Text
Том II
НОВОЕ
И НОВЕЙШЕЕ
ВРЕМЯ
Книга третья
НОВОЕ ВРЕМЯ
От открытия Америки
до Французской
революции
ГЛАВА ХХХШ
ОБЩИЙ ХАРАКТЕР ЭПОХИ
Период XVI — XVIII вв. характеризуется прежде всего объединением
городов (с прилежащими селами) в более крупные территориальные еди-
ницы, охватывающие более или менее значительные части страны, а за-
тем целые государства. В связи с этим возникает внутренняя торговля не
только немногими предметами сырья, как в Средние века, но и различ-
ными промышленными изделиями, возникает междугородской обмен на
протяжении всей объединенной в хозяйственном отношении территории.
Нарождается промышленность, которая производит не только для мест-
ного, а для более обширного рынка, постепенно совпадающего с преде-
лами государства. А вместе с тем та политика исключительности, которая
составляет отличительную черту средневекового города, переходит теперь
на эти более крупные территориальные единицы. Создавая национальную
промышленность, содействуя развитию внутренней торговли, государство
вместе с тем, подобно городу в Средние века, замыкается в своих грани-
цах, не допускает привоза иностранных (как прежде иногородних) про-
дуктов или, по крайней мере, сильно стесняет его.
Государство идет за пределы своей территории и стремится к разви-
тию не только внутренней, но и внешней торговли, к приобретению ко-
лоний и исключительного права торговли с другими странами; оно вы-
тесняет оттуда купцов иных наций, тормозит всеми силами развитие тор-
говли и судоходства других народов. И это также не более как продол-
жение прежней политики городов, перенесение ее лишь на более широ-
кую, национальную почву. Однако разница заключается не только в
этом, но еще более в том, что в Средние века такую политику развивали
лишь немногие отдельные города, именно торговые центры, — тогда как
все остальные города не стремились к развитию своей торговли. Теперь
же стремление к торговому преобладанию, борьба из-за торговой моно-
полии является всеобщей; все страны придерживаются не только про-
мышленной, но и торговой политики в тесном смысле этого слова, т.е. в
смысле содействия развитию собственной внешней торговли, хотя и не
все достигают одинаковых успехов в этом направлении.
Наконец, такой же характер приобретает политика в области сельско-
го хозяйства и землевладения. Мероприятия отдельных феодалов в их
поместьях заменяются постепенно все более и более обширными государ-
ственными постановлениями в области аграрного строя, поместной орга-
низации и крестьянских повинностей, землевладения и землепользова-
4
История экономического быта Западной Европы
пия. И в то же время покровительство сельскому хозяйству — в виде со-
действия распространению новых культур и улучшенных пород скота,
расширению площади посевов и введению более рационального хозяйст-
ва - становится важным пунктом программы государственной политики.
Термины «национальное хозяйство» и «национальная политика», сле-
довательно, наиболее правильно выражают характерные черты периода
XVI —XVIII вв Экономическая политика этой эпохи имеет в виду инте-
ресы страны как целого, в противоположность интересам отдельных го-
родов и местностей; она осуществляется государством; она выражается в
создании рынка, охватывающего постепенно всю государственную терри-
торию; она заключается в ряде мероприятий, относящихся к аграрному
строю и сельскому хозяйству, промышленности, торговле внутренней и
внешней, путям и средствам сообщения - на протяжении всей страны
или по крайней мере значительных частей ее.
Название меркантилизма, или меркантильной системы, которым ха-
рактеризуют нередко хозяйственный строй этого периода, имеет в виду
преимущественно именно эти государственные мероприятия или государ-
ственную регламентацию в области различных отраслей хозяйства, кото-
рая должна создать национальную торговлю и промышленность, развитое
сельское хозяйство, улучшенные пути сообщения, единую монету, меры и
весы и многое другое. Так мы понимаем в настоящее время слово «мер-
кантилизм»; прежнее представление, согласно которому меркантилизм
заключался в стремлении к привлечению возможно большего количества
звонкой монеты в страну, в настоящее время уже оставлено. Но и пра-
вильно понимаемый термин «меркантилизм» все же выражает лишь одну
сторону хозяйственной политики, упуская из виду второй момент - дей-
ствительность, самый характер хозяйства, замену городского хозяйства
национальным.
С иной точки зрения рассматривает экономическое развитие XVI-
XVIII вв. Маркс, называя этот период эпохой раннего капитализма, или
первоначального накопления, в отличие от последующей эпохи развитого
капитализма, или капиталистического накопления. Обозначая этим тер-
мином факт развития промышленности, работающей для более обширно-
го рынка, он в особенности подчеркивает социальный момент: отделение
средств производства от труда вследствие появления особого класса ка-
питалистов-предпринимателей, с одной стороны, и класса рабочих — с
другой, и возникновение, в связи с образованием широкого рынка круп-
ного капитала как фонда, доставляющего прибавочную ценность, или
прибыль.
Бюхер называет период XVI—XVIII вв. периодом народного хозяйст-
ва, где предметы проходят через целый ряд хозяйств, прежде чем они от
производителя доходят до потребителя. Хотя он и имеет в виду нацио-
нальный характер хозяйственного строя и экономической политики, но
объединяет под этим термином не только рассматриваемый период, но и
Глава ХХХ1П. Общий характер эпохи
5
всю эпоху от XVI в. до настоящего времени. Между тем от периода на-
ционального или народного хозяйства XVI —XVIII вв. следует отличать
следующую эпоху международного или мирового хозяйства, когда эко-
номическая жизнь выходит за пределы отдельных государств или наций.
Зомбарт противопоставляет капиталистическому и ремесленному пе-
риоду (средневековому) период (или систему) капитализма, когда вы-
двигаются две различные группы населения: владельцы средств произ-
водства, которые являются в то же время руководителями процесса про-
изводства, и лишенные имущества рабочие; когда хозяйственная
деятельность характеризуется стремлением к наживе и принципом рацио-
нализма (планомерности, целесообразности, расчетливости). Эти послед-
ние два момента Зомбарт выдвигает на первый план; период XVI —
XVIII вв. оп называет периодом раннего капитализма, когда характерные
черты последнего лишь постепенно обнаруживаются и капитализм лишь
мало-помалу освобождается от свойств предыдущей эпохи, встречая еще
много препятствий на своем пути. Однако, с одной стороны, стремление
к наживе существует уже в предыдущие эпохи — оно имело место и в
Средние века, с той только разницей, что это была нажива главным об-
разом в целях потребления, а не в видах накопления капитала1, как впо-
следствии, в особенности с XVIII в.; с другой стороны, рационализм в
хозяйстве хотя и появляется уже в XVII и в особенности в XVIII в., но
лишь в зачатках1 2 и развивается лишь в XIX в. с наступлением эпохи
свободной конкуренции.
1 См. т. I
2 См ниже, Отд. IV «Переход к XIX в.>.
Отдел I. Население.
Общий характер потребления
глава xxxrv
НАСЕЛЕНИЕ
Относительно численности населения в различных странах в рассмат-
риваемый период имеется несколько больше сведений, чем о средневеко-
вой эпохе. Впрочем, еще в 1753 г предложение произвести народную
перепись было отвергнуто английским парламентом, ибо перепись «обна-
ружила бы врагам Англии ее слабость и обозначала бы полную гибель
последних остатков английской свободы». Неужели же, восклицает один
из членов парламента, найдется хоть одно человеческое существо, столь
смелое и столь бесстыдное, чтобы сделать подобное предложение! При
отсутствии достоверных цифр неудивительно, что делались самые проти-
воречивые предположения относительно численности населения. Грегори
Кинг утверждал в 1696 г., что население Англии удвоится — достигнет
11 млн — в 2300 г., на самом же деле уже в 1906 г. насчитывалось
36,5 млн чел. Но он все же был оптимистом по сравнению с Прайсом
(1773) и многочисленными его сторонниками, находившими, что населе-
ние Англии сокращается, что оно сократилось с конца XVII в. Все свиде-
тельствует, наоборот, о том, что в противоположность средневековому
периоду, когда население Англии находилось в стационарном состоянии
(Роджерс находит и в XIV в., и в XVI в. те же 2,5 млн), с быстрым раз-
витием ее хозяйственной жизни начался и значительный рост населения в
XVII в. (по Роджерсу, оно в течение XVII в. удвоилось), в особенности
же в XVIII в. Как видно из вычислений Финлезона - на основании дан-
ных о крещениях и погребениях, — население возросло почти на 1 млн
чел., или на 17%, в течение первой половины XVIII в. и на 3 млн, или
более 50%, во второй половине века (5,1 млн в 1700 г., 6 млн. в 1750 г. и
9,18 млн в 1801 г.). При этом, под влиянием развития промышленности,
изменилось распределение населения между отдельными частями страны
(Тойнби)', с 1700 по 1750 г. оно особенно возросло во вновь возникших
центрах хлопчатобумажной (Ланкашир) и каменноугольной индустрии
(Дюргем и Нортумберленд), а также в районах производства металличе-
ских и гончарных изделий (Стаффордшир, Уарвикшир).
И во Франции с XVII в. замечается рост населения, но религиозные
преследования, войны и голода снова прервали его: в начале XVIII в.
Глава XXXiV. Население
7
было всего 18 млн, и лишь ко времени революции численность ее населе-
ния, по Левассеру, достигла 26 млн. В Пруссии политический и экономи-
ческий подъем XVIII в. ярко выражается в численности населения — оно
удвоилось в полвека, с 1688 до 1740 г.: в 1688 г. насчитывалось 1,11 млн,
в 1715 г — 1,67 млн и в 1740 г. — 2,38 млн, и снова более чем удвоилось
в царствование Фридриха Великого: в 1740 г. было 2,38 млн, в 1786 г. —
5,63 млп1.
И в других местностях Германии, после сильного сокращения населе-
ния в эпоху Тридцатилетней войны — по Рюмелину, наполовину, — за-
мечается значительный рост населения, в особенности в Вюртемберге:
оно в течение второй половины XVI в. почти удвоилось, хотя все же не
достигло той цифры, которая существовала накануне Тридцатилетней
войны; быстрый рост первого 30-летия XVIII в. сменился, по Трелътшу,
затем более медленным темпом, но к концу XVIII в. оказалось 70 чел. на
кв. км вместо 40 за 100 лет до того. Наоборот, на Пиренейском полуост-
рове население возрастает лишь в течение XVI в. — оно удваивается:
4,25 млн насчитывалось в начале XVI в. и 8,4 млн в конце этого века;
это эпоха хозяйственного роста Испании. В следующую эпоху, как видно
из Геблера, население Испании уменьшается: в 1723 г. было 5,8 млн, или
почти на 3 млн меньше, чем в 1594 г., — результат дурного управления
страной, показатель застоя в экономической жизни. Для современной
Италии Инама-Стернегг получает на основании подсчетов, произведен-
ных по отдельным (тогда независимым) областям (приходами велись
реестры населения и делались подсчеты числа очагов), во второй поло-
вине XVI в. около И млн и столько же в начале XVII в. — следова-
тельно, застой в течение полутора веков и только затем возрастание до
17 млн в 1800 г. В общем, в Европе в XVIII в. плотность населения
сильно увеличилась. В 1700 г. Англия имела менее 36, Нидерланды не-
сколько больше и только Франция 45 жителей (Вюртемберг — 40) на кв.
км; Дания и Шотландия — всего 15—16. Сто лет спустя Англия и Ни-
дерланды достигли 65, Вюртемберг 72 и даже Саксония 50 чел., а в
Пруссии плотность населения, будучи абсолютно невелика (30 чел.), ус-
пела возрасти в 2-2,5 раза; в Богемии она также увеличилась с 27 до 58
чел. на кв. км.
Общее количество населения увеличилось в Европе с 95 млн. в 1600 г.
до 130 млн в 1700 г. и до 188 млн в 1800 г.; в Западной Европе оно со-
ставляло в 1800 г. 122 млн.
Изменилось и соотношение между городским и сельским населением.
Артур Юнг утверждал, преувеличивая, что в цветущих странах, как
Англия, половина населения живет в городах, во Франции же в городах
проживает всего четвертая часть; по Лавуазье, Мого и Де-Помедлю, го-
родское население Франции составляло также ^3—1/4 всего населения.
Во всяком случае, как видно из описаний Юнга, в Англии городская
жизнь была гораздо более развита, чем в других странах. В Вюртемберге
городское население не превышало */4 всего населения, в Гессене и Си-
8
История экономического быта Западной Европы
леэии - 1/5; еСЛИ в отдельных местностях Пруссии оно доходило до
40%, то не столько вследствие роста городов, сколько по причине суще-
ствования обширных пустопорожних сельских местностей. Вообще, в
Пруссии в 1748 г. 27,1% жили в городах и столько же - 27,8% - 40 лет
спустя, в 1787 г. Англичанин Арбутнот (Arbuthnot) объясняет рост
больших городов тремя причинами: наличием торговли, парламента и
других «увеселений», в действительности имея в виду один Лондон. О
последнем Граунпг в 1662 г. писал, что голова — Лондон — слишком
велика и могущественна для туловища-Англии — и что население его
возрастает втрое быстрее, чем во всей остальной Англии. Лондон, по Гре-
гори Кингу, имел пол миллиона населения; по утверждению Маколея — в
17 раз более, чем Бристоль или Норвич. В конце XVIII в. он сосредото-
чивал, по Эдену, ‘/ю» по Юнгу - ’/s населения Англии. Из прочих
городов всего лишь несколько имело 10 тыс. жителей2. Сто лет спустя,
т.е. еще в эпоху, предшествующую появлению машин, промышленные
центры - Манчестер, Бирмингем, Шеффилд, Ливерпуль — превратились
из небольших городов с 4 — 5-тысячным населением в города с 20-40 тыс.
жителей; Бристоль имел даже 100 тыс. жителей. Однако большими горо-
дами они и другие поселения (Лидс, Галифакс, Норвич) стали лишь к
концу XVIII в., когда прядильная машина и фабрика стали привлекать
тысячи населения из окрестных сел.
Во Франции накануне революции насчитывалось около 80 городов с
числом жителей свыше 10 тыс. (сто лет спустя 255 городов), сосредото-
чивавших около 2 млн населения (сто лет спустя 31/2 млн), среди них на
первом плане Париж с 600 тыс. и Лион с 135 тыс.3 Вена, Рим и Амстер-
дам также имели в XVIII в. 150 — 200 тыс., несколько меньше Венеция
и Милан. В Реппе находим всего 30 тыс., в Дижоне и Гренобле не более
20 тыс., в Бордо в 1770 г. 75 тыс., в 1790 г. 110 тыс.4 Если для Палермо
вычисляют вдвое большую цифру, то это, несомненно, преувеличено.
Берлин же насчитывал еще в середине XVII в. менее 10 тыс. населения,
и лишь сто лет спустя оно достигло 100 тыс.
В отношении движения населения при сравнении периода XVII—
XVIII вв. с XIX в. получается значительная разница: и брачность, и ро-
ждаемость, и смертность были, ло-видимому, гораздо выше в рассматри-
ваемую эпоху, чем в XIX в.
Брачность была в XVIII в., по-видимому, была выше, чем в первой
половине XIX в. и в особенности в конце XIX в. Она составляла на ты-
сячу жителей: во Франции во второй половине XVIII в. 8,8 (в Руссильо-
не 9) вместо 7,9 во второй половине XIX в.; в Швеции 8,9 в 1771 -1780
гг. вместо 6,0 в 1896—1900 гг.; в Ольденбурге 10,0 в 1760—1769 гг. вме-
сто 8,2 в 1891-1909 гг.; в Пруссии в эпоху Фридриха Великого и Зюс-
мильха 10,2 в 20 курмаркских городах и 9,2 в 1056 курмаркских селах,
тогда как в 1867—1886 гг. (в Пруссии вообще) 9,2 в городах и 8 в селах
ив 1896-1900 гг. 8,4.
Глава XXXIV. Население
9
Более значительна была и рождаемость. Во Франции во второй поло-
вине XVIII в. она равнялась на 1000 населения 37—39 (в Руссильоне
42), тогда как в 1841 — 1850 гг. 27,4, а в 1896 — 1900 гг. 22,0; на один
брак приходилось во второй половине XVIII в. 4—4,5 рождения вместо 3
в конце XIX в. В Швеции на 1000 населения рождалось в 1750— 1760 гг.
36,2, в 1841 — 1850 гг. 31,1, а в 1896-1900 гг. 26,9; в Ольденбурге в
1760-1769 гг. 36,6; в 1841- 1850 гг. 30,5; в 1891-1900 гг. 35,2. Для
Пруссии имеем следующие цифры: по Кроне и Трелътшу, в государстве
вообще в 1784—1788 гг. 40, тогда как в 1896—1900 гг. 38,1; в Курмарке,
по Зюсмилъху, 33% в селах и 36 в городах (Курмарки), с исправлени-
ем Вернике — 40,5 и 41—42, в герцогстве Магдебургском 34,6 в 1783—
1789 гг. и 39 в 1752 — 1756 гг. Почти та же цифра, как для Пруссии, по-
лучается для Вюртемберга во второй половине XVIII в. (1715 — 1755:
39,6; 1757-1761: 41; 1780-1786: 42 - 42,5; 1794-1799: 41,2), тогда как
в 1887-1891 гг. 33,9 (в 1879-1888 гг. 38,7). Зюсмилъх устанавливает
рождаемость в размере 4 детей на один брак, что подтверждается вычис-
лениями Бере (для Пруссии вообще в 1688—1756 гг. 3,9, в 1757—1805 гг.
4,6); в Фойхтланде (Саксонии) в 1777—1796 гг. 4,6, в городах в 1782 —
1791 гг. всего 3,15 — 3,455. Изучив историю одного базельского рода в
составе 1500 человек за 1550—1875 гг., Альбрехт Буркгардт получил,
что родившихся живыми приходилось на один брак в XVI в. 9,6, в XVII
в. 5,9, в XVIII в. 4,7 и в XIX в. 3,7, и далее, что в XVI в. не было без-
детных браков, в XVII в. бездетные браки составляли 9%, а в XVIII в.
4% всех браков, тогда как в XIX в. они равнялись 16%6.
Еще более значительный контраст получается в отношении смертно-
сти; последняя равнялась во Франции при Людовике XVI30—33 на 1000
населения7 (в 1841 — 1858 гг. 23,3, в 1896-1900 гг. 20,7); в Швеции в
1751 — 1770 гг. 28,8 (мужчин) и 26,5 (женщин), в 1841— 1860 гг. 21,7 и
20,1 и в 1891 — 1898 гг. 16,1 и 15,9; в Ольденбурге в 1760—1769 гг. 29,7,
в 1841 — 1860 гг. 22,6 и в 1891 — 1900 гг. 20,5. Зюсмилъх вычислил смерт-
ность (в нормальные годы) в больших городах в 40 на тысячу населения,
в городах вообще в 33, в сельских местностях в 26, в стране вообще в 28.
Цифры эти слишком благоприятны. Бере получил для Пруссии 33,3
(1748-1755 гг.) и 29,2 (1765-1786 гг.), тогда как в 1891-1900 гг.
смертность не превышала 24,6 (в 1841 — 1850 гг., впрочем, 29,1). В Вюр-
темберге смертность составляла 31,7 в 1749—1755 гг., 36,8 в 1757 —
1761 гг., 26,3-28,0 в 1780 — 1785 гг. и 34,6 в 1794-1799 гг. вместо 29,3
в 1874-1883 гг. и 24,2 в 1884-1893 гг.
В городах находим следующие цифры смертности на 1000 чел. насе-
ления (табл. I.)8.
Высокий коэффициент смертности должен был наиболее отразиться
на смертности детей. Действительно, она была несравненно выше, чем в
настоящее время. Детей рождалось много, но 20—33% их не выживали и
одного года. Так, в Лейпциге умирало в первом году из тысячи родив-
10
История экономического быта Западной Европы
Таблица 1
В Лондоне (без мертво] В Париже В Женеве (вместе с MepTi 1551-1600 39,7 В Берлине
рожденных) 1750-1759 34,5 юрожденнымн) 1721- 1730 40,6
1620-1643 70,0
1728—1757 52,0 1780- 1789 33,3 1601-1650 37,1 1731-1740 44,7
1800— 1810 1891-1900 29,0 19,1 1892- 1901 20,8 1651- 1700 35,9 1701 1750 33,5 1751-1890 29,5 1741- 1750 1751-1760 1761-1770 37,9 40,5 37,4
Во Франкфурте-на- Майне 1561 -1600 51 1600- 1650 68 1651- 1700 45 1700-1800 34 1891 -1900 17 В Базеле 1601-1670 33,6 1611-1740 21,9 1741-1800 24,3 1860-1900 1 9,6 1851-1890 24,8 1771- 1780 1781 1790 1791 - 1800 1891- 1900 40,1 35,6 34,6 20,3
шихся 355; в Пруссии, по Зюсмилъху, 250; в Швеции 205; в Бреславле,
по Галлею, 295; в Женеве 260 в XVI в., 237 в XVII в. и 202 в XVIII в.,
тогда как теперь умирает не более 10 — 20% (в Швеции 102, в Пруссии
около 200). До десяти лет доживала всего половина населения (во Фран-
ции, по Дюпре-де-Сен-Мору, 490, по Дювиллару — 551; Галлей опреде-
ляет в 495, Бауман в 532, Варгентин в 611), теперь доживает 75% насе-
ления. По вычислениям Буркгардта, в Вязеле в XVII и XVIII в. до 15 лет
доживало 68 и 65 %, тогда как в XIX в. - 82%.
Неккер указывал на то, что четверть всего населения умирает ранее
трех лет, другая четверть — до 25 лет и третья четверть — не дожив до
50 лет. Это подтверждается вычислениями Дювиллара и других стати-
стиков, составивших таблицы смертности. Через полстолетия вымирало в
XVIII в. 75% данного поколения. По Дюпре-де-Сен-М ору, до 50 лет до-
живало из 1000 чел. 242, по Прейсу - 286, по Дювиллару - 297, по
Варгентину - 385, до 25 лет доживало 419—482, по Бауману, Зюс-
милъху, Галлею, Дюпре-де-Сен-Мору, Прейсу, Дювиллару, Керсебому —
550; теперь же через 50 лет остается еще половина. Средняя продолжи-
тельность жизни не превышала (во Франции) 25—27 лет, достигая в на-
стоящее время (там же) 40 и более.
Если взять продолжительные периоды и страну в целом, то получит-
ся, что рождаемость превышала смертность — например, в Пруссии —
на 30% (и в 1688—1766 гг., и в 1757—1805 гг. на 100 умерших — 130
рождающихся); в саксонском Фойхтланде - на 28—50% (в 1782-
1791 гг.); во Франции же - всего на 8,5% (1086 рождений — 1000 смер-
тей). Но в отдельных местностях (во Франции — Бретань, Орлеан, Рус-
сильон, Бургундия, Нормандия), в особенности в городах, где в настоя-
щее время смертность особенно низка, она, наоборот, была выше рождае-
мости. Поэтому и Галлей, и Бауман, и другие статистики того времени
находили, что действительную прибыль населения надо искать в дерев-
нях, большие же города только питаются приливом оттуда. Граунт, по
Глава XXXIV. Население
11
данным XVII в., указывает на то, что в лондонских списках число умер-
ших превышает число крещений и все же население его непрерывно рас-
тет, — доказательство притока из других мест. По Зюсмилъху, в XVIII в.
в Берлине, Дрездене, Аугсбурге на 100 умерших приходилось 96—85 ро-
дившихся, в Вене и Риме всего 80, в Зальцбурге даже 78. Андерсон при-
водит данные относительно крещений и погребений в различных городах
(па 30 - 60-е годы XVIII в. Почти повсюду обнаруживается большая
смертность, чем рождаемость, именно в Лондоне, Норвиче, Йорке, Сток-
гольме, Венеции. Обратное соотношение наблюдаем в Париже, Ливерпу-
ле, Ньюкасле9. На основании новейших вычислений Буркгардта, Гапау-
ера и других, смертность во Франкфурте-па-Майне в течение всего пе-
риода с середины XVI до конца XVIII в. всегда (за исключением
четырех десятилетий) превышает рождаемость. В Базеле, где смертность
была особенно низка, в 1600-1740 гг. умерших было меньше, чем ро-
дившихся, но в 1740—1800 гг. и здесь число смертей больше числа рож-
дений’0. В Бордо в период 1741 —1783 гг. в течение 27 лет рождаемость
превышала смертность, тогда как за другие 16 лет наблюдалось про-
тивоположное явление11.
Это прямо вытекало из санитарных условий того времени: грязны бы-
ли и люди, и дома, и улицы. В комнатах гнездились всевозможные насе-
комые, которые в особенности находили себе удобное место на трудно-
очищаемых балдахинах, устраиваемых над кроватями именно в целях
защиты от находившихся на потолке насекомых; но они находились и в
платье и на теле. При описании спален не упоминается еще в первой по-
ловине XVIII в. ни об умывальниках, ни о тазах, ни о полотенцах. Име-
лись лишь кувшины, из которых лили немного воды на руки и слегка
мочили лицо; французским королям подавались по утрам мокрые поло-
тенца, которыми они обтирали лицо и руки. Блестящий двор Людовика
XIV сильно бы потерял в своем блеске при более внимательном осмотре
его с этой стороны; король сам страдал от недостатка чистоты, и о людях
вполне чистых говорили как о явлении исключительном и достойном
особого уважения12.
В городах еще не было водопроводов; питьевая вода была негодна (в
Париже, Дижоне, Перпиньяне); в городских резервуарах находили тру-
пы кошек и крыс (в Киле). Тротуаров также не было (в Париже они бы-
ли устроены лишь в 1782 г.), не было и мостовой (в Марселе лишь в
1780 г. решили замостить одну из улиц), или она была такова, что лучше
бы ее вовсе не было, как говорили жители силезских городов еще в на-
чале XIX в.: она изобиловала рытвинами, куда легко проваливались лю-
ди и животные с повозками (в Эрфурте, Мюнстере), а после каждого
дождя улицы превращались в непроходимые болота (в Амстердаме).
Хождение по скользким улицам в вечернюю пору при отсутствии ос-
вещения являлось далеко небезопасным. Магистрат Бреслав ля еще к
концу XVIII в. признавал, что публика рискует сломать себе руки и ho-
is Э-168
12
История экономического быта Западной Европы
ги Посреди улицы находились сточные канавы, издававшие зловоние и
служившие очагом заразы (в Лондоне). Ибо ретирады почти отсутство-
вали, и население удовлетворяло свои потребности на дворе (и выбрасы-
вало экскременты на улицу); в небольших городах это проделывалось
даже посреди улицы; Лувр, в Испании даже королевский дворец, был
совершенно загажен «Улицы по своей грязи и зловонию, - говорит
Артур Юнг о главном городе Оверни Клермон-Ферране, — напоминали
траншеи, прорезанные в куче навоза»; между тем местные жители в этой
вони чувствовали себя прекрасно. Французские города во второй поло-
вине XVIII в. (Монпелье, Безансон, Амьен, Нант, Бордо) обнаруживают
усиленную строительную деятельность, украшая город роскошными зда-
ниями театров, «судебными дворцами», крытыми рынками, элегантными
бульварами, садами, зданиями городских дум, фонтанами, статуями; но
все остальное остается в прежнем виде «Везде в городах, — пишет из
Франции русский путешественник Фонвизин в 1777 г, — улицы так уз-
ки и так скверно содержатся, что дивиться надобно, как люди с пятью
человеческими чувствами в такой нечистоте жить могут»13.
Неудивительно, если Руссо называет города «пропастью, поглощаю-
щей человеческий род». «Люди не для того созданы, — говорит он, —
чтобы быть втиснутыми в муравейники; болезни тела, как и болезни ду-
ши, являются неизбежным последствием слишком большого стечения
людей». Напротив, деревня содействует, по мнению Руссо, возрождению
расы.
Любопытные данные относительно состояния Парижа в гигиеническом
отношении сообщает Франклен в одном из томов своего исследования
«La vie priv$e d’autrefois»14. В 1531 г. приказано было жителям Парижа
устроить в своих домах ретирады и выгребные ямы, чтобы не пользо-
ваться для тех же целей улицами; но еще при Людовике XIV только не-
многие имели у себя ретирады, содержимое которых время от времени
выбрасывалось в сад. Еще в XVIII в. нечистоты из плохо устроенных
выгребных ям попадали в соседние колодцы. В домах каждый раз от-
крывались окна, и раздавался крик* «Gare 1’eau!»15; на невнимательного
прохожего, не слышавшего предупреждения или не успевшего посторо-
ниться, выливалось содержимое ночной посуды или ведер с экскремента-
ми. Во всем Париже не было места, где проходящие по улице были бы
гарантированы от подобных неожиданностей и где не было бы невыноси-
мого запаха от выброшенных таким образом на улицу нечистот. Только в
1777 г. полиция запретила такие действия, относящиеся к наиболее часто
встречающимся нарушениям санитарных правил, как гласит ордонанс.
Периодически приходилось очищать город; когда вследствие непрекра-
щающихся чумных эпидемий была произведена подобная очистка улиц в
1666 г., то в ее честь не только слагались поэмы, но были чеканены две
медали на память об этом чрезвычайно знаменательном историческом
событии. Не только улицами, но и публичными зданиями и даже
церквами пользовались ввиду отсутствия ретирадов для удовлетворения
Глава XXXIV Население
13
пользовались ввиду отсутствия ретирадов для удовлетворения своих по-
требностей — на лестницах и балконах за дверями валялись экскременты
даже в королевском дворце. Хотя еще Генрих Ш в 1578 г. приказал каж-
дое утро, прежде чем он встанет, очищать от этого залы его дворца, но и
при Людовике XIV во дворцах «запах был более сильный, чем издавае-
мый розами, но вовсе не более приятный». Когда по случаю коронования
Людовика XVI устроен был в реймском соборе, где оно происходило,
ретирад & 1’angloise16, т.е. с современными приспособлениями, где вода
уносит нечистоты, то в этом усматривали верх пресмыкательства, хотя
эти приспособления изобретены были в Англии еще в XVII в.
Дижонский врач Маре в сочинении «M&noire sur I'usage ou Гой est
d’enterrer les morts dans les dglises et dans 1’enceinte des villas» 1773 г. в
ярких красках описывает весь ужас погребения мертвых в церквах и ука-
зывает на огромные опасности, связанные с таким соседством для насе-
ления, ибо земля и воздух отравлены трупами погребенных. Только в
1777 г было ограничено погребение в церквах, но и то оно не было со-
вершенно запрещено, вследствие чего «испарения, исходящие от мерт-
вых, убивали живых». Кладбище «des Innocents» в Париже было так
устроено, что в прилежащих к этой местности домах припасы портились
в течение нескольких часов вследствие исходивших оттуда испарений;
это свидетельствовало «о варварстве еще большем, чем у готтентотов или
негров»17.
При таких антисанитарных условиях — хотя врачи уже в XVI в. гово-
рили о необходимости чистой воды и чистого воздуха — нет ничего стран-
ного в том, что эпидемии чумы18, тифа, оспы, кровавого поноса, кори
свирепствовали в городах и вызывали сильную смертность. Такое же
влияние на смертность оказывали бесконечные опустошительные вой-
ны19. Войны вызывали усиленную смертность вследствие большого числа
умерших от ран как среди комбатантов (войска), так и среди прочего на-
селения тех местностей, которые заняты были войсками; еще в большей
степени, однако, сильная смертность являлась последствием распростра-
нения в связи с войнами различных эпидемических болезней. Последние,
как видно из Гезера, подробно разбирающего этот вопрос, свирепствова-
ли среди войска (в особенности так называемый лагерный тиф), распро-
странялись среди населения данной местности; нередко эпидемия разви-
валась и дальше и охватывала обширные пространства Европы, так что
война являлась исходным пунктом для возникновения и роста различных
эпидемических болезней. Вследствие этого в отдельные годы и целые де-
сятилетия смертность даже в стране, взятой в целом, не покрывалась ро-
ждаемостью; например, в Германии в эпоху Тридцатилетней войны соот-
ношение между умершими и родившимися составляло в среднем
100 : 96,7; в Вюртемберге в 1634 — 1639 гг. население, по Рюмелину, со-
кращалось ежегодно на 15,4%.
В XVI в., во время осады французами Неаполя в 1528 г., в лагере
14
История экономического быта Западной Европы
французов началась эпидемия тифа, которая уничтожила большую часть
войска и самого командующего; в 70-х годах в Нидерландах и в осаж-
денных испанцами городах, как и среди испанского войска и далее за
пределами театра войны, постоянно свирепствовали различные эпидемии;
дизентерия же помешала истреблению испанцами голландского флота,
ибо от нее погиб адмирал и значительная часть флота, В Венгрии во вре-
мя походов Максимилиана I против турок среди его войска (как и
впоследствии среди войска принца Евгения в 1717 г ив 1788-1789 гг.)
распространилась так называемая венгерская болезнь, вид тифозных за-
болеваний (местные жители и турки от нее не страдали), и после оконча-
ния похода она была занесена распущенными по домам солдатами в Гер-
манию, Богемию, Бельгию и Италию, распространилась даже в Англии.
Еще сильнее свирепствовали различные эпидемические болезни в первой
половине XVII в., в эпоху Тридцатилетней войны: цинга, кровавый по-
нос и в особенности тиф распространились по всей охваченной огнем
войны территории: в Саксонии, Вюртемберге, занятых Валленштейном и
Тилли, Померания и Мекленбурге, в лагере шведов под Нюренбергом, в
Аугсбурге и Мюнхене, где находились имперские войска и шведы Но не
менее страдали и Нидерланды во время продолжительной борьбы с Ис-
панией, Франция и Италия в 1628-1632 it. во время войны за Савойю,
когда беглые войска распространяли лагерный тиф. Наконец, в то время
как в большей части Европы во второй половине XVII в. эпидемические
болезни временно уменьшились, лагерная горячка вновь свирепствовала
во время войны Людовика XIV в тех местностях, которые занимались
французскими войсками. В начале XVIII в. Война за испанское наслед-
ство и Северная война (после Полтавской битвы беглые шведские и
польские войска занесли чуму в прибалтийские местности) вызвали эпи-
демии чумы и тифа в первые два десятилетия; напротив, следующее,
сравнительно спокойное, двадцатилетие свободно от них: только силез-
ские войны снова вернули Европу к прежнему состоянию, и эпоха 1750—
1775 гг. полна ужаснейших эпидемий, среди которых на первом плане
стоят эпидемии во время Семилетней войны (всеобщее распространение
их в 1757— 1763 гг., начиная от простой малярии до сильнейших форм
тифозных заболеваний) и во время войны между Испанией и Англией
(возвращавшиеся из Испании войска распространили дизентерию и тиф
по всей Франции). Наконец, после некоторого перерыва, начались рево-
люционные войны, а с ними дизентерия и тиф во всей Средней Европе
вплоть до Италии, где они косили и местное население, и французские
войска20.
Тем не менее, как указывает тот же Гезер} все же период XVI—XVIII вв.
представляет собой по сравнению со средневековой эпохой известный
шаг вперед в смысле меньшего распространения эпидемических болезней.
Это вызывалось, с одной стороны, некоторым улучшением в питании с
XVII в.: среди средних классов распространяется потребление вина, чая,
Глава XXXIV. Население
15
кофе; голода составляют явление менее частое, чем прежде; качество по-
требляемого хлеба и других продуктов несколько улучшается. А с другой
стороны, человеческий организм успел постепенно приспособиться, его
сопротивляемость усилилась. И в самом лечении болезней появились ус-
пехи, в особенности вследствие замены прежних, совершенно непригод-
ных и даже вредных снадобий новыми средствами. Такими новыми сред-
ствами являлись опий, привозимый голландцами и англичанами из Ин-
дии; ревень, экспортируемый из Америки через Россию, где торговля им
была долго казенной монополией; ипекакуана, получаемая также из Аме-
рики; наибольшее ясе значение имело употребление другого американско-
го продукта - хинной коры. Хинин стали употреблять с середины XVII в.
во всевозможных случаях и в чрезвычайно больших дозах, и он прино-
сил громадную пользу21. Наконец, важное значение имели различные
меры борьбы с эпидемиями, которые постепенно входят в употребление,
как-то1 изолирование больных и даже целых местностей, охваченных
эпидемией, дезинфекция помещений и т.д.
Эпидемии, особенно чумы, и теперь еще вселяли ужас в население —
«это враг, который распространяется, как огонь, которым подожжена
солома». Владельцы замков, усадеб, ферм покидали их и бежали в дру-
гие места, длинные ряды экипажей двигались из зараженного города Но
примеру этих жителей следует и правительство — городская ратуша, ма-
гистрат, консулы, суд; бежит и духовенство; бегут, забыв о своих обя-
занностях именно во время эпидемии, даже аптекари и врачи; Сиденгам,
один из крупнейших медиков XVII в., покидает Лондон во время эпиде-
мии чумы, и современники не видят в этом ничего дурного. Точно так же
король Генрих IV во время эпидемии в Париже спасается в Руан; так же
поступают император Фердинанд II, польский король Сигизмунд, дат-
ский король Христиан IV, герцоги, ландграфы. Наряду с этим мы нахо-
дим, впрочем, и людей, которые остаются на своих местах и ревностно
исполняют свои обязанности, — они в большом количестве погибают.
Средства предупреждения эпидемий применялись различные. Устраи-
вается карантин (nosocomium), в особенности для судов, приходивших с
Востока (в Марселе, Тулоне, Генуе, Ливорно), составляются списки
опасных местностей и не допускаются ни приезжающие оттуда люди, ни
привозимые товары, иногда вовсе закрывается всякий доступ кого бы то
ни было в пределы города, и жители поочередно днем и ночью дежурят у
всех городских ворот, чтобы следить за выполнением этого постановле-
ния. Дело доходит до того, что город, в котором свирепствует эпидемия,
окружается кордоном и отрезаются всякие сношения его с внешним миром.
Наряду с такого рода средствами находим и различные санитарные
меры, как чистка улиц, вывоз нечистот, содержание в чистоте съестных
припасов и т.д. К сожалению, все это делалось не в обычное, нормальное
время, а лишь тогда, когда эпидемия уже свирепствовала. А между тем,
говорит Мальтус, немногих мер этого рода, как осушение болотистых
16
История экономического быта Западной Европы
местностей, проведение и расширение улиц, постройка больших и имею-
щих много воздуха домов, оказывалось достаточным для избежания эпи-
демий и способствования во многом благополучию населения. Далее, за-
болевших, в особенности иногородних, но также местных жителей, от-
правляют за пределы города и помещают в весьма примитивных, наскоро
сколоченных бараках, крытых соломой; им запрещается выходить за
пределы этих бараков — в нарушающих это правило приказывают стре-
лять. Впрочем, с течением времени создаются уже большие и удобные
помещения; они строятся заранее, чтобы служить лазаретами в случае
наступления эпидемий, в остальное же время стоят пустыми. Обычно
членов семьи, живших вместе с заболевшим, отправляют в особые заве-
дения для подозреваемых, дом же запирается и запечатывается; если же
таких домов на данной улице много, то доступ к пей вообще прекращает-
ся. Платье, белье, постель заболевшего обычно сжигаются; далее, произ-
водится дезинфекция при помощи ароматических растений, за которыми
следуют крепкие вещества (сюда входят аммониевые соли, селитра, ски-
пидар, известь, чернильные орешки в спирте, смола разного рода), —
запах получался такой, что даже крысы погибали22.
В XVII в. исчезает проказа23; в Италии это происходит уже с конца
XV в. вследствие более раннего культурного развития этой страны. Си-
филис, после периода вспышки в конце XV и начале XVI в., теряет свой
эпидемический характер. В XVIII в. уменьшаются эпидемии кровавого
поноса, до того производившие огромные опустошения среди населения.
Наконец, еще более важное событие составляет постепенное уменьшение
чумных эпидемий и сокращение смертности от чумы уже с XVI в. Чума,
ло-видимому, заменяется более слабой формой — петехиальным (т.е.
чумным — от слова peslis) тифом, появление которого прямо рассматри-
вали как более слабую форму чумных заболеваний. Но все же лишь в
XVIII в. чума перестает быть наиболее важной из эпидемических болез-
ней — по своему значению она теперь отступает на задний план. В 1666 г.
она в последний раз посетила Англию, в начале XVIII в. еще появилась в
Италии, Голландии, Германии, Скандинавских странах, после чего и тут
исчезла24.
Крайнее разрушение внесла Тридцатилетняя война. «Население, —
говорит Густав Фрейтаг, - дошло до высшей степени несчастия, апа-
тия стала всеобщей. О крестьянах не много можно сообщить. Они одича-
ли и безнадежно прозябают. Где войска опустошали и голод свирепство-
вал, там люди и собаки пожирали те же трупы, детей ловили и
убивали»25. Не столь резко высказываются Эрдмансдерфер^ и Гвндт-
ке&, но и они изображают грустную картину. Напротив, Генигер стара-
ется смягчить ее, указывая на склонность современников к преувели-
чению ужасов, - степеней они не знают, всегда изображается высшая
степень. Причина — желание вызвать сострадание, а также добиться рас-
срочки платежей, уменьшения долгов и освобождения от уплаты процен-
Глава XXXJV Население
17
тов, как и избежать новых налогов. Многие сообщают не то, что они са-
ми пережили, а то, что слышали от других, — и ужасы растут, как ла-
вина, переходя от одного к другому. В особенности Генигер не доверяет
сообщениям о том, что люди разрывали могилы и пожйрали трупы, что
родители убивали детей и съедали их, что были целые банды, произво-
дившие прямо охоту на людей, как рассказывает Шерр. Он находит пре-
увеличенным описание жестокостей, производимых войсками над населе-
нием, мучений, которым они подвергли людей. Конечно, убийства и гра-
бежи, вымогательство и изнасилования совершались сотни и тысячи раз,
но чтобы все это происходило одновременно в том же месте — это фан-
тазия. Генигер указывает и на то, что далеко не повсюду исчезали с лица
земли целые деревни, а там, где это случалось, это было еще до войны
или же на опустошенных местах вскоре возникли новые селения. Самый
главный капитал — земля — ведь, несмотря на все грабежи, оставался
на месте. Он не верит и в то, что четвертая часть населения погибла, —
эти цифры совершенно ничем не подтверждаются; спустя несколько деся-
тилетий почти не осталось следов от опустошений, едва ли сокращение
могло быть столь велико28.
Конечно, как указывает ряд авторов (Эрдмансдерфер, Белов,
Штейнгаузен), не следует преувеличивать значения Тридцатилетней вой-
ны29. Не надо забывать в особенности того, что пустоши, которые мы
находим во второй половине XVII и в XVIII в., вовсе не всегда были вы-
званы Тридцатилетней войной: выяснилось, что уже в XIII —XV вв. мно-
го прежде существовавших деревень исчезло. Другие деревни, сожжен-
ные или покинутые жителями в то время, впоследствии снова стали на-
селенными местами30. Еще менее можно приписывать экономический
упадок Германии одной лишь войне. Большую роль сыграли другие мо-
менты, в особенности изменения в области мировой торговли, лишившие
немецкие города прежнего положения в товарообмене. Очень удобно всю
вину сваливать на войну31. Но в то же время нельзя упускать из виду,
что вина ее действительно очень велика.
Ламмерт, составивший на основании записей современников хронику
всего этого периода, год за годом (на 272 страницах), детально изобра-
жает результаты эпидемий — петехиального тифа («солдатской болез-
ни»), кровавого поноса, чумы, венгерской лихорадки, — указывает, как
сотни людей в день умирали в том или другом городе, как погибали от
эпидемий, занесенных войсками, целые деревни, как вынуждены были
расширять кладбища и устраивать новые, как людей хоронили тут же
около дома, как люди бежали куда глаза глядят, селились в палатках на
полях и в лесах, как города запрещали приезд из зараженных местностей
и т.д. Сообщаемые им цифры погибшего от эпидемий населения очень
велики — даже если они преувеличены и их сократить, то все же сумма
получится очень крупная32.
18 Ис горня экономического быта Западной Европы
Рядом с этим в хрониках, опубликованных Ламмертом, сообщается
постоянно о дороговизне и голодовках как результате в особенности оса-
ды и занятия городов армиями и расквартирования войск. Последние на
каждом шагу грабят, жгут, опустошают поля, уничтожают целые селе-
ния. Жителей они подвергают нередко страшным мучениям, и шведы, и
баварцы, и кроаты, и испанцы — все в достаточной мере бесчеловечны,
кровожадны и жестоки. В Мюнхене, например, в 1632 г. они совершали
насилия над женщинами, а мужчин медленно убивали со страшными му-
чениями, вливая им расплавленный свинец или привязывая к хвостам
лошадей. Еше гораздо больше упоминаечея в этих хрониках случаев, ко-
гда под влиянием голода люди пожирали не только кошек и собак, кору
деревьев, мышей и крыс, дикорастущие корпи и т.д., но и человеческие
трупы. Так, например, рассказываемся, что в Ayrcdypi-e в 1634 г. непо-
гребенными трупами умерших от эпидемий удовлетворяли голод, родите-
ли пожирали только что умерших детей, дети — родителей. В Нейштадтс
(Пфальц) в 1635 г. приходилось охранять кладбище от вырывающих из
могил трупы. И живых убивали и пожирали - одна женщина убила сво-
его ребенка, посолила его мясо и съела; она умерла в тюрьме В Саар-
брюкепе в 1635 г., повествуют, был людоед, который убивал людей и
пожирал их33.
Для некоторых городов мы имеем более или мепее точные сведения о
результатах Тридцати л ст ней войны. Франкфурт-на-Майне до 1634 г.
война щадила, лишь в этом году здесь появились шведы, опустошившие
поля вокруг города, и начались голод и чума. В 1618 г. насчитывалось
здесь еще 2470 плательщиков поимущественной подати, в 1629 г. - 2140,
а в 1648 г. всего 1450 Еще в течение многих лет по окончании войны по-
следствия ее давали себя чувствовать. Лишь благодаря переселениям из
Кёльна, Вормса, Франкенталя, Ганау и из Нидерландов были заполнены
бреши в купечестве, вызванные войной и эмиграцией34. Так, например,
во Фрейбурге (Баден) в 1632 г. число хозяйств составляло: цеховых
1590, духовенства и граждан (кроме неполноправных) 175, итого 1765. В
1650 г. оно падает до 725 (615 первых и 110 вторых) и даже два десяти-
летия спустя достигает лишь 985, т.е. немногим более половины числа за
1632 г35 В Эрфурте по переписи 1624 г. оказалось 13884 жителя, но за-
тем обнаруживается сильное превышение смертности над рождаемостью,
население сокращается и только в 1681 г. доходит до 15 тыс.36 В Бреген-
це на основании податных списков получаем в 1620 г. 435 хозяйств и
1522 души, в 1648 г. 300 хозяйств и 937 душ населения, и прежняя циф-
ра не достигнута еще вплоть до конца XVII в.37 Специальное иссле-
дование произведено Бейгофом для выяснения влияния Тридцатилетней
войны на экономическое развитие Гиссена. Если этот город первоначаль-
но мало почувствовал войну, то в 1635 г и здесь началась эпидемия го-
лодного тифа, которая вызвала в этом году смертность в 140 человек
вместо нормальной в 120 (записи погребенных). Но только лишь начиная
Глава XXXIv Население
19
с 1640 г. Гиссен непосредственно почувствовал все ужасы войны, когда
ему пришлось не только нести крупные расходы на содержание гессен-
ской армии, но и страдать от прохода и расквартирования войск, грабе-
жей и контрибуций. Город в течение немногих лет обнаружил сильный
экономический упадок. Имущество, показанное в податных списках 1632 г.
в 117 тыс. флоринов, сократилось в 1648 г. до 40 тыс.; в 1617 г. наибо-
лее крупное имущество составляло 3000 флоринов, в 1648 г. — всего 700
флоринов. Произведенный в 1648 г. подсчет населения дал 589 хозяйств,
на основании чего автор исчисляет 2700 жителей, тогда как для 1617 г.
он получает 3600 душ, так что уменьшение составляет 25%. Только в
1669 г. население, по переписи, снова достигает 3531 жителя, т.е. цифры
предшествующей войне эпохи, а поступления от поимущественной подати
(Bede) оказываются в 1663 г. (1352 флоринов) выше, чем в 1610 г. (около
1300 флоринов), так что город сравнительно скоро оправился от перене-
сенных бедствий38.
Тридцати летняя война, захватившая и восточные области Франции —
Бургундию, Шампань, Франш-Конте, — вызвала и здесь сильнейшие
опустошения, производимые в равной мере как имперскими войсками
(армией Галласа), так и защищавшей Францию армией герцога Саксен-
Веймарского. И те и другие в равной мере забирали у населения скот,
грабили домашнюю обстановку, поджигали дома, убивали мужчин, наси-
ловали женщин, покидая занятые ими места лишь после того, как все
было настолько разорено, что им самим нечем было существовать. Все
это делалось безнаказанно, ибо малейшая попытка борьбы со стороны
местных властей стоила им жизни. Население в такой же мере опасалось
прохода неприятеля, как и появления гарнизонов, назначенных для ох-
раны жителей. Все это продолжалось и после окончания Тридцатилетней
войны, во время войны Фронды 1649—1653 гг., как и при Людовике XIV
вплоть до 70-х годов XVII в.; Бургундия и соседние области все время
подвергались разорению проходившими войсками и дезертирами — по-
степенно установились постоянные контрибуции, взимаемые ими с жите-
лей. А ко всему этому присоединялась сначала чума (в последний раз
она опустошила Бургундию в 1636 г.), а затем тиф и холера; уменьшение
скота, уничтожение посевов, разорение деревень усиливало распростра-
нение эпидемий, следовавших за армиями. Наконец, в результате должен
был появиться голод со всеми его ужасами —• с потреблением травы,
павших животных, кошек и крыс и, наконец, с людоедством и пожира-
нием человеческого мяса. Город Дижон превратился в «огромный лаза-
рет» и даже в «огромное кладбище»39.
Переселение из сел в города вследствие хронического превышения
смертности в последних над рождаемостью (в Данциге, например, в пе-
риод 1601 -1750 гг. умерло на 82% тыс. более, чем родилось; в Париже в
1670-1684 гг. родилось 18 тыс., умерло 20 тыс.) являлось необходимо-
стью; но и для многих стран привлечение переселенцев и, во всяком слу-
20
История экономического быта Западной Европы
чае, недопущение эмиграции собственного населения составляло вопрос
их существования. В Бадене, Саксонии, Австрии, Савойе, Польше и дру-
гих странах правительство всеми силами старалось воспрепятствовать
выселению жителей, заключало даже с другими правительствами согла-
шения о взаимной выдаче беглых подданных, хотя эти постановления и
договоры редко приводили к цели Весьма строго эги запреты проводи-
лись в отношении промышленников, которые не должны были распро-
странять новых изобретений и отраслей промышленности в других стра-
нах. Поэтому, например, в Бельгии (в 1698 г) запрещена была эмигра-
ция кружевников, в Австрии — стекольщиков (богемских), в Пруссии
при Фридрихе Великом — чулочников. В случае невыполнения требова-
ния вернуться посылались (например, в Венеции) люди, которые долж-
ны были убить (отравить) мастера, сообщившего свое искусство другим
странам. Одно уже подозрение, что данный промышленник может высе-
литься, влекло за собой обязанность внести залог; такое правило сущест-
вовало, например, в Англии в отношении мастеров шерстяных и метал-
лических изделий; с 1750 г. оно было распространено на все отрасли
промышленности; агенты же, уговаривавшие англичанина эмигрировать,
подвергались наказанию в 15 месяцев тюрьмы и 300 ф ст. штрафа40.
Тем не менее период XVI —XVIII вв. представляет собою эпоху про-
мышленной эмиграции; благодаря многочисленным переселениям в раз-
личных странах Европы распространились новые, ранее неизвестные от-
расли производства. В XVI в в особенности английские протестанты во
время преследований в царствование Марии, итальянцы (из Локарно),
евреи, изгнанные из Испании, голландцы во время господства Альбы вы-
селялись в другие страны. Итальянцы перенесли во Францию шелковую
и зеркальную промышленность, фламандцы — кружевную, в Германии
нидерландцы и евреи оживили торговлю (франкфуртская, лейпцигская
ярмарки). И впоследствии жители Брабанта, евреи, итальянцы переселя-
лись в Нюрнберг, Аахен, Кёльн, Страсбург, Базель, в особенности во
Франкфурт-на-Майне41. Во второй половине XVII в., после отмены Нант-
ского эдикта, начинается обширная эмиграция гугенотов из Франции
Выселилось около 50 тыс. семейств, 290-300 тыс. чел , в разные страны
Европы: в Нидерланды (в 1687 г. насчитывалось около 75 тыс. францу-
зов), Пруссию (в 1720 г. их было 17 тыс.), Австрию, прирейнские стра-
ны, Англию (в конце XVII в. в Лондоне было около 60 тыс. гугенотов).
Такие отрасли промышленности, как, например, производство табачных
изделий, стекла, мыла, шелковых тканей, тонкого сукна и кожи, часов,
лент (на новом станке), как и новую чулковязальную машину, — все это
эти страны получили благодаря гугенотам. Во Франции же под влиянием
эмиграции промышленного населения сократилась торговля Лиона и
Марселя, бумажное производство Лимузена и Прованса. Производство
шляп в Нормандии, которые прежде вывозились не только в Париж, но
и в Англию и Нидерланды, совершенно прекратилось, ибо рабочие эмиг-
Глава XXXIV Население
21
рировали за границу42. В Реймсе половина станков осталась без работы,
в Туре число шелковых ткачей уменьшилось с 40 до 4 тыс Из Нима
шелкоткачи разбрелись в разные стороны: одни — в Авиньон, другие —
в Амстердам, где они стали производить славившиеся в Ниме ленты, тре-
тьи — в Лондон, где они образовали особую корпорацию; и в Лозанне
шелковая промышленность состояла целиком из жителей Нима43. Тяже-
лым ударом явилась отмена Нантского эдикта и для французского кру-
жевного промысла, производимого преимущественно протестантами.
Центр его, Алансон, лишился своих лучших рабочих, которые ознакоми-
ли с секретами производства северные области; лионские рабочие эмиг-
рировали в Женеву и создали там кружевную промышленность. Кольбе-
ром она была основана во Франции, теперь же последняя оказалась сно-
ва зависимой от других стран, в особенности от Нидерландов44.
Французская промышленность с ее изящным вкусом и красивыми из-
делиями была создана итальянцами, прусская — гугенотами. Вся швей-
царская промышленность создана эмигрантами: цюрихская шелковая
промышленность — протестантами из Локарно; базельская ленточная,
невшательская кружевная, производство часов в Женеве, наконец, столь
широко развившееся бумагопряденье и ситценабивное производство
Швейцарии обязаны своим существованием гугенотам, переселившимся
после отмены Нантского эдикта45. Англия, прославившаяся на всю Евро-
пу своими шерстяными тканями, обязана была этому прежде всего гол-
ландцам и фламандцам. Периодические переселения последних в течение
семи веков, с XI по XVIII в., доставили Англии все — от первого озна-
комления населения с производством шерстяных тканей до производства
new draperies, т.е. смешанных с шелком и льном материй, отличавшихся
яркими цветами и разнообразием рисунка; это были тонкие ткани для
высшего общества и легкие изделия для сбыта в тропических странах46.
В области мореплавания и кораблестроения, банковского дела и бирже-
вой техники, посева кормовых трав, даже производства хлопчатобумаж-
ных материй, которые создали в XIX в. мировую индустрию Англии, ни-
дерландские переселенцы были их учителями.
В Голландию, которую именовали «1а grande arche des fugitifs»47, во
время испанских насилий (в XVI в) переселялись валлоны, фламандцы,
брабантцы, евреи уже со времени их изгнания из Испании; при Марии
Тюдор переселилось 30 тыс. протестантов из Англии, во время Три-
дцатилетней войны — значительное количество немцев, наконец, фран-
цузские протестанты, число которых к концу XVII в. определяли в 55 —
75 тыс. Последние завели более 20 различных отраслей производства. В
Лондоне в 1568 г. насчитывалось 6704 иностранца, из них 5225 гол-
ландцев; в Норвиче в 1571 г. имелось 3925 голландцев и валлонов, а в
1587 г. большинство населения (4679) состояло из них. Голландцами и
фламандцами введена была в Англии стекольная промышленность (при-
вилегия Бена и Кара — в конце XVI в. — для выделки стекла по фран-
22___________Ис гория экономического быта Западной Европы _________
цузскому, бургундскому и голландскому способу), далее, производство
проволоки в 1662 г., ярко-красных материй, часов с маятником (dutch
clocks); они развили крашение шерсти (Бауер в 1667 г.), они же поло-
жили основание шеффилдской металлической промышленности48.
В Пруссию с 1685 г. по 1805 г. благодаря веротерпимости (de laisser й
chacun la liberty d’allcr au ciel par quel chemin il lui plait49, как говорил
Фридрих Великий) переселилось около 350 тыс колонистов, бежавших
преимущественно от преследований в других странах Эю были протес-
танты из Пфальца (7 тыс. чел. в 1680 — 1699 гг.), архиепископства Зальц-
бургского (20 тыс. чел. в 1732 г ), Швейцарии (6 -7 тыс.), Богемии, в
особенности же французские гугеноты (около 20 тыс. человек), а также
немцы из Вюртемберга50. Пруссия занялась планомерной колонизацией,
сопровождаемой выдачей пособий на дорогу и па устройство хозяйства,
освобождением от податей на 2 — 15 лет, от пошлин и т.п., в особенности
же раздачей земли колонистам; огромное большинство их составляли
крестьяне, только гугеноты и некоторые другие поселились в городах и
занялись промыслами. Крестьяне были поселены отчасти в Силезии на
помещичьих землях, где землевладельцам выдавалось по 150 талеров за
каждый вновь образованный крестьянский двор, отчасти же и преимуще-
ственно на королевских доменах в Курмарке (около 50 тыс.), Восточной
Пруссии — на пустовавших или вновь расчищенных землях. По Бегайм-
Шварцбаху, к концу жизни Фридриха Великого «приблизительно третья
часть населения, или около 1 млн человек, состояло из колонистов и по-
томков колонистов, поселившихся со времени великого курфюрста в
Пруссии», из коих около 400 тыс. (285 тыс. переселилось) приходилось
на эпоху Фридриха Великого. В эту же эпоху совершалась сильная
эмиграция немцев в Венгрию (в 1712 г. переселилось туда около 14 тыс.,
в 1763—1776 гг. около 80 тыс.) и Польшу (провинция Познань)51. А с
другой стороны, происходило переселение французов, голландцев, в осо-
бенности же англичан в Америку. По вычислениям Левассера, к концу
XVIII в. в Америке насчитывалось около 9,5 млн европейского насе-
ления; именно 6,7 млн в Северной Америке, из которых 4,5 млн прихо-
дилось на Соединенные Штаты, и 2,7 млн в Южной Америке, из них
1,7 млн в испанских владениях и почти 1 млн в Бразилии.
Фридрих Великий в письме к Вольтеру называл людей стадом оле-
ней, пасущимся в парке барона с целью увеличивать свою численность и
наполнять отгороженное им пространство52. «Подобно тому как одна лас-
точка не создает еще весны», так и для города и государства необходимо
многолюдие, иначе они не могут защищаться и становятся добычей вся-
кого врага. Неудивительно, что наряду с поощрением иммиграции и пре-
доставлением всяких льгот переселенцам и запрещением «вредной» эмиг-
рации нередко под страхом смертной казни, в особенности для агентов,
уговаривающих покидать страну, применяются и многочисленные орудия
борьбы с холостяками53: им запрещается занимать различные должности,
Глава XXXIV. Население
23
их не принимают в цехи, устанавливаются специальные подати для
них - в Тюрингии, например, для всех холостых мужчин и незамужних
женщин старше 25 лет, всех состояний; вводятся премии за ранние браки
и для семейств с большим числом детей, наконец — в противоречие духу
времени — сокращаются преследования за внебрачных детей, во избежа-
ние в особенности вытравливания плода и детоубийства.
По поводу поощрения браков и рождаемости освобождением отцов
многочисленных детей от уплаты податей Филонджиери заявлял, что до
тех пор, пока не устранен корень зла, мешающий людям жениться и ро-
жать детей, эти меры остаются бесплодными; они напоминают земле-
дельца, который поливает землю, но не засевает ее, а Фергюсон находит,
что «пока мы одной рукой унижаем и порабощаем людей, бесцельно, по-
добно императору Августу, в другой руке держать приманку к браку или
плеть для бездетных. Бесплодно привлекать новых жителей из-за грани-
цы, пока тс, кого мы уже имеем, дрожат не только при мысли о много-
численной семье, но с ужасом думают даже о неизвестной и сомнитель-
ной собственной будущности». Это меры государей, «дающих яд там, где
они думают о целебных снадобьях, и ослабляющих и нарушающих ос-
новные жизненные принципы, пытаясь внешними средствами смазывания
кожи восстановить расстроенный и болезненный организм». Тем не менее
еще Наполеон I — а в Германии и позже — государи выдавали из казны
подарок при рождении в семье седьмого ребенка.
Наконец, те же меры применялись в Америке, но там в еще более
резкой форме, соответствующей не имевшему позади многовековой исто-
рии Новому Свету. В XVII и XVIII вв. нужно было прочно и ускорен-
ным темпом заселить новые колонии, чтобы удержать их за собой.
Французы посылали из Европы целые транспорты девиц в Канаду и чуть
ли не силой заставляли холостяков жениться. В штате Орегон всякий,
проживший в течение трех лет, обязан был жениться, в противном случае
изгонялся или подлежал повешению; действительно, трое глухих к этим
советам стояли уже под виселицей, и только веревка заставила их отка-
заться от одинокой жизни. Многие эмигрировали, владельцы же крупной
собственности вынуждены были, к удовольствию матерей взрослых доче-
рей, волей-неволей освободить первых от последних54.
Однако французам все эти меры мало помогли. В занятой ими весьма
обширной части Северной Америки (нынешней Канаде и других сосед-
них областях) колонистов было слишком мало — в 1642 г., т.е. через 34
года после основания г. Квебек, немногим более 200, тогда как Новая
Англия насчитывала 24 000 переселенцев; даже в 1668 г. число францу-
зов не превышало 6 тыс.; напротив, в английских колониях (впоследст-
вии отпавших от нее и образовавших Соединенные Штаты) в 1688 г. на-
считывалось, по одним вычислениям, 180 тыс., по другим — 200 тыс.
колонистов. В середине XVIII в. Винзор определяет белое население
французских колоний в Северной Америке в 90 тыс., английских же —
24
История экономического быта Западной Европы
в 1,2—1,3 млн, быть может, оно доходит, по его мнению, даже до
1,5 млн55. Неудивительно, что французы при таких условиях не могли
удержать этих колоний, что они были совершенно вытеснены из Север-
ной Америки.
Во Франции та же самая проблема о мерах к увеличению населения,
которая выдвинута была в конце XIX в., обсуждалась уже в XVIII в.,
ибо и тогда и провинциальные интенданты, в особенности Фужероль и
Монтескье, утверждали, что население Франции сокращается, что оно
вообще меньше, чем в Англии, Голландии, Испании: это «пустыня в Ев-
ропе» (Гудар). Надо бороться с безбрачием: «если не дозволено само-
убийство, ибо этим отечество лишается человека, то еще менее можно
разрешить безбрачие, так как это значит добровольно убивать ряд поко-
лений. Каждый отдельный гражданин есть часть всего населения, он обя-
зан доставить свою долю в увековечении себя». Заявляющий это Гудар
(в 1756), как и Мерсье (1788), усматривает одну из главных причин без-
брачия в появлении пожизненных рент, выпускаемых как правительст-
вом, так и городами и различными организациями. Эта форма кредита не
только (как указывал д’Аржансон, 1764) отвлекает деньги из деревни и
заменяет реальные богатства фиктивными, но и сокращает население, ибо
владельцы пожизненных рент не женятся: «они продают свое потомство
королю за 10%>. Однако наряду с этим д’Аржансон, Гудар и другие ав-
торы обращают внимание на связь между состоянием земледелия и рос-
том населения и подчеркивают, что бедственное положение французского
крестьянина (когда он вынужден питаться травой), несравненно худшее,
чем английского (Леблан, 1758), лишает его желания иметь детей, —
впоследствии на роль земледелия в этом отношении указывают физио-
краты56.
1 По Шмоллеру, население Германии равнялось в 1620 г. 15 млн человек, затеи силь-
но сократилось и только в 1700 г. снова вернулось к этой цифре, в 1800 г. достигло 22 — 24
или. См. также: Wenainghoff. Unsere Volkszahl in Vergangenheit und Gegenwart. 1917.
2 Сэмюэл Пепе, посетивший Бристоль в 1668 г., был поражен тем, что в этом городе,
куда ни посмотришь, ничего, кроме домов, не видно; в других городах, кроме Лондона, он
везде находил поля к леса внутри города.
^Necker. Administration des finances. 1784. T. I. P. 228 ff-
*S£e. Uneville de I'ancienne France // La vic dconotnique et les classes sociales an
XVIII sifecle. 1924. P. 122). Nicolai. Essai statistique stir le clergd etc. et le mouvetnenl de la
population de Bordeaux. 1909. P. 119. Blanchard. Grtnoble. Etude de geographic urbaine. 2-
e dd. 1914. Cp.: Roupnel. La vide et la campagne au XVII siicle. 1922.
2 Bein. Die Industrie des sBchsischen Voigtlandes. Tab. VI.
6 Burkhardt. Die Kinderzahl und jugendliche Sterblichkeit in frUheren Jahrhunderten //
Zeilschrift fUr schweizerische Statistik. Bd. II. 1907. S. 8.
7 В северных провинциях Франции смертность составляла в 1786—1788 it. в деревнях
22-26%, в деревне в городе, взятых вместе, 27—33% {Lefebvre. Les paysans du Nord de la
France pendant la revolution. T. 1. 1924. P. 315).
^Prinzig. Handbuch der medizinischen Statistik 1906. S. 529. Mallet. Recherchcs his-
toriques et statistiques sur la population de Geneve (1549-1833) // Annales d'hygiine
publ. T. XVIII. 1837. P. 51. Levasseur. Histoire des classes ouvriires et de 1‘industrie en
Глава XXXIV. Население
25
France de 1789 h 1870. 2-e 6d. 1907. T. II. P. 395.
9 Anderson. Origin of Commerce. Нем. изд. 1779. P. 252, 256, 260, 278, 289, 319, 535,
553 , 572.
10 Burch hard t. Demographic und Epidemiologic der Stadt Basel 1601 — 1900. Hanauer.
Der Gang der Sterblichkeit in Frankfurt am Mein // Soziale Medizin und Hygiene. 1907.
Bd. II.
” Nicolai. Essai statistique stir le ciergd etc. et le mouvement de la population de Bor-
deaux 1909. P. 118.
12 Cm.: Franklin. La vie privde d'autrefois. Les soins de toilette. 1887. P. 26—38. Schulz
Я. Das hausliche Lcbcn der curopaischen Kulturvblker (voin Mittelater bis zur zweiten Halfte
des XVIII. Jahrhunderts). 1903. S. 140—141, 337. Ванны находим лишь у очень богатых
людей, остальные лишь от времени до времени посещали публичные бани, но последние
часто служили распространителями заразных болезней, и во многих городах их совершен-
но закрывали. По мнению Зомбарта (Sombart. Luxus und Kapitalismus. S. 68), на чистоту
тела впервые стали обращать внимание придворные куртизанки, и уже их примеру выну-
ждены были последовать дамы из общества; матеря дают совет дочерям мыться для себя
или., для мужа.
13 См.: Franklin. La vie privde d’autrefois. Les soins de toilette. Macaulay. The History
of England from lhe Accession of James the Second. Popular Edition. 1889. Trautmann. Kicls
Ratsvcrfassung und Ratswirtschaft vom Beginn des 17. Jahrhunderts. 1909. S. 204 ff., 222 ff.
Hom. Erfurts Stadtverfassung. S. 101. Gebauer. Breslaus kommunale Wirtschaft um die
Wende des XVIII. Jahrhunderts. 1906. S. 178 ff. Hilgert, Finanzen der Stadt Munster i. W.
von 1816—1908 // Abhandlungen aus der staatswirtschaftlichen Seminar zu Munster. H. 9.
1910. S. 135. Behre. Geschichte der Statistik in Brandenburg-Preussen bis zur GrUndung des
koniglischen Preussischen Bureaus. 1905. S. 149. Ардашев. Провинциальная администрация
во Франции в последнюю пору старого порядка. Т. II. С. 279 сл. Roupnel. La ville et la
campagne au XVIII sidcle. P. 112 ff.
14 Franklin. La vie privde d'autrefois. L’Hygiine. Paris. 1890.
>5 [Берегись, вода! (франц.).]
16 [На английский манер (франц.).]
п Franklin. La vie privde d'autrefois. L’hygidne. P. 122 ff., 133—143, 149—154, 168,
171, 176, 197-203. Дом призрения в Бордо имел и свое кладбище, которое находилось тут
же, у самого заведения, и было отделено от двора только забором (Guitard. Un grand atelier
de charitd sous Louis XIV. L'hdpital gdndral de la manufacture a Bordeaux (1658—1775) //
Mdmoires et documents, publ. par Hayem. 4-e sdr. 1916. P. 151). Напротив, стокп для не-
чистот имелись в «Hfipital* уже с конца XVII в. (как и устроены были в его помещениях
отхожие места). Ср.: Roupnel. La ville et la campagne au XVII si&cle. P. 115. В Вюрцбурге
кладбища, находящиеся в пределах города, были закрыты только в начале XIX в. (Meis-
ner. Entwicklung des wiirzbarger Stadthaushalts. 1912. S. 88).
18 В Восточной Пруссии, по различным вычислениям, в 1709 — 1710 гг. вымерло около
третьей части населения; в Магдебурге в 1709 г. население, под влиянием чумы, сократи-
лось с 8 до 5 тыс. человек; в Данциге в этом году было 1836 родившихся и 24 533 умер-
ших, а вообще за период 1601-1750 гг. в Данциге число умерших составляло на 83 тыс.
больше числа родившихся. В Лондоне, по словам Граунта, во время чумных эпидемий
1603 и 1625 гг. вымерло около одной пятой населения; однако, тот же автор утверждает,
что, благодаря приливу извне, в течение двух лет после чумы население Лондона, по об-
щему правилу, достигает прежней цифры. В 1636 г. в Лондоне умерло 23 тыс. человек, из
них 10 тыс. от чумы, в 1665 г. - 97 тыс., из них 68 тыс. от чумы (в нормальные годы
умирало всего 10—12 тыс.). См.: Creighton. A History of Epidemics in Britain. 1891.
19 Во время шведско-польской войны в Восточной Пруссии в 1656 г. было сожжено 13
городов, 249 местечек и селений, убито 23 тыс. челоаек и взято в плен 34 тыс.; в Помера-
нии во время Семилетней войны население уменьшилось на 10%.
^Haeser. Geschichte der Medizin. Bd. III. S. 349, 358, 363, 377 — 378, 399 — 401, 404 —
406, 454 - 457, 463 - 464 , 478, 481-488, 494 , 533 - 537. Cp.: Roupnel. La ville et la cam-
26
История экономического быта Западной Европы
pagne аи XVII siicle. Р. 37 ff.
21 Больницы, однако, еще и в XVIII в. представляли ужасное зрелище, и не удиви-
тельно, что население их избегало. См.: Franklin. La vie privde d’autrefuis. L’hygiine. P.
177'•192. Больных клали no несколько (четыре) человек п одну кровать, причем не счи-
тались с характером их болезни (ffesnard. Mdmoires cl’un nonagdnaire. 1880). Королевская
мануфактура по выделке парусного холста в Анжере (в 1751 г) гордилась тем, что она
своим рабочим, л случае их болезни, дает каждому отдельную кровать в больнице {Dau
p/iin, Recherches pur servirh I'htstoire de I'induslrie textile en Anjou 1916. P. 121)
22 Lallemand Histoire de la chantd. T. IV. 1, 1910. P. 60— 111.
23 Даже в Париже, что, однако, нельзя приписать, как указывает Францией (La vie
pnvde d’autrefois L'hygiin. P. 104- 150), улучшению гпгиепических углоннй.
24 Haeser Geschichte dec Medizin. Bd III. S. 234 ff., 299 ff, 315 fl , 347, 357 , 876,
444 - 445, 559, 573 ff.. 584 -588.
25 Freytag Bilder aus der deutschen Vergangenheit.
26 Erdmannsdorfer. Deutsche Geschichte von 1648—1740. В. 1. P. 101 ff.
27 Haendtke. Deutsche Kultur im Zeitalter des 30-jilhngen Knegs. 1906. S. 144 ff. Cm.
также: Hanser. Deutschland nach dem dreissigjdhrigen Kricge. 1862.
^HUniger. Der dreissigjahrige Krieg und die deutsche Kultur // Preussische Jahrbuch.
1909. Cp.: Kaphan. Die wirtschafthchen Folgen des 30-jahrigen Krieges for die Altmark //
Geschichtliche Studien, hrsg. von Title Bd. II. 1911.
29 Below. Ursachen der Reformation. 1917. S. 138. Below. Probleme der Wirtschafts-
geschichte. P. 429. Его статьи в‘ Zeitschrift fUr Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. Bd. IV. S.
119 ff.; Vierteljahrschrift fUr Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. 1909; Zeitschrift flir Sozial-
wissenschaft. 1904. Steinkausen. Archiv fUr Kulturgesch. 1910. Dilrr. // Vierteljahrschrift
flir Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. Bd. Х1П. Kaphahn. // Vierteljahrschrift far Sozial-
und Wirtschaftsgeschichte. Bd. XV.
30 Besckomer. Ober den Wiederaufbau der moisten im Drcissigj ar ingen Krieg zersttfrten.
Ddrfer // Studium Lipsiense. 1909. S. 73 ff. Cp.: Gebauer. // Forschungen zur Brandden-
burgs und Preussens Geschichte. Bd 22. 1909.
31 Below. Ursachen der Reformation. Riezler. Geschichte Baverns. 1913. Bd.VII. S. 107 ff.
32 Например, в Данциге в 1620 г. 20 тыс. (подсчитано по педелям); в 1625 г. 4 тыс., в Мо-
равии в 1622—1625 гг. 4200, в Ольмюце в 1624 г. 14 тыс., в Госларе в 1625 г 3 тыс., в сле-
дующем столько же, в Вюртемберге в 1626 г. 28 тыс., в Бремене в 1627 г. 10 тыс., в Гам-
бурге в одном только квартале в 1628 г. 4200 человек., в Кольберге в 1630 г. 3500, в кур-
фюршестве Саксонском в 1631-1632 гг. 934 тыс., в Страсбурге в 1633 г. 8 тыс., в
Лейпциге в 1633 г. 5 тыс., в Швейдяице в 1633 г. 16 тыс., в Бреславле в 1633 г. 13 тыс.,
в Нейссе в 1633 г. 5 тыс., во Франкфурте-на-Майне с 1625 по 1646 г. 34,6 тыс., в Нюрн-
берге в 1634 г. 18тыс., в Страубинге в 1634 г. 18 тыс., в Аугсбурге в 1634 г. 60 тыс., в Эсс-
лингене в 1634-1635 гг. 9 тыс., в Штуттгарте в 1635—1636 гг. 5370, в Лейдене в 1635 г.
20 тыс., в Ганау в 1635 г. 21 тыс., в Эйденбурге, в Саксонии, в 1637 г. 8200, в Нойбран-
денбурге в 1638 г. 8 тыс., в Хемнице в 1643-1644 гг. 11 тыс.
33 Такие же сведения находим из Майнца, из Нейштадта, из Гад а мара, из Нассау за тот
же 1635 г., из Иппесгейма (Бавария), в Альцей (Пфальц), в Гейнгаузене на Рейне за 1637 г.,
из Мекленбурга за 1638 г., из Геттштедта за 1639 г. (Lammert. Geschichte der Seuchen,
Hungers- und Kriegsnot zur Zeit des dreissigjahrigen Kriegs. 1890.)
34 Dietz. Frankfurter Handelsgeschichte. Bd. II. 1921. S. 45. Bd. IV. 1. 1925. S. 13.
35 Auer. Das Finanzwesen der Stadt Freiburg von 1648 bls 1806. Bd. I. S. 12 ff.
36 Hom. Erfurts Stadtverfassung und Stadtwirtschaft. S. 31.
37 Helbok. Bevttikerung der Stadt Bregenz am Bodensee. 1912. P. 59 ff., tab. П.
38 Beyhoff. Stadt und Festung Giessen im Zeitalter des dreissigjahrigen Kriegs. Bd. I. 1915.
MRoupnel. La ville et la compagne au XVII stecle. P. 24 ff., 27 ff., 32 ff., 37 ff., 42 ff.,
53 ff., 61 ff.
40 Cm.: Kulischer. Die Ursachen des Ubergangs von der Handarbelt zur maschinellen Be-
Глава XXXIV. Население
27
triebsweise // Jahrbuch fur Gesetzgebung, Verwaitung und Volkswirtschaft, hrsg. von
Schmoller. 1906. S. 73 ff.
41 Dietz Frankfurter Handelsgeschichte. Bd. П. S. 13. IV. I. P. 239.
42 Sion. Les paysans de la Normandie Orientate. 1909. P. 167.
43 Dulil L'Industrie de la soie b Nlmes jusqu’h 1789 // Revue d’histoire moderne. T. X.
P 321
14 Laprade Le poinct de France el les centers dentellicrs au XVII et XVIII sidcle. 1905.
P 244
45 Rappard. l-a revolution Industrie!le et les originesde la protection legale du travail en
Suisse. 1914. P. 54, 75, 88, 92, 96, 105.
46 См. ниже, отд. Ill, гл. 5.
47 (большом ковчег для беженцев (франц.).]
4 Я Campbell The Puritans. Vol. I. P. 269, 489. Cunningham. Allien Immigrants. P 178
ff., 212 ff Wctes. Histoirc des Rdfugies. T. II. P. 135. Sombart. Der Bourgeois. S. 387 ff.
49 (Предоставить каждому свободу отправиться на небо угодным ему путем (франц.).]
50 В 50-х н 60-х гг. XVIII в. из Вюртемберга эмигрировало вообще в среднем свыше 2
тыс человек ежегодно, пли ’/?% населения.
51 См : Schmoller. Umrisse und Untersuchungen. Behre. Geschichte dcr Statistik in
Brandenburg — Preussen bis zur GrUndung des kttniglischen Preussischen Bureaus. Sta-
delmann. Preussens Kdnige in ihrer Tatigkeit fur die Landeskultur. Bd. II.
52 Voltaire. Oeuvres. Vol. XXII. P. 80.
53 В Ганновере на городском рынке цирюльник брил холостякам голову и бороду,
имевшие такой позорный вид лица не могли ни носить парика, ни посещать трактиров, ни
покупать что-либо на рынке. В Германии существовало специальное право для холостяков
(Hagestolzenrechl); Ladewig еще в 1727 г. посвятил ему сочиненпе <De Hagelstolziatu».
См.: Brunneck. Zur Geschichte des Hagestolzenrechts // Zeitschrift der Savigny-Stiftung fUr
Rechtsgcschichte. Germanistische Abteilung. Bd. 35.
54 Cm.: Elster. Bevelkerungswesen (Bevdkerungslehre und Bevdlkeruugspolitik. § 2, 5) //
HandwOrterbuch der Staatswissenschaften. 3. Aufl. Bd. II. Roscher. Grundlagen der Nation-
alokonomie. Bd. I. Buch VI. Кар. III. Sntissen. La population. 1893. Fergusson. The History
of Civil Society. 1767. Bd. III. Ch. IV. Stein. Die Verwaltungslehre. II // Lehre von der
inneren Verwaitung. T. 1. 1806. Jolies. Ansichten der Nationalokonomie Schriftsteller des 16.
und 17. Jahrhunderte Uber BevOlkerungswessen // JahrbUcher fur Nationaldkonomie und
Statistik. 1886. Clement. Letters de Colbert. II. Voltaire. Steele de Louis XIV. Ch. 25. For-
bonnais. Recherches et considerations sur les finances de France. 1758. T. I. P. 391. T. II. P.
351.
55 Cm.: Supan. Die terriloriale Entwicklung der europaischen Kolonien. 1906. P. 67, 93 —
95, 124.
5f i Cm.: Montesquieu. Esprit des lois. T. XXIII. Boilainvillers. Mdmoires etc. (там отчет
Fougerolles). Delvoille. Ange Goudart et son projet pour la rdpopulation en 1756 // Revue
d’histoire des doctrines Icononomique et soziale. 1912.
ГЛАВА XXXV
ПОТРЕБЛЕНИЕ
Насколько изменился характер потребления съестных припасав, в
особенности мяса, и изменился ли он вообще, трудно сказать за отсутст-
вием статистических и иных данных. Маколей указывает лишь на то, что
еще к концу XVII в., ввиду невозможности прокормить скот в течение
зимы, приходилось убивать его в большом количестве и солить мясо, так
что в течение многих месяцев даже джентри не потребляли свежей жи-
вотной пищи, за исключением дичи и рыбы. При Генрихе VII свежее мя-
со потреблялось лишь в течение 2—3 месяцев в году, при Карле II мясо
солили только в ноябре. Тот же Маколей находит, что хлеб был весьма
плох, и в конце XVII в. арендаторы и торговцы потребляли хлеб, один
вид которого вызвал бы теперь (в середине XIX в.) волнение в работном
доме1.
Гораздо больше данных имеется о потреблении напитков — вина, пи-
ва, а с течением времени и водки, — о пьянстве в эту эпоху. Лютер пи-
сал о том, что вся Германия «загублена пьянством» и что «наш немецкий
дьявол — добрая бочка вина, а имя ему пьянство». «Мы, немцы, пропи-
ваем наше имущество, наше здоровье и само царствие небесное», — вос-
клицает другой реформатор, Меланхтон.
Но едва ли сами реформаторы отличались трезвостью, — известно
ведь изречение Лютера «Wein, Weib und Gesang»2 He меньше пили и в
«старой веселой Англии» (old merry England): на дверях кабаков были
нарисованы вывески, приглашавшие выпить за самую малую сумму —
один пенни, - с уверением, что за два пенни посетители будут мертвец-
ки пьяны и получат солому, на которой могут выспаться. Кабатчики дей-
ствительно имели помещения, куда провожали своих пьяных гостей.
«Немецкий солдат - пьяница, испанский — вор», — говорил Карл V.
Но не лучше дело обстояло в этом отношении и среди других слоев насе-
ления. Курфюрст Саксонский, уезжая из Праги (в 1610 г.), благодарит
императора за радушный прием — такой прекрасный, что он ни одного
часа не провел в трезвом состоянии. И Людовик XV, и Филипп Орлеан-
ский (регент) имели обыкновение весьма часто напиваться допьяна. За
обедом последнего дело всегда кончалось тем, что гости не в состоянии
были ни говорить, ни слушать другого, и часто их приходилось уносить,
так как ходить они уже не могли. При дворе Фридриха Великого, когда
он был еще наследным принцем, происходили оргии (одна из них в 1739 г.
описана участником ее), при которых не только били и ломали зеркала,
Глава XXXV. Потребление
29
посуду, мебель, по напивались так, что в течение многих дней, «по бо-
лезни», никто не мог показываться. Пелльниц рассказывает, как он гос-
тил у епископа Вюрцбургского и все время был пьян; он восхваляет об-
ширные погреба капитула — «арсенал Вакха». Охотно напивались и
придворные дамы, пожилые и молодые; дочери старались превзойти ма-
терей. В 1529 г. вышла книжка, превозносившая водку, — последняя
постепенно из медицинского средства превращается в средство опьяне-
ния. Но еще в XVII в. врачи серьезно обсуждали вопрос о том, полезно
ли время от времени предаваться пьянству (темы Парижского медицин-
ского факультета в 1643, 1658, 1665 гг.: An singulis mensibus repetita se-
mel ebrietas salubris? An curandae quartanae conveniat ebrietas?3), и мно-
гие из них находили полезным напиваться допьяна раз или два в месяц,
для того чтобы желудочные силы не уменьшались. Впрочем, в 1748 г.
встречаем в Париже книгу: «Ergo aqua vitae — aqua mortis» (Пикете) —
«Вода жизни (водка) есть вода смерти»4.
Среди городского населения в эту эпоху сильно распространяется по-
требление различных пряностей — перца, мускатного ореха, корицы,
гвоздики, — которые прежде составляли редкость. Теперь, с открытием
морского пути в Индию, они стали дешевле и доступнее; кроме того, их
стали разводить и в других местах, в особенности на Антильских остро-
вах. С распространением культуры сахарного тростника за океаном и са-
хар (от арабск. sukkar), выделанный из него, известный еще со времен
крестовых походов, но составлявший большую редкость (его заменяли
медом), теперь становится гораздо более доступным (свекловичного са-
хара еще не было)5. Состоятельные слои населения потребляют теперь и
новые колониальные товары: кофе, чай, какао, табак.
Ранее всего, уже в XVI в., распространяется потребление сахара; в
высшем обществе «не едят ничего, что не посыпано сахаром»; из сахара
выделывают мармелад, конфеты, засахаривают фрукты и пряности вся-
кого рода; подаются сахарные фигуры, изображения птиц и животных,
дворцов и кораблей из сахара; сахар кладется в вино, в воду, в мясные и
рыбные блюда, прибавляется к яйцам; солью пользуются не чаще, чем
сахаром.
Кофе6 как напиток появился на Востоке, по-видимому, не ранее сере-
дины XV в. (африканские племена гораздо раньше стали есть поджарен-
ные кофейные бобы). В это время мы находим его в Аравии и Сирии, а в
середине XVI в. была открыта первая кофейня в Константинополе. С
потреблением кофе познакомились в конце XVI и начале XVII в. купцы,
посещавшие Турцию и Египет. Они сообщили о том, что арабы и турки
пьют напиток, именуемый caova, cahiia или copha, который продается в
тавернах, как в Европе вино, ибо вино пить религия им запрещает. Пьют
его не во время обеда, а после него, причем кофе устраняет меланхолию,
укрепляет желудок, в особенности же полезен для тех, кому необходимо
ночью бодрствовать, ибо он прогоняет сон. В 1640—1660-х годах кофе по-
30
История экономического быта Западной Европы
является во Франции и Англии, ранее всего, по-видимому, в Марселе,
куда он был привезен французскими купцами, торговавшими с левантий-
скими странами; они завели турецкий обычай потребления кофе, к кото-
рому приучились на Востоке. В 1670 г. Людовик XIV при приеме по-
сольства султана Магомета IV угощал его кофе и после этого ввел его в
употребление при дворе. А затем продажа кофе фунтами распространяет-
ся и в Париже, Лондоне, Амстердаме Из кофе стали выделывать конфе-
ты, ликеры, сиропы разного рода Врачи первоначально восстали против
потребления его, находя, что кофе повсюду, куда оп проник, стал
«ужасной страстью, тиранической привычкой», от которой люди не могут
отказаться даже там, где подвергаются за это преследованиям. Они опа-
сались, как бы это произведение Аравии не вытеснило вино вследствие
тех качеств, которые ему приписываются, «хотя, говоря правду, ни вкус,
ни цвет, ни запах, ни субстанция его не позволяют проводить даже отда-
ленного сравнения между ним и вином». Другие врачи утверждали, что
кофе сокращает жизнь, - Кольбер сжег себе им желудок, ибо был вы-
нужден для ночной работы употреблять кофе; называли принцессу, кото-
рая от кофе умерла после тяжких страданий и у которой в желудке на-
шли после смерти сотню небольших нарывов; фламандского губернатора,
у которого кофе вызвал рак на руке, отчего оп умер. В Германии, глав-
ной потребительнице кофе в XIX в., прежде, еще в середине XVIII в.,
было много противников кофе, которые утверждали, что предки не знали
его и не страдали коликами, ипохондрией и болью в животе. В Париже,
рассказывали они, семьи вымирают в третьем поколении, чем это вызы-
вается, как не потреблением кофе? Но ведь врачи и торговцы будут про-
тестовать, если больше никто не станет потреблять ни кофе, ни сахара.
Ведь если в Вестфалии семья ежегодно тратит 5 талеров па сахар, кофе и
чай, то из страны уходит 150 тыс. талеров, а па эти деньги можно было
бы дать приданое 150 бедным девушкам, жалуется одна девица Юстусу
Мезеру1. Фридрих Великий был противником кофе, ибо сам король был
воспитан на супе из пива, следовательно, и другие люди могут доволь-
ствоваться им, тем более что он гораздо здоровее кофе. Такого же мне-
ния держалась Елизавета Орлеанская (урожденная принцесса Пфальц-
ская): кофе она сравнивала с сажей и жжеными фигами, чай - с травой,
шоколад для нее слишком сладок и вызывает боль в желудке, — всему
она предпочитала кислую капусту и суп из пива. В различных немецких
городах кофе был запрещен, и у жителей отбирали кофейную посуду, а
долги по продаже кофе объявлялись не подлежащими взысканию. Гоне-
ниям подвергался кофе и в Англии; в особенности духовенство восстава-
ло против этого «турецкого напитка». Но это нисколько не помогало —
потребление кофе распространялось, тем более что и среди врачей он
вскоре нашел себе сторонников («в интересах страждущего человечества
и голландских купцов»), которые утверждали, что для умственной рабо-
ты потребление его полезно; как доказывал один парижский врач на ме-
Глава XXXV. Потребление
31
дицинском факультете в 1718 г., он не создает расположения к апоплек-
сии, он устраняет опьянение, вызываемое вином. Появились поэмы и
кантаты, слагаемые в честь кофе8.
Сведения о чае9 в Европу проникли в середине XVI в. Сообщалось о
том, что японцы приготовляют чрезвычайно полезный напиток, который
обеспечивает долгую жизнь, из травы, именуемой chia или chaa. Гол-
ландские купцы, побывавшие в Китае, Японии или Сиаме, вскоре стали
потреблять этот напиток, а затем нидерландская Ост-Индская компания
начала вывозить его из Макао в Европу. При этом объявлялось, что чай
облегчает пищеварение и дает пьяницам новые силы для возобновления
потребления спиртных напитков. Дифирамбы в честь чая, однако, во
многих случаях сочинялись по поручению Ост-Индской компании с це-
лью расширения сбыта чая. Чай называли божественной травой, амбро-
зией, рекомендовали пить его в количестве 40—50 чашек в сутки, по-
треблять его как можно больше в любое время. Одного голландского
врача, проживавшего в Гамбурге и в большом количестве прописывавше-
го пациентам потребление чая - он хотел заменить потребление водки
чаем, — также обвиняли в том, что его подкупили купцы, торгующие
чаем В середине XVII в. чай потребляли в Голландии, Лондоне, Лионе,
Париже, итальянских городах; по он стоил чрезвычайно дорого, и поэто-
му только высшие слои населения могли позволять себе эту роскошь. В
1766 г. было вывезено из Китая 17,5 млн фунтов чая, из них 6 млн анг-
личанами и 4 млн голландцами.
Шоколад был вывезен в 1528 г. Кортесом из Мексики, где зерна ка-
као служили монетой (вплоть до середины XIX в.). Там шоколад приго-
товлялся в виде смеси из какао, маиса, перца и других пряностей. Хотя
первоначально европейцы называли такой напиток более пригодным для
свиней, чем для людей, однако уже в середине XVI в. он стал распро-
страняться в Испании, затем во Фландрии и Флоренции, а с середины
XVII в. и во Франции — кардинал Мазарини и маршал Грамон выписа-
ли двух умелых поваров из Италии для приготовления чая, кофе и шо-
колада. Но уже в Испании последний изменил свой характер: вместо
перца в какао стали примешивать ваниль или корицу, мед или сахар.
Шоколад не был встречен с такой враждой, как кофе: напротив, его счи-
тали полезным медикаментом, в особенности при ревматизме, заболева-
ниях горла, бессоннице, коликах, холере и дизентерии. Только некото-
рые врачи сомневались в полезности его, говоря, что шоколад — напиток
тяжелый, пригодный лишь для желудка индейцев, что он испортил зубы
королеве Христине, что он сжигает кровь. Мадам де Севинье одно время
была противницей его и приписывала факт рождения совершенно черно-
го ребенка у одной маркизы и смерть его потреблению шоколада марки-
зой: ребенка сожгли шоколадом — откуда иначе могло явиться столько
жару в этом маленьком теле? Напротив, духовенство поощряло потреб-
ление его, высказавшись в том смысле, что шоколад не нарушает поста,
32 История экономического быта Западной Европы
ибо хотя он и является питательным, но не составляет съестного. Уже в
1661 г. появляется сочинение Дюпона (Dupont) «Ап salubus usus choco-
latae?» В настоящее время, читаем в 1709 г. у Эке, шоколад считают ца-
рем всех напитков, божественным напитком. Вскоре шоколад стал мод-
ным напитком, потребляемым повсюду высшими классами общества. Он
«по своим достоинствам выше чая китайцев и кофе персов и турок»,0.
Наконец, из Америки был привезен и табак (название от острова Та-
bago, или Tobago, почему на различных языках — tabac, Tabak,
tobacco), впервые уже Колумбом, затем — испанцем Орвиедо; достав-
ленные им семена дали возможность разводить табак как садовое расте-
ние в Испании Табак, подобно другим колониальным товарам, приме-
нялся первоначально как лекарственное снадобье, которому приписыва-
лась специфическая сила. В 1560 г. исследовал его Жан Пико, фран-
цузский посланник при португальском дворе, и нашел в нем одурмани-
вающее вещество, которое по его имени было названо пикотипом; он
послал семена и листья табака во Францию королеве Катерине Медичи.
Уже в 1600 г. «курили и нюхали в Старом Светс табак па протяжении от
Лиссабона до Пекина и от Исландии до мыса Доброй Надежды». Нача-
лось с матросов, побывавших в Америке (которые жевали табак); в 1585 г
появились в Англии tabakhouses, и это «вонючее, в поношение Господу
употребляемое растение» стало распространяться среди населения; сна-
чала его нюхали, затем стали и курить трубки. Духовенство в Англии
заявляло, что табак вреден для здоровья, уменьшает умственные способ-
ности, вызывает нечистоплотность и отрицательно влияет на обществен-
ное настроение. В Германии оно говорило, что те, кто «пьют» табак, ли-
шаются вечного блаженства, курят фимиам дьяволу. После заповеди «не
прелюбодействуй» прибавляли: «Не потребляй табаку». Яков I в Англии
написал две брошюры, направленные против табака, и ими было вызвано
избиение народом людей, куривших и нюхавших табак. Дворяне, ули-
ченные в «смертном грехе» курения, были изгнаны из Лондона, и у них
были острижены бороды. В Швейцарии курильщиков выставляли к по-
зорному столбу. В Московском государстве «богомерзкая трава» была
проклята патриархом, и, по Уложению 1649 г., за продажу и курение
табака велено резать носы и рвать ноздри и ссылать в дальние города11.
Но никакие кары не помогали; государству пришлось отказаться от
запрещений, наказывая потребителей табака лишь взиманием с них осо-
бого налога и используя таким образом это потребление в фискальных
целях.
Уже в XVII в. появился ряд сочинений, посвященных новым напит-
кам: Колменеро о шоколаде - 1631 г., Дюфур о кофе, чае и шоколаде —
1671 и 1685 гг., Бленьи о тех же напитках — 1687 г. и др. Особенно ста-
ли распространяться новые напитки — чай и кофе, - как и потребление
табаку (даже в Норвегии купцы в конце XVII в. уже пили кофе и кури-
ли трубку), благодаря появляющимся с середины XVII в. в Англии, Ни-
Глава XXXV. Потребление
33
дерландах, Франции кофейням. Последние были занесены, как и самое
потребление кофе, из Турции и Египта: там имелись кофейни, в которых
мужчины проводили по несколько часов в день (женщины туда не могли
входить). В 1652 г. возникла первая кофейня в Лондоне12, и вскоре ко-
фейни стали необходимым учреждением Лондона, которым он особенно
отличался от других городов; они стали домом для лондонского жителя,
так что люди, искавшие кого-либо, спрашивали не улицу, где он живет, а
посещает ли он «греческую кофейню» или «радугу». При этом каждое
звание или профессия, каждое религиозное или политическое направле-
ние имело свою особую кофейню, где обсуждались различные важные
вопросы в области литературы и политики, где выступали ораторы, где
можно было узнать все последние новости (при отсутствии газет), полу-
чить совет врача, где, наконец, совершались и коммерческие операции.
Приезжие удивлялись, как люди, имеющие свои жилища, могли поки-
дать их, чтобы часами проводить время в ужасной, наполненной дымом
атмосфере, где сидели, как в тумане, и усиленно курили или нюхали та-
бак. Правительство первоначально пробовало с этим бороться, находя
кофейни опасным явлением, но вынуждено было отказаться от мер, на-
правленных против них. К концу XVII в. их насчитывалось свыше тыся-
чи, кофе продавался с сахаром и без сахара, вместе с ним подавалась и
трубка табака, имелся и шоколад13.
Парижская полиция вступила в борьбу с кофейнями, открытыми но-
чью, находя, что они являются местами сбора для воров и других сомни-
тельных людей, тем более что кофейни освещены фонарями, которыми
они отличаются от других домов и которые являются сигналом для лю-
дей этого рода (ордонанс 1695 г.). Политическое значение парижских
кофеен было меньше, чем лондонских, но литераторы здесь собирались в
большом количестве: Руссо здесь писал свои произведения, Вольтер о
кофейнях неоднократно упоминает; в 1723 г. их насчитывалось в Пари-
же, по Савари, около 38014.
В середине XVIII в. встречаем кофейни как обычное явление даже в
небольших итальянских городках, а в Неаполе здесь читались стихи и
сатиры, направленные против правительства15. Широко развивавшаяся в
начале XVIII в. спекуляция акциями также воспользовалась кофейнями.
В Амстердаме, Париже, Гамбурге операции с акциями совершались во
вновь появившихся в то время кофейнях16.
И в других отношениях мы можем отметить значительные изменения в
характере потребления, хотя происходят они лишь постепенно и медленно.
Франклен в одном из томов своей «La vie priv^e d* autrefois» (Les re-
pas) устанавливает следующие три основных положения: 1) до XVII в.
во всяком случае во Франции все ели руками; 2) употребление вилок
среди высшего общества начинается лишь после 1600 г.; 3) среди прочего
городского населения употребление вилок становится обычным лишь в
течение XVII в. Действительно, из фактов, сообщаемых им в различных
34
История экономического бытаЗападной Европы
томах его сочинения, мы можем усмотреть, что еще в начале XVII в. ка-
ждый брал с общего блюда несколько нарезанных кусков руками, а затем
руками же разрывал их на части, причем в XVII в. он клал их на тарел-
ку, ранее же последние заменялись толстыми кусками хлеба, на которые
клали мясо и иные сухие продукты. Поэтому рекомендовалось не смор-
каться (носовых платков еще не было) той рукой - правой, - которой
берут мясо за обедом. Английский путешественник Томас Кориат, выпус-
тивший свое сочинение в 1608 г., сообщает, что в Италии он нашел обы-
чай, которого нет в других христианских странах: «когда итальянцы раз-
резают мясо, они пользуются небольшими граблями из железа или стали,
иногда из серебра; странно, что итальянцев нельзя заставить есть руками:
они исходят как бы из того, что не у всех руки чисты». Вернувшись в
Англию, он решил перенять эту неизвестную там привычку и есть при
помощи вилки. Но приятели над ним смеялись, и один во время обеда
назвал его furcifer’oM17. Еше в 1651 г. королева Анна Австрийская «не
находила ничего предосудительного в том, чтобы класть свои красивые
руки в блюдо с рагу», но сто лет спустя это считалось уже недопусти-
мым^.
При отсутствии вилок, тем большее значение должны были иметь но-
жи. Один француз сообщает в 1560 г., что в Италии и Швейцарии каж-
дый за обедом имел свой нож, и точно так же Монтень 30 лет спустя
рассказывает, что швейцарцы не лезут руками в блюдо, а берут все но-
жом; напротив, во Франции число ножей до XVII в. обыкновенно не со-
ответствовало числу гостей: имелось всего 2—3 ножа на весь стол, так
что во время обеда приходилось занимать их друг у друга.
Не лучше обстояло дело при еде супа и прочих жидких блюд. При
Людовике XIV, во время самых торжественных обедов, все ели своими
ложками из общей миски, как теперь солдаты из общего котла, ибо обык-
новенно тарелок для жидких блюд не было. Только к концу XVII в. — в
Швейцарии уже в XVI в. - появляется новый обычай: брать суп только
один раз, переливая на свою тарелку, причем дается совет по окончании
одного кушанья вытирать свою ложку, прежде чем опускать ее в другое
общее блюдо. Наконец, и стаканов было мало, почему правило приличия
требовало, чтобы каждый опоражнивал стакан до дна, прежде чем пере-
давать его соседу. Однако в конце XVIII в. Артур Юнг во время своего
путешествия по Франции подметил, что даже среди менее состоятельных
слоев населения никто не пользуется стаканом другого — так это и у
плотников, и у кузнецов, и у других19.
Когда Генрих IV стал французским королем, у пего имелась всего
дюжина рубах, причем часть была разорвана, и всего пять носовых плат-
ков. Лишь постепенно, в течение XVII в., входит в употребление обычай
спать в рубашках — число их, очевидно, увеличивается. Однако это ка-
сается только более состоятельных слоев населения: Себастиан Мерсье в
своих мемуарах, относящихся к концу XVIII в., рассказывает, что в Па-
Глава XXXV. Потребление
35
риже в воскресенье рано утром можно было встретить людей, стирающих
в Сене свою единственную рубаху или единственный платок, которые
они тут же развешивали на палке, ожидая, пока солнце их высушит.
«Чиновники, музыканты, художники, поэты, — продолжает он, —
покупают сукно и даже кружева, но белья они не покупают. Они наде-
вают бархатные одежды и прикрепляют кружевные манжеты к грязной
рубашке Таков парижанин. Парикмахер ему нужен ежедневно, но прач-
ка является лишь раз в месяц. Парижанин с доходом менее 10 тысяч
ливров обыкновенно не имеет ни постельного белья, ни столового, пи ру-
бах; но зато у него есть часы, зеркала, шелковые чулки, кружева». Этот
недостаток в белье — из его описаний мы все же видим, какое значение
придавалось белыо в других слоях населения, — он приписывает тому,
что прачки разрывают и уничтожают его своими неумелыми способами
стирки белья.
Обычно спали голыми, в одной комнате - мужчины и женщины, не
только члены семьи, но и гости, не стесняясь раздеваться в присутствии
других. С какой стати, спрашивали, рубашку, в которой ходят весь день,
оставлять на ночь, а не снимать, как прочую одежду? Зачем оставлять на
ночь блох и прочих находящихся па ней насекомых? К употреблению
носовых платков даже придворные круги относились иногда довольно
скептически, спрашивая: «За что дается особая привилегия той грязи,
которая выходит из носа? На каком основании ее следует помещать в
изящный кусок полотна и бережно прятать в карман вместо того, чтобы
ее прямо выбрасывать?» Нижнего белья обычно не носили. У придвор-
ных дам во Франции уже с XVI в. появляются панталоны, занесенные,
по-видимому, с Востока, почему они носились длинные (в отличие от ко-
ротких мужских брюк — носили брюки и чулки) и только постепенно
стали сокращаться (доходя до колен и выше). Однако распространялось
их ношение, одно время вызываемое кринолинами, очень медленно, и
еще в конце XVIII в., как указывает Мерсье в 1783 г., носили их только
кокотки и балерины (последние часто были и первыми), почему ношение
их считалось для приличных женщин недопустимым («неужели же я,
честная девушка, надену их?»); кокотки же носили ради чистоты и что-
бы обращать на себя внимание (последним ведь вызвано вообще появле-
ние одежды). В «L’art de la lingerie» 1771 г. они еще вовсе не упомяну-
ты. Еще позже появились мужские кальсоны20.
Впрочем, если судить по мемуарам венецианца Казановы (они отно-
сятся к середине XVIII в.), то в XVIII в. в отношении белья происходит
все же перемена, ему начинают придавать значение. Казанова носит до-
рогую одежду, а отправляясь на обед к посланнику (в Лионе), надевает
бархатный костюм с кружевными манжетами, две пары золотых часов,
на каждый палец по бриллиантовому кольцу и т.д. Но в то же время он
много моется и носит хорошее белье, в том числе даже кальсоны. Он не
только покупает шелковые чулки и перчатки дюжинами и подносит в по-
36
История экономического быта Западной Европы
дарок дюжину перчаток; для одной из своих любовниц он приобретает
полотна на 24 рубашки и батист для носовых платков, для другой не
только платья, юбки, чулки, чепчики, пару туфель, перчатки, веер, на-
кидку и рабочий ящик, но и рубашки и носовые платки; третьей (это все
были бедные девушки) рубашки, чепчики, юбки, ботинки. Четвертая
(они у него менялись почти еженедельно) имела и сама много белья.
Особенно характерно то, что бедняк жалуется ему ла то, что у него всего
одна рубашка, а живущий в Лондоне итальянский литератор, рассказы-
вая о своем бедственном положении, говорил, что он имеет только один
костюм, который на нем, и полдюжины рубашек. Любопытно и то, что
облагодетельствовавший Казанову (в Северной Италии в 40-х годах
XVIII в.) ростовщик, взяв у него в залог все, что он имел, вес же21 сам
предложил ему оставить себе три рубашки и несколько пар чулок и
платков. Казанова надевал и ночную рубашку; судя по его описаниям, и
другие спали в рубашках В одном случае он специально подчеркивает,
что две женщины слали голыми, ссылаясь на счастливый климат Южной
Италии, где это происходило Напротив, отсутствие панталон у женщин
подтверждается и его мемуарами. Это видно как из (приведенных выше
и иных) перечислений различных предметов одежды, где они отсутству-
ют, так и из описаний многочисленных его любовных похождений. Толь-
ко в одном случае они упоминаются, но прибавлено, что (в связи с этим)
носившая их дама держала себя как мужчина22.
Из приведенного выше можно усмотреть, что хотя и теперь еще менее
важному придавалось большее значение, чем предметам необходимости,
но все же тех резких противоположностей, какие наблюдались в средне-
вековый период, мы в XVII—XVIII вв. не замечаем. Широко распро-
страняется, например, употребление кружев. Кружева в равной мере ук-
рашают одежды как женщин, так и мужчин. Об этом лучше всего свиде-
тельствуют картины того времени, в особенности изображающие
придворную жизнь. От кружевного одеяла младенца во время крестин до
разукрашенной кружевами постели богатого покойника они сопровожда-
ют человека через всю его жизнь Фата невесты, сетка для волос у за-
мужних женщин, так же как и рубашка, манжеты, воротники, даже по-
крывала для букетов, — все богато отделывалось кружевами. Кружевами
покрыты одеяния священника, плат для вытирания чаши, покрывало для
алтаря. Во Франции в начале XVIII в. определяли потребление кружев в
8 млн фр. в год. Но в то же время триумф кружев обозначал новое на-
правление в развитии одежды: белье, прежде игравшее незначительную
роль, выдвигается на первый план. Наряду с распространением ношения
шелковых одежд не только женщинами, но в такой же мере и мужчина-
ми — платьев, чулок, жилетов и т.д., — наряду с употреблением всевоз-
можных золотых и серебряных украшений все же появляются вилки и
ложки, с XVI в. широко в городах распространяются оконные стекла, в
XVII в. входят в употребление бумажные обои; новые виды комнатного
Глава XXXV. Потребление
37
убранства, одежды, изящная мебель, вазы, портреты, ковры вызываются
соображениями удобства и комфорта23. И самые предметы роскоши ча-
стью изменяют свой характер: таковы, например, наряду с потреблением
кофе, и часы и зеркала, которые должны быть отнесены к роскоши по-
лезной.
До XVI в. существовали только песочные часы, притом в виде стен-
ных или башенных часов; они производились преимущественно в Нюрн-
берге. С середины XVI в. появляются и карманные часы, но они состав-
ляли чрезвычайную редкость, и на них смотрели исключительно как на
предмет особой роскоши, почему они обыкновенно были покрыты драго-
ценными камнями и их носили на цепочке открыто, чтобы все могли ви-
деть. Современный часовой механизм был изобретен Гюйгенсом, и только
с этого времени, т.е. с середины XVII в., часы стали больше распростра-
няться среди высших слоев населения. Лондон, Париж, а после отмены
Нантского эдикта — Женева, куда переселились гугеноты из Франции,
позже Невшатель и Шварцвальд стали центром производства часов в
XVII- XVIII вв. (в Англии карманные часы производятся с 1658 г.)24.
В XVII в. находим во Франции зонтики: в 1622 г. дождевой зонтик
составлял парижскую «новость», в 1675 г. зонтик (защищающий от
солнца) встречает Локк во время своего путешествия в Париж25.
Зеркала до XVII в. производились только в Мурано, близ Венеции, и
техника производства хранилась в строгой тайне. При этом зеркала вы-
делывались выпуклые, почему получалось весьма плохое изображение. С
XVI в. появляются и плоские зеркала, но они были еще чрезвычайно
редки и дороги. Лишь с конца XVII в., когда секрет производства зеркал
был перенесен из Венеции в другие страны, в особенности во Францию,
и здесь техника производства была усовершенствована, высшие слои на-
селения стали украшать комнаты зеркалами; устраивались особые поме-
щения, где стены были покрыты зеркалами, к мебели всякого рода при-
креплялись зеркала, и appartements огпёз de glaces26 обозначали кварти-
ру особенно элегантную. Но все же это были еще зеркала небольших
размеров; до XIX в. большие зеркала редко удавались, ибо получалось
слишком тонкое стекло, которое при самом выдувании или охлаждении
его лопалось27.
Вследствие устройства окон из стекла, дневное освещение получило
совершенно иной характер — в комнатах днем было светло, но искусст-
венное освещение было по-прежнему весьма плохое: темно было ночью
на улицах, если луна «не принимала на себя обязанности освещать доро-
гу», — вдвойне печально при отсутствии тротуаров и при наличности
нечистот, которыми улицы были покрыты. В Лондоне впервые в конце
XVII в. одному лицу выдан был патент на исключительное право осве-
щения улиц; именно за небольшое вознаграждение он обязан в безлунные
ночи от 6 до 12 часов ставить фонарь у каждой десятой двери. Его идея
вызвала «восторг у одних, находивших, что открытие Архимеда ничто в
38
История экономического быта Западной Европы
сравнении с подвигом человека, превращающего ночь в белый день, и
протесты других, защитников тьмы» {Маколей). В других городах осве-
щение появляется не ранее XVIII в., да и то лишь освещаются отдельные
части города; только во время пожаров, волнений или когда войска про-
ходили через город, магистрат приказывал освещать город, причем до-
вольствовались факелами и смоляными лампами. В обыкновенное же
время каждый появлявшийся вечером на улице вооружался факелом или
брал с собой мальчика, освещавшего ему дорогу. Но так как пользование
этими факелами нередко вызывало пожары, то магистраты запрещали
ношение их, и тогда па улицах господствовала полная темнота (как это
было, например, в Киле в 1723 г.), — кареты и возы сталкивались и пе-
реворачивались. Городское освещение появилось во многих городах лишь
в 1760-1790-х гг. (в Данциге, Вюрцбурге, Мюнстере, Нюрнберге,
Оснабрюке), иногда даже только в начале XIX в. (ц Эрфурте, Магдебур-
ге); к домам прикреплены были масляные лампы, которые зажигались,
однако, только осенью и зимой, и то лишь в те дни, когда в календаре не
была показана луна, В некоторых городах оно устроено раньше — в
1720-1740-х гг. (в Киле, Галле, Веймаре, Бреславле), но ламп было ма-
ло: в Киле, например, 141 фонарь на весь город, и это число сохра-
нялось в течение столетия; в Бреславле число их лишь к концу XVIII в.
было доведено до 1400. Во французских городах освещение, да и то
лишь некоторых улиц, появляется лишь в 60-х и 70-х гг. XVIII в. (в Ту-
лузе, Безансопе, Труа, Бурже, Орлеане и др.), в Марселе в 80-х гг. Не
менее темно было в домах на лестницах, на которых безопасно ходить
могли только лица, хорошо знакомые с домом. Наконец, и в комнатах
имелись лишь коптевшие, дымившие и распространявшие дурной запах
масляные лампы, или лее - еще чаще - пользовались только сальными
свечами, которые приходилось, на что жаловался еще Гёте, каждый раз
очищать; для этого существовали специальные ножницы28.
’ Macaulay. The History of England. Vol. I. P. 179—181.
2 [Вино, девки и песни (ие.ч.).]
3 [Является ли полезным опьянение, повторяющееся один раз в месяц? Подходит ли
пьянство для лечения квартаны? (лат.) Квартана — четырехдневная перемежающаяся
лихорадка. ]
4 Япжул. В поисках лучшего будущего. 1893. Baer. Der Alkoliolismus. 1878. Franklin.
Les rdpas. P. 121-137, 145 ff. Schuh A. Das hhusliche Leben der europflischen Kuiturvolker
(vom Mittelater bis zur zweiten Halfte des XVIII. Jahrhunderts). S. 181 — 182, 313, 319,
324 — 325. Macaulay. The History of England front the Accession of James the Second. Vol. I.
P. 156-157. Gruber. Geschichtliches Uber den Alkoholismus. 1910. Schulze. Geschichte des
Weins und der Trinkgelage. 1866.
5 Kriegk. Deutsches BUrgertum ini Mittelaiter. Neue Folge. S. 390, 573. Bothe. Entwick-
lung der direkten Besteuerung in der Reichsstadt Frankfurt. S. 101. Schulte. Der Mittelaiter-
lichen Handel undVerker. Bd. I. S. III. Dietz. Frankfurter Handelsgeschichte. 1921. Bd. П.
S. 143. Dorveaux. Le sucre an moyen-age. 1911. См. ниже, гл. XL.IX.
6 Кофе (cafd, coffee, Kaffe) производился прежде от области Каффа в Абиссинии, те-
перь же полагают, что это слово происходит от арабского gahwa, т е. вино, но также напи-
ток, приготовленный из ягод {Dietz. Etymologisches Worterbuch der romanischen Sprachen.
Глава XXXV. Потребление
39
5. Aufl. 1887. S. 76). См. ниже, гл. XLIX.
7 Т. I. § XVIII.
* Chanson sur le cafe. 1711. Caffeum. 1715. Lc cafe // Voyage de Parnasse.
По-голландски Ihcc (.франц. thd, нем. Tee) и» южно-китайского наречия, тогда как в
северном Китае именуется «ча»; отсюда «чай» (Setter. Deutsche Kultur im Spiegel des
Lehnworts. Bd. III. В. 1. 2. Aufl. S. 129) См. ниже, гл. XLIX и L.
10 Oexmelin. 1764.
11 Franklin. Le cafe, lc thd el le chocolat P. 1—60, 76 ff., 109—144, 156— 185. Justus
Miizcr. Patnotische Phanlasien. Bd. I. 4. Aufl. S. 19, 118—120. Bondois Le monopole du
chocolat '/ Nfeinoires ct documents, publ. par Hayein. 7-e sir. 1922. P. 177 ff., 180 ff., 189.
12 Еще раньше находим кофейни и Оксфорде (1650 г.). За Лондоном последовал Па-
риж (1669 г )> Гамбург (здесь были устроены английскими купцами в 1677 г.), Вена (1683
г ), Фраикфурт-на-МаЙис (1689 г.), Берлин (1721 г.) (Selier. Deutsche Kultur nn Spiegel
des Lehnworls. Bd. П1. В 1. S. 130. Diete. Frankfurter Handelsgeschichte. 1925. Bd. IV. B.
1. S. 207)
13 Macaulay. The History of England from the Accession of James the Second. Vol. I.
P. 154, 205, 207 — 208. Reiss-Journal und Glilcks-und Unglucksdlle von Joh. Zetzner (1677 —
1735). Ilrsg. von Reuss // Beitrdge zur Landes und Volkskunde von Elsass-Lothringen. Bd.
49. S 33 ff
H Franklin. Le cafe, le life el le chocolat. P. 43 ff., 61 ff., 73 — 75, 216 ff., 224 ff.
15 Casanova de Seingalt. Mdmoires Merits par lui-nfeme. T. I. P. 68, 171, 232. T. II. P. 70.
,f i Samuel. Die Effcklenspekulation im 17. und 18. Jahrhunderte. 1924. S. 22, 128, 169,
176. Ср. ниже, гл. Lil.
17 [Бездельник (лот.).]
,я Цитату из Кориата приводит Бекманн (Beckmann. Beitrllge zur Geschichte der Er-
findungen. Bd. V. 1805), причем он добавляет (s. 286), что «в наше время вилки за обедом
у культурных народов настолько необходимы, что потребление пищи без них внушает нам
почти отвращение».
19 Franklin. La vie prhfee d’autrefois. Les fepas. 1889. P. 35—38, 104—111. Idem. La
vie priv4e d'autrefois. Vartefes gastronomiques. 1891. P. 62—72. Idem. La vie privde d’autre-
fois. Les soins de toilette. P. 26—27.
20 Franklin. La vie privde d'autrefois. Les magasins de nouveautds. Le vfitement. 1894.
P. 186 ff. Idem. La lingerie. 1898. P. 11-36, 70-71, 161-162. Mercier. Tableau de Paris.
T. VII. 1783. L’art de la lingerie. 1771. Dufour. Histoire de la prostitution. T. VI. Ellis II.
Sexualpsychologische Studien. Bd. I. 4. Aufl. 1922. S. 49 ff.
21 Casanova de Seingalt. MCmoires Merits par lui-nfeme. T. I. P. 173, 223, 398. T. 11.
P. 113, 319. T. IV. P. 102, 114, 301, 361, 371, 444. T. V. P. 27, 411, 428. T. VI. P. 89, 164.
22 Casanova de Seingalt. Mdmoires Merits par lui-nfeme. T. I. P. 114, 117, 253. T. II.
P. 300. Vol. III. P. 18, 437. T. IV. P. 75, 292. T. V. P. 166 ff., 255, 389.
23 Cm.: Schulz A. Das hHusliche Leben der europliischen KulturvOtker (vom Mittelater bis
zur zweiten Halfte des XVIII. Jahrhunderts). S. 128—129, 131 — 133, 230, 255 ff. Baudril-
lart. Histoire du luxe priv4e et public. 2-e Cd. 1880. T. IV. P. 276 ff., 283 ff., 420 ff.
24 Franklin. La vie privCe d’autrefois. La raesure du temps. 1888. Pfleghart. Die
Schweizerische Uhrenindustrie, ihre geschichtliche Entwicklung und Organisation. 1908.
25 Fournier. Le Vieux-bfeuf. T. II. P. 228.
26 [Апартаменты, декорированные зеркалами (франц.').]
27 Frtmy. Histoire de la manufacture royale des glaces de France aux XVII—XVIII
sifccle. 1909. P. 71 ff., 199 — 205, 201 ff. Schulz A. Das hilusliche Leben der europaischen
Kulturvolker (vom Mittelater bis zur zweiten Halfte des XVIII. Jahrhunderts). S. 21, 44,
131. См. ниже, гл. XLIV.
2R Gebauer. Breslaus kommunale Wirtschaft. S. 184—185. Hom. Erfurts Stadtverfassung.
S. 104. Trautinann. Kiels Ratsverfassung und Ratswirtschaft. S. 237 ff. Foltz. Geschichte des
Danziger Stadthaushalts. 1912. S. 153 // Quellen und Darstell. Zur Geschichte Westpreus-
40
История экономического быта Западной Европы
sens. Bd. 8. Allendorf. Das Finanzwesen der Stadt Halle a. S. im 19. Jahrhundert //
Sainmlungen natianalttkonomischcn und statistischen Abhandlungen, hrsg. von Conrad. Bd. 44.
1904. S. 88. Sunder. Das Finanzwesen der Stadt Osnabrock von 1648—1900 // Ibid. Bd. 47.
1904. S. 75. Hilgert. Finanzen der Stadt Munster. 1910. S. 135. Hcrtzer. Finanzpolilik.
Meisner. Die Enlwicklung des WOrzburger Stadthaushalts von 1806 bis 1909 // WirLschaft-
und Verwaltungsstudien, hrsg. von Scheme. Bd. 42. 1912. S 18. Hing. Die Entwicklung des
Nornberger Stadthaushalts // Ibid. Bd. 31. 1908. S. 20. В(t beau. La ville. T. 11 P. |26.
Ардашев. Провинциальная администрация no Франции и последнюю нору старого поряд-
ка. Т II С. 284.
Отдел п. Сельское хозяйство и аграрный строй
ГЛАВА XXXVI
ОЖИВЛЕНИЕ В ОБЛАСТИ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА.
ОБЩИЙ ХАРАКТЕР АГРАРНЫХ УСЛОВИЙ
В XVII —XVIII вв. замечается значительное оживление в области
сельского хозяйства. Господствовавшие веками системы полеводства при-
знаются неудовлетворительными; обнаруживается желание перейти от
трехпольной системы к более интенсивной культуре, как и вообще заме-
нить унаследованные от отцов и дедов принципы хозяйства рациональной
организацией его.
Прекращение векового застоя выразилось прежде всего в появлении
богатой агрономической литературы, оригинальной и переводной, в фор-
ме энциклопедий, журналов и монографий, - литературы, трактовавшей
вопросы полеводства и животноводства, агрономии, агрономической хи-
мии и экономики сельского хозяйства; все эти области знания были в те
времена тесно связаны и изучались одними и теми же лицами.
Первые агрономические сочинения появляются в Западной Европе
уже весьма рано — в XIII в. в Италии (Petrus de Crescentns), в XVI в.
во Франции (Charles Etidfcne, «Maison rustique») и Германии (Heresbach,
Colег), не считая переводов римских писателей — Баррона, Колумелы,
Палладия — на различные языки. Эти сочинения частью имеют форму
разговоров между различными вымышленными лицами по вопросам наи-
лучшего способа ведения хозяйства; частью они составлены в виде сель-
скохозяйственных календарей и альманахов, заключающих в себе и мно-
го суеверий, например о влиянии луны на растения и животных; частью,
наконец, они представляют собою и систематические сочинения. В Гер-
мании создалась целая так называемая Hausvaterliteratur, т.е. издавались
руководства относительно ведения домохозяйства; в них излагаются пра-
вила печения хлеба, приготовления пищи, даются медицинские советы,
разбираются вопросы этики и религии, но в то же время содержатся
принципы сельского хозяйства со ссылками на римских писателей и с
историческими вступлениями, начиная от Адама и Евы, как это вообще
было принято в книгах того времени. Тот факт, что книги известных ав-
торов перепечатывались в почти неизмененном виде разными книгопро-
давцами и издавались вновь, свидетельствует о том интересе, с которым
относилось общество к агрономической литературе1.
42
История экономического быта Западной Европы
Однако новых принципов ведения хозяйства напрасно было бы искать
в этих сочинениях: дело ограничивается указанием на необходимость
различных частичных изменений — эпоха провозглашения новых идей,
ведущих к коренным реформам, эпоха оживления в области сельского
хозяйства была впереди.
Одновременно с появлением новой агрономической литературы в
XVIII в. стали возникать и сельскохозяйственные общества во всех стра-
нах Европы. Государство же, сочувствуя образованию последних, со сво-
ей стороны принимает различные поощрительные меры к развитию сель-
ского хозяйства. Оно выписывас! и раздаст населению семена новых рас-
тений п племенной скот, устраивает сельскохозяйственные станции и
питомники, поощряет разведение тутовых деревьев, создает учреждения
сельскохозяйственного кредита, выдаст премии за разведение новых
культур и применение новых видов удобрений.
Движение исходило из Нидерландов, где уже с XVI в. широко при-
менялась (во Фландрии) культура клевера и репы и через засевание
кормовыми травами парового поля совершался переход от трехпольной к
плодосменной системе. А из Нидерландов оно перешло в Англию. «Гол-
ландцы, — говорит Роджерс, - занимались земледелием, обнаруживая
при этом терпение и прилежание садовников. Им удалось достигнуть
значительных успехов в области разведения как растений, необходимых
для человеческого питания, так и тех, которые удовлетворяют изыскан-
ному вкусу. Они нас обучали земледелию и садоводству. Они были пер-
вым народом, начавшим окружать свои жилища клумбами, палисадника-
ми, красивыми цветниками. Они сажали плодовые деревья, улучшали
растения, вводили новые корни и травы, необходимые для людей и жи-
вотных. Голландцам, — заключает он, — мы должны быть благодарны
за то, что в Англии нет более цинги и проказы, что непрерывно следую-
щие одна за другой жатвы заменили систему оставления полей под па-
ром, что найден и усовершенствован плодосменный севооборот, что насе-
ление Великобритании возросло, количество же рогатого скота и овец
увеличилось в десять раз, а по весу и качеству повысилось втрое».
Уже английские агрономы XVII в. - среди них на первом плане на-
турализовавшийся в Англии голландец Гартлиб, друг Мильтона, и Плат-
тес, также голландец по происхождению, — старались объяснить англи-
чанам, каким образом голландцы стали учителями других народов в об-
ласти сельского хозяйства. Они пропагандировали новую рациональную
систему хозяйства, основанную на переменном севообороте. Эта система
должна была заменить собою обычное трехпольное хозяйство (пар,
озимь, ярь) введением в севооборот кормовых трав: репы (турнепса),
райграса, клевера, посев которых дает возможность устранить непро-
изводительные паровые поля. В XVIII в. эти новые принципы хозяйства
получили дальнейшее развитие благодаря деятельности Джетро Талла,
«джентльмена из Беркшира», который уже с 1701 г. стал применять ря-
Глава XXXVI. Общий характер аграрных условий
43
довой посев. В 1731 г. он выпустил книгу, ставившую во главе угла пло-
допеременную систему хозяйства, где различные растения возделываются
последовательно одно за другим, подготовляя некоторым образом почву
одно для другого и устраняя то утомление почвы, которое вызывается
слишком однообразной культурой хлебных злаков. Семена, брошенные
Таллом и его предшественниками, попали па благодарную почву: целое
поколение лордов-землевладельцев подхватило новое учение и стало
применять его в своих поместьях, стараясь таким путем увеличить свои
доходы. Едва ли не наиболее известен среди них лорд Тоуншенд, поки-
нувший после своей ссоры с Вальполем в 1730 г. столицу и начавший
применять в своем имении в Райнгейме, в графстве Норфолкском, ту но-
вую систему рационального хозяйства, с которой он успел ознакомиться
еще во время своего пребывания в Голландии в качестве английского по-
сланника. Дренаж болотистой почвы, удобрение мергелем, разведение
искусственных лугов, введение нового знаменитого «норфолкского» че-
тырехпольного севооборота из турнепса, ячменя, клевера и пшеницы, —
все это создало то образцовое норфолкское хозяйство, слава о котором
распространилась вскоре далеко за пределами Англии; автора ее, разво-
дившего турнепс, прозвали Turnip-Townshend2.
Другие лорды (маркиз Рокингем, герцог Бедфордский, лорд Эджре-
монт, лорд Клер, лорд Галифакс) вскоре последовали его примеру; заня-
тие земледелием стало модой, и всякий считал себя пригодным руково-
дить самостоятельно своим хозяйством, производить опыты и делать но-
вовведения. Писатели этого времени рассказывают, что аристократы
беседовали об удобрении и дренаже, о выгодности того или иного сево-
оборота, о разведении рогатого скота и свиней с не меньшим оживлени-
ем, чем их отцы об охоте, лошадях и собаках. Интерес к сельскому хо-
зяйству стал распространяться и в других кругах населения. «Цех земле-
дельцев, — говорит Артур Юнг, — обнимает в настоящее время все
сословия, начиная от герцога и кончая ремесленным подмастерьем».
Лондонские жители, проводившие пять дней в неделю в коммерческих
делах, занимались остальные два дня сельским хозяйством. Люди, гото-
вившие себя к совершенно иным профессиям, покидали их и посвящали
себя этому столь приятному, по-видимому, и независимому занятию.
Врачи, адвокаты, пасторы, купцы, солдаты, моряки — все стали в то же
время сельскими хозяевами3.
Вскоре новая страсть к занятию земледелием перешла за пределы
Англии: зараза сообщилась французам. «Около 1750 г.э — говорит Воль-
тер, - французский народ, пресыщенный стихами, трагедиями, коме-
диями, операми, романами и еще более размышлениями о морали и о
богословских вопросах, стал, наконец, думать о хлебе. Даже виноград-
ники были забыты, говорили лишь о пшенице и ржи. Писали полезные
вещи о земледелии, которые читались всеми, за исключением одних...
крестьян. Возвращаясь домой из Орёга Comique, устанавливали тот
16 Э-168
44
История экономического быта Западной Европы
факт, что Франция имеет много хлеба для вывоза»4. Толчок исходил из
Англии: подобно тому как англичане старались перенять у голландцев их
усовершенствованную сельскохозяйственную культуру, французы, на-
блюдая то, что происходило по ту сторону Ла-Манша, нс могли нади-
виться тому, что англичане благодаря развитию своего сельского хозяй-
ства достигли возможности покрывать потребность в хлебе собственным
производством, тогда как Франция 1715— 1755 гг. вынуждена была еще
ввозить пшеницы на 200 млн ливров5.
Французские агрономические сочинения начала XVIII в. содержали
еще много суеверий вроде тайны тайн Лаперриера, посредством которой
количество хлеба увеличивалось чудесным образом; затем агрономиче-
ская литература в течение полувека почти совершенно заглохла. Но на-
чиная с 1750 г. Францию сразу захлестнула волна выходивших одно за
другим и посвященных сельскому хозяйству сочинений, оригинальных и
переводных, монографий, словарей, периодических изданий Ведется
«полная пыла и энергии проповедь о необходимости идти по стопам Анг-
лии с ее богатой земледельческой культурой».
Началось с издания переводов целого ряда английских писателей,
как, например, Хэйла (Hale), экземпляры которого через посредство ме-
стных интендантов раздавались крестьянам, в особенности же известного
Талла, книга которого, в переработке Дюгамсля вышла в 1751 г. В поя-
вившемся в том же году первом томе (д'Аламберовской) «Энциклопедии»
уже имеется принадлежащая перу Дидро статья «Сельское хозяйство»,
где трактуется эта совершенно новая наука; в этой статье излагается на-
ряду с господствующими системами земледелия и новая система, пред-
ложенная Таллом. Затем французы стали самостоятельно разрабатывать
вопросы сельского хозяйства, настаивая па необходимости распашки пус-
топорожних земель и пастбищ: «Такая распашка обозначает расширение
территории, увеличение количества подданных, рост доходов страны и
усиление ее могущества». В особенности же Патулло своей небольшой,
ясно и просто написанной книжкой о плодосменной системе ознакомил
широкие слои населения с новым рациональным способом ведения хозяй-
ства. При этом он заходит еще дальше своих учителей, отдавая половину
и даже две трети пахотных земель под кормовые травы, — под «искусст-
венные луга», как во Франции стали называть плодосменную культуру.
Французы пошли дальше и в другом отношении: они старались привести
в связь новую науку сельского хозяйства с химией и физикой и поста-
вить ее на вполне научные основания, изучая питание растений и соот-
ношение между их произрастанием и неорганическими субстанциями
почвы6.
Вторая половина XVIII в. составляет, таким образом, и во Франции
эпоху сильного оживления в области сельского хозяйства: накануне ре-
волюции последним интересовались ничуть не менее, чем политическими
и религиозными вопросами. Сельское хозяйство, читаем в «Journal
Глава XXXVI. Общий характер аграрных условий
45
Economique» 1763 г., не должно оставаться в руках тех, чей кругозор
ограничен и кто, не будучи в состоянии подняться выше повседневных
интересов, не может разобраться в том, что правильно и что неправиль-
но. Находили, что на службу сельскому хозяйству должны идти лучшие
умы. При этом ссылались па древних, которые и в области сельского хо-
зяйства, по мнению французов того времени, достигли совершенства,
знали даже якобы травосеяние. Древние только тех признавали богами,
кто их научил пользоваться дарами природы — Цереру, Вакха, Трипто-
лема, — и имена известнейших людей заимствованы от названий расте-
ний (Лентул, Фабий, Пизов, Цицерон), культуру которых они усовер-
шенствовали7. По примеру этих древних греков и римлян во Франции,
как и в Англии, крупнейшие люди посвятили себя новой деятельности.
«Choiseul est agricole et Voltaire est fermier»8 вошло в поговорку. Пар-
мантье разводит картофель (отсюда название картофеля — parmantiere),
«пататы» и в 1779 г. подносит королю «хлеб, приготовленный исключи-
тельно из картофеля», а просвещенные прелаты предписывают сельским
священникам проповедовать культуру его с церковных кафедр. Добантон
вводит мериносовое овцеводство. Он посвящает свою актовую речь в Па-
рижской академии наук в 1784 г. вопросу об улучшении качества шерсти.
Академии, объявляя темы па конкурс премий, вместо прежних поэтиче-
ских, исторических, моральных тем предлагают такие, как о «Причинах
порчи зерна» (Бордосская академия в 1755 г.), «Исследовать, всякая ли
земля годна для ежегодного обсеменения» (академия в Аррасе), «О наи-
более целесообразных способах распространения культуры искусствен-
ных лугов» (Амьенская академия). Учреждается целый ряд сельскохо-
зяйственных обществ: в Ренне, Лиможе, Тулузе, Лионе, Туре, Орлеане
и т.д. — повсюду они вырастают как грибы после дождя. Лабит насчи-
тывает свыше 40 таких обществ9, в состав которых входили инженеры,
писатели, аббаты, епископы. Эти общества рассматривают представлен-
ные им по вопросам земледелия, виноградарства, скотоводства, шелко-
водства и т.д. работы, издают и распространяют брошюры по сельскохо-
зяйственным вопросам, собирают сведения о состоянии сельского хозяй-
ства в других странах, в особенности производят опыты с новыми
земледельческими орудиями. Парижское общество издает «Memoires
d'agriculture», в которых принимает участие сам Артпур Юнг — «оракул
английского земледелия».
И в Германии вторая половина XVIII в. составляет эпоху оживления
в области сельского хозяйства. Со всех концов Европы Германия, в осо-
бенности Пруссия, старается заимствовать новые усовершенствования.
«Завоевав мирным путем целую провинцию», как говорил Фридрих Ве-
ликий в 1753 г., когда было осушено 225 тыс. моргенов по Одеру, где
раньше была «пустыня из воды и болота», прусский король привлек сю-
да колонистов; поселено было 1200 семейств в 43 новых колониях; 122
тыс. моргенов - в топи по Варте, где раньше гнездились выдры, волки,
46
История экономического быта Западной Европы
нередко и медведи - было расчищено и в 1785 г. устроено 95 колоний.
Колонисты принесли с собой из Франции, Богемии, Пфальца, Голландии
сведения о лучших способах обработки земли и разведения скота, о посе-
ве клевера и табака, устроили мызы по голландскому образцу, которые
назывались Hollandereien. Фридрих Великий рекомендовал землевла-
дельцам «английскую» систему хозяйства, под которой понимал посев
кормовых трав, и засеянные ими пространства он, по примеру францу-
зов, называл «искусственными лугами». Он посылал сыновей арендато-
ров доменов в Англию для изучения тамошнего хозяйства, они обязаны
были ему доставлять подробные отчеты, вызывал и англичан, вводил ре-
комендуемые в Англии кормовые травы (люцерну, эспарцет, клевер,
турнепс). Из Италии он выписывал семена люпина, приказывал разво-
дить на королевских доменах картофель10, поощрял разведение испан-
ских мериносовых овец. Еще больший, быть может, памятник он воздвиг
себе впервые введенной организацией поземельного кредита (Land-
schaften), ибо если и до него «болезнь» в виде задолженности дворянско-
го землевладения была несомненна, то «лекарство» было раньше неиз-
вестно, как писал Юстус Мезери.
В связи с учреждением, начиная с 1727 г., почти во всех (их было
около двадцати) немецких университетах кафедр камеральных наук, в
состав которых входило и сельское хозяйство, и в Германии находим во
второй половине XVIII в. богатую сельскохозяйственную литературу. Эта
литература, основанная на детальном знакомстве с английскими и фран-
цузскими авторами и на заимствованиях у них, оказала в лице камерали-
стов большое влияние на государей, государственных деятелей и земле-
владельцев.
В отличие от сочинений XVII в., дающих советы о том, как должен
поступать прилежный хозяин12, в этих сочинениях имеется в виду сель-
скохозяйственное предприятие и излагаются способы наиболее рацио-
нального и доходного ведения его. Назовем хотя бы ПфеЙффера и Юсти;
Цинке, издавшего 16 томов «Leipziger Sammlungen», своего рода перио-
дическое издание, где почти все написано им самим; Крюница, автора
(неоконченной) энциклопедии в 72 томах; Антона, написавшего пятитом-
ную историю сельского хозяйства (доведено до XV в.); после него и
вплоть до настоящего времени история сельского хозяйства Германии на-
писана всего два раза — Лангеталем и Гольцем.
Еще большее значение имели сельские хозяева-практики, изучившие
земледелие не только в Германии, но и в Англии, Нидерландах, частью и
во Франции; среди них особенно известен Иоанн Христиан Шубарт —
«благодетель человечества», как называет его Теэр. После удачных опы-
тов с посевом клевера, сахарной свеклы, марены, табака, он явился убе-
жденным сторонником плодосменной системы хозяйства. Под его влия-
нием целый ряд высокопоставленных владельцев обширных имений стал
вводить у себя усовершенствования; а от императора Иосифа П Шубарт
Глава xxxvi. Общий характер аграрных условий
47
за свои труды по распространению клевера получил звание «рыцаря
Священной Римской Империи von dem Kleefelde»13. И в Германии среди
сельских хозяев обнаружилась «болезненная страсть» расширять пахоту;
появились решительные противники паровых полей и общинных выго-
нов, которые «с сотворения мира не возделывались и поэтому преврати-
лись в железо»14. И здесь стали интересоваться рогатым скотом «больше,
чем верховыми лошадьми, гончими и метрессами» и «только того при-
знавали сельским хозяином, кто день и ночь говорит о скоте»15.
Каковы же были результаты нового движения? Успехи, сделанные в
области сельского хозяйства, в смысле осуществления новых идей, при-
менения на практике системы рационального хозяйства были, прежде
всего, неодинаковы в различных государствах. Больше всего было дос-
тигнуто во Фландрии, которую Гартлиб уже в 1651 г. ставил в пример
англичанам, ибо уже тогда здесь разводились садовые растения и кормо-
вые травы. «Сельское хозяйство, — говорит англичанин Шоу в 1788 г., —
процветает в Брабанте и Геннегау, но наибольшего совершенства это ис-
кусство достигло во Фландрии». Француз Дерриваль в 1782 г. утвержда-
ет, что он не знает страны, где земля обрабатывалась бы лучше, чем в
австрийских Нидерландах (т.е. в Бельгии). К такому же выводу прихо-
дит немецкий агроном Шверц (в конце XVIII в.), определяя в Бельгии
урожай пшеницы в сам-14, ржи в сам-16, овса даже в сам-20, тогда как во
второй половине XVIII в. урожай пшеницы составлял в Англии, по Юнгу,
сам-10 (овса сам-8), во Франции, по Дюгамелю (в середине XVIII в.),
сам-5 (столько же и в Силезии в 1770—1780 гг.)16. Во фламандской час-
ти Бельгии уже с конца XVII в. распространяется плодосменная система,
паровые поля отсутствуют. На наиболее плодородных почвах двенадца-
тилетний севооборот был следующий: в первый год — пшеница, во вто-
рой - ячмень и репа, в третий — конопля, в четвертью — лен, в пятый —
овес, в шестой — клевер, в седьмой снова пшеница, в восьмой — ячмень
и репа, в девятый — картофель, в десятый — лен, в одиннадцатый —
клевер, в двенадцатый — пшеница. Таким образом, из 12 лет 2 года зем-
ля засевалась клевером, 2 года — репой, 2 года — льном, год — карто-
фелем. Разводили также пользу (сурепицу) и табак. В других областях
Бельгии (Вадлонской, Геннегау) фермер в начале XVIII в. еще обязан
был в последний год оставить третью часть поля незасеянной, чтобы но-
вый фермер мог немедленно же воспользоваться ею. Но с середины
XVIII в. и здесь паровых полей больше нет; во Фландрии же в эту эпоху
находим уже культуру со снятием двух урожаев в течение года на той же
почве: ячменя и репы, или льна и клевера, или льна и брюквы.
«Сельское хозяйство, — говорит англичанин Шо в 1788 г., — процве-
тает в Брабанте и Геннегау, но наибольшего совершенства это искусство
достигло во Фландрии». Француз Дериваль в 1782 г. утверждает, что он
не знает страны, где земля обрабатывалась бы лучше, чем в австрийских
Нидерландах (т.е. в Бельгии). То же повторяют другие современники —
немцы Шварц и Форстер.
48
История экономического быта Западной Европы
Как указывает Бранте, авторы XVI и XVII вв. утверждают, что
Бельгия не в состоянии была прокормить собственным хлебом свое насе-
ление и это известно и в отношении XIX и XX вв., из чего он делает вы-
вод, что так это было всегда. Однако против этого возражает Ван Гутт,
ссылаясь на то, что из таможенных записей второй половины XVIII в
видно, что в эту эпоху Бельгия была, напротив, экспортером хлеба. До
того времени культура была недостаточно интенсивна, позже население
было слишком многочисленно, отличаясь наибольшей в Европе густотой,
тогда как в этот промежуток (вторая половина XVIII в.) производитель-
ность почвы была не менее велика, чем в середине XIX в (26 гектолит-
ров с гектара), так что поднимается даже вопрос о вывозе хлеба в Со-
единенные Штаты. Урожай пшеницы, ячменя, полбы, гречихи, бобов,
гороха и хмеля превышает потребление в стране, тогда как ржи и овса,
как и овощей и фруктов, не хватало, их приходилось импортировать.
Разведение клевера и репы доставляло корм для стойлового содержа-
ния скота в течение зимы, так что можно было обходиться без лугов, а
отсюда получалось достаточное количество удобрений - Фландрия в
этом отношении стояла впереди всех других стран; за вей последовала
Англия с норфолкским севооборотом. Авторы XVIII в. восторгаются изо-
билием скота в Бельгии и плодовитостью его - один из них даже утвер-
ждает, что в некоторых местах Фландрии коровы дают 2 телят в год, ов-
цы 3 или 4 ягнят, иногда даже 5 или б сразу. На ферму в 18 гектаров
(десятин) приходилось не менее 2 лошадей, 14 коров, 8 телят и 4 свиней,
т.е., кроме лошадей, вдвое более, чем это имело место в начале XX в.;
быть может, это и касается лишь некоторых местностей, во всяком случае
в связи с интенсивным земледелием Фландрия изобиловала лошадьми и
рогатым скотом и отличалась высоким качеством его. Культивировалось
и свиноводство, тогда как коз почти не было, а овцеводство вследствие
превращения выгонов в пахоту несло большой ущерб — разведение овец
все более сокращалось.
Успехи были сделаны не только в смысле интенсификации культуры,
но и в виде орудий и способов обработки земли. Из описаний земледель-
ческих орудий, относящихся к 1788, 1809 и 1815 гг., можно усмотреть,
что они были те же, которые применялись до 70-х годов XIX в., т.е. до
тех пор, пока деревянные инструменты не стали вытесняться железными.
И точно так же, если заменить эти годы концом XIX в., даже агроном не
заметил бы ошибки, читая способы возделывания земли того времени,
настолько мало они изменились в течение последующего века. Глубокая
вспашка, пользование бороной и катком, выпалывание сорных трав,
применение в большом количестве удобрений, которыми являлись зола,
соль, мергель, отбросы кожевенного производства, рога, навоз, вывози-
мый из городов, реже известь, — все это ставило, особенно фламандское
земледелие, на недосягаемую по тому времени высоту.
Несомненно, что это находилось в тесной связи с тем обстоятельст-
вом, что Бельгия (не только Фландрия, но и Брабант и Геннегау) явля-
Глава XXXVI. Общий характер аграрных условий
49
лась страной мелкого крестьянского хозяйства, где земля с тщательно-
стью садовника обрабатывалась крестьянином и его семьей. Чинши и
ренты, уплачиваемые в пользу сеньора, как и прочие повинности (право
лучшей штуки скота после смерти крестьянина), хотя и продолжали су-
ществовать, но сравнительно мало обременяли крестьянское хозяйство17.
За Фландрией следует Англия, где постепенный переход к травосея-
нию начался также весьма рано (хотя и позже, чем во Фландрии) и где в
XVIII в. совершалась в значительной мере замена прежнего трехпольного
хозяйства улучшенным зерновым. Как указывает Роджерс, до XVII в. в
сельском хозяйстве Англии замечается полнейший застой. Напротив, на-
чиная с этого времени обнаруживается значительный прогресс в виде рас-
пространения посевов кормовых трав и корнеплодов. Уже в конце XVII в.
семена клевера встречаются во всех прейскурантах цен не только на лон-
донском, но и на других рынках. Но все же было бы ошибочно думать,
что Англия уже в XVIII в. перешла к плодосменной системе. «Целиком,
т.е. в смысле чередования определенных категорий растений, характера
распашки и удобрений, — говорит Бранте, — эта последняя система дол-
гое время применялась лишь во владениях герцога Норфолкского»18.
Из описаний наиболее крупного авторитета того времени Артура Юн-
га, осматривавшего хозяйства во всевозможных районах Англии, можно
усмотреть, что в 60-х годах XVIII в. посевы клевера, бобов, репы, рай-
граса были широко распространены. Правда, в различных местах эти
корнеплоды не получили еще всеобщего признания и паровые, не засеян-
ные ими поля еще далеко не исчезли (английские агрономы спорили из-
за их целесообразности), клевер в качестве корма для свиней был мало
известен, а картофель часто отсутствовал, хотя он улучшает почву. Но в
то же время Юнг вынужден признать, что, например, посевы клевера он
находил гораздо чаще, чем ожидал. Надлежащее удобрение почвы стало
также законом для английских хозяев. Во многих местностях применя-
ются, кроме скотского навоза, мергель и глина; фермеры добывают навоз
и из соседних городов, иногда смешивают различные виды удобрения,
благодаря чему во многих графствах с малоплодородной по своему ха-
рактеру почвой достигнуты хорошие результаты. В некоторых других,
впрочем, обнаруживается отсталость в этом отношении, в особенности
сохранился еще обычай пастьбы скота даже зимой вместо того, чтобы
путем содержания его в стойле получать хорошее удобрение и в большом
количестве19.
Значительно меньше было достигнуто, по-видимому, во Франции. В
XVI —XVII вв. и первой половине XVIII в. во Франции, как указывает
Анри Сэ^, сельское хозяйство стояло еще на весьма низкой ступени раз-
вития, почти не сделав успехов со времени средневекового периода, когда
всего одно из трех полей засевалось, другое представляло собою пастби-
ще, а третье находилось под паром. Подобно тому как в позднее Средне-
вековье нередко встречаются крестьяне, «обрабатывающие землю рука-
50
История экономического бьпа Западной Европы
ми», и в эту эпоху мы еще находим случаи возделывания 7'-8 арпаиов
(арпан = ’/г Дес.) земли заступом или мотыгой -- такие местности на*
зывались «раем для лошадей и адом для людей». По и в других местах в
течение всего рассматриваемого периода обычным орудием являлась де*
рсвянная соха, притом весьма примитивного устройства, напоминавшая
во многом ту, которая описана еще Вергилием; при помощи ее можно
было только избороздить землю, но не вспахать ее, и дне трети площади
оставались нетронутыми. При этом посев производился слишком поздно,
травы выпалывались весьма небрежно, что вредило не только ближайше-
му урожаю, но и следующим. Удобрений было мало, и крестьянин вы-
нужден был тратить чуть ли нс третью часть своего временя на собирание
листьев, папоротника и тростника, смешивая их с тем небольшим количе-
ством навоза, которое давали плохо питавшиеся коровы; для последних
не хватало пастбищ, корма доставало лишь настолько, чтобы не дать им
умереть с голоду. Крестьяне заклинаниями боролись с гусеницами, унич-
тожавшими молодые отростки, отлучали от церкви животных, портивших
овощи, ассигнуя на это ежегодно определенную сумму, за здравие же по-
лезных земледельцу животных они служили молебны21. В отношении
боязни всяких новшеств их сравнивали с фламандскими рыбаками. Когда
последние в сетях, брошенных для ловли сельдей в море, находят слу-
чайно попавших макрелей, они тотчас же бросают их обратно в море, ибо
отцы их всегда ловили макрелей исключительно удочкой22.
Если мы сравним с этим то, что нашел Артур Юнг в конце 80-х годов
XVIII в., то увидим, что хотя в предшествующие полвска были сделаны
несомненные успехи, по успехи эти были лишь частичные, наблюдались
только в отдельных местностях и обозначали лишь некоторое изменение
прежней системы хозяйства, но вовсе не коренную ломку ее. От фран-
цузской сохи Артур Юнг, сравнивая ее с английской, вовсе не приходит
в восторг23; даже в 1800 г. усовершенствованная соха еще составляла ис-
ключение; вообще во многих местностях сельскохозяйственная культура
стоит, по его словам, «не выше, чем у гуронов»24. С другой стороны, уже
в начале 60-х годов XVIII в. «Journal Economique» сообщал, что «искус-
ственные луга» в большинстве провинций с каждым годом все более и
более расширяются, что культура репы, турнепса, клевера, эспарцета
встречается и на севере, и в Центральной Франции. Во многих местах
разводится проникший из Англии и Швейцарии картофель. В Бельгии
его в начале XVIII в. еще разводили в садах, позже распространению
культуры картофеля содействовали монахи монастыря св. Петра в Генте,
требовавшие от фермеров, которые сидели на земле монастыря, уплаты
чинша картофелем, а в середине XVIII в. картофель появляется на фла-
мандских рынках и постепенно входит в повседневное потребление, хотя
и в это время фламандцы ему отводили меньше земли, чем клеверу или
репе25. И во Франции он был известен уже в XVII в., но тогда к нему
относились отрицательно, находя его вредным растением, потребление
Глава XXXV1. Общий характер аграрных условий___________я
которого вызывает лихорадку, почему в некоторых местностях посев кар-
тофеля был запрещен. Теперь, напротив, отношение к нему французов
изменилось. Тюрго в 60-х годах, будучи интендантом (губернатором) в
Лиможе, щедро раздавал приходским священникам и сельским хозяевам
семена картофеля; за обедом у него ежедневно какое-либо блюдо было из
картофеля, а в своих поездках по области он брал с собой картофель и,
остановившись где-нибудь в деревне, приказывал подавать его себе в
присутствии недоверчивых крестьян. Столь наглядными аргументами ему
в конце концов удалось победить их скептицизм, но - увы! - лишь на-
половину: разводя картофель, они стали кормить им скот. Напротив,
крестьянским детям он понравился: они нашли, что «как мясом, так и
вкусом он немногим отличается от каштанов»26. Разведение картофеля
делает большие успехи благодаря усилиям Пармантье и поощрению, ис-
ходящему от двора: он должен был ежедневно подаваться к столу коро-
ля; цветы картофеля Мария Антуанетта даже носила в петлице. Карто-
фель стал вскоре, в особенности в годы неурожая, обычной «пищей бед-
няков»27, как его уже тогда называли, хотя Артур Юнг полагал, что
«"/too рода человеческого едва ли согласятся потреблять картофель»28.
Напротив, аббат Манн в 1775 г. утверждает, что хотя картофель наи-
более полезен и важен для бедняков, но его едят и ценят в равной мере
лица всех состояний29. Открытие нового пищевого продукта, по словам
одного автора, доставляет больше счастья роду человеческому, чем от-
крытие новой звезды.
Однако наиболее характерную черту Франции, по словам того же
Юнга, составляло то, что «все, что он нашел хорошего, либо приходи-
лось па местности с особо плодородной почвой, как, например, Фланд-
рию, Эльзас, долину Гаронны, либо являлось результатом культуры ка-
ких-либо специальных растений, приспособленных к климату Централь-
ной и Южной Франции, как, например, маис. Не странно ли, —
прибавляет он, - что в то время как в Англии наименее плодородные
земли наилучше возделаны или, во всяком случае, обработаны не хуже,
чем прочие, во Франции лишь очень плодородные земли эксплуатируют-
ся надлежащим образом?»30. Фландрией, Артуа, Эльзасом Юнг остался
весьма доволен; но, переезжая в соседние провинции — Пикардию,
Франш-Комте, «вы попадаете, — по его словам, — в совершенно новое
государство, вы переходите границу, отделяющую здравый смысл от не-
разумия. Там вы находитесь в саду, но перейдите реку, и вы очутитесь
на полях ленивых людей. Там ум человеческий деятелен и сметлив, здесь
он находится в состоянии застоя и безжизненности»31. Однако дальше, в
особенности к югу и западу, пошли снова поля, засеянные люцерной и
эспарцетом; местами встречается полное отсутствие паровых полей (на
севере они практикуются даже на лучших участках), на (крайнем) юге
имеется и правильно устроенное орошение полей (особенно в Провансе и
Лангедоке). Что сказать, говорит он о сельскохозяйственных обществах,
52
История экономического быта Западной Европы
когда мы видим» что они тратят свое время и деньги на распространение
плужков, конных мотыг и красильных растений, в то время как две тре-
ти страны не знают орошения земель?32 В заключение Юнг, подчеркивая
большое распространение во Франции паровых полей, замечает, что «ко-
гда Людовик XIV разорял народ ради того, чтобы посадить своего внука
на испанский трон и для завоевания Фландрии, Эльзаса, он, несомненно,
сделал бы свое государство гораздо более богатым, счастливым и могу-
щественным, если бы устранил паровые поля в десятке своих провинций
или ввел в других культуру репы»33.
И на основании других данных нам известно, что сельское хозяйство
различных областей Франции представляло далеко не однородную кар-
тину. Соха и прочие орудия были, правда, повсюду одинаково прими-
тивны, но на севере Франции, например во Фландрии, Пикардии, Артуа,
успели проникнуть из Нидерландов паровые поля, засеваемые эспарце-
том, клевером, люцерной, овощами, масленичными растениями, тек-
стильными (коноплей, льном), заменяя непроизводительный пар, «ис-
тинный праздник для земли». Паровые поля исчезают и в Эльзасе и в
Нормандии. Впрочем, в Пикардии и Артуа мы находим весьма бедные
пастбища, залежи, поросшие вереском и кустарником, которые «лишь
благодаря своему значительному пространству дают возможность сущест-
вовать или, вернее, удерживают от смерти небольшое количество живот-
ных весьма посредственной породы». В Бретани земля отдыхала через
год или даже два года из трех, а плохие земли обрабатывались раз в 8 и
даже раз в 20 лет. Поэтому только во Фландрии урожай был сам-ll, в
других же местах ниже: сам-3 или сам-6.
Виноградники во многих местностях, как в Иль-де-Франс, Норман-
дии, Бургундии, исчезают; правительство, опасаясь сокращения пахотеЙ,
всячески ведет борьбу с ними, запрещая эдиктом 1791 г. разведение их;
восстановление же их там, где они в течение свыше двух лет не возделы-
вались, допускалось лишь с особого разрешения. И в других направле-
ниях успехи были невелики. Почва возделывалась плохо, вспашка была
недостаточно глубокая, травы выпалывались небрежно, обсеменение по-
лей производилось слишком поздно, и семена были низкого качества; за
недостатком животных удобрений поля удобрялись перегнившей листвой
и папоротником34. Плохо разводился скот - овцы, лошади; рогатый
скот продавали слишком рано, скрещивать его не умели. Исключение
составляли лишь немногие местности, как Лимузен, производивший экс-
порт скота, Бретань, вывозившая масло даже в Париж, Нормандия
вследствие своей близости к Парижу. В Бретани, Нормандии, Берри ста-
ли обращать внимание и на коннозаводство35.
Что же касается южных провинций, то там, как, например в Лангедо-
ке, не только наблюдаем крайнюю отсталость в области земледельческих
орудий, плохо и поверхностно обрабатывающих почву, сохраняющихся в
течение веков в том же неизменном виде, но наряду с трехпольным сево-
Глава XXXVI. ОБЩИЙ ХАРАКТЕР АГРАРНЫХ УСЛОВИЙ 53
оборотом и попытками разводить маис, коноплю, овощи встречаем и та-
кие поля, которые давали урожай из 12 лет всего в течение трех, после
одного-двух урожаев отдыхали шесть-семь лет, иногда даже в течение 15
лет оставались под паром, порастая вереском; последний затем сжигался,
и зола служила удобрением. То орошение полей, от которого приходит в
такой восторг Артур Юнг, было, по-видимому, в Лангедоке далеко не
столь широко распространено, как это ему казалось («нет ни одного
клочка пригодной для орошения земли, который не получал бы воды»),
ибо интендант этой провинции, Баденвилье, выражал пожелание, чтобы
«в интересах улучшения почвы возможно чаще применялся этот способ
ирригации, при котором вода отводится из небольших речек и ручьев».
Оросительными каналами Лангедока «восхищались, ибо они составляли
там еще исключение» (Дютилъ). В 1785 г. в видах поощрения искусст-
венных лугов в Лангедок были посланы семена турнепса для бесплатной
раздачи их тем, кто платит меньше 50 ливров земельного налога (taille),
и по цене в 15 су за фунт для прочих. Но успеха они имела мало: в по-
ловине всех приходов не обнаружилось желающих, в других бесплатных
получателей оказалось минимальное количество; главным же образом,
семена покупались теми, кто платил свыше 50 ливров подати, преимуще-
ственно городскими жителями — адвокатами, купцами, членами город-
ских магистратов. «Крестьяне опасаются экспериментов», — писал один
из представителей администрации. В результате пастбищ для скота было
недостаточно: рогатый скот не разводили, а покупали на ярмарках; ло-
шадей было так мало, что почта не могла получить необходимого ей ко-
личества; попытки улучшить породы при помощи выписываемого из
Швейцарии и Фландрии и рассылаемого землевладельцам скота не при-
вели ни к чему и вскоре были оставлены. Гораздо большее значение для
Лангедока, как и для всего юга, имело овцеводство как в силу употреб-
ления в пищу бараньего мяса, так и в особенности вследствие широко
развитой в этих местах шерстяной промышленности. Сухость почвы и
более тощие пастбища не препятствовали развитию овцеводства, а содер-
жание известняка, напротив, делало ее подходящей для этих стад. Но
овцы получали совершенно недостаточный корм и содержались в грязи,
«которой нет равной», находясь в навозе до живота, так что их шерсть
покрывалась кусками помета величиной в небольшой орех, сохла и ры-
жела. Владельцы овчарен не только не беспокоились об этом, но, напро-
тив, усматривали в этом средство увеличить вес руна; с этой целью неза-
долго до стрижки овец заставляли потеть, а затем отправляли в места,
покрытые песком, чтобы пыль покрывала шерсть; они противились уст-
ройству загородей, опасаясь, как бы нахождение в открытом месте не
уменьшило вес шерсти, в случае если бы гроза смыла жирный пот у овец.
В таком положении находилось сельское хозяйство во многих облас-
тях и накануне самой революции, несмотря на все то новое движение,
которое охватило Францию: крестьяне оставались к нему глухи, бедст-
54
История экономического быта Западной Европы
венное положение и всякого рода несчастья отнимали у них всякую охоту
к улучшению. Прогресса не было, хотя, по словам Дютиля, какое-то
оживление, пробуждение, являвшееся залогом перемены в будущем, все-
таки замечалось36.
В общем, можно сказать, повсюду стремились не к большей интенсив-
ности, а к повышенной экстенсивности сельского хозяйства, возделывая
новые пустопорожние, покрытые лесом и болотами пространства. Если
первоначально правительство относилось отрицательно к расчистке лесов,
опасаясь недостатка в топливе, то позже, в особенности с 1756 г., ее ста-
ли поощрять, устанавливая широкие льготы в виде изъятия от податей и
десятины на 10, 15 и даже 20 лет. Однако не следует преувеличивать ко-
личества вновь занятых под плуг земель. Имеются цифры заявлений о
намерении расчистить их, но они не всегда соответствовали и даже могли
соответствовать действительности, тем более что льготы, даруемые зако-
ном в этих случаях, далеко не всегда могли быть осуществлены: несмот-
ря на освобождение таких земель от всех податей и сборов, в том числе
от десятины, последнюю по-прежнему исправно взимали. Кроме того,
еще до революции наступила реакция в смысле остановки в дальнейшей
расчистке земель — прежний пыл угас. Во многих местностях, наоборот,
запашки даже сокращались под влиянием непосильных тягостей. И тогда
уже, и в особенности в наказах 1789 г., из самых различных местностей
Франции раздавались жалобы на то, что многие вновь возделанные зем-
ли вследствие их непригодности вскоре вновь покидаются, что стране
грозит обезлесенье, что вследствие расчистки земель под пашни скот ли-
шается пастбищ; этому обстоятельству приписывались в значительной
мере и наводнения рек. В особенности нужда в пустошах для выпаса ско-
та вызывала вражду со стороны крестьян к тем, кто производил расчист-
ку земель. В результате поощрение, исходившее в этом направлении от
правительства, имело, по-видимому, скорее отрицательные последствия.
Но и работы по осушению болот, во многих местах успешные, в других
случаях терпели неудачу вследствие угроз и даже насилий со стороны
местных жителей, которые пользовались ими в качестве выгонов. Таким
образом, на каждом шагу мы встречаемся все с тем же вопросом о недос-
татке выгонов, о невозможности улучшить культуру ввиду необходимости
обширных площадей для прокорма скота37.
Такую же параллель между второй половиной XVIII в. и предшест-
вующей эпохой проводит Гольц в отношении Германии38. «До середины
XVIII в., — говорит он, — хозяйство вращалось в печальном и весьма
пагубном заколдованном кругу». Обычный способ обработки земли дос-
тавлял слишком мало корма для скота; вследствие этого невозможно бы-
ло держать много скота. За недостатком корма коровы в течение зимы
настолько теряли силы, что к весне они не в состоянии были подняться с
места и идти на пастбище; их приходилось привязывать за хвост и та-
щить туда, — отсюда они и назывались Schwanzvieh39. Но и пастбища,
Глава XXXVL Общий характер аграрных условий
55
где скот проводил большую часть года, давали ему мало, были бедны
травами40. Являвшееся же последствием этого отсутствие удобрений в
свою очередь приводило к низкому уровню полевого хозяйства. Оно вы-
звало недостаточно глубокое вспахивание, разбивку полей на грядки, на
середину которых сваливались удобрения, ибо для всего поля их не хва-
тало, вызывало расточительную затрату удобрений, и конечным резуль-
татом был низкий урожай хлебов и соломы. Все это должно было совер-
шено измениться с распространением культуры кормовых трав: послед-
ние, доставляя возможность расширения скотоводства, введения
стойлового содержания скота вместо выгона его на пастбище, устраняли
первопричину всех зол — недостаток удобрений. Однако во второй поло-
вине XVIII в. произошла лишь частичная перемена в этом отношении.
Лишь в некоторых местностях, в особенности в Бадене, притом обыкно-
венно только в крупных хозяйствах, часть парового поля была отведена
под культуру клевера и других кормовых трав4*, «в садах, па пастбищах
и паровых полях, повсюду, где только возможно было, стали сажать
картофель, сажали его в большом количестве, даже виноградники выну-
ждены были уступить ему место». Плодосменная же система в целом,
которая применялась уже в XVIII в. в Англии, иногда встречалась и во
Франции, в Германии была еще совершенно неизвестна, тем более что и
в теории она появилась здесь не ранее начала XIX в. Если в крупных
хозяйствах уже и ранее иногда следовали принципу Юсти, что поле во-
все не нуждается в отдыхе, то в крестьянских хозяйствах с их строго ус-
тановленным севооборотом об этом еще пока и речи быть не могло. Са-
мый вопрос о стойловом содержании скота при помощи новых кормовых
трав только поставлен был во второй половине XVIII в. — разрешен он
был и революционизировал все сельское хозяйство лишь значительно
позже42-43.
Это последнее обстоятельство дает нам отчасти и объяснение того
факта, что, несмотря па столь сильное оживление сельскохозяйственной
литературы в XVIII в., несмотря на всяческое содействие со стороны го-
сударства и общества к распространению новых земледельческих куль-
тур, на практике было достигнуто столь мало. «Акр огороженной земли
стоит четырех акров общинной», — говорит английский агроном XVII в.
Во Франции же существование общинных сервитутов приводит к унич-
тожению вновь разведенных виноградников пасущимся скотом44; еще в
1753 и 1756 гг. оно вызывает запрещение жать усовершенствованными
инструментами, ибо это «лишало бы бедняка соломы, которой он в своей
хижине покрывается и согревает окоченевшие члены». Юсти в своем со-
чинении «Von denen Hindemissen einer bluhenden Landwirlshaft» обраща-
ет внимание на другой факт — на невозможность улучшений при том со-
стоянии, когда крестьянин едва перебивается изо дня в день и лишь с
трудом добывает необходимые для платежа податей средства. Еще даль-
ше идут писатели XVIII в., выставляющие прямо требование «отмены
56
История экономического бытаЗападной Европы
узурпированных прав и крепостного права», под которым понималось
вообще всякое ограничение личной или имущественной свободы. Едва ли
не наиболее резко выражает эту мысль Артур Юнг постоянно встречаю-
щимися в его дневнике замечаниями вроде следующих: «Если вы когда-
либо и где-либо встречаете пустопорожние земли, хотя па них вполне
можно было бы произвести улучв1епия, знайте, что они принадлежать
какому-нибудь крупному сеньору»; или: «Плохая обработка, нищенские
жилища — наверное, земля кого-нибудь из блестящих особ, которых я
видел вчера во время церемонии в Версальском дворце... признаком ве-
личия принцев и высокопоставленных особ являются пустоши, поросшие
вереском, их резиденции окружены лесами, населенными оленями, веп-
рями и волками».
«Без коренных реформ в аграрных отношениях, — говорит проф.
Я. И. Кареев, ~ вся агрономия тогдашнего времени оставалась в боль-
шинстве случаев пустой забавой праздных людей - их агрономические
опыты (за исключением картофельных опытов) иногда не отличались от
модной затеи м-м Помпадур одеваться молочницей, их трактаты прино-
сили столько же пользы, сколько вся развивавшаяся под влиянием агро-
номической моды агрикольпая поэзия»45. Сельскохозяйственные общест-
ва во Франции подходили нередко весьма близко к первопричинам от-
сталости в земледелии, прямо наталкивались на сеньориальные повинности
и на «антисоциальную» податную систему, препятствовавшую крестьяни-
ну разводить скот: попробуй он завести лишнюю лошадь, и при ближай-
шей же раскладке тальи сборщик накинет ему подать. Но они старались,
по-видимому, обходить эти больные и опасные проблемы, не сходя с бо-
лее крепкой и безопасной почвы чисто технических улучшений хозяйства.
Что же было сделано в области аграрного строя, правового положения
крестьян в период XIV— XVIII вв., насколько изменилась степень личной
несвободы крестьян и права и обязанности их по земле в эту эпоху? Не-
обходимо прежде всего отметить, что то общее положение, которое мы
встречаем в особенности в более старых сочинениях по аграрной истории
и которое сводится к идее об ухудшении положения крестьян в период
XVII-XVIII вв., не подтверждается новейшими исследованиями. Как
мы видели46, по сравнению с эпохой раннего Средневековья уже в XIII—
XV вв. замечается прогресс в смысле раскрепощения крестьян. Не только
в Англии в это время в значительной мере исчезла личная зависимость и
крестьяне приобрели права на землю, но и в других странах — в Север-
ной Италии, в различных областях Испании (Каталония, Наварра, Май-
орка), в отдельных швейцарских кантонах (Швиц, Ури, Унтервальден,
Гларус, Апенцелль) - крестьяне уже к концу Средних веков освободи-
лись от личной зависимости, сеньориальной юрисдикции и повинностей,
превратились частью в свободных землевладельцев, частью в лично сво-
бодных арендаторов помещичьей земли. В течение следующих веков ос-
вобождение крестьян делает успехи и в других местностях и странах, в
Глава XXXVI. Общий характер аграрных условий__________57
особенности во Франции и французской Швейцарии, в Западной Герма-
нии, где до XVI в. лишь некоторым категориям крестьян удалось достиг-
нуть более благоприятного правового положения. Если в различных час-
тях Западной Германии мы наблюдаем даже реакцию в период, предше-
ствующий Крестьянским войнам, то она все же имела лишь временный
характер и после Крестьянских войн не продолжалась более: аграрные
условия застыли в том же положении на долгое время.
Только в отношении восточных областей Германии можно утверждать,
что положение крестьянского населения ухудшилось. Это ухудшение, в
смысле большего прикрепления к земле, усиления барщины и умаления
права крестьян на землю, происходило преимущественно в эпоху Три-
дцати летней войны и следующего за ней столетия. С середины XVIII в.
появляются уже мероприятия, ведущие к постепенному, хотя и медлен-
ному раскрепощению крестьян. В Пруссии, Австрии, Мекленбурге, Гол-
штинии это движение начинается весьма поздно, и поэтому постепенное
раскрепощение продолжается вплоть до середины XIX в. В других стра-
нах совершенное освобождение крестьян имело место уже в конце XVIII
и в начале XIX в.; эти заключительные шаги могли быть сделаны уже
тогда благодаря тому, что постепенное облегчение крепостного состояния
началось гораздо раньше, за сто, двести и более лет до Французской ре-
волюции. Если считать правильным мнение об усилении крепостной за-
висимости в XVI —XVII вв., то освобождение крестьян к концу XVIII в.
оказалось бы чем-то внезапным, не вытекающим из всего предшествую-
щего развития, не могло бы быть объяснено как последний акт совер-
шавшегося веками процесса.
Из того факта, что в Англии крепостное состояние исчезло в значи-
тельной мере уже к концу Средних веков, во Франции и Западной Герма-
нии, постепенно облегчаясь, прекратилось к концу XVIII и началу XIX в.,
а в Пруссии и Австрии, после периода ухудшения, отменялось с начала
XIX в., мы можем сделать и другой вывод: что и в области крестьянско-
го вопроса, как и в распространении других институтов освободительного
характера, движение шло с запада на восток. Конечно, о резких перехо-
дах едва ли может быть речь: подобно тому как уже в эпоху до Тридца-
тилетней войны мы находим зачатки, а нередко и весьма развившиеся
формы тех институтов, которые вполне выступают наружу только в тече-
ние XVII и первой половины XVIII в., и по месту можно отметить лишь
постепенный переход. Разница же между отдельными частями Европы
заключается в том, что институты, получившие в одних местностях пол-
ное развитие, в других остановились на полпути, на предшествующей
ступени, или что явления, характерные для данной местности, в соседней
с ней не достигли столь широкого распространения и встречаются лишь
спорадически.
Оба эти положения — различие по месту с запада на восток и все же
лишь постепенный переход — подтверждаются при анализе условий лич-
ной зависимости крестьянского населения, условий несвободы, обозна-
58
История экономического быта Западной Европы
чаемых понятиями villainage, servage, Leibeigenschaft или Leibherrschaft
(права помещика на личность крестьянина, ограничение свободы пере-
движения, вступления в брак, наследования, избрания занятий и т.д.).
Но к тому же выводу мы придем и при рассмотрении прав крестьян на
землю, институтов вещного (поместного, сеньориального) права, Grund-
herrschaft, seigneurie (право на барщину, оброк, чинши); права эти могут
быть весьма различны, начиная от держания до тех пор, пока заблаго-
рассудится вотчиннику (bis welter), и вплоть до граничащего с собствен-
ностью наследственного эмфитевзиса.
1 См/ Goltz. Geschichte derdeutschen Landwirtschaft. Bd. I 1902 S 290 ff., 305,316.
Acta Borussica. Getreidehandclspolitik Preussens. Bd. Ill S. 15 ff.
2 Cm 1 11 Mantoux. La rivolution Industrie)le au XVIII slide. P. 148 ff.
^Rogers. Six Centuries of Work und Wages. 1884. Ch. XVII.
4 Voltaire. Dictionnaire philosophique. IV.
5 Wters. Studien tibcr AgrarzustUnde und Agrarprobieine in Frankreich von 1700 bis
1790. 1905. S. 158, 165-166, 201.
« Ibid. S. 158-170, 200-210.
7 Ibid. S. 170-177.
8 [Шуазель - крестьянин, а Вольтер - фермер (франц.).]
9 См.: Labiche. Sociitis d’agriculture au XVIII slide. P. 35-36.
10 Cartoufle от tartouflc: из-за внешнего сходства в Италии его смешивали с трюфеля-
ми — tartuffola.
11 Stadelmami. Preussens KOnige in ihrer Tatigkeit fdr die Landeskultur. Bd. II. S. 42 - 55.
12 См. выше.
13 Goltz. Geschichte der dcutschen Landwirtschaft. Bd. I. S. 319 — 389.
14 Иоанн Берген, восставая П[ютив существования общинных пастбищ, не допускаю-
щих устранения паровых полей, сравнивал их с публичными женщинами, «которыми
пользуется всякий в видах наслаждения, но о которых не заботится никто».
15 Acta Borussica. Getreidehandelspolitik Preussens. S. 22 ff. Такое же движение,
стремление к усовершенствованию системы хозяйства, сельскохозяйственную литературу,
сельскохозяйственные общества я т.д. находим и в Испании в конце XVIII в. (см.: Desde-
vises du Dezert. L’Espagne de I’ancien regime. La richesse el la civilisation. 1904. P. 22 ff.
Leonhard. Agrarpolitik und Agrarreform in Spanien unter Karl III. 1909. S. 165 ff.), как и в
России (Вольное экономическое общество, учрежденное при Екатерине II, сочинения о
сельском хозяйстве, попытки помещиков вводить «аглицкую» систему хозяйства).
16 Schwerz. Anleitung zur Kenntnis der belgischen Landwirtschaft. Bd. I. S. 307 ff.,
318-322.
17 Cm.: Mann. Mdmoire sur les moyens d’augmenter la population et de perfectionner la
culture dans les Pays-Bas autrichiens // hfemoires de i’Academie Impdriale. 1775. Derival.
Le Voyageur dans les Pays-Bas autrichiens. 1782. Lichtervelde. Mdmoires sur les foods ruraux
de I’Escaut. 1815. Brants. Essai historique sur la condition des classes rurales en Belgique
jusqu'au XVIII stecle // Acaddmie royale de Belgique. Classe des lettres et des sciences
morales et politiques. Mlmoires. 1880. Van Uoutte. Histoire dcooomique de la Belgique h la
fin de 1’ancien regime. 1920.
t8 Brants. Essai historique sur la condition des classes rurales en Belgique jusqu’au XVIII
siicle. P. 210 ff.
19 Joung. A six weeks’ tour through the Southern Counties of England and Wales. 1769.
/dem. A six months’ tour through North of England. 1771. Idem. The farmer’s tour through
the East of England. 1771.
20 Ste. Les classes rurales en Bretagne du XVI slide h la Revolution. Paris. 1906. P.
379-413.
ГЛАВА XXXVI. ОБЩИЙ ХАРАКТЕР АГРАРНЫХ УСЛОВИЙ
59
21 О’Avenel. Histoirc de la propridU. T. I. P. 298.
22 Wolters. Sludien Uber AgrarzustJfnde und Agrarprobleme in Frankreich von 1700 bis
1790 S 232.
23 Arthur Young Voyages en France pendant les anndes 1787, 1788, 1789. Gulllaumin.
I860. T. 1. P. 1 16.
24 Arthur Young Voyagesen France pendant les anndes 1787, 1788, 1789 T. I. P. 146.
По поводу Нормандии Бернье указывает на то, что удобрения приходилось доставать из
отдаленных местностей, вследствие чего туки, стоившие 25 ливров на месте, обходились с
перевозкой в 100 ливров, не считая сломанных телег, убитых животных и раненых людей
(ибо дороги кишели разбойниками). Поэтому население прибегало к старому, веками ис-
пытанному способу: сжигали мох к кустарник и золой посыпали землю; земля все же нс
производила необходимого жителям количества хлеба (.Bernier. Essai sur le Tiers-Etat et les
paysans de Basse-Normandie au XVHI sifccle. 1892. P. 26-30).
25 V//n Houttc. Histoire dconomique de la Belgique h la fin de I'ancien regime. P. 452.
2R Ардашев. Провинциальная администрация во Франции в последнюю пору старого
порядка Т. II С. 569.
27 Labi die. Les socidtds d'agriculture au XVIII si dele. 1908. P. 135 ff.
28 Arthur Young Voyages en France pendant les ann&s 1787, 1788, 1789. T. II. P. 121.
24 Mann. Histoire naturelle des Pays-Bas inaritiines // Mdmoircs de Г Academic Iinpdri-
ale. P. 125
30 Arthur Young Voyages en France pendant les anndes 1787, 1788, 1789. T II. P. 135.
31 Ibid. P 118, 122.
32 Ibid. P. 150—152. Накануне революции продолжали свою деятельность лишь очень
небольшая часть сельскохозяйственных обществ, вообще они играли роль лишь в 1761 —
1770 гг., но и в это время их деятельность сводилась к немногим мемуарам, к некоторым
опытам; по они оказывали влияние лишь па крупных сельских хозяев; масса же крестьян
не могла их услышать (Ste. L'agricuiture h la fin de I'ancien regime // La vie geonomique
et les classes sociales au XVIII sidcle. 1924. P. 20).
33 Arthur Young Voyages en France pendant les ann4es 1787, 1788, 1789. T. П. P. 140.
Относительно распространения новых культур см.: Brutails. Note sur I'dconoinie rurale du
Roussillon & la fin de I’ancien regime. 1889. P. 65 ff. Calonne. La vie agricole dans le nord de
la France. 1885. P. 80 ff. Sion. Les paysans de la Normandie Orientate. P. 225 ff.
34 Sie. Les classes rurales en Bretagne du XVI sificle h la Revolution. See. Histoire du re-
gime agraire en Europe au XVIII siicle. 1924. Lafarge. L'agricuiture en Limousin et
(‘administration de Turgot. 1902. Demangeon. La pleine Picarde. 1905. Calonne. La vie agri-
cole dans le nord de la France. 1885. Sion. Les paysans de la Normandie Orientate. 1909. P.
225 ff, 229 ff., 235 ff., 245 ff., 253 ff. Musset. Le Bas-Maine. 1917. Vermale. Les classes
rurales en Savoie au XVIII siicle. 1911.
35 Musset. L’administration des haras et I’elevage du cheval au XVIII sidcle // Revue
d'histoire moderns. 1909—1910. Musset. L'elevage du cheval en France. 1917.
36 Cm.: Dutil. L'dtat dconomique du Languedoc h la fin de I'ancien regime. 1911. P. 90
ff., 230 ff„ 254 ff., 271.
37 См.: Кареев. C. 127. Dutil. L’dtat dconomique du Languedoc h la fin de I'ancien re-
gime. P. 106 ff., 113 ff., 117 ff. Brutails. Note sur I'dconomie rurale du Roussillon h la fin de
I’ancien regime. P. 17, 20 ff. Sie. Les classes rurales en Bretagne du XVI sifccle h la Revolu-
tion. P. 439 ff. Musset. Le Bas-Maine. P. 274 ff. Demangean. La pleine Picarde. P. 217 ff.
See. L'agricuiture h la fin de I'ancien regime // La vie dconomique et les classes sociales au
XVIII siecle. 1924. Sion. Les paysans de la Normandie Orientate. P. 202 ff., 338 ff.
38 Goltz. Geschichte der deutschen Landwirtschaft. Bd. T. 2.
38 [Хвостатый скот (нем.).]
40 См.: Bergen. Anleitung fur die Landwirte zur Verbesserung der Viehzucht. 1784. S. 117.
41 Cm.: Ludwig. Der badische Bauer im 18. Jahrhundert. S. 142—143.
a Schwerz. Anleitung zur Kenntnis der belgischen Landwirtschaft. Bd. II. 1802. S. 23.
60
История экономического быта Западной Европы
Langethal. Geschichte der Landwirtschaft. Bd. IV. P. 345, 361, 446 ff. Stadehnann. Preus-
sens KOnige in ihrer Tatigkeit fur die Landeskultur. II. S. 176. Thaer. Einleituiig zur Kenntnis
der englischen Landwirtschaft. 2. Aufl. 1801. I. S. 404 ff. Медленное распространение но*
вых культур можно усмотреть из ряда описаний отдельных хозяйств. См.: Heisig.
Enlwicklung der landwirtschaftlichen Vcrhaltnissc auf den Schaffgottseheti Gliterkomplcxen
in der Provinz Schlesin. S. 34. Wendorff. Zwei JahrhundcrLe landwirtschaftlicher Entwick'
lung auf den graflich Stolberg-Wernigccoder Domanen. 1890. S. 71 ff., 83. Backhaus.
Entwicklung der Landwirtschaft auf den graflich Slolberg-Wernigerodisclien Domanen. 1888.
S. 94. Goertz-Wrisberg. Die Entwicklung der Landwirtschaft auf den GttrtZ'Wrisbergschen
GUlcrn in der Provinz Hannover. 1880. S. 21. Biihme. Gulslieirlich-baucrlielien Verhtlltnisse
in der Provinz Ostpreussen. 1892. S. 34, 38.
43 См. о Германии подробно в немецком издании этой книги: Kuliscfter /. М. Allge*
meine Wirtschaftsgeschichte. Bd. II. 1929. S. 58 ff.
44 Brutails. Note sur Гёеопопие rurale du Roussillon k la fin de 1’ancien regime. P. 50.
43 Кареев. C. 235 — 239
46 См. r. I.
ГЛАВА XXXVII
АГРАРНЫЙ СТРОЙ В АНГЛИИ
С XV в. аграрное развитие Англии совершается в двояком направле-
нии: в смысле распространения овцеводства, с одной стороны, и разме-
жевания общинных угодий, с другой стороны. Как результат того и дру-
гого происходит образование крупных поместий. В Англии уже в XIV и
XV вв. производство шерсти достигло значительных размеров. Издерж-
ки, связанные с войнами Эдуардов и Генрихов, говорит Роджерс, покры-
вались преимущественно поступлениями с вывозных пошлин на шерсть;
огромные суммы, выплачиваемые Англией римской курии и различным
духовным лицам в XIIl—XV вв., «прежде всего посылались ломбард-
скими банкирами во Фландрию, в виде шерсти, а затем уже оттуда пере-
водились деньгами в Италию». В 1454 г. палата общин составила список
из 44 сортов шерсти ценностью от 13 до 2,5 ф. ст. за связку в 364 фунта,
вывоз которых допускался из Англии; это были, по-видимому, 44 раз-
личные марки, которые составляли предмет обмена на фламандском
рынке и большинство которых производилось лишь в определенных ме-
стностях Англии. С середины XV в. овцеводство в Англии расширяется
еще более; Кеннингем приводит это в связь с крестьянским восстанием
1381 г. Он указывает на то, что крестьяне едва ли работали после вос-
стания особенно усердно; попытки же обрабатывать землю наемным тру-
дом вследствие высокой заработной платы не могли приводить к благо-
приятным последствиям. Выход из этих затруднений состоял в превра-
щении пахотей в пастбища, ибо для пастьбы скота требовалось гораздо
меньше рабочей силы, чем для обработки полей. С середины XV в. начи-
нается, как указывает Роджерс, и быстрый рост цен на шерсть — новый
стимул расширения овцеводства, которое давало к тому же легче сбывае-
мый и транспортируемый и более прочный продукт1. Овцеводство рас-
пространяется по преимуществу на «огороженных» землях, т.е. выделен-
ных из чересполосности, из общинного пользования. Так как такое раз-
межевание сопровождалось обнесением выделенных земель изгородью, то
весь процесс получил название огораживания (inclosure), — это послед-
нее действие казалось англичанам наиболее существенным. Только при
разверстании «богатый не будет объедать бедного своим скотом и каждый
сможет использовать свой огороженный участок по своему желанию».
Распространение пастбищного хозяйства и производство огоражива-
ний вызывали многочисленные жалобы на то, что там, где прежде были
целые селения, теперь имеется лишь овчар со своей собакой, что дома и
62
История экономического выта Западной Европы
церкви превращены в овчарни. До сих пор, говорится в одном памфлете,
нам нужны были собаки для охраны овец; по лучше бы этих овец съели
лисицы, ибо от них погибают целые города и селения, погибнет и все го-
сударство.
Мы находим ряд законов, направленных против дальнейшего образо-
вания крупных ферм (законом 1489 г. для острова Уайт запрещается
иметь аренды более чем па 10 марок ежегодной рейты), против распро-
странения овцеводства (законом 1535 г. нс дозволяется держать более
2000 овец) и в связи с этим против разрушения сельскохозяйственных
строений, необходимых для хлебопашества (закон 1489 г., распростра-
няющийся на всю Англию). По когда кардинал Вольсей, не ограничива-
ясь этим, стал требовать восстановления ранее разрушенных строений и
возвращения огороженных земель под хлебопашество (закон 1517 —
1518 гг) и сделал попытку осуществить эти постановления на практике,
отдав приказ (в 1529 г.) срывать устроенные ранее изгороди, он потерпел
полную неудачу, и после его падения преемники его уже не следовали по
его стопам. И впоследствии законы, направленные против огораживаний,
издавались неоднократно, иногда возобновлялись из года в год (с 1563
по 1593 г.); они относятся преимущественно к годам, следовавшим за го-
лодами и высокими ценами на хлеб, ибо в последних население усматри-
вало результат огораживаний (после восстания 1549 г. и голода 1550 г —
закон о сохранении земледелия 1552 г.; неурожаи и голода 1594—1597 гг.
вызвали статут 1598 г.). Но в задачу законодателя, по-видимому, вовсе
не входило осуществление их на практике, а в 1623 г. все прежние зако-
ны (до статута 1563 г. включительно) были отменены, так как лишь на-
прасно занимали место в кодексе: они «представляли собой такой запу-
танный лабиринт, что не могли приносить все равно никакой пользы»2.
Не следует, конечно, принимать многочисленные жалобы в букваль-
ном смысле; да и вообще нет основания предполагать, что замена земле-
делия овцеводством была явлением всеобщим, а не охватывала лишь от-
дельные местности Англии. Наиболее выгодным такое хозяйство явля-
лось в средних, центральных графствах: здесь цена шерсти стояла, по-
видимому, наиболее высоко, цены же на хлеб была весьма низки; здесь
производство хлеба для внешних рынков вследствие неудовлетворитель-
ности сухопутных путей сообщения и отдаленности от моря являлось
почти немыслимым, так как издержки провоза превышали цену продук-
та. В связи с этим становится правдоподобным предположение, которое
высказывает Эдвин Френсис Гей, утверждая, что именно в этих внутрен-
них графствах огораживания только и имели место, — в противовес гос-
подствующему мнению, согласно которому огораживания XV—XVI вв.
охватили половину и даже 2/з Англии.
В подтверждение своей мысли Гей ссылается на следующие данные.
Во-первых, па свидетельство писателя XV в. Роуса, который упоминает
об огораживаниях общинных земель и распространении овцеводства,
происходивших уже в середине XV в., однако говорит лишь о Midlands3;
Глава XXXVII. Аграрный строй в Англии
63
во-вторых, на закон 1597 г., изданный против огораживаний, который не
распространяется на северо-западные, восточные и южные графства, ибо
там огораживания не производятся в значительных размерах; наконец, на
то, что в XVII в. жалобы на огораживания раздаются главным образом
из Варвикшира, Сомерсетшира, Лейчестершира, Бедфордшира, Букин-
гемшира.
Во всяком случае, сравнение влияния огораживаний этой эпохи с
опустошающими последствиями Черной смерти 1348— 1350 гг. (Гасбах}
является преувеличенным не только потому, что огораживания произво-
дились лишь в отдельных областях Англии, по и по той причине, что они
по своим размерам едва ли были значительны. За период 1485 -1517 гг.,
как видно из расследования комиссии 1517 — 1519 г., насчитывается не
сотня тысяч, а всего 7 тыс. жертв аграрного переворота и огорожено
только 100 тыс. акров за все это время; а с 1588 г. по 1607 г., на основа-
нии материалов другой комиссии, огорожено еще меньше, 70 тыс. акров;
пострадало 2,2 тыс. человек. Если иметь в виду, что в первое тридцати-
летие XIX в. огорожено было целых 3,5 млн акров, и если допустить да-
же, что в анкету попали не все данные, то и тогда окажется все же, что
это были «лишь зачатки аграрной революции»4.
Если, таким образом, прежние представления о размерах огоражива-
ний XVI в. оказываются сильно преувеличенными, то нельзя согласиться
и со старым объяснением этих огораживаний, согласно которому они
представляли собой насильственную экспроприацию крестьян лордами,
как утверждал Протерев Новейшие исследователи (Лидем, Гасбах, Эш-
ли, А. В. Савин} признают, что изгнания держателей производились без
прямого нарушения закона, ибо и в XVI в. существовала еще многочис-
ленная группа населения, которая лишена была защиты своих земельных
прав; Эшли полагает, что в таком положении находились все копиголь-
деры: они не пользовались судебной защитой6.
В самом деле, освобождение крестьян в XIV—XV вв. в Англии выра-
жалось в исчезновении вилланов, т.е. крепостного населения, подлежав-
шего барщине и личным повинностям7. Постепенно из вилланского дер-
жания вырастает обычное держание, или копигольд, т.е. держание на
основании копии, — копии, соответствующей манориальной записи о до-
пущении держателей лордом во владение землей. Хотя копигольд и явля-
ется держанием свободным, но еще и в эту эпоху сохраняются известные
личные ограничения. При отчуждении или наследовании в пользу лорда
вносится известная плата, иногда сохраняется гериот, или право лорда на
лучшую штуку скота8.
Но еще существеннее то обстоятельство, что права копигольдера по
земле были мало обеспечены, ибо, как объяснил профессор Савин, теоре-
тически отношения копигольдера к лорду конструируются как личный
договор, почему всякий перерыв держания формально возвращает копи-
гольд в руки лорда, который как бы от себя уже передает его (жалует)
другому лицу — наследнику или приобретателю. Из Литльтона, писав-
64
История экономического быта Западной Европы
шего в конце XV и начале XVI в., видно, что в эту эпоху произволу лор-
да открывалось еще много простора. Даже у наследственного держателя
против изгнания лордом имеются только фактические, но не юридические
гарантии. Лорд не захочет нарушить разумного обычая ввиду уважения к
нему, из страха перед местью или пассивным сопротивлением населения.
Королевские судьи в эту эпоху еще отказывают в иске изгнанному на-
следнику, по если последнему удалось утвердиться силой и истцом явля-
ется недовольный лорд, то суд может войти в рассмотрение обычая, коим
оправдывается ответчик, и отказать лорду в иске. Еще и Кичин (Kitchin),
сочинение которого вышло в 1580 г., выражает сомнение — несмотря на
свое доброжелательное отношение к копигольдерам, относительно права
последних возбуждал» иск о вторжении (вследствие отнятия земли) про-
тив лорда, п только в последующее столетие устраняется постепенно
произвол лорда вследствие вмешательства судов общего права в интере-
сах держателей. Таким образом, в XVI в. во всяком случае, лорд мог
удалить со своей земли крестьян, не встречая преграды ни в манориаль-
ном обычае, ни в охранявших этот обычай королевских судах. Рядом с
наследственными держаниями имелось много пожизненных или таких,
которые давались на несколько жизней, — в обоих случаях земля в ре-
зультате возвращалась к лорду, который мог ее отдать, кому хотел, или
присоединить к своему домену. Если он теперь даже пе присоединял ее
сразу к домену, но передавал на основании общего нрава (фригольд, а не
копигольд), то имел впоследствии всегда полную возможность по окон-
чании срока аренды вернуть себе землю обратно9.
Но огораживания, как установил И. Гранат, оказались выгодными не
только для лордов, но и для зажиточного крестьянского населения, кото-
рому также «копыто овцы превращало песок в золото». С одной сторо-
ны, крестьяне становятся арендаторами пастбищных угодий — такая
аренда широко распространяется: а с другой стороны, крестьянские хо-
зяйства благодаря огораживаниям и приобретению земель на стороне
превращаются, как указывает И. Гранат, в предпринимательские хозяй-
ства, в хозяйства средней руки; уже в XIV в. до четверти дворов держа-
ло по полному наделу в 30 акров, в XV—XVII вв. еще больший процент
дворов держит свыше 40 акров. Вместо батраков крестьянин нашел более
выгодным содержать овец, и поэтому «там, где раньше работало 30, 40,
50 батраков, теперь занято лишь 3 или 4». Крестьяне держат по 150-200
овец10. Таким образом, жалобы на то, что дома и селения уничтожаются
и прежние жители, лишившись заработка, превращаются в бродяг, ни-
щих и преступников или же умирают с голода, что обращение пахоты в
пастбища создает праздность - начало всех преступлений, — все эти
жалобы вызваны действиями не только лордов, но и крестьян; последние
обнаруживают жадную погоню за всякими огороженными участками и
даже не огороженными, но сплошными и по своему положению легко
допускающими огораживание и обращение пахоты в пастбище. Развер-
стание общинных земель происходит нередко на основании общинных
Глава XXXVII. Аграрный строй в Англии
65
приговоров. Страдают от перемены в аграрном строе только малоземель-
ные — коттеры, — поскольку вообще, повторяем, такие перемены со-
вершались в эту первую эпоху огораживаний11.
По Эшли, период огораживаний продолжается с 1470 по 1600 гг.,
причем «с 1530 г. движение замедляется. Кеннингем, Чини и Протеро
также устанавливают полуторавековый период огораживаний, которые с
конца XVI в. прекращаются и снова возобновляются в начале XVIII в.12
Однако, как указывают Гасбах и Гей, огораживания в XVII в. не приоста-
навливаются. Из молчания писателей этой эпохи еще нельзя делать подоб-
ного вывода, ибо писатели успели уже свыкнуться с огораживаниями как с
явлением вполне обыденным; если литература предшествующего века
слишком много кричала о бедствиях, вызываемых устройством изгородей
на общинных выгонах, преувеличивая их размеры, то в XVII в. она обхо-
дила их в значительной мере молчанием, интересуясь другими вопросами.
Впрочем, далеко не вполне — и в XVII в. мы встречаем в проповедях
такого рода места: «огораживатель — кровожадный вепрь с двумя дья-
вольскими клыками, из коих один - деньги, которыми он вербует себе
друзей и достигает того, что власти смотрят на него сквозь пальцы, а
другой — нечистая совесть, которая не боится плыть по морю крови
прямо в ад». И в эту эпоху говорилось о прекрасных полях, которые
превращены в печальные и грустные пустыни по милости ужасных ого-
раживателей, «как будто бы они стремились рано или поздно довести
бедняков до голодной смерти», описывались муки их в аду, а в 1607 г.
огораживания вызвали даже открытое восстание в средних графствах13.
Другие авторы (.Леонард, Слэтер, Джонсон, Гоннер)14 подробно ос-
танавливаются на проблеме огораживаний XVII в. и приходят к выводу,
что последние не только происходили в первые 30 лет этого века, когда
было огорожено около 200 тыс. акров пахотных земель, но продолжают-
ся и впоследствии. Процесс, начавшийся в XV в., непрерывно идет, хотя
по-прежнему в весьма скромных размерах. В 30-х годах XVII в. государ-
ство снова делает попытки бороться с огораживаниями, не только запре-
щая их, но и требуя восстановления прежних пахотных полей. Но и те-
перь оно оказывается не в силах задержать стихийный процесс. Ему
приходится признать это, заменяя запрещения взысканием денег за про-
изведенные огораживания. Из поступивших штрафов (так называемых
композиций) мы узнаем, что они имели место и в эту эпоху главным об-
разом в средней части Англии: если не считать Линкольншира, то значи-
тельные суммы были получены лишь в графствах, находящихся в цен-
тре15. Что касается огораживаний пустошей, лесов и (осушаемых при
этом) болот, то правительство их не только не стесняло, но, напротив,
всячески поощряло и поддерживало. Если в этих случаях получалось
расширение площади пахоты, то и прочие огораживания в XVII в. дале-
ко не всегда имели целью замену пахотных полей пастбищами. Это мож-
но усмотреть из слов известного писателя Хаутона, который в конце
XVII в. находил целесообразным, чтобы тот, кто собрал в своих руках
бб
История экономического быта Западной Европы
6 — 8 акров, окружил их канавой или изгородью в 6 —7 футов ширины, и
тогда он в два года получит урожай, какой он обычно собирает лишь в
шесть лет. Он указывает па многочисленные огораживания этого рода,
отнюдь не сокращающие площадь посевов, и поражается тем, «как народ
до сих пор настроен против огораживаний, которые для нас могут быть
более ценными, чем копи Потози (добыча серебра в Америке) для испан-
ского короля»16. Между тем крестьяне действительно обнаруживали
вражду к огораживаниям. Нс только в 1607 г. это вызвало волнения в
различных местностях, вследствие чего была учреждена упомянутая вы-
ше комиссия, обследовавшая семь графств, но и впоследствии огоражи-
вание «открытых» полей, т.е. таких, куда после снятия урожая выгонял-
ся скот всего прихода, или общинных выгонов вызывало иногда откры-
тый бунт крестьян, ибо они приводили к «великому обеднению их»;
крестьяне ломали изгороди, разрушали дома арендаторов, пытались
уничтожать плотины, против мятежников посылались войска17.
Однако, повторяем, несмотря па все это, до XVIII в. обезземеление
крестьянского населения в Англии совершалось еще весьма медленно;
оно приняло широкие размеры лишь в XVHI в.
«Еще в последние десятилетия XVII в., - говорит Маркс, — йоме-
ны, независимые крестьяне, были многочисленнее класса фермеров. Они
еще составляли главную силу, на которую опирался Кромвель... Около
1750 г. класс йоменов исчез, а в последние десятилетия XVIII в. исчезли
и последние следы общинной собственности земледельцев»18. К несколь-
ко более позднему времени относит обезземеление фригольдеров, или
йоменов, Тойнби. «Многочисленные и благоденствовавшие в XV в. фри-
гольдеры, — читаем у него, — пострадали отчасти от огораживаний в
XVI в., но, хотя в XVII в. от времени до времени слышатся жалобы на
консолидацию ферм, однако нет оснований полагать, чтобы число фри-
гольдеров за это время значительно уменьшилось. В конце XV в. в Анг-
лии существовало, по расчету Грегори Кинга, 180 000 фригольдеров, а
менее чем через столетие тогдашние памфлетисты и даже такие осторож-
ные писатели, как Артур Юнг, говорят о мелких собственниках как о
фактически исчезнувшем явлении... Человек, незнакомый с историей
Англии за промежуточный период, продолжает он, мог бы подумать, что
произошла какая-нибудь истребительная война или насильственная соци-
альная революция, вызвавшая переход собственности от одного класса к
другому. Но хотя предположение, сделанное в такой форме, и неверно,
тем не менее мы вправе сказать, что действительно произошла революция
необыкновенной важности. С 1700 г. начинается постепенное исчезнове-
ние фригольдеров; однако быстрым этот процесс стал лишь приблизи-
тельно с 1770 г. Существуют несомненные доказательства, что можно
найти много йоменов еще в 1770 г., но в 1787 г. Артур Юнг признает,
что йомены фактически исчезли в большей части страны»19.
Маркс относит исчезновение крестьянства в Англии к первой полови-
Глава XXXVII. Аграрный строй в Англии 67
не XVIII в., Тойнби — ко второй половине этого века. Еще дальше в
этом отношении идет Рэ в своей статье «Why have the yeomanry
perished», утверждая, что особенно гибельной явилась для йоменов пер-
вая половина XIX в.20 Если окончательное уничтожение действительно
относится лишь к XIX в., то все же нельзя не признать, что наиболее
сильный удар им был нанесен уже в XVIII в.21, под влиянием изменив-
шегося характера огораживаний. В предшествующие века огораживания
совершались отдельными землевладельцами, переходившими к системе
крупных ферм, или отдельными общинами. В XVIII в. огораживания
являлись массовым общественным процессом, происходившим по опреде-
ленному плану. Прежде огораживания выражались в захвате лордом бо-
лее или менее значительной части общинных земель или крестьянских
наделов, в переходе зажиточных крестьян к пастбищному хозяйству. Те-
перь они состояли в уничтожении остатков коммунистического аграрного
строя и установлении полной частной собственности на землю: образова-
лись в большом количестве округленные, независимые друг от друга вла-
дения, которые окружались изгородями — показателями их самостоя-
тельности и индивидуализации. Между тем на этих пережитках прежней,
давно исчезнувшей общинной организации покоилось хозяйство фри-
гольдеров, или йоменов: оно было тесно связано с существованием об-
щинных пастбищ, с правом выгонять свой скот на земли соседей после
уборки зерновых и т.п.; с отменой их оно оказывалось нежизнеспособ-
ным, не будучи в состоянии приноровиться к новому аграрному строю.
А этот новый аграрный строй имел в виду рациональную систему хо-
зяйства, для которой окаменевшие остатки старины являлись безуслов-
ным препятствием. Прогресс в области земледелия требовал прежде всего
уничтожения чересполоскости земель, прекращения так называемых от-
крытых полей, т.е. полей, открытых для общинного выпаса скота после
снятия жатвы, ибо эти поля вынуждали следовать раз навсегда установ-
ленному однообразному севообороту и в определенное время производить
те или другие сельскохозяйственные работы. Еще Фицгерберт в 1539 г.
советовал соединять разбросанные чересполосно участки земли, говоря,
что если акр земли приносил шесть пенсов до того, как он огорожен, то
он будет приносить впоследствии восемь пенсов благодаря удобрению от
скота, который будет ходить и лежать на нем днем и ночью. А агрономы
XVII в. говорили, что «бедняк с двумя акрами огороженной земли был
бы богаче, чем с 20 акрами открытого поля»22.
В связи с этим находилось стремление к расширению площади рас-
пашки путем превращения общинных земель (common), обширных не-
плодородных пространств, которыми пользовались лишь в качестве паст-
бищ, в пахотные поля; а для того, чтобы и эти земли могли войти в об-
щий, более рациональный севооборот, необходимо было поделить их,
превратить их в частную собственность. Действительно, еще в XVII в.
большая часть графств имела обширные песчаные, поросшие кустарни-
ком площади земли, иногда сплошные болотистые равнины, где гнезди-
68
История экономического быта Западной Европы
лись лишь дикие утки. Это были пустынные местности, «где серны бро-
дили тысячами, как в американских лесах, по ночам слышно было, как
стонала дикая кошка, а огромные орлы появлялись стадами в 50-60
штук и вытаскивали рыб из воды» (.Маколей). На крайнем севере Анг-
лии на пространстве 150 миль глаз не находил ни одной обработанной
полосы. Во второй половине XVIII в. был произведен дренаж общинных
болот в целом ряде графств; вообще же в течение XVIII в. было огоро-
жено и поступило под плуг свыше 3 млн акров общинных (пастбищных)
земель; площадь сельскохозяйственной обработки, таким образом, сильно
возросла.
Не только земледелие, но и скотоводство делало значительные успе-
хи; разведение овец и производство шерсти сменилось разведением новых
пород рогатого скота и баранов для сбыта мяса, масла, молока. В то вре-
мя как в предшествующую эпоху имелись лишь маленькие и тщедушные
экземпляры рогатого скота, не многим отличавшиеся от тех, что получа-
лись, когда они бродили в полудиком состоянии, в течение XVIII в. пу-
тем скрещивания созданы были новые породы. Конструкция их в виде
тонких костей, коротких членов, маленькой головы, малоразвитых рогов
прямо указывает на ту цель, которую себе ставили при их разведении: до-
быть как можно больше мяса и возможно лучшего качества, устраняя все
остальное, что не являлось необходимым для этого. В особенности Лондон
предъявлял обширный спрос на продукты скотоводства. Сосредоточивая в
своих стенах более */ю всего населения Англии, притом наиболее состоя-
тельную его часть - двор, парламент, владельцев государственных фон-
дов, - он, по Эдену, в 1732 г. потреблял 28 млн фунтов говядины и
14 млн фунтов баранины, а полвека спустя (в 1794 г.) — 50 млн фунтов
бычьего и 25 млн фунтов бараньего мяса, т.е. почти вдвое больше. Даже
отдаленные от пего местности могли благодаря сооружению шоссейных
дорог производить мясо и другие продукты для лондонского рынка23.
Стремление к рациональному земледелию, к расширению пахотных
полей, к улучшению животноводства — все это находится в тесной связи
с возрастанием цен на хлеб и на прочие сельскохозяйственные продукты
(мясо, молоко, масло); цена пшеницы составляла в 1740 и 1750 гг. в
среднем 29 и 37 шиллингов за квартер24, а в следующие десятилетия дос-
тигала в среднем 51 шиллингов.
В связи с этим характером огораживаний вполне понятно, что и самое
отношение государства к огораживаниям было совершенно иное, чем
прежде: по крайней мере иное оно было формально, ибо фактически го-
сударство и прежде им не препятствовало, - теперь оно тем более не
имело оснований стеснять их, что огораживания ведь совершались теперь
не отдельными лицами, а всеми жителями данной местности, по взаим-
ному соглашению. Именно характерную черту огораживаний XVIII в.
составляло и то, что они совершались не противозаконно, как в XV—
XVII вв., а на легальном основании. Маркс поэтому и говорит о «ларла-
Глава XXXVII. Аграрный строй в Англии
69
ментарной форме грабежа» в XVIII в., о том, что «закон сам явился те-
перь средством захвата народных земель», — в этом выразился «про-
гресс». Посредством bills for inclosures of commons25, т.е. статутов, «ленд-
лорды сами себе дарили народные земли в частную собственность»26.
Огораживания совершались различным образом. Иногда происходило
соглашение между лордом и крестьянами, в других случаях первый ого-
раживал свои поля, не встречая возражений со стороны крестьян27. Но
чаще всего для этого был необходим специальный билль. В этом случае
землевладельцы, заинтересованные в уничтожении чересполосицы и «от-
крытых» полей, в делении общинных пустошей, созывали собрание, на
котором владельцы 4/5 всей земли, подлежащей превращению в индиви-
дуальную собственность, должны были дать на это свое согласие; после
этого подавалась соответствующая петиция в парламент. Рассмотрев пе-
тицию и произведя иногда анкету, парламент издавал билль, коим раз-
решалось огораживание. Всего таких биллей в XVIII в. издано свыше
1700. За биллем следовало самое распределение земель, деление пусто-
шей и округление владений, поручаемое парламентом 3 — 7 комиссарам с
весьма широкими полномочиями.
Однако, несмотря на такой с внешней стороны вполне законный ха-
рактер, фактически и эти огораживания производились исключительно в
интересах крупных и средних землевладельцев, лордов и зажиточных
крестьян; мелкие же держатели терпели от них прямой ущерб. Они ли-
шались возможности выпаса скота на общинной земле и на чужих полях
после уборки хлеба и получали взамен этого лишь небольшой клочок па-
стбища, почему вынуждены были сократить количество содержимого ско-
та. Артур Юнг указывает на то, что из 20 огораживаний 19 пагубны для
йоменов, ибо лишают их возможности держать скот. Выставляется требо-
вание: «три акра и корова», но положение не меняется. Мало того, ко-
миссары, назначаемые парламентом, состоявшим из тех же крупных зем-
левладельцев, принадлежали также либо к числу последних, либо к
угодным лордам лицам и имели в виду лишь интересы крупных земле-
владельцев28. Лишь в 1801 г. появился закон, согласно которому комис-
сарами при огораживаниях не могут быть лица, имеющие какие-либо
права на огораживаемые земли, а равно состоящие или состоявшие на
службе у владельцев этих земель. До этого времени, т.е. в эпоху, когда
огораживания производились в особенно широких размерах (с 1760 до
1797 г.), способ назначения комиссаров обеспечивал крупным землевла-
дельцам лучшие земли и вообще возможность произвести огораживания
на наиболее выгодных для себя условиях.
Имея в виду это, а также то обстоятельство, что часть издержек л о
подаче петиций в парламент (они составляли от 180 до 300 ф. ст.) и, да-
лее, расходы по возведению изгородей на отведенном участке тяжело
ложились на мелких владельцев — йоменов, мы поймем, что последние
должны были протестовать против огораживаний. Однако они не реша-
70
История экономического быта Западной Европы
лись вступать в борьбу с сильными, иногда даже под влиянием угроз
подписывали петиции; а во многих случаях они, несмотря на свою мно-
гочисленность, владели менее чем 1 /5 всех земель, так что их согласия и
не требовалось. Лишь в редких случаях йомены набирались смелости по-
дать протест против петиции; такой протест был связан со значительны-
ми расходами, да и не приводил к цели, ибо, по получении петиции от
своих же родственников и друзей, члены парламента лишь для виду про-
водили анкетирование, а затем заранее изготовленный билль вступал в
силу. Только в тех волнениях, которыми иногда сопровождалось самое
производство огораживаний, выражалось неудовольствие йоменов: появ-
ляются толпы народа, препятствующие расклеиванию объявлений о
предстоящих огораживаниях, они делают попытки прогнать комиссаров.
Не следует, конечно, преувеличивать значения огораживаний XVIII в.
Особенно многочисленными они являлись не в эту эпоху, а в последую-
щую, в первые десятилетия XIX в. Ряд авторов (не только упомянутый
выше Рэ, но и Гасбах, Джонсон, Грэ и др.) обращают внимание на то,
что сокращение численности йоменов во второй половине XVIII в. было
значительно меньше, чем обычно полагают, в некоторых случаях замеча-
ется даже возрастание их числа29. К сожалению, как указывает В. М. Лав-
ровский, вопрос этот до сих пор не выяснен вполне. Рэ в 16 графствах
отмечает наличность крепкого крестьянства в Англии еще в конце XVIII
и в начале XIX в. Гасбах исследовал еще 9 графств и пришел к выводу,
что и здесь к началу XIX в. в рядах йоменов не было пробито серьезных
брешей, а обнаруживались лишь местные и временные колебания в их
численности. Однако для остальных 18 графств неизвестно, сохранилось
ли там крестьянство к этому времени30. Джонсон подчеркивает и то об-
стоятельство, что огораживания и исчезновение крестьянства отнюдь не
одно и то же. Огораживания, по его мнению, не были единственной и
даже главной причиной исчезновения мелких земельных собственников, а
лишь создавали условия, благоприятные для концентрации земли в ру-
ках крупных землевладельцев. Он приводит случаи, когда, несмотря на
огораживания, йомены все же сохранялись и, наоборот, когда число их
сокращалось, хотя прежние общинные порядки оставались неприкосно-
венными31.
Все эти указания, несомненно, заслуживают внимания. И все же
нельзя отрицать того, что во многих графствах обнаруживается сокраще-
ние (хотя и не исчезновение) мелкого крестьянства и что огораживания в
этом отношении сыграли важную роль. В различных местностях (хотя
опять-таки далеко не везде) йомены вышли из огораживаний задолжен-
ными и обедневшими. Получив худшие участки и лишившись возможно-
сти держать скот в прежнем размере, йомены вынуждены были идти на-
встречу крупным землевладельцам, стремившимся к расширению своих
владений, — продавать им свои земли. Йомены превращались в крупных
фермеров на поместьях этих же лордов, если им удавалось выручить от
Глава XXXVII. Аграрный строй в Англии
71
продажи участка значительный, необходимый для ведения хозяйства ка-
питал. Многие вообще находили профессию фермера более доходной и
предпочитали аренду крупных поместий обработке собственного неболь-
шого участка. Или же они покидали насиженные места и уходили в го-
рода. Кто имел капитал — искал счастья во вновь возникшей крупной
промышленности в качестве фабриканта; кто его не имел — в таком по-
ложении находились в особенности коттеры, малоземельные или беззе-
мельные крестьяне, которые теперь не могли держать скота, — превра-
щался в рабочего, питая собою армию фабричного рабочего населения во
вновь зарождавшейся крупной промышленности32. Население Манчестера
за четверть века, с 1773 по 1801 г., возросло с 27 до 95 тыс., Болтона с 5
до 17 тыс., Лидса с 17 до 53 тыс.; в Бирмингеме в 1760 г. насчитывалось
30 тыс. жителей, в 1801 г. 73 тыс. Население шло из сел в города, при-
текая со всех сторон в центры фабричной промышленности; обезземеле-
ние крестьян являлось как бы необходимым для создания новой индуст-
рии, для снабжения ее рабочей силой.
• Leonard. The Inclosure of Common Fields in the XVIIth Century // Transactions of
the Royal Historical Society. 5. Vol. XIX. 1905. Lanett and Pailard. The Black Death etc.
1916. P. 142. Иначе высказывается Бредли: Bradley. The Enclosures in England. 1918.
P. 18 ff.
2 Gay Inclosures in England in the Sixteenth Century // Quarterly Journal of Econom-
ics. XVII. Lipson. Introduction to the Economic History of England. 3rd ed. 1923. Vol. 1. P.
153 ff.
3 Центральные графства Англии.
4 Leadarn. The Domesday of Inclosures. Gay. Inquisitions of Depopulation in 1517 //
Transactions of the Royal Historical Society. N. S. XIV. Gay. The Midland Revolt and the
Inquisitions of Depopulation of 1607 // Transactions of the Royal Historical Society. N. S.
XVlil. Gay Inclosures in England in the Sixteenth Century.
5 Prothero. Pioneers and Progress of English Farming. 1888. New ed. 1913.
6 Ashley. Introduction into the Economic History and Theory. Vol I. Hasbach. Die eng-
lischen Landarbeiter in den letzten hundert Jahren und die Einhegungen // Schriften des
Vereins far Sozialpolitik. Bd. LIX. 1894. S. 26, 29. Савал. Английская деревня в эпоху
Тюдоров. 1903. С. 142 сл.
7 См. т. I, гл. XIV.
e Cuniningham. Growth of English Industry and Commerce in Modern Times. Vol. I.
P. 458—459. Hasbach. Die englischen Landarbeiter in den letzten hundert Jahren und die
Einhegungen. S. 70—71. Савин. Английская деревня в эпоху Тюдоров. С. 58 сл., 77 сл.,
124 сл. В отдельных редких случаях сохранились еще в XVII в. (и даже в XVIII в.) такие
повинности, как «выкуп крови», меркет, т.е. плата при выходе замуж или рождении вне
брака, даже и некоторые виды барщины (Савин. Английская деревня в эпоху Тюдоров. С.
136, 139, 420 — 421. Hasbach. Die englischen Landarbeiter in den letzten hundert Jahren und
die Einhegungen. S. 71).
9 См.: Caaun. Английская деревня в эпоху Тюдоров. С. 78, 92 сл.» 100, 106 сл., 142—
156, 206, 402 сл. Leadarn. // Transactions of the Royal Historical Society. Vol. VI; English
Historical Review. VIII. Lipson. Economic History of England. Vol. I. 1923. P. 135 ff.
