РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ

П. В. АННЕНКОВ
ПИСЬМА
К
И. С. ТУРГЕНЕВУ
Книга 2
1875-1883
Издание подготовили
Н. Н. Мостовская,
Н. Г. Жекулин
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
«НАУКА»
2005

УДК 821.161.1.0
ББК 83.3(2Рос=Рус)1
А 68
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
серии «ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ»
В. Е. Багно, Н. И Балашов (председатель), М. Л. Гаспаров,
А. Н. Горбунов, А. Л. Гришунин, Р. Ю. Данилевский,
Н. Я. Дьяконова, Б. Ф. Егоров (заместитель председателя),
Н. В. Корниенко, Г К Косиков, А. Б. Куделин,
А. В. Лавров, А. Д. Михайлов (заместитель председателя),
Ю. С. Осипов, М. А. Островский,
И. Г. Птушкина (ученый секретарь), Ю. А. Рыжов,
И. М. Стеблин-Каменский, С. О. Шмидт
Ответственный редактор
Б. Ф. ЕГОРОВ
Издание подготовлено при финансовой поддержке Федерации
общественных и гуманитарных наук Канады (SSHRCC)
Издание осуществлено при финансовой поддержке гранта
факультета гуманитарных наук университета Калгари
О H. Н. Мостовская, подготовка текстов,
комментарии, 2005
© Н. Г. Жекулин, подготовка текстов, комментарии,
2005
© Российская академия наук и издательство «Нау-
ТП-2004-И-148 ка», серия «Литературные памятники» (разра-
ISBN 5-02-026409-1 ботка, оформление), 1948 (год основания), 2005

ПИСЬМА
{продолжение)

189
3 (15) января 1875. Баден-Баден
3го января 1875J
Baden. Lichtenthalerstrasse, 9
Любезнейший И(ван) С(ергеевич). Вот кончились у нас и
рождественские ёлки и встречи обоих Новых годов — чухонского и
византийского — наполучили и роздали мы множество подарков, ничего не стоящих,
кроме очень больших денег, наконец наелись и напились Sparkling-Hock'a*
вдоволь. Теперь наступила пора думать и о Франции, в которой, кажется,
осталась одна политическая гололедица, а уличная, самая опасная, прошла.
Получу от Вас ответ и уже собираться стану в Париж, причем не премину
Вас известить о сем событии2.
Итак министр Толстой съел Корша и Суворина с
«(Санкт-Петербургскими) ведомостями». Не понимаю — за что такая ненависть? Всех своих
врагов ведь не съесть — Краевский, Стасюлевич все-таки остаются. Разве
потому, что досадно испытывать огорчения от таких глупеньких людей,
как Корш, и легче переносить нападки более смышленых людей.
Последний прощальный фельетон Суворина мне гадкую отрыжку произвел3.
Шутовство, соединенное с плачем. Точно мертвецки пьяного жулика дерут
плетьми: и смешно, и жалко, и противно. Но такого рода поганый пафос и
гнусная драма — суть достояние русской культуры.
У Вас все обстоит благополучно, как я знаю от М//е Viardot, у которой
был с визитом на праздниках4. Мы тоже понемногу пробавляемся и, как
выражается Салтыков — дерзаем. Вера сделалась первой по классу и удивляет
учительниц понятливостью, что не помешает ей, если заговорит в ней
русская природа, сделаться дурацкой барышней в 20 лет, когда тупоумные
нынешние ее сверстницы превратятся в очень порядочные персоны.
Павлушка сделался великим плотником и без молотка уже никуда не выходит,
* шипучий рейнвейн (англ.)

8
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
что не обещает нимало из него Петра I. Михайлов велел Вам кланяться. Он
накануне Нового года всю ночь вертел столы у Щербинина и вызывал
духов5. Множество явилось, но дух «здравого смысла» — не показался.
Прощайте, друг.
П. Анненков
190
(27января) 8 февраля 1875. Баден-Баден
8 января 1875
Bade. Lichtenthalerstrasse, 9
Добрейший И(ван) С(ергеевич). И совестно, и гадко писать о том, что я
делал целых две недели — во-первых, получил жабу накануне выезда в
Париж и, во-вторых, видел зачатки крупов у детей и т. д. Вы так горячо и
любезно и — что важнее еще — таким лестно коллективным образом зовете
меня к себе, что на будущей неделе выезжаю к вам1. Как не быть в Париже
вещам, достойным осмотра, но — увы — не увижу я там выставки
художнической, которая позднее, кажется, открывается, а новое французское
искусство совершенно не знакомо мне, еще любопытнее для меня Вашей
французской республики, полученной одним голосом2. О, дорогой
голосок — как благодарить тебя! Однакож, друг, довершите все Ваши
благодеяния — уведомлением, когда можно ожидать открытия «Салона». Если в
начале марта, то можно бы и подождать отъездом, чтобы, по пословице, на
одном гвозде повесить весь свой гардероб, а если позднее — то ожидать
нечего. Дайте же совет и приказание и вслед за тем уже и ждите
точнейшего исполнения их с моей стороны3.
Мне пишут, что Лонгинов умер, у Корша очистилось 50 т. р. от
продажи «С(анкт)-П(етербургских) ведомостей» Баймакову, что Катков
получил 150 т. руб. субсидии на Лицей и газету отдали ему еще на 12 лет по
старой цене, а это составляет подарок чуть ли не в 300 т. руб.4 Все это почти
так же великолепно, как и фельетоны новых «С(анкт)-П(етербургских)
ведомостей»5. Читали ли Вы что-нибудь гаже, пошлее и бездарнее. Жду с
нетерпением вашей биографии в «Gegenwart» 'е, где Арендт печатает
биографию Алекс(ея), Николая Тургеневых и их племянника Ивана6.
Любопытно. До первой Вашей строчки и до свидания затем.
П. Анненков

1875
9
191
13 (25) февраля 1875. Баден-Баден
Щ февраля Bade
Lichtenthalerstrasse, 9
Добрейший Иван Сергеевич.
Видите, что на дворе делается. Каждое утро 8° мороза и холоднейший
ветер. Лекарь просит обождать немного, чтобы с ослабевшей жабой не
попасть в ледяные потоки Парижа и в его камины, которые ревматизмами
топятся. На днях извещу Вас, когда я выезжаю1.
Я получил от Писемского «Просвещенное время»2. Это выпуклое
зеркало, которое отражает рожи, а не лица, хотя лица и смотрятся в него.
Повести Толстого еще не видал3. Здесь у меня был Корш, появившийся в Гей-
дельберге. У него есть затея, о которой вы, вероятно, уже слышали, —
издавать конституционный журнал в Берлине по-русски, да справится ли?
Как вы думаете?4 Напишите мне одну строчку, чтобы я знал, что вы не
сердитесь на меня за мои отсрочки. Я часто бывал в той же коже относительно
Вас — всегда прощал5. Сделайте и Вы то же со мной, а впрочем скоро сам
приеду и паду к стопам Вашим.
Весь Ваш
П. Анненков
NB. Вчера был аниверсер* революции 1848, и я вспомнил, что я делал, чем
был за 27 лет тому назад6. Разница немалая. Кстати — меня признала здесь
на улице г-жа Гервег и звала к себе и к мужу. Не хочется мне возобновлять
это знакомство. Скажите — в бытность вашу здесь — имели Вы сношения
с этой милой фамилией или нет?7
192
25 февраля (8 марта) 1875. Баден-Баден
8 марта. Понедельник
Вчера, добрейший мой Иван Сергеевич, в 2Уг часа пополудни
(воскресенье) произошла в городе Бадене мгновенная перемена ветра — из
северо-восточного на юго-западный — так, что мы стали по утру с 7° мороза, а
легли спать по вечеру с 9° тепла. Сегодня уже 13° тепла и ходит сирокко,
* годовщина (от франц. anniversaire)

10
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
предвещая бурю. Зачем Вам все это знать — услышите сию минуту. Завтра,
во вторник 9 марта выезжаю я наконец, после долгих колебаний,
напутствуемый благословениями жены и доктора и раздавая сам таковые же, с
обещаниями подарков детям, в Париж. Но так как «мне миг покоя моего»
дороже, чем в истории république française*, то я и останавливаюсь ночевать
или в Страсбурге или в Нанси — и заблистаю над Парижем уже в среду
11го вечером или в поздний обед, когда над ним, Парижем, никакого
другого солнца уже не будет1. Итак, друг, устройте мне на вышеозначенный день
каюту в Hôtel Byron, куда и явлюсь и если не очень поздно будет, то Вас
извещу, во-первых, для облобызания, а, во-вторых, для совместного ужина,
где оный гигиеническими Вашими правилами полагается. А покамест,
друг, посылаю Вам мой поцелуй на воздух и остаюсь
весь ваш
П. Анненков
193
20 марта (1 апреля) 1875. Баден-Баден
1 апреля 1875. Baden
Lichtenthalerstrasse, 9
Вот я и дома, добрейший И(ван) С(ергеевич), и, как вы пророчили,
доехал в спальном вагоне благополучнейшим образом до Страсбурга, где
переночевал еще и подивился прусским усилиям сгладить все признаки
осады — цитадель с иголочки новая, префектура тоже, протестантский
Temple** тоже, все дома даже гадки молодостию своей, но руины в душах
и гемютах*** остались нетронутыми1. В Бадене встречен был визгом детей
на дебаркадере, показавшемся мне (т. е. визг) не менее гармоничным, чем
творения Гуно и Массне, вместе взятые. А прибыв на квартиру, в кабинет
свой, даже испугался нечеловеческой тишине, охватившей меня (окна наши
в сад). Люди необходимо должны заболевать в этом молчании —
подумайте, слышишь биение собственного сердца, свое дыхание и кажется всю
игру головных нервов — немудрено, что начнешь поверять ход организма
и беспокоиться насчет его правильности. В кабинете же у себя нашел
письмо Салтыкова, который поручает искать ему квартиру в Бадене с первых
чисел апреля и до сентября, когда выедет на зиму в Рим. Письмо очень
грустное, собирается издыхать, по его выражению, оставляя старшего сына
* французская республика (франц.)
** храм (франц.)
*** душа (от нем. Gemüt)

1875
И
3* лет и не оставляя никакого, даже и очень малого достатка семье.
Умоляет о дешевизне найма. Дело раздирающее — страх как я люблю этого
дикаря2. —
Только теперь, возвращенный самому себе, могу я Вас, друг,
благодарить за преизукрашенную вами мою жизнь в Париже. Через неделю это
сделается для меня волшебным сном, где Ваш образ и образы семейства
Виардо превратятся в мифические, обаятельные существа. Вас-то я еще
успею возвратить к реальному выражению, но семью Виардо — Бог знает
когда я ее опять увижу. Передайте ей то, что мне хочется сказать: вы это
отлично сделаете.
Не забудьте ни Харламова, ни Жуковского, ни Ханыкова, ни г-жу Селя-
нову3 — все это такие отличные подробности моего 3* недельного
пребывания между Вами, что право, стоило бы стихотворения. Есть и еще и [sic]
лицо, сильно отражающееся в моих воспоминаниях — это конспект вашего
романа4. Ребенок сей, не сделавший еще и первых зубов, поразил меня
своим выражением. Вырастить его есть обязанность ваша, говорю с
убеждением.
Дети благодарят за конфекты. Отлично посылать детям бон-боны*.
Млеют за каждой штучкой и при каждом ощущении смородины, малины и
проч. вспоминают ваше имя. Жена посылает Вам поклон.
П. Анненков
194
10 (22) апреля 1875. Баден-Баден
22 апреля. Baden
Lichtenthalerstrasse, 9
Вот, любезный друг И(ван) С(ергеевич) — и юнкер Шмит не может
теперь усомниться, что весна возвратилась к нам по положению — так здесь
становится зелено, пахуче, хорошо. Увы, только в людях не повторяется их
весна — я неделю пролежал с ревматизмом в колене, а из Петербурга жена
Салтыкова извещает меня, что муж ее не может тронуться с места от
слабости и боли сердца1. Бывает и еще хуже. Гервега в три дня унесла к его
праотцу Аврааму простуда, а был прям и величествен, как дуб. Хоронили его,
т. е. свезли на кладбище, ибо оттуда он приказал препроводить себя в
свободную землю, в Кантон Базель — без попов, но с венками, съехались
редакторы либеральных газет из Франкфурта, Штутгарта и др. ближайших
мест и говорили речи, главный мотив которых состоял в том, что перед
* конфеты (от франц. bonbon)

12
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
ними высится гроб с честнейшим, премилейшим, благороднейшим трупом.
Это — история! Современная история. Так же точно была правдива,
говорят, и при гробе Леонтьева в Москве2.
А что же вы не написали ничего о российских спектаклях в Париже и
были ли вы свидетелем столь интересного изображения московской
культуры в отечестве Вольтера. Напишите, друг3.
Я позабыл взять у вас письмо Кавелина и летопись о необыкновенном
случае с Маркевичем Н. Тютчева4. Привезите с собой, да, кстати уж и мою
корреспонденцию с вами, о чем мы говорили. Право — не хотелось бы,
чтоб дружеская и откровенная переписка наша попала в руки пройдохи
какого-нибудь собирателя-библиографа (а они все пройдохи!) и порадовала
его пикантностию своей. Гадко и думать5.
И несмотря на эти опасения, как же не сказать, например, что журнал
Стасюлевича становится похож на лавочку с надгробными памятниками,
бывающими обыкновенно при кладбищах: есть и гении, и плачущие
женщины, и воины и проч. — и все тошноватого пошиба. Поглядите — что это
за повесть Костомарова и еще другая какая-то!6
А я так и не сподоблюсь поглядеть на ваших Дюпре и Коротов!
Воспоминание о всех этих господах со включением Харламова составляет очень
яркую полосу в моей теперешней жизни7. Жена и дети ждут Вас, друг, с
очень широкими объятиями сюда8. Прощайте
П. Аннен(ков)
195
20 апреля (2 мая) 1875. Баден-Баден
2 мая. Baden-Baden
Lichtenthalerstrasse, 9
Ну, конечно, мой добрейший И(ван) С(ергеевич) — я подожду Вас и с
Писемским здесь в Бадене, если Вы не позднее 25 мая сюда пожалуете, и
по очень простой причине: кто же себе враг? Эдакую оказию упустить! Но
другая оказия у меня и на Волге еще есть, и от той отказаться тоже нельзя1.
Вот отчего я так решительно и выразился в письме к Писемскому,
припоминая к тому же и афоризм из Св<ятого> Писания: «не надейтеся на Князя
и на дворяне орловские (да и симбирские тоже)»2. Потщимся же с обеих
сторон уличить во лжи эту цитату.
За все обещания привоза писем (да и помады, ибо продолжаю страдать в
коленях) благодарю много3. Наконец прибыл сюда Салтыков и в наипла-
чевнейшем состоянии, с болезнию сердца и с ревматизмом в руках, ногах,
плечах и повсюду — да каком! Воет, на стены лезет, ругает жену, доктора,

1875
13
людей, пославших его сюда, и меня, встретившего его здесь. Хейлигенталь
ужасно боится, чтоб не кинулся ревматизм на сердце — тогда капут. Что-то
будет: жалко, страшно, досадно4. Вообразите — этот чудак — уже больной
и по адскому холоду проскакал сюда прямо из Петерб(урга), проведя и
дрожа дни и ночи безостановочно в вагонах — ну истерзал себя.
Фельдъегерю из Чухны было бы едва под силу такое проследование.
Что такое наврал Аренд в «Гегенварте» про ваше происхождение и
вашу фамилию5. Кажись можно было бы справочку навести — ведь
человек налицо, так нет же. Придуманное лучше выглядит, чем верное и
фактическое.
Поклонитесь моим парижским друзьям, изукрасившим мне мою
экскурсию к вам6. Писемскому тоже добрый поклон. Мы все здоровы, ибо
насморки не принимаются в счет. Ах, — у вас выставка, а я об ней только и
мечтал. Скажите слово о ней, да о эффекте портретов Харламова7.
Весь ваш
П. Анненков
196
26 апреля (8 мая) 1875. Баден-Баден
8 мая. Baden
Lichtenthalerstrasse, 9
Я все это время, добрейший И(ван) С(ергеевич), был в мучительном
волнении. Салтыков чуть не умер на моих руках и только, благодаря дикой
природе своей, устоял на ногах: будь он поцивилизованнее, на манер
покойного В. П. Боткина, быть бы ему на той стороне жизни земной! Теперь,
перескочив через гроб, опять сделался ревматиком, и это еще долго будет
продолжаться. Я уже телеграфировал в Петербург, чтобы приезжали за
семьей, а оттуда отвечали — еще подождем — и умно сделали1.
У вас, слышу, Танлев застрелился: попадет в хрестоматию, где
помнится читал описание как зарезался Вател от того, что рыбы у короля не
было за столом. Честолюбие Танлева еще выше, ибо ему не достало
золотой рыбки2.
К Вам поехала толпа Михайловых. Отец удивил меня, не сойдя с ума
при получении печатного экземпляра «Германия»3. Между тем по поводу
его у меня есть покорная просьба к вам. Заплатите ему все, что он
потребует за исполнение комиссий, которые мы ему надавали в Париже, и затем
самые эти комиссии, состоящие из пустяков (куска фуляра для жены и
моих карточек от Пирсона), привезите с собой сюда, где и вся потраченная
ваша сумма будет Вам сполна заплачена4.

14
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Поклонитесь Писемским и помните, что и Вас, и их я жду в
назначенный срок в Баден и прежде того отсюда не тронусь, разве нечто
колоссальное произойдет на родине5.
Весь ваш
П. Анненков
Ждем также сюда в скором времени прибытия многострадальной
девицы Констанции де Додт6. Жена Вам кланяется и тоже молит об
исполнении вышеозначенного поручения, а кирасу она себе здесь сделала и
только не может понять теперь, каким образом ее портниха дала ей мерку,
годную для обвитая Вандомской колонны два раза. Помните?
197
3 (15) июня 1875. Баден-Баден
15 июня. Baden-Baden
Lichtenthalerstrasse, 9
Лежу, добрейший И(ван) С(ергеевич) — и все лежу, и рука не
поднималась писать Вам. Все комиссии Ваши так или иначе исполню1. Теперь
жду сюда брата вместо того, чтоб ехать к нему навстречу, как предполагал.
Устроив его в Бадене, убегу, убегу во что бы то ни стало2. Не то, чтобы в
делах моих произошел какой-либо кризис, но они загнили, опустились,
расползаются в России — никто ничего не делает, не отдают отчета, не
шевелятся, спят. Гадко.
Нового ничего нет. Колоссальный сумасброд Писемский отпустил сына
в Берлин, да не получив от него письма на другой день, возомнил, что он
умер на дороге, стал выть, буквально, на весь трактир, впал в истерику с
икотой и судорогами и собрался к Колошину просить его совета, как бы
добыть труп его сына3. Все это исторически верно. Вечером получил письмо
и явился ко мне. Я его обругал, как собаку. Перенес покорно, но
исправиться не обещал.
Салтыков завелся уже огромным письменным столом и ругает своего
спасителя-доктора. «Скотина эдакая, — говорит, —писать не позволяет. Да
он животное не знает, что я литературой деньги приобретаю. Подлый
немец ничего понять не может» и т. д.4
Добудьте себе «Москов(ские) ведомости» № 133, от 28 мая и прочтите
обвинение Военного министра во всех студенческих бунтах и заговорах,
которые он производит с помощию своей Медицинской академии и в пику
министру Просвещения. Очень любопытно5.

1875
15
Я еще могу получить от Вас одно письмо здесь, в ожидании которого
желаю хорошенько лечиться и не скучать, что Вы, кажется, с помощью
знакомых и делаете6.
П. Анненков
198
20 июня (2 июля) 1875. Баден-Баден
2 июля н.с.
Baden
Одно слово, мой почтеннейший И(ван) С(ергеевич) — ради извещения
Вас, что я еще здесь и тронусь отсюда не ранее 8го, так что если близок ваш
возвратный путь на Париж, то найдете меня налицо — в Lichtenthaler-
strasse, 9. — Причина моего замедления есть, во-первых, нога, ужасно
медленно возвращаяся в нормальное состояние, а во-вторых, приезд сюда
брата Ив(ана) Вас(ильевича). Писемский скрылся за горизонт вчера Vе июля.
Взамен прибыл к Салтыкову Унковский и привез док(тору) Гейлигенталю
подарок от друзей сатирика нашего — серебряный кубок с надписью1.
Кубок произвел громадное впечатление в Бадене, как небывалое явление, и
возбуждает зависть всех коллег нашего доктора. Оказывается, что лечить
литераторов чуть ли не более лестно, чем принцев и генералов.
Увижусь ли с вами или нет — не знаю, а потому теперь же и целую Вас
на прощанье2.
П. А.
199
27 августа (8 сентября) 1875. Баден-Баден
8го сентября. Baden
Hôtel Stadt Baden
Вот я и опять, друг Иван Сергеевич, в «сих прекрасных местах» и
покамест один, ибо семья в Цюрихе. Сделал я тысяч 5 верст в эти два месяца и,
может быть, двухгодичную работу по хозяйству1. К Вам не писал, находясь
в расположении духа, более чем поганом, но комиссии исполнил2. Самая
оригинальная была та, результаты которой в виде 50 талеров Вы, вероятно,
уже получили от Онегина. На дороге из Берлина Писемский, с которым мы
ехали в Петербург, подводит ко мне Достоевского и знакомит с ним: «да

16
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
мы с Вами давно знакомы», — говорю; «не помню что-то» — отвечает,
затем adieu. На следующей станции подходит ко мне опять и уже сам. «Вы
может быть слышали, что я должен кой-что Тургеневу». — Слышал. — «Я
должен 50 талеров». — Не знаю. — «По курсу выходит 60 т. — доставьте
их ему». — Хорошо, но по курсу выходит 55 т. — «Пожалуй, 55 т.». На
третьей станции несет мне 55 т. и говорит: «расписку доставьте Базуно-
ву». Слушаюсь. — И с тем пропал окончательно3.
В Петербурге видел Арапетова, Анненкова (Михаилу), Островского
(тоже Михаилу), в Москве Маслова, Макарова и других. Сюда приехал
совсем измученный и получил довольно неприятное известие, что квартиру
нашу, такую удобную и хорошую, перебила у нас поэтесса и дворовая
женщина при Петербургской резиденции, Баратынская, высмотревшая ее у нас
же в доме4. Вот приятное знакомство! Теперь выписываю жену, искать
зимний угол, который считал обеспеченным.
В России одна половина в страхе голода, другая (наша) в надежде
урожая, одна половина судится за проповедь о восстании и водворении
порядков анархии, другая не позволяет себя судить, даже когда крадет. Надо
всем этим морем носится дух Божий в форме недоумения всеобщего,
всесословного, всемирного. Только и видел я, что разинутые рты и вопль,
вопрошающий «что делать?»
А вы как лето провели, что теперь делаете и что делать намерены и все
ли Вы такой красавец, каким были?5 Напишите, друг.
Весь Ваш
П. Анненков
200
11 (23) сентября 1875. Цюрих
23 сентября
Suisse. Zürich. Hôtel du Cygne
à Muhlbach
Вот видите, где я очутился? добрейший И(ван) С(ергеевич). В Бадене
успел нанять квартиру препорядочную — Sophienstrasse, 4, maison Rei-
(c)hert — но по дурацкому обычаю тамошнему квартиры на зиму остаются
только с Vго ноября, а до тех пор должны служить для гостей,
принимающих участие в скачках и в лицезрении немецкого императора. Что делать
до 1го ноября? А тут приехала ко мне Глафира Алек(сандровна) и увезла к
себе в Цюрих на озеро, в отель-пансион с садом и с тишиной и с
англичанками сантиментальными, потому что скудно-доходны. Чего же лучше? Тут
я и отдыхаю. А отдых был мне нужен, скажу Вам, ибо несмотря на все слу-

1875
17
хи о моем здоровье — два месяца напряжения и возбуждения нервного
сломили-таки меня, как только очутился на твердом месте1. Две недели имел
вид разваренной спаржи и только теперь начинаю приобретать некоторую
консистансу*.
Автобиографический Ваш очерк за 2 месяца получил в Бадене2. Жаль,
что прекрасная программа романа ждет доселе своего возделывателя, не
являющегося к ней на rendez-vous. А что Вы отвечали на запросы Стасюлеви-
ча, который, кажется, за романом-то Вашим и в Париж приехал. Напишите
вообще, какие он Вам новости, соображения и заключения передавал: всех
я слышал в Петербурге, а его не слыхал3. Да вот что, друг: сообщите,
пожалуйста, адрес Плетневой. Мне он нужен4.
Куда девалась цюрихская Россия — понять не могу. Ищу,
расспрашиваю, в самых скверных кафе пиво пью — следов нет, так же как и Польши.
В книжных магазинах еще есть невообразимые русские брошюры, но нет
авторов их или их сочувственников. Доктор мой, профессор университета,
говорит, что у них есть еще русские студенты, но из Риги и Ревеля, а
студенток совсем нет — все переехали, говорит, в Женеву. Спросите при
случае Лопатина или кого другого, почему город мой предан такому
запустению5.
Покамест прощайте и помните, что до Vго ноября я обретаюсь здесь и
очень желаю знать, долго ли Вы пробудете в Буживале6.
Весь Ваш
П. Анненков
201
22 сентября (4 октября) 1875. Цюрих
4 октября
Suisse, Zürich. Hôtel du Cygne à Muhlbach
Итак, добрейший И(ван) С(ергеевич), приходится поздравлять Вас с
новосельем1. Вот Вы уже перешли из кочующего состояния в оседлое, а я
все еще проживаю в кибитках и не мог бы отвечать на словацкую или
хорватскую или иную славянскую песню, которая начинается словами: «Где
дом мой?» — иначе, как «Дом мой на карте Европы, душечка»2.
Благодарю за любопытную перечень очень любезных и почтенных
русских имен, составляющих теперь около Вас созвездие в Париже, а еще
более благодарю за приятное уверение в невозможности бонапартистского
торжества3. А то читаешь, что Наполеониды растут, как ядовитые грибы по
* плотность (от франц. consistence)

18
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Франции, и жутко становится. Да, кстати. Я здесь не мог достать брошюры
«La Russie nouvelle», которая, по газетам, будто бы сенсацию произвела в
Европе. Не знаете ли, что это такое?4
Причины остановки романа Толстого не ведаю, но Островский (Михай-
ло) мне говорил, что он недоволен впечатлением, произведенным
Карениной на публику, и завален вопросами со всех сторон о смысле своей
любострастной картины, на которые постоянно отвечает, что он хотел
изобразить плотские побуждения в людях под бархатом, шелком, шитыми
мундирами и с изощренными вкусами5. Дело не вышло, и оказывается, что
без доброй мысли и нравственной подкладки люди не расположены
любоваться чем-то похожим на собачью свадьбу, хотя бы она происходила на
Царицыном лугу и при великолепном лунном освещении.
Буде еще увидите Салтыкова, передайте ему мой адрес — может и
напишет что-нибудь о себе6. Он моя слабость и ничем так не любезен мне, как
своими нелепостями. Все это своего рода истины, только перешедшие
через его Салтыковскую натуру. Это между нами.
Как бы хотелось видеть похорошевшую Тата Герцен. А я в переписке с
другой Natalie, только Алексеевной. Она в Ниц(ц)е и скорбит, что к
открытию памятника на могиле Герцена никто из его детей не приехал7. Оно и
точно, как будто маненько странно. Да бывает! Безупречным отцом весьма
трудно сделаться в глазах детей, а к пиетету они менее всех сподобны.
Я однакож стараюсь из всех сил на этом пути. Кормлю своих сладко,
вожу в комедии и на качели, лечу каждоминутно, и если, после этого, не
будут приходить плакать на мою могилу, то значит человечество никуда не
годно. Покамест они Вам все кланяются, и с матерью их — и я за ними.
Если Вы точно приедете к нам в Баден по зиме, то я отплачу Вам визит
по весне в Буживаль8. У нас льет дождь, туманы стоят, хоть режь ножом, а
виноград отличный, который я и пожираю сильно-образно, благо это
называется лечением и могу делать при этом кислую мину, как будто некая
жертва.
Весь Ваш
П. Анненков
202
22 октября (3 ноября) 1875. Баден-Баден
Уго ноября. Баден-Баден
Sophienstrasse, 4
Извещаю Вас, добрейший И(ван) С(ергеевич), что я остановился в Ба-
дене, монтировал свой дом всем нужным, прочел «Fanny Lear» и «La Russie

1875
19
actuelle», отдавая предпочтение первой в занимательности и
поучительности1, получил 3 письма от Салтыкова, содержащих проклятия на Сологуба
и на баденское русское общество2, и теперь мне недостает только известий
об Вас и Вашем жизнепрепровождении. Никогда не поздравлял я Вас с
днем рождения, но нынче г-жа Анштет, горюющая, что не видала Вас
проездом через Баден, поручила мне сделать это от ее имени, но я перебиваю у
ней дорогу и делаю это за себя, ибо лет 30 с хвостиком из Вашей жизни
принадлежит частию и мне — ив моем существовании это часть хорошая.
Помяните это обстоятельство, когда будете праздновать юбилей своего
Menschenwerden'a*. А какой это счетом?3
Много мне было хлопот и много стоило денег устроиться здесь
по-человечески, но теперь наступил блаженнейший покой с солнцем, которое
светит во все мои окна, и с русской публицистикой, которая охлаждает мою
внутреннюю температуру. Что там за крак стрёсся в Москве с
Коммерческим Банком? Даже вклады на текущий счет погибли, а между тем
директор его — великий негодяй — Бабст (не убежден — знаете ли его),
получивший 15 т. жалованья, и усом не ведет и не арестован, как его товарищи.
Он, видите, в связях с двором Наследника и, слышно, презрительно
отзывается о волнении ограбленной публики: «чего де раскричались — хотят
иметь банки, а не выучились банкротства переносить». Надо вспомнить,
что господин был другом Грановского, либеральным профессором и проч.4
Думают, что он выйдет миллионером из этой истории и может быть тогда
окажется опять ревнителем общественных интересов. История, конечно, не
новая.
Кстати, бедный Алексей Толстой — был. Он попрощался с публикой
нелепой балладой «Дракон», но останется в памяти людской как мягкая,
честнейшая и благороднейшая душа. Ради Бога сообщите мне все те
подробности о его смерти, какие знаете, ибо я, за переездами и хлопотами,
пропустил все его некрологи. Что его вдова? Как все случилось? Он стоит,
чтоб собирать о нем сказания и известия5.
И за тем, друг, прощайте. Мои Вам кланяются и все в благоденствии.
Поручаю Вам передать мой поклон семейству Виардо и непременно
написать, как ведет себя маленький человечек у Диди6.
П. Анненков
* человекобытие (нем.)

20
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
203
б (18) ноября 1875. Баден-Баден
18 ноября
Baden-Baden. Sophienstrasse, 4
«Я жду тебя, когда...» Но молчание! Вы, вероятно, уже знаете — какой
здесь пассаж случился с бельгийским консулом Леженом на обеде в
интернациональном клубе, в Губертов день. Старик выпил лишний стакан
шампанского, вышел в сад освежиться, облокотился на деревянные перила, да и
упал вниз на острые камни, причем расшиб себе череп, и только на другой
день утром в 5 часов увидели его на дороге уже мертвого и наполовину
замерзшего. Вот неделя прошла, а Баден все толкует об этом случае и я за
ним1.
Прочел теплое Ваше письмецо о бедном А. К. Толстом. Очень хорошо.
Трудно мне согласиться, чтоб последний Machwerk* его «Дракон» походил
на сосредоточенно энтузиастические октавы Данта, а вот на ложно
гениальные размахи Каульбаховских фресок он точно походит2. Да все равно —
это был литератор-человек, какие только в хорошие эпохи искусства и
жизни встречаются.
По последним известиям г-н Бабст вовремя удалился из Коммерческого
банка с приличными кушами, а в крушении его не участвовал. Ну и слава
Богу, все остальное, что Вы о нем сказали и что я о нем думаю — остается
в полной силе3.
Прочел брошюру Арнима «Pro nihilo»4. Бедный человек! Он просто был
выбран Бисмарком, чтоб на нем показать пример и навести террор на
придворную клику врагов своих. Не повинен он, как оказывается, ни в каком
служебном нарушении, но очень виновен в нерасположении к Канцлеру. А
за сие самое он и должен исчезнуть с лица земли, даже и помимо желания
Императора и всех возможных юристов. История поучительная!
Кардиналы Ришелье и ныне существуют без красной шапки.
Я получил на Ваше имя брошюру какой-то австриячки, Шарлотты Ед-
лен фон Шик, но так как чахоточная брошюра из 172 листа озаглавлена
«Auch ein Gottes-idee», то полагаю, что она может ждать Вашего прибытия
сюда. Впрочем, если необходима для Вашего назидания, то перешлю5.
А что у Вас делается — в Версали-то держит наш дух в большом
возбуждении. Что дадут выборы по округам униноминальным** способом,
составляет вопрос, который мы задаем себе тщетно, ибо ни Марченко, ни
Михайлов, ни г-жи Баратынская, Лавровская, Мюленс не составили об нем
никакого понятия себе. Бросьте несколько света в нашу провинциальную
* халтура (нем.)
** с только одним избирательным местом (от франц. uninominale)

1875
21
темноту, как по этому, так и по вопросу о настроении умов вообще в
Франции6.
Как буду ждать вашего сообщения рукописи, вытребованной у Вас Ста-
сюлевичем7. Молодец этот редактор! Засадил-таки Вас за работу, когда это
казалось невозможным даже Вам самим. Такие люди совершенно
необходимы для поэтов, разорванных, как Вы, на бесчисленные количества
сравнений и влечений.
Весь ваш
П. Анненков
204
23 ноября (5 декабря) 1875. Баден-Баден
5'го декабря. Baden-Baden
Schillerstrasse, 21
Я прочитал, добрейший И(ван) С(ергеевич), Ваш прелестный рассказ и
уже отослал его Стасюлевичу1. Вот что скажу. Сути самой русской жизни в
нем не захвачено, как это удавалось Вам в других случаях, но маленьких
подробностей бездна. Характер анекдота, который на нем лежит, так ясен,
что кажется и автору следовало бы согласиться с этим и в конце рассказа
сказать, например — «таков анекдот с первыми подаренными мне часами»,
а если это безграмотно, то что-нибудь другое в том же роде. Кстати —
часы, вставленные в лукошко, потому что сами лукошко, не очень-то
красиво завершают рассказ, которому не следовало бы разрешаться в плохой
каламбур — ив довольно дикую идею. Достаточно было бы, если бы
рассказчик, глядя на свои новые брегеты с репетириями* и звонами, всегда
переносился мыслию к первым часам — лукошкою. Если найдете
справедливыми эти замечания — их можно еще осуществить приказом к
Стасюлевичу, Тяжелее произвести следующие перемены. Признаюсь, друг, образ
прелестной Вашей Черногубки затуманился в моих глазах от изображения
ее бегущей, разинув рот, за Давыдом с часами, к реке. Почему так — и сам
не понимаю; может быть от того, что эта встреча слишком уж нужна
автору, а может быть и потому, что сумасбродство Давыдова требовало
картины без посторонней, чужой — драматической примеси. Кажется лучше
было бы, если бы Черногубка встретила его уже на рогожке, полумертвого:
последствия могли бы быть точно те же. А вот и маленькая историческая
придирка. Мартинисты, новиковианцы, вроде Егора сосланы были
Екатериной и возвращены Павлом, который к ним сумасбродно, как и все что он
* часы известной швейцарской фирмы Бреге (Breguet) с репетицией

22
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
делал, благоволил — так что замечание о милой репутации добродушия
Александра I тут не при чем. Да еще комитета о погорельцах при
губернаторе князе X тогда не могло быть в помине, ибо по существовавшей
фикции помещики и начальство казенных крестьян должны были обстраивать
своих погорельцев, а мог существовать разве комитет о возведении
колокольни при Соборе или о построении колокола в миллион пудов с
малиновым звоном или что-нибудь такое2. Все это мелочи, но когда рассказ
ведется от постороннего лица, надо чтобы оно, по крайней мере, знало хорошо
свое время. Все прочее чрезвычайно тонко, миниатюрно хорошо
обрисовано, иногда лучезарно освещает на минуту душевные пропасти (солдат, сам
Давыд, измена Латкина), но именно по тонине и миниатюрности кисти —
не могу пророчить успеха рассказу сразу, а когда он просмакуется
читателями с достаточным тщанием — успех к нему придет несомненно3. То же
было с бесценной «Муму». Вот и все сказал.
Все уже знают, что Констанция умерла в Висбадене в водяной,
задушившей ее4. Тютчевы прискакали к ней туда, чтоб принять ее дыхание
и похоронить на Neroberg'e, и теперь опять уже в Петербурге. А Дарья,
хоть и слепая, все живет и негодует на товарку, говорят, бормоча — что
это за фантазия умирать за границей?5 Мои здоровы и целуют Вас,
как и я.
П. Анненков
205
30 ноября (12 декабря) 1875. Баден-Баден
12 декабря
Baden. Sophienstrasse, 4
Все, что Вы предприняли, добрейший И(ван) С(ергеевич), для
сообщения окончательной отделки Вашей повести — гораздо лучше и
практичнее того, что я говорил. Так, впрочем, и должно было быть. Но чем
особенно Вы меня утешили, так это маленьким Вашим вступлением при
повести — это бросает настоящий свет на нее и притом выражено просто
и благонравно1. Об отказе Вашем принять юбилейное торжество —
говорить нечего, а поблагодарить Вас можно2. Значит что не во всех
сердцах еще чувство чести, приличия, достоинства вымерло совсем. Пора было
сказать, что триумфы этого рода, устраиваемые праздношатающейся
кликой, не похожи на отличие, а на кой-что другое. Нет причины сомневаться,
что после юбилеев Ф. Миллера, Мельникова-воришки дурацкое
Московское общество не устроит юбилея Боборыкину, Антропову, Авсеенке3.
Тоже, ведь, давно работают — на почве русской культуры.

1875
23
Стасюлевич и на меня обратил ракетовый станок своих телеграмм. Я
ему отвечал так: «Nouvelle Tourguéneff était ici le 4 Décembre, envoyée à
Pétersbourg le 6"*, vous recevez le 10. Annenkoff»*. A затем хоть митральезу**
телеграмм выпусти — отвечать не буду. Для будущих справок прилагаю
расписку почтамта4.
Итак, «сельцо Малиновка» нашей милейшей княжны Львовой, которая в
Ницце прошлого года, как пугливая лань, не обменялась со мной и парой
слов, а предоставляла это удовольствие старшей сестре и матери5. Должно
быть сознавала, что заключаю и из того, что запиралась часто с великим
эстетиком Алексеем Жемчужниковым. А я уже оставил в стороне дамскую
повестушку, как домашнее дело, до меня не касающееся. Теперь прочту
непременно.
К вам наезжают гости6, а у нас один гость — суровая зима в 10, 12 и 14°
мороза. Теперь однакож 3° тепла и льет дождь, да не надует. Завтра,
вероятно, опять Реамюр перескочит на линию за нулем.
Как же — тоже читаем о блудодеянии левой стороны с легитимистами
для производства сенаторских выблядков, да ничего — лишь бы
республика, какая там ни на есть — состоялась7. Оно, знаете, пинки и затрещины,
получаемые в толпе и из толпы — легче переносятся, чем от руки
предоставленного и превознесенного наблюдателя.
Мои все Вам кланяются и здоровы. В Париже здешние мои приятели —
и очень хорошие люди — Ржевские. Не встречали ли Вы их?8
Весь ваш
П. Анненков
206
13 (25) декабря 1875. Баден-Баден
25 декабря
Baden-Baden. Sophienstrasse, 4
Сыграли же с Вами штуку, добрейший И(ван) С(ергеевич) —
Московская газета со своим известием о юбилее, да эти штуки в ее роде.
Впрочем — дурного ничего нет: заявлением своим Вы отбили наперед
поползновения делать из Вашего имени рекламу и чучелу с благосклонной
улыбкой в сторону пустейшей московской клики — и это поймется
большинством публики1.
* Повесть Тургенева была здесь 4 декабря, отослана в Петербург 6го, вы получаете
10. Анненков (франц.)
** пулемет (от франц. mitrailleuse)

24
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Вот и Погодин умирает2; тип любопытный и погорланил на свой век
много и обильно. Чего он только не затрагивал с некоторой
иносказательной и положительной матершиной. Староста был строгий и жулики его
боялись даже в дальних околотках.
Не можете ли Вы мне сказать содержание книги Figuier: «Le Lendemain
de la mort». Вопрос этот делаю по поручению спиритического семейства
Михайловых. Муж намеревается существовать за гробом в виде nobles-
se*-flyxa, жена желает знать, что с ней будет, когда ее не будет. Она-то и
делает вышеозначенный вопрос через мои уста3.
А от себя я делаю вопрос другого рода: узнайте, пожалуйста, через Тата
Герцен или через лицеиста Вырубова — нынешний адрес Натальи
Алексеевны Герценовой-Огаревой. Она переслала мне первую книжку сочинений
Герцена, а отвечать ей не знаю куда4.
Мы живем тишайшим образом. Вчера делали ёлку детям — Вера
получила полное изображение кухни в натуре с печкой, которая может топиться
спиртом, Павел — слесарный станок с долотами, молотками, пилами.
Сегодня дым по всему коридору от стряпаемых миниатюрных котлет и стук от
работающего станка.
400 000 тысячная картина Мейсонье должна быть живописным
курьезом по своим пуговкам, ремешкам и физиономиям, охваченным налету,
чего схватить собственно нельзя. Вы ее видели? Скажите полслова5.
«Село Малиновка» — прелестная вещица. От нее веет чистой,
целомудренной девической спаленкой и рабочей комнаткой, с анализом, который в
них помещается обыкновенно, как кот на лежанке. И какая добрая, нежная,
грациозная наблюдательность в противуположность с ядовитой, ухарской
наблюдательностью — г-жи Смирновой, например6. И — увы, — горько
становится при мысли, что автор «Села» наживет себе драматический
элемент, который ему теперь совсем недостает, только после того, как жизнь и
грубые мужские руки помнут его косточки и поранят его физически и
морально. Это уже и начинается, судя по некоторым русским фельетонам.
Прощайте, друг.
П. Анненков
* благородство (франц.)

1875
25
207
28 декабря 1875 (9 января 1876). Баден-Баден
9гоянваря 1876. Baden-Baden
Sophienstrasse, 4
С ёлками, подарками, обедами и вечерами здешней русской колонии я
так затормошился, добрейший И(ван) С(ергеевич), что и не отвечал на
Ваше последнее письмо. А какую поразительную новость сообщили Вы
мне о смерти Лизы Герценой, карточку которой переслала мне ее maman
прошлым летом. Это нечто для меня непонятное, особенно с балагурным
письмом, ею оставленным1. Все же было бы лучше, если бы участвовал
трагический элемент в катастрофе, а то смерть и шутовство... Не понимаю.
Вот и биография Ваша появилась и «Часы» Ваши читают в Л(итератур-
ном) фонде — жду обеих публикаций с нетерпением, а еще более толков
по поводу их2. Может быть, я и ошибаюсь, но именно литературные наши
толки обнаруживают для меня замечательно бедный кругозор современных
русских людей. От нечего делать я их читаю много и прилежно и похожу
на рыбку, которой самой хочется попасться на удочку, быть изловленной и
пожранной, но которая уносит с собой гнилой крючок и гнилую лесу
безвредно.
Не понравилась мне комедия Остр(овского) «Волки и овцы», хотя
изложение, по обыкновению, мастерское, да и старуха Мурзавецкая хороша3.
Какой же это мотив для комедии — фальшивые векселя! Эдак поддельные
ключи и мази для выбивания стекол без шума могут сделаться основами
интриги. Какая перспектива! Зато «Непокорный Коронат» с его милейшей
маменькой прелестен4. Но я получил от Щедрина очень, очень худые
известия. Он опять в ревматизме, к которому присоединился удушливый кашель.
Бедный опять заговаривает о смерти и даже навел справку, что будет
стоить припрятание трупа в землю. Оказывается, что это будет стоить 6000 фр.
Торгуется, находя преувеличение. Все это крайне печально. Пишу ему,
чтобы он, по возможности, скорее бросил свою Ниццу, которая его убивает5.
Да куда деваться с этими холодами и сквозными домами?
Мы, однакож, живем очень тепло. Правда, здешние старожилы
замечают, что со времени появления русских в Бадене леса кругом города
начинают редеть. Пускай их! Известно, что где наш брат появился — там и лес не
растет, и рыба убегает, и дичь пропадает. Это наше народное хозяйство.
Прощайте.
Весь ваш
П. Анненков

208
9 (21) января 1876. Баден-Баден
21 января, Baden
Baden. Sophienstrasse, 4
Что это такое, любезный друг? Здесь разнеслись слухи о несчастии,
постигшем Мте Viardot на железной дороге? Правда ли это и если, к
сожалению, правда, то напишите в каком она положении1. Было бы ужасно, если
бы дурацкий случай, попадающий на одного из 10 000, именно пришелся
на ее долю и с дурными последствиями. Буду надеяться, однакож, что туча
прошла более благополучно, чем можно было ожидать, но Вы-таки все
известите подробно — как, что, отчего? Мое участие к ней, да и к Вам, друг,
делает эти вопросы далеко не праздными.
А затем упомяну о том, что я огорчен забывчивостью Стасюлевича,
который высылал мне по порядку все 4 книжки «Русских литераторов», а 5'ую
с Тургеневым именно и не выслал. Послать к нему рубль и потребовать
книжку легко, но боюсь, примет за назойливость. При случае напишите,
чтобы доставил мне экземпляр2.
У него там вышла цензурная стычка за Толстого. Ну, и продергивают
уже они его знатно и особенно тем, что придумали коварную манеру
упрекать его в присвоении себе и в поощрении царских почестей и в роли разда-
вателя верховных, общенародных милостей, которые принадлежат только
короне. При известной ревнивости нашего Отца к своим прерогативам —
это штука ядовитая3.
Выпишу книгу Тэна и за один раз «Les dantonistes» Кларети, которую
что-то не высылают из Парижа. Я уже пробовал, а на нее наведен был
брошюрой здешнего радикала Беккера, издавшего историю «Фр(анцузской)
коммуны в 1793 году» с портретом Марата. По Беккеру Марат светлейший
ум эпохи, перед которым Робеспьер, Дантон и проч. — бешеные собаки с
одной простой жаждой крови4. Наше время — время апофеоз, скажу Вам.
Там Марат, здесь Пугачев, Муравьев, Аракчеев (см. «Русский вестник» для

1876
27
двух последних5), Лукреция Боржиа, по Гервинусу6, грациознейшая и
нежнейшая персона и много еще впереди.
Прощайте, друг.
П. Анненков
209
22 января (3 февраля) 1876. Баден-Баден
Уго февраля Баден-Баден
Sophienstrasse, № 4
Добрейший Ив(ан) С(ергеевич)! Жена согласилась ссудить меня своей
рукой для того, чтобы написать Вам ответ уже на три Ваши письма1. Со
мной случилась комическая беда. Имев несчастие застудить мушку,
положенную мне за ухо, я приобрел накожное воспаленье лица, научно
именуемое экзема. Последствием было то, что у меня заволокло глаза, разнесло
все лицо, покрыло сыпью, так что я, заранее, стал походить на будущий
мой портрет, который рано или поздно приложит «Русская библиотека»
Стасюлевича, в pendant* к Вашему портрету, ею теперь сообщенному
(прескверный портрет, а за книжку благодарю)2.
Подняли Вы всю мою внутренность обещаньем переслать, с согласия
Таты, рукописную историю страстей Герцена3. Давно читал он, мне сам,
отрывок из нее еще в Лондоне, и тогда они уже волновали меня, а в целом,
вероятно, это представляет драму поразительную. Хорошие юмористы
всегда трагики по натуре и по сущности созерцания: Гоголь, Герцен,
Салтыков. Конечно, я мог бы сказать, с некоторым знанием дела, о возможности
или невозможности ее печатания. Недели две назад присылает за мной г-жа
Гервег, извещая, что имеет просить у меня совета. Прихожу, со стесненным
сердцем к вдове, прославившейся своим попрошайством. На всякий случай
отложил в особый карман 20"тм марковую золотую монету. Вышло однако-
же не то. Республиканцы, приятели Гервега, издали, как Вам известно,
прокламацию к германскому народу, приглашая его на пожертвованья для
сооружения памятника поэту в Лихтентале и на прокормления вдовы его и
несовершеннолетнего ее сына. Между тем у вдовы этой есть еще сын и
совершеннолетний до того, что женат и состоит инженером в Вене. Он,
должно быть, не похож характером на родителей своих, ибо написал матери
громовое письмо, требуя от нее, чтобы она публично протестовала противу
намеренья сделать из нее всегерманскую приживалку, и грозя, в противном
случае, заявить таковой же протест и помимо ее воли лично от себя. На ре-
* [в] пару (франц.)

28
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
шенье этого вопроса я был и призван и, конечно, стал на сторону сына. Все
это и Вам пишу ввиду возможности со стороны венского Гервега таковых
же или и более решительных протестов, если посмертная статья Герцена
уже очень возбудительного свойства, стало быть, надо ее видеть4. Кстати, в
числе русских книг в библиотеке Гервега находятся оттиски статей Герцена
с надписями Мте Герцен такого, напр., содержанья: «за прилежанье моему
любезному ученику». А может найдутся надписи и иного смысла. Вы
понимаете, что все это может дать оружие для громадного скандала венскому
герою, который, вероятно, найдет и второстепенных героев для приведения
в исполнение того, что надумает его смелая душа5.
Обращаюсь к Вам с просьбой в моем беспомощном положении.
Французы решительно не хотят иметь дело с немецкими книгопродавцами. Не
могу добиться ни «Régime ancien» Тэна, ни «Les Dantonistes» Кларети.
Вышлите их мне, Христа ради, присоединив к ним и «Camille Demoulin» того
же Кларети6. Деньги тотчас же вышлю, благородное слово дворянина.
А что Вы мне не написали о Данишевых? Господи! Как бы я желал
посидеть рядом с Салтыковым в театре при сцене в избе, когда кучер Осип
заявляет намеренье приберечь невинность своей жены для прежнего своего
барина. Этакое свинство!7
Очень благодарю за возвращенное письмо Кавелина8. Знайте, что всякие
письма, Вами возвращенные мне, особенно мои собственные, суть для
меня подарки. Я с величайшим упоеньем, перечитав их, предаю огню,
находя еще элемент сей недовольно достаточным для уничтожения
легкомыслия и пустяков, в них обретающихся. Право, они безобразнее той фигуры,
которую теперь ношу на себе.
Величайшим оратором современной эпохи я считаю жида Ласкера в
Берлине, насытиться не могу его речами, способствовавшими к устроению
всех новых репрессивных, полицейских и шпионских законов Бисмарка9.
Это светлейшая голова во всей Германии. Достаточно, что он первый
положил основание доктрины об охранении государства и нравов не
посредством судей и сыщиков, а с помощью только государственной морали, кото-'
рую еще надо найти и практиковать добросовестно. Но обрести сию
всенародную мораль довольно трудно. Доктрина вообще напоминает мне старую
солдатскую песню:
«Нам и служба ровно ничего
Только очень тяжело»10.
Прощайте, друг.
П. Аннен(ков)

1876
29
210
27января (8 февраля) 1876. Баден-Баден
8 февраля 1876
Baden-Baden. Sophienstrasse, 4
Вот я и сам могу писать Вам, добрейший И(ван) С(ергеевич),
благодаря Хейлигенталю, не поскупившемуся на героические меры против моей
экземы, — но я очень рад, ибо нельзя иного, как самому писать, отдавая
отчет о том, что мною прочтено1. Давно я не испытывал такого жгучего
впечатления, как после этой исповеди Герцена, написанной кровью его
сердца:2 целая ночь у меня пропала, как не бывало, от этих знакомых лиц в
судорогах страстей и страданий и от расчетливо-холодных мерзостей
супругов Гервегов, смакующих их агонию. Как литературный и биографический
chef-d'œuvre* исповедь Герцена, разумеется, возбуждает желание видеть ее в
печати для наслаждения и поучения всех и для кары — страшной кары —
злодеям-пошлякам, спокойно вышедшим из всей истории, несмотря на
пощечины и плевки со всех сторон. Но вот что останавливает: надо спросить
у семейства Герценов — есть ли у них человек, готовый отвечать словом и
делом на все мерзости, которые непременно посыплются на память их
несчастной матери и их отца, человек, ежечасно готовый следить за
мокротными извержениями немецкой печати, считающей в своих рядах
множество приятелей Гервега — жидов-либералов одного с ним закала, и готовый
подтирать тотчас же все эти извержения, а при нужде и носом уткнуть в
них самих извергателей. Примет ли на себя эту роль — например —
нынешний порфироносный генерал-прокурор человечества Вырубов, так
настаивающий на печатании? А без такого человека или без таких людей
появление в свет статьи — невозможно. Подумайте только, что в руках Мте
Гервег находятся еще все письма к ее супругу бедной Натальи Алекс (анд-
ровны), не возвращенные этим подлым Ромео ее семейству, несмотря на его
требования! Что можно сделать из них? А потом в самой статье Герцена есть
черты — совершенно гуманные, тонкие, естественные, над которыми однакож —
можно плясать трепака бешеной злобе и ругательству. Такова, например,
подробность о том, что несчастная покойница, по чувству сострадания к
актеру, игравшему отчаяние, обещала приехать к нему в Швейцарию уже и
после разрыва с ним. Никакая помпа отхожих мест не в состоянии вытащить
столько грязи и гадости, сколько подобные черты в руках машиниста,
приученного к обращению 2 экскрементами. Нет — надо приостановиться. Того
требует уважение к памяти замученной страдалицы и к дорогому имени,
которое она носила3. Пытка и после смерти, да это ужас! Устал, прощайте.
П. Анн(енков)
* шедевр (франц.)

30
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
211
5 (17) февраля 1876. Баден-Баден
17 февраля 1876
Baden-Baden. Sophienstrasse, 4
Любезность Ваша, добрый друг, И(ван) С(ергеевич), трогательна: я
получил ваши книги и тотчас принялся за них, встретив, к немалому моему
удовольствию, на первых же страницах Тэна ссылку на «Живые мощи»:
вот что означает истинно поэтическая вещь. Бабенка из Орлов(ской)
губер(нии) может служить пояснением склада мыслей у средневекового
человека1. А какая книга Тэна!2 Она подтверждает старое мое убеждение,
что истинно объективный писатель, обладающий знанием своего предмета,
есть и живописец, и судья в одно время. Сколько материала для
психических повестей в каждой его странице. Но зачем Вы не уведомляете о цене
этих книг, а также и о том — получили ли обратно рукопись Герцена.
Последнее мне нужно знать для спокойствия3.
Я имел здесь отличный вечер. Брамс давал концерт, где исполняли его
вариации на тему Гайдна и его вальс с 4* голосным пением — ein
Liebeslied4. Это большой талант. Из немец(кого) вальса он сделал то, что Шопен
из мазурки, а в вариациях столько мотивов, переходов красок и тем, что
просто задавил, злодей. А дирижирует уморительно, чуть не прыгая и
раздвинув руки, как летучая мышь. В конце исполнили «Манфреда» Шумана с
хорами и декламацией. Знаете ли Вы эту вещь? Стоит оперы5.
Нового ничего нет. Суворинский фельетон, переложенный в стихи
Некрасовым, под заглавием — Герои нашего времени — мне не нравится. Как
Вы думаете?6 Да и роман Щедрина, несмотря на все свои блестки, слишком
длинен, чтоб быть увлекательным, да и туго задуман и веден7.
Прощайте, друг.
П. Аннен(ков)
212
12 (24) февраля 1876. Баден-Баден
24 февр(аля)
Baden-Baden. Sophienstrasse, 4
Я послал Вам Рылеева и тетрадку, но не по Вашему образцу, который
уже не существует, а по другому. Если тетрадка жидка, то можно
повторить посылку1. За речь Гамбетты благодарю: он отец будущего парламента
и основатель умеренной республики. Тьер, я думаю, потирает себе руки,

1876
31
которые ломают себе теперь Магон и Буффе2. Очень приятно. Кстати — я
получил от Вас не 3 книги, а 2. Дантона недостает; я полагаю, что издание
это истощилось, что и объясняет напрасные мои старания добыть его
отсюда3.
Впрочем живем тихо и вчера получил приглашение присутствовать на
панихиде Марьи Николаевны в Карлсруском дворце4. Конечно, не поеду.
При жизни обыкновенно никого знать не хотят, а по смерти желают
участья и трогательных воспоминаний! Авдеев, говорят, просил, чтоб на
похоронах его провозглашали молитвы за раба Божия писателя
Михаила — не согласились. Эдакого и званья нет во всей Восточной церкви — и
справедливо5.
Передайте мой искренний поклон семейству Виардо, а мои Вас целуют.
П. Аннен(ков)
213
19 февраля (2 марта) 1876. Баден-Баден
Xго марта 1876
Baden-Baden. Sophienstrasse, 4
Когда к человеку привяжется неудача, любезный друг И(ван)
Сергеевич), тогда скорее пропадет вся Франция, чем исполнится его желание:
Дантона нет и не будет1. Уморительно. Советуют навести справки во
французском почтамте, да хлопотно будет Вам. Не бросить ли дело? Против
судьбы кто же идет? Получил комедию Писемского — вот и отвечай ему.
Право — этот господин не дает себе труда подумать, что такое он делает:
пишет, точно на горшок ходит — очистился и неси вон из комнаты2.
Салтыков и мне пишет о Гамбетте, что нынешнее положение Франции
представляет зрелище родов, происшедших от мерина, а не от жеребца, оттого,
будто бы, так много и говорят о них в Европе3. Ну, да ведь сам он
породистая цепная собака, которая кроме тех, кто живет с нею на одном дворе —
ненавидит и знать не хочет всех остальных людей. Не могу, однакож, не
выписать для Вас его злой эпитафии на могилу Авдеева4.
«Авдеев, Михаил Васильев. Духом вольноотпущенный. Будучи
крепостным — пел на манер Рубини, играл на скрипке на манер Контского и
готовил котлетки на манер Постар (не разобрал). Впоследствии приобрел
привычку собак посцать у каждого столбика. Обосцал Лермонтова, обосцал
Тургенева, задумал обосцать Льва Толстого, но смерть застала его в этом
намерении. Мир праху твоему, добрый человек!»
Вот панихида, столько же ругательная, сколько и незаслуженная.
Замечательно, что она состоит из фактов, уморительно подобранных, но
освещение их из рук вон ненавистное. В освещении-то все и дело, как знаете.

32
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Прочел я книгу Тэна. Эта история бывшей Франции есть просто история
современной России. Тэну можно пророчить громадное чтение у нас, хотя
книга по всей вероятности будет у нас запрещена5. Не приложима к нам
только изумительная картина культуры высших слоев ф(ранцузского)
общества, но двор и народ с нас списаны. Даже страшно становится от этого
сходства, но Бог милостив — революция русская если и будет, то не в
форме 93 года: наш народ — зверь золотушен и ревматичен: долго на ногах не
может держаться.
Прощайте и поклонитесь всем Вашим.
П. Анненков
214
14 (26) марта 1876. Баден-Баден
26 марта 1876
Baden-Baden. Sophienstrasse 4
Что это значит, любезнейший И(ван) С(ергеевич)? Месяц никакого
известия, а я уже так привык к Вашему голосу, что и скучно становится. Уж
не душит ли Вас проклятая подагра, нашедшая приятное местожительство
в ваших ногах, подобно тому как ревматизм поселился самовольно в моем
правом колене. Но мой жилец не очень буйного характера, хоть квартиру
свою и гадит порядочно. Про Вашего квартиранта того же сказать нельзя:
он дерзок и нагл, как прусский офицер — и много доставляет гадких дней и
ночей хозяину. Если это правда, чего, конечно, не желаю, продиктуйте мне
хоть строчку, хоть по-французски о своем положении — мне совершенно
необходимо знать — что с Вами1.
А тут еще было известие о бурях и наводнениях на Сене и в Буживале
именно — не захватили ли они и Ваших местностей?2
Ждем на днях сюда императрицу индейскую, но без нетерпения3.
Пожарная здешняя команда обучается, как составлять ей почетный караул.
Слонов не будет, а также и охоты на тигров и львов, но зато готовят
хороший херес и портвейн, до которых она, слышно, охотница.
Мы распорядились оставить за собой квартиру до Vго июня,
ужаснувшись непрерывных холодов, ветров, снегов и дождей, которые здесь
царствуют и неизвестно когда кончатся. В Ницце точно такая же погода,
как пишет Салтыков, ухитрившийся, по его словам, жить без спины и без
рук4.
Новый наш год открылся залпом вздоров, пущенных на славу всеми
нашими знаменитостями в литературе. Некрасов, Островский, Писемский
друг перед другом разрядили себя перегорелой дрянью своих мозгов —

1876
33
вонь необычайная донеслась и сюда5. Нет — надо им диету переменить и
попоститься годик-другой.
Мои Вам кланяются и тоже ждут известий от Вас и об Вас.
П. Аннен(ков)
215
23 марта (4 апреля) 1876. Баден-Баден
4 апреля 1876
Baden-Baden. Sophienstrasse, 4
Ну, и слава богу, добрейший И(ван) С(ергеевич), что все сводится
на самую законную причину молчания, на отвращение к письменному
столу, которое действительно иногда нападает на человека, а не на
болезнь или что-либо неприятное1. Но вы, я вижу, не скучаете жизнью, в
среде множества русских людей и других, очень хорошего пошиба,
которыми окружены2. Это не то, что мы грешные, сведенные обстоятельствами
на наслаждение Михайловым (Бог знает, что это за человек, не
понимающий азбуки жизни и читающий à livre ouvert* тайны неба), да в виде
приятного исключения смакующие попа Измайлова из Карлсру. Сей
последний состоит энтузиастом кн. Мещерского и все расспрашивает меня
о нем3.
О глупостях, производимых нашими первоклассными писателями в
отечестве, и о глупостях, распускаемых на его счет иностранцами — говорить
не стоит4. Меня крайне интересуют наоборот французские дела — и слежу
я за ними упорно, по мере сил. Особенно начинающийся у Вас Cultur-
kampf** — меня интересует. Мы же знаем, как его ведут протестанты, но
как будут его вести католики, — вот это и любопытно. У немцев сажание
епископов в тюрьму и секвестрет*** доходов их — дело плевое, ну, а во
Франции притянуть к суду за нарушение закона какого-нибудь
кардинала — не совсем легкая вещь. Убить его легче. Вот почему и думаю, что
господа постоят друг против друга с кулаками да и разойдутся. Ceci ne tuera
pas cela****. Правда, что и в Германии cela-το еще живет, но что бы там ни
говорили про Бисмарка, он положил зерно распри между государством и
церковью, которое его переживет, и дух между ними рано или поздно
охватит всю Европу5. Его будут помнить.
* без подготовки (франц.)
** борьба с ультрамонтанством (при Бисмарке) (нем. Kulturkampf)
*** секвестр (от нем. Sequester)
**** Одно не убьет другое (франц.)

34
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Сию минуту получаю другое ваше письмо. Известие о смерти Самарина
принесено было вчерашней газетой6: это очень популярное имя в России и
многие будут — и незнакомые ему — плакать по нем.
А что касается до писем Пушкина, то вот уже 5—6 лет, как граф(иня)
Нас (с) ау-Дубельт продает свой секрет на всех площадях. Если вы
приобрели эти действительно драгоценные (для умного биографа) письма, то Вы
увидели, конечно, что они похожи на разговоры мужа с женой в 4"А стенах,
их мысли о людях и вещах. И вот, дочка собирается показать народу
папашу и мамашу нагишом, без всякой биографической рубашки — и притом за
деньги. О покупателе она не заботится — будь хоть жид или первейший
негодяй, рассчитывающий на выгоду скандала, лишь бы деньги дали. В 1869
она предлагала эти письма Каткову, мне, Соллогубу в Петерб(урге), кн.
Львову — всем встречным и поперечным, и в эти дорогие и деликатнейшие
излияния поэта, раскрывающие его семейное горе, погружались бесчестные
глаза — это мне хорошо известно — Антропова, Маркевича и др.; господа
эти, полагаю, даже и выписали из них наиболее резкие места. Теперь эта
обесчещенная переписка Вам препровождена на комиссию: поместите ее в
какой-либо публичный дом. Если бы я располагал какими-либо
свободными деньгами, я бы купил эту исповедь Пушкина и, может быть, сделал бы
из нее небезынтересный этюд, во всяком случае этюд приличный и
поясняющий дело. В таком виде переписке этой и следовало бы явиться, по
крайней мере, на свет, а не так, как замышляет Меренберг-Дупельт — т. е.
получить деньги и бросить фамильную святыню в уличный ручей — пусть
кто хочет, тот и добудет ее вонючим крючком оттуда. На беду какая-то
дама из самого высшего света нашего и умеющая читать по-русски сказала
Меренберг, что за эту рукопись в России дадут ей 20 тысяч рублей. Шесть
лет тому назад графиня и требовала эту сумму в России, но, конечно, никто
не дал ей и рубля, да и зачем давать, когда все уже gratis* попользовались
ею. Не знаю — насколько сбила она теперь цену с своего товара, но знаю,
что ей ничего другого не остается, как предоставить его, через посредника
или лично — берлинской или лейпцигской русской печати наравне с
Ткачевыми, Эльпидиными и проч., разве найдется тороватый русский, который
приобретет его из пиетета к имени Пушкина7. Вот мое мнение, которое
сложилось у меня не со вчерашнего дня.
Прощайте, друг, и ответьте мне.
Весь ваш
П. Анненков
* даром {лат.)

1876
35
216
5 (17) августа 1876. Гурнигель
17 августа 76
Suisse, Gournigel. Hôtel des Bains
Я уже слышал, добрейший И(ван) С(ергеевич), от кого-то, что Вы
приехали в Париж, а теперь и сами голос подали. Очень рад, что сошествие
Ваше в Тартар или Тартарию кончилось более чем благополучно. Вы
оттуда вывели Евредику — «Новь» с многообещающим ее эпиграфом1. За одно
обещание показать мне ее прежде всех уже благодарен Вам, да, впрочем, я
и стою этой милости: никто, думаю, так не обрадовался известию об
окончании романа, как я, кроме, впрочем, Стасюлевича, от которого означенное
известие и получил впервые2. Пил даже шампанское в Цюрихе по этому
поводу с семьей, и Вера Павловна — большая охотница до этого и вообще до
всего шипучего — даже выразила при этом желание, чтобы Тургенев
изготовлял роман к каждому воскресению. А что касается до деревенских
неприятностей, то это уже дело неизбежное и арендой от них не избавитесь:3
у Вас, по крайней мере, не сгорели одна за другой две великолепные риги
от неизвестной причины и не пропадал весь годовой доход от засухи. Да,
господь с ними — лет 40 деревня держала нас на ногах — пора ей гулять,
что она и делает.
А не сгорели ли Вы сами от парижского солнца? Мы, наоборот, живем в
чудной светлой и теплой прохладе при 18°+ с душистым ветерком. Много
рыскал я по Европе, а того, что здесь нашел, и не встречал на веку.
Волшебный дворец в громадных, пустынных лесах, тянущихся по горам,
провалам и пропастям. Отобедаешь, как Лукул(л) и уединяешься для
пищеварения в непробудную долину с горным ручьем для компании. А виды на
горы, озера, поля — амфитеатр изумительный. Ну, словом — куда ни
повернешься, везде спектакль, не хуже Байретского4. И цены сравнительно
умеренные, за что и наплыв швейцарских лавочников и пивоваров с их
женами и детьми сюда — неимоверный! По 20 телеграмм в день, просящих
уголка, бросаются хозяином под стол без ответа. Мы все здоровы и пьем
вонючую воду из серно-азотистого источника от запоров, геморроев и
брюшного полнокровия, с которыми он знатно воюет, так знатно, что
приходится ему кричать — pas trop de zèla*. Весь август остаюсь здесь — а
может и долее.
В самый день нашего проезда через Берн какая-то бабенка выстрелила в
Горчакова из игрушечного револьвера. Там все убеждены, что это одна из
жертв его собственного распутства, которое громадно5. В Цюрихе заезжали
ко мне Никитенко, Мих(аил) Островский и пара Кашперовых6. С ними
* меньше усердия (франц. — pas trop de zèle)

36
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
проливали мы обильные слезы по сербам и славянам, да что поделаешь.
Ужасы свершаются чудовищные, но Европа желает подождать — не будет
ли чего-нибудь еще поэффектнее. Нельзя же не воспользоваться случаем —
в другой раз такой картины не покажут7. Это удивительно, сколько честных
и благородных людей в Европе способны к злодейским мыслям и
решениям. Дизраэли разделяет взгляд Папы, да я и здесь слышал, что не стоит
беспокоиться об участи диких племен, каковы сербы. Пусть погибают.
Америка то же думает о своих индийцах. «Нет правды на земле, да нет ее и
выше»8. Однако будет.
П. Аннен(ков)
217
25 августа (6 сентября) 1876. Гурнигель
6госентября. Гурнигель
Ну вот и хорошо, мой добрейший друг, что Вы пишете до одури, а
опасение, чтобы оную не испытал и читатель впоследствии, кажется мне
напрасным1. Знаете, что в начале октября я переезжаю опять в Цюрих и
опять в Hôtel au Cygne, Mühlbach, chez Boller — и там уже буду ждать
дорогой рукописи, пообещанной мне Вами2. Здесь мне уже немного осталось
жить, 10го выезжаю в Берн и оттуда в Vevey на виноградное лечение. После
двухнедельной мерзости стоит погода летняя и Гурнигель с торжеством
показывает все свои грандиозные прелести, а их немало. Живем мы
действительно удобно, но насчет дешевизны — лучше помолчим.
Вы должны блаженствовать в своем Chalet*, которым Вы обзавелись,
полагаю, для того, чтобы свести меня в могилу от зависти3. Смерть надоело
быть семейным жидом-странствователем. Только и думаю, как бы
остановиться на ночлег, но где? Надо же, чтобы на мне стряслась такого рода
жизненная ирония. 25 лет приготовлял дом, сад, парк, кухню и библиотеку в
деревне и — приготовил, да одна мысль переехать туда приводит в ужас.
Нет, уж лучше свалиться под мост на какой-нибудь железной дороге.
Факт европейской ненависти к России и славянам, кажется мне, обязан
существованием преимущественно тому обстоятельству, что нельзя быть
либеральным человеком в Европе, не будучи врагом России4. Либерализм и
благорасположение к славянам — понятия несовместимые. Покуда так
будет — Россия, хоть распинайся за цивилизацию, устройство угнетенных,
всеобщий мир и проч. — она ничего другого не получит в ответ, кроме
Камброновского: merde**!5
* швейцарский домик (франц.)
** говно (франц.)

