Г. МАКАРОВ
РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ
В
ЭПОХУ
ТОРГОВОГО КАПИТАЛА
ИЗДАТЕЛЬСТВО „БЕЗБОЖНИК“

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ СОВЕТ СОЮЗА ВОИНСТВУЮЩИХ БЕЗБОЖНИКОВ
СССР
Г. МАКАРОВ
РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ
В ЭПОХУ
ТОРГОВОГО КАПИТАЛА
ИЗДАТЕЛЬСТВО «БЕЗБОЖНИК»
МОСКВА
1930

ОГЛАВЛЕНИЕ.
Стр,
Введение............................................................................................
3
Глава первая....................................................................................
5
Глава вторая.................
28
Глава третья........................................................................................... 49
Глава четвертая....................................................................................101
Мособлит No 17520.
_______
__ _ Заказ No 1477.
_
Тираж 10.000г
Типография «Гудок», Москва, ул. Gr»*’ -сінгіа, 7.

ВВЕДЕНИЕ.
Старые церковные книжники называли когда-то Москву
«Третьим Римом». «Церковь старого Рима пала неверием,— пи ­
сал старец Филофей великому князю московскому Ивану III
(XV в.),— второго же Рима — константинопольскую церковь ис­
секли секирами агаряне (турки). Сия же ныне третьего нового
Рима — державного твоего царствия — святая соборная апостоль­
ская церковь во всей поднебесной паче солнца светится. Блюди
же и внемли (слушай), благочестивый царь, что все христианские
царства сошлись в твое единое, что два Рима пали, а третий (Мо­
сква) стоит, а четвертому не быть: твое христианское царство
уже иным не достанется».
Итак, Москва XV века была «солнцем православия». А между
тем 3—4 века назад в эпоху расцвета феодального строя это был
лишь перекресток малопроезжих тогда торговых дорог из Нов­
города в Рязань и из Киевской Руси на восток, к Волге. Мало­
проезжие дороги однако становились все более и более торными.
Торговые связи укрепляли московское княжество; торговля обо­
гащала московскую казну; силы и богатство сделали великого
князя московского' царем, «всея Руси самодержцем», а впослед­
ствии всероссийским императором. На той же экономической по­
чве росла и крепла и московская православная церковь. Поддер­
живаемая великими князьями, она способствовала объединению
Руси вокруг Москвы, скопила большие земельные и денежные бо­
гатства, оформила свою организацию и распространила свое
влияние на все стороны государственной и общественной жизни.
Так русская православная церковь и царское самодержавие пере­
плетались в своих интересах и взаимно связывались, а эта связь
поддерживалась и скреплялась развившимся у нас на распаде
феодализма торговым капиталом.
Задача этой книжки и заключается в том, чтобы проследить,
как все это происходило, т. е. в каком направлении развивалась
русская церковь начала разложения феодализма (XV — XVI вв.)
и какого положения достигла она, когда торговый капитал пере­
ходил у нас в капитал промышленный (конец ХѴШ — начало
XIX вв.) .
О
3

ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Русская церковь во времена феодализма (XII — XV вв). Момент
начала христианства на Руси. — Развитие феодализма. — Феодальная
организация церкви: а) иерархия церковного управления; б) духовен­
ство в феодальном обществе; в) феодальные права и привилегии цер­
кви: церковный суд, церковное землевладение; г) «обмирщение»
церкви; д) развитие монашества; е) «двоеверие» и местные культы. —
Церковь и государство.
Христианство на Руси появилось из Греции, или Византии.
Оно пришло к нам по Великому водному пути из «Варяг в Греки»
вместе с греческими товарами, греческими обычаями и греческой
модой. Распространялось оно среди тех классов, которые прини­
мали участие в греческой торговле, т.-е . среди княжеской дружи­
ны, градских старцев и вообще городских верхов, так или иначе
обслуживавших эту торговлю. Низший класс в городах и сельское
население еще долгое время оставались языческим и иногда упор­
но сопротивлялись введению новой веры. Известна старинная
новгородская поговорка: «Путята крестил мечом, а Добрыня —
огнем» (Путята и Добрыня — воеводы князя Владимира, очевид­
но, «силы», поддерживавшие проповедь христианства). Известны
также случаи резкого классового столкновения сторонников той
и другой веры. Так, в 1071 г. (т. -е . через сто лет после официаль­
ного крещения Руси) в Новгороде один волхв (кудесник) хулил
христианскую веру и доказывал правоту язычества, вызываясь
перейти реку Волхов как по-суху. Народ взволновался и хотел
убить епископа. Епископ явился с крестом на вече и звал к себе
всех верных (христиан). На его сторону встали только князь
Глеб с дружиною, а весь простой народ остался на стороне волх­
ва. Христиан в городе было явное меньшинство. Но это был выс­
ший военный класс, и сила решила исход столкновения: князь
Глеб убил волхва, и волнение утихло'.
Подобные явления были и в других местах. Они говорят о том,
что христианство на Руси вводилось не без борьбы, распростра­
нялось медленно, принималось не всегда добровольно. Практика
веры еще долгое время была различна в городе и в деревне, в
низших и высших классах. Должно было пройти несколько веков,
пока эта практика сблизилась и объединилась, пока страна язы­
5

ческих, славянских и финских племен превратилась в православ­
ную «Святую Русь». Это произошло за время так называемого
удельного периода, или иначе в феодальную эпоху (XII—XV вв.),
и связано с изменением хозяйственных условий жизни русского
населения.
Старинная торговля варягов и славянских верхов с греками
держалась на эксплоатации населения славянских поселков, раз­
бросанных по лесным рекам Русской равнины. Жители этих по­
селков ловили рыбу, били лесного зверя, добывали мед в лесных
бортях (борть — дуплистое дерево), но занимались и земледелием
на расчищенных лесных полянах. Рыба, меха, мед и воск, а также
часто и сама славянская молодежь забирались вооруженными
дружинами русских князей, и все это служило предметом их тор­
говли с греками или Византией. Земля первоначально почти не
ценилась, и сельское хозяйство еще уступало по важности лес­
ным промыслам — охоте и бортничеству.
Однако, с течением времени дела изменились. Лесные богат­
ства стали исчезать; лесной промысел отодвигался к северо-вос-
!
току; а население росло, увеличивало запашку и все больше и
больше переходило к земледелию. Бродячие разбойники и куп­
цы — варяги осели по городам великого водного пути. Земельные
споры и дележка богатств привели к княжеским междоусобиям:
князья вели почти постоянные войны, и сильнейшие из них, «опо-
лонившиеся челядью (челядь—рабы), и скотом», обогащались.
Тем временем кочевники наводнили южно-русские степи; торго­
вля с греками стала замирать, и богатства славянских земель при­
ходилось использовать как-то иначе. Тогда рабов стали сажать
на землю; явились княжеские, а потом и боярские (дружинниче-
ские) «села» (имения); в них собиралось и накоплялось и жито,
и мед, и кони. Росло и развивалось крупное сельское хозяйство:
князья и бояре превращались в крупных землевладельцев-феода­
лов, постепенно подчинявших себе (разными способами) окрест­
ных крестьян, заставляя их платить себе дани, оброки и пошли­
ны и выполнять на себя всякого рода барщинные работы.
Большой простор для развития русского феодализма оказал­
ся на севере, в междуречье Оки и Волги. Этот мирный, спокой­
ный край привлекал к себе издавна, и даже после татарского по­
грома, русское население со всех беспокойных окраин; сюда бе­
жали и от набегов кочевников с юга, и от татарского засилья с
востока, и от коварной Литвы и Польши с запада. Беженцы и пе­
реселенцы искали себе покровительства у князя-землевладельца
и получали от него землю и ссуду и обязывались ему службой или
работой. Росло число деревень, погостов, починков,'среди-них там
и здесь возвышалась усадьба князя-вотчинника с его теремом и
двором, окруженным тыном; тут же обычно1 стояла деревянная
церковь с низкой шатровой колокольней, а где-либо вдали вид-
6

«елись кресты и главы обнесенного деревянной стеной мона­
стыря. Церковь уже получила права гражданства в этом феодаль­
ном обществе и заняла в нем свое определенное место.
Русская церковь организовалась по образцу своей матери—
византийской, или греческой (восточной), церкви. Она состояла
из мирян, верующих и новообращенных и духовенства. Во главе
.духовенства стоял митрополит, обычно живший в Киеве: но его
избирали и поставляли в Греции (Константинополь) из греков;
в избрании его первоначально (до ХП в.) не участвовали ни рус­
ское духовенство, ни князья. Правда, великий князь киевский
стремился ограничить власть константинопольского патриарха
и влиять на поставление митрополитом своего кандидата. Но это
удавалось лишь временно и только отдельным наиболее сильным
и властным князьям. Известно, например, что по приказанию ве­
ликого князя Изяслава Мстиславича, занявшего Киев в 1147 г.,
собор русских епископов избрал митрополитом Климента Смоля-
тича, при чем епископы, протестовавшие против этого необыч­
ного избрания, были схвачены и посажены в тюрьмы; но уже в
1155 г. князь Юрий Долгорукий (противник Изяслава) изгнал
Климента и выпросил в Греции другого митрополита: новый ми­
трополит, грек Константин, запретил служение ставленникам
Климента и проклял Изяслава. Только впоследствии, с усилением
власти великого князя, и влияние его на поставление митрополита
усиливается и даже становится постоянным, и митрополитами
"(хотя и из Константинополя) назначаются обычно русские кан­
дидаты. Митрополит—грек или во всяком случае ставленник Ви­
зантии — представлял собою зависимость русской церкви от гре­
ческой; он привозил с собой греков-епископов (а первоначально
и священников) и вместе с ними налаживал или проводил на
Руси обряды, порядки и обычаи греческой церкви.
Епископы или архиереи (по областям) ставились не только
из греков: так как ими руководил грек-митрополит, то их изби­
рали и из русских, но преимущественно монахов и людей высше­
го класса. Избрание происходило при участии митрополита и
епископов русской церкви, а также князя и даже народа (в Нов­
городе, напр., епископа выбирали на вече). Вообще с развитием
удельного или феодального порядка местные власти получили
большое влияние на назначение епископов и даже смещали не­
угодных. Так, великий князь Всеволод III в 1183 г. не принял на­
значенного из Киева епископа: «Не избраша сего людье земли
нашее; но еже еси (но раз ты) поставил, ино камо тебе годно,
тамо же и держи. А мне постави Луку, смиренного духом и крот­
кого игумена св. Спаса-на-Берестневе», — писал он митрополиту.
Князь Андрей Боголюбский поссорился со своим епископом из-за
неразрешения последним мясоедения в постные дни и за эту вину
изгнал его из своей области.
7

При избрании митрополита, а также и епископов (места их,
как увидим ниже, были весьма доходные) тратились уже в те
времена большие средства. Вот что пишет епископ Симон Влади­
мирский иноку Поликарпу (искавшему через него епископского
места): «Пишет ми княгиня Ростиславна Верхуслава, хотящи те­
бе поставити епископом Новуграду на Онтониево место или Смо­
ленску на Лазарево место или Юрьеву на Алексиев© место: аще
ми и тысящи сребра расточити тебе ради и Поликарпа
ради» (т. -е. готова истратить). Только, очевидно', человек бога­
тый или имевший такую сильную протекцию, какая была у инока
Поликарпа, мог рассчитывать на занятие епископского места. И
можно себе представить, какая шла тогда борьба из-за этих мест..
Но, конечно, еще большая борьба шла в Константинополе при из­
брании русского митрополита. Известно, например, что некто
Пимен, выступивший в конце XIV века в качестве кандидата на
этот пост, занял под грамоту великого князя о его назначении
(кстати, подложную) огромные суммы серебра у генуэзских и му­
сульманских купцов и начал сыпать ими в Константинополе. «И
рассулище посулы многие и раздавайте сюду и сюду, а яже помин-
ков и даров — никто же может рещи или исчислити, и тако едва
возмогоше утолити вся».
Одно это обстоятельство уже выясняет нам классовую при­
роду тогдашнего высшего духовенства: это были предста­
вители имущего или власть имущего класса или во всяком
случае его верные ставленники. Ясно, что они защищали
его интересы, защищали своим духовным оружием. Неудивитель­
но поэтому, что мы встречаем иногда среди них людей, по своему
времени очень образованных. Таков был, например, митрополит
Илларион или епископ ■ Кирилл Туровский, известные своими
искусно построенными и талантливо изложенными проповедями;
таков был вышеупомянутый епископ Климент Смолятич, по от­
зыву летописца, «книжник и философ так(ов), яко же в русской
земли не бяшет». Однако, в массе высшее духовенство феодаль­
ного периода далеко не отличалось ни своим образованием, ни
своими нравственными качествами. Особенно это приходится
сказать о митрополитах-греках: одна только жажда обогащения
заставляла многих из них решаться ехать в суровую и чуждую
страну с ее малокультурным населением. Ни о каком «просвети­
тельном» влиянии на паству, на что церковь (понятно, в своих
интересах) всегда «претендует», при таких условиях, конечно,
не могло быть и речи. Отдельные лица из них, быть может, тяго­
тились этим обстоятельством: митрополит Никифор, например, с
горечью говорит о своем положении на Руси: «греческий монах,
не зная русской речи, стоит посреди своих пасомых, безгласен и
молчит много»; но большинство, получая хорошие доходы, не
тревожилось этим вопросом. Не лучше, впрочем, в этом отноше­
8

НИИ были и русские епископы. В большинстве это были люди, во­
обще даже мало преданные своему делу и занятые почти исклю­
чительно собиранием своих доходов или борьбой за доходные ме­
ста; в их отношениях друг к другу царили достаточно грубые'
нравы.
Митрополиты и епископы управляли церковью: митрополи­
ты с помощью соборов (съезды епископов), которые время от
времени происходили в Киеве и Владимире, а епископы — с по­
мощью клира или клироса, т. -е . совета духовенства соборного
храма. При митрополичьем и архиерейских дворах состояли осо­
бые чиновники духовного или светского звания, как-то: намест­
ники, тиуны; «десятинники», «дьяки», сборщики, которые или за­
мещали епископов (и митрополитов), или присутствовали при их
суде, или вели записи и книги, или, наконец, выполняли вообще
разную техническую работу. Дела тогда решались обычно лично-
и устно: вместо бумажной переписки ездили на места, посылали
глашатаев или гонцов, вызывали к себе за справкой или для объ­
яснения. В целях личного общения с подчиненными от времени до
времени ездили в «объезд по епархии» и епископы и митропо­
литы: из-за дальности расстояний или ' бездорожья объезды эти
длились месяцами и были, конечно, утомительны и нелегки, но
они были не бездоходны, и потому предпринимались нередко.
Под управлением митрополита и епископов находилось низ­
шее духовенство (приходские священники, редкие встарину дья­
коны, дьячки, пономари). Первое время на Руси не было доста­
точно подходящих кандидатов на эти должности: мало было гра­
мотных людей, а сначала и вообще мало охотников играть ка­
кую-то роль в практике новой веры, поэтому первые священники
были выписаны из Греции. Но затем обычно дети священников,
занимали места отцов; постепенно появились и посторонние гра­
мотеи; кроме того, могли отправлять службу и вовсе неграмот­
ные, тем более, что по причине редкости и дороговизны книг не
в каждом храме они и были (даже и грамотному священнику при­
ходилось служить и совершать требы, не пользуясь грамотой); а
главное, священнические места были все же заманчивы для массы
в материальном отношении. Вот почему круг кандидатов в свя­
щенники впоследствии был достаточно широк, и в феодальные
времена их чувствовался скорее избыток, чем недостаток. Жад­
ность архиереев только поощряла это явление. Вот случай, запи­
санный в летописи: в 1159 году ростовцы и суздальцы прогнали
своего епископа Леона, «зане умножил бяше церкви, грабяй по­
пы», т.- е . прогнали именно за то, что чересчур рьяно занимался
строительством церквей, притом с единственной целью набрать
побольше платы за поставление с кандидатов на священнический
места, которую, кстати сказать, он непомерно возвысил,
9

Кандидат на место священника избирался приходской общи­
ной, которая заключала с ним договор о сроке службы, о его обя­
занностях. В вотчинах феодалов главную роль на выборах играл
сам вотчинник (землевладелец), который обычно и назначал кан­
дидата: часто это был более или менее грамотный, а то и полу­
грамотный холоп (раб) вотчинника, которого только номиналь­
но, на словах, объявляли перед посвящением свободным. Понятно,
в какой зависимости от феодалов находились такие духовные
лица. Понятно также, что при своей темноте и невежестве они
ничего не могли дать в смысле духовного просвещения своим при­
хожанам. Вот почему старинные языческие обряды процветали у
нас и во времена христианства.
Вполне отвечало этому и материальное положение низшего
духовенства. Первые священники, выписанные из Греции, да и во­
обще все те, которым приходилось организовывать первые при­
ходы, не могли рассчитывать на поддержку населения, часто еще
враждебного к новой вере, и поэтому обеспечивались казенным
содержанием «ругой». Руга выдавалась натурой и иногда соста­
вляла, по старинному обычаю, десятую часть доходов князя или
вотчинника с данного места; кроме того, к церкви приписывался
участок земли, своего рода надел, который священник и обраба­
тывал, как всякий иной крестьянин. Впоследствии ругу заменили
натуральные же приношения верующих, и княжеская десятина
перешла как бы в прямую подать, которую платили прихожане.
В дальнейшем установился обычай сбора этой натуральной пода­
ти самим духовенством: в праздничные дни (в пасху, рождество,
петровки и дни местного престольного .праздника) священник с
дьячком обходили дома прихожан со «славой» и получали от них
масло, яйца, пироги и пр. Плата за требы (крещение, венчание,
■отпевание) в феодальные времена мало играла роль, так как по-
дуязыческое население мало нуждалось в отправлении церковных
обрядов в подобных случаях и потому редко-обращалось к право­
славному духовенству. В целом материальное обеспечение низ­
шего духовенства было незавидно. Живя главным образом до­
ходами от своего надела и занимаясь сельским хозяйством, свя­
щенник жил так же, как средний крестьянин, почти не отличаясь
от него вместе с тем ни по культурному уровню, ни по своей са­
мостоятельности, ни по кругозору.
Совсем иное было положение высшего духовенства. Будучи
сравнительно образованными и принадлежа к высшему правяще­
му классу, митрополиты и архиереи являлись непосредственными
советниками князей, выполняли наиболее ответственные дипло­
матические их поручения, были необходимыми при составлении
различных правительственных бумаг и грамот и т. д. Этому отве­
чала и материальная сторона их жизни: они жили богато. На со­
держание высшего духовенства шла десятина княжеских дохо­
10

дов: на митрополитов или архиереев отписывались княжеские го­
рода и целые волости, и натуральные поступления с них шли на
Митрополичий или архиерейский двор. Кроме того, митрополиту
и епископам поступали доходы с кафедральных (соборных) церк­
вей, плата за требы, добровольные приношения, «весчие» пошли­
ны с торговых мер и весов (наблюдение над которыми обычно им
поручалось), судные пошлины с церковного суда, ежегодные
оброки с низшего духовенства (так как последнее отчисляло до­
лю своих доходов своим «владыкам»), «ставленные» пошлины с
него же (при посвящении), временные пошлины с мирян (напр.,
«венчальный» сбор с браков) и, наконец, доходы с монастырских
имений. При введении новой веры правительство должно' было по­
заботиться прежде всего об обеспечении православного духовен­
ства. Вот почему за неимением определенного бюджета при­
шлось выделить на это долю натуральных княжеских доходов, а
проще и легче всего было отдавать духовенству населенную зе­
млю, которая в феодальные времена была главным и даже един­
ственным источником постоянного и верного дохода. Это повело
впоследствии к росту церковного и монастырского землевладе­
ния, к вмешательству духовенства в мирские дела, к развитию
церковного хозяйства, суда и управления, которым подлежали не
одни духовные, но и светские, мирские люди.
Уставы русских князей, заимствованные из Византии, опре­
деляют круг лиц и дел, относившихся к ведению суда церкви. По
этим уставам, кроме духовенства, церковному суду (по всем де­
лам) подлежали так называмые «церковные люди» — просвирня,
паломник, прощении, врач и даже повивальная бабка, а также и
призреваемые церковью в больницах, странноприимницах и бога­
дельнях. (Издавна повелось, что на излишки своих все вырастав­
ших доходов церковь содержала и лечила больных, оказывала
приют странникам и путешественникам, давала кров и пищу убо­
гим, калекам, старикам. Для церкви это было, конечно, свое­
образная форма пропаганды ее учения). Сверх того церковь су­
дила всех мирян по делам: 1) преступлений против религии (ере­
тичество, волшебство, языческие обряды, святотатство, повре­
ждение могил и пр.); 2) преступлений против прав семейных
(умыкание жен, вступление в брак в запрещенных степенях род­
ства, прелюбодеяние, развод, истязание детей родителями); 3) по
некоторым делам гражданским (имущественные споры между
мужем и женой и дела о наследстве). Суд производился самим
епископом, его наместниками или назначенными им духовными
лицами: протопопами, архимандритами — по духовным делам
или особыми светскими слугами епископов (десятинники)—по де­
лам гражданским. Судили на основании византийских, церков­
ных или императорских уставов, при чем пользовались особым
сводом их, так называемой Кормчей книгой, или Номоканоном;
11

а также на основании законов и постановлений русских князей,
собранных в сборники вроде «Русской Правды», конечно, впо­
следствии измененных и дополненных княжескими указами, хан­
скими ярлыками, соборными приговорами или постановлениями
духовенства. В судебной практике руководились также ответами
епископов на различные случаи жизни, по поводу которых цер­
ковные правители, судьи, духовники ставили свои вопросы. Среди
вопросов церковной практики и христианской дисциплины здесь
были вопросы, касающиеся разного рода преступлений и отно­
шения к ним церковного суда: рядом, например, с вопросом (из
одного сборника) «в какой одежде пристойно ходить христиа­
нину» и ответом «в чем хотят, беды нет, хотя бы и в медвежи­
не» — спрашивали, «как наказывать рабов, совершивших ду­
шегубство?» и получали ответ: «половинным наказанием, и даже
легче того, потому что не свободны». Таким путем церковный
суд вводил новые понятия о преступлении и новый взгляд на пре­
ступника, которые были свойственны более культурной Визан­
тии. Тем не менее следует отметить, что в отношении судебной
практики, как и в других подобных случаях, церковь, вообще го­
воря, не стояла выше окружающего ее общества; это сказалось
и в области судебных наказаний. Кроме наказаний, положенных
по церковному уставу, как-то: поучение и вразумление, епитч-
мия, отлучение от церкви, запрещение служить (для духовных
лиц), постепенно в практику церковного суда входят штрафы,
телесные наказания, темница, а в отдельных случаях даже еще
более жестокие меры.
Передача ряда судебных дел ведению церкви, а также наде­
ление церкви населенными землями облегчали феодальной власти
управление государством: высшее духовенство, поставленное во
главе суда и управления над отдельными группами населения или
частями территории, по своей культурности было сравнительно
надежной администрацией и заменяло отсутствовавшее в те вре­
мена платное чиновничество. А кроме того и главное, для утвер­
ждения новой веры следовало обеспечить духовенство материаль­
но: доходы с населенной земли, как увидим ниже, щедро возна­
граждали духовенство впоследствии; а на первых порах таким
же верным доходом были судебные пошлины с переданных церкви
судебных дел: именно в этих судебных пошлинах, которые духо­
венство впоследствии очень отстаивало, и был для него главный
смысл участия в суде и управлении.
Наделение церкви землей связывается с появлением на Руси
монастырей и с развитием монастырской жизни. Древнейший из­
вестный факт такого наделения это — жалованная грамота вели­
кого князя Мстислава и его сына Всеволода около 1128—1132 гт.
Новгородскому Юрьеву монастырю на владение землею с данями,
«вирами» и «продажами» (судебными пошлинами). Но монаше-
12

ство появилось на Руси, вероятно', вместе с христианством: по
крайней мере по свидетельству древнейших писателей в Киеве
уже при Владимире Святом «монастыреве на горах сташа». Пер­
вые монастыри ютились внутри городов или жались к их стенам.
Учреждались они митрополитами или епископами, а также кня­
зьями, боярами, богатыми гражданами — словом, представителя­
ми того же высшего правящего класса, которым была принята и
среди которого распространялась христианская вера. Классовый
характер сказывался и в тех задачах и целях, которым отвечало
строительство монастыря. По словам историка Ключевского, ми­
трополит или епископ строил монастырь, чтобы отдыхать там от
«пастырских трудов» и упокоиться по оставлении паствы; удель­
ный князь украшал монастырями свой стольный город, чтобы со­
здать «прибежище» для окрестных жителей и вместе с тем что­
бы иметь в монастырях постоянных «богомольцев» за себя с се­
мьей и за своих родителей: иногда он этим исполнял обет, дан­
ный в каком-либо трудном случае, иногда отмечал просто память
о каком-либо счастливом событии своего княжения. Боярин или
богатый купец создавал себе в монастыре место, где надеялся «с
наибольшей пользой для души» молиться и благотворить при
жизни, а также и лечь по смерти. Построив церковь и кельи и
собрав «братию» (монахов), основатель обеспечивал содержа­
ние своей «обители» (монастыря) недвижимыми имуществами.
Новгородский боярин Своеземцев (правда, уже на исходе феода­
лизма, но, действуя в этом случае, конечно, по примеру предков)
построил около своего города на р. Ваге монастырь, в котором и
постригся перед смертью; приписав к нему значительные земли
из своих важских вотчин, он оставил «братии посмертный за­
вет» — «ежегодно в день его кончины» вдоволь кормить бедных,
сколько бы их ни набралось в монастыре, а после трапезы (обеда),
отпуская их из монастыря, наделять еще зерном или печеным
хлебом. Иногда, наконец, монастырь строился и при содействии
целого общества, городского или сельского, т.-е . опять-таки, ко­
нечно, правящих или имущих его кругов. Монастырь был нужен
этому обществу, чтобы членам его было где постричься в старо­
сти, а при смерти и «устроить душу» посмертным поминовением.
Казна такого монастыря составлялась преимущественно из вкла­
дов за «пострижение» и на «помин души» и также обращалась
на приобретение недвижимых имуществ с разными доходными
угодьями и статьями.
Вслед за такими «мирскими» монастырями в эпоху татар­
ского ига и преимущественно на севере появляются монастыри
«пустынные». Они связываются с крестьянской колонизацией За­
волжья: заселяя этот край, монах и крестьянин, по выражению
историка, были попутчики, шедшие рядом либо один впереди
другого. В местах, где были «леса черные, блата, мхи и чащи
13

непроходимые», поселялся отшельник; «ставилась кельнца малая»
или просто «землянка». Потом приходили другие пустынники,
составлялось пустынническое братство; прибывали новые и новые
группы переселенцев-крестьян; «починки» вокруг все множились,
вырастая в деревни. И впоследствии предприимчивый «игумен»
образовавшегося монастыря испрашивал у соседнего князя ок­
рестную землю с этими «починками» и деревнями, с покосами и
рыбными ловлями и устраивал земледельческое хозяйство. Таким
путем и пустынные монастыри, как и монастыри мирские, обзаво­
дились недвижимыми имуществами, которые за время феода­
лизма выросли в огромные площади церковной и монастырской
земли.
Главными источниками роста церковного землевладения были
первоначально княжеское пожалование, частные вклады и дав­
ность захвата. Государству надо было обеспечить содержание
духовенства, а между тем других путей, кроме наделения землей,
здесь не было. Частные вклады и пожертвования были случайны;
десятина существовала только в некоторых местах, при чем она
давалась из имения князя и не составляла обязанности верующих;
пошлины шли только духовным властям, а не монастырям и низ­
шему духовенству и первоначально были незначительны; наконец,
жалованье даже в более поздние времена не могло выдаваться за
постоянной финансовой нуждой самого государства. Кроме того,
наделение церквей землей давало власти возможность органи­
зовать нечто вроде общественного призрения. В послании
кн. Александра Невского еп. Владимирскому так определяется
назначение церковных пожалований и вкладов: «Даю клироша­
нам на потребу старости и немощи, и в недуг впадших чад—‘
много, — кормление нищим, кормление обидимым, помогание
странным, прилежание в напастях, пособие в потерях и плен­
ным искупление, сиротам и убогим промышление, вдовам посо­
бие, в худобе умирая — покровы и гробы и погребание, церквам
и монастырям достояние, живым прибежище и утешение, а мерт­
вым память. Сих ради потреб церковных людей даваху имения
своя». (Заметим, что т е м ж е самым впоследствии мотивиро­
валось и отнятие государством монастырских вотчин, именно той
же необходимостью возвратить этим вотчинам первоначальное,
утраченное ими, значение «собственности бедных, вдов и сирот»).
Наконец, пожалование землею было выгодно для правительства
и в хозяйственном и в политическом отношении: заселялась и об­
рабатывалась земля, которая иначе никаких бы доходов не да­
вала; а затем привлекалось на сторону правительства духовен­
ство, согласие которого было необходимо в случае столкновения
князей с гражданами, разлада и спора удельных князей с вели­
кими, нередких междоусобий. Но, кроме всего этого, в глазах
князя, как частного человека, пожалование земли преследовало
14
%

достижение и религиозного идеала — спасения души («в насле­
дие вечных благ»), хотя также и для моления «о здравии» при
жизни.
Последний мотив придавал пожалованию уже характер
вклада. Если земли, испрошенные у мирской власти, составляли
жалованные вотчины,— этот основной фонд будущего земельного
богатства монастырей, то деревни и починки, пожалованные тому
или другому монастырю помимо его просьбы являлись вкладами,
которые постепенно стали еще более обильными источниками
земельного обогащения монастырей. Следует лишь отметить, что.
вклады на помин души или для пострижения принимали 'разнооб­
разные формы, вносились всевозможными вещами: церковными
предметами (колоколами, свечами, сосудами, иконами, богослу­
жебными книгами), также хозяйственными принадлежностями
(хлебом, домашним скотом, платьем), но всего обычнее (впослед­
ствии) деньгами и недвижимыми имуществами. Если пожалование-
земли монастырям и храмам указывает на крепкую связь между
строящимся государством и церковью, то частные вклады (не
забудем — населенной земли) определенно говорят о том классе,
который строил и государство, и церковь. Это были феодалы —
князья и бояре. — земельные собственники, и только Впоследст­
вии, по мере так сказать продвижения и их в разряд правящего
класса, дворяне, купцы. Церковь, обогащенная вкладами, не
только молилась за вкладчиков, в чаянии ими небесных благ, но,
как увидим дальше, и всячески поддерживала их в их преуспеянии
здесь, на земле, в политическом и общественном отношении.
Помимо пожалования и вкладов, одним из старинных спосо­
бов обогащения церкви была, наконец, давность — самовольное
завладение землей (не только пустующей, но и населенной). Так
было особенно при образовании монастырей на севере и востоке,
хотя возможность этого не исключалась и в других местах, где
было сравнительно еще редкое население и пока слаба/еще была
государственная власть. Этот способ приобретения земли, цер­
ковью был довольно распространенный в период той интенсивной
колонизации нашей страны, которая развивалась в феодальное
время, и именно там, куда эта колонизация направлялась. Само­
вольное завладение, конечно, всегда нужно было как-то офор­
мить; но при том крепком союзе, который существовал между
властью и церковью, в феодальную эпоху это достигалось легко.
Монастырская и церковная земля находилась в распоряжении
высшего духовенства: монастырской землей распоряжались
начальники монастырей — «архимандриты» и «игумены», а землей
церковной — архиереи. Это обстоятельство ставило высшее духо­
венство на одну ступень с феодалами, так как владение населен­
ной землей было привилегией феодалов. Привилегия владения зем­
лей закреплялась за церковью (или высшим духовенством) жало­
15

ванными грамотами. В жалованной же грамоте перечислялись
обычно и другие привилегии церкви; если они касались финансо­
вых льгот, то грамоты иначе назывались — тарханами, если
льгот судебных, то — несудимые грамоты. Все эти грамоты ут­
верждали следующие права церкви: 1) право призывать на свои
земли людей, 2) свободу духовенства и его крестьян от податей
и повинностей, 3) право духовенства взимать вместо властей по­
дати с зависимых людей, 4) освобождение владельцев духовного
звания (высшее духовенство) и их приказчиков от подсудности
местным, светским и духовным властям, 5) предоставление вла­
дельцам духовного звания право суда над зависимыми людьми,
6) запрещение княжеским чиновникам въезжать в села (имения)
духовенства и брать здесь кормы и подводы и ряд других более
мелких льгот и прав. Все эти права и льготы приобретались той
или иной группой духовенства постепенно, в порядке частных
случаев, но скоро они были объединены и распространены на все
духовенство в целом. Как это ни странно, впервые это было сде­
лано в ярлыке (грамоте) хана Узбека митрополиту Петру
(нач. XIV в.) Именно здесь сказано; что «попы, чернецы и все
богодельные люди» освобождаются как от татарской дани, так
и от всех других поборов; «не надобе им дань, и тамга, и по­
плужное, ни ям, ни подвода, ни война, ни корм, — во всех пош­
линах на надобе им никоторая царева пошлина». И далее: «Да не
вступаются никто же ни в чем, в церковные и в митрополичьи, ни
в волости их, и в села их, ни во всякие ловли их, ни в борти их,
ни в землю их, ни в улуси (пастбища) их, ни в леей их, ни в ог­
рады, ни в волостные места их, ни в винограды (сады) их, ни в
мельницы их, ни в зиімовницы их, ни в стада их конные, ни во
всякие скотские стада; но вся стяжения (богатства) и имения их
церковные и люди их, и принты их, и все законы их, уложенные
старые от начала их — то все ведает митрополит или кому он
прикажет». Побуждаемый стремлением укрепить свою власть над
русской землей не только при помощи материальной военной
силы, но и при помощи силы духовной, поддержки церкви и вли­
яния духовенства, хан издает этот ярлык, «да правым сердцем
и правою мыслью (митрополит) молит бога за нас и наши жены,
и за наши дети, и за наше племя». Предоставлением широких
прав и льгот русской церкви, а стало быть высшему правящему
духовенству, хан не только привлек его на свою сторону, но и
пытался организовать из него своего рода «агитпропотдел»
Золотой Орды на Руси, что ему значительное время и удавалось.
Права и привилегии церкви, закрепленные ханскими ярлыками,
было бы странно не признавать русским православным князьям;
и они действительно подтверждались ими в тех же жалованных
тарханных или несудимых грамотах, которые они выдавали от­
дельным монастырям или отдельным духовным лицам.
16

Права и привилегии' церкви, с одной стороны, и описанное
выше материальное положение духовенства — с другой, привели
в феодальное время к особой форме вмешательства церкви в мир­
ские дела или к так называемому осмирщению церкви. Низшее
духовенство (сельские священнники), не имея возможности, как
уже указано, по своему культурному уровню быть учителями
и наставниками, не столько справляло требы и церковные службы
(их и было-то в год не больше 50), сколько хозяйничало на своем
земельном наделе; сельский священник проникался нуждами и ин­
тересами сельского хозяйства и, как истый крестьянин, жил
почти исключительно ими. Высшее духовенство (архиереи, архи­
мандриты и игумены монастырей) жило, как феодалы: у митро­
политов и архиереев были свои «дворы» с боярами, чиновниками
и стражей, как и у остальных феодальных владельцев; они так
же, как феодалы, имели зависимых работных людей и даже
холопов; по своему богатству и роли они были даже выше таких
светских вотчинников, как бояре или мелкие удельные князья.
Ясно, что они проникались феодальными интересами. Их зани­
мали дела по управлению епархией или монастырем, установление
и отправление суда, сбор судебных и всяких иных пошлин и про­
чих доходов, распоряжение накоплявшимся богатством (вклады)
и главным образом растущими земельными владениями и орга­
низацией на земле сельского хозяйства (земледелия, скотовод­
ства) с помощью зависимых от них крестьян. Так обмирщение
духовенства связывалось с феодализацией церкви. Церковь зани­
мала определенное место в феодальном обществе, и высшее и
низшее духовенство строило свои отношения и внутри, и вне
церкви на чисто феодальных началах (начала зависимости и под­
чинения; натуральный характер всяких пошлин и сборов; земля—
главный источник богатства) ; князья церкви — митрополиты и
епископы — принадлежали к феодальному классу.
Обмирщение церкви и вытекавшие отсюда последствия ска­
зались особенно ярко на развитии монашества и монастырской
жизни. Как уже сказано, монашество явилось на Руси вместе
с христианством: как и в древней Византии, появились и здесь
люди, которые, чтобы вернее застраховать себя от адских му­
чений, посвящали всю свою жизнь заботам о спасении души. Эти
люди удалялись от мирских соблазнов (в древней Византии из
населенных мест шли в пустыни), почему и назывались монахами
(монах—живущий одиноко) или отшельниками. В древней Руси
такие люди сначала селились при церквах в особых небольших
кельях; они отказывались от всех мирских дел, занимались толь­
ко молитвой и самообслуживанием и старались изнурять свою
плоть аскетическими подвигами. Образовались церковные мона­
шеские слободки; из этих слободок первые основатели монасты­
рей набирали монахов; для прокормления их, как уже сказано,
2
Русская церковь.
17

они делали вклады в монастырь деньгами, драгоценностями, съест­
ными припасами, а монахи взамен должны были творить молит­
ву за души жертвователей и авторитетом веры укреплять здесь,,
на земле, их материальное и политическое положение. На этих
началах и выросли монастыри — общежития монахов. Монахи в
лице отдельных своих представителей искренно, а в массе, ко­
нечно, наружно порывали с миром, отказывались от семьи и
личной собственности и предавались разнообразным
подвигам аскетизма. Первый игумен Киево-Печерского монасты­
ря Феодосий ел, по рассказам жития, один сухой хлеб и щи без
масла; никогда не мыл тела, кроме лица и рук; одежду носил в
заплатах, весь день проводил в трудах, не брезгуя никакой ра­
ботой; а иногда и целые ночи прял волну под пенье псалтыри.
Подвиги некоторых учеников и последователей Феодосия жития
описывают еще более резкими, иногда сказочными чертами:
один будто бы затворился в пещере и провел в ней семь лет,
никуда не выходя; другой провел также в затворе 12 лет и все
якобы плакал день и ночь, так что накопил целый сосуд слез.:
третий на время великого поста закопал себя по грудь в землю
и т. п. Молва о таких подвигах, распространяемая самими мо­
нахами, конечно, поражала сердца и умы верующих: подвижни­
ков считали святыми, способными творить чудеса, их молитва
казалась особо спасительной. Это вызывало приток богомольцев
в монастырь, усиливало прилив вкладов в монастырскую казну,
и монастырь рос, богател и развивался. Крепла и связь мона­
стыря с миром. Среди мирян вошло в обычай совершать погре­
бение в монастыре, хотя это и стоило денег; бедным людям, ко­
торые не могли заплатить за погребение в самом монастыре,
советовали ложиться в землю в монастырских селах; ибо «везде
защитит молитва святого». Для приобщения монашеской свято­
сти многие из мирян (князья, бояре и др. богатые люди) перед
смертью сами постригались в монахи, а предварительно иногда
подолгу живали в монастыре. Подвижников и старцев (особо ува­
жаемых монахов) зазывали в дома мирян для совета или уго­
щения, приглашали благословить то или другое мирское дело,
сажали на пирах на самое почетное место, угощали, как самых
дорогих гостей. Так мир в надежде на сверхъестественную по­
мощь в своих делах (болезнь, несчастье, неудача) переступал
ограду монастыря и опутывал монашескую братию сетью своих
нужд и интересов. Этим нарушалась строгость старинного (в во­
сточной церкви — «студийского») устава монастырей, предписы­
вавшего монаху полное отречение от всего мирского.
Приобретение монастырями земельных владений и обзаведе­
ние собственным хозяйством при помощи зависимых крестьян,
о чем говорилось выше, особенно противоречило обету отрече­
ния. Высоко идейная, хотя и странная, цель ухода от мира сме­
18