10 Cp.: Tawney. The Agrarian Problem in the Sixteenth Century. 1912. P. 151 ff., 167.
11 Гранат. К вопросу об обезземелении крестьянства в Англии. 1908. С. 95, 166, 176,
180-198.
12 Cheney. Social Changes in England. P. 103 — 104. Prothero. The Pioneers and Progress
72
История экономического быта Западной Европы
of English farming. 1913. Cunningham. Growth of English Industry and Commerce in Mo-
dern Times. Vol JI. P. 53.
13 Gay. Inclosures in England in the Sixteenth Century P. 54 -63. Gay Inclosure
Movement in England. 1905. P. 146 ff
M Leonard. The Inclosure of Common Fields in lhe XVII Century. Slater. The English
Peasantry and the Enclosure of Common Fields. 1907. Johnson. The Disappareance of Small
Land Owners. 1909. Gonner. The Progress of Enclosure during the XVII Century // English
Historical Review. Vol. XXIJI. 1908. Gonner Common Land and Inclosurc P 152 Bradley
P 36
l’’ Leonard. The Inclosurc of Common Fields in the XVIlih Century Cm.* Попои-Лсцгкий.
К «опросу об огораживании общинных полей и Англии и нерпой половине XVII о. /
Ученые Записки Института Истории.
Ih Houghton J. A Collection of tellers. P 168.
17 Попов -Ленский. К вопросу об огораживании общинных полей в Англин о первой
половине XVII в. // Ученые Записки Института Истории.
™ Marx. Das Kapital. Bd. I. 2. Aufl. S. 253—254
19 Тойнби. Промышленный переворот в Англии в XVIII в. 1897. С. 66 71.
20 Rae. Why have the Yeomanry Perished? // Contemporary Review. 1883. См ниже,
XJX в.
21 Cp.: Levy. Der Untergang kleinbiiuerlicher Belriebe in England // Jahrbilclier flir
NatlomilBkonomie und Statistik. 1903.
22 Акр = 0,37 десятины.
23 Hasbach. Die englischen Landa rhei ter in den letzten hundert Jahren und die Ein-
hegungeu. S. 13— 14.
24 Квартер = 1,39 четверика.
2S Законы об огораживании общинных выгонов.
26 Hammond. The Village Labourer. 1911. Gonner. Common Land and Inclosure. 1912.
P. 47 ff., 54 ff. Slater. The English Peasantry and the Inclosure. 1907. Mantoux. La revolu-
tion industrielle au XVIII sifccle. P. 155 ff. Cp.: Ste. // Revue de synthise histoire. 1924. T.
XII. P. 70 ff.
27 Marx. Das Kapital. Bd. I. 2. Aufl. S. 253.
28 Gonner. Common Land and Inclosure. 1912. P. 187 ff. Moffit. England on the Eve of
Industrial Revolution. 1925. Brentano. Eine Geschichte der wirlscliaftlichen Entwicklung
Englands. Bd. II.
29 Rae. Why have lhe Yeomanry perished? // Contemporary Review. 1883. Hasbach.
Der Untergang des englischen Bauernstandes in neuer Deleuchtung // Archiv fur Sozialwis-
sensdiaft und Sozialpolitik. 1907. Johnson. The Disappareance of Small Landowner. 1909.
Cp.: Curtler. The Enclosure and Redistribution of Our Land. 1920.
30 Лавровский. Проблема исчезновения крестьянства в Англии // Труды института
истории. Сб. ст. Выл. I. 1926. С. 309-310.
31 Johnson. The Disappareance of Small Landowner. Лавровский. Проблема исчезнове-
ния крестьянства в Англия // Труды Института Истории. Сб. ст. Вып. I. 1926. С. 314 ел.
32 Mantoux. La revolution industrielle au XVIlfsiicle. P. 155— 171. Slater. The English
Peasantry and the Inclosure of Common Fields. 1907. P. 117 ff. Hammond. P. 71 ff. Gonner.
Common Land and Inclosure. 1912. P 295 ff., 361 ff., 272 ff. Moffit. England on the Eve of
Industrial Revolution. P. 104. Как укизывает Тауни, уже в XV) в. среди фригольдеров
наряду с владельцами 30 — 50 акров имелись и такие, которым принадлежали лишь самые
мелкие участки; из 390 случаев, выясненных нм, в 100 они имели не более 5 акров (Taw-
ney. The Agrarian. Problem in the XVI Century. 1912).
ГЛАВА XXXVIII
АГРАРНЫЙ СТРОЙ ВО ФРАНЦИИ
Было бы ошибочно предполагать, что рассмотренные нами перемены в
области аграрного строя Англии составляли что-либо исключительно ей
свойственное: однородные явления мы можем найти и на континенте
Так, расширение овцеводства в XVI в. - столь характерная, казалось
бы, для Англии черта — повторяется в том же веке и в Германии, где
также издаются запрещения против содержания чрезмерно больших стад
овец; происходит оно также в Испании, во Франции1. Далее, и на кон-
тиненте Европы — в Голландии, Пруссии, Франции — мы наблюдаем, в
особенности в XVIII в. (как и в Англии), расчистку обширных болот и
пустошей и превращение их в пахотные поля и заливные луга.
Главными производителями тонкой шерсти в эту эпоху являются, по
словам современников, Англия, прирейнские области Германии и Фран-
ция2. В последней, как указывает Левассер, с середины XVIII в. не
только появляется целый ряд исследований о развитии тонкорунного ов-
цеводства (сочинения АЬЬё Carlier 1770 г., Felician 1778 г., Roland de la
Platifcre 1770 г., Michel 1784 г.), предлагающих скрещивание различных
пород и иные системы, но и действительно устраиваются овчарни и от-
части применяются новые приемы3. В Испании уже со средневекового
периода в центральных и южных провинциях мы находим целые стада
бродячих овец (merinos, transhumantes), которые летом паслись в горах
Леона, Бургоса, Толедо, Куэпсы, а с начала осени стадами в десятки ты-
сяч голов переходили в южные провинции — Эстремадуру, Андалузию.
Владельцами их были испанские гранды, епископы и монастыри, в XVI в.
и сам король; в эту эпоху в Новой Кастилии насчитывалось свыше 6 млн
овец4.
В Северной Голландии с 1612 по 1631 г. произведено было осушение
пяти озер, составлявших 24 тыс. моргенов, а всего, по вычислениям гео-
лога Старинга, с 1540-го по 1795 гг. в Нидерландах, к северу от реки
Мааса, отвоевано у моря свыше 85 тыс. гектаров. В Пруссии при Фрид-
рихе Великом осушены значительные пространства по Одеру, Гавели,
Варте5. Во Франции еще при Генрихе IV осушенные пространства осво-
бождались от обложения, а в 1764 г. это постановление было восстанов-
лено в том смысле, что такие земли освобождаются на 20 лет от десяти-
ны. Декрет же 1766 г.5, подобно баварскому 1762 г., приглашал и ино-
странцев возделывать пустопорожние земли, предоставляя им
одинаковые с французами льготы: свободу от десятины, taille и всех дру-
гих налогов на 15 лет7.
74
История экономического быта Западной Европы
Расширение площади сельскохозяйственной культуры и во Франции
не могло не сопровождаться борьбой с остатками аграрного коммунизма.
И здесь обнаруживается стремление к разделу угодий (communaux). В
XVI-XVII вв. сеньоры приступают к дележу их, причем присваивают
себе третью часть, откуда и само деление носило название триаж (triage);
в других случаях сеньор получал даже 2/з земель (cantonnement). На
стороне сеньоров стоят и более состоятельные крестьяне, так как они
имеют возможность приобретай в аренду у сеньоров вновь огороженные,
нередко обширные участки земли.
Законодательство, начиная с 1566 г., запрещает как триаж, так и про-
дажу сеньорам общинных земель крестьянскими обществами, заявляя,
что земли даны крестьянам, «чтобы они могли прокармливать свой скот
и посредством удобрений делать более плодородными свои нивы». Ордо-
нанс 1659 г объявляет недействительными все сделки по отчуждению
общинных земель, совершенные начиная с 1620 г., независимо от тех до-
говоров, указов, судебных решений, на которых этот переход основы-
вался8
Но право обратного получения земель оставалось обычно на бумаге
(не говоря уже о том, что наибольшие отчуждения совершены были во
многих случаях до 1620 г.). Путем запугивания и угроз, а нередко и
прямых насилий крестьян лишали возможности жаловаться; тот, кто сде-
лал бы заявление о совершенных сделках, рисковал своей жизнью. Три-
аж продолжался, а сверх того, вследствие задолженности общин, сеньо-
ры часто брали себе за долги и остальную часть общинных земель
Накануне революции появляются сочинения, которые, ссылаясь на
пример огораживаний в Англии, высказываются в пользу раздела об-
щинных земель, ибо последние вредны для сельского хозяйства, сокра-
щают производительность труда и поощряют лень и пороки; общинные
земли выгодны только богатым, имеющим много скота; напротив, если
раздел их будет произведен поголовно, то от этого выиграют бедняки,
сеньоры же должны получать не более Следуя этому, законодатель-
ство, правда не для всей страны, но для некоторых местностей, с 1769 г.
разрешает раздел. Однако на практике он производился, по-видимому,
лишь в ограниченных размерах. Бедняки настаивали на подворном раз-
деле, но тогда протестовали против раздела богатые крестьяне с большим
числом голов скота. Из-за препятствий, которые ставили крестьяне, раз-
дел во многих случаях не мог состояться9. Так что к концу XVIII в. еще
сохранилась большая часть этих земель, и обезземеливание крестьянского
населения во Франции происходило лишь в весьма ограниченных разме-
рах.
Еще менее успешна была борьба с другими остатками старого строя.
Таково было droit de glanage, т.е. собирание колосьев после жатвы; оно
являлось правом «всех стариков и калек, маленьких детей и других, не
могущих работать». Такой характер имело и droit de vaine pature (в пре-
Глава XXXVIII. Аграрный строй во Франции
75
делах одной общины) и droit de parcours (в пределах нескольких об-
щин), т.е. право пастьбы скота на полях соседей после уборки хлеба; оно
приводило к уничтожению посевов на тех землях, где вводился новый,
усовершенствованный севооборот.
Сеньоры жаловались на то, что droit de glanage порождает бездельни-
ков, которые превратили это право в профессию, причем они не выжи-
дают даже, пока хлеб связан в снопы и свезен с поля, а берут колосья из
снопов. В то же время чувствуется недостаток в сельских батраках, ибо
гораздо выгоднее и легче заниматься гланажем. Поэтому они требовали,
чтобы во время жатвы имелась стража, которая не допускала бы никого,
по не имеет от местных властей свидетельства на право производства
гланажа, и чтобы лица, осуществляющие это право без свидетельства,
подлежали тюремному заключению. Другие землевладельцы поступали
проще, снимая изгороди с полей лишь одновременно с выгоном скота на
поля, так что промежутка для собирания колосьев не оставалось10.
Что касается права общинного выпаса после снятия урожая, то, как
установил Сэ в своих новейших исследованиях, специально посвященных
этому вопросу, несмотря па неоднократные попытки правительства унич-
тожить это право, этот институт в большей части Франции сохранился
вплоть до революции. Лишь в некоторых, в особенности северных, про-
винциях было произведено в значительных размерах огораживание зе-
мель (изгородью, каменной стеной, рвом) и земля была тем самым за-
щищена от vaine pSture. Как видно из анкетирования, проведенного в
1767-1769 гг , этот институт был широко распространен главным обра-
зом в Центральной и Восточной Франции, тогда как в некоторых запад-
ных областях, как Бретань, Нормандия, Фландрия, и на юге он нередко
отсутствовал. Общинный выпас сохранился преимущественно в местно-
стях с сильной дробностью земель, делавшей невозможным их огоражи-
вание; напротив, при наличности обширных пустошей в нем не было на-
добности. Было много и сторонников, и противников его сохранения.
Сторонники находили, что невозможно отменять установившийся веками
обычай, что при отсутствии общинного выпаса нельзя будет держать об-
щинные стада, что огораживание выгодно только для крупных собствен-
ников. Напротив, другие утверждали, что упразднение его только и даст
возможность распространения искусственных лугов, а это необходимо
для развития скотоводства.
Общего эдикта, отменяющего этот старинный обычай, издано не бы-
ло, а последовали лишь* как и в отношении раздела общшшых земель и
почти для тех же местностей, специальные эдикты, разрешавшие отмену
общинного выпаса и устройство изгородей. Но, как указал Н. И. Кареев,
сельская беднота и здесь выступила против этой меры, ведя борьбу про-
тив сеньоров, и в результате эдикты мало изменили положение. По-
видимому, главным препятствием являлась дробность и чересполосность
участков, вследствие чего крестьяне не в состоянии были воспользоваться
17 Э 168
76
История экономического вытаЗападной Европы
эдиктами, разрешающими огораживание Только крупные собственники
могли огородить свои поля. Неудивительно, если эдикты были весьма
непопулярны среди массы крестьянского населения: крестьяне теряли
права, которыми прежде пользовались на землях крупных владельцев, и
лишались возможности держать скот, но в то же время они не в силах
были освободить свои земли от права выпаса, осуществляемого, между
прочим, и теми же крупными собственниками.
Вторая анкета 1787 г. показала, что за истекшее со времени первой
анкеты 20-летис лишь droit de parcours несколько потеряло свое значе-
ние, югда как в отношении droit de vanie pature почти не произошло пе-
ремен.
Таким образом, в общем весь прежний аграрный строй - с общин-
ными землями, с чересполосностью, с правом собирания колосьев и вы-
паса после уборки урожая — сохранялся во Франции вплоть до револю-
ция Как указывает Сэ, причина заключалась в отсталости сельского хо-
зяйства, недостаточности искусственных лугов, дающих кормовые травы,
что заставляло сохранять общинные земли и выпас на нолях, как и пус-
тоши и даже леса в качестве выгонов. Но это же сохранение старинных
институтов препятствовало разведению искусственных лугов, — получал-
ся порочный круг, а в то же время резкий антагонизм между сеньорами и
крестьянами11.
Но в связи с этим сохранялось и мелкое крестьянское землевладение.
В то время как в Англии система крупных ферм стала господствующим
явлением, во Франции она, как указывает И. В. Лучицкий, накануне ре-
волюции лишь впервые зарождалась; опа пустила глубокие корни лишь
на церковных и монастырских землях, да и то только на севере Фран-
ции, причем и здесь это не была преобладающая форма держания; кре-
стьяне противодействовали распространению крупных ферм путем уси-
ленного спроса на мелкие участки.
Господствующим во Франции являлось — в противоположность Анг-
лии п Пруссии и подобно всей западной части Германии — мелкое кре-
стьянское землевладение и землепользование12.
Сеньория (seigneurie) во Франции сохранилась еще и в XVIII в. —
король, дворянство и духовенство по-прежнему обладали dominium direc-
tum, т.е. верховной собственностью на землю; из нее вытекала вотчинная
юрисдикция, различные повинности и платежи. Но в то время как сеньо-
риальные права господствовали почти на всей территории Франции,
лишь часть этой территории составляла действительную собственность
сеньоров; все же остальные земли, находившиеся в пределах сеньориаль-
ных владений, принадлежали другим лицам и находились только в зави-
симости от сеньоров — обязаны были им различными платежами. «Сень-
ория и земельное владение — два различных института, не покрывающие
Друг друга. Можно быть сеньором и в то же время не иметь ни клочка
земли». Сплошь и рядом говорится в источниках, что земли у сеньора не
Глава ХХХУШ. Аграрный строй во Франции
77
имеется: «он есть сеньор прихода, но не владеет в нем ни замком, ни
землями, а только рентами»; «у сеньора нет ни клочка земли, у него нет
даже места для резиденции, он делает только одно — взимает ренты»13.
Поскольку сеньоры действительно владели землей, это не были от-
рубные владения; земли их были разбросаны в целом ряде приходов:
один владел землей в 10 приходах, другой в 14 и т.д., по 100 — 200 гек-
таров в каждом именье состоит из 60 - 80 — 100 парцелл. Эта разбросан-
ность крупных владений является характерной для всей Франции
XVIII в , и не только для дворянских земель, но и для владений, при-
надлежавших крупной буржуазии14.
Что же касается земель, на которые сеньоры имели лишь верховные
права, то они преимущественно находились в руках крестьян Конечно,
крестьяне являлись лишь вечнонаследственными арендаторами (эмфитев-
тами) обрабатываемых ими земель, уплачивавшими чинш и ренту за зем-
лю, на которой они сидели; они были чиншевиками, цензитариями. Но
эта наследственная аренда в связи с правом распоряжения участком —
правом продавать его, сдавать в аренду, дарить, закладывать — сильно
приближалась к праву собственности15, как на нее действительно смотре-
ли многие юристы XVIII в.; крестьяне, в руках которых находились зе-
мельные участки, назывались нередко propri6taires-cultivateurs, tcnanciers
en ргорге, в отличие от батраков и арендаторов чужой земли, т.е. лиц, не
обрабатывавших самостоятельно землю16. Это была собственность несво-
бодная, условная, феодальная, но это была фактическая собственность.
Она резко отличалась от аренды, простой сдачи земли внаем: условного
собственника, цензитария, говорит Н. И. Кареев, «сеньор не имел права
лишить земли, пока он правильно платил ценз и шампар, а арендатора-
половника землевладелец прогонял когда угодно»17. Такого рода ограни-
ченных собственников только и имеет в виду Артур Юнг, когда он упо-
минает о чрезвычайном распространении во Франции мелкой крестьян-
ской собственности, которая в сумме составляет х/$ всего королевства,
или когда он прославляет частную собственность, противопоставляя ее
аренде18.
Как установил И. В. Лучицкий, только в северной части Франции
крестьяне владели всего */з всей земли, зато в центральной части и на
юге крестьянская собственность охватывала уже половину всей террито-
рии, а нередко и более.
На основании описей, кадастров и податных списков И. В. Лучицкий
получил следующие данные относительно распределения земельной соб-
ственности во Франции в XVIII в. (табл. 2)19
Подтверждением этому являются подсчеты Лефевра, касающиеся се-
верной области, где крестьянам принадлежало всего 32% земель, дворян-
ству 22%, духовенству 20% (горожанам 16%), но в юго-восточной части
этого района на долю крестьян падало свыше половины всех обрабаты-
ваемых земель, тогда как в Эно и Камбрези всего 28% всей земли и еще
78
История экономического быта Западной Европы
Таблица 2
Находилось в руках:
дворянства и
дворяксгва духовспсиы (в духовенства пмеггс %) крен ьян
Артуа 29,0 22,0 51,0 33,5
Пикарлия 33,4 14.6 4« 36.7
Бургундия 35,1 11.6 46,7 33,1
Лимузен 15,3 2,4 17,7 59,2
Верх» Онерин 11,0 2.1 13,1 50,0
Кере и 15,5 2,0 17,5 54,0
Дофине 12,0 2,0 14,0 40,8
Ланды 22,3 1,0 23,3 52,0
Беарн 20,0 1,1 21,1 60,0
Тулузе» 28,7 4,0 32,7 35,0
Руссильон 32,0 10,4 42,4 40,0
меньше - во Фландрии; но в последней и привилегированным сослови-
ям принадлежит немногим больше — главными собственниками являются
горожане20
Впрочем, вопрос о распределении земель во Франции в XVIII в. меж-
ду отдельными группами населения, как и внутри группы земель, нахо-
дящихся в руках крестьян, является весьма спорным. Буато, следуя
указаниям писателей XVIII в., утверждает, что земли сосредоточивались
в немногих руках, что 2/з~ 3/д и даже 9/ю страны принадлежали ко-
ролю и 400 лицам. Тэн делит все земли на 5 частей: ’/5 принадлежит
королю и коммунам, */5 дворянству, 1 /5 духовенству, */5 третьему со-
словию и !/5 сельским жителям. Наоборот, Токвиль, а также Лавернь,
Бабо, Калон и др. находят, что половина и даже 2/з крестьян были мел-
кими собственниками и всему крестьянскому классу принадлежала поло-
вина (по Забелю, ’/в) земель королевства21. На точке зрения Токвиля
стоит И. В. Лучшрсий22; этого же мнения придерживаются Н. И. Кареев
и Сэ. Они справедливо различают domaine proche, т.е. действительную
собственность сеньоров, и mouvances, т.е. земли, на которые распростра-
нялась лишь их сеньориальная власть, но действительными собственни-
ками которых являлись крестьяне. Напротив, М. М. Ковалевский отри-
цает значительную распространенность крестьянской собственности до
революции, признавая собственностью только земли аллодиальные и под-
водя феодальную собственность под понятие наследственной аренды23.
Как мы видели выше, крестьянство не представляло собой однород-
ной массы. Выделяется, как указывает Бернье, класс крупных крестьян-
ских владельцев, крестьянской аристократии; появляется наряду с gen-
tilhomme и honnSte homme (vavasseur), который «гордится не столько
своими предками, сколько своими внуками», — насмешка над ним. Он
постепенно прибирает к рукам земли соседних сеньоров и становится
Глава XXXVIII. Аграрный строй во Франции 79
quasi-сеньором их крестьян24. А с другой стороны, мы находим в XVII-
XVIII вв. обширную категорию мелких собственников; в Бретани, как и
в Камбрези, большинство имело менее 5 и даже 1—2 гектара. Артур
Юнг поражался чрезвычайным дроблением участков, доходящим нередко
до того, что плодовое дерево с 1 гектаром составляет самостоятельную
ферму. «Число крестьянских владений столь велико, — говорит он, —
что англичане даже едва ли в состоянии будут себе представить»25.
В Центральной Франции, говорит И. В. Лучицкий, наряду с прихо-
дами, где насчитывается нс более 1—2% совершенно безземельного насе-
ления, встречаются п приходы с 20 — 50% и даже 80% безземельных.
Много их было и на севере, в особенности во Фландрии. Но в общем во
всей Центральной и Южной Франции безземельные составляют лишь
17,6%, и только на западе процент их выше. Но «как ни разнообразен
был состав сельского населения нс было все же ни одной группы, кото-
рая всецело была бы оторвана во всем своем составе от земли, которая не
владела бы землей». В отличие от laboureurs, наиболее обеспеченной
землей группы населения, manouvriers, или journaliers, имели гораздо
меньше земли. Но и последние нередко владели мелкими участками или
снимали чужую землю; класса самостоятельных свободных сельских ра-
бочих, какой мы находим в Англии во второй половине XVIII в., во
Франции не было26.
Крайняя неравномерность в распределении земли среди крестьян вы-
зывала распространение крестьянской аренды, что должно было вести к
дальнейшему расширению общей площади земель, обрабатываемых кре-
стьянами.
В противоположность взгляду Мариона, Рамо и других писателей, в
особенности 80-х гг., относительно концентрации земельной собственно-
сти, и притом в руках привилегированных классов, И. В. Лучицкий кон-
статирует на основании тщательных исследований тот факт, что как в
Центральной и Южной Франции, так и в северных областях процесс пе-
ремещения собственности в период, непосредственно предшествующий
революции, был направлен не в сторону концентрации собственности, а в
сторону раздробления (.Лефевр это подтвердил для севера) и обнаружи-
вал, хотя с различной в отдельных местностях интенсивностью, тенден-
цию к расширению крестьянских земель на счет владений дворянства27.
Французская аристократия не имела интереса к ведению самостоятельно-
го хозяйства. Свои поместья она сдавала по частям в аренду крестьянам,
частью в форме вечнонаследственной аренды, т.е. с правом наследствен-
ного пользования по прямой линии, но без права передачи, частью — в
большинстве случаев — в форме отдачи земли во временное пользованье
на 3 — 4, позже (в XVIII в.) — на 6—9 лет. В Берри, Керси, Артуа, Пи-
кардии, Лимузене всего 2 — 4% дворянских земель обрабатывалось за соб-
ственный счет2й.
80
История экономического быта Западной Европы
Как видно из д’Авенеля и Зола, в 1640-1670-х гг. (1650 — 1675) об-
наруживается значительный рост арендных цен, затем он сменился по-
нижательным движением вплоть до 1740 — 1750-х гг.; после этого возоб-
новилось резкое возрастание аренды. По д’Авенелю, арендная плата с
гектара пахоты составляла в 1651 — 1675 гг. 19,2 франка, в 1726- 1750 гг.
132/з франка, в 1766—1800 гг. 26 франков; с гектара сенокосов - 48,
35 и 44 франков. Это находится, по-видимому, в связи с уровнем хлеб-
ных цен: за периодом низких цен, с 1660-го по 1750 гг., во Франции
(как и в Англии) следовала эпоха высоких цен как на различные хлеба,
так и на другие сельскохозяйственные продукты, — мясо, масло, молоко.
По Зола, увеличение составляло 60—85%; по Биенеме (для Парижа)
продовольствие вздорожало в 1,5-2 раза29.
Если крестьяне, владея чиншевой землей, являлись, в сущности, соб-
ственниками, хотя собственность их и была условной, несвободной, то
такой же характер в огромном большинстве случаев имело и дворянское
землевладение: и дворянские земли (terres nobles) были землями зависи-
мыми и их владельцы были лишь условными, ограниченными в своих
правах собственности. Мы находим, как выяснил тот же профессор Лу-
чицкий, во Франции в XVIII в. еще старинный феодальный строй, преж-
нюю иерархическую зависимость между держаниями различного рода.
По-прежнему известное количество держаний объединено было в одно
целое, тянувшее к укрепленному замку, входило в состав шателлении,
держатель которой являлся сюзереном, а все остальные держатели его
вассалами и подданными. Несколько шателлении образовывали баронию,
а несколько бароний — графства и затем герцогства, которые уже непо-
средственно зависели от короля. Во главе каждой такой организации
стояли титулованные сеньоры, которыми приносилась присяга в верности
и уплачивались те или иные повинности или службы. Связь этих владе-
ний, образовывавших иерархическую лестницу, не была простой фор-
мальностью - сюзерены требовали от своих непосредственных вассалов
точного выполнения всех обязанностей. Перемена по сравнению с преды-
дущей эпохой заключалась лишь в том, что продолжавший существовать
феодальный строй потерял всякое политическое значение, что все обя-
занности вассалов сводились к одним платежам, обратились в доходную
статью, так что феодальная организация покоилась на одном фискальном
начале. На этом принципе было построено и отношение сеньоров к по-
следней и самой низшей ступени феодальной иерархии - к держателям
цензуальных или чиншевых земель; это были преимущественно крестья-
не, но все же не исключительно они, — среди чиншевиков находим и
подвассалов - и дворян, и буржуазию, и духовных лиц. Все они совер-
шенно так же, как п крестьяне, и на таких же условиях подлежат разно-
го рода повинностям и платежам30.
Таким образом, принципиального различия между крестьянскими
землями и прочими держаниями не было: «Все три рода держаний —
Глава XXXVIII. Аграрный строй во франции
81
дворянское, буржуазное и крестьянское — перепутываются друг с дру-
гом». Личность французского крестьянина начиная с XVI в. почти по-
всюду свободна; если некоторые купоны сохранили сервов в лице так
называемых gens de main morte или de poste, то в XVIII в. на это смот-
рели как на исключение31.
В Западной и Северной Франции, т.е. в наиболее близких к Англии и
Нидерландам провинциях, личная несвобода успела в значительной мере
исчезнуть уже в последние столетия Средневековья32. В восточной части
Франции и в прилегающих к ней странах — Савойе, французской
Швейцарии, части Лотарингии и Люксембурга - находим еще (хотя да-
леко нс повсюду33) main-morte, но обыкновенно в смягченной форме, где
ограничения личной свободы были невелики, сводились к наследованию
сеньором имущества при отсутствии наследников, живших вместе с
умершим34. Неккер упразднил в 1779 г. main-morte на королевских зем-
лях, но сеньоры не последовали его примеру. В этой части страны встре-
чаются и те полтора миллиона сервов, которые насчитываются во Фран-
ции накануне революции35.
Сеньориальный режим в XVIII в., как указывает Сэ, отличался не
везде равной интенсивностью: смотря по местности, он был то крепче, то
слабее. Нигде, по-видимому, он не был так тяжел, как в Бретани; весьма
силен он был в таких областях, как Овернь, Бордо. В Мэне, Нормандии
и Шампани налоги гораздо более давали себя чувствовать, чем сеньори-
альные повинности, — на бремя налогов раздаются жалобы в первую
голову. На севере повинности играли незначительную роль, гораздо бо-
лее велико было значение десятины. В Орлеане, Ангулеме, Артуа сеньо-
риальный режим сократился еще более; во Фландрии, в Орлеане, в Ан-
ту леме наказы о нем почти не упоминают. Нельзя отрицать того, что в
общем и целом сеньориальный режим значительно ослабел36.
Главный платеж — сеньориальная рента или чинш с земельного уча-
стка, состоящий в денежной форме, — не изменяется в течение XVI —
XVIII вв., а следовательно, при значительном падении ценности денег,
облегчается; обыкновенно денежный чинш составляет весьма незначи-
тельную сумму, а иногда и вовсе исчезает. Тяжелее был натуральный
чинш (champart), составлявший в области Шалона один сноп на 14, в
области Эн — 1 на 9; напротив, в районе Сены и Уазы - 1 на 6. Но и
его размер в XVII — XVIII вв. не повышался, и он вообще сохранился в
большинстве областей лишь в виде исключения. Личные повинности вро-
де taille personnels, aide и т.д. почти совсем прекратились; произвольной
барщины также больше не встречаем. Поскольку мы вообще находим еще
барщину, она не составляет тягости, не превышая 2 — 3 дней в год, ибо
сеньоры не вели самостоятельного хозяйства и не нуждались в труде кре-
стьян. Притом барщина падала безразлично как на крестьян, так и на
дворян и буржуа; еще чаще она превращалась в весьма небольшую де-
нежную сумму, не изменяющуюся веками. Гораздо большее значение
82
История экономического бьпа Западной Европы
имели так называемые droits casuels (случайные права)- они уплачива-
лись не постоянно, а лишь при наступлении особых обстоятельств. Тако-
вы rachat, т.е. уплата при получении наследства, равная размерам чин-
ша, так что в данный год уплачивался двойной чинш (в Бретани rachat
достигал годового дохода с земли). Таковы, далее, lods et ventes — сбор
в пользу сеньора при отчуждении имущества, составлявший в Руссильоне
1 /б (фактически ’/ч) часть ценности имущества, в Бретани и Бордо -
!/g, в большинстве же местностей - только */ю или г/ 12» R Оверни
даже ’/20 часть. Все же эги платежи в противоположность ренте, бар-
щине л другим повинностям ложились (яжело па крестьян, тем более что
в XVIII в. был установлен и государственный налог с наследства Но нм
также подлежали привилегированные сословия: и они уплачивали во
многих случаях rachat, достигавший иногда размеров годового дохода, и
для них были установлены quints, reliefs итд., соответствовавшие droits
de lods et ventes37.
Неблагоприятное положение крестьянского населения обусловлива-
лось не столько этими раз навсегда установленными платежами, сколько
тем произволом, который господствовал в стране, теми широкими права-
ми, которые предоставлялись сеньорам и которые опи могли по желанию
всегда использовать Ренты, сами по себе не тяжелые, становились боль-
шим бременем под влиянием способа их взимания. Крестьяне нередко
вынуждены по очереди выполнять обязанности сборщика рент в сеньории
и солидарно отвечать за уплату их всеми, покрывая из собственного кар-
мана недоимку. Сеньоры не взимали рент своевременно, давая им накап-
ливаться в течение 15, 20, 29 лет и затем требуя их за весь промежуток
(в Бретани, Бордо, Оверни, Мэне, Ангулеме и других местностях), хотя
крестьяне уже успели отвыкнуть от уплаты лх, почему в наказах 1789 г
крестьяне настаивают на установлении десяти- и даже пятилетнего срока
давности. При этом такие недоимки взимались в особенно неудобное для
сельского населения время, с употреблением обманных весов (там, где
они уплачивались в натуре), с произвольным переводом на деньги или по
ценам в момент, когда последние стоят наиболее высоко. От крестьян
требовали продукты лучшего качества, доставляемые находили негодны-
ми, заставляли приносить зерно, которого крестьянин не сеял. Наряду с
обыкновенной, почти исчезавшей барщиной существовали corvdes ех-
traordinaires - барщина, которая отбывалась от времени до времени, в
случае необходимости, — например, в виде обязанности выстроить сго-
ревший замок сеньора, исправить мельницу, вычистить пруд, проложить
дорогу. Определенных размеров для этого рода барщины не было уста-
новлено, и если она могла быть ранее явлением довольно редким, то с
конца XVII в., со времени сооружения многочисленных каналов, шос-
сейных дорог, гаваней, мостов и т.д., опа должна была стать чрезвычай-
ным злом для крестьянского населения38.
Глава XXXVIII. Аграрный строй во Франции
83
Жалобы в наказах 1789 г вызывало существование сеньориальных
баналитетов на мельницы (обычно взималась Vis помола, хотя мельники
брали больше, обманывали на весе, подмешивали известь и песок), хлеб-
ные печи и виноградные прессы, которыми обязаны пользоваться кресть-
яне, взимание внутренних сеньориальных сборов рыночных, речных и
г.д , содержание сеньорами голубятен (голуби портили посевы), уплата
десятины, притом не только с хлеба (grosses dimes), но и с льна, пеньки,
бобов, фруктов (menues dimes), с ягнят, поросят (dime de carnage), не-
редко с овец и с шерсти одновременно; иногда десятина превышала все
прочие платежи в пользу сеньора, причем и она поступала в его пользу
(dime infeod6e), а не в пользу церкви39. Однако хуже всего было право
охоты, вызывавшее возмущение даже там, где сеньориальный режим ус-
пел значительно ослабеть40. В XV в. крестьянам еще позволялось охо-
титься на лисиц и барсуков, ловить жаворонков и других маленьких
птиц; в XVI в за это ссылали на галеры, отрезали уши: право охоты как
па доменах, так и на крестьянских землях принадлежало одним сеньо-
рам41. «Жатва здесь, - пишет Артур Юнг., — такова, как она должна
быть в поместьях принцев крови, т.е. состоит из зайцев, фазанов, оленей
и диких зверей... сеньоры окружают себя лесами и хищными животны-
ми, а не хорошо возделанными фермами»42. Ради того удовольствия, ко-
торое сеньоры имели от охоты, крестьяне вынуждены были спокойно
смотреть, как птицы портили их посевы, а волки пожирали их скот. Ради
этого уничтожались изгороди, ибо они мешали разведению дичи и охоте;
воспрещалось полоть сорные травы и косить траву ранее, чем куропатка
выведет свои яйца, которые она кладет в траве; иногда для сохранения
дичи убивались собаки и кошки у крестьян. Мало того, сеньоры даже
позволяли себе охотиться на засеянных участках, уничтожать поля и ви-
ноградники крестьян. Когда же последние пробовали протестовать про-
тив этого, то получали в ответ: «Скажи слово, и ты умрешь»43.
Злоупотребления и вымогательства со стороны служащих у сеньора
лиц, жестокость самих помещиков, которым иногда доставляло прямо
удовольствие тиранизировать своих «подданных», — все это составляет
характерную черту периода, именуемого «старый порядок» (ancien гё-
gime). Безнаказанность же сеньоров, если они даже совершали прямые
преступления, вытекала из существования сеньориальной юстиции. Уго-
ловная юрисдикция, правда, постепенно сокращается, хотя еще в XVII —
XVIII вв. она местами существует даже в отношении преступлений, уг-
рожающих смертной казнью. «Феодальная» же юрисдикция, т.е. судеб-
ное разбирательство по всем делам, касающимся нарушения прав поме-
щиков и обязанностей крестьян, где помещики являются, следовательно,
судьями в собственном деле, сохраняется в полной мере. И она-то явля-
ется особенно выгодной для сеньоров: принуждение ко всякого рода не-
законным повинностям и поборам, доходы с самого процесса, конфиска-
ция имущества в виде наказания — все это обогащало карманы сеньоров,
и поэтому они всячески отстаивали свои права юрисдикции44.
84
История экономического быта Западной Европы
Таким образом, сеньориальный режим в виде обязательных, установ-
ленных платежей и повинностей исчезал, но связанный с ним произвол и
злоупотребления сохранялись по-прежнему Материальное положение
крестьян, бедственное в предшествующую средневековую эпоху, едва ли
улучшилось — быть может, лишь обнаружился некоторый подъем во
второй половине XVIII в Конечно, мы находим и состоятельных кресть-
ян, движимое имущество которых оценивается при переходе по наследст-
ву в 1100, 1800, 1900, 2100, 3400 и даже 8500 ливров45 В некоторых ме-
стностях, по словам путешественников (Шагобриана, Гибера, Лртура
Юнга), встречаются деревянные и даже, в виде исключения, каменные
дома, крытые черепицей или сланцем46; любопытно, впрочем, что даже в
описании жилища богатого крестьянина идет речь о том, что пол состоит
из земли, утрамбованной сеном, а крыша из соломы, смешанной с камы-
шом. По состоятельные крестьяне были редким явлением. Большинство
крестьян обладало крайне незначительным движимым имуществом, не
достигавшим даже ценности в 100 ливров, иногда пе превышавшим 20 лив-
ров Сэ нашел в одной сеньории 24 случая, где наследство было менее
100 ливров (среди них случаи в 9, 11, 22 , 23, 30, 35 ливров) Общим
правилом являлась, по-видимому, хижина, крытая соломой, откуда и на-
звание ее — chaumiere; имела она весьма печальный вид, иногда возвы-
шалась так мало над землей, что походила скорее па погреб. Люди, жи-
вотные (поросята, козы), домашняя птица жили все вместе, лишь отде-
ленные перегородкой, под одной крышей, в одном и том же сыром,
покрытом навозом помещении, среди испарений, исходивших от живот-
ных. Но даже когда изба была разделена на три части — хлев, ригу и
помещение для людей, — последние все-таки на зиму переходили в хлев,
так как там было теплее. И Локк в 70-х гг. XVII в., и Шатобриан сто лет
спустя подчеркивают тот факт, что вокруг изб было много грязи, не было
ни окон, ни печей, а дым выходил через единственное отверстие —
дверь. Избу приходилось окружать со всех сторон навозом для защиты
от холода, проходившего в незакрытые отверстия, ибо, поскольку эти
отверстия существовали — иначе было совсем темно, — они не были за-
крыты стеклами47. Даже когда жилище было построено из хорошего ма-
териала и не заслуживало названия хижины, стекол оно все-таки не име-
ло, — совершенно необычайное для англичанина зрелище, как говорит
Артур Юнг. Хорошие постройки, замечает он в другом месте, но ни од-
ного окна со стеклами48. Последние считались особенной роскошью; в
доказательство богатства Лотарингии в эпоху до Тридцатилетней войны
указывалось на то, что, там крестьяне имели стеклянные окна49 (в горо-
дах, как мы видели, стеклянные окна составляли обычное явление).
Другое обстоятельство, сильно поразившее Артура Юнга, было от-
сутствие обуви у населения: ни чулок, ни башмаков не было, иногда да-
же ходили без лаптей, хотя они и могут гордиться, добавляет он, тем,
что их босые ноги ходят по прекрасно сооруженному шоссе50 Напротив,
Глава XXXVUI Аграрный строй во Франции
85
одежду и материи (холст, шерстяные ткани) мы нередко находим с опи-
сях наследств в значительном количестве. Что касается пищи, то пшени-
ца и рожь шли на продажу для уплаты податей и сеньориальных повин-
ностей и на взнос последних в натуре; оставались только худшие сорта
ржи, не принимаемые сеньором, ячмень и овес. Далее, употреблялись в
пищу рыба, свиное сало, масло, яйца, овощи; мясо же составляло почти
такую же редкость, как и в Средние века, и появлялось лишь в празд-
ничные и воскресные дни, почему воскресная одежда и называлась habit
й la vjande51
Так было в обыкновенные годы; следует ли удивляться тому, что во
время голодов крестьяне ели траву, как рассказывают Лабрюйер и Мою
на основании собственных наблюдений; что эпидемии тифа, дизентерии,
оспы не прекращались; что в плохие годы 1/4'_1/5 населения жила по-
даяниями; что во многих местностях смертность всегда превышала рож-
даемость и вообще продолжительность человеческой жизни была в сред-
нем не более 25 лет52. В эти годы французский народ, по изображению
Тэна, всегда находившийся по горло в воде, рисковал потерять почву под
ногами и утонуть.
Тэн рисует очень мрачную картину нищеты и голода, изображая
французских крестьян XVIII в. Той же точки зрения придерживаются
Н. И. Кареев и М. М. Ковалевский. Напротив, Бабо, а за ним профес-
сор Ардашев смотрят весьма оптимистически («зажиточность становится
все менее и менее редкой гостьей в деревенских захолустьях»), ссылаясь
в особенности на слова англичанина Вальполя, отмечающего «замеча-
тельный подъем» народного благосостояния («даже мелкие деревушки
носят на себе отпечаток зажиточности»), и Вольтера, который утвержда-
ет, что «нигде в мире крестьянин не пользуется таким благосостоянием,
как в некоторых областях Франции, и одна лишь Англия может оспари-
вать у ней это преимущество». Профессор Ардашев находит, что источ-
никами, изобилующими жалобами на крестьянскую бедность и нужду,
надо пользоваться с осторожностью ввиду как привычной для того вре-
мени гиперболичности в выражениях, так и в особенности сознательного
преувеличения в жалобах бедности и намеренного афиширования внеш-
них признаков убожества из фискальных соображений — для предот-
вращения повышения податей. Известный рассказ Руссо в его «Испове-
ди» о крестьянине, который старался казаться возможно беднее, опасаясь
сборщика податей, и приводимые Тэном факты вроде того, как крестьяне
отказались от замены их соломенных крыш черепичными на счет поме-
щика из боязни, что им надбавят податные оклады, подтверждают это
соображение. «Если верить жалобам на бедность той или другой области,
например в наказах 1789 г., то пришлось бы чуть ли не каждую область
признать «самой бедной» и «наиболее обремененной налогами» во всем
королевстве». Тем не менее профессор Ардашев признает, что и в конце
XVIII в. «нищета и убожество все еще составляют основной фон карти-
86 История экономического быта Западной Европы
ны», и не считает возможным обобщать сообщения современников о бла-
госостоянии деревни, касающиеся отдельных областей, па всю Францию.
С другой стороны, и Тэн признает, что при всех бедствиях «нищета кре-
стьянского населения при Людовике XVI, несомненно, уменьшилась»53.
Во второй половине XVIII в. наблюдаем попытку сеньоров восстано-
вить свои прежние права на чинши и ренты, которые уже давно не осу-
ществлялись. Во многих местностях держатели заявляли, что им неиз-
вестно, кому принадлежит земля, на которой они сидят; они десятиле-
тиями не платили никакой ренты, не отбывали сеньориальных
повинностей; сеньоры не требовали от них ничего, так как уже их предки
перестали получать эти платежи. Сеньориальный режим, уже и так зна-
чительно изменивший свой прежний характер и постепенно исчезавший,
грозил окончательно прекратиться. Однако этому не суждено было со-
вершиться. Сеньоры стали взыскивать накопившиеся за много лет недо-
имки, восстанавливать давно прекратившиеся платежи, доискиваться
своих старых прав. «С одного конца Франции до другого, — говорит
Шере< — сеньоры стали проверять документы, возобновлять свои
terriers, выкапывать права, от которых имели благоразумие отказаться их
предки, изобретать новые, возбуждать бесконечные процессы против не-
доимочных крестьян, вести с ними безжалостную борьбу»54. Наказы 1789 г.
дают яркую картину этих попыток и вызванного ими возмущения. Но
характерно, что здесь речь шла не об одних лишь крестьянских, а обо
всякого рода вассальных владениях, об отмене всякой условной собст-
венности на землях дворянских, буржуазных и чиншевых. Аграрный во-
прос не был одним только крестьянским вопросом.
1 Stolze. Zur Vorgeschichte des Bauernkrieges. S. 48. Wiebe. Zur Geschichte der Preis-
revolution im XVI—XVII. Jahrhunderte. S. 231.
2 Heun. Kursachsen. S 35 ff., 78 ff. Goltz. Geschichte der deutschen Landwirtschaft. Bd. I.
S. 470-471. Roscher. Grund lagen der Nationalekonomie. Bd. II. S. 801.
3 Levasseur. Des progrls de I’agriculture fran^aise dans la secoude moitid du XVIII sidcle //
Revue d'tfconomie politique. 1898. P. 8. Cp.: Labiche. Soctetds d’agriculture au XVIII sifecle.
4 Naude. Getreidehandelspolitik EuropHisscher Staatcn vom 13. bis 18. Jahrhundcrt //
Acta Borussica. Издание берлинской академии. 1896. S. 201 — 202. Sugenheim. Geschichte
der Aufhebung der Leibeigenschaft und HOrigkeit in Europa. 1861. S. 43 - 44. Cp.: Desde-
vises du Ddzert. L’Espagne de I’ancien regime. La richcsse et ia civilisation.
5 Cm.: Stadelmann. Preussens Kttnige in ihrer Tatigkeit fur die Landeskultur. Passim.
6 См. выше.
7 См. об этом: TVo/ters. Studicn Uber Agrarzustfinde und Agrarprobleme in Frankreich
von 1700 bis 1790. S. 197—199. Ste. P. 367—368, 434-443. Brutails. Note sur i’lconomie
rurale du Roussillon h la fin de I’ancien regime. P. 233 ff. Levasseur. Des progrds de 1’agricul-
ture franijaise dans la seconde moitid du XVIII sidcle. P. 1 ff. Все они указывают на сущест-
венное значение декретов, вызвавших расчистку земель. Наоборот, Н. И. Кареев отяосит-
ся к результатам этих законов скептически («Крестьяне и крестьянский вопрос». С. 148—
149), в том же смысле высказывается Дютиль {Dutil. L’ltat deonomique du Languedoc h la
fin de I’ancien rtgime. P. 117 ff.), Cs (S&. La vie dconomique et les classes sociales au XVIII
siicle. P. 140, 120) (см. выше, c. 53).
8 Cauchy. De ia propriety communale en France. Renauldon. Traitd historique et pratique
Глава XXXV1I1. Аграрный строй во Франции
87
des droits seigneuriaux. P. 532 ff. Lavelcye. La propriety. 4-e <Sd. 1891. P 246 ff. Jauri'S. La
Constttuantc // Histoire Socialistc. 7. I. 1901. P. 202—207. Babeau. Le village sous
I'ancien regime. Graffin. Les biens communaux en France. 1899. Bourgin. Les communaux et
la Revolution franfiiise // Nouv. revue d’lristoire du droit franfais et stranger. 1908.
й Кареев. Крестьяне u крестьянский вопрос. С. 75, 124— 125, 131 — 134. Jauris. La
Constituantc. P. 202, 210-214. See. Les classes rurales en Bretagne du XVI sidcle h la Revo-
lution. P 235 — 237 , 310. Calonne. La vie agncolc dans le nord de la France. P 136 ff. Roup
nel. La ville et 1c village au XVII sidcle. P. 225 ff. Ste. L'agricuiture a la fin de I'ancien
гёднпе 111 //La vie dconomique et les classes sociales au XVIH sidclc. 1924. Demangeon
La Picardie et les rayons voisines. 1905. P. 336. Lefebvre. Les paysans du Nord pendant la
Revolution franfaise. T 1. P. 62 ff.
,n Jauiis La Constituantc. T. 1. P. 187-190.
" See. (inc enqudte sur la vaine pnture ct le droit de parcours h la fin du regne Louis XV //
Revue d'histoirc du XVIII sidcle. 1913. See. L'agricuiture h la fin de I'ancien regime. II //
La vie dconomiquc et les classes sociales au XVIII stecle. 1924 (По-русски: Сэ. Вопрос о
праве выпаса во Франции в конце старого режима // Научный Исторический Журнал.
1914. 2. См: Кареев. Беглые заметки по экономической истории Франции. Серия 2.
Bourgin. La revolution et ('agriculture // Revue d'histoire des dorlrines dconoinique et so-
ciale. 1911.
12 Лучицкий. Крестьянское землевладение во Франции накануне революции. 1900.
С. 167- 173, 123.
13 Там же. С. 17 — 21.
14 Там же. С. 21 —26. Roupnel. La ville et la campagne au XVII sidcle. P. 262 ff.
15 Cp.: Brutaiis. Note sur I'economic rurale du Roussillon & la fin de I'ancien regime. P. 149.
16 Arthur Young Voyages en France pendant les anndes 1787, 1788, 1789. T. П. P. 198, 214.
17 Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос. С. 31, 34 — 35. Кареев. Беглые заметки
по экономической истории Франции. Серия I.
18 Поражаясь системой орошения, устроенной на юге Франции, и прекрасной культу-
рой, несмотря на неблагоприятную скалистую почву, он восклицает: «Возбуждать вопрос о
причине этого значило бы оскорблять здравый смысл — это могла сделать только собст-
венность. Дайте человеку в собственность голую скалу, он сделает из нее сад; дайте ему
сад в аренду на девять лет, он превратит его в пустыню« (Arthur Young Voyages en France
pendant les annles 1787, 1788, 1789. T. I. P. 64).
19 Лучицкий. Состояние земледельческих классов. С. 6—7, 18—19. См. также: Site. Р. 63.
Bloch, р. 106. Marion. Р. 3 ff.
20 Lefebvre. Les paysans du Nord pendant la Revolution fran<?aise. T. I. При этом боль-
шая часть сеньориальных земель состояла из лесов. На долю духовенства, по Лучицхояу,
приходилось 12% всей земли, по Лекарпантье всего 6% (Lecarpentier. La vente des biens
dcclesiastiques pendant la Revolution).
21 Boiteau. Etat de la France en 1789. Paris, 1889. P. 49. Tocqueville. L'ancien regime.
1877. P. 11. Babeau. La vie rurale dans 1'ancienne France. 1885. P. 130. Sybel H. Geschichte
der Revolutionszeit. 1897. Bd. I. S. 24.
22 См. выше.
23 См.: Ковалевский. Происхождение мелкой крестьянской собственности. С. 2 и сл.
Кареев. Беглые заметки по экономической истории Франции. Гл. VII.
24 Этот тип подробно описан Бернье: Bernier. Essai sur le Tiers-Etat et les paysans de
Basse-Normandie au XVIII slide. P. 172-301.
25 См. также: Wolters Studien uber Agrarzustflnde und Agrarprobleme in Franlcreich von
1700 bis 1790. 1905. S. 5 ff. Baudrillart. Les populations agricoles de la France. 1885. T. 1.
Marion. Les rdles du vingtidme dans le pays Toulousain // Revolution fran^aise. P. 413 ff.
See. P. 66 ff. Sie. Les classes rurales en Bretagne du XVI sidcle & la Revolution. Vermale.
Les classes rurales en Savoie au XVIII sidcle. P. 69 ff. Tocqueville. L'ancien regime. P. 36.
26 Лучицкий. Состояние земледельческих классов. С. 13—16. Кареев. Крестьяне и
88
История экономического быта Западной Европы
крестьяпский вопрос. С. 104-105. Кареев. Беглые заметки по экономической истории
Франции. Гл. VIII. Однако Лефевр укапывает на то, что на севере 3/4 глав семейств об-
рабатывают слишком мало земли для того, чтобы они могли существовать (и даже вовсе не
имеют ее), почему им приходится продавать свою рабочую силу. Наличностью этого про-
летариата объясняется, по его мнению, сохранение старых институтом, как нрава выпаса,
права пользования лесом и т.д. Они противятся отмене этих обычаев и разделу общинных
земель
21 Лучицкий. Крестьянское землевладение но Франции накануне революции. С. 130,
173-176, 183-189, 196— 201. Лучицкий. Состояние земледельческих классов. С 6, 8.
Опу. Наказы. С. 632. Много земель перешло в руки городской буржуазии; во многих слу-
чаях последняя приобретала их у разорившейся аристократии (см.: Roupnel. La ville et la
canipagne au XVII si&lc. P. 203 ff., 208 ff. Marion. Les classes rurales en Bordelais au XVIII
sidcle // Revue des etudes historique. 1902. See. Les classes rurales en Bretagne du XVI
sidcle h la Revolution. P. 64. Lefebvre. Les paysans du Nord pendant la Revolution fran^aise.
T. I. P. 10 ff. Sion. Lespaysans de la Normandie Orientaie. P. 264 ff.).
24 Arthur Young Voyages en France pendant les anndes 1787, 1788, 1789. T. II. P. 200 —
202. Лучицкий. C. 150 сл., 165. See. Les classes rurales en Bretagne du XVI sidcle h la Revo-
lution. P. 241 ff., 255 ff. BnOails. Note sur Г economic ruralc du Roussillon & la fin de
I’ancien regime. P. 114 ff., 134. Calonne. La vie agricole dans le nord de la France. P. 60 ff.
Lefebvre. Les paysans du Nord pendant la Revolution fran^aise. T. I. Passim.
29 D'Avenel. Histoire de la propridte. T. I. Zolla. Des variations du revenu et du prix des
terres en France aux XVII et XVIII steel es // Annales de I’dcolelibre des sciences polit.
1893. См. также: Levasseur. Des progrds de I’agriculture fran^aise dans la seconde moitid du
XVIII sifecle. See. P. 260—261. Denis. Histoire de I'agriculture dans le depart. de Seine-et-
Marne. P. 294.
30 См. статьи Л у Чацкого: Аграрные отношения во Франции накануне революции //
Русское Богатство. 1913- 2. С. 164 сл.; Крестьянское землевладение во Франции накануне
революции. С. 226 сл.; Состояние земледельческих классов. С. 19. Sie. Р. 31. Boucomont.
Des main-tnorte pereonelie et гёеПе en Nivernais. P. 54.
31 Brutails. Note sur I’dconomie rurale du Roussillon й la fin de I’ancien regime. P. 6.
See. Les classes rurales en Bretagne du XVI stecle й la Revolution. P. 7. Boucomont. Des
main-morte pereonelie et гёеПе en Nivernais. P. 112. Bernier. Essal sur le Tiers-Etat et les
paysans de Basse-Normandie au XVIII stecle. P. 66.
32 См. выше. К таким остаткам старины относятся сохранившиеся в небольшом коли-
честве в Бретани mottiers (или motoyers) и quevaisiers (See. Р. 8 — 21).
33 См. т. I.
34 Darmstiidter. Befreiung der Leibeigenen in Savoyen, der Schweiz und Lothringen. P.
17—18, 28—30, 83—85, 96—100, 107-111, 209. Boucomont. Des main-morte pereonelie et
rdelleenNivernais. P. 107— 111. Cp.: Vermale. Les classes rurales en Savoie au XVIII stecle.
35 Впрочем, Олар относится и к атому числу скептически, находит его преувеличен-
ным (Aulard. La feodalitd sous Louis XVI // Revolution fran^aise. 1913).
36 See. // Revue d’histoire moderne. T. X. P. 174 ff. Cp.: See. Les classes rurales en
Bretagne du XVI siicle i la Revolution. Lefebvre. Les paysans du Nord pendant la Revolution
franfaise. T. 1. В XVII в. в некоторых местностях, по-видимому, сохранилось еще «право
первой ночи»: в Бургундии не только требуется согласие сеньора на вступление в брак и
приношение ему новобрачными букета цветов, платка и пары перчаток, но, кроме того,
«сеньор может поцеловать новобрачную, если того пожелает» (Roupnel. La ville et la cam-
pagne au XVII stecle. P. 242 ff.).
37 Bru tai Is. Note surl'economie rurale du Roussillon h la fin de I’ancien regime. P. 160—
164. Marion. Les classes rurales en Bordelais au XVIII stecle. P. 57 ff., 65. Лучицкий. Кре-
стьянское эемлевладетге во Франции накануне революции. С. 239 и сл. Ср.: See. Les
classes rurales en Bretagne du XVI stecle й la Revolution. P. 31, 83, 118. See. La porUe du
regime. P. 175 ff.
Глава XXXVIII. Аграрный строй во Франции
89
38 Будучи поражен прекрасными французскими дорогами (а противоположность пло-
хим английским), Артур Юнг (Arthur Young Voyages en Fiance pendant les anndes 1787,
1788, 1789. T. I. P. 7 — 8) прибавляет в одном месте: <Дорога привела бы меня в восхище-
ние, если бы я не знал о тяжелых повинностях несчастных земледельцев, принудительный
труд которых создал это благолепие».
"Л е. Histoirc du regime agraire. P. 28. Roupnel. La ville et la campagne au XVII
siicle. P. 240 ff.
40 Cm.: Taine. L’ancien regime. P. 71-76.
41 D'Avenel. His to ire de la proptidU. T. I. P. 219—223.
42 Arthur Young Voyages en France pendant les unities 1787, 1788, 1789. T. I. P. 91,
124.
,3 5e<*. Les classes rurales en Bretagne du XVI siicle h la Revolution. P. 153 •- 150. Каре
ев. С. 53 сл Bernier Essai sur le Tiers-Elat et les paysans de Basse-Normandie au XVIII
siicle. P. 134. Lefebvre. Les paysans du Nord pendant la Revolution franfaise. T. 1. P. 193 ff.
Такой же характер имело разведение голубей, которые портили поля: голуби считались
священными.
А* 5ёе. Les classes rurales en Bretagne du XVI siiclc h la Revolution. P. 117—127.
Bernier. Essai sur le Tiers-Elat et les paysans de Basse-Normandie au XVIII siicle. P. 144-
146. Lefebvre. Les paysans du Nord pendant la Revolution fran^aise. T. I. P. 117 ff., 124 ff.
45 Ле. Les classes rurales en Bretagne du XVI siicle h la Revolution. P. 463, 465. Bru-
triis. Note sur (’economic rurale du Roussillon h la fin de I’ancien regime. P. 216 ff. Bernier.
Essai sur le Tiers-Etal et les paysans de Basse-Normandie au XVIII siicle. P. 206 ff.
48 Arthur Young Voyages en France pendant les anndes I787, 1788, 1789. T. I. P. 21, 32,
34, 72. Guibert. Voyages dans diverges parties de la France en 1775. P. 151, 271.
A1 Babeau. La vie rurale dans I’ancienne France. P. 13 ff. Calonne. La vie agricole dans le
nord de ia France. P. 189 ff. Bernier. Essai sur le Tiers-Etat et les paysans de Basse-
Normandic au XVIII siicle. P. 49—50. Sie. Les classes rurales en Bretagne du XVI siicle & la
Revolution. P. 458 ff. Theron de Montaugi. L'agricult. dans le pavs Toulousain. 1869. P. 59
ff. Brutails. Note sur i’iconomie rurale du Roussillon i la fin de I’ancien rigime. P. 224.
Lefebvre. Les paysans du Nord pendant la Revolution fran^aise. T. I. P. 310 ff. Musset. Le
Bas-Mainc. P. 394. Dubreuil. // Revue d’histoire iconomique. 1924.
48 Arthur Young Voyages en France pendant les aunies 1787, 1788, 1789. T. I. P. 28, 32,
34, 35, 59, 332.
49 Babeau. La vie rurale dans I’ancienne France. P. 20.
M Arthur Young Voyages en France pendant les anndcs 1787, 1788, 1789. T. I. P. 31, 38,
58, 69, 148.
51 Calonne. La vie agricole dans le nord de la France. P. 211—217. Sec. Les classes
rurales en Bretagne du XVI siicle i la Revolution. P. 466—467. Bernier. Essai sur le Tiers-
Etat et les paysans de Basse-Normandie au XVIII siicle. P. 26, 51 —52. Babeau. La vie rurale
dans I’ancienne France. P. 102 ff., 112 ff. Юнг рассказывает, что французы вообще едят
мало мяса, и «(то в городе Лейрак убивают всего 5 быков в год, тогда как в Англии в таком
же городке понадобилось бы 2—3 в неделю. Он сам присутствовал во время ужика фер-
меров, состоявшего из большого количества малоаппетитного хлеба, капусты, жира и во-
ды; мяса же было приготовлено для нескольких десятков людей столько, сколько съели
бы в Англии шесть фермеров, ругая хозяина за его скупость (Arthur Young Voyages en
France pendant les anndes 1787, 1788, 1789. T. I. P. 37, 78).
32 Levasseur. Population fran;aise. T. 1.1889. P. 258 ff., 278. Babeau. La vie rurale dans
I’ancienne France. P. 120, 100. Calonne. La vie agricole dans le nord de la France. P. 227 ff.
Sie. Les classes rurales en Bretagne du XVI siicle i la Revolution. P. 471, 489—191. Bru-
tails. Note sur I'iconomie rurale du Roussillon h la fin de I’ancien regime. P. 41, 103. Bernier.
Essai sur le Tiers-Etat et les paysans de Basse-Normandie au XVIII siicle. P. 30 — 32, 43 ff.,
64-71.
53 Trine. L’ancieu regime. P. 437 ff. Babeau. Le village sous I’ancien regime. P. 60, 135.
90 История экономического быта Западной Европы
Ардашев. Провинциальная администрация во Франции в последнюю пиру сырого поряд-
ка. Т II. С 288 и ел Marion. Classes rurales i> Bordeaux Р. 74 ff See Les classes rurales
en Bretagne du XVI sidcle h la Rdvolution. P. 198 ff See. Regime agrane au XVIII sidcle.
1921 P 31 ff. Aulani La Revolution Fran^aise et le regime fcodal Ch. I.
^Ckerest Chute de l’ancien idgnne 1 P 50. Cp Welters P 260- 275. Лутщкий
Состояние земледельческих классов С. 43 и сл. Sagnac La propitdld foncidtc au XVIH
sidcle , z Revue d’histoire inoderne 1901 P 170. See Revue d’histone moderne 1908
P 183. 185 Lefebvre lues p.ivsans du Nord pendant la Revolution fian^aise T I P И8 Cm
гакжг Карее» Беглые заметки по зкономический ксгорни Франции Нов сер 1915
ГЛАВА XXXIX
АГРАРНЫЙ СТРОЙ В ГЕРМАНИИ
При изучении ai*papjioro строя Германии в предшествующие века не-
обходимо исходить из установленного Георгом Кнаппом различия между
Grundhenschaft и Gulsherrschaft. Grundherrschafl обозначает тот сеньо-
риальный строй, который покоится всецело на получении сеньором от
крестьян известных рент, чиншей и платежей, тогда как самостоятельно-
го хозяйства сеньор не ведет, не является помещиком в узком смысле
слова. Иное дело Gulsherrschaft: и здесь имеются платежи в пользу сень-
ора, но на первом плане стоят не эти доходы, получаемые с крестьянских
земель, а те, которые сеньор извлекает посредством ведения помещичьего
хозяйства: он является прежде всего сельским хозяином, обрабатываю-
щим землю за свой страх и риск посредством подневольного труда кре-
постных.
Различие проводится между западом и востоком: Франция и вся За-
падная Германия представляют собою страны сеньориального, основанно-
го на крестьянских платежах аграрного строя; Восточная Германия и,
далее, Польша и Россия являются государствами с помещиками — сель-
скими хозяевами, имеющими самостоятельное хозяйство. Характерную
черту первых составляет мелкое крестьянское хозяйство, уплачивающее
оброк, всякого рода повинности и платежи; вторых — крупные помещи-
чьи хозяйства, обрабатываемые барщинным трудом прикрепленного к
поместью населения’.
Это разграничение двух систем аграрного строя имеет, несомненно,
научное значение; в частности, в отношении Германии оно указывает на
тот исторический процесс, который в результате создал две столь отлич-
ные по своему характеру и экономическим условиям и интересам, отде-
ляемые друг от друга Эльбой части Германской империи: запад — Баден,
Вюртемберг, прирейнские местности и т.д., и восток — главным образом
восточные прусские провинции, Мекленбург, Голштиния и т.д. Западная
Германия в XVI —XVIII вв. представляет собою как бы естественное
продолжение Франции. И тут и там то развитие аграрного строя, которое
началось уже с XII—XIII вв., продолжается и впоследствии в том же на-
правлении. Крупные поместья — виллы раннего Средневековья (в осо-
бенности эпохи Каролингов) — распались на отдельные части; связь ме-
жду ними и целым — сеньориальным управлением — сокращалась, са-
мостоятельное хозяйство сеньора все более исчезало. А вместе с ним
уменьшалась и барщина, зависимость крестьянских держаний теряла
свой прежний характер, сведясь к определенным платежам и оброкам.
92
История экономического быта Западной Европы
Возьмем Баден, где маркграф на пространстве почти всего герцогства
сосредоточивал сеньориальные права в своих руках, - и верховное пра-
во на землю, и права личного характера, и патримониальную юрисдик-
цию, лишь в отдельных местностях были вкраплены те или другие права
отдельных сеньоров. Мы найдем здесь почти полную собственность кре-
стьян па землю, которую держатель можег свободно отчуждать, обреме-
нять долгами, а в известных пределах и делить. На ней лежат лишь оп-
ределенные чинши в деньгах и натуре, особенно в виде кур, платежи при
продаже, обмене или наследовании (*/з —’/5); последние соответствуют
французским lods et ventes и rachat. Существовала и небольшая барщина
как результат сеньориальной юрисдикции; она не превышала 2 — 4 недель
в году2. Leibeigenschaft и ограничение личной свободы свелось фактиче-
ски к известным платежам, за которые выдавались различные разреше-
ния, например иа вступление в брак, и к отдаче сеньору после смерти
крестьянина лучшей штуки скота (Bcsthaupt) или 1 —5% с ценности дви-
жимого имущества Самое прекращение всякой зависимости - отпуще-
ние на волю — обусловливалось уплатой определенной, нередко, впро-
чем, весьма высокой суммы3.
Или обратимся к Северо-Западной Германии, где территория распа-
далась на многочисленные мелкие княжества и графства: Брауншвейг-
Вольфенбюттель, Гёттинген-Грубенгагеи, Бремен, Верден, Гильдесгейм,
Люнебург, Каленберг, Ганновер и др. Мы и здесь увидим, как с XIV -
XV в. крестьяне (мейеры) постепенно превращаются в наследственных
держателей. Уже в конце XV и начале XVI в. держатель, правильно уп-
лачивавший чинш, хотя юридически и мог быть смещен помещиком, но
фактически сохранял пожизненно свое держание, а нередко передавал
его п своим наследникам. Превращение государственной властью в тече-
ние XVI в. чиншей в установленные раз и навсегда платежи, размер ко-
торых не может повышаться, запрещение произвольно удалять крестьян с
их дворов, а в различных местностях и прямое признание держаний на-
следственными (в конце XVI и начале XVII в.) укрепило эту уже факти-
чески устанавливавшуюся наследственность и превратило крестьянские
земли в их частную собственность. Последняя была обременена лишь
чиншем и десятиной, редко барщиной, и ограничена обязанностью ис-
прашивать разрешение сеньора при отчуждении земли4.
И точно так же и в государствах средней Германии — будет ли то Ан-
гальт, Липпе или курфюршество Саксонское — обнаруживается преоб-
ладание наследственной аренды (превратившейся в таковую из пожиз-
ненной) с правом обременения земли долгами, с разрешения помещика, и
правом отчуждения ее на основании одного лишь заявления и даже без
этого Отнятие участка допускалось лишь в строго определенных случа-
ях, в особенности в случае неплатежа чинша в течение ряда лет, ведения
плохого хозяйства, совершения преступления.
Глава xxxix. Аграрный строй в Германии
93
Правда, наряду с этим urgens et improvisa necessitas, т.е. крайняя по-
требность в земельном участке со стороны помещика, давала ему право
отнять землю у крестьянина — и в различных местностях Северо-
Западной Германии помещики делали попытки расширения этим путем
своих владений. В большинстве случаев с таких присоединенных к поме-
стью земель они, однако, обязаны были уплачивать по-прежнему все сле-
дуемые с крестьянских держаний государственные подати. Но в северном
Ганновере и такого правила не существовало; это значительно облегчало
образование крупных дворянских и церковных поместий в эпоху обезлю-
денья деревень во время Тридцатилетней войны5. В образовавшихся та-
ким путем крупных поместьях, где велось самостоятельное хозяйство с
производством хлеба на вывоз, существовала и довольно тяжелая барщи-
на в виде разнообразных работ по возделыванию помещичьей земли и по
перевозке хлеба, упряжных и ручных, но всегда в раз и навсегда уста-
новленном количестве дней в педелю (1—2 или 1—3), без права помещи-
ка произвольно их увеличивать. Вообще связь между самостоятельным
ведением хозяйства помещиками и барщиной выступает весьма резко на-
ружу: только там, где имелись такие поместья, барщина не была замене-
на денежными оброками. Но случаи такого рода составляли явление до-
вольно редкое, ибо крупные поместья далеко не играли той роли в Севе-
ро-Западной Германии, как в Северо-Восточной. Помещики и не
стремились к образованию их, и владения отдельных сеньоров обыкно-
венно не составляли чего-либо цельного, будучи разбросаны по частям в
различных местностях6: подобно тому как современный капиталист не
обязан быть собственником всех акций какой-либо фабрики, так и поме-
щик того времени не должен был непременно обладать верховной вла-
стью над всеми крестьянами данной общины, говорит Георг Кнапп7,
Но, конечно, как в области земельного строя, так и в сфере ограниче-
ний личной свободы переход от Франции и Западной Германии к Прус-
сии, австрийским землям, Мекленбургу и Голштинии совершался посте-
пенно. Такую переходную ступень представляла собою в особенности Ба-
вария. Рядом с наследственными и пожизненными держаниями встре-
чаются здесь и такие, которые могут быть отняты помещиком в любое
время (Freistift), хотя он должен был иметь к этому какую-либо основа-
тельную причину. В связи с этим и крупные помещичьи хозяйства в Ба-
варии были распространены гораздо больше, чем в других частях запад-
ной Германии. Хотя земское право 1616 г. значительно сократило барщи-
ну, лишая этим владельцев обширных поместий соответствующих рабо-
чих сил, но уже с XVI в. здесь совершался процесс, именуемый Ваиегп-
legen8. При наличности так называемых «дурных» прав на землю, т.е. не
наследственных и не пожизненных, такие участки помещик имел полное
право присоединить к своему хозяйству, — между двумя моментами, ха-
рактером крестьянских держаний и распространением крупных поместий,
пример Баварии позволяет установить несомненное взаимодействие.
94
История экономического быта Западной Европы
Ухудшение по сравнению с западной частью Германии обнаруживает-
ся и в степени личной несвободы крестьянского населения; хотя, по сло-
вам Гаусмана, Leibeigenschafl, которой посвящен еще целый титул в зем-
ском уложении 1756 г , была по своему названию гораздо страшнее того,
что под этим скрывалось, но, несомненно, личная зависимость здесь была
тяжелее, чем в Бадене или Вюртемберге. Помимо платежей, производи-
мых при вступлении в брак, имеется и обязательная служба дегей кре-
стьян в качестве дворовых (это напоминает Восточную Германию); отда-
ча же имущества вотчиннику после смерти крестьянина хотя и замени-
лась определенными платежами, но все же весьма высокими и тяжелыми
для наследников9
Однако полосой широкого распространения крупных помещичьих хо-
зяйств являются местности, лежащие к востоку от Эльбы. Разбросанные
там н сям в средней Германии, в особенности в Липпе-Детмольде, Ан-
гальте, Баварии, поместья знаменуют собою лишь преддверье к господ-
ству этого характерного для стран по ту сторону Эльбы — для восточной
части Германии - аграрного строя.
Характерную черту Западной Германии в отличие от Восточной со-
ставляет сосредоточение в руках государей (маркграфа Баденского, гер-
цога Вюрпембергского, а также в Липпе, Ангальте) сеньориальной вла-
сти, обыкновенно и сеньориальной юрисдикции, а частью и верховного
права собственности на землю. Напротив, в Восточной Германии всякий
помещик есть сам себе государь; государственная власть не играет там
никакой роли, и королевские домены имели значение лишь в том смысле,
что па них могли производиться первые опыты раскрепощения крестьян.
Первые шаги к такому превращению крестьян в «подданных» помещика
намечаются уже в XVI в., но укрепляется такой строй лишь в последую-
щие века10
Далее, в Западной Германии почти никакой связи между помещичьей
и крестьянской землей не существует, и помещичья земля является, в
сущности, не более как привилегированным земельным участком, по сво-
им размерам нередко немногим превышающим обычные крестьянские
держания11. В Восточной же Германии поместье представляет собой не-
что цельное, оно состоит из двух тесно связанных частей: земли, непо-
средственно обрабатываемой за счет помещика, и земли крестьянской,
поставляющей ему необходимую рабочую силу, причем земли, предна-
значенные для помещичьего хозяйства, постепенно расширяются на счет
земель крестьянских. «Когда возможность приобретения добычи посред-
ством войн и набегов исчезает, тогда аристократия приступает к расши-
рению своих владений частью путем захвата общинных угодий, лесов и
невозделанных пустошей, частью же, и прежде всего, отнятием земли у
крестьян п присоединением ее к помещичьему хозяйству»12. В курфюр-
шестве Бранденбургском, в Средней Марке, за полвека, предшествующе-
го Тридцатилетней войне, было выкуплено 426 крестьянских участков,
Глава XXXIX. Аграрный строй в Германии
95
составлявших в общей сложности 1563*/3 гуф, и площадь помещичьих
земель (хозяйств) возросла в полтора раза — с 3228 до 4792 гуф13. В
Богемии в первой половине XVII в. образуются латифундии в 20 —30 тыс.
моргенов пахотной земли — лугов и пастбищ14. А в Мекленбурге из
121 /2 тыс. крестьянских дворов, насчитывавшихся в эпоху Тридцатплет-
ней войны, в 1848 г. сохранилось всего 1213. Усадьбы мекленбургских
дворян, которые отнимали у своих крестьян землю, сравнивали с берло-
гами хищных зверей, которые опустошают все окружающее и создают
тишину кладбища15.
Первоначально присоединение крестьянских дворов совершалось на
вполне законном основании. Оно происходило вследствие ухода крестьян
в города и оставления ими населенных дворов, либо посредством покуп-
ки земель у крестьян с их согласия, или же в виде отнятия земли у кре-
стьян, небрежно ведущих хозяйство и не отбывающих возложенных на
них повинностей. К этому присоединилось вскоре и лишение крестьян
земли, хотя и с вознаграждением их, с целью устройства на этих землях
новой помещичьей усадьбы и ведения самостоятельного хозяйства. Это
должно было повести вследствие широкого толкования к сильному обез-
земелению крестьян; курфюрсты Бранденбургские уже в 1540 и 1572 гг.,
ссылаясь на издавна существующий обычай, разрешают выкуп крестьян-
ских земель, если помещик сам желает проживать на этих участках16.
Если необходимость уплаты за отнятые земли свидетельствует, несо-
мненно, о наличности у крестьян в эту эпоху известных прав на них, то
впоследствии, в эпоху Тридцатилетней войны, помещики не только имели
все основания присоединять к своим имениям покинутые в большом ко-
личестве дворы, образуя таким путем крупные поместья, но и, пользуясь
обезлюдением сел, могли заселять их новыми колонистами на новых ус-
ловиях, при которых эти держатели могли бы быть лишены в любое вре-
мя занимаемых ими участков. Это последнее обстоятельство весьма суще-
ственно. Даже в тех случаях, когда мы находим в Пруссии наследствен-
ные держания, они сильно отличались от западногерманской наследствен-
ной аренды: получив во время Тридцатилетней войны даром от помещика
опустошенный участок с некоторым инвентарем, крестьянин, естественно,
не обладал никакими правами на это имущество. Он не мог не только
отчуждать или закладывать землю, но не вправе был даже распоряжать-
ся домом или живым инвентарем: кроме урожая, ничего ему не принад-
лежало. Во всех этих отношениях такие держания почти не отличались
от временных, которые могли быть отняты у крестьян в любое время.
Разница заключалась лишь в том, что в первом случае (при наследствен-
ном характере держания) земля переходила к наследникам, причем, од-
нако, среди них помещик по своему усмотрению выбирал одного и пере-
давал ему двор. Напротив, во втором случае — ненаследствеиные ласси-
ты — крестьянин был не чем иным, как батраком, который в виде
вознаграждения за свой труд — отбываемую им барщину — получал в
96
ИсторияэкономическогобытаЗападной Европы
пользование избу и клочок земли. В Мекленбурге, Голштинии, Лнфлян-
дии, Богемии (uneingekaufte Rustikalisten17), Моравии, Померании, Вос-
точной Пруссии держания последнего рода во второй половине XVII и в
первой половине XVIII в. были господствующими. Фактически нередко,
по далеко не всегда, они переходили к наследникам, но зависело это все
же от волн помещика Общий принцип состоял, во всяком случае, в том,
что «крестьянин не должен днем приготовлять себе постель, так как он
не может знать, будет ли он еще ночевать на том же месте»18
При таких условиях помещик имел, конечно, полную возможность
присоединять к своим имениям земли целых сел, как это совершалось в
Мекленбурге, Померании, Силезии, и неудивительно, что в Средней Мар-
ке (Бранденбургское курфюршество) число крестьянских дворов с 1624
до 1727 г сократилось с 7600 до 692219. Такими постановлениями, как
указ 1616 г. в Померании, указы 1621 г., 1633 г , 1654 г. в Мекленбурге,
допускавшими неограниченное Abschlachten der Bauern20, вполне призна-
валось отсутствие у крестьян каких-либо прав на землю. И как в этих
странах, так и в Шлезвиг-Голштинии и др. вплоть до начала XIX в. не
издавалось никаких распоряжений в защиту крестьянского населения21.
Иное дело - в Пруссии и Австрии. Здесь была сделана попытка
борьбы с Bauernlegen. Она вызывалась соображениями фискального
свойства: правительство было заинтересовано в том, чтобы помещичья
земля (Rittergul), освобожденная от земельной подати, не расширялась
на счет крестьянской. По этой причине, однако, дело ограничивалось
первоначально постановлением, что характер (крестьянских) земель ос-
тается тот же, независимо от того, кто в данное время владеет ими, и,
следовательно, уплачиваются те же подати (указ 1669 г. для Моравии,
1717 г. для Богемии); этим как бы санкционировался захват крестьян-
ских земель. Или же, ввиду того что подати в этих случаях перелагались
на остальные крестьянские земли, мероприятия правительства выража-
лись в требовании, чтобы на крестьянских землях никто, кроме крестьян,
не сидел (указ для Богемии 1751 г., для Моравии и Силезии 1768 и
1771 гг., эдикты Фридриха I 1709 г. и Фридриха Вильгельма 1714 и
1717 гг.) Но и здесь участь каждого отдельного крестьянина не охраня-
лась, а забота распространялась лишь на все крестьянство в целом, ибо
было безразлично, кто из крестьян сидел на данном дворе. Однако даже
эти умеренные постановления не достигали своей цели. Фридрих Виль-
гельм I, возмущенный поведением своего родственника маркграфа Швед-
ского, издал в 1739 г. приказ: «Чтобы ни одни вассал, кто бы он ни был,
начиная от маркграфов и вплоть до самого низшего, пе смел прогонять
крестьян с их дворов без достаточного основания и без немедленной пе-
редачи двора другому крестьянину». Но дворянство Восточной Пруссии
отказалось исполнить этот указ, ссылаясь на то, что на королевских до-
менах производится такое же сокращение крестьянских дворов; и дво-
рянству удалось добиться изменения этого указа в том смысле, что при
ГЛАВА XXXIX. АГРАРНЫЙ СТРОЙ В ГЕРМАНИИ
97
отсутствии надлежащих крестьян для передачи им освободившихся уча-
стков такая передача необязательна; это, конечно, лишало эдикт всякого
реального значения.
Еще менее могли быть осуществлены на практике мероприятия, не ог-
раничивавшиеся запрещениями лишения крестьян земли в будущем, но
имевшие в виду возвращение им земель, отнятых у них ранее и присое-
диненных к другим крестьянским участкам или помещичьим владениям.
Такая цель преследовалась Марией Терезией и Фридрихом Великим: те
земли, которые принадлежали в Силезии крестьянам до 1733 г., в Боге-
мии до 1751 г. и в Моравии до 1776 г., в Пруссии до Семилетней войны
(т.е до 1756 г.), подлежали возвращению. В Восточной Пруссии указ
Фридриха Великого вовсе не был приведен в исполнение, как это обна-
ружилось в 1806 г. (и тогда 1756 г. был заменен 1772); Западная Прус-
сия была присоединена лишь в 1772 г., так что указ мог быть применен
лишь значительно позже. Только в Силезии он строго проводился, не-
взирая на личность землевладельца, и восстановленные дворы составили
3,5% всех крестьянских дворов. Но в 1807, а еще более в 1816 г. всякая
охрана крестьянских земель была в Пруссии отменена; в Австрии же она
продолжала действовать вплоть до 1848 г.22
Не лучше обстояло дело к востоку от Эльбы в отношении личных
прав крестьян. Правда, первые шаги в смысле сокращения личных прав
относятся также к XV и XVI вв. В Восточной Пруссии зачатки прикреп-
ления к земле появляются уже в XV в., в Померании крестьяне были
прикреплены в середине XVI в. То же наблюдается в разных областях и
в отношении обязанности крестьян и их детей служить помещику23.
В XVII в. и первой половине XVIII в. положение ухудшается. Кре-
стьяне рассматривались как принадлежность данного поместья, как вещь,
но находящаяся в собственности не лица, а другой вещи24. В Померании
их называли недвижимостью, капиталом, вложенным в поместье и оце-
ненным вместе с последним25. Вся их рабочая сила принадлежала поме-
стью, барщина не была ограничена, — такая нерегулированная барщина
считалась «прекраснейшей жемчужиной дворянских имений»26; в лучшем
случае (если она была ограничена) она равнялась 3—4 или чаще 5 — 6
дням в неделю27. С расширением имений и барщина должна была воз-
растать, ибо «возделывать поля наемными людьми значило бы черпать
воду решетом», — гласит чешская пословица28. В некоторых местностях,
как, например, в Восточной Пруссии, мы находим и значительное коли-
чество личносвободных, нанимаемых помещиками в качестве батраков,
но и здесь большая часть работ производилась в качестве барщины29. Все
свос время крестьянин проводит на помещичьих полях, подгоняемый
управителями с кнутом в руках, почему последних и называли в Австрии
«карабачниками»30; лунными ночами он вынужден пользоваться для об-
работки изнуренными лошадьми своего собственного участка, как это со-
общали очевидцы на основании своих наблюдений в Померании и Гол-
98
История экономического быта Западной Европы
штинии31. Не только крестьянин, но и семья его (дети) обязаны работать
на помещика (Gesindezwangsdienst); без согласия его никто пе может на-
ниматься на работу в других местах, не может вступать в брак н т.д. Но
в то же время крестьяне продавались и без земли, отдавались внаем, об-
менивались и закладывались. Это мы находим и в Бранденбурге, и в
Восточной Пруссии, и в Шлезв11Г-Голп1ГШ1ии; в Мекленбурге продажа
без земли была признана в 1757 г 32 Крестьян проигрывали в карты, вы-
менивали на собак, продавали с публичного торга; говорили о настоящей
торговле неграми33.
Как утверждает Кнапп, крепостное право позднего, как и раннего
Средневековья не было институтом, предназначенным для мучения лю-
дей34; но подобная характеристика применима к крепостничеству, кото-
рое мы находим в Восточной Германии в XVII - XVIII вв. Крестьян даже
называли рабами «в том широком смысле, как это понимает римское
право»; утверждали, что их личность и имущество принадлежит господи-
ну35. Барщина здесь превратилась в «египетские казни», в мучения, ка-
ких себе пе позволяют «даже турки и другие язычники»; она не оставля-
ла крестьянину «ничего, кроме жизни в голоде и нищете», и приводила
от времени до времени к бунтам, сопровождавшимся жестокостями с обе-
их сторон36.
Однако даже в ту эпоху, когда крепостное право существовало во
всей силе, барщина в Пруссии едва ли составляла главную долю кресть-
янских повинностей. Правда, помещик брал к себе на работу своих же
крестьян, но он должен был кормить их и держать собственный рабочий
скот и собственные земледельческие орудия. А во время посева и уборки
урожая ему приходилось нанимать и вольных батраков37.
Согласно земскому уложению (Allgemeines Landrecht) 1794 г., рабст-
во, право распоряжаться человеком как вещью, дарить, закладывать,
продавать людей без земли, воспрещать им вступление в брак, было уп-
разднено. Крепостное состояние сохранялось, но крестьяне могли приоб-
ретать собственность и приносить в суд жалобы на своего помещика.
Барщина могла отбываться лишь в том же имении, где находились кре-
стьяне (а не в ином, принадлежавшем помещику), и только в виде сель-
скохозяйственных работ (но не на фабриках) и должна было произво-
диться согласно урочным положениям с точным определением времени.
Исключение составляли работы по возведению и ремонту хозяйственных
построек, которые не были урегулированы.
1 См. особ.: Knapp G. Bauernbefreiung. Bd. I. Einleitung. 1887. Fuchs. Epochen der
deutschen Agrargeschichte- Caro. Probleme der deutschen Agrargeschichte // Vlerteljahr-
schrifl for Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. Jordan-Rozwadowski. Die Bauern des 18. Jahr-
hunderts // JahrbUcher fUr NationalOkonomie und Statistik. Laniprecht. Deutsche Geschichte.
Bd. IX. 1907. S. 217'282. Below. Probleme der Wirtschaftsgeschichte. 1920. Bd. II.
2Ludwig. Der badische Bauer im 18. Jahrhundert. S. 18—32, 52-65, 85-86.
’Ibid. S. 33 — 52. Однородные явления в Вюртемберге {Knapp Th. Die Grundherrschaft
глава ХХХ1Х. Аграрный строй в Германии 99
ип sbdwesthchcn Deutschland vom Ausgang des MiLtelalters // Zeitschrift der Savigny-
Stiftung fUr Recbtsgeschichte Germanistische AbLcilung. Bd. XII). И в Бадене охотничьи
наклон!юсти маркграфа наносили большой вред крестьянам: несмотря на доброжелатель-
ное отношение к ним государей-сеньоров, нм запрещалось бороться с кабанами, которые
иногда даже днем стадами опустошали виноградники; им запрещалось устраивать изгороди
с заостренными кольями и размером выше, чем до пояса, так как иначе дпчь, при переска-
кивании через них па крестьянские ноля, могла бы причинить себе вред (Ludwig. Der
badlsche Ba«ci im 18. Jahrhundert. S. 92).
4 Wittich Die Grundherrschaft in Nordwestdeulschland. S. 21, 26, 32-35, 44, 63 — 67,
82 - 83. 358, 377 - 392, 409-411.
Ibid. 5 57, 61, 393 - 399, 406 409.
6 Knapp G. Grundherrschaft und RitLergut. 1897. S. 14 —17, 185 ff., 217-219.
7 Ibid. S 85.
8 Hausmann. Der GrundentlasLung in Bayern. 1892, S. 34 ff., 54 ff., 65 — 66.
9 Ibid. S 7, 16— 17, 20, 23—27. Schmekle. Der Staatshaushalt der Herzogtums Bayern
im 18. Jahrlwndert 1900. S. 46. Knapp Th. Die Grundherrschaft im sbdwestlichen Deutsch-
land vom Ausgang des MiLtelalters // Zeitschrift der Savigny-Stiftung fUr Recbtsgeschichte.
Germanistische Abteilung. Bd. XII. S. 24 , 26.
’° Grossmann. Gulsherrlich-bauerliche Verhaltnissc in der Mark Brandenburg im 16—18.
Jahrhunderte 1890. S. 5. Dcssmann. Geschichte des Schlcsischen Agrarverfass. 1904. S. 18.
Knothe. Die Stellung der Gulsuntertanen in der Oberlausilz. S. 209, 221. Aubin. Die Einfluss
der Rezeption des rdmischen Rcchts auf den deutschen Bauernstand // JahrbUcher filr Na-
tionalbkonomie und SLatistik. Bd. 44. 1912. S. 732.
11 Wittich. Dio Grundherrschaft in Nordwestdcutscldand. S. 21 —18.
,2 ЯмЖ Gutshcrrlich-bauerhchen Verhhltnisse in Ostpreussen. 1890. S. 59, 63, 66.
Aubin. Die Amfluss der Rezeption des rdmischen Rechtes auf den deutschen Bauernstand. S
732 Grossmann Gutsherrlich-biiuerliche VerhUltnisse in der Mark Brandenburg im 16—18.
Jahrhunderte. S. 6. Dessmann. Geschichte des Schlcsischen Agrarverfassung. S. 47. Schulze.
Kolonisierung und Germanisierung. S. 338. Fuchs. Der Untergang des Bauernstandes und
das Aufkommcn der Gulsherrschaften. S. 130. Idem. Zur Geschichte der gutsherrlich-bauer-
lichen VerhUitnisse in der Mark Brandenburg // Zeitschrift der Savigny-Stiftung filr Rechts-
geschichte. Germanistische Abteilung. Bd. XII. 1891. Briinneck. Die Leibeigenschaft in Pom-
mem // Zeitschrift der Savigny-Stiftung fur Rechtsgeschichte. Germanistische Abteilung.
Bd. IX 1888 ’
l i Grossmann. Gutsherrlich-bauerliche Verhultnisse in der Mark Brandenburg im 16—18.
Jahrhunderte. S. 28.
14 Grilnberg. Die Bauernbefreiung und die Aufldsung der guts he rrlich-bUu er lichen Ver-
haltnisse in BOlunen, Muhren, Schlesien. Bd. I. 1893. S. 39, 106.
15 Sugenheim. Geschichte der Aufhebung der Leibeigenschaft. 1861. S. 443.
16 Knapp G. Bauernbefreiung. Bd. I. S. 37 — 39. Grossmann. Gutsherrlich-biiuerliche
VerhUltnisse in der Mark Brandenburg im 16—18. Jahrhunderte. S. 15. Fuchs. Der Untergang
des Bauernstandes und das Aufkommen der Gutsherrschaften. 1888. S. 59. Aubin. Die Ain-
fluss der Rezeption des rdmischen Rechtes auf den deutschen Bauernstand. S. 130.
17 (Некупленные крестьяне (мел.).]
^Haitssen. Die Aufhebung der Leibeigenschaft in den HerzogtUmern Schleswig und Hol-
stein. 1861. S 17. Knapp G. Bauernbefreiung. Bd. I. S. 47 — 50. Griinberg. Die Bauernbefrei-
ung und die Aufldsung der gutsherrlicb-biiuerlichen Verhaltnisse in Bdhmen, Mlihren, Schle-
sien. S. 55 ff., 70. Grossmann. Gutsherrlich-biiuerliche Verhaltnisse in der Mark Brandenburg
im 16-18. Jahrhunderte. S. 90 ff. Briinneck. Leibeigenschaft in Pommern. S. 104 ff. Fuchs.
Der Untergang des Bauernstandes und das Aufkommen der Gutsherrschaften. 1. c.
™ Grossmann. Gutsherrlich-bauerliche Verbilltnisse in der Mark Brandenburg im 16—18.
Jahrhunderte. S. 17.
20(Убнетво крестьян (исл.).]
100
История экономического быта Западной Европы
21 Biiklau. Leibeigenschaft in Mecklenburg. S. 409-410. Knapp G. Bauernbefreiung. Bd. 1.
П. S. 21. Lamprecht. Deutsche Geschichte. Bd. IX. S. 260. Fuchs. Der Untergang des Bau-
ernstandes und das Aufkommen der Gutsherrschaften. S. 17—18, 43 ff., 68 ff.
22 Dessmann. Geschichte des Schlcsischen Agrarverfass. S. 47. Schulze. Kolonisierung und
Germanisierung. S. 95 ff. Griinberg. Die Bauernbefreiung und die Aufldsung der gulsherrlich-
biiuerlichen Verhaltnisse in Bbhmen, Mahren, Schlesicn. Bd. I. S. 56, 121 -123, 242—253.
Knapp G. Bauernbefreiung. Bd. I. $. 51—53. Grossmann. Girtsherrlich-bauerlirhc Verhalt-
nisse in der Mark Brandenburg im 16-18. Jahrhunderte. S. 88 Goltz. Geschichte der
deutsrhen Landwirtschaft. Bd. 1. S. 421.
u Aubin. Gutsherrlich-bauerlichen Verhaltnisse in Ostpreussen S. 41, 95, 129, 133.
Auto'». Die Amfluss der Reception des rbmischen Rechles auf den deutsehen Bauernstand. S.
734 ff. Fuchs. Der Untergang des Baucrnstandes und das Aufkommen der Gutsherrschaften.
S. 50, 54 , 68, 71. Grossmann. Gutsherrlich-bauerliche Verhaltnisse in der Mark Brandenburg
im 16—18. Jahrhunderte. S.14, 36. Knothe. Die Stetlung der Gutsuntertancn in der Oberlau-
sitz. S. 246, 261. Вц/ппе. Gutshcrrlich-bauerliche Verhaltnisse in der Provinz Ostpreunssen. S. 5.
2 ,1 Biihlau. Leibeigenschaft in Mecklenburg. S. 413.
25 Fuchs. Der Untergang des Bauernstandes und das Aufkommen der Gutsherrschaften.
S. 174— 176.
M Hausmann. Der Grundentlastung in Bayern. S. 60.
21 Aubin. Gutsherrlich-bauerlichen Verhaltnisse in Ostpreussen. S. 168.
28 Griinberg. Die Bauernbefreiung und die AuflCsung der gutsherrlich-bauerlichen Ver-
haltnisse in Bbhmen, Mahren, Schlesion. S. 38.
Aubin. Gutsherrlich-bauerlichen Verhaltnisse in Ostpreussen. S. 157— 165.
30 Griinberg. Die Bauernbefreiung und die AuftOsung der gutsherrlich-bauerlichen Ver-
haltnisse in Btthmen, Mahren, Schlesien. S. 107.
31 Hanssen. Die Aufhebung der Leibeigenschaft in den Herzoglliinern Schleswig und Hol-
stein. S. 25. Knapp G. Bauernbefreiung. Bd. I. S. 70.
32 Grossmann. Gutsherrlich-bauerliche Verhaltnisse in der Mark Brandenburg im 16-18.
Jahrhunderte. S. 54. Brilnneck. Leibeigenschaft in Ostpreussen. P. 54, 59. Hanssen. Die Auf-
hebung der Leibeigenschaft in den Herzogtumern Schleswig und Holstein. Cp.: Sering. Er-
brecht und Agrarverfassung etc. Bdblau. Leibeigenschaft in Mecklenburg.
33 Transehe-Roseneck. S. 163. Fuchs. Der Untergang des Bauernstandes und das Aufkom-
men der Gutsherrschaften. S. 170.
;M Knapp G. Grundherrschaft und Rittergut. S. 84.
:t t Grossmann. Gutsherrlich-bauerliche Verhaltnisse in der Mark Brandenburg im 16-18.
Jahrhunderte. S. 94. Transehe-Roseneck. S. 263.
Knapp G. Bauernbefreiung. Bd. I. S. 42. Bd. II. S. 44.
37 Cm.: Thaer. System der rationalen Landwirschaft. 1809. Bd. 1. S. 64 ff., 149.
Отдел ill. формы промышленности
и РАБОЧИЙ КЛАСС
ГЛАВА XL
ОБЩИЙ ХАРАКТЕР ПРОМЫШЛЕННОЙ ПОЛИТИКИ
Производство для городского рынка заменяется в XVI —XVIII вв. на-
циональной, работающей для всей страны, промышленностью; городская
промышленная политика постепенно уступает место государственной,
территориальной промышленной политике. Последняя направлена преж-
де всего к устранению хозяйственной самостоятельности отдельных горо-
дов, к уничтожению их штапельного права; в Бранденбурге, например,
большинство городов уже не имело права задерживать провозимые това-
ры. Далее, целью ее является отмена внутренних таможен, отделявших
отдельные провинции и части страны друг от друга. Так, Кольбер соеди-
нил всю Северную и среднюю Францию в одну территорию под названи-
ем provinces de cinq grosses fermes1 и уничтожил большую часть сущест-
вовавших в их пределах местных таможен, заменив их одним общим та-
рифом 1664 г.; этот тариф был ниже того, что прежде платилось в сумме
на внутренних таможнях. Точно так же в 1707 г. упразднены таможни,
отделявшие Англию от Шотландии. Эта политика направлена, наконец, к
устройству шоссейных дорог и каналов для создания из страны одного
общего, цельного рынка, к организации почтовых сообщений и облегче-
нию торговых операций2.
По существу своему промышленная политика этого периода не пред-
ставляет, как указано выше, ничего нового; она является лишь примене-
нием тех принципов протекционизма, которых придерживались ранее
отдельные города, к целым государствам; она переходит от самодовлею-
щего города к самодовлеющему государству. В Средние века город, по-
кровительствуя собственным ремеслам, не допускал или по крайней мере
сильно стеснял привоз произведенных вовне промышленных изделий.
Подобно этому, и государство XVI —XVIII вв., поощряя конкуренцию
внутри страны, старалось запретительными пошлинами и даже запреще-
ниями ввоза оградить себя от иностранных промышленных изделий.
Действительно, чем раньше устанавливается свобода обмена внутри госу-
дарства, чем раньше устраняются внутренние преграды, тем ранее прово-
дится и государственная запретительная система в виде стеснений приво-
за, перенесенных по мере уничтожения внутренних преград на границу
государства.
102
История экономического быта Западной Европы
В Англии во второй половине XIH в. появляются первые соглашения
между городами с целью облегчения ввоза товаров и в той же второй по-
ловине ХШ в. издается первое (временное) запрещение ввоза изделий
иностранной промышленности — именно иностранного сукна. В XIV же
веке (1355 г.) присоединяется запрещение ввоза железа, в середине XV в.
(1455 г.) — запрещение ввоза шелковых изделий, а затем, в 1464 г. по-
является запрещение ввоза целон массы товаров, почти всех изделий
промышленности Таким образом, ясно выраженный таможенный про-
текционизм находим в Англии уже в XIV XV вв., а не только в XVII —
XVIII вв., как обыкновенно утверждают, т.е. протекционизм, проводимый
государством, возникает одновременно с установлением свободы обмена
внутри страны. Во Франции в XV-XVI вв. устанавливаются лишь времен-
ные запрещения ввоза английского сукна л ост-индского шелка; в XVII в.
издаются запрещения ввоза венецианских зеркал и кружев (в 1671 г.), по
запретительная система здесь вполне применяется лишь с конца XVIII в.,
со времени объединения страны в одно целое, уничтожения всех сохранив-
шихся еще таможен между провинциями, речных и дорожных сборов. В
период 1727 —1786 гг. было отменено около 4 тыс. сборов, столь тормо-
зивших товарообмен3. В Австрии с 1713 г. пограничные пошлины заменя-
ются запрещениями ввоза, которые относятся, однако, лишь к отдельным
австрийским областям, в зависимости от того, какие товары в каждой из них
производятся. Одновременно делаются попытки уничтожения различных
дорожных сборов и превращения хотя бы каждой провинции в одно та-
моженное целое, при ввозе в которое товары облагались бы только один
раз, на границе. Но лишь в 1775 г. вошел а силу один общий для всех
немецких и славянских областей таможенный гарис|>, который также был
распространен и на Галицию. Установление тарифа сопровождалось от-
меной городских, земских и имперских таможен между провинциями — в
то же время при Марии Терезии господствовала запретительная система.
В Пруссии в XVII в. появляются запрещения ввоза изделий из меди и
олова (1654 г.), железных товаров (1666г.), стекла (1658 г.), еще рань-
ше — сукна; с XVIII в. устанавливаются запрещения ввоза произведений
вновь созданных при Фридрихе Великом отраслей промышленности4.
В Австрии, Пруссии, Баварии и прочих германских странах запреще-
ния привоза составляют обычное и повседневное явление: лишь только
создается какое-либо предприятие в стране, как наряду с прочими при-
вилегиями оно снабжается запрещением привоза иностранных товаров
того же рода, какие оно изготовляет. Запрещения обходились лишь бла-
годаря тому, что купцы умели убедить правительство в том, что приве-
зенные ими товары иного рода и качества, чем выделываемые предпри-
ятием, а также благодаря системе особых паспортов, выдаваемых с со-
гласия данного предприятия на привоз товаров и фактически получаемых
(за плату) без особого труда.
________ Глава XL. Общий характер промышленной политики________юз
Наряду с запрещениями привоза широко распространены и запреще-
ния вывоза — сырых кож, железа, меди, леса, поташа, пеньки, льна,
тряпок, сала, в особенности же шерсти — в интересах сохранения сырья
для различных отраслей промышленности. В Бранденбурге, впрочем,
дворянству и духовенству был дозволен вывоз шерсти; в Бадене вывоз
дозволен с особого разрешения. По общему правилу, в первую очередь
торговцы обязаны были снабжать шерстью суконщиков местных, но по-
следние не должны торговать шерстью. Во Франции запрещение вывоза
шерсти встречается уже в XIII в., но широко применяется (как и запре-
щение вывоза льна, пряжи, красильных веществ) лишь с XVI в.; в Анг-
лии с конца XV в. находим запрещение ввоза шерсти и с середины XVII в.
запрещение вывоза.
Фридрих Великий так мотивировал свою запретительную систему:
«Вы знаете мое государство. Почва песчаная, сухая и неблагодарная, она
слишком мало производит хлеба. Скот малорослый, тощий и в малом
количестве, приходится его добывать из Польши. Оливковое масло, пря-
ности, сахар, кофе и сотню других продуктов необходимо доставлять из-
за границы, что отнимает большое количество денег из страны. Если бы
я разрешил своим подданным импортировать иностранные промышлен-
ные изделия, которые, правда, соответствовали бы их вкусу, что тогда
случилось бы в самый краткий срок, когда роскошь распространилась во
всех странах? Они бы скоро за шерсть, холст и лес — наши единствен-
ные предметы экспорта — истратили все полученные наличные деньги.
То, что вы мне рассказываете о торговле и промышленности, прекрасно;
промышленность, правда, грудь, из которой сосет страна, а торговля -
живая душа государства; но это относится лишь к тем странам, где про-
мышленность — укрепление и основа торговли, а торговля — деловой
человек для промышленности; тогда соперничество — лучшее средство
для усовершенствования искусств. Но в моем государстве дело обстоит
иначе: промышленность еще в колыбели, а торговля — не что иное, как
подручный иностранной торговли. Я запрещаю привоз, насколько могу,
ибо это единственное средство заставить моих подданных делать само-
стоятельно то, чего они получить не могут. Я признаю, что вначале они
будут плохо выполнять дело, но со временем оно усовершенствуется, -
надо для начала иметь терпение. Я даю привилегии (монополии, патен-
ты), я дал много ссуд предприятиям, превышающих миллион талеров, не
считая освобождения от акциза. У меня плохая почва, почему я должен
дать время деревьям, которые я сажаю, пустить корни и набрать сил,
прежде чем я могу требовать от них плодов. Пускай народ кричит по по-
воду запрещений, лишь бы не было контрабанды. Мой народ должен ра-
ботать и стал бы ленивым, если бы промышленность не имела достаточ-
ного сбыта».
Далее, если в средневековом городе не имелось какого-либо промыс-
ла, то он старался переселить к себе иноземных ремесленников соответ-
104
История экономического быта Западной Европы
ствующей специальности. И точно так же, привлекая различными льго-
тами иностранных мастеров, все государства в XVII —XVIII вв. старают-
ся насадить у себя новые, отсутствовавшие у них ранее отрасли промыш-
ленности: производство шелковых и бумажных тканей, вязаных изделий,
лент, ковров, кружев, зеркал, фарфора, стекла, часов, обоев, мыла. При
этом новые предприятия получают всевозможные льготы: освобождение
от налогов, от постоя, значительные денежные пособия, здания, премии
па вывозимые товары. Особенно важным являлось предоставляемое им
обыкновенно монопольное право производства it сбыта товаров в извест-
ном районе — аналогия средневековым цеховым монополиям в пределах
города. К этому присоединяется запрещение всем другим переманивать к
себе лиц, работающих в данном привилегированном предприятии, и пре-
следование бежавших из предприятий рабочих.
Так, при Кольбере на поддержку одной лишь ковровой, шелковой и
кружевной промышленности было истрачено 5,5 млн ливров, около 2 млн
па суконные предприятия. Учрежденная при Кольбере ковровая ману-
фактура в Бове получила исключительную привилегию производства на
30 лет; компания по производству (венецианских) кружев — привилегию
на 9 лет и право изготовлять кружева во всей Франции; она строила за-
ведения в Реймсе, Алансоне, Бурже и т.д. Точно так же предприятия по
производству крепа, неизвестного ранее Франции, шелковых чулок, ко-
торые также ранее не производились, суконная мануфактура голландца
Ван Робе (Van Robais), мануфактуры по производству мыла и т.д. - все
они получали привилегию на известное время. К этому присоединились и
иные всевозможные льготы, предоставляемые предпринимателям и рабо-
чим, материальные и юридические, - все это ради насаждения новых от-
раслей промышленности в стране5. «В течение 20 лет, - говорит Шап-
таль, — Франция заняла положение, равное Испании и Голландии в су-
конном производстве, равное Брабанту в области кружев, Италии — в шел-
ковой промышленности, Англии — в вязальной, Германии — в области ме-
таллических изделий, Голландии — в изготовлении полотна»6.
Подобным же образом создавал новую промышленность и Фридрих
Великий при помощи гугенотов: производство всевозможных вязаных
изделий на новом вязальном станке — чулок и штанов, ковров, перчаток,
шляп и т.д.; производство новых сортов сукна — лучшего качества,
иных цветов; производство шелка и шелковых изделий, отчасти на лен-
точном станке; производство обоев, мыла, фарфора. Все это были новые
отрасли промышленности, и при введении их предприниматели получали
денежные пособия, строительные материалы, здания, вывозные премии,
ссуды и подарки7.
Было бы ошибочно предполагать, что Англия обходилась без такого
покровительства промышленности, как это иногда указывают. В Англию
уже в XIV в. привлекались фламандские и брабантские ткачи, и в 1337 г.
всем иноземным суконщикам обещана была защита короля и различные
Глава XL. Общий характер промышленной политики______105
вольности. Им было обещано «хорошее пиво, хорошее мясо, хорошие
постели и еще лучшие подруги, которые бы разделяли с ними постель,
ибо английские девушки славились своей красотой». Ко времени того же
Эдуарда III относится приглашение в Англию голландских часовщиков, к
XV в. - привлечение голландских солеваров и богемских рудокопов. В
XVI в. переселились в Англию немецкие оружейники и производители
стекла из Италии; монополию получили итальянцы, производившие ат-
ласные и полубумажные материи. Много новых отраслей производства
создано было в Англии при посредстве иностранцев в эпоху Елизаветы:
производство мыла, селитры, испанской кожи (желтой), оконного стек-
ла, парусов и т.д. Вводившие их иностранцы получили патенты - ис-
ключительную привилегию производства. Конечно, это были все новые
для Англии отрасли производства или по крайней мере производство из-
делий новых лучших сортов, иными способами; в этом смысле, как ука-
зывает Далле8, можно говорить об изобретениях, как их и называли (in-
vention). Но и Кольбер, Фридрих Великий, Мария Терезия и другие го-
судари этой эпохи ведь действовали подобным же образом: оказывали,
как мы видели, покровительство новым, ранее неизвестным в стране от-
раслям промышленности9.
Прежде город стеснял вывоз хлеба в другие местности, желая обеспе-
чить свое население съестными припасами; жителей же окрестных сел
заставляли приобретать промышленные изделия на городском рынке, не
давая им заводить у себя ремесла. Такой же политики придерживалось и
государство рассматриваемого периода. И оно стесняло вывоз хлеба из
страны в интересах национальной промышленности, так как дешевый
хлеб должен был повлечь за собой и низкую заработную плату, — в та-
ком смысле понимались интересы промышленности. Оно не допускало,
далее, как мы видим, вывоза необходимого для национальной промыш-
ленности сырья, в особенности шерсти, льна. И оно всеми силами проти-
водействовало развитию промышленности в селах: во Франции полная
свобода в этом отношении устанавливается лишь эдиктом 1762 г., хотя
фактически кустарная промышленность в деревнях уже раньше успела
распространиться и указ 1762 г. лишь признал факт ее существования. В
Пруссии еще в 1718 г. допускалось лишь известное число мастеров раз-
личной специальности в деревнях. Но в течение XVIII в. сельское ткаче-
ство в Померании, Бранденбурге и других областях Пруссии было уже
широко распространено. В Англии сельским ткачам шерстяных материй
не дозволялось работать более чем на двух станках и иметь свыше двух
учеников; лицам, которые и ранее занимались этим промыслом, дозволя-
лось селиться повсюду; тем же, кто вновь берется за это производство,
разрешалось заниматься им лишь в тех местностях, где сукно производи-
ли в течение не менее десяти последних лет. В течение XVII в. в Англии
уже не делалось никаких попыток к ограничению сельской кустарной
промышленности, а указ 1694 г. даже отменял установленное в XVI в.
106
История экономического быта Западной Европы
для сельских ткачей ограничение числа учеников. Точно так же колонии,
на которые государство смотрело как на расширенную сельскую область,
должны были снабжать метрополию сырьем для непосредственного по-
требления или для производства; но они пе могли производить промыш-
ленных изделий, из-за чего в результате и произоигла война между Анг-
лией и ее североамериканскими колониями, окончившаяся отпадением
тринадцати колоний.
Наконец, прежде регламентация производства и сбыта находилась в
руках отдельных цехов. Теперь она переходит к государству; последнее
определяет качество материала и продукта, размер его, вес, создает уч-
реждения для обязательного осмотра изготовленных товаров и наложе-
ния клейма па них. Регламентировались государством и употребляемые в
производстве орудия: несоответствующие регламентам инструменты под-
лежат уничтожению в присутствии инспектора мануфактур, гласит по-
становление Кольбера. Точно так же определялось количество ставков,
которым может давать заказы предприниматель, число учеников и рабо-
чих, заработная плата последних.
Переход от городской к государственной промышленной политике,
переход к меркантилизму произошел, конечно, лишь постепенно и мед-
ленно. В одних государствах, как в Англии, Италии, он совершился
раньше, уже в XV в., в других — Франции, Пруссии, Австрии — позже.
Окончательное объединение Франции в национальное в хозяйственном
отношении государство совершилось пе ранее революции; объединение
Пруссии и Австрии — только в XIX в. Борьба с городами, цехами и от-
дельными владетельными князьями, отстаивавшими свои привилегии,
была весьма упорна. Точно так же лишь шаг за шаг-ом торговцам в борь-
бе с цехами, опиравшимися на свое исключительное право сбыта про-
мышленных изделий, удалось отвоевать себе свободу продажи в городе
большей части произведенных в других местах промышленных продуктов.
В результате в пределах государства или по крайней мере той или
другой части его возникла конкуренция; образовалось разделение труда
между отдельными местностями, которые стали развивать различные
специальности. Промыслы, которые прежде имелись повсюду, стали в
некоторых случаях исчезать под влиянием конкуренции привозного това-
ра; так, например, исчезла выделка тканей в XVI —XVII вв. в различных
французских городах, прекратилось производство металлических предме-
тов во многих немецких городах вследствие конкуренции нюрнбергских
металлических товаров. В других местах, наоборот, промышленность те-
перь производила для широкого рынка: например, английская суконная
промышленность, лионская шелковая, золингенский ножевой промысел.
Эта промышленность, работавшая для широкого рынка, принимала двоя-
кую форму: иногда это были мануфактуры — централизованные пред-
приятия, где в помещении предпринимателя и под его руководством из-
готовлялись товары; более часто, однако, встречаем другую форму —
Глава XL. Общий характер промышленной политики 107
кустарную промышленность, где сбыт находился в руках скупщика, и на
последнего работали у себя на дому кустари-рабочие.
В сочинениях по истории английской промышленности (Бейнс, Эл-
лис, Роджерс) мы обыкновенно не находим упоминания о кустарной или
домашней промышленности. Все то, что не отнесено к фабричному (или,
как оно именуется нередко, капиталистическому) производству, рассмат-
ривается в качестве ремесленной формы промышленности (или мелкого
производства), которая и считается господствующей вплоть до конца
XVIII в. — до появления фабрик. Такую же точку зрения мы находим
долгое время у немецких писателей. Юстус Мезер в XVIII в. понимает
под «ремесленниками» не только кустарей, работающих на скупщика, но
и самих скупщиков, сбывающих эти изделия, называя их «торгующими
ремесленниками». Правда, уже в 1828 г. у Морица Моля встречается
упоминание о такой форме производства, где мастера производят у себя
на дому, по заказу скупщика, причем производство предназначено для
широкого рынка. Несмотря на это, еще долго немецкие писатели знают
только Handwerk и Kleingewerbe (а не Hausindustrie, Verlagssyslem —
домашняя промышленность); период господства ремесленного производ-
ства совпадает у них с эпохой существования цехового строя; внешнюю
форму в виде цеховой организации они смешивают с характером про-
мышленности; между тем, цеховую организацию может иметь не только
ремесло, но и домашняя промышленность. Только новейшие исследовате-
ли (Шмоллер, Тун, Бейн, Трелыпш, Штида и др.) выделяют Hausindus-
trie или Verlagssystem в качестве самостоятельной формы промышленно-
сти. Французские писатели и до сих пор часто не знают домашней фор-
мы производства, в особенности когда речь идет о прежних эпохах10, а
говорят лишь о ремесле и фабрике. Даже Анри Сэ, подчеркивающий то
обстоятельство, что во Франции — так же, как в Англии, — промыш-
ленному капиталу и в области индустрии предшествовал коммерческий,
который старался объединить в своих руках сбыт изделий мелких масте-
ров, все же нередко противополагает по-прежнему крупной промышлен-
ности мелких ремесленников, работающих вплоть до революции с немно-
гими помощниками или вовсе без них, — явление наиболее обычное11.
Совершенно неправильна точка зрения Ван Гутта, который противопос-
тавляет корпоративной организации крупную индустрию, полагая, что в
первом случае мы имеем перед собой несомненно ремесло. Между тем
сплошь и рядом члены цехов являлись кустарями12. Впервые резкое раз-
граничение между ремеслом, кустарной промышленностью и централизо-
ванной мануфактурой в отношении Франции проведено у проф. Е. В. Тарле
в его труде о рабочем классе во Франции в эпоху революции13.
Между тем существование домашней промышленности отметил и дал
ей исчерпывающую характеристику еще московский профессор А. Корсак
в своем сочинении, относящемся к 1861 г., в нем имеется уже и самое
название этой формы производства. Корсак указывает «на одну весьма
18 3-168
108
ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО БЫТА ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
замечательную форму производства, которая во многом отличается от
всех других, существующих в настоящее время. Ее можно назвать до-
машней, в отличие от фабричной и мануфактурной, сосредоточенной на
фабриках и мануфактурах, и от ремесленной, которая производится в
мастерских. У нас она называется вообще кустарной и составляет один из
видов производства в малом виде, подобно ремесленной, но в то же вре-
мя имеет близкое отношение к производству в большом виде, которое
вполне выражается в промышленности фабричной и мануфактурной».
Однако, говорит он далее, «у нас понятие о кустарной промышленности
и ремеслах часто не отделяется одно от другого, хотя экономическое по-
ложение ремесленника и бывает весьма различно»14.
Одним из первых, обративших внимание на кустарную форму про-
мышленности, был Маркс. Он имел в виду, однако, не ту кустарную
промышленность, которая существовала в эпоху господства этой формы
производства, а современную ему, когда в значительной мере имелась
смешанная форма - владелец фабрики и централизованной мануфакту-
ры в то же время часто раздавал работу на дом кустарям. «Современная
так называемая домашняя промышленность, — говорит Маркс, - не
имеет ничего общего, кроме названия, с той старомодной формой, кото-
рая предполагает существование городского независимого ремесла, само-
стоятельного крестьянского хозяйства и в особенности дома для рабочей
семьи». Маркс здесь противопоставляет действительную кустарную, или
домашнюю, капиталистическую промышленность некапиталистическим
формам производства, которые также происходили на дому, — ремеслу и
производству изделий для потребностей крестьянского хозяйства. «Она
теперь, — продолжает он, — превратилась в отделение фабрики, ману-
фактуры или магазина. Наряду с фабричными рабочими, мануфактур-
ными рабочими и ремесленниками, которых капитал объединяет по месту
в больших количествах и которыми он непосредственно командует, капи-
тал приводит в движение посредством незримых нитей другую армию -
рассеянных по большим городам и деревням работающих у себя на дому
рабочих». Маркс приводит в виде примера производство в Англии белья,
плетения соломы, кружевной промысел. Отделка кружев происходит на
дому либо в так называемых «Mistress Houses» (мастерских, принадле-
жащих женщинам) или в частных квартирах одинокими женщинами или
работающими вместе с детьми. Женщины, содержащие «Mistress Houses»,
сами бедны. Помещение, где работают, составляет часть их квартиры.
Они получают заказы от фабрикантов, владельцев магазинов и т.д. и
применяют труд женщин, девушек и детей в зависимости от величины их
комнат и меняющегося спроса па производимые ими товары. Число на-
нимаемых работниц колеблется между 20 и 40 в одних, между 10 и 20 в
других мастерских. Средний наименьший возраст, с которого начинают
работать дети, составляет б лет, в некоторых случаях он, однако, ниже —
5 лет. Обычно труд продолжается с 8 ч. утра до 8 ч. вечера с перерывом
Глава XL. Овщий характер промышленной политики
109
в полтора часа па принятие пищи15.
Здесь, таким образом, идет речь о работе по заказу торговца или про-
мышленника на дому у рабочего или в мастерской, содержимой посред-
ником. И эти мастерские являются, несомненно, кустарными предпри-
ятиями, так как владельцы их не представляют собой самостоятельных
работающих па собственный счет мастеров, а производят за страх и риск
капиталиста, снабжающего их сырьем.
Но возникшая конкуренция была значительно стеснена как вследствие
того, что некоторые отрасли промышленности составляли монополию го-
сударства, или отдельных лиц, или компаний16, так и в силу существова-
ния упомянутой выше государственной регламентации производства и
сбыта; наконец, и ввиду того, что цехи пользовались по-прежнему при-
вилегиями производства определенных товаров. Цеховые привилегии в
особенности сильно стесняли всякое улучшение техники производства,
появление новых изделий и способов производства; во всяком новшестве
цехи усматривали «нечто отвратительное», нарушение их привилегий;
государство же частью вполне стояло на их стороне, частью, принципи-
ально допуская и новые изобретения, все же оказывало весьма мало по-
мощи изобретателям в борьбе их с цехами. Известна, например, та ожес-
точенная и весьма успешная борьба, которую цехи вели в Англии, Ни-
дерландах, Франции, немецких городах с появившимся в XVI в.
ленточным станком и с изобретенной в XVII в. чулочно-вязальной маши-
ной; борьба эта выражалась в запрещении пользования этими изобрете-
ниями и в уничтожении самых инструментов и сильно задержала распро-
странение их; запрещение пользования ленточным станком встречаем в
Женеве, Франкфурте-на-Майне, Аугсбурге, Брюсселе в 1623-м, 1639,
1661 гг., в Голландии. Даже сам изобретатель ленточного станка был
брошен в Данциге в 1586 г. в Вислу, где и погиб; изобретатель чулочно-
вязальной машины вынужден был бежать из Англии. Во Франции еще в
70-х годах XVIII в. цехи стали разбивать привезенные из Цюриха лен-
точные станки, и только Законодательное собрание окончательно призна-
ло этот станок допустимым (в Англии, Нидерландах это произошло го-
раздо раньше) — «благодаря золоту и интригам владельцев», как утвер-
ждали противники станка. Бойкот объявлялся всем тем ремесленникам и
цехам, которые согласятся на нем работать. Немецкие цехи требовали
общеимперских запрещений пользования новыми изобретениями (в 1685
и 1719 гг. — имперские мандаты, запрещающие пользование произведен-
ными на ленточном станке изделиями), чего они достигали неоднократно.
Когда Бова в XVIII в. стал производить во Франции изделия из свинца
новым способом, то цех, имевший привилегию выделки предметов из
свинца, выступил против него как конкурента, и в возгоревшейся борьбе
приняли участие две академии, парижский парламент, министр, англий-
ский посол; только после того, как изобретателю удалось доказать, что
его метод применяется в Англии уже в течение 30 лет с большим усле-
no
История экономического быта Западной Европы
хом, он получил возможность осуществить свой патент и во Франции17.
Но помимо этих стеснений, основанных на всякого рода привилегиях,
имелись еще и правила коммерческой этики, покоившиеся на неписанных
законах и связывавшие предпринимателя по рукам и ногам. Коммерче-
ская мораль того времени исходила из того принципа, что каждому га-
рантируется определенный круг покупателей, определенный рынок, и
другие не могут и не должны захватывать принадлежащую ему область.
«Не отбивай ни у кого покупателя ни устно, ни письменно». Не допуска-
ется ловля покупателя, путем ли зазывания в лавку или хождения по
харчевням, где остановились приезжие. Недопустима л «ловля» покупа-
теля в переносном смысле — посредством привлекательных витрин или
убранства лавки или путем публичного оповещения о продаваемых това-
рах. Объявлениями доводится до сведения публики о времени отплытия
кораблей и отхода дилижансов, о продажах с публичного торга, о сдаче
внаймы или в аренду земель, о выходе в свет новых книг, о продаже
старых вещей. Но торговец не мог пользоваться объявлениями для рек-
ламирования своих товаров, даже для указания места продажи тех или
других товаров. А совсем грязным приемом считалось оповещение о том,
что товар продается по более низким ценам, чем у прочих конкурентов.
Это считалось последним делом, средством отчаяния, применяемым поч-
ти разорившимся торговцем. В этом случае соединялось два безнравст-
венных поступка, недостойных честного коммерсанта, — и недопустимое
оповещение о продаже раздачей объявлений или помещением их в газе-
тах, и столь же порицаемое сбивание цен, продажа себе в убыток, по та-
ким ценам, «при которых солидный купец не может существовать».
«Продавать во вред согражданину и отдавать слишком дешево не прино-
сит добра». Когда купцы, переселившиеся в Базель из Италии и Нидер-
ландов, путем понижения цен приобрели большой круг покупателей, то
это привело местных купцов в сильное негодование. Ибо господствующий
принцип гласил: малый оборот, высокая прибыль; и стремление к уско-
рению сбыта при меньшей прибыли, желание завоевать себе этим путем
рынок являлось чем-то совершенно новым, вызывавшим возмущение.
Оно противоречило духу времени, который не признавал за торговцем
права определять прибыль по собственному усмотрению, решать само-
стоятельно вопрос о том, работать ли с барышом или без него, чтобы
впоследствии заработать еще больше и, разорив своих соседей, расши-
рить круг своих покупателей.
Если мы будем иметь в виду все изложенное, то станет понятным, по-
чему и предприятие XVI—XVIII вв. отличалось в значительной мере той
же инертностью и неподвижностью, как и средневековое ремесло и тор-
говля. Не только ремесленник, но и скупщик-предприниматель, и владе-
лец централизованной мануфактуры хотя и представлял собою новую
форму производства, но был проникнут прежним цеховым духом и цехо-
вым консерватизмом, работал так, как отцы и деды; он пользовался по-
Гллвл XL. Общий характер промышленной политики
111
лученными от них сведениями, накопленным ими опытом. Ни к какому
новшеству, ни в смысле расширения предприятия, улучшения в органи-
зации сбыта, пи в технике производства, он не был способен. Предпри-
ятие двигалось в раз установленном направлении и в рамках, отведенных
ему законодательством (о монополиях и привилегиях, о технике произ-
водства и условиях сбыта) и не менее обязательными и суровыми, чем
закон, обычаями коммерческой жизни.
Лишь к концу этой эпохи появляется новое направление в хозяйстве,
отрицающее дух традиционализма и установившуюся коммерческую мо-
раль. В Голландии и Англии постепенно обнаруживается новое идейное
настроение в области промышленности и торговли, создается новая ком-
мерческая этика, вступающая в борьбу как со старыми обычаями, так и с
законодательством, исходящим из принципа исключительных привилегий
и регламентации производства, со всем старым цеховым духом и цеховым
укладом. Это новое предприятие, построенное на началах экономического
рационализма и свободной конкуренции, означает переход к XIX в., к
периоду свободной торговли18.
1 (Провинции пяти крупных ферм (франц.).]
3 См. ниже, с. 392 сл.
3 Ардашев. Провинциальная администрация во Франции. Т. II. С. 278
4 См.: Lexis. Einfuhiverbote // Handwbrterbuch der Staatswissenscliafteu. Bd. IV.
Cunningham. Growth of English Industry and Commerce in Modern Times. Levasseur. His-
Loire des classes ouvri&res et de I’industrie en France de 1789 «I 1870. T. II. Schanz. Englische
Handclspolitik gegen Endc des Mittelalters mit bes. Berucksichtigung des Zeitallel der beiden
ersten Tudors. Эшли. Экономическая история Англин в связи с экономической теорией. С.
216-221. Clamageran. Т. II. Р. 16, 27, 643— 648. Brandt. Geschichte der franzttsischen
Handelspolitik. S. 40. Falkc. Geschichte des deutschen Zollwesens. S. 60— 62, 268- Beer.
Studien zur Geschichte der bsterreichischen Volkswirtschaft unter Maria-Theresia. Bd. I- S.
67, 71, 77-80. Mayer. Die Anfhnge des Handels und der Industrie in Osterreich. S. 90—97.
James Worsted Manufactures. P. 301 ff. Jahn. Zur Gewerbepolitik der deutschen LandesfUr-
sten tm 17. und 18. Jahrhunderte. S. 161 ft.
5 Cm.: Levasseur Histoire des classes ouvridres et de I’industrie en France de 1789 h 1870.
T. II. P. 238 - 266.
6 Chaptai. De I’industrie fran$aise. 1809. Introd.
7 Schmoller. Studien Ober die Wirtschaftspolitik Friedrich des Grossen // Jahrbuch flir
Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft, hrsg. von Schmoller. Bd. XI. S. 805 ff.
Matschoss. Friedrich der Grosse als Beforderer des Gewerbefleisses. 1912.
*Cm.: Damme. Geschichte des Ursprungs des modernes Patentwesens // Jahrbuch filr
Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft, hrsg. von Schmoller. 1907. S. 985 — 992.
9 Впрочем различие, и весьма существенное, мы находим в одном отношении: денеж-
ных пособий и ссуд (как и зданий) в Англин промышленникам (в отличие от других госу-
дарств) не давалось. Это находится в связи с обилием капиталов в Англии (см. ниже, гл.
XXIV).
•° См., например, соч. Буассопада, Бабо, Мартен-Сент-Леона.
11 See. Origines de I’industrie capitalistc en France // Revue historique. 1923. T. 144.
See. Evolutione commerciale et industrlelle de la France // Revue de synthdse histoire.
1923. T. 35.
12 Идя Houtte. Histoire economique de la Belgique h la fin de I’ancien regime. P. 42.
** 3 Только в новейшем своем сочинении (Le socialisme d’Stat. L’industrie et les classes
112
История экономического быта Западной Европы
industrielles en France (1453 — 1661). 1927. Р. 122 ff.) Буассонад различает эти формы.
14 Корсак. О формах промышленности вообще и о значении домашнего производства
(кустарной и домашней промышленности) в Западной Европе и в России. 1861. С. 2.
15 Marx. Das Kapital. Bd. I. 2. Aufl. P. 424, 490.
,6 См. ниже, с. 121 сл.
17 Beckmann. Beilrtge zur Geschichte der Erfinduiigen. Bd 1. 1783. S. 125. Levasseur.
Histoire des classes oiivrifcres et de i’jndustrie en France de 1789 5 1870 T. И P 505 Cm
ниже, гл. XL
•*См. ниже, Отд. VII «Переход к XIX в.»
ГЛАВА XLI
КУСТАРНАЯ, ИЛИ ДОМАШНЯЯ, ПРОМЫШЛЕННОСТЬ
Изменение в характере сбыта многих промышленных изделий, появ-
ление конкуренции внутри страны вызвало, как мы уже указывали, пе-
ремену в форме производства их, возникновение новых форм промыш-
ленности. С одной стороны, для сбыта многих промышленных изделий
необходимо было посещение отдаленных рынков и, следовательно, пре-
кращение производства ремесленниками на все это время; а с другой сто-
роны, - конкуренция требовала большего знакомства с требованиями
покупателей в различных местностях, большей энергии, большего рвения
в сбыте товаров. По обеим этим причинам цеховой мастер не в состоянии
был сохранить сбыт в своих руках. Он не мог приостанавливать произ-
водство на продолжительное время и не имел опыта в торговле, — по-
следняя составляла для него всегда не главное, а побочное занятие.
Должна была произойти дифференциация среди цеховых мастеров,
должно было совершиться разделение функций продавца и производите-
ля товаров, соединявшихся прежде в лице одного и того же ремесленни-
ка. Некоторые немногие из них, которые обладали коммерческими спо-
собностями и успели уже ранее скопить известный капитал, постепенно
прекращали производство, все более посвящая себя исключительно сбыту
промышленных изделий; они превращались в скушциков-предпринима-
телей. Первоначально их торговые обороты были еще невелики; они бра-
ли часть предметов, изготовленных другими членами цеха, для сбыта их
на ярмарке и по возвращении оттуда вновь принимались и сами за рабо-
ту. Но с расширением своей торговой деятельности они постепенно со-
кращали и наконец вовсе прекращали производство, сделав своей специ-
альностью исключительно сбыт изделий, произведенных другими масте-
рами, которым они теперь давали заказы. Огромное большинство масте-
ров, одновременно с этим становились исключительно производителями
товаров, постепенно прекращая сношения с потребителями и сбывая свои
продукты одним лишь скупщикам; они отказались, следовательно, от
всяких функций торговца.
Так возникла во многих отраслях производства домашняя, или кус-
тарная, промышленность, где мастер, работая по-прежнему у себя на до-
му, в своей мастерской, с подмастерьями и учениками, не сбывал, одна-
ко, продукты потребителю, а доставлял их скупщику-предпринимателю —
посреднику между ним и потребителем. Так, в производстве холодного
оружия в Золингене, известном центре оружейной промышленности,
114
История экономического быта Западной Европы
«первоначально, - говорит Тун, — торговцы, сбывавшие оружие, были
вместе с тем и ремесленниками и, возвратившись с ярмарки, снова при-
нимались за отделку оружия и изготовление ножен для мечей. Но чем
более расширялась торговля Золингена, чем более отдельные торговцы,
более энергичные, более бережливые и имевшие большую удачу, стали
посвящать себя исключительно торговой деятельности, тем более они вы-
делялись в самостоятельный класс купцов Вместе с тем, ремесленная
форма производства постепенно переходит в кустарную. Все реже и реже
кузнецы сами сбывают мечи, все более и более общим становится явле-
ние, что они работают, как и другие мастера, по заказу купцов»1. Появ-
ляется, таким образом, скупщик-торговец (Handler, marchand). «Главная
деятельность членов компании состоит в том, что они выдают хлопок для
прядения за известную плату или же покупают пряжу, из которой зака-
зывают выделку различных тканей, затем последние отдают в белильню
и, когда они совсем готовы, продают, почему их н следует называть “тор-
говцами бумажными товарами"» (Baumwollwarcn-HUndler)2.
В базельской шелковой промышленности случай, где 16 человек рабо-
тают на одного скупщика, составляет в 1599 г. еще редкость; в 1646 г.
уже установлен максимум станков, могущих работать на одного скупщи-
ка, в 50 (15 в городе и 35 в окрестных деревнях)3. В шелковой промыш-
ленности Лиона в XVIII в. па каждого скупщика приходилось 20-30
ткацких станков, 8—14 мастеров и 35 — 50 рабочих вообще, считая всех
лиц, помогавших мастеру4. В г. Седан в XVIII в. были 25 предпринима-
телей, на которых работало свыше 10 000 человек5. В Ноттингеме в 1750 г.
на 50 скупщиков работало 1200 чулочно-вязальных станков6. В Нидер-
ландах, впрочем, предприятия были гораздо меньше: в суконной про-
мышленности Дельфта в 1652 г. насчитывалось 69 скупщиков и 256 кус-
тарей-рабочих; в Эйпене (Лимбург) в начале XVIII в. на 50 предприни-
мателей-суконщиков работало 340 станков7. На небольшое количество
купцов г. Ренн работало около 5 тыс. человек в области текстильной
промышленности, и обороты составляли свыше 1 млн ливров8.
Зачатки этой повой формы производства мы можем найти уже весьма
рано в виде отдельных случаев изготовления товаров цеховыми мастера-
ми по заказу других мастеров или купцов. Но до тех пор, пока такие
случаи являлись редкими и, по общему правилу, мастер производил не-
посредственно на потребителя, мы имеем дело еще с ремесленником, а не
с кустарем. В отдельных местностях и отраслях производства уже в
Средние века развитие идет, однако, гораздо дальше, и работа на скуп-
щика становится преобладающей. Это совершилось в тех немногих слу-
чаях, когда уже в Средние века допускался свободный привоз в города
тех или иных промышленных изделий, т.е. тогда, когда какая-либо мест-
ность пользовалась фактической монополией данного промысла. Отсюда-
то уже в XIV в. развилась кустарная форма производства в итальянских
городах — Лукке, Венеции, Генуе, которые производили шелковые ткани
Глава XLI. Кустарная, или домашняя, промышленность
115
для всей Европы, во фламандских и итальянских городах, где сосредото-
чивалось производство тонких крашеных сортов сукна (Брюгге, Гепт,
Ипр, Сент-Омер, Лилль, Дуэ, Арра; Флоренция, Милан, Венеция). В
этих случаях продукты изготовлялись не только для местного рынка, но
также и прежде всего для вывоза, почему и образовался класс скупщи-
ков-предпринимателей. То же находим в производстве металлических из-
делий Нюрнберга, в производстве оружия в Бресчии, Милане, ибо эти
города пользовались фактической монополией этого производства в
Средние века9.
Но за исключением этих и только этих случаев (к ним присоединяется
еще выделка полубумажных и льняных тканей в южно-германских горо-
дах — Ульме, Констанце, Сент-Галлене)10 в Средние века кустарная
промышленность не существовала и не могла существовать ввиду отсут-
ствия широкого рынка сбыта11. Лишь с изменением хозяйственного строя
в следующие века эта форма производства могла получить сильное рас-
пространение; теперь она соответствовала новым условиям сбыта. Вместе
с тем кустарная промышленность сохранила прежний характер мелкого
производства и ручной техники, следовательно, не производила никаких
иных перемен, не делала резких скачков от прежней ремесленной формы
к крупному производству: только сбыт был организован на началах
крупного предприятия. Поэтому в глазах современников она являлась, в
сущности, тем же ремеслом12, только пользовавшимся услугами купца;
это, несомненно, облегчило ее распространение, преодоление тех препят-
ствий, которые ей ставились цеховой организацией.
Препятствия, которые встречала на своем пути кустарная промыш-
ленность, заключались прежде всего в том, что, согласно средневековым
цеховым статутам, каждый мастер должен был самостоятельно сбывать
произведенные им изделия потребителям; и впоследствии, в XVI —
XVII вв., цехи решительно настаивали на этом. Лишь постепенно цехи
вынуждены были отказаться от этого принципа и допустить ввиду налич-
ности большого количества бедных мастеров, не находивших сбыта своим
товарам, чтобы более состоятельные приобретали у них эти товары для
продажи и давали им новые заказы. А затем цехам пришлось пойти и на
дальнейшую уступку — согласиться на то, чтобы одни цеховые мастера
давали заказы другим, сами прекращая при этом производство и стано-
вясь исключительно торговцами. В Париже, по статуту 1575 г., могли
брать работу на дом по заказу других мастеров только те ремесленники,
которые обеднели и не имели средств держать собственную мастерскую;
«в этом случае можно им давать работу, чтобы они могли снискивать се-
бе пропитание»13. Английский закон 1548 г. запрещает богатым мастерам
кожевенного цеха снабжать материалом бедных, но в следующем году
запрещение пришлось отменить, мотивируя тем, что иначе поступить не-
возможно14. В нюрнбергской промышленности металлических изделий
еще в XVI в., по общему правилу, запрещается давать другим мастерам
116
История экономического быта Западной Европы
работу для окончания товара; но в статутах меднокотельного цеха 1540 г.
и позолотного цеха 1566 г. допускается производство изделий для друго-
го мастера - нельзя работать лишь по заказу купца15. Однако и этих
вышедших из состава цеховых мастеров скупщиков-предпринимателей
оказывалось далеко недостаточно. Жалобы на невозможность сбыть свои
продукты и на безработицу раздавались со всех сторон. В Страсбурге,
например, ткачи уже в середине XVI в. не находят сбыта для своих из-
делий, и «так как они очень бедны и не в состоянии ждать более благо-
приятного времени, то они ходят по домам купцов и всячески упрашива-
ют их купить произведенные ими продукты»16. В Лилле в начале XVII в.
мастера суконного цеха вынуждены за отсутствием спроса закладывать
свою одежду и платье жен и детей в городских ломбардах и даже вы-
прашивать себе подаяние; единственный исход для них — обратиться к
купцам и принять предлагаемые последними условия17. Поэтому даже пи-
сатели-меркантилисты, относившиеся отрицательно к скупщикам, призна-
вали их чрезвычайно важным элементом для развития промышленности.
Легче всего кустарная форма промышленности могла возникнуть в
отраслях, где уже с конца Средних веков установился новый вид разде-
ления труда, при котором процесс производства данного товара, сосредо-
точенный первоначально в руках одного мастера, стал распределяться
между несколькими мастерскими, проходя таким путем различные стадии
производства. В этих случаях один из цехов, обыкновенно тот цех, кото-
рый производил конечные операции, захватывал в свои руки сбыт гото-
вых изделий и постепенно превращался в корпорацию скупщиков, пре-
кращая постепенно изготовление товаров. Так это произошло, как мы
видели выше, в производстве холодного оружия в Золингене. Но и в но-
жевом промысле в том же Золингене, в производстве металлических из-
делий в Зигене, в игольном промысле Швабаха всегда наблюдаем те же
явления: отделыватель, выполняющий конечные процессы, становится
торговцем-капиталистом, а прежние самостоятельные мастера — куста-
рями, работающими по его заказу. И в Тюрингии (Рула) ножевщики
первоначально составляли один цех, и один и тот же мастер изготовлял
весь товар от начала до конца. Но когда в начале XVII в. мастера, про-
изводившие окончательную отделку, отделились от кузнецов и между
ними установилось разделение труда, последние очутились в зависимости
от первых. Из отделывателей, сбывавших готовые ножи, образовались
скупщики18. То же происходило в шерстяной промышленности. Изучая
производство материй в вюртембергском городе Кальве, Трелыпш указы-
вает на то, что мы находим здесь тот же процесс развития, что и в золин-
генской металлической промышленности. И в Кальве главную роль игра-
ли скупщики-красильщики, образовавшие сначала красильный цех, а за-
тем торговую компанию, по-прежнему продолжая производить окраску
сукна, так что и здесь (как и в игольном промысле Швабаха) они еще
надолго оставались и мастерами, хотя характер их организации был уже
чисто коммерческий19.
Глава XLI. Кустарная, или домашняя, промышленность
117
От этих отраслей производства, где класс скупщиков-капиталистов
образовался преимущественно из прежних цеховых ремесленников, глав-
ным образом из мастеров-отделывателей, следует отличать промыслы
иного рода Так, в особенности в шелковой промышленности сбыт уже с
отдаленных времен находился обычно в руках торговцев, причем им за-
нимались купцы, торговавшие и сырьем. Дороговизна сырья (в данном
случае шелка) и характер производства, работавшего преимущественно
для богатых придворных кругов (почему местный рынок всегда имел ма-
ло значения), приводил к тому, что в шелковой промышленности уже в
XIП в. (итальянские города) число самостоятельных мастеров было
весьма невелико; промысел всегда распадался па две группы: па торгов-
цев-капиталистов и на работающих на них поштучно кустарей20.
Постепенно и в других отраслях ряды скупщиков стали пополняться
из других слоев населения: именно, купцы, которые ранее торговали
почти исключительно предметами сырья, теперь присоединили к этому
приобретение у кустарей различных фабрикатов и сбыт последних. Но
так как они никогда производством не занимались и в состав ремеслен-
ных цехов не входили, то они встретили гораздо более сильное противо-
действие со стороны последних, чем скупщики, состоявшие из бывших
мастеров. Придерживаясь принципа, что только лицо, входящее в состав
цеха, может сбывать изготовленные цеховыми мастерами товары, цехи,
даже поскольку они признавали совершившуюся в характере промыш-
ленности перемену, разрешали цеховым мастерам работать лишь на дру-
гих мастеров, но ни в коем случае не по заказу купцов. Между ними и
купцами происходит продолжительная борьба. В Англии она выражается
в борьбе из-за обязательности семилетнего ученичества для скупщиков-
сукноделов, — борьбе, продолжавшейся свыше двух веков: здесь речь
идет именно о допущении в число скупщиков лиц, не входивших в состав
ремесленных корпораций и потому не бывших учениками, т.е. купцов21.
Однако раз постепенно было дозволено торговать изделиями цеха не
только цеховым мастерам, прекратившим производство, оставаясь члена-
ми цеха, но и тем, которые к нему более не принадлежали, ушли совсем
из цеха (т.е. бывшим членам цеха), то отсюда был всего один шаг до до-
пущения в число скупщиков и лиц, которые никогда не занимались про-
мыслом, т.е. купцов. А с другой стороны, последние достигали той же
цели, обходя запрещение различными способами. Купцы ссужали масте-
ров деньгами или материалами с тем, чтобы последние были возвращены
им в виде различных изделий, и таким образом они захватывали торгов-
лю этими товарами в свои руки. В вюртембергской шерстяной промыш-
ленности пришлось признать, что подобного рода ссуды вызываются бед-
ностью ткачей, и допустить эти операции22. Или же купцы записывались
в состав цеха и, следовательно, как члены цеха, могли заниматься сбы-
том продуктов, изготовленных их товарищами. Так, лионский ордонанс
1619 г. еще запрещал тем, кто не принадлежит к цеху мастеров, зани-
118
История экономического быта Западной Европы
мяться сбытом шелковых тканей. Но в 1667 г. все купцы, торговавшие
этими изделиями, были приняты в состав корпорации мастеров и, следо-
вательно, этим окольным путем приобрели право торговли шелковыми
материями23. В результате повсюду борьба, хотя иногда лишь после про-
должительного времени, закончилась победой купцов; сбыт промышлен-
ных изделий тем или иным путем перешел к ним Таким образом, одно-
временно с отделением торговца от производителя в области промышлен-
ности установилась связь между промышленностью и торговлей*
торговцы сбывали теперь всякого рода товары, в том числе и промыш-
ленные изделия.
Вместе с расширением класса скупщиков расширялся по мере разви-
тия кустарной промышленности и рабочий класс. В то время как в Сред-
ние века рабочий класс состоял почти исключительно из цеховых под-
мастерьев, теперь на ступень последних понизились и прежние самостоя-
тельные мастера. Далее, увеличилось число подмастерьев, которых
держал мастер, — вместо 1—2 оно доходило теперь до 6 -8, до 10 и да-
же более. Наконец, присоединились новые элементы. Таковы были мест-
ные привилегированные мастера, получившие особый патент от короля и
города; иностранцы, в особенности гугеноты, переселившиеся в различ-
ные страны; далее, лица, переходившие из деревень в города ввиду
большей свободы и лучших заработков и не принятые в цех. Это были
явные нарушители цеховых привилегий; по впоследствии постепенно ус-
тановилось положение, что на скупщика могут работать и мастера, не
входящие в состав цеха. К ним присоединились, далее, женщины-
работницы, которые обыкновенно в цехи не допускались и поэтому толь-
ко и могли принимать участие в производстве, получая работу на дом.
Они нмели огромное значение для развития новой формы промышленно-
сти, в особенности в первое время, когда купцам нс давалось возможно-
сти приобретать произведения цеховых мастеров; они могли все же раз-
давать заказы женщинам; так возник обычай иметь работников вне соб-
ственной мастерской.
В значительном количестве работали на торговцев и солдаты. Относи-
тельно Пруссии у нас имеется много данных этого рода. Не только сол-
датские жены и дети, число которых нередко равнялось количеству сол-
дат гарнизона, но и последние, сами будучи мало заняты службой, уси-
ленно брали заказы на всякого рода работы, выполняя их не только вне
казарм, но и в самих казармах. «Казармы походили на фабрики, ибо в
каждом помещении стояли большие веретена и чесальные станки, на ко-
торых солдаты в свободное от службы время в одних рубашках, босые с
утра до ночи пряли и чесали шерсть». В Бреславле, например, на одного
предпринимателя работало наряду с 200 человек в городе и деревне 1319
солдат различных полков. Другие закупали на ярмарках хлопок для раз-
дачи его солдатам и их семьям пяти различных полков. Когда же один из
них был переведен в другое место, то и туда им пересылалось сырье, ко-
Глава XU. Кустарная, или домашняя, промышленность
119
торое там обрабатывали 300 человек. В артиллерийских казармах хлопок
распределялся четырьмя фельдфебелями, одним унтер-офицером и одним
бомбардиром среди 245 прядильщиков24.
Однако наиболее важную роль в развитии кустарной промышленности
играло не городское, а деревенское население, среди которого опять-таки
преобладали женщины. Кустарная промышленность во многих случаях
возникла в деревнях из работы для домашних потребностей, а оттуда уже
перешла в города. Но и в тех случаях, когда она впервые появилась в
городах, она распространяется впоследствии и в окрестных селах; в тех
именно местностях, где эта форма производства получила значительное
развитие, деревенские жители составляли главный контингент рабочих.
Ввиду того что земледелие не могло прокормить население, последнее
обращалось к кустарному производству как к подсобному промыслу. Для
скупщиков же это обстоятельство было особенно выгодно, ибо деревен-
ское население довольствовалось более низкой платой, имея, кроме того,
доход с земли, и являлось для них орудием для понижения платы город-
ских кустарей. В Англии уже в XVI в., в особенности в юго-восточных
частях, деревенские мастера находятся в зависимости от торговцев, кото-
рые им доставляют сырье и скупают готовые ткани, производя отделку
последних С XVII в. производство сукна, чулок, шапок, металлических
изделий широко распространяется в деревнях в форме кустарной про-
мышленности25. Тот факт, что и во Франции кустарная промышленность
XVIII в. имела деревенский характер, в настоящее время твердо установ-
лен профессором Е. В. Тарле на основании многочисленных фактических
данных, найденных им в архивах и касающихся самых различных облас-
тей Франции. Документы, относящиеся к эпохе Людовика XVI, читаем у
него, говорят о широком развитии деревенской кустарной промышленно-
сти не только на севере, северо-западе и северо-востоке Франции, но и во
всем южном промышленном районе. Каждый человек — «фабрикант»,
деревенская индустрия составляет для крестьян «полезное добавление к
земледелию»; «вследствие неприбыльности земледелия работают окрест-
ные деревни, нередко на 15 лье в окружности» ; в некоторых местностях
промыслы составляют главный заработок, которым «женщины и дети
занимаются в течение 8 месяцев в году». Но и там, где земля являлась
более плодородной и лучше кормила население, подчеркивалось значение
распространения промыслов, выгодность «союза» между землей и инду-
стрией, и лишь иногда раздавались жалобы на то, что крестьяне отвле-
каются от более тяжелого земледельческого труда и приучаются к более
легкой промышленной работе26. Это подтверждается и другими исследо-
ваниями. Орлеан являлся крупным промышленным центром, вокруг ко-
торого сосредоточивалась промышленность обширной округи. Окружав-
шие его деревни не могли существовать одним земледелием. На 55 скуп-
щиков в области вязальной и суконной промышленности работало 400
станков в городе и деревнях, 45 скупщиков раздавали работу 12 тыс.,
120
История экономического быта Западной Европы
которые, однако, уделяли ей не все время, ибо женщины были заняты
домашним хозяйством, а мужчины летом нанимались па работу по уборке
урожая Шерсть кустари получали через факторов, живших в общине, и
им же сдавали изделия27. В 1789 г. производители шерстяных, бумажных
и шелковых изделий г. Труа жалуются в своем наказе на то, что город-
ские торговцы поощряют развитие деревенских промыслов, скупая изде-
лия сельских жителей и убивая тем городских мастеров. Главная отрасль
бретонской промышленности, производство холста, была распространена
исключительно в деревнях, составляя важный промысел для крестьян-
ского населения и сильно обогащая торговцев г. Репп Во Фландрии,
Пикардии, Верхней Нормандии земледелие находилось в благоприятном
положении, но малоземельные крестьяне и тут не только работали на
скупщиков, но и получали от них сырье, иногда и орудия производства.
В Бургундии, в окрестностях Дижона, находим в XVII в. развитое су-
конное производство. Но лишь немногие ткачи работали за свой счет, —
все остальные получали шерсть от дижонских торговцев и именовались
fagonnier de drap, а скупщики назывались drapiers drapanls28. В Бельгии в
XVII в. обнаруживается упадок промышленности в городах, в деревнях же
развивается производство шерстяных материй, холста, кружев, гвоздарный
и оружейный промыслы, причем работа производится по заказу скупщи-
ка, доставляющего нередко сырье и образцы заказанных товаров29.
Точно так же и в Германии, Австрии, Швейцарии в XVII и в особен-
ности в XVIII в., поскольку мы там вообще находим производство,
имеющее не чисто местный характер, оно заключается в деревенской кус-
тарной промышленности. В саксонском Фогтланде прядение хлопка все-
гда производилось в селах, и в 1715 г. оно было формально разрешено с
тем условием, чтобы пряжа доставлялась в г. Плауен и сбывалась мест-
ным купцам. В Рудных горах в 1797 г. в окрестностях Хемница насчита-
но было 15 тыс. жителей, занимающихся прядением, — это была третья
часть населения. Другую значительную часть деревенского населения
Саксонии составляли кружевницы. Точно так же в Богемии льнопряде-
ние давало заработок свыше чем 200 тысячам деревенских жителей. То
же мы наблюдаем в важнейших центрах баденской и вюртембергской
промышленности в XVII в.: половина кустарей, работавших на кальв-
скую компанию, владела земельными участками; в XVIII в. земельные
участки имели 72% кустарей. Лампрехт в своей истории Германии ука-
зывает на то, что в Германии вообще кустарная промышленность распро-
странилась преимущественно в малоплодородных местностях, где зара-
ботная плата была низка и где сельское население имело в течение про-
должительной зимы много свободного от сельскохозяйственных занятий
времени. Вследствие этого Силезские (Исполинские) горы, Рудные горы,
Франкенвальд, Тюрннгервальд, Вестфальские горы с их неплодородны-
ми возвышенностями и суровым климатом стали центрами новой кустар-
ной промышленности — вязального, ткацкого и кружевного промысла,
Глава XLI Кустарная, или домашняя, промышленность
121
выделки предметов из дерева, металла и камня30. На одну лишь сукон-
ную мануфактуру в Линце, принадлежавшую Восточной компании, в
60-х гг. XVIII в. работало несколько десятков тысяч деревенских ткачей
в различных областях Австрии31. В швейцарском кантоне Гларус в 1798 г.
было подсчитано 34 075 прядильщиц в деревнях. Неплодородная и гори-
стая часть кантона Цюрих буквально кишела бумагопрядилыциками; в
вышивальном промысле санкт-галленские скупщики пользовались трудом
крестьянок за пониженную против городской плату; в базельской лен-
точной промышленности из 2268 станков (в 1786 г.) 2242 находилось в
деревнях. Женщины пряли и ткали, а мужчины занимались земледельче-
скими работами32.
Если с виду кустарная промышленность по сравнению с ремеслом не
обнаруживала значительной перемены (перемена произошла лишь в ор-
ганизации сбыта), то на самом деле именно последнее обстоятельство —
переход сбыта в руки скупщика - знаменовало собою крупный перево-
рот в экономическом и социальном положении мастера-производителя.
Из самостоятельного ремесленника, работавшего на потребителя, он пре-
вратился в зависимого от скупщика рабочего. Скупщики с самого начала
стремятся подчинить своей власти кустарей; это происходит даже там,
где мы находим уже в Средние века зачатки кустарной формы производ-
ства. Так, например, аугсбургский купец Отт Руланд, давая заказы мас-
терам янтарного цеха в Вене и Зальцбурге в середине XV в., как бы бе-
рет их к себе на службу на известное время; он требует, чтобы все изго-
товляемые ими в это время товары поступали исключительно к нему, и
ремесленники обязуются не работать ни на кого другого33. Тем более та-
кая зависимость устанавливается там, где ремесло заменяется кустарной
формой производства. Так, в итальянской шелковой промышленности
уже в XIV —XV вв. мастера лишаются возможности «сбыта своих произ-
ведений кому-либо, помимо скупщиков; получив же задаток или матери-
ал от определенного купца, они теряют и свободу продавать свои изделия
иным скупщикам, помимо него34. В некоторых случаях, по-видимому,
первоначально кустари пользовались относительной свободой; они имели
возможность самостоятельно сбывать свои произведения на рынке купцам
по своему усмотрению и не находились в задолженности у определенных
лиц; зависимость их установилась лишь впоследствии. Но в других мест-
ностях и промыслах они, во всяком случае в XVII —XVIII вв., вынужде-
ны были «смотреть купцу в глаза, плясать под его дудку*, иначе лиша-
лись куска хлеба и записывались «на черную доску».
Они обязаны были брать аттестат от скупщика, чтобы получить рабо-
ту у другого, ибо никто не вправе давать работу мастеру, не удостове-
рившись, что предыдущий хозяин остался им доволен; таким образом,
достаточно было кустарю не угодить скупщику, чтобы лишиться на про-
должительное время работы.
122
История экономического быта Западной Европы
Зависимость кустаря от скупщика создавалась и усиливалась под
влиянием различных условий Ткачи в окрестностях города Лилль в
XVII в. жалуются на то, что купцы скупают оптом необходимую им
шерсть, нет больше рынка для покупки шерсти, и поэтому купцы подчи-
няют мастеров своей воле и заставляют их работать по своей фантазии.
Точно так же в Бранденбурге торговцы скупают шерсть и лучшие сорта
вывозят, худшие же навязывают ткачу; эти скупщики шерсти подчиняют
себе ткачей и вследствие того, что они уговаривают торговцев, на кото-
рых прежде работали, что они, торговцы шерегыо, будут им доставлять
товары по более дешевой цене н лучшего качества, чем они получали от
ткачей; они таким путем лишают ткачей их прежних покупателей и за-
ставляют их подчиняться.
Здесь причина зависимости кустаря в недостатке сырья; в других слу-
чаях - в отсутствии средств, что заставляет его обращаться к торговцу
за ссудой, просить денег вперед, брать материал в кредит Аугсбургские
ткачи XVIII в , находясь в долгу у торговцев и красильщиков, пе в со-
стоянии обойтись без ссуд торговцев. Они вынуждены брать шерсть в
уплату по ценам, превышающим обычные В богемской льняной про-
мышленности ткачи берут пряжу у торговца в кредит. В Силезии кредит
у торговца льняной пряжей являлся часто причиной полного обеднения;
кустарь платил ему дороже обычной цены и все же получал материал
плохого и неровного качества, который ткач, плативший наличными, от-
казывался брать. В производстве мелких железных товаров находим мас-
тера с несколькими подмастерьями, работающими в кузнице, обычно в
деревне, и за его спиной — городского торговца, выдающего ему деньги
вперед и скупающего у него товар. Так, в Англии кустарь вынужден был
брать у лондонского продавца железа значительную сумму в долг для
расходов на инструменты и сырье (железо); он приобретал эти предметы
для своих надобностей, и его семья и подмастерья перерабатывали сырье в
изделия, которые оп затем продавал тому же лондонскому торговцу же-
лезом, который вычитал ему из цены стоимость инструментов и сырья35.
Подобно цеховым уставам в области ремесла, в тех отраслях, где воз-
никает кустарная форма производства, мы находим регламенты, которы-
ми регулируются как техника производства, условия сбыта, так и отно-
шения между предпринимателями и рабочими. Однако едва ли можно
согласиться с теми экономистами, которые (как, например, Шмоллер,
Трелыпш, Бейн и др.) утверждают, что цель издания этих статутов со-
стояла, поскольку речь идет о правах и обязанностях предпринимателей
и рабочих, в устранении социальных несправедливостей На самом деле,
как видно из приводимых ниже фактов, эти регламенты составлены ис-
ключительно в выгодах скупщиков и не имеют в виду интересов куста-
рей, чем они резко отличаются от фабричного законодательства XIX в.
Самая организация промысла, создаваемая этими уставами, клонилась
далеко не к выгоде кустарей. В одних случаях в состав такой ассоциа-
Глава XLI. Кустарная, или домашняя, промышленность
123
ции, именуемой нередко по-прежнему цехом, входили как скупщики, так
и кустари, причем, однако, по размерам вступительных взносов проводи-
лась резкая граница между ними. Тот, кто не был в состоянии уплатить
высокий взнос (в несколько сот ливров), принимался в качестве кустаря
(maitre-ouvricr), а это его лишало права сбыта продуктов кому бы то ни
было, кроме скупщиков (maitre-marchand) той же ассоциации. Или же
запрещение скупщиков производить изделия или иметь у себя более 1 — 2
станков (в Лионе), держать учеников и подмастерьев (в Венеции) лиша-
ло мастеров возможности вступать в эту группу лиц; следовательно, и в
этом случае они не могли сбывать самостоятельно своих товаров. В дру-
гих случаях скупщики не только фактически, но и формально вполне
отделились от рабочих, образовав особую компанию. При этом и здесь, с
одной стороны, в состав компании скупщиков принимаются только лица,
которые могут сбывать определенное количество продуктов, например
давать заказы па 12 станков (в чулочном производстве Апольды и Эр-
лангена)36, доставлять на лейпцигскую ярмарку не менее 600 штук това-
ра (в шерстяном производстве саксонского Фогтланда)37 и сделать из-
вестный, обычно высокий, вступительный взнос. Следовательно, доступ в
компанию скупщиков сильно стеснен. А с другой стороны, все остальные,
принадлежащие, следовательно, к корпорации рабочих (к цеху — форма
эта часто сохранялась), обязаны сбывать свои изделия исключительно
состоящей из немногих лиц компании скупщиков (Verleger). Последние,
таким образом, разделили страну на районы, и в каждом районе господ-
ствовала определенная корпорация скупщиков, от которой зависело все
местное население. Иногда, как это находим, например, в Цюрихе, дере-
венских кустарей обязывали закупать сырье исключительно у городских
торговцев и им же сбывать готовый продукт, как и запрещали им рабо-
тать для нецюрихских скупщиков, вследствие чего небольшое количество
торговцев (30 — 50), обладавших крупными капиталами и закупавших в
Триесте, Венеции и Марселе македонский или сирийский хлопок, держа-
ли в своих руках обширное население прядильщиц и ткачей (прядильщиц
насчитывалось к концу XVIII в. в кантоне 34 тыс.). Однородные условия
создали сказочные богатства двух десятков торговых домов в области ба-
зельской ленточной промышленности38.
В 1667 г. в лионской шелковой промышленности торговцы шелковы-
ми изделиями были приняты в состав ткацкого цеха и этим добились
равноправия с мастерами, производившими шелковые материи, бархат,
парчу и т.п. Однако этим скупщики не удовлетворились; в тот же статут
1667 г. были внесены постановления, которыми мастера-производители
низводились на степень подмастерьев и совершенно отдавались во власть
мастеров-скупщиков. Как и подмастерья, они лишались права отказы-
ваться от работы на скупщика, не предупредив его об этом месяцем
раньше, не окончив начатой работы и не возвратив полученного задатка.
Последнее мог сделать за мастера в случае его несостоятельности новый
124
История экономического быта Западной Европы
скупщик, который ему давал заказы. Но если сумма была значительна,
трудно было найти скупщика, который бы согласился на это, и мастер-
кустарь рисковал остаться в течение продолжительного времени без рабо-
ты. Выбирая из двух зол меньшее, он продолжал работать на того же
скупщика, даже на невыгодных для себя условиях. Тот же статут содер-
жал следующее постановление- мастер, который дает работу другому
мастеру, подвергается штрафу в 60 ливров, если он не удостоверился в
том, остался ли этим мастером доволен тот, на которого он раньше рабо-
тал Мастера жаловались, что тем самым мастер никогда не может рас-
считывать получить заработок, если он не умеет покорностью и низкопо-
клонничеством добиться милости у своего хозяина.
В том случае, когда мастер не сумел поладить со скупщиком и не по-
лучил от него соответствующего свидетельства, ему оставался один толь-
ко исход — сбывать товары на собственный счет. Но и правом производ-
ства на собственный счет мастер-производитель обладал недолго; масте-
ра-скупщики всячески старались лишить его этого права. В 1667 г.
мастера были разделены на две категории: на лиц, работающих за собст-
венный счет или заказывающих работу другим, и лиц, работающих ис-
ключительно на других и не пользующихся правом самостоятельного
сбыта товаров. Для того чтобы войти в число первых, надо было упла-
тить сначала 12, а четыре года спустя уже 300 ливров, — сумму огром-
ную для того времени; малосостоятельные мастера-производители совер-
шенно не в состоянии были добыть так много денег. А статут 1712 г. раз-
личает уже три категории, именно: мастеров-скупщиков, которые сами не
вправе производить товаров, мастеров, работающих на собственный счет,
и, наконец, мастеров-кустарей. Первых насчитывалось 200 чел.; количе-
ство самостоятельных мастеров, говорится в статуте, колеблется изо дня
в день, ибо, как только наступают какие-либо невыгодные для них об-
стоятельства, они сейчас же становятся кустарями. Последних, наконец,
3—4 тыс., так что на каждого скупщика приходится около 15—20 чел.;
некоторые же из них дают заказы целой сотне рабочих. Как мы видим,
скупщикам удалось и сократить конкуренцию в своей среде, и подчинить
себе мастеров-ткачей, которые первоначально были с ними равноправны
и даже пользовались известным преимуществом перед ними39.
Купцам г. Кальв (Вюртемберг) уже в конце XVI в. удалось вытеснить
иностранных предпринимателей и занять преобладающее положение в
этой местности. Преимущество среди них принадлежало тем, которые
одновременно с торговлей занимались и красильным промыслом, ибо из
красильщиков вышли первые скупщики. Но при установлении заработ-
ной платы кустарей красильщики вступали в соглашение с прочими куп-
цами для устранения конкуренции на рынке труда. Вскоре, именно в на-
чале XVII в., им удалось добиться и другой выгоды — лишить мастеров
права заниматься красильным промыслом. Так как на ярмарки доставля-
лись только крашеные материи, то мастера, очевидно, находились отныне
Глава XLI. Кустарная, или домашняя, промышленность
125
в зависимости от скупщиков-красильщиков, которым вынуждены были
сбывать все свои изделия: сами они не имели более возможности торго-
вать своими изделиями. Таким образом, уже в первой половине XVII в.
власть скупщиков над кустарями была значительна; но еще более она
усилилась начиная с 1650 г., когда была основана корпорация скупщи-
ков, которая представляла собою полное товарищество, хотя и называ-
лась до 1665 г. красильным цехом. С этих пор монопольное положение
корпорации скупщиков вполне упрочилось. Прежде всего она приобрела
исключительное право торговли всеми теми сортами материй, которые
являлись наиболее ходкими на рынке; другим купцам Вюртемберга и
мастерам была запрещена торговля этими изделиями. Далее, кустари,
производившие материю, были лишены права входить в сношение с кра-
сильщиками, не принадлежащими к компании скупщиков города Кальв;
им было запрещено сбывать свои изделия другим купцам, проживающим
в этой местности; наконец, их право сбыта собственных произведений вся-
чески сокращалось, пока оно не было совершенно уничтожено в 1658 г.
Кустари обязаны были предлагать все свои изделия компании, и лишь
те, которые она отказывалась Припять, они могли продавать поштучно
или аршинами внутри страны и за границу. С 1705 г. компания приобре-
ла право накладывать штемпель на непринятые ею товары, и только эти-
ми штемпелеванными материями могли торговать мастера. «Вследствие
этого, — говорит Трелътш, — ткачи, жившие на большом расстоянии от
города Кальв, были вынуждены нести туда товар даже в том случае, если
они были уверены, что он не будет принят компанией. При отвратитель-
ном состоянии дорог это влекло за собой потерю по крайней мере целого
дня, к которой, в случае отказа, присоединялась еще потеря времени до
окончательного сбыта товара; многие на обратном пути пропивали выру-
ченные тяжелым трудом деньги; необходимость этой процедуры вынуж-
дала также нередко кустаря довольствоваться меньшей платой, лишь бы
избежать более значительных неудобств. Далее, штемпель, наложенный
на нс принятый компанией товар, рассматривался повсюду как позорное
клеймо. С едкой иронией ткачи называли этот штемпель «voulez-vous»40,
указывая этим на его значение. Штемпелеванный кусок материи терял
часть своей стоимости. Наконец, очень существенным обстоятельством
являлось то, что ткачам дозволялось лишь продавать свои изделия на
месте, но запрещалось пересылать их в другие места; это запрещение
лишало их возможности использовать надлежащим образом право сбыта
собственных изделий».
Подобным же образом компания стесняла и сбыт пряжи. Прядильщи-
цам, жившим в округе Кальва (Moderationsbezirk), запрещалось сбывать
свою пряжу мастерам через границу; они должны были продавать ее тка-
чам, работавшим для компании, и только в случае отсутствия спроса со
стороны последних могли, с разрешения администрации, доставлять
пряжу другим лицам. В своем округе компания не допускала никакого
126
История экономического быта Западной Европы
другого предприятия, которое производило бы шерстяные изделия. Она
желала сохранить за собой полную монополию в своем районе и устанав-
ливать условия труда, не считаясь с какой бы то ли было конкуренцией.
И этого она вполне достигла. Кустари-рабочие находились в полной фак-
тической и юридической зависимости от компании и до того свыклись со
своим положением, что и не думали о протесте41
В Австрии вопрос об отношениях между скупщиками и кустарями и
зависимости последних от первых разрешался в значительной мере по-
становлениями о разграничении, проводимом между производством и
торговлей. Кустарь не только не должен был сбывать изделий других
мастеров, но и своих собственных, чтобы не вторгаться в область торгов-
ца. Ему не дозволялось держать лавки для продажи товаров, а между
тем скупщиков не было, и мастеру необходимо было отыскивать покупа-
теля При недостатке же скупщиков они оказывались в положении моно-
полистов, кустари же - в полной зависимости от них, «умевших предва-
рительно снимать сливки». Меры эти отдавали кустарей, как признава-
ли, л полное распоряжение скупщиков, в их власть, на их произвол.
Правда, в отдельных местностях отступали от этого положения, предос-
тавляя кустарям сбывать не только свои, но и чужие товары. Однако и
то и другое допускалось, как было впоследствии прибавлено, лишь под
условием, чтобы мастер, торгующий промышленными изделиями (хол-
стом), работал по крайней мере на трех станках, для того чтобы он не
прекращал своего промысла и не занимался всецело торговлей, — усло-
вие, для многих кустарей совершенно невыполнимое. Кустарям разреша-
лось продавать свои изделия только у себя дома и на ярмарках и лишь в
некоторых случаях из особой лавки. Если же кустарь заключал договор с
торговцем, обязавшись доставлять ему свои товары, то ему воспрещалось
вообще сбывать что-либо даже па ярмарках, и в случае нарушения этого
постановления скупщик имел право взыскивать с него убытки за такое
нарушение договора.
Вообще говоря, кустарям дается совет воздержаться от торговли и
«снабжать своих скупщиков хорошим товаром». Такое отделение произ-
водства от сбыта мотивируется тем, что лишь немногие «фабриканты»
(кустари) способны «спекулировать или вести корреспонденцию с други-
ми местами и еще менее в состоянии держать значительное количество
товаров на складе». Кустарь, одновременно занимающийся и торговлей,
лишает торговца его заработка и вследствие непосредственных сношений
с «последним покупателем» устраняет, к убытку государства, «стоящий
между ними источник пропитания». Но он наносит ущерб и себе самому,
ибо торговля отнимает у него больше времени, чем допускает производ-
ство, и заставляет его хуже производить товары.
В 70-х годах XVII в. мастера-суконщики в Иглау обращаются к пра-
вительству с просьбой об отмене исключительного права продавать сукно
в розницу, принадлежащего восьми торговцам, образующим корпорацию
Глава. ХИ. Кустарная, или домашняя, промышленность
127
скупщиков. Вследствие такой монополии, предоставленной этим восьми
лицам, все суконщики, в количестве 300 чел., не считая подмастерьев и
помощников, оказывались в сильнейшей зависимости от скупщиков. Эта
жалоба послужила толчком для ведавшего промышленностью органа
(Hofkanzlei) к обращению к Марии Терезии с предложением отменить
всякие ограничения по продаже мастерами своих изделий. Исходя из
принципа, что свобода купли-продажи — душа торговли, что в области
сельского хозяйства ншсого никогда ire заставляли продавать свое зерно,
шерсть и т.д. через «монопольные третьи руки», никогда не отнимали
права продажи своих произведений и у ремесленников, доклад указывает
на «вопиющую несправедливость», когда «фабрикант», в случае если
купец не принимает произведенного им товара, так как он вышел не
вполне по его желанию, не может под угрозой штрафа продать его кому
угодно. «Какое неравенство в положении того и другого: положение ра-
ба - с одной стороны, деспотическая власть — с другой». Получается
насилие, нарушение права собственности, удорожание товара для потре-
бителя. На возражение же, что при разрешении сбыта кустарям создается
соединение двух различных профессий — промышленной и торговой, —
доклад отвечает, что там, где одно занятие не может прокормить челове-
ка, надо ему предоставить взяться и за другое; здесь же даже такого со-
единения нет, ибо производство неотделимо от сбыта и лишь случайно
кустарь был прикреплен к торговцу в области сбыта своих изделий. На-
конец, жалоба на то, что торговля от этого пострадает, не может иметь
значения, так как интересы промышленности гораздо важнее и сокраще-
ние ее обозначает большой убыток для государства. Связь же между кус-
тарем и торговцем вовсе не прекратится: нуждаясь в помощи купца, пер-
вый будет всегда предоставлять последнему товар как заказчику; но это
будет результатом полюбовного соглашения, а не принуждения.
Мария Терезия с этим не согласилась, и только Иосиф II пошел па
освобождение производителя от «рабского прикрепления к купцу», доз-
волив ему продажу своих изделий. После смерти Иосифа II торговцы
сделали попытку вернуть себе прежнее монопольное положение, но она
окончилась неудачей42.
Наряду с изготовлением предметов, необходимых для населения, в
особенности предметов роскоши для высших классов43, кустарная про-
мышленность работала для армии, создавала все необходимое для ее
вооружения и снаряжения. Появление больших армий, хотя и наемных,
начиная в особенности с XVI в., вызвало массовый спрос на нужные для
них предметы, а тем самым и массовое производство, и новую организа-
цию снабжения, — производство по заказу скупщика-поставщика, которо-
му государство поручало заготовление оружия, снарядов, одежды и т.д.
Характерной здесь являлась однородность вырабатываемых изделий,
оружия, обмундирования, как и необходимость скорой, иногда немедлен-
ной доставки большого количества изделий. Все это неминуемо вело к
128
История экономического быта Западной Европы
замене ремесла крупным производством, направляемым поставщиком-
торговцем, хотя и происходящим обыкновенно по-прежнему в мастерской
производителя — мелкого мастера.
«Надо только представить себе, - говорит Зомбарт в посвященном
вопросу о связи между войной и капитализмом сочинении, - что это
обозначало для средневекового человека, который в качестве производи-
теля был ремесленником, когда, например, в марте и апреле 1652 г анг-
лийское правительство немедленно потребовало 335 пушек, а в декабре
того же года объявило, что ему нужны немедленно 1500 железных ар-
тиллерийских орудий весом в 2230 т за 26 ф. ст тонна и, кроме того,
столько же повозок, 117 000 снарядов, 5000 ручных гранат, 12 000 бар-
релей пороху по 4 ф. ст. 10 шилл. Немедленно! И агенты объезжали
страну, стучались в двери ко всем мастерам, выделывавшим пушки, н все
же не в силах были удовлетворить внезапный и огромный спрос»44. Ка-
кой переворот все это должно было вызвать в старинном процессе произ-
водства мастеров-оружейников’ И не их одних. Рядом с производством
ружей, пистолетов, пушек и других предметов вооружения (кирас, але-
бард), снарядов, селитры, пороха, рядом с появлением литейпых заводов
для литья пушек и гранат, производства ружей, пороховых заводов
крупный спрос па эти предметы должен был повлиять на производство
нужных для них материалов - металлов, железа, меди, олова — и пре-
образовать процесс их переработки, в особенности превращение руды в
литое и ковкое железо: армия стала крупным потребителем последнего, в
сущности единственным массовым потребителем железа. В связи с этим
находится повсюду развитие горного дела с XVI в., расширение добычи
железной руды, как и развитие в Англии медных, свинцовых, оловянных
рудников. Отсюда появление и новых доменных печей — без них не
могло обойтись литье железа, необходимое для пушек, ядер, труб.
«Спрос на железные пушки являлся принуждением к устройству домен-
ных печей» — во многих странах они сооружались исключительно для
литья пушек и снарядов. Отсюда и применение новых инструментов.
«Сверлильные и токарные станки, — говорит Бек, - получили свое
первоначальное развитие в области производства артиллерийских ору-
дий. Сверление пушек являлось той проблемой, на которой главным об-
разом развилась сверлильная техника»45.
В области прядения и ткачества кустарная промышленность развилась
и независимо от потребностей армии: сукно и холст производились и для
населения государства, и для левантийских стран, и для американских
колоний. Но потребности войска и флота - холст для парусов, формен-
ная, т.е. однообразная одежда, — появившиеся в большом количестве,
должны были и тут ускорить развитие этой формы промышленности.
Этот спрос должен был захватить и некоторые виды промыслов, которые
в общем сохраняли ремесленный характер: сапожный, седельный, куз-
нечный, плотничный, где, под влиянием спроса на армию (сапоги, седла,
__________Глава XLL Кустарная, или домашняя, промышленность_______129
подковы, повозки для провианта) должны были наряду с ремеслом воз-
никнуть и формы массового производства. Если везде и повсюду госу-
дарство одновременно с зеркальными и фарфоровыми, кружевными и
шелковыми мануфактурами особенно поощряет горное дело и металлур-
гические заводы, прядение и ткачество шерсти и льна, то здесь обнару-
живаются, с одной стороны, потребности двора в предметах роскоши, а с
другой стороны — нужды государства в вооружении армии и в снабже-
нии ее одеждой. Этим в значительной мере объясняется широкое распро-
странение, как мы увидим ниже, прядения в работных домах, исправи-
тельных заведениях, сиротских приютах, принуждение отставных солдат
и солдатских жен, как и малолетних, — всех, кого только возможно бы-
ло, — заниматься столь необходимым для изготовления мундиров для
армии прядильным промыслом.
Производство на армию не работало на широкий рынок, отыскивать
покупателя не приходилось, но оно все же являлось массовым производ-
ством ввиду самых свойств потребителя — государства. И оно должно
было получить кустарный (отчасти и мануфактурный) характер, так как
потребитель не мог обращаться к многочисленным мелким производите-
лям Он имел дело с немногими поставщиками, которые уже от себя раз-
давали работу и которые ручались заказчику в точности и правильности
выполнения заказа, обязывались доставить предметы определенного
свойства, в определенном количестве и к определенному сроку. Торговец
ведет упорную борьбу с самостоятельным ремесленником, стараясь все-
возможными мерами принуждения подчинить труд мелких мастеров
иным требованиям — точной доставке огромных однородных масс това-
ра, — ибо правительство жалуется на то, что однородности в поставках
нет: одни куски сукна тоньше, другие толще, одни шире, другие уже,
краски то ярче, то слабее, — все эти недостатки должны быть устранены.
Крупные торговцы (contractors) берут в свои руки это дело. Но, прини-
мая на себя такую ответственность, они, разумеется, приобретали и зна-
чительную власть и силу над производителем: им необходимо было дать
широкие права в отношении исполнителей — кустарей, так как лишь в
этом случае они в состоянии были исправно выполнять взятые на себя
обязанности.
В связи с указанным выше оживлением горного дела и в этой области
происходит перемена. Во многих случаях уже в XV в. скупщики прони-
кают в сферу горной промышленности. Необходимость устройства доро-
гостоящих приспособлений для выкачивания воды из рудников и для
устранения оттуда вредных газов заставляла горные товарищества обра-
щаться к торговцам, которые дали бы им необходимые для сооружения
штольней средства, обязуясь за это доставлять этим лицам в течение оп-
ределенного числа лет весь добытый металл по условленной заранее цене.
Так например, в венгерских медных рудниках мы наблюдаем в XV в. за-
стой вследствие невозможности бороться с напором воды; в 1475 г. обра-
130
История экономического быта Запад! юй Европы
зуется ассоциация из богатых жителей города Краков, с Гансом Турцо во
главе, которая обязуется заняться выкачиванием воды и взамен этого по-
лучает за каждое установленное водяное колесо 1 гульден золотом в не-
делю и сверх того — 1 /g всей добытой меди. Однородные соглашения
встречаем в Саксонии при добыче олова, в Госларе в 1523 г. (добыча ку-
пороса), в Мамсфельде (добыча меди). Иногда указывается на то, что
это делается в интересах бедных членов товарищества, которые не могут
обойтись без скупщика В Штирии бедные члены товарищества страдали
от невозможности сбывать добытую руду, торговцы приобретали ме-
талл у более состоятельных; поэтому, согласно постановлению 1583 г.,
каждый должен был иметь скупщика (магистрат г Штейр обязан позабо-
тился об этом), который скупал бы у него добычу.
В результате члены горных товариществ превращались в зависимых
от торговцев рабочих. Нередко бедные продавали свои паи более богатым
членам или посторонним лицам; они не могли своевременно оплачивать
своих подручных и поэтому лишались пая и превращались в простых ру-
докопов. В английских рудниках по добыче олова в конце XVI в само-
стоятельные с виду литейщики и «мастера»-рудокопы (small independent
miners), нанимавшие от себя рабочих, фактически оказались в полной
власти торговцев, которые предоставляли средства для выкачивания во-
ды из шахт.
Скупщики же вторгались и в область производства, приобретая паи
горных товариществ. Так поступали Фуггеры: в 1502 г. в Силезии, где
их приобретения постепенно растут (в 1529 г. говорили, что «меньшая
половина» рудника в Рейхенштейне в их руках); в 1522 г. в Тироле,
приобретя сначала паи задолжавшего Баумгартнера (тоже торговца) в
качестве его кредитора, а затем закупая их в целом ряде рудников; в Ка-
ринтии — уже в последние годы XV в. Так поступил и ряд других тор-
говых фирм, — совершалось объединение промышленной деятельности
(так как им принадлежала большая часть паев) с торговой.
При этом хотя они и концентрировали производство в своих руках, но
размеры последнего оставались мелкими - они приобретали лишь паи в
целом ряде рудников. Так, Фуггеры в 1527 г., например, в одном Тироле
являлись пайщиками в Госензассе — в 13 рудниках, в Шенберге — в 19,
в Фалькенштейпс - в 45 (всего там имелось 192 рудника). Лишь посте-
пенно в течение XVI в., — вследствие споров по размежеванию районов
между рудниками и вследствие больших расходов на выкачивание воды и
извлечение металлов на поверхность, получавшихся для каждого рудника
в отдельности, — ряд мелких рудников сливается вместе в несколько бо-
лее крупных.
Во многих случаях право скупки добычи, в особенности золота и се-
ребра, но также и железа, свинца, янтаря принадлежало государю, кото-
рый уже старался заключить договор с торговцами на продолжительное
время, предоставляя им затем полученный из рудников металл. К этому
Глава XLI. Кустарная, или домашняя, промышленность
131
побуждала нужда в деньгах — у купцов можно было получить за предос-
тавление им такого права крупные ссуды. Так, герцогу Тирольскому Си-
гизмунду компания Мсйтииг дала в 1456 г. ссуду под обязательство пе-
редачи ей всего добываемого в тирольских рудниках серебра до полной
уплаты ссуды; позже, с 1488 г., на таких же основаниях все серебро Ти-
роля перешло в руки знаменитых Фуггеров, захвативших при помощи
таких же кредитных операций в свои руки золотые россыпи в Венгрии и
ртутные рудники в Испании. Однородные комбинации кредитных опера-
ций и монопольного права на добычу находим в госларских свинцовых
рудниках (герцог Брауншвейгский и лейпцигские купцы), в Бранденбур-
ге - в отношении янтаря (в 1518 г. любекские купцы дают беспроцент-
ную ссуду в 10 тыс. марок). В Мапсфельде договор заключался на медь:
в 1557 г. фирма Манлих выдает ссуду графу в 300 тыс. флоринов под
залог 3/5 добычи меди, нюрнбергская фирма Фюрер в 1561 г. — 140 тыс.,
Линденау и Мертенс из Лейпцига - 150 тыс.; с истечением срока дого-
вора о скупке графы не в состоянии были вернуть ссуду, почему права
скупщиков были продолжены. Подобным же образом аугсбургский купец
Нейдгардт заключил договор с Карлом V, выдав ему ссуду в 40 тыс.
флоринов, которая должна быть возвращена в течение 31/з лет жемчу-
гом, получаемым из Америки.
Как мы видели, в области обрабатывающей промышленности имелись
соглашения между торговцами по поводу размеров производства и сбыта.
В области горной промышленности такие соглашения идут еще дальше и
напоминают во многих случаях современные синдикаты, хотя развитие и
находится еще в зачаточном состоянии. Подобно ссудам, выдаваемым
королям и герцогам и возвращаемым товарами, которые практиковались
уже итальянскими купцами в Средние века, и здесь первые случаи отно-
сятся к итальянским купцам средневековой эпохи. В 1301 г. известные
флорентийские фирмы Барди и Франчези заключают — первые от имени
короля Неаполитанского, а вторые — короля Французского, будучи
арендаторами принадлежащих этим государствам соляных озер (в Про-
вансе и в Эг-Морте), договор относительно устранения конкуренции при
сбыте соли в интересах фиска того и другого (magna utilitas utriusque
curiae). В 1470 г. заключено соглашение между папской курией и неапо-
литанским королем по поводу сбыта квасцов из принадлежащих им руд-
ников. Это соглашение (именуемое societas, compagnia, intelligentzia, но
также conventio, unione), заключаемое pro communi utilitate46, должно
создать из обоих предприятий uno согро overo anima47.
Сбыт квасцов происходил по заранее установленным ценам, и при
совершении каждой сделки половина покрывалась папскими квасцами,
другая — королевскими. С целью контроля при складах каждого контр-
агента состоял комиссар другой стороны, у которого имелись ключи от
всех магазинов и которому предоставлялся отчет о количестве добытых и
вывезенных квасцов. В последующие века мы встречаем и другие случаи
132
История экономического быта Западной Европы
синдикатообразных соглашений — например, в Мансфельде в начале
XVI в. по сбыту меди, в Швеции по продаже железа в середине XVIII в.,
но наиболее яркое выражение находим в соглашении английских камен-
ноугольных копей, существовавшем с середины XVIII в., где имелись
старые рудники и новые, в Ньюкасле, применявшие новейшие техниче-
ские усовершенствования и расположенные более выгодно. Эта ассоциа-
ция держала в своих руках лондонский рынок, устанавливая цены так,
чтобы копям из других местностей Англии нс было выгодно доставлять
туда уголь. Регулировались и самые размеры производства — они опре-
делялись ежегодно: на долю ньюкаслских копей приходилось всегда 3/5,
на долю прочих - 2/5 добычи; за всякое излишнее количество уплачи-
вался определенный штраф48.
Все же число таких случаев и распространенность такого рода согла-
шений в эпоху XVI —XVIII вв. не следует преувеличивать. Нередко со-
глашения (например, относительно сбыта меди в Венеции между Фугге-
рами и другими торговыми домами в конце XV в.) являлись весьма крат-
ковременными; в других случаях переговоры (например, в области
саксонской оловянной промышленности, где делались многочисленные
попытки) не давали никаких реальных результатов. Наконец, часто со-
глашения имели характер обычных между членами цеха или компании
договоров относительно цены, которой участники будут придерживаться,
и эти старинные формы не следует ни в коем случае смешивать с синди-
катами.
•Тйип. Die Industrie am Niederrhein und ibre Arbeiter. Bd. 11. 1880. S. 7 — 12.
20ein. Die Industrie des sachsischen Voigtlandes. Bd. П. S. 536.
3 Geering. Basels Handel und Industrie bis zum XVII. Jahrhundert. 1885. S. 604.
* Godart. L’ouvrieren sole. T. I. 1899. P. 20 — 26.
* Martin La grande Industrie sous Louis XV 1900. P. 259.
6Mantoux. La revolution industrielle au XVIII siicle. P. 45.
^Pringsheini. Die wirtschaftliche Entwicklung der Vereinigten Niederlande in 17. und 18.
Jahrhunderte // Staats- und sozialwissenschaftliche Forschungen, hrsg. von Schmoller bzw
von Schmoller und Sering. S. 29-30. Julin. Les grandes fabriques en Belgique vers le milieu
du XVIII siicle // Acaddmie royale de Belgique. Classe des lettres et des sciences morales et
politiques. Mdmoires. T. 63. P. 30.
6Ste. L’industrie et le commerce de la Bretagne. S. 12. Cp: Roupnel. La ville et la vil-
lage au XVII siicle. 1922. P. 143. See. La vie iconomique et les classes sociales au XVIII
siicle. 1924. P. 191- Richard. La vie privie dans une province d’Ouest: Laval au XVII et
XVIII slides. 1922. P. 285 ff. Musset. Le Bay-Maine. 1917. P. 256 ff.
9 См. t. I, гл. XXIII.
^Furger. Zum Verlagssystem a|$ Organisationform des Frlihkapitalismus im Tex-
tilgewerbe. 1927. Aubin. Zur Geschichte des Verlagssystems in der Periode des Frilhkapltalis-
mus // JahrbUcher filr NationalCkonomie und Statistik. 1927. Bd. III. F. B. 72. Gothein.
Wirtschaftsgeschichte des Swarzwaldes. Bd. 1. 1891. Nitbling. Dims Baumwollweberei im
Mittclalter. 1889. Schulte. Die Grosse Ravensgurger Gesellschaft. Bde. I—III. 1923. Amman.
St. Gallens Wirtschaftsstellung im Mittelalter. 1928. (Aus Sozial- und Wirtschafts-
gescbichte).
11 Имелись только, как мы видели выше, зачатки, подготовительные стадии, в смысле
Глава XLI. Кустарная, или домашняя, промышленность
133
появления зависимости, в особенности в суконной промышленности, различных групп
населения от занимавшихся сбытом изделий, — но почти исключительно местным или на
ближайшей ярмарке, — суконщиков (см. т. I, с. 256).
12 Даже экономисты XIX в. долгое время не могли отличить кустарной формы произ-
водства от ремесленной (см. выше, с. 107).
13 Hauser. Les ouvriers du temps passi. P. 86.
14 Unwin. Industrial Organisation. P. 56- 57.
,s Schoenlank. Soziale Kampfe. P. 47, 161.
,h Schwaller. Tucher- und Weberzunft. Urk. 77. Cm.: Schmoller. Wirtschaftspolitik Frie-
drich des Grossen // Jahrbuch fiir GeseLzgebung, Verwaitung und Volkswirtschaft, hrsg. von
Schmoller Bd. XI. S. 807, 812.
17 Pirenne. Histoire de Belgique. T. IV. P. 581 —582.
iR Thun. Die Industrie am Niederrhein. Bd. II. S. 24 f(. Scham. Kolonisalion and Indus-
trie in Franken P. 300 ff. Sax. Hansinsindustrie in Thtlringen. Bd. II. 1884.
19 Troeltsch. Die Calwer Zeughandlungskompagnie und ihre Arbeiter. S. 20, 31, 55 ff.
20 См. ниже.
21 См. об этом: Cunningham. Growth of English Industry and Commerce in Modern
Times. Vol. II. P. 38 ff., 354 ff. Lohmann. Die staatliche Regelung der englischen Wollindus-
trie vom XV. bis zum XVIII. Jahrhundert. 1900. S. 22. Эшли. Экономическая история Анг-
лин в связи с экономической теорией. С. 505 сл.
22 Stieda. Hausindustrie. S. 143 ff.
23 Godart. L'ouvrier en soie. T. I. P. 91.
24 Hinze. Die Arbeilerfrage zu Beginn des moderne Kapitalismus in Brandenburg-
Pre ussen. 1927. S. 175 ff. (VerBffentlich des Vereins fiir Geschichte der Mark Brandenburg).
25 Cunningham. Growth of English Industry and Commerce in Modern Times. P. 518 ff.
Mantoux. La revolution industrielle au XVIII sidcle. P. 36 ff., 40 ff. Dechesne. L’evolution
dconomique et sociale de 1'industrie de la laine en Angleterre. P. 26 ff., 54 ff. Lohmann. Die
staatliche Regelung der englischen Wollindustrie vom XV. bis zum XVIII. Jahrhundert. S. 21
ff. Ashley. The Economic Organisation. P. 88 ff. Lipson. History of Woollen and Worsted
Industries. 1921.
26 Тарле. Рабочий класс во Франции в апоху революции. Т. II. С. 78 и сл. Ср.: Bal-
lot. L*introduction du machinisme dans 1’industrie frangaise. 1923. P. 164, 170.
27 M£moire de Tribert sur 1’itat des manufactures dans la g6n6ralit6 d’Orldans // M6-
moires et documents, publ. par Hayem. 2-е sir. 1912. P. 258 ff. Hardy. La localisation des
industries, dans la generality d'Orleans au XVIII siecli // Ibid. 3-e sdr. 1913. P. 42 ff.
Hardy. La Localisation des industries dans la gin6ralit6 d’Orleans au XVIII sidcle / / Ibid.
3-e s6r. 1913. P- 42
28 See. Les classes rurales en Bretagne du XVI stecle h la Revolution. P. 446 ff. Sde. La
vie dconomique et les classes sociales au XVIII sifecle. 1924. P. 128, 145. See. Remarques sur
revolution du capitalisme // Revue de syntbtee histoire. 1924. T. XI. P. 53. Sde. Rdmarques
sur le caractire de 1'industrie rurale en France // Revue historique. Janv. 1923. Roupnel. La
ville et la campagne au XVII sifecle. P. 91, 143. Musset. Le Bas-Maine. 1917. P. 256 ff. De-
mangeon. La pleine Picarde. 1905. Sion. Les paysans de la Normandie orientale. P. 166 ff.
Lefebvre. Les paysans du Nord pendant la Revolution franqaise. T. I. Ldoy. Histoire dconomi-
que de 1’industrie cotonnidrfe en Alsace. 1912.
29 Pirenne. Geschichte Belgiens. IV. P. 578—585.
30 Lamprecht. Zur jUngsten deutseben Veigangenheit. Bd. II. T. I. P. 295 — 296. Klinig.
Die sSchsische Baumwoliindustrie. 1899. S. 84. Troeltsch. Die Calwer Zeughandlungskompag-
nie und ihre Arbeiter. S. 257. Bein. Die Industrie des shchsischen Voigtlandes. S. 47 ff., 62.
Cothein. Wirtschaftsgeschichte des Schwarzwaldes. S. 552 ff., 715 ff.
Hoffmann. BeitrUge zur neueren Osterreichischen Wirtschaftsgeschichte. I. Die Wollen-
zeugfabrik zu Linz // Archiv fiir ttsterreichische Geschichte. Bd. 108. 1920.
134
История экономического быта Западной Европы
& Rappard. La revolution industrielle et les engines de la protection legale du travail en
Suisse. P. 43-46, 51, 89-90, 93—94. Wartmann. Industrie und Handel des Kantons St.-
Gallen- 1875. S. 89 ff., 94, 100, 150 ff., 160. Geering. Basels Handel und Industrie bis zum
XVII. Jahrhundert. S. 593, 599-607.
Stieda. Hausindustrie. S. 119. Ott. Rulands Handlungsbuch. S. 15, 19. В другом слу-
чае четыре любекских купца в 1424 г. нанимают на 2 года цех. изготовляющий четки (для
богослужения), обязуясь в течение этого времени приобретать у каждого из 12 мастеров
определенное количество изделий с тем, что эти мастера отказываются на это время от
своего права продавать этот товар в важнейших местах его сбыта, - в Венеции, Нюрнбер-
ге, Франкфурте, Кельне (Hildebrand Veckinchusen. Bricfwcchscl enies deutschen Kauf-
manns im 15- Jahrhundert. S. 53).
ЗМ/ляо. Die venetianische Seidenindustrie und ihre Organisation bis zum Ausgange des
Mittclaliers. 1893. S. 49. Sieveking. Genueser Seidenindustrie // Jahrbuch filr Gesetzge-
bung, Verwaitung und Volkswirtschaft, hrsg. von Schmoller. Bd. XXL S. (06, 110-111.
Doren. Florentiner Wollengewerbe. S. 264—270.
35 Vanhaeck. Histoire de le sayetterie h Lille. T. I. 1910. P. 106. Bein. Die Industrie des
siichsisclien Voigtlandes. Bd. П. S. 38, 539. Boissonade. Essai sur i'hisloire de 1'organisation
du travail en Poitou. T. II. 1900. P. 139. Westerfield. Middlemen in English Business. P.
362. Sombart. Der inoderne Kapital isnius. Bd. II. T. 2. S. 716, 720. Cp.: Rappard. La revolu-
tion industrielle ct les origines de la protection legale du travail en Suisse. P. 79, 86. Btlrkli-
Meyer. Zlircher Fabrikgesetzgebung. 1884. S. 56.
‘^Scliane. Industrie und {Colonisation in Franken. Bd. II. S. 188, 272.
37 Bein. Die Industrie des sachsischen Voigtlandes. Bd. II. S. 41—48, 72—79.
311 Rappard. La revolution industrielle et les origines de la protection legale du travail en
Suisse. P. 43 , 45, 51, 76, 78, 83, 92 — 93. Rappard. Le facteur dconomique dans 1'avdnemenl
de la d£inocratie mod erne en Suisse. T. I. L’agriculture h la fin de 1‘ancien regime. 1912. P.
138. BMdi-Meyer. Geschichte der Zdrcher Seidenindustrie. S. 176. Kiinzle. Die Zflrcher
Baumwollindustrie von ihren Anfhngen etc. 1906. S. 45-47. Jenny-Triimpy. Handel und In-
dustrie des Kantons Glarus. Bd. I. 1898. S. 78. Thiirkauf. Verlag und 1 Iciinarbeit in der Ba-
sler Seidenbandindustrie. S. 42.
® Godart. L’ouvrieren soie. T. I. P. 89-91, 180-184.
40 (Не угодно ли вам (франц.).}
41 Troeltsch. Die Calwer Zeughandlungskompagnie und ihre Arheiter. S. 19 - 20, 27 - 28,
49, 55 - 56, 74 - 75 , 83, 89 - 95, 125-135. Относительно флорентийской кустарной про-
мышленности - см. т. I, с. 273 сл.; об английской суконной промышленности — см. ни-
же, с. 166 сл.
А2 Pribram. Geschichte der flsterreichischcn Gewerbepolitik. Bd. I. 1908. S. 84 ff., 187 ff.,
238, 333 ff., 382.
43 См. ниже, c. 135.
** Sombart. Krieg und Kapitalismus. S. 89.
A*Beck. Die Geschichte des Eisens in geschichtlicher und kulturgeschichtlicher Bezie-
hung. Bd. III. S. 601.
46 [Ради общей пользы (лат.).}
47 [Единое одушевленное тело (шшм.).]
48 Об образованиях этого рода см.: Strieder. Studien zur Geschichte kapitalistischer Or-
ganisationsformen. 2. Aufl. 1926. S. 159 ff., 168 ff., 193 ff., 272 ff., 279 ff. Stieda. Aeltere
deutsche Kartelle // Jahrbuch filr Gesetzgebung, Verwaitung und Volkswirtschaft, hrsg. von
Schmoller. 1913. Sayous. Les ententes des producteurs et des commer^ants au XVII siicle //
Acaddmie royale de Belgique. Classe des lettres et des sciences morales et politiques. Md-
moires. 1908. Miick. Der Mannsfelder Kupferschieferbergbau. 1910. Bd. I. S. 288. Ehrenberg.
Das Zeitalter der Fugger. Bd. I. S. 396, 417. Davidsohn. Forschungen zur Geschichte von
Florenz. Bd. III. № 382. Beck. Die Geschichte des Eisens in geschichtlicher und kulturge-
schichtlicher Beziehung. Bd. III. S. 1103 ff. Livy. Monopole, Kartelle und Trusts. 1909. P. 97 ff.
ГЛАВА XLII
РЕМЕСЛО
Рядом с новой, все более распространяющейся формой промышленно-
сти - кустарным, или домашним, производством — мы находим в рас-
сматриваемую эпоху и две другие формы промышленности: одну старую,
сохранившуюся от средневекового периода, — ремесло, и другую, новую,
обозначающую переход к новейшему времени, к фабричной эпохе, — ма-
нуфактуру.
Что касается ремесла, то во многих отраслях промышленности оно
сохранило свое прежнее значение: именно, главным образом в производ-
стве предметов для непосредственного потребления. В то время как ткани
всякого рода, кожи, металлы, стекло производились кустарной промыш-
ленностью и централизованными мануфактурами, изделия из них — пла-
тье, белье, шляпы, обувь, различного рода кожевенные товары, посуда,
мебель, инструменты, домашняя утварь из дерева — даже в больших го-
родах изготовлялись ремесленниками (в деревнях и мелких городах час-
то и в домашнем хозяйстве). Только предметы роскоши — кружева, лен-
ты, изделия из шелка и бархата, ковры, фарфор, зеркала, оружие луч-
ших сортов, мебель из красного дерева, различные изделия из черепахи,
слоновой кости, металлов, отчасти также часы, перчатки — производи-
лись кустарным способом или на мануфактурах; сюда же относятся бума-
га, мыло, обои, табачные изделия, игрушки — все это также являлось в
те времена предметом роскоши.
Таким образом, в сфере производства предметов непосредственного
потребления установилось известное разграничение между ремеслом и
крупной промышленностью. Последняя захватила в свои руки лишь из-
готовление предметов роскоши, притом преимущественно таких, которые
появляются вновь и никогда не производились ремесленниками1. Конку-
ренция между крупным и мелким производством господствовала лишь в
области производства различного рода тканей — шерстяных, льняных,
пеньковых, шелковых, бумажных, полубумажных и т.д., — позументных
изделий, кож, ножевого товара, вязальных изделий и т.д., где кустарная
промышленность стала постепенно, как мы видели выше, преобладающей
и вытеснила ремесленника. То разделение занятий - специализация
производства между различными местностями, которая произошла в эту
эпоху и о которой упоминалось выше, — обозначало не что иное, как
гибель этих отраслей ремесла в различных городах и территориях. На-
пример, рядом с возникновением в отдельных местах кустарной суконной
136
История экономического быта Западной Европы
промышленности, работающей для значительной части Франции, во мно-
гих местностях (например, Нант, Динап, Ним, Каркасон, Сент-Омер)
исчезло ремесло, производившее суконные изделия. И в других местах
ремесленники страдали от конкуренции торговли промышленными изде-
лиями. Юстус Мезер, писавший в XVIII в., указывает на то, что за сто
лет число ремесленников сократилось наполовину, число же мелочных
торговцев увеличилось втрое
Потеря в значительной мере — хотя далеко пе вполне и нс повсюду -
этих столь важных и столь обширных областей производства в связи с
невозможностью приобрести новые отрасли (новые виды товаров, как
указано, производились крупным производством) составляла, конечно,
большой ущерб для ремесла. Отсюда жалобы на скупщиков и прочих
торговцев, сбывающих сукно, галантерейные товары, холст, металличе-
ские изделия.
В связи с этим находится и постепенное изменение характера самого
ремесла В XVIII в. в особенности ремесленник, нередко нанимая гораздо
больше подмастерьев, чем раньше, отчасти давая работу и более бедным
.мастерам, изготовляет значительные запасы товаров и устраивает лавку,
в которой продает свои изделия. Писатель XVIII в. Бергиус жалуется па
то, что ремесло страдает от этого: мастер сидит в лавке и торговля для
пего па первом плане, работу же выполняют подмастерья и ученики в
мастерской без надзора хозяина2. Мало того, и право сбыта в розницу
многих привозных кустарных изделий принадлежит тому или другому
цеху, в зависимости главным образом от того, из какого материала они
изготовлены, тогда как розничные торговцы не вправе торговать ими. Во
Франкфурте-на-Майве, например, ремесленники имели такую монопо-
лию розничной продажи золотых и серебряных вещей, ножевого товара,
предметов из стекла, мехов и пуговиц, позументных, токарных и пере-
плетных изделий. Прочими товарами к концу XVIII в. могут торговать
как ремесленники, так и мелочные торговцы3. Последние, таким образом,
успели постепенно, сначала фактически, а затем и юридически, добыть
право сбыта различных предметов. В других случаях, напротив, перво-
начально торговцы имели право привозить из других мест сырье и про-
мышленные изделия, тогда как ремесленники торговали лишь собствен-
ными или чужими изделиями, произведенными в пределах города, но
позже ремесленники стали претендовать на исключительное право тор-
говли и привозными товарами данной специальности (в Трире, например,
стекольщики — бургундскими стеклянными товарами, ткачи — брабант-
ским сукном, слесари — привезенными из Франкфурта железными изде-
лиями); мало того, даже в отношении сырья, из которого они выделыва-
ют предметы, ремесленники присваивают себе монополию не только за-
купки, но и продажи его, так что на долю торговцев, в сущности, почти
ничего и не оставалось4. Поэтому у торговца был только один выход —
продавать товары тайно, ведя лишь постоянную борьбу с ремесленника-
Глава XLIL ремесло
137
ми» как указывает Юстус Мезер^. Если во многих местах торговцы
только и могли торговать тайно многими ремесленными изделиями, не
пользуясь правом сбыта их, то они в свою очередь нередко настаивали на
том, чтобы в области текстильной промышленности, в сфере сбыта сукна,
холста, камлотовых материй и т.д., право розничной торговли принадле-
жало им одним, — в Австрии ни ремесленникам, ни кустарям, ни скуп-
щикам не было дозволено иметь лавки для продаж этого рода изделий;
они могли продавать их лишь купцам из своих складов6.
Наиболее далеко разложение ремесла ушло в больших городах, в осо-
бенности в Лондоне. Как можно усмотреть из сочинений, относящихся к
середине XVIII в., в Лондоне и в области промыслов, изготовляющих
предметы непосредственного потребления, ремесло к этому времени во
многих случаях уступило место кустарной форме производства. Это под-
тверждается сообщениями о широкой специализации и дифференциации,
имеющей место в том или другом промысле: например, в мясном про-
мысле имеются оптовики, далее, мясники, продающие в розницу в боль-
ших размерах и сами производящие убой, и мясники-розничнмки, поку-
пающие у оптовиков; далее, различаются мясники по сбыту говядины,
телятины, баранины и свинины. Это видно также из крупных размеров
капитала, необходимого для открытия предприятия, — например, в пи-
воварении 2-10 тыс. фунтов стерлингов, винокурении 500 — 5000 фунтов
стерлингов, сахарном производстве 1—5 тыс. фунтов стерлингов. Сле-
сарь еще выделывает сам замок, самостоятельны еще и жестяники (они
имеют одновременнно с мастерской нередко лавку), шляпники, кузнецы,
но есть и кузнецы, которые работают по заказу седельника (изготовляя
металлические части для седла и уздечки), среди же седельников наряду
с такими, которые имеют лавку и продают купленные товары, встречают-
ся и кустари без лавки. Кустарям, в особенности женщинам, дают работу
на дом скорняки, портные, перчаточники, сапожники, часовщики — все
это уже не ремесленники, а скупщики. Портные, например, имеют лавки
по продаже готового платья (уже в середине XVII в.); часовщик, полу-
чив готовый товар, только вырезает на нем свою фамилию; булавочники
работают на магазин, который накалывает булавки на бумагу, продавцы
метелок раздают работу женщинам и необученным рабочим; производи-
тели инструментов и оптики дают заказы «различным рабочим» и держат
лавку, где торгуют всевозможными инструментами; обойщики превраща-
ются в декораторов и при устройстве квартир нанимают ряд работни-
ков — столяра, полировщика стекол и зеркал и т.д.7
В рассматриваемый период не только понятия промышленности и ре-
месла — в противоположность средневековому периоду — не совпадали,
но и ремесло не ограничивалось цеховым ремеслом. Во Франции, как
указывает д’Авенель, «исключения» по своей численности превышали
«общее правило».8 В Вене в 1734 г. из 7809 мастеров всего 2640, или
третья часть, были цеховыми8. Помимо иностранцев, которые были не
138
История экономического бы га Западной Европы
только скупщиками и кустарями, но отчасти и ремесленниками, сущест-
вовала особая категория нецеховых, или привилегированных, ремеслен-
ников, которые, не входя в состав цеха, — с особого каждый раз разре-
шения города, короля или герцога (почему они и назывались «королев-
скими» мастерами) и за особую плазу - допускались к производству
того или иного промысла. Во Франции, например, с середины XV в. в
особо торжественных случаях, например при восшествии на престол, ро-
ждении наследника, выпускаются патенты (Jcltres de mailrise), и приоб-
ретатели их получают право производить промысел. Число этих патентов
все более возрастает, ибо в фискальных интересах они выпускаются впо-
следствии по всякому поводу; временно цехам лаже запрещено было
принимать в свой состав мастеров, пока патенты не раскуплены. Ремес-
ленниками были и так называемые придворные мастера (ouvriers suivanl
la cour) — в начале XVIII в. их насчитывалось во Франции 377 чел.
Среди них лишь некоторые действительно работали на короля и его се-
мейство; большинство же являлось привилегированными мастерами, ко-
торые за уплату известной суммы в пользу казны получали таким путем
право работать на потребителей, пе будучи подчинены цеху.
Неудивительно, если цехи при таких условиях довели свою политику
исключительности до крайних пределов, если сильное повышение всту-
пительных взносов, крайнее усложнение пробной работы и т.п. приводит
к тому, что в цехи с формально свободным для всякого доступом теперь
могут фактически вступать только сыновья и зятья членов цеха, для ко-
торых требования, как и в Средние века, были значительно ниже. В од-
ном месте цех исключает из своего состава мастера вследствие того, что
бабка его жены была дочерью пастуха, хотя имелось свидетельство, до-
казывавшее неправильность этого «ужасного» обвинения. В другом слу-
чае ремесленник исключен за то, что оп (не зная об этом) поехал на ло-
шади палача; в Зоммерфельде ремесленник исключен потому, что пил
пиво с палачом (которого не узнал). В 1764 г. брауншвейгский цех позу-
ментщиков отказался принять в число мастеров подмастерье за то, что
его жена была беременна до вступления в брак; когда же правительство
допустило его в качестве Freimeister, то мастера жаловались, что это бу-
дет гибелью для цеха, ибо во всех других местах такое правило соблюда-
ется10. Положение таково, «что люди могут занимать высшие должности
в гражданском управлении или войске, но не могут стать портными или
сапожниками»11. Таково было понятие чести у цехов, осуществление
принципа, что «цех должен быть так чист, как если бы его собрали голу-
би» . Не допускался же в цех в качестве «нечистого» тот, кто притронул-
ся к падали, кто снял с веревки повесившегося и т.п.
А в XVIII в. правило о закрытии цехов становится всеобщим: каждый
цех имеет установленное число мастеров, и только в случае смерти кого-
либо из них может вступить в цех новый мастер. Исключение делалось
только для своих; подмастерье имел один только путь попасть в цех -
Глава XL1I. Ремесло
139
жениться па дочери или вдове мастера. В случае же невозможности это
сделать он вынужден был поселиться в деревне, где цехов не было. Но
число допускаемых там мастеров в Пруссии было сильно ограничено; в
Баварии стеснений было меньше; во Франции деревенские промыслы
были совершенно запрещены. Ремесленники и кустари обходили эти ог-
раничения. Или же подмастерье поступал на мануфактуру, но последних
было весьма мало. Или, наконец, в качестве нецехового мастера
(Pfuschcr, Storer, Stimpler, Bdnhase), обходя цеховые привилегии, он
тайно занимался производством. В последнем случае его положение было
весьма тяжелое: ему приходилось скрываться от глаз людей, ибо если
цех узнавал о его действиях, то он подвергался жестоким гонениям. И
все же в Мюнхене к концу XVIII в. число таких тайных ремесленников
было почти столь же велико, как и количество цеховых мастеров.
Уже это последнее обстоятельство свидетельствует о том, что цель, к
которой стремились цехи, не достигалась. Установление замкнутых цехов
не могло устранить ни привоза иногородних и иностранных изделий, ни
распространения тайных нецеховых ремесленников. В бранденбургских
городах в XVIII в. свыше 40% населения состояло из ремесленников; в
вюртембергских городах последние составляли иногда 2/з всего числа
жителей12. Но и в Баварии, где число городских ремесленников не пре-
вышало в среднем 12% населения, материальное положение ремесла было
весьма неблагоприятное - цехи жалуются на переполнение, на чрезмер-
ное количество деревенских мастеров, на недостаток в сырье и на силь-
ную конкуренцию привозных товаров13.
В связи с этим отстаиванием своей монополии находилась и еще бо-
лее усилившаяся борьба между смежными цехами за принадлежащее ка-
ждому из них поле деятельности. Парижские пуговичники и портные ве-
ли спор из-за права изготовления последними пуговиц из той же мате-
рии, из которой было заказано платье14. В Пруссии столяр не вправе
был прикреплять железные части, кузнец не мог сам выделывать необхо-
димых ему гвоздей, а пекарь — приготовлять пирожное, ибо последнее
относилось к области кондитерского цеха. Для устройства печи нужно
было нанимать десять различных ремесленников; ради какой-либо по-
чинки приходилось ходить от одного мастера к другому, получая от каж-
дого из них отказ ввиду их опасения переступить за пределы дозволен-
ной каждому области производства15.
Переход от городского хозяйства к национальному оказал влияние на
ремесло не только в виде возникновения конкуренции, создавшейся под
влиянием расширения рынка сбыта промышленных изделий, но и в ином
направлении — в смысле замены городской политики в отношении цехов
территориальной политикой. С одной стороны, сами цехи стараются те-
перь объединить свою деятельность и регулировать ее по однообразным
принципам: кузнецы, слесари, ножовщики, гончары, каменщики, сукон-
щики, красильщики, кожевники — все они делали попытки порайонного
19 Э-168
140
История экономического быта Западной Европы
объединения. В одних случаях разбросанные в различных местностях
отдельные мастера данного промысла соединялись в один общий терри-
ториальный цех, имели общую кассу, общего выборного старейшину и
собирались на общие собрания в определенном городе. В других случаях
отдельные цехи сохранялись, но образовывали союз с одним или не-
сколькими центральными местами, куда являлись депутаты от цехов -
членов союза и где решались общие вопросы, в особенности вопросы об
отношениях к подмастерьям, устанавливались соглашения относительно
продажных цен, производился и суд над непослушными цехами16.
Такие союзы цехов находим, например, в Вюртемберге, где они охва-
тывают цехи всей страны, в Бадене; бранденбургские цехи соединяются с
саксонскими, ангальтскими, люнебургскими. Союз ножовщиков распро-
страняется на баварские, австрийские, швейцарские города; бранденбург-
ские мыловары, сукностриги, канатники объединяются в территориаль-
ные цехи. Наиболее известен из порайонных цеховых союзов союз ка-
менщиков, возникший во второй половине XV в.; центрами его являются
в XVI-XVII вв. Страсбург, Вена, Регенсбург, Берн, Магдебург, Дрез-
ден, в XVIII в. высшую инстанцию составляет Страсбург17.
Еще большее развитие получили, по-видимому, территориальные ор-
ганизации подмастерьев. Местные союзы последних, возникшие еще в
Средние века под видом религиозных братств, успешно развивались в
последующую эпоху по мере увеличения числа семейных подмастерьев;
отчасти эти союзы были признаны государством. Под влиянием распро-
странения обязательности странствования подмастерьев до получения
звания мастера — институт этот существовал уже с XIV-XV вв. — ме-
жду местными союзами подмастерьев возникало сближение, приводившее
к аналогичным союзам цехов организации. Этой организацией они в осо-
бенности пользовались в борьбе с хозяевами-мастерами, оказывая взаим-
ное содействие при устройстве стачки в каком-либо месте, бойкотируя
(Schelten) подмастерье, который не исполнил сообща принятого реше-
ния: он не мог получить работы ни в одном из городов, на которые рас-
пространялся территориальный союз. Подмастерья и в Германии, и во
Франции устраивают «заговоры» (Kabale), «восстания» (AufstSnde),
«налагают интердикты» на хозяев, заявляют, что наниматься к данному
мастеру нельзя (это называлось SchmShen, Auftreiben); в Дижоне такое
запрещение устанавливалось на срок от 2 до 6 месяцев, иногда на 2 года.
Подмастерья оповещают об этом старшин товариществ в различных горо-
дах. Когда в тот или другой город является странствующий подмастерье,
он отправляется в помещение товарищества подмастерьев (Herberge, во
Франции оно называлось «матерью»); там он получает пищу, обыкно-
венно и небольшое пособие (Geschenk); там вывешен и список хозяев,
нуждающихся в подмастерьях. Если объявлена стачка, то там его ждут
выборные от товарищества и сообщают ему распоряжение, иногда знака-
ми, о немедленном уходе из города. Во Франции тесное общение сущест-
Глава XLII. Ремесло
141
вовало не только в пределах того же промысла, но и среди подмастерьев
различных ремесел; «все они выступали как один человек в поддержании
требований, предъявленных хозяевам»* 18.
С другой стороны, надзор за цехами и регулирование их деятельности
государство берет в свои руки. Во Франции статут 1581 г. вновь вводит,
даже в целях однообразия, цеховую форму (jur£s) в таких городах и
промыслах, где цехи существовали лишь фактически, но не имели соот-
ветствующей организации; он устраняет различные злоупотребления при
изготовлении пробной работы — опа не должна продолжаться более 3
месяцев и т.д. Новый пересмотр статута, с полным подчинением цехов
государству, производится при Кольбере в 1671 —1674 гг. Точно так же в
германских государствах в течение XVIII в. появляется однообразное це-
ховое законодательство; так, в 1731 г. заключено соглашение между Ав-
стрией, Пруссией, Саксонией и другими странами. Им отменяется цехо-
вая автономия, и цехи всецело подчиняются государственной власти. За-
конодательство вступает в борьбу со «злоупотреблениями» цехов; регу-
лируется пробная работа, запрещаются соглашения относительно цен,
отменяется принцип недопущения вследствие «бесчестного» происхожде-
ния. Но государство же ведет борьбу и с подмастерьями: им запрещены
всякие союзы, территориальные соглашения, стачки, бойкотирование
мастеров и подмастерьев, празднование так называемого «синего поне-
дельника»19. Впрочем, далеко не все эти постановления исполнялись на
практике — и цеховые мастера, и подмастерья всеми силами боролись
против них. За этими общими постановлениями следовал самый пере-
смотр цеховых статутов и привилегий: в Пруссии в 1734—1738 гг. со-
ставлено более 70 генеральных цеховых привилегий; ее примеру после-
довала Мария Терезия в Австрии, затем Баден и Вюртемберг.