1876
37
«ЯарреЬ'я мы точно не получаем здесь, но получаем Аугсбургскую
«Allgemeine Z(eitung)», венскую «Neue Freie Presse», франкфуртскую —
«Frankfurter Z(eitung)»6. Что они говорят? Для них булгарские неистовства
не составляют и сотой части всех преступлений России против
человечества, а Турция тем уже выше Московского ) государства, что не является,
без всякого права, решать европейские вопросы. И органы эти, да еще и
многие другие, имеют огромную и сочувствующую публику.
Рано или поздно я надеюсь все-таки получить от Вас — «Виндзорский
крокет»7. Однакож вот что выходит. Кажется, что несмотря на гнусности
Елиота и Дизраэли, истребивших целую провинцию, ибо это они залили
кровию Болгарию — спасение славян и уже погибшей теперь Сербии
выйдет ни от кого другого, как от англичан, если захотят8. Надо молиться Богу
всемерно, чтобы захотели, о чем и должны были бы распорядиться наши
митрополиты и Синод, которые все еще молятся о даровании победы
православным над луной.
Да вот что. Известите меня, куда вы пристроили «Переписку Пушкина»
или вовсе не пристроили и вразумили ех-Дупелыпу9. Я уже более не враг ее
напечатания — нельзя же быть фамильным оберегателем более, чем сама
эта фамилия, в самом деле. Кланяюсь глубоко всем Вас окружающим и
напоминаю о себе.
П. Анненков
218
б (18) сентября 1876. Вевэй
Vevey
Hôtel du Lac
(Suisse. Canton de Vaud)
Сего 18 сентября
Добрейший друг, Иван Сергеевич!
Вчера получил от Стасюлевича из Парижа изложение впечатления,
произведенного на него вашим новым романом. Это дифирамб в честь его и
Вашу. Царь Давид не плясал так яростно от радости перед ковчегом, как
Стасюлевич перед Вашей «Новью». Он говорит, что Вы оставили за собой
и в тени этим произведением все, что до сих пор писали. Это значит —
выразиться очень сильно, но я ему верю — и не могу удержаться от
потребности Вас поздравить и мысленно поцеловать в большой лоб Ваш1.
Преувеличение некоторого рода еще свидетельствует о искренности и живости
впечатления, полученного Стасюлевичем, а когда получено оно одним
человеком, то может быть получено и тысячами человеков. Так возбудить

38
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
голову и сердце нельзя никаким обманом, никакой фальшью; тут есть
восторг, чувство, убеждение, поданные, так сказать, прямо с сковороды
потрясенного воображения и еще дымящиеся и шипящие. Это именно и
составляет верные признаки, что дело совершено Вами не малое, как я и убежден.
Между прочим, Стасюлевич так проникнут значением Вашей рукописи,
что советует прибыть мне самому в Париж для ознакомления с ней,
полагая, что пересылка по почте может быть для нее опасна. Но как же я покину
всех моих на полдороге и притом же еще с банкиром в Бадене, который
только и снабжает меня деньгами, имеющимися теперь налицо, в урез, что
называется. Не слыхал я, чтоб когда-либо рекомендованные пакеты с
печатями терялись на дороге, в Европе. Так люди пересылают миллионные
суммы в бумагах — и всегда получают вовремя. Так были пересланы мне и
Ваши «Часы» и «Записки» Герцена.
Уведомьте меня, друг, сюда, расположены ли Вы прибегнуть к этому
способу сообщения, когда рукопись будет готова и если не отменили
намерения, разумеется, оказать мне этот знак расположения и доверия, чего
весьма себе не желаю. С Vго октября я уже в Цюрихе до Vго ноября. Там и
хотелось бы сделаться причастником большого литературного дела, прежде
чем будет накрыт стол на всех2. Адрес известен: Zürich. Hôtel au Cygne, à
Mühlbach, chez Boller. Здесь только подожду ответа на это письмо.
Приказывайте, что делать, а я пойду за Вами — куда укажете. Ведь тут вопрос о
вашей коронации, и отсутствовать на этом торжестве было бы для меня
горько.
П. Аннен(ков)
219
30 сентября (12 октября) 1876. Цюрих
12го октября 1876
Zürich, Hôtel du Cygne, à
Mühlbach, chez Boller.
Я обрадовался, добрейший И(ван) С(ергеевич), Вашему письму, так
как молчание Ваше стал объяснять себе или болезнию, или скукой отвечать
на пустые домогательства. Хорошо, что ничего подобного не оказывается
налицо1. Предложение Ваше явиться на 10 дней в Буживаль погрузило меня
в пучину раздумья. Привести его в исполнение я не могу, конечно, ранее
того, как перееду и перевезу семью в Баден, что произойдет пунктом Vго
ноября. А затем, по миновании времени на устройство дома, явится осень
со своими сопутниками, и я неизбежно предстану в Париж в
сопровождении моего ревматизма в колене, который и теперь уже разыгрывается, и

1876
39
верного товарища моего с юности — насморка. Хорош я буду в Париже!
Конечно, если Вы будете настаивать, то произойдет чудо из Корана.
Магомет не хотел идти к горе, гора подошла к Магомету. При той боязни
(впрочем, весьма понятной) за рукопись, я только вопрошаю себя — как же она
пойдет в Петербург? Разве Стасюлевич сам за ней приедет к Вам или Вы
агента найдете для доставления ему из рук в руки. Сдается мне, что дело
без почты не обойдется, да и почта, убежден, сделает свое дело еще лучше,
чем комиссионер, и во всяком случае так же хорошо, как самоличный
носитель рукописи. Но это резоны, а воля остается при Вас — как прикажете,
так и будет2.
Да и хорошо бы, признаюсь, прочитав наедине капитальную вещь,
какова несомненно Ваша «Новь» — выложить на бумаге впечатления, ею
произведенные. На словах все не то выходит. Присутствие личности мягчит.
Тон, жест и выражение у господина критика, особенно после чтения пиесы
самим автором, сообщают некоторого рода фальшь мыслям и суждениям
его. На бумаге не то: там все наголо, и увертка, самая благонамеренная,
чувствуется тотчас же. Писать прямо легче, чем говорить прямо. Но все это
пустяки: хоть в носилках, а притащусь за романом, если потребуете3.
Что за эпический герой гр(аф) Шувалов! Так спокойно и величаво
изводить людей, как он беспрестанно делал на веку своем, не всякий может.
Воплощенный Ассур, Сарданапал и Фараон4.
Жена и детеныши мои Вам кланяются. В воспоминании последних Вы
остаетесь каким-то богом, сыплющим на них железные дороги, трубы и
игрушки при всяком появлении. Разумеется — осведомляются частенько —
когда Вы приедете в Баден.
Нет государства, друг, умнее Турции. Смеется над Европой, берет у нее
деньги, режет, кого нужно, и думает про себя: я — Европе нужнее, чем она
мне5. Я начинаю чувствовать изумление и благоговение к Турции.
Отвечайте мне, друг.
П. Анненков
220
14 (26) октября 1876. Цюрих
26 октября. Цюрих
Hôtel du Cygne — Mühlbach, Boller
Благодарю Вас, мой добрый друг И(ван) С(ергеевич) за письмецо —
оно польстило мне, признаюсь, настойчивостию Вашего приглашения о
прибытии в Париж и вместе с тем дало практический выход на случай, если
поездка не состоится. Теперь вот что скажу и откровенно: в среду, Vго нояб-

40
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
ря, в 7 часов вечера, я буду в Бадене несомненно (в Sophienstrasse, 4,
Maison Reichert) и прежде конечного устройства дома, подбора кухарки,
людей и проч. оттуда не выеду, а это займет дней 6 —7. Бросить всю
работу на попечение жены не могу, ибо она только и мечтает, чтобы,
добравшись до Бадена, слечь в постель — русская дама с Петербургским
здоровьем и воспитанием! Когда же тут извернуться до 10 ноября — последнего
срока, как пишете, отправки рукописи в Петербург, сделать вояж и
привезти еще довольно свежую голову, чтобы понимать, что читаешь?
При другом, гениальном, скажу, Вашем плане, если Вы еще его не
бросили — все изменяется. Человек с рукописью может явиться в Баден 2го
ноября и 5—6 числа она будет опять в руках Ваших, посильно изученная
мною. При этом должен упомянуть, что человек Ваш обязан остановиться у
меня, на квартире есть, и пить, и спать, и всячески потешаться там же: за
этим я буду наблюдать сам. Я желаю непременно взять на себя путевые
издержки на его переезд и возвращение — не откажите мне в этом, да если
бы и отказали, то я то же самое сделаю, невзирая на Ваши запреты. Этот
желанный человек, кроме наслаждения от посылки, с ним идущей,
принесет мне еще много экономии и в деньгах и в здоровье1.
Так я раскидываю моим умом, друг И. С, а что Вы думаете об этих
соображениях — напишите мне в Баден, если не почтете за лучшее прямо
уже отправить своего курьера. Кстати — будущей весной я уже
необходимо явлюсь в Париж и с женой, для приискания квартиры на зиму 1877 года,
ибо в семейном ареопаге решено у нас бесповоротно поселиться в Париже
для воспитания детей и своего собственного2.
Прилагаю мою карточку, здесь снятую. Посмотрите сами, что вышло из
прежнего непоседы3.
Прощайте, друг — и отвечайте.
П. Анненков
221
28 октября (9 ноября) 1876. Баден-Баден
Четверг, 9го ноября. 10 часов утра
Друг И(ван) С(ергеевич). Два с 7г дня сидел я не разгибаясь за
«Новью» и только сегодня утром в 9 часов я кончил ее, а в 12 часов г. Гар-
сиа уже и выезжает отсюда1. Времени мало для беседы, но завтра еще буду
писать, а теперь ограничусь снятием сливок с превосходных впечатлений,
данных мне романом. Вы написали очень серьезную вещь, продуманную
насквозь так, как с «Отцов» не была продумана у вас ни одна вещь. Лицо
Нежданова, Марианны, их связь и сцены между ними бесспорно принадле-

1876
41
жат к шеф-д'ёврам Вашей кисти. Я даже полагаю, что такой глубокий
анализ душевного состояния обоих, как по отношению друг к другу, так и по
отношению к делу — есть редкость во всех литературах — не только в
нашей. Боюсь, что он не будет поэтому и понят у нас. Понята будет, однакож,
удивительная жизненность этих лиц (тип Марианны почти что
абсолютного достоинства и совершенства). Я менее удовлетворен Маркеловым — это
энергичный, сумрачный неудачник во всем, но это надо было сказать, а Вы
ссылаетесь только на его плохие статьи и немцев — перебивающих у него
все в лёт. Оно выходит мелко, мескинно*, как всегда бывает, когда
какую-либо подробность заставляют играть роль главной, первоначальной
причины. Кажется, дополнить фигуру Маркелова, сделав из него
универсального неудачника, не очень трудно, а вышло бы, кажется, яснее и
полнее. О сценах отдельных — не говорю: есть поразительные, просто
трагические, как последняя нервная пропаганда Нежданова и сцена в кабаке.
Пафос почти невыносимый, но грандиозности кабацкой колоссальной, как
сама Россия. Соломин очерчен чрезвычайно тонко, почти, скажу,
химическими чернилами, которые выступают ясно только на огне размышления и
углубления в эту персону. Да и вообще все ваше создание написано иначе,
чем прежние — сразу не поражает, за некоторыми исключениями, как,
напр., кабацкая сцена (см. выше), но крепнет и растет уже после чтения,
когда начинаешь припоминать его подробности и думать о них. Букет его
становится все сильнее по мере того, как тетрадь или книга откладываются в
сторону. Это очень выгодно для судьбы произведения, в будущем, но для
автора, для современного, всеобщего громадного успеха, какой оно бы
заслуживало, не совсем выгодно. Надо Вам ждать изумления, ужаса,
проклятия и ругательств на первых порах: они Вам следуют по всем правам2.
Этому особенно будет способствовать памфлетная сторона «Нови», о которой
я имею сказать тоже кой-что, но отлагаю до завтра. Здесь упомяну одно —
памфлетные выходки все у вас справедливы (они должны были особенно
понравиться Стасюлевичу), но Вы знаете, что истина памфлетная — не
есть художественная или беллетристическая истина3. Что бы, впрочем, ни
было — прав или неправ я — «Новь» Ваша и так как она есть, скажу без
преувеличения, важнейшее явление русской эпохи, после войны или
жажды войны4. А для меня лично — Вы уже теперь существуете под
титулом — автора божественной Марианны!
Благодарить за доставление рукописи мне нет места на бумаге —
запишу в другом месте. Разумеется, брошюры Вагнера, по обыкновению, нет у
Марксов: я ее выпишу и перешлю Вам. Я ее знаю из отчета «Гегенварта»5.
Должно быть, порядочная чушь. Друг, спасибо еще раз, и отвечайте мне,
если можно, тотчас, не дожидаясь моего письма, которое идет вслед.
П. А.
* мелочно (от франц. mesquin)

42
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
222
28 октября (9 ноября) 1876. Баден-Баден
Четверг, 9го ноября 76
Baden-Baden. Sophienstrasse, 4
Вдогонку за первым посланием, друг И(ван) С(ергеевич), пишу к Вам
тотчас после проводов добрейшего Гарсиа, которому и возвратный билет
до Парижа взял1. Итак, по поводу памфлетной закраски замечательного
романа, пока еще свежи все впечатления. Вот видите ли — на мой взгляд они
уже тем несколько противны, что брошены, как будто для задобрения
либеральной или революционной юной партии, без нужды для романа, и
притом не мотивированы ничем и стоят наголо, как личное ощущение или
гневный порыв, если не придавать им значения (что было бы еще хуже)
авторской манифестации, усиленного заявления своего хорошего образа
мыслей. Но ведь это ни к чему не поведет, а этнографическую картину нравов,
проведенную через поэзию и где все так крепко стоит на своем месте,
положительно портит, как выброшенный на нее плевок или какая другая мокро-
тина — по крайней мере для меня. Например, взбешенный Нежданов
отвечает Каломейцеву, говоря о Ладисласе: он клеврет ренегата. Просто — но
за этим восклицанием есть целая нерассказанная история, а без такой
истории — оно становится эхом партии, камнем, поднятым на улице и
брошенным в середину искуснейшей сети рассказа, хотя в памфлетном смысле
оно, восклицание, совершенно верно и непогрешительно. Стой тут
что-нибудь более общее, вроде «да это лакей, ищущий выгодных камердинерских
мест по домам» или другое что такое же — и вышло бы гладко. Да, вот на
какой прорыв еще из страстей минуты и ожесточенных современных
толков наткнулся я в рассказе. Негодяй Каломейцев, отлично
охарактеризованный, определен Вами в министерство Народного просвещения. Почему? Не
все ли м(инистерст)ва для художника с известным содержанием должны
быть равны в России, не все ли они стоят друг друга, и на каком основании,
кроме разве оснований личной вражды и личных интересов, следует
гадиться более одним, чем другим, более, чем всеми вместе, между которыми
есть еще и III Отделение. С памфлетной точки зрения определение Ка-
ломейцева очень подходящее, но с точки зрения многообъемлющего
художнического таланта нет никакой надобности специализировать место
успокоения Каломейцева2. Я даже недоволен словами Соломина, на вечере
у Маркелова, которые он сопровождает скрежетом зубов: шкуру с нас
дерут на судах и проч. Пусть все другие революционеры делают какие угодно
гиперболы, но Соломину, кажется, не следовало бы. Человек он точный,
вполне зрячий и хорошо знает, что дело не в дранье шкур, а в том, что
стыдно жить в настоящих наших порядках3. Но все это мелочи, хотя их
найдется и с полдюжинки, здесь еще не помянутых и которых вы легко вы-

1876
43
курить можете, если найдете справедливыми мои замечания, выдаваемые
мною за глубоко искренние и ревнующие о красоте превосходного романа,
но совсем не за непогрешительные. —
Труднее будет изменить конец романа, т. е. собственно не конец, а речь
о России, вложенную Вами в уста паршивого Паклина, но собственно
принадлежащую Вам самим. Уже не говоря о неудобстве скрываться за таким
господином, причем смешения обоих неизбежно, но сама речь —
по-моему — и не верна, и обидна по своей неверности. Во-первых, основная
мысль ее почти теми же словами даже сказана впервые страшным
реакционером Жозефом де Местром, который на запрос министра Разумовского,
что он думает о плане основать Лицей, отвечал, что Россия никогда не
будет иметь ни ученых, ни художников, ни влияния на образованность и
должна ограничиться тем, чем ограничивался Рим, столь же мало
способный к интеллектуальной жизни, как и она, то есть добиваться чести быть
крепким и могущественным государством, основанным на религии и
императорской власти. Ответ Жозефа де Местра находится в его сочинениях и
приведен целиком лет 5—6 назад в «Русском архиве». Какая же надобность
повторять его буквально и навязываться в родство к обскуранту, хотя бы и
гениальному. Это ли последнее слово романа? Во-вторых, подумайте, друг,
отымать от общества надежду когда-либо видеть Императора не римского
пошиба, а человеческого, конституционного, смягченного, просвещенного,
значит просто понапрасну оскорблять общество, публично награждать его
пощечиной, унижать его по-вельможески перед Европой, а так выходит из
слов Паклина или того, кто за ним скрывается. Конечно, иной Спасович и
порадуется этой речи, но ведь Вас не один Спасович будет читать, а вся
Россия. Какая надобность ругаться над ней, даже в будущем! Да и с чужого
голоса еще! Брани партий вы должны ожидать, но брани всего
государства — и справедливой — да у кого есть плечи, чтобы выдержать это! Я не
буду спокоен, пока вы не перемените этого места, ибо Катоном всепре-
зирающим можно быть, но неосновательным Катоном быть нельзя. Как
изменить эту тираду, я не знаю — это ваше дело: найдите заключение,
которое было бы достойно основной идеи романа — вот и все4. А основная идея
его ясна — все это дикое, неумелое, почти позорное брожение есть
результат невозможности существовать с абсолютизмом. Народ еще не
чувствует этой невозможности, а образованный класс, начиная с
гимназиста и семинариста, уже страдает акутным* абсолютизмом, вошедшим
внутрь. От этого противоречия и весь кавардак. Да что я учу вас —
найдете, что сказать, когда подумаете. Или я сумасшествую, что очень может
быть, или замена этой речи о России чем-нибудь другим совершенно
необходима. И сумасшествие мое излагаю откровенно: в том и одно
извинение мое.
* резкий (от лат. acutus)

44
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Безымянная Русь!5 Да это та, которая уже стоит на кафедрах, пишет в
журналах, мечется из стороны в сторону под предостережениями,
увольнениями, притеснениями. Об ней-то и надо бы упомянуть, она-то и упразднит
безобразников, в ней-то и будущность.
Разбивать роман на две книжки, по-моему, невозможно, разве в крайнем
случае только, для облегчения журнала пустить одно начало до приезда Си-
пягина с Неждановым в деревню отдельно, затем уже все сплошь6. А то
преждевременные толки по существенному содержанию пойдут вкривь и
вкось, целый месяц, не дожидаясь объяснений, а что может быть этого
хуже?
Устал смертельно. Тороплюсь кончить. Не очень смейтесь над этими
заметками, приняв во внимание доброе намерение, их подсказавшее — и
примите еще раз поздравление с окончанием замечательного произведения,
предназначенного производить бури и волнения не один год!
Отвечайте.
П. Анн(енков)
223
16 (28) ноября 1876. Баден-Баден
28 ноября 76. Баден
Sophienstrasse, 4
Отвечаю на ваш запрос, добрейший И(ван) С(ергеевич)1. Памфлет,
есть по-моему, все то, что придумано с целью инвективы, простого
ругательства и отличается от сатиры тем, что последняя разоблачает,
надсмехается, но не ругается никогда. Что в романе Вашем есть памфлетический
элемент, это, думаю, почувствуется всеми и даже прежде его
положительной стороны, достоинства его замысла и исполнения. Я совсем не против
ругательского элемента в литературе, когда он является, как вопль
оскорбленного чувства — он может достигать тогда поэзии, но как способ
обрисовывать личности в романе он никуда не годится. Нет никакой причины
воздерживаться от цитаты чудовищных мнений Стасова, Вяземского,
Хавроньи Сальяс, которые рисуют состояние умов в данную минуту, но есть
причины не называть их ослами, подлецами, ведьмами (это только для
примера — потому что ничего подобного по отношению к этим именам у вас
нет), а уж если называть, то и рассказать, почему они так называются2. Вот
именно все подобные черты в романе и следовало бы, по-моему, ослабить,
а они есть — только теперь поименно не могу привести этих вспышек,
конечно, более или менее замаскированных у вас приличными словами. Как
вам не стыдно было, однакоже, заподозрить пьяный обед у купца Галушки-

1876
45
на в памфлетной окраске? Это одна из самых веселых и живых сцен
романа, а памфлет никогда не бывает весел — наоборот, веселость есть
уничтожение памфлета, его природный враг. Кстати, не думаете ли Вы, что нужно
избегать бесполезных скандалов при сериозном деле. (Преднамеренный
расчет на скандал может еще иметь цель и оправдание). Как ни забавно у
вас сравнение например одного лица с выражением физиономии И(оанна)
Предтечи, нажравшегося акрид — я хохотал ему от души — но не есть ли
это именно бесполезный скандал. Да вот еще вспомнил. Превосходный ваш
дьякон с лошадиным хвостом на голове вопрошает учеников деревенской
школы о поздних родах мамаши богородичной. Мне кажется это очень
придуманной чертой, вывертом, не очень подходящим ни к дьякону, ни к
школе, а бесплодный скандал в результате неизбежен. Нужно ли все это?3
Я полагаю, вы убеждены, что не наклонность к критиканству и не желание
потешить себя заставляет меня так много писать о романе и говорить, что
говорю, а желание совсем другого рода.
Маркс выписал от издателя Вагнеровых сочинений полное их собрание
с философско-музыкальными статьями (есть очень любопытные), но
комедии о Париже в них нет. Должно быть, штука эта явилась где-нибудь в
журнале, ибо ее нет и в брошюрах, но где явилась — вот вопрос. Буду разыскивать4.
Как я рад за Павла Виардо. Молодой успех, открывающий человеку
после долгих трудов двери будущего настежь — может ли быть что-либо
лучшее, после любви, на свете5. Поздравьте его от меня и все его семейство.
Ну что? К миру что ли идем? Кстати — знаете ли вы человека пошлее Мо-
линари на обоих полушариях? Безобразова перещеголял6. Мои все здоровы.
П. Анненков
[Приписка на л. 45 об., снизу]: NB. Стасюлевичу сейчас пишу и комиссию
вашу исполню7.
224
25 ноября (7 декабря) 1876. Баден-Баден
7 декабря. Baden
Sophienstrasse, 4
Любезный друг И(ван) С(ергеевич)! Итак, «Новь» и обыкновенным
путем дошла до Петербурга, но это, вероятно, потому что почтовая дорога в
Петерб(ург) вернее и безопаснее таковой же в Баден. Впрочем, я так много
обязан маленькой идиозинкразии*, овладевшей Вами по поводу пересылки
* буквально: своеобразная черта характера; здесь: непереносимость (от нем. Idio-
syncrasié)

46
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
рукописи, что шпынять мне грешно. Однако же к Стасюлевичу я уже
написал, к сожалению — и теперь жду, что он взбесится на непрошенное, т. е.
наоборот, прошенное мое вмешательство в дела1. —
Что же касается до выжимания прыщей, случайно вскочивших на
поверхности романа, то чем более Вы займетесь этим делом, тем лучше. О
шпильке на кн. Вяземского никто заботиться не станет, потому что никто
теперь и не знает — существовал ли когда такой князь. Бутылка-Стасов с
кислыми щами удивительно характеризует человека, — а все-таки
желалось бы, чтоб ею обозначался не Стасов, а господин со Стасовским
воззрением. Под категорию лещей с кашей тоже подходит не один Агренев. В
сущности все это пустяки, а противно то, что роман как будто бы ищет
придать себе пикантность (в чем нисколько не нуждается) при помощи
личных намеков, точно Буренинский куплет или Суворинская пародия2.
Точно то же сделал Достоевский, когда нашел нужным расцветить свой
роман диффамацией на Вас, друг3. Хорошо ли это? Предтеча, по моему —
настаиваю — мог бы быть выпущен — скандал тут в его имени и только;
достаточно, что Маркелов походил на человека, накушавшегося акрид. Кто не
поймет, что тут подразумевается Предтеча, а противной точки на i не
будет4.
Со вчерашнего дня мы только и говорим, что о последней,
парламентской речи Бисмарка, с благорасположенным оттенком к России. Персифла-
жи* и гаерские бравурные нотки «J(ournal) des Débats» находят тут
опровержение. Особенно важным кажется утверждение, что союз 3
императоров находится еще в полном цвету, да не менее замечательно и положение,
что мешать России добиваться того, чего желает и Германия — было бы
нелепо. Все это, однакоже, не возбранит, конечно, войны, а с ней и ее
неожиданных, непредвиденных экспромтов и импровизаций, которые могут
все поставить вверх дном, не справляясь ни с какими речами и условиями5.
Прощайте.
П. Анн(енков)
Посылаю Вам английский перевод «Крокет в Виндзоре», сделанный
Баратынской, и кажется недурно, и теперь, вероятно, известный уже и в
Британии6.
* зубоскальство (от франц. persiflage)

1876
47
225
3 (15) декабря 1876. Баден-Баден
15 декабря, 76. Baden
Sophienstrasse 4
Слава Богу, добрейший И(ван) С(ергеевич), что все исправно идет у
вас, и дело налажено — корректуру получаете аккуратно и цензурного
вмешательства не имеется в виду, по уверению Стасюлевича1. Это главное, а
об успехах вашей вещи вы не должны заботиться —такие деяния, как это
последнее, не могут пройти, не выворачивая за собою мостовую, как кру-
повская пушка. Я толковал много с вами, а еще более с самим собой о
кажущихся пятнышках «Нови», но Вы не очень-то кладите слова мои в
строчку. Они частью происходят и от старости желудка, не ценящего более
разные пикантные haut-goût* и уже не переваривающего трюфелей и
пикулей, но это не резон, чтобы других лишать приправы, особенно у нас, где
многие только ею и питаются2.
Салтыков пишет мне из Петербурга, что Некрасов возвратился из
Крыма с раком в животе и приговорен Белоголовым к смерти, которая
становится делом более или менее короткого времени для него3. По
словам Салтыкова, Некрасов неузнаваем — ужасно длинен, худ и слаб — и
духом упал, особенно после того, как цензура вырезала всю его поэму
целиком из ноябрьс(кой) книжки «О(течественных) З(аписок)». Сам
Салтыков предвидит разрушение журнала и полную отставку от
литературы самого себя, вроде отставки Черняева от сербской армии. Я его
браню4.
А мир в Европе становится все более и более возможным, как кажется.
Да и как не становиться возможным, когда я читаю в газетах, что Россия
будет согласна на всякое решение, которое придумают державы, чтобы
получить согласие Порты на снисхождение к христианам. Зачем же тогда
было протестовать против 6'ти месячного перемирия, представлять
программы реформ в Булгарии и особенно тревожить мощи угодников в
Москве, гг. Суворина и Краевского в Петербурге, губернаторов и архиереев по
всей России5.
Какое великое лицо у нас Кредитный рубль и какая это громадная
сила — ведь это он не допускает войны, управляет всей дипломатией и
решает все вопросы. А создал его Император Николай, не хотевший делиться
ни с кем своей властью6.
Мы живем понемногу, облеченные скукой, как юпитерским облаком. Но
говорят — скука здоровая вещь. До сих пор она оправдывает свою
репутацию.
* возвышенный вкус (франц.)

48
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Дурацкая пародия Вагнера находится в 9'0М томе его сочинений. Хотите
ли иметь весь увраж*, чтобы прочесть эту дичь; это вам будет стоить 12—
15 марок. Приказывайте7.
Весь Ваш
П. Анненков
226
17 (29) декабря 1876. Баден-Баден
29 декабря, 76
Baden. Sophienstrasse, 4
Приближается, добрейший друг И(ван) С(ергеевич), время появления в
свет «Нови», и все приметы ведут к заключению, что ее ожидает встреча
иерусалимская. Мне пишут из Петербурга, что Кавелин, прослушав «Новь»
на вечере у Стасюлевича, пришел в восторг. Желательно было бы знать
поименно других гостей этого вечера и их мнения, но сведений не имеется.
Достоверно одно — салон г. Стасюлевича по преимуществу посещается
людьми весьма замечательного ума и вместе тупейшими критиками и
эстетиками1. Если они сильно возбуждены, значит, вопрос политический и
социальный решен в романе счастливо и успех его в массе публики
обеспечен. Эстетические красоты романа, коих много, пойдут в придачу к
существенной части, к зерну повести, и только очень немногие выделят этот
придаток и посмотрят на него, как на самостоятельную и важнейшую
подробность произведения.
Я очень недоволен тем, что роман сходится по времени с дурацким
pronunciamento** перед Казанским Собором. Пожалуй, скажут, что
появление его рядом со следствием несвоевременно, но это вздор, хотя
почти достоверно, что этот вздор будет пущен в ход врагами вашими. Но
какая наука для людей, кричащих изо всей мочи: в народ! идем в народ!
Вот народ не дождался их, а сам пошел к ним, и боже — что такое он делал
с ними! Оказалось, что народ наш — педагог старой школы, у которого
потасовка, оплеушины и кулаки еще в полном цвету. Мне пишут, что в
данном случае он слишком роскошно приложил эти меры вразумления2.
Книги Вагнера будут вам посланы прямо из магазина — может быть, вы
их уже и получили, а дело по уплате за них вы уже будете вести со здешней
Ма{р)кс, у которой есть еще и прежние счеты с Вами3.
Для меня была новостью предполагаемая вами поездка в Россию, в
конце января4. Не дай бог, чтобы вы попали в ту полосу морозов, которая те-
* сочинение (от франц. ouvrage)
** мятеж (итал.)

1876
49
перь там царствует. 38° минуса на Пулковой горе! Здесь у нас в ту минуту,
как пишу, солнце и 9° тепла, что не помешало, однакоже, бедной моей
жене лежать в постели в припадке невралгии печени — ив больших
страданиях.
Прощайте, друг.
П. Анненков
227
22 декабря 1876 (3 января 1877). Баден-Баден
Уго января 1877
Baden. Sophienstrasse, 4
Возвращаю письмо Кавелина, любезнейший И(ван) С(ергеевич)1.
Что ж? Очень хорошо, и я готов был бы подписаться под ним ото всего
сердца. Умно и верно. Это заря того, что будет говориться о романе, и
хорошее предвестие, что будет ведро, а не ненастье в течение дня. Но
скажи — как же это рядом с «Новью» оказался еще и Потехин со своим
«Около денег»2. И это выходит тоже провидец, между тем как он мне все
кажется занят собиранием стеклышек и камушек, какие встречаются ему под
ногами, на дороге. Впрочем, загадка объясняется легко — Кавелин пишет
под диктовку своего непосредственного чувства, а это очень, очень важно
для открытия самим авторам того, что заключается в их произведениях.
Между прочим, из письма Кавелина я заключаю, что Вы изменили конец
романа — оставайся он таким, каким был — сдается мне, вы услыхали бы
от этого критика другие звуки. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь — кто
их знает с новым направлением «Недели», где Кавелин играет роль
мистического учителя и пророка3.
Вот другой критик, Марков, делает из вас пессимистическую тряпочку,
принимая серьезность анализа и мысли, которые никогда не могут быть
разудалыми штуками, за боязнь жизни и придавленность, но статьи его
вообще недурны и пахнут продуманностию, что редко очень4.
Порадуюсь искренно, если в самом деле окажется, что дорога в
Петербург проходит через Баден на вашей карте. Я обещаю себе несколько
хороших минут от этого совершенно непредвиденного обстоятельства, за
которое благодарю судьбу, не зная еще вовсе ни цели, ни причин вашего
решения5.
И я поздравляю Вас с чужим Новым Годом, а свой собственный
намереваюсь праздновать в феврале.
Прощайте, покамест.
П. Аннен(ков)

228
11 (23) января 1877. Баден-Баден
23 января 1877
Baden-Baden, Schillerstrasse1,4
Только что прочел, любезнейший И(ван) С(ергеевич), или лучше
перечел в «В(естнике) Е(вропы)» ваш роман и хочу Вам сказать, что он
выдерживает опыт двойного чтенья с великой для себя выгодой2. Все яснее
выдвигаются фигуры, и все так правильно, как часовой организм, стоит на
настоящем своем месте, что это немалое наслаждение разлагать его в уме
своем. Так, впрочем, и должно случаться с произведениями, которые не на
один час пишутся, а на года и многие года. Помните, как все заорали при
появлении «Отцов и детей», а вот только теперь устанавливается мнение,
что это маленький шеф-д'евр по своей концепции, продуманный, как
говорят немцы, «durch und durch»*. То же будет и с «Новью». Много сняли вы с
нее пятен, на которых спотыкалось суждение, а затем 3 рецензии на нее,
прочитанные мною в «Голосе», «Новом вр(емени)» и «С(анкт-)Петербург-
ских ведомостях», одна другой пустее и мизерабельнее, не должны уже вас
останавливать3. Пускай идет роман и ворочает нутро публики, а вы просите
только у Бога годок-другой жизни, и тогда увидите, каким лучезарным
светилом выйдет он, покупавшись в грязях и солончаках журналистики и
публики. А вот отвращение ваше разбивать роман на части было
предчувствием верным4. Первый отрывок его кажется теперь изложением каких-то
похождений, потому что настоящая мысль и смысл его — во второй части,
которая еще не видима. От этого и тупица-рецензент «Голоса» мог
находить, что Нежданов есть «лишний человек», Марианна — Елена, Сипяги-
на — Одинцова и т. д.
Вы что-то давно не писали мне, а я питаюсь постоянно мыслию, что вот
будет февраль, и вот с февралем будет Тургенев. Так ли все это еще
представляется вам?5 А покамест мы живы и здоровы и как все около нас — не
* до конца (нем.)

1877
51
знаем, что будет весной с нами и как будет угодно турку распорядиться с
нами. Изумительно умный человек этот турка! Европу свою знает лучше
всех на свете и самого себя понимает, как никто. Прощайте.
П. Аннен(ков)
229
13 (25) января 1877. Баден-Баден
25 января. Четверг
Baden-Baden. Sophienstrasse, 4
Письма наши, любезнейший И(ван) С(ергеевич) — перекрестились, но
мое по действию непонятного предчувствия содержит прямой ответ на то,
которое я получил от Вас позднее, да, впрочем, не мудрено было угадать
то, что Вас занимает в эту минуту. Повторяю одно: стыдно вам и думать,
спустив корабль, который должен долго плавать во всевозможных пара-
жах* света, о мышах, какие в нем скребут трюм. Если бы не знал, что вы
всегда относитесь пессимистически к своим произведениям, то подумал,
что вы кокетничаете положением, какое Вам выпало теперь в нашей
литературе. Но подождем, что еще скажет вторая часть романа. Нет
возможности, чтоб она не пробрала кожу даже и фельетониста1.
К Вам, в Париж, поехал Ржевский и хотел побывать у Вас. Примите
этого благородного и отличного человека ласково2. Мне ничего не было
послать с ним для вас, а если что у Вас найдется для меня, то поручите ему
смело.
Посылаю письмо Тютчева для сведения — и возвращения: оно
любопытно и всего лучше показывает, какой удар нанесен роману его
раздроблением3.
Итак Некрасов умирает, а бедная Варвара Яковлевна, из дому которой
вышла наша свадьба, остается круглой нищей после смерти беспутного
своего мужа4. Она только и жила его пенсией.
Благодарю за черты о Черняеве5. Я всегда чувствую какое-то
удовольствие, когда могу установить окончательное мнение о человеке про себя. Что
за образ поганого генерала, желающего шума вокруг себя всеми мерами!
Прощайте, весь ваш
П. Анненков
* края (от франц. parages)

52
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
230
12 (24) февраля 1877. Баден-Баден
24 февраля 77. Баден
Sofienstrasse, 4
Добрейший И(ван) С(ергеевич). Должно быть, уж очень надоели Вам
соотечественники, что Вы прекратили с некоторыми из них сношения, но
меня нелегко пронять — я все буду писать Вам любовные письма,
несмотря ни на что1. Вы должны уже теперь знать, какой цензурный ураган
прошел мимо Xй части «Нови», но не задел ее и не опрокинул. У меня есть
предположение, что спасением своим «Новь» обязана какому-нибудь
Нептуну, повыше Тимашева, или, может быть, Нептунше, которые и вогнали
эоловых детей в преисподнюю. А как боялся и бегал Стасюлевич при этом,
я себе представляю2. Переделанное окончание «Нови» хорошо и к
характеру Паклина подходит как раз. А все-таки замечу, что многозначительное
восклицание «безымянная Русь» заслуживало бы быть помещенным в
другие, более авторитетные уста. Паклин брякнул тут вещь повыше его
разумения, да и не ему следовало бы давать ключ к уразумению всего смысла
произведения, а кому-нибудь другому. Слово это, сказанное Паклиным,
мешает читателю остановиться на нем и вникнуть в его содержание3. Я
предчувствовал переворот, какой произведет 2 часть «Нови» в настроении
публики. Кажется, так и случилось. По крайней мере я слышу ото всех
знакомых здесь и в отечестве умилительные отзывы о романе4. Ругают все
только очень единодушно эпизод Фомы и Фомочки [sic], чего я
совершенно не понимаю. Это все равно что ругать Кандида за картину Эльдорадо,
Д(он)-Кихота за свадьбу пастуха, кажется Ганаша, и т. д.5 Сколько
найдется таких эпизодов у всех больших писателей — ими они оттеняют то
существенное, какое хотели сказать в главной своей теме. Вторичное чтение
«Нови» на меня собственно произвело еще большее впечатление, чем
первое — я разжевал роман и истинно скажу Вам, что чем более станет жевать
его публика, тем все более будет он оказываться питательным и вкусным.
Не знаю, что говорит о нем Достоевский в своем «Дневнике», а очень
хотелось бы знать. Если вы получаете «Дневник», перешлите мне под
бандеролью, буде милость оказать хотите6. А что вы теперь делаете, и увижу ли я
вас в Бадене? Кстати — бедная, исхудалая Mlle Viardot просит одного слова
от вас об ее семье7.
Весь Ваш
П. Анненков

1877
53
231
10 (22) марта 1877. Баден-Баден
22 марта 77
Baden-Baden. Sophienstrasse, 4
Мне приятно было получить, любезный друг И(ван) С(ергеевич), от
Вас такое доброе, хотя и грустное письмо. Вы не хотите, чтобы с Вами
говорили о 2й части «Нови» — ну, и не будем1. Вы собираетесь положить
перо на полку — и это можно. Но вот чего нельзя — это находиться в
смутном или мутном, как сказали, состоянии духа, даже и (по) поводу старости
и немощей ее2. Полюбуйтесь-ка на Некрасова. Мне сообщают, что он
наотрез отказывается умирать, выписывает из Вены Бильрота, чтобы тот
новоизобретенной помпой вычистил ему желудок, и развлекается, диктуя свою
автобиографию. Последнее обстоятельство, однакоже, подозрительно —
значит все-таки принимает свои меры, на всякий случай. Но в общем
видно, что он не упал духом и при истинной беде и собирается обыграть ее и
пустить по миру, как и других своих партнеров, однакож сдается, что на
этот раз он попал на доку, еще посильнее себя. Вот с кого нам брать
пример надлежит!3
И к Вам, вероятно, доносятся те же вопли отчаяния и негодования о
мрачном, свирепом и тупом времени, наступившем для России, как и ко
мне доносятся со всех сторон. Я объясняю себе это положение скрытным
état de siège*, втихомолку наложенным на страну по случаю ожидавшейся
войны и движения ходоков в народ4. Уморительная «Современная
идиллия» Щедрина, которую вы, вероятно, прочли, прошла, однакоже, из
соображения, как думать надлежит, что не надо лишать публику вовсе всяких
развлечений и забав. Удивительно для меня, что эта бойкая шутка написана
Салтыковым в то время, как его жена слегла в постель peritonitis'ou** и
находилась, да и находится, в опасном положении5. Я думаю также, что
никакой гром небесный не остановил бы и Золя выдержать его «Assommoir» в
одном и том же тоне6. По комической силе и смелости сцен вряд ли это не
последнее слово реализма. Огадив надежнейший инструмент
революции... — работничий класс, я уже не знаю, чем он теперь займется и куда
может еще обратиться. Однакоже, попривыкнув к его выражениям, роман
этот наконец задавил меня — не хочется даже и думать, после него, о
приличиях, резонерстве и деликатности изящных произведений. Чувствуешь,
что все это у Золя своего рода ложь и такой же хитрый прием, как и
художнические приемы, только прием, взятый с задней стороны, содомия вместо
* осадное положение (франц.)
** перитонит (лат.)

54
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
соития — и все-таки покоряешься таланту, которому захотелось показать
вам, какую картину можно сделать из человеческих мизерей*.
До мая я, конечно, не выеду никуда из Бадена, а в мае тоже в Россию,
как и Вы7. Помилуйте! Перо можно положить на полку, не очень заботясь о
последствиях, но зубы положить на полку — это нечто другое. За работой
для зубов и еду в отечество. Все мои здоровы и вам душевно кланяются.
Весь ваш
П. Анненков
232
28 марта (9 апреля) 1877. Баден-Баден
9 апреля. Baden
Sophienstrasse, 4
В эти дни праздничных визитов я тоже к Вам с визитом, любезный друг
Иван Сергеевич. Да и дело есть. А дело в том состоит, что очень скучно
жить, не имея с кем перекинуться ни умным, ни глупым словом. Здесь
что-то противное среднее между тем и другим происходит. Я начинаю
страстно желать свидания с Вами — скажите, как Вы окончательно
положили на сердце — когда быть в Бадене?1 Май не за горами, а уехав, не
увидав вас, представляется мне какой-то чудовищностью, о которой и
подумать горько. Прошу Вас верить, что это так.
Вы не хотите, чтобы с Вами беседовали о «Нови», да — этого сделать
нельзя2. Я слышу здесь кругом себя, да и из отечества несутся слухи, все об
одном — пророческая сторона романа, подтверждаемая политическим
процессом, приводит в изумление3. Некоторые даже думают, что вы имели в
руках следственное дело о ходебщиках в народ, ибо придти к старому
эстетическому положению, что поэты всегда отгадчики жизни — несколько
конфузно. Да, я продолжаю находиться в убеждении, что «Новь» с
бесподобной своей Марианной выплывет еще большим светилом на наш
литер (атурный) горизонт.
Хотелось бы мне знать, какое впечатление произвела «Новь» на
Флобера, Золя и на парижскую публику вообще4. Вы редко исполняете мои
просьбы, по этой прошу дать ход непременно.
Бессмертные страницы об охоте в романе Толстого и на меня
подействовали, но бессмертнее их я нахожу еще сцену в поле, когда Наташа и
собирающийся предложить ей руку приготовили даже все слова для
объяснения, а объяснения все-таки не состоялось, и при том, так себе, неизвестно
несчастья (от франц. misère)

1877
55
отчего и почему5. Это поразительно верно и хорошо. Вообще
первоклассные красоты романа очень похожи на вкусные баранки, нанизанные на
длинную, длинную гнилую нитку, которая тем ненадежнее, чем более
таких баранок будет присоединяться к другим. А заготовлено их у Толстого
тьма-тьмущая.
Какая позорная грусть должна овладеть и уже овладевает — русским
миром, узнавшим теперь, что протокол лондонский не отстраняет ни
войны, ни разорения, ни опасения за национальную честь!6 А пока из
Европы идут заушения нас одно за другим, внутри у нас свирепствует все
сильнее реакционный ураган. А вот; мы с Вами туда, к урагану, и едем. Пре-
весело!
Жму вам крепко руку и всем вашим кланяюсь.
П. Анненков
233
8 (20) апреля 1877. Баден-Баден
20 апреля 77
Baden-Baden. Sophienstrasse, 4
Какую прелестную, умилительную вещь прислали Вы мне, любезный
друг И(ван) С(ергеевич)! Песнь о Лидии Фигнер я распространяю в
многочисленных списках, и везде находит она такое чувство, какое бывает,
когда поют на панихиде — целуйте меня, братие, последним целованием — и
прощаешься с покойником... Сама Фигнер не причастна в произведении
этой «Думы» о себе самой, но человек, ее составивший, очень талантливый
человек. Кто бы это такой был?1
Ваш перевод Флоберовской «Легенды» вполне сохраняет колорит
подлинника, его сжатый слог, короткие описания, искусно выбранные эпитеты,
твердые и строго рассчитанные шаги речи — это перевод мастерский, и
Флобер является в нем превосходным образом как первый балладист
Европы, чем он сделался с «Искушения Св(ятого) Антония»2.
И многое другое я еще прочел — роды Кити, например, у Толстого. Вот
уж тут сжатости и строгости изложения нет никакой. Все кажется, что ты
гуляешь по дну психического моря, наподобие героев г. Верн, гулявших по
горам и пропастям океана, и видишь разных чудищ, принадлежащих
одновременно и к мифологии, и к реальному миру3. Занятно очень.
Я уже говорил вам, кажется, что «Новь» никак не пойдет ко дну,
сколько бы канатов ни тянуло ее в пропасть. Европейский ее успех есть также
один из пузырей, который будет ее держать на поверхности воды, и я очень
радуюсь ему4.

56
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Конечно, до половины мая я отсюда не тронусь. Прежде чем открылась
война, есть уже раненые, как, например, я. Не понимаю — откуда у вас, в
Париже, а затем и в остальной Европе произошла паника биржевая и
торговая? Ведь не 30-летняя же война начинается, не светопреставление какое, а
только вооруженная полемика между Хомяковым и Шейх-иль-Исламом5.
Иногда мне кажется, что европейская глупость не ниже нашей домашней.
А между тем вот у меня в кармане обретается кредитив в 25 т. марок, а я
ищу призанять до лучшего курса тысячи две марок, да не находится ни
одного храброго человека, который бы решился на такую неслыханную
операцию.
В июне, как вы знаете, будет происходить новый политический процесс
у нас с 200 подсудимых, и это под громом круп(п)овских пушек, взрывами
и камуфлетами на Дунае. Это будет еще почище Потемкинского праздника
в Таврическом дворце6. Да нужно, чтоб вы были в Бадене — есть о чем
переговорить, до отъезда нашего на родину7. Всем вашим глубоко кланяюсь.
П. Аннен(ков)
234
2 (14) мая 1877. Баден-Баден
14 мая 1877
Понедельник
Нехорошее известие, друг И(ван) С(ергеевич)! Но против подагры
никто не властен. Прощайте же и не поминайте лихом за то, что не отвечал на
предшествующее письмо, а произошло это вот от какой моей глупости:
вообразилось мне, что сберегу лучше и целее все, что хотелось сказать до
5 мая, когда встретимся, а вот вместо этих консервов, какими собирался
угостить Вас, и вовсе обеда не будет. Жаль и жаль! На душе у меня очень
скверно, по милости обстоятельств, которые порождают предчувствия и
мрачные взгляды в мое и семьи моей будущее. А тут еще надо ехать в
Петербург, но я это сделаю не иначе уже, как при последнем издыхании мая
месяца, то есть Ъ\'го оного, если таковое существует1.
Хоть поздно, а вроде ответа на старое ваше письмо замечу, что не было
никаких причин возлагать на Суворина упования в тонкости морального и
житейского чувства. Никогда он сим не отличался, но только владел собой
хорошо, поджидая минуты, когда можно будет распуститься и пожить на
всей своей воле. Минута эта и наступила. Понесся он теперь, спрятав
голову в колени, так что жутко становится и неизвестно, где и как бег свой
прекратить. Я только плечами пожимал, читая его наставление вашей милости.
«Нарочно, говорит, такую мерзость с Вами учинил и впредь чинить буду,

1877
57
чтобы отучить от презрения к русскому языку\» И как же врет, будто ни
один писатель в Европе не печатал переводов прежде оригинала. Роман
Золя явился по-русски прежде французского текста2.
Но прощайте, друг: авось в России сойдемся, если судьба не допускает
встречи на более близком расстоянии. Обидно поступает судьба эта. Хотел
расспросить Вас о выставке, о музыкально-литературном вечере, вами
данном, о многом другом — теперь все пропало3. К старости, заметил я, как-то
все пропадает, из рук валится и не удается. Надо и с этим мириться.
Всем Вашим глубоко кланяюсь и препоручаю себя в их воспоминание.
Весь ваш
П. Анненков
235
18 (30) мая 1877. Баден-Баден
30 мая 77. Баден
Итак прощайте, любезнейший друг И(ван) С(ергеевич)! Не удалось
перекинуться здесь с Вами несколькими словами, а в Петербурге будет уже
не то — другое течение мыслей и миллионы пудов дневной злобы. Знайте,
что в Петербурге я остановлюсь у брата, в Зимнем дворце, с
комендантского подъезда, против Главного Штаба. Там и оставьте свой адрес, когда
устроитесь в городе1. Не знаю, получили ли Вы от Стасюлевича первый том
Сборника образцовых произведений Павла Анненкова senior*, но во всяком
случае преподнесу мой собственный экземпляр Вашей милости. Между
нами, но совершенно уже между нами сказать — Стасюлевич состряпал
порядочную чепуху в виде предисловия к Сборнику и притом наврал для
эффекта пустяков. Так вместо 5 лет моего пребывания за границей — объявил
10 лет — оно грандиознее! — и прибавил, что я занимаюсь составлением
Записок о литературной эпохе 40 —50* годов, а я только набросал, по
приглашению Пыпина, несколько заметок о Белинском2. Но соврать в пользу
ближнего не всегда бывает хорошо, хотя это всегда почти прощается.
Завтра я выезжаю с семьей, которую провожаю до Висбадена, где она и
останется до июля, когда уедет на морские купанья в Бланкенберг, что в
Бельгии. Сам же к \'му июня с. г. явлюсь в Петербург3.
По всем вероятиям европейская война начнется с концом турецкой, при
устройстве славянских земель4. Все это очень жутко, ибо теперь только
раны получаются, а болеть и гнить они будут впоследствии и очень долго.
Как бы они и в гроб не свели нас.
* старший (лат.)

58
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Читал всю вашу переписку с петербургскими друзьями, которые
оказываются негодяями, а также вашего «попа Алексея» и «Иродиаду»5. Это
именно принадлежало бы к мотивам наших бесед, если бы они состоялись,
т. е. определение, какой raison d'être* имеют оба эти произведения, очень
родственные по духу и превосходные, надо сказать, по форме и
изложению.
Поклонитесь глубоко и убежденно от меня всему семейству Виардо,
выздоравливайте и — прощайте.
П. Анненков
236
8 (20) июля 1877. Петербург
Пятница 8-го июля с.с.
Петербург
Зимний дворец, квар(тира) коменданта
Я третьего дня получил Ваше письмо, друг И(ван) С(ергеевич), в
Москве и обрадовался ему. Отвечаю из Петербурга, где пробуду еще с неделю,
а там и мы покажем свою удаль перелетную. С дороги буду еще писать.
Мои уже в Blakenberghe, succursalle du H Verlaughe**, куда и устремлюсь.
Маслов выражает сожаление, что судьба лишила его наслаждения видеть и
слушать Вас: это буквально1. Мной только он любуется, когда я ем, и зато
не упускает случая доставить себе это удовольствие: где мы не были, чего
мы не отведали! Накануне отъезда он меня угостил у себя дома Ник\ола -
ем) Рубинштейном и знакомой Вам Шмейсер с хорошенькими глазками и
несообразным ртом. После обеда Руб(инштейн) заставил ее петь. Голос
большой и в Казани за него дали 350 р. в месяц, но лучше ее голоса то, что
она не иначе говорит о Мте Viardot, как с восторгом благодарности и
любви — и это без преувеличения. Честь ее сердцу, но и учительница,
внушающая такие симпатии — явление редкое2. Москву покинул, разувешанную
флагами, и нашел Петербург точно так же расцвеченный орифламмами***:
торжествуем взятие Никополя и переход Балкан. Никак нельзя полагать,
чтобы на Дунае повторилась азиатская кампания, достойная Черняевского
гения — нет признаков дурацкого удальства, а есть, наоборот, признаки
осторожности и продуманности действий, да и войска много3. Со времен
Суворова не было популярного имени на Руси, каким сделались теперь два
* смысл существования (франц.)
** филиал д-ра Верлаугхе (франц.; правильно succursale)
*** знак преданности (от франц. oriflamme)

1877
59
имени: В(еликого) к(нязя) Николая Ник(олаевича) и Милютина4. И
заметьте — оба героя народные без эффектов, со скромными физиономиями
и так просты наружно, что и легенды около них не составляются. Вот это,
мнится мне, и составляет знамение большого прогресса в развитии
русском.
Скажите Франции, если где-нибудь повстречаете ее, что вместо
злорадства по случаю наших неудач поучилась бы она, как дерутся хорошие
армии, даже и не за отечество в опасности. История с осажденными в Бая-
зиде — эпизод изумительный, а все мужики, да разночинцы, взятые от сохи
и с прилавок, только им сказали, что на них Бог, Россия и вся вселенная
держатся5.
Я очень заинтересован задушевной историей милейшей вашей
Марианны6. То-то, я думаю, обрадовалась Вам! Напишите, что можно, о состоянии
дела. Я еще могу здесь получить ответ Ваш на это письмо.
П. Анненков
237
28 июля (9 августа) 1877. Бланкенберг
9го августа н. с. Четверг
Belgique. Blankenberghe, maison des bains, Marschand
Друг Иван Сергеевич. Я получил Ваше письмо от 27 июля на манер
дорогого Шампанского — retour de Russie* — вчера вечером, сидя на берегу
океана, которого достиг, очень усталый, третьего дня. Подагра ваша
надоедает даже и друзьям вашим — надо же положить этому конец или по
крайней мере устроить какой-нибудь modus vivendi**, безобидный для
обеих сторон1. А то лучше уж вовсе не лечиться, а пуститься, очертя голову, в
бешеную драку с ней, истребляя самого себя чем ни попало, как мы это
делаем в Булгарии2.
Я нашел всех моих с пухлыми и розовыми щеками, что и на меня
хорошо подействовало. Плажа здесь великолепная, скука тоже (для одиночного
человека), жизнь не дорогая: весьма порядочный обед, четыре комнаты с
прислугой — 41 франк в день. Чего лучше? Я намерен пробыть здесь весь
август. Самое любопытное дело это то, что здесь нет вовсе никакой
погоды. В один день ураган, тропический жар, солнце тонет в океане по вечеру,
а наутро волны выше домов или, наоборот, утром на ногах нельзя устоять
от ветра, через час штиль, парит, а затем холод, как на Невском. Великое
* возвращение из России (франц.)
** способ существования (лат.)

60
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
рассеяние представляет забота выбирать моменты в этом ragoût*
температур для прогулок и затем слушать за столом, как один говорит: что за
славное море нынешнее лето, а другой замечает — хуже нынешнего моря я еще
и не видал.
Как я рад за превосходную Вашу Марианну. Полагаю, что это Вы
устроили ее положение: вы хороший волшебник!3
Но вы также и пророк замечательный. Оправдались ваши
предчувствия — после первого Плевноского дела произошло еще второе и более
глупое еще. А теперь, слышно, и от Балканских проходов отступают, и Шипку
сдают. Система жить и действовать на удалую всегда была и есть
единственная русская система, и живет она точно так же в Черняеве, как и в Тер-
гукасове, и В(еликом) к(нязе) Николае, и у всех военачальников и
администраторов — и будет жить до скончания Руси, ибо ума не требует, а
результаты налицо4. Мужик и разночинец должен все поправить — новые
корпуса идут в Турцию и на Кавказ — выручайте, братцы! А когда и эти
пропадут, вместе с последним русским рублем, России взамен останется
триумвират Каткова, Аксакова и Краевского — персонал, образующий
нашу национальную Грютли5. Будет еще чем гордиться.
Так гадко на душе, что не отрываюсь от книжек, ибо говорить ни с кем
возможности нет: восторг от русских неудач безусловно на всех лицах и на
всех языках. Захватил в Берлине — Les évangiles — Ренана6. Какая
вежливая манера уничтожать всякую возможность верований, оправдывая тех,
которые назло рассудка их сохраняют. Немцы так не пишут: они ругают и
презирают сопротивляющихся их доказательствам, а этот целует
оппонентов и посылает их гулять по свету без лишнего багажа.
П. Аннен(ков)
238
13 (25) августа 1877. Бланкенберг
25 августа 77
Blankenberghe. Maison de bains, Mme Marchand
Любезный друг И(ван) С(ергеевич). Со мной приключился
нехороший случай — упал с глупой узенькой лестницы, какие здесь делают,
для сбережения пространства, на манер корабельных спусков, и расшиб
себе седалищную кость. Опасности нет, но боль и ее последствия, тоска
и нервное раздражение — порядочные. Вревской тут было бы чем
заняться1.
* рагу (франц.)

1877
61
Всего досаднее, что это останавливает развитие моих планов. Вы
спрашиваете, что я намерен делать с собой далее. А поселиться на зиму в
Брюсселе и отдать в науку детей во французские пансионы, которые там,
слышно, знамениты, разумеется, не на полное распоряжение воспитателей,
которые, пожалуй, научат моих отроков силлабусу*, а с сохранением их при
себе. Но для этого надобно бы было переехать в Брюссель, устроить
квартиру, забрать справки о учебных заведениях, переговорить кой с кем, а я
вот лежу да охаю. И так, вероятно, пролежу до Vго сентября2.
Буря, которая от нас пролетела через Голландию — в Париж и
Швейцарию, задела нас крылышком немножко, но однакоже напугала
купальщиков, которые начинают разъезжаться.
Я ожидал здесь отдыха и покоя, а выходит, что их для нашего брата и
существовать не может.
Окажите мне услугу, напишите, где Стасюлевич теперь, и если можно,
то и уведомьте его, что я здесь ежеминутно ожидаю ответа от него на
письмо мое к нему из Берлина от 2го августа, посланное в Киссинген, в Курха-
ус**. А если он почему-либо на меня сердится, то пущай простит. Будьте
друг!3
Ивану Павловичу Арапетову, единственному счастливому человеку в
России — глубоко и дружески поклонитесь. Ничего подобного ему не
нужно, но мне приятно — вот что4.
Вы, вероятно, прочли едкую, саркастическую, но надо сказать, преост-
роумную заметку о моей книжонке в «Отечес(твенных) записках», июль
месяц5. Впрочем, по секрету вам скажу, что я в глубине души никак не
согласен — будто весь мой век я был только шут полосатый, да и другие,
вероятно — с этим мнением не согласятся. Тем и утешаюсь.
На Дунае должно произойти теперь одно из двух. Или Россия потеряет
значение первостепенной державы, но сохранит за собой Каткова и
Аксакова, или Турция будет раздавлена до чахоточного существования, но
возвратит великого публициста и престидиги(та)тора*** Мидхата — в лоно свое6.
А может быть, и то и другое вместе сделается — и это будет разрешением
Восточного вопроса. Но как же горька и гадка перспектива сего рода. Я
всякий раз с трепетом берусь за газеты — и все жду, не едет ли по дороге
какой-либо факт — спаситель. Ничего не видно.
Прощайте, друг. Я еще здесь буду ждать вашего слова — не откажите7.
Весь ваш
П. Анненков
* программа обучения (из греч. через лат. syllabus; σύλλαβος)
** курортный отель (от нем. Kurhaus)
*** фокусник, иллюзионист (от франц. presidigitateur)

62
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
239
28 августа (9 сентября) 1877. Брюссель
9го сентября 1877
Bruxelles. Rue Montoyer, 37
Наконец-то нашел я квартиру здесь, любезный друг И(ван) С(ергеевич)
и в ней уголок, чтобы спокойно побеседовать с Вами. Плачу я за семь
комнат в аристократическом квартале и в аристократической улице Монтойе
400 франков в месяц. Правда, что комнаты эти меблированы более для
произведения приятного впечатления на посетителей, чем для нужд и удобства
жильцов, но это черта вообще бельгийской культуры. Отсюда и буду
посылать детей в школы, которые здесь чуть ли не одни исполняют то, что
обещают. Да разве еще фланелыцики и полотнянщики.
Но что Вам за дело до моей квартиры, помещения, Бельгии, когда после
салисилата* Вы, говорят, превратились в олицетворение бодрости и
свежести1. И дай Вам Бог — только не забывайтесь, пожалуйста, и помните Тье-
ра. Утром был, а в полдень след простыл. Но это так, к слову, ибо господин
тот и здесь не сходит с языка у всех. Сегодня Вы его хороните, кажется2. А
какая ирония жизни, думаешь! Весь век считал себя великим стратегом и
полководцем — и добился же, после смерти, что его будут третировать,
как такового с войсками, барабанами и пушками.
С театра войны как будто что-то и блеснуло, да опять помрачилось и
спуталось. Лучше и не говорить. Очень утешило меня признание Гладстона
в последней его речи, что он получает тысячи грубейших,
оскорбительнейших и ругательнейших писем от своих соотечественников. Вот она —
мутная струя современности, а мы еще жалуемся на своих Зейбеков! Их будет
немалое количество3.
Из России не получаю ни малейшего известия — нет ли у вас
чего-либо4. Думал попользоваться сведениями здешнего Блудова5, да он в отпуску
где-то. Оно и самое время для отпусков.
Вообще большого удовольствия я для себя не предвижу от нового
местожительства, если не считать за удовольствие неимоверную тишину,
царящую в квартале Leopold, где поселился и где витают семейства банкиров
и набожных сенаторов. Утешаю себя мыслию, что может взойти такой
денек, когда я оторвусь от этого торгующего и молящегося улья и прискачу в
Париж освежиться и Вас обнять6. Пишите, друг.
П. Анненков
* соль салициловой кислоты (от франц. salicylate)

1877
63
240
5 (17) сентября 1877. Брюссель
17 сентября 1877
Bruxelles, г. Montoyer, 37
Любезный друг И(ван) С(ергеевич). Желаю разъяснить Вам мою
поступку — зачем основался я на зиму в Брюсселе? Вот зачем — нигде, всего
менее в Париже — мог бы я иметь за 400 ф. в месяц 7 комнат в
аристократическом квартале, окруженном лучшими учебными заведениями, как
католическими, так и свободными. И вот уже мой изнеженный, робкий,
трепещущий Павлик находится в одном из последних, где сразу же принят
был, как l'enfant Jésus*, пятью благороднейшими Симеонами на руки и
мгновенно расцвел, увидав, что тут детей не едят. Тон ласки и
благорасположения у этих воспитателей есть нечто умилительное для российского
отца. О Вере я не говорю: та в своем заведении, промежду толпы юных
мисс**, на днях сделается вероятно законодательницей их — недостает еще
английского высокого слога, но уже начинается и без того. И оба пансиона
(первостепенные!) оценивают свои педагогические труды за сезон в 300 ф.
каждый, имея дворцы и сады для принятия детей. А дети состоят из немцев,
англичан, голландцев, итальянцев, так что знакомство с европейскими
национальностями начинается у ребенка со школьной скамьи и месту для
народных предрассудков не остается никакого. Соблазн был слишком велик,
а притом еще город дешевый. Мнение о нем Мте Herit(t)e, которое Вы
сообщили, должно относиться к затеям пышной жизни, для коих здесь нет
средств, а те, кои предлагаются, крайне дороги и неудовлетворительны1.
Правда, что город бесцветен, скучен, пошловат в высшей степени, но очень
добродушен, ибо интересы его не высокопарны и разные претензии
являются не по внутренней нужде, а чтоб от других не отстать — значит и не
очень едки и стойки.
Надо Вам сказать, что я по Высочайшему (как громко!) повелению
отпущен теперь с детьми за границу только на 3 года и надеюсь в эти три
года дать им порядочные основания для трех языков европейских2. Без
Брюсселя этого мне сделать было невозможно, а для этого стоит поскучать.
Да и что за бремя? Даю вам слово, что ни один из Вас и поколения
Вашего не отойдет из мира сего, как Париж увидит мое пришествие в его
недра. Дайте мне только осмотреться здесь немного3. Уведомьте, долго ли
И. П. Арапетов остается в Париже — чтобы не пропустить, избави Боже —
ни его самого, ни чудного обещания его познакомить с таким вином,
какого я и вообразить себе не могу4.
* младенец Иисус (франц.)
** девица (от англ. miss)

64
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
С судорогой в руках и в горле бросаюсь я каждое утро на журналы. Что
если Мехмет — прогонит нас от Плевны, а Сулейман раздавит или обойдет
Шипку?5 Страшно и думать, однакож так думается, что и во сне задачи эти
представляются и разрешаются много чудовищным образом,
заставляющим стонать и кричать. Так гадко на душе у меня еще никогда не было, а
уединение, в котором живу, увеличивает еще едкость этих проклятых
минут и этого проклятого времени.
Прощайте, друг.
П. Анненков
241
19 сентября (1 октября) 1877. Брюссель
Vго октября. Bruxelles
г. Montoyer, 37
Любезный друг И(ван) С(ергеевич). Вы мне ничего не пишете, а я
желал бы знать, долго ли Вы пробудете в Буживале еще? Вот, кажется,
наступило время охоты, в которое, я знаю, Вы уже никому не принадлежите,
кроме перепелов и куропаток. Между тем погода видимо устанавливается и
желает, кажется, продолжать хорошие сношения с людьми еще некоторое
время. Меня начинает тянуть к Парижу, к Вам, любезный друг, но боюсь
попасть в разгар полевых Ваших подвигов и быть высланным, как
докучный корреспондент из лагеря. Я разучился здесь и говорить
по-человечески — такое нестерпимое молчание вокруг меня — такое отсутствие
сведений из России, — такое повторение в людях утренних журналов, что,
право, иногда хочется в Петербург с самостоятельной его нелепостию,
иллюзиями на свой счет и реальной пустотой. А ведь как скучал там еще
недавно! Теперь Париж кажется спасением, но Господь его знает! Напишите,
кто еще остался там из нашей дружеской колонии и не прибыл ли еще
кто-нибудь?1
Ничто так не поразило меня, как воззвание будущего болгарского
нашего Вице-Короля, князя Черкасского, взывающего о присылке тулупов,
одеял, фланель и мехов для армии, которая уже и теперь страдает от холодов, а
должна остаться на зиму на месте. Вот чем кончается кампания, начатая
под руководством русских Великих Князей!2 И какое признание, явившееся
как раз за известием о пропуске 10.000 турок с провиантом в Плевну!3
Здесь рассказывают, что немецкий Генеральный Штаб пришел в
негодование от этого последнего обстоятельства более, чем от всех других ошибок
наших полководцев.
Берлинская биржа разделяет настроение немецкого штаба и низвела
рубль наш на 2 марки с пфеннигами, да кажется не остановится и на этом и

1877
65
спустит его до 1 марки. Как тут нашему брату жить придется — мудрено
сказать вперед.
Прощайте.
П. Анненков
242
30 сентября (12 октября) 1877. Брюссель
12 октября 77. Пятница
Bruxelles. 37, Montoyer
Я так и поступлю, любезный друг, Иван Сергеевич, как Вы мне
советуете, и явлюсь в Париж в конце этого месяца1. Послезавтра у Вас происходит
экзамен зрелости Франции для поступления на хорошее место в Истории
или на пребывание у нее за штатом2. Весьма любопытно; этому экзамену
предшествует однакоже во всей Европе такое мрачное настроение духа,
такое прекращение движения и деятельности по общественным и торговым
делам и такое всеобщее падение курсов, каких я еще и не видал. Наша
валюта, можно сказать, в одной рубашке осталась 246 сант(имов) за рубль,
да и ту с нее снимут. Я собственно не знаю, что и делать. В кармане
номинально довольно значительные (для меня) ценности, даже на всякий случай
3000 ру(блей) сереб. еще особняком приготовил, а между тем никакого
определенного понятия о своем состоянии не имею и за будущность свою
трепещу. Хотел взять в долг под залог некоторой части моих сумм — 2,
3 тысячи франков, так требуют огромных процентов, громадного
обеспечения, да еще и порук. Не знаю, что и делать буду, а закрыв глаза уничтожать
наличный капитал не хотелось бы. Я с вами эту финансовую канитель тяну
с той целью, чтобы попросить Вас справиться от своего имени у ваших
парижских банкиров, столь вам знакомых — что могли бы они дать в эту
минуту (но только после выборов, конечно) под залог 3000 т. сер. на 3 месяца
любезнейших французских моих франков и за какие проценты.
Отпишите мне об этом строчку3. Полюбовался я на Ротшильда — единственного
теперь серьезного революционера и демагога в Европе. В эту эпоху общего
сомнения и недоверия он спокойно реализирует залогом Венгерский заем,
устраивая дела именно самого анархического, антинемецкого и
туркофильского государства назло всему континенту4. Эта дипломатическая нота рот-
шильдовской конторы стоит всяких других нот.
Подумав о том, что я написал, мне сделалось совестно утруждать Вас
комиссиями, когда Вы еще сами находитесь под гнетом некоторых
домашних неприятностей, о которых намекаете5. Но, друг мой, чувствуя, что я
сделал бы все зависящее от меня, если бы мог помочь Вам в чем-нибудь —

66
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
оставляю все написанное, как оно есть, предоставляя себе только
поклониться Вам в ножки, при свидании, если Вы благосклонно примете
поручение. До этого торжественного акта, однакож, прошу поклониться моим
средним поклоном Арапетову и другим знакомым из русско-парижской
вашей коммуны.
Весь ваш
П. Анненков
243
28 октября (9 ноября) 1877. Брюссель
9 ноября. Пятница
Bruxelles. 37, Montoyer
На будущей неделе, примерно в среду, я выеду отсюда, о чем еще
извещу Вас, любезный друг И(ван) Сергеевич). Сделалось бы это, может
статься, еще гораздо ранее, если бы была возможность разменять здесь мои
деньги, но ужас здешних банкиров при виде русских бумажек, о которых я
Вам писал, прося совета, — останавливал мою волю, по выражению
Гамлета1. Теперь решаюсь сам привести мои несчастные 100 руб(левые)
кредитки в Париж и посмотрю, что с ними можно сделать там. Мне не хотелось
бы остановиться в Hôtel улицы Lafitte, который, слышно, перешел в другие
руки, и думаю попробовать рекомендованный мне Hôtel de Calais, г. Neuve
des Capucins y Вандомской площади, если Вы, разумеется, не посоветуете
мне до тех пор другого помещения2. Как улыбается мне мысль свидеться с
Вами, хотя я имею некоторый зуб против Вас за ленивые ответы на мои
писания. Впрочем, их вообще никто особенно не ценит, что и располагает
меня к снисходительности. Не в сверхъестественном вине И. П. Арапетова,
хотя и оное приму чрезвычайно охотно, состоит дело, а в том, что с ним и с
Вами, господа, отведу душу, совершенно измученную пошлостию здешней
жизни, и это без преувеличения3. Вы не поверите, как она велика!
Приезжали сюда Blanche Pierson, Judic'a, певец Faure и не могли осветить мрачного
фона этой soi-disant* столицы:4 точно звездочки погорели немного, а тем
сделалась еще хуже. А у Вас, господи Боже! Может к моему приезду
министерство отдадут под суд, Магон может сложить свою голову или возьмет
головы врагов, распустится вторично Палата депутатов или она распустит
конституцию и проч.5 Сколько зрелищ, развлечений, эмоций — только
ловить их собирайся, к чему я и подготовляюсь. Весь ваш
П. Анненков
* так называемая (франц.)

1877
67
244
8 (20) ноября 1877. Брюссель
20 ноября. 77
Bruxelles, 37, Montoyer
Любезный друг Иван Сергеевич. Точно предчувствие было у меня —
спросить в моей телеграмме, благословляете ли Вы мой выезд из Брюсселя.
И отказ Ваш тоже удачно пришелся. Вероятно по симпатии к Вам я тоже
заболел в прошлую субботу и двойной болезней — нога распухла от
ревматизма, и правый глаз распух и в крови. Все это — простуда и ранее
будущей недели не кончится, а до тех пор — спишемся. Хороши были бы мы в
Париже — один лежа в трактире, а другой у себя: в середине никого, ибо
кто же с больными станет водиться1.
Действительно — исповедь Лас(с)аля походит на волканическое
извержение, каким он сам и был. Как бы хотелось знать, кто это такая С. С. Если
знаете — сообщите. Сходно с начальными буквами ее фамилии — я
полагаю, что это простенькая, российская Семела, чуть-чуть не сожженная
страстным Юпитером — но сего мало2. А испытали ли Вы странное
впечатление — встретить в журнале такую статью тотчас после слюнявой
биографии наислюнявейшего Алекс(андра) Сем(еновича) Шишкова и затем
перейти к бесполезнейшей рацее о каких-то старых книжках г. Арсеньева3.
Мне очень понравились ваши строки о Кавелиной, ибо Брюл(л)овой
она никогда не будет в памяти друзей. Строки Ваши очертили эту
благородную фигуру быстро, ярко и выразительно. Это очень хороший букет на
могилу бедняжки, которую не могли убить латинский и греческий языки, а
убило самое обычное женское дело4.
Итак, Каре взят, а радости настоящей во мне нет5. Поздно приходит
торжество русского оружия, хотя теперь можно ожидать его и на всех других
пунктах. Напуганное чувство все подозревает, что это случайность, а не
настоящее дело, да и думается еще, что как бы ни велико было торжество, ди-
пломация не позволит ему поднять голос и говорить о себе и за себя — в
свое время.
Я был на днях в Лакене и на тамошнем кладбище видел великолепный
мавзолей Малибран6. Поразила меня одна подробность. Сквозь решетку
мавзолея я увидал внутри его множество писем в конвертах, листков со
стихами, даже визитных карточек с загнутыми углами, разбросанных по
полу, у подножия статуи «Гения», которая высится над склепом. Что это?
Старые ли еще проявления участия или новые, по датам, выражения
благоговейных воспоминаний прошлого, течение которых не прервано
временем. Во всяком случае это подробность трогательная, и я вспомнил при
этом о родных гениальной певицы, которых может ожидать точно такая же
загробная корреспонденция.

68
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Резюмирую письмо мое. 1) Я буду ждать здесь известия о Вашем
выздоровлении. 2) Я напишу Вам затем о моем собственном таковом же. 3) По
окончании этого процесса последует мой выезд в Париж, о котором извещу
телеграммой7. Жму вам руку.
П. Анненков
245
15 (27) ноября 1877. Брюссель
27 ноября. Вторник
37, Montoyer. Bruxelles
Мы достойны с Вами, любезный друг И(ван) С(ергеевич),
присоединиться к лику херувимов покойного Комарова и вместе с ними
воспевать ко Всевышнему «Ах, если б ножки нам!»1 Как только Вы
почувствуете, что ножки начинают у Вас вырастать, известите меня об этом. Я
тотчас приеду в Париж посмотреть на этот процесс — выбрав какой-нибудь
денек без бурь и циклонов. Погода становится ужасна, но она еще рай
земной в сравнении с политической атмосферой, созданной у Вас Гог-Ма-
гогом. Однакож решительно поступила Палата на старо Римский манер,
изумив Европу — но как-то выдержит дуэль — в том вопрос. Неужто и
теперь найдется еще лазейка, чтоб дать возможность врагам прилично
разойтись по домам, с сохранением про себя непримиримой ненависти друг к
другу2.
Меня не удивило Ваше известие о ругательном письме, полученном от
какого-то бешеного за теплую заметку о Соне Кавелиной3. Русская жизнь
есть необозримое море чудовищ и монстров всякого рода, которые
поминутно выскакивают из него, никем неожиданные и непредвиденные. В этом
отношении оно любопытнее и занимательнее для натуралиста, чем самые
восхитительные моря Запада и Юга. Щедрин составил себе славу одним
реестром таких монстров, показывающихся на его поверхности, но
последние его описания мне менее нравятся — больно уж капризны и вздуты, так
что переломанные их линии никакого рисунка и никакой фигуры не
представляют более4. Боюсь, что он скоро и надоест, если так пойдет — ça
commence déjà*.
Что касается до меня, то скажу Вам, что я занят теперь одним только
вопросом: прорвется ли Осман сквозь наши линии у Плевны, задушат ли его
в этом гнезде или нет?5 Для меня это единственный интерес в мире пока,
который наполняет все мое время и мысли. В развлечениях Парижа и в его
* это уже и начинается {франц.)