нялась здесь, например, у северного монашества, прозаической,
но, быть может, жизненно и более полезной задачей — организа­
цией монастырской вотчины со всем ее сложным хозяйством. Не
суровых аскетов, не учителей и наставников нравственности и
не горячих проповедников рисуют нам обычно сказания, описы­
вая основателей северных монастырей, этих своего рода сельско­
хозяйственных 'коммун, а отличных администраторов-хозяйствен­
ников, всю свою жизнь хлопотливо, с любовью устраивавших
свою «обитель». «И многая по чину монастырскому взградив, —
пишет автор одного, правда, позднего жизнеописания,—и нивы
и пашни к монастырю приобрете, и человеки многие (слуги, ми­
ряне), и скоты на службу в обитель сию устрой, и не преста от
труда своего аще и в многолетней седине и не даде телу своему
ни мало покоя; еще второе о бозе умышляет, дабы ему дал бог
обрести место потребно к рыбной ловле». Именно такие чисто
мирские труды и заботы прививали привычку деловой инициа­
тивы, хозяйственного накопления благ, стяжания и хозяйничания
в противоречие полному отречению от мира и собственности.
Этот монашеский обет не удалось удержать или осуществить в
жизни. Не удержалось и старинное равенство среди монашеской
братии: монахи из богатого класса или одаренные мирянами
старцы оставляли долю имущества или даров у себя в келье, в
монастырях появилась частная собственность, развивалось осо­
бое житие вместо общежития, с трапезами по кельям, с особою
платою за труды, с приходом в кельи монахов знакомых муж­
чин и женщин, росло разделение на богатых и бедных. Уже Не­
стор, составитель жития Феодосия, рассказывая о том, как мо­
лодой Феодосий обходил киевские монастыри «хотя быти мних»
(монахом), с укоризной отмечает, что монахи, «видя отрока
простость, и ризами же худыми облечена, не рачиша (не хотели)
его прияти». Во время Феодосия братия разделялась на готовив­
шихся к пострижению и ходивших сначала в своей и лишь потом
в черной монашеской одежде («рясофорные» монахи), на настоя­
щих монахов, уже постриженных и облаченных в мантию, и, на­
конец, на монахов-схимников, особенно строго соблюдавших все
обычные монашеские обеты. С развитием монастырской жизни
появились монахи, специально занимавшие те или иные долж­
ности в монастыре и тем самым, конечно, возвышавшиеся над
остальной братией, и, наконец, отдельные монахи посвящались в
сан дьякона или священника: они именовались «иеродьякон» или
«иеромонах» и имели право совершать богослужение как у себя
в монастыре, так и вне его в городских или домовых церквах.
Нужды монастыря и его мирские связи вызывали появление
монахов на миру; монахи подолгу жили вне стен монастыря, про­
живали у мирян и вели мирской образ жизни. Монахи бедных
монастырей ходили за сборами по верующим, бесконтрольно рас-
2*
19

поряжались подаянием и привыкали к бродяжничеству и разгулу.
Привычки мирской жизни вносились в монастырь и прививались
и укреплялись в нем. Уже митрополит Иоанн в письме к черно­
ризцу Иакову (ХИ век) негодует на этих «мирян», «иже в мона-
стьірех часто пиры творят, созывающе мужи и вкупе и жены и в
тех пирех друг друга преуспевают, кто лучший сотворит пир».
Суровые нравы основателей монастырей скоро забывались.
Забывались и обеты воздержания. Хозяйственные интересы
создавали своеобразную концентрацию: женские монастыри
отдавали свои вотчины в управление мужским монастырям;
монахини таких монастырей
вместе с монахами
жили
на общие доходы. Вошло даже в обычай строить женские
монастыри рядом с мужскими или, еще тесней, организо­
вывать так наз. средостенные мужско-женские монастыри,
где кельи монахов и монахинь резделялись лишь одной
стеной: можно представить себе, какие нравы царили в та­
ких монастырях! Однако в те времена это мало кого смущало.
Совместное жительство монахов и монахинь стало бытовым явле­
нием. Развился далее обычай так называемого насильственного
пострижения мирян; в монастырях появились невольные монахи,
смотревшие на монастырь, как на тюрьму, и мечтавшие о бегстве
из него в мир, на волю. Князья постригали своих побежденных
z соперников; так, в 1205 г. князь галицко-волынский Роман Мсти­
славович постриг в монахи князя киевского Рюрика Ростиславича
(который, однако*, после смерти первого сбросил с себя, как го­
ворит летопись, «чернеческие порты» и княжил еще 10 лет). По­
стригали мужья (преимущественно* из высшего класса) своих
жен за неверность, неплодие, из-за обманства. Следует только
отметить, что в то время как последние случаи редко бывали в
феодальные времена по причине сравнительной тогда легкости
разводов, то первые или подобные им случаи были довольно рас­
пространенным явлением. Наконец, большой соблазн вызывало
среди верующих и особенно среди низшего духовенства мздоим­
ство и корыстолюбие монахов, которое тогда достаточно ярко
сказывалось, например, при всякого рода выборах и назначениях.
«А который брат наш,- —
пишет в духовной грамоте преподоб­
ный Антоний Римлянин (начало XII века),— да начнет хотети
игуменства места сего (т. -е . в основанном им монастыре) или
мздою или насилием, да будет проклят». Привычка к мздоимству
крепко сохранялась у епископов, вышедших, как известно, из
тех же монахов, и поставление на духовные должности за день­
ги (подкуп или «симония») было так распространено, что этому
вопросу посвящен был специальный духовный собор 1274 г. (в
г. Владимире). Этот собор регулировал ставленные пошлины, за­
претив ставить попов за мзду, и категорически осудил между
прочим, такой способ ее получения, как посылка ставленника на
20

жатву или сенокосы для заработка, если тому нечем было запла­
тить за поставление. Вопрос церковной или монастырской дис­
циплины уже стоял на очереди.
Итак, феодальный мир наложил достаточно заметную печать
на современный ему строй русской церкви. Русское духовенство
носило определенные феодально-классовые черты: высшее поль­
зовалось феодальными правами, низшее несло феодальные по­
винности; материальная или хозяйственная сторона его жизни
имела чисто феодальные основы и сводилась в церковных или мо­
настырских вотчинах к натуральным сборам, повинностям и пош­
линам всякого рода; и, наконец, сама монастырская и церковная
жизнь отличалась феодальной грубостью и распущенностью.
Вера и культ, развиваясь в феодальном обществе, точно так
же носили своеобразные черты феодального строя. Особое значе­
ние имела здесь разобщенность феодальных областей. Группы
тогдашних поселков были разбросаны среди обширных лесных
пространств; между ними почти отсутствовали какие-либо регу­
лярно налаженные сношения; население в них занималось почти
исключительно сельским хозяйством, которое обычно всегда так
привязывает к земле, к интересам своей колокольни. Все вместе
взятое способствовало сохранению местной старины, дедовских
обычаев и взглядов и мешало быстрому проникновению и легко­
му усвоению новой веры. В селах и деревнях еще долго сохра-
нялось язычество, даже после официального принятия в той или
другой местности христианства. Справлялись языческие празд­
ники, старинные свадебные и поминальные обряды; приносились
жертвы богам. «Люди,— как жаловались христианские писатели
того времени,— все еще жрут бесом и болотом и кладезями»; в
крестьянских могилах почти всего феодального времени (XI—
XIII века) встречаются идолы или, как своеобразные .амулеты,
медвежьи кости. Распространяясь в крестьянской среде христи­
анство окрашивалось язычеством, почти растворялось в нем; со­
здавалась своеобразная «крестьянская» вера, которую называли
двоеверием и многие черты которой дожили до наших дней. Язы­
ческие боги преобразовались частью в христианских святых (Пе­
рун—Илья-пророк, Велес—св. Власий или Георгий и пр.), частью
в бесов (домовой, леший); языческие праздники объединились с
праздниками христианскими (коляда—рождество, купала—Ива­
нов день, русалья неделя — троица); старые языческие обычаи
сохранились в христианских обрядах (тризна — поминовение
усопших с кутьей, с блинами; почитание идолов — в поклонении
иконам; языческие заговоры в молитвах при освящении воды, при
мазании елеем (маслом); на представителей христианского духо­
венства — священников, дьяконов — крестьяне смотрели как на
знахарей или колдунов и ожидали от них главным образом вы­
полнения именно этой роли. Само христианство вынуждено было
21

приспособляться к язычеству: храмы строились на погостах —
местах старинного погребения, где часто собирался народ на тор­
ги, на сходы; вместо культа единого бога с его отвлеченными для
массы и непонятными
признаками поощрялось
почитание
близких и понятных святых с их человеческими чертами, а иногда
и слабостями: Микола, Егорий, Илья-пророк, Иван-креститель и
особенно богородица заслонили собой и страшного бога-отца и
непостижимого св. духа и даже самого «искупителя» — сына
божия Иисуса. Христианство было* у нас явным многобожием и
таким остается до сих пор. среди темного «православного» люда.
Восставая против язычества, против «чисто языческих праздни­
ков» и обрядов, церковь сквозь пальцы вынуждена была смотреть
на растворение в язычестве самого христианства.
«Обмирщение» церкви связывало ее с миром; внимание ду­
ховенства занимали административные и хозяйственные дела;
практика веры (службы и требы) перевешивала теорию (богосло­
вие), и вопросы догмы, т. -е . основ христианского' учения, на деле
почти не затрогивались. К тому же даже среди высшего духо­
венства, как уже сказано, мало было в ту пору достаточно об­
разованных людей, а низшее духовенство было' и вовсе неве­
жественным; догматы веры, сущность христианства некому было
ни утверждать, ни разъяснять. В христианстве воспринималась
только его внешняя обрядовая сторона. Но поскольку этот об­
ряд сближался и связывался со старинным языческим обрядом,
он укреплялся, занимал свое место в жизни и постепенно начи­
нал казаться самой сущностью веры. Обрядовые вопросы притя­
гивали внимание, именно с этими вопросами верующие обраща­
лись к архиереям, и те часто давали на них обстоятельные отве­
ты. Вот примеры таких вопросов: 1) можно ли попу служить в
той одежде, где вшита заплата из женского платья? 2) можно
ли во время проскомидии вынимать частицу просфоры, кото­
рую случайно уронишь? 3) можно ли давать молоко больному
ребенку во время его второго говенья? 4) не будет ли греха, если
по грамоте (написанной бумаге) пройдешь ногами? 5) что будет,
если взрослый человек постучит яйцом о зубы до обедни (т.-е .
можно ли ему причащаться)? И архиереи давали подробнейшие
указания по всем этим и подобным случаям. Такие ответы, как
указанный выше (стр. 12), или как ответ на первый вопрос, гла­
сивший, что «можно: разве женщина — нечистая», были ред­
ки. Чаще встречались ответы с детальным разбором вопроса, вро­
де следующего: «Если малый (т. -е. ребенок) постучит яйцом о
зубы — греха нет, пусть причащается; если взрослый и постучит
только один раз, тоже можно причащаться; но если постучит
много раз и сознательно, то его не следует допускать к прича­
стию». Так, христианство, воспринятое нами из Византии, уже не
в первоначальном, целом виде, а в форме как бы уже достаточно
22

надтреснутого сосуда, разбилось на нашей суровой почве на какие-
то мелкие осколки; с этими осколками христианства, смешанного
с язычеством, и прожили наши предки всю феодальную эпоху.
К тому же это не была и единая вера на всем пространстве
Руси: в каждой. - феодальной области, в каждом более или менее
крупном княжестве были местные свои особенности, соблюдались
свои местные обряды и праздники, чтились местные святыни.
«Каждая страна,— говорит сказатель
жития св. Прокопия
Устюжского,- —своих святых блажила: Новгород славит архие­
пископов своих: Иоанна, Евфимия, Никиту, Иону и преп. Вар­
лаама, Савву и Михаила Клопского; Псков блажит Всеволода,
Авраамия и Савву; Москва величает Петра, Алексия и Иону;
Ростов блажит Леонтия, Исаию, Игнатия, преп. Авраамия и Иси­
дора; Вологда блажит Димитрия, Корнилия Кемельского, Павла
и Сергия на Нурке. Мы же тебя, Прокопий, имеем стражем и за­
ступником граду Устюгу». Местный святой, как и всякая иная
святыня (икона, мощи), считается покровителем города, области;
они защищают своих, помогают в беде, поражают врагов. В слу­
чае войны они иногда принимают в ней даже непосредственное
участие. В 1170 г. владимирцы пошли войной на Новгород и оса­
дили его. Новгородцы вынесли на стену, последнее прибежище,
икону знамения богородицы, впавную свою святыню; стрелы вла­
димирцев попадали в икону, и из нее полились слезы; икона от­
вратила свое лицо, и владимирцы пораженные страхом были раз­
биты. Так красочно- изображает событие новгородская летопись.
Однако владимирская описывает дело иначе. Клятвопреступники-
новгородцы были наказаны владимирской богоматерью; разби­
тые в поле, они бежали в свой город. Но владимирцы осадили их,
и только трудность похода помешала им достигнутъ цели (т. -е.
взять город). Ясно отсюда, как тревожно- чувствовал себя князь
той области, которая не имела своей святыни. Вот почему Су­
здальский князь Андрей Боголюбский мог облегченно вздохнуть,
узнавши об открытии мощей Леонтия Ростовского (Ростов в Су­
здальской области). «Теперь я ничем уже не охужден». Тот же
князь, в поисках святыни побывав в Киеве, не постеснялся тай­
ком унести к себе на север киевскую святыню, старинную икону
божией матери, названную впоследствии Владимирскою. Это не
помешало тому, что войска все того же князя совершили в
1169 г. настоящий погром Киева; они не пощадили ни церквей,
ни монастырей: ризы церковные, колокола, иконы и прочая цер­
ковная утварь,— все было разграблено. В деле веры, как и везде,
руководствовались только своим местным интересом: захватить
чужую святыню значило усилить собственную мощь; а в целях
мести и сокрушения врага, не грех было и разрушитъ его святы­
ню. Единство веры не сознавалось: наоборот, на практике разли­
чали веру суздальскую, веру новгородскую, веру киевскую.
23

Но отделяя резко веру одной феодальной области от другой,
в то время, наоборот, не делали еще различия между греческой и
латинской верой. Матери носили на молитву своих детей одина­
ково и к греческому священнику и к латинскому ксендзу, к кому
придется; тонкости богословских споров латинского и греческого
духовенства были чужды широким массам. К тому же и с внеш­
ней стороны обе христианские церкви тогда еще не разошлись
так резко друг с другом: древне-русские священники даже и по
внешности походили еще на латинское духовенство: так же стриг­
ли волосы и оставляли на макушке головы «гуменце» (тонзуру).
Но все же и в те времена существовали разногласия по цер­
ковным вопросам. Ведь общество вообще, и церковное общество
в частности, не было единым. Тут сказывались и разногласия ме­
жду и духовной и светской властью, и противоречия между низ­
шим и высшим духовенством. Эксплоатация архиереями священ­
ников, особенно’ при посвящении (плата за поставление, так на­
зываемые ставленные пошлины), иногда становилась чрезмерной;
в низшем духовенстве шло глухое брожение; более ревностные и
искренние епископы протестовали против «симонии» (предоста­
вление духовных должностей за деньги или поставление на
«мзде»). Вопросу, как сказано, был посвящен отдельный духовный
собор 1274 г., решения которого приведены выше. Разногласия
между духовной и светской властью касались в сущности мел­
кого вопроса о посте в среду и пятницу. В случае совпадения
праздников с этими днями светская власть требовала «разреше­
ния» отмены поста в таких случаях; духовная настаивала
на строгом его выполнении. Ясно, что дело шло об ограничении
вмешательства церкви в обыденную жизнь; требование отмены
поста было своего рода протестом против все, очевидно, усили­
вавшегося регулирования жизни церковными правилами. Светская
власть в этом случае оказалась сильнее. В Суздальской области
несколько архиереев поплатились своими местами за излишне
проявленную ими в этом вопросе религиозную ревность. В общем,
однако, вопросы веры и церкви в те времена еще мало
интересовали массы; церковная и религиозная критика почти не
имела места; достаточно оформленных общественны^ группиро­
вок еще не было; не существовало и продуманных взглядов на
соотношение веры и жизни. Это было еще делом будущего, когда
разложение’ феодализма вызовет обострение классовой борьбы, а
с нею и выявление и определение идеологии классов.
В эпоху феодализма влияние церкви только еще проникало
в массы; церковные обряды только прививались; нравственная
жизнь еще только отчасти регулировалась церковными предписа­
ниями и правилами; как уже сказано, только’ постепенно и мед­
ленно Русь языческая преобразовывалась в православную святую
Русь. Но русская церковь, получившая свою организацию от Ви­
24

зантии, как бы то ни было, уже вносила в страну элемент выс­
шей культуры; поэтому с ней вместе появились и развивались на
Руси грамотность, просвещение, искусство. Сначала выписанные
из Греции учителя наук, а впоследствии священники обучали же­
лающих грамоте, заводили даже иногда школы; встречались шко­
лы и при архиерейских дворах, при монастырях. Грамотность
вызывала спрос на «четии книги», и «книжное списание», и пере­
писывание книг было одним из видов монашеского труда или по­
слушания. Соборные храмы древней Руси и те же монастыри
были предками позднейших книгохранилищ и современных би­
блиотек. Архиереи и ученые монахи являлись первыми писателями,
и можно определенно сказать, что- все, что было создано1 пером
в домонгольский период, было создано монахами, церковью. Цер-,х
ковь же развивала тогда спрос и на произведения искусства. Ис­
кусно строились монастыри и храмы: сначала это были камен­
ные церкви с одним или несколькими куполами на барабане —
византийского стиля; затем, особенно на севере, чаще и больше
строили из дерева и развилась своя русская архитектура дере­
вянных (и каменных) церквей с шатровой крышей, с кокошника­
ми по карнизу, с главами в виде луковицы. Первыми строителями
были те же греки; от них научились строить и русские мастера,
часто те же монахи или сторонние люди, составлявшие особые
артели. Церкви украшались внутри и снаружи мозаикой — это
была та же своеобразная византийская мода,—также фреско­
вой живописью.
-Х удожников и иконописцев также выпи­
сывали из Греции, но скоро явились русские иконописцы-монахи,
которые долгое время точно подражали своим византийским учи­
телям. Старинная русская живопись, кроме того, оставила свой
след в так называемых миниатюрах: это были небольшие изо­
бражения, нарисованные в краску, на листах старинных руко­
писных книг, своего рода иллюстрации к их содержанию. Нако­
нец, та же церковь способствовала развитию художественного
пения, заимствуя музыку его при помощи особой старинной нот­
ной системы у тех же греков. Следует только1 отметить, что ху­
дожественное пение на Руси прививалось плохо: в русских хра­
мах певчие были частью русские и болгары, частью греки; пели
на разных клиросах, на разных языках, но иногда сходились и
вместе. Совместное пение обоих клиросов называлось у греков
«катабазис» (название в русских церковных книгах переиначено
в «катавасию»), и из того значения, какое впоследствии получи­
ло это слово, понятно, какое впечатление производило тогдашнее
пение на слушателей. Скульптуры и инструментальной музыки
не терпела византийская, а с нею русская церковь; в произведе­
нии этих искусств она видела проявление ненавистного языче­
ства — языческих идолов, бесовское действо. Русская церковь
боролась с произведениями этих искусств; разрушала языческие
25

деревянные изображения — идолов, осуждала и запрещала ста­
ринные скоморошьи песни, музыку, пляски. Эти гонимые виды
искусства развивались у нас где-то на задворках, почти подполь­
но. Ненависть к ним церкви перешла потом в презрительное к
ним отношение русской интеллигенции, и они, все хирея, дожили
в неизвестности чуть не до начала XX века, когда, наконец, было
обращено на них то внимание, которого эти виды искусства давно
заслуживали.
Борьба, которую вела церковь за искоренение старинной
русской музыки, пляски, скульптуры, безусловно, уменьшает зна­
чение ее в развитии др. видов искусства (архитектуры, живопи­
си): создавая одной рукой, она разрушала другой. Так же лишь
в узком и ограниченном смысле следует признавать ролъ русской
церкви в области народного просвещения. Грамотность и книж­
ное «списание» было важно и нужно прежде всего для князей,
бояр, духовенства;, архитектура и живопись церквей ценились
только их строителями, т. - е. представителями того же правящего
класса. Масса народа стояла в стороне от всего этого; влияние
церковного, книжного и художественного просвещения сюда не
проникало, и церковь не принимала к тому никаких мер.
Зато грамотное и просвещенное духовенство с успехом было
использовано при дворах наших великих и удельных князей; свя­
щенников или дьяконов назначали писцами, секретарями при кня­
зе (отсюда впоследствии и пошло слово «дьяк», т. е . секретарь,
государственный чиновник) ; епископов отправляли послами к др.
князьям или в чужие страны; митрополиты являлись ближайшими
советниками князей. Княжеские грамоты писались «по благосло­
вению отца нашего митрополита» и отсылались с его печатью и
подписью; перед митрополитом князья утверждали свои договоры
и в них стояло: «о чем ся сопрут, ино им третий митрополит: а
кого он обвинит, ино обидное отдаст», т. - е. митрополит ставился
третейским судьей в княжеских распрях. Такое высокое государ­
ственное положение духовенства, как и все те привилегии выс­
шего духовенства, о чем говорилось раньше, объясняются поли­
тическими задачами времени: правящему классу молодого строя­
щегося государства необходима была нравственно воспитываю­
щая и общественно1 объединяющая сила. Такой силой в те време­
на была только церковь (другой вопрос, в каком направлении она
воспитывала и какие элементы объединяла). Во всяком случае
за неимением других материальных или идейных средств с по­
мощью церкви и духовенства старались организовать подчине­
ние широких народных масс утверждавшейся княжеской власти.
И духовенство, как состоявшее на службе государства, так и про­
сто пользовавшееся теми или другими привилегиями, иначе гово­
ря, и за страх, и за совесть работало над строительством госу­
дарства.
26

Духовенство перенесло в русскую феодальную обстановку ви­
зантийские понятия о царской власти, как власти богоустано­
вленной и единодержавной, и старалось внушать эти понятия и
князьям, и их подданным. Как представители мирного населения,
духовные советники восставали против княжеских усобиц: они
говорили, что сам бог поставил их воздерживать князей от кро­
вопролития. Киево-печерский игумен Феодосий не хотел даже
поминать на ектенье вел. князя, севшего в Киеве не по праву
путем распри. Стремясь к установлению единодержавия, церковь
поддерживала «право старейшинства», стояла за соблюдение
«братских пределов» князьями, за удовлетворение князя своей
волостью. Единство русской земли интересовало духовенство и
по материальным причинам: раздробленность страны затрудняла
управление церковью; стесняло ее в ее хозяйственных делах, рас­
пыляло ее доходы. Мечтая об этом единстве, церковь старалась
поднять и возвысить значение княжеской власти. В глазах церкви
князь «поставлен от бога на казнь злым, а добрым на милованье».
Церковные проповедники наставляли верующих: «Наипаче же
(особенно) своему князю приязнь имей, а не мысли зла нань; гла­
голет бо апостол: бога ся бойте, а князя чтите. Аще бо властям
кто противится, то божию суду повинен есть, повилению бо про­
тивится божию». Возвеличивая власть князя, церковь, как мы
увидим впоследствии, расчищала дорогу самодержавию, но в те
времена, когда еще существовало вече, когда князей еще ставили
и смещали, о самодержавной, неограниченной власти говорить
было неудобно. Наоборот, церковь говорила об ответственности
князей перед богом: «Им,- — писали "церковные книжники,— бог
велел правду делать на этом свете: в правду суд судить и в крест­
ном целовании стоятъ и земли русские блюсти»; «если же они
держат истину в неправде и любят беззаконные прибытки», то
«быв богами помрут как человеки и во пса место во ад свезены
будут». Так, утверждая богоустановленность власти, церковь, со­
гласно феодального строя, отмечала и ответственность власти...
перед богом.
Русская церковь (высшее духовенство1 и церковные проповед­
ники) могла тогда еще сравнительно свободно высказываться
хотя бы даже по- вопросу о характере княжеской власти. Эта
«свобода» объяснялась особым положением русской церкви в
первый период ее существования, а именно связью с Византией,
в которой молодая церковная организация видела свою опору и
поддержку. Эта связь в те времена походила на зависимость за­
падно-европейских национальных церквей от Рима. Как Рим на
Западе, так и Византия на Руси назначала высших иерархов
(митрополитов, а также и епископов), инструктировала их, время
от времени собирала их к себе на совет (соборы), получала еже­
годно свою долю от их доходов. Русский митрополит считался
27

представителем богатой церкви и потому занимал почетное ме­
сто и на соборах у константинопольского патриарха и при
дворе у императора. Последний через (него пытался даж.е рас­
пространить свою власть на русские княжества, считая русских
князей за своих вассалов. Немудрено, что, чувстуя свою бли­
зость к вселенскому партриарху и могущественному Великому Ца­
рю-императору Царьграда, митрополит; (киевский), а иногда и
другие представители высшего духовенства держали себя неза­
висимо на Руси: поучали князей, вмешивались в их распри, вы­
ступали в качестве третейских судей. Однако, уже и тогда силь­
ные князья плохо слушались духовных владык: отстаивали свои
взгляды в делах веры, самовольно смещали неугодных, назначая
своих ставленников, и даже чинили над ними суд и расправу. По­
ка связь с Византией была крепка и пока феодальный порядок
мешал усилению княжеской власти, русский митрополит и епи­
скопы опирались на Византию и могли держаться независимо в
столкновениях и спорах с князьями. Но с течением времени схо­
дит на-нет торговля с Византией, всякие сношения с ней из-за
кочевников становятся небезопасны, церковная связь поддержи­
вается с трудом, русская церковь чаще и больше остается один
на один с властью великого князя. Тем временем власть эта ста­
новится все сильнее, единодержавие, поддерживаемое самой же
церковью, крепнет и лишенная поддержки извне русская церковь
в лице своих высоких представителей (митрополитов, епископов)
постепенно склоняется и смиряется перед властью великого кня­
зя. В период разложения феодализма это уже заметно сказы­
валось.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
Русская церковь на заре денежного хозяйства (XV—XVI вв.) .—
Торговые пути и централизация государства.— -'Централивация церков­
ного управления. — Митрополит и московский великий князь. — Попыт­
ки ограничения прав и привилегий церкви. — Вопрос об ограничении
монастырского землевладения. — Ереси: а) стригольников, б) «вдов­
ствующих. — Нестяжатели и иосифляне.
Разложению феодализма предшествовало развитие торговых
путей вследствие все расширяющейся торговли. В начале фео­
дальной поры торговый обмен был крайне ничтожен: обществен­
ные потребности были ограничены; почти все необходимое полу­
чалось на месте, а чего нехватало, добывалось обычно военным
захватом. Впрочем, военный захват уже в те времена сначала
перешел в полуразбойничью торговлю (торговля варягов с гре­
ками), а потом заменился и более мирной формой сношений—■
караванной торговлей. Степные кочевники в XII врке стеснили
нашу караванную торговлю с греками, а с татарским нашествием
28

в ХШ веке она и совсем прекратилась. Торговые сношения с за­
падом перешли на север и центром новой торговли стал Новго­
род: ганзейские немцы привозили сюда заморские товары и вы­
возили меха из новгородских лесов и закамское серебро с Ура­
ла. Новгород богател, население его росло, и он все больше и
больше нуждался в привозном хлебе. За хлебом новгородцы езди­
ли на юг, по верхней Волге, Москва-реке и Оке, в Рязанскую зе­
млю, куда в обмен завозили заморские товары. Торговый путь
из Новгорода в Рязань пересекался старинным путем с Днепра на
восток, на среднюю Волгу по той же Москва-реке и Клязьме. На
месте пересечения путей, там, где, ближе всего подойдя к Клязь­
ме, Москва-река делает крутой поворот на юг, и возник сначала
небольшой, но впоследствии все более и более бойкий рынок —
ядро будущего стольного града Москвы.
Торговые пути, перерезывая феодальные владения, сближали
их и связывали друг с другом. Они шли по более безопасным ме­
стам: военные действия здесь были редки. Мирное население сте­
калось сюда, и такой перекресток, как Москва-река с Клязьмой,
быстро заселялся. Московское княжество- росло'; от даней и мы­
та (торговая' пошлина с проезжих судов) богатели московские
князья, и недаром одного из них уже в начале XIV века прозвали
Калитой, что значит мешок с деньгами. Незаметно и медленно ко­
пила сиды Москва, в феодальных спорах и столкновениях все
чаще и чаще одерживая верх над противниками. Владения окрест­
ных удельных князей постоянно переходили к Москве, и
в начале XIV века Московское княжество уже владело- всем
течением
Москва-рек-и от Можайска и до- Коломны. На
копленные богатства позволили московскому князю иметь
сильное войско, а с помощью его примышлять и еще
новые богатства. Московского князя побаивались удельные
князья, его- уважали в Орде, и сам он, чувствуя силу и
мощь, все больше и больше вмешивался в дела других областей
и уделов. Заинтересованное в мирном торговом обмене их насе­
ление тянет к Москве; сопротивление старых торговых сопер­
ников Москвы слабеет, и к середине XIV века Москва подчиняет
себе и Владимир, и Тверь, -и Нижний. К концу XIV века Москва
оспаривает у Новгорода Двинскую землю, и московские промы­
шленники с помощью московского- войска понемногу оттягивают
у него северные лесные угодья. Это подрывает хозяйственную
базу Новгорода, он слабеет все больше и больше и к концу
XV века со всеми своими богатствами попадает в руки Москвы.
Перед московским князем, его- боярами и их агентами — промы­
шленниками и торговыми людьми—открывается широкий простор
для эксплоатации как новгородских, так и других рядом лежа­
щих, не занятых еще громадных областей севера и востока. Ка­
занское и Астраханское царства, Урал, Сибирь —вот постепен­
29

но развертывающаяся перспектива будущих московских колоний
XVI—XVII вв. Московское удельное княжество стало государ­
ством. Феодальные владения, старинные уделы, объединились под
властью Москвы: удельные князья перешли на службу Москов­
ского великого князя, население теперь несло свои дани и по­
шлины в Москву, управлялось наместниками и волостелями из
Москвы, из Москвы же привыкло ждать и суда, и указа, и обо­
роны. Феодальная самостоятельность заменилась подчинением
единому центру.
Не избежала этой централизации и церковь. Исчезает преж­
няя феодальная раздробленность; самостоятельности местных ду­
ховных властей ставятся определенные границы; областные цер­
кви теснее и крепче связываются с московской; стираются их
местные особенности, и устанавливается официально единство
культа.
Изменяется прежде всего организация церковного управле­
ния. Вместо прежнего избрания епископов на местах устанавли­
вается назначение их центром: епископов все чаще и чаще при­
сылают из Москвы, и церковный собор при великом князе Васи­
лии II окончательно определяет порядок замещения епископской
кафедры распоряжением митрополита. Епископы зависят теперь
исключительно от Москвы; они потеряли местные связи. Но за­
то прекращается и местный произвол над епископом: положе­
ние ставленника Москвы возвышало его в глазах местных вла­
стей и местного населения. Исключительное положение занимал
новгородский «владыка». Богатство его отвечало богатству Нов­
города: софийская или владычняя казна располагала большими
средствами и расходовала их широко: когда в 1386 г. великий
князь Димитрий Донской взял с Новгорода «окуп» (контрибу­
цию) 8.000 руб. серебром, один архиепископ дал на уплату этой
суммы 3.000 руб.; в 1422 г. новгородские концы (районные сове­
ты) дали на выкуп пленных 1.000 рублей, столько же дал и архи­
епископ; во время голода, нередких пожаров помощь архиепи­
скопа всегда была щедрой. Богатство отвечало и той большой
политической роли, которую играл новгородский владыка: с его
благословения вече начинало войну, заключало мир, решало дела;
в грамотах его имя стояло выше посадника (высшая выборная
гражданская должность) и даже князя; он разбирал вечевые рас­
при и являлся миротворцем в борьбе новгородских концов и об­
щественных классов. С присоединением Новгорода к Москве
упало богатство новгородского архиерея; кончилась и его поли­
тическая ролъ: как и все другие епископы, он назначался теперь
из Москвы и исключительно от нее зависел. Москва крепко при­
вязывала епископов.
Церковная власть московского митрополита распространя­
лась на всю русскую землю. Он получал ставленные пошлины и
30

дары от поставленного епископа и его епархии (церковная об­
ласть); при поездках его духовенство платило «подъезды» на со­
держание его со свитой и опять подносило дары; ему же шли и
судные пошлины как с церковных людей, так и духовенства. Не­
удивительно, что митрополичий двор часто не уступал в пышно­
сти двору великого князя: многочисленна была его свита и двор­
ня. Как у великого князя у него были «митрополичьи» бояре, на
митрополичьем дворе жили печатники, стольники, конюшие,
отроки и прочие слуги; им назначались наместники (духовные),
десятинники (светские), волостели. Митрополит держал в подчи­
нении епископов и жил доходами с них. В свою очередь и епи­
скопы стягивали к себе доходы епархиального духовенства и
держали его от себя в крепкой зависимости. Низшее духовен­
ство превратилось в настоящих тяглых людей епископа. К ста­
ринным феодальным сборам с него присоединялись новые, и оно
платило теперь и перехожие деньги (при перемещении из одного
прихода в другой), и явленную куницу (при явке священнических
грамот новому архиерею), и московский подъем (при поездках
архиерея в Москву), и церковную дань (по числу приходских дво­
ров). Духовенство, кроме того, содержало архиерейских чинов­
ников: давало им кормы и подводы, строило им хоромы. Если
присоединить сюда все растущую государеву дань (духовенство
платило оброки и кормы великокняжеским чиновникам, а впо­
следствии — ямские, стрелецкие и пищальные деньги), то нельзя
не признать, что положение низшего духовенства было нелег­
ким. Немудрено, что, не имея сил платить, духовенство (чаще,
конечно, духовенство кафедральных соборов) выпрашивало жа­
лованные грамоты, освобождавшие его от части тягла и от под­
чинения епископским десятинникам. Иногда архиерейские сборы
превращались в настоящее вымогательство: тогда это вызывало
отпор со стороны низшего духовенства в виде бунтов, побоищ,
насилий: священники силой отбивались от архиерейских сборщи­
ков и служителей, в чем им помогали и прихожане. Так было в
1435 г. во Пскове. Раздробленная в феодальные времена русская
церковь теперь сковывалась воедино жесткими обручами духов­
ной и светской власти.
Когда московский удельный князь, пользуясь выгодным по­
ложением Москвы, как торгового центра, пробивал себе дорогу
к великому княжению, ему в этом деле много помощи оказала
церковь. В те времена (на рубеже XIII—XIV веков) церковь была
значительной силой и по влиянию на массы народа, уже привык­
шего к христианскому культу, и по накопленным за предыдущие
века богатствам. Поэтому для Москвы было чрезвычайно важно,
что она как транзитный город часто посещалась митрополитом,
который, живя теперь, после татарского разгрома больше на се­
вере, только наезжал в Киев, а по дороге туда и обратно оста­
31

навливался в Москве и подолгу гостил у богатого московского
князя. Это сдружило митрополита с князем, вызвало их совмест­
ную деятельность (как постройка соборного храма в Москве), а
впоследствии и привело к тому, что митрополит Петр и умер в
Москве и здесь же был похоронен. Преемники Петра, попрежче-
му называясь митрополитами киевскими, остались жить в Мо­
скве у его гроба, и Москва стала церковной столицей Руси.
«Нити церковной жизни, далеко расходившиеся от митрополи­
чьей кафедры по Русской земле, — говорит один историк, —
притягивали теперь ее части к Москве, а богатые материальные
средства церкви стали стекаться в Москву, содействуя ее обога­
щению». Это усиливало московского князя, возвышало его в гла­
зах населения и вызывало к нему доверие, как ни к кому из
других князей. Народная легенда связывала даже политические
успехи Москвы с благословением церкви. Она так, например,
передавала завещание митрополита Петра, якобы сказанное им
московскому князю Ивару Калите: «Если, сын мой, меня послу­
шаешь и храм богородицы воздвигнешь и меня упокоишь в своем
городе, то и сам прославишься больше других князей, и просла­
вятся сыны и внуки твои, и город этот славен будет среди всех
городов русских, и святители станут жить в нем, и взойдут руки
его.на плечи врагов его». В борьбе со своими противниками —
князьями, соперниками и конкурентами — князь московский дей­
ствительно пользовался содействием и помощью церкви. Всегда
стоявшая за единство Русской земли и поддерживавшая еще в
феодальные времена наиболее сильного князя в надежде на его
единодержавие, церковь деятельно помогала теперь московскому
князю. Митрополит отлучал от церкви князей, враждовавших с
московским князем, закрывал в их княжествах церкви, запрещая
богослужение, посылал проклятие выступавшим против Москвы
ратным силам. Все это действовало на суеверные массы, ослабля­
ло противников Москвы и тем способствовало их поражению.
Иногда митрополит, предупреждая кровавое столкновение, сам
выезжал во враждовавшие с Москвой княжества и там личным
авторитетом укреплял их связи с Москвой или подготовлял почву
для их подчинения Москве. Иногда, наоборот, поддерживая эту
политику, митрополит не стеснялся участвовать и в насильствен­
ных действиях, чуть ли не даже в вероломстве. «Князь великий
Дмитрий Иванович,— рассказывает летописец,— с отцем своим
преосвященным Алексеем митрополитом зазваша любовью к себе
на Москву князя Михаила Александровича Тверского и потом со-
ставиша с ним речь, таже потом бысть им суд на третий (день) на
миру в правде; да (потом) его изымали (арестовали), а что были
бояре около него, тех всех поймали и розно развели». Вспоминая
долгое время спустя об этом аресте, князь Михаил Александро­
вич возмущался поведением митрополита: «Колику любовь и ве­
32

ру имех паче всех к митрополиту сему, и он толихо мя посрами
и поруга!». Поддержка церковью московских князей, конечно,
не оставалась без отплаты: именно в благодарность за эту под­
держку или в расчете на нее московские князья, как мы знаем,
высоко ставили положение церкви, предоставляли духовенству
большие права и льготы, одаряли церкви и монастыри землями
и другими богатыми вкладами. Под покровительством московских
князей высшее духовенство, по существу говоря, стало у них
привилегированным классом.
Однако, поддерживая единодержавие и укрепляя московско­
го князя, церковь скоро получает в лице его не только покрови­
теля, но и господина. Московский князь во второй половине
XIV века становится самым сильным из князей: все междуречье
Оки и Волги находится в его владении; он отваживается на борь­
бу с великим Новгородом, Литвой и даже татарским ханом; ве­
ликое княжение за ним обеспечено; прежние удельные князья со­
стоят теперь у него на службе; он окружен почетом, покорно­
стью, даже раболепством. С этим растет самодержавие москов­
ского князя — произвол, самовластие. Он расправляется со свои­
ми ближайшими слугами, не различая среди них безродных и ро­
довитых, одинаково казня и простого боярина, и бывшего удель­
ного князя.
Попадают в опалу и представители высшего духовенства
(митрополиты, епископы), чем-либо не угодившие великому кня­
зю или просто оказавшиеся слишком самостоятельными в своих
поступках и взглядах: Иван III едва не отказал в кафедре митро­
политу Геронтию, когда тот попробовал настаивать на хождении
с крестным ходом «противу солнца», а не «посолонь», как каза­
лось правильным великому князю. А его сын Василий III низло­
жил и заточил в монастырь митрополита Варлаама за отказ по­
следнего согласиться на развод великого князя с его бездетной
женой и благословить его вторым браком. Особенно сказывалась
воля великого князя при назначении митрополита. Митрополит
назначается великим князем, посвящает ли его патриарх кон­
стантинопольский, как было до середины XV века, или собор рус­
ских епископов, как стало после. Интересна в этом отношении
история митрополита Киприана (70—80 гг. XIV века). Назначен­
ный патриархом в московские митрополиты еще при жизни ми­
трополита Алексея, Киприан приехал было в Москву в качестве
его будущего преемника, но получил от великого князя (Дми­
трия Донского) отказ: «Есть у нас митрополит Алексей, и кроме
него мы другого не принимаем. Что ты ставишься на живое ме­
сто?» Киприан, очевидно, человек терпеливый, решил ждать.
Однако после смерти Алексея у великого князя оказался свой
кандидат, — его любимец и духовник, коломенский священник
Митяй. По воле великого князя он тотчас присвоил себе права
3 Руеская церковь.
33

п власть московского митрополита: поселился в митрополичьем,
дворце, облачался в митрополичьи одежды, судил и рядил духовен­
ство, собирал дани и пошлины. Киприан сделал было попытку за­
нять кафедру, которая теперь, казалось, уже принадлежала ему
по праву. Но, по распоряжению великого князя, тотчас по при­
езде в Москву он вместе со свитой был арестован, брошен в сы­
рую клеть и ночью с издевательством изгнан за город. Оскорб­
ленному митрополиту ничего не оставалось делать, как предать
великого князя проклятию и ехать жаловаться на него к па­
триарху в Константинополь. Поехал туда и Митяй, чтобы офор­
мить свое назначение, но- в дороге внезапно умер. Тогда один из
архимандритов его свиты, Пимен, захватив его казну и печати,
подкупил патриарха с его собором и обманом получил сан ми­
трополита всея Руси. Однако- великий князь не принял Пимена.
Мало того, он его арестовал и сослал в заточение; а затем вы­
звал Киприана и, как бы в забвение прошлого, торжественно
встретил его теперь как московского «митрополита. Но не­
долго на этот раз пробыл Киприан на кафедре: великий князь
скоро поссорился с ним, вторично изгнал его из Москвы, а Пи-
мёна вернул из ссылки и поставил митрополитом. Опять ездил
Киприан в Константинополь, и только тогда патриарх, наконец,
разобрал дело- его и Пимена: Пимен был низложен, а Киприан
провозглашен митрополитом всероссийским. И тем не менее-
фактически занять эту кафедру Киприану удалось только при
преемнике великого князя. Так сильна была воля последнего при
назначении митрополита.
Патриарх константинопольский вынужден был считаться с
этим. С началом XV века турки все больше и больше теснили
дряхлевшую Византию: разрушалось ее хозяйство, падали дохо­
ды и императора, и патриарха. Нужда заставляла их оглядывать­
ся по сторонам и искать помощи внешней. В то же время на да­
леком севере вырастала могущественная Москва; поступления от
русского митрополита увеличивались; каждое русское посоль­
ство привозило богатые дары. Поневоле приходилось не требо­
вать и повелевать, а чаще прислушиваться к чужой воле и усту­
пать, постепенно отказываясь от своих былых и неоспоримых
прав. Вот почему патриарх все чаще и чаще утверждал митро­
политом избранного собором русского епископа и указанного
великим князем кандидата. Последний митрополит, назначенный
патриархом (при этом даже вопреки представленному великим,
князем кандидатуру), был Исидор (нач. XV в.) .
Турки в то время уже угрожали Константинополю; шли пе­
реговоры императора с папой. Греки обещали пойти на соглаше­
ние в вопросах веры, чтобы только получить от латинян помощь
для борьбы с турками; по вопросу соединения церквей папа со­
брал вселенский собор. Исидор и был нужен императору и па­
34