* Если же цехи все-таки боролись с такого рода мануфактурами, то, главным образом,
в силу того, что мануфактуры нарушали их привилегии производства продуктов из данно-
го рода материала; так, например, гугеноты стали выделывать перчатки и шляпы из шер-
сти, — это было ранее неизвестно, — в то время как изготовление вообще предметов из
шерсти составляло привилегию данного цеха
2 Bergius. Polizei- und Kameralmagazin. Bd IV. S- 392.
3 К an ter. Die Entwicklung des Handels mit gebrauchsfertigen Waren von der Mitte des
18. Jahrhundert bis zum Jahre 1866 in Frankfurt am Mein. 1902. S. 14 — 15.
4 Voigt. Handwerk und Handel in derspateren Zunfftzeit. 1929. S. 49 ff., 60 ff., 72 ff.
Justus Moser. Patriotische Phantasien. 1775. Bd. I. 4. Aufl S. 23. Gedanken Uber den
Verfail der Handlung in den Landstadten.
6 Landau. Die Entwicklung des Warenhandels in Osterreich. 1906. S. 26, 41 и др.
7 Nemnich. Neueste Reise durch England, Schottland und Ireland. 1807. S. 136 ff. Camp-
Ml. The London Tradesman. 1747. A General Description of all Trades. Postlethwayt. The
Universal Dictionnary of Trade and Commerce. 1754. Cm.: Sombart. Der moderne Kapitalis-
mus. 4. Aufl. T. 11. 2. S. 694 ff.
8 D'Avenel. Histoire de ia proprtetd. T. III. P. 456.
9 Adler M. Die Anfenge der merkantilistischen Gewerbepolitik in Osterreich // Wiener
staatswissenschaftlichen SCudien. Bd. IV. 1903. S. 82—83.
10 Brauns Kurhessische Gewerbepolitik im 17. und 18. Jahrhunderte. 1911. S 78.
142
История экономического быта Западной Европы
11 Еще сравнительно легким наказанием ограничился бременский сапожный цех, ис-
ключив жену мастера из общения и оштрафовав самого мастера за то, что жена его родила
уже через 7 недель после вступления в брак (Blihmer. Die Bremer Schusterzunft).
12 Troeltsch. Die Calwer Zeughandlungskompagnic und ihre Arbeiter. S. 370—375.
13 Tyszka. Handwerk und Handworker in Bayern im 18. Jahrhundert. 1907. S. 93 ff.
14 Levasseur. Ifistoire des ciasses ouvrtires et de I 'Industrie en France de 1789 й 1870. T. 11.
P. 412.
15 Kaizl. Der Katnpf urn Gewerborcform und Gewcrbcfreiheit in Bayern von 1799 bis
1868. 1879. S. 16.
,s Schmoller. Das brandcnburgisch-preussische innungswcsen von 1640 bis 1800 // Um-
risse und Untersucbungen zur Verfassungs-, Verwaltungs- und Wirtschaftsgeschichte. 1898. S.
329 ff.
17 Schmoller. Das brandcnburgisch-preussische Innungswesen von 1640 bis 1800. S. 332 —336.
Jahn. Gewerbepolitik der deutschen Landesfiirsten im 17. und 18. Jahrhunderte. S. 130 ff.
18 Cm.: Hauser. Les cotnpagnonnages d'arts й Dijon. Des Marez. Le compagnonnage des
chapeliers bruxelois. 1909. Ковалевский. Происхождение мелкой земельной собственности.
Гл. V. Tyszka. Handwerk und Handworker in Bayern im 18. Jahrhundert. 1907. Кар. II.
Schoeniank. Gesellenverbande // FlandwCrterbuch der Staatswissenschaften. Jahn. Zur
Gewerbepolitik der deutschen Landesfursteii. S. 40 ff. Martin-Saint-Lion. Le compagnon-
nage. 1902. Gueneau. L’organisation du travail au Nivernais. 1919. Fagniez. Le compagnon-
nage au XVIII sifccle.
19 Строгие меры против подмастерьев были вызваны в особенности беспорядками и
стачками, произведенными ими в 1724 г. в Вене, Майнце, Штутгарте, Вюрцбурге, Луге*
бурге.
ГЛАВА XLIII
МАНУФАКТУРЫ
Противоположность цеховому ремеслу — остатку от средневекового
периода — составляет новая форма производства — мануфактура. В на-
стоящее время мануфактурной называется та форма производства, где
более или менее значительное количество рабочих соединяется в опреде-
ленном здании под надзором предпринимателя. Составляя промежуточ-
ную ступень между кустарным производством и фабричным, мануфактура
отличается от первого помещением, где происходит работа, от второго —
отсутствием машин и двигателей. Однако установить в отношении
XVII-XVIII вв. степень распространения мануфактур является делом
нелегким, ибо далеко не во всех тех случаях, когда в источниках упоми-
нается о мануфактурах, в действительности мы имеем перед собою эту
форму производства. Под словом «мануфактура» или «фабрика» в те
времена понималось не определенная форма производства, а промыш-
ленность вообще; оно было равнозначно понятию промышленности. Или
же мануфактура обозначала промышленность прядильно-ткацкую —
шелковую, шерстяную, полотняную, хлопчатобумажную, — т.е. под «ма-
нуфактурой» понималось то, что мы и теперь в общежитии называем ма-
нуфактурной промышленностью, независимо от того, имела ли она ре-
месленный или кустарный характер или же производилась в централизо-
ванных предприятиях, т.е. мануфактурах в современном смысле слова.
Мануфактуре противополагалась и «фабрика», где производятся работы
«при помощи огня и молота» — из железа, стали, латуни и т.д., почему
неправильно говорить льняная или шерстяная фабрика1. Необходимо по-
этому в каждом отдельном случае на основании описаний данной «ману-
фактуры» или «фабрики» определить, о какой форме производства идет
речь. После такого тщательного анализа выясняется, что фабрик в те
времена вообще не было, ибо машины и двигатели до конца XVIII в. от-
сутствовали; мануфактуры же в современном смысле, т.е. централизо-
ванные предприятия без употребления машин, хотя и возникают в от-
дельных случаях уже в XVI в., чаще же со второй половины XVII в., но
было их сравнительно немного, и они далеко не играли той роли, как
кустарная форма производства. Обыкновенно, когда в источниках гово-
рится о мануфактурах, оказывается, что эти мануфактуры раздают рабо-
ту на дом городским и в особенности деревенским жителям, т.е. это не
мануфактуры, а кустарная форма производства.
144
История экономического быта Западной Европы
Так, во французских источниках фабрикантом именуется всякий,
имеющий отношение к промышленности: и самостоятельный ремеслен-
ник, и деревенский кустарь, работающий на скупщика (мастерская кус-
таря упоминается под названием une fabrique), и самый скупщик-
капиталист, раздающий заказы кустарям. Даже целая отрасль промыш-
ленности, производство данной местности именуется часто fabrique: la
fabrique de soie ~ шелковая промышленность; la fabrique de Rouen -
совокупность промышленных заведений города Руана Такой же неопре-
деленностью отличается и термин «мануфактура», «мануфактурист».
Мануфактуристами называли себя и скупщики, и владельцы централизо-
ванных мануфактур (ateliers r6unis), и рабочие последних (рабочие име-
новались также ouvriers-fabnquants)2.
По терминологии камералиста XVIII в. Юсти, фабрики или мануфак-
туры бывают трех родов: первая категория составляет как то, что мы на-
зываем кустарной промышленностью, так и то, что понимается под цен-
трализованной мануфактурой; вторая категория — то же, но при коллек-
тивной форме предприятия (компания); в третью категорию мануфактур
или фабрик выделено ремесло. В статутах, относящихся к саксонской
хлопчатобумажной промышленности, где кустари производили товары на
скупщиков, говорится' процветание фабрики требует, чтобы ремесленни-
ки сбывали свои изделия исключительно компании купцов, последние же
принимали у них товары по справедливой цене и не притесняли их3. В
Австрии XVIII в. фабрикантами именуются все, имеющие какое-либо от-
ношение к производству, в отличие от тех, кто занимается лишь распре-
делительной деятельностью, — и кустари, и ремесленники, и скупщики4.
В противоположность обычному приему, не проводящему различия
между отдельными категориями мануфактур, я установил в своей «Эво-
люции прибыли», что в XVII — XVII вв. в западноевропейских странах
(как и у нас) существовали мануфактуры троякого рода, резко отличаю-
щиеся друг от друга как по способу возникновения, так и по своему ха-
рактеру5.
Прежде всего — мануфактуры, устроенные иностранцами. Они были
первоначально не чем иным, как мануфактурами в том смысле, как это
понималось в ту эпоху, т.е. просто промышленными заведениями; ино-
странцев призывали для того, чтобы они создавали новые «мануфакту-
ры», т.е. новые отрасли промышленности в стране. Нужда в иностран-
ных предпринимателях и в особенности в иностранных рабочих была
весьма велика - их нужно было привлекать всеми силами, посылать за
границу эмиссаров для добывания специалистов. «Без достаточного зна-
комства и опыта, — читаем у Бергиуса, — ни один кожевник не будет в
состоянии выделывать кожи, которые бы действительно заслуживали на-
звание отличных и совершенных, и если в стране нет кожевников, отли-
чающихся такими качествами, то остается одно средство — вызвать ино-
странцев». Эти люди были чужими в данной стране, переселялись обык-
Глава XL1I1. Мануфактуры
145
новенно из одной и той же местности (земляки); поэтому они держались
и селились вместе, им отводились особые здания, как и давались другие
привилегии (денежные пособия, монополия производства и т.д.). К это-
му присоединялась вражда к ним со стороны местных жителей, которые,
в особенности цехи, усматривали нарушение своих привилегий в допуще-
нии иностранцев вообще и не выполнивших пробной работы, не отбыв-
ших ученичества и т.д. в частности. Для защиты от насилий со стороны
местных жителей они селились вместе в привилегированных местах
(предместьях — faubourgs) и зданиях, носивших королевский или герцог-
ский герб Первые мануфактуры во Франции при Генрихе IV — знаме-
нитый Лувр, далее мануфактуры Гобеленов, Савоннери и др., — все они
производили всевозможные предметы роскоши и были не чем иным, как
убежищами, созданными для иностранных мастеров, преследуемых цеха-
ми; в этих убежищах каждый мастер со своими подмастерьями и рабочи-
ми производил самостоятельно ремесленным способом. Так же возникли
и такой же характер имели первые мануфактуры в Австрии (das Manu-
fakturhaus auf dem Tabor в Вене), в Пруссии, Нидерландах. Лишь посте-
пенно - мы можем это проследить - эти совместно живущие мастера и
в области производства соединились вместе. Из их среды выделились
старшие, наиболее опытные, позже они стали назначаться государством.
Они стали во главе производства, установив разделение труда (специали-
зацию) между остальными, стали играть роль предпринимателей, взяв в
свои руки как направление самого технического процесса производства,
так и сбыт продуктов. Превратившись, таким образом, в мануфактуры в
современном смысле, эти основанные иностранцами в новых отраслях
промышленности предприятия (ковровое, зеркальное производство, изго-
товление ценной мебели с бронзою и инкрустациями, выделка тонкого
сукна и др ) по-прежнему пользовались широкими привилегиями, рабо-
тали в значительной мере для двора, но, кроме того, и на публику6.
Жалобы на недостаток рабочих рук в те времена раздаются постоян-
но, причем не только отсутствовали обученные рабочие различных спе-
циальностей, но и там, где особой подготовки не требовалась и всякий
мог приняться за работу, сплошь и рядом не было нужных для открытия
предприятия рабочих. Рабочих первого рода приходилось привозить из-
за границы — шелкоткачей и красильщиков, рабочих для выделки зер-
кал, ковров, мыла, табака, кружев и т.д., — и они уже могли обучить
местных рабочих своему искусству, что обычно и составляло их обязан-
ность и включалось в контракты, заключаемые с ними. Таких рабочих,
которые желали бы обучиться новой специальности, следовательно, надо
было найти в стране. Но часто не было ни их, ни рабочих второй катего-
рии, например ощущалась сильная нужда в прядильщиках, хотя пряде-
нье в то время не составляло решительно никакого искусства и всякая
крестьянка способна была прясть шерсть или лен.
А в то же время мы слышим со всех сторон жалобы на страшное раз-
146
История экономического выта Западной Европы
витие нищенства и бродяжничества. «Страна (Голландия) кишит нищи-
ми»; «много безработных нищих» (в Англии); налог в пользу бедных в
Англии уже к концу XVII в. превышает 800 тыс. фунтов стерлингов, и
все же нищенство на улицах и дорогах продолжается.
В немецких (духовных) территориях па 1000 жителей считалось 50
духовных лиц и 260 нищих. В одном Кёльне их было 12 тыс., по другим
данным даже 20 тыс., при числе жителей в 50 тыс. В Пруссии в течение
XVII и XVIII вв. издано было свыше 100 указов, направленных против
нищих и бродяг, а в 1790 г. гамбургское Общество поощрения искусств и
полезных промыслов объявляет премию за лучшее сочинение на тему о
наиболее целесообразном использовании труда ленивых и не желающих
работать бедняков. Во Франции местом наибольшего скопления голод-
ных и нищих является Париж — число их там определяли в размере чет-
вертой части населения города, на улицах их было столько, что пройти
невозможно было. Но и в провинции они умирали в большом количестве
с голоду, население не в состоянии было содержать нищих, они грозили
духовенству и жителям разгромить их имущество, если они не будут да-
вать им требуемого подаяния. Писатели того времени даже считали раз-
витие нищенства и бродяжничества признаком богатства страны (Мер-
сье), необходимым последствием роста цивилизации. «Ни один город, -
писал Вольтер, — не является менее варварским, чем Париж, и все же
нигде нет такого количества нищих, как там. Это червь, который приса-
сывается к богатству; бездельники со всех сторон направляются в Па-
риж, чтобы там получить мзду от людского богатства и доброты».
Эти нищие и бродяги состояли из различных слоев населения. Здесь
были погорельцы и пострадавшие от наводнений, бывшие солдаты и мат-
росы, далее, раненые на войне, слепые и хромые, разорившиеся ремес-
ленники и трактирщики, бродячие студенты, потерявшие свою должность
священники» учителя, подмастерья, не допускаемые в члены цеха, и мно-
гие другие. Многие из них, потеряв привычную работу, другую брать не
в состоянии были и не желали, другие попросту находили, что нищенст-
вом они могут больше заработать. Были и такие, которые брали работу,
но, проработав некоторое время и получив нужную им при их минималь-
ных потребностях сумму, прекращали работу, пока не проели и не про-
пили свои деньги.
В целях развития своей промышленности, которая в значительной ме-
ре необходима была для ведения войны и содержания войска, как и для
привлечения необходимых для войны денежных средств, государство
XVII—XVIII вв. принимало меры к принуждению этих праздных людей
к работе во вновь учреждаемых предприятиях. Это именовалось «воспи-
танием к полезному труду». Нередко нищих и бродяг помещали в суще-
ствующие предприятия для работы; например, это делалось в Испании в
XVI в. в Вальядолиде, Заморе и Саламанке; в XVII в. в Голландии детей
таких лиц, которые не в состоянии себя содержать, передавали промыш-
Глава XLUI. Мануфактуры
147
ленникам в качестве учеников. Принудительный образ действия в инте-
ресах развития промышленности в те времена считался вполне допусти-
мым. Когда в Пруссии нужно было построить железоделательный завод
(Малапан), то было отдано приказание одному из полков согнать необ-
ходимое количество плотников и каменщиков, а в 1745 г. по распоряже-
нию Фридриха Великого было вывезено из Саксонии (т.е. из иностран-
ного государства!) в Силезию под военной охраной 55 семейств ткачей
Дамаска в количестве 179 человек. Впрочем, из них только 34 семейства
были доставлены по назначению, прочие, несмотря на воинский караул,
«были утеряны в пути»7. При таких условиях неудивительно, если бро-
дяг и нищих принуждали к труду.
Ландграф Гессенский в 1616 г. приказывает: «Всех способных к труду
нищих и пьяниц, шатающихся по трактирам, всяких праздношатающих-
ся, сделавших себе промысел из выпрашивания подаяния у наших под-
данных, заставить работать в наших рудниках за надлежащую плату, а в
случае нежелания с их стороны — заковать их в кандалы и доставить в
рудники». Но чаще для них устраивались особые заведения под именем
работных домов, домов призрения, тюрем (workhouse, hdpital, Zuchthaus,
Werkhaus). В них и возникла вторая категория мануфактур. С этими за-
ведениями соединялись нередко в том же здании (например, в Нюрнбер-
ге, Регенсбурге, Франкфурте, Базеле, Пфорцгейме) сиротские приюты,
дома для умалишенных; «Et improbis coercendis et quos deseruit sanae
mentis usura custodiendis»8, — гласит характерная надпись в Лейпциге.
Желая заставить сидельцев этих заведений работать, чтобы не тратить
денег на их содержание, государство вводило в них различные производ-
ства - чулочно-вязальное, суконное; особенно же часто в них произво-
дилось прядение шерсти, пеньки, льна, почему и тюрьмы назывались
«прядильными домами» — spinhuis, netoria domus (то же можно отме-
тить и у нас); затем эти заведения сдавались на откуп частным предпри-
нимателям. Желая создать новые отрасли промышленности или расши-
рить уже существующие, вместе с тем имея в виду освободить население
от великого множества нищих и бродяг, государство приказывало пере-
ловить последних и учредить мануфактуру или предприятие, где под
надзором назначенного лица эти способные к труду нищие изготовляли
бы необходимые правительству товары. То же самое население, которое
отказывалось от работы (или не находило ее), нетрудно было принудить
к ней, хватая безработных в качестве нищих, бродяг и преступников и
сажая их в устроенные для этого дома-мануфактуры. При учреждении
тюрьмы в Шпандау (около Берлина) в 1687 г. в указе говорилось, что «в
целях развития шерстяных и шелковых мануфактур, как и увеличения
количества пряжи, которой имеется недостаточно, устраивается тюрьма,
куда следует сажать бродяг и нищих, в том числе и праздношатающуюся
молодежь». В отчете 1734 г. отмечалось, что сидельцы этой тюрьмы со-
держатся на следующих основаниях: «сумасшествие, идиотизм, нищенст-
148
История экономического быта Западной Европы
во, прелюбодеяние, аборт, воровство». В тюрьме создаются предприни-
мателями разнообразные мануфактуры, причем в дальнейшем в их инте-
ресах уже делается отбор помещаемых в ней людей.... Туда должны от-
правляться только молодые, сильные и работоспособные элементы, но не
беременные женщины или женщины больные или с маленькими детьми,
ибо это нарушает договор с арендатором, он не состоянии использовать
их для работы. Уже в конце XVII в. в Пруссии возник и проект введения
производства сукна по образцу голландского или английского, но с
меньшими издержками, так как есть возможность воспользоваться как
взрослыми, так и детьми, находящимися в домах призрения9.
«С тюрьмами и сиротскими приютами, — говорит один автор XVII в.
(1676 г.), — легче и лучше всего соединить новые, вновь учреждаемые
мануфактуры. Тюрьма и сиротский дом должны были бы быть промыш-
ленным и мануфактурным домом для всякого рода искусств, школой
промыслов и искусств, рассадником и питомником тысячи хороших ве-
щей и мануфактур для всей страны и для всех других городов». «По-
прошайничающие люди, — читаем у Безолъда (1740 г.), — молодые и
старые, являются большим бременем и позором для страны. Чтобы таких
людей заставить работать и доставить им честное пропитание, для этого
нет лучшего средства, чем работный дом; это относится и к сидящим в
сиротских приютах, и к бродяжничающей молодежи — они все могли бы
работать в работном доме. Для устройства последнего необходимо лишь
следующее: разрешение начальства, наличность скупщиков (предприни-
мателей), надлежащий надзор и управление со стороны предпринимате-
лей, обработка и сбыт изготовляемых там товаров, хорошая оплата рабо-
чих. Каким образом такой работный дом доставит предпринимателям
надлежащую прибыль - это не трудно понять. Если подмастерье может
прокормить мастера, который обычно не работает, а является господи-
ном, да, кроме того, еще жену его, детей и прислугу, то сотня уж в со-
стоянии будет прокормить одного».
Таким образом, здесь рабочие жили и работали под одной крышей и
под руководством того же предпринимателя, причем такие принудитель-
ные мануфактуры имели коммерческий характер ввиду сдачи их на откуп
тому или иному промышленнику. Так, например, в Брейзахе (Баден)
один промышленник взял в аренду тюрьму и устроил в ней льнопря-
дильню; другой промышленник, итальянец, арендовал тюрьму в Гюфин-
гене (Шварцвальд), где обрабатывалась шерсть, позднее — шелк. Выпи-
сывались даже специальные мастера из-за границы для обучения сидель-
цев тому или другому промыслу10. В Амстердаме в 1596 г. магистрат, по
предложению лиц, заведовавших призрением бедных, обсуждал вопрос
относительно подходящего места для прядильни, где «молодые девушки
и другие лица, приучающиеся к нищенству и безделию, занимались бы
прядением шерсти и могли бы зарабатывать себе пропитание». Так как
несколько скупщиков предложили выгодные условия, то магистрат при-
Глава XLIII. Мануфактуры
149
знал учреждение такого заведения «очень добрым и христианским де-
лом», и в следующем году оно было открыто11. В конце XVIII в., когда
известный английский филантроп Джон Говард осматривал во всех стра-
нах Европы тюрьмы, работные дома, сиротские приюты, в амстердам-
ском заведении, в котором содержались нищенствующие и бродяги,
женщины наматывали шерсть, пряли, ткали, мужчины и мальчики также
занимались ткачеством, другие же изготовляли паклю для конопаченья
кораблей, по заказу адмиралтейства и Ост-Индской компании. По словам
Говарда, заведение это «заслуживает особого внимания, ибо оно управ-
ляется с такой же мудростью, как мануфактура или промышленное пред-
приятие»12.
И в Вюрцбурге, как рассказывает тот же Говард, 54 мужчины и 36
женщин в исправительном доме (в 1778 г.) производили правильно орга-
низованные работы, свойственные шерстяной мануфактуре: расчесывали
шерсть, пряли, ткали, изготовляли чулки и камзолы — словом, выпол-
няли последовательно все процессы производства. Правильно поставлен
был и сбыт, имелся склад, где директор заведения показывал покупате-
лям сукно различных сортов — для унтер-офицеров, для артиллерии,
для пехоты и т.д.13 Точно так же в 1686 г. Великий курфюрст издал
эдикт относительно устройства «исправительных, прядильных и ману-
фактурных заведений», куда должны помещаться, если нужно, силой и
все безработные и их дети. Как видно из введения к эдикту, он имел в
виду этим путем, с одной стороны, содействовать развитию суконной
промышленности, а с другой — приучить ленивых к труду. Еще раньше
в Бранденбурге велено было выписать из Гамбурга и из Голландии мас-
теров, которые руководили бы производством, устраиваемым в исправи-
тельном доме для работоспособных взрослых и детей14. В Эрфурте при-
ют для бездомных бедняков и детей, соединенный с исправительным за-
ведением для профессиональных нищих, представлял собою, по словам
Горна, мануфактуру шерстяных чулок и шапок. Заведующий этим заве-
дением был, в сущности, промышленником. Правда, инструменты приоб-
ретались на казенный счет, но он доставлял на свой счет материал и пи-
щу сидельцам, и в его пользу поступала вся вырученная от продажи из-
делий сумма15. В копенгагенской тюрьме (spinhouse) 300—400 сидельцев
(в конце XVIII в.) расчесывали и пряли шерсть для суконных предпри-
ятий Копенгагена, работающих для армии; вся шерстяная пряжа, изго-
товляемая в датских исправительных заведениях, направлялась в эти
предприятия16. Во Франции уже к концу XVI в. выдвигается идея доста-
вить работу бедным, нищим, безработным, чтобы «вырвать их из омута
порока», а в то же время снабдить рабочими руками промышленность.
Проект учреждения кассы для оказания помощи безработным 1596 г.
идет рука об руку с различными предположениями создания повсюду
работных домов по образцу Голландии и Пруссии, где бы нищие и безра-
ботные принудительно помещались17. Такие промышленные предприятия
150_______История экономического быта Западной Европы_____________________
были учреждены в целом ряде домов призрения (hdpital), открытых во
французских городах. Эти дома призрения и именовались так: hdpital de
manufacture18. Еще во второй половине XVI в. магистрат г. Ним, желая
насадить у себя шелковую промышленность, вызвал из Авиньона, где эта
промышленность уже существовала, одну женщину, которая должна бы-
ла обучать внебрачных детей из воспитательного дома искусству наматы-
вать шелк19. В Дижоне в 1634 г. городом была устроена в сиротском до-
ме шерстяная мануфактура во главе с директором, которому были под-
чинены мастера (maitres-drapiers), специально нанятые, и который обязан
был «еженедельно с ними подсчитывать произведенные сиротами изде-
лия», а также приобретать для них инструменты и сырье, снабжать шер-
стью и нитками девушек, выделывающих различные сорта вышивок. В
1667 г. один посетитель нашел там «большое количество зал и мастер-
ских, весьма плохо содержимых детей и подростков, занятых главным
образом чесанием шерсти, которую они затем ткали и пряли. В XVIII в.
мануфактура сдавалась в аренду частным лицам, которые на изделиях
ставили свое клеймо20. Любопытные данные имеются в настоящее время
относительно Бордо, где в 1662 г. было постановлено учредить «un h6pi-
tal gdnSral de manufacture». Все как способные, так и неспособные к тру-
ду бедные г. Бордо и его округи обоего пола и всякого возраста должны
были быть здесь помещены для того, чтобы они занимались промыслами,
для которых окажутся пригодными. Их насчитывалось первоначально
267, но затем число призреваемых возрастало, составляя от 700 до 900.
Промыслы (factures) здесь производились различные: производство вы-
шивок, кружев, лент, вязаных, шелковых изделий, промыслы шляпный,
сапожный, гвоздильный, позументный, мыловаренный; делались попыт-
ки выделки шерстяных и бумажных материй, но они были неудачны. С
целым рядом предпринимателей заключались договоры относительно уч-
реждения соответствующего промысла, причем обычно каждый предпри-
ниматель работал за собственный счет, получая от дома призрения опре-
деленное жалованье или же оставляя часть прибыли в свою пользу, тогда
как остальное он обязан был отдавать управлению дома. Последнее его
нередко снабжало сырьем и орудиями, но отнюдь не безвозмездно, а по
той цене, по которой оно само их приобретало. Работавшие в предпри-
ятии сидельцы дома содержались последним (причем отдельных мастер-
ских не имелось, а работали в тех же помещениях, где жили), но пред-
приниматель, начиная со второго года (первый шел на обучение), обязан
был оплачивать работу. Плата в среднем почти достигала той, которую в
это время получали свободные рабочие, так что предприниматели не
пользовались бесплатным трудом, хотя большая часть выдаваемой ими
платы вносилась в кассу Hdpital и лишь часть ее получали сами рабочие,
Некоторые промыслы, как вышивальный, вязальный, составляли (по
крайней мере одно время) монополию дома призрения в пределах Бордо
и его округи, хотя она и нарушалась местными мастерами. Производство
Глава XLIII. Мануфактуры
151
обуви в Hdpital создавало конкуренцию местным сапожникам и вызыва-
ло неудовольствие последних. Для некоторых мастерских, как например
для вязальной, привлекали наряду с призреваемыми и рабочих со сторо-
ны. С другой стороны, скупщики металлических изделий обязались да-
вать заказы на различные работы по выделке булавок дому призрения, в
особенности обращаться за выполнением соответствующих процессов в
мастерские по выделке проволоки и по втыканию булавок. При учрежде-
нии предприятия по выделке кружев Hdpital согласился предоставить
приглашенной им парижанке 150 девушек не моложе 12 лет, которых
должны были обучать 10 нанятых предпринимательницей мастериц. Од-
нако нашлось только 100 девушек, из которых многие оказались притом
моложе 10 лет, ввиду чего пришлось предоставить ей право открыть в
Бордо другое заведение по изготовлению кружев. Hdpital жаловался на
то, что мастерицы обучают в городе женщин выделке кружев, а новый
предприниматель, сменивший парижанку, был недоволен тем, что работ-
ницы в свободное время работают на собственный счет, принимая заказы.
Многие из призреваемых, обучившись тому или другому промыслу, од-
нако, вообще покидали заведение; это было запрещено, но они прибегали
к бегству и затем поступали на работу к местным мастерам. Hdpital ра-
зыскивал беженцев, некоторых водворял обратно, подвергая при этом
телесному наказанию за побег. Несмотря на многочисленность промы-
слов, производимых в доме призрения, все же многие призреваемые не
работали вовсе; многих, не желавших работать, изгоняли21.
В 1656 г. в Париже был открыт L'Hdpital дёпёгак «Все нищенствую-
щие, - говорится в ст. 7 регламента, — трудоспособные и нетрудоспо-
собные всякого возраста и пола, которые будут найдены в пределах го-
рода и предместий Парижа, будут заключены в Hdpital и находящиеся в
его ведении места и будут употреблены на общественные работы, на про-
мышленный труд (manufactures) и на обслуживание самого учреждения,
по распоряжению директоров его». Hdpital распадался на целый ряд за-
ведений, представляя собою одновременно работный дом, исправительное
заведение, богадельню для престарелых и сиротский приют.
Так, в одном из них, La Pitie, должны были помещаться девочки от 6
до 16 лет, которые должны были воспитываться в добрых нравах и в
страхе божьем и выполнять промышленные работы разного рода. Там
насчитывалось 562 девочки, которые занимались прядением, вязаньем,
шитьем, выделкой ковров, позументов, белья. Там же имелись и мальчи-
ки; ремесленники и прочие горожане обращались за получением их для
ремесленных или домашних работ. В другом заведении, Salpetriere, 770
старых и больных женщин пряли, 290 девушек изготовляли перчатки,
ковры, белье, платья и вязали чулки. В 1690 г. в Salpetriire находим
свыше 3 тыс. содержащихся человек, среди них 103 мальчика от 6 до 10
лет, посещающих школу и занимающихся вязаньем, 286 девочек от 8 до
12 лет, вышивающих и выделывающих кружева, 100 девочек от 8 до 10
152
История экономического быта Западной Европы
дет, изготовляющих белье и ковры. Там же помещались старики, слепые,
эпилептики, проститутки, женщины с грудными младенцами и т.д. Нако-
нец, в Savonnerie имелось 350 мальчиков от 8 до 13 лет, обучающихся
грамоте и вязанью. Ст. 55 эдикта 1656 г. обязывала директоров устроить
в Hdpital всякого рода «мануфактуры». «Разрешаем и предоставляем
директорам право изготовлять и производить в нем и в подведомствен-
ных ему учреждениях всякого рода промышленные изделия и продавать
их, используя доход в интересах содержащихся в них бедных». Согласно
ст. 19 того же регламента, чтобы побудить «заключенных бедных» «к
усидчивому и ревностному труду, тем из них, кто старше 16 лет, выдает-
ся третья часть выработанной ими суммы, причем ведающие производст-
вом мастера и мастерицы не должны вычитать из этого ничего в свою
пользу под угрозой быть прогнанными или подвергнутыми иному наказа-
нию по распоряжению директоров; остальные же две трети принадлежат
учреждению». Другая статья обязывает парижские корпорации предос-
тавлять своих подмастерьев для обучения содержащихся в Hdpital, при-
чем по истечении 6 лет службы в последнем они приобретают право мас-
тера и право держать мастерскую или лавку на тех же основаниях, как и
все прочие члены корпорации. Однако это постановление вызвало неудо-
вольствие со стороны парижских торговцев и промышленников, усматри-
вавших в нем нарушение своих привилегий и с беспокойством наблюдав-
ших, как в Hdpital возникали «мануфактуры».
Действительно, как сообщается в одной брошюре 1665 г., «несмотря
на все затруднения, нет более бедных в учреждениях Hdpital, которые
бы не работали, если они не больны в данное время или же не являются
неработоспособными по своему возрасту или состоянию здоровья. Рабо-
тают даже старики, калеки и парализованные, и, с тех пор как труд стал
всеобщим, господствует больше дисциплины и больше религиозности
среди бедных». Там имеются, читаем далее, «белошвейки, и портнихи, и
кружевницы, которые выделывают кружева не хуже, чем в Венеции; по-
зуменпцицы, которые работают так же, как голландцы; масса вязальщиц
всякого рода, производящих такие же изделия, как в Англии».
В общем, к концу XVII в. насчитывалось около 6 тыс. человек, рабо-
тающих в Hdpital. Здесь имелось производство пряжи и тканей, выполня-
лись и всякого рода иные работы в области текстильной промышленности.
Но тут же мы находим и красильщиков, сапожников, шапочников, сто-
ляров, бондарей, слесарей, каменотесов, меднокотельников, кожевников.
Наиболее процветал в Hdpital вязальный промысел; был заключен до-
говор со старейшинами корпорации торговцев вязаными изделиями, ко-
торые обязались доставлять для этой цели шерсть и получали готовые
изделия. В Hdpital было заведено не существовавшее ранее во Франции
производство английского трико, и были выписаны мастерицы из Анг-
лии; образовано было товарищество для сбыта трико при участии четы-
рех торговцев. Директора советовали и другим учреждениям подобного
Глава XLIII. Мануфактуры
153
рода, имевшимся в провинциальных городах, завести у себя эту отрасль
производства, предлагая доставлять им необходимую шерсть, а также
взять на себя перевозку готовых изделий в Париж на свой счет и уплачи-
вать за работу сообразно качеству и роду изделий.
Из другой брошюры 1666 г. можно усмотреть, что организация про-
изводства в Hdpital была троякого рода: одни работы производились на
страх и риск самого учреждения (сапожные, столярные, слесарные,
портняжные, бондарные и др.); другие — путем образования товарище-
ства из директоров Hdpital и различных купцов; третьи — на счет тор-
говцев, которые давали заказы Hdpital или которым последний обязы-
вался доставлять определенное число рабочих рук. Среди этих купцов,
заключивших контракт с Hdpital, находим торговцев шелковыми изде-
лиями, лентами, шнурками, кружевами и коврами22.
Население английских работных домов (workhouse) также состояло из
всевозможных бродячих элементов, как то: рабочих, не находивших ра-
боты или отказывавшихся исполнять ее по установленной мировым судь-
ей плате, нищенствующих студентов, лиц, не имеющих ни недвижимости,
ни денег, ни дозволенного занятия, нищенствующих моряков, рассказы-
вавших о том, что их судно потерпело крушение, но не имевших соответ-
ствующего удостоверения, далее, клоунов, фокусников, гадальщиков,
вожаков медведей и т.д.23 В начале XVIII в. в 40 лондонских работных
домов работало 4 тыс. чел. по заказам промышленников. Наряду с этим
рабочих, в особенности детей, из таких работных домов и сиротских
приютов посылали на мануфактуры частных предпринимателей; так это
было и в Англии, и в Голландии (Миддельбург), и в Пруссии. Учреж-
денная в 1672 г. в Линце шерстяная мануфактура была в 1717 г. приоб-
ретена венским домом призрения бедных, который имел в виду отправ-
лять туда на работу находившихся в нем бедняков24. В Австрии в 1721 г.
решено устроить в городе Грац суконную «фабрику» (мануфактуру), ибо
сотни людей голодают и проводят время в безделье. Для начала следует,
говорится в проекте местной коммерческой палаты, производить не более
1000 штук сукна, ибо неизвестно, как организуется сбыт; нужно, следо-
вательно, «переловить и арестовать» соответствующее количество нищих,
бродящих по улицам Граца. Этим путем не только будут добыты рабочие
силы для мануфактуры, но очищен город от нищих, ибо от страха все
остальные разбегутся из города, и жители обязаны будут мануфактуре
благодарностью или, точнее, обязаны будут за это доставить необходи-
мый для ведения мануфактуры капитал, внося в пользу мануфактуры то,
что они ранее тратили в качестве подаяния нищим25.
Однородные мануфактуры находим в итальянских, бельгийских и
других городах. По поводу мануфактуры, устроенной в исправительном
заведении в Генте, Джон Говард замечает, что образцы изготовляемого
там сукна свидетельствуют о том, насколько ошибаются те, кто думает,
что никакое промышленное предприятие не может приносить пользы, не
154
История экономического быта Западной Европы
способно процветать, если оно покоится на рабочей силе, закованной в
кандалы и принуждаемой к труду26.
Сходство между той или другой группой мануфактур (мануфактура-
ми, созданными иностранцами, и мануфактурами с принудительным тру-
дом) состоит в том, что в обоих случаях не имелось в виду создать новую
форму производства, а речь шла лишь об учреждении нового предпри-
ятия. Если оно и во втором случае получило форму именно централизо-
ванной мануфактуры, то это объясняется и здесь в значительной мере
наличностью цеховых привилегий, нарушение которых здесь, несомнен-
но, происходило, ибо изготовлялись те же продукты, что и цехами. На-
рушение их могло, с точки зрения цехов, оправдываться лишь в том слу-
чае, когда государство предпринимало что-либо в «общественных интере-
сах», «с благотворительной целью», как прямо отвечало правительство
на протесты цехов. К этому присоединялась указанная выше полицейская
цель - сокращать число бродяг, а это возможно было, без ущерба для
казны, лишь в том случае, если они помещались в специальные заведе-
ния и если они обязаны были трудом прокармливать себя27.
Наконец, третью, сравнительно малочисленную категорию мануфак-
тур составляли те из них, которые постепенно развились из других форм
производства, возникли генетически, в особенности из кустарного произ-
водства. Желание сберечь на расходах, связанных с раздачей материала
кустарям и передачей продукта от одного мастера другому, в частности
желание сберечь на плате посредникам-факторам, а также избегнуть при-
своения материала кустарями и, наконец, усилить надзор за производст-
вом — все это побуждало скупщика соединить разрозненных рабочих в
одном здании и взять производство в свое непосредственное управление.
Здесь возможна была и та специализация производства, которая так по-
разила Адама Смита при посещении им булавочной мануфактуры и кото-
рая оказалась весьма выгодной. Несмотря, однако, на все эти преимуще-
ства мануфактурной формы производства перед кустарной, мануфактуры
мало развивались.
Привычность кустарного производства, нежелание рабочих уходить из
своего дома на мануфактуру и необходимость обладать значительным ка-
питалом стесняли развитие мануфактур этой третьей категории, т.е. ма-
нуфактур, возникавших в старых, уже известных отраслях производства
и работавших при помощи свободного труда. Во французской шелковой
промышленности предприниматели объясняли предпочтение, отдаваемое
ими кустарной форме производства, трудностью соединять в одном зда-
нии значительное число рабочих, ибо нужно найти помещение, где бы
проживали не только они, но и вместе с ними жена, 3—4 детей и домаш-
ние животные28. Своеобразную суконную мануфактуру мы находим в
Колермон. На огороженном пространстве стояли маленькие домики, из
которых в каждом жили и работали ткач с семьей, — получалось, в сущ-
ности, кустарное производство, работа на дому, хотя и в специально уст-
Глава XLIII. Мануфактуры
155
роенных для того зданиях29. «Ремесленники и другие малоимущие город-
ские жители, — говорит Матшосе, - находили ниже своего достоинства
работать на мануфактурах», почему в прусской шелковой промышленно-
сти приходилось пользоваться трудом детей, доставляемых сиротскими
приютами. Цеховые мастера отказывались работать с нецеховыми, цехи
грозили исключением тем, кто намеревался работать на мануфактурах.
Бывали случаи разрушения мануфактур цехами за то, что там работают
нецеховые мастера. Нередко мануфактурам вредила их связь с исправи-
тельными заведениями. Население отказывалось туда идти, называя их
«могилой нравственности»30.
В наиболее важной отрасли того времени, в текстильной промышлен-
ности в особенности, переход совершался весьма медленно: сначала на
мануфактуре производились лишь отдельные процессы производства,
требовавшие особого надзора ввиду своей сложности. Или там изготов-
лялись некоторые сорта продуктов, товары высшего качества, тогда как
вся остальная работа раздавалась по-прежнему на дом. Или же мануфак-
тура отнимала у кустарной промышленности начальные и конечные про-
цессы производства, очистку материала и сортировку его, с одной сторо-
ны, и окраску, аппретуру и т.п. — с другой стороны; посредствующие же
процессы происходили на дому у отдельных рабочих.
Иначе обстояло дело в металлургической промышленности. Из самого
характера производственного процесса вытекала централизация послед-
него в области металлургической промышленности, именно в сфере вы-
делки чугуна в домнах, как и переработки последнего на кричных заво-
дах, отчасти и дальнейшие (промежуточные) процессы по плющенью,
рафинированию, прокатке железа, как и на литейных заводах, тогда как
самая выделка инструментов и предметов непосредственного потребления
из железа и стали, меди и олова имела кустарный характер. Домны, в
которых работала толчея (для измельчения руды) и поддувальные мехи —
и то и другое приводилось в движение силой воды, — были очень мел-
ких размеров (от 2 до 5 рабочих), и производство их имело нередко се-
зонный характер, причем пользовались исключительно древесным топли-
вом (в Англии лишь около 1720 г. появляются первые заводы, приме-
няющие кокс, во Франции — около 1770 г.). Немногим больше было
количество рабочих и на перерабатывающих чугун кричных заводах,
пользовавшихся также силой воды. Встречаются отдельные мануфактуры
по переработке железа в якоря, по выделке жести (в Англии), напильни-
ков, проволоки, литейные заводы казенного ведомства, производящие
пушки31.
Обращаясь прежде всего к Франции, мы видим, что и на известной
мануфактуре Ван Робе, основанной еще при Кольбере, работало в сере-
дине XVIII в. 1000—1200 прях в самом помещении предпринимателя,
там же они жили32. Однако Савари, сообщающий эти сведения в своем
«Словаре», прибавляет, что «ни одного другого подобного заведения во
156
История экономического быта Западной Европы
Франции не существует». Во второй половине XVIII в. имелась еще одна
крупная централизованная мануфактура (производство шелковых мате-
рий Вокансона), на которую современники смотрели как на явление ис-
ключительное: сосредоточивает 120 станков под одной кровлей’ - гово-
рили они с удивлением. Профессор Е. В. Тарле> детально изучивший этот
вопрос, констатирует наличие еще нескольких централизованных пред-
приятий, в особенности в области производства из бумажной массы (с
10—20 рабочими), где самый характер производства — пользование од-
ними и теми же станками и инструментами — заставлял прибегать к этой
форме промышленности. Во всех остальных случаях «мануфактуры»
раздавали работу на дом. Это делалось даже в зеркальном производстве,
требовавшем по своему характеру сосредоточения рабочих в одном зда-
нии, — и здесь заказы, касавшиеся подготовительных работ, раздавались
кустарям на дом33. И в деревнях, расположенных около Реймса, выде-
лывалось стекло по заказам городских торговцев. Мануфактура по вы-
делке оружия в Мобсже имела к концу XVIII в. свыше 400 рабочих, но
среди них насчитывалось много сельских жителей. Во всей металлурги-
ческой промышленности этого района находим 800 — 900 кустарей, среди
которых более половины составляли проживавшие в деревнях34 В Ор-
леане имелось предприятие по выделке чулок, где 800 человек работали в
самых мастерских, но вдвое более — у себя на дому35.
Когда в городе Экс, в Провансе, возник проект устроить (в 1771 г)
мануфактуру для выделки шелковых кружев, то правительство предоста-
вило предпринимателю здание, а общины должны были послать на ма-
нуфактуру работниц в возрасте от 8 до 16 лет, причем они обязаны были
проработать 5 лет, после чего могли вернуться обратно, чтобы распро-
странять полученные сведения в провинции. Они могли, впрочем, и
раньше покинуть мануфактуру, но в этом случае лишались права зани-
маться этим промыслом в пределах провинции Однако опыт оказался
неудачным: из 250 работниц 170 вскоре покинули мануфактуру; возникал
вопрос о том, чтобы набрать остальных из местного дома призрения36.
Столь же неудачны были и попытки учреждения централизованных ма-
нуфактур по выделке кружев — так было и в Оксер, и в Монтаржи еще
при Кольбере. Нанятые на мануфактурах работницы отказались ходить
на работу, устроив своего рода забастовку37.
Сэ упоминает о двух мануфактурах по выделке холста, — одной в
Бофоре, другой в Анжере, — которые выделывали парусный холст для
королевского флота и для Ост-Индской компании. Однако, как видно из
приложенного к книге Дофена плана мануфактуры в Бофоре, там име-
лось помещение только для ткацких станков (в 1751 г. их было 15 в ходу
и еще 18, снаряженных для работы), но не для пряденья, так что — это
подтверждается и другими сведениями — прядильщицы работали на ма-
нуфактуру у себя на дому. Относительно мануфактуры в Анжере упоми-
нается о том, что она дает работу 5—6 тыс. лиц, преимущественно пря-
Глава XLIII Мануфактуры
157
дилыцицам, избавляя их от необходимости просить милостыню, но и это,
по-видимому, работницы на дому. Это видно из отчета 1783 г., в котором
говорится по поводу обеих, соединенных теперь под общим управлением
мануфактур, что па них работает 800 человек разного возраста, от 10-
летних детей до стариков, которые при отсутствии ее пребывали бы в
праздности и в нищете. А по данным 1800 г., в обеих мануфактурах ра-
ботало 642 чел., в том числе 452 мужчины (белилыцики, трепальщики,
ткачи и т.д), 140 женщин (мотальщиц, сновальщиц и поденщиц, заня-
тых мойкой льна) и 50 детей в возрасте 9—16 лет. За пределами же ма-
нуфактуры на нее работали 6 тыс. женщин-прядилыциц, из которых
часть пряла в деревнях только в течение 6 месяцев в году, так что и
здесь лишь незначительная часть (менее Vio всех рабочих) была сосре-
доточена в самой мануфактуре38-39.
Существовавшие во Франции в середине XVIII в. 12 королевских
мануфактур были, по словам Балло, действительно централизованными
предприятиями. Но тут же он добавляет, что вовсе не все процессы
производства совершались в самих помещениях мануфактур. Пряденье
шерсти поручалось крестьянкам окружных сел, точно так же ткачество
производилось в огромном большинстве случаев в деревнях, так что на
самой мануфактуре, в сущности, имела место одна лишь аппретура
тканей.
К примеру, основанное в Орлеане Мельвиллем предприятие насчиты-
вало в своих стенах 20 граверов, 40 набойщиков, 25 красильщиков, 50
женщин, поправлявших краски, 20 белилыциков, 5 гладильщиков и т.д.,
но ни одного прядильщика или ткача40. Таким образом, еще в конце
XVIII в. во французской шерстяной промышленности почти совсем не
имелось мануфактур, а вся работа производилась на дому в деревнях, за
исключением опять-таки одного аппретурного производства41.
И в Эльзасе находим ряд централизованных заведений, где произво-
дилась набойка, тогда как пряденье и ткачество совершались на дому42.
В Бельгии степень распространенности централизованных мануфактур
можно установить на основании анкеты, произведенной в 1764 г. Как вы-
яснил Жюлен, разработавший результаты этой анкеты, текстильная про-
мышленность имела преимущественно кустарную форму производства —
насчитывалось не более 10—12 централизованных предприятий. Более
значительное число их встречаем лишь в производстве металлических и
стеклянных изделий, но численность рабочих на них обыкновенно не
превышает 15—30 человек, лишь в виде исключения доходит до 45. Ма-
ло того, мануфактуры одновременно с производством в мастерских раз-
давали работу на дом кустарям: шерстяная мануфактура в Малине имела
175 рабочих, но, кроме того, 259 работало для нее на дому; на камлото-
вой мануфактуре в Турне работало 62 человека, пряжа же для нее изго-
товлялась 800 деревенскими кустарями-женщинами; для ткацкой ману-
фактуры в Брюгге с 80 рабочими и для полотняной мануфактуры в Тур-
158
История экономического быта Западной Европы
не с 277 рабочими (в самом заведении) пряжу изготовляли кустари: в
первом случае 66, во втором около 535 человек43.
Во всей широкой области швейцарской текстильной промышленности
(обработка шерсти, льна, хлопка, шелка), в которой работала наиболь-
шая часть всего промышленного населения страны, централизованные
мануфактуры имели значение, лишь поскольку речь шла о набойке бу-
мажных тканей, иногда и аппретуре их; нередко такие заведения устраи-
вались и для сучения шелка, тогда как все остальные отрасли и процессы
обработки волокнистых веществ совершались кустарями па дому. Ситце-
набивная мануфактура состояла из нескольких частей: из помещения для
набойки с набивными станками, из мастерской для резания форм для на-
бойки, иногда и из красильного заведения, а также из белильного, ло-
щильного, сушильного помещения; последние процессы (беление, лоще-
ние), как и валяние, ворсование, каландрирование, объединялись под
названием аппретуры В виде набойки и аппретуры, таким образом, ко-
нечные процессы текстильного производства переходят па мануфактуру.
Швейцарец Стрейфф устраивает в середине XVIII в. первую набивную
мануфактуру в Гларусе. В Венеции он закупает хлопок из Кипра, разда-
ет его кустарям для прядения и тканья, а затем в своих помещениях под-
вергает ткани набойке и окраске и готовые изделия продает купцам, вы-
возящим их в Германию, Австрию, Италию, Россию. В широко распро-
странившемся в Швейцарии ситценабивном производстве имелось к
концу XVIII в. около 50 мануфактур, насчитывавших обыкновенно 50-
100 рабочих каждая, но иногда и больше — несколько сот; набивные
прессы на некоторых из них приводились в движение силой воды. Вла-
дельцы этих заведений обыкновенно приобретали уже готовые суровые
ткани для набойки их или же работали по заказу торговцев, которые пе-
редавали им ткани для набойки и аппретуры44. Такие набивные ману-
фактуры с 200 и более рабочих (как и аппретурные заведения) имелись и
во Франции, Саксонии, Нидерландах.
Однако если мы возьмем ту же Швейцарию, то увидим, что в других
отраслях централизованная мануфактура мало привилась. Так, напри-
мер, нет никаких данных о существовании там прядильных или ткацких
мануфактур. Выражения вроде Baumwollfabriken или Cottonfabriken ни-
чего не доказывают, ибо под фабрикой в то время, как мы видели выше,
понималось все что угодно, а сообщение вроде того, что Брюнель в 1736 г.
устроил в одном замке набивную мануфактуру, но в то же время зани-
мался прядильно-ткацким производством, еще вовсе не доказывает, что и
эти процессы производства совершались в его заведении, а не на дому у
кустарей, как это обычно происходило в Швейцарии, где, в особенности
в деревнях, работало свыше 200 тыс. прядильщиков и ткачей, преимуще-
ственно женщин, а также большое количество вышивальщиц, ленточниц.
Только сучение шелка производилось в централизованных заведениях.
Некоторые из них насчитывали до 30 — 40 рабочих, причем сучильные
Глава XLIII Мануфактуры
159
станки приводились в движение женщинами-идиотками, глухонемыми
или слепыми, которые за грошовую плату ходили кругом, двигая рычаг;
позже они были заменены силой воды.
Только эта начальная операция в шелковой промышленности была
концентрирована в помещении предпринимателя, — для выделки тканей
шелковая пряжа раздавалась ими деревенским ткачам. Исключение со-
ставляли ценные сорта изделий, которые выделывались под непосредст-
венным надзором предпринимателя на принадлежавших ему станках, бо-
лее сложных и более дорогих, чем станки для производства обыкновен-
ных гладких шелковых тканей45.
В Бадене, Баварии, Вюртемберге централизованные мануфактуры,
поскольку они не находятся в исправительных заведениях и сиротских
приютах, составляют редкое явление, несмотря па постоянно встречаю-
щиеся там громкие названия «фабрик» и «мануфактур»46.
Австрийские мануфактуры по изготовлению шерстяных тканей в
Швехатс и Линце производили только окончательную отделку материй
(аппретуру) в собственных помещениях Восточной компании, тогда как
вся остальная работа раздавалась на дом кустарям. Из 26 тыс. человек,
работавших для предприятия в Линце, всего 1 тыс. рабочих — в самом
помещении мануфактуры. В 1762 г. насчитывалось свыше 40 тыс. (по
некоторым преувеличенным расчетам, находилось даже до 60 тыс. пря-
дильщиков и прядильщиц), работавших на суконную мануфактуру в
Линце, — они были разбросаны по 4 областям Австрии. На суконной
«фабрике» Йогана Фриса в Фридау (Австрия), по отчету 1763 г., име-
лось, кроме директора и трех служащих, 56 «фабрикантов», т.е. рабочих
на самой мануфактуре, тогда как в Фридау и других местностях на нее
работало свыше 2000 человек47. Так называемая ситцевая «фабрика» в
Зульце на Неккаре, первоначально занимавшаяся исключительно скуп-
кой бумажных материй, с середины XVIII в. переходит к концентрации
производства в своих собственных помещениях, где организуется аппре-
турный и красильный промысел; в 1760 г. имелось 26 рабочих на ману-
фактуре, в 1764 г. — 130, на дому же работало в несколько раз больше —
это были ткачи и прядильщицы (в 1760 г. их было свыше 600, в 1764 г. —
1500)48. На учрежденной в 1714 г. в Берлине казенной мануфактуре (она
была впоследствии сдана в аренду) только начальные и конечные про-
цессы производства выполнялись в самой мануфактуре, тогда как пряде-
ние и ткачество совершалось у кустарей на дому: на нее работал в 1777 г.
231 ткач; ткачи получали станок от мануфактуры. «Большая фабрика»
(шерстяная) в Лукенвальде, учрежденная в 1782—1785 гг. Фридрихом
Великим, имела следующие помещения: для сортирования, для чесания
шерсти, для хранения ниток, красильню, прессовальню, аппретурную
мастерскую и дом для скупщика, так что только предварительные опера-
ции — сортирование и чесание шерсти и конечные — окраска и аппрету-
ра тканей - должны были производиться в помещении мануфактуры,
160
История экономического быта Западной Европы
ткачам же (18) и прядильщикам (24) были построены особые домики,
где они и работали49.
Чешский промышленник Лейтепберг в своем ходатайстве 1791 г. со-
общает, что в его предприятии по выделке хлопчатобумажных изделий
па 40 станках работает 400 набойщиков, именуемых им «фабрикантами»,
и, сверх того, он дает заработок 5000 прядильщиков и ткачей, называе-
мых им «людьми». Зальц справедливо подчеркивает проводимую здесь
разницу между «фабрикантами», работающими в помещении предприни-
мателя, и «людьми», производящими вне его50 Любопытно, что, как и во
Франции51 на зеркальной мануфактуре, в НеЙгаузе (Австрия) часть ра-
бочих работала у себя на дому — таковы были 12 полировщиков и, кро-
ме того, все женщины, всего 15% занятых в предприятии лиц52.
Еще в конце XVIII в. в Англии и в начале XIX в. на континенте мы
находим много случаев такой смешанной формы производства: столько-то
рабочих находилось на мануфактуре и столько-то работало на дому. Это
сохранилось даже при первых прядильных машинах, которые были не-
больших размеров, почему могли помещаться в кустарной мастерской;
только последующие машины заставили перейти к централизованной
форме производства, но это уже была не мануфактура, а фабрика.
Вопрос о возникновении централизованных мануфактур, их роли и
значении, вкратце затронутый Адамом Смитом в его «Богатстве наро-
дов», был подробно исследован впервые Марксом, который вместе с тем
резко разграничил понятия мануфактуры и фабрики. Маркс указывает
на двоякий способ возникновения мануфактур. «С одной стороны, она
исходит из комбинации разнородных самостоятельных ремесел, которые
утрачивают свою самостоятельность», с другой стороны, «из кооперации
однородных ремесленников, разлагая данное ремесло на различные обо-
собленные операции». В первом случае в одной мастерской, под коман-
дой одного и того же капиталиста объединяются рабочие разнообразных
самостоятельных ремесел. «Так, например, карета была первоначально
общим продуктом работ большого числа первоначально независимых ре-
месленников: каретника, шорника, портного, слесаря, стекольщика и т.д.
Каретная мануфактура объединяет всех этих различных ремесленников в
одной мастерской, где они совместно совершают свою работу. Так воз-
никла и суконная, и другие мануфактуры». «Но мануфактура возникает
и противоположным путем. Многие ремесленники, выполняющие одну и
ту же однородную работу — например, делающие бумагу, шрифт или
иголки, — объединяются одним капиталистом в общей мастерской», где
«каждый из этих ремесленников (быть может, с одним или двумя под-
мастерьями) изготовляет весь товар, т.е, совершает последовательно раз-
личные операции, необходимые для его изготовления». Постепенно, од-
нако, и самый характер труда изменяется — устанавливается разделение
труда. Вместо того чтобы поручать одному и тому же ремесленнику по-
Глава XLlll. Мануфактуры
161
следовательное выполнение различных операций, операции эти отделя-
ются одна от другой, изолируются, располагаются в пространстве одна
рядом с другой, причем каждая из них поручается отдельному ремеслен-
нику и все вместе одновременно выполняются кооперирующими работни-
ками. «Таким образом из индивидуального продукта самостоятельного
ремесленника, выполняющего многие операции, товар превращается в
общественный продукт союза ремесленников, каждый из которых выпол-
няет непрерывно лишь одну частичную операцию».
И «по своему внутреннему строю мануфактуры, — говорит Маркс, —
разделяются на две основные формы», которые определяются самой при-
родой продукта. Последний получается или путем чисто механического
соединения самостоятельных частичных продуктов, или же своей готовой
формой обязан последовательному ряду связанных между собой процес-
сов и манипуляций.
Первую форму мануфактуры Маркс называет гетерогенной, вторую —
органической. Примером первой может служить мануфактура по произ-
водству часов, где каждый рабочий изготовляет лишь определенную
часть часового механизма, — один пружины, другой циферблаты, третий
стрелки, четвертый колеса и т.д. При этом «лишь немногие части часов
проходят через различные руки, и в конце концов все эти разрозненные
члены собираются в одних руках, которые сплачивают их в одно механи-
ческое целое». Напротив, «другой род мануфактуры, ее совершенная
форма, производит продукты, которые пробегают связные фазы разви-
тия, последовательный ряд процессов; такова, например, мануфактура
иголок, в которой проволока проходит через руки 72 и даже 92 специфи-
ческих частичных рабочих»53.
Как мы видим, мануфактуры были сравнительно мало распространены.
Во всей обширной отрасли текстильной промышленности (шерстяной,
льяной, хлопчатобумажной, шелковой) они ограничивались, в сущности,
лишь набивным и аппретурным производством. Точно так же в металлур-
гической промышленности мы их находим (наряду с кустарной формой
производства) в одной лишь Англии, тогда как во всех других местах
(Зигене, Рула, Золингене, Нейштадте-Эберсвальде, Швехате, Мобеже,
Тьере, Льеже и др.) выделка ножового товара, холодного и огнестрельного
оружия, иголок и т.д. совершалась исключительно кустарным способом.
Были централизованные предприятия в табачной, фарфоровой, бумаж-
ной, сахарной, пивоваренной промышленности, в столярном промысле
(дорожные коляски, мебель из ценного дерева), тогда как в стекольной и
зеркальной промышленности мы могли установить смешанную форму.
Но, как справедливо подчеркивают Е. В. Тарле, Сэ, Ван Гутт и другие
авторы, упомянутые отрасли, в отличие от текстильной и металлической
промышленности, вообще имели мало- значения в хозяйственной жизни
того времени, и встречающиеся здесь мануфактуры представляли собой
поэтому единицы, а не массовое явление. Маркс54 подчеркивает, что
162
История экономического быта Западной Европы
«мануфактура не могла ни захватить общественное производство во всем
его объеме, ни преобразовать его в его основе. Как искусственно создан-
ная экономической жизнью, возвышалась она на широком базисе город-
ского ремесла и деревенской кустарной промышленности»55.
Маркс резко разграничивает понятие мануфактуры и фабрики; к со-
жалению, последующие авторы далеко не всегда придерживаются этой
классификации, понимая под фабрикой и централизованные предпри-
ятия, пе пользующиеся машинами. Зомбарт проводит это различие, но
он утверждает, что в в XVII- XVIII вв. имелись наряду с мануфактура-
ми и фабрики, ибо применялись и машины. На наличность машин ука-
зывал еще Маркс, говоря, что спорадически мы их действительно встре-
чаем на мануфактурах в виде, например, бумажной мельницы или толчеи
для размалывания руды. Но в то, же время он обращает внимание на то,
что роль их пока еще весьма невелика: машиной на мануфактуре являет-
ся объединенный рабочий, как результат соединения многих отдельных
занятых на ней рабочих. До конца XVIII в. о фабрике говорить, очевид-
но, не приходится.
В. Далин в своей статье «О мануфактурной стадии капитализма во
Франции XVIII века» вполне правильно указывает на необходимость
различать отдельные формы работы кустаря на скупщика; он может об-
ладать и значительной степенью самостоятельности, и находиться в пол-
ной зависимости от капитала. Он прав и в том отношении, что Маркс,
говоря о мануфактурном периоде, отнюдь не отождествляет его с преоб-
ладанием централизованных мануфактур, а, напротив, подчеркивает пре-
обладание в эту эпоху сельской кустарной промышленности, теряющей
свою самостоятельность. Но из этого вовсе не следует, что Маркс не раз-
граничивал обеих указанных форм производства — мануфактуры, где
сосредоточение рабочих в одном помещении дает возможность установить
широкое разделение труда, и городской или деревенской мелкой про-
мышленности. Поэтому совершенно недопустимо утверждение Далина,
что «классическим образцом мануфактуры является лионская шелковая
промышленность». Несомненно, небольшое количество крупных торгов-
цев Лиона держало в своих руках рабочую массу, но эти находившиеся в
полном подчинении у капитала рабочие все же производили у себя на
дому, а не под руководством предпринимателя и в его помещении. В по-
следнее время обнаруживается именно стремление точно определить, в
каких случаях мы имеем перед собой в XVII—XVIII вв. ту или же дру-
гую форму промышленности, отказываться же от разграничения их —
это значит делать шаг назад, возвращаться к тому времени, когда (это
было еще недавно) говорили только о крупном и мелком производстве,
смешивая мануфактуру с фабрикой, ремесло с кустарной формой, цехо-
вую организацию с производством для местного рынка.
1 Француз Ролан называет фабрикой предприятие с машинами, приводимыми в дви-
жение водой, причем в виде примера приводит большие кузницы, плавильни, заводы, вы-
Глава XLHI. Мануфактуры
163
лелывающпе якоря, пушки, медные изделия, т.е. одни лишь металлургические предпри-
ятия. См. Ballot. L'introduction de la fonte й coke en France // Revue d’histoire 4conomi-
que. 1912 $&. Les origines de 1'industrie capilallsle // Revue historique. 1923 P. 193-
2 Тарлс Рабочий класс во Франции в эпоху революции. Т. II. С- 58 — 59, 81. 85, 107.
3 Bain. Die Industrie des sachsischen Voigtlandes. S. 536, 547. (Teil. VIJ.)
4 Cm ' Landau. Entwicklung des Warenbandels in Osterreich. S. 30.
3 Cm * Кумшер. Эволюция прибыли с капитала в связи с развитием промышленности и
торговли в Западной Европе. Т. I. 1906- С. 598 сл.
Л Levasseur Histoire des classes ouvritres et de 1’industrie en France de 1789 h 1870 T
11. P. 171 ff, 175 ff.. 242 ff.. 307 ff. Hatsckek. Das Manufakturhaus auf dem Tabor in Wien
1886. Adler M Die Anfange der merkanlilislischen Gewerbepolitik in Osterreich. S. 36 ff.
Pringshcim. Die wirtschaftliche Entwicklung der Vcrelnigten Niederlande im 17. und 18.
Jahrhunderte. S. 31 - 34
7 Feehner Die kOniglische Eisehtlttenwerke Malapanc // Zeitschrift fUr Berg-HUllen-
und Salienwessen. 1895. P. 76. Zimmerman. Blote und Vcrfal des Leinenbewerbes In Sclcsicn.
P 97.
8 [(Дом) служит для содержания под стражей как дурных людей, которым нельзя да-
вать волн, так н тех, которые потеряли здравость ума (лет.).]
9 Шпгс. Die Arbeiterfrage zu Beginn des modernen Kapitalismus in Braudenbuig —
Prettssen. S 156 ff., 163.
10 Gothein. Wirtschaftsgeschichte des Schwarzwaldes. S. 756.
11 Hippel. Beitr<ige zur Geschichte der Freiheitsstrafe // Zeitschrift file gesamle Stra-
frechtswissenschaft. 1898. S. 443. Относительно устройства промышленных заведений во
французских домах призрения в Руане, Туре и других местах, с целью поощрения про-
мышленности, применения там новых изобретений, улучшения способов производства при
помощи выписываемых из-за границы рабочих (бумагопрядилыции на Англии и Индии н
др.) см.: Mdmoire lendant h perfectlonner les fabriques de France. 1754 (.Boissonada. Trois
m4moires rdlatifs h Г amelioration des manufactures de France // Revue d’histoire dconomi-
que. T. VII. 1914. 1. P. 77 ff.).
12 Howard. Etat des prisons, des hdpitaux et des maisons de force. T. 1. 1791. P. 122.
,3 Howard. Etat des prisons, des hdpitaux et des maisons de force. T. 1. P. 194.
,4 Hippel. Beitrdge zur Geschichte der Freiheitsstrafe. S. 436-437.
15 Hom. Erfurts Stadtverfassung. S. 90.
16 Howard. Etat des prisons, des hdpitaux el des maisons de force. I. P. 216-217.
17 Boissonada. Socialisms d'tlat. L'industrle et la classe industriele en France pendant les
deux premiers siicles de 1’fecc moderne (1453—1661). 1927. P. 211 ff.
,й См., папрнмер: Mathieu. Mote sur 1’industrie en Bas-Limousin dans la seconde moitld
du XVIII siicle (Manufacture de I’hOpital de Tulle) // Mdmoires et documents, publ. par
Hayem. 2-e s6r. P. 108 ff.
,9 DuitZ. L'industrie de la soie h Nlines jusqu’h 1789 // Revue d’histoire moderne. T. X.
P. 318.
20 Hauser. Les pouvoirs publics et ^organisation du travail dans I'ancienne France // Re-
vue d’histoire moderne. T. IX. P. 186.
21 Guitard. Un grand atelier de chariU sous Louis XIV. L'hflpital gdn4ral de la manufacture
h Bordeaux (1658-1775). P. 90-91. 100-101, 122-144 // Hayem. Mdmoires et documents
pour servir h I’histoire du commerce et d’industrie ев France. IX-e s6r. 1916.
22 Paultre. De la repression de la tnendiciU et dn vagabondage en France sous l’ancien
rtgime. 1906. P. 158- 188.
23 Hippel. Beitrage zur Geschichte dec Freiheitsstrafe. S- 427.
24 Hoffmann. BeitrSge zur ncueren Osterreichisehen Wirtschaftsgeschichte. J. Die Wollen-
zeugfabrik zu Linz.
23 Mayr Fr. Anfhngc des Handels und der Industrie in Osterreich. S, 64-66. Adler M.
Die Anfange der merkantilistischen Gewerbepolitik in Osterreich. S. 90.
164
История экономического быта Западной Европы
26 Howard. Etat des prisons, des hdpitaux et des maisons de force, T. I. P. 339.
27 Относительно таких мануфактур в Польше см.: Воблый. Очерки по истории поль-
ской фабричной промышленности. Т. I. 1909. С. 48 — 49.
28 Тарле. Рабочий класс во Франции в эпоху революции. Т. II. С. 73.
29 Martin. Louis XIV. Р. 14.
30 Malschoss. Friedrich der Grosse als Bef orderer des Gewerbef kisses. S. 44. Gothein.
Wirtschaftsgeschichte des Swarzwaldes. S. 101.
31 Beck. Die Geschichte des Eisens in geschichtlicher und kullurgeschichLlicher Bczie-
liung. Bd. II. П1. Passim. Sombart. Der inoderne Kapitalismus. Bd. II. T. 2.
32 Из новейших исследований о мануфактуре Ван-Робе можно, однако, усмотреть, что
первоначально (в конце XVII в.) часть ткацких станков была размещена в различных до-
мах города Аббевилля, за пределами мануфактуры, по I, 2, 5 к 10 станков (в одном доме
80), хотя и под надзором старших мастеров. Впоследствии, по-виднмому, ткачество уже
было объединено в одном здании, но прядение и теперь еще не было концентрировано, а
совершалось в 4 больших домах в городе иод надзором мастеров и мастериц мануфактуры
(Courtecuisse. La manufacture de drops fins Vanrobais au XVII et XVIII sifccles. 1920. P. 7| ff.,
76).
33 Тарле. Рабочий класс во Франции в эпоху революции. Т. II. С. 67-68, 74.
34 Lefebvre. Les paysans du Nord pendant la Revolution fran^aisc. T. I. P. 283.
35 Levasseur. Histoire des classes ouvritrcs et de I’industrie en France de 1789 h 1870. T. II.
P. 766.
36 isnard. Industrie de la soic en Provence au XVIII siicle // Mdmoires et documents,
publ. par Hayem. 2-e. sdr. P. 33 ff.
•i7 Bondois. Colbert et I’industrie de la dentelle. La manufacture d’Auxerre de 1683 h
1685- La manufacture dentelliere de Montargis // Mdmoires ct documents, publ. par Hayem.
Vbe sdr. 1921. P. 203 ff. Vll-e sdr. 1922. P. 225 ff.
‘^Dauphin. Recherches pour servir k 1‘histoire de I’industrie textile en Anjou. 1916.
P. 106 ff., 109, 121, 124, 143, 161.
: iS Казанова в своих мемуарах (Casanova de Seingalt. M6moires dcrits par lui-m£me.
T. III. P. 418 ff ) рассказывает об устроенной им самим в Париже (в середине XVIII в.)
ситценабивной мануфактуре, где работало 20 девушек, которые, однако, не жили гам.
Напротив, столяры, слесари и рисовальщики, кладовщик, бухгалтер и два помощника его
проживали в помещениях мануфактуры. Материи для набойки (тафта, камлот и др.) им
закупались.
40 Garsonnin. La manufacture de toile peinte d’Orl&ins // Mdmoires et documents,
publ. par Hayem. 3-e s6r.
41 Ballot. L'introduction du machinisme dans I’industrieen France. 1923- P. 164, 168.
4i Levy. Histoire dconomique de I’industrie cotonaidrien Alsace. Schmidt Ch. Les ddbuts
de I’industrie cotonnidrt en France // Revue d’histoire dcononomique et sociale. 1913.
43 Julin. Les grandes fabriques en Belgique vers le milieu du XVIII sfccle // Mdmoires
couronnes et autres mdmoires publids par I’Academie Royale. T. LXIII. P. 32 — 39, 63-66,
72—81. Van Houtte. Histoire dconomique de la Belgique h la fin de I’ancien regime. P. 39, 42.
44 Geering. Entstehung des Zengdrucks im Abendlande // Vierteljahrschrift flir Sozial*
und Wirtschaftsgeschichte. Bd. I. S. 419 ff. Rappard. La revolution industrielle et les origi-
nes de la protection legale du travail en Suisse. P. 47—48, 105-06. Jenny-Trlimpy. Handel
und Industrie des Kantons Glarus. Bd. I. S. 50. Bd. II. S. 94, 107. Chapuisat. Le commerce
et i’industrie & Genive pendant la domination fran^aise. 1908. S. 140.
45 ВйгкИ-Меувг. Geschichte der ZUrcher Seidenindustrie. S. 80 ff., 162 ff. Rappard. La
revolution industrielle et les origines de la protection legale du travail en Suisse. P. 89 ff.
46 Gothein. Wirtschaftsgeschichte des Schwarzwaldes. S. 701 ff. Schmeezle. Staat-
shaushalt Bayerns im 18. Jahrhunderte.
47 Schnielzle. Der Staatshaushalt der Herzogtums Bayern im 18. Jahrhundert. S. 98 ff.
Hoffmann. BeitrSgc zur neueren Osterreichischen Wirtschaftsgeschichte. I. Die Wollenzeug-
fabrik zu Linz.
Глава XL1I1. Мануфактуры
165
4К Troeltsch. Die Calwer Zeughandlungskompagnie und ihre Arbeiter. S. 229-233.
49 Matschoss. Friedrich der Grosse als Befordcrer des Gewerbefleisses. S. 63—64.
50 Saiz. Geschicte der bohtnischen Industrie in der Neuzeit. 1913. S. 355, 481.
51 См. выше о производстве зеркал, с. 156.
32 Hecht. Die Spiegelfabrik zu Neuhaus in Niederdsterreich 1701 —1744. 1909. S. 47.
33 Впрочем, как видно из дальнейших слов Маркса, часовая мануфактура являлась
лишь исключением. «В данном производстве, как н в других подобных ему, — говорит ок, —
соединение многих частичных рабочих в одной мастерской наблюдается лишь случайно*.
Здесь господствует не мануфактура, а кустарная форма промышленности: рабочие «рабо-
тают у себя на дому, но не на себя, а на капиталиста»; конкуренция между ними очень
велика, «между тем при рассеянной в пространстве фабрикации капиталист избавляется от
издержек на фабричные здания и т.п.» (ем. о часовом производстве ниже, с. 175 — 176).
54 Marx. Das Kapital. Bd. I. 2. Aufl. S. 383.
55 Ibid. S. 383.
ГЛАВА XLIV
РАЗВИТИЕ ВАЖНЕЙШИХ ОТРАСЛЕЙ
ПРОМЫШЛЕННОСТИ
Помимо отраслей производства, имевших форму ремесла, работавших
на местный рынок и существовавших поэтому повсюду, как и в Средние
века, мы находим теперь, под влиянием установившегося разделения
труда между различными местностями, и целый ряд таких отраслей про-
мышленности, которые в форме кустарного производства, отчасти и ма-
нуфактур, достигли в той или иной стране значительного развития, со-
ставляя существенный источник благосостояния для населения. Среди
таких отраслей производства на первом плане стоит шерстяная промыш-
ленность Англии, которая уже с XV в. приняла кустарный характер и
которая в XVII - XVIII вв. составляла наиболее важную отрасль англий-
ского экспорта. Та роль, которую играли фламандские и итальянские го-
рода в Средние века в области шерстяного производства, перешла теперь,
и в еще гораздо больших размерах, к Англии.
В XV в. постепенно сокращается экспорт английской шерсти. По
Миссельдену, в 1354 г. из Англии было вывезено 31,5 тыс. мешков шер-
сти, между тем в царствование Генриха VII (1485 — 1509) средний еже-
годный вывоз, не считая экспорта в страны, расположенные у Средизем-
ного моря, составлял всего около 7 тыс. мешков; в 1509—1521 гг. он
равнялся в среднем 8,5 тыс. мешков, в 1522—1531 гг. около 5 тыс., в
1532 — 1539 гг. около 3,5 тыс. и в 1540—1547 гг. около 5 тыс. Напротив,
вывоз сукна возрастал следующим образом: в 1354 г. вывезено около
5 тыс. кусков, в 1505—1519 гг. в среднем ежегодно 85 тыс., в 1520-
1529 гг. 91 тыс., в 1530—1535 гг. 103 тыс., в 1536—1547 гг. 122 тыс. Со-
кращение вывоза английской шерсти обозначало падение фламандской
суконной промышленности, так как одной испанской шерстью, без при-
меси английской, она не могла пользоваться: «Во Фландрии народ жи-
вет, в сущности, переработкой нашей шерсти и без нее не может долго
жить». Фламандские города — Брюгге, Гент, Ипр, центры суконного
производства, — не допускали, как средневековые города вообще1, раз-
вития сельской промышленности; найденные в деревнях ткацкие станки
или валяльные чаны они, пользуясь монополией производства, подверга-
ли слому, сжиганию или конфискации. Этим они вызывали переселение
сельских жителей в Англию: при Эдуарде III в графствах Норфолкском,
Суффолкском и Эссекском (Норвич являлся главным рыночным цен-
тром), а также в других местностях Восточной Англии образовались под
Глава XLIV. Развитие важнейших отраслей промышленности
167
защитой короля, поощрявшего переселение, колонии фламандских су-
конных ткачей, валяльщиков и красильщиков. С этих пор, с середины
XIV в., и начинается вывоз английских шерстяных тканей, прежде всего
камвольных тканей, производимых именно в восточных графствах, куда
переселились фламандцы.
Фламандские города не препятствовали поселению иностранных или
иногородних торговцев, которые закупали бы производимые в этих горо-
дах сукна или давали бы заказы местным мастерам: это содействовало
лишь развитию их суконной промышленности. Напротив, они принимали
самые решительные меры против распространения ее за пределами горо-
да. Шерстяные полуфабрикаты не должны были вывозиться из города,
все операции должны производиться в стенах последнего. Точно так же
инструменты пе могут выходить, мастера выселяться оттуда Все это
принадлежит городу, нужно ему. Наконец, не допускается отделка сукон,
изготовленных в других местах: валяльщики не могут обрабатывать вы-
деланных вне города материй, а на отделанное в других местах сукно
нельзя накладывать городского клейма, и не допускается продажа его в
городе.
Города ведут борьбу особенно с деревенскими промыслами, но про-
мыслы эти все же продолжают существовать, и городские суконщики
раздают работу и в деревнях. С другой стороны, городские мастера рабо-
тают для иногородних, что город также запрещает. Города жалуются на
то, что в деревнях и местечках подделываются их сукна, налагаются их
печати, они отправляют туда вооруженных людей, врываются в дома,
уничтожают изготовленные жителями ткани2.
С этого времени происходит упадок фламандских городов, — под
влиянием отсутствия английской шерсти качество их суконных изделий
ухудшается, они вытесняются английскими материями. Привоз англий-
ского сукна в Нидерланды сравнивают к концу XV в. с «наводнениями,
производимыми морем»; когда речь идет о тканях высокого качества, то
предполагается, что они, несомненно, английского производства. В нача-
ле XVI в. Брюгге, уже не видя возможности конкурировать с английским
сукном, старается привлечь в свои стены англичан и устроить у себя
складочное место для сбыта их тканей, но уже поздно: англичане устрои-
ли его в Антверпене. Тем не менее фламандское шерстяное производство
еще не погибло; исчезла суконная промышленность в городах, прекрати-
лось производство тканей высокого качества, в области которого не было
возможности бороться с англичанами. Но стало распространяться иное
производство — изготовление простых, дешевых материй из испанской
шерсти. Оно имеет деревенский характер; в широких размерах происхо-
дит выселение из сел в города, возникают новые центры производства
(Bergues, Hondschoote, Arment teres, Verviers). Как и городская шерстя-
ная промышленность Фландрии XIV-XV вв., новая деревенская про-
мышленность имела характер кустарного производства, с той только раз-
168
История экономического быта Западной Европы
ницей, что здесь отсутствовала цеховая организация и существовала сво-
бода промысла.
Но с конца XVI в. и эта отрасль фламандской шерстяной промыш-
ленности стала падать — в XVII в. ее значение уже сильно сократилось
Разорение, нанесенное стране герцогом Альбой, выразилось в опустоше-
нии многих центров этой новой промышленности, и оно же вновь вызва-
ло переселение нидерландских ткачей в Англию. При Елизавете в 1565 г.
были выданы грамоты 30 фламандским и валлонским сукноделам, посе-
лившимся в Норвиче, а в 1583 г. новая колония уже достигла почти 5 тыс.
человек Им разрешено производить «bays, says, tapestry mockadoes» и
т.п. сорта материй, т.е. именно то, что составляло специальность повой
нидерландской деревенской промышленности. Подобным же образом по-
являются переселенцы и в Кольчестере, Саутгемптоне и других городах,
получая и здесь различные привилегии изготовления иностранных сортов
материй Так, было перенесено в Англию и производство дешевых и про-
стых сортов сукна, возникла «new drapery». Появились и новые комби-
нации - смешанные с шелком или льном ткани, легкие и тонкие мате-
рии, новые образцы, новые цвета. Всем этим Англия обязана была ни-
дерландским переселенцам. Благодаря им же Англия в эту эпоху
освободилась и от необходимости посылать свои изделия для крашения и
аппретуры в Нидерланды и Францию; в 1669 г. голландец Джордж Гер-
риот, переселившись в Англию, получил здесь патент на производство
аппретуры новым, изобретенным в Голландии способом. В XVIII в. суро-
вое сукно в большом количестве направлялось в Лондон, где оно подвер-
галось окраске и аппретуре в особых помещениях, принадлежавших Ост-
Индской компании.
Таким образом, с XVII в. английская шерстяная промышленность
достигла высокого развития. В XVII — XVIII вв. она была распростране-
на по всей Англии, хотя в центре менее, чем на востоке и западе. Ее
можно разбить на три крупных района: Йоркшир с Лидсом и Галифак-
сом, Норфолк с Норвичем и юго-западный район, расположенный между
Ла-Маншем и Бристольским каналом. В каждом районе в свою очередь
производство было разбросано по многим местностям, в особенности по
деревням, где изготовление тканей соединялось с сельским хозяйством. В
деревнях почти во всяком коттедже раздавался звук прялки и ткацкого
челнока. Это были низкие избы, с небольшим числом узких окон, состо-
явшие обыкновенно из одного помещения, которое служило и в качестве
кухни, и для сна, и для работы. Вся семья занималась производством:
жена и дочери за прялкой, мальчики расчесывают шерсть, муж управля-
ет ткацким станком — такова классическая картина. Труд был нелегкий,
весьма продолжительный, малолетние дети привлекались к работе; опла-
та же была низкая, мясо появлялось на столе лишь по воскресеньям. Из-
готовленные ткани сбывались на рынках скупщикам (clothier, manufac-
turer), которые уже отдавали их в аппретуру. Нередко и самая шесть
Глава XLIV. Развитие важнейших отраслей промышленности
169
принадлежала предпринимателям, и они раздавали ее по деревням; в
этом случае кустари-производители находились в большой зависимости
от работодателей. В особенности с конца XVII в. и шерсть, и пряжа, и
станок, и валяльная мельница — все становится собственностью скупщи-
ка-капиталиста. Но работа по-прежнему производится на дому; централи-
зованные мануфактуры в области шерстяной промышленности являлись
исключением даже в XVII в. Из анкеты, произведенной в 1806 г., мы
можем усмотреть, что мануфактуры составляли явление крайне редкое,
они встречались лишь в западной части графства Йоркского, но и там
существовали лишь недавно. Сравнительно мало распространена была и
форма домашней промышленности, именуемая domestic system, где про-
изводитель был вместе с тем и собственником изготовляемого сукна.
Наиболее же широко развита была форма производства master clothiers,
называемая так от слова master clothier или просто clothier, которым обо-
значались предприниматели-капиталисты: им принадлежало сырье, и они
раздавали его для обработки различным категориям рабочих на дому.
Английское законодательство XV-XVIII вв. много занимается вопро-
сами этой главной в стране отрасли промышленности. Оно прежде всего
подробно регулирует отношения между предпринимателями и рабочими.
Так, оно запрещает утайку шерсти рабочими, из которой возник целый
промысел «endgatherers»: последние скупали у кустарей «остатки» мате-
риала. Для борьбы с этим скупщикам разрешалось в любое время произ-
водить обыск в домах рабочих, и за сопротивление этому рабочий под-
вергался наказанию в 20 фунтов стерлингов. Таким образом, общее право
не допускать в свой дом посторонних лиц отменялось в интересах пред-
принимателей. Организации рабочих запрещались. Так, закон 1725 г.
признает все постановления, объявления и союзы шерстоткачей, валяль-
щиков и чулочников, имеющие целью изменение заработной платы и
других условий труда, ничтожными и незаконными. За основание таких
clubs, участие в них, содействие им или выполнение их постановлений
закон грозит рабочим всех отраслей шерстяной промышленности тремя
годами hard labour. За уничтожение шерстяных тканей, материалов или
инструментов установлена смертная казнь, а за насилия или угрозы в от-
ношении лиц, отказывающихся подчиняться требованиям союза, —
ссылка на семь лет.
Регламентации подвергаются и другие обстоятельства: размер зара-
ботной платы, причем запрещается давать как больше, так и меньше ус-
тановленного мировыми судьями размера (в других отраслях производст-
ва наказание установлено только на случай выдачи или получения более
высокой платы). Установлен, далее, надзор за качеством тканей; контро-
леры должны проверять длину и ширину материй и их вес и налагать
пломбы. Общий надзор за этим и назначение контролеров находились и в
этом случае в руках мировых судей. Между тем последние состояли пре-
имущественно из скупщиков-капиталистов; нетрудно понять, какое влия-
170
История экономического быта Западной Европы
ние это должно было оказать и на устанавливаемую ими заработную пла-
ту, и на характер контроля качества продукта. Во многих случаях дело
происходило еще проще: клейма находились в руках самих предприни-
мателей3.
Вывоз производимых Англией шерстяных материй в точение XVII в.
утроился, достигая в начале XVII в. 3 млн ф. ст., причем в это время он
составлял 2/s всего производства; в течение XVIII в. экспорт снова воз-
рос вдвое, равняясь почти 30% произведенных материй В 70-х годах
XVIII в. вывоз их направлялся в первую очередь в американские коло-
нии (763 тыс ф. ст.), но из 4,2 млн ф ст. экспорта этих тканей 2,7 млн
ф. ст., или почти 2/з, поглощала Европа (особенно Испания, Португа-
лия, Италия, Нидерланды), так что на колонии приходилось значительно
меньше При этом все сырье имелось собственное, — едва J/20 потреб-
ляемой шерсти получалась из-за границы (главным образом из Испании).
Во Флоренции, напротив, которая славилась в Средние века4 своей
суконной промышленностью, обнаруживается быстрый упадок ее. В то
время, как в начале XVI в. производилось до 20 тыс. штук сукна в год, в
конце этого и в начале следующего века размеры производства сокраща-
ются до 14 тыс., 13 тыс., 9 тыс. и 8 тыс. штук (последнее в 1628 г.), а
число мастерских до 120 тыс., 80 тыс. и 52 тыс. В начале XVIII в. герцог
Козимо III посылает ткачей для обучения в Нидерланды, ибо Голландия,
Фландрия, Франция и Англия и в качественном отношении уже опере-
дили флорентийскую шерстяную промышленность. В 1770 г. суконный
цех (arte della lana) был совсем закрыт5.
Наряду с шерстяной промышленностью начинает производить для
широкого рынка и другая отрасль текстильной индустрии — льняная.
Уже к концу Средневековья в различных южногерманских городах
(Аугсбурге, Регенсбурге, Базеле, Санкт-Галлене, Констанце) находим
льняную промышленность в кустарной форме, в XVI в. нюренбергские и
лейпцигские купцы скупают льняные изделия чешских и силезских тка-
чей, в особенности же заключают договоры (известны таковые из двена-
дцати местностей) о поставке им тканей в Лузации. Наибольшее значение
имела в XVII — XVIII вв. силезская льняная промышленность, которая
распространяла свои материи по всей Европе (в Англию, Голландию,
Швейцарию, Италию, Испанию, Португалию) и (через посредство Испа-
нии) за океан в испанские колонии; после отпадения английских колоний
в Северной Америке и образования нового государства Соединенных
Штатов там создался особенно обширный рынок для силезских тканей.
Германия оплачивала ими потребляемые ею колониальные товары. В
большом количестве вывозились, в особенности в Испанию и испанские
колонии, и северофранцузские и нидерландские полотняные товары; мы
их находим всегда в реестрах корабельных грузов. Ими оплачиваются за
океаном рабы; эти ткани превращаются в своего рода деньги в торговле
невольниками. Благодаря океанскому климату Северной Франции и Ни-
Глава XLIV. Развитие важнейших отраслей промышленности
171
дерландов получалась очень тонкая пить, которая превращалась в легкие
ткани, и являлась возможность при белении вырабатывать глянцевитое
полотно**.
Льняная промышленность Силезии работала для всей Европы (также
в кустарной форме); имело значение и производство льняных тканей в
Нидерландах, Вестфалии, Шотландии. Вывоз льняных изделий из Силе-
зии равнялся в 1748 — 1749 гг. 3,5 млн талеров, в 1778—1779 гг. —
4,4 млн. талеров; вывоз льняных тканей составлял третью часть экспорта
Пруссии. Силезские материи отправляются в Англию, Голландию, Пор-
тугалию, Испанию, а из последней в испанские колонии. Точно так же на
всех рынках, во всех списках судовых грузов мы встречаем голландские
льняные материи.
Напротив, хлопчатобумажное производство было вообще сравнитель-
но мало развито. В Средние века бумажные ткани привозились преиму-
щественно с Востока (из Малой Азии); смешанные со льном ткани (бар-
хент) отчасти изготовлялись в XIV—XV вв. в Ульме, Констанце и неко-
торых других южногерманских городах. В последующие века они стали
производиться и в Нидерландах, и еще более в XVIII в. (кустарное про-
изводство) - в Эльзасе, на Рейне (Бармен, Эльберфельд), Саксонии
(Плауен) и Швейцарии (кантоны Аргау, Санкт-Галлен). В Англию это
производство было занесено из Нидерландов еще в XVI в., но до 1760-х
годов не имело никакого значения. В отличие от производимых в Европе
полубумажных тканей из Индии привозились чистобумажпые набитые
материи, indiennes, или calicoes (от г. Каликут). Благодаря их дешевиз-
не, яркости красок и узоров они быстро распространились как в Англии,
так и во Франции и других странах: из них изготовлялись дамские пла-
тья, занавеси, они служили для обивки мебели, комнат, составляя опас-
ную конкуренцию для шерстяной промышленности. Вследствие этого и
под влиянием волнений среди рабочих шерстяной промышленности (в
Лондоне они в 1680 г. — по-видимому, не без участия землевладельцев,
разводивших овец, — разгромили дом Ост-Индской компании, привозив-
шей эти ткани из Ост-Индии) повсюду издаются запрещения носить при-
возимые из Ост-Индии, Персии и Китая бумажные набивные ткани, — во
Франции они запрещены в 1686 г., в Англии в 1700 г., запрещены и в
Пруссии, и в Испании. Но одновременно с привозными тканями (toiles
peintes) и в подражание им возникло в Европе и собственное производст-
во набивки как полубумажных, так и привозимых из Индии белых бу-
мажных тканей (их привоз был дозволен), и эти европейские набивные,
или печатаные, материи (toiles imprim&s) стали распространяться среди
населения, которое подражало аристократии, но не могло себе позволить
покупки настоящих привозных тканей. Ввиду этого и набивка бумажных
и полубумажных тканей была запрещена во Франции тем же декретом
1686 г., который запретил привоз их из Индии; все набивные мастерские
объявлены закрытыми, ношение этих тканей никому не дозволялось. В
20 э-168
172 История экономического быта Западной Европы
1720 г. последовало в Англии такое же запрещение ношения изготовлен-
ных в стране набивных тканей (производство их расширилось после за-
прещения в 1700 г. привоза из Ост-Индии); они могли выделываться
лишь для вывоза. После этого начинается продолжительный период
борьбы во всех странах (Англии, Франции, Пруссии и т.д.) с контра-
бандным привозом бумажных набивных тканей из Индии и с ношением
как этих тканей, так и бумажных изделий местного производства. Кон-
трабандистов, провозящих эти ткани, колесуют и вешают во Франции в
большом количестве; на дам, носящих на улице платья из набивных тка-
ней, устраиваются целые облавы - с них срывают одежду и подвергают
их оскорблениям; производят обыски в домах, забирая набивные материи
для мебели, одежды и т.д И все же ношение их, по-видимому, не со-
кращается. Частью это объясняется тем, что либо производство таких
тканей было дозволено (в Англии), либо разрешался привоз известного
количества их для вывоза в другие страны (во Франции), а уследить за
тем, куда дальше направлялись привезенные или произведенные ткани,
было чрезвычайно трудно. Частью это вызывалось широким распростра-
нением набивного производства в Швейцарии и в различных немецких
государствах, которые получили эту новую отрасль промышленности
благодаря переселившимся из Франции гугенотам и стали поощрять ее;
производимые там ткани вследствие широко развитой контрабанды не
только попадали в другие страны, но и открыто продавались контрабан-
дистами в пограничных местностях Франции. Несмотря на все жестоко-
сти, дамы открыто носили «индусские и персидские ткани», и в одном из
ордонансов говорится1 «Те дамы города Кале, которые носят такие одеж-
ды, — я разумею всех дам и девиц этого города, ибо все они одеты в на-
бивные ткани» В результате французы, увидев бесплодность сотни издан-
ных ордонансов, поняли, что запрещением у себя набивного производства
они содействовали лишь развитию его (через французских эмигрантов) в
других местах. После продолжительной борьбы из-за свободы производ-
ства, привоза и ношения набивных тканей, в которой принимали участие
известнейшие ученые того времени — Форбонне, Гурне, аббат Морелле, -
запрещение в 1759 г. было отменено. В 1774 г. стеснения набивных бу-
мажных тканей были уничтожены в Англии, еще раньше — в Пруссии.
Только с этого времени успешно развивается хлопчатобумажная про-
мышленность, но это уже была эпоха появления машин в Англии7. Во
Францию в целях выделки муслина на индусский манер была даже вы-
писана партия индусов, которые должны были обучить французов своим
способам производства, но которых вскоре, вследствие тоски по родине и
болезней, пришлось отправить обратно; в 1728 г. правительство вынуж-
дено было уплатить 2500 ливров владельцу замка, где помещались инду-
сы, за произведенные ими повреждения8.
В течение XVIII в. ситценабивное производство распространилось в
особенности в Нидерландах, в Швейцарии (Женева, Гларус, Невшатель,
Глава XLIV. Развитие важнейших отраслей промышленности 173
Цюрих, Базель), в Эльзасе, в некоторых местностях Германии (Аугсбур-
ге, Саксонии). В XVIII в. в Хемнице насчитывалось 10 предприятий с
1437 рабочими, так что на каждое в среднем приходилось 144 человека,
но четыре предприятия имели около 250 рабочих, в Плауене одно даже
свыше тысячи; на швейцарских ситценабивных мануфактурах имелось к
концу XVIII в. 3000 станков и около 9 тыс. рабочих. Зачатки швейцар-
ской хлопчатобумажной промышленности относятся к средневековому
периоду (к концу XIV в. в Базеле и концу XV в. в Цюрихе), однако ши-
рокое развитие она получила не ранее конца XVIII в. под влиянием гуге-
нотов, которые пересадили сюда производство тонкой пряжи и тканей. В
конце XVIII в. это была наиболее важная отрасль швейцарской промыш-
ленности. Один автор того времени даже заявляет, что «Швейцария имеет
только одну отрасль промышленности — хлопчатобумажную». Она гос-
подствовала в восточной части Швейцарии, где прядением, ткачеством,
выделкой вышивок было занято около 200 тыс. человек, преимуществен-
но женщин в деревнях, тогда как торговцы, раздававшие им обычно че-
рез посредников хлопок и пряжу и получавшие от них материал в гото-
вом виде, жили в больших городах и занимались импортом хлопка и экс-
портом готовых тканей. Таких фирм имелось около 60 в Санкт-Галлене, 30
в Апенцелле, 30 — 50 в Цюрихе, 20 в Винтертуре. Торговцы одного лишь
Санкт-Галлена давали заказы 80 тыс. кустарей, а на цюрихских скупщи-
ков работала обширная округа с 40 тыс. прядильщиц и ткачей. Инстру-
менты были простые, деревянные, изготовляемые столярами или самими
же ткачами. В том же помещении кустарей стояли прялки и ткацкие стан-
ки, или же последние, в количестве 4—6, помещались в подвале. Иногда
семейная мастерская насчитывала 10-20 веретен и несколько станков и в
состав ее входили и посторонние рабочие, в особенности дети9.
В Нидерландах, и после того как прекратилась отправка туда англий-
ского сурового сукна для аппретуры10, было широко распространено бе-
ление в особенности льняных материй, причем большинство предприятий
этого рода работало по заказу скупщиков. «Белилыцики получают холст
из всех концов света для беления его — из Восточной Фрисландии, Си-
лезии, Крефельда, Фландрии и т.д. Особенно много они работают на
Англию, ибо англичанин обращает большое внимание на белое полотно и
требует, чтобы оно белилось в Гарлеме». Для белильного заведения счи-
талось необходимым иметь 16—20 рабочих и 20 — 45 работниц. В других
местностях (Богемии, Силезии, Саксонии) обычно скупщики сами бели-
ли и аппретировали полученную от кустарей материю. В Богемии они
жаловались на отсталую технику беления холста, ибо изделия выходили
плохого качества; для белильни необходимо было большое помещение и
большой луг, беление отнимало много времени (беление холста — 3 — 4
месяца); затрата поташа, золы, мыла, в особенности же дров и человече-
ской силы была столь велика, что нередко эти расходы удваивали
первоначальную цену холста11.
174
История экономического бытаЗападной Европы
Ту роль, которая в области шелковой промышленности принадлежала
итальянским городам (в XVI в. еще Генуе, Милану, Флоренции), с на-
чала XVII в. присвоил себе Лион с его широко развитым производством
шелковых, бархатных и т.п. тканей; и здесь мы находим кустарное про-
изводство — мануфактур там никогда не было. Лионское производство
составляло около половины всех изготовляемых во Франции шелковых
тканей. Из последних от ’/4 до Уз вывозили за границу. Впрочем, н
другие страны старались теперь пересадить к себе шелковую промыш-
ленность, и уже в XVI в. она появилась в Антверпене, Базеле и Цюрихе,
а с конца XVII в. в Амстердаме, Крефельде и Берлине, а также в Шве-
ции и России. В шелковой промышленности купец играл с самого начала
главную роль в предприятии. Правда, с XIII до XVIII в. производство
имело цеховую организацию, но количество самостоятельных мастеров,
производивших на собственный счет, никогда не было значительно, и они
повсюду отступали на второй план. Везде мы находим скупщиков-
предпринимателей, с одной стороны, и мастеров-рабочих — с другой
стороны. Из анкеты, произведенной в Базеле в 1599 г., мы можем, на-
пример, установить, что среди 173 человек, работавших в шелковой про-
мышленности, имелось всего 10 — 12 ремесленников, которые не работали
на других лиц и сами не заказывали никому товаров. В 1684 г. в Антвер-
пене еще было запрещено держать в одном и том же здании 8 станков, и
один из предпринимателей жаловался на то, что оп не может выдавать
работу кустарям на дом, ибо другие мастера будут копировать его моде-
ли, как это бывало неоднократно12.
Появляются выделываемые на новом ткацком станке, именуемом лен-
точным станком, узкие шерстяные и смешанные ткани: один рабочий из-
готовляет сразу 10, 20 и более лент, притом различных цветов. Новый
станок был изобретен в конце XVI в., по-видимому в Голландии, — по
крайней мере оттуда был занесен в Англию и именовался там dutch loom
(нидерландский станок). Но станок этот означал такой переворот в про-
цессе производства и настолько вытеснял рабочих, что он вызвал повсю-
ду сильнейшую вражду со стороны цехов, которые везде препятствовали
применению его13. Однако запрещения, по-видимому, нарушались, и во
многих местах ленточный станок применялся. В курфюршестве Саксония
он был признан в 1765 г., и даже выдаются премии при употреблении
его. Вообще в течение XVIII в. запрещения стали отменяться, протест
цехов ослабевал, и производство изделий на ленточном станке стало
расширяться. Во Франции станок появился (в Сент-Этьене) под названи-
ем цюрихского — он был привезен швейцарцем Тиме в 60-х гг. XVIII в.,
и, в то время как правительство поощряло его применение, выдавая по
150 ливров за каждый пущенный в ход станок, и тут рабочие стали раз-
бивать станки, а цех лентовщиков возбудил процесс против владельцев
новых станков, и лишь после вмешательства правительства станки утвер-
дились окончательно: в 80-х годах XVIII в. их насчитывалось свыше ЗООО14.
Глава XLIV. Развитие важнейших отраслей промышленности
175
Гонению, хотя и не столь сильному, подвергалась первоначально и
другая вновь возникшая отрасль производства — вязальная — на новом
чулочном станке, изобретенном англичанином Уильямом Ли в самом
конце XVI в. Первоначально изобретателю пришлось покинуть Англию,
и первая manufacture de has au mdtier была устроена во Франции в 1656 г.
Но вскоре производство чулок на новом станке акклиматизировалось’ и в
Англии, а затем вытеснило ручной труд и создало новую промышлен-
ность, работавшую для сбыта и в других странах, — в Италии, Голлан-
дии, - но, конечно, имевшую кустарный характер; в Пруссии при
Фридрихе Великом учрежден был ряд предприятий этого рода15.
Из Фландрии и Брабанта, с одной стороны, из Венеции, с другой
стороны, распространяется производство кружев, которое ранее практи-
ковалось лишь монахинями да королевами-любительницами, как, напри-
мер, Екатериной Медичи, Марией Стюарт. Кольбер стал насаждать во
Франции производство кружев, главным образом в кустарной форме;
центром его являлся Алансон, где возникли новые стили. Кружевной
промысел, несомненно, развился благодаря Кольберу, хотя ни одно из
учрежденных им предприятий не отличалось долговечностью. Прежние
запрещения ношения кружев не только были отменены, но и уступили
место обязательному ношению их при дворе. Гугенотами алансонские
кружева были занесены в Германию, в особенности же в Богемию; на бо-
гемских кружевах ярко отразилось влияние брабантского стиля. Ношение
кружев, как мы видели выше, стало широко распространяться; лишь
Французская революция, внеся серьезное направление и в сферу одеж-
ды, уничтожив придворную жизнь, нанесла серьезный удар кружевному
промыслу16.
Благодаря гугенотам распространяются и новые виды дубления кож,
появляются замшевые кожи, глазированные (лайковые) кожи. Их вы-
делка находится в тесной связи с производством перчаток, которые со
времени Людовика XIV во Франции становятся для придворных кругов,
а затем и для прочих состоятельных слоев необходимым предметом одея-
ния. Производство глазированной кожи и перчаток, как и обычай ноше-
ния последних, распространялся через гугенотов в Англии, Германии,
Австрии17.
Появляется производство бумаги, развивающееся в особенности в
Голландии благодаря изобретенным там цилиндрическим аппаратам (они
и получили название голландеров); в других странах эти новые приспо-
собления распространяются лишь весьма медленно18.
Новой отраслью промышленности являлось и производство часов, ко-
торое стало одним из важнейших промыслов Швейцарии. Центрами его
являлись Женева и Невшатель, где целый ряд местностей составлял поч-
ти сплошные поселения часовщиков. В Женеве часовое производство
появилось уже в XVI в., а в XVII в. широко распространилось; позже
оно развивается и в Невшателе, где часовые мастера первоначально еще
176
История экономического быта Западной Европы
привозили некоторые инструменты и части часов из Лондона, Парижа и
в особенности Женевы, но с середины XVIII в. создали также свое само-
стоятельное часовое производство. Как утверждают современники в один
голос, в часовом промысле в это время занята была 1 /3 женевского насе-
ления и не менее 6—7 тыс. жителей, в Невшателе число их достигало
4 тыс. Если первоначально, пока производство еще было незначительно и
самый процесс был еще весьма прост, часовой мастер обыкновенно изго-
товлял часы целиком один со своими подмастерьями, то вскоре появи-
лось широкое разделение труда, причем во главе производства стал уже
торговец. Последний приобретал остов часового механизма у мастеров,
изготовлявших его за пределами города у себя на дому, обычно зимой,
затем его монтировал и передавал для дальнейшей обработки городским
мастерам. Торговцы обращались далее к целому ряду других рабочих:
одни из них изготовляли стрелки, другие - циферблаты, третьи -
шпиндели, четвертые - пружины и т.д. Торговцы приобретали далее
часовые коробки у производителей последних и, наконец, отдавали все
части мастеру-часовщику для сборки и завершения всего процесса произ-
водства. Бывало и так, что торговцы приобретали у мастеров уже гото-
вые часы, но это было редко — лишь в том случае, если мастера облада-
ли достаточным капиталом для того, чтобы сосредоточить в своих руках
весь указанный процесс производства, оплачивая всех этих рабочих, за-
нятых на дому или в небольших мастерских, — платить им надо было
немедленно, тогда как уплаты за товар приходилось ждать иногда целый
год. Женевские и невшательские часы сбывались на ярмарках франкфурт-
ской, Лейпцигской, в Бокере (Лангедок); в европейских столицах швей-
царские торговцы имели своих агентов, часы экспортировались и в Испа-
нию и Португалию, на Скандинавский полуостров, на Восток и даже в
Новый Свет — словом, распространялись по всему миру. Во Францию
их доставляли контрабандой, через посредство особых лиц, которые их
страховали на случай захвата на границе19.
Производство зеркал составляло до середины XVII в. монополию Ве-
неции; несмотря на неоднократные попытки, делавшиеся во Франции, ей
не удалось узнать секрета зеркального производства, ибо Венеция грози-
ла смертью за разглашение секрета и принимала самые решительные ме-
ры к предупреждению переселения рабочих зеркальной промышленности
в другие страны. Лишь Кольберу удалось через доверенных лиц устроить
побег во Францию нескольких венецианских рабочих (они бежали ночью
на барке, охраняемой вооруженными людьми); с ними был заключен до-
говор на 4 года, в течение которых они обязаны были за высокую плату
работать на устроенной теперь королевской зеркальной мануфактуре.
Желая всячески привязать венецианцев к их новой родине, Кольбер пы-
тался холостых женить на француженках, предлагая каждому из них
25 000 экю в качестве приданого, семейным же старался привезти во
Францию и их жен, чтобы они не мечтали о возвращении; хотя венеци-
Глава XLIV. Развитие важнейших отраслей промышленности
177
анское правительство стало следить за женами беглецов и взяло с них
обязательство не уезжать из города, по им все же удалось бежать. После
этого, увидев безуспешность всех мер, принятых к тому, чтобы «scelerati
vitrieri» (преступные стекольщики) вернулись, венецианское правитель-
ство прибегло к иным средствам: после кратковременной болезни рабочие
стали умирать, и вскрытие, произведенное по распоряжению Кольбера,
выяснило, что они были отравлены. Это обстоятельство заставило и ос-
тальных рабочих покинуть Францию, получив из Венеции прощение20, и
владельцы королевской мануфактуры их не удерживали, ибо венецианцы
держали себя в Париже вызывающе, не терпели противоречия; во время
болезни кого-либо из них все остальные прекращали работу, так что про-
изводство останавливалось; они требовали каждый раз увеличения пла-
ты, грозя в противном случае отъездом. Секрет же производства францу-
зы за это время успели узнать и могли теперь обойтись без венецианцев;
королевская мануфактура, которой была предоставлена привилегия про-
изводства зеркал, особенно зеркал больших размеров, могла удовлетво-
рить теперь весь спрос на зеркала внутри страны. Больше всего она ра-
ботала для двора; зеркалами наполнялись королевские дворцы — Вер-
сальский, Фонтенбло, Лувр и другие. Кольбер вскоре совершенно
закрыл французский рынок для венецианских зеркал, производство ко-
торых в Венеции (как и кружев, по той же причине), как ему сообща-
лось из Венеции, стало значительно сокращаться. Теперь немцы, англи-
чане, испанцы старались в свою очередь узнать у французов, как прежде
французы у венецианцев, технику производства зеркал, ибо французы
внесли ряд новых улучшений, открыли новые способы производства,
применяли новые аппараты; французы же старались сохранить тайну
производства. За побеги рабочих с целью перейти на зеркальные ману-
фактуры, основанные в других странах, или для основания зеркального
производства за границей они, как и переманивавшие их лица, заключа-
лись в тюрьму; с этой целью перехватывались их письма, они подверга-
лись строгому надзору и нередко в момент отъезда попадали в руки по-
лиции21 •22.
Насаждение зеркальной промышленности во Франции является лишь
примером той борьбы, которая происходила в эту эпоху из-за рабочих-
специалистов. С одной стороны, как мы видели, все государства нужда-
лись в последних для создания у себя новых отраслей производства, а с
другой стороны, они же запрещали выезд своим обученным рабочим, для
того чтобы не лишиться необходимой им рабочей силы и чтобы воспре-
пятствовать распространению созданных у себя отраслей промышленно-
сти в других странах. Такие общие запрещения эмиграции рабочих нахо-
дим в Англии в 1719 и 1750 гг.; они касаются всех «manufacturer, work-
man or artificer» в области всевозможных отраслей промышленности (in
wool, mohair, cotton or silk, in iron, steel, brass etc.), причем наказанию
подвергается как сам рабочий, заключивший контракт о найме за грани-
178
История экономического быта Западной Европы
цей, так и всякий посредник, занимающийся наймом рабочих и побух<-
дающий их к отъезду. Одновременно запрещается и вывоз инструментов,
применяемых в шерстяной и шелковой промышленности (уже в XVII в.
появившихся тогда чулочно-вязальных станков). Нс менее ожесточенную
борьбу с эмиграцией рабочих вела Франция, та самая Франция, которая
привлечением фламандцев и итальянцев создала у себя ковровое, кру-
жевное, стекольное, шелковое, суконное производство, привлечением
шведских рабочих — горное дело, литейное, смолокуренное производство
и т.д. После того как она сама достигла всего этого, она отблагодарила
страны, из которых получила необходимых учителей, как и прочие, за-
претив в 1669 г. выселение из Франции под угрозой ссылки на галеры и
конфискации имущества, а в 1682 г. даже под страхом смерти. Но это
нисколько не остановило эмиграцию рабочих. Напротив, Франция имен-
но являлась той страной, откуда, ввиду наличности там всех новых от-
раслей производства, можно было получить нужную рабочую силу.
«Иностранцы всячески стараются отнять у нас рабочих», — читаем у
Турне (в 1753 г.), а по словам Бигоде Сен-Круа, число французских ра-
бочих, привлекаемых ежегодно иностранными государствами, нс ниже
10 тыс. О случаях удачного отъезда из Франции мы можем узнать лишь
из иностранных источников, например о том, что в Пруссию и Австрию
выселяются лионские шелкоткачи, что они создают там производство
бархата, причем получают (в Австрии) пожизненную пенсию. Француз-
ские же записи сводятся к случаям неудачных побегов, когда рабочие
были задержаны и арестованы, но этих случаев весьма много, и они дают
представление о происходившей борьбе, — одни уговаривали рабочих,
предлагая им всякие выгоды и льготы, другие их подстерегали, ловили и
наказывали. Так, одна англичанка в течение 7 лет поставляла француз-
ских рабочих и работниц в Англию, пока в 1763 г. по доносу не была
задержана вместе с рабочими и двумя детьми.
Обнаружены были сношения с английским посланником одного жите-
ля г. Бове, который обязался открыть в Англии ковровое предприятие по
образцу существующего в Бове и привезти с собою половину рабочих из
Франции. Двое рабочих гобеленовой мануфактуры пытаются переехать в
Англию; один бежал, другой задержан; последнее случилось и с одним
рабочим фарфорового завода в Венсенне. Французский чертежник пере-
селился уже в Пруссию, но, когда жена и дети пытаются последовать за
ним, их задерживают, и для освобождения их он и сам вынужден вер-
нуться. В разных местностях Франции обнаружены посланные Фридри-
хом Великим лица для привлечения французских рабочих по производ-
ству шелковых материй, табачных изделий и т.п. Еще больше француз-
ских рабочих набиралось русскими агентами, которые жили в других
странах, так как во Франции следили за ними (они привлекали часовщи-
ков, чертежников, позолотчиков, рабочих для петербургского фарфоро-
вого завода, перевозили образцы изделий в винных бочках); вообще бы-
Глава XLIV Развитие важнейших отраслей промышленности
179
ла устроена специальная служба для выяснения путей и способов при-
влечения французов иностранцами23.
Прусские дипломатические агенты служили и в качестве посредников
для привлечения иностранных мастеров. Во Франкфурте-на-Майне и
Гамбурге у них имелись настоящие сборные пункты (конечно, неизвест-
ные местным властям), где сходились изгнанные или желавшие эмигри-
ровать и откуда их с особыми охранными грамотами и денежными посо-
биями направляли в различные местности Пруссии. Находившиеся здесь,
как и в других местах — Вене, Копенгагене, Нюрнберге, — прусские
дипломатические представители прибегали к самым разнообразным сред-
ствам для набора иностранных мастеров. Распространялись печатные ли-
стки с приглашениями, последние помещались и в существовавших в
XVIII в. листках объявлений, хотя и в скрытом виде, среди прочих из-
вестий. При сношениях по этому поводу с правительством пользовались
шифрами, дипломатическими курьерами и т.д. «Приказываю вам снова, —
обращается прусский король к одному из своих представителей, — при-
ложить особенное усердие к тому, чтобы добыть еще некоторое число хо-
роших работников, выделывающих бархат, из Гамбурга, из Голландии
или же из Дании. Деньги на покрытие расходов найдутся, но нужно бла-
горазумно действовать, и вы можете уверить этих людей в том, что в
Потсдаме они будут иметь несомненно хороший заработок». К диплома-
тическим агентам обращались и нуждавшиеся в мастерах предпринимате-
ли, но они действовали и самостоятельно, при помощи собственных свя-
зей. Они и сами ездили за границу или посылали опытных людей для
вербования мастеров, которые в том или ином месте нанимались на рабо-
ту, чтобы таким путем все проведать и убедить иностранцев отправиться
в Пруссию24.
Обращаясь к развитию горного дела в эту эпоху, надо отметить, что,
по мере того как переходили к разработке месторождений на большей
глубине, усиливался напор воды, с которым боролись путем привлечения
огромного количества рабочей силы для выкачивания воды. Число таких
рабочих на руднике доходило до 600 и более, и им приходилось безоста-
новочно днем и ночью черпать воду, при отсутствии же хотя бы части их
рудник оказывался под водой. Первоначально вода выкачивалась при
помощи кожаных ведер, причем черпатели стояли один выше другого,
составляя ряд снизу вплоть до поверхности; каждый получал наполнен-
ное водой ведро от предыдущего и передавал его следующему. Так это
было в XVI в., но уже в этом веке появляются и водоотливные приспо-
собления, при помощи которых выкачивают воду из рудников; они при-
водятся в движение лошадьми; лошадей насчитывалось нередко по не-
скольку сот на руднике25. Но новый способ выкачивания воды распро-
страняется медленно, во Франции только в XVIII в. Гораздо большие
успехи делает техника в области дальнейшей переработки руды.
Первоначальный способ выплавки железа заключался в том, что
строили небольшие каменные очаги (горны), располагая их на возвы-
180
История экономического быта Западной Европы
шейных местах для того, чтобы они подвергались большему притоку воз-
духа. В эти очаги помещали руду вместе с сухими дровами и разжигали
последние, причем притекающий свободно воздух поддерживал горение и
легкоплавкие части руды сами собою отделялись, а остающаяся губчатая
масса железа проковывалась ручными молотами Таким образом железо
получалось непосредственно из руды. Успех зависел от притока воздуха
и от состава горючего, почему первые улучшения были направлены к то-
му, чтобы оградить себя от случайностей погоды и от изменчивости
свойств горючего материала Первое устранялось введением мехов, бла-
годаря которым капризный ток ветра заменялся правильной струей вду-
ваемого воздуха, второе — заменой дров, горючие свойства которых ме-
няются в зависимости от времени года и состояния атмосферы, древес-
ным углем, т.е. горючим совершенно сухим, имеющим постоянный и
однообразный состав и способным при меньшем объеме развивать более
высокую температуру. А к этому стали присоединяться усовершенствова-
ния в устройстве горнов. Почти вся масса руд, из которых может быть
выплавлено железо, содержит этот металл в окисленном состоянии, и
выделение железа из руды достигается лишь соприкосновением железной
руды с раскисляющими газами, происходящими от горения угля. Поэто-
му первоначальные низкие и открытые горны были пригодны лить для
богатых и легкоплавких руд, по мере же того, как стали в целях расши-
рения производства применять и более трудноплавкие руды, печи прихо-
дилось повышать, придавая им различную форму и различную внутрен-
нюю вместимость, возвышая температуру смеси руды и угля.
Печи были теперь обыкновенно высотой около 4 м. В них клали
уголь, зажигали его и пускали через формы воздух из ручных или нож-
ных клинчатых мехов. По мере прогрева печи в нее насыпали слоями
уголь и руду (такая засыпка называлась колоша) и вели плавку вплоть
до получения крицы весом в 15 — 25 кг. После этого процесс останавли-
вали и крицу вытаскивали через отверстие в шахтенной печи, заложенное
кирпичами во время работы (оно именовалось во Франции лисьим хво-
стом, откуда и самые горны получили название «лисьих печей» — forges
renardi res). Домницы устраивали на возвышенных местах неподалеку от
рудников в районах, изобилующих лесом. Для получения 100 кг железа
ведь нужно было 400 кг угля. Полагали, что при таком процессе в сутки
в течение 40 дней истреблялся лес ла расстоянии 1 км в окружности. По-
этому-то владение лесом было равносильно привилегии устраивать гор-
ные заводы, последние в большинстве случаев принадлежали феодалам.
Население производило плавку нередко в качестве подсобного к обработ-
ке земли занятия. Во всяком случае, горнорабочие выговаривали себе
право уходить на время уборки урожая на срок не менее 6 недель. Швед-
ские домницы даже именовались крестьянскими горнами. Такие горны
часто работали всего несколько дней в неделю, выплавляя не более 30 кг
в неделю.
Глава XLIV. Развитие важнейших отраслей промышленности
181
Этот сыродутный способ, при котором крицы затем разрубались на
части и уплотнялись проковкой, господствовал вплоть до XVH в. Не-
сколько раньше молоты, как и мехи, стали приводить в движение водой.
Уже к концу Средних веков и в начале XVI в. обнаружились, однако,
первые попытки замены прямой выделки железа косвенным способом,
при котором получался первоначально металл в расплавленном виде —
чугун.
При высокой температуре руда, находясь в соприкосновении с углем,
не может сохранить своего чистого строения, а входит в тесное соедине-
ние с углеродом и, обуглероживаясь, превращается в расплавленное со-
стояние Это случалось первоначально помимо всякого желания горноза-
водчиков. Бек приводит такие случаи в связи с применением силы воды
для поддувальных мехов, полагая, что рабочие, не имевшие опыта в
пользовании водяной силой, вдували иногда слишком много и слишком
сжатый воздух в печь. Результатом этого являлось такое повышение тем-
пературы, что получался чугун, вместо твердого металла расплавленный,
который стекал, как шлаки (посторонние примеси обращались в жидкое
состояние и выделялись из металла, образуя шлаки). Плавильщики того
времени, однако, отнюдь не были довольны этим, рассматривая получен-
ный продукт как испорченный. Его именовали pig-iron, т.е. «свиное же-
лезо». Но постепенно они сообразили, что, переплавляя жидкий металл,
можно получить гораздо более однородное железо или сталь, вследствие
чего уже стали намеренно выплавлять руду таким косвенным способом
(двукратноплавленное железо, говорили они).
При этом обнаружилось, что успешность плавки чугуна обусловлива-
лась силой мехов и высотой домниц, или доменных печей. Прежние
«штукофены» или «вольфсофены» («волчьи печи») стали заменять мало-
помалу доменными печами.
Новый способ имел существенные преимущества перед сыродутным.
Нужно иметь в виду, что руда заключает в себе, помимо окислов железа,
значительное количество землистых веществ, для превращения которых в
шлаки необходимо присоединение флюса (обычно известкового камня).
При получении железа и стали прямым восстановлением руд, с насыще-
нием железа углеродом лишь до известного ограниченного размера, без
перевода металла в расплавленное жидкое состояние (т.е. в чугун), по-
лучающиеся шлаки, хотя и будучи жидкими, не могут свободно отде-
литься от металла и частью остаются запутанными в нем, наполняя нозд-
рины железной губки (железа). Когда же совершается доменная плавка
обезуглероживанием чугуна, образующееся большое количество шлаков
легко отстаивается от жидкого же, но более тяжелого чугуна и в резуль-
тате получается металл, свободный от примесей. Недостатки сыродутного
способа заключались в губчатости и неоднородности получаемого метал-
ла, в различной степени обуглероживания крицы в разных частях и в
трудности выделения из металла серы» вносимой рудой и горючим.
182
История экономического быта Западной Европы
Обычно находим еще промежуточную стадию между «штукофенами»
и доменными печами - «блауофены», название которых происходит,
однако, не от немецкого слова blau — синий, а от bla (plaa), сокращен-
ное blasen (Blaseofen), т.е. дуть или выплавлять: здесь появляется не-
прерывная плавка. В то время как прежде приходилось каждый раз ос-
танавливать плавку и вынимать кирпичи из домницы, чтобы вытащить
крицу, в «блауофенах», где температура была выше, уже получался чу-
гун в жидком виде, и его выпускали через выпускное гнездо в шахтенной
печи, после чего можно было дальше продолжать плавку.
Уже применение силы воды вызвало переворот в металлургической
промышленности. Она стала сосредоточиваться в местностях с проточной
водой. Она вышла из лесов в долины, спустилась с гор к рекам. Леса
имели и теперь, конечно, огромное значение, но на первый план выдви-
гался все же вопрос о водяной силе. Ибо лес, как и руду, можно было
привозить из других мест, находившихся на известном расстоянии, завод
же должен был строиться у самой воды. В XVIII ст. полагали, что он
может быть сооружен только там, где река даст не менее 40 л. с. Если река
пересыхала летом, работа останавливалась. Во многих случаях устраива-
ли искусственные озера и шлюзы для поднятия уровня воды, клали пло-
тины для удержания воды, результатом чего являлись иногда наводне-
ния. Кузнецы входили в соглашение с мельниками, в силу которого по-
следние пользовались водяной силой днем (устраивая запруды), кузнецы
же, нуждавшиеся в текучей воде, применяли ее ночью. Отсюда, быть
может, возник обычай плавки по ночам.
Однако лишь с появлением доменных печей стало широко распро-
страняться пользование силой воды для приведения в движение мехов и
молотов, и работа стала производиться непрерывно днем и ночью, вслед-
ствие чего устанавливаются смены. Смена была занята по 4 часа 3 раза в
сутки с 4-часовым перерывом каждый раз или б часов 2 раза с 6-часовым
перерывом, но очень распространена была смена в 8 часов также 2 раза,
так что получается 16-часовой рабочий день. Удлинились периоды плав-
ки. В то время как раньше они охватывали лишь часть года, теперь, если
этому не препятствовали условия пользования силой воды, печи работали
круглый год. Так что занятие горнорабочего стало уже постоянным, из
подсобного промысла превратилось в самостоятельную профессию. Но
число рабочих, необходимых для плавки чугуна и передела его в железо,
было по-прежнему весьма невелико: прежде требовалось 8 человек, те-
перь (для обоих процессов — плавки чугуна и железа) 4 и 3 и даже 3 и
3 (при 16-часовом рабочем дне), так что число даже уменьшилось. Для
плавки чугуна нужен был рабочий, который регулировал силу воздуха и
управлял мехами, удалял шлаки и выпускал крицы. У колошника стоял
другой рабочий, попеременно подававший то руду, то уголь. Последний
должен был обладать большой силой и отличаться хорошим здоровьем,
засыпая тяжелую руду ночью в находящиеся на воздухе (и зимой) печи.
Глава XLIV. Развитие важнейших отраслей промышленности
183
Доменные печи доставляли возможность переработки и трудноплав-
ких, т.е. наиболее часто встречающихся руд. Они были гораздо большей
высоты, чем «штукофены», равняясь 6—7 и более метрам. Прежде вы-
плавляемые куски составляли не более 40 кг. Теперь крицы чугуна дос-
тигли 600—800 кг, а для этого нужно было (при 800 кг) 1800 кг руды,
180 кг извести, 830 кг угля, так что доменная печь потребляла в 11 раз
больше руды и в 5 раз больше горючего, а если иметь в виду, что при
переработке чугуна в железо снова затрачивалось около 1000 кг угля, то
оказывается, что и количество горючего возрастало в 11 раз.
Ввиду этого для сооружения доменных печей необходимы были
большие капиталы, чем до того времени, производство должно было
принять капиталистический характер. Предприятие состояло обычно из
нескольких домен, кричных заводов, молотов, волочильных, литейных и
других отделений. Наряду с крупными землевладельцами, обладавшими
обширными лесами, выступает в области металлургической промышлен-
ности государство. В 1671 г. горны в Питанже (Нормандии) были все
вместе проданы за 500 ливров, тогда как заменившая их доменная печь
была сдана в аренду за 1200 ливров в год и, кроме того, получено было
5400 ливров за запас угля и руды. Этим объясняется медленное распро-
странение нового способа производства. Хотя кричный способ был извес-
тен уже в XV ст., но и в XVII в. сыродутный способ еще не был вытес-
нен окончательно.
При кричном способе получался (при гораздо более низкой темпера-
туре, чем железо) прежде всего высокоуглеродистый чугун, т. е. металл
твердый, хрупкий, не поддающийся ковке. За этим следовало расплавле-
ние чугуна в горне и окисление углерода, кремния и марганца кислоро-
дом дутья и действием шлаков, богатых окислителями, которые частью
присаживаются в горн, частью же образуются сами от горения металла.
Совершаются те же действия, что и при плавке руды, причем, плавясь,
постепенно чугун вместе со шлаком стекает медленно по кускам угля,
рафинируясь, т.е. освобождаясь от углерода, кремния и марганца. На
дне горна получается зернистая железистая масса, которую собирают в
один общий ком, выворачивают вверх, прогревают и подвергают механи-
ческой обработке под молотом, чтобы удалить из железа шлаки и образо-
вать возможно плотный и однородный кусок металла. Для ускорения
процесса нужно было выбирать чугун, выплавленный из чистых, мало-
фосфористых руд, ибо ввиду необходимости удаления кремния, марган-
ца, углерода, фосфора наличность этих примесей удлиняет производство.
Получается железо, т.е. металл малоуглеродистый, мягкий, тягучий, вяз-
кий, ковкий (т.е. изменяющий свою форму в горячем состоянии под
влиянием ударов или давления)26.
В конце XVIII ст. доменные печи вырабатывали в различных местно-
стях Германии от 19 до 48 т в неделю, в Чехии 13 т, в Швеции 36и, в
России и несравненно больше — 66 т, в Англии 19, во Франции 25 — 30.
184
История экономического быта Западной Европы
Металлургическая промышленность была распространена в различ-
ных частях Франции, Австрии (в Богемии к концу XVIII в. 44 домны и
150 кричных заводов с 21 /2 тыс. рабочих, в Моравии 14 и 40, в Штирии
39 и 90), в Силезии, в Баварии, Гессене, Нассау. Однако вывозилось
железо главным образом из Швеции, отчасти также из Австрии и России,
медь из Швеции, Венгрии, Германии; и то и другое направлялось в Анг-
лию и Францию, которым не хватало собственного металла ввиду об-
ширного производства предметов вооружения. В 1737 г. Англия ввезла
железа 20 тыс. ?«, из них 15 тыс из Швеции, остальное из России; в се-
редине XVIII в. она ввозила 25-35 тыс. т ежегодно. Напротив, собст-
венное производство чугуна у нее сокращается с 27 — 25 тыс. т в 1720 г.
до 12-17 тыс. в 1740 г. и даже до 10 тыс. в 1750 г. Причина заключа-
лась в том, что металлургическая промышленность поглощала огромное
количество лесов, которые были нужны для постройки флота. Отсюда
запрещение расширять заводы и открывать новые и даже закрытие суще-
ствовавших в некоторых местностях. Правда, каменный уголь уже добы-
вался в то время в Англии, Бельгии, Франции, но пользование им для
выплавки металлов еще не было известно. Но и каменноугольная про-
мышленность находилась еще в зачаточном состоянии27. До середины
XVIII в. во Франции находим лишь незначительные попытки разработки
каменноугольных копей. Добыванием угля занимаются крестьяне, ремес-
ленники и т.д., производящие его преимущественно для собственных на-
добностей. Разработка имела крайне примитивный, хищнический характер.
Уголь добывался лишь на поверхности, когда же верхние пласты были
исчерпаны, то добыча прекращалась и переносилась на другое место28.
Что касается производства металлических изделий, составлявшего ра-
нее монополию Нюрнберга и Милана, то оно сосредоточилось в прирейн-
ских местностях, особенно в Золингене и Руре, где развивался ножевой
промысел, выделка кос, изготовление холодного оружия, в различных
местностях Бельгии и в английских городах Бирмингеме и Шеффилде -
последние были известны своим гвоздарным, замочно-слесарным и куз-
нечным промыслом, изготовлением всевозможных мелких металлических
изделий, отчасти на мануфактурах; отсюда Адам Смит взял свой извест-
ный пример относительно разделения труда на булавочной мануфактуре.
Промышленными странами в XVII-XVIII вв. становятся Франция,
Англия, Нидерланды. Напротив, итальянские города, имевшие столь
крупное промышленное значение в Средние века, с потерей своей факти-
ческой монополии в различных отраслях промышленности (суконной,
шелковой, стекольной, зеркальной и др.) — ибо последние появляются
теперь и в других странах - обнаруживают упадок в промышленном от-
ношении. Точно так же и Южная Германия теряет свое прежнее значение
в области промышленности. Вообще Германия в XVII —XVIII вв. имела
малоразвитую промышленность и поэтому вынуждена была уплачивать
Франции ежегодно не менее */ц своего дохода, по Лейбницу, и около
Глава XLIV. Развитие важнейших отраслей промышленности
185
4 млн талеров — по Бехеру\ в XVIII в. уходило во Францию 18 млн ма-
рок ежегодно, в конце века даже до 32 млн марок. «Поедем в Бремен, —
говорит Юстус Мезер, - поможем тамошним купцам нагружать песок в
качестве балласта в корабли, посмотрим затем у французов в Нанте горы
песку, которые вываливают там бременцы и которые известны под назва-
нием «les produits de 1'Allemagne»29. Бехер насмехается над немцами, по
мнению которых французские ножницы лучше немецких режут волосы,
французские парики лучше украшают голову, чем немецкие волосы;
«немецкие деньги, — говорит он, — можно, очевидно, проигрывать лишь
французскими картами и класть только во французские кошельки». Тон-
кое сукно немцам доставляли Франция и Голландия еще в конце XVII в.;
ни один немец, в особенности в Северной Германии, «не мог написать
письма, не купив предварительно у голландцев листа бумаги». Австрия,
по словам Гернигка (1684 г.), вывозила сырье, которое в обработанном
виде возвращалось обратно. Помимо обширного привоза колониальных
товаров, кружев, сукна, венский двор сам являлся крупным потребите-
лем голландских изделий. Голландским и английским сукном пользова-
лись для производства мундиров придворным офицерам, пажам, слугам;
голландское полотно и кружева приобретались в качестве приданого эрц-
герцогинь; придворные ювелиры ездили в Амстердам, славившийся
шлифованием бриллиантов, и покупали их на сотни тысяч; даже серебро
американское, несмотря па богатые рудники в Тироле, покупалось в Гол-
ландии для монетного двора и для подарков султану и провозилось через
другие страны — оно являлось контрабандой — в бочках, сверху нагру-
женных перцем. Голландия доставляла и все нужное для армии: порох и
селитру, ружья и осадные орудия, позже и материалы для постройки и
вооружения судов, поглощая значительную часть военного бюджета30.
Какой славой пользовалась немецкая промышленность еще в конце
XVIII в., об этом можно судить по рассказам Кампе об его путешествии в
Париж в 1789 г. Когда он подал одной маркизе обыкновенную лакиро-
ванную табакерку, она спросила его: «Неужели это сделано в Герма-
нии?» Получив утвердительный ответ, она была сильно поражена этим и
с удивлением несколько раз воскликнула: «Et cela se fait en Allema-
gne»31, как если бы мы, увидев такую вещь в руках самоеда, заявили:
«И такие вещи выделывают самоеды!» В другом случае, когда один
весьма почтенный парижанин, член многих академий, застал его в хоро-
шем визитном костюме, он с удивлением произнес: «Неужели так одева-
ются и в Германии?» И не хотел верить тому, что там, «dans le fond du
Nord»32, одеваются так же, как во Франции. Характерно и то, что при
заявлении секретаря Национального Собрания в Версале о поступивших
вещах и бумагах, что получена книга о мореплавании, составленная нем-
цем, все собрание разражается хохотом, усматривая в этом нечто неверо-
ятное.
Лампрехт указывает на то, что с середины XVII в. наступает век, ко-
186 История экономического быта Западной Европы
гда людей охватывает страсть к изобретениям, прямо горячка новых
промышленных открытий. Искали perpetuum mobile33, старались созда-
вать всякого рода замысловатые приспособления, поразительную смесь в
виде фонтанов в садах или часов с музыкой и с появлением фигур в оп-
ределенное время; играя и переливаясь через край, фантастически разли-
вались новые стремления механики в область изобретений34. Зомбарт
прибавляет к этому, что до половины XVШ в. отсутствовали еще науч-
ные основания изобретений — лишь в виде исключения встречается нау-
ка с практической техникой, например в лице Леонардо да Винчи, кото-
рый насмехается над искателями perpetuum mobile, над алхимией и гово-
рит, что те, которые не строят практику на теории, подобны моряку без
руля и компаса. Обычно пути естественников и техников расходятся; на
одной стороне - Галилей, Ньютон, Лейбниц, па другой - Бехер, Гауч,
Папен. Техника была еще построена на магии, где чудесному отводилось
много места, господствовала вера в одухотворенность природы, в сущест-
вование демонов. Отсюда и астрология, и алхимия, и вера в ведьм. От-
сюда взгляд на изобретения как на таинственные действия, способность к
которым есть дар Божий. Бехер говорит, что изобретать может всякий,
невзирая на лицо или профессию, — король и мужик, ученый и неуче-
ный, христианин и идолопоклонник, благочестивый и злой. И действи-
тельно мы находим среди них всевозможные категории, кроме лишь на-
учнообразованных механиков. Изобретали и государи, и дворяне, и чи-
новники, и врачи, и духовные лица, и ремесленники, и некоторые из них
действительно сделали полезные изобретения. Имелись и своеобразные
типы людей, изобретающих все что угодно - целую массу вещей самого
разнообразного свойства, как, например, Реомюр (изобретения, кроме
термометра, в области выделки железа, фарфора, красок, производства
зеркал, консервирования яиц и др.), Папен (насос, печь, вентиляторы,
паровая машина, пароход, искусственное ускорение роста цветов и др.),
Бехер (аппараты для ткачества, для вязания чулок, для наматывания
шелка, постройка водяных мельниц, своеобразного состава соль, выделка
смолы из каменного угля, термоскоп, печь, сберегающая дрова, мировой
язык и т.д.). Многие изобретения оказывались неудачными из-за того,
что изобретатели не умели «изобрести до конца», — не хватало нередко
мелочи, часто ввиду незнакомства с механикой. Последняя заменялась
развитой фантазией. Средневековый традиционализм, относившийся от-
рицательно ко всякому новшеству, здесь сменялся желанием все обнять и
все понять. Выгод от изобретений для себя предприниматель еще не
ожидал, не искал их. Погоня за открытием способов искусственной вы-
делки золота (алхимия), с одной стороны, усовершенствование военного
искусства — с другой, являлись, по Зомбарту, главными побудительны-
ми мотивами. Все и сводится в промышленной области к немногим упо-
мянутым нами изобретениям, — ленточному станку, чулочно-вязальной
машине, к различным, хотя медленно распространяющимся, открытиям в
Глава XLIV. Развитие важнейших отраслей промышленности
187
области горного дела (доменные печи, амальгамирование серебра) да к
появлению ряда так называемых мельниц, приводимых в движение водой
или ветром (и изобретенных главным образом голландцами), — муко-
мольных, лесопильных, по производству бумаги, толчеи, валяльных,
маслобойных, по наматыванию шелка, по выделке красок и т.д.35
1 См т I, гл. XVI.
2 См - Bspinas. La draperie dans la Flandre Fran^aise au moyen-hge T. I —II. 1923 и
наст, изд., г. I, с. 272.
3 См. соч. Кеннингема, Джеймса, Клафана, Эшли, Липсона, Хитона, Ломана, Dedtesne,
Манту, Гелъда, Пиренна (и статью последнего в Bulletin de I’Acaddmie royale de Bel-
gique). Taisserenc. L’industrie iainidre dans i’Hdrault. 1908.
4 См. tom I.
** Doren. Florentine!’ Wollentnchindustrie. S. 422. Davidsohn. Bliite und Niedergang der
florentmer Tuchindustrie // Zeitschrift fur die gesamle Staatswissenschaft. 1928. Bd. 85.
S. 253.
fiZimmermann. Blute und Verfall des Leinengewerbes in Schlesien. Frahne. Die Textilin-
dustrie in Schlesien. Aubin. Aus der Fruhzeit des deulschen Kapitalismus // Zeitschrift fUr das
gesamte Handelrecht und Konkursrecht. 1922. Aubin. Zur Geschichte des Verlagssystems z /
Jahrbdehcr fUr Nationalttkonomie und Statistik. 1915. Bd. 49. Musdus. Die Lcinenindustrie in
der Niederlausilz. 1922 Hohls. // Hansische Geschichtsblatter. 1926. Bd. 31. Wartniann.
Handel und Industrie des Kantons St.-Gallen. 1875. Purger. Zum Verlagssystcm als Organisa-
Lionsfonn des FrOhkapitalisrnus. 1927. Willemsen. Contribution h Гhistoire de I’industrie
linifcre en Flandre // Annales de la soci6t6 d’histoire et d’archdologie de Gand. T. VII. 2.
1907. P. 228, 338. Lefebvre. Les paysans du Nord de la France pendant la revolution. T. I. P.
285 ff. Sion. Les paysans de la Normandie Orient. P. 170 ff. Musset. Le Bas-Maine. P. 264.
S/e. Les classes rurales en Bretagne du XVI slide h la Revolution. P. 446 ff. Глп Houtte.
Histoire 4conomique de la Belgique h la fin de l'ancien rdgime. P. 24.
7 Depitre. La toile peinte en France au XVII et XVIII stecles. 1912. Depierre. L’impres-
sion des tissus, sp&ialement Г impression ft la main, a travers les hges. 1910. Kaeppelin. La
compagnie des Indes Orientates. 1908. Baines. History of the Cotton Manufacture. 1835.
Geering. Entstehung des Zeugdrucks im Abendlande // Vierteljahrschrift fur Sozial- und
Wirtschaftsgeschichte. Bd. I), а также Кепнингем, Гелъд, Манту, Зомбарт. Garsonnin. La
manufacture de toiles peintes d'Orleans // Memoires et documents, publ. par Hayem. 3-e
s6r. P. 1 ff. Levy. Histoire dconoinique de I’industrie cotonnidrt en Alsace. Bein. Die Indus-
trie des shchsischen Voigtlandes. Bd. II. Chapuisat. Le commerce et I’industrie h Genive pen-
dant la domination fran;aise. Rappard. La revolution industrielle et les origines de la protec-
tion legale du travail en Suisse.
s Boissonade. Trois mlmoires rdlatifs h I'amdioration des manufactures de France //
Revue d’histoire Iconomique. 1914—1919.
9 Kiinzle. Die ZUrcher Baumwollindustrie von ihren Anfangen etc. Wartmann. Handel
und Industrie des Kantons St.-Gallen. 1875. Jenny-Triimpy. Handel und Industrie des Kan-
tons Glarus. 1898. 1902. Rappard. La revolution industrielle et les origines de la protection
legale du travail en Suisse. 1914. Maliniak. Die Entstehung der Exportindustrie und des
Unternchnierstandes in Zurich im 16. und 17. Jahrhunderte. 1913. См. также описание
швейцарской хлопчатобумажной промышленности в конце XVIII в. у Гёте: Goethe.
Wilhelm Meisters Wanderjahre. Кар. Ш.
10 См. выше, с. 168 сл.
и Konig. Die shchsische Baumwollindustrie. Bonutik. Romance of the wooltrade. 1887.
12 Geering. Handel und Industrie der Stadt Basel. P. 454 ff. См. также: Godart. L’ouv-
rier en soie. T. I. 1899. Pariset. Histoire de la fabrique lyonnaise. 1901. Dutil. L'industrie de
la soie h Nimes jusqu’h 1789 // Revue d’histoire moderne. 1908. Bilrkli. Geschichte der ZUr-
cher Seidenindustrie. 1884. Deutsch. Entwickluyng der Seidenindustrie in Dstereich. 1908.
188
История экономического быта Западной Европы
Schmoller. Die preussische Seidenindustrie im XVIII. Jahrhundert. Umrisse und Unter-
suchungen. Hintze. Die preussische Seidenindustrie // Acta Borussica. Thurkauf. Verlag und
Heimarbeit in des Basler Seidenband-Industrie // Basler Volkswirtschaftlich. Arbeiten. Bd.
I. 1909. См. выше, c. 123-124. Banke. Viert. 1923. S. 90—91.
13 См выше, гл. XLI.
14 Beckmann. Beitrage zur Geschiche der Erfindungen. Bd. I. S. 127 ff. Geering. Basels
Handel und Industrie bis zum 17. Jahrhunderl. S. 613. Тарлс. Рабочий класс во Франции в
эпоху революции. Т. II. С. 165- 1бб. Dietz. Frankfurter Handelsgeschichte. Bd IV. I. S. 79 ff.
,s Beckmann. Beitrage zur Geschichte der Erfindungen. V. S. 197 ff. Grothe. Bilder und
Studien zur Geschichte vom Spinnen, Weben, Nahen. 2. Aufl. 1875. S. 86. Fournier. Le
Vieux-Neuf. T. II. P. 240 ff. Hayem. Les inspecteurs de manufactures el la mdmoire de
Tnbert sur la gdndralitd d’Orleans // Mdmoires et documents, publ. par Hayem. 2-e sdr. P.
258 ff. Bondois. Colbert et la fabrication du bas // Revue d'histoire dcononomique et so*
ciale. 1929 3 — 4.
,e Carlier. La Belgique deatelliire. 1898. Dreger. Enlwicklungsgeschichte der Spitze.
1901. Finck. Barbara Ulinann, die BegrUnderin der Spitzenindustric iin Erzgebirge. 1886. La-
prude. Le point de France et les centres denlelliirs au XVII et XVIII slides. 1905. Bondois.
Colbert et I’industrie de la dentelle // Mimoires et documents, publ. par Hayem. 6-e et 7*e
sir. 1921. 1922. См. выше, гл. XXXIV.
17 Ebert. Die Entwicklung des Weissgerberei. 1913. S. 124 , 200, 245—246, 348—349 ff.
Wiedfeldt. Statistische Studien zur Geschichte der Berliner Industrie. 1898. S. 364 - 365.
18 Pringsheim. Die wirtschaftliche Entwicklung der Vereinigtcn Niederlande im 17. und
18. Jahrhunderte. Martin. Les papeteries d'Anaonay. 1897. Isnard. Les papeteries de
Provence au XVIII siicle // Mdmoires et documents, publ. par Hayem. 4-e sir. P. 139 ff.
Bourdc de la Rogerie. Notes sur les papeteries des environs de Morlaix // Bulletin de his-
toire et philosophic. 1911.
l9 Scheurer P. Etude historique sur la slatistique de la production et I'exportation hor-
logdres suisses // Journal de statistique suisse. 1914. Scheurer P. Le travail h domicile dans
1’horlogerie suisse. 1912. Thury. Notice histor. sur I'horiogerie suisse. 1878 Pfleghart. Die
Schweizer Uhrenindustrie. 1908. Rappard. La revolution industrielle et les engines de la pro-
tection legale du travail en Suisse.
20 В предместья Венеции Мурано, где находились зеркальные и стекольные мастер-
ские (в середине XVIII в.), опасно было ходить с деньгами в особенности не вооруженным
(в Венеции все в целях безопасности носили оружие). Оно изобиловало явными бандита-
ми, которые пользовались безнаказанностью, ибо были снабжены привилегиями прави-
тельства, выдаваемыми за услуги, оказываемыми ему в виде работы в этих мастерских, и в
целях эмиграции их (Casanova de Seingalt. Mdmoires Merits par lui-m6me. T. II. P. 191).
21 Fremy. Histoire de la manufacture royale dies glaces en France an XVII et au XVIII
siicles. 1909. Dietz. Frankfurter Handelsgeschichte. Bd. II. S. 202. Hecht. Die Spiegelfabrik
zu Neuhaus in NiederOsterreich 1701-1744. См. выше, гл. XLII.
22 О керамической промышленности см.: Boch. Geschichte der Tbpferarbeiter von Staf-
fordshire im 19. Jahrhundert. 1898 (в первых главах — XVIII ст.). Stieda. Die Anfange der
Porzellanfabrikation auf dem ThUringerwalde. 1902. Stieda. Die keramische Industrie in
Bayern im 18. Jahrhundert // Abhandlungen der philologisch-historischen Klasse der sach-
sonischen Gesellschaft der Wissenschaften. Bd. 24. 1906. Stieda. Die Porzellanfabrik zu
Volkstedl. 1910. Bensch. Entwicklung der Berliner Porzellanindustie unter Friedrich der
Grosse. 1928. Schebeck. Bdhmen Glasindustrie und Glashandel. 1878. Saiz. Geschichte der
bOh mischen Industrie in derNeuzeit. 1913. Greiller. L'industrie de la porzeleine au Limousin.
1908. Boissonade. Socialisme d'dtal. L’industrie et la classe industriele en France pendant les
deux premiers si&cles de I’&re moderne (1453-1661). P. 33 ff.
23 Cm.: Martin. La grande Industrie sous Louis XV. Des Cilleuls. Histoire et regime de la
grande Industrie en France au XVII et XVIII siicles.
34 Hinze. Die Arbeiterfrage zu Beginn des moderne Kapitalismus in Brandenburg-
Глава XLIV. Развитие важнейших отраслей промышленности
189
Preussen. Р. 96 ff.
23 См.: Rouff. Les mines de charbon en France au XVIII siicle. 1922. P. 347. Ballot.
L’introduction du machinisme en France. P. 347.
26 Перси. Руководство к металлургии. Т. Н. 1869. Липин. Металлургия чугуна, желе-
за и стали. Т. II. Beck. Die Geschichte des Eisens in geschichtlicher und kulturgeschicht-
hcher Beziehung. Bd. I — II. Richard. Etudes sur i’art d’extroire le fer de ses miner is sans
convertir le mineral en fonte. 1838. Ehrenberg. Die Eisenhuttcchnik. Levainville. L’Industrie
du fer en France 1922. Ashton. Iron and Steel in the Industrial Revolution. 1924.
Я Scrtvenor. History of Lhe Iron Trade. 2nd ed. Tables I, V. P. 57. Meade. The Coal and
Iron Industries. P. 829 ff. Ashton. Iron and Steel in the Industrial Revolution. 1924. P. Ill,
147 , 235, 238. Ballot. L’introduction de la fonte h coke en France // Revue d*histoire
economique. 1912. Bourgin. L’industrie siderurgique en France au ddbut de la Revolution //
Documente economiques de ia Revolution. 1920. Levainville. L’industrie du fer en France.
1922. Rouff. Les mines de charbon cn France au XVIII stecle. P. 36 ff., 112 ff. Gueneau.
L’organisation du travail au Hivernais. P. 332 ff. Sie. Les origines de l’industrie capitaliste en
France // Revue historique. 1923. P. 194 ff. Boissonade. Socialisme d'etat. L’industrie et la
classe industriele en France pendant les deux premiers si Seles de I'tre moderns (1453— 1661).
P. 231.
28 Rouff. Les mines de charbon en France au XVIII siicle. P. 36 ff., 112 ff.
24 (Произведение Германии (нем.).]
mSrbik. Der slaatliche Exporthandel Osterreichs. 1907. S. 71 ff. Becher. Politische Dis-
curs. 1673. Mdser. Patriotische Phantasien. Bd. I. 1775. Dietz. Frankfurter Handelsgeschi-
chte. Bd. IV. I. S. 72, 348.
81 (И всё это производится в Германии (нем.).]
32 (На самом севере (франц.).]
33 (Вечный двигатель (ллш.).]
34 Lamprecht. Zur jUngsten deutschen Vergangenheit. Bd. II. I. 1903. S. 100.
^Sombart. Die Technik Im Zeitalter des FrQhkapitalismus // Archiv fiir Soziafwissen-
schaft und Sozialpolitik. 1912. S. 721 ff. Cm.: Saiz. Geschichte der bOhmischen Industrie in
der Neuzeit.
ГЛАВА XLV
ПОЛОЖЕНИЕ РАБОЧИХ
В эпоху возникновения капиталистического производства, читаем у
Маркса, задачей государственной власти является «регулировать зара-
ботную плату, т.е. принудительно удерживать ее в границах, благоприят-
ствующих выколачиванию прибавочной стоимости, удлинять рабочий
день и удерживать самого рабочего в нормальной зависимости»1. Дейст-
вительно, характерную черту и в кустарном производстве, и на мануфак-
турах составляет прежде всего полная зависимость рабочих от предпри-
нимателей и стремление со стороны государства усилить эту зависимость;
точно так же государство старается всецело подчинить подмастерьев це-
ховым мастерам и уничтожить союзы и организации подмастерьев. По-
добно тому как город всецело отдавал подмастерьев во власть цеховым
мастерам, государство смотрит на рабочих как на лиц, подчиненных
предпринимателям. Рабочие прикреплялись к привилегированным ману-
фактурам, как, например, к известной суконной мануфактуре Ван Робе
во Франции, к королевской зеркальной мануфактуре и др.2 Предприни-
матели пользовались в отношении своих рабочих, например в Пруссии,
особой юрисдикцией (jurisdictio domestica) - полная аналогия тому, что
мы находим в России в XVII —XVIII вв. Рабочие шотландских рудников
и соляных копей до конца XVHI в. даже продавались вместе с копями и
носили знак с подписью владельца. И во Франции Генеральные штаты в
1614 г. выработали проект (хотя он не был осуществлен) принудительно-
го труда в рудниках для «карманников, бездельников, бродяг, людей без
определенных занятий». В области обрабатывающей промышленности
такой принудительный труд на мануфактурах, как мы видели, широко
применялся во всех странах3. Закрепощение же кустарей, о котором уже
была речь выше, выражалось в том, что, согласно кустарным регламен-
там, кустари не могли самостоятельно сбывать своих произведений на
рынке, не могли продавать их ни отдельным купцам, ни каким-либо кор-
порациям скупщиков, кроме одной определенной для данной местности
компании. В Германии и Австрии мы находим нередко и крепостных,
которые отбывают барщину в форме доставки известняка, рубки леса и
перевозки руды в рудниках, а также работы на последних в качестве ру-
докопов (Австрия, Нассау); в других случаях они обязаны работать на
помещичьей мануфактуре или доставлять ей пряжу4. Наконец, как мы
видели, рядом с этой старой формой крепостничества появилась и новая
Глава XLV Положение рабочих
191
в виде принудительной отдачи на мануфактуру или в работный дом (т.е.
на ту же мануфактуру).
Останавливаясь на других моментах, в которых выражалось положе-
ние рабочих в рассматриваемую эпоху, мы можем усмотреть из регламен-
тов этого периода, что и заработная плата, и продолжительность рабочего
времени — притом как рабочих на мануфактурах, так и кустарей, и под-
мастерьев, и сельских батраков в равной мере, — регулировались госу-
дарством; определялась максимальная плата, выше которой рабочий не
вправе требовать, а хозяин давать, под страхом наказания.
Законом Елизаветы 1563 г. предписывалось мировым судьям в дерев-
нях и магистратам в городах ежегодно, спустя шесть недель после Пасхи,
«устанавливать и ограничивать» заработную плату батраков, рабочих и
ремесленников, причем закон грозил 10 днями тюремного заключения и
3 фунтов стерлингов штрафа всякому предпринимателю, дающему выше
установленной мировыми судьями платы, и 21 днем заключения всякому
рабочему, берущему больше установленной платы. За плату же ниже оп-
ределенной судьями наказания не полагалось.
Насколько можно судить на основании имеющихся по этому вопросу
данных, в эту эпоху сильного вздорожания съестных припасов денежная
плата повысилась весьма мало, почему реальная плата значительно упа-
ла. По исчислениям Вибе, в XVI и XVII вв. денежная плата строитель-
ных рабочих в Эльзасе и во Франции возросла на 30—40%, тогда как
цены товаров повысились в среднем на 100%; в Англии денежная плата
увеличилась на 100%, а уровень цен - на 150%. Реальная плата, говорит
Вибе, начала понижаться уже в начале XVI в., но лишь во второй поло-
вине века это сокращение стало опасным. В XVII в. денежная плата по-
высилась, но этим лишь предотвращалось дальнейшее падение реальной
платы. К концу XVII в. последняя составляла не более половины того,
что получали рабочие в конце Средних веков5. По Роджерсу, то количе-
ство хлеба, которое английскому ремесленнику необходимо было на про-
питание в течение года, он вырабатывал в 1495 г. в 10 недель, в 1533 г. в
14—15 недель, в 1564 г. в 20 недель, в 1593 г. в 40 недель, в 1610 и
1653 гг. в 43 недели, в 1684 г. в 48 недель; а в 1725 г. всего его годично-
го заработка не хватало на приобретение одного лишь необходимого ему
на год количества хлеба.
Рабочий день продолжался в XVII—XVIII вв. 14 и более часов. Как
видно из одной английской брошюры, вышедшей в 1747 г., в 100 пред-
приятиях Лондона из 118, о которых в ней сообщаются сведения, рабо-
тали с 6 часов утра до 8—9 часов вечера, или 14 — 15 часов в сутки6.
Французские ремесленники нередко работали еще дольше7. При этом как
у ремесленников, так и на мануфактурах в случаях, не терпящих отлага-
тельства, или «когда нужно закончить начатую работу», работа происхо-
дила и ночью, и даже в праздничные дни. Женщины работали в большом
количестве не только в кустарной промышленности, где роль их была
192 История экономического быта Западной Европы
весьма велика, но и на мануфактурах число их нередко было значитель-
но больше количества мужчин-рабочих8. Характерно, что (например, в
Нидерландах в XVIII в.) женщины работали даже в тех отраслях произ-
водства (солеварное, изготовление бумаги, обжигание кирпичей, в руд-
никах, хотя и на поверхности, очистка руды, размалывание ее), где труд
был тяжел и вреден для здоровья9.
Широко применялся труд малолетних, нередко с 5-7-летнего возрас-
та, причем лучшие люди, наиболее ревностные филантропы того време-
ни, всячески содействовали распространению детского труда в кустарном
производстве, ибо это, мол, приучает детей к труду и облегчает родите-
лям заботу о хлебе насущном. «Какой наивной радостью преисполнялись
люди XVIII в., когда им удавалось доставлять детям полезную работу в
возможно раннем возрасте: конгресс, заседавший в Раштадте в 1714 г. по
поводу заключения мира, решил устроить прядильню для бедных детей -
она должна была наилучшим образом увековечить деятельность конгрес-
са»10. Известный камералист XVIII в. Юстп находит, что детей следует
приучать к труду с раннего возраста, что «имеются сотни всевозможных
видов труда, для которых дети пригодны уже с 5—6-летнего возраста; в
этом случае труд как бы становится второй их природой и безделье им
совершенно неизвестно». Он указывает на то, что в тех странах, где тор-
говля и промышленность развиваются, как в Англии и Голландии, дети
работают с 4 - 6 лет, тогда как в других государствах, где нет склонности
к полезному труду, они занимаются играми и бездельем. Мария Терезия
также признавала чрезвычайно важным пользование «праздным и деше-
вым трудом женщин, детей и стариков в области промышленности». По-
этому школа должна быть в то же время и мастерской, где дети обучают-
ся прядению, вязанию, ткачеству. Многие родители не в состоянии посы-
лать детей в школу, так как не могут обойтись без их помощи в
хозяйстве; но положение совершенно изменяется, если те же дети прино-
сят из школы заработанные ими промышленным трудом деньги. Пользо-
вание детским трудом не должно, однако, начинаться слишком поздно,
ибо мальчик или девочка, начинающие работать с 14 лет, ле произведут и
половины того, что двое других детей равных способностей и силы, но
начавшие работать уже с 6 лет11. Фридрих Великий, Кольбер весьма по-
кровительствуют детскому труду. Первый, находясь в Силезии, предла-
гает тамошним скупщикам прислать 1000 детей 10 —12 лет для прядения,
и отказ их от этого вызывает сильнейшее возмущение короля12.
Действительность соответствовала этим пожеланиям: ошибочно выска-
зываемое нередко мнение, будто бы применение детского труда до появ-
ления машин составляло явление исключительное. Оно основано на не-
знакомстве с более новыми данными. В Англии в середине XVIII в., ко-
гда машин еще не было, в хлопчатобумажной промышленности, в
шелковой промышленности, в производстве парусов, в бирмингемском
промысле металлических изделий, как указывает Гелъд, работали дети
Глава XLV. Положение рабочих
193
5-7-летнего возраста, как только они становились сколько-нибудь при-
годными для этого13.
Изобретатель прядильной машины Джордж Кромптон следующим об-
разом описывает свое детство. «Едва я стал ходить, как меня заставили
работать в бумаготкацком производстве. Пряжу моя мать клала в глубо-
кую лохань, куда вливалась мыльная вода, затем она загибала мне пла-
тье и ставила меня в лохань, чтобы я отбивал ногами пряжу. Воду она
каждый раз прибавляла, после чего я вновь приступал к работе. Это
продолжалось до тех пор, пока лохань не наполнялась настолько водой,
что я уже не в состоянии был стоять в ней. Тогда мать придвигала к ней
стул, за спинку которого я держался»14.
В Англии путешественники, как, например, Дефо, восхищаются раз-
витием промышленности в различных местностях с широким применени-
ем детского труда; приходы раздают детей-сирот кустарям на работу, как
впоследствии фабрикантам15. И такое применение детского труда встре-
чает в современниках полное сочувствие и удовлетворение; на промыш-
ленников же, получающих не только даровую рабочую силу, но еще и
денежную плату за «обучение», смотрят как на благодетелей и филан-
тропов16. «Округ или промышленность, где почти всякий уже с пяти лет
может приложить свой труд и фактически прилагает его в целях самому
заработать необходимые средства для существования, считается чуть ли
не идеальным состоянием общества»17.
И во Франции промышленники при перечислении своих заслуг ссы-
лаются на то, что они даже при неблагоприятных условиях давали зара-
боток своим рабочим в возрасте от 6 до 90 лет18. В базельской ленточной
промышленности работала вся семья: дети с 4 лет и старики заняты были
сучением, мужчины и в особенности женщины — тканьем. Дети произво-
дили пряжу и совершали другие работы и в швейцарской хлопчатобу-
мажной промышленности с 5 лет, причем в кустарных мастерских рабо-
тали не только собственные дети, но и посторонние, нанимаемые куста-
рями. Детей находим и в часовом промысле, в набивных мануфактурах
(тоже с 5 лет), в шелковом производстве19. Их трудом пользовалась и
французская кустарная промышленность, например в вязальном промыс-
ле работали девочки 7 — 8 лет. В Германии и Австрии правительство вы-
дает премии владельцам мануфактур «за каждого мальчика и каждую
девочку, работающих на мануфактуре»26. Почти при каждой мануфакту-
ре, кроме помещений для взрослых рабочих, находим в Австрии особые
помещения для детей, работающих на мануфактуре, под названием Kin-
derhaus. Так как родители во многих случаях не желали отпускать своих
детей на мануфактуры, где они были совершенно оторваны от родителей,
то правительство велело местным властям брать детей и доставлять их
владельцам мануфактур. Но «любящие свободу дети» всячески старались
уйти с мануфактуры; поэтому магистратам велено оказывать владельцам
мануфактур содействие в задержании таких детей и отправлении их об-
194 История экономического быта Запад! юй Европы
ратно на мануфактуру. При этом, как мы можем усмотреть из правитель-
ственного распоряжения 1786 г., когда в Австрии о машинах еще и поми-
ну не было, дети работали на мануфактурах с 5—6 часов утра до 7 часов
вечера, т е. 13-14 часов в день, иногда далее 16 часов. Принимались де-
ти даже моложе 9 лет. В одной кровати спало 4 — 5 детей вместе21. Рас-
пространению детского, как и женского, труда весьма благоприятствова-
ло то обстоятельство, что цеховые мастера отказывались работать на ма-
нуфактурах и запрещали это делать своим товарищам, так что
приходилось прибегать к нецеховому женскому и детскому труду
С работными домами и тюрьмами, где устраивались мануфактуры, со-
единены были сиротские приюты, питомцы которых также работали22, а
иногда правительство и самостоятельно устраивало мануфактуры в си-
ротских домах, чтобы дети не сидели без дела. В 1743 г. в потсдамском
сиротском приюте одна офицерская вдова завела новое, неизвестное еще
в то время в Пруссии производство брабантских кружев, для чего из
Брабанта были выписаны две специалистки в этой отрасли, которые, как
и она, получали квартиру и пропитание от сиротского приюта. Было вы-
строено особое помещение при женской половине приюта для производ-
ства этих работ. Но первоначально дело не клеилось: грязь, плохое обу-
чение и многое другое мешали развитию кружевного промысла, несмотря
на то что были выписаны еще три кружевницы из Брабанта. Работа
вскоре прекратилась. Лишь в 1749 г. дело пошло на лад, когда за него
взялись два опытных берлинских коммерсанта. Сиротский дом построил
новое помещение, где имелось 8 обширных мастерских, каждой заведова-
ла мастерица; в них работало 200 девушек, содержимых приютом. Рабо-
чий день их продолжался от 8 до 12 часов и от 2 до 7 часов. За первые
пять лет работы каждой из них предприниматели ничего не платили,
операция получалась весьма выгодная. Предприятие процветало, изго-
товлялись кружева, которые, по словам современников, нисколько не
уступали брабантским. Вскоре учреждены были в том же сиротском
приюте и другие мануфактуры. Не было почти ни одного промышленни-
ка в Берлине или Потсдаме, который не предлагал бы своих услуг для
устройства в нем мануфактуры. Все предложения были построены на
один и тот же манер: приют предоставляет детей и содержит их, пред-
приниматели же готовы из «патриотизма», без вознаграждения, если не
считать предоставления им квартиры и отопления, «обучать» детей дан-
ному промыслу. Иначе говоря, речь шла о предоставлении им даровой
рабочей силы. Эксплуатация детей заходила так далеко, что они не успе-
вали даже вязать для себя чулок, что было прежде обязательно, и чулки
приходилось теперь покупать (каждому выдавалось по одной паре в год).
Результат же для их здоровья получался такой, что из 1500 детей, со-
держащихся (в среднем) в приюте, ежегодно умирало 200, а 360 — 400
были всегда больны, так что временами приходилось их в значительном
количестве посылать в деревню, отдавая на попечение крестьян23.
Глава XLV. Положение рабочих
195
Мало того, сиротские приюты охотно посылали, с одобрения прави-
тельства, детей на мануфактуры. Учредивший в 1731 г. в Потсдаме пред-
приятие по выделке бархата Гирш жалуется на то, что с выписанными им
из-за границы (Голландии, Дании и т.д.) рабочими «он имеет много не-
приятностей». Поэтому он просит сделать распоряжение о том, чтобы ему
выдавались дети из сиротского дома в Потсдаме. Фридриху Великому
это чрезвычайно понравилось, на ходатайстве Гирша он собственноручно
написал: «Отлично». Указом 1748 г. велено предпринимателю дамасто-
вых и шелковых изделий Рису предоставить из потсдамского приюта де-
тей для кручения шелка24. Еще раньше крупный коммерсант Даум по
приказанию его королевствого величества получил 50 — 60 детей из си-
ротского дома для работы на его предприятии. Утром их приводил над-
смотрщик, и они работали с 5 до 12 часов, затем он отводил их на обед,
и с 1 до 4 часов они снова работали. Не только в шелковой, по и в шер-
стяной, оружейной, фарфоровой промышленности Берлина, Потсдама,
Франкфурта-на-Одере и других городов работали дети из сиротских
приютов. Промышленники жаловались на недостаток рабочей силы, боя-
лись, что старое поколение некем будет заменить, и постоянно обраща-
лись к сиротским домам, находя пользование рабочей силой детей-сирот,
которые содержались приютами, весьма выгодным для себя25. Таким об-
разом, еще задолго до появления фабрик мы находим здесь те же явле-
ния, какие имели место впоследствии в виде отдачи приютских детей на
фабрики.
Отсюда уже, из кустарной мастерской и мануфактуры, применение
детского труда, как и продолжительный рабочий день и многое другое,
перешло на фабрику; фабричное производство не создало впервые этого
зла.
В области горной промышленности богемский регламент 1494 г. и
венгерский 1575 г. запрещают, правда, пользование трудом малолетних.
Но эти запрещения не помогли. Как сообщает Агрикола в XVI в., дет-
ский труд применялся для работ как на поверхности, так и под землей (в
Рудных горах). Дети наполняли под землей отправляемые на поверх-
ность бадьи, корзины, бочки, кожаные мешки. Врач Цюкерт (1762 г.)
рассказывает о том, что как только мальчик достигает 7—9 лет (в Гар-
це), он уже становится подручным дробильщика руды и вынужден уже
сам зарабатывать кусок хлеба, так как отец из своей незначительной пла-
ты ничего уделить ему не может. Нередко этих мальчиков приходится
кнутом гнать на работу. Другой врач, Шефлер (1770 г.), в своей работе
о болезнях рудокопов (в кобальтовых, серебряных, железных рудниках —
хроническое отравление металлами), особенно возмущается тем, что (в
Саксонии) детей уже с раннего возраста заставляют возить руду в тачке
или вертеть колесо насоса. Но не лучше работа и по размельчению руды
— она ведет их прямо к смерти. Детей 8—9 лет заставляют тяжелым мо-
лотом разбивать руду, чтобы отделить пустые породы от металла и раз-
196
История экономического быта ЗападнойЕвропы
дробить последний. Пыль покрывает комнату туманом. Дети вдыхают
каменную пыль, частицы металла, серные газы, дым мышьяка26.
Все эти меры — стремление к понижению заработной платы, к удли-
нению рабочего дня, к распространению дешевого труда женщин и мало-
летних27 — вызывапись одним и тем же соображением: сократить из-
держки производства для того, чтобы промышленные изделия могли
конкурировать с иностранными товарами. О том, что от всего этого стра-
дали интересы рабочего класса, что сокращение заработной платы вело к
ухудшению и без того тяжелого положения рабочих, о том, что работа
детей в раннем возрасте отражалась вредно на физическом и умственном
развитии подрастающего поколения, — об этом в те времена думали так
же мало, как об отсутствии чистой питьевой воды, мостовых и освещения
улиц в городах, как о том, что нечистоты, сваливавшиеся на улицах и
площадях, являлись рассадниками эпидемии чумы и тифа28-29. Писала
же Мария Терезия по поводу установления государством платы для пря-
дильщиков следующее: «Я вполне одобряю прекрасное намерение торго-
вой палаты понизить заработную плату на некоторых мануфактурах для
того, чтобы этим путем удешевить товары; хотя в Вене в настоящее время
трудно будет провести эту меру ввиду усиливающейся дороговизны про-
довольствия, в особенности после того, как рабочие получали в течение
продолжительного времени высокую плату»30. «Для того чтобы мануфак-
туры (т.е. промышленность) процветали, — читаем в «MSmoire sur les
manufactures de Lyon», — необходимо, чтобы рабочий всегда имел лишь
столько, сколько ему нужно на пропитание и одежду, но никогда не бо-
лее этого. Слишком хорошее материальное положение усыпляет деятель-
ность, развивает безделие и другие связанные с ним пороки... Предпри-
ниматели никогда не должны забывать, что низкая заработная плата не
только выгодна сама по себе, но и потому, что при низкой плате рабочий
более трудолюбив, более скромен, более покорен»31. Французские про-
мышленники постоянно подчеркивали, что существование предприятия
зависит от того, можно ли получить дешевый женский труд и нет ли в
той же местности конкурентов, которые поднимают плату32.
Таков был господствующий взгляд эпохи, таково было отношение к
рабочему классу не только предпринимателей, по и правительства. Тако-
во было и отношение большинства писателей этой эпохи. Они настаивают
не на низких ценах на хлеб ради понижения заработной платы, как это
иногда утверждают, а наоборот, на высоких хлебных ценах, ибо послед-
ние заставляют людей больше работать для собственного пропитания,
усиливают предложение и этим вызывают уменьшение заработной платы.
Так, Уильям Петти33 находит, что удлинение рабочего дня, сокраще-
ние промежутков для отдыха во время работы, повышение хлебных цен
и вообще затруднение добывания средств пропитания для населения не-
обходимо в интересах экономического прогресса страны. Уильям Темпл34
указывает на желательность введения налога на хлеб в Ирландии: при
Глава XLV. Положение рабочих
197
дешевизне средств пропитания промышленность не может процветать,
ибо благодаря этой дешевизне предложение труда уменьшается и, следо-
вательно, возрастает заработная плата, что, очевидно, невыгодно для
промышленности. Оба они - и Петти, и Темпл — ссылаются на гол-
ландских писателей, в особенности па Жана де Витта, настаивающего на
необходимости понижения заработной платы государством. Точно так же
и Джон Гаугтоп35 является сторонником высоких хлебных цен, так как
они вызывают понижение заработной платы и делают рабочих покорны-
ми слугами предпринимателей. Анонимный автор сочинения «Considera-
tions on Taxes» (1765 г.) высказывается за повышение цен на съестные
припасы мерами правительства, и притом настолько, чтобы шестиднев-
ный труд доставлял рабочему не более того, что безусловно необходимо
для поддержания жизни. Далее, он требует установления максимальной
заработной платы, выше которой никто не вправе платить, и минималь-
ного рабочего дня в 14 часов, который ни в коем случае не может быть
уменьшен. Наконец, и Артур Юнг в различных своих сочинениях на-
стаивает на необходимости установления правительством высоких цен на
хлеб и низкой заработной платы в интересах развития английской тор-
говли и промышленности.
Результаты вполне соответствовали этим пожеланиям. Бюджеты рабо-
чих, насколько они имеются, показывают, что даже при самых скромных
потребностях получался дефицит. В Вюртемберге во второй половине
XVIII в. минимальные расходы семьи, состоящей из мужа и жены, рав-
нялись в обычные годы 115—120 гульденов в год, расходы же семьи из
пяти членов составляли 190—200 гульденов в год. Между тем годовой
заработок ткача не превышал 75, 60 и даже 50 гульденов, остальные чле-
ны семьи зарабатывали максимум 20-25 гульденов, так что в общем за-
работок не превышал 100 гульденов, т.е. был вдвое меньше того, что
нужно было для семьи. Можно себе представить, каково было соотноше-
ние между доходами и расходами в годы дороговизны, когда расходы
увеличивались, заработок же не возрастал36. В Силезии ткач зарабатывал
при благоприятных условиях 36 — 50 талеров, а между тем, для семьи из
6 членов один хлеб обходился в 36 талеров. Правда, местные жители
имели домик с садиком, несколько штук скота, но вновь переселившиеся
всем этим не обладали, вынуждены были нанимать квартиру и т.д., их
положение было совершенно безвыходное37. «Рабочие, — говорит Ролан, —
которые живут одним трудом своих рук, как бы они ни были прилежны,
находятся всегда в нищете и скорее прозябают, чем живут»38. Из раз-
личных данных можно усмотреть, что рабочие находились в состоянии,
близком к полной нищете, что им приходилось прибегать нередко к бла-
готворительности и подаяниям. Из бюджетов лионских рабочих видно,
что дефицит составлял 506, 356, 249 ливров, по самому умеренному вы-
числению — 53 ливров. Эти дефициты, по словам Годара, свидетельст-
вуют о выносливости рабочих: они существовали в то время, как самые
198
История экономического быта Западной Европы
умеренные вычисления указывали на то, что они должны были умереть с
голоду. «Кто-то сказал, — писал аббат Бертолон, которого нельзя уп-
рекнуть во враждебном отношении к предпринимателям, - что таких
мануфактур, как в Лионе, нигде невозможно устроить, ибо для этого
нужно было бы отыскать людей, которые бы пе ели и пе спали, как в
Лионе»39.
Женам и детям чернорабочих гессенский регламент 1718 г. запрещает
нищенствовать. Ганноверский статут 1758 г. указывает на огромное уве-
личение числа нищих, почему горнорабочим по дозволяется жениться,
пока они пе будут зарабатывать столько, чтобы содержать семью. Врач
Цюкерт сообщает о рудокопах Гарца, что весь скарб их состоит из не-
скольких глиняных горшков и тарелок, вся одежда — из единственного
камзола, который промокает па работе. Постели они не знают, они лежат
на соломе и покрываются все тем же камзолом. В воскресенье жена варит
мясо с капустою, горохом или кореньями, которого должно хватить семье
на целую неделю; если же не хватает, то в остальные дни кусок хлеба с
сыром или солью составляет всю их пищу40. В Шваце (в Тироле) в 1611 г.
среди рудокопов свирепствовал голодный тиф.
При этом не следует упускать из виду частых кризисов, перерывов в
работе; поэтому нередко работали всего 180 дней в году, половина стан-
ков стояла без работы41. «Уже в XV—XVII вв., — как справедливо ука-
зывает Ломан по поводу английской суконной промышленности, — вся-
кое колебание рынка пагубно отражалось па положении низших и сред-
них классов населения на протяжении многих графств Соединенного
Королевства», ибо, когда сбыт товаров сокращался, скупщики прекраща-
ли свои заказы, опасаясь покупать много товаров на склад. В таких слу-
чаях возникали и волнения среди голодающих рабочих; они происходи-
ли, например, в Англии в 1520 и 1560 гг., еще более в XVII в.; начав-
шийся в 1629 г. кризис продолжался целое десятилетие42. В обычное же
время противодействия со стороны рабочих, бунты и волнения (всякие
союзы и стачки были строго воспрещены)43 составляли явление весьма
редкое; рабочие до того свыклись со своей судьбой и до того лишены бы-
ли энергии, что несли терпеливо свое ярмо, и даже злоупотребления вро-
де расплаты товарами, удержания заработанного и т.п. не способны были
вывести их из этого состояния.
’ Marx. Das Kapital. Bd. I. 2. Aufl. S. 768-
2 Adler M. Die Anfangc der inerkantilistischen Gewerbepolitik in Osterreich etc. S. 90.
Levasseur. Histoire des classes ouvriires et de l’industrie en France de 1789 b 1870. T. II.
P. 803. Молчановский. Цеховая схема в Пруссии. С. 156 сл. Mantoux. La revolution indus-
trielle au XVIII siicle. P. 54. Frimy. Histoire de la manufacture royale des glaces de France
aux XVII-XVIII siicle. Socialisme d'itat. L’industrie et la classe industries en France pen-
dant les deux premiers slides de I’ire moderne (1453—1661). P. 295.
3 См. выше.
4 Grtlnbery. Die Bauernbefreiung und die Aufltisung der gutsherrlich-bfluerlichen Verhalt-
nisse in Bdhmen, MSbren, Schlesien. S. 86. Hue. Die Bergarbeiter. Bd. I. S. 338. Grilnhagen.
Глава XLV. Положение рабочих
199
Ober den Grundherrschaft Charakter des hausind, Leinengewerbcs in Schlesien // Zeitschrift
for Sozial- und Wirtschaftsgeschichte // Zeitschrift for Sozial- und Wirtschaftsgeschichte.
Bd. II. S. 242. Fee finer. Wirtschaftsgeschichte der Provinz Schlesien. 1907,
5 Wiebe Geschichte der Preisrevolution. S. 177 ff.
5 Цит. no: Webb. Labour in the Longest Reign. 1897. (Есть русск. пер.).
7 См : Levasseur. Histoire des classes ouvrteres et de I’industrie en France de 1789 b
1870. T. II. P. 117, 385, 795—796.
* Hauser Les ouvriers du temps pass4. P. 78, 80, 83 - 85. Boissonade. Socialisms d’dtat.
L'industrie et la classe industries en France pendant les deux premiers stecles de Гёте mod-
erne (1453-1661). P. 301.
9 Pringsheim. Die wirtschaftliche Entwicklung der Vereinigten Niederlande in 17. und
18 Jahrhunderte S. 54-55. Julin. Grandes fabriques en Belgique. P. 47 — 48. Hut!. Die Ber-
garbcitcr. Bd. 1 S 154, 286.
10 Gothein. Wirtschaftsgeschichte des Schwarzwaldcs. S. 728, 742.
11 Hiirnigk Ostcrreich Ober alles etc. 1684. P. 268. Beer. Studien zur Geschichte der
osteri-eichischen Volkswirtschaft unter Maria-Theresia. Bd. I. S. 13, 54 ff. Adler M. Die An-
fonge der merkantilistischen Gewerbepolitik in Osterreich. S. 92.
12 Zimmermann. Blute und Verfall des Leinengewerbes in Schlesien. S. 117.
13 Held. Zwei BUcher zur sozialen Geschichte Englands. S. 557 — 558 , 561—562, 592.
Cp.: Mantoux. La revolution industrielle au XVIII stecle. P. 428. Macaulay. The History of
England from the Accession of James the Second. Vol. I. Ch. HI.
14 French. Life of Crompton. P. 43.
15 См.: Тойнби. Промышленный переворот в Англии в XVIII в. С. 53; Mantoux. La
revolution industrielle au XVIII stecle. P. 429.
16 Швчттау. Квалифицированный труд. Ч. I. Проблема детского труда. 1915. С. 170
и сл., 220.
17 Hutchins-Harrison. History of Factory Legislation. 1907. P. 4. Швиттау. Квалифи-
цированный труд. Ч. I. Проблема детского труда. С. 220.
18 Например, Ванробе: Courtecuisse. La manufacture de draps fins Vanrobais aux XVII
et XVIII sigcles. 1920. P. 28. На мануфактурах (централизованных) в Анжере и Бофоре в
XVIII в. работали дети с 9-летнего возраста (Dauphin. Recherches pour servir h Гhistoire de
l'industrie textile en Anjou. P. 143, 161.) Cp.: Ballot. L’introduction du machinisme dans
I’industrie en France. P. 170—171, а также: Hayem. Les inspecteurs des manufactures et le
ntemoire de I'inspecteur Tribert sur la gdn&alitg d'Orldans // Mdmoires et documents, publ.
par Hayem. 2-e s4r. P. 263. О детском труде во французской кустарной промышленности
см. также: Lefebvre. Les paysans du Nord de la France pendant la revolution. T. I. P. 284 ff.
Sion. Les paysans de la Normandie Orientate. P. 184.
19 Rappard. La revolution industrielle et les origines de la protection legale du travail en
Suisse. P. 80, 86, 93 ff., 101, 237, 239. Jenny-Triimpy. Handel und Industrie des Kantons
Glarus. Bd. I. S. 33, 49. Chapuisat. Le commerce et I’industrie h Genfcve pendant la domina-
tion fran^aise. P. 143.
20 Beer. Studien zur Geschichte der osterreichischen Volkswirtschaft unter Maria-
Theresia. Bd. I. S. 107, 117.
21 Cm.: Mises. Zur Geschichte der Csterreichischen Fabrikgesetzgebung // Zeitschrift far
Volkswirtschaft, Sozialpolitik und Verwaitung. 1905.
22 См. выше.
23 Hinze. Die Arbeiterfrage zu Beginn des moderne Kapitalismus in Brandenburg—
Preussen. S, 138 ff.
24 Acta Borussica. Die preussischen Seidenindustrie im 18. Jahrhundert. Bd. I. S. 146 и др.
25 Fechner. Wirtschaftsgeschichte der Provinz Schlesien. S. 377. Lenz-Unholtz. Geschichte
des Bankhauses Gebruder Schickler. 1911 S. 39. Hinze. Die Arbeiterfrage zu Beginn des mod-
erne Kapitalismus in Brandenburg-Preussen. S. 164, 169.
26 Agricola. Vom Bergwergk. XII. B. 1557. Scheffler. Abhandlung von der Gesundheit
der Bergleute. 1770. Z lickert. Die Naturgeschichte und Bergwerksverfassung des Oberharzes.
200
История экономического быта Западной Европы
1762. Цит. no: Hui. Die Beigarbeiter. Bd. I. S. 153, 236, 285 ff., 303. И во французской
каменноугольной промышленности обыкновенно женщины, мальчики и девочки вынос или
из копей уголь, — мешки в 100—150 фунтов прикрепляли им к голове, к шее, к спине,
завязывая мешок веревкой, которую они держали во рту, и в таком виде ходили по тем*
ным шахтам (Rouff. Les mines de charbon en France au XVIII silcle. P. 44).
27 Прибегали и к труду солдат. В Пруссии военная служба являлась бессрочной, но
фактически солдаты были ежегодно заняты лишь в течение нескольких недель, в осталь*
ное же время находились в отпуску Но и те, которые проживали н казармах, обязаны
были находиться там, лишь поскольку они отбывали караульную службу, в прочее время
могли уходить. В различных тамошних мануфактурах мы и находили работающих солдат.
Или же последние брали работу на дом для торговцев (см. выше, гл. XLII) (Hinze. Die
Arbeiterfrage zu Beginn des moderne Kapitalismus in Brandenburg— Prcussen. S. 172 ff.)
28 См выше.
Лишь с начала XIX в. признается необходимым, в интересах промышленности, и
обучение грамоте; между тем впоследствии необходимость посещения школы является од-
ной из главных причин запрещения труда малолетних.
30 Beer. Studieii zur Geschichte der itelerreichischen Volkswirtschafl unter Maria-
Theresia. Bd. I. S. 38.
31 Godart. L’ouvrier en soie. T. I. P. 266.
32 Hardy. La localisation d’industries dans la glnlralitl d’Orleans an XVIII si&les //
Mlmoires et documents, pub!, par Hayem. 3-e sir. P. 44.
33 Petty. Political Arithmetic. 1631.
34 Temple. Essai on the Trade of Ireland 1673.
33 Improvement of Husbandry and Trade. 1683.
36 Troeltsch. Die Calwer Zeughandlungskompagnie und ihre Arbeiter. S. 235—237.
37 Fcchner. Wirtschaftsgeschichte der Provinz Schlesien. S. 648.
3е Encyclopedic mlthodique. Arts et manufactures. T. 1, p. 18.
39 Godart. L’ouvrier en soie. T. I. P. 20, 405 — 418.
40 Hui. Die Bergarbeiter. I. S. 300— 301
41 Cm.: Mantoux. La revolution industrielle au XVIII si&cle. P. 50—51. Troeltsch. Die
Calwer Zeughandlungskompagnie und ihre Arbeiter. S. 95—97, 102— 106, 113—117. Geering.
Basels Handel und Industrie bis zum 17. Jahrhundert. S. 622 - 623. Godart. L’ouvrier en soie.
T. L P. 41-50, 206 ff. Levasseur. Histoire des classes ouvrilres et de I’industrie en France de
1789 b 1870. T. II. P. 778.
42 Lohmann. Die staatliche Regelung der englischen WollIndustrie vom XV. bis zum
XVIII. Jahrhundert. S. 17 ff., 37.
43 В Саксонии в XVII в. всякие возмущения, мятежи, бунты, противодействие началь-
ству жестоко наказываются. Зачинщикам закон угрожает отсечением руки и головы, при
отягчающих вину обстоятельствах колесованием и конфискацией имущества. За несообще-
ние виновный подвергается заключению в крепости или в исправительном доме. «Опасный
и злоумышленный ь уход массами наказывался штрафом, тюрьмой и исправительным домом
(Zycha. Zur neuesten Litteratur Uber die Wirtscbafts- und Rechtsgeschichte des deutschen
Bergbaues // Vierteljahrschrift ftlr Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. Bd. V. S. 258). Cm.
об этом ниже, гл. LXII.
Отдел IV. Торговля
глава XLVI
ОБЩИЙ ХАРАКТЕР ТОРГОВЛИ И ТОРГОВОЙ
ПОЛИТИКИ. ИСПАНИЯ И ПОРТУГАЛИЯ,
НИДЕРЛАНДЫ, ФРАНЦИЯ
В XVI в. совершился крупный переворот в области торгового обмена.
В 1498 г. Васко да Гама, обогнув мыс Доброй Надежды, после десятиме-
сячного плавания прибыл в Каликут, находившийся на Малабарском бе-
регу. Найден был новый прямой путь в Индию; сопряженные со столь-
кими трудностями — особенно со времени завоеваний османов в XV в. —
путешествия по суше сменились гораздо более легкими и менее продол-
жительными плаваниями на кораблях, вмещавших несравненно большее
количество товаров.
В описании первого путешествия Васко да Гамы в Индию, составлен-
ном одним из участников его (имя его неизвестно), рассказывается сле-
дующее. «В 1497 г. король португальский Мануил послал четыре кораб-
ля для открытий и нахождения пряностей. Командором этих кораблей
был Васко да Гама. В воскресенье 8 июля 1497 г. мы снялись с якоря в
Гастелло (предместье Лиссабона). Дай бог нашей экспедиции, предпри-
нятой во имя его (официальной целью экспедиции считалось найти вос-
точных христиан и помочь им), доброе завершение. 17 мая (т.е. почти
через год, остановки делались в Мозамбике и в других местах), мы уви-
дали землю и затем подошли и к городу Каликуту. Послал наш командир
одного человека в город, а там его привели к двум маврам из Туниса,
которые говорили и по-кастильски, и по-генуэзски. И первым их приве-
том было: «Кой черт вас занес сюда?» Но затем они спросили, что мы
ищем в такой дали. А он ответил: «Христиан и пряности». «Странно, —
сказали те, - почему же король кастильский не послал сюда людей, или
король французский, или сеньория венецианская» (известные им наро-
ды). А он ответил: «Потому что король португальский этого не стерпел
бы». На что они заметили: «А он не так-то не прав». Царь (местный
раджа) принял командора, лежа на роскошном ложе с множеством чу-
деснейших подушек. Он прислал письмо нашему королю, писанное на
пальмовом листе. А гласило оно: «Прибыл к нам Васко да Гама, дворя-
нин вашей страны, чему мы немало порадовались. А в нашей стране мно-
202
История экономического быта Западной Европы
го корицы и гвоздики, и имбиря, и перца, и драгоценных камней, а от
вас хочу я золота и серебра, кораллов и скарлатного (ярко-красного)
сукна».
29 августа, имея в виду, что все, что нам надлежало открыть, мы от-
крыли, командор наш решил пуститься в обратный путь. Все мы с вели-
кой радостью приветствовали это: ведь удалось нам открыть многое и
великое. Из страны Каликут (Индии) идут все пряности, какие вкуша-
ются и на Западе, и на Востоке, и в Португалии, и во всех странах.
Впрочем, не все пряности произрастают в самом Каликуте, кроме имби-
ря, перца, корицы. И пробыли мы в море (на обратном пути) три месяца
без трех дней (до прибытия в Мелинду, на восточном берегу Африки),
по причине частью безветрия и ветров противных. Весь экипаж наш за-
болел тяжко: десны распухли так сильно, что покрыли все зубы, и мы не
могли есть, распухли также и ноги, а па теле появились большие нары-
вы, настолько истощавшие здоровенных мужчин, что они умирали, хотя
никакой другой болезни и не было у них. Так умерло за это время 30
человек (да столько же умерло и раньше) и, в конце концов на каждом
корабле оставалось по 7 —8 человек, годных к службе, но далеко ле здо-
ровых. В Мелинде оставались пять дней и отдохнули от ужасных испы-
таний последнего перехода, который всем нам грозил смертью; бросив
якорь у балки св. Рафаила, сожгли корабль этого имени, ибо для всех
кораблей (четвертый был сожжен еще по пути в Индию) у нас уже не
хватало экипажа». В дальнейшем записки обрываются, по-видимому, ав-
тор и сам погиб на обратном пути1.
Почти одновременно с этим, в 1492 г., Христофор Колумб (Колон)
открыл Антильские острова, а затем и континент Америки. Эти два собы-
тия, которые называют результатами применения компаса («Без компаса
не была бы открыта Америка»), Адам Смит считает самыми важными
фактами всей новой истории. Под влиянием их характер торговли изме-
нился: торговля теперь вышла за узкие пределы внутренних морей -
Средиземного, Северного и Балтийского — и приобрела океанский ха-
рактер, сосредоточиваясь на соединявших между собою части света Ат-
лантическом и Индийском океанах. Не ганзейцы и итальянцы — торго-
вые народы Средних веков, — а прибрежные к Атлантическому океану
народы захватывают в свои руки торговое могущество. Они — порту-
гальцы, испанцы, голландцы, англичане, французы — борются в течение
трех веков из-за преобладания в международной торговле, «из-за скипет-
ра, выпавшего из рук итальянцев».
Соответственно изменившемуся характеру всей хозяйственной жизни
борьбу ведут уже не отдельные города или группы городов между собою,
как это было в Средние века, а целые страны. Отчасти их торговая поли-
тика есть не что иное, как результат протекционной системы, проводимой
в интересах развития национальной промышленности, следовательно, по-
вторение того, чего придерживались города в Средние века. Отсюда
Глава XLV1. Общий характер торговли и торговой политики
203
стеснение привоза иностранных промышленных изделий и вывоза пред-
метов сырья, шерсти, льна, кож, необходимых для национальной про-
мышленности, — стеснение в виде запрещений и запретительных по-
шлин. Отсюда принуждение купцов приобретать произведения вновь
возникших мануфактур, требование, чтобы сельские батраки носили
шерстяные ткани, изготовляемые в стране (Австрия), а покойники хоро-
нились бы в шерстяных саванах и в обитых сукном гробах (Англия). От-
сюда, наконец, вообще поощрение вывоза в другие страны произведений
собственной промышленности и в то же время скептическое отношение к
внутренней торговле - она ведь не доставляет стране новых богатств от
других народов, а заключается в наживе одних слоев населения на счет
других в пределах той же страны.
Впрочем, покровительство экспорту фабрикатов является уже чем-то
новым, отсутствовавшим в предыдущую эпоху. И еще более новым —
характерным для рассматриваемой эпохи и общим для всех государств —
должно быть признано поощрение торговли как таковой, совершенно не-
зависимо от вывоза произведений промышленности; но, конечно, она по-
ощряется лишь там, где она не приносит ущерба промышленности: вред-
ной считается поэтому торговля привозными промышленными изделиями.
Прежде такой политики придерживались лишь немногие торговые цен-
тры. Поощрение это выражается в монополизировании в своих руках
торговли с колониями и судоходства между ними и метрополией, а также
каботажного судоходства, т.е. судоходства между портами того же госу-
дарства. Оно состоит, далее, в мерах содействия развитию кораблестрое-
ния в форме выдачи премий построенным в стране судам, в форме обло-
жения дополнительными сборами судов других стран и находящихся на
них товаров. Различные государства — не только Англия, но и Франция,
Испания, Швеция — идут и далее; в целях поощрения собственного су-
доходства они запрещают привоз товаров из других стран иначе, как на
собственных судах или на судах страны происхождения (т.е. страны, где
товары произведены). Наконец, существенно для рассматриваемого пе-
риода стремление к приобретению колоний в Америке и Индии не только
для эксплуатации имеющихся в них золотых и серебряных рудников, но
и для развития экспортной торговли.
Борьба, происходящая между отдельными странами из-за преоблада-
ния в торговле, выражается в значительной мере в завоеваниях заокеан-
ских стран, в истреблении туземных жителей или превращении их в раб-
ство и насильственном отнятии у них богатств (захват золотых украше-
ний и утвари, ограбление дворцов и гробниц), в запрещении им
приобретать продукты в других странах, кроме метрополии, в нескончае-
мых войнах между европейскими государствами из-за развития своей
торговли и судоходства в ущерб прочим странам.
Таким образом, борьба эта по-прежнему жестокая, кровопролитная;
вторая половина XVII в. изобилует войнами между Голландией и Англи-
21 Э-168
204
История экономического быта Западной Европы
ей за превосходство в торговле; XVIII в. — войнами между Англией и
Францией, Англией и Голландией, Голландией и Францией из-за торго-
вых интересов; из предшествующих 1790 г. 149 лет Англия, по словам
Бюша, провела 66 лет в войнах, направленных к уничтожению конкурен-
тов в торговле.
Первую эпоху в истории торговли XVI —XVIII в составляет порту-
гальско-испанский период (приблизительно до 1600 г,), вторую - гол-
ландско-английский (XVII-XVIII вв.), и в результате победительницей
остается Англия, которая, к концу XVIII в. является первой торговой
державой.
По вычислениям Зомбарта, к концу XVIII в. обороты международ-
ной торговли составляли около 2 млрд марок (в начале XX в около
200 млрд), причем в течение XVIII в. они удвоились. На душу населения
в XVIII в. приходилось больше всего оборотов в Нидерландах (300 ма-
рок), в Англии 70, во Франции 40, в Португалии 30 марок. Центром тя-
жести являлась торговля с колониями. В Англии опа составляла к концу
XVIII в. 40% всех торговых оборотов (в начале XVIII в — 22%), во
Франции - 33% (в начале XVIII в. — 18%)2.
Португальцам принадлежат первые открытия на западном берегу Аф-
рики (Генрихом Мореплавателем) и в Индии на Малабарском, Камбай-
ском и Коромандельском побережьи; они же утвердились на Цейлоне,
Малакке, Зондских (Суматра, Ява, Целебес) и Молуккских островах
(«острова пряностей», как их называли), а в 1563 г. и в Макао, в Китае.
«В течение 50-летнего периода им удалось основать фактории, начиная
от Мадеры и кончая Японией, на пространстве ста пятидесяти градусов».
Возникла великая «колониальная империя», особенно благодаря Альбу-
керку, этому «Наполеону Индии», как его впоследствии называли. В ру-
ках португальцев находилась теперь торговля пряностями и благовония-
ми, сахаром и хлопком. Лиссабон стал центром международной торговли -
через него шли все сношения Европы с Индией; из Лиссабона доставля-
лись индийские товары в другие страны. Португальцы были полными
властелинами Индийского океана: арабская торговля была уничтожена,
иранско-индийская проходила мимо их фортов; ни одно судно не могло
проходить без их разрешения, иначе оно рассматривалось как пиратское;
путем торговых договоров, заключенных с тамошними князьками, тор-
говля была обеспечена для одних только португальцев. В первых экспе-
дициях в Индию принимали участие также итальянские и немецкие куп-
цы, впоследствии же доступ для них был совершенно закрыт; мало того,
торговля все более и более сосредоточилась в руках короля (торговля
перцем была объявлена королевской регалией), хотя принципиально она
была открыта для всех португальцев. Однако «героическая эпопея замор-
ских завоеваний Португалии» должна была вскоре кончиться крахом -
ни одно государство Европы не было столь плохо подготовлено к коло-
ниальной деятельности, как Португалия. Это была власть пиратов более
Глава XLVI. Общий характер торговли и торговой политики
205
высокого полета. «Счастье, — говорили индусы, — что бог пожелал,
чтобы португальцев было так же мало, как тигров и львов, иначе они ис-
требили бы весь род людской». Достаточно было появления голландцев в
Индии, как португальская «колониальная империя» в течение несколь-
ких десятилетий исчезла с лица земли: португальцев заменили голланд-
цы, затем и англичане.
Свою колониальную деятельность португальцы перенесли в другую
часть света - в Америку, где ими была заселена Бразилия и созданы
сахарные, кофейные и табачные плантации, а вскоре стали разрабаты-
ваться и богатые залежи золота. Бразилия приобрела для Португалии,
находившейся в состоянии полного экономического застоя, крупное зна-
чение - от нее ждали спасения. В конце XVII в. доходы Бразилии со-
ставляли 1 /4 всех доходов Португалии, а торговля с этой колонией рав-
нялась всему торговому обороту Португалии с другими государствами. В
1822 г. созревшая в экономическом и политическом отношении Бразилия
провозгласила свою независимость от Португалии, отпала «подобно тому,
как спадает с дерева плод, выросший и созревший на нем»3.
Если пряности привлекали португальцев в Индию, то Америка манила
к себе испанцев золотом. Уже на Гванагани (Сан-Сальвадор), первом
острове, открытом Колумбом, последний увидел золотые украшения в
ушах и носу туземцев и старался выменять их на безделушки как можно
больше. Подобный же характер имела и дальнейшая колонизация испан-
цев. «Америка стала испанской и осталась ею, поскольку существовали
залежи золота и серебра»; поэтому испанцы завоевали Мексику, Панаму
(которую назвали Золотой Кастилией), Чили, Перу, разгромив при по-
мощи своих пушек старинную цивилизацию Мексики и Перу. Повсюду
они грабили изобиловавшие золотом дворцы и храмы; Перуанский Инка
отдал испанцам в качестве выкупа 88 млн франков — столько золота,
сколько вмещала в себя комната, в которой его держали в плену, но все-
таки не избег смерти. В поисках золота они отправились и к югу и к вос-
току от Чили и расползлись по всей Южной Америке (Аргентина, Грена-
да, Венесуэла, Парагвай), стали заселять и Кубу, Флориду, Филиппин-
ские острова (названные так в честь Филиппа II). Напротив, плодород-
ные земли па северо-востоке нынешних Соединенных Штатов, где не
оказывалось золота, испанцы называли ненужными странами — «tierras
de ningun provecho», как они и обозначались на картах.
Папа Александр VI в 1506 г. (утвердив заключенный ими в 1494 г.
договор — договор Тордезилла) разделил весь земной шар, как яблоко,
на две части между португальцами и испанцами — по меридиану, прохо-
дившему через Атлантический океан, на основании чего Америка была
отдана вполне во власть Испании. Последней было установлено, что все
богатства колоний должны идти исключительно в Испанию и одна Испа-
ния может снабжать их необходимыми европейскими продуктами; даже
колонии между собой могли торговать лишь через посредство испанских
206
История экономического быта Западной Европы
коммерсантов, причем торговые сношения с Америкой были дозволены
только кастильцам и только через один морской порт — сначала Севи-
лью, позже Кадикс.
Установленная таким образом строгая монополия, однако, фактически
нарушалась уже в середине XVI в. вследствие возникновения «самой об-
ширной контрабанды, какую только можно встретить в истории торгов-
ли». Контрабанда поощрялась тем, что севильские купцы, в руках кото-
рых находилась торговля с Америкой, обращали внимание на одно лишь
золото и серебро и отказались вывозить оттуда другие продукты, как и
не снабжали колоний нужными им европейскими товарами. Уже при
Филиппе П 9/ю товаров, доставляемых в испанские колонии, были ино-
странной фабрикации; в XVII в. контрабандная торговля обратилась в
политическую систему, посредством которой другие страны - Франция,
позже Голландия и Англия — боролись с Испанией. Французы посылали
специальные военные корабли в Севилью для конвоирования той части
так называемой серебряной (т.е. нагруженной серебром) флотилии, при-
ходившей из Америки, которая приходилась на долю французских куп-
цов. Французы сбывали туда свое сукно, подделывая испанские сорта и
марки, нередко входили в соглашение с испанскими купцами и таким об-
разом, при их содействии, вели непосредственную торговлю с Америкой.
На жалобы (к концу XVII в.), что французская Ост-Индская компания
вывозит деньги из страны (что считалось тогда преступлением), компа-
ния не без основания отвечала, что она уплачивает за свой привоз испан-
ским серебром. И действительно, сотни миллионов таким путем попадали
в руки Франции, — англичане жаловались, что только это дает возмож-
ность французам выдержать войну, а тори упрекали вигов в том, что они
ничего не сделали в смысле борьбы с этой торговлей. Но и сами англича-
не, как и голландцы, ввозили свои товары в Америку как контрабандным
путем, так и через посредство и от имени испанских купцов. В Севилье
или Кадиксе у них имелся «верный друг», который подписывал их коно-
саменты и фактуры и объявлял на таможне отправляемые ими в колонии
товары. Такие операции совершались уже в XVI в. и продолжались в
дальнейшем в течение двух веков. Еще в начале XVIII в. испанские куп-
цы были не чем иным, как комиссионерами иностранцев4.
Но точно так же и внутренняя торговля, кредит и промышленность
находились в Испании в руках иностранцев. Аугсбургскому торговому
дому Фуггеров принадлежали испанские рудники и монополия в торгов-
ле ртутью; генуэзцы, по словам кортесов 1542 г., обладали фактической
монополией в торговле съестными припасами, шерстью, шелком и желе-
зом. Вплоть до середины XVII в. южногерманские и генуэзские коммер-
санты являлись банкирами испанских королей, получая налоги на откуп,
несмотря на неоднократные запрещения со стороны кортесов.
Главная масса трудящихся, читаем у Бодена, в Испании состоит из
французов, в особенности из Оверни и Лимузена, так что в Наварре и
Глава XLVI. Общий характер торговли и торговой политики
207
Арагоне почти все виноградари, хлебопашцы, каменщики, столяры, тока-
ри, тележники, канатчики, каменоломы, шорники являются французами.
В середине XVII в, в одном Мадриде насчитывалось свыше 40 тыс. ино-
странцев, которым принадлежали почти все промыслы. Один путешест-
венник, ездивший по Испании в 1669 г., говорит, что «они презирают до
такой степени труд, что большая часть ремесленников у них иностран-
цы»; другой между 1693 и 1695 гг. рассказывает: «Они считают несо-
гласным с достоинством испанца работать и заботиться о будущем»; тре-
тий в 1679 г. уверяет, что они переносят гораздо легче голод и другие
нужды, нежели соглашаются работать, говоря, что рабочие суть рабы»5.
Потому-то даже те товары, которые вывозились самими испанцами в ко-
лонии, были иностранного производства, и поэтому чеканенные в Севи-
лье дукаты и пезосы из Мексике и Лимы уходили в Голландию, Фран-
цию и Англию, — в Испании оставалась одна медная монета. «Вследст-
вие американского золота Испания обеднела». Чем большую торговлю то
или другое государство ведет с Испанией, тем больше оно наживает мо-
неты, говорил Кольбер.
В XVIII в. положение Испании не улучшилось, а, напротив, скорее
ухудшилось. Едва 1/2о всего, что потреблялось испанскими колониями,
происходила из Испании. Все остальное доставляли голландцы, францу-
зы, англичане.
Один автор XVIII в. говорит, что все серебро и золото Нидерландов в
эту эпоху получалось из этой торговли. Голландия доставляла свои това-
ры контрабандным путем через свою колонию Кюрасао. Не меньше вы-
годы из торговли с испанскими колониями извлекала по-прежнему
Франция. В начале XVIII в. всего две испанские флотилии были отправ-
лены в Новую Испанию и несколько галеонов в Перу, тогда как фран-
цузские суда (под испанским флагом) в огромном количестве совершали
плавания в испанскую Америку и, благодаря тому что король Филипп V
снисходительно относился к этой контрабанде, захватили весь товарооб-
мен в свои руки; когда испанцы привозили свои товары в колонии, все
склады оказывались наполненными французскими ящиками и мешками.
Специалисты в Англии в течение всего XVIII в. спорили, какая контра-
банда — признанная или не признанная Испанией — выгоднее для Анг-
лии. Официально Англия требовала «освобождения» английского судо-
ходства, но испанский автор того времени усматривает причину такого
настаивания с их стороны на таком «праве свободно заниматься контра-
бандой» в том, что истекает срок договора об ассиенто, который являлся
для них удобным поводом обдирать Испанию. Это напоминает «крокоди-
ла, который, поглотив свою жертву и видя, что остались от нее одни кос-
ти, испускает крики не сострадания, а отчаяния, ибо ничего больше нет
для его пасти».
В 1710—1720 гг. привоз из Испании в Англию составлял 352 тыс. ф. ст.,
вывоз из Англии в Испанию 625 тыс. ф. ст., в 1760—1770 гг. привоз
208
ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО БЫТА ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
502 тыс. ф ст., вывоз свыше 1 млн ф. ст ив 1778 г. Испания владела
всего 400 - 500 кораблей всех размеров. Когда в 1728 г. учреждена была
королевская компания в Гвипуцкоа для торговли с Каракасом, она пер-
воначально не могла найти необходимого ей числа матросов. Как указы-
вает современник, испанских судов было не только мало, но они были
плохо построены, судовые офицеры были не столько моряками, сколько
торговцами, столь же были плохи и матросы; многие суда терпели кру-
шение, еще большее количество попадало в плен без сопротивления. По-
этому-то каботажную торговлю в Испании производили почти исключи-
тельно французы, англичане, голландцы. В 1729 г. Испанию посетили
160 французских судов в 14 тыс. т с экипажем в 3 тыс. человек, в 1734 г.
в Кадикс вошло 596 английских, 228 голландских, 147 французских и 33
прочих судна.
Торговлю неграми Испания не могла вести самостоятельно: не было
ни необходимых для этого капиталов, ни соответствующих судов, ни то-
варов для сбыта в Африке в обмен на невольников. Право снабжения
неграми испанских колоний она вынуждена была поэтому отдавать на
откуп другим странам, которые из этого извлекали высокую прибыль. По
Утрехтскому миру, это право (asiento de negros) было предоставлено
англичанам. Вместе с тем последние выговорили себе привилегию посы-
лать раз в год в Порто-Белло корабль в 500 т> нагруженный английски-
ми товарами. В действительности этим сильно нарушалась монополия
Испании в торговле с Америкой, ибо английский так называемый пер-
миссионный (т.е. разрешенный) корабль стал плавучим товарным скла-
дом: он проводил 6 месяцев на рейде в Порто-Белло, и по мере сбыта
груза последний каждый раз пополнялся при посредстве небольших су-
дов, которые сопровождали корабль и поддерживали сношения с берегом.
Пермиссионное судно (или судно асиенто), говорит Прево в 1759 г.
(когда это право англичан уже было отменено), было бесконечным ис-
точником богатств, и еще теперь англичане сожалеют об упразднении его.
В настоящее время, когда этот способ торговли исключен, уже не трудно
выяснить, как при помощи одного лишь корабля англичане сумели про-
изводить торговлю без конца. Прежде всего, за ним следовал ряд других,
которые снабжали его по ночам новыми товарами ио мере того, как его
собственный запас истощался. Далее, жившие в Америке испанцы от-
правлялись к берегу Портобелло во время происходившей там ярмарки
или на расположенный в четырех милях от него островок, именуемый
Набережной Обезьян. Капитан английского корабля оповещал оттуда
купцов, отправляя для этой цели одного из своих людей, говоривших по-
испански, который переодевался испанцем. Тот условливался с торговца-
ми относительно времени и места, когда шлюпки с корабля должны были
прибыть с товарами. Все обязательства выполнялись честно, т.е. испанцы
покупали товары по установленным ценам, а затем отправлялись в город
и после этого возвращались обратно с деньгами, которые они уплачива*
Глава XLVI. Общий характер торговли и торговой политики
209
ли, получая товары. Эта тайная ярмарка продолжалась нередко шесть
недель, ибо из Панамы также приходили в большом количестве жившие
там испанцы, которые проходили через перешеек, переодетые крестьяна-
ми, ведя мулов, а деньги помещая в корзинах. Если они встречали тамо-
женников, то они показывали только съестные припасы, которые они
якобы везли в Портобелло. Но обычно они ездили по ночам кружными
путями через леса. Производя обмен с англичанами, они требовали удоб-
ной упаковки товаров и снабжения их съестными припасами на обратный
путь. Так вся испанская Америка наполнялась товарами, которые мино-
вали таможни6.
В 1738 г. англичане без всякого дозволения послали в Америку 40 су-
дов в 150-200 т каждое. В 1739 г. контрабандная торговля их с испан-
скими колониями — через посредство принадлежавшей им Ямайки —
равнялась свыше 1500 ливров. В 1748 г. контрабандисты построили форт
в 40 милях от Панамы, снабдили его войском и орудиями, и Испания
вынуждена была отправить против него вооруженную силу. В 1750 г.
английская компания лишилась своего права торговли неграми, но, по
Парижскому миру 1763 г., англичане получили право рубить красильные
деревья у побережья Гондураса и пользовались этим опять-таки для кон-
трабандной торговли с Мексикой.
Лишь в 1778 г. Испания сделала первый шаг к освобождению торгов-
ли с Америкой от прежних стеснений — объявила свободной торговлю
между Испанией и Вест-Индией. Торговля же между Америкой и други-
ми европейскими государствами была по-прежнему запрещена, хотя фак-
тически она уже давно производилась в широких размерах, причем гол-
ландские, английские, гамбургские торговцы отправляли свои товары в
Америку от имени испанцев, с которыми вступали в соглашения. Трина-
дцати испанским портам было разрешено торговать с двадцатью амери-
канскими портами. И только с этих пор оживились торговые сношения
Испании с Америкой, усилился вывоз кофе и какао, сахара и индиго на
испанских судах. Тем не менее и в 1789 г. из Франции было вывезено в
Испанию товаров на 87,4 млн франков, тогда как привезено оттуда во
Францию всего на 21,1 млн франков. Да и вообще это совершилось уже
в то время, когда Испания стала терять свои колонии — не только Гаити
и Флориду, но и все свои богатые колонии в Южной Америке (Чили,
Венесуэлу, Новую Гренаду, Боливию, Перу). Из 14,2 млн кв. км коло-
ниальных владений, которыми Испания владела в XVIII в., она в 1830 г.
сохранила менее 0,5 млн.
В 1585 г., во время войны с Нидерландами, Филипп II захватил ни-
дерландские корабли, находившиеся в португальских водах, а затем за-
крыл Лиссабонский порт и для англичан7. Он лишил таким образом обе
страны возможности получать индийские товары в Лиссабоне (Севилье и
Кадиксе), как это было со времени открытия морского пути в Индию.
Он думал разорить Голландию — и создал ее богатство. Правда, вскоре
210
История экономического быта Западной Европы
порты были снова открыты; но голландцы и англичане старались уже
теперь избежать подобных случайностей и стали посылать свои корабли в
Индию.
В 1585 г. во время войны Испании с Нидерландами, когда с минуты
на минуту ждали занятия Антверпена, Филипп II по совету кардинала
Гранвеллы приказал арестовать находившиеся в португальских портах
суда (с 1581 г. Португалия была соединена с Испанией). Впрочем, нане-
сенный Нидерландам удар был не так страшен, как его изображает гол-
ландский историк Роберт Фруинс, а вслед за ним и другие авторы при-
ближенные уговаривали Филиппа не действовать слишком решительно.
По их мнению, закрытие португальских портов и захват нидерландских
судов гораздо тяжелее отразились бы па Испании, связанной тысячью
нитей с торговлей восставших провинций, чем на противнике, который
может направиться в Индию, чтобы непосредственно добыть столь цени-
мые пряности. Вследствие этого декрет 1585 г. применялся мало, и за-
хваченные суда и арестованный экипаж вскоре были снова освобождены.
Спустя десять лет Филипп повторил тот же опыт, за которым и теперь
немедленно последовало возвращение судам свободы. Голландцы уже
раньше мечтали попасть туда, где росли прекрасные пряности, но в уста-
новлении непосредственных сношений не было надобности, пока эти то-
вары молено было приобрести гораздо проще в Лиссабоне. Теперь, после
двукратного ареста кораблей, за которым вскоре последовало закрытие
испанского рынка для повстанцев, необходимо было прибегнуть к этому
средству и пуститься в опасное плавание в Индию. Правда, еще в 1594 г.,
т.е. до вторичной конфискации судов, была подготовлена в Голландии и
Зеландии, как показал Георг Прейс, экспедиция в Индию, и еще до
1598 г. начались сношения с Индией. Тем самым отчасти отпадает упрек,
который обычно делается испанскому королю, что он направил голланд-
цев в Индию, и утверждение, что, пытаясь разорить их, он на самом деле
создал их могущество и богатство8. Хотя, следовательно, нужно признать
правильными указания [Грейса на то, что путешествия голландцев в Ин-
дию являлись «прямой противоположностью решения, принятого в со-
стоянии отчаяния», все же не следует упускать из виду, что Филипп на-
рушил своими действиями нормальный ход торговли. Проснувшаяся в
Нидерландах жажда приключений во всяком случае значительно усили-
лась под влиянием войны за независимость и возрастающих затруднений,
с которыми было связано получение индийских пряностей в Португалии.
Голландцы приобретали товары из первых рук, вытесняя все более и
более португальцев (в 1581 г. Португалия была присоединена к Испа-
нии) с континента и островов Индии. Уже в 1600 г. французский по-
сланник в Нидерландах писал Генриху IV, что «для португальцев велика
опасность, что они не долго будут пользоваться богатствами Востока», а
в 1640 г., когда Португалия вновь отделилась от Испании, уже вся тор-
говля от Кохинхины до Зондских островов находилась в руках голланд-
Глава XLVI. Общий характер торговли и торговой политики 211
цев; португальский же вице-король не в состоянии был отправить флота
из Индии в Лиссабон за отсутствием людей и денег. Не только в азиат-
ских водах властвовали голландцы, ио и ведущие к ним пути находились
в их руках. Им ведь принадлежали острова Св. Елены и Маврикия, как
и мыс Доброй Надежды, так что нидерландская Ост-Индская компания
объединяла всю азиатскую торговлю и азиатский транспорт. В течение
какого-нибудь полувека Голландия стала наиболее могущественной стра-
ной в Индии; повсюду она имела свои фактории, ее эскадра господство-
вала на всех морях.
Система, которая проводилась голландцами, была та же, которой
придерживались ранее португальцы: иностранные корабли в индийские
воды не допускались, никакие иные продукты, кроме голландских, не
могли провозиться в Индию. Торговля как между Европой и Индией, так
и между отдельными местностями Индии и Азии вообще сосредоточива-
лась в руках голландцев или, точнее, одной лишь голландской Ост-
Индской компании, основанной в 1602 г. Последняя® пользовалась не
только монополией торговли на всем протяжении между мысом Доброй
Надежды и мысом Горн, но и правом объявления войны и заключения
мира; во всех находившихся здесь странах, т.е. прежде всего в Ост-
Индии, компания имела право строить города и крепости, чеканить моне-
ту, производить гражданский и уголовный суд, назначать чиновников,
заключать союзы с туземными властями — и все это от имени Генераль-
ных штатов: она представляла своего рода чудовище — «левиафан* Гоб-
бса, - «искусственно созданное дополнительно к Нидерландам государ-
ство на чисто капиталистических основаниях, территорией которого яв-
лялись плававшие на океанах суда да отнятые у португальцев колонии*.
