/
Author: Нугис А.
Tags: воспоминания событий воспоминания история эстонии таллинская оборона таллинская операция
Year: 1970
Text
ТАЛЛИН В ОГНЕ
ТАЛЛИН В ОГНЕ
СБОРНИК
ВОСПОМИНАНИИ УЧАСТНИКОВ
ОБОРОНЫ ТАЛЛИНА И
МООНЗУНДСКОГО АРХИПЕЛАГА
7 ИЮЛЯ — 2 ДЕКАБРЯ 1941 ГОДА
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЭЭСТИ РААМАТ» • ТАЛЛИН 1970
9 Э
Т 16
К ЧИТАТЕЛЯМ
Сборник воспоминаний ветеранов Великой Отечественной
войны — это книга о минувших боях, о боевых друзьях, о
стойкости и мужестве советских воинов. Написанная
непосредственными участниками событий 1941 года, она повествует о боевых
действиях на материковой части Советской Эстонии, о
героической обороне столицы республики и главной базы
Краснознаменного Балтийского флота — Таллина и островов Моонзунд-
ского архипелага. Среди авторов воспоминаний, которые вошли
в книгу, — бывшие рядовые бойцы, командиры, политработники
и видные советские военачальники, принимавшие активное
участие в боях за Советскую Эстонию в грозном 1941 году —
представители почти всех родов войск Советской Армии и
Краснознаменного Балтийского флота — стрелки и пулеметчики,
летчики и артиллеристы, морские пехотинцы и саперы, а также
пограничники и бойцы истребительных батальонов, созданных на
территории Эстонской ССР.
Мы стремились включить в сборник главным образом такие
материалы, которые осветили бы малоизвестные факты и
события первого, самого трудного для нашей Родины, года войны с
фашизмом.
Хочется сердечно поблагодарить ветеранов войны,
приславших свои воспоминания, и всех, кто принял участие в
подготовке этой книги, в особенности полковника в отставке Д. Я. Килья-
ко, а также членов республиканской комиссии по истории
Великой Отечественной войны.
Председатель Таллинской секции
Советского Комитета ветеранов войны,
генерал-майор артиллерии в отставке
г. Таллин, ноябрь 1968 года.
Т. ЗУБОВ
Часть первая
У СТЕН ТАЛЛИНА
Л. Н. ЛЕНЦМАН,
секретарь ЦК КП Эстонии
подвиг воинов
НИКОГДА НЕ БУДЕТ
ЗАБЫТ
История Великой Отечественной войны советского народа
против самого оголтелого отряда мировой реакции —
гитлеровского фашизма изобилует примерами невиданного героизма,
упорства и самоотверженности Чем дальше уходят в прошлое
военные годы, тем ярче горит вечный огонь славы над могилами
патриотов, павших в смертельной схватке с заклятым врагом.
Четыре долгих года продолжалась невиданная по своей
ожесточенности и размаху гигантская битва между Советским
Союзом и гитлеровской Германией. Как известно, на рубеже 1930—
1940-х годов в мире не было силы, способной противостоять
могущественнейшей военной машине фашистской Германии, о
чем убедительно свидетельствуют многочисленные факты второй
мировой войны вплоть до 22 июня 1941 года. До этого
гитлеровская армия не знала поражений. И хотя, как известно,
первоначальный период Отечественной войны сложился
неблагоприятно для советского народа, тем не менее уже он
ознаменовал собой начало конца «тысячелетнего рейха». Беспримерная
по героизму и мужеству оборона многих городов и районов
Советского Союза, оказавшихся летом 1941 года в тяжелом
положении и, казалось бы, лишенных, с точки зрения классической
военной стратегии, всяких перспектив и смысла дальнейшего
сопротивления, убедительно показала всю несостоятельность,
авантюристичность и обреченность фашистской доктрины
«молниеносной войны» против СССР. Об этом уже не раз писалось в
военно-исторической литературе как в нашей стране, так и за
9
рубежом. Об этом рассказывается и в данной книге — на
конкретных примерах, имевших место летом и осенью самого
грозного и трудного 1941 года на территории Советской Эстонии.
Авторы этой книги — не профессиональные литераторы и
историки, а непосредственные участники описываемых событий —
рядовые бойцы Красной Армии и народного ополчения,
командиры и видные военачальники. Здесь нет ни одного
приукрашенного факта и выдуманного героя, ибо оборона Советской
Эстонии, ее столицы — Таллина, и Моонзундского архипелага
насыщены примерами великого мужества и отваги.
Упорное сопротивление советских войск и Краснознаменного
Балтийского флота на дальних подступах к Ленинграду, в том
числе героические бои в июле—августе 1941 года на территории
Эстонской ССР и в северной части Балтийского моря сыграли
значительную роль в провале фашистского плана быстрого
захвата города Ленина.
Как известно, гитлеровские войска вторглись на территорию
Эстонии на 16-й день с начала войны. Оборонительные бои на
материковой части Эстонии против фашистских полчищ
продолжались 53 дня. Что касается островов Эстонии, то они,
оставшись в глубоком тылу врага, держались до начала ноября 1941
года, а непокоренный остров Осмуссаар был оставлен
героическим гарнизоном лишь 2 декабря.
Оборона Таллина и островов отвлекла в самое критическое
время от Ленинграда почти 100 тысяч фашистских солдат и
массу боевой техники, сковала гитлеровский флот и в
значительной мере сорвала морские перевозки врага в Ленинградском
направлении.
Поэтому мы с полным основанием можем говорить о
славных боевых подвигах воинов, которые в неимоверно тяжелой
обстановке начального периода войны героически защищали
каждую пядь советской земли в Эстонии и внесли достойный
вклад в дело великой победы нашего народа над фашизмом.
С первых же дней Великой Отечественной войны
Коммунистическая партия (большевиков) Эстонии приступила к
мобилизации всех трудящихся республики на отпор фашистским
захватчикам под лозунгом, который стал боевой программой всего
советского народа: «Все для фронта, все для победы!»
Центральный Комитет КП(б) Эстонии, местные партийные комитеты
поддерживали самую тесную связь с командованием воинских
соединений Красной Армии, действовавших на территории
Эстонии, и в первую очередь с Военным советом Краснознаменного
Балтийского флота (командующий В. Трибуц, член Военного
совета Н. Смирнов, начальник штаба Ю. Пантелеев), на
который была возложена организация обороны Таллина.
10
Рассматривая деятельность Компартии Эстонии в этот
период, необходимо постоянно учитывать своеобразие обстановки
в республике накануне и в начале войны.
С момента восстановления Советской власти в Эстонии
летом 1940 г. прошло лишь около года. Это было время
больших социалистических преобразований. Были национализиро-
ны промышленные предприятия, транспорт, банки, покончено с
эксплуатацией рабочих, ликвидирована безработица, на 40—50
процентов повышена заработная плата рабочих и служащих,
снижена квартирная плата. Помощь братских советских
республик обеспечила быстрый рост промышленного производства (на
1 января 1941 года прирост составил свыше 66 процентов).
Исключительное значение имела земельная реформа: 53 тысячи
батраков и бедняков получили из государственного фонда,
созданного за счет угодий, изъятых у кулаков, более 550 тысяч
гектаров земли. Рабочий класс и трудовое крестьянство
Эстонии готовы были самоотверженно защищать новую жизнь от
фашистских захватчиков. Вместе с тем, в республике еще не
были полностью ликвидированы эксплуататорские классы, хотя
и ослабленные экономически и политически. Тем самым
сохранялась социальная неоднородность общества. Среди части
населения Эстонии бытовали различные буржуазные предрассудки,
в мировоззрении некоторых людей были сильны
националистические настроения. Естественно, что в молодой советской
республике в то время не могло быть морально-политического
единства общества. Предвоенная обстановка накаляла и без
того острые классовые противоречия, которые неизбежно
усилились после вероломного нападения фашистской Германии на
СССР. Эти условия требовали от советских войск особой
бдительности и стойкости.
Эстонская буржуазия в силу обстоятельств внутреннего и
международного порядка не смогла в 1940 году открыто,
вооруженным путем выступить против революции рабочих и
трудящихся крестьян. Но как только в связи с вторжением немецко-
фашистских захватчиков условия изменились,
националистическая буржуазия с первых же дней войны выступила против
Советской власти. Начали создаваться бандитские группы и
отряды, которые немедленно вступали в контакт с гитлеровской
разведкой и засылаемыми фашистскими диверсантами. Бандиты
убивали партийных и советских активистов, зверски
расправлялись с новоземельцами, совершали набеги на волисполкомы,
стреляли в спину советским воинам. Националисты,
контрреволюционеры — явные и тайные — саботировали проведение
мобилизационных мероприятий, распускали различные
провокационные слухи, стремясь посеять панику среди населения. 28
июня 1941 года военный трибунал осудил в Пальдиски группу
бандитов. Все они оказались членами бывших буржуазно-на-
11
ционалистических организаций, которые расчитывали
воспользоваться благоприятной обстановкой и реставрировать в Эстонии
старые капиталистические порядки.
Таким образом, борьба с гитлеровской агрессией в
своеобразных условиях Эстонии, как и во всей Прибалтике, имела
четко выраженные элементы гражданской войны. Красная Армия и
трудящиеся республики с оружием в руках должны были
отражать нашествие фашистских захватчиков и одновременно
подавлять внутреннего классового врага — националистическую
буржуазию, пособника и агента германского фашизма. В
дальнейшем, в период фашистской оккупации Эстонии,
националистическая буржуазия, кулачество и члены различных
буржуазно-националистических и фашистских организаций, оказались на
службе оккупационного режима и окончательно
дискредитировали себя кровавыми расправами над мирным населением.
*
Получив 22 июня 1941 года, между 6 и 7 часами утра, от
штаба КБФ сообщение о вероломном нападении Германии,
Центральный Комитет компартии Эстонии немедленно
информировал об этом местные партийные и советские органы и
поставил перед ними конкретные задачи по мобилизации
трудящихся на отпор врагу. 23 июня 1941 года в печати было
опубликовано воззвание ЦК КП(б) Эстонии и Совета Народных
Комиссаров Эстонской ССР к трудящимся республики. В нем
говорилось: «Трудовой народ Эстонии вместе с другими
народами Советского Союза и, прежде всего, с великим русским
народом сегодня поднимается на Отечественную войну против
врага цивилизации и гуманизма, против поработителей народов,
против варваров и фашистских извергов.
Вы, молодые советские граждане, рабочие, крестьяне,
трудовая интеллигенция Советской Эстонии, поднимайтесь на борьбу
против фашистских бандитов, за свое счастье и благополучие,
за счастье и благополучие всех братских народов!»
Поднимая трудящихся на священную войну,
Коммунистическая партия напоминала трудовому народу Эстонии, что у него
имеются особые счеты с немецкими агрессорами. В лице
фашистских захватчиков народ Эстонии встретился на поле брани со
своим давним и заклятым врагом, он видел в гитлеровцах
последователей германских псов-рыцарей и балтийских
баронов, которые на протяжении семи веков угнетали
эстонский народ.
ЦК КП(б) Эстонии энергично развернул огромную
организаторскую, политическую, хозяйственную и военную работу.
Деятельность партийных, советских, хозяйственных и
общественных организаций перестраивалась на военный лад. На соб-
12
раниях первичных парторганизаций, на заседаниях бюро укомов
и горкомов партии рассматривались вопросы мобилизации всех
сил и ресурсов на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.
На 1 июля 1941 года в рядах Коммунистической партии
Эстонии насчитывалось 3750 коммунистов. Объединялись они в
204 первичных организациях и 77 партийно-комсомольских и
кандидатских группах. Хотя в количественном отношении
компартия республики была еще малочисленной, но, тем не менее,
она оказывала огромное политическое влияние на массы
трудового народа. Под ее непосредственным руководством работали
также профсоюзные организации, объединявшие свыше 180
тысяч членов, и комсомол Эстонии — около 10 тысяч юношей и
девушек.
Исходя из задач, определенных основным программным
документом того времени — директивой Совнаркома СССР и ЦК
ВКП(б) от 29 июня партийным и советским организациям
прифронтовых областей, ЦК КП(б) Эстонии принял меры по
усилению политико-воспитательной работы, а также специальные
меры по укреплению тыла частей Красной Армии, укреплению
местной противовоздушной обороны и т. д. Партийные
организации республики, коммунисты возглавили решительную борьбу
с дезертирами, дезорганизаторами тыла, паникерами, шпионами
и диверсантами. Бюро ЦК предусмотрело и разработало
специальный план эвакуации на случай вынужденного отхода войск
в глубь страны.
Для ведения партизанской борьбы в тылу врага бюро ЦК
КП(б) Эстонии решило создать партизанский полк в количестве
700 человек. Намечалось также организовать в каждом уезде
по партизанскому отряду (в Вирумаа — два отряда).
Предусматривалось создание баз с запасом оружия, боеприпасов,
продовольствия. Организация всей этой работы возлагалась на
секретаря ЦК КП(б) Эстонии Ф. Окка.
23 июня ЦК КП(б) Эстонии принял постановление о
создании подпольного партийного центра в составе 7 человек. В этот
центр входили секретарь ЦК КП(б) Эстонии Херман Арбон,
секретарь ЦК ЛКСМ Эстонии Оскар Шер, заместитель
председателя Совнаркома ЭССР Нееме Руус и другие. Во второй
половине июля на оккупированной врагом территории Эстонской
ССР уже действовало несколько партизанских отрядов. Но
широкого движения сопротивления в республике организовать
не удалось по ряду обстоятельств. Немаловажное значение
имело и предательство первого секретаря ЦК КП(б) Эстонии
К. Сярэ, который, сдавшись фашистам, выдал все подпольные
явки и базы.
В первый же день войны Указом Президиума Верховного
Совета СССР была объявлена мобилизация военнообязанных
1905—1918 годов рождения. От рабочих и крестьян поступали
13
многочисленные заявления с просьбой принять их в Красную
Армию. Повсеместно начали создаваться истребительные
батальоны.
Вторую мобилизацию — военнообязанных 1896—1906 годов и
1919—1922 годов рождения — объявили 19 августа. В
результате большинство военнообязанных северных уездов Эстонии
(около 35—40 тысяч человек) было мобилизовано и отправлено
в тыловые районы страны. Из этих людей в 1942 году и
сформировался Эстонский стрелковый (в будущем 41-й гвардейский)
корпус Красной Армии.
С началом войны в Эстонии был создан Республиканский
штаб местной обороны и борьбы с диверсантами в составе
товарищей Э. Паю, А. Горбачева и К. Кангера. По решению укомов
КП(б) подобные штабы создавались во всех уездах. Из
коммунистов, комсомольцев и беспартийных активистов в волостях
организовались вооруженные боевые отряды в количестве от 15
до 50 человек. В дальнейшем, с наступлением
немецко-фашистских войск, большинство этих боевых отрядов влилось в
истребительные батальоны, созданные по инициативе местных
партийных органов в конце июня. Всего в Эстонии было создано 27
подразделений народного ополчения: 16 истребительных
батальонов, два отряда милиции, два отряда железнодорожников,
четыре бронепоезда и три полка. В общей сложности в этих
подразделениях насчитывалось до 10 тысяч человек.
11 июля 1941 года был образован Республиканский комитет
обороны ЭССР. Видную роль в деятельности этого органа
сыграли члены бюро ЦК КП(б) Эстонии И. Лауристин, Н. Каро-
тамм, Б. Кумм и уполномоченный ЦК ВКП(б) и Совнаркома
СССР В. Бочкарев.
Большое значение в организации отпора врагу имело
создание оборонительных рубежей на направлениях предполагаемого
продвижения противника. Под руководством местных
партийных и советских органов население городов и сел вместе с
воинскими частями сооружало противотанковые рвы, надолбы,
эскарпы, устанавливало проволочные заграждения, строило
дзоты. Уполномоченными ЦК КП(б) Эстонии на строительстве
оборонительных линий работали члены ЦК КП(б) Эстонии
Г. Абельс, X. Арбон, В. Сасси, К. Паас, ответственные советские
работники Э. Пялль, К. Ялак и другие.
Строительство таких укреплений на материковой части
Эстонии производилось на первой оборонительной полосе Пярну —
Вильянди — Тарту, затем в районе Раквере — Нарва.
Гитлеровские войска ворвались на территорию Эстонской
ССР 7 июля 1941 года. 9 июля их продвижение было
приостановлено частями 8-й армии. В районе Лихула, Мярьямаа и
Пыльтсамаа, где вместе с частями армии в ожесточенных боях
участвовали подразделения морской пехоты и народного опол-
14
чения Латвийской и Эстонской ССР, гитлеровские войска
вынуждены были отступить.
Особенно мужественно в районе поселка Мярьямаа
сражались бойцы 16-й стрелковой дивизии имени Киквидзе
(комиссаром этой дивизии был В. П. Мжаванадзе), 1-й Таллинский
истребительный батальон (командир старший лейтенант П. То
карев, комиссар Вл. Кинн), отряды морской пехоты и
пограничники.
Активно и успешно участвовали в операциях против немецко-
фашистских войск истребительные батальоны республики: Пяр-
нуский (командир майор Н. Смирнов, комиссар А. Рауд) — в
районе Пярну-Яагупи и Мярьямаа; Вильяндиский (командир
капитан М. Пастернак, комиссар А. Мюрсеп) — при обороне
Вильянди и разгроме немцев под Пыльтсамаа. Тартуский, Пет-
сериский, Валгаский и Выруский истребительные батальоны
участвовали в обороне Тарту и в последующих боях за Нарву
и Кингисепп (Ленинградской области).
В боях под Мярьямаа, Аудру и непосредственно при обороне
Таллина отлично проявили себя таллинские истребительные
батальоны.
Операциями истребительных батальонов руководил
созданный Республиканским комитетом обороны штаб истребительных
батальонов, который возглавили капитан М. Пастернак и
комиссар — секретарь ЦК КП(б) Эстонии Ф. Окк.
Истребительные батальоны были сначала приданы пограничным войскам.
Когда же боевые действия переместились на территорию
Эстонской ССР, их подчинили начальнику тыла 8-й армии.
Большую политическую работу по мобилизации
комсомольцев и молодежи в народное ополчение проводили Центральный и
уездные комитеты ЛКСМ Эстонии. В рядах добровольцев
сражались секретари ЦК ЛКСМ Эстонии О. Шер, М. Орк, В.
Петровых, секретари горкомов и укомов комсомола, сотни
комсомольских активистов республики, которые личным примером
влекли за собой бойцов в кровопролитных боях с
немецко-фашистскими оккупантами и их прихвостнями из местных
бандитских шаек. Бок о бок с коммунистами и комсомольцами дрались
и многие представители прогрессивной интеллигенции: Юхан
Сютисте, Март Рауд, Пауль Руммо, Андрус Йохани и др.
Огромную работу по эвакуации промышленного
оборудования и материальных ценностей проделала республиканская
партийная организация. В первую очередь в глубокий тыл было
эвакуировано оборудование, материалы и часть основных
производственных кадров машиностроительного завода «Пунане
Крулль» и завода радиоаппаратов. Когда советские войска
отразили натиск немецко-фашистских дивизий на рубеже Пярну-
Яагупи — Тюри — Пыльтсамаа и Тарту, Комитет обороны
ЭССР решил приостановить с 15 июля 1941 года демонтаж
15
оборудования на остальных заводах и фабриках. На некоторых
предприятиях снова установили демонтированное оборудование
и они приступили к выполнению заказов военного командования.
Всего же в первые дни войны было эвакуировано фабрично-
заводского оборудования и материальных ценностей более чем
на 600 миллионов рублей.
По мере отхода частей Красной Армии на север район
Таллина приобретал все большее значение.
После прорыва гитлеровских войск к Финскому заливу в
районе Кунда Таллин оставался единственным пунктом, через
который шло снабжение войск и эвакуация промышленного
оборудования и материальных ценностей. Но сам город еще не
был подготовлен к обороне с суши. Ее создавали и
совершенствовали уже в ходе боев. Вокруг Таллина, в радиусе около 40
километров, строилось три оборонительных рубежа. Главная
линия обороны создавалась примерно в 9 километрах от Таллина.
В ее строительстве участвовало до 25 тысяч жителей города и
Харыоского уезда, а также часть личного состава кораблей,
береговой обороны и зенитной артиллерии флота.
Первое массированное наступление на Таллин началось но
всему фронту ранним утром 20 августа. На отражение
противника были брошены все силы — подразделения армии, флота
и народного ополчения. Истребительные батальоны города и
окружающих уездов были объединены в 1-й Эстонский стрелковый
полк (командир полка капитан М. Пастернак, комиссар —
секретарь ЦК КП Эстонии Ф. Окк).
Пять суток защитники города успешно отбивали атаки врага,
но к исходу 24 августа под давлением превосходящих сил
противника вынуждены были отойти на непосредственные подступы
к Таллину. Во время этих боев в районе Харку геройски погиб
легендарный матрос комсомолец Евгений Никонов,
совершивший свой бессмертный подвиг.
О братской боевой дружбе эстонского и русского народов,
которая крепла и закалялась в те трагические дни в окопах, во
время совместных контратак, на строительстве оборонительных
линий и в цехах заводов, писала газета «Советская Эстония»:
«...Ленинградские рабочие бескорыстно и самоотверженно
помогали Таллину в первых его шагах на пути социалистического
строительства. Сегодня красные моряки из Ленинграда, не
жалея жизни своей, защищают свободу Советской Эстонии. Сегодня
эстонские бойцы на русских равнинах мужественно сражаются с
наглым врагом, защищая великий город Ленина».
Созданный по решению городского комитета партии
Таллинский рабочий полк вместе с другими частями Красной Армии и
флота героически сражался в предместьях города против
превосходящих сил врага, обеспечивая эвакуацию
правительственных учреждений ЭССР, материальных ценностей и подразделе-
16
ний армии. Мужественно дрались с гитлеровцами и бойцы
народного ополчения Латвийской ССР. При содействии Комитета
обороны ЭССР из отрядов и батальонов латышского народного
ополчения приказами по 8-й армии были созданы 1-й и 2-й
отдельные латышские стрелковые полки. Их подчинили
соответственно 10-й и 125-й стрелковым дивизиям. Эти части вели
упорные бои с противником в районе Пыльтсамаа, Пайде, Тюри,
Выртсъярв и Таллина.
В комсомольском билете погибшего в эти дни бойца 1-го
Латышского стрелкового полка Б. Лурье было обнаружено
завещание: «...Для меня наступил последний этап борьбы —
борьба за Таллин. Отступления быть не может. Жалко умирать в
24 года, но в настоящей борьбе, где на весы истории всего
человечества ставятся миллионы жизней, я свою также отдаю, зная,
что будущее поколение и вы, оставшиеся в живых, будете нас
чтить, вспоминать как освободителей мира от ужасной чумы...»
Сыны латышского народа, как и других национальностей, до
конца выполнили свой долг перед Родиной, героически
сражаясь за Советскую Эстонию, за ее столицу — Таллин.
ЦК КП(б) Эстонии и Совет Народных Комиссаров ЭССР
продолжали свою деятельность до самого последнего дня
обороны города и эвакуировались в Ленинград с последними
защитниками Таллина.
О мужестве и бесстрашии коммунистов Эстонии, об их
беззаветной преданности Родине и советскому народу говорит и
то, что в неравной схватке с врагом на территории Эстонии
летом и осенью 1941 года пало смертью храбрых около 30
процентов работников аппарата ЦК КП(б) Эстонии, более 35
процентов работников укомов и горкомов партии и почти 64
процента парторгов волостей и заводов.
Эстонский народ никогда не забудет подвига героических
военных моряков Краснознаменного Балтийского флота, частей
и соединений 8-й армии и--своих славных сынов, покрывших
себя неувядаемой славой во время боев по обороне республики и
ее столицы в 1941 году.
СЛАВНАЯ СТРАНИЦА
ИСТОРИИ
И. М. ЛЮБОВЦЕВ,
генерал-майор запаса
В октябре 1939 года, после подписания пакта между СССР
и Прибалтийскими республиками, в Эстонии был размещен 65-й
особый корпус Красной Армии в составе 16-й стрелковой
дивизии, которой мне довелось командовать, а также одной
танковой и авиационной бригад. 156-й стрелковый полк нашей
дивизии размещался в районе Пальдиски, 167-й полк, танковая и
авиационная бригады и артиллерия — в районе Хаапсалу, и
249-й полк — на островах Сааремаа и Хийумаа. Наши войска
предназначались для обороны морского побережья и островов с
запада. В мае—июне 1940 года, в связи с обострением
обстановки в Западной Европе, в Прибалтику были введены новые
советские соединения.
Никто не ожидал, что основные боевые действия
развернутся на сухопутном театре — на юге, в центре и на востоке
Эстонии. Характер местности здесь в основном равнинный и
лесистый, много хороших магистральных дорог. Поэтому главными
оборонительными рубежами могли стать: в южной части
республики — возвышенности Отепя и Сакала, в центре — реки
Кейла и Ягала, на востоке — река Эмайыги у Тарту и высота
Пандивере. Но для строительства там необходимых укреплений
требовалось много времени и средств, а главное, —
возможность боевых действий в этих районах исключалась. Поэтому
незадолго до начала войны штаб 65-го корпуса и две стрелковые
дивизии были передислоцированы из Эстонии в Литву на
границу с Германией. 16-я стрелковая дивизия тоже готовилась пе-
18
редислоцироваться туда, и только опасения командования, что
главная военно-морская база Балтийского флота останется без
прикрытия, заставили в последний момент отменить погрузку
дивизии в эшелоны.
С началом войны 16-я стрелковая дивизия сумела
мобилизоваться быстро. Это объясняется тем, что она содержалась
почти по штатам военного времени. Вскоре части дивизии вышли
на рубеж 10—15 километров южнее Таллина, но боевой
задачи не получали и продолжали оставаться в распоряжении
командования Северо-Западного фронта.
На третий день войны, 24 июня, я был вызван к прямому
проводу командующим Северо-Западным фронтом генералом
ф. Кузнецовым, который приказал мне вступить в командование
сухопутными войсками, дислоцированными в Эстонии. В это
время в республике, кроме 16-й стрелковой дивизии, находилось
немного войск. Правда, к нам начали прибывать формирования
курсантов из военных училищ.
В начале июля я вступил в командование 8-й армией
(членом Военного совета был И. Ф. Чухнов). Ее части с боями
отходили от границы, втягиваясь на территорию Эстонии с юга.
Армия получила боевую задачу занять оборону на рубеже Пяр-
ну — озеро Выртсъярв и далее по реке Эмайыги до Чудского
озера. Протяженность линии обороны превышала 200
километров.
В 8-ю армию входили: 10-й стрелковый корпус (командир
генерал-майор Николаев) в составе двух стрелковых дивизий,
22-я мотострелковая дивизия НКВД и 11-й стрелковый корпус
(командир генерал-майор Шумилов) в составе двух стрелковых
дивизий. Все дивизии с первых дней войны участвовали в
тяжелых боях на западных границах и понесли значительные потери
в личном составе и материальной части. Достаточно сказать,
что в ротах оставалось всего по 15—20 крайне утомленных
бойцов. Не хватало пулеметов и минометов. Артиллерийские
полки были укомплектованы лучше, но они имели мало
боеприпасов.
Создать такими силами сплошную оборону на
200-километровом рубеже, да еще эшелонировать ее в глубину, иметь
частные и общие резервы было, конечно, практически невозможно.
Выход напрашивался сам собой: строить оборону главным
образом по узлам дорог и по реке Эмайыги, максимально
используя естественные препятствия на местности. Особый упор при
этом мы делали на артиллерийский огонь отдельных орудий
(прямой наводкой) и на минные заграждения.
Перед Военным советом армии стояли весьма сложные и
трудные задачи. Планировать активную оборону имеющимися
силами и средствами не приходилось. Поэтому главной нашей
задачей стало как можно дольше задерживать противника у
19
оборонительных рубежей. Кроме того, предстояло оборонять на
большом протяжении морское побережье и не допустить
высадки морских десантов. Охрану побережья мы поручили 16-й
дивизии, вошедшей в состав 8-й армии. Полностью
укомплектованная и хорошо вооруженная, она одновременно являлась
нашим главным ударным резервом. Ввиду этого Военный совет
армии решил не передавать ее в подчинение одного из
стрелковых корпусов.
В начале июля части 8-й армии вошли в соприкосновение с
передовыми частями противника и заняли оборону: 10-й
стрелковый корпус (10-я и 11-я дивизии) — на фронте Мустла —
Валма, исключая озеро Выртсъярв, 11-й стрелковый корпус
(125-я и 48-я дивизии) — по реке Эмайыги от озера Выртсъярв
до Чудского. Части 22-й мотострелковой дивизии НКВД
оставались в резерве за правым флангом.
К сожалению, наш 10-й корпус, которому была поставлена
задача правым флангом занять и оборонять Пярну, вовремя
туда не поспел. Противник, опередив корпус, с ходу, без особых
усилий, занял город.
Вскоре стало известно, что гитлеровцы ведут наступление
против частей нашего 10-го корпуса двумя пехотными
дивизиями (217-й и 61-й), а в направлении Тарту, против 11-го
корпуса — своей 93-й пехотной дивизией. (Все они входили в 26-й
армейский корпус). Кроме того, на южной границе Эстонии, в
районе Мыйзакюла — Валга, появилась новая крупная
группировка немецко-фашистских войск. Как выяснилось позже, это
были свежие дивизии 42-го армейского корпуса противника,
дополнительно направленные против 8-й армии из-за упорного
сопротивления, оказываемого гитлеровцам нашими частями.
Обстановка осложнялась тем более, что соотношение сил было в
пользу противника еще до подхода этой новой группировки с
юга.
Командование 8-й армии видело, что практически на любом
участке нашей обороны вряд ли удастся долго сдерживать
превосходящие силы врага, которые обладали большой свободой
маневра, имели много техники, вооружения и боеприпасов.
Однако мы решили избрать тактику не только упорной, но и
активной обороны с тем, чтобы контратаками отдельных частей
постоянно держать в напряжении и сковывать как можно
больше сил противника. Решение Военного совета 8-й армии было
одобрено главным командованием Северо-Западного
направления, а в дальнейшем Северного фронта.
Обстановка крайне осложнилась еще тем, что 13 июля
немецко-фашистские войска начали наступление восточнее
Чудского озера — с целью выйти к Финскому заливу и отрезать 8-ю
армию. Для обеспечения фланга и тыла 8-й армии в ее состав
была передана 191-я стрелковая дивизия, находившаяся в районе
20
Нарвы. Но дивизия находилась от нас далеко, связь с ней
поддерживалась только через штаб Северного фронта. Вскоре ее
передали в состав Кингисеппской оперативной группы.
Части 8-й армии, непрерывно атакуемые передовыми
подразделениями трех пехотных дивизий 26-го армейского корпуса
гитлеровцев, организованно заняли оборону по берегу реки
Эмайыги. Противник попытался с ходу форсировать реку на
участке 11-го корпуса, однако все атаки были успешно отбиты
с большими потерями для гитлеровцев.
Хуже складывалась обстановка на участке 10-го корпуса —
в районе Вильянди и особенно на правом фланге. 8 июля,
овладев городом Пярну, гитлеровцы усилили нажим в направлении
Мустла и Вильянди. Особенно опасное положение создалось
на приморском направлении, севернее Пярну. Здесь на фронте
шириной в 30—40 километров наших войск не имелось, если не
считать отошедших от Пярну пограничников и небольших
отрядов народного ополчения. Практически дорога на Таллин для
противника оказалась открытой.
9 июля в Таллине, куда я прибыл договориться о
взаимодействии с Военным советом КБФ и ЦК КП(б) Эстонии, мне стало
известно о новой угрозе на приморском направлении, теперь уже
в районе Лихула, где пограничники вели бой с прорвавшимися
автоматчиками и мотоциклистами противника. Я приказал
офицеру, прибывшему оттуда с донесением, немедленно выехать
назад, распорядившись объединить все подразделения,
имевшиеся в районе Лихула, и задержать продвижение противника
в направлении Таллина. Главное сопротивление я приказал
организовать на дорогах, не опасаясь окружения, так как в
течение ближайших 10—12 часов на помощь должны подойти части
16-й стрелковой дивизии. Командование КБФ, со своей стороны,
распорядилось высадить с острова Сааремаа через Виртсу и
Лихула десант в составе стрелкового батальона и
подразделений островного истребительного батальона.
Командир 16-й стрелковой дивизии получил приказ выслать
разведывательный мотобатальон на Мярьямаа — Лихула, а
остальными силами, оставив один стрелковый полк в районе Кей-
ла, выйти форсированным маршем в район Мярьямаа для
уничтожения прорывающихся туда частей гитлеровцев.
10 июля я выехал в Тюри, южнее которого правофланговые
части 10-го стрелкового корпуса вели бой с наступавшим из
района Вильянди противником. Под напором превосходящих
сил врага правый фланг корпуса вынужден был отойти за реку
Навести. В результате создалось критическое положение:
гитлеровцам открылись два важных направления на Таллин — со
стороны Мярьямаа и Рапла.
Подошедшие в район Мярьямаа части 16-й стрелковой
дивизии с ходу вступили в бой. Это было первое боевое крещение
21
для дивизии. Но я верил, что она задержит продвижение
гитлеровцев. Так и произошло.
Прибыв во второй половине дня 10 июля на командный пункт
командира дивизии, я выяснил, что южнее Мярьямаа бой с
противником ведут 249-й стрелковый полк, отдельные
подразделения пограничников и истребителей-ополченцев. Мне доложили
также, что разведывательный батальон дивизии, высланный
9 июля на Мярьямаа — Лихула, после встречного боя с
моторизованными подразделениями врага вынудил их отступить и
занимает сейчас Кулламаа. Два артиллерийских полка дивизии
ведут огонь по противнику южнее Мярьямаа. 167-й стрелковый
полк находится на подходе.
К исходу дня 10 июля стало известно, что передовые части
217-й пехотной дивизии гитлеровцев, заняв Пярну, начали
двигаться на Таллин по приморскому шоссе и вслед за ними в
район Мярьямаа подходят главные силы немецкой дивизии.
Я приказал командиру 16-й стрелковой дивизии подтянуть в
район Рапла 156-й стрелковый полк и, обороняя район
Мярьямаа — Рапла, выйти частью сил во фланг и тыл противника
южнее Мярьямаа, окружить и уничтожить прорвавшиеся туда
подразделения немецкой дивизии.
В течение трех последующих дней шли упорные бои.
Многочисленные атаки противника с целью прорваться на север
успехом не увенчались. Части вражеской дивизии понесли
значительные потери. В районе боев кое-где образовался «слоеный
пирог»: отдельные отряды гитлеровцев, стремясь обойти наши
части, сами попадали в окружение подразделений 249-го и 156-го
стрелковых полков, упиравшихся во фланг и тыл противника.
Немалые потери в людях несли и части нашей 16-й дивизии,
особенно 249-й стрелковый полк полковника Кондрашева. Но
успех трехдневных боев окрылил бойцов, вселил в них чувство
уверенности. Моральный дух в дивизии по-прежнему оставался
высоким, не в пример противнику. О больших потерях
гитлеровцев мы узнали позже из показаний пленных: они рассказывали,
что если в ротах 217-й дивизии при наступлении на Мярьямаа
имелось по 150—170 человек, то после боев в них осталось не
более 15—20.
Боясь полного окружения, обессиленный противник начал
поспешно отходить из района Мярьямаа на Пярну.
Можно много рассказывать о героизме и подвигах советских
воинов в боях за Мярьямаа. Особенно отличились здесь эстонские
ополченцы и моряки-балтийцы. Насмерть стояли передовые
подразделения 249-го стрелкового полка, оборонявшие дороги:
потеряв почти половину состава, они, тем не менее, не отступили
со своих позиций. Искусно сражался разведывательный
батальон 16-й дивизии. Умело маневрируя своими танками, он быстро
опрокинул моторизованные подразделения противника.
22
Снайперская группа 249-го полка в составе командира
старшины Мирошниченко и бойцов Иголкина, Долгова, Максакова,
Корнилова, Макарова, Юрина и Пичурука, в бою под Мярьямаа
уничтожила десятки гитлеровцев. Тот же старшина
Мирошниченко на третий день боя, воспользовавшись темнотой, под огнем
врага вывез на тачанках и повозках свыше 200 раненых бойцов
и эвакуировал их в тыл.
Итак, к исходу 12 июля гитлеровцы, открыв массированный
артиллерийский и минометный огонь по фланговым
подразделениям наших полков, стали отходить к югу, в направлении
Пярну. Мы не смогли полностью окружить и уничтожить сильно
потрепанную вражескую 217-ю пехотную дивизию. Для этого у нас
не хватало сил. Для обхода противника мы могли выделить не
более трех-четырех батальонов, а этого было явно мало для
достижения такой цели. К тому же обстановка на фронте 10-го
стрелкового корпуса стала осложняться. 10 июля 61-я немецкая
дивизия начала наступление из Вильянди на север, направляя
свой главный удар на стык 10-го и 11-го корпусов в направлении
Пыльтсамаа.
12 июля Военный совет 8-й армии приказал командиру 10-го
корпуса восстановить положение и упорно оборонять рубеж
Вяндра — Сууре-Яани — северный берег озера Выртсъярв,
обезопасив стык с 11-м корпусом.
В ходе боев 12—14 июля части 10-го корпуса огнем и
контратаками остановили продвижение противника. В районе
Пыльтсамаа, на стыке с 11-м корпусом, части 163-го стрелкового
полка и подразделения Вильяндиского истребительного батальона
совместной контратакой отбросили противника на юг и
закрепились. Дальнейшие попытки гитлеровцев продвинуться здесь
вперед не имели успеха и отбивались нашими бойцами вплоть
до 22 июля.
После окончания боев в районе Мярьямаа — Лихула 16-я
стрелковая дивизия получила приказ сосредоточиться около
Рапла и севернее, чтобы быть готовой к отражению высадки
возможных морских десантов на побережье в районе Пальди-
ски — Хаапсалу. Части дивизии должны были также
подготовить контратаки на Тюри и Пайде на случай прорыва
противника. Пограничники и две роты морской пехоты получили
приказ охранять дороги на приморском направлении.
Мы попросили Военный совет Ленинградского фронта
освободить 8-ю армию от обороны морского побережья, так как эта
задача становилась для нас непосильной. К тому же, управлять
3-й отдельной стрелковой бригадой, оборонявшей острова
Эстонии — было крайне затруднительно. Просьбу нашу
удовлетворили и с 17 июля оборона побережья возлагалась на
Краснознаменный Балтийский Флот.
На участке 11-го стрелкового корпуса наши части успешно
23
отражали все попытки противника форсировать реку Эмайыги.
Фашисты вели здесь интенсивный артиллерийский обстрел
наших позиций, особенно в районе Тарту. Но наша оборона
стабилизировалась. Однако положение правого фланга корпуса
оставалось весьма угрожающим из-за отхода на его стыке частей
10-го стрелкового корпуса. Резервов для обеспечения открытого
правого фланга не было, и части, оборонявшие рубеж по реке
Эмайыги, постепенно оказались выдвинутыми уступом вперед
на 15—20 километров. Ввиду этого 16 июля я обратился в штаб
Ленинградского фронта за разрешением отвести 11-й стрелковый
корпус на 40—50 километров севернее — на рубеж Муствээ —
Пайде, но получил отказ, вызванный, по-видимому,
наступлением противника восточнее Чудского озера.