1877
69
говоре Вы и не поймете, что можно нажить себе подобную бесплодную
idée fixe*, однакож это так, и я не могу от нее отделаться.
Помните же. Как только прояснится Ваш горизонт — дайте мне знать, а
покамест прощайте, друг6.
Весь ваш
П. Анненков
246
29 ноября (11 декабря) 1877. Брюссель
11 декабря. 77
Bruxelles. 37, г. Montroyer
Будем ждать по Вашему слову, любезнейший И(ван) С(ергеевич),
лучших времен и лучшего состояния в сочлениях нашего каркаса, который и у
меня многого желать оставляет. Только мысль о поездке все становится для
меня вопросом более и более — и во всяком случае декабрь м(есяц) этого
события не узрит кажется1. Во-первых, я еще мог бы состоять под надзором
и покровительством мистера Дюфора, но не желал бы попасть в
Парижскую катавасию, которая, по-видимому, неизбежна благодаря последней
штучки М(ак)-Магона, превосходящей всякое воображение2. А во-вторых,
наступают детские праздники Рождества и Нового года, и я, конечно,
желаю провести их дома. Можно бы было, разумеется, и до этого срока
торопливо заглянуть в Париж и нестись тотчас же назад, но тогда — какое же
удовольствие? Вот почему я нахожу чрезвычайно удобным для себя Ваше
предложение: — будем ждать, тем более что ледяная атмосфера, здесь
наставшая, плохая среда для движения и эволюции ревматика, подобного
мне3.
Дети мои заслуживают хороших праздников, между прочим. Благодаря
системе здешних школ, мягко, но неотступно требующей исполнения долга
и принятых правил, они получили представление об учении как о
серьезном деле, чего до сих пор не было. Но зато, когда они возвращаются к
позднему обеду домой, квартира моя превращается в хаос — шум и гам,
которые тогда подымаются вокруг меня, недоступны описанию: они
вознаграждают себя за часы внимания в школе, за свою службу образованию,
считая домашний кров ареной, где только и может распуститься свободно
их детская натура. С этой точки зрения они смотрят и на грядущие
праздники — и обмануть их было бы очень жестоко.
В Вашей домашней обстановке развитие детей стоит уже на другой
степени. Я с удовольствием прочитываю известия об успехах Павла Виардо,
* навязчивая идея (франц.)

70
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
начинающего играть значительную роль, как подтверждает публика
концертов Паделу4. Вы мне не писали, все ли обошлось благополучно у М//е
Марианны, а я бы хотел знать это. Маленький человечек Диди, вероятно,
уже на ногах и начинает фланировать5.
Еще в Петербурге, при первом известии, что для Наследника
формируется особый корпус на Дунае, один генерал сказал при мне: это большое
несчастие. Так и вышло. Отдать Елену позади Балканской армии и не
видеть, как под носом сформировался 20—30-тысячный отряд Сулеймана,
имея вдобавок массу кавалерии под рукой для разведок — дело вопиющее.
На что «Le Nord» — и тот соглашается, что зевок этот был уже не в меру
добродушен. Горько-комично звучат слова реляции, известившей, что
после очищения Елены — сильные подкрепления посланы со всех сторон к
отряду, ее защищавшему. Вот так-то и всегда с нами. А между тем остались
наши пушки, трофеи, 3000 человек на месте у турок и опять возродилось
мнение в Европе, что настоящая война на полуострове только что
начинается... Может быть и правда. О горе, горе!6
Прощайте, друг.
П. Анненков
247
5 (17) декабря 1877. Брюссель
17 декабря 77
Bruxelles. 37 — г. Montoyer
Скажите, любезный друг И(ван) С(ергеевич), возможно ли с большей
ясностию повторить за Дюфором, что я — Мак-Магон — был 7 месяцев
скотиной, говорил и думал только мерзости, собирался сделаться каналией
и теперь желаю быть умнее и заслужить прощение. Я такого примера
самооплевывания со стороны главы государства и не знаю. Человек этот,
значит, ничего не понимал из того, что делал. Покойный генерал Кирьяков,
герой Альмы, хваставшийся перед Меншиков(ым), что его батарея уложила
целый эскадрон своих гусар, приняв их за неприятельских — перед ним
Юлий Цезарь. Но как бы там ни было, а примите все-таки поздравление с
новым воплощением французской республики — этой Вишны нашего
континента1.
Письмо Ваше сказало мне многое, чего я не знал, и например
расстройство свадьбы и жизненных идеалов у бедной, симпатичной Марианны.
Как? Отчего? По чьей вине? Вы мне это когда-нибудь расскажете. Теперь я
начинаю понимать намек одного старого письма Вашего, в котором вы
упомянули вскользь о несчастии семейном, Вами пережитом. Это большое

1877
71
несчастие действительно — быть обманутой и оскорбленной в начале
жизни2.
Возвещаемый Вами новый русский женский талант интригует меня
невыразимо3. Из таких источников, да поэтическое чутье и свежесть
наблюдения. Из чумной материи, да ликёр благоуханный. А бывает! Сколько же
явилось христианских героинь из гетер, да каких еще! — а потом человек
есть очень сложное животное. Снаружи весь оброс свиной щетиной, а
где-нибудь внутри его, в какой-нибудь впадине нравственного организма
теплится постоянно уголек, который можно раздуть в пламя. Так и тут,
вероятно.
Я того мнения, что Гаршин есть настоящий раненый, разумеется,
начитавшийся романов — и не одного только Толстого, но и других — многих.
Сужу по некоторой умеренности психического анализа, свойственной
настоящему страданию. Будь он только притворный раненый и последователь
Льва Толстого, не остановился бы на простых известиях о забытьи, сне и
обмороках своих, а позаботился бы о наполнении их фантастическим
содержанием, видениями и образами. Тут правда взяла свое, да она же
сообщает и жгучий интерес его рассказу. Кроме Толстого этот действительный
раненый хорошо знает и свои «Отеч(ественные) записки». Иначе он бы не
намекал, что сделал глупость, оторвавшись от матери и невесты для
обязательных убийств и увечий собственного тела. А талант в изложении
отрицать нельзя4.
Прочел здесь «Набаба» Доде5. Картина яркая — даже слишком.
Портреты и сцены поразительные (особенно семейство Joyeuse хорошо), но вот
куда зашел чистый реализм, не во гнев будь сказано г. Золя. Какая разница
между романтизмом, изобретающим людей и дела, и реализмом,
вытаскивающим их из Туниса и гаремов и столь же жирно наделяющим их
богатством, дурачествами и коварством, как предшественники их наделены были
героическими стремлениями и безумными порывами. Романтизм по
крайней мере искал выводов, а здесь ищется только — опоить читателя
шипучим дурманом. Я боюсь, что новые произведения Золя, по необходимости,
будут в том же роде.
Хотел еще написать Вам о «Дворянских мелодиях» Щедрина в
«Отечественных) записках», где и на Вас есть опять злобные намеки, но
оставляю до следующего письма6. Статья эта лицеприятная и лицемерная не
по-щедрински подаёт повод ко многим соображениям. Прощайте, друг.
П. Аннен(ков)

72
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
248
12 (24) декабря 1877. Брюссель
Понедельник 24. Декабрь 77
Bruxelles. 37, г. Montoyer
Плачет и абсент пьет с самой пятницы, говорите Вы, добрейший И(ван)
С(ергеевич). Как бы это на месте было, если бы случилось после отречения
от президентского стула, а теперь, сохраняя стул, да плакать — очень
подозрительно1. Мы вот радуемся — Петербург вне себя, пишут, встречая
своего хозяина, как гостя — да оно и понятно — ведь это Плевна и Каре
приехали на Варшавскую станцию, а их давно ожидали и уже теряли
надежду их видеть когда-нибудь2. Признаюсь, я сочувствую грому и шуму,
который теперь носится по Петербургским улицам, и желал бы послушать его
через телефон, но душа зело омрачена тем, что Англия покамест язык нам
показывает, а затем уже несомненно и зубы выставит. Не скоро кончится
эта война. Вот уж за Балканами вырастает новая Плевна в образе
Адрианополя, и на этот раз в ней будут сидеть не одни турки3. Не знаю, какого
мнения о необходимости отпустить Россию с пустыми руками из Булгарии
держится у Вас г. Вад(д)ингтон, но знаю, что республиканская партия во
Франции, которой мы так аплодируем, нам отлично напакостит при первом
случае. Какая ей надобность любезничать с союзником, который
великолепия французского «реванша» — не признает4. За сочувствие к реваншу
республиканцы готовы отдать Англии, если бы та одобрила его. все
Средиземное море с Египтом, Критом, Гибралтаром в Дарданел(л)ах. Это не
очень политично, но народным страстям придется как раз, по зубам. Я
оттого составляю это дипломатическое письмо, что все полагаю еще Вас не
совсем оправившимся после подагры и потому способным заниматься и
скучными вещами.
Стасюлевич мне пишет, что в переписке Пушкина Вы и он подвысили
заставу на такие штучки и заявления, которые будто мой пуританский дух
никогда бы не пропустил на журнальное шоссе. Это несправедливо. Нет
такого скандала, который, по-моему, не имел бы права явиться в литературе,
но с одним условием — биографическим его объяснением. Сделал ли это
последнее Гаевский — не знаю, а если не сделал — то дурно. Корни всякой
мысли всегда важнее ее самой, и, когда эти корни скрыты или не тронуты,
мысль может казаться гораздо более неприличной, странной и смешной,
чем она есть в самом деле5.
Погода стоит здесь гнусная, курс наш ей не уступает, а из этого
выходит, что я страдаю и в духе моем и в кармане. Только бы пережить
поскорее это ужасное время, да вряд ли. Подозреваю, что оно будет гнаться за
нами еще очень долго.

1877
73
Старые наши знакомые, Ю. Жуковский и Антонович снова выходят на
сцену со своим собственным журналом. Кабацкая полемика, не умиравшая
никогда, должна будет расцвести с новой силой, ибо по всем вероятиям они
станут сводить старые счеты свои с «Отеч(ественными) записками», и
любопытно, как будут справляться с ней теперь Михайловский и Салтыков, не
находившие доселе соперников в дифаматорстве6. Другого и чего-либо
нового от возвещенного журнала не ожидаю, разве только Жемчужников
снесет неслыханное яичко7.
Прощайте.
П. Аннен(ков)
249
29 декабря 1877 (10 января 1878). Брюссель
10 января IV
37, г. Montoyer. Bruxelles
Да, добрейший друг Иван Сергеевич, на будущей неделе, отпраздновав
наш православный, хотя и неверный Новый Год, стану собираться к Вам2.
Признаюсь, я все поджидаю поправления нашего курса, на что, кажется,
можно надеяться, благодаря скромности поведения Английского
правительства. Если скромность эта выдержит и парламентский искус, тогда с
песнию «Rule, Brittania»* я с моим удовольствием готов продрогнуть
малую толику — часов 9~ть в вагоне, которая теперь еще меня ужасает. Во
всяком случае еще напишу, а затем и протелеграфирую3.
Хочу Вам передать одно впечатление, которое Вам может быть
незнакомо. Я пять месяцев сряду не читал ни одной русской газеты, и вдруг мне
попался в руки целый декабрь «Голоса». Вышло нечто странное — столько
глупости, подлости, кривляния и ползания на карачках я и не предполагал в
русской журналистике, хотя 50 лет почти знаком с нею. Вот что значит
приглядеться к объекту и не отдавать уже себе отчета в впечатлениях. В
одном фельетоне о Плевне «Голос» вне себя от громадности услуг,
оказанных Наследником в эту войну. Да это еще ничего, а вот что прелесть:
распределение ролей, какие должны играть все государства Европы по
отношению к России, если хотят, чтобы последняя их берегла и
покровительствовала им, и если желают получить одобрение русской публицистики. И
это еще не все. В среде сих излияний воззвание к народу, приглашающее
его не очень заноситься своими успехами, сохранять умеренность в
счастии, не навязывать другим народам своих великих идей... Я совсем отвык
* Правь, Британия {англ.)

74
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
от этого тона, от этих приемов, от всей этой лживости, в которую и сам
писака не верит. Ошеломили они меня!4
А между тем успех асюрирован* у нас только такому изложению дел,
как я вижу и по восторгам здешних даже читателей газеты. Что же такое
русское общество?
Эдип! Разреши загадку5.
П. Аннен(ков)
* обеспечен (от франц. assuré)

250
19 (31) января 1878. Брюссель
Ъ\'го января. Четверг
Bruxelles, 37, г. Montoyer
Видит Бог, добрейший И(ван) С(ергеевич), как мне хочется, как мне
нужно видеть Вас и перекинуться с Вами парой слов, но умоляю поглядеть
вокруг себя. Так холодно, такой снег, такая грязь и ветер, в ужас
приводящий, что ей-Богу не могу себя представить в Париже, дрожащим на улице и
сидящим в холодном № трактира. Подождем хоть немножко солнышка,
хоть немножко светлого неба. Ждали уже много — какая-нибудь
неделя-другая уже не в счет — только не сердитесь и не ропщите Вы на меня1.
Ревматик я как есть и, глядя на себя теперь, качаю головой и
приговариваю — «таков ли был я расцветая». А может быть, хуже был, но
могущества желудка, ног и прочего было не в пример больше.
Да, переход через Балканы зимой и с пушками не я бы сделал. Мы в
Адрианополе, а мир, кажется, лопнул, да и в Константинополь нас, кажется,
не пустят2. Что же будем делать? В ту минуту, как пишу, Английский
парламент, вероятно, дает деньги правительству, а правительство объявляет
невозможными русские условия перемирия3. Стало быть — что же?
Придумать не могу, а страдание большое. Вот русские журналы не унывают, имея
вообще легкие сердца. Англия нам наплевать — там Ирландия произведет
революцию в нашу пользу! Австрия тоже наплевать — чехи там не
позволят ей пошевелиться. Русский солдат не будет удовлетворен, пока не
увидит креста на Софийской мечети. Все это напечатано4.
Спасибо Вам за обратную пересылку моего письма5. И со многими
другими тоже следовало бы так поступить или по крайней мере предать их
огню и мечу. Напишите мне непременно ласковое письмо в ответ и
скажите, как Вы себя чувствуете в этом физическом и нравственном мраке6.
П. Анненков
Какой-то драматический талант огромных размеров проявился у нас —
Соловьев! Не знаете ли чего? Островский, в гроб сходя, его благославляет7.

76
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
251
5 (17) февраля 1878. Брюссель
17 февраля 78
Bruxelles. 37, Montoyer
Я давно не писал Вам, добрый друг И(ван) С(ергеевич), но это потому,
что со мной произошло нечто совсем нехорошее. Мой Павлушка слег в
постель после 3 дней свирепого кашля с началом вторичной плёризии* и
встал теперь хуже зарезанного булгарина видом. Это приятные ветры
Брюсселя и сквозняки школьной гимнастики сделали — перепугался же я и
отхожу теперь медленно и постепенно. Все это очень скучно слушать, я
знаю, но я уже сделал привычку говорить Вам о себе и своих делах и
разучиваться не намерен.
Что я такое слышал?
Будто Вы в марте желаете отечество посетить. Против этого нельзя
ничего сказать, только заметить можно, что март там холоден. А впрочем,
если это так, то могу напомнить, что прямее дороги в Петербург нет, как на
Брюссель, Кельн и т. д. Да прямая дорога не всегда бывает самая удобная.
Напишите, однакож, сколько правды в этих слухах1.
Почему нет ни повести Луканиной, ни продолжения писем Пушкина в
«В(естнике) Е(вропы)»?2 О последних забыл прежде сказать, что,
несмотря на присутствие пердов, они еще очень осторожно процензурованы, да
это и хорошо. Либо быть циником-издателем вроде покойного Погодина,
либо, отсекая жизненные подробности, не отыскавшие для себя
толкователя, иметь в виду только литературную физиономию документа. А она
осталась нетронутой и пребывает блестящей и сияющей, хотя, кажется, не
производит особого впечатления на русскую публику3. То ли дело
корреспонденции журналов !..
Мне сообщают, что гражданская жена сосланного за бунт на Казанской
площади — Боголюбова, выстрелившая в Трепова, мстила за то, что
сожитель ее был им высечен в кутузке за грубость. А не забудьте, что Трепов
популярнейший человек в России!4
Вот мы и сошлись у ворот Конст(ант)инополя нос с носом с Англией.
Страх берет при мысли, что, может быть, и не разойдемся уже, и тогда
долго мы еще терзаться будем и жертвовать головами, которые нам ничего не
стоят. А вот перспектива и похуже может открыться — перехватят
англичане море и выморят голодом и болезнями нашу армию за Балканами,
попивая сами спокойно пунш на кораблях. Страх, да и только. А мы,
кажется, решились хоть одной ножкой и хоть на минуточку постоять в
Конст(ант)инополе, будь что будет впоследствии. Это советуют также
* плеврит (от франц. pleurésie)

1878
77
Краевский, Суворин и Катков5. Чего вернее? И — можно ли колебаться.
Прощайте. Буду скоро опять писать.
П. А.
А кто С. — Лас(с)алевского романа — узнали или нет?6
252
10 (22) февраля 1878. Брюссель
22 февраля 78
Bruxelles, 37, Montoyer
Новая беда, друг И(ван) С(ергеевич). Вы видели у меня мою гувернан-
точку Эмилию Петерсен. Она была очень полезна нам и в последнее
время — водила детей в школы, помогала им дома в составлении уроков и
проч., а теперь получила известие, что отец сошел у нее с ума, посажен в
секретную и вся семья повергнута в последнюю степень нищеты.
Отправляю в Петербург, даю денжонок, назначаю маленькую пенсию, пока не
пристроится, да все это капля в море. Если будете в Петербурге — по-
покровительствуйте ей перед тамошней женской знатью, дающей места. Я
хорошо знаю, что у Вас на душе есть множество секретных добрых дел:
возьмите еще и это1. Не будете раскаиваться.
Но мы остались с большой обузой на руках, пока не приищем хорошей
помощницы. Сколько придется негодяек и мошенниц прогонять и новых
таких же нанимать. О Париже теперь нечего и думать, но к выставке, как
Бог свят, приеду2. Да и до тех пор явилась на моем горизонте одна
прелестная, хоть и насмешливая звездочка, на которую боюсь заглядываться —
Ваш проезд через Брюссель. О, если бы она привела Вас, истинного
Волхва, к моим яслям!3
Убежден, что Христос, сделанный таким жидом, как Антокольский,
будет повыше пресловутого Христа Даннекера — имеющего вид идеального
профессора теологии4. Что касается Островского, то это, видимо, банкрут,
задающий праздники и балы, дабы скрыть, что он нищий. А по
внешности — бал великолепный5. Приговор Арапетова письмам Пушкина меня
утешил: это он, наш И(ван) Павл(ович)!6 Циник и неженка! Распутен и
деликатен. За то и люблю его.
Однакож он именно и особенно — помните! — его жест3 напомнил мне
очень грустную вещь. Неужто я не ошибся, полагая, что прочел в газетах о
а Здесь в письме следует неопределенная картина; скорее изображение
неприличного жеста.

78
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
смерти Вревской, бедной сестры милосердия, в Болгарии. Ужасно жалко,
если правда7. И за что, и зачем?
Прочитали ли Вы статью Карновича в «Отечес(твенных) записках» «Об
участии России в судьбе южных славян», где он доказывает, что идея о
нашем братстве с ними и об обязанности их защищать — не русского,
православного, а западного, католического происхождения8. В статье нет ни
одного слова правды, а волнует она чрезвычайно и, кажется, очень полезным
образом в настоящую минуту. Русским публицистам все кажется, что они
одни на свете и никаких других интересов, кроме наших, нет или не
должно быть. По Бисмарку выходит не так — есть и русские, есть и австрийские
интересы — только они еще не так уж разошлись, чтобы из-за них резаться.
Он надеется очень много на уступки с обеих сторон — ну, а если их не
произойдет? Все темно и неопределенно, а вдобавок есть уже слухи, что и
Турция начинает показывать признаки непослушания. Что будет? Я думаю, что
наши условия мира потерпят великие изменения, ибо удержать их будет
стоить дороже, чем стоило их приобретение. Очень гадко и горько9.
П. Анненков
253
13 (25) февраля 1878. Брюссель
25 февр(аля) 78. Понедельник
Bruxelles, 37, Montoyer
Тотчас же и отвечаю Вам, добрейший (а эпитет здесь уже перестает
быть условным) Ив(ан) Сергеевич. Емилия Федоровна Петерсен сама
прилагает короткую записочку о себе, а я только изложу мой приговор.
Девушка эта основательно знает немецкий и русский языки, даже знакома
порядочно и с их литературой, а французским владеет рутинно, хотя и стоит на
добром основании, с которого можно успешно идти далее. Она и начитана
довольно. Музыки не знает. Я считаю ее неоцененной помощницей при
уходе за детьми и первоначальном их образовании. Это душа честная,
привязчивая и характер ровный, даже способный на самоотвержение. Что она
делала при тяжелой болезни моего Павлика в Ниц(ц)е, я никогда не
забуду, и делала просто. В последнее время, когда дети стали ходить в
школу — она оказалась образцовым репетитором, да и думаю, что она станет в
уровень со всякой должностью, какую ей поручат, ибо умна и несчастлива.
Прибавьте отсутствие заносчивых мечтаний (ей 25 лет) — за исключением
одной идеи — добыть средства выдержать два года педагогического курса,
сделаться титрованным педагогом (университетский диплом об окончании
курса в гимназии она имеет) и стать опорой и провидением для своей се-

1878
79
мьи. Мы задержали ее здесь еще на неделю-другую, авось потеплее
сделается. Напишите, напишите, друг, о ней и к Мухортовой и к другим
покровительницам, а сюда пришлите к ней записочку, уполномочивающую ее
явиться от Вашего имени к тем, кого Вы выбрали в ее благодетельницы,
приложив их адресы. Боится явиться перед ними, как попрошайка, от
которой отделываются рекомендацией1.
Нисколько не удивляюсь, что швейцарские передовые прислали Вам
адрес за «Новь»;2 с произведениями дельного искусства это бывает сплошь.
Действие их походит на coup de soleil*, поражающего наудачу и глупые, и
умные головы — и притом совсем неожиданно. А вот Антонович, в новом
журнале, принялся за Вас опять как за диффаматора Добролюбова и
молодежи 60 годов, которые теперь имели бы 40 лет, т. е. тот термин, по
мнению первого, когда человек никуда не годится. В том же журнале наша
Солнцева-Шульц объявлена аристократической блудницей, не
преминувшей похвастаться небывалыми победами своими3. Истинно скажу, что
русский тон общежития, печатного и устного разговора — ужасен и
совершенно в уровень с болгарами, сербами и румынами и всею сволочью дикарей,
нами освобождаемых. Любой братушка точно так же изъяснялся бы.
П. Анн(енков)
254
20 февраля (4 марта) 1878. Брюссель
4 марта. Понедельник
Bruxelles 37, г. Montoyer
Как Вас благодарить, Ив(ан) Сер(геевич), за сделанный Вами
подвиг — (пять писем написать, вызывающих на доброе дело, есть подвиг), но
нужно ли благодарить? Бедная моя гуверна(н)точка сплакнула, когда я
прочел ей Ваши адресы — вот и благодарность. Впрочем, она не разделяет
моего взгляда на бесполезность слов, а будет их составлять в ответном
письме к Вам, только боится, как это она к эдакому-то мастеру будет
посылать свои слова. Я ее успокоил уверением, что мастер этот читает все и
часто очень вздорное на русском диалекте, даже с удовольствием, а тут речь
пойдет совсем не о вздоре. Просила оставить ей Ваше письмо на память —
оставил1.
А официального известия о мире все нет. Вчера на балу у Короля
говорили, что мир подписан наверное, и прибавляли, что турецкие и русские
министры ходят рука в руку друг с другом и чуть не целуются. Чудеса,
если правда. Впрочем, и английские корреспонденты не могут придти в
* солнечный удар {франц.)

80
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
себя от изумления, видя, как вокруг Конст(ант)инополя солдаты обоих
лагерей братаются, точно ничего и не было между ними. Турки блестящим
образом поквитались за разбитые и плененные армии и за отобрание их
провинций: они напустили чуму, сыпной тиф, оспу на всю Россию, и те уже
добрались до Москвы и Петербурга. Что там делается, говорят, так это страх.
Как Вы туда поедете — не понимаю, но, может, все это преувеличено2.
Я считал Ев. Маркова доселе критиком, иногда завирающимся, но все
же с исходными точками отправления для мысли, о которых можно
говорить, а теперь оказывается, что это фельетонный герой, каких у нас тысячи.
Его суждение о письмах Пушкина, от которых ждал любовных
изъяснений — такая же нелепость, как любая Буренинская, Маркевическая и Суво-
ринская бравурная выходка3. Впрочем, и от этих господ можно иногда
дельную мысль выслушать. Так и Марков недурно выставил гримасную
сторону Некрасовской поэзии4.
Прощайте и еще раз душевное спасибо.
П. Аннен(ков)
255
1 (13) марта 1878. Брюссель
13 марта. Среда
Bruxelles, 37, Montoyer
Что Вы делаете, друг И(ван) С(ергеевич)? Скучно, мочи нет. Все
валится кругом нас — вот и Черкасский ушел и притом чуть ли не за час до
подписания мира. Смерть его, скажу откровенно, меня поразила: такой ум
и такая воля — упразднены в такое время, когда всего более они и нужны.
Черт знает почему? Именно он только и способен был вести диких наших
родичей, под плетью, к человеческому существованию, хотя бы и на
русский манер. Ведь становой там есть идея справедливости, исправник есть
идея ответственности перед государством, губернатор есть идея равенства
перед законом — и тысячи Утиных не найдут никаких других для этого
ужасного края, ибо утинское «все само собой сделается» — совсем не
пригодно для народов, а только для журнальных шалопаев в его роде. Скоро,
скоро останемся мы одни-одинохоньки на сем свете, И(ван)
Сергеевич) — вот что обидно, а делать нечего1.
Заметка Виардо об Антокольском в «Indépendance Belge» — весьма
честное дело. Зачем только он думает, что в статуе Ивана Грозного
последний представлен собирающимся на кровавую расправу, когда в ней
именно хорошо то, что она изображает воздействие расправ на самого
палача2.

1878
81
Mlle Petersen наша еще не уехала по вторичной или уже третичной
болезни Павлика, но на будущей неделе отправляется, оставляя дом наш впусте
и с рыданиями неизбежными детей. Прегадкая перспектива3.
А Конгресс? Лучше и не думать. Вообще такого беспокойного,
разорванного, гнетущего состояния я еще и не переживал, как ныне. В 1854
было много лучше. Тогда знали, что государь изволит воевать с другим
государем, и что может статься они и разойдутся. А теперь народы
засучивают рукава друг на друга, а народы не так скоро мирятся и идут на выпивку4.
Страшно, а впрочем, живем по указанному шаблону. В свое время едим,
читаем, рассуждаем и горячимся... а там года, года, а за ними — вечная
память — и дело в шляпе.
П. Анн(енков)
256
10 (22) марта 1878. Брюссель
22го марта
Bruxelles, 37, Montoyer
Возился, возился все это время с отъезжей мисс Петерсен, уже
улетевшей от нас1, а потом с детьми, да и не написал о «Любушке», которую
прочел2. И Вы что-то слишком упорно молчите — не больны ли?3
«Любушка» мне особенно понравилась своим тоном — эта тихая манера
говорить о вещах совсем не тихих производит очень хорошее и притом
новое впечатление. Мысль заставить старуху рассказывать о непонятных ей
буйствах ума и сердца — чрезвычайно оригинальна. Вообще вся повесть
замечательна по своим приемам, которые обещают в Луканиной хорошего
писателя, не принимая в счет даже и содержания ее таланта. Приемы
важная вещь — характер человека, склад его мысли, нравственная его
природа— все в приемах, а они у нее весьма симпатичны и у всех должны
произвести то же самое благоприятное впечатление, какое и на Вас оказали, а я
так просто ими залюбовался.
А повести тут все-таки нет — есть идея повести, а самой ее нет. Это
реферат о происшествии, а не оно само. Бездна прелестных подробностей из
дела, которое оставлено на благосклонную догадку читателя. Сама няня
еще слишком явно играет свою роль помощницы автора, скрывающей
концы рассказа, и несколько досадна многими вычурными в ее положении
фразами, а особенно кокетничанием и беспредельной кичливостию своим
холопским званием, что, кажется, не совсем в народном духе. Вообще при
удачном и верном в высокой степени колорите г-же Луканиной надо
пристальнее всматриваться в лица и понять, что при общей истории времени,

82
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
какую выражают, у них есть еще своя партикулярная* история, которая не
менее любопытна, чем первая. Хотел сказать — более, да страх показаться
узким буржуа остановил перо.
Вот и мнение, которого Вы требовали, но оно было бы не полно, если не
сказать при этом, что значение произведений вроде «Любушки» тем
велико, что приучает публику смотреть на наши революционерства и
нигилизмы с более гуманной точки зрения, с одной стороны, и с менее задорной и
буйной, с другой, чем это делалось доселе.
Прощайте, друг.
П. Аннен(ков)
257
23 марта (4 апреля) 1878. Брюссель
4 апреля. Четверг
Bruxelles, 37, Montoyer
Я хотел посылать Вам телеграмму, неверный друг мой И(ван)
(Сергеевич), и спросить, что с Вами делается, потому что становилось беспокойно,
но получил Ваше письмо и сделал таким образом экономию. А экономию
надо делать. Вот Вы продаете картины1, а мне продавать нечего —
подумываю, не уехать ли в Россию, прекратив воспитание детей, начавшееся так
благоприятно2, да будет ли дешевле с монтировкой дома в Петербурге и с
приемом гостей, в числе которых должно считать сыпной тиф, скарлатину
и оспу. Ужасное время.
Ясно, что Англия намерена превратить всю кампанию нашу
прошлогоднюю в нуль, в воспоминание и причислить миллионы рублей и 100 тысяч
русских трупов, оставленных в Турции, к предметам археологического
свойства3. А у нас занимаются тем, что за повестушку выговоры дают
редактору — стало быть, говорили об ней и соображения имели4. Да пусть
их! Скоро упрыгаются и головки умные свои повесят, ибо времена
близятся, по-моему, чреватые событиями, говоря ораторски. Вопросы о них самих,
об администраторах подымаются со всех сторон. Мартовское «Внутреннее
обозрение» «В(естника) Е(вропы)», «Прерванная переписка» в журнале
«Слово» — все это сим(п)томы, а также и тон «Москов(ских)
ведомостей»5. Я слышу, что о Рейтерне, Милютине (!), Горчакове (!!) и проч. уже
иначе и не говорят в Петербурге, как об идиотах, ни к чему не годных и с
которыми Россия идет к гибели. Для второстепенных знаменитостей уже и
слов ругательных не находят — Ламанские, Треповы, Шуваловы буквально
* частный (от франц. particulier)

1878
83
именуются мошенниками и это совсем не в нигилистических кругах, а в
окрестностях Гостиного двора и Петер(бургской) Думы6. Если война
разовьется пространно, как следует полагать, а деньги так же пространно
скроются в глубь земли, говор будет все выше и выше подыматься, что уже и
начинается. Он еще теперь прикрывается безобидной фразой —
довершение реформ — но снимет этот передничек, как разгорится пожар и наголо
потребует коренной административной реформы. Для меня это
несомненно, и патриотизм, которым постараются заглушить говор, уже не поможет.
Он теперь уже заплетается во все протесты и осуждения, а тогда и совсем с
ними сольется, так что не отличишь, кто бунтует и кто патриотствует. Вот
что думается мне, а правильно ли — покажут очень, очень близкие события.
Только часы тяжелые наступают для правителей наших, это верно, а они заняты
повестушками и передовыми статейками журналов! На здоровье!
П. Анненков
258
9 (21) апреля 1878. Брюссель
21 апреля. Понедельник
Bruxelles, 37, Montoyer
Напишите мне, любезный друг И(ван) С(ергеевич), не медля нимало —
стоит ли приезжать к Vму мая, дню открытия Выставки, или это будет
только день открытия, а сама Выставка имеет явиться позднее, а также когда
Вы сами располагаете покинуть Париж приблизительно. Из комбинации
этих сведений, да из Вашего совета по этому же поводу — и должно
явиться мое решение тронуться отсюда и назначить самый день отъезда. Будьте
ласковы — не замедлите ответом1.
А хорошие дела делаются в России. Засулич, Юханцев, стрельба в народ
неизвестно для чего и кем сделанная, Охотный ряд в Москве, кидающийся
на растерзание студентов, а потом всех в немецком платье, а потом уж и на
полицию2. Чепуха и бред, не имеющие примера и умопомрачительные. При
этом сбор на войну с Англией — буде можно и с Европой, — и мольба к
Германии спасти нас от войны3. Не верится что-то в возможность
обоюдного отхода от Конст(ант)инополя как флота Горнби, так и войска генерала
Скобелева при вызове Индейского войска, с одной стороны, и при
разговорах о каперстве, с другой4. Словом, идет такая симфония, что бежать хоть в
пустыню, в Симбирскую деревню, например, ибо разумения уже не
хватает, чтоб жить в таких порядках и дорогу в них находить для себя5.
Много надеюсь на беседу с Вами — не мешкайте ответом.
Весь Ваш
П. Анненков

84
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
259
16 (28) апреля 1878. Брюссель
28 апреля. Воскресение
Bruxelles, 37, Montoyer
Что это за несчастие, любезный друг И(ван) С(ергеевич)? Я собираюсь
к Вам — вы в подагре, Вы здоровы — я не гожусь никуда. И это уж не
первый раз, только теперь уже и последний. Как только получу известие, что
Вы без отвращения можете принимать людей, хоть не совсем со здравыми,
но по крайней мере с действующими ногами, то и явлюсь получать свою
долю в беседе с Вами. Упустить же Вас и дать скрыться без живого слова в
Орлов(скую) губер(нию) — есть идея возмутительная и допустить ее я не
могу. Очень рад, что художественную выставку ждут к 15wv мая: авось Вы
тогда подыметесь с одра болезни и мы бы вместе поглазели на нее. Ради
Христа известите меня одной строчкой о ходе вашей проклятой болезни и,
если можно, назначьте по глазомеру срок ее обратного шествия. С ним и
буду соображаться1. К тому времени, вероятно, и война будет уже
объявлена — все же лучше, чем это канатное балансирование между страхом и
надеждой, в котором обретаемся с марта месяца — и которое меня лично
просто изнурило2. Дело Засулич имело силу отвлечь внимание Европы от Сте-
фановского трактата — вот успех, так успех, да и стоит, хоть и будет через
неделю позабыт3.
Моя гувернанточка уже и местечко нашла, не то чтицей и
компаньонкой, не то развивательницей какой-то девчоночки, а кажется, со всеми
этими функциями вместе. Да и слава богу. Она была у г-жи Раден и приемом
ее не нахвалится, притом же и надежду на какое-либо казенное местечко от
нее вынесла4. Если получит, то будет счастливее нас с Вами, ибо на чем мы
держимся? Дунет на нас Мте Victoria из Виндзора и разорит в пух, а
бюджетного пирога все-таки не унесет: кому следует кусочек из него, тот и
получит5.
Вот Юханцев, кажется, это ведь брат Мухортовой, немножко
промахнулся, запустив в общественный пирог слишком глубоко свой ножичек, но
то же самое сделал и Корш, припечатав вызов Засулич, по адресу к тайной
полиции, за что и поплатился журналом6. И выходят 3 нищих на поверку —
Засулич, Юханцов, Корш. Горько подумать, что и сам таковым же
сделаешься, но уже без всякой вины, без коммерческого, политического и
литературного азарта.
Время ужасное. Прощайте.
П. Аннен(ков)

1878
85
260
23 апреля (5 мая) 1878. Брюссель
Воскресенье 5го мая
Bruxelles, 37, Montoyer
Диспозицию Вашу, любезный друг И(ван) С(ергеевич), я принимаю
вполне, с одним замечанием. Слухи есть, что Выставка в P(alais) des beaux
Arts* откроется не 15, а 24 мая. Так не лучше ли для сбережения кармана (а
это соображение немаловажное при нынешних парижских ценах), чтоб я
явился к 20"^ мая. Если это не согласно с Вашими видами и планами, то
напишите — прибуду к 15'^ мая, да и когда назначите вообще. Говорят, на
большой выставке в большинстве иностранных Отделений стоят не
произведения промышленности, а тюки и ящики с этими произведениями.
Впрочем, разложиться торговому люду не то, что нашему брату собраться —
мигом готово. Только Вы-то выздоравливайте1.
Прочел статейку о Засулич в «Revue»2. Не совсем бездельна, несмотря
на обычные дурацкие росчерки и крючки французских этнографов, а есть и
очень меткие. Тезисы, как например: русский легко и часто бывает
великодушен, но справедлив — никогда. В эту последнюю неделю я встречаюсь
беспрестанно с Вашим именем в печати. Уже и в статье о Засулич автор
сует его, в виде поддакалыцика своего, а затем вижу, что Вы были
ассистентом и чем-то вроде покрова божией матери у фальшивой г-жи Кулише-
вой на суде Интернационалов. Непременно напишите, кто эта ложная Ку-
лишева по-настоящему, и что в ней сидит за чертик — красив или только
шаловлив, и что за фигуру делает ее сообщник, итальянец. Не забудьте,
пожалуйста3. А вот не далее как сегодня прочел, что журнал «Unsere Zeit»
посвятил Вам целую статью. Я очень плохо понял, в чем дело, по краткому
изложению ее содержания в «Новом времени»4. Прочту ее уже в Париже,
ибо здесь достать немецкий журнал так же трудно, как добыть капельку
ума из любого бельгийца. Ужасная земля! Но как бы Вы ни были больны,
друг И(ван) С(ергеевич), Вас должно утешать, во-первых, что Вы больны
одной болезнью с Горчаковым, только в меньшей степени, как и следует
быть по разнице чинов между им и Вами5, а во-вторых, что в литературе и
жизни Европы Вы занимаете место, какое еще не доставалось русскому
человеку. Меня по крайней мере — это радует и гордит, будто я сам слышу
от прохожих — смотрите вот это он. Прощайте.
П. Аннен(ков)
* Дворец изящных искусств (франц.)

86
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
261
27 апреля (9мая) 1878. Брюссель
9 мая, четверг
Bruxelles, 37, Montoyer
Спасибо, любезный друг И(ван) С(ергеевич), за аккуратное
уведомление. 20 мая я буду в Париже около 9 часов вечера, о чем и пишу в H(ôtel)
de Calais, хотя и не знаю, будет ли место для меня у него. Содержатель
немец, и вероятно все немцы в мире к нему нахлынут, но были бы свиньи-
деньги, а хлев для них отыщется1. К сожалению, у меня этого стада
немного. Я уже рад, что благодаря Шувалову курс наш стоит на 2 ф. 40 с. за
рубль, и уверен, что при отъезде его из Петербурга — оный рубль совсем
мифом сделается. Надо пользоваться случаем. А покамест Россия доведена
до того, что Шувалов может сделаться историческим лицом и спасителем
государства2. Впрочем, от кого бы ни вышла поправка нынешней войны,
этого кровавого сочетания сантиментализма с головной пустотой —
спасибо всякому. Если что-нибудь останется изо всего этого неимоверного дела,
так это будет произведением не русского воинства, а добродушия и
сердечной мягкости Биконсфильда3. Хотеть освобождать народы, не имея
понятия, что такое свобода и что за птица — народ — это штука мудреная,
особенно когда еще сам нищий и живешь только по милости того, что дадут на
бедность со стороны. Вот прогуливаться по дворцу и производить в чины и
кавалерства много легче. И сколько наград в Петербурге, Боже мой! Крас-
нокутский — полный генерал, Трепов — полный генерал с неотысканной
пулей в заднице, Альбединский — полный генерал, мой братец — тоже. Не
помните ли у Тютчева стройного, высокого идиота по фамилии Новиков —
Кавалер Анны Vй степени и т. д.4 Да Бог с ними — пускай млеют в своем
соку. Опасно, что могут сделаться руководителями судеб человеческих, а
то бы даже и приятно.
Я что-то перестал понимать русскую жизнь. С одной стороны, выговоры
дают за повесть, а с другой, Салтыков расхаживает, как будто с желтым
билетом. Прошлый раз изображал двух шутов, которые нашли, что для
полного вида благонадежных людей им надо непременно замарать себя
какой-нибудь гнусностию, и размышляют, что выбрать — кровосмешение или
двоеженство. Нынче представляет составителей устава благочиния, имеющего
целью открыть свободный доступ полиции во все квартиры. И ничего!5
Правда, что уж очень забавно, а перед уморительным рассказом русская
строгость немеет. Такого забияки, как Салтыков, еще и не было у нас: он
открыл вдобавок секрет быть приятным тому, кому в лицо плюет. Это
гениальный человек.
Прощайте покамест.
П. Аннен(ков)

1878
87
262
3 (15) мая 1878. Брюссель
15 мая. Среда (Брюссель)
Ну, уж если милость Ваша будет справиться в Hôtel de Calais, rue Neuve
des Capucines, есть ли комната для меня к 20 мая, 9 часов вечера, то,
конечно, обяжете. А то как бы я смел поручать подобное дело человеку в постели
и в подагре, без его формального дозволения. Я сегодня же телеграфирую о
том же в уже помянутый отель. Если у него помещения нет, то будьте
отцом родным и удержите клетушку в Hôtel Byron или в другом каком и
телеграфируйте сюда на мой счет1. А что я за все это буду обязан Вам
поклониться в ноги — то несомненно. Как бы хотелось отужинать с Вами в
понедельник 20-го, но о таком счастии и думать не смею2.
П. Анненков
263
26 мая (7 июня) 1878. Брюссель
Пятница, 7 июня
Bruxelles, 37, Montoyer
«All right»*, любезный друг И(ван) С(ергеевич). Приехал здрав и на
другой день, отпустив детей по школам, засел в зеленое кресло, да так и
просидел в нем до заката солнца, которого, впрочем, не было весь день.
Перед глазами все носится, в ушах все шумит Париж — лунные фонари его
даже мерещатся в зрачках, как бельма, и катится он передо мной в
омнибусах, шарабанах, каретах etc. Сильное впечатление произвел на меня
Париж в этот приезд — «Выставка 1878» составила мне pendant** к
февральской революции 1848, тоже мною виденной, и в этих двух явлениях
замыкается для меня целая 30-летняя моя жизнь. Вдоволь не надумаюсь над
ними1.
Вера интересно побледнела и похудела от прошлой болезни: ресницы
сделались длиннее и падают на глаза очень эффектно. Павлик сохраняет
свой сосредоточенный, надутый вид, прерываемый невообразимыми
вспышками шалостей. Перед обедом пристал: как по-французски — лук,
узнал, что арбалет и вдруг скрылся, когда суп подали. Является с
купленным арбалетом — зачем, спрашивают? — В Бадене буду стрелять на горах.
* Все в порядке (англ.)
* пару (франц.)

88
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Мои расписные шоколады от Маркиза произвели эффект — почти такой
же, как ваши конфеты от Сиродена на жену: очень благодарит Вас2.
Прочел между тем «Женитьбу Белугина» — это вещь положительно
хорошая, хотя и не очень психически глубокая — что-то вроде русской
«Укрощение строптивой»3. Как-то неприятно мне сделалось, что Белугин
объявляет, что он притворялся в превосходных сценах своей благородной
дикости, которая, казалось, выходила из нутра его, и нутро его объясняли
великолепно. Удивительно, как иногда талантливые писатели сами себе
пакости делают. А все-таки — штука замечательная, и как в замечательных
штуках бывает — второстепенные, едва намеченные подробности еще
бросаются в глаза не хуже главных мотивов. Отношения между молодым Белу-
гиным и отцом его — дело большого мастерства, как и много другого в том
же роде.
А курсы наши падают опять. Биржи, верно, занеслись слишком
спервоначала, да теперь и палец мудрости в рот положили. Увидим, что будет
далее. Пишите, друг.
П. Аннен(ков)
264
11 (23) июня 1878. Брюссель
23 июня. Воскресенье
Bruxelles. 37, Montroyer
Почему Вы замолкли, точно вся Ваша доброта и любезность
истощились на мне в двухнедельное мое пребывание в Париже и ничего более не
осталось. А у меня они еще растут по мере удаления от эпохи моего визита
на Выставку и воспоминания о том, что Вы и окружающие Вас делали
хорошего по адресу моей личности1. Объясняю молчание Ваше хлопотами и
заботами председательства на Лит(ературном) Конгрессе. Речь Ваша
хороша — редкий литературный танцмейстер так хорошо сумеет раскланяться с
соседкой и с vis-à-vis*, как Вы сделали, при начале этого Lancier**. Но
как-то Вы вывернетесь, когда Ваша пара потребует кошелька, жизни и
формального завещания всего имущества в свою пользу. Напишите, в каком
положении это дело, да и о том — что из себя теперь делать будете. Надо
же мне знать, едете ли в Карлсбад и Россию — и когда?2
Мы успели нанять гувернантку — француженку из Нанси, так ловко
ограбленную пруссаками в 1870 г., что она принуждена была бросить свое
* партнер, визави (франц.)
** лансье (танец) (франц.)

1878
89
заведение для воспитания девиц и искать места репетиторши по здешним
пансионам. Глаза у нее загораются, как только упомянут о немцах, и
каждый день в 5 часов утра бегает слушать немую обедню в ближайшей
кирке*, где и молится о ниспослании гибели всему племени Короля
Вильгельма. Выстрел Нобилинга, кажется, приписывает действию своих молитв3.
Вот и начинается обряд публичного покаяния и воспринятая хлыста для
России. Булгария до Балкан и Балканы для Турецких крепостей, что
равняется упразднению первой. Бедные загубленные русские души!4 Один
приехавший из Петерб\урга) рассказывал мне, что фельдмаршал Николай
Ник(олаевич) произвел скандал, начав покупать дома и дарить их
Числовой из денег, добытых им на войне!5 И с такими-то грязными руками
вздумать исполнять великую историческую миссию. Нет, топите еще для себя
пожарче баню пакибытие, прежде чем соваться в люди с неумытым рылом.
П. Аннен(ков)
265
29 июня (11 июля) 1878. Бланкенберг
И июля 1878
Blankenberghe (Belgique)
Maison des Bains de Mme Marchand
Пущаю на ветер это письмо, добрейший И(ван) С(ергеевич) — авось
где-нибудь и захватит Вас. Этот неприятный перерыв в наших сношениях
произошел от моей нерадивости, которую я приметил уже в Бланкенбер-
ге — так захлопотался в укладке, расплате и повершении всех
Брюссельских дел. Остаюсь я здесь до Vго августа и если к этому сроку не получу от
Вас известий, то буду писать в Париж — для пересылки к Вам туда, где
обретаетесь1. Затем поеду, неизвестно зачем, в Баден в объятия Анстетихи2
и, кажется, с одним только Павликом. Жена с Верой и со всем домом
явится туда позднее — Вера желает 9го августа присутствовать на экзамене и
distribution des prix** в школе, ибо тоже получает какую-то декорацию, то
необходимо получить ее публично и при туше труб и землетрясении. Мы
не в силах отказать ей в этих первых проявлениях жажды славы и
почестей — будучи очень глупыми родителями, как и все русские.
Ничего не пишу другого в этом письме, которое не имеет будущности и
как голубиный почталион может быть перехвачено и съедено посторонним.
А все-таки не могу не сказать, что требования, предъявленные к Вам жур-
* церковь (от флам. kerk)
** раздача премий, наград (франц.)

90
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
налистикой нашей, выходят даже и из рамки пошлостей и вращения в
пустых, сочиненных вопросах, которыми она питается. Хотеть, чтобы Вы
прочли курс рус(ской) литературы на конгрессе и утерли нос всем
европейским писателям десятком сказочек и романов нашего производства — это я
вам скажу колоссально по тупоте, наглости и духу отпущенника, который
сказывается в требовании3. Но — прощайте.
Весь ваш
П. Аннен(ков)
266
13 (25) сентября 1878. Баден-Баден
25 сентября. Среда,
проливной дождь
Baden Baden. Schillerstrasse 7
Вот Вы и на месте, любезный друг Ив(ан) Сер(геевич), но только не
знаю, с облегченным ли от имения существованием или еще под его тяже-
стию. Вчера уехал отсюда Стасюлевич, выпив у меня только чашку кофе,
но успев передать мне натурой Ваш дружеский поцелуй, а что всего
лучше — известие, что он нашел Вас завидно и провокант(н)о* здоровым и
цветущим. Дай Бог, чтобы это длилось долее, чем l'espace d'un matin**.
Действительно, проскакать ночь из Берлина и на другой день явиться на
русский концерт, как ни в чем не бывало — это такая штука, что хоть
вашему парижскому Самисту в пору, о котором и мы здесь со Стасюлевичем
вспомнили не без веселого чувства1. Очень хорош и стоил бы быть героем
юмористическо-социального очерка. А все же он должен уступить пальму
первенства русскому самисту, являющемся в лице В. Стасова. Реферат
последнего о Xм концерте в «Новом вр(емени)» — есть шеф-дёвр закулисной
интриги, выступающей в форме музыкального отчета. К довершению
удовольствия и поучения оказывается из этого отчета, что Стасов на концерте
сам не был, а имел только в руках его программу! Оркестр! Туш — s'il vous
plait!***2
Если Вы вздумаете сказать мне несколько слов о том, что видели и
думали в России, а это крайне любопытно, то письмецо Ваше еще застанет
меня здесь3. Я выезжаю в Брюссель 3—5го октября, предпосылая себе
страшно надоевшую нам и детям гувернантку на произвол судьбы и дура-
* вызывающе (от франц. provoquant)
** длительность одного утра {франц.)
*** пожалуйста {франц.)

1878
91
ков, которые на нее позарятся. Может быть Вы не знаете, что старая наша
гувернанточка, Петерсен, благодаря Вам и участию г-жи Раден получает
блестящее место у Белосельских при 9-летней их дочери с жалованием по
800 т. сер. в год — и приезжает с ними в Баден, но я уже не застану ее4. В
Брюсселе у меня новый адрес — Place de l'Industrie, 36. Там, друг, — буду
ждать между прочим очищения принятого Вами на свой счет должишка —
романа Пушкина, помните, со справками у Орлова и восстановлением его
по вашему соображению5. Вам же суждено быть добрым гением по
отношению ко мне и семейству моему.
А покамест наслаждаемся лицезрением кн. Горчакова, в ожидании
приезда гер(манского) Императора, которого, однакож, не узрим, по всем
вероятиям: нагоняют солдат и полицейских со всех концов Империи6.
Горчаков страшно рассердился на корреспондента «Times». Говорит, что
лгунишка Бловиц извратил слова Бисмарка — вероятно уже пьяного в конце
обеда, и таким образом вышла новость, построенная на клевете и пивном
хмеле, дружески обнявшихся, чтобы бросить в него комок грязи7. —
Картинно!
Жму Вам крепко руку и мысленно возвращаю поцелуй, полученный с
тонких губ Стасюлевича.
П. Анненков
267
27 сентября (9 октября) 1878. Брюссель
Среда 9~го октября
Bruxelles. Place de l'Industrie, 36
Вчера только в 7 часов вечера подкатил к Брюсселю и на пороге моего
новоселья получил Ваше письмо. Нет никакой беды в том, что Вами
овладела апатия, хорошо и мне знакомая — важно то, что на дне мысли горит
или теплится желание сбыть ее и исполнить то, что было предположено —
значит предположение и сбудется, а рано ли, поздно ли — это все равно.
Буду ждать — вот и все1.
Достаточно загадочны ваши слова, что мы свидимся скорее, чем
думаем. Никто, как Бог; желательно, чтобы какой-нибудь другой бог,
центральный, посоветовал нашему низшему богу держать Вас в этом мнении и
направить стопы ваши в этом смысле и по этому пути2.
Все остальное — как быть надлежит. Устал я крепко от моей комодной
жизни, а сиденье в Брюсселе тоже не очень красиво. Как тут быть? Плыть
по течению жизни, покуда еще барка, меня несущая, еще не дала трещин и
течи. Так и делаю. Детей всех разместил. Веру экстернатом в пансион, а

92
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Павлуху и совсем на свой кошт — только по воскресеньям будем видеться.
Иначе и нельзя. Малый славный, кроткий и честный, только ни на небе, ни
на земле никаких авторитетов не признает. Читал я в Бадене журналец под
заглавием «Община» — вот у меня под рукой явился настоящий сын этой
«Общины»3. А так как это явление несколько преждевременное, то и отдал
в закрытое заведение, где, впрочем, англичанка воспитательница влюблена
в детей, но преимущественно иностранных — греческих, турецких,
русских и проч. Вот редкость.
Прощайте, друг. Семь месяцев теперь, по крайней мере, будем говорить
друг с другом с насиженных мест и под теплотой таковых сидений.
П. Аннен(ков)
268
28 октября (9 ноября) 1878. Брюссель
9 ноября Bruxelles
Rue de l'Industrie, 2
Только что отправил к Вам открытый билет с выговором, а письмо от
Вас, добрейший И(ван) Сергеевич/, тут как тут1. Это всегда так бывает —
заищешься ключа, а ключ в кармане старого пальто. Взломаешь ящик, а
стоило только подождать. Такое именно и случилось со мной событие на
днях и кстати пришло на ум теперь. Однакож — какой Вы молодец, как я
погляжу! Слетать в Англию, в Оксфорд, Кембридж нипочем. И это в 60
лет, которые вам завтра стукнут. Примите поздравление2. Я полагаю, что
Арапетов разделяет мой взгляд на эдакую физическую доблесть (он и сам
из породы богатырей) и примет меры чествовать оную достойным образом.
Поклонитесь ему. Весело вам живется, господа!
Да, и не мудрено — в Париже все вам лезет в рот само собой, а вот мне
здесь стоит больших трудов добыть каждую крупинку рассеяния. И чего я
для этого ни делаю. В церковь хожу по воскресеньям, за проклятую
Пат(т)и плачу 25 ф., с чинами посольства разговариваю, королевского
доктора приглашаю без нужды, чтобы о политике поразмыслить — и все
наконец оставляет вкус величайшей пошлости3. Таков уж город. Вот одна
надежда — отвести душу с вами на целый год, когда вы проездом будете у
нас. Жду сего часа, как благовеста к заутрени Светлого Воскресенья.
Исключение из общего типа довольной собой посредственности, какой здесь
господствует, составляют музей и библиотека Брюсселя. — В музее
голландских Рембрандтов нет, но есть Руисдали, Хобеммы и Винанты —
упоение!4 А в библиотеке, так называемой бургундской, сберегается и
сокровище — молитвенник венгерского Матвея Корвина с миниатюрами Атаван-

1878
93
me 15 столетия5. Что за миниатюры! Скромность и провокация. Стыдливое
христианство, помешанное с радостью и пониманием жизни. Все это
говорю с целью укрепить в Вас намерение остановиться в Брюсселе, где, кроме
приятеля, и такие прелестные вещи обретаются.
По сцеплению понятий мне приходит на ум благороднейшая Милютина,
которая в монастырь собирается. Мне кажется — я понимаю это
намерение. Это существо, огорченное страшной жизнию вокруг себя, и которое
боится, чтобы не выйти из нее — каким-нибудь отчаянным coup de tête*.
Монастырь тут стоит на дороге. А впрочем, может дело и гораздо проще и
главную роль в нем играет, как и вы полагаете, придворный мистицизм6.
Стасюлевичу возбранено издание газеты7. А он уже приготовил и
бумагу, и шрифт, и последнее дело — персонал участников. Все надо
распустить по домам — вот что называется сводить счет без хозяина. А очень
жаль. Вы хвалите между прочим его за то, что выцарапал у меня плод
скуки и безделья моего — записки, но не знаю, имеете ли причины его
одобрять, ибо не пишете, видели ли их сами, хоть частию8.
Прощайте, друг.
Весь ваш
П. Анненков
269
19 ноября (1 декабря) 1878. Брюссель
Vго декабря 1878
Bruxelles. Rue de l'Industrie 2
Любезный друг И(ван) С(ергеевич). Могу Вас известить, что
физическое мое состояние приняло вид порядка, не очень твердого в сущности, но
достаточного, чтоб обманывать себя и людей, чем мы все занимаемся с
давних уже пор. О нравственном уже не говорю. Где тут быть довольству,
когда каждый полученный рубль превращается в 50 к(опеек), а рублей для
дела воспитания детей требуется много. Заботы велие! Из России, о
которой Вы все-таки мне ничего не написали, получаю сведения несообразные.
Разорение гуляет по всему пространству Империи — и никто в ус не дует.
Было бы правительство, а о народе нечего думать — всегда он будет, каков
он ни есть1.
Воинственность еще растет — надо выгнать международную комиссию
из Румелии, надо преградить в Афганистане дорогу Англии, надо
выставить обсервационный корпус против Китая, надо Австрию взять с флан-
* безрассудный поступок {франц.)

94 П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
га — и проч.2 Это свободная пресса учит, а общество идет далее. Диплома-
цию по боку, трактаты к черту, простор русскому духу, которому не нужны
деньги, ибо он и без того ест очень мало, неизвестно, чем питается. «Все
сделаемся казаками», — сказал на днях некий муж громогласно. Здешний
Секретарь посольства, приехавший из России на днях, говорил мне, что
спасение дипломатов состоит в том, что они не носят мундира, как
военные, а то бы в Москве ни одного в живых не осталось при встрече с
народом3. Растерзали бы, говорит, да и недурно бы сделали, подумал я, —
только мотив расправы был бы глуп, а есть другие мотивы более резонабель-
ные* для этого. Например, — неимоверное невежество относительно
земляков, народа русского и всего происходящего в земле нашей.
Я очень Вам благодарен за несколько строк о выставке Верещагина4.
Мне еще помнится из Ташкентской его выставки картина голого мальчика,
которого хозяин продает сластолюбивому Сарту5. Выражение этого
старика и самого продавца, который жестом выражает, какие сокровища найдет
он в телесах сего киргизёнка — силы реальной, почти невыносимой.
Таковы, вероятно, и его бунтарские эскизы.
Не отстану от Вас, пока не дадите своих соображений о романе
Пушкина6. Я считаю своим долгом сохранить этот клад для публики, но сообщить
его, хотя бы и в отдаленном будущем, нельзя, не собрав всех нужных к
тому комментариев предварительно. Видите, что это дело серьезное.
На днях видел во сне Ханыкова, разговаривающим со мной серьезно,
как он всегда разговаривал. И не бывать этому более вовек!7
Поклонитесь от меня, пожалуйста, всем Вашим, молодым и старым.
Весь ваш
П. Аннен(ков)
270
27 ноября (9 декабря) 1878. Брюссель
9 декабря. Понедельник
Rue de l'Industrie, 2. Bruxelles
Конечно, добрейший И(ван) С(ергеевич), где Вы, тут и я — и на
памятник Ханыкову охотно жертвую 40 фр.1, а дал бы более, если бы мне не
писали, что все мои оброки превратились, странным образом, в недоимки. Вы
знаете о новом открытии, по которому всякие металлы могут
превращаться, после некоторых манипуляций, совершенно в другие, чуждые им тела.
Вот это превращение теперь и царствует в деревнях, градах и весях отече-
* благоразумный (от франц. raisonnable)

1878
95
ства, да только никогда не восходя в ценности получаемых веществ, а
спускаясь в их внутреннем достоинстве. Так и со мной на нынешний год
произойти должно.
Благодарю и очень благодарю за обещание объяснить смысл, по
возможности, пушкинского романа2. Я читал моего Боборыкина и еще утвердился
в мнении, что к Вам должно обращаться русскому человеку за всякой
нравственной помощью, хотя знал это и прежде него. Но зачем это он сожалеет,
что Вам негде прогуливаться в своем кабинете?3 Ведь вот российский
публицист — прикинет непременно размер комнаты, цвет и форму штанов и
пинджака, доброту ковров и занавесев, да еще выведет заключение, как они
относятся к душевному настроению лица. А статейка все-таки любопытна.
Хотите ли оказать мне истинную услугу? Напишите, какая бы из 9
книжек «Bibliothèque blanche»* Гетцеля, выпущенных на подарки в 7579 г.,
была бы позабористее рисунками и содержанием для моей Веры. Конечно,
детской литературой Вам не заниматься стать, но прослышать, какой томик
наиболее удачен — можно, я тот и выпишу — будьте друг4.
Мы все здоровы. С начинающимися холодками выправились, а вот Вы к
старым недугам обращаетесь, будто мало новых, но теперь, надеюсь,
надолго будете бодрствовать5.
Скажите — не знаете ли, чем провинился Тимашев, что его сменили,
как извещает «Телеграф»6. Я полагаю — не излишним ли послаблением
цензуры и свободой, данной печати. Чего доброго? Все эти смены, замены,
перетасовки и потасовки ничего не значат. Все будет по-старому. Меня
удивляет тон, принятый газетами после Московской речи. Точно они
ожидают чего-то необыкновенного и приготовляют к нему публику. Только и
речи, что о новых шагах вперед, о развитии учреждений, о реформах
первой важности... Любопытно посмотреть. Я придерживаюсь того мнения,
что, покуда не сроют Василия Блаженного в Москве и Крепости в
Петербурге, никаких перемен не будет7.
Прощайте.
П. Аннен(ков)
271
4 (16) декабря 1878. Брюссель
16 декабря. Понедельник
Bruxelles, Rue de l'Industrie, 2
Как же можно, чтобы я воспрепятствовал моим детям получить книжки
от Тургенева? Ведь это память, которую они будут все более ценить, чем
* Белая библиотека (франц.)

96
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
более станут подрастать. На указанных 4 и 5й страницах каталога я
подчеркнул 4 книжки, но они вместе выходят из определенной цены и
составляют 28 фр.1 Обязуюсь покрыть всякий излишек при первом же расчете с
Вами. Кажется, Вы еще не видели новых карточек моей прогенитуры* —
посылаю2.
Я только что хотел написать Вам о дневнике Глеба Успенского, как
получаю от Вас указание на него3. Вот как можно спеться старикам между
собой. Прав Успенский и смел. Нелегко было сказать публично, что русский
народ есть сирота, опять нуждающаяся в Рюрике, Свинеусе и проч., как за
1000 лет назад! А где их теперь взять? Со стороны уже неприлично, а из
внутри... Вон что я прочел вчера в одном невинном entre-fillet** русской
газетки. Бывший товарищ м(инист)ра финансов, господин Шамшин
выхлопотал себе маленькую земельку в Польше в 3000 т. дохода и после
тщательной оценки со стороны Госуд(арственных) имуществ получил этот
кусочек, а получив, тотчас же продал его за 300.000 т. Оказалось, что на
кусочке растут мачтовые леса и проч. Это будет почище Трувора или кого
там, который, судя по тому, что выбрал себе местожительства на Ладоге —
сделал преглупую аферу. Вот каких сострадальников придется выбирать
русскому народу в наставники, да этот род попечителей еще лучше
либеральных и гуманных Благосветловых и tut(t)i quanti***4.
Умов моих не хватает, чтобы понять, что такое пишут у нас в
фельетонах — «Идеалисты и реалисты», «Дон-Жуан», «Гражданин», «Аристократия
Гостиного двора», etc. Помогите, вразумите, если можете5. Потерялся я совсем:
все кажется, будто голые люди выбежали из кабака и вприсядку пустились.
А вот все-таки придется ехать в землю кабаков, которые поселились и
открылись на всем пространстве даже и литературы. Ох, жутко!6
Прощайте, друг.
П. Аннен(ков)
272
14 (26) декабря 1878. Брюссель
26 декабря 1878
Четверг
Bruxelles, г. de l'Industrie, 2
Я бы желал, добрейший Иван Сергеевич, чтобы Вы были у нас, вчера, в
9 часов вечера, когда принесли мне Ваши книги-подарки. Услыхали бы Вы
* потомство (от франц. progéniture)
** газетная заметка (франц.)
*** им подобных (итал.)

1878
97
такие крики, увидали бы такие скакания и даже по полу самокатания, что и
раскаялись бы в Вашей доброте и любезности. Действительно издания
великолепные и коротенькие надписи на них Вашей рукой удвояют их цену.
За эти надписи именно и благодарю. Детям моим жить еще много, и когда
они перестанут быть Верочками и Павликами — а мы сделаемся тенями в
Елизее — они будут гордиться этими надписями и по ним вызывать нас к
себе... Ну, словом — успех полный и спасибо Вам глубокое1.
Но что такое с Вами делается? То пузырь, то подагра, а вместе с тем —
«до будущего все-таки свидания»2. Как это друг с другом вяжется, но
жизнь — дело мудреное; она в свое время разъяснит все непонятное и
скажет настоящее слово. Теперь, однакож, остается только сожалеть о глупых,
но мучительных случайностях, задерживающих ее течение. А между тем
все-таки они учащаются...
Мне сообщают несколько любопытных подробностей из Бадена о
смерти Вяземского. Он не хотел никаких исповедей, причастий и т. п., хотя об
них телеграфила Императрица и настойчиво требовала их. Он устранил
ходатайство жены, Баратынской, всей русской колонии, говоря: «Что вы
пристаете? Я знаю моего бога — это мой враг и всего рода человеческого». Вот
штука! Оказывается, что его Сиятельство принадлежал к секте «дияволи-
стов», по учению которых «Егова» был Сатана и вся Библия — дело
последнего3. Поучение такое — до последнего издыхания русский человек
есть актер, лицемер, ходячая фальшь. Есть слухи, что недавно умершая
Смирнова объявилась к концу «атеисткой», весьма дурного мнения о
Христе4. Кто бы подумал? Меня не удивит, если столб веры — Блудова
окажется вольтерианкой, а митрополит умрет завзятым фейербахистом. Все
возможно в нашем чудном русском мире5.
Прилагаю два образчика безграмотности — русской и французской,
оставленные без всяких поправок6. Авторы здесь начистоту являются, а
потому, думаю, и интересны.
Жена поручила мне сказать, что она тронута Вашим вниманием к детям
и благодарит вас горячо.
Поклонитесь от нас всех, знакомых и незнакомых семейству Виардо,
всем его членам, которые теперь, вероятно, ухаживают за Вами, как за
родным детищем7.
Весь ваш
П. Анненков

98
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
273
26 декабря 1878 (7 января 1879). Брюссель
Т° января 1879
Вторник
Bruxelles. Rue de l'Industrie, 2
Известие о Тютчеве, добрейший И(ван) С(ергеевич), меня ошеломило
и целую неделю ходил, как сонный. Я потерял в нем большого друга.
Целые годы проходили над нами, а какая-то натуральная, негласная
привязанность между нами не старела и не изменялась, сохраняя свое
первоначальное спокойное, хладнокровно-дружеское выражение. Я пустил запросы о
подробностях его кончины и о положении его несчастной вдовы по всему
лицу Петербурга и теперь начинаю получать кой-какие сведения по этому
предмету. Он умер от какого-то стремительного перерождения или загни-
ения почек, прекративших всасывание и деятельность кишек в
какие-нибудь три дня и приведших пациента к легкой смерти, после получасовой,
не тяжелой агонии. Алекс(андра) Петровна мужественна и бодра, без
эффектов — вокруг нее собрались Станкевич, Маслов, родные1. Она по весне
едет в Италию — к belle sœur* своей, где, вероятно, растоскуется вволю да
и голову сложит. Что за прелесть такая? В одну неделю нет целого дома,
семьи точно и не бывало. Но на эту тему уже много было говорено и
потому отложим ее в сторону.
Я приятно изумлен, скажу вам, повестию Лукьянова. Со стороны
обычного литературного русского тона, такого бодрого, умного, свободного
подступа к предмету рассказа я совсем не ожидал — словно повесть
написана в Нью-Йорке и хорошим знакомым Брет-Гарта. Но надо
подождать, чтобы узнать, кроется ли за этими замашками настоящая
оригинальность или ловко усвоенная и отысканная манера. Все дело в том — кто
такой автор? Готовится ли он в журнальные труженики и знаменитости —
или это независимый человек, способный сделаться династом? А может
быть, это псевдоним, скрывающий какого-нибудь из наших старичков,
искусно загримированного для святок2. Посмотрим!
А что говорит невиннейший из всех смертных и изо всех
бунтовщиков П. Л. Лавров о «Внутреннем обозрении» «В(естника) Ё(вро-
пы)» (декабрь), которое очень замечательно?3 Много у меня вообще
вопросов к Вам, друг, да вы не любите отвечать на них. Поэтому и вопрос
о каком-то гениальном Гобарде, у вас проявившемся — оставляю до
личного свидания, а все-таки крошечное словцо об этом явлении — не
мешало бы4.
* невестка или золовка (франц.)

1878
99
Все мы здоровы и на Новый русский год Вас помянем, да еще как
помянем! Дети будут петь хвалу Вам, а это случилось и на небесах, при
рождении Иисуса, которое мы вчера праздновали.
Весь Ваш
П. Аннен(ков)

274
8 (20) января 1879. Брюссель
20 января. Понедельник
Bruxelles. Rue de l'Industrie, 2
Пропустив десяток дней с Вашего письма, добрейший И(ван)
Сергеевич), принимаюсь за перо. Все это время находился в деловой
корреспонденции с Петербургом. Между прочим, Вы должны теперь получить 2"
томик моих собранных вкупе писаний за 20 лет, на счет коего я не ошибаюсь:
развернет его ныне разве тот, кто сплошь интересуется всем, чем
занимались когда-нибудь российские умы1. «Вестник Европы» явился ныне без
«Внутреннего обозр(ения)», т. е. без детородного своего члена, который
только и давал ему мужественный вид и умеренный баритон в голосе. И
действительно новая книжка выглядит как-то кисло, без этого жезла
любезности, как называл М. Языков человеческий производительный орган. Ста-
сюлевич довольно метко заметил, по случаю запрещения «Обозрения»:
«Вот положение — и цензуру оскорбил, и Лаврова возмутил»2. Кстати.
Какой прелестный и вместе верный портретец сделали вы сего господина
несколькими штрихами. Он как живой встал передо мной — с свирепым
словом своим и ласкающим взором. Мастер Вы3. А вот художник, снявший
портрет со Льва Толстого в альманахе того же Стасюлевича — так тот
ухитрился придать ему сходство с Валентином Коршем!4 Чудовищная игра
фотографии, совершенно равная с той игрой природы, которая оказалась в
девушке, родившей недавно в Париже младенца с двумя головами,
различными по типу. А все, кажется, широкая борода сделала в этом несчастном
портрете.
Сегодня понедельник, и у вас решается министерский вопрос.
Представьте себе, что мы трепещем при мысли, что Дюфоровский кабинет
сгибнет, т. е. не я трепещу (чего мне бобылю трепетать?), а Бельгия трепещет.
Удивительно, как все здесь озабоченно ждут результата прений, как об
одном только и говорят, «а что если кризис, война с Сенатом, отставка
М(ак-)Магона и Флоке, Наке с возвращенными коммунарами диктато-

1879
101
ры?»5 Некоторые даже молятся по церквам. Никогда не видал я такого
одушевления и смятения по поводу путаницы у соседа. Любопытно.
Sanctus Gambetta* — спаси! А может быть, все это и пустяками
кончится. Прощайте.
П. Анн(енков)
275
15 (27) января 1879. Брюссель
27 января. Понедельник
Bruxelles. Rue de l'Industrie, 2
По себе знаю, любезный друг И(ван) С(ергеевич), что потеря людей,
лежавших в одной утробе материнской с Вами, как бы ни были малы
умственные связи с ними при жизни — не проходит без боли и огорчения...
Старик, вероятно, умер на лицемерных и корыстных руках своих прихвостни-
ков — незавидная смерть. Я не полагаю, что Вам следует беспокоиться об
оставленном им капитале в вашу пользу — во-первых, и сумма слишком
крупна, чтобы ее можно было схапать а 1а Юханцев, а, во-вторых,
существует же, думаю, и его завещание. Да и не было времени сообразить кражу,
которая всегда требует размышления, как план романа. Печати были
наложены скоро1.
Кто не заболеет в такую погоду? Семь лет живу за границей —
подобной зимы и не видал. Бестия-подагра подстерегает за каждым углом
человека, раз попавшего в ее руки. Меня она гладит только судорогами
ножными, а к Вам приходит как в знакомый дом, где всегда может поселиться и
угощение найти. Я надеюсь, что она теперь пресытилась и отпала от Вас2.
Известите, если поедете на Брюссель. Я все надеюсь, что Вы подарите
мне тогда дня два-три. К нам приезжают с южной стороны, Gare du midi**,
и тут-то я бы захватил Вас, поместил бы в очень порядочный отель — Isles
britanniques*** — недалеко от нас, предварительно истопив его, и затем
уже не оставлял бы Вас и препроводил до Gare du Nord****, откуда мы
выезжаем на Россию через Кельн и Берлин. Таковы мои мечты, а сбудутся ли,
знаете Вы, да фортуна слепая3.
Не могу удержаться, чтобы не сообщить Вам анекдота из жизни того же
курьезного Лаврова. При арестовании Чернышевского он явился на
заседание Комитета л(итературного) фонда, где тогда я состоял членом и чуть ли
* Святый Гамбетта (лат.)
** Южный вокзал (франц.)
*** Британские местности (франц.)
**** Северный вокзал (франц.)

