 1,2; Петербургский И.М.,
1979, рис.25, 8; 1987, рис.5, 34; 6,2), Юго-Западная Финляндия (Kivikoski
Е„ 1973, S.83, Taf.66, Abb.584-593; Erdelyi I., Ojtozi E„ Gening W., 1969,
S.93; Мейнандер К., 1979, с.36-37). Находки поясов неволинского
типа известны в Западной Сибири, на средней (Барсов городок I,
п.201, 231; Сайгатино I, п.103) и верхней Оби (Архиерейская заимка,
п.25; Могильницкий, кург.З, п.З) (Карачаров К.Г., 1993, рис. 1, 11,29,
39; Беликова О.Б., Плетнева Л.М., 1983, рис.79, 8; Финно-угры и
байты, 1987, табл.ХС1Х, 28, 31). Отдельные пояса или накладки нево-
линского типа также обнаружены в «промежуточных» пунктах: в
Южном Приладожье (Победище, п.14-11-4) (Петренко В.П., 1994, с. 126,
рис.39, 3-5, 13-15)), Швеции («королевский курган» в Упсале) (Мей-
нандер К., 1979, с.37), в Эстонии (Оявески) (Шмидехельм М.Х., 1955,
рис.36,4), на Южном Урале (Байрамгулово, кург.1, п.2) (Боталов С.Г.,
Бабенков К.Н., 1998, рис.2, 8, 16, 31,32). Находки накладок от поясов
неволинского типа на Северо-Востоке Европейской части России
(Тохта, Усогорск III, Хэйбидя-Пэдара) (Мурыгин А.М., 1992, рис.20, 3,
15, 22, 27, 31,47; Археология Коми, 1997, рис.33, 3) могут рассматри-
90
ваться, по-видимому, в качестве северной провинции их прикамско-
приуральского ареала.
В стороне от исследователей оставалась также такая проблема, как
выявление социокультурных и этнокультурных особенностей их
использования. В частности, так и не выяснено, чем вызвано то, что в
Прикамье это специфически женские пояса (Erdelyi I., Ojtozi Е., Gening
W., 1969, S.49, 71-75; Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, с.75; Голдина
Р.Д., Голдина Е.В., 1997, с.9-10), а в Верхнем Поволжье и в Финлян-
дии - преимущественно мужские (Гришаков В.В., Зеленеев Ю.А.,
1990, с.32, рис.10, 1,2; 11; Erdelyi I., Ojtozi Е., Gening W., 1969, S.93;
Мейнандер 1979, с.36-37). Мной было высказано мнение, что данное
обстоятельство лишний раз может подчеркивать инновационный
(«привозной») характер поясов неволинского типа для последних
регионов, где ярко проявилось социально-престижное значение это-
го элемента одежды (Иванов А.Г., 1998, с.99-100). Причем в Финлян-
дию пояса неволинского типа могли, скорее всего, попасть не из
Прикамья непосредственно, а от верхневолжского населения в на-
чальный период формирования балтийско-волжского пути и куль-
турно-этнических и военно-политических коммуникаций по нему.
Данная проблема, несомненно, требует дальнейшего изучения, особен-
но в контексте условий находок и «традиционного» использования в
локальных районах их бытования.
Интересно, что при решении проблемы типологического и хроно-
логического места поясов неволинского типа до сих пор не привле-
кались так называемые накладки-тройчатки (рис.1, 12-16; 4, 11, 12),
которые на ремне обычно украшают от одной до трех задних широ-
ких привесных ремней. Данный тип накладок является одним из
характернейших элементов, определяющих специфику неволинских
широколопастных поясных ремней. Возможно, игнорирование их яви-
лось следствием того, что на территориях развития раннегеральди-
ческой гарнитуры этот тип как будто не встречается и, соответствен-
но, не дает эволюционного ряда. Тем самым, не ставился вопрос
отнесения к геральдическим и самих накладок-тройчаток.
Собственно в Прикамье, как и на других территориях, в предше-
ствующее время встречались поясные накладки и бляшки, которые
можно сравнивать в типологическом аспекте с неволинскими на-
кладками-тройчатками. Это уголковидные (рис.4, 24) или луннице-
видные (рис.2, 25) поясные и уздечные бляшки. Первые, в частности,
встречены в погр. 1 кургана 27 Бродовского могильника, датирован-
ном концом IV- началом V в. (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, с.91),
91
а вторые - в погребениях V-VII вв. Бирского (Мажитов Н.А., 1968,
табл.1). Находки последних в качестве гарнитуры конской узды не-
редки в древностях гуннского круга (Засецкая И.П., 1994, табл.1, 10;
6, 8; 10, 3,4; 11, 9). Лунницевидные накладки (рис.4, 31-35) также
украшали пояса населения джетыасарской культуры (Левина Л.М.,
1996, рис. 129, 1-6; 138). Мелкие поясные бляшки-тройчатки (рис.4,
26-30) встречаются в погребениях IV-V вв. могильников мазунинс-
кой культуры (Югомашево; Старо-Кабаново; Бирск, ранние погре-
бения) (Останина Т.Н., 1997, рис.9, 19; 35, 17; 36, 6, 13, 40; Мажитов
Н.А., 1968, табл.6, 20,21). Однако все эти ременные украшения, хотя и
обнаруживают некую формальную схожесть с накладками-тройчат-
ками неволинских поясов и могут привлекаться для определения
типологического догеральдического контекста формирования после-
дних, все же не дают генетической связи с неволинскими тройчатка-
ми как в силу наличия хронологического разрыва, так и в целом в
типологическом их отличии.
Совершенно неожиданную линию развития, имеющую вероят-
ную связь с формированием некоторых черт неволинских тройчаток,
дают поясные двучастные геральдические накладки и наконечники,
как поясные, так и уздечные, в виде вытянутого, часто выпуклого,
прямоугольника или трапеции, оканчивающегося кругом, которая также
часто объемной сферической формы (рис.4, 2, 3, 5-10). В эту же груп-
пу ременной гарнитуры могут быть включены накладки и наконеч-
ники, конец которых завершается не кругом, а соединенными тремя
или четырьмя кругами, объемными или плоскими (типа: Garam Е.,
1992, Taf. 7; 23, 13, 14; 46; Левина Л.М., 1996, рис.132, 1-3, 10, 11;
Гаврилова А.А., 1965, табл.Х, 17 и др.). Детали оформления некоторых
из них (завершения в виде выпуклого круга, поперечные объемные
валики, полукругло-полая структура - ср., рис.4, 3, 8, 9) сближаются с
формальными признаками неволинских тройчаток. Упомянутые дву-
частные накладки с круглым завершением встречены в комплексах с
геральдической гарнитурой, к которым сами также принадлежат, на
широкой территории, от Верхнего (Кудыргэ, Юрт-Акбалык, Красный
Яр и др.) (Гаврилова А.А. 1965, табл.ХГУ, 8; Троицкая Т.Н., 1978, рис.5,
17) и Среднего Приобья (Окунево) (Могильников В.А., Коников
Б.А., 1983, рис.9, 20) на востоке, в Прикамье (Аверино II - рис.4, 7;
Полом I - рис.4, 3) и Верхнем Поволжье (Старо-Бадиково 2 и др.)
(Петербургский И.М., 1987, рис.6, 6) идо Подунавья (раннеаварские
могильники Замарди - рис.4, 9; Дунапентеле и др.) (Вакау К., 1973,
X, 9, 10; Huszka J., 1994, 250 ab., 3) - на востоке. Аналогичные наконеч-
92
ники украшали, по-видимому, один из поясов на барельефах Таге-
Бостана в Иране (рис.4, 36). В целом рассмотренная ременная гарни-
тура может быть отнесена к кругу геральдических и, в основном,
принадлежит к «доневолинским» этапам развития.
Для выявления типологического контекста формирования рас-
сматриваемой поясной гарнитуры можно отметить их схожесть с
деталями головных уборов, обнаруженными в некоторых могильни-
ках азелинской культуры на Вятке (рис.4, 1) (Генинг В.Ф., 1963,
табл.IX, 1), однако в целом они не стыкуются ни функционально, ни
хронологически.
Поясная накладка-тройчатка (рис.4, 13) обнаружена в коллектив-
ном детском погр.1 кургана 23 могильника Юрт-Акбалык-8 на вер-
хней Оби (Троицкая Т.Н., Бородовский А.П., 1990, рис.4, 1). Прочая
поясная гарнитура этого захоронения геральдическая кудыргинско-
го круга (рис.4, 14-22). Датировка погребения основывается на на-
ходке в нем двух пробитых китайских монет 580 г. (рис.4, 23). Дан-
ную накладку-тройчатку можно, бесспорно, рассматривать в качестве
наиболее раннего типа, легшего в основу формирования неволинс-
ких тройчаток. По опубликованному Т.Н.Троицкой и А.П.Бородовс-
ким рисунку юрт-акбалыкского погребения невозможно точно оп-
ределить ни место расположения накладки на поясе, ни вообще
количество помещенных в захоронение ремней. В связи со сказан-
ным, не может считаться удовлетворительной и реконструкция рем-
ня (в подрисуночной подписи названная как происходящая с мо-
гильника Каменный Мыс), предложенная В.Н.Добжанским (1990,
табл.XXXII, 4).
Таким образом, перечисленные материалы свидетельствуют о том,
что прототипы и элементы накладок-тройчаток неволинского типа
формируются в среде поясов геральдического круга и, соответствен-
но, дают линии их развития в предшествующее время. По имеющим-
ся в настоящее время данным также можно высказать гипотезу о
том, что ранние прототипы неволинских накладок-тройчаток перво-
начально появляются в восточном ареале геральдической поясной
гарнитуры (кудыргинско-релкинский круг памятников) и, возмож-
но, связаны со временем существования 1-го Тюркского каганата. С
востока, вероятно, вдоль южной кромки лесной полосы (ср., рис.З),
эти прототройчатки распространяются к западу, возможно, вместе с
продвижением южносибирских групп населения.
В связи с этим интересно обнаружение «промежуточного звена»
между древностями типа Юрт-Акбалык-8 - Кудыргэ и поясами не-
93
волинского типа в Приуралье. Это накладки-тройчатки из парного
погр. 2 кургана 1 Байрамгуловского могильника в горно-лесном Урале
(Боталов С.Г., Бабенков К.Н., 1998, рис.2) (в кургане также найдена
керамика кушнаренковско-караякуповскоготипа). В целом поясная
гарнитура этого погребения является примером сочетания позднеге-
ральдических элементов агафоновского (якорьковые и мечевидные
накладки), неволинского (тройчатки, малый прорезной наконечник
ремня) и тюркского типов (пряжка, овально-щитовидные накладки),
что позволяет датировать данное захоронение началом VIII в. Прочий
погребальный инвентарь в целом не противоречит этому. К сожале-
нию, по публикации нельзя ничего сказать о конструкции самого
ремня и расположении на нем накладок-тройчаток.
Особо следует остановиться на вопросе происхождения конст-
рукции неволинских поясов и, в связи с этим, о специфическом
месте расположения на них накладок-тройчаток. Обращает внимание
схожесть размещения на ремнях тройчаток и Т-образных накладок
на агафоновских поясах - оба типа накладок располагаются на до-
полнительных привесных ремнях, крепившихся посередине (сзади).
А учитывая то, что Т-образные накладки крепились вниз переклади-
ной (см. реконструкции поясов агафоновского типа - Голдина Р.Д.,
Водолаго Н.В., 1990, табл.ХЫУ, 2; XLV, 1), то эта схожесть становится
еще большей и «типологически» (на это, в частности, обратила вни-
мание в беседе О.А.Щеглова).
На необычность структуры неволинских поясов (часто и ритмич-
но расположенные, стандартные, широкие, обильно покрытые одно-
образными накладками подвесные ремни, дополнительные привес-
ки-украшения на шнурах) для раннесредневековых наборных поясов
Европы, Средней Азии и Сибири мы уже обращали внимание (Гав-
ритухин И.О., Иванов А.Г., 1998, с.138). И.О. Гавритухиным отмечено,
что ближайшие ассоциации, которые они вызывают, - это пояса, изоб-
раженные на росписях Таге-Бостана (рис.4, 36-40) (также см.: Доб-
жанский В.Н., 1990; Balint Cs., 1992, Taf.9), которые он выделяет как
«второй иранский» вариант структуры раннесредневековых поясов и
которые должны учитываться при обсуждении хронологических ра-
мок генезиса неволинских поясов (Гавритухин И.О., Обломский А.М.,
1996, с.29; Гавритухин И.О., Иванов А.Г., 1998, с. 138).
В связи с изучением складывания «широколопасных» ремней типа
неволинских интересно вновь привлечь уже упоминавшуюся конс-
кую узду с гарнитурой из погр.8 могильника Кудыргэ (рис.4, 8)
(Гаврилова А.А., 1965, табл.XIV). Дело в том, что в данном случае два
94
узких ремня, оканчивающиеся наконечниками типа «прототройча-
ток», соединены между собой, представляя, по-видимому, спаренный
подвесной ремень узды, т.е. здесь с неволинскими ремнями сближает
как форма гарнитуры, так и их распределение на ремнях и создание
эффекта увеличения их ширины за счет спаривания.
Таким образом, рассмотренные выше материалы выявляют, наряду
с другими, несомненный южносибирский и центральноазиатский
контекст в формировании поясов неволинского типа, включая и про-
исхождение такой их характерной детали как накладки-тройчатки.
Однако, несмотря на восточное происхождение некоторых элементов
неволинских поясов, сложение их «классического» («собственно» не-
волинского) варианта произошло, по-видимому, в Приуралье (нево-
линская культура), причем как женский тип наборного пояса. В пользу
этого свидетельствуют их наибольшая концентрация в Приуралье и
Верхнем Прикамье, наличие здесь всех элементов, характерных для
неволинских ремней, вторичность их появления на западе ареала рас-
пространения (Верхнее Поволжье и, особенно, Финляндия), редкость
находок «классических» неволинских поясов к востоку от Урала. Об-
наружение поясов неволинского типа или их деталей на верхней
Оби и в Западной Сибири (рис.З) может оцениваться по-разному. С
одной стороны, некоторые сходные элементы могли сформироваться
на месте, одновременно с появлением их «классического» варианта в
Приуралье (о возможности этого свидетельствуют, в частности, ран-
ние варианты бляшек-тройчаток в Приобье), с другой стороны, это
может быть обратным (вторичным) заимствованием с запада и яв-
ляться свидетельством культурных (возможно, и этнических) связей
западносибирского и прикамского населения конца VII-VIII вв.
СП ИСОК Л ИТЕРАТУРЫ
Амброз А. К., 1971а. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной
Европы // СА. № 2.
Амброз А. К., 19716. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной
Европы // СА. № 3.
Амброз А. К., 1973. [Рец.] I. Erdelyi, Е. Ojtozi, W. Gening. Das Graberfeld von
Newolino. Budapest, 1969// CA. № 2.
Амброз A.К., 1980. Бирский могильник и проблемы хронологии Приуралья в
IV- VII вв. // Средневековые древности евразийских степей. М.
Археология Коми, 1997. Археология Республики Коми. М.
Беликова О.Б., Плетнева Л.М., 1983. Памятники Томского Приобья в V-
VIII вв. н.э. Томск.
95
Боталов С. Г., Бабенков К.Н., 1998. Памятники VIII-IXee. горно-лесного
Урала и лесостепного Зауралья // КЕС: (вопросы хронологии).
Гаврилова А.А., 1965. Могильник Кудыргэ как источник по истории
алтайских племен. М.-Л.
Гавритухин И.О., 1996. К изучению ременных гарнитур Поволжья ИЛИ//
вв. // КЕС. Самара.
Гавритухин И. О., Иванов А.Г, 1999. Погребение 552 Варнинского могильника
и некоторые вопросы изучения раннесредневековых культур Поволжья //
Пермский мир в раннем средневековье. Ижевск.
Гавритухин И. О., Обломский А.М., 1996. Гапоновский клад и его культурно-
исторический контекст. М.
Генинг В.Ф., 1963. Азелинская культура III-V вв. // ВАУ. Вып.5. Ижевск -
Свердловск.
Генинг В.Ф., 1964. Деменковский могильник — памятник ломоватовской
культуры// ВАУ. Вып.6. Свердловск.
Генинг В.Ф., 1979. Хронология поясной гарнитуры / тысячелетия н.э. (по
материалам могильников Прикамья) // КСИА. Вып. 158.
Голдина Р.Д., 1970. Могильники VII-IXee. на Верхней Каме// ВАУ. Вып.9.
Свердловск.
Голдина Р.Д., 1979. Хронология погребальных комплексов раннего
средневековья в Верхнем Прикамье// КСИА. Вып. 158.
Голдина Р.Д., Водолаго И.В., 1990. Могильники неволинской культуры в
Приуралье. Иркутск.
Голдина Р.Д., Голдина Е.В., 1997. Скандинавия и Верхнее Прикамье:
контакты во второй половине I тысячелетия н.э. // Шведы и Русский Север:
историко-культурные связи. Материалы международного научного
симпозиума. Киров.
Голдина Р.Д., Кананин В.А., 1989. Средневековые памятники верховьев Камы.
Свердловск.
Голдина Р.Д., Королева О.П., Макаров Л.Д., 1980. Агафоновский Iмогильник
- памятник ломоватовской культуры на севере Пермской области //
Памятники эпохи средневековья в Верхнем Прикамье. Ижевск.
Горюнова Е.И., 1953. Муромский могильник (к истории города Мурома) //
КСИ ИМ К. Вып. 52.
Горюнова Е.И., 1961. Этническая история Волга-Окского междуречья //
МИА. № 94. М.
Добжанский В. И., 1990. Наборные пояса кочевников Азии. Новосибирск.
Засецкая И. П, 1994. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую
эпоху (конец IV-V вв.). СПб.
Иванов А.Г., 1998. Этнокультурные и экономические связи населения бассейна
р. Чепцы в эпоху средневековья (конец V - первая треть XIII в.). Ижевск.
Карачаров К.Г., 1993. Хронология раннесредневековых могильников
Сургутского Приобья // Хронология памятников Южного Урала. Уфа.
96
Ковалевская В. Б., Краснов Ю.А., 1973. [Рец.] I. Erdelyi, Е. Ojtozi, W. Gening.
p(is Graberfeld von Newolino. Budapest, 1969// CA. № 2.
Левина Л.М., 1996. Этнокультурная история Восточного Приаралья (I
тысячелетие до н.э. -1 тысячелетие н.э.). М.
Мажитов Н.А., 1968. Бахмутинская культура. М.
Мейнандер К.Ф., 1979. Биармы//Финно-угры и славяне. Л.
Могильников В.А., Коников Б.А., 1983. Могильник потчевашской культуры
в Среднем Прииртышье // СА. № 2.
Мурыгин А.М., 1992. Печорское Приуралье: эпоха средневековья. М.
Останина Т.П., 1997. Население Среднего Прикамья в III-Vee. Ижевск.
Петербургский И.М., 1979. Второй Журавкинский могильник //
Археологические памятники мордвы первого тысячелетия нашей эры. Труды
НИИЯЛИЭ. Вып. 63. Саранск.
Петербургский И.М., 1987. Второй Старобадиковский могильник // Вопросы
древней истории мордовского народа. Труды НИИЯЛИЭ. Вып. 80. Саранск.
Петренко В.П., 1994. Погребальный обряд населения Северной Руси V1II-X
вв. Сопки Северного Поволховья. СПб.
Плетнёва Л. М., 1984. Погребения IX-X вв. в Томском Приобье // Западная
Сибирь в эпоху средневековья. Томск.
Семенов В.А., 1980. Варнинский могильник // Новый памятник поломской
культуры. Ижевск.
Троицкая Т.Н., 1978. Красный Яр-1 - памятник позднего железного века//
Древние культуры Алтая и Западной Сибири. Новосибирск.
Троицкая Т.Н., Бородовский А.П., 1990. Погребения младенцев в курганах
VH в. н.э. в Новосибирском Приобье// Мировоззрение финно-угорских народов.
Новосибирск.
Финно-угры и балты, 1987. Финно-угры и балты в эпоху средневековья.
Археология СССР. М.
Шмидехельм М.Х., 1955. Археологические памятники периода разложения
родового строя на северо-востоке Эстонии (Vв. до н.э. - V в.н.э.). Таллин.
Вакау К., 1973. Az avarkor idorendjerol: Ujabb avar temetok a Balaton kornyeken
// Somogyi muzeumok kozlemenyei. I. Kaposvar.
Balint Cs., 1992. Kontakte zwischen Iran, Byzanz und der Steppe: Das Grab von
Uc Tepe (Sowj. Azerbajdzan) und der beschlagverzierte Gurtel im 6. und 7.
Jahrhundert // Awarenforschungen. Bd.l. (Studien zur Archaologie der Awaren.
Bd.4.). Wien.
Erdelyi 1., Ojtozi E., Gening W., 1969. Das Graberfeld von Newolino. Budapest.
Garam E., 1992. Die munzdatierten Graber der Awarenzeit // Awarenforschungen.
Bd.l. (Studien zur Archaologie der Awaren. Bd.4.). Wien.
Huszka J., 1994. A magyar turani ornamentika tortenete. Budapest.
Kivikoski E., 1973. Die Eisenzeit Finnlands. Bildwerk und Text. Helsinki.
13-241
97
Рис. I. Накладки и наконечники дополнительных ремней-привесок, типичные
для поясов неволинского типа: 1, 3, 4, 6-9, 11, 14, 15, 17-21, 24-29, 34, 35, 37-39, 42-
Неволинский могильник (1, 35 - п. 153; 3, 28 - п. 132; 4, 6, 29 - п. 53; 7, 20- п. 69;
8, 15, 17, 39 - п.65; 9, 14, 25, 38 - п.155; 11, 19,34-п.71; 18, 26, 37 - п.94; 21-
п. 129; 24 - п.2; 27, 42 - п. 79); 2, 13, 16, 23, 30-32, 40 - Верх-Саинский могильник
(2, 31 - п. 72; 13 - п.92; 16 - уч.; 23, 40 - п.29; 30 - п. 77; 32 - п.83); 5, 22, 33, 36, 41
- Бродовский могильник (5, 33 - ?; 22 - находка 1977г.; 36 - п.39; 41 - п. 68);
10 - Поломский 1 могильник, п. 10 (1987 г.); 12 - Горбунятский могильник,
сборы.
98
Рис. 2. Пряжки, наконечники ремней, пряжки-кольца и скобы (1-25),
типичные для поясных ремней неволинского типа; 26, 27 - бронзовые поясные
бляхи Vie. с изображениями голов медведей. I, 2, 5, 6, 8, 10, II, 14-21, 24, 25-
Певолинский могильник (1 - п. 132; 2 - п. 71; 5, 15 - п. 79; 6 - п. 6; 8, 17 - п.65;
10, II- п. 153; 14, 19, 24 - п. 129; 16 - п.84; 18 - п.69; 20, 25 - п. 155; 21 - п. 73); 3,
13, 22 - Поломский /могильник (3 - п. 79 (1906 г.); 13 - разр. погр. (1906 г.);
22 - п. 10(1987г.)); 4, 7, 23 - Бродовский могильник (4 - п.51; 7 - п. 71; 23 -
и.23); 9 - Агафоновский 1 могильник, п.279; 12 - Деменковский могильник,
п. 9; 26, 27 - Верх-Саинский могильник (26 - кург. 9, п.2; 27 - кург. 16, п.4).
99
Рис.З. Распространение поясов неволинского типа и некоторых ременных
бляшек - «прототипов» накладок-тройчаток.
Условные обозначения: а - находки целых поясов неволинского типа; б -
находки накладок, характерных для ремней неволинского типа; в - находки
поясных ремней неволинского типа в Финляндии и Швеции; г -
распространение некоторых ременных бляшек-тройчаток, бляшек-лунниц и
т.п. «прототипов» предшествующего времени; д - места находок
некоторых наконечников ремней и накладок в виде соединенных круга и
прямоугольника/трапеции; е - северная граница степи; ж - памятники
джетыасарской культуры с находками поясных накладок «лунничного»
типа.
Цифрами на карте обозначены: 1-7 - памятники неволинской культуры
(могильники Верх-Сая, Броды, Неволино, Горбунята, Усть-Иргина; клад
Усть-Кишерть, селище Морозково IV); 8-23 - памятники ломоватовской
культуры (целые пояса - могильники Телячий брод (8), Висим (9), Деменки
(10), Редикор (13), Агафоново I (15), Плесо (16), Аверино II (23); накладки -
Рождественское, Загарье, Михалева, бывш. Чердынский уезд, Б. Коча, Урья,
Носкова, Русиново, Шудьякар); 24-29 - памятники поломской культуры
(целые пояса - Варни, Полом I; накладки - могильник и селище Тольен,
могильники Весьякар, Чемшай); 30 - Танкеевка, п. 11; 31 - колл. ГОМРТ; 32 -
Хэйбидя-Пэдара, жертвенное место; 33 - Усогорск III; 34 - Тохта; 35 -
Хотимль, п.5; 36 - Муром, п.6; 37 -' Чулково, п. 18, 68; 38-41 - древнемордовские
памятники (целый пояс - Ст.Бадиково II, п.38; накладки - Журавкино II,
Шокша, Моршанск); 42 - Победище, п. 14-II-4 (по В.П. Петренко); 43 -
Оявески; 44 - Упсала; 45 - находки поясов неволинского типа в Юго-
Западной Финляндии (Kaavontonkka, Kiilia, Kirmukarmu, Mynanummi,
Pappilanmaki, Pitkasmaki, Taipale, Tuomisto, Ylipaa и dp.); 46 - Байрамгулово,
кург. 1, п.2; 47 - Барсов городок I; 48 - Сайгатино I; 49-53, 60 - могильники
релкинской культуры (49, 51 - Архиерейская заимка, п.25, 28; 50 -
Могильницкий, кург.З; 52 - Релка; 53 - Красный Яр I, кург.20; 60 - Юрт-
Акбалык 8, кург.23, п. 1; 54 - Окунево, п.ХХ; 55 - Кудыргэ, мог. 8; 56 - Полом I,
п. 76 (1906 г.); 57 - Старое Бадиково П; 58 - раннеаварские могильники
(Dunapentele, Pusztatot, Zamardi и др.); 59 - мазунинские могильники с
ременными бляшками-тройчатками (Бирск, Старо-Кабаново, Югомашево).
100
in ЗЛО 510
14-241
101
. •«
Рис.4. Типологический
контекст
формирования
накладок-тройчаток
неволинского типа. /
- бляшки головных
3 уборов / V- V вв.
азелинской культуры
(Азелино, п.1/;
Суворова, п.28); 2, 3, 5, 6,
8- /0 - наконечники
ремней (2 - Старое
Бадиково II; 3 -
Полом I, п. 76 (1906 г.);
5 - Архиерейская
Заимка, п.28 - VII -
нач. VIII в.; 6 -
Красный Яр I, кург. 20 -
VII в.; 8 - Кудыргэ, п.8
- VII в. ; 9 - Замарди,
п. 34 - 1-я пол. VII в.;
10 - Окунево, погр. XX -
VII в.); 4 -
металлическая
поясная (?) пластинка
с набитыми
выпуклыми
бронзовыми бляшками
(Архиерейская Заимка,
п.28 - VII - нач. VIII
в.); 7 - накладка (Аверино II, п. 149 - VII в.); 11, 12 - накладки-тройчатки (II
- Байрамгулово, кург. 1, п.2 (схематичный контур по IБоталов С.Г., Бабенков
К.Н. 1998, рис.2)) - 2-я пол. VII - нач. VIII в.; 12 - Архиерейская Заимка, п.25 -
VIII в.); 13-23 - комплекс п. 1 кург.23 могильника Юрт-Акбалык 8 - кон. VI-
VI 1 вв. (13 - накладка-тройчатка «протоневолинского» типа; 23 -
китайская монета 580г.); 24 - уголковая накладка (Броды, кург.27, п. 1 - кон.
IV - нач. V в.); 25 - накладка-лунница V- VI вв. (Бирск, п. 130); 26-30 -
накладки-тройчатки IV- V вв. мазунинско-бахмутинской культуры (Бирск,
п.8, 27; Югомашево, п. 7, 10, 16, 24; Старо-Кабаново, п. 115); 31-35 - накладки-
лунницы VI-VII вв. из могильников джетыасарской культуры (Томпак-асар,
п. 50, 159, 314, 356; Алтын-асар, п.291); 36-40 - прорисовки некоторых поясов с
рельефов Таге-Бостана - предположительно время правления Хосрова И (591-
628гг.) (по [Balint Cs., 1992, Taf. 9]). Масштабы: б - для № 4, 28-30; в - для №
14-23; а - для всех остальных; Ns 12, 36-40 - без масштаба.
102
А.В. Комар
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПОЯСНЫХ НАБОРОВ РАННЕСАЛТОВСКОГО
ТИПА
Поясные наборы раннесалтовского типа распространены на ог-
ромной территории, занятой в VIII в. непосредственно Хазарским кагана-
том или находящейся в зависимости от него (рис.4). Несмотря на то,
что детали наборов довольно однородны и давно известны, их назва-
ние, типология и датировка для различных регионов у разных иссле-
дователей отличаются (Амброз А.К., 1971, с.130-131; 1973; Генинг
В.Ф., 1979; Голдина Р.Д., 1979; Ковалевская В.Б., 1979; Айбабин А.И.,
1982; 1993; 1999, с.280-284; Богачев А.В., 1992, с.155-160). Связующим
все регионы звеном является Хазарский каганат, поэтому мной была
предложена предварительная типология и детальная периодизация
наборов по материалам салтовских могильников и подкурганных
захоронений (Комар А.В., 1999, с.121-133), позволяющая свести раз-
личные периодизации к единому знаменателю. Основное внимание в
статье уделено датированию погребений, вопрос же о времени и об-
стоятельствах происхождения поясных наборов затрагивается только
вскользь, поэтому рассмотрим его отдельно.
Появление раннесалтовских поясных наборов, сменивших наборы
горизонта Вознесенки, стадиально совпало с появлением литых по-
зднеаварских наборов, соответственно пришедших на смену средне-
аварским. Эти события не были абсолютно синхронными, если в Вен-
грии в 20-е гг. VIII в. позднеаварские наборы уже начали выпадать в
погребения, то раннесалтовские только появились. Небольшая асинх-
ронность отмечена и для горизонтов Вознесенки и среднеаварского
Игар-Озора, а также для горизонтов Боча-Кунбабонь и Перещепино
(Комар А.В., 1999, с. 113-120, 131-132) - во всех случаях аналогичные
аварские предметы начали попадать в погребения на 5-10 лет рань-
ше, что довольно прозрачно указывает на направление влияния. Не-
смотря на небольшое запаздывание комплексов хазарского круга, факт
взаимосвязи процессов развития поясных наборов авар и хазар вт.
полЛП! - пер. пол. VIII в. несомненен и нуждается в объяснении.
Наиболее ранние параллели прослеживаются в погребениях выс-
шей знати - комплексах типа Перещепина-Келегеи и Боча-Кунба-
бонь. Речь, безусловно, идет не о копировании престижного набора
вещей. В комплект входит полный поясной набор с большой пряж-
кой, меч, ритон и колчан, выполненные лучшими византийскими ма-
стерами. Особенно интересны поясные детали и меч, максимально
103
стилизованные под сасанидские образцы. Оформление набора в вос-
точном стиле, его встречаемость только в погребениях высшей ко-
чевнической знати, позволила предположить, что весь комплект был
специально изготовлен для эпизода одновременного одаривания
Константинополем кочевнических вождей и их ближайшего окру-
жения с целью заручиться поддержкой в каком-то важном вопросе
(Комар А.В., 1999, с. 114). Датировать это событие позволяют «пода-
рочные» солиды из комплексов перещепинского круга - это «тяже-
лые» солиды-медальоны 629-632 гг. и «легкие» солиды 637-638 гг. и
642-646 гг. выпуска (Соколова И.В., 1993, с.146-147, 150-152). Первая
выплата явно связана с несостоявшимся браком хазарского кагана и
дочери Ираклия в 630 г. Вторую и третью И.В.Соколова разделяет,
но не исключено, что «легкие» солиды Ираклия были придержаны и
выплачены уже вместе с солидами Константа II 642-646 гг. В любом
случае, ситуация, для которой они были изготовлены, возникла еще
при Ираклии и достигла критического предела при Константе 11.
Речь несомненно идет о крайне тяжелых и неудачных для Византии
войнах с арабами вт. пол.30-40-х гг. VII в.. В 22 г. х. (642/643 гг.)
арабы вышли и к Дербенту, захватив при этом подвластную хазарам
Албанию и начав таким образом длительную историю хазаро-арабс-
ких войн (Новосельцев А.П., 1990, с. 173-175). Отчаянно нуждаясь в
союзниках, Византия могла обратиться только к одному государству,
которое стало бы реальным союзником в борьбе с арабами на Кав-
казе, - Хазарскому каганату. При этом, хорошо помня об осаде Кон-
стантинополя 626 г., она обязательно должна была заручиться и ней-
тралитетом авар, следствием чего и стала рассылка даров хазарской и
аварской знати, знаковая семантика которых, столь важная для древ-
них номадов, прозрачно говорит о военном союзе (ритон - символ
союза, дружбы, братания; колчан и меч - символы войны). В аварской
среде поясные наборы и мечи из Бочи и Кунбабоня сразу же стали
предметом имитации (Папа-Урдоб, Кишкуфелегихаза-Пакапуста, Ку-
нагота и др.), положив начало проникновению моды на византийс-
кие вещи, которая в виде пряжек, отдельных форм бляшек и орна-
ментации ярко проявилась уже в среднеаварских поясных наборах и
наборах горизонта Вознесенки. Последние довольно своеобразны, но
как я попытался показать, в значительной степени зависимы от авар-
ских (Комар А.В., 1999, с. 115-120). Механизм хазаро-аварских кон-
тактов не совсем ясен, поскольку хазарских погребений дальше пра-
вого берега Южного Буга (Ковалевка, Яблони) не известно.
Передаточным звеном не могли быть и дунайские болгары - в зоне
104
их проживания среднеаварские наборы совершенно не известны, а
детали позднеаварских представлены единичными экземплярами
(Werner J., 1986, taf.29, 4,5; Fiedler U„ 1992, abb.45, 1, 2, 5; abb.46, 1-3;
taf.35, 6; taf.101,22). Посредниками вряд ли были и славяне, но кон-
такты с аварами, похоже, осуществлялись именно через их террито-
рию. Интенсивность последних не могла быть высокой, но на первом
этапе (680-720 гг.), когда хазары проникли в Северное Причерномо-
рье и остались там, авары несомненно вызывали у них живейший
интерес. До 20-х гг. VIII в. основная масса хазар покинула Причерно-
морье, но заметное ослабление аварского влияния заметно уже на
этапе горизонта Галиат-Геленовка (725-740 гг.) (Комар А.В., 1999,
с.121-123, 131-133). Именно в погребениях этого горизонта впервые
появляются литые поясные детали раннесалтовского типа, а также
прослеживается явное знакомство с позднеаварскими наборами - в
склепе из Галиата и п.5 Песчанки найдены бляшки с изображением
характерного позднеаварского грифона. В катакомбе 82 из Чир-Юрта
(этого же горизонта, но не позже 732-734 гг.) найден наиболее ран-
ний набор раннесалтовского типа, состоящий из пряжки и поясного
наконечника (рис. 1, 9-10). Тепсеньский курган несколько младше
(скорее всего - 30-е гг. VIII в.), но пряжка из него уже классическая
раннесалтовская (рис.1, 12). Подчеркнем: все они происходят из по-
гребений, совершенных в период 725-740 гг. Датирование появления
определенных типов вещей по материалам погребений довольно про-
блематично, поскольку нам точно не известно время бытования пред-
мета до его попадания в землю. С поясными наборами в данном
случае проще - их использование ограничено взрослой частью жиз-
ни человека (от возраста 14-18 лет, когда получали первый взрослый
набор, и до смерти - наиболее частый диапазон для данного времени
35-50 лет, но не больше 65-70 лет). Если в 20-е гг. VIII в. на Кавказе и
в Венгрии начало умирать первое поколение, использующее ранне-
салтовские и позднеаварские пояса, то время их появления наиболее
вероятно ок.705-710 гг.. Для истории авар эта дата говорит не так уж
много, но для хазар это время активных контактов с византийцами в
Крыму. События 679-712 гг. на материалах письменных и археологи-
ческих источников детально рассмотрены А.И.Айбабиным (Айбабин
А.И., 1999, с.185-197). По мнению исследователя, после 712 г. Визан-
тии действительно удалось удержать за собой Херсонес, но над ос-
тальной территорией Крыма был установлен протекторат Хазарии,
причем данные письменных источников об уничтожении подчинив-
шегося хазарам византийского населения вследствие походов 711-
105
712 гг. явно преувеличены. Население сохранилось, сохранив и свою
ремесленную базу, а это значит, что с конца VII в. хазары вступили в
прямой контакте византийской материальной культурой, который
поддерживали и дальше. Византийское влияние в поясных наборах
раннесалтовского типа несомненно, но их отличие от собственно ви-
зантийских также очевидно, что свидетельствует не о простом заим-
ствовании, а творческой переработке, вследствие которой в поясе сли-
лись разнокультурные традиции.
Анализ истоков формы поясных деталей раннесалтовского типа
показал наличие трех различных по происхождению групп: крымс-
ко-византийской, аварской и восточнотюркской (типы и варианты
даны по: Комар А.В., 1999, с.123-127).
Крымско-византийская группа. Византийские истоки имеют боль-
шинство типов раннесалтовских пряжек. Наиболее распространены в
горизонте пряжки типа «Тепсень» всех вариантов (рис.1,9, 12, 15, 16,
22, 27,49; рис. 1, 1, 16,61; рис.З, 1,56-62). Первые шарнирные византий-
ские пряжки появляются в Перещепине (большая пряжка подароч-
ного пояса), на этапе Вознесенки они уже широко проникают в
культуру рядового населения. Византийский прототип пряжек «Теп-
сень» происходит из п.5 Директорской Горки (рис.1, 8). Наиболее
ранний хазарский экземпляр из кат.82 Чир-Юрта (рис.1, 9) анало-
гичен по конструкции, крепился кремню византийским способом -
при помощи петель, отличается только орнаментацией щитка. Пряж-
ка из Тепсеня (рис. 1,12) заканчивает эволюцию формы появлением
сегментовидной рамки, отмеченной раньше у византийской пряжки
из кат.80 Чир-Юрта (рис.1, 11). Аварские пряжки из Эрзеке, Врапа и
т.п. (Werner J., 1986, taf.25, 16; taf.28, 1; taf.29, 5) представляют парал-
лельную линию развития византийских пряжек данного типа, от
раннесалтовских они отличаются декором и менее массивными рам-
кой и язычком. Раннесалтовские пряжки с подтрапециевидной рам-
кой и полуовальным щитком типа «Кунбабонь» (рис.2, 53, 55, 58, 60)
- дериваты византийских, наиболее известная из которых большая
пряжка из Кунбабоня (рис.2, 54). Представлены в двух вариантах - с
подвижным и неподвижным щитком. Несмотря на отличие щитка,
рамки пряжек второго варианта (рис.2, 53, 60) гораздо ближе кунба-
боньской - их углы скруглены в ближней к щитку части. Пряжки
типа «Старокорсунская» (рис.2, 23, 30, 34, 35,40,47), несмотря на внеш-
нее сходство с пряжкой из к.5 Катанды II (рис.2, 46), также явно
византийского происхождения. Об этом свидетельствуют характер-
ный массивный язычок с площадкой-выступом на заднем конце, а
106
также крепление петлями, отмеченное на некоторых пряжках (рис.2,
34, 40).
Наиболее ранний прототип раннесалтовского поясного набора
известен в могилах 291 (рис.1, 1-7) и 293 Скалистого, обломки тако-
го же - в с.329 (Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, рис.38, 5-8; рис.50,
1-9). Пряжки с трапециевидной рамкой из м. 293 и с.329 характерны
для конца VII- нач. VIII вв., но пряжка из м.291 вогнутостью пере-
днего конца (рис.1, 1) близка уже к пряжке из п.6 Песчанки (рис.1,
34). Гладкие коробчатые наконечники (рис.1, 7) доживают только до
горизонта Вознесенки, что позволяет ограничить дату рассматриваемых
погребений первой четвертью VIII в.. В набор входят пластинчатые
прототипы подковообразных бляшек, ограничивавших отверстия рем-
ня (рис. 1, 4-6). Такие же бляшки уже в составе раннесалтовского
набора известны в п.43 Неволино (рис.1, 20) и погребения из Ле-
нинхабля (Ковалевская В.Б., 1981, рис.61, 16). Развитые литые или
штампованные подковообразные бляшки горизонта разнообразны по
форме и декору (рис.1,25, 30, 32,47; рис.2, 38; рис.З, 10). Аналогичные
функционально литые бляшки известны и у авар, они немного дру-
гие по форме (Werner J., 1986, taf.26, 26-28; taf.27, 3-7), но несомненно
восходят к тому же византийскому прототипу. Также к одному про-
тотипу восходят раннесалтовские и позднеаварские бляшки с коль-
цом. Экземпляр из м.291 Скалистого имеет круглый пластинчатый
щиток, крепившийся к ремню тремя гвоздиками (рис.1,3), более по-
здние щитки литые, полностью покрыты декором (рис. 1, 24, 29, 37;
рис.2, 65). В отличие от авар, у которых бляшки с кольцом стали
обязательной принадлежностью пояса, в поясах раннесалтовского типа
они использовались нечасто. Прямоугольные бляшки с прорезью по
центру варианта 1 (рис.1, 13, 14,45; рис.2, 19, 28,48) впервые попали к
хазарам и аварам в составе византийских поясов из Перещепины и
Кунбабоня. У авар они остались без изменений, а в раннесалтовском
наборе наряду с бляшками варианта 1 появились более роскошные
литые декорированные бляшки варианта 3 (рис.2, 17, 18, 24, 25, 27).
Также непременной деталью позднеаварского и раннесалтовского
набора является плоский вытянутый U-образный поясной наконеч-
ник (варианты 1а, 16,2а, 26) (рис.1, 10, 21,26, 38,48, 52; рис.2, 22, 33, 39,
57, 64; рис.З, 19-24). В отличие от аварских, раннесалтовские не все
литые - наряду с ними есть и более дешевые штампованные. Они
также отличаются от аварских и обычным наличием вверху нако-
нечника двух маленьких петель. Аналогичную конструкцию имеет и
наконечник из с.402 Скалистого (рис.З, 21). Наконечники из кат.82
107
Чир-Юрта (рис.1, 10) и Большой Орловки более ранние, поэтому
уверенно утверждать, что эта конструкция крымская, мы не можем.
Несмотря на внешнюю схожесть, аварские и раннесалтовские нако-
нечники независимы, а следовательно восходят в одному прототипу,
который мог быть только византийским.
Восточнотюркская группа. Зона распространения поясных набо-
ров восточнотюркского типа в VIII в., пожалуй, в несколько раз пре-
восходила ареал раннесалтовских наборов. Западная граница достига-
ла лесной части правобережья Волги, где проживали фино-угорские
племена. Смешение раннесалтовских и восточнотюркских наборов
хорошо иллюстрирует буртасский Крюковско-Кужновский могиль-
ник (Иванов П.П., 1952, таб-XXVII-XXXIV), та же ситуация в Прика-
мье с могильниками «деменковского» или «неволинского» этапов
(Голдина Р.Д., 1979, рис.1) (рис.1, 16-21,49-52). Результатом контакта
с восточнотюркским населением стало появление разнообразных бля-
шек с прорезью внизу вариантов 1-7 (рис.1,23, 28, 31,35, 36, 40, 41;
рис.2, 2, 31, 32, 36, 37,43,49, 63; рис.З, 29). Точных аналогий восточно-
тюркским (рис.1, 17-19, 50, 51,53; рис.З, 30, 31,33, 34) практически нет.
Это значит, что бляшки были основательно переработаны соответ-
ственно вкусам хазарского населения. Раннесалтовские бляшки с про-
резью внизу встречаются и в Крыму (рис.З, 32, 35, 36) (Айбабин
А.И.,1993, рис.8, 1-8), но их появление там явно связано с хазарами.
Очевидно, контактами с хазарами объясняется и находка бляшки
варианта 2 в позднеаварском могильнике Кештели (Hampel J., 1905,
taf. 151,4). Характерной тюркской деталью являются двусоставные и
односоставные «лировидные подвески» (рис.2,4-10). По конструкции
они восходят к тюркским костяным чумбурным блокам (рис.2, 11)
и в салтовских комплексах часто встречаются также с остатками
сбруи. Также, очевидно, к костяным сбруйным пряжкам (рис.З, 40)
восходят и пряжки с овальной рамкой и рамчатым трапециевидным
щитком (рис.З, 37-55). По мнению А.И.Айбабина, в Крыму такие
пряжки византийские по происхождению и появляются в хазарское
время (Айбабин А.И., 1990, с.42, рис.40, 18-23). С этим трудно согла-
ситься. Аналогичные пряжки известны у тюрок Саяно-Алтая (рис.З,
39), в Пенджикенте (рис.З, 41, 45, 51-53) они встречаются в слоях
первой четверти - сер. VIII в. (Распопова В.И., 1980, с.87-88, рис.61, 1-
8). Особенно показательно сходство пряжек из Пенджикента и Геле-
новки (рис.З, 43, 44). Если у ранних хазарских пряжек этого типа
язычок пластинчатый (рис.З, 37-38), то раннесалтовские имеют шар-
нирный язычок (рис.З, 46-50, 55), по форме полностью аналогичный
108
пснджикентским (рис.З, 41). Это позволяет предположить, что и в
Крыму пряжки данного типа появляются вместе с хазарами. Парал-
лели в Пенджикенте находят также двусоставные наконечники ва-
рианта 1 (рис.З, 12, 25-27). У них разное крепление, но принцип кон-
струкции тот же. Поскольку восточные экземпляры синхронны
раннесалтовским, скорее всего, у них был общий прототип.