Между тем, данные воздушной и агентурной разведки
говорили, что после неудачного наступления в районе Мярьямаа и
провала с ходу овладеть Таллином гитлеровцы приступили к
перегруппировке своих сил с приморского направления в район
южнее Вильянди. Становилось ясно, что наиболее угрожаемым
направлением для нас является стык 10-го и 11-го стрелковых
корпусов и что враг может использовать крупные силы для
выхода на южный берег Финского залива в направлении Пыльт-
самаа — Тапа, чтобы разрезать пополам 8-ю армию, или же
ударом из Пыльтсамаа на Муствээ окружить 11-й стрелковый
корпус. Допуская такую возможность, мы, тем не менее,
считали своей главной задачей продолжать упорно обороняться,
чтобы сковать возможно больше сил противника, намереваясь в
случае прорыва нанести контрудар 16-й стрелковой дивизией.
20 июля 61-я пехотная дивизия немцев, закончив
перегруппировку своих сил, перешла в наступление в направлении Тюри —
Рапла. Части нашей 10-й стрелковой дивизии оказали ей в
районе Тюри упорное сопротивление и приостановили продвижение
гитлеровцев на север. Но некоторым подразделениям
противника все же удалось продвинуться в направлении Рапла.
Командир 16-й стрелковой дивизии получил приказ
контратаковать прорвавшегося туда противника. В ходе боев 20—22
июля гитлеровские части были потеснены и отброшены на
юго-запад.
22 июля, после массированной артиллерийской подготовки,
немецко-фашистские войска перешли в наступление на стыке
наших корпусов, нанося главный удар в направлении
Пыльтсамаа — Йыгева в обход правого фланга 11-го корпуса. В
течение дня наши части вели упорные кровопролитные бои, но
отразить наступление свежей 291-й пехотной дивизии противника не
смогли. К утру 23 июля стало очевидно, что гитлеровцы
стремятся окружить наш 11-й корпус и выйти к Муствээ на берегу
Чудского озера.
Военный совет 8-й армии решил вывести корпус на северный
24
берег Чудского озера, к возвышенности Пандивере. 23 июля
командование Ленинградского фронта разрешило отвод
корпуса. Но, к сожалению, наше решение, как и разрешение
фронта, запоздали. В течение 23 июля части корпуса уже втянулись
в бой с обходящим их противником, прикрываясь с юга огнем от
перешедших в наступление частей 93-й немецкой пехотной
дивизии.
Как командующий армией, я оказался в очень тяжелом
положении. Превосходящие силы врага могли в короткий срок
выйти к Чудскому озеру и полностью окружить 11-й стрелковый
корпус, после чего фашистам не представляло почти никакого
труда развить успех на север — к берегу Финского залива. Две
дивизии корпуса, хотя и пополненные в последнее время
людьми, были не в состоянии долго сдерживать врага.
В сложившейся ситуации я принял решение начать утром 24
июля наступление силами 16-й дивизии в направлении Пыльт-
самаа — Йыгева, нанося удар во фланг и тыл
немецко-фашистских войск, наступавших к Муствээ. Цель этой операции
состояла в том, чтобы обеспечить вывод частей 11-го корпуса,
оказавшихся под угрозой окружения.
На рассвете 24 июля дивизия перешла в наступление.
Упорные и тяжелые бои продолжались в течение нескольких дней.
Оттянув на себя большую часть наступающей 254-й пехотной
дивизии противника, 16-я стрелковая дивизия дала возможность
частям корпуса успешно выйти из окружения. Но, выручив
других, дивизия понесла большие потери, отдельные подразделения
ее сами оказались в окружении и стали с боями пробиваться на
запад и восток.
Отвага, мужество и героизм, проявленные в этих сражениях
бойцами и командирами 16-й дивизии, поразительны. Так,
первая рота 249-го полка десять дней вела бой с превосходящими
силами врага, уничтожила больше батальона фашистов и хотя
в роте остались буквально единицы бойцов, она упорно
продолжала удерживать свои позиции. Группа воинов под
командованием сержанта пулеметчика Михаила Сибатрова, оказавшись в
глубоком окружении, с боем прорвалась к Нарве, форсировала
реку и в дальнейшем участвовала в боях под Ленинградом. Сам
М. Сибатров впоследствии, в 1944 году, участвовал в
освобождении Эстонии и острова Сааремаа.
Упорные бои 10-го стрелкового корпуса 24—28 июля в
районе Тюри и Пайде не дали возможности противнику развить
успех и прорваться на север, к Финскому заливу. Только 29 июля,
введя в бой свежие силы, гитлеровцы оттеснили на запад наши
части и стали наступать в направлении Тапа. 4 августа две
пехотные дивизии противника прорвались к Тапа, 6 августа вышли
к Кадрина, а 7 августа достигли в районе Кунда побережья
Финского залива.
25
Обзор хода боевых действий на Ленинградском направлении в августе—сентябре 1941 года.
Таким образом, после месяца ожесточенных боев на юге и в
центре Эстонии немецко-фашистским войскам удалось
расчленить войска 8-й армии. 10-й стрелковый корпус стал
отходить на запад для прикрытия Таллина, а 11-й корпус с боями
прорывался на восток к Нарве и в дальнейшем влился в ряды
героических защитников Ленинграда.
Анализируя ход боевых действий советских войск против
гитлеровских захватчиков летом 1941 года на территории
Эстонии, можно сделать следующие выводы:
1. 8-я армия, уступая, примерно, в три раза по численности,
вооружению и техническому оснащению противнику, отвлекла
на себя пять фашистских пехотных дивизий и другие части
усиления, замедлив на территории Эстонии общий темп
продвижения врага с 25 километров в сутки до 1—2 километров. Это
стало возможным благодаря стойкости, упорству и героизму
бойцов и командиров частей армии, флота и отрядов народного
ополчения.
2. Обстановка в Эстонии на протяжении двух месяцев
боевых действий все время оставалась исключительно
напряженной. Нам приходилось оборонять небольшими силами весьма
протяженные, растянутые рубежи как на сухопутном театре,так
и на морском побережье.
3. Большая организаторская работа штаба КБФ по
формированию отрядов морской пехоты, взявших на себя оборону
морского побережья, значительно облегчила командованию 8-й
армии ведение боевых операций на сухопутном театре.
4. Несмотря на исключительно сложную обстановку, ЦК
КП (б) Эстонии и правительство республики сумели в короткий
срок наладить порядок в тылу, решив тем самым важнейшую
задачу обеспечения тыла действующих войск. Формирования
эстонских народных ополченцев, созданные сначала для
противодействия и подавления вражеской агентуры, диверсантов и
«пятой колонны», не только успешно справились с этой задачей,
но и приняли активное участие в боевых действиях на фронте,
сражаясь плечом к плечу с кадровыми формированиями
Красной Армии и Краснознаменного Балтийского Флота.
5. Огромная работа, проведенная партийными и
политическими органами частей и соединений, укрепила боевой дух
войск. Политработники и коммунисты первыми показали в боях
образцы мужества и героизма. Лозунг: «Коммунисты и
комсомольцы, вперед!» — претворялся в жизнь в каждом бою.
Несомненно, тяжелые оборонительные бои в Эстонии в 1941
году являются славной страницей в истории Советских
Вооруженных Сил, а также в истории эстонского народа.
До войны я, снайпер-инструктор, вел занятия по подготовке
снайперов в 249-м стрелковом полку 16-й имени Киквидзе
стрелковой дивизии. Наш полк находился тогда в Эстонии, в
городе Хаапсалу. Полком командовал полковник Г. П. Кондра-
шев, комиссаром был старший политрук 3. С. Гриншпан. С
началом Великой Отечественной войны меня назначили
адъютантом командира первого батальона. Командовал им старший
лейтенант Н. М. Чистяков, начальником штаба был старший
лейтенант П. А. Шпичак. Вместе со мной к штабу батальона для
выполнения особых боевых заданий прикомандировали группу
снайперов.
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
8 июля 1941 года передовые части фашистской 217-й
пехотной дивизии захватили город Пярну, расстреляли
комсомольский и партийно-советский актив и повели наступление в
направлении Мярьямаа и Лихула.
Первым вступил в бой с гитлеровскими захватчиками Пяр-
нуский истребительный батальон народного ополчения. Отражая
атаки передового отряда противника, он задержал гитлеровцев
у деревни Нурме и поселка Пярну-Яагупи. Но 9 июля
противник бросил в бой крупные силы, и легко вооруженные добро-
28
ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА НАЗАД
Е. М. МИРОШНИЧЕНКО,
бывший старшина-снайпер
249-го стрелкового полка 16-й
имени Киквидзе стрелковой
дивизии
вольцы вынуждены были отступить к деревне Ваймыйза. Сюда
подошли и немцы, стремившиеся сходу прорваться к столице
республики — Таллину.
Начались не прекращавшиеся ни днем ни ночью
многодневные кровопролитные бои за поселок Мярьямаа. Втянувшись в
поселок, противник пытался продвинуться дальше, но 10 июля
его передовой отряд был остановлен и задержан у деревни
Ваймыйза огнем нашего 18-го отдельного бронетанкового
дивизиона, подразделениями 8-го пограничного отряда и Пярнуского
истребительного батальона, в подкрепление которым прибыл
первый Таллинский истребительный батальон. В тяжелом бою
они вынудили гитлеровцев отступить в Мярьямаа.
Наш 249-й стрелковый полк получил приказ в ночь с 10 на
11 июля выдвинуться на подступы к Мярьямаа с запада и,
сосредоточившись у деревни Сипа, на рассвете 11 июля, форсировав
реку Тээнузе, ударом через Сытке выйти в тыл противнику
южнее деревни Паэкюла, перерезать там Рижское шоссе, и
наступать на Мярьямаа с юга. Для усиления 249-му стрелковому
полку были приданы артдивизион 224-го гаубичного артполка,
подразделение танков 18-го отдельного бронетанкового
дивизиона и стрелковое подразделение 8-го погранотряда. Сюда же был
выдвинут отряд моряков КБФ под командованием капитана
Мисюры в составе 2-го батальона и отдельной танковой роты 1-й
особой бригады морской пехоты КБФ. Отряд вел ожесточенные
бои и понес немалые потери.
156-й стрелковый полк также получил приказ на рассвете
11 июля наступать на Мярьямаа с севера. Этому полку был
придан артдивизион 224-го гаубичного артполка.
167-му стрелковому полку с дивизионом артиллерии 224-го
гаубичного артполка и оставшимися танками 18-го отдельного
бронетанкового дивизиона было приказано находиться в
резерве дивизии.
В боях за Мярьямаа командир нашего полка полковник
Кондрашев решил вводить в бой батальоны посменно, заменяя
одного другим, по мере их ослабления боем. Первым вступил в
бой третий батальон под командованием капитана Семенова,
усиленный подразделением погранотряда, артдивизионом и
несколькими танками. Остальные подразделения полка, как
резервные, расположились в лесу у деревни Кулламаа. Тыл полка
с обозами и санчастью располагался в лесу северо-западнее
Мярьямаа в районе Ристи, а командный пункт 249-го стрелкового
полка — западнее поселка Мярьямаа, на хуторе Мырасте. Там
же, недалеко занял огневые позиции и наш артдивизион 224-го
гаубичного артиллерийского полка.
Третий батальон нашего полка с приданными ему танками
и подразделением пограничников на ночь на 11 июля
сосредоточился у деревни Сипа и оттуда атаковал противника.
29
Через Сытке к вечеру с тяжелым боем и некоторыми потерями
батальон вышел южнее деревни Паэкюла в тыл противнику.
Там, укрепившись, он вступил в бой с превосходящими
силами врага.
В результате многодневного тяжелого боя третий батальон с
приданными ему силами был выведен из боя. Его сменил наш
первый батальон. Разведкой и боями третьего батальона были
определены расположение и силы противника: к северу от
поселка Мярьямаа, возле железнодорожной станции, у деревни
Алакюла, и к западу от Сытке были выдвинуты сильные заслоны
боевого охранения; к югу от поселка Мярьямаа, у Паэкюла,
противник сосредоточил свои главные силы и резервы.
Артиллерию противник развернул в Алакюла и Хаймре, его пехота
поддерживалась крупнокалиберной артиллерией и самоходными
пушками, минометами, бронетранспортерами, танками и
авиацией, связь, разведка и специальные ударные группы
располагали мотоциклами.
Под вечер 13 июля 1941 года наш батальон от Кулламаа на
автомашинах перебросили к броду через реку Тээнузе, у деревни
Толли. Переправившись, мы лесом подошли к деревне Паэкюла.
На рассвете 14 июля был дан приказ наступать. Наш гаубичный
артдивизион открыл сильный огонь по обороне гитлеровцев. Мы
выдвинулись из леса на высотку перед деревней Паэкюла и,
окопавшись, залегли. Для уточнения обстановки и расположения
сил противника комбат отправил меня с группой бойцов в
разведку. После уточнения данных, полученных разведкой,
батальон вступил в бой.
В этом бою я решил «поохотиться» на фашистов, нашел
укромное место и залег на высотке. Оборона противника
просматривалась хорошо, и я стал выслеживать врага. Вместе со
мной занял позицию наблюдатель-снайпер Иголкин. Он
уничтожил шестерых немцев. Заметив, что противник стал ко мне
пристреливаться, я сменил позицию, укрывшись на опушке леса,
возле проселочной дороги, контролируемой немцами. Слева за
леском, ниже дороги протекала мелкая болотистая речушка.
Артиллеристы полковой батареи младшего лейтенанта Серова,
переправляясь через нее, застряли с пушкой и зарядным
прицепом. Лошади никак не могли вытянуть орудие. Вдоль речки
по дороге иногда проезжали немецкие мотоциклисты, их-то я и
поджидал. Мимо меня проскочил немецкий мотоцикл с
коляской и пулеметчиками. Я пропустил его, изучая обстановку.
Фашисты подкатили к речке и, развернувшись, открыли
пулеметный огонь. Тут подкатил второй мотоцикл с немцами, они тоже
стали спешно разворачивать пулемет. Я понял, что гитлеровцы
стреляют в наших (из засады мне не было видно, что
происходит на речке), и одного за другим уничтожил всех шестерых
пулеметчиков-мотоциклистов.
30
После выяснилось, что произошло на речушке. Оказалось,
что когда наши артиллеристы пытались вытащить увязшую
пушку, по берегу со своим ординарцем проходил старший
лейтенант С. И. Романюк. Они бросились на помощь
артиллеристам. В это время подъехал первый мотоцикл с гитлеровцами и
дал пулеметную очередь. Четверо наших было убито, Романюк
ранен. Тут подъехал второй мотоцикл, но я успел уничтожить
фашистских пулеметчиков.
Устроившись на новой огневой позиции, мы с Иголкиным
продолжали выслеживать фашистов. Но тут неприятель начал
артобстрел. Я был контужен и потерял сознание. Через какое-то
время очнулся. Тело ныло, в голове шумело и звенело. Придя
немного в себя, отправился на наблюдательный пункт к
командиру батальона. Бой был в самом разгаре.
День подходил к концу, а мы все еще не продвинулись
вперед. Комбат по радио запросил подкрепление: резерв полка —
второй батальон под командованием капитана Шухлина,
посланный на помощь, — до нас не дошел. Немцы отбили его
продвижение на переправе через реку Тээнузе, овладели
деревней Толли, обошли нас с тыла и закрепились там. Мы оказались
отрезанными от своего полка.
Обстановка для батальона создалась тяжелая, к тому же
множество раненых (более двухсот человек) сковывало его
маневренность. Командир батальона старший лейтенант Чистяков
принял решение срочно эвакуировать всех раненых. Мне было
приказано на обозных повозках под охраной двенадцати
тачанок, вооруженных станковыми пулеметами, прорваться через
окружение немцев в районе деревни Толли и выйти к хутору
Мырасте.
Разгрузив с повозок все имущество и боеприпасы, мы
разместили на них раненых. Санобоз с ранеными двинулся через
лес к переправе, от которой до командного пункта полка было
около семи километров. Обстановка складывалась для нас
благоприятно. Противник находился к нам спиной и, не ожидая
нашего нападения, с тыла не был защищен.
Огневые точки гитлеровцев я распределил между своими
пулеметами, а уничтожение пехоты взял на себя, и, зарядив
пулемет, скомандовал: «Одной лентой — огонь!». Заработали
все наши двенадцать пулеметов, накрыв фашистов шквалом
короткого, но сильного огня. Гитлеровцы заметались, ища
укрытия. Затем, не дав фашистам опомниться, устремились
в атаку.
Ворвавшись в боевые порядки гитлеровцев, мы на ходу
открыли пулеметный огонь по их огневым точкам и окопам.
Воспользовавшись замешательством противника, мы пропустили
обоз с ранеными вперед, к реке, и, прикрывая его с тыла,
переправились на другой берег к хутору Мырасте.
31
Благополучно прибыв на хутор, я доложил командиру полка
полковнику Кондрашеву об успешном боевом прорыве из
немецкого окружения и спасении раненых.
Раненым требовалась немедленная медицинская помощь, но
на КП полка оказать ее было невозможно, и командир полка
отправил санобоз к железнодорожной станции Ристи, где
располагался штаб дивизии. Командир дивизии приказал мне
немедленно следовать с обозом к ближайшему железнодорожному
переезду, где вскоре должен был пройти санитарный поезд на
Ленинград.
Прибыв на место, мы попытались зажечь костер на рельсах,
чтобы таким образом остановить поезд. Но тщетно, солома от
росы была мокрая и не горела. Показался поезд, он шел тихо,
но мог и проскочить мимо. Я дал команду: «Трассирующими,
по трубе паровоза и над крышами вагонов, огонь!» Поезд
остановился, мы бросились к нему. Я обратился к начальнику сан-
поезда и от имени командира дивизии потребовал принять
раненых. Когда раненые были размещены в вагонах, начальник
санпоезда предложил мне служить у него помощником.
Но мое место было на фронте, мы дружески распрощались.
И поезд ушел, увозя наших раненых боевых товарищей в тыл
на лечение.
Стало светать, порожний обоз двинулся обратно в полк. На
восходе солнца нам встретился наш первый батальон,
вышедший из боя для краткого отдыха. Ни командир батальона, ни
начальник штаба не надеялись, что мы прорвемся, они были
уверены, что мы погибли при атаке у брода.
Когда командир батальона отправил нас на прорыв из
окружения, к нашему батальону с востока пробилось только пять из
двенадцати наших танков, посланных командиром дивизии из
резерва. Эти танки перерезали возле Паэкюла автомагистраль
Пярну — Таллин, преградив тем самым немцам путь к
отступлению из Мярьямаа на Пярну.
Узнав о прибывших на помощь батальону танках, бойцы
воспряли духом. При поддержке артдивизиона первый батальон,
решительно атаковав противника, выбил врага из деревни
Паэкюла и занял ее. Командир полка приказал нашему батальону
выйти к хутору Мырасте и далее в тыл на краткий отдых.
Немцы отступали окружными проселочными дорогами через
деревни Алакюла, Хаймре, Велизе — обратно к Пярну. В
неравном бою с отступавшими фашистами все пять экипажей
танков погибли, но не пропустили немцев, до конца выполнив свой
солдатский долг.
В самый разгар боя под Мярьямаа части противника
прорвались в Пярну западной, береговой стороной, к поселку
Лихула, перерезав сообщение между материковой Эстонией и
островами Моонзундского архипелага.
32
Командир 249-го стрелкового полка приказал полку, сразу
же после разгрома врага в Мярьямаа, немедленно двинуться к
Лихула. Бои там вели подразделения погранотряда, 4-й и 7-й
таллинские истребительные батальоны. Прибыл туда и наш
249-й стрелковый полк. На рассвете 18 июля мы окружили
Лихула и при поддержке авиации в тяжелом бою выбили к вечеру
немцев из поселка. В этом бою с помощью
снайпера-наблюдателя Долгова мне удалось уничтожить около 30 фашистов.
Геройски показали себя в боях за Мярьямаа и Лихула
заместитель командира первого батальона старший лейтенант
Н. Е. Купченко, командовавший пулеметными
подразделениями, и командир пулеметного взвода младший лейтенант
Н. М. Цюпко, пулеметчики М. Сибатров и П. Гусинцев,
командир стрелкового взвода младший лейтенант С. И. Калгин,
снайперы П. Ф. Иголкин и А. Ф. Долгов, командиры отделений
сержанты Наурзалиев, Фунтиков, Полюшкевич и командир
полковой батареи младший лейтенант Б. В. Серов. Пулеметчик
Гусинцев и пограничник Поддубный в этих боях погибли.
В ОГНЕННОМ КОЛЬЦЕ
На рассвете 21 июля наш полк походным порядком
двинулся через Мярьямаа к Рапла, где должен был расположиться
на отдых. Но отдыхать не пришлось: обострилось положение на
фронте под Тарту, где наш 11-й стрелковый корпус вел тяжелые
оборонительные бои с превосходящими силами противника.
В конце концов гитлеровцы стали просачиваться через его
оборону. Снова могла создаться угроза Таллину.
Командующий армией генерал Любовцев приказал 16-й
дивизии срочно прибыть в район Ярва-Яани — Йыгева для
укрепления обороны 11-го стрелкового корпуса.
На станции Рапла наш 249-й стрелковый полк, за
исключением первого батальона, вместе с артиллерией 224-го
гаубичного артполка погрузился в железнодорожные вагоны и
отправился в сторону Йыгева. Где-то у Ракке на небольшом разъезде,
полк выгрузился и двинулся походным порядком в район Ярва-
Яани. Первый же батальон отправился туда пешком из Рапла.
В этих местах, по данным разведки, уже появились передовые
группы противника.
В районе деревни Коэру наш первый батальон соединился с
полком. В это время противник большими силами занял
деревню Тапику, и нашему 249-му стрелковому полку было приказано
взять деревню.
Бой продолжался целый день. Особенно отважно дрались
сержант Сорокин, младший лейтенант Цюпко, пулеметчик Голу-
3 Таллин в огне
33:
бев, а также командир батареи полковой артиллерии младший
лейтенант Серов. Сержант Сорокин в этом бою погиб.
В это время я находился на наблюдательном пункте. Со мной
были наблюдатели Иголкин и Долгов. Здесь нам представилась
возможность снова «поохотиться» на врага.
К ночи немцы были разбиты и бежали, бросив оружие и
много раненых.
На утро батальоны получили приказ занять оборону по
шоссе Тарту — Таллин. Штаб 249-го стрелкового полка
расположился в лесу у деревни Кярде по шоссе Ярва-Яани—Йыгева,
а первый батальон занял оборону в нескольких километрах
впереди командного пункта полка.
С тыла нас прикрывал 8-й погранотряд. Другие батальоны
нашего полка заняли оборону на дорогах, идущих параллельно
шоссе. Эти батальоны прикрывались с тыла эстонскими
истребительными батальонами. Боеприпасы эти батальоны получали
из наших запасов.
Вскоре мы встретили крупные силы противника, двигавшиеся
к Таллину. Бой шел целую неделю, очень тяжелый бой, в
котором я вместе со снайперами Иголкиным и Долговым уничтожил
еще много фашистов.
В разгар боев стало известно, что в районе Тарту — Йыгева
попал в окружение наш 11-й стрелковый корпус. Командование
стало готовить удар по противнику. В течение трех суток мы
провели глубокую разведку в тылу врага. Нашему 249-му
стрелковому полку с батареей 224-го гаубичного артполка и взводом
полковой артиллерии, было приказано скрытно обойти с запада
занятый противником Йыгева и ударить во фланг гитлеровцев,
облегчив тем самым выход из окружения частям 11-го
стрелкового корпуса.
В тыл врага мы продвигались по бездорожью, через минные
поля и проволочные заграждения, по лесам, болотам и старым
тропам, вырубая просеки для прохода артиллерии и обозов.
Наконец, мы вышли к деревне Кааве, километрах в восьми
западнее Йыгева. Командир полка приказал батарее 224-го
гаубичного артполка в 15.00 часов начать артподготовку и в
дальнейшем поддерживать огнем наступление. Второй батальон
должен был устроить засаду на шоссе, по которому в Йыгева
беспрерывно шли автомашины с вражеским подкреплением,
взорвать шоссе также в 15.00 часов и всеми средствами
уничтожать скапливающиеся там машины и живую силу противника.
Первому батальону было приказано в момент взрыва шоссе
перейти на его восточную сторону и, развернувшись в боевой
порядок, совместно со вторым батальоном и остальными
подразделениями полка наступать на город.
К сожалению, артогонь открыли на 20 минут раньше
назначенного срока. 249-й стрелковый полк еще не был готов к на-
34
ступлению. Мы не смогли застать врага врасплох, а на этом
строилась вся операция.
В 15.00 второй батальон взорвал шоссе, где немедленно
образовался затор. Из полковой и противотанковой артиллерии,
минометов, пулеметов и винтовок бойцы второго батальона
громили там немцев, а первый батальон быстро пересек шоссе под
прикрытием огня батареи и вступил в бой.
Гитлеровцы встретили наш батальон сильным огнем из всех
видов оружия. Затем на нас двинулись танки, самоходные
пушки, бронетранспортеры и штурмовая авиация. Бой был тяжелым
и кровопролитным. Мы оказали содействие частям корпуса при
выходе из окружения и выполнили свою задачу, но обошлось
нам это недешево. 249-й стрелковый полк оказался в
исключительно тяжелом положении. Боеприпасы были на исходе, не
имелось горючего для тракторов-тягачей, людские потери были
велики, а пополнения не предвиделось. Бойцы были изнурены
беспрерывными боями и походами. К тому же, когда мы начали
наступление, второй батальон и другие подразделения
несколько оторвались от нас и шоссе не перешли. Батальон не смог
продвинуться вперед, и наступление захлебнулось. Мы понесли
большие потери. Прервалась радиосвязь с командным пунктом
полка.
Командир батальона приказал отходить к соседней
деревушке. Оторвавшись от немцев, мы укрылись в лесу.
Глубокой ночью нас разыскал разведчик полка и вывел
батальон к полку. 249-й стрелковый полк вместе с батареей
224-го гаубичного артполка находился в лесу неподалеку от
деревни Эха.
Нам предстояло пробиться к главным силам 8-й армии.
Командир полка решил объединиться со 167-м стрелковым
полком, который находился где-то около озера Эндла, и общими
силами прорваться из окружения. Надо было уточнить
обстановку.
Слева находилась просека в лесу, по которой перебегали
гитлеровцы. Поняв, что они пробираются в расположение нашего
полка, я открыл огонь из снайперской винтовки. Расстояние до
противника было 270—300 метров, видимость отличная.
Открыли огонь и другие наши офицеры и бойцы.
Обнаружив нас, гитлеровцы открыли автоматно-пулеметный
и минометный огонь и атаковали нас. Своей группой мы
неоднократно отбивали атаки противника с большими для них
потерями.
Надо было уходить. Я взялся прикрыть отход нашей группы.
В том бою я уничтожил немало гитлеровцев. Убедившись, что
наша группа успешно отошла, я ползком выбрался в лес,
побежал и тут-же наткнулся на тяжело раненного лейтенанта Лунь-
кова. Я потащил его в расположение полка.
3*
35
Сдав раненного санитарам, я направился к штабу своего
батальона. Здесь собралось много бойцов. В это время около нас
взорвался немецкий снаряд. Многих убило, в том числе и
начальника штаба нашего батальона старшего лейтенанта Шпи-
чака. Меня контузило и ранило в ноги. Тяжело ранило и нашего
командира батальона старшего лейтенанта Чистякова.
Меня подобрали Иголкин и Долгов. После того, как в
санчасти мне оказали необходимую медицинскую помощь, я,
превозмогая боль, пошел с боеспособными бойцами нашего полка
на соединение со 167-м стрелковым полком.
Пройдя всю ночь по болотам и лесам, на утро возле
небольшого хутора мы встретились с полком Бабенкова, который уже
втягивался в бой для прорыва из окружения. Я доложил
командиру полка все, что случилось, и сдал все штабные документы,
которые мне удалось спасти.
В последующие дни мы выходили из окружения.
За Ракке наша группа попала в засаду, пришлось
отбиваться в рукопашном бою. Там я был еще раз ранен штыком в руку,
в живот, и осколками гранаты в лицо.
В середине августа 1941 года, после многочисленных боев
мы пробились к Йыхви, где находился штаб нашей 8-й армии.
Знамена полков нашей дивизии были вынесены из
окружения.
16-я имени Киквидзе стрелковая дивизия сыграла свою роль
в обороне Эстонии от фашистского нашествия в 1941 году, а в
ее рядах наш —- 249-й стрелковый полк с его славным боевым
командиром полковником Кондрашевым и комиссаром полка
старшим политруком Гриншпаном.
Вышедшие из окружения подразделения дивизии составили
впоследствии ядро нового соединения, которое продолжало
успешно воевать до конца Великой Отечественной войны, мстя
фашистским захватчикам за гибель наших славных боевых
товарищей, сложивших свои головы в тяжелой битве за Советскую
Эстонию в грозное лето 1941 года.
БАЛТИЙЦЫ
ЗАЩИЩАЮТ ТАЛЛИН
АДМИРАЛ В. Ф. ТРИБУЦ,
командующий Краснознаменным
Балтийским флотом
в годы Великой
Отечественной войны, кандидат
военно-морских наук
К началу Великой Отечественной войны главная база
Краснознаменного Балтийского флота — Таллин — была достаточно
сильно защищена со стороны моря. В систему обороны входила
группа башенных и открытых береговых батарей крупного и
среднего калибров, располагавшихся на близлежащих островах
и в прибрежной полосе. Поставленные в первые же дни минные
заграждения в устье Финского и в Рижском заливах надежно
прикрывались мощными береговыми батареями Моонзундского
архипелага, острова Осмуссаар и военно-морской базы Ханко.
Морские подступы к Таллину защищали также боевые
корабельные и авиационные соединения флота, базировавшиеся на
территории Эстонии и взаимодействовавшие с береговой
артиллерией и минными заграждениями.
С первых дней войны Военный совет флота установил тесные
контакты с партийными и советскими органами Эстонской ССР.
Руководящие работники республики — Председатель
Совнаркома И. Лауристин, Председатель Президиума Верховного Совета
И. Варес, секретари ЦК КП(б)Э Н. Каротамм, А. Веймер и
другие партийные и советские руководители республики, под их
руководством подавляющее большинство эстонского народа
принимали самое активное участие в оказании вооруженного
сопротивления фашистским войскам и, особенно, в организации
обороны столицы и главной базы Краснознаменного Балтийского
флота — Таллина. Последнее тем более важно, что немецко-
фашистское командование непосредственно связывало захват
37
Таллина с уничтожением нашего флота и дальнейшим
развитием своего наступления на Ленинград.
Вынужденное отступление в начальный период войны
советских войск на северо-западном направлении оказало весьма
неблагоприятное влияние на характер боевых действий флота.
Используя первоначальный успех и захватывая с суши наши
военно-морские базы, расположенные в Литве и Латвии, враг
стремился силами своей авиации и минного оружия поставить
Балтийский флот в безвыходное положение.
Нужна была исключительная самоотверженность,
сплоченность, чувство долга, чтобы не растеряться, выстоять и дать
отпор агрессору.
Для борьбы с фашистскими боевыми кораблями и
транспортами широко использовались наши подводные лодки. К концу
июня на боевых позициях у Клайпеды, подходах к Гданьской и
Поморской бухтам находилось до 20 подводных лодок. Высокое
мужество и героизм в борьбе с врагом проявили командиры
подводных лодок П. Д. Грищенко, И. М. Вишневский, Д. С.
Абросимов, Ф. И. Иванцов, Н. И. Петров и другие. Признавая
опасность наших подводных лодок, противник держал свои
крупные надводные боевые корабли и транспортные суда в базах и
портах. Немецкий историк Ю. Ровер в своей работе «Действия
советских подводных лодок на Балтике в 1939—1945 гг.» пишет:
«Более опасными считались советские подводные лодки, против
которых не было достаточного количества эффективных средств,
так что во избежание потерь предварительно пришлось
прекратить торговое судоходство». (Перевод сделан Центральной
военно-морской библиотекой).
Авиация Балтийского флота с первых часов войны
интенсивно применялась для решения большого круга боевых задач.
Удары по вражеским аэродромам и базам, постановка мин в
море и на подходах к портам начались с первого дня войны. Но
основные усилия наша авиация, совершавшая в день по три-
четыре вылета, направляла на отражение наступающих
нацистских войск.
Таким образом активные наступательные операции с начала
войны на Балтике проводились авиацией, подводными лодками
и легкими силами КБФ. Они наносили удары по вражеским
сухопутным войскам, транспортам и боевым кораблям в море и
на базах.
Однако обстановка заставляла проводить и оборонительные
мероприятия. Предполагалось, что для оказания помощи своим
войскам, наступавшим на Ленинград, противник будет пытаться
использовать и надводные боевые корабли в Финском заливе.
Поэтому с первых дней войны наш Балтийский флот приступил
к созданию минных позиций в устье, середине и на востоке
Финского залива.
38
Корабли эскадры контр-адмирала Д. Д. Вдовиченко, отряда
легких сил контр-адмирала В. П. Дрозда, охраны водного
района главной базы и других соединений, до конца 1941 года
выставили более 14 тысяч мин и минных защитников.
Сейчас не может быть никаких сомнений в целесообразности
постановки этих минных заграждений. Противник в самое
тяжелое для нас время — август—декабрь 1941 года, не смог
использовать свои крупные надводные корабли в Финском
заливе.
Важное значение в системе базирования флота занимали
острова Эстонии. Батареи крупного и среднего калибра,
установленные на островах, надежно прикрывали вход в Рижский
залив и контролировали устье Финского залива. Руководство
обороной этих островов осуществляли комендант Береговой
обороны Балтийского района (БОБР) генерал-майор А. Б.
Елисеев, дивизионный комиссар Г. Ф. Зайцев и начальник штаба
подполковник А. И. Охтинский.
Личный состав частей и подразделений, расположенных на
островах, усиленно готовился к предстоящим боям. В своем
обращении к Главному Политическому Управлению о
положении на островах, командование писало: «Весь личный состав
полон решимости сражаться за каждую пядь земли, не щадя
своих сил и жизни. Можете смело заявить Центральному
Комитету Коммунистической партии, что мы будем
по-большевистски драться и оправдаем долг перед Родиной». Более трех
месяцев укрепленные острова Эстонии, взаимодействуя с авиацией,
легкими силами (эсминцы, торпедные катера), базировавшимися
в Рижском заливе, не давали фашистам возможности
использовать Ригу как порт для доставки резервов и снабжения войск,
наступавших на Ленинград.
К концу июня обстановка на суше продолжала ухудшаться.
Были оставлены Лиепая и Рига. Советские войска с боями
отходили на север и северо-восток. В особенно тяжелых условиях
оказалась 8-я армия, войска которой, сильно ослабленные
многодневными боями и длительными маршами, отходили на север,
в Эстонию. Над Таллином сгущались тучи. 3 июля начальник
штаба Северного фронта генерал Д. Н. Никишев приказал
командарму 8 генерал-лейтенанту Ф. С. Иванову немедленно
приступить к созданию оборонительных рубежей по линии Пярну —
Вильянди — северное побережье озера Выртсъярв, рассчитывая
их на три стрелковые дивизии. Других рубежей обороны под
Таллином не имелось. Отсутствовали они и с юго-запада, что
особенно осложняло положение главной базы флота.
Город Пярну был занят противником с ходу. В первых
числах июля разведывательные отряды 217-й пехотной дивизии
противника появились уже под Мярьямаа. Таллин оказался
перед лицом непосредственной угрозы.
39
На участке Мярьямаа действовали только отдельные
эстонские истребительные батальоны, созданные для охраны порядка
в тылу. Армейских частей здесь не имелось. Решением
командарма 8 под Мярьямаа была брошена 16-я стрелковая дивизия.
Командующий флотом срочно направил сюда же один батальон
из состава бригады морской пехоты, усиленный танками.
В течение трех суток части 16-й стрелковой дивизии, морские
пехотинцы, пограничники 8-го погранотряда, эстонские
добровольцы-истребители и летчики Балтики сдерживали под
Мярьямаа противника. В результате наступление фашистских войск
на этом важном и чрезвычайно опасном для нас направлении
было приостановлено.
Но угроза Таллину все возрастала, обстановка продолжала
ухудшаться. Одновременно с продвижением противника на
Мярьямаа одна из фашистских колонн прорвалась по
побережью из Пярну в направлении к Виртсу. Продвижение ее, к
сожалению, было обнаружено с большим запозданием. К тому
же, на приморской дороге у нас не имелось никаких частей
прикрытия. Дошло до того, что когда фашисты вышли на
побережье к островам и начали обстреливать пристань Куйвасту, на
острове Муху, а также наши боевые корабли, — только тогда
стало известно, что противник захватил пристань Виртсу.
Военный совет флота приказал коменданту Береговой обороны
Балтийского района генерал-майору А. Б. Елисееву и командиру
отряда легких сил контр-адмиралу В. П. Дрозду срочно
высадить в этом районе десант, выбить противника из Виртсу и
впредь удерживать в своих руках пристань и этот важный
плацдарм.
На рассвете 18 июля десантный отряд численностью до 300
человек, сформированный на островах, при поддержке
корабельной и береговой артиллерии выбил фашистов из Виртсу и
оттеснил их в направлении на Пярну. Задержка наступления
противника под Мярьямаа и Виртсу создала благоприятные
условия для форсирования строительства оборонительных
рубежей под Таллином.
Работы здесь вступали в решающую фазу. А начались они
с 15 июля, когда офицеры инженерного отдела флота вместе с
общевойсковыми офицерами приступили — сразу на четырех
основных направлениях: Пальдиски — Пярну — Тарту —
Нарва — к тщательной рекогносцировке рубежей вокруг главной
базы. Через два дня мы заслушали на Военном совете
результаты этой рекогносцировки. Было принято решение создать
главную оборонительную полосу по линии: река Пирита —
Иру — Лагеди — Лехмья — южная оконечность озера Юле-
мисте — Пяэскюла — Харку. На этой полосе решено было
построить доты и дзоты, надолбы, противотанковые рвы,
искусственные водные преграды, минные поля, проволочные загражде-
40
ния под током и окопы в полный профиль. Огромную помощь в
сооружении всех этих объектов оказали нам Председатель
Совета народных комиссаров ЭССР И. Лауристин, его
заместитель Э. Пялль, члены ЦК КПЭ Г. Абельс, X. Арбон, В. Сасси,
принявшие самое активное участие в мобилизации населения и
промышленности. В первую очередь работы проводились
одновременно в шести опорных пунктах: Иру, Лагеди, Лехмья, Ным-
ме, Пяэскюла, Харку и в промежутках между ними.
С 17 июля развернулись работы по строительству
оборонительных сооружений на ближних подступах к Таллину. Сюда
было брошено все: личный состав частей и учреждений флота,
местное население, городской транспорт, строительные
организации республики и города. Руководство оборонными работами
осуществлял инженерный отдел флота во главе с инженер-
полковниками Т. Т. Коноваловым и А. Н. Кузьминым.
Самоотверженным трудом десятков тысяч человек главная
оборонительная полоса Таллина, располагавшаяся в 9—12 километрах
от города, была создана в неимоверно быстрые сроки — в
течение трех недель. После этого продолжалось ее
совершенствование.
В соответствии с решениями ЦК партии и правительства
Эстонии все учреждения и предприятия обязывались оперативно
и вне всякой очереди выполнять заказы для нужд обороны. По
призыву Таллинского горкома партии и городского Совета
многие тысячи местных жителей работали не покладая рук на
строительстве оборонительных сооружений. В отдельные дни на
оборонные работы выходило до 25 тысяч человек. Таллин
превратился в военный лагерь.