102
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
не секретарем, с предложением выйти в полном составе на площадь и от
имени всех литераторов требовать, через депутацию, у Царя освобождения
Чернышевского. Ковалевский предложил прежде обсуждения
практического плана этого спросить у самого Чернышевского, находит ли он
целесообразной подобную манифестацию. А Лавров отвечал — что уже
спрашивали, и Ч(ернышевский) того мнения, что это глупость, но человек в тюрьме
перестает быть авторитетом. Мы, однакож, приняли мнение
Чернышевского. «Вы изменяете своим убеждениям, господа», — заметил чрезвычайно
ласковым голосом Лавров и, пожимая руки присутствующим, — удалился
с негодованием. Точно теперь смотрю на эту сцену4.
П. Аннен(ков)
276
11 (23) апреля 1879. Брюссель
23 апреля 79. Середа
Bruxelles. Rue de l'Industrie, 2
Любезный друг И(ван) С(ергеевич). Вы, вероятно, ждете от меня
известий, я жду таковых же от Вас, а выходят беспричинные жмурки и тихих
ангелов летание. Да я бы не допустил их до этого упражнения, если бы не
сбило меня с толка брюссельское ваше обещание написать мне из Москвы1.
Все ждал писания этого, а вот и весна уже на дворе: «Что ты спишь,
мужичок?»2 Проснувшись, по гласу поэта теперь, имею нужду сказать Вам, что я
следил за вашим триумфом и был около Вас при всех обедах, чтениях,
театрах и собраниях — и был не праздно, ибо в лице Вашем радовался и
переживал торжество людей 40"* годов, их вступление в Капитолий, после
насмешек, поруганий, оплеваний и заушений, ими понесенных. Это ли не
важное дело? Признаюсь — я и не ожидал, чтобы на вашем веку
произошло то, что должно было произойти на вашей могиле, но мне кажется, что
и политическая резня, теперь царствующая на родине, играла большую
роль в оценке начал, которые управляли нашим временем, ускорила рост
замешкавшейся оценки их и перекинула публику в объятия идеалов,
провозвестником которых Вы были первый на Руси в области искусства. А это
такая область, в которой именно и происходят народные, общественные
коронации, как государственные и политические в Успенском Соборе. Я
посылал вам отсюда мои собственные «аксиосы»* в гром аккламаций**, вами
встреченных, и чувствовал, что венки, на вас сыпавшиеся, падают не толь-
* заслуженные похвалы (от древнегреч. άξιος)
* приветственный возглас (от лат. acclamatio)

1879
103
ко на вашу голову, но и на эпоху, вас породившую. Славная участь выпала
Вам на долю!3
Не мало слышал и о попытках вынуть ваш след за спиной и уничтожить
тем обаяние вашей персоны. Не жду от Вас подробностей — где же
требовать сообщительности, когда только думать надо о том, как нести бремя
своей популярности. Хотелось бы знать, однакож, как устроилось ваше
денежное, капитальное дело?4
П. Анн(енков)
277
19 апреля (1 мая) 1879. Брюссель
Vго мая. Четверг
Bruxelles. Rue de l'Industrie, 2
Письмо Ваше, добрейший И(ван) С(ергеевич), содержит так много
намеков на очень важные вопросы, что только словесно можно бы ответить
на него скоро и обстоятельно. Главный вопрос, по-моему, состоит в том,
что никакого реального, а не эфемерного центра для движения молодежи
теперь составить нельзя, без донкихотства и без напрасной жертвы
собственным существованием — и вы хорошо сделали, что отказались от этой
перспективы. Подумать только надо, что бедная наша молодежь,
задыхающаяся, как говорите, от несбывающихся стремлений и чаяний, до того
запуталась со старыми руководителями своими, что уступила свое место
кинжальщикам, заговорщикам и даже, как слышно, просто мазурикам, но с
либеральными револьверами. Вот тут и разберитесь. Стало быть, надо
отделить ее от этих наростов, впрочем логичных, как логичны по отношению
к организму — чирей, карбункулы, раки и гангрены — другими словами,
надо делать в нравственном смысле то же самое дело, какое делает Гурко,
полиция, III отделение и проч. в политическом1. Близость с последними
становится при этом неизбежной, как бы вы ни старались чураться от них.
Не следует также забывать, что печати теперь нет, кафедры нет, совещания,
собрания, словом, клуба — нет, так какими же средствами действовать,
чтоб показать разницу в направлениях? Да если бы и нашлись средства,
можно ли умолчать о винах общества, правительства в настоящем
положении дел, а как только сказано нечто подобное — оратор сам становится
предметом негодования всех так называемых порядочных и честных
людей, а что еще хуже — может быть и предметом чествования со стороны
тупейшего русского радикализма, против которого собирался бороться.
Бывают такие эпохи, когда руководящая мысль удаляется из центра общества
на его периферию и там только может жить и действовать плодотворно. В

104
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
этом положении находитесь и Вы — и не меняйте его. Мне были всегда
жалки и смешны лицемерные вопли негодования и крокодиловы слезы по
поводу вашего удаления из России. Веское слово и прежде ковалось и
теперь куется вдали от тех, на которых оно должно действовать2.
Мы все здоровы и пребываем здесь до Vго июня, в каковое число будем
уже находиться в Баден-Бадене под кровом г-жи Анстетихи, которая и
квартиру уже заготовляет нам в своих мазанках. Перспектива свидания с
Вами так лучезарна, что и не верится ей. Между прочим, я еще жду сюда
моего больного брата, коменданта, из Петербурга. Что-то выйдет изо всего
этого?3
У меня есть настоятельная просьба к Вам: выслать сюда ко мне увраж,
которого здесь не на ходу: «Histoire de l'Orient», Масморо4. Вы понимаете,
что оплата будет немедленная, ибо стыдно было бы пользоваться
снисхождением человека в долг.
П. Анненков
278
14 (26) мая 1879. Брюссель
26 мая. Понедельник
Освобождаю Вас, любезный друг И(ван) С(ергеевич) — от комиссии
искать и пересылать книгу Масперо, которую уже имею, но не освобождаю
от обязанности известить меня, как вы живете, что делаете и что
намереваетесь делать летом (слышно, в Англию собираетесь), хотя и знаю, что
разнообразные и крупные интересы заслоняют от Вас, покамест, наши
стоячие фигуры1. Переломите себя и уже отвечайте на это письмо в Ба-
ден-Баден, Schillerstrasse, 7, куда я выезжаю в будущую пятницу 30 мая, не
дождавшись брата, который желает ехать через Вену в Баден2. Если придет
от Вас письмо ранее этого срока, то его уже перешлют в Баден.
Сколько, однакоже, за Вами долгов, друг, по комиссиям моим. Вот,
например, комиссия к Маслову, которую Вы и в книжку записали себе, а
видели ли Вы его — не знаю3.
Много верного и очень ярко и метко выраженного в определении
Э. Золя Рью-Блаза и Ренана4, но теория, этому предпосланная, изобличает
французскую голову, которая может быть гениальной, но никогда
философской. Он смешивает печальнейшим образом идеализм с риторикой и
романтизмом, не подозревая, что идеализм такая же прирожденная сила в
человечестве, как и все остальное, и что этот идеализм сделал возможным и
его собственное положение, как писателя и критика. Потребность научных
формул, о которых он так много говорит — есть уже идеализм. Все, чего он

1879
105
ищет и желает — зародилось в идеализме и идеализмом же и кончается.
Amen!
«Братья Земгано» Гонкура интересны, но представляют тоже своего
рода акробатическую штуку вроде той, о которой мечтал герой романа5.
Это реализм вычурный не менее романтических чудовищностей Гюго и
братии.
Прощайте.
П. Анн(енков)
279
28 мая (9 июня) 1879. Баден-Баден
9го июня. 79
Baden-Baden. Schillerstrasse 7
Вы не обманулись, друг И(ван) С(ергеевич), полагая, что известие о
получении Вами докторской шапки в Оксфорде доставит мне искреннее,
сердечное удовольствие. Всего замечательнее, что Оксфорд сделал то, что
прежде его должна была бы сделать Русская Академия. Выходит, что
выбор английский есть в одно время и почет для Вас и урок кому следует. Я
ненавижу Российскую Академию с ее тупейшими Я. Гротами, Безобразо-
выми и т. п. Авось будет теперь им стыдно, да вряд ли! Ведь за Вами не
числится ни одной важно-пошлой страницы, никакой гнилой и жидкой
компиляции. Ради Бога, уведомьте меня о церемониале приема в доктора
(все ведь церемонно в Англии), что Вам будут говорить, что Вы будете
отвечать? Как любопытно!1
Я выписал книгу Валлеса — «Jacques Vingtras» — и остановился на
посвящении, которое кладет повесть к ногам всех детей, тиранизированных
учителями и сеченных родителями. Большая будет публика у книги.
Прочел несколько глав: это новый мир для меня! Уездный французский
городишко с людишками, его наполняющими начистоту, и между ними
прежалкий и презабавный мальчишка, который сделается потом комюнаром. Это
история. Благодарю Вас за рекомендацию книги — не оставляйте и впредь
таковыми рекомендациями2. Скоро ли доберешься отсюда до
замечательных явлений литературы парижской?
Что Стасов? Parlez-moi de* Михайловский, Елисеев — etc. — эти
сгорают негодованием, что на свете были люди 40х годов. Что они скажут?3
А мы словно из тюрьмы выпущены и блаженствуем здесь. Баден
великолепен, наполнен благоуханием до одурения, дети пьяны от лесного воз-
* Расскажите мне о {франц.)

106
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
духа, зелени, цветов. Как я их обратно повезу в подлейший Брюссель — и
представить себе не могу.
В России и виселицы и курсы подымаются. Дипломаты говорят, что
если бы еще и женщин вешали, то внутренний заем был бы вполне
обеспечен4.
Поклонитесь всему семейству Виардо. Буживаль должен быть теперь
прелестен. Я частенько буду себе представлять нового доктора of common
law* в его комнатах à la Cora Perl** в Шале5. Контраст, достойный кисти
фортуны.
Поэт Петров невыносимо глупо, но чрезвычайно искренно пел, по
поводу 20"м-летнего адмирала, Мордвинова:
Свершение надежды,
Моими зря днесь вежды
И славу сбытая
Не возыграю ль я!6
C'est mon cas***. Взыграла душа моя от сбытая, но уже совершенно
неожиданного.
П. Аннен(ков)
280
20 июня (2 июля) 1879. Баден-Баден
2 июля н. с. 79
Baden-Baden. Schillerstrasse, 7
Терпеливо ожидаю Вашей докторской карточки, любезный Ив(ан)
Сергеевич, и не успокоюсь, пока не получу ее. Сцена принятия Вас в ученую
корпорацию очень живописна, и всего дороже в ней то, что и публика, и
прямые участники ее видимо убеждены, что дело делают, а не забавляются
только милой выдумкой1. Наши поганые скептики расположены считать
все подобные акты пустым обрядом, которым потешаются жирные люди,
желающие любоваться собой при всяком случае, а не видят, сколько
цивилизации, свободы и гордости развития обнаруживает общество такими
актами. Впрочем, наши скептики приняли, кажется, по отношению к вам
систему умолчания. Я еще нигде не встретил ни одного слова о событии2.
Оно и покойнее. По прошествии достаточного количества недель и месяцев
* общего права (англ.)
** наподобие Коры Перл (франц.)
*** Это и мой случай (франц.)

1879
107
легче сказать с усмешечкой, что было какое-то собрание в Оксфорде,
которое выбрало в свои члены Тургенева за крестьянскую пропаганду, позабыв
о всех настоящих ее пропагандистах в России. Полагаю, что так
непременно и будет.
Какая такая дама перевела «Войну» Толстого и точно ли перевод
читается у Вас с жадностию? Это важно, потому что доказывало бы
значительный прогресс понимания литературного дела во Франции. Что говорят,
например, Флобер, Золя etc.?3
Кого только нет у нас? Горчаков, Веревкин, Мекленбург-Стрелиц, Мек-
ленбург-Шверин, Гессен-Нас\с)ау, а пошлость концертов в три приема все
та же у здания Конверсациона*4 и та же толпа по вечерам на променаде,
которая ныне ограждена со всех сторон решеткой, отчего гуляющие за ней
получают еще глупейший вид привилегированных господ (50 пфен(н)игов
с головы), толкающихся без всякого желания поговорить друг с другом —
чего? — скрывающихся друг от друга, по возможности. Но ночи так теплы
и пахучи и горы с луной так эффектны, что все скрашивается и ничего не
помнишь — ни мазурок, ни улыбок, ни ломаных французских фраз.
Из России получаются, по обыкновению, изумительные, психические
факты. Вы знаете об убийстве Власова и его кухарки офицером —
добродушным, честным, мягким человеком5. И притом без страсти, а только для
сохранения за собой репутации порядочного — very respectable** —
человека. Злодейство страшное, а злодея собственно нет. Вот эдакие загадки
русская жизнь выкидывает беспрестанно. От этого никто ее и не понимает.
Кланяюсь всем хозяевам и хозяйкам Буживаля. Напоминайте им обо
мне почаще, а у меня и они, и вы с ними зарублены, как говорится, на
носу6.
Весь ваш
П. Аннен(ков)
281
3 (15) июля 1879. Баден-Баден
15 июля н. с. 79
Baden. Schillerstrasse, 7
С самого того дня, добрейший И(ван) С(ергеевич), как рука моя
начертала картину баденских гор и луну, их освещающей — льют потоки
холодного дождя, бушуют ветры и чинится светопреставление. Здесь 9~ть дней
пробыл у меня больной брат и ни разу не могли мы за город выехать, а
* курортный центр (сокр. от нем. Conversations haus)
** очень порядочный (англ.)

108
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
только ловили между двух туч минутки пробежать в Конверсацион1.
Третьего дня — в мелодраматическую ночь с проливным дождем и визгом
бури — стучат в двери. Было уже 12 часов, весь дом спал, Анстетиха на
босую ногу и в костюме Офелии, идущей топиться, бежит отворять дверь. Я
за ней. Кто там? — Телеграмма из Гейдельберга. — Кому? — Тургеневу...
Совещание. Тургенева нет, а есть Анненков, у которого брат только что
уехал в Гейдельберг. Комиссионер в изумлении и позволяет вскрыть
телеграмму. Читаем, что Kolbasin приехал в Гейдельберг и извещает о том
Тургенева. Даем адрес последнего в Париже, ложимся спать и не можем
заснуть до 4 часов утра. Но что за нелепость? Неужели Колбасин, в течение
8 лет кажется, не узнал, что вы покинули Баден?2
Это хорошо, что в международное лит(ературное) общество попали
Толстой и Достоевский, но куда же вы девали Гончарова, если он еще не
там? Он примет это за смертельную обиду и, конечно, объяснит свое
отсутствие европейским заговором против его личности, составленным и
поддерживаемым Вашей милостию. Беда Вам будет — помилуй Бог!3
А впрочем, все по-старому. Мы не то, что здоровы, но и не больны, не
то, чтобы скучали, но и не веселимся — подстать климату — нельзя
сказать, что холодно, но и тепла нет. Стасюлевич обещает приехать сюда на
2 дня из Кис(с)ингена4. Как раз кстати: очень приятно, а впрочем, эпохи в
жизни не составит, и все так.
Я завален не прочитанными еще русскими журналами. Когда одолею
их, сделаю Вам несколько вопросов. Нет ли у Вас чего нового и
замечательного?5 Отсюда ничего не видно. Закон Ферри прошел: это
вознаграждение за оправдание тезки моего — Касаньяка6. И за то спасибо.
Прощайте, друг.
П. Анненков
282
25 июля (6 августа) 1879. Баден-Баден
6 августа. Среда
Baden-Baden. Schillerstrasse 7
Что это Вы замолчали, добрейший И(ван) С(ергеевич)? Видели ли Вы,
по крайней мере, М. Островского, который для Вас и в Париж поехал1. Да
вот еще что— от докторской фотографической карточки — Вы не
отделаетесь, как ни молчите2.
В половине или в конце августа в Париж прибудет Гюбенет, Директор
Госу(дарственного) казначейства, которого Вы, вероятно, знаете по
Петербургу. Он имеет к Вам поручение от вдовы покойного Вашего кузена, Ни-

1879
109
колая Алексеевича Тургенева, и совсем не просительного или жалобного
свойства. Эта особа, по словам Гюбенета, высоко нравственного характера,
воспитавшая блестящим образом, без всяких средств, свою дочь, желала бы
сохранить родственные связи с родными ее умершего сорви-головы мужа и
осмеливается послать Вам карточки своих детей на первый раз. Гюбенет
желал бы лично исполнить эту комиссию перед Вами, и я думаю, что Вы не
сделаете ничего дурного (а наоборот), если, получив извещение о его
прибытии в Париж, дадите ему rendez-vous или в квартире Rue de Douai, или в
Буживале3.
Все остальное у нас по-старому, а новость одна. Мы помещаем Веру в
Институт графини Ребиндер в Карлсруэ, Павла отдаем на руки профессора
при гимназии в Стутгарте, а сами остаемся в Бадене на зиму. Довольно
разбросано, но пущай приучаются жить в людях, а мы тут всегда готовы
на помощь к ним, по первому зову, благо час и 2У2 часа езды к их
резиденциям.
Да приехал ли к Вам Колбасин и что из него сделалось теперь?4
Весь ваш
П. Анненков
283
30 июля (11 августа) 1879. Баден-Баден
1 Vго августа. Понедельник
Baden-Baden. Schillerstrasse, 7
Сейчас проводил, добрейший И(ван) С(ергеевич), Стасюлевича во
Франкфурт, откуда он явится к Вам в Буживаль в будущий четверг. Летает,
как мотылек, разнося плодотворную пыль по вертоградам рус(ской)
литературы. Он Вам расскажет, как мы здесь коротаем свой век. Я ему очень
благодарен за посещение Бадена — и наговорились, и находились, и
наедались досыта1.
Между прочим, «Записки Пушкина», любезный друг, помнится, были в
Ваших руках еще тогда, когда Вы жили в Петерб(урге), в Конюшенной у
Вебера, вместе со всеми другими документами к биографии Пушкина,
которые я тогда собирал и аккуратно Вам показывал. По крайней мере, я
оставался долгое время и теперь остаюсь в этом убеждении2.
Стасюлевич хочет непременно печатать мои «Воспоминания». Он Вам
представит некоторые места (потому что, где же Вам читать всю большую
рукопись) на обсуждение и особенно те места, которые до Вас касаются.
Прошу сказать свое мнение, а главное поправить в этом последнем отделе
все, что следует поправить и не только поправить, но если бы не понравил-

по
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
ся — выкинуть его вовсе из рассказа. На это и Вы, и он — уполномочены
вполне3.
Очень благодарен всем Вашим за память обо мне4. Знать, что, через Вас,
я имею дружеское семейство в Париже, доставляет мне просто
удовольствие. Оглядываясь назад, вижу, что и в прошлой жизни я Вам же обязан
многими дорогими связями (вспомните только покойную Сомову5), и даже
главной связью — женой!6 Вы играете знатную роль в моей жизни.
Все Ваши читальные указания — приму к сведению7.
Но я теперь догоняю пропущенные статьи в «Русском архиве» и в
«Русской старине» за 1877 и 78 годы. Пустяков множество, но в первом я
наткнулся на автобиографию Винскаго, а во втором — на бунт архиерея Ири-
нея в Иркутске 1833 года — это документы исторической и психической
важности первоклассного сорта8.
П. Анненков
284
29 августа (10 сентября) 1879. Баден-Баден
10го сентября 1879. Среда
Baden. Schillerstrasse, 7
Добрейший И(ван) С(ергеевич). Действительно я написал к Стасюле-
вичу, par dépit amoureux*, нечто похожее на ту фразу, которую Вы
приводите, но теперь, получив Вашу карточку в докторском облачении и еще с
милейшей припиской, ни о каком dépit у меня и помина нет, а только
любуюсь той и другой. Спасибо за них1. Докторскую шапочку получили не Вы
одни, а также и Ваше время, к которому и мы все принадлежим. Как не
благодарить Вас?
Две недели тому назад мы отвезли нашу Веру в Карлсру в Институт гр.
Ребиндер и там ее покинули преднамеренно. Слез было много и там, и
здесь у мамаши, но уже теперь оказывается, что из слез, даже и не на небе,
как полагал Шиллер, а на земле вырастают радости. Получаем от новой
институтки письма, исполненные нежностей, вместе с признаками истинно
замечательной решимости образовать около себя мирок, где бы она могла
быть не последней. Эта молодая головка нигде не пропадет и склоняться
перед обстоятельствами — намерения не имеет. В будущее воскресение
будем к ней с большими гостинцами, которые она сама же и назначила
властною рукой и вероятно примет, как должное ей. И права будет. Павлика,
вместо Стутгарта, собираюсь поместить здесь у директора гимназии, если
* от досады влюбленного (франц.)

1879
111
удастся. Вы любите мою семью и не поскучаете этими подробностями,
которые добрую часть моей жизни наполняют2.
«Деревенские будни» Михайловского я с самого начала читал3. Не
находите ли Вы, что то чувство справедливости, правомерности, сострадания,
которое он прославляет в русской общине и в мужике, очень походит на то
чувство, которое председательствует у людей, потерпевших
кораблекрушение, при распределении оставшейся провизии от общей гибели. Во всяком
случае качества эти не агенты цивилизации, а только poor теп{ ')s*
пластыри — оттягивают боль дешевым образом. И это очень хорошо.
Что касается до отзыва из Лондона Шувалова, то почти несомненно, что
он готовится на пост первого и единственного министра. Это будущий наш
Помбаль. Оно и понятно, если верны слухи, что уже решено присоединить
ко II (законодательному) Отделению Импер(аторской) канцелярии совет из
выборных людей по губерниям. Сложное управление потребует руки, не
замешанной в администрации — он и явится такой рукой. Так мы здесь
умствуем, по крайней мере, по обыкновению недоумевая и спрашивая себя —
каков-то будет новый барин со своей свитой — государственными
экспертами4.
П. Аннен(ков)
285
1 (13) октября 1879. Баден-Баден
13 октября. Понедельник
Baden-Baden. Schillerstrasse, 7
Сейчас только из Карлсру, добрейший Иван Сергеевич. Нынешний
владетель типографии Гаспера г. Хорхлер (Horchler) нуждается в корректоре
русском и не отказывается принять его из ваших рук, о чем хотел сообщить
Вам письмом, по адресу вашему в Париже, который я сообщил ему. О
кондициях он умалчивает, говоря, что это будет зависеть от качеств
рекомендуемого лица, но категорический запрос об этом предмете все-таки не
мешает ему сделать1.
Очень успокоен Вашим отзывом о биографических чертах, лично
касавшихся Вашей персоны, в маленьких моих записках об эпохе 1838 —1848 г.2
Это хорошее предзнаменование и для других лиц, в них упомянутых. Мне
противно по природе грубое хозяйничество в интимной жизни людей,
почти всегда хищническое и несправедливое, вроде разоблачений статьи
«Нового времени» «Доктора Самохвалова». Похабнее этой статьи я ничего не
* дешевый (буквально: для бедных) (англ.)

112
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
читал в русской литературе, но должен сознаться, что автор ее
штабс-капитан Поликарпов обнаруживает качества замечательного писателя3. Жаль,
что Вы не прослушали в моих записках места, где идет дело о Бакунине,
Герцене, его жене и проч., да где Вам интересоваться прошлой жизнью,
когда еще не кончилась для Вас настоящая, деятельная интеллектуальная
жизнь.
От души поздравляю молодую мать с дочерью4. Страдания были
велики, но я знаю, по близкому примеру, как матери обожают орудия своих
мучений и как в числе поводов к их страстной любви стоит еще и вопрос —
«И чего мне стоил этот ребенок?»
Не знаю, что подсказало Вам затею провести зиму в Петербурге, но что
бы ни составляло ее подкладку, если она приведет Вас в Баден, хоть на два
дня — да будет она благословенна, в роды родов5.
Горчаков составляет здесь attraction* всего сезона нашего. Барыни,
мага(зи)нщицы и просто девки — в один голос не нахвалятся им.
Рассказывают анекдот. Он однажде забыл по старости застегнуть бант у своих
штанов и когда ему заметили это, он отвечал, «в России хоронят
покойников с открытым лицом»6.
П. Ан(ненков)
286
15 (27) октября 1879. Баден-Баден
27 октября 1879
Baden-Baden. Schillerstrasse, 7
Не могу Вам выслать, добрейший И(ван) С(ергеевич), пасквиля на Ка-
шеварову, потому что тотчас по прочтении он был выслан мною в места
хотя и не столь отдаленные, но тем не менее для жительства неприятные и
поглощающие все им предоставленное1. Прочтете уж, если охота будет, в
Петербурге. Роман Доде «Les Rois en exil» — тоже памфлет, но в каком
облачении и с каким сияющим талантом, даром что без содержания2. Я
предпочитаю эти картинки всем русским историческим пространным романам
Мордовцевых, Данилевских, Карновичей, Сальясов и проч., которые мне
противны3. Это море — ассафетиды**, развивающееся теперь по всему
русскому миру, вдыхается им, как аромат некий, свидетельствуя, заодно с
санитарными комиссиями, что к гною и экскрементам русский человек
отвращения не имеет. Удивительная порода. Давай ей бочку с выгребной из ям
* аттракцион {франц.)
** смола зонтичных растений со спазмолитическим действием (от лат. через франц.
assafœtida)

1879
113
жидкостию, в виде анекдотов, фактов, сплетен — и больше ничего не надо,
благо в нос бьет, — и это после Пушкина, Толстого и других. Это прогресс
в сторону чумы и ям для соления рыбы, куда, ради сообщения ей букета —
рабочие ходят испражнять свои нужды. На эти мысли навел меня именно
роман Доде — вот обличение, но какие приемы, какое тонкое
прикосновение к безобразиям, сколько грации в ноже, полосающем живое тело
объектов, и потом сколько усмотрено типов.
На месте Стасюлевича я бы попросил позволения выпустить из
фамилии Стечькиной — букву ч, но любопытно было бы видеть, как бы написал
он такое прошение4.
Все у нас хорошо, все идет помаленьку, как и вообще вся моя жизнь
шла до сих пор. Я, кажется, в одинаковой степени боюсь и торжеств, и
катастроф, и слава Богу они меня миновали. Когда придет ночь
всепоглощающая, о которой пишете — ей мало будет дела со мной. Придется
воришке уйти почти ни с чем. Жду Вас, в Бадене5.
Прощайте, друг.
П. Аннен(ков)
287
б (18) ноября 1879. Баден-Баден
18 ноября. 79. Вторник
Baden. Ludwig-Wilhelmsplatz, № 8
Любезнейший Иван Сер(геевич). Обратите внимание на новый мой
адрес: это собственно дом д(омовладельца) Баумагартена, в двух шагах от
Анстетихи, просторный, теплый и не очень дорогой — 3000 м(арок) в год.
Устраиваем, чистим, украшаем это гнездо, а в промежутках по уши
купаюсь в прелестной женской литературе. Истинно — в нее перешло у нас
теперь все мыслящее, чувствующее и талантливое. И на это есть причины,
которых перечислять долго, а только верно, что художник и беллетрист на
Руси есть в нынешний момент — дама!1
Одолевает меня сомнение, чтобы и «Полосу» дама же написала2. Как же
самое нутро бурсы-то могло открыться даме и как же ей там можно было
ковыряться с таким знанием поганой анатомии милого заведения, а
впрочем, может и эта сторона доступна новому русскому человеку —
писательнице. Чего она не способна угадать? Всего следует ожидать от этого
неожиданного деятеля. Вот уж, что «Ульмину», которую я перечел, начертала
женская рука, так это и слепому видно. Женственный элемент, разлитой по
всему этому произведению (die ewig Weibliche*), который бьет из каждой
* вечно женственное (нем.; правильно: das Ewigweibliche)

114
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
его мысли и строчки, мне кажется, помешает даже его успеху. Где же в
атмосфере, зараженной Бурениными и Елисеев(ыми), пробиться этому
запаху реальной жизни, растворенной поэзией. Коли реальная жизнь, так надо,
чтобы чувствовалась близость нужника, а тут он как будто вовсе и не
полагается. Фальшиво3. А наконец попался мне под руку еще замечательный
женский роман, напечатанный уже в Берлине, «Василиса» какой-то г-жи
Н. А. и героями которого состоят не то граф, не то князь, сделавшийся
революционером и нигилистом, и высокопоставленная дама, готовая
подвизаться на поприще бунтований, но умирающая от невозможности
переломить свои привычки, мысли и свои понятия о чести и достоинстве4. Правда,
что герой романа, против воли автора, вышел негодяем, но картина рава-
жей*, какие производит исторический, социальный ветерок, когда он
врывается в отворенные обыкновенно за границей окна русских
великосветских палат — изображена хорошо. Вот куда пробралась дама, по слухам
г-жа Арнольди, которая прежде писала повести по-французски. Одна из
них была напечатана в «Revue des 2 mondes»5.
Стереотипное издание «Записок охотника», на мой глаз, очень хорошо,
а воспоминания 1848 г., которые Вы приготовляете, меня интересуют, как и
понятно, в высшей степени6. Голая похабщина Золя действительно
становится невыносимой, а цель романа показать, как развращенные сословия
отомщают развратителям сифилисом и привитием наследственного
идиотизма, приравняет роман к трактату об онанизме7. Почему бы и не написать
ему романа на почве онанизма?
Весь ваш
П. Анн(енков)
288
75 (27) ноября 1879. Баден-Баден
27 ноября. Четверг
Baden. Ludwig-Wilhelmsplatz, 8
Да, много придется поговорить, добрейший И(ван) С(ергеевич), при
свидании, чтобы разъяснить те фразы и многоточия последнего- Вашего
письма, которые заставили меня призадуматься1. Что-то горькое и
неожиданно горькое в них и теперь чувствуется, но может быть, в тишине
уединения, как в темноте, предметы кажутся громаднее и страшнее, чем они
есть в самом деле. Дай-то бог! А то уж не под лета переживать нам новые
нравственные ломки, о чем я без ужаса и подумать не могу столько же за
* разрушительные действия (от франц. ravages)

1879
115
Вас, сколько и за себя. Нет никакого сомнения, что уголок — и теплый —
найдется для Вас в моей квартире — только приезжайте2. Вдвоем может
быть и легче перемолоть в муку жизненные шершавые зерна.
Как нарочно, я, постоянный чтец «Temps», пропустил «En cellule», а
теперь и словить не могу. По рукам пошел фельетон и вероятно зачитается
кем-нибудь. Если можно вырезать и прислать — обяжете. О негодовании,
им порожденном, уже слышал3. Всего более ропщут на то, что вы
присоединились к полчищам враждебной России журнальной прессы и
подсказываете ей мотивы для злостных нападок. Но все это вздор. Вы знали что
делали, когда присылали статью в журнал, и имели свои цели, которые и
позволяют вам смотреть хладнокровно на все эти инсинуации.
Читаю 2 том «Истории» Забелина4. Есть молниеносно яркие вспышки,
освещающие славянские исторические дебри на большие пространства, но
это какой-то любовник — jeune premier* нашей старины. Он волочится за
св. Ольгой, называя ее голубушкой, на Олега не насмотрится, Святослава
величает Петром I 10го столетия, а у Владимира находит нежную душу; у
всех же государственную мудрость первого сорта. Задача теперь для
приходских учителей — как преподавать русскую историю? По Костомарову,
все эти В(еликие) князья со своими дружинами были атаманы
разбойничьих шаек, по Забелину, это были пестуны Руси Улисовской мудрости5.
Выбирай, чего знаешь? И все так в нашем царстве, не создавшем типа ни для
чего, ни для школы, ни для науки, ни для представлений. От того их и нет
вовсе.
П. Анн(енков)
289
23 декабря 1879 (4 января 1880). Баден-Баден
4 января 1880
Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Жду извещения, добрейший И(ван) С(ергеевич), о времени Вашего
приезда в Баден1, да вместе с ним прошу Вас сообщить мне: согласны ли
Вы принять посвящение одной статьи некоего литератора В. Назарьева,
имеющей появиться в мартов(ской) книжке «Вес(тника) Евр(опы)»
Вашему имени? Литератор сей не совсем Вам безызвестен: он автор нескольких
удачных бытовых картинок2.
Диатриба Маркевича в «Московских ведом(остях)», направленная
против вас — возмутительна3. Но это в порядке вещей. Я начинаю думать, что
* первый любовник (франц.)

116
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Вы хорошо делаете, направляясь в Россию. Личное присутствие там в
такую пору — есть смелый и гордый подвиг, который всего лучше
опровергнет все злостные намеки, инсинуации и клеветы4. Да об этом еще
переговорим лично, а покамест жду желанного и радостного извещения.
Весь Ваш
П. Анненков

290
22 февраля (5 марта) 1880. Баден-Баден
Письмо к Тургеневу и М. М. Стасюлевичу
Амарта 80
22 февраля
Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Нельзя же мне отставать от таких хороших людей, как Вы, добрейший
М(ихаил) М(атвеевич), и Тургенев — вот я, из подражания Вам, и лежу на
кушетке с подагрой в ноге, которая поселилась у меня в подошве1. Теперь я
знаю по опыту, как приятны обоим Вам беседы с милыми
посетительницами из области патологии. Многое рассказывают они из прошлого, да и
многое из будущего предрекают... Занимательные особы, черт их возьми.
События в Петербурге превратили здешние газеты в сказки из тыся-
чи-одной ночи, но с одной особенностью. Одно утро прочитаешь
какую-нибудь страшную сказку, а на другое предостережение, чтобы ей не верить,
ибо изобретена известным дураком и лгунишкой2. Удивительнее всего, что
сказка и после этого ходит между людьми совсем почти здоровая, только
немножко прихрамывая от полученного предостережения. Слышно, что и у
Вас почти то же самое делается. —
Так как обычная жизнь в России нисколько не приостановилась от
злодейств и безумий, в чем хотят уверить нас иностранные органы, вроде
«Аугсбургской газеты», «Московских ведомостей» и проч., то в свое время
и ожидаю «Вест(ника) Европы» по-прежнему3. По-прежнему также
ожидаю от Вашей любезности и оттиска моей статейки, если она
предназначена к появлению4.
Ножное рванье отражается и на мозгу — размягчением оного, а потому
кончаю.
П. Аннен(ков)

118
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
291
22 февраля (5 марта) 1880. Баден-Баден
5 марта ™
22 февраля
Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Познал и я, добрейший И(ван) С(ергеевич), всю прелесть
подагрического лежания на боку, бесцельного оханья и перерыва мыслящих функций
от подергивания и нытия жил и мускул. Боли в ноге, начавшиеся еще при
Вас у меня, разыгрались до формальной опухоли и положительных
страданий. Теперь лежу в жалком виде, точно я написал «Записки Охотника»
и издал Собрание сочинений с миллионом опечаток1.
Записка Ваша меня успокоила, а о пространном письме, которое
обещаете — только мечтаю. Впрочем, не теряю надежды, что и эта мечта
сбудется, если явится у Вас решение устроить себя на известный манер и
потребность сообщить о том человеку, который к судьбе Вашей
неравнодушен2.
Что мы обретаемся в лихорадочном состоянии, колеблемся из стороны в
сторону газетными известиями — это Вам должно быть понятно. Вот
почему Вы должны быть снисходительны ко всем страхам, которые нас
одолевают. Мы здесь гораздо более боимся, чем Вы на месте — боимся за все.
Есть индивиды, которые боятся за казенные пенсии, а уж таких, которые
трепещут за банки, за акции, за оброки, за тетушек и дядюшек — не
перечесть — точно междоусобная война и впрямь загорелась в России. Баден-
ская колония превратилась просто в дом сумасшедших по милости этих
страхов3. Я только и думаю о том, как бы переменить воздух и вырваться
на мгновение из этого чада, что и сделаю при первой возможности.
Единственным средством некоего отрезвления представляется теперь — поездка в
Россию. К этому средству и не замедлю прибегнуть4.
Прощайте, друг.
П. Аннен(ков)
292
30 марта (11 апреля) 1880. Баден-Баден
11 апреля н. с. 80
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Тороплюсь отвечать Вам, добрейший Иван Сер(геевич), чтобы застать
Вас еще в Петербурге и поблагодарить за письмо, сделавшее меня счастли-

1880
119
вым на несколько минут. Я не избалован сочувствием публики, которое
легко переходит в полное равнодушие, при первом реве наших
руководителей общественного мнения, как это случилось с моей добросовестной и не
пошлой, смею сказать, биографией Пушкина и как это случится завтра же и
с нынешней статьей. Но все-таки и мимоидущий успех еще приятен1. А
вдобавок надо принять в соображение, что известное изречение какого-то
француза: «есть кое-кто умнее самого г-на Вольтера — c'est tout le monde*»
к нам неприложимо и должно быть изменено в другое: «есть кто-то умнее
всего света и публики — это дюжина честно мыслящих и развитых голов»2.
На этом основании я и прихожу к заключению, что все мои цели вполне
достигнуты — и я должен считать себя удовлетворенным как в чувстве
писателя, так и в чувстве человека. Чего более.
И хорошо делаете, что пространных писем писать не намереваетесь3.
Какие тут реляции**, когда люди понимают друг друга с одного слова и
звука и простого «bonjour» совсем достаточно, чтобы узнать психическое
состояние другого. Вот почему и я ограничиваюсь немногими строками.
Известите меня только о своих адресах, о том, куда едете, долго ли
пробудете в север(ных) широтах и где мне искать Вас мысленно, когда в
конце мая стар (ого) стиля я сам прибуду в Петербург4. Подагра у меня имеет
совсем другой характер, чем у вас — это не кнутобойница, как Ваша, а
приняла форму маленького, постоянно рдеющего уголька в печке, который
жжет от прикосновения. Уж лучше бы порядочная экзекуция, чем это
медленное тление, без пожара и катастрофы5.
Вообразите, что английские выборы произвели непонятный страх во
всем немецком обществе от Берлина до Боден-Зее включительно. Чего они
боятся — не разумею. Да и радости, оказываемой русскими журналистами
при этом, тоже не вполне уясняю себе. Вероятно, и те и другие —
одинаково ошибаются, а покамест наслаждаемся созерцанием королевы Виктории,
держащей результат этих выборов в своих руках6. Ничего ни страшного, ни
радостного в ней нет. Смотрит сонно, кланяется неохотно и больше с
кучером своим разговаривает7. Ничего угадать нельзя.
Прощайте, друг.
П. Аннен(ков)
* это все вместе (франц.)
** отчеты (от франц. relations)

120
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
293
7 (19) августа 1880. Баден-Баден
19 августа. Четверг
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Теперь, когда мы уж все по местам — можно начать, полагаю, и беседы
наши, добрейший и(ван) С(ергеевич), так надолго упраздненные с обеих
сторон. Что Вы делаете?1 А я пересматриваю, на досуге, новое, совершенно
непристойное издание соч(инений) Пушкина под редакцией Ефремова,
который не устыдился напечатать всю похабщину Пушкина, какую он
импровизировал в молодые года, по борделям и кабакам, причем только издатель
заменил некоторые слова, как игры блядей — другими — игры людей и т. д.
Забавно, что он сделал это, по его собственному сознанию, ввиду юношей
и девиц, чтобы не попортить их нравственность. Негодяй этот, смею так
выразиться по чувству негодования к профанации, им совершаемой,
остановился только перед посланием: «К тени Баркова» и вырвал его из текста,
но сохранил указания на него в примечании, ссылаясь притом на страницу,
которая уже занята совсем другим стихотворением2. Невероятно. А
невыразимо глупые эпиграммы, сорвавшиеся с языка поэта для потехи друзей и
вдобавок от пропуска слишком резких похабных и политических стихов
потерявшие всякий смысл. Что это, Господи помилуй! А в довершение
всего бессовестная диффамация моего издания, в виде рекламы для нового, и
оплевание самой моей особы. Он именует меня безграмотным и иными не
менее лестными прозвищами3. Но это ему простится, а то, что он снял
штаны с поэта, заворотил ему рубашку и показывает все его срамоты, как
pendant* к московскому памятнику — это не простится. А впрочем, может
быть, еще и коронуют его за смелость — это уже начинается, кажется4.
Затем прибавлю, что деревенские мои дела не совсем в порядке — червь
и засуха поели хлеба, не зная проклятые, что они поедают вояж в Париж,
свидания с друзьями и другие хорошие вещи. Зато домашние дела мои
ничего лучшего не оставляют желать. Павел перешел в квинту, ибо секрет
отыскал угадывать genetivus** всякого латинского слова, Вера «Аве
Марию» Гуно с колоколом в клавишах разучила5. И все это кричит вокруг
меня, а мы кричим на них, и выходит хаос — но не противный.
Прощайте.
П. Анн(енков)
Арапетову поклонитесь.
* пара {франц.)
** родительный падеж (лат.)

1880
121
294
22 августа (3 сентября) 1880. Баден-Баден
3го сентября 1880
Пятница
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Ну и поздравляю, добрейший И(ван) С(ергеевич) со вторичным
пришествием к своему очагу — теперь, вероятно, уже надолго1. У Вас в эту
минуту Салтыков, которым я наслаждался здесь целую неделю. Как он себя
терзать умеет, так это ни одному самому ярому монаху из ордена флагелан-
тов — и не снилось2. Надо было останавливать, чтобы себя не засек, а
между тем это и высоко честный и правдивый человек по отношению к себе.
Не то что Достоевский например — тот печатно объявляет, что Христа
проглотил и чувствует его у себя в животе. Кстати, очень хорошо и любезно
сделаете, если вышлете мне «Дневник» и поскорей!3 Не имею его, а
выписывать его из Петер(бурга) за такую громадную цену, как 30 копеек (за)
листок, и долго и неприлично. По отъезде Салтыкова пожаловал сюда
прытчайший Гаевский, взяв у меня кой-что для Пушкинской выставки4 и
напоив допьяна шампанским в Тернсбахе. Хорошо сделали, что отказались
от намерения войти в диспут с одержимым бесом и святым Духом
одновременно Достоевским:5 это значило бы растравить его болезнь и сделать
героем в серьезной литературе. Пусть остается достоянием фельетона,
пасквиля, баб, ищущих Бога и России для развлечения, и студентов с зародышами
черной немощи. Это его настоящая публика.
Журналы наши опомниться не могут от упразднения III Отделения и
собираются праздновать 6 августа как день взятия Бастилии. Хороший будет
национальный праздник в воспоминание события, в котором никто не
участвовал, кроме Лориса, да и то с помощью нигилистов, стреляющих из-за
угла. Да и не упразднено вовсе поганое Отделение, а присоединено к
М(инистерст)ву Внутр(енних) Дел в полном его составе, даже и с
жандармерией. Завтра же оно может явиться под настоящим своим именем и
целый век еще процветать скрытно, под чужим. Кадры все сохранены —
мобилизация не трудна6.
Прощайте, любезный друг. Дни чудные — то-то вы наслаждаетесь в Бу-
живале! Напишите мне, не будет ли где в Париже встречи Аннибала со
Сципионом, Арапетова с Салтыковым. А если не будет, то особенно о
них — люблю их, хотя и разною любовью7.
Adieu.
П. Анненков

122
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
295
18 (30) сентября 1880. Баден-Баден
30 сентября
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Милейший И(ван) С(ергеевич). Я прочел на днях в русской газете
известие об успехах Савиной на Алекс(андринской) сцене1 и по сцеплению
понятий внезапно задал себе вопрос — почему я так долго не писал Вам,
почему Вы так долго мне не пишете? Кто тут на кого дуется, кто тут кому
надоел — богу известно, да психии русского человека. Однакож
колдовство это надо же снять когда-нибудь — мне же теперь и полегчало немного2.
Жена у меня болела и сильно и совсем не с целью сообщить мне законный
предлог отказаться от поездки в Париж, как я обещал Салтыкову, а
взаправду. Я серьезно помышлял победить червяка, съевшего у меня хлеб на
корню в деревне и назло ему повидаться с Вами, да не вышло. А вот теперь
холодки подходят, и когда придется еще встретиться — не ведаю и только
как интеллигентный медведь сосу лапу воспоминания о нашей московской
жизни3.
Кто у вас теперь в Париже — все ли еще там Салтыков, Арапетов и нет
ли еще интересных новоприбывших?4 — Напишите, христа-ради. Ведь мы
здесь только с мертвыми имеем дело: похоронили на днях генерала
Дружинина, собираемся хоронить и многих других, еще гуляющих на променаде,
Горчакова, германского Императора etc.: старье такое, что страшно
глядеть5. Взамен пронесся здесь слух, что в Ливадии один из таких же старцев
сыграл свадьбу и супруге своей дал титул: княгини Юрьевой. Это как будто
из романа Толстого — «Князь Серебряный»6. А не могу удержаться, чтоб
не прокричать новобрачному, если существует такой в
действительности — Hoch!* К супруге его применяется совсем другое восклицание у
многих, а именно гладстоновское: руки прочь!7
Прощайте, друг.
П. Анненков
* Ввысь!; Ура! (каламбур; нем.)

1880
123
296
9 (21) октября 1880. Баден-Баден
21 окт(ября) 80
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Ну вот все и разъяснилось, добрейший Иван Сергеевич, и снова все
пойдет в обычном порядке, как старые часы после поправки. Надо только не
обращать внимания на то, что иной раз они отстанут, а иной забегут
вперед, лишь бы не останавливались. Это главное, и в этом особенно меня
заверяет Ваше доброе и милое письмо, за которое благодарю1.
Симонов снял с меня и жены формальный допрос о ценах на масло,
мясо, керосин и уголь в Бадене, а затем с моим письмом отправился в
Карлсруэ, к священнику Измайлову, награжденному от бога громадным
количеством дочерей, справляться, что он с ними делает2. В Институте Ре-
биндер, где Вера, места нет, а в здешней Töchter-Schule* больно уж просто:
дойдут до счета по пальцам 20 марок золотом и — кончают. Симонов
должен быть очень смышленым человеком, да еще не разговорился.
Читали Щедрина «За рубежом»?3 Презабавно, но жалко, что
разбрасывается и до полного типа не доходит, а все-таки и сатирические фигурки,
которыми ограничивается, изумительны, поучительны и носят в своих
карманах дипломы на почетных членов русской культуры.
А Золя в «Вес(тнике) Евр(опы)» опять что-то напутал о приличном и
нравственном4. Это совсем не одно и то же, но одно без другого в изящной
литературе обойтись не может, а у него выходит так, что первым
признаком нравственности произведения служит неприличный его тон,
употребление прямых слов для обозначения предметов и анатомический процесс
вроде того, каким руководствуется оператор, когда раскладывает женщину
на столе и вырезывает из ее брюха больной яичник. Чудак, право.
Мы здоровы, сидим дома, топим напропалую и читаем, читаем,
читаем... Не удивляйтесь потому, что появляются у нас зачастую признаки
тупоумия и затмения.
Весь ваш
П. Анненков
* пансион для благородных девиц (нем.)

124
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
297
7 (19) ноября 1880. Баден-Баден
19 ноября 80. Пятница
Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Baden
Теперь Вы уже в Париже, по всем вероятиям, любезный друг Иван
Серг(еевич), и полагать должно уже изготовили свои две штучки для
«Порядка», Вас и задержавшие в Буживале1. Мне тоже предстоит, по
требованию Стасюлевича, изготовить какую-либо штучку, а я и не придумаю что
бы такое выдумать. В Париже Вам хорошо — рассказал встречу на
улице — вот и штучка, а уж если попал на драку в Палате, так это уж штучка в
квадрате. А здесь как? — раз сеанс магнетизера Гансена описать, в котором
он двух типографчиков и одного булошника превращал в бессловесных
животных, в поленья и инертную материю, чем они впрочем были и до сеанса,
да ведь глупо. Не знаю что и делать2.
Меня знатно интересует вопрос — едете ли Вы в Россию и когда и не
через Баден ли3. Закажу, чтобы колокола звонили в последнем случае и с
неба трубы играли. Вообразите, что может быть и мне придется гулять по
Вержболовско-питерскому тракту и вот по какому случаю. Стасюлевич
собирается отобрать у Лориса все дело о Пушкине, хранящееся в архиве
III отделения, а для разбора его, буде клад сей дастся ему в руки,
приглашает меня в Петербург. Увертываюсь, но кажется этой беды-счастия не
миновать: велико будет приобретение, но велика и жертва для меня. С
ревматизмом трое суток дрожать на чугунках, не спать и не доедать — совсем не
розовая перспектива. Держите все это однакож в секрете покамест: может
дело еще и не сладится4.
Процесс 16"т" поучителен5. Привыкли говорить, что террористы наши
недоучившиеся мальчики, а тут крестьяне, мещане сами отливают трубы,
тянут проволоки для мин, сами динамит приготовляют, подкопы ведут, как
саперы, и опасный журнал издают. И все это будучи безграмотными и по-
лу-невеждами. Нет, надо взгляд переменить на этих людей и много, много
подумать, прежде чем их определять. Огульным приговором от них не
отделаешься: это люди сложные и загадочные, как и вся наша земля.
Я ни одного № «Народной Воли» не видал. А хотелось бы животом.
Если есть в вашем распоряжении хоть один листок издания, сделайте
благодеяние, перешлите мне на несколько минут в рекомандированном
письме6.
Неужто и на это письмо Вы будете отвечать через два месяца?7
Весь Ваш
П. Анненков

1880
125
298
5 (17) декабря 1880. Баден-Баден
17 дек(абря). Пятница
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Замешкался с ответом, И(ван) С(ергеевич), да перепуган был чем-то
похожим на скарлатину у Павлика, который однакож теперь опять у своего
профессора1. На смену этой фальшивой тревоги пришла настоящая. Я
поражен известием о Писемском, получившем давножданный и предвиденный
паралич, но тем не менее возбуждавшем у меня горький вопрос об очереди
в кандидаты того же самого положения2. Все это нехорошие ощущения, и с
ними плохо читается и пишется. Замечание ваше, что самоубийство не в
нравах простого русского народа — справедливо, но справедливо и то, что
он только не любит европейских форм самоубийства, как револьвера,
кинжала, даже топора, а топится, например, очень охотно. Беспрестанно
только и слышишь, что утопился, а при крепостном праве топились не только
мужчины, но женщины и дети — поминутно. Впрочем, чтобы Вы ни
сделали с Иваном или ничего бы не сделали с ним — рассказу Вашему до этого
дела нет: он все останется прелестным, как был3.
У меня есть до Вас комиссия. Симонов, которого вы мне рекомандиро-
вали и которого я перерекомандировал священнику Измайлову в Карлс-
ру — взял там комиссионеров для отыскания себе квартиры, заказал там
публикацию о том же — и уехал. Все сии господа бросились теперь к
Измайлову за деньгами, а тот ко мне, как и следовало. Я обещал попу, как
виновник его беды выплатить эти издержки (около 15—20 марок), а сам
обращаюсь за тем же к Вам, как к главному соблазнителю нашему, а Вы уж
обратитесь к источнику зла, г. Симонову, если он в Париже. Вот уж на что
аккуратный человек — все кухонные записки наши перебелил и забрал, —
а неряшливости моральной столп. Уехал, ничего не сказал и ни слова не
пишет4. Таковы и все мы, российские человеки.
Думал ли я, что через 30 лет опять услышу те же самые слова, которые
сопровождали мою молодость. Этот сюрприз доставляет мне «Русь»
Аксакова. Боже — да как же скучно5.
П. Аннен(ков)

126
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
299
15 (27) декабря 1880. Баден-Баден
27 декабря 1880. Понедельник
Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Baden
Неужели и в самом деле, добрейший И(ван) С(ергеевич), Вы получили
серьезную болезнь сердца?1 Несколько дней я обуреваем был желанием
видеть Вас, посмотреть что это такое, поговорить об этом с Вами, но как же
уехать от праздников (не то, чтобы религиозная их сторона меня уж очень
интересовала), но от праздников семейного характера, которые выдаются
для меня раз-два в год. А тут с разных мест прибыли дети с жаждой
подарков, ёлки, имея и позволение на дурачества всякого рода. Они просто
овладели мной и оторваться от этого безумия не было сил. Буду ждать от Вас
дальнейших подробностей о болезни, которая меня пугает и огорчает, чему
Вы, конечно, поверите2. —
Между тем русские газеты извещают о скором Вашем прибытии в
Петер (бург) и даже назначают сроки этого прибытия. Как же это так?
Я очень хорошо знаю вранье русских газет, но желал бы иметь сведения и о
Ваших намерениях. В случае их совпадения с слухами о поездке — это
было бы для меня большим успокоением и я бы просил только Вас слезно
взять дорогу на Баден и остановиться переночевать у меня3. 7го января дом
мой будет опять пуст.
Речь «Du Camp» в Академии довольно пошловата, но опять что же и
сказать о журнальном компиляторе вроде Тальандье, который во всех
своих статьях всегда бил около истины, никогда не попадая в ее центр.
Сколько таких гуляет по свету. У нас их миллионы — кажется, будто и дельно
говорит, а само дело надобно щипцами вынимать мертвым из его утробы.
А каков Каро? Душа пошлого идеалиста и морализатора бывает иногда
преисполнена коварства и злобы. В его руках биография Дюкана сделалась
похожа на подтирочную бумажку в чистеньком ватер-клозете4. Все это
меня заинтересовало, хотя в сущности и ничего не стоит. Да мало ли чего?
Вот я с удовольствием прочел «La Moabite» Дюруледа5. Все ложно, но
ярко, бьет по больным местам, заставляет кричать и думать, а там говори,
что хочешь.
Не понимаю — чем Вы провинились перед отечеством, приглашая
желающих участвовать в памятнике Флобера6. Ведь это простая
международная учтивость, никого не обязывающая и ничего не выражающая, кроме
благовоспитанности. Но в малоразвитых странах слова понимаются в их
простом, голом значении. Коль говорите о сочувствии — вы ничему
другому и не сочувствуете, и т. д.

1880
127
Incident — Simonoff* покончен. Он прислал деньги, переданные мною
отцу Измайлову, который будет ему отвечать7.
Прощайте, друг. Я испытал на себе, что мушки в наши года мучительны
и сопровождаются нарывами, которых надо прорезать. Дай Бог, чтоб этого
с Вами не случилось. Уведомьте.
П. Анненков
300
27 декабря 1880 (8января 1881). Баден-Баден
8 января 81. Суббота
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Все-таки лучше, добрейший И(ван) С(ергеевич), знать, что Вы в
жестокой подагре обретаетесь, чем думать о болезни, которая грозит самому
существованию человека, и я Вам благодарен за уведомление об этом
обстоятельстве, понижающем тон и настроение Ваших друзей. Когда подагра
спустит Вас с клинического своего стола — напишите мне о проэкте
путешествия в Петербург, крайне интересующем меня. Что с ним сделалось?1
А там ничего не делается, между прочим. Редко видано, чтоб при громогла-
сии печати, все более и более напирающей со всех сторон, такое
невозмутимое хладнокровие и молчание царствовало в правительственных сферах.
Да что печать? А вот посудите об одном факте: никто не знает
положительно — есть или нет голод в России? Хоть бы слово разъяснения со стороны
тех, кому это ведать надлежит, но они тоже ничего не знают. Думайте как
хотите, и все что Вы думать будете — окажется, может быть, вздором, в
какую сторону не повернете свою мысль. Выходит, что и думать не о чем,
хотя бы еще сотня другая органов публичности прибавилась. Явление
любопытное. Аксаков прав, когда говорит, что у нас законы развития и
существования совсем отличны от западных2.
Я с удовольствием читаю статьи Глеба Успенского в «Отеч(ественных)
записках» «На родной ниве». По-моему, это этнограф замечательный: он
распоясывает русского мужика и видит его в натуре, как ни одно
рекрутское присутствие его не видало. Что за гадость, при богатырском
сложении! Мальчик, не желающий учиться, великолепен. И великий негодяй и
великий духом молодец. Прочтите, если не делали этого3.
Я всегда думал про себя, что есть доля большого комизма в письме из
Бадена с новостями в Париж. Однакож от новостей не отказываюсь.
Слыхали Вы имя г. Заики (Zajic), как скрипача? Это будет большим именем, что,
* Случай с Симоновым {франц.)

128
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
как я слышал, случится и с другим именем, Павла Виардо4. Вторая новость.
У Калошина нашего случилась неприятность — умер его дед И. С.
Мальцов, оставив ему из громадного состояния только 500 т. рублей5. Очень
огорчен.
Прощайте друг. Мои все здоровы и вам кланяются.
П. Анненков

301
(4) 16 января 1881. Баден-Баден
16гоянваря. Воскресенье
Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Целый день вчера шлялся по аптекам и
хирургически-инструментальным магазинам, добрейший И(ван) С(ергеевич), а лебенсвекера* не
нашел. Делают таковые в Бон(н)е — вот я и послал туда заказ изготовить
один экземпляр и переслать уже прямо к Вам в Париж. Счет я уплачу здесь,
по предъявлении ноты от фабриканта и квитанцию перешлю к Вам.
Хорошо ли я сделал?1
Получил сегодня «Порядок». Ваша вещь напечатана, кажется, без
ошибок2. Я еще раз перечел ее и нахожу, что в печати она еще как будто
эффектнее. Сам «Порядок» еще не развернулся, как следует, но задатки есть,
что будет умен и что поэтому его мало читать станут, а бояться не
преминут, ибо это нечто вроде министра без портфеля, самовольного товарища
Комитета министров, с которым придется считаться, так как у него в
обладании ведомство печатного слова3.
Публики у него большой не будет, кажется мне, ибо оная заполонена
«Новым временем». Видели ли Вы его Iм Ыумер на новый год? Вот где
успех несомненный окажется. Чего только нет в этом №: стихи, горбуновские
сцены, календарь Гатцука, серьезный тон пьеса [sic], прыжки скачки,
инвективы и патриотизм! Если разжиревший купец и помещик не у дел и на
пище св. Антония** не лопнут от восторга, держа этот листок, то их можно
объявить бесчувственными скотами4.
Да не знаете ли откуда и за что Стасюлевич получил звезду, как о том
намекает Суворин. Я полагаю не за напечатание ли «Умереть — уснуть»
Боборыкина?5
* жизненный возбудитель (от нем. Lebenswecker)
** голодая (Даль)

130
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Выздоравливайте поскорее, пожалуйста. А то с больным не знаешь,
надоел ли ему или нет. То ли дело здоровый человек — все идет как по маслу
и с рук сходит.
П. Анненков
302
15 (27) января 1881. Баден-Баден
27 января. Четверг
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Пересылаю Вам, любезный И(ван) С(ергеевич), квитанцию на 17 м(а-
рок) 20 п(феннигов), что составляет почти ровно 19 франков, за
кровопускательную машину, Вам пересланную, о получении которой прошу
уведомить, а долг приберечь до комиссии в Париже, могущей явиться с моей
стороны1.
Приятели из Петербурга Вам пишут о малом успехе «Старых
портретов», а Вы им не верьте2. Успех есть, только в скрытном виде, обнаружится
же он вполне только с продолжением этих очерков, ибо того громогласия,
которое являлось по отношению к Вам прежде — ждать уже нельзя. Громо-
гласие теперь в России составляет удел эксцентричности, наглости,
выходки, а ровное художественное произведение сочится тихо, под почвой и
непременно взроет ее. Это не для утешения Вам пишется, а в виде факта, в
котором я убежден. Только надо, чтобы подземный ток не истощался, надо
продолжать писать очерки: увидите, как они подмоют навозную кору,
которая над ними тяготеет покамест.
О «Толковом Евангелии» Толстого я писал через г-жу Marx в Лейпциг:
ответ получится на днях3.
Кстати — я прочел в «Revue polit(ique) et littér(aire)» выдерж(к)у из
умненькой статейки Сарсэ о маленьких нувеллах фр(анцузской)
литературы). Если не знаете, прочтите в 1 № Revue: это до Вас касается4.
Да уж заодно — напишите, пожалуйста, что такое «Comtesse Mouré-
nine» и кто такая русская дама, ею разрешившаяся. По дерзко буржуазному
фельетону Суворина о ней, она как будто разоблачает гниль русского
высшего общества, да я ничему не верю, потому что Суворин способен, для
потехи, заворотить на голову подол собственной матери5.
Мы все здоровы и по своим местам — кто в школе, кто безвыходно на
площади какого-то Людвига-Вильгельма. Усердно кланяюсь всем Вашим,
имеющим доброту еще помнить о таком проходимце, как покорнейший
П. Анненков

1881
131
303
21 января (2 февраля) 1881. Баден-Баден
2 февраля. Среда
Ludwig-Wilhelms Platz, 8. Baden
Я получил, любезный И(ван) С(ергеевич), сполна затраченные деньги
и обрадовался тому, что они затрачены понапрасну, ибо Вы уже
выздоровели и более в этих клеймах не нуждаетесь1. Хотел Вам давно написать,
чтобы Вы поздравили от меня все семейство Виардо с громадным успехом
г. Павла Виардо в Петербурге2. Его расхватывают на концерты и вечера, и
мне кажется, что он очень бы хорошо сделал, если бы остался в Петербурге
совсем — и устроил там карьеру свою, лишь бы только не закутился там,
что весьма возможно по характеру города, да кажется немножко и по его
собственному. Я начинаю маленько расходиться с Вами во взглядах на
«Порядок»3. Его коротенькие отчеты и приговоры мне нравятся после
громадных разглагольствований наших газет, да и требование абсолютной
свободы слова и мысли для всех русских национальностей — оригинально,
хотя и несбыточно. Ему недостает пикантного соуса в остроумии, в
живости языка и выражения и везде сквозит профессор, укушенный на улице
встречным либерализмом, но подождем. Может быть, и настоящая натура
свободного европейца — скажется. Чем черт не шутит. Ведь вот смутил же
он, поднял на Руси вопрос об автономии губерний с выбором губернаторов
населениями их. Я это читал. Соединенными штатами сделаемся, господи
помилуй!4
Если меня выберут в симбирские губернаторы, а Вас в орловские —
то-то заживем. А покамест навожу справки, как бы сделать, чтобы жена с
детьми могла бы ехать на лето, к родным в Киев, не теряя права
возвратиться с ними назад, ибо без нового высочайшего соизволения на выезд
детей за границу этого сделать нельзя5. Близость к порядкам Соединенных
штатов весьма ощутительная.
П. Анненков
304
24 января (5 февраля) 1881. Баден-Баден
Суббота. 5 февраля 1881
Ludwig-Wilhelms Platz, 8. Baden
Возвращаю выписку из «Новостей», которая просто обокрала меня, но
которой я весьма доволен за изложение в печати всего, что я думал про

132
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
себя по поводу «Портретов»1. Если сдержите обещание выслать 4тй №
«Страны» и тот, где содержится статья о Чернышевском, поклонюсь до
земли2. Чего было ожидать от публики, которая пропускает равнодушно
дурацкий крик об измене отечеству за приглашение оказать сочувствие
Флоберу, но я стою на том, что это журнальная публика, та, которая питается
газетами. У меня здесь есть и колоссальный представитель ее —
Михайлов3. Но существует другая публика, без газеты и журнала — та самая,
которая Вам устраивала овации и которая всех нас знает и не смешивает с
крикунами и хитрецами, желающими уловить ее. Вот в этой части публики
«Портреты» имеют положительный и большой успех. При случае она Вам
и докажет это, будьте уверены. Конечно, очень жалко, что у ней нет голоса,
но однакож голоса из нее то там, то сям прорываются, как например в этом
отрывке из «Новостей». Предчувствие о незаметном существовании такой
публики еще сказывалось у Чернышевского. Я помню, как в одном
разговоре с Дудышкиным, жаловавшимся на несправедливость и пристрастье
журнальных оценок, он возражал так. «Да зачем Вам надобны честность и
добросовестность критики? Писатели у нас могут обходиться без них. Укажите
мне хоть одно имя на Руси, которое не было бы оценено по заслугам
общественным мнением и потерпело бы от нападок, памфлетов и
несправедливостей журналов». Чернышевский был более прав, чем сам думал.
О событии в семействе Виардо я, конечно, догадываюсь и притом не
просто, а с сочувствием и искренним добропожеланием4.
Хотелось бы только знать — действительно ли после него Вам
предлежит путь восвояси и через какие пункты он будет пролегать?5 Вы
поймете — для чего я осведомляюсь об этом.
П. Анненков
305
28 января (9 февраля) 1881. Баден-Баден
9 февраля. Среда
Возвращаю статейку, Иван Сергеевич, и с большой благодарностию.
Прекрасно и бестактно, если дело шло в самом деле об освобождении
Чернышевского, а не в выражении чувства горечи, накипевшего в душе1. А
этим двум вещам следовало бы идти порознь. Вот то-то и беда, что
обладать собой, имея положительную цель в виду, мы не мастера. Впрочем, это
и дается только долгой политической жизнию. Я говорю с вами
откровенно.
Писемского не стало. За кем теперь очередь? Великое было достоинство
у покойника, делавшее его даже и в состоянии руины, в котором обретался

1881
133
он за последнее время, дорогим и любопщтным человеком. Он ни на кого и
ни на что не походил. Оригинальность, выкованная из бронзы, и
практический ум, привязанный к земле, к огороду, в котором жил — сообщают ему
выражение, которое долго останется в памяти его знавших и может иметь
долю поучения в дельной биографии2.
А теперь — обратите внимание на просьбу, которую повергаю к стопам
Вашим. В Париж, к умирающему своему брату, приехал мой баденский
друг, который вместе с тем и друг немецких принцесс и самой германской
императрицы — госпожа Елизавета Никитишна Жадовская. Это, впрочем,
очень простая, скромная и честная душа, желающая только, чтобы весь мир
был хорошо воспитан и чувствовал прелесть поэзии, музыки,
самоотвержения и великодушия, хотя бы и на тощий желудок. Обстоятельства
заставляют брата ее продать два портрета.работы какого-то Larghilière, как прежде
он продал несколько полотен Вато, Буше и Ланкрета за 80 т. фр. в Hôtel
Drouot. Так как он лежит теперь на одре болезни, то сестра его просит
совета, к кому и как обратиться за продажей двух портретов, оставшихся у ней
на руках. По моему внушению она обратится за таким советом к Вам, и
когда получите от нее таковую просьбу, ради Бога, и что важнее — ради
меня — поезжайте к ней, Hôtel de Bade, Boule(vard) des Italiens,
посмотрите на картины, побеседуйте с ней, откройте возможность сбыта или, по
крайней мере, посредников для сбыта, — и вообще изложите свое мнение3.
Я приму это за личное одолжение, каковых у меня много относительно Вас.
П. Анненков
306
6 (18) февраля 1881. Баден-Баден
18 февраля. Пятница
L. Wilhelms Platz, 8
Любезный Тургенев! Пересылаю Вам акафист, сложенный г-жей Жа-
довской в честь Вашу, да и сам кувыркаюсь перед Вами за скорое и доброе
исполнение моей комиссии1.
А что скажете о похоронах Достоевского?2 Политически говоря — это
событие важное, так как показывает градус, на котором стоит теперь
административная атмосфера наша. Заслужил или не заслужил Достоевский
такие героические похороны — это другой вопрос, но общество, устроившее
такие похороны, и правительство, их выдержавшее терпеливо, одинаково
сдают хороший экзамен успехам в науках, а это и радует. Как жаль, что
Достоевский лично не мог видеть своих похорон — успокоилась бы его
любящая и завидущая душа — христианское и злое сердце. Никому таких

134
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
похорон уже не будет. Он единственный, которого так отдают гробу, да и
прежде только патриарх Никон да митрополит Филарет Дроздов получили
нечто подобное его отпеванию3. Радуйся, милая тень. Добилась же ты, что
причислили тебя к лику твоих предшественников святого, византийского
пошиба. Может быть, скоро и мощи твои явятся и мои дети услышат еще
«преподобный Феодоре, моли Бога о нас». Чего тебе еще? А когда
подумаешь, что на другом конце Европы и почти в одно время хоронили Карлейля
и как хоронили? В величайшей простоте, в глубочайшем молчании — ни
венка, ни слова, ни пастора, ни единого студента. Молча дошли до могилы,
молча опустили гроб в землю и молча разошлись4. О, великий человек —
похоронил ты себя знатно и программа, тобой же и предписанная, сдачи
твоего тела в распоряжение нашей планеты, куда как выше программы
Григоровича...5
У меня опять просьба к Вам, и личная. Составляя статью о романе
Пушкина, вам известном, и о новой драме его, я встретил такую заметку поэта:
«Не лучше ли рассказать дело на манер Кристабела или в октавах». Я вот и
не знаю, что такое Кристабел — имя? поэма? Чья? — а справиться в Баде-
не нет средств. Я и подумал, что есть у меня в Париже человек почти
всезнающий. Он мне скажет, что за птица Кристабел, и если произведение, то
какого духа, содержания и направления, а если человек или герой романа,
то какого вида и характера? Знайте, что я от Вас не отстану, пока Вы не
поделитесь всеми Вашими сведениями об этом Кристабеле6. Письмо это
возвратите мне7.
П. Анненков
307
10 (22) февраля 1881. Баден-Баден
22 февр(аля). Вторник
L. Wilhelms Platz, 8
Пожалуйте ручку, Иван Сергеевич!
Сколько добрых известий сообщили Вы мне за раз! Во-первых, навели
превосходную справку о «Кристабел»1, во-вторых, дали более чем
надежду увидеть Вас в Бадене2 и, в-третьих, сообщили о близкой свадьбе
Мариан(н)ы, о которой я говорю и думаю точно она мне родственница3.
По крови нет, а по духу так и есть — близкая и — чудное дело — дорогая
персона. Поздравьте ее да и maman ее от меня.
Не могу похвалить за частые уступки подагре; вот я ношу под подошвой
постоянно теплящийся, словно лампада, уголек, иногда так вспыхивающий,
что озаряет все существование, а все-таки хожу, и пью, и с Михайловым
беседую4.

1881
135
Письмо о Достоевском возвратите мне, при свидании, да кстати уж,
сделайте одолжение, привезите и другие, более или менее откровенные письма
мои к Вам, для их сожжения, как Вы уж однажды сделали5. Повторите,
друг, эту проделку, которая оказалась бы совсем ненужной, если бы я
писал Вам индиферентно, а то я ведь такой дурак, что лишь берусь за перо
для письма к Вам, то сейчас и душу на стол и со всеми ее болячками. А
зачем нужно это оставлять для любопытных после нас? Я убежден, что все
занимательные письма вроде последних Мериме, которые были до сих пор
опубликованы, суть фальшивые письма в том смысле, что составлялись в
виду будущей публики, как бы она еще далеко не была6. А истинные
письма никогда не должны бы являться на свет, ибо, во-первых, всегда
глупы, а, во-вторых, большею частию противны. Исполните мою просьбу и
привезите мне обратно мои излияния, обнаруживающие мозговые нарывы
и фистулы. Не забудьте, друг, и успокойте еще раз много обязанного Вам
уже.
П. Анненков
308
5 (17) марта 1881. Баден-Баден
17. Четверг1
Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Baden
Чувствую потребность сказать Вам, Иван Сергеевич, что петербургское
событие меня ошеломило, как и Вас, разумеется, да только Вам есть с кем
размотать те мысли, которые оно возбуждает, а у меня они как заноза какая
остаются в мозгу, от чего последний зудит и пухнет2. Но это вздор, а дело в
том, что на нашей почве политическая жизнь сводится на динамит, порох,
кинжал и револьвер. Ответом на них будут, разумеется, виселицы, новые
убийства, новые виселицы, и так в бесконечность. Нельзя думать, что масса
трупов непременно даст благоухание свободы, порядка и развития, да и
нельзя себе представить, чтобы такое можно было бы получить при
подобных нравах и мерах. Ведь каждое дело имеет свою болячку, свою темную
сторону, а если для устранения их потребуется опять новая бомба, то какой
же выход? Какая история, какой конец, какая будущность у несчастной
земли нашей.
Колония русская опустела. Все поскакали в Карлсру на панихиду. То же
и в Петербурге. А что далее? Никто не знает. Опасность репре(с)салий и
опасность снисхождения одинаковые. Уступки и сопротивления ведут к од-

136
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
ному и тому же результату — бомбе. Полная impasse*, какого еще и не
видала история.
Ну, русский бог — выходи! Теперь твое дело — не приложишь своих
рук, мы пропали. Ни одной цельной мысли ни у кого не осталось в голове
у нас.
П. Аннен(ков)
309
12 (24) марта 1881. Баден-Баден
24 марта 1881
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Это хорошая весть, что около 10го апр(еля) вы будете в Бадене, друг
Тургенев1. Да, приезжайте —- если хотите быть моим самаритянином.
Просто погибаю в этом наиглупейшем из всех городов старого и нового света.
Панихиды каждонедельно, а затем ах, ох — и надо вешать! Да
успокойтесь — вешания будет вдоволь, говорю, а там что?2 А там, отвечают, может
быть и найдется благодетель, который нас спасет от царского либерализма,
наиболее вредного из всех и худшего, чем нигилизм и коммунарство. От
него и спокойные умы приходят в бешенство. И это мнение оптиматов и
избранных наших.
От них же идет (и уже получило голос в «Мос(ковских) вед(омостях)»)
пожелание, чтобы столицу и двор окончательно водворить в Москве3.
Подкопы и бомбы могут и там явиться, но есть утешение, что народ будет сам
растерзывать подозрительных и неблагонадежных, как уже по последним
известиям и началось. Слухи есть, что Долгорукий приехал в Петербург
совещаться о мерах, какие следует принять, чтобы в Москве народ не разнес
всего университета по камушкам, о чем начинает говорить4. Так вот оно
что: орсинивская бомба может унести и русскую цивилизацию целиком5.
Оно может быть и наруку теориям Руси, но как пристегнулся к ним и наш
Кавелин — не понимаю. Вы читали его статью в «Вес(тнике) Европы» —
«Крестьянское дело». Я, признаюсь, был умилен, пробегая оную. Она мне
напомнила былые статьи «Отечес(твенных) запис(ок)», «Современника» и
проч. Какое литературное мастерство, какая круглота, ясность, стройность,
последовательность — и вместе фантазерство и мечтательность. Я думал,
что статьи этого рода вымерли у нас, ан же нет. Восхищаешься и ни одному
слову не веришь. Только через мужика создалось и будет создаваться
государство, через него и единственно возможно объединение всех племен у
* тупик (франц.)

