АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ СЛАВЯНОВЕДЕНИЯ И БАЛКАНИСТИКИ Академия наук Украинской ССР Институт общественных наук
слабя некие
ДОС внести
ЭТНОГЕНЕЗ.
МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА ДРЕВНЕЙ РУСИ
Сборник научных трудов
КИЕВ «НАУ КОВ А ДУМКА» 1980


В сборнике на материалах письменных и археологических памятников рассматривается происхождение славянских племен, приводятся данные топонимии, анализируются нарративные источники по раннесредневековой истории славян, а также освещается история материальной культуры восточнославянских племен.
Рассчитан на историков, археологов и исследователей истории славянских языков.
Редакционная коллегия
в. Д. королюк (ответственный редактор), В В. АУЛИХ, я. д. ИСАЕВИЧ
Рецензенты
М. К. ИВАСЮТА, С. М. ТРУСЕВИЧ
Редакция литературы по социальным проблемам
зарубежных стран, археологии и документалистике
г 10602-399 СМ221(04)-80
62-80 0507000000
®Издательство «Ыаукова думка», 1980


ПРЕДИСЛОВИЕ
Ж Ж Ж Это Это
К числу узловых проблем славяноведения относится вопрос о происхождении славянских народов. Его разработка способствовала зарождению и развитию комплексных славистических исследований, основывающихся на системном анализе письменных источников, данных лингвистики, археологии, этнографии.
Статьи настоящего сборника посвящены нерешенным проблемам славянского этногенеза. Этногенетическая проблематика здесь рассматривается в свете достижений исторического источниковедения, истории языка, истории материальной культуры. Во вступительной статье В. Д. Королюка и Е. П. Наумова подведены итоги и намечены перспективы изучения славянских передвижений, анализируются происшедшие в этот период огромные социальные сдвиги, определяющие пути складывания древнеславянских народностей и их раннефеодальной государственности. В. В. Иванов и В. Н. Топоров, изложив основные результаты изучения древних славянских этнонимов, выявили тенденции развития славянской этнонимии, показали ее структурное сходство с этнонимией ряда других индоевропейских территорий. В статье О. А, Купчинского предпринята попытка привлечь сведения о хронологии распространения древнейших славянских топонимических моделей для * уточнения последовательности расселения славян в Восточной Европе, реконструкции ареалов племен и малоплеменных групп, определения связи заселенности с характером природных условий. Я. Д. Исаевич рассматривает древнейшие дошедшие до нас топонимы, отразившие в той или иной мере этнический * характер юго-западных окраин восточнославянской территории.
3


Для изучения вопросов этногенеза славян важное значение имеет рассмотрение письменных источников о социально-экономическом и политическом развитии славянских народов, о характере их контактов с неславянским населением. Один из наиболее важных источников по истории славян VII в. анализируется в статье О. В. Ивановой. Этот источник'—• византийский агиографический памятник о св. Дмитрии, позволяющий сделать ценные выводы о формах землевладения и землепользования славянских общин, о наличии уже в VII в. правовых норм, обязывающих общинников отдавать часть производимого прибавочного продукта на содержание органов управления и организацию военных кампаний. Статья Б. Н. Флори посвящена давно привлекшему внимание славистов вопросу — о характере взаимоотношений Великоморавского государства с Византией в начале 60-х годов IX в.
Надежные выводы о чертах общности и своеобразия в культуре славян" ских народностей можно получить на основе сравнительного изучения мате" риальной и духовной культуры всех районов расселения славян и сопредельных с ними территорий. Особенно важны в этом отношении окраинные земли, зоны стыка. Одной из них была юго-западная часть восточнославянского массива, граничившая с землями южных и западных славян, венгров, воло- хов, тюркских племен. Материальная культура и социально-экономическое развитие этого района являются объектом изучения историков и археологов Н. Ф. Котляра, В. В. Аулиха, В. М. Петегирича. Авторы на примере галицко-волынских земель показывают единство культуры Древней Руси, ее связи с другими славянскими и неславянскими странами.
Настоящий сборник — первый опыт творческого сотрудничества между Львовскими историками, археологами, лингвистами (отделы истории Украины и археологии Института общественных наук АН УССР) и московскими историками и лингвистами (секторы древней истории и средних веков и структурной лингвистики Института славяноведения и балканистики АН СССР).
Привлекая данные различных научных дисциплин, авторы сборника показывают роль славянского населения в формировании раннеславянских народностей, раскрывают конкретные формы взаимосвязей славян, связи их с другими народами, устанавливают типологические соответствия в культуре славянских и неславянских государств.


В. Д. Королюк, Е. П. Наумов
ПЕРЕМЕЩЕНИЕ СЛАВЯН В ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ И ФОРМИРОВАНИЕ НАРОДНОСТЕЙ (Итоги и перспективы)
Изучение проблем раннеславянской истории, в том числе славянского этногенеза, сопряжено с большими трудностями. Чрезвычайная узость и скудость источниковедческой базы (речь идет о письменных источниках) осложняет исторические исследования. Обращение к фрагментарным и нередко поздним письменным источникам дает зачастую ограниченный и неопределенный материал. Следовательно, необходимо сочетать письменные сведения с анализом археологических памятников и лингвистическими материалами. Сама методика, критерии сопоставления этих различных по своему характеру источников еще недостаточно изучены, равно как и роль каждой группы исторических памятников (в том числе и источников — антропологических, этнографических и др.) для изучения палеоэтногенетических процессов. Поэтому в данной работе мы попытаемся наметить основные итоги и перспективы исследований перемещения славян и становления раннесредневековых народностей в Юго-Восточной и Центральной Европе, не ставя своей задачей подробное освещение и разбор всех сохранившихся свидетельств по данному, во многом еще спорному кругу вопросов.
Первые упоминания о славянах содержатся в сочинениях античных авторов Плиния, Тацита и Птолемея (I—II вв. н. э.). Из произведений античных авторов, для которых славяне были обитателями самых дальних окраин тогдашней ойкумены, на периферии обширной Германии или Сарматии, то есть целых регионов, населявшихся родственными или близкими по уровню народами, можно получить незначительные (в смысле точной локализации) сведения даже для всей группы ранних славян, не говоря уже об отдельных племенах и союзах. Однако, по нашему мнению, эти свидетельства все же дают определенную географическую ориентацию, которая становится
5


весьма полезной при сравнении с позднейшими историческими памятниками.
Вопрос о перемещении славян во II—III вв. н. э. был поставлен известным чешским исследователем Л. Нидерле. Тезис о начале перемещения славян он обосновал с помощью лишь общеисторических соображений. Археологических же материалов на территории Юго-Восточной и Центральной Европы не обнаружено. По мнению некоторых археологов, территории Центральной Европы (в бассейнах рек Лаба (Эльба)—Сала) в результате отхода германцев обезлюдели1. Следовательно, тезис Л. Нидерле остается спорным, а вопрос — открытым2.
В данном случае особенно важно обратить внимание на материалы римской картографии, в частности на Певтингеровы таблицы (I—IV вв. н. э.)3, позволяющие не только отметить определенное совпадение ее данных с более ранними упоминаниями (например, у Тацита и Птолемея), но и судить о некоторых передвижениях славянского населения на юг и юго-восток. Как известно, венеды-сарматы помещены на самом краю VIII таблицы, на окраине Европы, омываемой океаном. На этом же уровне отмечены здесь и Альпы Бастарнские, то есть Карпаты. Таким образом, на этом основании в литературе делается вывод о расселении венедов-сарматов от Вислы к Карпатам, что в известной мере согласуется с сообщениями Птолемея и Тацита, располагавших венедов в бассейне Вислы и на побережье Балтийского моря, на восток от Германии.
Этим однако не исчерпываются данные о славянах, зафиксированные римскими картографами. В той же VIII таблице, кроме названных выше венедов-сарматов, в другом районе (между Дунаем — ближе к его дельте — и Днестром) помещены славяне-венеды. Даже допуская, что название «венеды», для определения населения низовьев Дуная, было приписано в III в. неизвестным комментатором, можно говорить о перемещениях части славянского населения на юг и юго-восток от прежнего их района локализации, очерченного весьма приблизительно в произведениях упомянутых античных авторов. Вместе с тем, рассматривая сложный и спорный вопрос о перемещениях славян в II—III вв., мы должны учитывать и передвижения других народов (в особенности восточногерманских племен) в пределах западной окраины античной Сарматии, более того,—
1 Herrmann J. Zwischen Hradschin und Vineta. Friihe Kultur der West- slawen. Berlin, 1971, S. 17.
2 См.: Горянова E. А. Раннеславянские древности в чехословацкой, немецкой и польской литературе.— СА, 1970, № 4, с. 296.
3 Ср.: Королюк В. Д. Перемещение славян в Подунавье и на Балканы (Славяне и волохи в VI — середине VII в.).— Советское славяноведение, 1976, № 6, с. 49.
6


и существование на одной и той же территории (например, в ареале пшеворской культуры) славян, германцев, быть может, также кельтов 4. На этом основании можно допустить и передвижение части славян вместе с германскими племенами на юг, в пределы Подуна- вья и отчасти на Балканы, в Центральную Европу еще в III— IV вв.5
Но, естественно, не вызывает сомнений тот факт, что (несмотря на отсутствие письменных источников о славянах для II—IV вв.) основная масса славянского населения перемещалась в V—VII вв., в эпоху Великого переселения народов. Именно в эту эпоху, как нам известно из раннесредневековых памятников, происходили грандиозные передвижения славянских племен и союзов, причем основными были три направления — на юго-запад (вплоть до северных окраин Италии), юг — на Балканы и к Греции, и на запад — к реке Лабе (Эльбе)6.
Византийские источники и другие памятники той поры сохранили много свидетельств о славянах, в том числе о передвижениях и названиях славянских племен. Поскольку в литературе уже достаточно подробно рассмотрены эти материалы, нам представляется необходимым остановиться на переменах в этнической терминологии применительно к славянам той эпохи.
Весьма примечательно, что готский историограф Иордан в своем сочинении уже различает этнические определения «многолюдного племени венетов». Так, применяя общее название (венеды) для единого народа (этноса), Иордан в то же время указывает еще два уровня этнической терминологии: какие-то узкоместные, локальные наименования, которые, по его словам, «меняются соответственно различным родам и местностям», и два собирательных названия, существовавших параллельно (а именно — склавены и анты). Другие письменные памятники той эпохи (например, сочинения Прокопия Кесарийского и др.) также называют склавенов и антов, четко различая их, но одновременно подчеркивая единство языка и
4 Седов В. В. Ранний период славянского этногенеза.— В кн.: Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев. М., 1976, с. 92.
5 Ср., например, Бромлей Ю. В., Королюк В. Д. Славяне и волохи в Великом переселении народов и феодализация Центральной и Юго-Восточной Европы.— В кн.: Юго-Восточная Европа в эпоху феодализма. Кишинев, 1973, с. 24.
? Вопрос о перемещении славян в Восточной Европе подробно рассматривался советскими археологами. См.: Третьяков П. Н, Восточнославянские племена. М., 1953; Третьяков П. Н. Финно-угры,
балты и славяне на Днепре и Волге. М.—Л., 1966; Ляпушкин П. И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства. Л., 1968.
7


обычаев этих групп славянских племен. Иными словами, и анты, и склавены (склавины) представляли собой большие военно-политические объединения славянских племен, обладавшие также развитым этническим самосознанием.
Процесс развития этнического самосознания в рамках единого по языку и обычаям «племени» венедов проходил, как свидетельствуют источники о склавенах и антах, наиболее интенсивно в тех областях, где славянское население граничило с «инородными» племенами двух «чуждых» и «враждебных» регионов — Германии и Сарматии. Однако иерархическая система этнических терминов, определявших этническое самосознание и внутренние связи ранних славян, вовсе не оставалась неизменной; в тот период ее изменения были обусловлены и продолжавшимися передвижениями славянского и неславянского населения в данных районах Европы, конфронтацией славян и их контактами с Восточнороманской империей и «волохами» — романским населением в горных областях (Дина- риды, Карнейские и Юлийские Альпы, Балканы). Наглядным примером этого является исчезновение (в начале VII в.) из письменных источников имени антов 7.
Причиной этого, равно как и распространение термина «склавены» на весь славянский мир, были изменения во взаимоотношениях славянских племен на территориях Юго-Восточной Европы. В силу этого на первый план выдвинулась проблема конфронтации славян с Восточнороманской империей и волохами, потребовавшая определенной консолидации славянского этноса. Иными словами, развитие термина «склавены», приобретавшего тогда уже общеславянское значение, можно расценивать как признак возрастания славянского этнического самосознания. Распространенность общеславянского наименования названия населения нисколько не исключала начавшихся в ту эпоху новых перемен в сфере этнической терминологии славян, связанных с процессами образования раннесредне- Вековых государств и народностей8.
Говоря об этих сложных проблемах развития этнического самосознания и этнической терминологии ранних славян, необходимо сопоставить динамику конкретного содержания термина «склавены» (славины) со значением, которое имело в ту эпоху, в частности
7 Королюк В. Д. Указ, соч., с. 52—53; Москаленко А. Е. Зарубежные славянские народы в средние века. Воронеж, 1973, с. 17 и сл.
8 См.: Королюк В. Д. Основные проблемы формирования раннефеодаль¬
ной государственности и народностей славян Восточной и Центральной Европы.— В кн.: Исследования по истории славянских и балканских народов. М., 1972; Королюк В. Д. Контактная зона в Юго-Восточной
и Центральной Европе эпохи раннего средневековья и проблемы ее этниче ской истории.— Советское славяноведение, 1974, № 1 и др.
8


в VII—VIII вв. (отчасти и позже) наименование «Склавиния» (Сла- виния), встречающееся во многих византийских источниках и вовсе не известное по более ранним письменным памятникам9. Не вызывает сомнений, что этот термин обозначал «землю славян», но лишь такое толкование было бы неполным. Речь идет уже о независимых (например, от Византии) славянских военно-политических образованиях, княжествах или союзах племен, развитие которых было взаимосвязано и с процессами этнической интеграции славян, их контактов с неславянским населением.
Вполне понятно, что конфронтация славян с Восточнороманской империей и волохами, вторжения новых народов в этот регион (в особенности кочевников-авар10) привели к новому перемещению славянского населения. Это перемещение, в отличие от охарактеризованного выше, следует назвать своего рода возвратной волной славян; некоторые сведения о ней, сохранившиеся в древнерусской летописи, восходят, вероятно, к исторической традиции Великой Моравии и отчасти Польши.
Для оценки сложного процесса образования раннефеодальных государств и народностей необходимо привлечь не только неславянские письменные памятники (византийские и др.), но и раннеславянские источники. Процессы становления феодализма и этнической интеграции привели к формированию новых территориально-этнических общностей — болгар, мораван, а затем в Восточной Европе — древнерусской народности. Несколько замедленно проходили эти процессы в Чехии, Польше, на землях полабских славян. На Балканах о специфике этнических процессов следует говорить лишь применительно к сербам и хорватам.
Рассматривая предпосылки и этапы формирования раннесредневековых народностей, следует подчеркнуть, что на основной территории Центральной и Восточной Европы происходила интеграция родственных по языку и обычаям этнических элементов в рамках относительно единых раннефеодальных государств. На Балканах славянский элемент поглощал иноязычный (фракийский, иллирийский, восточнороманский, протоболгарский и др.), кроме того, процесс этнического синтеза был связан с социально-экономическим синтезом, поскольку в ходе его новое население осваивало в той или иной мере античное наследство. При этом важно учитывать и уровень развития славянских племен, то есть наличие (или отсутствие) у них непосредственных контактов с провинциальноримской
9 См.: Ангелов Д. Образуване на българската народност. София, 1971, с. 106; ср. также статью С. Антоляка в кн.: Македония и македонцы в прошлом. Скопье, 1970, с. 27 и сл.
10 Ср.: Русанова И. П. Славянские древности VI—VII вв. М., 1976, с. 150—160.
9


культурой. Для Балкан следует учитывать также другое немаловажное обстоятельство, а именно — частичное заселение областей Юго- Восточной Европы населением западнославянского происхождения, в связи с чем в литературе уже высказывались мнения о западнославянском происхождении сербов и хорватов11.
Решение сложных вопросов, связанных со славянскими перемещениями, может сыграть важную роль в дальнейшем исследовании проблем социально-экономического синтеза в Юго-Восточной и отчасти Центральной Европе («контактная зона») и процессов образования раннесредневековых народностей12. Продолжение таких исследований не только целесообразно, но и в высшей степени актуально для понимания механизма этногенеза славян и всего сложного комплекса этноисторического развития данного региона13.
В соответствии с этим можно наметить следующие конкретные темы и объекты, требующие научного сотрудничества и координации усилий ученых разных специальностей.
1. Античное наследство — анализ материальной и отчасти духовной культур. Изучение темы должно быть комплексным, предусматривающим участие археологов, этнографов и историков СССР и всех зарубежных славянских стран.
2. Проблема так называемой возвратной волны славян. Для изучения этой темы желательно привлечь ученых Москвы, УССР, БССР. Тему могут разрабатывать лингвисты, отчасти историки и археологи.
3. Балкано-дунайская культура и возникновение народностей (болгар и отчасти восточнороманских). Для изучения этих вопросов, в частности спорных проблем генезиса восточнороманских народностей, необходимо сотрудничество ученых Москвы, Киева и Львова с научными учреждениями Молдавии (археологов и этнографов — под руководством Научного совета по изучению славяно-волошских связей и происхождения молдавского народа АН МССР).
4. Славянское самосознание. На основе свидетельств письменных источников (I—XII вв.) данную тему разрабатывают историки (Москва, Львов), лингвисты (Москва), археологи (Москва, Киев, Кишинев, Ужгород), этнографы (Москва, Кишинев, Ужгород, Львов).
11 См.: Новакови^ Р. Да ли су сви Захумл>ани пореклом Срби — Исто- рижски часопис. Београд, 1975, кн. 22, с. 19 и сл.: Новакови^ Р. Одакле су Срби дошли на Балканско полуострво. Београд, 1978.
12 Ангелов Д. Op. cit.; ГавликЛ. Моравская народность в эпоху раннего феодализма.— В кн.: Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев. М., 1976 и др.
13 Королюк В. Д. К исследованиям в области этногенеза славян и восточных романцев.— В кн.: Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев, с. 6 и сл.
10


5. 	Социально-политическая терминология письменности Великой Моравии, сопоставление ее с письменностью Древней Руси и Болгарии. В данном случае необходимо сотрудничество лингвистов и историков различных научных учреждений. Разработка данной темы даст возможность получить новые данные для анализа процессов классообразования и формирования раннесредневековых народностей у славян.
Следует также изучать терминологию древних памятников славян в сравнении с данными языков германских народов, бал- тов, иранцев. Это направление исследований будет содействовать реконструкции славянского общества еще до появления славян на исторической арене, равно как и социально-экономических и этнических процессов в древнеславянском обществе. Ведущая роль в изучении этой темы будет принадлежать лингвистам. Лишь на следующем этапе историки смогут приступить к реконструкции древнего общества. Вероятно, для обсуждения данных вопросов, так же, как и по некоторым из названных выше тем, было бы целесообразно провести несколько научных конференций.
В. В. Иванов, В. Н. Топоров
О ДРЕВНИХ. СЛАВЯНСКИХ ЭТНОНИМАХ (Основные проблемы и перспективы)
Вопрос о древних славянских этнонимах не является новым. Он занимал уже авторов первых попыток исторического осмысления судеб славянства. При этом вопрос о славянах, общем и частных названиях их рассматривался, с одной стороны, на фоне этнолингвистической карты Центральной Европы начала II тысячелетия н. э. и примыкающих областей, а с другой — в контексте всемирной истории, по византийским хроникам Иоанна Малалы и Георгия Амартала. Авторы этих сочинений рассматривали византийскую или славянскую историю как прямое, непосредственное и единственное продолжение «священной» истории.
Интерес к вопросу о происхождении славян и их имени оживлялся всякий раз в критических ситуациях, когда и обнаруживалась наиболее четко полярная трактовка ключевых проблем, связанных с этой темой. Ситуацию полемичности мы не можем игнорировать и для раннего периода, поскольку уже с начала своего появления на исторической арене славяне сталкивались с различными другими этническими и государственными объединениями — германцев, романцев, кельтов, балтов, иллирийцев, греков, тюрков и т. д.
И


На протяжении последних ста с лишком лет происхождение ранних славянских этнонимов исследуется с помощью лингвистических методов. При несомненности значительных достижений в выявлении основного набора этнонимов и этимологического объяснения ряда непрозрачных племенных наименований приходится все же отметить, во-первых, отсутствие единообразия в понимании некоторых древнейших обозначений (анты, славяне и т. д.) и, во-вторых, недостаточно четкую формулировку таких общих принципов названия, которые могут быть извлечены из этимологически прозрачных этнонимов (поляне, кривичи и др.). Из не полностью реализованных подходов к славянским этнонимам много можно было бы ждать от последовательного системного анализа, который учитывал бы весь этнонимический материал Славии в тесной привязке к соответствующим территориям, элементарные этнонимические парные противопоставления, в пределах которых один этноним необъясним вне его соотношения с другим (славяне — немцы, поляне — древляне, ср. ляхи — гурали при специфическом, не собственно этно- нимическом значении второго термина и др.). Микрополя, образуемые такими этнонимами, соответствовали в какой-то степени самосознанию определенной этнической группы в ее наиболее актуальных отношениях с соседями.
Учет словообразовательных моделей, засвидетельствованных в этнонимах, позволяет, с одной стороны, по-видимому, уточнить некоторую хронологию появления таких названий в зависимости от смены моделей, а с другой — привлечь сходный в словообразовательном отношении, но существенно более многообразный материал, относящийся к обозначению жителей того или иного места по определенному топографическому признаку. Это расширение особенно важно в силу того, что многие этнонимы сами возникали из подобных обозначений.
Исследования этнонимов в других группах индоевропейцев (германцев — в трудах Шварца1, иллирийцев — в трудах Краэ 2, Майера3, фракийцев — в работах Дачева 4, италийцев и др.) дают существенный материал для выводов о семантической типологии древних этнонимических названий.
1 Schwarz Е. Germanische Stammeskunde. Heidelberg, 1956; Schwarz E„ Goten, Nordgermanen, Angelsachsen. Bern-Mtinchen, 1951.
2 Krahe H. Die Sprache der Illyrier. Wiesbaden, 1955, Bd. 1.
3 Mayer A. Die Sprache der alten Illyrier, I. Wien, 1957.
4 Detschew D. Die thrakischen Sprachreste. Wien, 1957.
12


Уже в самом начале «Повести временных лет» дается сводная картина членения славян с перечислением этнонимов и попытками объяснения некоторых из них: Во мнозЪхъ же времАнЪх сЪли суть Слов Ьни по Дунаеви. гдЁ есть нынеОугорьска землд и Болгарьска. [и] от тЪхъ СловЬнъ разидошасл по земллЪ. и прозвашасА имены своими. гдЪ сЪдше на которомъ мЪстЪ. гако и пришедше сЪдоша. на рЪцЪ имднемъ Морава, и прозвашасА Морава, а друзии Чеси нарекошас. а се ти же СловЪни Хровате БЪлии. и Серебь. и Хору- тане. Волхомъ бо нашедшемъ наСловЪни на Дунаискига. [и] сЪдшемъ в них и насплАщемъ имъ. СловЬни же они пришедше сЪдоша на ВислЪ и прозвашасА ЛАХове. а от тЪхъ Лаховъ прозвашасд ПолАне. ЛАХове. друзии Лутичи. ини Мазовшане ини Помордне. такоже и тиСловЪне пришедше и сЪдоша поДнЪпру.и нарекошасл Полдне, а друзии Древлдне зане сЪдоша в лЪсЪх. а друзии сЪдоша межю Припетью и Двиною и нарекошасд Дреговичи [ини сЪдоша на ДвинЪ и нарекошас Полочане] рЪчьки ради гаже втечеть въ Двину.
имАнемъ Полота, о сега прозвавшасд Полочане. СловЪни же сЬ- доша около езера Илмерд i прозвашасА своимъ имАнемъ и сдЪлаша градъ и нарекоша и Новъгородъ. а друзии сЪдоша по ДеснЪ. и по Озли [-по Семи] по СулЪ и нарекоша СЪверь. i тако разидесл СловЪ- ньскии газыкъ тЬм же и грамота прозвасд СловЪньскага (Лаврентьевская летопись, лл. 206—3).
Второе описание славянских племен в «Повести временных лет» ограничивается восточнославянской территорией, причем в качестве исходной точки описания берется Киев как центр земли полян: И по сихъ братьи держати почаша родъ их кнАженье в Полахъ. а в ДеревлАхъ свое, а Дреговичи свое, а СловЪни свое в НовЪгородЪ
а другое на ПолотЪ иже Полочане о нихъже. Кривичи же сЪдать на верхъ Волги а на верх Двины и на верхъ ДнЪпра. ихже градъ
есть Смоленскъ туда бо сЪдать Кривичи таже Озверъ о нихъ на БЬлЪозерЪ сЪдать Весь а на Ростовьскомъ озерЬ МерА. а на Кле- щинЬ озерЪ МерАже. [а] по Out рЪцЪ где потече в Волгу же. Мурома газыкъ свои и Черемиси свои газыкъ. Моръдва свои газыкъ. се бо токмо СловЪнескъ' газыкъ в Руси. Полдне. ДеревлАне. Наугородь- ци. Полочане. Дреговичи. СЪверъ Бужане зане сЪдоша по Бугу послЪже же ВелынАне. а се суть инии газыци. иже дань дають Руси. Чюдь. МерА. Весь. Мурома. Черемись. Моръдва. Пермь. Печера. ЬАмь. Литва. Зимигола. Корсь. Норова. Либь: си суть свои газыкъ
имуще о колена Афетова. иже жиоуть въ странахъ полунощных (Там же, лл. 4—4 об.).
Наконец, в следующем разделе «Повести временных лет» пере¬
13


числяются некоторые из этих племен с объяснительными легендами об их происхождении, причем сообщаются сведения об их локализации: Поланомъ же жиоущемъ особЪ гакоже рекомхомъ суще о рода СловЪнска и нарекошасд Полдне. А Древлднд же о СловЬнъ
же. и нарекошасд Древлдне. Радимичи бо и Вдтичи о Лдховъ. бдста бо. В. брата в ЛдсЪх. Радимъ а другому Вдтко и пришедъша сЪдоста Радимъ на Съжю. [и] прозв[а]шасд Родимичи. а Вдтъко
сЪде съ родомъ своимъ по Out. о негоже прозвашасд Вдтичи. иже бдху в мирЪ Полдне. иДеревлдне. [и] СЪверь и Радимичь. иВдти- чи и Хрвате. ДулЪби живдху по Бу гдЬ ныне Велындне. а Оулучи Тиверьци сДддху бо по Днестру. присЬддху къ Дунаеви 6Ъ мно- жьство ихъ. сДцдху бо по Днестру, или до морд, [и] суть гради их
и до сего дне. да то сд зваху о Грекъ Великага Скуфь (Там же, лл. 4 об.— 5).
Для русского летописца совершенно бесспорно единство всех перечисленных славянских племен, как и то, что их название — Словьне. Этот этноним, сохраняющийся в качестве самоназванця у всех славян применительно ко всей языковой группе в целом, сохранялся и сохраняется как название определенной этнолингвистической группы во всех трех основных ареалах славянского мира, как правило, на периферии славянского ареала, ср. новгородские словене, словинцы-кашубы на побережье Балтийского моря, словаки (Slovene) в Словакии, словенцы (slovenci) в Словении, славонцы в Славонии (Югославии).
Наиболее древнее упоминание этого племени славян встречается у Птолемея в форме 2ov|3rpoi (Geogr. VI, 14, 9), а потом у Иордана — в форме Suavi (Get. 250). С VII в. н. э. появляются свидетельства этой формы типа Sclavini, ср. rex Sclavinorum у Фредегара, ex genere Sclavinorum. Уже эти последние формы обнаруживают следы этимологизации, которая могла позднее дать нем. Sklave ’раб’, ср. англ, slave и т. п. Позднее широко известны многочисленные формы типа 2%A,dpoi, 2vA,apoi Sclavi, Stlavi и т. п., где изменение начальной группы из *sZ— определялось законами греческого языка, не допускающего группы si-.
Для общеславянского поздней эпохи, как и для отдельных ранних славянских исторических традиций, бесспорно реконструируется форма *slov-ene. Эта словообразовательная модель в славянской этнонимии является одной из самых распространенных, ср. *berz-ane, *buz-ane, *сеггрёп-ёпе, *dedos-ane, Чис-апе, *mi-lbc- апе, *pomorj-ane, *гёс-апе, *visl-ene и т. д.
Греческое SovoP — у Птолемея может передавать и славянское '"'slov-, но также (по крайней мере теоретически) — и славянскую
14


начальную группу *s^-. В таком случае и интервокальное — р — могло еще служить не для передачи *-ц-, как в более поздних формах, а для передачи *-&- в слав. *suob-. При всей гипотетичности этого решения оно имело бы определенную поддержку, во-первых, в старой индоевропейской практике племенных обозначений от основы *s(#)e/oft/i(o)-, ср. Semnones<*Setnan-ez (германскийэтноним), Suebi, др.-в.-нем. Swaba ’швабы’ (из герм. *sweba-), лат. Sablrtl, принадлежащие (своему) племени’, Sabelli, Samnites (при лат. Samnium, оск. Safinimf, ср. также этнонимы от того же корня без элемента *-bho-; герм. Suiones (у Тацита), др.-исл. Sviar мн. ч. ’шведы’ и др.
В этом случае славянский этноним можно было бы связать со ср.-слав. Свобода, др.-русск. свобода свободный человек’5  6, ’воля, своя воля, независимость, освобождение от рабства’, ’состояние свободного человека’.
Этимологически слав. *svoboda соотносится с тем же индоевропейским корнем *suobh-, для которого восстанавливается значение ’свободный, принадлежащий к своему народу’. В этом смысле слав. *svoboda, др.-русск. свобода соотносимо с др.-русск. людинъ ’свободный человек’7 (в частности, в «Русской правде»).
В пространственном плане состоянию свободы соответствовала самостоятельная обособленная жизнь, которая могла воплощаться в форму поселения типа слободы как чего-то противопоставленного исходному поселению с большей степенью регламентации и контроля, от которого обособлялись селившиеся в слободе (ср. др.-русск. слобода в двух значениях: ’слобода, поселение’, ’состояние свободного человека’). Не случайно, что в летописи о полянах говорится: Поланомъ же жившимъ особЪ по горамъ ... (Лавр, лат., л. 3); Полемжежившемъ со со б Ъ и володЪющемъ и роды своими ... и живдху кождо со с в о и м ъ родомъ и на с в о и х ъ местЪхъ...? Лавр, лет., л. 3 об.); Поланомъ же жиоу- щемъ особ t... (Лавр, лет., л. 4 об.).
В этой же связи обращает на себя внимание частное выделение своего рода, языка, племени. Само определение свой является ос¬
5 Ср. Pokorny J. Indogermanisches Worterbuch, Bern, 1959, Bd. 1, S. 883. Ср. о возможности истолкования в этом свете этнонима славяне Otrqb- ski J. Slowianie. Poznan, 1947.
6 Ср.: Иже свободу оукрадетъ и продастъ, ли поработить, да пора- ботитьсд, ако же и онъ, свободу поработ (и), въ, в ту жу работу да въступи. Вас крм. Зах. суд. л. 187. Ср. семантически аналогичный пример в старославянском: геДина же трепеза и богатоу и оубогоумоу, и рабоу и свобод^, Супрасльск. рук. 376.
7 Ср.: Watkins С. Studies in Indo-European legal language, institutions and mythology.— Proceedings of the Third Indo-European conference on Indo- European and the Indo-Europeans. Philadelphia, 1970.
15


новным в летописной характеристике племени и языка, в частности, и по отношению к славянам: ... а в Деревлдхъ с в о е. а Дреговичи с в о е. а СловЪни с в о е в НовЪгороде (Лавр. лет. л. 4)8; Слов£ни же сЬдоша около езера Илмерд i прозвашасд своимъ имднемъ (Лавр. лет. 3).
Широкое распространение в разных славянских языках формы slob- sloboda в двух основных значениях ’свобода’ и соответствующее (обособленное) ’поселение’ иллюстрирует возможность изменения начальной группы *su- > *s/-.
Характерно, что единственное и к тому же точное соответствие слав. *svobod-(i-) обнаруживается во фракийском имени Диониса 2афа6юд (Artem., Appul., Teophr.), 2apd£iog (Arph. h., Aris- toph.)9 и в совпадающем с ним фригийском имени (Strab., Schol. Аг. Av., Hesych.), ср. 2a|3d£iou бе tov Aiovuaov ot @pa%eg xaXooai, %ai 2a|3obg xoog tepobg aoxiv (Schol. Arist. Vesp. 9), а также в сходных этнонимах (макед. aaua6ai, ааобоь Hesych.) и топонимах (типа 2aua6a) на Балканах. Семантическая интерпретация фракийской (и шире — древнебалканской) основы может быть дана на основе сведений о названии Диониса Liber или ’£Xe6vepog10  11, ср. item in Thracia eundem haberi solem atque Liberum accipimus, quern illi Sebadium nuncupantes magnifica religione celebrant, ut Alexander scribit, eique deo in colle Zilmisso aedes dicata est specie rotunda, cuius medieum interpatet tectum (Macrob, I, <§, 11). Смысловая и фонетическая близость фракийского 2офабюд и слав. *suobod-y сопоставленного с фракийским еще Грегуаром, не вызывает сомнений и. Эти древнебалканские формы отмечены на смежных ареалах. Их вероятная первоначальная сфера — Карпаты, Правобережная Украина, Балканы.
8 Некоторые следы древнего обозначения, противопоставлявшегося свой, можно видеть в употреблении другой в перечислениях языков и племен, ср. такие пары, как: прозвашасд Морава, а д р у з и и Чеси нареко- шас... прозвашасд Лдхове ... д р у з и и Лутичи. ини Мазовшане ини Помордне ... и нарекошасд Полдне, а д р у з и и Древлдне... прозва- шасд своимъ имднемъ... а друзии ... нарекоша СЪверь (Лавр, лет. л. 2).
9 Ср. также грецизированные позднейшие формы 2eP<z6iog, Sepagioq под влиянием др.-греч. оёРсо, aePojiai ’почитать’, ср. к этимологии греческого слова хеттск.* — sepa-, дух, гений (как объект почитания)’ в качестве второй части сложных имен богов типа Daganzipa — ’Дух Земли’ и т. д.
10 Detschew D. Op. cit., S. 427.
11 Bonfante G. Sabadios—Svoboda, le liberateur.— Annuaire de Institut de philologie et d’histoire arientales et slaves. New York, 1944, VII, p. 41 — 46; Jakohson R. While reading Vasmer’s dictionary — Selected Writing. The Hague—Paris, 1971, vol. 2, p. 641; Georgiev V. I. Die thrakischen Gotterna- men.— Linguistique balcanique. София, 1975, 18, 1, S. 47—48; Polome E. Illyrian — Thracian — Daco Mysian.— Cambridge Ancient History. Cambridge, 1978, vol. 3.
16


Параллелью к взаимодействию славянских и фракийских элементов может служить племенное название Илюрикъ Словьне, указывающее на связь славян с иллирийским этническим элементом, располагавшимся на Балканах западнее фракийского.
Если верно предположение, что наиболее раннее наименование славян могло быть связано с основой *suobh- как обозначением племени свободных людей, то дальнейшее развитие того же круга представлений привело к соотнесению племенного названия с обозначением собственной речи, своего слова и в таком случае понятие ’свой’, ’говорящий ясно на своем языке’ конкретизировалось в этнолингвистическом смысле и предполагало как свою противоположность ’чужое слово’, ср. чудь, связываемое в актуальной народной этимологии с чужой, или отсутствие возможности говорения, ср. др.-русск. НЪмьць ’человек, говорящий неясно, непонятно; иностранец’, ’германец, немец’, ср.-греч. Neptr^oi ’германцы’ (Константин Багрянородный, De cerim. 2, 398), болг. немец, серб.-хорв. ни- }емац ’немец, немой’, словен. пётес ’немой, северный ветер’, чеш. пётес ’немец’,словацк. петес, польск. niemiec, в.-луж. пётс, н.-луж. nimc ’немец’. Характерно, что слово распространялось на Балканах и смежных с ними территориях, ср. венг. nemet, тур. nemgeli, цыган. Njamco, Ninco, румын. пеат\12.
В отличие от ’говорящих непонятно’ или ’не говорящих’ (немцев) славяне называли себя как ’ясно говорящие, владеющие словом, истинной речью’13. Это соотнесение племенного названия со
12 Skok Р. Etimologijski rjecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Zagreb, 1972, kn. 2, p. 516—517. Сама этимология слав. *петьсь остается не вполне ясной; спор идет между формами с начальным т- типа латышек, m'ems ’немой, неговорящий’ и начальным п-. Последний вариант, видимо, предполагает сочетание отрицания типа *пе- и корня глагола говорения типа *теп- — типа др.-русск. мьнити ’говорить’, и в таком случае повторяется модель лат. infans, ср. русск. диал. говорить немо ’невнятно говорить (о ребенке)’, немчик ’малыш, ребенок’, др.-русск. (и цслав.) ДЪТЬСКААГО НЪМОВАНИи ’IlaiSiXa’ феМлеесшои Гр. Наз. XI, в 192; младеньчьскай нЪмо- вании (balbutimenta), Жит. Ник. Студ. Мин. чет. февр. 68; дЪтскаа н^мо- eciuia (феМлоцата, balbuties), Феод, о Никт. 3, Мин. чет. апр. 30; йко д'Ьтищь нЪмоуй, Никон. Панд. сл. 29 при йзыцЪ нЪмующеа наоучаться ГЛАТИ мирь Нс. XXIX. 24 (Упыр). Сочетание *пе-теп первоначально, видимо, могло относиться к малым детям, еще не овладевшим речью, и к животным, не умеющим говорить (ср. латышек, rn^tnie gari ’немые духи’ — о скоте, хеттск. UL memiskanzi ’не говорят’ — о домашних животных и т. п.).
13 Ср. типологические параллели, например, в американских индейских языках: само название племени Tojolabal (ц Мексике) в значении ’ясная речь’ или ’ясные слова’. Maher J. Р. The etnonym of the Slavs-Common Slavic* Slovene.— The Journal of Indo-European Studies, vol. 2, N 2, 1974, p. 154. Ср. также название членов племени ’людьми’, а их язык ’людским, человеческим’ у таких сибирских народов, как кеты (ket ’человек, кет’) и др.
2 9-377
17


словом неоднократно обыгрывается в ранних славянских текстах, начиная с Константина Философа — первоучителя славян. В «Пригласив Святому Евангелию» не раз возникает игра слов, в которую входит слово, слышите как указание на восприятие слова и сам этноним СловЬне, ср.:
СЛЫШИТ© ОУБО, /НАРОДИ словъньсти.
Слышите слово, /отъ Бога Бо придб.
... Тоуждбмь азыкомь/слышаште слово, йко мЪдьна/звона гласъ слышитб.
Эти мотивы стали постоянным признаком риторических фигур, касающихся славянской темы.
В более позднее время под влиянием фонетических и графических особенностей передачи этнонима славяне это слово включается в ряд новых ассоциаций и осмыслений. Наиболее распространено соотнесение этнонима славяне со словом слава, удержавшееся до середины XIX в. в ранней научной литературе,•публицистике, риторике и т. д.
Таким образом, на разных этапах истории этнонима изменение семантических мотивировок и ассоциаций могло сопровождаться с частичными изменениями фонетического облика слова, ср. *stiobh-, *slov-, slav-.
Из контекста становится ясным внутренний характер этнонима словЪне, все операции по истолкованию которого ориентировались на славянский язык. Естественно, что иноязычные соседи, имевшие дело только с различными отдельными частями славянской территории, или обозначали более обширную общность по названию непосредственно соседящего с ними племени (ср. латышек, krievi ’русские’ в соответствии с названием др.-русск. кривичи), или называли ее по имени более раннегодославянского населения этих мест, ср. лит. giidai ’белорусы’ в соответствии с названием готов.
Характерно, что литовское слово gudal «гуды» имеет передвигающуюся шкалу значений, инвариантом которой можно считать ’не обладающий нашей истинной речью’. Конкретно это общее значение реализуется в зависимости от ситуации: 1) нелитовцы — белорусы по отношению к литовцам в целом, 2) носители одного из двух основных этнолингвистических членений литовцев —: аук- штайты по отношению к жемайтам, и внутри аукштайтов восточные соседи по отношению к населению, обитающему западнее, например обитатели Купишек по отношению к жителям Паневежиса, ср. Jie g u dai — kaisneka, kitozodzioneisuprastnegali ’Они — «гуды», когда говорят, иного слова даже понять нельзя’; Apie Geguzin§ g u d a I, jie kitoniskai kalba ’Возле Гегужины «гуды», они по-чужо¬
18


му (иначе) говорят’. Для~двух приведенных употреблений характерно использование gudai применительно к территории ее обитателей или их диалекту, расположенной к востоку от другой территории, жители которой и дают это название. В некоторых случаях это восточное положение обозначается соответствующим корнем безотносительно, ср. gudas' восточный аукштайт’ в жемайтском говоре северо-восточных дуниннинков14.
Третьей реализацией указанного инвариантного значения лит. gudas является 3) дети еще не научившиеся говорить по отношению к тем, кто владеет речью: Mano broliukas da teber gudas ’Мой братишка все еще «гуд»; Sitas g u d a s ir sneket dar nemoka ’Этот «гуд» и говорить еще не умеет’, ср. выше о лат. infans, чеш. nemluv'natko, nemluvrie ’грудной младенец’.
Первые два употребления отражены также в таких производных глаголах, как guduoti ’неправильно говорить по-литовски’, ’говорить «по-гудски», ’говорить на чужом диалекте’ (Matyt, kad ciai ne savas zmogus — ir kalbedamas g u d u о j a kaip bajoras ’Видать, что здесь не свой человек — и говоря, «гудствует» как боярин’); ср. также gudauti ’говорить «по-гудски». Kam tu g u d a u j i, koi lietuviskai neutariji? ’Почему ты говоришь по-гудски, а не по-литовски разговариваешь?’; gudiiuoti. ’тоже’ Viens g u d ziuoja, kits lenkuoja ’Один говорит «по-гудски», другой — по-польски’, Ana baisiaig u d z i й о j a, negali nesusirokuoti ’Она страшно «гудствует», она не может даже столковаться’ — об аукштайтской речи, ср. gudziukas, ’«гуд»’, ’аукштайт с точки зрения жемайта’15.
Сходное употребление корня gud- с частичной переориентацией его в социальный план обнаруживается в немецких диалектах Восточной Пруссии, ср. Ег ist ein rechter G u d d е, ’Он — истинный гуд’ (о бедно одетом человеке), ср. Gudde — о польском или русском крестьянине или дровосеке, но и в этнолингвистическом плане Wenn der Р г е ug е redet, hat der Gudde zu schweigen ’Когда пруссак (немец) говорит, гуд должен молчать’, Praetor (XVII в.), 5.
Обращает внимание постоянно повторяющееся приурочение этнических групп, обозначаемых корнем gud-, к востоку от той группы, которая дает название16. Источником всей этой цепи наи¬
14 См.: Vitkauskas V. Siaures rytu dunininku snektu, zodynas. Vilnius, 1976, c. 104.
15 L ietyviu kalbos Zodynas. Vilnius, 1956, t. 3, c. 692, 693, 700, 701.
16 Известные сложности связаны с наличием омонимичного элемента — прусск. gudde ’куст’, ср. название одной из частей древней Пруссии Poge- sania, латинизированная форма, в основе которой лежит *po-gud-i~an-. Не исключена возможность втор ичных отождествлений и скрещений этих омонимических основ.
2*
19


менований следует считать готов, которые с рубежа нашей эры отмечены в устье Вислы, а несколько позднее двинулись на юго- восток, оказавшись восточнее территории расселения балтийских племен. Присутствие готов в этом более восточном ареале и дальнейший их путь к Черному морю и на Балканы, известны по данным источников.
Подобно тому как имя готов было перенесено (после исчезновения готов) на группы славянского и даже балтийского населения, древний этноним с основой vend-, vened- стал обозначением славян в целом или отдельных их частей или групп в немецком и прибалтийско-финских языках (ср. нем. Wenden, Winden, windisch, wendiseh, эст. Wene, Welane ’русские’, финск. venaja, ’русский язык’, venalai- пеп ’русский’, Вепс, vena ’Русь’, venaks ’по-русски’). Это же название у целого ряда древних авторов в формах Venedi, Venadi, Veneti, Ousvefiat встречается в контекстах, предполагающих нахождение соответствующего этноса в тех местах, где позже отмечены славяне. В частности, на этом основании обычно делается вывод о том, что венеды древних авторов — идентичны славянам.
Ср. у Плиния (Plinius, Nat. Hist. IV, 97, ок. 77 г.): quidam haec habitari ad Vistulam usque fluvium a Sarmatis, Venedis, Sciris, Hirris tradent; у Тацита (Germ. 46, 98 г.): hie Suebiae finis Peucino- rum Venetorumque et Fennorum nationes Germanis an Sarmatis ascri- bam dubito... Veneti multum ex moribus traxerunt: nam quidquid inter Peucinos Fennosque silvarum ac montium errigitur, latrocinii perrerant, hie tamen inter Germanos potius referuntur, quia et domos fingunt, et scuta gestant et pedum usu ac pernicitate gaudent; qua omnia diversa Sarmatis sunt in plaustro equoque viventibus; у Птолемея (Geogr. Ill, 5, 7, во второй половине II в.): xare/et fie ttjv Sappccuav exftvq pey terra ot fie Ooevefiat nap’ oZov tov Ouevefitxov xoAnov xat опер Tvjv Aaxtav neuxrvot те xat Baonepvat; (Geogr. Ill, 5, 8): пара tov OutoxouXav norapov uno тоид Ooevefiae Tuftcoveg, е!та Cbivvot, еТта SouXcoveg и др.
Если отождествления древних славян с венедами на основании приведенных источников опирается прежде всего на этнографические расчеты (общая этнолингвистическая карта Восточной Европы), то в более позднее время появляются или новые географические данные о распространении венедов или непосредственные отождествления их со славянами: на Певтингеровой карте (около конца III в.) дважды упомянуты венеды — сарматы в Дании и между Дунаем и Днестром; в греческом списке народов III в. встречаются названия BapfiouAxn, Beptfiot, трактуемые как искаженные Bavfiou- Xot, Bevtfiot (к фонетическому чередованию г : п ср. соотношение разных диалектных форм в албанском); в «Перипле» Марциана (ок. 400 г.) упоминается «Венедский залив» (отмечено еще Птолемеем —
20


Ooevefitxov xoViov) и «Венедские горы» (ср. у того же Птолемея Geogr. Ill, 56’ га Ouevefiixa opr]).
В VI в. для Иордана (Lord. Get. V, 34\ XXIII, 19\ XXVIII, 117—119) уже несомненно тождество венедов и славян.
Если тождество со славянами венедов у Плиния, Тацита и Птолемея может вызывать известные сомнения, то в известии Иордана о венедах, с которыми воевал в IX в. готский король Германарих, можно видеть древнейшее достоверное сообщение о славянах, обитавших в то время, по мнению Д. А. Мачинского, между средним течением Немана и южной частью верхнего Поднепровья к северу от украинской лесостепи в Полесье17. Любопытно, что именно на этой территории обнаруживаются топонимы разного времени, часть которых могла бы соотноситься с корнем *vent-, ср. Вяча, река — приток Свислочи, Вята — бассейн Западной Двины, Вятка, Венча и даже, может быть, Вендеж с менее ясной звуковой формой 18.
На основании изложенного представляется правдоподобным мнение, согласно которому основа ven(e)d- могла применяться и к славянам как этническому целому при том, что это название было дано извне и употреблялось только соседями — неславянами. Можно думать, что источником именно такой формы verted-, vend- могло быть германское *Venedo-19—из индоевропейского *Veneto-, ср. на языке древних венетов (индоевропейский язык западной группы, исторически засвидетельствованный в северо-восточной Италии, ср. Venetia) самоназвание Veneti, а также Venostes в Аль¬
17 Macinskij D. A. Die alteste zuverlassige urkundliche Erwahnung der Slawen und der Versuch, sie mit den archaologischen Daten zu vergleichen.— Ethnologia Slavica, 1974, T. 6, S. 51—70; Мачинский Д. А. К вопросу о территории обитания славян в I—VI веках.— В кн.: Археологический сборник Государственного Эрмитажа, 1975, № 17, с. 51—70.
18 Жучкевич В. А. Краткий топонимический словарь Белоруссии. Минск, 1974, с. 46 и 64.
19 Германское влияние не исключено и в западнофинских названиях. Но вместе с тем прибалтийско-финские племена могли называть «вендами» и те славянские племена, с которыми они встречались в Прибалтике. Ср.: Зеленин Д. К. О происхождении северновеликорусов великого Новгорода.— В кн.: Доклады и сообщения Института языкознания АН СССР, 1954, № 6, с. 79—94 (здесь же документальные данные о вендах в Ливонии). Осторожнее следует говорить о возможности наименования славянских вкраплений в Прибалтике вендами поскольку, видимо, этот термин в принципе применялся по отношению к чужим этнолингвистическим группам. Таким образом, это не решает вопроса о языковой принадлежности древнейших вендов в этом районе. Ср.: Браун Ф. Разыскания в области гото-славянских отношений. Готы и их соседи до V века. Первый период: готы на Висле (Сб. ОРЯС АН, т. XIV, № 12). СПб, 1899, с. 331 — 335.
21


пах, Venetulani в Лациуме; лат.-герм. Venethi, др.-в.-нем? Winida, др.-англ. Winedas ’венеды’ 20.
Когда у славян появляется географическое обозначение, связываемое с тем же корнем, оно обычно относится к территории, понимаемой как чужая, заморская, неславянская, ср. «Веденецкая» земля в русских былинах и город «Леденец», а также «Индия», «Индийское море» русских былин (из *Винд-)21. Возможным исключением является этноним вятичи в случае, если он возводится к как считает Д. В. Бубрих22 и некоторые другие исследователи.
Характерно, что этноним относится к наиболее восточному из славянских племен — не только среди восточных славян, но и по отношению ко всему славянскому миру. Вятичи в русской летописи стоят за пределами цивилизованного мира, как и радимичи и север, не только исторически, но и синхронно с точки зрения летописца. В этом смысле они противостоят кривичам и другим племенам, о которых говорится: прочий погании не вЪдуще закона Божига но творАще сами соб£ законъ (Лавр, лет., л. 5 об.).
Некоторая исключительность вятичей и радимичей состояла и в их происхождении из западной части славянского мира: Радимичи
бо и Ватичи (о Лаховъ (Лавр, лет., л. 4 об.). Они объединяются1 также и тем, что возводятся к двум мифологическим предкам — братьям Вятко и Радим (ср. аналогичное предание об основателях западнославянских племенных традиций — Чехе и Ляхе)\ блста бо • в • брата в Лас£. Радимъ а другому Ватко и пришедъша с£дос- та Радимъ на Съжю. [и] прозв[а]шасА Радимичи а Ватъко сЪде
с родомъ своимъ по соцЬ. со негоже прозвашасА Ватичи (Лавр, лет., л. 5).
Обитание вятичей по Оке для этого времени обозначало крайнее восточное положение в непосредственном соседстве с Мордвой.
20 Предполагается связь с названиями ’племени, рода, семьи’: др.-ирл. fine < * и.-евр. *uenia' родство, род, племя’, др.-брет. coguenou ’indigena’ ср.-брет. gotten ’порода’, др.-исл. vinr ’друг’, др.-англ., др.-фриз. wine, др.-в.-нем., др.-сакс. wini ’друг’; первоначально, возможно, объединение по принципу брачной связи, ср. *иеп — при лат. Uenus ’Венера’, venns ’любовь’, др.-инд. vanas— ’желание, похоть’, хеттск. цеп-, uent— ’futuere’ и т. д. Ср.: Pokorny J. Op. cit., S. 1146—1147. К этимологии названия венеты ср. также Gal^b Z. Veneti (Venedi — the oldest name of the Slaves).—Journal of Indo-European Studies, vol. 3, 1975, N 4, p. 321—336.
21 Виллинбахов В. Б., Энеоватов В. Б. Где была Индия русских былин.— В кн.: Славянский фольклор и историческая действительность. М., 1965, с. 99—109; Виллинбахов В. Б. Былина о Соловье Будимировиче в свете географической терминологии.— В кн.: Русский фольклор. XII. Из истории русской народной поэзии. Л., 1971, с. 226—229.
22 Бубрих Д. В. Изв.ОЛЯ АН СССР, 1946, т. 5, с. 478 и сл. Ср.: Браун Ф. Указ, соч., с. 334.
22