Нельзя не воздать должное героизму тысяч честных
тружеников местных предприятий, их самоотверженному труду. В эти
дни на предприятиях были оборудованы три бронепоезда, шло
массовое производство минометов и мин. Изыскивались
возможности для производства взрывчатки и взрывателей.
Инженерное оборудование главной полосы обороны Таллина
завершилось к середине августа, то есть еще до подхода
вражеских войск. Одновременно с ней интенсивно строился аэродром
для истребительной авиации на полуострове Виймси и взлетно-
посадочная полоса на Пальяссааре.
Встал вопрос об эвакуации из Таллина в Кронштадт
заводского оборудования и прочих материальных ценностей. От флота
потребовалось выделение соответствующего количества
транспортных средств и сил охранения. При Совнаркоме ЭССР была
создана специальная комиссия под председательством наркома
коммунального хозяйства Алгуса Раадика. Она определяла
состав грузов, места погрузки и время подачи транспортов.
Формирование конвоев, организация перехода и их обеспечение
в море производились штабом флота. Начиная с июля, транс-
41
порты с грузами, сопровождаемые тральщиками и кораблями
охранения, стали прибывать в Кронштадт. Всего до середины
августа было вывезено ценностей более чем на 600 миллионов
рублей.
Бои на территории Эстонии продолжались. Все больше
становилось раненых. К 5 августа их насчитывалось в городе до 5
тысяч человек, и это количество непрерывно росло. Эвакуация
раненых из Таллина в глубокий тыл стала предметом особой
заботы Военного совета флота. До 23 июля раненых
эвакуировали главным образом по железной дороге, но после захвата
врагом станции Тапа эвакуация осуществлялась только морем.
Все медицинские силы и средства флота и армии были
подчинены начальнику санитарной службы КБФ М. Я. Кривошееву.
За период только с 12 по 25 августа на специальных
транспортах, оборудованных для перевозки раненых, из Таллина в
Кронштадт было отправлено 5100 бойцов и командиров (из них
погибло на переходе морем 266 человек).
Одновременно боевые корабли КБФ постоянно вели
активные действия на море, проводили различные мероприятия по
боевому обеспечению на других операционных направлениях, в
частности доставляли на остров Сааремаа горючее и
боеприпасы для минно-торпедной авиации, производившей налеты на
Берлин. Не легче и не проще, а порой и сложней оказалась
доставка боеприпасов и горючего на Ханко.
Коммуникация Кронштадт — Таллин все время была
исключительно оживленной. Шла ожесточенная борьба с
противником, требовавшая много тральных и охранных сил, недостаток в
которых ощущался остро. Были потери, и немалые.
Обеспечение и прикрытие морских перевозок в данной обстановке
являлась основным видом боевой деятельности нашего флота на
море. Она требовала высокого напряжения, особенно со стороны
экипажей сторожевых кораблей, базовых тральщиков, «морских
охотников» и летчиков морской авиации.
Кроме обеспечения движения конвоев и отдельных кораблей
на коммуникациях Таллин — Кронштадт, продолжалась
непрерывная напряженная боевая работа в средней и восточной
частях Финского залива. Наши войска под нажимом врага
медленно отступали на восток. Мы учитывали, что оставление
Таллина неизбежно и нам нужно было исключить внезапное
появление ударных группировок немецко-фашистского флота в
восточной части Финского залива. Поэтому в срочном порядке
потребовалось создать на таких рубежах, как Гогландский и
другие, минно-артиллерийские позиции. Выделенные для этой
цели корабли под командованием контр-адмирала Ю. Ф. Ралля
к концу июля окончили постановку семи линий минных
заграждений первой очереди, выставив более 1800 мин и минных
защитников.
42
Противник, между тем, предпринимал отчаянные попытки,
чтобы сорвать наши морские перевозки из Таллина на восток и
обратно. Финское военно-морское командование в своем
приказе поставило задачу: совместно с немецко-фашистскими
кораблями эффективно перекрыть Финский залив в районе между
Калбодагрундом и Юминда, блокировать Балтийский флот в
Таллине и полностью отрезать его от Кронштадта. Ставка, в
первую очередь, делалась на минные заграждения, для
постановки которых противник использовал все свои корабли,
действовавшие в Финском заливе. Начатые в июле, минные
постановки продолжались до конца августа. К моменту нашего прорыва
из Таллина наиболее плотное минное поле фашисты выставили
в районе между маяками Кери — Вайндлоо (2200 мин и 1000
минных защитников). С юга это минное поле прикрывалось
мощной береговой батареей, располагавшейся на мысе Юминда.
Сосредоточение крупных сил врага в Эстонии за счет
ослабления группировки на главном — Ленинградском направлении
свидетельствовало о том значении, какое придавало
фашистское командование оккупации Эстонии и овладению южным
побережьем Финского залива. Противник боялся оставить у себя
в тылу войска 8-й армии, главную базу Краснознаменного
Балтийского флота — Таллин, островной укрепленный район и
оборонительную позицию Ханко — Осмуссаар. Поэтому, в
дополнение к директиве № 33 от 23 июля 1941 года,
немецко-фашистское командование поставило перед своей группой армий
«Север» следующую задачу: «Силы противника, все еще
действующие в Эстонии, должны быть уничтожены, при этом
необходимо не допустить их погрузку на суда и прорыв через Нарву
в направлении Ленинграда». (Военно-исторический журнал
№ 6 1959 года, стр. 82).
22 июля гитлеровцы возобновили наступление. Главный удар
наносился в стык 10-го и 11-го стрелковых корпусов 8-й армии.
Имея значительное превосходство в силах, противник к исходу
25 июля вышел на западный берег Чудского озера, отрезав
части 11-го стрелкового корпуса от основных сил армии. Частью
сил гитлеровцы повели наступление на фронте 10-го стрелкового
корпуса в направлении Раквере — Кунда, а из района Пярну —
на Мярьямаа. Но в тяжелых кровопролитных боях воины 10-го
корпуса нанесли врагу большие потери и остановили его
продвижение.
Перегруппировав силы, противник возобновил наступление,
прорвал фронт и стал развивать успех на Ярва-Яани и Раквере.
В тот же день командарм 8 генерал И. М. Любовцев возложил
на командира 10-го корпуса генерал-майора И. Ф. Николаева
командование правым крылом войск армии на случай отрыва
их от основных сил и назначил рубежи, которые должен занять
корпус в этом случае. Генерал И. Ф. Николаев, оценив обста-
43
новку, могущую сложиться, и возможность взаимодействия с
флотом, направил в Таллин группу своих офицеров во главе с
начальником артиллерии полковником Г. А. Макаровым и
начальником оперативного отдела штаба майором В. М.
Крыловым для согласования действий.
2 августа новый командующий войсками 8-й армии
генерал П. С Пшенников сообщил нам, что противник прорвал
фронт 10-го и 11-го корпусов и стремится выйти к Тапа —
Раквере.
Главнокомандующий Северо-Западным направлением
потребовал от нас принять экстренные меры по обороне Таллина.
Войскам 8-й армии была поставлена задача разбить
противника.
Мы внимательно следили за положением частей 8-й армии,
всемерно помогая ей своей флотской авиацией. Особенно
беспокоила нас обстановка на правом фланге фронта, куда мы уже
послали из своего скромного резерва подкрепление за счет
единственной бригады морской пехоты и строительных батальонов.
Остальные батальоны бригады морской пехоты заняли рубежи
на восточном боевом участке обороны Таллина. Корабли
развернулись для огневой поддержки. Были приведены в
готовность береговые батареи.
После выхода врага на побережье Финского залива в районе
Кунда, в целях объединения всех сил, участвующих в обороне,
приказом командующего флотом был сформирован штаб
сухопутной обороны Таллина. Командовать обороной стал генерал-
майор артиллерии Г. С. Зашихин — начальник ПВО флота.
Ему оперативно подчинили все части флота, береговую и
корабельную артиллерию, включенные в систему огневой обороны
главной базы.
Попытки 8-й армии восстановить положение не увенчались
успехом. Основные силы ее вынуждены были отойти на восток,
а 10-й стрелковый корпус — на Таллин. Численность войск 10-го
корпуса, по данным его штаба на 9 августа, составляла всего
10 898 человек. И вот этими-то силами прикрывались основные
направления и узлы дорог. Не случайно промежутки между
батальонами достигали 5—8 километров, на каждый батальон
приходилось по 10—12 километров фронта. В резерве командира
дивизии находились, как правило, подразделения силой до роты,
редко батальона. Было ясно, что длительное время обороняться
такими силами на фронте протяженностью в 90 километров
невозможно.
Учитывая угрозу Таллину со стороны Пярну, Военный совет
флота сформировал и направил на этот участок специальный
отряд из военных моряков-добровольцев, морских пехотинцев и
пограничников под командованием полковника И. Г. Костикова,
который и возглавил здесь все силы. Занимая фронт по линии
44
Казари — Рапла, отряд Костикова при поддержке авиации
флота продолжительное время успешно отражал атаки
разведывательных подразделений гитлеровцев.
С образованием сплошного фронта 10-й стрелковый корпус
приказом Главнокомандующего Северо-Западным направлением
был подчинен командующему флотом, а его командир — генерал
И. Ф. Николаев — назначен заместителем командующего
флотом по сухопутной обороне. Тем самым обеспечивалось
централизованное руководство обороной главной базы флота.
15 августа Военный совет Северо-Западного направления в
своей директиве указал: Таллин безусловно надлежит
оборонять. Сообщалось, что решается вопрос о переброске
подкреплений. Но, независимо от этого, предлагалось пересмотреть все
подразделения береговой обороны, зенитной артиллерии, баз,
служб, аэродромов и, не считаясь со штатом, выделить всех, без
кого можно обойтись, для усиления частей сухопутной обороны.
Далее нам предписывалось немедленно разработать план
инженерной обороны сухопутного фронта Таллина и приступить к его
осуществлению, создав необходимую глубину обороны. Для
этого предлагалось мобилизовать гражданское население Таллина,
пересмотреть обороняемые объекты на берегу, части мелкой
артиллерии и зенитных пулеметов подчинить временно
сухопутной обороне, более эффективно использовать береговую оборону
для помощи сухопутным войскам...
Военный совет флота в тот же день доложил Главкому
направления о выполнении этого приказа (все предлагаемое было
сделано еще задолго до получения приказа), а также о
нехватке оружия и просил выделить 150 пулеметов, 500 автоматов, 3000
винтовок и боезапас. Одновременно мы просили ускорить
выделение для нас маршевых батальонов.
За пять дней, с 15 по 20 августа, мы сформировали сводный
морской полк, особый отряд моряков, батальоны специальных
войск и ряд других формирований — всего 14 флотских частей,
укомплектованных добровольцами — лучшими матросами,
офицерами и бойцами строительных батальонов. Общая численность
отрядов составила 16 тысяч человек. Все ручное оружие для них
и пулеметы также были выделены из запасов кораблей и частей
флота. К обороне привлекли все корабли, базировавшиеся в
Таллине: крейсер, два лидера, девять эскадренных миноносцев,
три канонерских лодки, девять батарей береговой обороны и три
полка зенитной артиллерии — всего свыше 200 орудий 76 —
305 мм калибра и 74 орудия 37—45 мм калибра. Артиллерия
10-го стрелкового корпуса насчитывала 64 орудия 37—152 мм
калибра.
В войсках, оборонявших Таллин, были развернуты
наблюдательные корректировочные посты, откуда флотские офицеры-
артиллеристы корректировали огонь корабельной артиллерии и
45
батарей береговой обороны. Руководство и централизованное
боевое использование морской артиллерии было возложено на
флагманского артиллериста флота капитана I ранга
Н. Э. Фельдмана, который стал заместителем командующего
сухопутной обороной по морской артиллерии.
Большую роль в организации обороны сыграли
партийно-политические органы флота, 10-го стрелкового корпуса и
Таллинского городского комитета партии. Военный совет КБФ дважды
обращался с воззванием к защитникам Таллина.
Политуправление флота систематически направляло на передний край группы
коммунистов-агитаторов. В рядах защитников города сражались
30 политработников — уполномоченных Военного совета. Была
создана группа пропагандистов-литераторов во главе с
писателем Всеволодом Вишневским, которая совместно с ЦК
Компартии Эстонии централизовала руководство газетами и журналами
республики.
13 августа Военный совет флота обратился в Ставку с
предложением перебросить с Ханко двадцать тысяч бойцов с
артиллерией и танками для защиты Таллина. Но нам ответили, что
необходимо обороняться имеющимися силами.
19 августа противник начал артиллерийскую подготовку на
юго-восточном участке фронта. На следующее утро, после
интенсивной артиллерийско-минометной подготовки, он перешел в
наступление по всему фронту, введя в действие до 5 пехотных
полков.
Бои продолжались без перерывов. Несколько стихнув на
одном участке, они возобновлялись с новой силой на другом.
Наиболее упорные бои разгорались там, где опорные пункты,
подготовленные в инженерном отношении, были
заблаговременно заняты войсками. Особенно ожесточенный характер носили
бои за опорный пункт Иру, который обороняла бригада морской
пехоты полковника Т. М. Парафило.
Имея огромный перевес в силах, противник все же сбил
постепенно наши части, которые стали медленно отходить к
Таллину.
Главный удар гитлеровцы наносили с востока, где наступала
их 254-я пехотная дивизия. В районе Ууэвески — мыза Оясоо
наносили вспомогательный удар части 217-й немецкой пехотной
дивизии. На юго-западном участке, где оборонялся отряд
полковника И. Г. Костикова, противник также перешел в
наступление и потеснил наши малочисленные части.
Сильное сопротивление противнику оказали части 22-й
дивизии НКВД, поддержанные артиллерийским огнем канонерских
лодок «Москва» и «Амгунь». Внезапные и эффективные огневые
налеты по прорывающимся фашистским танкам и пехоте
наносили артиллеристы бронепоездов капитана П. Ф. Живодера и
лейтенанта М. Г. Фостиропуло. Мужественно дрались наши
46
бойцы и морские пехотинцы и на восточном участке фронта.
Противнику так и не удалось на этот раз добиться
существенных результатов.
С утра 21 августа снова разгорелись упорные бои,
продолжавшиеся весь день. К вечеру почти все наши резервы были
исчерпаны и введены в бой. К сожалению, на левом фланге
так и не удалось выбить врага, прорвавшегося в наше
расположение. Авиации флота с каждым часом становилось все
труднее поддерживать обороняющиеся войска: аэродромы
находились под непрерывным артиллерийским и минометным
обстрелом.
Противник продолжал сжимать кольцо вокруг главной базы.
Не считаясь с потерями, гитлеровцы предпринимали по 5—6
атак в день. Приближение фронта к Таллинской бухте
затрудняло маневрирование кораблей.
22 августа крейсер «Киров» и 305-мм батарея с острова Аэг-
на нанесли первые артиллерийские удары по наседавшим
гитлеровцам. Морская артиллерия, используя всю свою мощь,
приступила к систематической поддержке сухопутных войск.
Напряжение нарастало. 23 августа до четырех пехотных
дивизий противника при поддержке танков и артиллерии
продолжали продвигаться по всему фронту и к исходу дня
приблизились к внутренней линии обороны города. Части 10-го корпуса
и отряд морских пехотинцев полковника Е. И. Сутурина,
сменившего погибшего Костикова, ведя сдерживающие бои,
отходили в глубь обороны. К этому времени третий батальон
бригады морской пехоты и 8-й погранотряд вышли из окружения.
Чтобы затормозить продвижение противника, на направление
Таллин — Пярну был брошен отряд матросов-добровольцев.
23 августа Военный совет доложил о сложившейся
обстановке Главнокомандующему Северо-Западным направлением: «В
результате боев 20—23 августа войска 10-го стрелкового корпуса
имели потери до 3000 человек. Противник подошел к внутренней
линии обороны города и ведет огонь по Пирита. Танки
противника вышли на развилку дорог Таллин — Пярну — Хаапсалу.
Вся зенитная артиллерия ведет огонь по танкам и пехоте.
Артиллерия кораблей и береговой обороны используется для
поддержки. Бомбардировочная авиация улетела на восток ввиду
отсутствия аэродромов, истребители — на посадочных площадках,
длина фронта 50—55 км.»
В тот же день из штаба Северо-Западного направления было
получено приказание: сосредоточить в районе Виртсу отряд
численностью до 5000 человек и нанести удар по фланговым частям
противника, продвигавшегося по приморскому шоссе к Таллину.
Соответствующее приказание немедленно было передано
коменданту береговой обороны генералу А. Б. Елисееву на остров
Сааремаа.
47
К концу дня 24 августа наши части вынуждены были занять
рубежи на непосредственных подступах к городу. Особенно
упорное сопротивление врагу оказывала зенитная артиллерия
3-го, 4-го и 5-го полков ПВО флота, которыми командовали
Н. И. Полунин, И. Ф. Рыженко и М. П. Барямов. Зенитчики
почти в упор расстреливали танки и живую силу врага, показывая
примеры массового героизма и невиданного мужества.
Исключительную активность развили наши боевые корабли
и батареи береговой обороны, действовавшие на решающих
направлениях. Героически дрались и артиллеристы бронепоездов.
25 августа Военный совет приказал двум последним
эскадренным миноносцам — «Суровый» и «Артем», которые
действовали на коммуникациях Рижского залива, возвратиться в
Таллин. После их прибытия в главную базу наших кораблей в
Рижском заливе больше не оставалось.
На восточном и юго-восточном участках фронта под
Таллином 25 августа противник продолжал наступление на обоих
флангах, введя в бой новые силы. Повысилась активность и его
авиации. Подтянув артиллерию и тяжелые минометы,
гитлеровцы стали обстреливать не только боевые порядки войск, но и
город и корабли на рейде, используя для корректировки огня
аэростаты наблюдения и специальные самолеты. Гитлеровцы
безрезультатно пытались вывести из строя крейсер «Киров»,
артиллерия которого особенно досаждала им.
25 августа корабли получили приказание с рассветом
продолжать артиллерийскую поддержку обороняющихся,
маневрируя при этом ходами, чтобы избежать прямых попаданий
снарядов вражеской полевой артиллерии. В таких сложных условиях
кораблям пришлось действовать до последнего часа их
пребывания в Таллине.
Можно привести десятки примеров героизма наших бойцов
из состава 10-го стрелкового корпуса, отрядов добровольцев —
военных моряков, морских пехотинцев, пограничников, полков
латышей и эстонцев. Везде наши бойцы героически сдерживали
врага, нанося ему огромные потери. Коммунисты и комсомольцы
дрались на самых тяжелых и ответственных участках обороны
города, личным примером увлекая за собой бойцов на ратные
подвиги. Навсегда останется в летописях боевой славы имя
матроса торпедного электрика с лидера «Минск» Евгения Нико-
нова, погибшего смертью героя на сухопутном фронте.
25 августа Военный совет флота вновь докладывал Главкому
Северо-Западного направления и Наркому Военно-морского
флота: «Приказание об обороне выполняется, все способные
дерутся, все оружие брошено на боевые участки, с кораблей
сняты все люди, без которых можно обойтись. Тылы, штабы
сокращены, однако под давлением превосходящих сил противника
кольцо вокруг Таллина сжимается. Части 10-го стрелкового кор-
48
пуса несут большие потери. Линия обороны в нескольких местах
прорвана. Резервов для ликвидации прорыва нет. Корабли на
рейде находятся под обстрелом. На 17 часов 25 августа
осуществлен прорыв врага юго-восточнее города с целью отрезать
полуостров Виймси. С юга и юго-запада наступают
превосходящие силы противника, под давлением которых части 10-го
стрелкового корпуса и полк Сутурина отошли на линию обороны
города. Около 17 часов был налет авиации. Танки врага вошли в
лес Нымме. Артиллерия кораблей береговой обороны, зенитная
артиллерия ведут сильный огонь. Гавани, рейд обстреливаются
противником. Военный совет, докладывая создавшуюся
обстановку, просит Ваших указаний и решения по кораблям, частям
10-го стрелкового корпуса и береговой обороны флота на
случай прорыва за черту города и отхода наших войск к морю.
Посадка на транспорты в этом случае невозможна...»
В этот же день Главнокомандующий Северо-Западным
направлением приказал в ночь на 27 августа нанести удар во
фланг и тыл войск противника, наступающих из Пярну на
Таллин — с Виртсу на Пярну — Мярьямаа и из Хаапсалу на Нисси.
Доложив о наших расчетах и соображениях, мы просили
отменить это приказание. На другой день был получен
приказ об отмене высадки. Но телеграмма об этом пришла
с запозданием.
Комендант Береговой обороны островов Эстонии генерал-
майор А. Б. Елисеев, получив наше предварительное указание,
25 августа высадил один батальон в районе Виртсу, который,
действуя вместе с подразделениями, ранее высаженными на
материк, ударил во фланг противнику у деревни Карузе, разбил
его батальон, захватил трофеи, отбросил врага и продвинулся
до Лихула, овладев поселком. В связи с отменой приказания о
высадке десантники были выведены из боя и вернулись на
остров Сааремаа.
В канун окончания боев за Таллин командир Кронштадтской
военно-морской базы контр-адмирал В. И. Иванов получил
предварительное распоряжение: создать для организации
встречи и помощи кораблям при прорыве группу кораблей
и вспомогательных средств и сосредоточить их на острове
Гогланд.
К 16 часам 26 августа противник повел наступление на
Таллин по всему фронту. Отдельные группы врага находились уже
в 6 километрах от центра города. Особую тревогу вызывал юго-
восточный участок. Рейды простреливались артиллерийским
огнем. Вражеские воздушные налеты на корабли следовали один
за другим. Были прямые попадания бомб в лидер «Минск» и
эсминец «Славный», погиб транспорт «Луначарский».
26 августа Главнокомандующий Северо-Западным
направлением, учитывая исключительно неблагоприятную обстановку, с
4 Таллин в огне
49
разрешения Ставки приказал эвакуировать флот и гарнизон
Таллина в Кронштадт и Ленинград.
С рассвета 27 августа противник возобновил прицельный
огонь по портовым складам, Купеческой гавани, рейду и
приступил к бомбардировке кораблей и транспортов. В результате
бомбежек был потоплен пловучий док, получили повреждения
склады в торговом порту.
В тот же день Военный совет флота приказал войскам 10-го
корпуса и другим частям готовиться к выходу из боя. Были
даны указания о порядке посадки на транспорты под прикрытием
огня береговой и корабельной артиллерии. Защитники Таллина
предприняли контратаку по всему фронту, в результате которой
на многих участках противник был отброшен. В тот же день
мы доложили Главкому Северо-Западного направления, что
принимаются все меры к тому, чтобы отход и прорыв флота на
восток произвести с наименьшими потерями.
27 августа авиация флота лишилась последней посадочной
площадки. Большой трудностью явилось прикрытие посадки и
выхода транспортов с рейда. Но самым главным для нас стала
организация боевого обеспечения конвоев на переходе морем,
при одновременном движении почти 200 единиц. От Таллина до
маяка Вайндлоо кораблям и судам предстояло идти без
прикрытия с воздуха — истребительной авиации не было.
В таких условиях противник имел все возможности
непрерывно бомбардировать наши конвои с воздуха. Ввиду этого
Военный совет флота просил Главкома Северо-Западным
направлением с рассвета 28 и днем 29 августа нанести удары по
аэродромам противника бомбардировочной авиацией флота,
переданной к этому времени фронту, и, если имеется возможность,
собрать на аэродроме Липово максимум истребителей с
подвесными бачками для прикрытия кораблей и судов. Кроме того,
мы просили временно вернуть 16 «морских охотников» с
Ладожского озера с тем, чтобы на рассвете 28 августа поставить их
вдоль фарватера от Кери до Гогланда — для защиты от
подводных лодок. Но ответа на свою просьбу мы так и не получили.
Положение осложнилось еще и тем, что, пока продолжались
бои в Таллине, противник вплотную подошел к Кургальскому
полуострову, и нам пришлось оставить последний аэродром
Липово. А летать для прикрытия кораблей и судов из
Петергофа истребители не могли: не хватило бы горючего.
... Около полудня 27 августа на Нарвской и Тартуской
шоссейных дорогах кое-где возникла небольшая паника. Это
грозило опасными последствиями: если бы враг прорвался в город,
вся тщательно разработанная организация отхода и посадки на
суда могла закончиться провалом. Сохранить порядок и
удержать войска на занимаемых рубежах могли только железная
дисциплина и беспрекословное выполнение приказов. К счастью,
50
быстро выделенные группы политработников и других офицеров
скоро восстановили порядок.
Ожесточенные бои на последних рубежах продолжалась.
В связи с этим нельзя не вспомнить наших доблестных морских
пехотинцев. Они сражались порой, поддержанные лишь одним
энтузиазмом: все меньше и меньше становилось бойцов,
способных держать оружие, хотя в полевые лазареты отправляли
только тяжело раненых. Боеприпасы почти не пополнялись, и
приходилось дорожить буквально каждым патроном.
Душой морской пехоты были коммунисты и комсомольцы.
В парке Кадриорг плечом к плечу с матросами и солдатами
сражались офицеры Политического управления флота и курсанты
военно-морского училища имени М. В. Фрунзе. В первые дни
войны из курсантов младших курсов этого училища было
сформировано два истребительных батальона по борьбе с
диверсантами и шпионскими группами на территории Эстонии. В период
боев за Таллин эти батальоны были включены в состав частей,
оборонявших город. Курсантские подразделения дрались, как
правило, на самых ответственных участках.
Трудно переоценить роль корабельной, береговой и
зенитной артиллерии флота в обороне Таллина. В этих боях, начиная
с 22 августа, она громила скопления живой силы и техники
врага, подавляла его артиллерийские и минометные батареи.
Там, где намечался прорыв фронта, где нашим войскам уже не
хватало сил, там меткий и губительный огонь кораблей,
береговых и зенитных батарей восстанавливал положение, закрывал
брешь, сметая пехоту противника.
Но артиллерия флота также испытывала трудности.
Чувствовался недостаток боезапаса на кораблях. Хотя артиллерия
кораблей и береговой обороны была мощнее по калибрам, она
безусловно уступала наземной в количественном отношении и
не была приспособлена поддерживать пехоту в ближнем бою.
Нужно было также иметь какой-то резерв боезапаса для
предстоящего перехода морем в Кронштадт.
Исключительное мужество и отвагу проявляли балтийские
летчики 10-й авиабригады генерал-майора авиации Н. Т. Петрухи-
на, командиров авиаполков А. В. Коронец, И. Г. Романенко и
А. А. Крохалева. Балтийские летчики непрерывно вели
разведку, корректировали огонь и штурмовали войска врага.
Около 12 часов 27 августа начальники штабов частей,
оборонявших Таллин, получили приказ об отходе. Посадка войск на
транспорты производилась в Купеческой, Минной, Беккеровской
и Русско-Балтийской гаванях.
Во второй половине дня положение на оборонительных
участках оставалось без существенных изменений. Корабли и
береговые батареи продолжали вести плотный артиллерийский огонь
по заданным квадратам. Для наблюдения за порядком при по-
4'
51
садке войск в каждую гавань был заранее назначен комендант,
в помощь которому выделялась группа офицеров, связные на
мотоциклах. Штабы частей заранее изучили маршруты
движения к гаваням.
Начало отхода намечалось на 21 час. Начиная с этого
времени и до 23 часов по запланированным рубежам ставились
неподвижные заградительные завесы всей артиллерией флота,
после чего до пяти часов утра осуществлялся последовательный
перенос рубежей и неподвижных заградительных завес ближе к
городской черте — для прикрытия последних отходящих частей.
Первые подразделения прибыли для посадки в гавани около
23 часов. Посадка проходила организованно, без спешки и
паники. Все, за исключением тяжелой артиллерийской техники и
автомашин, грузилось на транспорты и корабли.
На корабли и суда было принято около 23 000 человек.
При эвакуации нам, конечно, помогло заблаговременное
рассредоточение транспортов и других перевозочных средств в
гаванях. Напряженный полуторамесячный труд жителей города
по созданию оборонительных сооружений на подходах к
Таллину также способствовал срыву планов гитлеровского
командования по молниеносному захвату столицы Эстонии.
К 23 часам 27 августа боевые корабли вышли на рейд к
островам Найссаар и Аэгна, откуда продолжали вести
артиллерийский огонь по наступающим частям противника.
Когда основная часть защитников Таллина была погружена
на транспорты, Военный совет флота на посыльном корабле
«Пиккер» около 5 часов утра 28 августа вышел из Минной гавани.
Распоряжения в Минной гавани отдавал начальник штаба
флота контр-адмирал Ю.А.Пантелеев с группой офицеров штаба.
Около 7 часов утра он на катере также вышел из гавани,
направляясь на лидер «Минск».
Последним из Минной гавани уходил начальник тыла КБФ
капитан I ранга М. И. Москаленко с группами минирования и
уничтожения объектов. После выхода всех транспортов на
внешний рейд минно-подрывная партия под руководством
флагманского минера капитан-лейтенанта П. Я. Вольского произвела
закупорку гаваней.
К утру 28 августа произошло одно непредвиденное и крайне
нежелательное для нас событие, сыгравшее впоследствии
поистине зловещую роль.
По решению, утвержденному Военным советом флота, выход
конвоев и отрядов кораблей с Таллинского рейда должен был
начаться вечером 27 августа и продолжаться до 10 часов 30
минут следующего дня. Мы планировали пройти самый трудный
участок минного поля в светлое время суток. Днем подсеченные
мины хорошо видны, уничтожение их не представляло большого
труда. Но к вечеру 27 августа погода на море резко изменилась.
52
Задул северо-восточный ветер силой до 7 баллов. При таком
ветре малые корабли — тральщики, буксиры, катера — и, тем
более, тральщики с тралами идти не могли. Прогноз погоды
предсказывал ослабление ветра только во второй половине дня
28 августа. Приходилось ждать. Но где и как? Стоянка кораблей
и груженых транспортов на рейде Таллина из-за обстрела
вражеской артиллерии была, конечно, невозможна. Мною было
принято решение отвести все транспорты и боевые корабли к
островам Найссаар и Аэгна. Второе осложнение: прикрывать с
воздуха всю эту армаду кораблей и транспортов, стоящих на
якорях и представлявших собой отличные неподвижные мишени,
было некому, ибо последние наши истребители улетели на
восток еще 27 августа. К счастью, из-за плохой погоды авиация
противника никакой активности не проявляла. Первый
вражеский самолет-разведчик появился около 14 часов. Корабли же и
транспорты начали сниматься с якорей сразу после 13 часов. Но
форсировать минное поле, в связи с этим, предстояло в темное
время, и трудно сказать, какое из зол было для нас меньшим —
авиация противника или минная опасность...
Свыше пятидесяти суток сухопутные войска 8-й армии,
морские пехотинцы, отряды таллинских рабочих, при активной
поддержке корабельной артиллерии и авиации флота вели тяжелые
и упорные бои, обороняя территорию Эстонии, столицу
республики и главную базу флота — Таллин. Героическая же оборона
островов продолжалась до двадцатых чисел октября, а остров
Осмуссаар был оставлен нашим гарнизоном лишь 2 декабря. За
весь период непосредственной обороны главной базы ни один
фашистский крупный надводный корабль не появлялся в водах
Финского залива. Вражеские войска, наступавшие на Таллин,
не получали никакой поддержки с моря от артиллерии своих
кораблей.
Оборонительные боевые действия 8-й армии в июле—августе
1941 года при поддержке кораблей, авиации, артиллерии и
морской пехоты Краснознаменного Балтийского флота сыграли
большую роль в борьбе Советских вооруженных сил на
подступах к Ленинграду. Корабельная, береговая, зенитная и
общевойсковая артиллерия явилась мощным огневым щитом,
обеспечившим устойчивую оборону базы и прикрытие ее эвакуации.
Оборонительные бои в Эстонии способствовали срыву плана
фашистского командования захватить Ленинград с ходу, а в
конечном итоге содействовали задержке наступления гитлеровцев
на главном Московском стратегическом направлении.
Совместные боевые действия сухопутных войск и флота в
Советской Эстонии приобрели особое значение еще и потому, что
подводные лодки и авиация, базировавшиеся в Таллине, вместе
авиацией, артиллерией военно-морских баз на полустрове
Ханко и островах Эстонии в течение длительного времени пре-
53
Боевые действия на дальних подступах к Таллину с 19 по 24 августа 1941 года.
пятствовали морским перевозкам противника в Балтийском
море, Рижском и Финском заливах.
Накануне оставления советскими войсками Таллина
фашистское командование на весь мир заявило о том, что ни одному
кораблю Балтийского флота не удастся уйти из своей главной
базы. Действительно, если бы к моменту выхода из Таллина
боевых кораблей и транспортных судов западнее или севернее
острова Найссаар появились вражеские крейсеры,
сопровождаемые миноносцами и прикрываемые авиацией, то прорыв наших
кораблей на восток был бы чрезвычайно тяжелым. Крейсер
«Киров» и эскадренные миноносцы нашего флота имели
ограниченные запасы топлива и снарядов. К тому же ведение боя с
вражескими кораблями на минном поле в районе Юминда без
взаимодействия с нашей авиацией, занятой в то время в боях
под Ленинградом, было бы связано с значительно большими
потерями, чем мы имели. Батареи острова Хийумаа, Осмуссаар
и Ханко надежно держали вход в Финский залив на прочном
замке.
С полным основанием мы говорим сегодня о славных боевых
делах наших воинов, которые в трудной обстановке начала
войны героически защищали каждую пядь советской земли. Победы
доставались врагу ценой больших потерь. У стен Таллина
нашли себе могилу многие тысячи гитлеровцев.
К моменту эвакуации защитников Таллина силы были далеко
неравными. Сказывалась усталость наших войск из-за
непрерывных двухмесячных боев при отступлении от самой границы.
Советские войска вели почти бессменно бои, не имея времени
на пополнение, учебу и создание подразделений. Нужно
представить себе обстановку, в которой они воевали, чтобы понять
героизм защитников Родины, многие имена которых неизвестны
и сейчас.
. . .Тяжело вспоминать о том, что довелось испытать
мужественным защитникам Таллина на долгом, трагическом и
героическом пути в Кронштадт. Еще тяжелее писать об этом. Скажу
только, что моряки Краснознаменного Балтийского флота
сделали все, что было в их силах, чтобы выполнить задание
командования, спасти основное ядро флота и тысячи бойцов, в
каждом из которых остро нуждался осажденный, блокированный и
героически сражающийся Ленинград. А потери и жертвы — что
ж, они, как говорится, всегда могли бы быть меньше, даже в
тех, на редкость суровых и неблагоприятных условиях перехода
из Таллина в Кронштадт. Пусть же будет утешением для нас,
ветеранов и участников грозных событий 1941 года и вообще —
минувшей Великой Отечественной войны, то, что героическая
гибель наших боевых товарищей не осталась неотомщенной. Тот
кто побывал в Финском заливе в августе 1941-го, вполне поймет
меня...
ГОРОД ГОТОВИТСЯ К
ОБОРОНЕ
А. Н. КУЗЬМИН,
кандидат военных наук, доцент,
инженер-полковник в отставке
Инженерная подготовка обороны города и главной базы
Краснознаменного Балтийского флота — Таллина
производилась по трем направлениям:
создание внешней полосы обороны с укреплением позиций
частей 10-го стрелкового корпуса на удалении до 50 километров
от города;
сооружение главной оборонительной полосы на расстоянии
9—12 километров от города;
создание укреплений на окраинах и внутри города.
Внешняя полоса обороны создавалась в основном силами
сухопутных войск под руководством корпусного инженера.
Главная оборонительная полоса сооружалась с 16 июля по 25 августа
объединенными усилиями республиканского штаба обороны и
штаба сухопутной обороны КБФ с привлечением населения
города и представляла собой систему окопов, дзотов, различных
надолб, противотанковых рвов, искусственных водных преград,
минных полей и проволочных заграждений.
С конца июня республиканский штаб обороны приступил
самостоятельно к созданию укреплений на окраинах города.
Однако эта работа, производившаяся без предварительных
рекогносцировок и инженерных расчетов, оказалась недостаточно
эффективной.
Общее руководство сооружением главной оборонительной
полосы с 16 июля было возложено на инженерный отдел флота,
56
который выделил для этого группу военных инженеров.
Возглавлять ее было поручено автору этих строк.
В распоряжение группы выделялся 35-й отдельный
инженерный батальон Краснознаменного Балтийского флота, а также
несколько материальных складов со строительными
материалами.
Первые указания от штаба сухопутной обороны КБФ мы
получили 15 июля. Было приказано немедленно начать создание
ряда опорных пунктов на восточном и юго-западном
направлениях, имея передний край полосы обороны по реке Пирита, а
на юго-западе — Пяэскюла — озеро Юлемисте.
В ночь на 16 июля с заместителем председателя Совнаркома
Эстонской ССР тов. Э. Пяллем мы разрешили
организационные вопросы, связанные с направлением на работу первой группы
мобилизуемого населения в 3500 человек. В штабе 35-го
инженерного батальона были разработаны первоочередные
мероприятия.
В первую очередь создавались противотанковые
заграждения в виде рвов, эскарпов и контрэскарпов по берегам реки
Пирита, а также надолбы, фугасы и минные поля. Рано утром
16 июля были произведены необходимые рекогносцировочные
работы. С 10 часов начали прибывать первые машины с
населением. На каждую группу выделялся сапер.
Так начались оборонительные работы на подступах к
Таллину.
Решение об обороне города вызвало всеобщий подъем.
Каждому хотелось вложить все свои знания и силы в то дело,
которое ему поручили. Хотелось сделать все, чтобы остановить
нашествие фашистской чумы на нашу Родину.
В течение следующих двух дней были разработаны все
основные мероприятия по инженерному обеспечению обороны:
составлены схемы, определены объемы работ, потребность в
рабочей силе и в материалах. По важным направлениям выехали
четыре группы инженерной разведки, которые уточнили на
месте принципиальные решения. В состав групп входили также
командиры подразделений 1-й бригады морской пехоты.
17 июля мы докладывали о своих планах командующему
флотом В. Ф. Трибуцу. Наше решение, основанное на
оперативном замысле командования, он одобрил.
Первоочередные работы развернулись одновременно в шести
опорных пунктах: Иру, Лагеди, Лехмья, у озера Юлемисте,
Пяэскюла и Харку. Для руководства работами были назначены:
в опорный пункт Иру — военный инженер I ранга С. Н. Смолин;
в опорные пункты Лагеди и Лехмья — военный инженер. I ранга
А. Г. Кулагин; в опорный пункт у озера Юлемисте — военный
инженер III ранга И. М. Воронцов. Майор Л. П. Васильев
руководил работами в опорном пункте у Пяэскюла. Руководство
57
работами в опорном пункте Харку было возложено на военного
инженера III ранга С. Е. Калашникова.
Было принято решение электрифицировать некоторые
участки проволочных заграждений. Эти работы поручались военному
инженеру II ранга М. Ф. Блинову. С ними он справился отлично,
за что был посмертно награжден орденом Красного Знамени.
Развертывание работ на всех направлениях потребовало
огромных усилий и средств, и мы решили обратиться за помощью
в ЦК Компартии Эстонии и к правительству республики. Меня
заслушали в Центральном Комитете в присутствии
Председателя Совета народных комиссаров и его заместителей.