1881
137
нас, только на мужика и должна смотреть наука, культура, политика и
поэзия. Кавелин не говорит, как Аксаков, что у него же, мужика, все это и
почерпается, но говорит, или дает разуметь, что без мужика сами по себе все
это вещи бесполезные. А кругло, как кругло!6
За обещание привезти с собой письма — чувствительно благодарствую.
При Вас же и сожгу7. Жена больна своими старыми мучительными и
неделимыми невралгиями.
П. Аннен(ков)
310
8 (20) апреля 1881. Баден-Баден
20 апреля. Среда
Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Baden
Жду давно, любезный Иван Сергеевич, известия о выезде Вашем из
Парижа и, откровенно говоря, не очень огорчен отсутствием его1. Кто же едет
в Россию при нынешних обстоятельствах? Не то чтобы совещательная
полиция была уже очень страшна, но страшна умственная путаница,
царствующая на родине. Все там потеряли свои физиономии, утратили свои
лица, и никого узнать нельзя, кроме, разумеется, подлецов, которые
остались при своих чертах, но не с ними же дело придется иметь. В огромном
Бедламе, в который превратилось общество, рискуешь, что и тебя никто
уже не узнает, нельзя поручиться, что тебя не примут за беглого
каторжника или за агента блаженного Шешковского, или за обоих вместе, что также
бывает2. Смотри русские журналы. Какая перспектива! А с другой стороны,
если поездка Ваша отложена, то я теряю случай Вас видеть, хоть на
минуточку, под моей кровлей в Бадене, что также очень гадко. Разъясните
мне — чего ждать, чего надеяться, как смотреть на сей казус.
В начале мая мы собираемся с женой в Карлсбад; она лечится от камней
в печени, которыми страдает постоянно (и как еще!), а я от подагры, все
более и более овладевающей моей персоной, точно я какой-нибудь канцлер
или ученый. Ваш совет, как старого карлсбадского обывателя, был бы
очень кстати и например относительно квартиры, которую Вы занимали, и
вообще способов, как извернуться там наиболее дешевым и вместе
благородным манером3.
Поздравьте от меня новобрачную Вашу4. Как я ей желаю света, жизни,
счастья — вы поймете, но она, говорят, к ним-то теперь и уехала, в Италию
или куда-то в такое же хорошее.
Весь ваш
П. Анненков

138
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
311
27мая (8 июня) 1881. Карлсбад
König v(on) England
Карлсбад. 8го июня н. с. Среда
Как же, болезненный друг мой, вот уже третью неделю здесь — жена
занимается шпруделем, я Schlossbrunen'oM, ей помогает, мне — нисколько,
да и не отчего1. Город очарователен с его прогулками по горам, которые мы
изучаем пешком, а ест он, как свинья какая. Да может это и нужно для тех
неслыханно толстых людей, которых я здесь встречаю — гнусные ни-
рен-братены* и ламс-рюкены** не идут ни в плоть, ни в кровь, а в судно
прямо, куда им и дорога. Не менее их гнусны и русские газеты,
прочитываемые в кургаузе***. На днях пробежал оценку деятельности Лориса в
Моск(овских) вед(омостях), да сейчас же карлсбадской соли кружку
выдул. И это, как вы говорите, руководящая звезда и устроительница нашей
судьбы теперь. Сколько злобы, мести и призыва к работе когтями, зубами,
дробью и картечью. В Нюренберге, где останавливался на день, а прожил
три за болезнию жены, осматривал в замке камеру с разными средствами
управления, бичами, кляпами, пыточными станками — вот бы куда
запереть Каткова, какой бы дифирамб написал молодец этот и какие бы
открытия в науке умиротворения и возбуждения добрых чувств сделал бы2.
Вы забыли, друг, мою комиссию к Самарскому, но на возвратном пути
исполните ее, а предварительно занесите ее в записную книжку для памяти,
если таковая есть — т. е. книжка3.
Перед отъездом из Бадена я получил от Мте Viardot записочку, в
которой она известила, что по отсутствию адреса моего в посланной вами
телеграмме предназначавшаяся мне книжка не послана мне стариком Виардо. Я
воспользовался случаем, чтобы на мерзейшем французском диалекте
поздравить ее со свадьбой Марианны и сказать несколько комплиментов
старику за его брошюру4. Когда будете писать ей — испросите снисхождения
к неумелой цидуле, а книжка может придти когда-нибудь после. Дело не к
спеху, да после вод, говорят, еще нужен покой и несколько дней скучного
времяпрепровождения.
Выезжаю отсюда через неделю на Мюнхен, где тоже остановлюсь на
день, затем в Карлсру, где увижу Веру, а затем в Баден, где обрету Павла —
и опять засяду надолго. Пишите же туда по старому адресу —
Ludwig-Wilhelms Platz, 8. Хоть что-нибудь, по выбору, из того многого, что
видели и слышали. Кстати, где вы останавливались в Москве, в каком виде
* филейная часть (от нем. Nierenbraten)
** седло молодого барашка (от нем. Lammsrücken)
*** курортный отель (от нем. Kurhaus)

1881
139
обрели Стасюлевича, что мыслит Лев Толстой, да что сами-то вы в деревне
делать будете? Жаждет моя душа известий из России помимо клоаков
нашей публицистики, откуда они приходят5.
Вы сделали еще победу тихую и неизвестную в лице г-жи Зееген. С
каким теплым чувством отзывалась она о Вас, как дружественно
расспрашивает о Вас, как тонко и симпатично оценивает общество и разговор с Вами6.
Правда, что она тоже дует по 6 стаканов горячего источника в 41° градусов
каждый день. Размягчится всякое сердце.
Прощайте, друг. Жена Вам много, много кланяется.
П. Анненков
312
1 (13) июля 1881. Баден-Баден
тт июля, 81. Среда
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Я получил здесь умнейшее и милейшее Ваше письмо, Иван Сергеевич,
из Спасского и благодарю за него. Посравнив ваш очерк нынешнего
русского положения деревни с тем, что у нас, в деревне на Оосе происходит,
приходишь к заключению, что психические, этнографические и всякие
другие вопросы только там и живут, а здесь одно их искание и выдумывание.
И вот пример. У вас Лев Толстой отправляется пешком в Оптину пустынь,
а здесь Петр Боборыкин, только что уехавший, ходил к Максиму Дюкану
получать сведения о нынешнем состоянии проституции в Париже1. И Опти-
на пустынь и парижская проституция тут второстепенное дело и большой
разницы не представляют, но поводы, управляющие действиями обоих
пилигримов, весьма разнствуют. Там они из нутра возникают, а здесь
мозговые играния изображают. С последними можно спокойно жить, баловаться
ими за десертом или при утреннем визите — ну, а с народом, который
благодарно пьет вашу водку, а в тишине думает, что Вы обокрали его, и
уходит помаленьку в раскол, чтобы еще более утвердиться в этой вере —
несколько жутко, хотя очень занятно и даже поэтично2. Впрочем, может быть
все это так кажется издали, а в сущности наш своеобычный народ делает
первые, неловкие тяжелые шаги (в лаптях-то Олимпийские игры и беги не
под стать) к той же культуре, которая и здесь царит и на которую ныне
запрет положен у нас, да вотще. Славянские племена уже потянулись к ней
через Рим, как знаете. Мы потянемся к ней через раскол, штунду, аграрные
потрясения etc. Кто знает? Но будет cosi*: пора перестать философствовать.
* достаточно (итал.)

140
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
И неудобно это: жара адская, 28—30° + Ρ — как нипочем. Тоже и в
Париже. Ночи душные. А в гимназии экзамены. Мой Павлик совсем
опустился, похудел, побледнел, красные глаза и аппетит потерял. Жду Vго августа,
когда наступят вакации, чтобы уехать на море, вероятно, в Бельгию, со
всеми ими. А Вы когда тронетесь из Спасского? Мне любопытно знать, ибо
если дорога Вам будет на Брюссель, то в оный приеду, чтобы повидаться с
Вами, а если на Баден, то возвращение мое пригоню к тому сроку, который
укажете. Напишите-ка3.
Из любопытных людей, кроме Боборыкина, никто здесь не проезжал.
Промелькнул еще Суворин, но я не видал его, ожидая встретиться с ним в
«Нов(ом) времени», что более чем достаточно4. Ничего не делаю, даже не
читаю, кроме, впрочем, Щедрина:5 для меня это своего рода лимонад.
Долго после него остается спиритуозная отрыжка, как после шампанского, а я
старый либеральный пьяница. Даже и то, что он слишком трепещет перед
полицией, точно за ним есть какое-то преступление — еще приятно, как
некая вкусная горечь. Превосходным вашим Полонским передайте мой
поклон6 и получите такой же от жены моей, которая тоже читала ваше письмо
с наслаждением.
П. Аннен(ков)
313
10 (22) сентября 1881. Баден-Баден
21го сентября, 81
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Поздравляю с приездом восвояси, добрейший Иван Сергеевич — и
благодарю за прекрасную фотографию1. Так вот Вы каким ходили по Москве и
по России — всегда добрым, ласковым и ровным. Вы даете надежду о
возможности скорого сличения для меня оригинала с этим удачным снимком.
Какая будет это славная неделя, которую обещаете. Приходи неделя
благодатная — буду ждать с терпением и заготовлять теперь же вопросы,
требующие разъяснения и обсуждения2.
Таких вопросов много. Мы здесь положительно одурели и потеряли
нити событий в отечестве, да и способность понимать, что там происходит.
Может, нечего и понимать, да и в этом еще надо убедиться. Покамест
смотрим на ракеты и бураки возвышаемых и лопающихся министров,
градоначальников, губернаторов и пришли к заключению, что в этом именно и
заключается вся суть дела и весь дух нынешнего управления3.
Дурацкую неделю переживаем — неделю праздников по случаю
свадьбы здешней принцессы, еще недавно ходившей в панталончиках, с подсле-

1881
141
поватым и вислогубым шведским Кронпринцем4. Все суетятся, бросаются
за пожарной командой, парадирующей по улицам, за сингферейнами* с
факелами, распевающими у подъездов присутственных мест. Даже тошно
делается ей-Богу, а особенно по утрам, когда с в'ти часов начинается трезвон
в церквах и пушки палят что есть мочи.
Павлик мой выдержал экзамен из латыни и перешел в кварту**,
свидетельством чего и служит новая, красная фуражка, присвоенная
вышеозначенной кварте. Теперь ходит в ней, как фельдмаршал. Вера все просит из
Карлсру фруктов и шоколаду, которые и посылаем ей массами5. Мы
здоровы. Жена вас обнимает. Я кланяюсь глубоко всем Вашим. Прощайте, друг.
П. Анненков
314
25 сентября (7 октября) 1881. Баден-Баден
7 октяб(ря) 81. Пятница
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Как же, добрейший И(ван) С(ергеевич), получил от Стасюлевича
корректурные листы Вашей повести и написал смутное мнение о них, которое
состоит в следующем. По мастерству рассказа вещь выходит из ряда вон
даже и между Вашими произведениями, но такая грубая культура, как
русская, никогда не уважала формы, а содержание легенды таково, что требует
от человека склонности к миру фантазии, призраков, поэтических видений.
Кроме меня с Вами таких чудаков не обретается в настоящую пору на Руси
и поэтому повесть ожидают там насмешки и — боюсь — настоящее
преследование, ибо у нас писатель, вздумавший отдохнуть на мечте, считается
преступником, заслуживающим смерти на месте, в ту же минуту1.
Поручение Маслова о вине Вы можете исполнить сами лучше и удобнее
меня. Пошлите за неким M Ménager, адрес которого прилагаю. Это агент
винодельцев Кальве, переговорите с ним и сложа руки ждите, пока Маслов
не известит о прибытии боченка с вином. Конечно, условия пересылки,
укладки и проч. будут другие, но франка с 74 бутылка все-таки не
превзойдет2. Из прилагаемого письма увидите, что вино, за которое я
платил 175 ф(ранков), теперь стоит 200 ф(ранков), и на днях я его получу.
Да и старое, уже отстоявшееся дельным образом за лето вино, еще не
выпито и ждет Вашего прибытия. А оно просто образцовое и зовется
«London», но дороже еще того, которое теперь идет ко мне.
* хоровое объединение (от нем. Singverein)
** четвертый [класс] (от лат. Quarta; первый класс — самый старший)

142
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
А насчет простой и махровой охраны, то полагаю, что оба виды эти
придуманы с целью дать проход коронации3. Махровая охрана должна
очистить ей поле, которое предварительно сгладит охрана simple*.
Да чтоб не забыть. Привезите же, ради Бога, те из моих писем, которые
Вы найдете ненужными и пустыми. Их много. Да вы же и обещали4. Как я
удивился, встретив у Ducamp в статье о Флобере те же опасения насчет
писем, которые и меня волнуют5.
Жена моя Вас тоже ждет нетерпеливо и радуется при мысли о свидании
с Вами6. Покамест, прощайте.
П. Анненков
315
6 (18) ноября 1881. Баден-Баден
18
-т- ноября 81
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Итак, любезнейший Иван Сергеевич, вместо всенепременного Бадена
Вы очутились в Лондоне. Да и основательно. Что Вам делать в такой
глуши, как Баден, когда перед Вами центры цивилизации, готовые к приему
Вас, по той или другой причине, с отверстыми объятиями. Прочитав в
газетах, что Вы охотитесь в Англии, где Вас радушно принимают, я только
сказал самому себе «И резонабельно** — и какой умный человек И(ван)
С(ергеевич)»1.
Важнее этого то, что Вы принялись за работу, которую я тоже, по
какой-то иллюзии, принимал уже за конченную и поджидал ее со дня на
день2. Я примирюсь с Вашей изменой Бадену, когда Вы пришлете ее. Надо
писать, друг. Вам уже 63 года стукнуло — не много времени осталось.
Голова еще свежа, хотя изнеможение в кости уже чувствуется, по Вашему
собственному сознанию3. Берите пример с Салтыкова, которому Вы
преподали очень хорошие советы, помните, в Париже — не отказываться от
юбилеев, ибо юбилеи честных писателей есть предостережение для
администрации. На этом основании и ваш английский обед с Рольстоном,
несмотря на некоторую его деланность^ имеет еще цивилизующее значение
в России4. Есть судьи в Берлине! Подражать же Салтыкову наипаче следует
в том, что он день и ночь пишет, в Бадене, Париже, между театрами, женой,
сборами в дорогу, ругательствами и картами5. Я слышал, что третье его
* простая (франц.)
** разумно (от франц. raisonablé)

1881
143
«Письмо к тетушке» велено вырезать, но, отдав это приказание, Игнатьев
почувствовал нужду извиниться перед автором. Прогресс со времен Тима-
шева не малый! Игнатьев пригласил Салтыкова к себе и будто бы на этом
свидании произошел спор по вопросу о литературах, приличных в
абсолютных монархиях, конституционных и в республиканских правлениях. Очень
любопытно было бы знать подробности этой новой теории деления
литературных родов6.
Я собираюсь в мае непременно ехать в Россию, где у меня важные, т. е.
бедственные дела по имению7. Зиму проведу тихо здесь, нюхая воздух по
всем направлениям, из Парижа, Петерб(урга), Англии и Германии, чем я
уже занимаюсь более 10 лет.
Прощайте, друг.
Весь ваш
П. Анненков
316
19 ноября (1 декабря) 1881. Баден-Баден
1 декабря. Четверг
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Добрейший Иван Сергеевич.
Я к Вам с просьбой. Известный Вам Михайлов вздумал перевести
по-французски, стихами, всего «Онегина» и уже начал рифмовать —
недурно. Он умоляет меня снестись с Вами, чтобы доставить ему лучший
перевод «Онегина», который кажется существует в прозе там, у Вас. Это
облегчит много его работу, говорит он. Пересылка перевода, если таковый
действительно окажется, будет, конечно, на его счет, а за ваш труд он
собирается вознаградить Вас вечной своею благодарностию. Внемлите
молениям его1.
Да что это Вы ничего не пишете мне и ничего не присылаете. Ведь я
жду того и другого2.
Дурацкий выстрел Заблоцкого, кажется, никого не возмутил, даже и у
нас3. Теперь воспоследовал второй выстрел из «Порядка» со стороны
Е. Маркова, который уверяет, что русский человек потому пьян, что
художник. Я очень люблю подобные афоризмы, выжигающие глаза. Марков
клонит к тому, что необходимо дать простор и направление эстетическому
чувству народа для того, чтобы отклонить его от сивухи. Могли ли мы
думать, что теории Белинского будут прилагаться к кабаку и от него
исходить4. Впрочем, о чудесах русской литературы лучше бы говорить устно —
так их много — но когда явится к тому случай — это бог весть5. Кстати, вы

144
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
должны быть довольны, что артистическая сторона последнего Ваш(его)
рассказа почти всеми — друзьями и врагами — единогласно признана, что
я и пророчил, помнится6.
Прощайте, друг.
П. Анненков
317
30 ноября (12 декабря) 188L Баден-Баден
\2'го дек(абря). Понедельник
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Вы написали, любезный друг, прелестнейшую вещицу, в которой ни
одного слова, ни одного знака препинания переменить нельзя — так целостно
она сколочена Вами, так пригнаны все шалнера*1. Английская работа,
скажу Вам. Прелесть! И какой характер, верный и полный до удивления.
Успех, по моему мнению, должен быть мгновенный и колоссальный этому
рассказцу в России, а впрочем, черт ее знает, что она такое теперь! Знаю
одно, что всем имеющим образцовых детей станет там страшно. Совестно
даже становится и делать какие-либо замечания на эту безукоризненную
жемчужину. Но без этого, я знаю, от Вас не отделаешься. Скрепя сердце и
единственно в знак дружбы тихонько примолвлю, что в похождениях
Вашего несчастного пребывание его в реке со льдом, который за ночь
образовался вокруг его ног и туловища, показалось мне несколько деланным и
изобретенным между тем, как все остальное кажется необходимостью в
жизни милейшего безобразника. Но Вы можете и плюнуть на это
замечание, как и я сам готов сие совершить2. Я почти догадываюсь об оригинале,
с которого Вы списали этот тип3. Я его видел, да думаю, что у нас на всем
пространстве Империи каждый его видел — на свой век в том или другом
образе. Он всеобщий племянник — от этого, думаю, он и будет принят у
нас с восторгом всеми нашими дядями. Любопытно мне особенно, как-то
отнесутся за границей к нему — поймут ли там этот изумительно русский
тип и какие выведут из него заключения?4 Узнают ли они в нем наших
солдат, переходивших зимой Балканы? Ведь все они до последнего Миши
Полтевы5.
Еще раз поздравляю Вас с маленьким шеф-д'ёвром. Сколько раз
приходилось мне поздравлять Вас с тем же, начиная с недосягаемых «Живых
мощей».
Рукопись Ваша сегодня же идет к Стасюлевичу, который получает
своего рода Кои-Нур в ней, о чем его и надоумлеваю, чтобы не принял за стек-
* петля, стык, скрепы (от нем. гиалнер)

1881
145
лярус6. Не забывайте обещания переслать перевод «Онегина». Вы
называете Михайлова храбрым, а я вижу в нем неудачника, который не вполне
генерал, не вполне адвокат и не вполне литератор. Хочется хоть раз в жизни
сделаться чем-либо полным, хоть литератором, если нельзя быть полным
генералом. Вот и пробует, но удастся ли ему — это еще вопрос7.
Благодарю за большое наслаждение, доставленное мне, и жду от Вас
известий.
П. Анненков

318
12 (24) января 1882. Баден-Баден
24гоян(варя) 82. Вторник
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
И действительно, любезный И(ван) С(ергеевич), пора забастовать о
Мих(айло)ве. Что это такое? Стоит ли все его дело, да и с ним вместе
объяснений, оправданий, беспокойства и проч.? Сознаюсь, что я погрешил
состраданием и бросаю весь случай сей в короб забвения1.
Итак «Порядок» приостановлен. Мне неизвестно пока его
преступление, вызвавшее конфискацию имущества. Не за сочувствие ли «Голосу»?2
А пока «Новое время» будет все жиреть на трупах журналов, зарезывае-
мых администрацией, да чуть ли это и не есть цель всех ее
жертвоприношений.
В газетах русских читаю, что в апреле Вы будете в Петербурге. Я тоже
туда собираюсь, но позднее, в мае. Никаких заключений для будущего
отсюда не вывожу, но только поставляю на вид это совпадение. Нельзя ли им
воспользоваться в том или другом виде3.
Гамбетта, как кошка, все падает на ноги и не ушибается при всех
отчаянных скачках. Вот и теперь по последним известиям добился согласия
комиссии на созыв Конгресса. Выборы в департаментах, может быть, тоже
невзначай окажутся необходимыми и неизбежными4.
Вы, слышно, читали в парижском художническом клубе «Бешеного».
Ну, как понравился и что сказал Высочайший слушатель? Напишите. Из
России еще нет точных слухов о эффекте рассказа5. Знаете ли, что
конкурирует с ним? Религиозная повестушка Л. Толстого в «Детском отдыхе», об
Ангеле, который Бога на земле и в человецех встречает6. Знаю многих,
которые над нею плачут. Русские писатели имеют право жаловаться, как
Гете, на отсутствие большой публики. Раз читающий люд заразился на
мистический манер, то одного и ищет, а большой публики, для
противодействия направлению, не имеется. Это мне объясняет слово графини Толстой,
воспитательницы герцогини Эдинбургской и поклонницы Достоевского7.

1882
147
Она мне брякнула — «Тургенев — большой артист, но строит на песке».
Подите с ними — будто это можно со стороны артиста.
Надеюсь, что Вы меня уведомите о разрешении и положении
Марианны8.
Прощайте покамест.
П. Анненков
319
19 февраля (3 марта) 1882. Баден-Баден
3 марта 82
Не очень весело, конечно, звучит то, что Вы пишете о положении
дочери, любезный Ив(ан) Сергеевич. Бедная она, да и Вы не очень богаты
счастием человек с нею!1 Здешняя Mlle Viardot приходит наравне с нами в
недоумение от замедлительных родов Марианны. Это предвещает большого
ребенка, а с тем вместе и большие, мучительные роды у матери. Известите
меня тотчас — чем кончится процесс2. Приходится согласиться с ее отцом,
который с чужих слов говорит в своей брошюре: «Лучше вовсе не знать о
Провидении, чем знать его в том виде, как оно является всегда перед
людьми»3. Однакож все-таки известите, как оно на этот раз проявилось в деле
Марианны.
И у меня оно работает на свой манер. Мы берем Веру из Института,
потому что она там изнывает от тоски и физически потухает, как убедилась
в том ее мать. Подговорили уже и гувернантку — француженку, знающую
по-английски, — покупаем пианино, очищаем комнаты для них, и к Vму
апреля обе сии дамы уже и явятся к нам, одна со своими уроками, а другая с
полным пренебрежением к ним. И обе будут правы, каждая по-своему. Это
и называется давать и получать воспитание4.
Слышал все, что можно слышать было о таких пошляках, как Лавров и
Скобелев, но к ним прибавилось еще и новое имя — графа Валуева. Роман
его «Лорин» — здесь получен, но еще не был у меня в руках5. То-то
долженствует быть аристократическая ерунда, самая безобразная изо всех
сортов ерунды.
Случайно попалось мне рукописное «Письмо к тетушке» Щедрина,
запрещенное «Отеч(ественным) Запискам» и исключенное из них. Дело в
нем идет о «Священной лиге», устроенной в Петербурге для уничтожения
нигилистов всеми возможными способами и во всех странах Европы, где
они соберутся. Тайные члены этого общества существуют, говорят, и в
Париже. У Щедрина, по обыкновению, членами этого общества состоят
Ноздрев, Расплюев, Симбирские дворяне, генералы Удав и проч., а также

148
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
половые в трактирах и мужики, собранные и купленные для охоты на
либералов. Щедрин заключает очерк восклицанием — «да ведь это
благонамеренное междоусобие ! » И правда !6
Многое еще просится под перо, да оставляю опять в надежде, столько
раз обманутой и все не умирающей у меня, — видеть Вас в Бадене7. Если
приедете до 15 апреля, то комната Ваша у меня будет находиться к Вашим
услугам, по-прежнему.
Калошин, приехавший на днях из России, говорит, что там все очень
печальны и озабочены, но едят и пьют весьма охотно. Будем же подражать
России, ибо, и по мнению Стасюлевича, другого ничего там и делать
нельзя. Однакож берет сомнение, когда видишь цветущие образы дельцов,
вроде Аксакова, Суворина, etc.8
П. Анненков
320
7 (19) марта 1882. Баден-Баден
19 марта. Воскресенье
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Сегодня же, тотчас по получении Вашего письма, любезный И(ван)
С(ергеевич) — и отослал Вашу цидулку к г-же Дюро в Солотурн. Бедная,
бедная беглянка, но какой же сухой народец и тот, который любуется
своим законодательством относительно женщины. Улыбнулся я Вашей
рекомендации сохранять секрет пересылки — кому же бы я стал передавать
здесь его? Да и неразговорчивый я человек на счет чужих делов. А вот —
прошу Вас употреблять меня во всех сношениях с псевдонимом Солотурн-
ским — пересылка денег, писем, всего, что угодно будет произведено с
величайшей охотой и со всем возможным старанием1.
Мы получили известие, что умирающая Алекс (андра) Петровна
Тютчева (у ней сахарная болезнь в сильной степени), на пути в Италию к сестре,
собирается остановиться у нас на несколько дней в Бадене, а случится это
должно на Святой — между Г* и 10 апрелем. Спрашивает, можно ли
рассчитывать на нашу кровлю? Конечно может и должна — господи боже! Мы
уже перестроили всю нашу квартиру так, чтобы она имела свою комнату,
отдельно от нас, Веры и гувернантки, которые тоже к этому времени
появятся сюда2.
В мае и я подымаюсь в Петербург — еду в деревню. Там уже не только нет
легендарных четвероугольных грибов, но нет, как пишут, вовсе признаков
растительности. Что же это такое? А здесь, как нарочно солнце светит, точно,
по словам Гоголя, награду к празднику получило, все цветет и распускается3.

1882
149
Слава богу, что старый Виардо опять восстал, а что касается до
Марианны, то это с ее стороны чрезвычайно любезно — доказать своим примером
глупость всех наших сомнений, опасений и беспокойств4.
Не теряю надежды, что с Вами увижусь еще в Бадене5. Напишите об
этом. Если нельзя будет Вам у нас иметь угол, то рядом с нами (в
Stephanien-Bad) я найду Вам помещение на день, на два — издержка
выйдет ничтожная, а главная цель — свидеться и долго, много, хорошо
переговорить — будет достигнута.
Весьма недурно нынешнее «Внутреннее обозрение» в «Вестнике
Евр(опы)»6. Барон Плес(с)ен, бывший в Петерб(урге) по случаю смерти
своего шурина гр. Шувалова и обедавший два раза у государя, не умолкает
в восторгах о его рассудительности, честности, миролюбии. Игнатьев ему
сказал, — много меня бранят в Европе, но никто не говорит, что я глуп, а
предположение, что я подсказал речь Скобелева, свидетельствовало бы обо
мне, как об олухе и идиоте7.
П. Аннен(ков)
321
Апрель(до 10/22) 1882. Баден-Баден
Я послал, любезный друг И(ван) С(ергеевич), 3 сонатки Моцарта,
этюды Шуберта г-же Дюран и заказал для нее романсы Гуно и кое-что из
Шумана, как вы писали, и, как получится, направлю тоже по ее адресу1. Что вы
делаете и здоровы ли?2 Из России тоскливые известия, не лучше
ирландских3. Да вот скоро и сами въедем в нутро нашей матушки и — посмотрим,
как она там куралесит. Не забудьте привезти с собой мои письма, как не раз
обещали — Бога для4.
П. Анненков
322
10 (22) апреля 1882. Баден-Баден
22 апреля. Суббота
Препровождаю и письмо и просьбу по Вашему адресу Мте Durand. Я
послал ей еще и романсы Гуно, как Вы приказывали1. Давно уже ничего не
имею от Вас. У меня живет теперь страшная руина — бывшая наша
изящная и преумная Александра Петровна Тютчева. Что сделал с ней диабет —
сказать нельзя. Она останется здесь еще с неделю — боюсь, чтобы не умер-

150
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
ла в нашем доме. Слабость более чем младенческая, живот распух, лицо в
морщинах, осунувшееся, как в портретах Денкера (кажется, так)2. Но
голова свежа и аппетит Преображенского солдата. Тем и связывается с миром и
со мной лично. Бедная, бедная, да и не одна она. Наш Маслов, например,
теперь уже, вероятно, и умер3. Последние известия о нем были плачевны —
у него образовалось какое-то видоизменение miserere* — врастание кишек
друг в друга — находился в беспамятстве. Что мы будем теперь делать в
Москве, особенно я — ввиду страшной дороговизны жилья и пребывания
там, наступившей и растущей теперь уже по случаю коронации. Маслов
уже порешен — но вот еще неизвестно, выскочит ли и Кавелин из своего
злокачественного карбункула на шее, над которым в эту минуту
производится операция4. Ливанский лес редеет, и уже все оставшиеся деревья
сочтены, да и те на днях упадут. Вопрос только — за кем очередь?
Ну, а как же Вы? Когда и куда едете — ведь зовут Вас на все стороны.
Любопытно было бы знать — какую выберете?5
Прощайте, друг.
П. Анненков
323
15 (27) апреля 1882. Баден-Баден
27 апр(еля) 82. Четверг
Итак все наши планы свиданий и поездок брошены в воду по милости
Вашей проклятой болезни, И(ван) С(ергеевич)1. Что делать? Деньги 650
фр(анков) посланы Вашей дочери и расписку на них имею2. Вместе с
квитанцией на них — просил еще Мте Durand уведомить, те ли ноты посланы к
ней отсюда, каких она желала, и не хочет ли их добавить другими и более
нужными. И я никаких известий о ходе болезни Маслова не имею, но по
всему что слышал, убежден, что он человек потерянный, да из одной
наглядки к тому же заключению пришел и относительно моей гостьи —
Алекс(андры) Петровны. Боюсь даже, чтобы не умерла в моем доме. С ней
случается то, что было у Дружинина незадолго до его кончины —
обмирание, так что она видит на мгновение смерть лицом к лицу. Впрочем — на
днях собирается убежать в Италию, откуда, сдается мне, уже и не выедет3.
Кстати — об этой же материи. Вспоминая многих приятелей наших,
похищенных нирваной, я написал статейку о Писемском и Дружинине — и
очень желал бы знать — сходятся ли мои портреты с Вашими
представлениями этих лиц. Пыпин не очень доволен статьей и несколько откровенных
* грыжа, диафрагма (от франц. colique de Miserere)

1882
151
строк о «Современнике» выпустил, да и хорошо сделал4. Откровенные
строки не у места — для них нужна книга целая. После нашего Vго мая, т. е.
13го я уже подымусь отсюда, чтобы успеть пробраться на Волгу до
московского коронационного шума5. Как-то назад придется ехать, но возлагаю на
Бога мою надежду. Выздоравливайте и пишите мне — я уведомлю о дне
моего выезда. На днях Михайлов едет в Париж и станет по обыкновению
становиться перед Вами на задние лапки, если примете, благодарить за
советы и глотать куски, какие Вы ему кинете6.
П. Аннен(ков)
324
13 (25) мая 1882. Петербург
25
Пятница уГ мая. СПб.
Пишу на другой день Конгресса, о котором Вас уже уведомил Стасюле-
вич1. Был подробный и жаркий разговор о всем деле посмертного издания
между Стас(юлевичем), Гинцб(ургом), Пыпиным и мною. Все наши
предложения были подвергнуты строжайшей критике (и дельной, надо
признаться в том). Начать с того, что по множеству соображений относительно
нынешнего покупщика книг, уже подорванного 7 или 8 прежними
изданиями — рассчитывать на ежегодную ренту в течение 50 лет, как мы полагали,
по 5 тыс(яч) в год, не представляется возможности — вышла бы громадная
цифра в 250 т. Новый издатель не может согласиться даже на уменьшение
расчета до 1000 т. в год. Вышло бы 50 т., а на это ввиду еще предстоящей
затраты в 20 т(ысяч) примерно на издание, покупщик тоже согласиться не
может. Можно все требовать, но требовать с надеждой на успех можно
немногое. 70 тысяч в течение 50 лет удвоиваются, утроиваются, а тут с
каждым годом ценность товара уменьшается, хотя бы при каком-либо
необычайном случае (от коего боже упаси!) он бы вдруг вздорожал. Кто же
станет рассчитывать на такой риск? После долгих прений общество пришло к
заключению, что предлагать уступку и отчуждение вашей литературной
собственности, несмотря на вышеозначенные соображения —
позволительно, по бывшим примерам, за 40 т., но опять надо еще отыскать такого
капиталиста, что в нынешнем положении рынка нелегко. Попробовать однако-
же можно и должно. По мнению большинства — всего бы лучше
приступить к новому, обыкновенному изданию и получить за него 25 тыс(яч) или
около, а о посмертном сделать распоряжение в завещании и у нотариуса,
выбрав доверенное лицо и указав ему с предоставлением в полную
собственность произведений — кому распределение выгод от них. Иначе они

152
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
сделаются достоянием неизвестных родственников, ибо искание
приобретателя их может продолжиться довольно долго. Но в обоих случаях прежде
всего следует узнать, когда кончается у Салаева нынешнее легальное
пользование «Сочинениями», ибо без того ни к чему приступить нельзя. Это я и
сделаю ныне в Москве2.
Этим и ограничиваюсь в письме. Все будет испробовано, что только
можно. Желаю знать о ходе вашей болезни — и о мнении, которое может
возникнуть у вас по прочтении наших неутешительных рацей, моей и Ста-
сюлевича3. Я старался уговорить г-жу Полонскую и мужа ее ехать к вам в
Спасское, а она желает поспешать к Вам на помощь в Париж4.
П. Аннен(ков)
[Приписка на л. 64]: NB. Пишите мне через Стасюлевича — он будет знать,
где я5.
325
25 мая (6 июня) 1882. Москва
Вторник, £июня 1882
г 25 мая
Москва
Любезнейший друг Иван Сергеевич. Я получил Ваше письмо в
Петербурге и выслушал отписки Ваши к общим друзьям. Вы несправедливы,
изъявляя подозрение, что они и я отказались от вашего поручения и
предоставили Вас самому себе1. Могу сказать о себе, что я этого не делал, и сказать
со спокойной совестью. Прежде всего следовало выяснить план
посмертного издания, который мне казался наиболее важным и занимал нас
преимущественно в Париже, как помните2. Он встретил единодушное
отрицание, о чем я и сообщил Вам, а указание человека для ведения дела о
настоящем издании казалось мне подробностию, которая может еще потерпеть, до
справки с Салаевым. Да притом оказалось, что все без исключения готовы
содействовать словом и делом плану простого издания, и если бы Вы
сохраняли нужное в делах спокойствие и терпение, то увидели бы, что для
выбора доверенного у вас был многочисленный персонал. Но Вы сами его
произвели в лице А. В. Топорова и притом превосходный3. Не только не
удалились от Вас приятели, не скрою, весьма огорченные недовольством и
сухостию Ваших отзывов, но он, Топоров, будет действовать по совету тех
же господ Стасюлевичей, Анненковых, Самарских, которые только и
думают, чтобы удовлетворить Вас. Я вчера прибыл сюда и уже навестил
наследника Салаева, который не только не прочь купить новое издание (за преж-

1882
153
нюю цену, думаю, с прибавкой цифры до 25 т.), но говорит, что надо
приступить к нему по осени, ибо всего осталось прежнего 1200 экз(емпляров),
а они к началу учебного года должны истощиться, прибавляя — «пусть
новое издание полежит, если нужно, но чтобы было наготове для
удовлетворения требований». Мало того — я заикнулся и о посмертном издании, и не
нашел в нем ни малейшего отвращения и ужаса, хотя и предупредил его,
что цена будет не малая и никак не менее 50 т. с. Обо всем этом он будет
сам писать к вам, а я уведомлю Топорова. Помните, что я настойчиво
напирал на то, что не состою Вашим поверенным и все цены суть только
приблизительные и еще ожидающие одобрения34.
Но хуже всего на свете это вести о вашем здоровье. Встать и опять
лечь — это гадость. Надежда остается на слова докторов, обещающих Вам
отпуск в Буживаль — не даром же они говорят такие вещи5.
Маслов безнадежен6. Вот уже третий день спит или дремлет, а
проснувшись, несет чепуху. Меня к нему не пустили, ибо в забвении, как выразился
Федор. Если он и выздоровеет, то будет жить полным идиотом — это уже и
начинается, так как при нелепицах своих, болях и пролежнях ест много,
превосходно и все требует продолжения.
Город здесь взбудоражен «выставкой»7. Туда несется вся Россия и со
всех концов. Цены растут и рвутся из меры, как сказал поэт. Я остановился
в «Лоскутной» гостинице, название дикое, а дом великолепный. Плачу
за № — 3 т. в сутки — и препорядочный. Прилагаю мой будущий,
несколько сложный адрес. «Russie, via Moscou»*, а затем так: «На почтовую
станцию Тагай, Симб(ирской) губер(нии). Такому-то. В село Чиръково».
Прощайте, раздраженный, но милый друг.
П. Анненков
326
15 (27) июня 1882. Чиръково
Щ июня 82
Село Чирьково
Друг Иван Сергеевич. Что это такое Вы пишете? Собираетесь в лучшие
миры — господи помилуй! Этого не может и не должно быть. Запас
органических сил у Вас еще хватит на следующее двадцатипятилетие — поэто-
а [Следует приписка:] Решайте сами посмертный вопрос, если он не кажется вам
неприличным, как друзьям.
* В Россию через Москву (франц. и лат.)

154
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
му жестоко пугать себя и других1. Письмо Ваше до сих прелестных мест
шло 10 дней, а сии прелестные места погружены в безысходную темь, а по
другим сказаниям изживают самую высшую степень культуры и
цивилизации — то есть созидают расколы ежечасно и мысленно делят всю русскую
землю (в буквальном смысле) между собою ежеминутно2. Замечательно,
что раскольники перестают пить, а чистые партажисты*, наоборот,
свирепствуют с пенным, как никогда. Даже и признаки явились необманчивые —
не пьет, значит в православную церковь не ходит, набожен — значит
разоритель семьи и дома, помышляющий о захвате даровом всяческой
собственности. И оба разряда составляют наше благополучие. Из первого
образуются настоящие владельцы почвы, фермеры и кулаки, второй, давая
питейный доход казне, подымает чрезвычайные вопросы, например,
переселенческий, податный и проч. Вот наши настоящие партии, которые дают
политический характер стране. Чудная страна, поистине.
Выставка Московская) точно великолепна3, но она составляет
смертный приговор славянофильству и таким автономам**, как бедный Лев
Толстой. Из нее оказывается, что вся промышленная и купеческая Россия все
это время только и делала, что следила за Европой и рвалась поравняться с
ней. Националу тут приходится довольствоваться невообразимо грубыми,
гадкими произведениями кустарного промысла, которые имеют одно
достоинство — расходятся миллионами. Я видел кусочки тусклых зеркальцев,
обведенных желтой бумажкой, продающихся сотнями тысяч(ами). Сама
Выставка поражает отсутствием изобретения, но громадность средств и
ловкость применения всевозможных образцов делают из нее своего рода
русский шедевр.
Тут я и встретил Л. Толстого. Он обрадовался, был очень добр и мил, но
становится просто непонятен. Если есть кусочек сукна, шелка, парчи,
любой золотой вещицы, которую не может приобрести нищий — то его —
кусочек — надо сжечь, а не выставлять4. Я имел случай прочесть
запрещенную его статью: «Вступление в пространное толкование Евангелия»,
назначавшуюся для «Рус(ской) мысли»5. Здесь он рассказывает, что, принудив
себя причащаться, он был возмущен на обедне провозглашением Христа
богом, приглашением считать хлеб и вино его телом и кровью, молитвой
«Иже Херувимы» — и т. д. Все это противно православию, которого он
считает себя представителем. Что это такое?
Ну вот Катков таки съел Игнатьева и съел накануне того, как верно
знаю, как последний решился сделать ему оф(ициальное)
предостережение6. Новый министр желает водворить порядок, чистоту сделок, верность
обязательствам в деревнях и селах. Пусть попробует. Но достоверно, что
печать будет разделена на имеющих право голоса и не имеющих его7.
* раздельщики (выдуманное слово от франц. partager — разделывать)
** самодовлеющий человек (от франц. autonome)

1882
155
Я уезжаю отсюда скоро — будет с меня! Пишите мне в Петербург по
адресу: «Ивану Вас(ильевичу) Анненкову, у Конюшенного моста, дом
Игнатьева, № 21. Для передачи Павлу В(асильеви)чу»8. Непременно
выздоравливайте. Кланяюсь всем вашим.
П. Аннен(ков)
327
3 (15) июля 1882. Петербург
15 июля 82 !
С. Петербург
Любезный друг Ив(ан) Сер(геевич). Проездом через Москву я опять
вел долгую беседу с анонимным наследником Салаева, содержание
которой передал Топорову, вероятно уже и сообщившему Вам ее главные
черты. Дело в том, что фирма Салаева согласна на покупку издания ценою в
25 т., но желает напечатать не 5.500 экз(емпляров), а 6000. Кажется, на это
можно согласиться, но с условием, во-первых, корректуры Стасюлевича, а
во-вторых, уплаты суммы в два наиближайших друг к другу срока, кроме
выдачи 5000 т. при заключении контракта. Как Вы думаете об этом?2 Затем
фирма находит, что 60.000 за право посмертного издания несколько
преувеличена и выразила поползновение соединить оба издания — и
временное и вечное в одно обладание Салаевской фирмы. На сие я заметил, что
автор желает воспользоваться выгодами раздельных изданий и может их
уступить в одни руки только при условии получить за оба назначенную им
цифру, т. е. 85 000 т. Фирма изволила промолчать. Такую массу денег едва
ли она и может предложить в скорости, а если рассрочить оную на многие
годы, то не стоит и приступать к делу. Окончание его все-таки увидят
только дальние потомки, а может быть найдут и еще лучшие условия в
свое время3.
Маслова перевезли на дачу. Он прилично и спокойно оделся, застегнул
пуговки на перчатках и на мгновение обрел всю свою голову,
попрощавшись просто и трогательно с чиновниками и служителями4. Смерть
Скобелева от него скрывают, чтоб не убить его сильным ощущением5. Историю
страшного провала Курской желез(ной) дороги тоже и по тем же
причинам6. Смерть Скобелева и история провала составляют предмет насущных
разговоров, да и стоит поговорить о них, что я и сделаю уже из Бадена, где
буду в конце июля. Туда, друг, уже и напишите мне по старому адресу:
«Ludwig-Wilhelms Platz, 8».
До тех пор я буду собирать со всех сторон сведения о состоянии вашего
здоровья и о настоящем вашем положении, но без надежды получить ясное

156
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
и верное представление о предмете. Только Вы можете сказать сущую
правду и сделайте это, ради Бога7. Освободите меня от страха, нагнанного
на меня проклятой Кельнской газетой, которой не поправили или мало
поправили позднейшие сообщения Ваши Топорову8.
П. Анненков
328
25 июля (6 августа) 1882. Баден-Баден
Воскресенье 6 августа
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Целую неделю, любезный друг, Иван Сер(геевич), пролежал без пищи
и почти без дыхания в мучительной жабе, тотчас как очутился на немецкой
почве, но еще успел, в первые дни, известить о себе М. М. Стасюлевича, а
затем уже замолк и одурел1. Теперь начинаю просыпаться и берусь за перо,
чтобы восстановить сношения с Вами, друг. Чрезвычайно приятно было
услыхать из ваших уст, что дело издания ваших сочинений начинает
направляться к благополучному концу, благодаря Топорову2. О 24 т. Думнов
никому не заикался, и эта мысль составляет домашнюю тайну между Вами и
этим господином, которую, полагаю, Топоров не примет ни в какое
соображение при контракте. Менее утешительны Ваши сообщения о состоянии
Вашего здоровья3, но все же они такого рода, что позволяют надеяться на
течение жизни, а в наши годы нечего уже и думать о бурных потоках
жизни: хорошо, если она просто сочится понемногу, но ровно. Никак не могу
примирить в голове моей известия о совершенной неспособности к труду и
занятиям с распространившимися в России слухами о двух новых вещах,
написанных Вами для предстоящего издания. Разве это что-либо старое,
заново выполированное и лаком покрытое?4
Ни достаточного мозга, ни физических сил нет, чтобы говорить о
чем-либо, вынесенном из вояжа. Скажу только, что он был не совсем
пустой и дал кой-какие соображения, после которых втройне противны мне
сделались журнально-рутинерные посвистывания людей, вроде Михайлова.
Вы хорошо сделали, что не приняли его в Париже — он отравил бы вам и
ту часть воздуха, которым вы там дышали. Что он говорит теперь о Кукуев-
ской катастрофе!5 Костры советует разводить — точно артиллеристы,
инженеры, интенданства, родная ему адвокатура и наша литература, и наше
общество — не те же кукуевцы. Кто же кого будет валить на костры.
Мне совершенно необходимо знать о дальнейшем ходе Вашей болезни и
нравственном вашем состоянии. Я надеюсь, что Вы не откажетесь
удовлетворить этой нажитой мною потребности, которую правильно поймете,

1882
157
если оглянетесь на общие наши зады6. Передайте мой глубокий поклон
всему семейству Виардо — и прощайте. Устал.
П. Анн(енков)
329
29 июля (10 августа) 1882. Баден-Баден
10го августа. Четверг
Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Baden
Почти также скоро и я отвечаю на последнее Ваше письмо, любезный
И(ван) С(ергеевич). Во-первых, очень должна быть любопытна статья об
Аксакове и славянофильской семье, если Вы будете говорить о них правду,
как понимаете их в глубине своей совести и сознания: этим Вы окажете и
акт гражданского мужества при нынешнем господстве партии,
надменности ее тона, тирании ее приговоров Европе, интеллигенции, свободе1.
Во-вторых, есть еще и дело до Вас и притом, как часто бывает с Вами,
собственное Ваше дело. Вы забыли, что оставили у покойного H. Н. Тютчева в
Петербурге целый ящик с книгами и бумагами. Он остается теперь в руках
Сергея Ник(олаевича) Тютчева (Адрес последнего: Васильевский остров,
12 линия, д. № 7, кв. № 13). Между книгами находится множество томов
«Biographie universelle», так много читанный Вами прежде, а между
бумагами черновые тетради «Рудина», «Накануне», «Где тонко, там и
рвется» — и проч. Последние я велел однакож переслать сюда, ко мне, и они
уже прибыли. Что прикажете делать с ними, а особенно, что прикажете
делать Тютчеву с книгами?2 При этом я вспомнил, что мы говорили в Париже
о ящике с бумагами (письмами), который назначался Вами тоже к
отправлению сюда, в Баден, для разбора, хранения или уничтожения. Передумали
Вы дать ход этому проэкту или еще не оставили его?3
Итак кадетские корпуса снова восстановляются, ибо славное имя
приобрели в истории нашей, говорит Указ4. Двор все более и более делается
игрушкой своих советчиков — каждый день ушки или Каткова, или
Победоносцева выставляются ярче и заметнее5. Поворачивай назад, сколько
пространство позволяет, а дорога уж найдется сама собой. Точно можно
спастись, становясь спиной к врагам своим. Им еще и лучше направлять
удары в спину, ну, да господь с этими глупо сантиментальными мерами,
посредством которых люди вертятся на одном месте всю жизнь.
П. Анненков

158
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
330
6 (18) августа 1882. Баден-Баден
18 августа 1882
Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Baden
Так и будем делать с настоящими и будущими бумагами Вашими, как
приказываете, любезный И(ван) С(ергеевич)1. Кроме Вашего известия о
себе, я еще получил довольно благоприятные сведения о Вашем положении
от Стасюлевича — радует меня, что туча, висевшая над Вами, если еще не
ушла за горизонт, то все-таки разорвалась на части и немножко небушка
открывает2. Что касается до молочного лечения, то Ф. Я. Карель,
лейб-медик, известил меня в Баден о совете, преподанном им Вам — приступить к
этому лечению и переслал мне русскую брошюру своего изделия о
предмете, которую я не препроводил к Вам потому, что Вы имели от него ту же
брошюру по-французски. Моя имеет еще его отметки красным карандашом
наиболее замечательных случаев выздоровления после приложения этого
метода. Не нужно ли переслать ее Вам, под бандеролью?3
Извещаю Вас, что 23 августа я на две недели еду в горы, а именно на
Утлиберг, близ Цюриха, так как этот пункт только в 6 часах езды отсюда.
Доктора посылают туда жену и Павлика, а за ними и я. Переписку со мной
не прекращайте — через ночь я буду получать все, адресованное мне в
Баден. Скажите И. П. Арапетову, что 15 сентября я его жду в Баден, по
обещанию и прибавьте от себя, что это чуть ли не лучший месяц в здешних
странах. Разумеется, это только в таком случае, если не вздумает
прокатиться сам на Утлиберг, где отличный ресторан, изумительные виды на
озеро и на Оберланд, а также и изумительная тоска, но тоска — это просто
спасение души в наши годы4.
Хорошую фразу привели Вы из перевода ваших повестей — за хвост и в
солнце!5 Да чем же хуже ее француз, передавший будто Вы где-то сказали,
что помещики в России кормят собак «ортоланами»*6.
Прощайте, друг.
П. Анненков
* садовая овсянка (от франц. ortolan)

1882
159
331
20 августа (1 сентября) 1882. Утлиберг
Vго сентября 82. Утлиберг
Сочинитель псалмов, любезный друг И(ван) С(ергеевич), однажды
воскликнул: «Из преисподней воззвах к тебе, Господи», а я буквально
исполнил его риторическую фигуру на деле, т. е. свалился в пропасть в одну
из горных прогулок1. Вас удивит, как это могло случиться. Да просто:
спускаясь после небольшого дождя в долину, я поскользнулся и полетел вниз,
перескакнув, уж не знаю как, через перилы, ограждавшие дорогу, и
покатился затем по скату, мимо кустов, пней, камней, до площадки, которая
остановила меня (дай ей бог существовать до второго пришествия!).
Сбежавшиеся люди притащили меня на руках в отель, раздели и положили в
постель. К счастию, не оказалось никаких органических повреждений, только
физиономия разодрана, как церковная завеса, с верхнего конца даже до
нижнего2, глаз чудовищно опух, но не тронут, по всему телу раны и
ушибы — особенно правое колено пострадало и ноги вообще, но кости целы.
Голова тоже, кажется, свободна, как и можете сами видеть. Странно, что
когда я летел вниз (одно мгновение), в голове у меня вертелось
предсмертное восклицание митрополита Макария: «да что же это такое, Господи?»3
Седьмой день лежу теперь в холодных компрессах и слушаю восклицания
докторов «nur Geduld»*. Это хорошо, но 15 сентября н. с. думаю отсюда
спуститься опять в Баден. Будет, надышался здешним крепительным
воздухом до опьянения. А мораль всего этого следующая: в 65 с лишком лет
надо ходить осторожнее, как по горам, так и по всем жизненным и
умственным путям вообще4. —
Покамест я мог бы еще здесь получить Ваши заметки и мысли, о
которых писал мне Стасюлевич, если только Вы собирались переслать их мне5.
Я очень люблю этого рода автобиографии, особенно Ваши: кроме формы,
которая так искусно и просто охватывает у вас содержание, но и само оно у
писателя, много видевшего на веку своем и много думавшего о виденном,
еще интересно, что бы ни говорило.
Я оказался ослом перед Стасюлев(ичем), смешав предполагаемого
автора замечательной брошюры «Черный передел», умного и дельного
Муромцева, с поганцем Мордовцевым, пишущим исторические романы. Пусть
Стас(юлевич) простит мне это затмение — бывают и не такие у людей,
после меньших катастроф. Скажите ему об этом, когда увидите его6.
Человек никак не может предвидеть ни откуда явится ему беда, ни
откуда помощь произойдет. Думали ли Вы, что Карель и Топоров будут
агентами — пособниками Вашими в двух случаях, когда требовалась помощь и
* только терпение {нем.)

160
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
настояла крайняя нужда. Дай бог, чтобы они довели дело свое до
благополучного конца. Вам, кажется, необходимо самому поблагодарить Кареля в
случае успеха: это его сильно подымет в собственных глазах, ибо лечение
молоком — это его dada* и ко мне он обращался только затем, чтобы его
idée fixe** дошли до Вас7. Адрес его Топоров хорошо знает.
Выздоравливайте же, друг, и будем вместе торжествовать, как люди, близко видевшие
смерть подле себя.
П. Анненков
332
2 (14) сентября 1882. Цюрих
Цюрих. 14 сентября
Четверг
Я съехал, любезнейший И(ван) С(ергеевич) со своего Синая, как
видите, где тоже беседовал в своем роде с Богом, потому что холодно стало, а о
тучах и говорить нечего — жили, обедали, спали, окруженные постоянно
облаком. Завтра выезжаю из низменного Цюриха еще в более низменный
Баден — и с удовольствием. Во-первых, раны заживают и ноги оказывают
готовность послужить еще лишний срок, без особого вознаграждения, а
во-вторых, там ожидают меня дары Св. духа, вами приготовленные и
освященные. Вы не можете представить себе, как мне любопытны и интересны
эти таинства вашего кабинета1. Порадовался я также и окончанию дела с
изданием: Глазунову легче будет справиться с оттяжками Думнова, чем
кому либо другому, а редакция M. М. Стасюлевича сообщит всему
приличный вид. Поздравляю Вас2. Скажите M. М. Стасюлевичу, что последнюю
его отписку я здесь получил. Он, между прочим, намекает в ней о новых
мерзостях Толстого, но не перечисляет их, а было бы очень занятно3.
Люблю крупные мерзости: они как электрические маяки отлично освещают
местность и все, что в ней происходит. Я здесь мало слышу о них, однакож
попадаются. Вот, например, выстрел, пущенный нашей госпожой Фейгин
себе в грудь и притом за спиной любовника, садившегося в ванну4. Разве
это не фальшь фейер***, освещающий крушение смысла и ума? Или другая
наша госпожа Блавацкая, будто бы внучка Елены Долгорукой, посвятившая
себя пропаганде Буддизма (!), как единственно спасительной религии,
которая должна обновить человечество, и для этого уехавшей на Цейлон и в
* [это его] конек {франц. — c'est son dada)
** навязчивая идея {франц.)
** фальшивый огонь (от нем. falsches Feuer)

1882
161
Индию и шляющейся там по буддистским монастырям5. Что это такое?
Разве это не философствующее сумасшествие? И такова вся наша культура.
Нет уж лучше те красивые фигурки, которые без темперамента и претензий
на развитие просто отправляют свои органические нужды за границей.
Одна из таковых просила меня поклониться Вам: это барышня
Мартынова — премиленькая6. Она очень любит Вас и говорит о Вас даже с
чувством, между примериванием шляпок и ботинок. Это именно и ручается за
искренность отзыва.
Прощайте, покамест. А в каком теперь положении ваше здоровье?7 И
как поживают все ваши — поклонитесь им.
П. Анненков
333
12 (24) сентября 1882. Баден-Баден
24 сентября. Воскресенье
Да я оттого и не писал Вам, добрейший И(ван) С(ергеевич), что все
поджидал дорогой вашей присылки с намерением отвечать уже зараз1. Я и
теперь зову ее всеми силами моего живота. Вот уж неделя, как я
благодушествую в Бадене. Все приходит помаленьку в порядок — только правое
колено и соответствующая ему нога, сильно зашибленные, ноют и болеют,
но это продолжится еще долго2. По невозможности ходить много предаюсь
чтению с азартом и одолел два томища истории рус(ской) церкви Е. Голу-
бинского3. Вы не станете читать этого благочестивого революционного
увража* и его обличений — тем более, что, я слышу, вы поправляетесь4, а для
занятия книгой требуется непременно, чтобы кости были поломаны или по
крайней (мере), чтобы роптали и протестовали против учиненного им
беспокойства. Можете поэтому представить себе, с каким нетерпением жду
вашего развлекающего, светлого и содержательного слова. Шлите же его,
шлите скорей.
Весь ваш
П. Анненков
* сочинение (от франц. ouvragé)

162
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
334
19 сентября (1 октября) 1882. Баден-Баден
Vго октября. Воскресенье
Мастер чудный! Пишу Вам под впечатлением только что прочитанной
превосходной Вашей повести1.
Вы не должны ожидать, да, вероятно, и не ожидаете, чтобы она
дружелюбно была встречена на нашей родине людьми, обзывающими
сумасшествием всякий психический случай, открывающий позади реального мира
еще какой-то другой, и весьма могущественный мир. Тут чем
художественнее переданы просветы в те пучины души, которые живут в человеке, тем
сильнее озлобление и негодование политиканов и физиологов, думающих,
что все может и должно быть ощупываемо патологией, химией и просто
руками. От них, конечно, Вы не найдете привета.
Со всем тем смело посылайте свою вещь в печать и без всяких
поправок, ибо тут нет ни одной фальшивой черты, никакого пробела и никакого
преувеличения или чересчур сильного размаха фантазии и выражения. Все
просто, обыденно, так сказать — и полно смысла. И какое мастерство — не
впадая в супернатурализм и мистическое своеволие, держаться на границе,
где они именно начинаются, стоять на одной почти с ними почве и держать
их в узде. Не раз удивлялся я художественной силе, которая необычайный
случай умела представить как нечто совершенно естественное и нисколько
не имеющее характера диковинки. Тот еще не понял рассказа, кто не может
представить его себе как «истинное происшествие». Надо было большое
искусство, чтобы сделать его таким. Особенно тонко и эффектно проведено
в нем чувство критическое у Аратова по отношению к Кларе,
переплетающееся со страстью и любовью, которые потом и одолели его вполне.
Клара — живое лицо, будучи вместе с тем и поэтической загадкой: это —
тайна таланта создавать из психических ребусов поразительные образы.
Признаюсь, меня несколько смутило то, что вы заставили ее отравиться после
первого акта оперы — в самом театре — самоубийство все-таки
сопровождается некоторым раздумьем, — но, вникнув в дело, нашел, что черта эта
почти необходима в экономии ее портрета. Последние страницы с
видениями Аратова — суть шедевры этого рода описаний. Самая искренняя вера в
реальность галлюцинаций Аратова не покидает читателя, между тем как
под ними он чувствует все время невидимую струю натурального
объяснения дела. Это и составляет премудрость художника! Может быть,
следовало бы настойчивее показать, что Аратов есть отшельник и аскет, ибо только
с аскетами могут случаться такие пассажи, и крупнее обозначить все
намеки, которые у вас существуют на эту сторону его характера, но замечание
мое походит на приискивание укоров, когда нет никаких готовых в
распоряжении. Не знаю, будет ли иметь успех эта вещь в нашей публике, весьма

1882
163
самодурной (ведь имела же успех «Торжествующая песнь любви»2), но
знаю, что если вам важен и успех у одного человека, давно наблюдающего
за литературными гешефтами*, то успех полный, совершенный,
непререкаемый. Мастер чудный, написавший на 64 году жизни «После смерти»,
кланяюсь вам моим скромным поздравлением.
NB. Справьтесь, пожалуйста, кажется ни в одном Евангелии нет
восклицания: «Смерть, где твое жало?», а только в каком-то гимне или
проповеди3. Затем
Письмо Татьяны к Онегину начинается так: «Я к вам пишу — чего же
боле?»
Затем. Излияние страсти начинается у Пушкина стихами:
«Другой!.. Нет, никому на свете
Не отдала бы сердца я!
То в вышнем суждено совете,
То воля неба: я твоя;
Вся жизнь моя была залогом
Свиданья верного с тобой;
Я знаю, ты мне послан богом,
До гроба ты хранитель мой...
Ты в сновиденьях мне являлся,
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный взгляд меня томил,
В душе твой голос раздавался, etc.4
Посылаю рукопись — вы видите, что я не задержал ее, но не успокоюсь,
пока не получу известия, что она до вас дошла аккуратно5.
П. Анненков
335
28 сентября (10 октября) 1882. Баден-Баден
10 октября. Баден-Баден
Только два слова на нынешний раз, Иван Сергеевич. Спасибо за все
лестное, что вы сказали в первом письме обо мне1. Самолюбие мое, давно
уже принявшее схиму, подняло было голову, да я опять придавил его к
земле. Как только получу заказ от M-me Durand, так тотчас же и вышлю ей все
требуемое, — перебросьте мне название ее отеля — позабыл2.
Я совершенно схожусь с Вами в оценке письма Щедрина3. Проэкт
финансовой операции в конце его кажется сух, но если бы ему позволили раз-
* дела (от нем. Geschäfte)

164
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
вить мысль, что подлая священная лига не чужда биржи, то последняя
часть рассказа могла бы быть еще лучше первой. Впрочем, знатно и так,
только надо уметь понимать этого неистощимого в озлоблении писателя.
А я в воспоминаниях о вашей повести утверждаюсь в убеждении, что
нет ничего преувеличенного в моем отзыве о ней и что она прелесть.
Где поместите Вы перевод ее? Хочу прочесть, Аобы проверить
впечатление на иностранном диалекте4.
Корректуры «Зигзагов» еще нет5.
Прощайте, друг.
П. Анненков
336
2 (14) октября 1882. Баден-Баден
14 октября. Суббота
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Иван Сергеевич! Вместе с Вашим письмом я получил от Стасюлевича
«Стихотворения в прозе» и точно такое же письмо, как и Вами
сообщенное. Пересылаю оба. Я вполне понимаю умиление, овладевшее магнатами
«Вестника Европы» при чтении «Стихотворений»1. Они редко способны
оценить правильно целую постройку или ход идеи в большом
произведении, но к жалу несложного рассказа очень чувствительны: тут они ничем
не развлечены. Да на этот раз они и правы. Я хоть и не плакал на
отдельных пиесах «Стихотворений», да зато общий их характер просто ослепил
меня: темные кружки пошли в глазах, а из этих кружков стал выделяться
удивительно симпатичный образ автора — что за гуманность, что за теплое
слово, при простоте и радужных красках, что за грусть, покорность судьбе
и радость за человеческое свое существование. Вы написали себе
панегирик, Иван Сергеевич, этими стихотворениями и очень ошиблись, думая,
что в них нет ничего личного, субъективного. Личное-то в них и играет
первую и самую блестящую роль, личное-то и составляет их parfum* и
прелесть. Некоторые из рассказов мне показались бессодержательными, или я
их не понял: таковы «Соперник» и «Конец света», но сохрани Вас бог
дотронуться до них или выкинуть их: весь чудный аккорд будет нарушен, они
необходимы в нем, как, пожалуй, неправильности в ином лице, которые
составляют часто его красоту. Да и за один их язык они должны остаться там,
где стоят — и от них несется та же очаровательная нота, как и ото всех
других2. Только и могу придумать замечаний, да вот еще что. Почему бы, ка-
* букет (франц.)

1882
165
жется, не привести имени «Вревской» целиком3. Ведь это трогательная
надгробная надпись — кого может привести она в соблазн? Важнее другая
заметка — в чудном рассказе «Христос» меня кольнула прибавка «Сон».
Какой же это сон, когда это лучезарное видение! Тут нечего просыпаться, а
только констатировать исчезновение видения. — Вообще, друг, словом и
эпитетом сон — вы злоупотребляете. Или все сон, или ничего не сон в этих
стихотворениях, и нет причин награждать один из них «извинительной»
надписью, а других нет4. Во всяком случае они, повторяю, представляют
оригинальное и обаятельное явление в высшей степени, и я жду с
любопытством, какое впечатление произведут они на нашу публику. Тут для меня
вопрос чисто зоологический, именно узнать наверное, какая у нее шкура —
носорожья ли, которую ничем и никакой поэзией пробить нельзя, или с
человечьими порами, способными принимать свет и теплоту извне5.
Стасюлевич приказывает переслать Вам корректуру, но вы имеете
дублет ее — то нужно ли? Буде нужно: сейчас же и отправлю6.
Я уже выслал Мте Durand книги, но счета еще не получал от Маркса,
который вам передам в свое время, о чем и ее уведомляю7. К требуемым ею
книгам я присоединил из богатой (излишне) детской библиотеки моих
детей три апробованных английских рассказа и два немецких. Они отслужили
хорошо у меня — то же, вероятно, сделают и там.
Поклонитесь от меня всем вашим и самому себе. Счастливец! В такое
короткое время и с одра болезни переслать два шедевра — кому это
удается?8
П. Анненков
P. S. Г-жа Анштетт просила меня передать Вам свое соболезнование о
Вашей болезни, что и исполняю9. Что касается до меня, то я совсем здоров,
только прихрамываю наподобие уличных собачонок, которых видел с
перебитой одной ногой. Колено не желает следовать примеру других
ушибленных частей, но надеюсь справиться и с ним.
337
18 (30) октября 1882. Баден-Баден
30 октября. Понедельник
Вы еще, надеюсь, в Буживале, куда Вам пишу теперь. От Мте Durand
получил благодарность за книжки, чему рад. Прилагаю ноту Маркс —
немного выходит, а замешкалась она оттого, что мы на днях похоронили бедную
Розалию Маркс — кажется, вашу знакомку1. Смерть ее дала мне поучение:
она с полгода назад упала в своей комнате и повредила себе ребро. Все за-

166
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
жило, как ни в чем не бывало, да вот на 6™ месяце опять разболелось и в
могилу свело. Avis au lecteur, т. е. à celui qui écrit ce récit*2.
Что y вас там делается? Идиот Husson на днях меня встретил и говорит:
«Поздравляю Вас — вы получили вторую Россию во Франции — заговоры,
динамиты, поднятия на воздух, террор судей и угрожающие письма к
выдающимся лицам, совершенно как у вас». Врет идиот — оно то, да совсем
не то. Рассказал, что Du Camp оглох совсем и на вопрос — как здоровье? —
отвечает — да, погода дождливая. Жалко3.
Вы, разумеется, читали в октябрьской книжке «Вес(тника) Евр(опы)»
статью «Львовский процесс». Это одна из тех, которые устанавливают
мнение о предметах и уничтожают все другие, им противоречащие. Газеты,
утверждавшие, что это вопиющее на небо преследование и притеснение
русинов — молчат. Желал бы знать, кто этот Н. С, подписавшийся под статьей.
Много он раскрыл неведомых вещей, да и Стасюлевич пишет, — много
потрудился, чтобы удержать статью в журнале4.
Мы здесь освящали новую русскую церковь, расписанную кн.
Гагариным в византийском вкусе, по образцам, оставшимся в Равенских церквах5.
И вот что значит стиль, какой бы он ни был, но только стиль. Живопись
плоха, а эффект значительный и иностранцы приходят глазеть и
любоваться.
Я хромаю, скоро устаю, беспрестанно смачиваю каким-то снадобьем
ногу, но бодр и на вид очень хорош, говорят. Как Вы?6
Прощайте, друг.
П. Аннен(ков)
338
29 октября (10 ноября) 1882. Баден-Баден
10го ноября. Пятница
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Аккуратно получил, добрейший Иван Сергеевич, ваш долг, да еще и с
походцем, который при случае возвращу1. Вы, кажется, любезный друг,
передумали осчастливить меня высылкой остальных, интимных ваших
«Стихотворений в прозе», но я не намерен освобождать Вас ни от одного из
Ваших обещаний2. Как там хотите, а расплачивайтесь. За Вами состоит еще
промесса** выслать мне ящик с бумагами, но это, полагаю, может только
воспоследствовать после переезда Вашего в Париж3, а «Стихотворения»
* Предуведомление к читателю, [т. е.] к тому, кто пишет этот рассказ {франц.)
* обещание (от франц. promesse)

1882
167
могли бы и теперь совершить недалекий путь в Баден. Я заинтересован ими
в степени, какую Вы и не полагаете. Так писать свою биографию, как Вы
это делаете, может только поэт-мыслитель, жизнь которого состоит не из
сцепления фактов и внешних событий, а из ряда образов, отмечавших ход
этой самой жизни. Большое наслаждение наблюдать превращение реальных
явлений в лучезарные картины, в реальные фантазии, смею выразиться.
Сего именно и требует душа моя, но прибавлю в виде оговорки: «Твори,
господи, не яко же аз хощу, но яко ты хочешь»4.
Интересов у нас нет никаких здесь. Сюда приехал на зиму профессор
Герье с семьей, вероятно знакомый Вам5. На нем я учусь познавать, как
могут сочетоваться честность, прямота и большая ученость с узким
горизонтом зрения. Все в нем дельно, прелестно, увлекательно и все как-то мало,
приземисто. Растолковать себе этого не могу. Он не очень любит и не
понимает Щедрина. Все его лица и описания, говорит, не встречаются в
жизни, таких генералов, тайных советников, подлецов и глупцов нет в
действительности. И правда — только эти гиперболические образы
чрезвычайно объясняют существующие типы. Не соглашается — фальшь не может
быть комментарием истины. Кстати, последняя идиллия Щедрина тоже
очень хороша. Он мне прислал свою книжку «Письма к тетушке». Я
благодарил, сопровождая это в честь его архиерейским трезвоном во все
колокола6.
Передайте поклон мой всем Вашим и бодритесь. Я это делаю успешно с
собой.
П. Анненков
339
7 (19) декабря 1882. Баден-Баден
19 декабря 82. Вторник
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Что это такое? Опять болезнь, мучение, операция, катастрофа, Иван
Сергеевич! Я уже подозревал, долго не получая от Вас известий, что
что-нибудь неладно у Вас, но этого не ожидал. Всё еще надеюсь, хоть и
очень напуганный неизвестным мне термином «невром», что, может быть,
это шишка с вонючей кашей, какая иногда у людей на голове вырастает,
как у покойного Η. Ф. Павлова (на шее). Но Вы прибавляете, что операция
представляет некоторую опасность. Это уже нечто другое, ибо этот род
шишек, о котором говорю, целится двумя-тремя штрихами операционного
ножа. Во всяком случае молю Вас, друг, держите меня в известности о ходе
этого зловещего нароста1.

168
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Негодую на Стасюлевича за перемену заглавия Вашей повести. Глупее
этого ничего сделать нельзя. Не подумал, осле, что именные заглавия
выражают намерение автора представить тот или другой тип, а тут не в типе
дело, а в редком и замечательном психическом явлении. Советую, если не
поздно, остановить перемену — только меня не выдавайте при этом2.
Сердцем радуюсь и руками плещу о 124 стихах Пушкина, раздающихся
впервые из гроба поэта. Но каковы наши писатели! Ведь Бард, умолчавший
о своем сокровище, сам был при разборе бумаг Пушкина, знал об усилиях
издателей подобрать каждую строку поэта — и притаился. Наследник же
Барда никогда и не вспомнил, что в хламе бумаг есть нечто повыше
писаний его отца и живописаний его собственных. Как еще не отправил он
драгоценную тетрадку в ватерклозет! Удивительный пиетет русских людей к
своим grands hommes'aM*3.
Я не в шутку подумываю переселиться по лету в Россию со всей семьей.
Жить более нельзя за границей. Курс упал до 195 пфеннингов за рубль, да
упадет еще и более, вследствие слухов, выпущенных из Берлина о наших
вооружениях4. Это злая шутка в виду укреплений, настроенных по Балтике
и по границе Галиции Пруссией, Австрией. Но как ни возмущайся
коварством соседей, а разменивай свой рубль на 50 копеек. Будет — устал
разыгрывать в чужом пиру похмелье. Я уже выписал студиоза из Киева для того,
чтобы он перевел Павлику немецкую науку на русский язык и обучил его
чтению по-славянски — сидят теперь за титлами и за Буслаевым. Что за
гиль, а требуют. Экземпляр, мною полученный из Киева — любопытен.
Настоящий гоголевский Фома-философ, и как он груб и стыдлив —
возмутительно резок и деликатен — только горелки не пьет, а вместо того
восторгается немчиной. Словом старый тип, но исправленный Владимирским
университетом5.
Прощайте, друг.
П. Аннен(ков)
* великие люди (франц.)