триарху как ученый муж и свой человек в качестве представи­
теля на этом соборе от богатой и многочисленной русской цер­
кви. Приехав в Россию, Исидор тотчас отправился на собор, ко­
торый в то время заседал во Флоренции, и здесь подписал (вме­
сте с другими) унию (соединение) восточной и западной церкви.
Вернулся Исидор в Москву в преднесении латинского «крыжа»
(креста); в Успенском соборе поминал римского папу и на пер­
вом же торжественном богослужении зачитал акт о соединении
церквей. Воспитанные вековой агитацией в ненависти к латинам,
русские люди были крайне смущены поведением митрополита и
даже не знали, что предпринять. Великий князь, после некоторо­
го раздумья, приказал арестовать митрополита, объявив его ере­
тиком, подлежащим церковному суду. На его место, по указа­
нию того же великого князя, собором епископов был избран рус­
ский епископ Иона. После флорентийской унии греки были за­
подозрены Москвой в ереси, и русские перестали обращаться в
Византию за утверждением митрополита. Преемник Ионы и все
последующие митрополиты избирались собором епископов и
утверждались непосредственно великим князем.
Права и привилегии, полученные церковью во время феода­
лизма, теперь подвергаются пересмотру и сокращению. Почув­
ствовав свою силу, великий князь московский постепенно отби­
рает назад все то, ЧТО' было взято и отдано в удельный период,
когда слишком слаба была центральная власть, когда слишком
сильны были отдельные лица и организации. Митрополиты по-
прежнему продолжали получать льготные жалованные грамоты,
но гражданские права церкви в них уменьшались. По грамоте
митрополиту Киприану 1404 г. люди, жившие в митрополичьих
вотчинах, свободны еще от княжеского суда, податей, повинно­
стей, но уже с значительными ограничениями: они дают «ордын­
ский выход», ставят лошадей на ямы, платят тамгу с продажи,
участвуют в военной повинности (митрополичий полк идет под
стягом — знаменем великого князя) ; церковные люди хотя и под­
чинены по суду митрополиту, но в делах, касающихся княжеско­
го и митрополичьего человека, устанавливается «смесный» или
общий суд из чиновников той и другой власти; по челобитным на
митрополичьего наместника, десятинника или волостеля судит
сам великий князь (или кому он прикажет); наконец, поставле­
нию в попы и дьяконы слуги великого князя и тяглые люди не
подлежат, при чем попович, отделившийся от отца, считается
уже человеком великого князя (это побуждало детей духовен­
ства занимать церковные места и способствовало развитию на­
следственности духовного звания). Так начинается вмешатель­
ство светской власти в церковные дела, в организацию церков­
ного управления, суда и отчасти хозяйства. Грамота митрополи­
ту Киприану — это первый хотя и робкий шаг в этом напра­
3*
35

влении. Но государственные нужды вызвали
и дальнейшие
шаги.
Рост Московского государства удлинял линию обороны и тре­
бовал все больших и больших средств на организацию ратной
службы. Ратники или служилые люди вознаграждались у нас пу­
стой или населенной землей, и на первых порах это было удоб­
но: у московского князя, благодаря успешному собиранию Руси,
оказались большие земельные богатства. Однако в XV веке, с
ростом границы, стало нехватать этих земель для испомещения
на них все растущего служилого класса: к концу XV века почти
вся свободная, т.-е . не находившаяся в частной собственности,
удобная земля была уже роздана. Государственный интерес за­
ставлял московское правительство бережней относиться к сво­
ему основному капиталу: пришлось регулировать раздачу земли,
наблюдать за переходом ее из одних рук в другие, брать на
учет неслужилые земли. Между тем еще с феодальных времен
продолжало расти церковное и монастырское землевладение.
Земельный запас таял. Служилый класс трудно стало воз­
награждать. Обороне страны грозила опасность. Нужно было
принять какие-то решительные меры, и московское правитель­
ство осторожно и с колебаниями, но все более и более настой­
чиво уже с конца XV века ставит вопрос об ограничении цер­
ковного землевладения. Как мы уже видели, в эпоху феодализма
земельные владения церкви все увеличивались путем вкладов,
пожалования и прямого захвата. С развитием торговли и рас­
пространением денег церковь использовала еще один способ при­
обретения земель — это купля в ее всевозможных видах. Много­
численные теперь денежные вклады шли прежде всего на при­
обретение вотчин, и сами вкладчики подыскивали земли для мо­
настыря, чтобы купить их на вкладываемые деньги: думали, что
земля, отданная церкви на вечные времена (она была неотчу­
ждаема), вернее обеспечит помин души, чем денежный вклад, ко­
торый мог быть легко израсходован.
Наиболее распространенной формой покупки земли был пе­
реход ее к церкви по закладным. Предки наши весьма часто за­
нимали деньги или хлеб у богатых монастырей, даже у монахов
и монахинь, давали на себя «заемные кабалы» (векселя, распи­
ски), обязываясь платить известное число процентов, чаще всего
«за пять шестой», т.-е . 20%. Церковь получала право пользо­
ваться заложенной вотчиной «за рост пахати, и крестьян владе-
ти, и лес сечи, и луг косити». В случае неуплаты в срок или при
отказе от уплаты закладная превращалась в купчую, и земля
окончательно переходила в руки церкви. Можно полагать с ве­
роятностью, говорит исследователь, что значительная часть цер­
ковной и монастырской земли перешла в руки духовенства имен­
но этим путем. Но была еще третья форма покупки земли — это
36

мена вотчинами: монастырь покупал малоценную землю и менял
ее на более ценную, доплачивая разницу стоимости деньгами. Все
это вместе взятое сделало церковь одним из крупнейших .земле­
владельцев. «Из трудовых некогда земледельческих общин, пи­
тавшихся своими трудами, где каждый брат работал на всех, и
все поддерживали каждого, многие монастыри,— по словам исто­
рика1)—разрослись теперь в крупные землевладельческие обще­
ства со сложным хозяйством, многообразной житейской суетой
и запутанными мирскими отношениями. Окруженное монастыр­
скими слободами, слободками и селами братство такого мона­
стыря представляло из себя черноризческое барство, на которое
работали сотни и тысячи крестьянских рук, а оно властно пра­
вило своими многочисленными слугами, служками и крестьянами
и потом молилось о всех и особенно о мирянах-вкладчиках сво­
его монастыря».
Стремление к обогащению, жадность к земле и погоня за
рабочими руками в конце концов приводили духовенство и осо­
бенно монастыри к постоянным спорам, тяжбам и столкнове­
ниям как с соседними крестьянскими общинами, так и с владель­
ческим служилым классом. Местные крестьяне, среди владений
которых основывался монастырь, урчала всячески отстаивали
свою самостоятельность и часто с неприязнью встречали его
основание: «Старец на нашей земле монастырь поставил, — го­
ворили они, — и пашню строит и хочет завладеть нашими земля­
ми и селами, которые близ монастыря». Разгоралась глухая вра­
жда, приводившая подчас к резким столкновениям. Так, устюж-
ские крестьяне, узнав о построении монастыря в окрестном лесу,
где они промышляли на просторе, и испугавшись, что лес скоро
ускользнет из их рук, сожгли церковь, построенную основате­
лем. Старец построил другую. Тогда крестьяне захватили его а
пустыне наедине, просьбами, угрозами и даже пытками стараясь
выманить у него жалованную грамоту, и, наконец, зверски его
убили. Подобные рассказы об озлобленном отношении окрест­
ных обывателей к строителям монастырей из-за опасения поте­
рять землю и угодья нередки в древнерусских житиях (биогра­
фиях) святых этой эпохи.
Но с ростом государства росло «государево тягло», тяжелее
становилось жить и на служилых землях. Между тем земельные
пожалования монастырям соединялись с щедрыми судными и по­
датными льготами для крестьян, селившихся на пожалованных,
как впоследствии на вкладных и купленных, землях. «Тем лю­
дям, — говорилось в жалованных грамотах, — не надобе моя
дань, ни ям, ни подводы, ни мыт, ни тамга, ни писчая белка, ни
осьмничии, ни костки, ни явка, ни которая пошлина, ни города
’) Ключевский. — «Боярская Дума»,
37

не делают, ни двора моего не ставят, ни коня моего не кормят,
ни сен моих не косят... мои наместники и волостели и их тиуни
на тех хрестьянех, на монастырских кормов своих не емлют, ни
всылают к ним ни по что, а приветщики и доводчики поборов не
берут, не въезжают... а ведает игумен сам свои люди во всех де-
лех и судит сам во всем». Эти льготы и привлекали впоследствии
крестьян на монастырские земли: монастыри заселяли свои пу­
стоши на льготных условиях, сманивали крестьян с соседних ка­
зенных и владельческих земель и, увеличивая количество рабо­
чей силы, тем поднимали доходность своих владений.
Обилие денег давало монастырям возможность, возвышая по­
купные цены, перебивать продажные земли у других покупщи­
ков, особенно у слабосильных служилых людей, и доставило мо­
настырям господство на земельном рынке. Дети боярские жало­
вались правительству, что «мимо монастырей вотчин никому ни
у кого купить не мочно». Это, вызывало понятное раздражение
со стороны служилого класса по отношению к монастырям, бо­
гатым «землей» и рабочей силой, а потеря им тяглых и оброч­
ных плательщиков, уходивших на льготную монастырскую землю,
еще более его увеличивала. Противоречие интересов служилого
и монастырского землевладения не могло однако быстро и легко
разрешиться. Нуждаясь в средствах для обороны государства и
будучи готово итти навстречу интересам служилого класса, мо­
сковское правительство в; то же время нуждалось и в помощи
церкви и не решалось резко затронуть ее интересы в таком
важном пункте. Поэтому правительству великого князя москов­
ского пришлось здесь итти ощупью, осторожно, только в чрез­
вычайных случаях отваживаться на принятие решительных мер,
да и те, впрочем, часто сводились на-нет новыми правительствен­
ными распоряжениями или самой практикой жизни. Так сложен
и щекотлив оказался этот вопрос.
Прежде всего всегда преследовался захват выморочной слу­
жилой земли, кем бы он ни производился. Судебные дела, возни­
кавшие по этому поводу, вскрывают нам и бытовые подробности
земельных захватов, и те кары, которые иногда постигали не­
удачных захватчиков. Так, в 1491 г. зимою «били на торгу кну-
тьем архимандрита Чудовского, кн. Ухтомского и Хомутова про
то, что сделали грамоту на землю после князя Вологодского кон­
чины, в коей написано якобы он, Андрей, дал Спасову монастырю
землю на поминанье». По Судебнику Ивана III был установлен
срок давности для отыскания казенных земель, попавших путем
захвата в частные- руки, в том числе и перешедших во владение
церкви. При Иване IV, в 1551 г. было- предписано- отобрать у ду­
ховенства и частных лиц земли, которыми епископы и монасты­
ри завладели самовольно или насильственно. «А которые царевы
великого князя поместные и черные земли задолжали у детей
38

боярских и у крестьян и насильством поотоймали владыки и мо­
настыри или которые засильем писцы, норовя владыкам же и мо­
настырем, надавали, а называют владыки и монастыри те земли
своими, а иные починки поставляли на государевых землях, и
того сыскав, чьи земли были исстари, за тем же земли и учини­
ти». Действие этой решительной меры было однако ослаблено лет
через тридцать: в 1581 г. тем же Иваном IV были подтверждены
права духовенства на не ему принадлежавшие земли, хотя бы у
них и не было на них законного акта. Тем не менее это отобра­
ние хотя бы части земель духовенства, считавшихся вообще не­
отчуждаемыми, безусловно, должно было наделать шуму: оно
определенно, резко ставило предел расширения церковного зе1-
млевладения, правда, пока в одном направлении (в отношении за­
хвата).
Указанной попытке общего ограничения роста церковного
землевладения, ставшего опасным для государства, предшество­
вали отдельные частные случаи отобрания церковных и мона­
стырских земель.
Наиболее известным и ранним из таких случаев является
конфискация части имений новгородской церкви: в 1478 г. по­
сле окончательного покорения Новгорода великий князь Иван III
«взял на себя» (конфисковал) 10 волостей у самого1 новгородско­
го архиепископа и по половине волостей у шести наиболее бо­
гатых имениями монастырей. Это мероприятие, направленное,
правда, против церкви только-что покоренного города, крайне
встревожило заинтересованные круги. Для служилого класса, от­
дельные представители и группы которого были испомещены на
конфискованной церковной земле, явилась надежда на повторе­
ние в дальнейшем подобных мер; а что касается духовенства, то
оно увидело в этом, и, конечно, справедливо, начало определен­
ного похода против церковного и особенно монастырского зе­
млевладения.
Однако, среди духовенства в этом последнем вопросе не было
единодушия. Монастырское землевладение давно осуждалось по
религиозно-нравственным соображениям: многим искренно ве­
рующим казалось несовместимым с обетами монашества владе­
ние землей, да к тому же еще населенной. И тем не менее, когда
практика жизни не только у нас, но и в других странах, приве­
ла к необычайному росту монастырских земель, среди духовен­
ства нашлись своего рода реальные политики, которые оправды­
вали это явление, считая, что монастырь — это материальная
база для существования специального класса молитвенников. Во­
обще как по этому, так и ПО1 целому ряду других подобных во­
просов среди духовенства всегда были как бы две группировки.
Первая — это аскеты-мистики, отрешившиеся от жизни и видев­
шие сущность религиозного поведения в так называемом
39

«умном делании», т. -е . в воспитании определенного внутреннего
настроения и чувства. С ^той точки зрения монастырское земле­
владение, привязывавшее монахов к миру и жизни и отвлекав­
шее их от их прямых обязанностей, было, конечно, злом. Вто­
рая — церковники-практики, понимавшие религию, как силу,
способную организовать общество, конечно, в направлении и
интересах господствующего класса, и стремившиеся поэтому
объединить требования «веры» и «жизни» в каком-либо целесо­
образном компромиссе (соглашении). Одним из таких компро­
миссов и было, по их мнению, монастырское землевладение.
Когда в конце XV века у нас встал вопрос о монастырском
землевладении, среди нашего духовенства выявились те же два
направления. Это были нестяжатели или заволжские старцы во
главе с Нилом Сорским и иосифляне — последователи Иосифа
Волоцкого. Нил Сорский (по фамилии Майков) происходил из
крестьян и сначала был на Москве скорописцем, но затем по­
стригся в Кирилло-Белозерском монастыре, прошел здесь суро­
вую школу монашеской жизни, побывал на Афоне и, возвратив­
шись, основал в Заволжье на реке Соре скит (небольшой мона­
стырь), где и пытался провести свой идеал монашеской жизни,
выработанный им в духе аскето-мистического направления. Для
Нила Сорского и его последователей мир есть царство зла, и мо­
нах, желающий спасти свою душу, должен поэтому жить одино­
ко в своем скиту и питаться своим рукоделием. Скитское миро­
созерцание Нила все сполна было против монастырского земле­
владения. Его возмущали, как он писал, эти монахи, кружа­
щиеся ради стяжаний; по их вине жизнь монашеская, «некогда »
превожделенная», стала мерзостной. Проходу нет от этих лже-
монахов в городах, весях, селах; сами миряне смущаются и не­
годуют, видя как бесстыдно эти «прошаки» толкутся у их две­
рей. В интересах церкви, — настаивали заволжские старцы,—
для очищения и возвышения ее, нужно уничтожить монастырское
землевладение.
Иных взглядов держались иосифляне. Их вождь, Иосиф Во-
лоцкий (по фамилии Санин), игумен Волоколамского монастыря,
был человек большой энергии и таланта. Чисто созерцательная
монашеская жизнь его не удовлетворяла. Его увлекала деятель­
ность, кипучая и разнообразная: в монастыре он был отличный-
хозяин-администратор, в сношениях с миром большой дипломат,
искусный оратор на церковной кафедре и духовных соборах, а
кроме того, весьма начитанный писатель-публицист. Монастыр­
ское землевладение не смущало его: «во всех монастырях, — писал
он,— земли было много оттого, что князья и бояре давали им села
на вечное поминание». А владея землей, монастыри имеют воз-,
можность итти навстречу народным нуждам: не отказывать про­
сящим, в неурожайные годы кормить голодающих. Что же касает-
40

ся упадка монашеской жизни, то, по мнению Иосифа и его после­
дователей, в монастырях следует только восстановить строгое об­
щежитие, и это примирит монастырское землевладение с монаше­
ским отречением от всякой собственности. Сам Иосиф в своем мо­
настыре строго проводил в жизнь эти взгляды: на нищих и стран­
ников у него ежегодно расходовалось деньгами около 150 тогдаш­
них рублей (около 9 тысяч рублей довоенных), иногда и больше,
да хлебом по 3 тысячи четвертей; каждый день кормилось за мо­
настырской трапезой 600—700 душ; в монастыре при жизни
Иосифа царила суровая дисциплина — постоянный физический
труд и строгое выполнение обрядов.
Взгляды обоих направлений столкнулись на церковном со­
боре 1503 года, где вопрос о монастырском землевладении был
поставлен великим князем. Нуждаясь в земле для обеспечения
служилого класса и уже сделав попытку обращения на эту цель
части церковной земли (в Новгороде), великий князь увидел те­
перь во взглядах нестяжателей оправдание своей попытке и на­
деялся через них склонить собор к отказу от монастырских вот­
чин. На соборе выступили, оба борца. Нил и стоявшие за ним бе-
лозерские пустынники говорили об истинном смысле и назначе­
нии монашества. Иосиф ссылался на примеры восточной и рус­
ской церкви и высказал ряд практических соображений: «Если
у монастырей сел не будет, то как честному, благородному чело­
веку постричься? А если не будет доброродных старцев, откуда
взять людей на митрополию, в архиепископы, епископы и на дру­
гие церковные властные места? Итак, если не будет честных и
благородных старцев, то и вера поколеблется». Собору, состояв­
шему в большинстве из духовных владык, вышедших из тех же
«честных и благородных старцев», доводы Иосифа показались
убедительными, и он согласился с красноречивым игуменом Во-
лоцкого монастыря. В своем заключении, составленном для вели­
кого князя в нескольких ученых докладах, собор очень искусно
объединил с монастырскими землями, которые оспаривались, зе­
мли церковные, которых никто не оспаривал^ и высказался во­
обще против отнятия у церкви земельных имуществ. Великий
князь не решился итти против авторитета церкви, столь дружно
поддержанного отцами собора, и дело о секуляризации (передаче
в светское владение) монастырских вотчин было отложено на­
долго. Московское правительство, вынуждено было искать удоб­
ной земли для обеспечения служилых людей за пределами госу­
дарства: с XVI века развивается завоевательная политика Мо­
сквы, — пределы страны расширяются к югу и юго-востоку, и
служилый класс получает земельное обеспечение, не нарушая прав
церкви. Так временно, было изжито в этом вопросе противоречие
монастырского и служилого землевладения.
Æè

Собор 1503 года, отстоявший за монастырями право владеть
■вотчинами, был созван вообще по поводу вопросов церковного
благочиния и благоустройства. Такие соборы в истории церкви
■собирались не раз, когда мирские цели церковных учреждений
слишком становились ясны; когда колебался авторитет церкви,
как учреждения «божественного», авторитет, утвержденный не­
когда древними отцами церкви, и когда новые отцы церкви пыта­
лись сгладить накопившиеся противоречия, отметая от церкви
слишком явные пороки и осуждая, как «обмирщение» церкви,
все в ней слишком низменное и прозаическое. Собор 1503 г. от­
менил взимание епископами платы за поставление на церковные
должности; запретил служение в миру вдовых священников; дья­
конов и безоговорочно осудил совместное жительство монахов
и монахинь в одном и том же монастыре.
Все эти явления были последствиями начавшегося в феодаль­
ную эпоху «обмирщения» церкви, особенно усилившегося теперь,
с развитием денежного хозяйства, и потому слишком бросавше­
гося в глаза и уже давно вызывавшего справедливое негодование
искренно верующих. У Нила Сорского и заволжских старцев,
так горячо протестовавших против обмирщения монастырей, в
этом отношении были свои предшественники, но, пожалуй, с бо­
лее широкими и во всяком случае с более резкими взглядами.
Это были так называемые еретики-стригольники (конец XIV в.)
и жидовствующие (конец XV века).
Ереси, т.-е . своеобразные и резкие уклоны от общеприня­
того учения церкви, появляются вообще с разложением феода­
лизма, что вызывает пробуждение самостоятельного мышления.
. Развитие торговли и торговых путей, образование рынков и го­
родов, разнообразие в них ремесленных занятий, — все это бу­
дило мысль в новом буржуазном классе, ставило для него под со­
мнение обычные понятия и порождало среди его представителей
новые, своеобразные взгляды. Вместо феодальной зависимости и
подчинения городская жизнь первоначально строилась на нача­
лах свободы и самостоятельности: «городской воздух делает сво­
бодным», — говорили тогда в Германии. Неудивительно, что все,
с чем сжились и к чему привыкли при феодализме, теперь под­
вергалось критике и оспаривалось. Злоупотребления, которые
терпеливо сносились феодальным крестьянством, в городе вызы­
вали протест и сопротивление. За отсутствием феодальных по­
боров тем резче чувствовались здесь поборы со- стороны духо­
венства, которые, особенно в больших городах, были естественно
значительно1 выше, чем в деревнях и селах. Так, в бойком тор­
говом Пскове, пригороде Новгорода, кроме обычных сборов за
требы, за помин души, с дел, разбиравшихся в церковном суде
владыки, брались судебные пошлины в двойном размере против
суда светского. Низшее духовенство также было обложено здесь
42

большими ежегодными взносами в пользу новгородского влады­
ки; ему же священники и 'дьяконы платили, как известно, опре­
деленную мзду при поставлении на должность. В конце XIV века
началось движение против этих поборов. Около псковского
дьякона Никиты и стригольника (по наиболее вероятному толко­
ванию, «стригаля сукна», т. -е. ремесленника-суконщика) Карпа,
сложился кружок лиц, восстававших против таких порядков и осо­
бенно против поставления на мзде «святокупства» или «симонии»
(по имени Симона-волхва, который, по преданию, хотел некогда
купить у апостолов «благодать святого духа»). Кружок Карпа и
Никиты получил название стригольников. Стригольники утвер­
ждали, что все русские епископы и священники поставляются на
мзде, а потому они — не истинные епископы и священники; к то­
му же они ведут и жизнь, недостойную пастырей. Они «не нестя­
жатели, но имение взимают у христиан, подаваемое на приноше­
ниях за живых и за мертвых...» «Эти учителя пьяницы суть, едят
и пьют с пьяницами и берут с них золото и серебро и порты с
живых и с мертвых». «Вся русская церковь святокупствует и
духопродавствует». Потому все, что делает церковь, не имеет
силы; не доходят до бога и церковные молитвы. Отсюда ясно, что
такое духовенство не нужно; оно только портит веру; поэтому
с ним даже опасно быть, — и лучше выйти из церкви и отделить­
ся. И стригольники отделились: поставили сами себя учителями
над народом: «Творили себя головой, будучи ногой», — издевались
над ними их обличители: «творили себя пастырями, будучи овца­
ми». И начались во Пскове «страшные вещи»: миряне судят попов
и казнят (наказывают) их; восхищают сами на себя сан священ­
ства и совершают крещение: «мужики озорные на клиросе поют
и паремью и апостол на амвоне чтут да еще и в алтарь входят».
Выступившие «мужики», т.- е. горожане, особенно зазорным
считали существование специального класса молитвенников (мо­
нахи) с их молитвами за умерших: «не достоит над умершими
пети, ни поминати, ни службы творити, ни приноса за мертвыми
приносити к церкви, ни пиров: творити, ни милостыню давати за
душу умершего».
Агитация стригольников имела успех; она вербовала много
последователей. И неудивительно. Это были люди, изучившие
«книжные словеса» и гордившиеся своей нестяжателъностью.
Даже противники их говорили: «Таковы были еретики постники,
молебники, книжники». «Такие лицемеры!»—прибавляли церков­
ные власти. Протии- стригольников выступили и новгородские
духовные власти, и митрополит, и даже патриарх константино­
польский: им доказывали, их опровергали. Но увещания не дей­
ствовали. Тогда церковные власти стали хватать еретиков и са­
жать по тюрьмам. Движение продолжалось больше 50 лет,
захватило Новгород и Москву и исчезло лишь в конце XV века.
Оно сильно потрясло московскую церковь.
43

Ересь стригольников в конце XV века сошла на-нет: она
растворилась в более широко организованном движении, извест­
ном под общим названием «ересь жидовствующих» (название
это дано еретикам их обличителями за сходство их учения в не­
которых чертах со взглядами иудейства). Ересь жидовствующих
возникла в том же северо-западном углу Руси, где давно уже раз­
вилась бойкая городская жизнь, где русские сталкивались в тор­
говле с иностранцами, где можно было поэтому встретить пред­
ставителей различных взглядов и направлений. В 70 гг. XV века,
независимый Новгород доживал последние дни: Москва, завла­
девшая его колониями, явно стремилась к его подчинению; борьба
партий внутри вольного города обострилась до крайности. Партия
правящих классов («боярская партия») отстаивала самостоятель­
ность великого. Новгорода; партия низших классов (демократи­
ческая партия) тянула к Москве. Готовая сокрушить Новгород
Москва казалась новгородскому боярству и духовенству антихри­
стовым царством: когда падет Новгород, говорили они, востор­
жествует антихрист, и вскоре настанет второе пришествие
(христа) и кончина мира (ее ожидали в 1492 г., когда, по счету
церковных книжников, исполнится ровно 7 тысяч лет от сотво­
рения мира). Из среды московской партии естественно явились
противники этих взглядов: жидовин Схария, —-
«диаволов сосуд»,
в характеристике обличителей, — «изучен всякого злодейства
изобретению, чародейству же и чернокнижию, звездозаконию же
(астрономии) и астрологы»; с ним три другие «жида» из Литвы,
поп Денис, протопоп Алексей и д£. — это и были еретики. Из-
23 лиц, имена которых известны, как составлявших центральное
ядро движения, 15 лиц были попы или клирошане, или сыновья по­
пов, а остальные, судя ПО' их прозвищам (Гризя Ключ, Мишук Со­
бака, Васюк Сухой), принадлежали к городскому черному люду.
На основании иудейского летоисчисления, которое они считали бо­
лее правильным, еретики заключали, что до 7.000 лет недоставало
чуть не целой тысячи, а потому, говорили они, все толки о втором
пришествии не имеют никакого основания, и Москва ничего ан­
тихристова не содержит. Начав с критики ожидания кончины
мира, еретики однако- не ограничились ею, а пошли дальше. По
примеру стригольников они заявили, что церковь, которая про­
тивополагает себя московскому государству, как антихристову,
сама полна всяческих заблуждений и учит явным несообразно­
стям, которые еретики отвергают. Еретики не признавали трои­
чности лиц божества: «бог един, а не троичен», говорили они;
отвергали божество Иисуса христа, считая его только проро­
ком, равным Моисею, но отнюдь не равным богу-отцу, ибо немыс­
лимо «богу на землю снити и родитися от девы, яко человек»;
не почитали богородицы и святых; не поклонялись кресту и ико­
нам, говоря, что «то суть дела рук человеческих, уста имут и не
44

глаголют, — подобны будут вое1 надеющиеся на них»; почитали
закон моисеев и вместо воскресенья чтили субботу. Отвергая
вероучение церкви, еретики отвергали церковную иерархию со­
вершенно в стригольническом духе: про одного из еретиков,
иеромонаха Захарию, определенно известно, что он не прича­
щался сам и не причащал других на том основании, что не у кого
причащаться, все поставлены на «мзде». На ряду с иерархией
отвергалось и монашество, которое еретики считали человечес­
ким измышлением и лицемерием, осудив особенно молитвы за
умерших: «А что то царствие небесное? а что то второе при­
шествие? а что то воскресение мертвых? Ничего такого нет:
умер ин, то умер, по то место и был»...
Таким образом жидовствующие явно1 были «рационалисти­
ческой сектой (уклоном)»: они подошли к учению церкви, к ее
культу и обрядам с точки зрения разума (рацио); в чем не на­
ходили разумного основания,— все это они и отвергли. Ересь рас­
пространилась среди новгородских священников и церковников.
Но еретические мнения пришлись как нельзя более кстати в той
церковно политической борьбе, которая разыгрывалась в это
время в Москве. Яблоком раздора здесь, как мы уже знаем, были
огромные монастырские земли, вопрос о секуляризации которых
был властно поставлен после отобрания земель новгородского
боярства и церкви в пользу служилых людей. Вот почему неко­
торые попы-еретики, как выступавшие против монашества, сле­
довательно-, и против монастырского землевладения, самим вел.
князем Иваном III были привезены из Новгорода в Москву и наз­
начены на места в придворные соборы. После этого ересь пошла
по Москве. Ей сочувствовали здесь видные светские люди, как
доверенный дьяк великого князя Федор Курицын, устроивший
у себя в доме нечто вроде салона московских вольнодумцев, и
■кое-кто из духовенства, между прочим, архимандрит Зосима,
потом избранный в митрополиты (и тогда осудивший ересь).
Умосковских еретиков были большие связи со старобояр­
ской партией, которая настаивала перед великим князем на
Отобрании монастырских вотчин (с той же партией были свя­
заны даже личными связями, как выходцы из той же среды, и
заволжские старцы). Этого было достаточно, чтобы противники
еретиков, во главе которых стояли Иосиф Волоцкий и его друг
и единомышленник новгородский архиепископ Геннадий, обру­
шились на них со всей энергией и силой. На соборе 1490 г., со­
званном для суда над еретиками, Геннадий определенно требовал
казни для еретиков («их казнити, жечи да вещати»). Однако
приговор собора, который находился под большим влиянием ста,-
робоярской партии, оказался сравнительно мягким: отлученные
от церкви еретики отделались: главари — заточением, а прочие —
более легким наказанием. Тогда агитация противников еретиков
45

усилилась, переплетаясь с борьбой за монастырское землевладе­
ние. Иосиф Волоцкий составил целую книгу обличений ереси под
названием «Просветитель», где также требовал суровых мер про­
тив еретиков; а архиепископ Геннадий в Новгороде перешел от
слов к делу, подвергая еретиков жестоким преследованиям. Со­
бору 1503 г., состоявшемуся -после падения боярской партии,
над видными представителями которой по подозрению в кра­
моле великим князем была учинена жестокая расправа, уда­
лось, как известно, отстоять монастырское землевладение.
Партия иосифлян торжествовала победу. Тогда решено было по­
кончить и с еретиками. На церковном соборе 1504 г. еретики
были осуждены на казнь, многие из них были сожжены, а прочие
разосланы в заточение. Ересь заглохла. Борьба иосифлян и на
этот раз увенчалась успехом. Заволжские старцы возражали
было против жестокостей: они ссылались на евангельский рас­
сказ о прощении грешницы Иисусом и на заповедь «не судите, да
не судимы будете». Но иосифляне увидели в этом протест про­
тив решения собора и снова ополчились против нестяжателей-
Мягкое отношение к еретикам дало им повод заподозреть
заволжских старцев в сочувствии ереси, а связь последних
с боярами-крамольниками, которую тут же припомнили иосиф­
ляне, позволила им очернить нестяжателей в глазах власти.
Такая политика, конечно, сближала иосифлян с властью. Они
начинали казаться ей наиболее надежной ее опорой; их взгляды
стали рассматриваться как наиболее правильные, и мало-помалу
наиболее видные должности в церкви переходили к представи­
телям иосифлянского направления. Однако настоящий крепкий
союз между властью и иосифлянами был заключен только тогда,
когда Иосиф и его последователи определенно высказались за
самодержавие вел. князя и были явно готовы всемерно поддержи­
вать его утверждение.
В XV в. зависимость русской церкви от Византии прекрати­
лась. Но церковь от этого стала не более, а менее самостоятель­
ной, чем была раньше. Господином над ней стал московский ве­
ликий князь, власть которого', уже давно', как мы видели, чув­
ствовавшаяся, оказалась сильней и реальнее, чем власть патри­
арха. Если в прежние времена при столкновениях с княжеской
властью, церковь искала опоры в Византии, которая всегда мог­
ла поддержать ее и силой церковного' авторитета и всей мощью
Византийский империи, то теперь она была лишена этой под­
держки и опоры. Всегда ратовавшая за единодержавие и указы­
вавшая русским людям на византийский абсолютизм, как на об­
разец государственного устройства, русская церковь оказалась
в конце-концов не в состоянии «справиться с духами, которых
она вызвала». И московское самодержавие, развивавшееся на об­
щей почве укрепления торговых связей, влияния татарщины
46

и при ближайшем участии церкви, уже накладывало на нее свою
тяжелую руку.
Церковные разногласия, вызванные пробуждением
само­
стоятельной мысли на основе того же развития торговли й го­
родской жизни, заставляли и ту и другую сторону обращаться
за содействием власти. И московская власть сделала свое дело:
она помогла православию искоренить ереси стригольников и жи-
довствующих, становившиеся опасными для государства; она
долгое время шла навстречу идейным стремлениям нестяжате­
лей по ликвидации монастырского землевладения, пока их про­
тивники не обвинили их в соучастии в боярском заговоре, но в
конце-концов она оказала свое покровительство партии иосиф­
лян, которая оказалась из двух церковных группировок более
гибкою и покладистою.
Иосиф Волоцкий, этот дипломат в рясе, прекрасно пони­
мавший тогдашнее положение русской церкви, заботится прежде
всего о покровительстве для нее со стороны великого князя и по­
этому в поисках сильной власти стремится к утверждению са­
модержавия. Он выступил с новой теорией отношений между
светской и духовной властью, теорией, которая как нельзя
более соответствовала видам великого князя. «Царь естеством
подобен есть всем человеком, властью же подобен вышнему
богу»,—говорил он в «Просветителе». Теперь случай помог ему
развить эту мысль дальше. Поссорившись со своим удельным
(волоколамским) князем, Иосиф, по феодальному обычаю, отка­
зался от него и передался со своим монастырем во власть вели­
кого князя московского. Когда же его ближайший духовный на­
чальник, новгородский архиепископ Серапион, обвинил Иосифа
в «великом бесчестии», последний ответил обратным обвинением
Серапиона в бунте против богоустановленной власти, которой
должна подчиняться и церковь. «Самодержец и государь всея
Руси», — вот КТО' князь, к которому перешел Иосиф. «Сам бог
посадил его в себе место» и «суд и милость предаст ему,
и церковное и монастырское всего православного государства
и всея русские земли власть и попечение вручил ему». С таким
государем не подобает «сваритися (ссориться): «ни древние свя­
тители, дерзнувшие сие сотворити, ни четыре патриарси, ни рим­
ский папа, бывший на вселенском соборе, еще когда царь на гнев
совратится на кого, и они с кротостью и смирением и со слезами
моляху царя». Государю принадлежит и верховный окончатель­
ный суд над церковными людьми: обжалования на него нет.
«Суд царя никем не посужается». Таков объем власти великого
князя московского в представлении Иосифа и таковы его отно­
шения к церкви. Он именуется «самодержцем»; вся полнота
власти в его руках; он глава церкви. Лишенная внешней под­
держки и предоставленная самой себе, церковь, по крайней мере
47

•в лице иосифлянского направления, покорно' склонялась перед
растущей силой московского самодержавия.
Теперь осталось только позолотить пилюлю, и церковные
книжники сделали это. События, происходившие в XV веке,—
Флорентийская уния, падение Царьграда, освобождение Руси от
‘татар — сами со-бой напрашивались на сопоставление. Обсуждая
их «в тиши своих келий», церковные книжники сумели очень
ловко воспользоваться ими, чтобы оправдать намечавшуюся ли­
нию развития в отношении церкви и государства. Прежде всего
в их представлении тесно связались два факта: в 1439 г. на Фло­
рентийском соборе византийский император и патриарх ради
обещанной военной помощи (против турок)
подписали унию с
западной церковью, а через 14 лет — в 1453 г. — кончилась Ви­
зантийская империя: Царьград был взят турками, Константино­
польский патриарх сделался рабом турецкого султана. «Разу­
мейте, дети, — писал по этому поводу в 1471 г. московский ми­
трополит Филипп новгородцам, — царствующий град Константи­
нополь и церкви божии непоколебимо стояли, пока благочестие
в нем сияло, как солнце. А как оставил истину да соединился
царь и патриарх Иосиф с латино-ю, да подписались папе золота
ради, так и скончал безгодно свой живот патриарх, и Царьград
впал в руки поганых турок». Зато в Москве уния, привезенная
митрополитом Исидором, была отвергнута: великий князь «по­
борол по божьей церкви и по законе и во всем православном
христианстве и по древнему благолепию и низложил еретика-ми-
чтрополита». И преемник его Иона впервые применяет к великому.
князю титул, которого удостаивались ранее только византийские
императоры да татарские ханы, назвав его «боговенчанным ца­
рем всея Руси». За прекращением власти византийского императо­
ра скоро прекратилась и власть татарского хана на Руси: 1480
год обозначается в наших летописях, как год падения татарского
ига. Москва стала самостоятельно жить и развиваться.
«Наша Российская земля, — делает отсюда вывод автор
«Повести о разорении Царьграда безбожными агарянами», — Бо­
жьей милостью и молитвами пречистой богородицы и всех свя­
тых чудотворцев растет и молодеет и возвышается... Два Рима
падоша, а третий стоит, а четвертому не быть». Так появилась
теория о Москве — третьем Риме. Эта теория развивается в
дальнейших «повестях» и «словах», написанных нашими книж­
никами в конце XV и начале XVI веков. Благочестие и процве­
тание Москвы противопоставляются еретическому уклону и па­
дению Рима и Константинополя; московский князь объявляется
преемником византийского императора (в «Сказании о Монома-
ховом венце» некоего- Спиридона Саввы греческий царь Констан­
тин-Мономах сам шлет князю Владимиру знаки царского до­
стоинства), а затем он признается даже и прямым потомком и
48

самого Августа, первого императора Рима (в «Сказании о кня-
зях Владимирских» выводится подробная генеалогия мифического
родоначальника русских князей Рюрика от Пруса, «сродника ке­
саря Августа»). Смысл этих сказаний ясен: только Москва хра­
нит православие, и московский князь — единственный на земле
его покровитель. Поэтому положение',
титул и власть москов­
ского князя не меньше и не ниже власти и титула византийского
и римского императоров: он — их преемник. Не унижает, а воз­
вышает покорность и подчинение такому государю: вот почему
он и должен считаться главою церкви. Так рассуждения иосиф­
лян и домыслы московских книжников оправдывали подчинение
церкви все растущему самодержавию московского князя.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Русская церковь в первые века развития торгового капитала
XXVI — ХѴП вв.). — Денежное хозяйство и новый государственный
строй. — Торговля и церковь. — Накопление капитала в монастырях.—
Монастырское предпринимательское хозяйство. — Иосифляне во главе
церковного управления. — Централизация культа. — Стоглавый собор. —
Новые ереси (Башкина, Ф. Косого). — Московская церковь и самодер­
жавие в XVI в. — Церковь в смуту. — Роль церкви в государственном
строительстве после смуты. — Патриарх Никон и его теория двух вла­
стей. — Самодержавие и церковь в XVII в.: а) самодержавие ХѴП в.,
&j уложение, в) монастырский приказ, г) расправа с Никоном. — Рас­
кол. — П ричины раскола, попытки исправления книг; кружок ревните­
лей и его проекты реформы; реформа Никона.
—
Брожение среди
духовенства и торгово-посадского мира; разрыв между сторонниками
и противниками реформы Никона на соборе 1666—67 г.; раскол, как
зйамя недовольных московскими порядками: торгово-посадская оппо­
зиция и «поповщина»; Аввакум — крестьянский пророк и «беспопов­
щина».
—
Движения раскольников: эпидемия самосожжений; стрелец­
кий бунт; бунт Соловецкого монастыря. — О бщий социальный смысл
раскола. — Собор 1666—67 г. —■ Московское просвещение ХѴП в.
XVI и XVII века — время развития у нас торгового капи­
тала. В обширных областях, объединенных Москвой, укрепля­
ются торговые связи; на торговых путях возникают и растут
города с их ремесленным и купеческим населением; развивается
спрос на хлеб, на соль; ремесленные изделия находят все более
и более широкий рынок. Страна покрывается торжками, база­
рами; появляются ярмарки (знаменитая Макарьевская, или впо­
следствии Нижегородская ярмарка, зарождается в это время);
годовые ярмарки переходят в еженедельные торги; в городах и
посадах на рыночных площадях устанавливается повседневная
торговля. Торговый обмен все чаще и больше происходит на
деньги; без денег в городах становится трудно жить; нужда
в деньгах постепенно охватывает и деревни и села. Развивается
денежное хозяйство: помещики переводят на деньги крестьянские
4 Русская церковь.
49