Всемерная поддержка нам была обеспечена. В последующем наиболее
тесный контакт мы поддерживали с А. Т. Веймером. Уже с 16
июля по его указанию на четырех заводах Таллина началось
производство бетонных надолб. Выделялись предприятия для
изготовления деревянных корпусов противотанковых и
противопехотных мин. Весь запас двутавровых балок в городе решено
было использовать для изготовления металлических надолб. На
нужды обороны передавались все строительные материалы
флота и города.
В короткие сроки количество населения, занятого на
оборонительных работах, достигло двадцати тысяч человек. Все
заботы о питании, транспортировке к месту работ и
снабжению ручным инструментом полностью взял на себя
республиканский комитет обороны. Устанавливался десятичасовой
рабочий день.
Коммунальный отдел горисполкома точно в установленное
время доставлял в назначенные пункты требуемое количество
рабочих. В этом проявилась характерная для эстонского народа
деловая аккуратность.
Встречались, однако, отдельные личности, которым было не
по душе все, что предпринималось для обороны города. На
двух предприятиях, где сохранились частные хозяева,
саботировали и тормозили выполнение заказов на бетонные надолбы.
На эти предприятия немедленно послали правительственных
комиссаров, и надолбы стали поступать регулярно — по 600
штук в день.
Центральный Комитет КП(б) Эстонии и Политуправление
флота подготовили группу агитаторов-эстонцев для партийно-
политической работы среди населения, принимавшего участие в
строительстве оборонительных сооружений.
Первое время наша инженерная группа занималась
одновременно и организацией работ по строительству бронепоездов,
железнодорожной батареи, минометов и другого вооружения.
Но вскоре эта несвойственная ей деятельность была передана в
ведение заводов города и предприятий тыла флота.
Остро встал в эти дни вопрос о взрывчатых веществах для
58
снаряжения противотанковых и противопехотных мин. Для
получения тола и тротила арсенал тыла флота организовал
собственную кустарную мастерскую по выплавке этих веществ из
старых 12-дюймовых артиллерийских снарядов. Руководство
мастерской возложили на военного инженера III ранга
Н. Н. Загвоздкина. Он отлично справился со своей задачей, и
потребность в взрывчатых веществах была удовлетворена.
Осложнился вопрос с минированием переднего края главной
полосы обороны: не зная сухопутной минной обстановки, войска
8-й армии при отходе могли понести потери. Пришлось выезжать
в штаб 10-го корпуса для установления личного контакта и
передачи корпусному инженеру соответствующей документации с
указанием мест выхода войск к полосе обороны.
Через месяц, к середине августа, усилиями многих тысяч
трудящихся города инженерное оборудование главной полосы
обороны базы завершалось. На левом фланге от Финского
залива до опорного пункта Иру протянулся сплошной
шестикилометровый противотанковый ров. За ним шли три ряда
металлических и деревянных надолб, далее — проволочная сеть в три
и четыре кола. На самом левом фланге, в лесу возводился завал.
Но эти заграждения сами по себе не могли остановить
противника, так как наших войск за ними находилось чрезвычайно
мало.
Впереди опорного пункта Иру была создана целая система
заграждений. У шоссе заложили фугасы по 50 кг каждый и
осколочно-заградительные мины, изготовленные из 152-мм
снарядов. Те и другие управлялись по проводам из командного
пункта. Были созданы противотанковое и противопехотное
минные поля в сочетании с малозаметными проволочными
заграждениями, а также бетонные надолбы. В самом опорном пункте
располагались орудийные и пулеметные дзоты и окопы.
Реку Пирита выше опорного пункта перегородили пятью
плотинами, а ее берега эскарпировали. Благодаря этому река на
всем протяжении до опорного пункта Лагеди представляла
собой мощное водное противотанковое препятствие. Танки здесь
и не появлялись: цель была достигнута.
Все другие опорные пункты по своему инженерному
оборудованию мало чем отличались от опорного пункта Иру.
Варьировались лишь заграждения, количество дзотов и окопов — в
зависимости от численности гарнизона и местных тактических
задач. В опорных пунктах Лагеди, Лехмья и Пяэскюла в
проволочную сеть пускался ток напряжением в 700 вольт.
Впоследствии на этих заграждениях погибло немало фашистов.
Особое внимание мы уделяли организации противотанковой
обороны. Все танкоопасные направления минировались, на
пересечении дорог устанавливались фугасы. Отрыли
противотанковый ров. Из 45 километров общего фронта обороны он занимал
59
39 километров, а эскарпы на реке Пирита составляли 12
километров.
Проволочная сеть в три, четыре, а в некоторых местах и в
пять рядов кольев была установлена на фронте протяженностью
60 километров. На реках построили 9 плотин. Плотина на реке
Тыдва в местечке Саку, например, подняла воду в болоте на
протяжении почти десяти километров. Кроме противотанковых
рвов и эскарпов на всех позициях было установлено 10 000
бетонных, 5000 металлических и 6000 деревянных надолб,
построено 20 орудийных и 70 пулеметных дзотов и 6 убежищ для
командных пунктов, в том числе два для штаба флота.
Одновременно с сооружением полос обороны производилось
строительство аэродромов. Так, для истребительной авиации
построили аэродром на полуострове Виймси. Здесь оборудовали
взлетно-посадочную полосу и укрытия для самолетов и личного
состава. Но длительное время авиация базироваться здесь не
могла, так как аэродром был легко досягаем для авиации и
артиллерии противника. Поэтому буквально за четыре дня
построили взлетно-посадочную полосу на полуострове Пальяссаар
с укрытиями для самолетов.
Для бомбардировочной авиации построили
взлетно-посадочную полосу рядом с шоссе на Пальдиски. Для взлета и посадки
приспособили и само шоссе. Но в связи с быстрым
продвижением противника самолеты не смогли воспользоваться этим
аэродромом.
С окончанием первоочередных работ в главной полосе
обороны население переводилось на оборудование позиций боевых
охранений. Маскировались окопы, кое-где и противотанковые
рвы, устанавливались проволочные заграждения. Саперы
продолжали минирование танкоопасных направлений.
25 августа население, занятое на строительстве линии
обороны, было отведено в черту города. Таллин быстро
приспосабливался к ведению уличных боев. На подходах к Купеческой и
Минной гаваням и вокруг Вышгорода началось сооружение
баррикад. Они носили противотанковый характер, но были
рассчитаны и на ведение огня из стрелкового оружия.
Какое же влияние на ход боевых действий в борьбе за
Таллин оказала созданная упорным трудом десятков тысяч людей
система инженерных сооружений главной полосы обороны? Как
повлиял на ход событий этот «заслон народа», образно
названный так одним из журналистов 25 лет спустя?
Прежде чем непосредственно ответить на эти вопросы,
приведем одно из фундаментальных теоретических положений
русской фортификационной школы, утверждающее, что «не мертвая
мощь укреплений решает судьбу сражений, а войска, успешному
действию которых они лишь способствуют».
При обороне Таллина наиболее упорные бои разгорались
60
там, где опорные пункты, хорошо подготовленные в инженерном
отношении, заблаговременно занимались войсками и стойко
защищались до последних дней боев. Это наблюдалось в опорном
пункте Иру, который оборонялся подразделением бригады
морской пехоты, и в опорном пункте Харку, где сражался отряд
добровольцев-моряков. Противник вынужден был обходить эти
укрепления, прорывая оборону в промежутках, где не имелось
войск.
Упорные бои разгорелись и в районах опорных пунктов
Лагеди и Лехмья. Здесь, и у Пяэскюла значительную помощь
оборонявшимся войскам оказали электрифицированные
проволочные заграждения. Тот факт, что восточный участок главной
полосы обороны был прорван на левом фланге и в промежутке
между опорными пунктами Иру и Лагеди, убедительно говорит
об устойчивости данных узлов обороны.
На этом же направлении отмечалось меньше всего танков
противника, так как их действия стеснялись водной преградой
реки Пирита, усиленной пятью плотинами и эскарпированными
берегами.
На южном и юго-восточном участках разрозненные и сильно
поредевшие, зачастую не имевшие артиллерии, войска 10-го
стрелкового корпуса, отходя на позиции главной полосы
обороны, не всегда могли занять их в тех боевых порядках, которые
были заложены в замысле на оборону, так как бой часто
принимал иной характер.
На качестве обороны отрицательно сказывалась и
растянутость фронта. В связи с этим в ряде мест полевые и зенитные
батареи, располагавшиеся в глубине полосы обороны, не имели
надежного прикрытия с фронта стрелковыми частями. Из-за
недостатка войск отдельные участки главной полосы обороны
вообще не защищались. Здесь построенные укрепления остались
«мертвой мощью». Отпор врагу осуществлялся только маневром
из глубины.
Таким образом, напряженный полуторамесячный труд
населения Таллина по созданию оборонительных сооружений на
подступах к городу в сочетании с героической борьбой моряков
КБФ и воинов 10-го стрелкового корпуса способствовал
выполнению общей задачи — сорвать планы «молниеносной войны»
гитлеровского командования.
В то же время, опираясь на укрепления, заградительный
огонь корабельной и береговой артиллерии, и смелые действия
войск прикрытия, командование флота смогло спокойно и
организованно осуществить отвод всех сил из блокированного с
суши города и произвести посадку на транспорты героических
защитников Таллина.
ЛИЦОМ К ЛИЦУ С
ВРАГОМ
В. М. КРЫЛОВ,
генерал-майор в отставке,
бывший пом. начальника
оперативного отдела штаба
10-го стрелкового корпуса
В ночь на 22 июня 1941 года я, в то время майор, помощник
начальника оперативного отдела штаба 10-го стрелкового
корпуса, заступив оперативным дежурным, передавал в войска
телеграмму штаба округа. Особенно запомнились мне слова:
«... быть ко всему готовым, не поддаваться на провокации, огня
не открывать...». А на рассвете фашистская Германия
вероломно напала на нашу Родину.
Первые удары в Прибалтике приняли на себя войска нашей
8-й армии, в составе 10-го и 11-го стрелковых корпусов. Оба
корпуса имели на границе по одной стрелковой дивизии.
Каждая из них занимала оборону на фронте до 80 километров.
Войска прикрывали, главным образом, основные направления,
узлы дорог и наиболее важные пункты.
В южные районы Эстонии противник вторгся 7—10 июля
1941 года. Наш 10-й корпус отходил к Таллину. О его действиях
и пойдет здесь речь.
Чтобы понять, в каком составе и состоянии дрались войска
корпуса на территории Эстонии и при обороне Таллина,
необходимо, хотя бы кратко, проследить их боевой путь в течение
июня — июля.
Основное ядро нашего корпуса составляла 10-я стрелковая
дивизия, которой командовал генерал-майор И. И. Фадеев. Она-
то и находилась на прикрытии границы.
В трехдневных приграничных боях был окружен и почти
полностью погиб 98-й стрелковый полк дивизии. На подступах
62
к Риге, где развернулись ожесточенные бои, наиболее тяжелые
потери понес также 204-й стрелковый полк дивизии...
В период боев за Ригу, по решению ЦК Компартии и
правительства Советской Латвии, был сформирован и вошел в
подчинение корпуса Латышский добровольческий стрелковый полк.
Примерно в это же время в Эстонии организуются
истребительные батальоны, которые позднее, в дни обороны Таллина,
были сведены в Эстонский стрелковый полк. В состав нашего
корпуса вошла и 22-я мотострелковая дивизия НКВД, состоявшая
из двух полков: 5-го мотострелкового и 83-го железнодорожного.
Ее бойцы несли службу по охране государственных объектов в
Прибалтике.
Но это было позже. А пока 10-й стрелковый корпус под
давлением превосходящих сил противника отходил на рубеж
Пярну—Вильянди—Пыльтсамаа. Отходил, истекая кровью.
Только 14 июля 1941 года удалось, впервые с начала войны,
пополнить 10-ю дивизию. Она получила пополнение 4 600
человек. Из них две тысячи не были обучены и в армии ранее не
служили. Но и это нам помогло. Передо мной донесение за
12 июля 1941 года, в котором говорилось буквально
следующее: «... полки продолжают называться полками, а в полку
людей меньше, чем в роте. 62-й стрелковый полк имеет в
своем составе 150 человек, два станковых пулемета и одно
орудие...»
Наспех скомплектованные подразделения с частью
необученных бойцов сходу вступали в бой и сражались беззаветно.
Однако силы были неравны. Противник имел значительное
превосходство, особенно в технике.
8 июля 1941 года 291-я пехотная дивизия противника,
действовавшая вдоль побережья, заняла Пярну и к 10 июля
прорвалась в район Мярьямаа. Создавалась непосредственная угроза
Таллину, так как на этом участке из-за растянутости фронта
нашей 10-й дивизии (до 100 километров) почти никаких
воинских частей не было. Здесь действовали лишь истребительные
батальоны, созданные, как известно, в уездах для охраны
порядка в тылу. Поэтому решением командарма 8 генерала
И. М. Любовцева сюда была брошена 16-я стрелковая дивизия,
которая решительными контратаками нанесла противнику
значительные потери и отбросила его к югу от Мярьямаа.
В дневнике убитого немецкого офицера 291-й пехотной
дивизии за 13 июля 1941 года мы прочли такую запись: «Бешеный
день, ни минуты без пальбы то спереди, то слева от нас.
Русские все время стараются окружить наш полк. Русская
артиллерия весь день стреляет по нашим позициям. К вечеру
еще сюда присоединился налет авиации. Где же наши
истребители?!»
Потерпев неудачи при попытке прорваться к Таллину с юга,
63
противник направил основные усилия на то, чтобы разрезать
войска 8-й армии на две части, выйти к морю и блокировать
Таллин с суши.
1 августа 1941 года командарм 8 возложил на командира
10-го стрелкового корпуса генерал-майора И. Ф. Николаева
командование правым крылом войск 8-й армии на случай
отрыва их от основных сил.
На направлении Пайде — Тапа — Кунда противник
сосредоточил крупные силы и ценой больших потерь прорвался 7
августа к побережью Финского залива в районе Кунда. Войска
8-й армии оказались разрезанными на две части. На Таллин
отходил 10-й стрелковый корпус в составе: 10-й дивизии, 156-го
стрелкового полка с двумя артдивизионами 16-й дивизии, 22-й
дивизии НКВД в составе двух полков, и корпусных частей.
Остальные силы 8-й армии, и с ними 47-й артполк нашего корпуса,
отходили на Нарву. С этого времени и начинается
непосредственная оборона главной базы КБФ — Таллина.
Дважды предпринимались попытки контрударами с
востока и запада уничтожить прорвавшегося к побережью
противника, но окончились они безуспешно. Первый раз, 6—7 августа,
10-й корпус действовал из района Аэгвийду в восточном
направлении силами трех полков, но успеха не добился. В ночь на 8
августа корпус вновь получил задачу нанести удар по врагу, на
этот раз несколько севернее, вдоль Нарвского шоссе.
9 августа корпус перешел в наступление. Его действия
поддерживали канонерские лодки «Москва» и «Амгунь»,
железнодорожная батарея 130-миллиметровых орудий под
командованием капитана П. Живодера и морская авиация КБФ. За трое
суток боев наши войска продвинулись на 12—22 километра, но
к этому времени осложнилась обстановка за Чудским озером,
на Кингисеппском направлении, и 14 августа корпус получил
приказ перейти к обороне. Протяженность фронта, занимаемая
им, достигала 180 километров.
Из-за нехватки сил не удавалось достигнуть локтевой связи
подразделений и эшелонированных в глубину боевых порядков.
Прикрывались только основные направления и наиболее
важные опорные пункты. Батальон, как правило, оборонял
участок фронта протяженностью до 10—12 километров, промежутки
же между батальонами, в зависимости от местности, достигали
5—8 километров, а полк, например, 156-й, занимал оборону на
фронте протяженностью 28 километров. Управлять войсками в
таких условиях было очень трудно. Радиосредств в
распоряжении корпуса имелось слишком мало. Мы использовали
постоянные телефонные провода, но это приводило к тому, что
противник подслушивал разговоры и часто нарушал связь. Надежная
связь осуществлялась только офицерами штабов, но на это
затрачивалось много времени. Приказы и донесения запаздывали
64
и нередко к моменту получения уже не соответствовали
обстановке.
С 14 по 19 августа продолжалось совершенствование
обороны и ведение разведки. 17 августа корпус подчинили
командующему КБФ, а командир корпуса генерал И. Ф.
Николаев стал заместителем командующего КБФ по сухопутной
обороне.
Вечером 19 августа противник начал артиллерийско-мино-
метную обработку наших позиций, а утром 20 августа перешел в
наступление.
Особенно ожесточенные бои развернулись с 22 августа.
Гитлеровцы применяли «психические» атаки. Чтобы отразить напор
фашистов, войска корпуса неоднократно переходили в
контратаки.
Группами автоматчиков на мотоциклах, с минометами, а
также отдельными танками, противник стремился проникать в
промежутки между нашими подразделениями и, действуя во
фланги и тыл, нарушать устойчивость обороны. Были случаи,
когда немцам удавалось проникнуть в глубину до
артиллерийских позиций. Так, во время боев к востоку от поселка Козе
значительная группа противника проникла в расположение
огневой позиции 8-й батареи 140-го гаубичного полка 10-й
стрелковой дивизии. Политрук батареи Голубев, однако, быстро
организовал отражение гитлеровцев. Ведя огонь прямой наводкой и из
личного оружия, артиллеристы не допустили врага на позицию.
Но, в конце концов, немцам все же удалось окружить батарею.
Связь с наблюдательным пунктом командира батареи
прервалась. Ночью, воспользовавшись темнотой и сильным дождем,
артиллеристы сумели вырваться из окружения и двумя
уцелевшими тракторами вывели три гаубицы, а также машины с
людьми и снарядами.
В той же дивизии первый дивизион 30-го артполка в один из
дней в течение часа вел бой с большой группой противника,
напавшей на огневые позиции батарей. Благодаря мужеству и
хладнокровию комиссара Фомичева дивизион отразил
нападение противника и в полном составе вышел на новую огневую
позицию.
Смелость, инициативу в боях проявляли многие другие
командиры и политработники.
Северо-восточнее Юуру оборонялась застава 204-го
стрелкового полка под командованием младшего лейтенанта Букина.
Заставу атаковал противник, вчетверо превосходивший ее в
силах. Букин со своими бойцами несколько раз контратаковал
гитлеровцев. В одной из атак он лично убил из нагана двух
фашистских солдат и сам погиб смертью храбрых. После него
боем руководил раненый парторг Бусорев.
Корпусной 242-й отдельный зенитный артдивизион успешно
5 Таллин в огне
65
действовал как противотанковый и не допустил прорыва
немецких танков вдоль Нарвского шоссе.
К концу дня 27 августа в дивизионе из восьми орудий
уцелело только одно. К нему и встал за наводчика сам командир
дивизиона майор Дионисьев, погибший в последнем бою...
Для лучшего руководства частями и соединениями фронт
обороны Таллинского района был разделен 23 августа 1941 года
на три боевых участка: западный — под командованием
полковника Е. И. Сутурина, южный — под командованием генерал-
майора И. И. Фадеева и восточный — на Нарвском направлении,
который возглавлял командир бригады морской пехоты
полковник Т. М. Парафило.
Противник продолжал сжимать полукольцо вокруг Таллина.
Не считаясь с потерями, гитлеровцы предпринимали по пять—
шесть атак в день, случалось, шли пьяные, напролом.
На пятый день боев войска корпуса под натиском
превосходящих сил противника отошли на оборонительный рубеж
непосредственно у Таллина.
26 августа бои шли уже на окраинах города, в районе
аэродромов, Козе и Иру. На южном боевом участке в этот день
решительными контратаками 10-й стрелковой дивизии был
ликвидирован опасный прорыв противника у Харку и в Нымме.
Несмотря на трудное положение, советские бойцы сражались
стойко, мужественно, организованно. Ни двухмесячное
отступление от самой границы, ни тяжелейшие бои с превосходящим
противником не поколебали морального духа наших воинов.
Например, только в период боев за Таллин в 30-м
артиллерийском полку 10-й стрелковой дивизии в ряды партии вступили
15 человек.
В своем заявлении о приеме кандидатом в члены ВКП(б)
комсомолец красноармеец Першиков писал: «Свою
принадлежность к партии большевиков буду оправдывать с честью в
каждом бою с фашистскими захватчиками». А младший сержант
Сизякин высказался еще конкретней: «... озверелых фашистов
буду бить из орудия до последнего дыхания». В первом же бою
молодой коммунист Сизякин подтвердил свои слова делом: он
расстреливал в упор из орудия наседавших гитлеровцев до тех
пор, пока не был тяжело ранен.
Защитники Таллина и население города проявили в эти дни
исключительную выдержку и твердость духа. Город дрался как
единое целое. Руководители Компартии и Правительства
Советской Эстонии и Военный совет флота осуществляли четкое
руководство обороной Таллина.
В соответствии с указанием Главнокомандующего
Северо-Западным направлением 26 августа началась подготовка к
эвакуации базы.
Бои, между тем, продолжались с исключительным напряже-
66
нием. Особенно сильный нажим противник оказал вдоль Нарв-
ского шоссе, стремясь ворваться в город и захватить гавани.
Отдельные группы гитлеровцев прорвались в парк Кадриорг и
на северный берег озера Юлемисте. Но непрерывными
контратаками наших бойцов, огнем кораблей, береговой и зенитной
артиллерии противник 27 августа не был допущен в город.
Отсечным заградительным огнем артиллерия обороны
успешно обеспечила отрыв наших войск от противника, отход,
погрузку и выход транспортов с войсками на внешний рейд.
Это была беспрецедентная операция. Противник имел
превосходство по пехоте в 2,5 раза, а по технике и авиации —
абсолютное.
Необходимо учесть и усталость наших войск при
беспрерывном двухмесячном отступлении с боями от самой границы. Мы
не имели ни времени, ни возможности для пополнения, обучения
и сколачивания подразделений. Только учитывая это, можно
полнее понять массовый героизм защитников нашей Родины,
принявших на себя первые удары врага. Они сделали все, чтобы
до конца выполнить свой долг перед Советской отчизной.
ОНИ СТОЯЛИ
НА СМЕРТЬ
Н. К. СМИРНОВ,
вице-адмирал в отставке, член
Военного совета КБФ в годы
Великой Отечественной войны
Выгодно расположенный в Финском заливе, крупный порт
Балтийского моря и важный узел железнодорожных и
шоссейных дорог Таллин являлся стратегическим форпостом
Ленинграда. Это придавало столице Эстонии важное для нас и
совершенно особое для противника значение.
Как известно ныне, в планах немецко-фашистского
командования захват Прибалтики рассматривался как главный этап
стратегической операции по овладению Ленинградом, что
обеспечило бы ему безраздельное господство на Балтийском море,
соединение с войсками финского фашиста Маннергейма и
возможность высвободить огромные людские и материальные
ресурсы для нанесения удара по Москве с севера.
Но героическая и упорная оборона Таллина спутала карты
фашистских захватчиков. Исключительно важную роль в этой
обороне сыграли военные моряки-балтийцы.
Краснознаменный Балтийский флот располагал
значительными возможностями и средствами для защиты побережья
Эстонии и ее столицы с моря. Иначе обстояло дело с обороной с
суши — необходимых для этого сил не имелось. Так,
оборонительных рубежей с тыла у главной базы не было вообще. Их
пришлось наскоро создавать уже во время войны,
незначительными инженерными подразделениями, правда, при активной
помощи населения Советской Эстонии и, прежде всего, Таллина.
Враг наступал хорошо оснащенными дивизиями. У
защитников же Таллина не было ни танков (за исключением
нескольких), ни нужного количества полевой артиллерии
68
(артиллерийские части 8-й армии отошли вместе с
отступающими войсками на восток). Плохо обстояло дело даже с личным
оружием, особенно у матросов, сошедших с кораблей на берег.
Зато у нас было такое оружие, какого не было у
противника — высокое моральное состояние войск. «Во всякой войне
победа в конечном счете обусловливается состоянием духа тех
масс, которые на поле брани проливают свою кровь», — говорил
Владимир Ильич Ленин. Мы знали, что победим!
Оборона Таллина в 1941 году уже сама по себе имела
большое военное значение. Но в то время она приобретала, к тому
же, и новое звучание — стойкость защитников города,
окруженного на самом западном участке страны, не только ослабляла
гитлеровские войска, рвавшиеся к городу Ленина, но и
увеличивала силу сопротивления на других фронтах от Баренцова до
Черного морей.
Оборона столицы Советской Эстонии и главной базы
Краснознаменного Балтийского Флота началась далеко за его
пределами — и на суше, и на море. Активные действия подводных лодок
и надводных кораблей, торпедных катеров, морской авиации и
морских дальнобойных береговых батарей являлись серьезной
преградой для нападения с моря, а 8-я армия задержала
противника еще на границах Эстонской ССР и медленно отходила
к Таллину, оказывая врагу ожесточенное сопротивление. Это
позволило советским войскам и населению создать вокруг
города сеть оборонительных сооружений, которые весьма
существенно повлияли на дальнейший ход оборонительных боев за
столицу республики и главную базу нашего флота.
В замысел данной статьи не входит анализ боевой
обстановки, сложившейся в те дни, и дальнейшего хода боевых действий.
Это особая тема. В своих воспоминаниях мне хочется
подчеркнуть ту роль, которую сыграл моральный фактор в период
обороны Таллина.
В этой связи вспоминается огромная работа, которую
проводили партийные организации и политорганы флота. Враг рвался
вперед, не жалея ни живой силы, ни техники. И хотя мужество
и стойкость военных моряков не вызывали у нас никаких
сомнений, мы ясно понимали, что психологически они оказались
неподготовленными к оборонительным боям. Гордые и сильные,
наши люди готовились наступать, если враг нападет, а тут...
— Отступаем, теряем город за городом. Когда же это
кончится? — с тревогой и гневом говорили на кораблях. —
Значит, враг сильнее, чем мы думали...
Так, примерно, рассуждали в первые дни войны многие.
Перед партийными организациями и политорганами флота
стояла задача разоблачить миф о непобедимости врага,
укрепить уверенность в наши силы и возможности. И, прежде всего,
требовался решительный психологический перелом, крутой
69
поворот в сторону обороны. В этом состоял весь смысл
партийно-политической работы.
Мы допускали, что Таллин рано или поздно придется
оставить. Но лучше — как можно позже. Во имя Ленинграда. Во
имя Краснознаменного Балтийского флота. Флот должен жить,
действовать. Настанет время, когда он будет наступать. А пока
надо здесь, под Таллином, стоять до конца, чтобы защитить
Ленинград — колыбель революции, колыбель Советского
Балтийского флота.
В боях крепла и закалялась дружба наших воинов и
местного населения. Все промышленные предприятия Таллина
работали на оборону. Судоремонтные мастерские и арсенал,
например, быстро построили железнодорожную батарею, использовав
для этого морские пушки. Было организовано производство
минометов, мин, гранат, фугасов. Морское пароходство
оборудовало в своих мастерских два бронепоезда. Воевали они отлично.
Один из них прорвался у станции Кийза в тыл противника,
высадил там десант матросов и, нанеся противнику значительные
потери, вернулся с трофеями.
Артиллеристы требовали все больше снарядов, а
подвозить боезапас в Таллин становилось все труднее. Выручили
рабочие.
— У нас есть снаряды, употреблявшиеся в эстонской
армии, — заявили они, — попробуем их переточить на нужный
калибр... И переточили.
Помню, пулей влетел ко мне однажды энергичный комиссар
обороны Таллина А. А. Матушкин.
— Товарищ член Военного совета, — громко доложил он, —
рабочие арсенала предлагают использовать обнаруженные там
пушки со старых миноносцев, и танки!
— Какие танки?
— Самые настоящие. Четыре танка «Рено». Пушек на них
нет — по штату не полагалось, зато на каждом по семь
пулеметов. Сейчас их приводят в порядок...
Модернизированные на скорую руку старые громоздкие
танки пошли в ход. Появление их на некоторое время
вызвало переполох среди гитлеровцев. Как рассказывал один
пленный, среди них разнесся слух, будто большевики пустили в дело
новые сверхмощные танки...
Огромную помощь оказал нам в те дни отряд бойцов
идеологического фронта. Были здесь и русские, и эстонцы, и
украинцы. Писатели вышли на линию огня, как солдаты. Каждый из
них занял свое место в строю. Они редактировали флотские
газеты, писали листовки, рассказывали о боевых подвигах
защитников Таллина.
Вспоминается 23 июня 1941 года. Мы собрали писателей на
борту штабного корабля «Верония», чтобы ознакомить их с об-
70
становкой. Внезапно ясный солнечный день был нарушен
сигналом воздушной тревоги. Послышались выстрелы зениток.
Навстречу немецким самолетам помчались наши истребители.
Это придало нашей беседе еще большую фронтовую суровость.
Под аккомпанемент зениток речь шла о мобилизации всех сил
на отпор врагу.
— Надо, чтобы стреляли не только пушки, но и чердаки
крестьянских домов и верхушки деревьев, чтобы пути врагу
преграждал каждый куст, каждый пригорок, каждая канава...
Одни, как, например, по-военному подтянутый Леонид
Соболев, выступали спокойно, со знанием морского дела, другие
волновались, чувствовали себя неуверенно — они впервые одели
морскую форму. Орест Цехновицер выступал
по-профессорски размеренно, убедительно. Всеволод Вишневский с
большим пистолетом, висевшим на ремне через плечо, говорил
темпераментно, как на митинге:
— Я за смелость, за тройную смелость! Но надо же учить
людей окапываться. Жизни за Родину не жалко, но каждый
матрос за свою жизнь должен взять несколько жизней
гитлеровцев!
8 августа противник перерезал железную и шоссейную
дороги на Ленинград. Таллин оказался в окружении. Город
приобрел суровый вид. На улицах все меньше прохожих. По
каменным мостовым все чаще спорым шагом, идут навстречу
орудийному гулу отряды морской пехоты. Замрет вдали чеканный шаг,
и опять тихо.
Настороженную тишину вдруг разрывают залпы корабельной
артиллерии. А потом снова наступает тишина. Но это — затишье
перед боем. Город напряженно готовится к обороне. Рабочие
изготовляют оружие. На окраинах возводятся баррикады. На
перекрестках дорог устанавливаются огневые точки. В
госпиталях готовятся к приему раненых. В гаванях — оживленное
движение: офицеры штаба флота руководят передислокацией
кораблей на рейде, чтобы вести более эффективный огонь по
береговым целям противника.
Генерал-майор Г. С. Зашихин ежедневно, иногда по
нескольку раз в день, появляется в штабе флота, в Военном совете,
чтобы доложить о положении на восточном, южном и западном
боевых участках и, конечно же, попросить подкрепления.
— Слушай, Зашихин, — не выдерживает командующий
флотом В. Ф. Трибуц, — ты понимаешь по-русски?! Где я тебе
возьму людей?
— Понимаю, товарищ командующий, — хитро улыбается
генерал в рыжую бороду. — Но кого мне поставить вот сюда, на
перекресток дорог? — тычет он в карту толстым коротким
пальцем.
— Батарею выдвинь, свою зенитную батарею, понимаешь? —
71
Владимир Филиппович на той же карте показывает, какую
батарею взять и куда ее выдвинуть.
Зашихин уходит недовольный. В приемной он
поджидает меня и, рассчитывая заручиться поддержкой,
предлагает поехать с ним на тот самый участок, куда просил
подкрепления.
— Насчет батареи я и сам знаю, — говорит он, усаживаясь
в машину. — Зенитчики будут бить прямой наводкой, это ясно.
Мне матросы нужны.
Заместителем по артиллерии к Зашихину назначен
флагманский артиллерист флота капитан I ранга Н. Э. Фельдман,
превосходный знаток своего дела. Тогда еще не называли
артиллерию богом войны, но флагарт верил в нее, как фанатик, при
условии, однако, что направлять на врага эту карающую руку
будет он, Николай Эдуардович Фельдман... Исключительно
спокойный и опытный, он, казалось, ничем не интересовался,
кроме расстановки артиллерийских систем, развертывания
постов наблюдения и корректировки стрельбы. Но надо прямо
сказать: если бы не умелое использование корабельной и зенитной
артиллерии, не продержаться бы нам в Таллине до конца
августа...
Напряжение боев за город нарастало с каждым днем. От
пленных стало известно о сроках, назначенных фашистским
командованием для овладения Таллином.
К вечеру 19 августа противник начал артиллерийскую
подготовку, а в 6 часов утра следующего дня перешел в
наступление. Враг рвался со всех сторон. Авиация ожесточенно бомбила
корабли, стремясь ослабить их артиллерийский огонь. 22
августа на восточном и юго-восточном участках противник находился
в 12 километрах от города, рубеж обороны проходил уже по
реке Пирита.
24 августа настал «последний» срок, намеченный
фашистским командованием. Низкие тучи плывут над городом. Изредка
проглядывает солнце, сплошь затянутое дымом. Жаркие
рукопашные бои идут в Пирита.
В развалинах монастыря постройки XV века обосновались
наши зенитчики. Под защитой их орудий, которые весь день
отбивали танки и мотоциклистов, собрались остатки армейской
роты и около взвода матросов. Две трети людей ранено, но все
полны решимости драться до последнего...
В клубах дыма Минная гавань и весь просторный рейд.
Корабли ведут огонь почти круглосуточно. И весь день от их бортов
отваливают шлюпки. Это новые отряды матросов уходят на
передний край.
На фронт ушли уже последние резервы — городская
милиция. Военный совет направил на передовую всех
политработников, которых можно было освободить от непосредственных
обя72
занностей. В срыве «последнего срока» все это сыграло
немаловажную роль.
В непрекращающихся битвах бойцы были измотаны до такой
степени, что после отражения очередной атаки падали от
усталости и тут же засыпали. Некоторые позиции удерживались
одиночками. Вконец обессилевших направляли на пункт отдыха,
организованный прямо у линии фронта, мыли, одевали в чистое
белье, кормили, давали возможность несколько часов поспать, и
они снова уходили в бой.
Нет, вероятно, в Таллине такого человека, который не
побывал бы у памятника краснофлотцу Евгению Никонову. Но не
всем, наверное, известно, что вместе с отрядом Шевченко, в
рядах которого сражался легендарный электрик с лидера «Минск»,
дрались у хутора Харку десятки таллинских рабочих.
Особенно тяжелым был день 27 августа. По приказу Ставки
флот готовился к уходу из Таллина, к прорыву в Ленинград для
усиления его обороны. Надо было отвести войска для посадки на
корабли и не позволить противнику ворваться в город на плечах
отходящих. Эту задачу выполняла корабельная артиллерия и
небольшие группы прикрытия. В числе прикрывавших отход на
одном из участков находился старший краснофлотец 1-й бригады
морской пехоты Сергей Николаевич Турянский. Недавно я
получил от него письмо, выдержки из которого хочу привести.
«...Отделение наше, — пишет он, — занимало участок
обороны в старых окопах, сохранившихся с первой мировой войны.
К этим окопам примыкал железобетонный блиндаж, уходивший
своим основанием в глубь земли. Впереди, метрах в семидесяти,
был вырыт противотанковый ров и установлены бетонные
надолбы, за ними находилось проволочное заграждение. Слева была
роща.
Рано утром немцы открыли интенсивный минометный огонь
и вывели из строя наши станковые пулеметы. Но после того, как
мы сбили немецкого наблюдателя — корректировщика огня,
потерь больше не было. Часов в 10 утра немцы пошли в атаку,
но были отброшены в рукопашном бою... Весь день мы провели
в сильном бою, расстреливая немцев с 40—60 метров. Примерно
часов в пять или в половине шестого связной принес приказ:
оставить одного-двух бойцов для прикрытия и отходить в порт
для эвакуации. Оставшимся держаться до темноты. Я без
раздумья решил остаться. И вот, когда товарищи покинули окоп,
ко мне вернулся краснофлотец Иванов и говорит: — Товарищ
командир, я от вас не уйду, буду с вами до конца.
Чтобы немцы не заметили ухода бойцов, мы с Ивановым
открыли такой огонь, будто нас много, а не двое. С одного места
выпустим штук пять мин, с другого пустим очередь из пулемета,
с третьего — из автоматов. Начали нас немцы забрасывать
ручными гранатами, и мы их в ответ — своими лимонками (кстати,
73
наши гранаты много лучше). Но вскоре гитлеровцам надоела
терять своих солдат на нашем участке, и они пустили танки, но
им мешали надолбы. Тогда немцы стали выскакивать из
противоположного рва по пять—шесть человек, чтобы растащить
надолбы, но попадали под наш огонь. Так повторялось
несколько раз. Как только сгустилась темнота, мы покинули окоп и по
ходу сообщения пробрались на КП нашего батальона, но там
уже никого не было».
...Я знаю три Таллина, три города.
Один Таллин я видел в 1939 году. Атмосфера буржуазной
Эстонии почувствовалась еще на границе, когда я пересел из
просторного вагона в маленький тесный вагончик узкоколейной
дороги. Замкнутые лица соседей. Разговор не на родном,
эстонском, а на немецком языке. Настороженные взгляды, украдкой
брошенные на меня, офицера в морской форме.
Такси у вокзала. Еду в город. Машина тарахтит, вот-вот
развалится. Шофер жалуется на дороговизну бензина.
Гостиница. Здесь все с претензией на шик: полуоголенные
дамы, их кавалеры во фраках, слащаво предупредительные
кельнеры.
Магазины с заискивающими приказчиками.
Объявления в газете: «Найдется ли добрый человек,
согласный предоставить какую-нибудь работу, хотя бы временно?..»
О другом Таллине — городе суровых военных лет — уже
достаточно сказано.
Третий Таллин — столицу Советской Эстонии, прекрасный
город, экзотически древний и удивительно юный, читатели знают
лучше меня. И когда я бываю в нем, смотрю на новые здания,
на новые улицы и площади, вижу спокойных улыбающихся
людей, мне хочется пожелать им доброго здоровья и много-много
счастья и радости. Пусть никогда больше не испытают они того,
что довелось испытать нам здесь, под Таллином в 1941 году.
И пусть вечно помнят они тех, кто лежит в древней земле
древнего города. Тех, кто пал за их счастье.
МЫ ВЫПОЛНИЛИ
СВОЙ ДОЛГ
И. Т. КОЗЛОВ,
полковник в отставке,
бывший военком 10-го
стрелкового корпуса
Первый день войны наш 10-й стрелковый корпус встретил на
немецкой границе в Литве.
Ведя ожесточенные оборонительные бои, части корпуса
организованно отходили в глубь Прибалтики. Гитлеровцам так и не
удалось окружить нас.
В «Истории Великой Отечественной войны» по этому поводу
сказано: «В начале июля немецкое главное командование было
обеспокоено тем, что в Прибалтике советские войска не дали
себя окружить и отходят, хотя и с большими потерями, но
довольно организованно» (т. 2, стр. 38).
В начале июля 1941 года 10-й стрелковый корпус закрепился
на рубеже реки Навести — в средней части Эстонии. Бои здесь
продолжались до начала августа. В течение всего июля наши
части показали исключительную стойкость. В основе ее лежала
беззаветная преданность бойцов и командиров своему народу,
непоколебимая верность Коммунистической партии и
неукротимая ненависть к врагу.
В воспитании у личного состава войск высоких морально-
боевых качеств исключительную роль сыграла
партийно-политическая работа, проводившаяся политорганами соединений и
партийными организациями частей.