Аварская группа. Как уже отмечалось, позднеаварские и раннесал-
товские наборы развивались практически параллельно на базисе об-
щих византийских прототипов, поэтому собственно аварских типов
в раннесалтовских наборах практически нет. Исключение составля-
ют т.н. «жуковидные» бляшки из к.З Кировского V могильника, п.144
Красной Горки, к.5 Кривой Луки XXVII (рис.2, 12-15), в последнем,
правда, они использовались для украшения узды и одежды. Круглые
бляшки из кат.52 Дмитровки близки щитку двусоставной бляшки
из склепа 339 Эски-Кермена и бляшкам из п.352 Крюковско-Куж-
новского могильника и позднеаварского п.257 из Чико (рис.З, 13-
16). Отдельно следует сказать о поясном наборе из Фативижского
клада (рис.З, 1-10). И.О.Гавритухин справедливо отметил аварские
аналогии двусоставным бляшкам и общую стилистическую связь
декора набора с позднеаварскими (Гавритухин И.О., Обломский А.М.,
1996, с. 137-138). Щитки двусоставных бляшек (рис.З, 2-8) отличают-
ся от овальных или круглых раннесалтовских небольшой заострен-
ностью вверху («килевидные»), характерной именно для аварских
деталей. Но их нижняя подвеска точных аналогий в аварских древ-
ностях не имеет. Имитации пирамидок из зерни, очевидно, действи-
тельно подражают оформлению славянских серег из клада, но сама
форма подвески находит точные аналогии только в подвеске пояс-
ного наконечника из п.134 Нетайловки (рис.З, 12). Близкая в общих
чертах подвеска и также декорированная выступами известна и в п.1
к. 12 Хусаинского могильника (Мажитов Н.А., 1981, рис.27, 5). Сюже-
та терзания орлом зайца в аварских наборах нет, но изображение
птицы в похожей позе присутствует на бляшках из Болдога (рис.З,
11). Близок также отмеченный И.О.Гавритухиным сюжет со щитка
пряжки из с.203 Скалистого (рис.З, 17). На последней рисунок ори-
ентирован параллельно щитку, но на пряжке из с. 192 Эски-Кермена
(рис.З, 18) «звериный» сюжет ориентирован так же, как и на фати-
нижской и аварских пряжках. Скорее всего, ювелир, сделавший фати-
вижский набор, не имел под руками образцов, а только видел аварс-
кий пояс. Точно он смог передать лишь форму щитка двусоставных
бляшек, как подвеску же использовал местную раннесалтовскую форму,
109
также использованы местная пряжка типа «Тепсень» и подковооб-
разная бляшка. Сюжет аварского набора оказался мастеру непонят-
ным, поэтому он заменил его другой сценой терзания. По мнению
И.О.Гавритухина, весь комплект клада изготовлен одним мастером
(Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с. 137). Это не совсем верно,
поскольку в комплексе присутствуют импортные дунайские серьги,
не сравнимые по качеству с другими изделиями клада (Козловська
В., 1928, таб.1, второй ряд). Звездообразные серьги наоборот очень
плохого качества - это несомненно местная имитация. Несмотря на
большую массивность серебряного поясного набора, его детали вы-
полнены гораздо менее искусно, чем, например, детали из более бед-
ных хазарских погребений Обозного и к.6 Веселовского могильника
(рис.2, 16-22, 24-29). Скорее всего, ювелир действительно был хорошо
знаком с раннесалтовскими наборами, но работал в славянской во-
лынцевской среде, судя по серьгам бытицкого типа (Козловська В.,
1928, таб.1, нижний ряд) на Бытицком городище, где присутствие
салтовского населения довольно четко документируется. Дунайские
серьги из Фативижского клада, а также имитации звездообразных
серег, отличных от харьевских и пастырских, свидетельствуют о том,
что северяне и в сер. VIII в. поддерживали контакты с Прдунавьем,
следствием чего и стало их знакомство с позднеаварскими поясами.
Возможно, именно через славянское посредничество попала к хаза-
рам и бляшка из Рыгинского могильника, на которую обратил вни-
мание И.О.Гавритухин, связав фативижский набор с раннесалтовс-
кой средой (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.137-138).
Вклад других этнокультурных групп в раннесалтовские пояса не
был заметным - разве что можно отметить женские аланские треу-
гольные амулетообразные пряжки, которые кроме собственно аланс-
ких погребений известны также в Чир-Юрте. Но они возникают
раньше раннесалтовского горизонта, а бытуют еще и в салтовском
горизонте II.
Орнамент. Среди орнаментальных мотивов раннесалтовских по-
ясных наборов много индивидуальных, но все же выделяются четыре
основных повторяющихся композиции. Первая представляет собой
симметричную по вертикали и горизонтали композицию из паль-
меттообразных завитков (рис.1,9-10, 12, 16, 22, 27, 29; рис.2, 31-32, 36-
37, 65-66; рис.З, 28, 61). А.И.Айбабин справедливо связал ее с орна-
ментом ювелирных изделий перещепинской культуры (Айбабин А.И.,
1982, с. 178-184), что позволяет считать ее хазарской по происхожде-
нию. Есть и различные упрощенные варианты этой композиции, ос-
110
иову которых составляют похожие завитки (рис.1,21,24, 26, 33,49-51;
рис.2, 34, 55, 58-59, 63-64). Основу второй композиции составляют
растительные стебли, которые, извиваясь, образовывают сердцевид-
ные фигуры (рис.1, 38, 52; рис.2, 22, 33, 39, 57; рис.З, 23-24, 56). Суще-
ствует два варианта декора - с виноградом и без него. Похожую
композицию находим на крымских пряжках из с.46 Эски-Кермена
и с. 172 Скалистого, наконечнике из с.384 Скалистого (рис.З, 22, 57,
62). Сюжет явно южный и, скорее всего, крымский по происхожде-
нию. Третья композиция также образована извивающимися петлями
стеблями, но в отличие от второй, она несимметрична по вертикали.
Кроме салтовских комплексов (рис.З, 20), она присутствует на нако-
нечнике из с.402 Скалистого (рис.З, 21). Четвертая композиция гео-
метрическая, представлена несколькими вариантами. Вариант 1 - де-
тали из Столбища и пряжка из с.760 Скалистого - композиция из
двух соединенных «X» (рис.1, 41,46; рис.З, 58). Вариант 2 - наконеч-
ник из п.142 Нетайловки, скобы из Обозного и к.6 Веселовского
могильника, пряжка из склепа 150 Скалистого - Х-видные четырех-
лепестковые цветы (рис.2, 20-21,29; рис.З, 19, 60). Вариант 3 - нако-
нечник из Нетайловки и пряжка из с.2/1907 Узень-Баша - сетка, в
местах пересечения линий которой круглые «узлы» (рис.З, 26, 59),
собственно, на деталях из Столбища «узлы» также заметны, хотя и не
слишком четкие (рис. 1,41,46). Все три последние орнаментальные
композиции явно связаны с Крымом. Еще выразительнее крымско-
византийское происхождение орнамента наконечника из Столбищ
(рис.1, 42, 48). В наиболее ранних наборах из кат.82 Чир-Юрта и
тепсеньского кургана (рис.1, 9-10, 12) представлена только первая -
хазарская - орнаментация, позже она постепенно отходит на второй
план под давлением крымских вариантов декора, иллюстрируя по-
степенное привыкание хазар к византийским орнаментальным мо-
тивам.
Как видим, из рассмотренных нами типов поясных деталей семь
(3 типа пряжек, 3 типа бляшек и 1 тип наконечников) принадлежат
к крымско-византийской группе, четыре (1 тип пряжек, 1 тип бля-
шек, 1 тип подвесок, 1 тип наконечников) - к восточнотюркской, по
одному - к аварской и аланской. Из четырех основных орнаменталь-
ных композиций к крымско-византийским относятся три и одна
является хазарской по происхождению. Это не позволяет нам согла-
ситься с А.И.Айбабиным, относящим поясные наборы раннесалтовс-
кого типа к наборам уральского круга (Айбабин А.И., 1982, с. 184;
1993, с. 122-126, рис.4). Как показывает картографирование распрост-
111
ранения раннесалтовских поясных деталей (рис.4), они концентриру-
ются в Крыму, бассейне Северского Донца, Сальско-Манычском меж-
дуречье, в Прикубанье, на Северном Кавказе, в Нижнем Поволжье.
Отдельные выплески наблюдаем вбуртасском Крюковско-Кужнов-
ском могильнике, где присутствуют салтовские пояса всех горизон-
тов, и в Прикамье, где ранне- и среднесалтовские пояса механически
смешиваются с восточнотюркскими. Последний регион контактный
и периферийный одинаково для раннесалтовских и восточнотюркс-
ких поясов. Основной же ареал поясов раннесалтовского типа до-
вольно четко очерчивает границы Хазарского каганата. Совершенно
очевидно, что их появление стало следствием симбиоза крымско-
византийской и тюрко-хазарской традиций, в котором главную роль
сыграла несравненно более развитая византийская. Именно Крым
как регион контакта и смешения хазарской и византийской культур
и следует считать основным центром возникновения и производства
поясных наборов раннесалтовского типа, но своим возникновением
и распространением на столь обширной территории они обязаны
кочевой хазарской среде.
В восьми погребениях горизонтов Галиат-Геленовка и Столби-
ще-Сарокорсунская (раннесалтовского) найдены византийские со-
лиды VIJI в. или подражания им (Большая Орловка, Столбише, кат. 14
Старого Салтова, п.164б Нетайловки, к.1 могильника Романовский I,
к.1 Садовского могильника, к.4 могильника Потайной 1, к.11 Соко-
ловской балки), свидетельствующие об интенсивных контактах хазар
с Византией. Пиком хазаро-византийских отношений стал династи-
ческий брак 732 г. между сыном Льва III Константином и дочерью
хазарского кагана (Новосельцев А.П., 1990, с.182). Позднейшие визан-
тийские солиды из салтовских комплексов (п. 1646 Нетайловки, к. 13
Барановки I, Чистякове) датируются периодом 751-757 гг.. Прекра-
щение поступлений византийской монеты к хазарам после 757 г.,
скорее всего, связано с заключением брака арабского наместника
Восточного Закавказья Йазида ас-Сулами и дочери хазарского кага-
на Хатун в 759/760 гг., повлекшего за собой политический разрыв
между каганатом и Византией. Политический разрыв сопровождался
и разрывом в области материальной культуры - уже в 80-е гг. VIII в.
появились погребения с поясными наборами переходного горизонта
I/П, а в 90-х гг. начали выпадать первые погребения «классического»
салтовского горизонта 1 (Комар А.В., 1999, с. 129-132; таб.4), для пояс-
ных наборов которого характерен полный отказ от византийских
традиций.
112
Список, литературы:
Айбабин А.И., 1982. Погребения конца VII - первой половины VIII вв. в
Крыму//Древности эпохи Великого переселения народов V-VIII веков. М.
Айбабин А.И., 1990. Хронология могильников Крыма позднеримского и
раннесредневекового времени// МАИЭТ. Вып.2 .
Айбабин А.И., 1993. Могильники VIII — начала X вв. в Крыму // МАИЭТ.
Вып.З.
Айбабин А. И., 1999. Этническая история ранневизантийского Крыма.
Симферополь.
Амброз А.К, 1971. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной
Европы // СА. №3.
Амброз А. К, 1973. [Рец.] I. Erdelyi, Е. Oftozi, ИС Gening. Das Graberfeld von
Newolino // CA. № 2.
Богачев A.В., 1992. Процедурно-методические аспекты археологического
датирования. Самара.
Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993. Скалистинский могильник. Киев.
Гавритухин И. О., Обломский А.М., 1996. Гапоновский клад и его культурно-
исторический контекст. М.
Генинг В.Ф., 1979. Хронология поясной гарнитуры I тыс. н.э. (по материалам
могильников Прикамья) // КСИА. Вып. 158.
Голдина Р.Д., 1979. Хронология погребальных комплексов раннего
средневековья в Верхнем Прикамье// КСИА. Вып. 158.
Иванов П.П., 1952. Крюковско-Кужновский могильник. Моршанск.
Ковалевская В.Б., 1979. Поясные наборы Евразии IV- Хвв. Пряжки// САИ.
Вып. Е1-2.
Ковалевская В.Б., 1981. Северокавказские древности // Степи Евразии в
эпоху средневековья. М.
Козловська В., 1928. Ср1бний скарб час1в Великого переселения народов з
с.Фапйвиж на Черн1г1вщин1 // Ювыейний зб1рник на пошану академика
Михайла Сергеевича Грушевського. Киев.
Комар А. В., 1999. Предсалтовские и раннесалтовские горизонты Восточной
Европы // Vita Antiqua. №2. Киев.
Соколова И.В., 1993. Монеты Перещепинского клада // ВВ. Т.54.
Новосельцев А.П., 1990. Хазарское государство и его роль в истории
Восточной Европы и Кавказа. М.
Распопова В. И., 1980. Металлические изделия раннесредневекового Согда.Л.
Fiedler U., 1992. Studien zu Graberfeldern des 6. bis 9. Jahrhunderts an der
unteren Donau. Bonn.
Hampel J., 1905. Alterthumer des Fruhen Mittelalters in Ungarn. b. III.
Braunschweig.
Werner J., 1986. Der Schatzfund von Vrap in Albanien. Wien.
15-241
113
Рис. 1: 1-7 - Скалистое, с.291; 8 - Директорская Горка, п.5; 9-11- Чир-Юрт
(9, 10 - к.82; 11 - к.80); 12, 13 - Тепсень, курган 1929 г.; 14 - Перещепино; 15 -
Симеиз; 16-21, 49-52 - Неволино (16-21 - п.48; 49-52 - п. 77); 22-26 -
Ленинхабль; 27-30 - Казазово, п. 185; 31-33 - Эски-Кермен, с. 181; 34-38 -
Песчанка, п.6; 39-48 - Столбище; 53 - Пенджикент.
114
Рис.2: 1-5, 12, 13 - Кривая Лука XXVII, к.5; 7 - Астахова; 8 -
Новосадковский, к. 24; 9 - Херсонес; 10 - Чуйская долина; 11- Егиз-Койтас;
14 - Кировский V, к.З; 15 - Красная Горка, п. 144; 16-22 - Веселовский, к. 6; 23-
29 - Обозное; 30-39, 41-45, 47-52, 60 - Старокорсунская (30-33 - п.63; 35-38 -
п. 1; 39 - п. 7; 41-45 - п. 14; 47-52 - п.8; 60 - п.42); 40 - Старый Салтов,
кат.21; 46 - Катанда , к.5; 53, 65 - Скалистое (53- с. 767); 54 - Кунбабонь,
п. 1; 55-57 - Малая Рязань I, к.5, п.З; 58-59 - Брусяны II, к. 14, п.4; 61-64 -
Казазово, п. 106; 66 - Гижгид.
115
Рис.З:1-10-
Фативиж;
11- Болдог;
12, 19,26-
Нетайловка
(12-п. 134;
19 - п. 142);
13,18,36, И
57 - Эски-
Кермен (13,
36 - с.339;
18 - с.192; 54 - с. 54; 57 - с. 46); 14, 24, 48, 50 - Дмитровка (14 - кат.52; 24 -
кат. 79; 48 - кат. 143; 50 - кат. 83); 15 - Чико, п.257; 16 - Крюковско-
Кужновский, п.352; 17, 21, 22, 55, 58, 60-62 - Скалистое (17 -с. 203; 21 - с.402;
22 - с.384; 55 - с.290; 58 - 760; 60 - с. 150; 61 - с.303; 62 - с. 172); 20 - Старый
Салтов, кат. 22; 23 - Кривая Лука X, к. 12; 25 - Мыдлань-шай, п.52; 27, 31, 33,
34, 41, 43, 45, 51, 53 - Пенджикент; 28 - Керчь; 29 - Новосадковский, к. 16; 30, 39
- Катанда (30 - к.5; 39 — к. 1954г., п.2); 32 - Чуфут-Кале, с.98; 35 -
Херсонес; 37, 38, 44 - Геленовка; 40 - Койсу; 42 - Чир-Юрт, к.6; 46 -
Веселовский, к.6; 47 - Петрунино IV, к. 7; 49 - Старокорсунская, п.39; 52 -
Самарканд; 56 - Рутха; 59 - Узень-Баш, с.2/1907.
116
Рис. 4. Ареал поясных деталей раннесалтовского типа:
1 - Геленовка; 2 - Фативиж; 3 - Дмитровка; 4 - Столбище; 5 - Старый
Салтов; 6 - Нетайловка; 7 - Тополи; 8 - Сухая Гомольша; 9 - Красная
Горка; 10 - Дроновка ; 11 - Обозное; 12 - Астахове; 13 - Большая Орловка;
14 - Веселовский; 15 - Новосадковский; 16 - Кировский V; 17 - Херсонес; 18
- Эски-Кермен; 19 - Чуфут-Кале; 20 - Скалистое; 21 - Симеиз; 22 - Судак
IV; 23 - Тепсень; 24 - Керчь; 26 - Старокорсунекая; 27 - Ленинхабль; 28 -
Казазово; 29 - Султановское; 30 - Гижгид; 31 - Песчанка; 32 - Рутха; 33 -
Галиат; 34 - Хазнидон; 35 - Чми; 36 - Чир-Юрт; 37 - Кривая Лука; 38 -
Петрунино; 39 - Осиновка; 40 - Брусяны; 41 - Малая Рязань; 42 -
Крюковско-Кужновский; 43 - Лагерево; 44 - Хусайново; 45 - Неволина; 46 -
Деменки; 47 - Мыдлань-шай.
16-241
117
А.А. Иванов
НАХОДКИ ПОЯСНЫХ НАБОРОВ ИЗ КУРГАНОВ ХАЗАРСКОГО
ВРЕМЕНИ НИЖНЕГО ДОНА И ВОЛГО-ДОНСКОГО МЕЖДУРЕЧЬЯ
В настоящее время на территории Нижнего Дона и Волго-Донс-
кого междуречья исследована представительная серия кочевничес-
ких захоронений вт. пол. VII- начала IX в., совершенных в курганах с
квадратными ровиками. Этническая принадлежность таких памят-
ников большинством исследователей со значительной долей уверен-
ности интерпретируется как хазарская (Семенов А.И., 1978, 1991;
Плетнева С.А., 1990, с. 172). Памятники этого типа выделены в 70-х
годах и пока находятся в начальной стадии изучения. Поэтому пред-
ставляются актуальными такие направления исследований, как раз-
работка хронологии и выделение признаков, характеризующих осо-
бенности вещевого комплекса и погребального обряда кочевнических
памятников хазарского времени, именуемых в литературе «курганы с
квадратными ровиками».
Для решения этой задачи важное значение приобретает анализ
поясных пряжек и поясных наборов, происходящих из таких комп-
лексов. В настоящее время среди 120 курганов хазарского времени,
учтенных автором, имеются 28 погребений, содержавших поясные
наборы или их остатки. Среди этих материалов находятся 14 доста-
точно хорошо сохранившихся поясных наборов, а также более 20
отдельных деталей поясной гарнитуры, обнаруженных в разрушен-
ных погребениях.
В раннесредневековых памятниках Восточной Европы поясные
наборы являются одной из самых массовых и одновременно чув-
ствительных к хронологическим изменениям категорией находок.
Близкие типы пряжек и различных деталей поясных наборов были
распространены на большой территории на памятниках разных куль-
тур (Ковалевская В.Б., 1979, с.З). Это позволяет подобрать хорошо
датированные аналогии и провести их синхронизацию. Пряжки и
поясные наборы Восточной Европы эпохи раннего средневековья
неоднократно анализировалась в трудах отечественных исследовате-
лей. Ряд работ был посвящен разработке классификационных и хро-
нологических схем, основанных на материалах, охватывающих боль-
шие территории и относящихся к значительным хронологическим
периодам (Ковалевская В.Б., 1979; Богачев А.В., 1992). Поясные набо-
ры также анализировались при изучении как отдельных памятников,
118
так и культур Восточной Европы эпохи раннего средневековья (Ам-
броз А.К., 1971; Генинг В.Ф., 1979; Голдина Р.Д., 1979; Распопова
В.И., 1965; Айбабин А.И., 1977; 1982; Плетнева С.А., 1989). Всеми
исследователями признается значение поясной гарнитуры в качестве
хорошего хронологического индикатора. Кроме этого, необходимо упо-
мянуть еще одно обстоятельство, отмеченное в одной из последних
работ Н.А.Фоняковой: «средневековые пояса делятся на хорошо раз-
личимые локальные варианты, что позволяет использовать их форму
и декор в качестве культурных и этнических индикаторов» (Фоня-
кова Н.А., 1997, с.635).
Исходя из этих положений, в данной статье предпринята попытка
проанализировать находки поясных наборов из некоторых кочевни-
ческих погребений хазарского времени, совершенных в курганах с
квадратными ровиками, исследованных на Нижнем Дону и в Волго-
Донском междуречье (рис.1).
Среди имеющихся в нашем распоряжении поясных наборов на
основе стилистических и конструктивных особенностей представля-
ется возможным выделить две группы.
К первой группе относятся поясные наборы, происходящие из 7
комплексов левобережья Дона: Подгорненский IV, к. 14 (рис.2, 1-2),
Вербовый Лог IX, к.З (рис.2, 3), Подгорненский V, к.5, п.2 (рис.2,4-6),
Романовский 1, к.1 (рис.З, 16-29), Садовский 1 к.1 (рис.З, 1-5) (Ива-
нов А.А., Копылов В.П., Науменко С.А., 2000); Садовский IV, к.2, п.2
(рис.4, 13-14) (Парусимов И.Н., 1998); Веселовский I, к.6 (рис.4, 1-8)
(Мошкова М.Г., Максименко В.Е., 1974, с.45-48, таб. XXVIII-XXIX), а
также одного комплекса из низовьев Волги - Кривая Лука XXVII,
к.5 (рис.4, 9-12) (Федоров-Давыдов Г.А., 1984, с.80-94, рис.7).
В 4 комплексах присутствовали поясные наборы, включавшие боль-
шое количество различных деталей - пряжек, накладок, поясных на-
конечников, безъязычковых пряжек, деталей подвесных кожаных су-
мочек (Романовский I, к. 1; Садовский I к.1; Веселовский I, к.6; Кривая
Лука XXVII, к.5). В погребениях из к. 14 могильника Подгорненский
IV и к.2 могильника Садовский IV состав наборов был менее много-
численным, а в п.2 могильника Вербовый Лог IX находилась только
поясная пряжка. Для данных поясных наборов характерны детали,
изготовленные в технике литья и дополнительно обработанные. Все
пряжки имеют овальные рамки, массивные, выступающие за пределы
рамки язычки, щитки полуовальной формы, украшенные раститель-
ным орнаментом. Детали пряжек отлиты отдельно и имеют шарнир-
ное соединение. В целом для орнаментации поясных пряжек и дета-
119
лей поясных наборов этой группы характерны общие элементы ор-
намента, такие как ветви трехлепестковой пальметты, изгибающиеся
ветви, оканчивающиеся трилистниками, листьями плюща и гроздья-
ми винограда, что свидетельствует об их стилистическом единстве. В
этом плане особенно показательны поясные наборы из комплексов:
Романовский I, к.1; Саловский I, к. 1; Веселовский I, к.6; Кривая
Лука XXVII, к.5, имевшие в своем составе практически одинаковые
детали.
Для пряжек и деталей, составлявших поясные наборы этой груп-
пы, известен довольно ограниченный круг аналогий, происходящих
из памятников вт. пол. VII-VIII вв. Крыма, Северного Кавказа и Сред-
ней Волги. Пряжка, аналогичная найденной в к. 14 Подгорненского
IV могильника, происходит из склепа 41 могильника. Эски-Кермен в
Крыму. В одном из погребений склепа 257 этого же могильника
аналогичная пряжка была найдена вместе с солидом Константа II
(641-668 гг.) (Айбабин А.И, 1982, с.185, рис.10, 13). Пряжка с анало-
гичной формой рамки и язычка, правда, со щитком несколько иной
конструкции происходит из к. 14 Чир-Юртовского могильника, где
она была найдена в комплексе с солидом Ираклия (610-641 гг.)
(Магомедов М.Г., 1977, с.48, рис.17,1). Аналогия пряжке из Романовс-
кого могильника происходит из катакомбы 172 Скалистинского мо-
гильника в Крыму, относящейся к VIII в. (Веймарн Е.В., Айбабин
А.И., 1993, с.28, рис.16, 23; Ковалевская В.Б., 1979, с.21,табЛП, 3). Также
близкая по облику пряжка происходит из Рухты (Ковалевская В.Б.,
1979, с.21, Ta6.VI, 7). Среди материалов Скалистинского могильника
известны пряжки, аналогичные найденной в п.2 могильника Салов-
ский IV. Они происходят из катакомб 285 и 359, датируемых вт. пол.
VII в. (Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, с.52-55, рис.32, 14; с.80, рис.55,
10). Пряжки, типологически близкие пряжкам из Саловского I, Весе-
ловского и Кривой Луки, были найдены в склепах 204, 303, 384, 402,
552 Скалистинского могильника (Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993,
с.ЗЗ, рис.19,21; с. 131, рис.96, 7, 9; с.93, рис.65, 8). Пряжка этого же типа
происходит также из Неволинского могильника в Прикамье и дати-
руется пер. пол. VIII в. (Генинг В.Ф., 1979, с.100-101). Для цельнолитой
пряжки из п.2 к. 5 могильника Подгорненский V, отличающейся от
остальных пряжек этой группы прямоугольной формой рамки, ана-
логии известны среди памятников конца VII - пер. пол VIII вв. Сред-
него Поволжья (Матвеева Г.И., 1997, с.216, рис.121,3; Богачев А.В.,
1992, с. 156, рис.29). В целом же, совокупность таких признаков, как
овальная рамка, полуовальный щиток, изготовление предмета в тех-
120
нике литья, соединение рамки, язычка и щитка с помощью шарнира,
орнаментация щитка ажурным, растительным орнаментом, характер-
на для пряжек конца VII - пер. пол VIII вв., отнесенных А.В.Богаче-
вым к брусянскому этапу эволюции поясных наборов Среднего По-
волжья (Богачев А.В., 1992, с.155-156, 159, рис.29). Следует отметить,
что этими признаками в той или иной степени обладают все пряжки
поясных наборов рассматриваемой группы.
Аналогий для других деталей, входивших в состав рассматривае-
мых поясных наборов, за пределами круга памятников, именуемых
«курганы с квадратными ровиками», также немногочисленны. Обло-
мок наконечника ремня, аналогичного по конструкции и орнамента-
ции обнаруженному в п.2 могильника Садовский 1, правда, выпол-
ненного из бронзы, происходит из погребения с инвентарем VIII в.
могильника Старокорсунский на Кубани (Каминский В.Н., 1987, с.190-
201, рис.З, 1). Безъязычковая пряжка с ажурным, полуовальным щит-
ком, найденная в комплексе из п.2, к. 1 Садовского I могильника,
аналогична пряжке из п. 1646 Нетайловского могильника, которая
была обнаружена в комплексе с византийским солидом Константина
V чеканки 751-758 гг. (Zironkina О., 1997, с.250-251, рис.З, 14).
Таким образом, бытование пряжек и деталей поясной гарнитуры
данной группы, судя по аналогиям, ограничивается вт. пол VII - пер.
пол. VIII вв. Датировка, определенная по аналогиям, может быть
значительно уточнена на основе находок византийских монет, обна-
руженных в некоторых из рассматриваемых комплексов. Следует от-
метить, что византийские солиды являются вполне надежным дати-
рующим материалом (Семенов А.И., 1991, 1993, 1996). Пряжка из
к. 14 могильника Подгорненский IV найдена в комплексе, содержав-
шем две монеты: солиды Константа II (чекана 641-668), и Констан-
тина IV (чекана 668-685 гг.) (Безуглов С.И., Науменко С.А., 1999,
с.35). Поясной набор из к.З могильника Вербовый Лог IX найден
вместе с солидом Юстиниана II (чекана 705-711 гг.) (Науменко
С.А., Безуглов С.И., 1999, с.40). В к.2 могильника Садовский IV в
одном из двух стратиграфически одновременных погребений были
найдены три византийские монеты: один солид Леонтия II (чекана
695-698 гг.) и два солида Тиберия III Апсимара (чекана 698-705
гг.), датирующие данный комплекс рубежом VII-VIII вв. (Паруси-
мов И.Н., 1998, с.19-20, рис.20,15-17). Комплексы из Садовского и
Романовского могильников содержали солиды Льва III Исавра (че-
кана 717-741 гг.), которые ограничивают их дату пер. пол. VIII в.
(Копылов В.П., Смоляк А.Р., 1988, с.64, таб.1).
121
Находки поясных наборов, выполненных в стиле, характерном
для рассматриваемых находок, на территории степей Восточной Ев-
ропы до недавнего времени были единичны. Наиболее известны вещи
из Муравьевского клада (Столбица), уникальность которых уже была
отмечена Г.Е. Афанасьевым (Афанасьев Г.Е., 1987, с. 197). Крайне важно,
что детали поясного набора из этого комплекса совпадают с матери-
алами из погребений в курганах с ровиками не только стилистичес-
ки, но и хронологически, они также найдены вместе с византийски-
ми солидами Феодосия III (чекана 715-717 гг.) и Льва III Исавра
(чекана 717-741 гг.) (Кропоткин В.В., 1962, рис.18,1). По мнению
многих исследователей, детали поясной гарнитуры, изготовленные в
технике литья с ажурным орнаментом в виде ветвей, оканчивающих-
ся трилистниками и гроздьями винограда, имеют крымско-визан-
тийское происхождение и относятся к концу VII-VIII вв. (Афанасьев
Г.Е., 1987, с.198; Генинг В.Ф., 1979, с.102). Следует отметить, что на
территории Нижнего Дона, Волго-Донского междуречья и на Ниж-
ней Волге обнаружена значительная серия пряжек и деталей пояс-
ных наборов, изготовленных в таком стиле. Из введенных в научный
оборот комплексов можно отметить накладку с ажурным раститель-
ным орнаментом и прямоугольной рамкой из к.8 могильника Ново-
садковский (Власкин М.В, Ильюков Л.С., 1990, с. 149, рис.2, 8), брон-
зовую литую бляшку, имеющую также прямоугольную рамку, из
к.28 могильника Новоаксайский (Круглов Е.В., 19926, с. 151, рис.2, 1).
Последняя близка накладкам найденным в Романовском I могиль-
нике и Кривой Луке XXVII.
Можно утверждать, что находки поясных наборов, выполненных в
технике литья и украшенных ажурным растительным орнаментом, в
комплексах степной зоны Подонья - Поволжья следует связывать с
кочевническими захоронениями хазарского времени, совершенными
в курганах с квадратными ровиками. Анализ поясной гарнитуры из
подкурганных погребений хазарского времени позволяет говорить о
наличии особого стиля поясных наборов, существовавшего в период
вт. пол. VII-сер. VIII вв. у кочевников, оставивших эти памятники. В
литературе уже отмечалось своеобразие материальной культуры дан-
ной группы населения степи (Семенов А.И., 1991, с.125). Так, А.М.Са-
виным и А.И.Семеновым выделен ряд специфических признаков
конструкции сложносоставного лука хазарского типа, выступающего
в качестве одного из критериев для дифференциации культур ран-
несредневековых кочевников Юго-Восточной Европы (Савин А.М.,
Семенов А.И., 1995, с.74-76; Савин А.М., Семенов А.И., 1998, с. 291-
122
295). Поясные наборы, выполненные в описанном стиле, можно также
рассматривать в качестве одной из подобных особенностей, отличаю-
щей погребения в курганах с квадратными ровиками от памятников
других групп раннесредневековых кочевников, населявших степи
Нижнего Дона, Волго-Донского междуречья и Нижнего Поволжья.
Кроме этого, из погребений в курганах хазарского времени про-
исходит серия пряжек и деталей поясной гарнитуры, значительно
отличающихся от вышеописанных и отнесенных нами ко второй
группе. Они были обнаружены в к. 13 могильника Барановка в бас-
сейне р.Иловли (Круглов Е.В., 1992а, с. 179, рис.4,5) (рис.5, 1-3), в к.8
могильника Соколовский на Донском правобережье (Каталог архео-
логических коллекций, 1985, с.34) (рис.5, 4), в к.2 могильника Кутей-
никовский П (Парусимов И.Н., 1998, с.16, рис.16,2) (рис.5, 5-6). К
сожалению, все эти комплексы оказались разрушенными и материал
сильно фрагментирован. Однако облик сохранившихся деталей до-
вольно выразителен. Все пряжки цельнолитые, имеют гладкие щитки,
в двух случаях пятиугольной формы. Язычки пряжек короткие, име-
ющие на конце небольшое утолщение. В целом это признаки, харак-
терные для «салтовских» пряжек. Данные пряжки довольно широко
распространены среди памятников Крыма, Кавказа, Поволжья VIII-
IX вв., в том числе и памятников бассейна Северского Донца вт. пол.
V1II-IX вв., таких как Дмитриевский, Салтовский, Маяцкий мо-
гильники (Ковалевская В.Б., 1979, с.39; Плетнева С.А., 1989, с.77-
81, 159-161). Пряжки, аналогичные обнаруженным в к.13 могиль-
ника Барановка и в к.8 Соколовского могильника, происходят из
ранней группы катакомб Дмитриевского могильника, датируемых
вт. пол. VIII- началом IX в. (Плетнева С.А., 1989, с. 161, рис.85). При
этом важно, что пряжка из Барановки была найдена вместе с соли-
дом Константина V Копронима и Льва IV Хазара (чекана 751-754
гг.), самой поздней византийской монетой, происходящей из погре-
бений в курганах с ровиками. Очевидно, салтовский облик имеют и
бронзовые бляхи в виде бутонов лотоса, найденные вместе с этой
пряжкой. Кроме этого, в погребении из к. 13 могильника Барановка
найден горшок, изготовленный на круге, с линейным орнаментом
натулове, прочерченным гребенчатым штампом. В п.1 к.2 могильни-
ка Кутейниковский II был также найден лепной горшок, подправ-
ленный на круге с волнистым орнаментом натулове, прочерченным
гребенчатым штампом. Такие сосуды очень редко встречаются в по-
гребениях из курганов с квадратными ровиками, причем находки
керамики такого облика из ранних комплексов пока не известны.
123
Однако, подправленные на круге горшки с волнистым орнаментом
натулове широко распространены среди памятников других вариан-
тов салтово-маяцкой культуры вт. пол. VI11-IX вв. Поэтому данные
комплексы, а следовательно и обнаруженные в них остатки поясных
наборов, исходя из всей совокупности имеющихся в нашем распоря-
жении данных, можно отнести к периоду вт. пол. VIII- нач. IX вв.
Таким образом, выделенные группы поясных наборов, происходя-
щих из хазарских погребений Нижнего Дона и Нижней Волги, раз-
личаются как типологически, так и хронологически и относятся к
разным, сменяющим друг друга, хронологическим периодам. Для ко-
чевнических памятников, относящихся к периоду, предшествующему
появлению в степях Подонья - Нижнего Поволжья курганов с квад-
ратными ровиками, были характерны поясные наборы, выполненные
в геральдическом стиле. Такие поясные наборы встречены в погребе-
ниях пер. пол. VII в. из Приазовья (Атавин А.Г., 1995, с.212-217, таб.2-
22), Подонья (Безуглов С.И., 1984, с.242, рис.1), Нижнего Поволжья
(Засецкая И.П., 1968, с.59). Отметим, что различия погребений из
курганов с ровиками и кочевнических памятников предшествующе-
го периода хорошо заметны как в погребальном обряде, так и облике
погребального инвентаря. В настоящее время кочевническое населе-
ние Подонья-Приазовья пер. пол. - сер. VII в. соотносится с протобол-
гарскими племенами (Атавин А.Г., 1995, с.231-233). Письменные ис-
точники, в частности византийские авторы Феофан Исповедник и
Никифор сообщают, что в сер. VII в. болгарские племена Подонья -
Приазовья были подчинены хазарам (Артамонов М.И., 1962, с.ПО-
ПЭ; Чичуров И.С., 1980, с.60-61). Имеющиеся материалы свидетель-
ствуют о том, что с появлением во вт. пол. VII в. в степях Подонья -
Нижнего Поволжья нового кочевого населения совпадает и появле-
ние поясных наборов, выполненных в новом стиле - литых, укра-
шенных ажурным растительным орнаментом. Начиная со вт. пол. VIII
в., когда окончательно сформировался облик салтово-маяцкой куль-
туры, среди кочевого населения, оставившего курганы с ровиками,
могла распространиться мода на поясные наборы классического «сал-
товского» облика. Дальнейшее накопление материала несомненно
позволит уточнить эти выводы. В свою очередь, выделенные этапы
бытования стилей и типов поясных наборов могут выступать в каче-
стве своеобразного показателя, характеризующего этнические про-
цессы, протекавшие в эпоху Хазарского каганата на территории сте-
пей Нижнего Дона и Нижнего Поволжья.
124
Список литературы:
Айбабин А. И., 1977. Салтовские поясные наборы в Крыму // СА. № I.
Айбабин А.И., 1982. Погребения конца VII- первой половины VIIIвв. в Крыму
//Древности эпохи великого переселения народов V- VIII вв. М.
Амброз А.К, 1971. Проблемы раннесредневековой археологии Восточной
Европы // СА. № 2-3.
Артамонов М.И., 1962. История хазар. М.
Атавин А. Г., 1996. Погребения VII - начала VIII вв. из Восточного Приазовья
// Культуры Евразийских степей второй половины I тыс. н.э. Самара.
Афанасьев Г.Е., 1987. Муравьевский клад. К проблеме оногуро-болгаро-
хазарских миграций в лесостепь // СА. Ns 1
Безуглов С.И., 1985. Погребение кочевника VII в. на Нижнем Дону // СА.
Ns2.
Безуглов С.И., Науменко С.А., 1999. Новые находки византийских и иранских
импортов в степях Подонья // Донская археология. Ns 1.
Богачев А.В., 1992. Процедурно-методические аспекты археологического
датирования (на материалах поясных наборов IV-VIII веков Среднего
Поволжья). Самара.
Веймарн Е.В., Айбабин А. И., 1993. Скалистинский могильник. Киев.
Власкин М. В, Ильюков Л.С., 1990. Раннесредневековые курганы с ровиками
в междуречье Сала и Маныча // СА. Ns 1.
Генинг В.Ф., 1979. Хронология поясной гарнитуры I тысячелетия н. э. (по
материалам могильников Прикамья) // КСИА. Вып. 158.
Голдина Р.Д., 1979. Хронология погребальных комплексов раннего
средневековья в Верхнем Прикамье // КСИА. Вып. 158
Засецкая И.П., 1968. О хронологии погребений эпохи великого переселения
народов Нижнего Поволжья // СА. Ns 2
Иванов А.А., Копылов В.П., Науменко С.А., 2000. Поясные наборы из курганов
хазарского времени междуречья Дона и Сала // Донская археология. Ns 1.
Каминский В.Н., 1987. Алано-болгарский могильник близ станицы
Старокорсунской на Кубани // СА. Ns 4.
Каталог археологических коллекций (Соколовский курганный могильник).
1985. Под редакцией Б.А. Раева. Новочеркасск.
Ковалевская В. Б., 1979. Поясные наборы Евразии IV-IXee. Пряжки// САИ.
Вып.Е1-2. М.
Копылов В.П., Смоляк А.Р., 1988. Торговые связи Византии с населением
Нижнего Дона в VII- первой половине VIII в. // Торговля и мореплавание в
бассейне Черного Моря в древности и средние века. Ростов-на-Дону.
Кропоткин В.В., 1962. Клады византийских монет на территории СССР
//САИ. Вып. Е 4-4. М.
Круглов Е.В., 1992а. Хазарские погребения в бассейне р. Иловли // РА. Ns 4.
Круглов Е.В., 19926. Хазарские погребения на р.Аксай //Древности Волго-
Донских степей. Вып. 2. Волгоград.
125
Магомедов М.Г., 1977. К вопросу о происхождении культуры
Верхнечирюртовского курганного могильника // Археологические памятники
раннесредневекового Дагестана. Махачкала.
Матвеева Г. И., 1997. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. Самара.
Мошкова М.Г., Максименко В.Е., 1974. Работы Богаевской экспедиции в
1971 г. // Археологические памятники Нижнего Подонья. Т.П. М.
Парусимов И.Н., 1998. Раскопки курганов в Зимовниковском районе // Труды
Новочеркасской археологической экспедиции. Новочеркасск.
Плетнева С.А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский
археологический комплекс. М.
Плетнева С.А., 1990. Проблемы хазарской археологии // СА. № 2.
Распопова В. И., 1965. Поясной набор Согда // С А. № 2
Савин А.М., Семенов А.И., 1995. К методике изучения и публикации
средневековых кочевнических луков // Культуры степей Евразии второй
половины I тысячелетия н.э. Самара.
Савин А.М., Семенов А.И., 1998. О центральноазиатских истоках лука
хазарского типа // Военная археология. СПб.
Семенов А. И., 1978. Византийские монеты из погребений хазарского времени
на Дону // Проблемы археологии. Л.
Семенов А.И., 1991. Византийские монеты келегейского комплекса//АСГЭ.
Вып. 31.
Семенов А.И., 1993. О датирующих способностях византийских солидов//
Тезисы докладов П-ой Кубанской археологической конференции. Краснодар.
Семенов А.И., 1996. «Варварские подражания» с территории Хазарского
каганата // Четвертая Всероссийская нумизматическая конференция. Тезисы
докладов. М.
Фонякова Н.А., 1997. Художественный стиль украшений поясов в Хазарии
второй половины VIII- начала X вв. // МАИЭТ. Вып. VI. Симферополь.
Федоров-Давыдов Г.А., 1984. Погребения хазарского времени из урочища
«Кривая Лука» в Нижнем Поволжье// Проблемы археологии степей Евразии.
Кемерово.
Чичуров В. С., 1980. Византийские исторические сочинения «Хроника»
Феофана Исповедника и «Бревиарий» патриарха Никифора. М.
Zironkina О., 1997. Seltene Perlenformen des chasarenzeitlichen Graberfeldes von
«Netailovka» (Metalovka) am Nordlichen Donee // Perlen. Archaologie, techniken,
analysen. Kolloquien zur Vor- und Fruhgeschichte. Band 1. Bonn.
126
11
Рис. 1. Карта-схема могильников, содержавших курганы с ровиками.
1 - Подгорненский IV; 2 - Подгорненский V; 3 - Вербовый Лог IX; 4 -
Романовский I; 5 - Саловский I; 6 - Садовский IV; 7 - Кутейниковский II;
8 - Веселовский; 9 - Соколовский; 10 - Кривая Лука XXVII; 11- Барановка.
127
Рис. 2. Поясные наборы из курганов с квадратными ровиками.
1-2 - Подгорненский IV, к. 14; 3 - Вербовый Лог IX, к.З; 4-6 - Подгорненский V,
к. 5, п. 2.
128
Рис.З. Поясные наборы из курганов с квадратными ровиками.
I-15 - могильник Саловский /, п. 2 к. 1; 16-29 - могильник Романовский I, п. 1
к.1.
17-241
129
Рис. 4. Поясные наборы из курганов с квадратными ровиками.
1-8 - могильник Веселовский /, п. 1 к. 6; 9-12 - могильник Кривая Лука
XXVII; 13-14 - могильник Саловский IV, п.2 к. 2.
130
Рис. 5. Поясные наборы из курганов с квадратными ровиками.
!-3 - Барановка I, к. 13; 4 - Соколовский, к. 8; 5-6 - Кутейниковский II, к.2.
131
В. С. Аксенов
РЕДКИЙ ТИП БЛЯШЕК-АМУЛЕТОВ ИЗ ВЕРХИЕСАЛТОВСКОГО
КАТАКОМБНОГО МОГИЛЬНИКА
Для орнаментации салтовской культуры наиболее характерным
является растительный орнамент, основу которого составляет более
или менее стилизованный цветок лотоса (Фонякова Н.А., 1986). Хотя
на некоторых изделиях исследователи отмечают своеобразную дву-
значность таких композиций, когда они читаются, с одной стороны,
как растительные, а с другой - как зооморфные или антропоморф-
ные (Макарова Т.Н., Плетнева С.А., 1983, с.72). На самом деле изобра-
жения человеческого лица или фигур людей на вещах салтовского
времени единичны. Поэтому каждая новая находка вещей подобного
типа не может не вызывать интерес. Именно такой находкой и явля-
ются бляшки, обнаруженные в одном из захоронений Верхнесалтов-
ского катакомбного могильника на Харьковщине.
Катакомба № 40 была обнаружена на склоне Капиносового овра-
га в 1985 г. экспедицией Харьковского исторического музея под
руководством В.Г.Бородулина.* Дромос катакомбы был вырыт вверх
по склону, в направлении с севера на юг с небольшим отклонением к
западу (азимут 18°). Длина его на уровне обнаружения составляла 4,8
м, ширина у южного края - 0,45 м, у северного - 0,6 м. Дно дромоса
комбинированное. В начальной южной части дромоса были зафик-
сированы 5 ступенек длиной до 0,2 м и высотой 0,2-0,35 м. От после-
дней ступеньки дно дромоса полого спускалось ко входу в погре-
бальную камеру. Глубина дромоса у входа в камеру составляла 3,2 м
от современной поверхности. В погребальную камеру вел вход ароч-
ного типа размерами 0,4x0,7 м и глубиной 0,4 м. Погребальная каме-
ра в плане имела прямоугольную форму с закругленными углами.
Камера по отношению к дромосу располагалась поперечно. Ее разме-
ры 1,65x1,3 м. В камере было совершено коллективное захоронение
(рис.2, 1). Оба взрослых погребенных подверглись обряду обезврежи-
вания путем отделения черепа, разрушения грудной клетки и смеще-
ния костей обеих рук. По сохранившимся на своих первоначальных
местах костям видно, что покойники были уложены в вытянутом
положении на спине головами влево от входа. Положение третьего
покойника (ребенка) установить не представлялось возможным. При
костяке погребенной у северной торцевой стенки камеры был обна-
ружен следующий погребальный инвентарь: железный черешковый
132
нож (рис.2, 2), два бронзовых литых бубенчика (рис.2, 10), стеклянные
(рис.2, 14-25, 30-36) и каменные (рис.2, 26-29) бусы, бронзовое литое
зеркальце-амулет (рис.2, 9). Среди тлена от детского костяка были
найдены бронзовые спиралевидные пронизи (рис.2, 5), два горлышка
от стеклянных флаконов - бальзамариев (рис.2, 12, 13), бронзовый
проволочный браслете несомкнутыми концами (рис.2, 6), три астра-
гала. Инвентарь покойника, уложенного у самого входа, представлен
шестью бронзовыми бубенчиками, бронзовой подвеской-амулетом,
бронзовой литой сережкой с неподвижной каплеобразной подвеской
(рис.2, 7, 8, 11). В районе грудной клетки погребенной была обнаруже-
на «бляха из оловянистой бронзы с покрытием из тонкого серебря-
ного листа, на котором имелось изображение двух мужских фигур. К
сожалению, в процессе расчистки и извлечения бляха разрушилась»
(Бородулин В.Г., 1985, с.43). Возможно, она была повреждена еще при
выполнении обряда обезвреживания погребенной. Данный обряд был
достаточно широко распространен у аланского населения бассейна
Северского Донца (Флеров В.С., 1993, с.44-51; Аксенов В.С., 1999а,
с.62).