И в дальнейшем, благодаря колонизации вятичами-Земель к востоку, их крайнее положение на периферии стало еще более подчеркнутым (Владимиро-Суздальская Русь и позднейшее продвижение к Волге с основанием в XIII в. Нижнего Новгорода).
Связь племенного названия вятичей с разобранным выше корнем *vent- могла быть в какой-то степени поддержана сходным обозначением крайне западных славянских племен, ср. нем. Wenden в применении к лужицким сербам.
По самому суффиксу вятичи выделяются среди основных членений восточных славян, концентрирующихся вокруг Киева (*ро- Ijane, *dervjane) и Новгорода (*slovene) и не знающих своих племенных родоначальников. Суффикс в имени вятичей и радимичей может осмысляться двояко: как чисто племенной (ср. *krivitji, *dregwitji, ^glitji, не говоря о многих примерах племенных названий с этим суффиксом у западных славян), и как патронимический, обозначающий детей по отцу (В&тко, Радимъ).
Таким образом, основа *vent-, *vend- служила для обозначения славян как чужих с точки зрения неславян («немцев») и наиболее периферийной и отчужденной группировки внутри самих славян (как бы признаваемой «чужой» или по крайней мере отклоняющейся от обычных норм).
С точки зрения отражения в этнонимах оппозиции свой — чужой интересна ситуация на противоположной юго-западной окраине славянского мира, где славяне сталкивались с романским элементом (на Карпатах и к югу от них). Романские племена славяне называли волохами — влахами, ср. праславянскую форму *уо1хъ, др.-рус. волохъ, укр. волох ’румын’, болг. влах (ср. уже в Манассеиной хронике влахъ), макед. влав, с.-хорв. влах ’валах’, ’румын’23, ср. новогреч. рА,а%ос; ’валах, влах’. Подобно тому как название Wenden в немецком могло переноситься с ближайших известных немцам славян на всех славян, так и название влахов — валахов переносилось на другие романские народы, ср. польск. wloch ’итальянец’, Wtochy ’Италия’ (устар.), чеш. vlach ’итальянец’, в.-луж. wloch ’итальянец’, словен. lah ’итальянец’ и т. д.
Слово, представленное во всех основных славянских языках, должно быть возведено (вероятно, еще в своем нарицательном значении) к праславянскому, хотя обычно принято его рассматривать как германское (готское) заимствование, ср. др.-в.-нем. walah, walk ’о кельтах и романских народах и вообще чужеземцах’,
23 	Слово влах хорваты и иноверные сербы применяют по отношению к православному сербу, рассматриваемому как чужой, чуждый. В известной степени эта ситуация могла быть аналогичной наименованию вятичей как ’чужих’.
23


в свою очередь эти германские слова являются заимствованиями из кельтского этнонима, латинская форма которого Volcae (у Тита Ливия и Цезаря)24.
Эта германская этимология, несомненно, имеет определенные основания, так как хорошо объясняет слав, х в этнониме (ср. цепь: кельтск. k > герм, h, ch > слав. х). Вместе с тем ее нельзя считать ни безоговорочно правильной, ни даже, видимо, лучшей из имеющихся или имеющих быть предложенными. Дело в том, что форма с конечным -Л, -ch в германских языках расположена на восточной периферии германского мира, то есть именно там, где мы, по аналогии с другими смежными территориями, вправе ожидать славянские заимствования этого этнонима. На западе германского ареала отмечены формы без -Л, -ch, ср. др.-англ. Walas, англ. Wales, Corn- Well и ср. -н.- нем. wale ’иностранец’ и т. п. Вместе с тем теоретически вполне объяснимое как заимствование из кельтского др.-в.- нем. walh, walah едва ли может объяснить появление многочисленных форм, которые по своему виду, хронологическим и пространственным характеристикам выглядят как продолжение общеславянского и даже праславянского источника, на столь отдаленном ареале. Не случайно, что, вольно или невольно, чувствуя практическую трудность в объяснении славянских форм этого этнонима, специалисты склонны в качестве своего рода deus ex machina привлекать лишь гипотетически мыслимую, но нигде не засвидетельствованную готскую форму *walhs. Действительно, лишь готское посредничество могло бы удовлетворительно объяснить славянские формы, но именно готские факты, к сожалению, отсутствуют.
С другой стороны, представляется возможным предложить славянскую этимологию имени волохов — валахов, имеющую глубокие индоевропейские корни.
Осмысление этнонима позволяет считать, что именно эта славянская этимология имеет наибольшие шансы оказаться верной. Более того, если даже славяне заимствовали название валахов от германцев, то в праславянский период это название, по-видимому, должно было истолковаться в плане ассоциаций, которые соединились с исконным славянским корнем *vel- из индоевропейского ср. др.-русск. Велесъ ’Велес, скотий бог’ (из древнего названия врага громовержца в основном мифе). В славянских языках слова этого корня25 относятся к обозначению сферы, связанной со скотом, богатством, собственностью и с представлениями о смерти, нижнем
24 См.: Bonfante G. Latini е Germani in Italia. Bologna, 1977 (4 ed.), p. 22, 23.
25 Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974.
24


мире, загробном царстве как обозначения ’несвоего’, ’чужого’, ’нечистого’. Балтийские данные еще ярче подчеркивают этот второй аспект, ср. латышек. Ve(u mate ’мать мертвых’, Weis ’бог мертвых’, лит. veltnes, veliai ’обряд кормления мертвых в день поминовения усопших’, латышек. Ve(u laiks ’Время Велса, время мертвых’. Более древний фон всех этих значений раскрывается при сравнении со словами древних индоевропейских языков, в которых отражена символика царства мертвых как пастбища, где пасутся души умерших, приравниваемых к скоту. Ср. хеттск. iiellu ’пастбище’, uelluua pai — ’итти на пастбище’ (в смысле ’умереть, перейти на тот свет’), др.-греч. ’HAzoaiov rcsfiiov, ’НХбспод Xciptov ’Елисейские поля’, др.- исл. Valhqll ’жилище воинов, павших на поле боя’ при кельтских словах того же корня: валл. gwellt, корн, gwels ’трава’, др.-ирл. gelim ’пасусь’ и т. д.
Общеславянское слово, либо прямо восходящее к индоевропейскому, либо переосмысленное как с ним связанное, в позднеобщеславянский период стало употребляться по отношению к тем группам населения карпатско-балканского ареала, которые искони занимались скотоводством и пастушеством. Отнесение этого скотоводческо-пастушеского названия к романскому населению этого ареала, более или менее неожиданно появившемуся здесь уже на глазах истории, оправдано в самой высокой степени. Действительно, речь идет о кочевом (по сути дела) этносе (на фоне в основном устойчиво оседлого славянского населения этих мест), который вместе со своим скотом совершал ежегодные циклические передвижения с южных отрогов Карпат далеко на юг, вплоть до Греции, Волохи-влахи были народом пастухов-скотоводов в целом; скот был их монокультурой, и эта особенность также резко выделяла их среди населения этого ареала, уже хорошо знакомого с земледелием и ремеслом. Необходимо представить ту ситуацию, в которой славяне познакомились с романизированными кельтами. Волохи-влахи разместились в том единственном месте Юго-Восточной Европы (к югу от Карпат, в Дании), где сходились территории всех трех групп славян — восточных (Западная Украина), западных (нынешние словацкие и отчасти венгерские земли) и южных (часть Паннонии, Сербия, Болгария). Ежегодные передвижения с севера на юг этой зоны и обратно способствовали установлению регулярных этнических связей в пределах всего этого ареала. В этих условиях славяне, которые в это время были достаточно едины в языковом отношении и находились на стадии праславянского языкового единства, естественно могли охарактеризовать этот скотоводческий этнос по профессиональному признаку пастухи-скотоводы (и, действительно, как показывают многочисленные свидетельства, волох-валах прежде
25


всего обозначало занятие, профессию и лишь вторично этнос26, который, кстати, мог быть и не монолитным именно в этническом отношении), а это понятие ’пастухи-скотоводы’ естественно было закодировать термином *uols- (*:uels-), сразу вводившим этот пастушеский эпос в прочно сложившуюся мифопоэтическую схему «пастушеско-скотоводческой идеологии». Весь народ — пастухи (*u,ols-oi >*volxi), для которого вся обитаемая и знакомая им (своя и чужая) земля — пастбище, луг для скота. Вполне возможно, что *uols-oi > *volxi обозначало этот этнос не только по признаку их пастушества, но и как не своих, чужих, не связанных сданной культурой (ср. значения ’чужой’, ’иноязычный’ и т. п., возникающие в германских продолжениях и.-евр. *uel-, *uol и в славянских словах, восходящих к праслав. *volx— типа др.-русск. вълхвъ ’волхов’ и т. п.).
На балто-славянском пограничье в древности известен и не столь отличный тип этнического приурочения основы, восходящей к индоевропейскому *uel-!*uol-. Этот уровень в конечном счете лежит в основе названия Вильнюса (от реки Вильня) —древней столицы Литвы, а еще раньше — опорного пункта восточнолитовского племенного объединения. Уже в древности на территории Вильнюса жили литовцы и русские — выходцы из полоцких кривичей. Территориальное размежевание этих двух этнических элементов достаточно четко прослеживается и в более позднее время. Особое значение это размежевание получило после того как было установлено, что Кривой замок (Кривой город) находился не внизу, в непосредственном соседстве с нижним замком27, а за Вильней на Лысой Горе. Уже у орденских авторов указывается на его верхнее положение: das obirste hus ’верхний дом’ (Scriptores Rerum Prussi- carum, III, 165: Иоганн фон Посильге), in loco antiqui castri in monte’на месте древнего замка на горе (там же, II, 65 сл.: Виганд) и особенно: i заложил город один на Швинторозе а другии на Кривой гор'Ь которую нн'Ь зовут Лысою, i наречет има тым городом Вильнгд (Полное Собрание Русских Летописей, т. XVII, Западно- русские летописи, с. 261—262).
Если Кривой город (Кривой город, Кривой, Кривы, Крывы, Krywy, Krziwy horod, Kriwgorod, Curwum castrum) находился в восточной части Вильнюса, за Вильной, то мнение о наличии в Вильнюсе кривического племенного элемента в раннюю эпоху существования города получило бы серьезный аргумент. Имя Криве-Кри-
26 Разумеется, речь идет лишь о некоем синхронно определяемом представлении, действительном лишь для определенной локально-временной ситуации.
27 См.: Васильевский В. Г. Где находился виленский Кривой замок? —• Труды IX Археологического съезда. М., 1897, с. 120—121.
26


вайте как основателя ритуальной традиции в Вильнюсе отражает и двуприродность первоначального городского населения и саму важность корня *kriv- в этническом городе.
Использование в Литве в более позднее время, вплоть до настоящего, некоторых атрибутов власти, обозначаемых корнем kriv- (ср. krivule ’посох, посылаемый старостой для созыва односельчан на сходку’), обнаруживает глубокую укорененность слов этого корня в социальной жизни.
Восточная Литва и, в частности, Вильнюс — это то место, где встретились два этнолингвистических элемента, употребляющих термин *kriv- применительно к социальным и этническим группировкам. Естественно, что славянское племенное название кривичи вполне укладывалось в эту традицию. Кривичи для балтийских народов были восточными славянами или русскими по преимуществу. Не случайно латыши и сейчас называют русских krievi (от кривичи), а Россию — Krievija, причем эти слова соответственно этимологизируются.
Вместе с тем кривичи — это самоназвание данного племени, которое, согласно легендарным сведениям, происходит от имени своего родоначальника Кгмъ(ср. лит. Krive, имя верховного жреца). Наличие имени Крива в обеих традициях позволяет думать о первоначально едином образе, скрывавшемся за соответствующим русским и литовским названием.
В славянской традиции имя Крива и кривичей могло не только указывать на крайнее периферийное положение этого племени, непосредственно соприкасающегося с чужим этносом, но и отсылать к идее уклонения от прямого пути или выбора кривого левого пути28.
В последнее время исследованы обширные типологические материалы, подтверждающие почти универсальный характер сакральной или магической роли нестандартного члена противопоставления, например, кривой, а не прямой, левый, а не правый (притом что кривой и левый часто обозначаются одним словом, в частности, в славянском).
Эта роль нестандартного члена противопоставления отражается в разных мифологических и сказочных образах, а также в названиях соответствующих персонажей. В качестве известного примера можно привести имя Лая — отца Эдипа в греческой мифологии, ср. др.-греч. Zatcpog ’левый’, слав, /ете ’левый’.
28 	Ср. аналогичные представления у балтийских славян в процедурах гаданий, описанных средневековыми авторами: Иванов В. В., Топоров В.\.Н„ Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М., 19135, с. 32 и сл.
27


Характерно, что ономастика с соответствующим корнем *kriv- очень широко представлена как у славян, так и у балтов, ср. русск. Кривой (очень распространенное имя), Кривуля, Кривцов, Кривцов- ский, Кривок, Кривой Кошель, Кривец Иуда, Кривая Шапка, Кривая Щека, Кривобород, Кривоборский, Кривоножнины, Кривонос, Криворог, Кривочелюстный, Кривочур, Кривошейка, Кривошея, Кривошеин™, белор. Крывы, Крыуко, Крывец, Крывеньш, Крывуля, Кривуша, Крывень, Крывель, Крываш, Крываль, Крыванос(ы), Крывароты, Крываруки, Крывашапы, КрываилчокЦ Крываильи и т. д. и даже Крытчанш (житель деревни Крытчы)™ при сходных антропонимах в украинском; ср. польск. Krzywak, Krzywasz, Krzywda, Krzywic(z) (1299), Krzywiec, Krzywek, Krzywko, Krzywosz, Krzywula, Krzywy, Krzywogtowy, Krzywonos, Krzywopatrz, Krzywosqd, Krzy- woust и др.29  30 31
Характерно, что названия с соответствующим корнем встречаются именно в вильнюсской антропонимии начала XVII в.: Kriwiaki, Kriwoladzis, Kreywucia?2  33. Ср. также современное Kreivys. Ср. в старолатышском: Krewyn, Krawing, Krewessche, Krewemaysse, Krews и другие производные от Kriews™. В куршской ономастике: Krewe (1582—1585, 1579—1596), Krewenigk (ср. латыш, krievnieks, правоверный латыш; русская лошадь’ с объединением полярных значений разобранных выше типов)34. Ср., цаконец, прусское собственное имя Krywyen (1419 г.)35.
Как указанные мифологические имена, так и связываемые с ними обозначения некоторых групп славян тяготеют к далекой периферии славянского мира. Это относится не только к балто-славян- скому пограничью, но и к другим пограничным областям, ср. Kri- vitsani на Пелопоннесе (при обозначении восточнославянских кривичей как Крфггагртп и Крф/т£о1, Константин Багрянородный,
29 См.: Веселовский С. Б. Ономастикой. Древнерусские имена, прозвища и фамилии. М., 1974, с. 164—165. Ср. об имени Кривой: Акты социально- экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — начала XVI в. М., 1952, т. 1, с. 676.
30 Ырыла М. В. Беларуская антрапан1м1я. Прозв1шчы, утвораные ад апелятыунай лекс1кы. Мшск, 1969, ч. 2, с. 221—222.
31 Slownik staropolskich nazw osobowych. Wroclaw — Warszawa — Krakow— Gdansk, t. 3, zesz, 1, 1971, s. 176—179.
32 Zitikevicius Z. Lietuviu antroponimika. Vilniaus lietuviu asmenvard- ziai XVII a. pradzioje. Vilnius, 1977, c. 157.
33 Blese E. Latviesu personu vardu un uzvardu studijas. I. Vecakie per- sonu vardi un uzvardi (XIII — XVI, g. s.). Riga, 1929, c. 195—196.
34 Kiparsky V. Die Kurenfrage. Helsinki, 1939, S. 296.
3E! Trautmann R. Die altpreussischen Personennamen. Gottingen, 1925, S. 48.
28


Adm. Imp. 9), Kpupiraa в Мессении, Crivitz в Мекленбурге36. Спор о принадлежности этих групп в терминах более позднего этнического членения применительно к тому времени, когда отдельные группы славян проникали в Грецию, вплоть до Пелопоннеса, представляется неконструктивным, как и сам вопрос о связи с восточно- славянскими кривичами.
В истории славянского имясловия подобные названия могли возникать в разных местах славянского мира и в разное время и носить функциональный характер — обозначения определенных групп людей по отношению к окружающему чужому. Отсюда первоначальное неразличение этой общности людей (этнонима), соответствующего имени одного человека (антропонима) и названия места их обитания (топонима), ср. типовое название Кривичи (Кры- Bi4bi) в селах Глубокского, Зельвенского, Солигорского, Мядель- ского и других районов Белоруссии. Характерно, что, как показывает карта распространения этих топонимов, они расположены цепочкой с северо-востока на северо-запад между Западной Двиной и Припятью практически по границе, отделявшей восточных славян от поляков37.
Примечательно не только образование макротипонимов (названий селений) от этой основы, но и многочисленные ее употребления в составе микротопонимов, ср. в Белоруссии Крываль, Кры- вань, Крывелъ, Крывец, Крывщы, Крывая, Крывое, Крывы, Крывыя, Крывуля, Крывынь, Крывець, Крывяч, Крывая гара, Крывая дарога, Крывой (крывая) uiea, Крывое ляда, Крывы Рог, Крывьи другы, Крывьи пэрьиы, Крывыя Ляск1, Крывыя межи и т. д.38
Из приведенных примеров видно, что обозначения с помощью крив- на старой кривической территории39 различны и выступают не только и не столько в связи с объектами, характеризующимися качеством кривизны, сколько как знак принадлежности именно к этой пограничной территории, населяемой людьми, которые зовутся кривичами. Следовательно, эти топонимы, как и антропонимы и этнонимы, связаны с системой оппозиций древнеславянской модели мира40.
Среди восточнославянских племен, обитавших в Среднем Подне- провье, крайнее северо-восточное место могло занимать племя,
36 Miklosisch F. Die Bildung der slavischen Personen- und Ortsnamen. Heidelberg, 1957, S. 270—271; Vasmer V. Die Slaven in Griechenland. Berlin, 1941, N 2, S. 163.
37 Жучкевич В. А. Указ, соч., с 183, и рис. 6, 5.
38 М1кратапан1м1я Беларусь Матэр1алы. Мшск, 1974, с. 127 —128.
39 Ср. о кривичах: Седов В. В. Кривичи — СА, 1960, № 1.
40 Ср.: Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы, с. 97, 215 (примеч. 124) и др.
29


которое называлось Север: ср. а друзии сЪдоша по Десне и по СЪли (-Семи) по Сул Ь и нарекоша сЪвьръ. Лав. лет. л. 3, варианты севера, сЪверо, ср. сКвер-дне, Лавр. лет. 8 об., могут свидетельствовать о непрозрачности форм, которая, во всяком случае для киевского летописца, могла не осмысляться географически41.
Хотя для древнерусского в самих текстах нет доказательства осмысления этнонима сЪверъ как ’северян’, ’северного племени’, несомненно формальное совпадение этих двух слов. Но для того чтобы совпадение не оставалось формальным, необходимо попытаться выяснить внеязыковую мотивировку обозначения славянского племени как северного. В этом отношении практически ничего не сделано, поскольку не известна ситуация и период, когда север был бы расположен севернее других восточнославянских племен. Замечания Фасмера, за которыми следовали и другие авторы, о том, что «до того, как восточные славяне распространялись через Белоруссию до Новгорода, северяне были самым северным у них племенем»42, не подтверждается историческими данными.
Кроме того, если, пренебрегая историческими фактами, исходить лишь из полного совпадения названий племени север и стороны света, то и в этом случае этимология не может считаться завершенной, так как среди славянских языков, ни даже в широком индоевропейском круге (ср. лит. siaure ’север’, siatiras ’северный, холодный’, sitiras ’холодный, северный, зимний’, sitirus vejas ’северный ветер’, ср. лат. caurus ’северо-западный ветер’) не выясняется корень, от которого было образовано слово, и более того, не выделяется суффикс, ибо нет форм без него.
Поэтому представляется существенным выяснение предполагаемой этнической группы, которая могла бы описать север как северное племя (по отношению к месту обитания). Учитывая локализацию племени север по Семи, то есть, в пределах теперешней Курской области, приходится констатировать, что северным это племя могло быть по отношению к населению южнорусских степей, то есть к иранским племенам скифо-сарматского типа (в зависимости от хронологии). По данным исследователей иранских топонимов
41 Правда, в другом фрагменте летописи с'Ьверъ, судя по окружению, действительно локализуется в северной части восточнославянского мира:
т
а Слов'Ьни свое в НовЪгородЪ а другое на ПолотК иже Полочане со нихъже. Кривичи же сЪдатъ на верхъ Волги, а на верхъ Двины и на верхъ Дньпра ихже градъ есть Смоленскъ туда бо сЪдать Кривичи таже СЬверъ
со нихь на БЪлЪ созерЪ с'Ьцать Весь а на Ростовскомъ созерЗ» МерА а на КлещинЪ созерЪ МерА же (Лавр, лет., л. 4).
42 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1971, т. 3, с. 589.
30


и гидронимов на Украине и Юге России, земля племени север (Курская область) относится к северной окраине иранского мира. Можно предположить, что иранское обозначение север (или синонимичного с ним пространственного отношения) было переведено на славянский язык с помощью слова *severe. Следует отметить, что в этом районе известно немало примеров славяно-иранских и балто-иран- ских переводов43.
Вместе с тем нельзя исключать возможность звукового притяжения между относительно близкими по смыслу словами. Эта процедура неизбежна в условиях контакта близких языков, когда требуется пересчет с одного языка на другой. Можно было бы думать, что название племени * sever ъ и, возможно, соотносимое с ним имя реки Сев (в области обитания племени север, левый приток Десны, которая по принципу народной этимологии в глубокой древности, когда корень *desn- мог означать, ’правый’ и у ранневосточнославянского населения) как то связывалось с индо-иранским savya- ’левый’ (ср. вед. savya-, авест. haoya и родственное др.-русск. щуи
’левый’)44, ср. географические использования др.-инд. savya
’левый’, а также ’правый’ и в этом последнем значении ’южный’ (ср. daksina- ’правый, южный’, родственное слав. *desn-45), ’обратный’, ’противоположный’. Наличие относительных пространственных значений в индо-иранском savya-, конкретизирующихся только в зависимости от местных условий, в значительной степени снимает проблему приурочивания племени * severe непременно к северу.
43 К семантике ср. имя гипербореев (бяер—popeog ’живущий на крайнем севере’), упоминаемых уже начиная с Гесиода. Реальное их положение, упоминаемое Геродотом, менее существенно по сравнению с тем, что они обозначают некоторый предел географических знаний древнего мира. Любопытно, что они посылают скифам жертвенные дары, завернутые в пшеничную солому. Уже эта последняя деталь показывает, что гипербореи могли жить непосредственно к северу от скифов, то есть примерно на широте, где можно было бы локализовать племя * severe (ср. др.-греч. Bopiag ’северо-северо-восточный или северный ветер’, ’север’, ’пора северных ветров, северные области, север’, при слав. *severe ’северный ветер, север’, ср. соответствующие балтийские примеры). Ср. также гипотезу о слав. *severe как переводе синонимического названия: Meriggi В. Anti-Veleti. Considerazioni su due antichi etnonomia slavi.— Communicazioni al IV Con- gresso Internationale degli slavisti. Roma, 1958, p. 7.
44 Иранский переход начального *s—> h — едва ли охватывал все индо-иранские племена, обитавшие на Украине и Юге России. Кроме того, нам не известна точная хронология этого перехода. Можно думать о не очень большом временном интервале, отделявшем этот период от исторического времени. Вместе с тем он мог не осуществляться в некоторых реликтовых словах, в том числе в гидронимах.
45 Само название Десны, в бассейне которой находится Сев, могло быть результатом славизации индо-иранского названия этой реки типа др.- инд. Daksina-, авест. dasina- и т. д. Ср. также лит. desinas ’правый’.
31


Таким образом, в этом ареале выделяются названия с корнем *s?y-46  47, с которым так или иначе соотносятся значения' ’северный’, ’левый’, ’противоположный’ (то есть нестандартные члены оппозиции, ср. выше о кривичах). В связи со словами этой группы приходится констатировать параллелизм двух рифмообразующих индоевропейских корней *k'eu- ’северный’ и *seu- ’левый’ (>’противоположный’ и т. п.), первоначально ’кривой, изогнутый’ (см. выше о кривичах). Наличие суффикса -ег(о)- у слов относительного характера делает возможным предположение о членении *sev-er-, которое подтверждалось бы как реконструированным по правилу Каланда *deks-ro- ’правый’, так и формами типа ср.-инд. daccha- < < *daksra-^.
Указанный выше семантический параллелизм названий *sever и *kriv- может прояснить и позднейшую их судьбу — вплоть до переноса этих обозначений периферийных племен на крайний юг — на Балканы (балканские Seftepeig. Theophan, Severes, Anastas, известные по византийским и другим источникам, вплоть до XIII в., ср. Zemra, Zevrino, Sevrin, Zeverino, позднейший северинский комитат).
В связи с проблемой звуковых отождествлений имен при славяно-иранском контакте можно было бы отметить, что основа имени радимичей, осмыслявшаяся как производная от антропонима — имени основателя племени Радим — (ср. польск. Radom), объясняемое иногда как сокращенное сложение Radt-mirrb), могла бы быть сопоставлена и с иранской скифской основой radatn- из иранского fratama — <*pratama- ’первый’, употребляющейся в скифских царских именах, ср. ‘Рабаросроиртод (=скифск. *Radam-furt-), ’первый сын, первенец’, ‘PaSapoaSiog (=скифск. Radam-sad-, ’первую радость (имеющий)’), ‘Рабараспд (=скифск. Radam-as-), ‘Рабссрею- то? (=скифск. Radam-mizda- ’первую мзду получающий’), ‘Рабар- 4><ov и т. п.48
В случае принятия этого сопоставления со скифским, этноним радимичей оказался бы в числе других выше рассмотренных, в происхождении которых так или иначе сказывается ориентация на чужеязычный элемент.
При излагаемом толковании радимичи входят в круг славянских этнонимов, соотносимых с иранскими названиями, как хорваты и, вероятно, сербы. Иранское происхождение имени хорватов
46 Ср. урочище CeeipKa в Мстиславском районе Могилевской области.
47 Mayrhofer М. Kurzgefa|3tes etymologisches Worterbuch des Altin- dischen Lief. 9. Heidelberg, 1957, S. 10—11.
48 Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор. М.-Л., 1949,с. 165; Zgusta L. Die Personennamen griechischer Stadte der nordlichen Schwarzmeerkiiste. Praha, 1955, S. 138—139 (§§. 186—190).
32


подтверждается наличием имени Xopoauog в надписи из Танаиса49. При том, что само сопоставление кажется весьма правдоподобным, более подробное истолкование имени связано с рядом трудностей, вызванных необходимостью выбора одной из нескольких внешне сходных иранских основ (ср. авест. haurvaiti ’стережет’, haurvatat- ’целостность’, hura оба- ’прекрасно сложенный’ hvar ’солнце’ в сложении с другими основами типа осет. vat- или vac- ’вестник’, hra- < < *sue- в сложении с основами типа urvafta- ’друг’ или aurvant- ’отважный герой’)50. Тем не менее это сравнение можно подкрепить и рядом других, с ним связанных. В самом Киеве имя горы Хореви- ца (и мифологического Хорива — одного из братьев основателя Киева Кыя) сопоставимо с авест. haraiva, др.-перс, haraiva как названием области Арианы, ср. авест. nara, haraiti как обозначение горы51. Для сопоставления с именем хорватов особенно интересно имя древней Арахозии —др.-перс. Harauvatis (Бехистунская надпись, 1, 6), Harauvatiya (там же, III, 12, 13) и т. д. Это слово довольно точно соответствует названию хорватов за одним исключением: гласный первого слога не может этимологически соответствовать славянскому *ъ в ср. др.-русск. хървати (название
восточнославянского племени близ Перемышля). Иначе говоря, предположение о тождестве иран. hara(u)vat- со слав, xwvat- можно было бы объяснить заимствованием первого с условной перекодировкой в относительно поздний период. Во всяком случае сходные же трудности встречаются и при сближении с единодушно принимаемым в качестве достоверного соответствия %op6aftog — *хъпШ—.
Существенно, что этот этнонимический иранизм проник на запад далеко от той области, где могли совершаться непосредственные славяно-иранские контакты, ср. хорватов -hrvatb Хорватии, словен. pagus Crouuati в Каринтии, греч. %apPan в Аттике, Арголиде,
49 Latyshev V. Inscriptiones antiquae orae septentrionalis Ponti Fuxini graecae et latinae, 1890, II, N 430(8), 445 (220p), cp. xopoaO'OV, там же, № 445 (5, 20).
50 См.: Vasmer M. Untersuchungen iiber die altesten Wohnsitze der Sla- ven I.— В кн.: Die Iranier in Sudru|31and (Veroffentlichungen des Balt, und Slav. Inst. a. d. Univ. Leipzig, N 3). Leipzig, 1923, S. 56; Zgusta L. Op. cit., SS. 169—170 (§ 256); Абаев В. И. Указ, соч., с. 168; Трубачев О. Н. Ранние славянские этнонимы — свидетели миграции славян.— Вопросы языкознания, 1974, № 6, с. 61; Skok Р. Etimologijski rjcnik hrvatskoga ili srpskoga jezika, 1. Zagreb, 1971, p. 691—692.
51 Иванов В. В., Топоров В. Н. Мифологические географические названия как источник для реконструкции этногенеза и древнейшей истории славян.— Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев. Методология и историография. М., 1976, с. 121. См. там же об арм. Ногеап (с дальнейшей литературой вопроса).
3 9-377
33


др.-чеш. Charwaty в Чехии (ср. Хронику Далимила), сербо-лужицкое племенное название Chruvati и даже кашубское местное название Charwatynia (при др.-польск. Charwaty, местное название).
Несколько менее широко распространен другой этноним, сер- бы, нередко употребляющийся с названием хорваты52. Помимо сербов и хорватов в Югославии ср. сербов и хорватов в Древней Чехии и Лужице. Упоминаемую Константином Багрянородным форму SepPtcov (De adm. imp., 9) иногда считают искажением имени с£- веръ, сЪверлне (характерно, что форма встречается при описании ежегодного полюдья, когда князь с дружиной выступают из Киева и взимают дань у племен, тяготеющих к периферии — кривичи, креговичи, тиверцы и сербы-северяне). Позднее никаких следов имени сербов у восточных славян не обнаруживается.
Название сербов употребляется с названием хорватов. Многие ученые связывают с ним по происхождению название сербов. Тем не менее между ними много фонетических различий, которые пока не удается свести к единому источнику. Поэтому оправданы поиски объяснения этнонима сербы на других путях53. Пока что ни одно из решений не может считаться убедительным.
Непрозрачные или чужеземные названия восточнославянских племен включают и тиверцев и, возможно, отчасти уличей, ср. особенно форму улучи, улучичи, улутучи и т. д. Эти племена занимали крайнее юго-западное положение: а Оулучи Тиверьци. сЪддху бо по Днестру. присЪдАху къ Дунаеви бЪ множьство ихъ. сЪддху бо по Днестру, или до морд [и] суть гради их. и до сего дне. да то са
зваху со Грекъ. Великая Скуфь (Лавр. лет. л. 5). Отрезанные степью от основного массива славянских племен и тяготеющие, видимо, к району Подунавья, эти племена упоминаются в летописи в связи с походами на Царьград Олега и Игоря (907 и 944 гг.). Неславянская форма племенного названия тиверцев подтверждается сообщением летописца: Тиверци. гаже соут. толковины. си вси зва-
хуть со Грекъ Великага СкоуО (Лавр. лет. 14 об.). В летописном сообщении 944 г. тиверцы упоминаются в списке после перечисле¬
52 	Ср. о возможной связи этих этнонимов: Gregoire Н. L’origine et le nom des croates et des serbes.— Byzantion, 1944—1945. № 17.
63 	Ср., например, Трубачев О. H. Лингвистическая периферия древнейшего славянства. Индоарийцы в Северном Причерноморье.— Вопросы языкознания, 1977, № 6, с. 26. Однако и это объяснение предполагает весьма гадательную эмендацию (Serbi вместо Serri) и встречается с некоторыми другими сложностями (объяснение второй половины слова). Если отождествлять Serbi Cephalotomi Плиния, то напрашивается аналогия с другим названием славянского племени *lupi-golva (ср. др.-чеш. Lupiglaay Баварского географа Luppoglau в Словении, сербо-хорв. Lupo-glav, поднепров- ский гидроним Лупо-галова).
34


ния славянских племен, замыкаемых кривичами, и перед названием тюрков-печенегов. Эти обстоятельства делают наиболее правдоподобной этимологию Менгеса, согласно которой этноним тиверцы образован от тюркск. *tiv-ar ’говорящий, переводчик’ (ср. толко- вины в летописи), ср. тюркский корень te-, ti- ’говорить’54  55. Другое объяснение предполагает также неславянский характер этнонима, возводимого к древнему названию Днестра — Tupag, Toprjg, ср. иранское название реки Tivra. В таком случае др.-русск. тиверьци сопоставимо с соседним дунаици™.
Прохождение через тюркскую среду предполагается и для названия уличи в последней этимологии О. Н. Трубачева:, форме/ улучи, уличи могут отражать тюркск. *uyluc, *uyluc, *ду1ис, которое могло бы быть трансформацией слав. *Qgl-itji и ее восточнославянского продолжения *uglicK (от *ugl/b < с^1ъ, угол между Южным Бугом и Днестром, ср. греч. ’'OyyZog, тюркск. Budzak, буквально ’угол’)56. Каково бы ни было происхождение этого этнонима, для киевского летописца он, видимо, был непрозрачен, ср. обилие разных его написаний.
Если на восточной окраине славянского мира появляются этнонимы иранского происхождения, а на юго-западной — тюркского, то на крайнем западе восточнославянской территории,, на Волыни встречаются этноним германского происхождения — др.-русск. дулЪби, арабск. Dulabe (у Масуди). Ср.: Въ си же времена быша* и собри ... си же добрЪ воеваху на СловЪнЪ. и приму- чиша ДулЪбы- сущага СловЪны. и насилье твордху женамъ ДулЪп- скимъ ... [и] тако мучаху ДулЪбы (Лавр, лет., л. 4, об.).
Как и в случае с названиями хорватов и сербов, название дулебов отмечено и к западу, ср. др.-чеш. dudlebi (название западнославянского племени на юге княжества Славника по направлению к Австралии, Козьма Пражский, Chronica boemorum, 1, 27), словен. Dudleby, ср. Deutleben в Германии57.
Дальнейшая история слова дулеб уже после исчезновения племени связана с появлением отрицательного оттенка значения. Именно в таком употреблении старое племенное обозначение дожило до настоящего времени, ср. в говорах тульско-орловско¬
64 	Menges К. Н. The oriental elements in the vocabulary of the oldest Russian epos. New York, 1951, p. 52 ff.; Jakobson R. Op. cit., vol. 2, p. 644.
55 Vasmer M. Untersuchungen..., S. 62; Фасмер M. Указ. соч.,т. 4, с. 55. б® Трубачев О. Н. О племенном названии уличи.— В кн.: Вопросы сла¬
вянского языкознания. М., 1961, с. 186—190.
57 	О возможных семантических интерпретациях германского сложного
слова см.: Трубачев О. Н. Ранние славянские этнонимы..., с. 53 (герм. *daud- laiba — ’выморочное наследство’ применительно к землям, оставленным германцами).
3*
35


курско-рязанского ареала слово дулеб, дулёп применительно к людям, имеющим физический недостаток (особенно относящийся к зрению), умственный или моральный или же занимающих низкое место в социальной иерархии: ср. курск. дулеп, дулепка ’человек с каким-нибудь физическим недостатком, уродством’, калужск. дулёп ’неповоротливый человек’, курск., тульск., орлов., ряз. дулёб ’неотесанный человек’; рязанск., влад., дулёб ’слепой, косой, разноглазый’, дулебый, дулёбый ’косой, разноглазый’; орловск. дулёб, дулёбина ’дурак, болван’; сарат., ворон, дулёпъ ’неповоротливый человек, батрак’, дулпёс, дульпес ’бестолковый, глупый’, ср. также польск. duleb ’болван’ (вероятное восточнославянское заимствование); дулёпъ ’батрак’ и др.
В этих значениях дулеб выступало в качестве нелестной клички города Волхова Орловской губернии. По преданию в пределах Подольского края в древности было Волховское княжество, в состав которого входила и Дулебская земля. О болховичах рассказывалось, что они наделены всяческими недостатками, богаты, но скупы. Эти их свойства и обозначались словом дулёб, дулёп™. Привлекает внимание использование этой основы в антропонимии, ср. белор. Дулебенец— по названию деревни Дулебы™, а также топонимия и гидронимия с основой Дулеб — на территории Белоруссии (Минск., Могилевск. обл.): реки Дулёба и Дулёбка, села Дулёбня, Дулёбы™. Наконец, учитывая звуковую, а отчасти и семантическую близость названия дулебов с лит. dulbis, dulbis ’неповоротливый человек’, ’дылда’, ’розвалень’, ’вялый человек’, ’размазня’; ’глупый’, ’дурень/, ’болван’, ’простофиля’, dulbezda, ’угрюмец’, dulbti, dulbsti, dulbsti, dulbinti о плохой, ленивой нескладной работе и т. п.58  59 60 61, можно думать о разнообразных случаях притяжения или скрещения русск. дулёб (преимущественно в местах, где некогда сидели балты) со сходными балтийскими словами. Следует отметить, что балтийские языки сохраняют широкоразвитую семью слов этого корня с разными ступенями чередования (ср. лат. dalba, дё1Ьа, dilba, dilbineti, латыш, dalba, dalbs, dqlbs) и др.62
Аналогичное (как в русск. дулёб) семантическое развитие можно предположить в русск. па-серб ’пасынок’ при связи его с этнонимом
58 Словарь русских народных говоров. 1972, вып. 8, с. 253—254.
59 См.: Ырыла М. В. Указ, соч., с. 140. Интересно, что имя Дулеб засвидетельствовано уже в 1535 г. См.: Тупиков Н. М. Словарь —древнерусских личных собственных имен. СПб., 1903, с. 139.
60 См.: Жучкевич В. Л. Указ, соч., с. ИЗ, карта № 6.
61 См.: Lietuviu kalbos zodynas II, р. 815—816. Данные по литовской антропонимике см. в кн.: Zinkevicius Z. Op. cit., р. 138 (Dublys и др.).
62 К этимологии этих слов и их славянским соответствиям ср. Fraenkel Е. Litauishes etymologisches Worterbuch. Gottingen, 1962, S. 81.
36


серб и родственными социальными терминами типа укр. присёр- битися ’присоединиться’(при тверск. сёбриться ’присосеживаться, подбираться’) и т. п. Отношения между словами этой группы затемнены в силу постоянных связей со словами типа др.-русск. с&баръ ’сосед, член одной общины’, курск. диал. себёр ’крестьянин, участвующий в общественных собраниях’ и т. п., имеющими другую этимологию, нежели этноним серб.
Превращение этнонима в нарицательное имя, обозначающее отклонение от нормы, в отличие от случая с дулебами в сторону преувеличения, представлено историей славянского названия аваров, обров (др.-русск. ед. ч. обръ, обринъ) в западнославянских языках и словенском, находившемся в контакте с ними на территории древней Паннонии. Ср. др. -польск. obrzym, польск. olbrzym ’исполин, великан’, в.-луж. hobr, чеш. obr, словацк. obor и словен. obcir ’великан’. Представление в виде исполина, великана могло быть связано и с происхождением через фольклорный текст, возможные следы которого отразились и в летописном предании, ср.
быша бо собърЪ тЪлом велици. и оумомь горди. и Бъ потребив, [и] помроша вси. и не состасд ни единъ собъринъ. [и] есть притча в Руси и до сего дне погибоша аки собрЪ (Лавр. лет. л. 4 об.)63  64. Источник этого названия усматривают обычно в тюрк, apar, abarl avar (с возможностями различных семантических истолкований на тюркской почве).
Подобные предания существуют и о гибели велетов-волотов, имя которых также обозначало великанов. Они были приурочены к областям южнее Западной Двины. О волотах рассказывалось в фольклорных преданиях, часть которых попала и в старую литературу. Согласно старым представлениям, волоты —сказочные богатыры, отличающиеся большой силой, высоким ростом. Считается, что целый народ Болотов заживо ушел в землю. Их остатки усматривают в больших могилах — курганах, называемых волотки, волотовки^ и в костях допотопных животных. Близки представления и об украинских велетнях, живших в горах или превращавшихся в скалы, ср. Давно то, дуже давно д1ялось, ще
63 Обращают на себя внимание следы метрического построения «притчи» об обрах, напоминающего метрику славянских исторических песен, ср.
погибоша аки собр'Ь оо—о
Не исключено, что некоторые фрагменты рассказа об обрах унаследовали и отдельные черты звуковой структуры «прототекста», ср.: быша бо
собърЪ ... и Бъ потреби а ... помроша ... погибоша ... придоша ...
64 Словарь русских народных говоров, 1970, вып. 5, с. 65.
37


коли велетн1 жили в наших горах; Чи велет предв1чний заклятий тут, ставши скалою, застряг (Франко)65.
Мотив смерти велетов-волотов перекликается с отмеченным выше (при разборе этнонима валахи) значением корня — ’смерть’, широко представленным, в частности, в балтийских языках (ср. обилие производных от этого корня топонимов и гидронимов в восточной части Литвы).
По-видимому, тот же корень еще раз возникает в связи с названием Волыни и ее обитателей волынян, ср. др.-русск. велыньне. Летопись указывает их местоположение за бужанами, которые сидели по Бугу (послЪже ВелынАне, Лавр, лет., л. 4 об.) и на земле, где раньше жили дулебы: ДулЪбы живаху по Бу гдЬ ныне Велы- НАне (Лавр, лет., л. 5).
В другой работе была прослежена судьба корня *#о/-
в названиях к западу от Днепра: Змиев Вал, название Днепровского порога |3ouA,vr] лра% (у Константина Багрянородного), ст.- польск. Wqwel <*Wq,-wel-, польск. Wawel (в Кракове), ср. далее: чеш. Volyrie, нем. Wolliti в Поморье. Во всех этих случаях идет речь о приурочении основного мифа о поединке с противником Громовержца к соответствующему ландшафту. Существенно, что во всех этих случаях имеется противопоставление верха и низа: Краковская гора и Вавельский колодец, в котором живет дракон (ср. Гора и Подол в Киеве)66. В этом контексте естественно соотнести названия двух соседних территорий — Волыни и Подолии. Возможно, названия населения этих двух мест могли противопоставляться друг другу таким же образом, как гурали (gorali в северных отрогах Карпат) полякам — жителям равнины (pole, откуда и Polska Польша).
Если в качестве культурного героя для Малопольши характерен мифологический персонаж Крак (как вариант трансформированного Громовержца), то для северных частей Польши (Великопольша и другие территории) — герой Лях, чье имя (Lech), как и соответствующий этноним (lech)67, связывают с праслав. *l$da, *l$dina
65 	Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974, с. 63. Ср. там же о белорусских асилках — мифологических великанах, связывающихся со скалами и камнями, в которые они превратились. Возможно, речь идет о широком мифологическом мотиве наказания за гордость или хвастовство путем погружения в землю или превращения в камни, ср. былину о Святогоре и иранские эпические мотивы аналогичного типа (ср. осетинский нартовский эпос и рассказ о богатыре по имени Snavibka в «Авесте»).
?? Иванов В. В., Топоров В. Н. Мифологические географические названия..., с. 124 и сл.
87 Традиция реконструкции по этнониму родоначальника племени, характерная для западных славян, оказывается и применительно к вятичам и радимичам в летописи, а, может быть, и в предании о кривичах.
38


как обозначением пустыни, нови, необработанной земли, пригодной для земледелия68.
Зап.-слав. *l$da> *lechi еще для русского летописца было неотделимо от названия пол-ьне: СловЪни же сови пришедше сЪдоша
на ВислЪ. и прозвашасд Ллхове. а со техъ лаховъ прозвашасА Полдне (Лавр, лет., л. 2 об. и 3).
Третье в этом ряду западнославянское мифологическое имя Чеха (Cech) и соответствующий этноним (cech) представляло собой не только фонетический, но и семантический коррелят к имени Ляха и этнониму ляхи, так как оно могло обозначать другой, отличный тип хозяйственного ландшафта и соответственно культуры69.
Не случайно центром древнепольских объединений и раннегосударственных образований была Великопольская равнина (l$da). На такого рода землях было возможно становление нового хозяйственно-экономического уклада, с точки зрения которого более архаичный рутинный традиционный тип квалифицировали как проявление дикости, нецивилизованности.
Сходная ситуация особенно четко вырисовывается применительно к восточнославянской системе племенных обозначений. Начальная русская летопись создается в Киеве, в старом племенном центре полян, когда, по-видимому, еще было живо древнее племенное сознание и не был устранен антагонизм по отношению к соседним племенам70.
Сразу вслед за описанием полян по Висле и на Висле летописец упоминает полян по Днепру и их ближайших соседей — древлян (а друзии ДревлАне зане сЪдоша в л Ъ с Ъ, Лавр. лет. 3) и дреговичей (а друзии с£доша межу Припетью и Двиною и нарекошасд Дреговичи, там же).
При анализе этнонимической панорамы начальной летописи прежде всего обращает внимание положительное выделение полян, жизнь и законы которых рассматриваются как норма, их противопоставленность древлянам, которые упоминаются обычно сразу же после полян и приводятся как пример дикости и нецивилизованности. Только о полянах сообщаются сведения о quasi — исторического характера — легенда о Кии71 и его братьях и апология ее перед лицом занижающей критики.
68 Jakobson R. Reimworter Cech—Lech.— In: Selected Writings. II. The Hague — Paris, 1971, p. 609.
69 Там же. Несколько иначе об этих племенах см.: Rospond S. Struktura pierwotnych etnonimow slowianskich.— Rocznik Slawistyczny, 1968, N 29, cz. 1, s. 22, 23 (*Lbstb *Cbstb).
?° Ср. убийство Игоря у древлян.
?г Ср.: Иванов В. В., Топоров В. Н. Мифологические географические названия ...
39


Наиболее отчетливо противопоставление полян древлянам проявляется во фрагменте Лаврентьевской летописи (л. 5): Полдне бо своих оць (обычаи имуть. кротокъ и тихъ. и стыдЪнье къ снохамъ своимъ. и къ сестрамъ. к мтрмъ и к родителемъ своимъ. къ свекрови и къ деверемъ. велико стыдьнЪе им^ху. брачный (обычаи имдху. не хоже зать по невЬсту. но приводдху вечеръ. а завътра приношаху по ней. что вдадуче. а Древлдне живдху зв'Ьринь- скимъ (образомъ. жиоуще скотьски. оубиваху друг друга, оддху вед нечисто и брака оу нихъ не бываше. но оумыкиваху оу воды двца (далее описываются такие же дикие обычаи других'племен).
Когда речь идет о самом ядре восточнославянских племен, то основной семантической мотивировкой этнонимов являются топографические характеристики. Особенно наглядно это проявляется в наименованиях деревлян, ср. AeppXevtvoi у Константина Багрянородного, сидевших в лесах (ср. Дерьвьска земль, Деревьска земль\ Дерева в летописи). Этот этноним надежно связывается с индоевропейским названием ’дерева’, собственно ’деревьев, леса’. Обозначение этнонима по принципу ’лесные люди’ встречается и на крайнем западе славянской территории, ср. полабск. Drewani, и почти у границы восточных славян — в прусской Помезании из прусск. *Po-median, собственно ’Полесье’, от прусск. median ’дерево, лес’. По тому же принципу образовано и название соседнего Полесья, а также его жителей — полещуков. Ср. также герм. *Hult-sata — ’лесовики’.
Древним можно считать не только семантический принцип называния, но и само употребление корня. Помимо деревлян и полабских древан ср. герм. Tervingi (из и.-евр. *der#-), Matrib(us) Alatervis; галльск. Vervaci (имя племени), Dervus (название ’Дубового леса’), др.-брет. Derventid, фрак. ’О-брб-o-ai, Apoaoi, Dru-geri (названия фракийских племен) и многочисленные топонимы типа прус. Derwayn (в Самландии).
К числу восточнославянских этнонимов, связанных с обозначением племен по характеру географического ландшафта, принадлежит др.-русск. дреговичи (при Apoyov|3tTai у Константина Багрянородного), ср. также ApayovpiTai в Македонии. Название этимологизируется на основании названия ’болота, трясины, топи’, общего для западной части восточнославянских диалектов и для балтийских языков, ср. белор. дрыгва, дрэгва, дрыгвЫа, дрягва, драгва, драена, драгба, dpieea, дрыгбшакч. п.; укр. драгно ’грязь, болото’, драгва, дрягва, драговина, дряговинсс, Смоленск., калужск. дрегва ’топь, трясина, болото’, Смоленск, дригва, дрыгвёль, брянск. дряг- вина, курск. дряга, Смоленск., брянск. дрягва ’топь, трясина, бо¬
40


лото’72; лит. dregva ’мокрые, примятые щепки; сгнившее упавшее дерево; старая рухлядь; большой, неуклюжий человек; бродяга’, ср. dregvoti ’бродяжничать’ (ср. к использованию этого корня применительно к человеку выше о дулёб), а также такие названия ’сырого места, топи, болота’, как латышек, drqgzna ’влажное место’, лит. dregnas ’сырой, влажный’, dregti ’мокнуть’, dirgti ’сыреть’ и т. п.
Что касается внутренней формы названия полян, то в противопоставлении названия древлян и древичей эта форма связана со слав. *polje как обозначением открытого места, пригодного для земледелия. Применительно к более ранней архаической системе *polje противопоставлено названию ’дома’ (как в заговорах, сказках и в эпосе) по принципу ’чужое, незащищенное, нецивилизованное, природное пространство’ — ’свое, укрытое, культурное, возделанное пространство’73. В этом значении славянское *pol- продолжает древнее индоевропейское *pol-, обозначающее открытое широкое пространство (ср. лат. palam ’открытый’, planus ’плоский, ровный’, planum ’ровное место, равнина, плоскость’, хеттск. palhi- ’широкий, открытый’, др.-инд. ppthivl ’земля’, арм. hoi ’земля’ и др.). От этого индоевропейского корня образуются и этнонимы в древних индоевропейских языках, ср. Paia ’Пала’, обозначение народа палайцев (древняя Малая Азия, первая половина II тысячелетия до н. э.) и, возможно, филистимляне (егип. prst из *pl-st-), которых также связывают с анатолийцами74, возможно, также иллир. Polates (Corpus Inscriptionum Latinarum, V, 8184, Polenses (там же, V, 8667), ПоХатт^с; (Стефан Византийский). Характерно, что славянские топографические этнонимы по принципу обозначения и по корню восходят к типовым индоевропейским моделям, которые могли использоваться и как апеллятивы (ср. Польша— поляне — поле и т. п.).
72 Словарь русских народных говоров, вып. 8, с. 181 —182, 227; Грин- ченко Б. Д. Словарь украинского языка. К-, 1907, т. 1, с. 439, 450; Бяльке- вич I. К. Краёвы слоушк усходняй Маплёушчыны. М1нск, 1970, с. 158; Сцяшков1ч Т. Ф. Матэрыялы да слоушка Гродзенскай вобласць Мшск, 1972, с. 152; Дииан I. Я. Беларусшя геаграф1чныя назвы. Мшск, 1971, с. 61; К соответствующей топонимике (включая и микротопонимы типа Дрыгва, сеножать) см.: Мшратапашм1я Беларусь с. 76; Жучкевич В. А. Указ, соч., с. 108—ПО. Ср.: Толстой Н. И. Славянская географическая терминология. М., 1969, с. 177—179: Невская Л. Г. Балтийская географическая терминология. М., 1977, с. 114 и сл.
73 В этом плане показательна возможность приурочения полян и к горам: Поланомъ же жившимъ особЪ по горам (Лавр, лет., л. 3); имеются в виду Киевские горы.
74 Kitchen К. A. The Philistines. In: Peoples of Old Testament times. Oxford, Clarendon Press, 1973, p. 53—78.
41


По тому же семантическому типу, что и поляне, но от других корней образованы такие этнонимы, как герм. * Wangion- ’поляне’ (ср. Ang(r)arii ’луговые’, кельт. *Magelll ’поляне’).
При архаичности моделей называния народа или племени по соответствующему семантическому признаку (’открытое широкое пространство’ или ’дерево, лес’ или ’болото’) и некоторых корней (*d(e)reu-, *pel~) прозрачность внутренней формы таких названий, как д(е)ревляне, поляне не позволяет точно определить их хронологию. Такие названия могли и заново образоваться от соответствующих апеллятивов. Мы реально наблюдаем этот процесс в образовании наименований жителей по данной местности.
То же можно сказать о славянских этнонимах, образованных от других основных топографических объектов, ср. *гёсапе—'*reka, *berzane — *bergb, *ezeriti*ezerci— *ezero, *pomorjane — *morje) (ср. кельт, morinl с тем же значением) В этом смысле подобные названия сами по себе не дают точных указаний на географическую и топографическую л окализацию. Иное дело —этнонимы, содержащие в себе указание на конкретный географический объект, чаще всего реку, ср. *buzane — Буг, *moravjane— Морава, *obodriti— Одра, *polabi — Лаба, Эльба,*sprevjane — Спрева, *strumjane — Струма, *vislene — Висла и т. д. Ср. к типу образования *ob-odriti такие параллели, как кельт. *Ambi-dravi ’племя по обе стороны Дравы; * Ambi-sontes ’племя по обе стороны Изонты’, Amb-arrl ’племя по обе стороны реки Арар’, а также параллели более широкого характера, касающиеся образования этнонима по гидрониму, ср. кельт. Sequani ’жители (берегов)Сены’,*Raurici ’жители (реки) Рур’, герм. *Amsiwarjdz ’жители по реке Эмс’, *Hasuarjdz ’жители по реке Хазе’, иллир. Nap^voioi ’жители (по реке) Нарон’, Auta- riatae ’жители (с реки) Тара’.
В связи с приведенными этнонимами географического характера следует отметить также и наличие аналогий славянских названий с префиксальным */?о- типа прус. Po-mesani (*Po-medlani), Ро- gesani (* Po-gudiani) при возможных соответствиях в других индоевропейских языках, ср. шугн. Ротёг, руш. Pomir ’Памир’ из предполагаемого сложения приставки (*ро- > ра-, ср. в другом, более сложном варианте *poro- > *рштг-) с последующей основой типа греч. -pop- в уео-рброд ’получивший участок при разделе земли’, ср. герм.-др.-англ, тсёге ’граница’ (или в другом варианте—• иранск. *marga-, др.-англ. теагс ’граница, район, межа’75  76, ср.
75 	Ср. Герценберг Л. Г. Морфологическая структура слова в древних индоевропейских языках. М., 1972, с. 48 (ср. также рецензию В. И. Абаева.
Вопросы языкознания, 1974, Яз 5, с. 132; Эдельман Д. И. Географические названия Памира.— В кн.: Страны и народы Востока, 1975, вып. 16, с. 43).
42