Несмотря на тяжесть боев и горечь поражений, весь личный
состав корпуса твердо верил, что наш отход — явление
временное и победа в конечном счете будет за нами. Начальник
инженерных войск корпуса подполковник Юрий Лосев выразил эту
75
уверенность в разговоре с бойцами следующими словами:
«Возьму горсть родной земли, завяжу в узелок, положу в карман и с
ней дойду до Берлина». Так и произошло: разгромив
фашистские полчища, мы дошли до Берлина. Но сам Лосев не успел
разделить радости великой победы: он погиб в конце августа
1941 года, защищая Советскую Эстонию...
Несмотря на упорное сопротивление наших частей, фашистам
все же удалось в начале августа прорваться к морю и оттеснить
наш корпус к Таллину.
Этот период был для нас особенно трудным. Личный состав
знал, что мы отрезаны от основной группировки 8-й армии,
а путь к отступлению преградило море. Но, несмотря на
столь тяжелое положение, стойкость войск продолжала
оставаться весьма высокой. Это подтвердилось в тяжелых боях
с 6 по 9 августа.
Выполняя боевой приказ № 20 командующего 8-й армией
(перед нами была поставлена задача нанести контрудар на
восток по шоссе Таллин — Нарва), политорганы и
парторганизации частей, выделенных для контрудара, развернули энергичную
работу. Перед боем проводились партийные собрания, в личных
беседах разъяснялись цели наступления. В результате
контрудара противник был отброшен на 12, а кое-где и до 22 километров.
В этих боях нам активно помогали корабли Балтийского
флота — канонерские лодки «Москва» и «Амгунь», а также
истребители и штурмовики КБФ.
Участие кораблей и авиации КБФ во многом способствовало
успеху контрнаступления. В этих боях зародилась крепкая
боевая дружба наших солдат с воинами флота.
К началу решительных боев за Таллин наш корпус занимал
фронт, протяженностью до 180 километров. За весь период
обороны нам так и не удалось достигнуть локтевой связи,
глубокого эшелонирования боевых порядков. Из-за нехватки сил и
средств мы вынуждены были фактически прикрывать только
основные направления и узлы дорог. Но и в таких сложных
условиях наши части проявляли в боях исключительную храбрость
и мужество. Вот один пример. Командир взвода 204-го
стрелкового полка 10-й дивизии младший лейтенант Букин, командуя
заставой, выделенной для обороны района северо-восточней
Юуру, с горсткой бойцов успешно отразил нападение 80
немецких солдат. Не раз и не два поднимал он своих бойцов в
контратаки в критические минуты боя. Во время последней
контратаки фашисты окружили смельчака Букина и пытались взять его
живьем. Но Букин убил из пистолета двух фашистов и был
буквально изрешечен автоматными очередями. Бойцы отомстили за
своего командира. В этом же бою мужество и отвагу
проявил парторг Бусорев. Его тяжело ранило, но он продолжал
76
руководить боем до тех пор, пока фашистов не отбросили
от заставы.
В период ожесточенных боев показали себя храбрыми и
опытными воинами незаменимые помощники командиров —
комиссары и работники политорганов, политруки. Они
поддерживали в людях боевой дух, воодушевляли их на подвиги. В
минуты смертельной опасности они сами показывали образцы
стойкости и героизма, а часто, заменяя командиров, лично
руководили боем. Однажды первый дивизион 30-го
артиллерийского полка остался без прикрытия пехоты. Тем не менее
он целый час вел бой с наступающим врагом, расстреливая
его в упор. В опасный момент, благодаря мужеству и
находчивости комиссара Фомичева, дивизион вышел из боя в полном
составе.
Работники политорганов постоянно находились в частях,
оказывая практическую помощь комиссарам и политработникам на
местах и непосредственно в бою. Так, старший инструктор
политотдела 10-й стрелковой дивизии Гамальский и комиссар
Корякин, находясь в Латышском полку, 22 августа участвовали в
бою, показывая пример мужества и бесстрашия. Оба они были
ранены, но не оставили поле боя.
Особо следует отметить наших коммунистов. Они находились
на более трудных и опасных участках, получали самые
ответственные задания. В тяжелые дни оборонительных боев под
Таллином ряды коммунистов пополнялись за счет лучших бойцов и
командиров.
Несмотря на героическое сопротивление войск, оборонявших
Таллин, к 27 августа положение защитников города стало
исключительно тяжелым, особенно на восточной окраине. В бой
были введены последние резервы. Люди сражались героически,
стояли насмерть. 242-й отдельный зенитный артиллерийский
дивизион вел упорные ожесточенные бои с танками противника
на восточном участке, потерял в этих боях семь из восьми
орудий и до 70 процентов личного состава убитыми и ранеными.
Заключительным этапом битвы за Таллин стала операция по
выводу частей с боевых участков и посадке личного состава на
корабли и суда. При подготовке к этой операции командир
корпуса генерал Николаев говорил: «Немцы попытаются устроить
нам Дюнкерк... Не выйдет, мы не англичане. Четкий план
действий. Контратаки на всем фронте корпуса. Прикрыть отход
всей силой огня артиллерии береговой обороны и флота. Мы
противника так стукнем, что пока он придет в чувство и
сообразит, в чем дело, уже отведем свои войска».
Так и получилось. Вывод частей из боя, сосредоточение их в
гаванях и посадка на суда прошли организованно. Части
прикрытия успешно сдерживали противника непрерывными
контратаками. Так, в ночь с 27 на 28 августа батальон связи нашего
77
корпуса, совместно с Таллинским рабочим полком и отрядом
моряков отбросили противника в районе парка Кадриорг на
полтора километра. А батальон 156-го стрелкового полка оттеснил
гитлеровцев к станции Юлемисте. Боем руководил командир
полка полковник Бородкин.
Мы уходили из Таллина с чувством выполненного долга.
Защитники столицы Советской Эстонии полностью выполнили
боевой приказ, данный им Родиной.
БОЙ ВЕДУТ МОРСКИЕ
ПЕХОТИНЦЫ...
Ф. И. КАРАСЕВ,
капитан I ранга в отставке
Первая отдельная бригада морской пехоты
Краснознаменного Балтийского флота (командир полковник Парафило Т. М.,
комиссар — полковой комиссар Грачев Н. П.) к началу
Великой Отечественной войны дислоцировалась в Таллине. В ее
состав входили три батальона, танковая рота, рота связи и другие
подразделения — общей численностью более 2,5 тысяч бойцов
и командиров.
Основное пополнение пришло в бригаду накануне и в начале
войны с Финляндией. Среди рядового состава и младших
командиров имелось много людей со средним и неполным средним
образованием, это в значительной степени способствовало
успешному прохождению программ по боевой подготовке
в ускоренные сроки. В период финской кампании большая
часть личного состава бригады принимала участие в боевых
действиях, что благотворно сказалось на боеспособности
соединения.
С началом Великой Отечественной войны перед бригадой
была поставлена задача оборонять побережье района главной
базы КБФ от возможных десантов противника. Но по мере того,
как стало выясняться, что главная опасность базе грозит не с
моря, а с суши, бригаду с побережья сняли. Военный совет
флота решил держать ее в мобильном состоянии как заслон на
основных путях к Таллину и для борьбы с возможными
авиадесантами противника. Одновременно бригада вела боевые
действия на дальних подступах к Таллину.
79
10 июля 1941 года завязались ожесточенные бои
юго-западнее Мярьямаа, куда прорвался сильный отряд гитлеровской
мотопехоты. Положение здесь сразу же стало угрожающим, так
как советских войск в этом районе почти не было. Все надежды
командование возлагало на морских пехотинцев полковника
Парафило.
Из состава бригады был выделен отряд — второй батальон,
усиленный танковой ротой. Бойцы и командиры отряда смело
преградили путь наступающему врагу и решительными
контратаками выбили фашистов из Мярьямаа. Минометчики —
младший командир Кулибаба и рядовой Волков меткой стрельбой из
миномета подавляли и уничтожали огневые точки противника,
расчищая путь для наступления морских пехотинцев. Храбро
дрался взвод лейтенанта Дроздова, умело выбивавший врага из
укрытий. Смелыми и находчивыми показали себя пулеметчики
Шумкин и связист Мерцалов. Санитар Мышкин под огнем
противника бесстрашно выносил раненых с поля боя. Командир
танковой роты капитан А. В. Светлов умело и решительно
координировал деятельность своих танковых экипажей. Танкисты
смело прорывались в тыл врага, вклинивались в боевые
порядки фашистов, уничтожая живую силу противника и его огневые
точки.
Геройски дрался танковый экипаж лейтенанта Тарасенко.
Все танкисты, в том числе и сам командир, во время боя
получили ранения. Тем не менее экипаж продолжал вести бой.
Врагу был нанесен большой урон в живой силе и технике.
Гитлеровцы поспешно отступили. Этот бой имел большую
моральную ценность. Он показал, что при умелом использовании
оружия, при беззаветной преданности бойцов своей Родине,
можно успешно бить численно превосходящего и хорошо
вооруженного врага. Нужно сказать, что успеху данного боя во
многом способствовала хорошая разведка, тщательно
подготовленная и организованная командованием отряда. Прекрасно
показали себя политработники и коммунисты отряда, особенно
младшие политруки Забавин и Кириллов. Большая заслуга в этом
принадлежала комиссару второго батальона старшему
политруку М. Н. Бородулину.
В первых числах августа по решению Военного совета КБФ
был сформирован отряд морской пехоты под командованием
полковника И. Г. Костикова. В его отряд вошли морские
пехотинцы бригады и другие подразделения КБФ. Около трех
недель отряд Костикова изматывал противника, нанося ему
серьезные потери в живой силе и технике. В многочисленных боевых
операциях бойцы и командиры отряда проявляли изумительную
стойкость, мужество и отвагу.
Особенно жестокие бои для них начались во второй половине
августа. Морские пехотинцы стойко обороняли свои позиции, но
80
силы были слишком неравны. Противнику удалось потеснить
подразделения только ценой огромных потерь. Даже отходя с
занимаемых позиций, моряки то и дело переходили в
контратаки, обескураживая врага своей отвагой и мастерством. Героизм
стал нормой жизни для каждого бойца. Так, политрук
хозяйственной роты Срулевич, включенный в состав отряда по его
настоятельной просьбе, неоднократно возглавлял контратаки, пер-
вым поднимался во весь рост и со словами «За нашу Советскую
Родину!» вел бойцов своей роты вперед. Так продолжалось до
тех пор, пока политрук не был сражен автоматной очередью
почти в упор...
В последующие дни противник превосходящими силами,
усиленными, к тому же, артиллерией и танками, вынудил к отходу
остатки отряда, попытался окружить и уничтожить его
полностью. Но благодаря умелым действиям полковника Костикова
и его личной храбрости отряд был выведен из окружения. Сам
Костиков был при этом смертельно ранен и, не желая сдаться
врагу, пустил себе в лоб последнюю пулю.
Хочется сказать несколько слов об этом замечательном
человеке-воине. Иван Григорьевич Костиков являлся кадровым
военным. Это был высокий худощавый человек, строгий и
требовательный к себе и подчиненным. Много сил, несмотря на свое
не очень хорошее здоровье, отдавал он воспитанию и боевой
учебе бойцов бригады — учебе, приближенной к боевой
действительности. Помнится, в начале войны бригада получила
ротные и батальонные минометы и автоматы. Полковник сразу же
принял личное участие в помощи частям бригады в овладении
новым оружием. Он лично проводил занятия, ревностно следил
за тем, как проводят их другие. За неделю до гибели полковника
Костикова мне довелось побывать в его отряде. Он был очень
удручен создавшимся положением. Оба фланга отряда по
существу оказались незащищенными, а бои шли на редкость
тяжелые. Бригада же не могла оказать практически никакой помощи
отряду.
— Что ж, будем сражаться и в таких условиях, — говорил
Иван Григорьевич. — Ребята не подведут. Эх, какие это
орлы!..
Массовый героизм проявили морские пехотинцы при обороне
своего участка -в юго-западном направлении. Гитлеровцы, имея
превосходство в силах, теснили отряд, не давая ему
возможности оторваться и надеясь окончательно расправиться с ним.
Однажды им удалось выйти на пути отхода отряда и перерезать
их. В ответ на требование сдаться капитан Сорокин организовал
круговую оборону. В течение дня морские пехотинцы отражали
бешеные атаки гитлеровцев. С наступлением темноты
командир отряда приказал разведать наиболее слабые участки
противника, затем организовал ложное наступление, а большую
6 Таллин в огне
81
часть отряда направил в другую сторону. Таким образом бойцы
были выведены из окружения.
В этих боях враг понес большие потери. И снова моряки,
среди которых почти не имелось таких, кто не был ранен хотя
бы раз, проявили себя как настоящие герои. На одной из
переправ через реку небольшая группа матросов организовала
засаду. Подошедших немцев забросали гранатами, а затем
продолжали истреблять их пулеметным огнем. В этом скоротечном бою
особенно отличились младшие командиры Шалаев, Гончаренко
и многие другие. В этом же районе, попав во вражескую засаду,
в неравной схватке погиб помощник начальника политотдела по
комсомольской работе старший политрук Ширачков.
Юго-восточный участок обороны Таллина бригада морской
пехоты обороняла силами первого и второго батальонов. Это
было направление, по которому враг наносил основной удар.
Первый батальон занимал оборону от линии железной дороги,
идущей на Кейла, до озера Юлемисте. Центр обороны проходил
в районе старых окопов, оставшихся здесь еще со времен
первой империалистической войны. Второй батальон (командир-
майор Панфилов) занимал оборону от озера Юлемисте до
Козе—Пирита.
Линия обороны батальонов имела узлы сопротивления,
состоявшие из пулеметных гнезд и орудий. Узлы сопротивления
занимались подразделениями бойцов, а некоторые участки
прикрывались только огнем пулеметов. Оба батальона занимали
оборону на весьма протяженном фронте. Однако, они стойко
удерживали свои позиции, ведя активные боевые действия. В
одном из боев рота второго батальона (командир роты Сцельник),
находившаяся в боевом охранении в 15—20 километрах от
Таллина, попала в окружение. Морские пехотинцы во главе со
своим командиром не растерялись. Заняв круговую оборону, они
весь день успешно отражали атаки превосходящих сил врага,
уничтожив много гитлеровцев и четыре танка. Затем,
воспользовавшись темнотой, моряки контратаковали фашистов,
разорвали кольцо и вышли из окружения.
23 августа немецко-фашистские войска подошли вплотную к
линии обороны бригады. На следующий день они сходу
попытались наступать, ведя сильный артиллерийский и минометный
огонь по всему фронту. Однако все их попытки успешно
отбивались морскими пехотинцами. Гитлеровцы понесли
значительный урон и от артиллерийско-минометного огня обороняющихся.
Утром 25 августа на позиции второго батальона — по Нарв-
скому шоссе и южнее его, обрушился сильнейший
артиллерийский удар. Одновременно немцы повели наступление крупными
силами пехоты и танков. Морские пехотинцы встретили врага
интенсивным огнем из всех видов оружия. Им помогала
корабельная артиллерия. Била она, как всегда, метко благодаря
82
хорошо организованным наземным постам управления.
Ожесточенный бой стал утихать только к концу дня. Дорого обошлось
гитлеровцам это наступление, не давшее им никаких
практических результатов. Морские пехотинцы удержали
оборонительный рубеж. В этом бою, наряду с бойцами и командирами
батальона, смело и успешно действовала батарея 76-мм орудий
под командованием капитана Скачкова. Артиллеристы вывели
из строя четыре танка противника, автомашину и много живой
силы.
26 августа в районе второго батальона противник, не
ослабляя нажима с Нарвского шоссе, усилил натиск в центре
обороны. Лето в том году стояло наредкость сухое, и некоторые
болотистые места перед линией обороны высохли, прикрыть же
их не хватало сил. Воспользовавшись этим, мелкие группы
фашистских автоматчиков стали просачиваться через линию
обороны батальона. Морские пехотинцы весь день отражали атаки
врага. То и дело приходилось переходить в контратаки.
Отличился в тот день секретарь партийного бюро второго батальона
Запсельский, который несколько раз лично водил бойцов в
контратаки. Храбро дрались все. Но силы были слишком
неравными. Гитлеровцы наращивали нажим по всей линии обороны
батальона. Вражеским автоматчикам удалось просочиться в тыл
обороняющихся южнее Нарвского шоссе. Создалась
критическая ситуация. Поэтому с наступлением темноты левый фланг
батальона снялся и занял позицию в районе бывшей дачи Пятса.
27 августа немцы весь день вели по всей линии обороны
батальона, а также по командному пункту бригады сильный
артиллерийский и минометный огонь. Одновременно из района
аэродрома враг стал просачиваться к заливу. Чтобы
приостановить его продвижение, командование бригады приказало
контратаковать фашистов силами второго батальона, а также артил-
лерийско-минометным огнем. Пришлось распылять и без того
малые силы. Во второй половине дня правофланговая рота
второго батальона оказалась прижатой к озеру Юлемисте. Немцы,
таким образом, перерезали пути отхода. Рота, героически
сражавшаяся с врагом, в основном погибла, и только немногим
удалось на подручных средствах переплыть через озеро. До
конца удерживал свои позиции и первый батальон. Гитлеровцам
так и не удалось сбить здесь морских пехотинцев и просочиться
через их боевые порядки.
Во второй половине дня стало известно, что мы оставляем
Таллин. Согласно приказу, в 22 часа подразделения бригады
должны были сняться с позиций и следовать в Купеческую
гавань для посадки на корабли. Прикрывать отход частей бригады
на Нарвском шоссе должен был отряд эстонских коммунистов и
рабочих. К 20 часам этот отряд, в составе около 150 человек,
прибыл, и в 22 часа второй и третий батальоны походной ко-
83
лонной двинулись по нижней приморской дороге к Купеческой
гавани.
Гавань встретила нас морем огня. Горели здания порта и
судостроительный завод. Кораблей уже не было, и нам
приказали следовать в Минную гавань, где нас ждал транспорт.
Посадка прошла быстро и организованно. Провожаемые
раскатами взрывов, мы уходили на Таллинский рейд, чтобы начать
оттуда долгий и трудный путь к Кронштадту.
Мы уходили, твердо зная, что обязательно вернемся назад —
в город, ставший родным для каждого из нас.
В НЕБЕ ЭСТОНИИ
И. Г. РОМАНЕНКО,
генерал-лейтенант авиации,
Герой Советского Союза
Авиация Краснознаменной Балтики, как и все войска,
оборонявшие Таллин в 1941 году, внесла свой посильный вклад в
защиту столицы Эстонии.
Особенность действий нашей флотской авиации заключалась
в том, что она предназначалась для ведения боевых действий
непосредственно на морском театре — по боевым кораблям и
транспортам противника, по его военно-морским базам и другим
объектам на море. Поэтому естественно, что летчики военно-
морской авиации имели специальную подготовку,
соответствующую специфике решения подобных задач. Однако в период
обороны Таллина боевая авиация КБФ оказалась полностью
переключенной на поддержку сухопутных войск. Это обстоятельство,
конечно, поставило перед нами немало трудностей, но, тем не
менее, флотские авиаторы успешно справились с поставленными
задачами.
Ударная сила флота — минно-торпедная авиация, наряду с
уничтожением кораблей и транспортов противника на море,
активно действовала и на сухопутном участке фронта, нанося
мощные бомбовые удары по железнодорожным узлам,
аэродромам, скоплениям войск и боевой техники противника.
С предельной боевой нагрузкой действовала штурмовая
авиация флота, успешно уничтожавшая так называемые
«точечные» объекты: танки, артиллерийские батареи, колонны
автомашин с пехотой, живую силу в окопах, самолеты на
аэродромах.
85
Истребительная авиация флота, наряду с выполнением
основной задачи — прикрытия с воздуха Таллинской
военно-морской базы, — активно поддерживала наши войска штурмовыми
действиями против живой силы врага. Использовалась она и для
ведения воздушной разведки, особенно на непосредственных
подступах к Таллину.
Не будет преувеличением сказать, что практически не было
таких объектов противника на суше и море, которые не
подверглись бы ударам советской балтийской авиации.
Внезапное нападение фашистской Германии не застало
Краснознаменный Балтийский флот и его авиацию врасплох.
Балтийские летчики сразу же встретили фашистскую авиацию в
воздухе и первыми на флоте открыли боевой счет
уничтоженным гитлеровским стервятникам. Как известно, они же были
первыми, кто нанес бомбовый удар по столице фашистской
Германии — Берлину.
Оборона столицы Эстонской ССР имеет свои существенные
отличительные особенности. Я говорю «оборона», а сам думаю
о том, что благодаря дерзким действиям подводных лодок,
надводных кораблей и морской авиации КБФ хваленый
фашистский флот, так много причинивший бед англичанам, даже не
посмел войти в северную и центральную части Балтийского моря,
просторы которого полностью контролировались
«обороняющимися» силами нашего флота и его авиацией. Ведь это же факт,
что ни один фашистский корабль не смел безнаказанно
появиться в Балтийском море!
Что и говорить: оригинальная это оборона, в условиях
которой славный гарнизон Ханко, являвшийся составной частью
обороны столицы Эстонии и главной военно-морской базы —
Таллина, за 168 дней ожесточенных боев не только не отдал ни
одного квадратного метра обороняемой территории, но и
захватил у противника 19 близлежащих островов, уничтожил
только в воздухе 58 самолетов, захватил в плен сотни
фашистских солдат и офицеров, а своей малочисленной авиацией
дерзко и успешно уничтожал самолеты противника на его
же аэродромах и смело топил вражеские боевые корабли
в шхерах...
Особо следует подчеркнуть, что первый удар по Берлину,
нанесенный балтийскими летчиками, явился полной
неожиданностью для фашистского командования, которое начисто
исключало возможность подобных действий советской авиации.
Достаточно сказать, что на всем маршруте полета над вражеской
территорией наши летчики не встретили серьезного
противодействия.
Первый налет на Берлин осуществлялся темной августовской
ночью и проходил в на редкость сложных метеорологических
условиях. Над морем была мощная грозовая облачность,
86
опасная для полетов. Самолеты шли с предельной бомбовой
нагрузкой. От района Щецина и до Берлина контрольные посты
противовоздушной обороны немцев запрашивали, кто пролетает,
предполагая, что это возвращаются с задания немецкие
летчики...
Еще при подходе к Берлину наши летчики увидели, что го-
род даже не затемнен. И только после того, как на улицах его
стали разрываться тяжелые бомбы, Берлин погрузился в
темноту. Зарыскали по небу сотни зенитных прожекторов, открыла
шквальный, но беспорядочный огонь зенитная артиллерия, в
воздух поднялись вражеские истребители.
Я был в то время командиром 13-го истребительного
авиационного полка ВВС Краснознамённого Балтийского Флота.
До войны мы базировались на полуострове Ханко, а с
началом ее прикрывали военно-морские базы Таллин и Ханко и
обеспечивали боевые действия торпедоносцев полковника
Преображенского, наносивших удары по Берлину. К началу
Великой Отечественной войны основной состав полка уже
имел достаточный боевой опыт, накопленный в финскую
кампанию.
До 22 июля две эскадрильи нашего полка находились в
лагерях на полевом аэродроме в районе Кингисеппа,
Ленинградской области. Одна эскадрилья оставалась на аэродроме в
Ханко. На рассвете 22 июля мы получили приказ командующего
флотом перебазировать две эскадрильи в район Таллина для
прикрытия боевых кораблей флота. К 10 часам 22 июля
истребители произвели посадку на аэродром Лаксберг и
приступили к выполнению боевой задачи — прикрытию главной
базы флота.
Первый фашистский самолет-разведчик появился в районе
Таллина 23 июля около 13 часов. Он шел с юга на высоте 3500
метров. Из-за плохо организованной системы воздушного
наблюдения и оповещения вражеский разведчик появился
внезапно. Поднятые в воздух дежурные истребители не могли
перехватить его до подхода к Таллину. Пройдя над городом и
рейдом, немецкий разведчик, хотя и был обстрелян огнем зенитной
артиллерии, безнаказанно продолжал полет в сторону острова
Найссаар. На перехват фашистского стервятника вылетел еще
один летчик-истребитель из нашего полка, — заместитель
командира второй эскадрильи капитан Алексей Касьянович Антоненко.
Он не стал преследовать вражеский самолет, а, рассчитав его
вероятный курс, на бреющем полете ушел в сторону моря.
Набрав высоту в районе острова Найссаар, он перехватил
немецкий самолет и с первой же атаки уничтожил его.
Фашист упал в море. Это был первый вражеский самолет,
сбитый советскими летчиками в Великой Отечественной войне
на Балтике.
87
Воздушная обстановка в районе Таллина в июле и начале
августа оставалась нормальной.
На аэродроме Лаксберг базировались две эскадрильи
нашего полка, группа истребителей Ленинградского военного
округа и штурмовики ВВС КБФ. На аэродроме Юлемисте
находилась группа истребителей 71-го истребительного
авиационного полка под командованием майора Коранец. Позже,
когда создалась сложная обстановка на Ленинградском
направлении, эти части ушли. На аэродроме Лаксберг остались
только мы.
Кроме прикрытия боевых кораблей на Таллинском рейде,
наши истребители вели воздушную разведку на южных подступах
к городу, постоянно предпринимали штурмовые действия по
мотопехоте и танкам противника, сопровождали
бомбардировщики и штурмовики при полетах в нашем районе базирования,
прикрывали боевые действия полка торпедоносцев
Преображенского и выполняли ряд других боевых задач.
К 24 августа, когда фашистские войска вышли на
непосредственные подступы к Таллину, производить полеты с аэродромов
Лаксберг и Юлемисте стало невозможно. Мы вынуждены были
перелететь на специально подготовленную посадочную
площадку — «пятачок», расположенную на косе у рыбацкого поселка.
Это была небольшая полоска земли крайне ограниченных
размеров между домами и урезом воды. Часть самолетов находилась
в земляных укрытиях, большинство же стояло впритык к
домикам и сараям жителей поселка. Истребители маскировались
сетями и другим подручным материалом. С воздуха трудно было
предположить, что здесь могут базироваться самолеты. Полеты
с этого «пятачка» требовали большого, поистине ювелирного
летного мастерства.
...В 1950 году мне с группой авиаторов — слушателей
академии довелось снова побывать на этом «пятачке» в порядке
экскурсии. Я нашел даже остатки сгоревшего нашего самолета.
И когда я рассказывал друзьям, что с этого «пятачка» мы
летали на боевые задания, товарищи с большим сомнением слушали
меня.
С 24 августа и до исхода дня 27 августа 1941 года наши
истребители работали с предельной нагрузкой. Боевые вылеты
продолжались непрерывно днем и ночью. Мы отражали налеты
вражеской авиации на боевые корабли, стоявшие на рейде, вели
штурмовые действия по гитлеровской пехоте, уже
прорвавшейся к окраинам города. Практически самолеты находились в
воздухе беспрерывно. Время на полет от «пятачка» до объектов
атак занимало всего 3—4 минуты. Как только самолет садился,
к нему подбегали местные юноши и девушки, тащили в укрытие
и помогали инженерно-техническому составу в считанные
минуты заправить самолет бензином, маслом, зарядить пулеметы,
88
«заштопать», по возможности, пробоины. И самолет снова
вылетал на боевое задание.
25 августа исключительно тяжелая обстановка сложилась в
районе аэродрома Лаксберг. Части морской пехоты попросили
нас оказать поддержку в отражении «психической» атаки
фашистских автоматчиков. Хорошо помню этот боевой эпизод. На
выполнение задания со мной вылетели летчики — коммунисты
Кулашов, Потапов, Васильев, Бринько и комсомольцы Байсул-
танов, Кузнецов и Суворкин. Перед вылетом командир части
морской пехоты, оборонявшей аэродром, сообщил нам, что в
торфяных карьерах на границе аэродрома сосредоточивается
для атаки вражеская пехота. Слышны были даже пьяные
выкрики гитлеровцев. Отлично зная подходы к аэродрому, семерка
наших истребителей, подойдя на бреющем полете к цели с трех
направлений, внезапно обрушилась на фашистских солдат, часть
которых уже перешла в атаку, а остальные еще сидели в
карьерах, приготовившись к броску.
Налет был настолько стремительным, что фашистская
пехота не смогла принять никаких мер для рассредоточения
или укрытия. Атакующие самолеты снижались так низко,
что отлично были видны физиономии пьяной фашистской
солдатни...
В течение нескольких минут наши летчики полностью
истребили гитлеровских молодчиков.
Подобных вылетов на отражение атак фашистской пехоты, на
«выковыривание» ее из окопов, — так говорили тогда наши
пехотинцы, — было много 25, 26 и 27 августа. Поддержка
оборонявшихся войск штурмовыми атаками с воздуха стала основной
в боевой работе истребителей, а штурмовать фашистскую
пехоту, довольно сильно вооруженную огневыми средствами,
являлось делом непростым. Ведь истребитель «И-16», или, как его
ласково называли «ишачок», был весьма хрупкой конструкции:
фанерный фюзеляж, крылья — металлический каркас из
дюралюминия, обтянутый специальным полотном и фанерой.
Единственной «броней», защищавшей летчика от пулеметного и
зенитного огня, являлся мотор воздушного охлаждения. Однако
этот «русфанер», как его называли гитлеровцы, прекрасно
показал себя и в штурмовых атаках.
День 27 августа стал особенно тяжелым для нас: нам
приказали в 19 часов покинуть Таллин. Уже шли бои на улицах
города. В гаванях продолжалась погрузка эвакуирующихся
войск. Корабли, и особенно транспорты, представляли собой
очень уязвимые с воздуха цели, которые необходимо было
постоянно прикрывать. Но положение нашего «пятачка» стало к
этому времени крайне критическим. На аэродроме все чаще
рвались вражеские снаряды и мины. Оставаться здесь дальше стало
бессмысленным. Тяжело было расставаться с жителями посел-
89
ка — эстонскими рыбаками, с которыми мы делили все эти дни
жилье и хлеб. Я помню, как женщина, хозяйка домика, у
которого стоял мой самолет, со слезами на глазах просила взять с
собой ее восьмилетнюю внучку, которую вылечил наш полковой
врач от тяжелой простудной болезни...
В 19 часов наша истребительная авиация, взлетев под
разрывами вражеских снарядов и мин, отштурмовала в последний
раз фашистские позиции и ушла в район Ленинграда.
Небольшие группы истребителей взяли курс на Ханко и на остров
Сааремаа...
ОГНЕВОЙ ЩИТ
ТАЛЛИНА
Г. А. МАКАРОВ,
генерал-лейтенант артиллерии
в отставке, бывший начальник
артиллерии
10-го стрелкового корпуса
В результате прорыва гитлеровцами фронта 8-й армии (это
произошло 7 августа 1941 года на линии Рапла — Тюри) и
выхода противника к Финскому заливу положение нашего 11-го
стрелкового корпуса оказалось исключительно тяжелым. Лишь
благодаря тому, что 16-я стрелковая дивизия и 47-й корпусной
артиллерийский полк 10-го корпуса своевременно нанесли
дезорганизующий удар во фланг противника в районе Пайде, части
11-го корпуса получили возможность выйти из окружения. 16-я
дивизия и 47-й артиллерийский полк стали отходить вместе с
ним в направлении на Нарву.
Отход частей 10-го стрелкового корпуса на Таллин
произошел без корпусной артиллерии, средств инструментальной
разведки и звукоразведки. Это обстоятельство не могло не
сказаться отрицательным образом впоследствии, в ходе оборонительных
боев за Таллин.
В распоряжении 10-го стрелкового корпуса оставались только
два артполка, противотанковый дивизион, 242-й зенитный
дивизион и полковая артиллерия. Этого было очень и очень мало,
учитывая серьезные потери в материальной части, понесенные в
предыдущих боях, и большую протяженность фронта,
занимаемого корпусом. В этих условиях почти не имелось возможности
в нужный момент и в нужном месте сосредоточить
массированный огонь хотя бы трех-четырех батарей. К тому же, до 15—20
августа, ввиду дальней дистанции стрельбы, нас не могла
поддержать и артиллерия КБФ (исключение составлял только бро-
91
непоезд). Хотя на отдельных направлениях береговая
артиллерия флота вела огонь по площадям, этот метод ненаблюдаемой
стрельбы желаемого эффекта не давал.
С приближением линии фронта непосредственно к Таллину,
Военный совет КБФ принял решение: всю артиллерию, как
наземную, так и береговую и корабельную, объединить в целях
полного взаимодействия под единым командованием
начальника артиллерии. Теперь мы могли сосредоточивать в любых
направлениях массированный и мощный огонь по наиболее
важным целям: скоплениям живой силы и боевой техники
противника, на опасных направлениях. Появилась возможность
эффективной борьбы и с артиллерией противника. В боевых порядках
пехоты постоянно находились наблюдатели-корректировщики и
моряки-артиллеристы, что позволило использовать мощный
огонь флотских береговых батарей по наблюдаемым целям и
наносить противнику существенные потери. Вот некоторые
примеры.
В направлении Козе наши боевые порядки долго находились
под постоянным воздействием двух фашистских батарей,
которые мы безуспешно пытались подавить собственными силами.
Когда же сюда прибыли флотские корректировщики во главе с
морским офицером-артиллеристом, вражеские батареи были
разбиты в течение каких-нибудь 10—12 минут. То же случилось
и в районе Саку, где огнем с крейсера «Киров» быстро
подавили тяжелую батарею противника. Ее также обнаружил
корабельный артиллерист-корректировщик со своего
наблюдательного пункта.
25 августа на центральном направлении обороны 10-й
стрелковой дивизии генерала Фадеева фашисты повели энергичное
наступление силами одного полка пехоты, поддерживаемого
танками. Дивизионные противотанковые батареи открыли
дружный огонь по танкам противника. Тем временем корабельная и
полевая дивизионная артиллерия отсекли от танков
наступающую пехоту и быстро уничтожили ее. Наступление гитлеровцев
захлебнулось через несколько минут...
С сокращением фронта обороны Таллина плотность нашего
артиллерийского огня, естественно, увеличивалась. Хорошо
организованное взаимодействие корабельной, береговой и
наземной артиллерии, подкрепленное высоким мастерством
моряков-артиллеристов, оказывало неоценимую поддержку
сражающейся пехоте, поднимало боевой дух всех защитников
Таллина.
Конечно, корабельная и береговая артиллерия не всегда
могла выполнить заявки пехоты. Вести стрельбу по целям мелким
и на ближних дистанциях часто не позволяло мертвое
пространство. Такие заявки переадресовывались дивизионной
артиллерии, которая обычно успешно выполняла их.
92
25—26 августа противник, используя танки, большими
силами неоднократно переходил в наступление на центральном
направлении — на участке обороны 10-й стрелковой дивизии.
И снова дело спасла наша артиллерия — дивизионная и
корабельная, которая вела меткий и сосредоточенный огонь по
наступающим. 242-й зенитный дивизион, например, отражал танки
противника, стреляя, как правило, прямой наводкой.
Гитлеровцы так и не смогли сломить сопротивления обороняющихся и,
понеся большие потери, вынуждены были отказаться от
дальнейших атак.
На восточном участке, правда, немцам удалось прорваться
в направлении парка Кадриорг, однако контратаками бойцов
морской пехоты, поддержанных опять же сильным огнем
береговой и корабельной артиллерии, противник был отброшен.
Кстати, с пехотой в этом бою взаимодействовала и зенитная
артиллерия генерала Зашихина. Зенитчики вели огонь только
прямой наводкой.
На западном направлении атаки противника отбивались
при поддержке береговой артиллерии, бронепоезда и наземной
артиллерии. Батареи зенитчиков генерала Зашихина и здесь
успешно отбивали танки, ведя прицельный огонь с открытых
позиций. Действия зенитчиков были великолепны. Наши части
организованно отходили на новый, заранее оборудованный
рубеж в непосредственной близости от города.
Вечером 26 августа поступил приказ об эвакуации Таллина.
Артиллерии ставилась задача — всеми средствами огня
обеспечить планомерный отход частей корпуса и всех войск для
посадки на корабли и транспорты.
Противник отчаянно пытался сорвать эвакуацию.
Гитлеровцы то и дело переходили в атаку, стремясь сломить
сопротивление обороняющихся и ворваться в город.
Отражая атаки врага, вся наземная артиллерия вела
прицельный огонь с открытых позиций. Зенитная артиллерия
снова действовала как противотанковая. Вряд ли я ошибусь,
если скажу, что не будь у нас столь мощного артиллерийского
заслона, нам вряд ли удалось бы сдержать яростный натиск
фашистов в этот критический момент начала эвакуации. Мы
несли большие потери в людях и материальной части. Во
многих батареях оставалось по одному орудию. Но оставшиеся в
живых артиллеристы, в том числе и раненые, продолжали
сражаться, не покидая поля боя.
Во время посадки на суда, с 27 по 28 августа, вся
корабельная и береговая артиллерия вела интенсивный огонь по
боевым порядкам противника, прижимая его к земле и вынуждая
отказываться от активных действий. Как известно, гитлеровцы
в течение ночи так и не вошли в город.
93
Оборона Таллина. Инженерная подготовка местности, огневые позиции
береговой, зенитной артиллерии и расположение войск на 25 августа
1941 года.
Дорогой ценой достался нам этот успех. Например, в 242-м
зенитном дивизионе к вечеру 27 августа из двенадцати орудий
в строю осталось только одно, а командир дивизиона капитан
Дионисиев под конец боя лично выполнял обязанности
наводчика. Большие потери понесли и морские артиллеристы,
особенно экипажи бронепоездов. Тем не менее они продолжали
активно действовать вплоть до последней минуты, когда
поступил приказ подорвать береговые батареи и уничтожить
грозные орудийные площадки бронепоездов...
МОРСКИЕ
АРТИЛЛЕРИСТЫ
А. А. САГОЯН,
кандидат военно-морских наук,
доцент, контр-адмирал
в отставке, бывший
флагманский артиллерист
эскадры КБФ
С началом Великой Отечественной войны всем более или
менее сведущим лицам стало ясно, что главная база флота —
Таллин хорошо подготовлена к обороне только с морского на -
правления. Говорить же об обороне ее с суши вообще не
приходилось — она попросту отсутствовала.
В систему морского сектора обороны входили группа
башенных и открытых береговых батарей крупного и среднего
калибра, располагавшихся на островах Найссаар, Аэгна, Пранг-
ли, а также в прибрежной полосе главной базы, минно-артил-
лерийские позиции и боновые заграждения. Особую роль
призваны были сыграть корабельные и авиационные соединения,
дислоцированные в районе главной базы. Боевой состав этих
сил и средств надежно контролировал и защищал морские
подходы к базе, в то время, как на дальних морских подступах
вход в устье Финского и Рижского заливов прикрывался
береговыми батареями и укреплениями островов Сааремаа и Хийу-
маа и полуострова Ханко.
Отрезав на приморском участке Северо-Западного фронта
эстонский плацдарм с суши, противник рассчитывал быстро
занять территорию Советской Эстонии, захватить с тыла
главную базу флота и, даже не предпринимая попыток атаковать
ее с моря, уничтожить блокированные в Таллине корабли
Краснознаменного Балтийского флота.
Но честолюбивым замыслам и планам фашистского
командования, делавшего ставку на незащищенность главной базы с
96
суши, не суждено было сбыться. «Длительными и упорными
оборонительными боями в Эстонии советские войска сковали
пять вражеских дивизий и этим облегчили нашим войскам
ведение боевых действий на Ленинградском направлении».*
С расчленением 8-й армии и выходом противника к
Финскому заливу перед Краснознаменным Балтийским флотом
встала задача: совместно с частями 10-го стрелкового корпуса,
морскими пехотинцами, латышскими и эстонскими
формированиями народного ополчения быстро и надежно организовать
сухопутную оборону главной базы.