Вся островная часть Индии в особенности очутилась в ее руках: Молукк-
ские острова (Амбоина, Банда), из которых вывозились гвоздика и мус-
кат; Зондские острова — Ява, где был основан город Батавия, Целебес с
городом Макассар, Суматра — отсюда вывозился перец и здесь компания
развила кофейные плантации; далее, Цейлон. Но компания утвердилась
и на континенте Индии — на Малабарском берегу (Алин, Калькутта), в
Сиаме и Малакке, наконец, ей удалось вступить в торговый обмен с Пер-
сией, Китаем и Японией; в Японии одни только голландцы пользовались
правом торговли.
О характере торговой деятельности компании дает прекрасное пред-
ставление ее торговля гвоздикой, мускатным цветом и мускатным орехом,
привозимыми с Молуккских островов и являвшимися едва ли не наибо-
лее важными объектами ее торговли. Компания опасалась, как бы моно-
полия в снабжении Европы пряностями не была у нее отнята, в особен-
ности англичанами, утвердившимися на Борнео, как бы туземное населе-
ние не стало сбывать эти продукты англичанам или же голландцам, не
принадлежащим к компании. Опасение было основательно, ибо компа-
ния, несмотря на заключаемые ею с туземцами договоры относительно
212
История экономического быта Западной Европы
цены, платила по своему усмотрению и несравненно ниже того, что пред-
лагали другие купцы. Результатом этих опасений было истребление ком-
панией мускатного ореха на всех Молуккских островах, кроме островов
Банда: на последних же леса, где рос мускатный орех, были розданы
прежним солдатам и мелким чиновникам компании; туземцы были ча-
стью уничтожены, частью обращены в рабство. Точно так же гвоздика
была сохранена на одном лишь острове Тидор; на остальных островах
сады гвоздики, кому бы они ни принадлежали, были уничтожены, ибо,
как заявлял губернатор, представитель компании, «весь мир, каким его
создал Бог, в состоянии потреблять лишь 1500 бар (500 — 600 фунтов)
гвоздики». Но и при таких условиях компания не находила возможным
сохранить свою монополию: те цены, которые она считала необходимы-
ми, не могли быть удержаны при продаже пряностей в Европе без того,
чтобы не истреблять часть привезенного груза. Доставленные в Нидер-
ланды запасы корицы, гвоздики и муската, как сообщает Уилкок в Ми-
дельбурге, сжигались в столь значительном количестве, что ароматом их
был наполнен воздух на много миль вокруг10.
Вскоре возникла, по типу Ост-Индской компании, и другая акцио-
нерная компания — Вест-Индская (в 1622 г.), которой предоставлена
была монополия торговли с вновь открываемыми ею в Америке странами.
Компания захватила несколько Антильских островов, основала в Север-
ной Америке земледельческую колонию с городом Новый Амстердам
(впоследствии переименован англичанами в Ныо-Йорк), начала колони-
зацию Суринама, или Гвианы, временно завоевала и Бразилию, по вско-
ре вынуждена была вернуть ее Португалии. Но главная ее деятельность
заключалась не в завоеваниях и не в торговле, а в каперстве - в захвате
испанских и португальских кораблей (за 1623—1636 гг. захвачено 547
судов, ценность которых с грузом составляла 40 млн гульденов) — и в
уничтожении торговой монополии и колониального владычества Испа-
нии. Кюрасао стал центром обширной контрабандной торговли голланд-
цев с Америкой и крупным рынком невольников11.
Торговля Нидерландов с Ост-Индией имела существенное значение.
Правда, судя по цифрам, торговля и мореплавание Нидерландов на ев-
ропейских морях были значительнее заокеанской торговли: к концу
XVIII в. обороты их заокеанской торговли составляли 65 млн гульденов,
обороты европейской торговли 157 млн гульденов, но не следует упус-
кать из виду, что в цифрах европейской торговли мы находим в значи-
тельной мере и обороты с колониями, — голландцы везли ведь закуп-
ленные в последних товары дальше в европейские страны. Первое место
в европейской торговле занимал обмен на Северном и Балтийском морях,
где Нидерланды уже с XV в., постепенно вытесняя ганзейцев, приобре-
тали первенствующее значение. Прочно утвердившись в Скандинавских
государствах и России, они оказались в XVII в. почти единственным по-
средником (ежегодно уходило туда 800 — 1200 голландских судов), кото-
Глава XLVI. Общий характер торговли и торговой политики
213
рому эти страны могли сбывать свой хлеб, лес, железо и другие предме-
ты сырья.
Хотя Средиземное море перестало быть «сердцем мира» и «матерью
всей коммерции» стало Северное море, все же голландцы не игнорирова-
ли и первого: и здесь они стали фрахтовщиками большинства народов,
принимавших участие в торговле на Средиземном море. Генуэзцы и вене-
цианцы, французы и испанцы, греки и восточные евреи — все они обра-
щались к голландцам, ибо последние брали невысокий фрахт, добросове-
стно выполняли поручения, отличались точностью и аккуратностью. В
своем стремлении захватить в свои руки весь транспорт на Средиземном
море голландцы были готовы на все: они предоставляли свои суда даже
для самых опасных предприятий; капитаны рисковали жизнью своей и
своего экипажа; голландцы отдавали суда и друзьям, и врагам, считая
судоходство «делом международным».
В противоположность торговле с Ост-Индией торговля на Средизем-
ном море не находилась в руках какой-либо привилегированной компа-
нии, а была открыта для всех. Была организована лишь по инициативе
евреев, изгнанных из Испании и нашедших гостеприимство в Нидерлан-
дах, торговая палата для регулирования судоходства, в особенности во
избежание захвата судов пиратами: с этой целью установлено было пла-
вание флотилиями, адмиралтействами, которые отходили в определенные
сроки в сопровождении военных судов.
При содействии этой палаты голландцы усердно посещали Средизем-
ное море. Хотя Алеппо уже не был более «маленькой Индией», как в
XV —XVI вв., но хлопок и шелк привлекали и теперь еще сюда голланд-
цев. Тунис и Алжир, «врагов христианства», они, как и англичане,
снабжали порохом и ружьями, мачтами и веслами, несмотря на то что
нидерландское правительство грозило за это смертной казнью, ибо эти
предметы служили для снабжения пиратских судов, которые нападали на
голландские же корабли, грабили их и продавали людей в рабство. Еще
усерднее голландцы посещали Смирну и Константинополь для сбыта
своих материй и привезенных из Индии в Амстердам восточных пряно-
стей. Но и Ливорно, Генуя, Мессина, Марсель имели большое значение в
левантийской торговле голландцев, и даже Венецию ежегодно посещало
10—12 «прекрасных» кораблей, несмотря на то что Венеция старалась
причинять возможно больше неприятностей своим конкурентам — гол-
ландцам.
Любопытно, что Нидерланды, производившие торговлю с Испанией
еще в конце XVI в., не прервали своих коммерческих операций с Пире-
нейским полуостровом даже во время войны за независимость. Конечно,
открыто они, как восставшие против владычества Испании, не могли ту-
да отправлять своих товаров, но, как указывается в одном сочинении
первой половины XVII в., они делали это при помощи подложных пас-
портов, которыми снабжались голландские суда. «Торговля и судоходст-
214
История экономического быта ЗападнойЕвропы
во, которые эти повстанцы производили, совершались под видом фран-
цузских, английских и немецких, и этим способом они провозили в свои
города и провинции массу денег, сбывая н Испанию хлеб, масло, сыр,
сельди, всякого рода ткани, а равно пиво, золу, воск и иные продукты
балтийских стран, и благодаря этому они добыли еще большие богатства,
чем посредством рыболовства и судоходства в этих странах. И с велики-
ми обманами они выдают себя за купцов из Дании, прибалтийских стран
и Норвегии и за подданных императора, прибегая к ложным удостовере-
ниям, составленным имеющимися у них для этого людьми»12.
В XVII в. Нидерланды являлись первой торговой страной мира и за-
нимали первенствующую роль на всех морях. «Голландские купцы -
цари, — говорили о них, — они царствуют над морями». «Эта горсточка
людей, владеющих клочком земли, состоящим из вод и выгонов, снабжа-
ет европейские народы большей частью нужных им товаров», - говорил
Ришелье. Действительно, Голландия была центральным рынком для хле-
ба, рыбы, соли, леса и строительных материалов, для сукна, наконец, для
всех колониальных товаров — перца, корицы, гвоздики, чая, кофе, табака.
Коммерческую деятельность Нидерландов Вальтер Ралей в 1603 г.
(«Observations touching Trade and Commerce with the Hollander und
other Nations») описывает следующим образом. Амстердам всегда имеет,
помимо того, что продается ежегодно, 700 тыс. квартеров хлеба на скла-
де, хотя нм один из этих квартеров не произведен в самой Голландии;
одного года дороговизны в Англии, Франции, Испании, Португалии,
Италии достаточно для того, чтобы обогатить Голландию в течение семи
следующих лет. Наибольший улов рыбы производится у берегов Англии,
Шотландии и Ирландии, но наиболее оживленную торговлю рыбой ведет
Голландия, снабжая сельдями Россию, Скандинавские государства, при-
балтийские города, Францию. Вино и соль производятся преимуществен-
но во Франции и Испании, но главное складочное место находится в Ни-
дерландах, и оттуда эти продукты отправляются в прибалтийские стра-
ны. Последние изобилуют лесом, но наибольшие склады корабельного,
строительного и иного леса сосредоточены в Нидерландах, где лесов нет.
Шерсть и сукно выделываются в Англии, но сукно отправляется необра-
ботанным и некрашеным в Нидерланды, где имеются соответствующие
производства и откуда оно уже вывозится в Испанию и Португалию под
названием фламандских тканей. Нидерланды строят ежегодно до тысячи
судов, хотя в стране нет ни одного годного для этого дерева и хотя все
производимые ими продукты можно сразу вывезти на 100 судах. Число
их кораблей равно количеству судов одиннадцати христианских госу-
дарств, вместе взятых, в том числе Англии. Этот рост коммерческого мо-
гущества Нидерландов Ралей приписывает либеральному отношению их
к иностранцам, господствующей там свободе торговли, низким таможен-
ным пошлинам, низкому фрахту и поощрению различными мерами но-
вых отраслей торговли.
Глава XLVI. Общий характер торговли и торговой политики
215
Томас Мэн (Mun) в «Englands Treasure by Foraign Trade» противо-
поставляет англичан с их порочностью и расточительностью (они могли
бы сокращением потребления шелка, сахара, пряностей, плодов сберегать
ежегодно 700 тыс. ф. ст. и обогатить страну) — этого народа, который
«из лени и небрежности обманывает, шумит, ворует, грабит, бездельни-
чает, нищенствует, плутует и гибнет», — голландцам, которые сумели
использовать все выгодные условия. «Мы становимся с годами глупее,
расхаживая в туфлях с трубкой в зубах», «результат наших трубок и
горшков, наполненных мясом, наших празднеств и мод, траты драгоцен-
ного времени в безделии и удовольствиях (в противоположность запове-
ди Божьей и обычаям других народов) получился тот, что наше тело из-
ношено, наши сведения бедны, наше богатство недостаточно, наше могу-
щество падает, наши предприятия неудачны и наш престиж у врагов
невысок». Напротив, высоко стоит авторитет Нидерландов; если срав-
нить их положение во времена испанского владычества с нынешним,
можно подумать, что это не один и тот же народ. Подобно тому как бо-
гатство и могущество делают народ порочным и легкомысленным, так
бедность и недостаток превращают его в мудрый и деятельный. Пример
тому - Нидерланды, которые лишены всякого богатства, но благодаря
усердной торговле достигли благосостояния и силы. Приходится удив-
ляться тому, как такая маленькая страна, которая едва ли занимает про-
странство двух наших больших графств, имея мало естественных бо-
гатств в смысле съестных припасов, леса и т.д., располагает всем этим в
столь обширных размерах, что, покрывая собственные потребности, на-
селение в состоянии снабжать еще другие страны кораблями, пушками,
канатами, зерном, порохом, пулями и всем другим, что оно в своей
оживленной торговле добывает. Главную основу богатства Голландии,
источник ее могущества на суше и на море Томас Мэн усматривает в ры-
боловстве в королевских (т.е. английских) водах, в ловле сельдей, трес-
ки и камбалы: «Большое судоходство и ловля сельдей — главный объект
торговли и великая золотая жила Соединенных провинций, ибо рыболов-
ство содержит много тысяч семейств ремесленников, торговцев и дает им
возможность успешного роста, в особенности парусное и гребное судо-
ходство пользуется благодаря этому в стране и вне ее большим почетом;
благодаря росту богатства расширяются источники прибыли; войска мо-
гут быть увеличиваемы, таможенные пошлины и иные доходы государст-
ва повышаться». Но вся их деятельность в этой области зависит от Анг-
лии: Голландия подобна красивой птице, которая, однако, украшена за-
нятыми перьями; если бы каждая птица имела право носить только
собственные перья, то эта птица оказалась бы почти голой. Между тем
она наносит вред Англии как за границей, так и дома, вытесняет ее по-
всюду, в области судоходства, торговли и столь выгодной рыбной ловли.
Можно было бы, заключает он, прибавить еще многое о грабительских
замыслах и честолюбивых предприятиях голландцев — скоро они станут
богаты и могущественны, если их не остановят своевременно13.
216
История экономического быта Западной Европы
Голландцы были признанными «фрахтовщиками Европы», ибо они
производили на своих судах все перевозки как между Европой и коло-
ниями, так и между отдельными странами Европы, Англией, Францией,
Испанией, Пруссией и даже между портами той же страны. Француз-
скую соль, хлеб из Балтийского моря, лес со Скандинавского полуостро-
ва вывозили голландцы; торговля и судоходство Бордо находились в их
руках. Как Франция, так и Испания и Португалия не могли обойтись без
их судов. Попытка Кольбера и Великого курфюрста установить непо-
средственные торговые сношения между Францией и Пруссией, устранив
посредничество Нидерландов (в 1669 г. Кольбер по соглашению с Прус-
сией учредил Северную компанию для франко-прусской торговли), не
имела успеха, так как Нидерландцы путем установления высоких по-
шлин на французские товары, проходившие через их территорию и пред-
назначенные для Пруссии, и иных стеснений сделали невозможным непо-
средственный обмен между этими странами. Северная компания вскоре
прекратилась, и восстановить ее не удалось. И в дальнейшем стремление
Кольбера, а после его смерти — прусских королей в этом же направле-
нии не дали результатов, хотя некоторый товарообмен и совершался ме-
жду прусскими и померанскими портами, с одной стороны, и южнофран-
цузскими — с другой. Проект заключения франко-прусского торгового
договора в 1713 г. не был осуществлен. Пробить брешь в монопольном
положении Нидерландов на Балтийском море не удавалось - слишком
могущественна была их коммерческая организация, они обладали обшир-
ным торговым флотом, широкой инициативой, тогда как па стороне
Франции и Пруссии имелись лишь слабые зачатки, не было ни предпри-
имчивости, ни опыта, ни надлежащих судов (высокие фрахты), ни кре-
дита, и условия борьбы были слишком неравны14. В руках Голландии
находилось и рыболовство в европейских морях, которому придавалось в
те времена особенное значение; англичане утверждали, что на ловле
сельдей покоится благосостояние Нидерландов.
В то время как торговые обороты Любека в XV в. составляли около
250 тыс. ф. ст., обороты Генуи в XV в. около 1 млн ф. ст., наконец, обо-
роты Англии в первой четверти XVII в. не превышали 5 млн фунтов
стерлингов, один вывоз Нидерландов, по вычислениям Петти, во второй
половине XVII в. равнялся 12 млн ф. ст.; Англия достигла этой цифры
лишь в 30-х годах XVIII в. Такой же результат получается при сравне-
нии судоходства Голландии с судоходством ее предшественников в облас-
ти мореплавания, — итальянцев и ганзейцев. Ганзейцы в конце XIII в. с
особенной гордостью указывали на те 30 больших галер, которые служи-
ли им для дальнего плавания, помимо всех других судов; в гавань Любе-
ка входило в 1368 г. 423 корабля и вышло из нее 871, в Данциг в 1454—
1476 гг. входило ежегодно 400 — 634 судна, выходило в 1490 — 1492 гг.
562 — 720 судов. Весь ганзейский торговый флот к концу XV в. насчиты-
вал 1000 судов в 60 тыс. т, к концу XVI в. он возрос до 110 тыс. т, а
Глава XLVI. Общий характер торговли и торговой политики 217
спустя 100 лет обнаруживал уже некоторое сокращение. Напротив, тон-
наж голландского флота повысился с тех же 60 тыс. т в конце XVI в. до
232 тыс. т, сто лет спустя и около 1670 г. насчитывал 3510 судов вме-
стимостью в 600 тыс. т, т.е. последняя была в шесть раз больше, чем в
Германии и Англии (даже в 1702 г. Англия имела всего 3300 судов в 260
тыс. т и в 1761 г. флот водоизмещением в 460 тыс. т). Указанные 600
тыс. т подсчитаны Фогелем, тогда как до него принимали гораздо более
высокие цифры — в лучшем случае 900 тыс., нередко же 1400—1900
тыс. т и 10—22 тыс. судов (и для Англии сильно преувеличивали тон-
наж). Из упомянутых 3510 нидерландских судов 735 с тоннажем в 200
тыс. т приходилось на северные моря (включая торговлю с Францией и
Англией, но не с Норвегией, на которую приходилось 200 судов), тогда
как заокеанская торговля (торговля с Ост-Индией, Вест-Индией и Гвине-
ей) по числу судов была гораздо меньше (200 судов, т.е. менее */$ тон-
нажа, имевшегося на Балтийском море) более значительна, впрочем, по
размерам тоннажа (100 тыс., т.е. половина этого тоннажа). Значение за-
океанской торговли окажется еще больше, если будем исходить из ценно-
сти грузов, состоявших из высокоценных товаров при незначительном
объеме. При этом голландские суда, плававшие на различных морях, от-
личались неодинаковыми размерами. Заокеанские суда вмещали в сред-
нем 500 т каждое, отправлявшиеся в Южную Европу и в левантийские
страны — 360, прочие же не более 150— 200 ш15.
Голландия стала вместе с тем рынком, к которому обращалась Евро-
па, когда она нуждалась в капиталах. Европа не может обойтись без де-
нег голландцев, говорил император в 1672 г. Сто лет спустя капиталы
Голландии, помещенные в иностранных государственных займах, опреде-
ляли в 150 млн ливров16.
В XVIII в. владычество Нидерландов на Балтийском море оспаривали
Швеция и Дания, на Средиземном — Франция, в Индии — Англия; все
же Нидерланды сохранили прежние размеры своей торговли. Но про-
центное отношение последней ко всему международному обмену к сере-
дине XVIII в. уже успело понизиться вследствие чрезвычайного роста
английской торговли. В конце XVIII в. благодаря англичанам отчасти и
Скандинавским государствам торговля Нидерландов на Балтийском море,
в частности и с Россией, сократилась. Она упала к 1783 г. на половину
прежнего размера; в то же время война с Англией 1780—1783 гг. оконча-
тельно подорвала торговое могущество Нидерландов17. С начала следую-
щего века Голландия должна была уступить первое место Англии и в ка-
честве «банкира Европы» — международного рынка публичных займов.
Франция еще в течение всего XVI в. была наводнена иностранцами, в
особенности итальянскими купцами и банкирами; они снабжали ее и то-
варами, и деньгами, заключая займы с французскими королями. Первые
попытки колонизации Канады были сделаны в начале XVII в., но коло-
низация вскоре прекратилась — по-видимому, и в данном случае по при-
218
История экономического быта Западной Европы
чине отсутствия благородных металлов в этих странах, Лескарбо уже то-
гда говорил, что хлеб, вино и корм для скота — лучшие золотые приис-
ки; а Сюлли должен был признать, что основание колоний пе соответст-
вует характеру французов. И при Ришелье еще французская колониза-
ция Канады (Новой Франции) и Антильских островов (Гваделупа,
Мартиника) подвигалась весьма медленно, развитию же торговли с за-
океанскими странами препятствовало то, что «французы ве расположены
к продолжительным путешествиям», хотя Ришелье же был создан ряд
торговых компаний (более шести) для колонизации Африки (Сенегал,
Гвинея, Зеленый Мыс, Мадагаскар) и Америки (Антильские острова,
Гвиана, Сан-Доминго, Новая Франция) и для торговли с этими страна-
ми. Он поддерживал и каперство на Атлантическом океане, которое на-
носило огромный ущерб испанцам, в особенности вследствие захвата от-
правлявшихся в Испанию серебряных флотилий. Ришелье объявил кабо-
тажное плавание (т.е. между французскими портами) монополией
французского флота, и французским же кораблям было предоставлено
исключительное право вывоза продуктов морем. Наконец, ряд француз-
ских портов, особенно Марсель и Гавр, были расширены и улучшены,
другие вновь созданы. Ришелье, таким образом, подготовил Францию
для той торговой деятельности, которая наступила со времени Кольбера.
Только в левантийских странах Франция укрепилась уже раньше, за-
ключив в 1536 г. выгодный торговый договор с турецким султаном Со-
лиманом Великолепным. Лишь французский и венецианский флаги до-
пускались на левантийских морях; как указано при возобновлении дого-
вора в 1581 г., Франция признавалась покровительницей всех христиан,
торгующих с империей Солимана, — они могли плавать только под ее
флагом (генуэзцы, англичане, испанцы, португальцы, сицилийцы и др.).
В 1610 г французы имели пять консульств в левантийских странах,
«Средиземное море кишело» французскими судами; число их доходило
до тысячи, они старались посещать всевозможные порты Средиземного
моря — не только Сирии и Египта, но и Морей, и Македонии. Правда,
вскоре и англичанам разрешено было плавать под своим флагом; за ними
появились и голландцы, и торговля обеих держав стала принимать об-
ширные размеры. Но еще в 20-х и 30-х гг. XVII в. обороты французских
купцов превышали вдвое торговлю англичан и венецианцев; в Сайде и
других портах Сирии только французы имели своего консула, там суще-
ствовали только французские фактории18.
Массон следующим образом описывает жизнь европейских купцов в
левантийских городах (les dchelles) в XVII в. Фактория каждой нации
представляла собою своего рода республику в миниатюре, со своим гла-
вой в виде консула, который являлся для купцов одновременно и пред-
ставителем королевской власти, и судьей, и защитником. В некоторых
местах - в Каире, Смирне каждый французский купец имел свой дом,
но все они находились в определенном квартале, именуемом «contrde
Глава XLVI. Общий характер торговли и торговой политики
219
fran^aise». В других городах, как, например, Александрии, Алеппо, Бей-
руте, Сайде, они жили в одном и том же здании, вне сношений с тузем-
ным населением, вследствие чего во время эпидемий чумы, как и в слу-
чае волнений среди туземного населения, они находились в безопасности.
Но в то же время эти подворья (camp) стесняли французских купцов:
они запирались на ночь, и ключ передавался турецкому чиновнику, кото-
рый возвращал его па другое утро; точно так же по пятницам, во время
утренней молитвы, купцы были заперты в своем подворье, ибо, по рас-
пространенному среди турок поверью, европейцы должны воспользовать-
ся этим временем, чтобы захватить их города19. Консулы выходили из
дома лишь в сопровождении янычар, купцы ходили свободно по своим
делам, но все они — и французы, и голландцы, и англичане — принима-
ли облик туземцев. С конца XVIII в., когда вражда населения к ним
уменьшилась, они стали носить европейскую прическу, в Смирне и Кон-
стантинополе даже европейскую одежду; только в Египте это было со-
пряжено с опасностями. Климат Малой Азии, Сирии и Египта был весь-
ма вреден для европейцев, по крайней мере французы сильно страдали
от лихорадки. Под влиянием одной из таких эпидемий французский кон-
сул писал в 1713 г.: из 100 французов, отправляющихся в левантийские
страны, обыкновенно 90 умирают, трое возвращаются с большими богат-
ствами, пятеро более богатыми или более бедными, чем раньше, и двое
разоряются.
Постепенно англичане и голландцы стали проникать и в те порты, где
прежде господствовали французы. Хотя они в противоположность фран-
цузам всегда ограничивались лишь наибольшими торговыми центрами,
французская торговля на Средиземном море падала: из 554 судов, нахо-
дившихся в 1633 г. в гаванях Прованса, всего 182 были предназначены
для плавания в левантийские страны, остальные же занимались кабота-
жем у берегов Лангедока, в Испании и Северной Италии. В 1664 г. число
провансальских судов, отправлявшихся в левантийские порты, упало до
30, торговые обороты за полвека сократились с 30 до 4 млн. Роль Среди-
земного моря в международной торговле падала все более и более —
пряности с ростом нидерландской торговли с Ост-Индией совершенно
исчезли отсюда; англичане и голландцы старались направить продукты
Азии исключительно в порты Индийского океана. Постепенно и персид-
ские шелковые ткани, которые долгое время имели огромное значение
для торговли Марселя на Средиземном море, изменили свой путь, на-
правляясь через Ормуз, а не на Смирну.
Очевидно, и Франция должна была пойти по стопам этих народов —
вступить в непосредственный обмен с Индией. Это было весьма нелегко,
если иметь в виду, что первая компания для торговли с Ост-Индией, уч-
режденная в 1604 г., вынуждена была приобретать суда и набирать эки-
паж в Голландии; последняя же всячески этому препятствовала и грозила
уничтожить французские суда и перевешать находящихся на них гол-
220
История экономического быта Западной Европы
ландцев. Но все же уже в первой половине XVII в. компания — или,
вернее, три компании, сменившие одна другую, ~ время от времени от-
правляли корабли в Индию.
Эпоху быстрого роста французской торговли представляет собою вре-
мя Кольбера. При нем совершалась колонизация Америки. Узнав о суще-
ствовании великой реки Миссисипи, что обозначает «отец вод», францу-
зы надеялись найти водный путь к Тихому океану, ибо думали, что Мис-
сисипи впадает в Калифорнийский залив. Хотя впоследствии и
выяснилась несправедливость этого предположения, но вес же область
Миссисипи, названная в честь короля Луизианой, была приобретена
Францией, и возник обширный план создания французской колониаль-
ной империи от Мексиканского залива до устьев реки Св. Лаврентия.
Эта идея постепенно осуществлялась вплоть до середины XVIII в., но
французская колонизация в Америке по своей интенсивности пе могла
сравниться с английской: во всей колонизованной области насчитывалось
всего 80 тыс. французского населения к середине XVIII в., тогда как
английские колонии в Америке имели свыше 250 тыс. колонистов.
Столкновение между англичанами и французами должно было повести к
уничтожению французских колоний в Северной Америке.
На основании Утрехтского мира 1713 г. Франция вынуждена была
отдать Англии Акадию (Новую Шотландию), Ньюфаундленд и области у
Гудзонского залива; а второй акт «великой драмы», разыгравшейся в ко-
лониальной истории Европы, совершился во время Семилетней войны,
когда на саксонских полях сражения была решена судьба Канады: война
дала возможность Англии захватить Канаду и продиктовать затем Фран-
ции свои условия мира. Франция лишилась Канады и других своих вла-
дений в Северной Америке и сохранила лишь небольшие владения свои в
Гвиане и несколько Антильских островов (Гваделупу, Мари-Галант, Сан-
та-Лусию, Мартинику). Парижский мир 1763 г. одним ударом лишил
Францию колоний (она вынуждена была отдать Англии и Сенегамбию в
Африке) и в особенности навсегда закрыл ей дорогу в ту часть Нового
Света, где ей принадлежит честь открытия и исследования громадных
областей.
Ие менее удачна была первоначально деятельность французов в Ин-
дии. Со времени Кольбера они развивали торговлю с Индией, первона-
чально главным образом бумажными тканями (главный рынок был в Су-
рате); позже, когда привоз их был признан неудобным для французских
мануфактур, главными объектами стали пряности. До начала XVIII в.
французам удалось приобрести только отдельные фактории в Бенгалии и
на Коромандельском побережье. Но в XVIII в. их политика изменилась:
целью являлся захват власти в Индии, т.е. то, что впоследствии делали
англичане, причем для французов достижение этого облегчалось добро-
желательным отношением к ним туземного населения. В особенности
благодаря Дюпле французам удалось подчинить своему влиянию почти
Глава XLVI. Общий характер торговли и торговой политики 221
весь Декан, утвердиться в Бенгалии, временно даже отнять у англичан
Мадрас. И лишь после отозвания Дюпле они и здесь вынуждены были
уступить первенство англичанам; торговля же французской Ост-Индской
компании (Compagnie des Indes Orientates) никогда не имела того значе-
ния, как обороты голландской или английской Ост-Индской компании.
В конце XVII в. на первом месте стояла французская торговля с Ка-
днксом. Ценность товаров, получаемых французами из Америки (взамен
отправленных ими туда), он определяет в 13-14 млн ливров, тогда как в
отношении купцов других национальностей цифры значительно ниже. На
долю англичан приходилось всего 6—7 млн, Гамбурга — 4 млн, и даже
голландцы, следовавшие за французами, все же находились на почти-
тельном расстоянии от них, получая всего на 10 млн ливров. Однако ав-
тор указывает на то, что в последнее время обороты французов сокраща-
ются вследствие конкуренции нидерландского полотна и генуэзских кру-
жев из золотой и серебряной нити, в особенности же по причине
контрабандного ввоза товаров в Америку голландцами и англичанами.
Французские кружева, шелковые и ковровые изделия, зеркала и га-
лантерейные товары, результат созданной Кольбером промышленности,
производства предметов роскоши («французские товары») находили себе
широкое распространение в Европе. Торговые обороты Франции, по Брю-
яру, возросли в течение XVIII в. (с 1716 по 1789 г.) почти в 10 раз — с
80 млн до 750 млн франков. Для французского экспорта характерно, од-
нако, что и в XVIII в. вывоз пудры, румян, мыла, парфюмерных товаров
был по ценности не ниже вывоза шерстяных тканей.
1 Hummerich. Vasco da Gama und die Entdeckung des Seewcgs nach Ostindien. 1898.
Прил. (Русск. пер. Д. Н. Егорова: Старая Европа и новые страны. История в источниках.
Хрестоматия по социально-экономической истории Европы в новое и новейшее время. Под
рсд. Волгина. 1929. С. 12 сл.).
2 Sombart. Die internationale Wirtschaftsbeziehungen im Zeitalter des FrUhkapitalismus,
vorn. im 16, 17 und 18. Jahrhunderte // Weltwirlschaftliches Archiv. 1917.
3 В 1808 г. португальский король, узнав, что Наполеон объявил браганцкую династию
низложенной, бежал в Бразилию, где сохранил свою резиденцию и после низложения На-
полеона, так что создалось необычайное положение, перемена ролей: Португалия как бы
превратилась в колонию, а Бразилия — в метрополию.
4 См.: Hlibler. Die Anfange der Sklaverei in Amerika // Zeitschrift (Ur Sozial- und
Wirtchaftsgeschichte. Bd. IV. Dulgren H. Les relations commerciales et maritime entre la
France et les cdtdsde I’Ocdan Pacifique. T. 1. 1909.
5 Испанцы, говорит Рикар (Le Negoce d’Amsterdam. 1723. P. 519), не являются боль-
шими работниками, они предпочитают лучше жить без больших трудов и приобретать то-
вары, которые они могли бы производить сами, в других странах, чем работать. И Цетц-
нер в своих мемуарах (он лично посетил в 1717 г. Испанию) сообщает, что многие испан-
цы, которым нечего есть, считают для себя постыдным заниматься ремеслом или
земледелием (Reiss-Journal von Zetzner. S. 157). Казанова рассказывает (Casanova de Se-
ingalt. Mlmoires Merits par Iui-m6me. T. VI. P. 219) (в середине XVIII в.) о починщике
сапог, который будучи дворянином (идальго), отказался снять мерку с его ноги, так как
он может это делать только у дворян, и который глубоко презирал сапожников, берущих в
руки ноги не-дворян.
в Prevost. Histoire gdnlrale des voyages etc. T. XV. 1769.
222
История экономического быта Западной Европы
7 Несколько иначе изображает это Прайс. Preuss. Philipp II, die Niederlander und ihre
erste Indienfahrt. (911.
8 Preuss. Philipp II, die Niederlander und ihre erste Indienfahrt. 1911.
9 См. выше.
10 См. о голландской компании: Warburg. Die Muskatnuss. 1897. Beckemeyer. Die
Molukken. 1888. Klerk de Reus. Geschichtlischer Oberblick der adininisirativeii, rechtlichen
und finanziellen Entwicklung der niederlandisch-ostindischen Kompagnie. 1894. Уильяму
Темплу одни голландец рассказывал, что он видел три горящих груды мускатных орехов,
из которых каждая могла бы наполнить церковь; Бомаре видел в 1760 г. около здания
адмиралтейства в Амстердаме, как сжигали мускатные орехи на 1 млн франков.
11 Baasch. // Vierteljahrschrift fUr Sozial- und Wirtschaflsgeschichle. 1923. S. 235 ff.
Watjen. Das hollandische Kolonialrcich in Brasilien. 1921. Geyer. Das wirtschaftliche System
dec NiederOstindiscbcn Kompanie am Кар der Guten Hoffining. 1923.
12 See. Anuar. del Hist, del Derecho Espano. 1926.
ti Mun Th. Englands Treasury by Foraign Trades or The Ballance of our Foreign Trade i$
The Rule of our Theasure. 1664. Ch. XIX.
14 Boissonade. Histoire de premiers essais de relations dconomiques directes entre la
France et 1’fitat Prussien. 1912.
15 Vogel. Zur Grosse der europaischen Handelsflotten im 15, 16 und 17. Jahrhunderte
// Festschrift fiir Schafer. 1915. В течение 80'летнего периода 1678 — 1667 гг. число про-
шедших Зуидский пролив голландских судов составляло в среднем 60% всех кораблей
(Baasch. Hollandische Wirtschaftsgeschichte. 1927. Р. 163). Ср. ниже, с. 249, 410.
,( i См.: Sartorius. Die Kapilalanlage im Auslande. 1913.
17 Точно так же и ловля сельдей, которая имела крупное значение для Нидерландов, в
XVIII в. сократилась по сравнению с XVII в. (как это видно из статистических данных);
Голландия уже не пользовалась «богом данной» ей монополией в этой области; но оконча-
тельно опа пала в конце XVIII в. См.: Wtitjen. Statist Statistik der hollandische Herings-
fischerei im 17—18. Jahrhunderte. S. 131 ff., 148 ff. 159 ff., 177 ff.
18 Masson. Histoire du commerce fran^aise dans le Levant au XVII sifccle. P. 445 ff. О
торговле левантийских городов см.: Ricard. Le ndgoce d’Amsterdam. 1733. P. 556 ff. Глав-
ное значение имели Алеппо, Константинополь, Смирна, тогда как роль Александрии силь-
но сократилась. Ср.: Watjen. Die Niederlander im Mittelmeergebiet. 1910.
19 Ср.: т. 1, c. 327 сл.
ГЛАВА XLVII
ТОРГОВАЯ И КОЛОНИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА АНГЛИИ
Позже всех других в качестве торговой державы выступает на сцену
Англия. По своему островному положению, где каждый шаг за пределы
страны вел в море, она как бы предназначена была играть роль в между-
народной торговле; целый ряд естественных незамерзающих гаваней от
Дувра до Плимута облегчал выход в море и развитие мореплавания и
морской торговли. Но в Средние века Англия находилась на краю мира,
вдали от центров торговли, от Средиземного и Балтийского морей. Она не
могла использовать своих естественных преимуществ, активной торговли
она не вела, а пользовалась услугами ганзейских и итальянских купцов.
Ганзейцы снабжали ее русскими мехами, фламандским сукном и сырыми
продуктами Скандинавского полуострова и прусских низменностей; вене-
цианцы, генуэзцы и флорентийцы привозили английской аристократии
ценные продукты Востока. Англичане время от времени делали, правда,
попытки освободиться от опеки иностранцев, стараясь завязать самостоя-
тельные сношения с другими странами, но ганзейцы и итальянцы этого
не допускали. Появлявшихся в Норвегии английских купцов ганзейцы
изгоняли силой и отнимали у них товары; если же английские суда пока-
зывались в Средиземном море, то генуэзцы пускали их ко дну.
Первый шаг к освобождению от иноземного владычества в области
экономической жизни был сделан в XV в. с развитием вывоза английско-
го сукна. В то время как раньше шерсть вывозилась из Англии иностран-
цами, вывозом производимого в Англии сукна занялась английская ком-
пания Merchant Adventurers. Она образовала свою факторию в Брюгге, а
затем, в XVI в., в Антверпене. Здесь, в Антверпене, в XVI в. сосредото-
чивалась активная торговля Англии. Правда, она этим и ограничивалась,
и так как морской путь из Англии в Нидерланды был весьма незначите-
лен, то английское судоходство не могло развиваться. Самый вывоз Анг-
лии еще в середине XVI в. не превышал 1,1 млн ф. ст., причем большая
часть его совершалась по-прежнему иностранцами; ганзейцы вывозили
42% сукна, 54% кож, они же импортировали почти весь воск. И государ-
ственные займы Англия вынуждена была еще по-прежнему заключать в
Антверпене, так как внутри страны не находилось соответствующих ка-
питалов.
Положение изменилось только во второй половине XVI в., — в эпоху
Елизаветы. Вместо 169 богатых купцов, насчитывавшихся во всей Анг-
лии в XVI в., в 1601 г. находим 3500 купцов, торгующих с одними лишь
224
История экономического быта Западной Европы
Нидерландами. Исчезают итальянские банкиры из Англии, и она уже
при Елизавете пользуется национальными капиталами (хотя принцип
Грешэма о честном выполнении правительством принятых на себя обяза-
тельств осуществился лишь в XVIII в.). Такой же переворот происходит
и в области торговли. Прекращается посещение Англии венецианскими
галерами, ибо англичане в состоянии обойтись без посредничества италь-
янцев. Произведения Востока с открытием морского пути в Индию они
приобретают в Лиссабоне и Антверпене, а не у венецианцев. За продук-
тами же Малой Азии и Персии они посылают собственные суда в Среди-
земное море. Они учреждают консульства в Венеции и других итальян-
ских городах для содействия этой торговле и вступают в борьбу с италь-
янцами на тех самых морях, которые прежде рассматривались как
собственность итальянцев и были закрыты для всех других. То же самое
происходит и с ганзейцами. Широкие привилегии Ганзы в Англии исче-
зают; ганзейцы ставятся на равную ногу с прочими иностранцами, а в
1598 г. совершенно был закрыт ганзейский Stalhof в Лондоне, и немец-
ким купцам было приказано в течение двух педель выехать из Англии.
Англичане основывают свои фактории и на севере Европы — в Гамбурге,
врываются в поле деятельности Ганзы.
Наконец, они делают и дальнейший шаг: Елизавета отказывается при-
знать договор между Испанией и Португалией, которым они поделили
земной шар между собой; она считает права на территорию без действи-
тельной оккупации ее недействительными (that prescription whithout pos-
session availed nothing). Англичане выступают в качестве конкурентов
Испании и Португалии в борьбе из-за колоний, стараясь независимо от
них достигнуть Индии, найти туда иной путь — северный. Имея в виду
эту цель, Себастьян Кабот открыл уже в 1497 г. Северную Америку
(Ньюфаундленд), а за ним последовал ряд других путешественников,
среди них Френсис Дрейк, в 1577-1580 гг. совершивший кругосветное
плавание и вернувшийся домой с богатой награбленной им добычей. А в
то же время в Англии образовалась компания (под названием «Мисте-
рия») для открытия пути в Китай и Индию через северные страны Вос-
точного полушария. В 1553 г. ею была отправлена экспедиция в поляр-
ные страны, которая попала в Белое море и завязала торговые сношения
с Московским государством. Вальтер Ралей («отец английской колониза-
ции») в 1584 г. основал первую английскую колонию — Виргинию — на
восточном берегу Северной Америки, и хотя она просуществовала недол-
го, во ею было положено начало английской колонизации в Америке. В
1591 г. отправилась первая английская экспедиция в Индию (Джемс
Ланкастер), а в 1600 г. образовалась компания для торговли с Ост-
Индией, которой уже в первые годы своего возникновения удалось осно-
вать фактории на Малабарском и Коромандельском побережье.
Конечно, все это были только первые шаги, но шаги чрезвычайно
важные, которыми был заложен фундамент коммерческого развития Анг-
Глава XLVII. Торговая и колониальная политика Англии
225
лии. Они были сделаны во всех направлениях — в Северной Америке и
Индии, в Московском государстве и на Средиземном море. Когда при
преемнике Елизаветы, Якове I, был заключен мир с Испанией и испанцы
потребовали, чтобы Англия отказалась от торговых сношений с «обеими
Индиями», лорд Берлей мог заявить с гордостью, что Англия не может
отказаться от этих стран - она приобрела там уже территории, которых
не коснулась нога испанца, и перед ней открываются еще новые незаня-
тые пространства.
Испания и Португалия уже в первой половине XVII в. потеряли свое
торговое значение: в 1588 г. была уничтожена испанская Армада и этим
открыт путь в испанские колонии; в 1635 г., на основании заключенного
между Англией и Португалией мира, португальские гавани в Индии были
открыты для английских судов. Но Англия имела иную соперницу —
Нидерланды. Первоначально делались попытки мирно ужиться. Заклю-
чен был договор между обеими Ост-Индскими компаниями — нидер-
ландской и английской, - согласно которой первой принадлежали 2/з<
второй - '/з торговли. Но это обозначало дальнейшее усиление могу-
щества Нидерландов. Другой проект, выработанный пуританами, имел в
виду вытеснение Испании и Португалии из колониального главенства и
деление всего мира между Англией и Нидерландами — первым принад-
лежит запад, вторым — восток. Но последние не пошли на это. Они же-
лали предоставить англичанам Америку, а в Азии они и так не боялись
их конкуренции. Дело должно было принять другой оборот — открытого
столкновения. XVII в. и наполнен борьбой Англии с Нидерландами; про-
тив них был направлен знаменитый Навигационный акт Кромвеля 1651 г.
Уже с XV в. в Англии был издан ряд законов, которыми она, следуя
примеру итальянских городов, ганзейцев, испанцев, старалась путем по-
кровительства собственному судоходству и кораблестроению создать на-
циональный торговый флот. Елизавета заменила прежние многочислен-
ные и противоречивые постановления двумя законами 1559 и 1563 гг., в
силу которых иностранные суда облагались более высокими сборами, чем
английские, а каботаж, т.е. плавание между английскими портами, был
объявлен привилегией английских судов. Навигационный акт Кромвеля,
дополненный законами 1660 и 1665 гг., состоял в следующем: 1) кабо-
тажное плаванье и сношения с колониями предоставляются исключитель-
но английским судам; 2) при этом английскими судами признаются лишь
корабли, выстроенные в Англии, и на которых капитан англичанин и эки-
пажи состоят из англичан; 3) европейские товары могут привозиться в
Англию только на английских судах или на судах страны происхожде-
ния, т.е. той страны, где они произведены. В последнем случае, однако,
товары облагаются двойной пошлиной; но и в первом случае (если они
привозятся на английских судах) они должны быть доставлены непо-
средственно из страны происхождения, а не из каких-либо иных, напри-
мер, голландских портов; 4) наконец, улов и привоз рыбы иностранными
226
История экономического быта Западной Европы
судами подлежит двойной пошлине.
Таким образом, отныне ни колониальные товары, ни европейские
продукты, за исключением одних лишь произведенных в Нидерландах,
не могли ни ввозиться в Англию голландскими судами, ни привозиться
из голландских портов, между тем и то и другое производилось ранее в
широких размерах. Голландцы лишались также возможности заниматься
рыбной ловлей у английских берегов. Их мореплаванию, торговому по-
средничеству между Англией и другими странами был нанесен сильный
удар. До середины XVII в. половина привозимых в Англию шведских
товаров шла через руки голландцев, с 1769- 1776 гг. через их посредство
привозилось всего 1 /б этих товаров. В эти годы ’/з шведского экспорта
направлялась в Англию, и всего 10% его в Нидерланды. Навигационный
акт вызвал ряд войн между Англией и Нидерландами, но они закончи-
лись тем, что Голландия вынуждена была признать его законность1. С
этих пор начинается быстрый рост английского торгового флота, важ-
нейшей опоры ее экономического могущества, осуществляется положение,
что «будущность Англии находится на воде» («Rule Britannia, rule the
waves»2). В 1708 г. Чемберлен мог уже говорить, что Англия благодаря
своему островному положению, господствующей в ней свободе и превос-
ходной конституции среди всех стран наиболее приспособлена к торговой
деятельности. Рядом с landed interest — землевладельцами в XVII в. вы-
ступает на сцену monied interest - торговый класс. Дефо утверждал в
1624 г., что в Англии занятие промышленностью и торговлей вовсе не
противоречит званию джентльмена, а, напротив, именно создает джент-
льмена; Свифт прямо заявлял, что могущество, прежде соединенное с
землей, теперь перешло к деньгам; а Юнг в 1770 г. вычислял, что из 8,5
млн английского населения имеется 3,6 млн землевладельческого населе-
ния и 3,7 млн торгового и промышленного класса.
Мирное развитие своего торгового преобладания в одних странах и
кровопролитная борьба из-за захвата других — вот те два пути, которы-
ми создалось коммерческое могущество Англии во второй половине XVII
и в XVIII вв. Первым способом Англия подчинила себе Португалию. В
1654 г. Кромвель заключил договор с Португалией (который действовал
вплоть до 1810 г.); установлена была «великая хартия английских прав и
привилегий в Португалии». Англичанам предоставлена торговля со всеми
португальскими колониями, в том числе с Бразилией и Вест-Индией, на
равных с португальцами основаниях. Португальцы обязаны пользоваться
английскими судами для сношений с заокеанскими странами и не могут
фрахтовать других судов, раз Англия в состоянии удовлетворить их тре-
бованиям. Наконец, установлена так называемая система наибольшего
благоприятствования, однако односторонняя, в пользу одних лишь анг-
личан. Именно, коль скоро Португалия предоставит какие-либо выгоды
другим государствам, они тем самым распространяются и на Англию (в
этом состоит принцип наибольшего благоприятствования). В дополнение
Глава XLV1I. Торговая и колониальная политика Англии
227
к этому трактату в 1703 г. был заключен торговый договор между «свет-
лейшей и могущественнейшей государыней Анной, королевой Великобри-
тании, и светлейшим могущественнейшим Петром, королем Португалии», —
известный Метуэнский договор, который обессмертил имя английского
посланника, «превосходительного Джона Метуэна, эсквайра», отправ-
ленного в Португалию в качестве чрезвычайного посла для заключения
этого договора. Метуэнским договором отменялось в пользу Англии за-
прещение привоза иностранных шерстяных изделий, которое было уста-
новлено в Португалии в 1684 г. Взамен этого допущения английских ма-
терий в Португалию англичане обязались установить преимущества для
португальских вин, привозимых в Англию: они облагаются на !/з ниже
того, что взимается в качестве пошлин с французских вин3.
В экономической литературе Метуэнскому договору придается боль-
шое значение. Его называют наиболее знаменитым торговым договором
эры протекционизма {Онкен), наиболее блестящим примером умелой
торговой политики (Шмоллер)-, Англия сумела совершенно вытеснить
голландцев и немцев из торговли с Португалией и колониями и всецело
подчинить Португалию своему влиянию (Фридрих Лист), вследствие
чего приостановилось развитие сельского хозяйства и промышленности
Португалии {Шефер). Напротив, Адам Смит находит этот договор го-
раздо более выгодным для Португалии, чем для Англии. В самой Англии
одни превозносили до небес автора договора, Метуэна, утверждали, что
ему нужно поставить памятник в каждом торговом городе Англии за то,
что он сумел убедить португальцев, что им, живущим под ясным небом,
нет надобности идти против природы и заниматься изготовлением шер-
стяных материй; это они должны предоставить англичанам, которых сы-
рой и холодный климат заставляет большую часть года проводить под
крышей и работать в спертом воздухе. Другие, наоборот, находили, что,
заключив договор помимо парламента, он совершил «открытое наглое
покушение на английскую свободу, за это он достоин смерти» (к сча-
стью, он уже раньше успел умереть).
В действительности, как можно усмотреть из приведенного выше до-
говора 1654 г., этот трактат (а вовсе не Метуэнский) отдал Португалию
во власть Англии, и уже под влияйием его Англия стала «владычицей
морей, омывающих Пиренейский полуостров». Метуэнский договор из-
менил в этом отношении весьма мало. Португальский портвейн стал уже
раньше национальным напитком англичан, под влиянием вражды к
Франции, сокращавшей привоз французских вин. «Размер привоза пор-
тугальских вин являлся показателем того, насколько вражда к францу-
зам в каждый данный момент выражалась в направленных против них
мерах торговой политики». Последние состояли прежде всего в диффе-
ренциальных (повышенных) пошлинах на французские вина, так что и
до заключения договора португальские вина облагались обыкновенно на
V3 и даже наполовину ниже французских. Договор, следовательно, за-
228
История экономического быта Западной Европы
крепил лишь существовавший ранее обычай и создал лишь известное по-
стоянство для португальского вывоза вина в Англию; устранялись преж-
ние частые изменения и колебания, вызываемые политическими отноше-
ниями между Англией и Португалией, закреплялось на будущее время ее
преимущество по сравнению с Францией. И впоследствии, как сообщает
Савари, «англичане берут из Порто славного португальского вина на
всякое судно до 20 куф, по сту по двадцати ливров бочка, токмо сего ви-
на в Англин мало остается, но большую часть оного в другие места раз-
возят для особливой сих вин природной кислости и остроты, которая, по
объявлению докторов и лекарей, английскому народу весьма
вредите льна»4. Но и Англия не добилась многого: Англия «одевала»
Португалию и раньше; лишь в 1684 г. был запрещен привоз в Португа-
лию иностранных материй. Но договором 1703 г. Португалия вовсе не
обязалась снять это запрещение для одной лишь Англии; спустя несколь-
ко лет она без особого соглашения распространила эту меру и на гол-
ландцев и французов; был допущен привоз всякого сукна в Португалию
независимо от его происхождения. Если Англия все же являлась главным
поставщиком шерстяных тканей португальцам и находила там широкий
рынок сбыта (туда направлялось около '/з части шерстяных тканей,
производимых Англией), то это объяснялось дешевизной ее продукта по
сравнению с голландскими и французскими изделиями. И для Англии
важно было лишь установление раз навсегда свободы допущения ее сук-
на, которое не могло быть отменено, как для других стран, односторон-
ним постановлением португальского короля. Метуэнский договор пред-
ставляет собой, следовательно, одну из первых попыток уже в эпоху
протекционизма установить известное постоянство в торговле, устранить
частые колебания, создать постоянный рынок для важнейших объектов
своего вывоза5.
В интересах своей шерстяной промышленности Англия вскоре после
этого заключила договоры и с другими странами: с Австрией, у которой в
1715 г. выговорила себе понижение пошлины на шерстяные изделия, вво-
зимые в австрийские Нидерланды; с Испанией, где англичане, по дого-
вору 1713 г., пользовались всеми льготами, предоставляемыми другим
державам (правом наибольшего благоприятствования), и где англичане,
по словам Савари, «всякие торги пополам с голландцами имеют и мно-
жество своих сукон, славных аглинских этаминов, саржей, перпетуэлей,
баек и других шерстяных материй посылают».
Договор 1654 г. обозначал преобладание Англии в португальской тор-
говле (как и в торговле с колонией Португалии — Бразилией). Но то же
было достигнуто и в Испании, в особенности благодаря Утрехтскому ми-
ру 1713 г., который предоставил Англии асиенто (исключительную при-
вилегию торговли неграми) и право отправки так называемого пермисси-
онного судна6 в испанскую Америку. По договору с Англией 1713 г.,
Франция обязывалась не выговаривать себе в Испании и ее колониях
_________Гаава XLVII. Торговая и колониальная политика Англии___229
никаких особых прав» которые не распространялись бы в то же время во
всем их объеме на другие народы, производящие там торговлю. Но это
обязательство являлось односторонним; Англия со своей стороны такого
обязательства Франции не давала, ибо это обозначало бы отказ от асиен-
то и от пермиссионного корабля.
Правда, договором 1725 г. Испания даровала императору Карлу VI
все без исключения права, которыми пользуются в Испании и ее колони-
ях англичане и голландцы (право наибольшего благоприятствования). Но
так как это нарушало указанные выше исключительные привилегии Анг-
лии, то вскоре (в 1728 г.) новым договором, заключенным с Англией,
Испания вынуждена была признать аннулированным это право импера-
тора как противоречащее постановлениям более ранних трактатов (в осо-
бенности Утрехтского мира), заключенных с Англией. Этому предшест-
вовало столкновение между Англией и Испанией. Последняя конфиско-
вала несколько английских судов, занимавшихся контрабандой. В ответ
на это англичане, несмотря на мир, захватили испанские суда, в том чис-
ле производившие торговлю с Америкой галионы, что остановило эту
торговлю. В свою очередь пострадали и находившиеся в испанских и
американских портах английские корабли. Указанным договором 1725 г.
Испания обязывалась вернуть их, как и находившиеся на них товары и
ценности, в особенности пермиссионное судно «Принц Фридрих»7.
В то время как в XVII в. едва ли не первое место в торговле с Кадик-
сом и испанской Америкой занимали французы, с начала XVIII в. они
оттесняются Англией на задний план, и все их попытки вернуть себе
прежнее положение оказываются неудачными8.
С Францией был заключен договор в 1572 г., предоставлявший анг-
личанам право иметь, по примеру Антверпена, Брюгге и Бергена, склад
сукна и других товаров и дом, где могли бы жить их консулы и иные
должностные лица. «Условлено, дозволено и установлено, что упомяну-
тые английские купцы могут выставлять и продавать свои товары и по-
купать их у всякого, какой бы нации он ни был, и обменивать на какие
угодно товары во все дни, кроме воскресных и праздничных». Но в
пользу французов почти ничего не было выговорено; договор был как бы
односторонний. С них брали залог, они вынуждены были вырученные от
продажи товаров деньги помещать в английских товарах, перевозить их
на английских судах.
В 1606 г. это соглашение было заменено другим, ставившим обе сто-
роны в равноправное положение, в частности предоставлявшим француз-
ским судам доходить свободно вплоть до Лондона, нагружать и фрахто-
вать суда, пользуясь теми же свободами, как англичане во Франции. Но
этот договор, хотя и вновь подтвержденный в 1623 г., не выполнялся
англичанами, которые, строго следя за осуществлением выговоренных в
свою пользу вольностей, нарушали права французских купцов: послед-
ние вынуждены были выгружать привезенные товары на расстоянии чет-
230
История экономического быта Западной Европы
верти мили от Лондона и нанимать английского лоцмана, чтобы спус-
титься по Темзе; они могли сбывать свои товары только жителям Лондо-
на, тогда как англичане их свободно продавали во Франции, перевозить
могли их не иначе, как пользуясь дорогостоящим посредничеством анг-
лийских комиссионеров Савари (в конце XVII в.) жалуется на то, что
«нет нации в Европе, где французы встречали бы столько затруднений в
своей торговой деятельности и где с ними столь дурно бы обращались,
как в Англии, и нет в то же время такой, которая встречала бы более
благосклонно англичан и лучше относилась бы к ним, чем французы».
Он приводит в 15 пунктах стеснения, установленные для французов в
Англии, в частности двойное обложение привозимых французами товаров
(по сравнению с привозимыми англичанами), запрещение привоза сукна
в Англию (англичанам привоз его во Францию дозволен) и кружев (это
делается контрабандой), обязанность продавать привозимое вино особой
компании за устанавливаемую ею цену и т.д.
Новым договором 1713 г. Англия и Франция признают друг друга
«amicissima gens»9, гарантируя взаимно право наибольшего благоприят-
ствования; они обязуются «взаимно не предоставлять каких-либо особых
льгот другим нациям в области торговли и мореплавания, которыми не
воспользовалась бы немедленно и противная сторона». Наибольшее бла-
гоприятствование распространено на «всевозможные сборы, налоги и та-
моженные пошлины, касающиеся лиц, имуществ и товаров». Но именно
эти статьи вызвали решительные протесты в Англии в виде брошюр и жа-
лоб со стороны промышленников. Сорок шесть петиций, поданных в
парламент, возражали против допущения французских вин, ибо это по-
вредит торговле с Испанией, Португалией и Италией, против привоза
французского сукна, ибо Франция в этой области конкурент Англии и
заработная плата у нее не достигает и 2/з платы английских рабочих.
«Когда столица была охвачена пламенем (пожар Лондона в конце XVII
в.), — писал журнал «British Merchant», — страна не была объята го-
рем, тогда как, если бы договор был принят, рабочие, доведенные до
крайней нищеты, вынуждены были бы искать заработка в других стра-
нах». Договор был отвергнут парламентом, в частности статьи о наи-
большем благоприятствовании — Англия не признавала в этом отноше-
нии взаимности.
В Московском государстве английская компания с середины XVI в.
пользовалась широкими правами в области торговли: правом торговать
беспошлинно как в самой России, так и через нее с Востоком, правом
заводить в России конторы и подворья, исключительным правом приста-
вать в гавани двинской и на севере от Двины. Допускалось хождение
английской монеты в Москве, Новгороде и Пскове; дозволялось англича-
нам пользоваться для своих торговых поездок ямскими лошадьми; они
жили везде «по английскому закону»; за долги они не могли быть поса-
жены в тюрьму, с них бралось лишь поручительство10. Правда, Иван
Глава XLVIl. Торговая и колониальная политика Англии
231
Грозный под сердитую руку бранил свою «любительную сестру, Елисавет
королевну» «пошлой девицей» за то, что ее королевством, помимо нее,
«люди владеют, да не токмо люди, а мужики торговые», и этих «торго-
вых мужиков» он не раз несправедливо обижал, но все же он был другом
англичан. После же смерти этого «английского царя», как назвал Грозно-
го Щелкалов, права англичан несколько сократились, несмотря на по-
кровительство, оказываемое им Борисом Годуновым, «лордом-протекто-
ром», как его называли англичане, в царствование Феодора. Им запре-
щено было торговать в розницу и дозволено держать подворья лишь в
некоторых городах (грамота 1587 г.). Но и при Михаиле Феодоровиче, и
в начале царствования Алексея Михайловича они пользовались широки-
ми привилегиями и держали в своих руках торговлю России с Западом.
Конкуренция голландцев, датчан, шведов, которых англичане первона-
чально старались совершенно вытеснить, требуя для себя исключитель-
ной привилегии торговли, по-видимому, нисколько не была опасна для
них, тем более что голландцы не обладали столь значительными приви-
легиями, как англичане.
Только при Алексее Михайловиче и те и другие были сравнены в
правах, а с середины XVII в. голландцы даже пользовались большими
выгодами, ибо в 1649 г. англичане лишены были своих прежних приви-
легий, — царь придрался к тому, что они «всею землею учинили злое
дело: государя своего Карлуса короля убили до смерти». Тем не менее
англичане по-прежнему играли роль в торговле с Россией, хотя и мень-
шую, чем голландцы, а с первых десятилетий XVIII в. торговля снова
очутилась во власти англичан. В их руках сосредоточивался вывоз из
России товаров, составлявших монополию казны, — меди, железа, пота-
ша, ревеня — последний сбывался не только в Англии, но и в Нидерлан-
дах и Гамбурге исключительно английским резидентом, жившим в Санкт-
Петербурге. Из прочих товаров они вывозили большую часть пеньки и
полотен, рыбьего клея, щетины, воска, сала, а также более половины
всех отпускавшихся за границу кож и льна. Французы, итальянцы, ис-
панцы получали русские товары через посредство англичан, и неодно-
кратные попытки установить непосредственные торговые сношения меж-
ду Россией и Францией оказались безрезультатными.
Кроме казны, англичане вели, таким образом, торговлю и с русскими
оптовыми торговцами, которые в начале зимы приезжали в Петербург
для заключения с англичанами контрактов о поставке русских товаров
будущим летом. Англичане оказывали русским купцам кредит на срок
6—12 и даже 18 месяцев; они впервые стали кредитовать русских, и их
примеру уже последовали другие иноземцы. В розницу англичане торго-
вать не могли, как и не могли торговать и меняться товарами между со-
бою и с другими иноземцами или заключать с ними записи или подряды;
согласно Новоторговому уставу 1667 г., это было запрещено, как и в
других странах, всем иноземцам, ибо «от того русским людям в их тор-
232
История экономического быта Западной Европы
гах помешательство и убыток». Но гораздо больше значения, чем эти
стеснения, имела для англичан недобросовестность русских купцов, не-
редко отказывавшихся признавать долги своих приказчиков и устраи-
вавших злостные банкротства; они страдали и от злоупотреблений тамо-
женных чиновников, от судебной волокиты и т.д. «Кредит, иже есть ду-
ша в купечестве, - жаловались англичане, — через нынешнее в
платежах долгое продолжение и между купцами неисправность, также н
через волокитное поведение в получении суда, утратился и разорился»”.
Для устранения этих и некоторых других злоупотреблений Англия
предложила России заключить торговый договор, и такой «трактат меж-
ду Российским и Английским дворами о дружбе и взаимной между обеих
держав коммерции» состоялся в 1734 г. сроком на 15 лет. Он основан на
принципе наибольшего благоприятствования: «Постановили и договори-
ли, что обеих стран подданные в их областях всегда, яко наилучше фа-
воризованный народ, трактованы и почитаны быть имеют». В частности,
«подданным обеих высокодоговаривающихся стран не надлежит с при-
возных и вывозных товаров своих более пошлин платить, почему других
народов подданные тамо платят». Но, кроме того, англичане добились
того, что договором были для них понижены пошлины на шерстяные то-
вары: английские солдатские сукна, толстые сукна Йоркской провинции,
широкие фланели и узкие фланели. И в России, таким образом, как и в
Испании и Австрии, англичане преследовали цель расширения сбыта сво-
его сукна12.
Утвердившись уже с конца XVI в. рядом с французами в торговле с
Турцией и другими левантийскими странами, англичане с начала XVH в.
вместе с голландцами расширяют ее на счет французской торговли.
Это совершилось, с одной стороны, благодаря добросовестному вы-
полнению ими принятых на себя в торговых сношениях обязательств и
доставлению шерстяных тканей высокого качества, которыми они вскоре
заполнили левантийские страны; это были new drapery — тонкие и лег-
кие ткани, предназначенные для теплых стран. А с другой стороны, они
сумели создать крепкую организацию торговли в виде образованной
окончательно в 1606 г. Левантийской компании; компания эта посылала
большие суда, нагруженные втрое большим количеством товаров, чем
французские, но все же не требовавшие более многочисленного экипажа.
Суда эти ездили флотилиями и поэтому легче избегали нападений пира-
тов, которыми кишело Средиземное море. Центральным пунктом англий-
ских судов являлся Ливорно, откуда они затем посещали Венецию,
Смирну, Константинополь. При ввозе товаров они платили 3% цены вме-
сто 5%, уплачиваемых французами.
По словам Савари13, левантийская торговля, где англичане сбывали
рядом с большим количеством материй свои металлы (олово, жесть), пе-
рец и кошениль из колоний, имела для них не меньше значения, чем об-
мен с Индией и Америкой, — даже больше, так как сюда экспортирова-
Глава XLVH. Торговля и колониальная политика Англии
233
лось значительное количество промышленных изделий, тогда как в за-
океанские страны вывозились почти исключительно деньги.
Гораздо более существенная разница между английской торговлей в
этих странах - в Московском государстве, на Пиренейском полуострове,
в левантийских странах, как и в Германии (Гамбурге), — с одной сторо-
ны, и в заокеанских частях света, с другой стороны, состояла в следую-
щем. В первом случае она основана была на торговых договорах, предос-
тавляющих англичанам определенные привилегии, на факториях, устро-
енных ими, с разрешения местных властей, в тех или иных местах.
Англичане здесь были иностранцами, нередко терпели неприятности от
местного населения, в любой момент могли лишиться своих привилегий.
Иное дело — в Индии и Америке, где они являлись в качестве завоева-
телей и колонизаторов, где им принадлежали обширные пространства
земли, где возведены были форты и содержалось войско. Там они были
повелителями, могли произвольно устанавливать цены на приобретаемые
и сбываемые продукты, запрещать колониям производство тех или иных
товаров, в особенности промышленных изделий, заставляя их приобре-
тать последние исключительно от англичан. В Америке Англия приобре-
ла колонии посредством отнятия различных территорий у других стран:
Канады, Новой Шотландии (Акадии), Луизианы и области Миссисипи у
Франции (1713 и 1763 гг.). Нового Амстердама, переименованного в Нью-
Йорк, у Голландии (1667 г.), еще раньше Ямайки у Испании (1655 г.).
К этому присоединились земледельческие колонии, созданные самими
англичанами: Массачусетс (пуритане), Мэриленд (католики), Пенсиль-
вания (квакеры); здесь возникли табачные и рисовые плантации, обраба-
тываемые привозимыми из Африки рабами-неграми. Однако из всей об-
ширной территории, захваченной в Северной Америке и простиравшейся
от Аллеганских гор до Атлантического океана, англичанам удалось удер-
жать одну лишь Канаду, ибо 13 колоний под влиянием стеснений, уста-
новленных Англией, отпали от нее в 1773 г. и образовали самостоятель-
ное государство14. Свои владения в Южной Америке и Вест-Индском
архипелаге (Ямайка) они сохранили.
Напротив, в Ост-Индии англичане основали обширную империю. На
Малайском архипелаге они вследствие противодействия Голландии (кро-
вавое столкновение на Амбоине в 1620 г.) не могли утвердиться; но зато
на континенте они — именно английская Ост-Индская компания, кото-
рой принадлежала монополия колонизации и торговли в Индии, — осно-
вали ряд факторий: Бомбей, Мадрас, Каликут, а затем пошли в глубь
Индостана, где возникла в 1700 г. Калькутта. Благодаря Роберту Клайву
и Уоррен-Гастингсу, Ост-Индская компания вытеснила из Индии глав-
ных врагов своих — французов, которые вынуждены были отказаться от
Бенгалии и сохранили за собой лишь пять факторий, где, однако, не
могли ни строить укреплений, ни содержать гарнизонов. А затем компа-
нией было предпринято завоевание Индии, империи Великого Могола.
234
История экономического бытаЗаплдноЙ Европы
С 1697-го по 1773 г. привоз и вывоз Англии, по Уайтворсу, увеличил-
ся в 3-4 раза (привоз с 3,5 до 11,4 млн ф. ст., вывоз с 3,5 млп до 14,75
млн ф. ст.), а до 1805 г. весь торговый обмен возрос в 9 раз (с 7 млн в
1697 г. до 64,5 млн в 1805 г.). Торговый флот ее, насчитывавший в 1704 г.
260 тыс. т, возрос в XVIII в. на 1,5 млн т, причем в состав его входило
большое количество отнятых у других стран во время войн кораблей;
так, в 1651 — 1655 гг. у Голландии захвачено 1600 судов.
Англия была к концу XVIII в. как первой промышленной, так и пер-
вой торговой и колониальной державой мира.
1 Diferee. Die Okonotnisches Verwiecklungen zwischcn England und den Niederlanden im
17. Jahrhundert // Vierteljahrschrift fttr Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. Bd. IX.
2 [Правь Британия, правь волнами (лнгл.).]
3 См.: Kulischer. Die Meistbegtlnstigung in den Handelsvertoigen im Wandel der Zeiten //
Zeitschrift filr die gesamte Staatswissenschaft. Bd. 89. 1930.
4 Экстракт Сапариева Лексикона о коммерции, переведенный Волчковым в 1747 г.
С. 138, 144.
3 См.: Scherer. Der Mdthuenvertrag. Особ. s. 597 ff.
6 См. выше, с. 208.
7 Kulischer. Les traitds de commerce du XVI au XV11I stecle // Revue d'histoire mod-
erne. 1931.
8 Cm.: Dalgren. Les relations commerciales entre la Fiance et les cStes de ГОсёап Pad-
fieque. 1909. T. I. P. 718 ff. Vignols. L’assiento franchise (1701-1713) et anglais (1713-
1760) et le commerce franco-espagnol vers 1700 — 1730 // Revue d’histoire dconomique.
1929. №3-4. Site— Vignols. L'envers de la diplomatic officielle de 1716-1730 (La rivalitd
coinmerciale des puissances maritimes et les doldances des negotiants fran$aise) // Revue
beige de philosophic et d’histoire. T, V. S&. Le commerce fran^aise h Cadix // Revue d’his-
toire moderne. 1928. № 13. Clark. The Anglo-Dutch Alliance and the War against French
Trade. 1933. Brown. The Souths-Sea Company and Contraband Trade // American Histori-
cal Review. 1926.
9 [Самые дружественные нации (лат).]
’° Костомаров. Очерк торговли Московского государства в XVJ и XVII ст. С. 20 к сл.
Любименко. История торговых сношений России с Англией. Ч. I. 1912. См.: Ку литер.
История русского народного хозяйства. Ч. 3. Челябинск: Социум, 2004.
11 См.: Остроухое. Англо-русский договор 1734 г. С. 41 — 50, 99.
12 Остроухое. Англо-русский договор 1734 г. С. 41 —50, 99.
™ Suvary. Le Parfait Negotiant. 1674.
14 Любопытно, что повод к началу войны заключался вовсе не в обложении чая, при-
возимого в Америку, пошлинами, а напротив, в предоставлении Ост-Индской компании
права ввозить чай в Америку беспошлинно. Последнее делало невыгодной ту широкую
контрабандную торговлю чаем, которую развили сами колонисты (монополия торговли с
Америкой принадлежала англичанам), и это-то вызвало возмущение и привело к тому, что
груз чая, привезенный на кораблях компании, был выброшен, в Бостоне в море, - это
послужило сигналом войны.
ГЛАВА XLVIII
СТАРЫЕ И НОВЫЕ ТОРГОВЫЕ ЦЕНТРЫ
Соответственно изменившемуся торговому пути изменялись и главные
рынки, торговые города, игравшие роль в международном обмене. Как
указывает Гец, в XVII —XVIII вв. только некоторые избранные города
обнаруживают рост благодаря своему географическому положению и вы-
двигаются далеко впереди всех других; многие же города теряют вместе с
переходом от торговли, охватывающей всего */з земного шара, к миро-
вой торговле свое прежнее значение. В XVI в. приобретает торговое зна-
чение прежде всего Лиссабон, в это время центр всего торгового обмена с
Индией, «резиденция Европы», как говорили на Востоке. Но с вытесне-
нием португальцев из Индии голландцами и Лиссабон потерял свое зна-
чение. Рикар в 1723 г., правда, относит его к крупнейшим торговым цен-
трам Европы, но называет среди судов, приходящих туда, только кораб-
ли, возвращающиеся из Бразилии и португальских колоний в Африке
(Гоа, Мадера, Азорские острова, острова Зеленого мыса)1.
Далее, крупное значение имела Севилья — исходный пункт в торго-
вых сношениях Испании с Америкой, — сюда приставали так называе-
мые серебряные флотилии. Здесь, в «casa de contratacion», составлялся
реестр товаров каждого корабля, возвращавшегося из испанской Амери-
ки. К концу XVI в., однако, когда Гвадалквивир настолько обмелел, что
суда «индийской» флотилии не могли с полным грузом пройти через
мель в Сан-Лукаре, Севилья вынуждена была уступить часть своего вла-
дычества Кадиксу. В Кадиксе в XVII—XVIII вв. сходились пути из аме-
риканских колоний, Африки и Средиземного моря. В Кадикс силезские
купцы отправляли предназначенные для Южной и Центральной Америки
силезские льяные ткани, там же европейские купцы закупали американ-
ский хлопок. Сюда приходили в большом количестве английские и фла-
мандские корабли как за приобретением пиастров — монеты, необходи-
мой в торговле с Левантом, — так и для торговли отсюда с Марокко.
Опасаясь отправляться в Марокко, где происходили постоянные разбои,
они помещали свои товары в Кадиксе — каждая нация имела в порту
судно, служившее ей складом и освобожденное от пошлин. Но наиболь-
шее значение имела торговля Кадикса с испанскими колониями в Амери-
ке, — отсюда выходили суда в Гавану, Портобелло, Веракрус. Так как
другие страны с испанскими колониями торговать не могли, то все круп-
нейшие фирмы Европы имели в Кадиксе своих комиссионеров, которые
от своего имени отправляли туда получаемые от своих доверителей това-
22 э-168
236
История экономического быта Западной Европы
ры и затем посылали им эквивалент в виде пиастров или привезенных из
колоний товаров2.
Для XVI в. особенно важны кастильские ярмарки (Мсдииа-дель-
Кампо, Виллалон и Медина-дель-Риосеко). Эти ярмарки называли нача-
лом и концом всех испанских платежей, ибо здесь заключались займы
представителями короны с иностранными банкирами — в особенности
генуэзцами — на ведение войны с Нидерландами. Здесь производились
обширные платежи по торговым делам без уплаты наличными, путем
простого сличения расчетных книг (скоптрации), ибо, несмотря на при-
надлежавшие Испании перуанские серебряные рудники, она никогда не
имела денег и каждая серебряная флотилия лишь на короткое время
орошала высохшую землю. Здесь прибывшее из «Индии» серебро пере-
давалось кредиторам казны, поскольку вообще платились долги; но уже
в 1575 г. король объявил себя банкротом и прекратил платежи.
Из французских городов развиваются Париж, Лион и ряд портовых
городов. Париж — центр всей культурной Европы в XVIII в., «так ска-
зать, всеобщая кладовая королевства, общественный склад, где соверша-
ется обмен произведений одних провинций на продукты других» (Сава-
ри). В Лион, куда уже с конца XV в. переходит из Женевы товарный
обмен между Францией, Италией и Южной Германией; позже, в связи с
предоставлением лионским ярмаркам полной свободы вексельных опера-
ций, там сосредоточивается и торговля денежная и вексельная. Лионская
биржа, которую посещали преимущественно флорентийские коммерсан-
ты, играла в XVI в. важную роль, в особенности для французского госу-
дарственного кредита, ибо здесь заключались займы: король обращался к
«бирже», а не к отдельным купцам. Лион являлся и центром шелковой
промышленности не только Франции, но и всей Европы3.
Богатство Лиона, говорит Казанова (в середине XVIII в.), покоится
на вкусе и дешевизне, и божество, которому этот город обязан своим
процветанием, — это мода. Она меняется ежегодно, и материя, цена ко-
торой сегодня составляет тридцать, в будущем году стоит всего 20 или 15.
Тогда ее отправляют за границу, где имеется спрос на нее как на совер-
шенно новую (модную) ткань. В Лионе дорого оплачивают рисовальщи-
ков с хорошим вкусом; в этом состоит весь секрет4.
Выдвигается ряд французских портов. Марсель — главный пункт
французской торговли на Средиземном море; Гавр — гавань Парижа, где
Ришелье велел в 1628 г. соорудить (первый в Европе) защищенный
шлюзами порт; будучи наиболее близко из всех европейских портов рас-
положен к Америке, Гавр вскоре приобрел огромное значение в торговле
с Америкой, в особенности с Центральной Америкой и Антильскими ост-
ровами. В XVIII в. растет значение и Бордо, где обосновалось много ни-
дерланцев и португальских евреев, для торговли с колониями (в частно-
сти, торговли неграми), отчасти и Нанта. К концу XVIII в. торговые
обороты Бордо достигают 250 млн, т.е. ^/4 всей морской торговли
Глава XLVIII. Старые и новые торговые центры 237
Франции5. Бордо, Нант, Гавр, отчасти Ла-Рошель, в меньшей степени
Сен-Мало — все они ведут торговлю с Антильскими островами, импор-
тируя оттуда в особенности сахар (и у себя рафинируя его) и вывозя ту-
да негров. Однако оборудование портов было еще примитивное: в Бордо,
Нант и Ла-Рошель могли входить лишь суда вместимостью не свыше
200 т, - таких судов еще накануне революции было много; но были и
более крупные, в 300 — 500 т, — только Гавр их вмещал, направлявшие-
ся же в Нант должны были останавливаться раньше, в Пембефе, и отту-
да товары уже доставлялись на небольших грузовых судах6.
Еще в 1564 г., когда англичане заняли Гавр, они нашли там 157
французских кораблей общим водоизмещением в 13 480 т, суда, отправ-
лявшиеся из Гавра, Руана и Дьеппа в Бразилию, Африку, на Антильские
острова и Ньюфаундленд, а в 1615 г. эшевены города заявляли, что Гавр
является теми воротами, через которые входит и из которых выходит
большинство французских товаров, не говоря уж о манне небесной в ви-
де трески, доставляемой Франции великим трудом и заботами его жите-
лей; 200 и более судов ежегодно берут провиант в Гавре, отправляясь в
Ост-Индию и Вест-Индию, Испанию, Ньюфаундленд, Канаду и другие
отдаленные страны.
Суда, отправлявшиеся из Гавра, совершали плавания преимуществен-
но в Америку, но предварительно заходили в прибрежные части Африки.
Что касается Америки, то здесь указывается в качестве страны назначе-
ния либо Бразилия, либо Перу, однако под последним понималось в XVI
и XVII вв. вовсе не нынешнее Перу, ибо в Тихий океан суда не ходили
(первое плавание из Гавра было совершено туда в начале XVIII в.), а
Северная Америка и север Южной Америки — местности, расположен-
ные у Атлантического океана. За 40-летие 1571 — 1610 гг. в Бразилию,
Перу (в указанном смысле) и Африку (одновременно или только в одну
из этих стран) вышли из Гавра 363 судна7.
В течение XVII в., однако, положение Гавра изменилось: торговля с
Антильскими островами перешла к Дьеппу, Гавр же, как видно из акта
1664 г., ограничился рыбной ловлей в Ньюфаундленде и у берегов Кана-
ды. Из 57 судов дальнего плаванья, вышедших из Гаврского порта в этом
году, 46 направились в Ньюфаундленд и только три на Антильские ост-
рова. Плаванья туда, как и в Гвинею, возобновились лишь в начале
XVII в., когда прежняя монополия торговли неграми, предоставленная
определенной компании, сменилась разрешением ее всем судам с уплатой
20 (позже 10) ливров с каждого негра, вывозимого в Америку, в пользу
компании (позже и эта плата была отменена). Уже в начале XVIII в.
число судов в 150—400 т, отправлявшихся из Гавра в Гвинею и на Ан-
тильские острова, доходило до 50, а в середине XVIII в. оно достигло 75,
тогда как число занимавшихся ловлей трески сильно сократилось; в 1787 г.
93 судна, плававших в колонии, и 48 судов, торговавших неграми, на-
считывали в общей сложности свыше 34 тыс. т (около 250 т в среднем
238
История экономического быта Западной Европы
на судно). За период 1768 — 1789 гг. количество импортированных кип
хлопка и баррик сахара увеличилось вдвое, а число мешков кофе в пять
раз (с 17 тыс. до 100 тыс.). В 1775 г. Гавр занимал среди французских
портов второе место по привозу кофе (12 млн ливров) и четвертое по
импорту сахара8.
Во Франции мы находим в XVII—XVIII вв. четыре порто-франко
(ports francs), т.е. такие портовые города, которые лежат за таможенной
границей государства и где поэтому суда выгружаются без таможенного
досмотра. Последний имеет место только тогда, когда товар вывозится
внутрь страны, за пределы городской черты. В городе же товары могут
свободно разгружаться, помещаться в склады или перерабатываться в
промышленных заведениях9. Такими порто-франко являлись Марсель,
Дюнкерк, Байонна, Лориан10.
Наибольшее значение среди них приобрел в торговле Марсель, «ца-
рица Средиземного моря», как этот город называли в те времена. Будучи
в Средние века свободной коммуной, которая своих купцов в противопо-
ложность иностранцам освобождала от всяких сборов, Марсель и впо-
следствии, когда он вошел в состав французского государства, сохранил
свои вольности: с установлением государственных таможен Марсель был
по-прежнему выделен из таможенной черты, и вследствие этого много-
численные пошлины на привозимые и вывозимые товары не касались
грузов, прибывавших в Марсель.
Однако соответственно средневековой политике покровительства сво-
им купцам и стеснения купцов других городов и стран вольностями поль-
зовались, в сущности, одни марсельские купцы, ибо с товаров, привози-
мых на других судах, взимался целый ряд различных сборов в пользу
города. Такое положение сохранилось и впоследствии, когда при Коль-
бере прежний режим городских вольностей был отменен и заменен уста-
новлением порто-франко. Хотя главную выгоду от этого извлекли иного-
родние и иностранцы, так как они были освобождены от прежних сбо-
ров, — для городских жителей это обозначало лишь сохранение
прежнего порядка, — но все же разница между теми и другими была со-
хранена в одном существенном отношении: именно, по требованию само-
го же города, «который оказался более протекционным, чем сам отец
протекционизма - Кольбер», привозимые иностранцами товары облага-
лись пошлиной в 20%, если это не были товары их родины (по примеру
Навигационного акта Кромвеля). Этим путем Марсель желал сохранить
торговлю с левантийскими странами (на товары, привозимые из амери-
канских колоний, его порто-франко не распространялось) в своих руках
и не желал допускать к ней других. Вместе с тем для всех обязательно
было привозить левантийские товары (также подражание Навигационно-
му акту) в Марсель непосредственно из стран происхождения, а не из
каких-либо иных портов. Наконец, самый привоз этих товаров во Фран-
цию мог производиться, согласно эдикту 1699 г., лишь через Марсель (и
Глава XLVIII. Старые и новые торговые центры
239
Руан, хотя последний принимал в этом мало участия). Вследствие этого
для всей Франции Марсель являлся единственным портом в торговле с
Левантом, и свою торговлю он сильно развил в ущерб Венеции. Но дру-
гая цель, которую особенно имел в виду Кольбер, — создать в Марселе
порт, куда бы заходили корабли всех национальностей, образовать скла-
дочное место, где бы стекались левантийские товары, и этим путем вы-
теснить англичан и голландцев из левантийской торговли, — не могла
быть достигнута: 20%-иая пошлина заставляла голландцев и французов
предпочитать Марселю Ливорно, или Мессину, или Геную. Только дат-
чане, шведы, ганзейцы заходили сюда (как и в Ливорно) и принимали
груз левантийских товаров (в особенности хлопок, сахар, кофе); пересы-
лались эти товары также в Южную Германию и Швейцарию через по-
средство живших в Марселе женевских купцов (хотя туда товары шли и
через Геную) — единственных иностранцев, которых Марсель не стеснял
в их деятельности. Наконец — на что не рассчитывали ни город, ни
Кольбер, — здесь возник ряд отраслей промышленности, как то: произ-
водство мыла, сахара-рафинада, шляп, изделий из кораллов, шелковых
тканей и парчи (конкуренты Лиона), т.е. промыслы, которые могли ра-
ботать дешевле, чем внутри страны, так как в Марселе не приходилось
платить пошлин на привозимые материалы, и, кроме того, эти товары
имели свободный сбыт прямо за границу. При ввозе же в другие части
Франции, внутрь таможенной черты, они были — в виде особой льготы —
обложены ниже, чем иностранные товары11'12> ,3.
В Лион уже с конца XV в. переходит из Женевы товарный обмен ме-
жду Францией, Италией и Южной Германией; позже, в связи с предос-
тавлением лионским ярмаркам полной свободы вексельных операций,
туда переходит и торговля денежная и вексельная. Лионская биржа, ко-
торую посещали преимущественно флорентийские коммерсанты, играла в
XVI в. важную роль, в особенности для французского государственного
кредита, ибо здесь заключались займы: король обращался к «бирже», а
не к отдельным купцам.
Однако, центр торгового обмена все более перемещался в тот пункт
Северо-Западной Европы, где Атлантический океан сливается с Север-
ным морем, где морские пути с юга, из Южной Европы, Индии, Амери-
ки, и с северо-востока встречаются с сухопутной дорогой, идущей с юго-
востока внутрь материка. Уже одновременно с Лиссабоном (и Лионом)
здесь выдвинулся по своему торговому значению, затмевая его все более
и более, Антверпен (имевший торговое значение уже в XV в.), где воз-
никла первая мировая биржа; ему должен был уступить свое место Брюг-
ге. «Там раздавался гул голосов на самых различных языках, там можно
было видеть разношерстную смесь всевозможных одежд, — пишет со-
временник, - это был целый мир в миниатюре». Антверпен, по словам
англичан, «проглотил купцов других городов и их торговлю». Антвер-
пен — «непрерывная ярмарка», говорит Гвиччиардини. Современники,
240
История экономического быта Западной Европы
на которых торговля Антверпена производила ошеломляющее впечатле-
ние, сообщали фантастические цифры о его оборотах: число кораблей,
входящих в его гавань и выходящих из нее, превышает нередко 2000 в
день, еженедельно въезжает и уезжает до 10 тыс. возов, нагруженных
товарами14-’5.
Развитие Антверпена начинается с тех пор, как португальцами был
открыт морской путь в Индию и рынком ост-индских пряностей стал
Лиссабон. Отсюда их везли и дальше морским путем в Антверпен. Уже в
1507 г. Равенсбургская компания закупала перец в Антверпене, и в том
же году немецкие купцы, принимавшие участие в ост-индской экспеди-
ции, отправили часть груза, в особенности перец, дальше в Антверпен,
причем судно их потерпело крушение в пути. Вскоре, как упомянуто
выше, португальский король превратил торговлю перцем и другими пря-
ностями в регалию: прибывший из Индии груз он сбывал далее в Ан-
тверпен торговым компаниям, которые еще во время нахождения груза в
пути давали нуждавшемуся в деньгах королю значительную часть платы
вперед. Огромное значение для Антверпена имел и сбыт английского
сукна, которое в большом количестве привозилось сюда, сбывалось здесь
крупным торговым фирмам и отсюда уже распределялось ими дальше по
Европе. Эти две отрасли торговли - перцем и сукном — определяли
своеобразную физиономию коммерческой деятельности Антверпена. Они
привлекли сюда в большом количестве португальцев, испанцев, итальян-
цев, южногерманских купцов, которые здесь поселились и устроили по-
стоянные склады, тогда как прежде они только временно приезжали сю-
да на ярмарки. Но на Антверпенской бирже производились и обширные
операции государственными фондами, ибо нидерландское правительство,
английские короли, Испания — все они через посредство своих факторов
заключали займы и производили платежи на этой бирже’6.
Торговля Антверпена, подобно торговле Брюгге в предшествующие
века, находилась по преимуществу в руках иностранцев — итальянских и
южногерманских купцов, — и, как только иностранцы покинули Антвер-
пен, прекратилось и торговое значение его. Это совершилось, когда за-
воевание Антверпена испанцами в 1576 г. и закрытие Шельды, превра-
тившее его из морского порта в континентальный город, привели к пол-
ному упадку его торговли: в 1584 г. остававшиеся еще там иностранные
купцы либо переселились на север, либо вынуждены были прекратить
платежи; в 1609 г. в Антверпене насчитывалось всего два купца из Генуи,
один из Лукки и ни одного флорентийца. Антверпенская биржа совер-
шенно опустела, в ее галереях была устроена городская библиотека, поз-
же там были установлены станки для выделки ковров’7.
Наследство Антверпена перешло с начала XVII в. к Амстердаму, рас-
положенному в юго-западном углу Южного моря (Зюдерзе), доступного
кораблям и в то же время защищенного от ветров лежащими перед ним
островами. Антверпен развился благодаря португальской торговле с Ин-
Глава XLVH1. Старые и новые торговые центры 241
дней; напротив, с переходом торгового преобладания к Голландии вы-
двинулся Амстердам: «Амстердам, — говорит Рикар в 1723 г., — всеоб-
щее складочное место не только Европы, но даже всех четырех частей
света»; он стал вскоре международным торговым центром, сосредото-
чившим в своих руках всю мировую голландскую торговлю как привози-
мыми из Индии пряностями, так и европейскими товарами; к ним при-
соединялась оживленная биржевая спекуляция акциями — вновь воз-
никшая отрасль коммерческой деятельности18. Но здесь, как и прежде в
ганзейских городах, активная торговля принадлежала уже самим гол-
ландцам; они производили здесь операции как продуктами прибалтий-
ских стран, так и Ост-Индии и Вест-Индии19.
Одновременно с этим начинается рост Лондона и Ливерпуля; посте-
пенное развитие их дает представление о возвышении торгового могуще-
ства Англии.
В 1559 г. в лондонском порту имелось 22 «legal cays», где допуска-
лась нагрузка и разгрузка кораблей между восходом и закатом солнца; в
1696 г. был устроен первый запирающийся шлюзами со стороны моря
док в лондонской гавани (отдан в концессию герцогу Бедфордскому).
Уже в конце XVII в. англичане с гордостью рассказывали о тех огром-
ных суммах, которые уплачивались на лондонской таможне, и о том лесе
мачт, который покрывал Темзу вплоть до Тауэра. Хотя все судоходство
Лондона в это время едва достигало 70 тыс. ш, но оно казалось англича-
нам колоссальным: действительно, эти 70 тыс. т составляли всего
количества тонн королевства. В середине XVII в. (1642) английская Ост-
Индская компания имела флот в 15 тыс. т, у нее имелось на Темзе
(1628) 7 судов дальнего плавания в 4200 т, 34 других судна в 7850 т. В
самом конце XVIII в. торговый флот Англии составлял 13 млн т, из ко-
торых 0,5 млн приходилось на Лондон. В Лондоне сосредоточивалась
английская торговля как с континентом Европы, так и с Индией и аме-
риканскими колониями: принадлежавшая Англии, по Навигационному
акту, монополия торговли с колониями находилась в руках Лондона, ибо
здесь помещались привилегированные заокеанские компании. Другие го-
рода — Манчестер, Бирмингем — еще не играли роли; развивались по-
прежнему Дублин и Бостон (в 1766 г. пришло 434, вышло 363 корабля),
выдвигался и Ньюкасл (в конце XVIII в. флот в 123 тыс. т). Во время
Карла II говорили и о Ливерпуле как о городе, сделавшем за последнее
время большие успехи и ведущем торговлю с «сахарными» колониями.
Торговое значение Бостона и Ливерпуля основывалось на их сношениях с
Западной Африкой и Америкой и покоилось на торговле неграми. Эти го-
рода вывозили металлические изделия (ножи, булавки, пряжки, пугови-
цы, гвозди и т.п.) Шеффилда и Бирмингема в Западную Африку, обме-
нивали их здесь на невольников и доставляли последних на бразильские
и вест-индские плантации, откуда взамен этого вывозили колониальные
товары в Англию. В Ливерпуле число тонн (пришедших и вышедших
242
История экономического быта Западной Европы
судов) возросло с 27 тыс. в 1730 г. до 140 тыс. в 1770 г.; в 1709 г. был
выстроен первый, а в 1737 г. второй док и размеры гавани были увели-
чены до 1,5 мили в длину. К концу XVIII в. Ливерпуль опередил Бос-
тон, в особенности с тех пор, как Бразилия стала поставщиком хлопка
для находившейся поблизости от Лондона и соединенной с ним Бриджуа-
терским каналом хлопчатобумажной индустрии Манчестера. Из вывезен-
ных в 1783—1793 гг. из Западной Африки в Вест-Индию 814 тыс. негров
(по Бейнсу} половина была транспортирована на ливерпульских судах.
В противоположность этим городам и странам торговые центры, рас-
положенные у Средиземного моря, с открытием нового пути в Индию
потеряли свое прежнее значение. Первые три португальские флотилии,
отправленные в Индию, доставили еще мало пряностей, но из второго
своего плавания Васко да Гама привез их уже 32 — 35 тыс. квинталов
(квинтал = 100 кг), в том числе 26 тыс. квинталов перца. Купцы сразу
поняли огромное значение великого открытия пути в Индию. Уже в
1503 г. фактор Равенсбургской компании писал ей: «Гвоздику мы наме-
рены продавать только с барышом, разве что моряки много привезут из
Каликута, от этого и мы, как и другие, пострадаем. Не лучше и с мус-
катным цветом. На пряности нет спроса, так как каждый ждет известий
из Португалии». Другой фактор извещал: «Пряностей никто нс покупает,
ибо опасаются ожидаемого из Каликута груза». Венские купцы жалова-
лись в 1512-1513 гг. императору Максимилиану, что в Венеции невоз-
можно более достать необходимого количества перца, и просили о допу-
щении в Вену иностранных купцов, привозящих перец из Антверпена,
Франкфурта и Нюрнберга. В 1515 г. уже сами венецианцы вынуждены
были закупать пряности в Лиссабоне20.
Венецианский купец и банкир Джироламо Приули пишет в своем
дневнике за 1501 г.: «24-го числа пришли письма из Португалии от по-
сланника венецианской сеньории, отправленного туда для того, чтобы
тщательно разузнать правду о путешествии в Индию, затеянном порту-
гальским королем. . так как это предприятие имеет для венецианского
государства больше значения, чем война с турками... Правда, погибло 7
кораблей, но остальные 6 (речь идет о второй экспедиции 1500—1501 гг.)
привезли столько товаров и на такую сумму денег, что даже трудно оце-
нить... И если это путешествие повторится, а это, как мне кажется, легко
может случиться, король Португалии сможет называться королем денег,
так как все съедутся в его страну, чтобы купить пряности, а деньги оста-
нутся в Португалии... Когда пришло в Венецию это известие, оно вызва-
ло большую досаду во всем городе, каждый был поражен, что в паше
время найден путь, о котором никогда ни в древние времена, ни при на-
ших предках не слышали и не ведали. И сенаторы признали, что эта
весть худшее, что Венецианская республика когда-либо могла получить,
кроме разве потери самой свободы... И это потому, что нет никакого со-
мнения, что Венецианское государство достигло такой известности и ела-
Глава XLVH1. Старые и новые торговые центры
243
вы только благодаря морю, непрерывной торговле и плаваниям... И все с
деньгами съезжались в Венецию покупать пряности... Теперь же, когда
найден этот новый торговый путь из Португалии, португальский король
будет свозить все пряности в Лиссабон, и, несомненно, венгерцы, немцы,
фламандцы, французы, которые приезжали в Венецию закупать пряно-
сти, теперь обратятся в Лиссабон, который ближе ко всем этим странам,
и туда легче довести, и там они все будут иметь дешевле, а это важнее
всего. Отсюда я заключаю, что если это путешествие из Лиссабона в Ка-
ликут установится так, как оно началось, то венецианским галерам и ве-
нецианским купцам не будет хватать пряностей, а если иссякнет эта тор-
говля в Венеции, то можно считать это равным тому, как если бы иссяк-
ли пища и молоко для младенца».
В дальнейших записях за 1501 — 1504 гг. Приули сообщает, что не-
мецкие купцы не приехали в Венецию, так как они стали отправляться за
пряностями в Лиссабон, где они дешевле, что венецианцы не отправились
за пряностями на Восток или что венецианские суда прибыли из Алек-
сандрии без груза пряностей, что в городе последних очень мало. И при-
бавляет: «обстоятельства поистине невиданные и неслыханные». Под
1504 г. он упоминает о том, что португальский король предложил Вене-
ции посылать свои суда за пряностями в Лиссабон, но венецианский се-
нат не хотел пойти на это и прекратить обычные плавания на Восток,
заменяя иными, еще не испытанными путешествиями. Он был убежден в
том, что рейсы португальцев в Индию не могут долго продолжаться, и
решил выждать тех мер, которые примет турецкий султан, которому эти
плавания наносили еще больший ущерб, чем Венеции. По поводу экспе-
диции, вернувшейся в Лиссабон в 1506 г., он добавляет, однако, снова с
глубоким убеждением: «Эта новость доставила всему городу большое
огорчение... и теперь все убедились и всем стало ясно, что отныне это
путешествие в Индию установилось и что каждый год будут прибывать
оттуда португальские каравеллы, венецианские же купцы не в состоянии
будут плавать в Сирию... так как пряности будут скупаться в Индии
португальцами»21.
Таким образом, в течение немногих десятилетий с точки зрения миро-
вой истории как бы одним ударом Средиземное море лишилось своего
тысячелетнего положения в международной торговле, опустившись на
ступень континентального моря с небольшим торговым значением. От-
крытие морского пути в Индию как бы одним взмахом остановило тыся-
челетнюю жизнь его, отодвинуло его из центра земного шара на окраину.
Характерно, что в XVII в. главным предметом вывоза голландцев в
итальянские, французские и другие портовые города на Средиземном
море являлся перец, которым прежде эти самые города снабжали всю
Европу. Перец составлял 25% всего вывоза в страны, прилежащие к
Средиземному морю; голландцы привозили перец из Ост-Индии в Ам-
стердам, а оттуда уже экспортировали в южные страны22.
244 История экономического быта Западной Европы
Тем не менее не следует предполагать - как это высказывается в бо-
лее старых трудах по истории торговли, - что с открытием морского
пути в Индию Венеция сразу потеряла свое значение. Постепенное паде-
ние ее торговли началось уже с середины XV в., со времени завоеваний
османов в Малой Азии, Греции и Епште. В руках последних очутились
торговые пути к Черному морю и Индии; венецианцы лишились своих
прежних факторий в левантийских странах. К этому присоединились за-
тем переход товарного обмена между Европой и Индией со Средиземного
моря на Индийский и Атлантический океаны и прекращение торговли
арабов между Индией и Египтом: она была уничтожена португальцами
Но окончательный удар венецианской торговле был нанесен тогда, когда
прекратились плавания ее галер в Нидерланды н Англию и когда гол-
ландцы, французы и англичане стали предпринимать плавания в Среди-
земное море, учреждать собственные фактории в Константинополе, Ма-
лой Азии и Египте и приобретать здесь товары левантийских стран (за
исключением индийских). А это совершилось лишь в 1570-х и 1580-х го-
дах. Только с этих пор венецианцы перестали быть посредниками между
европейским Западом и мусульманским Востоком, перестали снабжать
Европу не только индийскими продуктами, ио и произведениями Малой
Азии, Сирии и Египта. Роль Венеции с конца XVI в. свелась к торговому
посредничеству между Южной Германией и славянскими странами, при-
лежащими к Средиземному морю, с одной стороны, и левантийскими
рынками, с другой стороны. От Солимана Великолепного они получили
право торговли в левантийских странах и право плавания под своим фла-
гом; приобретенные там товары они сбывали частью южногерманским
купцам, которые по-прежнему посещали Венецию и для которых был вы-
строен новый фондако, разрисованный фресками Тициана, частью же
снабжали ими Италию, Истрию, Далмацию.
«Мореплавание по направлению как к Востоку, так и к Западу, —
пишет венецианец Джиогалли в представленном им в 1675 г. республике
отчете, - встречает препятствие вследствие конкуренции англичан и
голландцев. И те и другие сократили издержки транспорта гораздо
больше, чем мы... Их суда проникают как в Индию, так и через Гибрал-
тарский пролив в Средиземное море и даже в пределах последнего отни-
мают торговлю у венецианцев... Дай бог, чтобы я ошибся, — заключает
он, — но при современных условиях восстановление венецианского мо-
реплавания представляется мне невозможным». Тот же Джиогалли сове-
тует, отказавшись от несбыточной мечты о восстановлении морской тор-
говли Венеции, стараться удержать по крайней мере то, что возможно:
упразднив прежние, теперь уже непригодные порядки, стесняющие ино-
странные суда и иностранных торговцев, тем самым сохранить за Вене-
цией положение хотя бы порта, куда заходили бы иностранные суда; все
эти стеснения были возможны в прежние времена, когда Венеция зани-
мала монопольное положение, но теперь они наносят ей один ущерб. На-
Глава XLVIII. Старые и новые торговые центры
245
до открыть порт иностранным судам и предоставить всем и каждому пра-
во торговать, чем и как ему угодно; нужно снять высокие пошлины с
привозных товаров23.
Монтескье, посетивший Венецию в 1728 г., указывает на то, что лагу-
на мелеет с каждым днем и порт так занесен песком, что суда вынужде-
ны останавливаться па расстоянии четырех миль от города. Высокие же
поборы, взимаемые с иностранных судов, приводят к тому, что туда
приходит не более 20 французских судов ежегодно и что замерла торгов-
ля с Англией и даже с итальянскими государствами, хотя из последних
товары могут доставляться вверх по течению По и Адды. Однако ввиду
указанных стеснений все предпочитают Венеции Ливорно. Дело дошло до
того, что в Ливорно даже сами венецианцы отправляют свои грузы,
предназначенные для стран Востока, ибо устаревшие порядки Венеции
затрудняют непосредственный вывоз их отсюда24. Рикар еще в 1723 г.
говорит, что Венеция ведет обширную торговлю как на суше, так и на
море и является самым богатым городом Италии, что она вывозит всяко-
го рода шелковые ткани, кружева, зеркала, изделия из кристалла, ко-
раллы, мыло, а также пряности, оливки, коринку, рис25. Напротив, По-
стлетуайт в своем словаре (1756 г.) называет только четыре торговых
города у Средиземного моря, где он находит полезным для англичан
иметь комиссионеров: Марсель, Ливорно, Мессину, а также Геную, но о
Венеции не упоминает26.
Еще и в XVII в. Венеция рассматривала Адриатическое море как свою
собственность, допускала туда только суда, плавающие под венецианским
флагом или под флагом Папской области, взимала со всех кораблей вы-
сокие пошлины, подвергала их досмотру, а в случае наличности запре-
щенных товаров и конфискации. Изменения произошли лишь с начала
XVII в., когда Австрия решительно выступила против притязаний Вене-
ции и Карл VI объявил, что на всякое оскорбление, нанесенное его су-
дам, он будет отвечать так же, как если бы оно было направлено против
какой-либо из его территорий. Венеция скрепя сердце вынуждена была
подчиниться и признать австрийский флаг в Адриатическом море. Но
этим не ограничилась деятельность Австрии; последняя для развития
собственной торговли и судоходства заключила ряд торговых договоров с
левантийскими странами (Турцией, Триполи, Алжиром), создала Вос-
точную компанию для торговли с этими странами (в 1710 г.); в особенно-
сти же с целью отвлечь к себе торговлю от Венеции Карл VI учредил
порто-франко в Триесте и Фиуме, и его примеру последовала Папская
область, которая объявила Анкону порто-франко. Многие из этих мер
оказались неудачными: собственного торгового флота Австрия не имела,
и впоследствии и австрийские купцы предпочитали фрахтовать ино-
странные суда; Восточная компания вскоре прекратила свое существова-
ние; торговля Австрии с левантийскими странами развивалась медленно.
Но Триест дейсвительно оказался опасным конкурентом для Венеции.
246_________История экономического быта Западной Европы ___________
Несмотря на недостатки его гавани (даже после того, как был сооружен
второй подходный канал), он стал во второй половине XVII! в. вторым
складочным местом северо-восточной части Средиземного моря, в осо-
бенности для табака, кофе и сахара. Благодаря освобождению привози-
мых в Триест товаров от пошлин этот порт стал промежуточным пунктом
остановки для судов каботажного плавания27.
Одновременно с Венецией и Генуя с конца XVI в. потеряла свое тор-
говое значение; до того времени, судя по уплаченным пошлинам, ее тор-
говля успешно развивалась: после сокращения торговых оборотов в XV в.
во второй половине XVI в. замечается значительное движние вперед (по-
ступления пошлин в 1409 г. 1 млн франков, в 1452 г. 357 тыс., в 1570 г.
2,3 млн, в 1597 г. 2,9 млн). Но с начала XVII в. роль Генуи в области
торговли свелась к торговле на Средиземном море и к снабжению това-
рами испанских флотилий, отправлявшихся в Америку. Для торговли с
левантийскими странами Генуя учредила несколько компаний по образцу
английских и голландских и старалась отбить у западных народов тор-
говлю с Турцией и североафриканскнми племенами. Но ей трудно было
бороться с ними и еще труднее было сохранить свое положение на Сре-
диземном море ввиду возникших в южной части его новых крупных пор-
тов, в особенности Марселя и Ливорно. В первом сосредоточивалась бы-
стро развивавшаяся французская торговля с Южной Европой и Турци-
ей28; второй пользовался исключительным положением центрального
порта, куда заходили суда всех стран, плававшие на Средиземном море.
Подобно Марселю и Ливорно, окончательно с 1675 г., в сущности уже
с начала XVII в., являлся порто-франко; это вместе с его выгодным по-
ложением на Средиземном море и удобными портовыми сооружениями
для хранения запасов, в особенности оливкового масла, хлеба (каждый
коммерсант имел свои отдельные резервуары и склады в порту), вызыва-
ло рост ливорнского порта. Рикар (в 1723 г.) называет Ливорно круп-
нейшим из расположенных у Средиземного моря торговых центров. Еже-
годно английские и нидерландские флотилии, направлявшиеся в леван-
тийские страны, заходили в Ливорно, где они пополняли свой груз
южными плодами или промышленными изделиями Италии; а на обрат-
ном пути из Смирны, Александрии и других мест они снова приставали к
Ливорно и оставляли здесь часть своего груза, предназначенного для
Южной Германии и Швейцарии, а также для северных стран. Из по-
следних прибывали в Ливорно датские, шведские, ганзейские корабли,
отвозившие эти продукты на север. Благодаря существованию порто-
франко все эти товары, предназначенные для вывоза морем в другие
страны, достигали своего назначения без уплаты ввозных пошлин в Ли-
ворно. В противоположность Марселю, не в области активной торговли,
а именно в этой роли гавани для иностранных судов (собственного флота
Тоскана не имела) и заключалось важное торговое значение Ливорно. К
указанной свободе присоединились в Ливорно и другие: порт был объяв-
Глава XLVMI. Старые и новые торговые центры
247
лен нейтральным, и в нем находили убежище во время войны суда всех
наций; далее, лицам всех вероисповеданий гарантировалась полная сво-
бода веры в Ливорно; оно являлось единственным местом Италии, где
свободно могли селиться и заниматься всякого рода торговлей и промыс-
лами (в противоположность Марселю, стеснявшему иностранцев) му-
сульмане, евреи, англичане и голландцы - приверженцы различных сект
и т.д. Во время религиозных войн и преследований того времени эта сво-
бода вероисповедания имела огромное значение и должна была вызвать
переселение сюда (в противоположность Марселю) купцов самых раз-
личных национальностей. Наконец, подобно Марселю, и здесь возникла
промышленность — она была создана здесь иностранцами — в виде изго-
товления в порту из беспошлинно привозимых с Востока материалов:
шелковых материй, фарфора, в особенности же мыла и изделий из ко-
раллов, т.е. тех же изделий, как и в Марселе29.
Итальянские города, в особенности Генуя, Флоренция30, еще и впо-
следствии играли роль в международной торговле, однако почти исклю-
чительно в области банковских операций, являясь по-прежнему банкира-
ми иностранных государей. На Антверпенской и Лионской биржах, на
кастильских ярмарках итальянские банкиры задавали тон; они произво-
дили по поручению Филиппа II платежи в Нидерландах, Италии и дру-
гих местностях (эти платежи назывались asiento), пользуясь своими
сношениями с другими странами и инкассируя их затем в Испании по-
средством привозимого из Перу серебра. Эти операции регулировались
на так называемых генуэзских ярмарках. Ярмарки проводились четыре
раза в год, сначала в Безансоне, позже в Савойе (Шамбери), затем были
перенесены в Риволи, Асти и, наконец в Пьяченцу, но назывались они
генуэзскими, ибо 30 (позже 60) банкиров, которые здесь собирались, со-
стояли почти исключительно из генуэзцев. Они устраивались не в самой
Генуе, а поблизости от нее, по-видимому, по той причине, что канониче-
ская доктрина, запрещавшая взимание роста, допускала вексель лишь в
том случае, если он был трассирован (т.е. подлежал уплате) на другое
место. Вексельные операции генуэзцев на ярмарках в Безансоне достига-
ли к концу XVI в. 20-30 млн франков, значительно возросли и страхо-
вые операции Генуи31. В противоположность всем другим ярмаркам эти
ярмарки являлись исключительно вексельными ярмарками и служили
для вызываемых испанскими asiento расчетных и кредитных операций;
подобно испанским ярмаркам, они устраняли платежи на наличные по-
средством сличения расчетных книг отдельных банкиров; при этом те, у
которых дебет превышал кредит, выдавали векселя своим кредиторам.
Лишь в крайнем случае американское серебро из Испании перевозилось в
Геную, откуда оно уже переходило в другие страны; но все же его не
приходилось перевозить в Нидерланды, где производились наиболее
крупные платежи (во время Войны за независимость) и куда перевозка
многих миллионов сопряжена была бы с гораздо большими трудностями.
248
История экономического быта Западной Европы
Генуэзские ярмарки, просуществовавшие до 20-х годов XVII в. и
представлявшие собою нигде не достигнутый впоследствии образец кон-
центрации денежного и кредитного обращения, составляли последнее
создание итальянской коммерческой техники, которая с этих пор теряет
значение вместе с вытеснением итальянцев и из этой сферы торговой дея-
тельности
В Англин и Нидерландах флорентийцы уже в середине XVI в. пере-
стали играть роль в области государственного кредита, а в 1600 г. умер и
последний итальянский банкир, генуэзец Поллавичппи, принимавший
участие в денежных операциях английского правительства, — итальянцы
были заменены английскими коммерсантами. В течение XVI в и фран-
цузским банкирам удастся проникнуть в область государственного креди-
та, вытесняя постепенно итальянцев; банкротство французского прави-
тельства в 1648 г. знаменует собою окончательное исчезновение ино-
странных, т.е. итальянских, банкиров. Только в Испании с ее полной
экономической отсталостью генуэзцы, несмотря на неоднократное нару-
шение королем своих обещаний, несмотря на производимую конфиска-
цию привозимого на счет частных лиц из Америки серебра, продолжали
еще в течение всего XVII в. заключать с королем займы под огромные
проценты (они доходили до 40).
Таким образом, по мере экономического развития других стран, по
мере приобретения ими самостоятельности в области торговли, нарожде-
ния у них собственного купеческого класса и образования торгового ка-
питала итальянцы, сначала в товарной, а затем и в денежной торговле и
банковых операциях теряют свое прежнее значение, перестают быть бан-
кирами и купцами всей Европы.
Такая же участь должна была постигнуть и ганзейцев, которые зани-
мали в Средние века такое же место в торговых сношениях, как и италь-
янцы. В Англии ганзейцы при Елизавете лишаются окончательно своих
привилегий, а в 1598 г. закрывается и Stalhof, их торговое подворье32.
Политика покровительства иноземным купцам, в которых страна нужда-
лась, заменяется политикой национальной исключительности. То же про-
изошло вскоре и в Скандинавских государствах. Датчане стали развивать
собственное мореплавание, в особенности с тех пор, как сельдь, «по при-
чинам, ей одной известным», стала метать икру не у померанского бере-
га, а у южного побережья Швеции. Это привлекло датчан в море, и они
даже стали утверждать, что им принадлежит dominium mans baltici33.
Христиан IV прямо заявил ганзейцам, отменяя их привилегии в Дании,
что в них более не нуждаются и что и без них найдется достаточно тор-
говцев для снабжения государства товарами, из-за чего они, по их собст-
венному признанию, только и получали прежде льготы. В конце XVI в.
прекратилась и торговая зависимость от ганзейцев Швеции, которая так-
же самостоятельно вступила на путь торговли и мореплавания34. Нако-
нец, в Бергене ганзейцы вытеснены были англичанами, голландцами,
Глава XLV1II. Старые и новые торговые центры
249
датчанами. До конца XVI в. ганзейское судоходство в Норвегию растет:
через Эрсзупд в 1574 г. прошло 154 ганзейских корабля, в 1585 г. 269.
Но с начала XVII в. в Бергене число приходящих ганзейских судов про-
грессивно падает: с 168 в 1610—1611 гг. на 142 (1619—1620 гг.), 87
(1627 — 1628 гг.) и даже 25 (1639—1640 гг.)35. В 1763 г. ганзейская кон-
тора в Бергене была окончательно закрыта. Потеряла свое значение и
торговля Ганзы с Московским государством. После закрытия в 1494 г.
ганзейской конторы в Новгороде Иваном III торговые сношения возобно-
вились, и еще при Феодоре Иоанновиче гаизейцы посещали Новгород,
Псков, Архангельск л Холмогоры. Но в течение XVI в. на первый план
уже выступали англичане и голландцы, а в Смутное время ганзейская
торговля окончательно пала. В XVI в. они ведут торговлю и с Италией,
но в XVII в. и в этой области обнаруживается упадок.
Последний сейм ганзейских городов состоялся в 1669 г., и даже те
немногие города, которые явились на сейм, не могли прийти ни к какому
решению. Союз окончательно распался. Это был, однако, лишь заключи-
тельный аккорд; подобно тому как ганзейский союз возник и ганзейская
торговля развилась еще задолго до заключения официальных договоров
между городами в XIV в., так и падение Ганзы совершилось гораздо
раньше: союз распался, и важнейшие ганзейские города перестали играть
роль в торговле уже с конца XVI в., хотя в этом столетии они и сумели
временно возместить себе потери иа севере торговлей с Испанией и Ле-
вантийскими странами.
На основании записей об уплате пошлины с проходящих через Зунд
судов (Sundzollregistcr), Шефер вычислил, что в течение XVI в. количе-
ство судов увеличилось более чем в 6 раз (в 1497 г. прошло через Зунд
792 корабля, в 1536—1548 гг. в среднем ежегодно 1421, в 1574 — 1580 гг.
в среднем 4232, в 1591-1600 гг. в среднем 5554). Немецкие суда участ-
вовали в этом росте, по они вытесняются нидерландскими. Число первых
возросло в течение XVI в. менее чем в 3 раза, а к началу XVII в. даже
сократилось до уровня середины XVI в. (до 1548 г. 534, в 1557—1569 гг.
в среднем 840, в 1591-1600 гг. в среднем 1532, в 1611 —1620 гг. в сред-
нем 860), тогда как число голландских кораблей, проходящих через
Зунд, с середины XVI в. до начала XVII в. возросло в 5 раз. В конце
XV в. на долю Германии приходилось 40%, на долю Нидерландов —
51%, в начале XVII в. участие первой упало до 17,5%, участие вторых
возросло до 70%зв«37.
Упадок как северогерманских, так и прирейнских городов находится в
тесной связи и с тем обстоятельством, что устья немецких рек очутились
в руках других народов. Вследствие установленных Голландией стесне-
ний плавание в устье Рейна было для немцев невозможно; Шельда же
была, согласно Вестфальскому миру (вплоть до 1792 г.), совершенно за-
крыта для торговли. Вследствие этого в течение почти двух веков при-
рейнекие города очутились во власти Нидерландов — их рынок не про-
250
История экономического быта Западной Европы
стирался за пределы Голландии; Кёльн и Майнц стремились лишь к то-
му, чтобы удержать в своих руках комиссионную торговлю, об активной
торговой деятельности они и не мечтали38. На основании того же Вест-
фальского договора устье Везера (территория Бремена, кроме самого го-
рода) и Одера (Штеттин) принадлежали шведам. Торговля Штеттина не
могла при таких условиях развиваться, — прекращение ловли сельдей в
Шонене, сокращение торговли в западной части Балтийского моря вслед-
ствие политики датчан, в особенности ясе Тридцатилетняя война, а также
северные войны вплоть до XVIII в. - все это пагубным образом отража-
лось на торговле Штеттина39. Me лучше обстояло дело в Кёнигсберге,
который еше в XVI в. имел, хотя и в небольшом числе, морские суда, но
в XVII в. под влиянием голландской конкуренции лишился своего судо-
ходства и морской торговли; в 1675 г. в Кёнигсберге имелось 2 — 3 кораб-
ля, привозивших соль из Франции, в 1704 г. уже не было ни одного суд-
на, годного для морского судоходства40. Нидерландская конкуренция вы-
звала упадок мореплавания в Данциге, где оно было когда-то весьма
развито41. Правда, Данциг еще и в XVIII в. вывозил около 60 тыс. т
зерна ежегодно (Кёнигсберг меньше), будучи главным портом по экспор-
ту хлеба на севере, но вывозился этот хлеб голландцами и на голланд-
ских судах. Самостоятельной торговли немцы уже не вели; повсюду они
являлись комиссионерами, агентами, факторами голландцев и англичан.
Неудивительно, если Фридрих Вильгельм заявлял, что вся прусская тор-
говля никуда не годится, англичане и голландцы снимают сливки42.
Гораздо раньше, однако, чем в Северной Германии и в прирейнских
областях, дали себя чувствовать перемены, происшедшие в мировой тор-
говле, в южногерманских городах. Последние с открытием торгового пу-
ти в Индию сильно пострадали, хотя еще в XVI и XVII вв. они продол-
жали вести торговлю с Венецией в значительных размерах. Первона-
чально они старались приноровиться к изменившимся обстоятельствам;
не ограничиваясь сохранением прежних торговых сношений с Италией,
они пытались развивать свою торговлю в новом направлении, извлечь
выгоду из торговли с вновь открытыми странами. Так, купцы Нюрнберга
и Аугсбурга принимали участие в первых торговых экспедициях порту-
гальцев в Индию; в седьмой экспедиции участвовали аугсбургские и
нюрнбергские торговые дома Фуггеров, Вельзеров, Гехштеттеров, Гос-
сембротов, Имгофов, Велинов, — из 6 кораблей им принадлежало З43.
Позже, когда иностранные купцы были устранены португальцами от не-
посредственной торговли с Индией, они перенесли центр своей торговой
деятельности в Антверпен, находившийся в зените своего величия, и ста-
ли играть руководящую роль (Фуггеры, Вельзеры, Лацарус Тухер, Гех-
штеттеры, Манлих, Гауг) в торговле ост-индскими пряностями, в особен-
ности перцем (а также шафраном, квасцами, медыо), между Лиссабоном,
Антверпеном и Южной Германией. На Лионской бирже им принадлежала
почти столь же важная роль, как флорентийцам.
Глава XLVIII Старые и новые торговые центры 251
Еще во второй половине XVI в. торговый дом Краффтеров в Аугсбур-
ге, посредством устроенной в Марселе фактории, принимал непосредст-
венное участие в левантийской торговле. Вельзерам было предоставлено
«отправлять корабли из Севильи в Новую Индию на собственный страх
и риск, когда и сколько им угодно, как если бы они были испанцами».
Но, не ограничившись участием в торговле с Вест-Индией, Вельзеры
произвели завоевание и попытку колонизации в Венесуэле — первый и
единственный случай приобретения немцами значительных территори-
альных владений в Америке. И только с падением Антверпена и в осо-
бенности с переходом торговли с Ост-Индией в руки Нидерландов южно-
германские купцы были вытеснены из товарной торговли.
Еще большее значение в XVI в. имели южногерманские купцы в об-
ласти кредитных операций. Обладая обширными капиталами, они имели
возможность доставлять в течение многих десятилетий не только импера-
тору, но и его врагам — французским королям, как и другим государям,
испанским, английским, нидерландскому правительству, городу Антвер-
пену — необходимые им для ведения войн и снаряжения войска суммы,
иногда не наличными деньгами, а товарами (Герварт императору Ферди-
нанду холстом и сукном, Гехштеттеры брюссельскому двору ртутью),
производили вексельные операции на Антверпенской и Лионской бирже.
Если в Средние века государственный кредит находился в руках италь-
янцев, то в XVI в. наравне с генуэзцами и флорентийцами эта роль при-
надлежала банкирам южногерманских городов, от которых зависела
судьба королей и исход войн; результат определялся тем, кому они дава-
ли деньги и была ли возможность уплатить наемному войску.
Наконец, в тесной связи с кредитными операциями находится и
оживленная деятельность этих коммерсантов в области горного дела.
Первоначально товарищества аугсбургских купцов заключают с герцога-
ми Тирольскими займы с правом получения всего добываемого в Тироле,
«этой Калифорнии XV в.», в ближайшие годы серебра. Позже они пере-
ходят к самой эксплуатации рудников и торговле металлами. Фуггеры
этим занимаются не только в Тироле, но и в Каринтии, Силезии, Венг-
рии, Саксонии (золото, серебро, медь, железо, свинец); в Испании они
разрабатывают ртутные рудники в Альмадене и серебряные рудники в
Гвадалканале. И те и другие вместе с различными королевскими землями
и податями они берут на откуп в 1524 г. и сохраняют за собою, за ис-
ключением небольшого перерыва, в течение целого века. Примеру Фуг-
геров следуют другие аугсбургские и нюрнбергские коммерсанты: в Ти-
роле — Паумгартнеры, Гехштеттеры, в Венгрии эксплуатируют рудники
Манлих, а после Фуггеров товарищество Гаугов. Захватив в особенности
медные рудники в свои руки, ряд южногерманских торговых фирм (Фуг-
геры, Госсемброт, Паумгартен и Герварт) образуют монопольное товари-
щество по сбыту меди (своего рода медный синдикат), диктуя свои цены.
Медь являлась главным материалом для пушек (на девять частей меди
252
История экономического быта Западной Европы
брали одну часть олова), и потребность в ней, при бесконечных войнах
того времени, была повсюду весьма велика. Наконец, Вельзеры перено-
сят эту деятельность и в Новый Свет, — производят разработку медных
залежей на Эспаньоле, плавку серебра в Венесуэле'14.
Наиболее выдающуюся роль среди коммерсантов южпогерманских го-
родов, как и вообще среди коммерсантов XVI в., играли Фуггеры, поче-
му Эренберг и назвал свое сочинение, посвященное экономической жизни
XVI в., «веком Фуггеров». Подобно другим коммерсантам этой эпохи, и
они начали свою деятельность с торговли пряностями, шелковыми и шер-
стяными материями, главным образом приобретая их в Венеции, и впер-
вые были указаны императору Фридриху III в 1473 г., когда он, отправ-
ляясь в Триер для переговоров с Карлом Смелым относительно брака его
сына с дочерью последнего, хотел красиво одеть своих слуг: «Фуггер -
толковый и умелый человек, который может снабдить Ваше величество
хорошим сукном и шелковыми материями». Но уже эти товары Фуггеры
вынуждены были доставить в кредит, ибо Фридриху печем было пла-
тить, и когда он хотел выехать из Аугсбурга, то ремесленники, которым
он успел задолжать за время своего пребывания, — пекари, мясники,
рыбники, — как и рыночные торговцы, не хотели выпустить его, а один
кузнец даже схватил за вожжи лошадей коляски, в которой сидел импе-
ратор, требуя, чтобы он предварительно уплатил долги. Вскоре начались
кредитные операции Фуггеров с императором Максимилианом под залог
земель, под добычу серебра и меди из тирольских и венгерских рудни-
ков, под соляные источники, иногда и под заклад брильянтов. Нередко
император, ожидая субсидий от союзников или податей, обещанных Ни-
дерландами, получал еще до поступления их — деньги ему всегда нужны
были немедленно — эти суммы авансом у Фуггеров. В 1508 г. Фуггеры
доставили ему часть субсидий уже по истечении 2 недель, остальную в
течение 6 недель, переведя огромную для того времени сумму в 170 тыс.
дукатов из Рима, Флоренции и Антверпена в Аугсбург путем вексельных
операций. При этом они искусно пользовались вексельным курсом (ар-
битражем — cambio arbitrio, — как уже тогда говорили), что обратило
на себя всеобщее внимание и положило основание их славе в коммерче-
ском мире.
Начало реформации связано с именем Фуггеров, ибо, когда Альбрехт
Бранденбургский занял у них 30 тыс. дукатов для занятия архиепископ-
ской кафедры в Майнце, он, не имея средств для уплаты, предоставил
им доходы от продажи индульгенций (отпущения грехов), и с Тетцелем,
производившим эту продажу и вызвавшим особенное возмущение Лютера
(его 95 тезисов), ездил всегда представитель Фуггеров, имевший ключ к
денежному ящику. Но наиболее важным событием явилось снабжение
Фуггерами в 1519 г. Карла V необходимыми для получения император-
ской короны средствами. После смерти постоянно нуждавшегося импера-
тора Максимилиана, которому Фуггеры каждый раз доставляли деньги,
Глава XLVIII. Старые и новые торговые центры 253
так как в противном случае «ему буквально нечего было бы есть», Карл
заявил, что он желает быть римским императором, чего бы это ни стоило,
а стоить это должно было дорого, ибо необходимо было купить выбор-
щиков-курфюрстов, которые отдавали свой голос тому, кто больше даст,
французский же король Франциск объявил о своей готовности отдать за
эту корову половину своих доходов, которые оценивались в 3 млн лив-
ров. Но он соглашался уплатить лишь после избрания; Вельзеры, как и
генуэзские фирмы, также не хотели давать денег вперед; курфюрсты же
все время повышали свои требования, ни на какие обещания не шли тре-
буя уплаты вперед, и притом не облигациями города Антверпена или са-
мого Карла V (у которого потом ничего не получишь), а только обяза-
тельствами фугтеров. В борьбе между Карлом и Франциском Фуггеры и
бросили на весы свое золото, став на сторону Карла, и внесли 543 тыс.
из 850 тыс., требуемых курфюрстами; остальное дали Вельзеры, флорен-
тийцы и генуэзцы. Каждому выборщику вручались векселя одновременно
с подачей им голоса. Затем уже совершилось торжественное избрание, —
комедия, предназначенная для народа.
Несколько лет спустя, когда Карл V, коронование которого оказалось
даром данайцев, ибо вызвало сильнейшую вражду к нему со стороны
французского короля, кровопролитные войны, занятие прирейнских ме-
стностей и огромные расходы, не в состоянии был уплатить долг, Яков
Фуггер, потеряв всякое терпение, напомнил ему в письме, что без его
помощи Карл не добился бы короны, он же, Фуггер, «ставши на сторону
Франции, мог бы добыть много денег и всякого добра, что ему и было
предложено». Но теперь он уже оказался тесно связанным с Карлом V, и
новые займы, в которых нередко участвовали и Вельзеры, сыпались, как
из рога изобилия, тогда как платежи производились императором весьма
неисправно. И все же в 1552 г. Фуггеры снова решили его судьбу, когда
он оказался окруженным со всех сторон врагами: наемные войска, с тру-
дом добытые, грозили разбежаться, так как платить им было нечего, а
кредит его пал столь низко, что никто не хотел ему дать денег, — верных
обеспечений не было. В этот критический момент Антон Фуггер оказался
«последним якорем спасения для плывущего без руля корабля больного
и доведенного до отчаяния императора». Имя Фуггеров «вырезано неиз-
гладимыми знаками как в начале, так и в конце его царствования».
В это время Фуггеры находились в апогее своего могущества и богат-
ства: их капитал достигал 5 млн гульденов, чего никакая другая фирма в
те времена не имела: у Вельзеров и Паумгартнеров, вместе взятых, он
едва ли доходил до 2—3 млн. Имена «Якова Фуггера и его племянни-
ков, — читаем у аугсбургского летописца, — были известны во всех го-
сударствах и странах, даже у нехристей. Императоры, короли, князья и
бароны отправляли к нему своих послов, папа римский называл его сво-
им дорогим сыном, кардиналы вставали перед ним». Но у населения имя
Фуггеров стало нарицательным для всякого рода бедствий, вызываемых
254
История экономического быта Западной Европы
монополистами: появляются термины «Fuckerei», «fuckern», далее, во
Фландрии «fokker», в Испании «fucar» (в смысле ростовщических one-
раций, наживы сомнительными средствами)45.
Однако то оживление в коммерческой деятельности, которое мы на-
блюдаем в эту эпоху в южногерманских городах и наиболее яркими вы-
разителями которого являлись Фуггеры, продолжалось сравнительно не-
долго и уже к концу XVI в. сменилось упадком. Слишком рискованны
были кредитные операции южногерманских коммерсантов; в особенности
неоднократное прекращение платежей императорами и королями должно
было привести к гибели их кредиторов. Банкротства государей привели к
банкротству их банкиров.
И для этого второго периода, периода упадка, наиболее характерна
судьба тех же Фуггеров.
В 50-х годах XVI в. у Фуггеров возникла мысль прекратить свою дея-
тельность, но они уже не в силах были остановиться. Обещанные им
платежи из серебра, получаемого из «Индии» (Америки), поступали
плохо, а новые войны требовали от них каждый раз снова и снова помо-
щи. «У этих господ должна была бы, наконец, пройти охота к ведению
войн!» - восклицает в 1553 г. Антон Фуггер. Капитала предприятия уже
не хватало, приходилось в широких размерах брать деньги под векселя и
в виде депозитов, увеличивая свои обязательства; иногда при уплате по-
следних они оказывались в затруднительном положении. Большую роль
в судьбе Фуггеров сыграла Антверпенская биржа, где они первоначально
производили операции только медью и перцем или под эти товары дава-
ли кредит, но позже стали производить займы, а затем и активные опе-
рации, кредитуя нидерландский двор, город Антверпен, английскую ко-
ролеву; в 50-х годах и наиболее крупные операции, которые ранее за-
ключались лично с главой фирмы в Аугсбурге, перешли на биржу. В
1557 г. испанский король Филипп II прекратил платежи, и лишь пять
лет спустя последовало соглашение его с Фуггерами, согласно которому
им сильно понизили проценты и предоставили испанские ренты и недви-
жимости, на которых они должны были также много потерять; их заста-
вили вновь взять на откуп maestrazgos (рудники, недвижимости и подати
в Испании) на весьма невыгодных условиях. В 1575 г. имело место новое
банкротство испанского короля и новые убытки для Фуггеров, и хотя
они менее пострадали теперь, чем прочие кредиторы, но это имело место
лишь в расчете на новые займы. Последние действительно все время за-
ключались ими, несмотря на банкротство Испании: угрозы и опасения
потерять прежние долги заставляли Фуггеров идти дальше. В 1576 г. от
них потребовали перевода 200 тыс. крон в Нидерланды для уплаты бун-
тующим солдатам, заявляя, что как только последние увидят векселя
Фуггеров, они успокоятся и будут охотно выжидать денег, прибавляя с
угрозой: если «Испания потеряет Нидерланды, то это будет ваша вина».
Фуггеры подчинились, но, как известно, в этом случае и их помощь не
Глава XLV1II. Старые и новые торговые центры 255
помогла - Нидерланды стали самостоятельными. В 1607 г. последовало
в третий раз банкротство испанского короля, в котором Фуггеры участ-
вовали в размере 3,25 млн дукатов. Долгов у них имелось на 2 млн, и они
с большим трудом добывали деньги для уплаты по этим обязательствам.
В 1630 г. один итальянский коммерсант уже заявлял, что богатство
Фуггеров является чистым воображением. И действительно, когда им
нужно было учесть вексель в 5 тыс. крон, то это оказалось возможным
лишь благодаря подписи генуэзца Спинолы. В это время последовала
ликвидация их имущества в Испании. В 1637 г. имущество Фуггеров пе-
решло в управление генуэзцев, среди которых главным кредитором был
тот же Спинола. Фуггеры покинули Аугсбург. В результате испанская
линия Габсбургов осталась им должна 4 млн дукатов, к которым присое-
динялись долги нидерландского правительства, долг Брабанта, частью
никогда не уплаченный, и так называемый фрисландский долг — рента,
заключенная под залог королевских доходов с фрисландских доменов,
которую Фрисландия после отделения от Испании перестала платить,
ссылаясь на то, что Фуггеры помогали испанскому королю в борьбе с
Нидерландами. В общем, Фуггеры до середины XVII в. потеряли на
Габсбургах не менее 8 млн гульденов, и от всего былого богатства им ос-
тались лишь сильно опустошенные и обремененные долгами земли.
К тому же времени относится банкротство и целого ряда других фирм.
Прежде всего, банкротство другого крупного торгового дома — Вельзе-
ров. Оно совершилось в 1614 г. и сопровождалось огромными убытками
как для аугсбургских жителей, так и для иногородних кредиторов; но
развал этой фирмы начался уже гораздо раньше — еще с 1570-х годов46.
Уже в 1565 г. был посажен в долговую тюрьму Паумгартнер; в 1570-х
годах оказались несостоятельными шесть других крупнейших торговых
фирм Аугсбурга: Нейдгардт и Манлих, Гауг, Рем, Цангмейстер, Краф-
тер, Шорер. Для нюрнбергских коммерсантов были особенно пагубны
займы французских королей; торговый дом Имгоф и еще ряд других
{Эренберг называет еще 7 торговых домов) много на этом потеряли; хотя
они и продолжали свою деятельность, но все же уже с 60-х годов XVI в.
совершенно лишились своего прежнего значения47. Здесь, как и в Мюн-
хене, Страсбурге, итальянских городах, банкротство следовало за бан-
кротством — все, что было нажито в течение века, сразу было потеряно.
С этих-то пор, с конца XVI и начала XVII в., начинается упадок юж-
ногерманских городов — не со времени открытия Америки и морского
пути в Индию, а с тех пор, как накопленные ими крупные капиталы по-
гибли во Франции, Испании и Нидерландах. К этому присоединилась и
потеря Венецией своего торгового значения, в особенности с начала
XVII в. (что обозначало сокращение южногерманской торговли с Итали-
ей), и еще более — упадок Антверпена и переход португальских факторий
в Индии и заокеанской торговли к Голландии. В отличие от португаль-
ского короля голландцы не нуждались в немецких и итальянских купцах:
256
История экономического быта Западной Европы
товарная торговля последних, которую они постепенно прекращали с се-
редины XVI в. по мере расширения своей деятельности в области креди-
та, в особенности торговля колониальными товарами, по необходимости
должна была прекратиться или стать торговлей, производимой из вторых
рук, через посредство голландцев. Что же касается торговли промышлен-
ными изделиями, то ввиду исчезновения промышленности и в южногер-
манских городах и вообще незначительного развития немецкой промыш-
ленности, работающей для внешнего рынка, n XVII —XVIII вв эта
торговля находила себе мало питания48.
А между гем разгром Антверпена, столь пагубный для немецких купцов,
мог иметь и выгоды для германской торговли и промышленности вслед-
ствие вызванного религиозными преследованиями переселения нидер-
ландских протестантов в различные страны, в том числе в Германию, на-
чиная в особенности с 1560-х годов. Однако национальная и религиозная
нетерпимость помешала многим городам Германии воспользоваться ини-
циативой и капиталами переселенцев из Франции, Италии, Нидерландов.
Так, в Кёльне в первой половине XVI в. установились оживленные
сношения с Нидерландами; в 1566 г. туда переселились нидерландские
протестанты, и в том же году, по-видимому под их влиянием, была от-
крыта кёльнская биржа. Значительно оживилась торговля, развивалась
шелковая промышленность, в которой эмигрантами были введены техни-
ческие улучшения. Но уже в 1568 и 1570 гг. начались преследования их,
появились жалобы на то, что благодаря им вздорожала квартирная пла-
та, съестные припасы и цены товаров, и городской магистрат потребовал,
чтобы все протестанты покинули город. Последние стали выезжать из
Кёльна, оставшихся же пытались изгнать силой49. В 1578 — 1585 гг. пере-
селяются в Кёльн итальянцы, которые уже раньше привозили туда свои
шелковые ткани (атлас, сатин, тафту, армезин, парчу, бархат, шелковые
чулки); маклерский статут Кёльна был издан одновременно на немецком
и итальянском языках - доказательство важной роли итальянцев. Но
одновременно, с 80-х годов XVI в., происходит переселение наиболее
крупных кёльнских купцов во Франкфурт-на-Майне: за 1594 — 1637 гг.
выселилось туда свыше Ю0 наиболее богатых коммерсантов. Это свиде-
тельствует об упадке торговли Кёльна, которого итальянцы, очевидно,
задержать не могли50. Хотя и впоследствии находим нидерландских
эмигрантов в Кёльне, но они оставались там чужими, не могли стать
гражданами города, не имели права приобретать недвижимость, им за-
прещалась торговля в розницу, в 1711 г. было запрещено даже продавать
сукно целыми кусками в торговых рядах, с 1713 г. не допускалась ко-
миссионная торговля - они не могли ни сами отправлять товары, ни де-
лать это через посредство других лиц51. В результате в XVII в. Кёльн
уже потерял свое торгово-промышленное значение. С Нюрнбергом, Уль-
мом, Женевой и другими городами он поддерживал торговые сношения
лишь через посредство франкфуртской ярмарки, и только через Аугсбург
Глава XLVIII. Старые и новые торговые центры 257
в Венецию еще отправлялись сами кёльнские купцы или их факторы. Но
и о сношениях с Италией источники упоминают все реже и реже; по мере
того как выдвигается Амстердам, в его руки переходит и торговля Юж-
ной и Средней Германии с Италией, — Кёльн оттуда уже получает
итальянские товары. В XVIII в. наблюдается дальнейший упадок. «Если
не считать промысла отправки голландских товаров в Германию и гер-
манских в Голландию, - писал очевидец к концу XVIII в., — то остают-
ся совершенно незначительные торговые операции, которые могли бы
производиться полудюжиной маклеров и для которых достаточно было
бы десятой части судов, приходящих в Кёльн. Но и транзитная торговля
незначительна. На улицах и рынках пустота, какую трудно найти в дру-
гом городе величиною с Кёльн. Город потонул в грязи, улицы кишат мо-
нахами и нищими»52.
Другим примером того, как немецкие города не умели воспользовать-
ся новыми силами, притекавшими к ним в лице эмигрантов из Нидерлан-
дов, Италии и других стран, может послужить Нюрнберг. Уже в 1499 г
из Нюрнберга были изгнаны жившие там евреи; они поселились непода-
леку от Нюрнберга В XVI в. в Нюрнберге стали селиться итальянцы и
торговать здесь пряностями, шелковыми и бархатными изделиями (эта
отрасль производства являлась новой для Нюрнберга), появились и вы-
ходцы из Нидерландов и другие иностранцы. Но всем им чинились раз-
личного рода препятствия, для них устанавливалось повышенное обло-
жение (в виде мыта и иных сборов с торговли). Иностранцы не нашли
необходимого простора для своей деятельности, и упадок Нюрнберга
продолжался; участие в международном обмене прекратилось, торговая
деятельность свелась к комиссионным операциям, к посещению ярма-
рок — франкфуртской, лейпцигской, наумбургской, — «обнаруживается
ничем не сдерживаемое движение вниз»53. Еще в XVI в. Нюрнберг яв-
лялся крупным промышленным центром, вывозил материи из бархента,
кожи, медные подсвечники, металлическую посуду, игрушки и многое
другое, но позже соседние небольшие города Ансбах, Байрейт, Эрланген,
где поселились гугеноты, отбили у него промышленность. Сохранились
лишь остатки былого величия: производство игрушек, печатание геогра-
фических карт, изготовление некоторых художественных работ из дере-
ва, металла и слоновой кости. «Они разыгрывают венецианцев, — пишет
Пелльниц в 1730 г. о нюрнбергских патрициях, — и вздуваются, как ля-
1ушки, между тем как падающее благосостояние города дает себя знать в
тех униженных поклонах, с которыми встречают приезжих, доставляю-
щих им пропитание»54.
Не лучше было положение и других южногерманских городов: в
Ульме едва сохранились остатки прежней торговли холстом с Италией;
деятельность Аугсбурга свелась к мелочному торгу иконами и амулетами;
жители Регенсбурга кормились лишь благодаря рейхстагу, собиравшему-
ся в его стенах. «Куда ни посмотришь, — говорит Лампрехт, — из тор-
258________История экономического быта Западной Европы
говых центров, игравших роль еще в XVI в., нас обдает запахом разло-
жения»55. Исключение составлял, по-видимому, лишь Аугсбург, кото-
рый, правда, сильно пострадал от Тридцатилетней войны и потерял свою
торговлю бархентом (полубумажными тканями), но все же производил
значительные денежные операции и укрепил свое положение благодаря
развившейся там хлопчатобумажной промышленности, в особенности,
ситценабивной промышленности56
Напротив, швейцарские города, в особенности Цюрих и Базель, бла-
годаря своей политической и религиозной терпимости обнаруживают зна-
чительный рост: нидерландскими эмигрантами и еще более итальянцами
(из Локарно) и гугенотами была создана здесь промышленность - про-
изводство шелка и бархата, вязальных и кожаных изделий, лент, галу-
нов, позументов и т.д57 Базельские торговцы шелковыми изделиями
(почти все иностранцы) имели на Рейне 360 кораблей, отправляемых во
Франкфурт
Франкфурт-на-Майне выдвинулся благодаря голландцам, бежавшим
из Нидерландов во время войны с Испанией, и изгоняемым из Испании
евреям, а также благодаря своему выгодному географическому положе-
нию: здесь перекрещивались пути из Швейцарии, Голландии и Франции,
из Южной Германии и с востока — из Галле и Эрфурта. После падения
Антверпена сюда перешла его товарная торговля с Германией, поскольку
она не сосредоточивалась в Гамбурге, а затем и денежные и вексельные
операции. В 1577 г. Фуггеры еще утверждали, что Франкфурт является
рынком, «где мало торгуют деньгами, а больше товарами». Энеа Сильвио
Пикколомини называет Франкфурт «commune emporium inter inferiores
et superiores Teutones»58, Лютер — «серебряной и золотой дырой, через
которую из немецких стран уходит все, что произрастает или чеканится в
них». Французский король Франциск I говорит, что Франкфурт — са-
мый знаменитый торговый город не только Германии, но почти всего ми-
ра. В XVI-XVII вв. купцы из Кёльна, Нюрнберга, Аугсбурга, Ульма и
Мюнхена, из Женевы, Базеля, Страсбурга и Меца приезжали сюда и
здесь встречались с генуэзцами, флорентийцами и нидерландцами. На
франкфуртскую ярмарку привозились английские и нидерландские шер-
стяные ткани, итальянские шелковые изделия, соль, сельди и сыр из Ни-
дерландов, оттуда же колониальные товары, медь из Венгрии, бархент из
Аугсбурга, металлические изделия из Нюрнберга. С ростом Амстердам-
ской биржи Франкфурт, правда, очутился в торговой зависимости от по-
следней, - лишь к концу XVIII в. он вполне эмансипировался от Ам-
стердама; он приобрел конкурентов в лице Мангейма и Базеля, ибо гол-
ландцы и англичане поднялись вверх по Рейну. Но все же и в XVII в.
Франкфурт составлял важное ярмарочное место, в XVIII же в. — круп-
ный рынок капиталов, с тех пор как фирма Ротшильдов стала выдви-
гаться и отвоевывать себе первое место в области государственного кре-
дита. Напротив, промышленным центром Франкфурт являлся лишь вре-
Глава XLVHJ. Старые и новые торговые центры 259
менно: половина переселившихся из Нидерландов в 1560-х годах эмиг-
рантов принадлежала к текстильному промыслу, изготовляя, помимо
шелковых материй, те же новые сорта шерстяных изделий, которые они
перенесли в Англию, - легкие ткани, тонкие, гладко вытканные материи
(burschet, или wursit, то же, что англ, worsted). Но всевозможные стес-
нения со стороны магистрата, в особенности же запрещение кальвинистам
отправлять богослужение, нанесли франкфуртской промышленности
сильный удар, вызвав отъезд нидерландцев, и с начала XVII в. об его
промышленности уже ничего не слышно59.
Особенно выгодно было географическое положение Лейпцига, ибо
прямой путь из Южной Германии в Гамбург, главный немецкий торговый
порт, как и путь из Венгрии по Дунаю и с нижнего Рейна в Бреславль,
вел на Лейпциг. Последний стал, таким образом, узлом важнейших тор-
говых путей внутренней Европы: он соединял на своей ярмарке торговлю
Северного моря и Адриатического побережья, Венгрии, России и Польши
и затмил собою в XVIII в. даже франкфуртскую ярмарку. Лейпциг стро-
го проводил во время ярмарки принцип свободы торговли и одинакового
отношения к своим и иностранцам — последние торговали даже в про-
межутках между ярмарками. Этим он привлекал на свои ярмарки от 8 до
7 тыс. купцов, — как англичан и голландцев, так и греков и польских
евреев (последние составляли 13—25%); обороты ярмарки значительно
увеличились с конца XVI в. и достигали в XVIII в. 7,5 —13,5 млн марок
и 14—24 млн марок в год60.
В противоположность Амстердаму и Франкфурту вексельные опера-
ции в Лейпциге не имели самостоятельного значения, а составляли лишь
придаток к торговле, причем лейпцигские векселя не играли роли в меж-
дународной торговле, но зато иностранные векселя обращались в боль-
шом количестве на лейпцигской ярмарке в качестве платежного средства;
до Тридцати летней войны это были векселя на южногерманские рынки,
после войны — франкфуртские (на Майне), в XVIII в. — амстердамские
(в операциях с Россией), венские (в левантийской торговле), к концу
XVIII в. — английские и гамбургские.
Насколько выгодно географическое положение Лейпцига поняли уже
эмигранты из Нидерландов, которые переселились в Лейпциг и которыми
последний обязан был ростом своей текстильной промышленности. Тем
не менее в середине XV в. лейпцигская торговля стояла далеко позади
торговли Эрфурта, Магдебурга и Галле, которые пользовались более
благоприятным географическим положением, чем Лейпциг; Галле, нахо-
дясь в одинаковых с Лейпцигом условиях, в то же время имел преиму-
щество в виде расположения у судоходной реки; у реки лежал и Магде-
бург. Но после продолжительной упорной борьбы с ними (против их яр-
марок и рынков и штапельного права), как и с Наумбургом, Браун-
швейгом и целым рядом других городов, Лейпцигу удалось развить свою
торговлю на их счет. Ярмарки происходили три раза в год, в XV в. про-
260
История экономического быта Западной Европы
должались по одной неделе, впоследствии две из них происходили по три
недели. При этом нередко иностранные купцы оставались или оставляли
своих факторов или доверенных весь год в Лейпциге; они продавали в
розницу, вступали в непосредственный обмен между собою, и хотя все
это было запрещено и местные купцы жаловались на такую конкурен-
цию, но город не решался принимать меры против этих нарушений. Не
помогали и жалобы на то, что купцы из Лондона, Гамбурга, польские
евреи и др., под видом распаковки привезенных мехов, уже за три педе-
ли до открытия ярмарки приступают к продаже. Когда сделана была по-
пытка запретить подобную торговлю, а во избежание обхода запретить и
распаковку товаров до открытия ярмарки, то они отвечали, что немед-
ленная по приезде сортировка мехов и выколачивание их, как и чистка
оставленных в Лейпциге мехов, представляются необходимыми во избе-
жание порчи товара, да и чистка товара, будучи начата лишь с открыти-
ем ярмарки, отняла бы целую неделю, во время которой уже производит-
ся обыкновенно торговля. Весьма важным признавал город посещение
ярмарки евреями и сожалел (отчет ярмарочного комитета — Commerzien-
Depulalion - за 1747 г.) об уменьшении их числа, объясняя это тем, что
Франкфурт-на-Одере и Бреславль привлекают их на свои рынки, ибо не
делают различия между ними и христианами, тогда как в Саксонии они
вынуждены уплачивать унизительную и высокую подушную подать61.
Едва ли не наиболее крупным торговым центром в Германии был
Гамбург. В то время как в Средние века ганзейская торговля сосредото-
чивалась у Балтийского моря и здесь расположены были главные торго-
вые центры, теперь оживленный торговый обмен мод влиянием роста
Англии и Нидерландов совершался на Северном море. Среди северогер-
манских городов стал выдвигаться постепенно с XVI в. Гамбург, который
в средние века по своему значению стоял далеко позади Любека, Росто-
ка, Данцига; уже в XV] в. Гамбург называли cflorenlissimum emporium
totius Germaniae»62. Расположенный у устья Эльбы в таком пункте, где
наиболее глубоко сидящие суда имели возможность входить далеко
внутрь континента, являясь до известной степени гаванью Берлина и во-
обще Бранденбурга и Северной Германии, и соединенный Эльбой с Бо-
гемией, Моравией и Веной, Гамбург, с изменением торгового пути, за-
хватил в свои руки торговлю прибалтийских городов и стал первым по-
сле Амстердама портовым городом на континенте. Во второй половине
XVIII в. число судов, ежегодно приходивших в его порт и уходивших
оттуда, составляло около 2 тыс. (из них 150—160 под гамбургским фла-
гом), тогда как в Любеке оно не превышало 800—950, в Бремене дохо-
дило едва до 480.
Начав с торговли сырьем, Гамбург вскоре, с учреждением в 1558 г.,
через 4 года после Антверпена, Гамбургской биржи (в Любеке биржа бы-
ла открыта лишь в 1607 г., в Бремене в 1614 г.), присоединил к этому и
денежные и фондовые операции; в 1618 г. учрежден был и известный
Глава XLVIH. Старые и новые торговые центры_________261
Гамбургский банк, организованный по образцу Амстердамского. А затем,
в особенности после падения Антверпена, благодаря переселившимся в
Гамбург голландцам сильно оживилась его торговля с Нидерландами; в
1625 г. 1/з гамбургских судов была занята в торговле с Нидерлан-
дами. Через посредство Нидерландов — самостоятельной торговли с за-
океанскими странами Гамбург не вел — он стал торговать всеми теми то-
варами, которые шли в Амстердам, т.е. прежде всего так называемыми
колониальными товарами. В XVIII в. Гамбург находился в постоянных
торговых сношениях также с Бордо п другими французскими портами и
вывозил оттуда, кроме вин, сахар и кофе, индиго и другие произведения
французских колоний; через Гамбург французы сбывали в Германию
продукты своих колоний. Благодаря эмигрировавшим в Гамбург порту-
гальским евреям оживилась его торговля с Пиренейским полуостровом и
портами Средиземного моря. Еще раньше, в 1567 г., английская компа-
ния — Merchant Adventurers — перенесла из Антверпена в Гамбург свою
факторию, которая была облечена особыми привилегиями. Возмущение
Ганзы было столь велико, что Гамбург вынужден был изгнать вскоре
англичан; по в 1611 г. фактория была возобновлена, и с этих пор Гам-
бург стал крупнейшим центром английской торговли на континенте, пре-
жде всего английским сукном, которое отсюда распространилось по Ев-
ропе, и торговля Гамбурга промышленными изделиями начала быстро
возрастать. Так как Гамбург во всех многочисленных войнах XVII —
XVIII вв. соблюдал нейтралитет и умел сохранять торговые связи с
обеими воюющими сторонами, то его роль в международной торговле все
больше возрастала (он сохранил ее даже во время Семилетней войны), и
он усиленно конкурировал с Англией и Голландией в Португалии, Испа-
нии и Скандинавских государствах. Ему удалось уже в XVII и еще более
в XVIII в. заключить ряд выгодных торговых договоров с европейскими
государствами; особенно важен договор 1661 г. с Англией, согласно кото-
рому Навигационный акт (направленный, впрочем, преимущественно про-
тив Нидерландов) не применялся к Гамбургу. Во второй половине XVIII
в. он вступил в непосредственные сношения с Северной Америкой (после
ее отпадения): в 1796 г. в Гамбург прибыло 239 судов из Америки, прав-
да под американским флагом. К этому времени он стал и посредником в
экспорте хлеба из Архангельска и балтийских портов в Англию. С нача-
лом революционных войн, лишивших Амстердам значительной части его
торговли, Гамбург занял первое место на континенте.
Вся жизнь Гамбурга XVII-XVIII вв. проникнута интересами торгов-
ли. Литература, поэзия, театр — все они изображают купца, биржу, мо-
реплавание, обсуждают коммерческую деятельность, восхваляют ее, реже
порицают, да и то не торговлю, а лишь связанные с ней «злоупотребле-
ния» в виде погони за богатством. В драматических произведениях ука-
зывается тесная связь между театром и биржей; поэты воспевают пользу
денежного обращения, говорят о том, что мир держится деньгами и удоб-
262
История экономическогобытаЗападной Европы
рениями. Торговля оказывала влияние и на церковь. Лютеранское духо-
венство терпело и португальских евреев, и католиков, и кальвинистов,
переселившихся и в Гамбург в большом количестве из Нидерландов, соз-
навая значение всех их для развития гамбургской торговли. Мало того, в
своих проповедях гамбургские пасторы касаются торговли, признают ее,
как и связанные с ней вексельные операции, а в молитвах благословляют
честную торговую деятельность63.
1 Ricard Ndgoce d’Amsterdam. 1723. Р. 534.
2 Ibid Р 525, 528.
3 См. выше, гл. XLIV.
4 Casanova de Seingalt. Мб mo ires dcrits par lui-m6me. T. 11. P. 186.
5 В первой половине XVIII n. из Бордо отравлялось ежегодно в среднем около 100
судов в колонии, в следующие десятилетия больше (обороты Бордо увеличились с 12 млн
фр в 1717 г до 75 млн в 1749 г.), хотя еще в 1749—1756 гг. из Гавра отправлялось
столько же судов в колонии, сколько из Бордо и Марселя, вместе взятых Число судов,
отправленных в колонии, составляло в среднем в 1749— 1755 гг..' из Бордо 163, из Нанта
ЮЗ, из Ла-Рошеля 41, из Марселя 29.
h Malvezin. Histoire du commerce de Bordeau. T. HI. P. 140— 141, 185, 193, 203 — 204.
Nicola'i. La population de Bordeaux au XVIII siicle. 1909. Garnoult. Le commerce rocheiais
au XVII siicle 1887. Dainville Les relations commerciales de Bordeaux uvec les villes hansd-
atiques au XVII et XVIII sidclcs // Mdmoires et documents, publ. par Hayem. 4-e sdi. Jul-
Han. Histoire de Bordeaux. 1895. Barrey. Lc Havre maritime // Ibid. T. VI. S£e. L*evolution
commerciale el industrielle de la France sous l’ancien rdgime. 1924. P. 230 ff.
7 Barrey. Le Havre transatlantique de 1571 й 1610 // Mdmoires et documents, publ. par
Hayem. 5-e sir. 1917. P. 42—51, 66-70.
« Ibid. P. 220, 224 ff., 227, 229.
9 В портах, объявленных порто-франко, допускается — в отличие от нынешних воль-
ных гаваней - устройство фабрик и заводов и потребление иностранных беспошлинных
товаров; в вольных гаванях не могут быть устраиваемы промышленные заведения, и про-
живать там могут только лица портового и таможенного управления.
•° И Сеи-Мало добивался учреждения у него порто-франко, ссылаясь на то, что его
население живет одним лишь судоходством; но ввиду протеста со стороны других портов
(Нанта, Гавра, Ларошелп, Бордо), заявлявших, что такая привилегия для Сеи-Мало озна-
чала бы их гибель, ходатайство его не увенчалось успехом (See. Saint-Malo el la question,
des ports francs / / Mdmoires et documents, publ. par Hayem. 9-e sdr. 1925. P. 131 —141).
11 Masson. Les ports francs d’autrefois et d’aujourd’hui. 1904. P. 1 —62. Cp.: Zeller.
Handel und Schiffahrt von Marseile in der zweiten Hfilfte des 17. Jahrhunderts. 1926.
12 Особенно славился Марсель как центр мыловаренной промышленности. См. об
этом: Тарле. Рабочий класс во Фракции в эпоху революции. Т. II. С. 61, 233,324 и др.
13 Марсель сильно страдал от заносимой туда из левантийских стран чумы, которая
вызывала бегство жителей и заставляла сжигать вывозимые из города товары, нанося
крупный ущерб как их владельцам, так и амстердамским купцам, принимавшим грузы на
страх (Ricard. Ndgoce d’Amsterdam. Р. 518).
14 Из одного диалога, изданного в 1642 г., ко относгщегося к XVI в., узнаём, что пре-
имущество Антверпена состоит в том, что почта, обозы и суда направляются туда из всех
стран, почему иностранные купцы не только получают здесь известия с Родины, но могут
и торговать различными товарами, которые отсюда распространяются по всей Европе (Go-
ris. Etudes sur les colonies marchandes mdridionales h Anvers. 1925. P. 133).
,s В Антверпене успешно развивается и ряд новых отраслей промышленности - кни-
гопечатание, шлифовка бриллиантов, выдувание стекла, производство атласа и вышивок,
как и отделка, английского сукна (Schulte. Die Grosse Ravensburger Gegellschaft. 1923.
Bd. I. S. 415).
Глава XLVIII. Старые и новые торговые центры
263
16 Schulte. Die Grosse Ravensburger Gegellschaft. Bd. П. S. 65 ff.
17 Ricard. Ndgoce d’Amsterdam. P. 40.
,s См. ниже.
19 Goris. Etudes sur les colonies marchandes mlridionales £ Anvers.
20 Heyd. Geschichte des Levantchandels. T. II. P. 531 —532, 538 — 539. Goris. Etudes sur
les colonies marchandes mtfridionales й Anvers. P. 195 ff. Schulte. Die Grosse Ravensburger
Gegellschaft. Bd. 1 S. 277 ff.
21 Русек пер Д. H. Егорова: Старая Европа и новые страны. История в источниках.
Хрестоматия по социально-экономической истории Европы в новое и новейшее время. Под
ред. Волгина.
и Первоначально, впрочем, торговля пряностями еще сохранялась отчасти в руках
итальянцев под влиянием распространяемого ими же предубеждения, будто бы при пере-
возке морем качество пряностей ухудшается (Roth. Geschichte des Niirnberger Handels. Bd. 1.
S. 252). Cp.: Brinkmann. Beginn der neueren Handelsgeschichte // Historische Zeitschrift.
1914.
a Цит. по: Ковалевский. Происхождение современной демократии. Т. IV. 1897. С. 42 сл.
Ср.* Wiitjen. Die Niederlhnder im Mittelmeeigebiet. S. 92 ff., 119 ff.
24 Voyages de Montesquieu. T. I. P. 40 ff.
25 Ricard. Le N<goce d’Amsterdam. P. 550.
26 Postlethwayt. The Universal Diction nary of Trade and Commerce. 1766. T. I. S. v.
Factors.
27 Julg. Die geschichtliche Entwicklung der Csterreihischen Seeschiffahrt. 1904. S. 21—98.
28 См. выше.
29 Masson. Les ports francs. P. 160—183. Wiitjen. Die Miederlhnder im Mittelmcergebiet.
S. 35 ff.
30 По поводу Рима Рикар (в 1723 г.) говорит, что хотя пребывание там папы и многих
кардиналов должно вызывать там значительный сбыт товаров, ио главнейшими предмета-
ми торговли являются папские буллы, индульгенцкп и реликвии, которые несчастные ка-
толики так почитают (Ricard, htegoce d’Amsterdam. Р. 543).
31 Sieveking. Aus Genueser Rechnungs-und SteuerbUchern. S. 58. Ricard. Le N4goce
d’Amsterdam. P. 544.
32 Ehrenberg. Hamburg und England im Zeitalter der Kdnigin Elisabeth. 1896. Schafer.
Deutschland und England im Welthandel des 16. Jahrhunderts // Preussische Jahrbuch. Bd.
83. Hapke. Die handelspolitik der Tudor // Hanslsche Geschichtsblhtter. 1914. Marcus. Die
handelspolitische Beziehungen Zwischen England und Deutschland 1576—1585. 1925. Sze-
lagovski'Gras. The Eastland-Company in Prussia. 1912. Hagedorn. Ostfrieslands Handel und
Schiffahrt. Bd. I—IL 1910-1912.
33 (Господство над водами Балтики (лага.).]
34 Отменяя привилегии ганзейцев в Англии, Елизавета ссылалась на то, что так же
поступили по отношению к ним и в Данин и Швеции (Marcus. Die handelspolitische Bezie-
hungen Zwischen England und Deutschland 1576—1585. S. 46).
35 Bosse. Norwegens Volkswirtschaft etc. Bd. 1. S. 2.
^Schafer. Die Sundzoll-Listen // Hansische Geschichtsblhtter. 1908. S. 1 ff., 8 ff.
37 В 1767 г. из 6495 прошедших Зунд судов насчитывалось 2273 голландских, 1431
английских, 2779 шведских, датских и пр. (Dainvilie. Les relations commerciales de Bor-
deaux avec les villes Hans&tiques au XVII et XVIII siicles. P. 234).
38 Gothein. Geschichtiche Entwicklung der Rheinschiffahrt im XIX. Jahrhundert / /
Schriften des Vereins fUr Sozialpolitik. Bd. 101. 1903. S. 2—4.
39 Rachel. Die Handels-, Zoll- und Akzisepolitik Brandenburg-Preussens bis 1713 //
Acta Borussica. 1911. S. 162, 337.
40 Baasch. BeitrSge zur Geschichte des deutschen Schiffsbaues und der Schiffsbaupolitik.
1899. S. 232-235. Rachel. Die Handels-, Zoll- und Akzisepolitik Brandenburg—Preussens bis
1713. P. 451, 457.
264
История экономического быта Западной Европы
41 Rachel. Die Handels-, Zoll- und Akziscpolitik Brandenburg —Preusse ns bis 1713. S. 451.
42 Baasch. Beitrage zur Geschichte des deutschen Schiffsbaues und der Schiffsbaupolilik.
S. 239. Behre. Geschichte der Statistik in Brandenburg*Preussen bis zur GrUndung des
kbniglischen Preussisclien Bureaus.
43 Hummerich. Vasco da Gama und die Entdeckung des Seewcgs nach Ostindien. 1898.
Hummerich. Quel lea und Untersuchungen zur Fahrt der cistcn Deutschen nach dein por-
tugischen Indien. 1918. Hummerich. Die ersle deutschc Handelsfahrl nach Indian 1505-1506.
Ein Unternehmen der Weiser, Fugger, sowie andrer AugsbUrger und NOrnberger Hauser. 1922.
44 Worms. Schwazer Bcrgbau im 15. Jahrhundert. 1904. S. 69. 71, 86— 87. Jansen.
Studien zur Fugger-Geschichte. Bd. I. 1907. S 54 -62. Hiibter. Die Uberseeischen Unterneh-
nnuigen der Weiser. 1903. S. 50, 64, 68- 69. Ilaebler. Geschichte der Fuggerschen Handl u ng
in Spanien. P. 94 ff., 144. Strieder. Die Inventur der Fiona Fugger aus dem I. 1525 // Erg.-
Heflezur Zeitschrift far die gesamte Staatswissenschaft. XVII. Habler. Die levantischen Han-
delsfahrtcn deut. Kaufleute im 16. Jahrhundert. 1909. Krag. Die Pauingartner von Nurnberg
und Augsburg. 1919. Weiser. Die Weiser. 1917. Schiiningh. Die reh linger von Augsburg.
1927. Humbert. L'occupation allcni. de Venezuela. 1905. Weitvauer. Vcuczianischer Handel
der Fugger. 1930.
45 Ehrenberg. Zeitalter der Fugger. Bd. 1. 1896. Jansen. Jacob Fugger der Reiche. 1910.
Strieder. Jacob Fugger der Reiche. 1927. Kirsch. Die Fugger und der Sehnialkald. Krieg.
1915. Peterke. Zum handelsrechtl. Inhalt der Handelsvertrtige Jacob Fugger des Reichen //
Zeitschrift far das gesamte Handelrecht und Konkursrecht. 1913.
4f i Muller. Der Zusammenbruch des Welserschen Handelshauses // Vierteljahrschrift far
Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. Bd. VII. 1903. S. 196 ff.
47 Ehrenberg. Zeitalter der Fugger. Bd. 1. S. 193, 224 , 227, 234 , 243 , 245 - 246. Bd. 11.
S. 342.
4) 1 См. выше, c. 184.
49 Witeel. Gewerbegeschichtliche Studien zur niederlandischen Einwanderung in Deutsch-
land im 16. Jahrhundert // Westdeutsche Zeitschrift filr Geschichte und Kunst. Bd.
XXXIX. S. 128- 129. Banck. Bevblkerungszahl der Stadt Koln in der zweiten Hlilfte des 16.
Jahrhunderts. Koch. Geschichte des Seidengewerbes in Kbln. S. 79.
w Diets. Frankfurter Handelsgeschlchte. Bd. II. S. 45 , 72. Thimme. Der Handel Кб I ns
am Ende des 16. Jahrhunderts // Westdeutsche Zeitschrift far Geschichte und Kunst. 1912.
S. 10 ff. Ranke. Die wirtschaftlichen Beziehungen Kblns zu Frankfurt am Mein, SOddeutsch-
laud und Italien im 16. und 17. Jahrhunderte // Vierteljahrschrift fur Sozial- und
Wirtschaftsgeschichte. Bd. XVII. 1923. S. 90 ff., 94.
51 Schwann. Geschichte der Kblner Handelskaminer. S. 28— 30.
52 Schwering. Die Auswanderung protestanlischer Kaufleute aus Кб In nach Molsheim am
Rhein // Westdeutsche Zeitschrift far Geschichte und Kunst. Bd. XXVI. Schwann.
Geschichte der Kblner Handelskammer. Bd. 1. S. 28- 29, 39, 41. Koch. Geschichte des Sei-
dengewerbes in Koln. S. 80, 83,91. Ranke. Die wirtschaftlichen Beziehungen KOlns zu Frank-
furt am Mein, SUddeutschland und Italien im 16. und 17. Jahrhunderte. S. 64, 68, 76 ff., 80,
87. Brinkmann. Beginn der neueren Handelsgeschichte // Historische Zeitschrift. 1914.
53 Muller. Die Finanzpolitik des NOrnberger Rates in der zweiten Hlilfte des 16. Jahrhun-
dert // Vierteljahrschrift far Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. Bd. VII. S. 5, 52, 55, 57—
59. Sander. Der reichsstadtische Haushalt Nlirnbergs. 1902. S. 121 — 140, 890. Население
Нюрнберга составляло в 1431 г. 22,8 тыс. жителей, в 1449 г. 20,2 тыс., в 1662 г. 40,3 тыс.,
в 1806 г. 25,2 тыс. и в 1818 г. 26,7 тыс. в начале XIX в. оно вернулось, следовательно, к
той цифре, на которой стояло в XV в. (Off. Bevblkerungsstatistik in der Stadt und Land-
schaft NUrnbeig in der ersten Hlilfte des 15. Jahrhunderts. 1907. S. 47).
54 Lamprecht. Deutsche Geschichte. Bd. VIII. S. 127—128.
» Ibid. S. 127.
56 Рикер (в 1723 г.) упоминает о вывозе из Аугсбурга ювелирных и мелких железных
товаров па германские ярмарки, тогда как из Амстердама он получает не только пряности
Глава XLVill. Старые и новые торговые центры
265
и красильные вещества, но и сукно и набивные бумажные ткани (последние, несомненно,
привозились из Индии) (Ricard. Ndgoce d’Amsterdam. Р. 488 ff.).
57 Geering. Handel und Industrie der Stadt Basel bis zum Ende des XVII. Jahrhunderts.
1886. S. 440 — 147, 457 — 460, 471—476. Thilrkauf. Verlag und Heimarbeit in der Basler Sei-
denbandindustrie. S. 9 ff. Biirckli-Meyer. Geschichte der zuricherischen Seidenindustrie. P. 75
ff. Maliniak. Die Entstehung der Exportindustrie und des Unlemehmerstandes in Zurich im
XV]. und XVII. Jahrhunderte. 1913. S. 60 — 62. Sieveking. Zur zuricherischen Han-
delsgcschiehtc / / Jahrbuch fiir schweizerische Geschichte. 1910. S. 71 ff.
•w (Общим рынком между верхними п нижними тевтонскими землями (.мт.).)
<*<) См.: Witzel. Gewerbegeschichtliche Studien zur niederlandischen Einwanderung in
Deutschland im 16. Jahrhundert. S. 134 ff., 145. Bothe. Die Entwicklung der direkten Be-
steuerung der Reichsstadt Frankfurt. 1906. S. 225 ff., 244-267. Dietz. Frankfurter Han-
delsgcschichte. Bd. 1. S. 46, 83-97, 100-101. Bd. II. S. 197, 379. Ranke. Die
wirtschaftlichcn Beziehungen Kains zu Frankfurt am Mein, Suddeutschland und Italien im 16.
und 17. Jahrhunderte. S. 48, 54, 65. Lainprecht. Deutsche Geschichte. Bd. VIII. S. 122 ff.,
149 ff. Kanter. Der Handel mit gebrauchsfertigen Waren in Frankfurt am Mein z '
Geschichte der Frankfurter Handelskammer. 1908.
60 Hasse. Geschichte der Leipziger Messen. S. 189— 190, 248 — 250, 298 — 300.
61 Hasse. Geschichte der Leipziger Messen. S. 34-102, 180—181, 196—198, 277 — 278.
Kroker. Handelsgeschichte der Stadt Lepzig. 1915. Strasburger. Geschichte des Leipziger
Tuchhandels. 1915. Freudenthal. Die jlldichen Besucher der Leipziger Messen (1675—1699).
1902. Wasserstrom. Entwicklung des Bankvereins in Leipzig. 1911. Moltke. Urkunde zur
Entstehungsgeschichte der ersten Leipziger Grosshandelsvertretung. 1904.
62 (Самым процветающим рынком во всей Германии (лат.).]
На молитвеннике XVII в. изображена биржа с ее посетителями; в 1608 г. один пас-
тор издал богословскую книгу — «Сокровище мореплавателей». Другой признавал судо-
ходство «божеско-христианским и полезным делом*, необходимым для «милой торговли»
и заявлял, что оно научает людей молиться — qui nescit orare, discat navigare. В XVIII в.
появился труд Фабрициуса под названием «Гидротеология», где излагается значение воды
с точки зрения богословия и естественных наук. (О Гамбурге см.: Ehrenberg. Hamburg und
England im Zeilalterder Kbnigin Elisabeth. Baasch. Holland und Hamburg im XVII—XVIII.
Jahrhunderte // Hansische GeschichtsblUtter. Bd. 1.1910. S. 45 ff. Baasch. Der Einfluss des
Handels auf das Geistesleben Hamburgs. 1909. Baasch. Hamburgs Convoyschriffahrt und
Convoywesen. 1896. Baasch. Die Handelskammer zu Hamburg. Bd. I. 1915. Halle. Der freie
handelsmakler in Hamburg // Jahrbuch fUr Gesetzgebung, Verwaitung und Volkswirtschaft,
hrsg. von Schmoller. 1892. Dainville. Les relations commerciales de Bordeaux avec les villcs
hans^atiques au XVII et XVIII sifecles. Hagedorn. Ostfreislands Handel und Schriffahrt. 1909.
Lamprecht. Deutsche Geschichte. Bd. VIII. S. 132 ff.).
ГЛАВА XLIX
ОБЪЕКТЫ ТОРГОВЛИ
Среди товаров, объектов .международной торговли, по-прежнему стоя-
ли на первом месте пряности, которые получили название колониальных
товаров, так как они привозились из португальских, нидерландских, анг-
лийских, французских колоний. Но прежде эти продукты получались
через посредство арабов, которые в Средние века доставляли индийские
товары в Ормузд, Аден или Мекку и оттуда в Египет. Теперь же они
приобретались европейцами непосредственно, па месте их произрастания;
эти места были ранее неизвестны, и о них ходили в Средние века всевоз-
можные легенды. Перец произрастал на Малабарском побережье и по-
ступал в Европу после открытия морского пути в Индию португальцами,
а позже, по вытеснении их из Индии, голландцами; его привозили также
из Суматры, Бантама и других мест. Корица ввозилась португальцами и
голландцами, позже и англичанами, из Цейлона; из-за нее португальцы
только и овладели, по-видимому, этим островом. Гвоздика и мускатный
орех экспортировались с Молуккских островов (Тернате, Амбоина, Бан-
да), из-за которых голландцы вели кровопролитную войну с португаль-
цами, первоначально занявшими эти острова, и англичанами, старавши-
мися отнять их у Нидерландов. Впрочем, с целью уничтожения монопо-
лии Нидерландов гвоздичное дерево было тайно пересажено французами
на Антильские острова, а мускатное дерево — англичанами на остров
Маврикия.
Но к этим и другим пряностям присоединялись теперь новые. Рис,
которым изобиловали Большие Зондские острова и материк Индии, ко-
фе, который французы и венецианцы вывозили из Малой Азии и Египта;
голландцы стали разводить его на Яве, позже на Цейлоне, а англичане в
Декане; затем и французы начали устраивать плантации на Малых Ан-
тильских островах, в Гвиане, на о. Маврикий; с 1770 г. появляется и
бразильский кофе, который с начала XIX в. стоит на первом месте в ме-
ждународной торговле кофе. Появился опий из Бенгалии. Из Китая вы-
везен был чай — впервые в Нидерланды в 1610 г.; голландцы получали
его, однако, с Индийского архипелага, куда он доставлялся китайцами;
только с начала XVIII в. англичане привозят чай непосредственно из Ки-
тая. Из Америки с XVI в. стали вывозить табак, какао (из Мексики, за-
тем он разводится в Бразилии), затем кошениль и различные лекарст-
венные средства (хину, ипекакуану и др.), позже и сахар.
Родиной сахарного тростника является, по-видимому, Бенгалия, отку-
да он в первые века нашей эры перекочевал в Китай, Персию н Месопо-
Глава XLIX. Объекты торговли
267
тамшо. Здесь ознакомились с ним арабы и распространили его в Египте,
Сицилии и Северной Африке, и в XI в. последняя покрылась сахарными
плантациями. Они же стали возделывать его в Андалузии. Сахарный
тростник был занесен португальцами а XV в. на Канарские острова и
Мадеру, а также на острова Зеленого Мыса и Азорские острова, где воз-
никли огромные сахарные плантации, обрабатываемые трудом негров.
Отсюда сахарный тростник был перевезен Колумбом на Гаити, далее за-
несен в XVI в. на Кубу, в Мексику и Перу, а затем, в 1532 г., стал воз-
делываться и в Бразилии; изгнанные из Бразилии в середине XVII в.
голландцы (после обратного отнятия ее португальцами) стали разводить
его на Малых Антильских островах, — Америка стала поставщицей (тро-
стникового) сахара’.
Количество колониальных товаров, привозимых в Европу, значитель-
но возросло, и цены их с конца XVI и начала XVII в. понизились, так
что несмотря на совершавшееся в XVI-XVII вв. падение ценности де-
нег2, они стояли немногим или даже вовсе не выше, чем до открытия но-
вого пути в Индию. Цены риса и перца были даже ниже, чем в XV в.; в
XVIII в., по крайней мере во Франции, по данным д'Аввнеля, цена саха-
ра, перца и имбиря еще более упала. Благодаря этому пряности стали
употребляться в пищу не только в торжественных случаях, как это было
в Средние века, но и в качестве обычной приправы у более зажиточных
слоев населения. Перец, калган, мускат, гвоздика, имбирь должны были
устранять дурной запах несвежих продуктов и возбуждать аппетит. Они
стали и общеупотребительными народными снадобьями, которыми лечи-
лись от всяких болезней: от.чумы, холеры и т.п. Точно так же сахар, ко-
торый до 1600 г. покупался лотами в аптеке, теперь стали потреблять в
пищу в гораздо большем количестве благодаря тому, что сахарный трост-
ник возделывался не только в Сирии и Аравии, как в Средние века, но и
в индийских, в особенности же в американских колониях3.
Потребление чая, кофе и табака, несмотря на запрещения и кары,
стало распространяться среди зажиточных классов, для массы населения
эти напитки, как и другие колониальные товары, были, однако, еще
слишком дороги4.
Первоначально кофе, произраставший в Мокке, вывозился в Джедцу,
оттуда в Суэц и дальше в Александрию, где его нагружали на европей-
ские суда. Голландцам удалось тайно добыть несколько кофейных де-
ревьев в Йемене, пересадить их в Батавию на Яве, и в конце XVII в.
остров был покрыт кофейными плантациями. Они сделали попытку раз-
водить кофейное дерево и в Голландии, но опыт, конечно, оказался не-
удачным, ибо для этого нужен был совершенно другой климат. Одно из
посланных с большими предосторожностями в Амстердам деревьев было
переслано Людовику XIV и помещено в парижском Ботаническом саду;
отросток его был перевезен капитаном де Клиё в 1723 г. на остров Мар-
тинику. Много затруднений пришлось преодолеть де Клиё, прежде чем
23 3-168
268
История экономического быта Западной Европы
он достиг своей цели, ибо во время путешествия па корабль напали пира-
ты, затем поднялась буря, позже завистливые люди хотели украсть у пе-
го кофейное дерево; наконец, ввиду недостатка воды порции были со-
кращены для всех находившихся на корабле, и свою порцию он вынуж-
ден был делить с кофейным деревом. Но в результате он довез его
невредимым до Мартиники, и через два года дерево уже дало обильную
жатву, а несколько лет спустя остров (где незадолго до того погибли
плантации какао) стал производить кофе в большом количестве Оттуда
плантации распространились на Гваделупу и Сап-Доминго К 1789 г. эти
три острова производили кофе на 88 млн франков де Клиё, который раз-
ведением кофейных плантаций создал богатство Мартиники, был назна-
чен за эту заслугу губернатором на Гваделупе, а после смерти ему был
поставлен памятник. С большими опасностями французам удалось пере-
везти кофейное дерево и в Гвиану, — зерна были тайком увезены из Су-
ринама, за что голландцы угрожали смертной казнью, и посеяны в Кайе-
не, где был выращен прекрасный урожай5.
Культура какао также была распространена французами на Антильских
островах — Мартинике, Сан-Доминго, Гваделупе и Сен-Луции, а также в
Гвиане (Кайенна) и некоторых других местностях континента Америки
(Каракас, Гватемала), т.е., в сущности, там же, где ими разводился ко-
фе. Культура какао не была сопряжена с трудностями и требовала мень-
ших приготовлений, чем разведение других колониальных товаров. По
словам Лаба, писавшего в 1742 г., разведение сахарного тростника стоит
дороже и дает меньше, чем разведение какао. Работали и на этих планта-
циях негры, и французы обвиняли голландцев в том, что в Каракасе опи,
обращая в христианство негров, включали в раздаваемое ими Евангелие
разрешение полигамии, воровства и пьянства, чтобы успокоить совесть
новообращенных, среди которых господствовали эти пороки, и побудить
их к краже какао и продаже его им, голландцам. Впрочем, как это видно
из уменьшения привоза какао в Бордо (с 281 тыс. фунтов в 1721 г. до 24
тыс. в 1781 г), культура его в течение XVIII в. сократилась6.
Появилось новое красильное вещество — иидиго, конкурент синиль-
ника, «чертова краска», как его называли. Хотя, подобно кофе и табаку,
употребление его подвергалось повсюду гонениям и за пользование им,
как опасным ядом, полагалась смертная казнь, но с начала XVII в. оно
вывозилось в большом количестве в Европу — сначала Нидерландской, а
затем Английской Ост-Индской компанией. В 1773—1782 гг. в Англию
было привезено свыше 11 млн фунтов индиго, из коих 4,2 млн вывезено
в Европу. Индиго привозилось почти исключительно из Северной Аме-
рики (в 1773 г. в Англию привезено оттуда 1,2 млн фунтов из 1,5 млн
фунтов общего количества), после 1780 г. оно появляется (хотя и в не-
большом количестве) из Индии. К этим товарам присоединился вывоз в
Европу ост-индских хлопчатобумажных тканей, хотя европейские госу-
дарства, в интересах своей текстильной промышленности, шерстяной и
Глава XL1X. Объекты торговли
269
шелковой, запрещали населению ношение этих материй7. Что касается
вывоза самого хлопка, то оп привозился первоначально из Египта, Ма-
лой Азии, Сирии и Македонии, позже и из других мест, с французских
Антильских островов, из Бразилии и Гвианы. Но доставлялся хлопок
еще в очень ограниченном количестве. В значительном размере его нача-
ли привозить лишь в конце XVIII в., но теперь уже из Северной Америки.
Наконец, своеобразный и чрезвычайно прибыльный объект колони-
альной торговли составляла торговля людьми (рабами). Прежнее мнение,
будто бы средневековая эпоха составляет свободный от рабства промежу-
ток в истории человечества и рабство, существовавшее в древности, воз-
рождается лишь со времени открытия Америки, в настоящее время
должно быть признано неправильным. Наряду с крепостными не только
в раннее Средневековье, как мы видели выше8, но и в последующие века
существовали рабы, и не только в левантийских странах и в мусульман-
ской Испании, но и в итальянских городах; Венеция и Генуя усердно за-
нимались торговлей рабами, приобретаемыми на Востоке, и, по мнению
Зомбарта, завоевание Малой Азии османами нанесло им наибольший удар
именно вследствие прекращения выгодного сбыта рабов в Египет. В соз-
данных европейцами государствах крестоносцев (левантийских колониях)
применялся рабский труд, так что открытие Америки и в этом отношении
не создало ничего принципиально нового, а лишь усилило эксплуатацию
несвободного труда в колониях, а в связи с этим и торговлю рабами9.
При этом на первый план выдвинулась теперь торговля неграми. Тем
не менее рядом с ними обращались в рабство и люди желтой и белой ра-
сы. Первыми пользовались в ост-индских колониях, вторые применялись
наряду с неграми в Америке. Обычно дело изображают так, что негров
стали вывозить в Америку лишь с тех пор, как в 1543 г. доминиканский
монах Бартоломео Лас-Касас, протестуя против обращения в рабство ин-
дейцев, добился признания их свободными подданными испанского коро-
ля, но в то же время не нашел ничего лучшего, как спасая одних, по-
жертвовать другими, настаивая на привозе в Америку негров. На самом
деле торговля неграми производилась уже в Средние века маврами, а с
1445 г. их заменили в этой области португальцы, и в Америке негры по-
являются уже в 1501 г. В 1510 г. их вывозят через Лиссабон для экс-
плуатации американских рудников, а в 1520 г. на Сан-Доминго имелось
столько рабов-негров, что европейцы боялись восстания их. Несомненно,
однако, европейцы первоначально рассчитывали на труд индейцев и пы-
тались обращать их в рабство. Уже Колумб, убедившись в том, что его
надежда найти Ципангу Марко Поло не удалась, пытался по примеру
португальцев усилить доходность своих предприятий торговлей рабами,
привозя индейцев в Испанию. Вскоре охота на рабов, производимая на
Кубе и Гаити, и занесенные туда болезни заставили испанцев в погоне за
рабочей силой переселять туда краснокожих с Малых Антильских остро-
вов. Однако неудачные опыты с индейцами, как и слабое переселение
270 История экономического быта Западной Европы
испанцев в Америку, делавшие невозможным применение там труда бе-
лых, заставили усилить вывоз негров в Америку. Борьба между франци-
сканскими и доминиканскими монахами из-за замены индейцев неграми
окончилась (после первоначальной неудачи) победой последних и отме-
ной изданного ранее (временного) запрещения привоза негров.
Причина была чисто экономическая Доминиканцы сами указывали на
то, что негры в состоянии выполнять вчетверо больше труда, чем красно-
кожие. Перенесенный Колумбом с Канарских островов на Гаити сахар-
ный тростник вызвал необходимость в рабочей силе, пригодной для ра-
боты на этих плантациях; индейцы для этой культуры не годились и пе-
реселения из других местностей не выдерживали; нужны были негры, и
привоз их в Вест-Индию, а затем по мере распространения сахарных
плантаций в Мексике, Перу, Бразилии и во все эти страны быстро воз-
растает. Где ни появляется сахарный тростник, везде за ним следует по
пятам торговля неграми10.
Монополия торговли неграми, как и торговли с Америкой вообще,
принадлежала испанцам. Однако последние на основании договоров (as-
siento de negros) уступили ее за определенную плату сначала, в XVI в.,
нескольким генуэзцам и немцам, затем она перешла к группе португаль-
цев, которые обязаны были поставлять определенное количество негров в
испанские колонии. Для привоза негров были отведены определенные
порты, что значительно упрощало торговлю ими, - бараки для привози-
мых негров и надсмотрщики за ними держались только здесь, в особен-
ности же таким путем хотели бороться с их контрабандным провозом.
Главным рынком являлась маленькая грязная гавань Портоб-Белло, на-
звание которой (т.е. «красивый порт») вовсе не соответствовало ее ха-
рактеру. Отсюда снабжались неграми Перу и Чили, отсюда уже их кара-
ванами вели через Панамский перешеек, а затем они погружались на су-
да для доставки в Северную Америку.
В руках португальцев монополия доставки негров находилась до на-
чала XVIII в., когда Испания уступила ее французской Гвинейской ком-
пании, снабженной особыми привилегиями и во главе которой стоял сам
король Французский. Но все это не спасло компанию от провала, ибо ей
не хватало и судов, и людей, так что она могла доставлять в испанские
колонии едва 1000 негров в год; плантаторы и владельцы рудников жа-
ловались на недостаток рабочих рук, а контрабандный привоз нефов
англичанами и голландцами, в особенности англичанами, возрастал из
года в год.
Англичане уже рано стали заниматься этой выгодной торговлей; даже
Елизавета участвовала в ней, передав для этой цели известному морепла-
вателю Джону Гавкинсу один из своих кораблей, который назывался —
это весьма характерно — «Иисус». Позже эта торговля англичан еще бо-
лее расширилась, в особенности с тех пор, как Англии (с 1655 г.) при-
надлежал остров Ямайка, превращенный англичанами в своего рода
Глава XUX. Объекты торговли
271
склад негров, откуда последние ими, а не французами, доставлялись в
испанскую Америку. В 1713 г. и самое ассиенто в силу Утрехтского мира
перешло в руки Англии, именно Южно-Океанской компании. Короли
испанский и английский получали 25% с дохода, доставляемого ассиенто,
каждый. Компания обязалась ежегодно привозить в испанские колонии
4800 негров. На самом деле привоз составлял гораздо большую цифру:
по Бриану Эдвардсу, англичане в 1680—1786 гг. импортировали в Вест-
Индию 2 130 000 негров, т.е. в среднем около 20 тыс. ежегодно; в 1700 —
1786 гг. одна Ямайка получила свыше 600 тыс. африканских негров.
С 1750 г. монополия Англии прекратилась, но испанская компания,
которой это право было передано, не могла его использовать ввиду об-
ширной, производимой англичанами контрабандной торговли неграми. С
конца XVII в. англичане стали поставлять негров и в свои колонии в Се-
верной Америке (Виргинию), в прочие же колонии (португальские,
французские и иные) их импортировали французы и в особенности гол-
ландцы, как и те же англичане, но от них не отставали и другие народы,
даже такие, как датчане и немцы, хотя они почти не имели колоний и не
принимали участия в мировой торговле. Все хотели заработать на тор-
говле «черными алмазами», как называли негров.
Вывозились негры из Западной Африки, главным образом из Гвинеи
и Анголы, где под охраной фортов устраивались фактории и возник
оживленный меновой торг. Чем многообразнее были привозимые туда
товары, тем скорее суда наполнялись «чёрным деревом», как именовали
негров. Поэтому приходившие туда корабли походили на целые магази-
ны, которые посылали образцы своих товаров в глубь страны. Товары
эти, впрочем, как и вообще предназначаемые для туземного населения
продукты, были весьма низкого качества и отличались своеобразным
подбором: это были духи с сильным запахом, ткани ярких цветов, старое
оружие, плохо посеребренные сабли, табак, спирт, разного рода безде-
лушки: бусы, маленькие зеркальца, кольца и браслеты из меди, куски
железа. Вкусы покупателей менялись, почему представители крупных
фирм посылали домой списки товаров, которые им должны были достав-
ляться.
Получаемые за них негры были частью пленники, захваченные во
время столкновений между африканскими племенами, частью же поддан-
ные предводителей племен, которые вступали в торговые сношения с ев-
ропейцами и наживались на этой продаже людей, нередко отрывая детей
от родителей, жен от мужей и т.д.; наконец, совершались и набеги с це-
лью похищения людей. При этом и эти предводители, и европейцы
усердно обманывали друг друга.
После осмотра партии негров европейским врачом, который должен
был удалить больных, оставляя только здоровых и сильных, каждому на
правое плечо накладывалось каленым железом клеймо, и затем, связан-
ные по два-три вместе, они под конвоем отправлялись к берегу. Одни без
272
История экономического быта Западной Европы
сопротивления шли, другие, напротив, в особенности женщины, с воздух
душераздирающими криками, которые едва могли быть заглушены бара-
банным боем. Затем их погружали на корабли, причем па какое-нибудь
маленькое судно в 500 — 1000 т сажали до 400 и даже до 800 человек,
так что они стояли вдоль всей палубы в такой тесноте, что невозможно
было поместить между ними еще хоть одного человека. Они страдали от
страшной духоты и жары, как и от качки, во время которой цепи, кото-
рыми они были скованы, им натирали тело до ран. А к этому присоеди-
нялся недостаток пресной воды, питание испорченными продуктами и в
недостаточном количестве, так что неудивительно, что многих из них еще
во время пути смерть избавляла от ужасов рабства. Если корабль попа-
дал в руки пиратов или других судов, занимавшихся торговлей неграми,
н последние не могли вместить весь человеческий груз захваченного суд-
на, то его попросту выбрасывали в море.
Покупались негры по дешевой цене. Взрослого здорового мужчину
можно было прибрести за 75 ножей, или за 25 фунтов меди, или за 4 па-
ры цветных чулок, иди за 100 медных браслетов. Выраженная в деньгах
цепа негра составляла, смотря по полу, возрасту, здоровью, 12—38 гуль-
денов, иногда доходила до 55 — 75 гульденов. По приезде же в Америку,
где живой товар помещался на складах и по истечении одной-двух не-
дель по прибытии распродавался с аукциона, с уплатой по истечении 3—
6 месяцев колониальными товарами, за негра выручали в среднем 200—
300 гульденов, за особенно сильных и до 600, а за молодых красивых
девушек платили по 800-1000 гульденов. Любители женского товара
давали и еще больше. Голландцы импортировали в Бразилию в течение
10-летия 1636—1645 гг. (в это время она принадлежала им, после пере-
шла снова к Португалии) 23 тыс. человек, и Вест-Индская компания
продала их за 6,7 млн гульденов, что составляет в среднем почти 300
гульденов с человека. Одпако чистая прибыль зависела не только от этой
разницы между покупной и продажной ценой, чрезвычайно великой, но и
оттого, какое количество приобретенного товара доходило живым до мес-
та назначения. Вследствие упомянутых выше ужасных условий транспор-
та погибало нередко огромное количество негров — в XVI в. нередко
(/з, — так что первые владельцы ассиенто нередко несли убытки; по
этой же причине потерпела крушение и французская Гвинейская компа-
ния.
Потому-то врачи, сопровождавшие транспорты негров, советуют ком-
паниям, в их же собственных интересах11, заботиться об их пропитании,
о пресной воде, о чистоте палубы, о мытье негров, о лечении больных
негров, о наличности на судах кошек для истребления крыс и мышей.
Действительно, собственная выгода заставляла постепенно проводить
в жизнь эти советы, в особенности португальцы обращают внимание на
санитарные условия транспорта. По той же причине и обращение с не-
грами в колониях, обычно крайне жестокое, приводившее к многочис-
Глава XLIX. Объекты торговли
273
ленным побегам и восстаниям» заставляло в некоторых случаях планта-
торов снабжать их чистыми помещениями, одеждой и пищей в достаточ-
ном количестве — они ведь стоили денег! По словам Бриана Эдвардса,
писавшего в XVIII в., половина крестьян Европы могла бы завидовать
вест-индским рабам, если они принадлежат доброму хозяину. Французы
и англичане, в особенности же португальцы в Бразилии иногда давали
им клочки земли, на которых негры разводили табак, хлопок, овощи для
собственного потребления, и угроза потерять землю в наказание за побег
гораздо более удерживала их от побега, чем самые жестокие наказания.
Иногда такие участки давали их владельцам значительный доход, даже
возможность выкупиться на волю, после чего получавшие свободу неред-
ко сами же принимали участие в торговле неграми12.
Первую роль в этой торговле все же играли англичане. Андерсон,
ссылаясь на неуказываемого им французского автора, определяет вывоз
негров из Африки в 1769 г. в 97 тыс. человек, из них на долю Англии
приходилось более половины — 53 тыс.; 23,5 тыс. было вывезено фран-
цузами и 11 тыс. голландцами13. В Англии в свою очередь центром тор-
говли неграми являлся Ливерпуль. В 1771 г. из 192 кораблей, нагружен-
ных неграми, вышло из Ливерпуля 107, из Лондона 58, из Бристоля 23.
Торговля Новой Англии и Ныо-Йорка в XVIII в. состояла в значитель-
ной мере в вывозе соленой рыбы, леса и т.д. в Африку для обмена на
негров, которые транспортировались в Вест-Индию. В английских севе-
роамериканских колониях насчитывалось в 1715 г. 60 тыс. негров, в
1754 г. - 260 тыс. и в 1776 г. — 460 тыс.14
Вопрос о том, допустимо ли пользование рабским трудом и не состав-
ляет ли греха торговля рабами, поднимался в литературе XVII —XVIII вв.
Он затрагивался как Боденом, Гуго Гроцием и Боссюэ, так и в особенно-
сти рядом испанских авторов, ибо американские колонии, пользовавшие-
ся трудом негров, являлись по преимуществу испанскими и право тор-
говли неграми принадлежало Испании и уступалось ею другим странам.
Основное положение заключалось в том, что христиане могут пользо-
ваться трудом рабов, законно обращенных в рабство в тех странах, где
рабство существует, т.е. прежде всего взятых в плен во время войны,
рожденных в рабстве или обращенных в рабство за преступления. Одна-
ко самый вопрос о том, действительно ли раб был на законном основании
лишен свободы, должен был вызывать сомнения. Обычно на это отвеча-
ли, что сомнение должно быть разрешено в смысле законности рабского
состояния, доколе не доказано противное; что, конечно, если верить са-
мим неграм, то все они незаконно обращены в рабство; что невозможно
среди массы привозимых пегров отделять законно лишенных свободы от
незаконно потерявших ее; наконец, прибавляли, что торговцы неграми
приобретали их bona fide15, следовательно, не совершали греха, а тем
более bona fide покупали у них их владельцы в колониях, так что по-
следние во всяком случае вполне правильно их эксплуатировали и их
274
История экономического быта Западной Европы
совесть могла быть спокойна.
Но были и противники - среди них в особенности доминиканский
монах Меркадо (доминиканцем был и упомянутый выше Лас-Касас, за-
ступившийся за краснокожих), который утверждал, что, несомненно,
очень многие из негров незаконно обращены в рабство, ибо их царьки
попросту продают европейцам своих подданных, или родители продают
детей без нужды в том, или негритянские князьки намеренно увеличива-
ют число преступлений, ведущих к обращению в рабство; один из них,
наказывая лотерей свободы за адюльтер, в то же время побуждал к этому
всех своих жен, указывая им места, где они должны были быть застигну-
ты с их сообщниками. Негры, конечно, не могут доказать торговцам, что
с ними поступлено несправедливо, торговцы же вследствие этого совер-
шают смертельный грех: они не могут ссылаться на то, что исходили из
законного обращения в рабство купленных ими; это неправильная пре-
зумпция. Были и другие авторы, которые указывали на то, что покупа-
ются женщины и детн, которые нс могут быть пленными и не совершили
никакого преступления. Правда, негры в то же время озаряются светом
христианства, но едва ли «закон Христа предписывает, что свобода души
должна окупаться рабством тела».
Впрочем, противники рабства ничего не достигали — колонии не мог-
ли обойтись без рабства, н сторонникам его не трудно было доказать, что
с отменой его погибнет вся колонизация. А к этому они добавляли, что
черная раса предназначена для рабства и, наконец, что нельзя подвергать
риску цивилизацию и христианство на протяжении целого континента
Америки. На этой почве стояла и католическая церковь, которая и сама
широко пользовалась рабами. Ее интересовал, однако, другой вопрос, с
ее точки зрения гораздо более важный: assiento неоднократно находилось
в руках голландцев, являвшихся для католиков еретиками, или же полу-
чившие ассиенто католики (генуэзцы или португальцы) имели служащих-
протестантов, закупавших негров, перевозивших их в Америку или при-
нимавших их там; иногда среди этих посредников были и евреи. Ясно,
что во всех такого рода случаях истинная вера, т.е. католическая, под-
вергалась опасности и Испания не выполняла своей обязанности охра-
нять ее и распространять среди негров. Хотя последних после покупки
или на пути в Америку, поскольку они не умирали, обращали в католи-
цизм, но посредники-еретики, приходившие в сношения с ними, могли
легко посеять ересь среди них, еще мало укрепившихся в повой вере.
Однако сделать с этим, несмотря на многочисленные заявления церкви,
все же ничего нельзя было; все сводилось к определению числа факто-
ров, перевозчиков и т.д., которых имели право держать владельцы асси-
енто в портах привоза негров и т.д. Но отказываться от договоров с ино-
странцами по снабжению колоний неграми все же невозможно было —
испанцы сами заниматься этой торговлей не желали. Впрочем, с отдель-
ными агентами испанская инквизиция поступала весьма жестоко; она до-
билась права судить и наказывать их у короля Карла II, обещав ему за
___________________Глава XLIX. Объекты торговли______________275
это долгую жизнь от Бога, - король умер в следующем же году16.
И во Франции и в Англии против торговли рабами выступали писате-
ли, ученые, путешественники, миссионеры, позже в Англии образовались
специальные комитеты (аболиционистов) по борьбе с рабством. Но пер-
воначально, ввиду деятельного участия знати и даже самого короля в
торговле неграми, все эти попытки оказывались безуспешными, на них
отвечали, что запрещение торговли разрушило бы вест-индские планта-
ции. Большое значение придавалось тому, что в этой торговле участвова-
ло 4—5 тыс. матросов, которые затем использовались правительством во
время войны, как опытные моряки. Впоследствии, однако, обнаружилась
неправильность этого аргумента. Оказалось, что для закупки и доставки
на суда негров в Африке нужно было гораздо большее количество людей,
чем для транспорта их в Вест-Индию, поэтому капитаны, вынужденные
содержать экипаж, невероятно жестоко обходились с матросами («они
свирепствуют, как безумные римские цезари»), чтобы побудить их этим к
дезертирству и освободятся от необходимости оплачивать их. И другие
моменты: пребывание месяцами в тропиках, в болотистых низменностях
у африканского побережья, испорченные съестные припасы, недостаток в
пресной воде, - все это вызывало лихорадку, скорбут, дизентерию среди
матросов, и смерть усиленно их косила. Вследствие этого торговля не-
грами являлась отнюдь не рассадником английского флота, а, напротив,
могилой его. Четверть нанимаемых матросов погибали, тогда как в про-
чих отраслях торговли с Вест-Индией убыль не превышала 1,5%. Утвер-
ждали даже, что Англии следовало бы уступить право на торговлю раба-
ми Франции, тогда она с уверенностью могла бы рассчитывать на гибель
ее флота. В дальнейшем изменились и другие обстоятельства, которыми
определялась выгодность этой торговли. К концу XVIII в. с усилением
спроса на негров покупные цены на «черное дерево» сильно повысились,
много раз происходили страшные восстания негров в Вест-Индии, нако-
нец, решающее значение имело отпадение 13 британских колоний в Се-
верной Америке: для них имело огромное значение рабство на Антиль-
ских островах, так как они снабжали съестными припасами негров. Те-
перь эта выгода для Англии исчезла. В результате в 1806 г. Англия
запретила торговлю неграми (еще за три года до того это сделала Да-
ния), а за ней последовали и другие государства, частью фактически
прекратив этот промысел17.
Более значительные размеры, чем прежде, приобрела хлебная тор-
говля, хотя она по-прежнему носила почти исключительно морской ха-
рактер: на суше издержки транспорта массовых продуктов были и теперь
еще слишком высоки. Восточная Германия с ее крупным помещичьим
хозяйством18, как и Польша, были теперь еще в большей мере, чем пре-
жде, странами, вывозившими хлеб; они, отчасти также Дания и Россия,
стали теперь правильно снабжать хлебом различные местности — Ни-
дерланды и Францию, в особенности же Южную Европу — Италию,
276 История экономического быта Западной Европы
Пиренейский полуостров. Посредниками между этими странами хлебного
вывоза и привоза были теперь уже не ганзейцы, а голландцы, в торговле
которых обороты на Балтийском морс, как мы видели выше, занимали
первое место; на первом плане стоял хлеб, затем строевой лес и иные
предметы сырья. Итальянские и французские купцы иногда обращались
за хлебом в прибалтийские местности, но делали это только тогда, когда
у них был неурожай, — постоянной торговли они не вели. Кроме того,
ни Италия, пи Испания, с одной стороны, ни прибалтийские города
(Данциг, Штеттин, Кёнигсберг), с другой стороны, в эту эпоху торгового
флота не имели и поэтому не могли установить непосредственных сноше-
ний. Они должны были предоставить хлебную торговлю голландцам, ко-
торые широко развили свое мореходство и судостроение и создали пра-
вильно организованную хлебную торговлю. Голландцы имели своих по-
стоянных факторов и комиссионеров в прибалтийских городах для
закупки хлеба и производили скупку в годы обильных урожаев: это было
выгодно и для стран экспорта, и для самих голландцев, имевших воз-
можность приобретать в эти годы хлеб по дешевой цене. Затем они от-
правляли хлеб в Амстердам и оттуда уже вывозили туда, где был неуро-
жай и где его можно было сбыть по высокой цене. Тюрго к концу XVIII в.
определяет оборот мировой хлебной торговли в 6-7 млн сстье, т.е. 6—
7,5 млн гектолитров (или 3-7 млн четвертей); из них около 1,2 млн гек-
толитров Голландия потребляла, а остальное вывозила в Испанию, Пор-
тугалию, Италию, Норвегию. Амстердам вследствие этого стал хлебным
амбаром Европы, и цены на хлеб, устанавливавшиеся на Амстердамской
бирже, оказывали свое влияние во всей Европе — в Генуе, Мадриде и
Лиссабоне в такой же мере, как и в Лондоне, Гамбурге и Данциге.
Торговая политика западноевропейских государств в области хлебной
торговли по-прежнему носит двоякий характер. С одной стороны, госу-
дарства, подобно средневековым городам, в годы возрастания хлебных
цен стесняют экспорт хлеба из страны посредством запрещений или вы-
возных пошлин: это делается в интересах населения — так поступал в
особенности Кольбер во Франции. А с другой стороны, короли и папы
продолжают свою фискальную политику, запрещая вывоз хлеба, но в то
же время выдавая за плату лицензии на экспорт хлеба. Так это делалось
и во Франции после смерти Кольбера. Или они даже самостоятельно
торгуют хлебом, как это делали папы, тосканские герцоги, шведские ко-
роли, - Карла XI называли прямо «главным торговцем хлебом». В Пап-
ской области, Неаполе, Сицилии, Пьемонте и т.д. это происходило таким
образом, что запрещалось вывозить хлеб с целью увеличения запасов его
в магазинах на случай голода; когда же цена вследствие этого понижа-
лась, лица, издававшие запрещение, их фавориты или купцы, которые
делили с ними выручаемую таким путем прибыль, скупали у крестьян
хлеб по низкой цене и вывозили его в другие местности.
Рядом с этим возникает, однако, в некоторых странах, в особенности
Глава XLIX. Объекты торговли 277
в Англии и Голландии, в XVII —XVIII вв. протекционная политика в це-
лях покровительства земледелию; отчасти это находим также в Саксонии
и Пруссии. Политика эта выражается в постепенном облегчении вывоза
хлеба; затем делается следующий шаг, — совершенно устраняются пре-
пятствия к вывозу; последний даже поощряется посредством выдачи вы-
возных премий; наконец, устанавливаются пошлины на привоз хлеба. В
Нидерландах уже к концу XVI в. в отдельных провинциях появились
таможенные пошлины на привозной хлеб, но вывозные пошлины, обра-
зовавшиеся из прежних лицензий на вывоз хлеба, не только продолжали
существовать, но и превышали в 4 —5 раз привозную пошлину; только в
1725 г. земледельцы после продолжительной борьбы одержали победу
над купеческим классом, добившись полной свободы вывоза и установле-
ния сравнительно высоких привозных пошлин для всей страны. И в Анг-
лии уже в 1660 г. появляются привозные пошлины, когда еще вывоз был
стеснен; лишь в 1689 г. не только устранены всякие стеснения вывоза, но
и установлено поощрение его посредством вывозных премий — знамени-
тый закон Вильгельма III, который физиократы постоянно приводили в
качестве примера, заслуживающего подражания и во Франции. Закон
этот считается исходной точкой в развитии английского аграрного про-
текционизма, продолжавшегося до 40-х годов XIX в.19
Наконец, по сравнению со средневековым периодом, когда промыш-
ленные изделия при господстве городского хозяйства являлись лишь в
виде исключения объектами торговых оборотов, в эту эпоху торговля по-
луфабрикатами и фабрикатами значительно расширилась. На первом
плане в качестве объектов торговли стояли промышленные изделия анг-
лийские, особенно сукно, и французские, именно шелковые ткани и дру-
гие предметы роскоши (ковры, перчатки, шляпы, предметы из металлов,
мыло и парфюмерные товары), отчасти произведения швейцарской про-
мышленности. Италия же и Германия совершенно потеряли то значение,
которое они имели в Средние века, лишившись теперь (южногерманские
и североитальянские города) своих промыслов, работавших для вывоза;
только в Саксонии и Бадене имелись местности с развитой индустрией.
Пруссия вывозила только хлеб, лес, скот, сырые кожи, поташ, т.е. сы-
рые продукты сельского хозяйства, из фабрикатов почти исключительно
мясные изделия (силезские, вестфальские). Торговля промышленными
изделиями расширилась и внутри государств благодаря уменьшению та-
моженных преград и благодаря сооружению каналов и устройству почто-
вых сообщений. Она приняла, далее, значительные размеры в виде сбыта
промышленных изделий в колонии, которые являлись главными рынка-
ми, в особенности для Англии, но имели значение и для Франции; по-
следняя направляла свой экспорт и в левантийские страны (Турцию,
Марокко и т.д.). В конце XVIII в. из вывезенных Англией на Вест-
Индские острова товаров 78% составляли фабрикаты, а из них почти по-
ловина заключалась в текстильных изделиях — шерстяных и льняных
278
История экономического быта Западной Европы
тканях. Остальной вывоз фабрикатов состоял из шляп, свечей, стекла,
мыла, галантерейных товаров. Вывоз из Франции в Африку в 1787 г.
равнялся 14 млн ливр. Почти на 11 млн было вывезено текстильных из-
делий: кружев, лент, материй, на 3 млн прочих товаров: оружия, ножей,
платья, парфюмерных, кожаных, металлических товаров. Вывоз фабри-
катов из Франции вообще составлял в 1716 г. 38 млн ливров, из них
4,7 млн, или 11%, отправлялось в заокеанские страны; в 1787 г. послед-
ние поглощали уже 31% вывоза фабрикатов (56,5 млн ливров)20.
Бумажные ткани и холст являлись обычными платежными средствами
при покупке негров. В частности, низкосортные немецкие ткани вполне
соответствовали вкусам африканского населения, которое обращало вни-
мание на яркий цвет и не придавало значения плохому качеству пряжи и
холста21. Наряду с (силезским) холстом Голландская Вест-Индская ком-
пания отправляла в обмен за негров разного рода изделия из глины,
стекла, металлов. Негритянские князьки охотно брали зеркальца, стек-
лянные бусы, небольшие чашки, в которых негры держали растительные
масла, крупные сосуды, служившие им для украшения могил, кольца из
желтой меди, медные палочки, ножи. Особенным спросом пользовались
мадригетты - стеклянные бусы, которые выделывали на венецианский
манер всевозможных сортов и цветов - зеленого, фиолетового, лимонно-
го цвета, с розовыми полосками, в форме маслин, остроконечные и т.д.
Негры ими украшали руки, ноги, уши, волосы. Французы выменивали
негров в особенности на красное сукно и другие материи ярких цветов,
англичане вывозили для этой цели также ружья, порох, спирт, в некото-
рых местностях Англии производились специально предназначенные для
негров цепи и орудия пытки22. Наряду с простыми товарами в колонии
вывозилось, как видно из приведенного перечня, много всевозможных
предметов роскоши для разбогатевших плантаторов. По Савари, писав-
шему в 1674 г., из Франции вывозились в Испанию и оттуда дальше, в
Южную Америку, шелк, бархат, плюш, тафта, расшитые золотом и се-
ребром ткани, кружева, шляпы касторовые и вигоневые, полотно, тогда
как привозили оттуда только сырье: шерсть, золото и колониальные то-
вары (кошениль, какао и т.п.)23. Купцы из Сен-Мало отправляли частью
непосредственно на Антильские острова, частью через своих комиссионе-
ров, находившихся в Кадиксе, в испанские колонии шляпы, шелковые
ленты, шелковые чулки, полотно разных сортов, расшитые золотом тка-
ни и т.д.24 «Кто не ел на серебре, — читаем у автора XVII в. по поводу
Бразилии, - считался бедняком; женщины отказывались носить шелко-
вые и атласные платья, если они не были богато расшиты золотом и се-
ребром, а драгоценных камней они надевали на себя столько, как если
бы эти камни падали с неба. Мужчины в свою очередь следовали всякой
новой моде, носили дорогие кинжалы и шпаги. Все, что было вкусного в
Португалии или на островах, появлялось на их столе. Словом, жизнь в
Пернамбуко казалась раем, насколько богатство и расточительность мог-
Глава XLIX. Объекты торговли
279
ли создать его»25. Еще больше была роскошь в Перу. Мужчины одева-
лись на французский манер, сообщает Фревье в начале XVIII в., по
большей частью в шелковые одеяния, поражая причудливым сочетанием
цветов. Без преувеличения можно сказать, добавляет другой автор, что
материи, производимые в странах, где промышленность создает каждый
день что-либо новое, не сияют нигде таким блеском, как в Лиме. Но рос-
кошь мужчин была ничто в сравнении с тем, как одевались женщины.
Путешественники посвящают целые главы, снабженные иллюстрациями,
чрезвычайно дорогим туалетам, которые носили дамы и которые состоя-
ли из шелка, расшитых золотом тканей, полотна и в особенности кружев,
притом только брабантских; прочие считались слишком простыми. К
этому присоединялось невероятнее количество драгоценных камней и
жемчуга. Вместо белья они одеты в одни лишь кружева, читаем у одного
современника. С ними соперничали церкви и монастыри обилием золота
и драгоценных камней, как и пастыри церкви своими одеяниями. Нигде
величию Бога не отдается почет с такой помпой, говорит один автор. Но
упомянутый Фревье возмущается огромными тратами на эту «золоченую
ахинею»26.
Между тем промышленного производства в заокеанских владениях не
было, не было и производства в британских колониях Северной Амери-
ки, где англичане его не допускали. В Нью-Гемпшире, в Нью-Джерси, в
Пенсильвании, как видно из отчета 1732 г., не было никаких заслужи-
вающих внимания промышленных предприятий; шерстяные изделия и
утварь привозились из Англии. В Нью-Йорке производились лишь шля-
пы в большом количестве; в Род-Айленде добывалось железо, но им по-
крывалась едва потребности в этом металле. Только в Массачусетсе
(Новой Англии) имелись зачатки текстильной и металлургической про-
мышленности, но и тут наибольшая часть фабрикатов была английского
происхождения. Но промышленных предприятий не находим и в испан-
ских колониях, на Вест-Индских островах и т.д., ибо для них не имело
смысла этим заниматься. Рабов выгоднее было использовать на планта-
циях табака и хлопка, кофе и какао, сахара и пряностей. Между тем, на
одних британских Вест-Индских островах насчитывалось 65 тыс. белых и
456 тыс. негров (половина тех и других на Ямайке). «Жители американ-
ских колоний, — читаем у одного автора в 1768 г., — отличаются теми
же потребностями, как и европейцы, за исключением лишь потребности в
теплой одежде, в которой они ввиду климата не нуждаются. У них нет
ни вин, ни водок, ни муки, ни солений, ни фабрикатов разного рода. Их
необходимо снабжать легкими тканями, всевозможными льняными мате-
риями, металлическими изделиями, украшениями, чулками, шляпами,
мебелью, различной утварью, оружием и снарядами. Нет ни одной от-
расли торговли, в которой экспорт был бы столь выгоден и в то же время
импорт отличался бы таким богатством»27.
Несмотря на промышленный протекционизм, усилилась торговля
260
История экономического быта Западной Европы
фабрикатами и между европейскими государствами В начале XVIII в.
вывоз из Франции в Нидерланды равнялся 39,5 млн франков ежегодно,
из коих 1 /3 (13 млн) составлял вывоз вин, оливок, миндаля, фруктов, а
на остальные 26,5 млн экспортировалось промышленных изделий, в том
числе вывезено было на 6 млн бархата, плюша, вытканных золотом и
серебром материй и тафты, на 5 млн холста и парусов и па ту же сумму
одеял, матрасов и т д., на 2 млн лент и т.п., па 2 млн поясов, зонтиков,
зеркал, часов, на 2 млн бумаги; остальной вывоз состоял из шляп, перча-
ток, пряжи, иголок, гребенок из слоновой кости, галантереи Если не
считать пряжи и холста для парусов, то получаются почти исключитель-
но предметы роскоши28. В свою очередь Англия и Франция, как мы ука-
зывали, нуждались в привозе железа и меди из Скандинавии, Пруссии,
Австрии, России, главным образом для постройки судов; для последних
нужен был холст, привозимый в Нидерланды и Англию из различных
стран (как мы видели, он упоминается и среди вывозимых из Франции в
Голландию товаров). В особенности же такие страны, как Скандинавские
государства, Россия, Испания и Португалия, в значительной мере и Гер-
мания, будучи странами сельскохозяйственными, являлись важными
рынками сбыта для кустарной промышленности и мануфактур таких го-
сударств, как Голландия, Англия, Франция. Мы видели выше, как Анг-
лии удалось повсюду -ив России, и в Португалии, и в австрийских
Нидерландах (Бельгии) — добиться особенных льгот для привоза своих
шерстяных изделий.
С запрещением ввоза и запретительными пошлинами успешно боро-
лась и контрабандная торговля, которая значительно облегчалась в эту
эпоху по сравнению со средневековым периодом. В Средние века кон-
троль товаров производился при ввозе их в города, в XVII-XVII вв.,
напротив, при ввозе в страну, вследствие чего контроль сильно затруд-
нялся, ибо пограничная черта была нередко весьма значительна. Далее, в
Средние века зорко следил за привозом каждой категории товаров тот
цех, который пользовался монополией в данной отрасли производства; в
XVII-XVII вв. надзора со стороны цехов уже не могло быть, правитель-
ственные же чиновники, занявшие их место, не были заинтересованы в
той мере, как цехи, в стеснении привоза товаров в страну, и их нетрудно
было подкупить. Наконец, поскольку существовали пошлины, а не за-
прещение привоза, эти пошлины в Средние века были несложны, и взи-
мание их не представляло затруднений; теперь же они заменяются слож-
ными и пространными тарифами, делавшими вычисление пошлин делом
крайне трудным; таможенные чиновники были совершенно несведущи в
технике товаров и обыкновенно полагались на сведения, сообщаемые куп-
цом под присягой.