Изучение остатков находки показало, что в данном случае в захо-
ронении находилась не одна, а несколько бляшек с изображениями
фигур людей (рис.1). Это подтвердилось и при более детальном изу-
чении полевых чертежей захоронения. На чертеже погребальной ка-
меры достаточно четко видно, что в районе грудной клетки погре-
бенной находились как минимум две бляшки (рис.2, 1 А).
Бляшки были изготовлены путем литья из свинцово-оловянис-
той бронзы с последующей обтяжкой их тонким серебряным листом,
на котором уже было нанесено изображение человеческих фигур
путем тиснения. От основ бляшек сохранился только порошок свет-
ло-серого цвета, который местами прослеживается на внутренней сто-
роне серебряного листа.
Две бляшки имели диаметр около 3 см (рис.1, 1, 2). Край декори-
рован цепочкой круглых выпуклин диаметром 0,4-0,5 см. В поле
бляшек вписана сидящая человеческая фигура, рельефная и хорошо
выделяющаяся. Человек сидит с широко разведенными коленями,
подведя под себя ступни. Лицо обращено на зрителя, глаза крупные,
миндалевидные, рот и нос маленькие, переданы небольшими штриха-
ми. Непропорционально большими выглядят уши, возможно, из-за
вставленных в них сережек. На голове человека мягкая полукруглая
шапочка, нижний край которой обрамлен тонкой повязкой. Концы
повязки в виде трапеций развеваются за плечами человека. На шее
18-241
133
В.С.Аксенов
РЕДКИЙ ТИП БЛЯШЕК-АМУЛЕТОВ ИЗ ВЕРХИЕСАЛТОВСКОГО
КАТАКОМБНОГО МОГИЛЬНИКА
Для орнаментации салтовской культуры наиболее характерным
является растительный орнамент, основу которого составляет более
или менее стилизованный цветок лотоса (Фонякова Н.А., 1986). Хотя
на некоторых изделиях исследователи отмечают своеобразную дву-
значность таких композиций, когда они читаются, с одной стороны
как растительные, а с другой - как зооморфные или антропоморф-
ные (Макарова Т.Н., Плетнева С.А., 1983, с.72). На самом деле изобра-
жения человеческого лица или фигур людей на вещах салтовского
времени единичны. Поэтому каждая новая находка вещей подобного
типа не может не вызывать интерес. Именно такой находкой и явля-
ются бляшки, обнаруженные в одном из захоронений Верхнесалтов-
ского катакомбного могильника на Харьковщине.
Катакомба № 40 была обнаружена на склоне Капиносового овра-
га в 1985 г. экспедицией Харьковского исторического музея под
руководством В.Г.Бородулина.* Дромос катакомбы был вырыт вверх
по склону, в направлении с севера на юг с небольшим отклонением к
западу (азимут 18°). Длина его на уровне обнаружения составляла 4,8
м, ширина у южного края - 0,45 м, у северного - 0,6 м. Дно дромоса
комбинированное. В начальной южной части дромоса были зафик-
сированы 5 ступенек длиной до 0,2 м и высотой 0,2-0,35 м. От после-
дней ступеньки дно дромоса полого спускалось ко входу в погре-
бальную камеру. Глубина дромоса у входа в камеру составляла 3,2 м
от современной поверхности. В погребальную камеру вел вход ароч-
ного типа размерами 0,4x0,7 м и глубиной 0,4 м. Погребальная каме-
ра в плане имела прямоугольную форму с закругленными углами.
Камера по отношению к дромосу располагалась поперечно. Ее разме-
ры 1,65x1,3 м. В камере было совершено коллективное захоронение
(рис.2, 1). Оба взрослых погребенных подверглись обряду обезврежи-
вания путем отделения черепа, разрушения грудной клетки и смеще-
ния костей обеих рук. По сохранившимся на своих первоначальных
местах костям видно, что покойники были уложены в вытянутом
положении на спине головами влево от входа. Положение третьего
покойника (ребенка) установить не представлялось возможным. При
костяке погребенной у северной торцевой стенки камеры был обна-
ружен следующий погребальный инвентарь: железный черешковый
132
но* (рис.2, 2), два бронзовых литых бубенчика (рис.2, 10), стеклянные
(рис.2, 14-25, 30-36) и каменные (рис.2, 26-29) бусы, бронзовое литое
зеркальце-амулет (рис.2, 9). Среди тлена от детского костяка были
найдены бронзовые спиралевидные пронизи (рис.2, 5), два горлышка
оТ стеклянных флаконов - бальзамариев (рис.2, 12, 13), бронзовый
проволочный браслете несомкнутыми концами (рис.2, 6), три астра-
гала. Инвентарь покойника, уложенного у самого входа, представлен
щестью бронзовыми бубенчиками, бронзовой подвеской-амулетом,
бронзовой литой сережкой с неподвижной каплеобразной подвеской
(рис.2, 7, 8, 11). В районе грудной клетки погребенной была обнаруже-
на «бляха из оловянистой бронзы с покрытием из тонкого серебря-
ного листа, на котором имелось изображение двух мужских фигур. К
сожалению, в процессе расчистки и извлечения бляха разрушилась»
(Бородулин В.Г., 1985, с.43). Возможно, она была повреждена еще при
выполнении обряда обезвреживания погребенной. Данный обряд был
достаточно широко распространен у аланского населения бассейна
Северского Донца (Флеров В.С., 1993, с.44-51; Аксенов В.С., 1999а,
с.62).
Изучение остатков находки показало, что в данном случае в захо-
ронении находилась не одна, а несколько бляшек с изображениями
фигур людей (рис.1). Это подтвердилось и при более детальном изу-
чении полевых чертежей захоронения. На чертеже погребальной ка-
меры достаточно четко видно, что в районе грудной клетки погре-
бенной находились как минимум две бляшки (рис.2, 1 А).
Бляшки были изготовлены путем литья из свинцово-оловянис-
той бронзы с последующей обтяжкой их тонким серебряным листом,
на котором уже было нанесено изображение человеческих фигур
путем тиснения. От основ бляшек сохранился только порошок свет-
ло-серого цвета, который местами прослеживается на внутренней сто-
роне серебряного листа.
Две бляшки имели диаметр около 3 см (рис. 1, 1,2). Край декори-
рован цепочкой круглых выпуклин диаметром 0,4-0,5 см. В поле
бляшек вписана сидящая человеческая фигура, рельефная и хорошо
выделяющаяся. Человек сидит с широко разведенными коленями,
подведя под себя ступни. Лицо обращено на зрителя, глаза крупные,
миндалевидные, рот и нос маленькие, переданы небольшими штриха-
ми. Непропорционально большими выглядят уши, возможно, из-за
вставленных в них сережек. На голове человека мягкая полукруглая
Шапочка, нижний край которой обрамлен тонкой повязкой. Концы
Повязки в виде трапеций развеваются за плечами человека. На шее
18-241
133
мужчины гладкая тонкая полоса - возможно, гривна или воротник
кафтана. Левая рука согнута в локте, кисть ее находится у стоп. Кисть
руки сжата в кулак, от которого вправо к краю бляшки отходи?
тонкая длинная полоса - возможно, палаш. Изображение правой руКи
большей частью не сохранилось. Однако по остаткам изображения ее
локтя над бедром правой ноги можно предположить, что она, вероят-
но, была поднята с каким-то жестом вверх. В целом изображение
достаточно грубое, детальная проработка отсутствует.
Форму не менее 3-х бляшек, к сожалению, установить достоверно
не представляется возможным (рис.1, 3-4) На этих бляшках, по-
видимому, первоначально была представлена композиция из двух
человеческих фигур (рис. 1, 5). До нас они дошли в сильно повреж-
денном состоянии. Центральное место в композиции отведено фигу-
ре человека, сидящего с широко разведенными коленями и подве-
денными под себя ступнями (правая ступня поверх левой) (рис.1,3).
Лицо повернуто влево: вероятно, оно было обращено ко второй чело-
веческой фигуре. Лицо безбородое и безусое. На лбу - тонкая повяз-
ка, поддерживающая зачесанные назад и собранные в пучок прямые
волосы. От головы влево отходят две тонкие, расширяющиеся к кон-
цам лопасти - концы головной повязки. Глаза большие, миндалевид-
ной формы. Нос прямой, крупный. Рот небольшой, округлых очерта-
ний. Шея обрамлена широкой полосой, украшенной овалами -
орнаментированный воротник. Правая рука согнута в локте так, что
кисть руки находится на уровне груди в явно ритуальном жесте.
Левая рука опущена к стопам ног. В ней зажат Г-образный предмет,
стоящий вертикально, - посох. На ногах мужчины гладкие, обтягива-
ющие брюки, заправленные в невысокие мягкие сапожки. По голе-
нищам сапожек прочерчены две гладкие неширокие полосы, вероят-
но, ремешки для закрепления сапог на ноге. Бедра человека прикрыты
полами длинного кафтана, который в талии туго перетянут широким
поясом. На полах кафтана вертикальными легкими штрихами пере-
даны складки материи. Такими же легкими штрихами показаны по-
лосы орнамента на развевающихся концах головной повязки. Все
детали данного изображения проработаны достаточно хорошо, чего
не скажешь в отношении второй мужской фигуры, которая по отно-
шению к вышеописанной фигуре занимает явно подчиненное поло-
жение. На четырех фрагментах серебряной фольги представлена фи-
гура коленопреклоненного человека с опущенными вниз руками и
лицом, обращенным к человеку с посохом (рис.1,4). Тело человека
развернуто в три четверти. Человек имеет достаточно длинный и
134
прямой нос. Глаза и рот переданы короткими штрихами. Человек
облачен в кафтан с разрезом посредине груди. Ворот и разрез на
груди оформлены в виде неширокой гладкой полосы, вероятно, это
окантовка краев кафтана. На голове человека мягкая полукруглая
шапочка, нижний край которой оформлен в таком же стиле, как и
ворот кафтана. Передавая коленопреклоненную фигуру более схема-
тично, мастер таким способом обозначил и подчеркнул неравноправ-
ное положение людей, изображенных на бляшке.
Еще на одном фрагменте фольги прослежено изображение двух
мужских голов (рис. 1,6), другие части изображения утрачены. Одна
мужская голова изображена в фас. На голове мужчины - головной
убор полукруглых очертаний, по нижнему краю которого проходит
налобная повязка. Над левым плечом мужчины просматривается один
из концов налобной повязки. По-видимому, концы налобной повяз-
ки, как и в других случаях, были изображены развевающимися за
плечами человека. Голова второго мужчины изображена в профиль,
она повернута влево к человеку шапке и головной повязке. У второ-
го мужчины волосы прямые, зачесанные назад, на лбу просматривает-
ся налобная повязка. По-видимому, прическа этого мужчины анало-
гична прическе главной фигуры в композиции с коленопреклоненной
фигурой (рис. 1,3). Вероятно, к этой бляшке принадлежат и два фраг-
мента серебряной фольги (рис. 1,6), дающие представление об оформ-
лении краев этой бляшки. Края данной бляшки были декорированы
расположенными через незначительные промежутки полукруглыми
выступами. Такой выступ присутствует и на фрагменте бляшки с
изображением двух мужских голов.
Описанные бляшки не являлись элементами поясного набора, на
что указывает обнаружение их в районе грудной клетки погребен-
ной, а также отсутствие в комплексе поясной пряжки и наконечника.
По-видимому, данные бляшки выступали своеобразными амулетами,
укрепленными на одежде в районе груди и пояса молодой женщины.
Именно на груди и поясе концентрировалась масса амулетов-обере-
гов в одежде аланских женщин и детей (Иерусалимская А.А., 1992,
с.8).
Изображения на бляшках, по-видимому, служили своеобразными
иллюстрациями какого-то мифа или сказания. На бляшках представ-
лены изображения людей с предметами (посох, палаш), являющимися
зримыми атрибутами власти. Так, посох у многих северокавказских и
восточных народов выступает атрибутом жречества, тогда как палаш
(меч) в руках сидящего мужчины является указателем на принад-
135
лежность персонажа к воинской прослойке общества. К сожалению
смысловая расшифровка изображений на бляшках усложнена их
фрагментарностью.
Изображения на данных бляшках могут служить источником ддя
изучения костюма раннесредневекового населения Подонья. Верхней
одеждой у мужчин, как показывают изображения на бляшках, слу-
жил длиннополый кафтан с облегающей верхней частью, стоячим
воротником, разрезом на груди, снабженным, вероятно, застежками-
галунами и, по-видимому, расклешенной, широкой нижней частью.
Таким образом, изображенный мужской кафтан восходит к типично
скифо-сарматскому (иранскому) типу одежды и соответствует об-
разцам верхней мужской одежды и раннесредневековых северокав-
казских народов, и современному горскому костюму (Иерусалимс-
кая А.А., 1992, с.7, схема 1а, б,в, фото 9). Свободная и расклешенная
нижняя часть кафтана делала его приспособленным для верховой
езды. Мужчины на бляшках облачены в обтягивающие штаны, зап-
равленные в невысокие сапожки. Точно так же одеты и обуты на
известных изображениях скифские воины (Степи европейской час-
ти., 1989, табл.31,27, 31; 32, 18; 33, 27,28; 44,4; Клочко Л.С., 1992, рис.1,
3,4; 2, 2), тогда как северокавказские народы носили иной род обуви
- чувяки с суконными или кожаными ноговицами (Иерусалимская
А.А., 1992, с.17, позиц.17), которые укреплялись под коленами вой-
лочными или кожаными подвязками, напоминающими кавказские
поясные ремни (Магометов А.Х., 1968, с.276). Именно остатки такой
обуви, в виде фрагментов кожаных ремешков, украшенных бляшка-
ми и наконечниками, наиболее часто встречаются в аланских ката-
комбных захоронениях бассейна Северского Донца (Аксенов В.С.,
1999, табл.ХХ!, 22; XXIV, 5; Колода В.В, 1997, табл.ХХХ!, 10; XL, 14,15;
XL, 7). Поэтому сапоги на ногах изображенных мужчин, вероятно,
можно считать зримым атрибутом их высокого социального поло-
жения. Одежда изображенных на бляшках людей снабжена обяза-
тельным атрибутом мужской одежды кавказских народов и аланс-
ких (салтовских) мужчин-воинов - поясом (Плетнева С.А., 1989,
с.280). Необходимо отметить соответствие полукруглых шапочек на
головах мужчин на бляшках кат.№ 40 головным мужским уборам,
найденным в Мощевой балке (Иерусалимская А.А., 1992, схема 9в) и
изображенным на головах приближенных царя на кунгурском блю-
де (Вощинина А.И., 1953, рис.6). Развевающиеся ленты на верхнесал-
товских изображениях имеют аналогии в изображениях охотящихся
царей на священных животных, представленных на сасанидских дра-
136
гоценных сосудах (Маршак Б.И., 1971, табл.28, 27, 34,35; Вощинина
д.И., 1953. рис.5, 6; Толстой И., Кондаков Н., 1890, рис.90). Передача
воротника, разрезов, пол на кафтанах мужчин, изображенных на вер-
хнесалтовских бляшках (рис. 1), свидетельствует об оформлении их в
реальной жизни декоративной каймой из иного, чем сам кафтан,
материала. Таким же способом украшалась женская и мужская одеж-
да из захоронений Мощевой Балки, что, безусловно, отражает воздей-
ствие согдийской моды, которая во многом копировала сасанидский
костюм (Иерусалимская А.А., 1992, с.8). То, что это так, подтверждают
изображения на сасанидских серебряных сосудах (Вощинина А.И.,
1953, рис.5, 6). Вероятно, в нашем случае мы имеем дело с подражани-
ем салтовских ремесленников лучшим образцам иранской (сасанидс-
кой) торевтики и восприятием понятных, близких им образов. На
верхнесалтовских бляшках головные ленты с развевающимися кон-
цами дополняют образы представителей местной социальной вер-
хушки общества (жреца и воина), тогда как на сасанидских изделиях
головные ленты являются атрибутом царей. У современных кавказс-
ких народов ленты на головных уборах и на лбу носят только наи-
более почитаемые старейшины и воины. Важным является вопрос
датировки нашего комплекса. Единственной относительно близкой
аналогией бляшкам из кат.№ 40 Верхнесалтовского могильника в
настоящее время являются бляшки поясного набора из мужского
венгерского погребения X в. у с.Субботинцы Знаменского района
Кировоградской области (Бокий Н.М., Плетнева С.А., 1988, рис.5).
Однако, их’отличают разная техника исполнения, материал, из кото-
рого изготовлены вещи, и оформление краев бляшек. Позы мужчин,
их прически, наличие налобных повязок с развевающимися концами,
набор предметов, их сопровождающих (посох, палаш), на субботинс-
ких и вернесалтовских бляшках идентичны, что свидетельствует о
принадлежности представленных на них образов к одному этно-
культурному кругу памятников. Техника изготовления верхнесал-
товских бляшек характерна для изделий, происходящих из салтовс-
ких комплексов IX в. (второй его половины) бассейна Северского
Донца, и, следовательно, бляшки были изготовлены местным масте-
ром. Остальной погребальный инвентарь катакомбы (рис.2, 6-36) в
целом характерен для последнего этапа существования салтовской
культуры и, следовательно, не выходит за рамки вт. пол. IX - пер. пол.
X вв. Вероятно, этим временем и следует датировать данный комп-
лекс.
* Автор выражает благодарность В. Г. Бородулину за разрешение
опубликовать материалы его раскопок.
Список литературы
Аксенов В.С., 1999. Отчет об археологических исследованиях
Верхнесалтовского IV катакомбного могильника в 1998 году // Архив
Харьковского исторического музея.
Аксенов В. С., 1999а. К вопросу об обряде обезвреживания погребенных у
аланского населения салтовской культуры // Проблемы истории и археологии
Украины. Харьков.
Бокий Н.М., Плетнева С.А., 1988. Захоронение семьи воина-кочевника Xв. в
бассейне Ингула // СА. № 2.
Бородулин В.Г., 1985. Дневник раскопок Верхнесалтовского катакомбного
могильника археологической экспедицией Харьковского исторического музея
// Архив Харьковского исторического музея.
Вощинина А.И., 1953. О связях Приуралья с Востоком в VI-VH вв. н.э. //
СА. XVII.
Иерусалимская А.А., 1992. Кавказ на Шелковом пути. СПб.
Клочко Л.С., 1992. Скифская обувь// С А. №1.
Колода В. В., 1997. Отчет об археологических исследованиях
Верхнесалтовского комплекса в 1996 году // Архив научно-исследовательской
археологической лаборатории Харьковского педагогического университета им.
Г. С. Сковороды.
Магометов А.X., 1968. Культура и быт осетинского народа. Орджоникидзе.
Макарова Т.Н., Плетнева С.А, 1983. Пояс знатного воина из Саркела //
СА. № 2.
Маршак Б.И., 1971. Согдийское серебро. М.
Плетнева С.А, 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский
археологический комплекс. М.
Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время, 1989. М.
Толстой И., Кондаков Н., 1890. Русские древности в памятниках искусства.
Вып.З. Древности эпохи переселения народов. СПб.
Флеров В. С., 1993. Погребальные обряды на севере Хазарии (Маяцкий
могильник) // Материалы и проблемные исследования по древней и
средневековой археологии Восточной Европы. Вып. 1. Волгоград.
Фонякова Н.А., 1986. Лотос в растительном орнаменте металлических
изделий салтово-маяцкой культуры VIII-IX вв. // СА. №3.
138
Рис. I. Бляшки из катакомбы № 40 Верхнесалтовского могильника.
1, 3, 4, 6 -фрагменты серебряной фольги от бляшек; 2, 5 - реконструкции
бляшек.
139
Рис. 2. Инвентарь катакомбы № 40 Верхнесалтовского могильника.
/ -погребальная камера; 2-4 - черешковые ножи; 5 - спиралевидные пронизи;
б - браслет; 7- серьга; 8 - подвеска-амулет; 9 - подвеска-зеркальце; 10, 11-
литые бубенчики; 12, 13 - горлышки бальзамариев; 14-36 - бусы.
2-4 - железо; 5-11- бронза; 12-25, 30-36 - стекло; 26 -сердолик; 21 - горный
хрусталь; 28, 29 - роговик.
140
Д.А.Сташенков
ПОЛОВОЗРАСТНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ НОВИНКОВСКОГО
НАСЕЛЕНИЯ (ПО МАТЕРИАЛАМ УКРАШЕНИЙ КОСТЮМА)
В начале 1980-х гг. Г.И.Матвеевой после раскопок Новинковско-
го П курганного могильника на Самарской Луке в особую этно-
культурную группу были выделены памятники новинковского типа,
соотносимые ею с праболгарским этносом. В настоящее время мате-
риалы большинства исследованных новинковских комплексов вве-
дены в научный оборот (Матвеева Г.И., 1995; 1997; Багаутдинов Р.С.,
1995; Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998; Бражник О.В.,
Лифанов Н.А., Кирсанов Р.С., 2000; Сташенков Д.А., 1995; Седова
М.С., 1995 и др.).
На Самарской Луке известно 32 курганных и курганно-грунто-
вых могильника этого круга, захоронения которых, несмотря на ощу-
тимое различие отдельных групп, имеют сходный набор маркирую-
щих признаков. К их числу относятся и украшения костюма.
В данной работе ставится задача проанализировать распределение
находок украшений - деталей костюма - в новинковских погребе-
ниях в зависимости от половозрастной принадлежности погребен-
ных. Необходимо отметить, что проведение подобного анализа зат-
рудняется следующими факторами:
1) в силу специфики погребального обряда новинковцев (для
собственно новинковской группы характерно ритуальное обезвре-
живание погребенных) погребальный инвентарь сохранился далеко
не в полном объеме, поэтому полученные выводы, естественно, не
могут в полном объеме отражать действительное положение вещей;
2) в большинстве случаев отсутствуют антропологические опре-
деления костяков, к тому же в ходе анализа было выявлено несколь-
ко случаев принципиального расхождения определения пола погре-
бенных по антропологическому и археологическому материалу.
3) на основании проведенного анализа мы можем говорить толь-
ко о закономерностях распределения элементов погребального кос-
тюма, который мог значительно отличаться от повседневного.
Несмотря на уже отмечавшееся различие разных групп подкур-
ганных захоронений хазарского времени Самарской Луки (Новинки
I-II, Брусяны II-IV -Малая Рязань I, Новинки III, Осиновка), за ис-
ключением нескольких комплексов, в целом они синхронны. Геогра-
фические условия местности позволяют говорить о четкой локали-
зации как минимум трех достаточно близких групп, которые можно
141
назвать Новинковской, Осиновской и Брусянской. На Самарской
Луке новинковцы занимали практически всю свободную от леса и
пригодную для ведения скотоводческого хозяйства территорию, за
исключением р-на с.Валы-Жигули. В ряде случаев приводятся стати-
стические данные о распределении находок между достаточно полно
исследованными «новинковской» группой, в которую объединены
исследованные комплексы Новинковских I и II курган но-грунто-
вых могильников и «брусянской», объединяющей комплексы Бру-
сянских II и IV и Мало-Рязанского I курганных могильников.
Всего на Самарской Луке исследовано около 250 подкурганных и
грунтовых захоронений новинковского круга. Украшения костюма
были встречены в 72 погребениях, большая часть которых не имеет
половозрастных определений. На первом этапе работы был проана-
лизирован вещевой комплекс погребений, которые были определены
антропологами как женские или мужские, затем уже по инвентарю
была установлена принадлежность оставшихся погребений. Таким
образом, среди новинковских погребений с украшениями удалось
выделить 21 мужское, 24 женских и 22 детских. В 5 случаях устано-
вить принадлежность комплекса оказалось затруднительно.
В ходе работы были построены таблицы взаимовстречаемости пред-
метов погребального инвентаря (табл.4-6), и по формуле f = s2 / kl,
была выссчитана мера сходства признаков, где к — общее количество
признаков объекта XI, 1 - общее количество признаков объекта Х2, s
- количество совпадающих признаков у данной пары объектов, т.е.
количество пар единиц, оказавшихся в одних и тех же столбцах таб-
лицы (Мартынов А.И., ШерЯ.А., 1989).
Было выявлено, что для определения половозрастной принадлеж-
ности погребенных могут привлекаться следующие категории нахо-
док, которые учитывались как элементы костюма: поясной набор;
серьги; пуговицы; браслеты; перстни; железные булавки с волюто-
видным навершием. Все данные о распределении находок по погре-
бениям представлены в таблицах 1-3.
Типология поясного набора новинковцев создана А.В.Богачевым
и Г.И.Матвеевой (Богачев А.В., 1992; Багаутдинов Р.С., Богачев А.В.,
Зубов С.Э., 1998; Матвеева Г.И., 1997), однако еще не проанализиро-
вано распределение этих находок в погребениях.
В таблицах 1-2 учитывались находки как полного поясного набо-
ра, так и его элементов — пряжек, накладок, наконечников ремней,
изготовленных из цветного металла. На мой взгляд, только поясные
украшения из бронзы и серебра, помимо социальной, имели и деко-
142
ративную функцию. Железные пряжки, встреченные в погребениях,
явно не обладали воинской символикой и вряд ли могли выступать
в роли украшения костюма. Случаи нахождения наборного пояса и
железных пряжек в одном погребении позволяют высказать предпо-
ложение, что иногда железная пряжка могла относиться к ремню,
опоясывавшему верхнюю одежду. Стоит оговорить, что в таблицы не
включены комплексы, в которых железные пряжки встречены без
украшений, в том числе и комплекс погр.1 кургана 10 могильника
Малая Рязань I с железными деталями поясного набора (Багаутди-
нов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, табл. LXV, 15-17), не
типичными для новинковских памятников.
Целый набор или его элементы встречены в 20 погребениях, из
которых 18 - мужских и 2 - детских. Распределение находок поясно-
го набора в новинковской и брусянской группах равномерное. Отно-
сительно полные наборы (пряжка, наконечник ремня и несколько
накладок) зафиксированы только в 3-х случаях, что, несомненно,
имеет значение для реконструкции погребальной обрядности данной
группы населения. В связи с этим заметим, что в не потревоженном
жертвенном комплексе на территории Новинковского I курганно-
грунтового могильника в поясном наборе отсутствовал наконечник
ремня (рис.8).
В подавляющем большинстве мужских погребений поясной на-
бор, видимо, являлся единственным элементом, который возможно
отнести к числу украшений костюма. Только в 4 случаях пояс встре-
чался с серьгами. Особый семантический статус пояса подчеркивает-
ся также тем, что в мужских погребениях поясной набор чаще всего
встречается с предметами вооружения (11 случаев).
Показательно, что детали пояса не выявлены ни в одном из жен-
ских комплексов, а обе находки элементов поясного набора в детс-
ких погребениях новинковской группы отмечены в захоронениях
подростков.
Значительная часть новинковских поясных наборов относится к
разновидности пояса, отличного от одновременных ему «аварского»
и «византийского». Хотя отдельные аналогии им имеются в памят-
никах Крыма, Прикамья, Сибири, только в памятниках Самарской
Луки эта разновидность пояса является ведущим типом. Вообще спе-
цифика поясов и их относительная стандартность при отсутствии
массовых аналогий заставляет дать им название «новинковских» или
«хазарских» (без этнического содержания этого термина).
143
Как говорилось выше, железные пряжки отдельно не рассматри-
вались, но можно отметить, что они встречены в 17 погребениях с
украшениями, как в мужских (7), так и в женских (6) и детских (4).
В женских и детских погребениях железные пряжки встречены только
в комплексах новинковской группы.
Вероятно, простой пояс с железной пряжкой у новинковцев,
как и у ряда современных тюркоязычных народов, например, каза-
хов, считался необходимой принадлежностью костюма всадника,
что объяснимо с практической точки зрения (многочасовая верховая
езда создает большие нагрузки для поясничных позвонков). У каза-
хов, например, в разных возрастных группах пояс был различным:
юношеский пояс не был наборным, не имел подвесок (Шаханова
Н.Ж., 1998, с.62). Сам обряд первого подвязывания пояса совершал-
ся у ряда кочевых народов в 12-летнем возрасте, совпадая с перио-
дом полового созревания (Шаханова Н.Ж., 1998, с.63).
Серьги. Встречены в 26 погребениях (42 экз.) - 4-х мужских, 4-х
детских и в 18 женских. В таблицах учитывался сам факт наличия в
погребении данной категории украшений, без разделения на типоло-
гические группы. Вместе с тем, необходимо отметить, что основная
масса этих украшений - серьги раннего, «хазарского» варианта, серег
салтовского типа (28 экз.), которые уже достаточно подробно рас-
сматривались (Сташенков Д.А., 1997; 1998).
Серьги встречаются и отдельно, и с другими украшениями - бу-
синами, браслетами, реже - с поясами и застежками, пуговицами.
Показательно, что в мужских погребениях серьги встречены толь-
ко в брусянской группе и в одном из ранних комплексов - п.4 к. 11
Шелехметского II могильника, причем во всех 4 случаях - с пояс-
ным набором, в 3 - с предметами конской упряжи и в 2 - с предме-
тами вооружения. Это подтверждает ранее высказанное мной пред-
положение, что в мужских комплексах хазарской эпохи серьги раннего
«салтовского» или «хазарского» типа являются символом принад-
лежности к высшему воинскому сословию. Характерно и то, что
среди «хазарских» серег встречены как качественные золотые укра-
шения, изготовленные, вероятно, в крымских мастерских, так и
грубые ремесленные поделки, выглядевшие довольно архаично.
Также важно, что ни в одном из 4 детских погребений не встре-
чены «хазарские» серьги. В детских погребениях обычны простые серь-
ги-колечки, в женских наряду с ними встречаются серьги с много-
гранником, «хазарские» серьги и серьги с привеской упрощенной
конструкции.
144
Возможно, что для построения хронологической шкалы новин-
ковских древностей определяющее значение имеет тот факт, что на
Самарской Луке не известно ни одного экземпляра литых и соб-
ственно салтовских серег, широко распространенных в памятниках
степной и лесостепной зоны Евразии со второй пол. VIII в. н.э.
Браслеты сравнительно немногочисленны. Учтено 13 экз. в 8 по-
гребениях. Обычно это круглые или полуовальные в сечении дрото-
вые браслеты, часто расширяющиеся на конце. Также немногочис-
ленные аналогии им имеются в памятниках Крыма (Баранов И.А.,
1990, рис.44, 16,20), Северного Кавказа, восточного Приаралья (Леви-
на Л.М., 1996, рис.141). Известно только по одному случаю нахожде-
ния единичного браслета в мужском и детском погребениях, в ос-
тальных случаях преимущественно парные браслеты встречены в
женских комплексах. Во всех без исключения женских погребениях
браслеты встречаются вместе с серьгами, реже - с бусинами, пугови-
цами, перстнями. Вероятно, дротовые браслеты можно считать при-
надлежностью женского костюма.
Перстни. Известно всего 5 экземпляров, происходящих из 4 женс-
ких погребений. Имеются как литые, так и плетеные перстни. Перст-
ни встречены как отдельно, так и в комплексе с бусами, серьгами и
браслетами. Стоит отметить, что нет ни одного экземпляра т.н. «сал-
товских» (или «венгерских») перстней, что для территории Среднего
Поволжья также является хронологическим признаком.
Бусы (164 экз. из 31 погребения). В погребениях их всегда немно-
го, чаще всего несколько экземпляров. Единственное исключение -
грунтовое погребение 2 Р.2 Новинковского I курганно-грунтового
могильника, в котором встречен характерный для ранних салтовских
п аланских комплексов набор из 33 бусин (рис.4). Однако само это
погребение, датирующееся серединой - второй половиной VIII в.,
является одним из наиболее поздних среди новинковских комплек-
сов. В целом, в новинковских памятниках бусы носили не как ожере-
лье, а, видимо, пристегивались к одежде в виде воротника или на-
грудника. Не исключено, что бусы выполняли функцию амулетов.
Подобное назначение бус А.А.Иерусалимская отмечает для Мощевой
Балки (Иерусалимская А.А., 2001, с.95).
В единственном случае бусина найдена в погребении, интерпрети-
рованном авторами раскопок как мужское (погр. 1 к.20 Брусянского
П могильника), однако подобная интерпретация этого комплекса со-
мнительна, хотя теоретически и в мужском погребении может быть
обнаружена бусина-оберег. Между женскими и детскими комплек-
19-241
145
сами бусы распределены равномерно, хотя стоит отметить, что круп-
ные бусины-амулеты встречены в основном в погребениях малень-
ких детей. Бусы встречены с серьгами, пуговицами, редко - с брасле-
тами. Для новинковских комплексов характерными являются
глазчатые и бородавчатые бусины, которые почти не встречаются в
комплексах второй половины VIII в. и более позднего времени.
В прикамских памятниках немногочисленные экземпляры по-
добных бус датируются k.VII-IXbb. (Голдина Р.Д., Кананин В.А., 1989,
рис.63, 86-87). Известны бусы подобного типа также в памятниках
салтово-маяцкой культуры (Плетнева С.А., 1989, рис.65, 28). Стоит
отметить, что в целом бусы подобного типа редко встречаются в
раннесредневековых памятниках Евразии, и наиболее многочислен-
ная их серия происходит из аланских могильников Северного Кав-
каза (см. напр., Хайнрих А., 1995, табл.XXI, 2), причем, основная масса
глазчатых и бородавчатых бус там встречена в комплексах пятого и
шестого хронологического периодов, датированных В.Б.Ковалевской
VIII-IX вв. (Ковалевская В.Б., 1995, с.170-171), хотя в Кисловодской
котловине они имеются в погребениях первой пол. VIII вв. (Рунич
А.П., 1979, рис.9, 17). Показательно, что подобные бусы отсутствуют в
раннеболгарских памятниках Татарстана.
Пуговицы (35 экз. из 12 погребений). В таблицах в этой графе
объединены случаи находок как маленьких литых пуговок, так и
крупных декоративных пуговиц и полых бубенчиков. Собственно
пуговицы нескольких видов - крупные с золотой фольгой, золотые
и серебряные декоративные пуговицы средних размеров и круглые
цельнолитые пуговки. Только в одном случае (п.8 к.6 Рождественс-
кого III курганного могильника) предположительно в мужском по-
гребении выявлены собственно пуговицы двух разновидностей -
золотые и серебряные декоративные пуговицы средних размеров. В
остальных женских и детских погребениях пуговицы служили, веро-
ятно, в качестве застежки воротника-ожерелья. Чаще всего пуговицы
встречены с бусинами и серьгами, реже - с браслетами. Важно отме-
тить, что данная разновидность украшений больше характерна для
брусянской группы, в собственно новинковских комплексах наход-
ки их единичны. Полые бубенчики встречены в детских погребениях,
где они, вероятно, выполняли функцию оберега.
Амулеты металлические и изготовленные из клыков животных в
новинковских памятниках немногочисленны (встречены в 5 комп-
лексах). Показательно, что все они найдены только в детских погре-
бениях. Интересно, что два встреченных металлических амулета-си-
146
течка находят редкие аналогии в синхронных или чуть более ранних
комплексах Крыма (Баранов И.А., 1990, рис.44, 4; 39, 6). Единич-
ные находки подобных бронзовых предметов с дырочками, которые
трактуются как туалетные ложечки, известны на территории салто-
во-маяцкой культуры (Плетнева С.А., 1989, рис.55). Принципиаль-
но важно для определения хронологической позиции новинковских
комплексов и исходных районов миграции отсутствие характерных
для алан Северного Кавказа и населения салтово-маяцкой культуры
зооморфных и крестовидных амулетов.
Стоит отметить, что в новинковских памятниках неизвестны и
амулеты-зеркала. Два крупных зеркала с ручкой не могут считаться
украшениями костюма. Одно зеркало происходит из женского по-
гребения, второе, скорее всего, являлось частью посмертного дара,
положенного в мужское погребение (погр.2 кург.34 Брусянского II
могильника). В одном случае зеркало находилось с пряслицем и бу-
синами, в другом - пряслицем и серьгами. Аналогии зеркалам нахо-
дятся в памятниках джетыасарской культуры, однако основная мас-
са зеркал с боковой ручкой-штырем там имеет бортик по краю и
датируется более ранним временем (Левина Л.М., 1996, с.229-230,
рис. 152-157). Более близкие аналогии имеются в памятниках Башки-
рии - в погребении 26 Кушнаренковского могильника (Генинг В.Ф.,
1977, рис.8,16), датирующемся второй половиной VI- первой пол.
VII вв., и в погребении 382 Бирского могильника (Мажитов Н.А.,
1987, рис.1, 15), датируемом не ранее сер. VIII в. (однако стоит отме-
тить, что сам комплекс этого погребения выглядит довольно арха-
ичным). Подобные зеркала, скорее всего, не использовались после
середины VIII в.
Железные булавки с волютовидным навершием (6 экз.), служив-
шие для закалывания верхней одежды, в средневековых кочевни-
ческих памятниках встречаются очень редко. В новинковских комп-
лексах они встречены только в женских погребениях. Чаще всего в
погребениях они зафиксированы в комплексе с серьгами (5) и бу-
синами (4).
Интересно проследить различие набора украшений в зависимости
от половозрастной принадлежности погребенного. На основе проде-
ланного анализа удалось выявить наиболее характерный комплекс
украшений костюма у представителей различных половозрастных
групп новинковского населения.
1) В погребениях младенцев встречены только единичные круп-
ные бусины-амулеты и бронзовый бубунчик-оберег. В связи с этим
147
можно предположить, что ребенок до 2-3 лет вообще не имел метал-
лических украшений и деталей костюма.
2) Следующую группу составляли погребения детей младшего
возраста, приблизительно до 10 лет. Исключительно в комплексах
этой группы встречены металлические и костяные амулеты, ракови-
ны-каури. У девочек в этот период в погребения могли поместить
железную игольницу - атрибут взрослой женщины, у мальчиков -
железную пряжку. Из украшений зафиксированы воротники-ожере-
лья, серьги (преимущественно в форме простого колечка).
3) Возможно, после 10 лет ребенок переходил в следующую груп-
пу - подростков, что отражалось в его костюме. У мальчиков мог
появиться поясной набор, железный нож, рыболовный крючок и т.д.
Однако характерно, что ни в одном из детских погребений не встре-
чены следующие предметы, вероятно, служившие своеобразным кри-
терием «взрослости»: пряслица, перстни, железные булавки, кувшины.
4) Погребения взрослых. К сожалению, из-за отсутствия доста-
точного количества антропологических определений невозможно точно
сказать, когда окончательно наступала стадия «взрослости», а также
выявить отличия в мужском и женском костюме в зависимости от
возраста. Остается только констатировать, что в женских погребениях
никогда не встречались металлические и костяные амулеты, ракови-
ны-каури, очень редко - крупные бусины. Показательно также, что
в них не выявлены и части огнива. Отсутствие массовых украшений
позволяет утверждать, что новинковскому костюму не свойственно
декорирование стеклянными, металлическими и костяными предме-
тами. Незначительное количество пуговиц-застежек дает возможность
предположить, что основная часть верхней одежды носила нераспаш-
ной характер, а случаи выявления ожерелий-воротников, возможно,
могут свидетельствовать в пользу наличия на этой одежде высокого
стоячего ворота. В мужских погребениях, как отмечалось, в качестве
украшений могли выступать только поясной набор и серьги.
Проведенный анализ дал возможность также выделить наиболее
характерные погребальные комплексы различных половозрастных
групп:
1) Грудные младенцы: горшковидный сосуд - костяной сунак и
крайне редко - бусины-амулеты;
2) Детские погребения: бусы - горшок - пуговки-амулеты. Среди
детских комплексов четко выделяются принадлежащие мальчикам
(железная пряжка - нож - пояс) и девочкам (бусы - каури - пуго-
вицы - горшок);
148
3) Женские погребения: серьги - бусы - пряслица - булавки -
сосуд;
4) Мужские погребения: пояс - предметы вооружения и конской
упряжи - сосуд.
В целом необходимо отметить, что, несмотря на то, что все без
исключения элементы украшений костюма новинковского населе-
ния находят аналогии в различных кочевнических памятниках Ев-
разии, сам набор этих элементов не повторяется больше нигде.
Наиболее близок новинковскому набор украшений из централь-
но-европейских аварских могильников, а также комплексов из «кур-
ганов с ровиками», связываемыми с собственно хазарскими группа-
ми, хотя еще раз подчеркну, что комплекс новинковских украшений
своеобразен. Возможно, своеобразие новинковского набора украше-
ний костюма - один из аргументов в пользу предположения, что
памятники Самарской Луки относятся к особой новинковской куль-
туре кочевников хазарской эпохи. Хронологические рамки культуры
- к.VII - сер. VIII вв., хотя отдельные комплексы новинковского
круга могут существовать и до рубежа VIII-IX вв.
Проведенный анализ украшений костюма имеет значение и для
выяснения исходных районов миграции новинковского населения.
Важно отметить, что новинковцы, в отличие от синхронного населе-
ния Прикамья, Северного Кавказа и Подонья, крайне редко исполь-
зовали различные амулеты и металлические украшения одежды. В
новинковских женских комплексах отсутствуют любые предметы
вооружения, т.е. явления «амазонства», характерные, например, для сал-
тово-маяцкой культуры, здесь не были известны. Отсутствие массо-
вых параллелей с сибирскими материалами не позволяет рассматри-
вать и этот регион в качестве исходной территории миграции.
Возможно, население, оставившее курганно-грунтовые могильники
на Самарской Луке, представляла собой конгломерат различных эт-
нических групп, которые, вероятно, в составе аварских или хазарских
отрядов находились на границах Византийской империи где-то до
середины VII в. н.э.. Не исключено, что в составе сборных отрядов
вместе с византийцами они могли участвовать в дальних походах,
что наложило отпечаток на их материальную культуру. Весьма веро-
ятным представляется и то, что с момента прихода на территорию
Среднего Поволжья новинковская группа входила в зону непосред-
ственного воздействия хазарского каганата.
20-241
149
Список литературы:
Багаутдинов Р.С., 1995. Новые раннеболгарские курганы Самарской Луки
// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Багаутдинов Р.С., Богачев А. В., Зубов С.Э., 1998. Праболгары на Средней
Волге (у истоков истории татар Волго-Камья). Самара.
Баранов И.А., 1990. Таврика в эпоху раннего средневековья (салтово-маяцкая
культура). Киев.
Богачев А. В., 1992. Процедурно-методологические аспекты археологического
датирования. Самара.
Бражник О.В., Лифанов Н.А., Кирсанов Р.С., 2000. Исследование
Шелехметского II курганно-грунтового могильника в 1999 г. // Краеведческие
записки. Вып. IX. Самара.
Генинг В.Ф., 1977. Памятники у с.Кушнаренково на р.Белой (VI-VII вв. н.э.)
// Исследования по археологии Южного Урала. Уфа.
Голдина Р.Д., Кананин В.А., 1989. Средневековые памятники верховьев Камы.
Свердловск.
Иерусалимская А.А., 2001. Некоторые вопросы изучения раннесредневекового
костюма (по материалам анализа одежды адыго-аланских племен VIII-IX
вв.) // Культуры евразийских степей второй половины I тыс. н.э. (из истории
костюма). Т.1. Самара.
Ковалевская В.Б., 1995. Хронология древностей северокавказских алан //
Аланы: история и культура. Alanica-III. Владикавказ.
Левина Л.М., 1996. Этнокультурная история Восточного Приаралья. I
тысячелетие до н.э. - I тысячелетие н.э. Москва.
Мажитов НА., 1987. Некоторые замечания по раннесредневековой
археологии Южного Урала // Вопросы древней и средневековой истории
Южного Урала. Уфа.
Мартынов А. И., Шер Я.А., 1989. Методы археологического исследования. М.
Матвеева Г.И., 1995. Результаты новых исследований Рождественского III
курганного могильника // Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Матвеева Г. И., 1997. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. Самара.
Плетнева С.А., 1989. На славяно-хазарском пограничье (Дмитриевский
археологический комплекс). М.
Рунич А.П., 1979. Раннесредневековые склепы Пятигорья // СА. №4.
Седова М.С., 1995. Исследование Шелехметского II курганно-грунтового
могильника // Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Сташенков Д.А., 1995. Новые детали погребального обряда памятников
раннеболгарского времени в Самарском Поволжье// Средневековые памятники
Поволжья. Самара.
Сташенков Д.А., 1997. Об одной группе раннесредневековых украшений
Самаро-Симбирского Поволжья (серьги салтовского типа) // Культуры степей
Евразии второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Тезисы
докладов. Самара.
150
Сташенков Д.А., 1998. Евразийская мода в эпоху раннего средневековья (к
постановке проблемы) // Культуры евразийских степей второй половины I
тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Самара.
Хайнрих А., 1995. Раннесредневековые катакомбные могильники у селений
Чми и Кобан (по материалам Венского Естественно-Исторического музея) /
/Аланы: история и культура. Alanica-III. Владикавказ.
Шаханова Н.Ж., 1998. Мир традиционной культуры казахов
(этнографические очерки). Алматы.
Гоаф 1. Структура и мера связей инвентаря женских погребений.
----0,2-0,3 = 0,3-0,4 = 0,5-0,6
= 0,6-0,7 0,7-0,8
151
пояс
нож
амулет
жел.
пряжка
игольник
бусы
каури
пуговицы
горшок
Гоаф 2. Структура и мера связей инвентаря детских погребений.
Гоаф 3. Структура и мера связей инвентаря мужских погребений.
— 0,2-0,3
= 0,6-0,7
= 0,3-0,4 = 0,5-0,6
== 0,7-0,8
152
Категория /Номер комплекса Нов.1 К.9 п.1 Нов.1 Р.2 п.2 Нов.1 Р.2 п.З Нов.11 К.4 п.2 Hob.II К.8 п.2 Hob.II К.8 П.8 Hob.II К.14 п.5 Hob.II К.15 П.6 Нов. Ill К.1 П.1 MP.I К.3 пЛ ИР. К.6 п.З Бр.1 К.13 п.2 Бр.Н К.14 п.1 Бр.Н К.14 п.2 Бр.Н К.15 п.1 Бр.Н К.21 п.1 Бр.Н К.21 п.З Бр.Н К.23 п.З Бр.Н К.24 п.З Бр.Н К.37 п.4 Рож. Ill К.7 п.1 Шел. II К.1 п.4 Шел. II P.IV п.13 Шел. II п.З Всего
браслет 1 1 1 1 1 1 1 6
серым 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 18
бусы 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1S
булавка 1 1 1 1 1 1 6
перстень 1 1 1 1 4
пуговица 1 1 1 1 1 1 6
зеркало 1 1
Жёл.пряжка 1 1 1 1 1 1 6
костылек 1 1 1 3
копоушка 1 1
игольник 1 1 1 1 1 5
Нож 1 1
Шило 1 1
кувшин 1 1 1 1 1 5
пряслице 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 14
горшок 1 1 1 1 4
LA
Таблица 1. Распределение находок в женских погребениях.