В систему артиллерийского обеспечения Таллина были
включены: корабли отряда легких сил и эскадры КБФ,
дислоцировавшиеся в главной базе — в составе одного крейсера,
двух лидеров и девяти эсминцев (всего 56 орудий среднего и
крупного калибра); отряд корабельной поддержки в составе
трех канонерских лодок (6 орудий среднего калибра); 94-й и
96-й отдельные артиллерийские дивизионы береговой обороны в
составе семи батарей среднего и крупного калибра (28 орудий);
морская железнодорожная батарея трехорудийного состава и
два бронепоезда на узкой колее (7 орудий среднего и мелкого
калибра);
3-й, 4-й и 5-й зенитные полки ПВО — в составе 26 зенитных
батарей (120 орудий среднего и мелкого калибра); боевой
состав полевой артиллерии 10-го стрелкового корпуса (64 орудия
среднего и мелкого калибра).
Перед морской артиллерией, включенной в систему
артиллерийской обороны главной базы, были поставлены следующие
задачи: огневая поддержка сухопутных и морских частей,
обороняющих базу с суши; борьба с артиллерией и авиацией
противника, наносящими удары по кораблям, береговым батареям
и другим объектам базы; прикрытие с моря — от ударов
морских сил и попыток высадки десанта; артиллерийское
прикрытие эвакуации.
Централизованное управление морской артиллерией велось
с главного командного пункта штаба сухопутной обороны.
По решению Военного совета КБФ заместителем
командующего сухопутной обороной был назначен флагманский
артиллерист флота капитан I ранга Н. Э. Фельдман. Он и
выполнял функции командующего морской артиллерией
обороны базы.
Командование сухопутной обороной в начальный период
возглавляли генерал-майор Г. С. Зашихин и его заместители —
капитан I ранга А. А. Матушкин и полковник Г. А. Миролюбов,
которые в короткий срок проделали весьма большую работу по
организации сухопутной обороны.
* История Великой Отечественной войны 1941 —1945 гг., том. II, стр. 85.
7 Таллин в огне
97
В подготовительный период — с 10 июля по 7 августа —
была пересмотрена диспозиция боевых кораблей на внутреннем
рейде, оборудованы десять якорных огневых позиций,
удовлетворяющих требованиям обстрела берега; подобраны и
обозначены районы огневого маневрирования кораблей на внешнем
рейде. Совместно с флагштурманом отряда легких сил
капитаном 3 ранга Л. Е. Родичевым и гидрографической партией
(начальник партии — капитан 3 ранга Г. И. Зима) для якорных
огневых позиций была произведена точная топографическая
привязка для стрельб с закрытых позиций, подготовлены
огневые планшеты стрельбы. Для кораблей установили
ответственные сектора обороны.
Совместно с командующим артиллерией 10-го стрелкового
корпуса полковником Г. А. Макаровым и начальниками
артиллерии дивизий 9—10 августа были разработаны плановые
таблицы взаимодействия и огня, система целеуказаний, схема
связи и таблица условных сигналов. Одновременно развернулись
первые наземные и подвижные наблюдательные
корректировочные пункты для кораблей и береговых батарей.
Часть кораблей и батарей провела практические стрельбы с
пристрелкой рубежей в заданных секторах обороны.
Для помощи сухопутным войскам на приморском фланге
выделили отряд огневой поддержки в составе трех канонерских
лодок («Москва», «Амгунь» и «Н-8»).
Все это впоследствии сыграло большую роль в эффективном
использовании морской артиллерии при обороне главной базы
флота.
В начальный период непосредственных боев за Таллин (от
7 по 20 августа), когда линия сухопутной обороны находилась
за пределами дальности действия морской артиллерии, первыми
в огневое соприкосновение с противником вступили морская
железнодорожная артиллерия и бронепоезда, отряд канонерских
лодок и эскадренный миноносец «Суровый», которые
маневрировали у побережья в восточном секторе обороны. Особенно
прославилась в те дни 130-миллиметровая железнодорожная
батарея (командир капитан П. Ф. Живодер), которая с момента
прорыва противника к побережью в районе Тапа — Раквере
успешно действовала в восточном секторе обороны. Находясь в
оперативном подчинении командира 16-й стрелковой дивизии, а
позже командира бригады морской пехоты полковника Т. М. Па-
рафило, она взаимодействовала непосредственно с
командирами полков, занимавших оборону вдоль железной дороги на
участке ст. Юлемисте — ст. Тапа. Батарея наносила
эффективные удары по огневым средствам и скоплениям пехоты.
Отовсюду с переднего края обороны неизменно поступали заявки на
огонь батареи П. Ф. Живодера. Героически действовал весь
личный состав батареи. Вместе с корабельными, береговыми и
98
зенитчиками-артиллеристами батарея Прокопа Живодера
обеспечивала стойкую и длительную оборону защитников Таллина.
Нанеся серьезный урон противнику и израсходовав 750
снарядов, личный состав уничтожил свою батарею. Это произошло
в ночь на 28 августа, когда завершалась эвакуация базы.
После эвакуации Таллина командир этой прославленной
батареи капитан П. Живодер с частью своих артиллеристов
героически действовал на знаменитом Ораниенбаумском плацдарме
под Ленинградом.
Бронепоезда № 1 и № 2 (командиры лейтенант М. Г. Фости-
ропуло и старший лейтенант Ф. А. Турский) были оперативно
подчинены командиру 10-й стрелковой дивизии. Они активно
действовали до последних дней обороны на линиях
узкоколейных железных дорог в направлении станций Лийва — Рапла,
нанося эффективные удары по скоплениям пехоты и огневым
точкам противника. Бронепоезда часто совершали прорывы —
рейды в тыл противника. Израсходовав свыше 1 500 снарядов,
они также были выведены из строя в ночь на 28 августа.
В этот же период отряд канонерских лодок («Москва» и
«Амгунь», командир отряда Н. В. Антонов) оказывал
систематическое огневое содействие в восточном секторе обороны
частям 22-й мотострелковой дивизии НКВД (с 7 до 23 августа) и
частям морской пехоты полковника Т. М. Парафило (с 24 по
27 августа), израсходовав за время огневой поддержки 1343
снаряда 100-миллиметрового калибра. Правда, первые стрельбы
лодок были малоэффективны из-за слабой подготовки личного
состава кораблей и корректировочных постов. Но в результате
мер, принятых командирами, эффективность корабельного огня
скоро возросла.
После прорыва противника к непосредственному
оборонительному поясу Таллина враг оказался досягаемым и для
главных калибров морской артиллерии. 22 августа крейсер «Киров»
и 305-миллиметровая батарея острова Аэгна нанесли первые
мощные удары по фашистам в районе Кейла. С тех пор и до
последнего дня обороны Таллина гитлеровцы постоянно
находились под воздействием сокрушительного огня нашей тяжелой
морской артиллерии.
В напряженный период обороны главной базы, то есть с 22
по 28 августа, корабли и береговые батареи все в
возрастающем темпе наносили массированные артиллерийские удары по
атакующим силам врага на участках прорыва, обеспечивая
устойчивую оборону базы.
Так, 23 августа крейсер «Киров» разрушил переправы
противника на реке Кейла, уничтожил группу прорвавшихся танков
и рассеял большое скопление пехоты противника. Лидер
«Минск» в тот же день уничтожил гаубичную батарею
противника и скопление резервов в местах прорыва. В результате ог-
99
ня корабельной и береговой артиллерии темп наступления
гитлеровцев значительно замедлился.
Из-за недостатка у сухопутных частей артиллерийских
средств морская артиллерия часто решала огневые задачи
полковой и батальонной артиллерии. Это, конечно, приводило к
перенапряжению стволов и большому расходу снарядов.
Следует особо отметить здесь действия зенитных орудий ПВО,
которые широко использовались в местах прорыва для отражения
атак мотомеханизированных групп и уничтожения пехоты
противника. На переднем крае, где дислоцировались эти орудия,
возникали особенно устойчивые и жесткие узлы обороны.
24—25 августа противник подтянул отдельные батареи к
восточному сектору обороны и начал интенсивный обстрел
наших кораблей и батарей, используя для корректировки огня
аэростаты наблюдения и самолеты-корректировщики. С утра 27
августа гитлеровцы вышли на предел видимости кораблей и
начали прицельную артиллерийскую и минометную стрельбу по
кораблям и транспортам в гаванях. В то же время вражеская
авиация, несмотря на возросшее противодействие батарей ПВО
и корабельной зенитной артиллерии, усилила налеты на корабли
и береговые батареи. В связи с передислокацией авиации флота
на восток в последние дни обороны Таллина мы имели очень
слабое воздушное прикрытие. Поэтому с усилением авиационно-
артиллерийских налетов наши корабли снимались при
обстрелах с якорных огневых позиций и, следуя на малых ходах и
переменных курсах, под прикрытием дымовых завес уклонялись
от огня, сбивая пристрелку вражеских батарей и затрудняя
действия авиации противника.
С получением заявок на огонь, а также в ночное время,
корабли вновь занимали свои якорные огневые позиции и вели
прицельный огонь по назначенным целям. В результате
принятых мер ни один из боевых кораблей не имел существенных
повреждений.
27 августа корабли перешли на внешний рейд в районы
огневого маневрирования между островами Найссаар и Аэгна.
За период с 22 по 28 августа корабли отряда легких сил,
эскадры и отряда корабельной поддержки по заявкам
взаимодействующих частей провели 302 боевые стрельбы со средним
расходом 15—16 снарядов среднего и крупного калибра. За тот
же период береговые батареи провели свыше 400 стрельб.
Общий расход боезапаса морской артиллерии (без зенитных
батарей) составил 12 700 снарядов.
После получения приказа об эвакуации базы корабли и
береговые батареи получили новую задачу — прикрыть
артиллерийским огнем ход эвакуации. Для массированного
заградительного огня выделялось 11 кораблей: крейсер «Киров», два
лидера и восемь эсминцев, а также вся береговая артиллерия
100
главной базы в составе семи батарей. Всего для этой цели
привлекалось 78 морских орудий среднего и крупного калибра.
Кроме заградительного огня наши корабли и береговые батареи
продолжали до отхода морских эшелонов подавлять батареи и
минометы противника, обстреливавшие корабли и транспорты
на рейде. От массированного огня в течение 6—8 часов стояла
сплошная полоса пожаров и взрывов.
Всего наши артиллеристы на заградительный огонь на
семикилометровом участке израсходовали свыше 2120 снарядов от
100 до 305-миллиметрового калибра, то есть средняя плотность
огня на один километр в час достигала 42,4 снаряда. В этих
условиях противник даже не пытался проникнуть в черту города
вслед за отходящими частями прикрытия. Поэтому посадка
войск на транспорты и выход из гаваней прошли организованно,
без существенных помех со стороны противника и без потерь в
кораблях и транспортах с нашей стороны.
Личный состав береговых батарей, расположенных в Паль-
диски, на островах Найссаар и Аэгна, полностью расстреляв
боезапас, взорвал все башни, орудия и погреба, как и
предусматривалось планом эвакуации.
На переходе из Таллина в Кронштадт корабли подавляли
огонь прибрежных вражеских батарей, противодействовавших
движению эшелонов на восток, отражали ночные атаки
немецких подводных лодок и торпедных катеров, а днем отбивали
воздушные атаки самолетов-бомбардировщиков. Корабельные
артиллеристы уничтожили несколько гитлеровских торпедных
катеров и самолетов, потопили одну подводную лодку врага.
Так завершилась стойкая и героическая оборона главной
базы Краснознаменного Балтийского флота — Таллина.
НЕЗАБЫВАЕМОЕ
Н. И. СКОРОДУМОВ,
полковник в отставке, бывший
начальник артиллерии
береговой обороны
главной базы КБФ
В июле—августе незабываемого 1941 года мне довелось быть
начальником артиллерии береговой обороны главной базы
КБФ — Таллина. К началу войны вся артиллерия, состоявшая,
на вооружении береговой обороны базы, в короткое время был?а
приведена в боеспособное состояние: устаревшие образцы
заменены современными, отдельные системы модернизированы,
полностью произведена замена старых артиллерийских
боеприпасов.
В летний период боевой учебы мы рано приступили к
практическим артиллерийским стрельбам. К началу войны все
батареи, кроме 305-миллиметровых, успешно провели первые
стрельбы. Последняя в мирных условиях стрельба по морской цели
проводилась 21 июня 152-миллиметровой батареей на мысе
Рандвере. Кто мог в то время сказать, что всего через пару
месяцев эта батарея будет громить врага на суше! В тот день,
правда, мы понимали, что черные тучи войны сгущаются, что не
случайно на флоте введена оперативная готовность.
Следующее утро встретило нас войной. По всем данным, со
дня на день надо было ожидать вступления в войну и
Финляндии. В связи с этим возникла непосредственная угроза
нашему побережью, которое могло быть использовано
противником для высадки морских десантов. Для защиты наиболее
вероятных пунктов такого десантирования требовалось в
самые сжатые сроки установить там батареи береговой
артиллерии.
102
Обстановка на фронте быстро осложнялась. Противник занял
Ригу. 10 июля разведывательные подразделения фашистов
появились в районе Мярьямаа, всего в каких-нибудь 60 километрах
от Таллина. Надо было спешно приводить в готовность
артиллерию для защиты главной базы с суши. Я немедленно выехал в
Таллин к генерал-майору Г. С. Зашихину, который в то время
руководил сухопутной обороной военно-морской базы.
С генералом Зашихиным я встречался впервые. Но даже
короткого знакомства было достаточно, чтобы увидеть в этом чело-
зеке опытного, энергичного и волевого начальника, прекрасного
знатока своего дела.
В первое время на меня возлагалась задача согласовывать
в штабе обороны вопросы, относящиеся к использованию
береговой артиллерии при обороне базы с суши. Но через несколько
дней я получил указание остаться в распоряжении генерала
Зашихина и организовать управление береговой артиллерией для
действий на сухопутном направлении.
Совместно с начальником артиллерии ПВО полковником
М. П. Сиводедовым мы приступили к отработке с командным
составом методов целеуказания и выполнения плановых огней,
изучению местности в пределах дальности стрельбы, выбору
наблюдательных постов и так далее.
Наибольшая трудность состояла в том, что в бою должна
была принимать участие артиллерия разнородных соединений —
корабельная, береговая, зенитная. Не весь командный состав
имел опыт стрельбы по наземным целям, надо было быстро
научиться этому, искать наиболее простые способы
целеуказания. Одним из таких способов стал принцип нумерации целей: на
карту наносились и пронумеровывались пункты возможного
сосредоточения войск противника, мосты, перекрестки дорог.
В каждой зоне обстрела насчитывалось около 170—180 таких
пунктов. Командиры наблюдательных постов имели выписки с
номерами целей, входивших в их секторы наблюдения.
Решение многочисленных вопросов, относящихся к обороне,
осложнялось отсутствием классически обозначенного передового
рубежа, который должны были занимать войска.
В первых числах августа приказом командующего флотом
был сформирован штаб сухопутной обороны главной базы во
главе с начальником штаба полковником Г. А. Потеминым.
Обязанности командующего обороной возлагались на генерал-
майора Г. С. Зашихина (он же начальник ПВО флота). Его
заместителем по морской части стал флагманский артиллерист
флота капитан I ранга Н. Э. Фельдман — человек, обладавший
огромной работоспособностью. В небольшую группу управления
обороной вошел военный инженер I ранга А. Н. Кузьмин,
занимавшийся строительством и инженерным оборудованием
оборонительных сооружений.
103
Прекрасной души человек, он пользовался исключительным
уважением у сослуживцев. Был среди нас весьма энергичный,
хорошо знавший свое дело связист — капитан-лейтенант
Миллер.
Мы с полковником Сиводедовым стали помощниками
Н. Э. Фельдмана: я по береговой артиллерии, он — по зенитной.
Штаб энергично взялся за организацию обороны.
Требовалось взять на учет все людские резервы тыловых и других
органов флота для пополнения действующих частей и формирования
новых.
Надо было срочно проверить обеспеченность частей
вооружением, организовать связь с штабами и подразделениями, сделать
многое другое, чего не удалось сделать раньше. Утешало то, что
к этому времени решили главную задачу — организацию
управления артиллерией для ведения боя на суше. С артиллерийскими
частями и постами наблюдения были проведены учения по
отработке управления огнем. Здесь следует отметить нашу
слабость в средствах артиллерийской разведки. Если мы хорошо
обеспечили себя постами наблюдения для ведения огня в
пределах видимости, то совершенно отсутствовали средства для
ведения систематической артиллерийской разведки в ближайшем
тылу противника. На мой взгляд, создание артиллерийских постов
в условиях стремительно развивавшихся событий на фронте
полностью себя оправдало. Личный состав этих постов двигался
вместе с частями, быстро сообщал об изменении обстановки на
свои батареи, что позволяло действовать своевременно и
наверняка.
Особенно удачно действовал подвижной наблюдательный
пост отряда канонерских лодок. Командир поста выполнял
одновременно обязанности офицера связи, державшего постоянный
контакт с командиром поддерживаемой части.
В первых числах августа к нам прибыл командующий
артиллерией 10-го стрелкового корпуса полковник Г. А. Макаров. Мы
ознакомились с возможностями корпусной артиллерии, а он, в
свою очередь, с нашими огневыми средствами. Установили
порядок дальнейшего взаимодействия.
В боях за Таллин основная огневая нагрузка, особенно в
последние дни, легла на флотские береговые батареи. В то же
время трудно переоценить и роль артиллеристов 10-го корпуса.
Имея очень ограниченные возможности, они действовали весьма
энергично и героически. Мы очень хорошо понимали друг друга
и постоянно чувствовали локтевую связь. За время обороны
Таллина было заложено прочное начало в организации
взаимодействия частей флота и армии.
О положении на участках фронта мы, артиллеристы,
располагали довольно точной информацией, что имело важное
значение для принятия решений об открытии огня. Информаторами
104
обычно являлись посты воздушного наблюдения, наши
наблюдательные посты, части зенитной артиллерии и штаб корпуса.
Иногда получали данные и от воздушной разведки.
К 25 августа все батареи 94-го и 96-го отдельных
артдивизионов береговой обороны вступили в бой. Стрельбы велись
круглые сутки и закончились только утром 28 августа.
Обстрелам подвергались резервы и сосредоточения живой силы и
техники противника, наступающая пехота, переправы,
артиллерийские и минометные батареи. По наблюдаемым целям, в том
числе наступающей вражеской пехоте, стрельбы велись с
постоянной корректировкой. Особенно хорошо справлялся с этим
командир наблюдательного поста лейтенант Усков, действовавший
находчиво, хладнокровно и бесстрашно.
Весьма метко вели огонь в эти дни крейсер «Киров»,
береговые батареи 305-миллиметровых орудий (командир старший
лейтенант Бондарев) и 152-миллиметровых — старшего
лейтенанта Дубова. Как правило, они накрывали цели с первых же
залпов.
В один из дней на южном участке противник силой до двух
батальонов предпринял «психическую» атаку. Отразить ее
Н. Э. Фельдман приказал корабельным артиллеристам. После
первых же залпов «психи» были усмирены, оставшиеся в живых
в панике разбежались.
Исключительную стойкость и мужество проявили
артиллеристы-зенитчики. Одинаково геройски дрались они и с танками, и
с живой силой, и с вражеской авиацией. Были случаи, когда
артиллеристы оставались один на один с наступающей пехотой
и, как правило, успешно отражали врага.
Об эффективности нашего артиллерийского огня
свидетельствуют и сами гитлеровцы. В одном из неотправленных писем
своим родным солдат 311-го полка 217-й пехотной дивизии
Эдмунд Вегнер писал: «Дорогие родители! Я участвовал в боях за
Таллин. Это был ужасный день. Такие дни никогда не забудутся.
И я молю бога лишь об одном, чтобы ничего подобного не
повторилось в моей жизни. Русские обстреливали нас из крупной
артиллерии. Снаряды летели градом, вокруг свистели пули.
Невозможно было не только поднять голову, но и протянуть руку.
Такого ужаса вы еще не видели». (Газета «Краснознаменный
Балтийский флот», 6 января 1942 года).
Фашисты отчаянно пытались уничтожить наши батареи
массированными ударами своей авиации. Особенно яростным
бомбежкам подвергались 25—27 августа 305-миллиметровая
батарея на острове Аэгна и 100-миллиметровая — на полуострове
Виймси, 26—27 августа противник усиленно обстреливал 152-
миллиметровую батарею на мысе Рандвере. Однако все
батареи оставались в строю до последнего дня обороны.
В ночь на 27 августа командный пункт штаба сухопутной
105
обороны переместился в район Минной гавани, заняв подвал
какого-то здания. Здесь начались наши невзгоды. Ранним утром,
а кое-где и ночью, на всех участках завязались на редкость
яростные, ожесточенные бои, и как раз в это время вышла из строя
телефонная связь. Начальник связи Миллер самоотверженно
пытался наладить ее, но все оказалось напрасным. Пришлось
переходить на радиосвязь, что ограничивало получение
информации и снижало оперативность в управлении.
Ночью, передав последние распоряжения артиллеристам по
прикрытию отхода наших войск с занимаемых рубежей и
передав все документы работникам штаба обороны, мы с
капитанами И. Е. Калашниковым и В. И. Стерлиговым вышли на улицу.
Темная ночь ярко озарялась пожарами, вспышками
артиллерийских выстрелов и разрывами снарядов. Тяжкий гул канонады
все усиливался. Дрожала земля. Шли последние часы битвы за
Таллин...
Мы должны были уходить на разных кораблях. Все они
находились в Беккеровской гавани. Поехали в одной машине.
Недалеко от гавани, на перекрестке горела автомашина с
боеприпасами. Свистели мины противника, рвались снаряды в горящей
машине. Проехать было невозможно. Оставив машину, мы
обошли злополучный перекресток и прибыли к пирсу.
Под погрузкой стоял транспорт «Казахстан». Выяснилось,
что транспорт «Иван Папанин», на котором я должен был идти,
уже отошел от пирса и стоит на рейде. Пришлось
воспользоваться «Казахстаном».
По просьбе начальника, руководившего посадкой, мы стали
ему помогать. За работой не заметили, как погрузка
закончилась и стало светать. Я вышел на палубу. Печальный вид
представлял собой Таллин, окутанный дымом пожарищ. На Виймси
видны вспышки выстрелов: немцы все еще продолжали обстрел
гаваней. Но вот фонтаны от разрывов снарядов появились и в
районе стоянки наших кораблей...
Раздался огромной силы взрыв на острове Найссаар. И
сразу же мощным громовым раскатом откликнулся остров Аэгна.
Это артиллеристы взрывали свои батареи. Видно, как поднялась
в воздух массивная орудийная башня. Тяжело стало на душе.
Утешало одно: батареи поработали на славу, до конца
выполнив свой долг.
К вечеру корабли двинулись на восток.
СОКРУШАЮЩИЙ
ОГОНЬ БЕРЕГОВЫХ
БАТАРЕЙ
И. В. ЕЧИН,
подполковник в отставке,
бывший военком 94-го
отдельного артиллерийского
дивизиона береговой обороны
главной базы КБФ
94-й отдельный артиллерийский дивизион береговой обороны
главной базы КБФ, военкомом которого мне довелось быть в
1941 году, включал в себя три батареи на острове Аэгна: 305-
миллиметровую башенную — № 334 (командир старший
лейтенант Бондарев), 152-миллиметровую — № 183 (командир
старший лейтенант Понамарчук), батарею полубашенных
100-миллиметровых орудий — № 184 (командир старший лейтенант
Мамчур), и две батареи на полуострове Виймси: батарею
полубашенных 100-миллиметровых орудий — № 185 (командир
лейтенант Анисимов) и батарею 152-миллиметровых орудий —
№ 186 на мысе Рандвере (командир старший лейтенант Дубов).
Наш дивизион являлся основной артиллерийской единицей
на восточном направлении и принимал непосредственное
участие в обороне главной базы Краснознаменного Балтийского
флота. Помимо мощных береговых орудий, он имел также
собственную противовоздушную оборону. Полубашенные
универсальные батареи № 184 и № 185 способны были вести
эффективный огонь не только по морским и сухопутным, но и по
воздушным целям. Кроме того, каждая батарея имела штатные
зенитные пулеметы (в общей сложности дивизион располагал
пулеметной ротой противовоздушной обороны). Имелось в
дивизионе и подразделение сухопутной обороны — маневренный
отряд численностью более ста человек, задача которого состояла
в прикрытии батарей, расположенных на полуострове Виймси.
Отряд действовал на автомашинах.
107
Когда фашистская Германия напала на нашу Родину, в
дивизионе на батареях № 184 и № 185 менялась
материальная часть: вместо старых устанавливались новые
универсальные полубашенные 100-миллиметровые орудия с приборами
центральной наводки. Кроме того, в первой башне
305-миллиметровой батареи заменялся правый ствол. Артиллеристы
береговой обороны знают, как трудно и сложно снять и заменить
крепостное орудие, сколько усилий стоит замена одного
двенадцатидюймового ствола. И только благодаря поистине
героическому труду краснофлотцев, командиров и политруков дивизион
был быстро приведен в полную боевую готовность. При этом
личный состав не только закончил перевооружение своих
батарей, но и построил немало новых сухопутных оборонительных
сооружений, в частности, два дота, много стрелковых окопов,
земляных укрытий для автомашин с зенитными пулеметами.
Дивизион готовился к упорным боям за Таллин.
Краснофлотцы напряженно учились стрелять по танкам, ходить в
атаку, ползать по-пластунски, маскироваться, настойчиво
овладевая основами не только своей, специфической, но и полевой
тактики.
При этом краснофлотцы и командиры проявили много
инициативы и настоящего творчества. Так, у нас не имелось
бутылок с зажигательной смесью, противотанковых гранат.
Командир батареи № 185 лейтенант Анисимов изготовил их сам,
А помощник командира батареи 305-миллиметровых башенных
орудий лейтенант Жуков соорудил настоящую передвижную
пушку, установив 35-миллиметровый учебный орудийный ствол
на вагонетку.
ДИВИЗИОН ВСТУПАЕТ В БОИ
Боевые действия за Таллин личный состав дивизиона начал
на сухопутном фронте. Во второй половине июля мы
сформировали из добровольцев стрелковую роту, которая сражалась на
Пярнуском направлении в составе морского батальона капитана
Шевченко. В это же время нашими комендорами укомплектовали
железнодорожную батарею. Она успешно действовала на
подступах к Таллину. В июле мы выделили из собственных
запасов для бойцов Латышского стрелкового полка четыре
станковых пулемета, несколько тысяч патронов и сотни ручных
гранат.
Рано утром 20 августа нам стало известно, что фашисты
перешли в наступление по всему фронту. Вдоль побережья
Фин108
ского залива, по шоссе Нарва — Таллин наступала отборная
фашистская 254-я пехотная дивизия, имевшая большой опыт
боев на Западе. Ее поддерживали дальнобойные орудия,
большое количество танков и авиация. С ней-то и вступил в бой наш
дивизион. Первой открыла огонь с мыса Рандвере батарея
№ 186. 22 августа командир батареи старший лейтенант
Дубов доложил: «Фашисты с мыса Нээме сильным артогнем
обстреливают батарею. Разбито правое орудие. Есть раненые». По
гитлеровской батарее открыли огонь наши 305-миллиметровые
орудия — главный калибр дивизиона. Потребовалось всего
несколько снарядов, и фашистской батареи не стало. В этот же
день, по приказанию командования сухопутной обороны,
главный калибр нанес мощный огневой удар по танкам и
мотомеханизированной группе фашистов, прорвавшихся к главному
оборонительному поясу Таллина.
С этих пор и вплоть до последнего дня боев за Таллин
батареи дивизиона непрерывно, днем и ночью наносили
сокрушительные удары по живой силе и технике врага, подавляли
его артиллерийские и минометные батареи. Мы осуществляли
постоянную огневую поддержку бойцов 10-го стрелкового
корпуса, 5-го и 83-го полков 22-й мотострелковой дивизии НКВД,
бригады морской пехоты полковника Парафило, латышского и
эстонского полков, а также отрядов моряков, ушедших с
кораблей и береговых батарей на сухопутный фронт. Особенно
высокой точностью и эффективностью огня отличалась батарея
305-миллиметровых орудий. Комендоры первой (командир
лейтенант Уськов) и второй (командир лейтенант Погорелов) башен
достигали прямо-таки снайперской меткости. Их среднее время
на открытие огня — с момента получения приказания с
командного пункта — колебалось в пределах 5—7 минут, а
непосредственно с поста корректировки огня еще меньше — 3—4
минуты... О подобной скорострельности мы могли раньше, в мирное
время, только мечтать!
Душой этой батареи были коммунисты и комсомольцы.
Военком старший политрук Винокуров, член партийного бюро
дивизиона помощник командира батареи лейтенант Жуков,
секретарь парторганизации старшина Усанов, комсомольский
вожак — сержант пулеметного взвода Скрипник достойны
похвалы. Их благородный труд по воспитанию личного состава дал
замечательные плоды. (Лейтенант Жуков и сержант Скрипник
погибли во время прорыва из Таллина в Кронштадт и
похоронены на острове Гогланд).
Успешно действовали и батареи № 186 и № 185. Когда 26—27
августа фашисты вклинились в районе Пирита в нашу оборону
и достигли парка Кадриорг, батарея № 186 осталась далеко в
тылу врага, на его правом фланге. Но комендоры были далеки
от мысли эвакуироваться. До трех часов утра 28 августа они
109
наносили своими тремя орудиями непрерывные огневые удары
по фашистам.
Батарее № 185 тоже грозила опасность быть отрезанной, но
и ее личный состав не прекращал огня. Батарею взорвали
только на рассвете 28 августа, когда боезапас был полностью
израсходован.
Командование обороняющихся частей, которые находились
у нас на «огневом довольствии», неоднократно объявляло
благодарность нашим комендорам за своевременную и эффективную
стрельбу. Благодарности получали и по телефонным проводам,
через фронтовых газетчиков и даже по радио. Стоило ненадолго,
замолкнуть хотя бы одной нашей батарее, как немедленно
раздавались звонки:
— Что случилось? Разбили? Нет! . . Ну, молодцы! Огоньку,
огоньку давайте...
О том, что наши батареи действовали успешно, мы
чувствовали и по налетам фашистской авиации. Особенно яростными
они были 22, 23 и 24 августа. Гитлеровцы изо всех сил
стремились уничтожить дивизион. Но наши универсальные батареи,
зенитная батарея ПВО КБФ и пулеметные установки не давали
фашистским стервятникам вести прицельное бомбометание и они
частенько сбрасывали свой смертоносный груз как попало,
норовя скорей убраться из зоны сокрушающего огня.
Однако жертвы у нас все-таки были. Во время налета 22
августа фашистам удалось поджечь наши склады. На
следующий день на батарее 305-миллиметровых башенных орудий от
взрыва авиабомб в некоторых снарядах произошел сдвиг
взрывателей и начались преждевременные разрывы. На батарее
№ 183 был уничтожен зенитный пулемет и погибла вся его
прислуга. 24 августа во время бомбежки погиб командир батареи
№ 185 лейтенант Анисимов...
25 августа начались ожесточенные бои на последнем
оборонительном рубеже Таллина. Я выехал в тот день на свой пост
по корректировке огня, располагавшийся в Козе. Здесь кипел
упорный бой. Фашисты, не считаясь с потерями, рвались к
аэродрому. Морские пехотинцы полковника Парафило с трудом
отражали наседавших гитлеровцев. Взобравшись на дерево, я стал
искать минометы врага, особенно досаждавшие нашим бойцам.
Но сколько мы с командиром наблюдательного поста не
глядели, а вражеских минометчиков обнаружить не могли. Видны
были только клубы дыма от рвущихся мин, да матросы,
отбивающие атаки. Неожиданно на шоссе Нарва — Таллин, на
окраине леса, показалась колонна фашистских автомашин. Мы
тут же передали на командный пункт ее координаты. Через 3—4
минуты два огромных взрыва двенадцатидюймовых снарядов
башенной батареи разметали большую часть немецких машин.
И началось... Над фашистской колонной залп за залпом стали
11О
рваться бризантные гранаты 100-миллиметровой батареи № 185.
От восторга кричим в трубку телефона: «Молодцы, анисимовцы,
хорошо!» А над вражеской колонной вспыхивали все новые
разрывы залпов. Мало кто из гитлеровцев остался живым в этом
аду.
Немцы, однако, вскоре обнаружили наш наблюдательный
пост и обрушились на него. Мы слезли с дерева и залегли у
каменной изгороди хутора, а затем перебрались на запасный пост.
Поблагодарив батарейцев за меткую стрельбу, я уехал на
другой пост, находившийся на пярнуском направлении.
26 августа мы узнали, что Таллин решено эвакуировать.
Быстро прикинули, что можно вывезти. На рассвете 27 августа от
островной пристани отчалили две самоходные баржи, до отказа
загруженные запасами продовольствия, обмундирования,
артиллерийской оптикой, прожекторами и электродвижками
прожекторных установок. Все это имущество было доставлено в
Ленинград.
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
27 августа наш дивизион получил новую задачу: начиная с
21 часа и до 8 часов 28 августа вести интенсивный
заградительный огонь на восточном и южном участках обороны, чтобы
прикрыть посадку войск на транспорты и обеспечить выход
кораблей на внешний рейд, а затем взорвать материальную часть
и присоединиться к каравану судов.
Быстро составили поэтапный график открытия огня и
приступили к подготовке. Дел было уйма, но время тянулось страшно
медленно.
...Ночь. Надоедливо моросит дождь. Полыхает зарево
орудийных залпов. Все батареи ведут бой. До предела напрягая
последние силы, артиллеристы наносят огневые удары по врагу,
преграждая ему путь в город. Интенсивность и плотность огня —
максимальные.
До последнего снаряда вели огонь батареи полуострова
Виймси, и только когда кончился боезапас, батареи № 186 и
№ 185 были взорваны. Личный состав отошел к поселку Виймси
и здесь под командованием старшего лейтенанта Дубова занял
сухопутную оборону.
Наконец погрузка закончилась и транспорты ушли в море.
У пристани Виймси пусто. Что делается в Таллине — за
клубами дыма и огня нам не видно. Мы также не знали, есть еще там
наши или нет. Старший лейтенант Дубов доложил, что в поселке
и на пристани оставлено много боевой техники. Приказываем
погрузить на оставленный для нас «Шяуляй» все, что можно
взять, а остальное уничтожить. Так дивизион пополнился двумя
111
счетверенными зенитными пулеметами, усилившими оборону
транспорта.
Время перевалило за полдень, а мы еще не сняли ни одного
орудия с батареи № 184. Жаль расставаться с ними, но что
поделаешь, пришлось их уничтожить. Часов в 17, получив
радиограмму командующего КБФ, наш дивизион полностью
прекратил бой.
На острове Аэгна и на полуострове Виймси от неприступных
батарей остались только груды развалин. С командиром
дивизиона майором Александром Александровичем Барановским мы
под обстрелом противника пробрались к морю, вызвали катер и
отплыли на транспорт.
Так закончилась боевая деятельность 94-го отдельного
артиллерийского дивизиона береговой обороны главной базы КБФ.
Его личный состав с достоинством выполнил все приказы
Военного совета флота по обороне Таллина.
Бои за столицу Советской Эстонии дорого обошлись
фашистским захватчикам. Много живой силы и техники противника
разбили наши артиллеристы огнем своих мощных орудий. Мы,
ветераны дивизиона, горды тем, что на восточном участке
обороны города фашистам так и не удалось пройти.
3 сентября наш дивизион был переброшен в Кронштадт.
А 19 сентября, получив новую материальную часть, мы встали на
защиту колыбели пролетарской революции — Ленинграда.
НЕУТОМИМЫЕ
ЗЕНИТЧИКИ
А. Г. МИРОЛЮБОВ,
генерал-майор артиллерии
запаса
Зенитная артиллерия главной базы Краснознаменного
Балтийского флота — Таллина в 1941 году состояла из трех полков,
нескольких отдельных дивизионов, прожекторного и пулеметного
батальонов, батальона ВНОС (воздушного наблюдения,
оповещения и связи), а также маневренных истребительных отрядов.
Наша основная задача заключалась в зенитно-артиллерий-
ском прикрытии главной базы КБФ.
Командование флотом проявляло особую заботу о нашей
боеспособности, да мы и сами понимали, какая огромная
ответственность ложилась на наши плечи. К тому же, слишком
свежи были уроки благодушия и ротозейства, проявленного
итальянской противовоздушной обороной, в частности,
зенитчиками военно-морской базы Таранто, когда 11 ноября 1940 года
английская авиация нанесла по ней неожиданный и
сокрушительный удар. В результате три итальянских линкора оказались
выведенными из строя.
Зная тактико-технические и. боевые свойства авиации
вероятного противника, мы стремились делать все, чтобы быть
готовыми к любым неожиданностям.
Воздушная обстановка на Балтийском театре к этому
времени характеризовалась следующим образом. Противник
широко использовал самолеты разведывательной авиации для
выявления наших сил на море и базах, настойчиво изучал
систему зенитной артиллерии КБФ и истребительного прикрытия,
проводил операции по минированию наших коммуникаций.
Воз8 Таллин в огне 113
душная разведка велась, как правило, одиночными самолетами
типа «Ю-88» и «МЕ-110» на предельных высотах и скоростях, с
применением противозенитного маневра.
По показаниям пленного летчика «Ю-88», сбитого в районе
Таллина 17 июля 1941 года, его экипаж имел задание установить
движение наших войск по главным шоссейным дорогам
Эстонии, а в районе главной базы определить диспозицию кораблей
и расположение зенитных батарей. На полетной карте
штурмана были зафиксированы места обнаруженных батарей,
отдельные корабли, два железнодорожных эшелона и колонна
автомашин.
В своих действиях воздушная разведка немцев
придерживалась обычно довольно шаблонной тактики, но иногда прибегала
и к более замысловатым приемам. Например, 2 июля 1941 года,
пользуясь облачностью, вражеская авиация трижды в течение
дня пыталась проникнуть одиночными самолетами в пределы
главной базы, но каждый раз отгонялась заградительным огнем
зенитной артиллерии. Кроме облачности, воздушная разведка
старалась использовать дымку в светлое время суток, а также
предрассветные и предвечерние сумерки, когда видимость была
наиболее ограниченной. Широко применялся способ захода со
стороны солнца, которое слепило и сильно затрудняло
наблюдение за воздухом. В ночное время гитлеровские летчики
использовали подход к объектам разведки с приглушенными
моторами, после чего сбрасывали осветительные ракеты на
парашютах, создавая благоприятную обстановку для визуального
наблюдения и фотографирования.
Борьба с фашистскими разведывательными самолетами была
для нас делом весьма сложным и трудным. Не связанный с
боевым курсом (как, скажем, бомбардировщик) самолет-разведчик
в любое время мог изменить свой курс, высоту, скорость и тем
нарушить гипотезу, заложенную в основание ПУАЗО (приборов
управления артиллерийским зенитным огнем), и значительно
снизить эффективность огня. Поэтому зенитной артиллерии
главной базы удалось уничтожить за период обороны не
более 6 самолетов-разведчиков противника. Но главная задача
зенитчиков состояла в том, чтобы как можно больше
затруднять немцам ведение воздушной разведки, что и делалось не
без успеха.