повинности; государство требует в деньгах уплаты налогов; если
в начале XVI века денежный оброк, например, в Новгородской
области, платили только 9—10% крестьянских хозяйств, то в по­
ловине его платят уже 20 — 30 % хозяйств, а к концу века —•
75% и даже все 100. Развитию внутренней торговли и денежного
хозяйства помогает торговля внешняя: ■ голландцы и англичане
завязывают сношения с Московским государством, доставляют
иностранные изделия, вывозят московское сырье, закупают
транзитные восточные товары. Торговля принимает крупные раз­
меры: накопленные ценности пускаются в оборот; появляются
капиталисты — скупщики; царь, бояре, монастыри принимают
энергичное участие в оптовой торговле.
Однако на первых порах развитие торговли и денежного-
хозяйства вызывает тяжелый хозяйственный и политический
кризис. Усиленная эксплоатация крестьян приводит их к бегству;
поля пустеют; обостряется борьба за рабочие руки; хозяйство
мелкого служилого люда разоряется, внутренняя торговля прихо­
дит в расстройство. Большие войны XVI века, опричнина Грозного
и начало крепостного права еще более ухудшают положение.
Разражается революция. Начинаются восстания крестьян; поды­
мается казачество, состоявшее из того же крестьянства; к вос­
ставшим примыкают мелкие служилые дворяне; и в посадах
шумит и волнуется торговый люд. «Смута» грозит существованию
государства, и верхи общества — дворянство с примкнувшими
к нему боярами, торгово-промышленное купечество и церковь
в лице высшего духовенства— -восстанавливают порядок.
С трудом, но постепенно, залечиваются раны, причиненные
Смутой. Восстанавливается сельское хозяйство; развивается вну­
тренняя и внешняя торговля; на накопленный'капитал с помощью
иноземцев строятся первые заводы. Государство перестраивается:
устанавливается, хотя и не без сопротивления, новый крепостной
порядок; сословия получают определенные права и обязанности;
увеличивается количество чиновников и учреждений; вводится
наемное войско-; со всем этим вместе растет самодержавная
власть царя.
Церковь, как мы уже видели, принимает живейшее участие
как в хозяйственной жизни, так и в общественных и политичес­
ких делах. Государственное строительство вызывает ее обнов­
ление и переустройство; иноземные новшества будят мысль;
развивается критика церковных начал и порядка; число «ере­
тиков» увеличивается; народные массы охватываются широким
движением раскола.
С развитием торговли владения монастырей, где ранее велось
только- сельское или лесное хозяйство, начинают покрываться
торжками и рынками. Обычно эти торжки устраиваются при
церквах, на погостах. Сюда съезжаются торговые люди торго-
50

ватъ хлебом и всякими товарами, из года в год рынок растет.
Церковь учитывает выгоду торгового' оживления и всячески по­
могает ему: от конца XVI до начала XVII в. до нас дошла не одна
жалованная грамота на разрешение торгов в церковных владе­
ниях, изданная по ходатайству какого-нибудь монастыря или
церкви. Вот что говорит, например, одна из подобных грамот: «Се­
ло Еремейцево — монастырская отчина —■ от торгов далеко, там­
гой не приписано... наместничью доходу-от того торгу не будет ни­
какого убытка... И государь бы их (братию монастырскую) пожа­
ловал, велел бы в том с. Еремейцеве тамгу (торговую пошлину)
датъ в откуп ново (впервые) того же села крестьянину, а откуп
бы велел государь у него взять на год полтора рубля, а торговати
в том селе по субботам». Впрочем, вместо податных откупщиков,
как в данном случае, тамгу и пр. пошлины обычно' собирает сам
монастырь, намечая для этого «таможенников» из доверенных
светских людей или тех же монахов, и непосредственно втяги­
вается в торговлю. В конце XVI века иностранные наблюдатели
уже констатируют: «Монахи — самые изворотливые купцы во
всем государстве - и торгуют всякого рода товарами»... «Монахи
крупные торговцы ячменем, хмелем, рожью, лошадьми, всем, что
может дать барыш». «Монахи •—■ крупные торговцы, и в этом не
уступят никому в России: они столь же много' занимаются куплей
и продажей, как и какие-либо др. люди; они владеют судами, ко­
торые плавают взад и вперед по рекам с товарами из одних
мест в другие».
Монастыри действительно вели крупную торговлю, рассчи­
танную на широкий рынок. Троице-Сергиев монастырь в конце
XVI в. отправлял в Москву целые обозы с хлебом. Соловецкий
монастырь продавал ежегодно до 130 тыс. пудов соли; Кирилло-
Белозерский монастырь торговал солью же «на Двине и во Твери,
■и в Торжку, и на Угличе, и на Кимре, и на Дмитрове, и на Ростове,
и на Кинешме, и на Вологде, и на Белоозере с пригороды и по
иным местам: где соль живет поценнее, тут и продают». Мона­
стыри держат нити торговли целого района в своих руках,
становятся торговыми центрами. Когда Кириллов монастырь
в конце XVI в. перенес свой торг на новое место, туда же/При­
шлось передвинуть и царскую таможню: до такой степени оби­
тель являлась коммерческой столицей края. Таким образом, в
монастырях сосредоточивается торговая прибыль; в них накоп­
ляется и вырастает капитал; они становятся у нас первыми
капиталистами наравне с другими крупными предпринимате­
лями — боярами и царем московским.
Образованию торгового капитала в монастырях помогала
вся предшествующая история накопления богатств монастырями.
Мы уже знаем о богатых вкладах в монастыри, о земёльных
пожалованиях, о скупке монастырями земли. Монастырское зем­
4»
51

левладение в пол. XVI в. достигло действительно огромных раз­
меров. Один из англичан, бывших в Москве в то время, писал,
что в Московии строится множество' обителей, получающих
большие доходы от своих земель, ибо монахи владеют третьей
частью всей земельной собственности в государстве. Поземель­
ные описи говорят^ что эта цифра была недалека от действитель­
ности, а местами близко к ней подходила. Некоторые монастыри
выдавались из ряда других своим богатством. За Кирилло-Бело­
зерским монастырем в 1582 г. числилось до 20.000 десятин пашни,
не считая пустырей и леса. Английский посол Флетчер, приехав­
ший в Москву в 1588 г., пишетТчто русские монастыри сумели
занять лучшие и приятнейшие места в государстве, что некото­
рые из них получают поземельного дохода от 1.000 до 2.000 р.
(не менее 40 — 80 тыс. довоенных). Но первым богачом из всех
церковных землевладельцев Флетчер признает Троице-Сергиев
монастырь, который будто бы получал поземельных и др. доходов
до 100 тысяч руб. ежегодно (до 4 мил. руб.)! Эти огромные сред­
ства и ранее не лежали праздно. Они, как мы видели, часто шли
на покупку земли; но они отдавались и в рост, иногда под боль­
шие проценты. Обильные поземельные доходы и растущий ро­
стовщический капитал и создавали в монастырях базу капитала
торгового.
Основу монастырских доходов составляли, конечно, повин­
ности крестьян, сначала натуральные, а потом все чаще и больше
переводимые на деньги. Они состояли обычно1 из оброка денеж­
ного и хлебного, из дополнительных поборов яйцами, сырами,
овчинами и, наконец, из монастырского изделия. По Уставной
грамоте Соловецкого монастыря крестьянам одного из его сел
(XVI). изделие состояло из следующих работ: крестьяне пахали
и засевали монастырскую пашню, чинили монастырский двор
и гумно, ставили новые хоромы вместо обветшалых, возили дрова
и лучину (для освещения) на монастырский двор, ставили под­
воды, чтобы везти монастырский хлеб в Вологду, а оттуда при­
возили соль. Как ни тяжелы и разнообразны были эти повин­
ности, в XVI в. на монастырских землях крестьянам жилось
все-таки легче, чем на землях светских вотчинников или поме­
щиков. Благодаря обширности монастырских владений, а также
обилию монастырских богатств, монастыри имели возможность
предоставить своим крестьянам и большие участки земли и
большую ссуду, которая обычно давалась новоприбывшим деньга­
ми, скотом, инвентарем и чаще хлебом «на Семены и на емены», и
разнообразные льготы. Только монастырь мог позволить себе
такую роскошь, которая засвидетельствована, например, в вот­
чинной книге Кирилло-Белозерского монастыря от второй поло­
вины XVI в.; 70% крестьянских участков на землях этого мона­
стыря засевалось монастырскими семенами. По исчислению
52

историка Ключевского', рассчитавшего на довоенные хлебные
цены все семена, какие по этой книге числились за крестьянами
(рожь, пшеницу, ячмень и овес), это стоило монастырю не менее
как 50 слишком тыс. рублей. Эти и другие льготы и привлекали
крестьян на монастырские земли. Около юрьева осеннего дня
монастырские приказчики и посельские (управляющие) десят­
ками и сотнями «отказывали» крестьян от соседних владельцев
и «свозили их» на монастырскую землю. Пустевшие в те времена
от крестьянских побегов земли помещиков и вотчинников еще
более пустели от этой погони монастырей за рабочими руками,
«от иноческой жадности», как квалифицировали ее тогдашние
боярские публицисты.
Вообще конкуренция монастырей с светскими вотчинами
в области привилегированного землевладения и успешное оспа­
ривание у них их насущного интереса — земли и крестьянских
рабочих рук — приводили бояр и их публицистов в нескрываемое
негодование. В литературе XVI века, которая отстаивала права
и привилегии боярства и в поисках путей для борьбы с надви­
гающимся самодержавием разила его союзников, «в том числе
и духовенство с его иосифлянскими взглядами», — публицисты не
находили слов для характеристики ненавистных монахов. Монах
в этой литературе — раболепный искатель и потаковник вла­
стей, исполненный «презорства и гордыни» с низшими; тунеядец,
питающийся мирскими крестьянскими слезами и шатающийся по
городам, чтобы бесстыдно' выманивать у вельмож село или дерев­
нишку; жестокосердный притеснитель своей братии — крестьян,
бросающийся на них диким зверем; сребролюбец, ненасытный
жидовин-ростовщик, лихоимец и прасол и вместе с тем пья­
ница и чревоугодник, помышляющий только’ о пирах и селах
с крестьянами, возлюбивший вся неподобная мира сего, не свет,
не десятый чин ангельский, а «соблазн и смех всему миру». В этой
яркой характеристике, хотя и односторонней, правильно подме­
чены все источники и пути накопления монастырских богатств
вплоть до конца XVI века.
С этого времени, с развитием торгового капитализма, сель­
ское хозяйство строится уже на иной основе. Превращение хлеба
в товар и вследствие этого усиление эксплоатации крестьян при­
водит к крепостному праву. Монастырское землевладение сыграло,
в этом деле очень важную роль. Погоня за рабочими руками1
привела к крепостному праву двумя путями. Богатые землевла­
дельцы, в том числе и монастыри, пользуясь своим капиталом и
дешевизною личности, закладывали за себя вольных людей, выда­
вая ссуду под «кабалу» или заемную расписку. Закладчики сели­
лись целыми слободами в городах или около, занимались хлебо­
пашеством и всякими промыслами в городе, но не платили по­
датей и не тянули тягла с горожанами; в финансовых и судебных
53

делах они подчинялись своему землевладельцу, в данном случае—
церкви. Очень распространившееся с развитием денежного хо­
зяйства в первой половине XVII века закладничество (многочис­
ленные монастырские слободы в городах) вызвало протесты как
со стороны посадского населения («с промыслов своих и с
вотчин закладчики государевых податей не платят и служб не
служат, а живут всегда во льготе»), так и со стороны дворян и де­
тей боярских («в насильствах», чинимых посадскими людьми,
живущими «за монастырем в закладчиках» «в городах воеводы и
приказные люди на тех людей суда не дают, отказывают им, что
их в городех судити не указано»). Но во всяком случае до сере­
дины XVII века, несмотря на протесты, слободы монастырских
закладчиков в городах удержались.
ч
Сельскохозяйственные ссуды новоприбывшим крестьянам,
которые давались монастырями под те же кабалы или через
порядные записи, составляли явление того же порядка: вольные
люди (крестьяне) и здесь становились невольными, прикреплялись
к монастырю на более или менее длительный срок или даже на­
вечно, «до выплаты (часто’ немыслимой) ссуды». Вспомним огром­
ную сумму, которая лежала на крестьянах Кирилло-Белозерского
монастыря только- за взятые ими семена для посева. Так, на зем­
лях крупных землевладельцев, и особенно монастырей, крестьяне
становятся крепостными, прежде. чем был решен общий вопрос
о- прикреплении крестьян по закону. К этому только иным путем
привела та же погоня монастырей и отчасти др. крупных вотчин­
ников за рабочими руками. Служилые люди, средние и мелкие
землевладельцы, лишавшиеся крестьян вследствие их побега или
«своза» монастырями, вынуждены были настаивать на издании
закона о недопущении подобных явлений, о закреплении кресть­
янина за данной землей, где он сидел и работал. Идя навстречу
настояниям служилых людей и желая вместе с тем обеспечить
правильное отправление ими ратной службы, правительство стало
издавать один за другим указы «об урочных летах» (или сроках)
для поимки беглых, все сокращая их вплоть До полной отмены.
Этим самым устанавливалось уже законное прикрепление кре­
стьян к земле. Итак, развитие денежного хозяйства и одновре­
менно рост монастырского1 землевладения на ряду с тяжелым госу­
дарственным тяглом при отсутствии у крестьянина каких-либо
оборотных средств привели к крепостному праву. Крепостное
право дало возможность землевладельцам (в том числе и мона­
стырям) усилить эксплоатацию крестьян, увеличить товарность
своего хозяйства и тем еще поднять доходность вотчинного (и
монастырского) землевладения.
Крепостное хозяйство более или менее значительного мона­
стыря XVII века обычно, однако, было организовано, как настоя­
щее тортово-промышленное предприятие. Оно представляло со­
54

бой целую сеть различных заведений; в них проводилось разде­
ление труда; при них состоял штат служащих; везде была опре­
деленная система учета. В стенах монастыря находились житни­
цы, конюшни, сушильни, во главе которых стояли особые старцы.
За стенами монастыря, в городах стояли его дворы и подворья
(отделения, конторы), возглавляемые приказчиками; в окрестно­
стях работали монастырские соляные варницы, обслуживаемые
специалистами этого дела — промышленником, «заказчиком» и
«солеваром»; наконец, со> всех сторон охватывали его населен­
ные имения, с посельскими, приказчиками, строителями, тиуна­
ми, а также низшими служащими — доводчиками, недельщиками,
бирючами. Управление было строго регламентировано: имелись
уставные грамоты и наказы, определявшие роль каждого служа­
щего; окладные книги, указывающие нормы оброка; велись при­
ходо-расходные записи; описные (инвентарные книги), ужинные,
умолотные записки и пр., и пр. Стоявший во главе имения посель­
ский — это, с одной стороны, как бы доверенный фирмы, и с дру­
гой —< «наместник феодала», который пользовался большой
властью. Он судит крестьян по мелким делам, ведает их устрой­
ством и он же наблюдает и надзирает за порядком и сельско­
хозяйственными работами, следит за сбором оброка: «Да ему же
монаху Савватию, — пишет, например, игумен Тихвинского мо­
настыря своему посельскому старцу,—на нынешний 197 (7197 г.—
1689 г.) год собрати и на ослушниках доправити оброчные день­
ги безо всякого недобору и прислать их нам в монастырь марта
к 1 числу и впредь о том радеть неоплошно». Сбор оброков был
главнейшею обязанностью посельского, так как именно он со­
ставлял основу и сущность монастырского хозяйства. Такова
была основная материальная база церкви в XVI и XVII веках.
Оставаясь крупнейшим землевладельцем, церковь в лице от­
дельных монастырей становится таким же крупным торговым
предпринимателем. Поневоле духовенство продолжает вмеши­
ваться в житейские дела, участвовать в государственном строи­
тельстве, налаживать хозяйственные и общественные связи, до­
говариваться с отдельными учреждениями и лицами, словом, жить
мирскою жизнью, интересоваться мирскими интересами. Обмир­
щение церкви не только не было изжито, но укреплялось, входи­
ло в ее плотъ и кровь и, конечно, часто роняло ее авторитет, что
и вызывало понятные протесты со стороны поборников чистоты
веры.
Спор двух направлений в церкви — иосифлян и заволжских
старцев—продолжался и в XVI веке, НО' этот спор становится те­
перь все более и более неравным. Правда, после собора 1503 года
заволжские старцы еще далеко не чувствовали себя побежденны­
ми. Боярская среда, откуда они вышли или к которой они примы­
кали, несмотря на некоторый урон конца княжения Ивана III и
55

висящую над ней угрозу самодержавия Василия III, стояла еще-
достаточно прочно. Вот почему заволжские старцы попрежнему
восставали против церковного землевладения, обличали зло мо­
нашеской жизни, всеми силами боролись с обмирщением церкви
и не боялись выступать даже против ясно складывавшегося нового
общественно-политического строя. Из их среды как раз в это
время выдвинулся ряд просвещенных по тому времени деятелей,
с широкими взглядами и стойким характером: таковы были уже
упомянутый монах Варлаам, старец Вассиан Косой (бывш. боярин
Патрикеев) и Максим Грек, ученый монах с Афона.
Защитники монастырского землевладения ссылались между
прочим на «Кормчую книгу», сборник церковных правил, состав­
ленный в Византии, где якобы утверждалось владение монасты­
рей «селами». Изучив «Кормчую книгу» в той редакции, которая
была у нас, Вассиан нашел в ней противоречия и с разрешения
монаха Варлаама, на основании сербской ее редакции, внес в нее
соответствующие поправки. В предисловии к книге Вассиан, ме­
жду прочим, указывает, что* слово «село» при сопоставлении с
соответствующими греческими словами «агрос» (поле), а «проа-
стейон» (имение) означает не «вотчину» (проастейон-имение),
населенную крестьянами, как у нас, а небольшой участок земли
(агрос-поле), обрабатываемый руками монахов. Таким образом,
Вассиан не был только начетчиком, а становился на путь критиг
ческого исследования установившихся понятий, взглядов. В борь­
бе с иосифлянами Вассиан не щадил своих противников и обруши­
вался на них и на то, что им было дорого, резкими словами. Так,
о правилах «Кормчей книги» он говорил, что это' не пра вила,
а кривила; Иосифа Волоцкого называет «законопреступником»,
«учителем беззакония», «человеконенавистником», «антихри­
стом». Иосифляне в свою очередь употребляли все усилия, чтобы
избавиться от опасного заволжского старца. По поводу исправ­
ления «Кормчей книги» уже после низложения митрополита Вар­
лаама Вассиан был обвинен в ереси. На этом основании на цер­
ковном соборе 1531 г. он был осужден и сослан в Волоколамский
монастырь, где, по уверению князя Курбского, правда, его едино­
мышленника, «иноки вскоре умориша» Вассиана.
Пробуждение церковной мысли вызвало интерес к греческой
и латинской богословской литературе, а следовательно, и потреб­
ность в переводе, сличении и исправлении богослужебных книг,.
Переводчиком и первым справщиком книг и явился у нас грече­
ский ученый монах Максим Грек. Отказываясь от грубого пони­
мания веры, Максим Грек был более сильным «столпом церкви»,
чем высшие представители русского духовенства: своими обличе­
ниями он стремился укрепить и расширить влияние церкви в на­
родных массах. Взгляды Максима роднили его с заволжскими стар­
цами. Главный представитель их, Вассиан Патрикеев, сблизился с
56

Максимом и даже стал его учеником. Таким образом Максим
Грек невольно стал центром и авторитетным главой заволжских
старцев. К Максиму стекались побеседовать или обменяться взгля­
дами или посоветоваться многие лица, по преимуществу из бояр­
ской партии, боровшейся против надвигающегося самодержавного
произвола. Это возбудило тревогу среди идейных выразителей
интересов служилого класса — иосифлян. Максим становился опас­
ным для них человеком. Они стали тщательно изучать переводы
и исправления Максима и благодаря его недостаточному знанию
русского языка нашли ряд ошибок. Одна из них навлекла на него
обвинение в «страшной ереси» — в отрицании равенства христа
богу. Близкие сношения Максима с боярами, из которых некото­
рые вскоре подверглись опале и казни, дали повод к другому обви­
нению — в политической неблагонадежности. В довершение всего
Максим отнесся неодобрительно к разводу великого князя с его
женой и к его новому браку, чем вызвал личное неудовольствие-
великого князя. В 1525 году его схватили, сослали в Волоколам­
ский монастырь и там посадили в темницу. Ему запретили писать..
На соборе 1531 г. Максима снова судили вместе с Вассианом Па­
трикеевым и сослали в заточение в Тверской Отрочь монастырь,
лишив причастия. Только через 22 года его освободили из темни­
цы и перевезли в Сергиев монастырь, где он вскоре и умер.
Так один за другим пали вожди заволжских старцев. После
собора 1531 г. у иосифлян уже не было ярких противников, и они,
хотя и не без некоторой борьбы за краткий период господства
боярской партии (в малолетство Грозного), прочно заняли в
церкви господствующее положение. Укрепляя союз церкви с са­
модержавием, иосифляне чувствовали и знали его силу, а потому
придерживались в отношении его политики уступок, покорности
и даже иногда раболепства. Митрополит Даниил, так круто- рас­
правившийся с Вассианом и Максимом Греком, не знал пределов
угодничества в отношении вел. князя: это он одобрил развод вел.,
князя с женой и благословил второй брак его с Еленой Глинской.
Тем не менее именно в это- время русская церковь оформливается.
и получает свое национальное выражение. И те же иосифляне-
приняли в этом ревностное участие. Укрепляя союз церкви с са­
модержавием всяческими способами, иосифляне в то же время
стремились возвысить и возвеличить русскую церковь так, как
они это понимали.
Торговые связи объединили старые феодальные области..
Крепкая власть московского князя насадила всюду свои порядки.
Из разрозненных и своеобразных областей сколотилось москов­
ское государство. Стирались и феодальные черты церкви: объ­
единялись святыни, создавался единый культ. По мере расшире­
ния Москвы и поглощения ею уделов,, местные феодальные свя-
57

тыми переходили в Москву, и московский Успенский собор в
XVI веке уже представляет собой как бы живую летопись соби­
рания Москвою культа. «В нем стояла икона «спаса» из Новго­
рода, «благрвещения» из Устюга, «одигитрии» из Смоленска, «пе­
черской богоматери» из Пскова, и, наконец, древнейшая святы­
ня — икона владимирской богоматери, некогда привезенная, как
уже упоминалось, князем Андреем во Владимир с юга. В патриар­
шую ризницу из Новгорода были перенесены сосуды Антония Рим­
лянина, в Архангельский собор — мощи князя Михаила и его боя­
рина Федора из Чернигова и т. д . .Но если раньше святыни соби­
рались в столицу, чтобы лишить местные силы их покровитель­
ства и перенести это покровительство на Москву, то теперь, ко­
гда уделы были уже обессилены, собирание святынь имело как бы
выставочный характер. Объединенная национальная церковь при­
водила их в известность и присовокупляла их к сокровищнице
национального благочестия.
Много было сделано' в этом отношении митрополитом Мака­
рием, также представителем иосифлянского направления. Он со­
ставил так называемые Четьи-Миінеи (чтения по месяцам), огром­
ный сборник житий святых, сказаний, чудес и поучений, распре­
деленных в календарном порядке. В течение 12 лет он вместе со
своими помощниками собирал отовсюду этот материал, «не щадя,
серебра и многих почестей». Составлением этого колоссального
труда имелось в виду собрать «все святые книги, которые в рус­
ской земле обретаются, чтобы подвести итоги подвигам рус­
ского благочестия и русской церковной мысли». В руки благоче­
стивому читателю Макарием давалась своего рода церковная эн­
циклопедия, в продолжении веков воспитывавшая русских людей
на образах пассивного непротивления злу мира, на подвигах суро­
вого аскетизма, на вере в магическую силу молитв и обрядов.
Рядом нужно поставить другой труд того же Макария, осу­
ществленный им с помощью церковных соборов, это—канониза­
ция святых русской церкви. Были приведены в известность все­
местно чествовавшиеся русские святые и был поставлен вопрос о
признании их всероссийскими святыми. По определению соборов
1547 и 1549 гг. было канонизовано около 40 местных святых, ко­
торые и были занесены в общероссийские «святцы» (календар­
ный список святых). Количество святых сразу возросло чуть не
вдвое. Русская национальная церковь имела полную возможность
смело гордиться этим. «Церкви божии в русской земле не вдов­
ствуют»,—пишет один из списателей житий того времени. «Русь
сияет благочестием, яко же второй Рим и царствующий град
(т. -е . Константинополь)». Подтверждалась уже упоминавшаяся и
очень распространенная идея того времени о Москве, как о треть­
ем Риме, «Там бо» (т.-е . в Греции), — заключает списатель,—
58

вера православная испроказилась махметовой ересью от без­
божных турок,— здесь же, в русской земле, паче просияла свя­
тых отец наших учением».
Однако и иосифляне не могли закрыть глаза на вопиющие
настроения церковной жизни, которых в русской церкви было не
меньше, чем во всякой другой, а именно: на недостатки монаше­
ства, на обмирщение духовенства, на свежие следы феодальной
розни и обрядов, на общие непорядки церковного хозяйства и
управления. Для устранения всех этих отрицательных явлений, а
иными словами, для пересмотра и возвеличения духовного содер­
жания национальной церкви и, конечно, для укрепления ее влия­
ния, по инициативе того же митрополита Макария и самого «ца­
ря» Ивана Грозного и был собран знаменитый собор 1551 г., про­
званный Стоглавом. Сборник его постановлений, разделенный на
100 глав (отсюда и. название собора), содержит «Царские вопро­
сы» и соборные ответы «о многоразличных церковных чинех»
(порядках). Вопросы царя были редактированы митрополитом
Макарием; им же были заранее выработаны и ответы на них,
которые впоследствии и утверждены собором. Собор состоял по­
чти исключительно из иосифлян, и потому в его постановлениях
отразились взгляды этой партии, которые стали теперь офици­
альными взглядами русской церкви. Причина и цель созыва со­
бора заключались в том, что, по словам царя, «прежние обычаи
поисшаталися и в самовластии учинилося по своим волям и преж­
ние законы нарушены», почему и стало необходимо «утвердить
древние предания христианской истинной нашей веры». И дей­
ствительно, постановления собора как бы подводят итог разви­
тию русской церкви, обобщают ее достижения в области ее прав
и преимуществ и «определяют основы русского благочестия».
Стоглав клятвой утвердил неприкосновенность церковных
вотчин и тем отверг всякие на них посягательства. Но совершен­
но в иосифлянском духе он вынужден был признать, что в инте­
ресах государства необходимо ограничить их возрастание, и по­
становил, что церковь не приобретает для себя новых земель по­
купкой без докладу государю». Впоследствии государственная
власть попыталась расширить это постановление Стоглава. В
1573 г. было указано давать вотчины только бедный монастырям,
а в большие монастыри, где вотчин много, впредь вотчин не
жертвовать и не записывать. В 1581 г. под давлением власти
было вынесено соборное постановление, что в виду сильного исто­
щения государства от войн надлежит отдавать завещанные
церкви села родственникам за деньги или государству за возна­
граждение от казны и впредь не приобретать вотчин; и, наконец,
на соборе 1584 г. сделана была попытка под влиянием усиливше­
гося сманивания крестьян монастырями. приведшего в запусте­
59

ние служилые земли, уничтожить финансовые льготы (так назы­
ваемые тарханные грамоты) монастырей, сравнив их в этом от­
ношении с вотчинными землями (это уничтожение было прове­
дено только как временная мера «покаместа земля поустоится»).
Таким образом, даже согласившись на принципиальную уступку
государству на Стоглавом соборе, церковь впоследствии все же
цепко держалась за свои земли и за те льготы, которые были
им предоставлены.
В области суда и управления так же, как в области земле­
владения, Стоглав стремился сохранить привилегированное и обо­
собленное положение церкви в государстве. Вместо развивавше­
гося (на ряду с обмирщением церкви) уподобления церковного
управления светскому (у архимандрита и у архиереев как у вел.
и удельных князей были бояре и светские слуги, как-то: дворец­
кие, недельщики, подводчики и пр., заведывавшие определенной
областью церковного управления) Стоглав определил ведать ду­
ховенство по духовным делам самим святителям (епископам) или
кому они укажут из духовенства, а не светских лиц. С этой целью
на местах были учреждены выборные поповские старосты и их
помощники—десятские, которые все являлись священниками и ве­
дали архиерейские сборы, надзор за благочинием и пр. Только пра­
ва суда по гражданским делам остались за светскими приказными
лицами, специалистами своего дела, которым, очевидно, духов­
ные власти больше доверяли, чем выборным случайно поповским
старостам (хотя если дело шло о духовном лице, то на суде
архиерейских приказных бояр было обязательно присутствие
опять духовного депутата). Зато все духовенство и все духовные
учреждения, по Стоглаву, должны были ведаться судом только у
епископа своей области: так называемые несудимые грамоты,
которые выдавались ранее князьями отдельным монастырям и тем
изымали их из архиерейского (и воеводского) суда и управления,
подчиняя непосредственно приказу Большого Двора, т.- е. самому
великому князю (который становился как бы их верховным игу­
меном), были уничтожены постановлением Стоглава.
Отстаивая самостоятельность и обособленность церковной
организации, Стоглав стремился материально укрепить положе­
ние как духовных властей, так и всего духовенства. Симония,
против которой протестовали стригольники и которая была от­
менена собором І503 года, была как бы вновь утверждена Сто­
главом, так как доходы архиереев были восстановлены в полном
объеме. Они получали теперь ставленные пошлины (при посвяще­
нии духовных лиц), перехожие и новичные пошлины (при пере­
мещении по службе), «епитрахильные» и «орарные» (при полу­
чении грамот на служение) ; «крестцовые» с духовенства, стоявше­
го на «крестце», т.- е. на базарной площади в ожидании найма на
работу); церковную дань, уплачиваемую каждой церковью про-
60

тюрционально ее богатству; пошлины за «антиминсы» (при освя­
щении новых церквей) и венечные (от венчания); подъезд и подъ­
ем (при поездках по епархии).
Если в заботах о престиже высшего духовенства Стоглав
стремился всемерно сохранить и даже увеличить статьи его до­
ходов, то в отношении приходского духовенства он здесь пред­
принял нечто в роде сокращения штатов. Содержанием низшего
духовенства издавна служила земля или, вернее, доход с земли,
предоставляемой ему общиною; руга или милованье; сборы с при­
хожан или запросы — петровский и осенний, — хлеб, яйца и про­
чие припасы; плата за требы. Вследствие разбросанности на­
селения церквей было много, много было и духовенства; от из­
лишка духовенства и бедности приходов росло число бродячих
или перехожих попов (класс «крестцового»—рыночного духовен­
ства, которое обслуживало людей, желавших нанять себе священ­
ников для совершения богослужения или требы, и для этой цели
стояло на рыночной площади, на крестце, в ожидании работы).
Стоглав усилил надзор за «крестцовым» духовенством и бродячи­
ми попами, запретил строить лишние церкви; запретил служение
вдовым священникам (подтвердив в этом постановление собора
1503 г.) . Приходское духовенство остается выборным, и этим
поддерживается тесная связь общины и клира: священник и при­
ходский дьяк (дьякон) участвуют при совершении общинных ак­
тов, при межевых исках, в мирском суде, на выборах, челоби-
тьи общин перед властями, при чем приходский дьяк является
обычно и земским секретарем общины; община также участвует
в делах клира: выборные старосты и целовальники присутствуют
в суде архиерейских чиновников над членами клира. Не разры­
вая формально этой зависимости, Стоглав тем не менее способ­
ствовал обособлению духовенства в замкнутую сословную груп­
пу: он узаконил наследование духовных должностей детьми ду­
ховенства и, ограничивая этим круг избранников, стеснял свобо­
ду общинных выборов.
Большое внимание уделял Стоглав упорядочению монастыр­
ской жизни. Обмирщение монастырей, как уже отмечалось, явле­
ние естественное и потому, собственно, имевшее место повсюду,
по понятиям благочестивых людей того времени, извращало и
развращало монашество. Оно, действительно, никогда и нигде не
давало ему возможности осуществить тот идеал, который грезил­
ся когда-то его основателям. Неудивительно поэтому, что оно
вызывало протесты всякий раз, когда пробуждался дух критики и
исследования. У нас, как известно, эти протесты исходили от
стригольников, жидовствующих, нестяжателей. Они и заставили
иосифлян, как правящую группу церкви, попытаться теперь уни­
чтожить вопиющие язвы монашества. В этих целях Стоглавый
собор высказался, согласно с общими взглядами иосифлян, против
61

пустынножительства и настаивал для всех монастырей на обще­
жительном уставе. Он потребовал, чтобы монахи жили в мона­
стырях, а не бродили по городам и селам; чтобы они не имели
собственного хозяйства, довольствовались общей пищей в тра­
пезной; только немощь или старость могли служить извинением
отдельному или «особному» питанию по кельям. Стоглав осудил
средостенные и мужско-женские монастыри и приказал «инокам
и инокиням вместе не жить», жонкам и девкам по кельям не хо­
дить, старцам и всей братии не держать по кельям молодых «ре-
бят-голоусов».
Наконец, Стоглав поставил вопрос и вообще о настроениях
в области церковной жизни и культа. Церковная жизнь, обряды
богослужения, признаки благочестия развивались и вырабатыва­
лись в период феодализма, в полуязыческой среде и поэтому они
отличались большим разнообразием и неустойчивостью и часто
не оправдывались не только логикой, но и сущностью веры. Сто­
глав попытался сделать здесь кое-что. Однако его попытки во
многих случаях остались благими пожеланиями и мало что из­
менили. Стоглав восстал, например, против распространившегося
ростовщичества среди духовенства—«святительские и монастыр­
ские казенные деньги в росты дают и хлеб в насып»—и запретил
раздачу денег в рост. Однако' надо отметить, что во времена Сто­
глава в наших монастырях капитал ростовщический и без того
мало-помалу уступал место торговому капиталу. Он обратил да­
лее внимание на повсеместное, не только среди мирян, но и среди
духовенства, пьянство, предписывая «духовным пастырем блюсти
себе и все о христе братство от всякого зазора неподобного,
наипаче же от пьянственного жития воздержаться, и во пьянстве
бы не упиватися и горячего вина по монастырям не курити и не
пити и хмельного питья, пив и медов не держати». Однако и здесь,
как мы увидим, в практике жизни почти не отразились постано­
вления Стоглава: едва ли не в тех же словах выступал против
пьянства и Духовный регламент в начале XVIII в. Точно так же
высказался Стоглав и по поводу невежества и часто безграмотно­
сти приходского духовенства, на что в свое время жаловался
еще новгородский архиепископ Геннадий: «Приведут ко мне му­
жика ставиться в священники, — рассказывает Геннадий, — и я
ему велю апостол дати чести, а он и ступить не умеет; я ему ве­
лю псалтирь дати, а он и по тому еле бредет». Для исправления
зла Стоглав постановил открытъ у «добрых» священников и дья­
конов в городах училища, в которых будущие кандидаты в свя­
щенники обучались бы пению, чтению и «конарханию» (пение
канонов). Эти училища до конца XVII в. тоже прививались слабо.
Наконец, в виду уже обнаруженных и возможных ошибок в бого­
служебных книгах Стоглав признал необходимым наблюдать за
тем, чтобы писцы переписывали с исправных текстов: писцу, пе­
62

реписавшему неисправную книгу, и даже покупателю ее собор»
грозил наказанием...
Таковы были разнообразные вопросы, затронутые в поста­
новлениях Стоглава. Он, действительно, суммировал права и
привилегии церкви, учел ее настроения и недостатки и попы­
тался найти выход. С своей точки зрения он указал правильные
решения. В этом значение Стоглава. Ни широты взглядов, ни ду­
ха критики на нем, конечно, не замечалось. Все вопросы были
для него одинаково важны: Стоглав подробно' и идейно1 разбирает
как устройство церковного суда и монастырское землевладение,,
так и всевозможные обрядовые мелочи: как обращаться с святы­
ми вещами; как совершать поклоны и даже как держать руки и
ноги при этом; как стискивать зубы при целовании креста, как
жевать просфору. Все вопросы веры, если только они не заде­
вают непосредственно' интересы высшего духовенства, Стоглав»
решает с точки зрения давности и общепринятого. Так было
особенно в отношении обрядовых вопросов. Считая самым важ­
ным в богослужении «все вычитать и пропеть по уставу», Сто­
глав допустил «многогласие», т.-е . чтение и пение различных
молитв в одно» и то же время, что вносило’ неурядицу и неразбе­
риху в богослужение. Стремясь к объединению обрядов в виду
общей централизации государственного и церковного устройства
и придавая обрядам значение догматов или истин веры, Стоглав
приказал двоить «аллилуйю» (т. -е. петь это слово дважды) и
проклял «троекрестие», обычай креститься тремя пальцами (пер­
стами).
Собирание в Москву областной святыни, составление Четьих-
Миней, канонизация святых русской церкви, «Стоглав» и, нако­
нец, вскоре после него установленное патриаршество', — все это
объединяло и закрепляло национальные черты веры и церкви и
утверждало православную старину против еретических нов­
шеств. Казалось, теперь создано было такое же прочное здание
истинной веры, как только-что крепко сколоченное громоздкое
здание московской государственности. Но' развитие шло не толь­
ко в сторону централизации, укрепления и объединения старины,
айв сторону критики, пробуждения мысли и появления все но­
вых и новых «мнений». Против старообрядчества Стоглава в по­
ловине XVI века выступили «ереси» Матвея Башкина и Феодосия
Косого, которые представляли дальнейшее развитие взглядов стри-
тольников и жидовствующих. Боярин Матвей Башкин был пора­
жен противоречием между нравственным учением христианства
и жизнью, ее социальным строем. «В Апостоле написано: «Воз­
люби ближнего твоего, как сам себя, а мы христовых рабов дер­
жим своими рабами; Христос называет всех братией, а у нас на
иных кабалы нарядные (временные), на иных — полные, а иные
и беглых держат». Сам он все кабалы (на своих людей) изодрал,
63

холопов отпустил на волю, а держал слуг добровольно. Своими
сомнениями он поделился со своим приходским священником, а тот
сообщил о нем протопопу Сильвестру, ближайшему советнику
Грозного, сказавши, «что многие вопросы простирает недоумен­
ные, что от него требует поучения, а иному и сам учит». Этого
было достаточно, чтоб Башкин был арестован и обвинен в ереси: и
церковь, и светская власть -знали, что «всем грехам мати мнение;
мнение — второе падение». Из допросов (а допрашивал его сам
царь) выяснилось, что его взгляды развивали учение стригольни­
ков, жидовствующих и отчасти М. Грека. Он утверждал нера­
венство христа с богом-отцом и святым духом; отрицал таин­
ства, предания и самую «зданную» церковь, сомневался в действи­
тельности евангельских событий. Однако, на суде Башкин расте­
рялся, отказался от ереси и «назвал своих учителей». Тем не
менее, несмотря на отречение, Башкин был присужден собором
1553 г. к пожизненному заключению в Волоколамском мона­
стыре. С Башкиным были близки троицкий игумен Артемий и
дьяк Висковатов, тоже московские вольнодумцы того времени.
Артемий терпимо относился к латинам, считал безразличной
форму крестного знамения и говорил, что нет помощи умершим,
когда поют об них панихиды или служат обедни. Дьяк Вискова­
тов всенародно делал объяснения об иконах и порицал некото­
рые способы их изображения: спорил по этому вопросу с тем же
священником Сильвестром. Вызванный на собор, дьяк подал свою
исповедь и в ней в кротком и покорном тоне изложил кое-какие
свои сомнения. Ему заявили: «Всякий должен знать свой чин:
овца не должна делать из себя пастыря; нога не должна думать,
что она голова. Слушай духовных отцов. Вам не велено о боже­
стве и боговых делах испытывать; знал бы ты свои приказные
дела: не разроняй списки!» Суд вынес обоим суровый приговор:
Артемия сослали на тяжелое заключение в Соловки, а Вискова-
того на три года отлучили от церкви.
Учение Феодосия Косого не имело связи со взглядами
московских вольнодумцев (хотя он и был привлечен по их делу):
оно зародилось в заволжских лесах. Сам Феодосий был боярский
холоп, но бежал от своего господина, захватив у него коня и
кое-какое имение (в качестве «мзды» за работу, как объяснил
он), и постригся в одном из заволжских монастырей. Привлечен­
ный по делу Башкина и др., Косой бежал из-под ареста в Москве
и скрылся в Литву, где повел себя уже совершенно необычно:
сбросил с себя монашескую одежду, женился на еврейке, а затем
принял горячее участие в проповеди протестантизма. Учение Ко­
сого — это было доведенное до крайних выводов учение жидов­
ствующих. Он отрицает божественность христа, называет иконы
идолами, «божественную» службу идольской, отвергает пост,
молитву, все церковные уставы и обряды. Все это он считает «злей­
64