Категория / номер комплекса Нов.1 К.6 п.2 Нов.1 К.7 п.1 Нов.1 К.7 п.2 Нов.П К.7 11.1 Hob.II К.8 п.5 Hob.II К.8 п.8 Hob.II К.13 п.2 i Нов.П К.14 1.3 Бр.П К.2 п.1 Бр.П К.6 п.1 Бр.П К.13 п.1 Бр.П К. 14 п.4 Бр.П К.20 п.1 Бр.П К.22 п.4 Бр.ПБр.11 K.23I ОК в.б . п.2 Ep.IV К.2 п.1 MP.I К.5 пЗ Шел.П К.11 п.4 Рожд. III К.6 п.8 Осяи.1 III К. 7 - Всего
пояс 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 18
серьги 1 1 1 1 4
бусы 1 1
Сабля 1 1 2
стрелы 1 1 1 1 1 1 1 7
лук 1 1 2
колчан 1 1 1 1 1 1 б
копье 1 1 2
топор 1 1 2
браслет 1 1
удала 1 1 1 1 1 1 б
стремена 1 1 1 1 1 5
седло 1 1
сбруя 1 1 1 3
Нож 1 1 1 1 1 1 6
Шило 1 1
Жел. пряжка 1 1 1 1 1 1 1 7
горшок 1 1 1 1 4
кувшин 1 1 1 1 1 1 б
огниво 1 1 2
амфора 1 1
Оселок 1 1
Мотыга 1 1
Пуговицы 1 1
Прочее i 1 1 1 3
Таблица 2. Распределение находок в мужских погребениях
Категория /Номер комплекса Нов.1 К.5 л.З Нов.1. К.8 П.5 Нов.1 К.9 П.6 Нов.1. К.9 П.7 Нов.1. К.9 п.10 Нов.1. К.9 п.12 Hob.II. К8П.1 НоаЛ. К.8 Л .4 Нов.11. К.8 п.6 Нов.11 К.14 п.2 Нов.11. К.15 п.7 MP.I. К.4 п.З MP.I. К.6 п.4 Бр.11. К.7 п.2 БрЛ. К.16 п.4 БрЛ. К.17 п.1 Бр.И. К.23 п.4 Рожд. К.6 п.1 Шел. И К.1 и.2 Шел. II К.11 п.1 Шел. II P.IV п.12 Been
ПОЯС 1 1 2
браслет 1 1
серьги 1 1 1 1 4
бусы 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 15
каури 1 1 1 3
амулет 1 1 1 1 1 5
пуговица 1 1 1 1 1 5
Жел.пряжка 1 1 1 1 4
ИГОЛЬНИК 1 1 2
Нож 1 1 1 3
Шило 1 1 2
горшок 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 13
прочее 1 1 1 1 1 5
L/l
Таблица 3. Распределение находок в детских погребениях
Категория Брас- лет Серь- ги бусы Булав- ка Перс- тень Пуго- вица Зер- кало Жел. пряжка Кос- тылек Копо- ушка Иголь- ник Нож Шило Кув шин Пряс- лице Гор- шок
браслет 6 6 3 2 2 1 3 1 1 3 1 2 1
серьги 0,33 18 10 5 3 5 6 3 1 4 1 1 4 9 3
бусы 0,1 0,37 15 4 3 4 1 4 3 1 4 1 3 8 3
булавка 0,11 0,23 0,18 6 1 1 2 3 2
перстень 0,17 0,13 0,13 4 1 1 2 1 2 1 2 2
пуговица 0,33 0,23 0,2 0,03 0,04 6 2 1 1 2 1 2 3 1
зеркало 0,07 1 1 1
Жел. пряжка 0,25 0,33 0,2 0,03 0,04 0,11 6 1 1 1 1 1 3
костылек 0,06 0,17 0,2 0,33 0,06 0,06 3 1 1 1 1
копоушка 0,17 0,06 0,07 0,25 0,17 0,17 0,33 1 1 1 1
игольник 0,3 0,18 0,21 0,13 0,2 0,13 0,2 0,03 0,07 0,2 5 1 2 2 2
Нож 0,06 0,07 0,17 0,17 1
Шило 0,17 0,06 0,25 0,2 1 1
кувшин 0,13 0,18 0,12 0,2 0,13 0,03 0,27 0,2 0,16 0,2 5 4
пряслице 0,01 0,32 0,3 0,11 0,07 0,11 0,07 0,1 0,07 0,06 0,23 14 3
горшок 0,13 0,15 0,17 0,04 0,11 0,2 0,16 4
Таблица 4. Распределение находок и мера взаимовстречаемости в женских погребениях.
Категории пояс Серь- бусьиСяб- Стре- лук Кол- колье то пор Брас- Уди- Стре-кедлосбруя’Нож Шило Ж ел. \Гор-,Кув-' Огии-\ Am- toce-\ Пуго- \
га ля лы чан лет । ла , мена пряжка шок шин во фора лок вины
пояс 18 4 2 6 2 6 1 2 5 4 13 4 1 6 4 4 2 1
серьга 0,22 4 1 2 2 2 3 2 1 3 1
бусы 1 1 1 1
Сабля 0,11 0,25 2 2 1 2 2 11
стрелы 0,29 0,14 0,29 7 2 5 1 1 3 3 12 1 2 1 1
лук 0,11 0,29 2
копав 0,33 0,17 0,08 0,6 6 1 1 12 2 1 1 1 1 1
копье 0,03 0,07 0,08 2 1 1 1 1 1 1
топор 0,11 0,07 0,08 2 1 1 1 1
браслет 0,17 0,5 0,5 1 1 1 1
удила 0,23 0,38 0,33 0,21 0,11 0,08 0,08 0,17 6 5 1 1 3 1 1
стремена 0,10 0,2 0,4 0,36 0,13 0,1 0,1 0,2 0,83 5 1 1 2 1
седло 0,06 0,14 1 1
сбруя 0,17 0,08 0,17 0,19 0,06 0,06 0,07 0,33 3 1 1 1
Нож 0,15 0,17 0,08 0,02 0,03 0,03 0,06 6 1 2 1 1
Швло 0,06 1
Жел.пряжка 0,29 0,32 0,14 0,08 0,02 0,07 0,21 0,11 0,05 7 1 2
горшок 0,22 0,06 0,04 0,04 0,13 0,04 0,11 0,04 4 1 1
куввшн 0,15 0,17 0,03 0,08 0,17 0,03 0,03 0,06 0,05 0,04 б 1
о гнию 0,11 0,07 0,08 0,25 0,25 0,13 2
амфора 1 1
Оселок 0,06 0,33 0,17 0,17 1
Пуговицы 0,17 1
Таблица 5. Распределение находок и мера взаимовстречаемости в мужских погребениях.
Категория пояс Брас- лет серьги бусы каури амулет Пуго- вица Жел. пряжка Иголь- ник Нож Шило горшок
пояс 2 1 1 1 2 2 1
браслет 1 1 1 1
серьги 4 1 1 1
бусы 0,03 0,07 0,01 15 3 4 5 2 2 2 1 10
каури 0,2 3 1 2 1 2
амулет 0,1 0,21 0,07 5 2 2 2 2 3
пуговица 0,08 0,17 0,31 0,22 0,13 6 1 1 1 1 4
Жел.пряжка 0,5 0,07 0,07 0,2 0,04 4 3 1 1
игольник 0,13 0,17 0,4 0,08 2 1
Нож 0,67 0,09 0,27 0,05 0,75 3 1 1
Шило 0,25 0,03 0,13 0,17 2
горшок 0,08 0,01 0,51 0,1 0,14 0,2 0,01 0,04 0,03 13
Таблица 6. Взаимовстречаемость предметов в детских погребениях
Распределение находок в детских
погребениях
Распределение находок в женских
погребениях
Распределение находок в мужских
погребениях
Рис. /. Распределение находок в новинковских погребениях
159
Рис. 2. Новинковский 1 курганно-грунтовой могильник. Курган 9 погр. 7
(детское). I - план погребения; 2-3 - пуговки; 4 - бусы; 5 - горшок; 6 -
бубенчик. 2-3 - серебро; 4 - стекло; 5 - глина; 6 - бронза.
160
Рис.З. Новинковский 1 курганно-грунтовой могильник. Курган 9 погр. 12
(подросток). 1 - план погребения; 2 - кремешок; 4, 10 - нож (?); 5 - пряжка;
6-7 - бусы-амулеты; 8-9 - горшок; 11- амулет. 3-5, 10 - железо; 6-7 -
стекло; 8-9 - глина; 11- кость.
21-241
161
Рис. 4. Новинковский I курганно-грунтовой могильник. Раскоп 2 погр. 2.
(женское), а - план погребения; б - сосуд; в - 1-34 - бусы; 35-36 - пуговки.
1-34 - стекло; 35-36 - бронза; б - глина.
162
Рис. 5. Новинковский / курганно-грунтовой могильник. Раскоп 2 погр. 2.
(женское). Вещи из погребения. 1-2 - серьги; 3 - копоушка; 4 - игольник; 5-6
- браслеты; 7 - перстень; 8 - костылек; 9 - пряслице. 1-3, 5-8 - бронза; 4 -
железо; 9 - глина.
163
Рис. 6. Новинковский курганно-
грунтовой могильник. Курган 7 погр. 1
(мужское). / - план погребения; 2 -
сосуд; 3 - копье; 4 - топор. 2 - глина;
3-4 - железо.
164
Рис. 7. Новинковский
I курганно-грунтовой
могильник. Курган 7
погр. 1. Вещи из
погребения. 1-3-
детали поясного
набора; 4 -
колчанный крючок; 5-
7 - наконечники
стрел. 1-3 - серебро;
4-7- железо.
Рис. 8. Новинковский I курганно-грунтовой могильник. Поясной набор из
жертвенного комплекса кургана 7. Рисунок Л. Николаевой.
22-241
165
II. А. Лифанов
НОВЫЕ ФОРМЫ УКРАШЕНИЙ НОВИНКОВСКОГО НАСЕЛЕНИЯ
В 1999 г. экспедицией отделения Региональной культуры и эт-
нографии Самарской Государственной академии культуры и искусств
производились раскопки кургана №11 Шелехметского II курганно-
грунтового могильника. Памятник расположен на территории Са-
марской Луки на первой надпойменной террасе р. Волги у южной
подошвы Жигулёвских гор. Могильник относится к новинковскому
типу памятников (Бражник О.И., Кирсанов Р.С., Лифанов Н.А., 2000
с.192).
Объектом рассмотрения здесь являются два артефакта, представ-
ляющие ранее не известные в новинковских комплексах формы ук-
рашений. Первый из них - пряжка с овальной бронзовой рамкой
вогнуто-выпуклого сечения, железным язычком и щитком в виде
перегнутой пополам тонкой бронзовой пластины (рис.1). Второй ар-
тефакт - золотые серьги с вытянутыми кольцами. Серьги имели по
два стерженька с надетыми на них серебряными сферическими под-
весками (каждая из последних состояла из двух полусфер и была
заполнена пастообразным веществом), нижние стерженьки серег ук-
рашены, кроме того, двумя колечками из зерневых шариков (рис.2).
Обе находки были обнаружены в богатом захоронении воина-всад-
ника (погребение 4 исследованного кургана): серьги находились по
бокам черепа погребённого, пряжка - на его груди. Она, очевидно,
являлась деталью ременной портупеи - внутри обоймы пряжки со-
хранились следы кожи.
Рассматриваемые серьги не имеют полных аналогий среди укра-
шений новинковского населения. Ранее известные некоторые экзем-
пляры серег из погребений могильников новинковского типа (изу-
чаемого Шелехметского II, Новинки II, Брусяны II) (Багаутдинов
Р.С., 1995, с.92; Матвеева Г.И., 1997, с. 146, 179; Багаутдинов Р.С.,
Богачёв А.В., Зубов С.Э., 1998, с.99, 218) при общем сходстве с ними
(литые кольца и два стерженька) отличаются либо технологией из-
готовления (нижний стерженёк является свободно вращающейся при-
веской), либо округлой формой колец или отсутствием некоторых
деталей (зерни и подвесок).
Аналогичные серьги с иных памятников евразийских степей да-
тируются второй пол. VII - первой пол. VIII вв. (Амброз А.К., 1971,
с.121;Степи Евразии в эпоху средневековья, 1981,с.98, 107; Абрамова
166
рИ.П., 1982, с. 146). Для шелехметских серег эту дату можно сузить:
исходя из датировок иных материалов, происходящих из одного с
ними погребального комплекса (оружие, детали конской сбруи), вре-
мя совершения захоронения в исследованном погребении можно оп-
ределить концом VII - первой пол.УШ в. (Бражник О.И., Кирсанов
р.С., Лифанов Н.А., 2000, с. 192-193).
Рассматриваемая бронзовая пряжка аналогий в новинковских древ-
ностях не имеет, однако, обладает значительным сходством с двумя
пряжками из кургана №54 в урочище Улуг-Хову на территории Тувы,
датированного VII-VIII вв. (Кызласов Л.Р., 1979, с.133). Однако, по
сочетанию ряда признаков (форма и сечение рамки, форма щитка,
способы его соединения с рамкой и ремнём) пряжка из Шелехмети
может быть также предположительно отнесена к группе так называ-
емых пряжек «предгеральдического стиля», бытовавших в Поволжье
в третьей четверти VI в. (Богачев А.В., 1992 а, с.22-23; Богачев А.В.,
1992 6, с. 152, 160).
Объяснение данному противоречию может быть дано с двух по-
зиций: либо перед нами пример исключительного (более чем на 100
лет) запаздывания конкретной пряжки, либо сохранения до VIII вв.
традиции изготовления таких пряжек наряду с геральдическими.
Обращает на себя внимание различное отношение к обоим арте-
фактам со стороны их носителей. Серьги, несомненно, были модной
вещью, престижной, несмотря на материал изготовления, лишь в тече-
ние сравнительно краткого периода времени. Этим объясняется от-
сутствие на одной из серег всех, а на другой - части серебряных
полусфер: модная вещь находилась в употреблении в течение жизни
лишь одного поколения людей и уходила вместе с ним, не нуждаясь
в починке. Напротив, пряжка неоднократно подвергалась реставра-
ции: ее язычок, в отличие от пряжек из Улуг-Хову, кован из железа, а
не отлит из бронзы, как и рамка; щитки рамок из Тувы изящно
обрамлены выпуклым ободком, щиток шелехметской пряжки выре-
зан грубовато. Изнашивающиеся части пряжки подвергались, оче-
видно, замене новыми деталями, изготовленными, тем не менее, по
старым (а точнее говоря, устаревшим) образцам. Пряжка явно имела
ценность, несопоставимую с материальной.
Объяснение запаздыванию шелехметской пряжки либо традиции
изготовления ей подобных может быть дано в свете исторического
контекста. Период третьей четверти VI в. - время походов в Восточ-
ную Европу алтайских тюрок. Период второй пол. VII - первой пол.
VIII вв. - время становления Хазарского каганата. Резонными пред-
167
ставляются предположения, что либо найденная в шелехметском за-
хоронении пряжка являлась реальной реликвией героической эпохи
завоеваний Истеми-хана, либо, что возможно, существовавшая тра-
диция изготовления таких пряжек овеществляла «связь времён» -
тюркского и тюрко-хазарского.
Список литературы:
Абрамова М.П., 1982. Новые материалы раннесредневековых могильников
Северного Кавказа // СА. № 2.
Амброз А.К., 1971. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной
Европы // СА. № 2.
Багаутдинов Р.С., 1995. Новые раннеболгарские курганы Самарской Луки
// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. Праболгары на Средней
Волге. У истоков истории татар Волго-Камья. Самара.
Богачев А. В., 1992 а. Об одной переходной группе поясных пряжек Среднего
Поволжья середины I тыс. н.э. // Вопросы этнической истории Волго-Донья.
Пенза.
Богачев А.В., 1992 б. Процедурно-методические аспекты археологического
датирования. Самара.
Бражник О.И., Кирсанов Р.С., Лифанов Н.А., 2000. Исследование
Шелехметского II курганно-грунтового могильника в 1999 г. // Краеведческие
записки. Вып. IX. Самара.
Кызласов Л.Р., 1979. Древняя Тува. М.
Матвеева Г. И., 1997. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. Самара.
Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981.
168
Рис. I. Веши из погребения 4 кургана 11 Шелехметского II курганно-
грунтового могильника. 1 - пряжка; 2 - серьги. 1 - бронза, железо; 2 -
золото, серебро.
169
Е.П.Казаков
О НЕКОТОРЫХ ГРУППАХ ДЕТАЛЕЙ ПОЯСНОГО НАБОРА
ВОЛЖСКИХ БОЛГАР IX-XI ВВ.
Волжские болгары - новый в Среднем Поволжье этнос, сформи-
ровавшийся в IX-X вв. преимущественно из пришлых этнических
групп (Казаков Е.П., 1982, с.29-37), - должны были иметь существен-
ные элементы культуры, особенно на раннем этапе, привнесенные в
этот регион со стороны. Четко прослеживается это и в металлоплас-
тике, традиции художественной обработки которой у болгар были
общими с рядом народов Восточной Европы и Средней Азии.
На раннеболгарском языческом этапе (IX- пер. пол. X в.) просле-
живаются и исходные районы этих традиций. Однако уже в это
время болгарские ремесленники выработали и свои оригинальные
изделия. Одной из ранних является своеобразная группа изделий,
встречающаяся в основном в погребальных комплексах, с бордюром
по периметру в виде цепочки из полушарных и вытянутых вздутий.
Иногда по центру их имелись округлые или овальные выемки (рис.1,
1-9, 17). Предметы представлены наконечниками ремней (рис.1, 17), а
также круглыми (рис.1, 2-6), подпятиугольными (рис.1, 1), низкоароч-
ными (рис.1, 7, 8) и миндалевидными (рис.1,9) накладками.
Один наконечник и одна круглая накладка по центру имели изоб-
ражения сидящего хищника с повернутой назад головой (рис. 1,2, 17).
Одна из круглых накладок с изображением розетки в центре (рис.1,
6), другие с крупным полушарным выступом по центру, от которого
к периметру отходили три или четыре фигурных лепестка (рис. 1,3-
5). Под пятиугольные накладки по центру имели крестообразно рас-
положенное четырехлепестковое изображение (рис. 1,1). Одна из низ-
коарочных поделок не орнаментирована (рис. 1, 7), другая в центре с
трехчастным бутоном, от которого по бокам на тонких «ветках» сви-
сали сердцевидные бутоны (рис.1, 8). Миндалевидная накладка по
периметру имела бордюр из полушарных выпуклин, а по центру
выполненное из вытянутых лепестков изображение в виде вписан-
ного в ромб креста.
Большинство этих изделий относятся ко вт. пол. IX (рис.1, 1-3, 7-9,
17), а наиболее крупные образцы к пер. пол. X вв (рис.1,4-6).
Изделия с такой специфической деталью орнаментации, харак-
терной, в частности, и для некоторых колесовидных подвесок Тан-
кеевского могильника, как отмечалось, находят массовые аналогии в
170
мадьярских памятниках Карпато-Дунайского региона (Казаков Е.П.,
1972, с. 165). Однако наиболее ранние и также массовые аналогии им
имеются в южных памятниках кушнаренковской общности: Синег-
лазовском курганном могильнике на Южном Урале, Большетиганс-
ком могильнике в Среднем Поволжье (Стоколос, 1962, с. 156, рис.4, 2,
3; Chalikova Е.А., Chalikov А.Н., 1981, Taf.V, 6-10). Подобные находки
известны в погр. 3 кургана 3 Ишимбаевского могильника в Южном
Приуралье (Мажитов Н.А., 1981, с.90, рис.47, 2-5). Отмеченные комп-
лексы с такими вещами относятся преимущественно к IX в.
Привнесенные мадьярами в конце IX в. в Паннонию поздние
типы изделий типа рис. 1,4-6 часто служили накладками на уздечные
ремни (Fettich N., 1937, Taf. LXXXIII-LXXXVII).
Под влиянием движения венгров в конце IX - пер. пол. X вв.
украшенные изощренным растительным узором детали поясного на-
бора с аналогичным бордюром появляются в Мордовии, южнорус-
ских степях и даже в могильнике Бирка (Иванов П.П., 1952, с.212,
табл.XXVIII, 2,12; Средне-Цнинская мордва.., 1969, с. 157, табл.42,
13, 14; Arbmann Н., 1940).
Найденные, например, вбывш. Елизаветской губернии (около г.Ки-
ровограда) подобные изделия на месте полушарий имели счетверен-
ные кружечки, разделяющие вытянутые звенья бордюра (Ханенко
Б.И., Ханенко В.И., 1902, табл.Х1Х, 608, 645, 679). Подобная орнамента-
ция зафиксирована также на поделках из Большетиганского мо-
гильника IX в. (Chalikova Е.А., Chalikov А.Н., 1981, Taf.XXI 11,4). Ана-
логичные кировоградским изделия имеются в Редикорском кладе на
Верхней Каме (Даркевич В.П., 1976, с.168, табл.54, 3), одна из деталей
накладки находит аналогии в погребении рубежа IX-X вв. Игимско-
го могильника в низовьях р.Белой (Казаков Е.П., 1978, с. 14, рис.З, 3).
В.П.Даркевич полагает, что изделия с таким бордюром могли быть
хазарскими (Даркевич В.П., 1976, с. 168, табл.54). Однако, как отмеча-
лось, наиболее ранние поделки сданной стилистической особеннос-
тью зафиксированы только в районе Южного Урала. Если они и
происходят из ремесленных мастерских, что вполне возможно, учи-
тывая высокий уровень их изготовления, то локализовать их ранние
источники можно только в северо-восточных районах Хазарии. По-
лагая, что местом зимних стоянок мадьяр было Приаралье, не исклю-
чены и среднеазиатские истоки.
На формирование орнаментального стиля таких изделий большое
влияние несомненно оказало искусство Средней Азии. Элементы ор-
намента в виде имитации веток, трилистников, сердцевидных буто-
171
нов, расположение строенных или счетверенных кружечков в узлах
орнаментальных композиций (рис.1,8-9, 14-15, 18) находят паралле-
ли в художественном металле Востока, в частности, на серебряных
среднеазиатских сосудах, найденных на Урале и в восточных районах
Татарстана (Даркевич В.П., 1976, с.86, табл.II; с.88, табл.12,2 и др.).
Накладки пояса сданными стилитическими особенностями, по
крайней мере в районе наиболее раннего бытования - Волго-Ураль-
ском регионе, отражали половую и, может быть, социальную принад-
лежность погребенных. Они, как правило, находились только в наи-
более богатых захоронениях воинов-всадников Большетиганского
могильника (погр.6, 16, 22, 23, 24, 28), оставленного элитным подразде-
лением угров. Мужское захоронение 1007 Танкеевского могильника
с такими накладками (рис.1,9-10) сопровождалось саблей, костями
коня, богато украшенной уздечкой, колчаном со стрелами и другими
вещами, в том числе золотым перстнем - варварским подражанием
среднеазитским образцам. С постсасанидским влиянием также следу-
ет связывать изображение обнаженной женщины на наконечнике
ремня изТанкеевки (рис.1,20).
К изделиям другого, также раннего, стилистического направления,
испытавшего влияние Востока, относятся поделки, украшенные лепе-
стковым орнаментом. Из погребения 1012 Танкеевского могильника
происходят три накладки из белой бронзы, на которые вручную с
помощью гравировки пытались перевести орнамент, видимо, с ори-
гинала (рис.1, 11-13).
Таким же образом украшено серебряное пластинчатое навершие
поясной сумочки из погр. 149 Танкеевского могильника (рис.2). На
последней в центре были выгравированы два крупных, а по бокам от
них два небольших изображения распускавшихся цветочных буто-
нов, изящность лепестков которых по краю подчеркнута короткими
насечками. В подобной манере оформлено также литое серебряное
навершие кинжала из погр.30 Танкеевского могильника (рис.2, 11).
Указанные находки из Танкеевского могильника датируются кон-
цом IX - началом X в. и отражают пронесенное через Среднюю Азию
влияние далекого Танского Китая. Орнамент с аналогичным оформ-
лением лепестков известен на поясной сумочке из Веселовского мо-
гильника в Марийском Поволжье (рис.2,5).
Обычно изделие из с.Веселово сопоставляют с венгерскими пояс-
ными сумочками, орнаментация серебряных пластин которых вы-
полнена под влиянием «позднесасанидского» искусства (6, Taf.XLIX-
LXIII). Однако, можно отметить, что подобная орнаментация была
172
известна волжским болгарам еще в IX в. В X в., к которому относится
и веселовская находка, в памятниках Марийского Поволжья- бли-
жайшего, соединенного с Волжской Болгарией удобным Волжским
путем, рынка сбыта товаров болгар - часто встречаются изготовлен-
ные в мастерских болгар, судя по коже с тисненым ячеистым орна-
ментом, так называемой «булгари» (рис.2,6), поясные сумочки (Архи-
пов Г.А., 1973, с.156-157, рис.44-45) с характерными, известными
также с IX в. (Казаков Е.П., 1972, с. 162, рис. 1, 7,8), обкладками по
краям (рис.2, 2-3, 6).
В целом в памятниках волжских болгар: Танкеевском, Тетюшс-
ком, Лебяжском, I Балымерском могильниках, I Семеновском и Из-
мерском селищах и других известно свыше 25 поясных сумочек IX-
начала XI вв. По форме металлических обкладок их можно разделить
на 4 типа: 1 - с мелкими обоймочками по краю; 2 - со сплошной
полутрубчатой обоймой по краю; 3 - с бляхой, имеющей петлю в
верхней части, 4 - с ромбическими бляхами на лицевой стороне.
Изделия типа 1, 2 (рис.2, 2-3), известные с IX в., в X в. на базе
расширенного ремесленного производства широко распространяются
из Волжской Болгарии в Мордовии, памятниках Марийского Повол-
жья (Казаков Е.П., 1972, с. 165-166). Обнаружены они и в Бирке
(Агвтапп Н., 1940, Taf.128).
Сумочки 3-го типа в верхней части, как отмечалось, имели метал-
лическую бляху с петлей, способной выдерживать повышенную на-
грузку, например, при езде на лошади. Обычно они литые и изобра-
жают стилизованных птиц с распростертыми крыльями (Казаков
Е.П., 1992, с.143, рис.53, 15-16), однако имеется одно изделие с тремя
лопастеобразными выступами (там же, рис.53, 13) и три накладки с
фигурной нижней частью, имеющей волютообразный орнамент (там
же, рис.53, 14).
Наиболее ранние из таких вещей по материалам Танкеевского
могильника можно датировать вт. пол. IX - началом X вв. (рис.2),
более позднее навершие с Измерского селища относится ко второй -
третьей четверти X в. (Казаков Е.П., 1991, с.141, рис.45, 18).
Аналогии таким изделиям, датируемым преимущественно X в.,
известны в Киевском некрополе (Каргер М.К., 1958, с. 175, рис.25, 2), в
памятниках Венгрии (Fettich Н., 1937, Taf.XIV, 6,7), в могильнике
Бирка (Arbmann Н., 1940, Jaf. 136,4). Такие предметы, а также своеоб-
разные застежки от поясных сумочек (типа рис.2,1) встречаются
часто в памятниках Северного Кавказа (Алексеева Е.П., 1971, с.34,
табл.ЗЗ-б, 9, 14-15; Дитлер П.А., 1961, с.185, табл.XIX, 2; Уваров
173
П.О., 1900, табл-LIV, 16-21, LXXXII, 16-19, 21-25).
Сумочки 4-го типа представлены ромбической центральной бля-
хой с прямоугольным вырезом, украшенной растительным орнамен-
том, а также подромбической матрицей для изготовления боковых
накладок (рис.2,4).
Как и многим вышеописанным вещам, аналогии металлическим
деталям таких сумочек локализуются в Венгрии, Поднепровье, в Бирке
(Каргер М.К., 1958, табл.УП, 4,6; Arbmann Н., 1940, Taf., 91; Орлов
Р.С., 1984, с.43, рис.6, 7, 20 и другие). Предполагаемая дата их -
вторая - третья четверть X в. Учитывая находку матрицы для изго-
товления штампованных подромбических накладок на поясные су-
мочки в Измерях, предполагается их производство и в Волжской
Болгарии.
Наиболее ранние поясные сумочки, где использовали централь-
ную бляху с отверстием для петли, в которую продевался ремень,
известны в древностях Северного Кавказа IX в. (Степи Евразии...,
1981, с.272, рис.94, 25).
В последние годы новые интересные материалы получены при
исследовании домонгольских постоянных поселений волжских бол-
гар низовий рек Ахтай и Бездна (при впадении р.Кама в р.Волга),
возникших, видимо, в 60-70-е гг. X в. Массовое появление их в корот-
кое время вызвано переселением новой волны болгар из азово-ку-
банского региона салтовской культуры вследствие падения Хазарии
под ударами печенегов и походов Святослава. Это было мусульмани-
зированное население с твердыми земледельческо-ремесленными на-
выками. Оно привнесло на Волгу развитое ремесло, земледелие, новые
виды изделий, неизвестные у ранних болгар на Волге, но с IX в.
бытующие в развитых районах салтовской культуры. Среди них были
и детали поясного набора. Они, судя по материалам могильников X-
XI вв., успешно реализовались у поволжских финнов и, например,
многие образцы с торгово-ремесленных поселений с низовий рр.Ах-
тая и Бездна находят параллели в материале могильников Марийс-
кого Поволжья. Большим спросом у этого населения (Архипов Г.А.,
1973, с.155, рис.43, 34-37, 42) пользовались фигурные накладки для
подвижного плотного соединения друг с другом в виде «змейки»
(рис.1,48-52). В отличие от других изделий этого рода продольные
пропорции у них имели направление не поперек, а вдоль ремня.
Подобные накладки, прикрепляемые на ремень к поясной сумоч-
ке с центральной ромбической бляхой, обнаружены в погр. 25 Киев-
ского некрополя (Каргер М.К., 1958, табл.УП, 4).
174
Учитывая массовость и многовариантность таких изделий на I
Семеновском селище и большое число их в памятниках Марийского
Поволжья, являвшимся ближайшим рынком сбыта изделий болгарс-
кого ремесла, очевидно местное производство данных поделок.
На I Измерском селище было налажено изготовление своеобраз-
ных мелких (1x1, 0,9x0,9 см) накладок в виде головы хищного жи-
вотного или птицы (филина?). Они имели изображение ушей с зао-
стренными концами, носа, бровей, овальных или круглых глаз (рис. 1,
60-63). Значительное число их обнаружено в северо-западной части
поселения. Здесь же найдены отлитые, но еще не вырубленные изде-
лия на общей основе. Судя по ней, сразу несколько таких накладок
измерского типа отливались в одной общей форме (рис. 1,64). Отсю-
да такие предметы широко распространялись. Экземпляры их встре-
чены в Верхнем Прикамье (Крыласова Н.Б. и др., 1997, с.1П, рис.9,83).
Среди накладок X-XI вв. с поселений можно выделить, помимо
местных, и привозные изделия. Так, в древностях перми вычегодской
находят аналогии подпятиугольные поделки с выпуклой лицевой
поверхностью, имеющей стилизованный растительный орнамент, и
характерной петлей для прикрепления кремню (рис.1,46-47; Саве-
льева Э.А., 1971, с. 196, табл. 17, 1,9). Отличный от болгарского способ
крепления ее явно свидетельствует о связи с северо-востоком Евро-
п ы.
В связи с переселением в третьей четверти X в. в Среднее Повол-
жье новых групп болгар с юго-востока Европы (Казаков Е.П., 1981,
с. 131) у волжских болгар наряду с другими салтово-маяцкими эле-
ментами культуры появляются близкие к поделкам из могильника
Саркел - Белая Вежа круглые накладки с центральным отверстием
(рис. 1,44,45). Изготовлялись они из белой бронзы и в орнаментации
иногда сохраняли характерные для салтовской культуры стилизо-
ванные трилистники.
Несомненно, не могли миновать Волжскую Болгарию изделия,
подобные накладкам на пояс знатного воина из Саркела (Макарова
Т.И., Плетнева С.А., 1983, с.64, рис.2). Такие предметы, отличающиеся
от остальных тонкостью литья, своеобразием обработки и орнамен-
тацией (рис. 1, 30-32), неоднократно встречены в памятниках Марий-
ского Поволжья (Архипов Г.А., 1973, с. 154, рис.42, 28; с. 155; рис.43, 24,
25 и др.), куда они попали, видимо, по волжскому пути.
Часть накладок продолжала традиции уральского литья с его ре-
льефностью в изображении сюжетов (рис.1, 16). Интерес представ-
ляют литая (рис. 1,56) и штампованная (рис. 1,55) накладки с фигу-
175
рами животных. Последняя из них, изображающая, видимо, льва
(?), по некоторым деталям (поза животного, загнутый за спину хвост
с утолщенным и заостренным концом) напоминает иконографию
этого животного на некоторых среднеазиатских накладках XI в. (Дар-
кевич В.П., 1976, табл.41, 11-12).
В материалах I Измерского селища есть и типичные для Средней
Азии или Ирана изделия. Четко выделяются они по металлу, форме
передней части и орнаментации. По высокому боковому скосу их
иногда имеются характерные для среднеазиатских изделий XI в. (Дар-
кевич В.П., 1976, табл.41, 5, 14-16) полуцилицдрические выступы (рис.1,
68-71). На одном из наконечников ремня заглубленными линиями
выполнена арабская надпись (рис. 1,69).
Таким образом, рассмотренные художественно обработанные на-
кладки волжских болгар языческого периода (IX - первая четверть
X вв.) существенно отличались, как типологически, так и истоками,
откуда они испытывали воздействие, от поделок X-XI вв.
В раннеболгарский период болгары многие изделия изготовляли
по широко распространенным в восточной Европе болгаро-салтовс-
ким, а также специфическим уральским образцам. При этом после-
дние в орнаментике несли на себе сильное влияние поздне-сасанид-
ского искусства. Основными носителями их были кочевые угры.
В X-XI вв. изделия волжских болгар отличаются большей само-
стоятельностью. Появляются в большом числе оригинальные накладки,
укрепляются местные школы художественной обработки металлов.
В то же время здесь бытуют и изделия, широко распространенные
на Руси, в мадьярских памятниках Паннонии, в Скандинавии и т.д.
(детали поясных сумочек, накладки поясного набора и прочее). Во
второй-третьей четверти X в. в отмеченных районах бытуют удиви-
тельно однотипные изделия, имеющие, вероятно, свои центры изго-
товления. Распространению их способствовала активизация торговли,
в том числе и волжских болгар по сухопутным: Булгар - Киев (Ры-
баков Б.А., 1968) и речным: по рр.Волге и Кама, путям. Последние
завершались в низовьях рр. Ахтай и Бездна, где в X-XI вв. существо-
вали торгово-ремесленные, а также перевалочные пункты, через ко-
торые товары направлялись в центральные районы Волжской Болга-
рии. Основным из них было Измерское селище, располагавшееся на
южном углу, разделяющем долины рек Камы и Волги.
Статья подготовлена при поддержке Российского
гуманитарного научного фонда (проект № 00-01-0366а).
176
Список литературы:
Алексеева Е. П, 1971. Древняя и средневековая история Карачаево- Черкесии.
М
Архипов Г.А., 1973. Марийцы IX-XI вв. Йошкар-Ола.
Даркевич В.П., 1976. Художественный металл Востока. М.
Дитлер П.А., 1961. Могильники в районе поселка Колосовка на р.Фарс //
СМАА. Майкоп.
Иванов П.П., 1952. Материалы по истории мордвы VIII-XI вв. Моршанск.
Казаков Е.П., 1972. О некоторых венгерских аналогиях в вещевом материале
Танкеевского могильника // ПАДИУ, М.
Казаков Е.П, 1978. Памятники болгарского времени в восточных районах
Татарии. М.
Казаков Е.П., 1981. О болгаро-салтовском компоненте в погребальных
инвентарях ранней Волжской Болгарии// Плиска-Преслав, 2. София.
Казаков Е.П., 1982. Об археологическом изучении раннеболгарского периода
// Новое в археологии и этнографии Татарии. Казань.
Казаков Е.П., 1991. Булгарское село X-X1II веков низовий Камы. Казань.
Казаков Е.П., 1992. Культура ранней Волжской Болгарии (этапы
этнокультурной истории). М.
Каргер М.К., 1958. Древний Киев. М.-Л.
Крыласова Н.Б., Бочаров И.В., Бочарова Е.О., 1997. Некрополь
Рождественского археологического комплекса // Охранные археологические
исследования на Среднем Урале. Екатеринбург.
Мажитов Н.А., 1981. Курганы южного Урала VIII-XII вв. М.
Макарова Т.И., Плетнева С.А., 1983. Пояс знатного воина из Саркела //
СА. №2.
Орлов Р.С., 1984. Среднеднепровская традиция художественной
металлообработки в X-XI вв. // Культура и искусство средневекового города. М.
Рыбаков Б.А., 1968. Путь из Булгара в Киев//Древности Восточной Европы.
М.
Савельева Э.А., 1971. Пермь вычегодская. М.
Средне-цнинская мордва VIII-XI вв., 1969. Саранск.
Степи Евразии в эпоху средневековья, 1981. М.
Стоколос В. С., 1962. Курган на озере Синеглазово// АЭБ, т. 1. Уфа.
Уваров ПО., 1900//МАК. Вып.Ш, М.
Ханенко Б.И., Ханенко В.И., 1902. Древности Приднепровья. Вып.У. Киев.
Arbmann Н. MCXL. Birka. Die Graber. T.I, Uppsala.
Chalikova E.A., Chalikov A. H., 1981. Altungarn an der Kama und im Ural (Das
Graberfeld von Bolschie Tigani). Budapest.
Fettich N., 1937. Metallkunst der landnehmenden Ungarn. Budapest.
23-241
177
Рис. I. Бронзовые и серебряные накладки поясного набора из памятников
Волжской Болгарии. Танкеевский могильник: / - погр. 825; 2- погр.378; 3 -
погр.476; 4 - уч.Г/10, p.XIV; 7 - погр.957; 8,15 - погр.933; 9-10 - погр.863; 18 -
погр. 648; 19 погр. 663; 20 - погр. 999; I Семеновское селище: 21, 25, 26, 32-34, 41 -
43, 46, 48-52; Измерскоеселище: 22-24, 27-29, 31, 35-40, 44, 45, 46, 55-71; селище
Кирпичный остров: 30; Старо-Куйбышевское местонахождение: 53-54.
178
Рис.2. Типы поясных сумочек волжских болгар. 1-3- Танкеевский могильник,
4 - Измерское селище, 5-6 - Марийское Поволжье.
179
К.А.РуДенКо
ПОЯСНОЙ НАБОР С VI АЛЕКСЕЕВСКОГО СЕЛИЩд
В ТАТАРСТАНЕ (к вопросу об эволюции булгарской
поясной гарнитуры VIII — XII вв.: проблема преемственности)
Проблема преемственности в развитии булгарской культуры на
протяжении более чем 400 лет ее существования является предметом
острых дискуссий. Осложняется она и тем, что если для ранних эта-
пов истории мы оперируем данными погребальных комплексов, то
уже с конца X в. практически весь материал представлен находками
с поселений. Кроме того, представительность украшений, например в
Больше-Тарханском и Танкеевском могильниках совершенно раз-
лична. Так, в Больших Тарханах поясной набор практически не ре-
конструируется. Довольно ограничены такие возможности и в Тан-
кеевском могильнике из за сильной нарушенности погребений.
Поэтому в анализе булгарского материала IX-X вв. преобладает тен-
денция рассматривать отдельные типы накладок вне зависимости от
их сочетания в наборе (Казаков Е.П., 1991, 1992). Это дает существен-
ное преимущество при анализе подъемного и раскопочного материа-
ла с поселений, поскольку целые наборы здесь практически не встре-
чаются. Однако и в этом случае отсутствует единый принцип
систематизации поясной гарнитуры, хотя в общем признаки группи-
ровки практически одни и те же.
Стоит отметить и тот момент, что, рассматривая материал с поселе-
ний, мы не можем точно утверждать, что данный набор являлся укра-
шением именно костюма, а не уздечного набора, где использовались
такие же накладки и другие детали (Мурашева В.В., 1994, с. 16).
Редкую возможность анализа переходного для булгарской куль-
туры периода дают нам некрополи Поветлужья IX-XI вв. (Архипов
Г.А., 1973; Никитина Т.Б., 1990). Здесь встречаются пояса и уздечки,
украшенные накладкАми, аналогичными тем, что обнаружены на ран-
них поселениях булгар в низовьях Камы (Казаков Е.П., 1999, с.66).
Этот факт дал основание предполагать, что пояса булгарского произ-
водства - свидетельство интенсивной торговли.
В данном вопросе, видимо, будет целесообразно идти как бы
сверху вниз - от более «молодых» материалов к более «старым». Об-
легчается это и тем, что в XII в. в Среднем Поволжье пояса и уздеч-
ные ремни украшались преимущественно железными накладками (Ру-
денко К.А., 1999, с.115-119). Можно утверждать, что булгарский
180
роясной набор из бронзовых украшений XII в. имеет мало общего с
ррясным набором из железных украшений (Руденко К.А., 1998,
рцс.2;4). Кроме того, в это время в Волжской Булгарии, несомнен-
но, существовало две самостоятельные моды на этот элемент деко-
рации одежды. Причем очевидных параллелей в украшениях ремен-
ной гарнитуры XII в. с материалами X-XI вв. мы не обнаруживаем.
В этой связи особый интерес вызывает находка на разрушенной
части VI Алексеевского селища накладок серебряного ременного на-
бора. Кроме них найден наконечник ремня, стилистически соотноси-
мый с накладками и фрагмент такого наконечника из сооружения,
исследованного в ходе раскопок на селище.
VI Алексеевское селище находится в 5 км к северо-западу от
с.Алексеевское Алексеевского района Татарстана, на правом берегу
речки Курналинки, левого притока р.Архаровки, левого притока р.Кама
на надлуговой террасе в излучине реки. Открыто оно было в 1974 г.
(АК, 1988, № 253). В 1992-93 гг. здесь были проведены охранно-спаса-
тельные исследования. Тремя раскопами было вскрыто 592 кв.м пло-
щади на мысовой части памятника. Этот памятник входит в систему
поселений булгарского времени Курналинского микрорегиона (Ру-
денко К.А., 1996).
На расположенных здесь памятниках (VI Алексеевское, Чакма, Мур-
зихинское и ряд других селищ) исследователями ранее отмечались
находки VIII-X вв. (Казаков Е.П., 1991, с.161). Известно одно погре-
бение у сЛебяжье, относящееся к этому периоду (АК, 1988, с.45, №279).
Подтверждается данное положение и анализом керамического мате-
риала (Хлебникова Т.А., Казаков Е.П., 1976). К концу X в. можно
считать этот регион плотно освоенным и заселенным (Руденко К.А.,
1993, с. 17-20). Таким образом, возможно представить эволюционный
путь формирования поселенческой структуры микрорегиона.
Обратимся к находкам'. Все они, видимо, литые по восковой мо-
дели с использованием матрицы (Ениосова Н.В, Мурашева В.В, 1998,
с.45) из сплава белого цвета. Этот технологический прием В. В.Му-
рашева считает типичным для второй половины X в. - II этапа волж-
ско-болгарской школы изготовления ременной гарнитуры (Мураше-
ва В.В.,1994, с.20).
Наконечники ремней2. Тип AI-1 (рис. 1 -6; 1 экз.3 ГМТР-24226/ А-
20/118). Накладка прямоугольной формы с заостренным с одной сто-
роны концом, с другой - в виде «ласточкиного хвоста»; четко наме-
чены закраины, чуть отогнутые наружу. Размеры: 3x0,9x0,2 см.
24-241
181
Разновидность типа (рис.1, 7; ГМТР-24226/ А-20/119) - нако-
нечник ремня вытянутый, один край приострен, второй фигурный-
на боковых сторонах - небольшие насечки, с внутренней стороны
припаяны 3 шпенька, один у приостренной части, два - у противопо-
ложной, последние загнуты друг к другу, а первый шпенек загнут
наружу. Размеры: 2,7x1x0,4 см. Близкие этому типу изделия извест-
ны с конца X - начала XI вв.: в салтовских древностях (Плетнева
С.А.,1989, с.79, рис.36, тип 1), в Танкеевском могильнике (Казаков
Е.П., 1992, с.159, рис.59-8,9,10). Встречены они также в погр.52 Ду-
бовского могильника, с монетами 933-941 гг. (Казаков Е.П., 1992,
с.310, рис. 105-Е,4). Близкие потопу наконечники найдены в погр.26
могильника «Нижняя стрелка» в Приветлужье (Никитина Т.Б., 1990,
с.94, 113, рис.11-11), датированном X - началом XII в.
Таким образом, время бытования изделий этого типа определяет-
ся вт. пол. X - началом XI вв. Верхний предел определяется находкой
наконечника этого типа (рис.1, 6) в постройке «А» VI Алексеевского
селища, датирующейся XII в. Причем, она здесь явно использовалась
вторично: шпеньки у нее отломаны, а для крепления пробито отвер-
стие.
Тип А1-2 (рис.1, 8; 1 экз.) - с закругленным краем с одной
стороны и с выемкой на другой. Края покатые, образующие в сече-
нии дугу. На поверхности имеются следы орнамента. Это изделие
является копией наконечника с Измеркого селища (5 тип по Е.П.
Казакову), датированного концом X - XI вв.
Накладки1. Тип AVI-12 (рис. 1. 2; 1 экз,- ГМТР-24226/А-20/120)
- подпятиугольной формы со стилизованным растительным орна-
ментом. Узкие участки изделия и фон рисунка украшены насечками.
На оборотной стороне имеется 3 шпенька: 2 по углам верхней части
накладки и один в нижней. Первые 2 загнуты наружу, нижний шпе-
нек вовнутрь. Размеры: 1,98x2,6х 0,6 см.
Накладка близка по стилю изделиям с I Семеновского селища,
имеющим аналогии в погр.9 Веселовского могильника конца X - XI
вв. (Казаков Е.П., 1991, рис.44-58, с. 136, 137).