Иначе обстояло дело с бомбардировочной авиацией
противника. При налетах она шла обычно на низких, либо средних
высотах, затем постепенно делала горку, освобождалась от
бомбового груза и на максимальной скорости удалялась на свои базы.
Поэтому, сразу же при входе фашистских бомбардировщиков в
зону досягаемости нашей артиллерии зенитчики обрушивали на
врага всю массу своего огня, действуя самостоятельно, или во
взаимодействии с истребительной авиацией. Как правило, при
114
четкой работе всей системы ПВО налеты немецкой
бомбардировочной авиации на объекты главной базы успешно отражались.
Так, под вечер 20 июля 16 фашистских
самолетов-пикировщиков наносили удар по аэродрому Лаксберг. Образовав
«карусель», они последовательно, по одному начали выходить в
пике, но сразу же были встречены организованным зенитным
огнем и нашими дежурными истребителями. В результате
снижаться на высоту менее 5200 метров гитлеровцы не рискнули,
и удар по аэродрому оказался безрезультатным. Потеряв два
пикировщика, фашисты поспешно скрылись.
3 августа на главную базу произвели налет 20 тяжелых
самолетов «Ю-88». И снова, встреченные организованными
действиями ПВО, они сразу же потеряли два бомбардировщика и,
сбросив бомбы куда попало, в беспорядке ретировались.
20 августа служба ВНОС флота обнаружила на подходах к
базе две группы бомбардировщиков. В одной насчитывалось 8, а
в другой 9 самолетов «Ю-88». Одну цель передали нашей
истребительной авиации, другую — зенитчикам ПВО и кораблей.
Несмотря на яростные попытки немецких летчиков, прорваться к
нашим кораблям им так и не удалось. Потеряв по одному
самолету в каждой группе, «юнкерсы» наспех освободились от груза
и удалились.
22 августа прифронтовые посты ВНОС обнаружили еще 23
самолета «Ю-88» и «МЕ-110», шедшие курсом на Таллин.
Несмотря на то, что время опережения составляло всего 4—5
минут, основная масса наших истребителей поднялась в воздух.
Самолеты противника были встречены массированным огнем
зенитных батарей и подоспевшими истребителями. Три
вражеских самолета рухнули на землю, налет немцам не удался,
наши объекты не пострадали.
25 августа бомбардировочная авиация противника тремя
группами по 6—9 самолетов пыталась нанести удар по основным
объектам главной базы. Первую группу встретили наши
истребители, дежурившие в воздухе, две другие были скованы
«ястребками», поднявшимися с аэродрома. Когда вражеские
самолеты вошли в зону действия зенитной артиллерии ПВО,
наши истребители вышли из боя и пошли параллельными
курсами, а зенитная артиллерия обрушилась на воздушных
пиратов. Не сумев прорваться через сплошную стену
прицельного артогня, гитлеровцы отвернули, а наши истребители
стали преследовать врага. Противник потерял в этом бою
5 самолетов.
Случалось, что наша истребительная авиация по ряду
причин не участвовала в отражении налетов, и тогда вся тяжесть
борьбы с воздушным противником ложилась на зенитную
артиллерию. Так было, в частности, 15 и 22 июля, 15, 26 и 27
августа 1941 года.
115
15 и 22 июля несколько групп фашистских самолетов
попытались подавить наши зенитные батареи. Отражая их, личный
состав батареи 10-го зенитного артдивизиона во главе с
командиром С. Е. Соловьевым, проявил высокую слаженность и
четкость. Батарея сбила двух «юнкерсов», 26 августа зенитчики
батареи сбили еще один вражеский самолет типа «Фюзелер-
Шторх», который от прямого попадания развалился на части.
15 августа гитлеровцы совершили налет на третью батарею
14-го дивизиона (командир И. П. Третьиченко, политрук
Г. Г. Круглов), обрушив на нее удар 18 самолетов типа «Ю-88»
и «Ю-87». На позиции зенитчиков были сброшены десятки бомб
разных калибров. На батарее стоял кромешный ад. Но личный
состав не дрогнул, даже раненые отказывались покинуть свои
боевые посты. В неравном бою батарея сбила два вражеских
самолета, а через 3—4 часа после налета полностью
восстановила свою боеспособность.
26 августа авиация противника группами по 6—9 самолетов
произвела три безуспешных налета на корабли флота, а 27
августа — еще пять.
В эти дни наша истребительная авиация уже не могла
больше базироваться на аэродроме Лаксберг и 26 августа улетела на
восток. Отражать вражеские налеты пришлось зенитчикам,
которые к этому времени втянулись и в непосредственные бои с
наземным противником.
Тем не менее все налеты врага были отражены. Наши
зенитчики сбили 7 самолетов противника и несколько повредили.
Благодаря эффективности зенитного огня в период с 22 июня по
28 августа боевые корабли, базировавшиеся в главной базе, от
ударов с воздуха потерь не имели. Только лидер «Минск» и
эсминец «Славный» получили повреждения. Противник не смог
также нанести ни одного массированного воздушного удара
по основным объектам главной базы. Зенитные полки ПВО
флота, таким образом, успешно справились со своими главными
задачами.
Нельзя не сказать здесь и о так называемых «неглавных»
задачах, которые пришлось решать зенитчикам во время
обороны Таллина. Это — ведение огня по наземным целям. Как
известно, 20 августа гитлеровцы начали решающее наступление
на Таллин по всему фронту, нанося главный удар с восточного
и юго-восточного направлений. Наступил момент, когда
артиллерия главного калибра боевых кораблей, батарей береговой и
зенитной артиллерии включилась в непосредственную огневую
поддержку сухопутных частей 10-го стрелкового корпуса и
морской пехоты, оборонявших город с суши.
116
3-й и частично 4-й зенитные полки, находившиеся на
направлении главного удара врага, стали получать массу заявок на
огневую поддержку от штабов ПВО, сухопутной обороны
главной базы, 1-й бригады морской пехоты и частей 10-й стрелковой
дивизии.
Все наши батареи, в зависимости от целей, вели, как
правило, прицельный огонь на поражение после коротких пристрелок
с закрытых позиций, а позже, с приближением противника, и с
открытых позиций — прямой наводкой.
Первый удар главных сил противника на Нарвском
направлении приняли на себя батареи 10-го отдельного зенитного
дивизиона 3-го полка. Так, 106-я батарея, находившаяся в районе
Мууга, 20, 21 и 22 августа по заявкам штаба 1-й бригады
морской пехоты систематически производила огневые налеты по
скоплениям фашистских войск, а также по огневым точкам
противника. Гитлеровцы подвергли батарею интенсивному артилле-
рийско-минометному обстрелу и нанесли по ней ряд
последовательных ударов с воздуха, но благодаря высокой выучке
личного состава и хорошему инженерному оборудованию позиции
батарея продолжала действовать.
23 августа вражеская пехота прорвала линию обороны и
устремилась вглубь нашего расположения.
Батарейцы-зенитчики открыли по гитлеровским автоматчикам беглый огонь
прямой наводкой и, уничтожив свыше 100 солдат и офицеров,
заставили их попятиться.
25 августа, после того, как немецким автоматчикам вновь
удалось просочиться к нам в тыл, а с фронта в помощь им
были брошены свежие силы, участок прорыва стал быстро
расширяться. Наши пехотинцы стали отходить в район батареи под
прикрытие ее огня. Когда гитлеровцы приблизились на
расстояние до 250—300 метров, все четыре орудия открыли по ним
губительный огонь картечью. В дело пошли зенитные и станковые
пулеметы батареи. Атака врага захлебнулась. Оставив на поле
боя до 120 трупов, противник отошел. Понесла потери и
зенитная батарея. Ее командир лейтенант Т. И. Яровой, оказался
контуженным. В этих боях отличились многие воины, особенно
расчет М. И. Валяшова. Его орудие было выдвинуто на
танкоопасное направление. Даже когда от орудийного расчета,
состоящего из 6 человек, в живых осталось только двое, орудие
продолжало вести меткий огонь по вражеской пехоте.
Мужественно и стойко дрались также расчеты А. В. Степанова и
И. И. Горюнова.
С неменьшим упорством сражалась и 104-я батарея. 20
августа она заняла огневую позицию вблизи Лепику. Не успели
зенитчики освоиться на новом месте, как пришлось отражать
воздушный налет. Тем самым батарея сразу обнаружила себя,
и противник не замедлил нанести по ней артиллерийско-мино-
117
метный удар. А 21 августа батарея, по заявке занимавшего
здесь оборону стрелкового батальона, нанесла огневой налет по
скоплению немецкой пехоты. Как сообщили с наблюдательного
пункта батальона, в результате этого налета было уничтожено
около 60 немецких солдат.
В ответ гитлеровцы подвергли батарею ожесточенному
артиллерийскому обстрелу. Зенитчики понесли ощутимые потери, но
продолжали держаться. 22 августа с наблюдательного пункта
донесли о движении крупной (до 50 машин) автоколонны
противника по Нарвскому шоссе. Командир батареи быстро
распределил колонну по орудиям, и батарея открыла беглый огонь
гранатой. После первых же залпов головные и замыкающие
машины оказались разбитыми и образовали пробку. Зенитчики
перешли к стрельбе шрапнелью, уничтожив около 40 машин,
истребив до 250 вражеских солдат и офицеров.
Утром 25 августа пять «юнкерсов» нанесли мощный
бомбовый удар по боевым порядкам батареи. Обошлось, однако,
без потерь. Более того, вскоре после налета батарея открыла
огонь по скоплению вражеской пехоты. В результате
противник численностью до батальона был рассеян и частично
уничтожен.
Но обстановка продолжала усложняться. Помимо
непрекращавшихся обстрелов и ударов с воздуха, в тылу начали
действовать банды кайтселийтчиков. Некоторые подразделения нашей
пехоты отошли в район огневой позиции под защиту батареи.
Из этих бойцов, а также из разведчиков, связистов и
прибористов зенитной батареи был организован отряд прикрытия
численностью до 120 человек во главе со смелым и решительным
помощником командира батареи К. М. Шухминым. Отряд
быстро оборудовал ячейки, окопы и траншеи, установил
станковые и ручные пулеметы и стал успешно оборонять позиции
батареи.
Зенитная батарея превратилась в своеобразный опорный
пункт обороны. 26 августа зенитчики совершили эффективный
огневой налет по скоплению вражеской пехоты у моста на Нарв-
ском шоссе. В последующие двое суток противник активно
действовал и днем, и ночью, пытаясь обойти огневую позицию
справа — по реке Пирита, и слева — по лесному массиву.
Батарея оказалась в полуокружении и впереди своей пехоты. Тем не
менее зенитчики по-прежнему, почти непрерывно, продолжали
вести огонь. Личный состав батареи стойко выполнял свой долг.
Пример всем подавали бесстрашный командир батареи
С. Е. Соловьев и политрук Н. Е. Крайнин.
На ближайших подступах к батарее только за два дня
полегло более 120 фашистов.
Успешно действовала также 105-я батарея. 18 августа она
получила приказ передислоцироваться юго-восточнее аэродрома
118
Лаксберг, чтобы прикрывать его с воздуха и быть готовой к
уничтожению наземного противника. В течение первых трех
дней батарея вела огонь преимущественно по воздушным целям,
но потом ей пришлось отражать и наземного противника.
Батарея непрерывно подвергалась интенсивному артминометному
обстрелу. С 24 августа зенитчикам пришлось действовать в
условиях максимального напряжения. На рассвете 27 августа
гитлеровцы прорвали линию нашей обороны — как раз справа от
огневой позиции батареи, и устремились вглубь. Зенитчики
открыли по немецкой пехоте уничтожающий огонь прямой
наводкой. Тогда фашисты нанесли по батарее минометно-артиллерий-
ский удар и подвергли ее бомбардировке с воздуха.
Артиллеристы-зенитчики вступили в бой и с авиацией, и с артиллерией,
и с пехотой противника. Матросы еле держались на ногах
от изнеможения, но темп огня не сбавляли. Орудийные
стволы накалялись от перегрева, краска на них горела.
Огневая позиция была сплошь изрыта снарядами, минами и
бомбами.
Под защиту батареи прибыли отошедшие с передовой
пехотинцы, которые тут же сформировались в отряд прикрытия.
И когда враг приблизился на расстояние до 200—300 метров,
батарея перешла на стрельбу беглым огнем картечью, сметая
впереди все живое. Первые атаки обезумевшей фашистской
солдатни были отбиты. Но вскоре гитлеровские автоматчики снова
пошли на штурм. Заработали счетверенная пулеметная
установка и все остальные станковые и ручные пулеметы, в ход пошли
винтовки и гранаты, но противник продолжал атаку. В
критический момент командир батареи лейтенант Е. П. Колпаков с
возгласом «За Родину!» поднял в штыковую контратаку всех,
кто мог стоять на ногах. Враг был отброшен.
Гитлеровцы понесли большие потери. Считанное количество
бойцов оставалось и на батарее. Был тяжело ранен в
контратаке комбат. Его вынес с поля боя краснофлотец Рыбкин,
который вскоре сам получил смертельное ранение и скончался на
руках у своего командира.
За время последних боев 105-я батарея совместно с отрядом
прикрытия и резервом уничтожила около 400 солдат и
офицеров противника. Особенно отличились расчеты С. Ф.
Александрова, Ф. М. Дмитриева и В. И. Васильева, чьи орудия
уничтожили по 90—120 вражеских солдат.
Руководил боевыми действиями 104-й, 105-й и 106-й батарей
командир 10-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона
Егор Иванович Котов, обладавший завидным хладнокровием и
твердой волей. Огнем своих батарей дивизион уничтожил около
1400 фашистских солдат и офицеров.
Вслед за батареями 10-го дивизиона к действиям по
наземным целям подключились первая и третья батареи 14-го зенит-
119
ного дивизиона и отдельная 794-я батарея 3-го полка ПВО. Эти
батареи находились в глубине нашей обороны.
Первая батарея, которой командовал лейтенант В. Н. Бары-
бин, прикрывала мост через реку Пирита. Батарея получала
целеуказания с командного пункта гаубичного артдивизиона 10-й
стрелковой дивизии. Например, 19 августа ей были переданы
координаты скопления немецкой пехоты на расстоянии до
7000 метров. После короткой пристрелки зенитчики открыли
залповый огонь на поражение, выпустив 160 снарядов. Как
сообщили с командного пункта, фашистская пехота была
рассеяна.
В течение двух дней — 23 и 24 августа, батарея отразила 12
атак, уничтожив более 150 фашистов. 25 августа противник
предпринял «психическую» атаку, накопив предварительно силы в
ближайшем овраге, расположенном метрах в 500—600 от
батареи. Гитлеровские автоматчики в развернутом строю, не
открывая стрельбы, двинулись в атаку. Но на батарее немедленно
привели в действие все четыре орудия и пулеметы.
Артиллеристы били картечью, доведя темп стрельбы до 2,5 секунд.
«Психическая» атака гитлеровцев захлебнулась. На подступах к
батарее осталось лежать около 250 вражеских солдат и
офицеров. Были разбиты два немецких миномета, полевое орудие и
уничтожена конная упряжка.
26 августа противник нанес по батарее комбинированный
удар: на нее обрушились шесть самолетов «Ю-88», минометная
батарея и пехота. Зенитчики приняли вызов. Первой не
выдержала немецкая пехота, обращенная в бегство ураганным огнем.
Еще до 130 фашистов остались лежать перед батареей. Потом
отвернула авиация...
После огневого налета вражеская пехота снова пошла на
штурм. К этому времени некоторые расчеты наших орудий были
выведены из строя, и на их место встали бойцы других
специальностей. Раненые заняли окопы. Разгорелся жестокий бой.
Пример доблести проявил командир орудия В. Н. Шамин. В его
расчете осталось в живых только два, и то раненых, воина.
Шамин действовал за заряжающего и продолжал вести огонь.
Пал смертью героя помощник командира батареи П. М. Кам-
нев, сам командир был вторично тяжело ранен.
Геройски вел себя в бою комендор А. И. Ходченко,
уничтоживший 48 гитлеровцев, и командир отделения комендоров
И. Ф. Тупицын, чье орудие вывело из строя до 100 фашистских
солдат.
Хочется помянуть добрым словом также личный состав 794-й
отдельной батареи под командой П. Г. Науменко. Она имела на
вооружении шесть 37-миллиметровых автоматических пушек и
была разделена на две полубатареи. Одна дислоцировалась
восточнее аэродрома Лаксберг, вторая — южнее его (командо-
120
вал ею помощник командира батареи В. И. Морозов). Обе
полубатареи должны были прикрывать аэродром от фашистских
штурмовиков, а в случае наземной опасности — вести борьбу с
пехотой и моточастями противника. 23 августа едва батарея
окопалась и замаскировалась, как на шоссе появилась
мотоколонна противника. Южная полубатарея встретила ее
уничтожающим автоматическим огнем. Враг потерял не менее четырех
взводов пехоты. На следующий день противник снова начал
жестокий минометный обстрел обоих полубатарей. Командир
батареи сумел привлечь на помощь соседнюю гаубичную
батарею и совместными усилиями подавил вражеских
артиллеристов. Затем, сменив огневые позиции, зенитчики продолжали
громить наседавшую пехоту, которая потеряв до 140 человек,
отступила.
24 августа на командный пункт 3-го зенитного полка
поступило донесение, что одна из батарей 242-го отдельного
зенитного артдивизиона 10-го стрелкового корпуса на марше была
захвачена немцами. Немедленно на выручку пошел первый
маневренный истребительный отряд под руководством начальника
боепитания С. П. Чесноковского. Истребители смело и
решительно контратаковали врага и отбили батарею, уничтожив до
75 гитлеровцев. В бою особо отличились командир взвода т.
Бондарь, сержанты М. М. Чернецов, М. И. Иванов, краснофлотцы
В. И. Новиков, Алексеев и другие. Сам Чесноковский был во
время боя контужен в голову и тяжело ранен, но, тем не менее,
продолжал руководить боем...
Второй отряд под командованием помощника начальника
штаба полка Г. И. Аненко был направлен 23 августа на
усиление прикрытия 105-й батареи. К 4 часам утра 24 августа бойцы
скрытно достигли намеченного рубежа. А уже в 5.00
фашистская пехота пошла в «психическую» атаку на зенитную батарею.
Подпустив врага на близкое расстояние, отряд открыл плотный
ружейно-пулеметный огонь, поддержанный орудийным огнем
батареи. Выбрав момент, Г. Аненко поднял бойцов в контратаку
и довершил разгром немцев, которые в панике бежали, оставив
на поле боя до 125 солдат убитыми и тяжело ранеными. Наши
потери были незначительными. Умело действовал в бою взвод
под командованием начальника артиллерийской мастерской
С. А. Плотникова, уничтоживший 35 фашистов. С. Плотников
лично застрелил во время контратаки четырех гитлеровских
солдат и одного офицера.
3-м зенитно-артиллерийским полком ПВО командовал
капитан Николай Иванович Полунин. Это был отважный и
способный офицер. В дни напряженных боев он почти неотлучно
находился на тех батареях, которые выполняли главные
задачи. Полк внес значительный вклад в оборону главной базы
флота, уничтожив более 2400 гитлеровцев и много боевой
техники.
Упорное противодействие врагу, наступавшему на Таллин с
юго-восточного, южного и юго-западного направлений,
оказывали батареи 4-го и 5-го полков зенитной артиллерии ПВО
флота.
Батареи 19-го зенитно-артиллерийского дивизиона (командир
старший лейтенант С. А. Стрельцов, военком батальонный
комиссар А. А. Мовчан) стойко отражали натиск врага на город
с юго-востока. Несколько раз эти батареи попадали в
окружение, оказывались в боевых порядках и даже впереди своей
пехоты, несли потери, но благодаря мужеству и несгибаемой воле
воинов неизменно находили выход из критического положения
и наносили врагу большой урон. Только 505-я батарея
(командир А. С. Алексеев, военком И. В. Солодилов), находясь под
непрерывным минометным обстрелом, несмотря на большие
потери, истребила более 400 немецких захватчиков. Командир
батареи был дважды ранен, но продолжал руководить боем. Член
ВЛКСМ краснофлотец И. А. Рыбин проявил особую храбрость.
Находясь под огнем противника, он освоил и умело использовал
гранатомет, уничтожив 8 пулеметных точек и их расчеты, по
собственной инициативе возглавил группу бойцов и
неоднократно водил ее в контратаки, отбрасывая пехоту противника,
прорвавшуюся к самой батарее...
Не менее умело и храбро дрались зенитчики 504-й и 506-й
батарей (командиры С. Д. Сурков и М. Ф. Федоров).
Подвергаясь непрерывным атакам вражеской пехоты, артиллерийскому
и минометному обстрелам и ударам с воздуха, бойцы
неоднократно отражали натиск врага. В одном из боев у командира
орудия сержанта Капицы осталось только два номерных, оба
раненые, но они продолжали громить фашистов до тех пор,
пока орудие полностью не вышло из строя...
Западнее 19-го зенитного артдивизиона во взаимодействии с
подразделениями 10-й стрелковой дивизии на южных подступах к
Таллину вели бои батареи 83-го дивизиона во главе со старшим
лейтенантом Шкивидоровым и военкомом М. В. Алексеевым.
832-я батарея этого дивизиона (командир батареи А. А. Ера-
стов, военком А. С. Исаев), находясь в окружении, в течение
нескольких суток уничтожила 450—480 вражеских солдат
и офицеров, две минометные батареи и семь пулеметных
точек.
831-я батарея (командир А. Д. Давыдов) одна из первых
подбила вражеский самолет-торпедоносец и за один день 27
августа во время групповых налетов авиации противника сбила
два фашистских бомбардировщика. Экипаж одного из них вы-
122
бросился на парашютах и был пленен бойцами батареи во главе
со старшиной А. В. Цыбиным.
Рядом с 83-м артдивизионом, также взаимодействуя с
частями 10-й стрелковой дивизии и первым батальоном морской
пехоты, на юго-западных подступах к городу вели ожесточенные
бои батареи 17-го зенитно-артиллерийского дивизиона. Батареи
сначала располагались у береговой черты, но с 15 августа, в
предвидении боев с наземным противником, они оборудовали
новые огневые позиции — ближе к противотанковому рву.
Начиная с 21—22 августа все батареи в течение двух-трех дней вели
усиленный централизованный огонь на предельных дистанциях
по скоплениям войск противника и их огневым точкам с
помощью корректировочного пункта, который возглавлял
начальник штаба дивизиона А. Н. Попов. С 24—25 августа, в связи с
приближением противника, батареи самостоятельно вели огонь
прямой наводкой и на картечь. Воины этих батарей
заслуживают того, чтобы о них рассказать подробнее.
Особенно отличалась в этих боях 172-я батарея (командир
А. М. Гриневич, военком В. А. Филипов). Под вечер 23 августа
противник поднял аэростат для корректирования своего огня и
стал обстреливать огневую позицию батареи. Через 15—20 минут
по ней же нанесли бомбовый удар 8 «юнкерсов». Утром
следующего дня с наблюдательного пункта батареи обнаружили
скопление пехоты противника у опушки леса. Зенитчики
незамедлительно открыли огонь по цели, но через 5—7 минут сами
подверглись обстрелу. Артиллерийская дуэль
продолжалась 15 минут, после чего на батарею совершили налет
десять вражеских самолетов. Наши зенитчики уничтожили два
стервятника.
В полдень, сбив наши пехотные подразделения, противник
предпринял атаку на соседнюю, 171-ю батарею, и 172-я открыла
интенсивный огонь прямой наводкой по немецкой мотопехоте.
Атака захлебнулась. Спустя два часа противник возобновил
артиллерийско-минометный обстрел обеих батарей, а в 20 часов
фашистская пехота, поддержанная четырьмя танками, снова
перешла в атаку. Однако совместными усилиями зенитных
батарей она была отражена. Но обстановка осложнялась,
артиллерийско-минометный обстрел все усиливался, атаки становились
более яростными и частыми. Личному составу 172-й батареи
стало все труднее отбивать их. Перед позициями
зенитчиков уже валялось более 260 фашистских солдат и офицеров,
но гитлеровцы не считались с потерями...
Лейтенант Гриневич, командовавший батареей, до последней
возможности удерживал свой участок, нанося противнику
значительные потери.
Мужественно сражались и зенитчики 171-й батареи. До 15
августа она дислоцировалась в районе озера Харку, а позже —
123
у развилки дорог на Пальдиски. Для увеличения глубины
обороны в юго-западном направлении, в полутора километрах от
батареи, зенитчики выставили взвод из двух орудий. На другой
день противник произвел в этом районе воздушную разведку.
Затем на бреющем полете появился штурмовик, обстрелявший
батарею. Орудийный расчет сержанта Пустогородского третьим
выстрелом сразил воздушного пирата, и он, объятый пламенем,
упал в Финский залив.
Первый огневой налет батареи по боевым порядкам пехоты
ошеломил врага своей мощью и внезапностью. Гитлеровцы
потеряли 46 человек убитыми. Но, несмотря на потери, они вновь
и вновь атаковали позиции зенитчиков, которые в разгар боев
перешли на стрельбу прямой наводкой. Так продолжалось пять
суток. Противник потерял за это время много солдат, но цели
так и не достиг. В последующие дни фашисты снова
предпринимали неоднократные попытки овладеть батареей,
предварительно подвергая ее артобстрелам и ударам с воздуха. Но,
встречаемая всякий раз организованным орудийным и ружейно-пулемет-
ным огнем, вражеская пехота вынуждена была откатываться на
исходные рубежи. В один из дней противник бросил в бой четыре
танка, зенитчики уничтожили два из них. А прорвавшаяся
пехота была контратакована отрядом прикрытия во главе с
политруком А. Н. Беликовым и опрокинута. Потери гитлеровцев
составили в этом бою 70 человек убитыми. Последние три дня
зенитчики отражали налеты штурмовиков, истребителей, атаки
пехоты и вели огонь на подавление вражеских батарей,
уничтожив еще до 140 солдат противника.
Личный состав батареи действовал все эти дни безупречно и
самоотверженно, ни на минуту не отходя от орудий, несмотря на
чудовищное переутомление. Прекрасно показали себя командир
батареи старший лейтенант Речкин и весь личный состав. Вот
один из примеров. Старший сержант М. Ф. Ионченков,
возглавлявший взвод, искусно действовал из засады, метко
расстреливая атакующую немецкую пехоту. А когда орудия были
повреждены минометным огнем и гитлеровцы навалились на огневую
позицию, он поднял бойцов в контратаку и лично уничтожил
восемь солдат и одного офицера. С неменьшим мужеством
действовал и сержант В. М. Пустогородский. Командуя «кочующим»
орудием, он в течение только двух суток уничтожил свыше 130
немецких захватчиков.
4-м зенитно-артиллерийским полком ПВО командовал майор
Илья Федорович Рыженко. Военкомом был полковой комиссар
Павел Павлович Гончаров. Подразделения полка героически и
долго сдерживали натиск превосходящего врага. В неимоверно
тяжелых условиях, под непрерывным артиллерийско-миномет-
ным обстрелом, действуя подчас в окружении, зенитчики бились
не щадя жизни. Полк истребил свыше 2200 вражеских солдат и
124
офицеров, подавил 9 минометных и одну артиллерийскую
батареи, уничтожил два танка, бронемашину, 12 противотанковых
орудий, 19 пулеметных точек и много другой техники.
На западных подступах к Таллину, в районе Пальдиски
действовал 62-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион 5-го
зенитного полка ПВО. Командовал дивизионом майор П. П. Му-
ров, военкомом был старший политрук В. Г. Мурлаев. Один из
самых напряженных участков обороны — в районе аэродрома
Лаксберг, занимал 202-й зенитно-артиллерийский дивизион
(командир капитан А. А. Черный, военком батальонный
комиссар Г. Ф. Гош).
Из состава 62-го зенитного артдивизиона наилучшим образом
проявила себя 623-я батарея. Находясь на переднем крае
обороны, она в течение четырех суток вела неравный бой с
превосходящим противником. Враг, действовавший против нее, не
досчитался роты солдат, противотанковой и минометной батарей.
Особенно мужественно и смело вели себя в боях командир
батареи лейтенант А. Г. Павлов, политрук А. С. Малышев,
командир огневого взвода В. И. Кузнеченков и сержант Л. П.
Литвинов. Последний, командуя горсткой бойцов, штыковым ударом
уничтожил артиллерийскую прислугу двух вражеских
противотанковых орудий и вывел их из строя.
202-й зенитно-артиллерийский дивизион прибыл в Таллин
8 июля, имея задачу усилить прикрытие с воздуха аэродрома
Лаксберг. До начала боев за Таллин, действуя в системе ПВО,
зенитчики дивизиона сбили два фашистских самолета.
24 августа одна из батарей этого дивизиона — 224-я,
подверглась интенсивному артминометному обстрелу противника, в
результате которого два орудия и дальномер были временно
выведены из строя. Немецкая пехота, прорвав линию нашей
обороны, начала обходить батарею с левого фланга. На батарее
в это время находился начальник штаба дивизиона старший
лейтенант П. Л. Мельниченко. Он принял энергичные меры для
ликвидации прорыва. Согласованными действиями зенитчиков,
отряда прикрытия и резерва врага удалось оттеснить и
восстановить положение.
Через два часа, после очередного обстрела, фашисты
возобновили атаку с еще большим ожесточением. Наши зенитчики
открыли по врагу беглый огонь прямой наводкой. А потом
поднялись в контратаку наши пехотинцы и рота резерва.
Враг потерял до роты своих солдат и откатился на исходные
позиции.
На батарее дважды раненным оказался старший лейтенант
Мельниченко. В бессознательном состоянии его доставили в
госпиталь и только через полгода он смог возвратиться в строй.
25 и 26 августа батарея отразила еще несколько атак
противника, уничтожив до 150 солдат и офицеров. Правда, значи-
125
тельные потери понесли и зенитчики, но они продолжали
держаться.
27 августа, израсходовав весь боезапас и потеряв в неравном
бою все орудия, батарея действовала уже как пехотное
подразделение.
Много неприятностей фашистским захватчикам,
наступавшим на Таллин, доставила и 226-я зенитная батарея А. А. Бу-
шуева, располагавшаяся в двух километрах юго-западнее
аэродрома. Особенно досаждала она противнику в последние дни боев
за главную базу Краснознаменного Балтийского флота.
Начиная с 25 августа, батарея систематически подвергалась
артиллерийско-минометному обстрелу с применением самолета-
корректировщика «ХЕ-126». Так, рано утром 25 августа, после
сильного обстрела, немецкие автоматчики густой цепью пошли в
атаку, но, встреченные плотным огнем всех орудий, поспешно
отошли, оставив перед батареей более 40 солдат. В 7.20
противник повторил 40-минутный обстрел батареи. По окончании его
пехота одновременно с двух направлений ринулась в атаку. Как
только она приблизилась на дистанцию 250—300 метров,
батарея открыла огонь картечью. Враг дрогнул и отступил, оставив
убитыми более 80 человек.
26 и 27 августа зенитчики продолжали столь же успешно
вести борьбу с немецкой пехотой, но уже находясь в куда более
тяжелых условиях — в полуокружении. За два дня боев они
уничтожили свыше двух рот пехоты противника, а когда
боезапас был полностью израсходован, штыковыми ударами
прорвали кольцо окружения и соединились с подразделениями 10-й
стрелковой дивизии.
После всех этих боев личный состав батареи не досчитался
многих своих боевых товарищей, павших смертью героев в
неравной борьбе с гитлеровцами.
5-м зенитно-артиллерийским полком ПВО флота командовал
подполковник М. П. Барямов, военкомом был С. Г. Евстратов.
Выделенный из состава полка отряд в количестве 675 человек с
18 по 27 августа не только успешно отражал атаки немецкой
пехоты, но и сумел ее отбросить, захватив при этом трофеи: 9
противотанковых орудий, 8 минометов, 16 мотоциклов и другое
оружие. Батареи полка, находясь в условиях полуокружения и
постоянных обстрелов, эффективно громили врага и совместно
с отрядами прикрытия уничтожили более 1200 фашистских
солдат и офицеров, три танка, две минометных и одну
противотанковую батареи.
Противовоздушную оборону флота и — по
совместительству — сухопутную оборону главной базы КБФ — Таллина
возглавлял активный участник гражданской войны генерал-майор
Гавриил Савельевич Зашихин. В ходе боевых действий он
быстро и наиболее целесообразно перегруппировывал боевые по-
126
рядки частей, постоянно держал их под личным руководством
и контролем. В трудные моменты он умел поддержать,
приободрить и оказать действенную помощь подчиненным. Всегда
бодрый и жизнерадостный, он обладал удивительным и редким
свойством быстро располагать к себе людей. Вверенные ему
зенитно-артиллерийские части успешно выполнили свои задачи
по прикрытию боевых кораблей и других объектов главной базы
от ударов с воздуха, не допустив гибели ни одного корабля.
Одновременно, как уже рассказано, полки зенитной артиллерии
вели изнурительные и кровопролитные бои с сухопутными
войсками врага. Зенитчиками было уничтожено более 6000 солдат
и офицеров противника и много боевой техники. Словом, воины
ПВО Краснознаменного Балтийского флота с честью выполнили
возложенные на них задачи. Пусть же память о них вечно
живет в сердцах таллинцев и новых поколений моряков Балтики!
БОЕВОЙ ПУТЬ
ЭСТОНСКОГО НАРОДНОГО
ОПОЛЧЕНИЯ
И. И. ПАУЛЬ,
полковник запаса
После вероломного нападения фашистской Германии на
Советский Союз в Эстонской ССР, как и в других прифронтовых
союзных республиках, стало создаваться народное ополчение.
Идея создания ополчения родилась в народе. Трудящиеся
республики в ответ на призыв Центрального Комитета
Коммунистической партии Эстонии поднялись на самоотверженную
защиту Родины, стали требовать создания вооруженных отрядов,
чтобы укрепить советский тыл и оказывать активную помощь
Красной Армии в ее борьбе против немецко-фашистских
захватчиков. С каждым днем росло количество заявлений в
военкоматы республики от граждан, изъявивших желание вступить
добровольно в действующую армию. Только за первую неделю
войны поступило 1066 заявлений, из них 138 от женщин. Для
борьбы с фашистскими парашютными десантами уже на третий
день войны в городах и волостях по инициативе коммунистов
стали создаваться вооруженные группы из партийного,
советского и комсомольского актива. В городские группы входило от
30 до 60, а в волостные — от 7 до 10 человек.
24 июня 1941 года Совет Народных Комиссаров СССР
принял постановление «О мероприятиях по борьбе с парашютными
десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе».
Оно внесло ясность в организационные формы создания
народного ополчения. Вместо мелких вооруженных групп в
постановлении предлагалось при городских, районных и уездных отделах
128
Народного комиссариата внутренних дел организовать
истребительные батальоны.
25 июня в Таллине началось формирование первого
истребительного батальона под 7-ым номером. Командиром
назначили капитана Л. А. Рубинова. Примерно в то же время
началось формирование батальонов и в уездах.
29 июня в Таллине провели мобилизацию коммунистов. Из
мобилизованных был создан батальон под командованием
заведующего отделом кадров Таллинского горкома партии Ф. Кан-
гура. В течение десяти дней батальон выполнял разные срочные
задания оборонного характера. В конце первой декады июля
Центральный Комитет КП(б) Эстонии направил
мобилизованных коммунистов в разные истребительные батальоны для их
усиления, а также на выполнение других специальных заданий.
С 4 июля все находившиеся на территории Эстонии
войсковые части, в том числе и части народного ополчения, перешли в
подчинение командующего 8-й армии. К этому времени в
республике имелось уже 13 истребительных батальонов. В
Таллинском батальоне насчитывалось 300 бойцов. Другой батальон в
Таллине, сформированный из активистов Харьюмааского уезда,
имел 200 бойцов. В Нарве и в каждом уезде были созданы
батальоны численностью около 200 человек каждый.
Приток добровольцев в народное ополчение продолжался.
Только с фабрики «Балтийская мануфактура» в народное
ополчение вступило более 90 рабочих. Численность личного состава
многих батальонов выросла до 300—400 человек.
В июле были сформированы еще 1-й Таллинский рабочий
батальон (командир капитан П. 3. Токарев, комиссар В. Кин),
4-й Таллинский истребительный батальон (командир капитан
Р. Стокберг, комиссар В. Саар), а также железнодорожный
батальон и дивизион милиции. В Харьюмааском уезде
дополнительно создали Кехраский истребительный батальон, в Тарту-
мааском уезде — Муствээский и Тормаский батальоны.
Партийные органы принимали самое активное участие в
комплектовании личного состава и подборе командных кадров,
в проведении политического воспитания, в расквартировании,
вооружении и снабжении частей народного ополчения.
Период формирования частей народного ополчения был и
первым периодом их боевого применения. Истребительные
батальоны вели активную борьбу против парашютистов и
диверсантов противника, а также против бандитских групп,
созданных гитлеровской агентурой, местными фашистами и
буржуазными националистами в ряде волостей молодой советской
республики. В то время бандитские группы и разные диверсионные
шайки из контрреволюционных элементов пытались срывать и
дезорганизовать работу местных партийных и советских
органов, нарушить нормальную работу железнодорожного и автомо-
9 Таллин в огне
129
бильного транспорта, учреждений связи, сеять панику среди
населения.
Для лучшего использования частей народного ополчения их
объединили в оперативную группу со штабом в Таллине. До 19
июля 1941 года оперативной группой истребительных
батальонов Эстонской ССР командовал подполковник погранвойск
Г. И. Окаев, павший смертью храбрых в бою у местечка Аудру,
недалеко от Пярну. После него во главе оперативной группы
стал капитан Михаил Фаддеевич Пастернак, а комиссаром
назначили секретаря ЦК КП(б) Эстонии Федора Окка.
Централизованное управление народным ополчением
республики дало возможность применять истребительные батальоны не
только в пределах родных уездов, но и сосредоточить усилия
нескольких батальонов для проведения операций по
уничтожению более крупных группировок противника. Такие операции,
например, в начале июля были проведены Ляэнемааским и Пяр-
нуским истребительными батальонами — в районе Тыстамаа,
Ярвамааским батальоном во взаимодействии с ротой
красноармейцев — в районе Пыльтсамаа, Пярнуским и Вильяндиским
батальонами — в районе Вяндра. Оперативные выезды в
соседние уезды совершали и другие истребительные батальоны.
Опираясь на помощь местных жителей, части народного
ополчения наносили сокрушительные удары по
буржуазно-националистическим бандам и обеспечивали нормальную работу
местных органов.
Второй период боевых действий народного ополчения
совпадает с началом боев 8-й армии на территории Эстонской
ССР.
Как известно, на шестнадцатый день войны гитлеровские
войска вторглись на территорию Эстонии. 7 июля передовые
части немецко-фашистских войск заняли Килинги-Нымме и Мый-
закюла, на следующий день — города Тырва, Валга и Петсери.
Наша 8-я армия с 5 по 7 июля совершила отход на рубеж
Пярну — Тарту, где укрепилась и заняла оборону. Первая
трехдневная оперативная пауза после напряженных боев дала
возможность частям 8-й армии привести себя в порядок,
приготовиться к отражению новых атак врага. Все истребительные
батальоны на территории Эстонии с 15 июля 1941 года решением
Военного совета армии были подчинены помощнику
командующего 8-й армии по охране тыла подполковнику Л. А. Головкину.