шим обычаем» и «развращенным человеческим преданием»; «ни
в евангелии, ни в апостольских преданиях», — говорит он, —-
«нет правил» — их выдумали епископы... Феодосий Косой не
жалеет резких и едких слов, чтобы характеризовать ненавист­
ное ему православие. «Плотское мудрование царствует у ваших
игуменов, епископов и митрополитов,—говорили еретики право­
славным,—нет духа кротости (запирают в тюрьмы «инакомысля­
щих»), отвергают любовь христианскую (в евангелии не велено
мучить и еретиков). Именуют себя Русь православная, а они
паче человекослужители и идолослужители, понеже храмы по-
ставиша и в них иконы мертвых, аки идолы, утвердиша на до­
сках, и мертвецы положиша в ковчеги в церквах их всем на ви­
дение и соблазн нарекше и «преподобный» и «православный» и
«святый»; уставивше, сами поют им канон и прочитают, написав-
ше житие их, и молятся мертвым и просят от них помощи, свечи
зажигают, кадила приносят и отводят людей от бога к мертве­
цам. И люди в том обычаи бога забыша: токмо едино служение
мертвецем и иконам навыкоша служити; бога же не ведят, ниже
могут ведати, понеже в идолослужение впадоша...» Положитель­
ная сторона учения Косого сводилась к следующему. Бог один,
а не троичен; Христос не бог, а великий человек, созданный бо­
гом и основавший религиозное общество; церковь с иерархией,
таинствами и богослужением представляет человеческое измыш­
ление; истинное христианство' состоит не в соблюдении обрядов,
а в исполнении заповеди о любви к ближним. Учение Косого
очень ценилось его последователями, надо полагать, представите­
лями городского ремесленного люда. Им нравилась его ясность и
простота. Увлекала и сама личность Косого. Его ученики с
увлечением рассказывали о двух его бегствах; оправдывая и то,
что он увел от господина коня и забрал «имение»: за работу
надо платить, а если господин не платит, следует самому взять
плату.
Так, в половине XVI века заострялось противоречие между
двумя формами религиозного чувства: православие Стоглава все
сводилось к упрощенному пониманию христианского учения, к
строгому выполнению обрядов и мелочных предписаний, к чисто
внешней нравственности и к обмирщению церкви. Напротив, у
московских вольнодумцев и Феодосия Косого церковь очищалась
от «мирской скверны», обрядовая сторона веры отвергалась, и
христианское учение превращалось в «религию духа», или уче­
ние об основах нравственности. Сильные критикой православия
еретики уже отходили не только от православной церкви (уклон
в сторону протестантизма), но и вообще от христианской веры.
В этом отношении они стояли на пути к чисто светскому миро­
созерцанию будущего. Таким образом, только-что построенное
иосифлянами здание национальной русской церкви, казалось, да-
5 Русская церковь.
65

вало трещину. В этом, несомненно, отражались социальные про­
тиворечия эпохи. Торговый капитализм, с одной стороны, скреп­
лял государство, утверждая самодержавную власть, и централи­
зовал церковь. Это отбрасывало1 в оппозицию еще помнившее о
феодальной самостоятельности старое боярство* (недаром заволж­
ские старцы, близкие к боярству, критически относились к стро­
ившейся официальной церкви; недаром и еретики — М . Башкин
с друзьями—вышли из того же боярского класса). С другой сто­
роны, те же явления слишком давили низшие классы: они еще не
имели программы, но уже волновались, искали выходов в бегстве
на Дон или Северную Украину; и среди них уже брезжила само­
стоятельная мысль в религиозных вопросах, ' как, например, в
учении того же Феодосия Косого с его последователями.
Немудрено, что при таких обстоятельствах официальная
церковь все теснее и крепче сближалась с самодержавием: она
нуждалась в его опоре. Правда, Стоглав в некоторых постановле­
ниях стремился как бы подчеркнуть самостоятельность церкви,
установить независимость духовенства (по крайней мере от
местных властей). Но тому же Стоглаву или ближайшим церков­
ным соборам пришлось сделать существенные уступки светской
власти, пойти на ограничение церковного1 землевладения, на от­
мену тарханных грамот. Укреплявшееся самодержавие требо­
вало всеобщей покорности и подчинения. Это равно* относилось
и к старому феодальному боярству, и к церкви, и особенно сказа­
лось на политике Ивана Грозного* в отношении высшего духовен­
ства. Ведя резкую борьбу с боярством, Грозный крайне подозри­
тельно относился к духовным лицам, связанным с его противни­
ками родственными и идейными связями, и* при случае н*е щадил
их духовного сана.
Характерны следующие два дела. Учиняя расправу с кра­
мольным Новгородом (1571 г.) и видя виновников крамолы
в новгородских властях во главе с архиепископами, Иван Гроз­
ный, так поступает с последними. Вопреки обычаю, по приезде
в Новгород он при входе в собор не подошел под благослове­
ние архиепископа Пимена, сказавши «Не крест ты держишь,
а оружие против нас. Ты не пастырь, а волк и изменник»..
После обедни царь все же пошел к Пимену обедать, стал есть
и вдруг страшным криком дал знак опричникам: они схватили
архиепископа и пустились грабить владычний двор. Пимен был
заточен в Венев. Преемника его, Леонида, царь велел зашить в
медвежью шкуру и затравить собаками (по другим сведениям, он
был удавлен по приказанию царя). Не менее сурова была распра­
ва Грозного с самим главой русского духовенства — московским
митрополитом Филиппом, происходившим из рода бояр Колычо-
вых. Последний не мог примириться с жестокостями царя и буй­
ствами опричников и вздумал было протестовать против насилий
66

и казней, потребовав публично, в церкви, от присутствовавшего
царя их прекращения. По приказанию Ивана Грозного он был
низложен с митрополии и сослан в Тверь (в Отрочь-монастырь),
где в 1570 г. был задушен одним из самых свирепых опричников
Малютой-СЙуратовым-Бельским. После нескольких примеров та­
кой расправы надолго прекратились проявления самостоятельно­
сти и какой-либо попытки к ее утверждению со стороны духо­
венства. Церковные соборы делали одну за другой уступки, от­
казываясь от старых феодальных прав в пользу самодержавной
власти; высшее духовенство не только беспрекословно подчиня­
лось всем царским распоряжениям, но и раболепно выполняло
царские прихоти и желания, идя даже на нарушения канониче­
ских правил. Так, когда царь Иван Грозный, после смерти второй
жены, начал брать себе жен одну за другою из среды своих под­
данных, митрополиты давали царю свое благословение на незакон­
ные браки. Раболепство перед царем-самодержцем, входившее из­
давна в политику иосифлян, во времена Грозного еще более укре­
пилось и продолжало развиваться и в дальнейшем.
Учреждение патриаршества в 1589 г. не внесло перемен в от­
ношения между церковной и царской властью. Таким путем
имелось в виду только- оформить самостоятельность русской
церкви среди других православных церквей. Ибо ведь, собственно,
уже после Флорентийской унии московская митрополия отдели­
лась от константинопольского патриархата и стала независимой
или автокефальной: московские митрополиты поставлялись в
Москве собором русских епископов или назначались царем, но
уже не подлежали утверждению какой-либо иной духовной
власти; в этом отношении они были равны восточным патриар­
хам; в сущности же они были даже выше их: московские митро­
политы стояли во главе свободной многолюдной и могуществен­
ной паствы, а восточные патриархи, униженные и обедневшие,
управляли ь духовном отношении старыми греческими провин­
циями, разоренными от турецкой неволи; и если прежде москов­
ские митрополиты ездили к константинопольскому патриарху с
жалобой или униженной просьбой и, конечно, всегда с богатыми
дарами, то теперь в Москву наезжали время от времени посланцы
восточных патриархов за милостыней. Положение обязывало:
московский митрополит, сравнявшийся с патриархом, должен был
стать сам патриархом; и московский государь, приняв царский
титул и считая себя заместителем византийских царей, желал,
чтобы и глава московской церкви принял новый титул патриар­
ший, который бы соответствовал достоинству Русского царства.
В Москве ■— третьем Риме — так же должны были рядом стоять
царь с патриархом, как это было в старой православной Визан­
тии. Воспользовавшись пребыванием в Москве царьградского па­
триарха, на этот раз лично приезжавшего- за милостыней, Борис
5*
67

Годунов — ближний боярин и шурин царя Федора Ивановича,—
уговорил его поставить в русские патриархи московского митро­
полита Иова, что и было им совершено в январе 1589 г. Собор
восточных патриархов утвердил поставление, и московский ми­
трополит стал патриархом.
Но и в качестве патриарха глава русской церкви продолжал
старую йосифлянскую политику в отношении самодержавия. Это
сказалось уже при избрании Годунова на царство'.
Оставшись
«начальным человеком» в Москве после смерти бездетного царя
Федора, патриарх Иов собрал в своих палатах земский собор для
избрания государя и в качестве своего кандидата предложил Бо­
риса Годунова: «А у меня, Иова-патриарха, у митрополитов,
архиепископов и епископов, архимандритов, игуменов и всего
освященного собора и у всех православных христиан мысль и со­
вет всех единодушно', что- нам мимо государя Бориса Федоровича
иного государя никакого- не искать и не хотеть». Собор согла­
сился с патриархом и единогласно предложил престол Борису. В
виду однако решительного отказа последнего Иов организовал
народную демонстрацию — крестный ход в Новодевичий мона­
стырь — местопребывание Бориса, где побуждаемый агентами
последнего и патриарха народ с притворными слезами должен
был умолять Годунова принять царство... Тот же Иов по случаю
возвращения царя Бориса с Крымского похода устроил ему тор­
жественную встречу. Стоя во главе духовенства и народа, па­
триарх приветствовал царя следующими раболепными словами:
«Радуйся и веселися, богом избранный, богом возлюбленный и
богом почтенный, благочестивый и христолюбивый, пастырь до­
брый, приводящий стадо свое ко Христу богу нашему». Тотчас
по окончании этой речи патриарх и духовенство вместе с наро­
дом пали на землю перед царем, чего никогда еще не делалось
раньше. Самодержавный московский царь был вознесен над на­
родом, как египетский фараон: ему поклонялись, словно земно­
му богу.
Но народные волнения уже колебали трон этого «бога», и
через несколько’ лет в Москве сидел уже «самозванец», назван­
ный Димитрий, поставленный царем с помощью поляков каза­
ками и служилыми людьми окраин, восставшими против «лихих
бояр» и московских порядков. Патриарх Иов, ставленник Году­
нова, был смещен, а на его место назначен рязанский архиепи­
скоп грек Игнатий, который хотя и при новых порядках, но так­
же раболепно выполнял все требования московского самодержца.
Однако бояре держались еще достаточно сплоченно-, и князю Ва­
силию Шуйскому, воспользовавшемуся ненавистью московских
торговых людей к иноземцам, удалось организовать заговор про­
тив Лжедимитрия и его свергнуть. Шуйский был провозглашен
царем, и тут же принес присягу ничего не предпринимать в от­
68

ношении бояр без совета с ними. Опять утверждалось боярское
царство. Живший на покое бывший патриарх Иов всенародно
проклял всех государевых изменников, помогавших Лжедимитрию,
и самого Лжедимитрия в сем веке и в будущем и тем самым как
бы установил преемство власти между последним «законным ца­
рем» и Василием Шуйским. Патриархом был назначен казанский
митрополит Гермоген, который был столь верной подпорой тро­
на боярского царя во все время его правления. Однако уже падал
авторитет государства: поднялось движение крестьян и холопов
во главе с Болотниковым; казаки и польские выходцы объявили
царем нового самозванца (впоследствии Тушинского вора), дво­
ряне не могли помириться с боярской присягой Шуйского, кото­
рую их идеологи называли «новшеством, искони веков в москов­
ском государстве неслыханным», и собирали против него опол­
чение.
В классовой борьбе того времени официальная церковь, стоя
всегда в тесной связи с господствующим классом, не сразу на­
шла свое место. Поддерживая по-старому московского царя, па­
триарх Гермоген повел было борьбу с его противниками. 20 фе­
враля 1607 года было организовано особое религиозное действо—■
всенародное публичное покаяние «для очищения омраченной со­
вести народа» в присутствии обоих патриархов (Иова и Гермо­
гена). Затем от лица последних была разослана грамота, разре­
шавшая народ от клятвы Борисову дому, чернившая Лжедими-
трия и возносившая Василия Шуйского, а в грамоте говорилось,
что «прегордый сатана воздвиг смуту», и что от нее нужно очи­
ститься постом и молитвой. Однако' эта грамота не оказала дей­
ствия, как и грамота Гермогена против Болотникова. Тогда па­
триарх выступил с увещанием стоять за «царя благочестивого и
поборителя по православной вере» и, не получив отклика на свой
призыв, торжественно проклял и отлучил от церкви Болотникова
и его сторонников. Когда же посадский люд Москвы, изверив­
шись, наконец, в «силе и правде» Шуйского, поднял против него
мятеж (17 июля 1610 г.), Гермоген и тут еще оказал последнюю
поддержку престолу: он вышел на площадь к мятежникам и в
длинной речи убеждал их остаться верными царю. Однако все
было тщетно; ни боярское царство, ни официальная церковь, его
поддерживавшая, не имели авторитета в народных массах: Шуй­
ского свергли и постригли в монахи.
Дальнейшее развитие смуты — своекорыстная и изменниче­
ская поддержка боярством польского короля Сигизмунда в его
расчетах на московский престол; анархическое движение казац­
ко-крестьянских масс, разрушавших ненавистный им старый по­
рядок московского государства, и, наконец, зарождавшееся на­
циональное движение средних классов за веру и царство — вы ­
правили политику официальной церкви. Гермоген сначала откры­
69

то выступил іпротив затеи поляков, уже занявших Москву, и пра­
вительства «семибоярщины»: относительно короля Сигизмунда
он стал рассылать грамоты по городам с увещанием крепко
стоять за православную веру; арестованный поляками, он при­
ветствовал первое дворянско-казацкое ополчение. Однако послед­
нее не оправдало его надежд: составленное из противоположных
элементов, землевладельцев-дворян и бывших беглых кре­
стьян-казаков, ополчение распалось. Церковь опять была на рас­
путье. Часть духовенства во главе с властями знаменитого Трои-
це-Сергиева монастыря, которому пришлось связаться с каза­
чьими атаманами для охраны своих обширных владений, готова
была видеть в казаках, стоявших под Москвой, главную военную
силу, способную стать центром народного движения; этой силе
нехватало лишь массовой поддержки и денежных средств. По­
этому, желая скорейшего восстановления порядка, власти Трои-
це-Сергиева монастыря стали так же, как Гермоген, рассылать
грамоты по городам, призывая их восстать против врагов веры
и царства, итти на помощь войску, осаждавшему Москву. Посы­
лая свои грамоты, весьма красноречиво составленные, монахи ду­
мали всех примирить и снова объединить в одном патриотиче­
ском движении. Не так думал теперь Гермоген с окружавшим его
духовенством. Ему стало ясно, что первое ополчение распалось
от «казачьего воровства», что1 казаки не построят того государ­
ства, которое нужно поднимавшимся средним классам, — что со­
мнительно и существование церкви с ее населенными землями
при будущем казацком строе. Поэтому в своих грамотах, кото­
рые удавалось ему теперь, после распада первого' ополчения, по­
сылать в города (из мрачной, темницы Чудова монастыря, где он
находился), Гермоген призывал бороться против лютых врагов
веры и царства, одинаково' относя к этим врагам как поляков,
засевших в Москве, так не' менее и казаков, отряды которых
своими грабежами тревожили собственников. В одной из таких
грамот Гермогена, попавшей в Нижний-Новгород, заключался
определенный призыв, «чтобы там стояли крепко в вере, чтобы
на царство проклятого Мариикина польска сына (сына Марины
Мнишек и Второго Самозванца, которого казацкий атаман За-
руцкий провозгласил царем) не брали». Агитация церкви пала на
добрую почву. Уже перекликались города и посадские люди с
дворянами налаживали общие связи; в Нижнем собралось ^осад-
ско-дворянское ополчение, которое, порвавши с казаками, уже
шло на Москву. Поляки потребовали от Гермогена, чтобы он
остановил ополчение. Патриарх ответил: «Да будет над ним ми­
лость от бога и благословение от нашего смирения. А на измен­
ников да излиется гнев божий, и да будут они прокляты в сем
веке и будущем». За такое упорство, как говорят, его уморили
голодом. Но, церковь вслед за патриархом уже поддерживала
70

средние классы, восстанавливавшие государство: в октябре 1612
года Москва была освобождена, а в феврале следующего года уже
собирался земский собор для выбора государя. Собор проходил
под большим влиянием церкви и духовенства. Перед избранием
царя он наложил трехдневный пост на все государство; москов­
ский митрополит один из первых высказался за кандидатуру Ми­
хаила Романова, выдвинутую дворянством и -не без агитации
поддержанную как служилыми, так и посадскими людьми, нако­
нец, для придания решительного веса этой кандидатуре митро­
полит с клятвою сообщил на соборе о полученном им открове­
нии, что счастливее Романова не найти кандидата на царство.
И 21 февраля 1613 г. Михаил был провозглашен царем.
Гражданская война в Смуту привела к победе средние клас­
сы — дворян и посадских людей. Их ополчение освободило Мо­
скву; их земский собор избрал нового государя; из их предста­
вителей составился государев совет (боярская дума) и они дали
кадры чиновников. Теперь они повели управление государством.
В их интересах было1 установление порядка и твердой власти, и
они поддерживали самодержавие. Самодержавие расцветало'. Его
главный враг — боярство в смуту лишилось значительной части
земель и постепенно теряло свое значение. Низшие классы поне­
сли поражение: восстание крестьян было подавлено' и еще проч­
нее утверждалось крепостное право, — казацкие отряды, разби­
тые в одиночку, сошли на-нет; только на Дону спаслись их
остатки; здесь и тлела пока еще искра восстания, привлекая к
себе недовольных в течение всего века.
Официальная церковь, которая и ранее была связана с дво­
рянством и с посадским миром и изначала поддерживала само­
державие, теперь с оттеснением боярства становилась правящей
силой. Высшее духовенство' в Смуту поощрило1 движение средних
классов и помогло йх победе, а впоследствии много способство­
вало установлению новой власти и проведению ее самодержав­
ной политики. Влияние церкви на государственные дела на пер­
вых порах после Смуты выросло чрезвычайно1.
Высшее духовенство и до Смуты еще заседало в Боярской
Думе: митрополит, а впоследствии патриарх присутствовали по­
чти во всех ее заседаниях; в случае же рассмотрения в Думе во­
просов, касающихся церкви, а также и по другим вопросам, по
предложению царя, митрополит или патриарх являлись в нее всем
«освященным собором», т.-е . вместе с важнейшими епископами
и архимандритами в числе 12—15 человек. В деле борьбы строя­
щегося самодержавия с оппозицией боярства присутствие в Думе
такого количества покорного духовенства сыграло1 большую роль:
одним своим якобы смиренным молчальничеством духовенство
ловко обезоруживало боярскую оппозицию на заседаниях Бояр­
ской Думы. С появлением земских соборов, самое возникновение
71

которых у нас в немалой степени обязано инициативе того же
духовенства (протопоп Сильвестр, митрополит Макарий), послед­
нее в каждом из них принимает живейшее участие. Вспомним
роль Иова на соборе, избравшем Годунова, или роль московского
митрополита на соборе 1613 г.; не забудем также, что весь «освя>-
щенный собор» в полном составе непременно присутствовал на за­
седаниях каждого земского собора (вместе с боярской думой он
составлял как бы вторую, верхнюю палату собора). После Сму­
ты земский собор заседал почти непрерывно с 1613 по 1619 г.
И вот своею покорностью и подобострастием, с какими духовен­
ство держалось в отношении царя на земских соборах, оно, без
сомнения, подавало пример и оказывало влияние на остальных
членов собора, и наше старинное «представительное» собрание
уже этим одним становилось орудием, укреплявшим самодер­
жавие.
Но духовенство непосредственно участвовало и в строи­
тельстве нового государства: ряд государственных грамот по раз­
ным вопросам в первые годы царствования Михаила рассылаются
от лица не только царя, но и духовенства; в качестве делегатов
для разных дипломатических поручений земский собор преиму­
щественно назначает духовных лиц; наконец, иногда и самый со­
став земского собора набирается в своем большинстве также из
духовенства: на выборах 1619 года от детей боярских и от дво­
рянства от каждого уезда было по 2 депутата, от посадских лю­
дей —• также по 2, а от духовных — по 2—3. На этом соборе
впервые выступил патриарх Филарет, отец государя, недавно
вернувшийся из литовского плена. Захваченный тушинцами в
бытность свою ростовским митрополитом, Филарет в Тушине чи­
слился патриархом, а затем уже боярским правительством был
отправлен вместе с еще несколькими представителями знати в
лагерь Сигизмунда для переговоров о кандидатуре на русский
престол польского королевича Владислава; переговоры шли не­
удачно, и русских послов скоро отправили в Польшу в качестве
пленников. Вернувшись в Москву и сделавшись теперь всероссий­
ским патриархом, Филарет получил титул «великого государя»—
самый почетный в то время, каким именовали только царя. В
Москве стало два государя, и Филарет, человек твердого харак­
тера и опытный в делах, занял в правительстве первое место: он
держал все дела в своих руках и пользовался большим влиянием.
Все это чрезвычайно возвысило положение патриарха. Двор па­
триарший был устроен по образцу царского: при дворе патриар­
ха были учреждены те же чины и должности, что и при дворе го­
сударя; управление церковью, как и государственное управление,
было разделено на приказы: у патриарха существовали Дворцо­
вый приказ, Казенный приказ, патриарш Разряд, Судный приказ
и др.; во главе каждого приказа стоял патриарший боярин с дья­
72

ками и подьячими. Все эти установления сохранились и при по­
следующих патриархах.
Значение патриаршества и влияние церкви на дела государ­
ства достигли наибольшей силы при патриархе Никоне (1652 —
1658 гг.) . Родом из крестьян, чрезвычайно способный и очень на­
читанный, Никон (в мире Никита) еще сельским священником
приобрел такую славу, что был приглашен в Москву. Десять лет
он служил в столице, а затем ушел в Соловецкий монастырь,
где и постригся в монахи. Сделавшись скоро игуменом одного се­
верного монастыря и бывая по делам в столице, по настоянию ца­
ря (молодого Алексея Михайловича) он снова переехал в Москву
и был назначен архимандритом Ново-Спасского монастыря, при­
надлежавшего роду Романовых. Это сблизило Никона с царем, и
влияние умного и энергичного монаха на юного, впечатлительно­
го царя именно в это время сильно укрепилось. Вскоре затем Ни­
кон был назначен митрополитом в Новгород, где проявил большие
административные способности: в качестве представителя вла­
сти он много содействовал усмирению новгородского восстания
(поднятого озлобленным населением большого города вследствие
вывоза хлеба и зерна в Швецию, что было одним из условий тя­
желого мира с ней после Смуты). Три года пробыл Никон митро­
политом в Новгороде, а затем после смерти патриарха Иосифа
был вызван в Москву и по желанию царя избран патриархом.
Властный Никон только тогда согласился на избрание, когда царь
и народ обещали ему «послушати его во всем яко начальника и
пастыря и отца краснейшего». Никон понял это буквально и
действовал соответственным образом. Так же, как Филарет, он
получил титул «великого государя» и скоро приобрел большое
влияние на государственные дела. Уезжая на войну с Польшею,
царь поручил Никону все управление государством; без патриар­
ха ничего не предпринималось и не решалось во дворце; свое
правление Никон открыто называл «державою» и свою власть
он равнял с властью государя.
У него сложилась своя теория о соотношении церковной и
светской власти, которую он заимствовал, правда, от взглядов
средневекового папства: «Не от царей начало царства преемлет-
ся, — говорит он, — но от священства на царство помазуются:
священство выше царства. Господь бог, егда небо и землю сотво­
рил, тогда утвердил два светила, солнце и месяц, на земли све­
тите; солнце показует нам власть архиерейскую, месяц же —
власть царскую: ибо солнце вящи светит во дни, яко архиерей —
душам; меньшее же светило—в нощи, еже есть телу, яко же
месяц емлет себе свет от солнца. Поэтому в вещах мирских царь
и архиерей не выше один другого, в вещах же духовных архи­
ерей выше царя». На практике Никон шел еще дальше. Так, на­
пример, во время торжественной церемонии перенесения мощей
73

митрополита Филиппа из Соловецкого монастыря в Москву, по
церемониалу, составленному Никоном, царь в особой молебной
грамоте — обращении к мощам — должен был признать согреше­
ния прадеда своего (Ивана Грозного), совершенные «нерассудно,
завистью и несдержанной яростью». Пойдя на это унижение, Але­
ксей Михайлович впоследствии не мог без обиды вспомнить об
этом «бесчестии и укоризне». Далее Никон предлагал заменить
незадолго перед тем изданное Уложение (свод гражданских зако­
нов) Кормчей книгой (сводом законов церковных); хотя это
предложение в таком виде и не прошло, но в качестве добавоч­
ного руководства были все же разосланы по воеводам выписки
из гражданских законов Кормчей. Московское государство под
влиянием Никона-становилось какой-то теократией, т.- е. государ­
ством, управляемым духовенством ПО' законам и уставам церкви.
Высокое положение патриарха сопровождалось большим
внешним блеском патриаршего "хозяйства и управления и пышно­
стью патриарших выходов. Никогда еще не было таких богатых
сборов с патриарших имений, как при Никоне. В польскую войну
патриарх смог выставить 10.000 воинов, и это тогда, когда все
монастыри, вместе взятые, выставили столько же. Росло число
богаделен на патриарших землях; из патриаршей казны разда­
валась богатая милостыня: много1 патриарших денег жертвова­
лось по тюрьмам. Патриаршая ризница ломилась при Никоне от
богатства церковных сосудов, крестов и особенно патриаршего
облачения: в них можно было чуть не пудами считать жемчуг,
золото и драгоценные камни. В церковные праздники патриарх
облачался в эти тяжелые и пышные ризы и, окруженный много­
численным духовенством и толпой служек, величественно пред­
стоял перед народом во время долгого и торжественного москов­
ского богослужения. Своим положением патриарх олицетворял
тогдашнюю мощь и силу церкви.
На основах, утвержденных Стоглавым собором, московская
церковь и в ХѴП веке продолжала расти и развиваться. Увеличи­
лось число святых: к лику святых были причислены Иосиф Во-
лоцкий, митрополит Филипп, Дмитрий-царевич. Собирались в
Москву все новые и новые «святыни»: из Грузии была прислана
якобы настоящая «риза господня», с Афона принесена «икона
Иверской богоматери». Росли церкви и монастыри: особой пыш­
ностью отличался Воскресенский монастырь или Новый Иеруса­
лим, построенный Никоном по плану и рисункам Иерусалимского
храма. Ширилась и распространялась русская вера: по Волге
усиленно обращали в христианство мордву, черемисов, татар и
калмыков; в Сибири начинали крестить тамошних инородцев.
Умножались церковные богатства: несмотря на ограничения, все
увеличивалась площадь церковных имений; в церковную и мона­
стырскую казну притекали все новые вклады.
74

Но могущество официальной церкви оказалось призрачным:
блеснувшая при Никоне яркой звездой патриаршая власть быстро
пала. Новое Московское государство оказалось сильнее церкви.
Под влиянием развившегося денежного хозяйства оно, использо­
вав опыт Смуты, заимствовало иноземную технику: устраивало
постоянные военные части, улучшало администрацию. Положе­
ние господствующих классов крепло: самодержавная власть, им
организованная, вырастала в мощную, всеобъемлющую силу. Го­
сударственное тягло сковало уже крестьян и посадских людей в
податные сословия. Как и рядовое дворянство, они были поста­
влены на ту же «государеву» службу: они несли всевозможные по­
винности, платили все возраставшие подати и налоги. Свободные
некогда крестьянские общины, посадский мир, неспокойный и
буйный, уездные общества дворян, делившиеся на сотни, — все
эти сословные организации теряли свою самостоятельность и
превращались в орудие самодержавной власти. Падало- значение
боярской думы; земские соборы постепенно сходили на-нет; са­
модержавие освобождалось от своих лесов и, прочно1 сколочен­
ное, могло стоять крепко и без опоры. Власть московского царя-
самодержца необычайно выросла. Существование какой-либо са­
мостоятельной силы внутри государства было недопустимо. В
этих условиях и церковь не была исключением. То положение, в
котором она рисовалась патриарху Никону, на самом деле не
соответствовало действительности: временно оказался могуще­
ственным патрийрх, но старые правами льготы церкви, как само­
стоятельной организации, еще в XVI веке были частично- уреза­
ны, а в XVII веке подверглись еще большему ограничению. Уже
Стоглавом, как нам известно, было постановлено: «Не приобре­
тать церкви для себя новых земель без доклада государю»; это
постановление вскоре было усилено запрещением вообще жерт­
вовать вотчины в крупные монастыри; а затем то и другое было
неоднократно подтверждено даже угрозой, «что если кто ку­
пит или заложит владыкам и монастырям земли, то эти земли
имати на государя». Земельный фонд — это был своего рода «золо­
той запас» дворянского государства: распоряжение им оно стре­
милось сохранить в своих руках. Вот почему оно так ревниво
относилось к слишком большой утечке его в руки духовенства, я
с тех пор, как под влиянием растущего торгового капитала на­
чало приводить в систему свое хозяйство, оно стало предприни­
мать меры против этой утечки. Развитие денежного хозяйства
указало, кстати, и возможный выход из положения, который не
нарушал бы резко и интересы церкви; отсюда. предположение —
заменять земельные оклады денежными. В ту же эпоху и на осно­
вании все той же побудительной причины во- что бы то ни стало
упорядочить государственное управление в целях развития тор­
гового капитала отменены были и несудимые грамоты, данные
75

когда-то отдельным монастырям и владыкам (1551 г.); были, от­
менены и так называемые тарханы (податные льготы) (собор
1584 г.). Многие из этих постановлений вследствие слабости го­
сударственной власти еще долгое время оставались на бумаге.
Однако по мере укрепления ее область их нарушения все более
и более суживалась.
К половине XVII века власть, как нам известно, руководи­
мая средними классами, уже настолько окрепла, что могла под­
вести итоги нового строительства, наметить основные рамки го­
сударственной жизни, установить правовые нормы ее. В 1649 г.
земским собором, большинство которого составляли служилые и
посадские люди, было принято так наз. «Уложение» (общий свод
гражданских законов). Уложение урегулировало отношения цер­
кви и государства, определенно поставив первую в подчиненное
положение.
Прежде всего Уложение еще раз подтвердило запрещение
приобретать духовенству новые земли. Это подтверждение было
необходимо, поскольку рост церковных имуществ продолжался,
несмотря на предыдущие запрещения. Тем более, что церковные
вотчины росли не всегда законными путями: то духовенство за­
хватывало городские земли, и тем наносило немалый ущерб го­
родским тяглым людям; то поместные и вотчинные крестьяне, как
мы уже знаем, сманивались на монастырские земли, и служилые
люди жаловались, что им не с чего служить (тщетно Сыскной
приказ при Михаиле возвращал бежавших). Теперь, согласно
42 ст. Уложения о вотчинах, епископы и монастыри не имели
права в дальнейшем ни покупать вотчин, ни брать их в заклад,
ни принимать по духовным завещаниям, и впредь вотчины, кото­
рые так или иначе будут отданы церкви, подлежат безденежной
конфискации. Дворянство просило о большем: об отобрании у
церкви ее земель и о раздаче их служилым людям; но собор на
это пойти не решился. Только церковные земли вблизи городов,
где были так называемые слободы торговых «беломестцев» и их
людей, были отписаны в казну и сравнены с отдельными посад­
скими землями по окладу. Это отвечало давним пожеланиям по­
садских людей, которые досадовали на конкуренцию беломест­
цев, сидевших на льготных или «слободных» церковных землях.
Далее Уложение подчинило духовенство единому светскому
суду по делам гражданским и этим устранило большую путаницу
в подсудности по таким делам, бывшую раньше. По духовным де­
лам духовенство раньше подчинялось суду своего архиерея (что
осталось и после Уложения); по гражданским делам одни церкви
и монастыри тянули к патриарху или к приказу Бол. Дворца, и
притом или по всем делам или по некоторым; другие судились
с своими настоятелями (а настоятели — или в приказе Бол. Двор­
ца или у патриарха); третьи тянули по суду к чужим епархиаль­
76

ным архиереям, поскольку между ними еще существовали старые
феодальные связи; четвертые были приписаны к привилегиро­
ванным монастырям (часто в других областях); пятые, наконец,
подчинялись суду местных гражданских властей. Теперь учре­
ждался особый Монастырский приказ, как государственный суд
по гражданским делам для людей церковного ведомства. Он за­
нял свое место среди многочисленных московских приказов и по
положению ничем не отличался от них. Одна из важных приви­
легий церкви, ранее дававшая значительный доход высшему ду­
ховенству, теперь была у нее отнята и передана в руки государ­
ства; это было уже несомненным поражением церкви, нанесен­
ным ей поднимающимся (вместе с ростом торгового' капитала)
новым светским обществом. Однако' учреждение Монастырского
приказа не закончило эту борьбу даже в судебной области: с
одной стороны, приказ вмешивается в суд по церковным делам
(а иногда и в назначении на церковные должности); с другой сто­
роны, в изъятие из закона, судебные права, и притом в полном
объеме, сохранялись и за церковными властями по жалованным
грамотам, которые продолжали даваться (не говоря уже об изъ­
ятии из-под ведомства Монастырского приказа всей собственно
патриаршей области).
Наконец, Уложение передало Монастырскому приказу дела
о сборах с церковных вотчин, описи церковных имуществ, поли­
цейские распоряжения по духовному ведомству. Это было уже
прямое вмешательство государства в дела церкви, к тому же с
течением времени все более и более углублявшееся. Церковь и
духовенство, как и прочие сословия, постепенно притягиваются
на службу государству: с монастырских вотчин идет сбор поло­
няничных, ямских и стрелецких денег; в монастыри посылают
.для призрения их вдов и сирот, раненых и престарелых служи­
лых людей; приказ Большого Дворца проверяет их доходы и рас­
ходы; ставится вопрос о производстве подробной переписи цер­
ковных имуществ. Государство накладывает свою руку не только
на земельные богатства монастырей и не только на их судебные
функции, но стремится прибрать к рукам и огромные церковные
доходы.
Общий смысл Уложения и ролъ Монастырского приказа в
отношении церкви были прекрасно поняты патриархом Никоном.
Еще будучи новгородским митрополитом, он говорил, что Уло­
жение и Монастырский приказ противны «канонам». Сделав­
шись патриархом, он заявил, что Уложение написано «по стра­
сти, ради многонародного смущения», что его составители «люди
безбожные и презиравшие каноны» и что «божественные законы
не повелевают мирским людям возложенными господеви облада­
ти движимыми и недвижимыми вещами, ниже судите». Он на­
стаивал, чтобы духовенство было свободно от светского суда. И
77

собор 1666—67 гг., осудивший Никона за его претензии на деле
быть великим государем, уважил это его основное требование:
судебные права Монастырского приказа были ограничены, и огра­
ничение это было1 подтверждено собором в 1675 г. Теперь за Мо­
настырским приказом осталось только финансовое заведование
церковными имуществами, но и с этими правами он дожил толь­
ко до 1677 г., когда и был закрыт.
Однако жизнь не оправдала последние постановления собо­
ров: светская власть вмешивалась в церковные дела; церковь не
получила свободы действия; и государственные интересы, и ну­
жды населения требовали подчинения ее общим законам. И дей­
ствительно, правила Уложения о вотчинах остались в силе; во­
прос о разграничении церковного и светского суда не был снят
с очереди до конца века; контроль над финансовой стороной мо­
настырских вотчин и нажим на церковные доходы все увеличи­
вались. Церковь уже не была самостоятельной силой: государ­
ство было выше и сильнее ее. (И для него к началу ХѴШ века
стоял лишь вопрос, как наиболее целесообразно в государствен­
ных интересах использовать церковь, эту влиятельную и все еще
мощную организацию).
Это сказалось особенно в отношении власти к высшему ду­
ховенству. Его поведение состояло под ближайшим надзором царя.
При архиереях находились светские чиновники, главные из кото­
рых назначались царем в качестве особого контроля. Царь иногда
и лично карал представителей духовенства. В ответ на проше­
ние-протест казначея Саввинского монастыря Никиты, кото­
рый был подвергнут домашнему аресту в келье за то, что запивал
и безобразил, царь Ал. Мих. писал: «И дорого добре, что у тебя,
скота, стрельцы стоят! Лучше тебя и честнее тебя и у митропо­
лита стоят стрельцы, по нашему указу, который владыка тем же
путем ходит, что и ты окаянный». Тем более внимательно следил
царь за общим настроением духовенства и тем ревнивее отно­
сился к его общественной роли. Соборы церковные собирались
только по повелению царя: царь открывал собор, следил за его
работой, принимал личное участие в редакции соборных поста­
новлений в Боярской Думе. Неприятные царю постановления
собора не пропускались. Личным вмешательством царя был раз­
решен на соборе 1666—67 гг. и щекотливый вопрос о «священстве
и царстве», поднятый патриархом Никоном. При помощи подо­
бранного состава собора (по повелению царя на собор были при­
глашены греческие иерархи, услужливые в отношении богатого
московского самодержца) и несмотря на протест некоторых
архиереев, царь принудил собор признать, что царь имеет пре­
имущество в делах гражданских, а патриарх — только в церков­
ных. Соборная оппозиция была сломлена, протестовавшие архие­
реи понесли наказание., .
Наиболее показательной была здесь
78

расправа с самим патриархом Никоном. «Великий государь» и
«собинный друг царя» с его гордым и резким характером! уже
давно тяготил «настоящего» государя и самодержца. Их отноше­
ния скоро охладели, и это привело к столкновениям, а в послед­
ствии и к разрыву. Никон покийул патриаршество и раз прямо
со службы из Успенского собора уехал в свой Воскресенский
монастырь. Восемь лет продолжалась ссора, все обострявшаяся.
Никон не снимал сана, писал царю укоризненные письма и даже
составил книгу с подробным изложением своих взглядов на отно­
шения церковной и светской власти. Царь в свою очередь укорял
и обвинял патриарха в самовольном оставлении кафедры, в заб­
вении своих обязанностей, во внесении смуты в церковь. Нако­
нец, для разрешения споров, а так же и для других церковных
вопросов был созван упомянутый уже собор 1666—67 г. Собор
признал, что Никон самовольно с клятвой оставил кафедру,
«досаждал» царю и оскорблял его, с гордостью обвинял в ерети­
честве греческие книги и греческих иерархов и чрезвычайно' гру­
бо обращался с духовенством и с церковными людьми: «в Воскре­
сенском монастыре иноков и бельцов мучил мирскими казнями,
а иных на пытке жег». Собор осудил Никона, снял с него патри­
аршество и священство и в качестве простого инока сослал его
в ссылку в один из отдаленных и глухих монастырей Севера (Фе­
рапонтов мон. на Белоозере), где его держали в затворе, не до­
пуская никаких сношений с внешним миром. Так расправилась
самодержавная царская власть с главою русской православной
церкви в лице наиболее яркой ее фигуры. Церковь пассивно пере­
жила эту расправу, покорно склонившись перед могуществом
царя: мощь церкви, которая, видимо, развивалась и укреплялась
в продолжение почти столетия, была уже подточена вынужден­
ными уступками государству; а в довершение всего, как раз
именно ВО' времена Никона, церковь переживала глубокий вну­
тренний кризис, который ее привел к расколу.
Противоречия между учением церкви и церковной жизнью
уже давно бросались в глаза вдумчивым людям. Обмирщение
церкви и связанные с ним непорядки монашества и пороки духо­
венства еще с XIV в. вызвали у нас «ереси» стригольников, жи-
довствующих, Башкина и Косого с товарищами. Однако к сере­
дине XVI века ереси были осуждены, и еретическое движение
подавлено; церковь признала наиболее резкие «нестроения» и на
Стоглавом соборе наметила ряд мер к их устранению. Основы
русского благочестия, казалось тогда, были установлены твердо.
Но направление развития оставалось прежним. Продолжало
расти денежное хозяйство. Торговый оборот все расширялся;
связь между отдельными хозяйствами становилась сложней ' и
тесней; укреплялись хозяйственные связи монастырских и цер­
ковных вотчин с миром. Обмирщение церкви росло. При огромных
79