германский этноним Markomann ’жители пограничного леса’76). При сопоставлении с этими названиями можно было бы предложить и несколько иное понимание названия Pomerania, ср. нем. Роттегп, обычно сопоставляемой с польск. Pomorze ’Поморье’, но в принципе допускающей и выявление созвучной основы *тег- (или, может быть, архаического использования основы *тог- в значении ’предел’).
Сам принцип образования этнонимов, антропонимов и топонимов с помощью индоевропейского *ро- весьма распространен не только в славянских и балтийских языках, где остается живым средством, но и в ряде других языков, видимо, иранских (ср. приведенное название Памира и др.), анатолийских (ср. Pa-lukka ’житель Лукка — Ликии или Ликаона’, известное в египетской передаче77, и др.).
Как видно из вышеизложенного, проблема противопоставления ’своего’ ’чужому’ в этнонимии была очень актуальна и нашла непосредственное отражение в семантике этнонимов и племенной идеологии, сказывавшейся в мифологизированном образе ’чужого соседа’. Естественно, что образ ’предела’, ’границы’ был не менее актуален как для обозначения ’крайних* территорий распространения славян, так и для обозначения внутриплеменных границ. История более поздних миграций славян и колонизации новых территорий свидетельствует об исключительном обилии топонимов, включая микротопонимию со значением ’рубеж’, ’предел’, ’граница’.
Естественно, что такого рода обозначения не были привилегией и особенностью только славянской топографии и этнонимии. По- видимому, в непосредственной связи со славянскими территориями находится балтийское обозначение предельного или крайнего пограничного племени и соответственно земли, ср. TaXtv6at Птолемея (III, 5, 9) на крайнем юго-западе балтийской территории; ср. также у Дюсбурга: Terra Prussie in XI partes dividitur... Decima G a 1 i n d i a, in qua G a 1 i n d i t a (Scriptores Rerum Prussi- carum, I, 51) и Голядь Лаврентьевской (1058 г.) и Ипатьевской (1147 г.) летописей на крайнем востоке на Протве. Названия того же корня предполагаются в этнониме Golensici — названии славянского племени на северных склонах Судет у Баварского Географа и, возможно, в названии Галиции, которая обычно сопоставляется с названием галица ’галка’. Тем не менее, учитывая близость бал-  * 2276 	Прусск. *Po-mediani, учитывая близость к продолжениям праславянского корня *medio- (ср. рус. межа), также могло восприниматься как ’пограничные жители’, ср. рубеж как обозначение ’границы’, первоначально ’вырубленного леса’.
22 Kitchen К. A. Op. cit., р. 72, п. 30.
43


тийского этнолингвистического элемента78, внутреннюю форму названия Украина, украинец, можно думать, что и название Галиции, известное нам в поздней латинизированной форме, некогда содержало тот же корень *gal- в значении ’предел’. Этот корень и за пределами балтийского ареала выступает как распространенный географический апеллятив, в частности, как обозначение болота (ср. полесск. уал', гало, гала, уалисто болото и т. п.). Ср. в связи с этим ’болотных’ дреговичей, обитавших именно на этой территории.
При анализе славянских этнонимов и соответствующих территорий полезно помнить не только о случаях проникновения элемента, принадлежащего одному языку в другой, как в разобранном примере, но и устойчивые для данной территории семантические модели, которые могут воплощаться средствами разных языков. В частности, к этой категории могут, видимо, принадлежать цветовые обозначения территории и соответствующего населения, ср. противопоставление Белой Руси — при обозначении балтийцев, хотя и в поздней традиции, термином ’белый’ (лит. baltas, латышек, baits) — Черной и Червонно й79.
Существует мнение, что геродотовские MeXayxZaivoi ’обладающие черными одеждами’ отражают первый этап традиции цветового обозначения некоего этноса на этой территории, ср. позже черные клобуки, Чернигов и т. д. Первый член этого цветового противопоставления отражен в этнониме Хровате БЪлии (’Белые хорваты’, Лавр, лет., л. 2—3) или BfcXoxpco|3aioi у Константина Багрянородного (о племени на верхней Висле близ Кракова).
Такие обозначения по цветовому признаку предполагают систему оппозиций, где могут быть выражены не все члены и где реальная мотивировка цветового обозначения может отсутствовать. Кроме того, цветовое обозначение интерпретируется как указание на положение данного племени относительно другого родственного или же на отношения между ними другого характера, в частности, социальные (ср. многочисленные типологические параллели).
Выше рассмотрены примеры, относящиеся прежде всего к восточнославянской области и соседним территориям, поскольку для авторов было существенно рассматривать совокупность этноними- ческих фактов на этой территории как единое целое, где одни эле менты связаны или определяются другими. Это, в свою очередь
78 Ср. лит. galas, латышек, gals ’конец’ (с различными производными значениями, включая ’черт’, ’нечистый дух’), ср. племенные и территориальные обозначения типа Latgale, Zetngale и т. п.
79 Maticzak W. Biala, czarna i czerwona Rus.— Int. J. of Slavic linguistics and poetics, 1975, v. 19, № 2, p. 31—40.
44


означает, что многие этнонимы, будучи определены безотносительно к другим (например, чисто этимологически, без учета системных отношений с другими этнонимами и вне рассмотрения характерных особенностей данной территории, взятых также и в относительном плане), не могут выявить в полной мере внутреннюю специфику, внутренние мотивы данного названия. Примеры из других ареалов привлекались спорадически, главным образом в связи с генетическими и типологическими параллелями к восточнославянским этнонимам.
В этой работе основной задачей было выявление ведущих актуальных тенденций в процессе этнического наименования. Важна была не только хронологическая и языковая стратификация этих этнонимов, но и выявление некоторых типовых моделей их образования. Естественно, что дальнейшая разработка этой проблемы связана с привлечением славянской этнонимии других территорий, с более детальным обращением к этнонимии Древней Руси (с выходом в область наименования отдельных групп населения по разным локальным признакам) и, наконец, с последовательным сопоставлением славянского этнонимического типа с данными других индоевропейских традиций. Во всяком случае, уже сейчас можно говорить о глубоком структурном сходстве славянской этнонимии с этнонимами ряда соседних индоевропейских территорий, хотя точно провести границу между типологическим и генетическим сходством представляется затруднительным.
О. А. Купчинский
ДРЕВНЕЙШИЕ СЛАВЯНСКИЕ ТОПОНИМИЧЕСКИЕ ТИПЫ И НЕКОТОРЫЙ ВОПРОСЫ РАССЕЛЕНИЯ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН
Проникновение науки в различные сферы, ее постоянная дифференциация и специализация явились причиной того, что проблематика топонимики с второстепенных языковедческих и неязыковедческих позиций перемещается в ряд первостепенных. Этот вопрос неоднократно поднимался в современных, отечественных и зарубежных, топонимических исследованиях1.
Познавательное значение географических названий вытекает из сущности их природы, обусловленной тремя основными, тесно
1 	Dauzat A. La toponymie fran^aise, 2-е ed. Paris, 1946; Smilauer V. Uvod do toponomastiky (nauky о vlastnich jmenech zemepisnych). Praha, 1963; Принципы топонимики. M., 1964; Никонов В. А. Введение в топонимику. М., 1965.
45


связанными между собой факторами — лингвистическим, обще» ственно-историческим и географическим2. Несмотря на то что каждый из этих факторов имеет определенное значение при образовании названий, главными являются лингвистический и исторический. Названия подлежат лингвистическому исследованию, причем изучение названий невозможно без анализа исторических явлений, влияющих на их появление. При этом заслуживают внимания общеисторические и историко-этнические, экономические» патронимические (структура социально-исторических форм сожительства людей) и другие явления, отразившиеся в названиях3. Таким образом, обращение исследователей истории к топонимии вызвано в первую очередь потенциальными возможностями использования ее информаций, так как факторы, влияющие на появление топонимов, обычно закреплены в них и изучаются на их основании, что имеет большое значение при использовании топонимии как исторического источника.
Общественно-исторические факторы, влияющие на образование названий, более общие и действуют у всех народов одного культурного уровня* одинаково, поскольку базируются на общественной психологии человека в ту или иную эпоху его развития. Лингвистические же факторы номинации более конкретны. Они зависят от строя и состояния развития языка, но всегда обусловлены конкретным временем и историческими условиями этноса4. В конкретных ситуациях, на основании диалектического единства общественно- исторического и лингвистического факторов создается определенный топонимический тип, который содержит общие типологические признаки как в структурно-грамматической сфере — форма «чистой» основы, аффиксация, словосложение, словосочетание и другое,
2 	Попов А. И. Топонимика как историческая наука.— Мовознавство, 1957, т. 14, с. 3; Ташицкий В. Место ономастики среди других гуманитарных наук.— Вопросы языкознания, 1961, № 2, с. 3—11; Мурзаев Э. М. Топонимика и география.— Вестник МГУ, серия географическая, 1963, № 3,
с. 11 —16; Мурзаев Э. М. Основные направления топонимических исследований.— В кн.: Принципы топонимики. М., 1964, с. 23—33; Реформатский А. А. Топонимика как лингвистический факт.— В кн.: Топонимика и транскрипция. М., 1964, с. 9—34; Карпенко Ю. А. Лингвистика — география — история (Проблемы топонимического этимологизирования).— Советское славяноведение, 1970, № 4, с. 64—70.
3 Krajcovic Р. К otazke socialneho rozvstvenia staroslovansk£ho etnika na Slovensku.— Slovensky Narodopis, № 4—5, Roc. IV. Bratislava, 1956, s. 339; Krajcovic"P. Toponymia ako pramen socialnych dejin Slovanov v dobe ranofeudalnej a feudalnej.— Ceskoslovenske prednasky pro V Mezinarodni sjezd slavistu v Sofii. Praha, 1963, s. 151 —152.
4 Корепанова А. П. Принципи номыаци в структурно-лшгвктичному аспекть— Мовознавство, 1977, № 6, с. 54.
46


так и в сфере семантики: Гора, Курск, Прилуки, Болестрашичи, Великие Мосты и т. п.5  6  * 8 Это очень важная объединяющая или разъединяющая названия языковая особенность всех категорий собственных названий. Поскольку в данном случае речь идет о топонимах, которым присуща привязка к конкретной местности, то они составляют также основу для ареального объединения или членения в территориальном пространстве.
В последние десятилетия центр тяжести топонимических исследований перенесен с семантики названий на их словообразование, исследование их морфологической структуры, при которой выделяется не только форма, но и функция формантов на разных исторических этапах. При этом изучение данных топонимической информации в плане исторической географии (особенно древнейших топонимических пластов), на наш взгляд, более эффективно на уровне ареального исследования названий по их суффиксальным то- поформантам. Положенные на карту многократно повторяющиеся топоформанты определенного топонимического типа уже сами по себе, без конкретных комментариев, являются проекцией истории. Кроме того, топоформанты названий исторически претерпевали меньше изменений, чем корневая часть, и поэтому, благодаря их большей устойчивости и стабилизации, существует возможность лучшей идентификации, а заодно и реконструкции исторических явлений. При этом топонимический тип рассматривается как четко определенная, симметрическая в формальном и семантическом отношениях, структура основы и форманта. Оппонентом определенно правильной первичной структуры является асимметрическая, «внешняя», часто вторичная структура основы и форманта, которая развивалась вследствие различных поздних топонимических процессов6. Такое исследование топонимии по четкой структурно-грамматической схеме, основной упор в которой делается на морфологию названия (с учетом семантики) дает возможность, с одной стороны, глубже вникнуть в историю, хронологию и географию распространения определенных топонимических моделей, с другой — выработать отдельный подход и методы оценки информации топонимии при рассмотрении вопросов, касающихся внеязыковых проблем. Изу¬
5 	Ср. классификации славянских географических названий: Taszycki W.
Sfowianskie nazwy miejscowe. Ustalenie podzialu.— Prace Komisji Jgzykowej
PAU. Krakow, 1946, №29; Rospond S. Klasyfikacja strukturalno-gramatyczna slowiariskich nazw geograficznych. Wroclaw, 1957; Никонов В. А. Славянский топонимический тип.— Вопросы географии, 1962, № 58, с. 17—33; Топоров В. Н. К проблеме классификации в топонимии.— Структурно-типологические исследования, 1963, вып. 2, с. 12—19.
8 	Rospond S. Probny atlas toponomastyczny Slowiarfszczyzny.— Z pols- kich studiow slawistycznych. Seria druga. Warszawa, 1963, s. 177—178.
47


чение названий под таким углом зрения содействует также выявлению важнейших деталей, характеризующих структуру общества, его консолидацию или членение, процесс заселения земель в целом, а для России, Украины и Белоруссии, кроме вопросов этногенеза восточнославянской общности, и возникновение Киевского государства.
Палитра древних топонимических формаций, образованных на общеславянской языковой почве и дошедших до наших дней, очень богата и качественно разнообразна. Выделяются топонимические типы с топоформантами:
*-itji: рус. Витославичи; укр. СновидовичЬ бел. Семпосщчы; луж. Domaslavici; сербо-хорв. Berislawici; польск. Radtovice и др.
*-jb: рус. Судомир; укр. Добромиль; бел. Збураж, Лукампр; польск. Domaradz; ч. Touzim; болг. Маломир; луж. Trebogcc; сербо- хорв. Lutomer;
-ьскъ: рус. Изборск < Изборьскъ / / Изборескъ; укр. TypiflcbK; бел. Слуцк < Случьскъ; польск. Rajsk(o); луж. Lomsk(o); болг. Водельск (о);
-аны (-ане) / / -яны (-яне): рус. Вержавляне; укр. Добровляни; бел. Буняны, Подрэчаны; болг. Световрачане; словац. Sucany; луж. Delany и др.
-и- / / -(ь)н-: рус. Дубна, Стрельна; укр. Гр1’мно, Щавна; бел. Гродно; польск. Jamno, Klodno; ч. Smecno; болг. Хвойна идр.;
-овъ/ / -евъ, -инъ: рус. Юрьев, Льгов; укр. Чернтв, Борич1в < < Боричевъ, Пирятин; бел. Турау, Столж; польск. Krakow, Zuro- min; болг. Видин, Свиштов, Радичев(о); ч. Slovicin, Prserov; словац. Martin и др.
-овцы / / -инцы; рус. Миловцы, Ногатинцы; укр. Боришювцц Микулинщ, Немиринщ; бел. Русжауцы, Казлоуцы; болг. Райчилов- ци, Трьновци, Драйинци; сербо-хорв. Canavci, Milosavci; макед. Treskavci; словен. Sodisinci; словац. Budkovce и др.
Список древних топонимических типов можно продолжить. К древнеславянским топонимическим типам относятся образования на -ица, -ище / / -иско; -изна; -щина; -ата / / -ята и др. Каждый из перечисленных типов имеет свое значение, является продуктом определенной общности, жил или живет во времени и на конкретных территориях.
В предложенной статье мы остановимся лишь на двух из указанных выше формаций топонимических архетипов, а именно *-itji и *-jb (вторая модель в некоторых аспектах рассматривается попутно), с целью установления исторической и географической связи топонимов с их древними восточнославянскими образовате- лями. Для этого исследуется распространение указанных топоними¬
48


ческих архетипов на восточнославянских землях, характеризуется в общих чертах восточнославянская часть ареала названий, ее членение, границы и особенности внутренней динамики распределения. Параллельно, на основании топонимической информации, вытекающей из структурно-семантического анализа, а также локализации и сопоставления с данными археологии и истории, уточняется, а для некоторых территорий делается попытка восстановления времени и порядка расселения восточных славян на европейской равнине, применительно ко времени образования топонимов на *-itji и *-jb.
Как известно, географические названия на *-itji и *-jb являются общеславянскими топонимическими моделями. Они относятся к пра- славянской топонимической номенклатуре. Об этом свидетельствует историческое развитие формантов *-itjb / /*-itji и *-jb и образование при их помощи, с одной стороны, аппелятивных, с другой — топонимических единиц (познавательным в этом отношении является появление названий, их становление, период продуктивности и время выхода из употребления), историко-социальные основы образования топонимических моделей, а также словообразовательная и морфологическая структура и семантическое значение топо- основ топонима. Не лишены прямых реалий для установления хронологии территориального распространения и распределения топонимических типов на различных исторических этапах также сведения исторических и археологических источников, использующиеся как вспомогательный материал, который подтверждает или отрицает существование объектов названий. Сопоставление информации этих данных позволяет отнести образование топонимических типов *-itji и *-jb на славянских землях к первой половине I тысячелетия н. э., то есть к периоду развернутого формирования родовых территориальных (сельских) общин (названия на *-itji) и центров родовых общин, племенных групп и племенных территорий в целом (названия на *-jb). Нижний предел развития топонимических названий на *-itji и *-jb по предварительным данным можно отнести ко II—III вв. н. э. (на автохтонных землях теоретически этот период, очевидно, передвигается и к раннему периоду) со значительной продуктивностью в середине I тысячелетия (особенно к VII в.), верхний—для названий на *-itji — приблизительно XIV—XV вв. (в некоторых восточно- и южнославянских землях они развиваются в XVI в.), для названий на *-jb — конец XII — начало XIII в.
Древность топонимических моделей *-itji и *-jb и соответственно значение их информации было замечено еще в прошлом столетии. Первыми внимание на названия на *-itji обратили историки, которых заинтересовала их хронология, характер размещения, связь
4 9-377
49


между заселением территории и урожайностью земель и т. д. В 1834 г. Ф. Палацкий впервые делает попытку анализа структуры и значения названий этого типа, указывает на источники их появления, относя древнечешские названия на *-itji к группе самых древних по своему происхождению географических названий7. Немного позже К. Иречек использует названия на *-itji для изучения истории общественного строя и заселения земель славянами. Возникновение названий на *-itji он связывает с древнеславянским родовым строем, а развитие этого типа названий относит к X в.8 На основании исследования малопольского материала Т. Войцеховский считает, что патронимические названия на *-itji указывают на заселение земель группами родов9. Ф. Пекосинский10, следуя в основном за Т. Войцеховским, дает классификацию и общую оценку названий на *-itji как источника для исследования колонизации.
В начале XX в. А. Ефименко, Ф. Буяк, А. Шахматов, К. Кад- лец, Л. Нидерле, М. Кордуба11 определяют роль и значение названий на *-itji для изучения этнической истории в свете новых достижений науки, в частности, языкознания.
Значительный шаг в исследовании географических названий на *-itji и *-jb в отношении широты круга вопросов и методологии сделан в 30—40-е годы XX в. Успешно продолжаются эти исследования во всех славянских странах в послевоенное время12.
7 В статье отдельно не рассматривается вопрос хронологии топонимических названий, поскольку он является темой специального исследования. Palacky F. Rozbor etymologicky mistnich jmen cesko-slovanskych.—* Casopis ceskeho Museum. Praha, 1834, Roc. VII, c. 404—419; Palacky F. Geschichte von Bohmen, Prag, 1844, Bd. 1, Aufl. 2, s. 169 (143),
8 Jirecek K. J, Slovanske pravo v Cechach a na Morave. Doba nejstarsi: od prvnich zprva do konca X stoleti. Dil. 1, Praha, 1863.
9 Wojciechowski T. Chrobacja. Rozbjor starozytnosci stowianskich. Krakow, 1873, t. 1.
10 Piekosinski F. Ludnosc wieSniacza w Polsce w dobie piastowskiej. Krakow, 1896; Piekosinski F. Osiedlenie Polski i Malopolski w prawieku (Rycer- stwo polskie wiekow srednich). Krakow, 1901, t. 3.
11 Ефименко А. #. Дворшцное землевладение в Южной России.— В кн.: Южная Русь (теоретический очерк). СПб., 1905, т. 1, с. 370—412; Bujak F. Studia nad osadnictwem Malopolski. Cz. 1.— Rozprawy AU. Wydzial histo- ryczno-filozoficzny. Krakow, 1905, Ser. II, t. 22. s. 172—438; Bujak F. О slo- wianskich nazwach miejscowych.— Z odleglej i bliskiej przyszlosci. Krakow, 1924, s. 25—35; Шахматов А. А. Древнейшие судьбы русского племени. Пг, 1919: Kadlec К. О prawie prywatnem zachodnich Slowian przed X wie- kiem.— Encyklopedia Polska. Krakow, 1912, t. 4, cz. 2, s. 90—113; Niederle L- Zivot starych Slovanu. Dil. 3, Sv. I. Praha, 1921; Кордуба M. Земля — св!д- ком минулого (географ^чш назви як кторичне джерело). Льв1в, 1924; Кордуба М. Що кажуть нам назви осель? Льв1в, 1938, с. 10—12.
12 Библиография по исследованию названий на *-itji и *-jb по славянским территориям, в частности, использование их как исторического источ¬
50


Топонимические названия на *-itji и *-jb исторически составляли два мощных, в основном взаимонакладывающихся, общеславянских ареала. Территория их распространения охватывает восточную, центральную и южную части Европы13. Лишь на период IX—XII вв., когда указанные названия во многих районах утеряли историческую основу образования и фактически перестали быть продуктивными, по далеко не полным данным сохранившихся источников на территории западных славян зафиксировано более 500 названий на -*itji. Столько же их было к этому времени, следует думать, и на землях восточных и южных славян. Названий на *-jb за период VII—XII вв. на территории восточных славян выявлено 51, на территории западных славян — 59 (Лехия и лужичане), 47 (Польша), 54 (Чехия и др.). На территориях южных славян за этот период известны 23 названия14.
Значительная часть (более 1/3) указанных общеславянских ареалов названий на *-itji и *-jb приходится на восточнославянские территории, точнее, на их северо-восточную часть.
Пределы распространения топонимов в этой части ареалов довольно четки. На Украине большинство названий на *-itji и *-jb сосредоточено в юго-западных, западных, северо-западных, северных и северо-восточных районах и областях республики, и лишь отдельные находятся в центральных областях — Хмельницкой, Винницкой, Черкасской, Полтавской. Территория Белоруссии почти полностью охвачена названиями на В России эти на¬
звания находятся в основном в западных и северо-западных областях РСФСР, примыкающих к Белоруссии и Украине — Псковской, Ка¬
ника, дана в работах: Adamus J. Polska teoria rodowa. todz, 1958, s. 139— 146; i^owmianski H. Pocz§tki Polski. Z dziejow Slowian w I tysi^cleciu n. e.. Warszawa, 1963, t. 1, s. 348—360; Там же. Warszawa, 1967, t. 3, s. 18—60; Стрижах, О. С. УкраТнська радянська ономастика.— В кн.: Мовознавство на УкраМ за п’ятдесят роюв. К-, 1967, с. 225—244; Мачинская Б. Л., Мдивани Р. Р., Шабат М. Ц. Ономастика. Указатель литературы, изданной в СССР с 1963 по 1970 год. М., 1976; Schmid Н. F. Die Sozialgeschichte Auswertung der westslawischen Ortsnamen in ihrer Bedeutung ftir die Geschichte des nordostdeutschen koloniallandes.— Deutsche Siedlungsforschungen Rudolf Kotzschke zum 60. Geburtstage dargebrecht. Leipzig — Berlin, 1921 „ S. 161 — 196.
13 См. картосхемы: Купчинський О. А. Топон1ми на -ич1 i питания заселения УкраТни.— 1сторичн1 джерела та Тх використання, 1966, вип. 2, с. 79; Купчинський О. А. Статистика та географ1я двочленних в1дприсв1й- них геогра(}нчних назв Украши на *-jb.— 1сторичш джерела та Тх вико- ристання, 1969, вип. 4, с. 217—236; Rospond S. Atlas toponomastyczny Slo- wianszczyzny.— Z. polskich studiow slawistycznych. Seria trzecia. J§zykoz- nawstwo. Warszawa, 1968, s. 222—223; Rospond S. Stratygrafia slowianskich nazw miejscowych (Probny atlas toponomastyczny). Wroclaw — Warszawa *** Krakow — Gdansk, t. 1, 1974, Mapa III, 7; III, 2.
14 Rospond S. Atlas., s. 215—223.
4*
61


лининской, Смоленской, Брянской, а также в Новгородской и Ленинградской. Отдельные названия выявлены в Ярославской, Московской, Владимирской, Калужской, Тульской, Рязанской и Орловской областях.
Самое большое количество названий на *-itji имеется в бассейнах рек Припяти, Днепра, Десны, Немана, Западной Двины, Верхнего Днестра, Сана. Представлены они и на р. Буг, на северо- западе — в бассейне р. Луги и районах озер Псковское и Ильмень. На этих же землях имеются и названия на *-jb. При общем направлении распространения названий в пределах восточнославянской части ареалов с юго-запада на северо-восток, в основу которого положено количественное наличие названий, свыше 2/3 засвидетельствований приходится на западные и юго-западные их районы (белорусская и украинская зоны), в пределах менее 1/3 (несмотря на вдвое большую территорию) — на северные, центральные и северо- восточные районы (русская зона).
Выводы основываются на систематически выявленных, проанализированных по структурно-морфологическому строению и семантике названий на *-itji и *-jb, а также их локализации на современном этапе, точнее на основании фиксаций названий за XIX—XX вв. Изменялось ли ранее количество названий и территория восточнославянской части ареалов? Безусловно, изменялись. Однако названия *-itji развивались только на тех славянских землях, которые были заселены в древнейший период истории славян (по мнению Г. Лов- мянского, не позже VII в.15). Данные о названиях по письменным источникам до XVI в. (из-за отсутствия надлежащего количества этих источников) не дают представления о развитии названий на Об этом наглядно свидетельствует статистика названий на
*-itji украинской зоны. На землях Украины в X в. засвидетельствовано 2 названия, в XI в.— 4, XII в.— 12, XIII в.— 13, XIV в.— 89, XV в. — 433, XVI в.— 1033, XVII в.— 867, XVIII в.— 825, XIX в.—687, в первой половине XX в.— 624 названий. Соответственно, в зависимости от количества менялась площадь и характер распределения названий в ареале. Подсчеты показывают, что с X по XVI в. общее количество названий на *-itji украинской зоны постоянно увеличивается, а с XVII в. уменынается.чБолее всего засвидетельствований приходится на XVI в.
Не все, однако, названия на *-itji возникли и впервые засвидетельствованы в указанное время. Кроме нововыявленных примеров, значительное количество названий, как правило, перешло из предшествующих веков. Так, в XV в. 39 названий перешло из XIV в,
15 	isowmiahski Н. Poczgtki Polski. Z. dziejow Slowian w I tysi^cleciu n. e. Warszawa, 1973, t. b. s. 84.
52


а 394 выявлены впервые. Подобное явление, происходящее параллельно с изменением общего количества исследуемых названий, наблюдается в XVI и последующих веках.
Увеличение количества названий на *-itji и их исчезновение обусловливается: а) ликвидацией объектов названий; б) заменой плюральной формы *-itji другими топоформантами; в) формальным переименованием объектов. Из 12 названий XII в. в XIII в. перешло 4, а 8 названий исчезло; из 89 названий XIV в. в XV в. перешло только 39, а 50 названий исчезло; в XVI в. при общем количестве 1083 названий только 612 перешло в XVII в., а исчезло 471; в XVIII в. исчезло 233 названия, в XIX в.— 99.
Непропорциональность коэффициента соотношений названий на *-itji особенно отчетливо наблюдается в X—XV вв. В период
XVI — первой половины XX в. это несоответствие в украинской зоне исчезает; статистика выявляет уже определенные закономерности в динамике развития этого типа названий, в частности наблюдается более стабильная связь между общим количеством названий, относящихся к тому или другому веку, то есть между количеством сохранившихся из предыдущих веков, новозасвидетельствованных и исчезнувших названий. Эта связь проявляется в тенденции к уменьшению как общего количества названий на *-itji (XVI в.— 1083; XVII в.— 867; XVIII в.— 825; XIX в.— 687), так и количества нововыявленных засвидетельствований (XVI в.—773; XVII в.— 255; XVIII в.— 196; XIX в.— 95), в сокращении количества исчезающих названий (XVI в.— 471; XVII в.— 238; XVIII в.— 233;
XIX в.— 99) и, наконец, в выравнивании количества названий, которые переходили из предшествующих веков fXVI в.— 310;
XVII в.— 612; XVIII в.— 629; XIX в.— 592; первая половина
XX в.— 588).
В целом статистика названий за X—XV вв. не дает полных оснований для выводов, поскольку количество памятников этого периода очень незначительно и в жанровом отношении ограничено. Обращаясь к материалам Белоруссии и России X—XV вв., наблюдаем такую же прямую зависимость количества выявленных названий на *-itji от количества источников (аналогичное явление отмечено и на других славянских территориях). Таким образом, указанное нами на материалах Украины увеличение количества названий на *-itji в памятниках X—XV вв. является относительным (пропорционально возрастающей численности источников). Это количество лишь информирует о том, что тип названий на *-itji на исследуемой территории развивался задолго до появления исчерпывающей документальной базы.
В XVI — первой половине XX в. зависимость между источниками и количеством выявленных названий носит иной характер.
53


Здесь памятники выполняют свою прямую функцию — исчерпывающе раскрывают наличие названий.
Таким образом, статистика названий на *-itji XVI — первой половины XX в. фиксирует такое состояние исследуемого типа названий, которое можно принять за действительное и, следовательно, статистические сведения считать в целом достоверными. Последовательное уменьшение количества названий на *-itji за этот период позволяет предположить, что в ранние, мало документированные или полностью недокументированные времена таких названий по отношению к общему количеству географических названий было больше. В целом статистические сведения за последние четыре столетия фиксируют тенденцию к понижению продуктивности модели и постепенному отмиранию этого древнего типа названий.
Между тем в восточнославянской части ареала названий на находятся территории, плотно насыщенные названиями, в которых топонимическая модель массово повторяется, и территории, где их мало и они разбросаны на расстоянии десятков и сотен километров. Причем, если в первой насыщенной половине ареала находим ряд элементов, взаимно связывающих объекты названий,— цепной, часто тождественный ритм размещения, повторяющаяся обусловленность расположения объекта по отношению к географической среде, последовательное параллельно наличие названий на *- itji И *-jb (хотя последних всегда меньше), то во второй половине эти элементы четко не прослеживаются или совсем отсут¬
ствуют.
Территория первой половины исследуемой части ареала с большим, а на некоторых участках массовым наличием объектов с названиями на конфигурируется с юго-запада на восток в форме неправильного треугольника, основа которого проходит от Западной Двины до истоков Днестра и Сана, а верхняя часть приходится приблизительно на район Калуги и Суворова. Плотность засвидетельствований названий развивается от большого числа к малому с тенденцией к убыванию в восточном направлении. Северо-восточная изопрагма16 этой половины ареала проходит с запада на восток и юго-восток от р. Западной Двины (район Краславы), севернее Полоцка в район Суража, далее по р. Рутавече, севернее Смоленска по Днепру к Дорогобужу, к р. Угра (на участке Сураж — р. Угра граница прерывистая и очень нечеткая), далее в район Мосальска
16 	Термин изопрагма, предложенный Н. И. Толстым, здесь в значении линии, выделяющей (ограничивающей) область значительного от малого распространения названий (Толстой Н. И. Некоторые вопросы соотношения лингво- и этногеографических исследований.— В кн.: Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л., 1974, с. 22).
54


в направлении южнее Калуги на Суворов; юго-восточная изопрагма проходит с юга и юго-запада на восток и северо-восток приблизительно с низовьев р. Пистынки (район г. Коломыи) в Приднестровье (южнее Каменца-Подольского) через Подолье в район Белой Церкви и Канева, далее на север по Левобережью Днепра, по Десне, восточнее Брянска в район вытоков рек Россеты и Витебеля до г. Суворова. Западный рубеж восточнославянской части ареала определяется границами с Латвией, Литвой и ПНР, где в ряде мест (Брест — Семятичи, район Владимира-Волынского и Грубешова, Перемышля) компактные скопления названий пересекает современная государственная граница с ПНР.
По насыщенности названий на *-itji и *-jb в определенной связи с этой частью ареала находятся северо-восточные районы Русской равнины, в частности земли, примыкающие к озерам Псковскому и Ильмень, а также к рекам Мета, Шелонь, Уза, Луга. Однако плотность названий на этой территории меньше, и северо-восточные границы их распространения расплывчаты. В районе городов Волосова и Андроновска (Ленинградская обл.) выделяются два небольшие скопления названий на
Вторая половина восточнославянской части ареала находится в основном на востоке и северо-востоке от указанной выше территории, плотно насыщенной названиями на *-itji. Она приходится на огромные просторы восточнее и северо-восточнее границ указанной плотно насыщенной части ареала до средней Онеги и Приволжья, но в связи с очень малым количеством названий на *-itji провести сплошную линию края ареалов в северо-восточном направлениях невозможно. Чем далее площадь ареалов выдвигается на восток, тем чаще ее объекты распыляются в массе других ареалов, достигая своими форпостами р. Хопра (с. Любичи, Тамбовская обл.), р. Волги (с. Чумичи, Княжичи, Гаврилищи, район Гороховца и Нижнего Новгорода), на северо-востоке р. Кубиной (с. ХоролевиЧи, Любо- вицы, Вологодская обл.) и др. На юге восточнославянские ареалы названий на *-itji и *-jb закрываются на землях Малоархангельского, Ефремовского и Рижского районов. Это, однако, не значит, что южнее этих районов нет отдельных объектов с этими названиями.
В целом восточнославянская часть ареалов на *-itji и *-jb является сложившимся исторически единым целым, автономной единицей в составе общеславянских Топонимических ареалов, изоглоссы сосредоточений которых на землях Белоруссии, России и Украины далеко не совпадают «с территорией распространения белорусских говоров, гранича на севере с псковскими говорами (переходной белорусско-русский диалект) и на юге —с переходными белорусско-украинскими», как это считает по отношению к
53


ареалу *-itji с. Роспонд17. Восточнославянская часть ареалов на *-itji и *-jb — древнейшее явление в истории восточнославянских культур. Сравнивая территорию их распространения с территорией распространения восточнославянских племен периода образования Киевской Руси,- восстановленную по письменным источникам, констатируем почти полное совпадение ареалов: они «накладываются» на территорию распространения племен кривичей, радимичей, северян, дреговичей, словен, вятичей, а на юго-западе — дулебов, волынян, древлян. Многие названия засвидетельствованы на землях полян. Исключение составляют земли, заселенные уличами и тиверцами на нижнем Буге, среднем и нижнем Днестре, а также крайние северные и северо-восточные районы, соприкасающиеся с угро-финскими племенами. Подобное явление совпадения ареалов *-itji и *-jb с племенными территориями наблюдается у западных славян.
Динамика пространственного размещения названий (при полном учете их структурной и лексико-семантической сфер) свидетельствует о различных расселенческих волнах и освоении восточнославянских земель на протяжении нескольких исторических периодов. Привлекает внимание выделенная внутриареальная изопрагма между землями, мало и плотно насыщенными названиями на , Это явление, хотя и чисто территориальное, в действительности является «порогом не в пространстве, а во времени», что особенно важно для топонимической информации. Такого рода рубежи — это лишь проекция времени на плоскости карты18.
Основная территория ареала с наличием большого количества объектов названий на *-itji и *-jb расположена между р. Днепр с востока и реками Сан, Вепр, Буг и частично средний Неман (район Гродно) с запада. На этих землях, начало заселения которых следует искать в зарубинецкой, возможно, Черняховской и других культурах, проходила многовековая этническая консолидация восточнославянских племен — дулебов, волынян, полян, древлян, дреговичей, частично кривичей. Изоглоссы этой части ареала не точно совпадают с изоглоссами упомянутых культур. Однако сравнительный анализ топонимии этих территорий указывает на появление топонимических моделей *-itji и *-jb в очень древний период истории славян. Самой древней прародиной славян являются южные и юго-западные земли. Это подтверждает скопление здесь большого количества названий на по сравнению с другими
территориями и праславянский характер топооснов этих названий,
17 Роспонд С. Структура и стратиграфия древнерусских топонимов.— В кн.: Восточнославянская ономастика. М., 1972, с. 48—49.
18 Никонов В. А. Славянский топонимический тип.— Вопросы географии, 1962, № 58, с. 29—30.
56


отразившийся в общеславянских композитных полных и сокращенных именах: Оснеличы < *Гостинег, Видибор, Судомль <*Судо мир или *Судомил и др.
Неодинаковая частотность древних праславянских топооснов в названиях на *-itji и поздних топооснов, среди которых множество имен христианского происхождения, а также характер их размещения позволяют предварительно выделить два основных периода в истории расселения восточных славян — образователей и носителей этих названий, а именно: древнеславянский, который относится ко времени не позже VII в., и древнерусский — конец VIII—XII вв. Ряд факторов подтверждает возникновение названий на *-itji в XIV—XVI вв., что свидетельствует о поселениях времен Русского централизованного государства, Великого Литовского княжества и времен захвата восточнославянских земель Польшей и Венгрией. Между тем появление названий на *-itji в данный период касается в основном отдельных районов ареала, и, как правило, этот процесс не распространяется на образования с формантом *-]Ь.
В рамках указанных периодов можно условно выделить два направления в расселении славян. В первый период (до VII в.) продвижение славян проходило в направлении с юго-запада и юга на северо-запад. Путь этот лежал приблизительно а) с Полесья (возможно и северной Волыни) в Подвинье, дальше в Псковщину и При- ильменье; б) из Среднего Приднепровья через Валдайскую возвышенность в Приильменье. Во второй период (после VI 1|в.) славяне продвигаются с юго-запада, запада, северо-запада на восток и северо-восток. Основные направления передвижения славян в течение этого периода проектируются а) с Приднепровья (район Коростеня, Киева, Переяслава, Путивля) приблизительно через Брянск на Ростов (Ярославский); б) с Приильменья -> Белое озеро и параллельно Псковщина и Приильменье -> Ярославль (Залесский) -> Ростов (Ярославский). Заметим, что указанные движения славянского населения протекали медленно, исключая (кроме, очевидно, отдельных случаев) скачкообразные прохождения больших контингентов людей с одного края направления в другой, и всегда регламентировались определенным временем. Кроме основных направлений движения, на протяжении указанных периодов имело место перемещение славян на малые, «локальные» расстояния, например район Полоцка Литва; район Полоцка -> северные прибалтийские племена; Волковыск—Слоним—Новогру- док -> Литва и др.
Очевидно, к самым ранним славянским расселенческим устремлениям относится междуречье Десны, Сейма и Сожи, куда продвигаются в начале I тысячелетия н. э. зарубенецкие племена. Однако
57


они в этот период, возможно, дальше средней Десны не продвинулись. В районе Брянска и истоков р. Судости находится значительное сосредоточение названий, среди которых встречаются такие архаичные словообразовательные модели, как Издешичи, Умысличи, Доброславичи, Немиричи, Угость, Судогость? и др. Тем не менее восточнее этого района названий на *-itji мало и они моложе. На восток от Приднепровья они продвинулись по р. Сейм не дальше бассейна р. Свапы. Изоглосса распространения названий на *-itji в этих районах приблизительно совпадает с восточной изоглоссой гидронимов с формантом -л(я) < -*l(ia), которая проходит южнее Калуги — Орел — Курск19. Это было связано с тем, что приблизительно северо-восточнее средней Десны проходил один из участков рубежа балтских племен, которые в Волго-Окском водоразделе граничили с иранскими племенами. Миграция славян в этих направлениях велась на протяжении нескольких веков и в связи с отсутствием возможности пробить балтийский заслон в районе Задесенья и на Смоленском отрезке Днепра закрылась в бассейне рек Ипути, Беседи и средней Сожи, достигая южных районов современной Смоленщины, очевидно, до VIII в. (ср. сосредоточения названий в районе Мстиславля, Крычева и Хотимска)20. Радимичи, использовав известные уже пути, двигались дальше по рекам на север (интересны в этом отношении размещения объектов названий на *-itji в виде верениц по р. Десне, севернее Угоста, по реках Ипути и Вихри), однако их продвижение проходило лишь по направлению к Орше (не доходя до Смоленска). Об этом свидетельствует устойчивое на протяжении многих веков количество названий — значительное пор. Днепр в окрестностях Орши и малое (единичные вкрапления) в районе Мосальска и восточнее Ельни. Тем не менее многовековое стремление славян к расширению своих владений на северо-восток стимулировало постепенное врастание их территорий в неславянскую этническую среду. Доказательством этого являются вкрапления названий на *-itji и *-jb на северо-восток от Смоленска, Объекты последних несколько выдвинуты вперед в сторону Вязьмы и Белой.
В связи с некоторым торможением славянского расселения по линии Смоленск — район южнее Калуги, развертывание главного направления заселения идет на север, на земли, принадлежа¬
19 Arumaa Р. Die ostslavische Gewassernamen mit 1-epentheticum.—. Festschrift fiir Max Vasmer zum 70. Geburtstag, Wiesbaden, 1956, S. 47—60. Восточнее этой изоглоссы структурные аналоги (исключением является название р. Сурамля во Владимирской обл.) не известны.
20 Шмидт Е. А. Хронология балтийской топонимии Смоленского По? днепровья и данные археологии.— Конференция по топонимике северо- западной зоны СССР. Тезисы докладов и сообщений.'*’ Рига, 1966, с. 99.
58


щие угро-финским племенам. Эту функцию, по мнению Г. Ловмян- ского, «могло выполнить лишь население на средней Двине». Отсюда, возможно, одна волна кривичей устремлялась через окрестности озера Себеж в верховья р. Великой и создала второй кривичский центр в Пскове, вторая — продвигалась по рекам Ловати и Куньи к Валдайской возвышенности, а отсюда над озеро Ильмень, где выделяется из кривичей племя словенов, подобно тому как вятичи взяли начало от северян в VII в.21 В одно и то же время заселенческий контингент обеих этих волн осваивает район между озером Ильмень и истоками р. Луга. Там нахрдится большое количество реликтовых образований на *-itji и *-jb, которые не встречаются ни в одной части восточного, западного или южного общеславянских ареалов. Между тем незначительное наличие этих названий на огромных просторах севернее р. Западной Двины (включая бассейн впадения в нее р. Усвят) и до районов Валдайской возвышенности по линии Опочка—Осташков, свидетельствует о том, что кривичи не заселяют этих территорий в период передвижения на север, а только проходят их, продвигаясь в северном направлении. Между тем уже в VII в. появляются словены над озером Ладога22.
Одновременно кривичи продвигались на восток в район Суража, Лезна, возможно, и Орши, где встречались с радимичами, а также на запад к литовским племенам. Большие скопления патронимических названий на на данной территории, особенно юго-западнее Полоцка, и полное накладывание изоглосс территории распространения этих названий с активно представленными названиями на *-jb позволяет, по всей вероятности, перенести начало заселения этих земель славянами с VIII и последующих веков23 на столетие раньше.
Не существует единого мнения относительно генезиса славянского заселения западной Белоруссии на территории дреговичей. Одни исследователи датируют проникновение славян на север от Припяти IX—XI вв.24, другие передвигают этот процесс на несколько столетий раньше, поскольку севернее р. Неман дреговичи расселялись отдельными островами уже в VII в.25 Немного позже они
21 Itowmiahski Н. Op. cit., т. 5, с. 83.
22 Орлов С. Н. Новые сведения о собках Волховского типа в районе старой Ладоги.— СА, 1958, № 1, с. 239.
23 Алексеев П. В. Полоцкая земля (Очерки истории Северной Белоруссии) в IX—XIII вв. М., 1966, с. 38, 134 и сл., карта.
24 Седов В. В. Дреговичи.— СА, 1963, № 3, с. 122—123; Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970, с. 84; Седов В. В. Из истории восточнославянского расселения.— КСИА АН СССР, 1965, вып. 104, с. 3—11; Кухаренко Ю. В. Полесье и его место в процессе этногенеза славян.— В кн.: Полесье. М., 1968, с. 45.
2? Lowmiafiski Н. Op. cit., т. 3, с. 78, 83. прим. 226.
69


продвигаются на северо-запад в Литовскую землю26. На землях дреговичей, южнее Немана, находится одно из самых больших скоплений названий на которое является наиболее крупным на" тер¬
ритории восточных славян и во всем славянском мире. Там же имеются и названия на *-jb (правда, в незначительном количестве). Это явление дает нам повод разделить мнение тех исследователей, которые относят расселение славян на данной территории к VII в., несмотря на то что белорусские названия на -1чы на данных землях продуктивны и в XVI в. В связи с этим следует учитывать тот факт, что продуктивность названий на *-itji в более поздние столетия наблюдается лишь на землях, заселенных славянами в средневековье, когда функции заселителей исполняли родовые общины, а не отдельные поселенцы. Возможно, в этой части Белоруссии указанный процесс несколько запоздал, что позволяет передвинуть несколько вперед дату ее заселения. В таких случаях не исключается также вторичное напластование названий, образованных по аналогии. Окончательная славянизация районов на север от Немана—Лида, Ивье,’Сморгонь, Вилейка, Мядель, Поставы относится к древнерусскому периоду. В связи с отсутствием на этих землях названий на *-jb можно считать, что их заселение осуществлялось уже в период малой продуктивности и непродуктивности данного топонимического типа на восточнославянских территориях, то есть не позже XII — частично XIII вв. Полное отсутствие данного типа названий свидетельствует о позднем появлении славян на р. Оять (сосредоточение названий на *-itji на севере Ленинградской обл.).
Во второй условный период расселения славян (VIII—XII вв.) основное расширение их территорий проходило вследствие славянской экспансии на восток и северо-восток. Процесс этот, как известно, начался раньше (район Сейма, Старой Ладоги). Кривичи и словены с севера вместе с северянами и радимичами с юга ломают сопротивление балтов в районе Смоленска, Вязьмы, Ржева и восточнее р. Угры и заселяют земли современной северо-западной, западной и частично центральной России. Далее происходит (возможно, начатое в IX—X вв.) овладение кривичами, словенами и вятичами бассейна Волги и Оки27. В период X в. колонизационное дви¬
26 Buga К. Die Vorgeschichte der aistischen (baltischen) Stamme im Lichte der Ortsnamenforschung. Streitberg Festgabe. Leipzig, 1924, S. 33.
27 Об этом свидетельствует связь белорусской топонимии с топонимией вышеуказанных Псковско-Новгородского, а также Волго-Окского района. На территории Ленинградской, Новгородской и Псковской областей выявлено более 140 названий сел и 20 названий рек; в Ярославской, Ивановской и Владимирской областях — около 40 названий сел и 4 названия рек, которые идентичны названиям БССР. Жучкевич В. А. Происхождение географических названий Белоруссии. Минск, 1961, с. 73—74 (картосхема).
60


жение затрагивает на востоке земли племен моря, мурома, мещеря. Более высокий уровень хозяйства и культуры восточных славян меняет облик этого края в X—XI вв., особенно после образования Владимиро-Суздальского княжества (XII в.).
Указанный период восточнославянского расселения отражен в распространении названий на *-itji и *-jb на территории второй половины восточнославянской части ареалов этих названий, где таких названий мало, а на отдельных землях они являются единичными вкраплениями. В основе большинства образований на *-itji на данных территориях лежат апеллятивы и христианские имена. Многие из них относятся к разряду мнимопатронимических названий. Незначительное в основном их количество можно объяснить утратой социально-исторической почвы образования патронимических моделей (возможно, в то время уже повсеместно отсутствуют объединенные родственными связями и одним патронимическим названием коллективы, составляющие основу заселенческого контингента ранних славян), а также сильной оппозицией со стороны топонимических типов -ов/-ев, -ин, -иха, издревле доминирующих на территории России. Параллельно с этим на развитие ареалов отрицательно влиял ассимиляционный процесс балтских, угро- финских и других племен, топонимические ареалы которых не исчезали бесследно. Одновременно на этих же территориях находим названия, отражающие древние именные основы: Всегодичи (Ковров), Богданичи (Вязьма), Ростиславль (Зарайск), Богуславль (Дмитров), Видогощ (Тверь) и другие, которые, вероятно, свидетельствуют о более ранней островной колонизации этих земель славянами. Следует выделить группы поселений с названиями на *-itji и *-jb в древнебалтской области, например в районе Валдайской возвышенности, севернее г. Духовщина, западнее г. Твери, район восточнее р. Угры (Мосальск—Малоярославец). Если допустить существование некоторых из этих групп, или даже отдельных объектов названий в VII в. (в их числе такие модели, как Желовиж < *Жело- вид или *Желивид, Велигож < *Велигод, Стародуб, Домославль, Овселуг?, Лихославль, Страшевичи, Щитовичи и др.), то они, очевидно, были изолированными островами на чужой, балтской, территории. В окрестностях Ярославля, Суздаля, Владимира, Ростова, частично Рязани чаще встречаются названия на *-itji, образованные позже, в древнерусский период. Среди них имеются также архаические модели на Осмерицы, Остромер?, Чесли-
цы Чеслав, Воятицы, Радовицы, Любичи, Яровичи идр. На этой же территории выявлены сравнительно многие топонимы на *-jb. Для этой части ареала возможно также механическое перенесение названий как результат движения определенной части населения с раннеславянских или автохтонных земель. Здесь уместно вспом¬
61


нить названия русских городов Переяславль, Ярославль, Владимир, возможно и Перемышль, аналоги которых имеются в украинской зоне.
К этому же периоду (однако не позже IX в.) относится полное овладение славянами средней Березины (район Бобруйска, где выявлены лишь отдельные названия с древними полными композитными именными основами (Ратмировичи) и отсутствуют названия на *-jb и частично района севернее Мозыря.
Очевидно, аналогичные типы (ср. Сураж, Тибор, Перемышль и другие в верховьях бассейна Нарева, бассейнов рек Свислочи и Черной Гоньчи) дают возможность уточнить славянизацию ятвя- гов X в. (во всяком случае частично), а не относить ее к XII— XIII вв.*  28 Это подтверждается и некоторыми историческими фактами29.
На территории ареала с самым большим числом названий выделяется несколько основных, плотно насыщенных полос (массивов) сосредоточения названий:
белорусская зона: 1 — район между Припятью и Ясельдой с землями, прилегающими к рекам Мухавец и Лесная (Пинск—Кобрин— Брест, с переходом к Семятичам и Дорогичину на территорию ПНР); 2 — район от вытоков рек Зельвинки и Молчади до р. Неман (Слоним—Новогрудок—Барановичи); 3— между рекой Дитвой, Гавьей и Ольшанкой (Лида—Ивье); 4 — территория от вытоков до среднего течения рек Цны, Лани, Морочи и Случи, на севере — до истоков Немана и Уши (Слуцк—Клецк—Несвиж); 5 — район между городами Заславом, Логойском, Вилейкой и Долгиновом с ответвлением на г. Сморгонь и озеро Нароч к истокам Десны; 6 — район между Западной Двиной и истоками Березины (Полоцк—Оре- ховно—Глубокое); 7 — от оз. Жиринского и Лукомского до Западной Двины (Чашники—Новолукомль—Витебск); 8 — по р. Днепру и верхней Друти (Могилев—Головчин—Орша); 9 — по рекам Сожи и Вихры по направлению к Смоленску (Мстиславль—Кричев—Хо- тимск); 10 — район верховьев р. Птичь и средней Березины (Бобруйск—Глуск—Рогачев); 11 —район низовьев рек Птичи, Иппы и Тремля (Мозырь—Копаткевичи—Азаричи); 12 — райоц у верховьев Иссы и Птичи (Минск—Дзержинск) и др.;
русская зона: 1 — по р. Десне (Брянск—Рославль); 2 — возле озера Псковское и по реке Великая (Псков); 3 — по рекам Шелонь и Иза, а также Сорожи и Льсте (Порхов, Новоржев) с ответвлением на Старую Руссу; 4 — у истоков р. Луга и окрестностям озера Череменское и Врево; 5 — у истоков рек Сумы, Черной, Оредежа
28 	Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья, с. 77—91.
28 Annales Quedlinburgenses. Scriptores, t. 3. Hannoverae, 1839, S. 80.
62


и Бруды (г. Волосово, Ленинградская обл.); 6 — по р. Ояти (г. Андроповой, Ленинградская обл.);
украинская зона: две на западе — Верхнее Приднестровье (Львов—Галич—Перемышль) и Побужье (Сокаль—Грубешов — Холм—Владимир-Волынский) и одна в центре зоны — на среднем правобережном Приднепровье, которая особенно четко выделяется в XV—XVIII вв.
В каждой полосе заметны большие или незначительные скопления, «гнезда» названий и даже районы их сплошной концентрации, составляющие центры ареалов вообще. Среди них выделяются районы^ севернее и восточно-севернее Бреста, южнее Пинска (особенно в XV—XVI ст.) вокруг Слонима, Новогрудок-Барановичи, Ивье, Логойск, северо-восточнее Вилейки, юго-западнее Полоцка, южнее Несвижа, южнее Минска, севернее Мозыря, западнее Слуцка, район Витебска, Чашник, Мстиславля-Красного и др. (белорусская зона); западнее Брянска, Порхов, восточнее Лугов, Волосово (Ленинградская обл.) (русская зона); Самбор—Перемышль, Владимир- Волынский—Грубешов—Сокаль, Луцк, Овруч—Коростень—Киев (украинская зона) и др. Соотношение названий на этих территориях составляет от 30—60: 100 до 70—80 : 100. В районах южнее Несвижа и западнее Слуцка скопления названий еще больше.
Основные полосы ареала отображают самую большую плотность поселений. В отдельных районах она фиксируется документами, начиная с XIII—XIV вв. (Приднестровье), в других —позже, главным образом с XV—XVI вв. Однако преимущественно в месте большого сосредоточения названий отдельные из них выявлены раньше уже до XII в. включительно. Например: Увитичи, Ольжичи, Беличи, Воровичи, Видубичи / / Видубич (район Киева), Людгос- тичи, Витославичи, Бежичи, Ляховичи (район Новгорода), Бель- чичи (Полоцк), Хвалимичи (Владимир-Волынский), Болестрашичи (Перемышль), Гостиничи, Свинковичи (Чернигов).
Нет сомнения, что указанные полосы большой концентрации названий являются определенной характеристикой территории племенных комплексов, древних, малоплеменных групп, формированию которых способствовали одновременно с географическими также экономические и социально-политические факторы. На основании изоглосс ареала на *-itji довольно четко определяется территория дулебов — между верховьями Днестра, среднего Сана и истоками Буга (по данным XIII—XVII вв.), волынян — между реками Вепром и Горинью с выходом на Случ, на север не ниже истоков Мухавца и Лесной, древлян — между реками Убортью, Припятью и Днепром, на юг не ниже среднего Тетерева (XV— XVI вв.), дреговичей — особенно их отдельные группы на Припяти. К малоплеменным, четко определяемым территориям дреговичей
63