В Англии XVI — XVII вв. «несовершенство таможенного управления в
техническом отношении, подкупность чиновников, неопределенность ста-
вок тарифа, их сложность вследствие существования различных добавоч-
Глава XLIX. Объекты торговли
281
ных платежей, неясность всего тарифа вследствие целой массы исключе-
ний, наконец, система пошлин ad valorem29, взимаемых на основании по-
казаний купца под присягой, без каких-либо иных средств контроля, —
все это приводило к тому, что контрабанда приняла грандиозные разме-
ры», несмотря на то что в 1617 г. один из купцов был назначен в высшее
учреждение по таможенным сборам ввиду его знакомства со всеми про-
делками контрабандистов. Лишь после финансовых реформ Питта 1784 л
следующих годов контрабанда несколько уменьшилась. Вследствие «бил-
ля о контрабанде» была усилена охрана пограничной черты, запрещен
ввоз товаров па небольших судах, ибо такие суда, имевшие возможность
повсюду пристать к английскому берегу, особенно облегчали привоз кон-
трабандных товаров; далее, всякое конфискованное судно истреблялось;
уничтожена была и присяга при показании о ценности товара30. Во
Франции еще во второй половине XVIII в. рядом с беспошлинным про-
возом товаров окольными дорогами практиковалось в широких размерах
и сокрытие действительной ценности товаров; откупщики же таможенных
доходов были настолько несведущи в качестве товаров, что не в состоя-
нии были разоблачить эти незаконные действия иностранных купцов. Не
только английское сукно, ио и саксонские и швейцарские полубумажные
ткани, несмотря на запрещения, ввозились во Францию под видом ост-
индского муслина. Их импортировали в одних случаях через Франкфурт
или Гамбург, в других через какой-либо французский порт, в зависимо-
сти от того, каким путем это было безопаснее в данное время. Лишь вре-
менно, когда вследствие дождей проезд по дорогам был совершенно не-
возможен, контрабанда приостанавливалась, но вскоре снова возобновля-
лась. Образовывались особые компании для ввоза контрабанды,
находившиеся нередко под высоким покровительством сильных мира се-
го, имелись специальные страхователи контрабандного товара (в размере
10% ценности его), под защитой вооруженных контрабандистов откры-
вался рынок для продажи контрабандного товара. Деятельное участие в
доставке его принимали сами служащие откупов31. Шелковая промыш-
ленность, созданная в XVIII в. Фридрихом Великим, сильно страдала от
контрабандного ввоза лионских тканей, которые, в особенности при со-
кращении спроса на них во Франции вследствие своих низких цен, в
большом количестве проникали в Пруссию; даже когда контрабанда со-
кратилась, все же этим путем покрывалась */$ спроса на шелковые тка-
ни. Подобным же образом и запрещения вывоза, например пряжи из Си-
лезии, обходились торговцами, которые попросту нагружали в деревнях
повозки пряжей и окольными дорогами беспрепятственно переезжали
границу32. В Австрии «целые кипы актов о контрабандном ввозе товаров,
относящиеся к XVI11 в., дают лучшее представление о значительности
привоза товаров в эту эпоху, чем официальные таблицы этого времени,
составленные на основании совершенно недостаточных данных. Вся изо-
бретательность правительства, направленная к уничтожению ввоза ино-
282
История экономического быта Западной Европы
странных товаров, не могла помочь горю, ибо контрабандистам всегда
удавалось перехитрить правительство, а чиновники, получавшие «подар-
ки», смотрели на их проделки сквозь пальцы»33. Еще выгоднее были, по-
видимому, эти операции в Испании, классической стране контрабанды,
где контрабандисты появлялись сотнями, вооруженные и верхом, иногда
даже с пушками. Бывали случаи, когда они захватывали целые города,
изгоняя войска оттуда34.
1 См.: Lippmnnn. Geschichte des Zuckers. 1890 (Нов. изд. 1929). Paasche. Zuckerindus-
trie und Zuckerhandel der Welt. Sombart. Der moderne Kapitalisinus. 4. Aufl. Bd. I. T. 2.
S 132. Bd. П. 2 S. 1015. Boizard de Tardieu. Historiquc de la legislation des sucres. 1891.
Sufface. The Story of Sugar. 1920. Bondois. Colbert et la question des sucres // Revue
d’histoire dconomique. 1923. См. выше, гл. XXXIV.
2 См. ниже.
3 По Моро де Жониесу. а 1776— 1780 гг. Англия из своих американских колоний при-
возила в средней на 95 млн франков, из коих на 64 млн сахара, на 13 млн хлопка, на
З’/г млн кофе, на ту же сумму рома, на 740 тыс. перца, на 250 тыс. какао. Франция в
1716 г. ввезла пряностей, кофе, какао и сахара на 16,7 млн ливров, табаку в листьях на
6,3 млн ливров, в 1787 г. первых (и чая) на 163 млн (огромное повышение), табаку на 16
млн, привоз лекарственных снадобий за то же время возрос с 0,4 до 3, 6 мли ливров. По-
требление сахара составляло в Англии в 1700 г. 10 тыс. т, в 1734 г. 42 тыс., в 1770 — 1776
гг. в среднем 72’/а тыс. т; потребление чая в 1668 г. всего 100 фунтов, в 1711 г. 142 тыс.
фунтов, в 1730 г. 637 тыс., в 1760 г. 2,3 млн, в 1786 г. 14 млн фунтов.
4 О борьбе с табаком и кофе и о кофейнях, появляющихся с XVII в., а также о по-
треблении пряностей, чая, какао, кофе, табаку и о новых лекарственных с^дстиах см.
выше, гл. XXXV. О появлении культуры кофе в Америке см. новое франк, соч. Dagron
(1927).
5 Franklin. La vie priv6e d’autrefois. Le cafe, le thd et le chocolat. 1883. P. 98—108.
6 Labat. Nonveaux voyages aux Iles. 1742. T. VI. p. 413. Joinvillc. Le commerce de Bor-
deaux au XVIII sidcle 1908. P. 216. Dahlgren. Le commerce de la France et des cOtds de
ГОсёап Pacifiquc. T. I. P. 683. Bondois. Le monopole du chocolat. // Mdmoires et docu-
ments, publ. par Hayem. 7-e sdr. 1922. P. 180, 183. См. выше, гл. XXXV.
7 См. выше.
я См. том I.
4 См.: Langer. Sklaverei in Europa wahrend der letzten Jahrhunderte des Mittelalters.
1891. Wattenbach. Skiavenhandel im Mittelaiter // Anzeigcr fUr Kunde der deutschen Vor-
zeit. 1874. Heyd. Geschichte des Levantehandels. T. II. P. 543. Piton. Les lombards en
France. 1891. T. P. 46, 50, 62. Sombart. Der moderne Kapitalismus. 1. Aufl. Bd. 1. S. 362. 2-e
>i сл. изд. Bd. I. S. 687 ff., 704. Cp.: Hiilbnann. Stadtwesen im Mittelaiter. I. S. 83 ff.
10 Knapp. Der Ursprung der Sklaverei in den Koionien // Landarbeiter in Knechtschaft
uod Freiheit. 2. Aufl. 1909. Watjen. Der Ncgerhandcl in Westindien // Hansische
Geschichtsblatter. 1913. Hdbler. Die Anfange der Sklaverei in Amerika // Zeitschrift fUr
Sozial- und Wirlchaftsgeschichte. Bd. IV. Seelie. Theories relatives h I’esclavage en Espagne
au XVII sidcle // Revue d’histoire des doctrines dcononomique et sozlale. 1912. Sombart.
Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. 1. T. 2. S. 693 ff.
n Ом. например: «Советы торговцам неграми» д-ра Галландата. 1769 г.
12 Johnston. The Negro in the New World. 1910. Watjen. Holland und Brasiliea im 17.
Jahrhundert // Hansische Geschichtsblatter. XVII. Watjen. Zur Geschichte des Tauschhan-
dels an der Goldkunste im 17. Jahrhundert // Festschrift ftlr Schafer. 1915. Watjen. Das
hollandische Kolonialreich in Brasi lien. 1921. Watjen. Der Negerhandel in Westindien und
SUdamerika // Hansische Geschichtsblatter. Bd. XVIII. 1913. Blake. The History of
Slavery. 1859. Egerton. History of British Colonial Policy. 1897. Moreau de Jonnis.
Глава XLIX. Объекты торговли
283
Recherches stalistiqucs sur I’esclavagc colonial. 1842. Barrey. Le Havre et la colonisation aux
Antilles. 1917. Habler. Die Anfiingc der Skiaverei in Amerika // Zeitschrift fUr Soziaie- und
Wirtchaftsgeschichte. Bd. IV. Knapp. Der Ursprung der Skiaverei in den Kolonien // Lan-
darbeiler in Knechtschaft und Freiheit. 1909. Sapper. In den Vulkangebieten Mittelamerikas
und Westindiens. 1905. Halle. Baumwollproduktion und Pflanzungswirtschaft in den nor-
damerikanischen SUdstaaten. Bd. 1. 1897.
13Anderson. Origin of Commerce. Vol. IV. P. 130. Sombart. Der moderne Kapitalismus.
Bd. I S. 703.
11 Halle. Baumwollproduktion und Pflanzungswirtschaft in den nordamerikanischen SUd-
staaten. Bd. I. S. 40.
151 Добросовестно (лат.).]
|йСм.: Seelie. Histoire politique de la traitd negriire aux Indes de Castillo. T. I. 1906.
Seelie. Theories relatives h 1’dsclavage en Espagne au XVII sidcle // Revue d’histoire des
doctrines dconomique et sociale. 1912.
17 Hochstetter. P. 5, 9, 12, 15, 21, 70.
1 ,1 См. выше.
19 См. ниже.
20 См.: Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. I. T. 2. S. 776 ff. Bd. П. T. 2.
S. 1000 ff.
21 Впрочем, в Гвинее негры умели разбираться в качестве товаров и измеряли мате-
рию, почему правление компании весьма жаловалось на попытки отправлять туда никуда
негодный товар.
22 Savory. Le Parfait bfegociant. T. II. P. 262.
23 Ibid. T. II. P. 334 ff.
u Sie. Le commerce maritime de la Bretagne au XVIII stecle // Mdmoires et docu-
ments, publ. par Hayem. 9-e s6r. 1925. P. 12 ff., 16 ff., 68 ff., 75 ff., 77, 102. Cp.: Ricard.
Le ndgoce d'Amsterdam. P. 529 ff.
25 Handehnann. Geschichte von Brasilien. S. 344.
26 Frazier. Relation du voyage de la mer du sud 1716. P. 237. Ulloa. Voyage de 1’Amerique
Mertd. 1755. T. I. P. 445. Dahlgren. Relations commerciales et martimes etc. P. 63 ff.
27 Цит. no: Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. П. T. 2. S. 781 —783.
28 Цит. no: Sombart. Luxus und Kapitalismus. P. 151 —152.
29 (В процентах от цены товара.I
30 См.: Не wins. English Trade and Finance. Vol. 1.
31 Malvezin. Histoire du commerce de Bordeau. T. III. P. 59 и др. Dupitre. Toile peinte.
P. 135 ff. Bein. Die Industrie des sachsischcn Voigtlandes. Bd. II. S. 88 ff. Brandt. Geschichte
der (ranzdsischen Handelspolitik. S. 52 ff.
32 Schmoller. Umrisse und Untersuchungen. P. 544, 550, 553, 556. Hintze. Die preus-
sischen Seidenindustrie. P. 41. Zimmermann. Blute und Verfall des Leinengewerbes in Schle-
sien. P. 32, 48, 85, 92, 169, 249.
Beer. Studien zur Geschichte der ttsterreichischen Volkswirtschaft unter Maria-
Theresia. Bd. 1. S. 78.
34 Habler. Spaniens BiUte im 16. Jahrhundert. 1888. S. 80. Roscher. Finanzwissenschaft.
Bd. II. 5. Aufl. S. 9.
ГЛАВА L
СПЕЦИАЛИЗАЦИЯ В ОБЛАСТИ ТОРГОВЛИ.
ФОРМЫ ВНУТРЕННЕЙ ТОРГОВЛИ’
Лишь постепенно и медленно устанавливается специализация в облас-
ти торговли Вплоть до середины XVIII в. банковские операции в про-
винциальных городах Англии и Шотландии производятся торговцем, ко-
торый дает ссуды своим покупателям и учитывает их векселя; или же
фермеры, опасаясь разбойничьих нападений, помещают свои вклады под
проценты у местного суконщика Смита, который пускает эти деньги в
обращение, пока его кредитные операции, постепенно возрастая, не ста-
новятся главной отраслью его деятельности и он ле прибивает вывески
«Банк» над своей дверью Так возник банк в Ноттингеме; так возникали и
другие банки вплоть до половины XVIII в., в том числе и известный, при-
вилегированный в 1746 г. шотландский банк под фирмой «Льняная ком-
пания» (в Эдинбурге), который, как видно из самого названия его, лишь
постепенно превратился в кредитное учреждение и прекратил торговлю
полотняными товарами. Эта компания, занимаясь сбытом льняных изде-
лий, выдавала кустарям ссуды под изготовляемые ими материи, затем
стала выпускать банковые билеты, которыми оплачивала доставленные
товары (на них имелась надпись «уплачено товарами»). Позже она нача-
ла заниматься и банковыми операциями, в особенности учетом векселей,
назначая своих агентов в различных местностях и таким образом создав в
конце XVIII в. сеть отделений в стране, чего другие банки еще не делали2.
На континенте такое отделение банковских операций от торговли со-
вершается гораздо медленнее3. Савари (в конце XVIII в.) указывает на
то, что во Франции одни лишь иностранцы занимаются исключительно
банковским промыслом, но не торговлей, тогда как французы одновре-
менно производят и те и другие операции4. Учрежденный в 1787 г. в Ве-
не «коммерческий, ссудный и вексельный банк» производил наряду с
ломбардными и вексельными операциями и оптовую торговлю всевоз-
можными товарами. Мало того, каждые три месяца он устраивал в тече-
ние двух недель аукцион для продажи в розницу сданных ему на комис-
сию товаров5. Точно так же устроенный в Ансбахе «придворный» банк
ставил себе целью вексельную, товарную и экспедиторскую деятельность
одновременно. Нередко соединение всех этих операций в одних руках
обусловливалось и кредитованием государей, которые покрывали свои
обязательства товарами, например уплачивали добычей горных предпри-
ятий. Так, например, австрийский император в XVII в. платил медью и
Глава L Специализация в области торговли
285
ртутью, добываемой из венгерских рудников, за ссуды, полученные у
частных фирм, как и по заключаемым им на Амстердамской бирже зай-
мам. Этим объясняется тот факт, что представители императора в Ам-
стердаме (Дейтц), Венеции (Рецонико) и других местах соединяли кре-
дитные операции со сбытом меди и ртути6. Но и в других случаях такое
соединение являлось обычным. Как указывает Лудовици, в середине
XVIII в. многие купцы, в особенности оптовые, столь же ревностно за-
нимаются и вексельными операциями, и точно так же те, кто производит
вексельные операции, редко отдаются им всецело так, чтобы не соеди-
нять с этим и оптовой торговли какими-либо товарами7.
Обычно мы находим соединение операций банковских, комиссионных,
экспедиторских, торговли за собственный счет одновременно, так что не
только кредитные операции и торговля, но торговля всякого рода и
смежные с нею виды деятельности сосредоточены в тех же руках. Это мы
наблюдаем, например, в XVIII в. и у бреславльской фирмы Морица Эйх-
борна8, и у торгового дома братьев Шиклер в Берлине9, который до 1822 г.
вел торговлю за собственный счет, до 50-х годов XIX в. производил ко-
миссионные и экспедиторские операции, занимался и скупкой промыш-
ленных изделий (оружия)10. Обе фирмы лишь постепенно превратились
в чисто банкирские предприятия. И знаменитые Ротшильды (а также
Бетман, Невилль и другие франкфуртские фирмы) только в начале XIX
в. прекратили торговлю колониальными товарами и английскими мате-
риями и комиссионные операции1 к Гамбургский торговый дом Пэриш,
английского происхождения, производивший в конце XVIII в. обширные
вексельные операции, соединял с ними, как видно из описания Эренбер-
га, и торговлю заокеанскими товарами12, подобно тому как существовав-
шая за полтора века до того, во время Тридцати летней войны в том же
Гамбурге фирма Энгельс—Ришей (голландские выходцы) получала одно-
временно на комиссию рыбу, жиры, деготь из Бергена, вывозила за свой
счет товары в Архангельск, Опорто, Дюнкерк и производила вексельные
операции с Копенгагеном, Лондоном и Амстердамом13.
Страсбургский купец Цетцнер в своих мемуарах называет два торго-
вых дома, где он служил (в последние годы XVIII в.), один в Лейпциге,
другой в Амстердаме. Первый торговал шелковыми материями и англий-
ским сукном, «но и векселями»; второй также «производил обширные
операции как товарами, так и векселями»14.
Когда Цетцнер открыл собственное предприятие в Страсбурге, то и он
соединял торговлю колониальными товарами с денежными и вексельны-
ми операциями, причем находился в сношениях с многочисленными тор-
говыми центрами, как с Амстердамом и Парижем, так и с другими фран-
цузскими городами (Лионом, Нантом, Марселем, Орлеаном, Реймсом),
но также со швейцарскими (Женева, Базель) и немецкими (Франкфурт-
на-Майне и Кёльн). Вексельные операции, однако, привели его к бан-
кротству и разорению15.
286
История экономического бы та Западной Европы
И предки известного немецкого экономиста Луйо Брентано, происхо-
дящего из Тремизины на озере Комо, основали, как он сам сообщает, ряд
предприятий в Амстердаме, Брсславле, Аугсбурге, Мангейме, Франк-
фурте, соединяя колониальную торговлю с банковской деятельностью и
нажив на этом большие, иногда очень большие состояния16.
Чрезвычайно любопытны данные относительно истории швейцарских
банкирских домов. Возьмем ли Базель или Женеву, Берн или Цюрих -
везде банки возникли из торговых предприятий. В XVIII в. все эти фир-
мы были зарегистрированы под названием «банкир, комиссионная, экс-
педиторская и спскуляцнонная торговля» ; под последней разумелась тор-
говля на собственный счет в отличие от комиссионной. Присоединявшие-
ся к товарной и экспедиторской деятельности, которая играла в
Швейцарии большую роль, банковские операции постепенно приобретают
все большее значение, оттесняя торговлю на второй план, пока последняя
не прекращается вовсе; таким образом возникает кредитное учреждение в
чистом виде Во многих случаях это произошло лишь в 30-40-х годах
XIX в. В одних случаях банки выросли из торговли колониальными то-
варами, в других — из торговли шелковыми или же бумажными мате-
риями, или мануфактурой всякого рода, или из торговли золотом и се-
ребром, иногда из торговли хлебом. В некоторых случаях мы имеем пе-
ред собой ситценабивную мануфактуру, или часовое дело, или производ-
ство шелковых тканей (скупку у кустарей), соединенное с вексельными
операциями; впоследствии и эти предприятия превратились в банковские
конторы17.
Автор «Soil und Haben von Eichborn und К*» называет 3 амстердам-
ские фирмы (Гоне, Альсторфиус и Мейер), 8 гамбургских и 9 берлин-
ских, с которыми Эйхборны в конце XVIII в. вели как вексельные, так и
товарные операции, причем большинство соединяло и те и другие. В
брюссельском коммерческом альманахе 1762 г. перечислен ряд фирм,
соединяющих банковские операции с торговлей колониальными товара-
ми, или спиртом, или набивными тканями, или комиссионными опера-
циями18. Это подтверждается и перечислением коммерческих операций,
приводимых у Мемельтера, фирм Штутгарта, Нюрнберга, Аугсбурга,
Кёльна, Франкфурта, Гамбурга, Берлина, Бреславля, Лейпцига и других
городов19. Одни из них торгуют «всякого рода английской и француз-
ской галантереей», другие «сукном и нитками», третьи шерстью, или
холстом, или сукном и колониальными товарами, многие солью или ви-
ном. Во многих случаях не обозначена (главная) отрасль торговли, а
сказано просто: «товарные операции». Но во всех случаях прибавлено:
«и вексельные», обычно также: «комиссионные экспедиторские».
Эти обе операции, комиссионная и экспедиторская, выделились те-
перь в самостоятельные виды торговой деятельности. Это — новое явле-
ние, отсутствовавшее в средневековую эпоху. В то время, как мы видели,
торговцы еще лично сопровождали свой груз, и еще в начале XVI в. ве-
Галва l. Специализация в области торговли 287
иецианское постановление 1517 г. предоставляет им право бесплатного
проезда во Фландрию, если они везут с собой товаров на сумму не менее
15 дукатов. Но мы видели также, что уже в средневековую эпоху обра-
зуются торговые товарищества, которые составляют одно тело и, подобно
членам последнего, распределяют между собою различные функции, в
особенности поселившись в различных местах: один выполняет действия
по закупке товаров, другой — по перегрузке, третий — по сбыту и т.д.
Или же часть этих операций поручается наемным служащим — факто-
рам; в особенности в XVI в. мы находим у Фуггеров и других крупных
фирм этой эпохи таких разъезжающих по всей Европе и выполняющих
торговые поручения факторов — молодых людей, которые приобретают
опыт в торговле и затем становятся компаньонами. Наконец, обращаются
и к посторонним лицам, которые — первоначально в виде исключения и
больше из любезности — выполняют те или другие действия по покупке
или продаже товаров за счет обращающейся к ним фирмы, впоследствии
же становятся постоянными и профессиональными комиссионерами; или
же трактатор прежнего товарищества (комменды20), где он участвовал
известной долей капитала и совершал торговые операции, не вносил бо-
лее своей части и вместо прибыли получал определенный процент с каж-
дой сделки, им совершаемой, в качестве провизии. Он превращался из
компаньона в комиссионера.
Первоначальное появление комиссионной торговли относится, по-
видимому, к тому времени, когда в силу установленных для иностранцев
ограничений последние вынуждены были обращаться к местным торгов-
цам в качестве подставных лиц, чтобы эти торговцы от их имени произ-
водили соответствующие операции. Так это было в течение ряда столетий
в торговле между Европой и Южной Америкой. Испания, которой при-
надлежала большая часть Южной Америки, допускала вплоть до конца
XVIII в. только своих подданных к торговле с ней, и поэтому французы,
голландцы, англичане могли участвовать в торговле с испанскими коло-
ниями только через посредство испанских купцов. Они посылали в Се-
вилью и Кадикс свои товары, и местные купцы уже от своего имени от-
правляли их в Америку; так же производилась закупка товаров в испан-
ской Америке для торговых фирм различных стран Европы. Таким путем
велась оживленная торговля между Европой и Америкой, в которой ис-
панцы выступали в качестве комиссионеров, выполняя поручения, кото-
рые им давались иностранными купцами, но формально действуя совер-
шенно самостоятельно, прикрывая своих доверителей. Подобным же об-
разом французы в те времена имели своих представителей в Англии, так
как французские купцы там подвергались всевозможным стеснениям
(могли продавать товары только жителям Лондона, платили более высо-
кие пошлины, чем англичане, и т.д.) и с ними там «дурно обраща-
лись»21 . В Московском государстве постоянно раздаются жалобы на по-
средничество русских «маломочных» людей, которых иностранцы рассы-
288
История экономического бытаЗападнойЕвропы
лают по городам для совершения запрещенных иностранцам сделок (по-
купки товаров у производителей и у других иностранцев, продажи в роз-
ницу и т.д.) Эти русские люди, «закупим», торговали «от» иностранцев,
торговали беспошлинно, с виду казались самостоятельными купцами, по,
получая деньги «только в подряд» от иноземцев, являлись их орудием22.
Другая функция купца, рано переданная другим лицам, заключалась
в перевозке товара. Хотя не только в Средние века, но еще впоследствии
торговцы имели собственные возы и лошадей и собственных людей для
транспорта своих товаров, как, например, лондонские и бристольские
купцы XVII и даже XVIII вв., однако, по общему правилу, транспортная
деятельность уже давно успела отделиться от торговой и стать самостоя-
тельной профессией Как организованные в цехи, так и стоявшие вне их
перевозчики имелись повсюду и проезжали вдоль п поперек страны; для
многих сельских местностей извозный промысел являлся важным под-
собным занятием. Задачей перевозчика являлся, однако, не только самый
транспорт товаров, но и ряд дополнительных к нему функций, как то:
подача заявлений на таможнях, взвешивание груза и уплата пошлин, на-
ем возов и людей к ним, надзор за нагрузкой товаров или хранением их,
приемка доставляемых товаров и т.д Этого рода деятельность, хотя и
тесно связанная с транспортом, но ле совпадающая с ним, и выделяется в
XVII в. в особую специальность. Перевозчик товаров, принимая на себя
обязанность доставки их в определенное место, сам не выполняет ее, а
поручает ее другим лицам, с которыми он входит в соглашение и за ко-
торыми следит, выполняя в то же время упомянутые дополнительные
действия, и тем самым становится экспедитором.
В Италии эти новые отрасли коммерческой деятельности, комиссион-
ная и экспедиторская, появились уже к концу Средневековья. Венециан-
ская фирма Бадоер, как видно из ее торговых книг, не только торгует за
собственный счет самостоятельно или в товариществе с другими, но явля-
ется также комиссионером и страховщиком, перевозчиком товаров (на-
пример, в Александрию) и экспедитором. В других странах эти новые
отрасли появляются позже, причем различные функции — комиссионера,
экспедитора, перевозчика - еще недостаточно разграничены, легко пере-
ходят одна в другую. Во Франции мы находим, по словам Савари, таких
«commissionaires de voitures», владельцев постоялых дворов, которые по
поручению купцов нанимают для них лошадей, производят нагрузку то-
варов, уплачивают таможенные, домениальные и всякие иные сборы, не-
редко и доставляют им самый товар на дом, чтобы получить тут же груз
для обратного пути. В Амстердаме экспедиторы имеют своих перевозчи-
ков, которые работают только для них и находятся в постоянных сноше-
ниях с экспедиторами других городов. Эти сношения распространялись
на всевозможные места Италии и Франции, как и на Франкфурт-на-
Майне и Нюрнберг, так что купцу остается только направить к экспеди-
тору свой товар с указанием, куда и кому его надо послать23.
Глава L. Специализация в области торговли 289
Нидерландское право XVII в. выработало ряд положений относитель-
но обязанностей комиссионеров. Они обязаны представлять отчеты о
своих действиях дающим им поручения лицам с указанием, кому прода-
ны товары и по какой цене, и с этой целью передавать им свои книги и
реестры со всеми счетами товаров и кредиторов на достаточный срок —
для просмотра нх и производства выписок оттуда и снятия копий, — при
невозможности же передачи их должны хотя бы открывать им доступ к
книгам в соответствующем месте и на надлежащее время. Если комиссио-
неру поручено продать переданные ему товары за наличные, то он не
вправе продать их па срок, а если ем}' указано взамен проданных товаров
приобрести новые по цене не свыше определенной, то он не может пре-
высить предел цепы; равным образом, если ему поручено продать товары
на месте, он не вправе отправить их в другие места, иначе несет риск при
наступлении несчастного случая. Он, конечно, не может и продать това-
ры себе самому прямо или через посредство подставных лиц. Если ко-
миссионер, получив поручение, не желает млн не может выполнить его,
он обязан об этом известить с первой почтой. «Это правило действовало
даже у такого народа, как римляне, которые вели войны, но мало зани-
мались торговлей, тем более должно применяться в нашей стране, благо-
получие которой покоится на торговле». Если бы комиссионер мог от-
кладывать с извещением, а пока нужных товаров пе оказалось бы более,
то «всякий боялся бы давать поручения покупки и продажи товаров,
опасаясь, что комиссионер поступит по своему усмотрению, а торговля от
этого бы сильно пострадала, ибо, как известно, без факторов и комис-
сионеров ее трудно вести»24.
К деятельности комиссионеров по закупке товаров Савари относится
весьма отрицательно, находя, что описать комиссионеру качество подле-
жащего приобретению товара невозможно, почему он и утверждает, что
«тот, кто производит эти операции через комиссионера, тот уже лично
отправляется в дом для призреваемых», и эту же фразу за ним повторяет
Лудовици. Но Зомбарт едва ли прав, сделав из этого вывод, что закупка
товаров через посредство комиссионеров не практиковалась или в лучшем
случае касалась лишь сырья. Слова Савари относятся, по-видимому,
лишь к некоторым видам фабрикатов, которыми прежде Савари сам тор-
говал, именно особенно ценным сортам материй: парчи, бархата, различ-
ных расшитых золотом и серебром тканей и т.д., но едва ли это могло
распространяться на другие виды не только сырья, но и изделий. Это
видно из Бюша, который признает весьма целесообразной именно закуп-
ку изделий у «мануфактуристов» через посредство комиссионера, ибо
последний немедленно уплачивает промышленнику еще раньше, чем он
получит вексель от заказчика, а в то же время сразу же прекращает вся-
кую попытку продавца обмануть иностранного покупателя, всучив ему
плохой товар, так что оказывается полезным и тому и другому. Бюш
упоминает о таких комиссионерах, живущих исключительно этим про-
290
ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО БЫТА ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
мыслом в английских промышленных центрах, как и в производстве ме-
таллических изделий на Рейне25. Однако из дошедших до нас бумаг куп-
ца Магона в Сеп-Мало можно усмотреть, что даже то ограничение, кото-
рое можно было бы сделать на основании Савари, едва ли правильно.
Магон закупает (в начале XVIII в.) даже шелковые товары через посред-
ство комиссионеров, требуя определенные сорта и цвета, хотя и далеко
не всегда получает именно нужный ему товар26.
Широко прибегали, во всяком случае, к услугам комиссионеров в об-
ласти сбыта - по продаже товаров на ярмарках и в особенности по вы-
возу за границу. В Лондоне, Париже, Гамбурге комиссионеров имелось
большое количество, и по их адресу посылались товары, которые в слу-
чае непродажи до известного срока должны были быть отправлены об-
ратно. Из России, Польши, Венгрии посылались товары на комиссию в
Бреславль; из разных стран Запада их отправляли своим корреспонден-
там в Кадикс для продажи в Испании, в случае же неудачи передавали
их испанцам, отправляющимся в Вест-Индию для сбыта их в Порто-
Белло или Вера-Круц. В испанские колонии только и можно было от-
правлять из Франции, Нидерландов и т.д. товары через посредство этих
комиссионеров, находившихся в Кадиксе.
Особенно часто деятельность комиссионера и экспедитора соединя-
лась, как мы видели выше, с банковским промыслом, т.е. с вексельными
операциями. Это обстоятельство обусловливалось тем, что комиссионеру
при закупке товаров, экспедитору при уплате за перевозку, погрузку на
таможнях и т.д. приходилось трассировать векселя иа дававшего им по-
ручение коммерсанта для получения обратно уплаченной за него суммы.
Наоборот, посылая комиссионеру товар для сбыта, торговец трассировал
на него вексель, и так же поступали продавцы товаров, у которых комис-
сионер закупал их по поручению торговца. Поэтому-то мы и читаем в
списке франкфуртских фирм 1774 г.: «У следующих лиц можно полу-
чать векселя на все европейские торговые центры, и можно обращаться к
ним по денежным переводам и траттам; они принимают и иные комисси-
онные поручения, а также занимаются экспедиторским делом и оптовой
торговлей»27. Иностранный «банкир» необходим был торговцам, сбы-
вавшим товары за границу, не только для взыскания там платежей, но и
для сообщения им нужных сведений о положении рынка, а также для
отстаивания их интересов там при пререканиях относительно уплаты та-
моженных сборов28.
Не вполне еще отделилась торговля оптовая от розничной. В Австрии
с начала XVI в. существовала корпорация иностранных купцов, члены
которой имели право держать склады товаров (Niederlagen, откуда на-
звание этих купцов — Niederlagsverwandte) в Вене и других больших
городах, но могли продавать только иностранные товары и только куп-
цам (а не публике); тогда как австрийские купцы пользовались правом
не только оптовой торговли, но и владения «открытыми для публики
Глава L. Специализация в области торговли
291
лавками с вывесками и эмблемами промысла», т.е. могли торговать ими в
розницу. Лишь во второй половине XVIII в. дальнейший прием в корпо-
рацию иностранных купцов был прекращен, и взамен этого был создан
особый класс австрийских оптовых торговцев, которым было предостав-
лено право оптовой торговли всякого рода товарами и, кроме того, ис-
ключительное право производства комиссионных и вексельных операций,
так что и здесь все эти виды коммерческой деятельности соединены; но
только лавок они не должны иметь. Однако только в Вене и Праге воз-
никли такие корпорации оптовых торговцев, тогда как другие австрий-
ские города, например Грац, заявляли, что одной оптовой торговлей ни
один купец существовать не может, ибо обороты не столь оживлепны,
как в Вене, и потому купцу необходима и розничная продажа — торгов-
ля «а la minula», как она называлась. Они предпочитают сохранение
прежнего положения, при котором всякий торговец торгует как оптом,
так и в розницу, хотя п не всеми видами товаров одновременно29. Таким
образом, стремление к разграничению оптовой и розничной торговли за-
мечается, но осуществление оказывается возможным лишь в крупных
центрах, прочие же до этого еще не дозрели.
При этом, как мы видели выше, кустарям запрещалось торговать
своими изделиями. На ходатайство о дозволении последнего в интересах
промышленности Мария Терезия ответила, что «торговый класс и так
сильно страдает, почему ничего нельзя изменять, а все надо оставить по-
старому». Только Иосиф II в 1782 г. разрешил производителям продажу
изготовленных ими товаров у себя дома, с вывеской или без нее, на яр-
марках и вне ярмарок; а через два года он предоставил им также право
открытия лавок30.
Точно так же в Бреславле (в XVII в.) попытки разграничить оптовую
и розничную торговлю, предоставив первую — купеческой гильдии (тег-
catores), а вторую — гильдии розничных торговцев (institores, Kramer),
не увенчались успехом. Вскоре пришлось и тем и другим предоставить
право вступать и в другую гильдию, оптовым же торговцам была дана в
начале XVIII в. общая привилегия продавать «поштучно»31.
Во франкфуртских списках торговых фирм впервые находим в 1784 г.
разграничение между оптовой и розничной торговлей, а также импортом
и сбытом изделий собственного производства. Так, из 84 фирм, торгую-
щих материями, 19 относят себя к оптовым, 4 — к импортирующим, 3 —
к розничным, 5 — к оптовым и розничным одновременно, 8 продают
только свои изделия или вместе с покупными товарами32.
В области прусской шелковой промышленности предприниматели за-
нимались сбытом всякого рода иностранных материй как оптом, так и в
розницу. Торговцы жаловались на то, что промышленники, имея лавки
для продажи как собственных, так и привозных тканей, продают в роз-
ниц)». Даже самые крупные из них сбывают в розницу свои изделия33.
292
История экономического быта Западной Европы
Марпергер уже в начале XVIII в. находит, что оптовым торговцам не
следует продавать своих товаров в розницу, так как это вызывает вражду
к ним со стороны розничных торговцев. Последние усматривают в таком
образе действия лишение причитающегося им барыша и отказываются
приобретать товары у таких купцов34. Необходимость дифференциации в
этом направлении, следовательно, уже сознается. Но осуществить ее бы-
ло нелегко Это видно пз слов другого автора, Лудовици, писавшего в
середине XVIII в. и указывавшего на то, что редко можно найти оптови-
ка, который не продавал бы в розницу тот пли другой товар. «Так как
розничные торговцы, — поясняет он, - берутся за оптовые операции, то
нельзя порицать и оптовиков или их жен, если и они не отказывают себе
в небольшом доходе, который можно выручить при продаже большой
партии аршинами или фунтами»
Рикар (за ним повторяет Лудовици} утверждает, что в Амстердаме и
во всей Голландии вообще пе производится различия между оптовыми и
розничными торговцами и всякому дозволяется торговать как оптом, так
и в розницу. Исключение составляют лишь виноторговцы, которые не
могут продавать менее двух бочек одновременно, если нс принадлежат к
особой корпорации, которой предоставлено одновременно торговать ви-
ном и бочками, и враздробь. Впрочем, Лудовици все же считает необхо-
димым различать торговлю оптовую и розничную, находя, что первая
благороднее второй, так как во многих странах ею занимаются наряду с
простыми людьми и дворяне, тогда как в Германии дворяне теряют свое
звание, если производят розничную торговлю35.
Гораздо дальше шла дифференциация в торговле в таких странах, как
Англия или Франция. В XVII в. английские тегсег’ы, занимавшиеся
скупкой у кустаря шелковых изделий, бархата, кружев, в то же время
охотно продавали их аршинами двору и аристократии, подобно тому как
это делали до них и знаменитые Фуггеры, крупнейшие банкиры XVI в.36
Но в то же время в Англии уже рано выделяется заморский купец (mer-
chant), которому не полагается заниматься розничной торговлей. Уже в
1605 г. устав Левантийской компании это запрещает. Лица, стоящие во
главе компании, должны производить периодически поверку, и если бы
оказались члены компании, продающие в розницу, то немедленно их ис-
ключать. Из этого видно, что в начале XVII в. шла борьба из-за этого
нового принципа. Сто лет спустя Дефо уже резко противопоставляет за-
морского купца торговцу, занимающемуся оборотами внутри страны; в
других случаях уже в середине XVII в. различаются три группы: mer-
chants, или заморские купцы, tradesmen, или торгующие внутри страны,
оптом, и shopkeepers, или розничные торговцы, причем розничные тор-
говцы ко л овальными, мануфактурными и иными товарами считают себя
равными «купцам», т.е. оптовым торговцам, одеваются и держат себя так
же, как и они37.
Глава L. Специализация в области торговли
293
Что касается Франции, то Савари в своем «Совершенном купце»
1674 г. сначала подробно рассматривает деятельность розничного торгов-
ца38, а затем лишь переходит к установлению правил, касающихся опто-
вого торговца39. Оптовые торговцы имеют дело только с лицами двух
категорий, именно: с мануфактуристами (кустарями), которым они отда-
ют приказания (или если их просят, то для того, чтобы таким вежливым
обращением побудить их к выполнению своих поручений), или с рознич-
ными торговцами, которым они продают товары целыми тюками, ящика-
ми и штуками. Оптовая торговля производится как дворянством, так и
лицами простого звания, во многих же государствах розничной торговлей
первые никогда не занимаются, ибо в ней есть что-то низменное, тогда
как в оптовой торговле все имеет характер почтенный и благородный40.
«Существует большая разница, — читаем у него же в другом месте, —
между правилами, которых придерживаются при продаже товаров оптом,
и теми, которые следует применять при сбыте их в розницу, ибо в опто-
вой торговле процесс продажи краткий и все сводится к “да" или "нет”.
Напротив, в розничной продаже необходимо тратить обильное количест-
во слов, чтобы убедить покупателей, ибо те, кому розничные торговцы
продают свои товары, в большинстве случаев незнакомы с качеством то-
варов, тогда как оптовые торговцы имеют дело с розничными, которые в
этом деле нередко понимают больше, чем они сами»41. Розничным тор-
говцам Савари указывает на те улицы, на которых им следует открывать
лавку, в зависимости от характера продаваемых товаров, советует по
возможности нанимать помещение с окнами на запад, держать товары в
порядке и раскладывать их так, чтобы они были под руками и чтобы по-
купателю долго ждать не приходилось42. В области оптовой торговли он
находит целесообразным образование товариществ, так как одному тор-
говцу трудно иметь надлежащий капитал для расплаты с рабочими и для
кредитования розничных торговцев и так как оптовый торговец должен
лично производить и покупку, и продажу товаров, а быть одному чело-
веку в двух местах одновременно невозможно43.
Наконец, он дает розничным торговцам совет покупать товары не у
кустарей непосредственно («на мануфактурах»), а у оптовых торговцев.
Хотя в последнем случае товар обходится дороже, но зато во всех других
отношениях такой образ действий выгоднее: во-первых, кустарям надо
платить наличными, оптовые же торговцы дают в кредит; во-вторых, по-
тому, что у последних товар можно получить и тогда, когда он имеется в
небольшом количестве, и они всегда предпочтут продать его постоянному
покупателю, чем случайному, обращающемуся к ним лишь в нужде; в-
третьих, потому, что у кустарей никогда он не найдет товаров столь вы-
сокого качества, как у оптовиков, ибо особенно удачные куски материи
кустарь не отдает отдельно и не продает редко появляющемуся у него
розничному торговцу; в-четвертых, потому, что розничный торговец не
может покидать своей лавки и отправляться в места, где находятся про-
294
История экономического быта Западной Европы
изводители, поручая продажу товаров, в особенности в кредит, жене и
служащим, и так как, в-пятых, он не может поручить закупку товаров
комиссионеру, в особенности когда речь идет о тканях разных цветов
(комиссионер не может знать, правятся ли они торговцу)44.
Таким образом, оптовый торговец продает и в розницу, и закупает из-
делия у кустаря; к последнему обращается и розничный торговец, и за-
нимается одновременно и оптовыми операциями В других случаях, на-
против, торговцы закупают фабрикаты у скупщика или через посредство
комиссионера Все ато еще находится в переходном, недостаточно опре-
делившемся состоянии. Но все же по сравнению со средневековой эпохой
замечается перемена1 идет борьба за отделение оптовых операций от роз-
ничных, как и за выделение банковского промысла (занимающегося век-
сельными операциями) в самостоятельную профессию, — такая диффе-
ренциация признается уже необходимой и целесообразной и отступления
от нее нежелательными. В Англии в особенности, отчасти и во Франции,
она мало-помалу, в особенности к концу рассматриваемого периода, ус-
пела сделать значительные успехи45.
Постепенное и медленное отделение оптовой торговли от розничной
находится, по-видимому, в связи и с тем обстоятельством, что во многих
странах вообще успели появиться лишь некоторые отрасли торговли, то-
гда как многочисленные виды товаров еще по-прежнему сбывались сами-
ми же производителями-ремесленниками или они же продавали закуп-
ленные изделия из устроенной при мастерской лавки. Так это было в
особенности в Германии в течение всего рассматриваемого периода.
Во многих областях производства промышленных изделий мы не най-
дем почти никакой торговли, ни оптовой, ни розничной, а имеем почти
исключительно ремесленника: пекаря и мясника, сапожника и портного,
шапочника, скорняка, седельника, столяра, токаря, бондаря, жестянщи-
ка, которые нередко устраивают и лавки для продажи своих и приобре-
тенных изделий того же или однородного характера, местных или при-
возных46. Поэтому-то в Германии еще в начале XIX в. встречаем лишь
несколько видов торговли: торговлю железпыми товарами, посудные ма-
газины, магазины галантерейных товаров, торговлю привозными или ко-
лониальными товарами, лавки съестных припасов, наконец, торговлю
старыми вещами. Нет ни мебельных, ни сапожных, ни шляпных и т.д.
магазинов, нет и мясных лавок (мясо продается прямо из ларей мясни-
ков), ни многих других, лишь значительно позже появляющихся отрас-
лей торговли47.
Каждая из немногих существовавших в то время отраслей торговли
включала в себя сбыт весьма разнообразных видов товаров, так что и в
этом отношении специализация в торговле была весьма невелика. Товары
были обыкновенно разбиты всего на несколько специальностей, преиму-
щественно по характеру сырья, из которого они выделывались: напри-
мер, галантерейная торговля заключалась в продаже всякого рода пред-
Глава L. Специализация в области торговли
295
метов роскоши из золота, серебра, стали, черепахи, слоновой кости, бу-
маги, кожи, дерева. Железная торговля охватывала всевозможные изде-
лия из железа, стали, олова и других неблагородных металлов. Другие
специальности определялись происхождением товаров: например, коло-
ниальную, или материальную, торговлю составляли разнообразные ино-
странные товары; кофе, чай, тростниковый сахар, пряности, красильные
вещества, растительные масла и т.д.48 Быть может, это объяснялось тем,
что привоз иностранных товаров составлял исключительное право тор-
говцев, железом и изделиями из него имел право торговать лишь опреде-
ленный ремесленный цех; отсюда и появились эти специальности. Как
видно из адрес-календарей Лейпцига начала XIX в., здесь замечаются
лишь слабые признаки специализации в области торговли. Выделяются
особые лавки, продающие глиняную и фарфоровую посуду, лавки, сбы-
вающие курительный и нюхательный табак, кондитерские, в особенности
же мануфактурные лавки, торгующие материями разного рода49. В Бре-
славле в начале XIX в. имелась торговля семи различных специальностей
(железными товарами, шерстяными и т.д.), в том числе торговля стары-
ми вещами; в Аахене в конце XVIII в. было три торговца сукном, две
лавки шелковых и позументных товаров, четыре торговали железными
товарами, шесть лавок колониальных товаров, больше ничего50.
В Парме Казанова (в середине XVIII в.) долго бродил по городу,
прежде чем нашел магазин мануфактурных товаров (тканей). В Париже
лавок в это время было много, торговцы, стоя у дверей, зазывали поку-
пателей. Везде в Париже, в Марселе, в Италии, по описаниям Казановы,
приходилось усиленно торговаться в лавках. Когда он, разыгрывая важ-
ного барина, платил сразу требуемую сумму, то на него смотрели как на
сумасшедшего. Из его же описаний видно, что ни готового белья, ни пла-
тья обычно в лавках не продавалось, а покупали материю и нанимали
белошвейку для выделки белья (приходившую на дом), портнихи прино-
сили на дом образцы материй для платьев, иногда тут же при модном
магазине имелась мастерская, где работали девушки51.
Лишь постепенно устанавливается и специализация торговли по от-
дельным ее видам.
Даже в таком большом городе, как Франкфурт-на-Майне, в конце
XVII в. еврей Зелигман, заявивший, что он торгует «холстом, нитками и
сыром» (своеобразная комбинация), на самом деле, как обнаружилось
при описи, держал в небольших количествах и всякие другие товары. В
лавке его оказалось 2 бочки сельдей, 1,5 фунта хлопка, 1,5 стопы бума-
ги, 22 кипы булавок, 26 кусков мыла, мед, пряности и многое другое.
Марпергер еще в начале XVIII в. указывал на то, что в небольших
городах торговцы шелковыми материями продают не только всякого рода
ткани, но и колониальные товары и иные, ибо одними шелковыми изде-
лиями они кормиться не могут, а торговцы железными изделиями сбыва-
ют чулки, ленты, холст, писчую бумагу52.
296
История экономического бы га Западной Европы
В Австрии торговля была разбита на несколько категорий, причем
каждый купец записывался в определенную категорию и должен был
иметь соответствующий данной категории капитал- торговец материями
должен иметь 12 тыс. гульденов, торговец галантереей — 10 тыс. гульде-
нов, торговец так называемыми нюрнбергскими товарами 8 тыс. гульде-
нов Однако в Веле, по декрету 1794 г , в группу материальной торговли
входяI столь различные объекты, как семена, губки, жемчуг, соли и эс-
сенции всякого рода, ликеры, жиры, мед, фрукгы, слоновая кость, вся-
кого рода пряности и колониальные товары, а шкже канцелярские при-
надлежности К группе колониальных товаров отнесены сахар, кофе,
чай, жиры, сыр, рыба, вина, по также письменные принадлежности и
наиболее ходкие из привозных товаров53.
Часто эго обусловливалось тем, что экспорт и импор! были тесно свя-
заны, что в особенности имело место при устройстве факторий в других
частях света, ибо нередко европейские товары вывозились туда лишь с
целью обмена их на туземные произведения Однако не следует упускать
из виду, что сверх того экспортная и импор! пая торговля производилась
одновременно с различными странами, п даже в оптовой торговле, про-
изводимой внутри страны, купец сбывал одновременно самые разнооб-
разные товары Хотя Лудовици и утверждает, что многие купцы торгуют
только одним определенным видом товаров, но в большинстве случаев
это было не так54 Специализации не было и в оптовой торговле. Гам-
бургский торговый дом Энгельс—Ришей, в XVII в. производивший
крупные вексельные операции, в то же время получает из Норвегии рыбу
и жиры всякого рода, деготь и многое другое, отправляет зерно, сталь,
медь, ружья в Лиссабон, закупает пряности в Амстердаме, вино во
Фрапкфурте-на-Майие, юфть и ревень в Архангельске55 Но точно так
же в следующем XVIII в. бреславльская фирма Мориц Эйхборн (наряду
с банковскими операциями) продавала за собственный счет силезский
холст и сукно, французские и испанские вина, цинк, сахар, воск, селит-
ру; на складах ее находились шерсть, кожи и меха разного рода, семена,
кукуруза из Одессы, орехи, кофе, поташ, железо56 Не меныпим разно-
образием отличались запасы товаров у голландца Ван дер Лейена, одного
из основателей крефельдской шелковой промышленности, причем он, по-
видимому, многими товарами торговал не только оптом, но и в розницу.
Так, Лейеи не только покупал или заказывал в Нидерландах для сбыта в
Кёльне и Франкфурте шелк и шелковые, бархатные, льняные и сукон-
ные материи, позументы и ленты, но торговал также иголками и напер-
стками, пуговицами, пряжками, гребенками, медальонами и даже флей-
тами, бумагой и чернильницами, библиями и катехизисами57. Лейпциг-
ские торговцы производили операции всем, что только попадалось им под
руки, торговали пряностями и мехами, устраивали белильни для холста и
участвовали в эксплуатации рудников, к чему присоединялись и банков-
ские операции. Крупное торговое предприятие «Лимбургер и Фрош»,
Глава L Специализация в области торговли 297
торговавшее тканями, было соединено с торговлей табаком. В Лейпциге
было много книготорговцев, но они сбывали и шерсть, сукно, кожи,
воск, олово58 Характерно и то, что морская компания, учрежденная
Фридрихом Великим в 1772 г (Seehandlungsgesellschaft), была создана
как с целью заокеанской торговли, так и для торговли на Балтийском
море, для сбыта соли в Польшу, для вывоза оттуда леса, воска, зерна,
для продажи силезского холста в Испанию и ее колонии59.
В противоположность приведенным случаям во франкфуртском спи-
ске торговых фирм 1771 г. находим 365 торговцев, из коих 33 винотор-
говца, 75 торговцев колониальными товарами, 41 шерстяными изделия-
ми; четвергая часть торговцев продает материи и вязаные изделия, при-
чем они опять-таки строго разграничены по специальностям В 1778 г
там же упоминается 552 торговые фирмы, причем из них 85 имеют две
специальности, т.е. торгуют товарами двух разрядов одновременно, а 28
торговцев сбывают товары трех и более разрядов одновременно. В списке
торговцев 1778 г впервые появляются предприятия, торгующие ювелир-
ными изделиями, шляпами, часами60
И во Франции в провинциальных городах еще долго сохраняются
прежние условия, характеризуемые слабой специализацией в области
торговли Так, например, в Пуату торговцы, именуемые merciers, прода-
ют из лавок, рядов, галерей, рынков не только материи и одежду всякого
рода, чулки, булавки, шляпы, обувь, но и меха, колониальные товары,
всякого рода галантерею, т.е все, что угодно61. Иное дело в Париже
Уже в XVI в. проживающий там итальянец Навгеро в своем донесении
дожу сообщает, что в Париже много красивых улиц и необозримое коли-
чество лавок и что в нем проживает масса богатых купцов. У Савари (в
конце XVII в ) находим широкую специализацию: торговля шелковыми
материями, торговля сукном, торговля кружевами и тд., причем каждая
отрасль торговли имеет свои излюбленные места продажи. Имеется,
впрочем, и смешанная торговля, где сбыт всякого рода материй соединя-
ется с торговлей мехами, пряностями и иными товарами62.
Еще дальше идет специализация в Лондоне. Последний обнаруживает
в этом отношении, как и в торговле вообще, наибольшее развитие. В
XVIII в. находим там свыше 20 различных видов розничной торговли:
колониальную, табачную, сыром и маслом, рыбную, модными товарами,
галантерейную, торговлю шелковыми материями, железным товаром,
старым платьем, китайскими товарами, итальянскими товарами63. Осо-
бенно развита была, по-видимому, в Лондоне с конца XVII в. торговля
предметами роскоши, предназначенными для аристократии. Последняя
во многих случаях уже не заказывает белья, обуви и т.д. у соответст-
вующих ремесленников, а покупает их готовыми в магазинах, содержи-
мых скупщиками-предпринимателями. «В лондонском сапожном магази-
не имеется запас на целую армию, в мебельном — мебель для целого ко-
ролевского дворца; у ювелира больше серебряных вещей, чем на столах
298
История экономического быта Западной Европы
всех немецких князей, вместе взятых, а магазин металлических вещей
снабжает работой сотни деревенских кузнецов, которые ему доставляют
свои изделия; в магазинах им дается последняя отделка и накладывается
клеймо фирмы»64.
Во всяком случае, поскольку мы находим известную специализацию
по видам товаров, она имела место вплоть до конца XVIII в , да и позже,
лишь в крупных центрах В более же мелких городах и местечках, как и
в пригородах, сохраняются средневековые условия — отсутствие всякой
специализации: господствует Gemischtwarenhandlung, т.е. розничная
продажа из одной и той же давки всевозможных товаров, — как товаров,
продаваемых на фунты (Pfundwaren), так и продаваемых аршинами (El-
len waren, mercerie). В связи с этим находится и неопределенность назва-
ний этих лавок: лавочник именуется в Англии grocer, или mercer, или
haberdasher - это обозначает торговца и материями, и пряностями, и
железными товарами. Но и вне крупных городов совершается весьма су-
щественная перемена: она заключается в самом факте появления оседлой
торговли, ибо прежде последняя имелась лишь в крупных центрах.
В деревнях, по-видимому, до XVII в. оседлой торговли не было65, и
она заменялась коробейниками (в Англии — pedlar от слова ped, «кор-
зина», или hawkers; в Германии — Packentrager от Packen, «короб»),
переносившими на плечах свои незатейливые товары, иногда, в особенно-
сти в Англии, и перевозившими их верхом или пешком сопровождавши-
ми навьюченную коробами лошадь, осла или мула.
«В XVII в., — говорит Смайле, - в мелких городах и деревнях Анг-
лии вовсе не было лавок, да и в больших их имелось не много, и те, ко-
торые существовали, были плохо снабжены предметами первой необхо-
димости. Товары доставлялись сельским жителям весьма нерегулярно
при помощи коробейников, которые иногда возили их на лошадях, а ино-
гда носили просто на спине. Продажа горшков, кастрюль и домашней
утвари совершалась у дверей каждого дома, и до сравнительно недавнего
времени все гончарные изделия Стаффордшира развозились и распрода-
вались таким способом разносившими их торговцами».
Лишь в ХШ в. лавки появляются в деревне, и раздаются жалобы го-
родских торговцев на то, что «сотня людей поселилась в деревне и заня-
лась мелочной торговлей, не имея к этому подготовки», т.е. не выполнив
цеховых требований и цехового стажа. Из-за этого шла сильная борьба,
ибо торговля считалась таким же городским промыслом, как ремесло, и,
по общему правилу, допускалась лишь в городах. «Торговля принадле-
жит городам», «городское купечество рождено для торговли». Все же
теперь делаются отступления от этого принципа, и с известными ограни-
чениями мелочным торговцам разрешается селиться в деревне. В Берн-
ском кантоне лавки дозволяются лишь на расстоянии двух часов от Бер-
на и часа от прочих городов, причем новые ходатайства на открытие де-
ревенских лавок отклоняются66. Однако не только к этим оседлым
Глава L. Специализация в области торговли
299
деревенским торговцам, но и к коробейникам находим в те времена весь-
ма недоброжелательное отношение со стороны городских (оседлых) ла-
вочников, «честных купцов», как они себя называли. Деревенские жите-
ли должны были являться, по мнению купцов, в рыночные дни в город и
здесь покупать необходимые им вещи, а не пользоваться услугами коро-
бейников; мало того, последние нередко посещали и города, следователь-
но, вдвойне нарушали привилегии городских купцов, да и вообще приме-
няли здесь недопустимый, с точки зрения того времени, способ хождения
из дома в дом, ловли покупателей, они продавали па улицах и площадях,
в тавернах и харчевнях. Вражда к коробейникам усугублялась тем, что
это были в значительной мере иностранцы, которые торговали привоз-
ными товарами, следовательно, наносили ущерб промышленности стра-
ны, нередко торговали запрещенными товарами, привозили контрабанду:
итальянцы из Пьемонта, Ломбардии, Савойи в Швейцарии, Австрии и
Южной Германии; шварцвальдцы во Франции и Швейцарии; в прирейп-
ских странах французы, тирольцы, итальянцы; во многих местах шот-
ландцы, далее, евреи — вот главные элементы среди коробейников; при
этом нередко они сами изготовляли сбываемые товары, например италь-
янцы — мышеловки, барометры, тирольцы — дешевые украшения (коль-
ца, цепочки и т.д.), или же разносили производимые на родине товары,
например чехи - стеклянные товары, тирольцы — кожевенные изделия,
швейцарцы и шварцвальдцы — часы, шеффилдские коробейники — та-
мошние металлические изделия. На этих коробейниках нередко покои-
лись целые отрасли производства. Богемское стекло таким образом попа-
дало в Архангельск, в Швецию, Англию, Нидерланды, Турцию, Испа-
нию, а из последней вывозилось за океан67. Но, вместе с тем они
закупали, в особенности на больших ярмарках, всевозможные другие то-
вары: цветные платки и материи, дешевые кружева и булавки, приводя
затем ими в восторг деревенских женщин и девушек; продавали ножницы
и пряжки, трубки для табака и т.д., «словом, все, чего нет у деревенско-
го кузнеца или поденщика». Они же являются нередко бродячими музы-
кантами и певцами, в особенности французы — «веселые коробейники, у
которых в голове опера, а в кошельке ничего»68. Большей частью они
носили свой короб на спине, но иногда имели повозки с двумя и даже
тремя лошадьми (Бавария), нескольких (3-^4) помощников (Вюртемберг).
Наука также стояла на стороне оседлых купцов. Бехер (1862 г.) глу-
боко возмущен действиями евреев, французов и других торговцев, разно-
сящих товары на спине и наносящих вред стране и купцам. Бергиус так-
же (1786 г.) признает коробейничество недопустимым. Рот приписывает
ему упадок Нюрнберга, не зная, очевидно, того, что уже задолго до того
другие города жаловались на жителей Нюрнберга, развозящих свои то-
вары и этим наносящих ущерб их торговле. Неизвестный автор «Richesse
de Hollander» заявляет, что коробейники уничтожили розничную торгов-
лю Нидерландов6^. Коробейники (Tablet-KrSmer, colporteurs), говорит
24 э-м
300
История экономического быта Западной Европы
Марпергер в начале XVIII в., обычно итальянцы, французы или евреи,
ходят по городам, по трактирам и домам, по деревням и усадьбам и про-
дают нюхательный табак, зубной порошок, гребенки; некоторые имеют
повозку на двух колесах и лошадь и развозят шелковые, бумажные и
иные ткани, ленты, перчатки, передники, юбки, иногда также чай, кофе
в зернах, шоколад Они не платят ни налогов, ни пошлин правительству,
вывозят монету из страны, занимаются шпионством, нередко иод видом
торговли совершают обманы и наносят ущерб оседлым торговцам70.
В Англин таким путем распространялись металлические изделия
Шеффилда и Бирмингема (коробейники эти именовались «the Sheffield
Man»), в Швеции — материи. Силезские торговцы холстом имели собст-
венных коробейников, которые обязаны были разносить изделия только
данного купца; были среди них «присяжные» коробейники, в том числе
женщины. Коробейники знакомили население с новыми колониальными
товарами - чаем, кофе, сахаром, табаком, — привозили новые, малоизве-
стные предметы, как мыло, зонтики, оптические инструменты, географи-
ческие карты, гравюры, стараясь вызвать у населения новые потребности.
В Пуату странствующие торговцы с коробом па плечах пользовались
особенно дурной славой. Целыми ватагами, под предводительством стар-
ших, со своими обрядами и своим жаргоном, они ходят по ярмаркам, где
срезают кошельки, грабят фермы и мельницы, крадут птицу, взламывают
сундуки и затем исчезают бесследно. С середины XVII в. они, правда,
изменяют характер своей деятельности, но и впоследствии вызывают не-
удовольствие оседлых торговцев тем, что торгуют в городах вне ярма-
рочных дней и разносят товары по домам, харчевням и трактирам71.
Коробейников обвиняли в обманном сбыте плохих товаров и в том,
что они не питают особого уважения к чужой собственности, что они в
годы эпидемий переносят заразу. Но в общем деревенское население
стояло на их стороне, нуждалось в них, и поэтому государству так труд-
но было бороться с ними. В Англии в особенности, хотя Flashmen’bi (из
округа Flash) и считались коробейниками и разбойниками одновременно,
все же в большинстве случаев мы находим похвалы по адресу коробей-
ника; ол пользуется везде гостеприимством, в церквах на разрисованных
стеклах и корчмах мы находим изображения его. Народ относится к нему
с особым интересом, как к человеку, «много видавшему и много знающе-
му», в литературе встречаются типы образованных коробейников. Его
короб оценивается в 20 фуптов стерлингов. Одним из главных предметов
сбыта являются кружева; кроме того, упоминаются72 лепты всех цветов,
батист, полотно, саржа, нитки и др. Изображаемый Водсвортом коробей-
ник (в конце XVIII в.), правда, уже сознает, что условия торговли
изменились и что положение кочующего торговца понижается. Но
развитие крупной промышленности снова улучшило его положение: в
большом количестве появились шотландцы, занимавшиеся tea-trade, т.е.
торговлей чаем, и отправлявшиеся в промышленные районы Ланкашира73.
Глава L. Специализация в области торговли
301
Под влиянием приведенных выше соображений во многих германских
странах торговля вразнос и вразвоз вне ярмарки вовсе воспрещена, на-
пример в Пруссии, в Баварии, Вюртемберге, Саксонии74. Виновные ко-
робейники подвергались штрафам, тюремному заключению, конфискации
товара, доносчики вознаграждались так же, как поймавшие дезертира, —
получали четвертую часть и даже половину конфискованного. Наказанию
подлежали и покупатели, причем и тут часть штрафа получал доносчик.
Но все это не помогало. Полиция и сельские власти смотрели на коро-
бейников сквозь пальцы, нередко подкупались ими деньгами или получа-
ли от лих товары по закупочной цене75. Напротив, в Англии в середине
XVII в., хотя раздаются жалобы на голландцев, французов и валлонов,
торгующих в розницу и отнимающих хлеб у местных жителей, все же
попытка оседлых купцов добиться запрещения этой торговли не увенча-
лась успехом; коробейники обязаны лишь, по закону 1697 г., выбирать
патент на право торговли (licence) с уплатою 4 фунтов стерлингов и,
кроме того, платить столько же «с каждой лошади, осла, мула или иного
животного, навьюченного грузом или везущего товар»; это было значи-
тельное стеснение коробейников76. Такая же система была установлена в
кантоне Берн после того, как прежние запрещения оказались безрезуль-
татными77. К концу XVIII в. и Австрия, признавая пользу, приносимую
коробейниками отечественной промышленности в смысле распростране-
ния ее изделий, нс применяет прежних огульных запрещений и дозволяет
собственным подданным торговать всякого рода австрийскими изделиями
везде и всюду, даже в городах. Отмена прежних запрещений мотивирует-
ся тем, что они все равно не выполняются, торговцы сами пользуются
коробейниками для сбыта плохих, вышедших из моды или вообще не на-
ходящих себе покупателей товаров. А мелкого промышленника возмож-
ность самостоятельной продажи товаров освобождает от власти купца,
которому он не в силах предоставить кредита на продолжительный
срок78. Но и немецкие государства, видя бесплодность запрещений, вы-
нуждены были пойти на уступки, разрешая продажу некоторых товаров,
в особенности низших сортов, по обычно это дозволялось только собст-
венным подданным и товары должны были быть внутреннего производ-
ства. При этом иногда уже подчеркивается, что коробейничество распро-
страняется вследствие того, что сами оседлые торговцы, в защиту кото-
рых ведется борьба с коробейниками, продают плохие товары и по
дорогой цене, обвешивают и не имеют достаточных запасов на складе79.
Как видно из изложенного, внутренняя торговля была обставлена
весьма многими стеснениями и ограничениями, главным образом в инте-
ресах осевших в городах купцов. Всем прочим — иностранцам, коробей-
никам, кустарям, иногда (например, в Австрии) и скупщикам-предприни-
мателям (в некоторых отраслях торговли), — словом всем, кто не запи-
сался и не принят в городское купечество, розничная продажа по общим
правилам запрещена80, и лишь постепенно им удается добиться и для се-
бя известных прав в области розничной торговли.
302
История экономического быта Западной Европы
Все эти ограничения розничной продажи теряют свою силу па время
ярмарок, которые являются оплотами свободной конкуренции, — на яр-
марке иностранные и иногородние торговцы, ремесленники, кустари, ко-
робейники конкурируют с местной оседлой торговлей, продавая оптом и
в розницу свои и чужие изделия любой категории (не придерживаясь
данной категории товаров), местные и привозные. Здесь, на ярмарке,
торговцы сбывают изделия, продажа которых обычно составляет право
одних ремесленников; здесь продаются товары, привоз которых вообще
запрещен; здесь появляются коробейники, которых в других случаях
часто не допускают, или с товарами, которых они в другое время разно-
сить по вправе; здесь сбывают свои изделия кустари; свободно торгуют и
иностранцы. Каждый сколько-нибудь значительный город имел раз или
два в году (согласно выданным ему привилегиям) свою ярмарку, про-
должавшуюся 1—4 недели, когда исчезали ограничения торговли, уста-
новленные в интересах «порядка и добрых нравов», когда происходила
концентрация спроса и предложения по месту и времени. Потребитель —
помещик, крестьянин, зависевший весь год от местного цехового мастера,
который многих товаров вовсе не имел или имел вещи плохого качества,
мог теперь их найти на ярмарке в большом выборе и по более дешевой
цене. Свои покупки, состоявшие в одежде и материях, домашней утвари
и сельскохозяйственных орудиях, игрушках для детей, он откладывал до
ближайшей ярмарки, когда производил и сбыт своих продуктов, хлеба,
скота. Народные празднества на ярмарке, акробаты, бродячие цирки и
всякие иные представления привлекали население со всей округи; ткачи,
сапожники, кузнецы, пирожники в значительной мере существовали по-
сещением ярмарок81.
В таких странах, как Германия, Австрия, Скандинавские государства,
эти ярмарки и рынки еще вплоть до середины XIX в. сохраняют свое
значение ввиду слабого развития торговли в деревне, тогда как в Англии
и Франции оседлая торговля и коробейники уже рано приводят к их
упадку.
Еще раньше теряет свое значение и большинство ярмарок другого ти-
па — ярмарок, являющихся центрами оптовой торговли, больших ярма-
рок, куда съезжаются купцы из различных территорий и куда привозятся
товары крупными партиями. Из таких ярмарок важную роль играли
лишь упомянутые нами выше лейпцигская и во Франкфурте-на-Майне82,
а также во Франкфурте-па-Одере, где в 1781 — 1789 гг. ценность приво-
зимых прусских товаров в среднем ежегодно составляла 3 млн талеров, а
иностранных 1 млн, причем в это время первое место занимали шерстя-
ные, шелковые и бумажные материи; далее, ярмарки в Антверпене, Лио-
не и в особенности в Бокере (в Провансе), где обороты составляли к
концу XVII в. 6 млн франков, а к концу XVIII в. свыше 40 млн; впро-
чем, последняя потеряла свой международный характер, и из приезжав-
ших туда иностранцев большое значение имели только испанцы. Нако-
Глава L. Специализация в области торговли 303
нец, из английских — ярмарка в Стэрбридже, которую Дефо называет,
«без всякого сомнения, самой крупной в Англии, быть может, во всем
мире». Эта ярмарка происходила с середины августа до середины сен-
тября, и сюда стекались представители всех важнейших отраслей про-
мышленности: ланкаширские купцы привозили свои товары на тысяче
ломовых лошадей, восточные графства посылали сюда свои шерстяные,
Бирмингем — металлические изделия, продавалось много шерсти, заку-
паемой лондонскими оптовыми торговцами. Но в середине XVIII в. яр-
марка в Стэрбридже уже находилась в упадке83.
Затем находим ярмарки и рынки, где предметом купли-продажи яв-
ляются определенные виды товаров: вино (в Бордо), сельди (в Ярмуте),
сукно (в Лидсе, Экэетере), холст (в силезских городах) и тд.; они про-
исходили обыкновенно еженедельно. На эти ярмарки и рынки скупщики
(«фабриканты», как они именуются в источниках) привозят произведен-
ные кустарями изделия; например, скупщики сукна из Реймса или Амье-
на везут его на близлежащие ярмарки в Руане или Сен-Жермене; скуп-
щики силезского холста - во Франкфурт-на-Одере; владельцы ситцена-
бивных мануфактур Гларуса отправляются с ситцевыми материями на
ярмарки не только в Цурцах, но и в Лейпциг; если на одной ярмарке у
них оставалось много непроданного товара, они везли его на следующую.
Получается тип кочующего торговца. О таких «летучих» торговцах, пе-
реезжающих с ярмарки на ярмарку, упоминается в «Словаре» Савари-
сыновей-. «Они передвигают свой склад с ярмарки на ярмарку, составляя
бродячую семью, которая со своими товарами и телегами образует своего
рода небольшой караван»84.
К концу XVIII в. мы встречаем уже на ярмарках континента англий-
ских импортеров бумажных тканей, венских торговцев левантийским
хлопком85, находим, однако, на йоркширских суконных ярмарках и мел-
ких деревенских суконщиков, раз или два в неделю отвозивших на ло-
шади на ближайший рынок свои изделия для продажи их торговцам. В
Лидсе (и Галифаксе) «каждый суконщик имел балаган, куда он прино-
сил свое сукно; в 6 или 7 часов утра раздавался звон колокола, и торг
начинался, являлись купцы и посредники, вступали в переговоры с су-
конщиками, и через какой-нибудь час все дело заканчивалось, около
9 часов лавки очищались, и рынок пустел»86.
Дютиль на основании письма, посланного в 1771 г. жителем Бокера
своему приятелю в Тулузу, изображает картину, которую представляла
собою эта ярмарка к концу XVIII в. С начала июля город обнаруживает
большое оживление, жители спешат сдавать свои дома торговцам, повсю-
ду на улицах возводятся навесы и лавки; на пространстве 9 гектаров ме-
жду городом и рекой образуется новое поселение со своими улицами и
площадями, своей часовней. Вскоре появляются баржи, выстраиваются
на реке в определенном порядке, образуя, таким образом, уже третий
город, плавучий. Сначала это барки с Роны и Соны; за ними следуют
304
История экономического быта Западной Европы
испанские и каталонские, в две или три мачты, и небольшие лодки гену-
эзцев, выкрашенные в яркие цвета; затем плоты с лесом, которые распо-
лагаются выше моста, против часовни, наконец, за 3 — 4 дня до ярмарки,
появляются французские барки («тартаны»), которые были задержаны в
Арле для осмотра товаров и которые теперь, получив свободу, летят на-
перегонки, чтобы получить обычного барана, даваемого городом первому
прибывшему. В то же время постепенно прибывают тысячи возов, дос-
тавляющих те товары, которые свободно пропускаются в Б о кер, тогда
как прочие возы останавливаются поблизости от города, чтобы возможно
скорее проскочить через границу, как только объявлен будет ярмарочный
иммунитет.
Образуются специальные улицы и кварталы для продажи определен-
ных видов товаров. В одном месте сосредоточивается торговля шерстью,
рядом с нею помещаются ювелиры, с третьем месте торговцы кожами,
дальше продаются шелковые ткани, льняные, галантерея и т.д. На лугу у
моста возникают склады для лионских товаров, поблизости от них уст-
раиваются генуэзцы, дальше идет главная улица нового, образовавшегося
вдоль берега Роны ярмарочного города, — здесь сбываются мыло и пря-
ности, привезенные провансальцами, бакалейные товары, ликеры, духи
торговцев из Монпелье, Нарбонны, Нима; на соседних улицах торговцы
медными товарами расставляют свои товары, которые блестят на солнце;
у подножья горы происходит ярмарка лошадей, а за ней палатки акроба-
тов и комедиантов, заключающих всю эту пеструю и шумную картину.
21 июля вечером консулы торжественно открывают ярмарку, и насту-
пает ярмарочная свобода. Но торговля началась уже раньше, во многих
случаях товары были проданы еще до прибытия их. Первые два дня по-
свящаются торговле сукном, шелком, льняными материями, галантерей-
ными товарами, железом и вообще всем тем, что уже успело прибыть на
место. На третий день начинается продажа товаров, привезенных после
открытия ярмарки, или задержанных осмотром колониальных товаров,
хлопка, сахара, масел, иностранной шерсти н т.д. Позже специализации
уже никакой нет. Только что разгруженные возы уезжают обратно с но-
вым грузом, чтобы покинуть область в течение срока иммунитета, — к
закрытию ярмарки, 29 июля, остаются лишь товары, не подлежащие оп-
лате пошлиной.
Иностранный элемент представлен к концу XVIII в. каталонцами,
привозящими соленую рыбу, пробковое дерево, плетеные вещи, испан-
ские вина, но увозящими вдвое более товаров, чем они привезли; часто
раздаются жалобы на отсутствие или недостаточное количество этих тор-
говцев, столь важных для успешности ярмарки. Из других иностранцев
упоминаются швейцарцы, в иных же случаях говорится лишь об ино-
странных товарах: о шведском железе, неаполитанской пеньке, швейцар-
ских набивных тканях, торговцами же являются французы; для значи-
тельной части Франции - но не для других стран — ярмарка еще со-
Глава L. Специализация в области торговли
305
хранила свое значение. Большую роль играла в особенности торговля
льняными и бумажными тканями (от ДО 1/з всех оборотов), галанте-
реей, ювелирными и железными изделиями (половина оборотов ярмар-
ки), далее колониальными и бакалейными товарами, рисом, сахаром,
кофе, перцем, соленой рыбой, красильным деревом, мылом, пробковым
деревом (от ’/ю Д° */в всех оборотов). Обороты шелком обнаруживали
значительные колебания из года в год (от 1 /7 до 1 /24 всех оборотов),
меньше был сбыт шерсти (от */i6 Д° */зо)> затем следуют вязаные изде-
лия, шелковые или полушелковые материн и кожи. Во второй половине
XVIII в. обороты с льняными и шерстяными материями, с вязаными из-
делиями и галантереей делают успехи, пряности и бакалея сохраняют
свое место, обороты шерстью и кожами падают87.
Однако, подобно рынкам и ярмаркам, служащим для закупки товаров
потребителями, и эти оптовые периодические рынки постепенно отодви-
гаются на второй план ввиду развития новых форм оптовой торговли.
Обнаруживается стремление обойти рынок и производить куплю-продажу
путем непосредственной скупки товаров у производителя на дому или
путем приобретения их в постоянных складах. Но все же представление
о том, что торговля должна совершаться на рынке и что такого рода но-
вые виды операций недопустимы, сохраняется еще долго, и нередко ве-
дется борьба с этими вновь возникающими формами товарообмена.
Так, в Англии торговцы скотом закупают последний не только на
рынках, но и у крестьян и по дороге на рынок — нарушая запрещения —
и продают его в Лондоне, где спрос на мясо был в XVIII в. столь велик;
каменный уголь торговцы скупают в самих рудниках и сбывают на лон-
донском угольном рынке; торговцы шерстью приобретают ее и вне рын-
ков; они ходят из одной фермы в другую и скупают у арендаторов
шерсть; так что постепенно рынки шерсти закрываются. В Испании
французы, англичане, в особенности же голландские торговцы скупают
шерсть в овчарнях на самой же овце. В Бранденбурге в конце XVI и в
начале XVII вв. уже раздаются жалобы на то, что некоторые обедневшие
ремесленники по заказу иностранных купцов, дающих им крупные за-
датки, скупают шерсть и лучшую им доставляют для вывоза за границу,
тогда как худшую мешками продают местным ткачам, обманывая их; ма-
ло того, «некоторые подданные еще до стрижки овец бегают, ездят вер-
хом и в повозках за шерстью, заказывают ее и закупают*, — запрещает-
ся впредь продажа или предварительная закупка ее вне ярмарок.
В широких размерах совершалась скупка вне рынков промышленных
изделий у самих же производителей-кустарей; отсюда и название этих
торговцев «скупщик».
Они либо дают, как мы видели, непосредственно заказы кустарям,
либо объезжают различные районы для закупки у последних уже гото-
вых изделий. Такие поездки за холстом совершали в XVII в. ломбард-
ские купцы по Вюртембергу, английские торговцы — по ткацким рай-
306
История экономического быта Западной Европы
онам; англичане и немцы, торгующие железным товаром, объезжали кус-
тарей Бирмингема и Шеффилда, Элберфелда и Ремшсйда. По-видимому,
по общему правилу, по крайней мере в области сбыта текстильных изде-
лий, торговец сам же и заказывал ткани кустарям: Савари исходит из
того, что торговец должен обладать значительным капиталом, ибо ему
приходится давать задатки ткачам. Но иногда происходила дифферен-
циация между скупщиком, входящим в сношение с кустарем, и торгов-
цем, которому он сбывает свои товары и который везет их уже на ярмар-
ку. Так, на франкфуртской ярмарке золингслских скупщиков-предприни-
мателей постепенно вытесняют купцы, приобретающие у них холодное
оружие и ножевой товар. Mattres-marchands в лионской шелковой про-
мышленности, как и «фабриканты» (скупщики) в производстве шелко-
вых и бархатных материй в Берлине, продают их торговцам. В Лионе,
Руане, Туре купцы заезжают на постоялые дворы и там через местных
посредников узнают о тех товарах своей специальности, которые нахо-
дятся на складах у скупщиков или выполняются кустарями по заказу по-
следних88.
Наряду со скупкой товаров у производителей постепенно распростра-
няется купля-продажа из постоянных складов. Английская компания
Merchant Adventurers имела свои склады на континенте, хотя здесь сбыт
производился еще периодически: по описанию Савари члены этой компа-
нии в Дортрехте извещают приезжающих туда немецких купцов каждый
раз, когда прибывает новая партия сукна, чтобы те напрасно не ездили
туда. В других же складах торговля производилась постоянно. Такие
склады стеклянных товаров устраивали чехи в Португалии, швейцарские
скупщики бумажных материй в Барселоне и Генуе, откуда эти ткани вы-
возились в колонии. В особенности лондонские купцы имели свои склады
в испанских, итальянских и других портах. Но и торговля на континенте
Европы совершалась путем приобретения товаров владельцем склада в
ближайших местах производства, и из склада уже продавались товары
розничным торговцам. Во Франкфурте-на-Майне находим постоянные
склады товаров вне ярмарки. Сюда направляются французские и гол-
ландские товары, и совершаются значительные обороты табаком, винами,
железными изделиями, бакалейными и колониальными товарами89.
Что касается последних, то их торговцы, продававшие из складов, за-
купали обыкновенно у заокеанских компаний на устраиваемых компания-
ми аукционах, в Амстердаме, Лондоне, Гамбурге. По прибытии судов рас-
пространялись на бирже и расклеивались на улицах извещения об аук-
ционах; Юсти90 находит последние весьма выгодными, так как продавцу
не приходится ждать, пока покупателю угодно будет самому явиться, а
он имеет возможность пригласить покупателей и устроить собрание их91.
Таким образом, как мы видим, с одной стороны, дифференциация в
области торговли совершается, хотя и весьма постепенно и медленно;
происходит постепенно отделение банковских операций от торговых, ол-
Глава L. Специализация в области торговли 307
товых от розничных, торговля разбивается на специальности, причем
главным образом это обнаруживается в Англии, меньше во Франции и
еще медленнее в Германии и Австрии. А с другой стороны, появляются
новые видь! и формы торговли: торговля из складов, торговля путем
аукционов, торговля в виде закупки сырья и изделий у самих производи-
телей. Эти способы мало-помалу вытесняют старые формы торговли,
обычные, давно установившиеся, но успевшие устареть, не удовлетво-
ряющие более подробностям торгового оборота.
Весьма существенное явление для развития торговли XVI —XVII вв.
составляет распространяющееся в эту эпоху ведение торговых книг. За-
чатки счетоводства имеются уже у арабов, затем у норманнов; во фран-
цузском государственном хозяйстве — при Людовике Святом. Но в то же
время торговые книги средневековых купцов в ганзейских, южногерман-
ских и других городах содержат лишь бессистемную запись отдельных
операций. Мы находим в них записи вроде следующих: -«Тюк перчаток,
не помню, сколько он стоит; еще продал я... забыл только фамилию ку-
пившего». К ним присоединяются записи частного характера (расходы по
домашнему хозяйству, выдача приданого, сюда же вносится завещание).
Но утверждение Молво, что торговые книги возникли из записей этого
рода, неправдоподобно. Более вероятно предположение Рерига, что од-
ним из корней торгового счетоводства являются отчеты о совершенных по
поручению другого (комиссионных) операциях (это подтверждается тор-
говой книгой любекского купца Варендорпа первой половины XIV в.)
или расчеты между членами товарищества (например, в книге ростокско-
го купца Тельнера (1345-1350 гг.) расчет при выходе одного из ком-
паньонов). В качестве другого корня счетоводства он называет операции
в кредит, которые требовали записей92. Это действительно наиболее важ-
ный момент. Поскольку записи в те времена делались, — это особенно
существенно, — они относятся лишь к таким операциям, которые произ-
водились в кредит, а не на наличные деньги. «Это записные книжки, за-
меняющие узлы на носовых платках». Таковы, например, записи любек-
ского купца Виттенборга (1329—1860 гг.), гамбургского купца Гельдер-
сена (1367—1377 гг.). Но одни только операции в кредит содержат и
французские торговые книги братьев Бони в Монтобане (1345 —1359 гг.),
Оливье из Нарбонны (1381-1392 гг.) и др. И они (manuel, grand livre)
велись также бессистемно, нередко без указания времени совершения за-
писи, без сведения всех записей к одной и той же монете. Но прогресс
французских торговых книг по сравнению с немецкими заключается в
том, что в первых открываются отдельные счета, и не только личные
(для сношений с определенным лицом), но и вещные (счет расходам на
одежду, на поездки, кораблям, тому или иному товару), и переводятся
суммы из одного счета в другой, так что получается связь между отдель-
308
История экономического бы га Западной Европы
ными счетами, и то, что является кредитом в одном счете, означается как
дебет в другом. Последнее происходило в особенности благодаря устано-
вившемуся обычаю производить платежи путем перевода сумм со своего
счета на счет кредитора. Еще шире применяются отдельные счета и пере-
воды во флорентийских торговых книгах Х1П и XIV вв., тогда как запи-
си и здесь еще ведутся для кредита и дебета лишь в виде редкого исклю-
чения в двух отдельных столбцах, обычно же одна запись вносится за
другой. В тс же книги нередко контрагенты купца вписывают сами при-
нятые ими на себя обязательства (например, в книге ульмского купца
Руланда 1442 1464 гг., флорентийской компании Перуччп 1292 г,
француза Уго Тераля 1330-1332 гг.), иногда удостоверенные тут же но-
тариусом93.
В начале XIV в. в Генуе находим и зачатки двойной бухгалтерии
(scrittura dopia), при которой каждая запись вносится дважды: в одном
счете в качестве кредита, в другом — в виде дебета В XV в. она появля-
ется в Венеции, а затем оттуда (бухгалтерия alia venezia) переходит и во
Флоренцию Но двойная бухгалтерия находилась еще в зачаточном со-
стоянии. У венецианской фирмы Сорранцо (1406-1434 гг.) встречаем
уже счет прибылей и убытков, при помощи которого дебет и кредит вы-
равниваются (продажная цена превышала покупную, так что нужно было
к последней присоединить прибыль); по это еще не практиковалось в ви-
де общего правила. Инвентаризация имущества также еще производится
лишь время от времени; баланс выводится не ежегодно, а лишь при
окончании книги. В Генуэзском банке (Casa di S. Giorgio), где это про-
изводилось ежегодно, операции с этой целью каждый год приостанавли-
вались на два месяца. Во Фландрии двойная бухгалтерия появляется
лишь с (самого) начала XVI в Великая Равенсбургская компания (не-
мецкая) пользуется в конце XV в. простой бухгалтерией, в 1474 — 1517 гг.
(она вела за эти годы 38 книг) баланс сводился каждые три года — за-
дача сложная при наличии 30 участников (производивших операции) и
10 отделений компании во всевозможных странах. Каждые три года про-
изводилась и инвентаризация имущества, обычно по покупной цене его,
но иногда по действительной ценности данного момента, как требует со-
временная бухгалтерия. Всем участникам компания предписывает ис-
правное ведение книг и счетов - сохранившиеся счета и отчеты дают
ясную картину ее операций94.
Основателем двойной записи справедливо считается Frater Lucas de
Burgo, или Лука Пачоли (монах ордена миноритов), систематически из-
ложивший и сделавший доступным всем это искусство (arte della scrit-
tura doppia): в одном из своих трудов (они относятся к области матема-
тики), носящем заглавие «Summa di arithmetica, geometria, proportion! et
proportion al ita» и появившемся в 1494 г., имеется знаменитый трактат XI
(в отделе IX) «О счетах и записях». В нем говорится о составлении ин-
вентаря, «о трех главнейших книгах купечества» (мемориал, журнал и
Глава L. Специализация в области торговли
309
главная книга) и о порядке, «в каком они ведутся как в Венеции, так и в
других местах», о том, как счет ведется, — простым или же двойным
способом, — о составлении баланса и т.д. У него находим персонифика-
цию счетов (ratio, conto, partita), в том числе вещных, сведение всех ста-
тей к одной и той же монете.
Кроме того, Пачоли вообще дает весьма полезные «напоминания и на-
ставления для хорошего купца»: он советует ему быть прилежным, нахо-
дя, что труднее стать хорошим купцом, чем доктором прав; купца срав-
нивают, - говорит он, «с соловьем, который поет всю ночь напролет, но
это подтверждается только летом, и то при жаркой погоде, а не зимой;
голову купца иногда сравнивали с головой, имеющей сто глаз, однако и
этого недостаточно». Некоторые наставления имеют стихотворную фор-
му: «Ты лености не должен предаваться, для нашей славы легких нет
дорог, известности не может тот дождаться, кто нежиться привык в пу-
ховиках» - и т.д. (пер. Минаева).
В XVI в. мы находим уже целый ряд учебников торгового счетоводст-
ва. Таково, например, произведение Венедикта Котрульи из Рагузы под
названием «Delia Mercatura et del Mercanti perfetto» (написанное им еще
в 1458 г., но напечатанное только в 1573 г.). Соответственно своему на-
званию оно касается всевозможных вопросов, имеющих отношение к ве-
дению торговых дел; речь идет не только о различных видах торговли (о
розничной торговле материями, о торговле шерстью и т.д.) и формах об-
мена (мена, продажа на наличные, на срок и т.д.), но и об «умственных
способностях купца, об его молчаливости, праведности, хитрости, учти-
вости, похвальном образе мыслей и воздержности», о супруге купца, о
воспитании его детей, о слугах его и т.п. Собственно, учение о бухгалте-
рии в труде Котрульи изложено всего на нескольких страницах. «Перо, —
говорит Котрульи, — благородное и превосходное орудие, необходимое
не только купцу, но и всякому, занимающемуся промыслом; если ты
встретишь купца, которому перо в тягость и который не умеет обращать-
ся с ним, то можешь смело сказать, что это не коммерсант. Купец не
должен совершать своих дел на память, разве только если он такой же,
как царь Кир, знавший, как зовут по имени каждого солдата его бесчис-
ленного войска». Далее идет описание порядка ведения торговых книг —
главной, журнала и мемориала — и книг для записи (копирования) сче-
тов и писем, отсылаемых купцом, и в заключение указывается на необхо-
димость правильного счетоводства, «предохраняющего от разногласий,
ссор и неудовольствий»; при отсутствии его «дела превратятся в хаос и
вавилонское столпотворение». Но ввиду большого труда, связанного с
ведением книг, купец должен каждый седьмой год приостанавливать свои
дела, посвящая свободное время составлению баланса и заключению книг.
В течение XVI, в особенности же XVII в. постепенно входит в обычай
ведение торговых книг, но происходит это весьма медленно. В начале
XVI в. бухгалтер Фуггеров жалуется на то, что это «прекрасное», «обо-
310
История экономического быта Западной Европы
гащающее» искусство не пользуется любовью у немцев, которые предпо-
читают делать записи на листках и наклеивать их на стенах. Из мемуаров
реймского купца Жана Майсфера, который в середине XVII в. пользо-
вался двойной бухгалтерией, видно, что это являлось для того времени
новшеством. Даже крупные компании яе знают ни операционного года,
пи периодических балансов. У английской Ост-Индской компании со-
ставление последнего являлось редким событием еще в конце XVII в.;
директора нидерландских компаний лишь после продолжительных су-
дебных процессов давали отчет о ведении дел. Самое умение считать,
знакомство с основными правилами арифметики распространяется лишь
мало-помалу.
Еще в начале XVI в. купцы отправлялись в Венецию, чтобы изучить
там четыре правила с целыми числами, тройное правило и правило това-
рищества; к концу этого века купцы еще гордились тем, что они умеют
правильно производить деление чисел. В городских записях доходов и
расходов XVII в. мы находим сплошь и рядом ошибки при подсчетах. В
книгах английских акционерных компаний ошибки при сложении состав-
ляют скорее «общее правило, чем исключение». По-видимому, не только
в Средние века, но и позже подсчеты производились только приблизи-
тельно, и современное представление о том, что счета должны «сходить-
ся», было еще долго чуждо населению. В Средние века вычисления
сильно затруднялись вследствие пользования римскими цифрами; ввиду
неумения писать прибегали к абаку — счетной доске с деревянными или
металлическими счетными марками. Еще в конце XVIII в. бреславльские
жители (ремесленники и др.) вместо подписи ставили пресловутые три
крестика.
Пизанец Леонардо Фибоначчи, известный своими математическими
задачами (в начале XIII в.), получил от благодарного отечества ежегод-
ную ренту, и имя его было внесено на мраморную доску, по-видимому, за
то, что он научил своих соотечественников вписывать лиры, солиды и
денарии каждый раз в соответствующую графу, единицы под единицами,
десятки под десятками и т.д., и правильно подсчитывать каждый стол-
бец. Он же ознакомил пизанцев и с арабскими (правильнее — индусски-
ми) цифрами. Но так как форма отдельных цифр еще не была установ-
лена, то возможны были обманы (арабские цифры легче подделать, чем
«императорские»),' почему флорентийский цех менял в 1299 г. запретил
пользование ими, а фрейбургский статут еще в 1520 г. не признавал за
торговыми книгами в этом случае доказательной силы. Не только в Анг-
лии, но и в Италии еще в середине XVI в. купцы вели свои счета при
помощи римских цифр. Равенсбургская компания в конце XV в. частью
пользуется и арабскими цифрами, но преимущественно римскими.
С течением времени знакомство с арифметикой распространяется, в
XVII в. «человек, не умеющий считать, признается лишь человеком на-
половину» . Издаваемые в эту эпоху учебники арифметики приспособле-
Глава L. Специализация в области торговли
311
мы к нуждам купца: английские учебники (например, издание Неперо-
вых логарифмов) имели в виду «достопочтенную и уважаемую компанию
лондонских купцов, ведущих торговлю с Ост-Индией, которым состави-
тель желает всякого благополучия в сей жизни и блаженства в жизни бу-
дущей»95.
Наибольшие успехи счетоводство делает в XVII в. в Голландии благо-
даря Симону Стевину96 и другим авторам, в особенности развивающим
учение о вексельных расчетах. Голландия теперь ставится в пример дру-
гим государствам как страна с широко изучаемым и распространенным
счетоводством Впрочем, в XVII в. и во Франции Савари, а вслед за ним
и составленный им же «Ordonnance de Commerce» 1673 г. требует не
только ведения торговых книг, но и составления правильных периодиче-
ских балансов. Обязательна только одна книга (livre journal), и, кроме
того, требуется снятие копий с отправляемых писем (тит. III, ст. 1, 7 и
8). Но Савари советует торговцам вести и другие книги, число их дохо-
дит у него до девяти, причем в главных книгах купец должен произво-
дить записи лично, как для того, чтобы свои дела он всегда имел перед
глазами, так и для того, чтобы они велись правильно.
При небольших оборотах, объясняет Савари, торговцу достаточно
трех книг: в одной записываются купленные товары, в другой — про-
данные, третья — кассовая книга, в которую вносятся полученные и уп-
лаченные денежные суммы, а также расходы по домашнему хозяйству
(последние могут записываться суммарно, а не по отдельным статьям);
ордонанс 1673 г. требует, чтобы в торговые книги вносились не только
векселя и долги, активные и пассивные, но и суммы, истраченные по до-
машнему хозяйству. К этому Савари советует присоединить еще livre ex-
trait, или livre de raison, так как этим путем торговец дает себе отчет обо
всем, что он делает, и в ней не содержится ничего, что не имелось бы и в
других книгах: торговец из нее сразу видит, что он должен м что ему
должны. Опыт показывает, прибавляет он, что даже мелкие торговцы
ведут такую книгу; ведение этих книг отнимает у них не более трех часов
в педелю97.
Бухгалтерию Марпергер (в 1714 г.) называет беспартийным свидете-
лем наших самых выгодных и убыточных дел, средством, приходящим
на помощь слабой человеческой памяти, полезным инструментом, благо-
даря которому именно вследствие правильных записей наполняются ам-
бары. Нет ни одного сословия под луной, имеющего дело с доходами и
расходами, которое могло бы обойтись без нее; в особенности же счето-
водство необходимо купечеству, и в хорошо устроенных конторах имеет-
ся достаточно работы для опытного бухгалтера, так что нередко он не в
состоянии даже одновременно заниматься корреспонденцией. Каждый ме-
сяц, по Марпергеру, следует сводить баланс, а к концу года вывести об-
щее сальдо, заключить книги и начать затем новые. А для этого необхо-
димо основательно изучить счетоводство; пока мир состоит из числа, ме-
312 ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО БЫТА ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
ры и веса, опытный бухгалтер никогда не будет иметь недостатка в работе.
По-видимому, в начале XVIII в. ведение торговых книг в Германии
было значительно распространено, ибо Марпвргер находит, что бухгал-
терию, именуемую итальянской, скорее следовало бы называть немецкой.
Подобно тому как все науки и искусства, которые прежде в рассеянном
виде имелись у других народов, немцы привели к тому цветущему со-
стоянию, в котором они находятся в настоящее время, так и ведение тор-
говых книг ими было excoliret und auspoliret. При этом он, однако, до-
пускает и простую бухгалтерию, а не только двойную, ибо первая столь
же проста и естественна, как вторая трудна и искусственна. Многие ее
предпочитают, ссылаясь на то, что опа им ясна, тогда как двойная бух-
галтерия темна и непонятна. При первой они могут обойтись без посто-
ронней помощи, и торговля у них в течение многих лет процветает. Бух-
галтерия необходима; сколько процессов было бы избегнуто при сущест-
вовании книг, сколько семейств было бы спасено от разорения: они
являются доказательством на суде, например при взыскании с перевозчи-
ка товаров, который потерял их или утаил98.
В Нидерландах в XVII в. торговые книги в качестве доказательств па
суде были общепризнанны, притом безусловно, если купец пользуется
добрым именем и готов подкрепить свои записи присягой. Однако усло-
вием являлось правильное ведение книги (justus liber): записи должны
отличаться полнотой, должны вестись беспрерывно, должны содержать
data et accepla, credita et debita, каждая статья должна записываться от-
дельно и немедленно же по составлении фактуры. Но доверие оказыва-
лось также и записям мелких торговцев (wtnkelier), притом даже запи-
сям их, если они составлены bona fide", на грифельных досках, на две-
рях, зарубками на бирках, как это установлено было в различных
городских статутах.
В немецких городских уставах в конце Средневековья еще читаем
иногда, что если купцы записывают в своих книгах то, что им должны
другие, то им можно верить на одну марку; иное дело, если ответчик
своей рукой вписал в его книгу, — в этом случае этому надо верить, бу-
дет ли сумма большая или малая. Любекский городской статут признает
доказательную силу книг в пределах 30 марок. По уставам других не-
мецких городов уже конца XVI и в особенности XVII в. правильно ве-
денные книги достойных купцов являются доказательными «наполови-
ну», в случае же подтверждения присягой — «полностью»100,
1 Относительно России XVI-XVII вв. по вопросу о специализации в области торгов-
ли и о формах торговли см.: Ку минер. История русского народного хозяйства. Челябинск:
Социум, 2004. Ч. III.
2 Thornton. An Inquiry into the Nature and Effect of the Paper Credit of lhe Great Brit-
ain. 1802. P. 154. Lawson. History of Banking. P. 260 ff., 416. Graham. Progress of Banking
in Scotland. 1886. P. 42, 79 ff. Kerr. History of Banking in Scotland. 1918. Powell. Evolu-
tion of the Money Market. 1915. P. 116, 128. Cunningham. Growth of English Industry and
Глава L. Специализация в области торговли
313
Commerce in Modern Times. P. 350. Mamroth. Die schottischen Banken. P. 5 — 7. Schmidt
A. Geschichte des englischen Geldwcsens im 17. und 18. Jahrhunderte // Abhandlungen aus
der staatswirtschaftlichen Seminar zu Strassburg. 1914. S. 180 ff., 190 ff.
•’ В Средние века соединение их являлось необходимостью. См. т. I. Гл. XXVIII.
4 Savary. Le parfait negotiant ou instruction gdndralc pour ce qui rdgarde le commerce
des marchandises en France cl de pays strangers. T. II. P. 316. Cp.: Vigne. La banque h Lyon
du XV au XVIII sidde. 1903 P. 105 ff.
' Raqer. Die Wiener Kominerzial-, Leih- und Wechselbank. 1918.
й Srbik. Der staatliche Exportliandel Osterrcichs. S. 238 ff., 263 ff.
7 Ltulovici. Grundriss eines volistandigen Kaufmanns-Systems. 2. Aufi. 1768. Bd. I S. 252.
я См. юбилейное издание по поводу ее 175-летней деятельности.
4 См. историю его двухсотлетиях операций Ленца-Умгольца.
w Das Sol! und Haben der Firma Moritz Eichborn. 1903. Lenz-Unholtz. Geschichte des
Bankhauses der Gebruder Schickler. S. 7 ff., 17 ff., 52 ff., 99.
H Berghoeffer. Meyer Amschel Rothschild. 1922. Pahnann. Simon Moritz von Bethmann
und seine Vorfahren. 1898. Geschichte der Frankfurter Handelskaminer. 1908. P. 1098.
Ehtenberg. Grosse Vermagen. 1902. Кар. 2. Dietz. Frankfurter Handeisgeschichte. Bd. IV. T.
2. 1925. S. 620 ff , 625, 632, 725, 730.
17 Ehrenberg. Das Haus Parish in Hamburg.
13 Bausch. Aus der Geschaftskorrespondenz eines Hamburger Kaufmanns zur Zeit des dre-
issigjdhrigen Krieges // Jahrbiicher fur NationalOkonomie und Statistik. 1920. I. S. 48 ff.
14 Reiss-Journa! und GlUcks-und Unglucksdlle von Joh. Zetzner (1677— 1735). Hrsg. uon
Reuss // Beitrtige zur Landes und Volkskunde von Elsass-Lothringen. Bd. 49. S. 10, 23.
,s Reiss-Journal und GiUcks-und UnglucksOilc von Joh. Zetzner (1677—1735). S. 102,
107 ff.. 207.
16 Brenttmo. Anfdngc des moderne Kapitalismus. S. 133.
17 Burckhardt. Zur Geschichte der Privatbankiecs in der Schweiz. 1914.
Chlepner. Les ddbuts du credit Industrie! moderne // Revue de 1'Institut de
Sociolugie. 1929. № 2.
19 Д/efz/er. Studien zur Geschichte des deutschen Effektenbankwesens. S. 75 ff., 81 ff.
Schwan. Greschichte der Kdlner Handeiskammer. Bd. I. 1906. Barth. Stuttgarter Handel und
HandlungshKuser. (896. Loewenstein. Geschichte des worttembergischen Kreditbankwesens.
1912. S. 32 ff.
20 См. t. I.
2’ Vignols. L’ancien concepte monopole et la contrebande universelle // Revue d’histoirc
dconomique. 1926. P. 245, 262. Dahlgren. Les relations commercihles entre la France, etc.
T. I. P. 29, 37, 70. Ср. выше, гл. XLVL Savary. Le parfait negotiant ou instruction gdndralc
pour ce qui rdgarde le commerce des marchandises en France et de pays dtrangers. T. II.
P. 114.
22 См.: Кулитер. История русского народного хозяйства. Челябинск: Социум, 2004.
Ч. III. С. 501.
23 В Кельне, который являлся посредником в торговых сношениях между Нидерлан-
дами и Италией, мы находим экспедиторов, которые вышли частью из перевозчиков, ча-
стью из купцов, торгующих за собственный счет. Представителя фирм, находившиеся в
различных местах этого пути, нанимали перевозчиков, оплачивая как их, так к пошлины и
иные расходы, из полученной от торговца суммы; они же и страховали товары (.Ranke.
Die wirtschaftiichen Beziehungen Kelns zu Frankfurt am Mein, SUddeutschland und Italien
im 16. und 17. Jahrhunderte. 8. 80).
24 Kohler-Hecht. Niederlandische Handelsrecht in der BlUtezeit des Freistaats / '
Zeitschrift fur das gesamte Handelrecht und Konkursrecht. Bd. 52. S. 277, 375 ff.
25 Busch. Zushtze zu eincr theoretisch-praktische Darstellung der Handlung. Bd. I. 2.
Aufl. 1799. S. 243.
26 See. Le commerce maritime de la Bretagne au XVIII siicle // Mdmoires et docu-
ments, publ. par Hayem. 9 sir. 1925. P. 14—35.
314
ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО БЫТА ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
27 Meltzer. Studien гаг Geschichte des deutschen Effektenbankwesens. S. 75.
28 Poppeireuter. Industrie und Bankgewerbe // Jahrbuch far Gesetzgebung, Verwaitung
und Volkswirtschaft, hrsg. von Schmoller. 1915.
29 Landau. Die Entwicklung des Warenhandels in Osterreirh. S. 30, 66—70.
• W Pribram. Geschichte der dsterreichischen Gewcrbcpolitik. S. 337, 382
Bergius. Wandlungen im Detadhandel // Archiv fur soziale Gesetzgebung und Sta-
tistik 1899. S <4- 48.
: )2 Kanter Der Handel mit gebraudisfcrtigen Waren in Frankfurt ain Mein. S 18- 21.
33 Acta fairussica Geschichte der preussisehen Seidenindustrie im XVIII. Jahrhundert.
Bd. I. №№ 88, 99, 273, 410 it докл. 2 окт. 1782 r. (Mane и Мендельсона).
34 Marperger. Nolwendige und nUtzliche Fragen uber die Kauftnannschaft. 1714. S. 202.
:1 S Ricard. Ndgoce d'Amsterdam. P. 51 -52. Ludovici. Grundriss eincs vollsUlndigen
Kaufmanns-Systems. Bd. I. §§249, 256—257, 479.
Sombart. Luxus und Kapitalismus. S. 154.
37 Defoe. The Compleat English Tradesman. 1725. P. 27. Herbert. Twelve Livery Com-
panies. Vol. I. P. 230 ff. Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. II. T. 1. S. 535.
Стеклицхая Тереш кович. Страница из истории торговой компании «Merchant Adventu-
res» //•' Ученые Записки Института Истории. М. 1927. С. 96.
38 Savary. Le parfait ndgociant ou instruction gdudrale pour ce qui rdgardc le commerce
des marchandises en France et de pays dtrangcra. T. I. P. 32 ff.
39 Ibid. T. II. P. 42 ff.
< ° Ibid. T. II. P. 2.
« Ibid. T. II. P. 60.
« Ibid. T. I. P. 446 ff.
43 Ibid. T. II. P. 6 ff.
44 Ibid. T. I. P. 568 ff.
4* В торговле набивными тканями такое различение в середине XVIII в., по-видимому,
уже существовало; по крайней мере Казанова (Casanova de Seingalt. Mdmoires Merits par
lui-твте. T. Ill. P. 52) продавал в Париже co склада, устроенного при мануфактуре, тка-
ни только целыми штуками. Напротив, в Марселе в XVII в. лавочники вели к оптовую
заморскую торговлю (Zeller. Handel und Schriffart von Marseille in der zweiten Halfte des
17. Jahrhunderts. 1926. S. 13).
4f i Ср. ниже, гл. LXIV.
47 См.: Sombart. Der moderne Kapitalismus. (. Aufl. Bd. I. S. 445 ff.
Borgius. Wandlungen im Detailhandel // Archiv fur soziale Gesetzgebung und Stn-
tistik. 1899.
49 Bucher. Entstehung der Volkswirtschaft. Zweite Samml. 3-4. Aufl. 1920. S. 212.
50 Hirsch. Das Warenhaus in Westdeutschland. P. 6. Borgius. Wandlungen im Detail-
handel. S. 44 ff.
51 Casanova de Seingalt. Mdmoires Merits par lui-mSme. T. I. P. 394, 398. T. II. P. 70,
113, 116. T. III. P- 443. T. IV. P. 372. T. V. P. 45, 262.
52 Marperger. Notwendige und nUtzliche Fragen uber die Kauftnannschaft. S. 81 —82.
53 Landau. Die Entwicklung des Warenhandels in Osterrelch. P. 31, 66. Sombart. Der
moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. II. T. 1. S. 452 ff.
34 Ludovici. Grundriss eines vollstilndigen Kaufmanns-Systems. S. 88.
55 Baasch. Aus der Geschaftskorrespondenz eines Hamburger Kauftnanns zur Zeit des dre-
issigjtihrigen Krieges. S. 48 ff.
56 Soil und Haben der Firma Moritz Eichborn. S. 48, 58, 80—81. Lenz-Unholtz.
Geschichte des Bankhauses derGebruder Schickler. S. 8, 99.
57 Cm.: Keussen. Geschichte der Stadt Krefeld. 1865. Цит. no: Btitzkes. Die Seiden-
warenproduktion und der Seidenwarenhandel in Deutschland. 1909.
53 Kroker. Handelsgeschichte der Stadt Lepzig. S. 50, 93,109, 198.
59 Matschoss. Friedrich der Grosse als Beforderer der Gewerbefleisses. S. 31.
Глава L. Специализация в области торговли
315
Kanter. Der Handel mit gebrauchsfertigen Waren in Frankfurt am Mein. S. 18-21.
Sl Boissonade. Essai sur I’histoirede ['organisation du travail en Poitou. 1900. 7. I. P. 287.
62 Savary. Le parfait negotiant ou instruction gdnlrale pour ce qui rdgarde le commerce
des tnarchandises en France et de pays strangers. T. I. P. 466, 504.
63 Defoe. The Compleat English Tradesman. Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4.
Aufl Bd. II. T. 1. S. 452 ff.
M Justus Mdser. Patriotische Phantasien.
M Rogers. Six Centuries of Work und Wages. P. 144.
M Lerch. Der Berner Kommertienrat im 18. Jahrhundert. S. 144.
w Schebeck. Bdlimen Giasindustrie und Glashandei. Pass. Saiz. Geschichte der bdli-
mischen Industrie in der Neuzcit. S. 236 ff., 256 ff.
® Cm.: Justus Mdser. Patriotische Phantasien. Bd. I. 4. Aufl. S. 222 ff. (XXXVI. Klage
wider die Packentrflgcr. XXXVII. Schutzrede der Packentrhger. XXXVIII. Urteil Uber die
Packentriiger).
69 Rdssger. Untersuchung Uber den Gewerbebetrieb im Umherziehen // Jahrbucher fiir
Nationalbkonomie und Statistik. Bd. XIV. 1897. S. 21.
70 Marperger. Notwendige und nlltzliche Fragen Uber die Kauftnannschaft. S. 92—93.
71 Boissonade. Essai sur ('histoire de ('organisation du travail en Poitou. T. I. P. 290.
72 См. у Шекспира.
13 Schriften des Vereins fUr Sozialpolitik. Bd. 83. Untersuchungen Uber die Lage des Hau-
siergewerbes. 1899. S. 55 ff. Mantoux. La revolution industrielle au XVIII slide. P. 96.
74 Jahn. Zur Gewerbepolitik der deutschen Landesfursten. S. 122 ff. Молчановский. Це-
ховая схема в Пруссии. С. 183 сл. Gothein. Wirtschaftsgechichte des Schwarzwaldes. Bd. I.
S. 788- 741, 845 -868.
75 Rdssger. Untersuchung Uber den Gewerbebetrieb im Umherziehen. S. 23 ff.
76 Unwin. The Gilds and Companies of London. 1908. P. 335.
77 Lerch. Der Berner Kommerzienrat im 18. Jahrhundert. S. 133 ff., 148 ff.
78 Pribram. Geschichte der Usterreichischen Gewerbepolitik. S. 92, 236, 381, 578.
79 Rdssger. Untersuchung Uber den Gewerbebetrieb im Umherziehen. S. 27 ff.
80 Cm.: Dutil. L'dtat dconomique du Languedoc h la fin de i’ancien regime. P. 744. Levas-
seur. Histoire des classes ouvri&res et de I’industrie en France de 1789 h 1870. 7. II. P. 655.
Lerch. Der Berner Kommerzienrat im 18. Jahrhundert. S. 133 ff. Geering. Basels Handel und
Industrie. S. 458 ff. Landau. Die Entwicklung des Warenhandels in Osterreich. S. 12 ff., 53
ff.
81 Cm.: Zur Geschichte der deutschen Kleingewerbe im XIX. Jahrhundert. 1870. S. 217 ff.
Philippi. Die Messen der Stadt Frankfurt am Oder. S. 69 ff. Toynbee. Lectures on the Indus-
trial Revolution in England. P. 57. Ashton. Iron and Steel in Industrial Revolution. 1924.
Moffit. England on the Eve of Industrial Revolution. 1925. P. 222.
82 См. выше.
83 Кроме nee ок назвает еще четыре английские ярмарки (в Бристоле, Экаетере, Уин-
честере и Эдинбурге) и ряд специальных ярмарок для отдельных видов товаров (шерсти,
сукна, масла, сельдей, лошадей) (Postlethwayt. The Universal Dictionnary of Trade and
Commerce. S. v. Fair.)
84 Savary. Dictionnaire universal de commerce etc. 1726. T. II. P. 83.
85 Kdnig. Die sfchsische Baumwollindustrie. S. 64 ff.
88 Toynbee. Lectures on the Industrial Revolution in England. P. 55.
87 Dutil. L’dtat Iconomique du Languedoc h la fin de l’ancien regime. P. 763— 773.
88 Cm.: James. Worsted Manufacture. P. 274. Savary. Le parfait ndgociant ou instruction
gdnfrale pour ce qui rdgarde le commerce des merchandises en France et de pays strangers.
T. I. P. 82. T. II. P. 273. Dransfeld. Solinger Industrieverhhltnisse im 18. Jahrhundert. S. 7.
Тойнби. Промышленный переворот в Англии в XVIII в. С. 56— 57. Тар ле. Рабочий класс
во Франции в эпоху революции. Т. П. Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. П.
T. I. S. 485. Godart. L’industrie en soie // Acta Borussica. Geschichte der preussiseben
316
История экономического быта Западной Европы
Seiden Industrie im XVIH. Jahrhundert. Bd. I. S. 88 , 273. Cp ' Mar per ger. Nolwendige und
nUtzliche Fragen Uber die Kauftnannschaft. S. 299. Ludovici. Grundriss eines volistandigen
Kaufmanns-Systems. S. 141.
даСм.: Saiz Geschichte der bdh mischen Industrie m der Ncuzeit. Wartntann. Handel
und Industrie des Kantons St.-Gallen. S. 179. Savary. Dictiunnaire universe! de commerce
etc. T I. P. 942 Kanter. Die Entwicklung des Handels mit gcbrauchsfertigen Waren von der
Mittc des 18. Jahrhundert bis zum Jahre 1866 in Frankfurt am Mein. S. 24, 40. Kraeppelin.
La compagnie des hides Oriental». P. 209.
40 Justi. Polizci-Wissenschaft Bd. I S. 767 ff,
91 Kri>hne Die Grosshandelsversteigerungen. 1909. 5. 12 ff, 23, 26. I Io Рикару (Ndgoce
d’Amsterdam P 43, 47), в Амстердаме (в начале XVIII в ) имелось 8 10 харчевен, где
происходили такие «ventes au bassin» (при присуждении товара предлагавшему наивыс-
шую цену били по медному талу — bassin, откуда название их). Он перечисляет целую
массу продаваемых таким способом товаров, пе только колониальные товары, табак, вино,
рыбу, лес, хлеб, соль, но и фабрикаты — сукно, шелковые ткани, кружева, ленты, цен-
ную мебель, стекло, галантерейные товары и проч.
92 Molwo Das Handlungsbuch von Johann und Wilhelm Wittcnborg. 1901. Stieda. Uber
der Handelsstatistik im Mitlelalter. 1902. Rifrig. Das alteste erhaltene dcutsclie Kaufmanns-
buchlein / / Hansische BeitrUgezur deutschen Wiitschaftsgcschichte. 1928. S. 191. ff.
93 См. торговые книги, указ в Справочном томе: «Источники и литература» к Отд. |Ц
«Торговля».
<м Schulte. Die Grosse Ravensburger Gegellschaft. Bd. I. S. 57, 101 ff., 109 ff.
95 См.: Бауер. Мемуары к истории бухгалтерии. 1911. С. 43 сл., 70 сл., 104 сл., 109
сл., 129 сл , 145 сл., 174 сл. Кэджори История элементарной математики. 1910. С. 120
сл., 127, 148, 191 сл., 198, 220. Jaeger. Beitrage zur Geschichte der Doppelbuchhaltung.
1874 Sattler. Handelsrechnungen des deutschen Ordens. S. 8 ff. Sombart. Der moderne Kapi-
talismus. 1. Aufl. Bd. I. S. 176 ff. 191 ff., 392 ff. 2. Aufl. Bd. I. S. 298. Bd. II. S. 110 ff.,
118 ff. Sombart. EntsLchung der kapitalistischen Unternehmung // Archiv far Sozialwjsscn-
schaft und Sozialpolitik. 1915. Bd. III. Auer. Das Finanzwesen der Stadt Freiburg von 1648
bis 1806. Bd. 1. S. 35. Sieve king. Aus venezianischen HandiungbUchern // Jahrbuch fur
Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft, hrsg. von Schmoller. 1901. Sieve king.
Genueser Finanzwesen. Bd. 1. 118 ff. Bd. 11. S. 212. Scott. The Joint Stock Companies. 1912.
Vol. I. P. 158. i’iflicus. Geschichte der Rcchenkunst vom Altertum bis zum 18. Jahrhundert.
3. Aufl. 1897. Hartung. // Zeitschrift fUr Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. Vi. S. 36 ff.
Ehrenberg. /, Zeitschrift des Vereins far Hamburgische Geschichte. Bd. VIII. S. 139 ff.
Penndorf. Geschichte der Buchhaltung in Deutschland. 1913. S. 3 ff., 18 ff., 41 ff.,167.
Hiipkc. // Hansische Geschichtsblhtter. Bd. 26. S. 239. Gebauer. Breslau Fitianzwessen im
18. Jahrhundert. 1906. S. 175. Star. Die Nurnberger Girobank// Festgabe far Eheberg. 1925.
Goris. Etudes sur ies colonics marchandcs mdridionales i Anvers. P. 121 ff. См. также торго-
вые книги, указ, в Справочном томе: «Источники и литература» к Отд. Ill «Торговля».
96 Hypomnemata Mathemalica. 1605-1608.
97 Savary. Le parfait ndgociant ou instruction gdndrale pour ce qui rdgarde le commerce
des marchandises en France et de pays strangers. T. 1. P. 474 ff., 484 ff., 504 ff., 530.
9x Harper ger. Notwendige und nUtzliche Fragen Uber die Kauftnannschaft. S. 264 ff.
99 [Простодушно, доверчиво Own.).)
100 Kohler-Hecht. Niederlandische Handelsrecht in der BlUtezeit des Freistaats. S. 262 ff.
Rehme. Geschichte des HandelsrechU. 1914. S. 160, 215.
ГЛАВА LI
ТОРГОВЫЕ КОМПАНИИ
Средневековые гильдии являлись организациями личного характера,
производящими торговлю с данной местностью и регулирующими дея-
тельность отдельных купцов; последние вели, однако, торговые операции
за собственный страх и риск. Эти гильдии мы находим и в рассматри-
ваемую эпоху в виде так называемых регулированных компаний, в состав
которых обязан войти всякий, желающий вести торговлю с определенны-
ми странами; и здесь каждый купец — член компании — вел свои опера-
ции самостоятельно. Такую организацию имело большинство английских
компаний, учрежденных в XVI в., как, например, компания Merchant
Adventurers или Гамбургская компания, вывозившая английское сукно на
континент Европы, в особенности в Гамбург; Турецкая, или Левантий-
ская, компания, учрежденная в 1518 г.; Африканская, учрежденная в
1536 г.; Северо-Американская, или Плимутская, компания, учрежденная
в 1579 г. В отличие от средневековых гильдий (например, ганзейских
Nowgorodfahrer, Bergenfahrer и т.д.) и в соответствии с заменой город-
ского строя государственным для торговли с каждой страной или не-
сколькими странами теперь существовала только одна компания, почему
она и являлась привилегированной и никто, кроме ее членов, не мог вес-
ти соответствующие торговые операции.
Как в Средние века в пределах гильдий, так и внутри этих регулиро-
ванных компаний отдельные группы купцов — члены компаний — могли
соединяться в товарищества, торгуя за общий страх и риск, посылая со-
вместно один или несколько кораблей. Такой характер имела первона-
чально торговля в Ост-Индии как Нидерландов, так и Англии: различ-
ные товарищества купцов снаряжали независимо друг от друга суда в
Индию, хотя ездили суда вместе и действия военные и дипломатические
велись совместно. Лишь постепенно эти отдельные товарищества — они
не могли держаться, конкурируя друг с другом, — слились вместе; из
отдельных капиталов образовался один общий капитал, и из регулиро-
ванной возникла объединенная компания.
Как и регулированные компании, объединенная компания пользова-
лась привилегией торговли с определенными странами или частями света;
в торговле, однако, уже принимали участие исключительно владельцы
капитала компании — всем другим эта торговля была закрыта. Впрочем,
формально и в этих случаях право участия в торговле предоставлялось
всякому, ибо объединенные компании имели характер акционерных об-
ществ и акции, на которые разделялся их капитал, были юридически
318
История экономического быта Западной Европы
доступны каждому; вскоре они стали объектом биржевых операций. В
действительности, однако, акции находились в руках немногих лиц, ко-
торые и занимали постоянно должности директоров. Так, акции англий-
ской Ост-Индской компании принадлежали 550 лицам, причем большая
часть находилась в руках 40 лиц; акции голландской Ост-Индской ком-
пании принадлежали в конце XVII в. 550-600 акционерам; Vio акций
Гудзоновой компании владели в XVIII в. 8-9 лиц.
Среди заокеанских акционерных компаний наибольшее значение име-
ла нидерландская Ост-Индская компания, возникшая в 1602 г., и анг-
лийская Ост-индская компания, образовавшаяся также в начале XVII в.
И та и другая компании сосредоточивали в своих руках всю торговлю
(первая - Нидерландов, вторая — Англии) с Ост-Индией, причем они,
естественно, находились в постоянной борьбе между собой; лишь времен-
но между ними было установлено соглашение. С посторонними компании
купцами, приезжавшими в Индию, они обходились как с пиратами, суда
же их подвергались конфискации.
По образцу этих двух компаний в значительной мерс были учреждены
прочие акционерные компании: голландская Вест-Индская (торговля с
Бразилией), английская Африканская (Гвинея), Гудзонская компания и
Гренландская. Во Франции Ришелье учредил в 1628 г. Канадскую ком-
панию, Сенегальскую; Кольбер — по образцу нидерландской — создал
Ост-Индскую компанию, далее Вест-Индскую, Северную (для торговли с
Нидерландами, Швецией, Россией) и Левантийскую; в конце XVII в.
возникла Гвинейская (Южная) компания для торговли неграми. И в дру-
гих странах — Швеции, Дании, Австрии, Пруссии — образовались по-
добные же привилегированные заокеанские акционерные компании. Ор-
ганизация зтих компаний была различная в разных странах - в тесной
связи с государственным строем каждой. Поэтому в голландской Ост-
Индской компании имелось восемь палат, в которых участвовали круп-
ные акционеры — аналогия с провинциальными штатами — и которые
выбирали 60 директоров (Генеральные штаты!). При этом во главе ком-
пании стояли те же лица, которые управляли республикой, почему все
договоры в Индии заключались ею от имени государства, товары закупа-
лись фактором Генеральных штатов и т.д., хотя действительным контр-
агентом являлась компания. И в Англии сила Ост-Индской компании ос-
новывалась на ее тесной связи с правительством; но здесь имелось общее
собрание - по аналогии с парламентом — с участием лишь крупных ак-
ционеров (и в государстве не было общего избирательного права). Во
Франции это общее собрание имело лишь формальное значение: предсе-
дателем его был король, который совместно с министрами управлял ком-
панией (параллель французскому абсолютизму); кроме них, участвовали
придворные, взявшие акции, чтобы угодить королю. В Португалии
торговля с Индией составляла монополию самого короля.
Октруа (патент) нидерландской Ост-Индской компании 1602 г. гла-
сит: «Принимая во внимание, что благосостояние Соединенных Нидер-
Глава L1. Торговые компании
319
ландских Провинций заключается главным образом в судоходстве и тор-
говле, производимых в этих провинциях с давних пор не только с сосед-
ними областями и странами, по и с отдаленными местностями Европы,
Азии и Африки и обнаруживающими непрерывный рост; что, далее, в
последние десять лет некоторыми крупнейшими купцами этих провин-
ций, любителями судоходства и торговли с отдаленными странами, учре-
ждены в городе Амстердаме товарищества (компании) с общими расхо-
дами, затратами труда и опасностями, и они предприняли полезное судо-
ходство, промыслы и торговлю с Ост-Индией при благоприятных и
выгодных условиях, что побудило недавно и некоторых других купцов в
Зеландии, на Маасе, в Северной Голландии и в Западной Фрисландии
учредить подобные же товарищества (компании), содействуя развитию
судоходства и торговли, — мы зрело обдумали и взвесили, насколько
Соединенные Провинции и их добрые жители заинтересованы в том, что-
бы это судоходство и торговля были приведены в общий порядок, поли-
цию, тесную связь и единство и чтобы они поддерживались и развива-
лись, и поэтому признали необходимым назначить заведующих (Bewind-
hebbers) этого общества и указать на то, что не только для Соединенных
Провинций, но и для всех тех, кто предпринял это славное дело и при-
нял в нем участие, было бы пристойно, полезно и выгодно, если бы эти
товарищества были соединены и указанное предприятие было построено,
велось и развивалось на почве прочного и верного единства, порядка и
полиции таким образом, чтобы все жители Соединенных Провинций, ко-
торые пожелали бы, могли принять в этом участие»1.
Таким образом происходит слияние ряда компаний, учрежденных, на-
чиная с 1593 г., в различных местах Нидерландов (в том числе компании
ван Верре, Нового, или Британского, товарищества в Амстердаме). По
поводу них Гуго Гроций уже в 1602 г. говорил о больших торговых това-
риществах, и от них — по своему названию, сроку, на который она уч-
реждается, и цели — новая объединенная компания отличается лишь ко-
личественно. И она учреждена всего на 21 год, причем каждый уже по
истечении 10 лет может выйти из ее состава.
Объединенная компания образовалась из прежних судоходных това-
риществ следующим образом. Товарищества каждого района объединя-
лись в одну местную палату (камеру), таких палат имелось шесть, и ка-
ждая из них имела известное число директоров (амстердамская 23, рот-
тердамская 9, зеландская 14, дельфтская 12, палата в Горне 4 и в
Энкгуизене И). Эти 6 палат составляли компанию, причем характерно,
что палаты имелись вовсе не по всей Голландии, а только там, где были
прежде судоходные товарищества, и что в числе директоров отдельных
палат фигурируют те же имена, что и в предшественницах компании, —
например, в компании ван Верре, влившейся в нее.
Каждая палата действует самостоятельно, снаряжает и отправляет су-
да и товары, управляет всеми делами, взимает вклады со своих членов,
предоставляет им отчет, распределяет прибыль. Палаты посылают своих
320
История экономического быта Западной Европы
депутатов в общее собрание. Последнее определяет, когда и сколько су-
дов должно быть отправлено и когда они должны отплыть (исполняют
это отдельные палаты), и распределяет прибыль, вырученную компани-
ей, между отдельными палатами сообразно их участию в капитале. В
этом только и выражается общность дела компании. Во всяком случае,
еще не существует ни ежегодного распределения дивидендов, ни перио-
дически происходящих общих собраний, ии определенного операционно-
го года; только для выслушивания отчета о всей десятилетней деятельно-
сти компании — она была учреждена на 10 лот - предлагается явиться
всякому участнику.
В 1621 г. учреждена была и другая заокеанская акционерная компания
в Нидерландах - Вест-Индская, которой предоставлена была монополия
торговли со всей Америкой, Западной Африкой и островами Тихого
Океана к востоку от Новой Гвинеи (к западу шла область Ост-Индской
компании) Организована она была совершенно по образцу Ост-Индской
(также пять палат, образовавших коллегию директоров) и получила те
же обширные права, но задачи ее были гораздо труднее и сложнее.
В то время как в Ост-Индии не трудно было захватить плохо защи-
щаемые португальцами колонии, а вывоз оттуда столь высокоценимых
пряностей сулил огромные барыши, в Америке необходимо было вести
борьбу из-за заселенных и укрепленных испанцами и португальцами об-
ластей, а для добычи предметов тамошнего экспорта — благородных ме-
таллов — нужно было найти рудники и разрабатывать их. Правда, был и
иной непосредственный способ присвоения серебра — захват возвра-
щающихся из Америки и нагруженных им испанских флотилий, и к это-
му средству голландцы усердно прибегали, захватив, например, в 1628 г.
судов и товаров более чем на 15 млн гульденов. Однако компания этим
все же не ограничивалась и старалась приобрести Вест-Индские острова,
колонии в Северной Америке, отпять у португальцев основанные ими ко-
лонии как в Африке, так и в Америке, и одно время ее попытки увенча-
лись успехом. Взят был остров Св. Фомы с многочисленными сахарными
плантациями, Сан-Паоло-де-Лоанда в Анголе, в особенности же Брази-
лия, которую голландцы старались колонизировать и распространять в
ней разведение и переработку сахарного тростника и красильного дерева.
Для этой цели Голландия вывозила из Африки в Бразилию «черное де-
рево», т.е. негров, и торговля последними являлась едва ли не наиболее
выгодной операцией компании. Сахарные плантации в Бразилии, нахо-
дившиеся в значительной мере в руках португальских евреев, сделали
действительно большие успехи в эпоху владычества там голландцев, но
значительный убыток наносила компании конкуренция частных голланд-
ских купцов, которым был дозволен штатами экспорт сахара и которые
производили торговые операции за счет акционеров и даже директоров
компании; три четверти вывоза сахара находилось в их руках. Недоста-
ток же в средствах не дал возможности компании надолго сохранить
Бразилию и африканские владения; вскоре они были обратно отняты
Глава LI Торговые компании
321
Португалией. И владения компании в Северной Америке перешли в руки
Англии, так что опа сохранила лишь Гвиану, острова Кюрасао, Табаго и
Евстахия в Вест-Индии и несколько портов в Гвинее. Ввиду отсутствия
надежды па новые завоевания и на покрытие значительно возросших
долгов Вест-Индская компания в 1674 г. ликвидировала свои операции2.
Однородный характер ассоциаций, рассчитанных на известное коли-
чество совместных путешествий (в заокеанские страны), имеет и ряд дру-
гих компаний (например, голландская Северная, датская Ост-Индская),
в особенности же резко эта постепенность объединения и слияния уже
существовавших ранее товариществ обнаруживается в английской Ост-
Индской компании. Последняя возникла одновременно с нидерландской
Ост-Индской компанией (в 1600 г.), получив от Елизаветы хартию в ка-
честве «политической и инкорпорированной ассоциации под названием
“Директор и общество лондонских купцов, торгующих с Ост-Индией"».
Но в хартии не упоминается ни об основном капитале, ни об акциях, а
компании предоставляется самой установить определенную форму. Суще-
ствовали отдельные фонды для каждого путешествия, и эти самостоя-
тельные фонды не исчезли и тогда, когда с 1612 г. вместо мелких ассо-
циаций купцов в пределах компаний, соединяющихся для определенного
путешествия, появляется joint-stock, т.е. все участники объединяются и
на общий счет отправляют суда. Ибо и теперь каждый фонд отдельно
выплачивается акционерам, и затем объявляется подписка на новый. Да-
же хартия 1661 г. не знает еще определенного основного капитала, и
только в самом конце XVIII в. такой капитал в размере 756 тыс. фунтов
стерлингов, а затем 1,5 млн установлен патентом (united joint stock).
Таким образом, в XVII в. нет еще, в сущности, постоянного капитала
заокеанских компаний, как нет и деления его на равные части (акции), —
и то и другое совершается лишь с XVIII в. В XVII в. размер капитала
меняется каждый раз сообразно характеру проектируемых каждый раз
торговых операций; участники вносят неодинаковые суммы, в зависимости
от своего желания, только минимум иногда установлен. Во Франции впер-
вые вводится и положение, согласно которому никто не отвечает свыше
заявленного им взноса, т.е. имеется ограниченная пределами пая ответст-
венность. Но и здесь это положение высказано далеко не всегда, в октруа
же нидерландской Ост-Индской компании, в шведских и датских об этом
вовсе не упоминается. Во многих французских компаниях существует
обязанность дополнительных взносов, в известных пределах или без ог-
раничения. Мало того, во Франции в 1685-м и 1702 гг. король заставлял
акционеров Ост-Индской компании производить дополнительные взносы,
хотя в статуте была установлена ограниченная ответственность. В Англии
переход к последней совершился лишь в XIX в., и даже Банк Англии в
случае необходимости заставлял акционеров производить доплату.
Первоначально в акционерных компаниях проводится различие между
главными участниками и прочими лицами, причем первые только и об ла-
322
История экономического быта Западной Европы
дают активным и пассивным избирательным правом в общее собрание,
вторые же могут лишь знакомиться с окончательным отчетом компании.
Получается известное сходство между полными товарищами (активными
участниками) и вкладчиками в комменду (товарищество на вере). Акцио-
неры, таким образом, не принимают никакого участия в управлении де-
лами компании, а имеют лишь право на дивиденд, причем последний
первоначально выдается полностью или частью в форме (привезенных,
например, из Индии) товаров. Только с 1699 г. нидерландская Ост-
Индская компания выдает его исключительно деньгами. Последнее при-
знается обязательным в патенте английской Ост-Индской компании
1693 г., а Андерсон особо подчеркивает, что Южная компания 1715 г.
платила дивиденд в денежной форме.
В XVII в. мы находим почти исключительно именные акции, отчуж-
дение которых совершается путем переписки на имя приобретателя в
книге акционеров; в XVIII в. появляются наряду с ними и акции на
предъявителя, которые можно было отчуждать без всяких формально-
стей, но все-таки и в это время еще преобладали именные. По общему
правилу, существует свобода отчуждения акций, которая нередко специ-
ально мотивируется невозможностью выхода из компании. Но иногда от-
чуждение обусловлено разрешением общего собрания или последнему
предоставлено преимущественное право покупки акций.
Однако и при наличности свободной продажи акций последняя была
сопряжена со сложными формальностями. Еще в конце XVIII в. прода-
вец акций нидерландской Ост-Индской компании вынужден был отпра-
виться в правление, заявить там о продаже, которая вносится в книгу с
указанием имен продавца и покупателя и дня продажи. Запись эта под-
писывается продавцом и одним из директоров. Только после того, как
продавец известил об этом покупателя и последний получил квитанцию,
он может распоряжаться приобретенной акцией.
Как мы видим, черты современной акционерной компании первона-
чально еще были весьма бледны и неясны. Вырабатываются они лишь
постепенно, по мере того как акционерная компания, образовавшаяся из
других форм предприятий, вполне обособилась от них и приобрела само-
стоятельную физиономию — ту структуру, которая наиболее соответство-
вала ее собственным потребностям и нуждам.
Самый термин «акции», от которого происходит название акционер-
ной компании, голландского происхождения (actie и — пайщик — action-
ist) и встречается впервые в «плакате» Ост-Индской компании 1610 г. В
1616 г. он употребляется и в Дании наряду с названием «partie», одно-
временно в Швеции; во Франции же лишь в середине XVII в. «action»
вытесняет прежние термины «part» и «portion»; к концу XVII в. находим
во Франции и слово actionnaire (держатель акций), которым заменяется
и в других странах голландское actionist. Только в Англии имеется свое
название «share» (акция), сохранившееся и до сих пор3.
Глава LI. Торговые компании
323
В XVII в. «обычной», «естественной» формой коллективного пред-
приятия считается в Италии, Франции и Голландии полное товарищество
(la plus ordinaire et la plus naturelie, qu’on nomine genfirale ou libre). Оно
имеет еще полусемейный характер — общая кухня, общие трапезы. В это
время появляется и акционерная компания, но она распространяется еще
весьма медленно. В Англии в течение 127 лет, в 1553—1680 гг., по
Скотту, учреждено 49 таких компаний, из которых, по словам Зомбар-
та, многие, несомненно, не заслуживают этого названия. Затем в 1680 —
1719 гг. возникло 40 компаний, в 1719—1720 гг. появилось 190 «мыль-
ных пузырей», из которых большинство не осуществилось, после чего
следует запрещение учреждать новые компании, довольно строго выдер-
жанное. Во Франции ни один, пи другой Савари, писавшие в конце
XVII и в начале XVIII в. и весьма интересовавшиеся формами товари-
ществ, об акционерных обществах не упоминают. Точно так же Рикар (в
1723 г.) именует анонимными товариществами, которые ныне означают
то же, что акционерные, временные соглашения между купцами насчет
покупки и продажи товаров за общий счет без образования фирмы, т.е.
нечто совсем иное, что мы понимаем под этим названием4. В Германии
отдельные образования этого рода существовали, но еще в начале XIX в.
(1838 г.) очевидец подчеркивает характерную черту гамбургских купцов
— их отрицательное отношение к акционерным компаниям5. Марпергер
(в 1714 г.) упоминает, правда, о «больших купеческих компаниях», вы-
году которых он хочет разъяснить. Но все сводится у него к указанию на
выгодность этих компаний, выражающуюся в том, что таким путем могут
быть осуществлены гораздо более крупные предприятия, чем единолич-
но, и что благодаря им «голландцы превратились в суверенный народ в
Европе и в могущественных монархов над многими королевствами и про-
винциями в азиатском мире»6. Но об особой организации и структуре
этих компаний, отличающей их от прочих форм товариществ, он ничего
не упоминает. Об этом читаем лишь у Бюша в конце XVIII в.7
Более распространено в XVII в. товарищество на вере, у которого Са-
вари усматривает ряд достоинств: в коммерческие операции направляют-
ся деньги, которые лежали бы у владельцев без дела или помещались бы
ими в ренте; всякому дается возможность извлекать прибыль, не подвер-
гаясь риску быть обвиненным в ростовщичестве; люди талантливые, но
не имеющие достаточных средств таким путем пользуются чужими сред-
ствами. На последнее особенно обращает внимание Томас Мзн (гл. XV)
в 1664 г.: сколько купцов и владельцев лавок начали ни с чем или с ма-
лым и благодаря деньгам других разбогатели. Деньги вдов и сирот, дво-
рян и юристов помещаются во внешней торговле таким образом, что они
сами никакого участия в управлении их не принимают8.
Монополия нидерландской Ост-Индской компании явилась весьма
выгодной. Привозимые из Индии пряности, шелковые и бумажные тка-
ни, металлы и драгоценные камни сбывались в Европе по высокой цене.
324__________История экономического быта Западной Европы_______
В Амстердаме компания продавала ост-индскис товары с аукциона. Часть
их оставалась в Нидерландах, другая часть распространялась самими же
голландцами в других странах. Между тем приобретались эти товары на
месте на очень выгодных условиях. Во многих случаях они вовсе ничего
не стоили, являясь результатом грабежа и пиратства, в других случаях
цены па произведения Индии устанавливались компанией односторонне;
наконец, поскольку имел место правильный торговый обмен, компания
получала пряности и колониальные продукты, дорогие ткани за всевоз-
можные безделушки или за европейские товары худшего качества, ибо
пароды Малайского архипелага, Индокитая и других местностей имели
довольно смутное представление о ценности и охотно отдавали огромное
количество продуктов, имевшихся у них в изобилии, за блестящие вещи-
цы, за побрякушки, ни па что не пригодные
В первое время после появления компании в какой-либо местности
цена являлась обыкновенно еще результатом двухстороннего соглашения,
хотя и тогда уже она устанавливалась пе к выгоде туземного населения.
Когда же могущество компании в той пли другой местности упрочивалось
и она приобретала власть над населением, последнее вынуждено было
уже доставлять все продукты компании и цена односторонне определя-
лась последней. Одни продукты поставлялись компании пол названием
Leverantien — контрибуции даром или за цену, пе находившуюся пи в
какой связи с продажной ценой продукта; другие назывались континген-
том; третьи, наконец, просто покупались. Но сущность дела от этого пе
менялась: во всех грех случаях компания платила извеепгую минималь-
ную сумму за продукты, сбываемые ею в Европе или азиатских странах
по высокой цене.
Острова Молуккского архипелага, Тернате и Тидор, в особенности же
группы островов Амбоипа и Банда привлекали европейцев своей богатой
растительностью, своими пряностями — гвоздикой, мускатным цветом и
мускатным орехом. Уже в Средние века эти продукты получались пре-
имущественно с Молуккских островов, хотя в Европе об этом почти не
знали; в XVI в. вся гвоздика доставлялась португальцами отсюда, и гол-
ландцы приложили все старания к тому, чтобы вытеснить с Молуккского
архипелага испанцев и португальцев и чтобы не допустить сюда англи-
чан: вся гвоздика должна была принадлежать им. В начале XVII в они
платили в среднем по 180 гульденов за 625 амстердамских фунтов гвоз-
дики, а продавали их в Нидерландах за 1200 гульденов, т.е. почти в семь
раз дороже9. При первом появлении нидерландцев на Молуккских остро-
вах жители Тернате, Амбоины и Банды охотно брали у них старое (не-
годное) оружие в обмел за гвоздику и мускат. Позже, когда компания
устроила постоянные фактории на островах, был заключен договор с
царьком острова Тернате, согласно которому весь сбор гвоздики должен
был продаваться фактору компании по цене, установленной па основании
взаимного соглашения между компанией и местным царьком. Однако в
Глава LI. Торговые компании _________325
действительности этот договор не исполнялся компанией, цена гвоздики
устанавливалась ею односторонне, — предводитель требовал 100 талеров
(за 625 фунтов), но получал всего 60, а впоследствии даже 50, в то вре-
мя как испанцы платили 100 и 120 талеров. Далее, компания уплачивала
не деньгами, а товарами — платьем и другими ненужными туземцам ве-
щами. Наконец, настаивая на том, чтобы пряности отдавались исключи-
тельно особо назначенному фактору компании, последняя в то же время
обходила представителей туземного населения, заставляя туземцев дос-
тавлять продукты прямо компании, без посредничества предводителей
племен, как было условлено и установлено обычаем10.
Вскоре, как мы уже указывали выше, компания пошла и дальше и,
обратив население Молуккских островов в рабство, стала вырубать сады
гвоздичных и мускатных деревьев; гвоздичные деревья сохранены были
лишь на острове Тибор, а мускатные — на островах Банда. Этим путем
компания рассчитывала устранить продажу этих пряностей на сторону,
избавиться от возможной конкуренции11.
Однородным характером отличалась торговая и колониальная поли-
тика компании на Больших Зондских островах — Яве, Суматре, Целебе-
се, Борнео; Менадо на севере Целебеса и местности, расположенные у
залива Томини, славились своим богатством риса, столь необходимого в
тропиках пищевого продукта. За какие-нибудь 36-39 гульденов там
можно было приобрести целый ласт (30 гектолитров) риса, причем опла-
чивался рис не деньгами, а различными предметами одежды, на которых
нидерландцы наживали около 100% прибыли12. На Яве также важней-
шим продуктом вывоза был рис, причем первоначально местные князьки
обязывались доставлять компании все необходимое ей количество риса,
но затем договор был изменен в том смысле, что князьки обязаны пере-
давать компании весь произведенный рис, как собственный, так и полу-
ченный от населения, и притом по установленной компанией цене, а в
XVIII в. и здесь компания стала обходить предводителей туземного пле-
мени, требуя, чтобы население сбывало рис непосредственно в ее магази-
ны. Она платила по 10 талеров за меру (коян — 3400 фунтов), излишнее
же количество перепродавала частным лицам за 20 талеров. Султан Бан-
тама вынужден был поставлять компании и весь возделываемый в этой
местности перец по низкой цене, определяемой ею13. Перец, который
компания приобретала также и на Суматре, обходился ей обыкновенно,
по Людеру, на Яве в 21/4—21/2 стювера фунт (на Суматре в 4-6 пфе-
нигов), а в Голландии он продавался по 20 и более стюверов, т.е. в 8 — 10
(50 — 80) раз дороже14. За сахар, который также целиком поступал в ма-
газины компании, она платила на Яве сначала 9 реалей за пикуль (125
фунтов), но затем, когда производство сахара расширилось, понизила
цену до 5,5 рсаля; в Персии она сбывала его с барышом в 172 zo. С нача-
ла XVIII в. за фунт сахара уплачивалось всего 1!/б стювера, в Европе
же цена его равнялась 13—14 стюверам1**. Наконец, компания стала раз-
326_________История экономического быта Западной Европы __________
водить на Яве кофе, перенесенный из Кананора. Первоначально она вы-
возила кофе из Мокки, приобретая фунт за 10 стюверов и сбывая его в
Европе за 38 стюверов. Когда же в Мокке цена поднялась до 22 стюве-
ров, компания стала разводить его в собственных владениях, и прежде
всего на Яве. Здесь она также платила 10 стюверов с фунта, причем 1/4
часть платы выдавалась населению одеждой, а в Персии кофе продавался
за 31-34 стюверов, т.е. втрое дороже. В последующие годы (1725-
1726 гг.) цена кофе была понижена компанией до 5, а затем и до
2,5 стюверов, но компания обязалась уплачивать старейшинам племен за
весь кофе наличными деньгами. Сначала спрос на кофе в Нидерландах
значительно превышал привозимое количество, но уже в 30-х гг. XVIII в.
производство его чрезмерно расширилось, почему компания и на Яве,
как на Молуккских островах, приказывала вырубать деревья и заменять
кофейные плантации разведением перца; но и здесь уничтожение планта-
ций совершалось столь усердно (во многих местах осталась лишь !/8
прежнего количества деревьев), что впоследствии приходилось, как и
там, вновь разводить их, ибо возникало опасение, что нельзя будет удов-
летворить весь спрос на нидерландском рынке16.
Кроме гвоздики, мускатного цвета и ореха, риса, арака, перца, сахара
и кофе, большое значение имели в торговле Ост-Индской компании ко-
рица, опий и чай. Корица доставлялась в Европу голландцами, как и до
них португальцами, с острова Цейлона. Здесь сбор ее производился кас-
тою Магабаддов, или Халиев. Последние были прикреплены к земле в
качестве крепостных или даже рабов. Сыновья Халиев с двадцатилетнего
возраста обязаны были поставлять компании по одному пинту, т.е. 56 фун-
тов, корицы; впоследствии это количество было увеличено до 11 пинт
(616 фуптов). В вознаграждение каждый из них получал по нескольку
фунтов риса. Надзиравшие за сбором корицы аптекари и врачи отбирали
настоящую корицу, которая только и отправлялась в Европу. Ежегодное
потребление ее в XVIII в. голландцы определяли в 400 тыс. фунтов. По
Людеру, фунт корицы обходился компании не более чем в 10 стюверов,
продавался же Голландии за 100—150 и более стюверов17. Торговля опи-
ем, который приобретался в Бенгалии, доставляла компании с 1678 г. по
1800 г. в среднем 570 тыс. гульденов ежегодно. С 1745 по 1794 гг. эта
торговля находилась в руках особо организованного с этой целью приви-
легированного общества, которому она была передана компанией для
устранения сильно развившейся контрабандной торговли опием18.
Китайский чай был впервые привезен в Нидерланды в 1610 г. Чай
приобретался обыкновенно и Батавии, куда его привозили китайцы, при-
чем и в торговле с китайцами голландцы односторонне устанавливали
цены19. В начале XVIII в, компания приобретала в среднем ежегодно на
192 тыс. рейхсталеров чая, а продавала его за 272 тыс., т.е. извлекала
около 95% прибыли. С 1727 г. установились и правильные непосредствен-
ные торговые сношения с Китаем, но корабли, отправлявшиеся за чаем,
Глава LI. Торговые компании 327
посылались не из Батавии, а прямо из Нидерландов. И в период 1760 —
1784 гг. прибыль при продаже чая равнялась в среднем 90% ежегодно (из-
держки 2128 тыс., выручка 4052 тыс. ежегодно), а в предыдущее двадца-
типятилетие 1735—1758 гг. она достигала прямо невероятных размеров —
450% в год (издержки 83 тыс. в среднем ежегодно, выручка 377 тыс.)20.
Совершенно своеобразный характер имела торговля нидерландской
Ост-Индской компании с Японией. В то время как во всех других местах
нидерландцы успели утвердиться с оружием в руках и заставить подвла-
стных им князьков не продавать своих продуктов никому, кроме компа-
нии, их торговля в Японии была обставлена всевозможными стеснения-
ми, которые они вынуждены были терпеливо сносить, чтобы не лишиться
вовсе возможности посылать свои корабли в Японию. И здесь нидер-
ландцы вытеснили португальцев и заступили их место, и здесь они с
1640 г. пользовались монопольным положением, ибо ни испанцам, ни
англичанам не удалось надолго сохранить непосредственных торговых
сношений с Японией. Но внутрь страны и нидерландцев не пускали:
фактория была устроена на острове Десима около Нагасаки; они допус-
кались в страну лишь один раз в год — для передачи сёгуну, управляв-
шему страной, подарков, которые представляли собою очень значитель-
ную ценность. Во всякое другое время они не могли оставлять остров Де-
сима без разрешения японских властей. Последний был соединен мостом
с Нагасаки, на ночь же мост запирался воротами21. В этом отношении
положение нидерландцев в Японии напоминает те условия, в которых
находились венецианские купцы, приезжавшие в Александрию в XIV —
XV вв. Как у венецианцев в Египте, так и у нидерландцев по прибытии в
Японию отнималось всякое оружие, а также весла и руль, ‘и они не могли
вступать в непосредственный торговый обмен с японскими купцами, а
вынуждены были сбывать все привезенные товары особой правительст-
венной коллегии; последняя условливалась с японской купеческой гиль-
дией относительно продажных цен товаров и затем старалась возможно
дешевле приобрести их у нидерландской компании. Формально и нидер-
ландцы участвовали в установлении цен товаров, но фактически цены
односторонне определялись японской коллегией, ибо на протесты компа-
нии японцы не обращали никакого внимания.
До конца XVII в. одним из важнейших продуктов привоза в Японию
являлся шелк, на котором нидерландцы выручали 50 — 100% прибыли, но
впоследствии цена последнего в Японии настолько понизилась, что ввоз
шелка стал убыточным, и компания была довольна, когда японское пра-
вительство освободило ее от обязанности привозить шелк. Другим не ме-
нее важным предметом ввоза были звериные шкуры, привозимые из
Сиама и Камбоджи, а также красное дерево. Торговля и тем и другим
приносила большую выгоду: барыш, прибавляемый к покупной цене, со-
ставлял 200—400 и более процентов. Очень значительна была и прибыль
при продаже сахара, камфоры, перца, шафрана, ладана и других пряно-
328
История экономического быта Западной Европы
стей и благовоний, а также красильных веществ — в начале XVIII в по
крайней мере разница между покупной и продажной ценой равнялась
150-300 и более процентов22.
Подобный же характер имела и торговая деятельность английской
Ост-индской компании Если последняя первоначально еще старалась
сохранить дружественные отношения с туземными правителями в Индии,
тратя крупные суммы на подарки местным властям, то в течение XVHI в.
ее образ действия значительно изменился, и ксчда Бенгалия очутилась в
полной зависимости от англичан, то торговлю всяким сколько-нибудь
важным предметом компания стала объявлять своей монополией. Компа-
ния стала запрещать сбыт местных произведений кому бы то пи было
помимо ее агентов и произвольно устанавливать цены при закупке ин-
дийских продуктов и при продаже привезенных из Европы, понижая
первые и увеличивая вторые.
Пользуясь обширными привилегиями и имея возможность усиленно
эксплуатировать население в колониях, эти заокеанские акционерные
компании покоились, однако, на весьма шатком основании. Все ведение
дела возлагалось на находившихся на местах в Индии, Америке чинов-
ников под разными названиями (губернаторы, резиденты, главные купцы
и т.д.), тогда как директора компаний, остававшиеся в Европе, могли
лишь давать указания сообразно получаемым отчетам. Служащие эти, не
будучи заинтересованы в выгодах компании и получая плохое вознагра-
ждение, старались увеличить его и нажиться посредством торговли на
собственный счет; корабли заходили по дороге в различные гавани, где
капитаны и прочие служащие занимались собственными торговыми опе-
рациями, а это удлиняло (вместо И месяцев 18) и сильно удорожало
транспорт; точно так же на месте они сбывали продукты за свой счет.
При этом нередко наиболее выгодные отрасли торговли они монополизи-
ровали в свою пользу, заставляя туземцев покупать товары исключитель-
но у них по определенной, ими же установленной цене; часто они прямо
производили насилия и грабительские нападения на туземное население,
все время прикрываясь именем компании. Через несколько лет они воз-
вращались в Европу с огромными накопленными богатствами, к велико-
му неудовольствию директоров компании.
Так, например, известный путешественник Лабиллардьер, в 1792 г.
посетивший Молуккский архипелаг, рассказывает, что, несмотря на все
меры, принимаемые нидерландской Ост-Индской компанией к сохране-
нию монополии в торговле пряностями, пятая часть ежегодной жатвы
гвоздики и мускатного ореха все-таки уходит из ее рук вследствие кон-
трабандной торговли, производимой агентами компании. От другого пу-
тешественника, Дампьера, мы узнаем, что капитаны кораблей, везущих
пряности с Молуккских островов, сбывают по дороге в Батавию часть гру-
за судам, которые они встречают на пути, а чтобы это не было заметно,
они обливают остальную часть груза водой, увеличивая тем его вес. Худ-
Глава LI Торговые компании
329
шие сорта чая, привозимого в Батавию, официально не принимались ком-
панией, по в действительности ими заменялась часть чая лучшего сорта, а
худший сорт отправлялся в Европу, соответствующее же количество луч-
шего сорта продавалось на месте агентами компании частным лицам Ко-
гда много месяцев спустя злоупотребления обнаруживались, то виновни-
ков уже немыслимо было разыскать, и они оставались безнаказанными23.
«Вознаграждение находившихся в Индии служащих английской Ост-
Индской компании, — говорит Лекки* - было установлено на европей-
ский масштаб, так что на Востоке оно являлось совершенно недостаточ-
ным. При самой строгой бережливости агенты компании могли на полу-
чаемое жалованье лишь пробиваться изо дня в день, между тем как им
повсюду предоставлялась возможность приобретать недозволенными
средствами огромные богатства, ибо нигде в Европе, быть может, нигде
во всем свете нельзя было создать себе так легко столь значительного бо-
гатства. Известный Клайв отправился в Индию бедным приказчиком;
возвратившись обратно в Англию 84 лет от роду, он обладал имущест-
вом, которое доставляло ему свыше 40 тыс. фунтов стерлингов годового
дохода, помимо того, что он послал своим родственникам 50 тыс. фунтов
стерлингов. Впоследствии он говорил, что, вспоминая о том, что он мог
приобрести в Индии, он даже удивляется своей умеренности. Сплошь и
рядом молодые люди, уезжавшие без гроша в кармане, возвращались че-
рез 10 — 12 лет обладателями имущества, которое давало им возможность
конкурировать со старейшей английской знатью и даже превзойти ее в
роскоши и блеске, которым они себя окружали»24.
Среди различных способов обогащения на первом месте стояла торгов-
ля на собственный счет25. С самого возникновения компании всем участ-
никам экспедиции разрешалось принимать участие в предприятии извест-
ной суммой, с тем, однако, чтобы они самостоятельных торговых операций
не производили. Впоследствии, в течение XVII в., это неоднократно под-
тверждалось, но совершенно безуспешно, а в XVIII в. компания открыто
допускала частную торговлю своих агентов. В 1764 г. правление, правда,
вновь запретило ее, но общее собрание акционеров высказалось против
этой меры. Даже энергичный лорд Клайв, настаивавший до вступления во
второй раз в управление Индией на уничтожении этого злоупотребления,
вступивши в должность, не принимал, однако, таких решительных мер.
Он прекрасно понимал, что до повышения жалованья все запрещения бес-
полезны, — служащие компании вынуждены заниматься торговлей26.
Но чиновники не довольствовались тем, что вели запрещенную тор-
говлю на собственный счет, но прямо монополизировали различные от-
расли торговли в свою пользу, запрещая всем другим торговлю этими
товарами, число которых было очень велико. «Они являлись в села и
заставляли жителей насилием и лишением свободы покупать у них това-
ры по чрезмерно высокой цене и продавать свои продукты значительно
ниже их действительной стоимости». Они не останавливались и перед
330
История экономического быта Западной Европы
прямым грабежом. «Агенты компании, — говорит Маколей, - выгово-
рили не для компании, а для себя лично монополию почти всей внутрен-
ней торговли. Они принуждали туземцев покупать дорого и продавать
дешево. Они безнаказанно оскорбляли местные суды, полицию и сбор-
щиков податей. Они взяли под свою защиту шайку приверженных тузем-
цев, которые бродили по стране, распространяя всюду, куда ни явля-
лись, ужас и отчаяние. Каждый слуга английского агента был вооружен
всею властью своего господина, а господин — всею властью компании.
Положение дел начало возбуждать беспокойство в Англии. Ряд переворо-
тов, расстроенное управление, разорение туземцев, пе обогатившее, одна-
ко, компанию, возвращение на родину с каждой эскадрой счастливых
удальцов, привозивших средства для покупки замков, п получение с ка-
ждой же эскадрой самых тревожных отчетов о положении компании —
все это устрашало людей, знакомых с положением дел в Индии». Тогда
Клайв был послан снова в Индию, в нем видели единственного человека,
который способен спасти компанию. «Положение дел прямо критическое, —
писал Клайв, приехав в Индию, директорам компании, — да и нет ниче-
го удивительного в том, если в стране, где деньги текут рекой, где все
управление основано на страхе населения и где оружие победоносно,
прибегают ко всевозможным средствам наживы; орудия вашего могуще-
ства пользуются вашей властью и прибегают к вымогательству, когда
подкуп не удовлетворяет всех их грабительских наклонностей. Пример
подается высшими, а низшие следуют ему. Злоупотребления быстро рас-
пространялись среди чиновников и войска вплоть до писцов, младших
офицеров и купцов»27.
Если такого рода действия служащих были чрезвычайно убыточны
для компании, то и расходы ее были всегда велики, ибо учреждаемые в
эту эпоху компании имели — одни в большей, другие в меньшей степе-
ни - политический характер. Они занимались устройством укрепленных
факторий, завоеванием новых стран и т.д., независимо от того, насколько
это было выгодно в коммерческом отношении, тогда как в Средние века
купцы всегда оставались купцами и, поскольку они делали завоевания,
всегда преследовали исключительно цели торгового характера. Так, на-
пример, голландская Ост-индская компания в XVIII в. содержала в Ин-
дии армию в 12 тыс. человек и, кроме того, 100 тыс. человек туземного
населения обучалось военному делу, чтобы ими можно было воспользо-
ваться в случае необходимости. Флот состоял из 60 судов с 30 — 60 пуш-
ками каждое. Наиболее обширные завоевания произведены английской
Ост-Индской компанией, благодаря которой создалась Британская импе-
рия в Индии, дивиденды же компании все больше сокращались. Томас
Роэ, отправленный в 1614 г. английской Ост-Индской компанией в Ин-
дию к Великому Моголу, чтобы добиться у него разрешения на устройст-
во форта, заявлял: если Великий Могол предложит ему не один, а десять
фортов, то он сам на это не согласится. Крепость не приносит торговле
Глава L1. Торговые компании
331
никакой пользы, а налагает на нее лишь огромные издержки. Португаль-
цы, несмотря на свои богатые владения, все-таки нищие вследствие того,
что их гарнизоны, впрочем далеко не достаточные, причиняют им круп-
ные расходы. Ио компания не послушалась совета Роэ и уже 25*лет
спустя, в 1639 г., организовала форт, а в 1685 г. отправила в Индию 10
военных судов и 6 отрядов пехоты. Расходы ее на гражданских служа-
щих и в особенности на войско, включая постройку фортов в Бенгалии,
составляли в 1765 — 1771 гг свыше 9 млн ф. ст. Огромное большинство
учрежденных в XVII-XVIII вв. компаний прозябало, несмотря на то что
многие из них занимались пиратством (как, например, голландская Вест-
Индская компания). Лишь в течение небольших периодов большая часть
компаний давала дивиденд; обыкновенно они вскоре прекращали свое
существование, заменялись новыми, столь же неудачными привилегиро-
ванными компаниями для торговли с теми же странами. Но даже две
наиболее крупные компании, в течение двух веков сосредоточившие в
своих руках торговлю с Ост-Индией, — голландская Ост-Индская и анг-
лийская Ост-Индская — процветали недолго. Первоначально они рас-
пределяли высокий дивиденд — результат, впрочем, неимоверной экс-
плуатации туземцев. Но в конце XVIII в., по указанным выше причинам,
и они уже пережили себя и доставляли один убыток.
Еще менее удачны, чем в Нидерландах и Англии, были французские
заокеанские компании — и не только учрежденные Ришелье, но и соз-
данные Кольбером. Во Франции они «вызывали весьма мало энтузиаз-
ма», — охотников участвовать в них было немного, хотя это и называли
«богоугодным делом, ибо одной из задач их являлось распространение
света христианской религии». Мало помогали и рассказы вроде того, что
на Мадагаскаре золото имеется в таком изобилии, что после дождя мож-
но видеть обнажившиеся золотые жилы.
При учреждении Ост-Индской и Вест-Индской компаний в 1664 г. ко-
роль дал первой 4 млн, а второй Vw часть капитала, приняв на свой счет
убытки первых лет. Королева, дофин, Кольбер, Сегюэ подписались на
крупные суммы. Когда один из высших чинов подписал всего 1 тыс., Коль-
бер смеялся над ним, говоря, что о такой сумме и говорить не стоит, так
что тому пришлось повысить ее до 3 тыс. Под давлением Кольбера интен-
данты на местах заставляли подписываться чиновников, мэров, богатых
людей, угрожая им тем, что вместе со списком участников королю будут
сообщены и имена тех, кто отказался принять участие, и заявляя о тех
«неприятностях, которые они себе создают, отказываясь от столь благо-
приятного случая обнаружить свою добрую волю на пользу отечества».
«Вы мне рассказываете об англичанах и голландцах (об успехах их ком-
паний), — писал Кольбер одному из своих агентов в Марсель, — их тор-
говые обороты достигают 10—12 млн и производятся при помощи боль-
ших судов. Господа марсельцы хотят иметь только барки, чтобы у каж-
дого была своя, и в результате один ведет успешно свои дела, другой —
25Э-1
332
История экономического быта Западной Европы
неудачно». Но, кроме отсутствия дисциплины, французов упрекали и в
недостатке терпения, в желании каждого разбогатеть сразу, без всякого
труда, и в том, что компании производили крупные расходы, не ожидая
поступлений, так что спустя некоторое время нс хватало капитала и при-
ходилось делать долги направо и налево, оказываясь вскоре сильно за-
должепным. Наконец, указывали на то, что директора компаний никогда
не бывали d море и в глаза не видали колоний — все делалось в Париже, -
заокеанская торговля была им совершенно неизвестна.
r Lusac. Bctrachtungen uber den Unsprung dee Handels und der Macht der Hollander.
1788 (нем. пер. с голл.). Bd. I. S. 516.
2 Netsclicr. Les Hollandais au В nisei. 1854. Watjen. Holland und Brasilien iin 17. Jahr-
hunder! z/ Hansische Geschichtsblatter. 1911. Zimmermann. Europilische Kolonien. Bd. I.
V. Ehrenberg. Zeitalter der Fugger. Bd. II.
:i Lehmann. Die geschichtliche Entwicklung des Aktienrechls bis zuin Code de Commerce.
1895. S. 9 ff.
4 Ricard. Ndgoce d'Amsterdam. P. 369.
^Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. II. T. 1.
6 Marperger. Notwendige und nUtzliche Fragen Uber die Kauftuannschaft. S. 238.
7 Bilsch. Zusiitze zu einer theoretiscli-prakttsche Darstellung der Handlung. Bd. I. Buch 2.
Кар. V. 285 ff.
К См. соч. Скотта, Caaapu, Рикара, Немниха, Томаса Мэки, Зомбарта.
9 Beckemeyer. Die Molukkcn. S. 99.
19 Ibid. S. 89, 107, Ml, 162-163, 174, 180.
11 Warburg. Die Muskatnuss. S. 124 ff.
12 Bockemeyer. Die Molukkcn. S. 258—259.
,;i Klerk de Reus. Geschichtlischer Oberblick der adininislraliven, reclitlichen und finan-
ziellen Entwicklung der niedcrliindisclvostindischen Kompagnie. S. 214 — 216.
14 Lllder. Geschichte des liollandischen Handels. 1788. S. 255, 257 , 696.
,s Klerk de Reus. Geschichtlischer Oberblick der administrativen, rechtlichen und finan-
ziellen Entwicklung der oiederlBndisch-ostindischen Kompagnie. S. 225 ff.
'6 Ibid. S. 226 - 232.
17 Liider. Geschichte des hollandischen Handels. S. 260.
IS Klerk de Reus. Geschichtlischer Oberblick der administrativen, rechtlichen und finan-
ziellen Entwicklung der niederlttndisch-ostindischen Kompagnie. S. 217—219.
19 Liider. Geschichte des hollandischen Handels. S. 258.
20 Klerk de Reus. Geschichtlischer Oberblick der administrativen, rechtlichen und finan-
zielleu Entwicklung der niederlUndisch-ostindischen Kompagnie. S. 219—221.
21 Milnsterberg. Japans auswartiger Handel von 1542 bis 1854. S. 44, 75, 76, 86 ff., 151
ff., 172 ff.
22 Ibid. S. 238-269.
23 Rosdier. Kolonien. S. 175—176.
24 Lecky. History of England. Vol. III. S. 501—502. Cm.: Macaulay. Lord Clive //
Works. IV.
25 Адам Смит («Исследование о природе и причинах богатства народов». Кн. 1. Гл. IX)
указывает на то, что прибыль, выручаемая чиновниками Ост-Индской компании из тор-
говли, производимой ими в Бенгалии, почти достигает наивысшего возможного уровня
прибыли.
25 Roscher. Kolonien. S. 175—176.
27 Macaulag. Lord Clive. P. 78 — 86, 90 - 91. Lecky. History of England. Vol. III. P.
502 - 503, 506- 508.
ГЛАВА LII
БИРЖА И БИРЖЕВАЯ СПЕКУЛЯЦИЯ
Характерной для средневекового периода организацией торговли яв-
лялась ярмарка. Основные свойства ярмарочной торговли составляли;
периодичность торговых операций (4-6 раз в год); сравнительная не-
значительность размеров оборота и немногочисленность объектов обмена;
приобретение привезенных товаров лишь после осмотра их, установления
количества и качества; наконец, обособленность мест собрания купцов
различных городов или «наций» — соответственно обособленности горо-
дов в Средние века. Ярмарки сохраняются и в XVI —XVIII вв.; в эту
эпоху некоторые из них, например франкфуртская, лейпцигская, играли
важную роль1; но, в общем, они теряют свое значение в международной
торговле и заменяются уже с XVI в. более совершенной организацией
торгового обмена в виде бирж. Выражая лишь одну из сторон происшед-
шего в эту эпоху крупного переворота в области обращения товаров и
денег, биржи знаменовали собою концентрацию обмена в немногих опре-
деленных местах, непрерывность его и значительное упрощение торговых
операций. Они имели первоначально временный характер, как и ярма-
рочный обмен, но постепенно биржевые операции стали постоянными.
Такой характер приобрели сначала операции в векселях — это произош-
ло в итальянских городах уже с конца Средних веков. В этих центрах
средневековой торговли «вексельный рынок в любое время готов был да-
вать или получать деньги по векселям». Последние являлись по самой
природе своей заменимыми объектами торговли — их не было надобно-
сти ни перевозить, ни помещать в подворье, ни подвергать осмотру для
определения их характера и качества.
«Если ты меня спросишь, — говорит в 1474 г. известный Лука Паро-
ли, создатель бухгалтерского учета на основе двойной записи, — как
можно узнать вексельный курс, то я отвечу, что в Венеции надо отпра-
виться на Rialto, во Флоренции же на Mercato nuovo, где обсуждается
цена векселей». Итальянцы создали зачатки вексельной биржи и в дру-
гих городах, в особенности в Лондоне. Там в середине XV в. на Lombard-
Street (улица ломбардов, т.е. итальянцев) жили итальянцы, — там был и
торговый центр, где купцы собирались ежедневно. Благодаря итальянцам
возникла биржа в Брюгге; и здесь уже в конце XV в. биржевые собрания
происходили ежедневно; в Антверпене и Лионе четыре ежегодные ярмар-
ки постепенно и незаметно превратились в одну непрерывную биржу. К
векселям присоединились в XVI в. различного рода товары, в особенно-
334_________История экономического быта Западной Европы_____________
сти перец, который (а также сельди и пр.) привозился из Индии в Ан-
тверпен целыми флотилиями и качество которого было однообразно, так
что его можно было приобретать без осмотра самого груза, на основании
одной пробы. Для перца вскоре выработалась в Антверпене покупка на
срок прибытия португальских судов из Индии; тогда ликвидировались все
заключительные договоры. Выработались, таким образом (хотя это пока
еще зачатки), совершенно новые сделки на срок и заменимыми товарами.
По месту их заключения эти операции перешли теперь из отдельных
«лож» итальянцев (еще в XVIII в. голландские фактории в Индии назы-
вались logos), которые они (именно каждый из итальянских городов от-
дельно) имели во всех торговых центрах, в общее место, где собирались
уже купцы различных наций. Сначала соединились только итальянцы
разных городов: в Брюгге до 1500 г. — генуэзцы, флорентийцы, венеци-
анцы, да и то только для совершения вексельных операций, тогда как
сделки на товары производились по-прежнему в отдельных подворьях;
биржа возникла здесь путем соединения купцов этих трех «наций», ложи
которых были сосредоточены в одном и том же месте, на площади «de
bursa». И в Лондоне на Lombard-Street сходились почти исключительно
итальянцы. Позже, в Антверпене, биржа объединяла купцов всех стран,
хотя они еще делились на нации; в 1531 г. на новом здании биржи кра-
совалась надпись: «In usum negotiatorum cuiuscunque nationis ас
linguae»2. He участвовали только англичане; последние имели особое ме-
сто для собраний, где производились преимущественно операции товара-
ми и куда отправлялись купцы других стран для торговли. На более
поздних биржах - Амстердамской, Гамбургской — сходились уже куп-
цы всех национальностей. Собирались они первоначально, как прежде на
ярмарке, на открытом месте — в Брюгге в крытых навесом ложах, в Ам-
стердаме на мосту или в церкви, в Лионе на площади, сначала открытой,
позже огороженной на время биржевых собраний. Лишь впоследствии
были выстроены особые здания — в Лионе только в 1653 г., хотя биржа
существовала уже за сто дет до того, в Амстердаме в 1613 г. При этом
исходной точкой являлись собрания итальянцев; в Брюгге, в Лионе и са-
мая биржа возникла на площади перед их «ложей». В различных немец-
ких городах, где биржа возникла значительно позже по образцу нидер-
ландских, она образовалась из соединения различных купеческих гиль-
дий — в Гамбурге, например, England-Schonen и Flandernfahrer составили
в 1558 г. купеческую корпорацию — «теепеп Кортапп»; в Берлине
биржа образовалась из возникшей в 1716 г. «гильдии» всех немецких и
французских купцов.
В Брюгге впервые появляется и самый термин «биржа», в отличие от
прежнего названия рынка (mercalo), площади (piazza) или ложи
(loggia), которыми обозначались места собрания купцов. Как указывает
итальянец Гвиччиардинм, проживавший долгое время в Нидерландах, в
вышедшем в 1567 г. труде, название «биржа» происходит от площади в
Глава LII. Биржа и биржевая спекуляция
335
Брюгге, на которой стоял «большой и старинный дом», принадлежавший
знатному роду van der Burse, на гербе которого, помещенном на воротах
дома, были изображены три кожаных мешка (ter buerse). На этой пло-
щади происходили собрания купцов, которые и получили от нее название
Borsa (биржа). Однако там имели место не собрания купцов вообще, а
одних лишь итальянских купцов. Впоследствии на этой площади поме-
щались консульские дома, «ложи» венецианцев (в доме «ter buerse»),
генуэзцев и флорентийцев, причем под колонадами дома флорентийцев
находились столы менял и банкиров, и здесь, по-видимому, и происхо-
дили купеческие собрания. Если, таким образом, первоначальный термин
«биржа» находится в связи со случайным названием площади, где уст-
раивались собрания, то, ло-видимому, дальнейшее распространение этого
термина и укрепление его объясняется тем, что он соответствовал значе-
нию слова «bursa». «Bursa» обозначала кожаный мешок, но в переносном
смысле уже в Средние века — денежные суммы; позже под этим понима-
лись общие кассы (bourses communes), купеческие кассы взаимопомощи,
общие студенческие столовые (bursae scolarum), ассоциации торговые и
иные. Во всяком случае, самый термин «биржа» еще долго применялся
только к тем биржам, которые имелись в Нидерландах. В обычном праве
Марселя XVII в. говорится: место, где собираются купцы в Марселе для
производства своих операций, называется «1а loge», подобно тому как в
Лионе оно именуется «1а loge du change», а в Нидерландцах — «1а bourse».
Из Брюгге, где возникла (вексельная) биржа, она перешла в начале
XVI в. в Антверпен. Здесь мы находим как вексельную, так и фондовую
биржу, операции в государственных бумагах. Вследствие концентрации
товарных и вексельных оборотов сюда притекали в большом количестве
свободные капиталы, и крупные торговые фирмы всегда имели возмож-
ность приобрести необходимые им денежные суммы. Нуждающиеся в
деньгах государи также стали рано обращаться к Антверпенской бирже, —
помимо облигаций нидерландского правительства, здесь обращались и
облигации королей португальского и английского (последние — за пору-
чительством тайного совета города Лондона). Но государям приходилось
уплачивать первоначально весьма высокие проценты, да и вообще они не
всегда получали необходимые суммы, ибо биржа мало доверяла им. В
Антверпене же возникла и товарная биржа, купля-продажа на пробу,
развилась комиссионная торговля. Здесь поселились купцы, которые
производили торговлю по поручению не только купцов своей националь-
ности, но и целого ряда иноземных торговых фирм, что шло совершенно
в разрез со средневековыми обычаями. Они соединяли в своем лице и
маклера, и комиссионера одновременно. «Не знаю, можно ли верить
ему, — говорит один фактор о Лацарусе Тухере, — ибо он часто являет-
ся и покупателем, и продавцом перца одновременно».
Антверпен не только сохранил то равноправное положение различных
национальностей, как и равноправие между иностранными купцами и
336 История экономического быта Западной Европы
местными жителями, которое господствовало уже в Брюгге, проводя этот
принцип до конца, но и развил далее свободу биржевой торговли; это, но
словам современников, много содействовало концентрации торговых обо»
ротов на Антверпенской бирже. Маклерский промысел, который в Брюг-
ге еще составлял монополию определенной корпорации, был в Антверпе-
не свободен я доступен псом и каждому; точно так же размой денег, тор-
говля золотом и серебром п производство переводных операций,
принадлежавшие в Брюгге одним присяжным менялам, было здесь пре-
доставлено всем н каждому. Если вообще в Антверпене существовали ка-
кие-либо ограничения, то исходили они от самих иностранных купцов, а
не от города, который всячески старался установить полную свободу тор-
говли.
И в Лионе, где почти одновременно с Антверпеном из ярмарок воз-
никла товарная и фондовая биржа, господствовала нс только полная сво-
бода от всяких податей и пошлин, но и предоставлялось всем и каждому,
за исключением англичан, «наших старых врагов», производить денеж-
ные, вексельные и кредитные операции, в том числе взимать запрещен-
ный во всех других случаях ссудный процент. Маклером может быть
всякий, он не должен лишь заниматься самостоятельно коммерческими
операциями; до XVII в. число маклеров пе было ограничено, и купля-
продажа не должна была обязательно совершаться через их посредство; к
ним обращались ввиду большей легкости найти через их посредство
контрагента.
Антверпенская биржа открывалась первоначально в 11 часов, позже в
10 часов утра, а после 12 часов закрывалась. Но имелась еще вечерняя
биржа в 6 часов вечера. Каждая нация имела свое место па бирже. Но
большинство дел совершалось вне биржи в нотариальных и торговых
конторах. Запрещалось приходить на биржу вооруженным, так как в
противном случае могли бы происходить кровопролитные столкновения
между различными нациями. Но провести в жизнь это постановление
было нелегко. В особенности плохой пример другим подавал представи-
тель португальского короля, так какой, ссылаясь на свое высокое поло-
жение, отказывался снять шпагу, и город вынужден был примириться с
этим. Вследствие этого на бирже происходили столкновения, не ограни-
чивавшиеся взаимными оскорблениями, но доходившие до нанесения pan3.
С падением Антверпенской (и Лионской) биржи заканчивается пер-
вый период — XVI в. и начинается второй — период Амстердамской
биржи. В Амстердаме главным объектом биржевых операций являются
уже акции, именно акции нидерландской Ост-Индской компании; акции
здесь впервые становятся предметом, и притом постоянным предметом,
биржевой торговли. Несмотря на то что акции не были установлены в
круглых однообразных суммах, а зависели от размеров участия отдель-
ных лиц в капитале компании, они все же оказались весьма удобными
для биржевой спекуляции. Биржа, по-видимому, уже с самого начала
Глава LII. Биржа и биржевая спекуляция 337
предпочитала крупные цифры, и постепенное стремление к возможно
большей заменимости объектов привело к тому, что образовалась бирже-
вая единица в 3000 флоринов, и эта единица именовалась теперь на бир-
же акцией (actie). Рядом со сделками кассовыми, при которых совер-
шался трансферт акций на имя покупателя и последний уплачивал за них
посредством перевода денег по книгам Амстердамского банка4 на имя
продавца, вскоре появляются и сделки иного рода Покупатель до срока
исполнения договора продает акции, спекулируя на разницу, или же за-
нимает под них 4/s их ценности, или, наконец, вовсе отказывается от
сделки, уплачивая премию. В форме сделок на срок весьма скоро воз-
никла оживленная биржевая игра. Первоначально не более 20 человек
держали в своих руках всю торговлю акциями, но к концу XVII в. число
лиц, владевших акциями, сильно возросло; стали играть па части акций
(прибыль или убыток не превышали 3 гульденов). В этой игре, по сло-
вам современников, принимало участие все население, даже женщины,
старики и дети.
Биржевая игра, сильно развившаяся благодаря устроенным поблизости
от биржи кофейням, где пили вновь появившиеся в то время напипси —
кофе, какао, чай, — производя тут же биржевые операции, создала про-
фессиональных спекулянтов, вся жизнь которых была наполнена исклю-
чительно мыслью об акциях. Их называли «gente de especulacion» и
сравнивали вследствие их подвижности с perpetuum mobile: они, как ут-
верждали, даже во сне видят акции, во время лихорадки бредят ими и,
умирая, еще вспоминают о них. «Одни, игроки на повышение, всегда
ждали добрых известий (спекулянты имели своих агентов при дворах),
почему их называли «amantes de la patria», — все прикрашивали, еги-
петскую тьму превращали в сумерки, молнию в фейерверк; их сравнива-
ли с волшебником, который показывал женщинам зеркало, где они каза-
лись лучше, чем были на самом деле. Другие, baissiers — мизантропы,
они состоят из одних нервов; не переставая говорить о кончине мира и
сообщать всякие страхи, они превращают муху в слона, всякую драку —
в восстание». Существовали уже консорции повышателей и понижателей,
распространявшие ложные известия или искусственно вызывавшие не-
достаток в деньгах; наряду с продажей нидерландских государственных
облигаций, которая, вызывая предположение о дурных политических со-
бытиях, имела последствием падение курса акций, они дурачили легко-
мысленных людей даже такими способами, как потеря нарочно для того
написанного письма, в котором содержалось какое-либо выдуманное из-
вестие.
Подробно описал биржевую спекуляцию поселившийся в Амстердаме
португальский еврей Don Joseph de la Vega в вышедшем в 1688 г. сочи-
нении «Confuzion de confuziones»5. Это замечательное произведение, по
словам Эренберга, осталось и до сих пор едва ли не лучшим описанием
биржевых операций. Биржу автор называл совокупностью всего хороше-
338 История экономического быта Западной Европы
го и всего дурного на свете, всего истинного и всего ложного, пробным
камнем всех осторожных и могилой всех чересчур смелых, кладезем по-
лезных вещей и очагом зла, воплощением Сизифа, никогда не отдыхаю-
щего, и символом Иксиона, который постоянно вращается со своим коле-
сом. Он указывает на то, что спекуляция привлекает всех, так как не
нужно ни вести книг, ни отсылать товаров, ни производить платежей, ни
держать приказчиков. По поводу биржевой игры он советовал никогда не
давать советов другим относительно покупки или продажи акций, при
выигрыше никогда не сожалеть, если потом цена поднимется, не удержи-
вать долго акций в своих руках («нс вступать в брак с ними»), иметь
терпение и деньги и всегда помнить, что биржевая прибыль есть утрен-
няя роса, мыльный пузырь, который тут же исчезает, что она имеет об-
манчивый блеск карбункула.
Позже, не ранее 1673 г., появились на Амстердамской бирже и опера-
ции в государственных фондовых бумагах, преимущественно в облигаци-
ях нидерландского правительства; однако вследствие разнообразия их по
видам и размерам — в противоположность однообразию акций — обли-
гации не могли иметь такого значения на бирже, как акции. К концу
XVII в. Амстердамская биржа превратилась в международный рынок, а в
середине XVIII в., согласно первому дошедшему до нас бюллетеню, ко-
тировалось уже 44 вида фондовых бумаг — нидерландские акции троя-
кого рода, английские трех сортов, 25 видов внутренних займов и т.д. К
концу XVH1 в- котировалось свыше 100 фондовых бумаг различного рода.
Сделки на разницу производились не только акциями, по и на всякого
рода товары, в особенности кофе, хлеб, спирт; люди, не обладающие и
10 тысячами, заключают несколько десятков сделок на один и тот же
срок, которые ликвидируются уплатой разницы. В ЗО-х годах XVII в.
чрезвычайных размеров достигла спекуляция тюльпанами (тгольпаяома-
ния); последние были вывезены из Турции в Западную Европу, и с сере-
дины XVI в. их стали разводить в Нидерландах, причем старались раз-
водить новые, редкие и особо ценимые виды и цвета. Тюльпаны стали
объектом биржевой игры; к ним применялись все господствовавшие на
бирже методы спекуляции на акции, с той только разницей, что акцию
заменял тюльпан. В торговле ими принимали участие не только коммер-
санты, но и все население: «крестьяне и матросы, каретники и ткачи,
грузчики и трубочисты, торговки тряпьем, даже батраки». Покупались и
продавались не существующие вовсе экземпляры, и вся суть заключалась
в уплате разницы между условленной ценой и ценой, по которой они ко-
тировались в день исполнения сделки. Увлечение тюльпанами привело к
тому, что цена их поднялась до неимоверных размеров — выше, чем соб-
ственный вес их золотом: за луковицу тюльпана третьего сорта давали
карету и пару лошадей. В течение 2—3 лет в одном только из городов
Голландии было сделано оборотов более чем на 10 млн; все имущество об-
ращалось в деньги и закладывалось для покупки тюльпанов. В 1637 г.
Глава Lil. Биржа и биржевая спекуляция
339
эта мания закончилась кризисом, цены на тюльпаны упали, никто не хо-
тел их более покупать; доверие исчезло, заключенные сделки не выпол-
нялись; результатом было разорение и продолжительный застой в тор-
говле, от которого Амстердам не скоро оправился.
И Лондонская фондовая биржа6 создалась под влиянием спекуляции
на акции; последние, а не государственные бумаги, явились здесь осно-
вой биржевых операций. До конца XVII в. мы находим в Англии только
три акционерные компании; но в последнее десятилетие этого века, в
связи с общим оживлением в промышленности, вызванным переселением
гугенотов в Англию и введением ими новых отраслей и способов произ-
водства, появились новые акционерные компании в области обрабаты-
вающей промышленности и горного дела, появились на бирже и акции
вновь учрежденного в 1694 г. Банка Англии. К тому же времени относит-
ся введение на биржу различных краткосрочных обязательств казначей-
ства: сделки на эти бумаги по своему характеру не многим отличались от
операций с акциями. Стараясь во всем подражать голландцам, англичане
заимствовали у них и технику биржевых операций; амстердамская бир-
жевая техника была сразу и целиком введена в Лондоне. Здесь возникла
впервые обширная профессиональная биржевая торговля, заключавшаяся
в сделках и в уплате разницы (та же форма, что и в Амстердаме).
Change Alley - улицу, где находилась биржа, — называли разбойничь-
им притоном (где господствует и особый воровской жаргон) для обира-
ния публики путем неверных известий и ложных курсов. Спекуляция
особенно возросла и закончилась биржевым кризисом в 1720 г., после
учреждения Южно-Океанской торговой компании (в 1713 г.).
Последняя получила исключительное право торговли с Южной Аме-
рикой, как и право на все открытые земли, и за это должна была заклю-
чить заем с правительством: именно, как и Английский банк и Ост-
Индская компания, она передавала правительству свой основной капитал
и выпускала на ту же сумму акции. Капитал ее в 12 млн ф. ст. увеличи-
вался до 43 млн путем превращения кредиторов государства во владель-
цев акций компании, причем redeemable debt, т.е. подлежавший погаше-
нию государственный долг, немедленно переходил на компанию, тогда
как от держателей irredeemable debt (terminable annuities), т.е. облига-
ций, погашаемых не ранее определенного срока, зависело, пожелают ли
они превратиться в кредиторов компании. Только в последнем случае ка-
питал ее должен был бы дойти до 43,5 млн ф. ст., и она обязана была,
превращаясь в единственного кредитора казны, отказаться в пользу по-
следней от 7,5 млн ф. ст. Если же к ней перейдут только погашаемые
долги, то капитал ее возрастает лишь до 28 млн фунтов стерлингов, и
подарок казне составит всего 4,5 млн. Казна же выигрывала не только на
этом, но и на понижении процента, уплачиваемого должнику-компании,
до 5 и 4.
340 История экономического быта Западной Европы
Компании же со своей стороны предоставлялось как выпустить новые
акции, так и пустить в оборот старые. Чтобы выручить передаваемые
казне безвозмездно суммы, компания вынуждена была усиленно заняться
спекуляцией для покрышя этой суммы разницей в курсе акций (нор-
мальная цена их равнялась 100 фунтов стерлингов). Рассчитывали, впро-
чем, и на то, что такое сосредоточение и одних руках огромных сумм
оживит все народное хозяйство, усилит прилив капиталов в торговле и
промышленности. Единственным опасением являлось, как бы могущество
компании и давление с ее стороны ла выборы в парламент пе оказалось
чрезмерным. В том, что компания сумеет покрыть все эти расходы и бу-
дет выдавать высокие дивиденды, никто не сомневался Так как Америка,
о которой многие даже не знали, где она находится, представлялась всем
страной, изобилующей золотом, то цена акций сразу сильно поднялась со
100 до 300 и 400 фунтов стерлингов, а с дальнейшими выпусками, при
которых акции брались нарасхват, цена их повысилась на 1000%. Дирек-
тора компании, щедро ссужая акции в кредит и применяя иные средства,
весьма содействовали этому повышению курса. Акции покупались пото-
му, что курс их возрастал, а последний возрастал, так как находились
все новые покупатели. Но покупатели уже пе думали о высоких диви-
дендах. Француз Шамморел писал, что едва ли можно найти людей, ко-
торые готовы рисковать до конца, а не имеют в виду продать акции по
истечении известного времени. Иначе говоря, речь шла лишь о разнице
на курсе, и этой жаждой наживы было охвачено все население «от синего
ордена подвязки вплоть до синего передника», как говорят современник;
все оно попалось в сети построенного правительством плана.
В связи с этим появился - при деятельном участии высшей аристо-
кратии — н целый ряд иных предприятий, так называемые «мыльные
пузыри» (bubbles), подписка на которые всегда была вследствие ослеп-
ления публики и охватившего ее безумия чрезвычайно успешна. Первые
покупщики легко находили других покупателей, дававших еще более вы-
сокую цену: одна и та же бумага продавалась на одном конце улицы
Change Alley на 10% дороже, чем на другом. Основывалось предприятие
для осуществления perpetuum mobile, для привоза из Испании высоко-
рослых ослов, для превращения соленой воды в пресную, для извлечения
серебра из свинца и т.п.; предлагалось даже подписываться на предпри-
ятие, имеющее целью растапливание древесных опилок и выделку из них
досок. Дело доходило до того, что объявлялась подписка на капитал
предприятия, цель которого даже не объяснялась: всякий, уплативший
2 гинеи, получает впоследствии акцию в 100 гиней и узнает цель общест-
ва, и публика шла на приманку. «Во имя Господа, дайте нам возмож-
ность подписаться на что-либо, что бы это пи было» - таково было об-
щее желание. Опьянение кончилось крахом и всеобщей паникой. Имен-
но, когда Южно-Океанская компания вступила в борьбу с новыми
обществами и добилась Bubble Act, на основании которого эти общества
Глава LII. Биржа и биржевая спекуляция
341
были объявлены уничтоженными как выпустившие акции без разрешения
правительства, тогда началась паника: всякий старался реализовать свои
акции. Это движение захватило, однако, и акции самой Южно-
Океанской компании: последние сильнейшим образом упали, потери бы-
ли огромны. Началось падение курса вследствие реализации акций ино-
странными держателями. Объявление компании, что она к Рождеству
уплатит 30% (с номинальной цены) па акцию, а затем в течение 12 лет
будет выдавать по 50%, нисколько не поправило дела, ибо для тех, кто
купил их за 1000 фунтов, это был слишком незначительный дивиденд, и
они стали усиленно продавать. Узнали и о том, что сами директора ком-
пании стараются избавиться от акций7.
Английское правительство (как ранее голландское) пробовало бороть-
ся с биржевой спекуляцией, но безуспешно. «Есть одно лишь средство
для правительства, - говорил один спекулянт, — избавиться от нас: уп-
латить все государственные долги и ликвидировать все акционерные
компании; тогда ему не нужно будет вешать спекулянтов, но за то тогда
ему придется самому повеситься». Как указывает И. И. Кауфман, в ос-
новании спекулятивной эпидемии, охватившей Англию во втором десяти-
летии XVIII в., лежала «грандиозная» мысль конвертировать почти весь
английский государственный долг в акционерный капитал. Раз из основ-
ного капитала трех главных акционерных компаний (Банка Англии, Ост-
Индской и Южпо-ОкеанскоЙ компании) значительная сумма, свыше 16,5
млн фунтов стерлингов, была передана правительству и составляла госу-
дарственный долг (на эту сумму находились в обращении акции, пред-
ставлявшие государственный долг), то почему нельзя было таким же об-
разом обратить в акции и остальные 30-35 млн государственного долга?
И даже после неудачного исхода этой попытки самая мысль ее не была
брошена, только применение ее считали неудачным8.
Зачатки фондовой спекуляции в Париже, или ажиотажа, как его на-
зывали во Франции, находим уже в первые годы XVIII в.; уже тогда
банкиры выдавали деньги по часам за огромный процент (до 1% в час)
для усиления биржевой игры. Но особенно огромные размеры последняя
приняла в связи с операциями Джона Ло. Тогда впервые биржевые сдел-
ки, которые совершались в домах на улице Кенкампуа (rue Quincam-
poix), были вынесены на самую улицу; там распространялись известия,
делались предложения «по образцу Амстердама и Лондона, где купцы
ежедневно собираются».
Джон Ло (Law) является наиболее ярким представителем тех авантю-
ристов, которые в эту эпоху странствовали по различным государствам в
надежде найти охотников до их фантастических планов быстрого обога-
щения. Покинув Англию и попытав счастья в Амстердаме, Брюсселе и
Италии, Ло наконец попал в Париж ив 1617 г. основал частный банк на
акционерных началах для учета векселей, приема вкладов и выпуска
банковских билетов — все новые для того времени операции. Затем он
342_________История экономического быта Западной Европы_____________
превратил банк в государственное учреждение. Далее, он основал Вест-
Индскую компанию, или компанию Миссисипи (аналогия английской
Южно-Океанской компании), для колонизации берегов Миссисипи, не-
задолго до того поступивших во владение Франции. Компания пользова-
лась широкими привилегиями в области торговли и в смысле владения
всеми открытыми уже в Луизиане странами, и теми, которые будут от-
крыты. При этом предприятие раздувалось всеми искусственными сред-
ствами - богатство открытых стран изображалось в самых ярких крас-
ках. Были выставлены публично гравюры, на которых индейцы и инди-
анки Луизианы с благоговением спешили навстречу французам, и
сообщалось о том, что в Америке имеются горы, богатые золотом, сереб-
ром и другими металлами. В 1719 г. с этой компанией были слиты и две
другие — Ост-Индская, пользовавшаяся исключительным правом тор-
говли во всех гаванях Тихого и Индийского океанов, от мыса Доброй
Надежды до Магелланова пролива, и Африканская компания. В руках
Ло, таким образом, сосредоточивалось исключительное право торговли
почти со всеми странами, где имелись французские колонии и фактории.
Наконец, Ло взял на откуп монетную регалию и подати Франции, и ком-
пания ссудила правительству 1500 млн ливров из 3% на покрытие его
долгов. Целью Ло являлось слить всю нацию в одну огромную корпора-
цию, управлением которой заведовала бы Вест-Индская компания, т.е.
сам Ло, а кассою которой служил бы Королевский банк.
Осуществление этих грандиозных планов возможно было лишь через
посредство биржи, и Ло действительно удалось вызвать сильную спеку-
ляцию и азартную игру. Несмотря на огромное количество акций, запол-
нивших рынок, курс их повышался все более, дойдя до 18 тыс. ливров
при номинальной цене в 550, 1000 и 5000 ливров, так что 300 тыс. акций
с номинальной ценностью в 150 млн ливров дали компании 1500 млн, а
на бирже представляли ценность в 3000 млн. Не только со всех концов
Франции, но даже из-за границы началось настоящее переселение наро-
дов9, с целью наживы, на берега Сены; на улице Кенкампуа, где находи-
лась биржа, центр всей спекулирующей Европы, скопление было столь
велико, что в прилегающих домах каждый уголок оплачивался на вес
золота, а в дни подписки у бюро компании происходила прямо свалка и
ежедневно оказывалось несколько человек задавленными до смерти.
«Даже простые поденщики, стоявшие на углу, наживали состояние тем,
что подставляли свою спину вместо письменного стола». Но долго такая
спекулятивная горячка продолжаться не могла, ибо хотя компания — в
действительности выручавшая весьма мало — и обещала уплачивать вы-
сокий дивиденд (на нарицательный капитал), но при чрезвычайно высо-
ком курсе акций этот дивиденд оказывался незначительным: вместо 40% —
12/з- Когда такой подсчет был произведен, началась продажа акций, и
курс их стал падать. Хотя Ло и старался удержать его как посредством
выпуска миллиарда банкнот (ассигнаций), так и различными насильст-
Глава LU. Биржа и биржевая спекуляция
343
венными мерами, но паника усиливалась, и все здание рухнуло, а за бан-
кротством банка последовало и банкротство государства10.
В противоположность Лондону, где спекуляция 1720-х годов создала
фондовую биржу и сделала акции нормальным объектом биржевых опе-
раций, на Парижской бирже период Джона Ло не оставил, по-видимому,
никаких прочных следов, ибо еще в 1730-х годах Мелон указывает на
оживленный денежный рынок в Голландии и Англии, противополагая им
отсталую в этом отношении Францию. И только в эдикте 1785 г. упоми-
нается о том, что до сведения короля дошло о возникновении в последнее
время в столице нового вида операций, именно фондовой торговли на
срок.
Наиболее поздно возникла биржа и наиболее медленно развивалась
она в Германии11. Соответственно многочисленности немецких государств
находим здесь и биржи в XVII —XVIII вв. в различных городах, но зна-
чения они нигде не имели. Главным объектом их деятельности являлись
вексельные, отчасти и товарные операции и сделки в области морского
страхования. Когда же в Гамбурге в 1720 г. «магистрат с большим недо-
умением и неудовольствием узнал, как некоторые лица, под видом стра-
хового общества, самовольно начали торговлю акциями», то он ее реши-
тельно запретил. Но для нее и не было пищи в Германии, ибо до второй
половины XVIII в. почти совсем отсутствовали акционерные компании. А
когда они стали возникать в конце XVIII в., при учреждении их не при-
бегали к бирже; да и подписка на акции открывалась лишь тогда, когда
общество было учреждено. Медленно развиваются и операции государст-
венными облигациями. В берлинских биржевых бюллетенях находим
курсы прусских бумаг не ранее 1800 г., тогда как они уже раньше коти-
ровались на Амстердамской и Франкфуртской бирже. Последняя, перво-
начально происходившая всего два раза в год и лишь во время ярмарки и
служившая для расчетов между приезжими купцами, постепенно превра-
тилась в постоянный орган франкфуртского купечества и к концу XVIII в.
обнаруживает значительное оживление12; Австрия, Пруссия, Дания об-
ращаются к ней при заключении займов; но и здесь еще в 1804 г. котиро-
валось всего 26 бумаг и только для 5 из них устанавливался курс. Значе-
ние приобретает Франкфуртская биржа лишь с начала XIX в. в связи с
операциями Ротшильдов.
Вообще надо иметь в виду, что не в одной только Германии (и притом
даже в наиболее крупном торговом центре того времени — в Гамбурге)
говорили о «столь гибельной и роковой торговле акциями и фондами»,
от которой «следует опасаться многих в высшей степени вредных как для
общества, так и для частных лиц последствий». И в других, более разви-
тых в хозяйственном отношении странах коммерческие круги XVII —
XVIII вв. и слышать не хотели о биржевой спекуляции. Французские,
итальянские, даже английские коммерческие словари и руководства того
времени либо вовсе не упоминают о ней, либо, как Постлетуайт в сере-
344 История экономического быта Западной Европы
дине XVIII в., возмущаются ею, называют stock jobbing (биржевую иг-
ру) «public grievance», которое сделалось «scandalous lo the nation» -
так же, как и в английском парламенте беспощадно осуждаются эти
«возмутительные биржевые операции»
Но борьба со спекуляцией была бесполезна. Биржевая игра являлась
выражением юй наклонности людей к азарту, которая проявляется в эту
эпоху в разнообразных формах Одни занимаются искательством кладов,
будучи уверены в том, что они найду» зарытые в земле сокровища; дру-
гие держат лари относительно различных событий (например, времени
смерти паны или короля), третьи прибегают к алхимии - и в княжеском
дворне, и в бедной хижине, и даже за монастырскими стенами работала
«черная кухня» для «производства» золота Это новые способы наживы:
так старакнся разбогатеть те, кто не имеет среде»в Л кто уже имел день-
ги, тот прибегал к бирже- предаваясь и здесь игре, азарту, он имел воз-
можность легко и быстро увеличить свое состояние. В то же время в
бирже нуждались возникавшие крупные акционерные компании, без
биржи не могло обойтись новое государство при заключении займов
Биржа нужна была и многочисленным «изобретателям» и «прожектерам»,
сочинявшим фантастические проекты, создававшим обширные компании,
которые должны были доставить богатства участникам, и затем, бросив
кость падкой до наживы публике, старавшимся поскорее скрыться, эти
проекты создавались и питались биржевой игрой.
Операции Ло во Франции, по-видимому, оказали влияние и на Анг-
лию и ее спекулятивную горячку 1720 г. Исходной точкой и тут и там
являлись однородные проекты консолидации государственного долга.
После краха проектов Ло освободившиеся капиталы перекочевали в Анг-
лию. Вообще спекуляция приняла международный характер: англичане
спекулировали во Франции, французы — в Англии, голландцы — и по
ту и по другую сторону Ла-Манша. При этом английское правительство
указывает на ошибки системы Ло, и министр Стэнгоп советует кардиналу
Дюбуа изучать финансы, чтобы избегать ошибок в будущем, а в то же
время английское правительство само же попадается на ту же удочку.
Вместо того чтобы после краха компании Миссисипи подумать о жизне-
способности своей Южно-Океанской компании, оно приветствует этот
крах как устраняющий опаснейшего конкурента, — ответом па падение
системы Ло является подъем курса акций Южно-Океанской компании. В
свою очередь французское правительство с насмешкой относится к лон-
донской спекуляции, утверждая, что долго англичане продержаться не в
силах, и придворные в Париже держат пари относительно того, будет ли
и дальше повышаться курс акций Южно-Океанской компании.
Конечно, все это еще только были первые шаги, даже в Голландии и
Англии фондовый рынок был еще в зачаточном состоянии; лишь с начала
XIX в. возникают в большом количестве акционерные компании — про-
мышленные, железнодорожные, страховые; лишь с этого времени госу-
Глава U1 Биржа и биржевая спекуляция 345
дарственные займы достигают огромных размеров и без публичной под-
лиски не могут реализоваться Но биржа XVII — XVIII вв., в особенности
в Голландии и Англии, уже создала биржевую технику и биржевую орга-
низацию п тем самым подготовила условия, необходимые для следующей
эпохи, для бирж» XIX в.
Еще медленнее возникала товарная биржа. В Амстердаме хлебная
биржа, по описанию Марпергера, имела следующий характер. На широ-
кой крыюй галерее каждый хлеботорговец имел свое помещение, где он
под замком держал свои пробы зерна. Эти торговцы собирались здесь
два раза в день Три раза в неделю происходил рынок, па который явля-
лись торговцы окружных деревень, показывая свои пробные мешки и
совершая сделки па этом основании После заключения последних купцы
иля маклеры отправляются с образцами в пакгаузы или зерновые скла-
ды, чтобы показать своим покупателям, что товар соответствует образ-
цам, после чего поставка считается выполненной.
Как мы видим, проба здесь уже появляется, но и самая партия прода-
ваемого товара имеется налицо, она еще не успела исчезнуть. Купля на
основании образцов, а следовательно и товарная биржа, находится, та-
ким образом, еще в зачаточном состоянии.
Для торговли, поскольку не шла речь о спекуляции (сделках на раз-
ницу) определенными товарами, игравшими ту же роль, что и бумаги,
биржа имела значение лишь в том смысле, что создала торговлю на осно-
вании образцов и проб, дающую возможность значительного расширения
оборотов. В области хлебной торговли зачатки такой торговли появляют-
ся уже в XVII в., когда французские крестьяне на постоялых дворах ра-
зыскивают торговцев и приносят туда в носовых платках и карманах
пробы зерна, на основании которых условливаются о цене, затем отдель-
но отправляются на рынок и здесь снова встречаются и для виду откры-
вают мешки и торгуются, как если бы они впервые устанавливали теперь
цену Это способ обойти всю сложную рыночную организацию и стесни-
тельные рыночные правила, запрещающие между прочим торговцам по-
купать хлеб прежде, чем местные жители не запаслись им. Благодаря
этому образу действия рыночные правила теряют свою силу, рынок ста-
новится излишним, тем более что на основании тех же проб зерна скупа-
ются и дальнейшие партии его в поместьях, так что торговцы приобрета-
ют несравненно больше зерна, чем то, которое привозится на рынок.
Такой новый способ купли-продажи зерна описывает для Англии Де-
фо, называя его «в высокой степени незаконным». Это торговля на осно-
вании проб, «как ее именуют», при помощи которой производятся «ог-
ромные» обороты в находящихся поблизости от Лондона местечках и «от
которой с внешней стороны почти ничего не заметно».
1 См выше
2 [Для деятельности купцов любой национальности и любого языка (лат ))
346
История экономического быта Западной Европы
3 Goris. Etudes sur les colonies marchandes mdridionales 11 Anvers. P. 108.
4 См. ниже.
5 См.: Don Joseph de la Vega. Die Verwirrung tier Verwirrungcn. Vier Dialngc uber die
Bbrse in Amsterdam. Obersetzt und eingeleilet von Pringsheim. 1919 Ricard. Le Ndgoce
d'Amsterdam 1723. Pinto. Trattd de la circulation el du credit 1771 Lusac. Betrachtungen
Ober die den Handel und die Macht der Hollander. 1788. Ehrenberg. Zeitaltcr der Fugger
Bd. II. Ehrenberg. Die Amsterdainer Aktienspckulalion im 17. Jahrhundert / / Jahrbiicher
for Nationaldkonomie und Statistik. 1891. Grossmann. Die Atnslcrdatner Bdrsc vor 200
Jahren. 1876. Btipm. История торговых кризисов. 1877. Sa gnus. 1л bourse d’Amsterdam au
XVIII siicle // Revue de Paris. 1900. Samuel. Die Effektenspckulation im 17. und 18.
Jahrhunderte. 1924. Baasch. Hollandische Wirtschaftsgeschichte. 1927.
b Hughton Collection fur the Improvement of Husbandry and Trade. 1727. Mortimer.
Every Man his own Broker. 1762. Pinto. De la circulation et du crddil. 1771. Defoe. An Es-
say on Projects. 1697. Post let Incayf The Universal Diclionnary of Trade and Commerce. S.
v. Projector, Stock-jobbing. Francis. Chronicles and Characters of the Stock Exchange. 1849.
Diguid. The Story of the Stock Exchange. 1901.
7 Anderson. Origin of commerce. Vol. Ill. Bouniatian. Geschichte der Handelskriesen in
England. 1908. Вирт. История торговых кризисов. 1877. Michael. Der SUdseeschwindel
vom Jahre 1720 // Vierteljahrschrift for Sozial- und WirtsdiafUgeschichte. Bd. VI. Samuel.
Die Effektenspekulation im. 17. und 18. Jahrhunderte. 1924. Morgan. The Origin the South
Sea Company // Political Science Quarterly. Vol. 44. 1929.
я Кауфман. История государственного долга в Англии. С. 59 — 63.
9 Не только англичане, но и швейцарцы принимали участие в спекуляции. См.:
Sieveking. Die Verflcchtung der Schweiz in die Lawsche Krisc. 1914.
10 Hautchemps. Histoire du SysUme des Finances sous la minority de Louis XV. Dutot.
Reflexions politiques sur le commerce et les finances. 1738. Melon. Essai polit. sur le com-
merce. 1742. Boisguillebert. Le detail de la France. 1712. Borbonnais. Rechercheset consider,
sur les finances. 1758. Wiston-Glynn. John Law of Lawriston. Financier and Statesman. 1907.
Strub. Law’s Handels und Koloniulpolitik. 1913. Levasseur. Law et son syst&me jugds par un
conteinporain /./ Revue d’histoire des doctrines dconomique et soziale. 1908). Levasseur.
Histoire du commerce. T. I. 1911. Указ, вышесоч. Bonnassienx, Вирта. Эренберга, а так-
же: Adler К. s. v. Wechsel (Geschichte des Wechselrechts) // Handwbrterbuch der Staats-
wissenschaften. Bd. Vlll. в Handwdrterbuch der Staatswissenschaften.
,, Ci6Wni. Untersuchung uber die Beslimmnng einer Bfirse. 1817. Hilgert. Das erste
Jahrhundert der Wiener Borse. 1890. Amsinck. Die erslen Hamburgischen Assekuranzkompag-
nien und der Aktienhandel im J. 1720 // Zeitschrift der Vereinigung for liainburgische
Geschichte. IX. 1894. Trumpler. Zur Geschichte der Frankfurter Bdrse // Baakarchiv. IX.
1909. Ehrenberg. Das Zeitalter der Fugger. Bd. II. 1896. Geschichte der Frankfurter Handel-
skatnmer. 1908. Neid linger. Studien zur Geschichte der deutschen Effektenspekulation. 1930.
12 Dietz. Frankfurter Handelsgescluchte. Bd. III. S. 219.
Отдел V. денежное обращение, кредит,
ПУТИ И СРЕДСТВА СООБЩЕНИЯ
ГЛАВА LIII
ДЕНЕЖНОЕ ОБРАЩЕНИЕ И ЦЕНЫ
Влияние открытия Америки на хозяйственную жизнь Европы обнару-
жилось не только в изменении торговых путей и образовании океанской
торговли, по и в чрезвычайном увеличении в Европе запаса золота и се-
ребра, привозимого из Америки, что в свою очередь имело крайне важ-
ные последствия. Добыча благородных металлов увеличилась с середины
XV в. благодаря открытию новых залежей в различных местностях Гер-
мании и Австрии. С этого времени добывается в большом количестве се-
ребро в Тироле (Швац), Саксонии (Шенберг, Аниаберг), Богемии (Иоа-
химсталь), золото в Зальцбурге. С конца XV в. появляется золото из
Африки (Сенегал и Восточная Африка — Софала). Однако уже с сере-
дины XVI в. добыча в Европе и в Африке сокращается, и ее должны бы-
ли заменить американское серебро и золото. Америка это не только сде-
лала, но и дала Европе металлы в чрезвычайном изобилии, благодаря
чему мировая добыча серебра растет с 90 тыс. кг в год в 1581 — 1544 гг.
до 419 тыс. в 1581 — 1600 гт. Главную добычу серебра доставляли рудни-
ки Перу, Мексики и еще более Боливии (Потози); возрастание добычи
составляло в Мексике с 3,4 тыс. кг в год в 1521 — 1544 гг. до 74,3 тыс. в
1581 -1600 гг., в Потози с 183 тыс. кг в год в 1545 — 1560 гт. до 254 тыс.
в 1581 —1600 гг. К концу XV в. весь запас благородных металлов не пре-
вышал 7 млн кг (по Лексису)', в течение же следующего, XVI в., именно
в 1493 — 1601 гг. было добыто, по Зетберу, около 23 млн кг серебра и
755 тыс. кг золота, т.е. запас благородных металлов количественно уве-
личился в 3-3,5 раза. Но в таком же размере он возрос и по ценности:
добыча составляла по ценности в конце XVI в. свыше 7,5 млрд марок
вместо 2 с небольшим млрд, которым равнялся запас в конце XV в.
Еще более увеличилась добыча золота и серебра в следующие века. В
течение XVII и XVIII вв. ценность добытого золота и серебра составляла
26 млрд марок (93 млн кг серебра и около 3 млн кг золота). При этом по
ценности уже с середины XVI в. 3/д, а в XVII в. 5/е всей добычи при-
ходилось на долю Америки. Благодаря применению с середины XVI в.
процесса амальгамирования в американских рудниках добыча серебра все
348 История экономического бы га Западной Европы
более возрастала. По Зетберу, ежегодная добыча серебра составляла до
середины XV в. 27 тыс. кг, во второй половине XV в. 44.тыс кг, с сере-
дины XVI в. 300-400 тыс. кг, наконец, во второй половине XVIII в. она
достигла 500 -800 тыс кг, причем на первом плане стояла Мексика. Зо-
лото добывалось нс только из американских рудников в Мексике, Перу,
Чили, Новой Гренаде, ио оно приобреталось иноке путем ограбления
храмов, могил и домов во время завоевания Америки и посредством по-
лучения огромных выкупов у туземных царьков, например Монтесумы в
Мексике, Перуанского инки. Добыча золота была ио сравнению с сереб-
ром гораздо менее значшедьна, но и опа возрастала, постепенно повыша-
ясь в течение XVI XVII вв. е 6 тыс. кг ежегодно до 8 и 10 тыс В XVIII
же воке добыча золота сразу сильно повысилась благодаря открытию за-
лежей золота в Бразилии, эксплуатация которых началась уже в конце
XVII о.» так что в XVII) в. золота добывалось в среднем не менее 19 тыс.
кг ежегодно. Европа в области добывания золота имела еще меньше зна-
чения, чем в отношении серебра, - только Ссмпградьс (Зибенбюргеп),
Зальцбурге середины XVIII в. и Урал доставляли золото.
Соотношение между ценностью серебра и золота нс многим измени-
лось в течение XVI в. (1:11 — 11,8) по сравнению со средневековым пе-
риодом; ио затем, с начала XVII в., иод влиянием гораздо более скорого
возрастания добычи серебра, обнаружилась перемена к выгоде золота.
Получилось отношение 1:14-15; это отношение (1:14,7—15,2) сохрани-
лось до конца XVIII и начала XIX в. Лишь временно, под влиянием уси-
ленного притока золота в XVIII в., золото подешевело: отношение сереб-
ра к золоту составляло в 1701 — 1710 гг 1:15,27, а в 1751 - 1760 гг.
1:14,56. По гораздо более резко изменилась ценность денег, их покупа-
тельная стоимость, выражающаяся в товарных цепах: последние повыси-
лись в течение XVI —XVII вв. па 100 — 150%. Уже в течечше XVI в. це-
ны на хлеб в различных странах возросли на 150- 200%, а в течение
следующего века достигли еще более высокого уровня. Но и другие про-
дукты сырья — соль, лес, металлы, как и промышленные изделия, воз-
росли в цене; даже те из них, которые до середины XVI в. не обнаружи-
вали повышательного движения, в течение второй половины этого века
повысились, притом во всех странах, па 100 и более процентов.
Большинство современников, которым возрастание цен бросилось в
глаза, приписывало это явление самым разнообразным причинам - как
естественным, в виде роста населения, неурожаев и войн, так и искусст-
венным - торговым компаниям, скупающим товары, порче монеты, в
Англии также огораживаниям. Но Жан Боден в своем труде, вышедшем
в 1568 г., установил, что наиболее важную роль из всех моментов играет
избыток золота н серебра, который и «является главной и почти единст-
венной причиной возрастания цен», почему Боден и считается основате-
лем учечшя о ценности денег. Это объяснение постепенно было принято и
другими, и Адам Смит мог уже утверждать, что, по-видимому, единст-
________________Глава ЫИ. Денежное обращение и цены_______________349
венной причиной понижения цены серебра по сравнению с ценой на зер-
но является открытие американских рудников и что как самый факт па-
дения цепы серебра, так и правильность его объяснения общепризнаны.
Нельзя отрицать, конечно, того, что, как выяснили Гелъферих, Вибе н
др., и спрос на деньги в эту эпоху увеличился вследствие расширения
денежных сделок вместо натуральных сделок как частных лиц, так и го-
сударства; это произошло под влиянием учреждения наемных войск, на-
емных чиновников, постоянных податей, а равно благодаря оживлению в
торговом обмене. Но все же спрос на деньги возрос далеко не в той сте-
пени, как увеличился запас золота и серебра; ведь благородных металлов
имелось на 2-2,/з млрд в 1500 г., и свыше 33 млрд было добыто в
XVI —XVIII вв. Кроме того, и это весьма существенно, в эту эпоху
большая часть всего запаса драгоценных металлов употреблялась, как
указывает Лексис, на выделку монеты: по его вычислениям, из 7,5 млн
марок серебра в конце XVI в. 4,2 млн состояло в монете. Лишь в отдель-
ных странах и местностях и в отдельные десятилетия увеличение цен
могло быть вызвано иными причинами - неурожаями, войнами, ростом
населения; последнее могло оказывать влияние лишь на предметы массо-
вого потребления. Правильность предположения, что основная причина
лежит на стороне не товаров, а денег, что причина заключается в превы-
шении предложения денег над спросом, подтверждается следующим.
Возрастание цен началось в тех именно странах, где ранее всего полу-
чился прилив драгоценных металлов; поэтому подъем цен начался рань-
ше, чем где-либо, в Испании, куда американское серебро непосредствен-
но доставлялось, но рост цен в Испании уже вскоре потерял свою интен-
сивность, по мере отлива золота и серебра оттуда в другие страны.
Напротив, там, где сравнительно поздно появились новые запасы драго-
ценных металлов, но где благодаря развитию вывозной торговли приток
их все более усиливался, как это было в Англии, там и возрастание цен,
начавшись гораздо позже, продолжалось в течение двух веков.
Рядом с возрастанием общего уровня цен произошло изменение в со-
отношении между различными категориями цен, из коих, например, це-
ны на хлеб и другие съестные припасы возросли сильнее, чем цены на
сырье, а последние в свою очередь более, чем цены на промышленные
изделия. Цены промышленных изделий начали возрастать позже, чем
цены всех других товаров, во многих случаях не ранее начала XVII в.,
да и в течение этого века возросли несравненно менее, чем средний уро-
вень цен вообще, и всегда в гораздо меньшей степени, чем цены сырых
материалов, из которых они произведены (сукно менее, чем шерсть, ме-
таллические изделия менее, чем руда, и т.д.). Если общий подъем цен
объясняется изменением в соотношении между спросом на деньги и про-
изводством, то эти частные отличия находятся в связи с различными спе-
циальными причинами. Меньший и более поздний рост цен на промыш-
ленные изделия по сравнению с увеличением цен сырья обозначал, в
350
История экономического быта Западной Европы
сущности, падение цен на фабрикаты, увеличение издержек производст-
ва, ибо заметных улучшений в процессе производства в эту эпоху нс
произошло и во всяком случае улучшения носили частичный характер и
распространялись весьма медленно. Это явление объясняется прежде все-
го усилением конкуренции в торговле фабрикатами, вызванной улучше-
нием путей сообщения и расширением рынка, и отсутствием соглашений
относительно цен между скупщиками в противоположность минимальным
таксам цеховых ремесленников в предыдущий период. Для сырья эти
моменты (особенно почта не была приспособлена для перевозки громозд-
ких товаров) ие могли иметь того же значения, да и вывоз сырья из
страны был сильно стеснен.
В эту эпоху возрастает предложение рабочих рук, так как сельские
жители, нецеховые привилегированные мастера и т.д. стали участвовать
в производстве1; это увеличение предложения по сравнению со спросом и
установление чрезвычайной зависимости рабочих от предпринимателей
вызвали изменение в соотношении между товарными ценами и денежной
заработной платой к невыгоде последней. Хотя и денежная плата возрос-
ла, но везде гораздо меньше, чем общий уровень цен: она увеличилась на
100% при повышении цен на 150%. Реальная плата, следовательно, упа-
ла: она понизилась уже в начале XVI в. и составляла к концу XVII в. не
более половины того, что рабочие получали в 1500 г.