Тип AIV-1 (рис. 1, 3-4; 7 экз.) делится на два варианта. Вариант 1
(рис.1, 4; 3 экз.) накладки вытянутые, листовидной формы. Плос-
кость украшена стилизованным растительным орнаментом и четко
делится натри части. У всех накладок на оборотной стороне имеются
три шпенька, два из которых расположены верхней части и один
шпенек в нижней. На одной накладке сохранились на верхних шпень-
ках вырезанные из медной пластинки шайбы-фиксаторы (ГМТР-
182
24226/ А-20/123) размером 0,4x45 см круглой или близкой к ней
формы. Исходя из этого, можно предположить, что толщина ремня с
этими накладками не превышала 1,5 мм.
Размеры накладок 1,85x1,45x0,56 см (ГМТР-24226/ А-20/121),
1,85x1,45x0,56 см (ГМТРЬ24226/ А-20/122) и 1,6x1,6x0,55 см, ниж-
няя часть у накладки обломана (ГМТР-24226/ А-20/123).
Накладки этого варианта являются подражанием или поздним
вариантом накладок с трилистником (Казаков Е.П., 1991, с.134).
Вариант 2. Накладки широкие сердцевидные (рис.1, 3; 4 экз.). В
целом виде сохранилась одна накладка (ГМТР-24226/ А-20/125), по-
верхность ее украшена стилизованным растительным орнаментом. К
основе накладки крепились тремя прямыми шпеньками - два в вер-
хней части, один в нижней части. Шпеньки имели шайбы-ограничи-
тели (4x3,5 мм) круглой формы. Размеры накладки: 1,46x1,9x0,56 см.
Толщина ремня в данном случае составляла 1,5-2 мм.
Остальные изделия этого варианта (ГМТР-24226/А-20/124, 126-
128) совершенно идентичны вышеописанной накладке. Накладка,
видимо, входила в набор с украшениями типа A1V-1 (рис. 1,3-5), дати-
рованными концом X - началом XI в. (Казаков Е.П., 1991, с.139).
Все представленные накладки относятся к одному поясному на-
бору, датирующемуся, по аналогиям из могильников Марийского
Поволжья концом X - началом XI вв. Так, пояс, украшенный анало-
гичными накладками, найден в погр.10 могильника «Нижняя Стрел-
ка» с тремя дирхемами X в. (Никитина Т.Б., 1990, рис.11-13).
К этому набору относится подпятиугольная накладка. Аналогии
им хронологически не выходят за рамки IX - X вв., а наибольшее
количество приходится на X в.
Накладки типа AIV-1 (рис.1,3,4) являются стилизованным изоб-
ражением трилистника. Если анализировать стилистику изделий, то
мотив трилистника, как отмечается исследователями, генетически связан
с кругом салтово-маяцких древностей (Гаврилина Л.М., 1991). Таким
образом, можно предполагать принадлежность набора к единому де-
коративному стилю, характерному для обширного региона и обус-
ловленного единой модой X в.. Подтверждается это и наличием дос-
таточно большого числа таких изделий, изготовленных из бронзы,
например, на Измерском селище. Органически входит в этот круг
часть ременных наборов из некрополей древних мари и мордвы (не-
крополи типа Крюково-Кужново).
Имеющиеся материалы свидетельствуют о том, что, начиная с XI
в., особенно с конца столетия, происходит как технологическая, так и
183
стилистическая «замена» поясных булгарских наборов (Мурашева В.В
1994, с.21). Истоки инноваций существенно отличаются от предще^
ствующих. Впрочем, и стилистическое своеобразие этих наборов стро-
ятся на иных художественных принципах. Круг бытования поясов
этого стиля охватывает в большей степени район Прикамья и Севе-
ра европейской части России. В этом плане интересны, например
фигурно-прорезные и фигурные накладки (рис.1,33-37).
В Х1-ХП вв. появляются оригинальные накладки с выпукло-ром-
бическим декором (рис.1, 12-14). Аналогии им встречены в Прика-
мье; здесь же обнаружены накладки с петелькой (рис.1, 43,44), укра-
шенные изображением змеи или дракона. Ордынское время
характеризуется совершенно иными формами накладок (рис.1, 29-
31).
Таким образом, прямой преемственности в стилеобразовании ук-
рашений ременного набора в художественно-ремесленной традиции
булгарского искусства и ремесла с VIII по XII вв. мы не наблюдаем.
Однако, в это же время можно определить и другую сюжетную
линию. Она представлена несколькими типами накладок. Первая из
них - серия накладок с прорезями.
Тип Б1-1 (рис. 1, 42; 1 экз.) - плоские, с плавно заостренным
передним краем и фигурным окончанием. В центре, выделенном не-
глубокими желобками, сделаны два сквозных отверстия прямоуголь-
ной формы; перемычка между ними, в виде выступающего гребня,
украшена насечками. Изделие крепилось к основе с помощью литых
шпеньков.
Наиболее ранние типы прорезных наконечников известны в ре-
гионе в могильниках неволинской культуры преимущественно в VIII
в. н.э. (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.LXV11-38, с. 164).Сквоз-
ные прорезные отверстия как элемент украшения деталей поясного
набора встречается на салтовских памятниках в комплексах второй
пол. IX в. (Плетнева С.А., 1989, с.166, 172, рис.87, кат.108,70).
Вместе с тем, на булгарских селищах известны железные наконеч-
ники, близкие по форме бронзовым и имеющие простую или фигур-
ную прорезь в центре; датируются они серединой XI-XII вв. Для X-
начала XI вв. такой прием украшения деталей булгарского поясного
набора следует считать нетипичным (Казаков Е.П., 1992). Компози-
ционно наиболее близкими к этим изделиям следует считать брон-
зовые детали одежды западносибирского угорского круга домон-
гольского времени - с отлитыми изображениями медведей, зайцев и
т.п. и изображенным в центре древом жизни. По форме окончания
184
этот тип изделий близок аскизским железным наконечникам X -
XII вв. (Археология, 1987, с.211, 339, табл.ХС1-43,45; Кызласов И.Л.,
1983, с.34, табл. 14). Кстати, прямую аналогию с аскизскими изде-
лиями имеет накладка типа рис. 1,11.
Находки изделий «аскизского круга» известны в Волжской Бул-
гарии, где они датируются временем с IX в. (Казаков Е.П., 1991а, с.348,
табл., рис. 18). Вероятная дата наконечников этого типа к. XI-XII вв.
Интересно происхождение накладок и наконечников ремней с
рубчатым (рифленым) орнаментом (рис.1,24-25).
Наконечник ремня тип AI-4 (рис.1, 24; 1 экз.) прямоугольной
формы с закругленным краем, четким вертикальным бортиком и
выпуклой поверхностью, перетянутой парными литыми поясками.
Возможно, это изделие является подражаниями среднеазиатским ук-
рашениям XI в., с анэпиграфическим раппортом. Вместе с тем, анало-
гичный тип орнаментации встречен на чжурчженьских пряжках и
обоймицах XII - начала XIII вв. (Даркевич В.П., 1976, табл.39-12;
Шавкунов Э.В., 1990, с.257, табл.39, 10-11,18-19). Внешнее оформ-
ление изделия таково, что в качестве поясного наконечника ремня
оно было весьма неудобно. Не исключено, что поделка либо крепи-
лась к концевому ремешку, либо использовалась в качестве наклад-
ки (Никитина Т.Б., 1990, рис.11, 8).
Отметим, что предшественником таких изделий могли быть ши-
роко распространенные в V - VI вв. рифленые пряжки (Бажан Н.А.,
Каргапольцев С.Ю., 1989, с.28-33).
Таким образом, анализ булгарских ременных украшений показал,
что наряду со сложившимися в IX - X вв. традициями в изготовле-
нии деталей поясной гарнитуры, существовали украшения, имев-
шие нетрадиционный для булгарских изделий стиль, уходящий сво-
ими истоками в финно-угорскую среду, а также в какой-то мере
связанный с более ранними материалами эпохи гуннских походов.
Бронзовая гарнитура теряет свое главенствующее положение к
сер. XI в., более чем на столетие входят в «моду» железные украшения
ремня. Изменения в этой области не сопровождались устойчивым
развитием формы или стилистики орнамента бронзовых ременных
украшений.
Отсутствие возможности анализировать полный булгарский по-
ясной или уздечный набор не позволяет со всей уверенностью ут-
верждать, что булгары в изготовлении поясных украшений придер-
живались единой линии развития. Скорее всего, эта область была
наиболее подвержена явлениям «моды» и в меньшей степени связана
185
(особенно в XI - ХП вв.) с замкнутым «внутренним» развитием.
Факт этот, видимо, связан и с изменением знаковой сущности ре-
менных украшений.
Функция пояса и соответствующих ему украшений как социаль-
ного маркера (что характерно для второй пол. I тыс. н.э.) постепенно
заменяется декоративным началом. Процесс такой «демократизации»
выразился в упрощении и обеднении оформления накладных укра-
шений, уменьшения их количества на ремне. Второй тенденцией, ви-
димо, можно считать «сакрализацию» пояса, украшенного железными
накладками и связанных с ним украшений, что особенно характерно
для финских народов и введение в их оформление сюжетов, связан-
ных с их мифологией.
Итак, формирование булгарских поясных украшений не имеет
единой линии развития и четко разграничивается на хронологичес-
кие отрезки, связанные с этапами этносоциальной истории булгарс-
кого общества.
Список литературы:
АК, 1988. Археологические памятники Центрального Закамья. Казань.
Археология, 1987. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М.
Архипов Г.А., 1973. Марийцы IX - XI вв. Йошкар-Ола.
Бажан Н.А., Каргапольцев С.Ю., 1989. В-образные рифленые пружки как
хронологический индикатор синхронизации // КСИА. Вып. 198. М.
Гаврилина Л.М., 1991. Металлические украшения сбруи из кочевнического
погребения X века Нижнего Поволжья // Материалы по археологии Калмыкии.
Элиста.
Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990. Могильники неволинской культуры в
Приуралье. Иркутск.
Даркевич В.П., 1976. Художественный металл Востока VHI-XI1I вв.:
произведения восточной торевтики на территории европейской части СССР
и Зауралья. М.
Ениосова Н.В., Мурашева В.В., 1998. Технология производства гнездовской
ременной гарнитуры // Труды ГИМ. Вып.96. М.
Казаков Е.П., 1991. Булгарское село X-XIII вв. низовий Камы. Казань.
Казаков Е.П., 1991а. О домонгольских торгово-ремесленных поселениях
волжских булгар в Закамье // Памятники истории If‘культуры Верхнего
Поволжья. Материалы конференции. Н.Новогород.
Казаков Е.П., 1992. Культура ранней Волжской Болгарии (этапы
этнокультурной истории) М.
Казаков Е.П., 1999. Об освоении болгарами Казанско-Марийского Поволжья
в X-XI вв. // Археологическое изучение булгарских городов. Казань.
Кызласов И.Л., 1983. Аскизская культура Южной Сибири// САИ. Вып.ЕЗ-
18. М.
186
Мурашева В.В., 1994. Убор воина и коня в Древней Руси, как социально-
лпническая категория (по материалам наборных украшений X-XIII вв.).
Двтореф. канд. дисс. М.
Никитина Т.Б., 1990. Инвентарь могильника «Нижняя стрелка» //
Древности Поветлужья, Йошкар-Ола/АЭМК, вып. 17.
Плетнева С.А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский
археологический комплекс. М.
Руденко К.А., 1993. Средневековые памятники низовьев р. Камы
(Алексеевский, Лаишевский районы Татарстана) // Тезисы докладов
краеведческих чтений «Народы Среднего Поволжья: история, культура» (20-
21 мая 1993 г.). Секция археологии. Казань.
Руденко К.А., 1995. Материальная культура булгарских селищ XII-XIV вв.
низовьев р. Кама. Автореф. канд. дисс. М.
Руденко К.А., 1998. К вопросу о взаимодействии волжских булгар с
поволжскими и прикамскими финнами в XI 1-ХIV вв. (по материалам селищ)
// Finno-Ugrica, № 1(2).
Руденко К.А., 1999. «Аскизский» вопрос в археологии Приуралья // 120лет
археологии восточного склона Урала. Первые чтения памяти В.Ф.Генинга.
Часть 1. И&шстории уральской археологии. Духовная культура Урала.
Материалы конференции 29 ноября-2 декабря 1999 г. Екатеринбург.
Хлебникова Т.А., Казаков Е.П., 1976. К археологической карте ранней
Волжской Болгарии на территории ТАССР // Из археологии Волго-Камья.
Казань.
Шавкунов Э.В., 1990. Культура чжурчженей-удиге XII-XHI вв. и проблема
происхождения тунгусских народов Дальнего Востока. М.
I. Изделия хранятся в фондах Государственного объединенного музея
Республики Татарстан. Коллекция: ГМТР-24226.
2. Наконечники ремней разделяются на 2 группы: без прорези (А) и
прорезные (Б). По форме они относятся к одному отделу (I): подпрямоу-
гольных с заостренным окончанием с одной стороны и ровным или же
фигурным краем с другой. По деталям оформления определяются типы.
3. VI Алексеевское селище, раскоп III, уч.36, гл.-30, Nel 18 по плану
раскопа, жилище «А».
4. Нами взята за основу типология Е.П.Казакова (Казаков Е.П., 1991),
т.к. созданная им схема охватывает огромное количество булгарских
накладок конца X-XI вв. с селищ низовий р.Камы и дополнительное ти-
потворчество привело бы к путанице в работе с данной категорией пред-
метов. Выделяется группа изделий без прорезей (А) и с прорезным орна-
ментом (Б). По форме накладки можно разделить на отделы.
5. На эту аналогию. обратил мое внимание Д. Г. Бугров, за что выра-
жаю ему глубокую признательность.
187
б
Рис. 1. Бронзовые и серебряные накладки. 1-7- серебро, остальное бронза. 2-8,
12 - VIАлексеевское; 1,11,13,17,19-21, 23-29, 32-37, 39-41, 43-47 - Лаишевское
селище (Чакма); 9-10,30 - Мурзихинское селище; 38 - селище Разбойничий
остров; 16,31 - V Рождественское селище; 18 - VI Рождественское селище;
14-15,22 - Болгарское городище, ГМТР-5363/48; 42 - Болгарское городище
ГМТР-5363/22.
188
В.Г.Котов
К СЕМАНТИКЕ ТРЕХБУСИННЫХ ВИСОЧНЫХ КОЛЕЦ
ВОЛЖСКОЙ БУЛГАРИИ
Предметом нашего внимания является одно из самых ярких ук-
рашений Волжской Булгарии - трехбусинные височные кольца с
уточками. Из общего контекста других украшений они выделяются
своей сложной символикой явно мифологического содержания. О
высоком семантическом статусе говорит и то, что они изготавлива-
лись из серебра или золота и лишь изредка из медных сплавов (Хлеб-
никова Т.А., 1963, с.308).
Трехбусинные височные кольца относятся к числу наиболее ха-
рактерных для булгар украшений (Смирнов А.П., 1951, с. 157). Все эти
ювелирные изделия восходят по форме к типу круглого кольца с
тремя, нанизанными на него, бусинами овальной формы. Дрот между
бусинами на кольцах, как правило, обмотан тонкой золотой плетеной
проволокой. Бусины могут быть как гладкие, так и с пояском или
треугольным орнаментом из зерни (рис. 1,2). Второй тип представля-
ет собой височные кольца, у которых к средней бусине прикреплены
две или три такие же овальные бусины на цепочках (рис.1, 4, 7).
Последний тип - это трехбусинные кольца с привесками (или без
них) и с объемной фигуркой водоплавающей птицы внутри кольца
(рис. 1,1,6,8-11). Тело птички, судя по характерным пропорциям уточки
(см. рис. 1,9, 11), соединено с каждой из бусин с помощью жгута из
проволоки. Кроме этого к телу уточки нередко крепятся два или три
шарика или овальных бусины: под клювом, на животе и под хвостом
(рис. 1,6,8-11). Встречаются птички с шариком во рту (рис. 1, 1, 10).
Отдельные изображения уточек имеют странную деталь: припаян-
ный к темени жгут из проволоки, который плавно загибаясь, соеди-
няется с хвостом (рис. 1, 1,6, 8, 11). Последнее напоминает миниатюр-
ную модель сосуда в виде уточки, который мог послужить прототипом
для данных ювелирных украшений.
Интересующие нас височные кольца с уточкой найдены близ
г.Спасск (1 экз.), в Биляре (4 экз.), в с. Мокрые Курналы Алексеевс-
кого района (2 экз.) в Татарстане, у с. Никитского Пермской губ. (1
экз.), в Верхотурском районе Свердловской обл. (2 экз.), 1 экз. неиз-
вестного происхождения хранится в ГИМ и 1 экз. - в Русском музее
(Голубева Л.А., 1979, с.25; Хлебникова Т.А., 1963). Таким образом,
большинство предметов происходит с территории Казанского По-
189
волжья и Нижнего Прикамья - т.е. с территории Волжской Болга-
рии.
Трехбусинные височные кольца в Восточной Европе датируются
XI-XII - нач. XIII вв. (Ефимова А.М., 1960, с. 197). Кольца с уточкой
среди других украшений выделяются сложностью и изяществом от-
делки и, по мнению Т.А.Хлебниковой, являются завершающими в
эволюции болгарских трехбусинных височных колец (Хлебникова
Т.А., 1963, с.308). Хотя здесь же она указывает, что эти височные
кольца встречаются вместе с другими типами в кладах XI-XII вв.,
поэтому сложение этого типа должно завершится к XII в. (Хлебни-
кова Т.А., 1963, с.308). Сходного мнения придерживается В.П.Лева-
шова, которая считает, что кольца с птичками датируются XI - нач.
XII вв. (Левашова В.П., 1969, с. 125).
О происхождении интересующих нас височных украшений суще-
ствует две различные точки зрения. А.П.Смирнов обосновывал про-
исхождение булгарских трехбусинных височных колец от славянс-
ких височных колец X в. с тремя бочонкообразными бусинами,
украшенными зернью (Смирнов А.П., 1951, с. 157). Болгары лишь до-
бавили к кольцам привески на цепочках и изображения уточек. По
нашему мнению, объяснить появление столь сложных по конструк-
ции украшений простым заимствованием идеи трех бусин на кольце
без учета их семантики нельзя. Кроме того, во всех случаях бусины
имеют округлую форму желудя, а точнее яйца, учитывая их стойкую
семантическую ассоциацию с водоплавающей птицей. О том, что
привески такой формы пользовались в Волжской Болгарии особым
предпочтением, свидетельствуют многочисленные украшения других
типов: серьги, привески и др. (рис.1, 3, 5). Более обоснованной нам
представляется точка зрения В.П.Левашовой, полагающей, что воз-
никновение трехбусинных колец с привесками и объемными зоо-
морфными изображениями следует искать в материалах степной по-
лосы Восточной Европы второй пол. I тыс. н.э., основываясь на находке
типологически сходного украшения в княжеском погребении X в. на
территории Моравии (Левашова В.П., 1969). На формирование их
иконографии должно было повлиять и такое широко распростра-
ненное среди финно-угорских народов украшение, как подвески-
птички с шумящими привесками (Голубева Л.А., 1979).
Глубокий анализ семантики данных височных колец был произ-
веден А.Х.Халиковым (Халиков А.Х., 1981). По его мнению, водопла-
вающую птицу в середине кольца следует увязывать с космогони-
ческим прауральским мифом о ныряющей птице и одновременно с
190
индо-иранской мифологической традицией, о чем свидетельствует
тройственная ипостась водоплавающей птицы, подкрепляемая трех-
частной атрибутикой - тремя яйцеобразными пронизками, символи-
зирующими три сферы: небо, землю и воду. На этом основании авто-
ром был выдвинут тезис о том, что булгары соединили космогонию
северных (сибирских) народов с мифологией индоиранских племен
и, соответственно, формирование духовной культуры ранних булгар
происходило в зоне их контакта (Халиков А.Х., 1981, с.6-7).
Хотя выводы А.Х. Халикова представляются чрезвычайно инте-
ресными и плодотворными, в то же время в последние десятилетия
наукой был накоплен большой материал по мифологическим пред-
ставлениям народов Евразии, в свете которого можно сделать ряд
дополнений к этим выводам.
Сложность и повторяемость конструкции височных колец с уточ-
ками свидетельствуют об определенной устойчивости и целостности
этого образа. Очевидно, это должно быть связано с определенным
комплексом (мифологических) представлений о назначении этих
украшений. Прежде всего обращает на себя внимание то, что на пер-
вом плане в этом образе выступает утка и три яйца, с которыми она
в строго определенных местах соединена: не случайно последняя
деталь нередко дублируется нателе птицы и в качестве подвесок. Их
распределение подчеркивает семантическую зональность тела птицы
и, очевидно, тела вообще как микрокосма. Божественно-мифологи-
ческая природа образа водоплавающей птицы (золотой утки) про-
является и в том, что она помещена в центр круга, т.е. она явно
обладала солярной символикой. Весь комплекс выявленных призна-
ков обнаруживает полную и единственную аналогию в башкирском
фольклоре. Это птица Хумай - золотая птица, золотая утка, белая
лебедь - она же лучезарная дева, являющаяся в башкирской мифоло-
гии символом небесного божества, солнца, матери-прародительницы
и повелительницы птиц и зверей (БИТ, т.1, №1,2; т.З, №46; т.4, №41).
В этот же ряд следует поместить женский персонаж, заманивающий
героя в облике золотой птицы (БНТ, т.З, №14, 15, 18) или превраща-
ющейся в нее (БНТ, т.З, №41). В башкирской традиции находит объяс-
нение и изображение трех яиц на теле утки. В волшебной сказке
«Зайнула и Красота» для исцеления/оживления солнечной красави-
цы егет достает три яйца птицы Хумай, одно из которых он прикла-
дывает к голове, другое кладет на грудь, а третье - к ногам больной.
Затем девушка выпила содержимое яиц и исцелилась (БНТ, т.4,
№77). В другой волшебной сказке в завязке сюжета речь также идет о
191
птице Хумай, которая несется необыкновенными яйцами. Один из
двух братьев вопреки запрету съедает ее сердце и его потом птица
Хумай выбирает царем, а другой - съедает ее голову и приобретает
знание языка птиц (БНТ т.4, №53). Таким образом, здесь также опос-
редованно присутствует идея символической зональности тела, в дан-
ном случае необыкновенной птицы. Золотая утка, несущаяся золоты-
ми яйцами, фигурирует в том же ключе в волшебной сказке «Два
брата» (БНТ т.4, №58). Интересно, что братья после того, как съели
сердце утки, приобрели чудесную способность нестись золотыми яй-
цами, что стало залогом их последующего материального достатка
(БНТ, т.4, с.255). По этнографии башкир также известно использова-
ние яйца в лечебной магии для снятия порчи и изгнания болезни
(Руденко С.И., 1925, с.313). Образ яйца, содержащего животворящую
силу, по своей семантике схож с образом яйца, в котором запрятана
душа хтонического персонажа (змея, кощея бессмертного, дива и др.)
или целое царство (медное, серебряное и золотое) в известных вол-
шебных сказках о трех царства (типа 301 по АТ), которые широко
представлены в башкирском фольклоре (БНТ, т.З, т.4). В последнем
случае три яйца также добываются героем в ходе предсвадебного
испытания, являясь главной наградой и важнейшим источником пос-
ледующего благополучия.
Мифологический мотив утки и яйца известен в центрально- и
восточно-европейской (дофинно-угорской и доиндоевропейской)
мифологической традиции - это космогонический миф о первом
существе - водоплавающей птице, из яйца которой демиург создает
мир (Напольских В.В., 1990, с.5-7). Соответственно глубокую древ-
ность должен иметь образ женского божества - солнца - водопла-
вающей птицы в мифологии народов этого региона, а также образ
яйца как символа мифического первоначала и перерождения. Женс-
кое божество-прародительница и в угорской и в саяно-алтайской
традиции ассоциировалась с солнцем и в своей древнейшей ипостаси
- в образе птицы (преимущественно водоплавающей) (Сагалаев А.М.,
1990, с.31-32). Необходимо отметить, что птичья ипостась богини в
обеих традициях выражена слабо и лишь только реконструируется
по вторичным характеристикам. В башкирской (южноуральской)
мифологии образ богини-птицы (лебедя, золотой утки/птицы) за-
нимает одно из ведущих мест, начиная с древнейших и сюжетоопре-
деляющих эпосов «Урал-батыр» и «Акбузат» (Котов В.Г., 1997, с. 17-
19). Тема мирового яйца в южноуральской мифологии отсутствует,
хотя идея раскалывания горы, внутри которой находится солнечная
192
дева-птица, возможно, и указывает на этот мотив (Котов В.Г., 1997,
с.55-56). Учитывая многочисленные параллели между башкирской и
ведийской мифологиями, сходство этого сюжета с подвигом Индры
вызывает особенный интерес: отверзание/раскалывание скалы ассо-
циируется с разделением мира на две сферы - небо и землю, осво-
бождение солнечной девы Ушас сравнивается с освобождением заро-
дыша птицы из яйца (РВ, I, 130, 3). То, что это сравнение имеет под
собой какое-то основание, свидетельствует мотив творения мира из
яйца в древнеиндийской мифологии (Мифы древней Индии, 1975,
с. 15). Не случайно в этой связи Небо-и-Земля в Ригведе выступают
как две половинки мироздания (РВ, VI, 17. 7) или как две соединен-
ные чаши (РВ, 111. 55. 20). Интересно, что в мировоззрении населения
Хазарии сохранялись представления, характерные для древних индо-
иранцев и, в частности, были распространены культовые предметы в
виде двух соединенных чаш, являющихся образом Мира: Неба-и-
Земли (Нахапетян В.Е., 1994). Возможно, с этим связано и присут-
ствие срединного ободка (обычно из зерни) на всех овальных буси-
нах булгарских височных колец.
По археологическим данным мотив яйца встречен пока только в
подкурганных захоронениях эпохи раннего металла (IV-1II тыс. до
н.э.) в южном Приуралье: здесь обнаружены поделки из охры в
виде яйца, которые обычно располагались вблизи головы, живота/
таза и стоп (Богданов С.В., 1999, с.139; 1999а, с.12-13). Все это, по
мнению С.В.Богданова, свидетельствует о существовании у данного
населения мифологического мотива «зародыша-яйца» в их погре-
бальной концепции (Богданов С.В., 1999). Очень важно, что внутри
одного «яйца» из охры были обнаружены кремневые сколы (устное
сообщение С.В.Богданова). Очевидно, в одном случае внутри «яйца»
из охры (его форма в погребении не сохранилась) находилась кос-
тяная булавка, и «яйцо» погребенная женщина держала в правой
руке, о чем свидетельствует аккуратная кучка охры в районе правой
кисти (Богданов С.В., 1999а, с. 14). Такая интенсивная окрашенность
кисти правой руки встречается и в других погребениях (Богданов
С.В., 1999а). Последнее указывает на то, что эти ритуальные изделия
из охры, внутрь которых помещались особо значимые предметы, имели
семантику типа «душа в яйце», известную по сказочному фольклору.
Обращает на себя внимание строгое местоположение этих ритуаль-
ных предметов вблизи тела покойного, указывающее на существова-
ние уже в раннебронзовом веке представлений о трехчленной сим-
волической зональности человеческого тела и стремление ритуально
25-241
193
воздействовать на эти зоны символическим изображением яйца, ско-
рее всего, с целью последующего перерождения и возрождения умер-
ших сородичей.
Таким образом, анализ височных булгарских колец с изображени-
ем птицы и трех яиц демонстрирует сложную символику этих укра-
шений, связанную с архаическим космогоническим мифом так на-
зываемого палеоевропейского субстрата (Напольских В.В., 1990, с.7).
Само по себе присутствие здесь уточек с шариком во рту указывает
на то, что здесь отражен общеуральский миф о ныряющей утке (На-
польских В.В., 1990, с.8-17). Обнаруженные параллели в башкирском
фольклоре и этнографии, а также археологические материалы с тер-
ритории Южного Приуралья свидетельствуют о том, что мифологи-
ческий мотив «водоплавающая утка - яйцо - разделение мира на
три сферы» имеет многотысячелетнюю традицию на Южном Урале.
Аналогии в башкирской мифологии позволяют интерпретировать
данный образ и как изображение солнечной богини Хумай - небес-
ного божества-прародительницы тюркского пантеона. В соответствии
со своей семантикой височные подвески ассоциировались с идеей
плодородия, благополучия, здоровья и богатства. Кроме этого, с ними
было связано представление о трехчленности не только космоса, но и
человеческого тела (и костюма соответственно) - не случайно эти
украшения помещались на голове - в верхней зоне, где и положено
находиться образу солнечной богини-птицы. Обращает на себя вни-
мание устойчивость мифологической традиции и сохранность конк-
ретных мифологических представлений у населения Южного Урала
вплоть до раннего средневековья. При этом следует отметить смеше-
ние в булгарских украшениях мифологических образов и фольклор-
ных мотивов финских, индо-иранских и тюркских народов. Очевид-
но, данный тип украшений самостоятельно появился именно в
Волжской Булгарии как амулет-оберег, отвечая запросам полиэтнич-
ного населения, еще сохранявшего в значительной мере свои язычес-
кие представления. В этой связи интересен сам факт целенаправлен-
ного изготовления подобных амулетов-оберегов с учетом всех нюансов
мифологии местного населения в ювелирных мастерских Волжской
Булгарии.
194
Список литературы:
БНТ, т.1 - Башкирское народное творчество, т. 1: Эпос. Уфа, 1987.
БНТ, т.З - Башкирское народное творчество, т. 3: Богатырские сказки.
Уфа, 1988.
БНТ, т. 4. - Башкирское народное творчество, т. 4: Волшебные сказки.
Сказки о животных. Уфа, 1989.
Богданов С. В., 1999. Древнейшие курганные культуры степного Приуралья.
Проблемы культурогенеза. Дис. на соискание ... к. и. н. Уфа. Архив УНЦ РАН.
Богданов С.В., 1999а. Курганы начала бронзового века в окрестностях с.
Курманаевка // Археологические памятники Оренбуржья. Оренбург.
Голубева Л.А., 1979. Зооморфные украшения финно-угров // САИ. Вып. Е-
159. М.
Ефимова А.М., 1960. Бутаевский клад ювелирных изделий волжских болгар
// СА. № 3.
Котов В.Г., 1997. Мифология Южного Урала. Уфа.
Левашова В.П., 1969. О сходстве височных украшений волжских болгар с
великоморавскими //Древности Восточной Европы. М.
Мифы древней Индии, 1975. М.
Напольских В.В., 1990. Древнейшие финно-угорские мифы о возникновении
земли // Мировоззрение финно-угорских народов. Новосибирск.
Нахапетян В.Е., 1994. Образ мира в изобразительном искусстве Хазарии
// СА. № 4.
РВ - Ригведа. Мандалы I-IV. М. 1989.
Руденко С.И., 1925. Башкиры. Опыт этнологической монографии. Вып. 2.
Петроград.
Сагалаев А.М., 1990. Птица, дающая жизнь (из тюрко-угорских
мифологических параллелей) // Мировоззрение финно-угорских народов.
Новосибирск.
Смирнов А. П., 1951. Волжские булгары // Труды ТИМ. Т.Х1Х. М.
Халиков А.Х., 1981. Отражение космогонических и генеалогических легенд
волжских булгар в археологических материалах // Из истории ранних булгар.
Казань.
Хлебникова Т.А., 1963. Еще одна находка болгарских ювелирных изделий//
СА. №1.
195
Рис. 1. Височные кольца и украшения волжских булгар.
1, 5, 6, 10, 11- золото. 1 - Старо - Курналинский клад; 6, 10 -
находки из Билярска; 11 - Спасский клад.
196
А. В. Курбатов
КУЛЬТУРНЫЕ ВЛИЯНИЯ ВОСТОКА В КОЖЕВЕННОМ
ПРОИЗВОДСТВЕ СРЕДНЕВЕКОВОЙ РУСИ
1. Историографический аспект.
В отечественной историографии XX в. развитие древнерусского
ремесла рассматривается как процесс поступательного совершенство-
вания технологии и техники в обработке материалов, конструирова-
нии и декорировке изделий. Движущей силой и катализатором изме-
нений являются потребности населения и технические возможности
производства. Наиболее развернутым и аргументированным исследо-
ванием по древнерусскому ремеслу остается монография Б.А. Рыба-
кова (Рыбаков Б.А., 1948). В русле ее выводов во многом идут и
поздние работы.
До сих пор в историографии сохраняется положение о технологи-
ческой стабильности и неизменности - «застойности технического
строя ремесла» - для всего средневековья, как русского, так и за-
падноевропейского. Достигнутый уже в ХП в. высокий уровень тех-
нологичности, например, в железообработке и кожевенном деле Нов-
города, сохраняется до XVII - XVIII вв. и позднее (Колчин Б.А.,
1969, с.118; Изюмова С.А, 1959, с.95; Ле Гофф Ж., 1992, с.184-
185).
Историки науки и техники практически не касаются вопроса
средневековых технических нововведений и заимствований, поскольку
«различные компоненты культуры развиваются по своим, присущим
только им, законам. Слишком много различных факторов, внешних и
внутренних, влияет на их формирование и развитие» (Кузаков В.К.,
1976, с.11,28).
Оценка влияния монгольских завоеваний на русскую культуру
среди историков XIX - XX вв. неоднозначна. В советской науке до-
минирует традиция негативного отношения к монголо-татарскому
завоеванию Руси, в том числе и для ремесла (Рыбаков Б.А., 1948,
с.525, 533-534; Муравьева Л.Л., 1973, с.112; Черепнин Л.В., 1977, с.206).
Например, изучение ремесла Новгорода и других городов привело
Б.А.Колчина к выводу о кратковременной приостановке его разви-
тия. Однако, «технический строй ремесла, культуру труда монголы
разрушить не могли, все эти навыки оставались в народе» (Колчин
Б.А., 1969, с. 156).
26-241
197
С другой стороны, достаточно аргументированы и позиции ис-
следователей, говорящих о положительных последствиях монгольс-
ких завоеваний, выраженных, в частности, в расширении связей
между Европой и Азией (Борисов Н.С., 1976, с.129-148). Так, по
словам Б.Д.Грекова и А.Ю.Якубовского, «татарские ханы свое вни-
мание сосредоточили на поднятии торговли, ремесел и связанной с
ними городской жизни... Никогда до этого торговля Азии с юго-
восточной Европой, а через нее и с Западной, не достигала таких
размеров, как в эпоху Золотой Орды» (Греков Б.Д., Якубовский
А.Ю., 1950, с.67-68). «Восточные обычаи распространились неудер-
жимо на Руси во время монголов, принося с собой новую культу-
ру, новый быт» (Хара-Даван и др., 1991, с.185-186). Это мнение
поддерживают ряд отечественных историков «русистов» и востоко-
ведов (Ланда Р.Г., 1995, с.44 и сл.). По словам Ф.В.Баллода, «ради
собственных материальных интересов ханы заботились о восстанов-
лении городской жизни, промышленности и торговли в завоеван-
ных странах», продолжая в этом политику победителя, и ранее на-
блюдаемую на Востоке (Баллод Ф.В., 1923, с.89-90).
О быстром восстановлении торговых связей русских городов с
Поволжьем, разорванных монголо-татарскими погромами 1238-1240
гг., свидетельствуют археологические находки. Например, «самшит
проникал в Новгород с Кавказа именно по волжскому пути», а «вто-
рой подъем производства гребней в Новгороде падает на последнюю
треть Х1П в. и длится весь XIV в.» (Полубояринова М.Д., 1978, с.48).
Кашинные бусы также попадали в Новгород и его окрестности вол-
жским путем. Их разовый всплеск относится к 40-50-м гг. XIII в.,т.е.
непосредственно за полосой жестоких татарских погромов, что ясно
говорит о расширении межрегиональной торговли (Лесман Ю.М.,
1994, с. 191-192). С концом XIII - началом XIV вв. связывается появ-
ление в культурном слое Тверского кремля восточной, т.н. «золотоор-
дынской» керамики (Лапшин В.А.,1997, с. 124-125).
Приводя примеры двусторонних связей Руси и Орды в XIII -
XIV вв., историки отмечают не только появление материальных пред-
метов восточного происхождения, но и наличие в русских городах
контингента выходцев из Орды, особенно знати - вместе с их окру-
жением, в том числе и ремесленниками (Орлова М.А., 1997, с. 165). Это
позволяет ставить вопрос о налаживании производства отдельных
восточных изделий непосредственно в русских городах и обучении
русских мастеров традициям восточной техники и технологии.
198
Можно говорить, что и высокое искусство древнерусских ювели-
ров не было утрачено после монгольских завоеваний, о чем со всей
определенностью написала Т.И.Макарова, изучив облачение митро-
полита Алексея XIV в. «Организация ремесла, связи с соседними зем-
лями и ремесленными центрами, сама структура художественных ре-
месел не были утрачены, несмотря на разрушительные последствия
татаро-монгольского нашествия; они восстанавливалисьсразу в тра-
диционных рамках Древней Руси... В художественном ремесле Мос-
квы домонгольские традиции получили продолжение и в черневом
деле, и в эмальерном, и в жемчужном шитье, и в иконографии, и в
орнаментации» (Макарова Т.И., 1998, с.63).
Далеко не все аспекты контактов Руси с Востоком под влиянием
монголо-татарских завоеваний, особенно по материалам археологии,
затрагиваются в работах историков. Достаточно сложно, в частности,
выделять восточные мотивы в орнаментах прикладного искусства.
Последние десятилетия, как отмечает М.А.Орлова, можно считать но-
вым этапом изучения этого круга памятников, отличного по глубине
осмысления и тщательности анализа памятников (Орлова М.А., 1997,
с. 154 и сл.). Но здесь речь идет, как правило, о технически совершен-
ных, высокохудожественных изделиях ювелиров, практически каж-
дый из которых уникален. В работах Л.А.Лелекова и М.Г.Крамаров-
ского, например, рассматриваются художественная резьба в
архитектуре, парадная посуда из драгоценных металлов, отдельные
глиняные сосуды с богатой отделкой (Крамаровский М.Г., 1974;
Лелеков Л.А., 1978).
Однако, не только в прикладном искусстве, но и в монументаль-
ной живописи, в украшении рукописей, в каменной и деревянной
резьбе в конце XIV - начале XV вв. создавались произведения, отме-
ченные влиянием восточной орнаментики. Можно даже говорить о
«восточной моде» в этот период (Орлова М.А., 1997, с. 163-166).
2. Изменения в кожевенном деле по материалам археологии.
Вопрос о межрегиональных влияниях в русском кожевенном ре-
месле можно рассматривать и на массовых категориях обыденных
бытовых, в значительной степени стандартизованных изделий, срав-
нимых для различных городов. В кожевенно-обувном производстве
предпочтение надо отдать обувной продукции как наиболее предста-
вительной и сложной в изготовлении.
Для XI - XIII вв. в городах лесной зоны Руси известен стабиль-
ный набор обуви - поршни, низкие туфли, «комнатные туфли», полу-
199
сапожки и сапоги, встреченные в Новгороде, Пскове, ПолоцКе
Берестье, Смоленске, Твери, Звенигороде Галицком и других горо-
дах (Курбатов А.В., 1997а, с. 132). Для домонгольского времени от-
мечено явное преобладание и даже доминирование низких форм обувц
в русских городах (Полонская М.Ю., 1991, с.106-112; Свешн1ков
I.K., Брайчевська О.А. 1990, с.122-129; Оятева Е.И., 1973, с.199.
Курбатов А.В., 1999, с. 104).
В обувном производстве этого времени для всех видов обуви и
разных ее элементов использовалась преимущественно тонкая кожа
из шкур крупного и мелкого рогатого скота, в конструкциях отсут-
ствовали внутренние детали, значительное внимание уделялось деко-
ративной отделке, подчас в ущерб практичности - например, ажур-
ные поршни. В формах кроя деталей туфель и сапог этого времени
видны общие тенденции развития с западноевропейскими моделями.
Это цельнокроенность и асимметричность верха туфель, преоблада-
ние крепления кожаными ремешками, продетыми сквозь серии про-
резов на уровне лодыжки и другое. В декоре преобладали расшивка,
«продержка» кожаных ремешков, прошивки металлической нитью. К
особенностям древнерусского ремесла относятся: закрепление в про-
фессиональном изготовлении простейших форм обуви - поршней, в
т.ч. ажурных; длительное сохранение моделей с удлиненной вытяну-
той пяткой подошвы, вшитой в соответствующий разрез верха, а так-
же расшивка как основного и повсеместного вида декора.
Во второй пол. XIII в. происходят качественные изменения в рус-
ском кожевенном производстве. В технологии выделки кож появил-
ся новый прием - киселевание, предшествующий дублению и спо-
собствующийий качественному обеззолению кож. Вместе с более
дифференцированным подходом к дублению разных сортов кож,
вариативностью режимов каждой стадии выделки, ремесленники стали
производить более широкий сортамент кож различного качества и
назначения. Стали выделываться толстые шкуры взрослых особей
крупного рогатого скота - яловка и бычина. Кожевенный товар раз-
деляется на подошвенный, для верха обуви, для фурнитуры и кожга-
лантереи. Эти инновации кожевник-технолог Г.Поварнин связывает
с влиянием стран Востока. По его мнению, в конце XIII в. они появи-
лись в Торжке и, возможно, в Твери, а в XIV в. распространились в
других русских городах (Поварнин Г., 1912, с.25, 139-148).
С конца XIII в. в русских городах среди видов обуви начинают
преобладать сапоги, ставшие позднее общеупотребительными. Рас-
крой и пошив сапог быстро стандартизируется. Головка и задник
200
были отдельными деталями с устойчивыми формами, основной шов
«в подтай», голенище из двух равных половин, сшитых по бокам,
имело скос назад и обшивку по верхнему краю цветной кожей или
тканью. По высоте голенища не доходили до колена. Достаточно ред-
ко использовалась расшивка голенищ и головок цветными нитями.
Своеобразно оформление носка подошвы - вытянутый и заострен-
ный носок загибался вверх и вшивался в соответствующий вырез
головки. На носок, а иногда и на задник набивались декоративные
мелкие бронзовые гвозди. Применение поднаряда и жесткой подо-
швы привело к необходимости усилить эластичность головки на
подъеме - появляется поперечное линование и продольная стяжка
(рис.1; 2).
В некоторых странах Европы с XIII в. также отмечается возраста-
ющее значение высокой обуви в быту. Для Польши, Румынии и
Венгрии это, вероятно, связано с влиянием степного населения (Wiklak
Н., 1969, s.217-219). Однако в большинстве европейских стран разви-
ваются формы высокой обуви со шнуровкой или пуговичным креп-
лением. «Глухие» голенища являются принадлежностью специальной
обуви охотников, егерей и путешественников, т.е. в основном людей,
много времени проводящих в разъездах на лошади (Курбатов А.В.,
1992, с.222-223). При этом высокая шнурованная обувь долгое время
сохраняет приемы раскроя низких моделей - раскрой головки и го-
ленища в одну деталь, отсутствие поднаряда и набора задника, не-
упорядоченная форма кроя голенища. Тем не менее, низкие формы
обуви в западных городах отличаются большим разнообразием форм
и фасонов, что нельзя сказать о высоких моделях.
По мнению Л.А.Молчановой, мода на загнутые вверх носки обу-
ви зародилась в странах Востока и в XIV в. через Польшу проникла
в Западную Европу (Молчанова Л.А., 1981, с. 107). Вытянутый вперед
заостренный носок обуви в придворной среде аристократии ряда
западноевропейских стран в середине XIV в. бытовал в гипертрофи-
рованных формах длиной до 40 см (Мерцалова М.Н., 1972, с.32). Та-
кой носок имел чисто декоративное значение и вышел из употребле-
ния уже в начале XV в. В русских конструкциях вшитый в носок
головки заостренный перед подошвы несет конструктивную нагруз-
ку, уменьшая соприкосновение основного шва с грунтом и уменьшая
вероятность образования складки на подъеме в движении. Именно в
таких формах загнутый носок подошвы сохранился в этнографичес-
ком материале у народов Средней Азии (Задыхина К.Л., Сазонова
М.В., 1979, с. 165, рис.4), Азербайджане (Азизбекова П.А., 1972, с.18,
201
рис.51), адляХП-ХШ вв. он прослежен по ближневосточным мини-
атюрам (Горелик М.В., 1972, с.42-44). Реконструкция древней армян-
ской обуви показывает именно один из вариантов продольной стяж-
ки (Армагенян А., 1980, с. 146-149).
Стягивание переда обуви и гофрирование при этом головки или
голенища также не встречаются в Западной Европе, но известно на
Востоке, например, вдревмей Персии (Вейс Г., 1998, II, ч.1, фиг.134).
Заимствованиями с востока считают такие элементы и венгерские
специалисты на основе изобразительных и этнографических матери-
алов (Gaboijan А., 1958, s.l, 18,20, 28а, 30, 32, abra).
3. Сравнительные материалы по различным источникам.
Восточное влияние на русское кожевенно-обувное ремесло про-
слеживается по разным группам источников. Особенно много источ-
ников, подтверждающих перенос в русскую среду широкого упот-
ребления высокой обуви. Так, высокие сапоги, напоминающие обувь
кочевников средневековья, показаны на таких ранних изображениях,
как Нимрудский рельеф пер. пол. IX в. до н.э. из ассирийского дворца
Ашурнасирпала II, где вырезаны конные киммерийские (?) воины
(Скорий С., 1996, с.34, рис.6).
Кочевнические элитные погребения племен пазырыкской куль-
туры V-IV вв. до н.э. показывают как одну из характерных черт
ношение обуви с довольно высокими голенищами. Такая обувь из-
вестна и у иранских народов в скифское время (Яценко С.А., 1999,
с.163, рис.1). Здесь мы видим косой срез верха голенища назад и
обшивку по верхнему краю голенища. Высокие сапоги центрально-
азиатских кочевников в IV в. заимствуются как наиболее удобные
для китайской кавалерии чжаосским Улин-ваном (Крюков М.В. и
др., 1983, с.198).
Половецкие каменные изваяния XI - начала XIII в. показывают
основной обувью реалистично переданные сапоги, «которые на ста-
туях удивительно однотипны - все они высокие (выше колен), с
выступающими полукруглыми или заостренными наколенниками.