можно также отнести район Волковинска, Слонима, Новогрудка и Баранович, Несвижа. На северо-западе выделяется, определяя ряд внутренних центров, племя словен (поданным XVI—XIX вв.). Через центры указанных полос (массивов) сосредоточения названий должны проходить внутренние оси ареала и соответственно направления освоения и заселения земель.
Примечательно, что основная масса названий расположена вокруг известных больших и малых средневековых городов, основанных на древних густо заселенных землях вдоль значительных водных артерий (Киев, Полоцк, Пинск и др.). Это, однако, не является правилом, о чем свидетельствуют скопления названий на довольно значительных расстояниях от известных по памятникам IX—XII вв. городов (белорусская зона). Интересной в связи с этим представляется дистрибуция названий на *-jb, изоглоссы территорий которых в основном совпадают с главными сосредоточениями названий на *-itji. Примером могут служить четыре сосредоточения названий на *-itji в ареале, для которых делаем выборку названий на *-jb, в основном с праславянской композитной словообразовательной базой: белорусская зона — Гостобож, Голомысль, Рославль, Соломер-ье, Вацлав (юго-западнее Полоцка); Мстиславль, Будо- гощ, Людогощ, Волчас?, Хотовиж-и, Незнань, Путимель, Пожир, Валинеж, Мирогощ (сосредоточение Мстиславль—Кричев—Хо- тимск по средней Сожи и Нижней Вихри); русская зона: Велегощ, Почап, Оредеж, Выбор, Редбуж, Уномер, Андромер, Дорогобуж, Видогощ, Середогощ, Хотобуж-и, Милодеж-и, Туховеж-и, Не- гощ-а, Мирослав-ье (сосредоточения р. Луга — окрестности озера Ильмень); украинская зона: Страхослав, Заниж, Масломеч, Тихо- буж, «ГНтовеж, Радослав?, Осьмир, Малотж, Домашж, Семир, Остроб1ж и др. (район Сокаль—Грубешов—Владимир-Волынский). Об этом наглядно свидетельствуют и другие территории ареала восточных и западнославянских языков.
Территориальное совпадение изоглосс ареалов *-itji и *-jb является очень важным фактором при изучении этноса. Поскольку хронология топонимических типов не одинакова, она указывает на генетическое единство населения — образователя ареалов. При определении нижнего предела хронологии изучаемых топонимических типов и выяснении разницы во времени их появления можно установить закономерности в истории смены топонимических типов. А на землях, где имеются объекты этих типов названий, можно предположить существование исторической беспрерывности и продолжительной устойчивости генетически единого этноса определенной территории в дофеодальную и раннефеодальную эпохи славянской истории. Общность одного языкового комплекса, образовавшая в определенных исторических условиях одни топонимические
64


типы, модели, развиваясь и изменяясь в новых исторических условиях, порождала свои топонимические типы, модели. Примером этому служит замена *-jb на -овъ/-евъ на протяжении IX—XIII вв. Относительно территорий с взаимоналагаемыми изоглоссами ареалов *-itji и *-jb не приходится сомневаться в том, что в данном случае мы имеем дело в основном с образователем названий племенной эпохи не позже третьей четверти I тысячелетия н. э., племенным заселением земель, а для некоторых территорий этот фактор является одним из доказательств очень раннего присутствия славян или даже (в сопоставлении с данными других источников) их автохтон- ности. На основании многих наблюдений была установлена прямая связь между историческими категориями объектов и топонимическими типами, когда названия на *-itji присваивались родовым сельским поселениям, а названия на *-jb были «характерны для древних городов», которые определяли политическую и административную жизнь в племенном обществе славян30. В связи с этим не обоснованным является мнение о более позднем появлении белорусских городов по сравнению с древними селениями с названиями на и заселением белорусских земель31. Время появления городов мы часто устанавливаем лишь на основании письменных памятников, тогда как многие названия на *-jb возможных раннесредневековых городов не зафиксированы в источниках. Археологам также пока еще не удалось окончательно выяснить этот вопрос. Здесь уместно вспомнить о количестве славянских городов, зафиксированных на основании греческих источников Географом Баварским
(около 844 г.), где одним бужанам принадлежало 230 городов, воли- нянам — 70, уличам — 318 и т. д.32
Одновременно выявлены районы ареала названий на в которых отсутствует топонимический тип на *-jb. Отсутствие ареального параллелизма топонимических типов свидетельствует, как отмечалось, о более позднем периоде восточнославянского расселения и славянизации земель.
В исследуемом ареале встречаются также районы, где имеются названия на *-jb и полностью (или почти полностью отсутствуют названия на *-itji. К таким районам можно отнести земли на северо- восток от Смоленска, где выявлено целое скопление таких названий, как Дорогобуж (2), Рославль, Выгор (2), Субор (2), Любогощ-а, Ярославль, Белогость, Вишегор, Субор, Недежидр. Не исключено,
30 Kadlec К. Op. cit., s. 94—95; Rospond S. Zagadnienie osadnictwa..., s. 368—369; Rospond S. Probny atlas..., s. 177.
31 ^Lowmiahski H. Op. cit., t. 3, s. 85.
32 Cafarik P. J. Slovanske starozitnosti. Praha, 1837, s. 550—551, 996 — 997; Тихомиров M. H. Древнерусские города. M., 1956, с. 9.
5 9-377
65


что эти названия являются реликтными свидетельствами наличия укреплённых форпостов кривичей или северян перед балтийским племенным массивом в третьей четверти I тысячелетия. Другое аналогичное сосредоточение названий на *-jb находим в районе украинской Слобожанщины и на северо-восток от нее по рекам Сейм и Свапа в направлении городов Новосиля и Волхова. Это такие названия, как Путивль, Всеволож, Глебль, Тихомль, Хоробор, Воро- вич, Воронеж (украинский), Фотивиж, Белогощ-а, Мирославль, Радогощ (2), Лотовой, Расторог, Радобеж, Любаж, Гостомль, Зале- гощ? и др. Территории, на которых зафиксированы эти названия, безусловно, были заселены в древнеславянский период. Сохранение на них объектов с названиями на *-jb и отсутствие с названиями на *-itji, по-видимому, следует объяснить большей устойчивостью первых как городов-крепостей. Кроме того, они почти все расположены на естественно защищенных местах, возле рек и озер и являлись в свое время политико-административными центрами, которые граничили и противостояли чужеродным этническим массивам на юге. На «размывание» и, таким образом, свертывание ареала названий на *-itji в этих местах, объекты которых были, как правило, незащищенными, могла повлиять аварская экспансия и постоянные нападения кочевников на юго-восточные окраины северян в древнерусский период. Археологи фиксируют славянские поселения на р. Сейм с конца VII в., а вблизи города Ромны выявлены аналоги с VIII в.33
Представляет интерес наличие в Украинских Карпатах названий на *-jb, обозначающих вершины гор, горные хребты и высокогорные полонины,— Станимир, Перешж (5), «Штомир / / Лютомирц Любогор, Богдан и др.34 Названия на *-itji в данном районе ареала доходят лишь до высокогорных территорий, что объясняется земледельческим характером занятий основателей объектов35. Существо¬
33 Березовець Д. Т. Досл1дження на територп Путивльського району Сумсько! облает!.— В кн.: Археолопчш пам’ятки УРСР, 1952, т. 3, с. 250; Довженок В. Й. Розкопки б1ля с. Велинцевого СумськоУ область— Там же, с. 253; 267; Ляпушкин И. И. Раннеславянские поселения Днепровского лесостепного Левобережья.— СА, 1952, т. 16, с. 4, картосхема.
34 Купчинський О. А. Статистика та география двочленних вдарисвШ- них географ1чних назв на *-jb, картосхеми.
35 Аналогично названия на *-itji размещаются в Чешских Карпатах — земли между массивом Крконош и Орлиными горами, на истоках рек Сци- навки, Метуи и Упи; Польских Карпатах — на верхней и средней Клодской Нисе; Словацких Карпатах — в Моравских воротах. Smilauer V. Atlas mistnich jmen v Cechach. Praha, 1969, карта № 199; Rospond S. Patronimiczne nazwy miejseowe na Slgsku. Wroclaw, 1964, картосхемы; Humnicki J. Patronimiczne nazwy miejseowe w Malopolsce, картосхема. — Вкн.: bowmiahski H. Op, cit., t. 3, s. 120—121.
66


вание названий на *-jb в Карпатах указывает на присутствие там славян с древних времен, что является непосредственной информацией относительно этнической истории Карпат.
Привлекает внимание в плане установления хронологии устойчивости славянских поселений подмеченная связь между категориями поселений: село — город (укрепленная местность) и соответственно их топонимическими названиями на *-itji и *-jb в раннем славянском средневековье36.
На территории рассматриваемых ареалов названий на *-itji и *-jb заметны перераспределение этих названий и сокращение их количества в центрах наибольшего скопления, например, названий на *-itji в XIX в. по сравнению с XVI в. на Волыни, Полесье, в центральной Белоруссии, частично в Псковщине и других районах. С исчезновением названий возникают большие и малые территориальные разрывы на площади ареала, теряется контакт между фиксированными ранее центрами сосредоточения объектов названий, становятся трудноразличимыми древние границы племен и племенных групп. Неясной в связи с этим представляется племенная принадлежность, например, земель между нижней Птичью и Днепром. Не исключено, что здесь контактируют этнические элементы дреговичей, древлян, радимичей и, возможно, кривичей. Аналогично не различается территория кривичей и дреговичей в районе Минск— Слуцк и т. п. Это типично для ареалов древних географических названий, в которых определяющая их социально-историческая реалия, например родовая община, для названий на *-itji отживает, в результате чего создаются историко-языковые предпосылки для структуриализации и постепенного исчезновения топонимического типа. Наглядно свидетельствует об этом стратиграфия названий на *-itji в украинской зоне, элементы которой изложены ниже^
Между тем во многих случаях мы уже не наблюдаем территориальных разрывов в ареалах, они унаследованы из предшествующих, недокументированных столетий. В тех же случаях, когда названий мало, они вовсе не обнаружены, часто возникает альтернатива, что эти названия могут быть остатками размытого ареала либо, напротив, более поздними вкраплениями или могут вовсе отсутствовать. Такое состояние чаще всего вызывается объективными историко-языковыми, а также естественными факторами, в силу которых древняя восточнославянская общность территориально разделяется на всем пространстве от рек Вепра, Буга и Нарева до р. Волги и озер Ладожского и Ильменя. Выделению районов с различной насыщенностью объектов способствовала, как известно,
36 	На время образования Киевской Руси и позже эта первоначальная связь теряется.
67


ландшафтная среда тех местностей, от которых зависело непосредственное размещение населения, формирование диалектов на основании праязыка и, наконец, тяготение к центрам, которые объединяли вокруг себя древние коллективы. На этой основе развивались отдельные локальные культуры и образовывались отдельные территориально-племенные объединения. В отдельных случаях, однако, трудно установить причину отсутствия названий (особенно там, где названия на *-itji, казалось бы, должны быть очень продуктивными), например, на левобережье Ясельды и Припяти между р. Ща- рой и Огинским каналом, с одной стороны, и р. Ланью (окрестности городов Логишова и Лунинца) — с другой. Это в определенной степени относится и к украинской части Полесья. Причину территориально-пространственного разрыва в напластовании названий на *-itji там, очевидно, не следует искать только в ландшафтных особенностях (это доказывают большие сосредоточения названий на вблизи Пинска и других районов Полесья), приблизительно одинаковых, а в возможном территориальном размежевании славянских племенных групп (ср. центры сосредоточения названий
Пинск, Кобрин, Брест, Слоним, Несвиж, Клецк, Слуцк и др.). В данном случае представляет интерес гипотеза Ф. Безлая о переселении в Словению славян с Надприпятья перед заселением уграми их современной территории в VIII—IX вв. н. э.37 Между тем именно на основании указанных территориальных разрывов, так называемых «белых пятен», можно проследить разделение ареала на восточную и западную части. Это деление, вероятно, отражает (по данным названий на *-itji за XIII—XVIII вв. без учета других источников) две параллельные территориальные формации — восточную и западную в рамках раннего славянского единства. В них можно усматривать также ранние межплеменные объединения: восточных славян на Волыни, Приднестровье и Полесье, сфера влияния которых достигала Приднепровья с таким центром, как Киев, на северо-западе — Полоцк, Новгород, и западных — в бассейне Вислы, в Силезии, Чехии и других прилегающих землях.
Показательны с этой точки зрения периферийные (на современном этапе) районы ареала такие, как Закарпатье (территория, представленная на протяжении XV—XX вв. единичными названиями и, как указывают реконструкции названий, имеющая все признаки размытости ареала), Подолье, земли, примыкающие к р. Ро- си (на этих территориях наблюдается систематическая ассимиляция названий на *-itji и, следовательно, их утрата). Следы размытого
37 	Bezlaj F. Einige slowenische und baltische lexische'Parallelen. Linguis- tica, 1966—1968, N8, Is. 63—82; Bezlaj F. Slovenski jezik v luci leksikolo- gije.— Radovi ANU Bosne i Hercegovine, 1970, N 35, 12, s. 85—100.
68


ареала заметны также на вышеупомянутых землях Слобожанщины и в районах юго-запада России (не далее истоков рек Оки и Зуши). Интересна динамика развития названий на *-itji на западной окраине ареала (земли современной Лит. ССР), где в XIII—XIVвв. этих названий не обнаружено, тогда как в XVI-^-XVII вв. они там выступали в большом количестве38, а на протяжении XIX—XX вв., за исключением некоторых, исчезли.
Вместе с изменениями в распределении названий перемещались внешние контуры ареала и его границы. Особое значение при определении этих изменений имела юго-восточная граница восточнославянской части ареалов, которая указывает на край ареала (ср. вышеуказанную часть юго-восточной изопрагмы) и одновременно представляет участок юго-восточной границы всего славянского ареала названий на *-itji. Она служит определенным основанием для познания края распространения древнид восточных славян на юг.
Базируясь на стратиграфии конфигурации границы на территории украинской зоны, констатируем, что за период с X по XX в., главным образом с XV—XVI вв., когда контуры границы в общем выступали как сплошная линия (в частности, на Приднестровье и Правобережной Украине), на основании которой впервые складывается представление о юго-восточном крае площади зоны названия на эта граница постоянно меняется. Выявленные расхожде¬
ния в направлении линий границы края характеризуются последовательным смещением с юго-востока на север и северо-запад. В юго- западной части зоны — Закарпатье, Приднестровье — оно незначительно, тогда как на Подолье, Правобережной Украине часто достигает разницы в сотни километров. При этом последовательность перемещения линии юго-восточного края в северо-западном направлении, начиная с XVI в. и до наших дней (то есть на протяжении документированного периода), дает основание (как и в отношении количества названий) утверждать, что данный процесс начался раньше, хотя причины свертывания зоны на разных исторических этапах были различны, и поэтому юго-восточный край исследуемой зоны (например, в IX—XI вв. или раньше) мог находиться значительно южнее. Определенным доказательством этого являются вкрапления названий на в районе Северского Донца в XII в. (Борчевичи, вариант Вобурчевичи; Улашевичи), где позже они вовсе отсутствуют. Не исключено, что юго-восточный край зоны в недокументированный период достигал низовьев Южного Буга
38 	Ср.: Спрогис И. Географический словарь древней Жомойтской земли XVI столетия, составленный по актовым книгам Россиенского земского суда. Вильно, 1888.
69


и Днестра в районе восточнославянских городов Пересеченя, Белгорода, Черня. Раннее славянское заселение этих территорий подтверждают Прокопий (VI в.), Иордан (VI в.), «Повесть временных лет», которая размещает племена уличей и тиверцев в низовьях Южного Буга и Днестра вплоть до Причерноморья и, наконец, данные археологии.
Объяснение отсутствия названий на землях южнее границы зоны следует, очевидно, искать в историческом исчезновении ареала, главным образом в связи с внешней экспансией иноязычных элементов, часто сопровождавшейся ликвидацией объектов заселения. К первым такого рода внешним влияниям, вероятно, следует отнести движение аваров на запад, которое, видимо, привело к отступлению славян со значительной степной и лесостепной части юга39; далее — набеги угров и печенегов в IX—X вв., половцев в XI— XII вв.40, татаро-монгольское нашествие XIII в. и, наконец, более поздние постоянные татаро-турецкие набеги, которые уничтожали поселения на южных и юго-западных территориях Украины. В связи с этим не вполне убедительным является мнение С. Роспонда об отсутствии на этих территориях названий на *-itji (как и других названий, обозначавших «сельскохозяйственные поселения»"! в раннем средневековье. Он считает, что «Новгородская и Киевская Русь защищали свою независимость от половцев и других кочевников, поэтому на этих территориях в оборонительных и прочих целях создавались, главным образом, города»41. В период новой колонизации этих земель, начиная с XV в., в связи с ослаблением Османского государства и его вассалов, почти не фиксируются древние, исчезнувшие во время монгольского нашествия или ранее, славянские географические названия на *-itji и *-jb.
Исходя из данных статистики и динамики распределения названий на *-it ji в украинской зоне в целом и сопоставляя их на протяжении X—XX вв., можно сделать вывод, что земли, которые, например, в XV в. представляли собой периферийные полосы зоны, в предыдущий период составляли насыщенные территории названий на *-itji. Земли же, на которых в XIX—XX вв. названия на отсутствуют, в XVII—XVIII вв. и раньше являлись переходными полосами зоны или полосой распыления этих названий (По¬
89 ^Lowtniahski Н. Op. cit., т. 3, s. 62. Явление исчезновения старых типов топонимических названий вследствие иноязычных элементов наблюдается в юго-западной Германии (Bach A. Deutsche Namenkunde. Heidelberg, 1954, Bd. II, 2. S. 163).
40 Ср. картосхему продвижения половецкой экспансии на древнерусские области. Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, с. 76.
41 Роспонд С. Структура..., с. 84.
70


долье). С течением времени наблюдается возрастающая тенденция к сужению зоны. Это дает определенное основание полагать, что территория названий на *-itji в более ранние века была значительно плотнее (особенно на юго-восточном ее крае) и шире, то есть названий на *-itji было относительно больше и они распространялись дальше на юг, чем в XIX—XX или XVII—XVIII вв. Это относится и к юго-восточной территории русской зоны.
Рассматриваемые вопросы исторической географии восточных славян на основе двух топонимических типов на *-itji и *-jb свидетельствуют о важности топонимии для познания процессов древней истории славян. Некоторые проблемы истории можно решить при помощи топонимии, если в распоряжении исследователя имеются на основе всего доступного датированного и недатированного исторического материала наиболее полные сведения о количестве географических названий изучаемой территории, проведен их всесторонний лингвистический анализ, определена (в пределах отдельных топонимических типов) хронология, в частности установлен период становления, продуктивность и отживание топонимических типов и территориальное распространение названий в синхронном и диахронном плане. Непосредственное изучение топонимического материала при этом нельзя ограничить лингвистическими изысканиями, а сопоставлять с данными истории, археологии, географии, этнографии и других наук.
Топонимические названия на *-itji и *-jb распространяются в восточной, центральной и южной частях Европы, образуя два больших, в основном взаимонакладывающихся общеславянских ареала, которые своим началом уходят в праславянскую эпоху. Восточнославянские земли составляют часть этих ареалов. Неодинаковая частотность засвидетельствований названий в ареале и разное время их образования позволяют выделить на территории восточнославянских ареалов две его разные по насыщенности половины, что соответствовало двум различным по времени и направлениям периодам освоения словянами земель приблизительно до и после VII в. Территория между Днепром й Вепром, Бугом, частично средним Неманом, плотно насыщенная названиями на *-itji относится к землям самого древнего заселения. На площади ареалов созданы основные и периферийные полосы (массивы) сосредоточения названий, которые отображают характер расселения славян, неодинаковую плотность их поселений, границы племен и племенных групп. На основных полосах имеются значительные скопления названий — центры древнеславянской политико-административной и культурной жизни, где должны были выделяться неизвестные сегодня города. В этом отношении представляет интерес дистрибуция названий на *-itji (родовые сельские поселения) и *-jb (цент-
71


ры родов, города-крепости). Стратиграфия топонимических названий на XVI—XX вв. украинской зоны ареала показывает,
что в недокументированный период данных названий и территория их ареала была больше. Свертыванию ареалов в феодальную эпоху способствовали неразвивающаяся социально-историческая база образования названий и другие историко-языковые факторы. В этом отношении показательны окраины и центры ареалов.
Я. Д. Исаевич
О ДРЕВНЕЙШЕЙ ТОПОНИМИИ ПРИКАРПАТЬЯ И ВЕРХНЕГО ПОБУЖЪЯ
В исторической и филологической литературе неоднократно высказывалось мнение, что древнейшие известные нам топонимы Прикарпатья и Верхнего Побужья (то есть Галицкой и Волынской земель) являются единственным надежным источником об этническом характере населения указанных территорий. Явно преувеличивая возможности топонимики, некоторые авторы утверждали, что анализ таких названий как Червен, Волынь, Перемышль, Белз, Буг позволяет окончательно разрешить вопрос о древнейшей этнической границе между западными и восточными славянами1. Однако, если не считать отдельных замечаний, только топоним Буг был предметом филологического анализа. По существу, комплексное изучение всей группы древнейших топонимов Галникой и Волынской земель никем из исследователей не проводилось.
Древнейшие формы топонимов указанной территории зафиксированы в «Повести временных лет». Это памятник начала XII в., однако в него вошли сведения о событиях конца X — начала XI вв., при составлении которых использовались древнейшие летописные сообщения.
Древнейшие топонимы Прикарпатья и Побужья, упоминание о которых датировано летописцем,— Червен и Перемышль. В отношении первого из них в научной и учебной литературе преобладает форма Червень вместо правильного Червен, засвидетельствованного источниками (летопись за 981, 1097, 1288—1289 гг. идр.)2.
1 Szelagowski A. Kwestia ruska w swietle historii. Warszawa, 1911, s. 19, 22; Bujak F. Studia historyczne i spoteczne. Lwow — Warszawa — Krakow, 1924, s. 62; Ketrzyhski S. Polska X — XI w. Warszawa, 1961, s. 212; Skrzypek J. Studia had pierwotnym pograniczem polsko-ruskim w rejonie Wolynia i Gro- dow Czerwienskich. Warszawa, 1962, s. 159; Willaume J. Henryk Wiercienski, badacz ziemi Chelmskiej.— Ziemia Chelmska. Lublin, 1961, s. 132.
2 Поли. собр. русских летописей. СПб, 1908, т. 2, стб. 69, 244, 246, 911, 929; Летопись по Ипатскому списку. СПб., 1871, с. 54, 176, 178, 599,611. 72


Очевидно, форма Червень стала употребляться под влиянием встречающегося в летописи прилагательного червеньский. Однако следует иметь в виду, что прилагательное червеньський образовано от топонима Червенъ при помощи прилагательного суффикса -ьск-. Такое словообразование было свойственно древнерусскому языку. Например, Понтъ, но море Понетьское, Еюпетъ, нр еюпеть- ский, Хвалисы, но Хвалисьское3 и т. п. Поэтому наличие прилагательного «червеньский» не дает основания для реконструкции формы Червень.
При объяснении этимологии названия Червен исследователи ограничивались изложением раз.ных концепций о значении корня «черв». Типична этимология В. Курашкевича: «Червень — от черв+ ен + ь. Корень чьрв (чьрм) —червяк, использовавшийся для изготовления красителя (литовское kirmis)»4. Отсюда следует, что название города каким-то образом связано с червцами — червяками, из которых получали красную краску. На самом же деле о червцах можно говорить при этимологии имени нарицательного червь (красная краска), прилагательного черв[л]еный (красный, совр. укр. червоний, белор. чырвоны, польск. czerwony). К названию города червцы не имеют отношения. Как отмечает В. А. Никонов, задача топонимики — выяснить отношение между объектом слова-основы и свойствами географического объекта. Откуда происходило слово-основа,— «вопрос совершенно другой, который для объяснения топонима не только бесполезен, но и вреден, если подменяет прямую основу. Совсем в ином плане интересно и такое исследование, но оно — за пределами топонимики и посторонне для нее»5. К этимологии же названия города Червен вопрос о происхождении корня черв не имеет отношения. Топоним Червен (чьрвьнъ) является краткой формой прилагательного, соответствующей полной форме чьрвьный. Это слово в древнерусских памятниках выступает также в вариантах чьрвльнъ, чьрльнъ, чьрмьнъ. Вариант чьрльнь нашел отражение в топонимах Черлен (назван в «Списке русских городов»), Черляны, Чернелиця ( < Черленица)6. Возможно, топоним Червен связан с наличием в его окрестностях выходов красных глин, но не исключено также, что при наименовании города прилагательное чьрвьн(ыи) осмысливалось в переносном значении. Следует отметить, что и ряд других древнейших названий городов Киевской Руси представляли собой краткие формы прилагательных, в том числе обозначавшие цвета: Чернъгород и Бел¬
3 Повесть временных лет. М. — Л., 1950, т. 1, с. 19, 12, 16.
4 Slownik starozytnosci slowianskich. Warszawa, 1961, t. 1, s. 301.
5 Никонов В. А. Этимологические задачи.— Lingua Posnaniensis. Poznan, 1963, N 9, s. 201, 113.
5 Щурат В. Вибраш npaui з icTopi’i лкератури. К., 1963, с. 38.
73


город на Ирпене, а также другой Черн в Поднестровье, Краснъ на р. Красной близ Триполья.
В прошлом некоторые историки локализовали летописный Червен в районе современного села Чермно (на р. Гучве), другие —• в районе с. Черниева (вблизи г. Холм)7. На основании археологических материалов этот спор был разрешен в пользу с. Чермно, где имеется большое древнерусское городище X—XIII вв. Такая локализация подтверждается и лингвистическими данными. В частности, очень распространенные в X—XIII вв. топонимы на -ьнъ впоследствии были вытеснены формами на -но, -не, -на, реже другими. Вместо летописных названий типа Дубен, Колодяжен, Пересечен, ПЪсочен, Городен стали употребляться формы Дубно, Ко- лодяжне, Перешчне (Перешчна), ГПсочна (ГПсочне), Городно и т. п. Это можно объяснить тем, что в украинском языке сузилась сфера применения кратких прилагательных в мужском роде единственного числа. Кроме того, существительные град, город (давшие, очевидно, мужской род топонимам на -ен, -ьн и ряду др.) уступило место существительным среднего рода м1сто, село, урочище8. Замене формы на -ен формой -но способствовало и то, что косвенные падежи, а также производные существительные и прилагательные от обеих форм образовались идентично. Встречающиеся в летописи формы Червьна, Червьну и Червну, в ЧервьнЪ (а также Червяне, Червеньскыя, Червеньскую)9 могли быть образованы не только от формы Червен но и Червно (Червьно). Аналогично образован чер- менский от Чермен и Чермно. В украинских источниках начала XVII в. уже встречаем форму Черменский (от Чермно)10. Замена Червен на Чермно, очевидно, произошла довольно давно, когда в разговорной речи наряду с лексикой черв[л]еный употреблялся как равнозначный вариант чермный. Ныне слово чермный в западноукраинских говорах неизвестно, хотя варианты червеный и чер- леный в некоторых из них сохранились вплоть до наших дней.
От Червена получили свое наименование находившиеся в западной части Волыни Червенские города, дважды упомянутые летопис-
7 Гипотеза Я. Котлярчика о наличии, кроме Червена на Гучве, одноименного града в окрестностях Перемышля представляется нам искусственной (Kotlarczyk J. Grody Czerwienskie a Karpackl system obronny pod Prze- myslem we wczesnym sredniowieczu).— AAC, 1969 —1970, T. 11, fasc, 2, s. 258.
8 Мужской род был заменен женским и средним не только в топонимах—. прилагательных на -ьнъ, но и во многих других: Голтавъ — Голтва, Чу- чинъ — Щучинка и др.
9 Летопись по Ипатскому списку, с. 101, 205, 334, 357, 384, 385, 483, 494, 498, 510, 516, 571, 752.
10 Центральный государственный исторический архив УССР в г. Львове, ф. 201, оп. 4, д. 170, л. 63.
74


цём (в 1018 и 1031 гг.). Территория, тяготевшая к ним, соответствовала Червенской земле,'названной в Галицко-Волынской летописи.
Выражение «города» в значении определенной области употреблялось и в древней Руси («Болоховские города») и даже в России XVI в.11 По размерам область Червенских городов (Червенская земля) не могла быть значительной. В XIX в. историки безосновательно распространяли понятие «Червенские города» на все западноукраинские земли. Даже в наше время А. Н. Насонов отводил Червенским городам чрезмерно обширную территорию: от границы с Польшей на западе до междуречья Стыри и Горыни на востоке12. Однако изучение летописных текстов позволило установить, что на самом деле территория Червенских городов была незначительной. На юге в нее уже не входила Белзская земля, на севере за ее пределами, вероятно, оставались города Комов и Уханье. На востоке Червенские города не могли доходить далее, чем до р. Западного Буга, а на западе — далее, чем до этнической границы между западнославянскими (позже польскими) и восточнославянскими племенами13.
По мнению ряда лингвистов и историков, с названиями Червен и Червенские города связан возникший позже книжный термин «Червонная Русь» (Russia Rubra). Однако понятие Червен потеряло какое-либо политическое значение уже в XIII в., а название «Russia Rubra» появилось в книгах некоторых польских и западноевропейских авторов не ранее XV в.14  15 Летописи этого названия не дают16. Оно было создано искусственно, путем аналогии с распространившимися под влиянием восточных языков сложными этническими и территориальными наименованиями, в которых разные цвета имели символическое или просто семантико-разграничительное значение. Так, у монголов стороны света обозначались разными цве¬
11 Тихомиров М. Н. Россия в XVI в. М., 1962, с. 31.
12 Насонов А. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951, с. 132, 133.
13 Подробнее см.: 1саевич Я. Д. Територ1я i населения Червенських град1в (X—XIII ст.).— Укра'Гнський icT.-геогр. 361’рник, 1971, вип. 1, с. 71—83.
14 Semkowicz A. Geograficzne podstawy Polski Chrobrego.— Kwartalnik Historycznv, 1925, R. 39, s. 308, 312.
15 В. Ламанский считал название Червонная Русь древним, поскольку оно известно фра-Мауро в XV в., и, следовательно, у себя на родине должно было существовать ранее (Живая Старина, 1891, вып. 3, с. 250). Однако на карте фра-Мауро Червонная Русь (Russia rossa) указана на Верхнем Дону^'и с Червонной Руссю — Галичиной никак не связана. Вообще, карта фра- Мауро может служить показателем путаницы в применении различных прилагательных для дифференциации отдельных восточнославянских территорий. См.: Свенцщкий I. Зарис речевого й прикметникового окреслення назви «Русь» X—XI вв.— В кн.: Назва Русь в кторичному розвитку до
XIII BiKy. Жовква, 1936, с. 23.
75


тами. Половецкие земли в XII в. делились на Белую (западную) и Черную (восточную) Команию. Можно назвать также такие наименования, как Золотая орда, «Белая» и «Красная» Хорватия и ряд других16. В ряде источников XIV—XV вв. земли бывшего Галицко- Волынского княжества именуются королевством Руси (regnum Rus- siae) или просто Русью. И вот, чтобы отличить эту Русь от известных ранее Белой и Черной Руси, был сконструирован книжный термин Russia Rubra, в польском переводе Rus Czerwona. Коренное украинское население название «Червонная Русь» никогда не употребляло. Не упоминают его и жившие на Западной Украине польские и латинские писатели XVI—XVII в. (Я. Ф. Кленович, Т. Пи- равский и др.). Таким образом, гипотеза о связи книжного термина Червонная Русь с древним топонимом Червен лишена достаточных оснований.
Наряду с Червеном в летописной статье 981 года упомянут и Перемышль. Прямое указание источника не допускает- предполагаемого С. Кучинским толкования, якобы в данном случае речь идет не о галицком Перемышле, а о волынском Перемыле17.
Не вызывает сомнений, что топоним Перемышль образован от личного имени Перемысл с помощью притяжательного суффикса -jb (<*ць <*по). Словообразовательная модель «антропонимф- + jb» была распространена у западных славян и на большой части восточнославянской территории, в том числе и на Поднепровье. Что касается личного имени Перемысл, то наличие у восточных славян сходных по форме антропонимов подтверждается и непосредственно письменными источниками (Гостомысл Новгородской летописи, Ярослав Осмомысл) и топонимическими материалами (села Добромышль, Дрогомышль на западноукраинских землях, Радомышль на Поднепровье, Хотмышль18 на Ворскле). Возможно, что имя Перемысл возникло из *Переимислав (ср. имена Мстислав, Судислав и др.19, топоним Переяслав и др.). Под влиянием имен с корнем мысл (типа Гостомысл, Добромысл) Пере(й)мислав могло принять форму Перемысл. По своей словообразовательной модели это имя надо признать общеславянским.
Кроме летописного Перемышля, на восточнославянской территории имеются и другие населенные пункты с тем же названием: с. Перемышель на Украине (вблизи г. Славуты Житомирской обл.), г. Перемышль в России (около Калуги). Трудно решить, как воз-  * * *16 Ludat N. Farbenbezeichnungen in Volkernamen.— Saeculum, 1953, T. 4, Heft 2, s. 138—155; Zupanic N. Znacenje barvne^a atributa v imenu Crvena Hrvatska.— Etnolog, 1937 — 1938, 10—11, s. 255—376.
17 Подробнее см.: УкраТнський кторичний журнал, 1965, № 2, с. 140.
18 Ныне Хотмыжск (Белгородской обл. РСФСР).
19 См.: Первольф И. Древнейшие русские двухосновные личные имена и их уменьшительные.— Живая Старина, L893, вып. 4.
76


никли эти топонимы — самостоятельно (но на базе тех же словообразовательных элементов) или же под влиянием названия прикарпатского Перемышля. Название с. Перемышлив близ г. Белза возникло от того же топонима, но позже, когда в украинском языке притяжательный суффикс чв (<ов) полностью вытеснил суффикс -jb. То, что здесь, как и перед -jb в слове Перемышль, возникло ш на месте с, объясняется ассимилирующим влиянием мягкого л.
Следует иметь в виду, что в словообразовании прилагательных суффикс -jb в древнерусском языке удерживался дольше, чем в языках западнославянских.Названия городов, основанных в X —XI вв., часто получали именно этот суффикс. Это относится и к обоим городам, возникшим на интересующей нас территории в конце X — начале XI в. Город Владимир на Волыни получил свое наименование князя киевского Владимира Святославича: Володимирь (Во- лодимир + jb). Город Ярослав (< Ярославль-Ярослав + jb) на р. Сян (Сан), вероятнее всего, был основан после того, как князь Ярослав Мудрый в 1030—1031 гг. восстановил господство Киевской Руси на западных окраинах Галицкой и Волынской земель. Судя по названию, именно Ярослава следует считать основателем этого города. Таким образом, на территории Галичины и Волыни (в исторических границах) из шести топонимов, известных для начала XI в., половина образована при помощи суффикса -jb, который в древнерусском языке того времени сохранял продуктивность.
К числу древнейших относится и название города Белз. По мнению О. Н. Трубачева, «можно попытаться истолковать Белз как полонизацию ятвяжского bilsas (белый)»20. Это предположение не представляется нам убедительным. При полонизации bilsas, вероятно, возникла бы форма Bielz, между тем все польские источники древнерусское Белз передают как Belz. К тому же Белз расположен на украинской языковой территории, довольно далеко от районов, где до XIII в. обитали ятвяги.
М. Рудницкий связывает Белз с польским диалектным belzy si§, соответствующим литературным belzy si§21. К сожалению, он не дает ссылок на источники и не указывает, к какому из польских говоров относится эта лексема. Слов belzy si§ или belzy si§ нет ни в фундаментальных толковых словарях польского языка (Slownik j§zyka polskiego», словарь Карловича—Крыньского—Недзведз- ского, «Slownik staropolski» ПАН), ни в словаре польских говоров Я. Карловича. Гипотеза о связи топонима Белз с польским глаго¬
20 Трубачев О. Н. (Рец. на книгу) Slownik starozytnosci slowianskich, t. 1, s. 1.— В кн.: Этимология. Исследования по русскому и другим языкам. М., 1963, с. 287.
21 Rudnicki М. Belz.— Slownik starozytnosci slowianskich, t. 1, s. 102.
77


лом belzy si§ пока не документирована: неизвестен ареал указанного глагола, ни аналогии, подтверждающие возможность возникновения топонима данного типа таким путем.
М. Рудницкий вслед за А. Брюкнером считает, что слово Белз имеет западнославянскую форму, так как восточнославянская звучала бы *Болз22. Однако утверждение о невозможности в восточнославянских языках звукосочетания ел (>еу) слишком^ категорично. Не говоря уже о таких украинских словах, как бевкати, гевкнути и других, следует подчеркнуть, что, по мнению А. Шахматова, именно на почве украинского языка древнее *болзень перешло в бевзень23 (вариант — бевзь). Распространенная на Украине фамилия Бевзенко происходит именно от этого имени нарицательного (бевзь — олух, болван). Однако вряд ли топоним Белз связан с указанными понятиями. Гораздо правдоподобнее связывать этот топоним с лексикой, определяющей физиографический характер местности.
В краеведческой литературе уже высказывалось предположение о том, что название Белз (в произношении коренного украинского населения — беуз) происходит от украинских диалектных физиографических терминов бевз, бевза24. Словарь специфической лексики бойковского говора с. Гвиздец (Старосамборский район Львовской обл.) определяет слово бевза как пропасть25. По нашим наблюдениям (с. Морозовичи Самборского района Львовской обл.), бевза — овраг, балка. По данным О. Воронки, бевз, бевза в районе Старого Самбора обозначает болотистое место, трясину, а в говоре с. Зарваницы (Бучачский район Тернопольской обл.) бевза— необрабатываемое, в прошлом заболоченное место в речной долине26. Таким образом, слово бевза (беуза), кое-где также в форме бевз (беуз), распространено в разных частях Галичины. В частности, оно имеется в бойковских говорах, лексика которых сохранила много архаизмов. Являясь физиографическим термином, лексема бевз(а) не могла не отразиться в топонимике. В районе Золочева имеется с. Белзец (Гончаривка) на р. Белзец, а по некоторым данным и р. Солокия, у которой расположен г. Белз, в прошлом имела также название Белз. Ввиду того что Белз расположен в пересечен¬
22 Rudnicki М.— там же; Bruckner A. Dzieje kultury polskiej. Krakow, t. 1, 1930, s. 66. Dogmat poznanski.— Kwartalnik Historyczny, 1906, s. 676.
23 *балзьнь > *болзьнь > бевзень. См.: Шахматов А. К истории звуков русского языка.— Известия отделения русского языка и словесности. 1902, т. 7, кн. 2, с. 339, 340.
24 Воронка О. В справ! походження назви Белз.— Наша Батьювщина. Льв1в, 1939, № 1, с. 21.
25, KMim Ю. Бойювський словарець 3i села Гв1здця.— «ТПтопис Бойк1*в- щини. Самб1р, 1931, № 1, с. 148.
2® Воронка О. Указ, соч., с. 21.
78


ной заболоченной местности, представляется наиболее вероятным, что рассматриваемый топоним происходит от физиографического термина белза — бевза.
Во вступительной части «Повести временных лет» встречаем племенное название волыняне, а в записях XI в. упомянут и соответствующий топоним Волынь. Полагают, что древний город Волынь был расположен в районе с. Городок в устье р. Гучвы, притоке Буга, а Волынь как областное название часто считают производным от названия города. Ю. А. Карпенко первичным признает наименование племени, так как Волынь «вероятнее всего, является одним из образований на -ь, распространенных в древнерусском языке в качестве этнических наименований: русь, чудь, скуфь»27.
Проводимые рядом исследователей аналогии позволяют сделать вывод о том, что корень вол — общеславянский. О его значении высказывались разные мнения, однако ни одно из них нельзя признать окончательным решением вопроса28. Не будем останавливаться здесь на подробностях этой дискуссии, укажем лишь, что топонимы на -нь весьма распространены на территории исторической Волыни (включая Холмщину). Отметим только некоторые: р. Горынь, города Степань, Житань, Клевань, Цумань, Ивань, села Дермань, Хотинь, Бегень, Стыдынь, Вербень и др. В значительной мере это старые поселения, что подтверждается письменными и археологическими источниками. Географические названия того же типа имеются и в Галичине (Медынь, Струтынь, Брынь, Угрынь, Веринь, Здвижень, Тустань, Урмань, Созань, Искань); в Поднепровье (Воинь, Желань, Вьехань, Звиждень, Березань и др.), а также в России (Рязань, Ильмень и др.). Хотя в приведенных примерах представлены разные словообразовательные типы, все же можно сделать вывод, что топонимы на -нь весьма распространены в восточнославянских языках.
К числу древнейших относится гидроним Буг. Он упомянут в летописи (1018) и в пражском документе 1086 г. Кроме того, во вступительной части летописи названы бужане, которые «сЪдоша по Бугу». Как указывает летопись, это то же племя, которое ранее называлось дулебами, а позже — волынянами. Высказывалось мнение, якобы бужане сидели не на Западном Буге, а вдоль Южного. Очевидно, восточные окраины земель бужан доходили до Южного Буга, однако главной осью их племенной территории были верховья и среднее течение Западного Буга. Это подтверждается, в
27 Карпенко Ю. О. Давньоруська основа украТнськоТ топоЩкйки.— В кн.: Питания вторичного розвитку украУнськоТ мови. Харюв, 1962, с. 294.
28 Вариант Велынь встречается в одной записи (1018 г.). Ввиду этого нельзя сделать окончательного вывода о том, является ли это написание опиской, или же отражает этимологию данного топонима.
79


частности, тем, что Южный Буг в летописях (как и в украинском рдз- говорном языке) имел название Бог. Во всех производных от него названиях — сохранилось о (>i), а не у: Межибожье (>Меджиб1ж), Побожье29.
Вопрос о том, связано ли название Буг с названием Бог (Южный Бог), остается открытым: одни филологи категорически отрицают наличие такой связи (А. Соболевский, Г. Ильинский, А. Брюкнер, А. Крамар), другие считают ее возможной (М. Рудницкий, В. А. Никонов). Существует ряд этимологий30, ни одна из которых не является надежной31. Не исключено, что это название иранского происхождения: Бог связывают с предположительно иранским гидронимом Богучар32.
Древнейшая народная этимология слова Буг зафиксирована в латинском труде средневекового английского автора Гервасия из Тилбери «Otia imperialia», написанном около 1211 года для императора Отто IV: «Inter Poloniam et Russiam sunt duo fluvii, quorum nomina secundum vulgaris eorum linqua interpretationem Aper et Armilla»33. Очевидно, Aper (латинское кабан) — это приток Вислы
р. Вепрь. Armilla — браслет, и в частности «армилла» — браслет из трех-четырех витков, которым награждали римских воинов. Имеются непосредственные данные, что слово буг употреблялось в церковнославянском языке в сходном значении «перстень».
Таким образом, из рассмотренных топонимов типично восточнославянским по своей форме является Червен. В остальных более или менее явственно прослеживаются общеславянские корни и словообразовательные модели или же весьма древние иноязычные (Буг— Бог). Наличие сильного общеславянского пласта характерно для топонимики большинства районов, издревле заселенных славянами. При этом вполне естественно, что наибольшее количество непосредственных аналогий древнейшим топонимам Галичины и Волыни можно найти на восточнославянской языковой территории. Наряду с изучением общеславянских и общевосточнославянских явлений
29 Крамар 6. Промовляють piHKOBi назви.— Жовтень, 1978, № 1, с. 156.
30 Ильинский Г. Река Буг.— Сборник Харьковского историко-филологического о-ва, 1913, т. 19, с. 253; Rudnicki М. Nazwa rzeki Bug.— Slavia Occidentalis, 1927, t. 6, s. 311; Крамар 6. Указ, соч., с. 158.
31 Никонов В. А. Краткий топонимический словарь. М., 1966, с. 67.
32 Трубачев О. Н. Названия рек Правобережной Украины. М., 1968,
с. 183, 250.
33 Между Польшей и Русью протекают две реки, названия которых на их разговорном языке — Вепрь и Армилла. См.: Bruckner A. Przyczynki do slownictwa polskiego.— Rozprawy Akademii umiej^tnosci, wydzial fillo- logiczny. Krakow, 1904, t. 38 (ser. 2, t. 23), s. 302; Rozwadowski I. M. Studia nad nazwami wod slowianskich. Krakow, 1948, s. 2; Пашуто В. T., Шталь I. В. Забуте пов1домлення про рабство у червонорушв.— У1Ж, 1971, № 3, с. 87.
80


было бы полезным выявление особенностей топонимических комплексов отдельных диалектных (в прошлом племенных) территорий. Применение статистического метода для исследования семантики и словообразовательных типов всех сохранившихся топонимов позволит сделать надежные выводы в этом направлении.
О. В. Иванова
СЛАВЯНЕ И ФЕССАЛОНИКА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ VII в.
ПО ДАННЫМ. «ЧУДЕС СВ. ДИМИТРИЯ»
(Постановка вопроса)
Проблема заселения славянами Балканского полуострова и^их социально-экономического развития издавна привлекают внимание ученых. Историография этой проблемы огромна и нередко крайне тенденциозна. Оценка уровня развития славян в VII—VIII вв., масштабов их расселения на полуострове и характера отношений с окружающим, автохтонным населением и византийскими властями иногда почти противоположна в трудах, например, греческих и южнославянских ученых1.
Остро дискуссионными остаются до сих пор следующие важные вопросы: 1) формы землевладения и землепользования у славян и характер славянской общины в VII—VIII вв.; 2) степень имущественной дифференциации в славянской среде и социальная организация их поселений; 3) экономическая, общественная и политическая структура Склавиний и основные тенденции их развития; 4) отношения Склавиний с византийской властью и их положение в политической системе имперского правопорядка.
Как известно, наибольшее количество известий о славянах VII—VIII вв. относится к славянским племенам, вторгнувшимся, а затем прочно расселившимся в Македонии. Сведения эти касаются прежде всего отношений славян с Фессалоникой.
Уже с конца VI в. Фессалоника со всех сторон была окружена славянскими поселениями. По своему политическому, военному и экономическому положению она была важнейшим провинциальным городом империи. Выгодное географическое положение (она находилась на Via Egratia и обладала лучшей гаванью Эгейского моря) обеспечивало Фессалонике второе после Константинополя место на Балканах с первых столетий византийской истории. С на¬
1 	Ср., например: Antoljak S. Die Makedonischen Sklavenien. In: Македония и македонцы в прошлом. Скопье, 1970, с. 27—44; Karayannopulos J. Zur Frage der Slaweneinsiedlungen auf dem Peloponnes.— Revue des etudes sud-est Europeennes, 1971, 9, N 3, p. 443—461.
6 9-377
81


ступлением эпохи вторжения славян на полуостров этот богатый город стал предметом их особых домогательств2. Первую славянскую осаду Фессалоника выдержала в конце VI в.3 Вторая осада была предпринята славянами в союзе с аварами во время правления императора Маврикия (582—602). Осада длилась семь дней и, по словам автора, число осаждающих доходило до 100 тыс. человек4. В начале VII в. славяне в третий раз осадили город. Был образован союз славянских племен, включивший драгувитов, сагудатов, велегезитов, вайюнитов, верзитов и других. Во главе союза стоял вождь (экзарх) Хацон5. Примечательно, что, предпринимая эту осаду, славяне стремились не только к овладению богатствами города—•
2 О ранних славянских нападениях на Фессалонику см: Тыпкова-Заи- мова В. Нападения «варваров» на окрестности Солуни в первой половине VI в.— Византийский временник, 1959, XVI. Автор считает, что описанное в первой книге «Чудес св. Димитрия» нападение нельзя считать первым, хотя там и говорится, что горожане впервые увидели отряды варваров близ стен города. По мнению В. Тыпковой-Заимовой, нападения славян начались с середины VI в. и даже несколько ранее, так как уже в это время массы славян постепенно оседали во внутренних областях империи и в первую очередь — в окрестностях Солуни (Тыпкова-Заимова. Указ, соч., с. 8).
3 Первая осада Солуни описана в 12-й главе первой книги «Чудес» очень кратко; число осаждающих, по свидетельству автора, составляло около 5Z тыс. человек. Существует несколько датировок этого события: Ф. Баришич относит его к 584 г. (Бариши^ Ф. Чуда Димитри]а Солунског као историски извори. Београд, 1953, с. 50—55), А. Бурмов считает осаду, описанную в 1-й главе, второй и относит ее к 609 г. (Бурмов А. Славянските нападения срещу Солун в «Чудеса св. Димитра» и тяхната хронология.— ГСУ, филос.-ист. факт., 1952, кн. II, с. 185—186). О других мнениях см.: БаришиК Ф. Op. cit., с. 10.
4 Вторую осаду Фессалоники, описанную в 13—15-й главах, ряд исследователей (Бурмов A. Op. cit., с. 180—183; CmaHojeeirfi С. Визант^’а и срби.— Нови Сад, 1906, И, с. 208; Lemerle Р. La composition et la chronologic des deux premiers livres des Miracula s. Demetrii.— BZ, 1953, XLVI, p. 349—361) считает первой осадой на том основании, что в 13-й главе автор повествования говорит о славянах как о незнакомых городу варварах («...никогда так близко не видели осаждающих врагов, многие горожане даже не знали их облика, кроме тех, кто записан в воинские регистры».— PG, t. 116, col. 1292). А. Бурмов и П. Лемерль датируют эту осаду 597 г. (Бурмов А. Ор. cit., с. 183; Lemerle Р. Op. cit., р. 352—354). Ф. Баришич, как и большинство исследователей, считает эту осаду второй и относит к 586 г. (Бараши^ Ф. Op. cit., с. 57—64), а вышеупомянутую фразу, по его мнению, можно понимать скорее в том смысле, что горожане до этой семидневной осады не видели так много варваров (ВИИШ, I. Београд, 1955, с. 178).
5 Третья осада (1-я глава второй книги) произошла, по свидетельству неизвестного автора, в годы, когда солунским архиепископом был Иоанн, автор первой книги «Чудес». Многочисленные славянские племена прежде, чем подступить к Фессалонике, опустошили всю Фессалию, острова близ нее, Элладские и Кикладские острова, Ахайю, Эпир, большую часть Иллирика и часть Азии (PG, t. 116, col. 1325). Согласно А. Бурмову, осада состоялась в 620 г. (Бурмов А. Op. cit., с. 195—196), согласно Ф. Баришичу,—в 616 г. (Бараши^ Ф. Op. cit., с. 85—95).
82


их главной целью было завоевание Фессалоники для поселения в ней. Поэтому они подступили к стенам города вместе со своими семьями и всей домашней утварью.
Потерпев неудачу, славяне через два года в союзе с зварским каганом, приславшим на помощь военные силы славян из других районов, находившихся под его властью, в четвертый раз осадили Фессалонику6.
С середины VII в. Византия начала против славян на Балканах длительную и упорную борьбу, стремясь обратить их в своих подданных. С этой целью военный поход против Склавиний в Македонии совершил в 658 г. Констант II (641—668), превративший в данников империи некоторые из славянских племен. Однако приблизительно через два десятилетия славяне нарушили договор и вновь осадили Фессалонику7.
Об этой пятой осаде и рассказывается в публикуемом нами русском переводе отрывке из агиографического византийского памятника «Чудеса св. Димитрия».
Среди крайне скудных сведений по истории заселения византийских земель славянами и их отношений с Византией особое место принадлежит, несомненно, этому источнику8, в частности его двум первым книгам. «Чудеса» содержат довольно много точных и подробных данных о славянских нападениях на византийские земли и об уровне социального и политического развития славянских племен. Большая часть этих данных относится почти исключительно к славянам, обосновавшимся в Македонии.
Трудности изучения этого памятника заключаются прежде всего в отсутствии в нем хронологических указаний и весьма приблизительном определении времени написания самих «Чудес 'св. Димитрия». Затруднения представляют также темный и неясный
6 Для участия в четвертом походе против Фессалоники, который был предпринят спустя два года после третьей осады (т. е. в 622 г. по А. Бурмову, или в 618 г., по Ф. Баришичу), аварский каган собрал все племена, находящиеся под его властью, в том числе войска славян и болгар. Они опустошили всю Паннонию, Дакию и Дарданию, ограбив и захватив все окружающие Фессалонику города и селения, так что, по словам автора, Фессалоника была единственной уцелевшей среди них и принимала беженцев из прочих городов, взятых «варварами». Осаждая в течение 33 дней город и не добившись успеха, аварский каган заключил мир с городом, после чего славяне и авары стали продавать горожанам своих пленников и «обмениваться вещами» (PG, t. 116, col. 1336 — 1345).
7 Наиболее обоснованной нам представляется датировка этого события, данная Ф. Баришичем,— 674—676 гг. Подробнее о хронологии пятой осады см. наш комментарий (№ 31, с. 105).
8 Подробная характеристика памятника дана в: Бариши1\ Ф. Op. cit., (здесь же библиографические данные); см. также Lemerle Р. Op. cit., р. 349 — —361.
6*
83