богатствах, которые скоплялись теперь в руках иноков и владык,
трудно было соблюдать посты, истощать свою плоть, исполнять
все правила аскетизма. Духовенство, особенно высшее, жило
слишком мирской жизнью: оно не боролось с «соблазными мира»
и не бежало от них, а поддавалось этим соблазнам: из-за легкой,
а часто и веселой жизни в монастырях проживали миряне, и, на­
оборот, монахи и монахини иногда жили в мирских домах, у род­
ственников, у знакомых; некоторые монастыри, и даже женские,
были построены среди мирских строений и сообщались с ними
и днем и ночью. «Во всех монастырях, — пишет современник нач.
XVII в., — добрые старцы перевелись, а которые есть, и те браж­
ничают, а грамоте не умеют». Вообще чрезвычайно низок был
нравственный и умственный уровень тогдашнего духовенства.
Духовные лица были даже плохими специалистами своего дела:
честные протопопы только «по чернилу» проходили божествен­
ные писания, смысла же их не старались узнать». Тем более были
темны простые попы и монахи. «Большинство монахов, — пишет
один иностранный наблюдатель, — совершенно простые и необ­
разованные люди; десятый разве из них едва знает молитву
«Отче наш», и только немногие знают 10 заповедей, полагая, что
знание подобных вещей свойственно только знатным господам и
высшим духовным чинам, а вовсе не им». Другой, правда более
ранний, свидетель, говоря о том же предмете, быть может, не­
сколько огульно, но определенно* заявляет, что все «русское
духовенство не имеет совершенно никаких сведений ни в слове
божием, ни в других предметах». В соответствии с этим низшее
духовенство совершенно не понимало, да и не могло* понимать ни
сущности своего звания, ни важности своей роли, как «пастырей
и учителей духовных», какими они должны были быть по учению
церкви. «Попы и причетники в церкви всегда пьяны и без страха
стоят и бранятся, и всякие речи неподобные всегда исходят из
уст их; попы же в церквах бьются и дерутся промеж себя, и в
монастырех такоже творят». (Стоглав.) Что то же самое про­
должалось и в XVII в., свидетельствует Духовный Регламент, из­
данный Петром I, который почти буквально повторяет приведен­
ное место Стоглава, рекомендуя епископам наблюдать «не бес­
чинствую^ ли священники и дьяконы и пр. церковники, не шу­
мят ли пьяны в церквах... не храбрствуют ли в боях кулачныхА
Сравнивая русское духовенство* с католическим иностранный на­
блюдатель середины XVII в. (Коллинз) мягко замечает, что рус­
ские монахи и монахини не так строго следуют своему званию,
как католические. Монахи торгуют солодом, хмелем, всякого
рода хлебом, лошадьми, разным скотом и всем, что приносит им
выгоды, монахини всюду выходят, некоторые просят подаяния».
Не имея ни умственных, ни профессиональных интересов, низшее
духовенство могло жить только узкими материальными интере-
80

сади окружающей среды, занимаясь часто тем же крестьянским
трудом, а не имея его, в свободное время предавалось и тем же
грубым развлечениям. «Пьянственное питие безмерное» и было
одним из распространеннейшйх и наиболее, конечно, зазорных
пороков русского духовенства. «Духовенство русское,—говорит
Маржерет,—в пороке пьянства самого неумеренного не уступает
мирянам, если еще не превосходит их». О пьянстве монахов пи­
сал с укоризной Грозный в послании в Кйрилло-Белозерский мо­
настырь; с пьянством духовных лиц боролся Стоглав в ряде своих
постановлений; но и в ХѴП в. пьянство среди иноков и попов
далеко не было изжито. «Бывают на Вологде пришлые и в воло­
годских монастырях бесчинные старцы, живут в мирских домах,
по кабакам пьют и бражничают, и бродят в мире с великим бес­
чинством». «От того хмельного пития, — замечает одна грамо­
та Мих. Фед., — и церкви божьи бывают без пения». Противоре­
чие между учением церкви и жизнью духовенства слишком бро­
салось в глаза, развивало лицемерие среди церковников и роняло
.а вторитет церкви среди верующих. В другую хозяйственную и
социальную эпоху все это- дало бы великолепное оружие в руки
безбожников, усилило бы позицию их и вызвало- бы отход от
церкви. Но в те времена, когда феодальные отношения были еще
сильны, люди еще не представляли себе жизни без авторитета
церкви: они считали, что вера и церковь ценны сами по себе, что
общение человека с богом необходимо в той или иной форме.
Поэтому пороки духовенства и церковные нестроения заставляли
верующих думать только об очищении церкви, но не о разрыве
с нею. Возникали вопросы: как могут такие люди, как тогдашнее
. духовенство, стоять во главе церкви, совершать таинства, связы­
вать людей с богом? Благодарную почву находило здесь обличи­
тельное движение, и с течением времени оно все усиливалось.
Другое движение развивалось среди низшего духовенства.
В то время, когда возвышалась и обогащалась высшая иерархия - —
игумены, архиереи, митрополиты,—низшее духовенство жило при­
ниженно и бедно. Рознь между обоими слоями духовенства росла,
эксплоатация высшим низшего усиливалась. И в селе и в городе,
. как
мы уже знаем, духовенство было обложено большими побо­
рами в пользу властей церковных, архиереев, митрополитов; до­
рого стоил и партр-иарх. Отправляясь по делам к архиереям, свя­
щенники и дьяконы вынуждены были собирать последние гроши,
чтобы дать взятки многочисленному архиерейскому штату —
дворецкому, казначею, дьякам и подъячим, ключникам, келейни­
кам, иеромонахам и пр. В случае проступков низшее духовен­
ство по суду и без суда жестоко наказывалось властями; на него
возлагали тяжкие наказания; заковывали в цепи, били батогами,
бросали в тюрьмы, ссылали в отдаленные монастыри. Много тер­
пело низшее духовенство и от дворян, помещиков и от посад-
6 Русская церковь.
81

ских богатых людей: попы жаловались, что помещики их в цепи
куют и бьют, и с приходов сгоняют, да еще приговаривают: «бей
попа, как собаку, только бы жив был». Велики были и государ­
ственные сборы с низшего духовенства (при Ал. Мих. были даже
попытки брать поповичей в тягло, на военную службу). А между
тем доходы духовенства не увеличивались, а уменьшались: от
размноженного духовенства деваться было некуда, так как кон­
куренция многочисленных кандидатов ухудшала условия догово­
ров с приходами, и духовенство, особенно сельское, сильно бед­
ствовало.
Все это вызывало недовольство и возмущение: сельские по­
пы с дьяконами, а нередко с паствою поднимались на архиерей­
ских сборщиков, «били их и увечили, и архиереям под суд не да­
вались, и не слушали их ни в чем». Оппозиция против архиереев
соединялась с оппозицией против дворян и бояр, и здесь сель­
ское духовенство шло дружно и в ногу с крестьянством. Иного
рода оппозиция нарастала среди городского духовенства. Оно бо­
ролось с архиерейским гнетом не боем, а обличением. Городские
попы обличали высшее духовенство за неправильное и пышное
житье; доказывали, что от их пороков гибнет вся церковь; гово­
рили, что не пастыри стоят во главе церкви, а волки.
Так вставал вопрос о церковной реформе, об исправлениях
церковной жизни, церковных порядков и правил. Люди книжные,
и отдельные более дальновидные представители церковной иерар­
хии давно уже обращали внимание на эти непорядки и пытались
внести необходимые исправления. Нам известна, например, обли­
чительная деятельность Максима Грека и его попытка исправле­
ния книг; известна также большая роль в деле исправления обря­
дов знаменитого Стоглавого собора. Но уже из этих примеров
видно, что деятели реформы, если они действительно более или
менее резко порывали со старым,, официальными представителя­
ми существующего’ строя объявлялись мятежниками и за это кара­
лись (такова и была судьба Максима Грека); а если они, видя про­
тиворечия между старым и новым, стремились все же уладить не­
устройство как-то на почве существующего порядка, то часто
приходили к ложным выводам и закрепляли иной раз то, что с
точки зрения реформаторов другой эпохи именно и подлежало
уничтожению (что и случилось с постановлениями Стоглава). Так
было и в дальнейшем, и вопрос о церковной реформе долго не
разрешался.
Между тем в Москве еще в XVI веке (1553 г.) была заведена,
первая типография: московский первопечатник дьякон Иван Фе­
доров на отведенном ему «печатном дворе» начал было печатать
церковные книги. Однако, тогда вследствие каких-то неудоволь­
ствий дело не пошло, и типография снова была налажена только
при Михаиле (в начале XVII в.) под руководством троицкого
82

архимандрита Дионисия. Приступая к печатанию книг, Дионисий
с своей точки зрения совершенно резонно занялся исправлением
ошибок, ранее вкравшихся в церковные книги по вине перепис­
чиков и переводчиков — людей, часто мало знающих и даже не­
вежественных. Но исправления Дионисия показались подозри­
тельными. Дионисий был обвинен в ереси и заточен в монастырь.
При патриархе Филарете исправления начались снова, продол­
жались они и при его преемнике Иосифе.“ Но дело оказалось
сложным и трудным: надо было сличать разные рукописные кни­
ги, сопоставлять переводы (с греческого) с подлинниками, и
уметь находить первоначальное чтение, чтобы не допускать
ошибок уже в печатном тексте. Пришлось поставить вопрос о
приглашении специалистов, ученых монахов из Киева, образован­
ных представителей греческого духовенства, о выписке древних
рукописей с Афона.
Наиболее грамотная и живая часть низшего духовенства до­
вольно чутко отнеслась как к вопросу об исправлении книг, так
и связанному с ним исправлению обрядов. Но она объединяла
все это с общим вопросом о реформе церковной жизни, неустрой­
ство которой, как мы уже видели, больно чувствовалось как во­
обще всеми церковниками, так в частности более или менее
активными представителями низшего духовенства. В Москве и на
местах появляются кружки «ревнителей благочестия», главным
образом среди городского духовенства. Они составляют челобит­
ные о церковных непорядках и направляют их епископам, пат­
риарху и самому царю; иногда их поддерживают и местные
архиереи. При Алексее Михайловиче «ревнители» получают вес
и значение. Многие из провинциальных ревнителей были назна­
чены протопопами: в их числе Аввакум Петров в Юрьевец-По-
вольский, Иван Неронов в Казанский собор в Москву, Даниил в
Кострому и т. д .; близко к ним, по своим тогдашним взглядам,
стоял и Никон, тогда игумен Кожеезерского монастыря.
Все это были люди книжные, начитанные в церковных кни­
гах, горячие проповедники, ревностные борцы за свою идею. На
проповеди Неронова стекалась такая масса народу, что церковь
не могла вместить всех желающих его слушать: народ толпился
на паперти, взбирался на окна, паства зачастую плакала, и сам
проповедник едва мог говорить от рыданий. Аввакум в Юрьевце
с таким рвением следил за своими прихожанами, вмешиваясь в
семейные дела и неумолимо преследуя всякие мирские потехи,
что не ужился со своей паствой, хотя многие считали его святым
и чудотворцем: он не прожил в Юрьевце и 8 недель, как против
него поднялись «мужики и бабы» и избили чуть не до смерти.
Во главе московского кружка ревнителей стоял царский ду­
ховник протопоп Благовещенского собора Стефан Вонифантьев;
к этому кружку принадлежали некоторые московские протопо­
83

пы, а главное, к нему примыкали лица, близкие к царю—■ бояре
Ртищев, Морозов и др. В доме у Ртищева происходили собрания:
на этих собраниях во время своих приездов в Москву бывали и
провинциальные ревнители. Здесь намечались общие черты и ха­
рактер церковной реформы. По первоначальному проекту, она
должна была коснуться только церковной организации и нрав­
ственности. Прежде всего на место «князей церкви», эксплоа-
тировавших церковный клир, ревнители хотели посадить архие­
реями своих людей, которые и должны были быть проводниками
реформ. После этого следовало' собрать собор, который и зай­
мется реформой церкви: очистит ее от мирской скверны и суеты,
исправит церковные непорядки. Только собору надлежало быть
«истинному», т.- е. не из одних властей церковных, а с попами
и даже мирянами. На этом были согласны все. В дальнейшем,
однако, на собраниях у Ртищева выявилась рознь между провин­
циальными ревнителями, близко стоящими к низшему духовен­
ству и их нуждам, и придворной, ученой частью кружка. Настаи­
вая на изменении церковных порядков и поднятии нравственно­
сти, провинциалы думали вместе с тем поднять богослужение,
сделать его более чинным, истовым и поучительным, усилить про­
поведь; они следили за местным духовенством и доносили царю
на недостойных. Но дальше этого они не шли. Они были болез­
ненно высокого мнения о непогрешимой чистоте московского
православия; то, что было принято и освящено Стоглавым собо­
ром, говорили они, «есть большее православие и высшее хри­
стианство». Ученому большинству кружка эти взляды казались
провинциально узкими и отсталыми. Оно знало, что русская цер­
ковь во многом уклоняется от порядка церкви греческой, все­
ленской; уклонения эти замечались и в книгах и обрядах, и
тогдашним образованным лицам были давно известны. Поэтому
необходимо было исправить эти уклоны, и за образец для испра­
вления взять греческие книги и обряды, Греческая церковь, —
как говорило большинство, — «хотя и в неволе пребывает, но
правой верой попрежнему светится». Провинциалы горячо про­
тестовали против такой реформы. По их мнению, она не должна
была касаться ни вероучения, ни обрядов: то и другое нуждалось
только во внешнем упорядочении: достаточно было уничтожить
в церквах многогласие и нелепые опечатки в богослужебных кни­
гах, но разночтение и местные разногласия в них отнюдь не
следовало нарушать, — «старая вера», утвержденная Стоглавом,
должна остаться неизменной. Что же касается греческой церкви,
то, по мнению провинциалов, она не указ для русской: «у гре­
ков,— говорили они, — православие пестро, а благочестия у них
и следу нет». Ученое большинство однако побеждало в спорах: на
греческую сторону удалось склонить Никона, в то время уже
архимандрита Новоспасского монастыря и намеченного кружком
84

преемника старому патриарху. Из противника греков Никон
сделался их приверженцем: он всецело подпал под греческое влия­
ние и даже говорил о себе впоследствии, что он хотя родом рус­
ский, но убеждения его греческие. Намечая пути церковной ре­
формы, московский кружок начал и действовать: приглашение
ученых справщиков из Киева, выписка древних книг с Афона, на­
конец, даже посылка целой экспедиции на Восток для изучения
греческих порядков, — все это было делом его инициативы. Кру ­
жок начал реформу с борьбы против многогласия, по поводу ко­
торого Стоглав некогда высказался неопределенно. Кружок в
этом вопросе был единодушен. Но он встретил оппозицию со сто­
роны патриарха Иосифа. Собор 1649 г. под председательством
последнего высказался за многогласие. Тогда члены кружка под­
няли агитацию за пересмотр решения; царь наводил справки у
константинопольского патриарха; Стефан и Ртищев в виде опы­
та устанавливали единогласие в своих церквах. Вопрос был пере­
смотрен, и собор 1651 г. принял новое решение в пользу едино­
гласия.
Отчетливей и определенней пошла реформа, когда патриар­
хом стал Никон, давнишний и излюбленный кандидат московско­
го кружка ревнителей на этот высокий пост. На него все возла­
гали большие надежды. Недаром и Аввакум приложил свою руку
к челобитию о возведении его на патриарший престол. Но сде­
лавшись патриархом, Никон порвал с большинством своих преж­
них друзей и стал проводить самостоятельную реформу. Правда,
так же, как и все ревнители, он боролся за поднятие церковной
нравственности и дисциплины. Но уже в реформе обрядов он
проявил себя определенным сторонником «греческой партии»;
он твердо устанавливает единообразие в чине и вере согласно с
«греческой» «вселенской» церковью. Что же касается реформы
церковной организации, которая особенно интересовала ревни­
телей, то она пошла в совершенно ином направлении. Вместо
«широкой демократии» (выражаясь по-современному) Никон вво­
дит в церкви строгое единовластие патриарха. Признавая, что
священство выше царства, он пытался сделать власть патриарха
независимой от царя и от светской власти; для этого он стре­
мился усилить ее, подчинив патриаршей воле в церковных де­
лах всю паству, а во всяких делах и еще больше и высшее и низ­
шее духовенство'. В целом задуманная Никоном реформа в наи­
более существенных вопросах далеко не отвечала стремлениям
ревнителей и особенно тех из них, которые были связаны с более
широкими, хотя и более темными кругами низшего духовенства.
А следовательно, не отвечало интересам этого духовенства, инте­
ресам посадско-торгового люда. Зато эта реформа, за исключе­
нием теории о власти патриарха (что было личным делом Никона
и что, как мы знаем, привело в конце-концов к его падению),
85

вполне отвечала интересам правящих кругов дворянского госу­
дарства, налаживавших везде единообразную администрацию,
устраивавших строгое и стройное управление, подчинявших ме­
ста единой центральной власти, вводивших новые порядки по об­
разцу иноземной техники.
С первых же шагов деятельности Никона стало ясно, какую
реформу и как именно хочет проводить патриарх. Личной вла­
стью, без церковного собора, он стал предписывать новшества:
уменьшил число земных поклонов за великопостной службой,
приказал креститься тремя перстами, как в то время крестились
греки, а не двумя, как установил Стоглав. В то же время книж­
ное исправление пошло очень спешно и совершалось почти ис­
ключительно под руководством греков и киевских ученых мона­
хов. Все это страшно взволновало патриотов-ревнителей: «Мы
же задумалися, сошедшеся между собой, — пишет Аввакум, —
видим, яко зима хочет быти: сердце озябло и ноги задрожали».
Посоветовавшись они подали царю жалобу на Никона, и притом
не только на его отдельные распоряжения, но и вообще на его
направление, по их мнению; «не православное» (устанавливаемое
им троеперстие было проклято Стоглавым собором) и «не на­
родное» (иноземцы — справщики церковных книг). Это задело Ни­
кона, и в ответ на челобитную он разослал своих старых прия­
телей в ссылку по разным городам. Неронов был сослан в Волог­
ду, Аввакум — в Сибирь.
В то же время для укрепления реформы Никон созвал в
1654 г. собор московского духовенства, который одобрил и утвер­
дил предположенные им исправления. Протестовавший было про­
тив распоряжений Никона и не согласившийся с приговором со­
бора коломенский архиерей Павел был лишен патриархом сана и
отправлен в заточение. И крутые меры и соборные постановле­
ния для Никона одинаково были средствами укрепления само­
властия. Но он хотел все же держать связь со вселенской цер­
ковью и иметь в ней опору для проводимой реформы. Запрошен­
ные им восточные патриархи, двое из которых, антиохийский
Макарий и иерусалимский Паисий, были в то время как раз в
Москве за обычной милостыней, одобрили, все меры и планы рус­
ского патриарха.
Еще тверже почувствовал себя Никон и еще круче стал про­
водить реформу. Иконы фряжского письма велено было отбирать
и представлять патриарху. Никон «соборне», всенародно выка­
лывал им глаза, бросал их об пол и приказывал сжечь или зарыть
в землю. Все, кто пишет такие иконы и кто держит их у себя,
были преданы анафеме (проклятию, отлучению). Преданы были
анафеме и все, крестившиеся двумя перстами (в чем, как уже
сказано, русская церковь при Никоне определенно и явно разо­
шлась со Стоглавым собором). В то же время печатались ново-
86

•исправленные книги и рассылались по епархиям. Патриарх тре­
бовал, чтобы тотчас по получении исправленных книг, в церквах
служили по новым книгам, а старые откладывали и прятали
(впоследствии их стали отбирать, так же как и старые иконы).
Новые книги устанавливали новые обряды, новый чин богослу-
"жения; догматы Стоглавого собора, признававшиеся священны­
ми, были разрушены; вводилась как бы. новая вера. «Нынешние
мудрецы,— жаловались противники никоновой реформы, — не
мало что, но много — не оставиша бо во всех книгах ни единого
слова, еже бо не пременити и не преложити; и гордо хвалящеся,
глаголют, яко ныне обретохом веру, ныне исправихом вся». Изме­
нения были внесены почти во все церковные службы; в самом сим­
воле веры — этой своего рода «декларации» православия —
были изменены два члена или части: в 8 члене добавлено слово
«истинного»; во 2 выпущена буква «аз». Имя Исус стали писать
Иисус; в крестном ходу ходили не посолонь, а против солнца;
крестились тремя перстами, «аллилуия» пели трижды и т. п. Все
это велено было вводить повсюду; за нарушение новых обрядов
и правил грозила анафема (проклятие и отлучение от церкви).
Можно себе представить, какая буря поднялась среди приход­
ского духовенства, когда на местах были получены новые книги!
Сельское духовенство, малограмотное, учившееся службам по
слуху, должно было или отказаться от новых книг, или уступить
место новым попам; переучиваться было немыслимо. В таком же
положении было и большинство городского духовенства, и даже
монахи в монастырях. «По новым книгам сколько ни учиться,
не привыкнуть»,—говорили многие. Глухой ропот и возмущение
против патриарха и духовных властей охватили широкие круги
низшего духовенства. Наиболее грамотная и активная часть его
пробовала отстоять старую веру, остановить реформу. В этом
смысле составляются челобитные, проникнутые искренностью и
глубиной убеждения и обнаруживающие большую начитанность
их авторов. В челобитных пространно доказывается правота ста­
рой веры: по старым книгам все святые спасались и чудотворцы
свои чудеса творили; приводятся возражения против никоновой
реформы: книги правлены по греческим образцам, печатанным на
католическом западе; сама греческая вера «испроказилась мах-
метовой прелестью», поэтому новая «незнаемая» вера Никона
объявляется ересью: «всех еретиков ереси собраны в никоновы
книги, и служба по- этим книгам не служба, таинства — не таин­
ства и пастыри, вводящие эти книги, не пастыри, а волки». Но че­
лобитные оказались слишком слабым орудием в борьбе с нико-но­
вой реформой: ведь ее проводил патриарх; на стороне патриарха
были епископы и не только за страх, но и за совесть, поскольку
она обещала еще большее усиление их влияния и власти в церк­
ви; ту же реформу поддерживал и царь, так как, устанавливая
87

греческий, вселенский чин в московской церкви, она возвышает
эту церковь, а стало быть, возвышает и его, московского само­
держца, который становится теперь представителем истинного
вселенского православия. Челобитные не остановили реформы.
Собором 1656 года, состоявшим почти исключительно из еписко­
пов, с некоторым только числом игуменов и архимандритов,
старые обряды были объявлены ересью и наиболее важные вожа­
ки оппозиции опять подверглись аресту и ссылке. Аввакум был
отправлен еще далее вглубь Сибири. Однако гонения не смирили
противников Никона. Только Неронова царю удалось примирить
с реформой, когда тот увидел, что греки ее одобрили; Аввакум
же оставался непреклонным.
Но вот Никон ушел с патриаршества, и началось церковное
междуцарствие. Дело церковной реформы временно ослабело; в от­
ношении к ней не стало более такой ревности, какой отличался
Никон: работа на печатном дворе пошла тише. Этим спешили
воспользоваться враги его реформы — ревнители веры. Обличение
никоновой веры усилилось. Уже писания ревнителей распростра­
нялись в народе; обличения открыто повторялись в проповедях;
во многих местах отказывались принимать новые книги. Москва
волновалась. В 1662 г. волнения обострились в связи с введением
медных денег, которые из-за недостатка по случаю войны серебра,
должны были ходить по цене серебряных. Медных денег было
выпущено много, да, кроме того, появилось много поддельных или
«воровских денег», и они упали в цене, а товары страшно вздо­
рожали. «В конец погибаем и помираем голодной смертью,—
говорил народ, — на медные деньги не продают, а серебряных не­
где взять». В результате московская беднота, поддерживаемая
торговыми и ремесленными людьми, подняла бунт, который
пришлось усмирять даже военной силой. При таком бунтар­
ском настроении народной массы пришлось ослабить гонения
и преследования противников никоновой реформы; пришлось
даже попробовать пойти с ними на мировую. Решено было
обезопасить наиболее сильного противника, каким был Авва­
кум, оставаясь в Сибири. Он был вызван в Москву. Но с при­
бытием Аввакума движение против новшеств еще усилилось.
«Я на Москве гной расшевелил, — замечает он, — и ерети­
ков раздразнил своим приездом». Он «бранится с отступни­
ками» у Ртищева, он «грызется о вере, распространяя шатания
велики и в людях смуту». Около него сложился большой
круг последователей старой веры, между ними было много бога­
тых посадских людей, даже представителей старой боярской зна­
ти (боярыня Морозова, кн. Урусова и др.); в самой царской семье
оказались люди, почитавшие Аввакума. Дело кончилось тем, что-
мятежного протопопа опять увезли в ссылку (в Пустозерск).
88

Царь и высшие власти оставались верны никоновской ре­
форме и после падения патриарха. Когда агитация противников
реформы зашла слишком далеко и соблазн какого-то двоения
веры стал слишком велик, царь решился созвать в Москве новый
собор русского духовенства (1666 г.) . Этот собор, перешедший
потом в великий собор 1666 — 67 гг. с участием греческих патри­
архов, осудил Никона, но, подробно рассмотрев все его новше­
ства, одобрил и утвердил их. Деяния Стоглавого собора он от­
верг и отменил, и книгу его деяний проклял. Всем, кто не после­
дует Никоновым исправлениям и их не примет, собор провозгла­
шал анафему и предавал их светской власти длй «градской
казни», т.- е . наказания. На собор были привезены с разных сто­
рон противники никоновой реформы, ревнители веры. Некото­
рые из них покаялись, признали новые книги и получили проще­
ние (напр., Неронов), но большая часть осталась в старой вере,,
и их присудили к разным наказаниям, как мятежников и ерети­
ков. Попу Лазарю, диакону Федору и др. отрубили руки и
отрезали языки, чтобы они не могли ни говорить, ни писать
против новшеств; Аввакума в третий раз увезли в ссылку.
Но движение уже широко развернулось. Для всех недоволь­
ных московскими порядками, реформой «старая вера», как
стали теперь ее называть официально, сделалась своего рода
знаменем. Среди раскольников оказывались князья Хованские
и Милославские, бояре Нарышкины и Стрешневы, боярыня Моро­
зова и др. Боярская знать, стоявшая у царского престола, вре­
менами особенно больно чувствуя на себе тяжелую лапу самодер­
жавия, с тоской вспоминала «боярское правление», уже невоз­
можное теперь в делах гражданских, и попыталась, хотя в делах
церковных, занять первое и руководящее место. Много привер­
женцев старой веры было среди массы посадских людей. Недо­
вольные царским тяглом и приказными порядками, эта масса
часто вымещала свою обиду на иноземцах, которые своей конку­
ренцией еще более ухудшаливее положение. Она присоединилась
к противникам никоновой реформы, потому что новая вера вво­
дилась по чужим образцам, а посадские люди чурались басур­
ман-иноземцев, были против иноземных новшеств, против всего
чужого: уже давно считалось, что все это погано и «мерзко бо­
гу». Круг «ревнителей благочестия» расширялся: к духовным
лицам присоединились светские и начинали «проповедывать» и
, обличать. Так обличала «римские ереси» боярыня Морозова,
‘ с этого времени порвавшая с прежним образом жизни и отдав­
шаяся широкой благотворительности и проповедничеству; так
принимались за проповеди обличения «гонителей» отдельньда го­
сти, купцы, ремесленники. Не желая иметь дело со слугами анти­
христа, как называли гонителей-никониан во многих купече­
ских домах не ходили к службе в никоновские храмы, служили
89

у себя дома перед старыми иконами, по старым книгам, благо
на крестце всегда можно было найти попов безместных, вдовых.
Это было ядро будущего^ раскольничьего толка — поповщины.
Раскольники покидали московские города с торжествующей в
них новой верой и заселяли северскую Украину, на юго-западе
(стародубские леса) и леса керженские, в Нижегородском краю
за Волгой.
Иначе шло дело в крестьянской среде. Крестьяне теряли
последние остатки воли: крестьянское государево тягло станови­
лось все тяжелее: народные бедствия, неурожаи, моровые язвы
и без того ухудшали их положение. Й вдруг ко всем несчастьям
прибавилась теперь новая вера, которая шла из той же Москвы,
откуда шли и закрепощение и непосильные поборы. Многим ка­
залось, что пришли уже последние времена, и впереди нечего
было ждать больше. Недаром появились небесные знамения,
говорили в народе: хвостатая звезда (комета), какие-то кровавые
столбы на небе. Проповедники говорили, что голод будет еще
семь лет, что все зло от врага Никона, от его новой веры. Опять,
как в конце XV века, во времена ереси жидовствующих, прояви­
лись вычисления сроков конца мира и пришествия антихриста.
В русской церкви, говорили проповедники, со времен Никона уже
царствует антихрист, так как старая вера была проклята на со-
боре 1666 года, а число 666 и есть знак антихриста; кончина
мира наступит через три года — продолжительность антихристова
царства. Оставалось ждать конца мира и надеяться на будущую
жизнь, где вместо тягла, барщины и оброков будут столы с явства-
ми для всех верных, но куда не войдут никониане1.
Проповедником новой крестьянской веры выступил прото­
поп Аввакум. Он скоро сделался настоящим народным пророком.
Сын бедного сельского попа, он близок был к крестьянству и кре­
стьянской жизни и по1 своей наивной, первобытно-простой вере
в иконы и чудеса и в магическое действие обряда; всю жизнь
он боролся с бесами, отгонял их «святым маслом, водою и крест­
ным знаменем»; он крепко верил и в то, что бот дает ему рыбу
в безводной речке, и в то, что щи и кашу посылает ему с ангер
лом в тюрьму. И рай и ад Аввакум представлял себе так же, как
широкие круги народа: рай в виде богатых палат и сада с певчи­
ми птицами, с сытными явствами; ад в виде пекла, где грешники
горят в огне. При всем этом он был характерным представителем
древне-русского благочестия, каковы, впрочем, были тогда боль­
шею частью не только противники Никоновой реформы, но и -ее
сторонники и вожди. В сущности такова же была вера и Никона:
обряды и для него- имели решающее значение.
Но вера Аввакума, кроме того, была детски живая и образ­
ная: он запросто беседовал с святыми, разговаривал с самим
господом богом. И сам он был в высшей степени живым, горячим
90

человеком, истинным типом борца. Дело реформы церкви было
делом его жизни. Он болезненно реагировал на каждое распо­
ряжение духовных и светских властей в этом отношении; упорно
и неуклонно' отстаивал он свои убеждения всегда и везде
при каких бы то ни было обстоятельствах; до конца жизни
он оставался непримиримым противником никоновых «но­
винок» и никогда ни на йоту не отступил от своих верований.
Однако Аввакум не сразу потерял надежду на мирный исход
борьбы. Сначала были и у него светлые минуты: «Вздохни-ка по-
старому,— обращается он в одну из таких минут к царю,—как
при Стефане бывало, и рцы по русскому языку: «Господи, поми­
луй мя грешного». А «кириелейсон» отставь: так еллины гово­
рят, плюнь на них! Ты, ведь, Михайлович, русак, а не грек. Гово­
ри своим природным языком... любит нас бог не меньше греков:
чего нам еще хочется лучше тоге?» Но борьба разгоралась, и
с царем скоро пришлось говорить уже другим языком: «Ты не
дал нам праведного суда с отступниками,— пишет Аввакум царю
уже после собора 1666—67 гг., — так там не христовом суде бу­
дешь сам отвечать всем нам. Там будет и тебе тошно, да тогда не
пособишь себе ни мало. Жалъ твоей царской души, да помочь
не можем: сам ты не хочешь своего спасения». С раз®итием
борьбы, с ожесточением сторон тон увещания и обличения Авва­
кума становится все более и более резки-м . В своей проповеди он
не останавливался ни перед чем. Он жестоко обличал и новую
веру, и принявшего ее патриарха, и самого царя. «Царь с патри­
архом — два рога антихристова. А антихрист — это чудовище—
плоть у него весьма смрадна, черно дурна, огнем дышат его рога,
из ноздрей его, из ушей пламя смрадное исходит. За ним царь наш
и власти со множеством народа». Но все это не пройдет им да­
ром: гнев божий в свое время разразится над ними. И придут
турки и татары на Московский Кремль и на Новый Иерусалим,
пророчествует Аввакум, на отмщение кровей мученических, и
будет второе пришествие. «И тогда,—злорадствует пророк рас­
кола, — всех вас, собак, отдаст мне Христос под начало. Дайте
только срок, не уйдете от меня, будете у меня в руках; выдавлю
я из вас сок». И Аввакуму ярко' рисуется картина мучений царя
и никонианцев в аду. «А мучитель ревет в жупеле огня. Бедный,
бедный, безумный царишка, что ты над собой сделал? Любил вино
и мед пить и лебедей и гусей и рафленых кур есть — вот тебе
в то место жару в горло»...
К своим единомышленникам Аввакум обращается с иными
словами: бодрый, одушевленный призыв к неустанной борьбе за
верное дело шлет он им из «земляной тюрьмы» Пустозерска:
«Ну-ка, правоверие, нареки имя христово, стань среди Москвы,
перекрестись знаменем спасителя нашего Христа — двумя пер­
стами, как мы от святых отец прияли, — вот тебе царство не­

бесное дома родилось! Бог благословит — мучься за сложение
перст; не рассуждай много. А я с тобой за это о христе умереть
готов; хотя я и не смыслен гораздо, — неученый человек,—
зато знаю, что все в церкви от святых отцов переданное свято и
■непорочно суть. Держу до смерти яко же приях... До нас положе­
но: лежи оно так во веки веков». 14 лет проповедуя, рассылал
свои грамоты Аввакум из своего заключения. К его «земляной!
тюрьме» стекались со всех сторон паломники, сообщали ему но­
вости, спрашивали его совета и разносили по Московскому го­
сударству слова и новые сочинения Аввакума... Когда вступил
на престол Федор Алексеевич, Аввакум отправил ему послание,
где говорил между прочим, что царь Алексей «в муках сидит»;
себя сравнивал с Ильей-пророком, а царя с израильским царем
Ахавом и говорил, что с удовольствием «распластал» бы всех
иерархов. Это послание решило участь Аввакума: 1 апреля
1681 г. Аввакум был сожжен в Пустозерске за «великие на цар­
ский дом хулы» вместе с тремя другими вожаками раскола.
Листки Аввакума во множестве расходились в народе. Те же
мысли о наступлении антихристова царства и о приближении конца
мира развивали и др. проповедники. Страх охватил широкие
массы темного люда. В Нижегородском крае (а вероятно, и в дру­
гих местах) с осени 1668 г. не пахали, не сеяли; собираясь тол­
пами, люди молились, постились, каялись друг другу в грехах и
причащались; с наступлением ночи наиболее ревностные из них
надевали саваны и ложились в долбленные гроба и ожидали трубы
архангеловой. Но время шло. Кончина мира отодвигалась. Анти­
христово царство утверждалось на русской земле. Тогда многие
крестьяне и посадские люди решили бежать из «антихристова
царства», из городов и сел в пустыни, в лесные дебри. На насижен­
ных местах бросались хозяйства, забрасывались поля, покидались
жилища. Зато далеко от Москвы, в глухих северных лесах По­
морья вырастали скиты и кельи. На Выге-реке выросло настоя­
щее средоточие Наиболее крайнего течения раскола — беспопов­
щины. Сюда шли все новые колонисты; здесь вырастали деревни и
слободы; снова развивались старинные лесные хозяйства; утвер­
ждались новые церковные порядки, новый культ без церквей и по­
пов. Здесь сами крестили детей, исповедывали и причащали друг
друга. Попа заменял каждый, на кого «накатит» дух святой. Для
этого приводили себя в возбужденное состояние: ходили по кругу,
плясали, бешено кружились; кто-нибудь начинал пророчество­
вать и изрекать волю божию; вместо церковных обрядов и песен
слагались свои раскольничьи обряды и песни. Раскол укреплялся,
и через беспоповщину переходил впоследствии в чисто рациона­
листические секты.
Однако наиболее ревностным раскольникам бегство в пусты­
ню казалось уже недостаточным средством к спасению. Весь мир
92

лежит во зле, и очистить себя от его скверны, оставаясь в нем, не­
возможно. «Нет, нельзя довольствоваться ожиданием трубы архан­
гела! — решили самые фанатичные из раскольников. — Надо са­
мому итти царству божию навстречу». Все чаще и чаще разда­
вался призыв -»чиститься новым невиданным подвигом, «огненным
крещением». Вспоминали советы Аввакума, доказывавшего, что
«насильственная за веру смерть вожделенна». «Что лучше сего,
говорит он, с мученики в чин, с апостоли в полк, с святители
в лик?.. А в огне-то здесь небольшое время терпеть... Бо­
ишься пещи той? Дерзай, плюй на нее, не бойсь. До пещи
страх-от; а егда в нее вошел, тогда и забыл все». — И вот где-
нибудь около «учителя» собирались кучки людей, готовых
«в огонь и в воду». Порыв увлекал других, й люди во множестве
обрекали себя на смерть и гибли в пламени, запершись толпой
6 избе, с зажженными свечами в руках, с пением молитв. То тут,
то там устраивались эти «гари». Правительственные преследова­
ния раскольников, усилившиеся к концу века, только увеличили
их число. Лицом к лицу с гонителями самые нерешительные при­
обретали уверенность в том, что получат мученический венец;
с другой стороны, и выбирать было не из чего, после того как
указ 1687 г. стал грозить тем же «срубом», т. -е . костром всем
нераскаянным приверженцам старой веры. Оправдывались слова
деревенских пропагандистов, что от антихриста действительно
было «некуда деться». Самосожжения все учащались. С начала
раскола до девяностых годов насчитывалось всего 37 гарей с чи­
слом в них погибших свыше 20 тысяч. Но это был предел пассив­
ного сопротивления темного тяглого люда двойному гнету со сто­
роны объединившихся в новой форме государства и церкви...
Дальнейшие движения раскола переплетаются с народными
волнениями и бунтами, вызванными все тем же усилением цар­
ского тягла и крепостного права. Застрельщиками здесь явля­
лись казаки или стрельцы, представлявшие собой вольные или
правительственные организации полувоенных людей, отлично
вооруженных. Раскольники-чернецы были своего рода бродиль­
ными грибками среди этих организаций: их скиты повыросли на
Дону; их пропаганда охватила стрелецкие слободы. Здесь также
думали, что весь мир во ' зле лежит, что в Московском царстве
царит антихрист, но не хотели из-за этого уходить из мира,
кончать с собой; вольные казаки хотели, наоборот, бороться
с антихристом и побороть его. В казацкой среде, как и в стре­
лецком войске, старая вера была именно только знаменем, взя­
тым у других для борьбы: «второе пришествие», о котором гово­
рили вожди раскола, сливалось у казаков с социальной револю­
цией низов в их открытой борьбе против дворянского государ­
ства.
93

Отголоском казацкого бунта, хотя отчасти и другого со­
циального содержания было соловецкое возмущение (1668 —
1676). Соловецкий монастырь был типичным обломком феодаль­
ной старины, с большими вотчинами и угодьями, с военными
людьми и каменными башнями и стенами. На далеком севере он
играл роль, с одной стороны, как бы передового форта или кре­
пости Московского государства, с другой — центра поморской
колонизации. Здесь, у Белого моря, монахи мало знали далекую
Москву, пользовались почти полным самоуправлением, привыкли
к независимости и свободе. Первые годы раскола здесь шла упор­
ная борьба за старую веру, соловецкие старцы не приняли новых
книг, и, когда им прислали их, заперли в сундук, а сами продол­
жали служить по старым
и били челом в Москву, чтобы им
оставили их старую веру. Но и здесь, как и в других местах, за­
одно со старцами стали другие недовольные, и их тут оказалось
много. Это были опальные бояре, которых сюда ссылали; казаки,
бунтовавшие с Разиным и также сюда сосланные после усмире­
ния; наконец, многие раскольники, осужденные великим собором
и тоже попавшие в эту далекую обитель. Несмотря на царские
указы «держать ссыльных под крепким началом и за мона­
стырь их не пускать» и «чернила, бумаги не давать», в Соловках
это не соблюдалось. Монахи видели в ссыльных людей постра­
давших за те же вольности, которых держались в монастыре, не­
мудрено, что они «живут с ними заодно и мятежи чинят и во­
ровские письма составляют... и по кельям с опальными ночи про­
сиживают. Словом, Соловецкий монастырь представлял собою
как бы гнездо недовольных. Все эти недовольные стали за ста­
рую веру и отказались подчиняться Москве. Началась 8-летняя
борьба огромной Москвы с маленькой колонией на Белом море.
Сначала посылали из Москвы в Соловки одного игумена за
другим с приказом вводить новые порядки; но старцы не согла­
шались; их смиряли тюрьмой и плетями. Они посылали царю
челобитные, жаловались на введение новой веры, просили не при­
сылать к ним больше учителей напрасно, а уж лучше «прислать
на них его царский меч и от сего мятежного жития переселилъ
их в оное безмятежное и вечное житие» (т. е . предать смерти).
В ответ на это царь велел отписать на себя все монастырские вот­
чины и угодия. Но монастырь не сдавался. Тогда к его стенам по­
сланы были войска, и два года монастырь был в осаде. Защитой
монастыря от царских войск руководили «бельцы» — раскольники
из крестьян и разинские казаки. Они задавали тон в монастыре-
и в вопросах веры, идя в этом отношении гораздо дальше монахов.
Никсново троеперстие называли печатью антихриста; не при­
знавали священников, перестали ходить к исповеди и причастию,
умерших хоронил без отпевания; наконец, потребовали, чтобы на
церковной службе не было больше моленья за царя. Старцам все
94