Прилив американского золота и серебра в Европу вызвал усиленную
чеканку монеты, в особенности серебряной. Потеряв немного свое значе-
ние к концу Средневековья вследствие появления золотых дукатов, фло-
ринов или гульденов, серебряная монета теперь, с усиленным притоком
американского серебра2, снова стала господствующей монетой. Амстер-
дамский и Гамбургский банки установили в качестве валюты только се-
ребро3 В XVIII в., однако, с приливом бразильского золота усилилась и
чеканка золотых монет, и золото стало играть значительную роль в об-
ращении; в Англии совершился даже переход к золотой валюте. Только в
Пруссии еще в начале XVIII в. не чеканили золота, а пользовались
французской и голландской золотой монетой4.
Тем не менее даже в XVIII в. настоящими деньгами считались только
серебряные; «серебро полезнее и употребительнее в торговле, чем золо-
то» Лондонская торговая палата заявляла в 1699 г., что по общему со-
гласию, во всем мире в качестве орудия обмена установлено серебро и
что немыслимо, чтобы эту функцию выполняли два металла. Локк ука-
зывал на то, что золото не может быть общим мерилом ценности, ибо от-
ношение между ценностью золота и серебра не является постоянным. По-
этому хотя золото и следует чеканить, но мерилом ценности является се-
ребро; золото же есть такой же товар, как свинец. Хотя деньги
чеканятся, говорит Дюто, как из золота, так и из серебра и меди, но все
же серебро пользуется тем преимуществом, что им определяется цена зо-
лота и цена меди и что оно считается тем масштабом, которым измеряют-
ся другие предметы5
Глава Lili Денежное обращение и цены 351
Количество обращающихся видов монеты значительно увеличилось
вследствие появления крупных монет, ранее не существовавших. Чека-
ненный с ХШ в. золотой флорин или экю (дукат, гульден) уже с конца
XV в., когда сильно возросла добыча серебряных рудников в Тироле,
Богемии и других местностях Германии, стали изображать в виде сереб-
ряной монеты. Последняя была гораздо больше существовавших ранее
грошенов’ она весила два лота; с 1484 г. она чеканится эрцгерцогом авст-
рийским Сигизмундом. В отличие от грошенов новая крупная серебряная
монета, так как она по ценности должна была соответствовать гульдену,
называлась гульденгрошен; ввиду того что она чеканилась преимущест-
венно из серебра, добываемого из Иоахимстальского рудника в Богемии,
она получила название иоахимсталер (иоахимстальский грошен), а поз-
же, в особенности когда ее стали чеканить и в других местах, просто та-
лер (начало слова отброшено).
Талер, который теперь делится на крейцеры (уже раньше в прирейн-
ских местностях гульден распадался на 60 крейцеров по 4 пфеннига),
становится новым типом монеты. Он чеканится уже в конце XV в. в Ло-
тарингии, Венгрии, в начале XVI в. в различных швейцарских кантонах
(Берне, Цюрихе, Люцерне, Золотурне), германских территориях (Бран-
денбурге, Вюртемберге, Гессене, Мекленбурге), позже выпускают талеры
Льеж, Камбре, Любек, аббатство Верден. С 20-х и 30-х гг. XVI в. талеры
появляются в Швеции и Дании (в последней позже, под именем «corona
damca»), одновременно — при Карле V и Филиппе II — в Нидерландах
(daalder — т.е. «талер»). Затем их чеканят Генеральные штаты, в осо-
бенности под именем львиных талеров (leeuwendaalders), которые охотно
принимались в левантийских странах, а также бургундских талеров (с
1612 г. в Брюсселе, Антверпене). Во Франции с 1641 г. чеканится тот же
талер под названием «луи д’аржан» (т.е. Людовик из серебра) в 60 су
(или ёси Ыапс) Англии талеру соответствует появляющаяся с 1552 г.
крона. В Испании находим талер уже со временем появления американ-
ского серебра, т.е. с начала XVI в., в виде реала или «peso duro», пиаст-
ра (т.е. большая монета); он чеканится и в колониях (Мексике, Лиме,
Потози), где добывалось серебро. От голландского «daalder» (талер)
происходит и американский доллар.
Исходную точку, впрочем, и здесь (как и в прежних средневековых
монетах), быть может, составляют итальянские города, ибо еще до появ-
ления тирольских гульденгрошенов Венеция в 1472 г. при доже Николае
Троне стала чеканить «лиру трон» — крупную серебряную монету цен-
ностью в венецианский фунт, изображающую дожа, льва Св. Марка и
лавровый венок, а за ней последовал два года спустя миланский герцог
Малеацо со своей серебряной лирой, именуемой гроссоне (крупная) или
тестоне (ибо изображен был герцог в локонах: testoner — причесывать);
тестоне стали чеканить и в германских территориях, в Нидерландах, во
Франции (в конце XV и в начале XVI в.). С другой стороны, талеру со-
352
История экономического быта Западной Европы
ответствовали серебряные неаполитанские скудо (1525 г.), миланские
дукатоны (в 100 солидов), венецианские (серебряные) дукаты (1562 г.);
в других севере-итальялсклх княжествах и в Савойе они даже именова-
лись tallen и чеканились по немецкому образцу (австрийскому). Дольше
всего прожили австрийские Мария Терезия-талеры, которые являлись
любимой монетой в странах мусульманского Востока (отсюда их название
«левангпнекие талеры»), почему чеканку их воспроизводили Венеция и
Фридрих Великий и они с изображением Марии Терезин чеканились в
Вене в том же виде для Востока вплоть до 1914 г Однородный характер
имели талари, чеканенные в Париже для Абиссинии в конце XIX в.
В течение XVII в., с возрастанием добычи золота, наряду с дукатами,
которые чеканятся в Венгрии, Нидерландах и по-прежнему в Венеции и
широко распространены во всей Западной и Восточной Европе и Азии,
появилась и крупная золотая монета, значительно большая, чем гульден,
в виде пистоли, которую, по-видимому, ранее всего стали чеканить в Ис-
пании; под этим наименованием (в Германии, Швейцарии) или под дру-
гими названиями она вскоре также стала общим типом золотой монеты в
Европе. Так, пистоли равняется луидор (он иногда и именуется писто-
лей), который чеканится с середины XVII в во Франции, причем па мо-
нете было поясное изображение короля — отсюда самое название (луи-
доры начала XVIII в. под названием «mirlitoiis», т.е. свирели, от изо-
бражения двух переплетающихся «L» среди пальмовых ветвей; луидоры
1726—1791 г — «au lunettes» — два щита, Франция и Наварра, рядом).
Ту же монету представляет собой в Пруссии фридрихдор; двойным пис-
толям (дублонам) соответствуют вильгельмсдоры, в Баварии — максдо-
ры (при Максе II — 1715 г. и сл.) и каролины (при Карле VII); в Пор-
тугалии крупная золотая монета из бразильского золота - крузада
(крест), в Англии - из африканского золота — гинея (от Гвинеи).
Наряду с крупными золотыми и серебряными монетами появляется и
медная монета6. Она заменила прежнюю монету, с виду серебряную, в
действительности же на 3/4 состоявшую из меди и лишь сверху покры-
тую серебром. Медная монета существовала в Нидерландах уже в XV в.
(«myte» от minuta, т.е. мелкая); с XVI в. она чеканится в итальянских
городах и территориях (неаполитанские cavalli, венецианские bagattini,
папские quattrini) и во Франции; в XVII в. — и в Англии, а также в
Швеции и Московском государстве.
При этом медная монета и в Испании, и в Швеции, и в России при
Алексее Михайловиче и Петре Великом чеканилась в чрезмерном коли-
честве и по номинальной цене, значительно превышавшей ценность со-
державшегося в ней количества меди, — в целях увеличения доходов
казны; в Швеции выпуск медной монеты в 1715-1719 гг. доставлял каз-
не 3—5 млн талеров в год. Повсюду это вызывало вздорожание товаров,
торговый ьризле, волнения. В Испании с 1602 г. появилась чисто медная
монета (moneda gruessa) в огромном количестве, неоднократно извлекав-
Глава НИ Денежное обращение и цены
353
мая из обращения и вновь выпускаемая с изменением ценности и чекана.
Во Франции новая монета (deniers и doubles deniers, tournois и og-
me liar ds) появляется в 1575 г. как результат продолжительного развития,
выражавшегося в постепенном сокращении серебра в серебряной монете
до тех пор, пока от серебра уже ничего не осталось (в 1719 г. медные су —
от солида7, в 12 денье). Подобным же образом и в Германии начала XVII в.
появилась монета, которая, в сущности, являлась медной, ибо только
сверху она была немного покрыта серебром; а затем и последние остатки
серебра исчезли, и она стала чисто медной. Начало было положено, по-
видимому, под влиянием Нидерландов, ближайшими к последним терри-
ториями — Клеве, Аахеном, Люнебургом, затем брауншвейгскими герцо-
гами; их примеру последовали саксонские, прирейнские области, Силе-
зия, Богемия, Австрия. Города, которые когда-то чеканили монету, на
этом основании теперь приступали к чеканке. На первом месте стояли,
однако, княжества, которые обладали серебряными рудниками, как, на-
пример, Брауншвейг и еще более Австрия (в 1620—1621 гг.), где право
чеканки было передано специальному консорциуму с участием герцогов,
князей, графов, выпускавшему огромное количество малоценной монеты.
Несмотря на то что вызванные этим в Вене волнения удалось прекратить
лишь с большим трудом, права консорциума были все же продолжены.
Но дело кончилось крахом, пришлось частью монету изъять из обраще-
ния, частью понизить ее номинальную цену. Монета в 75 крейцеров была
понижена до 10 крейцеров, монета в 48 крейцеров — до 6 крейцеров. От
всех такого рода операций несли убытки и сами курфюрсты (Саксонский
в 1622 — 1623 гг. на 1 млн талеров, Вюртембергский на 250 тыс. талеров),
и города, и деревни, и частные лица на протяжении всей страны. Кресть-
яне отказывались везти в город съестные припасы в обмен на низкопроб-
ную монету, производили бунты, нападения на монетчиков, которых
приходилось снабдить огнестрельным оружием. И все это ничему не по-
могало. И по окончании Тридцатилетней войны те же операции возобно-
вились, и, несмотря на соглашения, устанавливаемые курфюрстами, вы-
пуск «возмутительной билонной монеты» продолжался по-прежнему8.
В Англии ввиду недостатка в мелкой серебряной монете уже в XVI в.
появляются полупенсы и фартинги (1/д пенса) из свинца, меди, олова,
бронзы и даже из кожи, которые выпускаются частными лицами - неко-
торыми торговцами, кабатчиками, пекарями. По словам современника, в
1609 г. в одном только Лондоне имелось 3 тыс. человек, выпускавших в
общей сложности на 15 тыс. фунтов стерлингов таких «tokens», т.е зна-
ков, как их презрительно называли. Они обращались среди публики, в
особенности среди покупателей этих торговцев, которые нередко вынуж-
дены были, в силу зависимости от торговца, брать их; многие из них те-
рялись, отчего торговец имел прямую выгоду; если же он умирал или
банкротился, то эти знаки теряли всякую ценность, никто их не менял на
серебро. В 1613 г. был запрещен выпуск tokens и исключительное вправо
354
История экономического быта Западной Европы
чеканки их предоставлено лорду Гарингтону, позже передано другим
лордам и кузине Карла I. Они чеканились теперь исключительно из меди
и должны были иметь определенный штемпель; было создано специаль-
ное учреждение для размена их на серебро или золото, по прием их был
по-прежнему факультативный. С 1670-х гг. положение tokens снова из-
менилось; хотя и теперь отдельные липа получали патент на выпуск их,
но чеканиться они должны были (по-прежнему из мели) на казенном мо-
нетном дноре и только в определенном количестве Прием их был теперь
обязателен, но лишь при платежах не свыше 6 пенсов. Но подделка их
была весьма распространена, и поэтому их неохотно брали (подделанная
медная монета именовалась обыкновенно бирмингемской монетой, ибо в
этом городе подделка особенно процветала). Вскоре частные лица, как и
городские корпорации, стали снова выпускать медную монету для мест-
ного обращения. Путаница была весьма велика вплоть до конца XVIII в.,
когда (1797 г.) государство окончательно взяло в свои руки выпуск мед-
ной монеты (в 2 пенса, 1 пенс, ’/2 пенса и ’/4 пенса)9.
Медная монета должна была выполнять ту функцию, которую впо-
следствии выполняли бумажные деньги; но и последние уже находим в
XVIII в. В особенности Джон Ло во Франции имел в виду заменить мо-
нету бумажными деньгами, утверждая, что только государю необходима
звонкая монета, для подданных же достаточно иметь кредитные билеты.
Выпуск последних в связи с другими спекуляциями Ло повлек за собой
кризис10.
Если не считать новых видов монет, появляющихся в рассматривае-
мую эпоху, то, вообще говоря, условия денежного обращения по сравне-
нию с предыдущим периодом изменились весьма мало. Господствовал тот
же валютный хаос, что и в Средние века, который, однако, ввиду значи-
тельного расширения товарообмена и развития денежного хозяйства,
должен был приводить к еще худшим последствиям. Кризисы и волне-
ния, вызываемые монетной неурядицей, не могли не отражаться на тор-
говле и на накоплении капитала.
Особенно печально было положение денежного обращения в Герма-
нии; в то время как и Англия и Франция” в эту эпоху уже составляли
одно целое в монетном отношении (с 1707 г. английская монета распро-
страняется и на Шотландию)12, в Германии каждый из многочисленных
территориальных государей чеканил свою монету. Некоторые из них, в
особенности мелкие владетельные князья, систематически выпускали од-
ну лишь плохую монету (они именовались HeckenmUnzer). Другие, как,
например, курфюрсты Бранденбургские, которые вели против этого
сильную борьбу, отличались от них лишь тем, что чеканили рядом с та-
кой неполновесной монетой и другие сорта, полновесные. Последние, од-
нако, извлекались из обмена посредством вывоза за границу или же пе-
реплавлялись. При этом в Германии и Австрии обращалось и большое
количество иностранных монет13. Неоднократно издавались запрещения
Глава Ltii. Денежное обращение и цены
355
пользования такой «дурной иностранной фальшивой монетой», исключе-
ние делалось лишь для некоторых видов монет; но список исключений
был весьма длинен. Так, эдикт 1559 г., запрещая все остальные ино-
странные монеты, допускает обращение дукатов всякого рода (испан-
ских, кастильских, арагонских, неаполитанских, миланских, генуэзских,
португальских, аугсбургских, зальцбургских, польских, гамбургских и
многих других), двойных дукатов (сицилийских, арагонских, француз-
ских и др.) и крон (бургундских, нидерландских, французских, кастиль-
ских, миланских и др.). Можно себе представить, сколько в действи-
тельности обращалось сортов иностранной монеты14.
В Германии в особенности известна в этом отношении эпоха
Тридцатилетней войны, так называемая Kipper- und Wipperzeil (kippen —
значит обрезывать; wippen — взвешивать). «Врачи, — говорит совре-
менник, - покидают больных и думают гораздо больше о наживе, чем о
Гиппократе и Галене, юристы покидают дела и стараются нажиться, пре-
доставляя другим читать Барто ла и Балда, купцы занимаются товаром,
который создается штемпелем».
Однако не только в Германии, но и в других государствах встречаем
довольно печальные явления в области монеты. Так, например, во Фран-
ции к 1 января 1700 г. экю равнялся 71 су, а луидор — 1315 ливрам
15 су; но затем они были понижены — экю до 65 су, луидор до 12 лив-
ров, а в следующем году обращение этих монет было запрещено, и когда
они вернулись в правительственные кассы, то были перечеканены и вы-
пущены — экю в 76 су, луидор в 14 ливров, так что государство, упла-
чивая войску, чиновникам, поставщикам и т.д., располагало теперь но-
минально большим количеством денег, чем прежде16. Вообще во Фран-
ции вплоть до середины XVIII в. по-прежнему продолжаются фискаль-
ные операции в виде попеременного повышения и понижения ценности
монеты; особенно широко они практикуются при Людовике XIV. При нем
каждые 3—6 лет население вынуждено было отдавать в казну свою моне-
ту, ибо она объявлялась недействительной, и получать взамен ее почти ту
же самую, но в меньшем количестве. Если отбросить постоянные колеба-
ния в ценности монеты и взять крупные периоды, то получается картина
непрерывного падения ценности монеты. Из марки серебра чеканилось в
конце XV в. 10 ливров (турн.), в начале XVI в. уже 12,5, к концу XVI в.
17, сто лет спустя свыше 29, в начале XVIII в. целых 43, а в 1720 г. 98
ливров.
Извлечение казной дохода из монетной регалии признавалось и в эту
эпоху писателями-меркантилистами вполне правильным. Но значитель-
ная разница между номинальной ценой монеты и содержанием в ней бла-
городного металла вызывалась не только фискальными соображениями,
но и неудовлетворительностью чеканки. Правда, с XVI в. в Англии, с
XVII в. во Франции, в XVIII в. в Дании, Швеции, Пруссии, Австрии
уже делается выпуклый ободок на монете; однако еще и в XVIII в. раз-
356
История экономического бытаЗападной Европы
личали два вида дукатов - с ободками и без них - и нередко выговари-
вали себе уплату в первых. Более частое обрезывание кёнигсбергских и
голландских дукатов по сравнению с чеканенными в Берлине, по-
видимому, объясняется отсутствием ободка у них. Что касается способа
чеканки, то разрезанные на части слитки по-прежнему обрабатывались
молотом. Кроме того, после чеканки не взвешивалась каждая монета в
отдельности; в видах сбережения времени стремились лишь к тому, что-
бы известное количество монет весило марку серебра. Вследствие этого
отдельные монеты имели различный вес, что облегчало обрезывание бо-
лее полновесных. Поскольку же взвешивалась каждая монета, ремедиум
(т.е. отступление от установленного веса) был запрещен, и слишком лег-
кая или тяжелая монета должна была исправляться путем соответствую-
щего плюса пли минуса в следующей. Но вследствие этого отступления от
установленного веса значительно увеличились17. Лишь в течение XVII —
XVIII в. стали распространяться более усовершенствованные механические
инструменты чеканки, приводимые в движение силой воды или лошадей,
удешевлявшие се стоимость и доставлявшие монету вполне круглую и
одинаковой толщины. Однако распространение их сильно задерживалось
вследствие борьбы против них со стороны монетчиков (в Нидерландах, в
Австрии) и вследствие сомнения в пригодности этих аппаратов.
Только в Англии с 1663 г. монета производилась исключительно ма-
шинным способом, затем проверялся ее вес, и монета чеканилась рычаж-
ным прессом. Но и там, рядом с этой прекрасной монетой, как говорили
современник», равной которой действительно тогда еще нигде не было,
продолжала обращаться по-прежнему в течение почти 70 лет (с 1732 г.
она была совершенно извлечена из обращения) и более старая монета,
изготовленная прежним способом. Вследствие этого и в Англии происхо-
дили монетные кризисы еще в XVII и в начале XVIII в. А между тем там
правительство не только в отличие от других стран не извлекало никаких
доходов из монетной регалии, но даже самые расходы по чеканке (с
1666 г.) приняло всецело насчет казны (чего в других государствах и до
сих пор не существует), так что номинальная ценность монеты и действи-
тельное содержание в ней металла совершенно совпадали. Но монетные
кризисы происходили вследствие того, что монета, произведенная старым
способом, вытесняла новую монету, выделанную машиной, старая же мо-
нета, не будучи круглой и одинаковой по толщине, легко обрезывалась и
лучшие экземпляры ее извлекались из обращения. В результате в обра-
щении оставалась только испорченная и обрезанная монета, потерявшая в
среднем 40-50% своей номинальной ценности, а в отдельных случаях
составлявшая всего 1 /4 или Ve ее. В 1696 г. это привело к тому, что
«даже коммерсанты теряли голову, а фермеру приходилось иметь дело, с
одной стороны, с людьми, которые платили деньги по номинальной цен-
ности, а с другой - с людьми, которые соглашались брать их лишь по
весу» (т.е. приблизительно по половине их номинальной ценности).
Глава LID. Денежное обращение и цены
357
Маколей следующим образом описывает состояние денежного обра-
щения в Англии в 1690 г. «Лошадь в Тауэрс, — говорит Маколей, - по-
прежнему ходила кругом, приводя в движение машину; возы, нагружен-
ные монетой, непрерывно выезжали с монетного двора; ио груз их столь
же быстро исчезал, как появлялся на свет. Много новой монеты пере-
плавлялось в слитки, много вывозилось за границу, много сохранялось в
сундуках; но очень мало монет этого рода имелось в кассе лавочника или
в кожаном мешке, который вез фермер, возвращаясь со скотного рынка».
В поступлениях казначейства изготовленная машиной монета составляла
не более 10 шиллингов на 100 фунтов стерлингов. Рассказывают об од-
ном купце, который из 35 фунтов получил всего полкроны (2,5 шиллин-
гов, т.е. менее 1 /2%) такой монеты.
«Между тем ножницы обрезывателей остававшейся в обращении мо-
неты (т.е. монеты, изготовленной старым способом — молотом) действо-
вали по-прежнему. Со страшной быстротой возрастало и количество под-
делывателей, делавших прекрасные дела, ибо чем хуже была монета, тем
легче было подделать ее. Смертная казнь грозила и тем и другим, и на
каждом шагу встречаем сообщения о казнях; но все это не помогало, ибо
когда при обрезывании монеты получалась прибыль в 20% и ежегодный
доход в 6 тыс. фунтов стерлингов, то такой барыш, по словам современ-
ника, был достаточен для того, чтобы устранить всякие угрызения совес-
ти. Население же вовсе не считало такого рода действия преступлением,
а скорее смотрело на них как на грехи школьника, собирающего орехи в
соседнем лесу. И даже тогда, когда монета стала страшным бичом для
населения, человек, подвергаемый смертной казни за то, что он содейст-
вовал превращению ее в такое состояние, был предметом общего сожале-
ния. Полиция неохотно задерживала преступника, судьи неохотно от-
правляли его в тюрьму, свидетели неохотно рассказывали всю правду,
присяжные неохотно произносили «виновен». Напрасно объясняли наро-
ду, что обрезыватели монеты приносят больше зла, чем разбойники и
опаснейшие враги, — ничто не помогало: получался всеобщий заговор,
препятствовавший осуществлению правосудия».
В результате, когда в 1695 г. были произведены опыты со взвешива-
нием монет, оказалось, что внесенные в казначейство 57 200 фунтов об-
работанного молотом серебра весили вместо 220 тыс. унций всего 114
тыс. унций, т.е. половину; 100 фунтов стерлингов, которые должны были
содержать около 400 унций, имели в действительности в Бристоле 240
унций, в Кембридже 203, в Эксетере 180, а в Оксфорде всего 116 унций.
Особенно усилилось падение веса серебряной монеты в 1690-х годах.
«Зло, принесенное таким состоянием монеты, не принадлежит к числу
тех предметов, которым в истории отводится почетное место. Тем не ме-
нее едва ли можно сравнивать все те несчастья, которые в течение чет-
верти века нанесены были народу дурными министрами, дурными парла-
ментами и дурными судьями, с теми, которые производили дурные кро-
358
ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО БЫТА ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
ны и дурные шиллинги. Правление Карла и Якова, как ни тяжелы они
были для народа, никогда не препятствовали мирному ходу повседневной
жизни. В то самое время, когда честь и независимость государства про-
давались другой державе, когда права попирались ногами, а основные
законы страны нарушались, сотни тысяч прилежных семейств работали,
садились за стол и ложились спать спокойно и в безопасности, скотовод
гнал своих быков на рынок, торговец взвешивал свои товары, суконщик
отмерял сукно, покупатели и продавцы вели себя в городах особенно
шумно, а праздник жатвы в деревнях справлялся еще веселее, чем преж-
де. Когда же великое орудие обращения пришло в полный беспорядок, в
торговле и промышленности начался застой. Зло чувствовалось ежеднев-
но и ежечасно повсюду и всеми классами населения, на мызе и в риге, у
наковальни и у ткацкого станка, на волнах океана п в недрах земли. Ни-
чего нельзя было купить без того, чтобы не происходили недоразумения.
У каждого прилавка ссорились с утра до вечера. Между рабочим и рабо-
тодателем регулярно каждую субботу происходили столкновения. На яр-
марке и на рынке непрерывно шумели, кричали, ругались, проклинали
друг друга, и было особенным счастьем, если дело кончалось без сломан-
ных ларей и без убийства».
Единственным исходом являлась монетная реформа, которая, к сча-
стью, попала в руки четырех замечательных людей: двое из них, Сомерс и
Монтегю, являлись «государственными людьми, которые во время занятий
делами никогда не переставали любить и уважать науку», а двое других,
Локк и Ньютон, были «философами, у которых углубление в царство
мыслей не повредило простого здравого смысла, без которого даже гений в
области политики приносит вред». Первоначально предполагалось опре-
делить день, с которого монета принималась бы лишь по действительному
весу, — это устранило бы всякое дальнейшее обрезывание, вызвало бы на
свет хорошую монету, а затем постепенно вся монета перечеканивалась
бы на монетном дворе, и за все это время никогда не обнаружилось бы
недостатка денег в стране. Но было одно лишь препятствие - все насе-
ление получило бы выгоды от реформы, но лишь часть его несла бы бремя
ее. «Конечно, было необходимо, чтобы слова «фунт» и «шиллинг» снова
получили определенный смысл, чтобы каждый знал содержание заклю-
ченных им договоров и ценность своего имущества; но было ли бы спра-
ведливо достигать этой цели средствами, последствием которых являлось
бы то, что каждый фермер, скопивший 100 фунтов для уплаты аренды,
каждый торговец, собравший 100 фунтов для платежа по векселям, вне-
запно из своих 100 фунтов терял бы 40 или 50. Ни фермер, ни торговец
не были виноваты в том, что их кроны и полукроны неполновесны; вина
падала на правительство, оно и должно было исправить это зло. Было бы
столь же разумно требовать от торговцев лесом, чтобы они несли все
расходы по снабжению флота в Ла-Манше, или от оружейников, чтобы
они снабжали войска, находящиеся во Фландрии, на свой счет оружием,
Глава LIU. Денежное обращение и цены 359
как восстановить ценность монеты на счет тех индивидов, в руках кото-
рых обрезанное серебро случайно находилось в определенный день».
По этим соображениям парламент принял решение, согласно которому
металлическая монета должна быть перечеканена на основании прежних
постановлений о содержании в ней серебра, с тем чтобы убыток, проис-
ходящий от неполновесной монеты, несла казна; населению же дается
возможность в течение определенного срока доставлять в казначейство
испорченную монету, которая принимается последним по номинальной
цене, так что случайные владельцы ее ничего не теряют. В течение неко-
торого времени господствовал сильный недостаток в деньгах, ибо населе-
ние старалось возможно скорее сбыть испорченную монету в казначейст-
во, а новая чеканилась и выпускалась весьма медленно. Только с назна-
чением Ньютона директором монетного двора чеканка значительно
ускорилась; он учредил новые монетные дворы, и население повсюду
встречало рабочих и машины для выделки монет пушечными выстрела-
ми. колокольным звоном и иллюминацией, — настолько велика была
нужда в монете, несмотря на то что банковыми билетами, векселями и
т.д. в значительной мере старались заменить ее. Лишь постепенно каналы
обращения наполнялись звонкой монетой. Казне эта операция обошлась в
2,7 млн фунтов стерлингов, т.е. превысила годичные обыкновенные до-
ходы государства (2 млн).
Однако впоследствии, в XVIII в., снова обнаружилось значительное
уменьшение в весе серебряных монет (в середине XVIII в. они потеряли
около 1/4 своей номинальной ценности), затем и золотых. Правда, уже с
1698 г. существовал ремедиум на серебряные монеты, но он выражался
лишь в том, что не принимались казначействами монеты, потерявшие бо-
лее того, что составляет «необходимое изнашивание» (reasonable
wearing), понятие же последнего не было определено. Лишь в 1773 г.
этот закон был распространен и на золотые монеты, причем казначейство
точно определило минимум веса, который должны иметь предъявляемые
монеты. А год спустя все старые золотые монеты были перечеканены, что
обошлось казне снова в 520 тыс. фунтов стерлингов18.
В Германии находим весьма первобытную монетную систему. До
1750 г. здесь не только определялось, должна ли производиться уплата в
золоте или серебре, но и прибавлялось, в какой именно золотой или се-
ребряной монете; между отдельными видами монеты, хотя бы чеканенной
из того же металла, не было установлено, следовательно, законного от-
ношения, а последнее постоянно менялось; они не были приведены в сис-
тему и при платежах не могли заменять друг друга. Это состояние Гель-
ферих называет Sortengeld.
Так, например, хотя официальное содержание благородного металла в
рейхсталере (Reichsspeziestaler) в течение двух веков, с 1566 до 1748 г., не
изменялось, но на практике соотношение между ним и другими серебря-
ными монетами подвергалось постоянным изменениям: за талер давали то
360
История экономического выта Западной Европы
72, то 74 крейцера, или 24 грощена (в XVI в.), то 90 крейцеров, или 24
грошеиов (и 1623 г.), то 105 крейцеров, или 28 грошевов (договор 1667
г. в Ципне между Бранденбургом, Саксонией и Брауншвейгом), наконец,
120 крейцеров, или 32 грошена (по Лейпцигскому соглашению 1690 г.).
Эти изменения происходили вследствие того, что содержание серебра в
крейцерах и грошенах постепенно уменьшалось, тогда как талер не под-
вергался порче; при таких условиях, очевидно, заменять при платежах
одну монет)' другой без особой оговорки нс представлялось возможным.
Точно так же отношение между золотыми монетами - гульденом и
дукатом - постоянно колебалось. Хотя в 1559 г. имперским постановле-
нием оно было определено в виде 100 дукатов равны 1362/'з золотого
гульдена, и до 1737 г. содержание золота в них не было изменено зако-
ном (из марки золота - 93 гульденов и 68 дукатов), все же 100 дукатов
приравнивали в различные годы к 136, 120, 140, 135, 128, 165 гульденам;
по Лейпцигскому соглашению, 100 дукатов равнялись 133,5 гульденам.
Лишь постепенно в Германии совершился переход к параллельной ва-
люте; именно, по мере того как прежнее многообразие монет упрости-
лось, серебряные монеты, с одной стороны, и золотые, с другой стороны,
образовали систему, и из всех различий между монетами сохранилось
лишь одно - различие в металле, на которое приходилось обращать вни-
мание ввиду колебаний в соотношении между ценностью золота и серебра.
Правда, Фридрих Великий в 1750 г. сделал попытку перейти сразу к
двойственной монетной системе, установив законное отношение между
золотыми и серебряными монетами. Однако в том же эдикте определено,
что все обязательства, заключенные на золотую монету, ликвидируются
золотыми фридрихсдорами, а заключенные на серебряную монету — се-
ребряной. Должник, следовательно, лишался права выбора по своему
усмотрению металла, в котором он желает платить; между тем такая сво-
бода выбора составляет существенную черту двойственной системы. И в
дальнейшем законодательстве строго выдержан принцип заменимости од-
них видов монет другими, чеканенными из того же металла; напротив,
лаж на золотые монеты при обмене на серебряные (и наоборот) допуска-
ется, т.е. устанавливается параллельная валюта19.
Напротив, высоко стояла монетная система в Англии; здесь уже с
конца XVII в. фактически установилась золотая валюта. Чеканилась как
золотая, так и серебряная монета, и формально существовала параллель-
ная валюта, но серебряная монета, как мы видели выше, была очень низ-
кого качества, и ценность золотой монеты (гинеи — от Гвинеи, откуда
золото доставлялось) по сравнению с ней все больше возрастала, достиг-
нув в 1695 г. 30 шиллингов, - по этому курсу ее принимали не только
частные лица, но и государственные кассы. Хотя впоследствии курс ги-
ней был понижен до 21,5 шиллинга, но и теперь гинея оценивалась го-
раздо выше, чем это соответствовало отношению между обоими металла-
ми, и выше (на 1 шиллинг), чем в других странах. Вследствие этого бы-
Глава LIU. Денежное обращение и цены
361
ло весьма выгодно закупать золото за границей по гораздо более низкой
цене и привозить в Англию для чеканки; то золото, которое теперь в
большом количестве доставлялось из Америки, шло главным образом в
Англию; здесь в 1695 — 1717 гг. было чеканено гиней на 10,5 млн фунтов
стерлингов, и Англия была к началу XVIII в. «overstocked» (переполне-
на) золотом, ибо серебро, которое па континенте гораздо выше ценилось,
чем в Англии, переплавлялось в слитки и уходило туда: в 1710—1717 гг.
было вывезено серебра на 18 млн фунтов стерлингов. В 1717 г. курс ги-
ней был снова понижен до 21 шиллинга, и прием их был признан обяза-
тельным, так что установлен был биметаллизм; но в действительности,
ввиду отсутствия серебра (в 1714 — 1773 гг. золота чеканено в 60 раз
больше, чем серебра, и с середины XVIII в. чеканка серебряной монеты
фактически совсем прекратилась), установилась золотая валюта. Она
была признана государством в 1774 г., когда серебро было превращено в
билонную монету; прием последней признавался обязательным лишь в
сумме 25 фунтов стерлингов, при большей сумме лишь по весу20.
’ См. выше.
2 См. выше
} См. ниже, с. 363.
4 В Пруссии до 1726 г. было запрещено уплачивать подати в золотой монете; в 1730 г.
берлинским центральным кассам было предоставлено иметь запас золота в 50 тыс. рейхс-
талсров, но не более. Чеканенные в начале XV111 в. золотые дукаты предназначались не
для обращения в стране, а для любителей, которым монетчики их сбывали; Фридрих-Виль-
гельм пользовался ими для подарков и наград, почему и приказывал чеканить собственную
золотую монету, не желая прибегать в этих случаях к французской или голландской (Das
preussisches Mbnzwesen im 18. Jahrhundert. Bd. I. S. 178 ff., 237 ff. Bd. 11. S. 38 ff.)
5 Kalkmann. Englands Obergangzur GoJdwahrung. S. 12 ff.
6 В Средние века медная монета составляла редкое исключение. Мы находим ее в X —
XI вв. в Неаполе, в Сицилии (при норманнах, с арабскими надписями), временно в Венг-
рии; в XIV в. в Даник денарии превратились в чисто медную монету (denari cupni danici);
в первую половину XV в. в Португалии чеканились медные ♦центилн* * (от г. ЦеЙта). См.:
Buchcnau. Grundriss der MUnzkunde. Bd. II. 1920. S. 88— 89.
7 См выше.
e Friedensburg. Deutsche MUnzgeschichle // Meisters Grundriss der Geschichtswissen-
schaft. 1912. S. 120 ff. Menadier. Eine MUnzgeschichte der europhischen Staaten. / Schau-
samnilungen des MUnzkabinett im Kaiser-Fried rich-Museum. 1919.
* Schmidt. Geschichte des englischen Geldwesens ini 17. und 18. Jahrhundert. S. 127—139.
,вСм. выше.
11 Во Франции в начале XVII в. находим лишь остатки прежней чеканенной баронами
монеты (монеты княжеств Домб и Оранж и папскую в Авиньоне).
13 Впрочем, к в Англии обращалось много иностранной монеты, в особенности испан-
ские пистоли и французские луидоры; устанавливая прием этих монет казначействами по
определенному курсу, английское правительство создавало нм равную с собственной моне-
той обращаемость в стране н этим усиливало беспорядок в денежном обращении.
13 Так, эдикт 1559 г., запрещая все остальные иностранные монеты, допускает обра-
щение дукатов всякого рода испанских, кастильских, аррагопских, неаполитанских, ми-
ланских, генуэзских, португальских, аугсбургских, зальцбургских, польских, гамбургских
и многих других, двойных дукатов (сицилийских, арагонских, французских и др.) и крон
(бургундских, нидерландских, французских, кастильских, миланских и др.).
362
История экономического быта Западной Европы
14 Das preussisches MUnzwesen im 18. Jahrhundert. S. 44 ff., 78 ff.. а также Saiz.
Geschichte der bdhmischen Industrie in der Neuzeit. Anhang. S. 487 ff.
,5 (В 7-м пад. «13», в 8-м - «12».]
16 Landry. Essui dconomique sur les mutations des monnaies dans Panciennc France. 1910.
17 Cm.: Das preussisches Milnzwcsen im 18. Jahrhhiindert. Bd. I. P. 7— 18
’* См. указ. соч. Дана Хоутона, Ливерпуля, Шмидта.
19 Helfferick. Die geschichtliche Entwicklung der Mllnzsystcme // JahrbUcher far National-
dkonomie und Stalistik. 1895. Bd. IX. S. 891 ff.
20 О переходе Англкк к золотой валюте см.: Liverpool. К treatise on the coins of the
realm. P. 78-95. Kalkmann. Englands Obergang zur GoldwUhrung. Passim. Schmidt. Geschich-
te des englischen Geidwesens im 17. und 18. Jahrhunderte. S. 64-81, 85-98, 106-HI,
f 17-119. Lexis. Geldwiihrung // Handu'ttrterbuch der Slaalswissenschaften. 3. Aufl. Bd. III.
S. 558-559.
ГЛАВА LIV
КРЕДИТ И БАНКИ
Неудовлетворительность условий денежного обращения вызывало и в
рассматриваемую эпоху среди купцов желание обходиться по возможно-
сти без монеты1. Этой цели служила ликвидация счетов посредством сли-
чения торговых книг (fare in riscontre) с уплатой разницы векселями, а
нс монетой. Операция эта широко производилась в XVI в. и на лионской
ярмарке, и на кастильских и генуэзских ярмарках — они этому главным
образом и служили. Но купцы пошли и дальше: они установили для сво-
их расчетов условную, общую для всех и независимую от вида и качества
разных монет денежную единицу (scudo di marche, ёси de marc), по ко-
торой расценивались различные монеты к на которую производились
расчеты и платежи. Такая идеальная, неизменяющаяся денежная едини-
ца, «банковская монета», как она называлась, существовала на ярмарках
XVI —XVII вв. Установление ее в виде постоянного средства, позволяю-
щего обходиться без чеканенной монеты, было, по-видимому, главной
целью основания тех публичных банков, которые возникают в XVI —
XVII вв. По примеру учрежденного еще в начале XV в. Генуэзского бан-
ка (и Барселонского) в следующие века, в особенности в XVII в., возни-
кает ряд публичных (государственных) банков: Венецианский (Banco del
Giro в 1619 г.), Амстердамский (Amsterdamsche Wisselbanck в 1600 г.),
Гамбургский (Wechsel-Banco в 1619 г.), Английский (в 1694 г.). Харак-
терную черту этих банков составляет принуждение местного купечества
производить платежи друг другу личными приказами банку — непремен-
но через посредство банка. Они помещают в банке свои платежные сред-
ства — вклады, причем наилучшая монета, как это было в Венеции, или
известное количество чистого драгоценного металла, как в Гамбурге, Ам-
стердаме, составляет банковскую монету. В Гамбургском банке такой ха-
рактер имела «Mark Banco» в 1/з полновесного рейхсталера, позже —
только слитки серебра; в Амстердамском — «банковский флорин» в
211,91 ас чистого серебра. Принимая от своих вкладчиков всякого рода
монету, банк, однако, открывал им кредит лишь соответственно тому,
сколько банковской монеты в себе содержали эти деньги.
Венецианские банкиры2 продолжали и в XVI в. заниматься товарной
торговлей с Востоком и Западом; в то же время они снабжали своих кли-
ентов кредитом, значительно превышавшим их вклады. Издаваемые за-
прещения такого рода операций по-прежнему столь же мало приводили к
цели, как и установленный над банкирами правительственный контроль.
26 3-168
364
История экономического быта Западной Европы
Результатом такой «неликвидности» банкиров являлись и теперь частые
банкротства, которые еще усилились в XVI в. вследствие переворота,
происходившего в итальянской торговле. Много шуму наделала в осо-
бенности несостоятельность банкирского дома Пизани в 1584 г., которая
отразилась и на многих других банковских предприятиях. По словам
Коитарпин, из припоминаемых им (и конце XVI в.) 109 банков, сущест-
вовавших в Венеции, около 96 кончили банкрот вом.
Тогда-то возникла идея создания публичного банка. При обсуждении
проекта в венецианском сенате, однако, сделан был ряд возражений про-
тив него Находили, что государству ле приличествует заниматься ком-
мерческими операциями, что торговцам банк даст мало, так как вся суть
заключается для них в получении кредита, наконец, что правительство
никогда нс сумеет воздержаться от попыток воспользоваться помещенны-
ми в банке суммами; эго будут, вероятно, скрывать, но едва ли тайпа со-
хранится надолго; в особенности в критические моменты, например в
случае войны, она легко обнаружится
В защиту проекта выступил сенатор Контарпни. Ом восхваляет способ
производства платежей, существующий в Венеции. В отношении разви-
тия торговли с Венецией могут сравняться только два города — Лион и
Антверпен. В Лионе производится компенсация счетов, так что только
разница уплачивается наличными. В Антверпене расчет совершается пу-
тем вручения «ассигнаций» на своих должников, которые часто, не рас-
полагая валютой, расплачиваются в свою очередь такими же «ассигна-
циями». «Во сколько раз совершеннее, - восклицает Контарини, - сис-
тема трансферта, практикуемая в Венеции и освобождающая от
необходимости уплачивать звонкой монетой нередко низкого достоинства
и всегда в виде монет разнообразного чекана. Центральный банк еще бо-
лее усовершенствует эту систему».
К этому он прибавляет, что трудно заставить частные банки отказать-
ся от открытия клиентам кредитов, превышающих их вклады, от поме-
щения последних в рискованных операциях, наконец, от пускания в об-
ращение плохой монеты, вывозя в то же время монету высоких сортов.
Всего этого можно будет избежать в случае учреждения публичного банка.
В 1587 г. был основан Banco di Rialto, которому запрещено было
пользоваться вкладами для торговых операций, как и открывать кредиты
сверх помещенных ценностей. Все векселя должны были предъявляться к
уплате в банке. В 1619 г. был учрежден и второй публичный банк в Ве-
неции - Banco del Giro — для регулирования расчетов между государ-
ством и его кредиторами. Однако у него имелось металлическое покры-
тие лишь незначительной части выданных ссуд. Позже оба банка были
слиты вместе, а в 1637 г. Banco di Rialto был формально упразднен.
Banco del Giro просуществовал до конца XVIII в.3
В ордонансе 1609 г. об учреждении Амстердамского банка указыва-
лось в первую очередь на необходимость создания его в целях устране-
Глава LIV. Кредит и банки
365
ния монетного хаоса. Последний был действительно велик, так как не
только каждая из семи нидерландских провинций имела свой монетный
двор (провинция Голландия даже два), но и шесть городов заявляли о
своем праве чеканки монеты. Это право сдавалось на откуп частным мо-
нетчикам, которые усиленно выпускали низкопробную монету разнооб-
разного чекана. К ней присоединялись обращавшиеся в большом количе-
стве многочисленные виды иностранных монет, также нередко низкого
качества. Вследствие этого высокопробная монета (риксдалер, экю и ду-
кат), чеканка которой была обязательна для всех монетных дворов, хо-
дила с лажем, п возникли своего рода арбитражные операции, из кото-
рых извлекали наибольшую выгоду менялы и так называемые кассиры,
удерживая наиболее полноценную монету. Лаж этот понизил ценность
счетной единицы в виде флорина, которого в обращении не было.
Причину всей этой неурядицы усматривали, как обычно в те времена,
в действиях менял и кассиров. С учреждением публичного банка (значи-
тельно позже такие же банки были основаны в Миддельбурге, Дельфте и
Роттердаме) и те и другие были упразднены. Банку предоставлялась мо-
нополия размена, он же являлся общим кассиром для всех амстердам-
ских коммерсантов. Всякий мог помещать в банке монету любого сорта,
как и благородные металлы в слитках, и ему открывался кредит в преде-
лах его депозита,(он не мог быть менее 300 флоринов), но ни в коем
случае нс свыше его, причем, по желанию, либо суммы выдавались на-
личными, либо же производился трансферт по книгам банка. Первона-
чально это делалось бесплатно, с 1683 г. из небольшого процента. Неко-
торую сумму банк выручал и на размене монет и на покупке слитков,
передаваемых им на монетные дворы для чеканки (упомянутых выше)
высокопробных монет, запас которых он должен был всегда иметь для
нужд внешней торговли. По примеру Венецианского банка и Амстердам-
скому предоставлено было исключительное право оплаты обращавшихся
в Амстердаме векселей. Город Амстердам принимал на себя ответствен-
ность по всем обязательствам банка.
В дальнейшем банк отказался от торговли золотом и серебром, как и от
снабжения монетных дворов металлом, предоставив эти операции частным
коммерсантам. Он сократил и операцию размена, ограничиваясь, в сущно-
сти, выдачей лицам, помещавшим у него золото и серебро, авансов по их
счетам в банковской монете — в виде монет, иногда и в слитках, на пол-
года из ’/4— J/2%- Банк выдавал и квитанции на депозиты, которые
могли передаваться без всяких формальностей; они имели обращение на
бирже.
Учета векселей банк не производил. По уставу он не должен был вы-
давать и непокрытых ссуд, но на самом деле он снабжал в виде исключе-
ния средствами Нидерландскую Ост-Индскую компанию и город Амстер-
дам. Первая (правление банка и правление компании частью состояли из
тех же лиц) первоначально, обладая крупными средствами, прибегала
368
История экономического быта Западной Европы
суммы (такой билет от 1699 г. сохранился на сумму в 555 фунтов стер-
лингов, причем отмечено, что сначала выплачено по этому билету
131 фунт стерлингов, позже - 360 фунтов стерлингов); впоследствии же
выдавались взамен этого билеты на небольшие круглые суммы.
Маколей следующим образом изображает возникновение банков в
Англии и учреждение национального банка.
Еше при Вильгельме III (т.е. в конце XVII в.) старики вспоминали о
тех временах, когда в лондонском Сити не существовало ни одного бан-
кира; каждый торговец держал кассу у себя дома, и, когда ому предъяв-
ляли векселя, он платил наличными. Но затем установилась новая мода,
образовался и новый класс агентов, хранивших кассы коммерсантов; это
были золотых дел мастера, в подвалах которых могло храниться большое
количество слитков золота и серебра, не подвергаясь опасности от пожа-
ра или ограбления. Это нововведение вызвало много шума и протестов.
Купцы старого покроя горько жаловались на то, что люди, которые еще
30 лет тому назад ограничивались своей профессией и выручали хорошие
барыши на изготовлении кубков и чаш, на вделывании в оправу брилли-
антов для красивых женщин я на продаже пистолей и талеров путешест-
венникам, отправлявшимся на континент Европы, теперь стали казначея-
ми почти всего Сити. Эти ростовщики ведут опасную игру тем, что дру-
гие добыли своим прилежанием и накопили благодаря своей
бережливости. В случае удачи ловкий кассир становится альдерменом,
при проигрыше же обманутый, наполняющий его кассу, оказывается
банкротом. Но другие настаивали на выгодности новой системы, сбере-
гающей труд и деньги: два клерка в одной конторе при новой системе
исполняют то же, что прежде делали двадцать в двадцати разных конто-
рах; билет золотых дел мастера у течение одного утра переходит десять
раз из рук в руки, и благодаря этому сто гиней, лежащие под его замком
поблизости от биржи, исполняют ту же функцию, что прежде тысяча ги-
ней, разбросанных по разным ящикам. В результате даже те, кто кричал
громче всех, вынуждены были подчиниться новому обычаю. Дольше всех
сопротивлялся известный экономист Дедлей Норт. Вернувшись после
продолжительного отсутствия в 1680 г. в Лондон, он был особенно пора-
жен и возмущен новым обычаем производить платежи через посредство
банкиров. Он жаловался на то, что не может идти на биржу без того,
чтобы его не преследовали золотых дел мастера, с глубокими поклонами
прося его о чести быть ему полезными. С большим трудом друзья убеди-
ли его поместить свои деньги у одного из людей Ломбард-стрит, как их
называли. К несчастью, этот человек обанкротился, и хотя Дедлей Норт
потерял всего 50 фунтов, но этот случай еще более убедил его в правиль-
ности его взглядов. Но борьба его была бесплодна, ибо люди не желали
отказаться от выгод, соединенных с новой системой, на том основании,
что возможны отдельные несчастные случаи, так же как они не имели
намерения прекратить постройку домов ввиду опасности пожара или со-
Глава L1V. Кредит и банки
369
оружения кораблей вследствие опасности морских бурь.
Когда банковское дело стало самостоятельной и важной отраслью,
возник вопрос о необходимости учреждения национального банка по
примеру двух известных банков — Св. Георгия в Генуе и Амстердамско-
го Указывали на то, что банк Св. Георгия существует в течение трех ве-
ков, что он начал принимать вклады и выдавать займы прежде, чем Ко-
лумб переехал через Атлантический океан, чем Васко да Гама объехал
мыс Доброй Надежды, тогда, когда еще христианский король сидел в
Константинополе и магометанский султан в Гранаде, когда Флоренция
была республикой, а Голландия — наследственной монархией. Все это с
тех пор изменилось: новые моря были открыты, в Константинополе пра-
вил турок, а в Гранаде кастилец, Флоренция стала наследственной мо-
нархией, а Голландия республикой, но банк Св. Георгия по-прежнему
принимал вклады и по-прежнему выдавал ссуды. Амстердамский банк
существовал в течение всего 80 лет, но выдержал успешно много испыта-
ний; даже в эпоху ужасного 1672 г., когда все устье Рейна находилось в
руках французов и на ратуше развевались белые флаги, среди всего смя-
тения и паники было лишь одно место, где все время господствовало
спокойствие и порядок, и этим местом являлся банк. Почему бы и лон-
донскому банку не процветать так же, как и эти банки?
Возник ряд проектов национального банка, из коих одни предлагали
учредить его под руководством короля, другие — поставить во главе его
лорд-мэра, альдерменов и общинный совет столицы. Некоторые проекты
напоминали скорее детский лепет или бред горячечного больного. Двое
из таких фантазеров, постояшю толпившихся в передней палаты общий,
утверждали, что лучшим средством против всякой болезни государства
является земельный банк и что учреждение его создаст чудеса, каких пе
испытали даже израильтяне, - большие чудеса, чем манна небесная. Нс
будет более податей, и все же казначейство будет ломиться от денег, ис-
чезнут сборы в пользу бедных, ибо не будет бедных; доходы каждого
землевладельца удвоятся, барыши каждого купца увеличатся — словом,
Англия станет раем небесным. Пострадают лишь банкиры, эти злейшие
враги нации, доставившие ей больше несчастий, чем могло бы нанести
вторжение французской армии в Англию. К счастью, подобного рода
проекты остались без рассмотрения, и страна избегла несчастья, «по
сравнению с которым понесенные Вильгельмом в Нидерландах пораже-
ния и уничтожение английского флота французским в 1693 г. были бы
благословением». Однако, говорит Маколей, не все изобретатели проектов
этого бойкого времени были столь абсурдны. Один из них, Уильям Пат-
терсон, был талантливый, хотя и не всегда умный спекулянт. Относи-
тельно его прошлого было известно только, что он по рождению шотлан-
дец и что он жил в Вест-Индии, причем друзья его утверждали, что он
ездил туда в качестве миссионера, а враги говорили, что он был пиратом.
Проект Паттерсона, под названием tonnage-act, т.е. билля о потонном
370 История экономического быта Западной Европы
сборе, встретил в парламенте сочувствие. Правительству нужны были
деньги, и оно проектировало выдать из погонного сбора с судов и лодок
вознаграждение тому, кто ссудил его суммой в 1,5 млн фунтов стерлин-
гов Паттерсон и предлагал учредить банк в форме акционерной компа-
нии, который заключите казной заем на эту сумму
По и у Паттерсона было много противников, и, когда план его стал
известен, началась война на бумаге, не менее ожесточенная, чем борьба
между конформистами и нонконформистами мчи между старой и новой
Ост--Индской компанией Авторы отвергпулых проектов набросились как
сумасшедшие на своего счастливого соперника; золотых дел мастера и
содержатели ссудных касс подняли разъяренный вой; недовольные тори
предсказывали падение монархии, ибо банки являются республиканскими
учреждениями - банк процветает в Венеции, Генус, Амстердаме и Гам-
бурге, но слыхал ли кто-либо о французском или испанском банке? На-
против, некоторые виги говорили о гибели английских свобод: банк -
орудие тирании, ужаснее звездной палаты, страшнее армии Кромвеля;
все имущество страны будет находиться в руках «тоннажного» банка -
таково было презрительное название его, - «тоннажный» банк будет в
руках монарха. Наконец, в верхней палате некоторые лорды заявляли,
что весь план имеет в виду лишь обогащение ростовщиков за счет дво-
рянства и джентри; люди, имеющие сбережения, предпочтут помещать их
в банк под проценты, чем ссужать их под залог земель
Деньги нужны были правительству — иначе Англия рисковала ос-
таться без флота в Ла-Манше, — и билль был принят. Билль разрешает
открытие подписки на 1,2 млн фунтов стерлингов, причем подписавшие-
ся (каждое лицо на сумму не свыше 20 тыс. фунтов стерлингов) образу-
ют акционерное общество под названием «губернатор (директор) и ком-
пания Английского банка». Общество передает весь свой капитал прави-
тельству, которое обязуется уплачивать ему 8% с этой суммы, - кредит
для того времени не дорогой.
С учреждением Банка Англии последнему не была предоставлена мо-
нополия, он даже не пользовался исключительной привилегией в области
выпуска банкнот. Только законом 1708 г. запрещен был выпуск банкнот
компаниям, учреждаемым в количестве более 6 человек, т.е. акционер-
ным банкам. Такое запрещение считалось равносильным запрещению уч-
реждать банки вообще, и действительно других банков (учрежденных
компаниями) в Англии долго не возникало. Банкноты могли выпускать
по-прежнему только отдельные банкиры; но в Лондоне это скоро прекра-
тилось, ибо с появлением всесильного Английского банка роль банкиров
там надолго свелась к минимуму. В провинции же, где до середины XVII в.
Банк Англии не имел отделений, возникали небольшие банки. Первона-
чально это были торговцы, которые рядом с торговлей давали ссуды сво-
им покупателям; оии же принимали у последних вклады. Так возникали
банки в провинции до середины XVIII в.; в 1755 г. впервые был сразу
Глава LIV, Кредит и банки
371
основан банк в отличие от этих постепенно возникающих банков. Но еще
в 1759 г. насчитывалось в Англии всего 12 банков, и лишь в 1776 г. число
их достигло 150, а в 1790 г. увеличилось до 300^. Они выпускали банк-
ноты, которыми производили учет векселей, так что в провинции в отли-
чие от Лондона банкноты являлись пе столько свидетельствами о поме-
щенных вкладах, сколько средством кредитования, ибо депозитная опе-
рация была в провинции еще мало развита и без выпуска банкнот
банкиры не в состоянии были бы кредитовать своих клиентов6.
Иное положение находим на континенте Европы. Публичные банки,
которые здесь существовали, как мы видели, не занимались торгово-
промышленным кредитом, частных же банков почти не было. Марпергер
в своем «Описании банков» (1716 г.) называет банкиром купца или ме-
нялу, который имеет много дел с векселями на иностранные рынки. Ради
вексельных операций (производства и получения платежей посредством
векселей) купцы обращались к «ярмарочному» или «иностранному» бан-
киру, производившему свои операции в одном из крупных центров -
Амстердаме, Милане, Франкфурте-на-Майне, — и только к концу XVIII в.
стали для этого прибегать и к услугам местного банкира — до того вре-
мени они производили платежи, обходясь и без него. Во всяком случае,
банкир, по общему правилу, лишь инкассировал их векселя, но самостоя-
тельно их не снабжал кредитом. Лишь с начала и в особенности с середи-
ны XVIII в. возникают в отдельных местах ломбарды, выдающие купцу
ссуду под товары, как, например, в Брюнне (Австрия) в 1751 г., в Санкт-
Галлене в 1752 г., где купец помещал свой холст до поездки на ярмарку и
получал под него ссуду для производства дальнейших операций". Лудо-
вици рассказывает о существовании таких «ленбанков», или ломбардов,
не только в Италии, Англии и Голландии, но и в Гамбурге и Берлине8.
В Австрии еще в 1785 г. на предложение группы лиц устроить пуб-
личный банк последовал отказ Иосифа II «решительно и навсегда». Но
два года спустя датский банкир Баргум и группа местных оптовых тор-
говцев все-таки сумели добиться патента на открытие «коммерческого,
ссудного и вексельного» банка, капитал которого в значительной мере
создавался из средств высшей австрийской аристократии; этим-то и объ-
ясняются успешные результаты ходатайства. Банку предоставлено было
право производить все виды оптовой торговли, вексельные операции в
пределах страны и за границей, учет и ломбардирование товаров. Лом-
бардная и учетная операции удачно развивались, но Баргум стал состав-
лять подложные векселя, и когда это раскрылось, бежал (в 1790 г.), по-
сле чего привилегия, выданная ему, была аннулирована. Два года спустя
представителям высшей аристократии (кн. Шварценберг, кн. Коллоредо,
гр. Ностиц и др.) удалось снова выхлопотать привилегию на открытие
банка, причем они ссылались на то, что за короткое время своего сущест-
вования банк успел повести успешную борьбу с ростовщичеством (хотя
административные органы это отрицали). Однако теперь ломбардная
372 История экономического быта Западной Европы
операция исчезает; напротив, банк занимается усиленно торговлей и уч-
реждением промышленных предприятий. После банкротства государства
и он вынужден был щхжратить свою деятельность9.
Вообще коммерческий кредит был на коптипсите Европы еще весьма
мало распространен и в XVIII в.
Обширные торговые операции таких крупных фирм XVI в., как фуг-
геры, Вельзеры, I охштегтеры и др , обходились еще почти без кредита.
Это были обыкновенно семейные полные товарищества, в которых каж-
дый из членов не только псе риск, но и принимал нередко участие в об-
щем предприятии Правда, членам, выходившим из состава товарищест-
ва, разрешалось в виде особой льготы оставить свой капитал целиком
или частью в предприятии в качестве депози та, т.е. как вклад, с которого
они' получали определенные проценты, независимо от прибылей или
убытков товарищества Однако эти капиталы принадлежали родственни-
кам, которым оказывалась таким образом особая льгота. К посторонним
лицам не желали обращаться, и они пе могли помещать своих капиталов
у компаний. 5%-ные депозиты были известим в XVI в. — у итальянских
фирм, как мы видели, помещались депозиты уже раньше, - германские
торговые дома и товарищества их принимали, а имперские чины уже в
1522 г. запрещали их, требуя, чтобы компании пользовались одним соб-
ственным капиталом. Но они составляли исключение. В начале XVI в. в
Аугсбурге, крупном торговом центре того времени, депозиты были еще
мало распространены, п летописец с удивлением рассказывает, что у Ам-
брозия Гехштеттера князья, графы, дворяне, городские жители, крестья-
не, батраки и служанки помещали то, что нмоли, из 5%; даже поденщи-
ки, которые имели пе более 10 гульденов, отдавали их его компании, так
что он по временам имел до 10 тыс. вкладов - никто не знал, что у пего
было столько. Позже Эк защищал contractus trinus и такой процент (con-
tractus quinque de centum), ссылаясь на то, что в Аугсбурге он в течение
свыше 40 лет применяется пользующимися почетом гражданами, жен-
скими монастырями, учеными людьми10.
К концу XVI в. компания суконщиков в Иглау вынуждена была «в
стране и за пределами ее добиваться ссуд», обращаясь к купцам Праги,
Штейра и других городов, а компания по сбыту олова в Амберге прини-
мала вклады с правом взятия их обратно лишь по истечении 5 лет, тогда
как компания могла ежегодно, с предупреждением за 3 месяца, отказать-
ся от пих. Это последнее право — освободиться от вкладов в любой мо-
мент — было весьма существенно для компании. В 1614 г. наряду с вне-
сенной участниками суммой в 25 тыс. (117 лиц, в размере от 25 до
450 гульденов), имелось вкладов на 12 тыс. в размере от 250 до 5 000 гуль-
денов (наибольшую сумму поместил курфюрст)11. Известная торгово-
промышленная вюртембергская компания, центром деятельности которой
являлся г. Кальв, в начале XVIII в. уже пользовалась в значительных
размерах не только вкладами участников, которые обязаны были поме-
Глава LIV. Кредит и банки
373
щать известную часть прибылей у компании из 6% годовых (независимо
от прибылей, получаемых ими в качестве членов), но и капиталами по-
сторонних лиц; компания делала займы у частных лиц, правительствен-
ных касс, местных чиновников и центральной администрации вплоть до
высших ступеней и уплачивала 4 или 5% Однако этим путем компания не
столько имела в виду расширить свои операции, сколько заинтересовать
население, в особенности же чиновников, в успехах предприятия и при-
влечь их на свою сторону. Когда же положение ее упрочилось, компания
начала выплачивать обратно помещенные у нее капиталы, усматривая в
них обузу, от которой нужно освободиться как можно скорее12. Этот
факт крайне характерен. Он ярко выражает условия того времени, когда
предприятия вовсе нс стремились к расширению своих операций и всяче-
ски избегали обращаться к кредиту для этой цели.
С другой стороны, и помещать свои капиталы в предприятиях согла-
шались лишь весьма немногие; слишком рискованны были такого рода
операции13. Банкротства представляли собой в то время, как видно из
романов XVIII в. и статистических данных, приводимых Баашем, и из
описаний деятельности отдельных предприятий, явления весьма частые14.
Коммерческая деятельность ведь была соединена с большим риском: по-
стоянные войны, опасности, сопряженные с мореплаванием (пиратство,
кораблекрушения, отсутствие попутного ветра, задерживавшее суда), ва-
лютный хаос и т.д. легко приводили к гибели торговца, а тем самым ра-
зоряли и его кредиторов. Поэтому, кто имел лишние деньги, обычно
держал их у себя или же приобретал на них землю. Взаймы давали толь-
ко родственникам или знакомым или, в крайнем случае, при помощи
объявлений во вновь появившихся газетах искали верного помещения
денег, однако не в области торговли и промышленности, а в форме зе-
мельного кредита. В Пруссии к концу XVII в. была учреждена земская
кредитная касса (Churmarkische Landschaft), созданная в интересах дво-
рянского землевладения, которая принимала вклады и платила за них
6%, по она скоро обанкротилась, и хотя продолжала и впоследствии свою
деятельность, но этот печальный опыт весьма пугал людей, не решав-
шихся после этого помещать в этом учреждении свои сбережения. В на-
чале XVIH в. король сам стал помещать там свои деньги, и касса в част-
ных вкладах не нуждалась15.
Однако этот пробел заполняется как безвозвратными пособиями, так
и ссудами, выдаваемыми в особенности промышленникам государством11’.
Во Франции, например, государство приходит на помощь промышленно-
сти и торговле не только безвозвратными пособиями, но и ссудами. Одно
из учреждений — касса полупроцентного сбора (это был дополнительный
к 3%-ному сбору, взимаемому с товаров, привозимых с Антильских ост-
ровов), позже переименованная в Caisse de commerce, — выдало из своих
средств (они первоначально были предназначены для борьбы с контра-
бандой в этих областях) 1,3 млн ливров (за пятидесятилетие 1739 —
374 История экономического быта Западной Европы
1789 гг.). Ссуды были, однако, либо беспроцентные, либо с весьма низ-
ким процентом (не свыше 5), выдавались они па срок 1 — 6, редко более
лет, иногда за поручительством, чаще же без него, почему много сумм
(около четверти) не возвращалось17.
С середины XVIII в в Пруссии появляются небольшие группы лиц, у
которых накопились некоторые суммы и которые стараются их поместить
под проценты. Это придворные, дворянство, чиновники, в особенности
же вдовы и сироты, всякого рода богоугодные заведения, монастыри. Эти
последние категории особенно нуждались в помещении своих денег под
проценты, так как обычно не имели других доходов и им пришлось бы
для своего существования или для содержания учреждения расходовать
самый капитал.
Упомянутая земская касса и другие учреждения дворянского позе-
мельного кредита, а также учрежденный к концу XVIII в. королевский
банк и его провинциальные отделения, наконец, государственная торго-
вая компания (Seehandlung) принимали свободные суммы в качестве де-
позитов, но в крайне ограниченном количестве. Активные операции их
были столь ограничены, что они не в состоянии были найти приложение
даже для той небольшой суммы вкладов, которая им предлагалась. Им
приходилось периодически производить возврат излишних накопившихся
у них вкладов, причем это делалось обыкновенно в определенной очере-
ди, в том порядке, в котором они были внесены, так что возвращались
каждый раз наиболее давно помещенные суммы. Позже богоугодные за-
ведения в качестве особой льготы добились того, что их вклады вовсе не
возвращались, выплачивались же только суммы, принадлежавшие част-
ным лицам. Последние также нередко обращались к королю с жалобами
на то, что им некуда поместить свои сбережения, и просили о том, чтобы
он приказал земской кассе или банку принять их вклады. Такие проше-
ния подавались военными, отставными чиновниками, духовными лицами.
Одни заявляли, что у них нет других источников дохода, другие ссыла-
лись на продолжительную и беспорочную службу на пользу государства,
иммигранты указывали на то, что при самом вызове их из-за границы мм
было обещано принять их вклады. При этом они готовы были ввиду вер-
ности помещения довольствоваться 5%, которые эти учреждения уплачи-
вали. Король часто отдавал приказание принять суммы определенных лиц
(в особенности министров) или учреждений, и тогда приходилось возвра-
щать вклады другим. В 1786 г. среди депозитов, находившихся у бран-
денбургской земской кассы на З1/^ млн талеров, 227 тыс. принадлежало
королевской фамилии, 1,4 млн учреждениям и богоугодным заведениям,
800 тыс. вдовам и сиротам и всего 1,1 млн прочим частным лицам18.
И другие кредитные учреждения страдали от такого несоответствия
между активными и пассивными операциями. Учрежденный в 1765 г.
Прусский банк не сумел развить ни эмиссионную операцию (право ему
было предоставлено), ни жировую, а ограничивался вексельной, лом-
Глава LIV. Кредит и банки
375
бардной и депозитной. Но и кредитование (путем учета векселей и под
товары) производилось, за отсутствием спроса, в ограниченных разме-
рах, тогда как депозиты (судебных мест, опекунских учреждений, церк-
вей, благотворительных установлений) быстро росли; временно приходи-
лось приостанавливать их прием. Ввиду изобилия их банк стал кредито-
вать государство и землевладельцев, что привело его к несостоятельно-
сти. Характерно, что при создании в 1780 г. в Ансбахе банка, превратив-
шегося впоследствии в Нюрнбергский банк, в качестве одной из
основных задач его выдвигалось «всяческое оказание помощи той части
подданных, которые часто находятся в затруднительном положении, не
имея возможности немедленно поместить поступившие капиталы и на-
личные деньги». А в то же время купцы заявляли, что в кредитном уч-
реждении, которое давало бы им ссуды, они не нуждаются, и когда неко-
торым из них банк предлагал ссуды для расширения предприятия, то они
отказывались, ссылаясь на то, что от этого пострадал бы их кредит. «Ак-
тивные операции» развивались медленно, тогда как вклады обильно при-
текали и никому нельзя было отказать19.
Гораздо более, чем коммерческий мир, прибегала к кредиту поместная
аристократия, землевладельческие классы, но только это был кредит по-
требительный, а не производительный. И в Шотландии в XVIII в., и во
Франции накануне революции весьма велика была задолженность дво-
рянства, которое вынуждено было закладывать и перезакладывать свои
имения, а чтобы избавиться от долгов, продавать их по частям и даже
целиком. В Германии находим сильную задолженность землевладельцев
уже к концу XVI в.; в эпоху Тридцатилетяей войны задолженность дво-
рянства настолько увеличилась, что «долги его на много тысяч гульденов
превышают имущество, и даже между состоятельными дворянскими
семьями трудно найти такие, земля которых не была бы обременена
крупными долгами20.
Так, в Баварии во время Тридцатилетней войны дворянство настолько
пострадало и от врагов, и от «враждебных друзей», что ему ничего не
оставалось, как «жить долгами», ибо «не могло же оно работать или
жить подаянием, как другие сословия». После заключения мира 1648 г.
произошла крупная перемена в области земельной собственности — за-
долженные земли стали переходить в другие руки; только военачальники
сумели обогатиться во время войны, в эпоху всеобщего обеднения. От
старого дворянства земли переходят к церквам и монастырям или к но-
вому дворянству, homines novi, состоявшему из иностранцев и из лиц,
получивших дворянское звание благодаря гражданской или военной
службе.
Было бы ошибочно предполагать, что в эту эпоху отсутствовала за-
долженность крестьянских земель; предположение, что это наступило
лишь с отменой крепостного права и не могло иметь места до тех пор,
пока крестьяне не могли свободно распоряжаться землей, не соответству-
376 История экономического быта Западной Европы
ет действительности. Артур Коген> подробно исследовавший вопрос о
задолженности крестьян в Баварии в 1598 -1745 гг., пришел к выводу,
что в эту эпоху отчуждение, залог и продажа за долги крестьянских зе-
мель составляли обычное явление. Если крестьянин вынужден был зало-
жить землю, то помещик не мог помешать этому; еще менее он мог вос-
препятствовать продаже с публичного торга заложенной земли, которая
переходила независимо от его согласия к тому, кто предлагал высшую
цену. На основании инвентарей 30 крестьянских имений получается за-
долженность в среднем в размере 23% ценности имущества, причем более
крупные хозяйства мепсе задолжениы, чем мелкие хозяйства. Долги вы-
зывались как уплатой податей, сеньориальных оброков и повинностей,
так и платежами при переходе двора по наследству, дефицитом при
ведении хозяйства, наконец, пожарами, наводнениями, войнами. Невоз-
можность уплаты долгов приводила к тому, что они переходили из рода
в род, ложась с самого начала тяжелым бременем на нового хозяина. Из
60 случаев заключения крестьянами кредитных сделок, приводимых Ко-
геном, в 54 кредит получен под залог всего имущества или его части;
кредиторами являются и в этом случае, как и в отношении дворян,
преимущественно церкви и монастыри; если же они отказывали в ссуде,
то крестьянин обращался к частным лицам, нередко к односельчанам;
существовали, по-видимому, семьи, которые занимались выдачей ссуд
как профессией21.
В различных местностях Франции находим сильную задолженность
как старого дворянства, так и крестьян горожанам, из которых выходит
и новая аристократия. Крестьянские общества вынуждены брать ссуды, а
затем ввиду невозможности их уплатить продавать свои леса, выгоны,
воды, мельницы и т.д.; когда же этого имущества оказывается недоста-
точно, то новый сеньор заставляет их уплачивать ежегодные поборы за
долги в виде новых видов taille или новых dimes, — получаются тяже-
лые платежи22- 23.
Наиболее важную форму кредита составлял, однако, и теперь кредит
публичный, который сохранил еще много характерных особенностей пре-
дыдущей эпохи. Это был по-прежнему кредит не государственный, а го-
сударей - даже в Англии долг был признан национальным впервые в
1716 г. Еще в 1665 г. император Леопольд I пе признал сделанных его
предшественником долгов и лишь «по доброй воле» согласился уплачи-
вать по ним проценты в течение трех лет24. В Баварии даже в 60-х гг.
XVIII в. обсуждался вопрос о том, обязан ли государь уплачивать за-
ключенные его предшественником займы25. Кредит выражался и теперь в
краткосрочных займах под отдельные источники доходов или ожидаемые
в будущем поступления налогов. Домены по-прежнему отдаются в залог
при заключении займов, причем они и теперь переходят во владение к
кредиторам; последние в лице дворянства отказываются вернуть зало-
женные им земли. Фридрих Великий вынужден был прекратить вызван-
Глаза LIV. Кредит и банки 377
ные этим многочисленные процессы между казной и дворянством. Но и
Людовик XIV не в состоянии был выкупить заложенные за небольшую
сумму королевские домены26. Широко распространены были, в особенно-
сти в XVI в., ссуды королям и герцогам под добычу принадлежащих им
рудников - серебряных, медных, ртутных, свинцовых, ~ как и под дру-
гие товары, которыми ссуда выплачивалась кредитору: янтарь, жемчуг из
Америки (ссуда Карлу V), перец из Индии (ссуды антверпенских купцов
португальскому королю)27. Займы заключались у иностранных банкиров —
итальянцев, гожногерманских купцов — на Амстердамской бирже. В се-
редине XVI в. представитель английской королевы Грешэм вынужден
был заключать займы в Антверпене с уплатой 10- 12 и даже 12-14%,
причем обязательства, кроме королевы (она обязывается «своим королев-
ским словом за себя и за наследников»), подписаны членами Тайного
совета и приложено поручительство «мэра и жителей Лондона». Послед-
ние солидарно ручаются лично и всем своим имуществом и находящими-
ся в Англии и за пределами ее товарами, и не допускаются никакие воз-
ражения с их стороны. Или же производились принудительные займы у
собственных подданных. Во Франции находим целый ряд случаев при-
нудительных займов в XVI и XVII вв., особенно у города Лион; в Анг-
лии принудительные займы имели место при Елизавете, при Якове I в
1625 г.; в Испании применялся захват королем американского серебра,
принадлежащего частным лицам, взамен чего им выдавались долговые
обязательства; в Англии в XVII в. рассылались privyseals всем знатным
лицам для получения у них денег; в Пруссии Великий курфюрст распре-
делял нужные ему суммы между состоятельными офицерами и чиновни-
ками; в Австрии еще в XVIII в. богатая аристократия перед каждым по-
ходом получала такие собственноручно подписанные императором прось-
бы о кредите с указанием крайней нужды государства и с требованием
определенной суммы.
Для уплаты займов нередко не хватало средств, и доходы, предназна-
ченные на уплату процентов и погашение (по частям) займов, употребля-
лись на иные цели, в особенности на дальнейшие войны. Государь, ссы-
лаясь нередко на ростовщический характер займа - как это бывало в
Средние века, — объявлял себя банкротом: кредиторы лишались обе-
щанных им доходов, например американского серебра, и долг превра-
щался в 5%-ную вечную рейту, которая стояла гораздо ниже нарицатель-
ной цены. Так это делалось в особенности в Испании, где в XVI —XVII вв.,
как и в следующие века, такие банкротства происходили каждые 20 лет.
Во Франции они частью принимали такую же форму, частью просто пре-
кращались платежи и не возобновлялись, несмотря на требования креди-
торов, как это было, например, в 1557 г.; частью процент насильственно
понижался или часть займа объявлялась несуществующей; так это было
при Сюлли; нечто подобное произошло и в 1664 г. при Кольбере28. В не-
мецких государствах земские чины уже с конца XV и начала XVI вв.
378
История экономического быта Западной Европы
принимают на себя ответственность за заключенные государем займы, ио
«разделение ответственности обозначало лишь уменьшение ее и увеличе-
ние путаницы». Проценты не уплачиваются, займы не погашаются, дого-
вор нарушается, заключаются новые соглашения с сокращением долга, и
в результате в эпоху Тридцатилетней войны Бранденбург, Бавария, Вюр-
темберг близки к банкротству. При Великом курфюрсте пе уплаченные в
течение многих десятилешй и поэтому сильно возросшие проценты были
аннулированы и самая капитальная сумма настолько уменьшена, что кре-
диторы казны получали не более 20 — 25% первоначальной суммы зай-
ма29 Подобным же образом поступали и другие немецкие государства в
XVII в , юлько Бавария и Саксония ограничились уничтожением про-
центов, не сокращая капитала. Принудительное понижение процентов и
прекращение уплаты старых долгов производилось и в XVIII в.30 В 60~х
годах XVII в. австрийский император никак не мог получить нужных ему
средств; даже голландские купцы отказывались дать ему деньги под бу-
дущие доходы от земель или таможенных пошлин, а португальские ев-
реи, которые согласились бы открыть кредит под бриллианты, отказыва-
лись это сделать, когда речь шла «о короле или знатном князе», ибо в
этом случае невозможно наложить арест на имущество должника31. Ис-
ключение среди всех этих государств составляли лишь Нидерланды и
Англия, где правительство с начала XVIII в. добросовестно выполняло
свои обещания.
В качестве примера такого немецкого государя XVIII в., для которого
самая мысль о необходимости уплаты долгов казалась чем-то странным,
можно привести ландграфа Эрнеста Людовика Гессен-Дармштадтского.
Страдая манией величия, он стал по примеру других немецких князей
строить многочисленные замки, причем желал непременно обладать соб-
ственным Версалем. Он настроил больше десятка, в том числе принялся
за сооружение дворца-великана, в котором, как презрительно выразился
император, он мог бы поместиться вместе со всеми курфюрстами и их
придворными. Деньги ландграфу доставлял франкфуртский банкир Яков
Бернус, которому он задолжал свыше 1 млн гульденов. «И подобно мно-
гим другим, Бернусу пришлось убедиться в том, что при тогдашних пра-
вовых условиях в Германии нет никакой силы, которая могла бы прину-
дить недобросовестного государя к выполнению своих обязательств, им
лично подписанных и скрепленных печатью. Даже вынесенное в Вене и
вступившее в силу судебное решение, за которым последовал приказ им-
ператора курфюрстам Трирскому и Пфальцскому привести его в испол-
нение и заставить ландграфа уплатить, не могло ему помочь. Курфюрсты
не двигались с места, и ландграф умер в 1739 г , нс уплатив ни копейки.
Из полученных в залог десятины с меди и доходов от железных заводов
ландграфа Бернус тоже ничего получить не мог. И преемник Эрнеста
Людовика Людовик VIII отказался платить, так как он якобы не отвечает
за личные долги своего предшественника. А между тем, будучи нас лед-
Глава LIV. Кредит и ванки
379
ным принцем, он выразил свое согласие па заключение займов у Бернуса
и в некоторых случаях даже торжественно обещал в случае смерти своего
отца уплатить его долги. Правда, Людовику VIII после этого все труднее
становилось добывать деньги у франкфуртских капиталистов, и этот го-
сударь постоянно нуждался в деньгах, повсюду их разыскивал, попро-
шайничая па каждой франкфуртской ярмарке, забирая сбережения у
своих подданных вплоть до придворных лакеев, музыкантов и лесничих.
Только в 1778 г. следующий курфюрст, Людовик IX, согласился упла-
тить наследникам и кредиторам Якова Бернуса около 28% долга без про-
центов п притом в 3%-ных облигациях32.
Неудивительно, если в середине XVIII в. еще говорили: не давай
взаймы более сильному, если же дал, то смотри на эту сумму как на по-
терянную, и прибавляли: обещания дают дворяне, но выполняют их
только мужики. Рост государственных займов этой эпохи вызывался в
особенности непрерывными войнами: в XVI в. насчитывалось всего 25 лет,
в XVII в. всего 21 год, когда не происходило бы крупных военных опе-
раций; притом войны в эту эпоху ввиду господства наемных войск (кон-
дотьеры) требовали особенно больших расходов. Отсутствие необходи-
мых на это средств и невозможность заключить заем за недостатком над-
лежащих обеспечений (рудников, земель, податей), в особенности же
потеря кредита после отказа уплатить прежние долги, после банкротства,
нередко заставляли правительство прекратить войну и заключить мир.
Отказом в дальнейших кредитах вызвано, например, в 1525 г. поражение
венгерского короля в битве при Могаче и опустошение Северной Италии
ле получавшими денег войсками императора, мир в Камбре в 1529 г., мир
при Като-Камбрези в 1558 г., мир при Вервен в 1598 г., 12-летнсе пере-
мирие с Нидерландами в 1609 г. В других случаях потеря кредита при-
водила к таким событиям, как разграбление в 1527 г. Рима войсками
Карла V, в 1576 г. - Антверпена войсками, не получившими жалованья,
ибо за год до этого произошло банкротство Испании; точно так же па-
рижское восстание 1558 г. находится в связи с неуплатой займа городу
Парижу; последнее вызвало сильное возбуждение среди населения, поте-
рявшего свои деньги33.
Однако же перемена по сравнению с предыдущим периодом заключа-
лась прежде всего в том, что займы были гораздо крупнее и что ино-
странные банкиры, которые во Франции и Испании успели потерять свои
деньги, заменялись постепенно местными. Займы теперь заключались у
них: в Англии — с середины XVI в., во Франции — в XVII в. Перемена
состояла и в том, что при заключении займов обращались не к отдельным
лицам, а к бирже - Антверпенской, Лионской, — где создавалось мне-
ние об общей кредитоспособности того или иного монарха независимо от
определенного источника доходов, предоставляемого на покрытие займа.
Благоприятное мнение биржи, создавшееся под влиянием различных све-
дений, которые нередко фальсифицировались агентами данного прави-
380 ИСЮРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО БЫТА ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
тельства, вызывало повышательное настроение на бирже и повышение
курса выпускаемого займа; при возникновении сомнений в платежеспо-
собности монарха оно сменялось понижательным движением34. В других
случаях объявлялась публичная подписка на новый заем, как это было в
Англии с конца XVII в.; она привлекала во Франции в XVII в. и про-
винциальное население; в Нидерландах подписка принималась непосред-
ственно в «конторах» государства, с обходом всяких посредников; в Анг-
лии посредником являлся Английский банк. К этому способу прибегала и
Австрия, тогда как немецкие князья еще в XV1I1 в. отправлялись ла ка-
ждую франкфуртскую ярмарку или посылали туда своих приближенных
для разыскивания денег у тамошних капиталистов; последним выдава-
лись индивидуальные облигации на мелкие суммы. В Амстердаме,
Франкфурте-на-Майне, Генуе, Женеве мы находим банкиров, которые в
качестве комиссионеров различных правительств занимались специально
размещением государственных займов среди публики, так что выпуск
займа происходил не сразу, а как бы непрерывно35.
Только Нидерланды и Англия ушли значительно дальше в области
развития своего государственного кредита; они производили не принуди-
тельное, как во Франции и Германии, а добровольное понижение процен-
та по займам - конверсии: кредиторам предлагалось либо получить об-
ратно долг, либо согласиться на более низкий процент. В Нидерландах
таким путем в середине XVII в. процент был понижен с б до 4, в Англии
в середине XVII в. с 4 до З’/з и 3 %. Далее, в Нидерландах исчезают
определенные фонды на покрытие займов; последние теперь гарантиро-
вались всем состоянием государства. В Германии и Австрии еще в начале
XIX в. указывались специальные источники, из которых должны покры-
ваться проценты и капитал. Наконец, краткосрочные неутвержденные
долги превращаются постепенно в бессрочные консолидированные займы.
В Англии в 1715 г. появляется впервые 5%-ная бессрочная рента; к концу
XVIII в. (в 1786 г.) бессрочные займы здесь достигли огромной, неслы-
ханной для того времени цифры в 240 млн фунтов стерлингов, — из них
более 2/з заключалось в 3%-ной ренте, тогда как за 50 лет до того они не
превышали ’/б части этой суммы (43 млрд)36.
До 20-х годов XVIII в. в Англия публичный кредит эксплуатировался
различными способами: во-первых, посредством заимствования больших
сумм акционерных капиталов крупных компаний; во-вторых, посредст-
вом самостоятельных лотерейных займов, т.е. таких, при которых участ-
ники займа получали весь капитал сполна с процентами и, кроме того,
некоторые из них выигрыши, расход по которым падал на казну; в-
третьих, посредством самостоятельных же займов срочных; наконец, в-
четвертых, посредством разного рода сочетаний операций страховых с
займами37. Новый период начинается со времени выпуска 5%-ной бес-
срочной ренты в 1715 г.: в бессрочную ренту постепенно превращаются
(консолидируются) все старые формы неутвержденпого долга, причем
Глава UV. Кредит и банки
381
понижаются проценты (до 3%) по этому консолидированному долгу, т.е.
совершается то, чего в Пруссии и Австрии достигли не ранее середины
XIX в., во Франции — ие ранее начала XIX в. До середины XVIII в.
английское правительство пользовалось кредитом умеренно, предпочитая
займам, несмотря на их дешевизну, новые налоги и стараясь при всякой
возможности погашать займы; учреждается специальный погасительный
фонд (Вальполя), по образцу которого значительно позже, в начале
XIX в., возникли фонды погашения государственных долгов в Пруссии,
Баварии, Бадене, Вюртемберге (в Саксонии уже в 1763 г.)38. Во второй
половине XVIII в. в Англии займы стали менее щадить, погасительный
фонд отвлекается от своего назначения; он идет не на погашение долгов,
а на уплату процентов, и долг необычайно быстро достигает никогда и
нигде не виданной прежде в истории высоты. Последняя вызывает опасе-
ния даже у таких мыслителей, как Адам Смит и Давид Юм.
В Амстердаме во время войны Англии с американскими колониями
возникал вопрос о том, долго ли Англия еще в состоянии будет платить
проценты по своим долгам, а в 80-х годах XVIII в. один писатель утвер-
ждал, что либо нация должна уничтожить свои долги, либо долги унич-
тожат ее. Но уже 20 лет спустя историк Синклер пророчески писал: по-
томство будет смеяться над глупостью наших государственных деятелей,
которые решаются утверждать, что источники наших доходов исчерпаны.
Уже с середины XVIII в. государственный кредит Англии, как и финан-
сы ее вообще, покоились на прочных основаниях39.
Отсутствие банков, кредитующих торговлю и промышленность, долж-
но было привести к тому, что торговые обороты в эту эпоху производи-
лись в значительной мере не в форме немедленной уплаты за товар, а в
кредит — торговцы взаимно кредитовали друг друга, — и не только в
Англии, где, по словам Дефо, 2/з« в некоторых отраслях производства —
4/5 всех операций совершались в форме кредита, но и во Франции, где,
как утверждает Савари, в XVII в. большая часть товаров на ярмарках
закупалась в кредит и уплата производилась лишь на следующей ярмар-
ке. А в то же время торговцы вынуждены были в широких размерах от-
пускать товары в кредит потребителям.
Савари полагает, что для оптового торговца выгоднее и безопаснее
иметь дело с розничными торговцами, живущими в том же городе, чем
продавать их торговцам других городов или на ярмарках и рынках, по-
тому что в первом случае они лучше знакомы с тем, как эти торговцы
ведут свои дела, так и по той причине, что с местных купцов легче взы-
скивать долги и, в случае их банкротства, легче добиться удовлетворения.
Вообще, открывая кредит розничным торговцам, оптовый торговец не
должен доверять одному и тому же купцу в кредит слишком больших
сумм; не должен, в случае просрочки, ставить ему нож к горлу или тре-
бовать уплаты 10% за просрочку, ибо это может повести к разорению
должника; не должен полагаться на то, что молодой торговец происходит
382
История экономического быта Западной Европы
из хорошей семьи и сын богатых родителей, ибо родители нередко отка-
зываются платить долги своих детей. Наконец, он должен следить за тем,
не открывает ли кредитуемый им розничный торговец кредита знати или
всякому встречному, ибо если этому торговцу не уплатят долгов, то и он,
кредитор, ничего не получит40.
В этой продаже товаров в кредит знатным лицам Савари усматривает
особенную опасность для розничного торговца и советует последнему,
кредитуя государей, дворян, придворных, предварительно выяснять хо-
рошенько их материальное положение, степень задолженности и т.д., ибо
от невыполнения этих предосторожностей и от легкомысленного кредито-
вания этих лиц происходит большинство банкротств купцов. Правда, при
продаже на наличные нет возможности продать по столь высокой цене,
как сбывая в вредит, однако лучше довольствоваться меньшим, без жад-
ности, чем только в фантазии своей увеличивать свои богатства, раз де-
нег в действительности не платят.
Во всяком случае, Савари настаивает на том, что в случае неуплаты
покупателем в течение года следует закрыть ему дальнейший кредит. Хо-
тя на это возражают, что в этом случае знатный покупатель покинет тор-
говца и что последний — это характерно - не в состоянии будет сбывать
ему в кредит товары низшего качества, которые трудно продать на на-
личные, но ведь знатные господа нередко не платят по 3, 4 и даже по
10 лет, и торговец часто убеждается в конце концов в том, что он попал-
ся впросак и лучше было бы, если бы он всех этих операций нс произво-
дил. Не следует поэтому поддаваться просьбам и обещаниям таких кли-
ентов, а надо, сохраняя почтительность, быть твердым и при неуплате
решительно отказать. Известны случаи, когда они и сами, накупив в кре-
дит товаров для своих приближенных или метресс, были в претензии на
купцов, которые слишком легко их отпускали.
Особую главу Савари посвящает тому, как взыскивать долги, какими
способами торговец должен добиваться, в особенности у знатных лиц,
придворных, дворянства, уплаты за доставленные им товары. Он совету-
ет для этой цели выбрать осторожного, но решительного и в то же время
терпеливого служащего, который должен отправиться к должнику рано
утром, чтобы застать его дома (к другим, впрочем, вечером, если они бы-
вают в то время дома), и в первый раз мягко, а в дальнейшем настойчиво
требовать уплаты, угрожая взысканием по суду. Необходимо много тер-
пения, ибо иногда приходится много раз ходить к одному и тому же
должнику и выслушивать много грубых и неприятных слов. Нужно, да-
лее, носить с собой чернильницу, перо и бумагу, чтобы должник, обещав
уплатить, не мог сослаться на то, что у него нет пера и чернил и потому
он не может подтвердить на бумаге своего обещания. Не следует посы-
лать для получения денег того приказчика, который сидит в лавке, ибо
яри взыскании долгов приходится говорить неприятные для должника
вещи, и если он увидит в лавке того, с кем он имел дела этого рода, то
Глава LIV. Кредит и банки
383
пройдет мимо. Иногда купцу приходится и самому отправляться к неис-
правному покупателю, и часто это лучше, ибо последний не так легко
откажет торговцу, как приказчику. Но с другой стороны, когда прихо-
дится говорить резкости должнику, то лучше это сделать через служащего,
ибо если должник, выслушав его неприятные слова, уплатит, а затем будет
выражать свое возмущение, то торговец может сослаться на то, что он
такого приказания не отдавал, и таким путем он сохранит себе покупателя.
К этому Савари присоединяет, что, согласно ст. 7 тит. 1 ордонанса
1673 г., купцы оптовые и розничные, каменщики, плотники, слесари,
стекольщики и т.д. обязаны требовать уплаты не позже, чем в течение
года по продаже товара или по исполнении работы. Это постановление
вызвано тем, что когда допускалось взыскание старых долгов в том слу-
чае, если поставка товаров продолжалась, то имели место вторичные тре-
бования по уже уплаченным долгам. Но если до истечения года произве-
ден расчет с покупателем и последний подписал счет, обязавшись упла-
тить его, то может пройти хоть тридцать лет, и долг все же сохраняет
свою действительность и принимается ко взысканию4'.
Савари имеет в виду главным образом, как видно из различных мест
его книги, торговлю разного рода ценными тканями: шелковыми, бархат-
ными, вытканными золотом и серебром, тонкими сортами сукна, круже-
вом, почему он и упоминает в первую очередь знать в качестве покупате-
лей этих предметов роскоши. Как видно из его слов, придворные и дво-
ряне имели привычку покупать все это в кредит и торговцу нелегко было
получить свои деньги за проданные товары. Однако вместе с тем из того
же Савари можно усмотреть, что кредит вообще, как по отношению к
торговцам, так и потребителям, открывался в значительных размерах.
Это видно также из приведенного ордонанса, вынужденного изменить
прежние условия кредитования и установить годичный срок для действи-
тельных обязательств.
О степени распространенности продажи в кредит в Германии дает
представление Марпергер, сочинение которого относится к 1714 г., и Лу-
довици, писавший в середине XVIII в. Марпергер говорит, что продажа
на наличные — вещь простая; напротив, сбыт в кредит — дело весьма
трудное, и «многие продавцы держатся принципа: кто хочет получить в
долг, пускай приходит завтра, почему надо иметь сотни извинений наго-
тове для тех, кому не желаете отпускать в долг; или же им прямо гово-
рят, что продажа производится исключительно на наличные, и если по-
купатель желает получить товар, то пускай пришлет за ним, одновремен-
но уплачивая деньги, тогда как у торговца нет никого, кого можно было
бы впоследствии послать за деньгами»42.
Лудовици также советует торговцу в отношении долгов быть весьма
осторожным и требовать в случае кредитования вещей в залог или пору-
чительства, и хотя такие условия могут вызвать возмущение, но лучше
выслушать неприятные слова, чем потом ходить за своими деньгами и
384
История экономического быта Западной Ebpoi in
кланяться, или ждать много лет, или добиваться уплаты судом. При этом
предпочтительнее давать в долг людям простым или среднего состояния,
чем людям высокого звания, так как от последних добиться чего-либо
гораздо труднее, да они могут еще и притеснять торговца И он повторя-
ет те же слова о том, что торговец должен иметь тысячу извинений наго-
тове, чтобы отбояриться от покупателей, падких до покупки в кредит. С
другой стороны, он сообщает о том, что среди самих купцов сущесгвует
обычай кредитовать до следующей ярмарки или на 3, 6, 12 и даже 14 ме-
сяцев, причем в случае более ранней уплаты делается уступка (рабатг)
или вычет из цены43.
Подробно останавливается на этом Бюш, указывая на то, что оптовый
торговец вынужден отсрочивать платеж покупающим у пего розничным
торговцам и мануфактуристам, ибо те и другие, в отличие от (оптового)
купца, не могут сразу сбыть свои товары; под мануфактуристом он по-
нимает скупщика, который закупает сырье для раздачи его кустарям с
целью переработки и лишь спустя много месяцев имеет возможность про-
дать готовый товар. Отсюда возник, по-видимому, впервые в Нидерлан-
дах обычай у оптовых торговцев насчитывать розничным и мануфактури-
стам на цену товара 2/з% в месяц, которые они могли сберечь в случае
немедленной уплаты или же вынуждены были платить, если желали
пользоваться кредитом на 4, 7 или 13 месяцев.
В настоящее время, продолжает Бюш (т е. в конце XVIII в.), никому
уже не придет в голову покупать на такой срок и платить такой процент,
когда есть возможность получить деньги под 4-6% годовых. Месячный
кредит всякий торговец дает другому, - до истечения месяца счета не
посылают. Что же касается рассрочки на более продолжительное время,
то таких установленных сроков, какие были прежде (на 4, 7, 13 меся-
цев.), более нет, по торговец насчитывает всегда f/2% в месяц, которые
затем скидывает с цепы в случае немедленной или более ранней уплаты.
Бюш жалуется на то, что расплата отсрочивается нередко на слишком
продолжительный срок, например в Гамбурге обычно производитель
(скупщик) текстильных изделий кредитует торговца на год. Правда, и
последнему приходится долго ждать уплаты от покупателей, но ему это
все же легче, чем мануфактуристу, которому еженедельно необходимо
расплачиваться с рабочими (кустарями)44.
Таким образом, как мы видим, кредитование в XVII—XVIII вв. ши-
роко распространилось, стало среди купцов обычным явлением. Оптовый
торговец давал товары в кредит розничному - это считалось в порядке
вещей, - и притом давал их на годичный и более срок, но и розничный
торговец вынужден был соглашаться на уплату ему потребителем по ис-
течении продолжительного срока, не только годичного, но и гораздо
большего, получавшегося ввиду неисправности покупателей. Это креди-
тование публики вызывало много неудобств для торговца, но избежать
его, по-видимому, было немыслимо, хотя и указывалось, как мы говори-
Глава L1V Кредит и банки
385
ли, на опасность такого кредита. Вообще, были еще люди старого закала
даже в Англии, которые противопоставляли этому образу действия «по-
хвальный» способ торговать на наличные.
Как лее выполнялись самые обязательства? И при кредитовании рас-
чет мог производиться на наличные, т.е путем уплаты по истечении сро-
ка деньгами, - нередко это делалось на следующей ярмарке. Илп же
расплата совершалась посредством компенсепции (зачета) взаимных тре-
бований - сконтрации («ресконтра»), клиринга; лишь постепенно рас-
пространяются вексельные операции. К векселям (переводным), правда,
уже с XVI в прибегали в широких размерах для расчетов по товарным
операциям (в пределах Западной Европы), но пользование ими затруд-
нялось вследствие того, что (до появления передаточной надписи) полу-
чатель но векселю (ремитент) должен был явиться лично к лицу, на ко-
торое был выставлен вексель (трассату), и получить у него указанную на
векселе сумму. Бывали случаи, когда человек, находившийся в Болонье
и получивший вексель на банкира, жившего в Венеции, вынужден был
совершать путешествие из Болоньи в Венецию, чтобы получить там день-
ги по векселю. Купец Лион в г. Гонфдере (на юге Франции) получает
вексель от купца в Дьеппе, но отсылает его обратно, ибо. в данное время
ему не нужны деньги в Дьеппе. По этой причине обычно векселя явля-
лись «ярмарочными», вексельный оборот сосредоточивался на ярмарках,
ибо на ярмарку ездил и трассат (плательщик по векселю), и ремитент
(получатель); здесь они встречались, здесь мог происходить и зачет вза-
имных требований по векселям. Но так как и эти лица не всегда явля-
лись на одну и ту же ярмарку и так как необходимо было производить
платежи и вне ярмарок, то приходилось обращаться к посредникам, у
которых имелись связи с различными местами и которые в состоянии
были в разных городах производить платежи по векселям, а в других
предъявлять их к уплате.
Таким посредником и являлся банкир, на имя которого трассирова-
лись (выставлялись) векселя (так что он производил по ним уплату) и
который трассировал на других лиц векселя (получая по ним уплату). В
этом и заключалась роль банкира в те времена. Его определяли в качест-
ве «купца, производящего вексельные операции», как «торговца, про-
фессией которого является давать или получать деньги по векселям, что-
бы приносить пользу не только своим ближним, но и себе, и своим». По-
этому банкирам необходимо было иметь связи везде и повсюду, поэтому
и обращались главным образом к банкирам, производившим свои опера-
ции в крупных центрах.
Положение в значительной мере изменилось, а вексельные операции45
расширились по мере того, как стала входить в употребление передаточ-
ная надпись (индоссамент), — girata, или endossement (ибо во Франции
она делалась на оборотной стороне векселя — en dos, in dorso). Посред-
ством такой надписи делалась уступка переводного векселя кредитором
386
История экономического быта Западной Европы
другому лицу. Благодаря передаточной надписи теперь вместо одного
должника имеется два и более (по числу блапкопаднисателей), ответст-
венных за уплату долга. Кроме того, вексель до оплаты его переходит
несколько раз из рук в руки, служит платежным средством. В Венеции
индоссамент был запрещен в 1593 г. и, по словам Гольдшмидта, встреча-
ется впервые в 1600 г. на одном неаполитанском векселе. Но неаполитан-
ский закон 1607 г. запрещает индоссировать больше одного раза и требу-
ет засвидетельствования нотариусом подписи индоссанта Эти ограниче-
ния сильно затрудняли передачу векселя и вызывались, по-видимому,
борьбой банкиров с новым институтом, делавшим их посредство излиш-
ним. Но индоссамент все же победил. Безусловно, без всяких ограниче-
ний было признано вексельное жиро в Голландии в 1651 г., и в том же
XVII в. оно появляется в Лионе; первоначально французский указ 1654 г.,
а затем ордонанс 1673 г. (тит. V о векселях) устанавливает правила ин-
доссамента.
Конечно, и до появления индоссамента купец мог, если он не в со-
стоянии был ждать до наступления срока уплаты по векселям, передать
за известное вознаграждение права по векселю другому лицу, в особен-
ности если в тексте векселя имелась прибавка относительно «приказа»
(уплатите такому-то или его приказу). В этом случае ему выдавалась
третьим лицом теперь же вексельная сумма с удержанием из нее извест-
ного процента, в зависимости от промежутка времени между моментом
уступки векселя и сроком платежа. Однако и прибавка относительно
«приказа» давала возможность передачи векселя только один раз, почему
отыскать лицо, которое согласилось бы взять вексель, было нелегко, ибо
дальше сбыть вексель оно уже не могло, а ему приходилось выжидать до
наступления срока уплаты, нередко и ехать за получением ее в другое
место. Кроме того, такая передача векселя все-таки производилась не
иначе как на основании специального акта, в котором указывалось, что
передается он только для получения платежа или же, напротив, в
собственность.
Самая передаточная надпись уже ранее применялась на различных
документах, в особенности на платежных приказах, и отсюда эта форма
girata уже была перенесена и на вексель.
Существовали уже ранее различные кредитные бумаги, являвшиеся
расписками банкиров в получении известной суммы, передача которых,
производившаяся ранее путем особого документа, прилагаемого к кре-
дитной бумаге, совершалась теперь упрощенным путем — посредством
надписи, делаемой на самой кредитной бумаге. От такого индоссирования
кредитных бумаг (polize), происходившего в Италии в XVI в., перешли к
индоссированию векселя46.
В связи с передаточной надписью вексель широко распространяется в
Англии в XVII и в особенности в XVIII в. Англичанин Малине (в Lex
Mercatoria XVII в.) насчитывает 24 чуда, производимые векселем, среди
Глава L1V. Кредит и банки
387
которых возможность разбогатеть и все же жить спокойно, не подверга-
ясь опасностям моря и путешествий; далее, в любом месте земного шара,
с которым совершаются вексельные операции, давать в ссуду деньги,
производить коммерческие операции при помощи кредита, не владея ка-
питалом, переводить деньги туда, куда этого желает государь, тем более
что он за это платит. Другой автор, Томас Мэн, в 1664 г. («Treasury of
Foreign Trade») подробно разбирает эти «чудеса», «доставляющие могу-
щество банкиру и превращающие якобы вексель в какого-то Колдуна».
В Англии же распространяется в связи с индоссаментом и учет вексе-
лей у банкиров, т.е. получение у банкира суммы, означенной на векселе,
с вычетом известного процента и с переводом векселя (при помощи пере-
даточной надписи) на имя банкира. Это давало возможность торговцу,
отпустившему в кредит товары, получить помещенный в них капитал об-
ратно раньше, чем наступит срок платежа должником по векселю.
Такой учет векселей производил Английский банк — из 4’/2% по
английским векселям и из 6% по иностранным. Учетом векселей занима-
лись в Англии и частные банкиры; Дефо именует их «черной шайкой во-
ров», которые за свой сомнительный промысел берут 10, 15 и даже 20 %,
и вообще находит учет «скандальным обычаем». Учет входит в состав
операций «Banco dei depositi»; в Швеции в конце XVH1 в. был учрежден
специальный учетный банк.
В Германии вообще в начале XVIII в. еще советовали относиться к
передаточной надписи осторожно и находили, что на векселе должно
быть не более трех надписей такого рода, причем уплата по векселю не
может производиться неизвестному лицу; в случае же если трассату
предъявитель векселя незнаком, то другие лица должны удостоверить,
что он является именно тем, на чье имя совершена передаточная над-
пись47.
Тем не менее и в Германии появляются дисконтеры, частные лица, ко-
торые «не имеют случая или желания заниматься торговыми операция-
ми», возникают и «учетные кассы»; но их называли «чумой для торгов-
ли», и еще к концу XVIII в. Бюш писал, что 50 лет тому назад еще мало
учитывалось векселей на Гамбургской бирже и купцы находили вредным
для своего кредита учитывать свои векселя. За последние же полвека,
прибавляет он, торговые обороты настолько оживились, что и солидный
купец усматривает для себя убыток в том, чтобы деньги его хотя бы один
день лежали без движения48.
В связи с отрицательным отношением к учету векселей находится и
рассказываемый Бюшем в конце XVIII в. случай о купце, который, умея
хорошо подделывать подписи других лиц, сочинял от их имени векселя,
делал и передаточные надписи от имени разных лиц, а свою прибавлял в
качестве последнего индоссанта, а затем предъявлял вексель к учету;
дисконтер, доверяя известным именам, имевшимся на векселе, охотно
учитывал его. Затем он просил дисконтера оставить у себя вексель до
388
История экономического быта Западной Европы
наступления дня платежа, так как он не желает, чтобы другие знали, что
он учитывает свои векселя, и действительно всегда исправно производил
уплату до истечения срока. Тайна эта каким-то образом обнаружилась,
но он не пострадал, ибо он мог предоставить дисконтерам и залог столь
большие запасы товаров, что им нечего было опасаться за выданные
суммы; а «где нет жалобы, нет и суда».
Появились даже так называемые «Kellcrwechsel». Оми якобы трасси-
рованы в другом месте на Гамбург, имена трассанта н ремитента вымыш-
лены, участники делают на векселе свои передаточные надписи и затем
производят учет векселя. До истечения срока совершается платеж по век-
селю, предварительно же фабрикуется другой подобного же рода доку-
мент. Дело дошло до того, что оказались векселя, которые пе имели
складки, указывающей на то, что они пересланы в письме. Были векселя,
отправленные якобы из Бордо, ио предъявленные в Гамбурге спустя че-
тыре дня после составления их, хотя почта из Бордо шла несравненно
дольше. Такими способами торговцы, не имевшие кредита, при помощи
индоссамента создавали его себе. Впрочем, тот же Бюш рассказывает, что
такие же векселя на несколько сот тысяч фунтов стерлингов, якобы трас-
сированные в Гамбурге, появились и в Лондоне, где они были сочинены
и учтены банком. Это вызвало много шуму, но министр признался, что
этим средством он воспользовался, чтобы спешно добыть крупную сум-
му^.
Существенную роль в развитии кредита играли и перемены в законо-
дательстве о ссудном проценте. В предшествующую эпоху, как мы виде-
ли, взимание процента считалось греховным и запрещалось не только
церковью, но и государством, хотя на практике, как мы указывали, оно
было широко распространено. В рассматриваемый же период был сделан
значительный шаг вперед в виде принципиального допущения процента,
с установлением лишь известной максимальной нормы, выше которой
запрещалось брать. В Нидерландах он установлен был в размере 5% в
1640 г. и 4% в 1655 г. В Англии появляется такой указный рост в 1545 г.,
причем он был определен в 10%, но в 1624 г. дозволенный максимум по-
нижен до 8%, а в 1652 г. до 6%. И во Франции был установлен в 1601 и
в 1627 гг. указный рост в 6% (под угрозой конфискации капитальной
суммы). В действительности, впрочем, эти постановления обходились
оазличяыми способами, и, как указывает Локк, в его время в Нидсрлан-
lax можно было заключить договор на любых условиях. В Англии упо-
<янутые выше золотых дел мастера (банкиры) в XVII в. взимали 33% и
юлее с частных лиц, даже с казны они брали 12% и более.
При этом любопытно, что купцы, вынужденные прекратить свои пла-
тежи, ищут убежища в монастырях, избегая этим путем тюремного за-
ключения; жестокое конкурсное право того времени рассматривало ведь
и добросовестного банкрота как преступника; монастыри же пользова-
лись правом убежища. Так, аугсбургский купец Георг Неймайр, обанкро-
Глава L1V. Кредит и банки
389
тшшшйся в 1572 г., бежал ио фридбергский монастырь, а спустя три года
и другой монастырь и Изни. В 1565 г. обратило на себя большое внима-
ние банкротство другого аугсбургского купца, Маркварда Розенбергера;
он искал убежища в монастыре Св. Ульриха в Аугсбурге; когда же по
трсбопанию его влиятельных кредиторов аббат этого монастыря вынуж-
ден был запретить ему дальнейшее пребывание там, он отправился в мо-
настырь соседнего города Фридберга. Насколько такой образ действия
был распространен, можно усмотреть из того, что в 1560 г., когда кредит
аугсбургской фирмы Цангснмейстер пошатнулся, тотчас же распростра-
нился слух, что глава ее скрылся в монастыре. Банкротство этой фирмы
вызвало гибель и одноименного товарищества в Меммингене, и глава по-
следнего отправился в монастырь Св. Духа, находившийся в этом городе.
Когда владельцы фирмы наследники Цейлиер в 1595 г. пс могли распла-
титься но векселям, предъявленным к уплате на Франкфуртской бирже,
они также искали убежища в монастыре. Тогда же аугсбургское купече-
ское общество постановило, что вес купцы, «абсентирующне из-за долгов
в бегущие в монастырь», исключаются из общества. Но еще за полвека
до того в одном постановлении магистрат Аугсбурга заявляет, что средн
купечества обнаруживается вредный обычай при неплатежеспособности
искать убежища в монастырях и, уже там находясь, вступать в перегово-
ры с кредиторами, благодаря чему им удавалось добиться отсрочки пла-
тежа долгов на продолжительное время, а также значительной скидки с
последних. Такой купец-банкрот нередко брал с собой все бумаги в мона-
стырь; об этом доводят в 1617 г. до сведения г. Аугсбург члены конкурс-
ного управления по долгам Ганса Крона, а в имперское постановление
1577 г. включена статья о купцах-банкротах, обязывающая все учрежде-
ния, в которых они находятся, взятые ими с собою деньги, драгоценно-
сти, бумаги и документы затребовать у них и передать суду на хранение
в интересах кредиторов. Благодаря этому документы оказались в архивах
различных монастырей, там нашлось много ценного по истории торговли.
Бывало и так, что находящимся в убежище купцам посылали торговые
книги, чтобы они могли составить баланс. Так поступал г. Аугсбург и
советовал это сделать и Меммингену. В Англии мы находим такое бегст-
во банкротов в монастыри еще раньше — уже в XIV в. они скрывались,
в особенности в Вестминстерском аббатстве и в монастыре Св. Мартына.
Статут 1380 г. уже пытается с этим бороться50.
' Па франкфуртскую ярмарку в XVII в. посылались из других мест целые бочки мо-
неты для расплаты, наряду с производством платежей и путем зачетов (рисконтро)
(.Ranke. Die wirtschaftlichen Bezichungen Kdlns zu Frankfurt am Mein, Sliddeutschland und
Italicn im 16. und 17. Jahrhunderte S. 60).
J Cm. t. 1, гл. XXXI.
^Dunbar. The Bank of Venice // Quarterly Journal of Economics. 1892. Hasse. Das
Venetianische Bankwessen // Jahrbiicher far Nationalttkonomie und Statistik. 1879. Sore
sina. II Banco del Giro di Venezia.
4 Гап Dillen. La Banque d'Amsterdam // Revue d’histoire moderne. 1928. P. IS. V«n
390
История экономического ььпа Западной Ьвропы
Dillen Amsterdam maiche mondial des tnctaux prdcieux // Revue histoiique 1926 T 152
Van Dtllen Bionnentot de geschieduns dei wisselbanken Vol I - II
5 Cm Lawson Histoi у of Banking P 260 ff Hancis Ihstoiy of the Bank of England
Vol I P 205 ff
ьСм Jaffe Das enghsche Ban kwesen P 105 ff
7 Wartmann Handel und Industut des Kantons St Gallen
*Ludotici Gtunditss ettits volktindigen Kaufmanns Sys it ms §724
4 Cm Raget Die Wienci Kommcizial Leth und Wechsclbank 1918 Stink Dei slaat
lithe Expot lhandel Ostenetchs von Leopold J bis Maita 1 heresni S 234 Ehnnberg / '
Jahibucher fut Nationaiokononue und Slatistik III Г Bd 3 S 809 Silbcrsdimidt Die wei
dende Aktienbank in Osttireich / Vierteljahiscbnft fUr So/ial und Wnhdiaftsgeschichle
Bd XV 1919 S 272 ff
10 Ehrenberg Zeitaltei det Fugget Bd I S 212
rieder Jacob Fuggci dei Reiche P 453
12 Troeltsch Dit Calwer Zeughandlungskompagme und due ArbetLei S 140—142
u Впрочем торговый дом 111 плиз гербер и Дауле в Берлине учрежденный в 1712 г
занимал деньги под проценты В 1718 i у него имелось 110 кредиторов среди них первое
место занимали берлинские купцы которым он должен был 35 гьк талеров В 1780 г
главным кредитором его был барон Шлиттау которып ему предоставил 15 тыс талеров из
6% (Lenz Vnholtz Geschichte des Bankhauses Gebrudei Schicklei 1911 S 7 )
14 Baasch Aus unet hambuigei Tallitenstatistik des 18 Jaluhundetts / / Vierteljahr-
schnft filr Sozial und Wirtschaftsgeschichte Bd XV Idem Der Kaufmann in dei deutschen
Romanliteiatui des 18 Jahrhunderts// Aus Sozial und Wirtschaftsgeschichte Gedachtniss
chrift fill Below 1928 Stneder Klosterarchive und Handelspfpiere//Vieiteljaluschiift flit
Sozial und Wiitschaftsgeschichte Bd XV Reiss Journal und Glticks und Unglucksblle von
Joh Zetzner (1677-(735)
,s Weyennann Zur Geschichte des Iintnobltaikieditwesens m Pieussen 1910 P Iff
,еСм гл XL
11 Depftre Pi Sts au commerce ct aux nianufactuies // Revue d histone dconomique et
sociale VII 1914-1919
*8Л/днег Die pnvate Kapitalanlage in Pieussen im 18 Jahihundeit 1921 P 6 ff 12 ff
21-3 25 ff
14 Limburg Die kontglische Bank zu Ndinberg 1903 P 3 7, 10
20 Cm Tatne Lancien regime Em Neu Nulzlich und Lustigs Colloquium etc, изд
Gothein ом Emleitung (Die deutschen Kieditveihaltnisse und dei 30-jahrige Kneg) Roup
net Dei um die adeligen GUter in Bayeui nach dem dicissigjahngen Krtege //
Zeitschrift fur die gesamte Staatswissenschaft 1903
21 Kiener Zur Voigeschichte des Bauernknegcs am Obeirhem // Zeitschnft fUr
Geschichte des Oberrhetns N F Bd 19 1904 Wopfncr Die Lage Tuols 1908 S 53
Cohen Die Verschuldung des bauerlichen Giundbesitzes in Bayein von der Entstehung der
Hypothek bis zum Beginn dei AufklUiungspenode 1906 Особ $ 128,141 148, 183 ff, 240
ff 298, 360 ff, 406 ff
^Roupnel La ville et le village au XVII sidcle P 216 ff , 222 ff , 230 ff , 235 ff Cp
Raveau L agriculture et les classes paysannes dans le Bas - oitou au XVI stecle // Revue
d histone cconomtque et sociale 1924 1, 3)
2* В конце XVII в , читаем у Дздли Норса, в нашей стране (Англин) деньги отдавав
мые под проценты гораздо менее чем в десятой своей части, идут в руки предпринимате-
лей которые могли бы прп помощи кх вести свои операции, они ссужаются, главным об
разом для покупки предметов роскоши выдаются на расходы людям которые хотя и
являются крупными землевладельцами, но тратят деныи быстрее, чем приносит нм их
землевладение, а так как они стыдятся продавать свои имения, они предпочитают обреме
пять их ипотечными долгами (.North Discourses upon Tiade 1691 P 6—7 Цит по
Маркс Капитал Т Ill Ч 2 Пер Базарова и Степанова 1923 С 153)
Глава LIV Кредит и банки
391
Thorsch Malenalen zu emer Geschichte der osstciieichischen Staatsschulden S 59
25 Schmelzh Dei SLaatshaushalt dei Herzogtums Bayein im 18 Jahrhundert S 243
ibDabntz Staatsschulden Sachsens P 50 Bresson Histone financiere de la France T II
P 36 Landmann 1 manzaicluv 1912 S 31 ff Ehrenberg Zeitaltei der Fuggei Bd J S 23
27 Sfiiedct Studied zur Geschichte kapitahstischei Oiganisationsfoi men 2 Aufl S 31
ff Flnenbtrg Ztilalki dei Fuggei Bd I S IfeG, 253 ff Philipijouich Die Bank \on Eng
land S 27 Thoiuh btaatshaushalt Bayertis mi 18 Jahihrndcit S 71 Breifsig Brandenburg
Staatshaushall S 499 Landmann Finanzaielm S 57 ff
2,51 tdiur IlisLone de la dette pubhque P 39 ff
Kaphuhn Dei Zusainmenbiudi dei deutschen Kteditwutsdiaft im 17 Jahrhundcit /
Deutsche GcscluchteblJtlei XIII S 158 (f
^Dabntz Staatsschulden Sachsens S 11 —12, 41, 67 Landmann Entwicklungs
geschichte dei Formen des ftffentlichen Kiedites S 38
11 Srbik Dei staatliche Exporthandel Ostcrreichs p 26
Dietz Fiankfuiter Handelsgeschichle Bd IV T I 1926 P 388
Ehienbeiq Zeitaltei dei Fugget Bd I S 9 ff 22, 120—121, 126 II p 147, 183 205
ff 258 ff
и Samuel Die Effektenspekulation im 17 und 18 Jahihunderte S 28 ff , 86 ff Ehren
beig Zeitaltei der Fuggei Bd II Соч о биржевой спекуляции Don Joseph de la I ega
Die Veiwiriung dei Veiwtirungen Viei Dialoge ilbei die Bbise in Amsterdam Ubersetzt und
eiugeleitet von Piingsheim 1919 Pinto De la calculation et du cildtt 1771 Mortimer
Everv Man his Own Btokei 1762 Hughton Collection for the Impiovement of Husbandry
and Tiade 1727
•Я Landmann Entwicklungsgeschichte der Formen des bffenthchen К red it es S 50 ff
й См Кауфман Государственный долг Англии
47 Кауфман Государственный долг Англии
й Эти погасительные фонды следует отличать от тех источников которыми гаранти-
ровались займы и которые нередко предоставлялись в распоряжение самих кредиторов
Учреждая погасительнын фонд, государство не только сохраняло его в своих руках но и
вообще создавало его не в качестве гарантии для кредиторов, а в целях облегчения себе
самому погашения займов, и поэтому, когда око, как это обычно, бывало, тратило его на
другие нужды то никакого нарушения им принятых на себя обязательств (в отличие от
случаев использования источников, которыми обеспечивался долг) не происходило
& Sinclair The History of the Public Revenue of the Butish Empire 3td ed 1803
Savary Le Pai fait Negotiant TH P 62—64
41 Ibid T I P 580-590
42 Marperger Notwendige und nUtzliche Fragen ilber die Kaufmannschaft S 53, 74, 196
^Ludovict Grundnss eines vollstflndigen Kaufmanns-Systems §93, 143, 180
44 Busch Zusdtze zu einei theorctisch-praktische Darstellung der Handlung Bd I S
197-202
45 О пользовании векселями в торговле с Америкой см Sayous Les ^changes de
I'Espagne sur I Amdnque au XVI siicle // Revue d iconomie politique 1927 Sayous Les
procedis de patement et la moimaie dans I'Aminque espagnole du XVI siicle // Revue
iconomique Internationale 1927 Nov
^Schaps Zui Geschichte des Wechsehndossaments S 78 ff , 86 ff Федоров История
векселя С 485 сл Катков Передача векселя по надписи С 28—37 Та батников Про
шлое векселя 1891
47 Sperander Sorgfaltiger Negoziamt 1712
48 Busch Zusatze zu ешег theorctisch-praktische Darstellung der Handlung Bd I S 93
44 Ibid S 142
^Strieder Klosterarchive und Handelspapiere // Vierteljahrschnft fur Sozial- und
Wirtschaftsgeschichte Bd XV 1919 Reiss Journal und Glticks-uitd Unglucksblle von Joh
Zetzner (1677—1735) S 110
ГЛАВА LV
ПУТИ И СРЕДСТВА СООБЩЕНИЯ. СТРАХОВАНИЕ
(Сухопутные дороги Почта для перевозки писем, пассажиров и грузов
Речные сообщения Каналы Морское судоходство Страхование)
В области путей и средств сообщений период XVI - XVIII вв. обна-
руживает значительные успехи по сравнению со средневековой эпохой,
хотя it неодинаковые в различных направлениях п в различных странах.
Менсе всего было сделано в отношении путей сообщения на суше. И в
Англии, и в Германии дороги были по-прежнему отвратительны - чрез-
вычайно узки, так что не только две повозки, но даже две лошади неред-
ко не могли разъехаться. Часто дороги были надолго запружены возами,
ибо никто не хотел уступить места другому. Дороги были с глубокими
рытвинами, останавливавшими путешественника. Приходилось доставать
добавочных лошадей из окрестностей, чтобы вытащить воз или коляску.
По той же причине ездили обыкновенно в каретах, запряженных шестер-
кой лошадей, - это являлось вовсе не роскошью, а необходимостью; но
даже в этом случае экипаж иногда погибал в болоте, людям же приходи-
лось спасаться вплавь1. «Небольшая торговля, существовавшая между
различными частями Англии (в XVIII в., до проведения каналов), — по
словам Смайлса, — производилось посредством вьючных лошадей по до-
рогам, более похожим на тропинки. Лошади шли обыкновенно гуськом, с
тюками или корзинами, прикрепленными поперек их спины.. Коммер-
санты ездили верхом, везя образцы и поклажу в двух мешках Для безо-
пасности они обыкновенно путешествовали целой компанией»2 Англича-
не XVII в. описывают путешествия по Англии, сопряженные с такими
трудностями и опасностями, какие на наш взгляд, ло словам Маколея,
могут только встречаться при путешествии в Ледовитый океан или в Са-
хару. На путешествие смотрели как на печальную необходимость, соеди-
ненную с большим риском; издержки по перевозке товаров сушей равня-
лись запретительной пошлине. Но еще в XVIII в. уголь из Ньюкасла в
Лондон и скот из Шотландии в Норфолк предпочитали возить морем. И
это неудивительно, раз, по словам Артура Юнга, он (в конце XVIII в.)
«проехал 18 миль и сломал три повозки»; он настоятельно советует «из-
бегать эту адскую дорогу, которая соединяет графства между собой и где
тем не менее нет ничего легче, как опрокинуться и сломать себе шею».
Только по направлению к Лондону вело несколько хорошо сооруженных
дорог.
___________Глава LV Пути и средства сообщения. Страхование______393
Но тот же Артур Юнг приходит в восторг от французских дорог*
«Великолепная дорога, лучшая в мире дорога», — восклицает он на ка-
ждом шагу, поражаясь лишь пустотой на них; несколько возов, один
кабриолет да женщин с ослами он встретил на протяжении 36 миль. Да-
же на дорогах, ведущих к Парижу, и при въезде в Париж он не нашел
почти никакого движения в противоположность оживленном}' движению
при въезде в Лондон.
В таком же восторженном тоне написана и статья о дорогах в «Эн-
циклопедии» Дидро. «Положение дел таково, что дороги в королевстве
скоро станут наиболее удобными и наилучшими во всей Европе при по-
мощи наиболее верных и наиболее простых средств. Эта достойная удив-
ления работа уже сильно подвинулась вперед. С какой стороны вы бы ни
вышли из столицы, повсюду вы попадете на шоссейную дорогу, широкую
и основательно построенную; они имеются и в наиболее отдаленных час-
тях страны, и от каждой ответвляются дополнительные дороги, которые
создают даже между самыми незначительными городами сообщения,
весьма выгодные для торговли».
Однако и Артур Юнг, и «Энциклопедия» имеют в виду состояние
Франции накануне революции. Раньше положение было далеко не столь
блестяще. Правда, уже с XVI в. появляются, по-видимому, «большие до-
роги» («королевские дороги»), частью убитые щебнем и мощеные, како-
ва, например, была дорога из Парижа в Орлеан, появляются шоссе, хотя
понятие последнего было первоначально весьма неопределенное, означая,
в сущности, не более как насыпь. Однако к началу XVIII в. и те искус-
ственные дороги, которые существовали, по-видимому, стали приходить в
упадок. Даже лучшая из них, дорога между Парижем и Орлеаном, как
мы узнаем из одного указа, стала плохой и непригодной для пользова-
ния Во второй половине XVIII в., напротив, идет усиленное сооружение
дорог. Если в конце XVII в. Франция затрачивала на мосты и дороги в
среднем 1,5 млн франков ежегодно (на деньги начала XX в.), то при
Людовике XV этот расход повысился до 4 — 5 млн, и к концу XVIII в.
Франция имела до 25 тыс. км больших дорог.
Это не значит, конечно, что везде дороги были одинаково хороши и
что имелась достаточная сеть и местных коммунальных дорог, соединяв-
ших общины между собой. Дороги этого рода еще почти совсем отсутст-
вовали, как и вообще дороги второстепенного значения нередко находи-
лись в весьма неблагоприятном состоянии. По поводу них раздаются жа-
лобы, что приходы не в состоянии сообщаться между собою, что при
огромных затратах на украшение больших городов забывают совершенно
о небольших дорогах, так что прав, по-видимому, Адам Смит, утвер-
ждающий, что во Франции только большие дороги содержатся в исправ-
ном состоянии и даже лучше, чем большая часть английских дорог, на
которых взимаются специальные дорожные сборы, тогда как прочие до-
рога находятся в пренебрежении и воз с грузом по ним не в состоянии
394
История экономического быта Западной Европы
проехать; опасно даже ехать на лошади, и единственный способ пере-
движения — при помощи мула3. Это относится в особенности к гористым
местностям, жители которых нередко вынуждены были делать большой
крюк ввиду отсутствия дорог и только па мулах могли привозить нужное
для промышленности сырье.
Дютилъ дает подробное описание состояния дорог на юге Франции, в
Лангедоке. В 40-х годах XVIII в. еще раздавались со всех сторон жалобы
на то, что дороги непроходимы, испорчены, в плохом состоянии, в пол-
ном беспорядке, что зимой и в дождливое время года ими совершенно
невозможно пользоваться Но с середины XVIII в. местная администра-
ция прилагает все усилия к сооружению дорог и мостов, причем общины
тратят на эго значительные суммы. К концу XVIII в. состояние дорог в
Лангедоке было следующее. Почтовая дорога, пересекающая область,
была во многих своих частях вымощена и обложена базальтом; она со-
держалась в исправности, неоднократно чинилась. Что касается других
дорог, которые соединяли Лангедок с Овернью и с югом, то в этих на-
правлениях имелось несколько дорог, даже дорога через скалистые горы,
которая считалась верхом искусства; ио части этих дорог еще не были
закончены, и мосты еще не везде были сооружены, в некоторых же мес-
тах состояние их было настолько неудовлетворительно, что посыльные,
отправлявшиеся из Тулузы, не в состоянии были проходить по ним. На-
конец, и дороги местного назначения усиленно строились, но все же на
каргу, вычерченную директором общественных работ в Лангедоке Дюкло
в 1790 г., нельзя вполне полагаться, ибо многие из указанных на ней до-
рог еще только сооружались или имелись лишь в проекте. Поэтому наря-
ду с местностями, изобиловавшими хорошими дорогами, имелись и та-
кие, которые из-за отсутствия их не были в состоянии везти жатву в со-
седний город, откуда в течение зимы вообще невозможно было
выбраться, где всякий дождь превращал дорогу в болото или наводнение
срывало мост и отрезало жителей от других местностей. В частности,
мосты лишь в некоторых случаях были каменные; во многих местах они,
однако, еще только строились, нередко же они заменялись паромами. Та-
ким образом, общее положение подтверждается: несколько хороших шос-
се (они поразили и здесь Артура Юнга), еще небольшое число просе-
лочных дорог, но затем отсутствие необходимой сети местных комму-
нальных дорог, столь характерных для современной Франции, без
которых большие дороги лишены необходимых притоков4.
Во всяком случае Франция в течение всей этой эпохи стояла на пер-
вом месте в области путей сообщения. В других государствах шоссиро-
ванные дороги, в частности, составляли явление исключительное. Во
второй половине XVIII в. и в Западной Германии строятся дороги -
первые шоссе появляются в Гессене в 1720 г., в Бадене в 1733 г., — но
они были хуже французских, и перевозка товаров от Базеля до Франк-
фурта обходилась на немецкой территории гораздо дороже, чем на фран-
Глава LV Пути и средства сообщения. Страхование
395
цузской стороне Рейна (с воза, запряженного шестью лошадьми, 131 гуль-
ден вместо 60 гульденов), как по причине более значительных расходов
па лошадей и т.д., так и в особенности вследствие того, что в Германии
сохранились еще многочисленные таможенные заставы (сборы на заста-
вах составляли в приведенном случае 60 гульденов)5.
Как и в Средние века, препятствием к передвижению являлись, одна-
ко, не только неудовлетворительность путей сообщения, но и разбои, со-
вершаемые на дорогах. Путешественники рисковали быть ограбленными,
если они не отправлялись в дорогу в большом числе и хорошо вооружен-
ные. «Верховые разбойники, которых мы знаем из книг, — говорит Ма-
колей, - имелись (в конце XVII в.) на всех больших дорогах Англии».
Властям весьма трудно было справиться с ними. «Однажды было издано
объявление, что некоторые лица, которых подозревали в таких грабежах,
но против которых не имелось достаточных улик, должны явиться в
Ныогет в одежде для верховой езды; будут показаны их лошади, и все,
кто был ограблен, приглашаются явиться на эту своеобразную выставку».
В другой прокламации объявлялось содержателям харчевен, что прави-
тельство следит за ними; благодаря их укрывательству бандиты имеют
возможность безнаказанно грабить на дорогах. Эти разбойники были час-
то аристократического происхождения; некоторые из них, взимая каждые
три месяца дань с погонщиков волов, в то же время брали последних под
свою защиту против других6.
Еще опаснее, чем в Англии, было путешествие по Испании, где, как
сообщает страсбургский купец Цетцнер (в начале XVIII в.)7, можно было
ездить лишь в сопровождении вооруженных людей, ехавших как впере-
ди, так и позади. Наиболее кишели дороги разбойниками к моменту
прибытия в Кадикс флотилий, нагруженных американским серебром.
Много людей отправлялось туда за получением причитающихся им сумм,
и грабители располагались на дорогах, чтобы освободить их от получен-
ных денег.
Следует, впрочем, отметить, что венецианец Казанова, который всю
свою жизнь (он родился в 1725 г.) путешествовал, переезжая каждые
две-три недели в другое место, и который объехал всю Европу вплоть до
Испании и Голландии, Варшавы и Москвы, пользуясь частью почтой,
частью наемными экипажами, сообщает сравнительно мало случаев, ко-
гда сломалась бы его карета или на него были бы произведены нападение
разбойников. Он рассказывает лишь о том, как (в 1760 г.) по дороге из
Утрехта в Кёльн, на расстоянии полумили от последнего, на него напало
пять человек, которые направили на него оружие с криком: «Кошелек
или жизнь». Он выхватил пистолет, угрожая им вовсе не нападающим
(что было бы бесполезно, ибо их было много), а сидевшему на козлах
«почтальону» (т.е. кучеру почтовой кареты), если он не поедет галопом;
разбойники выстрелили, но не попали ни в людей, ни в лошадей, не до-
гадавшись направить выстрелы в «почтальона»8. В другом случае, вы-
27 Э-168
396 История экономического быта Западной Европы
ехав из Неаполя в прекрасной карете, запряженной четверкой лошадей,
он в полночь был разбужен сильным полчком — карета перевернулась,
причем его спутник, бедный позг-неудачник Лльфапи, сломал себе руку;
последний молился и ругался одновременно, что, как сообщает автор, в
обычае и в Неаполе и в Римс Слуга Казановы сообщил ему, чю «поч-
тальоны» (те. кучер и провожатый) убежали, вероятно, чтобы сообщить
о поломке кареты грабителям большой дороги, что «весьма часто бывает
во владениях папы и неаполитанского короля» Казанова решил «дорого
продать свою жизнь и имущество». Находясь около канавы, он распряг
лошадей и поставил их полукругом, создав своего рода заграждение, за
которым он расположился с оружием, которое всегда вез с собой, - со
шпагой, ружьем и несколькими пистолетами Слугу он послал за кресть-
янами, которые помогли бы ему выйти из беды Два часа он провел в
тягостном ожидании, но все обошлось благополучно, явились вооружен-
ные крестьяне с фонарями, исправили карету настолько, что можно было
ехать дальше, двоих он нанял в качестве «почтальонов». Приехав на
ближайшую почтовую станцию, он поднял невероятный крик и шум у
дверей почтового смотрителя, требуя составления протокола и угрожая
повесить «почтальонов», намеренно перевернувших его на большой и хо-
рошей дороге9. Еще в одном случае он рассказывает о том, как при выез-
де из Падуи ехавший перед ним почтовый кабриолет перевернулся у са-
мой реки и он выскочил из своей кареты, чтобы спасать выпавшую даму,
которая едва не упала в реку10.
Несмотря на неудовлетворительность дорог, возникли и достигли зна-
чительного развития почтовые сообщения — перевозка людей, товаров и
известий. Уже в XIV —XV вв. государи и в особенности торговые города
имели своих как пеших, гак и верховых людей, которые переносили и
перевозили письма (послания) и посылки; о времени отъезда их сообща-
лось на рынке Во Франции уже с конца XV в имелось 230 конных по-
сыльных, были установлены определенные станции, где производилась
смена лошадей; это и называлось почтой — postes; в Италии в XVI в.
существовало свыше 70 постоянных сообщений. В XVI —XVII в. мы на-
ходим разнообразные виды почты. С одной стороны, купцы того или
другого города организуют почтовые сообщения с другими городами, от-
правляя периодически на общий счет пеших или конных людей с коррес-
понденцией, как это делали, например, бреславльские купцы в XVI в.,
поддерживая сношения с Нюрнбергом, купцы франкфуртские и аугс-
бургские, «так что каждую неделю можно получать известия во всем
христианском мире». Восемь старинных лионских фирм, вывозящих ма-
терии из Швейцарии, устраивают (в середине XVI в.) почтовые сноше-
ния с Лионом и Нюрнбергом; в 1585 г их примеру следуют швейцарские
торговцы (почта из Шафгаузена в Лион). Нидерландские купцы, прожи-
вавшие в Англии, до середины XVI в отправляли своих людей с извес-
тиями на континент.
Глава LV Пути и средства сообщения Страхование
397
С другой стороны, мясники, разъезжавшие верхом для закупки скота
и первоначально в виде оказии перевозившие письма, как и товары в не-
большом количестве, образовали постоянную почту, и многие города ус-
танавливали для цехов мясников особые привилегии, обязывали их под-
держивать сношения с определенными местами. Еще и впоследствии, с
появлением государственной почты, эта почта мясников не потеряла сво-
его значения для небольших городов и деревень. Однородный характер
имела деятельность (собирание, перевозка и доставка писем) перевозчи-
ков товаров и коробейников в Англии (common carriers, of letters или
posts), хотя на тех и других жаловались, что они весьма нерегулярно дос-
тавляют корреспонденцию, ибо останавливаются в пути по своим делам,
гораздо больше интересуясь своей торговлей, чем порученными им пись-
мами И эта почта сохранилась вплоть до начала XIX в.
Одновременно мы находим не только в городах посыльных, которые
на своих дверях вывешивают объявления, что они в определенные дни
отправляются в такие-то города и берут с собой письма, но и города сами
берут почту в свои руки. Так, Нюрнберг в 1570 г. устраивает почту, от-
правляя посыльных в 8 городов: Антверпен, Лион, Зальцбург, Вену,
Лейпциг п др.; одновременно возникает почта в Гамбурге, отправляемая
в Антверпен, затем в Данциг, Кёльн, Копенгаген. В Аугсбурге почтовый
регламент 1552 г. предписывает каждую субботу собирать письма как в
Аугсбурге, так и в Венеции (с которой установлены были сношения) и в
следующую субботу доставлять их адресатам в этих городах, причем это
должно совершаться летом не позже 8, а зимою не позже 10 часов вече-
ра Большую роль играла эта городская почта в Нидерландах вплоть до
середины XVHI в., как и в сношениях между германскими имперскими
городами.
Однако на первый план выдвигается л приобретает с течением време-
ни все большее значение государственная почта, организованная прави-
тельством и превращенная в регалию. Она ведет усиленную борьбу с по-
чтой купеческих организаций, мясников, перевозчиков, ибо все они на-
рушают ее монополию. Уже с XVI в. эксплуатация почтовых сообщений,
являясь имперской регалией на протяжении всей габсбургской монархии,
была предоставлена фамилии Таксис (Тассис). Регалией почта стала и во
Франции, в швейцарских кантонах, в Англии. В 1568 г. ганзейские и
итальянские купцы, проживавшие в Англии, лишились своего права
иметь свою собственную почту для сношений с континентом, а в 1619 г.
был назначен заведующий почтовыми сношениями Англии с иностранны-
ми государствами. В 1665 г. доходы от почты были предоставлены герцо-
гу Йоркскому.
Зачатки государственной почты с установлением станций и со сменой
лошадей на них относятся уже к XV в., в Италии даже к XIV в. Однако
первоначально это существовало лишь для государственных надобностей,
и почтмейстеры и курьеры лишь частным образом, нередко нарушая за-
398_________История экономического быта Западной Ebpoi 1Ы
прещения, брали корреспонденцию у частных лиц. Но позже и государ-
ственная почта была открыта для пользования публики (во Франции с
1576 г.) хотя эта деятельность и составляла лишь побочную функцию ее;
никакой гарантии за доставку почта не давала Наконец, в XVII в. уста-
навливается почтовый тариф - в Германии в 1599 г., во Франции в 1627 г., -
признак того, что потребности частных лиц стоят теперь на первом плане
Об этом свидетельствует и появление ряда путеводителей. До 1600 г. их
издается очень немного, по в первые годы XVII в. целый ряд таких
«итинерариев» следуют один за другим, вышедший в 1599 г. впервые в
Амстердаме путеводитель Франца Шотта выдержал 12 изданий
Почта вскоре приобрела международный характер. Это облегчалось
тем, что различные члены той же семьи Таксис держали в своих руках
почту в разных государствах. Уже в начале XVII в. установлены были
почтовые сношения между Римом и германскими юродами, между Испа-
нией и Нидерландами. Как сообщается в «итинерарии» Кодоньо, почта
отправлялась из Рима в Мантую, где оставлялась корреспонденция для
Германии и Фландрии, дальше она направлялась из Мантуи в Милан, а
также эстафетой через Триент, Бопен, Инсбрук в Аугсбург, а другая
часть отвозилась также эстафетами в Кёльн, Намюр, Брюссель и Антверпен.
В 1633 г Таксисы вступают в соглашение с главным почтмейстером
Англии об установлении почтовых сношений между Антверпеном и Лон-
доном; еще раньше, в 1601 г., Таксисами был заключен договор с Фран-
цией о взаимной дальнейшей отправке почты.
Значительное оживление почтовых сношений и широкое пользование
почтой начинается, однако, ие ранее середины и даже конца XVII в., и,
когда купцы увидели, как говорит Бейст, что за небольшую плату они
могут узнать вексельный курс и цены товаров посредством почты, без
того чтобы ездить в Антверпен, на почте стало скапливаться огромное
количество писем. Если первоначально почта соединяла лишь наиболее
крупные и важные в политическом и торговом отношении пункты, то с
течением времени сеть стала расширяться, ибо письма доставляли туда
(при помощи купеческой или городской почты) и из других местностей и
брали их из центральных пунктов для доставки в более мелкие. Так что,
как говорит один автор XVII в., почта подобна большим рекам, в кото-
рые вливаются воды небольших речек, и в результате даже самые мелкие
города узнают о том, что делается на свете. Особенно сильно расшири-
лась сеть почтовых сообщений в XVII в.11, наиболее густой она стала в Анг-
лии, где уже в середине XVIII в. не было сколько-нибудь значительного
рыночного места, которое бы не имело почтовых сношений. С этого вре-
мени в Англии устанавливается - правда, лишь для больших городов —
ежедневная отправка корреспонденции, как это происходит и в Париже -
посылка писем в Лион, Орлеан, Нормандию, Шампань, Пикардию.
«Ah, e’est une belie invention que ia posted (Какое прекрасное изобре-
тение почта!) — восклицает мадам де Севинье, любившая писать письма.
Глава LV Пути и средства сообщения. Страхование 399
Современники были чрезвычайно довольны почтой — почтальон со сво-
им рожком стал их кумиром (в литературе он многократно воспроизво-
дится). Они охотно мирились с обычными в то время условиями, как то:
частым ограблением посылаемых людей, утайкой писем последними,
подделкой печатей, вскрытием пакетов и пропиванием взятых оттуда де-
нег, а тем более с появившимся вскоре бичом почты — «черными кабине-
тами». Последние вскрывали письма, при помощи которых венский ка-
бинет, например, узнавал планы Франции, германских государств и про-
чих стран; по купцов и частной публики это не касалось.
Помимо отправки писем, почта облегчила торговые сношения и в том
смысле, что купцу не ладо было теперь содержать верховых лошадей для
поездки на ярмарку или в другой город, а он мог пользоваться почтовы-
ми лошадьми. Повсюду имелись почтовые станции, где можно было ме-
нять лошадей. Сеть таких почтовых сношений охватила постепенно всю
Западную Европу, причем и тут центральным местом явился Рим. Автор
XVI в. Лагерба насчитывает 69 путей, исходящих из Рима; рядом с ним
стоят Мадрид, Антверпен, Париж и т.д. В Англии в середине XVII в.
содержатели почты извещают, что три раза в неделю у них имеются вер-
ховые лошади и всех, желающих воспользоваться ими, они просят по
возможности заранее сообщить им об этом, для того чтобы соответст-
вующее количество лошадей им могло быть приготовлено.
Почта держала, однако, не только верховых лошадей, но и лошадей
для экипажей. Если в Средние века в последних ездили только женщины
и дети или больные, торговец же отправлялся на ярмарку верхом, то в
XVI в. появляются и повозки (Самуэль Кюхель ездил в 1585 г. из Праги
в Лейпциг «zu gutschen»), а в XVII в. они значительно распространяют-
ся, хотя и не вытесняют верховую езду; еще в начале XVIII в , по сооб-
щению Марпергера (1711 г.), купцы из Женевы и Лиона ездят верхом
на ярмарку во Франкфурт-на-Майне, нюрнбергские торговцы — в Мюн-
хен, Зальцбург, Баден12. Но частные лица, а вскоре и государства стали
уже теперь заботиться и о содержании лошадей для повозок, чтобы про-
езжающий мог получить на станциях свежих лошадей; нередко и экипаж
он не имел собственный, а брал на почте. С течением времени установи-
лось постоянное сообщение дилижансами, которые во всех больших го-
родах отходили несколько раз в неделю; в XVIII в. скорость их пере-
движения возросла с 40—50 до 100—150 километров в день. Первона-
чально они останавливались на ночевку и только утром продолжали
путь, ио с конца XVII в. путешествие совершается днем и ночью, а Мар-
пергер в начале XVIII в. рассказывает, что почта из Гамбурга в Лейпциг
так хорошо устроена и снабжена лошадьми, что приезжающий на ярмар-
ку купец в любой час может уехать обратно13. Впрочем, еще в 1750 г.
поездка из Мюнхена в Страсбург продолжалась 12 дней вследствие того,
что почта останавливалась на 4 дня в Нюрнберге.
Во Франции в XVIII в. находим почтовые повозки нескольких видов:
фургоны, carrosses14, дилижансы.
400
История экономического быта Злплд1 юй Европы
Наименее удобны были фургоны, гораздо более приспособленные для
транспорта грузов, чем для перевозки пассажиров. Но и carrosses были
крайне тяжеловесны, сильно беспокоили и утомляли пассажиров, стра-
давших к тому же от холода зимой, от ныли летом К копну XVII1 в.
Тюрго велел заменить их удобными, легкими и построенными па рессо-
рах повозками с 8, 6 и 4 местами, но последние, подучившие по имени
инициатора название «тюргоиш», не могли сопротивляться постоянным
толчкам на плохо содержимых улицах н поэтому не привились. Зато ус-
пешнее было другое нововведение Тюрго, по его приказанию другой вил
повозок, дилижансы, которые отправлялись только из Парижа в Лион и
в Лилль и совершали 2 мили в час (прочие всего 8-10 миль в день),
были заведены повсюду, и во многих случаях благодаря этому путешест-
вие сократилось на половину прежнего времени
«Мы выехал» из Лиона дилижансом, - пишет венецианец Казанова в
середине XVIII в., - и через пять дней прибыли в Париж... Нас было в
дилижансе восемь человек, и мы сидели все крайне неудобно, так как это
был большой остов овальной формы, так что никто ис занимал угла, ибо
такового не было. Если бы этот экипаж был построен в стране, где ра-
венство освящено законами, то это средство являлось бы приемлемым. Я
находил только, что это было весьма плохо придумано; по я был в чужой
стране, и я молчал. К тому же в качестве итальянца нс обязан ли я был
восхищаться всем французским, да еще во Франции? Я преклонялся пе-
ред формой овального экипажа, в то же время возмущаясь ею, так как
каждое движение кареты оказывало на меня такое же влияние, как качка
на море. Так как при скорости движения он все время колебался, то его
прозвали гондолой; но я был знаток по этой части н не находил никакого
сходства с венецианскими гондолами, приводимыми в движение двумя
сильными гребцами и плывущими так быстро и так плавно. Результатом
этой качки было то, что я вернул все, что у меля было в желудке. Так
что я оказался плохим спутником. Но мне этого не сказали: я был во
Франции и в обществе вежливых французов. Ограничились словами, что
я слишком основательно поужинал; другие же говорили в мою защиту,
что у меня слабый желудок. По поводу этого начался спор. Выведенный
из терпения, я сказал: «Господа, вы все одинаково заблуждаетесь, желу-
док у меня прекрасный, и я вовсе не ужинал»15.
Почтовые повозки — messageries — отходили в определенные дни и
совершали определенные маршруты, обыкновенно по почтовым дорогам.
Но состояние дорог заставляло их часто проезжать по соседнему полю
или совершать большой крюк. Отсюда постоянные запоздания, в особен-
ности зимою и в дождливое время; отсюда и необходимость держать для
повозки в 6 лошадей двух кучеров, из которых младший, именуемый
почтальоном, ехал впереди, указывая рвы, болота и всякие другие не-
удобные для езды места, которые необходимо объехать. К концу XVIII в.
число отправлений в неделю увеличилось. Во многие места дилижанс от-
Глдвл LV. Пути и средства сообщения. Страхование
401
правлялся йз Парижа ежедневно (в Гавр) или по крайней мере 4 — 5 раз
в неделю (в Лион и Бордо), по в другие места реже, всего один или два
раза в педелю (в Амьен, Ренн, Безаисон, Дижон). Хотя Париж, вследст-
вие создания каждый раз новых линий, и оказался к концу XVIII в. со-
единенным со всеми большими городами, но это соответствовало гораздо
более потребностям государства, чем торговли, ибо дилижансы отправля-
лись в главные города провинций, резиденции епископов и интендантов,
тогда как третьеразрядные и еще менее значительные города, «как бы
замкнутые па своей небольшой территории», не имели средств сообщений
с другими городами провинции и с остальным государством.
Недостаточно частые сообщения между крупными провинциальными
городами и отсутствие линий, соединяющих более мелкие, отражалось
весьма неблагоприятно на торговле, в особенности ввиду того, что пере-
возка пассажиров составляла монополию откупщиков, приобретших ее у
казны и не допускавших частных лиц к пользованию теми дорогами, по
которым проходили отправляемые ими повозки. Кто пропустил отходив-
ший дилижанс, вынужден был ждать следующего, если же он желал на-
нять частный экипаж, то должен был взять на это особое разрешение в
управлении Messageries, которое обходилось дороже, чем самое место в
дилижансе. Бывали случаи, когда человеку, жившему поблизости от
шоссе, по которому проходил дилижанс, и державшему собственных ло-
шадей, приходилось в течение 10 минут проезжать по этой дороге, — с
него требовали за это особой платы, так как откупщики смотрели на эти
дороги как на свою собственность. Возник целый процесс из-за того, что
руанские торговцы сукном, отправляясь па ярмарку в Бретань, объезжа-
ли деревни для закупки у кустарей сукна, причем держали для этой цели
лошадей и экипажи. Откупщик захватил повозку и лошадей одного тор-
говца. Последние жаловались местному интенданту, указывая на то, что
им приходится отправляться в такие местности, куда дилижансы не хо-
дят, и интендант согласился с тем, что поездки торговцев слишком нере-
гулярны, чтобы их можно было согласовать с регулярными отправления-
ми общественных дилижансов16.
Любопытно, что, когда в 1669 г. Оксфордский университет решил от-
правлять в Лондон дилижанс, который должен был совершать весь путь из
Оксфорда в течение одного дня, от восхода до заката солнца, это возбуди-
ло такой же интерес в обществе, как открытие какой-либо новой желез-
ной дороги двести лет спустя. Попытка оказалась вполне удачной: в 6 ча-
сов утра отошел дилижанс, а в 7 часов вечера путешественники, риск-
нувшие подвергнуться этой опасности, прибыли в Лондон. Такая скорость
передвижения казалась людям того времени прямо удивительной. Но ря-
дом с лицами, восхвалявшими ее достоинства, имелись и противники,
приводившие доводы однородные с теми, которые выставлялись впослед-
ствии против сооружения железных дорог17. Они утверждали, что новые
дилижансы уничтожат коневодство и верховую езду, что Темза, которая
402
История экономического быта Западной Европы
всегда была школой для моряков, перестанет быть главным путем из
Лондона в Виндзор и далее в Гравезенд. Седелышки и производители
шпор лишатся работы; харчевни, в которых прежде останавливались ез-
дившие верхом, опустеют, боялись и появления на рынке новых конку-
рентов, которые будут продавать свои товары дешевле, чем местные жи-
тели. Наконец, в дилижансах лотом слишком жарко, а зимой холодно;
калеки и дети своим плачем беспокоят пассажиров; экипажи приезжают
так поздно, что невозможно получить ужина, и отъезжают настолько ра-
но, что пассажиры не успевают позавтракать. На основании этого в пети-
циях выражалось требование, чтобы общественным экипажам запрещено
было ездить более чем на четырех лошадях, отправляться в путь чаще
одного раза в неделю и проезжать в день свыше 30 миль.
Наконец, почта «за небольшую плату и с большой скоростью» перево-
зила и всякого рода товары. Прусская почта принимала на себя пакеты
до 100 фунтов веса, опа транспортировала бочки пива и спирта, селедок,
масла, мешки шерсти, кожи и т.д. — почта «все более начинает походить
на ломовую телегу». Во Франции Messagedes пользовались монополией
перевозки золота и серебра и пакетов не более 50 фунтов веса (за нару-
шение этой монополии виновному угрожал штраф в 500 ливров и конфи-
скация товара и лошадей). Для больших грузов применяли телеги, нани-
мая особых возчиков. Во Франции перевозкой товаров занимались в ши-
роких размерах крестьяне в свободное от полевых работ время года, в
особенности в тех местностях, где земля давала мало. Целые деревни
уходили на этот промысел, и раздавались жалобы, что земледелие от это-
го страдает. Крестьяне транспортировали хлеб и вино, железо, дрова,
уголь, соль, пользуясь двухколесными тележками или возами на четырех
колесах. В телеги с такого рода объемистыми товарами разрешалось
впрягать сколько угодно лошадей, при перевозке же прочих товаров не
более 4 лошадей в тележку и 8 лошадей в воз (в 4 колеса), хотя правило
это и нарушалось. В Париже и окрестностях его извозный промысел
процветал; наряду с крестьянами имелось и много профессиональных
возчиков. Но во многих местностях их трудно было найти, и купцам
приходилось разыскивать их на пространстве 20 миль, причем можно
было их добыть лишь в течение 6 месяцев в году18.
Но успехи в области транспорта товаров сушей - во Франции утвер-
ждали, что это (а не перевозка морем) обычный способ транспорта, —
были во всяком случае весьма значительны. Если в конце средневекового
периода успевали проехать в среднем не более 5 миль в день, редко 6—7
миль, то в XVII —XVIII вв. в Англии скорость провоза не очень 1ромозд-
ких товаров составляла 7-8 миль в день, а в Германии 9—10 миль при
перемене лошадей. При этом даже по сравнению с XVI в. скорость пере-
возки в XVII в. возросла: из Страсбурга в Аугсбург перевозка товаров
продолжалась в 1590 г. 8 дней, а в 1690 г. 5 дней; из Магдебурга в Гам-
бург в 1560 г. 6 дней, сто лет спустя 3-4 дня; из Вены в Триест в 1590 г.
Глава LV. Пути и средства сообщения. Страхование
403
15 дней, к концу XVII в. 11-12 дней. Во Франции воз, запряженный 5
лошадьми, с грузом в 6000 фунтов мог проехать 8 миль в день; при
большем числе лошадей и на хороших дорогах и 9 миль. Но большинство
возчиков имело всего 4 лошадей и должно было считаться с тяжелыми
дорогами, почему 7 миль считались достаточными и обычными; из Па-
рижа в Лион расстояние в 95 миль совершали в 12—15 дней, зимой ез-
дили л дольше19. Во всех центральных пунктах появились многочислен-
ные постоялые дворы, содержавшие лошадей; периодически раз или два
в неделю двигались целые обозы — возы, запряженные 4 — 8 лошадьми,
нагруженные 3-6 т товара.
Во Франции к концу XVIII в. насчитывалось не менее 20 тыс. возов,
причем автор, сообщающий эту цифру (Лаланд, 1778 г.), находит ее пре-
уменьшенной: они нагружали обычно по 5000 фунтов на воз, тогда как в
начале того же века воз брал не более 3 тыс. фунтов. В Англии воз, за-
пряженный 6 лошадьми, на расстоянии 60 миль перевозил в 1715 г. 30 ц,
в 1750 г. 50 — 60. На дороге между Франкфуртом и Майнцем один
путешественник в конце XVIII в. видел возы, которые имели вид целых
домов, были запряжены 16-18 сильными лошадьми и нагружены —
могли передвигаться, по словам возчиков, — 140—150 ц товаров. С соору-
жением шоссейных дорог такие большие возы (Planwagen) сохранились.
В то же время расходы перевозки сильно сократились: транспорт цент-
нера, равный 3 пудам на возу, из Бирмингема в Лондон стоил в 1715 г.
7 шиллингов, в 1750 г. 3—1 шиллинг; из Портсмута в Лондон 7 и 4 —5
шиллингов; из Экзетера в Лондон 12 и 8 шиллингов, из Эссекса в Лон-
дон 3 и 1 шиллинг. Во Франции стоимость перевозки тонны на расстоя-
ние километра в среднем упала в течение XVIII в. с 35 до 25 сантимов,
тем не менее, расходы эти были еще очень велики (в 10 и более раз вы-
ше, чем в XIX в. на железной дороге) и сильно удорожали товар; камен-
ный уголь в Англии уже на расстоянии 20—30 миль от рудника стоил в
5 — 10 раз дороже; в Лангедоке цена его поднималась в 10 раз, хотя и
рудник, и потребители находились в пределах того же Лангедока. Оче-
видно, дальше его транспортировать невозможно было — дороговизна
транспорта делала возможным сбыт дешевых и громоздких товаров лишь
на небольших расстояниях. К этому присоединялись порча товаров в пу-
ти вследствие раструски и непогоды, а также кражи товаров возчиками в
пути20.
В области речного транспорта мы находим как древнейшую форму —
плоты, так и лодки различных размеров, частью весельные, частью при-
водимые в движение посредством бечевы, которую тянули лошади или
люди. На Рейне в конце XVIII в. имелись огромные плоты, перевозив-
шие товары ценностью до 400 тыс. гульденов, приводимые в движение
900 рабочими. Лодки вверх по Рейну при грузе в 3 тыс. ц передвигались
до Шпейера 10—12 лошадьми, от Шпейера их заменяло 80—90 человек.
На французских реках на плотах гнали лес, и этим занимались целые
404
История экономического бы га Западной Европы
общины, расположенные у берега рек. Па лодках (каждая река во
Франции имела свой особый тип лодок, обыкновенно неприменимый на
других реках), перевозились главным образом громоздкие массовые то-
вары, предпочитавшие речной путь гужевому транспорту, в особенности
зерно, железо, лен и пенька, лес, а также в большом количестве бочки
вина Реки и каналы севера производили главным образом транспорт же-
леза и угля, по Сенс везли хлеб, лес, уголь и сено Но во многих случаях
реки отнимали у сухопутного транспорта п другие товары Так, весь то-
варообмен в пределах Пикардии совершался по Сомме и Гаронне; Ланге-
докский канал являлся соединением между югом и юго-западом, Бордо и
портами Средиземного моря. Вина из Лангедока, Прованса и Руссильо-
на, водочные изделия, оливковое масло, мыло, сукно, медь, свинец с
юга, в особенности пряности, привозимые в Марсель, отправлялись в
Париж и на север Франции по Роне почти до Лиона; оттуда их везли
сушей, а затем их снова принимали лодочники Луары.
Судоходность многих рек была недостаточная, они были загроможде-
ны камнями и деревьями, которые к тому же были часто скрыты под во-
дой; иногда даже передвижение при помощи бечевы прекращалось, и ра-
бочим приходилось входить в воду п очищать себе путь. В отчаяние ло-
дочников приводили мельницы из 100 аварий, по их словам, 90 вызвано
мельницами «Если бы мы не знали, что личная выгода приносит боль-
ший вред, чем невежество у дикарей, то можно было бы думать, что гу-
роны запрудили реку и сделали плавание по ней невозможным». Несча-
стьем таких рек, как Гаронна, было то, что они протекали через несколь-
ко провинций и поэтому были подвластны нескольким начальствам,
которые никак не могли столковаться по поводу мер для устранения этих
препятствий. Вверх по Сене редко лодки поднимались с полным ipyeow;
вверх по Марне они могли подниматься лишь порожнем, — только соль
могла выдерживать издержки транспорта. Вверх по Луаре подъем был
столь опасен, что торговцы отправляли этим путем только дешевые това-
ры, транспорт которых сушей поглощал бы всю прибыль. Поэтому на
Сене, например, ездили в плоскодонных, наскоро сколоченных лодках, и
по приезде в Париж их продавали на слом Когда правительство в целях
борьбы с этим обычаем объявило премию в 50 ливров за каждый подъем
вверх по реке, то торговцы протестовали против этого лодки стоили
300—500 ливров, их продавали в Париже за 100, проезд же вверх по Се-
не обходился в 400 — 500 ливров.
Большим препятствием для торговли являлось сохранившееся еще и в
эту эпоху корпоративное устройство лодочников с их исключительной
монополией транспорта на известном расстоянии. Отсюда необходимость
неоднократной перегрузки товаров с одних лодок на другие - аналогия
транспорту по суше, который вследствие таких же привилегий или со-
глашений между возчиками совершался этапами от одного города до дру-
гого. Однако, в то время как гужевой транспорт мог совершаться и неце-
Глава LV Пути и средства сообщения. Страхование:
405
ховыми возчиками, па реках лодочники строго держались своей монопо-
лии и, кроме того, установили определенную очередь для каждого, так
чю торговец не мог обратиться к любому из них. Так, на Рейне до Кёль-
на монополия принадлежала голландской гильдии из 50 членов; дальше
перевозка совершалась гильдиями лодочников Кёльна, затем Майнца,
далее Шпейера. Гамбургские купцы жалуются на берлинскую гильдию
корабельщиков (по Эльбе), что она дорого берет, действует медленно и к
тому же честностью не отличается. Во Франции на пути из Гавра в Па-
риж товары два раза перегружались, частью ввиду того, что лодкп не
были пригодны для дальнейшего плавания, частью ввиду монополии
привоза товаров в Париж, принадлежавшей определенной корпорации.
На Сомме такая же гильдия пользовалась исключительным правом
транспорта товаров в пределах Пикардии. Очередь была установлена ло-
дочниками повсюду: мы находим этот порядок и в Нидерландах (Beurl),
и на Рейне (Reihefahrt в Страсбурге, Майнце), и па французских ре-
ках21. В некоторых случаях она явилась зародышем появляющихся уже в
XVIII в. правильных рейсов, когда очередной корабельщик обязан был
отплыть в определенный срок, независимо от того, имел ли он полный
груз (прежде он выжидал этого); устанавливаются заранее дни отплытия
каждого. Но в то же время получались и крупные неудобства такого по-
рядка, когда торговцы оказывались во власти определенного лодочника,
который нередко по неделям отсутствовал и который принимал груз, от-
плывал и приезжал, когда ему было угодно, в своих интересах перегру-
жал судно товарами, ко вреду последних, так что лодка иногда перевора-
чивалась22.
В результате получалась крайняя медленность речного транспорта,
столь значительная, что даже современники удивлялись; перевозка това-
ров из Парижа в Лондон и из Лондона в Париж, говорит Леруа в 1790 г.,
продолжается дольше, чем транспорт из Европы в Америку, из-за мед-
ленности дилижанса и вследствие опозданий всякого рода, связанных с
переменой судов в этом бесконечном путешествии. Вина из Орлеана до-
ходили до Парижа только через 2 месяца и нередко успевали скиснуть в
пути. Лодочники на Сомме должны были совершать путь из Сен-Валери
в Амьен в 3 дня, но нередко ездили в течение 8 или 10 дней и более. Ко-
рабельщики на Вилене пьянствуют, заявляет Реннский суд в 1767 г.
Перевозка по рекам была значительно дешевле, чем гужевой транс-
порт (вероятно, втрое дешевле), но к самым расходам провоза присоеди-
нялись еще разные пошлины, которые здесь были еще многочисленнее,
чем на суше. Королевские и сеньориальные сборы, по словам современ-
ника, загромождали реки еще более, чем пески и мельницы, являясь од-
ной из главных причин упадка речного судоходства. Неоднократно пред-
принимаемые в течение XVIII в, попытки отмены их не приводили ни к
каким или почти ни к каким результатам. На Роне сборы взимались на
31 таможне, на Луаре их имелось целых 75. У каждой заставы суда вы-
406 История экономического быта Западной Европы
нуждены были останавливаться, выжидать открытия таможни, подвер-
гаться осмотру и придиркам всякого рода со стороны служащих, которые
не вывешивали тарифа сборов и, пользуясь незнакомством с ним лодоч-
ников, брали свыше установленной суммы, не выдавали квитанций,
утаивали полученные деньги.
Сборы эти превышали обычно фрахт, составляя нередко 2/з закупоч-
ной цены товара и даже 3/4 общей суммы издержек по доставке товара.
Из 30 ливров, в которые обходилась перевозка товара из Лиона в Ок-
сопн, 2 ливра 4 су приходилось на нагрузку и разгрузку, производимую
несколько раз, 4 ливра 13 су на фрахт и целых 23 ливра 3 су па тамо-
женные сборы К концу XVIII в. товар, закупленный за 12 ливров, обхо-
дился в месте назначения, находившемся на небольшом расстоянии от
места приобретения, в 27 ливров 6 су. Это соответствует утверждению
современника, что эти сборы настолько обременяют торговлю как вслед-
ствие их огромного числа, так и по причине произвольного и неумерен-
ного взимания их, что часто они утраивают расходы водного транспорта.
Вследствие этого последнему нередко предпочитали перевозку по суше,
несмотря на большую дороговизну фрахта в этом случае.
Ко всему присоединялось еще воровство лодочников, которые взла-
мывали бочки с вином, выпивали вино и наполняли их снова водой, гра-
били грузы муки, соли. Эти злоупотребления были столь обычны, что
торговцы откосили известную часть расходов на потери этого рода. Това-
ры доставлялись в испорченном виде, в уменьшенном количестве, неред-
ко существуя только в фактуре, о них составленной Когда же купцы по-
сылали кого-либо для надзора над транспортом, то оп либо становился
соучастником лодочников, либо последние его бросали в воду. Проекти-
ровалось издание закона, согласно которому виновный в грабеже лодоч-
ник в первый раз выставляется к позорному столбу на цепи на 4 часа, а
при повторении наказывается кнутом и ссылкой на галеры. Но едва ли
бы и это помогло, раз при приеме в их корпорации требовалось клятвен-
ное обещание скрывать обманы и кражи, совершенные в пути23.
Оживились речные сообщения благодаря исправлению русл рек как
во Франции, так и в Англии и благодаря соединению бассейнов рек меж-
ду собою посредством устройства каналов. Вследствие этого создались
обширные водные пути от Средиземного моря до Северного моря и Ат-
лантического океана; особенно этому способствовали каналы Бриарский,
Лангедокский, Орлеанский во Франции. Протяжение каналов во Фран-
ции увеличилось за два века, XVII и XVIII, вшестеро — с 156 до 1004 хм,
в Пруссии в течение XVIII в. в 21/г раза — с 530 км в 1687 г. до 1272 в
1787 г.
Однако и значения этих каналов не следует преувеличивать — они
обладали серьезными дефектами. Так, например, Лангедокский канал,
соединявший моря, — по словам Артура Юнга, лучшее, что он видел во
Франции, - далеко не весь год был открыт для плавания. К лету он вы-
Глава LV. Пути и средства сообщения. Страхование 407
сыхал, и нагрузку барок приходилось уменьшать; к концу июля транс-
порт на канале вовсе приостанавливался, чтобы дать бассейну наполнить-
ся, и в это время производились работы по ремонту. С открытием же его
приходилось нередко выжидать до октября, что было очень неудобно для
торговцев, старавшихся своевременно лопасть на ярмарку в Бордо. При
этом проход из него в Гаронну был затруднен наносами ила и песка, об-
разуемыми рекой в начале канала, а с противоположной стороны он не
был закончен, так что барки, чтобы попасть в порт Сетт, должны были
на парусах проехать озеро, что отнимало при попутном ветре 3 часа, при
южных же и западных ветрах было опасно. Происходили неприятные
задержки, порча груза, иногда и кораблекрушения. Намерение продол-
жав канал до порта Сетт неоднократно высказывалось, но осуществлено
нс было. Но и в остальных частях канала нередко плавание приостанав-
ливалось, что было особенно неприятно, так как это происходило вне-
запно. Остановка вызывалась порчей канала и песчаными наносами,
имевшими место вследствие разлива во время сильных дождей рек, со-
единяемых каналом; рек этих было весьма много, и огромное количество
воды, бурно вливаясь в канал, нередко сносило бечевник и часть берега.
Вследствие этого, например, в ноябре 1779 г’, во время половодья выну-
ждены были остановиться и простоять 17 дней 112 барж со 150 тыс.
квинталов зерна, с нетерпением ожидаемые в Провансе24.
Французские авторы не без основания указывают на то, что гужевой
транспорт играл в те времена значительно большую роль, чем речной
(«транспорт совершается почти всецело сушей вследствие затруднений
перевозки водой», «дороги настолько запружены возами, что приходится
производить трудный и дорогостоящий ремонт»), хотя, быть может, они
и несколько преуменьшают значение последнего. И в Германии, по вы-
числениям Зомбарта, надо противопоставить 80 — 90 млн тонно-кило-
метров провозоспособности рек 500 млн тонно-километров на сухопутных
дорогах. Только в Голландии, изрезанной каналами, по словам современ-
ников, большая часть товаров, привозимых в Амстердам или вывозимых
оттуда, идет водой, и редко можно видеть возы с товарами, разве что зи-
мой, когда лед мешает водному транспорту. В Бельгии транспорт совер-
шался во всяком случае преимущественно водой. Оживленный характер
имел он из Сент-Омера в Париж, Фландрию, Камбрези, Шампань, Дюн-
керк, как и в Голландию. К концу XVIII в. и в Англии наступила эра
каналов, по это уже относится к эпохе фабричной промышленности.
В области морского судоходства не только в средневековую эпоху
торговец обычно имел собственные суда, на которых он отправлял свои
товары, но еще долго впоследствии этот обычай сохраняется, и в Гамбур-
ге, например, считали обязательным, чтобы солидная фирма имела один
или несколько собственных кораблей. Наряду с этим, однако, уже в
средневековых итальянских городах появляются судовладельцы, у кото-
рых торговцы фрахтуют суда. Широко развивается этот промысел в Ни-
408 История экономического быта Западной Европы
дерландах в XVII в., где в эту эпоху судоходство ведь являлось «глав-
ным якорем всей торговли». В Амстердаме, по словам современника,
имелось много людей, в том числе лавочников и даже ремесленников,
которые соединялись имеете для постройки или покупки судов не столько
в целях использования их за собственный счет, сколько для сдачи их
фрахтовщикам; среди последних имелись и спекулянты, которые фрах-
товали суда, не имея никаких грузов, а рассчитывая передать их купцам
и нажиться на фрахте. Нередко суда не фрахтовались одним купцом, а
принимали груз от всех желающих. В этом случае капитан объявлял на
бирже о предпринимаемом мм путешествии и о готовности принять това-
ры, которые должны доставляться ему при посредстве судового маклера
(каргадора).
Здесь мы имеем перед собой судовладельца, который по собственной
инициативе совершает плавания, без предварительного фрахтования кем-
либо судна, но в расчете на то, что найдется достаточное количество гру-
за, причем он выходит из порта лишь после того, как судно наполнено
грузом. Впрочем, и зачатки правильно совершаемых в известные проме-
жутки рейсов (однако независимо от груза) относятся также к началу
XVII в., когда из того же Амстердама стали отправлять каждые 8 дней
судно в Лондон и каждые 10 дней в Руан; но в случае более ранней на-
грузки их они отправляются и раньше. Этот институт срочных рейсов
развивается в Англии в начале XVIII в. вместе с установлением правиль-
ных почтовых сношений с континентом. Почтовые суда (packetboat) бе-
рут с собой и пакеты. Рейсы устанавливаются не только во Францию,
Голландию, Испанию, Ирландию, ио и за океан: в последний четверг
каждого месяца отходит корабль из Темзы в Барбадос, Монсеррат, Анти-
го, Ямайку.
На Амстердамской бирже являлось обычной поговоркой: «Sulken
schipper moogt gy kiezen schipp en goed soud gy verliezen», т.е. какого
капитана судовладелец выбрал, такому он и передал в распоряжение ко-
рабль и груз. Судовладелец здесь является в то же время купцом; он по-
ручает капитану торговать нагруженными товарами, который в этом слу-
чае является как бы фактором его. Если капитан без его распоряжения
совершит какие-либо убыточные для судовладельца операции, то послед-
ний сам должен поставить себе в вину, что он выбрал такого капитана.
Но в тех же заключениях по возникающим спорам неоднократно подчер-
кивается, что из этой поговорки отнюдь не следует, что капитан корабля
вправе распоряжаться грузом лица, зафрахтовавшего судно или погру-
зившего на него свои товары. Последний его не нанимал и не поручал
ему продать свои товары, а пользуется его услугами только для перевоз-
ки товаров, так что наряду с купцами, имевшими собственные суда, име-
лись и такие, которые фрахтовали принадлежавшие другому суда или
ограничивались погрузкой своих товаров наряду с другими лицами. С
другой стороны, судовладелец сплошь н рядом совершает сам же путеше-
Глава LV. Пути и средства сообщения. Страхование 409
ствие, как видно из ряда случаев, так что является в то же время и капи-
таном корабля25.
Как видно из приведенной выше поговорки, власть капитана корабля
(schip — hier или schipper, nauclerus, magister navis, senior navis) была
весьма обширна, «почти равнялась королевской», но ее старались огра-
ничить. Из возникавших по поводу этого споров мы узнаем много отно-
сительно характера и условий нидерландского судоходства. Амстердам-
ский купец закупает товары в Гамбурге и направляет их в Амстердам;
капитан тайно берет на корабль запрещенные товары, что обнаруживает-
ся в Голландии, и весь груз арестовывается. Купец требует выдачи своего
товара, и дело решается в его пользу, - за преступление капитана он пе
отвечает. Амстердамский купец зафрахтовывает судно, которое должно
отправиться в Геную и Ливорно и оттуда обратно в Амстердам, причем
оно обязано вернуться немедленно же по получении требования от фрах-
товщика или его доверенных лиц, не ожидая других судов (каравана или
адмиралтейства), а также конвойных судов. В Генуе капитан получает
такой приказ, ветер попутный, и другие суда отправляются в Каднкс и
дальше, но капитан не может выйти из гавани, опасаясь нападения анг-
лийских крейсеров; когда же он наконец отплывает, то направляется не
домой, а в Англию; по пути же ввиду недостатка съестных припасов за-
ходит в Норвегию, где он долго остается и лишь значительно позже воз-
вращается в Роттердам. В заключении, данном по этому делу, указывает-
ся на то, что корабельщик обязан выполнить принятые на себя обязанно-
сти кратчайшим и скорейшим способом, не совершая окольных путей и
не заходя в отдаленные гавани без нужды. Если он нарушил это, то он
не только лишается права на фрахт за все излишнее время, потраченное
им, но и обязан возместить фрахтовщику весь нанесенный ему своими
действиями убыток. И из других процессов мы узнаем, что капитан ко-
рабля нередко менял указанный ему путь. Вместо того чтобы отправиться
из Дронтгейма в Дублин, он едет в Лондон и там продает груз; между
тем, — указывается, — как известно, Лондон не лежит на пути в Дуб-
лин. Только в находящиеся на пути гавани он вправе заходить. Послед-
нее подтверждается в другом случае, где речь идет о корабле, отправ-
ляющемся из Антверпена в Лиссабон. Однако спорными являлись другие
случаи: отклонение от пути могло произойти по причинам, не зависящим
от корабельщика. Большую роль играли в особенности в судоходстве на-
личность или отсутствие попутного ветра, как и опасность пиратских на-
падений. Эти вопросы возникали в особенности в связи с бодмереей
(займом под залог корабля), при заключении которой устанавливался
обязательный для корабельщика путь. Я, корабельщик и (после Бога)
начальник своего корабля, читаем в одной сделке, обязуюсь с первым
попутным ветром, который даст Бог, отправиться в Данциг, Кёнигсберг
или Ригу, а оттуда в Амстердам. Однако в Данциге он забирает груз для
Англии; проехав через Зунд, он решает отправиться далее либо в запад-
410 История экономического бы1л Западной Европы
ном направлении, либо в восточном, в Англию, в зависимости оч ветра, и
терпит крушение в 30 милях к северу от Голландии Ему ставится в ви-
ну, что он направился в Англию, вследствие чего не могли не возникнуть
для корабля новые опасности. В другом случае корабль идет из Бильбао
(в Испании) в Гамбург н должен зайти по пути в гавань Сен-Мартен.
Капитан вследствие неблагоприятной погоды намерен войти в эту гавань,
но так как в это время снова оказывается попутный ветер, то ин проез-
жает мимо, во около Дюнкерка чернит крушение. Нидерландская Весч-
Индская компания зафрахтовывает у одного из директоров Ост-Индской
компании принадлежащее ому судно, нанимает капитана н матросов и
нагружает его; корабль отправляется в Анголу, выгружает товары и при-
нимает «хорошее» коли чес i во невольников, которые перевозятся в Кюра-
сао и передаются там служащим компании Однако па обратном пути ка-
нитам, выполняя данные ему поручения военного характера, попадает в
руки врагов. В другом случае владелец корабля, он же капитан, по при-
казанию фрахтовщиков вынужден вернуться с полпути, ио требует упла-
тить ему фрахт за весь путь. Погрузчики возражают на это, что из-за
французских крейсеров, которые следили за грузом и пассажирами, он
все равно не мог бы продолжать путь, тем более что капитан не запасся
оружием.
Под влиянием политики, направленной к развитию национального су-
доходства, как в области кораблестроения, так и в отношении грузоподъ-
емности судов были сделаны значительные успехи. Как мы видели выше,
вместимость нидерландских судов, составлявшая в 1570 г. 202 тыс. т, в
течение последующего столетия возросла до 600 тыс. т26. При Кольбере
число судов во Франции возросло с 30 до 200. На основании опытных
английских коммерсантов Девенент вычисляет, что Англия за 1666 —1688
гг. почти удвоила тоннаж своих судов, что означало бы увеличение его с
80 до 150 тыс. т. Согласно официальной статистике британского тамо-
женного ведомства, торговый флот равнялся в 1702 г. 3281 судну вме-
стимостью 261 тыс tn с экипажем 27 тыс. человек27 Особенно быстрый
рост обнаруживает торговый флот Соединенного королевства в XVIII в.
тоннаж его выражался в следующих цифрах: в 1761 г. — 400 тыс. т, в
1775 г. — 700 тыс. т, в 1790 г. — 1,3 млн т, в 1800 г. - 1,9 млн т28.
Если наиболее крупные венецианские суда в Средние века не превы-
шали 500 т, то теперь, голландцы в особенности, строили большие суда
в 500 — 650 и более тонн, и, в значительной мере благодаря применению
таких судов в торговле с Ост-Индией, они получили преобладание в тор-
говле колониальными товарами. Примеру их последовали и англичане: в
1770 г. в Ливерпуле было много кораблей в 900 т, в 1610 г. Ост-
Индской компанией было построено судно в 1100 т. Испанские суда,
проводившие торговлю с Америкой в конце XVI в. не превышали 500 т
вместимости, тогда как во второй половине XVII в. они подымали неред-
ко 700 и даже 1000 т. Но, по общему правилу, суда были значительно
____________Глава LV. Пути и средства сообщения. Страхование______411
меньше, не превышали 100—300 т, ибо большие суда не могли входить
во многие (в особенности голландские и французские) порты, разгрузка
их, бросание и поднимание якоря и управление ими при отсутствии ка-
ких-либо механических приспособлений (по этой причине вообще необ-
ходим был сравнительно очень многочисленный экипаж, иногда столько
же люден, сколько тонн) были сопряжены с большими затруднениями,
да и товары долго лежали и портились, пока набирался полный груз29-30.
Бааш на основании записей о построенных в Любеке с середины XVI
до начала XVII в. судов (Lastadienbucher) — с них взимался ластовый
сбор в зависимости от вместимости судна - приходит к следующим вы-
водам относительно числа судов и вместимости их и в особенности отно-
сительно количества лиц, которым принадлежит судно, и долей их. За
1560—1800 гг. в Любеке построено 2450 судов, 2437 из них имели вме-
стимость в 149 тыс. ласт, что дает в среднем 60 ласт. Если возьмем доли
участников, то окажется, что свыше половины последних имели право на
*/4 и *(’/8 наиболее часто встречается), но имелись и владельцы
1/»б (И%) и меньших частей. Одному лицу полностью принадлежало
лишь небольшое число судов, притом только мелкие суда (36 судов с
1235 ласт, или всего 1,3% тоннажа всех судов). Напротив, было много
судов, где капитан никакой доли в судне не имел, — число их постепен-
но растет с 3 до 22% (в 1661-1700 гг.), доходя до половины всех судов
по вместимости их (к концу XVIII в.). Вообще же участие капитана в
судне в среднем составляет за весь период 18% тоннажа, но только в не-
многих судах ему принадлежала половина, большею же частью его доля
составляла всего f/831.
Рядом с усовершенствованными в XVI в. компасом и астролябией, ко-
торой определялось расстояние корабля по солнцу - и тем и другим уже
пользовались Васко да Гама и Колумб, — появляются в XVI в. морские
карты голландца Меркатора (проекция Меркатора) — первая в 1569 г., —
а в начале XVII в. и телескоп, изобретенный другим голландцем, Метиу-
сом. В 1608 г. на французской ярмарке впервые появился телескоп, а в
следующем году в Лондоне телескопы уже имелись в большом выборе32.
Благодаря применению этих приспособлений, в XVIII в. также хроно-
метра и секстанта путешествие морем совершалось гораздо быстрее; вме-
сто 18 — 20 миль в день в XIV—XV в. теперь проезжали 30—40 млн при
благоприятной погоде. Однако еще большая скорость на парусных судах
была недостижима; это были суда деревянные, сидели они весьма глубо-
ко, ибо они были снабжены пушками и имели тяжелые мачты, а потому
были чрезвычайно широки, иначе они бы перевернулись. Еще более за-
медлялось плаванье вследствие необходимости выжидать попутного вет-
ра33. А к этому присоединялись еще и другие обстоятельства, как, на-
пример, недостаточная длина портовых набережных, почему, например, в
Антверпене в XVI в. суда вынуждены были стоять неделями в ожидании
разгрузки, последняя же в свою очередь отнимала не менее месяца. Суда
412
История экономического быта Западной Европы
более значительных размеров вынуждены были здесь зимовать в течение
3—4 месяцев. Большим морским кораблям, направлявшимся в Амстер-
дам, приходилось бросать якорь у тскссля, выжидая уровня воды, кото-
рый дал бы нм возможность пройти через Зюдсрское озеро34 Медлен-
ность вызывалась н тем, что суда как в океане, так и па Северном и Бал-
тийском и Средиземном морях совершали рейсы флотилиями л поэтому к
ходу наименее быстрых должны были приспосабливаться все ссыльные35.
Такие совместные плавания, как и необходимость вооружи/ь корабли
и ездить в сопровождении военных судов, объясняются тем, что моря
кишели и теперь еще пиратами. «Капитан торгового корабля в тс времена
должен был быть человеком весьма хладнокровным, ибо повсюду, даже у
самого выхода из гавани, его ожидали пираты36 Если ему удалось избе-
жав пиратов в Дюнкерке, то новые опасности ожидали его вблизи ис-
панских берегов, где постоянно крейсировали тунисские и алжирские пи-
раты». Нередко они входили в самый порт и лишали суда возможности
выхода в море; в таких случаях флотилия вовсе нс отправлялась. Как
известно из описаний морских путешествий того времени, редкое судно
избегало нападения пиратов, как и редкое плавание обходилось без ко-
раблекрушения.
Страсбургский купец Цетцнер так описывает совершенное им сравни-
тельно небольшое путешествие из Кадикса в Марсель. Оп выехал 25 ок-
тября 1718 г. на одном из трех кораблей (на судне с 36 пушками), от-
правлявшихся оттуда и нагруженных кошенилью, индиго и другими цен-
ными товарами, а также имевших несколько миллионов пиастров, хотя
вывоз их из Испании был запрещен Отплытие задержалось, так как в
течение двух дней ветер был такой силы, что выходить из гавани было
опасно. Затем, когда плавание началось, сначала наступил штиль, так
что корабль почти пе мог двигаться с места, потом сильная буря, во вре-
мя которой один из парусов был совершенно разорван, по самое страш-
ное началось после того, как 7 ноября остался позади Гибралтар и по-
близости оказалась гора Цеута. Появились три корабля, которые хотя и
имели нидерландский флаг, но на самом деле оказались кораблями ал-
жирских пиратов, которые, как выяснилось впоследствии, уже две неде-
ли находились в море п за это время успели захватить три испанских и
два голландских купеческих корабля и обратить 500 человек в рабство.
Капитал немедленно поднял французский белый флаг, ибо Франция на-
ходилась в дружественных отношениях с османскими странами, но все
же пытался спастись бегством от пиратов, так как последние подвергали
осмотру и французские суда, чтоб убедиться в том, пет ли на них испан-
цев, голландцев, англичан или людей других наций, с которыми они на-
ходятся во враждебных отношениях; найдя их, они продавали их в раб-
ство. Если же при таком осмотре находили деньги, то, несмотря на мир с
французами, они все же распределяли их между собой, а для того, чтобы
этого никто не знал, избивали людей и пускали судно ко дну. Однако
Глава LV. Пути и средства сообщения. Страхование 413
уйти от пиратов кораблю не удалось. Один из пиратских кораблей,
«Жемчужина» с 50 пушками, стал в него стрелять, и пришлось остано-
виться. Пираты потребовали предъявления документов, и узнав, что суд-
но вышло из Кадикса, решили, что на нем должны быть пиастры, и ве-
лели 200 туркам и маврам готовиться к нападению. Пассажиры, конечно,
пришли в смертельный ужас, стали плакать и причитать, тем более что и
сам капитан потерял присутствие духа, и готовы были броситься в морс
— лучше было утонуть или быть добычей акулы, чем этих варваров.
Полтора часа они ожидали смерти, но благодаря толмачу пиратского
судна, который оказался доброжелательным человеком, им удалось из-
бежать ее, хотя Цетцнер мысленно уже простился со своей семьей. Они
упали па колени и благодарили Бога за то, что остались целыми.
Двинулись дальше, но буря заставила вернуться в Гибралтар; когда
же на следующий день отправились снова в путь, опять появились воо-
руженные пиратские суда из Феца, и так как другие вышедшие из Ка-
дикса два судна исчезли, то матросы потребовали возвращения снова в
Гибралтар. Началось бегство, пираты преследовали. Пассажиры молили
Бога о сильном ветре, который бы им дал возможность избежать рабства,
которое у этих народов отличается особенной жестокостью. В случае на-
падения они решили защищаться. Капитан выходил на палубу с саблей
наголо и заявлял, что, кто не исполнит своих обязанностей, того он за-
стрелит или выбросит за борт. Избегнув вторично смерти, Цетцнер ре-
шил уже не продолжать столь приятного путешествия морем, а ехать из
Гибралтара в Марсель сушей, но и капитан, и один французский купец,
живший в Гибралтаре, не советовали ему это делать, так как дороги ки-
шат разбойниками. Последний показал ему французскую книгу, где были
перечислены самые известные пираты. Их оказалось великое множество,
а кроме того, там рассказывалось, как один из султанов приказывает для
своего удовольствия вывести во двор связанными обращенных в рабство
европейцев и затем занимается бросанием в них копий или же, разъезжая
верхом, отрубает им головы и руки.
С тяжелым сердцем Цетцнер отправился дальше, причем, ожидая но-
вых нападений пиратов, все решили защищаться до последнего человека.
Всем были розданы ружья, порох и свинец; пиратов больше не оказа-
лось, но зато поднялась сильнейшая буря, и пришлось отойти в гавань
Алжира. Однако отправиться в город никто не решался, несмотря на на-
личие дружественных отношений между Францией и Алжиром. В городе,
по сообщению Цетцнера, имелось до 15 тыс. взятых в плен рабов-
христиан. Он сам видел на одном судне рабов — голландцев и испанцев,
на другом голландца-толмача, ренегата, перешедшего в магометанство.
Корсарское судно в гавани подвергло корабль осмотру, причем капитан
угощал корсара кофе, редким для того времени напитком. Едва вышли
из Алжира, как снова началась буря, и все ждали гибели; корабль захле-
стнуло волной, так что в течение трех часов пришлось всем пассажирам
414_________История экономического быта Западной Европы
выкачивать воду. Добрались до острова Менорка, по опять поднялась
буря. «Тот ужас, который приходится пережить, невозможно описать», -
поясняет Цетцпер. Только 30 ноября, пробыв больше месяца в пути, он
прибыл в Марсель, откуда уже дилижансом, запряженным 6 -8 мулами,
отправился в Лион37.
Однако не меньшим опасностям подвергся тот же Цетцнср в молодо-
сти, когда он 29 октября 1(599 г. отправился по поручению одного ам-
стердамского купца с грузом французских, испанских и рейнских вии, а
также водок разных сортов в Данциг. Часть товаров он взял и на комис-
сию. И тут корабль ire сразу мог выйти из Амстердама; когда же наконец
плавание началось, то поднялась буря, и пришлось зайти в ближайший
порт, и так повторялось три раза; когда же в четвертый раз вышли в мо-
рс, то ураган достиг такой силы, что всем пришлось лечь и держаться за
канат, но некоторые были снесены волной в море. Несколько бочек вина
разлилось, а в нем плавали сельди из других разбитых бочек. Мачта
сломалась и навалилась на судно, грозя его потопить, приказание же ка-
питана отрубить мачту пикто не решался исполнить, опасаясь погибнуть
при этом; наконец мачта была выброшена за борт, но это стоило жизни
двум матросам, которые были снесены в воду. Больше двух суток про-
должалась буря; когда же опа наконец утихла и пассажиры снова зажгли
огонь (во время бури они боялись это сделать, несмотря на сильный хо-
лод) и стали наслаждаться разлитым вином, в котором плавали сельди,
они, подойдя к берегам Норвегии, увидели много бочек, бревен, прови-
анта, плававших в море, ~ с погибших во время той же бури кораблей.
Выяснилось, что действительно в последние дни у берегов Норвегии не
менее 12 судов вместе с людьми и грузом стали жертвой разъяренной
стихии, и подъехавший к кораблю лоцман, увидев его состояние, удив-
лялся, как ему удалось избегнуть крушения.
23 декабря корабль пристал к небольшому городу Арендалю в Южной
Норвегии у Скагерака, и решено было здесь же зазимовать. В гавани со-
бралось И иностранных кораблей, имевших 900 человек экипажа и пас-
сажиров, что вызвало большие опасения у местных жителей, которые
уже раз были совершенно разграблены зимовавшими иноземными моря-
ками, людьми грубыми, часто пе подчинявшимися своему начальству. И
теперь происходили столкновения между теми и другими, наносились
раны и пробивались головы, и нередко толпы местных жителей собира-
лись перед домами иноземцев, и им приходилось выставлять на ночь
стражу на случай нападения. Всю зиму просидел здесь Цетцнер, и в мар-
те, когда гавань освободилась от льда, корабль двинулся дальше; 5 меся-
цев 8 дней продолжалось его путешествие из Амстердама в Данциг, и ко-
гда он наконец привез вина по назначению, то оказалось, что за это вре-
мя цена на них сильно упала и их продать невозможно было, - так
велась торговля в те времена38.
Глава LV. Пути и средства сообщения. Страхование 415
Но пиратство было широко распространено и среди всех классов ев-
ропейского общества. В эпоху преследований при Марии Католической в
Англии много лиц из лучшего общества превратились в пиратов, а к ним
присоединялись рыбаки, не находившие заработка; те и другие продол-
жали этот «промысел» и впоследствии. «Почти каждый джентльмен на
западном побережье Англии, — по словам Кембелля, — принимал уча-
стие в пиратстве. Пиратам оказывали содействие в вооружении кораблей
лорды; во Франции Кольбер проектировал объединить пиратов Дюнкер-
ка в особую флотилию под командой одного из этих «capitaines-
corsaires». Знаменитые мореплаватели, открывшие новые моря и страны,
были в то же время пиратами. Таков был и известный Вальтер Ралей,
«великий» Ралей, основавший Виргинию, преданный «в равной мере и
Марсу, и Меркурию», и Френсис Дрейк, «благородный пират», как его
называли, и Фробишер, в душе которого уживались одновременно «уче-
ный и пират», и Кевендиш, «вернувшийся на корабле с позолоченными
мачтами, с парусами из дамаста, с моряками, одетыми в бархат и шелк».
Заокеанские компании, как мы видели выше, столь же усердно занима-
лись военными операциями и грабежами и на суше и на море, как и тор-
говлей. «Krieg, Handel und Piraterie - dreieinig sind sie, nicht zu
trennen»: война, торговля и пиратство триедины, нераздельны, - гово-
рит Мефистофель в «Фаусте». Насилие являлось еще и в эту эпоху су-
щественным источником доходов39.
В Тавре судоходство совершалось таким образом, что участие, а соот-
ветственно этому и прибыль, выручаемая в торговле, распадается на три
части: одна треть принадлежала владельцам корабля, которые должны
были вполне подготовить его к путешествию; другая — тем, кто снабжал
экипаж провиантом и доставлял груз; третья - лицам, которые уплачи-
вали жалованье экипажу и несли прочие расходы. Однако в огромном
большинстве случаев последние не могли выполнить этой обязанности, и
первые две группы брали ее на себя, выговаривая себе известную долю
барыша, который будет выручен по возвращении корабля, или за опре-
деленный процент (в конце XVI в. за 40-60%). Известная доля принад-
лежала капитану, кроме того, и он и матросы имели право брать с собой
известный груз (pacotille), что являлось, по-видимому, делом весьма вы-
годным, так как моряки для приобретения последнего делали займы у
капитана или у жителей порта с уплатой 40—55% (в XVI в.); но и капи-
тан нередко брал ссуду у жителей и затем уже (из более высокого про-
цента) выдавал из этих денег ссуды матросам. Участие в судне и грузе
разбивалось на самые мелкие части — до */32* 1/б4, даже Ь'ця- Благо-
даря этому, как и займам под судно и груз, участию экипажа в торговых
операциях и т.д., вся масса населения Гавра была заинтересована в судо-
ходстве и морской торговле — не только весь торговый класс, но и про-
чие жители, ибо не было столь мелкого ремесленника, который в той или
иной форме не принимал бы участия в этой отрасли деятельности. Так
416
ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО БЫТА ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
это было как в XVI в., так и в последующие два века. Отсюда желание
торговлю с колониями непременно сохранить для себя, не допуская како-
го-либо нарушения моноподии иностранцами. «Колонии принадлежат
метрополии и могут вести торговлю только с ее жителями», — как заяв-
ляла в 1784 г торговая палата Нормандии.
Насколько участие в судах и грузах было распылено, можно усмот-
реть, например, из того, что одни только торговый дом Гавра участвовал,
как видно из акта 1584 г., в 19 судах одновременно, большей частью в
размере 1 1 (иногда '/а и более) В качестве участника в 50 судах
за 1571 1588 г. названо одно лицо, двое - в 45, двое - в 29 судах,
трое - в 21, двое -- в 19 и т.д За те же годы участниками являются
246 чел., из которых 153 встречаются всего один раз. Наряду с купцами,
специально занимавшимися торговлей с колониями, находим многих лиц,
которые участвовали в ней в качестве дополнительного промысла, как,
например, хирургов, аптекарей, адвокатов и прокуроров, чиновников,
каменщиков, офицеров и солдат гарнизона, ис говоря уже о капитанах
кораблей и матросах40.
Из Италии, где морское страхование существовало уже, как мы виде-
ли выше41, в Средние века и где в XV, XVI и начале XVII в. находим
ряд постановлений, регулирующих его (в Генуе, Флоренции, Венеции,
Неаполе), оно переходит затем в Нидерланды, где в связи с ростом ни-
дерландского судоходства получает дальнейшее развитие и широкое рас-
пространение. Первоначально, однако, страховыми операциями занима-
ются почти исключительно иностранцы — итальянцы и испанцы; лишь
впоследствии и голландцы сами берутся за это дело. Страхование рас-
пространяется и во Франции, и в приморских городах Германии, в осо-
бенности в таком торговом центре, как Гамбург. Ввиду недостаточности
капиталов страховщики вынуждены в целях уменьшения риска заклю-
чать возможно большее количество страховых сделок: поступают таким
образом, что (как это наблюдалось в Италии в Средние века) в каждом
договоре каждый из них участвует лишь известной долей. Поэтому даже
в Нидерландах в каждом отдельном случае мы имеем целый ряд страхо-
вателей, из которых каждый отвечает лишь определенной частью страхо-
вой суммы42. Наряду с отдельными лицами образуются страховые обще-
ства. Французский купец Лион в XVII в. страхует свои товары в одних
случаях у частных лиц, в особенности в Ла-Рошели, Руане, Сен-Мало,
Марселе, в других — у Compagnie G6n6rale des assurances et grosses
aventures de France, уплачивая обычно высокую, no нынешним понятиям,
премию в размере 10%, в некоторых же случаях последняя доходит даже
до 25%. Другой французский купец в Сен-Мало (Магон де ла Балю),
занимающийся и страховыми операциями или доставляющий в качестве
комиссионера страховые объекты для других лиц, взимает гораздо мень-
шие премии. В конце XVII в. эти премии составляют для грузов в другие
французские порты (атлантические) 2%, в Марсель, Амстердам, Кёниге-
Глава LV. Пути и средства сообщения. Страхование 417
берг, Бильбао - 4%, в Кадикс - 5%, на Антильские острова — 9%. В
середине XVIH в. премии понижаются до 11/4“11/2% для судов, от-
правляющихся во французские порты, идо З1 /2% — для судов дальнего
плавания (за океан), хотя во время войны растут до 25%. Первые акцио-
нерные общества морского страхования возникают в Англии в 1729 г.,
затем они учреждаются и в других странах (Гамбурге, Нидерландах,
Швеции).
В Голландии ввиду блестящего роста ее торговли в XVII в. морское
страхование в этом веке обнаруживает успешное развитие. В конце этого
столетия Амстердам страховал многочисленные иностранные суда фран-
цузских и английских купцов. Страховщиками являлись обычно частные
лица (в особенности купцы, но и другие — иногда члены городского ма-
гистрата). В 1720 г. образуются первые компании (проект учреждения
такой компании появляется уже в 1628 г.) в Амстердаме, Роттердаме,
Мидделъбурге и 26 других нидерландских городах. Лишь с конца XVIII в.,
когда во время войн с Англией нидерландские страховые общества по-
несли крупные потери, их место занимают англичане, к которым перешло
первенство в международной торговле.
Хотя с XVII в. страховые операции развиваются, тем не мепее не сле-
дует преувеличивать значения страхования и для этой эпохи. Старый
способ распределения грузов между рядом судов, как и участия во мно-
гих кораблях, отнюдь не исчез. Не только кёльнские купцы, отправляв-
шие свои товары на франкфуртскую ярмарку, посылали их по Рейну и
Майну па многих судах каждый, часть же доставляли сушей, но и Ни-
дерландская Ост-Индская компания не страховала своих судов и грузов.
Даже в Нидерландах еще в XVIII в. высказывалось мнение, что страхо-
вать следует только большие грузы и лишь при наличности действитель-
ной опасности. В свою очередь и страхователям приходилось бороться со
злоупотреблениями в виде застрахования судна и груза на большую сум-
му, чем составляла их ценность, ввиду чего потеря застрахованного иму-
щества оказывалась выгодной для страховщиков. Англичанин Дефо в
1697 г. считает нужным еще доказывать, что страховой договор не со-
держит в себе ничего противозаконного, ибо если кто-либо погружает на
одном корабле больший груз, чем ему позволяет его состояние, то он мо-
жет предложить другому принять участие в несении риска и за это, ко-
нечно, уделяет ему и часть прибыли. При этом и он подчеркивает, что
основанием страхования является опасность, сопряженная с помещением
всего груза на одном и том же судне, очевидно в противоположность ста-
рому обычаю распределять его между целым рядом кораблей. Напротив,
Савари при рассмотрении торговли с Америкой выдвигает в качестве од-
ного из семи положений требование страхования товаров, ибо за послед-
ние 15 — 20 лет много парижских купцов, имевших имущество в 600 —
700 тыс. ливров, вследствие потери своих товаров (пиратство, корабле-
крушение) совершенно разорились.
418
История экономического выт а Западной Европы
Великая Равенсбургская компания при транспорте товаров на суше пе
прибегала к страхованию - доставка совершалась за ее страх и риск,
поскольку ответственность не падала на перевозчиков или погонщиков
мулов. Напротив, при отправке товаров морем (из Генуи в Антверпен)
она постепенно стала страховать груз, причем гораздо более опасалась
нападений пиратов, чем кораблекрушения. В 1507 г. один из участников
компании пишет в Антверпен: «Обязательно все страхуйте, чтобы не по-
лучилось убытка, ибо недавно немцы потеряли у берегов Бретани ко-
рабль с пряностями, шедший из Лиссабона, и понесли на этом большой
убыток. У Вельзсров было 60 мешков перца, столько же у Гехштсттеров,
у Эгингов 20 мешков. Бог да возместит это добрым людям. Они всегда ду-
мали, что страхование — одна потеха»43. Как мы видим из этого, и в нача-
ле XVI в. страхование еще далеко нс являлось общеупотребительным -
в упомянутых первых экспедициях в Ост-Индию оно еще не практикова-
лось. В Испании, Генуе и других местах одной из мер поощрения собст-
венного мореплавания (в XV в.) являлось запрещение страхования гру-
зов иностранных купцов, перевозимых на иностранных судах.
Другие виды страхования нарождаются лишь очень медленно. Стра-
хование от огня не могло появиться до тех пор, пока пожары вследствие
скученности деревянных построек в городах охватывали целые кварталы,
— пи один страхователь не мог выдержать такого риска. Первые шаги в
этом направлении появляются в Англии в самом конце XVII в., в других
странах не ранее XVIII в. (раньше имелись лишь благотворительные кас-
сы помощи пострадавшим от огня или кассы взаимопомощи, которые,
однако, быстро погибали при значительных пожарах). Во Франции с се-
редины XVIII в. появляются проекты учреждения страховых от огня об-
ществ по английскому образцу. Однако первая возникшая в 1754 г. ком-
пания — в отличие от лондонских - принимала па страхование только
недвижимости, но не движимое имущество, чтобы этим заставить домо-
владельца и нанимателей заботиться о предупреждении пожаров44. Напро-
тив, вторая компания 1787 г. страховала и находившуюся в зданиях об-
становку и прочие ценности (кроме зеркал, драгоценностей и докумен-
тов). Хотя в учреждении страхования от огня и усматривали выгоды, так
как домовладельцу легче найти кредит в этом случае, но были и возра-
жения против него: полагали, что охотников страховать свое имущество
окажется мало, а процессов из-за этого будет много, домовладельцы не
будут осторожно обращаться с огнем, будут прибегать и к поджогам.
Еще медленнее нарождалось страхование жизни. К концу XVI в. в
Генуе и Нидерландах еще запрещалось при страховании судов и грузов
страховать и жизнь экипажа или пассажиров от опасностей моря. Однако
в Нидерландах и во Франции в XVII в. допускалось лишь страхование
от продажи в рабство - в случае если застрахованный попадал в руки
пиратов, страхователь обязан был уплатить определенную сумму в каче-
стве выкупа его. Эта опасность, как мы видели, была в то время весьма
Глава LV. Пути и средства сообщения. Страхование
419
велика. Как указывает Рикар, капитаны нидерландских кораблей отка-
зывались отправляться в Средиземное море, кишевшее турецкими пира-
тами, если судовладельцы не страховали их на 3 — 4 тыс. гульденов, что-
бы в случае необходимости их можно было выкупить из рабства. Нидер-
ландское право XVIII в. вынуждено было много труда потратить на
выяснение законности такого рода сделок, которые легко смешивали с
запрещенными законодательством пари на жизнь других лиц. Оно ука-
зывало па то, что сделки первого рода отличаются от последних тем, что
здесь каждая сторона заинтересована не в несчастии другой, как это име-
ет место при держании пари, а, напротив, в благополучном исходе, в
том, чтобы застрахованный не попал в плен и не был обращен в рабство.
Дело ограничивалось и здесь одним лишь страхованием на случай захва-
та пиратами, тогда как страхование жизни было еще запрещено. Упомя-
нутый выше Даниель Дефо в 1697 г. («Ап Essay on Projects») еще заяв-
ляет, что «страхование жизни вовсе не вызывает у него одобрения. В
Италии, впрочем, где к кинжалу и яду прибегают в широких размерах,
оно, как и пожизненные ренты, быть может, целесообразно, хотя и там
не хвалят пи того ни другого». Своего рода страхованием жизни явля-
лись существовавшие, в особенности во Франции, с середины XVII в.
тонтины (по имени итальянца Тонти) — форма государственных займов,
при которых группа лиц вносила известную сумму и за это ей выплачи-
валась ежегодная рента в одном и том же размере до смерти последнего
члена группы. Идея страхования жизни (выплата до смерти) здесь, од-
нако, соединялась с азартной игрой, ибо от смерти каждого выигрывали
все остальные и больше всего приходилось на долю того, кто переживал
всех других. Выяснение вероятной продолжительности жизни здесь име-
ло уже значение: если последний из этой группы умирал раньше предпо-
лагаемого срока, то государство выигрывало, в противном же случае оно
теряло. Исследования в этом направлении (составление таблиц смертно-
сти) производились уже с XVII в. (Паскаль, Галлей, Граунт, Петти). В
начале XVIII в. и общества морского страхования в Англии стали при-
соединять к своей деятельности и страхование жизни, а в 60-х гг. XVIH в.
в Англии возникли и компании, строившие страхование жизни на твер-
дых научных основаниях (теории вероятности). Во Франции первые по-
пытки сделаны были лишь в самом конце XVIII в., в Германии в начале
XIX в. (1827 г., первый банк страхования жизни Гота)45’ 46.
1 Jahns. Ross und Reiter. II. S. 183 ff., 302 ff. Huber. Geschichte des Verkehrs. Passim.
2 Smiles. Vol. I. P.175. Moffit. England on the Eve of Industrial Revolution. P. 96 ff.
Heaton. Yorkshire wooler and worstwd industries. P. 395. Mantoux. La revolution indus-
trielle au XVIII stole. P. 98 ff.
3 Смит. Исследование о природе и причинах богатства народов. Кк. V. Гл. 2. Отд.
III 1.1. Ср.: Ардашев. Провинциальная администрация во Фракции в последнюю пору
старого порядка. Т. II. С. 274.
4 Dutil. L’etat economiquc du Languedoc 5 la fin de I’ancien regime. P. 653 — 678.
420
История экономического бы га Западной Европы
Относительно других областей Франции см.: Musset. Le Bas-Maine. Р. 32f. Lefebvre. I-cs
paysans du Nord de la France pendunl la involution. T. I. P. 234 Rouff. Les mines de char-
bon en Franco au XVI11 stecle P 368 Sion. Les paysans de la Normandie Orientate. P. 249.
Bernier. Exsai sur le Tiers-Etat <*t les paysans do Basso-Normandie an XVIII stecle. See. Les
classes rurales en Bretagne du XVI stecle h la Revolution. P 405 ff
•> Kanter. Die Entwicklung des Handels mil gebrauelisfertigcn Waren von der Mitte des
18 Jahrhunderts bis zum Jah re 1866 m Frankfurt am Mein. S. 7.
r> Macaulay. The Ilislon’ of England from the Accession of James Ни* Second Vol I Ch. III.
7 Reiss- Journal und Gliicks-und UnglucksOlle von Joh. Zclznor <1677 -1735) S 131, 138
* Casanova de Seingalt Mdmnires Merits par lui-uteme. T. IV. P. 9.
» Ibid. T V. P 5.
1” Ibid T. II. P. 299.
11 В 1700 г. почта отходила из Амстердама 4 раза в педелю (Rciss-Journal und Glucks*
und Unglucksbllc von Joh. Zetzner (I677--1735) S. 23).
12Marperger. Notwendige und niitzliche Fragen Uber die Kauflaaiinscliaft. S. 291.
i:{ Ibid.
м Карета (франц.) ~ Прим. iud.
15 Casanova de Seingalt. Mdnioires dcrils par lui-nteme. T. II. P. 449.
lf > Letaconnoux Les transports en France an XVIII stecle // Revue d’histoire moderne et
eonteinporaine 1908- 1909
17 См. ниже.
1Л Vignon. Eludes historique sur I'administration des voies publiqucs en France au
XVII— XVIII stecle. T. П. P. 49, 178. Letaconnoux- Les transports en France an XVIII stecle.
P. 105 ff.
19 Gatz. Verkehrswegc. S. 728, 731. Huber. Entwicklung des tnodernen Verkehrs. Lcta-
connoux. Les transports en France au XVIII stecle. P. 113.
20 Cm.: Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. II. T. 1.
21 Gothein. Geschichliche Entwicklung der Rheinschiffahrt im XIX. Jahrhundert. S. 146.
22 Cm.: Ricard. Ndgoce d’Amsterdam. P. 127 ff. Dietz. Frankfurter HandeLsgeschichte.
Bd. III. P. 310. Gothein. Geschichtiche Entwicklung der Rheinschiffahrt im XIX. Jahrhundert.
S. 140 ff Lefebvre Les paysans du Nord de la France pendant la revolution. T. ]. P. 242.
£t Letaconnoux. Les voies de communication en France au XVIII stecle / / Vierteljahr-
schrift flir Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. 1910. Letaconnoux. Los transports en France au
XV111 Steele. P. 269 ff.
24 Dutil. L'flat tfconomique du Languedoc i la fin de I’ancien regime. P. 700 ff.
25 Kohler-Hecht. Niederlhndische Ilandelsrecht in der BlUtezeit des Freistaats. S. 541,
550, 564, 569, 574 - 577.
2< >Эти цифры установлены Фогелем, который их значительно сократил по сравнению
с преувеличенными данными современников, которые до сих пор без всякой критики по-
вторялись. См.: Vogel. Zur Grdsse der europiiische Handclsflotte im 15, 16 und 17. Jahrhun-
derte / ' Festschrift filr Schafer. 1915.
27 Davenant. Discources on the Public Revenue. Vol. II. 1698. P. 29. Macpherson. An-
nals of Commerce. Vol. II. 1805. P. 719. Несколько большие цифры сообщает Андерсон.
Ср.: Moffit. England on the Eve of Industrial Revolution. P. 295.
28 Vogel. Zur GrOsse der europiiische Handelsflotte im 15, 16 und 17. Jahrhunderte. P.
322, 333.
24 Haring, Trade and Navigation between Spain and the Indies. 1918. P. 261. Gon’s.
Etudes sur les colonies marchandes mdridionales й Anvers. P. 143. See. L’evolution commer-
ciale et industrielle de la France sous I'ancien regime. 1924. P. 239. Barrey. Lc Havre et la
navigation aux Antilles sous Гапбеп regime. P. 244.
-50 В Испании установлено было в середине XVI в. для путешествий в Америку на
судно в 100- 170 in 30 матросов, в 170 - 220 т - 48, в 220 — 320 т - 61, для плаваний в
Антверпен в 1563 г. на судно в 40- 50 т 8 матросов, в 100 — 150 т — 20, в 250 — 300 т —
Глава LV. Пути и средства сообщения. Страхование
421
34 (Haring. Trade and Navigation between Spain and the Indies. P. 274, 343. Coris. Eludes
sur les colonies marchandes miridiouales & Anvers. P. 150).
•n Baasch. Zur StaListik des Scliiffspartenwesens /'/ Vierteljahrschrift fur Sozial- und
Wirtschaftsgeschichte. lid. XX. 1919.
12 Reuleaux. Das Buch der Erfindungen. 8. Aufl. Bd. II. S. 270 — 271.
AiBarrey. Le Havre Iraiisatlanlique de 1571 h 16Ю / / Mdmoires et documents, publ.
par Haycin. 5-c sir. 19(7. P. 98, (08—111. Surrey. Le Havre et la navigation aux Antilles
sous I’ancien regime / / Ibid. 5-e sir. 1917. P. 231).
По Жерару (Anvers II travers les nges. T. II. P. 367) л Рахфалю (Wilhelm von
Oranien 1906. T. I. P. 320), плавание из Антверпена я Лиссабон (в XVI в.) продолжалось
10 дней, в Испанию - 9-15 диен. Напротив, Горис (Etudes sur les colonies maivliandes
mirtdioiiales ft Anvers) утверждает, что путешествие из Антверпена в Каталонию и обратно
занимает 5-6 месяцев, в Геную — 6-7 месяцев, он подчеркивает, что приходилось меся-
цами ждать попутного ветра к вместо того, чтобы подойти к берегам Бельгии, отправлять-
ся в Англию и стоять там на якоре пока норд-ост пм ire позволит отправиться в Антверпен.
й Чем больше длина по сравнению с шириной, тем быстрее может двигаться судно; в
настоящее время отношение длины к ширине 7-9: 1; прежде оно было 3 — 4 : 1.
•* Относительно судоходства см.: Masson. Histoire du commerce frangaisc dans le
Livant au XVII siicle. P. 445 ff. Watjen. Die Nicderlander im Mittelmeergchiet. P. 189 ff.
Malvezin. Histoire du commerce de Bordeau. T. П. P. 159 ff., 362 ff. T. III. 157 ff. Giitz.
Verkehrswege. S. 681 ff., 693 ff. Sombart. Krieg und Kapitalismus. Кар. VI. Sombart. Der
Bourgeois. Кар. VIJ. !. Sombart. Die moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. П. T. 1. Кар. 42.
Zeter. Handel und Shiffahrt von Marseille. 1927. Haring. Trade and Navigation between
Spain and the Indies. Hagedorn. Die Entwickiung der wigLigsten Shiffstypen. 1914. Goris.
Etudes sur les colonies marchandes miridionales К Anvers. 1925. Baasch. HollUndische
Wirtschaftsgeschichte. 1927. Levasseur. Histoire du commerce. 1911. S4e. L’evolution com-
inerciale et industrielle de la France sous I’ancien regime. 1924. Fitger. Die wirtscliaftlich-
technische Entwickiung der Seeschriffahrt // Schriften des Verein filr Sozialpolitik. Bd. 103.
1902.
37 Reiss-Journal und Glllcks-und UnglucksOlle von Joh. Zetzner (1677—1735). Bd.
XVIII. Кар. XVI. S. 160 ff.
38 Rciss-Journal und GlUcks-und Unglucks&He von Joh. Zetzner (1677— 1735). Кар. III-
IV. S. 25.
39 О пиратстве см.: Corbett. Drake and the Tudore Navy. Corbett. The Successors of
Drake. 1900. Barbour. Privateers and Pirates of the West-Indiens // American Historical
Review. XVI. 1911. Williamson. Maritime Entreprises 1485—1553. 1913. Harring. Bouca-
neers in the West-Indies in the XVII century. Marcel. Les Corsaires frangaise au XVI siicle
dans les Antilles. 1902. Dahlgren. Les relations commerciales entre la France et les cotis de
ГОсёан Pacifique. Vignols. L’ancien concepte monopole et la contraband? universelie. Som-
barl. Krieg und Kapitalismus. Кар. VI. Sombart. Der Bourgeois. Кар. VII.
4° Barrey. Le Havre transatiantique de 1571 h 1610 // Miinoires et documents, pubi.
par Hayem. 5-e sir. 1917. P. 98, 108—111. Barrey. Le Havre et la navigation aux Antilles
sous I’ancien regime // Ibid. P. 231.
41 См. t. I, гл. XXIX.
43 В Антверпене в 1531 г. в страховании одного судна участвовало 42 человека, в 1542 г.
в страховании двух кораблей 50. Страховыми операциями здесь кормилось (в 1564 г.)
свыше 600 человек. Страховые сделки заключались при посредстве маклеров, которые
не|»едко застраховывали дважды одно и то же судно или корабль п груз свыше их ценно-
сти, подделывали подписи и совершали иные обманные действия, но к ответственности не
привлекались (Goris. Eludes sur les colonies marchandes miridionales h Anvers. P. 181).
® Schulte. Die Grosse Ravensburger Gegellschaft. Bd. II. S. 65 — 66, 67— 68. Bd. Ш.
S. 447 ff.
41 Премии, установленные eio, составляли 1/ц>% (о случае наличия опасных промы-
422
Ис тория экономического бытд Западной Европы
слов процент повышался), с понижением при более значительных страховых суммах (при
40 тыс. ливров премия 25 ливров). Компания не возмещает убытков, вызванных огнем
каминов. Она страхует только здание, ио не зеркала, картины, мебель и проч. {Savary. Le
Le parfait negotiant on instruction gdnirale pour ce qui rdgardc le commerce des marchandises
en France et de pays Strangers T. V).
45 Рикар (Ricard. Ndgoce d'Amslordain. P 25T) сообщает (в XVII в.), что и в Листер*
даме, где люди стараются всеми силами нажить деньга, имеются и такие, которые страху*
ют свою жизнь, чтобы в случае их смерти, семья их в течение известного времени получа*
ла доход. Но он возмущается такого рода сделками.
ih Savary lx parfait ndgociant ou instruction gdnlrale pour ce qui rdgarde le commerce
des marchandises en France et de pays grangers. T. II. 1675. Ricard. N6goce d’Amslerdam. P.