местами стиль, плохая сохранность текста отдельных частей, религиозная экзальтированность авторского восприятия событий, наивная риторика и нечеткая композиция повествования. Тем не менее «Чудеса св. Димитрия» сообщают о событиях, не известных из других источников. Это самый богатый, если не единственный, источник по истории осад Фессалоники славянами. Авторы первой и второй книг памятника проявляют исключительную осведомленность о славянских племенах, живших вокруг Фессалоники, и подлинность этих сведений не вызывает у специалистов сомнений.
Сущность рассказа о пятом нападении славян на город сводится вкратце к следующему.
В то время, когда император собирался воевать с арабами, поступило донесение от правителя области Фессалоники, что князь ринхинов Первунд задумал нарушить мир и, объединив всех славян, начать войну против христиан (т. е. византийцев) и захватить Фессалонику. Находясь под угрозой арабского нападения и не имея сил для одновременной борьбы со славянами, император приказал арестовать Первунда и отправить его заложником в Константинополь. После неудачной попытки бежать Первунд (который, как выяснилось из допроса, не собирался отказываться от своих планов) был казнен, несмотря на ходатайство о помиловании со стороны славянских послов, прибывших к императору вместе с представителями от Фессалоники. Узнав о казни Первунда, славянские племена, живущие вокруг Фессалоники, объединившись, напали на город с суши и моря и осаждали его в течение двух лет. Это была самая упорная и продолжительная осада. В боях под Фессалоникой славяне проявили себя смелыми и искусными воинами и моряками, продемонстрировав сложную и разнообразную военную технику. Лишенные какой-либо помощи со стороны императора и доведенные до крайности голодом, горожане вынуждены были искать помощи у других славянских племен: было отправлено несколько кораблей и мелких судов за продуктами к велегезитам, которые не присоединились к союзу славянских племен, сохраняли мир и торговые отношения с городом. Когда решительный штурм, предпринятый осаждающими 25 июля 5 индикта, окончился неудачей, славяне отошли от города.
Автор не указывает подлинных причин снятия осады, приписывая спасение города подвигам «победоносца» св. Димитрия. Однако в тексте памятника неоднократно, хотя и вскользь, упоминается одна из важнейших причин неудачи славян. Причина эта — несогласие и вражда между отдельными славянскими племенами. Спустя некоторое время после снятия осады (возможно, в течение нескольких лет) «не прекращались непрерывные каждодневные нападения» славян; стримонцы и ринхины даже после того, как другие
84


племена {«сложили оружие», занимались пиратством в Мраморном море и у Геллеспонта. Поскольку при этом они осмеливались «даже нападать на правителей», т. е. на представителей императорских провинциальных властей, император послал войско против стри- монцев (скорее всего — после окончания войны с арабами), нанес им тяжелое поражение. Лишь после этого, сказано в источнике, славяне заговорили о мире.
В данной работе мы не ставили целью уяснение подробного хода событий во время пятой осады Фессалоники славянами. Наша ближайшая задача состояла в том, чтобы дать представление об одном из наиболее содержательных источников о славянах VII в., переведя отрывок на русский язык, произвести предварительную интерпретацию этого пассажа и наметить пути дальнейшей разработки проблемы на современном этапе ее исследования.
Не могли мы, разумеется, претендовать в данном случае и на решение тех сложных вопросов ранней истории славян на Балканах, которые отмечены нами. Их успешное изучение возможно лишь на основе глубокого, систематического и всестороннего анализа всего сохранившегося материала источников.
Ограничивая свою задачу только постановкой проблемы, мы, однако, укажем здесь на ряд свидетельств, которые в какой-то степени позволяют судить о возможном ответе на поставленные выше спорные вопросы, поскольку именно этот публикуемый нами отрывок из «Чудес св. Димитрия» содержит, сравнительно с другими частями памятника и другими источниками эпохи, наиболее важные и интересные известия.
Среди данных такого рода мы обратили внимание на следующие.
1. 	Славяне представлены в «Чудесах» как оседлое население, прочно обосновавшееся на территориях Македонии9, вплоть до ближайших окрестностей Фессалоники (их жилища и деревни можно было видеть от ворот и со стен города)10. Основная часть славянского населения была занята земледельческим трудом11.
9 Некоторые славянские племена (стримонцы и ринхины) к этому времени утратили племенные самоназвания и именовались по рекам, в долинах которых жили.
10 «И можно было видеть, как побежденные беглецы — (ныне) горожане вместе с женами и детьми шли в хижины, расположенные вокруг города...» (Tougard, 108). Здесь и ниже ссылки даются по изданию Тугара (Tougard А» De l’histoire profane dans les actes grecs des Bollandister. Paris, 1874).
11 Славяне успешно занимались зерновым хозяйством, огородничеством и плодоводством (Tougard, 86, 96, 108). Вопрос о главной роли земледелия у славян давно решен в советской историографии. См.: Греков Б. Д* Киевская Русь. М.— Л., 1939; Третьяков П. Н. Восточнославянские племена. М., 1953; Литаврина Г. Г. Проблема образования раннеславянских государств в современной советской историографии.— В кн.: Studia Balcanica Bohemo—Slovaca. Brno, 1976, c. 81—97.
85


Плодородные равнины в Фессалии и долинах рек Вардара и Стри- мона, которые они захватили, были благоприятны для занятия земледелием12.
Наличие судов позволяет предполагать, что, возможно, славяне занимались и рыболовством в прибрежных водах и по рекам.
Можно предполагать, что каждая семья в это время вела индивидуальное хозяйство, доставляя урожай в свой собственный дом13. Следовательно, вполне вероятно, что земельные участки в пределах общинной земли уже находились в индивидуальном пользовании. Иначе говоря, община в таком случае обладала бы важнейшими чертами соседской общины-марки14.
2. 	Славянская деревня скорее всего состояла в это время из индивидуальных дворов, представлявших собою небольшие хозяйственные комплексы. Среди поселян углублялся процесс разделения труда. Развивалось ремесло — были среди славян искусные плотники (строители легких судов, способных плавать и по рекам — Стримону и Вардару — и по морю; строители осадных орудий), кузнецы, оружейники15. Имелись и мастера, способные создавать сложные военные механизмы и сооружения в соответствии с предварительно разработанной схемой16. Преобладающим видом занятий какой-то части славян было мореплавание с целью торговли и грабежа купеческих и транспортных кораблей Византии17.
О значительном прибавочном продукте, производимом в славянских деревнях, свидетельствует продажа ими византийцам хлеба, сушеных овощей и фруктов18, как и факт длительной (двухлетней) осады Фессалоники, требовавшей мобилизации огромных материальных ресурсов (славяне не страдали от голода, хотя наи-
12 Холмистая местность в низовьях рек и южные склоны Родопского массива создавали условия для горнопастбищного скотоводства. Однако в нашем источнике нет никаких сведений о занятии славян скотоводством. О пастушестве у славян см.: Королюк В. Д. Перемещение славян в Подунавье и на Балканы (славяне и волохи в VI — середине VII в.).— Советское славяноведение, 1976, № 6, с. 43—54.
13 После поражения славянского войска горожане послали славян- беженцев забрать хлеб и овощи из своих хижин (Tougard, р. 108).
14 См.: Липшиц Е. 3. Славянская община и ее роль в формировании византийского феодализма.— Византийский временник, 1947, № 1,
с. 144—163.
15 Tougard, 102.
36 Об этом свидетельствует, например, эпизод со славянским мастером- изобретателем (Tougard, 101 —102).
17 Пиратством занималась преимущественно какая-то часть стримонцев и ринхинов: они достигали Геллеспонта и островов Мраморного моря (Tougard, 106).
18 Tougard, 86, 96.
86


более трудоспособная часть славянского населения была занята в непрерывных военных действиях против города). £
Подобная картина хозяйственной деятельности предполагает значительную степень социальной дифференциации в славянской среде. Славяне захватывали значительное число пленных, часть которых продавали не только иноземцам, но и другим славянским народам, населявшим северные («внутренние») районы Балкан19. О социальной и имущественной дифференциации свидетельствуют и факты перехода на сторону византийцев каких-то слоев славянского населения из деревень, из которых славяне являлись для осады Фессалоники20.
Следовательно, социальная структура славянской деревни носила в этот период довольно сложный характер.
3. 	Источник дает основание думать, что среди славянских политических объединений в это время уже действовали определенные правовые нормы, в силу которых каждый член славянского общества был обязан отдавать часть производимого им прибавочного продукта на общественные нужды; на содержание органов управления и организацию крупных военных кампаний.
Сложность структуры славянского войска (лучники, пращники, легкие части, тяжеловооруженные воины, мастера и воины, занятые обслуживанием боевых машин, военные моряки, интендантские части21) предполагает обеспечение четкого и слаженного воинского управления (осада и штурм начинаются синхронно у всех стен города в точно назначенное время22  23).
Можно полагать, следовательно, что помимо простых воинов, у славян была значительная прослойка «архонтов» и «игемонов», которые, безусловно, и в имущественном и в социальном отношении заметно выделялись среди своих соплеменников. Простые воины стремились при этом показать перед «игемонами» своим трудом и расторопностью «благомыслие» и свою готовность к послуша-
OQ
НИЮ'"5.
19 Tougard, 81, 83.
20 Ibid., 83, 108.
21 Ibid., 93.
22 Автор так описывает начало штурма города (Tougard, 93): «Когда же рассвело, все варварское племя поднялось и единогласно издало такой крик, что вся земля сотряслась и стены зашатались. И сразу же все они приблизились к стене вместе с приготовленным ими защитным оружием, машинами и огнем. Одни шли по суше, другие, вооружась, шли рядами вдоль всего побережья по связанным кораблям».
23 «...Один (из них) придумывал новые неизвестные машины, другой делал новоизобретенные мечи и стрелы, один перед другим стараясь показаться более благомыслящим и более усердным в помощи вождям племен» (Tougard, 100).
87


Из своей среды славяне избирали послов — людей, пользовавшихся у них уважением и влиянием, для ведения переговоров не только с горожанами, но и с императором24.
Несмотря на крайнюю нечеткость терминологии источника, не позволяющую провести определенные и ясные отличия между «архонтами», «экзархонтами», «игемонами» и «рексами», все-таки можно думать, что наибольшей властью и могуществом обладали «рексы» (Первунд — наиболее видный из вождей, последовательно обозначен в источнике термином «реке»)25.
Видимо, наибольшей степенью политической организации отличались объединения ринхинов и стримонцев (недаром автор считает их двумя главными частями соседнего с Фессалоникой славянства)26.
Однако степень политической консолидации не везде была достаточно высокой (у драгувитов, например, было несколько «рек- сов»). Часто возникали столкновения в пределах одного племенного союза27.
Мы полагаем, что источник застает славян (во время пятой осады) на стадии активизации процесса формирования их государственной организации, ускоренного в условиях непосредственного и постоянного контакта с византийцами. Вряд ли можно определить эту стадию развития как стадию племенного быта28.
К сожалению, неизвестна судьба других византийских городов, захваченных славянами, неизвестна прежде всего форма организации городской жизни во время господства в этих городах славян. Примечательно, однако, то упорство, с которым славяне стремились овладеть Фессалоникой. Они, несомненно, хотели сделать ее центром своего объединения (во всяком случае такова была цель Первунда), и этот план подтверждает, на наш взгляд,
24 Посольство из избранных славян ходатайствовало за Первунда (Tougard, 67).
25 См. подробнее об этом в нашем комментарии № 4, с. 101.
26 Стримонцы и ринхины выступили инициаторами осады (Tougard, 67), и главный удар императорского войска был направлен против стримонцев (Tougard, 108), больше других досаждавших Византии на море и суше.
2? Автор несколько раз подчеркивает, что славянские племена ушли из-под стен города, зраждуя друг с другом, а часть славян из окрестностей Фессалоники вынуждена была искать убежище в городе «из-за несказанного страха и резни, бывшей между ними» (Tougard, 108).
28 	См.: Королюк В. Д. Основные проблемы формирования контактной зоны в Юго-Восточной Европе и бессинтезного региона в Восточной и Центральной Европе.— В кн.: Проблемы социально-экономических формаций. Историко-типологические исследования. М., 1975, с. 158—185; Ловмянь- ский Г. Основные черты позднеплеменного и раннегосударственного строя славян.— В кн.: Становление раннефеодальных славянских государств. Киев, 1972, с. 4—17.
88


гипотезу о близости славян к переходу от догосударственных форм общественной жизни к форме государственной.
4. 	Как отмечала В. Тыпкова-Заимова29, «Чудеса св. Димитрия» позволяют четко разграничить отношения славян с Фессалоникой, с одной стороны, и с правительством самой империи — с другой. Тесные и многосторонние связи славян с Фессалоникой развивались независимо от их отношений с центральной властью, а порой, видимо, связи славян с городом не отвечали интересам империи. Первунд, как видно, был частым посетителем Фессалоники и испытал на себе заметное культурное влияние византийцев. Он свободно говорил на греческом языке, завязал тесные отношения с определенными кругами солунской знати, возможно, оппозиционно настроенной по отношению к правящему императору.Его «хитрый» и «коварный» план против Фессалоники был рассчитан, по нашему мнению, на поддержку его сторонников в самом городе.
Отдельные славянские племена могли заключать мир с городом, не принимая никаких обязательств по отношению к византийскому правительству, и сохранять этот мир даже во время осады города, предпринятой союзом славянских племен30.
Фессалоника вела оживленную торговлю не только со славянами, поселившимися вокруг нее, но и с племенами в Фессалии (когда в городе начался голод, были отправлены суда за хлебом и овощами к велегезитам, живущим вокруг Димитриады и Фив31).
Славяне часто и в мирном порядке переселялись в Фессалонику, и, как видно, городские власти не препятствовали этому32.
Таким образом, Фессалоника в 70-х годах VII в. установила прочные взаимовыгодные контакты и торговые связи со славянскими племенами в Македонии и Фессалии.
Византийское правительство вынуждено было считаться с фактом существования независимых и полунезависимых политических объединений славян в Македонии, Фракии и Греции и стремилось превратить их сначала в своих федератов, а затем и в подданных. Если после похода 658 г. некоторые из славян и стали данниками империи, то к 70-м годам во всяком случае их вожди уже не выполняли своих обязательств перед империей. Нет сомнений, что в этот период они чувствовали себя совершенно независимыми не только в Македонии и Греции, но даже во Фракии33.
29 Tapkova—Za'imova V. La ville de Salonique et son hinterland Slave (jusqu’au X-e siecle).— Actes du II-е congr-es international des etudes du sud — est Europeen. Athenes, 1972, t. 2, p. 356.
30 Как, например, велегезиты (Tougard, 86).
31 Tougard, 96.
32 Ibid, 83.
33 Ibid, 72.
89


Греческий текст «Чудес св. Димитрия» впервые издан в Miracula Sancti Demetrii, ed. Byeus.— Acta Sanctorum Octobris, IV, p. 104— 160; а затем перепечатан у Миня (Patrologiae cursus completus. Series graeca, ed. J.—P. Migne. Paris, 1864, t. 116, col. 1203—1383). Значительные дополнения к тексту, извлеченные из рукописи XII в. Национальной библиотеки в Париже (Cod. Paris, 1517), внесло издание Тугара (Tougard A. De l’histoire profane dans les actes grecs des Bollandistes. Paris, 1874). Здесь же дан перевод источника на французский язык. Мы осуществили перевод по изданию Тугара, так как здесь приведен наиболее полный текст главы, посвященной пятой осаде Фессалоники (Tougard, 65—109, р. 148— 186). Перевод и греческий текст даны также в ИБИ, VI, с. 143— 158; перевод отдельных пассажей из IV главы на сербохорватский язык в ВИИШ, Београд, 1955, I. С. 198—211.
На данном этапе мы не ставим своей целью отметить, кроме важнейших, все расхождения с многочисленными переводами памятника на латинский, французский, сербохорватский и болгарский языки.
В комментарии раскрыты основные византийские термины, уяснение значения которых необходимо для понимания текста, и дана предварительная трактовка фактов. Слова, взятые в скобки, отсутствуют в оригинале и введены нами в перевод для лучшего понимания соотвехствующего пассажа. В скобках также отмечены страницы издания Тугара.
Пятая осада Фессалоники славянами
65. От множества изложенных чудес я сейчас перейду к заступничеству, проявленному к нам мучеником Димитрием, положившим душу свою за нас, недостойных его рабов, перенесшим такие опасности и страдания. Он спас вопреки ожиданию город от неизбежной опасности. Так как часто упоминаемые нами славяне, живущие недалеко от этого благоспасаемого города, сохраняли мир только по видимости1, тот, кто тогда был назначен управлять этой областью2, донес через послание (каким путем и чего ради3) до богомудрого слуха царствующего над нами по велению бога, что князь4 Ринхинов5 по имени Первунд6 хитрое решение и коварный план задумал против нашего города.
66. Богом венчанный василевс отправил свое божественное послание правителю области, приказывая прислать, каким образом тот сочтет нужным, этого князя (148) связанным. Когда это благочестивое послание было тайно показано самым видным из знати, они захватили (Первунда), пребывавшего в городе, и послали в оковах к упо- оо


минутому всеблагостному василевсу, как повелевало божественное письмо.
67. Когда это случилось и об этом узнал весь славянский народ, то есть две его части — (славяне) с Ринхина и со Стримона7,— они решили вместе с городом молить вышеупомянутого государя, чтобы он не убивал (Первунда), но простил грехи ему и отослал к ним после их просьб освободить его. Итак, для этого они отправили по выбору некоторых из здешних опытных людей и вместе с ними избранных славянских посланников к кротчайшему василевсу. Поскольку они нашли его благочестие вооружавшимся в поход против богоненавистных агарян8, он пришел к соглашению с этими апокри- сиариями освободить Первунда после войны.
68. Итак, отправив их сюда с таким обещанием, (василевс) приказал с этого дня освободить (Первунда), дать ему одежду и все необходимое для удовлетворения повседневных нужд. Когда же упомянутые апокрисиарии вместе с послами от варваров вернулись сюда, все славяне при таком обещании отказались от своего безумия.
69. Но общий враг, демон изначального зла, сделал орудием собственной гибели одного из переводчиков василевса, известного и любимого вышеупомянутым верным василевсом и архонтами. Он договорился с указанным (150) Первундом, что тот убежит в его про- астий9, находящийся во Фракийской области, а через несколько дней он и сам должен уйти, взять (Первунда) и отвести в его землю.
70. Когда же они так договорились между собой, князь Первунд, который носил одежду ромеев и говорил на нашем языке, как один из горожан вышел из ворот во Влахернах10. Он отправил в проастий упомянутого переводчика и жил там тайно. Когда же в столице стали искать Первунда, то не нашли его. А так как никто не знал о сговоре между ним и переводчиком, держатель скипетра и архонты были охвачены большим унынием. (Василевс) приказал прекратить выход судов в море, запереть все ворота города и отправил во все стороны конницу и корабли искать указанного Первунда. Около 40 дней он продолжал поиски, каждый день посылал одних людей за другими.
71. Тех, кто был назначен охранять (Первунда) он приказал после долгих мучений посечь мечами, другим, кто был на подозрении, повелел отрубить конечности, третьих посадить под стражу и предать пыткам, а некоторых из чиновников отстранить от должности11. Короче говоря, из-за его бегства неисчислимое множество людей подверглось опасности. И даже тот, кому было доверено управление городом12, был выслан сюда, так как он вызвал недовольство. И можно было видеть, что весь этот счастливый город был охвачен
91


большой тревогой, скорбью и слезами. Сразу же после бегства упомянутого Первунда христолюбивый василевс, заботившийся обо всем, послал на дромоне13 сообщение нашему городу (152) о его побеге. Он повелел городу позаботиться о своей безопасности, а также о запасах продуктов, так как после сего случая ожидается нападение на город этого славянского народа.
72. Но человеколюбивый бог, господин и создатель всего, и на этот раз был умилостивлен своим очень сильным и сострадательным мучеником. Он хранил от печали увенчанного им василевса; наконец, вопреки ожиданию, когда поиски указанного Первунда, казалось, провалились, он был неожиданно найден в названном выше проастии упомянутого переводчика, где скрывался в тростнике около города Визитанов14, а пищу ему тайно приносила жена переводчика. И это чудо произошло по промыслу свыше, поскольку этот князь Первунд столько дней выдержал и оставался здесь, хотя это место, находясь на большом расстоянии от престольного града и будучи вне подозрения, было расположено близко к другим славянским народам, куда князь мог убежать и спастись15. Но, как уже сказано, по просьбе победоносца милостивейший наш бог премудро совершил это чудо, как мы разъясним в дальнейшем на основе показаний самого Первунда.
73. После того как (Первунд) был схвачен, доставлен в счастливейший город и расспрошен о бегстве, он поведал о том, что убежал по совету и согласию упомянутого переводчика, и что по уговору ждал его, так как с его помощью должен был спастись. Тогда христолюбивый василевс, превысив всех благочестием своим, (154) приказал зарубить мечом упомянутого переводчика вместе с женой и детьми, но не наказал указанного Первунда, повелев посадить его под стражу, и то лишь после обязательств, как это было раньше, при наличии некоторых гарантий отпустить его к нам16.
74. Но неверный демон, всеобщий враг, недовольный этим, опять побудил (Первунда) к бегству. Когда тот задумал это и намеревался осуществить (свой замысел), по божьему промыслу он был разоблачен и об этом было сообщено всеблагостному василевсу, как и о целях и намерениях, которые у него были на случай, если удастся бежать.
75. И когда было проведено тщательное расследование, он заявил, что если вернется в свои земли, не сдержит слова о мире, но, собрав все соседние племена, ни на суше, ни на море, как говорится, не оставит места, не охваченного войной, а будет воевать непрестанно и не оставит в живых ни одного, где бы то ни было, из христиан. Так с божьей помощью было раскрыто, как уже говорилось, его намерение, он сам навлек на себя смерть и, наконец, нашел
92


заслуженную гибель. И из-за этого вышеупомянутые племена славян, а именно — со Стримона и Ринхина, вместе с сагудатами17 вооружились против нашего города Фессалоники.
76. Прежде всего они решили между собой, что славяне со Стримона поработят восточную и северную стороны, а славяне с Ринхина и сагудаты — западную и прибрежную, посылая каждый день связанные корабли18. И так они делали непрерывно почти целых два года19.
77. Как уже было сказано, они обычно каждый день посылали группы из трех или четырех кораблей, (156) так что, наконец, жители города были обессилены и не могли вынести это беспокойство и страдание... Когда они шли к восточной стороне, на западе появлялась новая опасность, когда некоторые устремлялись к северу, у моря раздавались новые крики и стоны. Нельзя было вынести вида тех, кого непрерывно убивали или брали в плен. Наконец, ворота были закрыты, так как некоторые более слабые рассудком стекались туда, ибо в городе наступил неописуемый голод. Из-за взяток и корыстолюбия, я думаю, а не по другой причине, как показывает истина, в городе наступил сильнейший голод.
78. Верный император, взявший на себя заботу обо всем, через свое божественное послание приказал позаботиться о снабжении города съестными припасами, хотя в здешних казенных амбарах было немало хлеба. Однако управляющие городом продавали хлеб иностранным судам по семь модиев за номисму, несмотря на то что о движении варваров им было известно. За день до нападения, в вечер преследования20, они отправили из здешней гавани такие корабли, полные хлеба, тогда как из города еще не был разрешен вывоз 21. А в пять часов22 было совершено нападение сразу с двух сторон. И с тех пор, как уже было сказано, они каждый день непрерывно нападали, и в нашем городе, охраняемом мучеником, совсем не осталось скота. И затем, так как прекратилось мореплавание и земля была необработана и не было пищи, убивающий людей голод рос и усиливался. Даже те, кто никогда не употреблял простую (158) или нечистую пищу, ели мясо еще остававшихся ослов и лошадей.
79. Другие собирали (плоды) чертополоха и, высушив их, мололи на мельнице, готовили отвар и ели. Третьи собирали семена тростника23, четвертые — верхушки или семена дикой мальвы и крапивы, открывали другие семена и удивительные растения, придумывая способ справиться с этим несказанным голодом, а вина, масла, бобовых или чего-то другого для смягчения (этой грубой пищи) совсем не находили. Когда же и трава кончилась, всякое человеческое искусство и выдумка были побеждены.
93


80. Можно было видеть человеческие образы, подобные мертвецам; другие выглядели, как беременные женщины. Некоторые выходили за ворота и собирали поблизости немного травы и то, что осталось в предместье, так как все было уничтожено варварами и в значительной мере или полностью истреблено огнем, который они бросали.
81. Но в тот час, когда они, как уже было сказано, устремлялись за ворота, варвары, как звери, ищущие добычу, грабили, захватывали и убивали выходивших. И они уже не возвращались. От этих безмерных несчастий высохли естественные потоки слез и тела людей стали похожи на бездушные камни: из-за невыносимых безмерных зол никто не мог пролить и капли слез. (Эта осада) превышает и осаду Рапсака, военачальника ассирийского царя Синахериба, во времена иудейского царя Езекия24, и другие (осады). Действительно, если и раньше на город нападали различные враги25, но рассказал ли кто-нибудь, что когда-либо в веках случался такой голод, что не хватало воды из-за упорства варваров (160), да еще и засуха была из-за наших грехов, и достойный сожаления народ погибал от голода и зноя?
82. И, как уже было сказано, некоторые более слабые духом полагали, что спасут свою жизнь, если смогут укрыться, убежать и прийти к варварам. Один оставлял жену и детей, другой покидал родителей, родственников и веру. И можно было видеть это неописуемое несчастье города, когда уже не было никакой надежды на спасение.
83. Но даже в таком (положении) пресвятая сила, бог наш, не оставил город, благодаря заступничеству своего победоносца. И когда, наконец, большинство народа перешло к варварам, он внушил противнику такую мысль: продавать тех, кто перешел к ним, народу славян из внутренних районов, чтобы из-за их многочисленности и близости города они иным способом снова не вернулись. И когда варвары осуществили это намерение и некоторые по промыслу победоносца убежали оттуда, тогда остальные, намеревавшиеся перебежать, сдержались, ибо по этой причине почти весь город мог обезлюдеть еще до того, как его возьмут варвары. С тех пор, благодаря заступничеству покровителя города Димитрия, с твердостью и единодушием можно было отвести несчастье, поразившее город, когда из-за предательства некоторых славян, по видимости только перешедших к нам, был уничтожен на северной стороне у песчаного холма цвет сильных воинов (162).
84. Повелитель всех дел сразу же послал городу десять вооруженных кораблей, нагруженные припасами. Он не мог послать еще и войска, так как был занят другой войной27. Прибывшие
94


сюда на кораблях оказались бессердечными при обмене или продаже. Горожане, стесненные неизбежным голодом и измученные бедой, умоляли их на коленях, но у тех совсем не было божьего милосердия и за ничтожно малое количество еды они забирали души просящих. (Горожане) несли им не только золотые украшения, которые имели, но и свои постели и всю одежду, отдавали даже серьги, снятые со своих жен.
85. Другие по приказу правителей входили в дома, где по подозрению, казалось, имелся хлеб. И каждый входил беспрепятственно, как к себе домой, в сады внутри города, и поэтому те, кто был беззащитным, находили самую жалкую смерть. Таким-то и столь великим было бессилие города, что находящиеся за его пределами пресвятые храмы были захвачены варварами, которые там укрывались. Так что в тот день, когда горожане решались выйти за ворота, варвары тотчас выскакивали, как ястребы, и уничтожали покинувших ворота. Другие, укрывшись с однодеревками между скал или в тайных местах, хватали тех людей, которые хотели уйти морем от этой беды; убивали даже тех, кто для небольшого облегчения бросал все, что имел. И было горе за горем и бескрайняя печаль, и вопли, и рыдания, и безнадежность (164).
86. И тогда решили правители города и горожане отправить оставшиеся суда и однодеревки вместе с упомянутыми десятью кораблями в области Фив и Димитриады28 к народу велегезитов29, чтобы, наконец, достать себе пропитание. Они должны были купить у (велегезитов) сушеные фрукты для небольшого облегчения городу. Очевидно было и то, что непригодное для войны население, которое здесь осталось, будет стоять за стенами города непрерывно до их возвращения. Так и было. Остались совсем слабые и беспомощные, а сильные и находившиеся в расцвете лет отплыли на этих кораблях к упомянутым велегезитам, так как они тогда, по-видимому, были в мире с населением города.
87. Князья племени драгувитов30 единодушно решили построиться у стен, чтобы осадить и взять город, пренебрегая немощным и малочисленным населением. Кроме того, они получили заверения от неких славян этого же племени, что в любом случае возьмут город. Для этого они приготовили у ворот огненосные орудия и некие сплетенные из лозы сооружения, лестницы, высокие до неба, а также камнеметы и другие приспособления из бесчисленных деревянных сооружений, заново изготовленные метательные орудия — короче говоря, это было то, чего никто из нашего поколения не знавал и чего никогда не видел и большинству из чего до сих пор мы не могли бы дать название. Итак, 25 июля 5 индикта31 все славяне из племени ринхинов вместе с сагудатами... напали на город, одни по суше, другие с моря с бесчисленным множеством судов.
95


88. И тогда, именно тогда слабый и малочисленный народ (166), охваченный несказанным страхом, измученный голодом, немногочисленностью своей и слабостью, воскликнул, как будто охваченный родовыми муками: «Спаси, о господи, свой грешный народ! Ты, отклонивший от израильтян богохульника Рапсака, посмотри на нас, покорных, слабых и беззащитных! Не оставляй напрасными молитвы победоносца своего за нас, рабов твоих! Не вспомни о беззакониях наших, господи! Не забудутся чудеса, которые ты совершил в этом покорном тебе городе! Не отнимай у пленников спасения! Не отдавай нас на добычу этим диким людям! Чтобы не сказали народы, что ты спасаешь людей лишь тогда, когда их много, и прояви ныне свою огромнейшую силу по отношению к нам, когда нас мало. Мы возвестим по всему свету о своем воскрешении из мертвых. Ибо, если твоя милость достигнет нас вовремя, мы действительно воскреснем и придем в себя. Помочь нам можешь только ты, создатель неба и земли!».
89. И многомилостивый и славный бог, который всегда с теми, кто призывает его, сразу же явился и совершил это первое чудо, отклонив и других варваров, т. е. варваров с реки Стримон32. Ибо, когда они подошли, согласно бывшему между ними договору, приблизительно на три мили к нашему богохранимому городу, то были возвращены богом по молитве победоносца. Тогда все вышеупомянутые (племя) ринхинов и другие окрест них, как и остальные варварские племена вместе с сагудатами осадили нас на суше и на море. В периый день они окружили весь город от западного его «плеча» до восточного. И опытные в военном деле просматривали все места, откуда им было бы легко взять город осадой. Одновременно славяне на связанных кораблях осматривали побережье и ставили вдоль всей (168) стены осадные сооружения, приготовленные на собственную гибель.
90. И когда все увидели перед глазами неизбежную смерть свою, они единодушно начали кричать один другому: «Пусть я погибну от голода, но не от этих диких людей.» А другой: «Разве мы спаслись от стольких зол и смерти, чтобы дойти до такого горького и безжалостного пленения?» Были восклицания и биения в грудь. Одни оплакивали собственную гибель и пленение, другие — своих близких, которые ушли к велегезитам, говоря: «Горе нам, что каждый из нас не увидит смерти или пленения другого. Было бы лучше, если бы они были с нами и мы не умерли в разлуке друг с другом». Горожане впрочем подозревали, что, узнав о нашем пленении, вышеупомянутые велегезиты убьют там и тех. И действительно — велегезиты задумали это, что и было бы ими исполнено, если бы промысел победоносца и здесь не предупредил их.
96


91. Итак, вышеупомянутые варвары в первый день, окружив стены, отдыхали. Тогда спаситель наш и защитник, многострадальный божий мученик, явился не во сне, а наяву в так называемой северной части одинарной стены33, где были маленькие ворота. Он шел пешком, был закутан в хламиду и в руке нес палку. И когда через эти вышеуказанные ворота славяне хлынули в город, он прогнал их и, ударяя палкой, говорил: «Бог привел их для зла, но что, впрочем, здесь делаю я?».
92. Вот так он выгнал их из города через указанные ворота. Это чудесное видение сразу же стало известным, и горожане немного осмелели. Другие (170) также видели, как этот сильный мученик и спаситель города, выйдя, ходил по стене и повелевал каким-то чужеземцам, сильным, блестящим с виду и смелым щитоносцам, стать в некоторых местах на стене, приготовиться и нести охрану. Об этом (горожане) рассказывали друг другу, когда уже рассвело, ибо ни у кого не было сна, но все проводили ночь в заботе и скорби, ожидая нападения.
93. И тогда можно было видеть, как уже мы говорили, что люди по внешности похожи на образ пророчества Даниила Навудохо- носору, когда он вместе с животными, как вол, ел семь лет траву и тело его орошалось росой34. И животы у них были, как у беременных женщин, из-за невыразимо плохой пищи и воды. Когда же рассвело, все варварское племя поднялось и единогласно издало такой крик, что земля сотряслась и стены зашатались. И сразу же все они приблизились к стене вместе с приготовленным ими защитным оружием, машинами и огнем. Одни шли по суше, другие, вооружась шли рядами вдоль всего побережья по связанным кораблям. Это были лучники, щитоносцы, легкие части, копьеносцы, пращники и воины, обслуживавшие боевые машины. Наиболее смелые (из них) с лестницами и огнем бросились к стене.
94. Тогда всякое живое существо в городе видело бесчисленное множество стрел, подобно буреносному или дожденосному облаку, с силой рассекавших воздух и превративших свет в ночную тьму. Но тогда же видно было там, как Христов мученик (172) рассеял ее вне города. В суматохе нападения сгорели вышеуказанные ворота, ибо (варвары) разожгли большой огонь, в который бросали непрерывно много дров. И лучники, и легковооруженные части, и копьеносцы, и пращники не позволяли никому из множества воинов, находящихся на стене, высунуться и вообще сдержать метание бесчисленных копий и камней. И когда варвары сделали это, вся внутренняя деревянная часть (ворот) сгорела, соединительные же железные части совсем не ослабли, а выглядели как бы закаленными и спаянными чем-то другим.
7 9-377
97


95. Таким образом, эти ворота, сгорев, остались целыми, так что варвары, испугавшись, отошли от этого места, не видя, от кого они претерпели много ударов, ран и смертей не только в этом месте, но и на всей суше и по побережью. После того как три дня они сражались таким образом у ворот и в тех местах, которые сочли легкими для захвата и удобными для сражения, приняв со слезами и рыданиями свое несчастье и взяв своих архонтов, убитых богом через победоносца и раненных им, они вернулись в свои земли, враждуя друг с другом. А жители этого богохранимого города, по обыкновению, благодарили бога. Они нашли приготовленные врагами военные сооружения из дерева и внесли внутрь города говоря: «Слава богу, проявившему милость к нам, ничтожным и грешным, (174) что не поднялся род на род; и хотя мы недостойны непостижимых чудес божиих, но все же Господь вспомнил о нас в унижении нашем».
96. Варвары же, враждовавшие друг с другом, сказали тем, кто побуждал их: «Не вы ли говорили нам, что в городе нет никого, кроме нескольких стариков и женщин? Откуда же взялось такое множество людей в городе, противостоявшее нам?» И всем стало ясно, что наш город получил помощь от святых через победоносца. А через несколько дней и те, кто уходил к велегезитам, (вернулись) с хлебом и овощами, спасенные заступничеством победоносца. Они узнали там от славян о спасении, данном богом городу через прославленного нашего спасителя Димитрия.
97. Когда варвары потерпели неудачу, как мы уже рассказывали, они стали восхвалять бога, который спас немногих, укрепил слабых и наказал гордых. Они (рассказывали), что бог разбил их замысел против горожан, так как враги надеялись на свое безумие и уповали на оружие и свою многочисленность.
98. Осада города врагами была, таким образом, провалена его защитником. И, если кто-нибудь захочет рассказать в подробностях, как подобает, о чудесах, которые победоносец совершил на (этом) месте, у ворот и в прибрежных частях, то не хватило бы даже папирусов Нила, чтобы изготовить бумагу для написания книг о подвигах или чудесах, как о видимом попечении, так и о невидимом покровительстве мученика (176).
99. Но из многого необходимо сделать краткое повествование для славы и восхваления святой Троицы и нашего защитника, то есть могущественного Димитрия. Хотя осада тогда и была провалена, все же набеги и непрерывные каждодневные нападения не прекращались35 и варвары указанным способом нападали на город со всех сторон из засад, захватывая тех, кто был более беспечным.
100. Но это стало действительно величайшим чудом из великих чудес. Когда вышеупомянутые славяне на свою погибель коварно
98


задумали и изготовили оборонительные орудия и приспособления для нападения на город, то один (из них) придумывал новые неизвестные машины, другой делал новоизобретенные мечи и стрелы, один перед другим стараясь показаться более благомыслящим и более усердным в помощи племенным вождям.
101. Был среди них один человек из этого славянского народа, опытный в поведении, в делах и разумении, как был он таким же благодаря присущей ему многоопытности и в сооружении и изготовлении боевых машин. Он попросил самого князя дать ему разрешение и помощь славян, чтобы соорудить великолепную башню из крепко соединенных деревьев, поставить ее, искусно укрепив, на колеса или некие цилиндры. Он хотел покрыть ее свежесодран- ными кожами и перегородить, чтобы поставить сверху камнеметы и заковать с двух сторон в виде меча36. В верхней ее части должны были быть зубцы, где будут ходить гоплиты, она была бы в три этажа, чтобы в ней находились лучники и пращники. Короче говоря, он изготовит такую машину, с помощью которой, как он утверждал, они обязательно возьмут город (178).
102. Когда вышеуказанные архонты славян, удивленные описанием странного сооружения, о котором я говорил, отнеслись с недоверием к его словам, они повелели изобразить на земле устройство указанной машины. Мастер же, который изобрел это сооружение, ничуть не поколебавшись, воспроизвел на земле изображение машины. Убедившись, как уже было сказано, в том, какой ужас она должна вызывать, они охотно дали много молодежи, одних рубить лес для основы, других, опытных и сильных,— для его отделки, третьих — в качестве искусно обрабатывающих железо, четвертых как воинов и мастеров по изготовлению метательного» оружия. И было огромное стечение помощников при строительстве упомянутой машины.
103. Когда же один за другим они собрались для этого дела, и наконец работа должна была начаться, тогда заступник и защитник всех всеславный божий мученик Димитрий, который всегда заботливо предвидит будущее, явился изобретателю машины и ударил по лицу плетью, выбив ум и память. И действительно, тот сразу стал убегать от своих. Они вернули его для работы, а он опять убежал еще дальше. И чем ближе они хотели подойти к нему, тем дальше он уходил от них.
104. Потеряв таким образом разум, он жил в труднопроходимых горах, как дикий зверь, без одежды, избегая людей и скрываясь, так что в конце концов работа над этой сложной машиной была остановлена. Мастер же не являлся до определенного срока из пустыни, пока (варвары) (180) не отказались от осады, благодаря победоносцу. И вот тогда изобретатель этой машины пришел в себя
7*
99


и рассказал всем, что ему явился мученик. Когда он начал работу над машиной, он увидел какого-то огненного мужа, хорошо вооруженного, который ударил его... по щеке. И с тех пор он потерял рассудок и память, всех принимал за мученика и убегал.
105. Он в самом деле снова увидел его, и тот вернул его из пустыни и сказал ему, чтобы он не боялся, а шел в город искать его. Тот пошел в город, стал искать святого чудотворца спасителя отечества и нашел. И когда понял, что именно он воспрепятствовал (созданию) этой машины, сразу же искренне поверил в бога и святого мученика Димитрия и был удостоен пречистого крещения, а затем возвестил всем о вышеуказанном чуде.
106. И вновь помощь явилась через заступничество того, кто любит город. А именно: в то время как все остальные славяне из здешних частично успокоились и сложили оружие, (славяне) со Стримона и Ринхина, грабя многочисленных моряков, которые плыли в столицу, чтобы доставить урожай с островов, с «узкого моря» и из мест около Париона38 и Проконнеса39, и, забирая в плен вместе с матросами самих находящихся в таможне40, с множеством кораблей уходили домой к своим хижинам.
107. Тогда повелитель всех дел, венчанный Христом наш василевс, видя, что враги проявляют упорство и дерзость (182) не только по отношению к нашему городу, но также осмеливаются нападать на правителей, приказал своему христолюбивому войску вступить в поход на стримонцев через Фракию и земли напротив ее41, причем не тайно или скрыто, но известив их о наступлении. Узнав об этом, (варвары) заняли теснины и более укрепленные места и вооружились для сопротивления ромейскому войску. Они просили в качестве союзной военную помощь у разных варварских князей.
108. Но и на этот раз, как уже говорилось, сильный мученик, вместе с другими святыми вооружился и возвысил победами ро- мейское войско над славянами. Они перебили в засадах, которые устроили сами славяне, более сильных из них и видных, а также гоплитов. И побежало все варварское племя, так что они побудили некоторых из проникших в наш богохранимый город к тому, чтобы они вышли к находящимся вблизи своим хижинам и взяли свои плоды, так как из-за несказанного страха и резни, бывшей между ними, они бросили все свое хозяйство, чтобы прийти к этим местам. И можно было видеть, как побежденные беглецы — горожане (ныне) вместе с женами и детьми шли в хижины, расположенные вокруг города, и в другие близкие места и несли, взвалив на плечи, хлеб, овощи, прочую утварь и остальное, (забираемое) при поражении. Шли они невооруженными и, как обычно в пути или при пожаре, полуодетыми. И то, что они задумали
100


против нашего города, промысел свыше через мученика обратил на них.
109. 	Правивший нами справедливо и благочестиво послал сюда войско для борьбы со славянами, (184) отправил также корабли с хлебом еще до того, как мы его попросили. И когда правители и в этом случае бездействовали от страха, что они сделали отсюда вывоз хлеба, еще не разоблаченные в этом с возмущением, что они обманывали, говоря, что пяти тысяч (модиев) хлеба достаточно для города42, вышеуказанный государь наш по божьему внушению приказал отправить нам 60 тысяч (модиев) хлеба. Когда же хлеб и другие продукты были отправлены и корабли, предназначенные для охраны этого, отплыли, варвары, доведенные до крайности, заговорили, наконец, о мире...43.
Комментарий
1 Как нам представляется, речь идет о мире, заключенном после похода Константа II в 658 г. против Склавиний в Македонии. А. Бурмов, датируя осаду 645—647 гг., считает, что здесь подразумевается мир, заключенный после четвертой осады Фессалоники в 622 г. (Бурмов A. Op. cit., с. 203).
2 о тоге T(bv evTocoTa елар%6тт]тод xpaxeTv; ярое ty}V uftapxov e^ooo'iav — П. Лемерль считает, что речь идет не о правителе префектуры Иллирик, которая, (по его мнению, где-то в середине VII в. перестала факти- 1чески существовать, а об эпархе Фессалоники (Lemerle Р. Inva- sons et migrations dans les Balkans depuis la fin de I’epoque romaine jusqu’au VIIе siecle.— Revue Historique, CCXI (1954), 2, p. 269—270). Точка зрения П. Лемерля является преобладающей в современной историографии. Ср. Острогорски Г. Истори]а Византщ’е. Београд, 1969, с. 146—147 (здесь же и о других мнениях).
3 ЯО1О) трбло) т] Tivdq Xapiv — эта фраза, по наблюдению Тафеля, выпадает из контекста. Она, возможно, была заметкой читателя, попавшей в текст, и содержит осуждение доноса на Первунда (Tougard, р. 262, прим. 66).
4 apxovreg, e£ap%ovTeq, 7]yo6p/qvoi — термины, которыми в «Чудесах св. Димитрия» и в других источниках византийские писатели обозначают вождей славянских племен и племенную знать вообще, как и предводителей отдельных Склавиний в Македонии и Греции. Были ли у этих титулов славянские прототипы, неизвестно. Как мы уже отмечали, трудно провести определенные отличия между ними. Титул «архонт» в византийских источниках употреблялся широко и разнообразно: архонтами называли представителей византийской высшей знати, церковных лиц, чиновников, богатых людей, а также правителей варваров вообще, как и предводителей каких-то внешних по отношению к Византии этносов (Zasterova В. Les Avares et les Slaves dans Tactique de Maurice. Praha, 1971, p. 74; о славянских архонтах см.: Grafenauer В.„ Sklabarhontes-gospodarji slovanov"» ali «Slovanski knezi»? — Zgodovinski Casopis, 1955, N 9, c. 202—219). Рексы, по мнению большинства исследователей,были самостоятельными, никому не подвластными правителями (князьями) славян (но чаще этот титул применялся к германским народам), стоящим во главе отдельных племен или союзов племен, они обладали наибольшей властью и могуществом (Zasterova В. Op. cit.,
р. 	74—75; Benedicty R. Die auf die friihslawische Gesellschaft beziigliche
101


byzantinische Terminologie.— Actes du XII Congres intern, d’et u des Byzantines, II, Beograd, 1964, S. 51). Игемонами скорее всего называли вождей дружин, племенную аристократию, составлявшую высший социальный слой славян в VII в., их положение определялось родством, богатством или военными заслугами (Benedicty R. Op. cit., р. 53). Характеристику племенной аристократии славян см.: Свердлов М. Б. Общественный строй славян в VI — начале VII века.— Советское славяноведение, 1977, № 3, с. 58—59 Титул «экзарх», по мнению С. Антоляка, имеет преимущественно военное значение, а именно — командующего войсками (Antoljak S. Op. cit., S. 34).
5 tTov ‘Pvy%£vcov; ало too ‘Poy%£vou — славянское племя, жившее к востоку от Фессалоники, поселения его доходили до Халкидики. Само название племени неизвестно. Вероятно, византийский писатель, автор «Чудес», называет ринхинов по имени реки, в долине которой они поселились, как и стримонцев, по соседству с которыми жили. Однако среди исследователей нет единого мнения относительно того, о какой реке идет речь (Vasmer М. Die Slaven in Griechenland. Berlin, 1941, S. 177; ВИИШ, I,
c. 	200). Ринхины были опытными и искусными мореплавателями, занимались пиратством, доходя в своих дерзких походах до Константинополя и берегов Малой Азии (Tougard, 106). В одном документе афонского монастыря, который опубликовал Порфирий Успенский, они названы влахоринхинами (Порфирий Успенский. История Афона. Киев, 1877, ч. 3, с. 19, 21, 311; О влахоринхинах см. также: Sacerdoteanu A. Viahii din Calcidica.— In me- moria lui Vasile Parvan. Bucuresji, 1939, p. 303—311; Lascaris M. Les Vla- chorynchines. Une mise au point.— Revue historique du sud-est europeene, 1943, N 20, p. 182—189). О ринхинах см.: Dvornik F. Les Slaves, Byzance et Rome au IX-e siecle. Paris, 1926, p. 14; Lemerle P. Philippes et la Macedoine orientale. Paris, 1945, p. 115—116; Липшиц E. Э. Очерки истории византийского общества и культуры. М., 1961, с. 30; Ангелов Д. Образуване на българ- ската народност. София, 1970, с. 160—162; Antoljak S. Op. cit., S. 27—44.
6 Имя князя ринхинов Первунда (IleppouvSov) из других источников неизвестно, как и события, последовавшие за его смертью. В славянском переводе (см.: Великие минеи-четьи, собранный всероссийским митрополитом Макарием. Октябрь дни 19—31. СПб., 1880, кол. 1928—1944) — «Пребудь», а в одном месте «Пребждъ». Существуют различные точки зрения относительно времени перевода и трактовки имени «Первунд» (Милев К. Кубрат от историята и Кубер в «Чудесата на св. Димитрия Солунски».—• Периодическо Списание на Българско книжовно дружество, кн. 71, 1910, с. 559; Златарски В. История на Българската държава през средните векове. София, 1/1, 1970, с. 505—506; ВИИШ, I, с. 199).
7 oiajTo STpupcovog—славянское племя, поселившееся в долине реки Стримон по соседству с ринхинами, точнее — по нижнему и среднему течению реки; селения их доходили на западе до озера Лангаза. Вероятно, это было одно из самых сильных и многочисленных племен в Македонии. Вместе с ринхинами часть стримонцев занималась морским пиратством (Tougard, 106). В сочинении начала X в. Иоанна Камениата «На взятие Фессалоники» упоминаются стримонцы, сагудаты и драгувиты, которые платят дань городу или стратигу фемы Стримон (фема Стримон впервые упоминается в Кли- торологии Филофея 899 г.), однако, как свидетельствует этот же источник, они сохранили некоторую политическую самостоятельность и находились под властью своих вождей (Иоанн Камениата. Взятие Фессалоники. Предисловие и комментарий Р. Наследовой.— В кн.: Две византийские хроники X века. М., 1959, с. 171—172, 230—232. Подробный анализ сведений И. Камениата см.: Наследова Р. Македонские славяне конца IX — начала X в. по данным Иоанна Камениаты.— Византийский временник, 1956,
102


XI, с. 82—97; см. также Dvornik F. La vie de Saint Gregoire leA Decapolite et les Slaves Macedoniens au IXе siecle. Paris, 1926, p. 31—33, 36). Христианизация стримонцев закончилась во второй половине IX в.: в актах синода Фотия (879 г.) упоминается епископ стримонский (ИБИ, VIII, с. 117), а в списке епископий, относящемся ко времени Льва VI (886—912),— автокефальная архиепископия в г. Серрес — центре фемы Стримон Ч (ИБИ, VIII, с. 160). Во второй половине X в. была создана фема Новый Стримон, которая впервые упоминается в тактиконе Икономидиса (Oikonomides N. Les listes de preseance byzantines des IX-e siecles. Paris, 1972, p. 263—277). О стримонцах и феме Стримон существует обширная литература: ВИИШ, I, с. 208—209; Ферлуга J. Ниже BOjHO-административне ]еднице теманског ypeh щьа.— Зборник Радова Византолошког института, 1953, 2; PajKoeufi М. Облает Стримона и тема Стримон — ЗРВИ, 5, 1958; Панов Б. Општествено- политичките прилики во Струмичката облает од красот на VI до почетокот на X век.— Гласник на институтот за национална ncTOpHja, 2, 1961, с. 201 — 242; Липшиц Е. Э. Указ, соч, с. 30, 34; Antoljak S. Op. cit., S. 27—44; Тар- kova-Zaimova V. Sur quelques aspects de la colonisation Slave en Macedoine et en Grece.— Etudes Balkaniques, I, (1964), p. 117 —122; Ангелов Д. Op. cit., c. 160—162.
8 T. e. арабов. Имеется в виду осада Константинополя в 674—678 гг. (БаришиК Ф. Op. cit., с. 124. Здесь же см. о других предположениях с. 102— 124). А. Бурмов считает, что автор «Чудес» говорит о походе Константа II в 645 г. по морю против арабов за возвращение захваченной ими Александрии (Бурмов A. Op. cit., с. 203—204).
9 тф лроаотПм — проастий, загородное поместье в Византии, в котором эксплуатировался труд зависимых людей. Как правило, сам господин не жил постоянно в проастии. См.: Литаврин Г. Г. Болгария и Византия XI—XII в. М., 1960, с. 67.
10 Влахерны — северо-западная часть средневекового Константинополя, расположенная вдоль Золотого Рога. Здесь находился храм Влахерн- ской божьей матери и Влахернский дворец василевса. Храм, сгоревший в 1434 г., славился иконой Влахернской божьей матери, которой приписывали чудотворные свойства.
11 xat аярахтои? тобд T<bv rcpaxTopcov лрахторсс? yeyevria&ai — «а некоторых из чиновников отстранить от должности». Так эту фразу понимает и Тугард (Tougard, франц. перевод на с. 153) и Златарский В. (История на Българската държава..., 1/1, с. 508: «а сборщики налогов лишены должности»). Есть и другая трактовка этой фразы: «а сборщикам налогов прекратить работу» (ИБИ, VI, с. 145), однако такой перевод логически непонятен.
12 Т. е. эпарх Константинополя, высшее гражданское должностное лицо столицы. Эпарх стоял во главе полиции и отвечал за порядок в городе, контролировал также и хозяйственную жизнь города: ремесло и торговлю. В тактиконах занимает довольно высокое положение — стоит выше страти- гов западных фем (Bury J. The imperial administrative system in the ninth century London, 1911, p. 106).
13 Дромон — военный двухмачтовый корабль с двумя рядами весел, тяжелые дромоны насчитывали до 200 человек команды (Ahrweiler Н. Byzance et la mer. Paris, 1965, p. 410—411).
14 Древний г. Виза в южной Фракии (современная Виза).
15 Как можно судить из этой фразы, и в южной Фракии, недалеко от г. Визы, а следовательно, недалеко от самой столицы, находились славянские племена, не подчинявшиеся центральной власти (если у них мог найти спасение Первунд). См.: Тъпкова-Заимова В. Нашествия и етнически промени на Балканите. София, 1966, с. 95.
103