это было не по душе, и между крайним и умеренным крылом
соловецких сидельцев начались раздоры. Дело кончилось тем,
что монахи выдали монастырь царским войскам, ввели их через
брешь в стене. Мятежная обитель была взята. Защитники поне­
сли жестокие кары: много их было казнено, много сослано. На­
оборот, в Соловки вместо прежних старцев были присланы новые
монахи.
Так усложнялась и углублялась борьба, расколовшая рус­
скую церковь. Задача ее обновления сначала была общей зада­
чей ревнителей; но различные группы их, связанные с интересами
различных классов, понимали ее каждая по-своему и разошлись,
идя своими путями. Правящие церковные круги, связанные с само­
державной властью, провели официальную реформу обрядов и
богослужебного чина, установив в них строгое единообразие на
основании знакомства с греческим церковным бытом. Это отве­
чало как объединительным стремлениям самодержавия, приво­
дившего под влиянием растущего торгового капитализма госу­
дарственную жизнь в порядок и систему, так и его просветитель­
ным стремлениям, выводившим страну путем знакомства с тех­
никой и культурой Запада из национальной участи и исключи­
тельности. Вот почему реформу эту так решительно и горячо
защищал сам царь, и не менее ревностно продолжал дело в том
же направлении и после личной расправы с гордым патриархом..
Противники официальной церкви на великом соборе 1666—67 гт.
были преданы проклятию и, объявленные раскольниками, офи­
циально порвали с нею. В раскол уклонились все недовольные
новым государственным и общественным строем, все несогласные
с общим направлением его политики. Здесь оказалась и, так ска­
зать, оппозиция справа, слои, отстаивавшие старину и нацио­
нальную исключительность, обломки старой боярской знати, за­
детое иностранной конкуренцией купечество и городское духо­
венство, с ним связанное; в массе они составили умеренное крыло
раскольников и были настоящие «старообрядцы», давшие нâчaлo
так называемой поповщине. Но в раскол отошла и оппозиция
слева, слои недовольных главнейше социальным устройством Мо­
сковского государства, стремившиеся к социальному его пере­
устройству, к «революции», как они ее понимали. Это были го­
родские низы, казачья голытьба, крепостное крестьянство. Они
не разбирались в отношении обрядов и культа; иерархия им была
не нужна; они хотели возможного упрощения церкви: в расколе
они составили крайнее, более решительное крыло, постепенно
все более и более отходившее не только от Никоновой веры, но
и от православия вообще. Это была так называемая беспоповщи­
на, разбившаяся впоследствии на многие секты так наз. чистого
или духовного христианства, что уже сближало их не только с
умеренными, но больше даже, с крайними сектами протестант
тизма.
95

Собор 1666—67 гг., осудивший противников Никоновой ре­
формы и этим положивший начало расколу, вместе с тем оказал­
ся вынужденным принять ряд мер по устранению церковных не­
порядков и очищению официальной веры.
Московская вера, особенно после Стоглава, заключалась в
строгом, в буквальном и мелочном выполнении обрядов. Обряд
стал сущностью веры: богослужебный чин, слова молитвы, чи­
сло поклонов, поклонение иконам, крестное знамение, — все бы­
ли как бы догматы (истины) веры, малейшее изменение в кото­
рых говорило об уклоне в ересь. И Аввакум и Никон, как и віся
верующая масса, не знали иной, кроме этой обрядовой веры, ко­
торая была в сущности христианской магией и фетишизмом. Мо­
литвы являлись здесь как бы заговорами, и заговоры иногда по­
ходили на молитву. Вот пример одного из них (заговор над бег­
лецом): «Снятии божии исповедницы Гурие, Самоне и Авиве яко
же есте возвратили девицу, погибшую в град свой, во Едес, тако
и сего возвратите погибшего, имя рек. Авраамие, свяжи; Исааче,
пожени (погоняй); Иакове, путь ему замети, и путь ему сотвори
темен; ангел пожени. Во имя отца и сына и святого духа ныне и
присно и во веки веков, аминь». Ряд молитв можно указать по­
добных этому заговору. Недаром так важно было каждое слово
молитвы, порядок в ней слов, даже отдельная буква слова. Неда­
ром, напр., целую бурю вызвало среди верующих сознательно вы­
пущенное когда-то Дионисием, справщиком книг после Смуты, в
одной молитве, как нарушающее ее смысл, слово «и огнем»
(Дионисий За это именно и поплатился ссылкой); недаром, на­
конец, такое громадное значение, заставившее их даже пойти на
разрыв с церковью, придано' было раскольниками выпущенной
Никоном во втором члене Символа веры букве «аз» («рожден­
на, а не сотворенна») или вставленной им в имя «Иисус» второй
букве «иже». Молитвы сопровождались поклонами; и те и дру­
гие особенно удлинялись и учащались во время поста — период
покаяния. «Покаяние их, — описывает один иностранец, — со ­
стоит обыкновенно во множестве молитв и ударов головой об
пол перед образом, а иногда в воздержании от всяких явств, кро­
ме хлеба, соли и огурцов и от всяких напитков, кроме воды в
продолжение целого сезона». Если молитвы и обряды были ма­
гией, то иконы являлись определенно фетишами, их даже и зва­
ли богами. Рассказы о дикарях напоминает, например, такой рас­
сказ иностраного наблюдателя середины XVII в. о московитянах:
«В нынешнем году одна женщина, украсившая прежде своего Ми­
колу (икону св. Николая) жемчугом и впавшая потом в бедность,
пришла в церковь (где «он» стоял у нее, чтобы молиться в цер­
кви, по тогдашнему обычаю, перед своей иконой) и просила
Миколу, чтобы он ссудил ей несколько драгоценных каменьев,
потому что она терпит нужду. Видя, чтЪ икона ничего ей не
96

отвечает, она сочла молчание знаком согласия и осмелилась
снять несколько рубинов со своей иконы. Но поп заметил это,
донес на нее, и суд приговорил отрубить ей обе руки». Такие
.взгляды и понятия заставляли иных западных наблюдателей даже
сомневаться в том, «христиане ли московиты?». И что особенно
достойно внимания, так это то, что русские люди, задумывав­
шиеся над тем же вопросом, влагали в него совершенно иное,
более чем странное понимание. «Нарицаемы христиане говорили
они, а в тридцать лет и старые главы и брады бреют, и ус под­
кусывают, и платье и одежду иноверных земель носят, то поче­
му познати христианина?»
Под влиянием критики доморощенных церковных порядков
киевскими монахами и особенно приезжими греками из высшего
духовенства, собор 4666—67 гг. попытался смягчить это «язы­
чество в христианстве». Он осудил, что люди «своя си бо икони
боги имяновали, чесо ради явствует не знати единства божия, па­
че же многобожие непшезати». Осудил собор и «волхвование»
священными предметами и преклонение перед чисто внешним
аскетизмом; он приказал, например, ловить так наз. «ложных
пророков», «власы ростящих и ризы черные носящих, босых хо­
дящих, иже мнятся благоговейны быти, не суть же таковы». Од­
нако собор остался при тех же взглядах на сущность веры, ка­
кие были утверждены и Стоглавом. Иначе и не могло быть, раз
принятая им реформа Никона ничего в этом не меняла.
Но собор сделал все же попытку устранить некоторые осо­
бо вопиющие с его точки зрения беспорядки монастырской и
вообще церковной жизни. Он ограничил свободу пострижения в
монахи (монахов было множество: они бродили по городам, по
дорогам, назойливо просили подаяние, бесчинствовали) и ввел
ряд правил, регулирующих монастырскую жизнь (запретил мо­
нахам лично владеть недвижимыми имуществами, запретил про­
живание мирян в монастырях и монахов в миру и т. п .). Собор
приостановил рост бродячего и крестцового духовенства (зазор­
ное поведение которого вообще было большим соблазном), для
чего запретил священникам переходить куда-либо без разреше­
ния епископа; закрыл ряд домовых церквей, дозволив их иметь
только «великим людям» (это уменьшило спрос на перехожих
священников); выступил против «кормчества» церквами (при
конкуренции кандидатов приходские выборы духовенства часто
превращались в отдачу церкви с торгов: кто меньше берет с при­
хода, того и выбирали); установил определенные требования для
получения священнического и дьяконовского места; и высказал­
ся за большую образованность духовенства, дабы не поставля­
лись в попы «невежды, которые ниже скоты пасти умеют, коль-
ми паче людей». Все это должно было содействовать ограничению
7 Русская церковь.
97

круга лиц, из которых духовенство рекрутировалось, и тем спо­
собствовать его очищению. Собор обратил внимание на противо­
речие между привязанностью масс к церковной обрядности и
холодностью к церкви, которая у иных доходила до полного от
нее отречения: типичным примером такого настроения являются
казаки Разина и сам Разин, до бунта ходившие в Соловки на по­
клонение к мощам, а затем не щадившие ни церквей, ни мона­
стырей, убивавшие «царских богомольцев» (убийство астрахан­
ского архиепископа во время разинского восстания), «кощун­
ствовавшие». Результатом этого указания собора был ряд пра­
вительственных распоряжений, чтобы все воеводы и другие вла­
сти заставляли «подведомых людей» каждогодно говеть,
а по праздникам ходить в церковь; запрещали в праздники рабо­
ты, торги. Все это должно было, по мнению властей, поднимать
авторитет церкви, содействовать ее популярности в народных
массах и связывать эти Массы с церковью, дабы тем удобнее бы­
ло держать их в покорности господствующим классам и суще­
ствующему строю. Итак, опорой церкви здесь являлась граждан­
ская власть, которая ее оберегает и укрепляет. Этим устанавли­
валась не только тесная связь церковной и государственной ор­
ганизации, но до некоторой степени уже и опека государства над
церковью.
Раскол, нанесший очень чувствительный удар церкви, все
более и более заставлял ее искать защиты под широким крылом
самодержавия. Однако на соборе 1666—67 гг. церковь все же
смогла еще одержать свою, пожалуй, последнюю и, так сказать,
Пиррову победу над светской властью. Возвышая духовенство и
поднимая значение церкви, собор признал независимость духо­
венства от мирского суда: все духовенство судится духовными
особами, а не мирскими чиновниками, «да не влачат отныне свя­
щенников и монахов в мирские судилища». Все монастыри и цер­
кви подчиняются суду своей епархиальной области; полномочия
незадолго перед тем учрежденного и столь ненавистного духов­
ной власти Монастырского приказа основательно суживались.
Реформа церкви, согласовавшая организацию церкви с госу­
дарственным строем, и тем предоставлявшая государственной
власти возможность использовать церковь в качестве ее орудия,
поставила вопрос и о поднятии ее влияния в народных массах,
а стало быть, и об усилении пастырской или учительной роли ду­
ховенства. В то же время соприкосновение с учеными киевскими
монахами и с приезжими образованными представителями гре­
ческого духовенства, вскрывая зияющее невежество московских
священников и дьяконов, заставляло отдельных лиц просто из
чувства соревнования стремиться к знанию. Наконец, растущее
западное влияние в технике, в культуре, в быту расширяло кру-
98

гозор и выводило из национальной замкнутости и исключитель­
ности. Все это привело к признанию необходимости духовного
просвещения.
Еще до раскола московский печатный двор начинает выпу­
скать учительные и учебные книги; помимо случайных и редких
школ церковной грамоты, существовавших кое у кого из город­
ских священников, уже тогда поднимается вопрос об учрежде­
нии греческой и даже латинской школы; боярин Ртищев заводит
в Андреевском монастыре настоящую такую школу для взрослых.
После раскола ценность училищ, казалось, стала неоспоримой:
на открытии их настаивали перед царем и патриарх, и греческий
митрополит Паисий, и ученый киевский монах Симеон Полоцкий.
Но только в конце века была открыта в Москве так называемая
Славяно-греко-латинская академия, которая должна была слу­
жить рассадником образованного духовенства и выпускать про­
свещенных учителей для будущих духовных училищ.
Не следует однако думать, что эта высшая школа давала так
называемый широкий круг знаний. Ее науки были только бого­
словские, и даже вопрос о преподавании в ней греческого и осо­
бенно латинского языка долго оставался спорным. Старинная
боязнь чужой басурманской заразы и национальная самоуверен­
ность невежества сказалась в таком понимании просвещения.
«Богомерзостен перед богом всякий, кто любит геометрию, — ду­
мали у нас в старину, душевные грехи учиться астрономии
и еллинским книгам». «Люби простоту, — советовали книжни­
ки,— больше-мудрости; не взыскуй того, что выше тебя; не
испытуй того, что глубже тебя; а какое дано тебе от бога гото­
вое учение, то и держи...». «Если спросят тебя, знаешь ли фило­
софию? — ответь: «еллинских борзостей не текох, риторских
астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах, филосо­
фию ниже очима видех; учуся книгам благодатного закона, как
бы можно было мою грешную душу очистить от грехов». И цео-
ковь поддерживала такие взгляды; она всячески пропагандирова­
ла их и крайне боялась их нарушения; она всячески противодей­
ствовала более широкому просвещению. Вот один из характер­
ных примеров. Попы и монахи воспротивились намерению Бори­
са Годунова вызвать иностранцев для преподавания иностран­
ных языков в России, объявив, что «в России, несмотря на об­
ширное пространство ее, доселе господствовало единоверие и
единое православие; если же настанет разноязычье, то поселит­
ся раздор и прежнее согласие исчезнет». И Борис отказался от
своего намерения. Держать в темноте народ, чтобы легче было
править и повелевать им, — это было одно из руководящих по­
ложений церкви, то как требование, явно и отчетливо высказы­
ваемое, то как искусно чем-либо прикрытое стремление, то как
затаенная в глубине души мечта. Необходимость борьбы с рас­
7«
99

колом, выдвинувшим достаточно сведущих и во всяком случае
очень начитанных проповедников, поколебала это положение.
Но духовенство признавало- пока и здесь пользу только духов­
ного просвещения.
Скоро, однако, поддерживаемая государственной властью
церковь нашла для борьбы с расколом иные, более веские и ре­
шительные средства и помимо просвещения. По требованию мя­
тежного стрелецкого войска, среди которого было очень много
раскольников (в том числе и излюбленный всеми стрельцами
«батюшка» князь Хованский), в июле 1682 г. состоялись «прения
о вере». По предварительной челобитной, стрельцы хотели, что­
бы патриарх и власти дали ответ от божественного писания,
«зачем они старую веру возненавидели и возлюбили новую гре­
ко-римскую», чтобы перестали они «за старую веру людей каз­
нить, вешать и в срубах жечь». Прения состоялись во дворце, в
Грановитой палате. Со стороны раскольников главным борцом
выступил поп Никита, по прозвищу Пустосвят. Он вопрошал
патриарха и спорил с ним; патриарх отвечал и защищался слабел
При этом споре присутствовала и царевна Софья — тогдашняя
правительница. Оскорбленная нападками раскольников на Ни­
конову реформу, которой держались и ее отец со старшим бра­
том и сама она, Софья вмешалась в прения и взывая к присут­
ствовавшим (стрельцам и посадским людям), горячо убеждала их
не слушать раскольников, угрожая сложить власть и отъехать
из царства. В ответ на это присутствовавшие с криком подняли
кверху руки со сложенными для крестного знамения двумя пер­
стами и заявили: «Умрем, государыня-царевна, за крест свой».
Спор не кончился ничем; дальнейшие прения были отложены. Но
раскольники победителями возвращались из Кремля, рассказы­
вая, что цари приказали креститься по-старому двумя перстами.
После прений к царевне-правительнице явились сам патриарх и
другие духовные власти: кланялись ей до земли и с рыданиями
молили ее, чтобы она не давала их в унижение и посмех расколь­
никам. Прения о вере больше не возобновлялись.
Со стрельцами скоро расправились, а в отношении расколь­
ников были приняты самые строгие меры. Уже упоминавшийся
указ 1685 г. предписывает хватать раскольников, требовать от
них раскаяния и отречения от старой веры; а затем — непокор­
ных жечь в срубах, а раскаявшихся — бить кнутом и ссылать,
отбирая в казну их' имения.
Раскольникам оставалось только спасаться бегством; лишь
малодушные из них отрекались от веры отцов, да наиболее рев­
ностные продолжали устраивать свои ужасные «гари». Так цар­
ская власть помогала церкви бороться с расколом.
Но церковь все же извлекла для себя некоторый урок из
открытого столкновения с раскольниками, из описанных прений
100

о вере. Необходимость хоть какого-либо духовного просвещения
была для нее ясна. Это и ускорило открытие в Москве высшей
духовной школы.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Русская церковь в расцвете торгового капитала. — Расцвет
торгового капитала в XVIII в. — Ограничение вотчинных прав церкви. —■
Секуляризация церковных вотчин. — Ограничение прочих феодальных
прав церкви. — Синод, как . форма огосударствления церкви. — Путь
духовенства в XVIII в.: от «тяглого состояния» при Петре к «привиле­
гированному сословию» в конце века; от оппозиции петровской рефор­
ме к положению послушного орудия власти. —■ Новое в быту низшего
духовенства. — «Век просвещения» и православное «благочестие».— Ра­
скол и государство XVIII в. — Социально-политические основы сектант­
ства XVIII в. (бегуны, хлысты и духоборы).
В начале XVIII века торговый капитал достигает в России
своего расцвета. Мелкое хозяйство еще преобладает в стране,
но на ряду с ним быстро растет и развивается хозяйство круп­
ное. Накопленный во внутренней и особенно во внешней торго­
вле капитал постепенно охватывает отдельные отрасли народ­
ного хозяйства. Предметы добывающей промышленности, как
меха, икра, соль; сельскохозяйственное сырье, как хлеб, лен,
пенька, шерсть; наконец, иностранные товары как шелк, или
промышленные изделия, скупаются крупными оптовиками и от­
правляются в города, перебрасываются за границу (шелк из Пер­
сии в Англию). Промышленное сырье раздается теми же скуп­
щиками кустарям на руки для переработки или идет на органи­
зованные иностранцами мануфактуры, на дворянские и купече­
ские фабрики, на государственные заводы. Появляется и растет
крупое производство.
Торговая буржуазия уже задает тон. Торговля признается
«основанием богатства всех государств». Политика преследует
торговые интересы. Уже Ново-торговый устав 1667 г. регулиро­
вал внешнюю торговлю; завоевания Петра открывали торговому
классу удобную дорогу на внешние рынки; для развития внутрен­
ней торговли в середине XVIII века отменяются внутренние тамо­
женные пошлины; заключаются торговые договоры с другими
странами; при правительстве устраиваются совещания торговых
людей; при его же содействии для предпринимательских торго­
вых целей организуются «кумпанства». Торгово-промышленный
класс получает свое управление (ратуши, магистраты), наделяет­
ся рядом привилегий и прав (жалованная грамота городам
1785 г.).
С торговой буржуазией тесно сплетается господствующее
сословие — дворянство. Благодаря прочно установившемуся с на­
чала XVIII века крепостному праву дворянство пользуется кре­
101

стьянскими оброками и барщиной, держит в своем распоряжении
массу сельскохозяйственного сырья и даровые рабочие руки
и на этой основе так же отдается широкой предпринимательской
деятельности: крупными партиями продает скупщикам сельско­
хозяйственные товары, организует в своих имениях крепостные
фабрики. Интересы торгового капитала вполне отвечают инте­
ресам дворянства, и господствующее сословие, поддерживаемое
торговой буржуазией, проводит политику укрепления своего гос­
подства, усиления крепостного права и всяческого расширения
и укрепления внутренней и внешней торговли. Дворянство и
торговая буржуазия окончательно утверждают самодержавие,
которое является для них наиболее подходящей формой власти.
Самодержавие, особенно в лице Петра I, в интересах господству­
ющих классов с помощью иностранных инструкторов организует
постоянное войско, заводит на иностранный лад новую админист­
рацию, вооружается всяческой иностранной техникой и с по­
мощью всех этих средств цепко держит в своих руках угнетенные
народные массы, эксплоатируя их в интересах класса господ­
ствующих, получающих всяческие привилегии и льготы (указ
о вольности дворянства 1762 г., жалованная грамота дворянству
1785 г. и т. д.) . Такою встает перед нами Петербургская импе­
рия — тот общественный и политический порядок, который был
подготовлен предшествующим развитием и окончательно сорга­
низован и выдвинут в эпоху расцвета торгового капитала.
Русская церковь при этом порядке оказалась в том самом
положении, заняла то самое место, куда обстоятельства толкали
ее еще со времени начала разложения феодализма. Она стано­
вится одним из «средств» или орудий государственной власти,
делается служанкой самодержавия.
Реформа Петра, связанная с длительной и упорной борьбой
за торговые пути (война со шведами 1701 — 1721), вызвала
чрезвычайное напряжение сил и средств государства. России бо­
лее чем когда-либо были нужны деньги и солдаты. И церковь,
получавшая огромные доходы со- своих вотчин, должна была
постепенно передать эти доходы государству, а впоследствии и
вовсе расстаться со своими вотчинами. Ибо государство не могло
терпеть, что «монастыри с вотчин собирают хлеб с крестьян и
за продажный хлеб и скот деньги немалые, а где те деньги у них,
на какие расходы, того неведомо». Поэтому тотчас после Нарв­
ского поражения, когда за недостатком меди для литья пушек
было предписано, между прочим, снимать с церквей лишние коло­
кола, у монастырей и архиереев было отнято распоряжение их
вотчинными доходами. Оно было передано вновь восстановлен­
ному Монастырскому приказу, который, как мы уже знаем, суще­
ствовал в XVII веке, но главным образом в качестве судебного
учреждения. Теперь это было учреждение с более широкими
102

полномочиями: он был не только судебным учреждением по
■гражданским и духовным делам для всех светских и духовных
лиц своего ведомства, но он был также и административно-фи­
нансовым учреждением. Монастырский приказ ведал сбором дохо­
дов с монастырских вотчин и их распоряжением. Все доходы с цер­
ковных имуществ, сел, деревень и иных угодий должны были итти
в этот приказ, а из него — в царскую казну на государственные
и общественные нужды (на литье пушек, на расходы приказных
палат, на содержание благотворительных заведений). Монахи
получали из казны только небольшой оклад на прожиток, равный
для всех монахов, без различия сана, по 10 руб. и по 10 четвертей
хлеба на брата (рублей 140 на наши довоенные деньги). В то же
время уничтожались всякие льготы, связанные с владением зем­
лей, а время от времени бывала и полная отписка церковных
вотчин то за долги, то для вознаграждения служилых шодей, то
для приписки к заводам. Монастырские оброчные статьи: пчель­
ники, рыбные ловли, соляные варницы, мельницы, бани, были це­
ликом взяты в казну.
С наступлением более спокойного времени эта политика
в отношении церковных имуществ несколько смягчилась, хотя
колебания в вопросе о том, кто должен ведать монастырские
и церковные вотчины,—духовные или светские власти, продолжа­
лись долгое время. Сначала, в виду заметного падения церковных
доходов за время управления ими монастырского1 приказа, от­
дельные вотчины стали возвращаться к духовным властям; а за­
тем и все они были переданы в ведение высшего церковного уч­
реждения, каким в то время стал уже так называемый святейший
синод. Монастырский приказ был преобразован в синодальную
камер-контору, а после смерти Петра все судебные и хозяйствен­
ные дела церкви сосредоточились в особом департаменте (или
отделе) синода — коллегии экономии, которая состояла однако
из светских членов. Впоследствии коллегия экономии со всем
■своим ведомством была вновь выделена в отдельное учреждение,
подчиненное только сенату (1738 г.), каким был при Петре и
Монастырский приказ. Тогда опять стала падать доходность цер­
ковных имений. Пришлось организовать даже «доимочную кан­
целярию», которая специально собирала недоимки с церковных
вотчин при помощи губернаторов, воевод, воинских команд. Еще
раз сделана была уступка церкви — коллегия экономии была
закрыта и церковные имения вновь были переданы синоду (1744 г.)
Но государство смотрело на них, как на источник своих доходов,
и попрежнему в монастыри на содержание посылались и сол­
даты, и престарелые с малолетними, и колодники (арестанты), и
сумасшедшие.
Однако этого было1 мало. Самодержавная власть приходила
к заключению, что «монастыри суетное себе делают затруднение
103

управлением вотчин» (слова Елизаветы), и поэтому все более и
более склонялась к тому, чтобы включить церковные вотчины
в общий состав государственных имуществ, а на содержание ду­
ховенства отпускать денежное жалованье. В начале царст­
вования Екатерины для разрешения этого вопроса была учреж­
дена особая комиссия по вотчинам (душою ее был новгородский
митрополит Дмитрий Сеченов — близкий сотрудник императрицы
по духовным делам). Рассмотрев вотчинные дела и хозяйство,
комиссия нашла, что «доходы с церковных вотчин употреблялись
для роскоши церковных властей, а не на пользу церкви»; поэтому
они должны быть изъяты из духовного ведомства. Доклад комис­
сии был утвержден в 1764 году. Все церковные вотчины (всего
с. населением в 910.866 душ) были «секуляризированы», т. - е.
отобраны у церкви и переданы в распоряжение светской власти,
в данном случае в ведение восстановленной коллегии экономии..
В архиерейских домах и монастырях были установлены штаты,
по которым духовенство и получало жалованье. Из сумм кол­
легии часть уделялась на богадельни, на инвалидов, на духовные
школы, а остальная оставалась в распоряжении государства.
Несколько позже (1786 г.) была закрыта и сама коллегия эконо­
мии, и все церковные вотчины окончательно слились с государ­
ственными имуществами под общим управлением казенных палат.
Так, после вековой борьбы и ѵпорной защиты церковь выну­
ждена была отступить перед мощью организованного самодержа­
вия и отказаться, наконец, от главнейшего источника своей мате­
риальной силы, отдав его в распоряжение государства. С секуля­
ризацией своих вотчин церковь потеряла последние остатки своей
независимости и остатки своих феодальных прав. Потеряла без
какого бы то ни было возмещения, которое дворянство впослед­
ствии
при ликвидации своего феодального землевладения
(в 1861 г.) все же получило в виде оставшихся за ним больших
земельных угодий и в виде огромных выкупных сумм.
Параллельно с утратой своих феодальных доходов церковь
теряет и другие свои права и льготы. Право церковного суда
было ограничено. Не забудем, что по гражданским и уголовным
делам суд над духовными и церковными людьми ведал уже Мо­
настырский приказ — чисто светское учреждение. Многие прочие
дела, как-то: гражданские иски по духовным завещаниям, дела
о насилиях над женщинами, определение наказаний за преступ­
ление против веры и церкви и т. п., бывшие раньше в ведении
церковного суда, теперь были переданы в ведение суда светского.
Уменьшились доходы церкви, связанные с ее судебной деятель­
ностью. Падал и ее судебный авторитет, поскольку в церковном
суде теперь сталіи участвовать представители светской власти.
Одна за другой отпадали и льготы, предоставленные ранее церкви:
теперь все люди, к ней приписанные, "кроме священно- и церковно­
104

служителей с их семьями, сравнялись с прочим податным состоя­
нием: рекрутская повинность и подушная подать были теперь
распространены на всех людей, приписанных к церкви. Наконец,,
церковь потеряла и своего главу — патриарха.
Патриаршая власть после Никона ослабела. Борьба с раско­
лом заставила ее искать себе опору в государственной власти. Но
в конце XVII века с усилением иноземного влияния в церкви
наступила реакция против новшеств, и патриарх стал все более
и более расходиться во взглядах на этот вопрос с светской вла­
стью. Так было в правление Софьи; так было и при Петре. В гла­
зах Петра патриарх как бы олицетворял ту самую старину, про­
тив которой он только-что начал решительно и круто бороться..
Заступничество последнего патриарха за обреченных на казнь
стрельцов особенно вооружило царя против патриаршей власти.
Перед началом казни патриарх Адриан поднял икону и пошел
было в Преображенское «печаловаться» за, осужденных. Завидев-
патриарха, Петр закричал ему: «К чему эта икона? Разве твое
дело приходить сюда? Убирайся скорей и поставь икону на свое
место. Быть может, я больше тебя почитаю бога и богородицу.
Я исполняю свою обязанность и делаю богоугодное дело-, когда
защищаю народ и казню злодеев». Патриарх смолчал и уда­
лился.
После смерти Адриана Петр совсем не назначил ему преем­
ника и патриаршество прекратилось. Во главе церкви был по­
ставлен временный «блюститель патриаршего престола» рязан­
ский митрополит Стефан Яворский. В таком положении дело
оставалось до 1718 —1721 года, когда, наконец, последовала ре­
форма церковного управления. Сначала была учреждена «духов­
ная коллегия», которая, как и другие коллегии (соответствовали
нашим наркоматам), состояла из президента, двух вице-президен­
тов, советников, асессоров и секретарей. Президентом духовной
коллегии стал тот же Стефан Яворский, а одним из вице-прези­
дентов, ближайший помощник Петра по делам церкви — ученый
псковский архиепископ Феофан Прокопович, по мысли которого
и была проведена вся реформа. Постоянных членов в синоде не
было: все члены были временные, приглашались на определенные
сроки императором из числа архиереев (не менее трех)., архи­
мандритов и протопопов. В 1721 г. духовная коллегия, названная
святейшим синодом, была приравнена к сенату и на ряду с ним
непосредственно подчинена царю. Тогда же было решено выбрать
в синод из «офицеров доброго человека, кто бы имел смелость
и мог управления дела синодского знать» и быть ему обер-проку­
рором. Обер-прокурор являлся представителем государя и в ка­
честве «ока царева» имел надзор над деятельностью синода. Он
обязан был следить, чтобы не было в делопроизводстве упущений,
и должен был останавливать все незаконные решения синода,.
105

доносить о них государю и обратно передавать синоду монаршую
волю. «Духовный регламент», составленный Феофаном Прокопо­
вичем для руководства синода, так определяет общее значение
реформы и задачу нового духовного управления. Соборное пра­
вительство менее волокитно и более беспристрастно, нежели
власть патриаршая, «понеже в единой персоне не без страстей
бывает»; а главное, от соборного правительства нечего опа­
саться отечеству мятежей и смущения, какие происходят от еди­
ного правителя духовного, ибо простой народ помышляет, что
такой правитель есть как бы второй государь, самодержцу рав­
носильный или еще больший». Но в области духовного управления
синод имеет силу и власть патриаршую: его задача смотреть
за чистотой веры, искоренять раскол и суеверие, свидетельство­
вать чудотворные иконы и мощи, рассматривать духовные сочи­
нения, наблюдать за церковным управлением, избирать епископов,
разбирать их дела, наблюдать за строением церквей и монасты­
рей, заботиться о религиозном просвещении и о материальных
средствах церкви. Так разрешил Петр вопрос о церковном уп­
равлении, коренным образом уничтожив всякую возможность
столкновения представителей царской и церковной власти и фор­
мально подчинив церковное управление самодержавию.
Дальнейшие мероприятия еще более усилили это подчинение.
Сначала с учреждением синода ему был подчинен и монастырский
приказ со всем кругом его административно-финансовых и су­
дебных дел. Но затем административно-финансовые дела, главным
образом по управлению доходами церковных и монастырских
вотчин, что особенно было щажно для государственной власти,
как мы уже знаем, постепенно были изъяты из синодального
управления. В 1726 г. синод уже был разделен на два департа­
мента: один из духовных членов синода — для духовных дел,
другой — из светских его членов для дел, связанных с управле­
нием хозяйством церковных и монастырских вотчин. Этот вто­
рой департамент синода — коллегия экономии — в дальнейшем
(1738 г.) был и вовсе выделен из него в самостоятельное учрежде­
ние. В этой политике явно сказалось недоверие государственной
власти к церкви, как когда-то самостоятельному учреждению;
даже и с переменой церковного управления она еще казалась
подозрительной, и ее влияние всячески стремились сократить и
урезать. После недолгой реакции, когда дела о церковных
вотчинах вновь были переданы синоду, с момента секуляризации
(1764 г.) за синодом окончательно остались дела только по ду­
ховному управлению. Таким образом с расцветом торгового ка­
питала и организацией прочной самодержавной власти церковь
не только была строго1 и непосредственно подчинена этой власти,
но круто урезана в своих правах.
106

Все это сказалось на положении духовенства. Постепенно,
начиная с Петра, оно все более и более превращалось в послушное
чиновничество по духовным, а иногда и иным делам. При синоде,
кроме явного обер-прокурорского надзора, был учрежден особый
тайный надзор — фискальное управление в форме так называ­
емого «инквизиторского приказа», в составе прото-инквизиторов,
провинциал-инквизиторов и фискалов. Все они обязаны были
«тайно проведывать, доносить и обличать» злоупотребления среди
духовенства. В этой форме однако фискальное управление не
удержалось. Зато сохранились надолго установленные во всех
городах по Духовному регламенту особые докащики или благо­
чинные, «которые яко бы духовные фискалы все надсматривали
и епископу доносили». Все это вместе взятое должно было опре­
деленным образом воспитывать духовенство, производя внутри
его своеобразный подбор людей верноподданных, законопослушных.
В церковной организации была установлена строгая подчи­
ненность; приказное начало преобладало над выборным, росло
вмешательство в церковные дела государства. Синод избирал
кандидатов в архиереи, но они утверждались царем; при этом
при Петре они приносили присягу — никого- напрасно не про­
клинать, не допускать строить лишние церкви, заботиться об
искоренении ересей и раскола, не вмешиваться в мирские дела.
Строго подчиненные синоду архиереи были принижены (сравни­
тельно с их прежним положением). Регламент ослабил «всякую
народ удивляющую славу их», запретил воздавать им «лишней
и почитай царской чести»; над епархиальным управлением над­
зирали фискалы. Епархиальное управление осуществлялось через
архиерейские приказы, впоследствии преобразованные в конси­
стории (1744 г.) Этим последним подчинены были духовные
правления, поповские старосты (по финансовым делам), благо­
чинные (для надзора). Выборность низшего духовенства пока
еще сохранялась, но все более и более стеснялась и ограничива­
лась. Все чаще и чаще духовные должности замещались по- на­
следству, притом прямым назначением архиерея. Еще указ
1739 г. предписывал прихожанам на каждое вакантное священ­
ническое или дьяконское место выбирать по 2 или по 3 канди­
дата, а архиереям из них посвящать наиболее достойных. Но на
практике этот указ не исполнялся, а зато в выборах духовенства,
с обострением классовых противоречий в расцвете торгового ка­
питализма, стали участвовать только «лучшие» прихожане.
Между тем у архиереев все больше и больше накопляются кан­
дидаты из лиц, прошедших школу, а стало быть, более грамотные,
и постепенно священнослужительские места все чаще распреде­
ляются в зависимости от школьных успехов. К концу XVIII века
стали уже считать, что выборы духовенства приходом предстаэ-
107

ляют собой явление незаконное и вредное для церкви. И при им­
ператоре Павле, после сильных крестьянских волнений, в которых
оказалось замешанным и сельское духовенство, приходские вы­
боры были запрещены (1797 г.). Уничтожение выборности низшего
духовенства ослабило его связь с приходом, укрепило его зави­
симость от архиереев и превратило его в такое же послушное
орудие синодской власти, как и епископат.
Подобные же перемены коснулись и монашества. Настроен­
ный вообще подозрительно в отношении духовенства, Петр осо­
бенно не терпел монахов, считая, что они «поядают чужие-
труды»; от них распространяются ереси и суеверие; они являются
источником мятежа против его власти. Когда был открыт мнимый
заговор царевича Алексея, Петр говорил: «Когда бы не монахиня
(царица Евдокия, жена Петра и мать Алексея) и не монахи, не
дерзнул бы Алексей на такое неслыханное зло. Многому злу ко­
рень старцы и попы. Отец мой имел дело' с одним бородачей
(патриарх Никон), а я —- с тысячами». Выражая мысли Петра,
Феофан Прокопович как бы в объяснение царской политики
в отношении духовенства составил особое «Объявление, когда иг
какой ради вины начался чин монашеский и каков был образ
жизни монахов древних и како нынешних исправить», в кото­
ром между прочим писал: «А что говорят, молятся (монахи), то
и все молятся; что же прибыль обществу от сего? Большая часть
бегут (в монастыри) от податей и от леностей, чтобы даром хлеб
есть». Такова была в те времена официальная оценка «класса
молитвенников» древней Руси. Неудивительно, что тогда были
предприняты строгие меры против монастырей (контроль над мо­
настырскими вотчинами) и против монахов. Поступление в мона­
шество было обставлено рядом стеснительных условий; в 1711 г.
было предписано произвести перепись монахов; по монастырям
были установлены определенные штаты, и в монахи стали постри­
гать только на открывающиеся вакансии. Одно время, правда
недолгое, пострижение даже вовсе запрещалось (указ 1723 г.)
Вместе с тем монахи были прикреплены к своим монастырям;
бродяжничество монахов, так же как и бродяжничество низшего
духовенства (перехожее-, крестцовое духовенство), строго пре­
следовалось. Правительство стремилось подчинить всю жизнь
монахов суровому контролю, частью в целях усиления строгости
монашеского быта, частью в видах наблюдения за благонадеж­
ностью иноков: монахам запрещалось иметь собственные деньги,
свою прислугу, особое хозяйство, запрещалось даже держать чер­
нила и бумагу в кельях, чтобы монахи не могли писать чего-либо
отдельно от остальной братии. Суровые меры против монашества
и преследования монахов возобновлялись и после Петра. Во время
бироновщины были вновь приняты меры к уменьшению числа
монахов: указ 1734 г. предписал не постригать в монашество
108

никого, кроме вдовых священников и дьяконов. Одновременно
опять была произведена перепись монахов, и тех из них, которые
были пострижены незаконно, расстригали и сдавали в солдаты.
Число монахов уменьшилось; в 1740 г. синод выражал даже опа­
сения, как бы они не перевелись. Скоро однако эти строгости
прекратились, и в 1760 г. опять было дозволено постригать всех
желающих. После секуляризации монастырских вотчин (1764 г.),
окончательно сломившей самостоятельную материальную силу
старого монашества, для монастырей были установлены опреде­
ленные штаты: монастыри, как и архиерейские дома, были разде­
лены на три класса с определенным содержанием и с оставлением
за ними некоторого количества земель (но не населенных) и уго­
дий, подворьев и загородных дворов. Самое число монастырей и
монахов благодаря этой реформе опять очень заметно умень­
шилось (за весь ХѴШ век с 1072 до 452). Несколько уменьшилось
и влияние монашества в духовном управлении: если раньше ду­
ховные консистории состояли из монахов, а духовные правления
возглавлялись ими, то в конце века, уже половину состава в этих
учреждениях составляло белое духовенство. Но в сущности все
эти перемены в духовном управлении были маловажны и нисколь­
ко не изменили установившегося патриархально-бюрократичес­
кого характера духовной власти; в отведенных ей границах она
попрежнему была бесконтрольной и неограниченной.
Зато превращение духовенства в чиновничество к концу
XVIII века, конечно, должно было внести заметные изменения
в общее его положение. И действительно, из тяглого сословия,
каким оно было при Петре, духовенство при Павле и Алек­
сандре I становится сословием привилегированным. С первых
годов XVIII века начались наборы детей духовенства в солдаты;
при введении подушной подати в подушный оклад были зачислены
церковники, дьячки, причетники, сторожа (правительство так
мало считало их духовными людьми, что еще указом 1705 г. за­
ставляло их брить бороды) и сыновья духовенства. Лишь после дол­
гих и настойчивых хлопот синоду удалось добиться отмены этого
распоряжения. Указ 1723 г. установил новые правила, согласно
которым от подушного оклада освобождались, кроме священно­
служителей, и дети их, а также и церковно-служители, занимавшие
штатные места. В этих границах духовенство уже обособлялось
от податных классов, это была уже важная льгота, первая при­
вилегия духовного состояния. Но и эта группа не была свободна
от податей и повинностей в пользу государства. Все старые жа­
лованные грамоты при Петре утратили силу; еще в самом начале
его царствования было указано «тарханы* отставитъ»; и земли
и имущества духовенства были обложены рядом податей и обро­
ков. Кроме общих податей, духовенство то поставляло драгун­
ских лошадей на войско, то с негодных к военной службе церков­
109