Край сапога, а иногда и передние или боковые швы обшивались
декоративной лентой» (Плетнева С.А., 1974, с.37). К более ранним
свидетельствам широкого использования высокой глухой обуви от-
носится находка мягкого высокого сапога с узком носком из погре-
бения в Мощевой Балке (Jerusalimskaja А.А., Borkopp В., 1996, s.34,
Kat.32). Видимо, обшивка широко использовалась и в Византии (Вейс
Г., 1998, II, фиг.54; Мерцалова М.Н., 1993, т. I, рис. 125). Голенища древ-
202
нерусских сапог до конца XIII в., судя археологическим находкам, не
имели обшивки верха, ставшей общепринятой позднее.
На ближневосточной миниатюре XII - XIII вв. также встречены
такие сапоги с обшивкой верха, что является проявлением тюркиза-
ции моды на Ближнем Востоке. «Костюм тюрок... с одной стороны,
впитал благодаря согдийскому посредничеству многие иранские эле-
менты, с другой - сам оказал заметное влияние на одежду иранских
областей... тюркская военная знать была ведущей политической си-
лой почти на всем Ближнем Востоке, начиная с IX в. и особенно в
XII - XIII вв., и влияние ее в отношении моды было огромным». В
Иране и Азербайджане М.В.Горелик различает два вида обуви по
миниатюрам: «легкие, черные, реже красные, остроносые чувяки без
задников или, много чаще, высокие сапоги с расширяющимися квер-
ху голенищами. К верхнему, завышенному спереди краю голенищ
пришивался широкий кант, а спереди нашивался еще длинный треу-
гольный кусок кожи (всегда другого цвета, чем сапоги). С его помо-
щью сапоги привязывались поясу. Часто сапоги украшались узором,
состоящим из полосы, начинающейся спереди от подъема ноги, под-
нимающейся назад вверх и охватывающей изогнутой петлей голени-
ще сапога сзади» (Горелик М.В., 1972, с.45-47).
Приспособление (ремни, веревки) для подвязывания голенища
сапога к поясу отмечено в живописных изображениях первых веков
н.э. из Восточного Туркестана (Восточный Туркестан, 1995, с.86, табл.6,
9).
Эти изображения и археологические находки хронологически
предшествуют отмеченным изменениям в русском ремесле. Сапоги
как элемент кочевнической культуры, видимо, закрепились в созна-
нии древнерусского населения. Это отражает известная летописная
статья из ПВЛ под 985 г. В Лаврентьевской летописи находим: «В
лето 6493. Иде Володимеръ на Болгары съ Добрыною съ уемъ своимъ
... Рече Добрыня Володимеру: съглядахъ колодникъ оже суть вси в
сапезехъ, симъ дани намъ не даяти, пойдем искать лапотниковъ. И
сотвори Володимерсъ Болгары миръ...» (ПСРЛ,т.1, с.36). Именно в
различии особенностей жизни кочевого и оседлого населения, а не в
бедности древнерусских крестьян, следует рассматривать совет Доб-
рыни Владимиру. Собирать дань с оседлых землепашцев было на-
много легче и надежнее, чем гоняться по степи за ордами кочующих
племен (Курбатов А.В., в печати).
Среди археологических материалов из кожи конца XIII - XIV вв.
встречаются немногочисленные изделия, форма и декор которых имеет
203
выраженное восточное происхождение. Это группа находок из рас-
копок Тверского кремля: мотивы выскобленного на мерее орнамен-
та на передней и задней деталях верха низкой обуви, расшивка сти-
лизованными растительными узорами сумки (?) и тиснение на детали
сумки, расшивка на голенищах и головках сапог, вырезные детали
(негативы) в форме трилистника (Курбатов А.В., 1997а, рис.4, 4; 7, 3;
10,2 -ж, з, и).
Среди кожаной обуви конца XV - первой пол. XVI вв. достаточно
редки находки расшитых трилистниками голенищ и других частей
сапог (рис. 1,1). Две такие находки известны в Ивангороде (Курбатов
А.В., 19976, с.69-70, рис.27, 3; 31, 1.2; 45, 1) и при раскопках Зарядья
(Москва) в 1955 г. (Дубынин А.Ф., 1959, рис.41,8).
Влияние восточного кожевенного ремесла находит отражение и в
русском языке. Восточная лексика усваивалась в нем на протяжении
длительного времени. Н.А.Баскаков выделяет пять основных перио-
дов развития русско-тюркских языковых связей (Баскаков Н.А., 1974,
с.6). Первый период - первые века н.э. до VIII в. - до образования
Киевской Руси, когда начались более тесные языковые связи вос-
точных славян с тюркскими (булгарскими, хазарскими), финно-
угорскими и иранскими племенами. Второй период - IX - XII вв. -
период Киевской Руси с интенсивными связями русских с огузски-
ми (узы, печенеги, торки, берендеи, каепичи) и кыпчакскими (по-
ловцы) племенами. Третий период - XIII - XV вв. - период монголь-
ского нашествия, который характеризуется широким проникновением
в русскую лексику тюркских (кыпчакских) и в меньшей степени
монгольских слов. Четвертый период - XVI - XIX вв. - период рус-
ской колонизации и присоединения народов бывших Казанского,
Астраханского, Сибирского, Крымского ханств, а также народов Средней
Азии и Кавказа. Пятый период - период после Октябрьской рево-
люции.
Ранним наименованием обуви тюркского происхождения в рус-
ском языке является слово «сапог», известное в самых ранних письмен-
ных памятниках (Фасмер М., 1996, т.П1, с.559).
Значительная группа терминов из восточного кожевенного про-
изводства вошла в русский язык не позднее XIV в. Она связана с
выделкой кожи - лабаз, тузлук, шакша, шадрик; с отделкой и сортами
кожи - булгара, мусат, сафьян, бахтарма, башка (Поварнин Г.,
1912, с.234, табл.XIV), наименованиями одежды и других предме-
тов - сарай, кирпич, башмак, чулок, калита, карман (Козырев И.С.,
1974, с.9-25). Такая четкая и пространная терминологическая лекси-
204
ка указывает на значительные изменения в технологии выделки и
расширение сортамента кож.
Но многие из пришедших к нам терминов не содержатся в доку-
ментах XV - XVIII вв. Г.Поварнин приводит их как известные ему
специальные и региональные производственные термины на XIX в.,
не отраженные в официальных документах. Реконструируя техноло-
гию кожевенного дела в древности, он сопоставляет время и регионы
появления отдельных технологических приемов и сохранившиеся
специфичные термины и определяет вероятное время закрепления
новых слов в русском языке.
Со временем отдельные восточные термины изменяли свое
первоначальное значение в русскоязычной среде. Например, слово
«тузлук» сохранилось в значении, отличном от первоначального. Оно
пришло в русский язык из татарского, где означало особым образом
выделанную кожу. В тюркских языках так называли «кожаный мех,
бурдюк для воды» и «рассол» (для соления рыбы и особенно икры)
(Фасмер М., 1996, T.V, с.116). В языке русских старожилов Бурятии
оно сохранилось только в значении «концентрированного раствора
поваренной соли», применявшегося для консервации шкур мокросо-
лением (Рахимова Р.К., 1986, с.66).
Видимо, не позднее XV в. в русский язык входит слово «юфть»,
первоначально означавшее, скорее всего, систему счета кож парами
(Черных П.Я., 1994, т.П, с.462-463). Достаточно редко «юфть» в тек-
стах предстает в значении вида (сорта?) кожи: «Купил юфть крас-
ную, дал десять алтын». А.Олеарий, будучи проездом в Новгороде в
1635 г., отметил: «Здесь же приготовляется прекраснейшая юфть, ко-
торою они много торгуют» (Вахрос И.С., 1959, с.34). Из русского
языка, видимо, в XVI - XVII вв., слово проникло в английский, фран-
цузский и немецкий языки и первоначальное его значение - «пара»
- трансформировалось в сорт «русской кожи».
Слово «шагрень», пришедшее в Россию в XVIII в. через Францию,
в татарском языке имело форму «сауры, сагры» - «крепкая кожа»,
кожа из задней части конской шкуры. В русских народных говорах
«савры, сары» употреблялось в значении «тебеньки седельные кожа-
ные, подколенки у седла» (Даль В., 1882, t.IV, с. 127). По первоначаль-
ному смыслу «савры» заменяет русское слово «хазы» (Рахимова Р.К.,
1986, с.63-64).
Таким образом, комплекс источников по кожевенному делу
средневековой Руси позволяет говорить, что монголо-татарское заво-
евание оказало существенное влияние на технологическую сторону
205
кожевенного производства, на формирование новых конструкций
обуви и других кожаных изделий , а также на развитие декора кожа-
ных изделий в странах Восточной Европы, и в первую очередь, на
Руси.
Список литературы:
Азизбекова П.А., 1972. Азербайджанская национальная одежда. М.
Армагенян А., 1980. «Царь жалует тебе красную обувь для одной ноги» //
НиЖ. № 2.
Баллод Ф.В., 1923. Приволжские «Помпеи». М.-Пг.
Баскаков Н.А., 1974. Предисловие от составителя // Тюркизмы в
восточнославянских языках. М.
Борисов Н.С., 1976. Отечественная историография о влиянии татаро-
монгольского нашествия на русскую культуру // Проблемы истории СССР. V.
Вахрос И. С., 1959. Наименования обуви в русском языке. Хельсинки.
Вейс Г., 1998. История цивилизации. М.
Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. М. 1995.
Горелик М.В., 1972. Ближневосточная миниатюра XII - XIII вв. как
этнографический источник (опыт изучения мужского костюма) // СЭ. № 2.
Греков Б.Д., Якубовский А. Ю., 1950. Золотая орда и ее падение. М.
Даль В., 1880-1882. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I-IV.
СПб.
Дубынин А. Ф., 1959. Археологические исследования 1955 г. в Зарядье (Москва)
// КСИИМК. Вып. 77. М.
Задыхина К.Л., Сазонова М.В., 1979. Мужская одежда узбеков Хорезма конца
XIX - начала XX вв. // Костюм народов Средней Азии. М.
Изюмова С.А., 1959. К истории кожевенного и сапожного ремесел Нов-
города Великого // МИА. № 65. М.
Козырев И. С., 1974. К вопросу об изучении тюркизмов в русском языке //
Тюркизмы в восточнославянских языках. М.
Колчин Б.А., 1969. Ремесло// Очерки русской культуры XIII - XVвв. 4.1. М.
Крамаровский М.Г., 1974. Торевтика Золотой Орды XIII - XV вв. (по
материалам Гжударственного Эрмитажа). Автореферат дисс. канд. истор.
наук. Л.
Крюков М.В., Переломов Л. С., Софронов Н.Н., Чебоксаров Н.Н., 1983.
Китайцы в эпоху централизованных империй. М.
Кузаков В. К., 1976. Очерки развития естественнонаучных и технических
представлений на Руси в X - XVII вв. М.
Курбатов А. В., 1992. Рец.: F. Crew, de Neergaard. Shoes and patterns //Medieval
finds from excavations in London: 2. London. // PA. № 4.
Курбатов А.В., 1997a. Кожевенное производство Твери XIII - первой
половины XV вв. по раскопкам Тверского кремля 1993-1996 гг. // Михаил
206
Тчерской: личность, эпоха, наследие. Тверь.
Курбатов А.В., 19976. Кожевенное производство в городах северо-запада
России в XV - XVII вв. Дисс. канд. ист. наук. СПб.
Курбатов А. В., 1999. Наследие М. К. Каргера: коллекция кожаных предметов
из раскопок 1957г. на Верхнем замке Полоцка // Раннесредневековые древности
Северной Руси и ее соседей. СПб.
Курбатов А. В., (в печати). Об одном историографическом мифе XVIII в. К
истории лаптя на Руси // Тверской археологический сборник. Тверь.
Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. Т.1. СПб. 1846.
Ланда Р.Г., 1996. Ислам в истории России. М.
Лапшин В.А., 1997. Быт Твери эпохи Михаила Ярославина (об археоло-
гических находках на территории Тверского кремля // Михаил Тверской:
личность, эпоха, наследие. Тверь.
Ле Гофф Ж., 1992. Цивилизация средневекового Запада. М.
Лелеков Л. А., 1978. Искусство Древней Руси и Восток. М.
Лесман Ю.М., 1994. Кашинные бусы в Новгородской земле: материалы к
изучению русско-ордынских связей // Новгородские археологические чтения.
Новгород.
Макарова Т. И., 1998. Древнерусское наследие в ювелирном деле ранней Москвы.
XIV век. Облачение митрополита Алексея. М.
Мерцалова М.Н., 1972. История костюма. М.
Мерцалова М.Н., 1993. Костюм разных времен и народов. Т.1. М.
Молчанова Л.А., 1981. Очерки материальной культуры белорусов XVI -XVIII
вв. Минск.
Муравьева Л.Л., 1973. Духовная культура Севера - Восточной Руси (XIV -
н.п. XVвв.) // Вопросы истории. № 10.
Орлова М.А., 1997. О группе произведений древнерусского серебряного дела
конца XIV - начала XV века (к проблеме генезиса стиля орнамента) //
Древнерусское искусство. Исследования и атрибуции. СПб.
Оятева Е.И., 1973. Белозерская кожаная обувь //Л.А. Голубева. Весь и славяне
на Белом озере. X - XIII вв. М.
Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып.Е4-2. М.
Поварнин Г., 1912. Очерки мелкого кожевенного производства в России.
СПб.
Полонская М.Ю., 1991. Кожаная обувь древнего Смоленска // Смоленск и
Гнездово. М.
Полубояринова М.Д., 1978. Русские люди в Золотой Орде. М.
Рахимова Р.К., 1986. Из древнетюркского пласта кожевенной лексики
татарского языка // Исследования по лексике и грамматике татарского
языка. Казань.
Рыбаков Б. А., 1948. Ремесло Древней Руси. М,- Л.
Свешников I.K., Брайчевська О.А., 1990. Шкфяне взуття 1з Звенигорода
Галицького // Археология. № 3.
Скорий С., 1996. К'шмершц!// Koczownicy Ukrainy. Katalog wystavy. Katowice.
207
Фасмер М., 1996. Этимологический словарь русского языка (изд. 3-е). T.I
IV. СПб.
Хара-Даван, Эреджен, 199!. Чингис - хан как полководец и его наследие
Элиста.
Черепнин Л.В., 1977. Монголо-татары на Руси (XIII в.)// Татаро-монголы
в Азии и Европе. М.
Черных П.Я., 1994. Историко-этимологический словарь современного русского
языка. Т. 1. М.
Яценко С.А., 1999. Костюм племен пазырыкской культуры Горного Алтая
как исторический источник // ВДИ. №3.
Gaborjan А., 1958. Ket magyar hosszuszaru labbelitipus viselet-torteneti elemzese
// A neprajzi ertesito. XL. Evfolyamabol. Budapest.
Jerusalimskaja A.A., Borkopp B., 1996. Von China nach Byzanz. Munchen.
Wiklak H., 1969. Polskie obuwie wczesnosredniowieczne z VIII - XIII w. na
podstawie wykopalisk // Materialy Wczesnosredniowieczne. T. VI. Wroclaw -
Warszawa - Krakow.
208
2
Рис. /. Формы и конструкция ивангородской обуви конца XV - пер. пол. XVI
в. Схемы. 1 а, в - реконструкция женской модели сапога, вид спереди и
сзади; 2-3 - раскройки поршней профессиональной и «домашней» работы; 4
- схема сборки сапога, детали: а — головка, в - двучастный полный поднаряд,
с - подошва, d - двудетальное голенище, е -подпяточные подкладки (4экз.),/
- железные гвозди с широкими шляпками, g - карман задника, h - берестяной
вкладыш, i - кожаные прокладки в карман задника (3 экз.), к - задник
(задинка); 5 - опорок сапога.
27-241
209
Рис.2. Реставрированные опорки сапог из Ивангорода: 1 — 1985, Р - /, гор. IV,
кв. В - 16, 26/85; 2 - 1982, Р - 1, гор. HI, кв. Ж-4, 2/503; 3 - 1981/ Р-I, гор.
IV, кв. Б - 6, 415.
210
Э.Фоти, Г.Лёринци, А.Марчик
археологические и антропологические связи между
СТЕПЯМИ ЕВРАЗИИ И РАННЕАВАРСКОЙ ГРУППОЙ
НАСЕЛЕНИЯ В КАРПАТСКОМ БАССЕЙНЕ
В 567 г. в истории Карпатского бассейна начался новый период, -
регион был завоеван аварами - номадами, перекочевавшими из сте-
пей Евразии.
Село Сегвар находится в восточной части Карпатского бассейна, в
2 км к востоку от реки Тисы. Могильник Сегвар-Оромдюлё распо-
ложен к востоку от центра села на песчаной возвышенности высотой
3-4 метра. Первоначально возвышенность простиралась на 2 км в
длину и 100 м в ширину. Она расположена на юго-восточном берегу
ручья Король, и тянется практически параллельно с долиной Тисы. В
1980—97 гг. ГЛёринци здесь были раскопаны, в частности, 523 погре-
бения раннеаварского периода (VI—VII вв).
Археологическая характеристика популяции
К наиболее характерным чертам могильника принадлежит погре-
бальный обряд. Простые грунтовые могилы, катакомбы и погребения
с подбоем встречались практически в одинаковом количестве. Все
они были ориентированы на северо-восток. Почти 50 погребений
оказались кенотафами, то есть в них не было найдено ни человечес-
ких, ни животных остатков. В подавляющем большинстве погребе-
ний (95%) были найдены частичные или целые костяки животных:
7 целых костяков коней, 300 - коров и столько же овец и коз, а
также остатки 50 чучел коней. В случаях частичного погребения жи-
вотных характерна техника свежевания: длинные кости не разбира-
лись в суставах, а обрубались. Таким образом нижние части радиуса и
улны, а также тибии и фибулы оставались в шкуре наряду с черепом
и окончанием ног. В более чем 80 погребениях был найден крестец
овцы в качестве жертвенной пищи - во всех случаях рядом с голо-
вой погребенного. В каждой пятой могиле, то есть почти в 100 погре-
бениях присутствовал сосуд - в подавляющем большинстве случаев
также у головы (LorinczyG., 1992, 1994, 1996, 1998).
Антропологическая характеристика популяции
Результаты анализа 298 скелетов из раскопок, проведенных до
1992 г., уже опубликованы (Farkas , R.Marcsik, Olah, 1993). Настоящая
211
работа основана на антропологическом материале всех полевых сезо-
нов, с 1980 по 1997 гг. Антропологический анализ был возможен у
скелетов 430 индивидов. Их сохранность варьируется между хоро-
шей и очень плохой. Фрагментированный характер материала и боль-
шое число черепов, деформированных посмертно, во многом затруд.
нили метрический анализ.
Определение возраста и пола было проведено обычными метода-
ми антропологии (Acsad, NemeskHri, 1970). Из демографических дан-
ных мы хотим подчеркнуть две характерные черты этой серии:
1. Высокий процент детской смертности (47%), вместе с подрост-
ками он достигает 60%.
2. Число женщин (119) значительно превышает число мужчин
(83) (58% и 42%). Значительная разница, вероятно, связана с боль-
шим числом пустых погребений, то есть часть мужчин популяции
была погребена в другом месте.
Принимая во внимание индивидуальный возраст, можно опреде-
лить, что большинство в возрастной группе infans 1 умерло в возрасте
1—2 года или 4—5 лет, в то время как принадлежащие к возрастной
группе infans II — в возрасте 7—8 лет. Распределение индивидов, умер-
ших в подростковом возрасте, повидимому, пропорционально. Боль-
шинство мужчин принадлежит к возрастной группе maturus, за ними
следует группа adultus. В то же время женщины - в отличие от
мужчин — умирали более молодыми.
По результатам морфологического и метрического анализа с точ-
ки зрения совокупности характерных черт большая часть индивидов
серии является европеоидно-монголоидной, меньшая часть - европе-
оидной или монголоидной. Из-за фрагментированности материала в
большинстве случаев при определении типов мы отдавали предпоч-
тение морфологическому анализу, при котором использовалась рабо-
та Л иптака (Liptak, 1959).Популяция характеризуется следующими
чертами: очень часто встречается резко сужающийся, немного вы-
пуклый лоб, слабо арочная или горизонтально оканчивающаяся sutura
squamalis, грушевидное или округленное отверстие (foramen magnum),
проксимально узкий, дистально расширяющийся нос в форме «пе-
сочных часов», узкие, грацильные носовые кости, широкое биорби-
тальное расстояние, слегка выпуклая или прямая, мало или средне-
выступаяющая спинка носа, присутствие fossa, а также sulcus prenasalis,
и средний или сильный альвеолярный прогнатизм, частое присут-
ствие torus mandibularis и torus palatinus, частая встречаемость лопато-
видных резцов, в целом плоский лицевой отдел черепа (малопрофи-
212
лированная fossa canina, фронтальные скулы, мало выступаящая спин-
ка носа), слаборазвитая глабелла, малая горизонтальная и вертикаль-
ная профилировка, низкая максилла, короткие зубные ямки. Эти мор-
фологические признаки хорошо определяются у сегварских
монголоидных черепов, но у нескольких черепов спинка носа высту-
пает как у европеоидов. У европеоидно-монголоидных находок встре-
чается только часть вышеописанных морфологических вариантов, чаще
всего torus mandibularis, лопатовидные резцы, малопрофилированная
fossa canina, sulcus- или fossa prenasalis, широкий лицевой отдел черепа
или реЗко сужающийся лоб. На основании смешанности антрополо-
гических признаков мы сделали вывод о том, что сегварская популя-
ция образовалась путем практически равномерного смешения евро-
пеоидной и монголоидной популяций. Во многих случаях можно
было определить, что европеоидная часть популяции, вероятно, при-
надлежала к памиро-ферганскому типу. Монголоидная часть попу-
ляции, помимо вышеперечисленных черт, характеризуется низким
ростом и грацильным строением лица.
В антропологическом материале могильника наибольшего внима-
ния заслуживает частая встречаемость искусственно деформирован-
ных черепов. В историко-антропологическом материале Венгрии де-
формированные черепа не редкость, но пока это единственная
популяция, практиковавшая этот обычай в раннеаварское время. Это
явление наблюдается исключительно в среде женщин. Оно зафикси-
ровано в 32 случаях, то есть встречается у 50% черепов хорошей
сохранности. Это значит, что более чем у половины женщин череп
был деформированным. Не было встречено ни одного случая дефор-
мации среди детей и мужчин. Среди индивидов с деформированны-
ми черепами наиболее часто встречаются женщины, дожившие до 23-
40 лет, но нужно заметить, что 7 индивидов принадлежит к
ювенильной возрастной группе (18 лет - 22 года). Из всего этого
следует, что нарочная или случайная причины деформации связаны
не с ранним, а поздним детством.
Тип деформации искусственный, вследствие чего лоб становится
сильно наклонным, а затылок выпрямляется. Перед районом bregma
лоб немного поднимается, на территории sutura coronalis следует мел-
кая впадина, затем немного выступает париетальная кость, и затылок
прямо спускается, таким образом затылочная часть становится пла-
нооцципитальной. Череп по сравнению с недеформированными че-
репами становится короче и выше. Важно отметить, что недеформи-
рованные черепа тоже короткие. Здесь мы наблюдаем хорошо знакомое
28-241
213
явление: направление деформации соответствует наиболее рас прост,
раненныому типу, предполагаемому идеалу красоты. Степень дефор.
мации во всех случаях была незначительной. Деформация черепа
произошла в результате ношения повязки между лбом и затылком
Вероятно, речь идет о каком-то тесном головном уборе (шапка или
платок, натянутый на лоб и повязанный в районе затылка). В не-
скольких случаях наблюдалась eminentia praebregmaticum, то есть в
верхней части лба, непосредственно перед венечным швом - бугор.
Это указывает на то обстоятельство, что в этих случаях могла быть
еще вторая повязка между затылком и теменем.
С таксономической точки зрения 59% индивидов с деформиро-
ванными черепами - европеоидо-монголоиды, 22% - европеоиды, а
18% - монголоиды. Распределение типов в их среде не отличается от
остальной части популяции. С точки зрения других антропологичес-
ких признаков, здесь детально не обсуждаемых (рост, анатомические
вариации, аномалии в развитии, патологические аномалии) они так-
же не отличаются от индивидов с недеформированнми черепами. В
то же время их демографические показатели значительно хуже, чем у
субпопуляции с недеформированными черепами.
После исследования лицевого отдела и мандибул деформирован-
ных черепов, можно сказать, что в этих районах деформация не при-
чинила никаких изменений.
Исследуя антропологические аналогии деформированных чере-
пов из Сегвара, мы сопоставили их с деформированными черепами
других археологических эпох. Помимо материала Карпатского бас-
сейна, мы также приняли во внимание несколько хорезмийских, кир-
гизских и монгольских серий.
На данный момент с территории Венгрии опубликовано почти
100 деформированных черепов. Большинство опубликованных слу-
чаев мы сравнили с сегварским материалом. В дальнейшем мы сум-
мируем только результаты, не сообщая деталей.
Антропологический анализ гепидского могильника Кишзомбор
был проведен Бартуцем (Bartucz, 1936). Он определил, что господству-
ющим компонентом популяции был нордический тип высокого ро-
ста, длинноголовый, с высоким и узким лицом. Представителей этого
типа он рассматривал как настоящих гепидов. Монголидные и мон-
голоидные компоненты он считал гуннами, продолжавшими свое су-
ществтвование в среде гепидов. У гепидов обычай деформации чере-
па, который они переняли у гуннов, был весьма распространен (из 54
изученных черепов 21 деформированный). Деформация встречалась
214
у каждой группе, характерной для данной популяции, но в наиболь-
шей пропорции - у низкорослых монголоидов.
Мы смогли проанализировать только несколько деформирован-
ных черепов могильника Кишзомбор. Мужской череп из погр.45
типично нордический, сильно деформированный. Мы считаем, что
тип этого мужчины представляет настоящих гепидов. В то же время
череп из погр.234 весьма напоминает материал из Сегвара: широкий
dacryon, немного «вспухший» нос, низкая максилла, альвеолярный
прогнатизм. Мы считаем, что этот индивид является представителем
[\ ннов, живущих в среде гепидов. Сопоставив черепа из Кишзомбора
и Сегвара, мы определили, что наш материал очень похож на европо-
монголоидную группу могильника Кишзомбор. Эта схожесть наблю-
дается по антропологическим типам и технике деформации, но в то
же время степень деформации черепов различается: у кишзомборцев
она значительно сильнее, чем у сегварской популяции. Важно отме-
тить, что в сегварской популяции нордических типов нет.
В сарматских могильниках Венгрии деформированные черепа, хотя
и редко, но встречаются. Примером тому служит не опубликованное
пока погр.209 из могильника Мадараш-Халмок. Хотя череп немного
фрагментирован, можно определить, что деформация лобно-затылоч-
ная, а остатки лицевых костей указывают на европо-монголоидный
таксономический тип. В данном случае мы также предполагаем, что
имеем дело с попавшим в сарматскую среду гунном, тип которого
соответствует типу сегварских женщин.
В могильнике Кестхей-Фенекпуста V в. было найдено 21 гото-
аланское (определено по археологическому материалу) погребение,
черепа которых отличались кольцевой деформацией (Рар, 1983, 1984,
1985). Результаты сопоставления показывают, что популяция Кест-
хей-Фенекпусты более всего похожа на восточно-европейских сар-
матов. Согласно результатам наших морфологических сравнитель-
ных анализов сегварская популяция определенно отличается от
кестхейской.
Из материала позднеаварской эпохи нам известен всего один де-
формированный череп (Wenger, 1972). Череп взрослой женщины из
могильника Тисавашвари-Петёфи VIII в. похож на сегварские чере-
па как по технике деформации, так и по морфологичеким призна-
кам и таксономическому типу.
Из деформированных черепов, найденных за пределами Карпатс-
кого бассейна, мы обращаем внимание на находки, существенно по-
хожие на сегварские.
215
Нам известно несколько антропологических публикаций из мо-
гильников джетыасарской культуры Приаралья. Т.П.Кияткина (Ки-
яткина Т.П., 1993) опубликовала детальные краниометрические и
морфологические описания памятников Алтынасар-4, Косасар и Том-
пакасар. Она описывает искусственную деформацию черепа различ-
ной степени у 5 мужчин и 15 женщин. Метод деформации лобно-
затылочный.
А.П.Бужилова и М.В.Медникова (Бужилова А.П., Медникова М.В.
1999) опубликовали данные о палеодемографическом, остеометри-
ческом анализе памятника Косасар-2, а также о признаках, указыва-
ющих на быт популяции. Они упоминают случаи искусственной де-
формации, но детальную публикацию планируют в будущем. Черепа
датируются III в. до н.э - I в. н.э. В Институте археологии РАН нам
посчастливилось познакомиться с деформированными черепами, най-
денными в могильниках Косасар и Томпакасар. Как по своим мор-
фологическим признакам, так и по методу деформации и таксономи-
ческому типу эти черепа схожи с сегварскими. В этих сериях
деформация была характерна также для женщин, хотя и не исключи-
тельно. В то же время мы должны отметить, что степень деформации
была сильнее, чем у приаральских находок.
Мы пользуемся случаем выразить нашу благодарность А.П.Бу-
жиловой и М.В.Медниковой за то, что они обратили наше внимание
на находки и разрешили с ними познакомиться.
Публикацией Кенкольского могильника (Киргизия, Таласская
долина, Тянь-Шань) В.В.Гинзбург и Е.В.Жиров (Гинзбург В.В.,
Жиров Е.В., 1949) внесли большой вклад как в методологическое
уточнение характеристики деформированных черепов, так и в разъяс-
нение этнического фона. Для определения степени деформации они
разработали так называемый индекс деформации. Вместе с А.Н.Бер-
нштамом они считали кенкольскую популяцию с деформированны-
ми черепами центрально-азиатского, гуннского происхождения. Тип
деформации, характерный для них, вслед за Е.В.Жировым и В.В.Гин-
збургом называют «гуннским» или круговым (кольцевым).
Сегварская популяция очень похожа на кенкольскую как по глав-
ному антропологическому типу, так и по технике деформации. У
кенкольских черепов степень деформации сильнее, чем у сегварских.
Череп мужчины зрелого возраста, найденного в погр. 14 монгольс-
кого могильника Найма-Толгой, тоже по многим признакам похож
на сегварские: нос слегка напоминает форму «песочных часов», fossa
canina мало профилирована, лопатообразные резцы, значительный аль-
216
всолярный прогнатизм. Тип деформации одинаков, хотя ее степень
здесь также сильнее, чем у сегварских черепов.
Итоги и выводы
Определенные черты погребального обряда могильника Сегвар
концентрируются на аварской территории левобережья Тисы, в пер-
вую очередь в регионе, ограниченном реками Тиса-Кёрёш-Марош. К
этим чертам относятся восточная, северо-восточная ориентация по-
гребенных, частичные погребения животных и характерная техника
свежевания, отделение в пространстве покойника от жертвенных
животных как в простых грунтовых погребениях, так и в могилах с
подбоем и катакомбах, положение жертвенной пищи (крестец овцы)
и керамического сосуда рядом с головой. Культ мертвых отличается
от типичных аварских обычаев и указывает на наличие степного
народа не аварского происхождения. В ряде регионов южнорусских
степей известны схожие погребения, представляющие фазу VI в. кру-
га Сивашовки (Somogyi, 1987). На основании исторических данных о
переселении авар можно предположить, что вместе с аварами в Кар-
патский бассейн попали также этнические группы восточно-евро-
пейского происхождения. Поскольку погребальный обряд групп ран-
неаварского времени во многом схож в Северном Причерноморье и
Потисье, можно предположить, что население, осевшее в треугольни-
ке Тиса-Марош-Кёрёш, возможно, прибыло из понтийских степей.
Погребения первого поколения мигрантов, поселившихся здесь,
характеризуются находками литых геральдических наборов, а погре-
бения с чучелами коней - отсутствием железных стремян. Матери-
альная культура этих групп постепенно утеряла свои характерные
черты, началась «аваризация». Это значит, что данные группы начали
пользоваться образовавшейся в VII в. материальной культурой Кар-
патского бассейна и частично формировали ее. В погребальном обря-
де эти изменения происходят гораздо медленнее и продолжительнее.
По результатам антропологического анализа число женщин зна-
чительно превосходит численность мужчин. Значительная разница
между представителями полов, по-видимому, связана с большим ко-
личеством кенотафов, то есть часть мужчин была погребена на сторо-
не. С антропологической точки зрения популяция однородна, она
образовалась путем смешения грацильной монголоидной и памиро-
ферганской европеоидной популяций. Распределение типов равно-
мерно: примерно 20% европеоидов и столько же монголоидов, а 60%
- европо-монголидов. По антропологическому типу представители
29-241
217
популяции с деформированными и недеформированными черепами
не различаются. Обычай деформации черепа встречается только у
женщин. Степень деформации во всех случаях слабая. Мы считаем,
что она была связана с головным убором молодых девушек. Мы не
исключаем, что деформация черепа произошла не намеренно, а в ре-
зультате ношения определенного головного убора молодых девушек.
Из-за слабой деформации лицо не изменялось. Поэтому в поиске
антропологических аналогий мы брали за основу в первую очередь
морфологические признаки лица, и только затем - тип деформации.
Как на основании антропологического типа, так и по форме де-
формации мы нашли тесные связи с памятниками гуннского време-
ниНайма-Толгой (Монголия), Кенкол (Киргизия), могильниками
джетыасарской культуры Косасар и Томпакасар (Приаралье), а также
популяциями, вероятно, гуннского происхождения, продолжавшими
жить в среде гепидов и сарматов на территории Венгрии. Однако,
перечисленные серии различаются по степени деформации. Это мо-
жет быть связано с тем, что сегварская серия является позднейшей из
изученных, и как интенсивность, так и распространенность деформа-
ции постепенно ослабевает. На основании обнаруженных аналогий
мы делаем вывод о том, что происхождение сегварской популяции
нужно искать в среде средне- и центрально-азиатских гуннов.
Исследование было проведено по гранту ОТКА Т 029606, Т 025576.
Список литературы:
Гинзбург В. В., Жиров Е.В., 1949. Антропологические материалы из Кенколкого
катакомбного могильника в долине р. Талас, Киргизской ССР// Сб. МАЭ. Т.
X. М.-Л.
Кияткина Т. П., 1993. Краниологический материал из могильников
Алтынасар-4, Томпакасар и Косасар //Джетыасарская культура. Вып. 1. М.
Acsadi Gy., Nemeskeri J., 1970. Histoty of Human Life Span and Mortality.
Budapest.
BartuczL., 1936. A kiszomboritemeto gepida koponyai (Die Gepiden-Schadel des Graberfeldes von
Kiszombor). //Dolgozatok 12. Szeged.
Buzhilova A.P., Mednikova M.B., 1999. Kosasar, an ancient population from the
eastern Aral region: palaeodemography, osteometry, growth arrest. // Homo. 50/1.
Stuttgart.
FarkasGy., MarcsikA., OlahS., 1993. TortenetiidokembereSzegvaron. (The Man of Historical
Times in Szeged). //Anthrop. Kozl. 35. Budapest.
218
Liptak P., 1959. The «Avar Period» Mongoloids in Hungary//Acta Arch. Hung.
10. Budapest.
Lorinczy G.,1992. Voriaufiger Bericht uber die Freilegung des Graberfeldes aus dem 6-7. Jahriiundert
in Szegvar-Oromdulo. (Weitere Oaten zur Interpretierung und Bevertung derpartiellen Tierbestattungen
in derfruhenAwarenzeit.)//Com. Arch. Hung. Budapest.
Lorinczy G„ 1994. Megjegyzesekakora avarkori temetkezesiszokasokhoz. (A fiilkesiros temetkezes)
(Bemerkungen zu den fruhawarenzeitiivhen Bestattungssitten. Die Stollengraber)//A kokortol a kdzripkorig.
Szeged.
Lorinczy G., 1996. Kora avar kori sir Szentes-Borbasfoldrol. (Ein friihawarenzeitliches Grab in
Szentes-Borbasfold)//MFME - Stud. Arch. 2. Szeged.
Lorinczy G., 1998. Kelet-europai steppeindpesseg a 6-7. szazadi arpat-medenceben. Regeszeti
adatok a Tiszantul kora avarkori betelepiilesehez. (Osteuropaische Steppenbevolkerung im 6. und 7.
Jahrhundertim Karpatenbecken. Archeologische Beitrage zur fruhawarezeitlichen Einsiedlung des Gebietes
jenseits der Thei?//MFME - Stud. Arch. 4. Szeged.
Pap 1983. Data to the Problem of Artificial cranial Deformation, Part I. //
Annis hist.-nat Mus. natn. hung. 75. Budapest.
Pap I., 1984. Data to the Problem of Artificial cranial Deformation, Part II. //
Annis hist.-nat Mus. natn. hung. 76. Budapest.
Pap I., 1985. Data to the Problem of Artificial cranial Deformation, Part HI. //
Annis hist.-nat Mus. natn. hung. 77. Budapest.
SomogyiP., 1987. Typologie, ChronologieundHetkunftderMaskenbeschlage.Zudenarcheologischen
Hinteriassenschaften osteuropaischer Reiterhirten aus derpontischen Steppe im 6. Jahrhunderi. HArdn.
Aust. 71.
Wenger S., 1972. Anthropological examination of the osteological material deriving
from the Avar period cemetery at Tiszavasvari (Hungary) // Anthrop. hung., II.
Budapest.
219
И.Р.Ахмедов
ПСАЛИИ В НАЧАЛЕ ЭПОХИ ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ
НАРОДОВ
Убранство коня, наряду с оружием и украшениями, является од.
ной из важнейших категорий материальной культуры кочевых пле-
мен, принявших наиболее активное участие в бурной истории эпохи
Великого Переселения народов. Аммиан Марцеллин, описывая гун-
нов и алан, писал о первых: «день и ночь проводят они на коне», а о
вторых: «более всего забот они уделяют коням» (Ammian, XXXI, 12,
7,19). В литературе уже отмечалось возможное восточное, понтийское,
происхождение трензелей и украшений конской упряжи из различ-
ных погребений, относимых исследователями к аланским и гуннс-
ким комплексам горизонта D2, по J. Tejral (Tejral J., 1973, р.59; Bakay
К., 1978, р.171). Наличие общих черт в материалах этих погребальных
памятников и материалах богатых коллективных погребений Боспо-
ра и «княжеских» захоронений из лесостепной и степной зон Юж-
ной России констатируется в работах исследователей Центральной
Европы и России (Амброз А.К., 1981, 1989; Tejral J., 1988; Zasetskaja 1.,
1993). В настоящее время в научной литературе имеются лишь общие
обзоры находок псалиев V в. в Центральной и Восточной Европе
(напр., Tomka Р., 1986; Oexle J., 1992). Поэтому представляется необхо-
димым проследить истоки формирования наиболее важной состав-
ляющей конского убора - трензеля, в той его части, которая появля-
ется в Центральной Европе в гуннское время, - удил с псалиями.
Псалии в Восточной Европе в начале гуннского времени
Прямые стержневидные псалии.
Наиболее ранние из них происходят из погр.206 Абрамовского
могильника, расположенного в Арзамасском р-не Горьковской обл.,
исследованного М.Ф.Жигановым в 1969-1973 гг. (Жиганов М.Г., 1976,
с.41,45-46), материалы которого подготовлены к изданию В.Н.Ши-
товым, любезно предоставившим автору рисунки вещей из этого ком-
плекса (рис. 1,1- 7). В его состав входят бронзовые литые стержневид-
ные псалии с сохранившимися фрагментами железных удил, с
крупным кольцом ромбического сечения и зонами вертикального
рифления, украшающего концы круглого в сечении стержня псалия
(рис.1, 7). Дата этого комплекса устанавливается по наличию в нем
220
умбоновидной обоймы с кольцом (рис.1, 6), пластинчатого наконеч-
ника ремня в виде узкого двускатного язычка, (рис.1, 5) литого
кольца с шишечками (рис. 1, 2) и нескольких пластинчатых сюльгам
с узкими трубочками на концах (рис.1, 7). Кольцо с выпуклыми
шишечками относится к I подтипу, по классификации А.В.Богаче-
ва, бытующего до III в. включительно (Богачев А.В., 1998, с.153).
Наконец, сюльгамы с трубочками на концах, более узкими, чем
ширина рамки сюльгамы, характерны для группы С2 рязано-окских
могильников (Ахмедов И.Р., Белоцерковская И.В., 1999), соотно-
симой с хронологическим горизонтом С2/СЗ-СЗ Черняховских древ-
ностей по О.В.Шарову (Шаров О.В., 1992, таб.Х). Обоймы с коль-
цами впервые появляются в сарматских древностях Северного Кавказа
в первой половине III в. (Малашев В.Ю., в печати) и бытуют вплоть
до гуннского времени, к которому традиционно относят и подобные
указанному наконечники ремней. Но в рязано-окских комплексах
такие наконечники встречаются уже в гораздо более раннее время:
так, в погр.75 могильника Кораблино они встречены вместе с про-
гнутыми подвязными фибулами с узкой ножкой, (Ахмедов И.Р.,
1995, рис.З, 19-21, с.98) второго варианта, бытующими в рамках вто-
рого хронологического периода Черняховской культуры, и воински-
ми с подтрапециевидной неширокой ножкой, получившими широ-
кое распространение уже в третьем периоде (по О.А.Гей и
И.А.Бажану) (Гей О.А., Бажан И.А, 1997, с.42-43, рис.67,23, ($,34),
что указывает на возможную дату погребения в рамках финала го-
ризонта СЗ - начала Д1.
Аналогичные псалии известны в Восточной Пруссии в могильни-
ке Покирбен (Кулаков В.И., 1990, XXIII, 5). Близки к описанным
бронзовые псалии с расширяющимися концами и большими круг-
лыми петлями, вставленными в биметаллические удила, в могильни-
ке Стопчатово культуры карпатских курганов (рис. 1,74), датируе-
мом IV - началом V вв. (Славяне и их соседи, 1993, табл.ХС1У,3),
экземляры, украшенные рифлеными обкладками, из Паннонхаль-
мы (рис. 1,76,77) (Tomka Р., 1986, abb.3-5), в Бриза (Briza) (Svoboda
В., 1965, таГ21,10-11), прямые псалии с крупным кольцом проис-
ходят из Ракитовце (Средняя Словакия) (Pieta К., 1999, abb.8,10).
Прямые стержневидные псалии известны в памятниках Цебельдинс-
кой долины: в погр.7/22 могильнике Апианча они изготовлены из
свернутого прута (рис. 1,27), в погр.29 могильнике Абгидзраху пря-
мые стержневидные псалии имеют круглые большие петли для рем-
ней оголовья и повода, изготовленные вместе со стержнем псалия
221
(рис. 1,6), псалии из погр.23 могильнике Абгиздраху имеют упло-
щенный нижний конец (рис. 1,26), вместе с ними найдена круглая
пряжка с прямым сильно выступающим хоботковидным язычком
(Воронов Ю.Н., Шенкао Н.К., 1982, с.134-136, рис.6,5,6,/2-/4),
что позволяет относить это погребение к периоду Д1 (360/370-400/
410 гг.). К этому же времени относятся находки железных прямых
стержневидных псалиев с рифлением на расширяющихся концах в
кочевническом погребении в Мертвых солях (Нефедов Ф.Д., 1899,
табл.З), с проволочной золотой обмоткой на расширяющихся кон-
цах в курганах Брута (Северная Осетия) (Информация автора рас-
копок Т.Габуева). Близкие известны в Кестхей-Гаттидомб (рис. 1,2/)
и в Печ-Усег (рифленые) (рис.1, 26) (Hampel J., 1900, 110; 1905,
II, 370; Alfuldi 1932, 60, taf. 1-5), в Lager Lauriacum (Der njmiche
Limes..., abb.36,6) (рифленые) в конском погр.6, раскопки К.Дом-
бровского 1969 г. в м.Тумяны (воеводство Варлишско-Мазурское)
(архив К.Домбровского, по любезному сообщению В.И.Кулакова).
«Пантикапейский» зооморфный тип псалиев
В составе керченских коллекций, хранящихся в ГИМе, находится
комплекс предметов конского убора, купленных в 1897 г. (ГИМ,
инв.№35122). В него входят разновременные уздечные принадлеж-
ности, датируемые от конца I до нач. V вв. (Akhmedov L, в печати).
Среди поздней части вещей имеются железные двусоставные удила с
бронзовыми псалиями (рис.2, /). Верхняя часть псалиев изготовлена в
виде развернутых в разные стороны двух головок животных с длин-
ными ушами, раскрытой пастью, надбровными дугами, моделиро-
ванными при помощи острых граней. Шеи животных сзади имеют
острую грань, по боковой стороне проходит сглаженное ребро; пере-
дняя сторона шеи округлая. В средней части крупная неподвижная
петля. Нижняя часть представляет собой стержень круглого сечения
с зоной рельефных валиков на нижней части, окончание расширено.
На кольцах сохранились по два зажима, изготовленных из белого
металла, с пластинчатыми двускатными петлями, пластинчатыми обой-
мами, ромбовидной формы со скошенными наружу краями. Головки
заклепок на верхних пластинах зажимов сточены и заполированы
вровень с поверхностью пластины.
Известно еще несколько экземпляров с зооморфными окончани-
ями: наиболее близким является псалий из могильника Ундрих в
Рязанской области (раскопки А.Н.Гаврилова в 1983 г.) (рис.2,4). Он
серебряный, литой, верхняя часть оформлена в виде объемной головы
222
животного, пасть показана при помощи подтреугольных углублений,
скула выделена рельефным валиком, ухо миндалевидной формы, с
выемкой. Сечения псалия в верхней части миндалевидной формы,
задняя часть шеи зооморфного изображения имеет четко выражен-
ную грань. Петля округлой формы, сечение овальное. Нижняя часть
стержня овального сечения, с выступающей шишечкой в виде сдав-
ленного сегмента. Интересна форма зажимов для ремней оголовья и
повода - обоймы прямоугольные, внутренние пластины повторяют
очертания внешних, шпеньки для крепления заполированы вровень
с поверхностью внешней пластины, петли двускатные, треугольного
сечения, с плоской гранью, переходящей на верхней пластине в рель-
ефный треугольник. Детали оформления зажимов, в первую очередь,
рельефные треугольники, имеют аналоги - на уздечных зажимах с
обоймами овальной формы в памятниках гуннского времени - во
всадническом погребении хронологического горизонта D2 в Мун-
дельсхайме в Эльзасе (Kazanski М., 1995, р.119), в погр.1 могиль-
ника Куркли в Дагестане, на последних треугольники крупнее (Да-
вудов О.М., 1969, рис.18). Для уточнения нижней даты комплекса
из Куркли важно наличие в нем прямоугольных пряжек с прогну-
тым язычком, аналог которым есть в Черняховском могильнике
Косаново среди хроноиндикаторов I хронологической группы вещей
(280-320 гг.) (Шаров О.В., 1992, табл.IV, 7/). К сожалению, часть
инвентаря погребения из Ундриха был утеряна, и о его составе мож-
но судить по отдельным сохранившимся вещам и по информации
очевидцев момента находки. Кроме псалия сохранились серебряный
круглодротовый браслете расширяющимися концами, украшенны-
ми параллельными поперечными линиями плакировки золотом, и
половина серебряного денария Антонина Пия 138-161 гг. (определе-
ние Н.А.Фроловой) (рис.2, 5-6). Для определения даты комплекса
имеет значение наличие в нем крестовидной фибулы рязанского
типа, относящейся к наиболее ранним образцам, появляющимся в
конце IV в. (Ахмедов И.Р., 1998).