16 Жестоко расправившись со многими людьми, причастными к делу Первунда, император не только пощадил мятежного и опасного князя, но даже не заключил его под стражу, заявив о готовности отпустить Первунда при наличии некоторых гарантий. Этот поступок императора можно объяснить только той огромной опасностью, которая угрожала в это время Византии со стороны арабов и боязнью правительства оказаться перед лицом второй опасности — славянского нападения.
17 tcov XayovdaTwv — славянское племя, поселившееся между Фессалоникой и Верней. Этимология имени до сих пор остается неясной (ВИИШ, I, с. 188). Некоторые исследователи, сомневаясь в славянском происхождении этнонима, пытаются вывести его из тюркских языков (Vasmer S. Op. cit., 177). П. Успенский, основываясь на опубликованном им афонском документе, в котором говорится о переселении сагудатов и влахоринхинов на Халкидику в VIII в., считает их влахами (Порфирий Успенский. Указ, соч,
с. 19—21). Сагудаты были в числе славянских племен, которые в начале VII в. осаждали Фессалонику (третья осада). Об их исторической судьбе известно очень мало. Сагудаты упоминаются у Иоанна Камениата (Две византийские хроники X в., с. 163, 218—220; Наследова Р. Указ, соч, с. 82— 97). О сагудатах см. также: Dvornik F. Op. cit., р. 14—15; Lemerle Р. Philippes..., р. 115—116; Липшиц Е. Э. Указ, соч., с. 30; Tapkova-Zaimova V. Sur quelques aspects..., p. 117 —122; Аигепов Д. Op. cit., c. 160—162.
18 xd)V eCeuyjievcDv vq<Lv — связанные корабли. После неудачной третьей осады, когда шторм уничтожил почти весь славянский флот, славяне стали связывать однодеревки для большей устойчивости; такие связанные корабли использовались также как понтонный мост для штурма города со стороны моря.
19 Как мы уже отмечали, тот факт, что славянские племена в состоянии были в течение двух лет осаждать второй по величине город империи, несомненно, свидетельствует об их военной мощи и высокой организации.
20 В вечер преследования (Tvj еаяера Sicoypov) — это выражение не совсем понятно. У Тугарда оно переведено «вечером, когда мы подверглись преследованию» (Tougard, р. 159). Мы полагаем, что эту фразу можно трактовать следующим образом: 1) за день до штурма, вечером, когда славяне начали преследовать всех, кто появлялся вне стен, власти отправили корабли с хлебом; или 2) за день до штурма, вечером (перед предстоящим гонением).
21 Право вывоза, видимо, предоставлялось в определенное время — после наполнения казенных амбаров и уплаты налогов, в том числе синоны — натуральной подати поставок зерна по низким, установленным государством ценам.
22 Т. е. в 11 часов, так как отсчет часов начинался с восхода солнца,
т. е. с 7 часов утра.
23 ezc трфоХсоу — чертополох, рос именно на’ берегах Стримона. Листья его еще фракийцы скармливали скоту, а сами ели плоды, выпекая из них очень грубый хлеб. Солунцы, в отличие от фракийцев, как следует из «Чудес св. Димитрия», употребляли это растение в пищу лишь в крайне стесненных обстоятельствах (Tougard, р. 263, прим. 72). oXoaxotpcov — тростник, еще более грубая пища, чем чертополох (Tougard, р. 263, прим. 73, здесь же о других растениях).
24 Имеется в виду осада Иерусалима войсками ассирийского царя Синахериба (705—680 г. до н. э.).
25 Здесь автор подразумевает, вероятно, предыдущие четыре осады города славянами и аварами, описанные в книге 1-й и 1-3-й главах второй книги, а также менее значительные набеги славян на город и прилегающие области.
104


26 В ]ряде византийских источников (Прокопий, Псевдо-Маврикий) отмечается наличие у славян VI—VII вв. рабов. Огромное количество пленных, которых они захватывали во время войн,славяне изредка использовали в своем хозяйстве, а чаще продавали другим народам. Наличие рабства у славян засвидетельствоваио и в праславянской лексике (Свердлов М. Б. Указ, соч., с. 53—55).
27 Т. е. вышеупомянутая война с арабами.
28 Димитриада — греческий город в Фессалии на берегу залива Воло, известен с древнейших времен как богатый город и торговый центр, в VI—VIII вв. оказался в кольце славянских племен и, надо полагать, военное значение его сильно упало.
Фивы — город в Греции на берегу залива Воло.
29 twv BeXeyeSriTcbv — велегезиты, славянское племя, которое впервые упоминается в 1-й главе второй книги «Чудес» при описании третьей осады Солуни, в которой они приняли участие в союзе с драгувитами, сагудатами, ваюнитами, верзитами и др. Во второй половине VII в. велегезиты, вероятно, прочно осели в Фессалии в районе городов Фивы и Димитриада (точность этих данных подтверждается многочисленными топонимами в этом районе, которые сохранились до сегодняшнего дня (Vasmer. Op. cit., 85, 108). Они занимались сельским хозяйством, вели торговлю с Фессалоникой, заключив договор о мире. Во время пятой осады велегезиты придерживались двойственной позиции: не вступив в союз славянских племен, они готовы были к нему присоединиться в случае победы. О дальнейшей исторической судьбе велегезитов почти ничего не известно (см. о велегезитах: Dvornik F. Op. cit., р. 14—15; Васильев А. Славяне в Греции.— Византийский временник, 1898, V, с. 404—439; ВИИШ, I, с. 188; Липшиц Е. Э. Указ, соч, с. 30; Tapkova-Zaimovа V. Sur quelques aspects.., p. Ill —123; Ангелов Д. Op. cit. c. 160—162).
30 tcov ApoyovPiwv — драгувиты, одно из наиболее сильных славянских племен в Македонии, жившее между Верней и Фессалоникой (Dvornik F. Op. cit., р. 14, 235—238; Vasmer М. Op. cit., S. 177; Lemerle Р. Philippes...,
р. 116; Липшиц Е. Э. Указ, соч., с. 30; ВИИШ, I., с. 186). Драгувиты принимали участие в третьей осаде Фессалоники. После смерти Первунда к союзу славянских племен они сразу не присоединились (если только отсутствие их среди племен, выступивших против Византии, не объясняется небрежностью автора), а сделали это позже. Интересно отметить, что автор указывает на наличие нескольких рексов у драгувитов. Драгувиты — вероятно, собственное племенное название, подобное тем, которые имелись и у славянских племен, упоминаемых в «Повести временных лет» (Ангелов Д. Op. cit., с. 161). Согласно сочинению Иоанна Камениата, племена драгувитов продолжали жить на запад от Фессалоники и в начале X в., и, несмотря на все меры правительства, направленные на их ассимиляцию и подчинение, они сохранили свое этническое единство и племенное название (Две византийские хроники..., с. 163, 218—220; Наследова Р. Указ, соч., с. 82— 97). Во второй половине IX в. христианство прочно утвердилось среди драгувитов: в актах синода Фотия (879 г.) вместе со стримонским епископом упоминается епископ драгувитов Петр (ИБИ, VIII, с. 117), а в списке епископий времени Льва VI (886—912) отмечена епископия драгувитов, отсутствовавшая в более ранних списках, она занимает третье место в митрополии Фессалоники — между епископией г. Верии и г. Сервия (ИБИ, VIII,
с. 160). Во второй половине X в. создана фема Драгувитов, которая впервые упоминается в тактиконе Икономидиса (Oikonomides N. Les listes de preseance byzantines..., p. 263—277).
31 Большую трудность в работе с «Чудесами св. Димитрия» составляет, как мы отмечали выше, отсутствие в тексте каких-либо хронологи¬
105


ческих данных. В историографии существует большое разнообразие точек зрения относительно датировки событий, описанных в «Чудесах». Нет также единого мнения относительно времени создания первой и второй книг (В работе Баришича есть сводная таблица всех существующих датировок, высказанных в предшествующих работах — БаришиК Ф. Op. cit., с. 10—11). Для датировки пятой осады в самом тексте есть несколько данных: 1) во время ареста Первунда император готовился к войне с арабами и вел эту войну во время осады; 2) 25 июля 5 индикта славяне предприняли решающий штурм Фессалоники, который имел место спустя два года после смерти Первунда; 3) через некоторое время после снятия осады император предпринял поход против стримонцев. Если принять во внимание, что активные военные действия против арабов начинаются с 634 года и что пятая осада не может быть слишком отдалена по времени от предыдущих, в которых участвовали эти же славянские племена, то дату осады можно установить где-то в пределах от 634 г. до начала VIII в. В этот промежуток времени 5-й индикт приходится на 647, 662, 677, 692, 707 гг. Наиболее близкой к истине нам представляется датировка, данная Ф. Баришичем: 674 г.— смерть Первунда, 675— 677 гг.— осада Фессалоники, 25 июля 677 г.— решающий штурм, 680 г.— поход императора против стримонцев (Барииш^ Ф. Op. cit., с. 123—125), так как только чрезвычайно тяжелое военное положение империи могло помешать императору оказать хоть какую-то помощь второму по величине городу империи, в течение двух лет находившемуся на грани катастрофы. А таким событием в данный промежуток времени могла быть только осада Константинополя арабами в 674—677 гг. Относительно хронологии см. также: Бурмов A. Op. cit., с. 202—205; Lemerle Р. La composition..., р. 349—361; Grafenauer В. Kronoloski vprasanja juznich Slovanov ob podatin spisa Miracula S. Demetrii.— Zbornik Filos. Fakultete. Ljublana, 1955, III, p. 23—54.
32 Автор не называет причину, побудившую стримонцев нарушить договор, заключенный славянами для осады, объясняя отступление их промыслом «победоносца» Димигрия. Можно предположить, что противоречия между вождями славянских племен вызвали раскол среди осаждающих и в немалой Степени послужили причиной провала их замыслов.
33 Фессалоника была окружена двойными стенами, только на некотором протяжении на северной стороне стена была одинарной, так как холмистая местность здесь служила естественной преградой для неприятеля.
34 Библейское выражение (Даниил, 4, 30).
35 Военные действия, видимо, продолжались еще в течение нескольких лет, хотя масштабы их сократились.
30 В виде меча, как отмечает Тугард, в этом месте текст, видимо, испорчен (Tougard, р. 265, прим. 85).
37 Tijs (reeves 1Э’аХаттг]£ — Геллеспонт (Дарданеллы).
38 Парной — город в Малой Азии на юго-западном берегу Мраморного моря.
39 Проконнес — город на одноименном острове в Мраморном море к северо-западу от г. Кизик.
40 то TeXcovetov — императорская таможня, на которую нападали славяне. По мнению Ф. Успенского, речь идет о таможне в Абидосе или Кизике (У'спе некий Ф. О вновь открытых мозаиках в церкви св. Димитрия в Солу- ни.— Известия Русского Археологического Института в Константинополе, 1909, т. 14, с. 48).
41 По мнению Ф. Баришича, поход состоялся около 680 г. по приказу Константина IV (Баоиши1х Ф. Op. cit., с. 125). Ал. Бурмов принимает его за поход Константа II против славян в Македонии, предпринятый в 658 г., о котором сообщает Феофан Исповедник (Бурмов A. Op. cit., с. 204—205).
106


42 В этом месте текст поврежден (Tougard, р. 266, прим. 109).
43 Неизвестно, что последовало за этим предложением славян: был ли заключен мир и на каких условиях, признали ли славяне зависимость от Византии. Другие источники этот договор не называют.
Б. Н. Флоря К ВОПРОСУ О ЦЕЛЯХ
МОРАВСКОГО ПОСОЛЬСТВА В КОНСТАНТИНОПОЛЕ (Начало 60-х годов IX в.)
Появление моравского посольства в Константинополе в начале 60-х годов IX в. было важным событием в истории одного из первых славянских раннефеодальных государств — Великоморавского государства. Этим актом Великоморавское государство выходило за рамки узкой сферы сношений со своими непосредственными соседями и, вступая в контакты с такой крупнейшей державой того времени, как Византийская империя, становилось активным участником общеевропейской политики.
Важность этого события была оценена после обнаружения источников, содержащих сведения о посольстве — так называемые пространные Жития Кирилла и Мефодия (далее ЖК*и'ЖМ) братьев— создателей славянской письменности, написанные в 70—80-х годах IX в. в Великой Моравии, и латинской обработки XII в. первоначальной редакции ЖК — так называемой Итальянской легенды1.
Рассказы ЖК и Итальянской легенды текстуально близки между собой, рассказ ЖМ представляет собой самостоятельную версию, но основное содержание всех трех сообщений совпадает. Речь в них идет о том, что моравский князь Ростислав со своей знатью направил в Константинополь послов с просьбой, чтобы византийский император прислал к нему «епископа и учителя» (формулировка ЖК) , способного излагать мораванам христианское учение «на своем языке». В ответ на эту просьбу император послал в Моравию не епископа, а двух монахов — изобретателя славянского письма Константина и его брата Мефодия.
Упоминание о том, что Ростислав просил прислать епископа, привлекло особое внимание уже первых исследователей этих памятников. Из свидетельств ЖК и ЖМ известно, что во владениях Ростислава проповедью христианства занималось баварское духовенство. Таким образом, исследователи пришли к выводу, что  * 21 	О времени возникновения этих памятников см.: Vavrinek V. Staroslo- venske zivoty Konstantina a Metodeje. Praha, 1963, roz. I.
О посольстве рассказано в XIV главе ЖК — MMFH, t. 2, S. 98—101, в V главе ЖМ—MMFH, 2^s. 143—145 и в VII главе Итальянской легенды — MMFH,
2, s. 127—129.
107


целью посольства было создание в Моравии самостоятельной церковной организации, не подчиненной духовенству Восточнофранкского королевства, с которым Великая Моравия вела тяжелую борьбу за сохранение своей самостоятельности. О каких-либо иных политических целях посольства, как и миссии солунских братьев, в этом рассказе не говорилось. Поэтому в литературе, посвященной изучению кирилло-мефодиевской проблематики, первоначально вопрос об этом не ставился. Но в 1870 г. Е. Голубинский опубликовал «Краткий очерк истории православных церквей болгарской, сербской и румынской», который ввел в научную литературу тезис, основанный на изучении иных источников, о возникновении в начале 60-х годов в Центральной и Юго-Восточной Европе двух противостоящих друг другу политических блоков: мораво-византий- ского и болгаро-франкского.
Первоначально исследователи не связывали миссию Константина и Мефодия с этими политическими событиями, но позднее вопрос о наличии или отсутствии такой связи возник. Именно моравское посольство привело к заключению мораво-византийского союза, направленного против Восточнофранкского королевства и Болгарии, а миссия Константина и Мефодия должна была способствовать закреплению этого союза.
Гипотеза о роли миссии Кирилла и Мефодия в таком союзе была разработана в трудах М. И. Соколова, Е. Дюммлера, К. Иречка, К. Грота, Ф. И. Успенского. В начале XX в. она была изложена в обобщающих работах В. Новотного в чешской и В. Златарского — в болгарской историографии. В настоящее время этой гипотезы придерживается ряд чехословацких историков (Й. \Мацурек, Ф. Гейл, Л. Гавлик и др.), ее поддержали видный представитель югославской историографии Г. Острогорский, а также представители современной западноевропейской буржуазной науки В. Дворник и К. Босль2. Положительную оценку она получила и в советской исторической литературе2  3. В наиболее разработанном варианте В. Златарского эти построения можно резюмировать следующим образом 4.
В начале 60-х годов Великоморавское государство, стремясь объединить под своей властью соседние политические образования
2 См. литературу вопроса в работах: Ditrich Z. Christianity in Great Moravia. Groningen, 1962, p. 97—98; Lowmianski H. Pocz§tki Polski. Warszawa, 1970, t. 4, s. 362; Wasilewski T. Bizancjum i slowianie w IX wieku. Warszawa, 1972, s. 120—122.
3 История Чехословакии. M., 1953, т. 1, с. 54; История Византии. М., 1967, т. 2, с. 198.
4 Златарски В. История на българската държава през средните векове. София, 1971, ч. 2, с. 40—57.
108


западных славян, вступило в конфликт с Восточнофрайкским королевством. С целью предотвратить угрозу со стороны восточнофранкских феодалов, Ростислав Моравский вступил в соглашение с противниками восточнофранкского короля Людовика Немецкого, прежде всего с его сыном Карломаном, правившим в восточной марке5. В этих условиях Людовик Немецкий нашел себе союзника против Ростислава в лице правителя Болгарии Бориса. Как свидетельство заключения союза приводится запись Фульдских анналов под 863 г. о том, что Людовик Немецкий собрал войске, «как будто бы хотел с помощью болгар приходящих с востока укротить Ростислава»—князя моравских славян», а в действительности пошел на непокорного Карломана6. Такой слух, маскирующий его истинные намерения, Людовик Немецкий мог распустить лишь в условиях, когда между Болгарией и Восточнофранкским королевством существовали дружеские отношения. Угроза совместного болгаро-франкского выступления привела к тому, что Ростислав не решился оказать помощь Карломану и Людовик Немецкий смог подчинить непокорного сына. Дополнительные сведения о характере отношений между Болгарией и Восточнофранкским королевством дают два латинских источника 864 г.7 Это сообщение Вертинских анналов о том, что Людвиг Немецкий направлялся на встречу с болгарским каганом, «который обещал стать христианином», и письмо папы Николая I от 864 г. Констанцкому епископу Соломону. В нем сообщалось со слов епископа о намерении Людовика Немецкого отправиться в Тулльн, чтобы «утвердить мир с королем болгар», а в другом месте — о намерении короля болгар принятщ(христиан- скую веру8.
Интерпретируя эти свидетельства, В. Златарский пришел к выводу, что при заключении болгаро-франкского союза Борис дал обещание принять христианство по римскому обряду от немецкого духовенства. В начале 864 г. рассчитывали и в Риме и в Германии, что он выполнит свое обещание. Следовательно, в начале 864 г. франкско-болгарский союз действовал. Поскольку в письме папы Николая I упоминалось о том, что после встречи в Тулльне Людовик Немецкий намерен был идти войной против Ростислава моравского, то из этого, в свою очередь, вытекало, что на встрече стороны должны были условиться о совместных действиях против Великой Моравии.
5 См. свидетельства Вертинских анналов под 861 и 862 гг.— MMFH. 1966, t. 1, S. 83—74.
6 MMFH, t. 1. S. 97.
7 Латински извори за Българската история. София, 1960, т. 2, с. 287.
8 MMFH. Brno 1969, t. 3, s. 146—147.
109


Оказавшись перед лицом враждебной коалиции, Ростислав моравский в конце 862 г. направил посольство в Константинополь, которое не только привезло императору проект моравско-византийского союза, направленного против Болгарии, но и информировало его о планах принятия Болгарией христианства по римскому обряду. Инициатива Ростислава вызвала вмешательство Византии, изменившее ход событий. Когда после поражения арабов 3 сентября 863 г. византийское правительство получило свободу действий на Балканах, то в следующем 864 г. оно принудило Бориса принять христианство из Византии и отказаться от планов союза против Моравии.
Тезис о большой роли моравского посольства в развитии политических взаимоотношений между государствами Центральной и Юго-Восточной Европы был подкреплен анализом хронологических данных ЖК, ЖМ и Итальянской легенды, которые позволили бы определить время прибытия моравского посольства в Константинополь и время выезда братьев в Моравию. Имеющиеся данные содержат две точные даты: 1) январь 861 г.— время открытия мощей св. Климента, когда Константин находился в Херсоне, готовясь к отъезду в Хазарию и 2) конец декабря 867 г.— время прибытия солунских братьев в Рим (их пригласил в Рим папа Николай I, скончавшийся 13 ноября 867 г., а принял уже новый папа Адриан, вступивший на престол 14 декабря того же года).
Между этими двумя датами произошли следующие события: поездка Константина к хазарам и возвращение в Константинополь, прибытие моравского посольства, отъезд братьев в Моравию и их деятельность в этой стране, отъезд из Моравии и пребывание при дворе паннонского князя Коцела, путешествие из Паннонии в Венецию и пребывание в этом городе, наконец, путешествие из Венеции в Рим.
Произвести уточнения в рамках этого отрезка времени позволяют три свидетельства: 1) сообщение ЖК, ХМ, что братья пробыли в Моравии 40 месяцев (т. е. 3 года 4 месяца), а затем выехали к Ко- целу; 2) свидетельство Итальянской легенды, VII, что братья пробыли в Моравии, 4,5 года («per annos 1111 et dimidium») без упоминания об их пребывании у Коцела и в Венеции; 3) свидетельство ЖМ, V, что братья ушли из Моравии «по прошествии трех лет», о пребывании у Коцела и в Венеции здесь не упоминается. Если между сроками ЖК и ЖМ нет значительного различия, то между ЖК и ЖМ, с одной стороны, и Итальянской легендой с другой, налицо значительные расхождения (на год).
При'решении этого вопроса исследователи, связывающие моравское посольство с оформлением направленного против Болгарии мораво-византийского союза, исходят из того, что предпочтение
ПО


должно быть отдано данным Итальянской легенды, поскольку в славянских текстах цифровые обозначения могли быть искажены при переписывании глаголических оригиналов кириллицей: цифровое значение буквы «г» в глаголице — 4, а в кириллице — 3. Принимая, что в Итальянской легенде 4,5 года относится ко всему путешествию братьев от приезда в Моравию до прибытия в Рим (пребывание братьев в Венеции и у Коцела источник особо не выделяет, а о путешествии в Рим сказано, что оно заняло «несколько дней») получаем, что Константин и Мефодий прибыли в Моравию во второй половине июня 863 г.
Поскольку путешествие должно было занять несколько месяцев, то, в свою очередь, устанавливается, что братья выехали в Моравию весной 863 г., зима 862/3 г. ушла, вероятно, на подготовку к экспедиции, а моравское посольство прибыло еще раньше — во второй половине 862 г.
Установление такой хронологии событий позволяет не только подтвердить тезис о политическом характере моравского посольства, но и определить обратный путь его следования. Поскольку путь через Болгарию был в этих условиях исключен, то оставалась лишь одна дорога из Византии в Моравию — через византийские замки по старой Via Egnatia на Диррахиум (Драч), а оттуда морем на кораблях в Венецию (в первой половине IX в. находилась под покровительством Византии), а затем через земли Карломана — союзника Ростислава в борьбе с Людвигом Немецким9.
Эта гипотеза не получила общего признания именно в той ее части, которая нас наиболее интересует. Возражения вызвал тезис о большой политической роли моравского посольства. Критики этого тезиса (А. Брюкнер, 3. Р. Диттрих, В. Вавжинек, Г. Лов- мяньский) отмечали прежде всего, что имеющиеся источники ничего не сообщают о каких-либо политических целях моравского посольства. Указывалось также, что для большей части IX в. источники не сохранили сведений о конфликтах между Великоморавским государством и Болгарией и, следовательно, о серьезных противоречиях между этими двумя державами нет оснований говорить. Тем самым маловероятно, чтобы франко-болгарское сближение 863—864 гг. было направлено против Моравии и могло представлять для нее серьезную угрозу.
Вместе с тем в 30-х годах XX в. были выдвинуты возражения и против общей хронологии событий, окончательно сформулированной В. Златарским. Так, греческий исследователь М. В. Ласкарис,
9 	Наиболее подробное и аргументированное обоснование предложенной хронологии событий см.: Tkadlcik V. Datum prichodu slovanskych apostolu na Moravu—Slavia, 1969, N 4.
Ill


отмечая, что наиболее компетентные греческие источники, Симеон Логофет и Генезий, рассматривают крещение болгар как непосредственное следствие поражения арабов, высказал мнение, что болгарские послы явились в Константинополь с обещанием Бориса креститься еще в конце 863 г. (а не в 864 г., как считал В. Златарский)10. Показания латинских источников он не затрагивал. Проанализировать их заново попытался, развивая догадки М. Ласкариса, болгарский исследователь П. Хр. Петров. По его мнению, запись Вертинских анналов и письмо папы Николая I свидетельствуют в действительности о событиях не 864, а 863 г., когда до выступления Византии, франко-болгарский союз функционировал и имел место конфликт Людовика Немецкого с Карломаном и Ростиславом11.
К сожалению, П. Хр. Петров не принял во внимание то обстоятельство, что латинские источники не сообщают о какой-либо войне Людовика с Ростиславом, и не рассмотрел запись Фульдских анналов, которая датирует поход Людовика Немецкого на Великую Моравию августом 864 г.12 Между тем это свидетельство подтверждает отнесение проектируемой встречи в Тулльне, после которой Людовик Немецкий должен был идти на Ростислава, именно к первой половине 864 г. Таким образом, передатировка П. Петрова недостаточно основательна13.
В последнее время против описанной выше схемы развития событий выступил польский исследователь Т. Василевский14. Изменения заключались прежде всего в новом прочтении источников о франкско-болгарских отношениях в 864 г., а также в более точной датировке греческих источников, сообщавших о появлении
10 Vaillant A., Laskaris М. La date de la conversion des Bulgares.— Revue* des etudes slaves, 1933, t. 13, p. 13—14.
11 Петров П. Хр. За годината на налагане християнството в България Известия за института на българската история. София, 1964, т. 14—15 с. 578—581.
12 MMHF, t. 1, s. 98.
13 П. Петров попытался уточнить традиционные построения и в другом отношении. Отнеся к началу 60-х годов недатированные сообщения Константина Багрянородного о войнах Бориса Болгарского с Хорватией и Сербией, он доказывал, что первое Болгарское царство стало в это время объектом нападения со стороны целой коалиции государств во главе с Византией (Petrov Р. La politique etrangere de la Bulgarie au milieu du IX siecle et la conversion des bulgares.— Byzantino-bulgarica. Sofia, 1966, vol. 2. София 1966). Однако его аргументы, в частности, в пользу датировки сербско-болгарского конфликта началом 60-х годов не получили признания в литературе. См., например, критические замечания Т. Василевского выступившего снова в пользу датировки сербо-болгарской войны временем около 870 г, (Wasilewski Т. Op. cit., s. 193).
14 Wasilewski Т. Op. cit., s. 122 —131.
112


в Константинополе болгарского посольства с обещанием креститься.
Прй анализе первой группы источников было обращено внимание на термин «hostiliter» в записи Вертинских анналов под 864 г. о намерениях Людовика Немецкого встретиться с болгарским правителем. Отклоняя искусственные интерпретации этого термина своих предшественников, Т. Василевский, следуя за Хергенрете- ром, употребил общепринятое его значение — «враждебно», то есть Людовик направился на встречу с болгарским правителем с враждебными намерениями15. Отсюда следовало, что уже в 864т. болгаро-франкский союз расстроился. В свете этого свидетельство письма папы Николая I того же 864 г. о стараниях Людовика Немецкого «расет cum rege Vulgarorum confirmare» интерпретируется как попытка восстановить нарушенный мир между государствами накануне подготовленного им похода на Моравию.
Из сопоставления первой части известия Вертинских анналов о вражде Людовика и Бориса со второй, где говорится об обещании болгарского «кагана» стать христианином, при новом прочтении вытекал вывод, что именно это обещание привело к разрыву союза и дано оно было не Людовику Немецкому, а византийскому императору. Из этого следовало также, что такое обещание было дано где-то на рубеже 863—864 гг.
Этот вывод был подкреплен исследованием хронологии таких греческих источников, как «Житие патриарха Игнатия» и Хроники Псевдо-Генесия, где о прибытии болгарского посольства в Константинополь говорится сразу после сообщения о землетрясении в Константинополе (август 863 г.— «Житие») или сразу после сообщения о победе византийских войск над эмиром Мелитены Омаром (3 сентября 863 г.— Псевдо-Генесий).
Т. Василевский добавил к этому свидетельство «Аламанских анналов» под 863 г. «Gens Hunnorum christianitatis nomen agressa est»18, доказывая, что данное известие может относиться лишь к болгарам. Пересмотр старых взглядов на время крещения болгар сам по себе не вел к изменению оценки значения моравского посольства. Поскольку принималось, что моравское посольство прибыло в Константинополь в 862 г., а солунекие братья прибыли в Моравию весной 863 г., то единственное изменение в интересующем нас вопросе заключалось бы в том, что реакция Византии на сообщение
15 	С таким переводом текста согласился и Ф. Дворник. Пытаясь согласовать эти данные с традиционной гипотезой, Ф. Дворник предположил, что
Борис не исполнил данного Людвигу Немецкому обещания креститься, и тот силой хотел принудить болгарского правителя выполнить свое обеща¬
ние. См.: Dvornik F. Byzantske misie u Slovanu. Praha, 1970, s. 116.
- 16  * MGHSS, t. 1, p. 50.
8 9-377
113


моравских послов оказалась гораздо более оперативной, чем предполагалось ранее. Однако пересмотр традиционной конструкции международных отношений совпал по времени с попыткой пересмотра хронологических данных «Жития» о моравской комиссии. Чехословацкий исследователь И. Цибулка предложил при решении вопроса о хронологии моравской миссии отдать предпочтение данным ЖК и ЖМ, а не Итальянской легенды. Исследователь исходил из того, что Итальянская легенда является памятником, который зависит от славянского источника и дошел до нас лишь в обработке начала XII в. Если учесть, что количество лет, проведенных Константином и Мефодием в Моравии, обозначено в латинском тексте простыми вертикальными черточками, то ясно, что достаточно было лишь небольшой писарской ошибки, чтобы из «annos III» — 3 получилось «annos — ПП» 4. Такое объяснение более вероятно, чем двукратное искажение даты, записанной в разной форме в ЖК и ЖМ. Установив, что в Моравии братья пробыли 3,5 года, Цибулка приступил к примерному определению возможной длительности других отрезков путешествия: пути из Константинополя в Моравию, пребывания братьев у князя Коцела в Паннонии и в Венеции.
При определении времени пребывания братьев в Паннонии И. Цибулка (вслед за Ф. Гривцем) опирался на сообщение известного меморандума баварских епископов (так называемого Conver- sio), где указывалось, что за время 75-летнего управления Панно- нией зальцбургским клиром «ни один священник, пришедший откуда-либо, не отважился бы исполнять свою должность более чем три месяца» без санкции зальцбургского архиепископа17. Поскольку зальцбургский архиепископ был противником солунских братьев и не дал бы согласия на их деятельность в Паннонии, ясно, заключал Цибулка, их пребывание у Коцела было весьма непродолжительным. Принимая затем, что в Венеции братья пробыли вероятно, около месяца, а путешествие из Константинополя в Моравию заняло, вероятно, около 6 недель, Цибулка пришел к выводу, что моравское посольство прибыло в Константинополь лишь в 863 г., а братья в Моравию — лишь весной 864 г.18.
Сопоставив результаты изысканий И. Цибулки с собственными наблюдениями, Т. Василевский пришел к выводу об особом характере моравской миссии. Моравское посольство было направлено в Константинополь после разрыва болгаро-франкского союза и сближения Бориса болгарского с Византией. Следовательно, моравское
17 MMFH, t. 3, s. 322.
18 Cibulka J. Der Zeitpunkt der Ankunft der Briider Konstantin—Cyrillus und Methodius in Mahren.— Byzantinoslavica, 1965, N 26.
114 >


посольство вовсе не было враждебным актом по отношению к Болгарии. Отсюда, естественно, вытекало допущение, что и моравское посольство и затем миссия солунских братьев ехали через болгарские земли19— вероятнее всего путем от Солуни на Белград, который упоминает Константин Багрянородный в своем труде «Об управлении государством»20.
В свете этой гипотезы получили бы объяснение полулегендарные сообщения о крещении Константином славян-язычников на р. Брегальнице, левом притоке Вардара, которые содержатся в «Успении Кирилла»21. После обещания Бориса креститься в Болгарию, несомненно, вскоре было направлено греческое духовенство, начавшее проповедь христианства среди языческого населения Первого Болгарского царства22. Константин и Мефодий, направляясь в Моравию, могли принять участие в этой деятельности.
Т. Василевский оставил нерешенным вопрос, какова в обрисованной им ситуации могла быть политическая цель моравского посольства. Нетрудно, однако, дать ответ на этот вопрос: если речь не шла о союзе Моравии и Византии против Болгарии, а союз с Византией против Восточнофранкского королевства ничего не мог дать реально Великой Моравии в чисто политическом плане, то остается лишь одно — устанавливая контакты с Константином, Ростислав рассчитывал достичь сближения с ее новым союзником — Болгарией. В этом случае следовало бы констатировать, что моравское посольство не достигло своей цели. Когда в августе 864 г. начался большой поход Людовика Немецкого на Ростислава, моравский правитель оказался без союзников и после упорного сопротивления вынужден был принести «присягу верности» франкскому правителю23.
Таковы две основные гипотезы, существующие в настоящее время в науке о характере мораво-византийских политических контактов в начале 60-х годов IX в.
Из вышеизложенного видно, что принятие одной из этих гипотез решающим образом зависит от истолкования хронологических данных, заключенных в древнейших памятниках кирилло-мефо- диевского цикла. Между тем оба предложенных варианта истолкования представляются одинаково возможными, и не имеется решающих доводов, которые позволили бы предпочесть один из них. В таких условиях возможно лишь предположительное решение вопроса, основанное на наблюдениях общего характера византийско¬
19 Wasilewski Т. Op. cit., s. 131 — 155.
20 MMFH, t. 3, s. 401.
21 MMFH, t. 2, s. 247.
22 О греческой миссии в Болгарии см.: Wasilewski Т. Op. cit., s. 147.
23 См.: Фульдские анналы под 864 г. (MMFH, t. 1, s. 98).
8*
115


моравских политических контактов; в IX в. и на единственном бесспорном факте, известном нам о моравском посольстве: просьбе Ростислава Моравского прислать ему епископа из Константинополя.
Разумеется, сам факт сношений между Византией и Великой Моравией сомнению не подлежит: в памятниках кирилло-мефодиев- ского цикла упоминается не только посольство Ростислава в Константинополь и ответная поездка солунских братьев, но и путешествие Мефодия в Константинополь в начале 80-х годов IX в. (ЖМ, XIII), а в труде Константина Багрянородного «О церемониях» упоминается, какие послания следует направлять «архонтам Моравии»24. Однако привлекает внимание, что в другом труде византийского императора X в. «Об управлении государством», обобщающем имевшуюся у византийского правительства информацию о соседних странах и народах, по существу не содержится почти никаких сведений о Великой Моравии, о таком выдающемся правителе как Святополк, сообщается лишь рассказ о его смерти, носящий все черты бродячего сюжета, а сама страна обозначена как «некрещеная» (adpaftTiOTOg).
Еще один отмеченный исследователями факт: византийские исторические труды и современные источники (например, письма патриарха Фотия) не сообщают о каких-либо сношениях Империи с Моравией.
Наконец, третий факт — очень сдержанное отношение византийского правительства к предложениям Ростислава моравского, так как вместо епископа были высланы два монаха, один из которых даже не был священником. Такая сдержанность была возможна по отношению к малоизвестной стране, где необходима была предварительная разведка о состоянии дел, прежде чем принять важное решение.
Все эти факты свидетельствуют о том, что сферы интересов Византии и Великой Моравии почти не соприкасались и обе стороны, по существу, мало что знали друг о друге. В этих условиях лишь какая-то резкая смена ситуации в интересующем нас ареале Европы могла побудить Ростислава моравского к решению просить епископа из Константинополя.
Эта просьба означала попытку включить Великую Моравию в систему церковной организации константинопольского патриарха. На успех же такой попытки можно было бы рассчитывать лишь в том случае, если бы для новой епископии была обеспечена возмож¬
24 	MMFH, t. 3, s. 402—403. Возможно, однако, что здесь фигурируют правители сербской Моравы, поскольку они упоминаются среди правителей отдельных сербских земель.
113


ность постоянных контактов с Константинополем, то есть' иными словами, если бы ее территория непосредственно граничила с другими землями, признающими верховную власть Константинополь* ского патриарха. Такое положение могло возникнуть лишь после того, как Борис болгарский дал византийскому императору обещание креститься, в Болгарию направилось для проповеди христианства греческое духовенство и возникла перспектива включения соседа Великой Моравии — Болгарии в церковную организацию константинопольского патриархата. Представляется, что лишь после этого Ростислав мог решиться на посылку посольства в Константинополь, а византийское правительство нашло нужным^ хотя бы частично, пойти навстречу его просьбе.
Н. Ф. Котляр
К ВОПРОСУ О ГЕНЕЗИСЕ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИХ ГОРОДОВ (На материалах Галичины и Волыни)
Более полувека назад русский историк А. Е. Пресняков'резонно заметил: «Вопрос о том, как представить себе переход от древнейшего племенного быта к историческому строю городовых земель-областей, труднейший в истории Древней Руси». Но он ошибался, когда продолжал эту мысль: «Все попытки вывести второе явление из первого в виде органической эволюции не дают никакого результата и обречены на неизбежную неудачу»1. Как мы думаем, существует связывающее звено между названными явлениями — города.
Ученые не раз обращали внимание на значение городских центров в длительном процессе перехода от племенного деления к территориальному. При этом они руководствовались указанием К. Маркса и Ф. Энгельса: «Противоположность между городом и деревней начинается вместе с переходом от варварства к цивилизации, от племенного строя к государству, от местной ограниченности к нации и проходит через всю историю цивилизации...»2
Нарастание феодализации восточнославянского общества в в VIII—IX вв. способствовало рождению городов как ремесленноторговых и административных центров. На первом этапе этого процесса возникали названия племенных союзов от их главных центров (например, бужане от Бужска, волыняне — от Волыня). Не
1 Пресняков А. Е.-Лекции по русской истории. М., 1938, т. 1, с. 62 (написаны в 1908—1916 гг.).
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 49—50.
117


удивительно поэтому, что историков уже давно интересует роль городов в ходе феодализации общества, в частности городов восточнославянских.
Ученые не пришли к единому мнению относительно главных факторов возникновения городов у восточных славян, хотя согласны с тем, что оно было результатом всеобщего процесса развития феодальной формации. Не определена также хронология этого явления. Так, Б. Д. Греков утверждал, что в Древней Руси, как и в других странах, города стали появляться уже в классовом обществе, и «в более прогрессивных участках Руси процесс вызревания городов падает на VII—VIII вв.»3 Этот тезис вызывает определенные сомнения хотя бы потому, что в восточнославянском обществе VII—VIII вв. классы находились еще на стадии формирования. К сожалению, Б. Д. Греков не аргументировал свое мнение, ограничившись общим указанием, что археологические изыскания в будущем прольют свет на характер этих древних городов.
М. Н. Тихомиров, специально исследовавший городообразова- ние на древнерусских землях, считал XI в. временем интенсивного развития городов на Руси, замечая при этом, что этот процесс характерен для многих стран Европы того времени. Он усматривал прямую связь «между возникновением городов и развитием земледелия как основного занятия населения». Ученый отдавал должное и роли ремесла в формировании городской жизни, отметив, что нарастание феодальных отношений вызвало приток сельских жителей в города4.
Аналогичную точку зрения высказал знаменитый французский медиевист М. Блок: «Если бы население не возросло и возделанная площадь не увеличилась, если бы поля не стали производительней благодаря большему числу рабочих рук и более регулярной вспашке, а урожаи не были бы более обильными и частыми, каким образом можно было бы собрать в городах столько ткачей, красильщиков, стригальщиков сукон и кормить их?»5
Некоторые историки и археологи искали первопричину, основной фактор, вызвавший к жизни городские центры. В начале 50-х годов советские археологи обсуждали две подобные теории: первая рассматривала появление городов как результат оседания ремесленников у стен укрепленных усадеб-замков феодалов, а вторая теория предполагала, что ремесленно-торговые города выросли на базе бывших племенных центров восточных славян. Анализируя
3 Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953, с. 110.
4 Тихомиров М. Н. Древнерусские города М., 1956, с. 58—64.
6 	Блок М. Феодальное общество.— В кн.: Блок М. Апология истории. М., 1973, с. 126.


эти теории, Н. Н. Воронин отмечал, что процесс возникновения городов вообще «развивался не по единой «социологической формуле», но имел несколько конкретных вариантов», и поэтому попытки свести сложную историческую действительность к какой-либо единой схеме уводят в сторону от решения вопроса. Сам Н. Н. Воронин считал, что подлинные города на Руси, средоточия значительного населения и очаги самостоятельного ремесла и развитой торговли, были основаны в конце X — начале XI вв.6‘
'Изучение времени и обстоятельств возникновения городов на Руси затрудняется различным пониманием самого термина «город». Исследовавший городские центры Северо-Восточной Руси А. М. Сахаров определил феодальный город как «особое социально- экономическое явление феодального общества, как центр ремесла, торговли, товарного производства и товарного обращения» и далее указал на такую существенную черту феодального города, как оборонительные сооружения7. Академик Б. А. Рыбаков более емко и сжато формулирует отличительные признаки феодального города, которому присуще «сочетание следующих элементов: крепости, дворов феодалов, ремесленного посада, торговли, административного управления, церквей»8. Это определение принято большинством советских исследователей.
Понятно, однако, что в формулировке Б. А. Рыбакова речь идет о классическом, уже полностью оформившемся феодальном городе. Конечно же, на начальных этапах складывания будущего города все эти признаки ему еще не были присущи. Каковы же в таком случае решающие городообразующие признаки? В. В. Карлов выделяет два: укрепление, окружавшее поселение, и торгово-ремесленное население9. Мы предлагаем добавить к ним еще один — наличие в поселении представителя власти (центральной или местной).
Подобные квази-города принято называть зародышами, эмбрионами и т. п. Польский археолог В. Хенсель называет их зачатками. Разумеется, неизбежно возникает вопрос о времени и путях рождения этих зародышей городов, предшествовавших подлинным городам. В «Советской исторической энциклопедии» этот вопрос решен довольно просто: «У восточных славян города первоначально
6 Воронин Н. Н. К итогам и задачам археологического изучения древнерусского города.— КСИИМК, 1951, вып. 61, с. 9, 13.
7 Сахаров А. М. Города Северо-Восточной Руси XIV—XV вв. М., 1959, с. 17, 19.
8 История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1967, т. 1, с. 536.
9 Карлов В. В. О факторах экономического и политического развития русского города в эпоху средневековья.— В кн.: Русский город (Историкометодологический сборник). М., 1976, с. 37,
119


возникали как укрепленные поселения. С формированием классового и раннефеодального общества города стали превращаться в укрепленные центры княжеской власти, а затем ив центры экономической жизни»10 (курсив наш.— Н. /<.).
Более обосновано сходное в общем мнение польского историка А. Поппэ. Он считал, что города рождались в результате развития ремесла, но в то же время полагал, что городская жизнь появилась прежде всего в местах расположения власти, потому что княжеские и владельческие замки становились центрами спроса на ремесленные изделия и способствовали торговому обмену. Благодаря этому рядом с замком («градом» русских летописей) вырастало ремесленно-торговое поселение («предградье»)11.
В. В. Карлов предлагает выделить три основных пути развития ранних догородских поселений (эмбрионов): 1. Замки феодалов и княжеские крепости; 2. Ремесленно-торговые поселки, торжки и пр.; 3. Межплеменные центры, добавляя при этом, что сложность и многообразие путей создания городов в Древней Руси зависели, по всей вероятности, от многообразия функций феодального города. По мнению ученого, в период зарождения и складывания городов те или иные присущие феодальному городу признаки могли преобладать, но подлинный город характеризуется только совокупностью этих признаков12. В. Хенсель, предпринявший попытку проследить в целом процесс возникновения городов на славянских землях, ограничивается общим замечанием, что зачатки городов являлись продуктом хозяйственного, общественного и политического развития13.
Советский медиевист А. И. Неусыхин не раз обращался к проблеме генезиса европейских городов. Он полагал, что «средневеког вый город возник как результат сложных, перекрещивающихся процессов — экономических, социальных и военно-политических — и сразу же выступил на сцену в виде сложного комплекса явлений... Дело обстояло не так, что корнем, исходной точкой роста города было то или иное явление — цех, рынок, бург и т. д., ...нет, как раз наоборот: все силы развития, все элементы, из которых построился город, даны в самом начале процесса»14, т. е. в зародыше города.
Подобное понимание зародыша города вполне соответствует археологическим исследованиям галицких и волынских городов
10 Советская историческая энциклопедия. М., 1963, т. 4, стб. 563.
11 Рорре A. Miasta: Rus.— SIownik starozytnosci sfowianskich. Wroclaw—^ Warszawa — Krakow, 1967, t. 3, cz. 1, s. 224.
12 Карлов В. В. Указ, соч., с. 37.
13 Hensel W. Archeologia о pocz^tkach miast slowiariskich. Wroclaw — Warszawa — Krakow, 1963, s. 34.
14 Неусыхин А. И. Проблемы европейского феодализма. M., 1974, с. 478—479.
120


VII—X вв., которые дают возможность судить о;наличии уже в исходном пункте основных элементов этого зародыша: укреплений, ремесленного производства, рынка и пр.
Процесс зарождения и развития городов —явление, безусловно, интернациональное. В. Хенсель излагает важную мысль о существовании многих аналогий в генезисе городов у западных, южных и восточных славян. В свою очередь, образование славянских городов представляло собой фрагмент общего процесса горо- дообразования в Европе и вообще во всем мире15. Достаточно привести следующий пример тождественности возникновения городов в' таких различных по своим социально-экономическим и политическим условиям регионах, как Западная и Восточная Европа X— XI вв.
Как известно, К. Маркс и Ф. Энгельс указывали, что вновь образованный феодальный город был создан освободившимися крепостными16. Историки видят в бегстве крепостных от феодалов, в возникновении проблемы рынка и свободного труда одно из основных условий создания средневековых городов. Они справедливо исходят из мнения, что к моменту возникновения городов крепостное право в Западной Европе повсеместно восторжествовало17.
Но в Восточной Европе домонгольского времени, наряду с феодально зависимым крестьянством и холопами, сохранялась масса свободного населения. Тем не менее и здесь бегство холопов и челяди от феодалов было важным, если не решающим фактором складывания городского населения. Достаточно вспомнить замечание Титмара Мерзебургского, что население Киева 1018 г. состояло в основном из беглых рабов («ех fugitivorum... servorum»)18. Существуют различные попытки толкования этого места «Хроники» Титмара, однако же наиболее вероятным представляется его буквальное понимание19. В бегстве холопов в город нет ничего удивительного, поскольку в крупнейших не только на Руси, но и в Европе городских центрах вроде Киева, Новгорода или Смоленска холоп легко мог затеряться в массе торгово-ремесленного населения20 и влиться в него.
Согласно результатам исследований М. Н. Тихомирова, «поразительно быстрый рост населения городов в XI—XIII вв. объяс¬
15 Hetisel W. Op. cit., s. 174.
16 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 50.
17 См.: Стоклицкая-Терешкович В. В. Основные проблемы истории средневекового города. М., 1960, с. 9—10.
18 Thietmari Chrotiicoti, VIII, 32.
19 См.: Зимин А. А. Холопы на Руси.М., 1973, с. 46.
20 Смирнов И. И. Очерки социально-экономических отношений Руси XII—XIII вв. М.—Л., 1963, с. 173.
121


няется постоянным притоком большого количества беглых крестьян и холопов... Практически и на Руси городской воздух делал зависимого человека свободным»21. А Н. Н. Воронин отмечал, что, по- видимому, Владимир на Клязьме был создан «мизинными людьми», бывшими «холопами, орачами и древоделами» ростовской знати, о чем упоминает Лаврентьевская летопись под 1177 г.22 Есть основания распространять это наблюдение и на предыдущий период и рассматривать беглых холопов и челядь в качестве важной составной части населения городов-зародышей IX—X вв.
Поэтому правомерным представляется предпринять опыт изучения генезиса городов Древней Руси на материалах Галицкой и Волынской земель. Вообще региональный аспект исследований социально-экономической проблематики может быть весьма плодотворным. В частности, рассмотрение компактных, исторически сложившихся групп городских центров. Такое изучение подсказывается источниками. В. Т. Пашуто выделяет подобные группы в восточнославянских землях и среди них называет интересующие нас «червенские грады», «грады уличей и тиверцев»23.
Возвращаясь к вопросу о соотношении общего явления— развития феодальной формации — и частного — возникновения городов,— приходится отметить, что в литературе он объяснен недостаточно. М. Н. Тихомиров придерживался мнения, что рост городов происходил одновременно с развитием феодальных отношений и зависел от последнего24. Автор обстоятельной работы о генезисе древнерусского города В. В. Карлов считал, что «складывание определенных территориально-земляческих группировок и объединение их в раннефеодальном государстве (как результат развития феодализма.— Н. К.) совпадает с начальным периодом истории русских городов»25. Наконец, А. Поппэ полагает, что образование восточнославянских городов, связанное с раннефеодальным развитием, сопутствует процессу формирования государства в IX— X вв.26
Можно было бы указать еще на несколько высказываний по этому вопросу, принципиально не очень отличающихся от приведенных. Города здесь выступают в основном в пассивной роли: они порождение генезиса феодализма и процессов образования раннефеодальных государств. Это определение, однако, не исчерпывает пол-
21 Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI—* XIII вв. М., 1955, с. 40.
22 Воронин Н. Н. Указ, соч., с. 13.
23 Пашуто В. Т. О некоторых путях изучения древнерусского города,— В кн.: Города феодальной России. М., 1966, с. 97.
24 Тихомиров М. Н. Древнерусские города, с. 52—64.
25 Карлов В. В. Указ, соч., с. 44.
Рорре A. Op, cit., s. 224.
122


ностыо диалектически сложного явления городообразования. Мы хотим обратить внимание читателя на другую сторону дела: города, в свою очередь, активно содействовали переходу от племенного деления к земельно-территориальному и, в конечном итоге, образованию государства. Они также способствовали развитию феодальных отношений, отделению ремесла от сельского хозяйства и подъему торговли.
К сожалению, процесс активного влияния городов и городского населения на создание областных территорий, государства и развитие феодальной формации прослеживается по источникам недостаточно четко. Напомним, что речь идет о периоде древнерусской истории, вообще слабо отраженном в памятниках письменности. Поэтому многое в предложенном взгляде на роль городов в образовании территорий-земель гипотетично.
В литературе вопроса отмечалось, что, судя по летописи, владение каким-либо городом всегда тождественно владению его округой (волостью, землей)27. Наблюдение верное, хотя и не полное. Дело в том, что города сами в значительной степени формировали принадлежавшую им волость*. Для подтверждения сказанного обратимся к источникам.
Уже первое известие в летописи об интересующем нас регионе сводится к указанию городов, представляющих эту территорию: «Иде Володимер к ляхом и зая грады их, Перемышль, Червен и ины грады»28 (981 г.). Это настойчивое, двойное упоминание о городах Червенской земли, думается, не случайно: хронист подчеркивал, что названные центры олицетворяют эту землю, суть главное в ней. Когда в 1022 г. Ярослав Владимирович совершил неудачную попытку отбить у польских феодалов захваченную ими часть Волыни, летопись откликается на его демарш лаконичным сообщением: «Приде Ярослав к Берестию», т. е. к главному городу Берестейской земли (ПВЛ, 1, с. 99). Аналогичное по смыслу сообщение читаем под 1030 г.: «Ярослав Белзы взял». Успешная операция возвращения в 1031 г. оккупированной войском Болеслава Храброго в 1018 г. Червенской земли опять-таки интерпретируется «Повестью временных лет» как овладение ее основными городами: «Ярослав и Мьсти- слав... заяста грады червеньскыя опять» (ПВЛ, 1, с. 101).
Выдающуюся роль городов в создании областных территорий летопись иллюстрирует под 988 г., повествуя о системе управле¬
27 Карлов В. В. Указ, соч., с. 43.
* Недаром слово «волость» происходит от старославянского «власть» (владение, собственность). См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1964, т. 1, с. 344.
28 Повесть временных лет. М.— Л., 1950, ч. 1 (далее сноски даются в тексте: ПВЛ, 1), с. 58.
123


ния развивавшимся древнерусским государством. Владимир Святославич сажает сыновей по крупнейшим городам подвластной ему территории: «И посади Вышеслава в Новегороде, а Изяслава По- лотьске*, а Святополка в Турове, а Ярослава в Ростове» (ПВЛ, 1, с. 83), т. е. в центрах уже сложившейся Новгородской и еще только складывавшихся Полоцкой, Туровской и Ростово-Суздальской земель.
В завещании Ярослава Владимировича (1054 г.) впервые назван город Владимир — центр формирующейся в новых (в сравнении с прежними племенными) границах Волынской земли. Его получил Игорь (ПВЛ, 1, с. 108). Когда через четверть века Владимир Волынский достался Ярополку Изяславичу, киевский князь расширил его волость, «придав ему Туров» (ПВЛ, 1, с. 135), разумеется, с округой, с Туровской землей.
Для конца XI в., когда территориальные объединения в Западной Руси были уже реальностью, летописец ставит знак равенства между понятиями город и волость: «И рече Святополк, яко «поведа ми Давыд Игоревичь: яко Василко брата ти убил, Ярополка, и тебе хочеть убити и заяти волость твою, Туров, и Пинеск, и Берестие, и Погорину» (1097 г., ПВЛ, 1, с. 174)**. Это тождество сохраняется и в период феодальной раздробленности, когда роль городов в обособлении отдельных княжеств и земель была особенно заметной. В 1150 г. Юрий Долгорукий дает сыну Андрею «волость: Туров, и Пинеск, и Дорогобуж, и Пересопницю. Андрей же, поклонився отцю, шед седе в Пересопници»29.
Понятие волость постепенно отделяется от понятия город и изредка приобретает в источниках как бы самостоятельное значение. Так, под тем же 1150 г. киевский летописец сообщает, что Мстислав Изяславич сопровождал Глеба Юрьевича из Дорогобужа «до Ко- речьска*Ли тако проводив и за Корческ, и рече ему Мьстислав: «поеди же, брате, к отцю своему, а то волость отца моего и моя по Горину»30. Характерно, что определение волость связывается уже с конкретными границами. Но и в дальнейшем княжеская собственность, волость, в большинстве случаев определяется в источниках
* А. Е. Пресняков указывал, что Полоцкое княжество Изяслава, «городская волость» Полоцкая, выглядит, скорее, новообразованием, чем какой-либо стародавней единицей» (Пресняков А. Е. Указ, соч., с. 94).
** В решении Любечского, княжеского «снема» того же года понятие отчина-земля идентифицируется все с тем же понятием города: «Каждо^да держить отчину свою: Святополк Кыев Изяславлю, Володимер Всеволожю, Давыд и Олег и Ярослав Святославлю, а им же роздаял Всеволод городы: Давыду Володимерь...» и т. д. (ПВЛ, 1, с. 170—171).
29 Летописец Переяславля Суздальского. М., 1851, с. 64.
30 Летопись по Ипатскому списку. СПб., 1871 (далее сноски даются в тексте: Ипат.), с. 276.
124


при помощи указания ее основных городов. В 1152 г. Владимирко Галицкий обещает вернуть часть Волыни Изяславу Киевскому: «И пришед Изяслав Володимирю, посла посадники своя в городы, на них же бяше хрест целовал Володимир, в Бужеск, в Шюмеск, в Тихомль, у Выгошев, у Гноиницю; и не да их Володимер» (Ипат., с. 313).
О значении городов в образовании территориальных объединений может свидетельствовать и тот факт, что древние племенные названия в летописях постепенно сменяются названиями, образованными от главных центров племенных союзов, а затем и вновь образованных земель31. Под 1152 г. Киевская летопись сообщает, что Изяслав Киевский пошел на Володимирка Галицкого: «И вшед- ше в землю Галичкую... Володимер не дадя в свою землю внити рати» (Ипат., с. 309).
На примере составной части Галичины—Перемышльской земли — можно проследить ход образования этой территории, бывшей одно время удельным княжеством. Летописные известия 981 и 1018 гг. дают основания думать, что первоначально Перемышль- ская земля входила в состав Червенской (ПВЛ, 1, с. 58, 97). Но уже в летописной записи 1097 г. Перемышльская земля выступает самостоятельно, ее олицетворяет главный город. В решении Любеч- ского съезда читаем: «А им же роздаял Всеволод городы: Давыду Володимерь, Ростиславичема Перемышль Володареви, ‘Теребовль Василкови» (ПВЛ, 1, с. 171). Для летописца конца XI в. понятия города и сплотившейся вокруг него земли были уже тождественными. А через три года, под 1100 г. «Повесть временных лет» сообщает, что после Витичевского «снема» Владимир Мономах и Свя- тополк Изяславич послали к Володарю сказать: «Поими брата своего Василка к собе, и буди вам едина власть (волость.— Н. /С) Перемышль» (ПВЛ, 1, с. 181). Как видим, к этому времени вокруг Перемышля сформировалась волость, ставшая уделом одного из Ростиславичей, Володаря.
Во времена феодальной раздробленности, наступившие с 30-х годов XII в., Перемышльская волость рассматривается на Руси уже как устойчивая территориально-государственная единица. Ее обыч но именуют в летописи по названию главного города. В 1187 г Ярослав Галицкий в своем завещании записал: «Приказываю место свое (в Галиче.— Н. К.) Олгови, сынови своему меншему, а Воло»- димеру даю Перемышль» (Ипат., с. 442). Галицко-Волынская лето* пись XIII в. рассматривает интересующую нас территорию как «горную страну/{Перемышльскую» (Ипат., с. 525) и как одно из
31 	См.: Котляр М. Ф. 3 icTopii переростання племЩних coio3iB у тери- тор1альн1 об’еднання в Сх1ДН1’й Свроп! (VII—X ст.).— У1Ж, 1978, № 1, с. 70.
125


удельных княжеств Западной Руси. Владимир Василькович в конце 80-х годов XIII в. упрекает двоюродного брата Льва Даниловича: «Оже Берестья хочешь (Берестейской земли! — Н. /С.), а сам держа княжения три: Галичькое, Перемышльское, Белзьское» (Ипат., с. 601).
Взаимосвязанность процессов образования территориальных объединений — земель и возникновения городов подтверждается, как мы думаем, также следующими соображениями.
Историки не раз пытались определить время начала интенсивного городообразования на Руси и вообще в Европе. Предлагалось, в частности, считать «гранью между тем периодом западноевропейской истории, когда она не знала городов как массового явления, и их массовым появлением» X—XI вв. Эта грань, естественно, относительна ввиду неравномерности общественно-экономического развития в разных странах. Например, в Италии города как ремесленно-торговые центры оформлялись уже в VIII в., а во Франции, Германии, Фландрии и Брабанте — в X в.32
Для более конкретного определения времени появления подлинных раннефеодальных городов следует, по нашему мнению, связывать это явление со временем создания их предшественников — зачатков городов. Одной из наиболее последовательных представляется нам схема Н. Н. Воронина, созданная на основе компаративного изучения свидетельств письменных и вещественных источников. Ученый считал, что в VIII—IX вв. на Руси рождаются поселения, «которые мы можем назвать зародышами городов». Процесс же перерастания таких поселений в настоящие города был длительным и означал одновременно отделение города от деревни. Н. Н. Воронин обращает внимание читателя на слова К. Маркса: «Целых три столетия понадобилось Германии для того, чтобы установить первое крупное разделение труда, каковым является отделение города от деревни»33. На Руси процесс превращения зародышей городов в истинные города начался примерно в IX в. «и протекал весьма энергично. Уже для конца X и несомненно для XI в. мы можем с полной уверенностью констатировать сложение подлинных городов»34.
Сходную во многом концепцию предложил польский исследователь В. Хенсель. Он считает, что на Руси, так же, как в Чехии (за исключением Моравии периода существования Великоморавского государства) и в Польше, зародыши городов возникают в VIII в. и отмирают в X в. Период X—XIII вв.— время существования на¬
82 Стоклицкая-Терешкович В. В. Указ, соч., с. 23—24.
83 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 148.
84 Воронин Н. Н. Указ, соч., с. 13.
126


стоящих раннефеодальных городов. Лишь для некоторых русских городских центров ученый допускает, что они развились на базе раннесредневековых поселений VIII в., но не известно, зародышей городов ли35.
Иные хронологические рамки определяет для процесса городообразования на Руси другой польский историк А. Поппэ. Он связывает город-эмбрион с будущим городом феодального общества, когда пишет, что генезис крупнейших центров, таких, например, как Киев, Новгород, Смоленск, Чернигов, Полоцк, приходится в зародыше на IX в., в основном же на X в. А XI—XII вв. считает временем дальнейшего роста старых городских центров и одновременно появления новых (среди них — Галича). Переломный момент в развитии городской жизни Руси А. Поппэ видит в коние X — начале XI вв., отметив при этом, что интенсивная урбанизация древнерусского государства в XI—XIII вв. идет в ногу с феодальной р аздроб ленностью36.
Изложенные выше теории несколько абстрактны, поскольку исходят из общего течения процессов феодальной раздробленности в Европе вообще и на Руси в частности. Но ведь громадная Русская земля развивалась в феодальном отношении не одинаково. Естественно поэтому, что зарождение и расцвет городов, связанные с конкретным развитием раннего этапа феодальной формации, должны были протекать по-разному и в различное время в разных частях Восточной Европы. По всей вероятности, взаимосвязь формирования территориальных объединений-земель и образования городов может пролить дополнительный свет на хронологию этого явления применительно к отдельным регионам.
По нашему мнению, временная связь между рождением городов и образованием вокруг них земель в ряде случаев выступает в источниках довольно четко. Не всегда, впрочем, она прослеживается буквально, поскольку глубинные процессы социально-экономического характера не нашли должного отражения в летописях, вследствие чего многие города, равно как и тяготевшие к ним земли, выходят на историческую арену как бы внезапно.
Установлено, что «Русская земля» в узком смысле этого термина (Киевщина, Черниговщина, Переяславщина) образовалась в IX в., «еще при хазарах, т. е. до Игоря и Олега, в эпоху спада хазарского преобладания». Безусловно, это явление вытекает из общего развития феодального способа производства в Среднем Поднепровье. «Внешние события — напор кочевников-угров, борьба с ними и с хазарами — стимулировали образование государства, включавшее
35 Hetisel W. Op. cit., s. 32—33, 48, 60 etc.
36 Рорре A. Op. cit., s. 224.
12?