274. Nfumich- Neueste Rcise durch England, Scliottland und Ireland. P. 100. Defoe. An Es-
say on Projects. 1697 Kiesselbeck. Die wirtschafts- und rechlsgcschiehlliche Entwicklung der
Seeversicberuitg in Hamburg. 1901. Pless. Geschichte des Assekuranz und der hanseatischen
Seeversichcninsbdrsen. 1902. Kohler Hecht. Niederlbudische l-landelsrccht in der Blutezeit des
Freistaats // Zeitschrift fiir das gesamte Handelrechl und Konkursrcchi. Bd. 59. S. 505 ff.
Rehme. Geschichte des Handelsrechts. S. 226. Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl.
Bd. II- T. 1. S. 309 ff. Martin. The History of Lloyds and of Marine Insurance in Great Brit-
ain. 1876. Masson. Histoire du commerce fran?aise dans le Ldvaut au XVII sidcle. P. 482.
Dediarme. Lc comptoir d’un marchand au XVli siicle. P. 201 ff. Schulz A. Das htiuslichc
Leben der europhischen Kulturvdlker (vom Mittelater bis zur zweiten Ihilfte des XVIII. Jahr-
hunderts). S 106 ff- Rlnm. Les assurances terrestres en France sous l'ancien regime // Re-
vue d’histoire dconomique et sociale. T. VIII. 1920. Hamon. Histoire gdn&ale d'assurance.
See. L’evolution conunerciale et industrielle de la France sous I'ancien regime. P. 103. 5Л. Le
commerce maritime de la Bretagne au XVIII sitcle. P. 46 ff., 86 ff., 104, 120. Ranke. Die
wirtschaftlichen Beziehungen Kdlns zu Frankfurt am Mein, Suddentschland und Italicn im 16.
und 17. Jahrhunderte. P. 56. Wiitjen. Die NiederlUnder im Mittelmeergebiet. S. 202. Goris.
Etudes sur les colonies inarchaodes m^ridionales i Anvers. P. 385. Rehme. Geschichte des
Handelsrechts. S. 226. Emminghatis. An der Wiege der deutschen Lebensversicherung //
Jahrbticher fur blationalBkonomie und Statistik. 1927. Bd. 72.
Отдел VI. Капитал1
%
ГЛАВА LVI
ВОЗНИКНОВЕНИЕ КАПИТАЛА И ЕГО РОСТ
Как и когда возник капитал? Господствующее, в особенности со вре-
мени Маркса, мнение состоит в том, что капиталы, появляющиеся с
XV -XVI вв. (или вообще капитал, по терминологии Маркса), создались
из прибыли, вырученной в торговле и в кредитных операциях. В проти-
воположность этому, Зомбарт выставил новое положение: появляющиеся
в Италии уже в XV в., а затем в XVI в. в особенности в южногерманских
городах крупные капиталы, утверждает он, могли образоваться у город-
ских и сельских собственников земли как результат накопленной ими зе-
мельной ренты, которую они теперь стали помещать в торгово-промыш-
ленных операциях2. Подвергнув, таким образом, сомнению господствую-
щее, но мало доказанное мнение, Зомбарт своими возражениями против
него вызвал детальную проверку этого взгляда путем анализа фактиче-
ского материала и способствовал научному обоснованию старой теории,
ибо оказалось, что его собственная теория не может быть подтверждена
историческими данными3. Среди ряда работ по этому вопросу4, вызван-
ных трудом Зомбарта, весьма ценно исследование Гейнена, в котором он
проследил образование капиталов в наиболее крупном из средневековых
центров - Венеции. Гейнен пришел к тому заключению, что в Венеции
уже весьма рано, с XII в., существовала значительная торговая прибыль,
которая и могла создать все более возрастающие капиталы, тогда как ни-
какого другого источника в те времена еще не существовало5. Не менее
любопытна книга Стридера, где выяснено, как возникли те крупные ка-
питалы, которые появляются в XVI в. и центром которых является Аугс-
бург, резиденция знаменитых «денежных царей» того времени — Фугге-
ров6. Стридер изучает, на основании статистики имущественного обло-
жения, развитие имущества и капитала у торговых фирм Аугсбурга (у
каждой из них в отдельности) в XV—XVI вв. Из податных списков вы-
ясняется, что, поскольку поместное дворянство переселялось в город, не
избыток в деньгах гнал этих дворян из родовых поместий в города, а
нужда, необходимость искать себе пропитание. Они являлись сюда разо-
ренными, прожив свое состояние или потеряв его во время войн; уже
здесь, в городе, начав с капитала ничтожных размеров, им удавалось по-
средством торговли составить себе постепенно значительный капитал.
424
История экономического быта Западной Европы
Разделив аугсбургских патрициев на две группы, Стридвр показыва-
ет, как из 42 семейств, не занимавшихся торговлей, пи одно не достигло
успеха, - это видно из поимущественного обложения. Напротив, из вто-
рой qjynnw, участвовавшей в юрговле, вышло восемь крупнейших тор-
говых фирм XVI в (как, например, Вельзсры, Госсемброт, Герварт,
Мсйтппг п др), которые принимали деятельное у чан не в первых экспе-
дициях португальцев в Ост-Индию, позже в торговле с Лиссабоном и
Антверпеном, как в в наиболее значительных кредитных операциях (го-
сударственных займах) того времени7 Раньше, в XV в , все эти патри-
ции воли торговлю с Венецией, и, по-видимому, в этой торговле созда-
лись их крупные капиталы, выступившие на сцену в XVI в. До начала
их коммерческой деятельности капиталы патрициев этой второй группы
были минимальны, нисколько по превышали имущества тех патрициев,
которые по-прежнему оставались только собственниками земли и домов;
но впоследствии, по мере развития их торговой деятельности, имущества
их возрастают, чего не замечается у патрициев, по занимавшихся ком-
мерческой деятельностью: последняя, очевидно, и является дифференци-
рующим моментом. Однако не только юрговля пряностями и иными ле-
вантийскими товарами через Венецию, по и переход к домашней про-
мышленности, которая существовала в Аугсбурге уже в XV в., создал
крупный капитал: целый ряд важнейших торговых фирм Аугсбурга, сре-
ди них такие всемирно известные, как Гехштеттеры и в особенности Фуг-
геры, в XV в. производили торговлю не только хлопком, но и выделан-
ными из этого хлопка в окрестностях Аугсбурга бумажными изделиями и
обработанным здесь пушным товаром8-9.
В XV в. наиболее богатый базельский житель платил налог с 14,5 тыс.
флоринов (1446), всего находим в Базеле в 1453 г. 26 лиц с имуществом
свыше 5 тыс. флоринов, или 70 тыс. рублей; имущество цюрихского
жителя Ганса Вальдмана после его смерти оценено в 33 тыс. флоринов; в
Констанце имущество наибольших богачей, Лютфрида Мунтпрата и его
брата, увеличилось с 37,5 тыс. фунтов геллеров в 1418 г. на 95 тыс. фло-
ринов в 1433 г. и 132,5 тыс. флоринов в 1447 г.; пизанцев насчитывалось
всего 5 с имуществом в 10 и более тыс. флоринов и 4 с 5 —10 тыс. фло-
ринов, генуэзцев же 90, имевших 20 тыс. флоринов и более. Во Флорен-
ции 31 плательщик неимущественного налога имел свыше 20 тыс. фло-
ринов, 44 - от 10 до 20 тыс. и 116 от 5 до 10 тыс., среди первых Козимо
Медичи в 1458 г. - 115 тыс. флоринов; в 1469 г. Пьетро Медичи оста-
вил после смерти 238 тыс. scudi; имущество Петруса Спииолы составляло
в 1440 г. 227 тыс. лир. Наиболее богатыми итальянцами являлись патри-
арх Аквилей Патавино (в 1460 г. 200 тыс. дукатов) и Андрее Вендрамин
(в 1478 г. 170 тыс дукатов). Несравненно выше цифры состояния Фуг-
геров: в 1527 г. их торговый капитал равнялся 3 млн гульденов, в 1546 г.
5 млн гульденов; в Генус — благодаря кредитным операциям с испан-
скими королями — имущества также сильно возросли; на основании по-
Глава LVL Возникновение капитала и его рост
425
имущественного налога, в 1636 г. имелось 14 имуществ свыше 1 млн лир
(Стефана Дориа — почти 4 млн, 4 — свыше 2 млн)10.
Если в левантийской торговле, в торговле германских городов с Вене-
цией и во вновь возникающей кустарной промышленности создавались
постепенно в XVI в. крупные капиталы, то в последующие века, после
гибели этих капиталов, Германия, как и Италия, постоянно страдала от
недостатка в капиталах, — недостатка столь сильного, что не хватало
даже на приобретение сырья и уплату кустарям, т.е. не имелось даже
сравнительно небольшого оборотного капитала; в основном капитале на-
добности еще не было. Те крупные капиталы, которые появились в юж-
ногерманских городах в XVI в. (миллионы Фуггеров), погибли уже к
концу этого века, ибо испанские и французские короли, в займах кото-
рым они были помещены, многократно объявляли себя банкротами и не
уплачивали долгов А в следующие два века Германия, как и Австрия,
разоренная Тридцатилетней войной п исключенная из участия в мировой
торговле (она получала товары лишь из вторых рук — от голландцев и
французов), а следовательно, лишенная американского серебра, а затем и
золота, которое в обилии притекало через Испанию в Нидерланды, Анг-
лию, Францию, не могла создать новых капиталов, столь необходимых
для промышленного развития страны. Без помощи казны промышлен-
ность не могла возникнуть, хотя и усилия последней не дали сколько-
нибудь значительных результатов.
В Пруссии при Фридрихе Великом на казенные средства учрежден
был и банк в Берлине, и несколько торговых компаний (из 2400 акций
Seehandlungsgesellschafl Фридриху Великому принадлежало 2100); в ру-
ках казны сосредоточивались горное дело и металлургическая промыш-
ленность. К казне перешли заводы в Нейштадте, в Пейтце (около Котбу-
са — изготовление пуль и бомб), в Цеденике (на Гавеле), в Малапане, в
Тарновице (стоили 200 тыс. талеров), в Брауншвейге, в Мансфельде
(медный завод), далее, каменноугольные копи в Веттине, салины в Кё-
нигсберге (обошлись в 150 тыс. талеров) и в Шенебеке (затрачено было
свыше 350 тыс. талеров). Король приобрел и фарфоровую фабрику в
Берлине за 225 тыс. талеров11.
В других отраслях производства мы находим частные предприятия,
но без поддержки казны они не могли обходиться. Так обстояло дело в
шелковой промышленности, учрежденной Фридрихом Великим. Гирш
Давид получил 8 тыс. талеров на расширение предприятия, другим вы-
давались и единовременные ссуды, и премии до числу занятых у них
станков; много получил пользовавшийся особым доверием короля, но в
конце концов обанкротившийся Гоцковский. На учреждение шерстяного
предприятия король истратил 72 тыс. талеров. Его взял в свое управле-
ние один предприниматель, получивший обширные привилегии, а также
ссуды в 18 тыс. и в 8 тыс., которые впоследствии были признаны подар-
ками. Мануфактура по производству бумаги была устроена французом
426
История экономичгхкого быта Западной Европы
Дюбуа, который получил 5400 талеров на переселение свое и рабочих,
2 тыс на приобретение тряпья и 36 800 талеров на сооружение и обору-
дование предприятия. Завод по выделке кос, ножей и т.п., который дол-
жен был освободить Пруссию от приобретения штирийских товаров,
пользовался всякими пособиями у Фридриха Великого, как и впоследст-
вии постоянно обращался за помощью к его преемникам.
Но получился ли какой-либо результат? Мы знаем, что шелковая
промышленность, на которую было затрачено столько денег и сил, оказа-
лась искусственным созданием, которое отцвело, не успевши расцвести, ~
ряд предприягнй погиб уже при Фридрихе, другие закрылись после его
смерти. Другим примером являются предприятия, учрежденные в Силе-
зии - суконные, льняные, ниточные, чулочные, кожевенные, иголочные,
маслобойные, крахмальные, табачные, шляпные, металлические и др. По
настоянию короля министр его Шлабрепдорф заставлял и монастыри, и
дворянство, и евреев учреждать в Силезии предприятия всякого рода. Но
монастыри в большинстве случаев уклонялись от возложенной на них
обязанности, отличаясь большой изобретательностью в отговорках, или
же для виду только давали работу нескольким крестьянам. Несколько
дворян, пользуясь своим лесом и залежами руды, учредили у себя ме-
таллургические и стекольные заводы, купечество же относилось совер-
шенно отрицательно к учреждению предприятий. Королю сообщали еже-
годно количество устроенных предприятий и число занятых в них рабо-
чих. Последние, по отчетам, возрастали с 2 тыс. в 1765 г. до 12 тыс. в
1775 г., до 16,5 тыс. в 1785 г.; в 1765 г. насчитывалось 397 станков, в
1775 г. — 1454, в 1782 г. - 1565. Но цифры эти были неверны: закры-
тые предприятия, а их было до смерти Фридриха Великого более 35%,
не вычитались; в качестве рабочих числились и солдаты, и те, кто уже
раньше работал, не говоря уже о том, что в это число включались и си-
дельцы исправительного и работного дома, так что с ростом их и число
занятых в промышленности рабочих возрастало. В результате король по-
лучал совершенно неправильное представление о положении силезской
промышленности — правду ему не решались сообщать. А между тем и те
предприятия, которые продолжали свое существование, даже несмотря на
получаемые из казны пособия, все-таки прозябали, почти не давали до-
хода, на руках у них оставалось много непроданного товара12.
В Австрии ссуды, выданные из казны предпринимателям на устройст-
во разного рода (кустарных) заведений главным образом с целью разви-
тия прядильной, ткацкой и т.п. промышленности и не возвращенные
ими, составляли в 1785 г. 680 тыс. гульденов. Много ссуд было выдано
дворянам на устройство промышленных предприятий (графам Вальд-
штейн, Штаремберг, Коловрат, Клари, Баттиани). Из прочих Тис, на-
пример (с рядом других привилегий), получил на ведение суконного
предприятия и на распространение прядильного производства 100 тыс.
гульденов (после его смерти предприятия его прекратились). Чулочному
Глава LVI. Возникновение капитала и его рост
427
предприятию в Понегге выдана была ссуда в 50 тыс. гульденов и по
1 гульдену за каждую дюжину изготовленных чулок. Фальцоргер, учре-
дивший креповое предприятие, получил на первые 20 станков 2 тыс.
гульденов, на две новые прядильные мастерские 150 гульденов, с каждо-
го мальчика или девочки, работающих у него, 25 гульденов; Валеро на
такое же предприятие - 9700 гульденов на приобретение инструментов;
Монфор — 3 тыс. гульденов из 2%; предприятие в Пенцинге — сначала
30 тыс., затем еще 20 тыс. Много затрачено было казной на суконное
предприятие в Брюпне как при самом учреждении его, так и впоследст-
вии (в 1762 г. оно должно было казне 22 тыс., затем получило еще 12 тыс.
на расширение дела, затем снова выдана ссуда в 25 тыс.), но дело не
двигалось, л казне пришлось скупить весь его запас сукна ценностью в
80 тыс. гульденов.
Ряд других предприятий в Австрии был учрежден казной, или ей при-
шлось их приобрести и превратить в казенные, ибо у частных лиц дело
за отсутствием капитала не шло. Так, к казне перешло в 1751 г.
иголочное и проволочное предприятие Христиана Цуга; шерстяное заве-
дение Зинда и Линце, основанное в 1672 г., переменило несколько рук
(перешло сначала к другому, а затем к третьему владельцу, которые по-
лучали пособия от казны; затем, ввиду недостатка капитала, в 1717 г.
было продано дому призрения; далее было приобретено Восточной ком-
панией) и в конце концов, в 1754 г., куплено за 930 тыс. гульденов каз-
ной, но и ее дела шли неудачно. На приобретение прядильни в Мейдлин-
гене казна истратила 63 тыс. Предприятию Шмидта и Фриса, получив-
шему привилегию на производство нюрнбергских товаров, было выдано
вперед 4 тыс. гульденов, но вскоре, в 1754 г., оно перешло к казне с уп-
латой Шмидту 10 тыс. гульденов. Фрис должен был заняться сбытом из-
готовленных иголок, запас которых достигал 50 млн, но продать их не-
возможно было, так как из Мангейма и Швабаха они привозились по бо-
лее дешевой цене; казне пришлось освободить Фриса и от этой
обязанности, уплатив ему 12 тыс. Казна приобрела и зеркальную ману-
фактуру в Фарафельде, и фарфоровую в Вене13.
Me иначе дело обстояло и в других немецких государствах. Недоста-
ток в капиталах, а вследствие этого и отсутствие частной предприимчиво-
сти должны были давать себя знать в этих более мелких территориях с
крайне ограниченным местным рынком в еще гораздо большей мере. Так,
например, в Гессене государь был крупнейшим предпринимателем в
стране; ему принадлежали рудники, металлургические заводы, предпри-
ятие по выделке белой жести, красочная мануфактура, зеркальная и
стеклянная и др. Из попыток же создать частную промышленность и
здесь вышло «мало достопримечательного и еще меньше прочного». Не-
смотря на обращения к частным предпринимателям, предлагавшие им
приезжать в Гессен и создавать промышленность, несмотря на обещанные
им привилегии и пособия, промышленность развивалась слабо. Помимо
28 Э-1И
428
История экономического вша Западной Европы
недостатка в капиталах, вну1ренний рыпок был слишком мал; кроме то-
го, несмотря на пограничный кордон, па высокие привозные пошлины и
запрещения привоза, проникало много иностранных товаров, более деше-
вых и лучшего качества, за границу же вывозить товары вследствие их
дороговизны н установленных повсюду стеснений было крайне трудно. К
началу XIX в от всех этих попыток насаждения промышленности оста-
лось весьма немного: одно предприятие но выделке ситца, другое — вос-
ковых свечей, табачное и обойное. Гончарный завод остановился за от-
сутствием сбыта, ряд других предприятий прекратился или не мог разви-
ваться, а ведь созданы они были и в кожевенной, и в шерстяной
промышленности, в шляпной, крахмальной, стеариновой, мыловаренной.
В Шмалькальдене, как официально сообщалось в 1802 г., они из года в
год все более падают14
И в Вюртемберге, кроме двух теки ильных предприятий - одного,
принадлежавшего Кальвской компании, и другого - в Зульце, «было
сделано многой весьма разнообразных попыток, но только попыток». В
Баварии «учреждались предприятия на казенный счет и снабжались все-
возможными привилегиями или поощрялось учреждение такого рода
предприятий, получивших привилегии, компаниями или частными лица-
ми». Но ни одно из них не достигло значительного успеха; лишь немно-
гие были в силах продержаться, несмотря на монополии и привилегии.
Один современник следующим образом характеризует их: «Я видел, если
можно выразиться картинно, как строились большие корабли, как их на-
гружали всевозможными товарами, как находились умелые рулевые, но
как им приходилось напрасно ждать ветра, который дул бы в паруса,
привел бы в движение судно л содействовал бы отправке товаров»15.
Совершенно иные условия находим в странах, в руках которых нахо-
дилась заокеанская торговля: там скапливалась прибыль, приобретенная
в торговле пряностями и рабами, добычая чисто торговыми операциями
или насилием над туземным населением, которое заставляли отдавать за-
даром местные продукты или у которого просто отнимали золото и се-
ребро. Поэтому-то в Англии и Нидерландах образуются наиболее круп-
ные капиталы, и количество их вскоре превышает сравнительно незначи-
тельный в торговле и промышленности спрос иа них. Внешняя торговля
была монополизирована немногими компаниями, и для всех прочих тор-
говля как с Ост-Индией, так и с Америкой и другими странами была со-
вершенно закрыта. До конца XVII и начала XVIII в. производство и
сбыт различных промышленных изделий также составляли в Англии мо-
нополию отдельных лиц или компаний; лишь в начале XVIII в. исчезли
последние промышленные монополии в Англии. Поскольку же существо-
вала свобода производства, господствовала кустарная форма промыш-
ленности, не требовавшая значительных капиталов. Свободный капитал в
Англии и Нидерландах в XVIII в., по-видимому, достигал значительных
размеров.
Глава LVI. Возникновение капитала и его рост
429
Испанская торговля уже рано давала большое количество серебра
Голландии. Голландцы либо вывозили свои товары в Испанию» откуда
под именем испанских они шли дальше в колонии, либо контрабандой их
доставляли непосредственно голландцы в последние через принадлежав-
ший им Кюрасао. Современник оценивает посылаемые ими каждый раз
(под испанским флагом) товары в 5 млн флоринов, и столько же гол-
ландцы выручали, по его словам, при продаже в Кадиксе. Голландия уже
в конце XVII в. изобиловала свободными капиталами. Амстердам пони-
зил (в 1680 г.) процент по займу с 3,5 до 3, владельцы капиталов жало-
вались на то, что они в состоянии помещать свои средства лишь из 2%, и
ссылались на большое количество переселенцев, которые привезли с со-
бой крупные суммы. Голландия стала помещать капиталы в виде ссуд
под залог плантаций в английских, французских, датских колониях, в
английскую торговлю и различные английские предприятия, — в середи-
не XVII в. голландцам принадлежало около третьей части акций Банка
Англии (11 млн фунтов стерлингов), английской Ост-индской компании
(3,2 млн фунтов) и Южной компании; они владели паями немецких гор-
ных предприятий. Во всех прочих государствах, вместе взятых, выдан-
ные в кредит суммы не достигали того, что одни Нидерланды давали за
границу, - Брум их определяет в отдельные годы XVIII в. в 300 млн
фунтов стерлингов16.
Погашение государственных займов вызывало жалобы со стороны
кредиторов, которые со слезами на глазах говорили, что они нигде не в
состоянии столь верно помещать свои деньги17.
Англия путем «косвенной» торговли с испанской Америкой через по-
средство Ямайки, т.е. путем контрабанды без фигового листка «разре-
шенного» корабля, извлекала в середине XVIII в. на 1500 млн ливров.
По таможенным записям, за 70-летие 1710—1780 гг. товарообмен с Ис-
панией дал Англии 25 млн фунтов стерлингов излишка, с Португалией,
благодаря Метуэнскому договору, 45 или фунтов. Значение последней
было так велико, что к концу XVIII в. утверждали, что все обращающее-
ся в Англии золото получено из Португалии. При этом забыли то, о чем
должно было напоминать самое название фунта стерлингов «гинея»: об
Африке, золото которой шло в Англию благодаря другому искусно за-
ключенному договору — ассиенто 1713 г.; свыше 20 млн фунтов получи-
лось за 1710—1792 гг. в активе английской торговли с Африкой18. К
концу XVIII в. Англия имела около19 млн ф. благородных металлов. На-
ряду с «landed interest» (поместной аристократией) в Англии в XVIII в.
уже имелся обширный класс «monied interest» (представители денежного
капитала); первые проживали, вторые наживали. Обилие капиталов
здесь, как и в Нидерландах, давало возможность создания (в отличие от
Германии и Австрии) частной промышленности в XVII—XVIII вв. («ма-
нуфактур») и притом без пособий от казны. Без помощи последней воз-
никали и заокеанские компании и банки; напротив, они еще снабжали
430
История экономического быта Западной Европы
казну крупными суммами. Обилием капиталов вызывалась головокружи-
тельная спекуляция на Лондонской бирже в 1720-х годах и появление
многочисленных «мыльных пузырей» — люди хватались за всякую воз-
можность поместить деньги, не отступали перед самыми фантастическими
предприятиями. Вальполь справедливо говорил уже в 1737 г., что всякая
конверсия (понижение процента), с виду добровольная (ибо но желанию
кредиторы правительства получают свои деньги обратно), на самом деле
принудительна, ибо угроза кредиторам уплатой капитала равносильна
принуждению их согласиться на более низкий процент.
И Франция в течение всего периода XVI-XVIII вв извлекала в
большом количестве американское серебро как благодаря своей торговле
с Испанией, так и косвенным путем (при помощи контрабанды) с ее ко-
лониями; особенно усилился ее сбыт в колонии с начала XVIII в. (в
1780-х годах поступало около 500 млн франков ежегодно) — в Перу ис-
панцы почти не отправляли кораблей, французы же посылали их туда в
большом количестве. В эпоху Джона Ло (в 20-х годах XVIII в.) во
Франции замечалось обилие капиталов - спекулятивная горячка; жела-
ние всех и всякого принять участие в ней свидетельствовало об этом20;
однако огромные доходы, выручаемые от заокеанской торговли, от госу-
дарственных займов и откупов таможенных сборов и косвенных налогов
(откупщики — financiers, fermiers — создавали себе огромные состоя-
ния), уходили в значительной мере в кассы правительства — путем пе-
риодически совершаемых государственных банкротств, при которых кре-
диторы казны теряли крупные суммы, и посредством «chambres
ardentes», т.е. привлечения к суду нажившихся «финансистов» и конфи-
скации их огромных богатств21.
Поскольку же накопленные суммы оставались в руках частных лиц,
они обращались главным образом на приобретение земель. Желание раз-
богатевших коммерсантов проникнуть в ряды дворянства осуществлялось
наилучшим образом покупкой феодальных поместий, которая с 1614 г.
официально дозволялась и недворянам (roture) и которая была сопряже-
на с получением дворянского достоинства. «В XVIII в. Франция кишит
новоиспеченными сеньорами, которые добыли себе это положение попро-
сту покупкой дворянской земли. Богачи украшают себя сеньориями, как
в XIX в. экзотическими орденами». Как только, говорит Савари, фран-
цузский коммерсант нажил большое богатство торговлей, дети его поки-
дают промысел отца, тогда как в Нидерландах сыновья обычно следуют
коммерческой деятельности отца. Но вследствие этого денежный капитал
во Франции возрастал весьма медленно,- земля его поглощала, и вновь
открываемые промышленные предприятия нуждались в материальной
помощи казны (получали пособия), нужные для заокеанских компаний
суммы слабо притекали, и интерес к ним был невелик. Значительную
часть капитала вынуждена была доставлять казна: при учреждении в
1664 г. французской Ост-Индской компании часть капитала выдана ей
Глава LVI. Возникновение капитала и его рост
431
была из казны и впоследствии превратилась в дар; в 1746— 1756 гг. ком-
пания для торговли с Индией получила у короля 90 млн ливров. При
учреждении Северной компании французский король обещал внести
треть капитала и убытки в течение первых шести лет принял на свой
счет22. Наряду с выданными Кассой ]/2%,ного сбора, как она именова-
лась, за полвска 1739-1789 гг. ссудами в размере 1,3 млн ливров, от нее
же получили промышленники и торговцы 5,5 млн ливров, т.е. вчетверо
больше, безвозвратных пособий. Недаром говорили во Франции, что
промышленные предприятия в первый период развития индустрии долж-
ны учреждаться за счет государства23 Неккер к концу XVIII в. указывал
на незначительность во Франции денежного дохода по сравнению с до-
ходом, получаемым от земли, и еще в течение всей первой половины XIX
в. денежный капитал во Франции рос весьма медленно — отсюда слабое
развитие биржи, банков, фабричной промышленности, как и отсутствие
налога с денежных капиталов24.
«Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение,
порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, пер-
вые шаги к завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Афри-
ки в заповедное поле охоты на чернокожих — такова, — говорит Маркс,
— была утренняя заря капиталистической эры производства. Эти идил-
лические процессы составляют главные моменты первоначального накоп-
ления. За ними следует торговая война европейских наций, ареной для
которой служит земной шар. Война эта начинается отпадением Нидер-
ландов от Испании, принимает гигантские размеры в английской анти-
якобинской войне и теперь еще (1857 — 1860 гг.) продолжается в таких
грабительских походах, как война с Китаем из-за опиума и т.д. Различ-
ные моменты первоначального накопления распределяются теперь между
различными странами — а именно между Испанией, Португалией, Гол-
ландией, Францией и Англией — и притом более или менее в известной
исторической последовательности. В Англии к концу XVII в. они систе-
матически объединяются в колониальной системе, системе государствен-
ных займов, современной налоговой системе и системе протекционизма.
Эти методы в значительной мере покоятся на грубейшем насилии, как,
например, колониальная система». «Колониальная система способствова-
ла тепличному росту торговли и судоходства... Колонии обеспечивали
рынок сбыта для вновь возникающих мануфактур, а монопольное обла-
дание этим рынком обеспечивало усиленное накопление. Сокровища, до-
бытые за пределами Европы посредством грабежа, порабощения тузем-
цев, убийства, притекали в метрополию и тут превращались в капитал.
Голландия, где колониальная система впервые получила полное разви-
тие, уже в 1648 г. достигла высшей точки своего торгового могущества...
Колониальная система провозгласила обогащение последней единствен-
ной целью человечества». «Обращение с туземцами было, конечно, всего
ужаснее на плантациях, разрабатывавшихся, как, например, в Вест-
432
История экономического быта Западной Европы
Индии, исключительно для вывозной торговли, а также в богатых и гус-
тонаселенных странах, ставших жертвою грабежа и разбоя, как Мексика
и Ост-Индия». «Колониальная система с се морской торговлей и торго-
выми войнами послужила теплицей» и для государственного долга. «Го-
сударственный долг делается одним из самых сильных рычагов первона-
чального накопления. Словно прикосновением волшебного жезла, он
одаряет непроизводительные деньги производительной силой и превра-
щает их таким образом в капитал, устраняя всякую надобность подвер-
гать их опасностям и затруднениям, неразрывно связанным с помещени-
ем денег в промышленность и даже с частноростовщическпми опера-
циями»25.
В третьем томе «Капитала» (ч. 1 и II) Маркс останавливается на обо-
их видах капитала, существующих в эпоху раннего капитализма, - па
капитале торговом и капитале кредитном (ростовщическом).
Капиталистическому способу производства, или промышленному ка-
питализму, предшествует торговый, или купеческий, капитал, который
появляется задолго до того, как капитал подчинил себе само производство.
В это время оп еще имеет самостоятельное существование, независимое от
промышленного капитала. Условием его существования является лишь
простое товарное и денежное обращение, и «чем менее развито производ-
ство, тем более денежное имущество концентрируется в руках купцов». В
этом случае капитал развивается на основе чуждой ему и «независимой от
песо общественной формы производства», «имеет место обособленность
процесса обращения от его крайних членов, а эти крайние члены - сами
обменивающиеся производители», остающиеся самостоятельными по от-
ношению к процессу обращения. Главная его роль обнаруживается в по-
среднической торговле, например, венецианцев, генуэзцев, голландцев,
причем эта торговля основывается на варварстве тех пародов, между ко-
торыми они играют роль посредников». Торговый капитал присваивает
себе здесь подавляющую долю прибавочного продукта, отчасти в качестве
посредника между обществами, производство которых в существенном
еще имеет своею целью потребительную стоимость, отчасти потому, что
главными владельцами прибавочного продукта, с которыми имеет дело
купец (рабовладелец, феодальный сеньор, государство), являются пред-
ставители потребляющего богатства. В этом случае торговая прибыль яв-
ляется результатом грабежа, и «недаром развитие торговых народов
древних и новых непосредственно связано с насильническим грабежом,
морским разбоем, похищением рабов, порабощением колоний».
При капиталистическом способе производства купеческий капитал от
своего прежнего самостоятельного существования «спускается до такой
роли, когда он является лишь особым моментом применения капитала
вообще», лишь «капиталом с особой функцией», так что процесс произ-
водства захватывает обращение как свой момент, как реализацию про-
дукта, сферы производства связываются между собой при посредстве
________ Глава LVI. Возникновение капитала и его рост______________433
третьего звена - обращения.
Но уже самостоятельный торговый капитал, «развивая деньги в миро-
вые деньги, увеличивая размеры производства, делая его более разнооб-
разным, создавая меновую стоимость в качестве цели его, влияет более
или менее разлагающим образом на прежнюю организацию производства,
имеющую своею целью главным образом потребительную стоимость». По
эта юрговля «приходит в упадок по мере экономического развития тех
народов, которые она эксплуатировала с двух сторон и неразвитость ко-
торых была базисом их существования». «Переход от феодального к ка-
питалистическому способу производства совершается двояким образом. В
противоположность земледельческому натуральному хозяйству и связан-
ному цехами ремеслу в средневековых городах производитель становится
купцом и капиталистом. Это действительно революционизирующий
путь». Например, сукнодел-мастер сам покупает шерсть или пряжу и сам
продает ее купцу. Сам производитель-купец, торговый капитал совершает
только процесс обращения. Торговля здесь становится «предпосылкой
для превращения цеховой и деревенско-домашней промышленности и
феодального земледелия в капиталистические производства». «Или же
купец непосредственно подчиняет себе производство», становится про-
мышленником или, точнее, заставляет на себя работать ремесленную, в
особенности же сельскую мелкую промышленность. Какое бы влияние ни
оказывал исторически последний путь как переходная ступень — приме-
ром может служить английский скупщик XVII в., который подчиняет
своему контролю ткачей, все же остававшихся самостоятельными, прода-
ет им шерсть и скупает у них сукно, — однако он сам по себе не ведет к
перевороту в старом способе производства. «Фабрикант, в сущности, яв-
ляется лишь простым купцом, который предоставлял ткачам работать их
старым раздробленным способом и который господствовал над ними
только как купец». Такие условия, «только ухудшая положение произво-
дителей, являются лишь препятствием для действительного капиталисти-
ческого способа производства».
Другой ранней формой, существующей задолго до появления капита-
листического способа производства, является, по Марксу, капитал кре-
дитный — «капитал, приносящий проценты», или, «имея в виду его ста-
ринную форму, капитал ростовщический». Он появляется в двух различ-
ных видах, «в виде ростовщичества при помощи денежных ссуд знатным
расточителям, преимущественно землевладельцам», «разоряющего фео-
дальное богатство и феодальную собственность», и в виде ростовщичест-
ва при помощи денежных ссуд мелким владеющим орудиями производст-
ва производителям, к числу которых принадлежит ремесленник, в осо-
бенности же крестьянин»; этот ростовщический капитал «разоряет и
разрушает мелкокрестьянское и мелкобуржуазное производство». Первые
нуждаются в кредите ввиду нх расточительности и необходимости пла-
тить долги, вторые — вследствие превращения натуральных оброков и
434
История экономического быта Западной Европы
податей, идущих в пользу помещика и государства, в денежную ренту и
денежные налоги, которые необходимо вносить к определенному сроку.
В эту эпоху ростовщик может поглотить весь избыток (то, что впоследст-
вии образует прибыль и земельную ренту) сверх необходимых средств
существования производителя, причем он ослабляет производительные
силы вместо того, чтобы развивать их, разоряет его, присасывается к не-
му, как паразит, но нс изменяет способа производства, а, напротив, стре-
мится сохранить его, чтобы иметь возможность и дальше его эксплуати-
ровать.
При эксплуатации как землевладельцев, так и крестьян и тем и дру-
гим необходимы деньги; с другой стороны, накопление сокровищ стано-
вится реальным, в форме ростовщичества осуществляет свою мечту.
Цель, к которой стремится обладатель сокровищ, не капитал, а деньги
как таковые, но при помощи процента он превращает это самодовлеющее
денежное сокровище в капитал, в средство, при помощи которого он ов-
ладевает прибавочным трудом, а также известной долей самих средств
производства.
Развитие кредита появляется как реакция против ростовщичества.
Начинается борьба с ростовщичеством, требование подчинить капитал,
приносящий проценты, промышленному капиталу; для этого необходимо
понижение процента. Ростовщический капитал соответствует преоблада-
нию мелкого производства самостоятельных крестьян и мелких ремес-
ленников. Разорение им земельных собственников и мелких производи-
телей приводит и к образованию, и к концентрации крупных денежных
капиталов, но в какой мере это уничтожает старый способ производства и
ставит на его место капиталистический способ, это зависит всецело от
ступени исторического развития. Лишь при наличии соответствующих
условий этот капитал вызывает не экономический упадок, а капиталисти-
ческий способ производства, разоряя, с одной стороны, феодалов и мел-
ких производителей, централизуя, с другой стороны, условия труда и
превращая их в капитал.
1 О возникновении капитала и капитализма в России см.: К у ли шер. История русского
народного хозяйства. Ч. П]. Челябинск: Социум, 2004.
г Эта теория находится в связи с другой теорией Зомбарта (см. т. I, с. 315), согласно
которой размеры средневековой торговли были весьма незначительны, так что крупных
капиталов она создать не могла.
3 Впоследствии при переработке своего «Современного капитализма» Зомбарт при-
знал. что анализ проблемы накопления городской ренты получил у него «несколько про-
воцирующий характер» и что самый вопрос был у него поставлен «чрезмерно резко». Но
он находит, что ряд вызванных этим исследований именно выяснил значение этой формы
образования капитала (Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. II. T. 2. S. 649)-
Зомбарт теперь уже рассматривает земельную ренту лишь в качестве одного из источни-
ков, создающих капитал, наряду с рядом других, среди которых он в особенности выдви-
гает ссудные операции и эксплуатацию рудников. Но так как последняя (в особенности
поскольку речь идет о благородных металлах) относится к периоду, начиная лишь с XVI в.,
а нажива путем выдачи ссуд королям и феодалам предполагает предварительное накопле-
Глава LVI. Возникновение капитала и его рост
435
ние богатств последними, то первоисточником для средневековой эпохи все-таки является
земельный доход.
4 Возражения Зомбарту см.: Below. // Historische Zeitschrift. Bd. 91. Nuglisch. //
JahrbUcher for Nationalflkonomie und Statistik. Bd. 28. Hapke. // Jalirbuch for Gesetzge-
bung, Vcrwallung und Volkswirtschaft, hrsg. von Schmoller. Bd. 29. Neubauer. / / Viertel-
jahrschrift for Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. i915. Sieveking. // Vierteljahrschrift fur
Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. 1909, а также указ, ниже соч. Стридера, Малиняка,
Гейнена См. также: Davidsohn. Forschungen zur Geschichte von Florenz. Bd. IV. Тюмепее.
Капитализм в древней Греции. Гл IV-VI.
5 Неупеп. Zur Entstehung des Kapitalismus in Venedig. Относительно Флоренции см.*
Dauidsohn. Forschungen zur Geschichte von Florenz. Bd. IV. S. 268 ff.; Генуи — Sieveking. //
Vierteljahrschrift for Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. 1909. S. 73 — 74. Idem. Aus Genueser
Rechnungs- und Steucrbtichern. P. 88. См. также: т. I, c. 316 сл.
6 Их именем Эренберг назвал и всю эпоху XVI в. - период Фуггеров.
7 См. выше, с. 251 сл.
к Strieder. Zur Genesis des modernen Kapitalismus. 1904. Боте (Bothe. Die Entwick-
iung der direklen Besteueruug der Reichsstadt Frankfurt) вносит различные ограничения в
выводы Стридера, что, однако, не изменяет его основного положения. См. также по пово-
ду Стридера: Sander. // Historische Vierteljahrschrift. 1905 (и ответ его там же); Below. //
Historische Zeitschrift. N. F. Bd. 59; Rietschel. // Zeitschrift der Savigny-Stiftung fUr JRechts-
geschichte. Germanislische Abteilung. Bd. I. 1906.
9 Таким же путем - в торговой деятельности и в области кустарной промышленности
(в особенности текстильной) — образовались капиталы, как выяснил Малиняк. в Цюрихе.
И здесь земельные ренты феодальной аристократии не играли никакой роли (Maiiniak.
Die Entstehung der Export!ndustrie und des Unternehnierstandes in Zurich im 16. und 17.
Jahrhunderte. 1913). В отношении Франкфурта Боте, впрочем, утверждает, что образова-
ние крупных имуществ являлось последствием различных моментов: многие возникли бла-
годаря торговле; другие, напротив, вследствие роста ценности городских (но не сельских)
недвижимостей (Bothe. Die Entwickiung der direkten Besteuerung in der Reichsstadt Frank-
furt. 1906. Excurs).
10 Schulte. Geschichte des mittelalteriichen Handels und Verkehrs zwischen Westdeutsch-
land und Italien. Bd. I. S. 610 ff., 614, 647, 663. Keller-Escher. Das Steuerwesen der Stadt
Zurich im 13, 14 und 15. Jahrhunderte. S. 77. Burckhardt. Die Kultur der Renaissance in
Italien Excurs V. Ehrenberg. Zeitalterder Fugger. Bd. I. S. 122, 149. Sieveking. Aus Genue-
ser Bechnungs-und SleuerbUchern. S. 108 ff.
” Matschoss. Friedrich der Grosse als Beforderer der Gewerbe. S. 79 ff.
12 Koser. Kfinig Friedrich der Grosse. 3. AufL Bd. I—II. 1904. Matschoss. Friedrich der
Grosse als Beforderer des Gewerbefleisses. 1912. Hintze. Seidenindustrie // Acta Borussica.
Bd. I-III. Fechner. Geschichte des schlesischen Berg- und Huttenwesens 1741-1806. 1901.
Fechner. Die industricllen Etablissemenis der geistlichen Stiffer in Schlesien unter Friedrich
dem Grfissen // JahrbUcher for Nationaldkonomie und Statistik. 1892. Bd. IV. Fechner. Die
Fabrikgrundungen in Schlesien nach dem siebenjUhrigen Kriege unter Friedrich dem Grttssen
nach den Akten des Staatsarchivs und des Ober-Bergamts zu Breslau // Zeitschrift for die
gesamte Staatswissenschaft. 1901.
13 Beer. Studien zur Geschichte der dsterreichischen Volkswirtschaft unter Maria-
Theresia. Bd. I. S. 102, 107 ff., 116 ff. Pribram. Geschichte der osterreichischen Gewerbepo-
litik. Hoffmann. Beitrage zur neueren fisterreichischen Wirtschaftsgeschichte. I. Die Wollen-
zeugfabrik zu Linz.
14 Brauns. Kurhessische Gewerbepolitik im 17. und 18. Jahrhunderte. S. 96, 101 ff., 105.
15 Schmelzle. Der Staatshaushalt der Herzogtums Bayern im 18. Jahrhundert. S. 98 ff.
S. 93, 99.
16 Sombart. Der Kampf urn die Edelmetalle im Zeitalter der FrUhkapitalismus // Welt-
wirtschaftliches Archiv. 1917. S. 149-150, 162—164. Cp.: Van Dillen. Amsterdam, marchd
436
История экономического быта Западной Европы
mondial des mdtaux pricieux. P. 152.
17 Ehrenberg. Zeitalter tier Fugger. Bd. II. S. 281-282, 342.
1S Sombart. Der Kampf urn die Edelmctalle iin Zeilalter der FrOhkapitalismus. S. 151 ff ,
165 (f.
19 [Цифра пропущена.]
20 По Форбонне, Франция с 1700 по 1720 г получила благородных металлов из Юж-
ной Америки на 200 млн. Далыреп повышает эту сумму до 250 мл» (см.: Revue d’histoire
moderne. IX. S. 364: Dahlgren. Les relations commerciales entre la France el les colds de
I'Oc&in Pacifjque. T. 1. 1909).
21 Sombart. Luxus und Kapitalismus. S. 9. Кдлишер. Очерки финансовой науки. Ч. I.
С. 39 сл., 142
22 Encyclopedic mdthodique. Т. I- Р. 635, 691.
2, } Depitrc. Prcls au commerce et aux manufactures 1740—1789 // Revue d’histoire
deonomique el sociale. 1914 — (919. T. VII. 2.
24 Cm.: Kg.ntwcp. Очерки финансовой пауки. Ч. П. С. Ill сл.
25 Маркс. Капитал. Т. I. Гл. 24. Отд. 6.
Отдел VII. Переход к XIX в.1
ГЛАВА LVII
ИДЕОЛОГИЯ КАПИТАЛИЗМА
Зомбарт утверждает, что период XVI-XVIII вв. отличается от пре-
дыдущей эпохи тем, что теперь появилось стремление к наживе, отсутст-
вовавшее в Средние века. Однако, как можно усмотреть из изложенного
выше, стремление к богатству обнаруживалось и в средневековую эпоху;
оно обнаруживалось и в средневековом ремесле, где, несмотря па все це-
ховые стеснения, наблюдалось резкое различие в имущественном поло-
жении отдельных ремесленников2; оно обнаруживалось еще более в об-
ласти торговли3, где деятельность купца, его готовность рисковать не
только имуществом, но и жизнью, готовность променять мирную жизнь
земледельца, домашний очаг на бурную стихию, на жизнь в чужих кра-
ях, среди враждебных ему чужестранцев, — все это объяснялось лишь
погоней за золотым тельцом.
Разницы мы не найдем и в тех средствах и способах, которыми полу-
чалась прибыль и добывалось богатство в средневековую эпоху и в пери-
од XVI —XVIII вв. Как мы уже упоминали выше, и в XVI —XVIII вв.,
как и в Средние века, промышленная деятельность была малоинтенсивна:
работали медленно, праздновали «синий понедельник», ни о каких
улучшениях в промышленной технике, в смысле более бережливого и
умелого ведения предприятия, и не думали. Да в этом и не было надоб-
ности, ибо цеховой строй и исключительные привилегии, выданные от-
дельным предпринимателям, охраняли от конкуренции, обеспечивали
достаточный доход и ремесленнику, и скупщику или владельцу мануфак-
туры. На монопольном положении была построена и торговля как в
Средние века (торговля Венеции и Генуи, ганзейских городов4), так и в
XVI-XVIII вв. (заокеанские компании); к выручаемой таким путем
прибыли присоединялись вплоть до XVIII в. (деятельность компаний)
пиратство и ограбление туземного населения в других частях света.
Различие между первым и вторым периодом мы найдем лишь в том
отношении, что соответственно изменившемуся характеру всего хозяйства
в XVI —XVIII вв. все поставлено на более широкие основания: возника-
ют монополии производства в пределах всей страны, монополии торговли
с целыми частями света, происходит ограбление многочисленных племен
и народов. Различие заключается, далее, в том, что стремление к обога-
438 История экономического быта Западной Европы
щению с течением времени охватывает более широкие круги и проявляет-
ся и вне нормальной торгово-промышленной деятельности, принимая
разнообразные новые формы: поиск кладов, держание лари, занятие ал-
химией («производство золота»), наконец, широко распространяющаяся
биржевая игра5.
Есть и еще одна отличительная особенность периода XVII - XVIII вв. -
это появление нового типа предприятия, где обогащение является уже ре-
зультатом нс пользования монополиями и привилегиями, нс биржевой спе-
куляции и нс насильственных действий, а инициативы предпринимателя,
построения предприятия на рациональных началах. Но это новое течение
решительно противоречит общему укладу жизни XVII-XVIII вв. - оно
является протестом против господствующей хозяйственной организации;
постепенное осуществление этих новых начал в борьбе со старыми обо-
значает переход к XIX в. — к свободной конкуренции6.
Зачатки идеи рационального ведения хозяйства мы находим уже дав-
но: Д. С. Мережковский в своей книге «Воскресшие боги» (Леонардо да
Винчи) рассказывает о том, как Леонардо да Винчи находит в отцовском
доме книжку, написанную и оставленную ему братом Лоренцо, членом
флорентийского шерстяного цеха, в которой изображены новые доброде-
тели, новые догматы хозяйства: благоразумие, которое созерцает настоя-
щее, прошлое и будущее; справедливость с мечом и весами и умеренность
с ножницами, «коими пресекает всякое излишество». К ним присоединя-
ется четвертый догмат деда Леонардо да Винчи: быть бережливым, по-
добно муравьям, заботиться о нуждах завтрашнего дня.
Но полное развитие эти взгляды получили позже — в XVII- XVIII вв. —
у Дефо и Фраиклена. Первый принцип нового направления — соответст-
вие между доходами и расходами: расходы никогда не должны превы-
шать доходов. «Ост-Индия не обогатила Испанию, ибо се расходы выше
ее доходов» (Франклен). «Лишние расходы являются ползучей лихорад-
кой, скрытым врагом, который выпивает кровь купца». В тесной связи с
этим находится - вывод из этого - идея бережливости, идея совершен-
но новая, не известная ни средневековому ремесленнику, ни промышлен-
нику и торговцу старого типа эпохи XVII —XVIII вв. «Каждый сбере-
женный грош делает человеку больше чести, чем сотня истраченных им».
Франклен восхищается бережливыми, экономными людьми; он прямо
любит экономию - экономию во всем, не только в деньгах, но и во вре-
мени. Ему принадлежит известное изречение «Время - деньги» (time is
money). Нужно быть деятельным, работать. «Прилежный купец есть
знающий и совершенный купец» (Дефо").
Но помимо этих добродетелей, без которых немыслимо правильное
ведение хозяйства и предприятия, нужны и другие — честность и солид-
ность коммерсанта. В противоположность старой (господствующей в эту
эпоху) торговой морали, допускавшей обман покупателя, неисполнение
договора, теперь требуется во всем honesty, honndtett — «продавая, не
Глава LVII. Идеология капитализма
439
забывай о совести, довольствуйся меньшей прибылью, но не пользуйся
незнанием покупателя». Нужно строго исполнять свои обязанности, нуж-
но не только быть, но и казаться солидным, вести приличный образ жиз-
ни, не пить, не играть, не увлекаться женщинами, ходить к обедне и к
воскресной службе, ибо это поднимает кредит предпринимателя, доверие
к нему.
Па такой точке зрения стоит и новое религиозное учение - протес-
тантизм (в Англин), в особенности в лице протестантских сект (пуритан,
просвитериан, инделендептов, квакеров). В противоположность средне-
вековой канонической доктрине, согласно которой хозяйство и в особен-
ности торговля является лишь меньшим из двух зол7, пуританизм рас-
сматривает торговую деятельность в качестве призвания человека ко славе
Божией и честно вырученную прибыль как награду его. Хозяйственная
деятельность из средства удовлетворения необходимых потребностей пре-
вращается в самоцель, в религиозную обязанность. Истинная религиоз-
ность содействует успехам купца, ибо она воспитывает в нем привычки
предусмотрительности и заботливости о будущем. А с другой стороны,
честность и добросовестность необходимы и с точки зрения коммерче-
ской, ибо «обман затрудняет торговлю» и пользование незнанием другого
не приносит «благословения» в коммерческом деле. Таким образом, чест-
ный коммерсант совпадает с истинным пуританином: сидя за своей
конторкой, купец заполняет место, ла которое Господь поставил именно
его, а не кого-либо другого, выполняет свое призвание. Мало того, он
служит созданию английской мировой торговли, могущество же Англии
обозначает силу защитников протестантизма. Так коммерческая
деятельность приобретает важное религиозное и политическое значение.
Пуританизм восстает как против католицизма, совершенно отделяю-
щего экономическую жизнь от религиозной, так и против тех, кто без
внутреннего углубления в смысл труда стремится к обогащению без вся-
кой деятельности — путем спекуляций, биржевой игры, сомнительных
ссудных операций и т.д., т.е. посредством старинных средств наживы, —
в противоположность честной и прилежной деятельности коммерсанта.
Нравственный человек, говорит Пенн, основатель Пенсильвании, не от-
казывается от своего имущества, которое Бог дал ему в управление; он
презирает скрягу, который не имеет смелости рисковать своими деньга-
ми, хотя бы он мог добыть богатства Индии. Нравственный человек, учит
он далее, выполняет свои обязательства, исправно платит долги. Прежде
всего он уплачивает долги, признаваемые судом, затем долги по векселям
и, наконец, долги, основанные на записях кредитора в его книгах; но в
результате он платит все долги. И этому соответствует вообще исполне-
ние обязанностей, долга — и здесь та же постепенность: прежде всего
обязанности по отношению к Богу, затем к самому себе и, наконец, к
ближним; но и тут выполняются все обязанности — параллель между
коммерческой и духовной жизнью, коммерческая подкладка и коммерче-
ский дух религиозно-нравственного учения8.
440
История экономического быта Западной Европы
Новые догматы проникают в жизнь - создается мало-помалу тип
предпринимателя, придерживающегося новых идей и принципов. Он
возникает среди нидерландских иммигрантов в Англии, их бережливость,
прилежание и предусмотрительность ставятся в XVII в. л пример англи-
чанам так же, как простота их жизни. Честен, как гугенот, гласит анг-
лийская поговорка того времени. Имея доход, при котором англичанин
едва сводит концы с концами, голландцы в состоянии накоплять братст-
ва - таково общее мнение
Но вскоре за ними следуют и англичане Возникает новый средний
класс — протестантских торговцев, ремесленников, скушциков-нредпри-
нимателей («Где еретики, там и торговля», - говорит Петти), стараю-
щихся создать новое рациональное предприятие, а сочинение Франклена
«The Way of Wealth», содержащее квинтэссенцию его учений, выходит в
нескольких десятках изданий, перепечатывается во всех английских газе-
тах, его проповедь вызывает широкий интерес к себе среди публики. Дух
рационализма проникает повсюду: в область сельского хозяйства, где
лорды стараются, как мы видели выше, использовать паровые поля,
улучшать болотистые почвы, возделывать полезные растения, разводить
рогатый скот для убоя. Еще сильнее он обнаруживается в промышленно-
сти и торговле - в стремлении завоевать рынок для английского сукна
производством материй высокого качества и добросовестным выполнени-
ем обязательств, в скромном образе жизни и трудолюбии предпринима-
телей. В Манчестере, где возникла новая хлопчатобумажная промышлен-
ность, в начале XVIII в. скупщики-мануфактуристы работали не покла-
дая рук, отличаясь большой бережливостью. До появления машин они,
сходясь вечером в таверне, тратили не более б пенсов на стакан пива и
I пенса на табак; тот, кто угощал своих гостей иностранными винами, вы-
зывал удивление и пересуды среди соседей. Распространяется бухгалте-
рия — выражение рационального хозяйства, ибо новому предпринимате-
лю приходится постоянно считать и считать, сравнивать доходы с расхо-
дами, определять, насколько велика прибыль и увеличился ли капитал.
Для изучения счетоводства «по венецианскому способу» (т.е. двойной
итальянской бухгалтерии) молодые англичане отправляются в Гент, Рот-
тердам и Амстердам; в Голландии, по словам Франклена, искусство ве-
дения торговых книг преподавалось даже в женских учебных заведениях.
«Бухгалтерия проникает повсюду; вся жизнь превращается в количест-
венные ценности; составляется счет прибылей и убытков по способу двой-
ной записи».
В связи с возникновением предприятия нового типа, покоящегося на
труде его владельца, на его бережливости и расчетливости, на честности
и добросовестности, на точном счетоводстве, — в связи с этим должны
были измениться и установившиеся веками обычаи коммерческой жизни.
Новая коммерческая мораль требовала от предпринимателя инициативы,
требовала honesty; по она не могла мириться со старыми идеями, про-
Глава LVII. Идеология капитализма
441
никпутыми цеховым духом, согласно которым каждому отведен опреде-
ленный район и он не может расширять свою деятельность в ущерб дру-
гим. Ведь такой принцип лишал возможности проявить свою инициативу
и предприимчивость, находился в полном противоречии с характером
предприятия, построенного на новых началах. Отсюда борьба со старой
коммерческой этикой, с ее представлением о недопустимости конкурен-
ции с соседями, о нсдозволенности различных способов привлечения по-
купателей, борьба со всеми, кто из принципа или соображения собствен-
ной выгоды считал необходимым поддерживать старый порядок
Сколь ни зазорным считалось извещение купцом о продаваемых им
товарах, о преимуществах их по сравнению с товарами других торговцев,
все же такая реклама распространяется уже в течение XVII в. в Нидер-
ландах, причем раздача объявлений на улицах вскоре сменилась помеще-
нием их в газетах — гентская газета 1667 г. содержит, по-видимому, пер-
вое такое объявление. В Англии газетные объявления появляются с
1682 г.; но еще долго господствующую форму составляют анонсы, разда-
ваемые на улице, и только с XVIII в. входит в обычай и публикация в
газетах. Постлетуайт в своем «Dictionnary» 1751 г. говорит, что то, что
еще недавно считалось недопустимым для купца, пользующегося уваже-
нием, теперь стало обычным: даже весьма кредитоспособные купцы сно-
сятся с публикой посредством газетных объявлений в качестве наиболее
простого оповещения о предлагаемых товарах.
Во французских политических газетах Hatin до 1762 г. не нашел объ-
явлений. Напротив, в специальных листках для объявлений (affiches,
annonces, avis) помещались уже в начале XVIII в. извещения о прода-
ваемых товарах; таким путем, например, парижская публика оповеща-
лась о продаже (изготовляемых в предместьях, которые пользовались
особыми привилегиями) запрещенных бумажных набивных тканей9. Рас-
пространяются и плакаты, наклеиваемые на стенах домов.
Уже в 1569 г. Монтень проектировал устройство «адресной конторы»
в Париже и других городах, куда каждый нуждающийся, «например, в
жемчуге, или продающий жемчуг, или ищущий лакея или спутника для
поездки», мог бы явиться для того, чтобы его требование было записано;
получилось бы «взаимное извещение». Проект этот был, однако, осуще-
ствлен лишь в 1630 г. врачом Ренодо, который учредил в Париже такое
bureau d’adresse et de rencontre в качестве центрального места «d’intonna-
tion et de publicite»; каждый здесь мог вписать в книги бюро свои пред-
ложения или свои требования. Вскоре тот же Ренодо стал эти списки
печатать, избавляя публику от необходимости приходить лично в бюро
для ознакомления со спросом и предложением и широко распространяя
имевшиеся в бюро записи. В издаваемых такими конторами бюллетенях
стали помещаться объявления, но они касались купли-продажи
сеньориальных земель, домов, должностей, но не товаров. В виде исклю-
чения в 1770 г., например, портной сообщает о том, что он открыл мага-
442
История экономического быта Западной Европы
зин готовых платьев всякого рода и фасона, наиболее модных, что он
отправляет товары в провинцию и даже за границу.
Из Франции bureau d’adresse и издаваемые ими листки под названием
«Inlelligenz-Blatter» распространяются и в Германии (первый возник в
Берлине в 1727 г ) и Швейцарии, причем в Пруссии доходы от объявле-
ний принадлежали учрежденному тогда же приюту для солдатских сирот
в Потсдаме. В этих известиях помещались правительственные распоря-
жения, сведения о приходе дилижансов, о приезде цирков, о потерянных
вещах, а также о продажах, сдачах внаймы и в аренду, в ссуду иод за-
клад, нередко к этому присоединялись - хотя пе всегда это было дозво-
лено - сведения о логереях, о лицах, проезжающих через городские во-
poia (приезжих), о крестинах и погребениях. Против последнего восста-
вали пономари, ибо оповещение о семейных событиях составляло их
доходную статью. Часто встречаются объявления, помещаемые прислугой
(например, молодой человек, по профессии цирюльник, хочет поступить
камердинером), объявления учителей рисования, музыки и т.п. (девица,
играющая на гитаре и научившая многих молодых людей и девиц в Цю-
рихе, Берне, Шафгаузене игре на этом «прелестном» инструменте, пред-
лагает свои услуги).
Что же касается товаров, то в XVIII в. «Intelligenz-Blatter» содержат
лишь объявления о старых, бывших в употреблении вещах, которые не
нужны данному лицу; о торговле же в немецких объявлениях нет речи.
Зато нередко издатель «Известий» становился комиссионером по прода-
же старых вещей; к нему все эти вещи доставлялись, так что редакция
базельского листка имела вид лавки старьевщика. Из новых вещей пред-
метом публикаций являются, главным образом всякого рода лекарствен-
ные снадобья (бальзамы, эликсиры, слабительные средства) которые
впоследствии, в XIX в., стали столь важным объектом газетной рекламы
и создали последней столь печальную славу. В конце XVIII в. встреча-
ются, но только по случаю ярмарки, объявления о привозных товарах:
пряностях, южных плодах, голландском табаке, ликерах, о плюше и
шелковых чулках из Франции, иногда и о других иностранных товарах.
В виде исключения появляется объявление вроде помещенного во
франкфуртских «Известиях» в 1790 г. неким Иоанном Банзой, что он
покрывает китовой кожей и черепахой корпуса часов и футляры.
Иностранные купцы, приезжавшие во Франкфурт, раздавали публике
и анонсы (avertissemenls) об элегантности и т.п. привезенных товаров,
хотя это было им запрещено. Местные купцы не решались сообщать о
своих предприятиях; только «кочующие» врачи да знахари публиковали
о себе. Точно так же и в Австрии еще во второй половине XVIII в. за-
прещалось купечеству печатать какие бы то ни было анонсы, прейскуран-
ты и иные касающиеся торговли извещения без разрешения соответст-
вующих правительственных органов. Германия и Австрия, таким обра-
зом, и в этом отношении сильно отстали от Англии и Нидерландов.
Глава LVII. Идеология капитализма
443
Постепенно стал входить в моду и другой обычай, долгое время счи-
тавшийся недозволенным, прием «ловли покупателей» — привлечение их
витринами и внутренним убранством магазина, В Лондоне, как сообщает-
ся в одном английском произведении 1739 г., «появились стеклянные
шкафчики перед лавками, в которых торговцы выставляют все, что у них
имеется наиболее красивого, чтобы привлекать публику»10. Там же, —
указывается в различных справочниках середины XVIII в., — для от-
крытия магазина во многих отраслях торговли — цветочной, парфюмер-
ной, книжной, в особенности же по продаже предметов роскоши (зеркал,
ценной мебели, шелковых изделий, дорогого белья) — необходим капи-
тал в размере 500-2000 фунтов стерлингов и даже в 500 —<5000 фунтов,
поскольку прежние темные галереи, в которых помещались лавки, сме-
нились иными помещениями, светлыми, удобными для публики, иногда
даже элегантно устроенными и богато убранными, с ярким освещением11.
Как видно из приведенных фактов, едва ли можно согласиться с ут-
верждением Зомбарта в его труде «Der Bourgeois» (1913 г.), что ком-
мерсант нового типа, обнаруживая прилежание и энергию, бережливость
и расчетливость, во всем остальном, однако же, придерживался старых
взглядов и не решался еще нарушать правил старой коммерческой мора-
ли, расширять свой сбыт путем понижения цен, рекламы, выставок в ма-
газинах и т.д. Тот же Зомбарт в другом своем труде12 признает, что уже
с конца XVII в. «английская розничная торговля проникнута духом эко-
номического рационализма, сознанием необходимости вести борьбу с со-
седями-конкурентами, изобретать и применять наиболее целесообразные
способы привлечения покупателей».
Столь же неправильной является и терминология Зомбарта, назы-
вающего новое предприятие, построенное на началах рационализма, ка-
питалистическим. Разве можно отрицать капиталистический характер за-
океанских акционерных компаний или биржевой спекуляции; а между
тем предприятие нового типа составляет нечто совершенно отличное от
них и даже противоположное им. Характерная особенность его заключа-
ется не в капиталистическом характере, а в духе свободной конкуренции,
которым оно проникнуто.
Средством расширения круга своих покупателей, в особенности за
пределами данного города, и средством расширения производства являет-
ся и пользование услугами коммивояжеров, рассылка приказчиков с об-
разцами товаров по различным городам и ярмаркам. До тех пор пока
манчестерский купец развозил саму материю на вьючных лошадях по
стране, он мог это делать лишь в весьма ограниченных размерах, ибо ее
перевозка и обратный транспорт, если она оказывалась непроданной, бы-
ли сопряжены с большой потерей времени и денег и порчей товара. Уже
с 1740-х гг. прибегают поэтому к рассылке взамен этого «верховых при-
казчиков» с образцами и таким путем конкурируют с предпринимателями
на протяжении всей Англии. Мало того, в течение того же XVII! в. анг-
444
История экономического быта Западной Европы
лийские коммивояжеры появляются далеко за пределами своей родины —
Musterkartenreiter или Ellenreiter (ввиду продажи тканей аршинами) на-
зывали их в Германии. В отчете о лейпцигской ярмарке 1794 г. указыва-
ется на то, что по примеру прошлых лет - значит, этот обычай устано-
вился уже раньше - приехали на ярмарку англичане с образцами тонких
сортов тканей для принятия заказов у посещающих ярмарку купцов.
Точно так же, как рассказывают очевидцы, Германию объезжали ком-
мивояжеры с образцами всякого рода бирмингемских металлических из-
делий, причем иногда такой коммивояжер возил с собой «нс менее 2000
сортов одних лишь стальных пуговиц, пряжек, ножен для сабель и т.п.»,
и «большая комната, в которой они были разложены, производила впе-
чатление лавки, хотя у него имелся всего один экземпляр каждого рода»
Количество образцов было так велико, что можно было бы нагрузить це-
лый воз этими товарами. Особенно ценные виды помещались в отдель-
ных книжках, где они были выгравированы на меди. Юстус Мезер во
второй половине XVII в. сообщает о существовании коммивояжеров;
Бюш в конце этого века рассказывает о французах и англичанах, рассы-
лающих своих Musterchartcn (т.е. Musterkartenreiter), верховых приказ-
чиков с образцами, по Германии, которые па основании образцов заклю-
чают сделки. И прнрейнская шерстяная промышленность в середине
XVIII в пользовалась уже услугами коммивояжеров: они везут с собой
образцы новых видов модных товаров - кружев, лент разных цветов и
массовых товаров из различной комбинации основы н утка, устанавлива-
ют новые связи, приобретая заказчиков; они же доставляют самые това-
ры и производят расчеты наличными или посредством векселей.
Для создания нового предприятия необходима была борьба и в другом
направлении - борьба не только со старой цеховой моралью, но и с са-
мым цеховым строем, с монополиями и привилегиями, с вмешательством
в промышленную жизнь, со всеми тем» законодательными постановле-
ниями, которые связывали промышленника и торговца по рукам и ногам.
Препятствуя новому предпринимателю проявить свою инициативу, ис-
пользовать накопленные капиталы, старый строй в то же время не мог
ему принести никакой пользы, ибо в этого рода костылях, стеснявших
конкуренцию, он не нуждался: он строил свое благополучие, как мы ви-
дели, на других основаниях.
В начале XVIII в. уничтожены были в Англии исключительные моно-
полии во вновь возникших отраслях, преимущественно кустарной, про-
мышленности. В первой половине XVII в. в Англии отдельные лица и
ассоциации владели исключительными привилегиями производства и
сбыта различных изделий. Одним принадлежала монополия изготовления
стекла, другим — булавок, третьим - мыла, различных тканей, экс-
плуатация медных, свинцовых и иных рудников и т.д. При Карле I такие
привилегии раздавались - за высокую плату — в большом количестве;
сам король скупал грузы перца, привозимые Ост-Индской компанией, и
Глава LVI1. Идеология капитализма 445
занимался продажей их, создавая себе монополию в области сбыта перца.
Неудивительно, что в этих исключительных привилегиях принимали дея-
тельное участие придворные, знатные лорды, адмиралы, являясь посред-
никами между королем и предпринимателями при получении последними
привилегии или же выговаривая в свою пользу монополию производства
тех или иных товаров. Известный мореплаватель Вальтер Ралей эксплуа-
тировал привилегию добычи жести; одному аристократу принадлежало
право изготовления булавок; другой участвовал в производстве бобровых
шапок. В одном случае даже Карл I сам был удивлен, узнав, что Робин
Манделл, «известный в качестве моряка и на этом поприще стяжавший
себе много почестей», - он был адмиралом и приобрел исключительную
привилегию выделки стекла - «от воды перешел к огню, хотя они яв-
ляются совершенно различными элементами».
Однако с течением времени в Англии промышленные монополии ста-
ли рассматриваться в качестве недопустимых злоупотреблений, с кото-
рыми следует бороться, ибо они стесняют развитие промышленности в
стране. В 1640 г. Джон Кольпепер говорил в парламенте, что «монополи-
сты», подобно лягушкам в Египте, поселились в домах и с головы до ног
покрыли человека своими знаками. Парламент принял решение, согласно
которому ни один монополист не может быть членом парламента. И дей-
ствительно, в следующем году четыре владельца исключительных приви-
легий были удалены из его состава. С этого времени начинается сильная
борьба с монополистами — этими кровопийцами и чудовищами, как их
называли в народе. Монополии уничтожаются: с конца XVII в. король
окончательно лишается права раздачи их без согласия парламента, пар-
ламент же отказывает в выдаче разрешений, и с начала XVIII в. в Анг-
лии действительно не существует более исключительных привилегий в
области производства и торговли внутри страны. Исчезла «воспитатель-
ная» система, как ее называли сторонники монополий; производителям
была предоставлена возможность изготовлять всякого рода товары и
сбывать их в любое время и по любой цене.
Но так это было в Англии лишь во вновь возникших областях пре-
имущественно крупной промышленности. В сфере же ремесла и вообще
во всех тех производствах, где господствовали цехи, их монополия еще и
в течение XVIII в. сохранялась; существовала по-прежнему и регламен-
тация производства в старых отраслях промышленности, например в
шерстяной индустрии. Пользование теми или другими инструментами,
качество изделий, число подмастерьев и учеников, размер заработной
платы и цены товара — все это подлежало по-прежнему регламентации.
Правда, в течение XVIII в. и в этих направлениях замечаются в Англии
облегчения — прежние стеснения постепенно теряют свою силу, — но
все это происходит лишь после и под влиянием сильной борьбы за эко-
номическую свободу — free trade. Еще крепче все эти устои старого про-
мышленного уклада были, конечно, на континенте Европы — там лишь в
446
История экономического быта Западной Европы
конце XVIII в., и то только во Франции, прежняя политика регламента-
ции промышленности терпит крушение в отдельных областях.
Борьба за свободную торговлю в широком смысле этого слова начина-
ется уже в XVII в., в особенности в Голландии; Питер де-ла-Курт высту-
пает против монополии цехов, которые лишают население возможности
покупать товары у иногородних, хотя бы последние продавали лучшие и
более дешевые товары. Вследствие монопольного положения цеховые
мастера становятся ленивыми, ибо «лишь голод заставляет попугая гово-
рить, а в нужде и старуха поскачет». Он протестует против регламентов,
устанавливающих размер, длину и ширину тканей н прочих товаров и
признающих все иные изделия обманными. На самом деле, продолжает
де-ла-Курт, обман имеется лишь там, где доставляются товары не того
качества или не по той цене, как условлено. Он является противником и
заокеанских компаний, находя, что торговля с Ост-Индией развилась бы
еще успешнее, если бы нс составляла исключительной привилегии ком-
пании. Он находит — это особенно характерно, - что принцип торговли
должен заключаться в стремлении к большим оборотам при незначитель-
ной прибыли на каждой единице товара, тогда как компании придержи-
ваются противоположного правила (небольшой оборот — высокая при-
быль). Вообще Питер де-ла-Курт уже в середине XVII в. настаивал на
свободе во всех направлениях: свободе вероисповеданий, свободе избра-
ния местожительства, свободе промыслов, торговли, рыболовства, коло-
ний. Он уже тогда утверждал, что при отсутствии стеснений со стороны
властей каждый стремится к собственной выгоде, а эго выгодно для всего
населения.
С конца XVIII в. - как мы видим, и тут Голландия идет впереди дру-
гих стран — находим и в Англии сторонников свободной конкуренции,
настаивающих на свободе промыслов и выступающих против монополь-
ных компаний (например, «Englands Great Happines» неизвестного авто-
ра, 1677 г., Dudley North, «Discourses upon Trade etc.» в конце XVII в.).
В XVIII в. это течение расширяется, перебрасывается и на континент Ев-
ропы — во Францию, где появляется новое учение физиократов, вос-
стающих против меркантилизма. В противоположность большинству мер-
кантилистов они придают особенное значение земледелию и в интересах
последнего требуют свободной торговли. Но затем идут и дальше, заяв-
ляя: «Pour gouverner mieux il faudrait gouverner moins»13; настаивают на
принципе laissez faire, laissez passer14. А Тюрго, став министром финансов
в 1774 г., осуществляет эти идеи на практике — устанавливает свободу
торговли внутри страны, отменяет цеховую монополию, предоставляя
всякому, даже иностранцу, заниматься любым промыслом. Наконец, в
1776 г. появляется труд шотландца Адама Смита - отца политической
экономии, как его называют, — «Исследование о природе и причинах
богатства народов», в котором наиболее последовательно проводится
идея свободной конкуренции как тот принцип, который необходим для
Глава LVU. Идеология капитализма
447
достижения наибольшего народного богатства.
Таким образом, к концу XVIII в. провозглашается лозунг свободной
конкуренции, борьбы за новую организацию хозяйственной жизни, явля-
ясь составной частью той свободы, которая вообще устанавливается в
Нидерландах и Англии с XVII в. в виде свободы политической, свободы
религиозной, свободы экономической, — последняя необходимо вытекала
из сущности того нового предприятия, которое стало возникать с XVII в.
н которое не могло мириться со старым хозяйственным укладом. Осуще-
ствляется этот новый лозунг в XIX в.
Господствовавшая в XVII —XVIII вв. экономическая доктрина — мер-
кантилизм, как ее называли впоследствии противники ее физиократы,
доктрина, находившаяся в тесной связи с практикой того времени, исхо-
дила из регламентации хозяйственной жизни в целях содействия разви-
тию собственной промышленности и внешней торговли на счет торговли и
промышленности других народов. Посредством внешней торговли, с од-
ной стороны, и промышленности, производящей для вывоза, с другой
стороны, — промыслы, работающие для внутреннего рынка, имеют мало
значения — увеличивается богатство страны и облегчается существование
большего количества населения (изречение Кольбера). «Мы должны за-
воевать нации пашей промышленностью и победить их нашим вкусом», —
говорил Кольбер, ставя себе целью поставить другие страны в такую же
экономическую зависимость от Франции, в какой находилась деревня от
города. В свои же границы государство не должно допускать привоза
иностранных промышленных изделий: лучше платить дороже за собст-
венные продукты, чем дешевле за привозные, говорит Биллам Стаф-
форд; лучше платить два талера, остающиеся в стране, чем один, уходя-
щий из нее, читаем у Генрика; вообще следует по возможности довольст-
воваться тем, что производится в пределах государства. Во всяком
случае, «не следует больше покупать от иностранцев, чем продаем им,
ибо это значило бы самим обеднеть, их же обогатить». Соотношение ме-
жду первым и вторым — тем, что покупается у иностранцев, и тем, что
продается им, - и есть торговый баланс; выражение это — balance of
trade — впервые встречается в сочинении Бекона 1615 г. Торговый ба-
ланс указывает на то, обогащается ли государство или беднеет, развива-
ется ли его промышленность, растет ли его торговля в интересах общего
народного блага (Дженовези).
Вместе с тем благоприятный торговый баланс обозначает прилив
звонкой монеты в страну; но запас золота и серебра в стране увеличива-
ется вовсе не посредством запрещений вывоза монеты, ибо стеснение вы-
воза денег препятствует развитию торговли. «Деньги подобны семенам,
которые земледелец, бросая в землю, как бы расточает, но за то осенью
получает обратно в виде обильной жатвы», — говорит Томас Мэн. Оши-
бочно мнение, будто меркантилисты требовали запрещений вывоза золота
и серебра. Напротив, и Джозия Чайльд, и Вильям Петти, и Антонио
448
История экономического бы гл Западной Европы
Серра, и Юстп протестуют против практикуемой некоторыми государями
старинной меры запрещений вывоза монеты и слитков. Вывоз денег, го-
ворят эти писатели, нс уменьшает количества их в стране, а, наоборот,
служит средством к увеличению его. Развитие производства топких тка-
ней несравненно лучшее средство для того, чтобы иметь возможность по-
купать товары у иностранцев, не тратя собственных денег, чем запреще-
ние вывоза денег из страны, читаем у Лаффема
Если у меркантилистов и встречается иногда взгляд на деньги как па
богатство само по себе -- в чем их упрекали Адам Смит и его последова-
тели, - то еще чаще они указывают на то, что звонкая монета является
только выражением богатства, развитой промышленности, что количество
ее должно соответствовать потребности в ней торгового оборота (Мон-
кретьен). Деньги оживляют торговлю, «ибо деньги, — восклицает Дже-
новези, — играют ту же роль в отношении торговли, как смазочное мас-
ло для телеги; чем больше гелег, именуемых торговлей, тем больше нуж-
но им и смазочного масла для того, чтобы они двигались». Развивав-
шаяся торговля, с одной стороны, нужда государства в деньгах, в
особенности для содержания наемных войск во время войн, с другой сто-
роны, вызывала потребность в большем количестве звонкой монеты, чем
имелось в Средние века. Вместе с тем в те страны, где развивалась про-
мышленность и внешняя торговля — в Нидерланды, Англию, - дейст-
вительно приливало золото и серебро, уходя из Испании, где обнаружи-
вался полный экономический упадок; так что прилив монеты на самом
деле являлся показателем хозяйственного развития страны. И точно так
же учение о том, что этот прилив или отлив денег обусловливается тор-
говым балансом, в значительной мере соответствовало действительности в
ту эпоху, когда торговый баланс почти совпадал с платежным балансом.
В настоящее время указывают на то, что прилив и отлив монеты яв-
ляв гея последствием платежного баланса, который определяется не толь-
ко ценностью привозимых товаров, ио также иными платежами, особенно
в виде фрахта за перевозку товаров на судах других стран, в виде про-
центов, уплачиваемых по иностранным фондам и в виде уплаты по век-
селям. Однако не следует упускать из виду, что нс только Кромвель по-
средством Навигационного акта, но и Франция, и другие страны стара-
лись затруднить перевозку своих товаров на чужих судах; и точно так же
государственные займы в Нидерландах и Англии с конца XVI в., во
Франции с середины XVII в. заключались внутри страны, и доктрина
именно требовала этого. Следовательно, и оба эти момента учитывались;
понимали, что и они влияют на приток и отлив монеты, и старались их
регулировать соответствующим образом. Что касается других обстоя-
тельств, в особенности платежей по векселям, то векселя в международ-
ных платежах в те времена, вследствие сравнительно небольшого их рас-
пространения не могли еще оказывать существенного влияния на платеж-
ный баланс.
Глава LVI1 Идеология капитализма
449
Большинство меркантилистов усматривает богатство страны в разви-
той промышленности и торговле и мало интересуется земледелием или
касается его лишь вскользь, как, например, Мошсретъеи, называющий
его «ногами государства» Некоторые, впрочем, в особенности англий-
ские меркантилисты, указывают на то, что рост торговли чрезвычайно
важен и для сельского хозяйства, которое с развитием торговли находит
лучший сбыт для своих продуктов и доставляет более высокую ренту.
Другие писатели этой эпохи требуют, в интересах развития сельского хо-
зяйства свободы вывоза зерна, так как иначе цены на зерно слишком
низки для земледельца; при этом французы — Буагильбер, Монтескье,
д’Аржансон н др. - ставят в пример английский закон 1689 г., предот-
вращающий слишком высокие, как и слишком низкие хлебные цены Не-
которые идут п дальше — восстают против крупных компаний, в руках
которых находится монополия торговли, вообще против вмешательства
государства в хозяйственную жизнь. Этим намечаются два основных по-
ложения учения физиократов — школы, господствовавшей во Франции
во второй половине XVIII в., - покровительство земледелию и экономи-
ческая свобода.
Основой школы физиократов (или экономистов, как они себя называ-
ли) является учение Кенэ (Francois Quesnay, 1694 — 1774). Последнее
изложено главным образом в двух его произведениях: в «Tableau
dconomique», которое физиократы называют «основой экономической
науки и компасом для правительства: лишь с появлением его экономиче-
ская наука стала точной наукой, подобно математике», и где дается воз-
можность выяснить, находится ли государство в состоянии здоровом или
больном и идет ли по пути к улучшению или к ухудшению; дополнением
к нему являются «Maximes du gouvernement dconomique»: когда установ-
лен диагноз, они указывают средства лечения, законы и постановления,
которые необходимо издать. Максимы являются императивами, принци-
пами экономической деятельности, исходящими из идеального состояния
общества и являющимися для законодателя путеводной звездой; впрочем,
Кенэ и его последователи понимали, что в жизни это состояние, а
следовательно, и требования, выраженные в «Maximes», никогда вполне
не достижимы
Основные положения Кенэ состоят в следующем. Самое важное заня-
тие для человека — земледелие, ибо земля составляет единственный ис-
точник богатств G’unique source des richesses), и все, что вредно земледе-
лию, вредно и народу, и государству: «Pauvre paysan, pauvre royaume:
pauvre royaume, pauvre roi». Напротив, торговля и промышленность яв-
ляются лишь дополнением к земледелию, и они выгодны для государства
только тогда, когда занимаются обработкой или сбытом собственного сы-
рья, а не привозного, ибо только тогда они полезны для земледелия.
Население состоит из трех классов. Первый из них - производитель-
ный класс земледельцев (classe productive), который благодаря содейст-
450
История экономического быта Западной Европы
вию сил природы создаст новые ценности, избыток сверх затраченного
труда и иных издержек - produit net. Но для этого необходимо, чтобы
земледельцы были самостоятельными предпринимателями, арендаторами
крупных ферм с собственным капиталом, имели значительное количество
скота, обрабатывали землю при помощи лошадей и разводили кормовые
травы.
Класс землевладельцев (classe des propri6taires, classe mixte, или
classe disponible), правда, сам не занимается обработкой земель, но зем-
левладельцы первоначально превратили землю в папино, построили не-
обходимые сельскохозяйственные здания, да п теперь они еще произво-
дят затраты на осушение и орошение почвы, сооружение дорог и кана-
лов, а без этих затрат земля не давала бы чистого дохода - produit net.
За это они получают от земледельцев в виде ренты чист ый доход — pro-
duit net, за вычетом прибыли, поступающей в пользу арендатора.
Наконец, третий класс - промышленный и торговый, это класс не-
производительный (classe sterile, или stipendiee), ибо он ничего не при-
бавляет нового к ценности продукта: то, что он присоединяет к ней, рав-
няется затраченным во время производства расходам на пропитание. Этот
класс имеет право лишь на вознаграждение, необходимое для его пропи-
тания; если же получается избыток сверх этого, то это происходит на
счет других и составляет последствие монополий, привилегий и запреще-
ний, установленных в интересах торговли и промышленности.
Государство, очевидно, должно прежде всего иметь в виду интересы
сельского хозяйства; для последнего же имеет важное значение высокая
цена на зерно - это «альфа и омега экономической науки». Если земле-
делец в состоянии сбывать свои товары по высокой цене, то он имеет
возможность увеличивать помещаемый в земледелии капитал, доставляет
высокую ренту классу землевладельцев и хорошо оплачивает промыш-
ленников и рабочее население. Это не должна быть, однако, чрезмерно
высокая цена, так как последняя скоро сменяется очень низкой; нужна
цена средняя, свободная от колебаний, которые особенно пагубны для
земледелия. Такая цена достигается не установлением такс или устройст-
вом хлебных магазинов, а допущением свободного вывоза хлеба — это
показывает опыт Англии.
Таким образом, необходима свободная конкуренция (la pleine liberU
de la concurence), отмена всяких стеснений, привилегий и монополий;
тогда получается естественное состояние. Поэтому основное требование —
laissez faire, laissez passer. Отсутствие же конкуренции доставляет более
сильному власть над слабым.
Последователи Кенэ, физиократы с Мирабо во главе, выдвинули на
первый план требование экономической свободы: liberty saerde et absolue.
Всякое вмешательство либо излишне, ибо жизнь сама создает естествен-
ный порядок, либо оно вредно, если намерено изменить естественный по-
рядок. 11 mondo va de se - изменить этот порядок может только Бог.
Глава LV!I. Идеология капитализма
451
Законодательное регулирование хозяйственной жизни есть тирания, а
следовательно, бессмысленно. Единственное, что может сделать прави-
тельство, — это воздерживаться от действий. «Свобода есть основной
божеский и человеческий закон, и всякое вмешательство равносильно
убийству, отравлению колодцев, даже государственной измене».
На этом настаивает и Тюрго, говоря, что законы не должны ничего
уничтожать в том, что создает естественный порядок, и ничего не долж-
ны прибавлять к нему. Его взгляд резко выражается в учении о процен-
те- Тюрго восстает против установления максимума. Свобода определе-
ния размеров процента вытекает из свободы торговли, а последняя в
свою очередь из права собственности, т.е из права индивида свободно
распоряжаться принадлежащими ему предметами как в производстве, так
п в потреблении. Если же существуют случаи, когда высокий процент
убыточен для людей, именно для людей расточительных, то они, а не
закон, должны заботиться о сохранении своего имущества.
Наконец, Адам Смит — сочинение его (появившееся в 1776 г.) назы-
валось наиболее выдающимся трудом, какой знает экономическая наука
(как сказал еще Стюарт, первый биограф Смита), а по словам Бокля,
оно является даже наиболее замечательным произведением, когда-либо
написанным, — Адам Смит отказывается от односторонностей как мер-
кантилизма с его поощрением промышленности и экспортной торговли в
целях увеличения количества денег в стране, которые он вообще не при-
знает богатством, так и физиократов, для которых все существует лишь
постольку, поскольку оно создает produit net, — «здесь палка столь же
сильно перегнута в другую сторону»: цехи и протекционная система, по-
душная подать и налоги на потребление осуждаются лишь потому, что
они наносят ущерб сельскому хозяйству. В противоположность им Адам
Смит признает истинным источником богатства труд, всякий труд — в
городе и деревне, в области сельского хозяйства и промышленности; труд
везде производителен, если только он оставляет следы, результаты в виде
продуктов. Земля сама по себе еще не есть богатство: квадратная миля в
американских лесах едва в состоянии прокормить семью гуронов, живу-
щих охотой; но возделанная человеческим трудом, она доставляет пропи-
тание тысячам людей. «Годовой труд представляет собою главное средст-
во, ежегодно доставляющее народу все предметы для удовлетворения как
насущных потребностей, так и удобств жизни; все эти предметы произво-
дятся либо непосредственно его трудом, либо вымениваются у других
народов в обмен на отдаваемые продукты народного труда». Но для того,
чтобы труд был возможно более производителен, необходимы два усло-
вия. Первое — разделение труда, благодаря которому (он приводит зна-
менитый пример булавочной мануфактуры) в течение того же времени
производится в несколько сот раз больше, чем было бы создано, если бы
каждый изготовлял весь продукт от начала до конца. «Между домашней
утварью европейского государя и утварью трудолюбивого и бережливого
452
История экономического быта Западной Европы
крестьянина расстояние будет, быть может, меньше, чем между обстанов-
кой его и какого-нибудь африканского царька, царствующего над десят-
ками тысяч нагих дикарей и произвольно распоряжающегося их жизнью
и свободой». В этом выражаются результаты разделения труда, которым
культурное общество отличается от дикою состояния. Другое условие —
свободная конкуренция. При господстве ее устанавливается естественная
цена, соответствующая издержкам производства (опа содержит заработ-
ную плату рабочего, прибыль капиталиста и ренту земледельца). Если
рыночная цена надает ниже этого уровня, то сокращается производство
данного рода товаров, уменьшается прилив труда и капитала, и цепа сно-
ва возвращается к своему естественному уровню; точно так же возраста-
ние рыночной пены над этим уровнем вызывает расширение производст-
ва, пока цена снова нс упадет до естественного предела. Ирм существова-
нии вполне свободной конкуренции каждый старается производить
возможно дешевле и лучше для того, чтобы конкуренты его не вытесни-
ли. Таким образом, преследуя собственную выгоду, каждый в этом слу-
чае избирает тот путь, который наиболее выгоден для всего общества.
Отсюда требование отмены всего того, что ограничивает свободу конку-
ренции; всего, что стесняет свободу передвижения внутри страны и при-
ложения занятий законов об оседлости, об ученичестве, цехов; всех огра-
ничений в области внешней торговли: запрещений привоза и вывоза,
протекционных пошлин, монопольных компаний. Государство не должно
вмешиваться в хозяйственную жизнь; оно нс имеет возможности руково-
дить трудом людей и направлять его наиболее выгодным образом; по-
скольку же оно вмешивается, это идет на пользу не более слабым, а бо-
лее сильным, нс рабочим, а хозяевам. «Мы не знаем постановлений пар-
ламента, направленных против стачек, имеющих целью понижение
заработной платы, но мы имеем много постановлений против заговоров,
старающихся повысить ее». Государство должно ограничиваться защитой
страны от внешнего врага и поддержанием порядка внутри страны. Все
остальное достигается человеческим эгоизмом, частной инициативой,
стремлением каждого к наибольшей выгоде.
Таким образом, Адам Смит, притом совершенно независимо от физио-
кратов, выставил своим лозунгом экономическую свободу, но во имя не
одного только сельского хозяйства, как физиократы, а ради достижения
наибольшего народного богатства вообще. Труд его более и дольше, чем
какой-либо другой, владел умами и теоретиков, и практиков15. Идеи его
были осуществлены в следующую эпоху: под знаменем свободной конку-
ренции идет борьба за новую организацию хозяйственной жизни.
1 (Бблыная часть материала ятого раздела не вошла в 8-е издание (931 г. Оставшееся
было распределено по другим главам. Название главы дано издательством.)
2 См.: Кулишер И. М. История экономического быта Западной Европы. Справочный
том: «Источники и литература* к Отд. II «Города и промыслы», сочинения общего характе-
ра и специальные монографии по истории промышленности и цеховой организации в средне-
вековых городах.
Глава LVII. Идеология капитализма
453
3 См. т. I, с. 316 ел., 335—336.
4 См. т. I, е. 283-292.
•’ См. выше с. 333 сл.
6 См.: Sombart. Der Bourgeois. Zur Gcistesgeschichte des modernen Wirtschaftsmen-
scht4> 1.913. Sombart. Luxus und Kapitalismus. 1912. Sombart. Krieg und Kapitalismus.
1912 Sombart. Die .luden und das WirlschafLsleben. 1911. Levy. Die Grundlagen des ttkono-
iiuschen Liberahsimis in der Geschichte der englischen Volkswirtschaft. 1912. Levy. Mono-
jjok', Kartelle und Trusts. 1909. Cunningham. Allied Immigrants to England. 1897. Idem.
Growth of English Industry and Commerce in Modern Tunes. 1907. Hewitts. English Trade
and Finance Chiefly ill the Seventeenth Century f892 Unwin. industrial Organisation in the
Sixteenth and Seventeenth Centuries. 1904. Unwin. The Gilds and Companies of London.
1908 Troeltsch. Die Soziallehren der ehnstlichen Kirchen und Gruppen. 1912. Weber. Die
protestanlischc Elhik und der Geist des Kapitalismus / / Archiv filr Suzialwissenschaft und
Sozialpolitik. Bd. XX. XXL Radtfahl. Kalvinismus und Kapitalismus / ' Internationale
Wochcnschrift ftlr Wissenschaft, Kunst und Teehftik. 1909. Campbell. The Puritans in Eng-
land, Holland and America. 1892. Sdnilje-Glirjernitz. Britischer Imperialism us und englischer
Freihandcl. 1906. Gardiner. Oliver Cromwell. 1903. Beer. Croinwells Economic Policy ' '
Political Science Quarterly. XVI. 1904. Curteis. Dissenters in its relation to the Church of
England. 1872. Price. The English Patents of Monopoly. 1906. Laspeyres. Geschichte der
volkswirtschaftlichen Anschaungcn der Niedertander. 1863. Tawney. Religion and the Rise of
Capitalism. 1925- See. Dans quelle mdsure pouritans et juifs outs ils con tri buds au progress du
cupitalisme moderne ' / Revue historique. 1927. T. 155. Groethuysen. Oriftines de 1'dsprite,
bourgccis en France. T I. 2-e id. 1927.
7 См. выше.
H Penn. Some Fruits of Solitude (новое изд. 1903 г.).
9 См. выше.
10 И в Париже с начала XVIII в. выставляются в окнах магазинов модные материн,
платья и т.д. (Dtyitre. La toile peinte en France au XVII et XVIII sihcles. P. 125).
11 Рассказывают даже, что герцог Монакский, приехавший в Лондон по приглашению
короля, был настолько поражен освещением, что подумал, что оно устроено в его честь.
12 Sombart. Luxus und Kapitalismus. 1912. S. 156.
,3 Чтобы управлять лучше, нужно управлять меньше (.франц. ). — Прим. изд.
14 (Позволяйте делать (кто что хочет), позволяйте идти (кто куда хочет) (франц.).]
15 Еще при жизни Смита (он умер в 1790 г.) его труд выдержал пять изданий п был
переведен на ряд иностранных языков.
Книга четвертая
НОВЕЙШЕЕ ВРЕМЯ
Общий обзор периода
от Французской революции
до 6О-х годов XIX века
ГЛАВА LVIII
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЭПОХИ1
Период, охватывающий XIX в., у Бюхера не выделен в качестве са-
мостоятельной эпохи хозяйственной жизни, а включен в период народно-
го хозяйства, начинающийся с XVI в. Маркс называет эпоху с конца
XVIII в. периодом развитого капитализма или капиталистического нако-
пления. Нам представляется, однако, более целесообразным, исходя из
принятой нами периодизации, назвать период с конца XVIII в. (и до на-
стоящего времени) периодом международного или мирового хозяйства;
таковым является весь этот период в отличие от предыдущих веков на-
родного или национального хозяйства. Возникают международные пути и
средства сообщения в виде железных дорог, заокеанского пароходства и
телеграфа; они соединяют уже не отдельные части страны между собою,
как прежде каналы, грунтовые дороги, почта (для перевозки людей и
товаров), а целые государства и части света. Но для мирового рынка ра-
ботает и промышленность — из этого вытекают и сущность, и формы
промышленности: крупное фабричное производство, основанное на суще-
ствовании обширного рабочего класса. Для мирового рынка производит и
сельское хозяйство, и оно всецело зависит от условий международного
производства и сбыта. Наконец, торговля соединяет народы, и даже вос-
становление с конца XIX в. протекционной системы не может остановить
ее быстрого развития.
К этой общей характеристике всего XIX в. необходимо, однако, при-
соединить дополнительные признаки для установления различия между
первыми 2/з XIX в. и концом его. Со времени Французской революции
исчезают те институты, которые стесняли развитие хозяйственной жизни:
в области сельского хозяйства - сеньориальный строй, чересполосность
участков и полевые сервитуты; в промышленности — исключительные
привилегии, цеховая система и регламентация производства и сбыта; в
торговле — запрещения привоза и вывоза, монополии отдельных компа-
ний и ограничения иностранного судоходства. Постепенная отмена всех
этих стеснений делает возможным образование мирового рынка и миро-
вого хозяйства - международной торговли, крупной промышленности,
рационального сельского хозяйства. Вместе с тем уничтожение этих огра-
ничений создает свободу личности, создает экономическую свободу в ее
различных формах — свободу производства и сбыта, свободу торговли,
свободу договора, свободу передвижения и избрания занятий. Это уста-
новление свобод имело огромное значение; в настоящее время даже труд-
458
История экономического быта Западной Европы
но правильно оценить его. Но все же дальнейшего шага сделано не было —
на месте старого порядка не было создано нового; все свелось к уничто-
жению прежних стеснительных для народного хозяйства институтов. Был
провозглашен индивидуализм — отрицание всяких организаций, всяких
союзов, всякого единения лиц одной и той же профессии, одного и того
же класса для совместных действий, для зашиты общих интересов.
Противоположность этой эпохе составляет вторая эпоха - с конца
XIX в., когда мировое хозяйство сохраняется и развивается по-
прежнему, но на пустом месте, оставшемся от разрушенного здания огра-
ничений XVII — XVIII вв., воздвигается новое в виде синдикатов и тре-
стов, профессиональных союзов и союзов предпринимателей, акционер-
ных компаний и кооперативов, палат соглашения, союзов ремесленников
и т.д. Эту эпоху можно назвать эпохой союзов или — если иметь в виду
также фабричное законодательство, обязательное страхование рабочих,
муниципальные предприятия — эпохой социальной (ио примеру Зом-
барта) в отличие от эпохи индивидуалистической предыдущих десятиле-
тий: конечно, зачатки этих новых явлений (в особенности фабричного
законодательства и рабочих союзов в Англии) относятся уже к предыду-
щей эпохе; но значение они приобретают лишь в конце XIX в. и только
тогда производят крупные изменения во всем характере экономической
жизни.
1 [В настоящем падании сохранен текст 7-го издания 1926 г. В 8-м издании 1931 г. эта
глава была полностью переписана' «Эпоха с конца XVIII в. до 70-х годов XIX в. пред-
ставляет собой период промышленного капитализма Промышленный капитал существовал
отчасти уже в предшествующие столетия, но на первом плане стоял все же в те времена
торговый капитал, а не промышленный. Даже в промышленности (децентрализованной)
преобладал первый, а не второй, ибо только снабжение сырьем и сбыт изделий находились
в руках капитала, тогда как процесс производства еще не был (по общему правилу) под-
чинен ему. Теперь же, с появлением машин и фабрик, капиталист захватывает к самое
производство, и тем самым выступает на сцену производственный, промышленный капп-
тал Период промышленного капитализма характеризуется далее такими тесно связанными
с промышленным капиталом моментами, как существование (безземельного) пролетариата,
концентрация производства и кризисы. Промышленный капитал нуждается далее для сво-
его развития в свободной конкуренции и широком рынке, почему должны исчезнуть ис-
ключительные привилегии, цеховая система и регламентация производства и сбыта, заме-
няясь свободой промыслов, и появиться на свет различные способы расширения сбыта
(коммивояжеры, реклама, выставки). Но ему необходим не только внутренний, но и
внешний рынок, свободная конкуренция на мировом рынке. Поэтому упраздняются за-
прещения привоза и вывоза, совершается переход к фритредерству (свободной торговле),
отменяются монопольные компании, как и ограничения для иностранного судоходства.
Под влиянием усовершенствования путей сообщения (железные дороги, заокеанское паро-
ходство) возникают постепенно мировой рынок и мировая торговля, промышленность,
позже и сельское хозяйство начинают мало-помалу производить для других стран и частей
света, для мирового рынка.
Капитализм проникает во все сферы хозяйства, хотя и совершается это лишь посте-
пенно и в одних областях раньше, в других позже. Почти везде до половины XIX в. нм
охвачены лишь две, хотя и важнейшие, отрасли индустрии, текстильная и металлургиче-
ская, выделяется позже он и в другие отрасли и тогда ремесло теряет свое прежнее значе-
ние Только с середины XIX в. появляются и новые средства сообщения, как и современ-
Глава LVIIL Общий характер эпохи
459
ные банки и биржа (в одной лишь в Англин они имелись уже раньше). Наиболее медлен-
но капитализм проникает в область сельского хозяйства, где новая техника могла появить-
ся лишь после отмены сеньориального строя и крепостного хозяйства, образование же
мирового хлебного рынка относится уже к последующей эпохе, начинающейся с 70-х го-
дов. Только с этого времени вполне устанавливается мировое хозяйство».]
ГЛАВА LIX
НАСЕЛЕНИЕ
С конца XVIII в происходит быстрый рост населения в Европе. В то
время как население Европы увеличилось в течение ста лет с 1700 до
1800 г., всего на 58 млн (с 130 млн до 188 млн), или на 45%, возрастание
его дало такую же цифру (свыше 40%) всего за 50 лет — с 1800 до 1850
г. (со 188 до 267 млн), т.е. происходило вдвое скорее, а до 1870 г. насе-
ление увеличилось до 308 млн, или за 1800 — 1870 гг. возросло па 2/з,
т е. в течение 70 лет получилось несравненно большее возрастание, чем
за предыдущие целые сто лет Наиболее быстрый рост населения обна-
ружился, как и следовало ожидать, в такой промышленной стране, как
Англия, где прирост населения за десятилетие составлял в первой полови-
не XVIII в. 3%, в 1750-1780 гг. - 6, в 1780-х гг. - 9, в 1790-х гг - 11,
в 1801 — 1811 гг. ~ 14, в 1811 — 1821 гг. - 18%. С 1821 г. прирост снова
несколько уменьшается вследствие чрезвычайно сильной эмиграции; но
все же и в последующие 50 лет, с 1821 до 1871 г., он составлял по деся-
тилетиям 16, 14, 13, 12 и 13%. В то время как население Европы вообще
за полвека 1800 -1850 гг. увеличивается в полтора раза, в Англии за тот
же период оно удваивается (с 8,9 млн до 17,9 млн). Удваивается оно и в
другой промышленной стране — Саксонии - за 50 лет, с 1815 по 1867 г.
(более ранних данных нет), с 1,2 млн до 2,4 млн, причем особенно быст-
ро растет в 1820-х гг. (21% за десятилетие); тогда как в Германии в це-
лом за 54 года 1816-1870 гг. население возрастает всего на 2/з (с 24,8
мли до 40,8 млн), в Италии за полвека 1812 — 1861 гг. на 1 /4 (с 19,8 млн
до 25 млн), во Франции за 1800 — 1851 гг. на 1/з» если же возьмем пери-
од 1806-1861 гг., то также на ’/4 (с 29,1 млн до 36,7 млн).
Наибольшую плотность населения уже в 1831 г. (первая бельгийская
всеобщая перепись) имела Бельгия (123 чел. на кв. кмД ибо в Англии и
Саксонии имелось тогда всего 92 — 94 чел. на кв. км. В середине XIX в.
Англия имела уже 119 (в 1851 г.) и 133 жителя (в 1861 г.), Саксония —
126 (1849 г.) и 133 (в 1858 г.), Бельгия ясс — 140 (в 1846 г.) и 147 (в
1856 г.), тогда как Германия в целом — всего 66 (в 1850 г.) и 70 жите-
лей (в 1860 г.), Италия в 1861 г. — 87 жителей, а Франция — 67 жите-
лей, Австрия (в 1857 г.) и Швейцария (в 1860 г.) - 61 житель, только
Нидерланды (в 1859 г.) имели 100 жителей на кв. км.
Но быстро возраставшее население не находило себе уже пропитания
в деревнях. Наплыв в Англии деревенского населения в города начался
Глава LIX. Население
461
уже в конце XVIII в. и наиболее усилился в первые десятилетия XIX в.,
вместе с ростом крупной промышленности.
В 1831 г. в Англии более населения проживало в городах с чис-
лом жителей свыше 20 000, а двадцать лет спустя городское население в
Англии вообще составляло половину всех жителей страны, еще через 20
лет - 62%. Напротив, во Франции в 1846 г. всего четвертая часть насе-
ления жила в городах с населением свыше 2 тыс., и даже четверть века
спустя (в 1868 г.) городское население не превышало 31%. В Англии в
1800 г. имелся только один большой город (с населением свыше 100 тыс.
жителей) — Лондон, а через полвека население больших городов состав-
ляло более 1 /5 всего населения (22,6%); во Франции же в 1801 г. насчи-
тывалось три больших города (Париж, Марсель и Лион), и они насчиты-
вали 2,8% населения; но и 50 лет спустя население больших городов во
Франции не превышало 4,6%, т.е. было в пять раз меньше населения
больших городов Англии, и к упомянутым трем большим городам при-
соединился лишь один новый (Бордо). Все же и во Франции городское
население растет значительно быстрее населения в стране вообще, иначе
говоря, и тут происходит агломерация населения: с 1836 по 1851 гг. на-
селение в городах с числом жителей свыше 10 тыс. увеличилось на 4/4,
тогда как в поселениях с 3 —10 тыс. жителей всего на 10%, а в поселени-
ях менее 3 тыс. - на 2,5%. В 1841 — 1851 гг. население 12 крупнейших
городов Франции выросло на 19%, или вчетверо быстрее, чем население
страны, а в 1851-1861 гг. на 1/3, или в 12 раз быстрее обшей цифры
населения Франции.
Только в Пруссии городское население в течение первой половины
XIX в. оставалось почти стационарным (в 1800 г. 26,4%, в 1849 г. 28%).
Даже в Саксонии в 1849 г. имелось всего пять городов с населением
свыше 10 тыс., хотя вообще городское население Саксонии составляло
1 /3; в Других немецких государствах оно равнялось в середине XIX в.
’/5 и менее, т.е. находилось почти в том же состоянии, как и в конце
XVIII и начале XIX вв.; в Австрии также население в городах (свыше 2
тыс. жителей) составляло в 1843 г. менее 20%. В середине XIX в. и в
Германии обнаружился сильный избыток населения в деревнях, которое
стало в большом количестве переселяться в города: в 1871 г. городское
население Германской империи составляло более 1 /3 всех жителей (36%),
превышая уже процент городского населения во Франции.
На бегство деревенского населения в города раздавались жалобы уже
в XVII —XVIII вв.; уже тогда говорили, что большие города «сделаются
могилой королевств и наций», и признавали необходимыми «плотины,
которые помешали бы волнам провинции наводнить Париж». В середине
XIX в. снова наблюдается рост городов в ущерб деревням, в особенности
во Франции, где этому явлению приписывается замедление прироста на-
селения. Повторяют слова Руссо, что большие города являются скопи-
щем, вредным для населения как в нравственном, так и в физическом
462
История экономическогобытаЗападной Европы
отношении, хотя теперь уже характерная особенность городов предыду-
щих веков — превышение смертности над рождаемостью — отсутствова-
ла. Но борьба с притягательной силой городов, где «население как бы
постоянно висит над пропастью, тогда как в земле оно находит пеизме-
няющийся и постоянно возрастающий каптал», была едва ли мыслима с
тех пор, как города стали центрами промышленности.
В Англии резко обнаруживается эта связь между приростом населения
и развитием индустрии. Если разобьем графства Англин па три группы с
приблизительно равной площадью, в зависимости от того, какую роль
играет земледелие в различных графствах, то увидим, что в период
1801- 1831 гг. в промышленных графствах население возросло на 71%, а
в период 1831-1861 гг. на 64%, тогда как в земледельческих графствах
всего на 41 (первый период) и 18%, а в средней группе па 46 и 28%. Во-
обще в Англии сельскохозяйственное население постепенно сокращается:
в 1811 г. оно составляет 35% всего населения, а в 1831 г. 28%, в 1861 г.
всего 1 /’з населения (21%). Общее число лиц, занятых в земледелии, со-
кратилось и абсолютно, — это сокращение замечается уже в 1830-е и
1840-е гг.; в период 1851 — 1871 гг. оно составило свыше 400000 чел., или
20%. Напротив, во Франции хотя к середине XIX в. земледельческое на-
селение и успело сократиться до 57%, но все же оно превышает еще по-
ловину населения; и в дальнейшем доля его понижается очень медленно,
составляя в течение всего периода 1850 — 1870 гг. 53—51%, т.е. более по-
ловины всего населения. В Пруссии сельскохозяйственное население не
только в начале XIX в. составляло 2/з населения (в 1816 г. 78%), но и в
середине века равнялось почти 2/з, но зато в 1867 г. оно понизилось уже
до 48%, т.е. (как и деревенское население) составляло уже меньший про-
цент, чем во Франции.
Быстрое возрастание населения в Европе является последствием со-
кращения смертности при почти неизмепившейся рождаемости. Исключе-
ние в отношении рождаемости составляла уже тогда Франция. В то вре-
мя как в Пруссии и Вюртемберге рождаемость еще в 1840—1850 гг. рав-
нялась 38 - 40 на тысячу, в Швеции 30- 32, во Франции она успела
постепенно сократиться с 32 в первое десятилетие XIX в. до 26 в 1851 —
1860 гг.; поэтому средний ежегодный излишек рождений на 1000 душ
составлял во Франции в 1821 — 1840 гг. 5 (30 рождений и 25 смертных
случаев), а в 1841 —1860 гг. всего 3,2 (26,9 рождения и 23,7 смертей), и
вероятный период удвоения населения в 1830 — 1860 гг. был во Франции
вчетверо больше, чем в Англии или Пруссии (190 вместо 49 и 54).
Не находя себе пропитания в деревнях, избыток населения направ-
лялся не только в города, но и за океан, в особенности в Новый Свет;
без этого отлива в Европе обнаружился бы еще гораздо больший рост
населения. Эмиграция в Соединенные Штаты, как и эмиграция вообще
из Европы, еще незначительная до 1830 гг., с усовершенствованием усло-
вий транспорта повышается в 1831 — 1840 гг. до 0,5 млн чел., в 1840-е гг.
Глава LIX. Население
463
до 1,5 и в 1850-е гг. до 2,5 млн, а вообще за полвека 1820—1870 гг. со-
ставляет 7,5 млн. На первом плане стоят Ирландия и Германия с эмигра-
цией (за 1820-1870 гг.) в 2,4 млн чел. каждая, вследствие чего Ирлан-
дия при своем небольшом населении с 1850 г. — единственная в Европе
страна — обнаруживает непрекращающуюся убыль населения, и Англия,
из которой эмигрировало в Соединенные Штаты 1,4 млн чел. (кроме то-
го, в Канаду, Австралию, Южную Америку). Эти страны доставляют
вплоть до 1870-х гг. 6/7 всех европейских эмигрантов в заокеанские
страны.
ГЛАВА LX
АГРАРНЫЙ СТРОЙ И СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО
Из всех европейских стран личное освобождение крестьян ранее всего
совершилось в Англии: не только к началу рассматриваемой эпохи, но
уже за двести лет до того крестьянское население являлось вполне сво-
бодным. И земля принадлежала крестьянам на полном праве собственно-
сти - поскольку крестьяне вообще сохранились в Англии. Ибо Англия в
то же время является той страной, где обезземеливание крестьян совер-
шилось раньше, чем где-либо, и в наиболее широких размерах. Как мы
видели выше, одновременно с разделом общинных земель и разверстани-
ем чересполосных участков (огораживаниями) в течение XVIII в. поги-
бал класс мелких земельных собственников и образовывались крупные
поместья, которые сдавались в аренду целиком или частями (обыкновен-
но крупным) арендаторам. Эти огораживания вызваны были в значи-
тельной мере стремлением к расширению площади земледельческой куль-
туры и к более рациональному хозяйству, что поощрялось ростом цен на
зерно и на продукты животноводства. Но те причины должны были ока-
зывать еще больше влияния впоследствии, в первые два десятилетия XIX
в., когда население, как мы видели выше, чрезвычайно быстро возраста-
ло; с 1750 по 1800 г. сельское хозяйство не в состоянии было следовать
за ним столь же ускоренным темпом. Из страны, вывозившей хлеб, Анг-
лия уже в конце XVIII в. превратилась в страну, нуждающуюся в при-
возном зерне: в 1741 — 1750 гг. вывоз зерна из Англии еще составлял 850
тыс. кварт, в год, а в 1773 — 1792 гг. ежегодный привоз превышал вывоз
на 430 тыс. кварт.
Последствием этой потребности в хлебе и являлись те обширные ого-
раживания, которые были проведены в конце XVIII и в первые десятиле-
тия XIX в. (как и в течение XVIII в.): в 1797 — 1820 гг. было снова ого-
рожено 3,3 млн акров земли. Распаханы были новые пустопорожние зем-
ли, часто малоплодородные, песчаные, дававшие весьма невысокий
урожай. Но обработка их была выгодна лишь при высоких ценах на
хлеб, и поэтому лендлорды всячески старались удержать высокие цены,
которые установились еще во второй половпне XVIII в., и еще более по-
высить их. С этой целью в 1791 г. были установлены высокие пошлины
на привозной хлеб, чрезвычайно стеснявшие привоз иностранного хлеба.
Действительно, цена на пшеницу возрастала все больше и больше* с 51
шиллингов в 1770 и 1780 гг. до 68 шиллингов в последнее десятилетие
XVIII в., а в 1804—1813 гг. до 90 шиллингов. Та цена, которую законо-
Глава LX. Аграрный строй и сельское хозяйство
465
датель считал нормальной и старался удержать, не только сохранялась,
но под влиянием частых неурожаев, высоких пошлин и войн с Франци-
ей, сильно затруднявших подвоз зерна, росла дальше, превзойдя все
ожидания правительства и землевладельцев.
Но с 1815 г. со времени прекращения войн с Наполеоном положение
изменилось - начался период низких цен на зерно. Закон 1814 г. сделал
ввоз хлеба почти совершенно невозможным, ибо привоз допускался лишь
до тех пор, пока цена зерна в Англии была не ниже 82 шиллингов; этот
закон, следовательно, как бы обеспечивал землевладельцам высокую це-
ну в 82 шиллинга. На самом деле, средняя цена, вместо 82 шиллингов, к
которым стремился закон, и вместо 90 шиллингов за предыдущее десяти-
летие, составляла в 1815—1824 гг. всего 64 шиллинга, а в следующее де-
сятилетие опа стала еще ниже (1829 — 1838 гг. — 56 шиллинга, 1839-
1848 гг. 59 шиллингов). При таких условиях, очевидно, пошлины на
зерно, или «хлебные законы»1, как они назывались, не только не прино-
сили пользы землевладельцам, по оказывались для них прямо вредными.
Несоответствие между обещанными ценами и действительно имевшими
место должно было вызвать полное расстройство всего их хозяйства, так
как землевладельцы, рассчитывая на высокие цены, производили из-
держки гораздо более высокие, чем это было возможно при низких це-
нах. Фермеры крупных имений находились в весьма затруднительном
положении, ибо в расчете на сохранение прежнего уровня цен и даже на
повышение его они заключили договоры на продолжительное время и
согласились на значительное увеличение арендной платы. Теперь же, с
падением цен на зерно, они не в силах были уплачивать вдвое и втрое
увеличенную аренду. Но еще хуже было положение мелких землевла-
дельцев — йоменов. Поскольку они еще сохранились, несмотря на ого-
раживания эпохи высоких цен, поскольку крестьяне еще не продали то-
гда своих земель, они погибли теперь, в годы, следовавшие за 1815 г., в
эпоху падения цен, в период несоответствия между ожидаемыми и дейст-
вительно существующими цепами. В эпоху высоких цен, — как указыва-
ется в «Report of Agriculture» 1833 г., мелкие землевладельцы обремени-
ли свои участки долгами в целях мелиорации, в чем в те времена не ус-
матривали никакой неосторожности; теперь ясе, при низких цепах, они не
в состоянии были вносить проценты и сводить концы с концами и выну-
ждены были продавать свои участки. В другом «Report» 1836 г. говорит-
ся, что крестьянства уже более не существует.
Период низких хлебных цен оказался и эпохой застоя в развитии
сельскохозяйственной культуры Англии. После 1814 г. площадь посевов
не расширяется более, огораживания почти прекращаются (в 1820 —
1840 гг. огорожено всего 600 тыс. акров вместо 3,3 млн в предыдущее 20-
летие). Новых людей, производящих опыты в своих поместьях и вводя-
щих усовершенствованную культуру, не появляется — лорда Тоуншенда
и графа Лейчестера никто не сменил2. Артур Юнг постарел и прекратил
466
История экономического быта Западной Европы
свою деятельность, издаваемые им «Анналы» закрылись Только с сере-
дины 1830-х годов, т.е. спустя два десятилетия, когда землевладельцы
уже успели освоиться с низким уровнем цен и не верили более в могуще-
ство хлебных законов, в сельском хозяйстве вновь обнаруживается то
оживление, которое господствовало в XVI11 в В 1837 г учреждено Royal
Agricultural Society, вернувшееся к традициям предыдущего века и ста-
равшееся посреди вом устройства выставок и съездов и распространения
брошюр и журналов вызвать улучшения в посеве, удобрении и сельско-
хозяйственных орудиях, влиять на разведение улучшенных пород скота,
на производство дренажа. Успехи химии, применяемой со времени Дэви
в области сельского хозяйства, открытие Перкса в отношении дренирова-
ния почвы, проведение железных дорог, удешевивших перевозку семян и
удобрений, все это оказало огромное влияние на подъем в области
сельского хозяйства. Во многих местностях с конца 1830-х годов произ-
водится осушение болот, причем применяются паровые машины; ввоз
удобрительных веществ в Англию, в особенности костей и гипса, значи-
тельно усиливается.
Но все это были лишь первые подготовительные шаги к современной
рациональной сельскохозяйственной культуре. Только с отменой «хлеб-
ных законов» и с установлением свободы привоза хлеба в 1846 и 1849 гг.
капиталы стали притекать в большом количестве к сельскому хозяйству
Англии, открытия и изобретения в области агрономической химии, жи-
вотноводства, машиностроения и т.д стали оплодотворять сельское хо-
зяйство. По словам Керда, с 1848 по 1878 г. в сельском хозяйстве Вели-
кобритании и Ирландии было затрачено 15 млн ф. ст, из которых 2/з
пошли на дренаж. В 1860 г. привоз гуано в Великобританию составлял
140 тыс т, ценностью в 1,5 млн ф. ст., 10 лет спустя - вдвое более (280
тыс. т - в 3,5 млн ф. ст.), а привоз азотнокислой соли для удобре-
ния равнялся в 1860 г. 37 тыс. т ценностью в 500 тыс. ф. ст., в 1870 г. —
56 тыс. ценностью в 880 тыс. ф. ст. Рента за два десятилетия 1850—1870 гг.
повысилась с 27 до 30 шиллингов с акра.
Из этих данных видно, что положение сельского хозяйства в Англии
после отмены «хлебных законов» было вполне благоприятное и что под
влиянием иностранной конкуренции фермеры стали теперь придержи-
ваться совершенно новой системы хозяйства: не рассчитывая уже на вы-
сокие цены продуктов, они старались увеличить доходность хозяйства
иным путем — посредством сокращения расходов. Последнее достигалось
и применением новых технических приспособлений — молотилки, паро-
вого плуга и др. «Лица, допрошенные при производстве анкеты 1873 г., —
говорит тот же Керд, - и притом знатоки в области мелиорации, заяв-
ляли, что произведенные ими улучшения не только возвратили помещен-
ный в них капитал с процентами, но доставили еще сверх того значи-
тельную прибыль». Выгодным оказалось также разведение кормовых
трав, хмеля и льна, в особенности же племенного рогатого скота. По-
Глава LX Аграрный строй и сельское хозяйство
467
следпес имело место в связи с ростом цен на мясо, которые повысились
за 20 лет с 1843 г. по 1863 г. на ]/з (30—35%), а за тридцать лет 1843 —
1873 гг. на 2/з-3/д и более. Возрастание цен на мясо вызывалось зна-
чительно усилившимся спросом: в то время как, по словам Джиффена,
еще в середине XIX в. цена мяса имела для рабочего столь же мало зна-
чения, как цена драгоценных камней, рабочий в 1860-е годы благодаря
повысившейся заработной плате получил возможность потреблять мясо и
другие продукты животноводства. Улучшается, в частности, и положение
сельскохозяйственных рабочих. С конца XVIII в. и до начала XIX в их
денежная заработная плата сильно повышается одновременно с очень
резким возрастанием цен на хлеб и прочие съестные припасы3, но затем,
когда цены на хлеб с 1815 г. понизились, и заработная плата (в 1820-х гг.)
сократилась и с тех пор почти не изменялась до середины 1840-х годов.
Напротив, с этого времени обнаруживается, по Боули («Statistics of
Wages»), быстрый рост денежной заработной платы, который составляет
в Англии за 25-летие 1845 — 1870 гг. 82%, а в Соединенном Королевстве
вообще — почти 60%, «по при почти неизменяющемся общем уровне цен
обозначает значительное повышение уровня жизни сельскохозяйственных
рабочих.
Если в Англии, в сущности, никакого освобождения крестьян не было
(повинности и платежи сами собою, в силу обычного права, постепенно
вымирали), то во Франции отмена сеньориального строя была произве-
дена одним ударом в эпоху революции.
Уже в момент созыва Генеральных штатов (24 января 1789 г. опубли-
кован королевский указ об этом) раздражение крестьян против сеньори-
ального режима было велико, созыв же этого собрания представлялся
сельскому населению как бы равносильным отмене сеньориальных по-
винностей. Однако тогда на первом плане стояли вопросы политические,
крестьянским вопросом совершенно не интересовались, да и вообще
среднее сословие в своих наказах держалось той же точки зрения, что и
правительство, - сеньориальные права составляют неприкосновенную
собственность. Но вскоре такое отношение должно было измениться, ибо
крестьяне стали грабить и жечь замки сеньоров, уничтожая документы,
чтобы прекратить остатки феодальной тирании. «Кажется, что француз-
ский народ бесповоротно решил освободиться от уплаты всех сеньори-
альных повинностей, несовместимых с личной свободой», — говорит со-
временник по поводу этого.
После того как крестьяне повторили «по отношению к сеньориальным
замкам то же, что парижское население сделало с Бастилией», вопрос о
той самой собственности, «которая сделалась жертвой самого наглого
грабежа и разбоя», был поставлен на очередь в Учредительном собрании;
от него перешли к выяснению феодальных прав, и в знаменитую ночь
4 августа 1789 г. были приняты общие положения об отмене несвободно-
го состояния (поскольку последнее сохранилось), main-morte, сеньори-
468
История экономического быта Западной Европы
альной юстиции, права охоты и о выкупе сеньориальных прав и десяти-
ны. Хотя король и вынужден был утвердить эти постановления (декрет
И августа), но это были лишь общие принципы, которые нужно было
еще оформить для осуществления их на практике. Между тем это был
лишь временный порыв, уступка растерявшейся аристократии перед
вступившим в борьбу с нею народом. Вскоре последовало охлаждение
пыла, охватившего аристократию в торжественную минуту, ла местах же
сеньоры не считались с новым законом и продолжали требовать даже
отмененные повинности, преследуя своих держателей. Мало того, за этим
периодом теоретической выработки принципов ликвидации сеньориально-
го строя не последовало дальнейшего движения вперед, несмотря на ог-
ромное количество жалоб и указаний с мест, из которых видно было, на-
сколько априорны эти принципы и как мало они соответствуют жизнен-
ным потребностям. В многочисленных декретах, изданных затем тем же
Учредительным собранием, последнее придерживается все тех же вы-
ставленных им положений, и дело пп па шаг не подвигается вперед. За-
кон 15 марта, изданный Учредительным собранием, объявлял выкуп
сеньориальных прав лишь чисто факультативным, не признавая ни за
сеньорами, ни за крестьянами права требовать выкупа. Кроме того, вы-
купу подлежал не только чинш, но и сборы с перехода земли Gods et
ventes) и прочие так называемые случайные права (droits casuels); это
сразу поднимало сумму выкупа до размеров, недоступных для большин-
ства населения. Наконец, крестьяне должны были предварительно упла-
тить все накопившиеся недоимки. Не говоря уже о том, что деление по-
винностей на две категории - на уничтоженные без вознаграждения и на
подлежащие выкупу — чрезвычайно усложняло и затрудняло дело, ибо
провести границу между ними было почти немыслимо да и подавало по-
вод для злоупотреблений со стороны сеньоров, крупные размеры выкупа
сводили реформу почти что на нет, составляя лишь показную внешность.
«Свобода выкупа рент, — читаем в одном заявлении, — всегда останется
для бедного люда бесплодной надеждой на мирное владение своим ма-
леньким куском земли, ибо где бедняку взять сразу столько денег». «Все
выгоды, — жаловались крестьяне, — на стороне землевладельцев, а все
огорчения на стороне держателей».
Результатом этого было то, что отмененный в принципе 4 августа
сеньориальный режим сохранялся в полной силе; закон 15 марта вызвал
лишь раздражение среди населения, резкие протесты со стороны кресть-
ян, заявлявших, что «они забыты»; усилились крестьянские бунты и
поджоги замков. Крестьяне стали забрасывать собрание просьбами об
уменьшении выкупа повинностей, которые оценены чрезмерно высоко,
они стали попросту отказываться от уплаты подлежавших выкупу повин-
ностей. Между тем Учредительное собрание отвечало на это приказанием
судам преследовать и наказывать по всей строгости законов тех, кто пре-
кращал бы уплату повинностей до выкупа их. Конечно, потомство не
Глава LX Аграрный строй и сельское хозяйство
469
может не быть благодарно Учредительному собранию за то, что оно по-
ставило ликвидацию сеньориального строя на очередь дня, что оно поло-
жило начало этому великому делу, решилось на этот шаг, сознавая необ-
ходимость и своевременность этой меры. «Если конец венчает дело, то
доброе начало - половина дела», и августовская декларация была таким
добрым началом, от которого отказываться уже невозможно было. Она
дала населению «вексель от лица законодательной власти страны, по ко-
торому приходилось рано пли поздно платить».
И Законодательное собрание первоначально не решалось сделать что-
либо в ответ на возраставшие требования крестьян; лишь постепенно,
желая привлечь население на сторону революции, оно стало на иной
путь, чем Учредительное Собрание, признав в унисон с крестьянами
эдикты последнего «злодейскими» «пропитанными чудовищной непосле-
довательностью», составленными так, «как будто их диктовали сами
сеньоры». В то время как Учредительное Собрание, исходившее из фео-
дальных законов и феодальной юриспруденции, считало сеньориальные
права собственностью, основанною на давности владения ими, и поэтому
установило выкуп их, Законодательное Собрание заявляло, что источни-
ком сеньориальных прав является узурпация и насилие, что Учредитель-
ное собрание слишком уважало эти ненавистные права, «показав фран-
цузскому народу лишь один призрак свободы», что феодальный режим
уничтожен и тем не менее он существует и что «нет ничего более настоя-
тельного, чем заставить исчезнуть с французской территории эти обломки
рабства, которые попирают собственность». В противоположность Учре-
дительному собранию члены Законодательного собрания, находясь до
октября 1791 г. в разных местностях страны, собственными глазами мог-
ли видеть, насколько велики были недостатки принципов, выработанных
Учредительным собранием. Они могли подтвердить правильность заявле-
ний с мест, что во многих приходах ни один крестьянин не мог выку-
питься от ненавистных повинностей, и вынуждены были признать пра-
вильным требование, чтобы сеньоры были обязаны представить нахо-
дившиеся у них документы в доказательство принадлежавших им прав, в
противном случае эти права должны считаться отмененными.
Прежде всего, в отношении так называемых случайных повинностей,
наиболее тяжелых, Законодательное собрание в декрете 18 июня 1792 г.
исходит из того принципа, что все эти права подлежат отмене без выку-
па. Исключение, в смысле необходимости выкупа, делается лишь в тех
случаях, когда права могут быть подтверждены подлинными документа-
ми, причем бремя доказательств возлагается на сеньора, и в документах
должно быть точно указано время их установления; это условие обозна-
чало, в сущности, отмену всех «случайных» повинностей, суживая до
крайности сумму выкупаемых прав. Но этим оно не ограничивается; дек-
рет 25 — 28 августа 1792 г. распространяет эти же принципы и на чинши
и ренты и прочие ежегодные повинности, устанавливая и здесь обязан-
470
История экономического быта Западной Европы
ность доказательства со стороны сеньоров. Между тем такое доказатель-
ство было почти невозможно, ибо подлинные документы, притом относя-
щиеся ко времени установления этих повинностей, должны были быть
представлены в годичный срок. Только теперь, законами 18 мая и 25 ав-
густа 1792 г. (почти три года спустя после ночи 4 августа), сеньориаль-
ный строй действительно отменялся. Требование - «вырвите корни фео-
дализма» - было здесь осуществлено.
Но теперь крестьяне и этим решением не удовлетворялись — декрет
25 августа 1792 г. не отменял сразу сеньориальный строй, а требовал
предварительного выяснения сеньориальных прав в каждом отдельном
случае для установления того обстоятельства, в каких случаях сеньори-
альные права подлежат отмене без выкупа и когда необходим выкуп, ибо
при наличности подлинных документов у сеньоров последний должен
был иметь место Между тем Законодательное собрание само же пошло
еще дальше в отношении тех местностей, где эти документы были унич-
тожены во время крестьянских волнений 1789 г., освободив их попросту
от всех сеньориальных повинностей. Казалось бы, последовательность
требовала распространения этого правила на всю страну, иначе получа-
лось поощрение насилий. Необходимо было довести дело до его логиче-
ского конца. Крестьяне настаивали на немедленной отмене всего режима,
и, когда жалобы и волнения возобновились, извне стала угрожать опас-
ность вторжения чужеземцев и восстановления монархии, Конвент, заме-
нивший с 21 сентября 1792 г. Законодательное собрание, удовлетворил
требование крестьян. Конвент сразу упразднил весь сеньориальный
строй. Согласно декрету 17 июля 1793 г., «все недавние сеньориальные
повинности и платежи, все феодальные и цензуальные права, постоянные и
временные, даже те, которые сохранены в силу декрета 28 августа 1792 г.,
отменяются без выкупа». Прекратились все процессы, касавшиеся земли,
недоимок по сеньориальным платежам и т.д., и крестьяне объявлялись
собственниками земли, на которой они сидели, без внесения каких бы то
ни было платежей. «Феодальное дерево только лишено ветвей, необхо-
димо его вырвать с корнями, сжечь и пепел рассеять по ветру». Всем
бывшим сеньорам приказано было в трехмесячный срок доставить все
документы, касавшиеся феодальных прав и повинностей, — они подле-
жали сожжению. Декретом 7 сентября 1794 г. прибавлено было запреще-
ние всем французским гражданам под страхом лишения права взимать
феодальные повинности, в каком бы месте земного шара они ни находи-
лись. Разрушение сеньориального режима было настолько полное, что
все попытки восстановить его, сделанные впоследствии при Наполеоне,
оказались тщетными.
С отменой сеньориального режима крестьяне становились полными и
неограниченными собственниками тех земель, которые они обрабатывали
ранее. Сохранялась, следовательно, вместе с тем и прежняя неравномер-
ность в распределении земель4, недостаточность земель у значительных
Глава LX. Аграрный строй и сельское хозяйство
471
групп населения. Между тем в эпоху революции государство располагало
земельным фондом двоякого рода — общинными землями и землями,
конфискованными у церкви и эмигрантов.
Что касается общинных земель, то и тут только Законодательное соб-
рание (Учредительное собрание и в этом отношении ле решалось на ко-
ренную ломку) признало недействительными все акты, на основании ко-
торых они были присуждены сеньорам за весь период, начиная с 1669 г.
Лишь в том случае, «если сеньор докажет, что он владел ими без пере-
рыва в течение 40 лет, эти земли сохраняются за ним. Но и в этом отно-
шении требования населения шли гораздо дальше «во имя процветания и
славы республики», «во имя блага страны и ее успокоения». Конвент и
здесь пошел навстречу крестьянам и «своими декретами об общинных
землях создал то же, что и декрет о сеньориальном режиме, создал пол-
ное признание прав собственности за общинами». Он потребовал от сень-
оров представления подлинного акта, на основании которого эти земли
были приобретены, а так как это невозможно было сделать, то все преж-
ние общинные земли, находящиеся на территории общин, должны были
быть возвращены последним, - 40-летняя давность, признававшаяся За-
конодательным собранием, отменена декретом 10 июня 1793 г.
Первоначально имелось в виду распределить эти земли в частную соб-
ственность между всеми членами общины. Пример Англии с ее развитым
сельским хозяйством и огораживаниями импонировал французам. В За-
конодательном собрании сопоставлялись картины цветущих полей част-
ного владения с печальным состоянием общинных земель, и оно постано-
вило немедленно же произвести раздел всех общинных земель, кроме ле-
сов; раздел был признан обязательным. Но вопрос о способах и приемах
раздела не был им разрешен и перешел к Конвенту. Последний стоял на
той же точке зрения: установлен был поголовный раздел, с той лишь
разницей, что он производился в случае требования раздела со стороны
1 /з населения общины. Однако на практике декрет 10 июня 1793 г. был
применен лишь в некоторых общинах; раздел совершался медленно, вы-
зывал много протестов и недоразумений. В следующие же годы респуб-
лики закон был изменен, в особенности ввиду того соображения, что на-
деление всего населения землей вызовет недостаток в рабочих как в про-
мышленности, так и в области земледелия, — и так уж раздавались
жалобы на отсутствие рабочей силы. Ввиду этого разделы были сначала
обставлены различными стеснениями (необходимо издание закона в каж-
дом отдельном случае), а затем и окончательно прекращены, благодаря
чему большая часть общинных земель сохранилась за общинами. «Куль-
тура страны, получившей широкую свободу, освобожденной от сеньори-
альных платежей, — говорит И. В. Лучицкий, — поднялась и развива-
лась, несмотря на сохранение общинных земель, несмотря на чересполо-
сицу, царившую и во время революции».
472 История экономического быта Западной Европы
И продажа имуществ, принадлежащих церкви и эмигрировавшим во
время революции дворянам, нс имела существенного значения в смысле
земельного обеспечения крестьянского населения. Хотя превращенные в
эпоху революции в национальную собственность и затем распроданные
земельные имущества составляли от */<> до */4 всей территории Фран-
ции (ценность их определяют в 5,5 млн франков), по при конфискации и
продаже этих земель правительство имело прежде всего в виду фискаль-
ную цель - получение необходимых для ведения войны средств; к этому
присоединялись и политические соображения - сделать путем продажи
церковных земель невозможным возвращение к старому порядку, ибо эти
земли находились бы в руках многочисленных мелких собственников Из
последнего вытекала необходимость сделать приобретение их доступным
широким слоям населения; первоначально действительно отдавалось
предпочтение покупателям мелких участков и устанавливалась рассрочка
уплаты на 12 лет (декрет 1790 г.). Однако в том же 1790 г., в видах ус-
корения продажи, эти благоприятные беднейшим классам условия были
отменены — предпочтение теперь отдавалось тем, кто внесет всю сумму
сразу, введена была аукционная продажа, рассрочка при уплате была
сокращена, фермы и метсрии должны были продаваться целиком, а не
разбиваться на мелкие участки5. В результате эти фермы и метерии по-
пали главным образом в руки буржуазии, приобретение же земли кресть-
янами было сильно затруднено. Правда, крестьяне принимали участие в
покупке национальных земель, но гораздо больше приобрела городская
буржуазия — к ней перешли наиболее крупные владения церкви и дво-
рянства, хотя и нс целиком, а лишь частями, так как прежняя крупная
собственность не сохранялась. Купцы, ремесленники, лица свободных
профессий и т.д. — все они наряду с самостоятельными крестьянами при-
обретали земельные участки6.
Таким образом, к земельному фонду, находившемуся в руках кресть-
ян в XVIII в., в эпоху революции прибавилось немного. Но Франция
была уже раньше страной мелкого крестьянского землевладения; ею она
осталась и после революции.
До 40-х годов сельское хозяйство Франции, по-видимому, делало ма-
ло успехов: сельскохозяйственные орудия оставались прежние (тот же
серп, старинные плуги, то же недостаточное боронение), удобрений было
по-прежнему мало, и они отличались плохим качеством (мало пользова-
лись известью и мергелем), сохраняется старый севооборот с паровыми
полями, мало было искусственных лугов, скотоводство и теперь не было
поставлено рационально (плохие стойла). Только посевы картофеля рас-
пространяются. Еще в 1840 г. искусственные луга составляли всего
1,5 млн гектаров, паровые же поля почти 7 млн гектаров (под плугом
находилось 19 млн гектаров). По-прежнему пользовались пустошами
(ландами) для выгона скота, смешивали вереск и папоротник с навозом
для удобрения; лишь в некоторых районах производилось расширение
_____________Глава LX. Аграрный строй и сельское хозяйство________473
распашек на их счет. Лишь в отдельных плодородных местностях заме-
чается и возделывание кормовых трав, и улучшение скотоводства (разве-
дение баранов для убоя) как в начале XIX в., так и в последующие деся-
тилетия.
С 40-х годов, напротив, можно установить оживление в сельском хо-
зяйстве, движение вперед. Площадь посевов возросла с 5,4 млн гектаров
в 1831 —1841 гг до 8,9 млн гектаров в 1862—1871 гг.; урожай с 68 до
98 млн гектолитров; сбор с гектара с 12,8 до 14,3. С 1840 по 1862 г. па-
ровые поля сократились с 6,8 до 5,1 млн гектаров, т.е. с 47,5 до 33 %
засеянной зерновыми площади. Прогресс замечается и в области скотовод-
ства: с 1840 по 1862 г. вес скота увеличивается с 670 до 945 млн кг, цен-
ность его удвоилась (с 53 млн до 110 млн франков), количество голов ро-
гатого скота повысилось с 11,8 млн до 12,8 млн, свиней с 4,9 млн до 6 млн,
тогда как число лошадей слабо росло, а численность овец сокращалась.
Различие в характере аграрного строя в Западной и Восточной Герма-
нии (Grundherrschaft и Gutshcrrschaft7) отразилось и на ходе освобожде-
ния крестьян, и на самых условиях его. Хотя и в Западной Германии
процесс освобождения крестьян от крепостного состояния растянулся на
весьма значительный период времени, но все же здесь он происходил с
гораздо меньшими трениями и значительно легче, чем в восточных облас-
тях. В области ограничений личного характера речь шла, в сущности
лишь, об уничтожении «самого имени рабства», которое ложилось по-
зорным пятном на данном слое населения. В большей части Бадена лич-
ная несвобода была отменена уже в 1783 г., в Баварии в 1808 г., в Гессе-
не в 1811 г., в Вюртемберге в 1818 г. Что касается верховных прав по-
мещика на землю, то раскрепощение сводилось к замене ежегодных
платежей уплатой определенной, так или иначе исчисленной денежной
суммы. Положение помещиков от этого нисколько не изменилось - не-
обходимо было лишь найти приложение для этих капиталов, которое
доставляло бы столь же верные доходы, как ранее. Конечно, такая мера
все же представляла собою крупный переворот — потерю помещиками
верховных прав и власти над крестьянами, — и всякие попытки в этом
направлении вызывали протесты с их стороны. Началом отмены сеньори-
ального строя (и вотчинной юрисдикции) было положено в 1818—1820 гг.,
отчасти (в Бадене) уже раньше, но проведено оно было лишь после
Июльской революции 1830 г., заставившей правительство произвести вы-
куп крестьянских земель (в Гессене, Вюртемберге, Ганновере). Наконец,
революция 1848 г. привела к отмене и последних остатков вотчинного
строя (в Бадене, Гессене, Вюртемберге).
Гораздо сложнее было дело освобождения крестьян к востоку от Эль-
бы. Здесь нужно было еще начинать сначала, создать свободу личности
крестьянина, нужно было превратить его из бесправного арендатора в
474
История экономического быта Западной Европы
свободного собственника земли, перевести барщину на деньги. Последнее
было сопряжено с большими трудностями, ибо возможность дальнейшего
ведения хозяйства в крупных размерах зависела для помещика от налич-
ности безземельных сельских батраков, которыми можно было бы заме-
нить подневольную рабочую силу - барщинный труд. Поэтому здесь
долгое время реформы ограничивались одними королевскими доменами,
не затрагивая частных поместий
Уже в Баварии, где имелось значительное количество крупных помес-
тий н была распространена барщина, препятствия были настолько вели-
ки, что лишь в 1848 г. установлена была выкупная операция и крестьяне
были объявлены свободными собственниками.
В Баварии отмена личной несвободы и связанных с нею платежей со-
вершилась в 1808 г. без всякого вознаграждения — мера эта встретила
мало возражений со стороны помещиков, ибо она, в сущности, лишь уза-
конивала и объявляла всеобщим положение, которое фактически в значи-
тельной мере установилось уже раньше, В 1825 г. установлен и выкуп
барщины и всех сеньориальных платежей па казенных поместьях. Част-
ным землевладельцам предложено было добровольно отказаться от своей
юрисдикции, но эта мера не имела никакого практического значения. Об
отмене же сеньориального строя в частных вотчинах вплоть до 1848 г. и
не думали; в лучшем случае возбуждался вопрос о постепенном превра-
щении временного и пожизненного владения землей, поскольку таковое
еще существовало, в наследственное, а неопределенной барщины - в раз
навсегда установленную Только народные волнения в феврале 1848 г. (в
особенности в Мюнхене) заставили правительство сразу покончить с вот-
чинной юрисдикцией и со всем сеньориальным строем: уже в апреле
1848 г. был внесен законопроект, и не прошло и двух месяцев, как он
превратился в закон, и все то, что обсуждалось и вызывало споры в те-
чение многих десятилетий, было достигнуто — крестьяне получили зем-
лю в полную собственность с уплатой определенных выкупных платежей.
Подобно тому как еще в Средние века и в XVI в. короли французские
и испанские производили личное освобождение крестьян на своих доме-
нах, подобно маркграфу Баденскому и королю Баварскому, Мария Тере-
зия в Австрии уничтожила прежнюю систему аграрного строя лишь на
королевских доменах. Домены были разбиты на небольшие участки и
заселены наследственными лично свободными арендаторами: вследствие
прекращения крупных хозяйств на доменах здесь исчезла и самая по-
требность в барщине. Иосиф II в 1789 г. сделал попытку превратить и на
частных поместьях все натуральные повинности и барщинные работы в
денежные платежи (в размере до 18% валового дохода земли), но она
оказалась неудачной, ибо не было возможности найти необходимую для
крупных поместий свободную рабочую силу. Прежняя система сохрани-
лась до 1848 г.; лишь тогда революция заставила осуществить идею Ио-
сифа II в виде превращения барщины в выкупные платежи, из коих кре-
Глава LX. Аграрный строй и сельское хозяйство
475
стьянс несли лишь третью часть; другая треть была возложена на госу-
дарство, третья - вовсе уничтожена. Только личную свободу, свободу
вступления в брак, избрания занятий, передвижения, а также отмену
дворовой службы удалось Иосифу II установить и на частных поместьях
в 1781 г.
Уже в XVIII в. возникал вопрос об отмене барщины в Пруссии, но
противники ревностно защищали ее. «Упраздните только барщину - и
производительность уменьшится, земледелие падет, поля останутся не-
возделанными из-за недостатка рук. Крестьянин привык к понуждению,
без этого он обленится, не станет вовсе работать или погонится за со-
блазнительными доходами, оставит навсегда деревню и уйдет в город.
Крестьянину опасно давать волю, он не поймет своих прав, не сообразит,
что позволено и что запрещено, чувство законности в нем не развито, он
может лишь беспрекословно повиноваться или буйствовать». Как указы-
вает, однако, Самарин, противопоставляя Пруссию заявлениям крепост-
ников в России, к чести первой надо сказать, что в числе доводов в поль-
зу сохранения крепостного права нигде не высказывается опасения по-
дорвать отменой его монархическое начало и не говорится, что выгоды
власти требуют сохранения существующего порядка.
Арендаторы казенных имений в XVIII в., напротив, жалуются на то,
что крестьянин работает вяло, нехотя, исполняет свой урок небрежно,
лишь бы как-нибудь дотянуть несносный день, половина времени пропа-
дает даром. А к этому присоединяются ежедневные враждебные столкно-
вения. И Тэер относится к барщинному труду8 отрицательно, находя, что
«один наемный работник (с упряжью) часто делает больше, чем четверо
и более (с упряжью) на барщине». Там, где крестьянам назначаются оп-
ределенные уроки, работа производится, правда, скорее, так как кресть-
янин заинтересован в том, чтобы поскорее закончить барщину и принять-
ся за свое хозяйство, но зато и делается все гораздо хуже. «Издали мож-
но отличить поле, обработанное барщиною, от обработанного помещичьи-
ми лошадьми и людьми». Обычно на барщине получается «леность и
беспечность».
В Пруссии даже установление личной свободы могло быть проведено
лишь 26 лет спустя, в 1807 г., — для этого необходимо было пережить
Французскую революцию и полное уничтожение монархии Фридриха
Великого. Затем Пруссия пошла и дальше, но медленным, черепашьим
шагом (вплоть до 1850 г.), все время ставя на первом плане интересы
юнкеров-помещиков, ожидая, пока образуется обширная армия беззе-
мельных батраков. Число батраков увеличивалось вследствие дальнейше-
го присоединения крестьянских участков к поместьям; последнему по-
кровительствовало самое законодательство, ибо в 1807 г. всякая охрана
крестьянских земель против Bauernlegen была уничтожена9. Мысль о
выкупе крестьянских земель не в форме платежей, а посредством отдачи
части земель помещикам, возникшая в других странах, в Савойе, Бадене,
476
История экономичьского быта Западной Европы
но не выполненная там, была осуществлена в Пруссии (к востоку от
Эльбы). Превращаясь теперь в полных собственников, с отменой барщи-
ны и всякого рода повинностей (натуральных и денежных), крестьяне
отдавали, если они были наследственными держателями, 1/з, прочие
же - половину своего участка землевладельцу (закон 1811 г.).
Однако и это относилось далеко не ко всем крестьянским дворам, ибо
декларация 1816 г., идя навстречу требованиям помещиков, значительно
сузила их число. «Регулирование отношений между помещиком и кресть-
янином», или, иначе говоря, (имена сеньориального ироя, имело место
лишь в тех случаях, когда крестьянин имел запряжку, г.е. касалась лишь
состоятельных крестьян; это сокращало число дворов сразу наполовину.
Далее, оно распространялось лишь на дворы, существовавшие уже за
полвека до издания закона, те. до начала борьбы прусских королей с
отнятием земли от крестьян. При этом требовалось заявление от помещи-
ка пли крестьянина о желании той или другой стороны изменить сущест-
вующие условия - иначе сеньориальный режим сохранялся, правитель-
ство само (согласно декларации 1816 г ) в эго не вмешивалось. Поэтому-то
отмена крепостного состояния производилась так медленно - еще 30 лет
спустя сохранилась часть дворов в прежнем состоянии. Между тем до
момента «регулирования» крестьянские держания не охранялись: сво-
бодное обращение недвижимостей было допущено еще до установления
свободной собственности. Вследствие этого помещики могли вступать с
крестьянами в соглашение и приобретать у них ту самую землю, которая
должна была стать собственностью крестьянина. Крестьянин в этом слу-
чае лишался земли и превращался в безземельного батрака.
Что касается прочих категорий земель, то пустопорожние участки по-
мещику просто предоставлялось присоединить к своей земле. Но то же
происходило весьма часто и с дворами крестьян, не удовлетворявших
требованиям декларации 1816 г.; или же земли у них не отнимались, но
помещики превращали их в простых арендаторов, с которыми заключал-
ся договор на определенный срок; лишь немногие остались в прежнем
состоянии до 1850 г., когда регулирование было распространено на все
крестьянские держания, большие и малые, без прежних ограничений, но
лишь поскольку на них сохранились верховные права помещика. Следо-
вательно, те крестьяне, которые прожили под сеньориальным режимом
до этого времени, находились в сравнительно счастливом положении —
они могли часть своей земли получить в собственность. Напротив, те из
них, которые в силу соглашения с помещиками уже раньше превратились
в свободных арендаторов, нс могли предъявлять требования на получе-
ние земли в собственность, так что этот закон имел значение лишь для
небольшой группы крестьян, оставшихся еще в феодальной зависимости.
В результате количество земель, накопившихся в руках помещиков, в
первой половине XIX в. еще более возросло; Пруссия к востоку от Эль-
бы, которая и раньше уже была — в противоположность прочей Герма-
нии - страной крупного поместного землевладения, теперь стала ею в
Глава LX. Аграрный строй и сельское хозяйство 477
еще большей степени.
И в другой области аграрной политики - в отношении к общинным
землям — мы находим резкое различие между Западной и Восточной
Германией. В западной, в особенности Юго-Западной, Германии господ-
ствует та же политика, как и во Франции, - благоприятная сохранению
общинных земель. Напротив, в Северной Германии, в особенности в
Пруссии, она направлена к уничтожению общинных земель, к превраще-
нию их в частную собственность
Уже в течение XVIII в. в немецких государствах повсюду — в Прус-
сии, Ганновере, Брауншвейге, Баварии, Бадене, Вюртемберге — делают-
ся попытки произвести раздел общинных земель, причем последний не-
редко соединен с разверстанием чересполосных участков и отменой лес-
ных и полевых сервитутов. И здесь исходной точкой являлось
стремление к устранению, в видах улучшений сельскохозяйственной
культуры всякой земельной общины, всего того, что ограничивает свобо-
ду хозяйственной деятельности. Идеи физиократов и Адама Смита и
пример Англии с ее развитым сельским хозяйством имели и здесь огром-
ное значение. В Баварии увлечение идеей превратить землю в частную
собственность доходило до того, что не только каждому отдельному чле-
ну общины предоставлялось право требовать раздела общинных земель,
но за всяким, даже чужим человеком признано было (в 1803 г.) право
потребовать выдела ему в частную собственность участка общинной зем-
ли для разработки. Повсюду законодательство, направленное к разделу
общинных земель, вызывало, однако, первоначально противодействие со
стороны крестьян (Саксония, Брауншвейг, Гессен), которые боялись
всяких новшеств; Фридрих Великий прибегал даже к военной силе; в
Баварии происходили волнения. Разделы шли первоначально медленно,
они были особенно трудны там, где соединялись с разверстанием черес-
полосных участков.
Но южногерманские государства уже скоро отступили от этого перво-
начального пути; в Бадене и Вюртемберге уже законодательство начала
XIX в. направлено пе к разделу, а к сохранению общинных угодий: от-
чуждение допускается лишь с разрешения правительства, разрешения же
вскоре перестали совсем давать. Позже вступила па этот путь Бавария,
где в начале XIX в. еще с восторгом приветствовали разделы общинных
земель, создающие «цветущие поля вместо дикого скотоводства и благо-
состояние многих тысяч людей». Правда, уже с 1812—1815 гг. устанав-
ливаются и здесь ограничения разделов. Но только в 1834 г. Бавария ра-
дикально изменила свое отношение к разделам, установив необходимость
согласия 3/4 членов общины и разрешения правительства для производ-
ства раздела; последнее к тому же более не давалось. Разделы общинных
земель были приостановлены, и правительство теперь уже старалось под-
нять культуру общинных земель. Но Бавария все же поплатилась сокра-
щением скотоводства, вызванным разделами первых трех десятилетий
478
История экономического быта Западной Европы
XIX в- «Разделяя пастбища, крестьяне ле переходили к посевам кормо-
вых трав, а оставались при старом трехполье, увеличив только запашки
хлебов. Часто они не оставляли клочка общинного выгона».
Бавария и в этом отношении занимает переходное положение от юж-
ногерманских государств с мелким крестьянским земледелием, сохра-
нившим свои общинные земли, к Северной Германии с ее прочно сло-
жившимся помещичьим элементом, для которого разделы были весьма
выгодны. В Ганновере, Ольденбурге, Брауншвейге разделы общинных
земель были гораздо более значительны; еще больше разделов произво-
дилось в Саксонии. Но страной особенно широкого распространения их
является Пруссия, где закон 1821 г. допускает разделы в самых обшир-
ных размерах. Раздел производится по требованию хотя бы одного члена
общины, делятся все общинные земли; если участков земли или леса
нельзя разделить в натуре, то они продаются с публичных торгов и вы-
ручка делится. Лишь указ 1828 г. несколько стеснил разделы, хотя к то-
му времени площадь общинных земель значительно сократилась; сильно
же ограничены были разделы лишь под влиянием закона 1847 г., но то-
гда уже было слишком поздно. До 1848 г. было разделено и разверстано
ввиду чересполосицы около 11 млн гектаров (всего до 1905 г. 17 млн гек-
таров), и участвовало в этом около 1 млн хозяев.
Нельзя отрицать того, что разверстаиие чересполосных земель и раз-
дел общинных угодий наряд}' с отменой вотчинного строя и освобожде-
ния крестьян содействовали подъему крестьянского хозяйства: расширя-
лась площадь сельскохозяйственной культуры, обработка земель приняла
более интенсивный и более рациональный характер. Но одновременно с
этим происходило опустошение лесов, общинные торфяные болота разде-
лены были на части, и на них велось хищническое хозяйство. Еще суще-
ственнее, однако, были печальные последствия в социальном отношении,
вызванные законом о разделе общинных земель и прекращении полевых
и лесных сервитутов. Положение 1821 г., как указывает Гольц, так же
как и законы 1811 и 1815 гг. об освобождении крестьян, имело в виду
лишь интересы помещиков и состоятельных крестьян и совершенно не
интересовалось мелкими и безземельными хозяевами. Прежде в пользо-
вании общинными землями и в пастьбе на полях и лесах участвовали все,
кто проживал в пределах общины, даже безземельные и не имевшие сво-
его двора лица. Теперь это прекратилось: одни взамен права пользования
не получили ничего, не имели выгона и не могли более держать скота;
другие получили небольшие участки, которые не возмещали потери поль-
зования общим пастбищем и лесами, — им приходилось продавать землю
и уходить в города10.
Недовольство среди этого нового класса батраков тем, что его совер-
шенно лишили земли, и сыграло, по мнению Гольца, существенную роль
в революционных движениях 1848 г.
В области улучшения сельского хозяйства большая заслуга лринадле-
Глава LX. Аграрный строй и сельское хозяйство
479
жит известному немецкому агроному Тэеру (Thaer), который в своих
«Основаниях рационального сельского хозяйства» (1809—1812 гг.) про-
поведовал плодосменную систему, отдавая ей предпочтение перед всякой
другой. В период 1830-1850 гг. действительно совершается переход к
плодосмену; травосеяние, как первый шаг к нему, широко распространя-
ется, хотя вполне система плодосмена (где травосеяние становится систе-
матическим) была введена лишь в немногих, преимущественно крупных
хозяйствах. Не менее велики были заслуги Тэера и другого крупного аг-
ронома, Шверца, в области улучшения техники производства. Они на-
стаивали на более глубоком вспахивании почвы, на обильном унавожива-
нии, на применении усовершенствованных орудий, заимствованных из
Англии и Нидерландов (Тэер выпустил в 1803 — 1806 гт. специальное со-
чинение о земледельческих орудиях). На практике все это прививалось,
конечно, весьма медленно, но в середине XIX в. все же результаты были
уже заметны: в благоустроенных имениях почва распахивалась в среднем
на 7-8 вершков в глубину (прежде на 3—4), наряду с обыкновенными
плугами и боронами появились конные мотыки, скребки и т.д. В начале
30-х годов стали ввозиться искусственные удобрения, в особенности гуа-
но (ввоз гуано в Саксонию 1842 г. составлял всего 22,5 тыс. талеров, в
1859 г. 272 тыс. талеров). Площадь пастбищ и пустошей в Пруссии со-
кратилась за десятилетие с 1849 г. по 1858 г. почти вдвое (с 8,5 млн до
4,4 млн гектаров). Если мы будем сравнивать урожайность различных
видов зерновых культур (в западной Пруссии и Саксонии) в период
1820- 1830 гг. с периодом 1840—1850 гг., то увидим, что за это 20-летие
менее всего возросли урожаи пшеницы (на 15% и менее), тогда как уро-
жаи ржи поднялись на 30—40%, ячменя на 30—50%, а овса на 50—70 и
даже на 100%. Количество голов скота в Пруссии в период 1816—1840
гг. значительно увеличилось (на 42%), хотя и менее быстро, чем населе-
ние (па 44%); только число овец возросло быстрее; еще важнее было ка-
чественное улучшение овцеводства (разведение мериносов). Впрочем,
вместе с увеличением количества голов скота вообще увеличился и вес их
не менее чем на 30—40%.
Благоприятны были и цены сельскохозяйственных продуктов; в
1841-1850 гг. цены и хлеба, и продуктов скотоводства стояли на 25%
выше, чем за 20 лет до того (1821 — 1830 гг.); в 1850-х и 1860-х годах об-
наруживается дальнейший рост цен. Однако этот рост цен имел значение
лишь для помещичьих хозяйств, ибо крестьяне мало производили для
рынка. Для крупных же землевладельцев он был крайне выгоден, ибо
одновременно с возрастанием валового дохода заработная плата почти не
изменялась; она была большей частью натуральная, поскольку же она
уплачивалась в деньгах, она при большом количестве избыточного насе-
ления вследствие появления сельских батраков, потерявших землю, не
могла возрастать. По вычислениям А. Неймана, заработная плата сель-
скохозяйственных рабочих составляла в Пруссии в среднем для мужчин
480
История экономического быта Западной Европы
в 1821 - 1830 гг. 66,4 пфеннга, в 1831-1840 гг. 68,5 пфепига, а в 1841 —
1850 гг. 71,3 лфсннга; для женщин 37 лфенигов, 49 пфенигов и 48,4 пфе-
нига. Вообще же, сравнивая период 1801-1810 гг. с периодом 1841 —
1850 гг., получим, что за всю эту эпоху в целом денежная заработная
плата оставалась та же; выраженная же в цепе ржи, она повысилась на
36% (для мужчин) и 52% (для женщин); впрочем, и в этом случае ока-
зывается, что периодом возрастания является третье десятилетие, в сле-
дующие же два происходит снова падение.
Сильное увеличение нс только валового дохода, но и чистого в нату-
ральной н еще более в денежной форме в помещичьих хозяйствах нахо-
дило себе ясное выражение в ценах на землю. Так, например, в Меклен-
бург-Швернне ценность гуфы аллодиальных земель возросла с 63 тыс. в
1830-1839 гг. до 180 тыс. в 1860 — 1869 гг., а ценность гуфы ленных зе-
мель за тот же период с 56 тыс. до 152 тыс. марок. В провинции Познани
земельные участки повысились с 1821 — 1830 гг. по 1861 -1870 гг. сле-
дующим образом: мелкие участки со 113 до 412 марок, средние со 133 до
459 марок и крупные с 210 до 516 марок. В провинции Саксонии цен-
ность дворянских поместий возросла с 1801-1820 гг. по 1841 — 1860 гг.
на 1 2 3 4 5/з- Однако в сильном возрастании ценности земли заключалась и
опасность: с одной стороны, земли приобретались новыми владельцами
по чрезмерно высокой цене (из обследованных в Пруссии имений каждое
в среднем два раза меняло за 1835-1864 гг. владельца, причем свыше
половины отчуждений были добровольными) в расчете на дальнейший
рост цен на сельскохозяйственные продукты, а с другой стороны, зе-
мельные участки сильно обременялись долгами — ипотечная задолжен-
ность имений в Пруссии за 1837—1859 гг., т.е. всего за 20 лет, увеличи-
лась вдвое (с 5,5 млн до 11 млн талеров) - опять-таки в расчете на рост
цен на хлеб и Другие продукты. Пока цены на хлеб и доходность помес-
тий действительно возрастали, это все могло производиться безнаказанно,
но лишь только возрастание прекратилось и даже обнаружилось пониже-
ние цен, как пагубность подобного образа действий немедленно обнару-
жилась.
1 [О борьбе за отмену «хлебных законов* см. ниже, гл. LXIV (а также: Баспша Ф.
Кобден к Лига. Движение за свободу торговли в Англии. Челябинск: Социум, 2003.)
2 См. выше.
3 См. выше.
4 См. выше.
5 Как указывает Лефевр в своем новейшем детальном исследовании о севере Франции,
благодаря мерам Конвента, которые вовсе не остались на бумаге, при распределении об-
щинных земель бедняки получали наименьшие земельные участки.
h Впрочем, иногда образовывались ассоциации крестьян по покупке земель, запугивая
буржуазных покупателей, почему в северной области в их руки перешло 58%. земли. А
Конвент снова разрешил парцелляцию даже духовных земель, так что доля крестьян еще
более возросла. К тому же не следует упускать из виду, что буржуазия нередко приобре-
тала земли дворянства, как и эмигрантов привилегированных сословий, так что прирост ее
земель еще меньше, чем кажется.
Глава LX. Аграрный строй и сельское хозяйство
481
7 См гл. XXXIX.
»Т 1 § 101 Начало XIX в.
9 См. выше.
10 Прежде почт» каждый домовник (Н Hosier) имел несколько овец, которые вместе с
другнми паслись на обширных полях помещика, а в зимнее время получали корм в виде
соломы хлевов помещика Шерсти от этих овец хватало на чулки л простую самодельную
материю Когда же вошло в силу правило, что тот, кто нс имеет земли, не может участво-
вать н пользовании выгоном, овцы были проданы или заколоты, а шерсть пришлось поку-
пан». Далее, прежнее время домовнпк выпускал своих свиней н гусей на землю помещика
иля крестьян; также исчезло, и ему негде взять перьев для постели и сала. Еще хуже было
го, что он не мог держать теперь коровы и был вынужден отказаться or молока или поку-
пать его; ему пришлось перейти на картофель с солью. Столь же велика нужда в топливе;
если поблизости есть лес, то он теперь крадет деревья (см/ Knapp G. Bauernbefreiung. Bd. I.
S. 304-308).
ГЛАВА LXI
ПОЯВЛЕНИЕ МАШИН И ФАБРИК В АНГЛИИ.
ФАБРИЧНЫЙ РАБОЧИЙ
Гораздо раньше, чем ус гранены были все цеховые стеснения, крупное
производство уже успело проложить себе дорогу. Повсюду, невзирая па
различные ограничения, возникла и развивалась новая форма промышлен-
ности - фабрика, характерную черту которой составляет применение ма-
шин, заменяющих труд человека Машины появляются в Англии с 70-х го-
дов XVIII в , применение их обозначает «промышленную революцию».
Потребность в замене ручного труда машинным ощущалась в Англии
уже в середине XVIII в. И хлопчатобумажная, и шерстяная промышлен-
ность нуждалась в таком приспособлении, при помощи которого можно
было бы в одинаковый промежуток времени производить более значи-
тельное количество пряжи, ибо ощущался ее недостаток; прядильщики не
в состоянии были доставлять пеанам пряжу в необходимого количестве.
Этот спрос на пряжу еще более усилился с тех пор, как появилась мода
на муслин и ситец, на так называемые «indicnnes», сначала получаемые
действительно пз Индии, а затем, как мы видели выше, производимые и
в Европе; спрос на набивные бумажные ткани, из которых выделывали
одежду, занавеси, платки, покрывала, которыми обивали мебель, возрас-
тал все более и более и вызывал развитие ситценабивного производства в
Швейцарии, Эльзасе, Саксонии, в особенности же в Англии В области
ткацкого производства применение с 1760-х годов летучего челнока, изо-
бретенного Кэем, удвоило количество продуктов, вырабатываемых тка-
чом в течение дня. Но прядение в техническом отношении стояло чрез-
вычайно низко, и так как производительность данной отрасли определя-
ется производительностью наиболее отсталого процесса, то прядение
тормозило развитие всей текстильной индустрии, и технические улучше-
ния в других процессах не могли наверстать этого дефекта. Необходимо
было в среднем от 8 до 10 прядильщиков для выделки пряжи, обрабаты-
ваемой одним ткачом в это же время. По вычислениям, приводимым в
словаре Постлетуайта, на изготовление штуки сукна в середине XVIII в.
необходима была работа 2 человек в течение 24 дней на тканье, наматы-
вание и некоторые другие действия, тогда как 8 человек в течение 7 дней
пряли основу и уток1. Всевозможные попытки в виде устройства пря-
дильных школ-мастерских, введения прядильного производства в тюрь-
мах и исправительных заведениях, домах призрения и сиротских при-
ютах, выдачи премий за распространение прядения в деревнях не могли
Глава LX1 Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 483
помочь делу. Дальше определенных пределов количество пряжи пе рос-
ло, во всяком случае, спрос увеличивался скорее. Текстильные предпри-
ятия вели отчаянную борьбу из-за пряжи, всячески противились учреж-
дению новых предприятий, перерабатывающих пряжу. На каждое сколь-
ко-нибудь значительное предприятие целые округи поставляли пряжу.
Экономическая необходимость заставляла волей-неволей обратить осо-
бенное внимание на изобретение прядильной машины, па усовершенство-
вание техники прядильного промысла.
Прядение сохранило почти тот ясе примитивный характер, какой оно
имело в течение столетий и даже тысячелетий, ибо ручное веретено из-
вестно было уже в древнейшие времена. Уже давно люди заметили, что
волокна шерсти или льна путем кручения могут быть соединены в креп-
кую нить, пригодную для выделки тканей. Вскоре выяснилась и целесо-
образность натягивания волокон при выделке нитей. В этом заключались
основания процесса прядения. Пучок волокон прикрепляли к прялке,
пряха вытягивала их руками и, скручивая пальцами, делала нить. Конец
вытянутой нити закреплялся на веретене, круглой палочке с утолщением
посредине и заостренными концами. Веретено все время быстро вращает-
ся, благодаря чему волокна сучатся и мало-помалу дают все более удли-
няющуюся нить. В XVI в. Юргенс усовершенствовал прядение, изобретя
самопрялку (впрочем, последняя появилась, по-видимому, уже раньше,
но вскоре была забыта). Она производила обе операции, скручивания и
наматывания одновременно, причем вращение веретена совершалось но-
гой, приводившей в движение колесо.
Такой же упрощенностью отличался и ткацкий станок в XVII столе-
тии. У различных первобытных народов находим его приблизительно в
таком же виде, и там уже вертикальная рама заменена нередко горизон-
тальной. Сущность ткацкого процесса состоит в том, что при помощи
различных приспособлений соединяются нити основы с уточными нитя-
ми; первые то поднимаются, то опускаются, в зависимости от того, долж-
ны ли они покрывать вторые или покрываются ими. В образующееся ме-
жду нитями основы пространство входят под прямым углом уточные ни-
ти. На ручном станке это совершалось так. На сновальный вал (навой)
натягивалась основа, состоящая из ряда параллельно идущих нитей, при-
крепляемых к противоположному бруску вала, на который наматывалась
и готовая ткань. При помощи маленьких узлов (лиц), из которых исхо-
дили нити, прикрепленные к бруску, так что движение последнего при-
водило в движение целый ряд нитей основы, образовывалось пространст-
во между этими нитями (зев), через которое можно было пропустить
уточную нить. Ткач ногой давил на рычаг, приводя в действие станок;
происходило попеременное поднимание (и опускание) то всех четных, то
всех нечетных нитей. Соединение продольных и поперечных нитей со-
вершалось посредством челнока — деревянного инструмента, имевшего
форму лодочки, в котором помещалась шпулька с уточной нитью, инет-
484
История экономического ьыта Западной Европы
румепта достаточно тяжелого, чтобы он мог пройти через основу во всю
ее ширину, и достаточно больших размеров, чтобы на шпульку можно
было наматывать побольше утка, так как иначе ее приходилось бы часто
менять. К этому присоединялось приспособление в виде берда, или греб-
ня, с многочисленными мелкими зубьями, через которые пропускались
(через отверстие между двумя зубьями) нити основы. Этим достигалось
равномерное распределение и скрепление между проведенными через ос-
нову уточными нитями в нолях получения большей плотности ткани.
До Кэя движение челнока происходило таким образом, что он пере-
брасывался ткачом через станок из одной руки в другую и обратно. Но
это возможно было лишь в том случае, если основа была не шире длины
рук сидящего у станка ткача. Иногда это неудобство устранялось при-
креплением к сиденью ткача скользящей доски, длина которой соответст-
вовала ширине основы, так что он во время движения челнока мог быст-
ро передвигаться с одной стороны станка на другую. Обычно, однако,
при значительной ширине тканей, стапок вынуждены были обслуживать
двое рабочих, из которых каждый перебрасывал челнок через нити осно-
вы и затем подхватывал его при обратном его движении. Изобретение
Кэя заменяет передачу челнока руками механическим приспособлением,
прикрепленным к раме станка. Концы последней снабжены коробками
для помещения челнока, который приводится в движение при помощи
двух деревянных ракеток, подвешенных к раме па горизонтальных
прутьях, и шнурка. Дергая за шнурок, ткач приводит поочередно в дви-
жение ракетки. Челнок, получив от них удар, уже нс летит по воздуху, а
движется по гладкой доске; пружина у конца каждого прута останавли-
вает его и приводит в первоначальное положение.
Кэй заменил (в 1726 г.) и деревянные зубья берда металлическими,
что не только усиливало их прочность, по и улучшало качество и давало
возможность делать их более частыми, тем самым облегчая выделку бо-
лее тонких сортов тканей.
Результатом этого прядильного «голода» явилось действительно изо-
бретение прядильной машины, появление которой знаменует собою но-
вую эру в истории экономической жизни, - эру машинного производст-
ва. Изобретение прядильной машины связано с именами Лыоиса Поля,
Джона Уайета, Аркрайта, Харгривса и Кромптона. Изобретение Поля и
Уайета (1730-е годы) стали применять на практике лишь с начала 80-х
годов XVIII в., когда их прядильная машина была в деталях усовершен-
ствована Аркрайтом.
В машине Поля и Уайета нить, проходя между валиками, из которых
каждая пара вращается скорее, чем предыдущая, вытягивается и стано-
вится все тоньше по мере своего движения вперед. Валики, следователь-
но, заменяют человеческую руку и создают непрерывную ленту, которая,
скручиваясь веретеном, наматывается на шпульку, находящуюся на вере-
топе И изобретение Аркрайта построено на том же принципе валиков,
Глава LXI Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 485
или цилиндров, которые должны натягивать нить, наматывающуюся на
веретено. Колесо приводит в движение четыре пары валиков, из которых
каждая вращается с большей скоростью, нежели предшествующая. Верх-
ний цилиндр покрыт кожей, нижний с желобками, идущими продольно.
Пройдя между цилиндрами, все более вытягивающаяся (вследствие про-
грессивного ускорения их) нить скручивается и навивается на вертикаль-
ные веретена.
Однако машина Аркрайта, названная ватерной, так как она приводи-
лась в движение силой воды, приготовляла слишком толстые нити, не-
пригодные для более тонких материй. Необходимую для прядения тон-
ких нм гей машину изобрел Харгривс п назвал ее «Дженни» в честь своей
дочери Евгении. Наконец, венцом этих изобретений явилась машина
Кромптона. Последний соединил в одной машине достоинства и водяного
станка Аркрайта, и изобретения Харгривса, так что получалась тонкая,
как па дженни, но вместе с тем крепкая, как на ватерной машине, нить.
Кромптон назвал свой аппарат «мюль-машиной»- (от слова «мул»), поме-
сью из двух различных аппаратов. Если водяной станок Аркрайта дал
возможность выделывать коленкоровые ткани, изделия из чистого хлоп-
ка, которые ранее привозились из Индии, то благодаря мюльной машине,
доставлявшей нить особенной тонкости, Англия опередила легендарную
искусность индусов, производя муслил (кисею) особенной, совершено
неизвестной до того времени тонкости и нежности. Возникло новое про-
изводство муслина, центром которого являлся Ланкашир, и в 1785 г. Ве-
ликобритания производила не менее 50 тыс. штук муслина.
До изобретения прядильной машины чувствовался «прядильный го-
лод» , теперь он был не только удовлетворен, но и удовлетворен с избыт-
ком: прядильщик в состоянии был в течение того же времени произвести
в 200 раз больше, чем до появления дженни-машины. Картина резко из-
менилась: уже не хватало ткачей для обработки всей производимой пря-
жи. Таким образом, снова не получалось равновесия, и положение было
столь же неудовлетворительно, как и прежде; но причина его лежала уже
в ином направлении. В 80-х годах XVIII в. прядильное производство зна-
чительно обгоняло ткацкий промысел, и последний уже не поспевал за
первым, замедляя изготовление бумажных тканей. Это вызвало работу
творческой мысли в новом направлении, — стремление к усовершенство-
ваниям в технике ткацкого производства. Действительно, вскоре был
изобретен Картрайтом механический ткацкий станок2; ткач, работавший
на нем, создавал почти столько же, сколько 40 ручных ткачей в течение
того же времени. Но на практике он стал применяться лишь значительно
позже — для этого нужны были еще усовершенствования ткацкого стан-
ка Радклиффом и Хорроксом. Только с 1813 г. фабриканты стали поль-
зоваться этим изобретением, заменявшим и в области ткачества физиче-
ский труд машинным. Но еще и впоследствии они полагали, что количе-
ство ручных ткачей в будущем не только не уменьшится, а, напротив,
486
История экономического быта Западной Европы
еще должно возрасти. Лишь значительно позже они поняли всю неосно-
вательность такого предположения.
Первая прядильная машина приводилась в движение частью рукой
человека, частью силой животных — ослов и лошадей — или, наконец,
силой воды. Но для более крупных предприятий этих двигательных сил
было недостаточно; фабрики со значительным количеством прядильных
машин могли возникать лишь при условии применения двигательной си-
лы пара. Быстрый рост английской бумагопрядильной индустрии и был
результатом одновременного распространения прядильной машины и
изобретенного Уаттом парового двигателя. Однако было бы ошибочно
предполагать, что изобретение паровой машины было вызвано потребно-
стью в ней в хлопчатобумажной промышленности; паровой двигатель был
изобретен гораздо раньше, чем необходимость в новой силе природы ста-
ла ощущаться в обрабатывающей промышленности. И изобретение паро-
вой машины было вызвано важными потребностями экономической жиз-
ни, но только не в индустрии, в области горного дела. До 1780-х годов
еще никто не мог себе представить паровую машину иначе как в виде на-
соса для выкачивания воды из рудников. Такова была первая паровая
машина, изобретенная Томасом Сэвери в 1698 г. В рудниках, при дости-
жении известной глубины напор оказывался столь сильным, что прихо-
дилось применять огромное количество лошадей для выкачивания воды.
Но и это нередко не помогало: рудники заливались водой, и приходилось
прекращать разработку их. Сэвери было известно тяжелое положение
владельцев рудников, которые едва в состоянии были бороться с напором
воды, и он решил прийти им па помощь. В его патенте машина названа
изобретением «для поднятия воды и для приведения в движение всевоз-
можных мельниц двигательной силой огня»; Сэвери назвал ее «другом
горнозаводчика». Однако вскоре выяснилось, что при пользовании этим
изобретением опасность взрыва очень велика, а в то же время сила ма-
шины была незначительна, и она поглощала такое количество топлива,
что применение ее в широких размерах нс могло быть экономически вы-
годным. Применялась машина только там, где не требовалось большого
количества сил: она годилась для устройства фонтанов, купален, для
орошения садов.
Другом горнозаводчика водоподъемная машина Сэвери стала лишь в
усовершенствованном Ньюкоменом и Коуле виде. В этом виде она давала
возможность выкачивать воду на глубине вдвое большей, чем это было
возможно раньше, и поэтому в рудниках Корнуэльса появился сильный
спрос на нее уже в 1720-х годах. Однако при большом напоре воды и ее
сил не хватало. Несколько десятилетий спустя в Корнуэльсе, дойдя до
известной глубины, приходилось уже снова прекращать производство; но
тогда появилась изобретенная Джемсом Уаттом паровая машина, приме-
няемая в производстве и до нашего времени. Все с напряжением ожидали
результатов действия новой машины, и она действительно превзошла
Глава LXI. Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 487
наиболее смелые надежды; уже при применении первых двух машин в
рудниках Корнуэльса в 1777 г. можно было убедиться в преимуществах
нового изобретения по сравнению с предыдущими. «Скорость, сила, объ-
ем машины и страшный шум, производимый ею, — писал Уатт своему
компаньону Болтону, — удовлетворили всех, кто ее видел, — и друзей,
и недругов. Я пускал ее два раза в ход таким образом, чтобы она двига-
лась более спокойно и делала меньше шуму, но мистер Вильсон (владе-
лец рудника) не может спать, если не слышит се бушевания. Между про-
чим, из шума, производимого машиной, люди, невидимому, заключают о
силе ее. Скромные заслуги здесь столь же мало признаются, как и среди
людей». Спустя три года фирмой Болтон-'Уатт было установлено 20
машин в Корнуэльсе, произведено же было на их заводе вдвое больше. В
1790 г. в Корнуэльсе уже не было ни одной машины системы Сэвери —
Ньюкомена; эта столь прославленная в свое время водоподъемная маши-
на была совершенно вытеснена гениальным изобретением Уатта.
Лишь с большим трудом Болтону удалось убедить Уатта приспособить
водоподъемную машину к нуждам обрабатывающей промышленности —
дать возможность применения и там парового двигателя. К этому време-
ни, в 1780-х годах потребность в паровом двигателе ощущалась уже и в
обрабатывающей промышленности, не только в хлопчатобумажной, но и
в металлургической.
Паровой насос Сэвери применял одновременно и атмосферное давле-
ние для всасывания воды, и давление пара для нагревания ее. Он состоит
из сообщающихся между собой котла и резервуара. Последний в своей
нижпей части имеет две трубы, из которых каждая снабжена клапаном,
одна труба направлена вниз (всасывающая), откуда откачивается вода,
другая идет вверх (выкачивающая). Действует насос следующим обра-
зом. Пар проходит из котла в резервуар по соединяющей их трубе и на-
полняет его; тогда в этой трубе закрывают кран, а резервуар обливают
холодной водой. Вследствие охлаждения пар сгущается, в резервуаре об-
разуется частичная пустота, и атмосферное давление заставляет воду из
рудника подниматься по всасывающей трубе. Когда резервуар почти на-
полнился водой, в него вновь пускается пар из котла, который оказывает
давление на жидкость и гонит ее по трубе, идущей вверх, так что вода
выкачивается.
В то время как Сэвери применял силу пара двояким образом, как для
образования путем сгущения его пустоты в насосе, так и для давления,
Ньюкомен ограничивается лишь первым, пользуясь только атмосфериче-
ским давлением. Устанавливается рядом с насосом, при помощи которого
выкачивается вода, паровой котел и над ним открытый сверху цилиндр,
в котором движется поршень; котел соединен с цилиндром трубкой, ко-
торая снабжена краном. Поршень цилиндра и насос соединены вместе
коромыслом; к одному плечу последнего прикреплена цепь, идущая к
поршню цилиндра, к другому — цепь к штанге водоподъемного насоса.
488
История экономического быта Западной Европы
Сначала открывают кран и пускают по трубе пар из котла в цилиндр,
пар выгоняет из него воздух, и поршень поднимается, а штанга насоса
опускается; затем, закрыв этот кран, впрыскивают через другой крап в
цилиндр холодную воду, югда пар в цилиндре превращается в жидкость,
упругость его становится меньше, и атмосферное давление толкает пор-
шень вниз; опускаясь он поднимает штангу насоса. Из цилиндра выпус-
кают воду, п весь процесс начинается сначала
Таким образом получается правильное движение поршня насоса вверх
и вниз, насос работает.
В «огненной» машине Ньюкомена были затем сделаны дальнейшие
усовершенствования: предохранительный клапан для устранения опасно-
сти взрыва, проволочные соединения между коромыслом и обоими кра-
нами (впускающим пар и впрыскивающим воду), которые должны попе-
ременно открываться и закрываться, благодаря чему это открывание и
закрывание, прежде крайне утомительное (оно производилось рукой не-
сколько раз в минуту), соверхиалось автоматически.
Изучая машину Ньюкомена, Уатт пришел к выводу, что большой
расход пара является последствием того, что оп впускается в цилиндр
только что охлажденным .обрызнутой в него холодной водой, так что
приходилось затрачивать много тепла для восстановления высокой тем-
пературы. Поэтому надо было сделать так, чтобы цилиндр оставался все-
гда таким же горячим, как и самый пар. Уатт этого достиг устройством
отдельного холодильника (конденсатора), в котором происходило сгуще-
ние пара н где температура могла быть понижена насколько это было не-
обходимо, без одновременного изменения температуры цилиндра.
В машине Ньюкомена на нагрев стенок цилиндра требовалось время,
так что движение поршня было очень медленное, теперь же в холодиль-
нике постоянно поддерживалось низкое давление, и поршень мог дви-
гаться с любой скоростью.
Но кроме того, в целях воспрепятствования охлаждению стенок ци-
линдра воздухом при опускании поршня он решил совершенно прекра-
тить доступ в цилиндр охлаждающего его воздуха, заменив атмосферное
давление в качестве движущей силы давлением пара. Это была уже, сле-
довательно, не атмосферическая машина, а паровая. Пар применялся в
качестве активной силы, рождающей движение.
В лице этой паровой машины одиночного действия (модель ее была
окончена в 1765 г.) мы имеем по форме такое же приспособление, за-
ставляющее работать водоподъемный насос, какой построил Ньюкомен.
Однако, помимо особого холодильника, имелись и некоторые другие от-
личия, в особенности то, что цилиндр не был открыт, как в машине
Ньюкомена, а имел крышку, снабженную сальником, через который про-
ходил стержень от поршня. И теперь пар пропускался из котла в верх-
нюю часть цилиндра и, давя на поршень, заставлял его опускаться и
поднимать тем самым штангу водоподъемного насоса, привешенную к
Глава LXI. Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 489
коромыслу. В то же время нижняя часть цилиндра была соединена с хо-
лодильником, так что при опускании поршня ему противодействовало
только небольшое давление холодильника. После того как поршень опус-
тился, сообщение нижней части цилиндра с холодильником и верхней с
котлом прерывалось. Зато устанавливалось сообщение между обеими час-
тями цилиндра — верхней и нижней Пар из верхней части переходил в
нижнюю, и давление на поршень сверху и снизу уравнивалось, так что
поршень мог быть поднят весом штанги насоса. После прекращения со-
общения между частями цилиндра верхняя часть его вновь сообщалась с
котлом, и тот же процесс начинался сначала.
В машине одиночного действия работа производилась только тогда,
когда поршень опускался, поднимая при этом другой конец коромысла, к
которому была прикреплена штанга насоса, так что поднималась вода в
последнем. Когда же поршень поднимался, машина пе производила ни-
какой работы, ио в ней и не было надобности, когда штанга насоса
(вследствие восхождения поршня) шла вниз. Но эта же перемежаемость
действия, не вызывавшая неудобств, пока речь шла о водоотливной ма-
шине, являлась существенным недостатком при применении паровой ма-
шины в качестве двигателя на фабриках и заводах.
В 1782 г. Уаттом была взята привилегия па паровую машину двойного
действия, где этот недостаток был устранен. Здесь был вскоре применен
изобретенный им параллелограмм Уатта3 и центробежный регулятор,
действовавший на дыхательный клапан в трубе, пропускающей пар из
котла в цилиндр Распределение пара производится сложным механиз-
мом из четырех клапанов, переставляемых выступами на стержне воз-
душного насоса, действующими на систему рычагов. Коромысло (балан-
сир) посредством шатуна и мотыля приводит в движение вал с маховым
колесом. Но вал служит только для уравнения движения. Дальше дви-
жение его никуда пе передается. Движение же сообщается дальше (пере-
дается насосу или рабочей машине) при помощи второго, прикрепленного
к коромыслу, шатуна (стержня).
В это время машинный способ производства распространяется и в ме-
таллургической индустрии: кричный молот и мехи — ручные инструмен-
ты кузнеца и древесный уголь при плавке железа уступают место возду-
ходувной машине, пламенной печи на минеральном топливе и прокатно-
му стану — автоматическим приспособлениям человеческого ума. До
1780-х годов развитие железоделательного производства было сопряжено
с большими затруднениями, так как приводило к истреблению лесов. Лес
в те времена удовлетворял самым разнообразным потребностям населе-
ния. Почти исключительно из дерева строились дома, а так как в силу
этого, как и ввиду низкой пожарной техники, легко выгорали целые
кварталы и даже целые города, то необходимы были каждый раз новые
многочисленные постройки, так что спрос на дерево был велик. Но из
дерева выделывались и всевозможные инструменты и утварь (прялки,
490 История экономического быта Западной Европы
ткацкие станки, воздуходувные машины, водяные машины, даже первые
паровые двигатели), части ружей, пушечные лафеты, мосты, повозки, в
особенности же корабли, что при возрастающем развитии кораблестрое-
ния имело крупное значение. В Англии к концу XVП1 в. насчитывалось
свыше t0 тыс. судов, между тем для среднего корабля необходимо было
4 тыс. дубовых сгволов. Много леса сжигали в качестве дров для ото-
пления жилищ, причем это количество увеличивалось вследствие прими-
тивной техники устройства печей и способов отопления. Наконец, в лесе
нуждались всевозможные отрасли производства: кирпичное, стекольное,
фарфоровое и ряд других. По наибольшим пожирателем леса являлась
металлургическая промышленность, и здесь оиять-таки, наряду с рудни-
ками (дерево для шахт и т.д ), главное значение имела самая обработка
железа, - даже металлургические заводы с небольшим числом рабочих
истребляли огромные площади лесов.
С XVII в., с увеличением флота в различных странах, с ростом горо-
дов, с развитием различных отраслей промышленности4, в особенности
железоделательной, истребление лесов стало сильно прогрессировать.
При тогдашних способах выделывания из руды железа сжигалось чрез-
вычайно много дерева: чтобы получить одну топну железа, необходимо
было сжечь четыре сажени дров строевого леса. Конечно, расчистка ле-
сов приносила даже пользу, содействуя развитию земледелия образова-
нием просек; но «прожорливые» железоделательные заводы пожирали
все, что только могло сгорать, так что большие старые леса быстро исче-
зали. Лес целиком истреблялся, и надо было выжидать много лет, пока
он опять вырастет. Чтобы положить конец беспощадному истреблению
лесов в ближайших окрестностях Лондона, жителями которого овладело
опасение, что столица вскоре вовсе не будет иметь топлива поблизости,
уже в 1581 г. было воспрещено актом парламента рубить лес на выделку
железа на протяжении 14 миль от Темзы. Вообще в разных странах при-
ходилось запрещать устройство заводов в различных районах, ограничив
количество леса, которым завод мог пользоваться, и определяя сезон, в
течение которого завод может работать. Но распоряжения эти быстро за-
бывались, надо было многократно повторять их. До нас дошло огромное
количество таких правил пользования лесом. В конце XVIII в. все взоры
были обращены на гибель лесов, все умы заняты этим вопросом. «Он
являлся чуть ли не вопросом будущности всего экономического развития
Европы, был, быть может, важнее, чем другой вопрос: кто победит —
Наполеон или его противники» (Зомбарт).
Таким образом, единственный исход заключался в замене леса мине-
ральным топливом. Каменный уголь уже раньше применялся в различ-
ных отраслях производства, например в пивоваренном, кирпичном, для
отопления печей, но вся суть заключалась в том, как применить его в
выделке чугуна, - для этого нужно было коренным образом изменить
всю технику производства. Еще в начале XVII в. было взято несколько
Глава LXI Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 491
патентов на выделку чугуну без употребления древесного угля, но изо-
бретения эти на практике не применялись; железоделательное производ-
ство стало сокращаться, опасались, что оно вовсе исчезнет. Только в
1735 г. Абрахам Дерби достиг наконец этой цели; но производство чугуна
посредством каменного угля стало применяться лишь полвека спустя, ко-
гда дальнейший процесс — превращение чугуна в полосовое железо —
был усовершенствован, стал производиться при помощи минерального
топлива. Это достигнуто было изобретениями Корта в 1780-х годах (от-
ражательные печи); с этих пор обработка чугуна и прокатывание его
также производились на каменноугольном топливе. Выплавка чугуна со-
вершалась теперь в доменных печах на каменноугольном коксе в несрав-
ненно больших, чем прежде, размерах и с применением воздуходувных
машин (изобретение Робука 1760 г.). Переработка же чугуна в железо и
сталь производилась в новых пламенных или отражательных печах, где
чугун под влиянием кислорода воздуха обуглероживается и превращается
в тестообразную массу железа. Ввиду того что при этом новом механиче-
ском способе выработки железа тестообразная масса перемешивается ло-
мом, он получил название пудлингования (to puddle — по-английски
«мешать»). Пудлингование, означавшее полный переворот в металлурги-
ческой промышленности (с 10-20 т в сутки выплавка полосового желе-
за поднялась до 200 т), применялось в той повсюду в течение века. Оно
стало совершенно исчезать лишь к концу XIX в. Результатом этого было
то, что вместо 18 тыс. т полосового железа, вырабатываемых в Англии в
середине XVII в., в 1823 г. производилось 455 тыс. ш5. В середине
XVIII в. многие держались того мнения, что Англия может обойтись без
собственной железоделательной промышленности, что ей выгоднее поль-
зоваться железом, привозимым из Испании, чем изготовлять его у себя
дома, ибо этим предотвращалось бы истребление лесов. Железа привози-
лось много и из других стран — из Швеции и из России. В начале XIX
в. Англия, напротив, не только избавилась от иностранной зависимости в
получении железа для изготовления машин и инструментов, но и стала
вывозить этот металл в огромном количестве в другие страны.
Экспорт чугуна повысился с 8900 т в 1829 г. до 23 тыс. в 1833 г. и
50 тыс. в 1840 гЛ В то же время рост добычи каменного угля выразился
в следующих цифрах: в 1700 г. — 2600 т (незначительное повышение,
по сравнению с 1660 г., когда он составлял 2100 т), в 1750 г. — 4800, в
1770 г. — 6200, в 1800 г. — 10 100, в 1816 г. — 27 тыс.7 Металлургиче-
ская промышленность теперь уже зависела не от леса, а от каменного уг-
ля, почему обнаруживается теперь стремление применить заводы к ка-
менноугольным шахтам. В то же время промышленность могла уйти от
берегов рек, ибо воздуходувные машины приводились теперь в движение
силой пара, появились паровые молоты и паровые прокатные станы.
Появление машин и фабричного способа производства во второй по-
ловине XVIII в. объясняется, однако, не одной потребностью в усовер-
ЗОЭ-Jtt
492
История экономического быта Западной Европы
шенствовашюй технике, но и тем уровнем, которого достигли естествен-
ные науки и техника в это время. До середины XVIII в. эти изобретения
были немыслимы по той простой причине, что наука и техника стояли на
слишком низкой ступени развития. Так, изобретение паровой машины
было результатом приобретенных к этому времени научных сведений, и
постепенное развитие ее происходило одновременно с развитием естест-
венных наук. Сэвери и Ньюкомен при устройстве ими паровой машины
основывались на великом открытии о давлении воздуха, сделанном То-
ричелли в 1643 г., тогда как до него думали, что природа не терпит пус-
того пространства Причина несовершенства изобретенной ими паровой
машины коренилась в отсутствии научных сведений о теплоте и ее свой-
ствах. Точный прибор для измерения теплоты был впервые изобретен в
1650 г. голландцем Дреббслем в виде термометра с раствором медного
купороса; лишь в 1714 г. Фаренгейт воспользовался ртутью для измере-
ния температуры; за ним уже последовали термометры Реомюра в 1730 г.
и Цельсия в 1741 г. Далее, в 1760 г. профессором университета в Глазго
Блэком были сделаны важные открытия в области теории теплоты: он
выяснил понятие свободной и скрытой теплоты и удельной теплоты. Од-
ним из наиболее прилежных учеников Блэка был механик Уатт; приоб-
рев новые сведения по теории теплоты, Уатт приступил к усовершенство-
ванию паровой машины и создал свое великое изобретение. Таким обра-
зом, на изобретение паровой машины наука имела огромное влияние, и
без открытий, сделанных в области физики, это изобретение было бы
немыслимо.
В других изобретениях второй половины XVIII в. это влияние не об-
наруживается столь ясно, как в истории паровой машины; однако и здесь
можно проследить те нити, которыми они связаны с современной им тех-
никой и естественными науками.
Нередко указывают на то, что эти изобретения были сделаны людьми,
совершенно незнакомыми с естественными науками. Харгривс, изобрета-
тель дженни, был ткач; Аркрайт, изобретатель ватерной машины, был
цирюльник; Картрайт, изобретатель механического ткацкого станка, был
сельский священник. Действительно, эти изобретения не были созданы
учеными механиками, подобно паровой машине; по изобретатели их не
были также лишь цирюльниками, священниками или простыми рабочи-
ми. Они были механиками, именно - часовых дел мастерами. Так, ци-
рюльник Аркрайт был вместе с тем часовых дел мастером; прозвище его
было «ноттингемский часовщик». Точно так же Фултон, изобретатель
парохода, был первоначально часовщиком; хотя он вскоре и бросил это
занятие, но приобретенные в этом ремесле сведения имели большое
влияние на конструкцию его изобретений. С ним познакомился Картрайт,
впоследствии изобретший механический ткацкий станок, и также постро-
ил модель парохода, колеса которого приводились в движение посредст-
вом часового механизма. Таким образом, и Картрайт был не только свя-
Глава LXL Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 493
щен ником, но и механиком. Наконец, и Харгривс соединял с занятием
ткача профессию механика, принадлежал к числу тех импровизирован-
ных инженеров, которые в те времена, за отсутствием настоящих инже-
неров, устанавливали водяные и ветряные мельницы, насосы и фонтаны,
производили необходимые починки в механизмах и руководили их кон-
струкцией. Эти лица знали обыкновенно арифметику, отчасти и механи-
ку, умели чертить проекты, вычислять скорость и силу механизмов.
То обстоятельство, что изобретатели в области прядильно-ткацкой
промышленности были знакомы с часовой механикой, является крайне
важным для понимания того, при каких условиях возникли новые изо-
бретения. Сложность часового механизма и тонкость работы, необходи-
мость иметь дело с целой системой зубчатых колес и пользоваться самы-
ми разнообразными инструментами — все это должно было подготовить
будущих изобретателей прядильной машины и механического ткацкого
станка. Дело в том, что то же самое маховое колесо, которое первона-
чально применялось в искусстве изготовления часов для регулирования
их хода, служило впоследствии, в машинной технике XVIII в., средством
для поддержания хода машин. Но, находясь в связи с часовым искусст-
вом, изобретения в области прядения и ткачества, тем самым стоят в свя-
зи и с открытиями в области естественных наук, ибо уже первые успехи
в технике часов всецело покоятся на новых открытиях, сделанных в фи-
зике, — на установленных в XVII в. Галилеем и Гюйгенсом законах ко-
лебания маятника. С середины XVII в. часы уже стали точными прибо-
рами, основанными на выводах науки. Таким образом, ясно, что изобре-
тение машин обусловливалось не только нуждой в них, но и успехами в
области естественных наук и техники.
Промышленность и торговля Англии в течение всего XVIII в. быстро
развивались, и, когда в области естественных наук были сделаны новые
успехи, Англия в состоянии была удовлетворить назревшую потребность
в технических улучшениях. Капитал уже был налицо — это видно и из
роста горного дела в XVIII в., и из размеров государственного долга
Англии, и низкого процента, по которому заключались займы. На обилие
свободных капиталов указывает и головокружительная спекуляция нача-
ла XVIII в.8 Предыдущим развитием — обезземеливанием крестьян —
был подготовлен и другой необходимый для фабричной промышленности
элемент — рабочая сила. Огораживания XVIII в. заставили мелких зем-
левладельцев продавать свои земли и уходить в города в качестве фаб-
ричных рабочих. С XVIII в. исчезли промышленные монополии, а рег-
ламентация производства и цеховые правила хотя и не были официально
отменены, но на практике потеряли свое значение. Народился, как мы
видели выше, и стал к концу XVIII в. уже массовым явлением в Англии
новый тип предпринимателя, характерной чертой которого являлись
инициатива, расчетливость, затрата большого количества труда на веде-
ние предприятия, стремление расширить сбыт посредством оповещения
494
История экономического быта Западной Европы
покупателей, рассылки коммивояжеров и т.д. и улучшать организацию и
техническое оборудование применением новейших усовершенствований.
Все условия экономической жизни в Англии способствовали промышлен-
ному перевороту, все было как бы подготовлено для такого переворота,
все ожидало лишь толчка, который бы вызвал полное преобразование в
промышленной жизни страны. Таким толчком явились машины
Первоначально несколько мюльных машин или несколько дженни
приводились в движение руками человека, их можно было установить в
любом месте, в том же жилом помещении, где прежде кустари работали
ручным способом, особых усилий для этого еще не требовалось Но поз-
же, по мере того как количество шин увеличивалось, производство рас-
ширялось, приобретались паровые двигатели, мастерская уже превраща-
лась в крупное фабричное предприятие. Появление первых машин вы-
звало вражду к ним как со стороны скупщиков-предпринимателей, так и
со стороны мастеров-кустарей и самостоятельных ремесленников, со сто-
роны всех предпринимателей старого типа, которые не допускали ника-
ких новшеств вообще и в частности в раз установившихся, применяемых
в течение веков способах производства и опасались их. Изобретатели
подвергались гонениям; конкуренты-промышленники, услышав о новом
изобретении, являлись в дом изобретателя, уничтожали его модели или
машины, на которых он работал. Изобретатели вынуждены были спа-
саться бегством, как это испытали и Харгривс, и Аркрайт — изобретате-
ли прядильной машины.
Но вскоре отношение предпринимателей к изобретениям изменилось.
Они поняли, что путем новых машин можно нажить состояние, что не
бороться с ними надо, а, наоборот, узнать как можно скорее секрет ново-
го изобретения, скопировать его и применить в производстве. Теперь
всякий старался воспользоваться новыми изобретениями, ничего не упла-
чивая авторам последних, бесцеремонно нарушая их права. Таково было
поведение владельцев металлургических заводов в отношении Корта;
Уатт и Болтон также вынуждены были возбуждать ряд процессов против
тех, кто незаконно пользовался паровой машиной. Другие изобретатели
никакого патента на машину не брали и охотно предоставляли пользова-
ние ею всем и каждому. Но и те, кто добивался патента, как, например,
Аркрайт, пользовались им недолго: владельцы фабрик добились того, что
Аркрайт был лишен патента в 1785 г. После того как патент Аркрайта
был уничтожен и изобретателю за пользование машиной уже ничего не
нужно было платить, ее стали широко применять, началось распростра-
нение фабричной промышленности в области хлопчатобумажного произ-
водства, совершавшееся с чрезвычайной, прямо лихорадочной быстротой.
«Всякий, кто имел капитал, хотя бы весьма небольшой, брался за это
дело- лавочники, трактирщики, перевозчики товаров — все они станови-
лись фабрикантами. Многие из них терпели неудачу и вынуждены были
вернуться к своим прежним занятиям или увеличить собою армию фаб-
Глава LXL Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 495
ричных рабочих. Но другие достигали своей цели и наживали состояния,
хотя и не имели понятия о той отрасли производства, посредством кото-
рой обогащались». Много фабрикантов вышло из тех йоменов, которые
вынуждены были покинуть свои земли вследствие огораживаний; они
обнаружили большую предприимчивость в области промышленности и
нередко, нажив богатства, покупали обратно земли отцов и дедов. Другие
превратились в фабрикантов из скупщиков-предпринимателей, перестав
раздавать материал на дом и помещая станки в собственных, наскоро вы-
строенных зданиях. Было также много кустарей, мелких мастеров, от-
крывавших фабрику на деньги, скопленные в предшествующие годы из
небольшой заработной платы. И в области бумагопрядильной промыш-
ленности, и в производстве гончарных и металлических изделий находим
целый ряд случаев, когда рабочие достигли положения предпринимателя.
Первоначально фабриканты жили еще весьма скромно; они не подражали
лендлордам в расточительности. Бережливость и расчетливость нового
типа предпринимателя давала себя знать; приобретаемые доходы снова
помещались в предприятия, затрачивались на расширение их. Только ко-
гда благосостоянию семьи уже было положено основание и делать сбере-
жения уже не было надобности, когда фабриканты уже свыклись со сво-
им новым положением, тогда в лице их детей и внуков уже появилось
новое поколение, с новыми потребностями и привычками, с новыми рас-
ходами.
Самой трудной задачей фабриканта была организация предприятия —
новая задача, которой скупщики-предприниматели, раздававшие работу
на дом, еще не знали. Прежде всего, кустари не соглашались покидать
свои жилища и идти на фабрику; с презрением они относились к тому,
кто посылал туда своих детей, — работа на фабрике считалась низмен-
ной, недостойной мастера. Вследствие этого рабочий персонал приходи-
лось набирать из иных элементов: крестьяне, ушедшие из сел вследствие
огораживаний, уволенные солдаты, нищие, призреваемые приходами,
подонки всех классов и слоев населения — вот кто шел на фабрику в
первый период фабричного производства. Все это были люди совершенно
недисциплинированные и неподготовленные к фабричной работе, кото-
рых нужно было прежде всего приучить к правильной работе, приноро-
вить к машинному способу производства. А это было нелегко, ибо рабо-
чие не только портили много материала, не умели обращаться с машина-
ми, но и вообще противились всякой организации производства,
требовавшей от них подчинения и напряженного труда; дисциплина на
фабрике была для них тяжела и невыносима. Обвиняя машины в сокра-
щении заработка, рабочий относился к ним крайне враждебно, портил и
ломал их. Всякое волнение рабочих сопровождалось разгромом фабрик и
уничтожением машин; разрушение машин составляло в течение несколь-
ких десятилетий явление обычное. Уже первые действия этого рода вы-
звали закон 1769 г., угрожавший смертной казнью за разрушение здания,
496
История экономического быта Западной Европы
в котором имеются машины, одним лицом или толпой, незаконной и мя-
тежной. Когда начинались волнения, сопровождавшиеся уничтожением
машин рабочими, правительство посылало войска, и дело оканчивалось
кровопролитием и ссылкой и колонии; по большинство участников благо-
даря содействию населения ускользало от преследования: население
стояло в этой борьбе на их стороне.
Однако эти волнения, нанося убытки отдельным предпринимателям,
все же не могли задержать победоносного шествия фабричной промыш-
ленности. Фабрики росли и расширялись, промышленное население
страны увеличивалось за счет сельскохозяйственного. Крупным промыш-
ленным центром стал прежде всего Манчестер, в котором и вокруг кото-
рого в Ланкашире сосредоточивалась хлопчатобумажная промышлен-
ность. В 1727 г. Дефо еще называл Манчестер одним из наиболее круп-
ных, пожалуй, крупнейшим селом Англии; полвека спустя в Манчестере
уже насчитывалось 3400 домов и 22 тыс. жителей, — сооружение кана-
лов облегчило Манчестеру снабжение углем и торговые сношения с Ли-
верпулем. Но быстрый рост его начался позже: в 1790 г. население дос-
тигло всего 50 тыс., а десять лет спустя — 95 тыс.; в 1841 г. оно равня-
лось 350 тыс. В 1786 г., по словам современника, над домами возвыша-
лась лишь одна труба — фабрики Аркрайта; через 15 лет в Манчестере
насчитывалось свыше 50 бумагопрядильных фабрик, большинство кото-
рых пользовалось силой пара.
Результаты новой техники производства сказались весьма быстро. В
1788 г. расходы предпринимателя на сырье и труд при производстве
хлопчатобумажной пряжи равнялись 12 шиллингов, в 1800 г. они под
влиянием применения прядильной машины сократились до 3 шиллинга,
т.е. составляли всего четвертую часть тех расходов, которые необходимы
были прежде для производства пряжи; наконец, в 1830 г. расходы не-
многим превышали 1 шиллинг. Такое уменьшение издержек обозначало
огромную экономию в производстве. Оно сопровождалось сильным уде-
шевлением бумажной пряжи: с 35 шиллингов в 1788 г. цена фунта пряжи
упала до 9 шиллингов в 1800 г. и до 3 шиллингов в 1830 г., т.е. населе-
ние уплачивало в 1800 г. за фунт пряжи всего четвертую часть прежней
цены, а в 1830 г. всего V12 часть того, что стоила пряжа до введения
машин. Благодаря этому потребление бумажных тканей чрезвычайно
возросло. По Эллисону, производство бумажной пряжи в Англии
увеличилось с 106 млн фунтов в 1819—1821 гг. до 216 млн в 1829—1831
гг. (т.е. почти удвоилось за десятилетие), повысилось в 1844 —1846 гг. до
523 млн и в 1859-1861 гг. до 910 млн, следовательно, за 40 лет возросло
в 8—9 раз. Производство бумажных тканей, составлявшее еще в 1819—
1821 гг. всего 80 млн фунтов (тогда еще преобладало ручное ткачество),
повысилось в 1829-1831 гг. до 143 млн, в особенности же в 1844 — 1846 гг.
(широкое применение ткацких машин) — до 348 млн, в 1859—1861 гг.
оно составляло 650 млн фунтов. Люди, которые прежде вследствие доро-
Глава L.X1. Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 497
говизны бумажных материй не могли их приобретать, получили теперь
возможность потреблять их, одеваться в дешевые бумажные изделия.
Указывают на то, что дешевые ситцевые рубашки, которые можно было
стирать, вызвали полный переворот в народном здравии, так как лишь с
появлением их оказывалось возможным держать тело в чистоте (Гриф-
фит). Но страдало от всего этого мелкое ручное производство; вследст-
вие появления машин заработки ручных прядильщиков сильно упали, и
вскоре в Англии ручной труд в прядильном производстве уже стал не-
возможен.
Было бы, однако, ошибочно думать, что это развитие крупной про-
мышленности шло правильно и непрерывно, по прямой линии, все время
поднимаясь вверх. Нет, мы находим с начала XIX в. сильные колебания
в производстве, жестокие промышленные кризисы, эпохи резкого паде-
ния конъюнктуры после предварительного подъема. Кризисы не являют-
ся чем-либо новым, свойственным XIX в. и эпохе фабрик и машин. Мы
наблюдаем их и в предшествующий период возникновения национального
рынка, когда производству, работающему для рынка целой страны или
значительной части ее, трудно было согласовать свои размеры со спросом
на товар, существовавшим в данное время. Но в те времена, ввиду мало
развитой техники и отсутствия значительного капитала, как и сильного
недостатка в кредите, расширение производства не могло достигать круп-
ных размеров. Поэтому и сокращение его, следующее за этим и вызван-
ное перепроизводством, никогда не могло выражаться в резком падении —
предшествующий подъем был слишком слаб. С другой стороны, в те
времена были другие причины кризисов, которые вызывались несовер-
шенством хозяйственных условий эпохи XVII —XVIII вв. Постоянные
войны приводили к сокращению спроса, как и к уменьшению производ-
ства (остановка работы в рудниках, которые заливались водой); связан-
ное с войнами разорение страны оказывало влияние в обоих направлени-
ях; даже недостаток сырья создавал остановку в производстве (прядиль-
ный голод, истребление лесов); таможенные столкновения, неурожаи
отражались на спросе. Кризисы вызывались и банкротством королей, и
спекулятивной горячкой на бирже, и монетной неурядицей, и многими
другими явлениями. Но все это происходило вне области производства и
хотя и приводило к колебаниям рынка, но не имело характера тех кризи-
сов, которые мы наблюдаем в XIX в. и которые всегда состоят из двух
частей — эпохи оживления и эпохи падения.
Если XIX в. в значительной мере, хотя и лишь постепенно, устранил
те причины, которые вызывали кризисы предшествующих веков, то, на-
против, самый характер крупной фабричной промышленности, развитие
свободной конкуренции и мирового рынка, усовершенствования в облас-
ти кредита и транспорта сделали, в сущности, впервые возможной эту
новую форму кризисов, состоящую из определенного цикла явлений: в
первый период - усиленный рост производства, расширение предпри-
498
История экономического быта Западной Европы
ятий, учреждение новых, развитие кредита, повышение цен; за этим сле-
дует внезапный крах, сначала на бирже, затем и в области промышлен-
ности - резкое падение цен, многочисленные банкротства, прекращение
кредита и недостаток в деньгах, закрытие фабрик и увольнение рабочих,
безработица и голод среди них Такой резкий характер имели именно
английские кризисы вплоть до 70-х годов XIX в Если кризисы 1811,
1815 и 1818 it еще находились в тесной связи с Наполеоновскими вой-
нами, то кризисы 1825, 1836, 1847, 1857 и 1866 гг. (они появляются пе-
риодически каждые 10 лет) обусловливались уже новой техникой, круп-
ной промышленностью, свободной конкуренцией, всем новым строем хо-
зяйственной жизни и не могли ле вызывать сомнений в том, насколько
благодетельно усиленное развитие производительных сил, раз оно прино-
сит не благополучие, а несчастье для масс населения, вызывает большие
разрушения, чем самые тяжелые войны
Но и помимо этого в фабричной промышленности Англии далеко не
все обстояло благополучно. Фабричное население было населением не-
здоровым, невежественным, жило в печальных материальных условиях.
Рабочий день был продолжителен, составлял 12-13 часов и более в
день; заработная плата была низкой, плохо прокармливая рабочего, вы-
зывая необходимость жить в грязных жилищах скученно и бедно; широ-
ко применялся труд не только взрослых и женщин, по и малолетних де-
тей, которых заставляли работать по 10—12 часов в день. Однако на ос-
новании такого рода фактов еще нельзя утверждать, как это нередко
делают, что промышленный переворот оказался чрезвычайно пагубным
для фабричного населения, что фабрика и машина вызвали все эти бед-
ствия; необходимо предварительно выяснить условия жизни рабочих в
предшествующий период. Только путем сравнения между обоими перио-
дами (до и после распространения фабрик) можно определить, вызвало
ли появление последних, замена ручного производства фабричным,
ухудшение в положении рабочих.
Что касается, прежде всего, наиболее важного момента, именно раз-
меров заработка рабочих, то в этом отношении, несомненно, произошло
сильное ухудшение. Правда, денежная, или номинальная, заработная
плата рабочих в общем не только не понизилась, а, напротив, даже уве-
личилась, т.е. возросло то количество денег, которое получал теперь анг-
лийский рабочий от предпринимателя, но еще скорее и в еще большем
размере повышались цены на съестные припасы, так что даже увеличен-
ная денежная плата означала для рабочего меньшую реальную плату, чем
прежде, — он мог приобрести на нее лишь меньшее количество нужных
ему товаров. Средний годовой заработок прядильщика на фабриках со-
ставлял в 1819-1821 гг. 26 фунтов стерлингов, а 25 лет спустя (1844—
1846 гг.) 28 фунтов 12 шиллингов, в 1859 — 1861 гг. он равнялся 32 фун-
тов 10 шиллингов. Между тем в течение всего XVIII в. промышленный
рабочий, по вычислениям Роджерса, зарабатывал в лучшем случае, т.е.
Глава LXI Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 499
когда он работал полных 52 недели в году, всего 15 фунтов 13 шиллин-
гов По сравнению с этой последней цифрой и заработная плата в бума-
готкацкой промышленности в эпоху введения машин была выше —
именно, годовой доход рабочего равнялся, по Эллисону, в 1819—1821 гг.
20 фунтов 18 шиллингов, в 1829 — 1831 гг. 19 фунтов 8 шиллингов и по-
высился в 1844 -1846 гг. до 24 фунтов 10 шиллингов и в 1851 — 1861 гг.
до 30 фунтов 15 шиллингов. Наконец, и на шерстопрядильных фабриках
заработная плата, по Бенсу, значительно возросла между 1795 и 1805 гг.,
именно с 16 шиллингов 9 пенсов до 24 шиллингов 8 пенсов в неделю, и
снова повысилась между 1805-1815 it. до 31 шиллинга 8 пенсов; затем она
упала до 20 шиллингов 1 пенса в неделю в 1825 г. и, наконец, в 1835 г.
плата снова вернулась к тому уровню, который занимала в 1805 г., равня-
ясь 25 шиллингам.
Таким образом, денежная плата в эпоху введения машин не только не
сократилась, а, наоборот, увеличилась. Но в то же время с ценами на
хлеб произошла резкая перемена: они с середины XVIII в. возрастали все
более и более9. Артур Юнг в своем труде о ценах, вышедшем в 1815 г.,
приходит к тому выводу, что с 1760-х годов до 1812 г. цены на хлеб в
Англии повысились на 100% и что в том же размере — 100% — увеличи-
лась и денежная заработная плата. Однако, добавляет он, одновременно
с повышением цен на хлеб и заработной платы на 100% цена на продо-
вольствие вообще возросла на 134%, ибо цена на мясо увеличилась на
146%, на масло - на 140%, на сыр — на 153%. Таким образом, реальная
плата стояла на Уз ниже, чем прежде, рабочий вынужден был теперь
довольствоваться меньшим количеством продуктов, чем за полвека ранее.
Но существенно еще и другое обстоятельство. Даже при сопоставлении
одних только цен на хлеб с заработной платой — и те и другая возросли,
как мы видели, в равном размере — изменения в них совпадают лишь в
том случае, если иметь в виду крупные периоды. Напротив, по отдель-
ным годам такого параллельного движения не существовало. В то время
как заработная плата в течение десятилетия почти не изменялась, цена на
зерно в отдельные годы возрастала чуть ли не вдвое, и наступал голод;
спустя же несколько лет цена снова понижалась до прежнего уровня.
Так, за десятилетие 1805—1814 гг. цена на зерно составляла в среднем 90
шиллингов за квартер, а в 1815-1824 гг. равнялась 64 шиллингам. Этому
соответствовала и денежная плата. Однако в отдельные годы, как, на-
пример, в 1800-1801 гг., в 1809—1813 гг., в 1816—1817 гг., цена на зер-
но превышала 100 шиллингов, доходя до 135 шиллингов, заработная же
плата сохраняла свой прежний размер. В эти годы рабочие прямо голо-
дали, приходы вынуждены были приходить им на помощь, затрачивая
миллионы на поддержание бедствующего населения.
Таким образом, денежная плата повысилась недостаточно; она не со-
ответствовала возрастанию цен на хлеб за отдельные годы, не соответст-
вовала увеличению цен на другие припасы. Но едва ли причину этого
500 История экономического быта Западной Европы
можно приписывать переходу от кустарной промышленности к фабрике,
от ручного труда к машинному. Иногда указывают на то, что промыш-
ленная революция выражалась прежде всего в лишении заработка сотен
тысяч кустарей, производивших ручным способом, а это должно было
вызвать сильнейшее понижение заработной платы Действительно, как
мы видели выше, после появления прядильной машины бумагопрядение
стало вскоре фабричным производством, и уже в начале XIX в ручное
прядение хлопка на дому отошло в Англии в область предания. Но это
касалось лишь одной отрасли труда; в других областях промышленности
до 1820 г. применение машин составляло лишь единичное явление, ни о
каком вытеснении ручного труда, ни о каком лишении заработка ручных
рабочих на дому не могло быть и речи. Между тем бедственное положе-
ние рабочих вообще относится именно этой эпохе, к концу XVIII и пер-
вым двум десятилетиям XIX в. Так, в области шерстопрядильного произ-
водства первые машины появляются лишь около 1815 г., но распростра-
няются в значительном количестве лишь гораздо позже. Еще важнее то
обстоятельство, что механический ткацкий станок стал входить в упот-
ребление лишь в 20-х годах XIX в. В 1813 г. в Англии насчитывалось
всего 2400 механических ткацких станков, а ручных станков было около
200 000; переход ручных ткачей на фабрики совершился лишь в 30 - 40-е
годы. Таким образом, в области ткачества до 20~х годов XIX в. влияние
машины еще совершенно не чувствовалось, ручной труд еще процветал.
Мало того, как мы видели выше, применение прядильной машины в
хлопчатобумажной промышленности содействовало расцвету ручного
ткачества; не хватало ткачей для обработки всего того огромного количе-
ства пряжи, которое доставляли новые бумагопрядильные машины; так
что та единственная категория рабочих, которая в 1780-1820 гг. вытес-
нялась машиной - бумагопрядилыдики, — находила себе в эту эпоху
заработок в ткацком производстве.
Таким образом, в конце XVIII в. и первой четверти XIX в. спрос на
рабочие руки не уменьшился, и если все-таки рабочие не могли добиться
увеличения заработной платы соответственно росту цен на съестные при-
пасы, то это, очевидно, надо приписать совершенно иным причинам.
Что касается установления принципа свободной конкуренции, благо-
даря которой рабочий при заключении договора с предпринимателем
признавался формально равноправным последнему, то свобода договора
не могла сразу изменить положение рабочего. Хотя рабочий и пользовал-
ся теперь, с отменой прежних законодательных постановлений, правом
покинуть в любое время своего хозяина и перейти в другое заведение в
той же или иной местности, но фактически он лишен был возможности
осуществить это право, — он не в состоянии был ни узнать, где условия
труда более выгодны, ни своевременно принять меры к получению рабо-
ты на более благоприятных условиях, ни, наконец, добыть необходимые
средства для переезда в другие места. Наиболее существенное право —
Глава LXI. Появление машин ифабрик в Англии. Фабричный рабочий 501
право коалиций — не было дано рабочему, а при отсутствии его факти-
чески договор являлся по-прежнему односторонним постановлением хо-
зяина, которому рабочий по старой привычке совершенно подчинялся.