340
2 (14) января 1883. Баден-Баден
14 января. Воскресенье
Не стану говорить, каким ударом было Ваше письмо для меня1. Вышло
бы глупо. Я все думал — авось и так сойдет, а когда действительность
подошла с ножами, страданиями и, может быть, с катастрофой — так в глазах
потемнело. Ни думать, ни писать об этом не хочется, да и страшно — ох,
страшно. Умоляю Вас или Мте Viardot известить меня телеграммой, как
сошла операция и в каком Вы положении2. До тех пор не имею сил ни
мыслить о Вас, ни говорить с Вами. Умоляю о телеграмме.
П. Анненков
341
3 (15) января 1883. Баден-Баден
15 января 83
Понедельник
Вчера вечером получил, Иван Серг(еевич), вашу телеграмму1. Туча
миновалась. Слава богу и трижды слава! Но обольщаться этим все-таки не
очень следует. Всякие эти операции, хотя бы и удачные, оставляют после
себя следы, которые другие наши болезни, по старому выражению,
вынимают, чтобы Государеву здоровию повредить. Вам следует смотреть за
собою еще более тщательно, чем доселе делали. Прежде всего это нужно,
конечно, для Вас, а потом и нам в стороне оно необходимо, ибо во второй раз
переживать то мучительное состояние страха, в котором пробыли целые
сутки, право не хотелось бы.
Когда вы отдохнете и поправитесь, расскажите мне, прошу вас, всю
процедуру пыточного станка, на котором вы лежали. Долго ли, хлорофор-

170
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
ми(ро)ванны или трезвые, и что ощущали? Кто делал операцию, кто был
при Вас? Для души моей это нужно2.
Вы знаете уже о бедствиях, постигших Германию. Баден стоял, как
сказочный город. Вся долина Мурса до Расштада и далее до Страсбурга
превратилась в одно море — две деревни совсем снесены, в других здешние
дома из грязи провали(ли)сь — поля, посевы, запасы все погибло. Мы
делаем лотереи, колекты*, концерты с арфистками и винтрилоками**.
Парламент в Берлине, слышно, назначил в пособие 3 мил (л иона) марок, но что
значит это для пространства от Кельна до Тироля и Альпов3. А тут известия
из России! Феоктистов шеф цензуры! Я его видел летом в Петербурге: он
уже приготовлялся к посту, окормленный кровавым мясом, скрежеща
зубами, свирепый и выдержанный как собака — волкодав. Вяземский совсем и
не был болен, а притворился таковым, чтобы уйти от новых цензурных
уставов4. Университетский устав 63 года однакож не удалось упразднить
Каткову — он только изменен. За автономию университетов стоял, говорят,
Делянов5. Вяземский, Делянов — защитники свободы! Вот так время!
Увидите, что скоро Катков прослывет за нестерпимого вольнодумца и придется
искать новых людей для мрачного режима. Они уже и показываются.
Смерть Гамбет(т)ы и его похороны одинаково ошеломили и меня, и
немцев, только в разных смыслах6. Последние, несмотря на лицемерное
сочувствие газет, несомненно радуются событию. Но вот что меня изумляет.
Как могли французы придти к мысли о манифесте и к заявлениям, что
потеря Гамбет\т)ы не обессиливает Франции в ее национальных стремлениях
и ее силе. Это просто самоунижение добровольное и очень наивное. Нашим
дурацким органам позволительно было говорить о том, что в случае войны
явятся и другие Скобелевы, но французским излагать ту же мысль —
неприлично7.
П. Анненков
342
25 января (6 февраля) 1883. Баден-Баден
6 февраля 83. Вторник
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Высвободившись наконец от жабы и от последовавшей за ней диареи —
могу писать Вам ответные строки на Вашу записочку. Чего вы благодарите
за участие? Кто не принимал участия в Вас, прожившем полчаса под
ножом? Из газет знаю несколько подробностей об операции и только головой
* сбор пожертвований, складчина (от франц. collecté)
** чревовещатель (от франц. ventriloque)

1883
171
встряхиваю — не хорошо было!1 Надеюсь, что дело не ухудшилось с
последнего известия Вашего. Говорят, что Вы даже и не стонали. Не люблю я
этого мужества, хотя и сам расположен ему подражать в случае нужды: оно
увеличивает страдания, а зачем? Чтобы стоять выше природы! Затея!
Я еще не благодарил вас за полномочие разобрать ваши бумаги, в
случае смерти. Теперь оно пропало — туда ему и дорога2. Желаю, чтобы
никогда и не возвращалось.
Я еще не говорил с вами и о новых стихах Пушкина3. Есть пара
прелестных строф и не менее замечательных черновых набросков, из которых
вышли впоследствие перлы. Для меня приемы поэта-алхимика в своей
лаборатории почти также важны, как и самые результаты их.
Перечел «Клару Милич», еще раз облизался и остаюсь при прежнем
мнении. Дело совсем не в разительном сходстве портрета с несчастной
Кадминой, чем кажется всего более занята публика, а в психическом
процессе, вызванном ее смертию, у человека, не распознавшего ее при жизни.
Судя по вашему молчанию, можно думать, что и Вы стоите за поэтический
портрет, не более. Тогда я и против Вас4.
А что такое деется в Париже? Я что-то плохо понимаю — хорошо или
дурно поступили с Орлеанскими5 — знаю только, что страхи за республику
отразились падением курсов и цен на всех биржах, и от страхов этих
потерял и тот, кто их не испытывает, напр. ваш покорный слуга. За что такая
напасть?
В России танцуют, в Ирландии вешают подозрительных, у нас на Рейне
подбирают утопленников, которым еще лучше, чем тем, которые
спаслись — катастрофы на железных дорогах и на морях постоянные.
Последние дни приходят, антихрист народился6. Надо ехать в Киев
отмаливаться — куда летом и собираюсь, побуждаемый кроме жажды по
архиерейской службе, которую давно не видал, еще и необходимостию поместить
моего Павлика в гимназию Галагана, где славно едят, мало учатся и имеют
все привилегии катковского Ликея7. Прощайте, друг.
П. Аннен(ков)
343
9 (21) февраля 1883. Баден-Баден
21 февраля 83. Среда
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Милое Ваше письмецо, Иван Сергеевич, написанное таким хорошим
мелким почерком, что оно показалось мне бисерным кошельком —
кончается неожиданно для меня дурным известием о возвращении и усилении

172
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
старой Вашей болезни, между тем как новая отступила перед
радикальными мерами, принятыми относительно ее. Может быть, ваш старик Кант и
был прав, утверждая, что анализируя свои мучения — уменьшаешь их
силу — не испытал! Но другой старик Руссо уверял, что, сосредоточивая
ум на какой-либо идее, можно упразднить самую жгучую боль — это я
пробовал при старых и частых зубных моих страданиях1. Ничего не выходило.
Может, я плохо думал, но объекты мысли выбираемы были весьма
существенные и заманчивые — груди и ножки любимой юницы, вопрос об
органах души и куда они деваются по смерти и проч. И стоило только одному
микроскопическому нерву заныть посильнее, как все предметы мысли
разлетались, как воробьи, кто куда угодил. Но это зависит от условий
организма и, вероятно, от большей или меньшей способности к мозговому
напряжению. У меня она слаба и мало развита.
Отсюда уехал пр(офессор) Герье в Париж и взял ваш адрес. Примите
его, если сможете. Он очень честный консерватор и нравственно чистый
государственник, что отличает его от ваших и наших Катковых, Толстых,
Сувориных etc.2 Он рассказал бы Вам между прочим, в каком бедственном
физическом (да и моральном) состоянии он оставил меня с катарами,
насморками, бессоницами, головными болями. Плохо дело. После моего
падения в Швейцарии здоровье мое потрясено до основания, хотя собственно
титулованных и первых чинов болезней и не имеется3. Но уже надо жить и
уживаться с ежедневными немощами и ходить по жизненному пути,
беспрестанно оглядываясь назад, не следует ли за вами какой-либо чудак
вроде коммисара от pompe funèbre*, чтож — будем и так жить, коль нельзя
иначе, однако — не хорошо.
Прощайте, покамест. Поклонитесь всему семейству Виардо и попросите
его не забывать человека ему верного, без лицемерия.
П. Аннен(ков)
344
20 февраля (4 марта) 1883. Баден-Баден
4 марта 83. Баден
Вчера, встретившись случайно с Mlle Viardot, узнал, что Вы страдаете
теми же припадками и той же мучительной болезнию, какие я сам видел в
Париже, только еще в сильнейшей степени1. Я вообще не думал, что Вы
покоитесь на розах, но известие г-жи Виардо, полученное ею от брата,
смутило меня так, как не смущали газетные известия о вашем ухудшившемся по-
* похоронное бюро (франц.; правильно pompes funèbres)

1883
173
ложении2. Что же такое случилось и как Вы сами относитесь к своему
состоянию? Продиктуйте кому-нибудь хоть одну строчку о настоящем
положении дела и как Вы сами судите о нем3. Не могу выносить той тоски
неизвестности, которая меня мучит и которую воображение наполняет
всякими ужасами и привидениями. Задуйте этот бред, если можно, но во
всяком случае скажите всю правду, по Вашему разумению. Только на него и
полагаюсь. Не думал я, что Вы, Иван Сергеевич, занимаете такое место в
душе моей, хотя и знал, что, опорожнись оно, жутко мне будет на белом
свете. А теперь вижу, по страданию моему, что это нечто еще и более
существенное для собственной моей души.
Прощайте покамест.
П. Анненков
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8.
345
19 (31) марта 1883. Баден-Баден
31 марта 83. Суббота
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Спасибо, добрейший Иван Сер(геевич), и за Вашу записочку — все же
видно, что вы рассчитываете на будущность, а мне это именно и нужно
было знать1. Признак это хороший и действует успокоительно.
Вы уже знаете, что мы похоронили здесь Канцлера2. Все слухи об его
отраве есть вздор, распущенный — кем бы вы думали? — его доктором,
г. Шликом. Чудовищный доктор этот так верует в себя, что всякий поворот
болезни к худшему у своего пациента неизменно и тотчас же приписывает
тайной отраве. Раскрошили канцлера почти на куски, в присутствии
администрации, вынули внутренности, сердце, даже мозг и отослали в Фрей-
бург. Там нашли, что они более свободны от всякой посторонней примеси,
чем лучшие Кло-де-Вужо. Между тем любовницу Канцлера и порядочную
рожу entre nous* да и сыновей его каждый день таскали в суд на допросы:
любовница эта живет в превосходной вил(л)е на новой улице с
раззолоченным балконом, которую ей купил канцлер незадолго до смерти, а ведь
какой был скряга всю жизнь — известно! Там-то на этой вилле, из которой
покойника вывезли чуть ли еще не теплого, и произошла своего рода
панихида. Константин Горчаков надавал пощечин этой кандидатке в свои
мачехи, а та предполагавшемуся пасынку своему наплевала в лицо3. Вот тризна!
Расписался я, а не знаю еще — будете ли вы читать письмо.
* между нами будь сказано {франц.)

174
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
В Париже есть некто Иванов, который умолял меня отрекомендовать
вам его особу для испрошения у вас слова к Орлову на счет выдачи ему
паспорта в Россию4. Он утерял свой. Я отказал ему наотрез, ужасаясь
мысли вводить к Вам просителей в Вашем положении. Хорошо ли я сделал?
Если не хорошо, то можно поправить дело.
От души кланяюсь всей семье Мте Виардо, вас окружающей. Что за
честные и любящие сердца!
Весь ваш
П. Анненков
346
28 марта (9 апреля) 1883. Баден-Баден
9 апреля. Понедельник
Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
И утешило, и огорчило меня ваше письмо, друг Иван Сергеевич. Надо
надеяться, что прорыв злокачественного нарыва будет сопровождаться
дальнейшим облегчением, но как же ваши светила медицины не заподозрили его
существования и оставили вас так долго и страшно мучиться1. Ох,
медицина! Вся-то она сводится на предохранение от болезни здорового человека, а
когда явится болезнь — тут она олухом царя небесного становится.
Да, настрадалась Тютчева очень довольно, а за несколько месяцев до ее
смерти умер тоже не совсем блаженно и заклятый враг ее — наш
кружковой потешник — Языков, Михайло2. Каждый достиг своих целей, а изо
всего вышел прах. Ну да так и быть следует, а до преобразования нашего в
грязь — будем продолжать ненавидеть друг друга, клеветать друг на друга,
мстить, завидовать, лгать и позорить.
Особенно, слышно, занимаются этим приятным времяпрепровождением
в Петербурге. Там воцарилась своего рода паника, приниженность, опасли-
вость, холопская оглядка. Литераторы вздумали отпраздновать 25 или
35-летие деятельности Щедрина и для сего притаились, не посмели заявить
публично, а тихонько, скопом и заговорным образом, заказали обед в
трактире, послали городскую телеграмму юбиляру, приглашая явиться на
пирушку и откушали промеж себя и чуть ли еще не подкупив
татар-прислужников, чтоб молчали. Речей не было и ни одного слова об обеде в печати.
Это петер(бургская) манифестация !3
Толстая фигура Вител(л)ия-Феоктистова носится над Петерб(ургом),
наполняя трепетом сердца4. Кто бы мог подумать?
Катков в Москве, по крайней мере обращается с министрами, даже с
Правитель(ствующим) Сенатом в последнее время, как со своими прика-

1883
175
щиками. Он-то и есть настоящий Император, а тот, который намерен ныне
короноваться, есть его chargé d'affaires*. Кажется сей последний еще и
гордится своим званием5. Изорвите это письмо, чтобы не попасть в беду.
Я ведь тоже причастен панике, как и все. Какое время приходится
переживать на старости лет.
Весь ваш
П. Анненков
347
29 мая (10 июня) 1883. Баден-Баден
10 июня. Понедельник
Посылаю Вам письмо, полученное мною здесь, добрейший Иван
Сергеевич). Когда-то Вы будете отвечать на него, но я предупредил Вас,
известив г-жу Житову как о состоянии вашей болезни (приблизительно), так
и о моих надеждах на Ваше выздоровление1. Но в самом-то деле как Вы
себя чувствуете и что обещает будущее?
Все идет по-старому. Коронация кончилась благополучно2. Крестьяне
получили наполовину освобождение от подушных, но мошенники,
слышно, освобождаются из тюрем массами3. Придется нам иметь дело с ними,
но нам не в диковинку нести тягости, от которых отказывается
правительство. Жена и дочь еще в Карлсбаде.
Прощайте, друг.
П. Анненков
348
18 (30) июля 1883. Баден-Баден
30 июля н. с.
Понедельник
Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms Platz, 8
Прощайте, дорогой мне Иван Сергеевич. В нынешнюю субботу уезжаю
в Киев, куда уже Павла выпроводил с учителем. Жена еще остается здесь
до октября мес(яца). Передайте слово благодарности и просьбу о
воспоминании всем членам семейства Виардо, которые так Вас любят и берегут.
* поверенный в делах {франц.)

176
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
А что касается собственно до Вас лично, то уезжаю с надеждой Вас обнять
по зиме, ибо на зиму в России не останусь, а возвращусь к дорогим мне
местам1. По газетам вижу, что Вам несколько легче, а это бодрит мое
сердце и доставляет ему большое утешение, в чем оно теперь очень нуждается.
Проездом от Вас у меня пробыл 1V2 часа Стасюлевич, и известия, им
привезенные из Парижа, грустного оттенка не имели2. После него явился
Салтыков и теперь здесь живет, задыхаясь от астмы и кашля, но ест, и пьет,
и ходит, и спит (по-)молодецки3. То, что он рассказывает о состоянии умов
и дел в России, превосходит мое воображение. Думаю, нет ли тут
преувеличения, но опять ссылки на лица и авторитеты не позволяют сомневаться в
правдивости его слов. Изумительно. Не желая понапрасну и может быть
неуместно волновать ваш ум, умалчиваю об его анекдотах.
Не в том теперь дело, а в том, чтобы получить известие, когда Вы
будете есть суп и глотать что-нибудь из животного царства. Вот чего жду с
участием и нетерпением. А покамест — целую Вас — сорокалетнего моего
друга — горячо в уста. Если бы я мог вдохнуть в них жизнь, бодрость и
упование на будущность, которая не может же кончиться так неожиданно и
глупо4.
Весь ваш
П. Анненков

ПРИЛОЖЕНИЯ

КОММЕНТАРИИ
189
3 (15) января 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 10, лл. 33—34 об. Тургенев ответил 6 (18) января 1875 г. (Π.ΧΙ.6).
1 Анненков на своих письмах к Тургеневу из Бадена ставил число по новому
стилю, но 3 января н. ст. он с семьей еще не мог отпраздновать «оба Новых года».
Возможно, что в связи со встречей русского Нового года на этом письме он поставил
число по старому стилю.
2 Об отсрочках поездки Анненкова в Париж см. письма 184, прим. 1, 186, прим. 1
и 187, прим. 1. В ответном письме от 6 (18) января 1875 г. Тургенев писал: «...мне
остается Вам сказать: приезжайте! Приезжайте! Я теперь — пока — здоров; здесь
собралась довольно интересная кучка молодых русских художников — можно будет
провести несколько приятных дней» (Π.ΧΙ.6). Анненков приехал в Париж лишь 28
февраля (12 марта) 1875 г. (см.: Π.ΧΙ.37).
3 1 января (ст. ст.) 1875 г. по «Величайшему повелению» министр народного
просвещения Д. А. Толстой добился того, что редактор «Санкт-Петербургских
ведомостей» В. Ф. Корш, арендовавший газету, был устранен от этой должности. В знак
протеста из газеты ушли ведущий критик и сотрудник газеты А. С. Суворин и другие
сотрудники (см.: Морозов П. Валентин Федорович Корш // Этюды В. Ф. Корша. СПб.,
1885. Т. 1.С. X—XI; см. также письмо 194, прим. 4). Тургенев послал В. Ф. Коршу
сочувственную телеграмму (неизвестную) (см.: Неделя. 1875. 26 января. № 4. С. 150).
В номере от 29 декабря (ст. ст.) 1874 г. Суворин под своим привычным
псевдонимом «Незнакомец» напечатал «Прощальный фельетон» (СПб. Вед., № 357).
4 Речь идет о Берте Виардо (о ней см. письмо 179, прим. 1).
5 О В. М. Михайлове см. письмо 186, прим. 6. Возможно, имеется в виду Михаил
Павлович Щербинин, в 1860—1865 гг. член, а в 1865—1866 гг. начальник Главного
управления по делам печати.

180
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
190
27 января (8 февраля) 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7,№ 10, лл. 35—36. Ответ на письмо Тургенева от 25 января (6 февраля)
1875 г. (Π.ΧΙ.12). Тургенев ответил 28 января (9 февраля) 1875 г. (Π.ΧΙ.14—15).
Анненков выставил «январь» в начале этого письма, но письмо следует отнести к
8 февраля (н. ст.), в связи с тем что оно является ответом на письмо Тургенева от
6 февраля (н. ст.) и что Тургенев на него ответил 9 февраля (н. ст.).
1 В письме от 25 января (6 февраля) 1875 г. Тургенев приглашал Анненкова не
только от своего имени: «Благорастворение воздухов совершенное, Франция объявила
себя республикой, мы все здоровы и ожидаем Вас — а от Вас ни слова, словно Вы в
воду канули? Уж не больны ли Вы, Боже сохрани! Пожалуйста, успокойте меня,
черкните хоть строчку, даже если (чего я предполагать не хочу) Вы раздумали посетить
местечко Париж. Сделайте одолжение, исполните мою просьбу!! А Вам есть много
кое-чего посмотреть здесь. Мы все Вас прождались» (Π.ΧΙ.12; об отсрочках см. также
письмо 189, прим. 2). Анненков приехал в Париж лишь 28 февраля (12 марта) 1875 г.
(см.: Π.ΧΙ.37).
2 Хотя формального провозглашения республики не было, 30 января (н. ст.) 1875 г.
Национальное собрание приняло предложение (353 голосами против 352), по
которому утверждалось, что «президент Республики» избирался членами двух палат,
соединенных вместе (см.: Hanotaux, t. 3, p. 177—178).
3 В ответном письме от 28 января (9 февраля) Тургенев сообщил: «Французское
искусство мы Вам покажем как следует — а выставка открывается только 1-го мая —
до того времени долго ждать» (Π.ΧΙ.14—15).
4 M. Н. Лонгинов умер 23 января (4 февраля) 1875 г. в Петербурге. О том, что
Д. А. Толстой отстранил В. Ф. Корша от редакторства «Санкт-Петербургских
ведомостей», см. письмо 189, прим. 3. Новым арендатором стал банкир Ф. П. Баймаков, а
редактором Е. А. Салиас де Турнемир (см.: Салиас Е. А. Семь арестов (Из
воспоминаний) // Исторический вестник. 1898. № 2. С. 504; о скандале, связанном с арендой, см.
письмо 194, прим. 4). О «Катковском» лицее см. письмо 342, прим. 7; M. Н. Катков
был редактором «Московских ведомостей».
5 В связи с отстранением В. Ф. Корша и А. С. Суворина из «Санкт-Петербургских
ведомостей» (см. письмо 189, прим. 3) Суворина в качестве фельетониста в газете
заменил Б. М. Маркевич.
6 Речь идет о статье «„Die Drei Turgenjew" Von den Verfasser der Bilder „Aus der
Petersburger Gesellschaft"», которая появилась в журнале «Die Gegenwart.
Wochenschrift für Literatur, Kunst und öffentliches Leben». Назвав автором «биографии»
Тургеневых Арендта, Анненков ошибался; статью «Трое Тургеневых» написал Ю. Эккардт
(Eckardt). Первая часть статьи была посвящена «государственному человеку и
историку» А. И. Тургеневу (1875, Nr. 4, S. 51—53; Nr. 5, S. 66—68); вторая — «ссыльному
1825 года» H. И. Тургеневу (Nr. 7, S. 100—102; Nr. 8, S. 115—117; Nr. 9, S. 133—135).
Третья часть была посвящена И. С. Тургеневу (Nr. 14 [3. April], S. 214—217), которого
автор охарактеризовал как одного из «schönsten und reichsten novellistischen Talente
nicht nur der Gegenwart, sondern der gesammten neuen Zeit» (прекраснейших и богатей-

Приложения
181
ших новеллистических талантов не только современности, но и всего нового времени)
(Nr. 4, S. 51). Ошибка Эккардта заключалась в том, что он перепутал отца И. С.
Тургенева — С. Н. Тургенева — с третьим братом А. И. и Н. И. Тургеневых и поэтому
назвал его Сергеем Ивановичем. Следовательно, темой статьи стали члены «одной»
семьи, которых соединяла оппозиционность к правительству. А в третьей части статьи
автор даже несколько раз утверждает, будто отец Ивана Сергеевича был со своими
«братьями» в теснейших дружеских и интеллектуальных отношениях и будто
родственные связи с декабристом не могли не отразиться на общественном положении
молодого Ивана Сергеевича! На эту ошибку указал Тургенев в письме к Л. Пичу от
1 (13) апреля 1875 г. (Π.ΧΙ.54).
191
13 (25) февраля 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, №10, лл. 37—38. Ответ Тургенева не датирован (до 25 февраля/9
марта 1875 г.) (П.XI. 34—35). Год устанавливается по содержанию.
1 Анненков известил Тургенева о том, что он выезжает «завтра», в письме от
8 марта (н. ст.) 1875 г. (письмо 192; возможно, что он и тогда отсрочил отъезд на один
день); прибыл он в Париж 12 марта (см.: Π.ΧΙ.37).
2 Драма А. Ф. Писемского «Просвещенное время» была опубликована в «Русском
вестнике» (1875, № 1; о ней см. также письмо 188, прим. 2). В своем недатированном
ответном письме Тургенев писал: «Что „Просвещенное время" плохо — этого
следовало до некоторой степени ожидать» (Π.ΧΙ.34).
3 Речь идет о романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина», первые главы которого
появились в январском номере «Русского вестника» за 1875 г. О них Тургенев писал
Анненкову в том же недатированном письме: «...но что роман Толстого
неудовлетворителен — это горестно. Не знаю, как вам покажется „Анна Каренина", а я нашел ее, то
есть ее начало, манерным, мелким, „léché" — как говорят живописцы, и
неинтересным. Может быть, дальше пойдет лучше. Будем ждать. Кропотливо и вяло — вот
общее впечатление; есть места хорошие, но немного» (Π.ΧΙ.34).
4 Об отстранении В. Ф. Корша от редакторства «Санкт-Петербургских
ведомостей» см. письмо 189, прим. 3. Тургенев сомневался в осуществимости нового
намерения Корша. В ответном письме к Анненкову он писал: «Затеи, подобные Коршевой,
тогда хороши, когда могут выдержать два, три года трудного существования: хватит
ли для этого у него терпения, капитала — и умения? И где сотрудники? Штука
сомнительная (...)» (Π.ΧΙ.34), а 1 (13) апреля сообщил: «Был здесь В. Корш. Что за
добродетель и что за борода у этого человека! Но издавать заграничный журнал ему так же
свойственно, как плясать на канате. Впрочем, он, кажется, уже отказался от этой
мысли» (Π.ΧΙ.53).
5 Тургенев действительно прощал Анненкова, признавая его упрек справедливым:
«Я только потому не негодую на вас, что сам был часто тою же виною виноват перед
вами (...)» (Π.ΧΙ.34).

182
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
6 Анненков приехал в Париж в июле 1847 г. Он был очевидцем революции 1848 г.,
написав позднее серию статей-мемуаров: «Париж в конце февраля 1848 г.» (Библ. чт.,
1859, т. 157), «События марта 1848 г. в Париже» и «Физиономия Парижа в марте
месяце» (Русск. вест., 1862, № 3; все переизд.: Анненков 1983а).
7 Анненков знал Георга и Эмму Гервег в Париже в 1848 г., где они принимали
активное участие в революционных событиях (см. письмо 149, прим. 4). В своем
ответном письме Тургенев писал: «Я тоже встречался с г-жой Гервег в Бадене и нарочно
избегал возобновления знакомства. С ней-то бы ничего; но он уже слишком
противен» (Π.ΧΙ.35).
192
25 февраля (8 марта) 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7,№ 10, лл. 39—40. Ответа на это письмо не было. Год устанавливается
по содержанию.
1 Анненков прибыл в Париж лишь 12 марта (н. ст.) (см.: Π.ΧΙ.37).
193
20 марта (1 апреля) 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 10, лл. 41—42 об. Тургенев ответил 1 (13) апреля 1875 г.
(Π.ΧΙ.52—53).
1 Имеются в виду последствия франко-прусской войны, когда город (до войны
принадлежащий Франции) после упорной обороны был сдан прусским войскам 28
сентября (н. ст.) 1870 г. В бомбардировке, которая началась 18 августа, было
уничтожено 448 домов, городские театр и библиотеки и протестантский храм.
2 Анненков получил письмо от М. Е. Салтыкова от 9 марта (ст. ст.) 1875 г. и
пересказывает его содержание Тургеневу почти дословно. M. Е. Салтыков писал: «Не
сетуйте также на краткость письма: не могу писать, потому что чувствую усталость
сейчас же. Издыхать ничего, но издыхать, имея старшего сына 3-х лет — неловко.
Обо всем переговорим при свидании. Верьте или не верьте, но свидание именно с
Вами необыкновенно меня радует» (Салтыков-Щедрин, т. 18г, с. 180).
3 Как А. А. Харламов, так и П. В. Жуковский являлись среди тех «молодых
русских художников», о которых Тургенев писал Анненкову в письме от 6 (18) января
1875 г. (см. письмо 189, прим. 2). О Н. В. Ханыкове см. письмо 172, прим. 1. Г-жа Се-
лянова — лицо неустановленное.
4 Очевидно, во время пребывания Анненкова в Париже Тургенев познакомил его с
конспектом романа «Новь», над которым он работал еще с конца 1872 г. (см.: П.Х.49)
и по поводу которого писал А. В. Топорову 20 марта (1 апреля) 1875 г.: «Если я успею
стряхнуть свою лень и кончу свою большую повесть, то мы увидимся в конце года —
я привезу ее в Петербург...» (Π.ΧΙ.50).

Приложения
183
194
10 (22) апреля 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, M10, лл. 43—44 об. Ответ на письмо Тургенева от 1 (13) апреля 1875 г.
(Π.ΧΙ.52—53). Тургенев ответил 17 (29) апреля 1875 г. (Π.ΧΙ. 66—67). Год
устанавливается по связи с этими письмами.
1 Письмо (или, может быть, телеграмма) Е. А. Салтыковой к Анненкову о болезни
M. Е. Салтыкова неизвестно, а еще 26 марта (ст. ст.) сам Салтыков писал ему: «Что
касается до меня, то Вы уже по почерку настоящего письма можете видеть, что я в
ненормальном положении. Это ревматизм продолжает скрючивать пальцы и плечи, так
что писать трудно, и после каждого писания все болит. Кажется, мне все хуже и хуже.
Сердцебиение такое, что овладевает тоска и не знаешь, куда деваться» (Салтыков-
Щедрину. 182,с 182).
«Юнкер Шми[д]т» — стихотворение 1854 г. Козьмы Пруткова (принадлежит
А. К. Толстому): «Погоди, безумный, снова / Зелень оживится! / Юнкер Шмидт!
Честное слово, / Лето возвратится» (Сочинения Козьмы Пруткова. М, 1965, с. 39).
2 Георг Гервег умер в Баден-Бадене 7 апреля (н. ст.) 1875 г., а директор лицея
цесаревича Николая и сотрудник журнала «Русский вестник» Павел Михайлович
Леонтьев умер в Москве 13 (25) марта. Еще 1 (13) апреля Тургенев писал Анненкову: «У вас
в Бадене умер Гервег, а в Москве — Леонтьев. Над этими двумя тенями я, признаюсь,
слез не пролил» (Π.ΧΙ.53).
3 О «российских спектаклях» Тургенев написал в ответном письме: «Был я на
одном (последнем) представлении „Русской свадьбы" — и не знал, куда деваться от
стыда: экая чепуха и глупость — и какое должны вынести французы понятие о нашем
драматическом искусстве!!? Всё это нелепое предприятие окончилось полнейшим
фиаско» (П.Х1.66). Речь идет о «Русской свадьбе в исходе XVI столетия», спектакле,
поставленном по пьесе П. П. Сухонина русской труппой в театре Ventadour (Вантадур).
4 Эти письма неизвестны (о письме Кавелина см. письмо 182). Скорее всего,
«летопись» H. Н. Тютчева передавала историю об увольнении от должности и лишении
звания камергера Б. М. Маркевича за то, что, получив в качестве правительственного
чиновника поручение наблюдать за сдачей в аренду «Санкт-Петербургских
ведомостей», он взял взятку от Ф. П. Баймакова (об этом деле см.: Полвека русской жизни.
Воспоминания А. И. Дельвига. 1820—1871. М., 1930. Т. 2. С. 544—549; А. С. Суворин
об этом писал Тургеневу 19 февраля ст. ст. 1875 г. — см. его письмо: ИРЛИ, 5828,
лл. 1—2).
5 В ответном письме от 17 (29) апреля 1875 г. Тургенев обещал: «Привезу (...) так
как Вы этого непременно желаете, всю Вашу корреспонденцию. Крайне было бы
жаль, если бы Вы ее уничтожили. По крайней мере просмотрите ее — и оставьте те
письма, в которых ни один будущий Бартенев (Ваша bête noir) не сыщет ничего
предосудительного. К чему истреблять следы прошедшего» (Π.ΧΙ.66). Анненков
несколько раз в своих письмах беспокоился об их судьбе, однако только в январе 1880 г.
Тургенев привез в Баден-Баден имеющиеся у него письма Анненкова (см. письмо 307,
прим. 5; см. также письмо 314, прим. 5).

184
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Имеется в виду историческая хроника Н. И. Костомарова «Кудеяр»,
напечатанная в «Вестнике Европы» (1875. № 4—6). В своем письме от 17 (29) апреля Тургенев
согласился с оценкой Анненкова: «Костомаровский „Кудеяр" очень плох» (Π.ΧΙ.66).
А в письме от 12 (24) апреля к M. М. Стасюлевичу в ответ на просьбу последнего
узнать его мнение Анненков более подробно заметил: «Повесть Костомарова
занимательна, а все-таки предназначена к тому, чтобы быть забытой через месяц: таков
уж род этих рассказов, действующих как опиум: сперва раздражение фантазии, а
потом глубочайший сон, в котором все утонет, без следа» (Стасюлевич, т. 3,
с. 313—314).
7 Не исключено, что Анненков, будучи в Париже, сопровождал Тургенева, когда
Тургенев покупал картины для своего собрания. В письме от 1 (13) апреля Тургенев
уведомил Анненкова: «A propos de кисть — какого Руссо и какого Дюпре я после Вас
приобрел! Просто — ума помрачение!!» (Π.ΧΙ.53). О картине Т. Руссо см.:
Кузнецова И. А. «Картина Теодора Руссо из собрания Ивана Сергеевича Тургенева в ГМИИ
имени А. С. Пушкина» // Сообщения Гос. музея изобразительных искусств. 1991.
Вып. 9. С. 250—280). А картину Ж. Дюпре (Dupré) под названием «Les cabanes»
(Хижины) Тургенев купил за деньги, которые ему вернули после того, как сам Дюпре
подтвердил, что ранее купленная Тургеневым картина не принадлежала его кисти (см.
об этом письма Тургенева к Дюпре: Nci, II, р. 79—80). Среди картин в собрании
Тургенева была одна картина Камиля Коро, «Le matin» (Утро) (см.: Miquel, Pierre. Les
maîtres du paysage français dans la collection Tourgueniev // CahTVM, № 5 (1981), p. 126,
134). Об A. A. Харламове см. письмо 195, прим. 7.
8 Тургенев кончил свое письмо к Анненкову от 17 (29) апреля: «Обнимаю всех
Ваших и говорю: до скорого свидания!» (Π.ΧΙ.67). Как часто бывало, известив
Анненкова, что он «непременно» выезжает с семьей А. Ф. Писемского 27 мая (н. ст.), Тургенев
снова отсрочил отъезд и выехал 29 мая (см.: Π.ΧΙ.75—76 и 84; см. также письмо 196,
прим. 5).
195
20 апреля (2 мая) 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, M 10, лл. 45—46 об. Ответ на письмо Тургенева от 17 (29) апреля
1875 г. (П. XI. 66—67). Год устанавливается по связи с этим письмом. Ответил ли
Тургенев на это письмо, неизвестно.
1 В письме от 17 (29) апреля 1875 г. Тургенев писал: «Я только что собрался
отвечать Вам, любезный друг П. В., как вдруг получаю от Писемского записочку, в
которой он извещает меня о намерении Вашем в конце мая отправиться в Россию! Что сей
сон значит? Надеюсь, что Вы, во всяком случае, дождетесь меня» (Π.ΧΙ.66). Хотя
Тургенев отсрочил свою поездку в Карлсбад через Баден-Баден, он Анненкова в Баден-
Бадене застал, а Анненкову из-за болезни пришлось в свою очередь отсрочить свою
поездку в Россию. Он выехал в Россию после 26 июня (8 июля) (см. письма 196, прим.
5 и 198).

Приложения
185
2 Реминисценция из псалма 145: «Не надейтеся на князей, на сына человеческого,
в котором нет спасения» (ст. 3).
3 О письмах Анненкова см. письмо 194, прим. 5. В письме от 17 (29) апреля
Тургенев также обещал: «Я ж Вам привезу pommade Lesault, которая излечила меня от
болей в коленях и Вам, наверное, поможет» (Π.ΧΙ.66).
4 О болезни М. Е. Салтыкова см. письма 193, прим. 2 и 194, прим. 1. Приехав в Ба-
ден-Баден M. Е. Салтыков действительно серьезно заболел (см. письмо 196). 30
апреля (12 мая) он продиктовал жене письмо для Н. А. Некрасова: «...я сегодня в первый
раз встал с постели и не мог сделать ни шагу собственными ногами, из этого Вы
видите, что на поправку потребуется немало времени» (Салтыков-Щедрин, т. 18г, с. 183).
О Фр. Гейлигентале см. письмо 178, прим. 5.
О статье Ю. Эккардта (а не Арендта, как думали Тургенев и Анненков) см.
письмо 190, прим. 6.
6 См. письмо 193, прим. 3.
7 «Salon», ежегодная художественная выставка в Париже, открылась 1 мая (н. ст.)
1875 г. А. А. Харламов на ней выставил портреты Луи и Полины Виардо. В письме
к M. М. Стасюлевичу от 24 апреля (6 мая) Тургенев сообщил, что на выставке «наш
Харламов получает огромный успех, что Вы можете усмотреть из всех журналов»
(Π.ΧΙ.71). В частности, об этих портретах писал Э. Золя в очередной статье его
«Парижских писем» в «Вестнике Европы»: «Оба портрета великолепны. Харламов,
никому неизвестный месяц тому назад, теперь приветствуется как один из
замечательнейших живописцев. Оба портрета несколько темны. Вот единственный упрек, который я
им сделаю. Но за то какая правда! Мне больше нравится портрет m-me Виардо.
Великая певица одета в черном, на плечах у ней накинута черная тюлевая косынка. В
волосах и на шее у ней драгоценности, рельефно выделяющиеся на мрачном тоне всего
портрета. Руки ее сложены на коленях. Все это очень просто, без лживой
элегантности, скорее несколько жестко. Тело живое; поворот головы энергический; словом —
это дебют крупного таланта» (BE, 1875, № 6, с. 895). В настоящее время портрет Луи
Виардо находится в Публичной библиотеке города Дижона во Франции
(воспроизведение см.: фронтиспис Nci, t. 2; воспроизведение портрета Полины Виардо — Ql, en
face, p. 49).
196
26 апреля (8 мая) 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 10, лл. 47—48 об. Тургенев ответил 10 (22) мая 1875 г. (Π.ΧΙ. 75—76).
Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 О болезни М. Е. Салтыкова см. письма 193, прим. 2 и 194, прим. 1. Телеграмма
П. В. Анненкова в Петербург и ответ на нее неизвестны.
2 Анненков вспоминает историю с Вателем (Vatel), поваром принца де Конде (de
Condé) в замке Шантильи. В 1671 г. у де Конде гостил король Людовик XIV со свитой
в несколько сотен человек. Когда вместо ожидаемого количества рыбы на обед была
доставлена только небольшая ее часть (большую часть доставили позднее), Вател по-

186
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
кончил с собой. Об этом трагическом случае писала в своих «Письмах» мадам де Се-
винье (Sévigné) (письмо от 24 апреля н. ст. 1671 г.).
Танлев — лицо неустановленное.
3 Имеется в виду В. М. Михайлов с семьей. О его переводе «Германия. Зимняя
сказка Г. Гейне» см. письмо 185, прим. 3.
4 В письме от 10 (22) мая Тургенев ответил: «Михайлова я видел — и он уже
вручил мне одну из Ваших комиссий, остальное придет вовремя — я ему заплачу и с Вас
получу» (Π.ΧΙ.76). В это время в Париже было два фотографа Пирсон. Речь, скорее
всего, идет о фирме L. Pierson et Braun fils (на бульв. де Капуцин).
5 Не дождавшись Тургенева, о чем А. Ф. Писемский сообщил Анненкову в письме
от 14 (26) мая (см.: Писемский, Письма, с. 311), Писемские выехали из Парижа в Ба-
ден-Баден в четверг 27 мая (н. ст.); в тот же день Тургенев писал Писемскому:
«...чтобы сказать вам, что я не могу выехать раньше субботы вечером, но что в этот день я
выеду всенепременнейше — что вы сообщите П. В. Анненкову вместе с моей в ногах
валяющейся просьбой не уезжать до моего прибытия — хоть воскресенье вместе
проведем. Я в воскресенье называюсь к нему обедать (...)» (Π.ΧΙ.84). Проведя в Бадене
два дня, Тургенев выехал 1 июня (н. ст.) и прибыл в Карлсбад 5 июня, задержавшись
по пути в Нюрнберге, где осматривал гробницу Св. Себальда в церкви Св. Себальда
(см.: Π.ΧΙ.84—85).
А. Ф. и Е. П. Писемские из Бадена выехали в Берлин 1 июля н. ст. (см. письмо 198).
Из Берлина они отправились в Петербург 4(16) июля вместе с Анненковым (см.
письмо 199 и Летопись Достоевского, т. 3, с. 32).
6 О К. П. Де Додт см. письмо 179, прим. 4.
197
3 (15) июня 1875. Баден-Баден
ИР ЛИ, ф. 7, M10, лл. 49—50. Ответ на письмо Тургенева от 25 мая (6 июня) 1875 г.
(Π.ΧΙ.85). Тургенев ответил 8 (20) июня 1875 г. (Π.ΧΙ.94). Год устанавливается по
связи с этими письмами. На листе 49 внизу: Рисунок мальчика в высоком
солдатском шлеме (скорее всего, сделанный Тургеневым).
1 Выезд Анненкова в Россию отсрочился из-за больной ноги (см. письмо 198). При
проезде через Баден-Баден Тургенев, очевидно, передал Анненкову материалы,
связанные с народническим движением, которые он получил от А. П. Философовой, и ее
собственный дневник, который она ему послала летом 1874 г.; он этими материалами
пользовался для своего романа «Новь» (см.: Π.ΧΙ.85 и 455, П.Х.275—276). В письме
от 25 мая (6 июня) из Карлсбада он просил: «Прилагаю Вам записочку к
Философовой. Если Вас не слишком обременит ее портфель — доставьте; если же слишком
покажется тяжело, оставьте до моего возвращения» (Π.ΧΙ.85). О том, что он все
комиссии исполнил, Анненков сообщил Тургеневу в письме от 27 августа (8 сентября)
(письмо 199).
2 До своего приезда в Баден-Баден брат Анненкова Иван был в Париже. 11 мая
(н. ст.) Тургенев приглашал Г. Н. Вырубова на обед 14 мая «в б72 ч., у Adolphe et

Приложения
187
Pelle — вместе с Писемским, Ханыковым, генералом (но хорошим генералом)
Анненковым и мною» (Π.ΧΙ.73). А в письме к Н. А. Некрасову из Баден-Бадена от 25 июня
(7 июля) М. Е. Салтыков заметил по поводу П. В. Анненкова: «Я недавно открыл, что
он очень доволен, что у него брат — генерал-адъютант. Этот генерал тоже здесь и
сделался совершенным идиотом» (Салтыков-Щедрин, 18г, с. 187).
3 О Павле Алексеевиче Писемском см. письмо 179, прим. 2. В Берлин он поехал с
рекомендательным письмом Тургенева к Юлиану Шмидту: «...er ist Jurist — sehr
tüchtig — ein künftiger Professor an der Universität Moskau (...) Er ist auch sonst ein sehr
lieber und sympatischer junger Mann; wenn Sie ihm irgendwie behilflich sein können,
werde ich Ihnen recht dankbar sein.—» {Waddington Patrick. Turgenev and Julian Schmidt.
New or Neglected Material. Pinehaven, NZ: 1998. P. 9) (он юрист — очень способный —
будущий профессор Московского университета (...) К тому же, он очень милый и
симпатичный молодой человек; если бы вы пожелали быть ему как-нибудь полезным,
я был бы весьма благодарен вам — Π.ΧΙ.98). Об И. П. Колошине см. письмо 183,
прим. 3.
4 Врачом у М. Е. Салтыкова был Фр. Гейлигенталь (о нем см. письмо 178, прим. 5;
см. также письмо 198). В ответном письме Тургенев просил: «Поклонитесь от меня
Салтыкову — пусть он работает — но умеренно! Браниться же может —
неумеренно!» (Π.ΧΙ.94).
5 Имеется в виду статья без заглавия в «Московских ведомостях» (1875. 28 мая.
№ 133), в которой разбирается «дело о передаче С.-Петербургской
медико-хирургической академии из военного ведомства в ведомство народного просвещения». В статье
много обвинений в адрес Д. А. Милютина, военного министра и в адрес академии
(см.: Милютин, т. 1, с. 119—120, 133—134, 197—203; Никитенко, т. 3, с. 306, 349,
465—466,472). Министром народного просвещения в это время был Д. А. Толстой.
6 В ответном письме от 8 (20) июня Тургенев сообщил: «И скучаю я — тоже
сильно!! Не знаю, отчего. На этот раз здесь находится несколько личностей, в числе
которых стоит сереброволосая княгиня Барятинская. Ну граф А. К. Толстой большого
веселья не распространяет. Жена его уехала. Соллогуб уехал тоже. А все-таки я скучаю»
(Π.ΧΙ.94).
198
20 июня (2 июля) 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 10, лл. 51—51 об. Ответ на письмо Тургенева от 8 (20) июня 1875 г.
(Π.ΧΙ.94). Тургенев ответил 22 июня (4 июля) 1875 г. (Π.ΧΙ.97). Год устанавливается
по связи с этими письмами.
1 О выезде Анненкова в Россию см. письмо 196, прим. 5, о его брате — письмо
197, прим. 2.
О приезде Алексея Михайловича Унковского, лицейского товарища и близкого
друга автора, М. Е. Салтыков жаловался в письме к Н. А. Некрасову от 25 июня
(7 июля) 1875 г.: «Каждый день я все более и более раздражаюсь. В Петербурге я мог,
по крайней мере, куда-нибудь уйти; здесь же положительно осужден на бессменный

188
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
tête à tête. Приезд Унковского не только не утешил, но еще более усугубил мою
горечь. Бесконечное довольство этого человека может взбесить» (Салтыков-Щедрин,
т. I82, с. 187). О Фр. Гейлигентале см. письмо 178, прим. 5. В письме к Анненкову из
Карлсбада от 22 июня (4 июля) Тургенев писал: «Подписчикам на кубок Гейлигента-
лю кричу: ура! Радуюсь поправлению здоровья Салтыкова» (П. XI.97).
2 В ответном письме Тургенев заметил: «...было бы ужасно неприятно, если бы я
уже не застал Вас в Бадене. Конечно, я не желал бы, чтобы причиной задержки была
Ваша нога (...)» (Π.ΧΙ.97). Тургенев уехал из Карлсбада 14 июля (н. ст.) (см.: Π.ΧΙ.97
и 99) и Анненкова уже не застал в Бадене.
199
27 августа (8 сентября) 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 10, лл. 53—54 об. Тургенев ответил 29 августа (10 сентября) 1875 г.
(Π.ΧΙ.119—120). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 Анненков ездил в Россию^ в частности в свое симбирское имение Чирьково,
чтобы там привести в порядок хозяйство.
2 О поручении, связанном с материалами для А. П. Философовой, см. письмо 197,
прим. 1. Помимо того, судя по письму Тургенева к Г. Н. Вырубову от 14 (26) мая
1875 г., была и комиссия от него. Вырубову Тургенев писал: «...о списке декабристов,
врученном мне Вами. Дать желаемые Вами сведения я здесь не мог и не могу — но
вот что я Вам предлагаю: я возьму с собой список, передам его в Бадене Анненкову
(П. В.), который на днях едет в Россию — и попрошу его собрать на месте сведения.
Он это сделает охотно — причем у него есть по части исторической биографии
компетентные знакомые» (Π.ΧΙ.82). Дальнейшая судьба этого списка неизвестна.
3 В ответном письме Тургенев писал о том, что эти деньги он получил: «(Я здесь
виделся (...) с Отто-Онегиным, который вручил мне 50 талеров от Достоевского.
Признаться, я сначала не хотел их брать — мне было не неприятно думать, что
человек, ругающий меня публично и приватно, мне должен — NB: и не 50, а 100 талеров;
но я подумал, что не стоит того)» (Π.ΧΙ.119; см. также: Достоевская А. Г.
Воспоминания. М., 1971. С. 301—303. (Часть VIII, глава «Долг Тургеневу»)).
4 Речь идет об общих знакомых в России Тургенева и Анненкова: И. П. Арапетове,
Михаиле Николаевиче Анненкове (генерал-майоре и флигель-адъютанте)* Михаиле
Николаевиче Островском (брате А. Н. Островского), И. И. Маслове, Н. Я. Макарове.
Об А. Д. Баратынской см. письма 178, прим. 4 и 187.
5 На эти вопросы Тургенев ответил из Буживаля: «Что касается до меня, то имею
честь сообщить Вам следующие подробности:
1) Я в Карлсбаде провел 6 недель, пил воды, скучал, но для здоровья получил, по-
видимому, пользу — ибо подагра молчит.
2) Потом я вернулся сюда — и живу здесь очень гладко и мягко — так мягко, что
ничего не делаю — да и не могу себе представить, что буду что-нибудь делать. Дом,
однако, мой всё еще не готов (...)
3) Нового в жизни ничего не произошло. Да и слава Богу!» (Π.ΧΙ.120).

Приложения
189
200
11 (23) сентября 1875. Цюрих
ИРЛИ, ф. 7,№ 11, лл. 30—31 об. Ответ на письмо Тургенева от 29 августа (10
сентября) 1875 г. (П.Х1.119—120). Тургенев ответил 18 (30) сентября 1875 г.
(П. XI. 132—133). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме от 29 августа (10 сентября) 1875 г. Тургенев писал: «Вот Вы опять дома —
и, сколько я слышал, в хорошем здоровье» (Π.ΧΙ.119). Сам Анненков, однако,
жаловался на усталость и нервное раздражение после поездки в Россию («находясь в
расположении духа, более чем поганом» — см. письмо 199) и после того, как у него
квартиру в Бадене перебила А. Д. Баратынская {там же). О сезоне в Баден-Бадене см.
письма 163 и 182, прим. 2.
2 Анненков так называет отчет Тургенева о себе в письме от 29 августа (10
сентября) 1873 г. (см. письмо 199, прим. 5).
3 Речь идет о романе Тургенева «Новь», работа над которым затянулась. 18 (30)
сентября Тургенев ответил Анненкову: «Стасюлевйч был здесь, мелькнул, сверкнул и
ускакал. Я, разумеется, перед ним краснел и поджимал хвост, аки школьник. Дела его
в России — по обыкновению: висят на волоске — но волосок не рвется»
(Π.ΧΙ.132—133).
4 В письме от 18 (30) сентября Тургенев сообщил: «Милейшая Александра
Васильевна Плетнева тут тоже (Rue de l'Arcade, Hôtel Bedford) — здоровье ее очень плохо —
она почти не выходит из дому» (Π.ΧΙ.132).
5 В письме к Анненкову от 18 (30) сентября 1875 г. Тургенев объяснил: «Я Вам
скажу, куда девалась цюрихская Россия: часть ее в Женеве — часть здесь. Держит она
себя смирно — хотя и поглядывает с участием на то, что происходит в России, где так
усердно старается ее главный ревнитель, министр просвещения Толстой» (Π.ΧΙ.132).
В «Правительственном вестнике» от 21 мая (ст. ст.) 1873 г. было опубликовано
правительственное распоряжение, согласно которому все русские студенты, жившие и
учившиеся в Цюрихе, должны были вернуться в Россию под угрозой объявления их
эмигрантами. В нем сообщалось: «...те из них, которые после 1 января 1874 года
будут продолжать слушание лекций в этих заведениях, по возвращению в Россию не
будут допускаемы ни к каким занятиям, разрешение или дозволение которых зависит от
правительства, а также к каким бы то ни было экзаменам» (см.: Государственные
преступления в России в XIX в. СПб., 1906. Т. 1. С. 252—253; см. также письмо
Тургенева к П. Л. Лаврову от 28 мая/9 июня 1873 г. — П.Х.110—111).
Герман Александрович Лопатин — народник, с 1873 г. эмигрант, с которым
Тургенев нередко встречался, когда Лопатин был в Париже (см.: Дубиков А. Н. Герман
Лопатин о Тургеневе. Неизданные материалы // ЛН, т. 76, с. 234—249).
6 В ответном письме Тургенев сообщил о том, что он переселился в новопостро-
енный домик в Буживале (см. письмо 201, прим. 1). Он остался в Буживале, где
работал над рассказом «Часы» до середины ноября (н. ст.) (см.: Π.ΧΙ.149—150).

190
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
201
22 сентября (4 октября) 1875. Цюрих
ИР ЛИ, ф. 7, № 11, лл. 32—33 об. Ответ на письмо Тургенева от 18 (30) сентября
1875 г. (Π.ΧΙ.132—133). Год устанавливается по связи с этим письмом. Тургенев на
это письмо не ответил.
125 октября (н. ст.) 1874 г. Тургенев и Полина Виардо подписали договор о
покупке участка «Les Frênes» (Ясени) в Буживале, под Парижем. На территории этого
участка Тургенев построил себе (архитектор Пуатрино (Poitrineau)) шале (Zviguilsky
Alexandre. Tourgueniev à Bougival // CahTVM, №5, 1981, p. 19—27). В своем письме от
18 (30) сентября он сообщил Анненкову: «...и я Вам пишу из нового места — а
именно из моего только что отстроенного и омеблированного (правда, еще не вполне)
дома» (Π.ΧΙ. 132; о шале см. письмо 217, прим. 3).
2 «Kde domov mûj» — песня на музыку Ф. Шкроупа (Skroup) к пьесе Й. К. Тыла
(Tyl) «Fidlovacka» (Фидловачка — название праздника пражских сапожников —
1834), ставшая чешским национальным гимном.
3 В письме от 18 (30) сентября 1875 г. Тургенев сообщил: «Салтыков здесь (...)
Соллогуб также тут (...) Милейшая Александра Васильевна Плетнева тут тоже (...)
Я познакомил с ней Наталью Александровну Герцен (Тата) (...) Харламов
(живописец) вернулся и работает; П. В. Жуковский тоже старается работать. Ханыков
шарообразен и очень приятен» (Π.ΧΙ.132).
Еще в письме к Анненкову от 29 августа (10 сентября) 1875 г. Тургенев выразил
очередное утверждение: «...кажется, утверждаюсь в мысли обеспечения
республиканского правления во Франции» (Π.ΧΙ.120). Ряд законопроектов, принятых
Национальным собранием в течение 1875 г., принято считать «Конституцией 1875 г.» (см.:
Hanotaux, t. 3, p. 321—323). Во время летнего перерыва бонапартисты активно
проповедовали свою программу в ожидании решения о том, на какой основе будут вестись
очередные выборы в Сенат (там же, с. 426—427; см. также письмо 203, прим. 6). Как
во французских, так и в русских газетах писали о поддержке бонапартизма (см., напр.:
СПб. вед., 1875, № 228, 229, 231).
4 Речь идет о брошюре Адриена Мартена (Martin) «La Russie actuelle. (Le
gouvernement, la jeunesse et l'aristocratie)» (Нынешняя Россия. Правительство, молодежь и
дворянство), вышедшей впервые в Париже в 1874 г. (более длинное название появилось в
издании 1875 г., вышедшем без фамилии автора). Свое неблагосклонное мнение об
этой брошюре Анненков высказал в письме 202.
5 Анненков отвечает на вопрос Тургенева в письме от 18 (30) сентября: «Какая
причина прекращения толстовского романа? Простая редакторская — или какая-либо
другая? Не дошли ли до Вас слухи?» (Π.ΧΙ.133). Л. Н. Толстой прекратил временно
работу над «Анной Карениной» после публикации первых десяти глав третьей части
романа в «Русском вестнике» (1875. № 4). Недовольный своей «скучной, пошлой
„Анной Карениной"», Толстой ничего не писал в течение лета 1875 г. и мало работал над
романом осенью. Печатание романа возобновилось только с № 1 «Русского вестника»
за 1876 г. (см.: Толстой, т. 20, с. 617—618). С M. Н. Островским Анненков встретился
во время своего пребывания в России (см. письмо 199).

Приложения
191
6 В письме от 18 (30) сентября Тургенев сообщил: «Салтыков здесь — 38, Rue
Lafitte, Hôtel Mecklembourg — сперва приехал розовый и улыбающийся — а теперь
опять пожелтел и хмурится — и собирается в Ниццу» (Π.ΧΙ.132). В письме от 6 (18)
октября Салтыков сообщил Анненкову, что он ему писал дважды: «...раз в Констанц
(из Бадена), другой раз в Баден (из Парижа), но, вероятно, тем письмам не суждено
было дойти до Вас. Теперь пишу с некоторой надеждой, что письмо мое застанет
Вас в Бадене. Так по крайней мере сказал мне Тургенев» (Салтыков-Щедрин, т. 182,
с. 218). Во втором из этих писем, от 12 (24) сентября, Салтыков благодарил
Анненкова за участие, которое он проявил к нему, умирающему: «Серьезно говоря, я чувствую
себя обязанным Вам бессрочно. Из всех четырех с половиной месяцев баденской
жизни у меня только и осталось светлое воспоминание об Вас да о нескольких днях,
проведенных с некоторыми друзьями, которые посетили меня из России» (там же,
с. 207).
7 Речь идет о старшей дочери А. И. Герцена. В письме от 18 (30) сентября 1875 г.
Тургенев сообщил, что она «более прелестна и хороша, — чем когда-либо»
(Π.ΧΙ.132). В это время Анненков был в переписке с Н. А. Огаревой-Тучковой, женой
Н. П. Огарева и гражданской женой А. И. Герцена. В письме к ней от 29 сентября
(н. ст.) он писал: «...чувствую необходимость сказать, что при открытии памятника
Герцену я все-таки был или буду с Вами духом своим, несмотря на фактическое мое
отсутствие. Хочется думать, что и члены его семьи, которые тоже отсутствуют при
этом, испытывают одинаковое со мной чувство пиэтета к тому, кто лежит под
памятником» (Архив Н. А. и Н. П. Огаревых / Собрал и пригот. к печати М. Гершензон. М.;
Л., 1930. С. 205).
8 Тургенев зимой 1875/76 г. в Баден-Баден не приезжал и Анненков в Париж не
съездил. В начале мая (н. ст.) 1876 г. в Париж поехала Г. А. Анненкова; в письме к
Анненкову от 24 апреля (6 мая) Тургенев сообщает: «вчера целое утро водил Глафиру
Александровну по выставке! Я нашел, что баденский воздух оказал весьма на нее
благодетельное влияние; надеюсь, что то же самое открытие сделаю над Вами»
(Π.ΧΙ.255). С Анненковым он виделся в Бадене, куда Тургенев приехал 28 мая (н. ст.)
(см.: Π.ΧΙ.260—261) по пути в Россию, накануне отъезда Анненкова с семьей в
Цюрих (см.: Стасюлевич, т. 3, с. 322—323).
202
22 октября (3 ноября) 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 10, лл. 55—56 об. Тургенев ответил 25 октября (6 ноября) 1875 г.
(Π.ΧΙ.145—146). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 Речь идет о книге «Le roman d'une Américaine en Russie, accompagné de lettres
originales» (Любовное похождение одной американки в России, с подлинными
письмами). Книгу о своих любовных интригах среди царской семьи издала Харьет Блак-
форд (Blackford), под псевдонимом Фанни Лир, в Брюсселе в 1875 г. Книга была
запрещена во Франции через несколько дней после ее выхода в свет. О брошюре «La
Russie actuelle» см. письмо 201, прим. 4.

192
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
2 Имеются в виду письма M. Е. Салтыкова к Анненкову от 15 (27) августа,
12 (24) сентября, 6 (18) октября {Салтыков-Щедрин, т. 182, с. 194—196, 207—209,
218—219; судя по третьему письму, они не сразу дошли до Анненкова — см.
письмо 201, прим. 6). Во втором письме содержится критика баденского общества: «В Ба-
дене я увидел целый букет людей, довольных своею праздностью, глупостью и
чванством» (там же, с. 207); в третьем Салтыков в ярости от чтения В. А. Соллогубом
своей комедии о нигилизме: «Я поехал в Буживаль на это чтение (...) никак не
полагая, чтобы Соллогуб позволил себе привлечь меня к слушанию какой-нибудь
подлости. Но оказывается, что Соллогуб не имеет никакого понятия о том, что подло и что
не подло. (...) Со мной сделалось что-то вроде истерики. Не знаю, что я говорил
Соллогубу, но Тургенев сказывает, что я назвал его бесчестным человеком» (там оке,
с. 218—219; см. также письмо 178, прим. 4). В письме к Анненкову от 25 октября
(6 ноября) Тургенев заметил по этому поводу: «Это было, доложу Вам, нечто
потрясающее! Он мне напомнил Виссариона» (Π.ΧΙ.146).
3 В ответном письме Тургенев писал: «Мой юбилей, как Вы говорите, счетом 57-й\
28-го ОКТ./9 нояб. — во вторник, мне стукнет 57. Тоже куш порядочный — и, как это
жизнь проскочила, не постигаю! Мне кажется, вчера мне было 45. А и 45 — тоже
хорошо. Глазом не успеешь мигнуть, как уже и пора на вечный сон. Не буду думать об
этом — а благодарю за память и поздравление. Благодарите также от моего имени
„любезно верную" г-жу Анштетт» (Π.ΧΙ.146).
4 В «Московских ведомостях» (1875. № 268. 21 октября) сообщались подробности
банкротства Московского коммерческого банка из-за трехмиллионной ссуды,
полученной подрядчиком Б. Г. Струсбергом, уже и до этого неоднократно подводившим
своих кредиторов. Тургенев писал другу по этому поводу: «А московский крах — вещь в
своем роде знаменательная! Вручить 6 миллионов р. с. шарлатану, который дома уже
давно прогорел и изверился! Бабста я видел недавно в Карлсбаде: сердце мое к нему
никогда не лежало, важно-слащавая геморроидальная рожа,
внушительно-добродушные манеры — всё это производило скверное впечатление, но только теперь он явился
в полном блеске! Мой издатель Салаев потерял в этой катастрофе 55 000 р. с. — как
он сам мне пишет» (Π.ΧΙ.146). Анненков и Тургенев напрасно обвиняли И. К. Бабста,
директора банка, так как он ушел из банка до его краха (см. письмо 203).
5 А. К. Толстой умер в Красном Роге Мглинского уезда Черниговской губернии
28 сентября (10 октября) 1875 г. В ответном письме Тургенев писал: «Да; бедный
А. К. Толстой —fuit\ Я написал о нем крошечную статейку в „Вестнике Европы" —
думаю, что сказал правду. Человек был отличный, писатель посредственный. (А
впрочем, я не нахожу, как Вы, что ,Дракон" нелеп; там есть отличные описания). (...)
Что-то теперь станет делать его вдова (С. А. Толстая. — Ред.)? Она хотела было
зимовать в Париже вместе с ним» (Π.ΧΙ.145—146). Некрологическую статью о Толстом
Тургенев написал по предложению M. М. Стасюлевича: «Письмо к редактору
„Вестника Европы" по поводу смерти А. К. Толстого» (BE, 1875, № 11; см.:
C.XIV.224—226).
6 В письме от 25 октября (6 ноября) Тургенев сообщил: «„Маленький человечек" у
Диди прелестен — расцветает, как розон, никогда не плачет, смеется, начинает что-то
болтать и составляет счастие всего семейства, которое Вам дружески кланяется»
(Π.ΧΙ.146). Речь идет о Жанне Шамро, дочери Клоди и Жоржа Шамро.

Приложения
193
203
6 (18) ноября 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7,№ 10, лл. 57—58 об. Ответ на письмо Тургенева от 25 октября (6
ноября) 1875 г. (П.XI. 145—146). Год устанавливается по связи с этим письмом. Тургенев
на это письмо не ответил.
1 В бельгийской газете «Indépendance Belge» от 10 ноября 1875 г. сообщалось:
«Nous apprenons la mort de M. le baron Elie Le Jeune, consul de Belgique, chevalier de
Tordre de Leopold, décédé subitement le 3 novembre, à l'âge de 57 ans. Ses funérailles ont
été célébrées samedi à Baden-Baden» (Нам сообщили о смерти барона Эли Ле Жена,
бельгийского консула, кавалера ордена Леопольда, внезапно скончавшегося в
возрасте 57 лет 3 ноября. Похороны произошли в Баден-Бадене в субботу) (р. 2).
2 О смерти А. К. Толстого см. письмо 202, прим. 5. В статье-некрологе о Толстом в
ноябрьском номере «Вестника Европы» Тургенев заметил, что в поэме «Дракон»,
помещенной в октябрьском номере того же журнала, где и напечатано было известие
о смерти автора, Толстой «достигает почти дантовской образности и силы»
(C.XIV.225).
Каульбаховские фрески — имеется в виду Вильгельм фон Каульбах, немецкий
исторический живописец, ученик П. фон Корнелиуса (о нем см. письмо 49, прим. 5). Он
являлся автором двух монументальных работ — украшений стен парадной лестницы
Нового музея в Берлине (Neues Museum — открыт для публики в 1859 г.), серий исто-
рико-символических картин (6 больших, среди них самая известная картина Каульба-
ха «Hunnenschlacht» — Битва гуннов) и украшений внешних стен здания новой Пино-
теки (Neues Pinothek — открыта в 1853 г.) в Мюнхене, первой в мире публичной
галереи, посвященной современному искусству.
3 О крахе Московского коммерческого банка, И. К, Бабсте и мнении о нем
Тургенева см. письмо 202, прим. 4.
4 О немецком дипломате Г. фон Арниме и его брошюре, направленной против
Бисмарка, см. письмо 183, прим. 4. Кардинал Ришелье (Richelieu) — фактическая глава
французского правительства во время царствования Людовика XIII, широко
известный суровостью и расчетливостью в исполнении своей политики.
5 Речь идет о книжке «Auch eine Gottes-Idee. Dem Zeitgeist gewidmet» von Charlotte
Edlen von Schickh (Тоже Божья идея. Посвящается духу времени), вышедшей в Вене в
1875 г. Малоизвестная писательница в том же году издала под псевдонимом
Marguerite Hagen роман «Eine fingirte Familie» (Выдуманная семья).
Весь 1875 г. во французском Национальном собрании, которое в 1871—1879 гг.
собиралось в Версале, продолжались обсуждения новой конституции (см. письмо 201,
прим. 3). В ноябре обсуждалась четырнадцатая статья, вопрос о том, на какой основе
будут происходить выборы в Национальное собрание, на основе голосования по
списку (scrutin de liste) или по округу (scrutin d'arrondissement), т. е. с одним депутатом из
каждого округа. К удивлению многих, решено было принять последнее предложение
(см.: Hanotaux, t. 3, p. 431—449).
Анненков здесь упоминает некоторых русских, живущих в Бадене: возможно,
Владимира Михайловича Михайлова, Анну Давыдовну Баратынскую (см. письма 185,

194
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
прим. 3 и 178, прим. 4) и певицу Елизавету Андреевну Лавровскую. О Мюленс, жене
секретаря русского консульства, см. письмо 178. Марченко — лицо неустановленное.
7 Речь идет о рукописи рассказа «Часы». Анненков откликается на то место в
письме Тургенева от 25 октября (6 ноября), где Тургенев сообщает: «я остаюсь здесь
еще неделю „ganz allein", чтобы развязаться наконец с работой для Стасюлевича — не
той, большой, конспект которой я Вам сообщил («Новь». — Ред.) — а маленькой,
которую он у меня выпросил — и которая, я боюсь, выйдет опять комом. Но эту я Вам
непременно сообщу до ее напечатания (...)» (Π.ΧΙ.145; см. также письмо 204).
204
23 ноября (5 декабря) 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 10, лл. 59—60 об. Ответ на письмо Тургенева от 21 ноября (3
декабря) 1875 г. (Π.ΧΙ.158). Тургенев ответил 24 ноября (6 декабря) 1875 г.
(Π.ΧΙ.163—164). Год устанавливается по связи с этими письмами. Анненков по
ошибке выставил свой старый баденский адрес: Schillerstrasse, но с номером 21.
1 Речь идет о рассказе «Часы», рукопись которой Тургенев выслал Анненкову в
письме от 21 ноября (3 декабря) 1875 г. с просьбой:
«1). Немедленно прочтите эту вещь и скажите мне Ваше прямое, ничем не
закрашенное, мнение (...)
3). Если Вы найдете, что вещь печатать можно — то отправьте ее тотчас же к Ста-
сюлевичу от моего имени (...)
4). Если Вы найдете, что изменить или поправить, напишите мне что именно. В
„Вестник Европы" поправки уже не попадут — но пригодятся для отдельного издания
или когда будет печататься новое собрание моих вещей» (Π.ΧΙ.158).
2 В письме к Анненкову от 24 ноября (6 декабря) 1875 г. Тургенев его благодарил:
«Позвольте облобызать Ваше умное чело в знак искреннего спасибо за сделанные
замечания. Все они приняты, за исключением одного» (Π.ΧΙ.163) — «комитета о
погорельцах» (Тургенев в ответном письме назвал его «комиссией»): «Но насчет
„комиссии " позвольте не согласиться. У меня был дед (дядя моей матери) Сергеев, умерший
90 лет в 40-х годах. Он мне много раз рассказывал, как он был членом комиссии для
предупреждения чумы в 1772-м году (которую все-таки не предупредили — она
проникла в Москву), а также членом и презусом комиссии о подаче сикурсов (он любил
употреблять французские слова, не зная ф-го языка) белевским погорельцам. Тогда
Белев выгорел (в 80-х годах). Вы были бы правы, если б дело шло о господских и
казенных крестьянах; но тут выгорели горожане. Но, пожалуй, можно оговорить»
(П.XI. 163). Предупредив его об этом в телеграмме (см.: Π.ΧΙ.162), Тургенев выслал
поправки Стасюлевичу 25 ноября (7 декабря) 1875 г.: «Они довольно важны — и Вы
бы очень были любезны, если б внесли их собственноручно в рукопись. Они были
внушены мне П. В. Анненковым, которому я приношу искреннее спасибо» (Π.ΧΙ.165;
см. также: C.XI.513—514 и 521—522).
3 В большинстве газетных и журнальных откликов на рассказ «Часы» отмечались
художественное мастерство Тургенева и отсутствие злободневной тематики (только

Приложения
195
немногие, в частности рецензент педагогического журнала «Детский сад», поняли
нравоучительный пафос рассказа). Критик «Петербургского листка» (1876, 8/20
января, № 6) С. С. Окрейц (псевдоним «Дед Пафнутый») назвал рассказ «превосходной
работой» и «образцом повествовательного искусства». Отрицательное мнение
высказал критик «Молвы» (1876. 11 января. № 2), который в рассказе видел «пустяш-
ный отроческий мир чувств», не имеющий отношения «к текущей жизни, где
происходит брожение, выработка новых нравственных идеалов и типов» (цит. по:
C.XI.514—517).
4 О К. Де Додт см. письмо 179, прим. 4.
5 Имеется в виду Дария Ивановна Яздовская, вдова, живущая в семействе H. Н. и
А. П. Тютчевых (см. о ней: Громов В. А. И. С. Тургенев и H. Н. Тютчев. (По новым
данным) // Спасский вестник. № 2. 1993. С. 67 и 70).
205
30 ноября (12 декабря) 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, №10, лл. 61—62 об. Ответ на письма Тургенева от 24 и 28 ноября (6 и 8
декабря) 1875 г. (Π.ΧΙ.163—164 и 167). Тургенев ответил 5 (17) декабря 1875 г.
(Π.ΧΙ.171—172). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме от 24 ноября (6 декабря) 1875 г. Тургенев объяснил, что он принимает
все поправки Анненкова к рассказу «Часы», кроме одной (см. письмо 204, прим. 2), и
что он «три дня назад послал Стасюлевичу следующее крохотное предисловие к
„Часам" (...)» (Π.ΧΙ.163). В предисловии Тургенев объяснил, что его роман «Новь» еще
не кончен; «...и пусть, в ожидании будущего, прочтут мой рассказ не как строгие
судьи, а как старые знакомые — не смею сказать: приятели» (C.XI.419).
2 Речь идет о слухах, будто Общество любителей российской словесности
собиралось устроить юбилейное заседание в честь Тургенева. 5 (17) декабря Тургенев
сообщил Анненкову: «А представьте Вы себе: юбилей-то мой пуф, утка журнальная. Я
написал свой отказ секретарю Общества (не зная, кто он, собственно? — оказался —
Бессонов) — и он со всей злорадностью истого славянофила в ответе своем добре
поглумился над западником, который отклоняет от себя честь, никем ему не
предложенную. В сущности я очень этому рад (...)» (Π.ΧΙ.171—172; см. об этом: Мостов-
ская Н. Н. Отклик П. В. Анненкова на несостоявшийся юбилей Тургенева в 1875 г. //
Т. сб., вып. 5, с. 391—392). Несколько другое мнение о праздновании юбилея
Тургенева в России Анненков выразил в письмах от 28 мая (9 июня) и 20 июня (2 июля)
1879 г. (письма 279 и 280), когда писатель получил почетную степень Оксфордского
университета.
3 Имеются в виду поэт и переводчик Федор Богданович Миллер; писатели
П. И. Мельников, на которого в 1853 г. поступила в Сенат жалоба на то, как он
совершил обыск дома книгопродавца раскольника Головастикова (см.: Головастикова А. П.
Прошение ее по поводу обыска в доме ее мужа П. И. Мельниковым. 1853 // ИРЛИ,
ф. 95, оп. 1, л. 67) и П. Д. Боборыкин; критики Лука Николаевич Антропов (см. о нем
письмо 135, прим. 1) и Василий Григорьевич Авсеенко (о нем см. письмо 171,

196
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
прим. 5). 35-летие литературной деятельности Мельникова и Миллера праздновалось
Обществом любителей российской словесности в 1874 г.
4 5 (17) декабря Тургенев сообщил Анненкову: «Бомбардирование Стасюлевича
прекратилось: телеграмма известила меня, что рукопись (рассказ «Часы».—Ред.)
достигла своей цели. Мне остается извиниться перед Вами в причиненных — если не
хлопотах, то тревогах» (Π.ΧΙ.171).
5 Речь идет о повести Елизаветы Владимировны Львовой «Сельцо Малиновка»,
напечатанной в «Вестнике Европы» (1875. №11) под псевдонимом О. Шелешовская (по
опечатке; должно было быть «Телешовская» по названию родового имения). О ней
см. письмо 168, прим. 1.
6 28 ноября (10 декабря) Тургенев писал Анненкову: «Сюда ждут князя В. А.
Черкасского и Ю. Ф. Самарина. Княгиня Черкасская уже здесь; но что с ней сделалось —
ужас!!» (Π.ΧΙ. 167).
7 В письме от 5 (17) декабря Тургенев сообщил: «Вот уж точно: il n'a que l'imprévu
qui arrive en France. Г-да монархисты под руководством Брольи и при
снисходительном участии правительства соорудили себе заранее фортецию неприступную, некий
Гибралтар, откуда бы им было удобно вести подкоп под республику — соорудили,
стали вводить свой гарнизон —- хвать! Гарнизон оказался республиканским — и
пушки Гибралтара направлены против них! Гамбетта и Жюль Симон устроили этот
фокус — воспользовавшись антипатией, внушенной всем партиям орлеанцами — а
особенно г-м Бюффе! Вы в Бадене понятия себе составить не можете об отчаянии,
бессильном бешенстве монархистов. Эта смесь слез и зубного скрежета, проклятий и
уничижения представляет нечто небывалое! Кто десять дней тому назад мог бы
подумать, что Собрание, это Собрание, в сенаторы выберет Литтре и забракует Дюпанлу-
па! Чудеса совершаются во(о)чию» (Π.ΧΙ. 172). Речь идет о результате выборов той
четверти сенаторов (75 сенаторов), которые избирались пожизненно членами
Национального собрания («les inamovibles»). Выборы длились 8 дней (с 9 по 17 декабря
н. ст.) при трудных согласованиях между партиями и привели к почти полному
провалу правого центра (см.: Hanotaux, t. 3, p. 456—465).
Анненков пишет о Владимире Константиновиче Ржевском, публицисте,
сотруднике «Русского вестника», члене Орловского губернского комитета по улучшению
быта крестьян, и о его жене Наталье Андреевне. В письме к Анненкову от 5 (17)
декабря Тургенев заметил: «Я бы очень желал отыскать Ржевских; но не знаю адреса.
Они милые люди» (Π.ΧΙ. 172).
206
13 (25) декабря 1875. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 10, лл. 63—64 об. Ответ на письмо Тургенева от 5 (17) декабря
1875 г. (Π.ΧΙ.171—172). Тургенев ответил 15 (27) декабря 1875 г. (Π.ΧΙ. 177—178).
Год устанавливается по связи с этими письмами.
О несостоявшемся юбилее Тургенева см. письмо 205, прим. 2.