три русских города, во главе с Киевом, объединение, из недр которого со временем возникли три феодальных пол у государства»37.
Думается, столь раннее формирование «Русской земли» следует связывать и с интенсивным городообразованием в Среднем Поднепровье VIII—IX вв. Так, Чернигов упомянут в летописи под 907 г. уже как один из крупнейших городов Руси. Хотя археологически Чернигов изучен недостаточно, есть основания принять мнение Б. А. Рыбакова, согласно которому время основания города «теряется в глубокой древности»38. Последние изыскания археологов дают основания полагать, что Киев в зародыше возник в VI— VII вв.39 По всей вероятности, это один из древнейших городов- эмбрионов на славянских землях вообще. VIII—IX вв. были временем перерастания Киева в настоящий феодальный город.
Не случайным кажется и то обстоятельство, что западная часть территории Владимиро-Суздальской земли сложилась довольно поздно, в XII — начале XIII вв. Ведь в современном Подмосковье зародыши городов возникают лишь в XI в. как опорные пункты славянской колонизации и административные центры племенных объединений вятичей и кривичей. В конце XI в., вследствие окня- жения земель вятичей и кривичей, на территории Подмосковья вырастают первые крупные города, опорные пункты княжеской администрации и хозяйственные центры40. Интенсивное их развитие приходится на XII в. Эти города активно влияли на складывание тяготевшей к ним территории. Недаром М. Н. Тихомиров считал «замечательной особенностью в развитии городов Ростово-Суздальской земли... отсутствие какого-либо одного бесспорно крупнейшего центра»41.
Что касается интересующего нас региона, отметим, что, согласно компетентному мнению А. Н. Насонова, Галицкая и Волынская «области» родились исключительно как следствие развития «местных отношений: здесь, к тому времени, когда сюда проникло русское господство (т. е. распространилась власть киевских князей.— Н. /(.), уже существовали города с местным правящим классом феодалов, спаявшим, объединившим известную территорию, населенную восточными славянами: тиверцами, хорватами и др. Летопись
37 Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951, с. 44—46.
38 Рыбаков Б. А. Стольный город Чернигов и удельный город Вщиж.—• В кн.: По следам древних культур. Древняя Русь. М., 1953, с. 78. Известно, что в Чернигове открыты слои VI—VII вв. (Богусевич В. А. АрхеолопчЩ розкопки в 4epHiroBi в 1949 та 1951 рр.— АП УРСР, 1955, т. 5, с. 9 —11).
39 Толочко П. П. Древний Киев. К-, 1976, с. 15.
40 Розенфельд Р. Л. Древнейшие города Подмосковья и процесс их возникновения.— В кн.: Русский город, с. 16.
41 Тихомиров М. Н. Древнерусские города, с. 392.
128


называет их: Перемышль и Червен»42. Как видим, А. Н. Насонов связывал образование западнорусских территориальных объединений с деятельностью городов, хотя основную роль и отводил усилиям правящего класса. Полагаем, что, прежде всего, эти территории сплотило развитие производительных сил, созидательная деятельность народных масс, главным образом ремесленников, составлявших значительную часть городского населения.
По мере выступления на историческую арену западнорусских городов интенсифицируется процесс складывания окружавших их земель. Так, Червен и Перемышль впервые упоминаются в летописи под 981 г., и в конце X—XI вв. формируются соответствующие земли. Трудно определить, лежат ли в основе названных городов города-зародыши: археологи пока не обнаружили в Червене и Перемышле слоев, датирующихся временем ранее X в.
Под 1018 г. первый раз назван в «Повести временных лет» город Волынь: «Приде Болеслав с Святополкомъ на Ярослава с ляхы. Ярослав же совокупив Русь, и варягы, и словене, поиде противу Болеславу и Святополку, и приде Волыню, и сташа оба пол рекы Буга» (ПВЛ, 1, с. 96—97). Но зародыш этого города существовал раньше, о чем может свидетельствовать упоминание в недатированной части «Повести» племени волынян (ПВЛ, 1, с. 13). Тогда он был их племенным центром. Археологические раскопки свидетельствуют, что ремесленное поселение Волыня существовало с VII в. и>по крайней мере, с IX в. (время его интенсивного развития) имело укрепленный характер43.
Волынская земля как территориально-государственное образование, если судить по источникам, сформировалась позднее, в течение XI в. Первое упоминание о Волынской земле встречается в летописи под 1077 г.: «Всеволод же иде противу брату Изяславу на Волынь» (ПВЛ, 1, с. 132). Вряд ли можно считать случайным, что Волынская областная территория формируется вслед за образованием раннефеодального города (в X — начале XI вв.).
Еще более отчетливо эта связь прослеживается на примере Галицкой земли. Город Галич упомянут в источниках довольно поздно, под 1140 г. (Ипат., с. 218). Первое достоверное летописное упоминание застает Галич княжеским городом, в котором сидит сын Володаря Владимирко. Делались различные, но необоснованные, как нам кажется, попытки «удревнить» этот город. Археологами установлено, что значительное и постоянное поселение ремесленного характера на территории позднейшего города существовало в VIII—IX вв.
42 Насонов А. Н. Указ, соч., с. 130.
43 Рорре A. Grod Wolyn.— Studia wczesnosredniowieczne. Wroclaw —- Warszawa, 1958, t. 4, s. 298.
9 9-377
129


Не известно, однако, когда оно было укреплено и когда, следовательно, возник зародыш города, но установлено, что это поселение существовало беспрерывно с VIII до XII вв.44
Столь позднее появление Галича на исторической карте удивляло некоторых исследователей. М. Н. Тихомиров писал, например, что хотя Галич появляется в летописи лишь в середине XII в., «оформление Галицкой земли в особую область произошло гораздо раньше, по крайней мере, в XI в.»45 Но есть основания считать Галицкую землю более поздним образованием, чем, например, Чер- венскую и Перемышльскую. Другой выдающийся специалист по древнерусской исторической географии А. Н. Насонов скрупулезно разобрал свидетельства источников и пришел к выводу, что будущая Галицкая «областная» территория в верхнем течении Днестра сложилась во второй половине XI — первой половине XII вв.46
Галицкая земля выступает в летописи почти непосредственно вслед за Галичем. Под 1152 г. киевский летописец записал следующее заявление Изяслава Мстиславича: «Любо голову сложю, любо налезу Галичьскую землю» (Ипаг., с. 312). Естественно, что и город, и сгруппировавшаяся вокруг него волость возникли не внезапно, а постепенно, как можно судить по косвенным свидетельствам «Повести временных лет» и Киевской летописи — в течение указанного А. Н. Насоновым времени.
И в случае с Галичем не ясно, сформировался ли он на базе города-эмбриона, или возник, минуя эту стадию. Уместно вообще обратиться к вопросу о времени вызревания зародышей городов и их дальнейших судьбах в Волынской и Галицкой землях. Ведь отсчет времени городообразования* нужно вести от них.
Большинство авторитетов, сходясь во мнении, что подлинному раннефеодальному городу предшествовал его зародыш, расходится в определении хронологии последнего. Когда В. Хенсель решился назвать VII в. в качестве нижней хронологической черты существования у славян подобных квази-городов, он тут же оговорился, что видит причину возникновения столь ранних зародышей в том, что они родились на славянских землях, граничивших с древними римскими провинциями на Дунае47, следовательно, под влиянием сложившихся ранее устойчивых форм городской жизни. Однако выдвижение в качестве одного из решающих признаков возникновения зародышей городов внешнего влияния, сомнительное само по себе, опровергается следующими фактами.
44 Аул1х В. В. 3 icTOpii* дсип’тописного Галича.— В кн.: Дослщження з слов’яно-руськоТ археологи*. К., 1976, с. 121, 131, 132.
45 Тихомиров М. Н. Древнерусские города, с. 328.
46 Насонов А. Н. Указ, соч., с. 137—138.
47 Hensel W. Op. cit., s. 38—39.
130


Уже отмечалось, что зародыш Киева сформировался еще раньше — в VI—VII вв., хотя ни о каком непосредственном римском влиянии в этом случае не может быть и речи. Трудно говорить о подобном влиянии и в случае с Зимновским городищем VI—VII вв., расположенном в 5 км от Владимира Волынского, которое обладает несомненными признаками зародыша будущего раннефеодального города. Оно было укреплено деревянными стенами. Археологи обнаружили на городище богатый комплекс находок, в частности в широком ассортименте железные изделия, что свидетельствует о развитом кузнечном ремесле. Развитыми былй также ювелирное и камнерезное дело, ткачество. По мнению В. В. Аулиха, Зимнов- ское городище могло быть административным центром небольшого племени, входившего в состав дулебского племенного союза48. Трудно сомневаться в том, что город-зародыш, открытый археологами в Зимно, возник в результате действия глубинных социально- экономических процессов в начальный период формирования древнерусской народности и создания союзов восточнославянских племен. Нет ли связи, пусть и не буквальной, между этим зародышем города и будущим Владимиром Волынским?
Можно согласиться с тем, что в Зимно был один из племенных (скорее, межплеменных) центров восточных славян. Ведь «племенные» города были еще не городами в точном смысле слова, а зародышами городов. В качестве примера такого племенного города-эмбриона В. В. Карлов приводит древлянский Искоростень. Им, несомненно, был и Пересечен уличей, о котором мы знаем из сообщений Новгородской летописи под 922 и 940 гг.49, и, конечно же, многочисленные города, названные Баварским Географом второй половины IX в. на землях бужан, волынян, тиверцев и уличей50. Впрочем, многочисленность этих городов названного источника настолько, озадачила В. Хенселя, что он предлагает считать их не зародышами городов, а лишь основой таких зародышей. Думаем, что в подобном предположении нет нужды. Под многочисленными восточно- славянскими «civitates» Баварского Географа скрываются, по всей вероятности, и межплеменные, и племенные центры, и, быть может, даже центры отдельных значительных родов. Ведь родоплеменная структура восточных славян накануне образования древнерусского государства была, по меньшей мере, трехступенчатой: а) союзы племен, б) племена и в) подразделения последних, которые Г. Лов-
48 Аул1х В. В. Зимшвське городище — слов’янська пам’ятка VI—VII ст. н. е. в Зах1днш Волин!. К-, 1972, с. 28—29, 122—123 i сл.
49 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Под ред. и с предисл. А. Н. Насонова. М., 1950, с. 109, ПО.
50 См.: Шафарик П. И. Славянские древности. М., 1848, т. 2. Приложение, № 19, с. 70.
9*
131


мяньский называет жупами (большие роды). Польский ученый допускает, что города Баварского Географа были в основном центрами жуп51.
Археологи отмечают бурный рост зародышей городов. Но дальнейшая их судьба оказалась различной. Одни быстро превратились в города, у других «эмбриональный» период затянулся, третьи вовсе не стали городами и исчезли52. Им не нашлось места в новых территориальных объединениях. К последним, кроме Зимно и Пересечна, можно причислить, например, открытые в Северной Буковине, в с. Ломачинцах Сокирянского района Черновицкой области, остатки деревянной крепости IX в. и некоторые другие подобные памятники указанного региона. Согласно мнению Б. А. Тимощука, ряд укрепленных славянских городищ Северной Буковины датируется VIII—IX вв.53 Примером зародыша, превратившегося в город, может быть городище VII—VIII вв. на территории Луцка54, впервые упомянутого в летописи под 1085 г.
По всей вероятности, абсолютное большинство зародышей городов так и не превратилось в раннефеодальные города. И это не удивительно. Новые социально-экономические условия, интенсивное утверждение феодальных отношений требовали иных форм центров ремесленного производства, торговли, власти и пр. Как образно выразился В. В. Карлов, «всегда лишь счастливое сочетание» тех и других городообразующих признаков делало город настоящим городом55.
Изучение письменных и вещественных источников позволяет предложить следующие хронологические рамки генезиса городов на территории Галичины и Волыни:
1. Зародыши городов: первые появляются в VI—VII вв., массово же рождаются в VIII—IX вв.
2. Существование этих зародышей: VI—XI вв. включительно.
3. Начало перерастания их в раннефеодальные города: вторая половина X — первая половина XI в. По нашему мнению, невозможно провести общую хронологическую границу между зародышами городов и подлинными городами. Это объясняется неравномерностью развития процесса перерастания первых во вторые в различных частях исследованного нами региона вследствие неравномерности развития феодализма в этих частях.
51 Ловмяньсышй Г. Основш риси шзньоплемшного та ранньодержавного устрою слов’ян.— У1Ж, 1969, № 11, с. 45, 47.
52 Карлов В. В. Указ, соч., с. 39.
53 Тимощук Б. О. Слов’яни Швн1чно1 Буковини V—IX ст. К., 1976, с. 63 i сл.
54 Кучера М. П. Археологические исследования Волынского отряда,-^» В кн.: АННУ в 1968 г. К., 1971, с. 242—245.
55 Карлов В. В. Указ, соч., с. 45.
J3?


4. Формирование основных волынских и галицких городов: вторая половина XI—первая половина XII вв.
5. Увеличение количества городов на Волыни и в Галичине под влиянием феодальной раздробленности (вторая половина XII — XIII вв.).
Процессы городообразования на Руси были достаточно интенсивными, по темпам и размаху они не уступали аналогичным процессам в Центральной и Западной Европе. Недаром уже раннесредневековые западные источники знают Русь как страну городов. Старорунические надписи на территории Швеции X и XI вв. называют Русь «Gardar» (Грады). Со второй половины XI в. древнерусское государство именуется в Дании «Ostrogard», «Austur-gard», а в Исландии XIII в.— «Gardariki», т. е. «Страной Городов»56. Хотя, по мнению большинства ученых, это наименование возникло благодаря непосредственному впечатлению скандинавов от обилия городов Северной Руси, есть основания распространять его на остальные древнерусские земли, в частности на Галицкую и Волынскую.
В. В- Аудих
ИСТОРИЧЕСКАЯ ТОПОГРАФИЯ ДРЕВНЕГО ГАЛИЧА
Крупнейшими городами Галицкой и Волынской земель в древнерусский период были Галич и Владимир. Известно, что на протяжении многих столетий своего существования город Владимир не перемещался, вследствие чего самые древние следы его существования в основном уничтожены застройкой города на протяжении столетий. Это обстоятельство значительно усложняет исследования Владимира*  1. По-иному сложилась судьба Галича. В XIV в. город переместился на 4 км вниз по течению р. Луквы. Этот факт благоприятно отразился на сохранности древнего городища, хотя на нем и впредь беспрерывно существовало открытое поселение и центр православной епископии с капитулой-клиросом, давшей деревне
56 	Thomsen V. Ryska rikets grundlaggning genom Skandinaverna. Stockholm, 1882, p. 76; Fritze W. Ostrogard bei Adam von Bremen.— Beitrage zur Namenkunde, 1949 —1950, T. 1, S. 201—204.
1 	Каргер M. К. Вновь открытые памятники зодчества XII—XIII вв. во Владимире-Волынском.— Ученые записки ЛГУ, 1958, № 232, серия исторических наук, вып. 29; Раппопорт П. А. Раскопки церкви «Старая кафедра во Владимире-Волынском.— АО 1975. М., 1976, с. 384; Малевская М. В., Шолохова Е. В. Архитектурно-археологические исследования во Владимире- Волынском.— АО 1976. М., 1977, с. 327; Кучинно М. М. О работах во Владимире-Волынском.— АО 1976. М., 1977, с. 322.
133


новое название — Крилос, монастырем и другими сопутствующими учреждениями. Культурные остатки здесь сохранились относительно хорошо, и потому памятник давно привлекает внимание исследователей2. Археологическое изучение Галича продолжается с перерывами около ста лет.
На страницах летописи Галич появляется неожиданно в половине XII в., причем сразу как бурно развивающаяся новая столица Галицкого, а затем Галицко-Волынского княжества. Галич XII— XIII вв.—это большой политический, экономический и культурный центр, объект постоянных притязаний многих русских князей, а также крупных феодалов соседних стран. Слава о богатом и красивом городе Галиче сохранилась и на страницах литературных произведений Древней Руси: в «Слове о полку Игореве» и даже в северорусской былине о Дюке Степановиче3. В Галиче существовала архитектурная школа, здесь созданы многочисленные культурные ценности, среди других Галицкое четвероевангелие 1144 г., один из древнейших дошедших до нас памятников древнерусской письменности4  5.
В итоге изменения политической обстановки, вызванной татаро- монгольским нашествием, жизнь в некогда цветущем городе Галиче замирает. Разрушенный в 1241 г. татарами, он почти исчезает со страниц письменных источников, уступая место Холму и Львову.
Вдоль северо-восточного склона Карпат раскинулась Предкар- патская возвышенность, простираясь вплотную к долине Днестра. Ее поверхность расчленяют многочисленные реки— правые притоки Днестра6. Одно из ответвлений этой возвышенности заполняет пространство между реками Ломницей, Луквой и Быстрицей. У его северной оконечности, под самым берегом Днестра, раскинулся город Галич, районный центр Ивано-Франковской области.
В прошлом в науке преобладало мнение, что древний стольный Галич был расположен на месте одноименного нынешнего города. Во второй половине прошлого столетия в научной литературе началась оживленная дискуссия относительно первоначального местонахождения летописного города.- С тех пор вопрос о локализации города на продолжительное время стал центральной проблемой в изучении летописного Галича.
2 Лаврецкий Л. Розкопы подъ Галичемъ.— Зоря. Львов, 1882, ч. 9.
3 Слово о плъку ИгоревЪ та його поетичш переклади i пересшви. К-, 1967, с. 76; Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом. М.; Л., 1938, т. 2, с. 595; Там же. М.-Л., 1940, т. 3, с. 226.
4 Хранится в Московском историческом музее, собр. Синодальное, № 404.
5 1стор1я м1ст i С1л УкраУнсько! РСР. 1вано-Франк1вська область. К-.
1971, с. 9 — 10.
134


Спор начали львовские историки А. С. Петрушевич и И. И. Ша- раневич6.
А. С. Петрушевич на основе летописных данных считал, что центр древнего Галича совпадал с территорией современного города, а княжеский дворец располагался на месте, где позже находился позднефеодальный замок, руины которого сохранились до наших дней. Собственно город, по его мнению, занимал широкое пространство между Ломницей и Луквой, закрытое с доступной, южной стороны мощным частоколом. Периметр очерченной таким образом территории города составлял около 22 км, а площадь — свыше 30 км2.
И. Шараневич искал остатки древнего города на возвышенности между притоками Днестра — Луквой и Ломницей, на полях с. За- луквы. Центр города, согласно его предположению, находился недалеко от устья Ломницы, а его следами якобы являются сохранившиеся остатки древних церквей Пантелеймона и Спаса. Вскоре к решению вопроса были привлечены археологические материалы. В 1882—1885 гг. под руководством И. Шараневича и Л. Лаврецкого в разных местах на Залуквовских полях были открыты фундаменты семи монументальных сооружений древнерусского времени сакрального характера. Их наличие И. И. Шараневич считал главным аргументом в пользу своей гипотезы.
Поворотным событием в развитии этого вопроса стала в 1890 г. новая гипотеза А. Чоловского относительно локализации древнего Галича на территории большого, хорошо укрепленного городища в с. Крылос (ныне Галицкого района Ивано-Франковской области), за 5 км к югу от нынешнего г. Галича7. Он подверг тщательному анализу и критике взгляды своих предшественников и указал, что самым слабым местом их теорий является чрезмерно большая предполагаемая территория города, требующая наличия громадной армии для его защиты и еще большего количества войск для осады, что в условиях раннего средневековья было немыслимо. К тому же на территории предполагаемого прежде местонахождения города полностью отсутствовали следы древних укреплений, защищавшие его территорию. Не могли же они исчезнуть бесследно, в то время когда сохранились укрепления Крылосского городища, которые А. С. Петрушевич считал цитаделью на окраинах города. Немыслимо, чтобы от укреплений, окружавших город периметром 22 км
6 Петрушевич А. Критико-исторические разсуждешя о наддн’Ьстрян- скомъ городЪ ГаличЪ него достопамятностяхъ.— «Вестникъ Народного Дома». Львов, 1882 —1888; Шараневич И. Стародавный Галичъ.— «Зоря Галицкая» яко альбумъ на 1860. Львов, 1860, с. 295—335.
7 Czoiowski А. О polozeniu starego Halicza.— Pami§tnik Drugiego zjazdu Historykow Polskich. Lwow, 1890.
135


(А. С. Петрушевич) или ДО—12 км (И. И. Шараневич),’ не осталось ни малейшего следа. А. Чоловский доказал также, что Галицкая крепость возникла лишь в XIV в. как замок галицких старост8. С его выводами нельзя не согласиться, тем более что подвергнутым критике гипотезам ученый противопоставил цельную и убедительную картину. Основными аргументами в пользу своего предположения он считал: а) естественные защитные свойства территории; б) следы огромных укреплений; в) размер городища; г) членение городища на две части: детинец и предградие, к которым примыкало неукрепленное подгородище — подол.
Главным аргументом, который мог бы окончательно подтвердить его гипотезу, А. Чоловский считал открытие фундамента упомянутого в летописи Успенского собора. С этой целью в 1890 г. он провел археологические исследования в ближайшей окрестности церкви XVII в., считая, что она, наверное, построена на фундаменте древнерусского собора. Фундаментов собора ему не удалось найти, он установил лишь, что для строительства новой церкви были использованы материалы, происходящие из более древней постройки. А. Чоловский выдвинул также предположение, что княжеский дворец был деревянным и находился, вероятнее всего, на ровной площадке на самой стрелке городища, именуемой Золотым Током. Относительно многочисленных остатков монументальных зданий, открытых И. И. Шараневичем на Залуквовской равнине, исследователь вполне резонно считал их остатками построек Галицкого подола и окружавших его поселений.
Завет А. Чоловского о необходимости открытия летописного Успенского собора стал реальностью в результате раскопок 1936 г., проводимых экспедицией Музея научного общества им. Т. Г. Шев- ченка (НТШ)9. Это открытие, по мнению многих исследователей, окончательно решало вопрос о локализации древнего Галича10. Оно принято и большинством советских исследователей11. Не соглашался с этим мнением М. Н. Тихомиров, предполагавший, что в Крылосе находился лишь церковный, а не политико-административный центр12. Это объясняется недостаточным ознакомлением
8 Czolowski A. Zamki i twierdze na Rusi Halickiej.— Teka Konserwator- ska. Lwow, 1892, t. 1, s. 18—20.
9 Записки наукового товариства iM. T. Г. Шевченка, т. CLIV, с. I—XXI.
10 Каргер М. К. Основные итоги раскопок древнего Галича в 1955 г.— КСИА АН СССР, 1960, вып. 81, с. 61.
11 Каргер М. К. Указ, соч., с. 61; Раппопорт П. А. Военное зодчество западнорусских земель X—XIV вв.— МИА, 1967, № 140, с. 26; Гончаров В. К. Археолопчш досл1’дження древньего Галича у 1951 р.— АП УРСР, 1955, т. 5, с. 22—31; Ратич О. О. Древньорусьш археолопчш па- м’ятки на територП Зах1дних областей УРСР. К-, 1955, с. 48.
12 Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956, изд. второе, с. 330—331.
136


ученого с памятником. Кстати, М. Н. Тихомиров непоследователен в этом вопросе и считает, что после падения Галича в результате татарского разгрома «Крылос остался как центр епископии, а пристань в устье Луквы сохранила некоторое торговое значение и название Галича»13.
Важное значение имеет вопрос о времени возникновения города. Первое, бесспорное упоминание о городе в летописи под 1141 г. связано со смертью князя Ивана Васильковича и переходом власти в Галиче в руки Володимирка Володаревича14. Три года спустя летопись сообщает, что мятежные галичане, недовольные княжением Володимирка, используя кратковременное отсутствие князя, пригласили на свой стол Ивана Ростиславича. Восставшие выдержали трехнедельную осаду войск Володимирка и только голод заставил их сдаться15. Следовательно, в XII в. Галич был уже хорошо укрепленным городом. Естественно, что город не мог возникнуть на протяжении краткого времени на необжитом, пустом месте.Несомненно, он существовал как укрепленное или открытое поселение уже до первого летописного упоминания, но по каким-то причинам выпал из поля зрения летописца, как, впрочем, целый ряд других городов. Но название Галича встречается раньше в других древнерусских письменных источниках в связи с описанием более ранних событий. Так, например, в Киево-Печерском Патерике Галич упомянут при описании похода 1096 г.16 Правда, по мнению большинства исследователей, это название использовалось здесь не как обозначение города, а как сокращенное название Галицкой земли, одного из главных поставщиков соли.
К более раннему времени относится упоминание Галича в сочинении анонимного нотаря венгерского короля Белы. В своей истории венгров он пишет о гостеприимстве галицкого князя, у которого почти месяц пребывал в гостях венгерский вождь Алмош со своей дружиной по пути на новые кочевья в Паннонии около 900 г.17 Кстати, часть исследователей оспаривает подлинность этого источника, другие же спорят, к какому времени отнести его составление: к периоду владения короля Белы II (1131—1141) или короля Белы IV (1235—1270). Однако все сходятся во мнении, что эта книга написана на основе более древних хроник и летописей, не сохранившихся
13 Тихомиров М. Н. Древнерусские города, с. 332.
14 ПСРЛ, СПб., 1908, т. 2, с. 308.
15 Там же, с. 317.
1(? Пам’ятки мови i письменства давньоТ УкраТни. К., 1930, т. 4, с. 151 — 152.
17 	Anonymi Belae Regis Notarii de gestis Hungarorum liber II. De ciuita- tibus Lodomeria et Galici.— In: Scriptores rerum Hungaricarum. Budapestini, 1937, t. 1.
137


до наших дней; о переходе венгров на Паннонскую равнину через русские земли в районе Киева и через Карпаты упоминает под 898 г. Ипатьевская летопись18, а, как известно, один из древнейших путей из Руси через Карпаты пролегал в ближайших окрестностях Галича (так называемые Русские ворота).
Пребывание венгров в этом районе находит подтверждение в археологических источниках. В 1937 г. на расстоянии около 1 км от детинца древнего города, в лесу Диброва раскопаны две могилы с типичными погребениями знатных венгров. Это погребения всадников с лошадьми, с очень богатым инвентарем, в состав которого входили тисненные золотые и серебряные украшения конца IX — начала X вв.19 Эта находка подтверждает вероятность записи Анонима как древнейшего письменного упоминания Галича.
Интересное упоминание Галича у Длугоша приводит М. Н. Тихомиров. Отец Володимирка Володарь после поражения от польского короля в начале XII в. бежал в Галич, где собирал войско20. Это упоминание также свидетельствует о том, что город существовал раньше первой летописной записи.
Однако до недавнего времени археологические материалы га- лицкого городища IX—XI вв. были известны в очень незначительном количестве. Случайное открытие в 1947г. недалеко отгородища клада куфических монет свидетельствовало о существовании здесь торгового пути, но не давало прямых указаний на существование раннего поселения. По определению А. А. Быкова, в кладе были аббасидские и саманидские дирхемы, а среди саманидских монет преобладали дирхемы Исмаила ибн Ахмеда. В. В. Кропоткин на этом основании предполагает, что клад был зарыт в землю во второй половине X в.21
Первые следы поселения X—XI вв. обнаружил на городище М. К. Каргер. В 1955—1956 гг. он раскопал три полуземляночных жилища: два рядом с руинами собора и одно на территории пред- градия. Во всех этих жилищах найден керамический материал, который автор отнес к X—XI вв.22 К сожалению, сам материал из жилищ остался неопубликованным. В 1974 г. М. В. Малевская опубликовала материалы из жилища .Nb 2, определенного как остатки гончарной мастерской, и отнесла весь этот комплекс к концу
18 ПСРЛ. СПб., 1908, т. 2, с. 18.
19 Archaeologia Hungarica. Budapest, 1937, t. 21, tabl. CXXXIV— CXXXVII.
20 Тихомиров M. H. Указ. соч.,с. 21, с. 329. К сожалению, его ссылка на Длугоша очень неточна и не поддается перепроверке.
21 Кропоткин В. В. Находки куфических монет в Прикарпатье (СССР).—- AAC, Krakow, 1969—1970, т. И, с. 228.
22 Каргер М. К. Указ, соч., с. 62—63; 66—69.
138


X—XI вв.23 П. А. Раппопорт, говоря о развитии военного зодчества в Галицкой земле, высказал предположение, что древнейшим ядром Галича как укрепления, была небольшая площадка на самой стрелке городища, так называемый Золотой Ток, имеющая приблизительно треугольную в плане форму и размер 150 х 200 м24. Раскопки М. К. Каргера показали, что эта площадка была по периметру окружена валом. П. А. Раппопорт считает, что вал, видимо, был сооружен в X в. Эта дата была только предположительной, ибо к моменту выдвижения этой гипотезы с Золотого Тока были известны только материалы, относящиеся к XII—XIII вв. По мнению П. А. Раппопорта, в связи с ростом города в XII в. эти первоначальные укрепления были заброшены и построены поочередно две новые линии укреплений. К сожалению, последующие исследования не подтвердили этой гипотезы.
Когда вопрос о локализации Галича был в принципе решен, внимание исследователей все чаще стала привлекать проблема интерпретации сохранившихся объектов — укреплений, руин монументальных зданий, а также членение и расположение составных частей города. Увлекательной мечтой исследователей было и остается до сих пор выявление остатков княжеского двора. Этим проблемам посвящена книга любителей-краеведов Л. Чачковского и Я. Хми- левского, изданная в 1938 г.25 Работа базируется на тщательном визуальном изучении территории древнего города и его окрестностей, использованы письменные источники и устная традиция, приложен детальный план памятника. В ней собран богатейший, ныне уже полузабытый материал по микротопонимии, а также зафиксированы следы многочисленных валов и могил, не сохранившихся до нашего времени. Правда, в работе встречаем многие недостаточно обоснованные, порой даже фантастические утверждения. Так, на фотографии Золотого Тока стрелкой обозначено место, где стоял когда-то княжий двор26, хотя уже несколько поколений исследователей тщетно пытаются открыть его остатки.
Оживленную дискуссию вызвал вопрос о членении древнего города в XII—XIII вв. Так, А. А. Ратич, вслед за А. Чоловским принял гипотезу о двучленном делении городища, так как не знал еще о существовании следов древних укреплений Золотого Тока27.
23 Малевская М. В. Гончарная мастерская первой половины XI в. в древнем Галиче.— В кн.: Культура средневековой Руси. Л., 1974, с. 33—38.
24 Раппопорт П. А. Военное зодчество Западнорусских земель X — XIV вв.—МИА, 1967, № 140, с. 27—28.
25 Чачковський Л., Хмллевський Я. Княжий Галич. Сташслав1в, 1938.
26 Там же, с. 32.
27 Ратич О. О. Давньорусью археолопчш пам’ятки на територп захщ- них областей УРСР. К., 1957, с. 49.
139


П. А, Раппопорт считает укрепления Золотого Тока самыми древними, утратившими свое значение в XII в., следовательно тоже склоняется к мнению одвучленном составе крепостивХИ—XIII вв.28 Иначе представляет себе Крылосскую крепость В. К. Гончаров. Он принял трехчленное деление памятника и четко определил предполагаемую функцию каждой части. Согласно его гипотезе Золотой Ток был занят княжеской усадьбой; центральная площадка, где размещаются руины собора, считалась «епископской частью» города, а самую большую, южную часть, по его мнению, занимал ремесленно-торговый посад — «окольный город». Второй посад, «подол» располагался у подножия горы, где сейчас урочище Под- городье29. К такой интерпретации присоединился и М. К. Каргер30.
Гипотеза о трехчленном делении Галича получила дальнейшее развитие у В. П. Петрова, который считал, что хорошо сохранившиеся от XII в. остатки Галича являются ключом для понимания планировки ряда других древнерусских городов и главным образом Киева31. Интерпретация этих остатков послужила ему основанием для выдвижения своей теории 6 социальной топографии древнерусских городов. Согласно его утверждению: «Галич типичный средневековый город, несущий на себе все признаки феодального времени. Структура города отражает социальную структуру общества. Каждое из трех сословий общества имеет в городе свою особенную часть, имеет свое, отдельное, искусственно укрепленное поселение, обособленное от любого другого»32. Каждое из сословных поселений отмежевалось, якобы, друг от друга валами и рвами, образуя замкнутое целое.
Тщательное изучение этих высказываний показывает, что В. П. Петров был не очень точно ознакомлен с остатками Галича, и довольно свободно интерпретировал план, приспосабливая его к своей теории. Прежде всего не соответствует действительности его утверждение об обособленности каждой части города благодаря замкнутым укреплениям. Все три линии укреплений, защищавшие город, были обращены лицевой стороной в напольном направлении и ни в коем случае не отмежевывали сословные районы друг от друга. Археологические исследования Галича не подтвердили концепций В. П. Петрова.
Следует упомянуть еще об одной теории. Г. Я. Мокеев счи¬
28 Раппопорт П. А. Военное зодчество..., с. 27—28.
29 Гончаров В. К. Указ, соч., с. 22—23.
30 Каргер М. К. Основные итоги раскопок древнего Галича в 1955 г.— КСИА АН СССР, 1960, вып. 81, с. 61—69.
31 Петров В. П. кторична топография Киева.— В кн.: 1сторичн1 джерела i ’ix використання, 1964, вип. 1, с. 130.
32 Там же, с. 131.
140


тает, что «древнейшим содержимым русского «града» был, кром (или крем) — обыкновенный склад, закрома крупных и мелких бояр- землевладельцев, богатых купцов и ремесленников, не терявших, кстати, связи с землей. Кром был сравнительно небольшим по величине»33. Бояре-землевладельцы согласно этой теории проживали на посаде. К числу городов, древнейшим ядром которых являлись маленькие кромы, Г. Я. Мокеев отнес и Галич. К сожалению, и в этом случае археологические исследования последних лет не подтвердили этой интересной гипотезы; на территории городища никаких следов складских помещений пока не обнаружено.
В свете всех этих, иногда противоречивых, мнений стало ясно, что более или менее полный ответ на все затронутые вопросы могут дать только систематические археологические исследования памятника. В 1969 г. Львовский Институт общественных наук АН УССР и Ивано-Франковский краеведческий музей организовали Галицкую археологическую экспедицию.
Первоочередной задачей экспедиции являлось планомерное исследование всех составных частей городища и выяснение времени возникновения города. Проводилось исследование также галицкого подола и многочисленных поселений и усадеб, плотным кольцом окружавших древнюю крепость.
Городище располагалось на высоком мысовидном выступе высокого коренного берега р. Луквы, правого притока Днестра. С запада мыс защищал обрывистый берег и воды реки, а с востока он был ограничен труднопроходимым крутым оврагом Мозолевого Потока — правого притока Луквы. Наиболее доступная южная сторона мыса требовала сооружения искусственной оборонительной линии в виде земляных и деревянных укреплений. Высота мыса над уровнем реки составляет 70 м. На этой неприступной горе, с вершины которой хорошо обозревается местность, была построена крепость, занимавшая в период своего расцвета в XII—XIII вв. около 50 га площади (рисунок).
По сохранившимся до наших дней остаткам крепости можно предположить, что на окончательном этапе существования она состояла из трех основных частей. На самой стрелке мыса находилась небольшая площадка, подтреугольной формы, размерами примерно 150 X 200 м. Раскопки показали, что по периметру она была укреплена валом34. Второй вал был насыпан на несколько
33 Мокеев Г. Д. Черты своеобразия в структурах городов восточных и западных славян.— Архитектурное наследство 1975 г., 1976, № 23, с. 8.
34 Раппопорт П. А. Указ, соч., с. 26; Аулих В. В., Могитич И. Р., Петегирич В. М., Чугайда И. Д. Галичская экспедиция.— АО 1973. М., 1974, с. 241.
141


метров ниже края плато, на склоне мыса35. Установлено, что насыпь вала Золотого Тока перекрывала культурный слой X—XI вв., следовательно, вал был насыпан не ранее конца XI в.36
Примерно 300 м к югу от вала Золотого Тока мыс перерезан дугообразно выгнутой линией укреплений, состоящей из двух валов и глубокого рва между ними. Длина этой линии составляет 624 м, а максимальная высота внутреннего вала от дна рва достигает 25 м. Оба вала, особенно внешний, частично раскопаны. В восточной
Схематический план Крылосского городища:
/—сохранившиеся валы; // — следы уничтоженных валов; III — курганообразные насыпи; IV — фундаменты церквей; V — место находки клада; 1 — здание Краеведческого музея; 2 — фундаменты Успенского собора; 3— фундаменты Благовещенской церкви; 4—фундаменты Воскресенской церкви; 5 — фундаменты Иллинской церкви; 6 — клад арабских монет X в.
части этой линии существует разрыв, имеющий название «Воротище». Время сооружения укреплений пока не установлено. П. А. Раппопорт предполагает, что они построены в XII в.37 Это очень вероятно, но пока такая дата не подтверждена археологическими исследованиями.
Еще дальше к югу, примерно на расстоянии 500 м от описанной оборонительной линии, пролегает еще одна, вероятно, главная линия укреплений, состоящая из трех валов и рвов, соединяющих
35 Аулих В. В. Раскопки в древнем Галиче.— АО 1972. М., 1973, с. 255.
36 Аулих В. В., Могитич И. Р., Петегирич В. М., Чугайда И, Д. Указ, соч., с. 241.
3? Раппопорт П. А. Военное зодчество, с. 28.
142


обрывистый берег р. Луквы с диким оврагом Мозолевого Потока и отрезающих мыс с напольной южной стороны у самого основания. В центральной части валов имеется разрыв, защищенный с внешней стороны земляными насыпями. По-видимому, это зримый след главных ворот града. Длина второй линии укреплений составляет 600 м. Площадь между обеимилиниями валов носит малопонятное название «Качкова, этимология которого пока не ясна, и имеет площадь около 24 га.
На территории Золотого Тока имеется источник воды, что очень важно для обороны крепости. Строительство искусственных колодцев здесь было почти немыслимо, ибо вода выступает на большой глубине (до 40 м). Естественную неприступность городища усиливали дополнительные укрепления. Так, в разных местах на склонах мыса были насыпаны валы, а на них построены деревянные конструкции, от которых остался только слой горелого дерева38. Труднопроходимость оврага Мозолевого Потока усложнялась еще поднятием уровня вод, достигавшегося посредством целой системы дамб, остатки которых виднеются еще и сегодня.
Укреплены были также отдельные участки территории на подходе к городищу. Так, Л. Чачковский упоминает существовавшие еще в начале нашего века остатки оборонительных сооружений в урочищах Прокалиев Сад, Штепановка, Юриевское, Ивановское, Греч ище и др.39
В результате многолетних раскопок (1969—1977 гг.) Галицкая экспедиция получила интересные материалы для изучения раннего периода существования города. Было исследовано 14 жилищ, относящихся к VIII—XI вв. Эти жилища разбросаны на территории, охватывающей почти всю площадь будущего городища от стрелки и до половины площадки так называемого окольного города — Качкова40. Доминирующим типом жилищ здесь были полуземлянки почти правильной квадратной формы площадью от 9 до 20 м2.В трех случаях удалось установить следы срубной конструкции стенок жилищ, а в двух — столбовой. В десяти жилищах обнаружены развалины печей — каменок, в трех — следы печей или кострищ, конструкция которых неясна, и в одном случае — нечеткие следы перемещенных остатков глиняной печи. В трех случаях прослежены остатки ступенькообразных входов, размещающихся против устья печи. Все перечисленные элементы полностью отвечают характеристике древнерусского жилища VIII—X вв. лесо¬
38 Аулих В. В., Опрыск В. Г., Петегирич В. М. Исследования в летописном Галиче.— АО 1976. М., 1977, с. 264^
39 Чачковський Л., Хмллевський Я. Указ, соч., с. 70—75.
40 Аул1х В. В. 3 icTopii дол1тописного Галича.— В кн.: Досл1дження з слов’яно-русько!’ археологи. К., 1976, с. 120—134.
143


степной зоны, разработанной П. А. Раппопортом41. Следует отметить применение в нескольких случаях срубной конструкции стенок, поскольку жилища этого времени в Галицкой и Волынской землях в основном имели столбовую конструкцию. Именно такими были, например, жилища Плеснеского городища42. Примечательно, что и все три полуземлянки, изученные в ГаличеМ. К. Каргером, тоже имели столбовую конструкцию стенок43. Керамический материал из заполнения отдельных жилищ отражает развитие гончарного производства на протяжении существования поселения. По способу изготовления, .составу керамического теста, особенностям формы и орнаментации раннюю керамику Галича можно разделить на три хронологических комплекса, принадлежащих соответственно к VII—VIII, IX и X—XI вв.44 В последнее время удалось также выделить комплекс XI в.45
Изучение полуземляночных жилищ и инвентаря позволило установить, что на Крылосской горе существовало раннее поселение VIII—XI вв. Таким образом, археологическими исследованиями установлено, что на месте, где стоял позже стольный град Галич начиная с VIII в., а может быть и с конца VII в. существовало поселение. Нерешенным остался пока вопрос о характере памятника в этот ранний период — было ли это открытое или укрепленное поселение. Ответить на него можно будет лишь после детального изучения хронологии оборонительных сооружений городища. Следует учесть, что строительство укреплений стольного города в XII— XIII вв. в значительной мере уничтожило более ранние укрепления, от которых могло не сохраниться заметных следов. Когда появились первые укрепления в Галиче — пока неизвестно. П. А. Раппопорт высказал предположение, что первоначальное укрепление располагалось на стрелке мыса, на площадке Золотого Тока46. Как уже отмечалось, археологические исследования последних лет не подтвердили этой гипотезы.
Первые укрепления города возникли, несомненно, задолго до первых упоминаний о них в летописи, в середине XII в., но те остатки древней крепости,которые более или менее сохранились до нцших дней, относятся преимущественно к последнему этапу существования града, к XIII в. Иногда встречаются следы более ранних укрепле¬
41 Раппопорт П. Л. Древнерусское жилище (VI—XIII вв. н. э.).— В кн.: Древнее жилище народов Восточной Европы. М., 1975, с. 117—128.
42 Кучера М. П. Древнш ГЬпснеск.— АП УРСР, 1962, т. 13, с. 20—22.
43 Каргер М. К. Основные итоги..., с. 62—64, 68—69.
44 Аул1Х В. В. До icTopii* долИописного Галича, с, 121 —131.
45 Аулих В. В., Петегирич В. М. Работы Галицкого отряда Карпато- Волынской экспедиции.— АО 1977. М., 1978, с. 292.
4(? Раппопорт П. А. Военное зодчество..., с. 26—27.
144


ний. Так, при исследовании остатков вала на западном склоне Кры- лосской горы в урочище Сад в его подошве был обнаружен слой угля и золы, возникший, предположительно, в результате пожара более ранних деревянных конструкций47. К сожалению, не найдено материалов для более точной датировки этих остатков. В насыпи вала найдено много керамических материалов, относящихся к XII— XIII вв., что свидетельствует о более ранней датировке сгоревших конструкций. Следует отметить также, что примерно в половине южной площадки городища, на урочище Качков еще в 30-е годы XX века виднелись остатки сильно разрушенного вала48. Сегодня эти следы почти неуловимы, интенсивная механическая вспашка ускорила процесс уничтожения вала. Быть может, именно этот вал был первоначальной оборонительной линией Галича. Примечательно, что все обнаруженные до сих пор жилища VIII— XI вв. расположены именно на территории, ограниченной упомянутым валом. Такое предположение требует, однако, дополнительного подтверждения дальнейшими полевыми исследованиями.
Новые исследования позволили отнести упомянутый клад куфических монет второй половины X в.49 к последнему периоду бытования куфических монет в Восточной Европе50. На территории юго-запада Руси они обнаружены в районе Киева и Чернигова. Такие находки обычно тесно связаны с трассами древних торговых путей51. АТ Ф. Котляр считает, что нумизматические находки фиксируют направление торгового пути, связывающего Киевскую Русь с Западом52. Существование такого пути именно в районе Галича не вызывало ни малейших сомнений ни у исследователей средневековой торговли Б. А. Рыбакова53 и В. Генселя54, ни у,В. Коваленко и В. Свободы55  * *, составивших карту важнейших торговых путей раннефеодального времени в Центральной и Восточной Европе. Они считали, что в районе Галича брало свое начало ответвление этого пути, ведущее вдоль подножия Карпат в Венгрию через
47 Аулах В. В.у Опрыск В. Г.у Петегирич В. М. Исследования летописного Галича, с. 263—264.
48 Чачковський Л., Хмллевський Л- Указ, соч., с. 61.
49 Кропоткин В. В. Указ, соч., с. 228.
50 Котляр М. Ф. Грошовий o6ir на територп УкраТни доби феодал1зму. К., 1971, с. 19—20.
51 Там же, с. 25.
52 Там же, с. 26.
53 Рыбаков Б. А. Торговля и торговые пути.— В кн.: История культуры Древней Руси. М.— Л., ,1951, т. 1, с. 320, р,ис. 206.
54 Hensel W. Slowiahszczyzna Wczesnosredniowieczna. Warszawa, 1965, s. 560.
55 Kowalenko W., Swoboda W. Mapa wczesnosredniowiecznych drog hand-
lowych Slowianszczyzny.— Slownik Starozytnosci Slowianskic, 1961, t. 1,
s. 384.
*/2 10 9-377
145