Быстрый же рост населения в Англии в эпоху 1781 — 1821 гг. делал по-
ложение рабочего особенно невыгодным: прирост составлял, как мы ука-
зывали, в последние два десятилетия XVIII в. 9 и 11 % и в первые два
десятилетия XIX в. даже 14 и 18 % (за десятилетие). Если иметь в виду,
что во Франции с 1789 — 1801 гг. население почти не возросло, а в первой
половине XIX в. возрастание его происходило приблизительно в тех же
размерах, как в Англии до 1780-х годов, не превышая 5 —7% в десятиле-
тие, то станет понятным, что в Англии оказывался избыток рабочих рук,
который не находил себе применения и который мешал и другим рабочим
добиться платы, соответствовавшей изменениям цен на съестные припасы.
Рабочий день в XVH —XVIII вв., как мы видели выше, был весьма
продолжителен: в Лондоне в 1774 г. огромное большинство предприятий
работало с б часов утра до 8—9 часов вечера, т.е. 14 — 15 часов в сутки.
Как указывает Сидней Вебб, «в 1797 г. английский рабочий трудился
обыкновенно 72 часа в неделю, и это составляло уже шаг вперед по срав-
нению с 1747 г., когда большинство работало 75—80 часов в неделю». В
последующую эпоху рабочий день временно возвращается к тому разме-
ру, который являлся обычным в первой половине XVIII в. Именно, в
1804 г. на бумагопрядильных фабриках рабочее время составляло 74-80
часов в неделю, т.е. столько же, сколько мы находим в предприятиях с
ручным трудом, до появления машин, в 1747 г. Но затем в 1814 г. про-
должительность труда сократилась на бумагопрядильнях до 74 часов в
неделю, а в 20—30-е годы и до 69—70 часов, т.е. рабочий день с 14—15
часов уменьшился до 12 часов. Точно так же и на бумаготкацких фабри-
ках господствовал рабочий день в 14 — 15 часов только в 1814 г., когда
механический станок применялся еще весьма мало. Напротив, в 1832 г.,
когда ручной труд и в бумаготкацком производстве был уже в значитель-
ной степени заменен машинным, работа продолжалась не более 72 часов
в неделю, т.е. 12 часов в день. Сравнительно с 8- и 9-часовым рабочим
днем, господствовавшим в Англии в начале XX в., 12 часов составляют,
конечно, крайне длинный рабочий день, и уже в I860— 1870-е годы, а
тем более впоследствии, писатели не хотели верить, чтобы до введения
машин продолжительность рабочего времени могла быть еще больше; на-
против, они полагали, что введение машин вызвало такое увеличение
продолжительности труда. Однако в действительности, при изучении ра-
бочего дня в предшествующую промышленному перевороту эпоху прохо-
дится признать, что распространение машин вызвало не ухудшение, а,
напротив, даже известный прогресс в этом направлении.
То же самое мы должны сказать и в отношении степени распростра-
нения в промышленности труда женщин и детей. Из анкет, произведен-
ных парламентом, мы узнаем о сильнейшей эксплуатации детей на фаб-
502
История экономического быта Западной Европы
риках (и в рудниках); о полуголодных детях 6—7 лет, которые работают
целыми днями, нередко и ночью, не имея даже времени для принятия
пищи, а принимая ее во время самой работы. Но как ни ужасны эти опи-
сания, они не представляют собою ничего нового. Как мы видели выше,
уже в XVII и XVIII вв., задолго до появления фабрик, и в Англии, и на
континенте Европы труд малолетних применялся в широких размерах, и
все стремления того времени были направлены к возможно лучшему ис-
пользованию этого дешевого труда.
Наиболее ужасной эта эксплуатация детей становилась тогда, когда
фабриканты пользовались трудом сирот, получаемых ими из домов при-
зрения. Сэр Фредерик Эден, произведение которого относится к 1797 г.,
указывает на то, что в Англии с появлением машин, приводимых в дви-
жение силою воды, оказалась потребность в рабочей силе детей в местно-
стях с проточной водой. Сюда и посылались тысячи детей в возрасте 7 —
13 лет из общинных приютов Лондона, Бирмингема и других городов. С
изобретением паровой машины эта присылка детей, впрочем, значительно
сократилась, ибо промышленность уже не сосредоточивалась более в мес-
тах, расположенных у рек, а могла распространяться повсеместно. Одна-
ко еще в 1815 г. в английском парламенте указывалось на существование
подобных злоупотреблений: один фабрикант приобрел у лондонского
прихода известное количество мальчиков, которых уступил другому фаб-
риканту, последний же сильнейшим образом эксплуатировал их. В дру-
гом случае фабрикант из Ланкашира заключил договор с лондонским
приходом, на основании которого он обязался брать у последнего на ка-
ждых двадцать здоровых детей одного идиота.
Как ни ужасен этот род эксплуатации детей, «похищение детей», как
его называет Маркс, но и он не является характерным для эпохи приме-
нения машин. В Англии и раньше приходы освобождали себя от необхо-
димости тратить общинные суммы на бедных детей, отдавая последних в
работу кустарям и ремесленникам. По закону Елизаветы 1601 г., смотри-
тели бедных каждого прихода обязаны были отдавать детей в ученичест-
во: мальчиков — до достижения ими 24-летнего возраста, девочек — до
21 года. Закон 1697 г. обязывал промышленников, по назначению миро-
вых судей, брать к себе детей из приходов в качестве учеников под стра-
хом штрафа в 10 ф. ст. Действительно, например, в чулочном производ-
стве в начале XVIII в. мастера брали детей в огромном количестве, так
что нередко приходилось по десяти и более малолетних на одного взрос-
лого рабочего, хотя это было запрещено законом. Но причина этих на-
рушений закона заключалась в том, что хозяева получали от приходских
советов по 5 ф. ст. за каждого малолетнего, от которого освобождалась
приходская казна. Положение этих детей было крайне печальное, грани-
чившее с голодной смертью; нередко в мастерской имелся всего один
камзол, который надевал каждый раз тот, кому приходилось выйти из
мастерской.
Глава LX1. Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 503
Конечно, до появления фабрик, когда главной формой производства
являлась кустарная промышленность, дети работали преимущественно на
дому, в семье; лишь со времени применения машин они вынуждены были
перейти на фабрику, где условия производства оказывали на них особен-
но вредное влияние, где санитарные условия были, пожалуй, еще хуже,
чем в избах и мастерских кустарей. Конечно, машинное производство
делало детский труд особенно выгодным и удобным для фабриканта,
присоединяя, таким образом, к прежним мотивам, вызвавшим пользова-
ние им, еще новый: нередко представлялась возможность заменять взрос-
лых рабочих малолетними — для надзора за машинами во многих случа-
ях и они были вполне пригодны. Но основные причины пользования
трудом женщин и детей вытекали из указанной выше промышленной по-
литики того времени, когда все было направлено к одной цели: увеличи-
вать производство и вывоз промышленных изделий из страны, для чего
нужно было всячески сокращать расходы в производстве товаров. Поэто-
му государство устанавливало минимум продолжительности рабочего
дня, определяло высший размер заработной платы, покровительствовало
применению детского труда, ибо последний был дешевле труда взрослых,
да и дети с ранних лет приучались к полезному труду, научались рабо-
тать.
Вся эта политика сохранилась и с появлением фабрик в конце XVIII в.
И лишь постепенно, с начала XIX в., началась борьба с трудом малолет-
них, который теперь уже считали явлением вредным, опасным для физи-
ческого и умственного развития нового поколения, — борьба с чрезмерно
длинным рабочим днем вообще, с другими неблагоприятными условиями
производства. Интересы рабочего как личности стали выдвигаться на
первый план: они ставились выше, чем дешевизна производства, чем
возможность побивать дешевым трудом конкурентов в лице других стран;
а к тому же стало выясняться, что более дешевый труд далеко не всегда
и более выгодный.
Не следует, однако, упускать из виду, что первые шаги в этом на-
правлении сделаны были еще до появления машин и находятся в связи с
тем фактом, что по мере развития промышленной техники детский труд
становился менее пригодным, сложные машины требовали опытного и
умелого рабочего. Приложение детского труда в промышленности, еще
недавно встречавшее полное сочувствие, вызвало под влиянием эксплуа-
тации приходских учеников мастерами, которым они издавна (с XVI в.)
отдавались в обучение, требование вмешательства со стороны государства
в область применения детского труда. В 1747 г. (т.е. задолго до появле-
ния машин) мировым судьям предоставлено было право отнимать учени-
ков от мастеров, дурно с ними обращающихся. Подобные же постановле-
ния повторяются в расширенном виде законами 1792 и 1802 гг. — по-
следний считается началом фабричного законодательства, хотя он
является, в сущности, продолжением предыдущего законодательства о
504
История экономического быта Западной Европы
приходских учениках и касается, подобно ему, только последних, но не
прочих малолетних. Согласно этому закону, приходским ученикам, рабо-
тающим на хлопчатобумажных и шерстяных фабриках, запрещена ноч-
' ная работа; рабочий день для них определен в 12 часов, мальчики и де-
вочки должны помещаться в олдсльных спальнях, и в одной постели пе
должно слать более двух детей, наконец, эти фабрики должны окраши-
ваться два раза в год и должны иметь достаточное количество окон; дети
должны обучаться чтению, письму и арифметике и должны по крайней
мере раз в месяц посещать церковь.
Касаясь одних лишь приходских учеников, закон 1802 г. имеет, одна-
ко, принципиальное значение, вследствие того что — в отличие от пре-
дыдущего законодательства о приходских учениках — впервые устанав-
ливает ограничения продолжительности их труда и в этом смысле явля-
ется исходной точкой для последующего законодательства, определяю-
щего продолжительность труда для различных групп фабричных
рабочих. Характерно, что за этим следует снова акт, специально касаю-
щийся приходских учеников, — закон 1816 г, требующий исследования
каждый раз качеств лица, берущего малолетнего в обучение, а также рас-
стояния предприятия от прихода, ибо выяснилось, что приходские власти
отдавали детей пауперов лицам недостойным и проживавшим вдали от
приходов. Любопытно, что этим актом впервые устанавливается мини-
мальный возраст отдаваемого в обучение (в законе 1802 г. этого еще не
было, была только определена продолжительность рабочего дня) - он
должен быть не моложе 9 лет. Это тот же возраст, который три года
спустя (законом 1819 г.) был определен для детей вообще (а не только
приходских учеников), работающих в бумагопрядильных предприятиях.
Таким образом, и закон 1819 г., относившийся уже ко всем малолет-
ним, находился в теснейшей связи с законодательством о приходских
учениках. Однако переход от «призреваемых» детей, от детей пауперов,
к другим категориям рабочих, даже к «свободным детям», был весьма
нелегок. Хотя лица, которым был поручен надзор над трудом малолет-
них, находили очень неблагоприятные условия приложения детского
труда на фабриках, но, поскольку эти условия касались не учеников, а
«других» детей, они не считали возможным вмешиваться и требовать
устранения злоупотреблений. Представляя собою лишь дальнейшее раз-
витие мероприятий государства в защиту призреваемых детей, закон
1802 г., как указывает Г. Г. Швиттау, не встретил никакой оппозиции.
Но стоило только подняться вопросу о действительном ограничении тру-
да малолетних рабочих, как тотчас же началась ожесточенная борьба, и
лишь путем компромисса (в данном случае между знаменитым Робертом
Оуэном и промышленниками) получился закон 1819 г., он охватывает
малолетних рабочих моложе 9 лет вообще, которым запрещена работа в
бумагопрядильнях; он касается и другой группы несовершеннолетних
рабочих — подростков моложе 16 лет (с 1831 г. моложе 18 лет), для ко-
506_________ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО БЫТА ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ__________
что детям приходилось проводить все 15 часов (с 5:30 утра до 8:30 вече-
ра) на фабрике, не зная заранее, когда начнется, прервется или возобно-
вится их работа, фабричная же инспекция, при столь сложных расчетах,
касающихся каждого отдельного ребенка или подростка, совершенно не в
силах была добиться определенного законом рабочего дня и установлен-
ных им перерывов.
Пришлось издать новый закон в 1844 г.( которым было установлено,
что началом рабочего дня для всех детей и подростков признается то
время, когда кто-либо из них начинает работу, так что если одни начи-
нают свой рабочий день раньше, чем другие, то все же все обязаны за-
кончить его одновременно. Но, не ограничиваясь этим, закон 1844 г. со-
кращает продолжительность труда для малолетних с 8 до 6,5 часов и
впервые касается и труда взрослых рабочих, хотя и не мужчин, но жен-
щин старше 18 лет, которые во всех отношениях приравниваются к под-
росткам (т.е. рабочий день определен также в 12 часов с теми же пере-
рывами, ночной труд запрещен и т.д.). Это был, следовательно, крупный
шаг вперед, введение новой категории в число «охраняемых», признание
того, что и взрослые рабочие нс могут быть предоставлены своим слабым
силам. Мало того, как подчеркивает Маркс. последствием этого закона
было то, что «на практике и рабочий день взрослых мужчин был под-
вергнут тем же ограничениям, ибо в большинстве процессов производства
нельзя было обойтись без сотрудничества детей, подростков и женщин.
Вследствие этого, в общем и целом, в период 1844—1847 гг. действовал
12-часовой рабочий день однообразно для всех рабочих во всех подчи-
ненных фабричному законодательству предприятиях». А с 1848 г. он, в
силу акта 1847 г., сменился 10-часовым рабочим днем, опять-таки приме-
няемым на практике (закон касался и теперь только женщин и подрост-
ков) в равной мере для всех категорий рабочих (для детей до 13 лет —
6,5 часов).
Но закон о 10-часовом рабочем дне вызвал сильное возмущение среди
фабрикантов. «Капитал, - говорит Маркс, — двинулся против осущест-
вления нового акта, причем сами рабочие, якобы на основании собствен-
ного опыта, должны были разрушить свое же дело. Момент был избран
удачно». Результатом тяжелого кризиса 1846—1847 гг. было значитель-
ное сокращение заработной платы, так что можно было рассчитывать на
то, что рабочие согласятся на более продолжительный рабочий день, что-
бы повысить свой заработок. Капиталисты начали агитацию среди рабо-
чих за отмену закона 1847 г., не гнушаясь никакими обманами и угроза-
ми. Относительно той полдюжины петиций, в которых рабочим приходи-
лось жаловаться на «порабощение их актом», они ясе впоследствии при
устном допросе заявили, что их заставили дать свою подпись. «Они по-
рабощены, но кем-то иным, а не фабричным законом». Но если фабри-
кантам не удалось принудить рабочих говорить то, что им угодно, то тем
более громко они кричали в печати и парламенте от имени рабочих. Они
Глава LX1. Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 507
доносили на фабричных инспекторов, изображая их своего рода комис-
сарами конвента, которые приносили немилосердно рабочих в жертву
своим планам спасения мира. Но и этот маневр не удался. Фабричный
инспектор Леонард Горнер и сам, и через своих помощников произвел
допрос рабочих в многочисленных фабриках Ланкашира. Около 70% до-
прошенных высказались в пользу 10-часового рабочего дня, значительно
меньший процент - за 11-часовой и совершенно незначительное мень-
шинство — за прежний рабочий день в 12 часов. Другим средством, чи-
таем далее у Маркса, являлось принуждение взрослых рабочих-мужчин
работать 12—15 часов, «выдавая затем это явление за лучшее выражение
задушевных желаний пролетариата». Но «немилосердный» фабричный
инспектор Леонард Горнер опять явился, и большинство работавших
сверхурочное время заявили, что они предпочли бы работать 10 часов, но
у них нет выбора. Ввиду господствующей безработицы им приходится
либо работать дольше, либо быть выброшенными на улицу.
Однако все эти постановления касались лишь текстильной промыш-
ленности, тогда как Маркс и Энгельс приводят ряд других отраслей про-
изводства, имевших — это весьма любопытно — кустарный, а не фаб-
ричный характер (выделка кружев, гончарных изделий, серных спичек,
промыслы пекарный, кузнечный, модисток), где господствовали наиболее
тяжелые условия труда (рабочий день свыше 12 часов, ночной и вос-
кресный труд, работа малолетних с самого раннего возраста, болезни и
преждевременная смерть). Однако в 60-х годах (1860—1864 гг.) законо-
дательство по охране труда вышло уже за пределы фабрики, регулируя и
труд малолетних, подростков и женщин и в предприятиях с ручным тру-
дом — предприятиях по изготовлению кружев, гончарных, пекарных,
спичечных, в производстве красильном и белильном, в промысле трубо-
чистов, в горном деле. Во многих из этих отраслей (например, в гончар-
ном, спичечном, обойном, кружевном), как указывает Маркс, примене-
ние нового законодательства вызвало первоначально протест со стороны
промышленников, которые находили невозможными перерывы в работе
для принятия пищи вследствие не допускающих этого «естественных»
условий производства. Но вскоре эти законы заставили их ввести техни-
ческие усовершенствования, и этот переход к машинной технике оказал,
как подчеркивает Маркс, благотворное влияние на здоровье рабочих.
Такое значение имела новая конструкция печей и понижение температу-
ры последних в производстве фарфора, как и наведение глянца посред-
ством прессования, а не при помощи процесса испарения. Не менее важ-
но было применение «опускательной» машины в производстве серных
спичек, при которой ядовитые пары от фосфора уже не достигали рабо-
чего, тогда как прежде они шли ему прямо в лицо.
Наконец, венцом всего фабричного законодательства Англии в эту
эпоху явился закон 1867 г., применивший охрану труда к металлургиче-
ским и машиностроительным заводам, к производству изделий из бумаж-
508
История экономического быта Западной Европы
ной массы и ко всем вообще отраслям производства, именно ко всем
предприятиям, где число рабочих достигало 50, — этим был высказан
новый принцип охраны труда вообще, независимо от характера произ-
водства.
Конечно, все это законодательство проводилось не без сильного про-
тиводействия, оказываемого промышленниками, на стороне которых бы-
ла и наука того времени Вмешательство в отношения между предприни-
мателями и рабочими, в заключаемый ими договор, противоречило прин-
ципу свободы договора; такого рода отступления считались весьма
опасными, вредными для самих же рабочих, свобода которых в этом
случае якобы стеснялась; они рассматривались как возвращение к прави-
тельственной опеке промышленности, господствовавшей в предыдущие
эпохи. На самом деле они представляли собою совершенно новую эру: от
законодательства, изданного в интересах предпринимателей (сокращение
заработной платы, удлинение рабочего дня, усиление зависимости рабо-
чего, — см. характеристику периода раннего капитализма у Маркса),
через кратковременный период формально свободного рабочего договора,
Англия уже в первой половине XIX в. перешла к фабричному законода-
тельству - к ограничению эксплуатации труда капиталом. Экономиче-
ская наука этой разницы между вмешательством в производство прежде и
теперь еще не понимала и тем самым давала промышленникам основание
вести решительную борьбу со всякими ограничениями «свободы труда»,
утверждать, что новое законодательство лишит английскую промышлен-
ность возможности конкурировать с другими странами и приведет к по-
тере иностранных рынков.
До 30-х годов еще существовало первое поколение фабрикантов, ко-
торое, как описывает Гаскелль, благодаря своему умению и силе воли
сумело подняться из самых низов и в своих прежних, но менее счастли-
вых товарищах видело только руки, предназначенные для изготовления
товаров с наименьшими издержками; быстрота, с которой они нажили
состояние, и открывавшиеся перед ними, как казалось, неограниченные
перспективы вскружили им голову; в моральном же отношении они оста-
лись на прежнем низком уровне и с более высоко стоявшими слоями об-
щества ничем не были связаны. Но и впоследствии промышленники от-
носились к рабочим весьма безразлично: на переутомление детей, на жес-
токое обращение с ними мастеров, на ужасные болезни они либо вовсе не
обращали внимания, либо смотрели как на нечто неустранимое, с чем не-
обходимо мириться. Убеждение фабрикантов — высмеивает их Остлер в
1831 г. — состоит в том, что божеские законы должны склоняться перед
скупостью и эгоизмом, что деньги дороже принципов морали и религии,
что положение промышленности построено на переутомлении рабочих,
что лучше, чтобы родители жили путем эксплуатации детей, чем заботясь
о детях, что, наконец, за усиленные налоги, ими уплачиваемые, за стес-
нения, создаваемые монополией торговли с Индией и таможенными по-
Глава LXI. Появление машин и фабрик в Англии. Фабричный рабочий 509
шлинами на зерно, должны, очевидно, расплачиваться по праву и спра-
ведливости дети своей кровью и костьми. В 40-х годов среди промыш-
ленников были уже сторонники государственной охраны труда, были и
такие, которые но собственному почину сокращали у себя рабочий день и
настаивали на обязательном ограничении его, чтобы защитить себя от
недобросовестных конкурентов, отказывавшихся сделать это доброволь-
но. Последних было большинство, причем они не только всеми силами
боролись против тех стеснений, которые налагало на них фабричное за-
конодательство, по, например, после законов 1844 и 1847 гг., устанавли-
вавших для женщин и подростков рабочий день в 12, а затем в 10 часов,
агитировали среди самих же рабочих, не гнушаясь никакими мерами об-
мана, обольщения, застращивания. Но им не удалось заставить рабочих
уничтожить свое же детище, как не помогли их раздававшиеся от имени
рабочих жалобы в печати и в парламенте, где фабричные инспектора на-
зывались своего рода комиссарами Конвента, которые в угоду своим
фантазиям об улучшении мира безжалостно приносят в жертву несчаст-
ных рабочих.
Рост фабричной промышленности и усиление рабочего класса заста-
вили Англию вскоре отказаться и от другой идеи, господствовавшей ве-
ками, - идеи о недопустимости рабочих союзов. Еще задолго до появле-
ния фабрик и машин (а вовсе не только в машинную эру, как иногда ут-
верждают) находим многочисленные запрещения рабочим объединяться
для совместной борьбы с работодателями. Такие постановления изданы в
1720 г. в отношении портных, в 1725 г. для суконщиков, в 1744 г. каса-
тельно ряда промыслов — текстильных, кожевенного, шапочного, скор-
няжного, железоделательного. Они повторяются затем неоднократно и
наконец объединяются законом 1799 г., который, как сказано во введе-
нии к нему, вызван тем, что многие рабочие, устраивая незаконные сбо-
рища, пытаются добиться повышения платы, существующие же законы
для борьбы с подобными преступными действиями недостаточны. Нака-
зание устанавливается для всех, добивающихся повышения платы или
сокращения рабочего дня или убеждающих других не наниматься или
покинуть работу, как и для тех, кто, будучи нанят, оставит свою работу
вместе с другими. Если в последних словах содержалось запрещение за-
бастовок, то из приведенного видно, что и самое требование повышения
платы или сокращения рабочего дня, даже при отсутствии действия ско-
пом, признавалось недопустимым, ибо оно могло бы вредно отразиться
на английской промышленности.
Однако уже в 20-е годы появляется движение в пользу отмены за-
прещения рабочим объединяться, и закон 1824 г. достиг этой цели, отме-
нив все прежнее законодательство о коалициях и признавая самое уча-
стие в коалициях ненаказуемым. Наказывается лишь применение насиль-
ственных действий или угроз в целях изменения условий труда. Закон
мотивировался тем, что запрещение рабочих объединений постоянно на-
510
История экономического быта Западной Европы
рушается, что рабочие за это наказываются, тогда как предприниматели
безнаказанно совершают те же действия, что законы эти создают лишь
взаимное раздражение.
Впрочем, уже в следующем году предприниматели, ссылаясь на то,
что закон вызвал огромное количество забастовок, добились значительно-
го ограничения только что достигнутой свободы стачек и союзов. Всякого
рода соглашения, касающиеся отказа работать с определенными лицами,
как и убеждение других не становиться на работу и т.п., признавались
заговором и подлежали наказанию. В таком положении коалиционное
право находилось вплоть до 1871 г.
Хотя стеснения в осуществлении коалиционного права еще далеко не
устранялись в 1824—1825 гг. и еще долго отношение общества и государ-
ства к рабочим союзам было отрицательное, но все же, подобно первым
фабричным законам, упомянутые законы о союзах обозначали переход к
совершенно новому принципу, — переход, совершившийся уже в 20-х го-
дах XIX в.
Первоначально забастовки сопровождались насильственными дейст-
виями, имели и характер заговоров, направлены они были преимущест-
венно против введения машин, в которых рабочие усматривали главных
своих врагов. Но в большинстве случаев они были неудачны, ибо плохо
организованы ввиду отсутствия постоянных союзов и недостатка средств
у рабочих. Лишь в 50-е годы они стали осуществляться после предвари-
тельного внимательного обсуждения условий производства и положения
рынка труда и приняли спокойный и мирный характер. Эта перемена со-
вершилась в связи с появлением постоянных профессиональных союзов,
деятельность которых заключалась главным образом в поддержке бас-
тующих рабочих, причем главные требования, предъявляемые ими, еще
долго имели характер, заимствованный из предыдущей эпохи (они на-
стаивали на ограничении числа рабочих, на запрещении машин, на опре-
делении правительством заработной платы) и уже совершенно не соот-
ветствовавший новым условиям. Практическое значение тред-юнионизм
приобрел лишь с 1840-х годов, ибо ранее (в особенности в 1830-е годы)
возникшие союзы столь же быстро распадались, как появлялись на свет.
Событие в истории тред-юнионизма составляет учреждение в 1844 г. сою-
за рудокопов с большим числом членов, в особенности же, в 1851 г., соз-
дание организации соединенных (amalgamated) машиностроительных ра-
бочих; за ними следует союз строительных рабочих. На конгрессах тред-
юнионов было представлено в 1867 г. 155 тыс. рабочих, а четыре года
спустя - 280 тыс.
1 По различным вычислениям, 1000 человек в то время вырабатывали 36 т пряжи, то-
гда как в начале XX в. — 8000 т. На ткацкий станок приходилось в год 38 штук, в нача-
ле XX в. — 50 штук, хотя и число рабочих па станок также сократилось. Ия этого видна
огромная разница между ростом производительности труда в обоих процессах.
2 Бердо (гребень) и челнок действовали при помощи механического приспособления
Глава LXI. Появление машин и фабрик в Англии, фабричный рабочий
511
(а не руками человека); дальнейшие произведенные ими же улучшения создали легко
управляемую машину, которая автоматически останавливалась, если отрывалась какая-
либо нить.
J Уатт ввел впервые в обиход и понятие лошадиной силы.
4 См. выше.
5 Дальнейший рост составлял: в 1833 г. 677 тыс., в 1840 г. 1,4 млн, в 1852 г. 2,7 млн,
в 1860 г. 3,8 млн, в 1870 г. 6 млн т (Mead. The Coal and Iron Industries of the United
Kingdom 1882. Арр II P. 889 ff.).
6 Экспорт чугуна равнялся в 1850 г 142 тыс. т, в 1860 г. 343 тыс , в 1870 г. 753 тыс
(Meade. The Coal and Iron Industries of the United Kingdom. Арр. И. P. 889 ff.).
7 В 1854 г. добыча угля достигала 64 700 т, в 1870 г. 110 тыс. т (Meade. The Coal
and Iron Industries of the United Kingdom. P. 295).
8 См. выше, гл. LVI.
9 См. выше.
ГЛАВА LXII
ФАБРИЧНОЕ ПРОИЗВОДСТВО И РАБОЧИЙ КЛАСС
НА КОНТИНЕНТЕ ЕВРОПЫ
Совершенно иные условия господствовали в конце XVIII и начале
XIX вв. на континенте Европы. Потребность в замене древесного топлива
минеральным ввиду истребления лесов железоделательными заводами
ощущалась и на континенте Европы уже в течение XVIII в. (декрет бель-
гийский 1723 г., жалобы во Франции, запрещение рубки лесов в Пруссии
и других немецких государствах в XVIII в.). Еще более чувствовался в
XVIII в. недостаток в пряже в главных центрах хлопчатобумажной про-
мышленности — Саксонии, Эльзасе, швейцарском кантоне Санкт-Галлен.
В области шерстяной и льняной промышленности вывоз пряжи запре-
щался; торговкам, женам ремесленников, солдатам предписывалось в
Пруссии заниматься прядением; прядильщикам выдавались ежегодные
премии; устраивались целые прядильные колонии. Несмотря на всяче-
ские поощрения, на устройство прядилен в работных домах и сиротских
приютах1, пряжи не хватало, ибо вследствие отсталой техники прядения
на одного ткача необходимо было много прядильщиков.
И все же, несмотря на наличность потребности в технических усовер-
шенствованиях и на континенте, машины появились пе здесь, а в Англии.
И даже после этого новые английские изобретения применялись на кон-
тиненте весьма медленно. И то и другое объяснялось прежде всего отста-
лостью континента в области техники. И там появлялись доморощенные
механики (или «художники», как их называли), которые брались устра-
нить существующие неудобства и изобрести различного рода машины.
Однако, поскольку их изобретения оказывались не фантазией, а действи-
тельно применимыми на практике, это были на самом деле уже давно из-
вестные английские машины. Но даже воспользоваться английскими мо-
делями и построить на основании их машину эти механики далеко не все-
гда умели; а когда привезенная из Англии машина портилась, они не в
состоянии были исправить поломанные части. Необходимо было, таким
образом, вывозить из Англии ие только модели новых изобретений, но и
самые машины - паровые котлы, ткацкие станки, - выписывать и анг-
лийских механиков для надзора за работой машин и ремонтирования их.
А это было весьма трудно, так как Англия запрещала вывоз машин,
эмиграцию механиков и рабочих, - она желала секрет изобретения со-
хранить для себя. Во Франции в эпоху революции, как указывает проф.
Е. В. Тарле, подавляющему большинству промышленников английские
Гл. LX1I. Фабричное производство и рабочий класс на континенте Европы 513
изобретения были вовсе неизвестны, несмотря на то что промышленники,
употреблявшие английские машины, получали правительственные субси-
дии и даже официальные лица предлагали промышленникам вывезти из
Англии машины контрабандным путем. «Промышленники, — читаем да-
лее, - обращаются к правительству с просьбой снабдить их пленными
англичанами и женить последних поскорее во Франции, чтобы привязать
их к стране, причем речь идет даже не о механиках, а касается обыкно-
венных рабочих, вся заслуга которых заключалась лишь в том, что они
работали на английских фабриках».
Впрочем, как видно из исследования Шарля, в период 1786 — 1806 гг.
во Франции уже появляются отдельные предприятия в хлопчатобумаж-
ной промышленности, применяющие дженни или машины Аркрайта, поз-
же и мюльные машины. Фабриканты приобретали за бесценок покинутые
(в связи с секуляризацией церковных имуществ) здания монастырей, по-
собия и ссуды она получали от правительства, пользовались дешевым
трудом посылаемых им (как и прежде) сирот и подкинутых детей. Толь-
ко самые машины трудно было привезти из Англии. Распространению
машин препятствовало нередко и местное население, которое и здесь их
пыталось уничтожать.
Запрещение вывоза машин сохранялось в Англии вплоть до 1825 г.,
отчасти до 1842 г. Попытки добыть их, как и механиков и рабочих, со-
пряжены были поэтому с большими затруднениями и опасностями, нуж-
но было много смелости, чтобы решиться на это. Англичанин Кокериль,
который распространил английские машины в Бельгии, Франции, Герма-
нии, был приговорен за это в Англии к гражданской смерти, и за его го-
лову была установлена премия. Бельгийцу Вовану, который также создал
рад фабрик, удалось после трехлетних опаснейших попыток вывезти не-
обходимые для них прядильные машины и поодиночке доставить англий-
ских рабочих на континент. Но в тот момент, когда он, в сопровождении
английского инженера Гардинга, который должен был быть управляю-
щим его предприятием, хотел сесть на корабль, английская полиция об
этом узнала. Гардинг был арестован и предан суду, который его пригово-
рил к 500 фунтов стерлингов штрафа и ссылке в колонии. Агенту Вова-
на, который являлся посредником при закупке машин и найме рабочих,
также пришлось уплатить штраф в 500 фунтов стерлингов и отсидеть год
в тюрьме. Сам Бован избег ареста лишь благодаря тому, что он намерен-
но придал себе внешний вид англичанина и соответствующим образом
был одет. Полиция действительно приняла его за англичанина и, разы-
скивая иностранца, не обратила внимания на него. Но после его отъезда
английское правительство запретило ему когда бы то ни было вновь
вступать на английскую территорию. Все машины и части их, поскольку
они еще не были увезены, были конфискованы.
Если к этому прибавим, что Германия после Наполеоновских войн
была весьма бедна капиталами, что безземельный рабочий класс и в
514
История экономического быта Западной Европы
Пруссии, и во Франции появлялся лишь медленно, что исключительные
привилегии, выдаваемые промышленникам, продолжали еще существо-
вать, а в Южной Германии господствовала еще и цеховая система, то
станет понятным, почему распространение фабричной промышленности
на континенте происходило лишь весьма медленно. До 1850 г. примене-
ние паровых машин на континенте Европы было незначительно, в то
время как в Англии паровая машина применялась в обрабатывающей
промышленности уже с 1780-х годов и в 1810 г. в английской индустрии
насчитывалось около 5 тыс. паровых машин, в Пруссии, где первая па-
ровая машина была установлена в 1788 г., вторая появилась только в
1822 г., а в 1837 г. их имелось 300. В 1849— 1851 гг. находим на прус-
ских фабриках 1100 паровых двигателей (16 тыс. лошадиных сил), а в
Австрии 647 (с 8,5 тыс. лошадиных сил), в Венгрии 100 (всех паровых
двигателей, в том числе и на судах, и т.д.); в Бельгии в 1840 г. насчиты-
валось около 1000 (25 тыс. лошадиных сил) в сельском хозяйстве и в
промышленности. Во Франции мы находим в последние десятилетия
XVIII в. в нескольких угольных копях, в особенности на севере, «насосы
с огнем», т.е. паровые машины, но это только водоподъемные машины
для горных предприятий. И там паровая машина распространяется лишь
с 30—40-х годов В Париже в 1860 г. приходилось на промышленные
предприятия в среднем менее 4 рабочих и имелось немногим более тыся-
чи паровых машин.
А в связи с отсутствием паровых двигателей находится медленное
распространение и прочих машин: их приходилось приводить в движение
силой человека или животных. Так, в Англии уже в 1788 г. насчитыва-
лось 142 бумагопрядильные фабрики с 2 млн веретен. В 1790 г. в докла-
де Толозана указывается на то, что Франция насчитывает всего 900
дженни-машин, тогда как в Англии их имеется 20 000, не считая 7—8 тыс.
машин Аркрайта. Однако «на континенте Европы и Америки, — как ука-
зывает Юре, — еще и после заключения мира в 1814 г. существовали
предприятия столь незначительных размеров, что они вообще не могли
конкурировать с Англией на мировом рынке». Результатом того, что
промышленность на континенте Европы находилась еще в состоянии
младенчества, было наводнение континента английскими товарами —
английской пряжей и материями, изготовленными машинным способом.
Предпочтение, отдаваемое им во Франции, заинтересованные лица объ-
ясняли «недостатком патриотических чувств у французского торговца,
действующего из-за гнусной надежды на временную прибыль, и англома-
нией потребителей», забывая о большей дешевизне и лучшем качестве
английских машинных изделий. И впоследствии, после разрыва между
Францией и Англией, английские товары проникали во Францию в
большом количестве, ибо «контрабанда приняла размеры и характер ре-
гулярной коммерческой деятельности»; существовали многочисленные
страховые общества, отвечавшие не только за провоз через границу, но и
Гл. LX11. Фабричное производство и рабочий класс на континенте Европы 515
за доставку такого рода товаров. Еще более Англия стала наводнять кон-
тинент своей пряжей и тканями после уничтожения континентальной сис-
темы: огромное количество дешевой машинной пряжи и равномерно вы-
тканных на механическом станке гладких бумажных изделий стало появ-
ляться на вновь открытых рынках, вытесняя саксонские и швейцарские
изделия, произведенные ручным способом, и лишая повсюду сбыта мест-
ную промышленность. Только тогда и континент Европы вступил на
единственно возможный путь — стал переходить к механическому спосо-
бу производства. В Саксонии, Санкт-Галлене и Эльзасе уже с 20-х годов,
а в следующее десятилетие и в прочих местностях Франции и Германии,
ручное производство постепенно заменяется выделкой машинной пряжи,
кустари вытесняются фабрикой. Но происходит это весьма медленно: в
то время как в хлопчатобумажной индустрии в Великобритании и Ир-
ландии в 1847 — 1850 гг. насчитывалось 14 млн веретен, во Франции их
имелось всего 3,5 млн, а в германском таможенном союзе 1 млн. Лишь с
середины XIX в. начинается и победоносное шествие другой машины
(ткацкого станка), постепенно уничтожающего ручных ткачей и создаю-
щего голод и эпидемии среди них.
Почти одновременно с прядильной машиной был изобретен механиче-
ский ткацкий стан, по даже в Англии он лишь с 20-х годов распростра-
няется в значительных размерах, и еще в 30-х годах насчитывалось там
250 тыс. ручных станков, но всего 50—80 тыс. механических. Первые
владельцы механических станов, подобно первым фабрикантам, приме-
нявшим прядильную машину, извлекали огромнейшие барыши, но по ме-
ре того, как он входит во всеобщее употребление, цены и прибыль быст-
ро падают. На континенте Европы ткацкая машина лишь в 60-х годах
вытесняет ручное ткачество. В швейцарской бумаготкацкой промышлен-
ности, говорит Вартман, в 30-х годах, вследствие изобретения механиче-
ского станка в Англии, разразился такой же кризис, как прежде в облас-
ти ручного прядения под влиянием появления прядильной машины. С
конца 20-х годов идет непрерывный привоз дешевых тканей, вытесняв-
ших в то же время швейцарские изделия с иностранных рынков. Но еще
в середине XIX в. в Швейцарии насчитывалось всего 3 тыс. механиче-
ских ткацких станков (в Нидерландах 2 тыс.), в Пруссии в 1861 г. не
более 7 тыс., в Австрии 15 тыс.; в Англии столько имелось уже в 1820 г.,
тогда как в 1835 г. уже 116 тыс. Победоносное шествие ткацкого станка
начинается с середины XIX в., оно обозначало постепенное уничтожение
ручных ткачей, создавая голод и эпидемии среди них. Если замена прял-
ки и веретена машиной усиливала спрос на ткачей и тем самым откры-
вался выход для ручных прядильщиков, то теперь ручным ткачам уже
некуда было идти. Отсюда то тяжелое состояние (голодный тиф), в ко-
тором очутились целые сельские районы, где прежде процветала ручная
выделка бумажных, шерстяных и льняных тканей.
516
История экономического быта Западной Европы
За хлопчатобумажной индустрией, где машины распространяются в
первую очередь, следуют и другие отрасли текстильной промышленности,
причем и тут сначала идет всегда машинное прядение, позже появляется
механический ткацкий стан. В области прядения машины появляются
раньше, чем в ткачестве, раньше совершается и полное вытеснение руч-
ного производства механическим. При этом те же прядильные и ткацкие
машины применяются в шерстяной и льняной промышленности позже (в
льняной были изобретены иные механизмы, чем действовавшие в прочих
отраслях), чем в хлопчатобумажной, еще позже — ткацкий стан в шел-
ковой. Поэтому весь процесс развития совершается в этих отраслях в бо-
лее поздний период.
Лишь около 1815 г. прядильная машина начинает применяться в анг-
лийской шерстяной промышленности, в 1825 — 1835 гг. и механический
стан. Для шерстяной индустрии других государств имела большое значе-
ние деятельность англичанина Кокериля, который перевез английские
прядильные машины па континент и устроил здесь шерстопрядильные
фабрики (в 1798 г. в Вервье в Бельгии, в 1806 г. в Дюрене на Рейне, в
1821 г. в Аахене). Но еще несколько десятилетий прошло, прежде чем
другие предприниматели последовали его примеру. Точно так же еще в
1861 г. в пределах Германского таможенного союза насчитывалось среди
78 тыс. шерстоткацких станов всего 6 тыс. механических. Во Франции
первые прядильные машины в шерстяной индустрии появились уже во
время континентальной блокады, но они составляли лишь исключения, в
огромном большинстве случаев шерсть пряли женщины и дети ручным
способом в деревнях. Лишь мало-помалу совершается перемена и в этой
области. Это происходит не ранее 30-х л 40-х годов, а ткацкий стан в
этой отрасли распространяется только с середины XIX в.
Наконец, в области льняной индустрии находим в таком крупном цен-
тре ее, как Силезия, даже в 1830 г. всего одну механическую прядиль-
ную, 20 лет спустя — 10. В то время как в 1861 г. в Англии насчитыва-
лось 140 полотняных фабрик с 12 тыс. ткацких станков, в Пруссии число
последних не превышало 258, в Таможенном союзе 350. Лишь единичные
фабрики этого рода встречаем в Швейцарии (три) и Австрии. Напротив,
французское механическое льнопрядение с середины 30-х годов делает
большие успехи, а в 50-х годах его примеру следует и ткачество.
Как мы видели, в Англии уже с начала XIX в. выплавка чугуна и
стали на каменном угле становится господствующей; во Франции же не
только при отмене континентальной блокады, но и еще гораздо позже
пользовались почти одним только древесным топливом. Вытеснение по-
следнего минеральным топливом совершается здесь не ранее 40-х и даже
50-х годов. В 60-х годах этот процесс закончен: э/д доменных печей ра-
ботают на коксе, лишь в изобилующих лесом районах сохраняется еще
прежний способ производства. Несколько раньше этот переворот совер-
шился, но-видимому, в Германии. В 30-х годах, когда в Силезию стал
Гл. LXII. Фабричное производство и рабочий класс на континенте Европы 517
проникать в больших размерах шотландский чугун, был сооружен при
помощи английских инженеров и по английскому образцу ряд доменных
печей, чугуноплавильных и железопрокатных заводов, а начиная с 40-х
годов и прирейнские и вестфальские заводы стали успешно конкуриро-
вать с Англией своим чугуном и жестью. Массовый характер производст-
ва на прокатных станах, из которых каждый мог обслуживать ряд пуд-
линговых печей, как и появление даже небольших паровых молотов (ка-
ждый из них мог обрабатывать железо, полученное в 12 печах), усилил
концентрацию в металлургической промышленности. Основанное в 1842 г.
в Герде предприятие насчитывало 800 рабочих, завод Штумма в 1840 г.
350, завод Лаура в Силезии в 1838 г. 100, завод Доброй Надежды в 40-х
годах 500 — 600 рабочих, тогда как на самом крупном предприятии в Гар-
це, где не было ни пудлинговой печи ни прокатного стана, а применялся
кричный способ, находим всего 81 рабочего (Эренберг).
До конца XVIII в. во Франции машин, в сущности, не находим. При-
менялись лишь старинные станки для наматывания шелка, для чесания
шерсти (последние именовались loup, т.е. «волк»), да появившиеся в
XVIII в. набивные прессы. Даже давно известный в Англии механически
действующий2 челнок еще не распространился в шерстоткацкой промыш-
ленности Франции. Полная отмена запрещений пользоваться вязальной
машиной последовала лишь в 1754 г., и только теперь этот давно извест-
ный станок стал широко входить в употребление. Еще позже французы
стали пользоваться давно известным в других странах ленточным стан-
ком3.
Балла утверждает, однако, что так это было лишь до 1780 г., позже
положение несколько меняется. Правда, как он сам же признает, не
только до революции, но и вплоть до 1815 г. успехи в области примене-
ния машин были сделаны лишь весьма небольшие, но все же в некоторых
отраслях они уже имели место. В чем же он усматривает прогресс?
«Наиболее характерным явлением промышленного развития в эпоху
1780-1792 гг., — говорит Балло, — следует считать то, что одновремен-
но с оживлением и стремлением вводить новшества в области техники,
замечающимся во всех отраслях промышленности, окончательно устанав-
ливается механический способ производства в хлопчатобумажной индуст-
рии». В дальнейшем, однако, оказывается, что речь идет лишь о бума-
гопрядении, где благодаря англичанину по происхождению Голкеру стала
распространяться дженпи-машина. К ней присоединялись другие пря-
дильные машины — ватерная машина Аркрайта и мюлъ-дженни, а также
машина для подготовительных к прядению процессов4. Это вызвало по-
пытки и со стороны других отраслей индустрии пойти в том же направ-
лении, ибо повсюду наблюдался, как и в Англии до появления машин,
недостаток в рабочих руках. В сфере бумагопрядения он был устранен,
но (как и в Англии) не хватало ткачей, которые бы перерабатывали
чрезвычайно увеличившееся теперь количество производимой машиной
518
История экономического быта Западной Европы
пряжи. Возникла мысль и о применении прядильной машины в шер-
стяной промышленности.
Однако все зто были лишь попытки, которые еще долго впоследствии
не приводили ни к каким осязательным результатам. В эту эпоху и Анг-
лия дальше применения машин в бумагопрядении еще не успела пойти.
Но и понимая слова Балла в таком ограниченном смысле, с ними все
же нельзя согласиться. Не только период 1780 — 1792 гг. не являлся эпо-
хой окончательного установления механического способа производства в
хлопчатобумажной индустрии вообще, но даже и в одной лишь области
бумагопрядения машины еще далеко не вытеснили ручную пряжу. Это
подтверждается приводимыми им же данными. Оказывается, что наряду
с районами, где развилось машинное прядение, не только в 1780 —1792 гг.,
но и в начале XIX в. еще имелись и такие, где сохранялась самопрялка.
К ним относится даже такая высокоразвитая в промышленном отношении
область, как Эльзас. Три четверти пряжи здесь выделывалось ручным
способом. В некоторых местностях прядильная машина еще совсем не
была известна.
Мало того, и поскольку распространялась прядильная машина, она
далеко не всегда вызывала концентрацию производства в фабричных
зданиях. Широко распространена была еще в начале XIX ст. дженни-
машина Харгривса5, которая отличалась небольшими размерами, могла
применяться в кустарных мастерских. Поэтому в деревнях прядение при
помощи дженни успешно развивалось.
Неудивительно при таких условиях, что даже в бумагопрядильной
индустрии машины приводились в движение силой человека или живот-
ных, лишь в виде исключения силой воды. Даже крупные централизо-
ванные предприятия применяли последнюю весьма редко. Наконец среди
всех бумагопрядилен насчитывалось (в начале XIX в.) ровно три, имев-
шие паровой двигатель.
Если периоду 1780-1792 гг. Балло придает чрезмерно большое зна-
чение в смысле распространения машин в хлопчатобумажной промыш-
ленности, то в отношении эпохи 1792 —1815 гг. он высказывается гораз-
до осторожнее. Он указывает на то, что за немногими исключениями в
эпоху революции и Наполеона I успехи были весьма незначительные. В
бумагопрядении применялись уже известные ранее машины, в льнопря-
дении ничего реального достигнуто не было, в области ткачества (даже
теперь) изменений было мало; даже летучий челнок хотя и распростра-
нялся, но еще не вошел во всеобщее употребление. Широко распростра-
нялось ситценабивное производство при помощи машин, но в этой отрас-
ли они были давно известны. Напротив, число паровых машин не воз-
растало. Мало успехов обнаруживала и металлургическая промышлен-
ность. Правительство интересовалось лишь техникой оружейных заводов,
сами же заводчики, охраняемые высоким таможенным тарифом, не обна-
руживали желания применять новые дорогостоящие способы производен
Гл. LXII. Фабричное производство и рабочий класс на континенте Европы 519
ва. И к концу этой эпохи каменный уголь еще нигде не применялся ме-
таллургическими заводами.
Все же некоторые новшества он считает нужным отметить, именно
применение прядильных машин в шерстяной промышленности, а также
(этому он не придает существенного значения) появление изобретения
Жакара в области шелковой индустрии. Однако и тут при более подроб-
ном рассмотрении роли машин в шерстопрядильном производстве он сам
же опровергает себя. Картина получается следующая. Мы имеем не-
сколько крупных прядилен, учрежденных англичанами Дугласом и Ко-
керилем и французом Терно, последний ездил в Англию и ознакомился
там с новой техникой. Другие же фабриканты одновременно давали зака-
зы и кустарям, работавшим ручным способом, как и ткачам (в ткацком
производстве машин вообще еще не было). У одного работало, например,
в предприятии 350 человек, на дому 1150 человек, у другого 875 и 1250
человек, у третьего 100 и 900. Вообще «даже крупные центры продолжа-
ли раздавать работу по деревням, и последняя являлась еще преобла-
дающей». Во многих районах механическое прядение шерсти еще вовсе
пе было известно, в других дженни использовались в кустарных заведе-
ниях. «Дженни применялась еще долго; вплоть до 1847 г. ею много поль-
зовались для некоторых процессов даже на больших фабриках» (Баяло).
Таким образом, до 1815 г. замена ручного труда механическим совер-
шалась во Франции лишь в весьма ограниченных размерах. Машинное
бумагопрядение стало мало-помалу вытеснять самопрялку, но этот про-
цесс еще далеко не завершился, ручное прядение еще сохранялось в зна-
чительных размерах. В области шерстяной промышленности прядильная
машина делала лишь первые шаги. В других отраслях индустрии еще
никаких технических новшеств не было. В частности, механического
ткацкого станка Франция в то время еще не знала.
Лишь мало-помалу совершается прогресс в области техники и в по-
следующий период, 1815 — 1848 гг. Медленно он происходит в эпоху
1815-1830 гг., несколько быстрее в 30-х и 40-х годах. Как справедливо
указывает Сэ, в 1816—1830 гг. мы не находим во Франции никаких су-
щественных изменений, этот период во многом напоминает дореволюци-
онное время. Преобладает по-прежнему мелкое производство. И в сле-
дующие десятилетия оно еще далеко не исчезает, но текстильная про-
мышленность в этот период делает гораздо большие успехи.
В течение всей эпохи 1815 — 1848 гг. на первом плане стоит, конечно,
механическое бумагопрядение, которое, как мы уже видели, уже раньше
распространялось, а теперь делает дальнейшие успехи, хотя и к середине
XIX в. Франция производила значительно дороже, чем Англия. Бланки
писал в 1849 г.: «В хлопчатобумажной промышленности имеются фабри-
ки троякого рода. Одни с грубым, примитивным оборудованием, произ-
водящие мало, дорого и плохо, при помощи устаревших прядильных ма-
шин, которые следовало бы сдать в Музей древностей. Другие — обла-
520
История экономического быта Западной Европы
дающие более совершенными механизмами, но пользующиеся водяной
силой. И наконец, предприятия, прекрасно устроенные, с машинами в
600 веретен и самодействующими приспособлениями (сельфакторы), где
ничего из того, что можно отнять у человека, нс оставлено ему; они на-
поминают преимущества современной артиллерии по сравнению с суще-
ствовавшей в прежние времена».
К рассматриваемой эпохе относится и появление механического ткац-
кого стана в хлопчатобумажной промышленности. В 30-х и 40-х годах он
постепенно распространяется в этой отрасли производства. Однако в то
время, как в бумагопрядении господствуют в середине XIX в. крупные
фабрики, в области выделки бумажных тканей еще и теперь встречаем
много мелких мастерских в деревнях, темных, сырых, применяющих лишь
ручные станки. В 30-х и 40-х годах распространяется прядильная маши-
на и в шерстяной и льняной промышленности. Возникает и механическое
льноткачество. Но оно делает лишь первые шаги. По Моро де Жониесу,
в середине XIX в. ежегодно производилось льняных изделий на 350 млн
франков, но из них на 288 млн выделывалось на дому. В шерстяной
промышленности ткацкий стан появился еще позже, после 1850 г.
Что касается французской металлургической индустрии, то в 1806 г.
кокс применялся лишь на одном заводе, позже употребление его стано-
вится шире, в 1823 г. насчитывалось 23 завода с отражательными печа-
ми. Пудлинговых печей имелось в 1834 г. 184, в 1846 г. 456, распростра-
няется новый способ прокатки железа. Однако все это ограничивается
немногими заводами. По общему правилу железозаводчики придержива-
лись старой системы, предпочитая по-прежнему минеральному топливу
древесное. Первоначально применение каменного угля не давало хоро-
ших результатов, получался чугун низкого качества, из чего заводчики
сделали вывод, что минеральному топливу следует предпочесть древес-
ное. Смешение того и другого также не улучшало дела, почему еще в
1826 г. во Франции истреблялась четвертая часть ежегодного прироста
лесов на сумму 21 млн франков. В 1830 г. насчитывалось из 408 домен-
ных печей всего 29, работавших на коксе, в 1841 г. немногим больше —
42 из 462. Перемена происходит лишь в 40-х и в особенности в 50-х го-
дах, но еще в середине XIX в. крупные металлургические заводы явля-
лись исключением. Только в 60-х годах это изменилось. Сооружение же-
лезных дорог значительно способствовало вытеснению древесного угля. В
1864 г. было выплавлено 106 тыс. т железа в пудлинговых печах на ми-
неральном топливе, 58 тыс. на древесном и 27 тыс. на смешанном. По
данным за 1865 г., при выплавке железа на древесном топливе последнее
составляло 58% цены его, при каменном угле его доля не превышала 14%
цепы. Самая цепа железа в первом случае равнялась почти 400 франков
за т, во втором 226 франков.
Наконец, с 20-х и в особенности же с 30-х годов значительные успехи
делает паровая машина, причем паровые двигатели уже строятся в самой
Гл. LXII. Фабричное производство и рабочий класс на континенте Европы 521
Франции. Отчет о выставке 1844 г. заявляет: «Нет ни одной страны, где
успехи, сделанные в смысле конструкции их в последние годы, были бы
столь велики». В середине XIX в. паровых машин имелось во Франции
5 тыс. с 60 тыс. лошадиных сил, спустя 60 лет — 100 тыс. с 2’/2 млн
лошадиных сил. Так что это были пока еще только первые шаги, в неко-
торых местностях пар применялся еще мало.
И па континенте Европы взгляды на труд малолетних, который и
здесь был перенесен из кустарной избы и мануфактуры на фабрику,
должны были измениться с течением времени. И здесь идея о необходи-
мости вмешательства в отношения между предпринимателем и рабочим
должна была постепенно проникнуть в общество; должна была появиться
и мысль о рабочих коалициях, при отсутствии которых рабочий лишь
формально равноправен предпринимателю. Но осуществлено это на кон-
тиненте лишь значительно позже, соответственно гораздо более позднему
появлению и развитию фабричной промышленности. Вплоть до 30 —40-х
годов та эксплуатация труда малолетних, тот чрезвычайно продолжи-
тельный рабочий день и т.д., которые и здесь господствовали и отмеча-
лись в правительственных отчетах и анкетах, имели место почти исклю-
чительно в кустарных мастерских и на мануфактурах, ибо фабрик еще не
было. Так, например, в Пруссии жалобы эти относятся к таким предпри-
ятиям, как иголочные и булавочные, изготовление бронзовых изделий,
табака, бумаги, стекла, т.е. к таким, где еще и много десятилетий спустя
машин не было; упоминаются и ткацкие предприятия, но и там машины в
Пруссии еще не успели появиться, и только в прядильных мы их нахо-
дим, да и то далеко не повсюду. Следовательно, внимание правительства
привлекла эксплуатация детей в централизованных мануфактурах с руч-
ным трудом и в кустарных мастерских — и тут и там она достигала осо-
бенно крупных размеров.
Немецкая школа подняла впервые вопрос об охране труда детей и об-
ратила внимание на это обстоятельство с точки зрения воспитания и
культурных потребностей населения, требуя, чтобы дети до известного
возраста посещали школу и, следовательно, не допускались к промыш-
ленному труду. Но старая точка зрения о необходимости детского труда
для промышленности («для процветания ее нужна эта дешевая рабочая
сила», почему нужно весьма осторожно подходить к этому вопросу), опа-
сение нанести ущерб мануфактурам, борется еще успешно с новой. Если
бы не поддержка, оказанная последней со стороны военного ведомства,
которое указывало на недобор в ежегодных контингентах для армии, об-
наруживающийся в промышленных районах (генерал Горн в отчете о
рекрутском наборе 1828 г.), и заявления которого производили гораздо
большее впечатление на правительство, чем жалобы учебного ведомства,
то фабричному законодательству пришлось бы, вероятно, еще гораздо
дольше ждать своего осуществления.
Первые шаги в области фабричного законодательства относятся в
522
История экономического быта Западной Европы
Пруссии, Австрии и Франции к 1839—1842 гг., но эти первые законы,
касающиеся защиты малолетних, имели еще мало практического значе-
ния. Прусский закон 1839 г., например, запретивший прием на фабрики и
в рудники детей моложе 9 лет и установивший для подростков до 16 лет
максимальный рабочий день в 10 часов, почти не применялся; практиче-
ское значение имел лишь закон 1853 г, допускавший детей к работе
лишь с 12 лет и понизивший рабочее время для малолетних до 14 лег до
6 часов в сутки. Он имел реальный смысл ввиду установления в том же
году фабричной инспекции, хотя не следует упускать из виду, что фаб-
ричные инспектора еще не были обязательным учреждением, а должны
были назначаться лишь по мере надобности (были назначены только три
инспектора; при появлении их фабриканты прятали детей, отпускали
всех рабочих домой, чтобы воспрепятствовать ревизии, и т.д.). На сторо-
не промышленников стояли и рабочие, которые считали, что закон на-
правлен и против них в качестве родителей, отнимая у них необходимое
подспорье — заработок детей; так что получался молчаливый союз меж-
ду хозяевами и родителями, направленный против закона. И все же кое-
что было достигнуто, как это видно из того, что уже в 1840 г. 80% детей
школьного возраста действительно посещали школу и именно в промыш-
ленных районах грамотность стояла весьма высоко (безграмотных было
на Рейне всего 7%, в Вестфалии даже 1%).
Но те же рабочие, которые содействовали обходу закона о малолет-
них, весьма зорко следили за выполнением тех постановлений, которые
запрещали truck-system, требуя от фабрикантов и скупщиков (купцов,
торгующих фабрикатами и полуфабрикатами), чтобы они удовлетворяли
рабочих наличными деньгами. Эти злоупотребления, сохранившиеся еще
со времени XVII—XVIII вв., были и теперь, в 30 —40-х гг. XIX в., когда
на них обратили внимание, наиболее широко распространены в кустар-
ной промышленности (расплата водкой, табаком, дорогим швейцарским
сыром, вышедшими из моды шелковыми материями), где практиковалась
и эксплуатация рабочих при помощи лавок, содержимых работодателем
или его родственниками, тогда как в фабричной промышленности, как
установлено было анкетой, эти явления встречались лишь спорадически.
Хотя 'известно было, что скупщики «сберегают» на этих операциях 20 и
более процентов заработной платы (фунт кофе, стоящий 5—6,5 зильбер-
грошенов, они продавали по 10 — 12; аршин холста, стоящий 3 зильбер-
грошенов, по 4,5), но правительство еще долго стояло на той точке зре-
ния, что «рабочие сами обязаны оговаривать при заключении договора о
найме, чтобы расплата происходила деньгами, а если они этого не дела-
ют, то, очевидно, не желают». Лишь в 1849 г. появилось соответствую-
щее постановление, и хотя и впоследствии нередко промышленник, вы-
дав рабочему плату, тут же выпускал его через другие двери в кабак или
лавку, содержимую его приятелем, но все же как общее правило такого
рода операции потеряли свой острый характер.
Гл. LX11. Фабричное производство и рабочий класс нд континенте Европы 523
Такие же законы, направленные против truck-system и охраняющие
труд малолетних, появились и в других германских государствах (в Бава-
рии, Вюртемберге, Саксонии в 1854 и 1861 гг.), хотя они были умереннее
прусского закона 1853 г. (запрещение труда малолетних до 10, а не до 12
лет, рабочий день подростков в 9 —10, а не в 6 часов), и лишь в 1869 и
1871 гг прусский закон был распространен на всю Германскую империю.
Австрийское законодательство по охране труда еще более свидетель-
ствуег о том, что не фабрика вызвала его к жизни, а злоупотребления,
которые уже давно существовали при ручном труде в кустарных мастер-
ских и мануфактурах и на которые с конца XVIII в. стали обращать
внимание. В 1786 г., когда о фабриках еще и помину не было, идет речь
о фабричных учениках (мануфактуры, как мы видели, именовались фаб-
риками) и требуется, чтобы мальчики и девочки имели отдельные спаль-
ни, чтобы каждому ребенку давалась особая кровать и постели ежене-
дельно снабжались чистым бельем (рабочие ведь первоначально жили на
самых мануфактурах), а в 1816 г. — машин еще и тогда не было — над-
зор за этим поручается окружным врачам, так как «на фабриках (т.е.
опять-таки на мануфактурах) опасность истязания детей особенно вели-
ка». По уже при господстве ручного труда возникал и вопрос о недопу-
щении детей на мануфактуры до известного возраста; но так как вместе с
тем не решались «отнять у промышленников нужные им рабочие руки, а
у низших классов - их заработок», то все свелось к весьма расплывча-
тому постановлению, что до наступления девятого года дети «без нужды»
не должны привлекаться к труду. Лишь в 1842 г. вышел первый фабрич-
ный закон, где возраст допускаемых к работе детей определен в 12 лет, а
для подростков до 16 лет рабочий день установлен в 12 часов, но закон
осуществлялся слабо за отсутствием надзора.
Во Франции опубликованный в 1840 г. отчет о произведенном обсле-
довании физического и морального состояния рабочих привел к закону
1841 г., запрещающему труд детей до 8 лет и ограничивающему продол-
жительность его 8 часами для малолетних 8—12 лет и 12 часами для
подростков 12 — 16 лет, хотя противники закона и заявляли, что, не до-
пуская детей на фабрики, их тем самым обрекают на нужду и что рабо-
чий день должен быть для всех категорий рабочих одинаков, ибо во мно-
гих производствах взрослый рабочий не может обойтись без помощи ма-
лолетнего. Рабочим движением 1848 г. был вызван декрет того же года,
исходящий из того положения, что слишком продолжительный труд не
только губит здоровье рабочего, но, препятствуя удовлетворению его ду-
ховных потребностей, посягает и на его человеческое достоинство; поэто-
му для всех категорий рабочих, в том числе и для взрослых мужчин, он
определен 10 часами в Париже и 11 часами в провинции. Однако при
всем своем важном принципиальном значении закон на практике сыграл
весьма небольшую роль и с изменением политических условий был заме-
нен новым законом, определившим рабочий день в 12 часов, причем и из
31 Э-168
524
История экономического быта Западной Европы
этого правила допускалось много исключений, и в жизни он выполнялся
не многим более, чем закон 1841 г.
Вообще характерную черту этой эпохи составляло пе только отсутст-
вие всякой охраны труда во многих странах (в Бельгии, Нидерландах,
Италии), ограничение его в других странах континента нормами, касаю-
щимися малолетних и подростков, но еще более тот факт, что в отличие
от Англии с изданием закона правительство считало свою роль закончен-
ной, хотя именно тогда только должна была начаться деятельность орга-
нов государства. Вообще, желая пойти навстречу недовольным изданием
законов промышленникам, оно пе думало о точном проведении их в
жизнь, о создании той независимой фабричной инспекции, при отсутст-
вии которой охрана труда мертва.
Хотя запрещения рабочим вступать в союзы и устраивать стачки, гос-
подствовавшие веками, теперь впервые, соответственно идее индивиду-
ального договора, были распространены и на хозяев, но в действительно-
сти негласные ассоциации последних продолжали существовать; государ-
ство же на последние по старой памяти смотрело сквозь пальцы и лишь
рабочих строго преследовало за всякую попытку соединяться, усматривая
в них по-прежнему революционный элемент, в предпринимателях же —
благодетелей населения, насаждающих промышленность. Оно никак не
могло примириться с мыслью о равноправии работодателя и рабочего, не
могло отказаться от старинной идеи, что последний подчинен первому,
обязан ему повиновением. Памятуя прежние бунты и мятежи подмастерь-
ев, оно боялось нарушения рабочими общественного порядка, если бы
рабочим было дозволено настаивать скопом на своих требованиях.
Такого рода запрещения всякого рода обществ и союзов рабочих и
подмастерьев изданы были в Германии еще имперским постановлением
1672 г. и вследствие частых забастовок начала XVIII в. были подтвер-
ждены новым указом имперских чинов 1731 г., последовавшим на осно-
вании предварительного соглашения между Пруссией и Австрией. Но эти
старинные законы сохранялись еще долго впоследствии; они были вос-
произведены прусским промышленным уставом 1845 г., который наказы-
вал рабочих за самовольное прекращение работ, за грубое непослушание,
как и за объединение их с целью оказать давление на промышленников
или начальство (то же установлено в отношении хозяев за объединение
для оказания давления на рабочих). Впервые ненаказуемость забастовок
как будто содержалась в вюртембергском законе 1871 г.; на самом деле,
однако, и здесь устанавливалось наказание за попытку принудить хозяи-
на к тем или другим действиям путем прекращения сообща работ. А ме-
жду тем этот закон считался наиболее либеральным из всех немецких
законодательных актов этого времени.
И во Франции в XVII и XVIII вв. находим ряд декретов, запрещаю-
щих подмастерьям или рабочим образовывать союзы, чтобы заставить
хозяев выполнить их требования или чтобы воспрепятствовать им сво-
бодно выбирать рабочую силу. Таков был, например, патент 1749 г., во-
Гл. LX». Фабричное производство и рабочий класс на континенте Европы 525
зобнов ленный в 1781 г., а за ним следовал ряд других однородных по-
становлений.
Любопытно, что и в эпоху Французской революции всякая стачка ра-
бочих считалась «преступлением против общественного строя, покушени-
ем на спокойствие, которое должно господствовать в мастерских». Муни-
ципалитет г. Бордо заявляет, что разница между стачечниками и врагами
общества лишь та, что враги республики действуют во имя известных по-
литических убеждений, рабочие же только из-за личных выгод. Резуль-
татом происходивших в Париже забастовок было издание так называемо-
го закона Ле-Шапелье 14 июля 1791 г., который приравнивает организа-
ции рабочих к отмененным уже ранее цехам и запрещает рабочим
устанавливать регламенты, касающиеся «их так называемых общих инте-
ресов». Пе дозволяются и организации рабочих для оказания помощи
больным и безработным, ибо «доставлять работу нуждающимся в ней и
помощь больным должна сама нация через посредство должностных
лиц». Характерно при этом, что, как указывает проф. Е. В. Тарле, под-
робно выяснивший происхождение и роль этого закона, последний не
вызвал ни с чьей стороны осуждения. Даже сами рабочие стояли на той
точке зрения, что профессиональные организации недопустимы, что
«обособленность интересов вызывает эгоизм, создает корпоративный дух,
враждебный всякой общественности». Рабочие указывают на «политиче-
скую неблагонадежность хозяев, на их желание воскресить цехи». И дру-
гие постановления революционной эпохи обнаруживают то же стремление
сохранить и даже усилить зависимость рабочих от предпринимателей,
как и законы предыдущих веков. «В основных принципах своих, — за-
ключает Е. В. Тарле, — законодательство, касающееся рабочих в эпоху
старого режима, законодательство революционного периода и законода-
тельство Наполеоновской эпохи ничем между собой не отличаются».
Таким образом, то самое собрание, которое только что ради идеи сво-
боды упразднило цехи и всякого рода ограничения производства, теперь
отнимало у тех же французских граждан свободу союзов. Но одно выте-
кало из другого: опасались восстановления цехов и подозрительно отно-
сились ко всякого рода ассоциациям, ибо они могут оказаться заговорами
против нового режима. Запрещения коалиций должны были гарантиро-
вать и свободу труда, возможность располагать своей рабочей силой без
принуждения со стороны кого-либо. Такой же характер носило и наполе-
оновское законодательство — закон 1803 г. и уголовный кодекс 1810 г. и
даже закон 1843 г., который, правда, формально уравнял предпринима-
телей и рабочих, наказывая и тех и других за соглашения между собой
тюрьмой до 3 месяцев, зачинщиков же 3—5 годами заключения. Закон
устанавливался якобы в интересах самих рабочих, ибо повышение этим
путем заработной платы заставит заменять рабочих машинами и фран-
цузских рабочих иностранцами.
Несмотря на все эти запрещения, сопровождавшиеся суровыми нака-
526
История экономического бытл Западной Европы
заниями, и на континенте Европы в это время происходили забастовки,
тогда как постоянных рабочих союзов почти пе было, условия для них
были слишком неблагоприятны. Их приходилось заменять организация-
ми иного рода Так, во Франции находим союзы взаимопомощи, из кото-
рых некоторые имели профессиональный характер. В Париже в 1823 г.
насчитывалось 160 таких касс, в том числе 132, построенные по промыс-
лам, с И тыс членов. До 1840 г число их возросло до 200, в 1847 г.
свыше 2 тыс. союзов взаимопомощи имели вклады в «сберегательной
кассе». Некоторые из них на самом деле являлись (тайными) рабочими
союзами для борьбы с капиталом. Они накопляли суммы на случай без-
работицы и учредили особые органы для разрешения споров между рабо-
тодателями и рабочими; благодаря им рабочим в некоторых случаях уда-
лось добиться повышения заработной платы или по крайней мере преду-
предить сокращение ее. Правительство вело решительную борьбу с
кассами взаимопомощи, издавало специальные, направленные против них
законы (например, в 1834 г.), на основании которых ряд касс был за-
крыт, а рабочие, нарушившие запрещение вступать в союзы, приговари-
вались к тюремному заключению. В Германии в 40-х гг. пе только обна-
руживается сильное стачечное движение, но и впервые появляются в это
время и постоянные союзы; однако наиболее крупный из них — союз
типографщиков - состоял как из рабочих, так и из работодателей, сле-
довательно, еще не приобрел характера чисто профессионального союза,
в который входят одни лишь наемные рабочие.
Ярким выражением той классовой борьбы, которая, однако, уже в 20 —
30-х гг. происходила во французской промышленности, явилось Лионское
восстание 1831 г. Недостаток сбыта шелковых изделий — шелковая про-
мышленность в Лионе являлась основной отраслью, в течение столетий
Лион в этой области имел мировое значение, — вызвавший сильную без-
работицу, привел к тому, что предприниматели (это были не фабриканты,
а скупщики — господствовала по-прежнему домашняя форма промышлен-
ности) по соглашению между собой сократили заработную плату. Но та
же безработна не могла не вызывать неудовольствия и брожения среди
рабочих, которое усилилось под влиянием этой меры промышленников.
Характерным для этого раннего периода классовой борьбы является
то обстоятельство, что рабочие решили искать защиты у властей, у пре-
фекта, настаивая на издании обязательного тарифа заработной платы.
Знаменателен самый тон петиции, поданной рабочими. «Зная, господин
префект, до какой высокой степени вы, по справедливости, обладаете
любовью управляемого вами населения, (рабочая комиссия) просит вас
внести в прения, которые должны открыться, ваше благосклонное по-
средничество и даровать обеим заинтересованным сторонам одинаковое
покровительство, которое обе заслуживают одинаковым образом. Веря в
вашу любовь ко всему, что касается счастья людей и гармонии, которая
должна существовать в отношениях между всеми классами общества, мы
Гл LX1I. Фабричное производство и рабочий класс на континенте Европы 527
возлагаем на вас все паши надежды». Здесь речь идет еще не о борьбе
классов, а о гармонии между „ими.
Префект созвал собрание представителей от рабочих и от промыш-
ленников, которое приняло выработанный рабочими сдельный тариф за-
работной платы. Рабочие были вполне удовлетворены, но предпринима-
тели возмущались самой идеей выработки обязательного для них тарифа
и решили, несмотря на данное их представителями согласие, не выпол-
нять ею. Они ссылались на то, что представители их не имели надлежа-
щих полномочий. Рабочие решили прекратить работу, но уже первые
скопления их были встречены отрядами национальной гвардии. После
этого рабочие стали вооружаться и строить баррикады. Над ними разве-
валось (впервые в истории) черное знамя с надписью: «Жить, работая,
или умерегь, сражаясь» (vivre en travaillant ou mourir en combatlant).
Два дня продолжалось кровопролитное сражение. В восстании принима-
ло участие до 30 тыс. рабочих, и в результате национальная гвардия и
присланные войска вынуждены были отступить ввиду больших потерь и
уйти из города.
Власть очутилась в руках рабочих. Но вопреки всем опасениям и слу-
хам оказалось, как очевидцы, даже враждебно настроенные рабочие,
признают, что всякие попытки грабежей и поджогов ими немедленно и
сурово пресекались, арестанты, содержавшиеся в тюрьме (кроме несо-
стоятельных должников), не были выпущены, ни одно кредитное учреж-
дение не пострадало, архиепископу была дана специальная охрана. «Все
контрасты проявляются в нашем населении, — пишет прокурор в тайно
посланном в Париж письме. - Оно голодно — и не грабит, оно возму-
тилось - и не злоупотребляет своей победой, оно не признало власть —
и не покинуло знамя этой власти. Личность и собственность уважаются».
Уже спустя три дня нормальная жизнь в городе восстановилась.
Но в Париже власти сильно перепугались. На бирже началась паника,
в палате депутатов была сильная тревога. Решено было отправить в Лион
наследника престола и военного министра с армией. Но одновременно
король велел купить в Лионе за свой личный счет шелковых материй на
640 тыс. франков, о чем было немедленно оповещено население города.
«Наш добрый король желал первым засвидетельствовать свои симпатии к
несчастным», - писали умиленно газеты. Растерянность короля, очевид-
но, была весьма велика, если он при своей бережливости решился истра-
тить столь крупную сумму.
О последнем свидетельствовала и огромная армия, отправленная в
Лион, — пехота, кавалерия и артиллерия. Но все же ввести ее в город
сразу не решались — на войска, по-видимому, не очень полагались. Вме-
сте с тем рабочие уже вернули власть префекту и объявили о своей пре-
данности королю и о ненависти ко всем партиям, которые покушаются на
конституцию. Требование выдать оружие было немедленно выполнено.
Лишь через несколько дней войска без всякого сопротивления со стороны
528 История экономического быта Западной Европы
населения вступили в город. Извещая об этом, префект предлагал жите-
лям «надеть праздничные одежды» по случаю восстановления законной
власти, па что ему отвечали, чго их давно уже успели распродать и про-
есть.
Правительство торжествовало победу. Но надо было наказать винов-
ных, а их не находилось, к тому же оно вовсе не желало, чтобы лионские
события занимали собой общественное внимание Арестовано было всего
90 человек, из них только 11 предано суду, да и те оправданы Была
лишь выслана, по некоторым сообщениям, часть рабочих из города.
Лионское восстание произвело большое впечатление на современни-
ков. «Социальное, а не политическое движение, повторялось на все ла-
ды» (£. В. Тарле}. На социальный вопрос обратили внимание. «Незачем
утаивать, — писал правый журнал («Journal des Debate»), — ибо к чему
притворство и умолчание, Лионское восстание открыло важную тайну -
внутреннюю борьбу, происходящую в обществе между классом имущим и
классом, ничего нс имеющим. Наше общество имеет свою язву, как н все
прочие общества, эта язва -• рабочие. Нет фабрик без рабочих, а с рабо-
чим населением, все возрастающим и всегда нуждающимся, пет покоя
для общества... Посмотрите в каждом промышленном городе, каково от-
носительное число торгово-промышленного класса и класса рабочего, и
вы будете испуганы непропорциональностью. Каждый фабрикант живет
на своей фабрике, как колониальные плантаторы среди своих рабов,
один против ста, и Лионское восстание своего рода возмущение (негров)
на Сан-Доминго!» И там же прибавлено: «Варвары, угрожающие обще-
ству, не па Кавказе, не в татарских степях, они в предместьях наших
фабричных городов. И не следует оскорблять этих варваров... Как им не
поддаться искушению совершить нашествие на буржуазию? Они сильнее,
они многочисленнее, вы сами даете им оружие, и, наконец, они страшно
страдают от нищеты. Каким мужеством, какою доблестью нужно было бы
обладать, чтобы не поддаться искушению!»
1 См. выше.
2 См. выше.
3 Об этих аппаратах см. выше, гл. XLIV.
4 См. выше, с. 483.
5 См. выше, с 485.
ГЛАВА LXHI
РЕМЕСЛО И КУСТАРНАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ.
ТОРГОВЛЯ
Еще в 30-х и даже 40-х годах находим широко распространенное ре-
месло. Оно сохранилось еще в это время во всех тех отраслях, где оно —
в противоположность кустарной промышленности и мануфактуре — гос-
подствовало в XVII и XVIII вв. Мало того, в указанный период еще не
исчезла полностью и наиболее ранняя форма промыслов — производство
для собственных надобностей.
Начиная с 40-х годов (в особенности в Германии) все это изменяется.
В промыслах, имевших прежде ремесленный характер, появляется круп-
ное производство в виде мануфактур, отчасти и фабрик, в особенности
же возникают в городах магазины, которые держат на складе большой
выбор платья, белья, шляп, перчаток, модных товаров, мебели, как и
съестных припасов, и своими огромными витринами и декорировкой ма-
газина, умелой рекламой и предупредительным отношением к покупате-
лю привлекают и горожан, и деревенских жителей. Производство в пре-
делах домашнего хозяйства прекращается, все ведь можно было теперь
купить в готовом виде. Это означало большую опасность для ремеслен-
ника — прекращение спроса на многие выделываемые им прежде пред-
меты, например необходимые для заготовки запасов на зиму. Но и по-
скольку раньше ему давалось сырье для переработки или у него приобре-
тался готовый товар, новые магазины стали опасными конкурентами для
него. Ему грозило превращение в работающего на магазин и зависимого
от него работника на дому (кустаря); так это произошло в области про-
изводства одежды, белья, обуви, шляп, перчаток, искусственных цветов.
В 1842 г. в Берлине открылся первый магазин дамского платья, белья и
модных товаров, вызвавший в то время большое удивление среди населе-
ния. Спустя 10 лет на него работало 120 — 140 женщин в мастерской и
150 мастеров с 10 помощниками каждый у себя на дому. Вскоре и в дру-
гих городах появились магазины готового платья, широкие круги населе-
ния стали в этих лавках покупать одежду. В сапожном промысле нахо-
дим с 40-х годов обедневших ремесленников, не имевших возможности
приобретать кожу и поэтому вынужденных работать на магазин, который
их снабжал материалом. Изменился и характер потребностей, что также
лишило ремесленника прежнего заработка. Железная дорога упразднила
выделку дорожных карет, сократила спрос на седла и сбрую. Далее пе-
рестали носить парики и курить из трубок, веревки были заменены цепя-
530 История экономического быта Западной Европы
ми и проволочными канатами, спрос на кухонную деревянную и жестя-
ную посулу (кадки, ведра, лохани, ванны, частью вовсе прекратился,
частью они были заменены изделиями из цинка, меди, бронзы, эмали,
фарфора От всего этого пострадали многочисленные ремесленники —
шорники, токари, бондари, жестяпники; если же употребление деревян-
ных бочек пивоваренными и винокуренными, сахарными и другими заво-
дами и расширилось, то их уже выделывай нс самостояюаьиый ремес-
ленник, а нанятый предприятием рабочий
В противоположность ремеслу кустарная, или домашняя, промыш-
ленность, как видно из приведенного, расширяет поле своей деятельно-
сти. Если фабрика и вытеснила се в области прядения, отчасти и ткаче-
ства (в сущности, только выделка бумажных тканей имела фабричный
характер), как и выделки инструментов и иных железных товаров, то ей
удалось наверстать эту потерю возникновением названных выше новых,
главным образом городских, отраслей промышленности (в особенности
производство готового платья и белья), в которых ремесленник превра-
тился в кустаря Кроме перечисленных выше, такой характер приобрело
и производство обоев, пуговиц, зонтиков, мыла, свечей, промыслы то-
карный, жестяный, слесарный. Отчасти эти изделия выделывались и в
централизованных мануфактурах. Появились централизованные пред-
приятия гвоздильные, оружейные, оптических инструментов, сельскохо-
зяйственных машин, как и мебельные и сапожные. Отчасти в них приме-
нялись и машины, но в производстве мебели последние прививались мед-
ленно, в сапожном промысле некоторые машины были привезены из
Америки, но это были лишь отдельные виды механизмов, большинство
применяемых за океаном неизвестно было в Европе еще и в 70-х годах.
Конечно, все это еще не значит, что ремесло уже было вытеснено кус-
тарной промышленностью, а тем более еще только нарождающимися ма-
нуфактурами или фабриками. Этого мы не наблюдаем и в конце рас-
сматриваемого периода (в начале 70-х годов). В некоторых промыслах,
как, например, в кожевенном, скорняжном, перчаточном, слесарном,
жестяном, ремесло еще сохранилось, еще более это имело место в пище-
вой промышленности и в строительной. Напротив, гвоздари почти исчез-
ли, шапочники принадлежали к числу беднейших ремесленников, а мел-
кие портные могли держаться, лишь превратившись в починщиков или
работающих на дому у заказчиков. И другие ремесленники (скорняки, ча-
совщики) снискивали себе пропитание не столько выделкой новых изде-
лий, сколько починкой и продажей их. Как указывает Шмоллер, все ме-
нялось, каждый день приносил новые перемены; одновременно с резким
переворотом в промышленной технике, в характере сбыта, в транспорте
совершенно перестраивались и формы промышленности. Только в дерев-
не пока еще положение ремесленника сравнительно мало изменялось.
Гораздо раньше, чем в Германии, совершился во Франции и в Англии
переход от ремесла к кустарной форме производства в целом ряде отрас-
Глава LXI1I Ремесло и кустарная промышленность Торговля
531
лей, которые прежде в течение столетий безраздельно принадлежали ре-
месленнику, в особенности в портняжном и обувном промыслах, в осо-
бенности выделки искусственных цветов, белья и т.п.
Уже к концу 20-х годов Париссо открыл в Париже магазин готового
платья, где продавалась одежда для рабочих, как на каждый день, так и
праздничная, и на который работали кустари. В отчете о Парижской вы-
ставке 1855 г. подчеркивается и кустарный характер парижского сапож-
ного промысла в противоположность господствующему в Германии обув-
ному ремеслу. В Англии уже в первой половине XIX в. раздаются жало-
бы на существующую в портняжном промысле потогонную систему
(sweating-system). Мелкие хозяева нанимали рабочих, причем производ-
ство совершалось либо в весьма нездоровых мастерских, принадлежав-
ших первым, либо в помещениях рабочих, где санитарные условия были
еще хуже; в той же комнате работали, спали, ели, готовили пищу. Зараз-
ные болезни легко распространялись. В 40-х годах заболела жестокой
лихорадкой дочь первого министра Пиля, ибо портные, изготовлявшие
для нее амазонку, покрывали длинным и теплым платьем ребенка, у ко-
торого была та же болезнь. В 1863 г., как сообщает Маркс, обратила на
себя внимание смерть одной модистки, которая вызвана была невероятно
продолжительным трудом (она перед смертью работала 261/з часов без
перерыва) в переполненной мастерской и сном в очень маленьком, плохо
проветриваемом помещении. И в производстве белья, как и в других
промыслах, уже в 40-х годах в Англии женщины работали у себя на до-
му или в мелких мастерских, изготовляя рубашки, галстуки, корсеты.
Они жили в крайней нищете, работали с утра и до полуночи и подрыва-
ли свое здоровье. Только законодательство по охране труда ограничило
впоследствии эту эксплуатацию.
Вытеснение ремесла, непосредственно сбывающего потребителю, и
кустарной промышленности, где скупщик в то же время обычно и опто-
вый торговец, фабрикой означало появление купца в промышленности.
Фабрикант нуждается в оптовом торговце, которому сбывал бы свои из-
делия, а крупные запасы, приобретенные последним, нередко проходили
еще через другого торговца, агента или комиссионера, прежде чем попа-
дали к розничному торговцу. Но и сырые материалы фабрикант не при-
обретал уже непосредственно у сельского хозяина, а обращался к по-
средникам разного рода, которые снабдили бы его соответствующей од-
нообразной партией сырья. С другой стороны, паровой транспорт,
сухопутный и морской, расширив кругозор торговли, доставил населению
произведения других стран и частей света, привозя оттуда товары в не-
слыханном прежде количестве. Но промышленный капитал и новый
транспорт согнал и массы населения в города, создал новый тип большо-
го города, вызвал рост городского населения, оторвав его от земли.
Прежний крестьянин, сам выделывавший обувь, прежняя крестьянка,
прявшая и ткавшая холст, попав в город на фабрику, уже нуждались в
532
История экономического быта Западной Европы
покупной одежде и обуви, как и в утвари, и за всем этим они обращались
не к ремесленнику, как это делали в деревне, когда нужно было испра-
вить плуг или приобрести лохани или кадки, топор или гвозди, а непо-
средственно в лавку. Хлебопечение и выделка тканей в пределах дома,
приглашение обойщика, бондаря, оловянника, заказы портному, сапож-
нику, столяру исчезли в городах. Горожане направились во вновь поя-
вившийся магазин, где удобнее и дешевле можно было приобрести фаб-
ричные товары, где все было в готовом виде, где имелся большой выбор и
где всячески ухаживали за покупателем. Приезжал в город и деревенский
житель для покупки нужных ему вещей - паровой транспорт давал и
ему возможность заменить грубые изделия соседа-ремесленника городски-
ми товарами более высокого качества. А ко всему присоединилась мода,
которая проникала постепенно во все классы населения, заставляла одних
тянуться за другими, хотя бы и получалась только кажущаяся роскошь,
псевдокомфорт, поддельная элегантность. Мода стала требовать легких,
быстро изнашивающихся вещей, будь то одежда или обувь, посуда или
мебель. Но еще более мода гнала покупателя к торговцу своими постоян-
ными переменами - в этом ведь вся суть ее. Педантически строгая, не
знающая снисхождения, она не дает покоя современному европейцу, за-
ставляет его менять хорошо если раз, а то и два-три раза в течение сезона
свои одеяния, платья, шляпы, зонтики, перчатки, галстук, белье. Тем са-
мым она отдает потребителя в руки капиталиста, законодателя моды, обес-
печивает ему непрерывный и обильный спрос, дает заработок многочис-
ленным посредникам, продвигающим товар от фабриканта к потребителю.
Основная отрасль современной мировой торговли, международная
хлебная торговля, охватывающая ныне весь мир, возникла не ранее сере-
дины минувшего века. В Англии появление постоянной, правильно орга-
низованной торговли хлебом относится лишь ко времени, следующему за
отменой подвижной шкалы пошлин на хлеб в 1846 г., лишавшей импор-
тера возможности какой бы то ни было калькуляции1. Во Франции хлеб-
ной торговли почти не было еще и значительно позже. «В Англии, —
заявлял один французский автор еще в 1859 г., — существуют уже круп-
ные фирмы, занимающиеся хлебной торговлей, они существуют и у на-
ших ворот в Ливорно, это преимущественно греческие торговые дома.
Ничего подобного нет у нас. В Гавре, несмотря на то что он торговый
центр, расположенный у моря, нет таких предприятий Это отсутствие
хлебной торговли, — продолжает он, — ведет к наиболее печальным яв-
лениям в годы неурожаев. В такие годы бесполезны призывы о помощи,
бесполезно и всеми выказываемое сочувствие, ибо создать хлебную тор-
говлю этим путем невозможно, она все-таки не возникает. Крупные тор-
говые фирмы нуждаются в помощи мелких торговцев, которые скупали
бы зерно по частям и уступали бы им большими партиями. Но этого
также нет. Все это надо создать, а это достигается не сразу, а лишь с те-
чением времени и с большим трудом». И французы в первую очередь
Глава LXI1I. Ремесло и кустарная промышленность. Торговля
533
обвиняли ту же систему пошлин на хлеб (скользящую шкалу2), которая
препятствовала возникновению торговли и поэтому в годы неурожаев об-
рекала население на голод.
По большую роль играл и другой момент — транспорт. Только пар
сделал возможным массовую доставку таких громоздких товаров, как
зерно, на больших расстояниях. Правда, экспорт русского хлеба уже
прочно устанавливается в 50-х годах после отмены подвижной шкалы в
Англии, но быстрый рост его начинается лишь позже, со времени прове-
дения железных дорог в России. С конца 60-х годов, со времени откры-
тия ряда железнодорожных линий, в торговый оборот вовлекаются зем-
ледельческие районы. Еще большее значение для международной хлеб-
ной торговли имело нарождение торгового флота. Рикардо в начале XIX в.
утверждал, что при всей дешевизне американского хлеба он никогда не
будет конкурировать с английским, так как низкие издержки производст-
ва на месте аннулируются дороговизной транспорта. Сила пара опроки-
нула эти расчеты, выбросила американскую пшеницу, как и зерно из дру-
гих заокеанских стран, на мировой рынок. Только теперь, с 60—70-х го-
дов, выравнивается спрос и предложение между садами отдаленными
друг от друга странами, международная хлебная торговля устанавливает
тесный контакт между Ост-Индией, Австралией, Египтом, Соединенными
Штатами, Россией, с одной стороны (к ним затем присоединяются и дру-
гие страны экспорта), и густо населенными промышленными районами
Европы, нуждающимися в привозном хлебе. Она создала независимость
стран от собственного урожая, ~ мировая торговля хлебом гарантирует
им необходимый подвоз.
XIX в. создал впервые и торговлю экспортным сырьем. Лишь с конца
XVIII в. английская промышленность стала нуждаться в значительном
количестве хлопка, и только с этого времени начинается вывоз его в Анг-
лию из Соединенных Штатов, а прочие европейские страны лишь к сере-
дине XIX в. переходят к машинной технике начинают вывозить хлопок
из Америки в значительном количестве. Шерсть до 60-х годов XIX в. (в
Германии) закупалась торговцами внутри страны и продавалась на яр-
марках. С 60-х годов шерстяная промышленность перестала ограничи-
ваться собственной шерстью, торговля начала добывать ее во всех концах
земного шара - в Австралии, Южной Африке, Соединенных Штатах,
Аргентине (позже и в Уругвае). Все они растили своих овец и стригли
их, чтобы европейцы могли носить шерстяное платье.
Потребление текстильного сырья возросло следующим образом (в млн
кг):
В начале XIX в. В 80-х гг. XIX в.
Хлопок 108 2000
Шерсть 222 860
Лен 285 640
Пенька 286 450
Джут 2 400
534
История экономического быта Западной Европы
XIX в. не только век хлопка, но и век железа. Прежде все выделыва-
лось из дерева, теперь все производится из железа: железные дороги
(рельсы), железные вагоны, железные суда, железные машины и инст-
рументы, железные крыши и многое другое. Правда, дерево нашло себе
применение в других случаях - в виде мебели, внутреннего устройства
тех же железных судов, вагонов и т.д. Но во всяком случае прежде дере-
вянные изделия заказывались ремесленнику, а теперь его место занял
владелец металлургического завода и многочисленные посредники, через
руки которых проходило железо и изделия из него на пути от производи-
теля к потребителю. Если многие железные изделия н непосредственно
сбывались производителями, то все же и количество посредников в тор-
говле железом и сталью и изделиями из них должно было быстро расти.
Посредническая торговля снимала сливки с сильно возросшего по-
требления колониальных товаров: кофе, чая, какао, сахара, табака. Во
Франции с 1831 до 1861 г потребление чая возросло вдвое (с 0,3 до 0,6
кг на 100 жителей), потребление сахара почти втрое (с 2,3 до 6,4 кг),
потребление кофе вчетверо (с 25,3 до 100,3 кг) и, наконец, потребление
какао за то же время — вшестеро (с 2 до 13 кг).
1 См ниже.
2 См. ниже.
ГЛАВА LXIV
СВОБОДНАЯ КОНКУРЕНЦИЯ
И в области промышленности период конца XVIII и первой половины
XIX в. составляет прежде всего эпоху освобождения личности от тех
стеснений, которые господствовали в предыдущие века. С одной сторо-
ны, в области крупного производства — кустарной промышленности и
мануфактуры - существовала система исключительных монополий, вы-
даваемых отдельным лицам или компаниям скупщиков на производство
данного промысла в определенном районе или даже во всей стране; про-
мышленники обладали исключительными привилегиями учреждения оп-
ределенного рода предприятий, производства и сбыта того или другого
рода товаров. А с другой стороны, существовали по-прежнему цехи: для
занятия тем или другим промыслом необходимо было вступить в члены
цеха, доступ же туда был чрезвычайно труден, число членов ограничено.
Скупщики в кустарной промышленности и владельцы мануфактур обхо-
дили это путем различного рода привилегий; для ремесленников же цехи
по-прежнему составляли огромное стеснение, либо лишая их вовсе воз-
можности заниматься промыслом, либо ставя им различные препятствия
в виде запрещения производить одновременно два различных ремесла,
держать более известного числа подмастерьев, т.е. расширять свое пред-
приятие, и т.д. Если уже эти цеховые правила стесняли развитие крупно-
го производства, то столь же неудобными, в особенности для последнего,
являлись различные регламенты, которыми предписывался самый про-
цесс производства — качество обрабатываемого материала, величина и вес
изготовляемого продукта, употребление определенных инструментов и т.д.
Впрочем, в Англии все эти ограничения к концу XVIII в. имели уже
мало значения. Существовавшие здесь в большом количестве монополии
в области горного дела и обрабатывающей промышленности исчезли уже
к началу XVIII в.1
В первой половине XVII в. отдельные лица и ассоциации владели еще
исключительными привилегиями производства и сбыта различных изде-
лий. Одним принадлежала монополия изготовления стекла, другим —
булавок, третьим — мыла, различных тканей, эксплуатация медных,
свинцовых и иных рудников и т.д. При Карле I привилегии раздава-
лись — за высокую плату — в большом количестве; сам король скупал
грузы перца, привозимые Ост-Индской компанией, и занимался прода-
жей их, создавая себе монополию в области сбыта перца. Неудивительно,
что в этих исключительных привилегиях принимали деятельное участие
536
История экономического быта Западной Европы
придворные, знатные лорды, адмиралы, являясь посредниками между
королем и предпринимателями при получении последними привилегий
или же выговаривая в свою пользу монополию производства тех или
иных товаров. Известный мореплаватель Вальтер Рален эксплуатировал
привилегию добычи жести; одному аристократу принадлежало право из-
готовления булавок; другой участвовал в производстве бобровых шапок.
В одном случае даже Карл I сам был удивлен, узнав, что Робин Ман-
делл, «известный в качестве моряка и на этом поприще стяжавший себе
много почестей» - он был адмиралом и приобрел исключительную при-
вилегию выделки стекла, — «от воды перелетел к огню, хотя они явля-
ются совершенно различными элементами».
Однако с течением времени в Англии промышленные монополии ста-
ли рассматриваться в качестве недопустимых злоупотреблений, с кото-
рыми следует бороться, ибо они стесняют развитие промышленности в
стране. В 1640 г. Джон Кольпепер говорил в парламенте, что «монополи-
сты», подобно лягушкам в Египте, поселились в домах и с головы до ног
покрыли человека своими знаками. Парламент принял решение, согласно
которому ни один монополист не может быть членом парламента. И дей-
ствительно, в следующем году четыре владельца исключительных приви-
легий были удалены из его состава. С этого времени начинается сильная
борьба с монополистами — этими кровопийцами и чудовищами, как их
называли в народе. Монополии уничтожаются: с конца XVII в. король
окончательно лишается права раздачи их без согласия парламента, пар-
ламент же отказывает в выдаче разрешений, и с начала XVIII в. в Анг-
лии действительно не существует более исключительных привилегий в
области производства и торговли внутри страны. Исчезла «воспитатель-
ная» система, как ее называли сторонники монополий; производителям
была предоставлена возможность изготовлять всякого рода товары и
сбывать их в любое время и по любой цене.
Поэтому Адам Смит уже нс упоминает об исключительных привиле-
гиях отдельных лиц или ассоциаций промышленников — о них англича-
не уже успели забыть. Напротив, он восстает против ограничений друго-
го рода — против привилегий, принадлежавших различным городским
корпорациям, против цехов. Во время пребывания Адама Смита в Глазго
там работал над своей моделью паровой машины Джемс Уатт. Узнав о
его деятельности, корпорация механиков, к составу которой он не при-
надлежал, запретила ему продолжать работу; только в качестве универ-
ситетского механика, в пределах университета, на который надзор кор-
пораций не распространялся, он мог работать дальше и дать миру свое
великое изобретение. Однако, хотя перемена в области цеховых привиле-
гий происходила лишь постепенно, все же в середине XVIII в. такой об-
раз действий городских корпораций составлял уже явление довольно
редкое. В то время как в начале XVIII в. лорд Мольсворт еще сильно
жаловался на вред, причиняемый ими, Тукер в 80-х годах XVIII в. ука-
Глава LXIV. Свободная конкуренция
537
зывает на то, что «привилегии цехов и торговых корпораций в городах в
настоящее время уже обладают лишь незначительной силой, не дающей
им возможности приносить много вреда, как это было раньше»; право их
на получение вступительного взноса, на осмотр произведений данной от-
расли промышленности и т.п. осуществлялось весьма мало. Но и ограни-
чение числа подмастерьев, обязательность 7-летнего срока ученичества,
как и установление размера заработной платы мировыми судьями, посте-
пенно выходили из употребления и к этому времени уже не имели почти
никакого реального значения. В новых же отраслях промышленности,
как, например, в хлопчатобумажной индустрии, где не существовало ста-
ринных, сохранивших силу еще с прежних времен регламентов, уже в
середине XVIII в. господствовала свободная конкуренция; здесь не было
никаких регламентов, стесняющих инициативу предпринимателя. Фор-
мальная отмена ограничений в области промышленности произошла в
законе 1814 г., который санкционировал установившиеся на практике
обычаи. На основании этого закона отменялось требование 7-летнего уче-
ничества, обязательность держать при трех учениках одного взрослого
рабочего и нормировка платы мировыми судьями (т.е. отменялся так на-
зываемый закон об ученичестве Елизаветы, 1562 г.). Последние остатки
привилегий городских корпораций — в действительности они уже давно
исчезли — упразднены законом 1835 г.
Во Франции жалобы на игнорирование промышленниками регламен-
тов, которыми устанавливалось качество и размер различных тканей,
раздаются уже в XVII в.; уже тогда многие регламенты не исполнялись.
Но еще более они потеряли свое значение под влиянием развившейся в
течение XVIII в. промышленности в деревнях, которая была легализова-
на (она существовала уже гораздо раньше) в 1762 г.2 «Деревенская ин-
дустрия, - говорит проф. Е. В. Тарлеt — самым фактом своего сущест-
вования, без резких слов и насильственных действий, молчаливо и быст-
ро подтачивала и разрушала два главных установления того времени:
цеховую организацию и регламентацию промышленности», В самом деле,
хотя деревенские «фабриканты» (т.е. кустари) были подчинены (законом
1762 г.) тем же регламентам, как и городские цехи, но фактически они
не доставляли изготовляемых ими изделий (в особенности тканей) в ме-
стные контрольные бюро для осмотра и наложения клейм:а и, следова-
тельно, имели возможность отступать от требований регламентов; живу-
щие же вне города и не входящие в состав торговых корпораций купцы
покупали у них такой «неправильный», «незаконный» товар. А это от-
ражалось и на городской цеховой промышленности: «деревня заражала
своим неповиновением и город». Городские мастера не могли отставать от
своих конкурентов — сельских кустарей, — и они стали открыто нару-
шать регламенты, установив для себя полную свободу; они «совсем не
знают ни цехов, ни каких бы то ни было стеснений», — жалуются мест-
ные власти.
538
История экономического быта Западной Европы
В 1774 г., со времени назначения Тюрго министром, началось и фор-
мальное уничтожение регламентов и цехов. Первые вследствие админист-
ративного распоряжения 1775 г перестали действовать; вторые были от-
менены в 1776 г. — запрещены были ремесленные корпорации и уста-
новлена свобода для каждого заниматься любым промыслом. Правда,
после ухода Тюрго, спустя два года, эдикт о закрытии цехов был отме-
нен, но те цехи, которые уже ранее, до отмены эдикта, были упразднены,
не были восстановлены. При этом доступ в цехи был облегчен, организа-
ция их была значительно изменена. Ремесленники боролись и против та-
кой реформы, и последняя осуществлялась весьма медленно вплоть до
революции, когда Учредительное собрание одновременно с отменой сень-
ориального строя объявило уничтоженными и цехи; а Конвент, осущест-
вивший свобод}' собственности и освободивший крестьян от выкупа, осу-
ществил и здесь на практике это принципиальное постановление, предос-
тавив всякому заниматься промыслами при условии лишь выборки
промыслового свидетельства (patentc), за которые уплачивается опреде-
ленный налог. Наконец, декретами того же года уничтожены были долж-
ности инспекторов мануфактур и закрыты были бюро для осмотра изде-
лий и наложения клейма, — эти декреты только узаконили давно устано-
вившийся порядок.
Во время консульства и империи и в сфере промышленности, как и в
области аграрного строя, были сделаны попытки восстановить прежние
ограничения, но в обоих случаях они были одинаково бесплодны. Только
промыслы пекарей, мясников и колбасников были вновь подвергнуты
регламентации: они были объединены в закрытые корпорации, для них
установлена обязательность получения концессии для производства про-
мысла, введены и таксы на хлеб и мясо. Временно при Наполеоне I было
подвергнуто ограничениям производство оружия и, кроме того, в Париже
пивоваренный, печатный, строительный промыслы. Но все это были вре-
менные и частичные отступления — в общем и впоследствии господство-
вала свобода производства и избрания занятий; ни исключительных при-
вилегий, ни корпораций, ни регламентов более не существовало.
В Германии развитие шло медленнее, но в области промышленности
Пруссия опередила другие немецкие государства. В Пруссии уже к концу
XVIII в. широко распространились идеи физиократов и Адама Смита о
свободе труда, о том, что стеснять человека в пользовании своим уменьем
и своими руками значит нарушать самое святое право собственности. Из
этого вытекала необходимость отмены цехов, из-за которых многие не
могут заниматься промыслами, отмена всякой опеки и всяких привиле-
гий. Уже в это время писатели заявляли, что предки сделали глупость,
учредив цехи, ибо этот институт совершенно бессмыслен, называли цехи
порождением темных времен, изобретением зависти и эгоизма. Еще более
повлияло в этом направлении установление свободы промыслов во
Франции в 1791 г. Но все же еще и к началу XIX в. многие исследовате-
Глава LXIV. Свободная конкуренция
539
ли и государственные деятели Пруссии не решались сразу покончить с
цехами, указывая и на хорошие стороны их и требуя лишь реформ в ли-
беральном духе; они настаивали на необходимости держаться среднего
пути - частичной цеховой системы или ограниченной свободы промы-
слов. Из этого неопределенного состояния Пруссия была выведена разра-
зившейся над ней катастрофой 1806 г., когда она вынуждена была (по
Тильзитскому миру) уступить значительную часть своей территории. За
частичными реформами 1806—1808 гг., отменявшими обязательность
вступления в цехи для некоторых промыслов, последовал эдикт 1810 г.,
которым, по примеру Франции, устанавливалась полная свобода для
всякого заниматься любым промыслом под условием взятия промыслово-
го свидетельства. Цехи как таковые сохраняются (эдикт 1811 г.), но ка-
ждый вправе выйти из состава цеха и продолжать промысел, — члены
цеха теряют всякие преимущества. По постановлению же большинства
членов цехи вовсе закрываются. Отменяются таксы; уничтожается всякое
различие между городом и деревней.
Среди цеховых ремесленников эдикт 1810 г. вызвал сильное раздра-
жение. В течение многих лет после его обнародования города представ-
ляли правительству петицию за петицией о восстановлении прежнего со-
стояния, жалуясь на то, что результатом возможности для каждого зани-
маться промыслами явится отсутствие «порядка, прилежания и морали в
ремесле». История, заявлял магистрат Кёнигсберга, сможет когда-нибудь
привести примеры того, как города обезлюдели не вследствие насилия, а
в мирное время, из-за утерянного правопорядка. Еще долго цеховые мас-
тера оказывали пассивное противодействие осуществлению свободы про-
мыслов, не принимая подмастерьев, которые были в обучении у нецехо-
вых ремесленников; результатом этого было то, что последним было
весьма трудно получить учеников и подмастерьев. Но эдикт по-прежнему
оставался в силе вплоть до 1845 г., когда началась реакция в промыш-
ленном законодательстве. Ремесленный конгресс (ремесленный парла-
мент, как его называли), происходивший во Франкфурте в 1848 г., про-
тестовал «от имени миллионов несчастных» против свободы промыслов и
настаивал на восстановлении цехов с обязательным участием в них всех
ремесленников, на запрещении кому бы то ни было держать свыше двух
учеников и производить одновременно более одного промысла, а также
заниматься ремеслами в деревнях, наконец, на обложении фабрик в
пользу ремесла. Результатом этого и других конгрессов ремесленников в
эпоху революции 1848 г. было издание закона 1849 г., которым имелось
в виду «сохранение и укрепление ремесла» путем существенных ограни-
чений свободы промыслов: заниматься последними вправе только тот, кто
состоит членом цеха (причем он принимается по выдержании испытания)
или, не будучи им, выдержал особое испытание; а для того, чтобы быть
допущенным к такому испытанию, необходимо пробыть три года подмас-
терьем. Устанавливался и ряд других ограничений (в отношении одно-
540
История экономического быта Западной Европы
временного производства нескольких ремесел, торговли ремесленными
изделиями и т.д.). Но было уже поздно: возвращение к цеховой системе
после 40-летнего господства свободы промыслов, в эпоху, когда в Герма-
нии широко распространялись фабрики и машины, когда строились же-
лезные дороги и развивался мировой рынок, было ужо немыслимо. Прус-
ское правительство смотрело сквозь пальцы на нарушение закона 1849 г.;
учреждения, необходимые для выполнения различных постановлений его
(промысловые палаты), вовсе не были созданы; да и среди ремесленни-
ков под влиянием благоприятных экономических условий 1850-х годов
дух исключительности и вера в цехи вскоре значительно сократились.
В других немецких государствах движение к свободе промышленности
шло гораздо медленнее, чем в Пруссии; оно началось позже, и меры бы-
ли менее радикальны. В одних господствовала по-прежпему концессион-
ная система: для занятия промыслом нужно было получить разрешение
властей, которое выдавалось на основании предварительного испытания.
Так это было в Баварии (законы 1811 и 1825 гг.). Либо сохранялись це-
ховые промыслы, но цеховой характер выражался лишь в обязанности
вступить в число граждан обшины, где производится ремесло, и выдер-
жать испытание, - это находим в Вюртемберге (законы 1828 и 1836 гг.).
В Бадене и Саксонии до 60-х годов цехи оставались в полной силе, толь-
ко доступ в них был облегчен - различные «злоупотребления» были от-
менены. Лишь в 1861 — 1862 гг повсюду была установлена свобода про-
мыслов (Ольденбург, Саксония, Вюртемберг, Баден). Она была закреп-
лена в 1869 г. промысловым уставом (Gewerbeordnung) Северогерман-
ского союза, который стал затем в 1871 г. имперским законом. В 1859 г.
она введена и в Австрии: в го время как в первой половине XIX в. в
большинстве промыслов требовалась концессия, по этому закону такие
промыслы составляли лишь исключение, вызываемое соображениями об-
щественной пользы; все же остальные промыслы были признаны свобод-
ными, и производство их было открыто всякому; требовалась лишь пода-
ча заявления и выборка промыслового свидетельства.
Одной отменой законодательных постановлений в виде исключитель-
ных привилегий, регламентов, цехов, такс дело ограничиться не могло.
Устранение их обозначало установление свободы промыслов, давая воз-
можность предпринимателю производить любые товары, любого рода и
сорта и в любом количестве, продавать их по любым ценам, нанимать
любое количество рабочих, притом таких, которые никакого ученичества
не проделали. Но ему необходима была и возможность сбывать свои то-
вары в любом месте, расширять всячески свой сбыт, не считаясь с инте-
ресами других предпринимателей. А этому препятствовал уже не закон, а
обычай, та проникнутая старым цеховым духом коммерческая мораль,
которая не допускала привлечения покупателей, отбивания их у соседа.
Очевидно, промышленный капитализм вынужден был покончить и с ней.
Первые шаги в этом направлении имели место уже в первой половине
Глава LXIV. Свободная конкуренция 544
XVIII в., но окончательно переворот и в этой области происходит лишь с
начала XIX в.
Коммивояжеры как средство увеличения круга своих покупателей, в
особенности за пределами данного города, и средство расширения произ-
водства, появились еще в середине XVIII в.3 Однако существенное зна-
чение коммивояжеры приобретают лишь позже. Условием их распро-
странения являлось, с одной стороны, машинное производство, дававшее
возможность пользоваться образцами изготовляемых совершенно одина-
ковых массовых продуктов (только тогда можно было гарантировать, что
они будут произведены согласно образцу), а с другой стороны — новые
средства транспорта, когда стало возможным возить целые сундуки с об-
разцами и доставлять заказанные товары скоро, дешево и точно. Только
с этого времени коммивояжеры могли часто посещать свою клиентуру,
узнавать се потребности, знакомить ее с новыми изделиями и брать у нее
заказы.
С этого времени они играют большую роль в международной торгов-
ле. В конце 50-х годов мы находим уже столько же коммивояжеров меж-
ду Лондоном и Александрией, как между Гамбургом и Лейпцигом; они
распространяются по всем частям света. В Англии насчитывается в это
время свыше 2000 таких «путешественников, этих кочующих подмастерь-
ев коммерческого мира», «перелетных птиц», созданных индустрией и
железной дорогой. В эту эпоху, когда английская промышленность и
торговля затмевала деятельность всех других стран в этих областях, и
иностранные коммивояжеры были почти исключительно англичане.
Впрочем, они появляются и на континенте, но здесь объезжают главным
образом лишь страну, ло не отправляются за границу. На их конкурен-
цию жалуются местные купцы, требующие, чтобы из торговых корпора-
ций исключались купцы, имеющие дело с коммивояжерами, пытаются
добиться и изгнания последних из немецких городов. Особенно страдала
от них ярмарочная торговля, ибо коммивояжер со своими образцами за-
менял непосредственную доставку товаров на ярмарку. Уже в 1821 г. не-
удачный исход лейпцигской ярмарки усматривали в «обычае, недавно
введенном англичанами и усвоенном немецкими промышленниками, —
именно в том, что товары в самых маленьких городках, даже деревнях,
предлагаются торговцами многочисленными рассылаемыми ими странст-
вующими приказчиками, и товары ими же непосредственно доставляют-
ся, ввиду чего покупатели все более отказываются от посещения ярмар-
ки».
Выше мы уже говорили, что все большее значение для привлечения
покупателей приобретали витрины и внутреннее убранство магазина4.
Розничные торговцы, говорит Немних в описании Лондона начала XIX в.,
стараются, чтобы глаза всех проходящих мимо были направлены на их
лавку. Лавки эти разукрашены прекраснейшими зеркальными стеклами,
и за ними можно видеть самые разнообразные товары, изящно и со вку-
542
История экономического быта Западной Европы
сом составленные и выставленные. Во многих случаях ювелиры, торгов-
цы галантерейными товарами и др. снабжают окна изнутри зеркалами,
чтобы глаз видел их драгоценности в умноженном количестве. Однако
этот вид рекламы вскоре привился, по-видимому, и в других отраслях
лондонской торговли, ибо тот же Н емких сообщает о «непрерывной цепи
роскошных лавок на главных улицах города», в которых выставлены не
только предметы роскоши, но и товары, предназначенные для повседнев-
ного потребления. Они поражали в особенности «неопытного иностран-
ца», так как в других больших городах таких витрин, очевидно, еще не
было Они часами простаивали, рассматривая прекрасные выставленные
в магазинах товары.
Другие виды рекламы, как то: раздача объявлений на улицах, выве-
шивание плакатов, в особенности же газетная реклама, появляются лишь
с конца XVIII в. Однако первые шаги в этом направлении находим и тут
уже раньше, в особенности листки, раздаваемые на улицах уже с начала
XVIII в., в Голландии и Англии даже в XVII в В одном официальном
документе 1707 г. упоминается о том, что в предместьях Парижа запре-
щенные набивные ткани открыто выставляются и публика оповещается о
продаже их при помощи печатных объявлений. В Париже распространя-
ются и плакаты, наклеиваемые на стенах домов, причем промысел на-
клейки их составлял привилегию особой корпорации из 40 человек5. В
них подробно излагались преимущества предлагаемого товара, так что
объявления были огромных размеров. Буквы были разноцветные, отли-
вая всеми цветами радуги. Здесь мы находим в 20-х годах плакаты вроде
следующих: «А has les perruques»6, где предлагается эликсир для волос,
который заставит их расти и освободит от необходимости ношения обыч-
ного в то время парика; «On пе pent plus se поуег»7 — расхваливание
нового аппарата, дающего возможность не тонуть, а держаться на поверх-
ности воды; «Plumes sans fin» — вечные перья, которыми можно посто-
янно писать, ибо они каждый раз снабжаются чернилами из прикреплен-
ного к ним маленького шарика, — новое изобретение того времени.
В английской «Энциклопедии торговли», вышедшей в 1754 г., читаем
уже, что «анонсирование в газетах по делам промышленным и торговым
в настоящее время во всем Королевстве Англии, Шотландии и Ирландии
стало почти всеобщим. Это, по-видимому, для деловых людей наиболее
естественный способ сообщения публике о том, что они могут ей предло-
жить. .. Еще недавно уважаемые коммерсанты почитали ниже своего дос-
тоинства обращаться к покупателям при помощи газетных объявлений. В
настоящее время отношение к этому изменилось. Весьма почтенные куп-
цы находят их самым лучшим, простым и дешевым средством оповеще-
ния всего королевства об имеющихся у них товарах».
В первой половине XIX в. объявления помещаются как в специально
издаваемых с этой целью листках (petiles affiches, Intel ligenz-Blatter),
так и в общих политических газетах, где вся газета нередко держится на
Глава LXIV Свободная конкуренция 543
доходах от объявлений. Уже около 1820 г. в таком положении находи-
лись некоторые немецкие газеты, которые не могли бы существовать без
них, так как подписка лишь покрывала расходы. В начале 30-х годов
известный парижский «Journal des Debate» выручал ежегодно 20 тыс.
франков от объявлений, четвертая страница «Presses» сдавалась в 1838 г.
за 150 тыс франков, семь лет спустя за двойную сумму.
К этому присоединяются промышленные выставки. И они преодоле-
вают расстояние, отделяющее производителя от потребителя, сближают
их, устраивают связь между ними. Ознакомление происходит при помо-
щи самих же предметов; этим всякая выставка отличается от ознакомле-
ния с чертежами, рисунками, снимками, описаниями, отличается от га-
зетных объявлений, каталогов, плакатов и иных способов рекламы, хотя
и самая выставка есть реклама, и, пожалуй, наиболее совершенная, но
только реклама, производимая иным путем - посредством представления
самого товара. Как мы видели, выставки появились в виде витрин в ма-
газинах, где в окнах выставлялись товары, — выставки скромные, но
постоянного характера, но наряду с ними находим и выставки времен-
ные, преходящего характера, на известный срок в определенном месте
объединяющие товары разнообразного характера и происхождения, при-
том товары не средние, пе массовые продукты, а самое лучшее, самое
новое, — новейшие изобретения, предметы, заслуживающие наибольшего
внимания. Они рассчитаны на привлечение возможно большего количест-
ва посетителей, все усилия направлены к одному определенному момен-
ту, - эти выставки носят во всем отпечаток недолговечности.
Первые выставки были местные, районные. Уже в конце XVIII в. в
Париже выставлялись произведения некоторых отраслей парижской про-
мышленности, преимущественно предметы роскоши — изделия из брон-
зы, ковры, мебель высокой ценности. Позже стали принимать участие и
отдельные департаменты, доставляя свои произведения на Парижскую
выставку. В каждом департаменте учреждены были комитеты, которые
выделяли из всех представленных им предметов наиболее достойные
внимания и отправляли в Париж.
Людвиг Берне в своих «Описаниях Парижа» яркими красками изо-
бражает такую выставку, происходившую в 1823 г. Французские газеты,
рассказывает он, сопоставляют эти состязания промышленности, появив-
шиеся во Франции в течение последних 20 лет, с олимпийскими и ист-
мийскими играми у греков, с боями гладиаторов в Риме, с рыцарскими
турнирами в Средние века, с испанскими аутодафе, с венецианскими
карнавалами. Но сравнение не вполне правильное. Когда Диагор Родос-
ский явился со своими двумя сыновьями на олимпийские игры и они
оказались победителями, они надели венок на голову старика отца и по-
несли его. Народ бросал в него цветами и кричал: «Умри, Диагор, ты
всего достиг!» И он действительно умер от чрезмерного счастья. Другой,
оказавшийся победителем, не получил приза, ибо подставил ногу своему
544
История экономического быта Западной Европы
противнику. Из-за этого он так обезумел, что бросился в школу, где бы-
ло 60 детей, разрушил колонну, так что рухнула крыша и всех похоро-
нила. На выставке свыше ста французских промышленников получили
почетные кресты и золотые медали, по ни у кого из них отец от восторга,
что сын его и К* победил в состязании шерстяных материй, не схватил
удара. Тысячи других промышленников, добиваясь награды, не получили
ее, по никто не слышал, чтобы кто-либо из них потерял рассудок и в
припадке безумия продал свои товары ниже фабричной цены. В этом
разница между прошлым и настоящим.
Выставка была в Лувре, в том самом Лувре, в котором обитали в те-
чение веков могущественнейшие короли, где не появлялась нога смертно-
го, разве для того, чтобы пасть на колени, принося благодарность или
умоляя о помощи. Сотни тысяч граждан пыльными ногами расхаживали
теперь по этим залам и осматривали знаменитые колонны. Весь первый
этаж был занят выставкой - имелось 52 больших и малых зала, при
входе в которые висели надписи с указанием выставленных в них това-
ров, издан был и систематический каталог. Украшение отдельных витрин
было предоставлено усмотрению каждого промышленника, и здесь обна-
руживается тонкий вкус французов — они построили свои витрины в
виде храмов, часовен, балдахинов, разукрасили их весьма эффектно, те-
атрально. Как бы красив ни был предмет, они старались его еще больше
разукрасить соответствующим антуражем; как бы незначителен он ни
был, они умели выдвинуть его надлежащей установкой. Все, вплоть до
иголок и гвоздей, которые соединяли в виде испускающего лучи солнца
вокруг определенной точки, - все было устроено так, чтобы влиять на
чувства людей и привлечь их на свою сторону. Материи были драпиро-
ваны самым подкупающим образом, и не одна женщина должна была при
этом испытывать муки Тантала.
На этой выставке Берне нашел все что угодно: кукол, говорящих «да»
и «нет», часы в бронзовой корзине цветов, причем каждый час показы-
вала чашечка полуоткрытой розы; пожарные кишки, модель для фурго-
на, собирающего подкинутых младенцев, сельскохозяйственные орудия,
по поводу которых он замечает, что плуг времени Гесиода и Вергилия
едва ли отличался от здесь выставленного. В другом зале была выставле-
на непромокаемая обувь (калоши?): «три недели плавает она в воде, по-
добно лодке, и до сих пор совсем не промокла». Для того времени это
была диковинка. Ковры, мебель, ванны, шляпы, кондитерские изделия,
газовое освещение, только что появившееся, — «освещение это слишком
чисто для человеческого глаза, потомки наши ослепнут», — прозрачные
восковые свечи, парфюмерия, шоколад религиозного характера (кресты,
четки, круцификсы и всякие иные предметы культа из шоколада), новый
металл - палладий. Все это Берне видел на выставке. Но особенно мно-
го было материй всяких сортов — столь дерзкое смешение шерсти, хлоп-
ка, телка, льна, козьего волоса, - мезальянс основы с утком так резко
Глава LXIV. Свободная конкуренция 545
бросается в глаза, что определить их происхождение и рождение совер-
шенно немыслимо. Многие из материй ему не удалось видеть, — витрина
была окружена постоянно огромнейшей толпой народа. Некоторые ткани
приводили и его в восторг, как, например, ярко-красный кашемир, изго-
товленный на фабрике известного Терно, чрезвычайно дорогой. Берне
осматривал его с одной молоденькой девушкой. Она взяла материю в ру-
ки и проговорила: «Как она легка, боже, как она легка!» — «Легка, —
ответил он, — нет, милое дитя, она очень тяжела. Возьми весы, положи
на одну чашку этот кашемир, на другую — добродетель, верность, красо-
ту, семейное счастье, материнскую любовь и все остальные гири, которые
двигают или задерживают человеческую жизнь, и ты увидишь, как тяже-
ла эта ткань». Она меня не поняла. Дай Бог, чтобы ты этого никогда не
понимала!»8
Промышленные выставки появились не в одной только Франции. В
30-х и 40-х годах они объединяли и почти всю, хотя и разорванную еще
на части в политическом отношении, Германию, выражали ее экономиче-
скую связь. Но все это был еще узкий круг явлений, охватываемых вы-
ставкой. Лишь с развитием международных средств сообщений, желез-
ных дорог, которые могли доставлять на выставку товары из других
стран, оказалось возможным расширить их значение, придать им между-
народный характер.
Первая такая и самая блестящая выставка была устроена в Лондоне в
1851 г. Ее сравнивали с теми торжествами, которые в Риме устраивали в
юбилейные годы и куда стекались толпы пилигримов со всех концов Ев-
ропы, и количество привозимых туда товаров — с добычей, которую
римские императоры захватывали в странах Востока и свозили в свою
столицу. Чего ожидали от первой всемирной выставки и какое значение
ей придавалось, можно усмотреть из слов современника: «Есть события в
истории человечества, когда медленный рост, которому не могут воспре-
пятствовать даже бури и непогоды, внезапно, как растение, которое на-
чинает цвести, сменяется блестящим расцветом. Это этапы в истории, они
отделяют один период от другого, приводя в сознание данного поколения
результаты закончившегося периода и вместе с тем сея в сознании и
сердце его семена будущего» (Бухер). Для выставки построен был
замечательный дворец из стекла и железа - нечто неслыханное для того
времени, — напоминавший сказки о карликах и эльфах. Эта комбинация
из железной постройки со стеклянной крышей, заимствованная у оран-
жерей, стала затем применяться для всевозможных иных построек. Са-
мая выставка в 1851 г. прошла блестяще: цель ее — «свести культурно-
исторический баланс» — была достигнута; она составила одно из круп-
нейших событий в развитии промышленности XIX в. Сторонники сво-
бодной торговли имели возможность показать всему миру результаты,
достигнутые Англией, подтвердить свои положения фактами. С тех пор
началась эра всемирных выставок, этих блестящих международных яр-
546 Исгория экономического сыта Западной Европы
марок, этих народных празднеств, демонстрирующих плоды рук населе-
ния. Их называли практическим курсом экономической географии, заме-
няющим путешествие вокруг света. Главным местом их стал Париж, где с
1855 г. каждое десятилетие устраивались эти международные фейервер-
ки, в промежутке между которыми иногда происходили выставки и в
других местах - в Вене в 1873 г., за оксаном в Филадельфии в 1880 г.
Каждый такой «смотр народов» объединял произведения крупной про-
мышленности всевозможных стран и частей света, являлся выражением
идеи возникавшего мирового хозяйства, сближения пародов на почве
мирного труда, как и выражением роста новой, покоящейся на машинах
индустрии.
Промышленные выставки, несомненно, сделали много для ознакомле-
ния публики с новейшими и наиболее ценными произведениями промыш-
ленности и для распространения новых методов и открытий. Уже первая,
Парижская выставка 1802 г., имевшая еще местный характер, вызвала
широкое распространение изобретенного Жакаром ткацкого станка (для
шелковых и узорчатых тканей). На Лондонской выставке 1815 г. впервые
выступили напоказ произведения машинного способа производства, —
стояли и тут же работали и сами новые машины. Каменный уголь, желе-
зо и хлопок получили здесь признание в качестве трех крупнейших фак-
торов мирового хозяйства.
Но и следующие выставки дали много нового. Лондонская выставка
1862 г. познакомила всю Европу с новыми методами производства железа
и стали, изобретенными Бессемером и вызвавшими впоследствии круп-
ный переворот во всей металлургической промышленности. В Париже в
1867 г. мир обратил внимание на газовый двигатель, на анилиновые
краски, на американскую машиностроительную промышленность; Крупп
здесь выставил стальную глыбу в 400 т веса. Венская выставка 1873 г.
познакомила Запад с произведениями славянских стран, Турции, Египта,
Греции, с персидскими коврами и другими изделиями Востока. А на сле-
дующей Парижской выставке 1878 г. появились холодильные машины и
первые автомобили; тысяча электрических ламп, устроенных по системе
русского инженера Яблочкова и горевших во время выставки, явились, в
сущности, началом переворота в области освещения.
* См. выше.
2 См. выше.
3 См. выше, с 444.
4 См. с. 443
5 Их ровно сорок, иронизирует одни автор, подобно членам академии, а для большего
сходства между темп и другими, установлено, чю ни один из них не может занять эту
должность, если он нс умеет читать и писать
6 [ДолоЛ парики' (франц ).]
7 (Теперь утонуть невозможно' (франц.).]
8 Borne. Gesammelte Schnften. I JI 1866.
ГЛАВА LXV
ПОЛИТИКА ВНЕШНЕЙ ТОРГОВЛИ. КОЛОНИИ
В то время как в 1814 г. в Англии были отменены последние стесне-
ния в области промышленности — закон Елизаветы, существовавший
уже давно лишь на бумаге, — в области внешней торговли и судоходства
всевозможные препятствия в виде монополий и резко выраженного про-
текционизма господствовали еще в полной силе. Правда, уже к концу
XVIИ в. развившееся судоходство вызвало такой рост контрабанды в
этой окруженной со всех сторон водой стране, что Питт вынужден был
понизить различные таможенные ставки и упростить таможенное управ-
ление. Но общий протекционный характер тарифа не изменился. Напро-
тив, к концу этого века присоединились (с 1791 г.) высокие таможенные
пошлины на хлеб, а по закону 1814 г. привоз хлеба допускался только
при крайне высокой цене в 82 шиллинга1. Таким образом, в том самом
году, когда были отменены последние остатки цехового строя, был уста-
новлен высокий аграрный протекционизм.
В таком положении находилось законодательство Англии в области
внешней торговли, когда в 1820 г. была представлена парламенту знаме-
нитая петиция лондонских купцов, настаивавшая на необходимости сво-
бодной торговли. Петиция эта исходит из того основного положения, что
торговля с иностранными государствами необходима для страны. С од-
ной стороны, внешняя торговля дает возможность привозить продукты,
для которых почва и климат, труд и капитал других стран наиболее при-
способлены. А в то же время она доставляет возможность вывозить из
страны те товары, для производства которых наиболее выгодными явля-
ются условия, господствующие в стране, в данном случае в Великобрита-
нии. Устранение всякого вмешательства, говорится в петиции, приведет к
широкому развитию внешней торговли; правило, которым руководствует-
ся каждый купец, — покупать на самом дешевом рынке и продавать на
самом дорогом - вполне применимо и к торговле целой нации. Петиция
указывает на те бедствия, которые навлекает на промышленность Англии
охранительная система, угрожая исключить ее товары с иностранных
рынков и тем самым подорвать ее благосостояние; она настаивает на пе-
реходе Англии к системе свободной торговли как единственно разумной и
полезной политике, которая исправит зло, нанесенное торговле в предше-
ствующую эпоху.
Петиция лондонского Сити, за которой немедленно последовала и пе-
тиция другого крупного торгового города, Эдинбурга, написанная в том
548
История экономического быта Западной Европы
же духе, имела огромное значение: она составляет начало новой эры в
экономической политике Англии. Она оказала большое влияние на
взгляды всего английского общества, ибо являлась публичным отречени-
ем купцов и фабрикантов от той веры, которую они исповедовали много
веков. Еще много времени прошло до тех пор, пока в Англии вполне
осуществились идеалы свободной торговли, которые проповедовал Адам
Смит, основатель современной экономической науки. «Еще много горя-
чих прений, — говорит И. И. Янжул, — вызывали в парламенте вопро-
сы покровительственной политики и находили себе защитников; но, не-
смотря на это, знаменитую петицию 1820 г. можно считать поворотным
пунктом английской торговой политики. Сэгого времени идеи свободной
торговли получают право гражданства не в одной литературе, но и в
жизни; они все более и более распространяются в среднем классе и, при
благоприятных к тому условиях, делаются чуть не догматом торговой
политики британского правительства».
Влияние новых воззрений в области торговой политики выразилось
уже в законодательстве первой половины 20-х годов, т.е. уже через не-
сколько лет после подачи лондонской и эдинбургской петиций. Прежде
всего дух свободной торговли проникает в область законодательства о
мореплавании. В последнее десятилетие XVIII в. и в начале XIX в. были
допущены некоторые исключения из правил, установленных Навигаци-
онным актом 1651 г. Но это были лишь немногие частичные меры, значе-
ние которых было невелико. Напротив, в 1822, 1823 и 1824 гг. издано
было три новых закона о мореплавании, или три новых Навигационных
акта, устанавливавших значительную свободу в сношениях между Англи-
ей, ее колониями и другими странами. Так, например, прежде единствен-
ной страной сбыта для произведений английских колоний являлась Анг-
лия, и в свою очередь привозить туда товары можно было только из
Англии. Теперь для многих товаров эти запрещения были отменены око-
ло ста различных видов товаров можно привозить из Европы и Африки в
английские колонии и всевозможные продукты колоний могут экспорти-
роваться не только в Англию, но и на континент Европы и в Африку.
Мало того, эти сношения между английскими колониями и другими го-
сударствами могут производиться не только посредством английских су-
дов — привоз и вывоз товаров может совершаться и под иностранным
флагом.
Таким образом, в 20-х годах Англия открыла свои колонии для ко-
раблей других стран, вызвав этим подражание и со стороны последних,
тем более что она ставила условием взаимность: страны, желавшие вос-
пользоваться этой льготой, должны были предоставить английскому фла-
гу доступ в свои колонии. Открыты были еще не все гавани, а лишь оп-
ределенные, указанные законом. В Ост-Индии, например, такой свобод-
ной гаванью, куда был открыт доступ для иностранных судов, был
объявлен Сингапур; он был признан порто-франко. Сюда могли входить
Глава LXV. Политика внешней торговли. Колонии
549
(беспошлинно) корабли всех наций, и вскоре Сингапур стал той проме-
жуточной гаванью, где останавливались суда, отправлявшиеся на Даль-
ний Восток. Он стал оживленным портом с быстро возраставшим населе-
нием, где сталкивались две цивилизации, два мира — европейский и ази-
атский. Ряд таких гаваней (порто-франко) был создан англичанами и в
Африке, и в Америке, и на Вест-Индских островах.
Одновременно с этим в те же годы совершилась реформа таможенного
тарифа благодаря энергичной деятельности Гэскиссона в 20-х годах. Ему
удалось добиться того, что привоз различных промышленных изделий в
Англию был значительно облегчен. Так, шерстяные изделия, привоз ко-
торых ранее был совершенно запрещен, в 1819 г. были допущены к ввозу
с уплатой пошлины в 50% стоимости товара; Гэскиссон понизил пошлину
до 15%. Пошлина на хлопчатобумажные материи, составлявшая 50%, бы-
ла им доведена до 10%; взамен запрещения привоза шелковых тканей он
установил пошлину в размере 25 —30%. Своим противникам, опасавшим-
ся конкуренции иностранных изделий, Гэскиссон заявлял, что он дейст-
вует подобным образом не только исходя из теоретических соображений,
но и имея в виду современное положение Англии. «Наше богатство и на-
ша промышленность, наша ловкость и умение вызывают необходимость в
свободных сношениях с другими странами».
Особенное внимание, однако, Гэскиссон обратил на привозные по-
шлины, взимаемые с сырья, с различных материалов. Эти пошлины были
особенно вредны для развития промышленности, так как пошлина на сы-
рой продукт вызывает удорожание производимых из него изделий; на-
пример, пошлина на металлы приводит к увеличению расходов по произ-
водству металлических изделий. Поэтому пошлина на медь была пони-
жена наполовину; уменьшены были пошлины на цинк, свинец, шерсть,
лес и другое сырье. В общем пошлины на промышленные изделия были
понижены с 50 до 20% цены товара, а пошлины на прочие предметы с 20
до 10%. К этим реформам Гэскиссона присоединились в начале 30-х го-
дов. некоторые дальнейшие изменения таможенного тарифа. Особенно
существенным является сокращение пошлин на хлопок, последовавшее в
1833 г.; уменьшение их вдвое имело огромное значение для хлопчатобу-
мажной промышленности, важнейшей отрасли индустрии в Англии.
В том же 1833 г. произошло еще одно важное событие, обозначавшее
новый крупный шаг на пути к осуществлению принципа свободной тор-
говли, — была отменена торговая монополия Ост-Индской компании.
Против торговых компаний, пользовавшихся исключительными привиле-
гиями, уже давно в Англии раздавались голоса, но лишь в 1814 г. про-
тивникам Ост-Индской компании удалось добиться ограничения ее моно-
полии. Согласно новой хартии, выданной Ост-Индской компании, одна
лишь торговля с Китаем составляла ее монополию; с Индией отныне
могли торговать и частные лица. Компания обязана была принимать на
свои суда товары частных лиц, отправляемые в Индию, причем ежегодно
550
История экономического быта Западной Европы
она должна была отводить для этих, товаров не менее 3000 т. Правда,
она старалась обойти это постановление, взимая за такие отправляемые
на ее судах товары (другие суда не допускались) чрезвычайно высокую
плату Несмотря на это, торговля частных лиц развивалась, нанося силь-
ный ущерб компании. Прибыль ее в торговле с Ост-Индией сократилась
до 4% в год, то1да как торговля с Китаем, составлявшая по-прежнему ее
исключительную привилегию, за те же годы доставляла около 40% Цена
на привозимые из Индии товары сразу упала; так, например, мускатный
орех, стоивший ранее в Лондоне почти 12 шиллингов, теперь продавался
там же всего за 3 шиллинга, т.е. вчетверо дешевле. Но чай, привозимый
из Китая, и после 1815 г. вследствие сохранившейся монополии Ост-
Индской компании в торговле с Китаем обходился населению Англии
чрезмерно дорого' путем сравнения английских цеп с ценами на чай в
Гамбурге и Нью-Йорке было установлено в 1824 г., что англичане еже-
годно переплачивают на чае около 2 млн фунтов стерлингов. В 1833 г. и
эта последняя привилегия компании была уничтожена, всякий мог отны-
не торговать и с Китаем, торговая же деятельность Ост-Индской компа-
нии вообще прекращалась. Результаты этого закона сразу сказались: в
год, предшествовавший отмене этой привилегии, привоз чая в Велико-
британию составлял всего 29,5 млн фунтов, а в первый год после отмены
привилегии он уже достигал 42 млн фунтов; в 1853 г. привоз чая превы-
сил 70 млн фунтов.
Полную победу свободная торговля торжествовала в 40-х годах, когда
Пиль сделал дальнейший шаг - добился коренной реформы английского
таможенного тарифа: отмены почти всех пошлин на сырье, необходимое
для промышленности (например, на хлопок, шерсть, лен, шелк-сырец),
сильного понижения пошлин на привозные промышленные изделия, на-
конец, уничтожения всех пошлин, взимаемых при вывозе товаров из
страны. Еще в 1842 г. английский таможенный тариф состоял из 1090
статей, а в 1846 г. число последних сократилось почти до 500. В 1849 г. к
этому присоединилась отмена Навигационного акта; все еще сохранив-
шиеся стеснения в области торговли с колониями и судоходства были
уничтожены; сохранено было только исключительное право береговой
(каботажной) торговли для английских судов. С этих пор монопольное
положение английского мореплавания прекратилось; его конкурентам
были предоставлены те же права. В следующее десятилетие 1850—1860 гг.
иностранное судоходство в британских портах сразу сильно возросло —
с 5 до 10,5 млн т.
В 1849 г. был установлен и свободный привоз хлеба.
Как мы видели выше, с 1815 г. цены на хлеб упали, и таким образом
ожидания, возлагавшиеся сельскими хозяевами на высокие пошлины, не
осуществились; это вызвало сильное расстройство в их хозяйстве. Столь
же пагубно отзывались на сельском хозяйстве и сильные колебания цен,
являвшиеся последствием пошлин: спекулянтам выгодно было выжидать
Глава LXV. Политика внешней торговли. Колонии
551
временного повышения цен до того уровня, при котором допускался ввоз
иностранного хлеба. Затем гавани сразу открывались, и на рынок посту-
пало большое количество хлеба, почему цена его сразу падала.
Ввиду этого хотя «хлебные законы» и были сохранены, но форма их
в 1828 г. была изменена. Введена была подвижная шкала, которая про-
существовала в течение почти двух десятилетий и вызвала подражание в
целом ряде государств континента. И в прежних «хлебных законах» ус-
танавливались различные пошлины, в зависимости от того, на каком
уровне стоит в данное время цена пшеницы; но тогда этих ставок было
немного: например, по закону 1791 г , рядом с запретительной пошлиной
при цене до 64 шиллинга устанавливалась незначительная пошлина на
тот случай, если бы цена стояла между 64 и 68 шиллингов, а при цене
выше 68 шиллингов привоз был вполне свободен. Таким образом, прежде
переход от запрещения к свободному привозу был очень резок. Напро-
тив, подвижная шкала предусматривала ряд ставок — понижению цены
на хлеб соответствовало повышение пошлины, так что переход от одной
ставки к другой стал медленным и постепенным. Этим путем предполага-
лось достигнуть большей устойчивости в хлебных ценах: привоз станет
равномерным, удовлетворяя действительным потребностям населения, но
не наводняя страны излишним количеством хлеба; предполагалось до-
биться такого уровня цен, который обеспечивал бы правильное развитие
сельского хозяйства, но в то же время не вызывал бы чрезмерного воз-
растания цен. Определяли даже те границы, в которых хлебные цены
должны находиться в будущем: рынок приобретет такую устойчивость,
что цена на хлеб будет колебаться не между 38 и 112 шиллингов, как до
сих пор, а лишь в пределах 55— 65 шиллингов.
На самом деле результат получился совершенно иной. Средняя цена
пшеницы за два десятилетия существования подвижной шкалы равнялась
всего 571/г шиллингов, т.е. стояла ниже, чем в предыдущую эпоху, но
колебания были немногим меньше. В течение 1831 — 1839 гг. цена упала с
75 шиллингов до 36 шиллингов и успела вновь повыситься до 81 шил-
линга, а за весь период цена колебалась между 36 и 90 шиллингов, а во-
все не между 55 и 65 шиллингов, как рассчитывали при введении ее.
Подвижная шкала с «восходящей и нисходящей лестницей пошлин» не
только не сократила спекуляцию иностранным хлебом, но, напротив, еще
более усилила ее. При существовании прежних законов риск, сопряжен-
ный с привозом хлеба в Англию, был весьма значителен, ибо, как только
цена падала до известного уровня, привоз оказывался невозможным, и
приходилось ждать в течение продолжительного времени, пока цена сно-
ва повысится до определенного размера. С введением шкалы риск значи-
тельно сократился, так как падение цены лишь немногим повышало при-
возную пошлину, — не было прежних резких переходов. А в то же вре-
мя всякое возрастание цены при господстве шкалы сразу увеличивало
барыш для торговца; стоило лишь на некоторое время удержать хлеб в
552
История экономического быта Западной Европы
складах, как сейчас же повышалась цена, что доставляло двойную выго-
ду - и ввоз по пониженной пошлине, и продажу по высокой цене. Когда
торговец хлебом, закупив его за 40 шиллингов на континенте — в Прус-
сии, Польше, остзейских провинциях, России, — ввозит его в Англию
при цене в 66 шиллингов, он получает прибыль лишь в размере 5(/з
шиллинга, так как ему приходится уплачивать пошлину в 202/з шиллин-
га. Но, подождав до тех пор, пока цена достигнет 73 шиллингов, он вы-
ручает прибыль в 2б2/з шиллинга, т.е. па 21 шиллинг более, чем рань-
ше, несмотря на разницу в цене всего в 7 шиллингов, ибо он уплачивает
пошлину не в 202/з шиллинга, а в 1 шиллинг. Это различие в пошлине
доставляет ему, следовательно, 19 шиллингов барыша2.
Неудивительно, что торговцы удерживали запасы зерна, пока цена не
достигала вследствие недостатка в зерне значительной высоты, и пошли-
на не понижалась до минимума. Во многих случаях они прибегали к
фальсификации самих цен. Существующая в стране цена, от которой за-
висел размер пошлин, определялась на основании заключенных за по-
следние шесть недель сделок на зерно, причем цена выводилась из цен,
уплаченных на 155 рынках Англии. Для того чтобы получилась высокая
средняя цена, торговцы хлебом прибегали к такой мере: они скупали
хлеб на многих рынках, приобретая на каждом из них небольшое коли-
чество и намеренно уплачивая в различных местах высокие цены. Когда
же на основании таких продаж выводилась высокая цена в качестве гос-
подствующей в королевстве, пошлины понижались, и появлялось огром-
ное количество хлеба на рынке: сотни тысяч квартеров выпускались из
гаваней и амбаров в течение какой-нибудь педели, что вело к новому па-
дению цены. Это падение цен происходило обыкновенно во время уборки
урожая, нанося огромный ущерб фермерам, которые не в состоянии были
выжидать выгодных условий рынка, а вынуждены были сбывать хлеб
тотчас же после жатвы. Вычисления показывают, что в 1829— 1842 гг. в
течение июля, августа и сентября в Англию привезено было 12 млн квар-
теров, иностранной пшеницы, в течение же остальных девяти месяцев
всего 6 млн. Следовательно, на каждый из осенних месяцев приходилось
по 300 000 квартеров, на каждый же из прочих месяцев всего шестая
часть этого количества — едва 50 000 квартеров. Таким образом, после
жатвы, вплоть до Рождества, рынок был переполнен хлебом, т.е. именно
в ту пору, когда фермеру приходилось вывозить на рынок сжатый хлеб.
Не менее страдал от этой таможенной политики рабочий класс. Когда
хлебные запасы удерживались торговцами и цена вследствие этого воз-
растала, положение рабочих становилось безотрадным — среди них на-
ступал голод. Всякий плохом урожай в Англии вызывал дороговизну.
При существовании свободного привоза иностранного хлеба торговля в
состоянии была бы предупредить возрастание цен, своевременно доставив
хлеб с континента Европы. Но подвижная шкала не допускала этого —
надо было ждать, пока не наступят дороговизна и голод. Только тогда
Глава LXV. Политика внешней торговли. Колонии
553
пошлина понижалась, и привоз хлеба становился возможным. Заработки
рабочих в эту эпоху были вообще весьма скудны, периодическое же воз-
растание цен на хлеб, важнейший предмет пропитания, еще более ухуд-
шало их положение3. При таких условиях движение, направленное про-
тив «хлебных законов», могло рассчитывать на успех, почва для него
была подготовлена.
«Хлебные законы» уже давно имели много противников. Но вражда к
ним особенно усилилась к концу 1830-х годов. В 1837 г. был тяжелый
промышленный кризис: в Манчестере, Лондоне, Ливерпуле, Глазго было
закрыто много фабрик, тысячи рабочих лишились заработка и терпели
нужду. Многие усматривали причину в «хлебных законах»; распростра-
нено было убеждение, что этого бы не случилось, если бы нация имела
возможность свободно привозить хлеб. Манчестерская торговая палата,
председателем которой был фабрикант Ричард Кобден, решила предста-
вить в парламент петицию с требованием допущения свободного ввоза
хлеба. В петиции указывалось, что «без немедленного уничтожения по-
шлин на хлеб неизбежна гибель фабричной промышленности и только
применение в широких размерах принципа свободной торговли может
обеспечить дальнейшее процветание индустрии и спокойствие страны».
Петиция произвела большое впечатление в стране. Однако автор ее, Коб-
ден, сознавал, что для того, чтобы добиться отмены «хлебных законов»,
за сохранение которых стояли крупные землевладельцы, необходима
сильная агитация против хлебных пошлин. «Если бы английские законы
о торговле и налогах, — говорил он, — одни, без всяких исторических
комментариев, попали на Луну, то жители Луны все же сейчас же сооб-
разили бы, что эти законы - создание собственников земли, лендлор-
дов». Поэтому Кобден при содействии Джона Брайта усилил свою агита-
цию против «хлебных законов», стараясь привлечь на свою сторону дру-
гих промышленников, фабрикантов Манчестера, а затем и других
городов Англии. Стремясь к осуществлению полной свободы в торговле
между Англией и другими странами, Кобден и его последователи ограни-
чивались, однако, борьбой с хлебными пошлинами; в этом случае они
могли рассчитывать на сочувствие фабрикантов, так как даже те из них,
которые были противниками свободной торговли в отношении привоза
промышленных изделий, стояли за уничтожение «хлебных законов». Для
Кобдена же последние являлись «краеугольным камнем и основанием
всей протекционной системы».
На одном из митингов Кобден, описывая перед слушателями органи-
зацию Ганзы — средневекового союза городов, направленного «против
насилий аристократии и для защиты промышленных классов», — пред-
ложил образовать подобный же союз: лигу английских городов против
аристократии. «Лигу против хлебных законов (anti-corn-law-league)?», —
воскликнул один из присутствовавших на собрании. «Лига, — говорит
И. И. Янжул, - скоро насчитывала своих приверженцев сотнями тысяч
554
История экономического выта Западной Европы
по всей стране, устраивала многолюдные митинги, собирала для борьбы
огромные денежные фонды в десятки и сотни тысяч фунтов стерлингов.
С целью пропаганды идей общества, кроме газечы («Anti-breadtax-
circular»), расходившейся в количестве 20 000 экземпляров, выпускалось
в свет множество брошюр и летучих листков; до 1843 г. издано было де-
вять миллионов экземпляров весом более шестидесяти тысяч пудов1»
Лига достигла своей цели: после неурожая (в 1843 г.) картофеля, ко-
торый стал главной пищей рабочих, что при высоких ценах па хлеб
1842-1845 гг. грозило голодом, нижняя палата приняла в 1846 г. пред-
ложение Пиля об изменении подвижной шкалы, а с 1849 г шкала вовсе
уничтожалась и заменялась пошлиной в 1 шиллинг. Верхняя палата пы-
талась воспротивиться биллю, но и она вынуждена была принять новый
закон, когда ей было заявлено, что «для палаты лордов лучше дать свое
согласие, иначе билль будет навязан лордам королевой и палатой об-
щин». В 1869 г и пошлина в 1 шилл была отменена.
Заключительный аккорд в истории английской свободной торговли
представляют собою реформы Гладстона в 50-х годах, когда уничтожены
были последние остатки протекционистской системы. Отныне в англий-
ском таможенном тарифе сохранялись лишь немногие фискальные по-
шлины, т.е. такие, которые имели целью доставить государству доход, а
не защищать ту или другую отрасль производства: остались пошлины на
чай, кофе, какао, южные плоды, пряности, табак и т.д., т.е. на предме-
ты, которые вовсе не производятся (табак тоже не разводится в Англии)
и не могут производиться в Англии. Пошлин же на привоз промышлен-
ных изделий или таких сельскохозяйственных продуктов, которые про-
изводятся и в Англии (хлеб, скот итд.), с i860 г. более не существует.
В 1854 г. отменен был и последний остаток Навигационного акта — при-
вилегия каботажного плавания для английских судов. Вместе с тем в 1860
г. Англия заключила торговый договор с Францией, причем, уничтожив
у себя протекционные пошлины, заставила и Францию сильно понизить
свой тариф - привозные пошлины не должны превышать 30%, а с 1864 г.
25% стоимости товаров.
Таможенная политика Англии всегда оказывала влияние на политику
других государств в области торговли. Это выражалось в особенности в
области хлебной торговли, где с введением привозных пошлин на хлеб в
Англии и другие государства - Франция, Пруссия, Португалия — уста-
новили у себя таможенные пошлины на привозной хлеб, а Нидерланды,
Швеция, Испания значительно повысили уже ранее существовавшие у
них пошлины на хлеб. Но на этом подражание Англии не остановилось.
Не успела Англия в 1828 г. ввести свою подвижную шкалу, как уже в
1830 г. ее примеру последовала Швеция, а затем (в 1831 — 1837 гг.)
Франция, Бельгия, Голландия, Португалия. Когда же в 1846 г. отменена
была в Англии подвижная шкала, это вскоре совершили и другие стра-
ны, также почувствовавшие вредные результаты шкалы, в особенности в
Глава LXV. Политика внешней торговли. Колонии
555
годы неурожая. В конце 40-х годов была установлена свобода хлебного
ввоза в Голландии и Бельгии, а в 50-х годах шкала была отменена в
Швеции, Сардинии, Португалии; в 1861 г. уничтожены были пошлины
на хлеб во Франции.
В деле установления свободной торговли в Пруссии первые шаги сде-
ланы были уже в начале XIX в.: законом 1818 г. многочисленные внут-
ренние таможни были уничтожены и все внутренние сборы были замене-
ны одним общим пограничным тарифом; с промышленных изделий взи-
малась невысокая пошлина в 10% их стоимости, с колониальных товаров —
фискальная пошлина в 20%. Затем последовало постепенное объединение
Германии в таможенном отношении. В одном и том же 1827 г. образова-
лось три союза: союз Саксонии с Брауншвейгом, Ольденбургом и Ганно-
вером и некоторыми мелкими княжествами (Среднегерманский союз),
союз Баварии с Вюртембергом (Южный союз) и, наконец, союз Пруссии
с Гессеном (Северный союз). В следующем году Северный и Южный
союзы объединились, после чего к ним присоединилась и Саксония, как
и Тюрингенские княжества, и в 1834 г. образовался (в 1835 г. присоеди-
нился и Баден) Германский таможенный союз (Deutscher Zollverein). В
пределах союза господствовала свобода торговли, по отношению же к
иностранным государствам сохранялась система весьма умеренного про-
текционизма в виде прусского тарифа 1818 г. с некоторыми лишь изме-
нениями; только в 40-х гг., по требованию различных государств членов
союза, — протекционизм был значительно усилен.
Во Франции объединение страны в таможенном отношении произош-
ло еще раньше — в 1791 г., — когда отменены были все внутренние та-
можни и установлен один общий для всей страны таможенный тариф,
который хотя и содержал некоторые запрещения привоза, но в общем не
превышал 5-15% стоимости товаров. Однако этот низкий тариф дейст-
вовал недолго. Революция и Наполеон в борьбе с Англией создали запре-
тительную систему: для того чтобы вернее уничтожить английскую про-
мышленность и торговлю, запрещения привоза промышленных изделий
устанавливались независимо от их происхождения — иначе английские
товары проникали бы под видом изделий других стран. А с прекращени-
ем войн, в эпоху Реставрации, эти запрещения не только не были отме-
нены, но к ним присоединились еще новые — на такие товары, которые
фактически раньше, ввиду стеснений, вызванных войнами, не привози-
лись во Францию. Лишь в 30-х, в особенности же в 40-х годах, отчасти
благодаря договору с Бельгией, появляются частичные облегчения — раз-
личные запрещения заменяются высокими пошлинами; но еще в 1850 г.
ввоз значительного количества промышленных изделий был совершенно
запрещен. Только в 50-х годах эти запрещения мало-помалу исчезают —
в 1860 г. окончательно вследствие договора с Англией, которым тамо-
женные пошлины определены в 30% стоимости товаров в качестве макси-
мума. За ним последовали договоры на тех же основаниях с другими
32 э-1б«
556
История экономического быта Западной Европы
странами, которые поспешили получить доступ к открытому уже для
Англии французскому рынку. Благодаря принципу наибольшего благо-
приятствования понижение тарифных ставок для той или другой страны
немедленно распространялось и на все другие страны, и таким образом
получилось всеобщее понижение тарифов — переход Европы к свобод-
ной торговле.
Наибольшую выгоду из свободы торговли извлекла, как и следовало
ожидать, Англия ввиду ее высокоразвитой фабричной промышленности,
которой открыт был теперь мировой рынок. Как в области промышлен-
ности, так и в сфере торговли и судоходства, кредита и банков она зани-
мала первое место. Лондон, ставший уже в конце XVIII в. центром миро-
вого товарообмена, сохранил это положение еще в течение всего рассмат-
риваемого периода. Он являлся тем центральным распределительным
пунктом, куда стекались товары из всех стран и откуда они затем расхо-
дились в самых различных направлениях. Лишь с 70-х и 80-х годов ряд
портов континента Европы, как и Америки, вступили с ним в борьбу,
постепенно отнимая у него прежнее господствующее положение. Средо-
точием кредитных и расчетных операций он остался и впоследствии.
В области колониальных владений, принадлежащих европейским го-
сударствам, произошли существенные изменения. С одной стороны, они
в территориальном отношении сохранились, так как испанские колонии в
Америке добились независимости, превратились в самостоятельные госу-
дарства. В 1819 г. образовалась республика Колумбия, которая в 1830 г.
разделилась на три части: Новую Гренаду, или Колумбию в узком смыс-
ле, Венесуэлу и Эквадор. В 1821 г. освободилось от Испании Перу, затем
Ла-Плата, или Аргентина, Уругвай, Чили и Южное Перу под именем Бо-
ливии, наконец, Парагвай. В 1822 г. стала самостоятельной и Мексика. В
следующем году и Португалия потеряла свою колонию Бразилию, кото-
рая превратилась в самостоятельное королевство. Вследствие этого Испа-
нии от всей ее огромной колониальной империи остались только Куба и
Пуэрто-Рико в Америке и Филиппинские острова в Азии (в 1898 г. ей
пришлось отказаться и от этих колоний в пользу Соединенных Штатов),
а португальские колонии сводились теперь к незначительным владениям
в Африке. Сократились и колониальные владения Нидерландов, однако
не вследствие превращения их в самостоятельные государства, а по при-
чине отнятия их Англией. Цейлон, Сингапур, мыс Доброй Надежды,
часть своих приобретений в Гвиане (остался лишь Суринам) Нидерланды
вынуждены были уступить в начале XIX в. Англии. Последняя, как и
Франция, напротив, значительно усилила свое колониальное могущество.
Потерям Испании и Португалии надо противопоставить приобретения
Франции и Англии в Азин и еще более в Африке. Франция, утратившая
в XVIII в. в пользу Англии большую часть своей территории за океаном,
а в XIX в. лишившаяся и нескольких Антильских островов, захваченных
Англией, сумела в дальнейшем наверстать эти потери приобретением но-
Глава LXV. Политика внешней торговли. Колонии
557
вых колоний. В 1830 г. был присоединен к Франции Алжир, а затем по-
следовало завоевание и большей части территории, расположенной меж-
ду Сенегалом и Гамбией, позже (в 1881 г.) и Туниса. К этим захватам в
Африке присоединилось и занятие Аннама в Индокитае (в 1867 г.) и в
Индонезии, Таити, Морес и Новой Каледонии (в 1847- 1853 гг.). Все
это были новые, впервые открытые европейцами области, которые значи-
тельно расширяли колониальное владычество Европы. В том же направ-
лении шла и Англия, распространяя свою колониальную империю, кото-
рая уже раньше достигала крупных размеров. Впрочем, как мы видели,
Англия не ограничивалась присоединением новых территорий, но и от-
нимала уже занятые ранее у других европейских держав, Франции, Ни-
дерландов, Испании. Наряду с новыми завоеваниями Англии в Индии и
дальнейшей колонизацией Австралии Англия достигла наибольших успе-
хов в той же Африке. В западной части ее британскими владениями ста-
ли Золотой Берег и Сьерра-Леоне, на юге расширена была Капская ко-
лония, присоединены Наталь, Страна басутосов и Грикваленд, позже
Англия утвердилась и на севере, взяв Египет под свой протекторат. При-
меру Англии и Франции пытались следовать и другие страны, желая
также принять участие при распределении Черного континента. Однако
возникновение в Африке колоний бельгийских (Конго) и немецких
(Юго-Западная Африка, Камерун, Того, Восточная Африка) относится
лишь к 80-м годам (немецкие ныне утрачены в силу Версальского мира).
1 См. выше
2 О том, какое влияние хлебная шкала оказывала на другие страны, в частности на
экспорт хлеба из России, см.: К у литер. История русской торговли. Гл. XV// Кулишер.
История русской торговли и промышленности Челябинск: Социум, 2003.
3 См. гл. LIX.
ГЛАВА LXVI
ПУТИ И СРЕДСТВА СООБЩЕНИЯ
Для развития международного товарообмена необходимо было, одна-
ко, еще и другое условие - усовершенствование способов транспорта
товаров. Только благодаря перевороту в этой области могла возникнуть и
развиваться международная торговля; в прежние века оживленный обмен
между отдаленными друг от друга местностями был бы немыслим далее
при самой большой свободе торговли.
С конца XVIII в. происходит значительное улучшение водных путей
сообщения. В Англии сооружение каналов начинается уже с 1755 г., ко-
гда был построен канал между Ливерпулем и Манчестером; по эпоха
наиболее оживленного строительства относится к 1790—1825 гг. В Лан-
кашире, в центре хлопчатобумажной промышленности, и в области Бир-
мингема, где сосредоточивалась металлургическая индустрия, устроена
была сеть каналов, по которым перевозились произведения английской
промышленности в первый период новой эпохи мирового хозяйства; в
1825 г., когда было представлено в парламент первое ходатайство о раз-
решении устроить железную дорогу, в Англии насчитывалось уже свыше
500 миль каналов, и вложенный в них капитал составлял более 13 млн
фунтов стерлингов. К периоду 1824-1847 гг. относится и наиболее
оживленная деятельность по постройке каналов во Франции. В Пруссии
в течение ста лет, с 1688 до 1788 г., было построено 742 км искусствен-
ных водных путей и столько же (782) в течение 50 лет, с 1786 по 1836 г.
В 1830—1850-х годах по Рейну, Одеру, Эльбе происходило оживленное
движение, ходили крупные коммерческие суда.
Одновременно с водными путями на континенте строятся и шоссейные
дороги по способу Макадама; в 1816 г. в Пруссии насчитывалось 420
миль таких дорог, а в 1848 г. более полутора тысяч. В Англии в начале
XIX в. имелось уже много хороших дорог (turnpike-roads). Вообще к
20—30-м годам XIX в. относится везде наибольший расцвет почты, пере-
возящей пассажиров; оживление на шоссейных дорогах достигло в эту
предшествующую железным дорогам эпоху наибольших размеров. В 1838
г. из Лондона отправлялось ежедневно более 30 дилижансов, и путешест-
вие в 80 английских миль, которое за 40 лет до того продолжалось 19
часов, теперь совершалось дилижансом в течение 8 часов.
Шоссейные дороги и речные системы ускорили обмен товаров внутри
страны и тем самым соединили разрозненные части страны и превратили
каждую страну в единое целое. Благодаря железным дорогам создалось
еще более крупное целое, составными частями которого являлись уже
Глава LXVL Пути и средства сообщения
559
страны. На железные дороги с самого начала смотрели как на средство
соединить страны между собой, и если при этом на первом плане стояли
стратегические соображения, то все же в результате при помощи этих
дорог получилось объединение Европы в экономическом отношении.
Первая железная дорога была построена в Англии в 1826 г.; в середине
1830-х гт. железные дороги появились и на континенте — в Бельгии,
Франции, Германии. Во Франции при сооружении сети железных дорог
имелось в виду, с одной стороны, приблизить Францию к Ла-Мапшу и,
следовательно, к Англии и соединить ее с Бельгией, а с другой стороны,
установить в южном направлении связь со Средиземным морем. Даль-
нейшие шаги заключались в установлении непрерывных сношений через
сухопутную границу посредством постройки моста через Рейн около
Страсбурга, проведении прямого пути в Италию через туннель Мон-
Сенис и сооружении дорог из Парижа мимо Пиреней в Испанию. При
этом, однако, особенно имелись в виду интересы столицы, нередко в
ущерб целым областям страны, — в особенности передвижение от портов
Атлантического океана по направлению к Швейцарии и Италии было
связано со значительными неудобствами вследствие недостаточного раз-
вития сети южных дорог, хотя именно здесь было возможно значительное
оживление торговых сношений. В Германии также вскоре после построй-
ки первых железных дорог, в 30—40-х годах соединивших некоторые
большие, наиболее населенные города, недалеко расположенные друг от
друга, началось планомерное сооружение сети железных дорог от столиц
к центру и от центра к границам, и сеть с течением времени разветвля-
лась все более и более, скрепляя экономическое единение Германии с
другими странами континента.
Попытка применить силы природы к передвижению на суше, соору-
дить самодвижущуюся повозку делались уже в XVII в., в эпоху всевоз-
можных, часто фантастических изобретений, — в эпоху устройства фон-
танов, часов с музыкой и с выскакивающими каждый час фигурами, в
эпоху различных попыток осуществления perpetuum mobile. В эту эпоху
мы находим и самодвижущиеся приспособления: стулья, «полезные для
безногих и подагриков, ибо на них можно разъезжать по саду, не опаса-
ясь испортить грядки и изгороди», разрисованные резные повозки, кото-
рые автоматически двигались, и т.п. В том же XVII в. известный гол-
ландский математик Ставинус сконструировал повозку с мачтой и пару-
сами, которая двигалась силой ветра; следовательно, он пользовался уже
для передвижения силой природы. Поездка, совершенная им на этом
«гаагском чуде», как тогда говорили, вызвала удивление во всем куль-
турном мире. «Если бы кто-либо видел, — писал один из участников
этой поездки, — как эта повозка приводится в движение не лошадьми, а
человеческим разумом, он бы приписал это не искусству, а дьяволу».
Наконец, в XVIII в. в Англии, где изобретена была паровая машина,
делаются попытки конструировать и повозку, движущуюся силой пара;
560
История экономического быта Западной Европы
правительством было выдано несколько патентов на изобретение такой
повозки. Одно время в Лондоне в 1780-х гг. пользовались четырехколес-
ными повозками: «Один человек, который поддерживает огонь, в то же
время может в качестве возницы направлять повозку в любую сторону».
Новые паровые повозки представляли собою пе что иное, как обыкно-
венные телеги, на которые нагромоздили изобретенную Уаттом для про-
мышленности паровую машину. Однако препятствием являлись неровные
дороги: они тормозили движение, вызывали резкие толчки и портили са-
мый механизм, который не мог выдержать столь сильных сотрясений.
Выяснилось, что для обыкновенных дорог они нс годятся и лошадям нет
основания опасаться конкуренции
Положение изменилось только тогда, когда к силе пара присоединил-
ся рельсовый путь. Идея последнего была уже известна древним Позже,
в XVI в., в рудниках Гарца появляются деревянные рельсы для перевоз-
ки руды из шахт до завода; для того чтобы предохранить их от порчи, на
них стали впоследствии набивать тонкие металлические пластинки, кото-
рые в случае изнашивания могли быть удалены, тогда как деревянные
рельсы оставались нетронутыми. В английских рудниках с 1760-х гг.
рельсы стали выделывать из железа. На этих рельсах перевозили тяже-
сти в небольших повозках, запряженных лошадьми. Пытались заменить
последних силой природы, но это долго не удавалось; боялись, что в
особенности при подъемах трение о гладкие рельсы будет недостаточно
для того, чтобы повозка могла непрерывно двигаться, думали, что колеса
будут вертеться вокруг своей оси. Лишь Стефенсону удалось в 1812 г.
доказать необоснованность этих опасений: его локомотив, пущенный в
ход в каменноугольных копях Ньюкасла, не только сам передвигался, но
и в состоянии был везти 8 вагонов с 30 т груза со скоростью 6 км в час.
В то время как паровые повозки строились по образцу телег или карет,
возимых лошадьми, Стефенсон совершенно отделил машинную часть от
груза, поместив ее в самостоятельной повозке-локомотиве. Однако еще и
впоследствии в Англии строились конно-железные дорога, а не паровые;
они были предназначены для перевозки тяжестей, причем всякий за уп-
лату по установленному тарифу имел право пользоваться дорогой на сво-
их лошадях и со своими повозками; последние должны были лишь удов-
летворять определенным условиям. Еще в 1824 г. парламент разрешил
постройку 24 железнодорожных линий с лошадиной тягой. Даже когда в
1825 г. на линии Стоктон-Дарлингтон, где Стефенсон был главным ин-
женером, он заменил конную тягу паровой, во время пути по временам
приходилось отцеплять локомотив и заменять его лошадьми. Только в
1829 г., после ряда улучшений, произведенных Стефенсоном в конструк-
ции локомотива, ему удалось доказать не только пригодность локомотива
во всех случаях передвижения, но и преимущество своего локомотива
перед всеми другими.
Первоначально отношение к железным дорогам было весьма отрица-
тельное. Государственные люди усматривали в них «весьма ограниченное
Глава LXVI. Пути и средства сообщения
561
и второстепенное средство сообщения», считали их даже игрушкой, не-
пригодной для серьезных целей. Ученые-медики заявляли, что передви-
жение при помощи пара должно, несомненно, вызвать у пассажиров, как
и у тех жителей, мимо которых поезд будет проходить, тяжелые заболе-
вания мозга, и признавали необходимым, по крайней мере в интересах
мирных жителей, окружать полотно деревянными заборами. В 1825 г.
при рассмотрении в английском парламенте проекта постройки первой
железной дороги многие настаивали на том, что конную тягу следует
предпочесть паровой, ибо в последнем случае пассажиры задохнутся в
туннелях, поля будут сожжены искрами паровоза, скот, пасущийся на
полях, погибнет от страха при резких свистках локомотива, а куры пере-
станут нестись. А известная газета «Quarterly Review» находила, что ни-
чего не может быть глупее идеи построить локомотив, движущийся с
двойной скоростью дилижансов. Особенно поддерживались такие опасе-
ния владельцами каналов; последние находились в руках немногих ком-
паний, выручавших огромные дивиденды, и железные дороги являлись
для этих компаний большой угрозой. Столь же опасны они были для
владельцев дилижансов; последние стали препятствовать производству
работ при постройке железных дорог — дело доходило до кровопролит-
ных столкновений, которым был положен конец лишь при помощи воо-
руженной силы.
Вскоре вопрос о сооружении железных дорог возник и на континенте
Европы. Однако знаменитый Тьер, сам видевший железную дорогу в
Англии, находил еще в 1835 г., что этот способ передвижения годится,
пожалуй, для перевозки пассажиров и для некоторых линий, ведущих в
столицу, но ни в коем случае не для всей страны: он не верил, что во
Франции можно будет ежегодно строить хотя бы 5 миль железных дорог.
И в Пруссии директор почт Наглер высказывался в конце 30-х годов
против сооружения линии между Берлином и Потсдамом, ибо даже отхо-
дящие туда несколько раз в день шестиместные дилижансы часто идут
наполовину пустыми. При постройке первых железных дорог в Германии
землевладельцы также жаловались, что они уничтожат коннозаводство и
обесценят овес и сено, а владельцы каналов и дилижансов возбуждали
население против рабочих, строивших дороги. Высказывались против
них и с религиозной точки зрения, находя, что безбожно передвигаться
паром, когда Богом созданы для того лошади и другие животные; поэто-
му железная дорога — изобретение дьявола.
В Бельгии, где была построена первая железная дорога на континен-
те, в 1839 г., при рассмотрении в парламенте вопроса о сооружении не-
скольких железных дорог противники их заявили, что полезность их во-
все не доказана, что они будут мчаться мимо городов и деревень, не дос-
тавляя им никакой выгоды, а владельцам повозок и кораблей принесут
убыток. Ввиду огромного количества необходимого для постройки дорог
железа придется исчерпать рудники; сооружать железные дороги столь
562
История экономического быта Западной Европы
же безрассудно, как строить пирамиды; к этому прибавляли, что прово-
зимое по железной дороге молоко превратится в сливки, а яйца сварятся.
Первые железные дороги не только в Англии, но и на континенте Ев-
ропы пользовались силой животных илп же имели смешанную конную и
паровую тягу. Лишь впоследствии, с 1829 г. в Англии, с 1837 г во
Франции, с середины 1840-х гг. в Австрии, появились железные дороги,
применявшие исключительно силу пара Но это были лишь зачатки; эра
железнодорожного строительства на континенте Европы началась значи-
тельно позже - в 1850-х гг., в период быстрого роста фабричной про-
мышленности и вытеснения ручного труда машинным, в период возник-
новения крупных акционерных банков, финансировавших железнодо-
рожные компании (дороги строились и управлялись частными
обществами). Во Франции в период 1852— 1857 гг. были созданы сети
железных дорог (шесть сетей), которые покрыли всю Францию и соеди-
нили ее с другими странами, и в то же пятилетие (1853—1857) возникли
в Пруссии железнодорожные акционерные компании с капиталом в 420
млн марок, что составляет 1/g—1/5 всего капитала акционерных компа-
ний, учрежденных в Пруссии вообще за двадцатилетний период 1851 —
1870 гг. В Германии вообще в период 1855- 1865 гг. строилось ежегодно
в среднем 600 км железных дорог, тогда как в предыдущее 20-летие всего
390 км ежегодно. Уже из этих данных можно усмотреть, какой крупный
переворот во всей хозяйственной жизни произвело самое железнодорож-
ное строительство (не говоря уже о влиянии нового средства передвиже-
ния на экономические условия), какое сильное оживление оно вызвало
во всех сферах — в промышленности, банковом деле и т.д.
Особенно сильно это оживление чувствовалось на бирже — здесь поя-
вились новые ценности: железнодорожные акции и облигации. Прежде
котировалось на бирже вообще очень мало бумаг (в Париже в 1826 г.
всего 24 котировки, в Вене еще в 1848 г. всего 20 курсов), и, поскольку
они котировались, это были почти исключительно государственные зай-
мы; теперь они были отодвинуты на второй план акциями, среди которых
огромное большинство составляют железнодорожные. В Париже в 1850 г.
из 9 млрд франков биржевых ценностей 2/з приходилось на государст-
венные ренты, тогда как в 1869 г. последние составляли из 26 млрд всего
И1 /20, из прочих же котировок 2/з приходилось на железнодорожные
акции и облигации. На Берлинской бирже в 1870 г. железнодорожные
ценности составляли половину всех котируемых бумаг (177 из 359), то-
гда как промышленных акций и облигаций имелось всего 9. Таким обра-
зом, современная биржа создана железнодорожным строительством;
лишь впоследствии к железнодорожным ценностям присоединились бу-
маги промышленных предприятий.
В рассматриваемый период вообще приобретают значение акционер-
ные компании. Раньше имелись лишь зачатки этой формы предприятия,
она применялась главным образом в области внешней (заморской) тор-
Глава LXVI. Пути и средства сообщения 563
говли; отчасти и немногие существовавшие в то время публичные банки и
страховые общества принимали такую форму, в Англии и предприятия
по сооружению каналов и мостов. Но вообще говоря, акционерные ком-
пании являлись еще исключением - в Англии до начала XIX в., во
Франции до 30-х, в Германии даже до 60-х годов. Только с этого време-
ни появляются во все возрастающем числе железнодорожные, банковые,
промышленные акционерные компании. Выпускаемые ими акции являют-
ся важным объектом биржевой спекуляции, создают современную фондо-
вую биржу.
В 1850-е годы все внимание общества было сосредоточено на бирже,
железнодорожных предприятиях, банках, акционерных компаниях. Все
остальные вопросы отступали на второй план: о театре, литературе, еще
недавно стоявших в центре общественного внимания, даже о военных
действиях (Крымская кампания) газеты упоминали лишь вскользь. Ко-
нечно, это оживление имело и свою обратную сторону — чрезмерную
спекуляцию и кризисы.
За железными дорогами вскоре последовали паровые суда, значение
которых в смысле развития международной торговли и создания мирово-
го рынка было не менее велико, если иметь в виду, что водное простран-
ство занимает гораздо большую часть земного шара, чем суша, и прово-
зоспособность судов несравненно выше, чем вагонов. Здесь речь шла о
соединении пе отдельных стран, а целых частей света, хотя (в особенно-
сти в те времена) и малонаселенных, частью совсем неисследованных, где
необходимо было еще создать потребности у населения, но где открыва-
лись в будущем новые обширные рынки. Фултон, изобретатель парохо-
да, уже в 1805 г. стал пускать свое паровое судно «Клермон» по реке
Гудзон; с 1814 г. в Англии устанавливаются речные сообщения при по-
мощи паровых судов; затем паровые суда стали отправляться из Англии
в Ирландию и на континент Европы; вскоре начали плавать на них и по
Средиземному морю. Но в области торгового мореплавания паровые суда
еще долго имели весьма мало значения; еще долго держались того мне-
ния, что паровые суда пригодны лишь для транспорта на реках и озерах,
на море же в крайнем случае для каботажного плавания. На них смотре-
ли как на игрушку, и путешествие из Ливерпуля в Нью-Йорк на таком
судне приравнивали по своей утопичности к путешествию на Луну. Даже
когда в 1818 г. «Саванна» впервые совершила переход из Америки в Ли-
верпуль в 25 дней, она еще одновременно с паром пользовалась паруса-
ми. Лишь 20 лет спустя в Англии одна железнодорожная компания про-
должала свою железнодорожную сеть пароходной линией с Америкой.
Но и это еще были суда смешанного типа, — только со времени замены
колесных судов винтовыми стали исчезать смешанные суда, и с 1860-х го-
дов паровое судоходство становится господствующим.
Благодаря всему этому мировой обмен, равнявшийся в 1800 г. 6 млрд
марок, достиг в 1850 г. 17 млрд, а в 1860 г. 30 млрд. Четвертая часть
этой мировой торговли приходилась в 1860 г. на долю Англии.
ГЛАВА LXVII
ДЕНЕЖНОЕ ОБРАЩЕНИЕ, КРЕДИТ И БАНКИ
Эпоха конца XVIII и начала XIX в (эпоха Французской революции
и Наполеоновских войн) составляет период грандиозных экспериментов с
государственными бумажными деньгами п качестве нового источника го-
сударственных доходов, заменяющего прежнюю чеканку неполновесной
монеты Выпущенные правительствами бумажные деньги были признаны
неразменными (т.е. нарушалось принятое на себя при выпуске обязатель-
ство менять бумажные деньги на звонкую монету по их номинальной це-
не). При таких условиях оказывалось возможным выпускать их в боль-
шом количестве; но по той же причине ценность их быстро падала Наи-
большие суммы добыла от выпуска своих ассигнаций Франция, которая
приступила к выпуску их в 1789 г.; но уже 4 года спустя, когда ассигна-
ций было выпущено на 4 млрд франков, курс их понизился до 22% на-
рицательной цены. Затем он, правда, несколько поправился, но вскоре
стал снова стремительно падать, и франк равнялся 10 сантимам уже к
тому времени, когда выпущено было ассигнаций на 8,3 млрд франков, -
правда, цифра совершенно неслыханная для того времени, немыслимая
ни в какой другой стране континента. Несмотря на это, в течение корот-
кого промежутка полутора лет (с 1 апреля 1795 г. по 1 сентября 1796 г )
было произведено ассигнационных выпусков еще на 37 млрд франков,
т.е. в 4-5 раз более того, что выпущено было за предшествующие 51/2
лет, — операция, похожая «на злоумышленное озорство, явно рассчи-
танное на уничтожение всякой ценности ассигнаций, или, иначе говоря,
на намеренное и бесцеремонное банкротство» (И. И. Кауфман). Неуди-
вительно, если эти выпущенные на баснословную сумму ассигнации по-
теряли всякую цену — понизились до нарицательной цены (франк
равнялся 1/2 сантима).
Однородные финансовые эксперименты были произведены в Австрии,
где выпуски ассигнаций, хотя и начались па 17 лет раньше, чем во
Франции, и продолжались во время войн не только революционных, но
и Наполеоновских, тем не менее составляли в 1816 г. всего 4 млрд фран-
ков, т.е. были значительно меньше французских. И все же уже в 1810 г.
австрийские ассигнации упали до 10% своего нарицательного достоинст-
ва, и пришлось прибегнуть к девальвации: они принимались за 20% их
нарицательной цены (за 500 гульденов в старых ассигнациях давалось
100 гульденов в новых ассигнациях, называемых выкупными свидетель-
ствами). Но и новые ассигнации через несколько лет успели потерять 3/4
Глава LXVU Денежное обращение, кредит и банки 565
своего достоинства: в 1815 г. опять за 100 металлических гульденов вы-
давалось 400 гульденов бумажных.
Такие же явления происходили и в других странах (например, в Рос-
сии, где также в 1810 г. ассигнации упали до 20% нарицательной цены).
Общий дух эпохи отразился даже на Англии, которая уже тогда значи-
тельно опередила Европу в экономическом отношении, но все-таки также
временно приостановила размен своих банкнот на золото.
Разница между Англией и другими странами заключалась, однако, в
том, что здесь это были не государственные бумажные деньги, а банкно-
ты, опиравшиеся на частный кредит акционерной компании Банка Анг-
лии и служившие нуждам не только государства, но и торговли и про-
мышленности. Частные банки в Англии оказывались неоднократно не-
платежеспособными, когда на них производился «набег» (a run)
вкладчиков, и они не в состоянии были производить размен своих банк-
нот, — к концу XVIII в. погибло большое количество таких банков. Банк
Англии даже в эпохи кризисов, несмотря на то что враги неоднократно
подкапывались под него (впрочем, и он предъявлением большого количе-
ства банкнот старался уничтожить другие банки), продолжал платежи и
размен своих банкнот, и лишь во время войн конца XVIII в., в 1797 г.,
когда запас золота в банке сильно сократился, ему пришлось «затворить
перед публикою двери», т.е. прекратить размен банкнот на звонкую мо-
нету. Хотя эти банкноты не имели принудительного курса (т.е. прием их
не являлся обязательным), но ввиду заявления наиболее крупных ком-
мерсантов о своей готовности принимать платежи в любых размерах в
банкнотах Банка Англии (сила их «патриотического» подвига, впрочем,
значительно ослабляется, если вспомнить, что они не имели другого ору-
дия обращения, кроме банкнот Банка Англии) эти банкноты продолжали
во всех платежах заменять монету, и первоначально никакого лажа не
было. Лишь в первое десятилетие XIX в. обнаружилась разница между
ценностью банкнот и звонкой монеты, но и она большею частью состав-
ляла не более 10% и максимума достигла в 1813 г., когда 100 фунтов
стерлингов в банкнотах равнялись 71 фунтов стерлингов в звонкой мОне-’
те, тогда как на континенте Европы, как мы видели, бумажные деньги в
течение короткого срока теряли 80—90% своей нарицательной цены, так
что в Англии, в отличие от континента, фискальная драма не успела'пре-
вратиться в трагедию, пагубную для казны и для населения. Мало того,
самая приостановка размена здесь была лишь кратковременна. Как толь-
ко кончилась война, курс банкнот стал снова повышаться, достигая почти
паритета (в 1817 г. уже 97% нарицательной цены), и хотя размен на
звонкую монету должен был (по закону 1819 г.) возобновиться лишь с
1822 г., но он был фактически открыт уже раньше (в мае 1821 г.). С тех
пор Англия не имела суррогатов звонкой монеты ни в виде неразменных
банкнот, ни в форме государственных бумажных денег. В Англии с того
времени существует установившаяся фактически еще в конце XVIII в.' и
566
История экономического быта Западной Европы
формально введенная законом 1816 г. золотая валюта (свободная чеканка
золота, выпуск неполноценных серебряных монет исключительно госу-
дарством, ограниченный прием серебряной монеты).
Напротив, на континенте неоднократно в различных странах прибега-
ли к неразменным бумажным деньгам. Хуже всего дело обстояло в этом
отношении в Австрии и России, где бумажные деньги вытеснили звонкую
монету и являлись господствующим платежным средством. Во Франции
установилась двойственная монетная система (биметаллизм), при которой
государством определяется законное отношение между золотом и сереб-
ром (по закону 1803 г. 15*/2* 1), и устанавливается право производить
уплату в золотой или серебряной монете по своему усмотрению. Бумаж-
ных же денег французы после опыта с ассигнациями сильно боялись;
лишь впоследствии они стали выпускать бумажные деньги (разменные),
но и в 1870 г. их обращалось не более 192 млн франков.
Более значительно было обращение суррогатов монеты в Германии,
где они достигли в 1870 г. 630 млн марок, причем состояли как из банк-
нот, выпущенных различными банками, так и из государственных бу-
мажных денег, формально разменных, хотя для размена их нс имелось
специальных фондов, так что в случае кризиса сохранение их ценности
являлось сомнительным1. Выпуск этих суррогатов обусловливался в зна-
чительной мере отсутствием в обращении золотой монеты. В Германии
постепенно из прежней параллельной валюты образовалась путем исчез-
новения золота серебряная валюта, причем вплоть до реформы 1870-х
годов не было единства в денежном обращении; хотя господствующими и
являлись талеры и двойные талеры (не только в пределах Таможенного
союза, но и вне ого), но рядом с ними на юге обращались и гульдены,
которые чеканились там одновременно с талерами; в южных государст-
вах принимались в казначействах и монеты прежних систем, как и раз-
личные иностранные монеты — французские, австрийские, английские.
В это состояние денежного обращения, где господствовало в большин-
стве государств серебро, внезапно ворвались события, происходившие в
Калифорнии и Австралии с начала 1850-х годов; найдены были золотые
россыпи, и в диких местностях, где прежде почти не слышно было чело-
веческого голоса, вдруг, как бы по мановению волшебного жезла, вырос-
ли населенные города, появилась кипучая жизнь - жажда золота охва-
тила людей, побросавших свои очаги, свою родину, чтобы искать счастья
в новой обетованной стране. В то время как в 1831-1840 гг. добыча зо-
лота на земном шаре составляла всего 3% всей добычи благородных ме-
таллов, в течение одного лишь пятилетия 1851—1855 гг. она достигла
18%, и в продолжение двух десятилетий (1850-1870) было добыто
больше золота, чем в предыдущие два века (1650-1850). Под влиянием
появления калифорнийского и австралийского золота уже в 1854 г. на
Венской монетной конференции Австрия предложила государствам Гер-
манского таможенного союза заключить монетную конвенцию на основах
Глава LXV1I. Денежное обращение, кредит и банки 567
золотой валюты; далее, неоднократно устроенные во Франции в 1850—
1860-х гг. конференции и обследования дали заключения в пользу золо-
той валюты, и точно так же заседавший во время Парижской выставки
1867 г. Монетный конгресс высказался в пользу заключения всемирного
монетного союза, в котором должна быть установлена золотая валюта.
Правда, все эти пожелания и обследования не имели реальных последст-
вий, ибо Венская монетная конвенция (Германские государства и Авст-
рия) отвергла золотую валюту, всемирный монетный союз не был обра-
зован, а Франция вследствие начавшейся в 1870 г. войны осталась при
своем биметаллизме (в 1865 г. ею был заключен с другими странами би-
металлизма, где господствовала монетная единица в виде франка, —
Италией, Бельгией и Швейцарией — Латинский монетный союз, на ос-
новании которого золотые и серебряные монеты, чеканенные в одной из
этих стран, принимались в кассах всех других, — фактически это было
уже раньше). Во всяком случае, уже из этих переговоров и попыток вид-
но было, в каком направлении должно идти в будущем развитие денеж-
ного обращения.
И в области кредита и банков замечается резкое различие между Анг-
лией и континентом Европы, вполне соответствующее их различию в от-
ношении развития торговли и промышленности. Англия со своей индуст-
рией уже в первой половине XIX в. нуждалась в развитом кредите и
имела много свободных капиталов, тогда как на континенте до появления
крупной промышленности и до начала эры железных дорог, т.е. прибли-
зительно до середины XIX в., банковое дело по необходимости находи-
лось в зачаточном состоянии.
До 1844 г. в Англии провинциальные частные банки наряду с Банком
Англии выпускали банкноты и вследствие чрезмерного выпуска послед-
них не только оказывались банкротами (в 1814—1816 гг. 240 банков пре-
кратили платежи; во время кризиса 1825 г. в течение шести недель по-
гибло более 70 банков), но и парализовали этим нередко политику Банка
Англии, старавшегося, когда количество платежных средств в стране
оказывалось чрезмерным и вексельный курс этого требовал, вызвать со-
кращение обращающихся в стране банкнот.
Из данных, установленных комиссией XIX в., видно, что в 1793 г.
обанкротилось свыше 100 английских провинциальных банков, а между
1810 и 1817 гг. закрыли свои двери 600 банков. В старых английских
романах часто изображались плохие банки, а действительные факты бы-
ли еще романтичнее романов в те дни, когда от скорости почтовой коля-
ски, наполненной слитками, зависела судьба банка, подвергшегося набегу
клиентов, которые старались обратить банковые билеты в золото, пере-
возка же затруднялась «рыцарями большой дороги», кишевшими повсю-
ду. Тот самый банк, который еще 20-го числа оповещал, что «все спо-
койно и тихо», еще до конца месяца посылал своих директоров в Лон-
дон, которые, получив известное количество золота, немедленно мчались
568
История экономического быта Западной Европы
обратно домой, причем нередко попадали в руки разбойников, выворачи-
вавших их карманы. При этом отправлялись они в Лондон за золотом
тайком, так как известие об их отъезде могло вызвать панику; поэтому
спокойно выезжали в одноколке, как будто для посещения соседей, а за-
тем где-либо меняли ее на почтовую коляску с четверкой лошадей.
Банк Англии во время кризисов, когда клиенты банка требовали
вклады обратно в звонкой монете, прибегал к своеобразным мерам:
крупные суммы выплачивались друзьям банка, которые передавали их
сейчас же другим друзьям его, помещавшим их немедленно снова в бал-
ке; кроме того, вклады выплачивались в мелкой монете — в 1 шиллинг и
даже в б пенсов, так что выдача их отнимала много времени, — этим пу-
тем удавалось выиграть несколько дней, а пока волнение постепенно пре-
кращалось (Andrcadfes).
Положение пе изменилось и в 1830-х годах, когда стали возникать в
провинции крупные акционерные банки; и они в течение 1835—1836 гг.
выпустили банкнот на 1,7 млн фунтов стерлингов. Ввиду этого решено
было ограничить право выпуска банкнот одним банком — Банком Анг-
лии, который в состоянии был бы регулировать их выпуск в каждую
данную минуту соответственно потребностям денежного рынка. Выпуск
банкнот всеми остальными банками был ограничен, по закону 1844 г.,
существующими банками, и количество их банкнот, которое находилось в
обращении при издании этого закона, не могло быть увеличено. Однако
и Банку Англии были поставлены пределы: он мог выпускать банкнот
(покрытых государственными консолями) на сумму не свыше 14 млн
фунтов стерлингов; дальнейшие выпуски должны быть покрыты звонкой
монетой. В случае отказа какого-либо банка от права выпуска банкнот
сумма в 14 млн увеличивается на соответствующую сумму. Наконец, вы-
пуск банкнот банком Англин совершенно отделялся от прочих операций:
выпуск банкнот передан был Issue-Departament банка, тогда как прочая
деятельность банка сосредоточивалась в Banking-Departament.
Этот акт Пиля вызвал много споров: в то время как одни усматривали
в нем проявление величайшей мудрости, другие называли его прокрусто-
вым ложем для торговых оборотов и приписывали ему вину во всех про-
исходивших впоследствии кризисах. Наконец, третьи находили, что мера
эта имела вообще мало влияния, ибо среди платежных средств банкноты
имели вообще мало значения и их с успехом заменяли векселя, чеки, пе-
реводы по книгам, и этими средствами коммерческий мир с тех пор поль-
зовался в широких размерах, обходя намерения закона. Во всяком слу-
чае, предоставив Банку исключительное право выпуска банкнот, закон
Пиля укрепил его монопольное положение и сделал Банк в глазах насе-
ления государственным учреждением, тем более что правительство сдела-
ло его своим казначеем, признало его билеты обязательным платежным
средством и во всех затруднительных для Банка случаях как бы отожде-
ствляло себя с Банком. Все это, а также обязательность для Банка Анг-
Глава LXVH. Денежное обращение, кредит и банки 569
лии выпускать еженедельные отчеты (установленная тем же законом) и
необходимость для него держать сравнительно большой запас золота соз-
дало к нему такое доверие, каким не пользовался ни один банк в мире:
«Надежен, как Банк» (т.е. как Банк Англии) — гласит английская пого-
ворка.
Этим безграничным доверием обусловливается то положение, которое
занял Банк Англии с середины XIX в. Многочисленные крахи акционер-
ных и частных банков в 1830-х годах привели к тому, что публика стала
помещать свои деньги в одном Банке Англии; те акционерные банки, ко-
торые желали привлекать к себе вклады, вынуждены были для того, что-
бы приобрести доверие населения, помещать свою наличность в Банке
Англии, наиболее надежном (и дешевом) месте. Вследствие этого с раз-
витием депозитной операции акционерных банков Банк Англии стал тем
местом, куда стекалась вся свободная наличность страны; в этом цен-
тральном институте все банки держали свои запасные капиталы. Созда-
лась система «единого резервного фонда», и Банк Англии стал «банком
банков».
Упомянутые нами депозитные акционерные банки возникают в Анг-
лии в 1830-х гг., после того как закон 1833 г. признал, что монополия
Банка Англии, установленная законом 1708 г., касается лишь выпуска
банкнот, и отказал ему в распространении исключительной привилегии
на прочие банковые операции. Между тем «было сделано открытие, что
выпуск банкнот не составляет важнейшей части банкового дела» и в про-
тивоположность прежнему взгляду банки могут существовать и не обла-
дая правом выпуска банкнот. Из английских банков, существовавших в
1875 г., 64 было учреждено в десятилетие 1831 — 1840 гг. Эти депозитные
банки сыграли весьма важную роль, в особенности с 1850-х годов, при-
влекая свободные капиталы в качестве вкладов и снабжая ими быстро
развивающуюся хлопчатобумажную, шерстяную, металлургическую, ка-
менноугольную индустрию. Первоначально провинциальные депозитные
банки южных и юго-восточных земледельческих графств переводили по-
мещаемые у них поступления от аренды и от хлеба в северные промыш-
ленные районы, которые не в состоянии были удовлетворить всю потреб-
ность в капиталах из местных сбережений. Но впоследствии и провинци-
альные банки стали направлять свои свободные капиталы в Лондон, и
отсюда они уже распределялись по всей стране.
Депозитным банкам пришлось преодолеть много препятствий, ибо
Банк Англии старался уничтожить новых конкурентов, установив даже
специальные правила для борьбы с ними и добившись, между прочим,
того, что им запрещено было производить акцепт векселей (так что они
платили по векселям без акцепта). А в то же время несовершенство анг-
лийского акционерного законодательства приводило к тому, что эти бан-
ки не имели характера юридического лица, и иск вчинялся не банком, а
от имени всех акционеров. Если же в товариществе участвовало духовное
570 История экономического быта Западной Европы
лицо, то, по английскому законодательству, предприятие и все его опе-
рации являлись незаконными, — этим пользовались лица, которые
должны были платить банкам по векселям. К концу 1830-х гг. ряд вновь
возникших банков (акционерную форму приняло около 140) снова лоп-
нул, и это дало повод Пилю, пользуясь общей враждой к акционерным
предприятиям, затруднить учреждение новых банков: по закону 1845 г.,
минимальная цена акции составляла 100 фунтов стерлингов, так что воз-
никшие ранее банки пользовались фактически монополией, - из сущест-
вовавших в 1875 г. 118 депозитных байков в 1841 - I860 гг. учреждено
было всего четыре; когда же в 1862 г. издан был новый закон, предоста-
вивший свободу учреждения акционерных компаний и установивший для
них ограниченную ответственность, возникло сразу в пятилетие 1861 -
1866 гг. 26 банков.
Таким образом, уже в середине XIX в. Лондон стал резервуаром, в
котором сосредоточивались все свободные капиталы страны. Но одно-
временно он стал и международным денежным рынком. После 1815 г.
Англия с ее богатством и капиталами заменила Нидерланды в качестве
того рынка, где правительства континентальных государств могли заклю-
чать заем, — на континенте Европы как прежде, так и теперь еще невоз-
можно было найти необходимых для этого, притом сильно возросших,
сумм. Точно так же Англия являлась банкиром всего мира и в области
коммерческого кредита. Она ведь была в то время мастерской всего ми-
ра, фрахтовщиком всего мира, перевозившим товары всех стран по океа-
нам на своих судах; она была, наконец, центральным рынком всего мира,
тем торговым центром, куда направлялись товары как из английских ко-
лоний, так и из прочих стран и частей света; через посредство Лондона и
Ливерпуля эти товары уже отправлялись в другие страны. Неудивитель-
но, что при богатстве Англии капиталами вся эта торговля пользовалась
английским кредитом: даже в тех случаях, когда некоторые виды заоке-
анских товаров непосредственно направлялись в порты континента, все
расчеты производились через посредство Лондона, векселя трассирова-
лись на Лондон и совершались на фунты стерлингов и лондонские банки,
кредитуя контрагентов, имели возможность следить за характером торго-
вых операций континента.
Континент Европы еще долго не имел необходимых для государства и
для промышленности и торговли капиталов, не имел и кредитных учреж-
дений, которые могли бы поставить кредитные операции на широкую но-
гу. Крупные банки появляются на континенте не ранее 1850-1860 гг.
Лишь в виде исключения мы находим банки до 1848 г. Так, в Австрии
Национальный банк, учрежденный в 1816 г., являлся в течение трех де-
сятилетий единственным. Во Франции такое же монопольное положение
занимал возникший в 1800 г. Французский банк (Banque de France). Ес-
ли не считать трех небольших местных банков, имевших лишь местное
значение, то банки во Франции стали возникать лишь в конце 1830-х —
Глава LXVH. Денежное обращение, кредит и банки 571
начале 1840-х годов, но во время кризиса 1848 г. наиболее крупные из
них погибли, а прочие были превращены в местные отделения Француз-
ского банка, который таким образом снова занял монопольное положе-
ние. Притом как австрийский Национальный банк, так и Французский
банк созданы были главным образом для снабжения правительства необ-
ходимыми ему средствами, и большая часть сумм этих банков находилась
в руках казны, вследствие чего Французский банк неоднократно оказы-
вался в затруднительном положении, — размен своих банкнот он не-
сколько раз в состоянии был производить лишь с нарушением своего ус-
тава. Для кредитования коммерсантов у этих банков, таким образом, ос-
тавалось весьма мало средств. К тому же они распространяли свою
деятельность исключительно на столицу, так что провинция совершенно
была лишена кредитных учреждений: Французский банк открыл впервые
отделения в провинции после 1835 г., а австрийский Национальный банк
лишь в 1848 г. В отличие от Франции и Австрии в Бельгии находим два
банка, учрежденные в 1822 и 1835 гг., преследующие цель содействия
промышленности (первый так и назывался — Soci€t6 ggndraie pour fa-
voriser i’industrie nationaie) — в других странах такие банки появились
лишь в 1850-е годы, — и принимавшие участие в различных промыш-
ленных предприятиях. Но эти банки свидетельствуют вместе с тем о том,
как неумело еще велись кредитные учреждения в эту эпоху, как наруша-
лись все основные правила банковой политики, — они помещали свои
капиталы на продолжительные сроки в предприятия, как и в недвижимо-
сти, принимали же краткосрочные вклады и выпускали банкноты, под-
лежавшие уплате по предъявлению. Неудивительно, если в 1848 г. оба
бельгийских банка вынуждены были прекратить размен банкнот на звон-
кую монету. Государство превратило их в бумажные деньги, установив
обязательность их приема (принудительный курс).
Как видно из изложенного, все эти банки являлись эмиссионными
(имели право выпуска банкнот); но такой же характер имели и все бан-
ки, существовавшие в Германии (там имелся Королевский банк в Берли-
не, превратившийся впоследствии в Прусский банк, а еще позже, в
1875 г., в Имперский банк, и еще три банка, учрежденные в 1824, 1834 и
1838 гг.), все итальянские банки, банки, возникшие во Франции в 1835 —
1845 гг. (и прекратившие вскоре свое существование). Понятие банка в
то время совладало с эмиссионным банком; банка без права выпуска
банкнот себе не представляли (такой банк называли «металлическим»), и
прочие операции банков являлись лишь дополнением к главной — эмис-
сионной - деятельности. Еще в 1854 г., когда в Париже возник банк
движимого кредита, финансировавший промышленные и железнодорож-
ные предприятия, но не выпускавший банкнот, о нем говорили, что он не
производит банковых операций.
В первые десятилетия XIX в., в сущности, никакие иные банки, кро-
ме эмиссионных, и не были возможны, ибо из иных источников банки не
Глава LXVU. Денежное обращение, кредит и банки 573
или другим государством, имел всегда характер внутреннего займа, пуб-
лика могла получить проценты в любом из этих пяти мест, следователь-
но, по желанию, у себя дома и в местной монете. Этот международный
характер организации в связи с редкой осведомленностью обо всех собы-
тиях2 создал Ротшильдам в течение полувека почти безраздельное гос-
подство на бирже, прежде всего в области государственного кредита: за
одно только 15-летие 1818-1832 гг. лондонская фирма Ротшильд выпус-
тила облигаций почти на 25 млн ф. ст., т.е. па большую сумму, чем было
заключено займов на Амстердамской бирже в течение всего XVIII в. Го-
ворили, что мать пяти Ротшильдов могла в своем салоне гарантировать
мир Европе, ссылаясь на то, что ее сыновья не дадут денег на ведение
войны, а министру финансов, утратившему расположение Ротшильдов,
советовали «закрыть свою лавочку», — известны случаи, когда Рот-
шильды вносили целую страну на черную доску и прекращали учет ее
векселей, что обозначало полный крах ее кредита3. Впоследствии Рот-
шильды занялись и финансированием различных предприятий — страхо-
вых компаний, в особенности же, в 1840-е годы, железнодорожных об-
ществ. Ряд линий во Франции, Австрии и других странах был сооружен
этими «первыми железнодорожными королями»: «Ротшильд, а не прави-
тельство является хозяином железных дорог», — говорили современники.
Хотя Ротшильды, таким образом, до появления акционерных банков
выполняли роль последних, все же потребность в кредите до учреждения
этих банков была велика, в особенности среди средних слоев купечества
и промышленников. Банкиры имелись в недостаточном количестве и,
кроме того, занимались биржевой спекуляцией, торговлей золотом и се-
ребром и т.д., вследствие чего сокращались суммы, предназначенные для
кредитования коммерсантов, и последним приходилось обращаться к рос-
товщикам. Во Франции кредитные операции производили сборщики по-
датей (tMsoriers gdneraux), которые не ограничивались использованием
временно находившихся у них сумм для учета векселей, но «составляли
до 1850-х годов настоящий национальный банк». На помощь населению
приходили и нотариусы, которые с давних пор принимали вклады под
проценты, превращая постепенно свои конторы в настоящие сберегатель-
ные кассы, но, кроме того, они выдавали и ссуды, и не только своим
клиентам, но и прочему населению, а затем стали заниматься и учетом
векселей и даже биржевыми операциями. Хотя в 1843 г., после того как
многие нотариусы оказались несостоятельными, им были запрещены эти
операции, все же население и впоследствии несло к ним свои сбереже-
ния, отдавая их в бесконтрольное пользование, причем нотариусы ника-
кой бухгалтерии не вели и даже квитанций в приеме денег не выдавали.
Лишь после революции 1848 г. повсюду на континенте появляются
банки, повсюду возникает банковый кредит как для владельцев недви-
жимостей, так и для промышленных и горных предприятий, банками
строятся и финансируются железные дороги. Правда, и теперь еще, в
574 История экономического быта Западной Европы
период 1850-1870 гг, много препятствий стояло на пути к учреждению
банков и к успешному развитию их деятельности. Даже во Франции бан-
ки лишь постепенно стали руководствоваться так называемым банковым
принципом относительно соответствия между активными и пассивными
операциями. Население долго не желало расстаться с прежним обычаем
хранения денег у себя, и французские банки еще в 1850-х годах не могли
добиться того, чтобы их клиенты через посредство банка производили
платежи, а нс брали для платежей деньги из банка Правительство за-
трудняло учреждение банков вследствие господства концессионной (раз-
решительной) системы открытия акционерных компаний, существовав-
шей вплоть до 1860-х гг.. Еще более отсталой в этом отношении являлась
Германия, где учет векселей, кроме как в Гамбурге и еще нескольких
крупных торговых центрах, был еще очень мало распространен, а депо-
зитную операцию банки не старались развивать, нередко, напротив, по-
нижая проценты по вкладам, чтобы помешать чрезмерному их приливу.
Джиро (перевод по книгам) и контокоррентные операции там были почти
неизвестны, так что даже в таком крупном коммерческом центре, как
Франкфурт-на-Майне (где тогда была наиболее крупная биржа), еще в
1850-х гг. можно было встретить в любое время до полудня многочислен-
ные повозки, нагруженные бочками с серебром, или носильщиков, пере-
носящих мешки с серебряной монетой. Что же касается отношения пра-
вительства к банкам, то в противоположность мелким немецким государ-
сгвам, где банкам оказывалось содействие - почему почти все банки и
возникали там, — Пруссия препятствовала их развитию, запрещая бан-
кам открывать отделения и агентуры или не допуская приема вкладов,
нередко и просто отказывая в разрешении учредить акционерный банк4.
Правительство опасалось большой силы крупного кредитного учрежде-
ния, которое имело бы возможность отказать в помощи тем или другим
неприятным банку предприятиям, парализуя меры, принимаемые госу-
дарством (Пошингер). Отказывая в концессии, правительство ссылалось
и на опасность возникновения новых банков, когда и так обнаруживается
чрезмерное оживление в предпринимательском деле5.
Несмотря на все препятствия, эпоха 1850—1870 гг. все же составляет
период учреждения крупных банков и успешного развития их не только
во Франции, но и в Австрии, Швейцарии, Бельгии и даже в столь отста-
лой в те времена Германии, — в особенности банков движимого кредита,
целью которых является финансирование промышленных и железнодо-
рожных предприятий.
Движение исходило из Франции, где в 1852 г. был учрежден братья-
ми Перейр (Pereire) Credit Mobilier для финансирования различных
предприятий, в особенности железнодорожных. Учреждение его находи-
лось в тесной связи с учением социалиста Сен-Симона, который и сам не
был чужд коммерческой деятельности и учениками которого являлись
крупнейшие французские банкиры и директора банков. К усердным по-
Глава LXVH. Денежное обращение, кредити банки 575
следователям сен-симонизма принадлежали и братья Перейр, в которых,
по их словам, Сен-Симон «вдохнул новую жизнь»; «они горели живым
пламенем Сен-Симона».
По учению Сен-Симона, необходимо такое учреждение, которое бы
руководило производством, - система банков (systfcme ggndrale des ban-
qucs) с центральным банком, который будет представлять собою прави-
тельство в экономической жизни (le gouvernement dans le monde matd-
nel), - в его руках будут сосредоточиваться средства производства, и
им они будут распределяться. Все средства производства будут переда-
ваться наиболее достойным, тогда как в настоящее время землевладельцы
и капиталисты чисто случайно, в силу факта рождения, оказываются в
роли управителей ими. Таким образом, банкам, по этому учению, при-
надлежит главная роль в создании индустрии; под индустриальным клас-
сом Сен-Симон понимает предпринимателей и рабочих, торговцев, уче-
ных, художников; банкиры составляют «главу индустриального класса»,
объединяют его в одно целое, одной общей идеей.
Целью братьев Перейр являлось создание вовсе не только банка, а
своеобразной сен-симонистской организации кредита, системы банков.
Предполагалось учредить Credit Fonder для владельцев недвижимостей,
Crddil Mutuel для ремесленников и торговцев и Crddit Mobilier для
крупных предприятий. Последний должен был представлять собою
центр, куда стекались бы капиталы населения и откуда они направлялись
бы в каналы народного хозяйства. Это был гигантский, истинно фран-
цузский план централизации, возникший на сен-симонистской фабрике
идей и выкованный социалистическим органом «Producteur», — план,
который не мог не вызвать удивления: банк ведь должен был в своих ру-
ках держать все производство. Он должен был осуществиться путем вы-
пуска 3-процентных облигаций с уплатой спустя 50 лет, которые были бы
покрыты легкореализуемыми бумагами (valeurs mobilidres). Таким путем
постепенно бумаги всех предприятий очутились бы в портфеле банка.
Однако программа эта не могла осуществиться, ибо правительство не
разрешило выпуска облигаций, так что положение банка коренным обра-
зом изменилось. Ввиду этого он обратился к биржевой спекуляции, кото-
рая его и погубила. Акции банка подвергались сильнейшим колебаниям,
являлись «самой опасной бумагой», и самый банк стали называть «игор-
ным домом, где играют краплеными картами». Лишь впоследствии бра-
тья Перейр поняли свою ошибку и пытались выдачей более равномерных
дивидендов изменить азартный характер своих акций и сделать их «се-
мейной бумагой» (valour de рёге de famille), но было уже поздно.
Credit Mobilier братьев Перейр просуществовал 15 лет и погиб в
1867 г. Он вызвал к жизни многочисленные предприятия: каналы, газо-
вые заводы, омнибусы, строительные предприятия, в особенности желез-
нодорожные; явился «железнодорожным банком», причем финансировал
сооружаемые железные дороги не только во Франции, где благодаря ему
История экономического быта Западной Европы
за десятилетие 1850 — 1860 гг. сеть железных дорог увеличивалась более
чем на б тыс. километров, но и в других странах: Австро-Венгрии,
Швейцарии, Испании, России. В Италии, Нидерландах, Испании он уч-
редил банки, преследовавшие те же цели, — прежде всего железнодо-
рожное строительство. Таким образом, его деятельность выходит далеко
за пределы Франции. Но еще важнее был самый принцип, идея новой
организации кредита, выдвинутая братьями Псрейр Если до того време-
ни считалось, что роль банков пассивная, что они «следуют развитию
промышленности, а не идут впереди», то братья Псрейр осуществили со-
вершенно новую, неслыханную мысль, согласно которой банки должны
активно вмешиваться в экономическую жизнь.
Часть новых, возникших повсюду по образцу Credit Mobilier, банков
просуществовала недолго, зарвавшись в биржевой спекуляции; другие,
напротив, наиболее солидные банки старались избегать ошибок Псрейр и
сумели поставить дело на солидную ногу, в особенности благодаря тому,
что они наряду с финансированием промышленных предприятий и же-
лезнодорожных компаний занимались также более верной операцией вы-
пуска государственных займов и старались развить так называемые регу-
лярные банковые операции: ломбардный кредит, учет векселей, конто-
коррент. В результате они оказали большую услугу народному хозяйству
как развитием этих последних операций, так и финансированием, в осо-
бенности железнодорожных обществ; наблюдаемому повсюду росту сети
железных дорог Европа обязана именно вновь возникшим банкам.
Первым из крупных французских банков является Comptoir National
d’Es-compte, учрежденный в 1849 г. и первоначально ограничивавшийся
одними лишь учетными операциями; в 1860-х гг. он значительно расши-
рил свою деятельность, оказывая широкое содействие французской
внешней торговле в целях устранения посредничества Англии в области
привоза сырья во Францию и экспорта фабрикатов. С этой целью были
устроены отделения в Индии, Китае, Японии (где он был широко извес-
тен под именем The French Bank), в Александрии и на Антильских ост-
ровах. Или же банк вступал в соглашение с местными банками (в Гвиа-
не, Сенегале, Мартинике и т.д.), заявляя о своей готовности трассиро-
вать векселя на важнейшие пункты всех пяти частей света и открывать
банкам кредит. Такая организация существовала до того времени в одной
лишь Англии, и хотя Banque d’Escompte не в силах был вытеснить по-
следнюю в качестве посредника между Францией и заокеанскими стра-
нами, но все же ему удалось значительно усилить французское влияние
на Дальнем Востоке и в Америке. Другой банк — Society G6n£rale du
Cr6dit Industriel et Commercial, учрежденный в 1859 г., вскоре стал кон-
курировать с Credit Mobilier в области финансирования всякого рода
предприятий (причем по образцу последнего и здесь проектировался вы-
пуск облигаций). Однако в отличие от существовавших ранее банков этот
банк имел в виду оказывать содействие в учреждении не только железно-
Глава LXV11. Денежное обращение, кредит и банки 577
дорожных компаний, но и промышленных предприятий — машинострои-
тельных, горных и иных, — а также содействовать развитию торговли.
Но одновременно с этим Socidtd Эёпёгак стала впервые усердно разви-
вать и депозитную операцию, стараясь привлекать все свободные капита-
лы в стране, хотя это и вызывало возражения с разных сторон ввиду то-
го, что в Англии такое соединение в одном и том же учреждении спеку-
лятивно-депозитных операций пе практиковалось. Еще больше внимания
депозитной операции уделил третий возникший в эту эпоху банк - «Ли-
онский кредит», среди учредителей которого имелись последователи сен-
симонизма. Первоначально он имел характер местного банка, предназна-
ченного для обслуживания одного из многих районов, игнорируемых
Парижем. Это особенно необходимо было на юге, где Лион является, в
сущности, «столицей Франции с точки зрения промышленной» и где не
только имелось обилие свободных капиталов, но и вследствие большей
подготовленности населения в коммерческом отношении вклады охотно
приливали в банк. Возникал не менее важный вопрос о том, куда их по-
местить, и «Лионский кредит» по необходимости стал заниматься финан-
сированием предприятий, хотя рядом с этим обращал большое внимание
на регулярные банковые операции.
В Австрии учреждение первого банка движимого кредита — Kreditan-
stalt - в 1855 г. вызвало сильное оживление (накануне открытия под-
писки на его акции люди дежурили всю ночь перед банком, греясь от хо-
лода у жаровен), и на банк возлагались большие надежды. От него жда-
ли всего, чего только можно желать, начиная от регулирования
денежного обращения и вплоть до создания экспорта, международной
торговли и судоходства: «Опыт покажет, как ничего не значащие слова
«credit mobilier» дали толчок к величайшим усовершенствованиям». Банк
ставил себе ту же конечную цель, что и парижский Credit Mobilier, —
объединение в своих руках всех австрийских акционерных компаний и
создание таким путем «концентрированного капитала и кредита». Но при
этом он всячески открещивался от смешения его со своим предком —
Crddit Mobilier братьев Перейр, — подчеркивая в своих отчетах «добро-
детели австрийской дочери и ее солидность в противоположность поведе-
нию французской матери, предававшейся пороку биржевой игры». В пе-
риод 1855-1865 гг. в Вене возникло еще несколько банков, частью дви-
жимого кредита, частью ипотечных, при значительном участии
английских и французских капиталов. В провинции до 1859—1860 гг.
банков вовсе не было, не было и отделений венских банков (кроме отде-
лений Национального банка). Это и неудивительно, если иметь в виду,
что еще в 1856 г. смеялись над проектом учреждения биржи в Праге и
опасались ее вредного влияния, — погибнет провинциальная добродетель
и простодушие и начнется азартная игра. При этом характерно, что не
только первые провинциальные банки, возникшие в начале 1860-х годов
и относившиеся весьма скептически к грюндерству и биржевым операци-
578
История экономического выта Западной Европы
ям, но и венские банки, учрежденные в первую эпоху, оказались весьма
солидными и крепкими, тогда как банки следующего периода, 1867-
1873 гг., возникшие в течение этих нескольких лет в огромном количест-
ве (около 150), оказались в подавляющем числе случаев нежизнеспособ-
ными. Это видно из того, что после кризиса 1873 г («венский крах»),
явившегося венцом головокружительной спекуляции предыдущих лет,
все шесть венских банков, учрежденных до 1868 г , остались в целости
(они существовали еще в 1883 г.), тогда как из 70 байков, возникших в
1868—1873 гг, только ’/щ банков) пережила кризис и следующие
годы; точно также из 7 провинциальных банков, учрежденных до 1868 г.,
только один потерпел крушение, из банков же периода 1868-1883 гг.
погибло 1 2 3/з (44 из 65).
Германские банки, сначала эмиссионные, позже - движимого креди-
та, возникали преимущественно в мелких государствах ввиду вражды к
банкам со стороны Пруссии6, особенно много их возникло в 1856 г. (в
период 1852 —1857 гг. учреждены акционерные банки с капиталом в 600
млн марок), за которым вполне естественно последовал кризис 1857 г. и
следующих лет; лишь немногие наиболее солидные банки пережили его.
С 1866 г. снова учреждаются новые банки, в особенности в период
1871 — 1873 гг., но во время последовавшего затем нового кризиса из 76
банков, возникших в эти годы, погибло 2/з банков (475 млн из 780 млн
акционерного капитала), из оставшихся же многим пришлось сильно со-
кратить свой акционерный капитал. Каково в Германии было отношение
к банкам в рассматриваемую эпоху, видно из того, что еще в 1870 г., ко-
гда возникал известный Deutsche Bank с целью устранения зависимости
немецкой торговли от посредничества Англии в области платежей по век-
селям и кредита и для облегчения торговых сношений с другими евро-
пейскими странами и заокеанскими рынками, над проектом насмехались
и заявляли, что банк все еще не может родиться, несмотря на помощь
множества докторов; когда же он появился, говорили, что «роды совер-
шились при помощи щипцов». Впрочем, месяц спустя его акции уже на-
зывали «единственной солидной бумагой».
1 При этом большое количество билетов было до такой степени разорвано и замарано,
что нельзя было разобрать того, что напечатано на них (и банки пользовались этим, отка-
зывая в уплате по таким билетам), так что впоследствии один депутат, демонстрируя биле-
ты рейхстагу, приложил к ним пару перчаток, чтобы можно было взять кх в руки, пе за-
пачкавшись.
2 Ввиду отсутствия телеграфа, биржевые спекулянты пользовались курьерами, причем
самых быстрых имели Ротшильды, почему их именовали «паровыми курьерами». Расска-
зывают, что Натан Ротшильд в 1814 г., опередив правительственных курьеров, первый
прибыл в Лондон, зная уже о победе Веллингтона над Наполеоном, когда об этом еще
никому пе было известно, и благодаря этому нажил миллионы* он скупил английские фон-
ды. которые на другой день, когда узнали о победе, сильно поднялись
3 Говорили, что существует «только одна великая держава в Европе- это - Ротшильд;
Глава LXVII. Денежное обращение, кредит и банки 579
его телохранителями являются десяток-другой банкирских домов, его солдатами - все
честые купцы, а его мечом — спекуляция».
4 Примерами могут послужить такие факты, как отношение правительства к банку
Шафгаузеиа, к первоначальному проекту Disconto-Gesellschaft или к проекту }’Чреждения
в 1856 г в Берлине банка для содействия земледелию, торговле и промышленности.
5 И в Вюртемберге, где уже с 1849 г. появляются проекты учреждения акционерных
банком, в течение целых 20 лет ни один из них не был утвержден правительством (не по-
лучи я, концессии), во время же банковского кризиса в 1850-х голах, происходившего в
других странах, правительство радовалось, что а Вюртемберге нет банка, который мог бы
лопнуть Первый блик появился там лишь в 1869 г
6 См выше