ников и детей духовенства брали особый церковнический оклад,
то притягивали их к «адмиралтейской повинности», набирая из
их среды плотников, то даже заставляли духовенство нести поли­
цейскую повинность в виде отбывания караулов по улицам, явки
на пожары. Рассматривая в то же время духовенство, как прави­
тельственных чиновников, государственная власть возлагала на
него самые разнообразные поручения, как-то: наблюдение за
раскольниками, за уклоняющимися от исповеди или от хождения
в церковь, за бродячими-монахами и попами, за разгласителями
суеверий, за правильным производством переписи населения и
т. д. В соответствии с развитием политического сыска и розыска
(при укреплении
императорского самодержавия в начале
ХѴШ века) священники были обязаны объявлять Преображен­
скому приказу (своеобразная ЧК 'петровских времен) или тайной
канцелярии (тоже во времена бироновщины) о сообщенных
им на исповеди «народных соблазнах» и «злодейственных наме­
рениях», к каким были отнесены «измена или бунт на государя
или на государство, или злое умышление на честь и здравие го­
сударево и на фамилию его царского величества» и даже «слова,
до высокой его императорского величества чести касающиеся
или государству вредительные».
Наконец, к тем же мерам своеобразного давления на духо­
венство с целью вышколить из него дисциплинированное чинов­
ничество надо отнести несколько раз в течение ХѴШ в. повто­
рявшиеся «разборы» духовного состояния. Это была своего рода
«чистка духовного аппарата» для того времени. Особенно тяже­
лую для духовенства форму приняли эти «разборы» во время би­
роновщины. По указу 1736 г. велено было- переписать всех детей
духовенства; при церквах оставить действительно служащих и
такое же количество неслужащих, а остальных взять в солдаты,
оставшихся от набора в солдаты записать в оклад к посадам на
пашенные земли к помещику, определить в канцелярские рас-
сыльщики и т. д.
Постепенно однако отношение правительства к духовенству
начинает меняться, и к концу века последнее получает снова
некоторые особые права и льготы. Еще при Петре, с учрежде­
нием синода, собственно духовенство освобождается от подуш­
ной подати, а также от рекрутской повинности и от воинского
постоя (за неимением казарм, солдат в те времена часто разме­
щали по домам обывателей). В 1736 г. духовенству удается изба­
виться от дневок и ночевок на съезжих дворах (соответствовали
нашим отделениям милиции) и от посылок к колодникам (аре­
стантам), а также в дома к офицерам для работ. При Елизавете
(1740—1750 гг.) с духовенства сняты пожарная и караульная
повинности. Все это уже выделяет духовенство из тяглого со­
стояния, возвышает его. В Екатерининской комиссии (1766 г.),
110

созванной из выборных от всего населения для составления про­
екта нового уложения, духовенство, правда, не было представлено
вовсе (если не считать единственного духовного депутата —•
митрополита Гавриила), все же относительно духовенства был
поставлен вопрос о причислении его к «среднему роду» людей;1
митрополит Гавриил настаивал даже на уравнении духовенства с
дворянством. Вопрос однако решен не был. Около того же вре­
мени запрещены были телесные наказания священников и диако­
нов духовным начальством. В 1760 годах уничтожены хлебные
сборы с церквей и сборы с приходского духовенства на военное
дело; уничтожены и все вообще тяглые сборы в пользу архиереев
с приходского духовенства за исключением сборов за поставле­
ние. А в начале XIX в. уже все духовенство освобождается от
телесного наказания по приговорам и светских судов. Наконец,
при Павле духовенство, как и всех прочих чиновников, стали на­
граждать орденами, что давало ему право на приобретение дво­
рянского звания, а стало-быть и владения населенными землями.
Все это вместе с смягчением административной приниженности
духовенства и улучшением материального его положения дало
возможность московскому митрополиту Платону (конец ХѴШ в.)
сказать, что «застав духовенство в лаптях, он увидел его обутым
в сапоги и введенным в гостиные». Так из приниженного, тяглого
состояния, в которое волею самодержавия было поставлено не­
когда самостоятельное духовное сословие, с открывшейся для
самодержавной власти возможностью использовать его в каче­
стве духовного чиновничества, оно как бы в возмещение за потерю
самостоятельности и вместе в соответствии со своей новой ролью,
вновь занимает высокое и теперь даже привилегированное поло­
жение «чиновной челяди».
Но это не было единственной причиной такой перемены. Дру­
гая причина лежит в отношении самого духовенства к новой фор­
ме самодержавия с ее увлечением иноземными новшествами,
с ее крутой ломкой привычной и освященной веками старины,
с ее чисто светским духом. Именно это новое направление само­
державия вызывает недовольство духовенства, хотя и очищенного
расколом, но все еще малокультурного и косного в своих взгля­
дах. Уже в самом начале реформы в лице патриарха оно попро­
бовало заявить, правда, слабый протест против новшеств. В ответ
на это патриаршество было ликвидировано. Высшие духовные по­
сты при Петре были замещены учеными киевскими монахами, —•
людьми передовыми по тому времени, духовными деятелями,, а
главное, более гибкими, деятельными и сочувствовавшими преобра­
зованиям. Такие епископы, как Стефан Яворский, Димитрий Ро­
стовский, Филофей Лещинский и впоследствии особенно Феофан
Прокопович, составили при правительстве как бы новый «кружок
ревнителей», только не мечтавший о реформе церкви, а помогав­

ший духовными средствами петровской реформе государства. Они
заводили училища, боролись с расколом, обращали в православие
инородцев, разъясняли с церковной кафедры значение тех или
иных политических мероприятий. Высшее духовенство, озлоблен­
ное засильем иноземцев, затаило вражду к царю и недовольство
его реформой. Это сказывалось в его поведении, в пассивном со­
противлении реформе, наконец, в агитации против реформы в цер­
ковных проповедях. Так Стефан Яворский, впоследствии перешед­
ший в лагерь противников реформы, сравнил однажды царя-рефор­
матора с верблюдом, мутящим воду, чтобы не видеть своего безо­
бразия. Все это не могло не питать ненависти Петра к попам и
монахам и не вызывать репрессивных мер и законов против духо­
венства в целом. Отношения особенно обострились в связи с де­
лом царевича Алексея, наследника Петра I. Воспитанный матерью
под влиянием духовенства, он был предан старине и не сочув­
ствовал реформам. Недовольные реформой связывали с ним боль­
шие ожидания в будущем и называли его «надеждой российской».
Петр обвинил сына в заговоре против себя, и он был осужден на
смерть (царевич не дожил до казни). Зато были казнены его вдох­
новители —■ духовники царевича и царицы и близкий к ним ростов­
ский архиерей Досифей, осуждавшие реформу.
Неудивительно, что все духовенство было взято под подозре­
ние, а поставленные над ним инквизиторы и фискалы строго сле­
дили за его деятельностью и настроением. Уже тогда, под влия­
нием такой политики, среди духовенства стал вырабатываться
все более и более распространявшийся тип людей смирных, покор­
ных, далеких от всякой общественной деятельности, преданных
лишь интересам матриального благополучия и своей духовной
карьеры. Смирно жить из-за куска хлеба и «беречь мантии и кло­
бука белого» — становилось мудрым правилом жизни все боль­
шего числа духовенства. Дальнейшие события подтверждали му­
дрость этого правила. Во времена бироновщины, связанной с бес­
пощадной эксплоатацией страны кучкой грубых иноземцев, духо­
венство в лице отдельных представителей снова пробовало проте-
ствовать, как и во времена петровской реформы. Протест чаще
всего выражался в своеобразном «саботаже» — в отказе петь так
наз. «царские молебны» в установленные со времени Петра табель­
ные (царские) дни. В ответ на эти протесты посыпались обвине­
ния духовных лиц в ереси, в порицании реформы, в замыслах
против представителей власти (немец Бирон и др.); губернаторы
забирали духовных лиц в свои канцелярии, держали их под аре­
стом, подвергали их телесным наказаниям; аресты и ссылки ду­
ховенства принимали иногда массовый характер; то одного, то
другого епископа или архимандрита лишали сана, заточали в мо­
настырь, сажали в крепость. Особенно жестока была расправа
с епископом Феофилактом Лопатинским: обвиненного за" его са-
112

мостбятельность в «папежстве», Феофилакта арестовали, пытали
(три раза поднимали на виселицу, били в Тайной Канцелярии) и,
наконец, измученного пытками заперли в Выборгском замке. Рас­
права бироновщины с отдельными представителями духовенства,
как и вообще уже известные нам тогдашние репрессивные меры
против него (разборы и пр.), была таким образом ответом на его
попытки отстаивания своей прежней самостоятельности и былой
руководящей роли. Разгром,
произведенный бироновщиной
среди духовенства в этом отношении, завершил меры Петра: все
более или менее стойкое и активное среди духовного сословия
было вытравлено или подавлено; выживала и процветала пассив­
ная посредственность: указанное выше мудрое правило жизни
стало достоянием массы. Духовные «Молчалины» были выработа­
ны «историей» и сделались великолепным орудием самодержавной
власти в ее дальнейшем существовании.
Несмотря на официальные перемены в правовом и отчасти в
материальном положении духовенства в течение XVIII века,
перемены, которые касались преимущественно высших его слоев,
положение и быт низшего приходского духовенства оставался
почти неизменным или изменялся незначительно, главным обра­
зом в смысле разве только некоторого поднятия его культурного
уровня. Так же как некогда Стоглав (1551 г.) или собор 1667 г.,
и Духовный регламент (1722 г.) велел наблюдать, чтобы священ­
ники не шумели пьяные то улицам, не ссорились «как мужичье»
за обедом, не являли силы и храбрости к питию, не пили по ка­
бакам и не валялись пьяными». Оставалось неурегулированным и
его материальное положение. Не говоря уже о массе всякого
рода налогов, повинностей и поборов, правда, отмененных и
смягченных к концу XVIII века, низшее духовенство было выну­
ждено существовать часто почти исключительно обработкой
своего надела. При Петре предполагалось установить обязатель­
ный взнос с прихожан на содержание духовенства, «чтобы впредь
священство от симонии и бесстыдного нахальства, отвратить, дабы
и впредь не домогались платежу за крещение, погребение, венча­
ние и пр.»; но это было введено только в раскольничьих приходах
(где нельзя было ждать достаточного количества треб). Руга или
жалованье выдавалось только немногим городским церквам, за ко­
торыми не было ни угодьев, ни приходских сборов. Не получая,
таким образом, регулярных доходов, низшее сельское духовенство,
естественно, отдалось почти исключительно сельскому хозяйству,
попрежнему, часто не отличаясь от крестьян ни по образу жиз­
ни, ни по культурному уровню. Так же, как и прежде, материаль­
ная необеспеченность мешала отправлению пастырских обязан­
ностей. «И ради земледельства поповского, — говорит Посош­
ков, — стоят церкви божии, яко пустые храмины, без славосло­
вия божия, а православные христиане умирают за их земледель-
8 Русская церковь.
113

ством ничем, не отменно от скота... В таких суетах живуще, не
только стада христова пасти, но и себя не упасти». Не лучше
было положение и ружных священников, где еще сохранилась
руга. «Владеют мужики (горожане) и кормчестнуют (несмотря
на запрет собора 1667 г.) церквами»,—жалуется один архиерей:
«на всякий год сговариваются œ священниками на дешевую ру­
гу, кто меньшую ругу возьмет, хотя которые попы и пьяницы и
бесчинники... а от того архиерею великое преобиденье и бесче­
стье, что церквами архиерей не владеет, а владеют мужики, а свя­
щенники бедные и причетники у них вместо рабов и говорить
против них ничего не смеют». Недаром выборное начало в при­
ходах было отменено^ впоследствии: оно действительно било и по
священникам и по архиереям. В крепостных селах священники
был: бесправны н отношении помещиков. «Некоторые помещи­
ки,— пишет сенатский указ 1769 г., —священно- и церковнослу­
жителей не только побоями, но и наказаниями оскорбляют; на­
против того, обиженные ныне от светских команд (учреждений) по
просьбам своим удовлетворения не получают, а другие по при­
чине своего неимущества от судного по форме процесса отрица­
ются».
Материальная необеспеченность, как всюду и везде, питала
бесправие и приниженность приходского духовенства: зависело
ли оно от «мужиков» в городах, или от помещиков-крепостников
в селах, оно, без сомнения, не меньше зависело и от духовного и
светского начальства. Недаром почти до конца века продолжа­
ются насилия над низшим духовенством. со, стороны губернаторов
и воевод; недаром и в духовном ведомстве' царят прежние адми­
нистративные нравы — плети, падки, заключение в консистор­
ские тюрьмы, работы на архиерейском дворе. и пр. и пр. Грозные
типы духовных владык, часто державших себя как вельможи,
были весьма распространенным явлением. Неудивительно, что вы­
деленное по закону, «из подлости», низшее духовенство попреж-
нему браталось больше «с подлым народом» и участвовало вместе
с ним в крестьянских волнениях против помещиков и властей.
В восстании Пугачева, направленном вообще против «сильных
мира сего», погибло около 230 духовных лиц: по отношению к
высшему духовенству восставшими применялись жестокости;
среднее духовенство колебалось между обеими сторонами и пра­
вительством подозревалось в измене; низшее духовенство под­
верглось репрессиям за участие в бунте: 129 священников было
лишено сана. Так, пугачевский бунт, как некоторый реактив,
вскрыл давно уже чувствовавшееся расслоение духовного со­
стояния.
Настроение и быт духовенства изменялись медленно. Укре­
пившаяся наследственность приходских должностей и замкну­
тость духовенства способствовали этой косности быта. Но пре­
114

вращение духовенства в ведомство святейшего синода и духовное
чиновничество' все же должно' было1 внести и постепенно вносило
перемены и в этот быт. Следует отметить: повышение культур­
ного уровня духовенства, постепенное изживание прежних особо
бросавшихся в глаза пороков (гомерическое пьянство, бесчин­
ства крестцового духовенства и пр.), распространение в его среде
некоторого образования и просвещения. Появились и стали рас­
пространяться духовные школы. По предписанию Духовного ре­
гламента к концу царствования Петра при архиерейских домах
было открыто до 46 епархиальных школ: они строились под на­
блюдением «преосвященных», снабжались учителями из москов­
ской или киевской академии -и постепенно наполнялись учени­
ками. Их программа, состоявшая из словесных и преимуществен­
но богословских предметов, все расширялась; и в 1737 г. все
епархиальные школы были переведены в семинарии с 8-летним
курсом, широким кругом, конечно', богословских наук и значи­
тельной стоимостью содержания. Но жизнь таких школ была
жизнью замкнутой бурсы (недаром предписывалось для нее
«строить домы образом монастыря»). В них все было размерено
по часам: «все бы семинаристы, как солдаты на барабанный бой,
так на колокольцев голос принимались за дело, какое на час
уреченный назначено».
Духовные семинарии XVIII в. за неимением тогда других до­
статочно просвещенных кадров давали не только более или ме­
нее образованных священников и архиереев, но и вообще покры­
вали нужду в развитых и знающих людях. Светская школа тогда
была еще не налажена, долго еще не было возможности ни на­
брать в нее достаточного количества желающих учиться, ни
даже иногда вооружитъ учащихся необходимыми знаниями. Вот
что рассказывает один из современников переписи 1710 г.: «Пе­
реписчики священников неволят на всяком погосте строить шко­
лы и велдт учить разным наукам, а чем школы строить и. кому
быть учителями и каким наукам учеников учить и по каким
книгам учиться и откуда пищу иметь и всякую школьную потре­
бу приискать, того они, переписчики, определить не умеют...»
В XVIII в. не умели определить подобных вещей и не одни пере­
писчики: сама светская власть долго’ еще колебалась в выборе
наиболее целесообразного типа светской школы. Но как бы то
ни было от цифирных школ с их узко' техническим уклоном че­
рез специальную военную школу 30—40 гг. XVIII в, и общеобра­
зовательные гимназии и народные училища Екатерины светская
школа все прочнее становилась на ноги, привлекала к себе все
большее внимание, завоевывала все более широкие круги и все
далее и далее на задний план оттесняла духовную школу, кото­
рая уже тогда начинала казаться несколько старомодной. «Цер­
ковность», религиозное или церковное миросозерцание прежних
8*
115

времен заменялось мировоззрением светским. Внутри церкви это
сказалось в борьбе с суевериями, в «очищении веры», в развитии
ересей и сектантства, сказалось и, наконец, «в отходе от церкви,
в развитии так наз. вольнодумства».
Однако, русское православие — эта старинная смесь языче­
ства с христианством — пережило и феодальный строй и раз­
витие торгового капитала. На Руси оставались еще глухие
углы, не затронутые товарным движением, общественные классы,
чуждые связанному с ним строительству, наконец, отдельные
слои и группы,'так или иначе хранившие старину. Чудесно «пла­
чущие» иконы, кликуши, колдовство были распространенным
явлением. Духовный регламент рассказывает, что «в стародуб-
ском полку в церковном хоре водят жонку простоволосую под
именем святой «Пятницы»; в другом месте попы молебствуют с
народом под дубом; петровские команды, разоряя часовни, сни­
мали с икон «оклады и привесы» (драгоценные украшения кол­
довского характера)'; указами запрещались хождения по улицам
с образами и святой водой. Но уже устраивались маскарадные
шествия «всешутейшего собора», своего рода антирелигиозные
демонстрации, с их пародией на крестные ходы и насмешкой над
церковными обрядами и предметами культа. Образованное обще­
ство — сподвижники Петра, люди, имевшие связи с иноземцами,
побывавшие за границей, — уже как бы стыдилось прежней про­
стодушной религиозности и старалось ее прятать. Под влиянием
насмешек иностранце® в 1707 г. был, напр., организован целый
приказ для надзора за иконами (во главе его художник Зарудный
с титулом «суперинтендант изуграфств исправления»). Даже си­
нод должен был принять участие в этой борьбе с церковной ста­
риной и ее обрядностью. Рассылались, например, синодские уве­
щания о бесполезности богатых риз на иконах и пр. Впрочем,
борьба с церковными украшениями и пышностью богослужения
со стороны власти имела в то время основанием скорее изыска­
ние средств для государственной казны, нежели стремление очи­
стить церковь. Во всяком случае одна лишь обрядовая религи­
озность определенно педвергалась осуждению. «Я мню, — пишет
Посошков с сожалением, — что и на Москве едва сотый человек
знает, что есть христианская вера или кто бог, или что есть
воля его, или как ему молиться. Не1 обретается в. нас ни знака
христианского, кроме того, что мы только именем словём хри­
стиане, а почему и что за сила в том названии не знаем же».
Со своей стороны и Петр писал; в указах, что «народ не знает
ни веры, ни надежды, ни любви, — все упование кладет на пение
церковное, пост, поклоны, строение церквей, свечи и ладан».
Власть хотела укрепить нравственное воспитательное влия­
ние церкви, чтобы крепче держать народ в узде управления. Так
вставал вопрос о религиозном просвещении народа. Об издании
116

соответствующих книжек говорят и Петр и Посошков; Синод ста­
вит это в порядок дня; рождается мысль о распространении библии.
Однако пришлось ограничиться кое-чем: издан букварь Феофана
Прокоповича, разослано по епархиям несколько книжек. Почти
поголовная безграмотность народной массы должна была затор­
мозить это дело.
Однако власти, даже и при Петре, отнюдь не думали предпри­
нимать новой реформы церкви или тем более уничтожать весь
культ и обряды. С государственной точки зрения вера не была
бесполезна, только' вес ее среди всех прочих человеческих дел
упал, и потому даже разные обряды ее были безразличны. ПеТр
писал в своем указе: «Совести человеческой приневоливать не
желаем и охотно предоставляем каждому на его ответственность
пещись о спасении души своей» (1702). Даже новый еретик, по­
явившийся на Москве в то время, лекарь Дмитрий Тверитиінов,
не был сожжен за свою ересь. В сенате, где его судили, сенаторы
стали за еретика, отрицавшего и чудеса, и церковную иерархию,
и не дали его в обиду. Зато все-таки пострадал его последова­
тель, цирюльник Фома Иванов, попытавшийся приложить ерети­
ческие взгляды к делу: он изрубил топором икону, — Фому за
это сожгли в срубе. «Слово» и «дело» в практике просвещенной
политики того времени часто расходились резко.
Так же, как в старину, «благочестие» и теперь продолжали
насаждать полицейскими мерами. Предпринимались цензурные ка­
ры против вредных для православия сочинений, издавались указы
о хождении в церковь по праздникам и о каждогодной исповеди
под угрозой штрафа; штрафом же (1 рубль) при Елизавете кара­
лось нарушение благочестия в церкви; тогда же пытались уста­
новить надзор... за содержанием в чистоте икон в крестьянских
избах. Екатерина II попрежнему наказывала за небытие у испо­
веди и причастия.
Религия в тот «Век просвещен и я» (так называли
его старые историки) не менее чем в прежние времена считалась
важной политической силой. Если раньше простая наивная вера
народа искренно разделялась и правящими кругами; если впослед­
ствии стали уже понимать взаимную пользу от поддержки госу­
дарством церкви; то теперь, признавая веротерпимость, тем не
менее хотели сделать церковь чисто государственным учрежде­
нием и воспользоваться влиянием церкви на народные массы
в целях укрепления самодержавия и государственной мощи. Ека­
терина II писала: «Дидро (глава тогдашних французских безбож­
ников, с которым «свободомыслящая» (на показ для Европы) рус­
ская императрица находилась в переписке) слишком навязы­
вается со своей идеей: эта идея хороша для бумаги, которая все
терпит, но не для меня, несчастной императрицы, имеющий дело
с людьми, которые «чрезвычайно бывают чувствительны».
117

f
'
-
Т. е., другими словами, понимая и якобы одобряя безбожие Дидро,
ловкая правительница считала необходимым в интересах своих и
в интересах господствующего класса отнюдь не колебать устано­
вившегося в государстве положения церкви, которая так хорошо
и удачно используется им в его целях.
Но чем внимательней относилась к господствующей церкви
государственная власть, чем, скорей примирялась церковь с но­
вым строем и новой политике государства, чем, наконец, тесней
становилась зависимость ее от самодержавия, которому она уже
верно служила, тем дальше отходили от нее непримиримые про­
тивники каких бы то ни было церковных перемен, люди строго
державшиеся «аза» и люди «духовного делания».
Раскол укреплялся. Этому помогало и развитие северного
лесного хозяйства, и расширение торговых путей, и рост торговой
связи с заграницей. Старые центры раскола на Ветки и в Кержен­
ских лесах быстро разрастались. Ветка сделалась метрополией по­
повщины: Здесь был выстроен первый раскольничий храм; отсюда
рассылались попы и наставники во все концы раскольничьего
мира. Такое же значение получил и Керженец. Здесь сосредото­
чилась вся раскольничья ученость; отсюда выходили главные рас­
кольничьи начетники. В ХѴШ в. в лесах Поморья вырос новый
раскольничий центр, Выгорецкий скит, скоро разросшийся в це­
лый город. Устроителями его были дьячок Данила и братья-
князья Мышецкие, принявшие имя Денисовых. Они привлекли
к себе' множество' скитавшихся по лесам раскольников, главным
образом крестьян, и с их помощью завели большое хозяйство:
охотились на пушного зверя, на Мурмане ловили рыбу, вели
крупную торговлю хлебом. Вьгг сделался торговым центром с
большими капиталами, пристанями, амбарами и спадами. Раз­
богател и скит: братья Денисовы завели в нем библиотеку старых
рукописей и старопечатных книг, устроили школы для обучения
грамоте, списыванию книг, церковному пению, иконописному
искусству. Денисовы держали связь между раскольничьими ски­
тами. Выгорецкая обитель стала культурным центром особого
раскольничьего' толка- —беспоповщины.
Раскольничьи центры разрастались: от них отделялись ко­
лонии, «скиты» и «пустыни»; леса заселялись ревнителями ста­
рой веры и «древнего* благочестия»; в них воспитывался дух стой­
кости, предприимчивости, свободы; колонии управлялись старо­
стами и выборными людьми, сменявшимися погодно. Раскол рас­
пространялся по всей России; количество раскольников насчиты­
валось сотнями тысяч. Это* был своеобразный протест против
гнетущего самодержавия и против давящего, союза церкви и
государства, но протест пассивный, какого-то полуанархического
характера, без тени революционной борьбы.
118

Реформа Петра в глазах раскольников была дальнейшим,
вслед за Никоном, отступлением от веры. Мысль о пришествии
антихристова царства, казалось, получала теперь полное под­
тверждение: антихрист -воплощался в Петре, царе-немце. В на­
родных массах шли толки. Говорили, что- не напрасно было и
учреждение синода: антихрист Петр «принял на себя власть не
только царскую, но и святительскую; что он неспроста составил
регламент, учинил наро дное описание, исчислял живых и мертвых :
ничто не укрылося от руки его». Такие речи были, конечно,
оскорблением величества, подрывали авторитет самодержавия, а
потому, с точки зрения Петра, и авторитет государства. «Сму­
тьянов» -или мятежников нужно- было карать, и их жестоко ка­
рали; даже за «подметные письма» жгли (указ 1715 г.) . Одна­
ко, к расколу, как к церковному учению, отношение было иное.
Гонения на раскол прекратились: «Пусть живут, — говорил Петр.
—
Когда уже нельзя их обратить от суеверия рассудком, то, ко­
нечно, не пособит ни огонь, ни меч, — мучениками же за глупость
быть ни они той чести недостойны, ни государство пользы иметь
не будет». Раскольникам велено было платить двойной подушный
оклад, и за это они получали свободу веры. Некоторые (в том
числе и раскольничья буржуазия на Выге) воспользовались раз­
решением и, таким образом, примирились с светской властью.
К «непримиримым» или «тайным» раскольникам, чуравшимся
светского общения, следовательно, к противникам власти," по-преж­
нему применялись строгие меры — обыски, особая «раскольничья»
одежда, запрещение богослужения, разорение скитов. Время от
времени строгости усиливались. Наряжались своего рода «каратель­
ные экспедиции» в раскольничьи центры: в 1735 г. сожжены скиты
на Ветке и до 40 тыс. беглецов, разо-слано- по разным местам;
в 1736 г. переписаны и обложены большим окладом раскольничьи
слободы Стародубья; до 1740 — 50 гг. раскольников стесняли в
выборе одежды, брали с них пошлины за ношение бороды, требо­
вали паспорта для переездов- .
Усиление гонений, как и при Софье,
опять вызвало несколько случаев самосожжения: в одно-м месте
сожгли себя около- 150 раскольников, заявив-, что «сжигает их
грабительство и разорение ко-манд». В 1761 г. вышел было при­
миряющий указ о защите раскольников от обид, «ибо внутри
империи и иноверные яко магометане и идолопоклонники состоят,
а те раскольники—христиане». Но для господствующей церкви за­
мена светского меча (физических наказаний) мечом духовным
(силой проповеди, убеждения) казалась недостаточной оградой
от раскола, и преследования раскольников продолжались.
Между тем, в самом расколе шли споры. Многие по-разному
понимали старую веру и спорили из-за отдельных сл-о -в, текстов
и обрядов. К концу века было уже несколько- десятков различных
раскольничьих толков. Их по-прежнему объединяли вражда к
119

«никоновой вере» и пассивное неприятие светского государства.
В последнем смысле наиболее характерной раскольничьей сектой
для XVIII в. являются так наз. «бегуны» или «странники». По
учению бегунов, желающий спастись должен уйти от мира, где
царствует антихрист, «не принимать печати» его (паспорта), не
«иметь ни града, ни села, ни дому», а «таитися и бегать», вечно
■странствовать. Казалось, иного выхода и не было для русского
крестьянина XVIII в. из того мира, где все туже и крепче затя­
гивалась на нем петля крепостного права, и где все сильней и
сильней давил гнет дворянского государства. Ни в скиту, ни в мо­
настыре нет безопасности: убежище только в «прекрасной ма­
тери-пустыне», которая открывает страннику приют в своей
«густыне», в лесной чаще; там раздаются «гласы архангельские»,
там легче найти дорогу к горнему граду Сиону, «где растут и про­
цветают древа райские всегда, где рождают, умножают своего
сладкого плода» (страннический стих). У бегунов была своя тай­
ная организация: одни из них были настоящими странниками,
другие — только странноприимцами; последние укрывали первых:
они специально устраивали свои дома (с подпольями и подземны­
ми ходами); находили «бегунские деревни», сплошь состоящие из
таких домов.
Но отречение от мира, которое являлось основой учения
бегунов, было только! одной стороной раскола; другой его сто­
роной являлась жажда «искупления», стремление очиститься от
мирской скверны (отсюда и самосожжения раскольников). Осо­
бенно ярко выразилось это стремление в раскольничьей секте
хлыстов (хлыстовщина или христовщина), распространи­
вшейся в то же время. О начале секты так говорит хлыстовское
предание: «В 1645 году в Стародубской волости, в приходе Егорь­
евском на гору Городину (Владимирского округа, Иваново-Воз­
несенской области) сокатил на землю на огненной колеснице
окруженный ангелами и архангелами сам господь саваоф и все­
лился в пречистую плоть крестьянина Данилы Филипповича». Пер­
вым делом Данила собрал все книги (св. писания) в куль и бро­
сил их в Волгу, заявив, что никаких книг — ни старых, Ни новых—
не нужно, нужна только «книга золотая, книга животная, книга
голубиная — сам сударь дух святой». Вместо! старого1 церковного
откровения, вместо общения-с богом через молитву и богослуже­
ние найдено новое мистическое (таинственное, духовное) обще­
ние с божеством. «Дух» сходит на сектантов во время их «раде­
ний» и открывает им истину и блаженство. Обычно после общей
трапезы собравшиеся хлысты в белых рубахах и с зажженными
свечами садились на ланках, мужчины и женщины друг против
друга, под председательством «кормщика» или «кормщицы» ко­
рабля (корабль — хлыстовская община). Кормщик или кормщица
давали благословение по очереди всем присутствующим, и один
120

за другим они пускались парами в быструю пляску с подскакива­
нием, с пением, переходившим под конец в дикие выкрики, при
чем некоторые в то же время били себя палками и цепами. Эта
пляска и самоистязание приводили сектантов в состояние духов­
ного ’экстаза (исступления): им казалось, что.их поднимал сам
«дух святой». Время от времени среди бешеной пляски и пения
выговаривались слова и фразы, которые расценивались как про­
рочества: человек говорил не от себя, а от «духа». В некоторых
(но далеко не во всех) кораблях радения кончались «обрядом хри­
стовой любви», когда среди полного умоисступления происходило
беспорядочное половое общение участников и участниц. Но ра­
дения (духовная радость) были лишь временным и случайным уте­
шением от мирской скверны. Настоящее отдохновение, по мне­
нию хлыстов, наступит лишь «на том свете», блаженства которого
красочно и с любовью описывали хлыстовские песни.
Хлыстов, как и бегунов, преследовали: первых — за наруше­
ние общепринятой нравственности, а вторых — за уклонение от
государственного тягла и помещичьей барщины. В 1733 году ко­
миссия для розыска в Москве круто расправилась с хлыстами:
их вожди (бывшие монахи и монахини) были казнены; прочие,
как и впоследствии, наказывались кнутом и ссылались на каторгу.
Еще дальше от всякой церковной обрядности отошли сек­
танты, совсем мало связанные с расколом, — - т аковы были ду­
ховные христиане (духоборы, молокане). Их учение ведет нача­
ло от ересей XVI века, через беспоповщинские толки и взгляды
московских еретиков ХѴШ века (Дм. Тверитинов и др.); на него
влияли также крайние течения протестантства, занесенного' мно­
гочисленными иноземцами, приезжавшими к нам не только' в ка­
честве техников и инструкторов—людей городского класса, но и
колонистов-крестьян (особенно при Екатерине). Духоборы и мо­
локане не бежали от мира, как странники, и не утешались само­
забвением от его зол, как хлысты, но пытались перестроить са­
мую жизнь на каких-то, по их мнению, более справедливых
началах. Духовное христианство' распространилось на Украине
среди свободных крестьян. Основоположником его считается
Селуян Колесников, уроженец Екатеринославской губ.,
пропо-
ведывавший полное отрицание церковных обрядов во имя покло­
нения богу «духом и истиной»; церковь, по его учению, это — об­
щество только духовное, в котором и иудеи, и магометане, и языч­
ники такие же члены, как христиане; спастись можно и без ве­
ры во христа. Настоящим же организатором духоборчества
явился, однако, Илларион Поборихин, богатый крестьянин б. Там­
бовской губернии, занимавшийся оптовой продажей шерсти.
Разъезжая по своим торговым делам, он вел пропаганду духов­
ного христианства, укреплял духоборческие общины, смело
вступал в споры с православным духовенством.
121

Духоборы считают, что мир лежит во зле; в нем торжеству­
ют сыны Каина. Поэтому они, как сыны Авеля, не признавали ни
властей светских ни властей духовных, отрицательно' относи­
лись к военной службе, отказывались платить подати и испол­
нять повинности. Они верили в грядущий великий суд божий, ко­
гда соберутся «все трудящиеся и- обремененные» для совершения
правды. Тогда «почтение сотворит господь ко всем живущим
на земле». Старые небеса погибнут сожигаемые; все растает.
Будут небеса новые с землей новой, и все земное обновится.
«Всякое естество человеческое уравняется; перегородки между
людьми огонь поест». Установятся новые порядки, перестанет
«человек ненавидеть человека», и наступит «царство божие на
земле; царство мира и радости».
Воззрения духоборов, и особенно практика их веры, колеба­
ли существующий общественный и политический строй. Прави­
тельство не могло1 потерпеть этого, и в конце XVIII века на ду­
хоборов посыпались репрессии. Их разлучали с семьями, отпра­
вляли на фортификационные работы, сажали в крепости, зато­
чали в монастыри, подвергали телесным наказаниям. Преследо­
вания духоборов продолжались и в XIX веке. Только в начале
XIX века по указу 1802 года духоборам было разрешено' посе­
литься свободно на отведенной им земле в Мариупольском окру­
ге на реке Молочные Воды. Здесь устроилась процветавшая не­
сколько лет колония духоборов; здесь и попытались они прове­
сти в жизнь свои общественные христианско-коммунистические
воззрения. В количестве нескольких десятков семейств они
устроили здесь крепкие селения, насадили, большие сады, за­
нялись хлебопашеством и скотоводством. В духе старинного
утопического- равенства они образовали общие поля, ввели
общинную обработку земли, общинные магазины, . запасы, ма­
стерские и общинное пользование продуктами. Они представля­
ли собою сплоченное ядро, управлялись своими выборными людь­
ми, все внутренние дела вели. у себя дома, никогда не обращаясь
в правительственные суды. Признавая себя обязанными платить
подати за землю, которую они не считали себе принадлежащей,
во всем остальном они всеми мерами старались избегать какого
бы то ни было общения с властями государства Российского...
Наступившая реакция 20-х годов разрушила эту духоборческую
коммуну.
Таким образом, духовное христианство было широкое воз­
зрение, выходившее за пределы какой бы то ни было церкви, или
же, вернее, воззрение, стоявшее как бы на полпути между, рели­
гиозными задачами церкви и чисто светским, мирским идеалом.
Ощупью, в темноте и борьбе с этим миром, где и церковь и го­
сударство состояли на службе господствующих классов, низшие,
угнетенные классы искали своей «веры», которая бы не замы-
122

калась в церковном здании, в-застывших обрядах, в книжном
учении, в узкой нетерпимости к инаковерующим, а охватывала
бы ' весь1 мир, поднимала на переустройство жизни и давало бы
радость и блаженство: Туманные небесные идеалы опускались
на землю; мировоззрение становилось светским, царство божие
начинали искать здесь, на земле.
Теряли свой старый церковный характер жизнь и воз­
зрения и верхов общества нашей аристократической интелли­
генции XVIII века. Еще сподвижники Петра в деловых сноше­
ниях с иностранными людьми разной веры привыкли расцени­
вать людей по их практической ценности, независимо от их ре­
лигиозных взглядов. Это развивало веротерпимость, которая уже
сказывалась, как мы видели, в отношениях Петра I к раскольни­
кам и еретикам. Иностранное влияние, бурная и подвижная, вы­
битая из колеи жизнь, ломка и перестройка старого быта,—
все это развивало легкое отношение к общепринятым обычаям
и взглядам, к обрядам церкви и к правилам нравственности.
Отсюда антицерковные маскарады Петра, осуждение домостро­
евских порядков, легкие нравы придворных, доходившие до рас
пущенности. Узда церковных запретов была снята, и светское
общество, почувствовав себя свободным, проникалось эпикуре­
измом — чувством наслаждения жизнью. Малоразвитая русская
аристократия переживала как бы своего рода эпоху возрожде­
ния, только1 в ее грубых формах, когда, по резкому выражению
Сумарокова, «напудренный человек превращался в напудренную
скотину».
Но вместе с иностранной модой проникало к нам и иностран­
ное образование: иностранные науки, иностранная философия.
Уже знакомились с французскими скептиками — Бэйлем и Мон­
тескье, начинали читать безбожника Дидро и энциклопедистов,
увлекались боровшимся с церковью и духовенством Вольтером.
Уже не кружки ревнителей древнего благочестия, а кружки по­
борников светского просвещения группировались в аристокра­
тических гостиных. Вслед за императрицей и государственные
люди (в рассуждениях и на словах) часто являлись противниками
церкви, и духовенства, даже обер-прокуроры синода бывали люди
самых новых взглядов на религию (екатерининский обер-проку­
рор Чебышев, по рассказам, «щеголял своим атеизмом»).
Екатерининское придворное вольнодумство' было, однако,
быстро смыто грозой наступившей Французской революции.
Но светское мировоззрение сохранилось и продолжало1 укреп­
ляться во все более и более расширявшихся кругах дворянской,
а после и разночинной оппозиционной интеллигенции.
Итак, торговый капитал, объединив и укрепив государство
и организовав прочную самодержавную власть, объединил и раз­
розненную феодальную церковь; вслед за тем, не без борьбы с ее
123

стороны, он подчинил церковь уже выросшему тогда в мощную
силу самодержавию, которое использовало1 ее в качестве духов­
ного орудия своего господства, превратив духовенство в духовное
чиновничество. Однако, народные массы уже сопротивлялись этому
двойственному гнету самодержавия — и над телом и над душой.
Бунты Разина, Пугачева, волнения раскольников, движение сек­
тантов, наконец, развитие интеллигентского вольнодумства, —
все это расшатывало веками сложившийся самодержавно-крепост­
ной строй.
Развитие торгового капитала наложило, конечно, свою пе­
чать и на это движение протеста. В частности мы уже видели,
какую большую роль играл торговый капитал («посадские лю­
ди») в создании и процветании так называемой поповщины или
старообрядчества. Можно1 сказать, что церковная. организация
поповщины к началу XIX века была лишь «псевдонимом (другим
наименованием) широкой организации тогдашнего торгового
капитала»: старообрядческие общины и ячейки поповщины на ме­
стах были агентами «Таганки и Рогожской» — этих москов­
ских центров по1 торговле хлебом, рыбой, скотом. Ясно, что в
этой части раскола протест против русской государствен­
ности мог выражаться только в форме «дипломатических пред­
ставлений» и в конце-концо® должен был привести к установле­
нию какой-то договоренности с предержащими властями, что
и было на деле.
В беспоповщинских и сектантских общинах развитие тор­
гового капитала тоже оказало свое, хотя и косвенное, влияние.
Бесформенная крестьянская масса с развитием денежного хозяй­
ства постепенно, хотя и медленно, оформлялась, кристаллизова­
лась, выделяя из себя, конечно, еще не многочисленную, но креп­
кую верхушку зажиточных крестьян —кулаков-богатеев. Вы­
шедшие из этого слоя крестьянства «купцы» — эти обыкновен­
но бывалые и много видавшие люди с организаторской сметкой
и административными головами — . начинал и
играть руководящую
роль в раскольничьих крестьянских общинах, становились их
учителями, организаторами, вождями. Около них группирова­
лись их товарищи и агенты. Община расслаивалась: руководя­
щая верхушка прибирала к своим рукам ее широкие круги, стре­
милась использовать их в своих торгово-деляческих интересах,
попросту их эксплуатировала. Это и вело к разложению сек­
тантских коммун. Вот почему коммунистические сектантские
мирки, первоначально развиваясь и даже процветая, обычно
разваливались, как карточные домики, при большем или мень­
шем упрочении необходимых им связей с капиталистическим
миром. Отсюда и этот двойственный характер сектантства: с
одной стороны, «поглядывание назад» —■ иллюзии о построении
какого-то старинного коммунистического рая, но с другой, —
«забегание вперед» —■ настроения и идеалы свободного мелкособ­
ственнического хозяйства.
124

Дена 1 рубль.
СКЛАД ИЗДАНИЙ
ИЗДАТЕЛЬСТВА „БЕЗБОЖНИК“
Книгоцентр ОГИЗ, Москва, Маросейка, 7.