Приложения
197
8 (20) декабря 1875 г. в Москве умер Михаил Петрович Погодин, писатель и
публицист, издатель, историк, профессор Московского университета.
3 Речь идет о книге Луи-Гильом Фигье (Louis-Guillaume Figuier) «Le Lendemain de
la mort, ou Vie future selon la science» (Назавтра после смерти, или Будущая жизнь,
соответственно науке), вышедшей в Париже в 1871 г. и много раз переиздававшейся. Об
интересе В. М. Михайлова к сверхъестественному см. письмо 189.
4 В ответ на просьбу Анненкова 15 (27) декабря Тургенев ответил: «...имею Вам
сообщить новость печальную и странную: дочь Герцена и Огаревой — Лиза, дней
десять тому назад во Флоренции отравилась хлороформом — после ссоры с матерью и
чтобы досадить ей. Это был умный, злой и исковерканный ребенок (17 лет всего!) —
да и как ей было быть иной, происходя от такой матери! Она оставила записку,
написанную в шутливом тоне — нехорошую записку. Мать чуть с ума не сошла — и уже
пробовала покончить с собой... ее увезли в Ниццу — и она теперь там (...)»
(Π.ΧΙ.177; см. также: Сагг Е. Н. The Romantic Exiles. A Nineteenth Century Portrait
gallery. Harmondsworth, 1933. P. 402—420). Анненков получил через H. A. Герцен
(Тата) первый том «Сочинений» А. И. Герцена, изданный в Женеве—Базеле—Лионе в
1875 г.
5 Речь идет о картине Ж.-Л.-Э. Мейссонье (Meissonier) «1807 — Friedland»
(1807 — Фридланд), самой большой по размерам из его картин, одной из серии
полотен, посвященных событиям из жизни Наполеона I. В ответе от 15 (27) декабря
Тургенев писал: «Не 4-х, а 3-хсоттысячную (и это уже громадно!!) картину Мейссонье я
видел — и лично — 3-х тысяч бы за нее не дал. Плоско, серо, безжизненно,
кропотливо — скучно. Скачущие лошади не скачут — а висят на воздухе. В таких больших
размерах Мейссонье решительно теряется» (Π.ΧΙ.178).
6 Имеется в виду повесть Е. В. Львовой (см. письмо 205, прим. 5). Анненков ее
сравнивает с А. О. Смирновой (о ней см. письмо 13, прим. 4).
207
28 декабря 1875 (9 января 1876). Баден-Баден
ИР ЛИ, ф. 7, № 11, лл. 1—2. Ответ на письмо Тургенева от 15 (27) декабря 1875 г.
(Π.ΧΙ.177—178). Тургенев ответил 1 (13) января 1876 г. (Tl.Xl.187).
1 О самоубийстве семнадцатилетней Лизы Огаревой (Герцен), дочери А. И.
Герцена и Н. А. Тучковой-Огаревой, см. письмо 206, прим. 4.
2 Анненков имеет в виду автобиографический очерк, написанный Тургеневым по
просьбе M. М. Стасюлевича для «Русской библиотеки», шестой выпуск которой был
посвящен произведениям Тургенева (СПб., 1876, с. IX—XVI; см.: С. XV.206—208; см.
также письмо 208, прим. 2), и чтение 23 декабря (ст. ст.) 1875 г. в петербургском
Художественном клубе рассказа «Часы». «Часы» читал А. А. Потехин в пользу
Литературного фонда (см.: СПб. вед., 1875, 27 декабря, № 347). Рассказ вышел в первом
номере «Вестника Европы» за 1876 г.
3 Комедия А. Н. Островского «Волки и овцы» была напечатана в «Отечественных
записках» (1875. № 11). Тургеневу она также не понравилась (см.: П. XI. 187).

198
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Анненков неточно называет очерк М. Е. Салтыкова «Непочтительный Коро-
нат», опубликованный в качестве очерка XVI «Благонамеренных речей» в
«Отечественных записках» (1875. № 11). В ответном письме от 1 (13) января 1876 г. Тургенев
писал: «но еще больше „Короната" мне понравилась последняя статья Щедрина „По-
родственному". Старуха, которая плачет при восходе солнца, удивительна»
(Π.ΧΙ.187).
5 Анненков пересказывает письмо к нему М. Е. Салтыкова от 24 декабря 1875 г.
(5 января 1876) из Ниццы: «Не знаю, кажется, я не переживу. Апатия, бессилие, скука.
(...) А у меня теперь налицо всего 4 т. фр. Каково мне при усиливающихся припадках
думать о том, в каком положении будет мое семейство, ежели я издохну? Ведь тут за
одно мертвое тело, чтоб убрать порядком, 6 т. фр. возьмут, я уж справлялся»
(Салтыков-Щедрин, т. I82, с 243). В письме к Анненкову от 1 (13) января 1876 г. Тургенев
сообщил: «Я также получил невеселое письмо от бедного Салтыкова — и он также
говорит мне о своих торгах на собственные похороны и т. д. Это очень печально — но
факт, что он нам обоим говорит об этом, меня несколько утешает в том смысле, что я
в этом вижу некоторую преувеличенность. (...) и зачем это его понесло в Ниццу!
Там, говорят, теперь снегу, как в Тамбовской губернии» (Π.ΧΙ.187).
208
9 (21) января 1876. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 11, лл. 3—4 об. Ответ на письмо Тургенева от 1 (13) января 1876 г.
(Π.ΧΙ.187). Тургенев ответил 12 (24) января 1876 г. (Π.ΧΙ.195). Год устанавливается
по связи с этими письмами.
1 В письме от 12 (24) января Тургенев успокоил Анненкова: «...слух,
распространившийся в Бадене, не верен, хоть и не лишен основания: от происшествия на
железной дороге пострадала не г-жа Виардо, которая не выезжала из Парижа, но дочь ее,
Луиза Геритт-Виардо (...) Ее чуть-чуть не убило (...) Г-жа Виардо велела благодарить
Вас за Ваше дружеское участие» (Π.ΧΙ.195). Об этой аварии сама Л. Эритт пишет
подробно в своих воспоминаниях (см.: Héritte-Viardot, р. 244—247).
2 Речь идет об очередном томе серии «Русской библиотеки», которую издавал с
1874 г. M. М. Стасюлевич. Анненков, однако, ошибся; Тургеневу был посвящен
шестой, а не пятый том (первая серия из пяти томов была посвящена А. С. Пушкину,
М. Ю. Лермонтову, Н. В. Гоголю, В. А. Жуковскому и А. С. Грибоедову). В письме от
12 (24 января) Тургенев объяснил: «Стасюлевич непременно пришлет Вам VI-й том
„Русской библиотеки", в которой Вы, разумеется, не найдете ничего нового; но он
был в таких тисках по поводу 1-го N-a „В. Е." — что ему было не до того» (Π.ΧΙ.195;
см.: Чистова И. С. И. С. Тургенев и «Русская библиотека» M. М. Стасюлевича //
Т. сб., вып. 2, с. 286—289). В письме к Стасюлевичу от 12 (24) января Тургенев
заметил: «Анненков хотя дружески, но пеняет на Вас, что Вы до сих пор выславший
ему N-a „Русской библиотеки", обошли его шестым» (Π.ΧΙ.196). Уже в письме к
M. М. Стасюлевичу от 9 февраля (н. ст.) 1876 г. Анненков подтвердил получение от
редактора этого тома (см.: Стасюлевич, т. 3, с. 320).

Приложения
199
В № 1 «Вестника Европы» за 1876 г. (из которого было изъято цензурой
очередное «Внутреннее обозрение» под названием «Реформа и система»; см.: Стасюлевич,
т. 2, с. 184—204) появилась статья (подписанная «В. Н.») «Запросные пункты. По
поводу пересмотра университетского устава», в которой критически обсуждалась
деятельность комиссии, назначенной министром народного просвещения Д. А. Толстым.
Автор не только отрицал действенность тех «около 60 вопросов», составленных
комиссией, на которые должны были отвечать профессора и доценты всех русских
университетов «по одиночке» (с. 270), но поразился «сходством их с напечатанною в
„Русском вестнике" 1873 статьею проф. Любимова, по поводу пересмотра устава»
(с. 274). Он считал вопросы похожими на ту систему, «которая с выгодою
применяется искусными педагогами на экзаменах и называется умением наводить ученика на
хорошие ответы, т. е. на такие, от которых и ученик, и экзаменатор могут равномерно
выиграть свое дело» (с. 272). А целью комиссии автор считает прийти к заключению
«о необходимости во что бы то ни стало радикального изменения устава 1863 г.,
благодаря которому вот уже 12 лет наши университеты пользуются желательным для
успехов преподавания науки спокойствием» (с. 272). А на с. 271 находится
следующая, уже более личная, заметка: «В официальном издании Мин. нар. проев, (декабрь,
1875 г. 161 стр.), пред отделом классической филологии, уже напечатан тост
Одесского городского головы за здоровье малолетнего сына министра народного
просвещения, Глеба». В ответном письме Тургенев писал: «Я такого мнения, что граф Д.
Толстой не простит ему той „ядовитой штуки", о которой Вы упоминаете — и считаю
отныне дни „Вестника Европы" сочтенными» (Π.ΧΙ.195).
4 Имеется в виду книга И. Тэна (Taine) «L'Ancien Régime» (Старый порядок),
первая часть его труда «Les origines de la France contemporaine» (Происхождение
современной Франции), которая вышла в 1876 г. В письме от 1 (13) января Тургенев
советовал: «Приобретите себе непременно книгу Тэна «L'Ancien Régime» — и прочтите:
замечательнейшая вещь» (Π.ΧΙ.187).
«Les dantonistes» — речь идет о книге: Claretie Jules. Camille Desmoulins. Lucile
Desmoulins. Étude sur les Dantonistes, d'après des documents nouveaux et inédits. Paris,
1875. (Камиль Демулен. Люсиль Демулен. Этюд о Дантонистах на основе новых и
неизданных документов). В письме от 12 (24) января Тургенев выражает готовность
выслать «Les Dantonistes», но прибавляет: «...очень у него фельетонный слог и
таковые же замашки. Но есть интересные документы. Я предпочитаю его книгу о
„Camille Desmoulins"» (Π.ΧΙ.195; он имеет в виду книгу 1874 г.: «Œuvres de Camille
Desmoulins, recueillies et publiées d'après des textes originaux, augmentées de fragments
inédits, des notes et d'un index, et précédées d'une étude biographique et littéraire»
(Сочинения Камиля Демулена, собранные и изданные на основе подлинных
документов, с прибавлением неизданных отрывков, замечаний и указателем и
сопровождаемые биографическим и литературным очерком); см. также письмо 212, прим. 3).
Имеется в виду книга: Becker Bernhardt. Geschichte der revolutionären Pariser
Kommune in den J. 1789 bis 1794. Mit dem Portr. J. P. Marat's. Braunschweig, 1875.
5 Ο M. H. Муравьеве в «Русском вестнике» появилась монография Д. А. Кропотова
«Из биографии графа Мих. Ник. Муравьева» (1874. № 1). Непосредственно об А. А.
Аракчееве статей в «Русском вестнике» за это время не было, хотя появились статьи о нем
в других журналах этого времени (напр., в «Русском архиве» и «Русской старине»).

200
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Анненков, очевидно, описался в фамилии автора. Речь, по всей вероятности, идет
о недавно вышедшем труде немецкого историка Фердинанда Грегоровиуса
(Gregorovius) «Lucrezia Borgia: nach Urkunden und Correspondenzen ihrer eigenen Zeit»
(Лукреция Борджиа: на основе современных документов и переписки) (Stuttgart, 1874;
3. Aufl. 2 Bde. Stuttgart, 1875), первом серьезном историческом труде, посвященном
Лукреции Борджии, прославленной своей красотой, многобрачием, цинизмом и
знанием разных ядов.
209
22 января (3 февраля) 1876. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 11, лл. 7—10 об. Ответ на письма Тургенева от 12 (24), 16 (28) и 19
(31) января 1876 г. (Π.ΧΙ.195, 200 и 203). Тургенев ответил 23 января (4 февраля)
1876 г. (Π.ΧΙ.206—207). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Письмо написано рукой Г. А. Анненковой, за исключением подписи.
2 О томе «Русской библиотеки», посвященном Тургеневу, см. письмо 208, прим. 2.
Том был снабжен гравюрой Л. А. Серякова по фотографии, сделанной К. И. Бергамас-
ко в 1874 г. (см.: Описание материалов, с. 90 и № 484).
3 Речь идет о рукописи части «Былого и дум» А. И. Герцена, в которой
рассказывается об истории жены А. И. Герцена, Н. А. Герцен, и ее связи с Г. Гервегом и о смерти
Н. А. Герцен (см.: Герцен, т. X, с. 221—314).
4 У Гервега было трое детей: старший сын Горас (Horace; родился в 1843 г.),
младший сын Марсель (Marcel; родился в 1858 г.) и дочь Ада (Ada; родилась в 1849 г.).
После смерти мужа Эмма Гервег получала 600 марок в год от Schillerstiftung, куда она
обращалась еще в 1867 и 1868 гг. и получила для мужа однократную поддержку (см.:
Enzensberger Ulrich. Herwegh. Ein Heldenleben. Frankfurt a. M., 1999. S. 350—351, 365,
370—371, 373). Памятник Гервегу в Лихтенталере (собственно пригород Баден-Баде-
на) был воздвигнут лишь в 1904 г.
5 В РГАЛИ хранится письмо Эммы Гервег к Анненкову от 23 января (н. ст.)
1876 г., в котором она его просит: «Auriez Vous l'extrême bonté de Vous rendre chez moi
pour quelques instants ce matin même. J'aurais besoin de votre conseil à propos des livres
russe qui se trouvent dans la bibliothèque de Georges et dont j'ignore la valeur» (Не будете
ли Вы столь любезны зайти ко мне сегодня же утром. Мне нужен ваш совет по поводу
русских книг в библиотеке Жоржа, ценность которых я не знаю) (ф. 7, оп. 2, ед. хр. 59,
л. 2).
6 О книгах Тэна и Кларти см. письмо 208, прим. 4. В письме от 23 января (4
февраля) Тургенев обещал: «Книга Тэна и две книги Кларети будут Вам высланы раньше
конца этой недели» (Π.ΧΙ.207; см. также письмо 212, прим. 3).
7 Имеется в виду пьеса «De Sharva à Sharva» П. В. Корвина-Круковского в
переработке А. Дюма. Под названием «Les Danicheff» (Данишевы) премьера этой
переделанной пьесы (однако без имени Дюма на афише) состоялась 8 января (н. ст.) 1876 г. в
парижском театре «Odéon». Тургеневу тогда помешал пойти на эту пьесу припадок
подагры (см. его письмо от 12/24 января 1876 г. к Э. Золя, который готовил о пьесе

Приложения
201
очерк для «Вестника Европы» — Π.ΧΙ.196). 26 ноября (8 декабря) 1876 г. он о ней так
отозвался в письме к брату: «Пьеса „Данишевы" («Les Danicheff») имела точно
большой успех в Одеоне; (...) она была вся переделана Александром Дюма-фисом; в ней,
между прочим, фигюрировал великодушный кучер Оссип, который выражался
следующими фразами: „La pudeur de la vierge est comme une fleur délicate et pure, mais
celle de la femme a je ne sais quoi d'auguste et sacré!" (Стыдливость девственности
подобна нежному и чистому цветку, но в стыдливости женщины есть нечто высокое и
святое!). И тут же прибавлял: „Apportez un samouar!" (Подайте самоуар!). И публика
говорила: „Quelle couleur locale! Quelle étude profonde des mœurs russes!" (Как передан
местный колорит! Какое глубокое знание русских нравов!)» (Π.ΧΙΙι.16—17 и 505; см.
также П.ХН|. 390—391). Анненков вспоминает яростную реакцию M. Е. Салтыкова на
пьесу В. А. Соллогуба (см. письмо 202, прим. 2). M. Е. Салтыков в это время все еще
был в Ницце.
8 16 (28) января 1876 г. Тургенев писал Анненкову: «Любезный друг П. В.,
перерывая старые бумаги и письма, я наткнулся на прилагаемое письмо Кавелина к Вам,
которого Вы от меня требовали, и, чтобы оно опять не застряло, посылаю Вам его при
сем» (Π.ΧΙ.200; см. также письма 182 и 194).
9 Речь идет о юристе, политическом деятеле, противнике Бисмарка — Эдуарде
Ласкере (Lasker), который был депутатом прусского (немецкого) парламента в
1867—1883 гг.
10 Цитируемые Анненковым слова солдатской песни, по-видимому, вариант (такие
песни помнились и передавались устно) песни «Перед выступлением в лагерь»: «Нам
ученье ничего, / Только больно тяжело» (см.: Боевые песни русского солдата (с
прибавлением песен бытовых) / Собрал, с голоса на ноты положил Г. Н. Попов. СПб.,
1902. С. 388).
210
27января (8 февраля) 1876. Баден-Баден
ИР ЛИ, ф. 7,№ 11, лл. 11—12 об. Ответ на письмо Тургенева от 23 января (4
февраля) 1876г. (Л.Х1.206—207). Тургенев ответил 4 (16) февраля 1874 г. (Π.ΧΙ.211—212).
1 О несчастии, постигнувшем Анненкова (экзема лица), см. письмо 209. О враче Ф.
Гейлигентале см. письмо 178, прим. 5.
2 О главах «Былого и дум» А. И. Герцена, посвященных семейной драме, см.
письмо 209, прим. 3.
3 Будучи против публикации рукописи Герцена, Анненков соглашался с
Тургеневым, который ему еще 19 (31) января 1876 г. писал: «С своей стороны я решительно
против печатанья, хотя как читатель не могу об этом не жалеть, ибо всё это написано
огнем, слезами и кровью — и я до сих пор нахожусь в состоянье того особенного
нервного трепетания, которое всегда возбуждают во мне герценовские исповеди»
(Π.ΧΙ.203). В письме от 23 января (4 февраля) он добавил: «Я совершенно разделяю
Ваше мнение, что напечатать эту вещь было бы вызвать целую бурю скандалов. Г-же
Гервег было бы просто невозможно не заступиться за своего мужа — и так как его оп-

202
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
равдать нельзя — то самое естественное: забросать грязью противников. Я так и
сказал Тате, которая вполне со мной согласна. Один величественный Вырубов (...)
уверяет, что ничего, мол. Для него, конечно, ничего» (Π.ΧΙ.207). А в письме от
4 (16) февраля он уверял Анненкова: «Могу Вам сказать, что насчет печатания
рукописи Вы (как и все друзья Герцена) можете успокоиться: в свет она не появится.
Когда-нибудь, лет через 50, вся тогдашняя русская публика насладится (если можно так
выразиться) этой чудесной вещью; но до тех пор — повода к „grosse Scandal" не
будет» (Π.ΧΙ.211). За исключением двух отдельных отрывков, изданных еще в 1856 г.
самим Герценом в «Полярной звезде», эти главы из «Былого и дум» впервые были
напечатаны полностью в томе XIII «Полного собрания сочинений и писем» А. И.
Герцена под редакцией М. К. Лемке, вышедшем в Ленинграде в 1919 г. О попытке получить
обратно письма Н. А. Герцен к Г. Гервегу через Мальвиду фон Мейзенбуг уже после
смерти А. И. Герцена в 1871 г. и об отказе Гервега на основе, будто у детей нет прав
на интимные письма матери, см.: Сагг Е. Н. The Romantic Exiles. A Nineteenth Century
Portrait gallery. Harmondsworth, 1933. P. 425—426; Ланской Л. P. Письма Натальи
Александровны Герцен к Гервегам //ЛН, т. 64, с. 259—318.
211
5 (17) февраля 1876. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, M 11, лл. 13—14. Вторичный ответ на письмо Тургенева от 23 января
(4 февраля) 1876 г. (Π.ΧΙ.206—207). Тургенев ответил 12 (24) февраля 1876 г.
(Π.ΧΙ.213—214).
1 О книгах И. Тэна и Ж. Кларти, высланных Тургеневым по просьбе Анненкова,
см. письма 208, прим. 4 и 212, прим. 3. В первой части книги И. Тэна «Les origines de
la France contemporaine» содержалась следующая оценка рассказа «Живые мощи»:
«En fait d'oeuvres littéraires modernes, l'état de l'âme croyante au moyen âge a été
parfaitement peint par Henri Heine dans le Pèlerinage à Kevlaar, et par Tourgueneff dans
les Reliques vivantes» (Что касается современных литературных произведений,
состояние средневековой верующей души великолепно обрисовано Г. Гейне в
«Паломничестве в Кевлаар» и Тургеневым в «Живых мощах») (Taine Hippolyte. Les origines de la
France contemporaine. Paris, 1876. T. 1. P. 7—8; см. также письмо 174, прим. 3).
2 Прочитав «L'Ancien Régime», первую часть книги И. Тэна «Les origines de la
France contemporaine», Тургенев дал такую оценку в письме к автору от 20 января
(н. ст.) 1876 г.: «C'est une œuvre de maître, et où ceux-là même qui l'attaquèrent auront à
puiser à pleines mains. Vous avez fait là quelque chose qui restera et qui sera utile — deux
choses qui ne vont pas toujours ensemble» (Это произведение мастера, из которого даже
те, кто на него нападал, должны будут черпать полными руками. Вы создали нечто
такое, что не умрет и будет полезно — а это ведь не всегда сочетается одно с другим)
(П.Х1.194,393).
3 В письме от 4 (16) февраля Тургенев писал: «Любезный друг Павел Васильевич,
я получил Ваше страховое письмо с рукописью Герцена — а Вы, вероятно, уже
получили все три желаемые Вами французские книги» (Π.ΧΙ. 211). А в письме от 12 (24)

Приложения
203
февраля он повторил: «Рукопись Герцена, как Вы должны знать из моего письма
к Вам, давным-давно получена» (Π.ΧΙ.213). Речь идет о главах из «Былого и дум»
А. И. Герцена (см. письмо 209, прим. 3).
4 13 февраля (н. ст.) 1876 г. в Бадене Брамс принял участие в большом
благотворительном концерте, на котором, в частности, исполнялись его «Variationen über ein
Thema von J. Haydn», op. 52a (Вариации на тему Гайдна — 1873) и его «Liebeslieder-
walzen> (Любовные танцы) (см.: Kalbeck Мах. 1) Johannes Brahms. Berlin, 1910. Bd. Uli.
S. 69—70; 2) Johannes Brahms im Briefwechsel mit Ernst Franck. Tutzing, 1995. S. 75).
5 Имеется в виду музыка Р. Шумана к драматической поэме Дж. Байрона
«Manfred», op. 115 (Манфред— 1849).
6 Анненков пишет Тургеневу о второй части поэмы Некрасова «Современники» под
заглавием «Герои времени. Трагикомедия (Действие происходит в известном
ресторане)» (03, 1876, № 1, отд. I, с. 5—52). Анненков сравнивает сатирическую поэму
Некрасова с обличительными фельетонами А. С. Суворина (см.: Некрасов, т. 4, с. 595).
Речь идет о романе M. Е. Салтыкова «Господа Головлевы», печатавшемся в
«Отечественных записках» (1875. № 10, 12; продолжение следовало уже после этого
письма Анненкова: 1876. № 3, 5, 8, 12; окончание: 1880, № 5). В начало романа (до
1876, № 5) вошло несколько очерков из ^Благонамеренных речей» (см.: Салтыков-
Щедрин, т. 13, с. 668—671).
212
12 (24) февраля 1876. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7,№ 11, лл. 15—16. Ответ на письмо Тургенева от 4 (16) февраля 1876 г.
(Tl.Xl.211—212). Тургенев ответил 14 (26) февраля 1876 г. (ПЖ215).
1 В письме к Анненкову от 4 (16) февраля 1876 г. Тургенев просил Анненкова:
«Во-1-х) купите, не мешкая, у д-цы Маркс заграничное издание Рылеева («Думы,
Войнаровский») — и пришлите сюда. Здесь этого ничего достать нельзя — а мне
нужно. Во-вторых: в бумажной лавке Э. Арнольди, Lichtenthalerstrasse, 1 (два шага от
Вас), купите мне переплетенную книгу с разлинованной белой бумагой величиной
ровно в этот лист бумаги —развернутый — в 300 стр. или около. Впрочем, вот ее номер,
по которому можно купить совершенно одинаковую — № 169 (fi) 54. Мне она нужна
для моего романа, над которым я в последнее время стал сильно работать — а здесь
такой бумаги достать нельзя. Пришлите ее — как и Рылеева — под Kreuzband'oM; а
при свидании — в мае — мы сведем наши счеты» (Π.ΧΙ.212—213). Речь идет об
издании: Рылеев К. Сочинения. I. Думы. II. Войнаровский. III. Разные стихотворения.
Берлин, 1860. О Розалии Маркс см. письмо 221, прим. 5.
В ответ на замечание Анненкова по поводу тетрадки Тургенев писал 14 (26)
февраля, что она «оказалась очень хорошей — и другой не надо» (Π.ΧΙ.215). На самом
деле черновой автограф «Нови» заполнил три тетради, первые две из которых
(минимально друг от друга различающиеся) носят этикетку бумажной лавки Арнольда
(Arnold; см.: Mazon André. Manuscrits parisiens d'Ivan Tourguénev. Notices et extraits.
Paris, 1930. P. 86—88).

204
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
В письме от 4 (16) февраля Тургенев спрашивал: «Получаете ли Вы в Бадене
„République française" — и читаете ли ее? На всякий случай посылаю Вам
сегодняшний № с адрессом бельвильцев к Гамбетте — и его речью. Это — вещь капитальная,
историческая — и Вы не можете себе представить, до какой грандиозности выросла в
глазах Франции эта личность (...)» (Π.ΧΙ.211). Л. Гамбетта выступил вечером 15
февраля (н. ст.) в Белльвилле, одном из четырех округов, где он был кандидатом в
выборах, первый тур которых произошел 20 февраля. В своей речи он предвидел победу
республиканцев: «Vainqueurs dans la lutte électorale, ayant la majorité dans les
Assemblées, on va nous demander, et avec raison, la preuve que nous connaissons les
affaires, que nous pouvons et que nous savons gouverner» (Ставши победителями в
выборочной борьбе, с большинством в обеих Палатах, от нас будут требовать, и
с обоснованием, доказательств того, что мы знаем свое дело, что мы можем и что мы
знаем, как управлять) (Hanotaux, t. 3, p. 526). В выборах республиканцы получили 300
из 533 мест. После этой победы Гамбетта играл все более видную роль в
правительстве и действительно в 1879—1881 гг. стал председателем Палаты депутатов и на
короткое время, с ноября 1881 г. по январь 1882 г., когда он внезапно скончался, премьер-
министром. Победа республиканцев значила поражение для правых сил во
французской политике, в первую очередь для президента Мак-Магона (хотя президентом он
остался до конца своего срока полномочий в 1879 г.) и для главы кабинета министров
Луи-Жозефа Бюффе (Buffet), который проиграл во всех четырех округах, где он
был кандидатом, и должен был уйти со своего поста (там лее, с. 541—544). О роли
Л.-А. Тьера в создании Французской республики см. письмо 154, прим. 2.
3 В ответном письме от 14 (26) февраля Тургенев удивлялся: «Что касается до
«Дантона» — т. е. до «Монтаньяров» — то я удивляюсь, почему Вы не получили эти
книги: Тэна и Кларети я Вам послал по железной дороге — а «Монтаньяров» по почте
под бандеролью; справьтесь, пожалуйста. Книга эта не только не разошлась — но
даже не очень шибко продается» (Π.ΧΙ.215). Об этих книгах см. письмо 208, прим. 4.
Здесь Тургенев, как и в письме от 12 (24) февраля (Π.ΧΙ.213), упоминает еще один из
исторических этюдов Ж. Кларти, «Les derniers Montagnards; histoire de Г insurrection
de prairial an III (1795)» (Последние монтаньяры; истории восстания в прериале
месяце 3-го года (1795)), вышедший в 1867 г. и переизданный несколько раз до 1874 г.
Перепутал ли Тургенев названия книг, или выслал ли он Анненкову не ту книгу, о
которых у них раньше шла речь («Camille Desmoulins. Lucile Desmoulins. Étude sur les
Dantonistes»), неясно.
4 Вел. княгиня Мария Николаевна, сестра Александра II, президент Академии
художеств, скончалась 9 (21) февраля 1876 г. В ответном письме Тургенев писал
Анненкову: «Я не знал лично Марьи Николаевны: говорят, бабенка была пустая — но не
злая» (Π.ΧΙ.215). О роли вел. кн. Марии Николаевны в попытках его друзей отменить
ссылку Тургенева за статью о Гоголе см.: Измайлов Н. В. Тургенев и С. И.
Мещерская // Т. сб., вып. 2, с. 237—238.
5 В том же ответном письме Тургенев сочувственно отозвался о М. В. Авдееве,
умершем 1 (13) февраля в возрасте 54 лет: «Авдеева мне жаль: не великий был
писатель — но человек искренний и, в сущности, хороший — жить бы ему да жить!
У смерти, как у кольцовского косаря, с некоторых пор „раззудилось плечо"»
(Π.ΧΙ.215).

Приложения
205
213
19 февраля (2 марта) 1876. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 11, лл. 17—18 об. Ответ на письмо Тургенева от 14 (26) февраля
1876 г. (Π.ΧΙ.215). Тургенев на это письмо не ответил.
1 О книге Кларти, не дошедшей до Анненкова, см. письмо 212, прим. 3.
2 В письме от 12 (24) февраля Тургенев писал Анненкову: «...я отправил Вам — по
просьбе Писемского — его достаточно безобразную комедию „Финансовый гений",
помещенную в „Газете Гатцука"» (Π.ΧΙ.213). 7 февраля (ст. ст.) 1876 г. Писемский
писал Тургеневу: «Я сам, несмотря на различные хворости и страшнейшую
ипохондрию, написал пиэсу Финансовый Гений, которую и препровождаю к вам в двух
экземплярах, из каковых один убедительнейше прошу переслать П. В. Анненкову, чего сам
не делаю, потому что не знаю, где он пребывает, и напишите ему, пожалуста, чтобы
он хоть двумя строчками уведомил меня о своем местожительстве. (...) Пиэса между
тем была уже поставлена на сцене в Москве и имела и имеет большой успех.
Нелепости спиритизма, продажная и глупая печать, фальшивые телеграммы, безденежные
векселя видно слишком уже намерзили в глазах публики, так что меня неоднократно
и с громкими рукоплесканьями вызывают и затем словесно благодарят, что я всех сих
гадин хоть на сцене по крайней мере казню, так как, к сожалению, прокурорский
надзор и суд не до многих еще из них находит юридическ(ую) возможность добраться»
{Писемский, Письма, с. 330—331; Анненкову он писал на следующий день «на авось
(...) в Баден poste restante», там же, с. 331). Писемскому Анненков ответил 5 марта
(н. ст.): «Что касается до комедии вашей, то она до такой степени ультра-сценична,
что в простом чтении не может дать и понятия о впечатлении, какое должна иметь на
театре. Это ваша сила, которая держит ваших зрителей в обаянии, но это есть и
несчастие для кабинетных ваших читателей. Мысль ваша ясна, характеры намечены твердо,
крупно, но такими беглыми чертами, что жизнь и физиономию этим смелым очеркам
сообщает уже актер, а не автор. (...) комедия доставила мне большое удовольствие.
Для массы же публики и для избежания колеблющихся, противоречивых ее суждений
необходимо немножко более быть щедрым на рисовку лиц, которая для вас весьма
легка, но которою вы слишком пренебрегаете, полагаясь на свое действительно
замечательное знание сценического эффекта. Думайте как можно хуже и презрительнее о
смысле, уме и понимании своих судей — и тогда будет у вас полнее, очевиднее и
поразительнее. Вот я и сказал, а сказал ли что-нибудь дельное — не знаю» (П. В.
Анненков в переписке с А. Ф. Писемским // Новь. 1888. Т. 23. № 20 (15 августа).
С. 204—205).
3 В письме к Анненкову от 12 (24) февраля Тургенев заметил, что Салтыков
называет Гамбетту «тупоумным реакционером» (Π.ΧΙ.213). Анненков здесь пересказывает
Тургеневу содержание письма к нему M. Е. Салтыкова от 15 (27) февраля 1876 г. По
поводу победы Гамбетты в первом туре выборов в палату депутатов (см. об этом
письмо 212, прим. 2) Салтыков иронически пишет: «Другой скопец, Гамбетта,
одержал блестящую победу. (...) Представьте себе такое положение: жеребцы уволены от
жизни, а мерины управляют миром. Что может из этого выйти? Выйдет республика
без страстной мысли, без влияния, республика, составляющая собрание менял. Вот

206
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
эту картину меняльных рядов и представляет теперь Франция» {Салтыков-Щедрин,
т. 182,с.262).
4 Из этого же письма к нему M. Е. Салтыкова Анненков дословно переписывает
злую эпитафию сатирика на могилу М. В. Авдеева. Он не разобрал у Салтыкова
только одно слово: «на манер пожарских» {Салтыков-Щедрин, т. 18г, с. 261, где, однако,
пропущено «неприличное» слово «обосцал»).
5 О книге И. Тэна «Старый порядок» см. письмо 208, прим. 4. В России перевод
(под названием «Начало современной Франции») появился в журнале «Русская речь»
(1881. №7—12).
214
14 (26) марта 1876. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 11, лл. 19—20 об. Тургенев ответил 16 (28) марта 1876 г. (Π.ΧΙ.
233—234).
1 В ответном письме от 16 (28) марта 1876 г. Тургенев извинялся перед
Анненковым: «Любезный П. В.! Я просто — и беспричинно — виноват перед Вами, что так
давно не писал. Подагра моя меня не беспокоила — и хотя в последнее время
порядочно работаю, однако не так же, чтобы не иметь свободной минуты для беседы с
старым приятелем. А потому приношу повинную голову: рубите или щадите, как знаете»
(Π.ΧΙ.233).
2 Наводнения 1876 г. на Сене под Парижем стали сюжетом известной серии из
семи картин англо-французского живописца-импрессиониста Альфреда Сислея под
названием «L'Inondation à Port-Marly» (Наводнение в Марли) (см.: Shone Richard.
Sisley. London, 1992. P. 100, 102—107). Пор-Марли находится рядом с Буживалем.
3 После острых споров в парламенте и в обществе 1 мая (н. ст.) 1876 г. британским
парламентом был принят билль, который уполномочивал королеву Викторию принять
титул «Императрицы Индии». Важность этой меры была связана с тем, что по
тогдашнему международному протоколу император считался старше по званию короля, и с
назначением Вильгельма прусского немецким императором все монархи других
крупнейших европейских держав (Австрии, Германии и России) были императорами.
4 Анненков имеет в виду письма M. Е. Салтыкова к нему от 15 (27) февраля и
9 (21) марта 1876 г. из Ниццы. В первом Салтыков жалуется: «...ревматизм в кисти
правой руки, той самой, которою писать надлежит, все еще не оставляет и выражается
в опухолях. Вот уж два месяца почти как я ничего не пишу (...)» {Салтыков-Щедрин,
т. I82, с. 261), а во втором пишет: «Ницца мне так надоела, что я готов бы был без
шапки отсюда бежать. Но здоровье мое туго восстанавливается, и даже Бог знает,
восстановится ли. На днях целую неделю без спины был, да и теперь плохо хожу. Погода
самая неприятная. Представьте, теперь, в конце марта — стужа, и вот два дня сряду
как порошит снежок. Никто ничего подобного не запомнит... весь год меня погода
преследует» {там же, с. 276).
5 О второй части поэмы Н. А. Некрасова «Современники», «Герои времени», см.
письмо 211, прим. 6. О пьесе А. Ф. Писемского «Финансовый гений» см. письмо 213,

Приложения
207
прим. 2. В февральском номере «Отечественных записок» появилась пьеса А. Н.
Островского «Богатые невесты».
215
23 марта (4 апреля) 1876. Баден-Баден
ИР ЛИ, ф. 7,№ 11, лл. 21—21 об., 23—23 об., 22—22 об. Ответ на письма Тургенева
от 16 (28) марта и 23 марта (4 апреля) 1876 г. (П.XI.233—234 и 240). Ответ
Тургенева на это письмо неизвестен.
1 О «беспричинном молчании» Тургенева см. письмо 214, прим. 1.
2 В письме от 16 (28) марта 1876 г. Тургенев писал Анненкову: «...виделся с
русскими, из коих некоторые очень милы (П. Самарин с женою, одна кн. Урусова,
Плетнева, Жуковский). Ю. Ф. Самарин был здесь на минуту — и опять исчез; Черкасские
тоже тут — и неизменный Ханыков» (Π.ΧΙ.233).
3 О В. М. Михайлове см. письма 185, прим. 3 и 189. Анненков был в хороших
отношениях с протоиереем Ал. И. Измайловым, русским священником в Карлсруэ
(в РГАЛИ сохранилось одно письмо Измайлова к Анненкову от 13/25 октября
1882 г. — ф. 7, оп. 2, ед. хр. 71, лл. 1—1 об.; см. также письмо 296). Кн. Александр
Александрович Мещерский был секретарем отделения статистики Русского
географического общества и друг известного путешественника и ученого H. Н.
Миклухо-Маклая, чьи экспедиции он поддерживал (см. письма Тургенева к Мещерскому от 13/25 и
16/28 августа 1876 г. — Π.ΧΙ.305—307 и также Π.ΧΙ.270).
4 В письме от 16 (28) марта Тургенев писал: «Первые N-a российских газет навели
на меня тоску не хуже, чем на Вас: батюшки, что за чепуха за такая! Какую труху они
вытряхивают все эти господа известные авторы — с самого дна своих мешков! Даже
знаменитая и пресловутая „Анна Каренина" меня удовлетворяет мало — хотя и
попадаются в ней прелестные вещи, достойные великого мастера. Но ото всей этой вещи
отдает чем-то затхлым. (...) А каковы слухи распускают про нашего царя, про
Мальту, про наследника-регента! Экий вздор, подумаешь!» (Π.ΧΙ.234; см. также: Π.ΧΙ.236
и письмо 214, прим. 5).
5 Culturkampf (по современной орфографии Kulturkampf) — политика «культур-
кампфа» была заведена Бисмарком и направлена в первую очередь против
католической церкви (в связи с провозглашениями папой Пием IX независимости Церкви от
гражданских законов; так как глава католической церкви находился «по той стороне
гор», его сторонники назывались «ультрамонтанами»). Первым шагом в этой
политике было изгнание ордена иезуитов из Германии в июле 1872 г., за чем следовали так
называемые «майские законы» 1873 г., которые установили юридический контроль
государства над церковными делами. В борьбе с этими законами ряду немецких
епископов пришлось заплатить крупные штрафы, и они даже подверглись тюремному
заключению (об этом см.: Schulte F. X. Geschichte des «Kulturkampfes» in Preussen. Essen,
1882).
Среди первых дел, воздвигнутых в палате новым республиканским большинством
во Франции во второй половине марта 1876 г., был вопрос о вмешательстве церков-

208
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
ных лиц в выборы. Палата решила создать комиссию дознания, которая должна была
доложить как о принципе, какой должна быть роль духовных лиц в политических
делах страны, так и, в частности, о некоторых отдельных результатах выборов, которые
то ли признавались действительными, то ли отвергались (см. об этом: Hanotaux, t. 3, p.
570—574; см. также письмо 281, прим. 6).
6 Ю. Ф. Самарин умер в Берлине 19 (31) марта 1876 г. В письме от 23 марта (4
апреля) Тургенев писал: «Вот и Самарина — Юрия Федоровича — не стало; я в
воскресение был на его панихиде. Жаль его: человек был умный, талантливый и любимый
друзьями. Он приезжал в Париж незадолго до смерти — я его видел раз: перемена в
нем произошла страшная. Он казался стариком — лицо зеленое, всё в морщинах,
отвислые щеки; но держался он спокойно и самоуверенно по-прежнему. Теперь он
узнал, правда ли было то, чему он так горячо верил. То-то удивился он, когда не только
не встретил Хомякова, К. Аксакова и др. — да и самого себя не нашел! Но не хочу
кощунствовать» (Π.ΧΙ.240).
7 В письме от 23 марта (4 апреля) Тургенев сообщал Анненкову: «Вчера получил я
от дочери Пушкина (графини Меренберг, жены принца Нассауского) большой пакет
писем ее отца к ее матери. Я не успел еще прочесть их — но увидел на обложках
несколько замечаний, писанных Вашей рукою, из которых я мог заключить, что Вам эти
письма известны. Графиня М. желает, чтобы эти письма были напечатаны — и
поручила мне продать их. Напишите о них мне два слова — и почему они не были
напечатаны до сих пор, хотя по всему было видно, что они были приготовлены к печати, так
что даже некоторые места обведены карандашом как подлежащие к исключению? Я
обещался графине М. проехать через Висбаден на пути в Россию — что произойдет в
половине мая — и, стало быть, увижу ее дня за два до Вас (на самом деле Тургенев
поехал в Висбаден через Баден-Баден — см.: Π.ΧΙ.262. — Ред.). Я бы желал знать
Ваше мнение теперь же» (Π.ΧΙ.240). О дальнейшей судьбе этих писем, о том, что
M. М. Стасюлевич купил не сами письма, а только право на их публикацию (они были
изданы под редакцией и с предисловием Тургенева в январском и мартовском
номерах «Вестника Европы» за 1878 г.) и о том, что они действительно были в руках у
Анненкова, когда он готовил свои «Материалы для биографии А. С. Пушкина» 1855 г.,
см.: Измайлов Н. В. Тургенев — издатель писем Пушкина к H. Н. Пушкиной // Т. сб.,
вып. 5, с. 399—416; см. также: Левкович Я. Л. Письма Пушкина к жене // Русск. лит.,
1984, № 1, с. 188—198; см. также письмо 248, прим. 5.
8 это время русские произведения, которые не могли по цензурным причинам
выйти в России, издавались преимущественно в Германии и в первую очередь в Лейпциге.
216
5 (17) августа 1876. Гурнигель
ИРЛИ, ф. 7, № 11, лл. 24—25 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев
ответил 18 (30) августа 1876 г. (Π.ΧΙ.309).
1 24 июля (6 августа) 1876 г. Тургенев вернулся из России (Петербург, Москва,
Спасское), куда он прибыл 24 мая (5 июня) 1876 г., и обосновался в Буживале (см.:

Приложения
209
П.XI.264 и 298). В Спасском он дописывал роман «Новь», о чем сообщил М. М. Ста-
сюлевичу в письме из Спасского от 15 (27) июля: «Приятным долгом поставляю себе,
любезнейший Михаил Матвеевич, сообщить Вам, что сегодня в 4 часа окончил
наконец мой роман (...) Имя ему (но это пока секрет) будет „Новь" (с эпиграфом:
«Поднимать следует новь не поверхностно скользящей сохой, а глубоко забирающим
плугом — из записок одного хозяина-агронома»)» (Π.ΧΙ. 296). Вернувшись в Буживаль,
он объяснил издателю в письме от 26 июля (7 августа): «Сегодня куплена почтенная
масса „papier à manuscrit", и, начиная с завтрашнего дня, начнется усиленное
переписывание, которое, по моему расчету, не продолжится менее 6-ти недель! (...) Я
напишу Анненкову завтра же» (Π.ΧΙ.298—299). Письма Тургенева и Стасюлевича к
Анненкову, в которых сообщается об окончании «Нови», неизвестны. В ответном письме
к Стасюлевичу от 3 августа (н. ст.) Анненков писал: «NB: Сейчас получил extra Blatt,
да какой! Солдат с телеграммой о выигранных им 200 тч менее взволнован, чем я.
Буду пить шампанское сегодня. Но что за Н...? Голову ломаю. Наши что ли? И неужто
до января придется мне ждать? Впрочем, толковник Семен ждал и дольше. А старика-
автора поздравляю, да и Вас с ним, да и себя тоже. Это семейные радости —
единственные, к каким теперь склонен» (Стасюлевич, т. 3, с. 325).
2 После длинных переговоров (как Тургенев, так и Стасюлевич хотели, чтобы
Анненков приехал в Париж для ознакомления с рукописью «Нови») Анненков прочитал
роман в Баден-Бадене, куда 7 ноября (н. ст.) 1876 г. привез рукопись Хоакин Руис-
Гарсиа (Ruiz-Garcia), внук от первого брака отца Полины Виардо, Мануэля Гарсиа
(см. письма 218—220 и, в частности, письмо 220, прим. 1).
3 Приехав в Спасское 6 (18) июня 1876 г., Тургенев в тот же день писал Густаву
Флоберу: «Il fait une chaleur de 32 degrés Reaumur à l'ombre — et avec cela — grâce au
froid de 9 degrés au-dessous de 9 qu'il a fait le 21 mai — toute la verdure du jardin est
bariolée de petites feuilles mortes qui font vaguement penser à des cadavres de petits
enfants — et mes vieux tilleuls donnent une ombre maigre et chétive qui fait peine à voir.
Ajoutez à cela que mon frère qui devait m'attendre pour arranger des affaires d'argent, très
importantes pour moi, est parti pour Carlsbad il y a cinq jours; que je crois que je vais avoir
la goutte (...) que j'ai acquis la presque absolue certitude que mon intendant me pille — et
que je ne pourrai pas m'en défaire — et voyez la situation» (Стоит жара — 32 градуса по
Реомюру — в тени — и при этом — из-за девятиградусного мороза 21 мая — вся
зелень в саду пестрит увядшими листочками, которые смутно напоминают детские
трупики — а мои старые липы бросают столь скудную и редкую тень, что грустно на них
смотреть. Добавьте к этому, что мой брат, который должен был меня дождаться для
устройства весьма для меня важных денежных дел, пять дней тому назад уехал в
Карлсбад; что, как мне кажется, у меня скоро начнется приступ подагры (...) что у
меня появилась почти полная уверенность, что мой управляющий меня грабит, а мне
не удастся от него избавиться — и вы сможете себе представить положение вещей!)
(Π.ΧΙ.272, 409). Отвергнув идею продать Спасское, Тургенев решил отдать имение
«в аренду на 12 лет (...) соседу А. М. Щепкину, владельцу Катушищева, сыну
известного актера», и одновременно выгнать своего управляющего Н. А. Кишинского
(Π.ΧΙ.293).
4 В ответном письме от 18 (30) августа 1876 г. Тургенев жаловался: «Африканские
жары сменились — даже слишком — холодом и дождями...» (П. XI.309).

210
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Гурнигель являлся курортом, известным как своими целебными водами, так и
видами на окружающие Альпы и, в частности, на озеро Тунерзей (Thunersee). Центром
курорта была огромнейшая гостиница, сгоревшая в 1902 г.
13—17 августа (н. ст.) 1876 г. произошло торжественное открытие Байрейтского
театра, созданного по замыслу Рихарда Вагнера для исполнения его же опер. Впервые
исполнялась полностью его тетралогия «Кольцо нибелунга» (Der Ring des
Nibelungen). На открытие приехали многие видные музыканты изо всей Европы, и оно
привлекло широкое внимание прессы.
Луккул — Луций Луциний Лукулл (Lucullus), прозванный Понтийский; римский
полководец и политический деятель, прославленный не только своим богатством,
роскошью, библиотекой и садами, но и пирами, откуда возникло выражение «лукуллов пир».
5 В Берне 9 августа (н. ст.) 1876 г. вечером в кн. Константина Горчакова, русского
посла в Швейцарии, сына канцлера А. М. Горчакова, дважды выстрелила некая г-жа
овольская.
По дневниковым записям А. В. Никитенко оказывается, что Анненков с ним
встречался три раза; 21-го июня Никитенко писал: «Ездил в Цюрих и виделся там с
Павлом Васильевичем Анненковым, который уже с месяц как живет в одном из
предместий этого города». Анненков дважды ездил в Шинцнах (Schinznach-Bad под
Цюрихом), где жил Никитенко, 23-го июня («Анненков приезжал из Цюриха меня
навестить») и через месяц, 23 июля («Приезжал из Цюриха Анненков проститься со мною:
он едет в другую часть Швейцарии, к озеру Туну») (Никитенко, т. 3, с. 380—382).
10 июля (н. ст.) 1876 г. M. Н. Островский писал Анненкову из Киссингена:
«Надеюсь до 20-го непременно быть в Цюрихе; (...) Надеюсь, впрочем, что помехи не будет
и что радости видеть Вас у меня никто и ничто не отнимет... (...) Ах, дорогой Павел
Васильевич! Обо всем сколько хотелось бы переговорить с Вами, но все это отлагаю
до нашего свидания, которое теперь уже не за горами» (Островский. Новые
материалы, письма, труды и дни, статьи / Под ред. М. Д. Беляева. М.; Пг., 1924. С. 267—268).
О композиторах В. Н. и А. Н. Кашперовых см. письмо 107, прим. 6.
7 В мае 1876 г. началось восстание в Болгарии. Европейские газеты были полны
сообщениями о жестокостях, с которыми подавлялось это восстание (см. также
письмо 217, прим. 8). Между тем 20 июня (2 июля) княжества Сербии и Черногории
объявили войну Турции, отказавшейся улучшить быт местных жителей после мятежа
летом 1875 г. в Боснии и Герцеговине. Несмотря на двухмесячное перемирие, на
которое согласилась Турция 20 октября 1876 г., сербско-черногорско-турецкая война
1876 г. привела к русско-турецкой войне 1877—1878 гг.
8 В начале августа 1876 г. появилась новая серия статей о зверствах в Болгарии в
английской прессе (в первую очередь статьи Дж. А. Мак-Гахана (MacGahan) в «Daily
News»), по поводу которых премьер-министру Великобритании Б. Дизраэли
пришлось защищать свое правительство (частично и тем, что он отвергал критику,
направленную против турецкого правительства) в Палате общин 7 и 11 августа (н. ст.)
1876 г. (см.: Millman Richard. Britain and the Eastern Question. 1875—1878. Oxford,
1979. P. 150—160). Для многих в Великобритании, в частности для тех, кто создал
«Лигу в помощь христианам в Турции» (League in Aid of Christians in Turkey),
происходящее в Болгарии представлялось в форме религиозной борьбы между христианами
и мусульманами. В связи с провозглашением Мурада V новым султаном 30 мая
Добр

Приложения
211
(н. ст.) в газетах появилось сообщение о том, что 9 августа Турция и Ватикан
совместно объявили о назначении представителей для того, чтобы способствовать более
близким связям между собой (см., напр.: The Times. 1876. 10 August. P. 3).
Неточная цитата из монолога Сальери, с которого начинается пьеса «Моцарт и
Сальери» Пушкина. У Пушкина: «Бее говорят: нет правды на земле. / Но правды нет
— и выше» {Пушкин, 1937, т. 7, с. 123).
217
25 августа (6 сентября) 1876. Гурнигель
ИР ЛИ, ф. 7, № 11, лл. 26—27 об. Ответ на письмо Тургенева от 18 (30) августа
1876 г. (Π.ΧΙ.309—310). Тургенев ответил 26 сентября (8 октября) 1876 г. (Π.ΧΙ.
320—322). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме от 18 (30) августа 1876 г. Тургенев сообщал Анненкову: «Сижу
безвыездно в своем „chalet" и пишу, пишу, т. е. переписываю, переписываю — до одури.
Половину одолел — а другую еще предстоит одолеть. Лишь бы читатели не
употребляли этого глагола в отношении к моей „Нови"» (Π.ΧΙ.309).
2 О распоряжениях по поводу рукописи «Нови» см. письмо 216, прим. 2.
3 В письме от 18 (30) августа Тургенев писал: «Я очень рад, что Вы нашли такое
удобное и дешевое гнездышко (...)» (Π.ΧΙ.309). О тургеневском «chalet» в Буживале
см.: Zviguilsky Alexandre. Tourgueniev à Bougival // CahTVM, N- 5, 1981, p. 20—23;
Zviguilsky Tamara. Le Musée Tourgueniev. Paris, [1993], где приводятся иллюстрации
реставрированного шале.
4 По этому поводу Тургенев писал в письме от 18 (30) августа: «Что касается до
несчастных сербов, то их страданья вызвали во всей Европе — даже во Франции —
странный факт наружу (не слишком, однако, странный) — а именно тот, что нас,
русских (и славян), везде ненавидят и никакого к нам другого чувства не питают»
(Π.ΧΙ.309).
5 Речь идет о французском генерале П.-Ж.-Э. Камбронне (Cambronne). В сражении
при Ватерлоо Камбронн командовал гвардейской бригадой, и когда ему предложили
сдаться, он будто бы ответил: «La garde meurt et ne se rend pas» (Гвардия погибает и не
сдается). Однако в своем романе «Отверженные» {Les Misérables — 1832) В. Гюго ему
приписывает более резкий ответ, а именно то слово, которое приводит Анненков. По
этому поводу во Франции долго шли споры и расследования, причем сам Камбронн,
кажется, принадлежал, скорее, к лагерю Гюго (см.: Hugo Victor. Les Misérables. Edition
établie et annotée par Maurice Allem. Paris, 1951. P. 356, 1555—1556. (Bibliothèque de la
Pléiade)).
6 Тургенева возмутили статья Л. Асселина по поводу
сербско-черногорско-турецкой войны и открытое письмо В. Гюго «Pour la Serbie» (За Сербию) в газете «Rappel»,
редактором которой был Гюго (номера от 28 и 29 августа н. ст. 1876 г.). В письме к
Анненкову от 18 (30) августа он замечает: «Некто L. Asseline в ,ДарреГе" (получаете
Вы этот журнал в Вашем захолустье?) прямо указывает на этот факт («что нас,
русских (и славян), везде ненавидят». — Ред.) в N-e, предшествовавшем элукубрации

212
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
В. Гюго» (Π.ΧΙ.309). Настроение во Франции и «элукубрация» В. Гюго Тургенева так
раздражили, что он решил издать свое стихотворение на эту тему во французском
переводе. «Le Croquet à Windson> (Крокет в Виндзоре) вышел в газете «Le XIXe siècle»
(3 septembre 1876, p. 1—2) и оттуда перепечатывался в других французских газетах
(см.: Zekulin Nicholas G. Turgenev's Kroket ν Vindzore («Croquet at Windson>) // NZSJ,
1983, p. 90—91 и 100—101).
7 В письме к Анненкову от 18 (30) августа Тургенев писал: «Сегодня мне
некогда — а я Вам когда-нибудь пошлю стихи — мои (!), которые я было написал в
Петербурге для помещения в том же „Новом времени" — но редакция убоялась и не
напечатала. Называется это произведение „Виндзорский крокет" — и очень неприятно
англичанам и г-же Виктории» (Π.ΧΙ.309). Речь идет о стихотворении «Крокет в
Виндзоре», которое Тургенев написал под впечатлением известий о турецких жесто-
костях в Болгарии накануне своего отъезда из России 20 июля (ст. ст.) 1876 г. Хотя в
«Новом времени» стихотворение не напечатали, оно обошло весь Петербург и
читалось на высокосветских собраниях, на которых собирались пожертвования в помощь
«братьям-славянам», о чем сообщалось в европейских газетах.
8 Сэр Генри Эллиот (Elliot) был в 1867—1877 гг. великобританским послом к
Турции. Хотя он в Лондон передавал некоторые поступившие к нему сообщения о
зверствах в Болгарии и также, по поручению Лондона, несколько раз сделал протест
турецкому правительству, он явно думал, что в сообщениях преувеличивалось положение
дел. Того же мнения, но еще в большей мере, были члены британского правительства,
и в первую очередь премьер-министр Б. Дизраэли (который первоначально заявил в
речи в Палате общин 10 июля, что в сообщениях от посла ничего не было о
каких-либо зверствах). Враги политики Дизраэли выделили Эллиота в своей критике даже в
парламентских прениях, и он стал неким козлом отпущения (см.: Millman Richard.
Britain and the Eastern Question. 1875—1878. Oxford, 1979. P. 124—134 и 157—161; The
Times. 1876. 11 July. P. 3).
9 О письмах А. С. Пушкина к жене см. письмо 215, прим. 7. 17 (29) августа
Тургенев писал Μ. М. Стасюлевичу: «Вот, любезнейший M. М, что я сейчас получил от
дочери Пушкина. Вы увидите, что опять всё расклеилось» (Π.ΧΙ. 308).
218
6 (18) сентября 1876. Вевэ
ИРЛИ, ф. 7, № 11, лл. 28—29 об. Тургенев ответил 26 сентября (8 октября) 1876 г.
(П. XI. 320—322).
1 Письмо M. М. Стасюлевича к Анненкову с восторженным отзывом о «Нови»
неизвестно. 5 (17) сентября Анненков ему отвечал: «Последнее третье ваше письмо с
отчетом о романе Тургенева отбросило в тень два первых, на которые хотел отвечать.
Не хочется ни о чем говорить, а особенно не хочется говорить о самом себе ввиду
этого романа, так живо Вами описанного. Стало быть, жизненный фейерверк Тургенева
заключается таким бураком, такой картиной, пред которой все старые огни, ракеты и

Приложения
213
петарды, им пущенные в нас, ослеплявшие — должны позабыться. Лучше и нельзя
кончать своей карьеры: это ответ на все подозрения в том, что он исписался, это
опровержение мысли Достоевского, что он способен на повести с таким содержанием,
которое хорошо исчерпывается заглавием вроде: Merci! или „Comment portez-vous?" да
это также и пристыжение тех, которые утверждали, что он позабыл Россию, разорвал
с нею все связи, не понимает в ней более ни одной йоты и пишет еще только для того,
чтобы самому же и переводить себя по-французски, угождая парижским литераторам
и редакциям. С этой точки зрения я только могу и судить о новом произведении, так
как не знаю его с художественной стороны, но достаточно и этой точки, чтобы
судить — какой триумф Тургенев уготовил себе над сплетнями, пересудами своих
врагов и недоброжелателей, а это под склон жизни — дается не всякому писателю»
(Стасюлевич, т. 3, с. 331—332).
2 В письме к Анненкову от 26 сентября (8 октября) 1876 г. Тургенев сообщил о
том, что кончил переписку «Нови»: «Теперь приходится мне всё это перечесть — а
там подвергнуть Вашему суждению. Не могу скрыть, что желал бы очень, чтобы Вы
решились на путешествие сюда (...) положим, рукописи на почте не пропадают —
но, однако, если б эта беда случилась с этой, оно было бы настолько бедой, потому
что я так много переделал и переиначил, переписывая, что вспомнить всё это было бы
невозможно (...) Напишите мне Ваше откровенное мнение — и я так уже и
распоряжусь» (Π.ΧΙ.320). Об окончательных распоряжениях см. письмо 216, прим. 2.
О рукописи части «Былого и дум» А. И. Герцена см. письмо 209, прим. 3 и
Π.ΧΙ.207.
В письме к M. М. Стасюлевичу от 21 ноября (3 декабря) Тургенев сообщал своему
издателю: «Сим извещаю Вас, что рассказ „Часы" (87 стр.) отправлен мною
страховым письмом Павлу Васильевичу Анненкову в Баден-Баден с инструкцией:
немедленно по прочтении отправить рукопись тоже страховым пакетом к Вам (...)»
(Π.ΧΙ.160—161). Роман «Новь» появился в «Вестнике Европы», в № 1 и 2 за 1877 г.
219
30 сентября (12 октября) 1876. Цюрих
ИР ЛИ, ф. 7, №11, лл. 34—35 об. Впервые: Лит. мысль, с. 193—194. Ответ на письмо
Тургенева от 26 сентября (8 октября) 1876 г. (Π.ΧΙ.320 и 322). Тургенев ответил
10 (22) октября 1876 г. (Π.ΧΙ.329).
1 26 сентября (8 октября) 1876 г. Тургенев писал Анненкову: «Милейший Павел
Васильевич, я потому до сих пор не отвечал Вам, что хотел быть в состоянии
известить Вас об окончании переписки и переделки моего романа («Новь». — Ред.).
Наконец этот факт совершился — и я Вас извещаю! » (Π.ΧΙ.320).
2 Об окончательном распоряжении насчет ознакомления Анненкова с рукописью
«Нови» см. письмо 216, прим. 2. О том, как рукопись была отправлена в Петербург,
см. письмо 224, прим. 1. Анненков сообщил свое мнение о романе в двух письмах от
28 октября (9 ноября) 1876 г. (№ 221 и 222).

214
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
3 В письме от 10 (22) октября Тургенев уверял Анненкова: «Но я никогда не
полагал прочесть Вам мою вещь — это было бы совсем противно нашим „традициям"; все
мои вещи (вспомните «Дворянское гнездо», «Отцы и дети») были прочтены Вами à
loisir; и „Новь" прочтется Вами так же — и только когда прочтете всю эту махину, Вы
сообщите мне Ваши критические замечания» (Π.ΧΙ.329).
4 Анненков сравнивает графа Петра Андреевича Шувалова, начальника III
Отделения и шефа жандармов, с древними ассириянами. Ассур — в Ветхом завете сын Сима,
старшего сына Ноя. Он считался родоначальником племени ассириян, у которых
верховный бог назывался Ассур (или Ашшур). Сарданапал (совр. имя — Ашшурбани-
пал) — последний ассирийский царь, отличавшийся склонностью к роскоши.
5 В ответ на это рассуждение Анненкова Тургенев писал: «Не говорю Вам ничего о
войне, о Сербии, Турции и т. д., потому что, во-первых, это было бы излишне — а во-
вторых, потому что тут сам черт ногу переломит» (Π.ΧΙ.320).
220
14 (26) октября 1876. Цюрих
ИРЛИ, ф. 7, № 11, лл. 36—37. Впервые: Лит. мысль, с. 194—195. Ответ на письмо
Тургенева от 10 (22) октября 1876г. (Π.ΧΙ.329). Тургенев ответил 21 октября (2
ноября) 1876 г. (Π.ΧΙ.334). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме от 10 (22) октября писатель в первый раз предлагает выслать рукопись
«Нови» с поверенным к Анненкову. Поверенным сначала должен был быть «человек»
Тургенева Огюст (Auguste) (см.: Π.ΧΙ.334), но в последнюю минуту его заменил Хоа-
кин Руис-Гарсия (о нем см. письмо 216, прим. 2 — Тургенев его называет «cousin»
(двоюродным братом) Полины Виардо, см.: Π.ΧΙ.338). О расходах см. письмо 222,
прим. 1.
2 Анненковы на зиму 1877/78 г. переселились не в Париж, а в Брюссель (см.
письмо 240).
3 Какую свою фотографию Анненков выслал Тургеневу, неизвестно.
221
28 октября (9 ноября) 1876. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 11, лл. 38—39 об. Впервые: Лит. мысль, с. 196—197. Переизд.:
Переписка, с. 559—560. Ответ на письма Тургенева от 21, 23 и 26 октября (2,4и7
ноября) 1876 г. (Π.ΧΙ.334, 337 и 338). Тургенев ответил 30 октября (11 ноября) 1876 г.
(П.XI. 343). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме от 21 октября (2 ноября), когда еще везти рукопись «Нови» должен был
камердинер Тургенева и когда он должен был прибыть в Баден-Баден 5 ноября
(н. ст.), Тургенев писал: «очень был бы я благодарен — если б Вы могли отправить

Приложения
215
его обратно во вторник, 7-го вечером, ибо 9-ое мое рождение и я даю у себя обед, на
котором его услуги были бы весьма полезны; в два дня с половиною Вы успеете эту
штуку прочесть и письменно высказать свои замечания» (Π.ΧΙ.334). На самом деле
привез рукопись двумя днями позже Хоакин Руис-Гарсия (см.: Π.ΧΙ.338).
2 Изложив первые впечатления от «Нови», Анненков проницательно угадал в
романе новое в художественной манере Тургенева и предрек роману полемику,
разноречивые и преимущественно критические отклики (см.: С.ХП.524—543).
3 О «памфлетической стороне» «Нови» Анненков писал подробно после проводов
Руиса-Гарсия в Париж во втором письме от того же дня (письмо 222) и снова в
письмах от (16) 28 ноября 1876 г. и 25 ноября (7 декабря) (письма 223 и 224). В своих
воспоминаниях об А. Ф. Писемском Анненков дал следующее определение целей и
приемов «литературного памфлета»: «Они состоят в том, чтобы довести лицо или событие
до высшей степени безобразия, какое для них только мыслимо, а все недостающее им
до этой позорной апофеозы изобрести более или менее искусно и правдоподобно (...)
Но памфлетический образ обработки сюжетов имеет один большой недостаток: он
устраняет труд созидания характеров и довольствуется одним выпуклым
изображением их главного порока, предоставляя на основании этого документа дорисовывать
самые типы воображению читателя» (Анненков, Писемский, с. 518).
4 Анненков здесь намекает на сербско-черногорско-турецкую войну 1876 г. (см.
письмо 216, прим. 7). Несмотря на активное сопротивление русского правительства,
главнокомандующим главной сербской армией был назначен русский генерал
М. Г. Черняев, что послужило к наплыву значительного количества русских
добровольцев, которых поддерживало сбором денег и снаряжением Славянское
благотворительное общество.
5 В письме от 25 октября (6 ноября), которое Тургенев послал с X. Руис-Гарсия, он
просил: «Je vous prie de m'acheter chez M-me Marx la brochure de R. Wagner — contre la
France (une espèce de comédie, qui se passe pendant la siège de Paris — et où Victor Hugo
et d'autres figurent) — et me l'envoyer avec M-r Ruiz» (Прошу вас купить мне у г-жи
Маркс брошюру Р. Вагнера, направленную против Франции (нечто вроде комедии,
действие которой происходит во время осады Парижа и в которой фигурируют В.
Гюго и другие) — и прислать ее мне с г-ном Руисом) (П. XI.338; 423). Речь идет о
тексте Рихарда Вагнера «Eine Kapitulation. Lustspiel in antiker Manier» (Капитуляция.
Комедия в старинном духе), якобы либретто для неосуществленного музыкального
произведения Вагнера. Пьеса напечатана: Wagner Richard. Gesammelte Schriften und
Dichtungen. Leipzig, 1873. Bd. IX. S. 5—50. См. также письмо 225, прим. 7.
В 1875 г. в журнале «Gegenwart (Unsere Zeit)» (Nr. 29. S. 43—45) появилась статья
Э. Лейманна (Lehmann) «Richard Wagner und die Zukunft des deutschen Dramas»
(Рихард Вагнер и будущность немецкой драмы), в которой обсуждались статьи Вагнера,
касающиеся теории драмы, и их воплощение в его либретто к операм. Однако в статье
не упоминается интересующая Тургенева пьеса.
Придворный книжный магазин (Hofbücherei) Д. Р. Маркса (Marx), при котором
был также популярный читальный зал («Leseinstitut»), открылся в 1815 г. В 1822 г.
Маркс получил разрешение открыть первое в Баден-Бадене издательство (см.: Der
Stadtkreis Baden-Baden. Sigmaringen, 1995. S. 241, 247). После смерти Д. Р. Маркса (до
1870 г.) магазин перешел в руки его дочери Розалии.

216
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
222
28 октября (9 ноября) 1876. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 11, лл. 40—43 об. Впервые: Лит. мысль, с. 197—198. Переизд.:
Переписка, с. 561—563. Тургенев ответил 30 октября (11 ноября) и 11 (23) ноября 1876 г.
(П.XI. 343 и 350).
1 Еще в письме от (14) 26 октября 1876 г. (№ 219), когда в первый раз зашла речь о
том, что рукопись «Нови» привезет в Баден-Баден поверенный Тургенева, Анненков
настаивал на том, что расходы по этому путешествию он возьмет на себя. В письме от
21 октября (2 ноября), когда еще должен был ехать его камердинер (см. письмо 220,
прим. 1), Тургенев предложил: «Что касается до квартиры и продовольствия Огюста,
то пусть оно будет на Ваш счет, коли уж Вы этого непременно хотите; а путешествие
уже будет на мой счет, т. е. на счет Стасюлевича» (П. XI.334). В коротком письме к
Анненкову от 30 октября (11 ноября) Тургенев сообщил: «Рукопись и оба Ваши
письма получил — благодарю за добрый совет — он, как всегда, очень хорош — и умен —
и будет мною принят в соображение. Означенные места я переделаю или выкину»
(Π.ΧΙ.343).
На самом деле, как всегда, перемены, которые ввел Тургенев в текст романа,
являлись гораздо более тонким откликом на замечания критика (см. об этом: C.XII.521—
524; Буданова Η. Ф. Роман И. С. Тургенева «Новь» и революционное народничество
1870-х годов. Ленинград, 1983. С. 48—95; Zekulin Nicholas G. Pavel Annenkov
conseiller littéraire de Turgenev : Le cas de Terres vierges II Revue d'Études slaves. LIX. 1987.
№4. P. 753—766).
2 Тургенев, очевидно, решил, что во фразе «клеврет ренегата» вызывающим было
именно слово «ренегат»; фразу он изменил на «прирожденный клеврет», а там, где
слово «ренегат» упоминает Сипягин, его прямо заменил словом «клеврет» (см.:
C.XII.102 и 103, 433 и 434). Хотя он исключил из конца романа то, что Калломейцев
«считался одним из надежнейших чиновников» министерства народного
просвещения, заменив название министерства словом «своего» (C.XII.292 и 456), он решил не
исключать точное назначение Калломейцева в начале романа, а только изменил там
министерство внутренних дел на министерство двора (см.: С. XII.427). К
характеристике Маркелова он добавил: «Ему вообще не везло — никогда и ни в чем; в корпусе
он носил название „Неудачника"» (C.XII.76 и 431). Однако вопрос о «памфлетной»
стороне романа продолжал его волновать (см. письмо 223, прим. 1).
3 Исключая фразу «Шкуру дерут с нашего брата! Сквозь зубы промолвил он»
(C.XII.435), Тургенев ввел новый штрих, что притеснение, о котором говорит
Соломин, касалось рабочей артели (см.: C.XI1.375), и также добавил в корректуру
«Вестника Европы», что завод Соломина в Перми работает «на каких-то артельных началах»
(C.XII.457).
4 Тургенев исключил ту часть рассуждений Паклина, где он сравнивает русских с
римлянами (см.: C.XII.425), и заменил ее характеристикой Соломина (см.:
C.XII.298—299 и 425). О «римском» элементе в «Нови» см.: Woodward James В. The
'Roman' Theme in Turgenev's Nov' II Woodward James В. Form and Meaning. Essays on
Russian Literature. Columbus, 1993. P. 94—105.

Приложения
217
Во время своего пребывания в Петербурге в начале XIX века Жозеф де Местр (de
Maistre) принял активное участие в обсуждениях о роли образования в России. В
частности, о неспособности русских к науке он писал в первом из своих писем к министру
народного просвещения А. К. Разумовскому (письма были опубликованы в Париже в
1851 г. во втором томе сборника «Lettres et opuscules inédits du comte Joseph de
Maistre»; русский перевод появился в 1880 г. — см.: С.XII.504—505). В «Русском
архиве» (1871. № 11. С. 53—147; № 12. С. 181—192; 1872. № 1. С. 161—234) появились
его «Письма из Петербурга в Италию».
Спасович — речь идет о Владимире Даниловиче Спасовиче, известном адвокате,
бывшем профессоре Санкт-Петербургского университета (см. письмо 71, прим. 3),
критике и авторе литературоведческих трудов, ближайшем сотруднике «Вестника
Европы».
Катон (Cato) — Марк Порций Катон (младший) Утический, древнеримский
республиканец, политический враг Юлия Цезаря, борющийся с возрастающей властью и
провозглашением Цезаря императором.
5 «Безымянная Русь!» — слова Паклина, которыми кончается роман «Новь»
(С.ХИ.ЗОО).
6В письме от 30 октября (11 ноября) Тургенев согласился с Анненковым: «...могу
теперь сказать, что буду требовать появления всей вещи в одном N-e» (Π.ΧΙ.343).
В письме к M. М. Стасюлевичу от того же дня он усердно настаивает: «5-й) и самый
важный пункт! Анненков изъявляет свое неизменное мнение, что вся штука должна
быть абсолютно напечатана в одном месяце, наподобие „Отцов и детей". Иначе могут
выйти самые неприятные недоразумения. Вы знаете, что это было всегда и мое
убеждение» (Π.ΧΙ.344). В письме к Анненкову от 11 (23) ноября он просил его в свою
очередь обратиться по этому поводу к Стасюлевичу: «а то он непременно будет
упорствовать и всякие выставлять закорючки» (П.XI. 350), что Анненков действительно и
сделал в письме к редактору от 17 (29) ноября: «Разбивать его на две книжки журнала,
по-моему, нет никакой возможности. Надо, чтобы удар был мгновенный и
электрически пробежал по читающему миру, а месячный промежуток даст возможность
разрыхлить впечатление, с помощью преждевременных заключений, выводов,
диффамаций, которые в этот промежуток непременно появятся. Очень и очень было бы жалко,
если бы ослабло действие романа, благодаря простой механической причине» (Ста-
сюлевич, т. 3, с. 35; см. также письмо 224, прим. 1). На самом деле роман вышел в
первых двух номерах «Вестника Европы» за 1877 г., что, как оказалось, помогло при
обсуждении второй части в Цензурном комитете (см.: C.XII.511 и письмо 230,
прим. 2). Роман был разбит не там, где советовал Анненков; вторая часть началась
с XXIII главы (см.: BE, 1877, февраль, с. 465).