«Русские ворота»56. Доказательством очень ранних торговых связей Северного Прикарпатья с Византией, по мнению Ю. Костржев- ского, является известный Крылосский клад серебряных предметов с позолоченным сосудом византийского происхождения. Он считал, что эти вещи попали сюда торговым путем, проходившим вдоль Днестра57.
Видное место в торговле с Византией отводил Галичу также Б. А. Рыбаков58. Говоря о торговых связях Галицкого княжества, он упоминает импорт венгерских рысаков и торговлю прикарпатской солью59, в связи с чем путь из Галича в Киев называли «соляным». Такой топоним подтвержден более поздним существованием названия дороги, ведущей из нынешнего Галича, возле Крылоса в село Сокол и далее в Калуги и Долину — довольно крупные центры подкарпатского солеварения60. С древнейших времен эти центры обеспечивали солью Поднепровье. Общеизвестен упомянутый выше рассказ Киево-Печерского Патерика о том, каким бедствием явилось прекращение поставок соли «из Галича» во время княжеских усобиц в 1096 г., в результате чего «не бысть соли во всей русской земле»61. И, наоборот, сокращение этого традиционного рынка сбыта явилось тяжелым ударом по экономике Прикарпатья в XVII в. В акте люстрации Калушских солеварень в 1661 г. отмечено, что соль не поступает на Украину, в связи с чем нет сбыта и стал вопрос о закрытии солеварен как нерентабельных62.
Существует много различных теорий происхождения названия Галича. Самым распространенным является мнение, что в его основе лежит греческое слово — аХ£(соль). Эту мысль впервые высказал еще в XVIII в. Гакет63, к ней присоединились многие авторы. Очень веским аргументом в пользу этой концепции является наблюдение Н. Я. Аристова о том, что самый большой центр солеварения северо-восточной Руси тоже имел название Галич64.
6? Рыбаков Б. А. Указ, соч., с. 364.
5? Kostrzewski J. Drogi handlowe.— Slownik Starozytnosci Slowianskich, 1961, t. 1, s. 383.
68 	Рыбаков Б. А. Указ, соч., с. 340.
59 Там же, с. 343.
60 1саевич Д. Д. Солеварна промислош'сть ГТ'дкарпаття в епоху феода- л1зму. Нариси з icTopii техшки, 1961, вип. 7, с. 99 —101.
61 Пам’ятки мови й письменства давньо! Украши. К., 1930, т. 4,
с. 151 — 152.
62 Slownik Geograficzny Krolestwa Polskiego. Warszawa, 1882, t. 3, s. 720—728.
63 Haquets neuste physykalisch-politische Reisen in den Jahren 1791, 92 und 93 durch die Dacischen und Sarmatischen oder Nordlichen Karpathen. Niirenberg, 1794, t. 3, s. 5.
Аристов H. Д. Промышленность Древней Руси. СПб., 1866, с. 71,
146


Таким образом, сейчас имеются веские основания предполагать, что у подножья Крылосской горы пролегал в древности важный торговый путь, по которому везли главным образом подкарпатскую соль. При нем примерно в VIII в., а может быть и раньше, возникло поселение, ставшее началом стольного Галича—одного из важных городов юго-западной Руси.
Много интересных материалов получено и для изучения облика древнего города в период его расцвета в XII—XIII вв. В результате исследований на площадке Золотого Тока установлено, что она была укреплена по периметру валом, с внутренней стороны вала была сооружена площадка для защитников, укрепленная деревянной конструкцией. Дату сооружения этой защитной линии относят к концу XI в.65 Но, оказалось, это не единственные укрепления Золотого Тока. На восточном склоне горы, на 7—10 м ниже плато, примерно в XII—XIII вв. был вырыт ров, а из выбросов на внешней стороне рва сооружен вал66. В юго-западной части площадки Золотого Тока обнаружены многочисленные следы наземных построек, преимущественно в виде глиняных печей и завалов обожженных стенок. Поскольку эти остатки обнаружены в слое чернозема, установить контуры жилищ не представлялось возможным. Остатки окружал плотный культурный слой с находками, относящимися преимущественно к XII—XIII вв. В северной части площадки также обнаружен мощный культурный слой XII—XIII вв. В нижней части культурного слоя прослеживались нечеткие следы сгоревших наземных построек. В слое материкового лесса обнаружены вырезанные две однотипные, овальные в плане печи довольно крупных размеров, к которым примыкали небольшие углубленные помещения, на дне которых залегал толстый слой угольков и пепла. Оба объекта по характеру инвентаря датируются XII—XIII вв. Они имели, несомненно, хозяйственное или производственное значение. Вероятнее всего, северная часть Золотого Тока в древнерусское время была занята всевозможными хозяйственными сооружениями. Это предположение подтверждает наблюдение: в XII в. эта площадь была нивелирована до материка.
Продолжительное время существовало мнение, что на Золотом Токе располагался княжий дворец. Первым эту гипотезу выдвинул еще А. Чоловский, предполагавший, что дворец был деревянным67. Обнаруженные в северной части Золотого Тока остатки можно считать следами хозяйственного двора, относящегося к дворцовому
65 Аулих В. В., Могитич И. Р., Петегирич В. М., Чугайда И. Д. Указ, соч., с. 241.
66 Аулих В. В. Раскопки в древнем Галиче, с. 255,
67 Czolowski А. О polozeniu starego Halicza, s. 21
V2 io*
147


комплексу. Но следов дворца здесь не обнаружено. Правда, в центральной части площадки находится еще не исследованный участок, но он густо застроен жилыми и хозяйственными постройками крестьянских усадеб.
Относительно догадки о том, что княжеский дворец был деревянным (следовательно, могло и не остаться заметных следов строения), то она кажется маловероятной. Вряд ли княжеский дворец стали бы строить из дерева, когда налицо были мастера, владеющие искусством постройки великолепных каменных монументальных строений. Именно каменными были дворцы, обнаруженные в соседних городах Звенигороде и Перемышле68, не говоря уже о дворцах Киева. Да и описание убранства Галицкого дворца, которое находим у византийского историка Никиты Хониата69, больше всего подходит каменному строению. Поэтому вопрос о местонахождении дворца остается открытым. Но материалы, полученные при раскопках в юго-западной части центральной площадки городища (частые находки поливных художественно оформленных плиток, амфорной тары, обрезков кровельной жести), позволяют думать, что вблизи было расположено какое-то монументальное строение. Так что нельзя исключить возможность нахождения дворца на центральной площадке городища, вблизи остатков Успенского собора.
Раскопками установлено, что заселение территории, прилегающей непосредственно к руинам собора, на самом высоком месте центральной площадки городища— предполагаемой епископской части, относится ко времени до постройки храма, а потом эта площадка была оставлена свободной. На более удаленных от собора участках площадки обнаружен довольно плотный культурный слой с остатками интенсивной застройки XII—XIII вв. в виде развалов наземных жилых сооружений, такого же типа, как и на Золотом Токе. Состав вещественных находок, среди которых почти нет предметов роскоши и культа, свидетельствует, что здесь проживало рядовое население. Отсутствие же следов ремесленных мастерских позволяет считать, что здесь селились люди, занятые непосредственно при обслуживании княжеского, а может быть, и епископского двора.
Во время исследования территории, прилегающей непосредственно с севера к фундаментам Успенского собора, обнаружены интересные сооружения. Они сохранились в нетронутом гумусе, датированном находками X—XI вв. На глубине 0,9—1,6 м ниже цоколя прослежены две траншеи шириной 1,1—1,6 м, уходящие от фундаментов
68 Ратич А. А. К вопросу о княжеских дворцах в стольных городах Галицкой Руси в XI—XIV вв.— В кн.: Культура средневековой Руси. Л., 1974, с. 188—191.
69 Асеев Ю. С. Мистецтво стародавнього Киева. К., 1969, с. 149.
148


собора в северном направлении. Траншеи углублялись вплоть до материка. Расстояние между ними — 7,3 м. В траншеях обнаружены конструкции, сложенные из крупных блоков и плит известняка. Ширина конструкций — около 1,1—1,2 м. Их удалось проследить в длину на 15 м (дальше они уничтожены более поздней ямой). На дне каждой траншеи уложены в два ряда крупные каменные блоки, образующие своеобразные продольные каналы шириной 0,17— 0,35 м и высотой 0,3—0,4 м, дно которого составлял материковый лесс. Стенки были сложены из тщательно отделанных каменных блоков. Сверху каналы перекрыты крупными плитами известняка. Щели между блоками залиты известковым раствором. Практическое назначение этих конструкций пока определить не удалось. Вероятнее всего, это субструкции какого-то монументального здания, или элементы мелиоративной системы.
Большой неожиданностью явились результаты раскопок на территории южной части городища, на так называемом Качкове. По мнению В. П. Петрова, В. К. Гончарова и М. К. Каргера, здесь следовало ожидать остатки района города, густо застроенного жилищами и ремесленными мастерскими. На самом же деле их не оказалось, культурный слой, наоборот, чрезвычайно беден находками, относящимися к XII—XIII вв. Единственными объектами, связанными с ремесленной деятельностью обитателей городища, явились плохо сохранившиеся остатки сыродутного горна по выплавке железа, которые обнаружил в центральной части площадки В. К. Гончаров70. К сожалению, это сооружение не поддается датированию и неясно, к какому этапу существования города следует его отнести.
Создается впечатление, что южная площадка города, предварительно определенная как «окольный город», не была в древности заселена и, по всей вероятности, служила убежищем во время военной опасности для населения «подола» и многочисленных поселков, окружавших крепость.
На урочище Церквище, что на подоле, раскопками вскрыты остатки трех глинобитных печей, по-видимому, от наземных жилищ, а возле них — большое количество керамического материала XII— XIII вв. и железного шлака. Возможно, здесь обитали мастера- железоделатели и находился «железоделательный конец» древнего Галича. Остатки другого поселения обнаружены к северу от городища, на левом берегу р. Луквы, в урочище Кашиков.
Подытоживая результаты многолетних исследований городища древнего Галича можно высказать некоторые предположения о структуре этого города накануне монгольского нашествия. На
70 	Гончаров В. К. Указ, соч., с. 30.
149


территории городища на Крылосской горе находился политико- административный и культовый центр города, где проживали представители общественной верхушки и сравнительно небольшое количество простых людей, их обслуживавших.
Пока выявлено лишь местонахождение значительного сооружения города — Успенского собора. Местонахождения княжеского и епископского дворцов еще не обнаружены, но нет пока оснований предполагать деление крепости на «княжескую» и «епископскую» части.
Археологическими исследованиями на территории городища следов ремесленных кварталов не обнаружено. Торгово-ремесленный посад-подол — Подгородье — располагался у подножья Крылосской горы. Из крепости на подол вели две дороги, сохранившиеся до наших дней. Одна проходит по западному склону горы и носит название Погарище, а другая — по восточному склону, вдоль Мо- золевого Потока. Она хранит древнее название Вывозы, перекликающееся с древнерусским словом «узъвозъ» — «възвозъ». Кроме того, плотным кольцом крепость окружали многочисленные боярские и монастырские усадьбы и ремесленные поселки. На месте некоторых из них сохранились руины древних храмов. Эти поселения исследовал В. И. Довженок71, считавший, что некоторые из них можно связывать с определенными лицами «из среды галиц- кого боярства, имена которых известны по летописи». Так, следы поселения в урочище Штефановка он связывает с именем боярина Ильи Щепановича, а поселение в урочище Юриевское — с владениями бояр Юрия Прокоповича и Юрия Домомарича.
Некоторые из этих укреплений-спутников имели свои укрепления и выполняли роль форпостов на подступах к городу и главной крепости. При впадении Луквы в Днестр была расположена, можно предполагать72, пристань, ставшая впоследствии ядром нового города, сохранившего название Галич до наших дней. На Крылосской горе после упадка города еще некоторое время находился центр галицкой епископии, утратившей со временем свое значение. Отголоски далекого прошлого запечатлены в микротопонимии, сохранившей до сих пор некоторые древние названия частей города (Подгородье), дорог (Вывозы), церквищ (Воскресенское, Кирилловна), боярских усадеб (Штепановка, Юриевское).
Зримым напоминанием былого могущества стольного города являются дремлющие руины белокаменных храмов и остатки мощных укреплений древней крепости.
71 Довженок В. И. Селища и городища в окрестностях Древнего Галича.— КСИА АН УССР, 1955, вып. 4, с. 12—13.
72 Тихомиров М. Н. Указ, соч., с. 333.
150


В. М.. Петегирич
ИЗ ИСТОРИИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ И КУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЕЙ ГАЛИЦКО-ВОЛЫНСКОЙ РУСИ В X—ХШ вв.
(По археологическим данным)
В экономической жизни Галицкой и Волынской земель, как и в жизни других земель Древней Руси, ведущее место занимало земледелие и ремесла. В Галичине и Волыни археологи обнаружили железные наральники, лемехи и чересла от плугов, оковы лопат, серпы, косы, жернова. Из летописей и материалов археологических раскопок известно о возделывании ржи, пшеницы, ячменя, овса, проса и других культур. Довольно развитым было и скотоводство, о чем свидетельствуют многочисленные находки на поселениях костей лошадей, коров, овец, свиней и других животных1. Рыболовство, охота и бортничество являлись вспомогательными промыслами. Наиболее важным ремесленным производством была добыча и обработка черных металлов. Обнаружены остатки железоплавильных печей-домниц в Галиче, Звенигороде, на Ленковецком городище2. Довольно часто на древнерусских памятниках встречаются железные шлаки и крицы. Найдены также инструменты для обработки железа: молотки, наковальни, зубила, пробойники, напильники и др. Все это свидетельствует о существовании черной металлургии и металлообработки в Галицкой и Волынской землях.
Высокого мастерства достигли также ювелиры. Разнообразные украшения, сосуды, культовые вещи были изготовлены из бронзы, меди, серебра и других металлов. О местном производстве этих изделий свидетельствуют формочки для литья из Галича, Плиснес- ка, Городницы на Днестре3, Данилова4 и матрицы для тиснения из Пересопницкого могильника5, Галича и других памятников6. В Древнем Галиче обнаружен горн для выплавки меди7. В городах
1 Ратич О. О. Населения Прикарпаття i Волин! в епоху КиТвськоТ Pyci та в пер1од феодально!* роздробленостк— В кн.: Населения Прикарпаття i Волин! за доби розкладу первкнообщинного ладу та в давньоруський час. К., 1976, с. 177—180.
2 Ратич О. О. Указ соч., с. 180.
8 	Ратич О. О. Древньоруськ! археолопчш пам’ятки на територп захщ- них областей УРСР. К., 1957, с. 25, 29, 54.
4 Павлова К. В. Литейная формочка из города Данилова.— КСИА АН СССР, вып. 125, 1971, с. 98.
5 Корзухина Г. Ф. О технике тиснения и перегородчатой эмали в древней Руси.— КСИИМК, 1946, вып. 13, с. 48—49.
6 Jakitnowicz R. Nowe materialy do dziejow zlotnictwa wczesnopolskiego.— WA, 1939, t. 16, s. 384—385.
7 Гончаров В. Г. Археолопчш досл1дження древнього Галича у 1951 р.— АП УРСР, 1955, т. 5, с. 25—26.
151


функционировали также мастерские по обработке кости (Звенигород)8 и стекольные мастерские (Галич)9. В Перемышле10, Василеве11 и на городище Муравица12 найдены горны для обжига керамики, что свидетельствует о высоком уровне гончарного ремесла. Славились своим умением мастера по обработке дерева и камня, широко использующие их для изготовления бытовых предметов, в жилищном строительстве, военном зодчестве и архитектуре. При раскопках волынских курганов найдены остатки кожаной обуви13, что, наряду с летописным сообщением о «сидельниках и тульниках» Га- лицко-Волынской земли, свидетельствует о существовании мастеров по обработке кожи и довольно развитой дифференциации среди ремесленных профессий.
О развитии же внутренней торговли судить по археологическому материалу значительно труднее, так как торговлю сырьем, продуктами питания и ремесленными изделиями, сходными во всех городах Галицкой и Волынской земель и даже в различных областях древней Руси, трудно проследить археологически. Все же можно предполагать, что города с их развитым ремеслом снабжали ремесленными изделиями близлежащие сельские поселения. Из города в деревенскую округу поступали кузнечные изделия — орудия сельскохозяйственного труда, оружие, различные бытовые предметы. Не исключено, что не только в самом городе, но и в сельской округе находили сбыт также изделия ювелирного ремесла. В этой связи интересно отметить находки на древнерусском поселении у с. Бовшив в Поднестровье стеклянных браслетов, бронзовой иконки «Благовещение»14, которые, вероятно, попали сюда в результате обменных операций с древним Галичем. В курганном могильнике у с. Майдан-Лыпенский на Волыни, который принадлежал сельскому населению15, обнаружен серебряный медальон и другие ювелир¬
8 Власова Г. М. 2Частерские косторезов в Звенигороде.— Записки Одесского археологического общества, 1967, т. 2 (35), с. 228—232.
9 Довженок В. Й. Селища и городища в окрестностях Древнего Галича.— КСИА АН УССР, 1955, вып. 4, с. 12.
10 Kutiysz A. Wczesnosredniowieczne osiedle garncarskie w Przemyslu na Zasaniu.— KHKM, 1968, rocz. XVI, N 1, s. 73.
11 Тимощук Б. А. Декоративные плитки XII—XIII вв. из Василева.— КСИА АН СССР, 1969, вып. 120, с. 113.
12 Свеимлков I. К., Петегирич В. М. Археолопчш досл1дження в с. Му- равиця.— Археолопя, 1978, 27, с. 80—81.
13 Мельник Е. Н. Раскопки в земле лучан.— Труды XI Археологического съезда. М., 1901, т. 1, с. 496.
14 Баран В. Д.> Чайка Р. М. Давньоруське поселения Бовине II на Подшстров’Т.— Археолопя, 1972, 7, с. 101 —102.
15 Грибович Р. Т., Петегирич В. М., Павлив Д. Ю. Исследования на Волыни.— АО 1976 г. М., 1977, с. 284.
152


ные изделия. Взамен город должен был получать продукты сельского хозяйства и охотничьего промысла.
Некоторые археологические находки непосредственно связаны с торговлей. Таковы, в частности, бронзовые коромысла и гири от весов, обнаруженные в Звенигороде16. По археологическому материалу можно проследить торговые связи Галицко-Волынской Руси с другими древнерусскими землями. Ярким свидетельством торговых связей являются находки пряслиц из розового шифера. Центром их производства был Овруч, где имелось месторождение этого красивого и удобного в обработке камня. Оттуда торговцы-коробейники разносили их по всей территории древней Руси17. Шиферные пряслица обнаружены почти на каждом древнерусском памятнике Галицкой и Волынской земель. Самые большие коллекции из Плиснеска18 и Дорогичина19 превышают сотни экземпляров. Примечательно, что кроме готовых изделий, осуществлялась доставка сырья, из которого уже на месте изготовлялись пряслица. Об этом свидетельствуют находки полуфабрикатов и заготовок в Дорогичи- не20 и на городище Вербка в Галицкой земле21. Археологические исследования последних лет показывают, что такое производство на базе овручского сырья было налажено также в Киеве22 и других районах Руси23.
Заметную роль в торговых связях древнерусских городов Прикарпатья и Волыни играл Киев — центр экономической и культурной жизни древней Руси. Среди привозных изделий киевских ремесленников следует в первую очередь отметить стеклянные браслеты. Несмотря на то что в древнем Галиче существовало производство стекла, основная часть стеклянных изделий попадала в города Галицко-Волынской Руси из Киева. Возможность киевского импорта подтверждается находками кладов стеклянных браслетов в Теребовле24 и Звенигороде25. Химический анализ стеклян¬
16 Ратич О. О. Штописний Звенигород.— Археолопя, 1973, 12, с. 94.
17 Рыбаков В. А. Ремесло древней Руси. М., 1948, с. 466—471.
18 Кучера М. П. Древнш Плкнеськ.— АП УРСР, 1962, т. 12, с. 45.
19 Musianowicz К. Drohiczyn we wczesnym sredniowieczu.— MW 1969, t. 6, Warszawa — Wroclaw — Krakow, s. 165—168.
20 Там же, с. 171.
21 Rauhut L. Wczesnosredniowieczne materialy archeologiczne z terenow Ukrainy w Panstwowym muzeum archeologicznym w Warszawie.— MW. Warszawa — Wroclaw — Krakow, 1960, t. 5, s. 254.
22 Гу пало К. H., Ивакин Г. Ю., Сагайдак М. А., Зоценко В. Н. Исследования Киевского Подола.— АО 1976. М., 1977, с. 286.
23 Штыхов Г. В. Поселения и курганы Северной Белоруссии.— АО 1975. М., 1976, с. 430.
24 Demetrykiewicz W. Poszukiwania archeologiczne w powiecie Trembo- welskim w Galicyi Wshodniej.— MAAE, Krakow, 1900, t. 4. s. 98—99,
25 Ратич О. О. .Штописний Звенигород, с. 94.
II 9-377
153


ных браслетов Ленковецкого поселения также показал, что некоторые из них были изготовлены по киевским рецептам26.
Очень интересной статьей торговли с Киевом являются энкол- пионы (полые нашейные кресты-складни) и медные крестики с желтой выемчатой эмалью. Энколпионы обнаружены в Галиче, Белзе, Звенигороде, Львове и Дорогичине27. Среди них особо выделяются кресты с обратными древнерусскими надписями. Они найдены в Галиче, на городище Стенка в Поднестровье28. Б. А. Рыбаков считает такие энколпионы «превосходным датирующим материалом». По его мнению, они были изготовлены в Киеве, когда уже было известно о разгроме Северо-Восточной Руси в 1237—1238 гг. татаро-монголами и о нависшей над Киевом грозной опасности. В связи с этими событиями на крестах появилась формула: «Святая Богородица, помогай».29 Находки таких энколпионов свидетельствуют о существовании культурных и торговых связей с Киевом даже накануне нашествия монголо-татар. Довольно часто встречаются в городах Галицко-Волынской Руси нательные крестики с выемчатой эмалью30. Особенно много таких крестиков найдено в Киеве и киевской земле, что позволило некоторым исследователям высказать мнение об их производстве в этом районе31.
Из мастерских киевских ремесленников происходят бронзовые булавы, найденные во Владимире-Волынском, Шумске, Василеве, на поселении в Бовшеве32. Киевские оружейники изготовляли бронзовые кистени с черневым орнаментом на боковых поверхностях33.
26 См. статью Малевская М. В., Раппопорт П. А., Тимощук Б. А. Раскопки на Ленковецком поселении в 1967 г.— СА, 1970, № 4, с. 123—124, 127.
27 Ратич О. О. Древньорусьш археолопчш пам’ятки..., табл. XII, 39; Ратич О. О. Древньорусьш матер1али з розкопок 1955—1956 рр. на Замковп! Topi у Львове— МД АПВ, 1961, вип. 3, с. 125; Ратич О. О. Л1то- писний Звенигород, с. 90; Musiatiowicz К. Op. cit., s. 205—206.
28 Ратич О. О. Археолопчна розвтдка на верхньому Дшстр! в 1949 р.— АП УРСР, 1955, т. 5, с. 161. Энколпионы из древнего Галича представлены в экспозиции Крылосского краеведческого музея.
29 Рыбаков Б. А. Русские датированные надписи XI—XIV вв.— САИ, 1964, вып. EI-44, с. 39.
30 Власова Г. М. Бронзовые изделия XI—XIII вв. из с. Зеленче.— Материалы по археологии Северного Причерноморья, 1962, вып. 4, с. 225; Ратич О. О. Древньорусьш археолопчш пам’ятки..., табл. XII, 35; Терский Б. С. Исследования детинца Звенигорода Галицкого.— СА, 1978, № 1, с. 214, рис. 6, 28, 29.
31 Мальм Б. А. Крестики с эмалью.— Славяне и Русь. М., 1968, с. 113.
32 Кучинко М. М. Исследования в Черновицкой и Волынской областях.—• АО 1974 г. М., 1975, с. 312; Cynkalowski A. Materialy do pradziejow Wolynia i Polesia Wolynskiego. Warszawa, 1961, tabl. XXVII; Кирпичников A. H. Древнерусское оружие.— САИ, 1966, вып. El—36, с. 132—133; Баран В. Д., Чайка Р. М. Указ, соч., с. 101.
33 Кирпичников А. Н. Указ, соч., с. 62.
154


Такой кистень обнаружен на городище Вербка34, другой происходит из неизвестного пункта Западной Украины35.
В Галицкую и Волынскую землю привозили также некоторые керамические изделия, поливные керамические писанки. Они изготовлялись в Киеве и попадали потом в самые отдаленные уголки древней Руси36. Писанки обнаружены в Звенигороде, Плиснеске, на Ленковецком поселении, у с. Товсте Тернопольской области, Червене37. В Дорогобуже найден фрагмент амфоры киевского типа38.
В Галицкой и Волынской землях найдены предметы, свидетельствующие об иных направлениях торговых связей. В Дорогичине обнаружены роговые накладки к луку, изготовленные, вероятно, в мастерских Новгорода39, а на Волыни — серебряные слитки-гривны новгородского типа40. Особый интерес представляют бронзовые стили-писала из Звенигорода41 и Львова42, отлитые в одной форме. Их фигурная лопаточка орнаментирована крестовидной прорезью. Совершенно аналогичные, по-видимому, также отлитые в той же форме, писала найдены в Витичеве43 и Волковыске44. Следовательно, во все эти города древней Руси такие писала могли попасть из какого-то одного пункта. Как бы ни решился в будущем вопрос о месте производства этих писал, такие факты свидетельствуют о культурных связях между отдельными областями древней Руси.
О связях Галицко-Волынской Руси с Прибалтикой можно судить по довольно частым находкам изделий из янтаря: бус и на¬
34 Rauhut. L. Op. cit., s. 254.
35 Володченко 3. А. К вопросу о технике черни на Руси.— КСИИМК, 1953, вып. 52, с. 11 —12.
36 Макарова Т. И. О производстве писанок на Руси.— В кн.: Культура древней Руси. М., 1966.
37 Ратич О. О. ЛИописний Звенигород, с. 93; Кучера М. П. Указ, соч., с. 53; Малевская М. В., Раппопорт П. А., Тимощук Б. А. Указ, соч., с. 124, 127; Antoniewicz W. Archeologia Polski. Warszawa, 1928, s. 218; Zbierski A. Wczesnosredniowieczne materialy archeologiczne z Czermna nad Huczwa.— AP, Warszawa — Wroclaw, 1959, t. 4, Z. 1, s. 127.
38 Фонды отдела археологии Института общественных наук АН УССР. Раскопки В. В. Аулиха.
39 Musianowicz К. Op. cit., s. 170.
40 Школьченко Ю. М. Про роботу рятувально! археолопчноТ експеди- uii на Ровенщинь— Археолопя, 1973, 10, с. 92.
41 Ратич О. О. Древньорусью археолопчш пам’ятки..., с. 23, табл. XII, 38.
42 Багрий Р. С., Могитич И. Р., Ратич. А. А., Свешников И. К. Раскопки во Львове.— АО 1975. М., 1976, с. 298.
43 Медведев А. Ф.,<Древнерусские писала X—XV вв.— СА, 1960, № 2, с. 76.
44 Зверуго #. Писала древнего Волковиска.— Тезисы докладов конференции по археологии Белоруссии. Минск, 1969, с. 152; Гуревич Ф. Д. Грамотность горожан древнерусского Понеманья.— КСИА АН СССР, 1973, вып. 135, с. 30, 31.
11*
155


тельных крестиков. Они обнаружены на городищах45, сельских поселениях46 и в курганах указанной территории47. В Дорогичине48 и Червене49 найдены подковообразные бронзовые фибулы-застежки с утолщенными концами, украшенные растительным орнаментом в виде разводов и завитков. На территории Восточной Европы они чаще всего встречаются в районах Восточного побережья Балтийского моря, на северо-западе новгородских земель, в Приладожье, то есть в областях, в этническом отношении тесно связанных с финно-угорскими и прибалтийскими племенами50. Из этих же районов, по-видимому, попала в Дорогичин зооморфная подвеска со стилизованным изображением собаки51, а в результате «вторичного импорта» — шейная гривна скандинавского типа, найденная у с. Задви- рья на Львовщине52.
О широких торговых связях с городами Северного Причерноморья свидетельствуют многочисленные фрагменты амфор. Особенно много их обнаружено в Галиче53, Белзе54 и Звенигороде55.
По археологическому материалу можно проследить направление более отдаленных торговых связей Галицко-Волынской Руси. Через ее земли проходили пути, связывающие Западную Европу и Византию с Русью и ее восточными соседями. Города Галицкой и Волынской земель играли важную роль во внешнеторговых связях древней Руси с западноевропейскими государствами и Византией. Такие города, как Галич, Луцк и Перемышль, даже фигурируют на средневековой карте мира арабского географа Идриси середины XII в.56 Червенские города занимали ведущее положение в торговле Руси и Польши. Б. А. Рыбаков считает, что уже князь Владимир в походе 981 года на Червенские города и Перемышль
45 Тимощук Б. О. ГПвшчна Буковина — земля слов’янська. Ужгород, 1969, с. 115.
46 Опрыск В. Г. Работы древнерусского отряда Львовской экспедиции.— АО 1976. М., 1977, с. 348.
47 Мельник Е. Н. Дневник раскопок в земле лучан.— Труды XI Археологического съезда, 1901, т. 1, с. 518; Янтарные бусины найдены также в курганном могильнике у с. Майдан-Лыпенский на Волыни, исследованном автором.
48 Musianowicz К. Op. cit., s. 187.
49 Zbierski A. Op. cit., s. 117.
50 Мальм В. А. Подковообразные и кольцевидные застежки-фибулы.— Очерки по истории русской деревни X—XIII вв.— Тр. Гос. истор. музея, 1967, вып. 43, с. 150.
51 Musianowicz К. Op. cit., tabl. XLV, 9.
52 Antoniewicz W. Op. cit., s. 218.
63 Аулих В. В., Опрыск В. Г., Петегирич В. М. Исследования летописного Галича.— АО 1976. М., 1977, с. 254.
64 Петегирич В. М. Раскопки в древнем Белзе.—АО 1974. М., 1975, с. 338.
65 Ратич О. О. Лкописний Звенигород, с. 93.
5? Рыбаков Б. А. Первые века русской истории. М., 1964, с. 222.
156


стремился обеспечить себе «окно в Европу» для свободной торговли57. Дорога из Киева через Волынь и Червенские города на Краков и Прагу являлась отрезком магистрального пути, который связывал города Запада (Кельн, Майнц, Аугсбург, Регенсбург и др.) с крупнейшими центрами Востока: Багдадом, Самаркандом и городами Китая58. От трассы Киев — Краков отходила дорога через Галицкую землю и Карпатские перевалы в Слцвакию, Венгрию и Среднее Подунавье59. К Византии вел Днестровский путь, отмеченный находками византийских монет и крупным кладом западноевропейских брактеатов и денариев из Хотина60.
Через Галицкую и Волынскую земли проходила значительная часть второго пути «из варяг в греки»: Балтийское море — Висла — Западный Буг—Днестр—Черное море61. Важным торговым пунктом на этом пути был Дорогичин, где обнаружены десятки тысяч торговых пломб из свинца, свидетельствующих о значительной роли этого города в международной торговле. Из Киевской Руси вверх по Припяти и Бугу через Дорогичин пролегала дорога в Польшу. Она отмечена кладами куфических монет62.
Положение галицко-волынских земель на этих путях нашло отражение в археологическом материале. Известный Крылосский клад VII в.63 свидетельствует о рано сложившихся связях с Византией, которые становятся тесными в XI—XII вв. Предметом массового ввоза из Византии в это время были золото-стеклянные бусы64. Они часто встречаются в могильниках Галицкой и Волынской земель65. Белоромбические бусы из синего стекла66, найденные в кур¬
57 Рыбаков Б. А. Торговля и торговые пути.— В кн.: История культуры древней Руси. М.—Л., 1948, т. 1, с. 342.
58 Даркевич В. П. К истории торговых связей древней Руси (по археологическим данным).— КСИА АН СССР, 1974, вып. 138, с. 99.
59 Кропоткин, В. В. Находки куфических монет в Прикарпатье (СССР).— AAC. Krakow, 1969—1970, XI, 2; Кропоткин В. В. Время и пути проникновения куфических монет в Среднее Подунавье.— В кн.: Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972.
60 Котляр М. Ф. Грошовий o6ir на територп УкраТни доби феода л1зму. К-, 1961, с. 36; Потин В. М. Клад брактеатов из Поднестровья.— Нумизматика и сфрагистика, 1963, вып. 1, с. 118.
61 Пашуто В. Г. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950, с. 167.
62 Kubiak W. Skarb monet kufickich z Antopola na Polesiu a szlak wodny prypecko-buzanski.— Vznik a pocatky slovanu. Praha, 1958, t. 2, s. 232.
63 Кропоткин В. В. Клад серебряных вещей VII в. из Крылоса в Приднестровье.— AAC, Krakow, 1971, t. 13, s. 65—71.
64 Шапова Ю. Л. Стекло Киевской Руси. М., 1972, с. 85—88.
65 Тимофеев Е. И. Расселение юго-западной группы восточных славян по материалам могильников X—XIII вв.— СА, 1961, № 3, с. 59—61; Грибович Р. Т., Петегирич В. М., Павлив Д. Ю. Указ, соч., с. 284.
Шапова Ю. Л. Указ, соч., с. 180.
157


ганном могильнике у с. Майдан-Липенский на Волыни, также византийского происхождения. Из Византии импортировались отдельные предметы роскоши: произведения художественного ремесла из золота, серебра и драгоценных камней, ткани. В Перемышле обнаружена византийская гемма из драгоценного камня67. Золотой колт мз древнего Галича, по мнению некоторых исследователей, изготовлен в Византии или же отражает влияние византийских мастеров по перегородчатой эмали68. В древнем Данилове найдена иконка из зеленоватого камня — стеатита с изображением св. Николая69. Исследователи считают, что они изготовлялись в мастерских Константинополя70. Встречаются также энколпионы с греческими надписями71. Важной статьей импорта из Византии были дорогие ка- ни, обнаруженные в могильниках Галицкой и Волынской земель72.
С арабского Востока при посредничестве других стран попадали на Русь, в том числе и в ее юго-западные окраины, серебряные монеты. Связи с арабско-иранским миром начались еще в VII— VIIIbb., о чем свидетельствует клад серебряных вещей из с. Хоня- кова на Волыни73. Вполне возможно, что восточной серебряной посуды на изучаемой территории было значительно больше, но она не сохранилась в результате многократных переплавок. Известно, например, что в 1288 г. князь Владимир Василькович Волынский «блюда великаа серебрянаа и кубьки золотые и серебряные сам перед своима очима поби и полья в гривны»74. Из стран Ближнего Востока привозили на Русь так называемые глазчатые бусы75. Несколько таких бусин найдено на Волыни76. Значительно больше обнаружено в курганных могильниках Волынской земли сердоликовых бус77. Они играли важную роль в дальней торговле Средней
67 Kunysz A. Przemysl wczesnodziejowy. Rocznik wojewodztwa Rzeszo- wskiego, Rzeszow, 1960, t. 2, s. 28—29, 54.
68 Макарова T. И. Перегородчатые эмали древней Руси. М., 1975, с. 22.
69 Островский М. И. Разведки в Тернопольской и Ровенской областях.— СА, 1964, № 4, с. 224.
70 Даркевич В. П. Указ, соч., с. 96.
71 Boisunowski К. Znaki symboliczne na olowiu (plomby), ich znaczenie i klasyfikacja.— Swiatowit. Warszawa, 1903, t. 4, s. 61, tabl. XX, 7.
72 Мельник E. H. Указ, соч., с. 532; Glogier Z. Wykopaliska w Horod- nicy na Pokuciu.— Swiatowit. Warszawa, 1899, t. 1, s. 68—69; Bryk J. Bada- nia archeologiczne w Ostapiu na Podolu.— Swiatowit, Warszawa, 1933, t. XVI, s. 130; Тимощук Б. О. Указ, соч., с. 115.
73 Bienkowski Р. О skarbie srebrnym z Choniakowa na Wolyniu.— Swiatowit. Warszawa, t. XIII, 1929, s. 149 — 178.
74 ПСРЛ, т. 2, 1908, c. 914.
75 Щапова Ю. Л. Указ, соч., с. 176—177.
76 Бусина из городища Листвин (раскопки Р. М. Чайки) хранится в фондах Львовского госуниверситета; Нам известна также случайная находка из Луцка.
2? Мельник Е. Н. Указ, соч., с. 520, 522, 526, 527 и сл.
158


Азии и в огромных количествах поступали на восточноевропейские рынки78.
Значительный интерес представляют торговые связи с Западной Европой. Наиболее ранним археологическим свидетельством этой торговли являются мечи, часто встречаемые в древнерусских дружинных курганах. Меч из Плиснеска датируется второй половиной X — первой половиной XI вв. Он принадлежит к изделиям каролингских западноевропейских мастерских79. В XII—XIII вв. возрастает ввоз художественной утвари. Близ Галича80 и у с. Михалкове81 на Днестре найдены бронзовые водолеи. Галичский водолей в виде дракона исследователи сопоставляют с лотарингскими драконовидными акваманилами. Михалковский бронзовый водолей в виде бюста мужчины был изготовлен в одной из северо-германских мастерских82. Интересна также костяная накладка ларца с изображением рыцаря, обнаруженная в Плиснеске83. Она могла попасть сюда непосредственно из Баварии84. Галицко-Волынской Руси была известна также продукция лиможских эмальеров. В Успенском соборе Владимиро-Волынского найдена в 1886 г. медная фигурка Христа с выемчатой эмалью, позолотой и гравировкой лиможской работы85  86. По-видимому, какая-то часть произведений романского искусства попала в Галицкую и Волынскую земли транзитом из Венгрии Известно, что из Венгрии Даниил Галицкий доставил в Холм «чашю... мрамора багряна, изваяну мудростью чюдну, и змиевы главы беша округ ея»88.
Важным импортным товаром были цветные металлы. Возможно, медь доставляли также из Венгрии, где имелись медные рудники87, а свинец — из Польши88. Эти металлы использовались не только городскими ювелирами, они шли на отделку и покрытие галицких
78 Фехнер М. В. Некоторые сведения археологии по истории русско-восточных экономических связей до сер. XIII в.— В кн.: Международные связи России до XVII в. М., 1961, с. 52—53.
79 Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие.— САИ, 1966, вып. EI — 36, с. 27—28.
80 Вагнер Г. К. Бронзовый водолей из древнего Галича.— СА, 1963, № 2, с. 254—258.
81 Даркевич В. П. Произведения западного художественного ремесла в Восточной Европе X—XIV вв.— САИ, 1966, вып. EI-57, с. 9.
82 Там же.
83 Ратич О. О. Древньорусьш археолопчш пам’ятки..., табл. XIII, 5.
81 Даркевич В. П. Произведения..., с. 9 —10.
85 Там же, с. 10.
86 ПСРЛ, 1908, т. II, с. 845—846.
87 Рыбаков Б. А. Торговля..., с. 329.
88 Археологически доказана доставка свинца из Польши в Новгород в XIV в., см.: Днин В. Л. Находка польского свинца в Новгороде.— СА, 1966, № 2, с. 324—328.
159


и волынских храмов, о чем свидетельствуют как письменные источники, так и материалы археологических раскопок89.
В архитектуре Галицко-Волынской Руси довольно ярко проявились связи с западным предроманским и романским искусством. Здесь, наряду с трехапсидными крестовокупольными храмами, типичными для древнерусской архитектуры , строились круглые церкви — ротонды. Древнейшая перемышльская ротонда и аналогичная ей более поздняя ротонда XII — первой половины XIII вв.90 своим планом полностью повторяет некоторые постройки великоморавских славян91. В плане Ильинской церкви в древнем Галиче92 тесно сплелись те же великоморавские традиции и черты древнерусских трехчастных церквей. Оригинальна также постройка в с. Побережье близ Галича — квадрифолий. Близкие аналогии ей имеются в архитектуре Чехии, Польши и особенно Венгрии93. Самый крупный в Галиче храм — Успенский собор — своим планом напоминает ряд построек древней Руси, однако техника его строительства и декоративные детали, как, впрочем, и некоторых других церквей Галича, были романскими. В таком органическом соединении византийско-киевской пространственной композиции с романской строительной техникой и элементами романского декоративного убранства заключаются особенности галицкой архитектурной школы94. Однако вряд ли можно все особенности этой школы объяснить только романским влиянием. Предстоит более глубоко изучить возможность иных заимствований. Уже теперь установлено, что Воскресенская церковь из Галича и очень похожая на нее Васильевская церковь из Владимира-Волынского имеют аналогии в архитектуре Армении95.
Территория Галицко-Волынской Руси являлась одной из наибо¬
89 При раскопках летописного Холма обнаружены сотни килограммов сплава меди и свинца, которые исследователи считают остатками пола церкви Ивана, красочно описанной в летописном рассказе, см.: Раппопорт П. А. Холм.— СА, 1954, № 20.
90 Zaki A. Wczesnopiastowske budowle Przemysla i problem ich konser- wacji.— Ochrona zabytkow. Warszawa, 1961, z. 1—2, г. XIV, s. 38—40; Fra- sik I. Technika muru rotundy na placu katedralnym w Przemyslu i uwagi z tym zw^zane.— Czasopismo Techniczne, Krakow, 1962, 8/55, s. 28—33.
91 Posmourny J. Budownictwo murowane slowian wielkomorawskich.— KHKM.— Warszawa, 1969, г. XVII, N 4.
92 Peienski J. Halicz w dziejach sztuki sredniowiecznej. Krakow, 1914, s. 80—82; Каргер M. К. Основные итоги раскопок древнего Галича в 1955 г.— КСИА АН СССР, 1960, вып. 81, с. 70—71, рис. 35.
93 Каргер М. К. К истории галицкого зодчества XII—XIII вв.—КСИА АН СССР, 1976, вып. 146, с. 57—59.
94 Раппопорт П. А. К вопросу о сложении галицкой архитектурной школы.— В кн.: Славяне и Русь. М., 1968, с. 459—462.
95 История искусства народов СССР. М., 1973, т. 2, с. 394.
160


лее активных зон контактов восточнославянского населения с западнославянским миром и, в первую очередь, Польшей. Некоторые общие с западными славянами черты материальной культуры отмечены еще для раннеславянского времени. Например, укажем на значительную близость керамических материалов VII—X вв. из Плиснеска, поселения в Рипневе96 и древнепольских памятников этого периода, выраженную в существовании аналогичных форм сосудов и способах их орнаментации. По-видимому, у западных славян были заимствованы шпоры с крючкообразно загнутыми внутрь зацепами, где они получили значительное распространение97. Найдены такие шпоры в Плиснеске, Рипневе98, и других поселениях. Тесные связи с западными славянами существовали также в X—XIII вв. В это время на территории Галицкой и Волынской земель были распространены некоторые типичные элементы их материальной культуры: эсоконечные височные кольца, втульча- тые наконечники стрел, горшки с цилиндрическим горлом. Западнославянское влияние отмечено также в планировке некоторых типов городищ99, конструкциях внутри земляных валов100. При посредничестве Галицко-Волынской Руси были переданы в глубинные районы восточных славян некоторые особенности польской фортификации: ранние оборонительные укрепления Москвы XII в., так называемого познаньского типа101.
Во многих случаях Галицкая и Волынская земли сами стали родиной новых творческих импульсов, которые обогащали древнерусскую культуру. Волынские ювелиры одними из первых на Руси начали изготовлять украшения способом тиснения102. В Галицкой земле был известен способ нанесения черни на железную основу103. Галицкие мастера внесли достойный вклад в развитие архитектурно-декоративной керамики, создав неповторимые плитки с рельеф¬
96 Кучера М. П. Керамика древнього ГЫснеська.— Археолопя, 1961, т. 12, с. 145—152; Аульх В. В. Основш результати археолопчного до- сл1дження древньоруського селища в с. Ршшв, Льв1всько! обл.— Дисертацшний 361'рник. К., 1958, с. 48—59.
97 Zak J. Najstarsze ostrogi zachodnioslowianske. Warszawa — Wroclaw, 1959.
98 Кучера M. П. Древнш Плкнеськ, рис. 13, 2; Аул1хВ. В. Основш результата..., с. 42, табл. III, 10, 11.
99 	Раппопорт П. А. Военное зодчество западнорусских земель X— XIV вв. — МИА, 1967, № 140, с. 195—196.
100 Кучера М. П. Раскопки у с. Затурцы на Волыни.— АИНУ в 1967 г. Киев, 1968, с. 194—197.
101 Воронин Н. Н., Рабинович М. Р. Археологические работы в Московском Кремле.— СА, 1963, № 1, с. 266—267; Рс&бинович М. О древней Москве. М., 1964, с. 22—32.
102 Корзухина Г. Ф. Указ, соч., с. 48—49.
103 Володченко 3. А. К вопросу о технике..., с. 12—14.
161


ными изображениями104. Оригинальны и своеобразны некоторые изделия галицко-волынских гончаров, ювелиров, скульпторов.
Культурные связи Галицко-Волынской Руси отнюдь не были односторонне направлены. Материальная культура этих земель развивалась не только усваивая достижения соседних земель и народов, но также активно воздействуя на них.
С юго-западными землями Руси, в частности с Волынью, связывают распространение полуземляночных жилищ в бассейне Немана 105. В последнее время эта мысль нашла подтверждение при анализе керамического материала106. Исследованиями советских археологов окончательно доказана важная роль Галича в формировании владимиро-суздальской архитектуры107. Первые архитектурные постройки в древнем Гродно создавали, по-видимому, мастера из Владимира-Волынского108. В Нижней церкви Гродно обнаружены остатки узорчатого пола из майоликовых плиток, напоминающие пол в одной из построек г. Гнезно в Польше109. Поскольку такие полы наиболее типичны для архитектуры Галицкой и Волынской земель, вполне естественно предположить,что именно отсюда их заимствовали польские строители.
В земляных валах некоторых городищ Польши обнаружены деревянные срубные конструкции, наиболее характерные для восточнославянского военного зодчества. Вполне возможно, что их заимствовали с территории Галицко-Волынской земли, тем более что в Польше такие конструкции были распространены в полосе, непосредственно граничащей с восточнославянскими землями110.
Галицко-Волынские земли были своеобразным поставщиком лучших изделий древней Руси (энколпионы, шиферные пряслица, стеклянные браслеты, цилиндрические замки и др.) западным славянам. Киевские и Волынские вещи обнаружены на Верхней Висле, в Силезии, Великой Польше и на Поморье111. Некоторые польские
104 1стор1я укра!нського мистецтва. Киев, 1966, т. 1, с. 388; Тимощук Б. А. Декоративные плитки..., с. 112—113.
105 Гуревич Ф. Д. Об этническом составе населения древнего Новогрудка.— Acta Baltico-Slavica. Bialostok, 1966, VI, s. 221.
106 Малевская M. В. Некоторые исторические связи Новогрудка в X в. (по материалам керамики).— КСИА АН СССР, 1972, вып. 129, с. 17—18.
107 Воронин Н. И. Зодчество Северо-Восточной Руси XII—XV вв. М., 1961, т. 1, с. 109; Вагнер Г. К. О главном мастере Георгиевского собора 1234 г. в Юрьеве-Польском.— СА, 1966, № 3, с. 105.
108 Воронин Н. Н. Древнее Гродно.— МИА, 1954, № 41, с. 202.
109 Малевская М. В. К реконструкции майоликового пола Нижней церкви Гродно.— В кн.: Культура древней Руси. М., 1*966, с. 150.
110 Hensel W. Drewniane umocnienia w Europe srodkowowschodniej.—< Archeologia i prahistoria. Wroclaw — Krakow — Gdansk, 1971, s. 212.
111 Kmietowicz F. Drogi nap[ywu srebra arabskiego na poludniowe wybr- zeza Baltyku i przynaleznosc etniczna jego nosicieli.— WN 1968, XII, 2 (44), s. 78—79.
162


исследователи даже считают, что в домонгольский период польских импортов на древнерусской территории значительно меньше, чем древнерусских на польской112. Так или иначе, эти факты свидетельствуют о многовековых традициях культурного общения братских славянских народов.
Конечно, предстоит еще много сделать для выяснения экономических и культурных связей Галицко-Волынской Руси. Но уже теперь можно отметить, что археологические материалы уточняют и значительно дополняют сообщения письменных источников по этим вопросам. Связи между отдельными древнерусскими землями содействовали взаимообогащению культур. Восприятие же достижений соседних народов шло не путем механического заимствования, а путем творческой переработки тех или иных элементов культуры. Галицкая и Волынская земли служили тем мостом, тем связующим звеном, через которое осуществлялись многогранные культурные контакты древней Руси с западными славянами, европейскими государствами и Византией.
112 	Jazdzewski К. Stosunki polsko-ruske we wczesnym sredniowieczu w swietle archeologii.— Pamietniki Slowianskie. Krakdw, 1954, t. 4, z. 2, s. 348—349.


СПИСОК СОКРАЩЕНИИ
АИНУ
АЛЮР
АО
АП УРСР ВИИШ
ГСУ
ИБИ
Изв. ОЛЯ АН СССР КСИА АН СССР КСИА АН УССР КСИИМК ЛБ
МДАПВ
МИА
ПСРЛ
СА
САИ
Сб. ОРЯС АН
У1Ж
ААС
АН
АР
BZ
кнкм
МААЕ
MGHSS
— Археологические исследования на Украине
— Археологическая летопись Южной Руси
— Археологические открытия
— Археолопчш пам’ятки УРСР
— Византийки извори за HCTopnjy народа Лугослав^е
— Годишник на Софийския университет
— Извори за българската история
— Известия Отделения литературы и языка Академии наук СССР
— Краткие сообщения Института археологии АН СССР
— Краткие сообщения Института археологии АН УССР
— Краткие сообщения Института истории материальной культуры
— ЛИопис Бойшвщини
— Матер1али i досл1дження з археологи Прикарпаття i Волиш
— Материалы и исследования по археологии СССР
— Полное собрание русских летописей
— Советская археология
— Свод археологических источников СССР
— Сборник статей, читаемых в Отделении русского языка и словесностей Императорской Академии наук
— Украшський 1сторичний журнал
— Acta Archaeologica Carpathica
— Archaeologia Hungarica
— Archeologia Polski
— Byzantinische Zeitschrift
— Kwartalnik historii kultury materialnej
— Materialy antropologiczno-archeologiczne i etnograficzne
— Monumenta Germaniae historica. Scriptores,


MMFH
MW
PG
SA
SGKP
SSS
WA
WN
ZWAK
— Magnae Moraviae fontes historic!
— Materiaty wczesnosredniowieczne
— Patrologia Graeca
— Slovenska archeologia
— Slownik Geograficzny Krolewstwa Polskiego i innych Krajow Slowiariskich
— Stownik Starozytnosci Slowiariskich
— Wiadomosci archeologiczne
— Wiadomosci numizmatyczne
— Zbior wiadomosci do antropologii krajowej.


СОДЕРЖАНИЕ
Ж Ж Ж 3Va
Предисловие 3
Королюк В. Д., Наумов Е. П. Перемещение славян в Цен¬
тральной и Юго-Восточной Европе и формирование народностей (Итоги и перспективы) 5
Иванов В. В., Топоров В. Н. О древних славянских этнонимах. (Основные проблемы и перспективы) 11
Купчинский О. А. Древнейшие славянские топонимические типы и некоторые вопросы расселения восточных славян 45
Исаевич Д. Д. О древнейшей топонимии Прикарпатья и Верх
него Побужья 72
Иванова О. В. Славяне и Фессалоника во второй половине VII в. по данным «Чудес св. Димитрия». (Постановка вопроса) 81
Флоря Б. И. К вопросу о целях моравского посольства в Константинополе (начало 60-х годов IX в.) 107
Котляр Н. Ф. К вопросу о генезисе восточнославянских городов (На материалах Галичины и Волыни) 117
Аулих В. В. Историческая топография древнего Галича . . 133
Петегирич В. М. Из истории экономических и культурных
связей Галицко-Волынской Руси в X—XIII вв. (По археологическим данным) 151


СЛАВЯНСКИЕ ДРЕВНОСТИ
(Этногенез.
Материальная культура Древней Руси)
Сборник научных трудов
Утверждено к печати учеными советами
Института славяноведения и балканистики АН СССР, Института общественных наук АН УССР
Редактор В. П.Лагодзкая Оформление художника Е .И. Муштенко Художественный редактор С. П. Квитка Технический редактор С. Г. Максимова
Корректоры С. И. К р ы м е ц,
А. С. У ле з к о, Ю. И. Б ой ко
Информ. бланк № 3764
Сдано в набор 03.10.79. Подп. в печ. 20.11.80.
БФ 01169. Формат 60 X 84/16. Бумага типогр. № 2 Лит. гарн Выс. печ. Усл. печ. л. 9,76. Уч -и'зд.
л. 11,14. Тираж 2200 экз. Заказ 9-377 Цена 1 руб. 70 коп.
Издательство сНаукова думка». 252601, Киев, ГСП,. Репина, 3.
Отпечатано с матриц республиканского производственного объединения «Полиграфкнига» Госкомиздата УССР, Киев, ул. Довженко, 3 в областной книжной типографии Львовского обл- полш ра(|)п }дага, Львов, Стефаника, 11 Зак 3019


В издательстве «Наукова думка» в 1981 г. выйдет книга:
Древности Среднего Поднепровья: Сб. науч. тр.—10 л.— 1 р. 50 к.
Рассматриваются вопросы древней истории и культуры Среднего Поднепровья — одного из богатейших в археологическом отношении районов УССР. Показана особая роль этой территории в процессах этногенеза славян и формирования Древнерусского государства. Изложен ряд новых выводов о характере материальной и духовной культуры населения Среднего Поднепровья от мезолитической эпохи до начала I тысячелетия н. э. Значительное внимание уделено вопросам датировки памятников, в частности с применением методов естественных наук.
Для археологов, историков, краеведов; всех, кто ий^ресуется древней историей Украины.
Предварительные заказы на эту книгу принимают все магазины книготоргов, магазины «Книга — почтой» и «Академкнига».
Просим пользоваться услугами магазинов — опорных пунктов издательства: Дома книги — магазина № 200 (340048, Донеи,к-48, ул. Артема, 147а), магазина «Книжный мир» (310003, Харьков-3, пл. Советской Украины, 2/2), магазина научно-технической книги № 19 (290006, Львов-6, пл. Рынок, 10) и магазина издательства «Наукова думка» (252001, Киев-1, ул. Кирова, 4).
Магазины во Львове и Киеве высылают книги иногородним заказчикам наложенным платежом.