Декоративные элементы, аналогичные встреченным на вышеопи-
санных псалиях, имеются и на биметаллических экземплярах из раз-
грабленной катакомбы 6, раскопки В.В.Шкорпила 1905 г. из Керчи
(ОАК, 1905, с.61, рис.70; Шкорпил В.В., 1909, с. 1,3-4, рис. 1-3)
(рис.2,7). Серебряное окончание железного стержня псалия (к сожа-
лению, обломанного) оформлено в виде головы грифона, уши ко-
торого имеют вытянутую линзовидную выемку, как у псалия из
могильника Ундрих, а шея декорирована поясом горизонтального
223
рифления, подобно нижней части публикуемых керченских псалиев.
В то же время, головки грифонов имеют выделенный выпуклый
глаз, с округлым углублением на месте зрачка, а пасть, похожая на
клюв, показана длинной дуговидной углубленной линией. Л.А.Ма-
цулевич датировал склепы 1905 г. «по характеру вещей и на основа-
нии находки монеты Рескупорида VI (303-341) не старше второй
половины IV века» (Мацулевич Л.А., 1926, с.22). А.И.Айбабин опре-
деляет даты пряжек из этого склепа в целом второй пол. IV - первой
пол. VII вв. (Айбабин А.И., 1990, с.19). Фибулы, аналогичные най-
денным в этом склепе, по И.П.Засецкой, бытуют до cep.V в. (Засец-
кая И.П., 1993, с.35, табл.4,8), присутствующий здесь же тип фи-
бул «Вилла-Фонтана» характерен для горизонта D1 (Казанский М.М.,
в печати). А.К.Амброз, дважды привлекавший псалий из склепа 6 в
своих хронологических построениях, относил его к предметам II
группы, основываясь на находке обрывков золотой фольги с че-
шуйчатым орнаментом, по его мнению, от пластин, украшавших
ленчики седла (Амброз А.К., 1989, с.81, рис.39), и «геральдичес-
ких» пряжек, помещая его в хронологической таблице в составе
предметов воинского комплекса VI - VII вв. (Амброз А.К., 1995,
с.57, 88, рис.11). Однако сопоставление этого экземпляра с публи-
куемыми псалиями с зооморфными окончаниями позволяет отно-
сить его к ранней части инвентаря.
В фондах ГИМ есть еще одна пара псалиев, купленных в Керчи
(ГИМ, инв.№23889-90) (рис.2,<?-9). Они изготовлены из бронзы, вер-
хняя часть оформлена в виде зооморфной фигуры, развернутой, по-
добно экземпляру из Ундриха, вперед от кольца псалия; морда жи-
вотного моделирована теми же приемами, что и у псалий из
рассматриваемой коллекции. Это широкие плоскости боковых сто-
рон морды, уши с дуговидной задней стороной, выделенная скула, к
отличительным признакам относится отсутствие границы между шеей
и мордой, боковые плоскости, сужаясь, переходят в боковую грань
шеи, имеющей ромбическое сечение и несколько отогнутой в сторо-
ну кольца. Как у экземпляров из Ундриха и склепа 6, пасть животно-
го показана при помощи длинного треугольного углубления, но, в
отличие от всех рассмотренных аналогов, у морды животного здесь
имеются ноздри, выделенные углублением на верхней стороне. Круп-
ная неподвижная петля, изготовленная вместе со стержнем псалия,
имеет выраженную двускатную заднюю сторону; нижняя часть пса-
лия изготовлена в виде плоской, слегка расширяющейся к нижнему
концу, пластинчатой лопасти. В кольцах псалия сохранились бронзо-
224
вые наконечники биметаллических удил, с двускатными петлями и
овальными втулками для крепления грызла, закреплявшегося при
помощи железных штифтов.
Псалии qq звериными головками, судя по количеству находок в
Керчи, следует считать продукцией боспорских мастерских и выде-
лять в отдельный «боспорский» тип. Украшения в виде стилизован-
ных головок животных широко распространены на различных пред-
метах эпохи переселения народов. Из принадлежностей сбруйных
наборов следует указать уздечный набор из Качина с парными зве-
риными головками на обоймах шарнирных подвесок (рис.8,4-6) в
Германии (Кухаренко Ю.В., 1982, рис.4, с.240), в сбруйных украше-
ниях стиля Сесдал в южной Швеции пер.пол.У в. (Norberg R., 1931,
s. 104- 111, abb.8; 12; 13) В V в. звериные головки очень часто поме-
щаются на язычках пряжек, браслетах, гривнах, что служит для иссле-
дователей неким хронологическим маркером и связывается исследо-
вателями с переработкой провинциально римских прототипов
(АйбабинА.И., 1990, с.29, 59, 63; Амброз А.К., 1995, с.48). Однако,
есть данные, указывающие на необходимость уточнения времени
появления этой традиции. Так, в могильнике Кошибеево подвязная
фибула второй подгруппы имеет узкую ножку, оформленную в виде
звериной головки (Спицын А.А., 1901, табл.IX, 5). С другой сторо-
ны, изображения животных известны и в боспорской традиции. В
склепах 1904 г. из Керчи имеются пластинчатые накладки с изобра-
жением хищника (волка?) (рис.8, 2), иконографически весьма близ-
ким публикуемым экземплярам, - у него имеется миндалевидное
ухо с выделенной центральной частью, круглый глаз (подобно эк-
земпляру из склепа 6), линиями пуансонных вдавлений показан
язык, что может объяснять изображение пасти в виде двух треуголь-
ников из могильника Ундрих, парные накладки, выполненные в
полихромном стиле в виде козлов с обшим туловищем (рис.8,5). Эти
находки датируются И.П.Засецкой второй чет.1У - первой пол.У вв.
(Засецкая И.П., 1993, кат. 175-176, с.68, табл.35). К пер.пол. V в.
относятся также объемные изображения животных из кочевничес-
ких погребений (Беляус, Новогригорьевка, п.8, (рис.8, 7-6) (За-
сецкая И.П., 1994, табл.2, 1; 26, 7).
Мотив парных звериных головок присутствует и в более ранних
памятниках: так, в сарматском погребении II в. в Неаполе Скифском
конский налобник украшен двумя парами головок, направленных в
разные стороны (рис.8, Г) (Дашевская О.Д., 1991, таб.75, /), парные
лошадиные головки известны на костяных гребнях, считающихся
225
типичными находками прохоровской культуры, с единичной на-
ходкой в комплексе (курган D4 у хут.Шульц ) среднесарматского
времени (Скрипкин, 1990, с.169, 176, рис.37,36-44}. И.В.Синицын
связывал эти изображения с культом коня как главного производ-
ственного животного сармат (Синицын И.В., 1946, с.77). Изображе-
ния стилизованных головок грифонов имеются на железных псалиях
с плакировкой полосками золотой фольги из среднесарматского погр.5
кургана 67 могильника Новый, вместе с которыми найдены выпук-
лые круглые бляшки со стилизованными головками грифонов, со-
ставляющих свастикообразные фигуры (Ильюков Л.С., Власкин
М.В., 1992, с.80, рис. 19,57,52, 20,7), что свидетельствует об отра-
жении в этих украшениях узды элементов солярного культа. Воз-
можно, заимствованием этих мотивов украшения предметов конс-
кого убранства боспорскими торевтами следует обьяснять присутствие
в склепе на Васюриной Горе (Тамань) парных литых металлических
деталей узды, украшенных изображениями головок грифонов, из-
готовленных в позднеантичной стилистике (Ростовцев М.И., 1914,
с.40-41, t.XVIII). Материалы склепа датируются пер.пол.-сер.III в.
(период Па, по В.Ю.Малашеву) (Малашев В.Ю., в печати).
Интересно, что среди литых украшений узды из Качина вместе с
изображениями парных головок коней и грифонов присутствует бляха,
в которой восемь стилизованных головок грифонов образуют круг-
лую фигуру «солярного» вида.
В зороастрийских космогонических представлениях, тесно свя-
занных с авестийской картиной мира, белая лошадь выступает как
инкарнация Тиштрии (звезды Сириус), борющейся с «черным тощим
страшным конем» - инкарнацией дэва засухи Апауши (Тревер К.В.,
Луконин В.Г., 1987, с.24) Примечательно, что на иранском блюде с
изображением богини на пантере и медальонами с инкарнациями
зороастрийских божеств 70-х гг. Ill в. из собрания Государственного
Эрмитажа показаны лишь протомы (в том числе и коня) животных,
соответствующих божествам, в то время как остальные персонажи
изображены полностью, что свидетельствует о каноничности изобра-
жений ипостасей божеств. В.Г.Луконин называет эти медальоны «офи-
циальными портретами» (Тревер К.В., Луконин В.Г., 1987, с.49, S-
74, кат.№1, рис.1). На изображениях второй пол. IV - пер. трети V в.
животные также показаны в виде протом, что свидетельствует об
устойчивости этого образа.
Также следует упомянуть об амулетах, вырезанных из бронзовых
пластин с профильным изображением лошадиных головок, обращен-
226
ных в разные стороны, являющихся самым распространенным типом
украшений одежды в инвентаре тепсейского этапа (III-V вв.) таш-
тыкской культуры (Вадецкая Э.В., 1992, с.241-242, таб. 98, 35, 41-45).
С описанным типом связаны по происхождению псалии из погр.44
могильника Абгиздраху (рис. 3,/) (Воронов Ю.В., Шенкао Н.К., 1982,
с. 134, рис. 6, 30). Верхний, загнутый в сторону петель конец украшен
рифлением, на нижнем конце в виде расширяющейся лопасти - ор-
наментом в виде «отступающего уголка». Комплекс датируется в пре-
делах посл.четв.1У в. (Гей О.А., Бажан И.А., 1997, с.25)-пер.тр.У в.
(комплекс см.: Voronov J., 1995, fig.6). Близок по схеме железный
псалий из катакомбы 10 могильника 2 у Лермонтовской скалы
(рис.3,4), верхний изогнутый конец которого приострен, а нижняя
часть изготовлена в виде пластинчатой лопасти. Следует упомянуть
также находку в одном из комплексов Брута бронзовых псалиев с
отверстиями для вставных железных петель, отогнутыми назад го-
ловками вытянуто бипирамидальной формы и лопастями, украшен-
ными орнаментом в виде «отступающего уголка». Комплекс в целом
можно относить к cep.V в. (Любезная информация Т.А.Габуева).
С рассмотренными боспорскими образцами, возможно, связаны
псалии с зооморфными изображениями второй пол. V - начала VI вв.
Известны две находки таких псалиев на Северном Кавказе: серебря-
ный псалий с птичьей головкой и расширенной нижней частью из
собрания К.И.Ольшевского из могильника у селения Кумбулта в
Дигорском ущелье Северной Осетии (ГИМ, инв. №86868), а также
серебряный псалий, богато украшенный инкрустациями и зернью
из Куденетово, с изображением птичьей головки и расширенной
лопастью (Амброз А.К., 1989, с.78, рис.39, 12). В Западной Европе
удила со схематичными птицевидными головками известны в воин-
ском погр.68 последней трети V - начала VI вв. из могильника Mezieres
в Арденнах (Perin Р., 1995, р.249, р.272, fig.suite).
Псалии с полиэдрическими украшениями
Известны опубликованные экземпляры из погребений в Унтер-
зиебенбрунн и Лендьелтоти, железные стержневидные псалии с брон-
зовыми наконечиками из погр.2 склепа 88 могильника Лучистое.
Верхние концы отогнуты перпендикулярно плоскости петель, петли
вставные, сохранились только отверстия для вставки (рис.3,5). Нако-
нечники изготовлены в виде восьмигранных стержней с двумя по-
лиэдрическими утолщениями-бусинами на верхних загнутых кон-
цах, и округлым утолщением, отделенным от стержня плоским
227
валиком в месте крепления стержня, и полиэдрической бусиной в
нижней части. Столь сложное сочетание этих декоративных элемен-
тов, отогнутые наружу концы и вставные петли свидетельствует о
переходном характере этих псалиев.
Псалии с коническими завершениями
Известна серия псалиев с концами, оформленными в виде кони-
ческих шишечек, в некоторых случаях биметаллических. Известны
два экземпляра с прямыми стержнями (Цибилиум 1-37, Рутха) (рис.4,
11,16). В катакомбе 10/2 Лермонтовская Скала в состав раннего ком-
плекса вещей входят железные стержневидные псалии с загнутым
концом, оба конца псалия украшены бронзовыми биконическими
шишечками с рельефным валиком в центральной части (рис.4,17).
А.К.Амброз считал, что эти псалии относятся к наиболее раннему
захоронению в катакомбе, датированному им в целом V в. (Амброз
А.К., 1989, с.39), а скорее всего относящееся к горизонту Д2. В погр. 4
могильника Гиляч находились железные прямые стержневидные пса-
лии (рис.5,7) (Минаева Т.М., 1982, с.230, рис.10,5). Дата погребе-
ния определяется по наличию пряжек с длинным хоботковидным
язычком и кубка с каплями синего стекла в рамках пер. пол. V в.
Псалии с изогнутой верхней частью известны в четырех комплек-
сах, в двух случаях нижняя часть стержневидная (Беляус, Ахьяцара-
ху п.47-, рис.4, 10,1), в одном приостренная (погр. 1986 г. Цибили-
ум) (рис. 4,6) (Voronov J., 1995, Fig. 4), или уплощенная (Ахьяцараху
п.З, (рис.4,7) (р.Пшиш, р-н Белореченской ГЭС) (Анфимов, Н.В.,
1955, с.35-36, рис.39).
Пластинчатые псалии.
В погр. 141 Абрамовского могильника (рис.5,11-4) (материал лю-
безно предоставлен В.Н.Шитовым) найдены псалии с крупными
пластинчатыми петлями, отогнутым верхним концом, на концах брон-
зовые прямоугольные навершия, выполненные в виде комбинации
из валиков. Пластинчатые псалии находились также в богатом по-
гребении первой пол. V в. у с.Праги в Прикаспийском Дагестане
(рис.6, 6) (Абакаров А.И., Давудов О.М., 1993, рис.49).
Классификация
При проведении анализа деталей формы псалиев были выделены
три основных вида признаков: 1. Форма петли; 2. Форма верхнего
конца стержня; 3. Форма нижнего конца стержня. Признаки и допол-
228
нительные варианты, выделяемые по деталям декоративного оформ-
ления, приведены в табл. 1 (рис.6) (в таблице использованы только
опубликованные или доступные для работы экземпляры)
Затем была построена таблица встречаемости этих признаков в
объектах и граф связи объектов между собой, где значение связи
исчислялась попарно по формуле
(сЬ)2
к =-——,
где ab - количество общих признаков, А - общее количество
признаков первого обьекта, В - общее количество признаков второ-
го объекта (рис.7)
В результате были получена следующая классификационная схема.
Наиболее общим вйдом признаков явилась форма петли, поэтому
этот признак принят группообразующим. По форме верхнего конца
стержня выделены типы, а по форме нижнего подтипы. Детали де-
коративного оформления легли в основу выделения вариантов и
подтипов.
Группа I. Псалии с крупной округлой петлей, изготовленной вместе
со стержнем.
Тип 1. Стержневидные псалии (№№ 1-8) (Абрамово 206, Сто-
пчатов 1, Апианча 7/22, Покирбен 167, Паннонхальма 2 экз., Аб-
гиздраху 29,23).
Подтип А - нижний конец стержневидный. Вариант а - рифление
на концах (№№ 1,4-6). Подтип Б - нижний конец в виде расширяю-
щейся лопасти (№ 8).
Тип 2. Стержневидные псалии с расширяющимися концами (№
9-11). Кестхей-Гаттидомб, Мертвые Соли, Печ-Усег. Варианта - риф-
ление на концах (№№ 10, 11).
Тип 3. «Боспорский». Верхний конец выполнен в виде протомы
животного (№№ 12-15). Керчь 1897, 1904, Керчь, Ундрих.
Подтип А - нижний конец стержневидный. Вариант 1 - рифление
на нижнем конце (№ 12). Подтип Б - нижний конец в виде расши-
ряющейся лопасти (№ 14). Подтип В - нижний конец стержневид-
ный с конической шишечкой (№ 15).
Тип 4. Верхний сужающейся конец отогнут назад в плоскости
петли (№ 16-17).
Подтип Б - нижний конец в виде расширяющейся лопасти. Вари-
ант 1 - рифление на нижнем конце, рельефный орнамент на лопасти
(№15).
229
Тип 5. Прямые псалии с коническими шишечками на концах
(№№ 18 - 19).
Подтип А - нижние концы стержневидные с шишечками. Вари-
ант 1 - стержень и шишечки - граненые (№19).
Тип 6. Верхний конец отогнут в сторону петли и украшен поли-
эдрической шишечкой (№ 20) (Унтерзибеннбрунн).
Подтип Б - нижний конец в виде расширяющейся лопасти.
Тип 7. Верхний конец отогнут назад в сторону петли и снабжен
конической шишечкой. (№№ 21-22) (Ахьяцараху 3,47; Пшиш).
Подтип А - нижний конец стержневидный (№ 22). Подтип Б -
нижний конец в виде расширяющейся лопасти. (№ 21, Пшиш).
Группа II. С прямоугольной петлей изготовленной вместе со стер-
жнем псалия.
Тип 8. Верхний сужающийся конец отогнут в плоскости петли
назад (№ 23). (Лермонтовская Скала 10(1).
Подтип Б - нижний конец в виде расширяющейся лопасти (№23).
Тип 9. Прямые стержневидные псалии с биконическими шишеч-
ками из цветного металла на концах (№24) (Лермонтовская Скала
Ю (2).
Тип 10. Верхние концы с коническими шишечками отогнуты к
петле (№ 25) (Цибилиум 1986).
Подтип А - нижний конец в виде слегка сужающегося стержня
(№ 25).
Тип 11. Пластинчатые прямые псалии. (№№ 26-27) (Праги, Аб-
рамово 141).
Вариант 1.-е прямоугольными рельефными наконечниками на
концах (№ 27).
Тип 12. Верхний стержневидный конец отогнут в сторону петли и
снабжен полиэдрической головкой из цветного металла (№28) (Бе-
ляус).
Подтип А - нижний в виде сужающегося стержня.
Группа III. С отверстиями для вставки петель.
Тип 13. Концы украшены полиэдрическими головками, верхний
отогнут (№№ 29-30) (Лучистое, Лендьелтоти).
В виду плохой сохранности сложно классифицировать псалии из
погр.4 могильника Гиляч (№31), однако по общей форме стержня и
наличию биконических головок на верхнем конце он близок типам
5 и 9.
230
Из таблиц видно, что наиболее устойчивым и многочисленным
является тип I, который лежит в основе всей группы псалиев с
крупной округлой петлей. Тип 2, несмотря на отсутствие формаль-
ной сильной связи, в сущности, является развитием типа 1 за счет
расширения концов стержня. Внутри достаточно плотной группы I,
наблюдаются следующие линии: с типом 1 наиболее связаны псалии
типов За и 7а, с типом 16 - тип 36, 46, 66, 76. Группы I и II связаны
через типы 5 и 46. Расширение концов у экземпляров типа 2 и
оформление нижнего конца псалия в виде расширяющейся лопасти,
вероятно, связаны с различными способами увеличения обьема пред-
мета.
При сравнении результатов классификационного анализа и кар-
тографирования находок псалиев (рис.8) были выявлены следую-
щие закономерности: базовый тип 1 встречен на всей рассматривае-
мой территории на большом удалении друг от друга - в Цебельдинской
долине, на Оке, в Венгрии, что обьясняется его устойчивостью и, ве-
роятно, заимствованием этой схемы из одного источника. На его ос-
нове происходят переработки в разных центрах - в первую очередь
в Цебельде, где разнообразие типов максимально. На Боспоре выра-
батывается тип 3, «зооморфного» стиля, в котором, возможно, вопло-
тились древние аланские традиции и инновации, связанные с про-
никновением элементов провинциально римской культуры (в
частности, пряжки с зооморфными изображениями на язычках). Тип
6 (Унтерзибенбрунн), близкий боспорским образцам, является проме-
жуточным звеном к типу 13 (Лендьелтоти, Лучистое). Тип 2 встречен
только в гуннских памятниках на Дунае и в степи. Типы с бикони-
ческими и коническими окончаниями, с сужающимися отогнутыми
концами (типы 4, 5, 7, 8, 9,10) характерны для памятников Цебель-
динской долины и западной части Северного Кавказа (Лермонтовс-
кая Скала 10(2), Рутха, Гиляч). Псалии с полиэдрическими окончани-
ями (типы 6, 12, 13) встречены в Крыму и на Дунае, при этом тип 12
(Беляус) сближается по форме нижней сужающейся части стержня с
типом 10 (Цибилиум 1986). Способы оформления нижней части стер-
жня в виде расширяющейся лопасти (типы 1,3, 4, 6, 7, 8) или расши-
ряющегося стержня (тип 2), вероятно, являлись различными приема-
ми для достижения одной цели - увеличения атграктивнести псалиев.
Хронологические наблюдения
Наиболее ранним и продолжительным по времени бытования яв-
ляется тип 1. Он появляется, вероятно, в начале периода Д1 (погр.206
231
Абрамовского могильника, погр.29 Абгиздраху) и бытует вплоть до
времени хронологического горизонта Д2, по J.Teiral, включительно
или даже до второй трети V в. (Паннонхальма, по: П.Томка (Tomka Р.,
1986, с.449). К периоду Д1 также относится появление типов 3 (см.
выше) и 4, к которому относятся псалии из погр.44 Абгиздраху,
датируемого О.А.Гей и И.А.Бажаном периодом 6 (375-400 гг.) хро-
нологии для памятников Цебельды (Gei О., Bazhan I., 1997, р.25, fig.27,
20). В то же время типологическая близость этого псалия с экземп-
лярами из Лермонтовской Скалы и Брута указывает на более воз-
можную датировку в рамках периода Д2. К концу СЗ - началу Д1
относятся псалии типа 5 (Tejral J., 1986, 210, abb. 7, /; 12,2).
Наибольшее количество выделенных типов бытует в пер. пол. V в.
Наиболее поздние экземпляры типов 1, 2, 3 снабжены удилами с
биметаллическими наконечниками, аналоги которым имеются в по-
гребениях боспорской знати, датируемых И.П.Засецкой поел. четв.
IV-nep. пол. V в. (Засецкая И.П., 1993, с.35), степных древностях хро-
нологической группы 1 по И.П.Засецкой (Засецкая И.П., 1994, с. 114-
117), Центральной Европы горизонта Д2 и в целом пер.пол.У в. (Ам-
броз А.К., 1989, с.33; Kazanski М., 1991а, fig.9). Важно отметить, что
даже в тех случаях, когда окончания удил изготовлены из железа и
удается проследить их форму, они близки по форме наконечникам
из цветного металла, петли сплошные (рис.2,1,9), в отличие от удил
III - первой пол. IV вв., у которых концы просто согнуты в петлю.
В IV в. увеличивается количество удил с кольчатыми псалиями,
изготовленными из цветного металла, которые в первой пол. V в.
становятся господствующей формой в степных памятниках (1 хро-
нологическая группа по И.П. Засецкой) и древностях Боспора (За-
сецкая И.П., 1993, 1994, с.41). Судя по всему, прием изготовления
концов удил из цветных металлов применялся для того, чтобы сде-
лать единообразными видимые детали трензеля. Для примера можно
привести удила с серебряными окончаниями и колесовидными пса-
лиями из кургана 8 могильника Комаров II нач. IV в. (период III6 для
Северного Кавказа и Нижнего Дона по В.Ю.Малашеву ) (Малашев
В.Ю., в печати). Возможно, их начали делать в мастерских Боспора,
так как этот прием не известен в понтийском лимесе в это время, а
римские экземпляры из Северной Европы (Carnap-Bornheim, Ilkjaer,
1996, 5) относятся в основном к III в. и использованы в составе
сложных мундштучных уздечек, никаким образом не связанных с
уздой гуннского времени.
232
Псалии типа 1 из Паннонхальмы и типа 2 из Печ-Усега украше-
ны накладными рифлеными обкладками из драгоценных металлов.
Рифление известно на стержневидных псалиях из Бризы. Прием ими-
тации крупных драгоценных вещей при помощи наложения на брон-
зовую или железную основу золотой фольги весьма характерен для
V в. Комплексы из Брута по инвентарю близки древностям степной
группы 16 по И.П.Засецкой, датирующейся вт.третью V в. (Zasetskaya
1., 1999, Fig.9, 353,355). То, что псалии типа 2 встречены на проти-
воположных границах гуннской державы, может указывать на время
их формирования в конце периода Д2, и в оренбургские степи они
могли попасть в результате похода Атиллы и Бледы на восток для
покорения сарагуров. (Prise, frg. 1) Следует упомянуть находку стер-
жневидных псалиев покрытых серебряной фольгой с горизонталь-
ным рифлением из случайной находки на могильнике Зеленогорс-
кий, в составе уздечного набора с деталями, связанными уже со
стилем «Лермонтовская Скала - Дюрсо» второй пол. - конца V в.
Время появления типов с полиэдрическими навершиями можно
проследить на примере типов 6 и 13. Погребения в Унтерзибенбрунн
и Лендьелтоти относятся J.Teiral к горизонту Д2 (Teiral J., 1988, map
1 -2). Общая датировка склепа 88 могильника Лучистое определяется
пер. пол. V в., возможно, рубежом фаз D1-D2 (380-410 гг.), на что
указывает присутствие среди инвентаря погр.2 фасетированного на-
конечника - подвески с пропилом для ремешка и луновидным выс-
тупом, имеющего аналогии в древностях горизонта D1 в Подунавье,
Дагестане и Поднепровье (Айбабин А.И., Хайретдинова Э.А., 1998,
с.287, 299, 309, рис.16, 3-5,11,12,20; 17,6,8). Вероятно, к концу
периода Д2 следует относить появление признака - вставные петли.
С горизонтом Д2 синхронизируются материалы Ирагинской гроб-
ницы, где встречены псалии типа 11 (Казанский М.М., Мастыкова
А.В., 1998, с.113; Малашев В.Ю., в печати). К этомуже времени отно-
сится появление типов псалий группы II с квадратной петлей, типы
8 и 9 (Лермонтовская Скала 2(10), в составе раннего комплекса ве-
щей, близкого к комплексам периода RZ и 1а, по И.О.Гавритухину
и В.Ю.Малашеву (Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998, с.42, 43,
45) и бытование типов 5, 7, 10 в Цебельде (Воронов Ю.В., 1995,
Fig. 4; Гей О.А., Бажан И.А., 1997, табл.28-29).
Степная традиция и возможные прототипы в первой пол. I тыс.
О возможных истоках происхождения стержневидных псалиев IV-
V вв. свидетельствуют находки экземпляров близкой схемы, иногда
30-241
233
с расширенными плоскими концами, в сарматских погребениях конца
II-III вв. Золотого кладбища, Сладковского, 1 Чертомлыкского, Но-
вого, Новоникольского могильников, склеп 4 Чернореченского мо-
гильника (Гущина И.П., Засецкая И.П., 1992, рис.3,93-94; 1994, с.1 ]
т.14, кат.136; т.40, кат.368; т.56, кат.555; Максименко В.Е., Безуглов
С.И., 1987, рис.2,9,72; Ильюков Л.С., Власкин М.В., 1992, рис.29,6;
Медведев А.И., 1990, рис.12,4, рис.18,2, рис.З, рис.33,6; Бабенчиков
В.П., 1963, с. 117-118, табл.ХУ/,8-15), и далее на восток в лесостепной и
степной зонах Евразии вплоть до комплексов саргатской общности
в Западной Сибири (Матющенко В.И., Татаурова Л.В., 1997, рис.54,3)
и древностей забайкальских гуннов (Коновалов П.Б., 1986, табл.У1,1).
Указанный круг псалиев связан по происхождению со стержневид-
ными псалиями с петлями в центральной части и окончаниями, офор-
мленными в виде дисков, колец, треугольников, стилизованных голо-
вок грифонов, в наиболее богатых комплексах с завершениями
украшенными рельефными бляхами с золотой обтяжкой, из сарматс-
ких погребений второй пол. I в. до н.э.-начала II в. н.э. из районов
Подонья, Нижнего Поволжья, Северного Кавказа и Крыма (Беспа-
лый Е.И., 1992, рис.4; Прохорова Т.А., Гугуев В.К., 1992, рис.8,
45; Ильюков Л.С., Власкин М.В., 1992, рис. 16,4; 20,7; 21,7; 24,2,4;
25,7; и др.; Засецкая И.П., 1979, Гущина И.П., Засецкая И.П.,
1992, рис.3,23,25; 1994, т.49, кат.472; Кантемиров Э.С., 1981, с.64-
67;Дашевская О.Д., 1991, с.41, табл.75,6; Мордвинцева В.И., 1989).
Изображения псалиев с расширениями на концах известны в соста-
ве конского убора на серебряном сосуде из Косики (Дворниченко
В.В., Федоров-Давыдов Г.А., 1993, Трейстер К.В., 1997, рис.28-
32) и в сцене сражения кангюйских катафрактариев на пластине из
Орлата (Пугаченкова Г.А., 1987, 57 (fig), 63). В то же время необхо-
димо отметить, что для финала позднесарматской культуры харак-
терны кольцевые псалии (Мошкова М.Г., 1989, с. 198, Абрамова
М.П., 1997, с.115).
Примечательно бытование этой схемы трензеля в Иране. Она из-
вестна в изображениях конской узды в рельефах триумфа Шапура I
в Бишапуре, где практически все уздечные наборы лошадей иранс-
ких всадников имеют стержневидные, расширенные к плоским кон-
цам псалии, которые по мнению Г.Херман, входят в стандартный
набор сасанидской узды второй пол. III в. (рис.1) (Herrman G., 1980,
р.38, text fig.3, fig. 1-3). Отличие бишапурских изображений состоит в
том, что петля у псалий здесь служит только для крепления нащеч-
ного ремня, а повод закреплен в отдельном кольце, вставленном в
234
кольцо удил. На рельефе триумфа Шапура I в Накш-и-Рустаме, в
сцене инвеституры Варахрана I в Бишапуре, уже к началу IV в.
относится изображение стержневидных расширяющихся к концам
псалий в составе узды лошади всадника, поверженного Хормиздом
II в Накш-и-Рустаме начала IV в. (Ghirshman R., 1962, ill.205, 211,
220). Известны псалии этой схемы и на сасанидских блюдах: с изоб-
ражениями охоты Шапура II на львов, датирующегося 310-320 гг. из
собрания Государственного Эрмитажа и со сценой охоты наследника
престола на львов IV в. из Тегеранского археологического музея (рис.
9, 1,2) (Тревер К.В., Луконин В.Г., 1987, кат. №3, S-253, с. 107,
с.164; Ghirshman, 1962, 111.248,250). На более поздних изображениях
типы трензеля уже другие.
Заключение
Суммируя вышеизложенное, можно сделать следующие выводы.
Появление стержневидных псалиев в составе уздечных наборов в
последней четверти IV в. связано с началом процесса формирования
нового облика воинской материальной культуры гуннского времени.
Вопрос о происхождении отдельных составляющих элементов конс-
кого убора гуннской эпохи остается открытым. Приведенные выше
сведения свидетельствуют о возможной связи стержневидных пса-
лиев сарматского и гуннского времени. Отсутствие стержневидных
псалиев во второй пол. III-IV вв. в степях Восточной Европы может
быть объяснено привнесением в воинскую культуру западных эле-
ментов, что в свою очередь, может быть связано с участием степных
племен, и в первую очередь, алан, в войнах готов с Римом, пересе-
лением части алан вместе с германцами в Крым, где они обоснова-
лись на границах района, до 40-х гг. III в. оккупированного римски-
ми войсками (Яценко С.А., 1993, с.87, Айбабин А.И., 1999, с.30-31),
а также распространение через центры понтийской части римского
лимеса и Боспор позднеримских форм оружия и вооружения (Ка-
занский М.М., 1994, с.243-244; Soupault V., 1995). Вряд ли стоит
связывать возрождение этой схемы непосредственно с гуннскими
инновациями, так как стержневидные псалии не известны в степ-
ных памятниках пер. пол. IV в., а именно к этому времени относятся
первые контакты алан и массагетов с гуннами (Яценко С.А., 1993,
с.87). В то же время в комплексах, соотносимых с гуннами (Панно-
хальма, Печ-Усег, Кестхей - Гаттидомб, Мертвые Соли (Амброз
А.К., 1981, с.14; Засецкая И.П., 1994, с. 114; Kinlin А., 1995, с.94,
р1.2), встречены псалии наиболее поздних вариантов типов 1 и типа
235
2, что свидетельствует о заимствованное™ этой схемы. В целом же
для гуннских памятников степной зоны Восточной Европы конца
IV - первой пол. V в. характерны кольцевые псалии (Засецкая И.П
1994, с.113). В то же время в погребениях, связываемых с аланами в
Подунавье (Унтерзибенбрунн, Лендьелтоти (Клшш А., 1995, с.83
Р1.4 ) или готами (Kazanski М., 1991b, р.76), присутствуют типы 6
и 13, связанные по происхождению с находками в Лучистом и на
Боспоре. Учитывая это и наличие особого «боспорского» стиля пса-
лиев и многообразие типов, встреченных в памятниках Цебельдинс-
кой долины, можно предположить, что именно в понтийском реги-
оне шли переработка и развитие этой схемы. Возможно, поэтому она
органично вошла в состав конского убора пер. пол. V в. алан в запад-
ной части Северного Кавказа и алано-германских федератов на Ду-
нае, в культуре которых исследователи прослеживают большое ко-
личество понтийских элементов (обзор мнений - Kiimu А., 1995,
с.86-90).
Указанные иранские параллели наводят на мысль о направлении
возможных заимствований во второй пол. IV в. Исторической осно-
вой для них могут служить события второй пол. IV в.: помощь алан и
хонов Армении при отражении персидского вторжения и их участие
в разорении Мидии - Атропатены (Мовсес Хоренаци, IX, 25), вой-
на Ирана и Рима в третьей четверти IV в., в событиях которой
приняли участие даже отряды среднеазиатских хионитов царя Грум-
бата (в составе армии Шапура II) (Amm. Marc. Res gestae. XVIII, 6,
20, XIX, 1,7-11), бывшие непосредственными соседями, а возмож-
но, и врагами гуннов накануне их выдвижения на запад из казах-
станских степей (Яценко С.А., 1998, с.91), нападение коалиции ал-
бан, алан и массагетов на Армению в 371 г., а также гуннский
поход в Закавказье в 395 г. (Яценко С.А., 1998, с.90,92).
Необходимо отметить, что северо-кавказские находки стержне-
видных псалиев пер. пол. V в. сосредоточены в памятниках, располо-
женных в районах, непосредственно связанных с Лазикой и Це-
бельдинской долиной: через перевал Накра и Кодорское ущелье
(Лермонтовская Скала, Гиляч) (эта связь подтверждается находка-
ми в погребении в Кишпеке цебельдинской керамики (Казанский
М.М., 1995, с.244, рис.4,) и крестовидной абхазской фибулы в
погр.7 могильника Джамагат1 (Биджиев Х.Н., 1978, рис.21а, 6),
через перевалы Гурдзи-Вцег и Геби-Вцег и верховья р.Риони (Верх-
няя Рутха). Погребение в Праги находится в непосредственной бли-
зости от Дербентского прохода, или «Каспийских ворот», связывав-
236
щего восточную часть Северного Кавказа с Албанией, Арменией и
Днтропатеной. Находки в Цебельде, находившейся в это время в
составе римского лимеса, псалиев типа 1, мечей и кинжалов иранс-
ких типов (Воронов Ю.В., Шенкао Н.К., 1982, рис. 18,1-3, \9,1,9)
указывают на проникновение иранских элементов в воинскую куль-
туру понтийского мира, одновременно тесно связанную с римскими
традициями. Все это служит подтверждением гипотезы о возможных
иранских прототипах стержневидных псалиев, которые были пере-
работаны в понтийском мире и в дальнейшем, вплоть до VII в.,
оставшиеся основным типом трензеля в Восточной Европе (Дмитри-
ев А.В., 1979, рис.2-3; Амброз А.К., 1989; Ахмедов И.Р., 1996,
с.41-42, 1997а, с.14-15, 1997b, с.264). В Центральной Европе псалии
этих типов проникают в древности эпохи переселения народов Сло-
вакии, северо-восточной Польши и далее в Восточную Пруссию,
где, возможно, являются основой сложения типа псалиев «Daumen»,
хорошо представленных в прусских могильниках (La Baume W., 1944,
s.14), в Австрию и Богемию, и в дальнейшем стали одним из эле-
ментов, на основе которых сложился конский убор раннемеровинг-
ского времени (в частности, forml по J.Oexle) (Oexle J., 1992, s.81-
82).
1. Благодарю M.M. Казанского за любезно предоставленную
информацию.
Список литературы:
Мовсес Хоренаци, 1990. История Армении. Ереван.
Абакаров А. И., Давудов О.М., 1993. Археологическая карта Дагестана. М.
Абрамова М.П., 1997. Ранние аланы Северного Кавказа. М.
Айбабин А.И., 1990. Хронология могильников Крыма позднеримского и
раннесредневекового времени // МАИЭТ. Вып. I. Симферополь.
Айбабин А.И., 1999. Этническая история ранневизантийского Крыма.
Симферополь.
Айбабин А.И., Хайретдинова Э.А., 1998. Ранние комплексы могильника у
села Лучистое в Крыму // МАИЭТ. Вып. VI. Симферополь.
Анфимов Н.В., 1956. Отчет о об археологических исследованиях на Кубани
за 1955г. Краснодар//Архив ИА РАИ, Р-1, №1094.
Амброз А. К., 1981. Восточноевропейские и среднеазиатские степи V- первой
половины VIII в. // Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР.
М.
Амброз А. К., 1989. Хронология древностей Северного Кавказа. М.
7,31-241
237
Амброз А. К., 1995. Юго-Западный Крым. Могильники IV- VII вв. // МАИЭТ
Вып. IV. Симферополь.
Ахмедов И.Р., 1995. Из истории конского убора и предметов снаряжения
всадника рязано-окских могильников // Археологические памятники Среднего
Поочья. Вып. 4. Рязань
Ахмедов И.Р., 1996. Удила// Гавритухин И. О., Обломский А.М. Гапоновский
клад и его культурно-исторический контекст. М.
Ахмедов И.Р., 1997а. Уздечный набор из могильника Заречье IV//Древности
Евразии. М.
Ахмедов И. Р., 1997b. К истории раннесредневековой узды (горизонт Шипово
- Сахарная Головка) // Международная конференция «Византия и Крым».
Тезисы докладов. Симферополь.
Ахмедов И.Р., 1998. Рязано-окские «крестовидные» фибулы // Исследования
П.Д.Степанова и этнокультурные процессы древности и современности.
Саранск.
Ахмедов И.Р., в печати. Коллекция предметов конского убора из Керчи.
Ахмедов И.Р., Белоцерковская И.В., 1999. Хронология Кошибеевского
могильника // Научное наследие А.П. Смирнова и современные проблемы
археологии Волго-Камья. Тезисы докладов научной конференции. М.
Бабенчиков В.П., 1963. Чорнор1ченський могильник//АПУРСР, т. 13.
Бажан И.А., Щукин М.Б., 1990. К вопросу о возникновении полихромного
стиля клуазонне эпохи Великого переселения народов//АСГЭ . Вып. 30, Л.
Безуглов С. И., 1988. Позднесарматское погребение знатного воина в степном
Подонье// СА. №4.
Беспалый Е. И. 1992. Курган сарматского времени у г. Азова // СА. №2
Бетрозов Р.Ж., 1987. Курганы гуннского времени у селения Кишпек //
Археологическое исследование на новостройках Кабардино-Балкарии в 1972-
1979 гг. Т.З. Нальчик.
Биджиев Х.Н., 1978. Отчет археологической экспедиции Карачаево-
Черкесского научно-исследовательского института за 1978 г. //Архив ИА
РАН, Р-1, 7121.
Богачев А.В., 1998. Кольцевые подвески с выпуклинами I тыс. н.э.// Культуры
Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии).
Самара.
Вадецкая Э.Б., 1992. Таштыкская культура // Степная полоса Азиатской
части СССР в скифо-сарматское время. Археология СССР. М.
Воронов Ю.Н., Шенкао Н.К., 1982. Вооружение воинов Абхазии IV-VII вв.
//Древности эпохи Великого переселения народов V-VIII веков. М.
Гавритухин И. О., Малашев В.Ю., 1998. Перспективы изучения хронологии
раннесредневековых древностей Кисловодской котловины // Культуры
Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии).
Самара.
Гей О.А., Бажан И.А., 1997. Хронология эпохи «Готских походов» (на
территории Восточной Европы и Кавказа). М.
238
Гугуев В.К., Безуглов С.И., 1990. Всадническое погребение первых веков
нашей эры из курганного некрополя Кобякова городища на Дону // СА. №2.
Гущина И. И., Засецкая И.П., 1992. К вопросу о хронологии и происхождении
«Золотого кладбища» в Прикубанье (по материалам Н. И. Веселовского) //
Проблемы хронологии сарматской культуры. Саратов.
Гущина И.И., Засецкая И.П., 1994. «Золотое кладбище» Римской эпохи в
Прикубанье. СПб.
Давудов О.М. Отчет о работе Горного археологического отряда в 1969 г.
Дагестанский филиал АН СССР//Архив ИА РАН, Р-1, № 3936.
Дашевская О.Д., 1991. Поздние скифы в Крыму// САИ. Вып. Д1-7. М.
Дворниченко В.В., Федоров-Давыдов Г.А., 1993. Сарматское погребение
скептуха I в. н.э. у с. Косика Астраханской области // ВДИ. № 3.
Жиганов М.Ф., 1976. Память веков. Саранск
Засецкая И.П., 1979. Савроматские и сарматские погребения Никольского
могильника в Нижнем Поволжье // Тр. ГЭ. Т.ХХ.
Засецкая И.П., 1993. Материалы боспорского некрополя второй половины
IV - первой половины Vвв. н.э. // МАИЭТ. Вып.ПГ Симферополь.
Засецкая И.П., 1994. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую
эпоху (конец IV- V вв.). СПб.
Ильюков Л. С., Власкин М.В., 1992. Сарматы междуречья Сала и Маныча.
Ростов-на-Дону.
Казанский М.М., 1994. Могилы алано-сарматских вождей IVв. в понтийских
степях// МАИЭТ. Вып. IV. Симферополь.
Казанский М.М., в печати. О германских древностях позднеримского времени
в Крыму // МАИЭТ. Вып. VII. Симферополь.
Казанский М.М., Мастыкова А.В., 1998. Германские элементы в культуре
населения Северного Кавказа в эпоху Великого переселения народов //
Историко-археологический альманах. 4. Армавир.
Кантемиров Э.С., 1981. Погребение сарматского воина II-1 вв. до н.э. //
Античные государства и варварский мир. Орджоникидзе.
Kiuuu А., 1995. Опыт исследования археологических памятников алан в
Западной Европе и Северной Африке // Аланы: история и культура. Alanica.
III. Владикавказ.
Коновалов П.Б., 1976. Хунну в Забакайлье (Погребальные памятники). Улан-
Уде.
Кухаренко Ю.В., 1982. О Качинской находке Vв. //Древности эпохи Великого
переселения народов V- VII вв. М.
Кулаков В.И., 1990. Древности пруссов VI-XIIIвв. // САИ. Вып.П-9. М.
Лобода И. И., 1977. Раскопки могильника Озерное в 1963-1965 гг. // СА. №4.
Максименко В.Е., Безуглов С.И., 1987. Позднесарматские погребения в
курганах на реке Быстрой // С А. №1.
Малашев В.Ю., в печати. К периодизации ременных гарнитур
позднесарматского времени.
32-241
239
Матющенко В.И., Татаурова Л.В., 1997. Могильник Сидоровка в Омском
Прииртышье. Новосибирск.
Мацулевич Л.А., 1926. Серебряная чаша из Керчи. Памятники
Государственного Эрмитажа. II. Л.
Минаева Т.М., 1951. Археологические памятники на р. Гиляч в верховьях
Кубани // МИА. №23
Минаева Т.М., 1982. Раскопки святилища и могильника возле городища
Гиляч в 1965 г. //Древности эпохи Великого переселения народов V- VIII веков
М.
Медведев А.П., 1990. Сарматы и лесостепь (по материалам Подонья)
Воронеж.
ОАК, 1908. Отчет императорской археологической комиссии за 1905 г.
СПб г.
Мордвинцева В. И., 1989. Классификция фаларов конской упряжи III в. до
н.э. - нач. II в. н.э. и типы парадного конского снаряжения у сарматов //
Античная цивилизация и варварский мир (материалы 6-го археологического
семинара) Часть 1. Краснодар.
Мошкова М.Г., 1989. Позднесарматская культура // Степи Европейской
части СССР в скифо-сарматское время. Археология СССР.
Нефедов Ф.Д., 1899. Отчет об археологических исследованиях в Южном
Приуралье, произведенных летом 1887-1888 // Материалы по археологии
Восточных губерний России. М. T.III.
Синицин И. В., 1946. К материалам по сарматской культуре на территории
Нижнего Поволжья// СА. T.III.
Скрипкин А. С., 1990. Азиатская Сарматия. Саратов.
Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I
тысячелетия н.э. Археология СССР. М. 1993
Прохорова Т.А., Гугуев В.К., Богатое сарматское погребение в кургане 10
Кобяковского могильника // СА , №1.
Пугаченкова Г.А., 1987. Образ кангюйца в согдийском искусстве //
Пугаченкова Г.А. Из художественной сокровищницы Среднего Востока.
Ташкент.
Ростовцев М.И., 1914. АДЖ. СПб.
Смирнов А. С., 1976. Раскопки Третьего Балабинского могильника // АО -
1975. М.