218
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
223
16 (28) ноября 1876. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, №11, лл. 44—44 об., 45—45 об. Впервые: Лит. мысль, с. 199—200. Пере-
изд.: Переписка, с. 564—565. Ответ на письмо Тургенева от 11 (23) ноября 1876 г.
(Π.ΧΙ.350). Тургенев ответил 18 (30) ноября 1876г. (П.Х111.6—7).
1 Отправив исправленную рукопись «Нови» в Петербург, Тургенев снова вернулся
к вопросу о «памфлетической» стороне романа в письме к Анненкову от 11 (23)
ноября: «Все Ваши замечания приняты к сведению, конец совсем переделан — сделаны
еще некоторые изменения. Но я бы желал знать более определенным образом
значение Вашего слова: памфлетический элемент. Кроме явных (и не скрываемых) намеков
на Стасова, кн. Вяземского, певца Славянского — считаете ли Вы, напр., обед у купца
Голушкина тоже принадлежащим к области памфлета — или только некоторой
карикатурой — à la Dickens? Мне это нужно ведать — и Вы мне это напишите — потому
что, так как я буду получать здесь корректуры, то можно будет сообразиться»
(Π.ΧΙ.350).
2 В романе В. В. Стасов изображен в образе критика Скоропихина, П. А.
Вяземский — в образе князя Коврижкина, писательница Е. В. Салиас де Турнемир — в
образе Хавроньи Прыщовой и певец-дирижер Дмитрий Александрович Агренев-Славян-
ский — в образе Агремантского (см.: С.ХП.514).
3 Тургенев убрал фразу дьякона о поздних родах св. Анны, заменив ее в наборной
рукописи другим вопросом: «„Темна вода во облацех"? — на что Гарася должен был,
по указанию самого отца диакона, ответствовать: „Сие есть необъяснимо"» (С.ХП.98
и 433), но сравнение с Иоанном Предтечей оставил (см.: С.ХИ. 125). В ответном
письме к Анненкову от 18 (30) ноября Тургенев оправдался: «Историю о поздних родах
Анны я собственными ушами слышал в собственной школе от собственного диакона;
mais le vrai peut quelquefois n'être pas vraisemblable — и это будет выкинуто. В
сравнении Маркелова с Иоанном, накушавшимся одних акрид, кажется, нет ничего
зазорного?» (П.ХПрб; см. также письмо 224).
4 Анненков ошибся (см. письмо 225): пьеса была напечатана в девятом томе
единственного тогда собрания сочинений Р. Вагнера (см. письмо 221, прим. 5).
5 В письме от 11 (23) ноября Тургенев сообщил Анненкову о дебюте 19-летнего
сына-скрипача Полины и Луи Виардо 19 ноября (н. ст.) 1876 г.: «В воскресенье Поль
Виардо дебютировал в цирке Pasdeloup перед 4000-и слушателей с концертом
Мендельсона — и получил огромный успех. Два вызова, хлопанье без конца и т. д.»
(Π.ΧΙ.350). О своем дебюте сам Поль Виардо вспоминал: «Quel trac! quelle émotion de
se sentir le point de mire de cinq milles paires d'yeux! Mais quelle agréable musique que les
battements de cinq milles paires de mains!» (Какой страх! какое волнение, когда
чувствуешь себя точкой прицеливания пяти тысяч пар глаз! Но какой приятной музыкой
является хлопанье пяти тысяч пар рук!) (Viardot Paul. Mémoires d'un artiste. Paris,
1910. P. 78).
6 Густав Молинари (Molinari) — бельгийский экономист, последователь
манчестерской школы. С конца 1850-х гг. постоянный сотрудник изданий M. Н. Каткова
«Русский вестник» и «Московские ведомости». Возможно, что, упоминая «обои полу-

Приложения
219
шария», Анненков намекает на книгу Молинари «Lettres sur les États-Units et le
Canada, adressées au Journal des débats à l'occasion de l'exposition universelle de
Philadelphie» (Письма о Соединенных Штатах и о Канаде, адресованные в «Journal des
débats» при случае всемирной выставки в Филадельфии), вышедшую в Париже в
1876 г.
Возможно, что имеется в виду экономист и публицист Владимир Павлович Безо-
бразов.
7 Речь идет о желании Тургенева, чтобы роман был напечатан целиком в одном
номере журнала «Вестник Европы»; см. письмо 222, прим. 6.
224
25 ноября (7 декабря) 1876. Баден-Баден
ИР ЛИ, ф. 7,№ 11, лл. 46—47 об. Впервые: Лит. мысль, с. 201. Ответ на письмо Тур-
генева от 18 (30) ноября 1876 г. (IJ.XÎIj.6—7). Тургенев ответил 27 ноября (9
декабря) 1876 г. (n.XUj. 18).
1 В письме от 18 (30) ноября 1876 г. Тургенев писал Анненкову: «...имею
сообщить Вам, что рукопись „Нови" уже находится в руках Стасюлевича — и что, уступив
его отчаянным приступам и мольбам, я сделал глупость — т. е. согласился разбить
роман на две книжки. И потому если Вы еще не писали ему об этом — то уж и не
пишите: дело сделано» (Π.ΧΙΙι.6). С просьбой не разбивать роман Анненков написал Ста-
сюлевичу еще 17 (29) ноября (см. письмо 222, прим. 6). В письме к редактору от 12
декабря (н. ст.) Анненков оправдывался: «Между прочим — никакого совета
Тургеневу — требовать однократного печатания „Нови" — целиком — я не давал, а наоборот,
он меня просил замолвить перед Вами словцо в этом смысле, что я, по слабости моей
к этому человеку, и сделал, несмотря на врожденное мое отвращение мешаться в
другие дела, которые еще и плохо знаю. А как только сделал, так и получаю от того
предмета моей страсти предписание — воздержаться от всяких заявлений. Вот поди тут и
живи — повернешься, не повернешься, а все кому-нибудь насолишь» (Стасюлевич,
т. 3, с. 335—336).
Вспоминая, как Тургенев боялся ему выслать рукопись «Нови» в Баден-Баден по
почте, Анненков немного подсмеивался над писателем (см. письмо 218, прим. 2 и
Π.ΧΙ.348 и 354). В письме от 27 ноября (9 декабря) Тургенев сообщал Анненкову:
«Любезный Павел Васильевич, Вы бы напрасно „шпыняли" мою „идиосинкразию";
рукопись „Нови" не была отправлена по почте в С.-Петербург. А, по особому
настоянию Стасюлевича, отвезена банкиром Гюнцбургом» (Π.ΧΙΙι.18). Рукопись увез в
Петербург Урий Осипович Гинцбург (см.: Π.ΧΙ.348 и 662).
2 В письме от 18 (30) ноября 1876 г. Тургенев продолжал обсуждать вопрос о
«памфлетической стороне» романа «Нови» (см. письма 221, прим. 3 и 223, прим. 1):
«С общими Вашими замечаниями насчет памфлетических шпилек я согласен — и
непременно во время корректуры (мне будут посылаться листы) их выковырю. Иных
будет очень жаль, скажу прямо: прозвище князя Коврижкина „лакеем-энтузиастом" я,
кажется, оставлю (...) Ну, а сравнение Стасова с бутылкой кислых щей? Оставить?

220
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Пение Славянского (певца Агренева) — с пением леща с кашей? Скажите — „да" или
„нет"; так и будет» (Π.ΧΙΙι.6). Тургенев оставил эти места в романе, но прибавил об
общем застое в умственной жизни: «В критике... если молодому передовому
рецензенту нужно сказать, что „курице свойственно нести яйца", — подавай ему целых
двадцать страниц для изложения этой великой истины — да и то он едва с нею сладит.
Пухлы эти господа, доложу вам, как пуховики, размазисты, как тюря, и с пеной у рта
говорят общие места!» (С.XII. 297 и 457).
В своих воспоминаниях о Тургеневе Стасов замечает: «Спустя год или полтора,
при личном свидании в Петербурге, я спрашивал, смеясь, Тургенева: „Меня уверяют
многие, что Скоропихин, это у вас — я. Правда, Иван Сергеевич?" Он в ответ тоже
смеялся и сказал: „Да, конечно, отчасти и вы, но тоже и многие другие..." — „Ну
хорошо; но неужели, Иван Сергеевич, вы у меня только и нашли, что несколько
дрянных капель на дне, от которых только живот режет?" Он в ответ только улыбался и
кое-как отбояривался» {Стасов В. В. Из воспоминаний об И. С. Тургеневе /Те восп.
совр., т. 2, с. 116). В июне 1878 г. Тургенев написал стихотворение в прозе «С кем
спорить...», последние слова которого звучат: «Не спорь только с Владимиром
Стасовым!» (С. ΧΙΠ.208).
В. П. Буренин, А. С. Суворин — популярные журналисты, известные своими
острыми и меткими пародийными шаржами (напр., о пародии Буренина на «Вешние
воды» см. письмо 139, прим. 2). С обоими Тургеневу пришлось столкнуться в первой
половине 1877 г. (см.: C.XV.379—381; см. также письма 234, прим. 2 и 235, прим. 5).
3 Речь идет о пародии на Тургенева в образе писателя Кармазинова в романе
«Бесы» Ф. М. Достоевского (см. письма 132, прим. 2 и 199, прим. 3). О том, что
Анненков рассматривал «Новь» как в некоторой степени ответ на карикатуру
Достоевского, см. письмо 218, прим. 1.
4 Об изменениях, которые ввел Тургенев, см. письмо 223, прим. 3.
5 Имеется в виду речь, которую произнес Бисмарк на 24-м заседании немецкого
парламента 5 декабря (н. ст.) 1876 г. в ответ на вопрос о новых русских таможных
пошлинах и в которой, в частности, он сказал: «...ich gebe Ihnen die positive Versicherung,
so lange wir auf diesem Flecke stehen, wird es Ihnen nie gelingen, unser gutes und solides
Verhältnis zu Rußland irgendwie zu alterieren und in die erprobte hundertjährige
Freundschaft, die zwischen beiden Regierungen besteht, einen Riß zu machen. (...) das
Bündnis, welches die drei Monarchen seit langer Zeit vereinigt, besteht in voller Geltung,
und ich kann Sie auch versichern, daß trotz der entgegengesetzten Stimmen, die in der
Österreichischen Presse hier und da laut werden, und deren Motive, Quellen, Wurzeln ich
nicht weiter hier besprechen will — daß trotzdem das Verhältnis zwischen Rußland und
Österreich von jeder Trübung weit entfernt ist und vollkommen in einer solchen Lage —
und wir sind darüber sehr genau unterrichtet — daß das Dreikaiserbündnis noch heute
seinen Namen im vollsten Maße verdient und sich vollsten Bestände befindet» (...я вас
категорически уверяю, что, пока мы стоим на этом месте, вам никогда не удастся чем-
либо изменить наши хорошие и прочные отношения с Россией и ввести разрыв в нашу
проверенную столетнюю дружбу, которая существует между двумя государствами.
(...) Связь, которая уже долго соединяет трех императоров, продолжается в полной
своей силе, и я также могу вас уверить, что, несмотря на некоторые враждебные
голоса, которые слышно там и сям в австрийской прессе и о поводах, источниках и корнях

Приложения
221
которых я распространяться не намерен — что, несмотря на то что отношения между
Россией и Австрией далеки от какой бы то ни было мутности и полностью в таком
положении — о чем мы точно осведомлены — что союз трех императоров полностью
заслуживает своего названия и находится в полном действии) (von Bismarck Otto. Die
gesammelten Werke. Berlin, 1924—1932. Bd. IX. S. 468—479).
6 В 1876 г. в известном штутгартском издательстве Мецлер (Metzler) вышел
сборник переводов А. Д. Баратынской: «Translations from Russian Poets, By a Russian Lady.
Baden-Baden 1875—76». Одновременно он набрал ее перевод тургеневского
стихотворения «Крокет в Виндзоре», который можно было приобрести отдельно, но, кажется,
он иногда брошюровался в сборник (сборник не был пронумерован) как последнее в
нем стихотворение. В Англии перевод появился лишь в 1909 г. (см.: Zekulin
Nicholas G. Turgenev's Kroket ν Vindzore («Croquet at Windson>) // NZSJ, 1983, p. 85—103; на
с. 102—103 приводится текст перевода).
225
3 (15) декабря 1876. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, №11, лл. 48—49 об. Впервые: Лит. мысль, с. 202—203. Ответ на письмо
Тургенева от 27 ноября (9 декабря) 1876 г. (II.Xllj.18). Тургенев ответил 4 (16)
декабря 1876 г. (Tl.Xlli.26).
1 В письме от 27 ноября (9 декабря) 1876 г. Тургенев пишет: «Я уже получил
несколько корректур. (...) Из писем Стасюлевича я вижу, что он доволен (что — как
Вам лучше моего известно — ручательство еще не большое); но важно то, что, по его
мнению, ни одно слово не будет выпущено — и что опасности со стороны цензуры не
предвидится. Qui vivra — verra» (Π.ΧΙΙι.18; о цензурной истории второй части романа
см. письмо 230, прим. 2).
2 В ответном письме Тургенев уверял Анненкова: «Памфлетические „прыщи"
(которых всех в совокупности наберется не более двух страниц, чем они отличаются от
целого „характера", выведенного Достоевским) будут, по мере возможности, сведены;
„бутылка кислых щей", однако, проскочила, так как она попала в первые
корректурные формы» (Π.ΧΙΙι.18; см. письма 221, прим. 3, 223, прим. 1 и 224, прим. 2).
Крупповская пушка — пушка крупнейшей в мире немецкой сталелитейной
фирмы, основанной в 1826 г. Фридрихом Круппом. Фирма была главным поставщиком
пушек для прусской, а потом немецкой армии.
3 Анненков пересказывает Тургеневу содержание письма к нему M. Е. Салтыкова
от 25 ноября (ст. ст.) 1876 г.: «Месяц тому назад возвратился сюда Некрасов из
Крыма. Не просто больной, а безнадежно. У него загиб в кишках и, может быть, рак.
Лечат Боткин и Белоголовый; последний говорит мне, что нынешнее положение хотя и
можно протянуть, но не надолго» (Салтыков-Щедрин, т. 19ι, с. 33).
4 Нравственное и физическое состояние Некрасова усугубилось в связи с тем, что
из № 11 «Отечественных записок» была вырезана его поэма «Пир на весь мир» (часть
поэмы «Кому на Руси жить хорошо»), о которой M. Е. Салтыков писал Анненкову:
«А поэма замечательная: в большинстве довольно грубая, но с проблесками несо-

222
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
мненной силы. Вот ежели бы был стыд, то этого бы не сделали, хоть ради того, что
человек тридцать лет служит литературе и имеет имя» (Салтыков-Щедрин, т. 19],
с. 33). Салтыков действительно связывал свою литературную судьбу с
«Отечественными записками» и опасался: «Как только Некрасов умрет (в чем я почти не
сомневаюсь), так, вероятно, рушатся и „Отечественные записки". А так как мне уже не
приходится на старости лет слоняться по разным редакциям и так как в моей деятельности
большую роль играет привычка и известный способ писания, то катастрофа сия,
вероятно, отразится и на мне. Или, говоря проще, я тоже умолкну» (там же). Некрасов
умер 27 декабря 1877 г. (ст. ст.), а журнал «Отечественные записки» просуществовал
до 1884 г., причем главным его редактором стал как раз Салтыков (при соредакторст-
ве Н. К. Михайловского и Г. 3. Елисеева, см.: Русск. периодич. печать, с. 273).
После ряда поражений русский генерал М. Г. Черняев был смещен с поста
главнокомандующего главной сербской армией 18 октября (ст. ст.) 1876 г.
5 В письме от 27 ноября (9 декабря) Тургенев замечал: «В последние 5, 6 дней
повеяло несколько менее воинственным настроением; однако же мне все-таки кажется,
что после всех этих приготовлений, манифестаций, благословений, слез, поездок в
Троицкую лавру, адрессов и речей трудно предположить, что войны не будет. Во
всяком случае безденежье нам грозит велие» (Π.ΧΙΙι.18). В частности, имеются в виду
поездка в Троице-Сергиеву лавру вел. князя Николая Николаевича и торжественная
встреча его как главнокомандующего русской армией, о чем писали газеты (см.:
Голос. 1876, 21 и 22 ноября. № 332 и 333).
11 декабря (н. ст.) 1876 г. открылась конференция по Восточному вопросу в
Константинополе, на которой, в частности, обсуждался вопрос о будущности Болгарии.
По проекту-«минимум» России Болгария должна была делиться на две провинции,
которыми должны были управлять христианские губернаторы (см.: Ист. внеш. пол. Рос-
сии, с. 190—193).
6 Кредитный рубль (или билет) был введен в оборот в 1843 г. взамен ассигнаций
как одна из мер денежных реформ министра финансов Ε. Ф. Канкрина с целью
укрепления рубля и стабилизации финансовой системы. С 1863 по 1876 г. курс кредитных
билетов держался около 80—85 копеек металлических. С конца 1876 г., однако,
расходы на войну и выпуск «временных» билетов на сумму (к 1 январю 1879 г.) почти
500 миллионов рублей для покрытия этих расходов привели к сильному падению
курса бумажного рубля (см.: Русск. рубль, с. 53—55).
Речь идет о пародии Р. Вагнера (см. письмо 221, прим. 5). В ответе от 4 (16)
декабря Тургенев просил: «...высылайте мне, пожалуйста, сочинение Вагнера — что бы
оно ни стоило — потому что я здесь пари держал на 100 фр. с одним вагнерофилом,
который утверждал, что он никогда подобной брошюры не писал, что это клевета,
придуманная французами, и т. д.» (Π.ΧΙΙι.26). Французский перевод пьесы Вагнера
появился в журнале «L'Eclipsé» как приложение к номеру от 3 сентября (н. ст.) 1876 г.
под названием «Richard Wagner et les Parisiens» (Рихард Вагнер и парижане).

Приложения
223
226
17 (29) декабря 1876. Баден-Баден
ИР ЛИ, ф. 7,№ 11, лл. 50—51 об. Впервые: Лит. мысль, с. 203—204. Ответ на письмо
Тургенева от 4 (16) декабря 1876 г. (Π.ΧΙ^.26). Тургенев ответил 20 декабря 1876 г.
(1 января 1877) (Tl.Xlh.41).
1 Хотя Тургенев запретил публичные чтения «Нови» до появления романа в печати
(см.: Π.ΧΙΙι.9), в своих частых (неизвестных) письмах к Тургеневу Стасюлевич
сообщал о реакциях на чтение романа членов редакции «Вестника Европы», в частности
А. Н. Пыпина и Е. И. Утина (см.: Π.ΧΠι.21, 28 и 61). Кроме членов редакции с
романом познакомились жена редактора Л. И. Стасюлевич (см.: Π.ΧΙΙι.20), К. Д. Кавелин и
его дочь С. К. Брюллова. Как Кавелин, так и его дочь написали письма (неизвестные)
со своими впечатлениями о романе, на которые Тургенев ответил подробно (см.:
Π.ΧΙΙι.38—39 и 58—59). Получив письмо Кавелина, Тургенев писал Стасюлевичу:
«во всей моей литературной карьере я не испытал ничего, что бы доставило мне
большее удовольствие» (Π.ΧΠι.34). А С. К. Брюллова даже написала (тогда не
опубликованную) статью о романе (см.: Буданова Η. Ф. Статья С. К. Брюлловой о романе
«Новь» //ЛИ, т. 76, 277—320).
2 Демонстрация на площади перед Казанским собором в Петербурге состоялась
6 (18) декабря 1876 г. Ее участниками были народники, члены «Земли и воли» и
других радикальных политических кружков. С краткой речью выступил Г. В. Плеханов
(см.: Плеханов Г. В. Русские рабочие в революционном движении // Плеханов Г. В.
Сочинения. М; Пг., 1923. Т. И. С. 150—157).
Тургенев, так же как и Анненков, отрицательно отнесся к этому событию и
считал, что оно могло иметь последствия для появления «Нови». В письме к
Ю. П. Вревской от 16 (28) декабря он его называет ^крайний предел, дальше
которого идти невозможно» (Π.ΧΙΙι.36), а в письме к К. Д. Кавелину от 17 (29) декабря он
замечает: «О безобразной истории перед Казанским собором не стану говорить.
Всего теперь, во всяком случае, не выскажешь. Но как это глупо\ По милости этой
истории мне, быть может, придется написать объяснительное письмо
Стасюлевичу» (Π.ΧΙΙι.39; он действительно написал «объяснительное письмо» 22 декабря
1876/3 января 1877 г. — см.: Π.ΧΙΙι.43—44). В письме к M. М. Стасюлевичу от
10 (22) декабря 1876 г. Анненков так отозвался о демонстрации: «Мешать жить и
работать самому себе еще позволительно, но мешать жить и работать другим (а это
обыкновенный результат подобных вздоров) уже совсем из рук вон» {Стасюлевич,
т. 3, с. 337).
3 О пародии Р. Вагнера см. письма 221, прим. 5 (там же и о Розалии Маркс) и 225,
прим. 7.
4 К письму к Анненкову от 27 ноября (9 декабря) 1876 г. Тургенев прибавил
постскриптум, в котором он сообщил: «В Петербург я все-таки поеду в конце января»
(Π.ΧΙΙι.18), а в ответном письме от 20 декабря 1876 г. (1 января 1877) подтвердил: «Я,
действительно, еду в Петербург около 10-го февр. н. с, и через Баден. Стало быть, мы
скоро увидимся» (Π.ΧΠι.41). Поездка в Россию, однако, отсрочилась, из-за чего
Тургенев поехал прямо в Петербург, куда он прибыл 22 мая (ст. ст.) 1877 г. (см.:

224
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Π.ΧΙΙι.165). В Баден он не заехал, так как Анненков в это время уже уехал в Россию
(см. письмо 235). Друзья встретились в Петербурге в самом конце мая (ст. ст.) (см.:
Π.ΧΙΙ,.167).
227
22 декабря 1876 (3 января 1877). Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 12, лл. 1—2. Впервые: Лит. мысль, с. 204—205. Ответ на письмо
Тургенева от 20 декабря 1876г. (1 января 1877) (IJ.XIIi.41). Тургенев ответил 10 (22)
января 1877 г. (TJ.XIJi.61—62).
1 О письме К. Д. Кавелина к Тургеневу по поводу романа «Новь» см. письмо 226,
прим. 1.
2 Очевидно, в своем письме о «Нови» К. Д. Кавелин рекомендовал роман А. А. По-
техина «Около денег». Роман был напечатан в № 10—12 «Вестника Европы» за
1876 г.
3 «Неделя» — еженедельная литературная и политическая газета; в 1876—1893 гг.
редактировалась П. А. Гайдебуровым. В 1870-х годах газета стала органом
народников; в ней принимали участие Г. И. Успенский, А. И. Левитов, Д. Д. Минаев,
К. К. Случевский и др. К. Д. Кавелин печатал здесь критические и философские статьи.
Об исключении «римских сравнений» Паклина в конце романа «Новь» см.
письмо 222, прим. 4.
4 Анненков имеет в виду статью Е. Л. Маркова «Тургенев и гр. Л. Н. Толстой в
основных мотивах своего творчества» (Голос. 1876. 15, 16, 20 и 23 декабря. № 346, 347,
351 и 354). В письме к Я. П. Полонскому от 30 декабря 1876 г. (11 января 1877)
Тургенев жаловался: «P. S. Прочел я статьи Маркова обо мне в „Голосе". Каким я у него
являюсь — даже сказать нельзя! А он полагает, что хвалит меня. Все мои произведения
являются каким-то настоем липового цвета с примесью лоделавану. Неужели же я
такой?» (П.ХИ,.52).
5 О намерении Тургенева ехать в Россию см. письмо 226, прим. 4.
228
11 (23) января 1877. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 12, лл. 3—4 об. Впервые: Лит. мысль, с. 205—206. Тургенев на это
письмо не ответил.
1 Анненков сделал описку, назвав улицу в Бадене, где он жил в 1873—1874 гг.
2 Анненков получил первый номер «Вестника Европы» за 1877 г., в котором была
напечатана первая часть романа «Новь», 4 (16) января. В письме к Стасюлевичу от
5 (17) января 1877 г. он сообщил редактору: «Перечитав первую часть романа
Тургенева, я нахожу, что мало хвалил ее перед автором. Мне открылась в нем (романе)
вполне лучезарная фигура Марианны, которую прежде я не так ясно различал, хотя и

Приложения
225
симпатизировал ей по инстинкту (...) Что за фигура, Боже, что за чудная фигура,
когда поближе всмотреться в нее. Не совсем осиротела та земля, из которой поэт может
извлекать такие типы» (Стасюлевич, т. 3, с. 337).
3 Речь идет о первых отзывах в печати на первую часть «Нови». Резко
критическую рецензию написал музыкальный критик Г. А. Ларош (под криптонимом «IV»).
Он отказывал Тургеневу в художественности, отличая в романе «почтенные зады
передового когда-то учителя, повторяемые с примесью какой-то старческой, порою
несколько утомляющей болтливости» (Голос. 1877. 6/18 января. № 6). В «Новом
времени» была опубликована более сдержанная рецензия В. П. Буренина (псевдоним
«Тор»), в которой отмечалось, что роман «в первой его части далеко не представляет
свежести, силы и художественной определенности прежних крупнейших
произведений знаменитого беллетриста» (1877. 6/18 января. № 308). В статье «Новый роман
И. С. Тургенева» В. В. Марков упрекал писателя в связи с образом Нежданова в
«новом воспроизведении русско-гамлетовского типа» (СПб. вед., 1877, 6/18 января, № 6).
Подробнее см.: C.XII.526—529; Степанова Г. В. Первые отклики печати на роман
«Новь» // Т. сб., вып. 2, с. 192—195).
4 О том, как Тургенев боролся за то, чтобы роман печатался в одном номере
«Вестника Европы», см. письмо 222, прим. 6.
5 В письме к Анненкову от 10 (22) января, которое разошлось с настоящим
письмом Анненкова, Тургенев тоже заметил: «Давненько не писал я Вам, любезный друг
Павел Васильевич — а надо же наконец прервать молчание, хотя много веселого
сказать не приходится» (Π.ΧΙ1ι.61). Несмотря на обещание в письме от 12 (24) февраля
поехать в Россию через Баден «в начале апреля (не 1-го, конечно)...» (Π.ΧΠι.95),
Тургенев в Баден не приезжал; с Анненковым они встретились уже в Петербурге, куда
Анненков приехал 31 мая (12 июня) (см.: Π.ΧΠι.167).
229
(13) 25 января 1877. Баден-Баден
ИР ЛИ, ф. 7, №11, лл. 5—6 об. Ответ на письмо Тургенева от 10 (22) января 1877 г.
(П.XII 1.61—62). Тургенев ответил 12 (24) февраля 1877 г. (IJ.XIIj.95—96). Год
устанавливается по связи с этими письмами.
1 Очевидно, Анненков имел в виду тревоги Тургенева по поводу первых газетных
откликов на первую часть романа «Новь» (см. письмо 228, прим. 3). Из авторов этих
откликов только В. П. Буренин немного смягчил свое мнение после появления второй
части: «...роман знаменитого писателя представляет собою частью настоящую
художественную правду, а частью ловкую подделку» (Новое время. 1877. 4/16 февраля.
№ 337).
2 О В. К. Ржевском см. письмо 205, прим. 8.
3 Письмо Η. Н. Тютчева к Анненкову о «Нови» неизвестно.
4 О состоянии здоровья Н. А. Некрасова Анненков знал из писем M. Е. Салтыкова
(см. письмо 225, прим. 3 и 4). 17 февраля (ст. ст.) 1877 г. Салтыков снова пишет Ан-

226
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
ненкову: «Некрасов ни взад ни вперед. Лучше нет, но и хуже нет. Богатые люди
имеют то преимущество, что могут продлить свою жизнь — вот он и продляет»
(Салтыков-Щедрин, т. 19ь с. 43).
0 В. Я. и В. Г. Карташевских см. письмо 48, прим. 2.
5 «Черты о Черняеве» содержатся в письме Тургенева от 10 (22) января 1877 г., в
котором он писал: «пошлый Хлестаков — Черняев находится здесь и окончательно
компрометирует себя и всю Россию в своем дрянном лице; окружил себя
журнальными репортерами (они послезавтра дают ему обед — toute la presse de Paris, за
исключением «Figaro», который на этот раз оказался путным и обращается с ним, как с шутом
гороховым) — и рассказывает им всякую дребедень о себе, ругает Милютина, русское
войско и т. п. Экая, подумаешь, дрянь и дурак! Не догадывается даже, какую мерзкую
роль он играет — и как эти же самые хроникеры надругаются над ним! Даже
противно говорить об этом» (Π.ΧΠι.62). Не менее резкие мнения о Черняеве Тургенев
изложил в письмах к Ю. П. Вревской и, подробно, к Я. П. Полонскому, большому
поклоннику Черняева (см.: Π.ΧΗι.36 и 11—12). М. Г. Черняев, бывший командующий
сербской армией, прибыл в Париж 5 (17) января 1877 г. О внимании к нему парижской
прессы писали и русские газеты (см., напр.: СПб. вед., 1877, 7, 10 и 12 января. № 7, 10
и 12).
230
12 (24) февраля 1877. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 12, лл. 5—боб. Впервые: Лит. мысль, с. 206—207. Переизд.:
Переписка, с. 569—570. Ответ Тургенева неизвестен (в письме от 12/24марта Тургенев
сообщает, что письмо получил и откладывает ответ «до завтра» — Π.ΧΙΙι.96). Год
устанавливается по содержанию.
1 Тургенев писал Анненкову письмо как раз в тот же день: «Любезный друг Павел
Васильевич, краска стыда выступает на мои ланиты, как только вспомню, сколь давно
я к Вам не писал! И хоть бы делал что-нибудь всё это время! А то и этого нет. Только
и было у меня занятий, что корректур немецкого и французского перевода „Нови"
(есть и английский, и италиянский, и даже шведский (!) — но этих, к счастью, мне не
посылают) (...)» (Π.ΧΙΙι.95).
2 В письме от 12 (24) февраля Тургенев писал: «Скажу Вам только, что Стасюле-
вич сообщил мне по поводу 2-ой части. Она едва не погибла — Ценсурный комитет
разделился на две партии: одна полагала сжечь эту вторую часть — другая хотела мне
возвратить ее для исправления; и знаете, кто ее спас? Тимашев! Он объявил, что если
бы он знал всю вещь заранее, то запретил бы ее; но так как первая часть прошла — то
запретить вторую значило бы произвести скандал, раздражить публику и т. д.
Каково?» (П.ХП,. 95).
Вторая часть романа действительно вызвала много придирок со стороны цензуры.
Запрещения ее требовал цензор Петербургского цензурного комитета В. М. Ведров.
При голосовании голоса разделились поровну; спас роман голос председателя Петер-

Приложения
227
бургского цензурного комитета А. Г. Петрова (см.: Оксман Ю. Г. История
опубликовании «Нови» // Оксман Ю. Г. И. С. Тургенев. Исследования и материалы. Одесса.
1921. Вып. 1. С. 59—72; C.XII.510—512). О том, что Стасюлевич вел «кампанию» в
предварительную защиту романа тем, что он его читал в высших кругах общества, см.
письмо Тургенева к Ю. П. Вревской от 16 (28) декабря 1876 г. (Π.ΧΠι.36). А в своем
комментарии к письмам Тургенева к Стасюлевичу М. К. Лемке сообщает: «M. M—ч
съездил к чтице императрицы Марии Александровны — А. Н. Мальцевой, дал ей
рукопись и просил прочесть ее при удобном случае государыне. Во время чтения вошел
государь, прослушал несколько глав, одобрил — и таким образом в арсенале М.
M—ча оказалось оружие более действительное, чем («объяснительное». — Ред.)
письмо Тургенева» (Стасюлевич, т. 3, с. 102). В письме от 7 (19) февраля к
Стасюлевичу Анненков просит: «Расскажите мне историю похождения ее в цензуре, которая,
если верно то, что я слышал, имеет особенное культурное значение: так точно, как
теперь пропущена „Новь", пропущена была „Ябеда" (В. В. Капниста. — Ред.) при
Павле, книга Делальма и др. при Александре 1, „Ревизор" (Н. В. Гоголя. — Ред.) при
Николае — и т. д. Значит старая цепь порядков тянется и до дня сего (...)» (Стасюлевич,
т. 3, с. 339).
3 Об изменениях в конце романа и о «безымянной Руси» см. письмо 222, прим. 4
и 5. Для творческой манеры Тургенева характерно: свои авторские заветные мысли он
часто вкладывал в уста не самых ярких героев. Так было и с Паклиным в «Нови».
4 Какие частные отзывы Анненков здесь имеет в виду, неизвестно.
5 Речь идет об эпизодах из романов Вольтера «Кандид» (Candide — 1759) и
Сервантеса «Дон Кихот» (El ingenioso hidalgo don Quijote de la Mancha — 1605—1615).
Влюбленного пастуха, героя глав XIX—XXI второй части этого романа, зовут
Василий (Basilio).
6 В «Дневнике писателя» за январь 1877 г. Φ. М. Достоевский писал: «Об „Нови"
я, разумеется, ничего не скажу; все ждут второй части. Да и не мне говорить.
Художественное достоинство созданий Тургенева вне сомнения. Замечу лишь одно: на 92
странице романа (см. «Вестник Европы») сверху страницы есть 15 или 20 строк, и в
этих строках как бы концентрировалась, по-моему, вся мысль произведения, как бы
выразился весь взгляд автора на свой предмет. К сожалению, этот взгляд совершенно
ошибочен, и я с ним глубоко не согласен. Это несколько слов, сказанных автором по
поводу одного лица романа, Соломина» (Достоевский, т. 25, с. 27—28). Достоевский
подразумевал следующие строки в главе XVI «Нови»: «Оказалось, что Соломин не
верил в близость революции в России; но, не желая навязывать свое мнение другим, не
мешал им попытаться, и посматривал на них — не издали, а сбоку. Он хорошо знал
петербургских революционеров — и до некоторой степени сочувствовал им — ибо
сам был из народа; но он понимал невольное отсутствие этого самого народа, без
которого „ничего ты не поделаешь" и которого долго готовить надо — да и не так и не
тому, как те. Вот он и держался в стороне, не как хитрец и виляка, а как малый со
смыслом, который не хочет даром губить ни себя, ни других. — А послушать... отчего
не послушать — и даже поучиться, если так придется» (BE, 1877, № 1, с. 92;
C.XII.112—113).
7 Речь идет о сестре Луи Виардо — Берте.

228
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
231
10 (22) марта 1877. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 12, лл. 7—8 об. Ответ на письмо Тургенева от 12 (24) февраля 1877 г.
(IJ.XHj.95—96) и на неизвестное письмо. Ответ Тургенева неизвестен.
1 В письме от 12 (24) февраля Тургенев сообщил Анненкову о том, что вторая
часть его романа «Новь» с трудом прошла через цензуру, и добавил, что занят
корректурой переводов романа: «...и это может служить мне извиненьем в том, что я не буду
говорить Вам о моем романе — и без того я им прокопчен» (Π.ΧΙΙΊ. 95; см. также
письмо 230, прим. 2).
2 В письме от 12 (24) февраля Тургенев жаловался: «Здоровье мое не очень
хорошо. Не говорю уже о подагре (...) у меня завелось что-то нехорошее в пузыре и
почках, о чем надо серьезно подумать» (Π.ΧΙΙι.95).
3 Теодор Бильрот (Billroth) — немецкий хирург, оперировавший Некрасова 12
апреля (ст. ст.) 1877 г. Операция не привела к выздоровлению. Во время тяжелой
предсмертной болезни Некрасов начал вести дневниковые записи (см.: Некрасов, т. 13г,
с. 63—66).
Узнав о приезде Тургенева в Петербург в конце мая (ст. ст.) 1877 г., Некрасов
попросил А. Н. Пыпина сообщить адрес Тургенева, чтобы встретиться с ним (см.:
Некрасов, т. 152, с. 151). Свидание состоялось в самом начале июня; на нем
присутствовал также Анненков. Впечатления от этой встречи нашли отзвук в стихотворении в
прозе «Последнее свидание» (см.: С.ХШ.168 и 649). Портрет тяжело больного
Некрасова написал И. Н. Крамской «Некрасов в период „Последних песен"» (1877 — Гос.
Третьяковская галерея).
4 Речь идет о грозившей русско-турецкой войне 1877—1878 гг., объявленной
Россией Турции 12 (24) апреля 1877 г., и о народническом движении в России, одним из
проявлений которого было «хождение» молодой интеллигенции в народ. По поводу
политической обстановки Тургенев жаловался в письме к Анненкову от 12 (24)
февраля 1877 г.: «О политике не стану говорить, потому что перестал наконец понимать —
в чем, собственно, дело? Смутно чувствую, что, при всех мирных заверениях, без
войны не обойтись. А может быть, и ошибаюсь... Черт знает!» (Π.ΧΙΙι.95—96).
5 «Современная идиллия» M. Е. Салтыкова публиковалась в «Отечественных
записках» (1877. № 2—4). Речь идет о болезни Е. А. Салтыковой, о которой Салтыков
писал Анненкову в письме от 2 (14) марта: «Дня три тому назад жена моя опасно
заболела воспалением подреберной плевы, а ожидают и воспаление легких. Я два дня не
сплю и хожу совсем как пьяный. Спрашивается, можно ли в этом состоянии работать?
А я все-таки креплюсь. Но может быть, обстоятельства, наконец, докажут мне, что я
напрасно мню себя живучим» {Салтыков-Щедрин, т. 19ь с. 45—46).
6 Речь идет о романе Э. Золя «L'Assommoir» (Западня), выходившем по частям
(первая часть — в газете «Le Bien publique», а вторая — в газете «La République des
Lettres») в апреле 1876—январе 1877 г. и вышедшем отдельным изданием в конце
января 1877 г. В письме от 12 (24) февраля Тургенев спрашивал: «Ну — а
„Assommoir" Вы прочли? И что о нем скажете? Успех здесь он имеет громадный»
(Π.ΧΙΙ,.96).

Приложения
229
Тургенев несколько раз откладывал поездку в Россию и выехал только
17 (29) мая, а в Баден не заезжал (см.: Π.ΧΙΙι.164). С Анненковым они встретились в
Петербурге, куда Анненков приехал 31 мая (12 июня) (см.: П.ХП 1.167).
232
28 марта (9 апреля) 1877. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 12, лл. 9—10 об. По-видимому, ответ на неизвестное письмо
Тургенева. Ответ Тургенева тоже неизвестен. Год устанавливается по содержанию.
1 О затянувшемся выезде Тургенева в Россию см. письмо 231, прим. 7.
2 Тургенев был огорчен критическими отзывами о «Нови» и «единодушным
порицанием» ее в журналах (письмо к И. И. Маслову от 5/17 марта 1877 г. —
Π.ΧΙΙι.111), о чем он писал в письмах к разным адресатам. 7 (19) марта он писал
M. М. Стасюлевичу: «у меня насчет „Нови" раскрылись глаза: это вещь неудавшаяся.
Не говорю уже об единогласном осуждении всех органов печати, которых, впрочем,
нельзя же подозревать в заговоре против меня; но во мне самом проснулся голос — и
не умолкает. Нет! Нельзя пытаться вытащить самую суть России наружу, живя почти
постоянно вдали от нее» (П.ХП1.116). А в письме к брату от 7 (19) марта он замечает:
«Нет никакого сомнения, что, как ты пишешь, „Новь" провалилась; и я начинаю
думать, что эта участь ее — заслуженная. Нельзя же предположить, чтобы все журналы
вступили в некоторый заговор против меня; скорее должно сознаться, что я ошибся,
взял труд не по своим силам — и упал под его тяжестью. Действительно, нельзя
писать о России, не живя в ней. Было бы лучше, если б я несколько лет тому назад
замолчал; но во всяком случае этот последний урок для меня не пройдет даром:
литературная моя карьера прекращается навсегда — и мое имя уже не явится ни под каким
самостоятельным трудом» (Π.ΧΙΙι.117).
3 С 21 февраля по 14 марта (ст. ст.) 1877 г. в Петербурге на заседании Особого
присутствия Правительствующего Сената слушалось «Дело о разных лицах, обвиняемых
в государственном преступлении по составлению противозаконного сообщества и
распространению преступных сочинений», так называемый «Процесс 50-ти». В числе
подсудимых было 16 женщин. Процесс этот, который многими принимался
подтверждением сюжета романа «Новь», особо интересовал Тургенева. В письме к А. В. Голов-
нину от 25 февраля (9 марта) 1877 г. он заметил: «Факт знаменательный — и ни в
какой другой земле — решительно ни в какой — невозможный: из 52-х политических
преступников — 18 женщин!! А мне г-да критики говорят, что я выдумал Марианну,
что таких личностей не бывает!» (Π.ΧΙΙι.103; см. также: Батюто А. И. Роман «Новь»
и «процесс 50-и» / Τ сб., вып. 2, с. 195—209). В письме к Я. П. Полонскому от 18,
21 февраля (2, 5 марта) 1877 г. Тургенев писал: «Очень бы мне хотелось приехать
пораньше в Петербург, чтобы застать еще тот процесс нигилистов, который должен
сегодня начаться; но это, к сожалению, невозможно» (П.ХП1.102). Тургенев попал на
другой процесс, имеющий также отношение к «Нови». В мае 1877 г. он был на
процессе в Особом присутствии Правительствующего Сената дела лиц, обвинявшихся в

230
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
принадлежности к «Южно-русскому рабочему союзу» (см.: Государственные
преступления в России в XIX веке. Stuttgart, 1904. Т. II. С. 415—416).
4 Французский перевод «Нови» выходил по частям в газете «Le Temps» с 24 января
по 25 марта (н. ст.), а отдельным изданием вышел 4 мая (н. ст.) 1877 г. (см.:
Waddington—Montreynaud, Nos. 56 and 59). В полночь 10 мая Флобер написал
Тургеневу: «Mon grand bon Homme, Je viens de finir les Terres vierges. Ça, c'est un bouquin, &
ça vous décrasse la cervelle des lectures précédentes! J'en suis étourdi, bien que j'en saisisse
parfaitement l'ensemble. Quel peintre! & quel moraliste vous faites, mon cher, bien cher
ami! Tant pis p[ou]r vos compatriotes s'ils ne trouvent pas votre livre une merveille. Moi,
c'est mon avis, & je m'y connais» (Дорогой и великий мой старик. Я только что кончил
«Новь». Вот это книга и вот что выгоняет из мозга прежнее прочитанное! Я от нее
ошеломлен, несмотря на то что я ее понял на уровне целого. Какой вы художник! и
какой моралист, дорогой мне, очень дорогой друг! И тем хуже, если ваши
соотечественники не признают вашу книгу чудом. Вот мое же мнение, и я знаю о чем говорю)
(Flaubert—Tourgueniev, p. 205). Мнение Золя о «Нови» неизвестно. В переписке с
Тургеневым Золя никогда не обсуждал произведения русского писателя, и в их
отношениях его больше интересовала личность Тургенева, чем Тургенев-писатель (см.: Mont-
reynaud Florence. Les relations de Zola et de Tourgueniev // Les Cahiers Naturalistes.
No. 52. 1978. P. 214). Не исключено, что он высказывал свое мнение при личных
встречах.
5В письме от 12 (24) февраля 1877 г. Тургенев писал Анненкову: «...в „Анне
Карениной" — есть бессмертные страницы: утренняя охота Левина на дупелей. Это
изумительно!!» (Π.ΧΙΙι.96). Речь идет о главах 8—12 шестой части романа Л. Н.
Толстого, вышедших в январском номере «Русского вестника» за 1877 г. Анненков имеет в
виду пятую главу этой части, в которой происходит неудавшаяся попытка объяснения
Сергея Ивановича с Варенькой. Он назвал героиню Наташей по ошибке.
6 Мирный договор между Сербией и Турцией, подписанный 16 (28) февраля, не
мог решить проблемы на Балканах. Среди мер, принятых 6 великими державами, был
Лондонский протокол 31 марта (н. ст.) 1877 г. В нем утверждалось, что «державы
почитают лучшим средством для умиротворения Востока поддержание
установившегося между ними согласия и провозглашение участия своего к улучшению положения
христианского населения Турции и к реформам, которые Турция приняла и обещала
ввести в Боснии, Герцеговине и в Болгарии; (...) что державы, чрез посредство
представителей в Константинополе и местных своих агентов, будут внимательно
наблюдать за исполнением обещаний Порты на всем пространстве Оттоманской империи;
что если, однако, надежды их снова не оправдаются и положение христиан в Турции
не улучшится настолько, чтобы предупредить повторение смут, периодически
нарушающих спокойствие Востока, то державы заявляют, что признают такой порядок
вещей несогласным со своими частными интересами и с интересами всей Европы, а
потому и предоставляют себе в означенном случае принять сообща меры, которые будут
найдены наиболее целесообразными для того, чтобы обеспечить благосостояние
христиан и интересы всеобщего мира» (цит. по: Татищев, т. 2, с. 368—369).

Приложения
231
233
8 (20) апреля 1877. Баден-Баден
ИР ЛИ, ф. 7, № 12, лл. 11—12 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Ответ
Тургенева тоже неизвестен.
1 Анненков получил от Тургенева стихотворение юриста А. Л. Боровиковского
«К судьям» («Мой тяжкий грех, мой умысел злодейский...»), посвященное Л. Н.
Фигнер, осужденной по «процессу 50-и» (см. о создании этого стихотворения: Вольная
русская поэзия второй половины XIX века. Л., 1959. С. 768—769). Тургенев, который,
очевидно, считал Фигнер автором стихотворения, вышедшего анонимно как в
Лондоне, так и в Женеве, разослал его всем друзьям, в том числе В. Рольстону (см.:
П.ХИ,.136).
2 Имеется в виду тургеневский перевод «Легенды о Св. Юлиане Милостивом» (La
Légende de Saint-Julian l'Hospitalier — 1877) Г. Флобера, опубликованный в № 4
«Вестника Европы» за 1877 г. Произведение Флобера «Искушения Св. Антония» (La
Tentation de Saint Antoine) появилось в 1874 г.
3 Анненков пишет о романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина», в частности о главах
13—15 седьмой части, в которых описываются роды Кити и психологическое
состояние в это время Левина. Оригинальность некоторых штрихов в этом описании,
очевидно, навела Анненкова на неожиданное сравнение с известным романом Ж. Верна
«Vingt Milles Lieus sous les Mers» (Двадцать тысяч лье под водой; 1869—1870).
4 О пессимистическом восприятии Тургеневым первых отрицательных
журнальных откликов на «Новь» см. письмо 232, прим. 2. По-видимому, успех «Нови» за
границей был вызван усиливающимся интересом в Европе к народническому движению
в России, в частности к «процессу 50-и» (см.: C.XII.543—550). О многочисленных
переводах на ряд европейских языков см. письмо 230, прим. 1. Позднее в письме к брату
от 25 октября (7 ноября) 1877 г. Тургенев писал: «Так как ты интересуешься
переводами моей столь единодушно обруганной „Нови" — то могу тебе сказать, что до сих пор
она уже появилась на следующих языках: французском, немецком (четыре разных
перевода!), английском, италиянском, шведском, польском, чешском, сербском и
венгерском» (Π.ΧΙΙι.222).
5 Анненков образно выразился по поводу падения курса на рубль в связи с
надвигающейся русско-турецкой войной 1877—1878 гг., имея в виду роль славянофильских
кругов в возбуждении воинствующего настроения среди русского общества. А. С.
Хомяков был одним из виднейших теоретиков славянофильства.
Шейх-иль-Ислам — название Великого муфтия Константинополя, обязанность
которого состояла в том, чтобы придавать законную силу государственным мерам и
следить за их согласованием с предписаниями ислама. На его «фетву» не было
апелляции.
6 По-видимому, речь идет о так называемом «процессе 193-х», обвиняемых в
«революционной пропаганде в империи», который состоялся от 18 октября 1877 г. по 23
января 1878 г. Об интересе Тургенева к этому процессу см. его письма к А. В.
Топорову от 22 августа (3 сентября) 1877 г. (П.ХИ 1.200) и к П. Л. Лаврову от 5 (17) сентября
(П.ХН,.205).

232
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Князь Григорий Александрович Потемкин, фаворит Екатерины II,
главнокомандующий русской армией в русско-турецкой войне 1787—1791 гг., получил титул
светлейшего князя Таврического после присоединения к России Крыма. 28 апреля (9 мая)
1791 г. состоялся грандиозный праздник в его новооткрытом Таврическом дворце в
Петербурге по случаю взятия Измаила, главной турецкой крепости на Дунае. О круп-
повских пушках см. письмо 225, прим. 2.
7 О затянувшемся выезде Тургенева в Россию см. письмо 231, прим. 7.
234
2 (14) мая 1877. Баден-Баден
ИРЛИ, ф. 7, № 12, лл. 13—14 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев
ответил 5 (17) мая 1877 г. (Tl.Xlh. 155—156).
1 1 (13) мая 1877 г. Тургенев писал Е. И. Рагозину: «Сегодня воскресенье,
любезный Евгений Иванович, день, назначенный для моего отъезда — а я уже со вторника
лежу в постели как пласт и не могу пошевельнуться, так как у меня открылась
подагра в обеих ногах. Штука очень скверная; а главное, хуже всего то, что я теперь
решительно не знаю, когда я в состоянии буду отсюда выехать (ибо я вспоминаю, как я в
Петербурге пролежал 19 дней» (П.ХИ].151; о выезде Тургенева и встрече с
Анненковым см. письмо 231, прим. 7). Анненкова волновали вопросы, связанные в первую
очередь с образованием детей при ухудшении его финансового положения. Было
принято решение переехать в Брюссель (см. письмо 240).
2 Речь идет о случае, возникшем после публикации «Рассказа отца Алексея» в «La
République des Lettres» (1877, 28 janvier, 4 février, 11 février, vol. Ill, série 2, под
названием «Le fils du pope»). Эта публикация отражала определенный момент в истории
создания рассказа, но не содержала окончательного его текста. Тургенев опасался, что
рассказ вряд ли пройдет через цензуру, но, высылая его M. М. Стасюлевичу, очень
просил, чтобы он не попал в один номер с его переводом «Иродиады» (Hérodias —
1877) Г. Флобера, который должен был появиться в № 5 «Вестника Европы» за 1877 г.
(см.: Π.ΧΠι.131). Однако А. С. Суворин перепечатал русский перевод с французского
перевода рассказа в «Новом времени» (1877. 6/18 и 7/19 апреля. № 395 и 396) с
заглавием «Сын попа» и с подстрочным примечанием: «Этот не являющийся еще на
русском языке рассказ И. С. Тургенева помещен в февральских нумерах „République des
Lettres"».
Тургенев выступил с протестом против этого поступка А. С. Суворина в форме
письма в редакцию газеты «Наш век» (1877. 19 апреля ст. ст. № 48; см.: С. XV.
168—170). Суворин ответил Тургеневу «Открытым письмом» (Новое время. 1877.
24 апреля/6 мая. № 413), в котором доказывал свое право на публикацию обратного
перевода рассказа. Главной целью «Открытого письма» Суворина было обвинение
Тургенева в тщеславии, в отсутствии патриотизма. Суворин упомянул и историю с
публикацией «Сна» (см.: C.XI.525—527), и эпизод со «Странной историей» (см.:
С.Х.476—477), упрекнув писателя в стремлении «быть столько же русским
писателем, сколько и иностранным». В ответ на обвинение Суворина Тургенев написал еще

Приложения
233
два письма — в редакцию «Нашего века» от 30 апреля (12 мая) (появилось в № 67 от
8 мая ст. ст.) и письмо без числа (появилось в № 72 от 13 мая ст. ст. 1877 г.; см.:
C.XV.171—172 и 175—176), в которых он объяснил свое отношение к «Новому
времени» и назвал Суворина бесцеремонным.
Анненков имеет в виду роман Э. Золя «La faute de l'Abbé Mouret» (Проступок
аббата Муре), русский перевод которого появился в «Вестнике Европы» (1875. № 1—3)
раньше французского оригинала (см.: П.Х.650).
3 Очередная ежегодная парижская художественная выставка «Salon» открылась
1 мая (н. ст.) 1877 г. Тургенев должен был уехать в Россию около этого числа, но
отъезд, как всегда, отсрочился, в частности благодаря припадку подагры 8 мая (н. ст.)
(см.: n.XIIj.151). Не исключено, однако, что замечание в письме к Ж. Этцелю от 4 мая
(н. ст.) о том, что он собирается привести Полину Виардо и ее дочерей на «выставку»
(l'Exposition) на следующий день, относится именно к «Салону» (П.ХН|.148).
В 1877 г. Тургенев принял активнейшее участие в основании «Русской кассы
взаимного вспоможения в Париже». В феврале он организовал литературно-музыкальное
утро с участием, между другими, С. И. Танеева (см.: Π.ΧΙΙι.86). Не исключено, что он
организовал и другое такое утро, о котором именно спрашивает Анненков. Однако
сведений о втором утре не сохранилось, и в «Обращении ко всем русским в Париже»,
которое Тургенев составил в декабре 1877 г., упоминается лишь, что «Доход кассы
составлял: основной фонд, полученный с литературно-музыкального утра, данного
И. С. Тургеневым в начале 1877 г., в размере 1058 франков» (C.XV.255). Уже в конце
1877 г. «Русская касса взаимного вспоможения в Париже» преобразилась в
«Общество взаимного вспоможения и благотворительности русских художников в Париже»,
в котором Тургенев также принимал живейшее участие до самой своей смерти (см.:
Кузьмина Л. И. Тургенев и «Русская касса взаимного вспоможения в Париже» // Т. сб.,
вып. 3, с. 254—261).
235
18 (30) мая 1877. Баден-Баден
ИР ЛИ, ф. 7, № 12, лл. 15—16 об. Ответ на письмо Тургенева от 5 (17) мая 1877 г.
(Π.ΧΙΙι.155—156). Ответа на это письмо, по-видимому, не было.
1 В Петербурге Анненков остановился у своего брата, генерала Ивана Васильевича
Анненкова, который около 1876 г. был назначен комендантом в Зимнем дворце.
Тургенев прибыл в Петербург 22 мая (3 июня) 1877 г. (см.: Π.ΧΙΙι.165).
2 Имеется в виду книга «Воспоминания и критические очерки. Собрание статей и
заметок П. В. Анненкова. 1849—1868 гг. Отдел первый». СПб.: В книжном складе
типографии М. Стасюлевича. 1877. В предисловии, написанном Стасюлевичем (подпись
«С»), датированном «20 апреля 1877», содержится следующая фраза (по поводу
неточностей в ней возмущался Анненков): «Последние десять лет П. В. Анненков был
вынужден, вследствие расстроенного здоровья, проводить почти постоянно за
границею; сколько мы знаем, он посвящает свободное от болезни время на составление
литературных воспоминаний об эпохе 40-х и 50-х годов; дружба и знакомство его со

234
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
многими из писателей этой эпохи ручаются за интерес подобного труда, образчик
которого он дал нам в своих личных воспоминаниях о Гоголе, вошедших в состав
настоящего первого отдела, вместе с прочими воспоминаниями» (с. VI).
Еще 17 (29) июня 1876 г. Анненков писал А. Н. Пыпину: «Под впечатлением
Ваших слов, слышанных мною в Петербурге (Анненков и Пыпин встретились 12 июля
ст. ст. 1874 г. — Ред.) — я вздумал на досуге рассказать, что видел я в промежуток
1838—1848 годов на литературной арене. Беда состоит в том, что самые важные
пункты этой истории исчерпаны Вами... Мне остается говорить о закулисной жизни той
эпохи, их минутных настроениях, даже и не помеченных в литературе ничем (от
чего — настроения — могут показаться странными и невероятными), об их тогда
очень горячих пререканиях, которые теперь остыли и могут иметь вид будничных
пустяков, так не любопытных для настоящего времени, зажатого своими
собственными пустяками. К тому же прилив старых и дорогих воспоминаний кинулся мне в
голову и сообщил некоторую восторженность и запальчивость самой речи, точно она
ведется о чем-то важном, а не о мелочах и подробностях, ни к чему не пригодных в
настоящую минуту» (цит. по: Анненков 1983, с. 574). Обращение Анненкова к эпохе
Белинского связано и с работой А. Н. Пыпина над его трудом «Белинский. Его жизнь
и переписка» (см. письмо 173, прим. 7). 13 (25) марта 1876 г. Анненков писал Стасю-
левичу по этому поводу: «По совету Пыпина, я стал писать воспоминания о
Белинском и о людях 40-х годов вообще, которые мне были так хорошо знакомы. Написал я
уже много, ибо материя, к ужасу моему, имеет свойство разрастаться до
чудовищности, но все мне кажется, что я пустяками и мелочами, никому не нужными,
занимаюсь» (Стасюлевич, т. 3, с. 321—322). Эти заготовки Анненкова вошли в его труд
«Замечательное десятилетие» (BE, 1880, № 1—5), части которого, однако, Анненков
начал еще до толчка, внушенного Пыпиным («...я и теперь (1870 год), по прошествии
слишком 25-ти лет, как будто вижу перед собой каждого из тогдашних лиц
московского кружка и как будто слышу каждое их слово» —Анненков, 3d, с. 261),
основываясь хоть частично на заметках и цитатах, «тогда же брошенных мною на бумагу для
памяти (...)» (там лее, с. 264).
3 20 мая (1 июня) 1877 г. Анненков писал M. М. Стасюлевичу: «Я получил Ваше
письмо еще в Бадене, добрейший Михаил Матвеевич, а пишу из Висбадена, куда
проводил семью и откуда не уеду, не устроив ее на целый месяц, в ожидании морских
купаний. К 1-му числу нашего июня буду в Петербурге (...)» (Стасюлевич, т. 3, с. 345).
Анненков прибыл в Петербург 31 мая (12 июня) (см.: П. XII 1.167).
4 Россия объявила войну Турции 12 (24) апреля 1877 г.; эта русско-турецкая война
длилась до начала 1878 г. Несмотря на некоторые русские опасения по поводу
реакций со стороны европейских государств (в первую очередь Великобритании) и
тревогу в европейской прессе, обвинявшей Россию в планах территориальных приращений
на Балканах, великие державы не создали против России военную коалицию и
европейской войны не было.
5 Речь идет о рассказе Тургенева «Рассказ отца Алексея», который вышел в № 5
«Вестника Европы» за 1877 г. (после того как появился обратный перевод с
французского в «Новом времени»), и о его переводе «Иродиады» Г. Флобера (см. письмо 234,
прим. 2). Помимо открытых писем Тургенева и ответов на них А. С. Суворина по
поводу решения последнего напечатать обратный перевод рассказа Анненков, скорее

Приложения
235
всего, имеет в виду критическую статью В. П. Буренина (псевдоним «Тор») в «Новом
времени» (1877. 8/20 апреля. № 397) о тургеневском переводе «Легенды о св. Юлиане
Милостивом» Флобера (BE, 1877, № 4). На эту статью Буренина Тургенев ответил в
своем письме в редакцию «Нашего времени» от 11 (23) апреля (см.: C.XV.169).
236
8 (20) июля 1877. Петербург
ИРЛИ, ф. 7, № 12, лл. 17—18 об. Ответ на письмо Тургенева от 29 июня (11 июля)
1877 г. (IJ.XlIj. 182—183). Год устанавливается по связи с этим письмом.
Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо.
1 В письме от 29 июня (11 июля) 1877 г., в котором он извещал о том, что он опять
«дома» в Буживале, Тургенев пишет: «Полагаю, что эти строки застанут Вас еще в
Москве; поклонитесь от меня всем друзьям, начиная, конечно, с И. И. Маслова. А как
только доберетесь тоже до дому— известите меня» (Π.ΧΙΙι.182—183). В Москве
Тургенев обыкновенно останавливался у И. И. Маслова, но когда он был в Петербурге, то
узнал, что у Маслова должны были остановиться Η. Н. и А. П. Тютчевы, и 2 (14) июня
писал своему другу: «Я боюсь тебя стеснить — и полагаю, что на этот раз будет
лучше, если я остановлюсь в доме брата, на Пречистенке» (Π.ΧΙΙι.167).
2 Девица Шмейссер являлась протеже И. И. Маслова. Она приехала в Париж
осенью 1876 г. и стала учиться сначала у Антонии Леонар, двоюродной сестры Полины
Виардо, а с декабря — у самой П. Виардо. Она вернулась в Россию, скорее всего, в
июне 1877 г. Во время ее пребывания в Париже Тургенев был главным посредником
между ней и Масловым (см.: Π.ΧΙ.330 и Π.ΧΙΙι.10, 30, 111 и 164). Она снова вернулась
учиться у Полины Виардо осенью 1879 г. (см.: П.ХП2. 143).
3 В самом начале русско-турецкой войны русские войска достигли некоторых
успехов. Западный отряд русской армии (вместе с румынскими союзниками) занял
Никополь (крепость на болгарском берегу Дуная) 3 июля (ст. ст.). Русский передовой
отряд генерала И. В. Гурко должен был перейти Балканы. Гурко решил обойти
противника через Хаинкиойский перевал, который считался непроходимым и,
следовательно, не охранялся, и это ему удалось. Но уже 19 июля произошло сражение под Старой
Загорой, и русским войскам пришлось отступить. Дунайская русская армия (был
также Кавказский театр войны) состояла из 260 000 человек (см.: Ист. внеш. пол. России,
с. 198,201).
О М. Г. Черняеве см. письма 221, прим. 4, 225, прим. 4 и 229, прим. 5.
4 Имеются в виду вел. кн. Николай Николаевич (старший), главнокомандующий
русскими войсками на Балканах во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг., и
Дмитрий Алексеевич Милютин, военный министр. Тургенев ответил по этому поводу
в письме от 1 (13) августа: «Что касается до нашей войны, — то я должен сознаться,
что продолжаю смотреть на всё это дело с довольно мрачной точки зрения; не в
состоянии я представить себе вел. князя Николая Николаевича в виде Цезаря — хоть ты
что! Разве русское „авось" вывезет. Но никакое „авось" не спасет нас от банкрутства,
к которому мы подвигаемся исполинскими шагами» (П. XII\. 194).

236
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
5 Баязет, или Баязид (современное название Догубаязит), — город и крепость в
тогдашней турецкой Армении близ русской и персидской границ недалеко от
транзитной дороги из Эрзерума в Тавриз. В апреле 1877 г. Баязет был занят отрядом генерал-
лейтенанта А. А. Тергукасова. В июне небольшому русскому гарнизону,
оставленному в крепости Тергукасовым, пришлось выдержать двадцатитрехдневную осаду
турецкими войсками в числе 25 000 человек, пока он не был выручен 28 июня (ст. ст.)
Тергукасовым.
6 О помолвке Марианны Виардо см. письмо 237, прим. 3.
237
28 июля (9 августа) 1877. Бланкенберг
ИРЛИ, ф. 7, № 12, лл. 19—20 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева от 15 (27)
июля 1877 г. Тургенев ответил 1 (13) августа 1877 г. (IJ.XIIj.194). Год
устанавливается по связи с этим письмом.
1 Письмо Тургенева к Анненкову неизвестно. В письме от 29 июня (11 июля)
1877 г. Тургенев жаловался Э. Золя: «Je suis revenu ici plus tôt que je ne croyais grâce à
une nouvelle (la cinquième de cette année) attaque de goutte. Cela m'a dégoûté et me voilà
de nouveau dans mon nid» (Я возвратился сюда раньше, чем предполагал, из-за нового
(пятого в этом году) приступа подагры. Это мне опротивело, и вот я снова в своем
гнезде) (Π.ΧΙΙι.183,457). А 12 (24) июля он пишет Г. Флоберу: «Cette gredine de goutte
prend chez moi une tournure mi-chronique et mi-aiguë qui m'ennuie» (Эта подлая подагра
принимает у меня полухроническую и полуострую форму, которая мне очень
надоедает) (П.ХНь 186,459).
2 Анненков имеет в виду ход русско-турецкой войны, где после первых успехов
русских войск турки начали свое наступление. Отступление русских войск после
сражения под Старой Загорой (19 июля ст. ст.) оставило болгарское население
беззащитным в руках турок (см.: Ист. внеш. пол. России, с. 201). Мнение Тургенева о русских
военачальниках см. в письме 236, прим. 4.
Тургенев решил проконсультироваться с доктором Ce (Sée) (см. письмо 239, прим. 1).
3 Речь идет о помолвке третьей дочери Полины и Луи Виардо — Марианны — с
композитором Габриелем Форе. Еще в 1872 г. К. Сен-Сане (Saint-Saens) его ввел в
круг семьи Виардо, где он стал завсегдатаем и влюбился в Марианну (см.: Fauré
Gabriel. Correspondance. Textes réunis, présentés et annotés par Jean-Michel Nectoux.
Paris, 1980. P. 33—34). Молодая женщина, однако, расторгла помолвку в октябре (см.
письмо 247, прим. 2). Анненков не ошибался, предполагая, что Тургенев принял
активное участие в этом деле. Он здесь намекает на оперетту Полины Виардо и
Тургенева «Последний колдун», в которой Тургенев иногда исполнял роль колдуна и в
которой нередко принимала участие М. Виардо (см.: Zekulin Nicholas G. The Story of an
Operetta: Le Dernier Sorcier by Pauline Viardot and Ivan Turgenev. München, 1989.
(Vorträge und Abhandlungen zur Slavistik, 15)).
4 Пренебрежительные отзывы Анненкова о русских военачальниках, в частности о
командующем русскими войсками в русско-турецкой войне вел. кн. Николае Нико-

Приложения
237
лаевиче и о генерале Арзасе Артемьевиче Тергукасове, начальнике Эриванского
отряда, являлись реакцией на известия о ходе войны (см. письмо 236, прим. 3,4 и 5).
5 Грютли, или Рютли (Grütli, Rütli), — местность в кантоне Ури, где, по преданиям
о создании Швейцарии, в 1307 г. представители трех первоначальных кантонов
договорились о восстании против наместников Габсбургов. Несмотря на то что
журналистский «триумвират» А. А. Краевского, M. Н. Каткова, И. С. Аксакова не имел по
существу идейного единства, они все считали политику России на Балканах
недостаточно агрессивной.
6 Речь идет о книге Э. Ренана (Renan) «Les Evangiles et la seconde Génération
Chrétienne» (Евангелия и второе христианское поколение), вышедшей в июле 1877 г. и
являющейся пятой частью его монументального труда «Histoire des origines du
christianisme» (История происхождения христианства).
238
13 (25) августа 1877. Бланкенберг
ИРЛИ, ф. 7, № 12, лл. 21—22 об. Ответ на письмо Тургенева от 1 (13) августа
1877 г. (Π.ΧΙΙ 1.194). Ответ Тургенева на это письмо неизвестен.
1 Имеется в виду Юлия Петровна Вревская, близкая знакомая Тургенева, сестра
милосердия в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. (см. о ней письмо 252,
прим. 7).
2 В письме от 1 (13) августа 1877 г. Тургенев спрашивал: «Вы пишете, что весь
август пробудете в Бланкенберге: ну, а потом? Сюда в Париж — или где-нибудь еще по-
порхаете? Дайте знать» (Π.ΧΙΙι. 194).
3 Анненков слегка ошибся; он написал M. М. Стасюлевичу из Берлина 1 августа
(н. ст.). Ответ Стасюлевича неизвестен, но Анненков его должен был получить вскоре
после настоящего письма к Тургеневу. Уже 29 августа (н. ст.) он пишет Стасюлевичу:
«Добрейший друг, Михаил Матвеевич. А я на Вас уже и жаловался Тургеневу, а вот
Вы и чисты передо мной, изъяснив свое молчание, которое я начинал считать репре-
салием за мое таковое же» (Стасюлевич, т. 3, с. 348).
4 В письме от 1 (13) августа Тургенев сообщил: «P. S. И. П. Арапетов прибыл
сюда» (П.XII 1.194). Почему его следовало считать «единственным счастливым
человеком в России», неизвестно.
5 Имеется в виду статья-рецензия без подписи, принадлежащая Н. К.
Михайловскому, на первый выпуск сборника «Воспоминания и критические очерки. Собрание
статей и заметок П. В. Анненкова» (03, 1877, № 7, отд. II, с. 109— ИЗ):
«Тамбур-мажор есть солдат очень высокого роста, числящийся по музыкантской команде (...)
вооруженный не каким-нибудь музыкальным инструментом, а булавой, тоже
изукрашенной галунами и кистями. Роль тамбур-мажора темна и баснословна. (...) Столь
же темно и баснословно было не так давно значение в русской литературе П. В.
Анненкова. Теперь он уже ровно никакого значения не имеет...» (с. 109—110).
6 О М. Н. Каткове и И. С. Аксакове см. письмо 237, прим. 5.

238
П. В. Анненков. Письма к Тургеневу
Мидхат-паша — турецкий политический деятель, автор конституции, которая
была провозглашена в декабре 1876 г. и которая немного ограничивала власть
султана. В самом начале 1877 г. Мидхат-паша был лишен звания великого визиря и сослан
на остров Мителену.
7 Неизвестно, получил ли Анненков ответ на это письмо до переезда в Брюссель.
239
28 августа (9 сентября) 1877. Брюссель
ИРЛИ, ф. 7,№ 12, лл. 23—24 об. Ответ Тургенева на это письмо неизвестен.
1 В письме к брату от 5 (17) сентября Тургенев объяснил, что по совету нового
врача доктора Се он стал принимать «его новооткрытое лекарство (salycilate de soude —
салициловый натрий) — мне значительно лучше. C'est un spécifique contre le
rhumatisme et la goutte (это специальное средство против ревматизма и подагры)»
(П.ХП 1.204). Судя по письму к M. М. Стасюлевичу от 28 августа (9 сентября),
Анненков мог узнать о том, что Тургенев стал принимать это лекарство, от Стасюлевича
(см.: Стасюлевич, т. 3, с. 350).
2 Луи-Адольф Тьер, в 1871—1873 гг. президент Французской республики, умер
3 сентября (н. ст.) 1877 г. Похороны состоялись 8 сентября.
3 В номере от 3 сентября (н. ст.) 1877 г. английская газета «The Times» сообщила о
речи, которую произнес У. Гладстон перед членами своей партии в своем
избирательном округе, где, в частности, он сказал: «I myself receive from day to day many letters
commending me far beyond what I deserve upon this question ('No, no'). I receive, also,
some letters of very just and fair expostulation from people who disapprove what I have
done and said, and who argue rationally and in a manner of which there is nothing to be
ashamed. I receive, also, a set of letters, the violence and fury — aye, even grossness — of
which is hardly to be conceived (cries of 'Shame'), and generally containing extracts from
newspapers for me to read» (Я лично получаю каждый день много писем, в
которых меня хвалят намного больше, чем я заслуживаю («Нет, нет»). Я получаю также
письма, содержащие очень беспристрастные и честные попытки меня разубедить, от
людей, которые не одобряют то, что я сделал и сказал, и которые аргументируют
разумно и так, что им нечего стыдиться. Но я получаю и такие письма, неистовство и
ярость — да, даже грубость — которых едва ли можно представить себе (возгласы:
«Стыдно») и в которых, как правило, вложены вырезки из газет с тем, чтобы я их
читал) (р. И).
Зейбеки — по-видимому, слово, сочиненное Анненковым. Имеет смысл:
надсмотрщики, соглядатаи (от нем. sehen — смотреть и Ъек — на Кавказе и в Турции —
старшина). По всей вероятности, оно относится к ярым сторонникам войны с Турцией
(см., напр., письмо 237, прим. 5).
4 Письма Тургенева этого времени наполнены горькими сетованиями о ходе
русско-турецкой войны. Так, в письме к А. В. Топорову от 2 (14) сентября он жалуется:
«...на душе скребет и гложет ото всего того, что происходит у нас, в Турции и т. д.
Вот хоть теперь: целую неделю томит неизвестность, чем же кончится наконец эта

Приложения
239
бойня под Плевной, сердце замирает, когда приносят журнал... и всё никакого
решения. . .»(n.XIIj.202).
5 Речь идет о гр. Андрее Дмитриевиче Блудове, который с декабря 1869 г. до своей
смерти в 1886 г. был русским посланником при короле бельгийцев.
В неизвестном своем ответном письме Тургенев, очевидно, одобрил намерение
Анненкова посетить его в Париже. Однако, несмотря на то что Анненков собирался
поехать еще с октября 1877 г. (см. письмо 242, прим. 1), поездку пришлось много раз
откладывать по разным причинам, и Анненков съездил в Париж лишь 20 мая (н. ст.)
1878 г. (см. письмо 262).
240
5 (17) сентября 1877. Брюссель
ИРЛИ, ф. 7,№ 12, лл. 25—26 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев
на это письмо не ответил.
1 Речь идет о старшей дочери Полины и Луи Виардо — Луизе Эритт, которая в
1875 г. провела некоторое время в Брюсселе, о чем она коротко упоминает в своих
воспоминаниях (см.: Héritte-Viardot, р. 242).
2 Анненков действительно был отпущен за границу на три года по Высочайшему
повелению. О дальнейших затруднениях по поводу длительного пребывания
Анненковых за границей см. письмо 303, прим. 5.
3 Поездка Анненкова в Париж осуществилась только в мае 1878 г. (см. письмо 242,
прим. 1).
4 В письме к Анненкову от