Спицын А.А., 1901. Древности бассейнов Оки и Камы // MAP. Т.25. СПб.
Тревер К.В., Луконин В.Г., 1987. Сасанидское серебро. Собрание
Государственного Эрмитажа. Художественная культура Ирана III-VII вв.
М.
Халилов Дж., 1976. Серебряное блюдо из древней Шемахи// ВДИ, №3.
Шаров О.В., 1992. Хронология могильников Ружичанка, Косаново, Данчены
и проблема датировки Черняховской керамики // Проблемы хронологии эпохи
латена и римского времени. СПб.
240
Шаров О.В., 1998. Погребения сарматской знати на Боспоре// Боспорское
царство как историко-культурный феномен. Материалы научной конференции.
ГМ ИР. СПб.
Шилов В.П., 1975. Очерки по истории древних племен Нижнего Поволжья.
Л.
Шкорпил В.В., 1909. Отчет о раскопках в г. Керчив 1905 г. // ИАК 30, СПб.
Штерн фон Э. Р., 1898. Содержание гробницы, раскопанной в 1896 г. в Керчи
//ЗООИД, m.XXl. Одесса.
Яценко С.А., 1993. Аланы в Восточной Европе в середине / - середине IVвв.
н.э. (локализация и политическая история) // Скифы. Сарматы. Славяне.
Русь. Петербургский Археологический вестник. №6. СПб.
Яценко С.А., 1998. «Бывшие массагеты» на новой родине - в Западном
Прикаспии (П-IV вв. н.э.) // Историко-Археологический Альманах. Армавир-
Москва.
Alfoldi А., 1932. Leletek a hun korsakbdl es ethnikai szetvalasztasuk. Funde aus der Hunnenzeit und
ihre ethnishe Sonderung. ArchHung 9. Budapest.
Der romische Limes in Osterreich II. Die Grabungen im Lager Lauriacum. H.10,1909.
Bakay K.,1978. Bestattung eines vornehmen Kriegers vom 5. Jahrhundert in
Lengyeltyti // Acta Arch. Hung. 30.
Ghirshman R., 1962. Persian art/ The Parthian and Sassanian Dynasties. 249
D/C/-A.D. 651. New-York.
Hampel J., 1900. Ujabb hazai leletek az avar uralom kirabol. (Weitere einheimische Funde aus der
Zeit derAwarenherrschaft). ArchErt20.
Hampel J., 1905. Die alterthumerdes Fruhen Mittelalters in Ungarn /-///. Braunschweig.
Herman G., 1980. The sasanian rock reliefs at Bishapur: part 1. Iranische
Denkmaler. Berlin.
Fukai Sh., Horiuchi K, 1969. Taq-i-Bustan. Vol. Tokyo.
V. Bornheim C., IlkjaerJ., 1996. IllerupAdal. 1-5. Jutland Archaeological Society
Publications XXV: 5.
Kazanski M., !991a. A propos des armes et des elements de harnachments
«orientaux» en Occident a L ’epoque des Grandes Migrations (IVe- Ve s.) //Journal
of Roman archaeology. Volume 4.
Kazanski M., 1991b. Les Goths/ler-Vile siecles ap. J.-C.
Kazanski M., 1995. Les Sarmates et les Alains dans / ’Occident Romain // L ’Or
des Sarmates. Abbaye de Daoulas.
Kubitchek W., 1921. Grabfunde in Untersibenbrunn// Jarbuchfw Altertumkunde.
IVien. 5 Band, 1-3.
La Baume W., 1944. Alterpreussihes Zaumzeug// Alt-Preissia. Jh. Hl/2.
Norberg R., 1931. Moor- und Depotfunde aus dem 5. Jahrhundert nach Chr. In
Shonen//Acta archaeologica. Vol. II. Kuibenhavn.
Рёпп P, 1995. Les tombs de «chefs» du ddbut de I'epoque merovingienne. Delation et interpretetion
historique // La Noblesse romaine etles chefs barbares du llle au VII siecle. Tome IX des memoires
publiees parA.F.A.M.
241
Pieta К., Anfange der Volkerwanderungszeit in derSlowakei (Fragestellungen derzeitgenossischen
Forschung). //«[.'Occident remain et I’Europe centrale au debut de I’epoque des Grandes Migrations»
SpisyArch. Ustavu CR Brno. 13
Oexle J„ 1992. Studien zu merowingerzeitlichen pferdegeshirram beispielder Trensen.//Germanishe
Denkmalerder Volkerwanderungszeit. Serie A. Band XVI. Mainz am Rhein.
Suopault V, 1995. Les tombes a epee au nord-est et a I'est de la mer Noire au Bas-Empire // La
Noblesse romaine et les chefs barbares du llle au VII siecle. Tome IX des memoires publibes par
A.F.A.M.
SvobodaB., 1965. BdhmeninderVolkerwanderungszeit.//Mon.Arch.13.
TejralJ., 1973. Mahren im 5. Jahrhundert. Die Stellung des Grabes XXXII aus Smolin im Rahmen
der donaulandlichen Entwicklung zu Beginn der Volkerwanderungszeit. Studie AUCAVv Brne 3. Praha.
TejralJ., 1986. Fremde EinFliisse undkulturelle Veranderungennordlich dermittleren Donauzu
Beginn der Volkerwanderungszeit. // «Peregrinatio Gothica». Archaeologia Baltica. VII. Lodz.
TejralJ., 1988. ZurChronologie derFriihen Volkerwanderungszeit im mittleren Donauraum. Arc.HAust
72.
TejralJ., 1992. Einige Bemerkungen zur Chronologie derspaten romishen Kaiserzeitin Mitteleuropa
//Probleme derrelativen undabsoluten Chronologie ab Latenzeitbiszum Fruhmittelalter. Krakow.
Tomka P. 1986. Der Hunnische Furstenfund von Pannonhalma.//Acta Arch. Hungaricae. 38. Budapest.
Treister M. Yu., 1997. New discoveries of sarmatian /complexes//Ancient civilizations
from Scythia to Siberia. An International Journal of Comparative Studies in History
and Archeology. Vol. 4, No 1. E. J. Brill. Leiden.
Zasetskaya I., 1999. Les Steppes pontiques a I’epoque hunnique. (Questions de chronologie)//
«L'Occident romain et I’Europe centrale au debut de I’epoque des Grandes Migrations». SpisyArch.
UUstavuCRBmo.13
Voronov J. 1995. La civilisation materielle de I’aristocratie apsile (la cote est de la mer Noire) du IVe
au Vile siecle.//La Noblesse romaine et les chefs barbares du llle au VII siecle. Tome IX des memoires
publiees par A.F.A.M.
242
Рис. I. 1-7 - Абрамово п.206 (по Шитову); 8-13 - Абгиздраху п. 29 (по
Воронову и Шенкао); 14-15 - Стопчатово; 16-17 - Паннонхальма (по
Томка); 18-20 - Покирбен п. 167 (по Кулакову); 21-25 - Мертвые Соли (по
Нефедову); 26 - Печусег (по Алфольди); 27 - Апианча п. 7/22 (По Воронову
и Шенкао); 28-30 - Абгиздраху п.23 (По Воронову и Шенкао); 31 -
Кестхей-Гаттидомб.
243
©
Рис.2. 1-3 - Керчь 1897; 4-6 - Ундрих1983; 7-Керчь 1904; 8-9 - Керчь
244
№29
Рис.З. I - Абгиздраху п. 44 (по Воронову и Шенкао); 2 - Суворове
(поКулакову); 3 - Унтерзибенбрунн; 4 - Лермонтовская Скала 10(1) (по
Амброзу); 5-11 - Лучистое, склеп 88 (по Айбабину и Хайретдиновой);
12-17 - Лендьелтоти (по Бакай).
245
Рис.4. 1-5 - Ахьяцараху п. 47 (по Воронову и Шенкао); 6 - Цибилиум 1986.
(по Воронову); 7-8 - Ахьяцараху п. 3 (по Воронову и Шенкао); 9-Ю - Беляус
(по Дашевской); 11-15 - Цибилиум 1-37 (по Воронову и Шенкао); 16 -
Рутха; 17-18 - Лермонтовская Скала 10 (2) (по Амброзу).
246
Рис.5. 1-5 - Абрамово п. 141.(по Шитову); 6 - Праги (По Абакарову и
Давудову); 7 - Гиляч п. 4 (по Минаевой).
247
Рис. 6. Таблица взаимовстречаемости признаков псалиев.
248
Рис. 8. Карта распространения типов псалий.
249
Рис. 9. I - Дачи (по Беспалому); 2 - Усть-Лабинская к.43 (по Гущиной и
Засецкой); 3 - Усть-Лабинская к.31 (по Гущиной и Засецкой); 4 - Бишапур,
фрг. (по Херманн); 5 - Фрагмент изображения на блюде со сценой охоты
наследника престола (Тегеранский музей ) (по Гиршману); 6 - Фрагмент
изображения на блюде со сценой охоты Шапура II (ГЭ) (по Тренер,
Луконину).
250
Рис. 10. 1 - Неаполь Скифский (по Дашевской); 2-3 - Керчь, склеп № 6 1905
г.; 4-6 - Качин (по Кухаренко); 7 - Новогригорьевка (по Засецкой); 8 -
Беляус (по Засецкой).
251
А. В. Богачев
О НЕКОТОРЫХ АСПЕКТАХ ВЕДЕНИЯ НАУЧНОГО ПОИСКА И
НАУЧНОЙ ДИСКУССИИ В РАННЕСРЕДНЕВЕКОВОЙ
АРХЕОЛОГИИ
«Если при допущении суждения отрицается наличие у него
достаточного основания, то допущенное суждение ложно»
Философский словарь, М., 1989, статья «Основание»
В основе настоящей статьи лежит доклад с аналогичным названи-
ем, прочитанный автором на конференции. Однако у доклада был
подзаголовок: «в связи с новой публикацией И.О.Гавритухина (Гав-
ритухин, 2000)». И первоначально я не планировал публиковать этот
текст, предполагая ограничиться рамками устной дискуссии с моим
другом и оппонентом. Однако ход работы конференции (в частности,
доклады и выступления В.Б.Ковалевской, О.А.Щегловой и др.) по-
казал, что вопросы методологии научного познания в археологии
продолжают оставаться актуальными. В этой связи, предлагаемый ниже
анализ работы И.О.Гавритухина, я прошу рассматривать не как кри-
тику конкретной статьи, а просто как повод для того, чтобы нам всем
серьезно задуматься о путях научного поиска в раннесредневековой
археологии.
Работа И.О.Гавритухина (Гавритухин И.О., 2000, с. 25-32) пред-
ставляется достаточно интересной, но, на наш взгляд, в ней есть не-
сколько неверных методологических посылок. Последние же в лю-
бой науке приводят к неверным умозаключениям. И в этой связи,
важно остановиться на рассмотрении не столько самого археологи-
ческого материала, сколько на методах, при помощи которых произ-
водится препарация источника.
Помимо сугубо специальных методик, в археологии широко при-
меняются такие общенаучные методы познания, как анализ и синтез.
Первый (анализ) предполагает разложение целого на составные час-
ти; второй (синтез) состоит в познании предмета как единого цело-
го, в единстве и взаимной связи его частей. В процессе научного
поиска оба эти метода неразрывно связаны. Переоценка одного из
них и недооценка другого приводят к искажению информации о
предмете исследования.
Чтобы понять стиль анализа И.О.Гавритухина, нам следует обра-
титься к опубликованному тексту. В качестве примера можно приве-
252
сти его пассаж о типологической оценке пряжки из Новоселок:
«четырехугольные пряжки, подобные новоселковской, как раз обыч-
ны для геральдических ременных гарнитур как типологически (на-
поминающие фасетировку скосы-плоскости, выступы в задней час-
ти рамки, морфология язычка), так и по составу гарнитур». На первый
взгляд все верно, то же самое мы отмечали в работе 1992 года (Бога-
чев, 1992, с. 122-124). Но, почему-то И.О.Гавритухин вданном случае
совершенно забыл сказать о других признаках пряжки из Новоселок,
таких как: форма и конструкция щитка-обоймы, способ соединения
рамки и щитка, способ закрепления пряжки на ремне. А значения
всех этих признаков сравнимы с аналогичными значениями призна-
ков пряжек не VII-VIII вв. (как хотелось бы И.О.Гавритухину), а III-
VI вв., как достаточно четко видно на рисунке 18 в опубликованной
таблице взаимовстречаемости признаков средневолжских пряжек (Бо-
гачев А.В., 1992, с. 107, пряжка №480). Именно такое сочетание ста-
рых и новых форм в деталях пряжки из Новоселок и позволяет ей
(наряду с другими подобными) типологически занимать в матрице
го место, которое она и занимает - между трехсоставными и гераль-
дическими. А поскольку количественные и статистические методы
оценки материала в археологии еще никто не отменил, постольку
И.О.Гавритухину будет очень трудно (практически невозможно) «пе-
ретащить» Новоселковскую пряжку из ее класса в какой-то другой.
Теперь, что касается «состава гарнитур». И.О.Гавритухин (созна-
тельно или нет) проигнорировал наличие в Новоселковском комп-
лексе еще одной пряжки с овальной утолщенной спереди рамкой и
хоботовидным язычком (Богачев А.В., 1990, рис.1), основной период
существования которых опять же V-V1 вв. (а не VII-VIII вв.).
Еще один пример - оценка И.О.Гавритухиным В-образной пряж-
ки из Федоровского комплекса (Богачев А.В., 1998, рис.4, 2). Доказы-
вая ее более позднюю дату, автор пишет, что В-образные и граненные
рамки «вполне типичны для V-VI вв. (Тураевские, Верх-Саинские
курганы и т.д.)» (Гавритухин И.О., 2000, с.26). Действительно, в мате-
риалах верх-саинской стадии неволинской культуры есть 2 экз. В-
образных пряжек, есть и 3 экз. пряжек с граненной рамкой (Голдина
Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл. LXVI,8,9,13,18,19), но нет ни одного
изделия, где эти два признака были бы вместе. В этой связи уместно
вспомнить замечание А.К.Амброза: «важна сумма признаков вещи»
(Амброз А.К., 1989, с.73). То есть одна из аналогий И.О.Гавритухина
уже не работает. Теперь о другой - о Тураевских курганах. В кургане
5 Тураевского могильника действительно найден прекрасный эк-
33-241
253
земпляр восьмигранной В-образной пряжки, очень схожей с федо~
ровской. Но давайте посмотрим - какое место занимает эта пряжка в
системе хронологии Тураевского могильника, прекрасно (не только
по пряжкам) разработанной автором раскопок В.Ф.Генингом: «круп,
ная медная пряжка с В-образным кольцом может быть сопоставлена
скорее не с пряжками VI в., как это делает А.К.Амброз, пытаясь
отнести Тураевский могильник к концу V - началу VI вв., а с
пряжками IV в., по таким деталям, как граненое кольцо и язычок, и
наличие на язычке у основания бортика» (Генинг В.Ф., 1976, с.106).
И если вспомнить хронологические рамки всего Тураевского мо-
гильника по В.Ф.Генингу, то это конец IV - вторая четверть V в., что
вполне укладывается в рамки наших представления о развитии сред-
неволжских поясных гарнитур (Богачев А.В., 1992; 1998). Таким
образом, вторая аналогия Федоровской пряжке, приведенная И.О.Гав-
ритухиным, кажется нам вполне уместной, но аргументирующей ско-
рее нашу позицию, нежели точку зрения нашего оппонента.
Итак, какова же логика метода И.О.Гавритухина. 1) автор выби-
рает объект исследования (например пряжку из Новоселок или из
Федоровки); 2) анализируется морфология объекта. При этом обо-
значаются значения некоторых признаков объекта, и не обозначают-
ся другие признаки (при этом, поскольку необозначение последних
никак не мотивируется, уместнее сказать, что другие признаки игно-
рируются); 3) подбирается круг аналогий, но не объекту в целом, а
значениям отдельных признаков (например, рамке пряжки), и, соот-
ветственно не подбирается круг аналогий проигнорированным при-
знакам; 4) делается вывод о датировке объекта. Обратите внимание
- датируется объект в целом, хотя датированные аналогии подбира-
лись значениям отдельных признаков. Заметим, что в логике такой
прием называется «подмена тезиса»; 5) делаются историко-культур-
ные обобщения о передвижениях племен и народов.
Таким образом, нетрудно заметить некоторую некорректность ис-
пользования И.О. Гавритухиным такого общенаучного метода, как
анализ. Его анализ, мягко говоря, однобок. Что касается синтеза, то он
невозможен без всестороннего анализа (т.е. буквально - анализа всех
сторон) объекта. Другими словами, нельзя делать какие-то обобще-
ния об объекте в целом (о его развитии в пространстве и во време-
ни) если он не подвергался всестороннему анализу. Говоря это, мы
отдаем себе отчет в том, что слово «всесторонний» в данном конкрет-
ном контексте носит достаточно условный характер: любой артефакт
(пряжку, в частности) возможно тестировать и на предмет техноло-
254
гии ее изготовления, и на предмет ее химического состава и проч..
Речь о другом: уж если исследователь анализирует морфологию (т.е.
форму и конструкцию) артефакта (пряжки), то анализировать необ-
ходимо все элементы формы и конструкции объекта.
В тексте доклада И.О. Гавритухина есть и другие пассажи методо-
логического характера, которые вызывают недоумение, например: «но
эти аналогии не прямые, а, скорее, визуально-стилистические, т.е. не
определяют датировку жестко». Давайте разберемся. Итак, по И.О.Гав-
ритухину есть (как минимум) две разновидности аналогий. Причем,
если термин «визуально-стилистические аналогии» более или менее
понятен - т.е. археолог смотрит и находит какие-то параллели стили-
стике артефакта, то о термине «прямые аналогии» приходится дога-
дываться. Давайте догадаемся от противного (ведь в тексте две раз-
новидности аналогий противопоставляются). Итак если первые
«визуально-стилистические», то другие - «осязательно-морфологи-
ческие», «обанятельно-химические»??? Нам представляется, что лю-
бые неустоявшиеся в науке термины (особенно методического ха-
рактера) необходимо расшифровывать. Причем, если бы в тексте не
было противопоставления терминов «прямой» - «визуально-стилис-
тический», то любой читатель понял бы, что «прямой» - синоним
слов «полный», «тождественный», «идентичный»; но уж поскольку
автор оперирует этими понятиями как аргументами в своих постро-
ениях - извольте разъяснить основы своей методологии. К слову
сказать, «прямая» аналогия, чаще всего, именно «визуальная».
Все эти соображения методологического характера заставляют нас
не соглашаться с целым рядом предлагаемых И.О.Гавритухиным да-
тировок средневолжских раннесредневековых древностей (мы остав-
ляем без комментариев другие выводы автора, изложенные в обозна-
ченной статье (Гавритухин И.О., 2000) именно по причине
несогласия с его методическими подходами). Вместе с тем, И.О.Гав-
ритухин в настоящее время является одним из ведущих знатоков
хронологии раннесредневековых древностей Евразии. Сегодня труд-
но представить какую-либо работу по археологии средневековья без
ссылок на его труды. В этой связи, на его плечах лежит большой груз
ответственности, и прежде всего, перед новым поколением археоло-
гов, которые могут воспринять многие его выводы просто как дан-
ность, как объективную реальность, которая на поверку оказывает-
ся таковой не всегда.
Новую генерацию археологов на конференции представляли ав-
торы очень интересных докладов. В частности, очень актуальная тема
255
была заявлена в докладе аспиранта Института Археологии Академии
Наук Украины А.В.Комара: «Византийское влияние в поясных на-
борах хазарского круга». Выводы автора были столь масштабны, что у
читателей (Комар А.В., 2000, с.73-75) и слушателей доклада возник-
ло естественное желание узнать суть методических подходов А.В.
Комара. К сожалению, в ответ на вопрос: «какими методами были
получены результаты?», докладчик ограничился самыми общими сло-
вами, так и не открыв нам секреты своей методической «кухни». В
недавней большой статье А.В.Комара процедурно-методические ас-
пекты группировки источников также были оставлены за рамками
публикации (Комар А.В., 1999, с.111-136). И поскольку основания
классификации не оговорены, постольку сами классификационные
схемы достаточно условны и субъективны. Метод в науке нацеливает
исследователя на более глубокое изучение археологического матери-
ала, недооценка методических процедур может привести к поверхно-
стному взгляду на источник. В качестве примера остановлюсь на
анализе А.В.Комаром наших материалов из Брусянского и Мало-
Рязанского могильников. Используя детали поясных принадлежнос-
тей из этих памятников в своих классификационных схемах, А.В.
Комар, по всей видимости, опирался только на опубликованные нами
прорисовки вещей, и не использовал ни таблицы с кодированным
описанием артефактов (Богачев А.В., 1992, с.164-186), ни вербальное
описание источников (Богачев А.В., Зубов С.Э., 1990, с. 152; Багаут-
динов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.84-98). Вследствие этого,
цельнолитые (с неподвижным щитком) псевдошарнирные пряжки
(к. 14 п.5 Брусянского II, к.5 п.З Мало-Рязанского могильников) в
классификации А.В.Комара составили “вариант 1 - рамка орнамен-
тирована, щиток подвижный» пряжек типа «Кунбабонь» (Комар А.В.,
1999, с. 125). А шарнирный щиток от пряжки с тремя отверстиями для
крепления к ремню (к. 13 п.1 Брусянского II могильника) А.В.Ко-
маром был отнесен в разряд ременных наконечников, равно как и
аналогичный предмет из Кривой Луки IX. Вот этот пассаж: «В к. 12
Кривой Луке IX найден предмет, интерпретированный Г. Федоро-
вым-Давыдовым, как щиток пряжки. Он действительно отдаленно
напоминает щитки пряжек типа «Болонья», но аналогичный предмет
найден и в к. 13 п.1 Брусянского могильника, также без части, с
которой он соединялся. Не исключено, что это отдельный тип пояс-
ных наконечников» (Комар А.В., 1999, с. 127). Сам принцип шарнира
подразумевает подвижность одной части изделия относительно дру-
256
гой неподвижной. Концевые части шарнирных наконечников (к ка-
ковым был причислен щиток от пряжки из Брусянского II могиль-
ника) никогда не крепились к ременной основе, они свободно вра-
щались относительно второй подпрямоугольной пластины, жестко
закрепленной на ремне. В этой связи, изделие из Брусянского II
могильника (Богачев А.В., 1992, с.156, рис.29), с тремя отверстиями
для крепления к ремню, по определению нельзя отнести в разряд
шарнирных поясных наконечников.
В работе А.В.Комара собран и переопубликован большой массив
источников (Комар А.В., 1999). Материал из наших раскопок, как
показано выше, «прочитан» и переопубликован неадекватно. Где га-
рантия того, что другие источники (многие из которых, кстати ска-
зать, вводились в научный оборот и описывались не русскоязычны-
ми авторами) в классификациях А.В.Комара не искажены?
Представляется, что субъективизм в археологии возможно мини-
мизировать, если: 1) максимально внимательно и бережно отно-
ситься к археологическому источнику на всех стадиях работы с ним
(от раскопок до публикации и «прочтения»); 2) полагаться не толь-
ко на свой собственный опыт и интуицию, но использовать в работе
методики количественной и качественной оценки материала. Только
тогда появится возможность сделать построения исследователя мак-
симально проверяемыми, только тогда поиск археолога будет науч-
ным, а дискуссия между исследователями будет иметь смысл.
Настоящая статья не подразумевает всестороннего анализа упо-
мянутых работ И.О.Гавритухина и А.В.Комара и тех, без сомнения,
важных проблем, которые в них затрагиваются. Цитируя отдельные
моменты, мы на частных примерах попытались привлечь внимание
коллег к общим проблемам методологии современной раннесредне-
вековой археологии, без решения которых все мы будем продолжать
спор на разных языках. «Там, где нет стандарта и однозначности, -
нет правила, а значит нет и метода» (Смирнов Ю.А., Тендрякова
М.В.,1990, с.73); а наука без методов - это уже не наука.
Список литературы:
Амброз А.К., 1989. Хронология древностей Северного Кавказа V -VII вв.. М.
Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. Праболгары на Средней
Волге (у истоков истории татар Волго-Камья). Самара.
Богачев А.В., 1990. Погребение VI века на юго-западе Татарии // Ранние
болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань.
34-241
257
Богачев А.В., Зубов С.Э., 1990. Новый могильник, эпохи переселения народов
на Средней Волге // Congressus Septimus Internationalis Fenno-Ugriastarum
Sessiones sectionum dissertationes historica, arheologica et antropologica. Debrecen
Богачев A.В., 1992. Процедурно-методические аспекты археологического
датирования (на материалах поясных наборов V — VIII вв. Среднего
Поволжья). Самара.
Богачев А.В., 1998. Кочевники лесостепного Поволжья V— VIII вв. Самара
Гавритухин И. О., 2000. К дискуссии о хронологии древностей Поволжья //
Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. (из истории
костюма. Самара.
Генинг В.Ф., 1976. Тураевский могильник V в. н.э. (захоронения
военачальников) // Из археологии Волго-Камья. Казань.
Голдина Р.Д., Водолаго И.В., 1990. Могильники неволинской культуры в
Приуралье. Иркутск.
Комар А.В., 1999. Предсалтовские ираннесалтовский горизонты Восточной
Европы (вопросы хронологии) // VITA ANTIQA, №2.
Комар А.В., 2000. Византийское влияние в поясных наборах хазарского круга
//Культуры степей Евразии второй половины /тысячелетия н.э. (из истории
костюма. Самара.
Смирнов Ю.А..Тендрякова М.В., 1990. О роли обыденного сознания в
археологической реконструкции: погребальный обряд // КСИ А, Вып. 201.
258
И.О.Гавритухин
ОБ «ОСНОВАНИЯХ» И ОСНОВНОМ В ДИСКУССИИ
«...«внешнее» для историка является
лишь знаком внутреннего, символом,
или, лучше сказать абревиатурой...»
Л. П. Карсавин.
Мне отрадно, что начатая мной дискуссия получила отклик. Прав-
да, я предполагал обсуждать атрибуцию конкретных комплексов, вы-
деление групп древностей, хронологические рамки этих реалий, их
взаимоотношение между собой и с аналогичными явлениями на дру-
гих территориях. Мой оппонент предпочел говорить о методических
аспектах еще не состоявшейся дискуссии. Мне бы не хотелось пре-
вратить обсуждение важных, с моей точки зрения, проблем в разго-
вор слепого с глухим. Поэтому поговорим о научном поиске. Я пред-
полагал оставить мои возражения по докладу А.В. Богачева в устной
форме, но раз авторитетные коллеги настояли на необходимости пе-
чатной публикации, я не вижу смысла им перечить. Нет худа без
добра.
Если уж характеризовать дискуссию с точки зрения «оснований»,
прежде всего важно понять, в чем же состоит действительное отли-
чие оппонентов в подходе к материалу. Из цепочки рассуждений,
выстроенной А.В.Богачевым, можно подумать, что суть наших разно-
гласий определяется тем, что я оперирую несколькими произволь-
ными признаками вещи, в то время, как А.В.Богачев анализирует
«ВСЕ ЭЛЕМЕНТЫ формы и конструкции объекта» (выделено А.Б.).
Но дело как раз заключается не в том, «сколько» признаков «объек-
та» можно иметь в виду, а как должно строится само их исследова-
ние.
, В основополагающей работе А.В.Богачев (1992) постарался пере-
числить ряд возможных характеристик формы и конструкции дета-
лей ременных гарнитур. Я думаю, что это не плохо, хотя принципи-
альным, по-моему, является вопрос о том, какая степень детализации
описания целесообразна для решения стоящей перед исследователем
задачи (ведь двух тождественных вещей практически не бывает, со-
ответственно, всегда можно найти «элемент формы», по которому они
отличаются). Здесь стоит отметить, что описание ВСЕГДА ВЫБО-
РОЧНО, бессмысленно говорить о «всех» признаках. Впрочем, выде-
ление признаков - это особенности исследовательского почерка, пред-
259
мета спора здесь нет, он на этой стадии исследования бессмысленен
Важно «оценить» так или иначе выделенные характеристики вещи
то есть превратить их в признаки типов, дающих возможность атрц!
будировать вещь. А.В.Богачев решил сделать это, предложив картину
упорядоченного распределения признаков, исходя из их сочетаемос-
ти в объектах, говоря иначе - представив сериацию. Можно и так
здесь тоже нет «общеметодических» возражений. Правда, появляются
вопросы: а) о возможности «передвинуть» признак или комплекс, то
есть о вариантах «упорядоченности»; б) о границах выделяемых групп
объектов; в) об интерпретации получаемых групп.
Перечисленные вопросы встают не из-за методического зануд-
ства. С моей точки зрения, именно через них осуществляется реаль-
ная связь между процедурами формального типологизирования (фак-
тически - описания вещи) и действительным пониманием материала.
Для начала приведу примеры, предоставленные самой конференци-
ей.
В докладе Н.А.Лифанова и на подготовленной устроителями кон-
ференции выставке был представлен очень интересный материал из
раскопок II Шехлеметского могильника. Там, в погр. 4 кургана 11
была найдена пряжка, по всем показателям относящаяся к 4-ой («но-
воселковской») группе, по А.В.Богачеву, то есть датируемая по этой
системе 3-й четвертью VI в. Но остальные вещи из этого комплекса
(см.: Бражник О.В., Кирсанов Р.С., .Лифанов Н.А., 2000) указывают
на дату не ранее последних десятилетий VII в. В атрибуции находок
Н.А.Лифанов опирался на разработки А.В.Богачева. Надо отдать дол-
жное изобретательности докладчика, объясняющего более чем сто-
летний разрыв в дате вещей тем, что эта, довольно обычная, пряжка
была реликвией, передаваемой сквозь поколения на память об учас-
тии «в походах Истеми»!
А.В.Богачев в выступлении по докладу А.В.Комара обратил вни-
мание на В-образную пряжку с округлой в сечении (или слегка
подграненной?) рамкой, пластинчатой обоймой и коротким фасети-
рованным язычком, представленную докладчиком на таблице с об-
разцами византийских ременных гарнитур геральдического круга.
Прозвучал эмоциональный пассаж о необходимости четкой «науч-
ной» типологической системы, позволяющей жестко определить в
ней место любой вещи и, таким образом, ее атрибутировать, а не
смешивать по «субъективным» соображениям разнородный материал.
В принципе, это, конечно, звучит хорошо, да и ряд типологических
оценок, данных в интересных работах нашего киевского коллеги, явно
260
нуждается в более солидном обосновании и, по-моему, в корректи-
ровках. Речь сейчас не об этом. Суть заключается в том, что по типо-
логической системе А.В.Богачева пряжка, привлекшая его внимание,
должна относится к 1-й («тезиковской») группе, датируемой «III-IV
вв.», но происходит-то она из погр. 137 могильника Каллатис и явля-
ется частью поясной гарнитуры геральдического круга (см. статью
А.В.Комара в данном сборнике), а таковые пока не имеют оснований
для датировки ранее сер. или вт. пол. VI в.
Я не считаю, что двух примеров достаточно, чтобы ставить под
сомнение всю предлагаемую оппонентом систему. Важно понять, где
и почему происходят сбои. По-моему, дело заключается в том, что
А.В.Богачевым фактически игнорируются по крайней мере три по-
ставленных выше вопроса. Попробуем их рассмотреть в связи с зат-
ронутым материалом.
Полученные А.В.Богачевым группы пряжек (другие детали ре-
менных гарнитур он, по-моему - незаслужено, считает не столь пока-
зательными для датировки) без всякого обоснования объявляются
«хронологическими», причем некоторые почему-то считаются дли-
тельными, почти не пересекающимися во времени «этапами», другие
- кратковременными «переходными» группами. Это было бы воз-
можным, если предполагать, что рассматриваемые пряжки принадле-
жат единой, практически гомогенной традиции, в истории которой
есть лишь несколько кратковременных периодов смены стилей. В
отношении Среднего Поволжья это явно не так. Мой подход к реше-
нию обозначенного выше вопроса «в» заключается в том, что хроно-
логические рамки КАЖДОЙ из полученных групп должны специ-
ально анализироваться как сопоставлением с датами аналогичных
вещей в других хронологических шкалах, так и иными методами.
В итоге такой работы (Гавритухин И.О., 1996) получилось, что на
Безводнинском могильнике пряжки, определенные А.В.Богачевым
'как «федоровские», имеют зону распространения, почти совпадаю-
щую с теми, что определяются как «тураевские» (другие средневолж-
ские могильники по ряду причин менее пригодны для планиграфи-
ческого анализа). Но если «тураевский» этап длился не менее 1,5
столетий, то как объяснить эту картину, считая, что «федоровская»
группа пряжек датируется в рамках 1-й четверти V в.? Некоторые
полые пряжки (как в Шипово), относящиеся по системе А.В.Богаче-
ва к новоселковской группе, появляются явно значительно раньше
распространения геральдических гарнитур (даже самых архаичных —
вт. пол. VI в.). Другие же находки, фигурирующие у А.В.Богачева
261
(1992, рис.25 - Селекса) как эталоны «новоселковской группы», не
известны в комплексах ранее VII в. (см. ниже). Очевидно, что «пере-
ходные» группы, выделяемые А.В.Богачевым, не столь кратковремен-
ны, какой пишет.
При рассмотрении вопроса «б» обращает внимание, что, например
группа 4 («новоселковская») в таблице сериации А.В.Богачева (1992
рис. 18) выглядит какой-то «разорванной», некомпактной. Может быть
потому, что она «переходная»? Но как объяснить, что хронологичес-
кий разброс представленных в ней комплексов составляет до ста лет.
По-моему, указанная картина происходит от формального объедине-
ния в одну группу явно культурно разнородных вещей. Некоторые
из них принадлежат образцам шиповского круга, другие - отражают
влияние геральдических стилей, связанных с причерноморскими об-
разцами, третьи, как рамка пряжки из погр.48 в Селексе, воспроизво-
дят вещи кавказского круга, датируемые не ранее VII в. (Чир-юрт,
Чми, Дюрсо и т.д. Подбор образцов см.: Амброз А.К., 1989; Гавриту-
хин И.О., Обломский А.М., 1996). То, что новые формы иногда со-
вмещаются с традиционными местными элементами (например, пря-
моугольными пластинчатыми обоймами) не должно затемнять того
факта, что указанные инновации явно разнокультурны и разновре-
менны. Именно поэтому я возражаю против выделения некого крат-
ковременного «переходного» периода и настаиваю на особом рас-
смотрении хронологических рамок каждого из культурных импульсов.
Если говорить более детально, то мне не «хотелось бы» датировать
пряжку из Новоселок «VII-VIII вв.», как пишет А.В.Богачев. Просто
я не считаю возможным ограничивать верхнюю границу бытования
пластинчатых обойм, обернутых вокруг рамки и крепящихся к рем-
ню гвоздиками (признаки IV-2 и V-2 (Богачев А.В., 1992) 3-й чет-
вертью VI в. (для этого надо или доказать, что комплекс признаков
пряжки из погр.48 в Селексе сформировался на месте - тогда ее
неправомерно датировать «не ранее» прототипов формы рамки, или
же указать прототипы, датируемые не позднее середины VI в.). При-
чем, если задумываться о «статистике», то следует понимать, что рас-
цвет геральдических стилей, которым принадлежат прототипы ново-
селковской пряжки, приходится на время, когда шиповские стили
перестают быть актуальными. Иначе говоря, «шиповские» и «гераль-
дические» ременные гарнитуры - разнокультурные и разновремен-
ные явления. Это можно показать как на материалах Северного Кав-
каза, так и Бирска (Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998; Гавритухин
И.О., 1996).
262
Здесь мы фактически уже начинаем обсуждать вопрос «а». Из
вышесказанного достаточно очевидно, что для решения конкретной
проблемы (например, датирования) признаки, описывающие вещь,
явно не равнозначны. Поэтому результаты сериации, где значение
(«вес») признака не учитывается, не только можно, но в ряде случаев
- необходимо корректировать, опираясь на содержательные крите-
рии (например, Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998). Рассмотрим
под этим углом зрения В-образную пряжку из Федоровки, тем более,
что часть сериации, показывающая, каким образом выделяется «фе-
доровская» группа пряжек, не опубликована. Для начала отметим, что
значение В-образной федоровской пряжки в недавней работе А.В.
Богачева определяется тем, что она «близка пряжкам тезиковского
этапа (III-IV вв.)» - именно этим обосновывается «переходный» ха-
рактер федоровского комплекса (Богачев А.В., 1998, с.17). Мне каза-
лось, что достаточно напомнить А.В.Богачеву, что комплекс из курга-
на 5 в Тураево (с такой же В-образной пряжкой) им самим приводится
в ряду эталонных именно для «тураевского» (даже не для «федоров-
ского») этапа, сменяющего «тезиковский» (Богачев А.В., 1992, рис.23)
и то, что стилистика рассматриваемой рамки не выглядит чужерод-
ной на фоне других пряжек, явно более поздних, чем IV в.
Итак, мой тезис состоит в том, что В-образные рамки из довольно
массивного стержня, нередко подграненного, не являются характер-
ными именно для древностей III-1V вв., а потому их нельзя рассмат-
ривать в качестве показателя того, что комплекс является «переход-
ным». Добавлю, что пряжки с такими рамками появляются на нижне-
и среднедунайском лимесе Римской империи не ранее эпохи Кон-
стантина и его династии, а образцы, наиболее близкие федоровскому
и тураевскому, типичны для валентиниановского и поствалентиноа-
новского времени (не ранее конца IV в., например, Tejral J., 1995). У
варваров такие вещи редки, а их дальнейшую судьбу в среде Импе-
рии проследить трудно, поскольку в эпоху Феодосия христианская
(практически безинвентарная) погребальная обрядность становится
господствующей. Единичные находки с поселений (Музей града Бел-
града, образец с язычком, типичным для вт. пол. V-VI вв. - благодарю
Милицу Янкович за возможность работать с коллекцией) или у
варваров (Дюрсо, погр.479 и др.), свидетельствуют, что В-образные
граненные рамки продолжают развиваться, приобретая к VI в. новые
формы язычков, более массивные очертания рамки и т.д.
Возвращаясь к нашей теме, отмечу, что как раз язычки дают одну
из возможностей уточнять хронологическую позицию граненых В-
263
образных пряжек. Но приведенные мной признаки язычка федоров-
ской пряжки, принципиально важные для датировки, А.В.Богачевым
как раз «игнорируются», несмотря на его декларации и обвинения в
этом грехе оппонентов. Тезис, что язычки пряжек «ломались быст-
рее», а потому заменялись деталями «нового типа» (Богачев А. В., 1998
с. 17) не более чем остроумен, ведь он не имеет отношения к делу: ни
на федоровской, ни на тураевской пряжках нет следов замены языч-
ка, а на федоровской пряжке (с которой участники конференции
могли ознакомится на выставке, подготовленной организаторами кон-
ференции) следы изношенности не значительны, хоть она и выпол-
нена из довольно мягкого серебра. Таким образом, В-образную федо-
ровскую пряжку нет оснований считать более архаичной, чем другие
вещи этого комплекса, который датируется в рамках V в., причем
никакой из «объектов в целом» на современном уровне изучения не
дает оснований для сужения этой даты до 1-й четверти V в., как
хотелось бы А.В.Богачеву.
Подведем итоги.
1. Логика моего метода исследования совсем не та, что представля-
ется по реконструкции А.В.Богачева. Как и любой смертный, я не
могу работать со «всеми» признаками, даже в отношении только фор-
мы вещи, но никакой известный мне существенный аргумент или
хронологический признак при датировке я не собирался и не буду
«игнорировать».
2. Представленные А.В.Богачевым детальные описания элементов
ременных гарнитур Среднего Поволжья и их сериацию я считаю
очень важным вкладом в анализ раннесредневековых древностей, и
не только этого региона. Правда, я не думаю, что «процедура» крити-
ки источника, даже в плане относительной датировки, этим исчерпы-
вается. Ас некоторыми конкретными атрибуциями и интерпретаци-
ями А.В.Богачева я не согласен. Последнее, а так же свое видение
материала я и представил в ряде работ, резюмированных в тезисах
конференции, чтобы обратить внимание на необходимость дискус-
сии.
3. От разговора об «основаниях» я предлагаю перейти в дискуссии
к «основному», то есть предъявлению аргументов, позволяющих до-
казательно корректировать или пересматривать то, что предлагается
оппонентом в отношении конкретных вещей или групп древностей,
рассматривать ВСЕ учтенные оппонентом аргументы и, конечно, не
только их.
264
Список литературы:
Амброз А. К., 1989. Хронология древностей Северного Кавказа. М.
Богачев А. В., 1992. Процедурно-методические аспекты археологического
датирования (на материалах поясных наборов IV- VIII вв. Среднего Поволжья).
Самара.
Богачев А. В., 1998. Кочевники лесостепного Поволжья V-VIII вв. Самара.
Гавритухин И. О., 1996. К изучению ременных гарнитур Поволжья VI-VII
вв. // КЕС. Самара.
Гавритухин И. О., Малашев В.Ю., 1998. Перспективы изучения хронологии
раннесредневековых древностей Кисловодской котловины // КЕС. Самара.
Гавритухин И. О., Обломский А.М., 1996. Гапоновский клад и его историко-
культурный контекст. М.
Бражник О.В., Кирсанов Р.С., Лифанов Н.А., 2000. Исследование
Шелехметского II курганно-грунтового могильника в 1999 г. // Краеведческие
записки. Вып.IX. Самара.
Tejral J., 1995. NeueAspektederfruhvolkerwanderungszeitlichen Chronologic im
Mitteldonauraum // Neue Beitrage zur Erforschung der Spatantike im mittleren
Donauraum. Brno.
265
Список сокращений
АСГЭ - Археологический сборник Государственного Эрмитажа
АО - Археологические открытия
АП УРСР - Археолопчш пам’ятки УРСР
АЭБ - Археология и этнография Башкирии.
ВАУ - Вопросы археологии Урала.
ВДИ - Вестник древней истории. М.
ГИМ - Государственный исторический музей, Москва.
ГМИР - Государственный музей истории религии.
ГМТР - Государственный музей ТАССР.
ГЭ - Государственный Эрмитаж, СПб.
ДГОМ - Дагестанский государственный объединенный музей. Ма-
хачкала.
ЗООИД - Записки Одесского общества истории и древностей
ИАА - Историко-археологический альманах. Армавир.
ИАК - Известия Императорской археологической комиссии, СПб.
ИА НАНУ - Институт Археологии Национальной академии Наук
Украины.
ИЗ — Исторические записки. Москва.
ИНВСИК — Известия Нижневолжского Саратовского института
краеведения.
КЕС - Культуры евразийских степей второй половины I тысяче-
летия н.э. Самара - 1996. То же (вопросы хронологии) - 1998.
КСИА - Краткие сообщения Института археологии.
КСИИМК - Краткие сообщения Института истории материаль-
ной культуры.
МАДИСО - Материалы и исследования по археологии и древней
истории Северной Осетии
МАИЭТ - Материалы по археологии, истории и этнографии Тав-
рии. Симферополь.
МАК - Материалы по археологии Кавказа
МАР - Материалы по археологии России
МАЭ - Музей антропологии и этнографии Академии наук СССР
МГУ - Московский Государственный Университет
МИА- Материалы и исследования по археологии СССР
НиЖ - Наука и жизнь
ОАК - Отчет Императорской археологической комиссии.
ПАВ - Петербургский археологический вестник. СПб.
266
ПАДИУ - Проблемы археологии и древней истории угров.
ПС - Палестинский сборник. Ленинград.
РА - Российская археология.
СА - Советская археология.
САИ - Свод археологических источников.
СМАА - Сборник материалов по археологии Адыгеи.
СЭ - Советская этнография. М.
СНВ — Страны и народы Востока. Москва.
ТГЭ - Труды Государственного Эрмитажа. Ленинград.
ЮТАКЭ - Южно-Туркменская археологическая экспедиция.
ESA - Eurasia septentrionalis antiqua
FA - Folia Archaeologica
GHA - Germanen, Hunnen und Awaren. Satze der Volkerwanderungszeit.
Numberg, 1987.
267
Содержание
Ю.А.Прокопенко. О многолепестковых инкрустированных фибулах
как элементе средиземноморской моды у населения Северного Кавказа
в V- VI вв........................................................з
И.В.Белоцерковская. Затылочные кисти из Рязано-Окских могильников
как элемент головного убора..................................... /8
И.О.Гавритухин. Эволюция восточноевропейских псевдопряжек........31
А.Г.Иванов. Накладки-тройчатки: к вопросу о происхождении поясов
неволинского типа................................................87
А.В.Комар. Происхождение поясных наборов раннесалтовского типа... ЮЗ
А.А.Иванов. Находки поясных наборов из курганов хазарского времени
Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья....................... 118
В.С.Аксенов. Редкий тип бляшек-амулетов из Верхнесалтовского
катакомбного могильника........................................ 132
Д.А.Сташенков. Половозрастная стратификация новинковского
населения (по материалам украшений костюма).................... 141
Н.АЛифанов. Новые формы украшений новинковского населения........ 166
Е.П.Казаков. О некоторых группах деталей поясного набора
Волжских Болгар IX-XI вв....................................... 170
К.А.Руденко. Поясной набор с VI Алексеевского селища в Татарстане
(к вопросу об эволюции булгарской поясной гарнитуры VIII — XII вв. :
проблема преемственности)...................................... 180
В.Г.Котов. К семантике трехбусинных височных колец
Волжской Булгарии.............................................. 189
А.В.Курбатов. Культурные влияния Востока в кожевенном
производстве средневековой Руси................................ 197
Э.Фоти, Г.Лёринци, А.Марчик. Археологические и антропологические
связи между степями Евразии и раннеаварской группой населения в
Карпатском бассейне.............................................211
И. Р.Ахмедов. Псалии в начале эпохи Великого переселения народов.220
А.В.Богачев. О некоторых аспектах ведения научного поиска и
научной дискуссии в раннесредневековой археологии...............252
И.О.Гавритухин. Об «основаниях» и основном в дискуссии..........259
КУЛЬТУРЫ ЕВРАЗИЙСКИХ СТЕПЕЙ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ I ТЫ-
СЯЧЕЛЕТИЯ Н.Э. (ИЗ ИСТОРИИ КОСТЮМА). Том 2. Самара, 2001.
Лицензия ЛР № 071480 от 04.08.97 г.
Подписано в печать 11.04.01. Формат 60x84 1/16
Объем 16,75 п.л. Уч.изд. л. 16,80. Тираж экз.
Печать офсетная. Бумага офсетная. Заказ № 241
ОАО ПО «СамВен», 443099, г.Самара, ул.Венцека, 60
268