Подразделения народного ополчения, обороняя тыл армии,
продолжали в основном выполнять задания такого же
характера как и в первом периоде их боевого применения. Они
уничтожали парашютные и диверсионные группы противника,
ликвидировали бандитские шайки, охраняли советские учреждения,
промышленные предприятия, железнодорожные станции, порты,
узлы связи, тыловые коммуникации и т. д. Части народного опол-
130
чения Южной Эстонии, вынужденные в связи с перенесением
фронта оставить родные места, продолжали борьбу в северной
части республики.
В тот период самой крупной операцией для истребительных
батальонов явилась ликвидация переброшенного из Финляндии
морем и по воздуху в леса и болота Равила, Арду и Альбу
диверсионного отряда под названием «Эрна», укомплектованного из
эстонских буржуазных националистов — предателей Родины, в
свое время бежавших заграницу. Диверсионный отряд имел
задание пополнить свои ряды на территории Эстонии за счет
враждебных Советской власти элементов и развить активную
диверсионную деятельность по дезорганизации советского тыла.
Первый налет диверсанты численностью до полсотни бандитов
совершили на исполнительный комитет волости Альбу, чтобы в
дальнейшем развернуть оттуда деятельность в направлении
важнейшего железнодорожного узла Тапа. Однако
мужественный коллектив исполкома и бойцы находившегося рядом поста
воздушного наблюдения, оповещения и связи отбили атаку
бандитов. После этого началась операция по уничтожению всего
диверсионного отряда, переброшенного из Финляндии. Она
проводилась с 30 июля по 1 августа силами шести истребительных
батальонов (4-го и 7-го Таллинских, 10-го и 20-го Харьюмаа-
ских, Ярвамааского и Вильяндиского) под общим
командованием М. Ф. Пастернака. Диверсионный отряд был уничтожен.
Однако части народного ополчения не только охраняли
войсковой тыл. Недостаток сил вынудил командование 8-й армии
применять их также и непосредственно на фронте.
На участке нашего 10-го стрелкового корпуса на рубеже
Пярну — Вильянди, уже 8 июля были введены в бой против
наступающих гитлеровцев Пярнуский и Вильяндиский
истребительные батальоны. Подразделения батальона пярнусцев
обороняли подступы к родному городу и к Пярну-Яагупи.
Героически отстаивая каждую пядь советской земли, бойцы 8 июля
отразили все атаки фашистов и не дали им ворваться в тот день
в Пярну-Яагупи. В этих боях особенно отличились командир
пулеметной роты Эвальд Лааси и разведчик Эрих Меймре. В тот
же день две роты Вильяндиского истребительного батальона в
районе родного города во взаимодействии с подразделениями
5-го стрелкового полка 22-й мотодивизии НКВД преградили
гитлеровцам путь в город. Мужественно сражались там Вальтер
Кырвер, Укку Ярви, Сергей Кутузов, Пауль Ыунапуу, Эрих
Паульсон, Сергей Стразд и другие. Смертью храбрых пали в
этом бою Эгон Бристол, заведующий финансово-хозяйственным
сектором ЦК КП(б) Эстонии, и Аугуст Нурк, инструктор Виль-
яндимааского укома партии.
Таким образом, уже 8 июля 1941 года, т. е. в первый день
боев на территории Эстонской ССР была заложена твердая
9*
13!
основа тесному взаимодействию между частями Красной Армии,
Балтийского флота и народным ополчением Эстонии.
На следующий день передовой отряд 217-й фашистской
дивизии овладел Мярьямаа. Возникла реальная опасность
вторжения гитлеровских войск в Таллин. В район Мярьямаа для
преграждения противнику пути к столице республики были
направлены части нашей 16-й стрелковой дивизии. В начале на
непосредственную оборону города встали курсанты Таллинского
пехотного училища и все истребительные батальоны Таллина и
Харыомааского уезда. В районе Мустамяэ занял оборону также
Пярнуский истребительный батальон. Однако, части народного
ополчения оставались на этих позициях не долго.
В боях в районе Мярьямаа с 9 по 14 июля части 16-й
дивизии вместе со стрелками 1-й бригады морской пехоты не
только преградили путь наступающему противнику, а вынудили
его отойти назад к Пярну. Отходящего противника, вместе с
частями Красной Армии, стали преследовать также 4-й и 7-й
Таллинские и Ляэнемааский истребительные батальоны и 1-й
Таллинский рабочий батальон. Ляэнемааский батальон совместно с
бойцами 8-го погранотряда решительной атакой 16 июля
освободил поселок Кирбла, а на следующий день и Лихула.
Таллинские истребительные батальоны продолжали преследовать
гитлеровцев в направлении Пярну от Лихула до местечка Аудру,
где 19 июля встретили сильное сопротивление противника. В то
же время 1-й Таллинский рабочий батальон и части 16-й
стрелковой дивизии преследовали гитлеровцев до местечка Аре (15 км
севернее Пярну). В ходе боев наши бойцы увидели кровавые
злодеяния, совершенные немецко-фашистскими захватчиками и
их пособниками над мирными жителями. Особенно зверски были
замучены фашистскими палачами советские патриоты в Лихула.
Ополченцы, участники боя за освобождение поселка,
охваченные гневом и ненавистью, дали клятву отомстить убийцам, не
пощадить своих сил для полного изгнания чужеземных
поработителей с советской земли.
Поражение в «Мярьямааском заколдованном котле» (под
таким заголовком гитлеровцы сами опубликовали статью в
своей фронтовой газете «Ди Фронт») вынудило командование
фашистского 26-го армейского корпуса приостановить
наступление на Таллин более чем на месяц. Гитлеровцы оказались не в
силах прорвать линию обороны нашей 8-й армии также в
центральной части Эстонии. Их план захвата в июле столицы
республики провалился. Для гитлеровцев наступила
непредвиденная оперативная пауза. Возобновить наступление фашисты
смогли только после получения значительного подкрепления.
1-й Таллинский рабочий батальон и Пярнуский
истребительный батальон участвовали и в дальнейшей обороне Таллина на
Пярнуском направлении. В течение июля они вели активную
132
разведку и неоднократно вступали в бои с крупными
разведывательными подразделениями противника. 30 и 31 июля оба
батальона в ожесточенном бою успешно отражали атаки
противника в районе Пярну-Яагупи, у местечка Табрия, но понесли
значительные потери в личном составе. Их ряды поредели. 1-й
Таллинский рабочий батальон лишился своего смелого
командира капитана П. 3. Токарева. Он получил тяжелое ранение.
После этого боя в начале августа 1-й Таллинский рабочий и
Пярнуский истребительный батальоны объединились в 1-й
истребительный батальон. Им стал командовать майор
С. М. Горбатенко. До 17 августа батальон находился в обороне
в районе Валгу и Ярваканьди, ликвидируя попытки
гитлеровцев проникнуть в расположение наших войск.
Продолжительные и тяжелые бои развернулись в июле в
центральной части Эстонской ССР, где немецкий 26-й армейский
корпус своими главными силами попытался прорвать фронт
нашей 8-й армии. С переменным успехом шли боевые действия
в районе Вяндра. Двадцать дней длилась героическая оборона
Тюри. Вместе с частями 10-й стрелковой и 22-й мотострелковой
дивизий оборонительные бои здесь вели Латышский полк
народного ополчения и Ярвамааский истребительный батальон.
Неоднократно участвовал в боях с немецко-фашистскими
захватчиками и Вильяндиский истребительный батальон. 10 июля
в его состав влился и Вырумааский батальон.
Широко прославил себя Вильяндиский батальон 12 июля в
бою под Пыльтсамаа. Под командованием капитана М. Ф.
Пастернака он нанес сокрушительный удар по моторизованному
передовому отряду 254-й гитлеровской дивизии численностью до
500 человек. Вооруженные до зубов фашисты были отброшены
от Пыльтсамаа на юг. Враг оставил убитыми на поле боя
большую часть личного состава своего передового отряда. Около
десяти гитлеровских офицеров и солдат сдались в плен. Наши
бойцы захватили богатые трофеи.
Героически оборонял Вильяндиский истребительный батальон
21 и 22 июля поселок Рутиквере. В конце донесения
командующему 8-ой армии пишется: «В этом упорном бою проявили
мужество и храбрость и умелые действия следующие товарищи:
Паккас Рихард, Кинксепп, Ярк, Родионов, Стразд, Майсте,
Крейсберг, Верро, Лепп, Кальювее, Руут, Громов, Томасон,
Михтеев, Криволапов, Райбайс, Пыхьяла, Липпур, Меттус и
лейтенант Якимов. За особое отличие и мужество достойны
представления к награде следующие товарищи: Паккас,
Кинксепп, Ярк и Родионов». (Архив Министерства обороны СССР,
фонд 344, опись 2759, дело 10, лист 141).
Части народного ополчения принимали участие также в
обороне рубежей по реке Эмайыги. В районе Йыэзуу и Тарту
действовали подчиненные командованию 11-го стрелкового кор-
133
пуса Тартуский и Валгамааский истребительные батальоны, в
районе устья реки Эмайыги — 2-й Вырумааский и Петсеримаа-
ский батальоны. Ополченцы неоднократно отражали попытки
гитлеровцев форсировать реку, проводили разведывательные
поиски на южном берегу Эмайыги, в тылу врага.
Во второй половине июля наступающие фашистские части
восточнее Чудского озера вышли на южные подступы к Нарве.
В это время в центральной части Эстонии продолжались бои
частей 8-й армии на рубеже Пярну-Яагупи — Пыльтсамаа —
Тарту. Создавалась угроза, что гитлеровцы могут нанести удар
в тыл нашим войскам со стороны Нарвы. Для предотвращения
этой опасности командование организовало оборону Нарвы и
рубежа реки от Васькнарвы до города, фронтом на восток.
19 июля по приказу командующего 8-ой армии генерала
И. М. Любовцева Нарвский, Раквереский и Петсеримааский
истребительные батальоны заняли оборону по западному берегу
реки Нарва. Туда вскоре прибыли и некоторые войсковые части
из резерва армии, заменившие Нарвский и Петсеримааский
батальоны. Раквереский истребительный батальон до середины
августа успешно держал свой участок обороны, отражая все
попытки гитлеровцев форсировать водный рубеж.
Из приведенного краткого обзора видно, что большинство
частей народного ополчения республики принимало активное
участие в боях против регулярных войск фашистской армии. При
этом их использовали не только на второстепенных
направлениях. Плечом к плечу с частями Красной Армии они сражались
на самых ответственных участках фронта, успешно выполняя
возложенные на них ответственные боевые задания. В
совместных боях против ненавистного врага закалялась дружба между
народноополченцами и красноармейцами, закалялась дружба
эстонского народа с другими народами нашей великой Родины.
Трудящиеся молодой Советской Эстонии еще больше стали
понимать великую силу братской дружбы и взаимопомощи
советских народов.
Во второй половине августа среди ополченцев возникла идея
объединиться в более крупные формирования, чтобы еще более
эффективно в составе действующей армии участвовать в боях с
врагом. К этому времени для проведения таких
переформирований созрели и необходимые объективные условия. После
оккупации фашистскими войсками большей части материковой
Эстонии, большинство истребительных батальонов освободилось
от выполнения задач по охране войскового тыла и их можно
было использовать непосредственно на фронте. К этому же
времени возникла необходимость иметь в северо-западной части:
материка и в районе Таллина, отрезанных от советской
территории, свободные резервы в виде отдельных частей и
соединений, которыми командование при необходимости могло усилить
134
тот или другой участок фронта. Нельзя забывать, что в
результате непрерывных боев значительно поредели ряды бойцов
стрелкового корпуса, оборонявшего Таллин с суши. Сухопутные
коммуникации с Ленинградом были отрезаны и перспектив на
получение подкреплений не имелось. Создание более крупных
формирований народного ополчения в некоторой степени
смягчало возникшую проблему о резервах.
С момента формирования полков начался третий
период боевых действий эстонского народного ополчения. Было
создано три полка: 1-й полк эстонских стрелков и Таллинский
рабочий полк в системе обороны Таллина и Нарвский рабочий
полк для участия в боях на оперативном направлении Нарва —
Ленинград.
Формирование 1-го полка эстонских стрелков началось 17
августа. В нем объединились личный состав трех Таллинских,
двух Харьюмааских, Вильяндиского и Ляэнемааского
истребительных батальонов. И уже вечером 20 августа трудящиеся
Таллина торжественно провожали полк на фронт, в район
Перила, в подчинение командира 16-й стрелковой дивизии. 20
августа дивизия провела весь день в тяжелых боях с
наступающими фашистскими войсками и израсходовала все свои резервы.
Чтобы преградить путь превосходящим силам противника,
командир дивизии послал в контратаку даже свои спецчасти —
саперный батальон и связистов.
21 августа 1-й полк эстонских стрелков принял участие в
контратаке частей дивизии на Кивилоо. Во второй половине дня
ополченцы достигли поселка. Но под напором превосходящих
сил врага они к вечеру вынуждены были отступить. 22 августа
продолжались тяжелые оборонительные бои около Перила. Не
раз наши бойцы отбивали атаки гитлеровцев. В боях у Перила
отличились многие бывалые бойцы и командиры эстонского
народного ополчения — Освальд Хильянди, Ханс Лаос, Юхан-
нес Мейстер, Вальдек Набер, Александер Кяосаар, а также наши
опытные санитарки Эльфриде Пийп-Сакс, Ээла Сыстраметс-
Куускюль, Тамара Семенова и многие другие. Но и потери
полка были большие. К вечеру ополченцы оставили свои
позиции под Перила. Рано утром 23 августа полк под
командованием своего командира М. Ф. Пастернака и комиссара Ф. Окка
снова устремился в контратаку. У совхоза Пенинги бой был
особенно ожесточенным. Враг бросил в атаку крупные силы.
Сражались за каждый дом. В неравном бою с превосходящими
силами гитлеровцев полк снова понес значительные потери. На
передовых позициях сражались и пали смертью храбрых
командир полка и комиссар.
Активные действия бойцов-патриотов замедлили наступление
гитлеровцев. За первые три дня наступления части 61-й
фашистской дивизии смогли продвинуться вперед на участке обороны
135
нашей 16-й стрелковой дивизии только на несколько
километров. В последующие дни подразделения 1-го полка под
командованием автора этих строк сражались в составе 1-й отдельной
бригады морской пехоты Краснознаменного Балтийского флота
на оборонительных позициях, построенных жителями Таллина,
у деревни Ассаку, около Тартуского шоссе Неоднократные
попытки гитлеровцев прорвать наши позиции успеха не имели.
В Таллине, в Кадриорге сражался с гитлеровцами
Таллинский рабочий полк под командованием ветерана гражданской
войны полковника Карла Кангера.
В ночь на 28 августа подразделения эстонского народного
ополчения прикрывали эвакуацию наших войск из Таллина.
Непосредственно на подступах к городу Ленина сражался
Нарвский рабочий полк, который сформировался в середине
августа на базе Нарвского, Раквереского, Тартуского и Петсери-
мааского истребительных батальонов и добровольцев. Еще не
закончилось окончательно сформирование подразделений, как
полку пришлось вступить в бой с врагом. 19 августа в составе
Кингисеппской группы войск Нарвский полк атаковал город
Кингисепп и освободил его северо-западную часть. А в два
последующих дня бойцы полка не раз ходили в контратаки, чтобы
сбить с позиций фашистские части, рвавшиеся к Ленинграду.
Начиная с 22 августа Нарвский рабочий полк в составе 11-й
стрелковой дивизии вел оборонительные бои севернее
Кингисеппа, а с 28 августа оборонял рубежи рек Систа и Воронки. Свои
боевые действия полк закончил 10 сентября на
Ораниенбаумском плацдарме. Оставшиеся в живых бойцы по приказу
командира дивизии вошли в состав 320-го стрелкового полка.
Командовал Нарвским рабочим полком капитан Гончаров.
Боевой путь эстонского народного ополчения закончился
Бойцы, получившие первую военную закалку в его рядах,
влились в новые соединения Красной Армии для продолжения
борьбы с ненавистным врагом.
ИСТРЕБИТЕЛИ
М. Н. СТАРЫХ,
бывший начальник штаба
Пярнуского истребительного
батальона
На территории Пярнуского уезда местные пособники
немецких фашистов вступили в активную вооруженную борьбу с
Советской властью и Красной Армией с самого начала Великой
Отечественной войны.
Первые сигналы поступили 23 июня из Вяндра от местных
комсомольцев. В этой волости была довольно сильная и
активная комсомольская организация. Возглавлял ее энергичный
вожак Эрих Меймре. Группа комсомольцев во главе с братом
Э. Меймре — Арнольдом несколько ночей следила за
антисоветски настроенными и проживавшими нелегально элементами.
Однажды ночью комсомольцы заметили, как вооруженные люди,
соблюдая меры предосторожности, вышли из сарая местного
кулака и скрылись в лесу.
На следующий день аналогичные сообщения поступили из
Килинги-Нымме, Тихеметса и Абья. Стало ясно, что для борьбы
с вооруженными бандитами надо срочно создавать местные
отряды, ибо все войсковые подразделения, которые
дислоцировались в Пярну, ушли на фронт, и этим непременно
воспользуются бандиты-националисты.
Но никаких указаний на этот счет не поступало. А время не
ждало. Пришлось действовать по собственной инициативе, как
говорится, на свой страх и риск. По плану Пярнуского уездного
комитета КП(б) Эстонии в каждой волости предполагалось
создать отряд по крайней мере из 20 бойцов, а в самом
городе — подразделение из 300 человек.
137
Приступили к подготовительным работам: составлению
списков бойцов, шифров для связи и т. д. За оружием обратились
в ЦК КП(б)Э. Просьбу обещали удовлетворить. Из волостей,
между тем, в уком партии обращались ежедневно: «Дайте
оружие!» Пособников немецких фашистов надо было
ликвидировать немедленно. Не оставалось ничего иного, как конфисковать
в магазинах все охотничьи боеприпасы.
Первыми воспользовались этим оружием опять-таки вяндра-
ские комсомольцы, которые успешно отбили ночную атаку
бандитов на волисполком. Потеряв двух человек убитыми, те
отступили...
Я прибыл в Пярнуский уком КП(б)Э 27 июня. Вручил
первому секретарю Константину Мянниксону сопроводительную
записку ЦК КП(б) Эстонии, в которой было сказано, что «...
капитан Старых назначен начальником штаба Пярнуского
истребительного батальона и ему необходимо оказывать всяческую
поддержку и помощь в формировании батальона».
Передо мной была поставлена задача создать в Пярнуском
уезде батальон численностью в 250 бойцов-добровольцев для
борьбы с фашистскими диверсантами и местными бандами, в
которые объединились все, кто ненавидел Советскую власть —
националисты, кулаки, кайтселийтчики.
Вечером того же дня состоялось собрание бойцов
истребительного батальона в здании Пярнуской 9-й начальной школы.
Большой зал на втором этаже был битком набит людьми.
Тут находились и совсем молодые бойцы (такие, к примеру, как
шестнадцатилетний Юрий Куруль, сын старого эстонского
революционера, погибшего в тюрьме), и люди совсем пожилые.
Многие из них даже не держали до сих пор в руках оружия.
Главным образом, это были молодые люди, которые в первую
советскую весну получили аттестат зрелости: комсомольцы Эрих
Лаге, Артур Кадарик, Цезарь Андре и другие.
Некоторые, например, Аарне Ранник и его ровесники, успели
получить военную подготовку в буржуазной армии. Были люди с
сединой в волосах — коммунист Лаге, отец Эриха Лаге —
старый профсоюзный активист, Иосиф Хопп — ветеран первой
мировой войны, кавалер георгиевских крестов, и другие. Всех
их объединяло неукротимое желание с оружием в руках
защищать свободу и независимость социалистической Родины.
Собрание открыл Мянниксон. Сразу же после краткой
информации приступили к регистрации добровольцев. Выяснилось,
что желающих вступить в истребительный батальон больше, чем
требовалось. Многих решили оставить в резерве. Но они
категорически запротестовали. Пришлось в резерв выделить только
тех, чья работа считалась особенно важной для фронта.
Пярнуский истребительный батальон был в основном
сформирован. 28 июня прибыли командир батальона — майор Смир-
138
лов и другие офицеры. Бойцов распределили по подразделениям
29 июня командир батальона поехал в Синди. Там был создан
Синдиский отряд батальона в составе восьмидесяти человек во
главе с директором завода Николаем Лембитом, председателем
горисполкома Яном Каммером и секретарем парторганизации
Юханом Соосааром.
А оружия все не было. Бандиты, между тем,
активизировались. Они уже несколько раз нарушали линии связи с Таллином
и другими городами. Надо было крепко ударить по ним. Эту
задачу возложили на начальника отдела НКВД Иоханнеса
Тамма — участника боев в Испании. Во главе небольшого
отряда (до 15 человек) он выехал в район Пярну-Яагупи.
Бандитов быстро ликвидировали. В этом первом бою 29 июня отряд
потерял одного из лучших работников милиции — Арсения
Вестмана, получившего смертельную рану.
Вечером 29 июня прибыло из Таллина оружие. Это было
поистине радостное событие. Теперь у нас имелись винтовки,
старые пулеметы типа «виккерс», «кольт», «матсен» и
боеприпасы. Кое-что к этому времени добыли сами истребители. Узнав
о создании истребительного батальона, жители города
сообщили, что во дворе одного здания находятся четыре танка,
оставленные подразделениями, ушедшими на фронт. Мы
немедленно отправили туда бойца Тырва. Выяснилось, что это
не танки, а тягачи противотанковых пушек, вооруженные
легкими пулеметами. Очевидно, они были оставлены как негодные.
Группа рабочих завода «Ээсти моотор» отремонтировала их.
После ремонта двое рабочих — слесарь Кунгламяэ и его
16-летний сын заявили, что не могут оставить «танки» без личного
присмотра, и стали бойцами истребительного батальона...
Еще раньше комсомольцы из Вяндра сообщили, что на
железнодорожной станции уже несколько дней стоит грузовой
вагон, адресованный в Пярну. По их данным, в вагоне находилось
оружие. На место выехали наркомвнудельцы.
Там действительно оказались винтовки, ручные гранаты и
боеприпасы. Предполагали, что эта «посылка» по чьему-то
злому умыслу предназначалась фашистским бандитам.
Выручила бдительность вяндраских комсомольцев.
Теперь наш истребительный батальон оказался
вооруженным, можно сказать, весьма неплохо. Нужно бы приступать к
активной боевой подготовке, но события развертывались с такой
быстротой, что об этом оставалось только мечтать.
Вечером 28 июня к нам приехали вяндраские активисты, в
том числе заместитель директора МТС по политчасти
комсомолец Освальд Хэрм. Они сообщили, что бандиты захватили
помещение волостного исполкома, убили директора местного
предприятия и несколько других активистов, а многих арестовали.
В Вяндра выслали группу истребителей. Завидев наши «тан-
ки» и бойцов, бандиты после короткой перестрелки убежали в
ближайший лес. Истребители освободили 13 арестованных,
организовали похороны зверски убитых активистов и вернулись
на базу в Пярну.
В этот день командир батальона майор Н. Смирнов получил
новое назначение. На его место прибыл майор С. Горбатенко.
С приближением фронта бандиты активизировали свои
действия. 31 июля мы получили сообщение о нарушении линий
связи в районе Хяэдемээсте — Икла: около поселка Трей-
мани на линию связи были повалены деревья. Для охраны
рабочих, которые стали разбирать завалы, мы выделили группу
истребителей-комсомольцев. Во время работы бандиты
открыли из леса огонь. Бойцы обошли опушку леса с двух сторон.
В перестрелке один бандит был убит, остальные разбежались.
Связь с Икла восстановили. Группа вернулась на следующее
утро, но сразу же выехала вместе с другими истребителями на
очередную операцию — освободить Килинги-Нымме,
захваченный бандитами. Командовать отрядом приказали мне.
В этой операции отряд вначале потерпел неудачу.
Бандиты, информированные о приближении истребителей, заняли
удобные позиции у песчаных бугров на подступах к городу. На
вооружении у них имелось несколько тяжелых пулеметов,
руководили ими бывшие офицеры буржуазной армии. Враг
пропустил вперед нашу моторизованную разведку, а когда
основная колонна подошла на близкое расстояние, открыл по
машинам внезапный огонь. Завязался бой. В ход пошли ручные
гранаты и штыки. В этом бою пали смертью храбрых два
командира-пограничника. Одного из них — младшего лейтенанта
Григория Давиденко я хорошо знал. В штыковом бою погиб
комсомолец из Пярнуского уезда Калм. Несколько бойцов
оказались ранеными, среди них тяжело — комсомольцы Сийрде и
Оякяэр. Некоторые попали в плен.
Сориентировавшись в обстановке, я приказал окопаться в
лесу у бугров, чтобы избежать лишних потерь. Вскоре из Пярну
прибыло подкрепление, и мы снова вступили в бой. Бандитов
быстро выбили с песчаных бугров и освободили город.
Уцелевшие после боя фашистские пособники разбежались по лесным
массивам, а часть попыталась замаскироваться под жителей
Килинги-Нымме, Благодаря помощи местных товарищей
некоторых бандитов удалось арестовать, в том числе одного из
главарей. Его опознали наши бойцы, попавшие, было, в плен. Этот
бандит расстреливал наших раненых бойцов.
Враг понес в бою большие потери. Так окончилось сражение
за Килинги-Нымме, где батальону пришлось бороться с
многочисленным, опытным и хорошо вооруженным врагом.
5 июля тревожные сведения поступили из Тыстамаа. Туда
выехала группа истребителей и отряд отдельной роты связи —
140
всего шестьдесят человек. Первая стычка с группой бандитоз
произошла около Линди, где дорога оказалась заваленной
толстыми бревнами. После схватки бандиты разбежались, потеряв
трех человек убитыми. Это был первый бой, проведенный
совместно с красноармейской частью. Он был поучителен в том
смысле, что показал ополченцам, как действуют опытные воины.
Любое приказание командиров выполнялось быстро и четко.
Истребители дивились, в частности, их умению быстро
преодолевать любые преграды. Так, в волости Селисте бандиты
разрушили все более и менее крупные мосты, но красноармейцы
восстановили каждый из них в течение нескольких десятков
минут, почти не используя дополнительных материалов. В полночь
группа истребителей прибыла на окраину Тыстамаа. Часть
бойцов перешла на другой берег и заняла оборону. Остальные
начали строить мост. Временное затишье было использовано для
беседы с местными жителями, от которых наши бойцы
получили ценные сведения о количестве банды, ее главарях и о
местонахождении арестованных советских активистов.
Выяснилось, что бандиты сконцентрировались в Тыстамаа,
возглавляли их кулак Вольдемар Карьель из Тыхела и владелец
двух домов и столярной мастерской Вольдемар Сийтам из
Тыстамаа. Арестованные советские активисты содержались в
кирпичном складе кооператива.
Через полчаса мост был готов, и вся группа переправилась.
Бандиты отступили, отстреливаясь. К рассвету наши бойцы
заняли селение и освободили активистов. В полдень 7 июля группа
истребителей отправилась обратно в Пярну.
К операции готовилась другая группа — бандиты
зашевелились и в районе Хяэдемээсте — Выйсте.
Утром 8 июля в Пярну прибыл депутат Верховного Совета
ЭССР Иоханнес Тамм. Он рассказал, что накануне ночью
произошел бой с регулярными частями немецко-фашистской армии
приблизительно в трех километрах от Пярну и что во время
контратаки был захвачен в плен один гитлеровец. На допросе
он показал, что фашистские войска имели задание к 10 часам
утра следующего дня занять Пярну, а 10 июля быть уже в
Таллине.
Мы поняли, что группа наших истребителей, действовавшая
южнее, оказалась отрезанной от Пярну и могла попасть в город
лишь морским путем.
Наших сил в Пярну имелось крайне мало. Как действовать?
Представителем ЦК КП(б) Эстонии в городе был тогда
Арнольд Рауд. По его распоряжению навстречу гитлеровцам
направили группу бойцов 15 человек с пулеметами. Старшим
назначили командира пулеметного взвода нашего
истребительного батальона капитана Эвальда Лааси — одного из лучших
стрелков Эстонии. Своим хладнокровием и смелостью он за ко-
141
роткое время пребывания в батальоне завоевал доверие и
уважение всех бойцов.
Группа заняла позицию на подступах к городу недалеко от
Раэкюла. Долго ждать не пришлось. Вскоре на дороге
появились автомашины с вооруженными людьми. Капитан Лааси
узнал в них фашистов. Врага подпустили поближе и открыли из
пулеметов меткий огонь. Немцы слезли с машин и пошли в
наступление. Отбив первую атаку, группа наших истребителей
вернулась в город.
Гитлеровцы шли теперь осторожно. Первые их отряды
прибыли в Раэкюла к 14 часам. Под натиском превосходящих сил
фашистов наш истребительный батальон оставил Пярну.
В то время, когда гитлеровцы заняли Раэкюла, из Синди в
Пярну на автомашине двигалась группа синдиских
истребителей. Их было двадцать человек. Они были оставлены в Синди
для обеспечения эвакуации местной фабрики. Мы приказали им
прибыть срочно в Пярну. Тем не менее они запоздали, и
автомашина с истребителями угодила в лапы фашистов. Оказать
сопротивление они даже не успели. Всех бойцов гитлеровцы
расстреляли, за исключением Юлиуса Сельямаа, которому каким-то
чудом удалось бежать.
Часть истребителей, которые действовали в районе Выйсте-
Хяэдемээсте, пробивалась к своим через леса и по проселочным
дорогам. Те же, кто остался южнее шоссе Пярну — Рига,
прибыли в Пярну на гребных лодках, когда город был уже занят
немцами. На побережье их встретили пулеметным огнем.
Завязался бой. Большинство ополченцев погибло, остальные были
захвачены фашистами и расстреляны. Только одной лодке, в
которой находились работник Пярнуского отдела НКВД Кикас,
начальник тюрьмы Якоб Ярв, Биллем Соосаар и шофер укома
партии Юхан Китсинг, удалось уйти в море и пробраться к своим
где-то в Ляэнемаа.
Основные силы истребительного батальона отходили в
направлении Пярну-Яагупи. Несмотря на горечь поражения, все
были полны решимости продолжать упорную борьбу с
фашистами. Вскоре мы встретили члена Военного совета
Краснознаменного Балтийского флота тов. Яковенко, который имел
задание организовать оборону на дальних подступах к столице
ЭССР. Передав в мое распоряжение, как старшего начальника,
подразделения строителей, саперов и латышских ополченцев, он
приказал организовать оборону между Аре и Пярну-Яагупи.
В 19 часов на дороге перед нами появилась вражеская
автоколонна. Мы подпустили ее ближе и открыли огонь. Сначала
враг растерялся, но потом перешел в атаку. Первую атаку
быстро отбили. Не имели успеха и следующие, хотя гитлеровцы
применяли артиллерию и минометы.
Так продолжалось до наступления темноты. Затем мы оста-
142
вили позиции и отошли. Наши потери оказались
минимальными — несколько раненых. Среди них был и представитель ЦК
КП(б) Эстонии Арнольд Рауд, назначенный комиссаром
батальона. Осколок вражеской мины попал ему в голову.
После боя враг стал передвигаться медленно, в боевом
порядке, а не на автомашинах. Навстречу ему выдвигались
регулярные части Красной Армии.
10 июля наш батальон прибыл в район Мустамяэ. Здесь в
его ряды вступило много новых бойцов из Пярну и Таллина.
Кроме эстонцев, среди них были русские, украинцы, казахи и
представители других национальностей. Вместо пулеметного
взвода образовали пулеметную роту. Командиром ее стал
капитан Э. Лааси.
Короткую передышку в районе Мустамяэ мы использовали
для интенсивной боевой подготовки. Батальон стал более
опытным, увеличился по составу, стал сильнее по огневой мощи.
Бойцы рвались в бой. Эту просьбу бойцов заведующий военным
отделом ЦК КП(б)Э тов. Ваха, который однажды приехал в
батальон, обещал вскоре удовлетворить.
Из района Мярьямаа до нас все время доносилась
артиллерийская канонада. 11 июля гитлеровцы заняли поселок. Дальше
их не пустили. Части Красной Армии перешли в наступление.
Чтобы избежать полного окружения, фашисты оставили
Мярьямаа и отступили в панике в направлении Пярну.
Из подвалов и погребов вылезали представители
таллинской буржуазии, спешно прибывшие в Мярьямаа
приветствовать «спасителей». Некоторые из них, оказалось, уже успели
устроиться переводчиками в военно-полевой суд и на другие
должности...
Свое обещание тов. Ваха выполнил. Как только Мярьямаа
освободили, наш батальон получил приказ участвовать в
наступлении в направлении Пярну.
На месте боя под Мярьямаа бойцы нашли в кустах
оставленный гитлеровцами миномет с минами. Минометчиком стал
Прууль — фельдшер батальона, который считал, что, кроме
выполнения медицинских обязанностей, у него остается
достаточно времени и для других дел...
Подступы к Пярну-Яагупи немцы успели заминировать. Два
наших грузовика с бойцами попали на мины. Взрывы были
столь сильны, что нескольких бойцов выбросило из машин через
придорожную канаву в поле. Но жертв не было, не считая
одного контуженного. Дальше батальон двигался боевым
порядком. Из Пярну-Яагупи гитлеровцы после небольшого боя
отошли в направлении Аре.
Вечером в батальон прибыл ветеран гражданской войны
секретарь ЦК КП(б)Э Федор Окк. Утром мы наступали на Аре.
Враг упорно сопротивлялся, но был вынужден отступить в сто-
143
рону Пярну. Батальон с боями преследовал гитлеровцев. Теперь
хватало работы и фельдшеру-минометчику. Справлялся он с
непрофессиональными обязанностями мастерски. Иногда Прууль
поражал цель уже с первой мины, а со второй — непременно...
Стало вечереть. Бой утихал. Неожиданно раздался возглас
Ф. Окка: «Ребята, фашист!» Действительно, по дороге из
нашего тыла мчался немецкий мотоцикл. На дорогу выскочили Ян
Калу и Цезарь Андре. Остановив мотоцикл, они обезоружили
мотоциклиста. Гитлеровец оказался ефрейтором. Он вез почту
из Вяндра и не подозревал об отступлении немцев к Пярну.
Ефрейтор страшно перепугался, увидев вокруг себя
вооруженных гражданских.
Федор Окк допросил пленного. Самым ценным из его
показаний оказалось сообщение, что в сторону Аре идет
противотанковое подразделение фашистов. Сразу же выслали в
разведку трех велосипедистов. Через некоторое время один из них
вернулся с сообщением, что у разведчиков произошло столкновение
с немецкими солдатами в трех километрах от Аре.
Чтобы не дать гитлеровцам ударить в тыл батальону, решено
было отойти за Аре и занять оборону на подступах к Пярну-
Яагупи.
На следующее утро наблюдатель, располагавшийся на
колокольне церкви, сообщил, что в двух-трех километрах от
поселка развертываются в боевой порядок гитлеровцы. Наступали
они с большим шумом, рассчитывая испугать наших бойцов
«психической» атакой. Находясь еще вдалеке от нас, фашисты
открыли ураганный огонь из автоматов. Захлебываясь, лаяли их
противотанковые пушки.
Но батальон не ответил ни одним выстрелом. Только когда
враг оказался совсем близко, бойцы открыли плотный
прицельный огонь. Вражеская атака захлебнулась.
Пользуясь численным превосходством, гитлеровцы стали
обходить нас с флангов. Чтобы не дать себя окружить, батальон
отошел за Пярну-Яагупи. Вражеские пушки продолжали вести
яростный огонь, но их снаряды падали куда попало и не мешали
нам.
Когда бойцы собрались, выяснилось, что батальон потерял
только одного человека.
На следующий день в район Пярну-Яагупи прибыл
отдельный разведывательный батальон Красной Армии. Немцев
атаковали общими силами и вышибли из поселка.
Бои в районе Пярну-Яагупи продолжались более двух недель.
Врагу был нанесен здесь большой урон.
Потом, когда после упорных боев гитлеровцы вновь
захватили Пярну-Яагупи, наш батальон занял оборону в шести
километрах от поселка. Затем мы получили задание отойти в район
Ристи и оборонять железнодорожную станцию. Отсюда мы ушли
144
через неделю и остановились около Вигала. Пулеметная рота
батальона сразу же получила задание выехать в распоряжение
8-го погранотряда.
Едва капитан Лааси успел доложить командиру отряда о
прибытии роты, как началась перестрелка. Истребители
бросились в бой. Длился он недолго и прекратился столь же
внезапно, как и начался. Выяснилось, что перестрелка завязалась с
фашистским разведотрядом, высланным из района Пярну на
трех гусеничных бронетранспортерах. Пограничники,
занимавшие оборону за развалившейся оградой бывшего помещичьего
фруктового сада, подпустили врага на 150—200 метров и
уложили своим метким огнем почти всех гитлеровцев. Враг потерял
43 человека убитыми и двух ранеными. Пограничникам
достались одна противотанковая пушка, пять пулеметов, несколько
автоматов и десятки винтовок...
За несколько дней, которые наша пулеметная рота провела
в погранотряде, бойцы-истребители многому научились у
пограничников: как укреплять свои позиции, расширять глубину
обороны и т. д. 1 августа пулеметчики получили приказ
присоединиться к своему батальону.
После краткой передышки батальон направился в район
Валгу и занял оборону поблизости бывшего имения. Вторая рота
оборудовала свои позиции в Ярваканьди, в восьми километрах
от Валгу.
Вскоре батальон ушел из этого района. Оборону здесь занял
отряд военных моряков Балтийского флота.
Мы отправились в Таллин, где из истребительных
батальонов формировался первый эстонский мотомеханизированный
стрелковый полк. На этом окончилась самостоятельная боевая
деятельность Пярнуского истребительного батальона, который
стал одним из подразделений полка.
Бои за Эстонию и столицу республики, участвовать в
которых довелось и нам, бойцам-пярнусцам, продолжались.
Немногим из нас удалось выжить, но мы сделали все, чтобы с честью
выполнить свой долг перед Родиной.
НА НАРВСКОМ
ПЕРЕШЕЙКЕ
Н. М. ТРАНКМАН,
полковник в отставке
Нарва превратилась во фронтовой город с первых же дней
боевых действий на территории Эстонской ССР.
Чем ближе продвигалась линия фронта к городу, тем чаще
и усиленнее он подвергался бомбардировкам вражеской
авиации. Немецкое командование преследовало цель нарушить
работу промышленности, поколебать моральную стойкость
трудящихся, а в первую очередь — вывести из строя
железнодорожный и шоссейный мосты, железнодорожный узел и, тем самым,
прервать подвоз военных грузов, горючего, продовольствия
для частей 8-й армии и баз Краснознаменного Балтийского
флота.
Первые вражеские пикирующие бомбардировщики появились
над Нарвой 5 июля. От бомбежек сильно пострадал район
железнодорожного вокзала. Полностью разрушенными оказались
рабочие кварталы Уускюла. В городе начались пожары, враг
повредил линии связи, электропередачи и водопровод.
Фашисты бомбили не только военные объекты. Самолеты
противника вели огонь по отдельным автомашинам и охотились
даже за отдельными людьми.
В этой тяжелой обстановке, при непрекращающихся
бомбардировках с воздуха партийные и советские органы города
предпринимали поистине героические усилия, чтобы в кратчайший
срок выполнить задания Коммунистической партии и
правительства по перестройке промышленности на военный лад, обеспе-
146
чить бесперебойную работу предприятий и железнодорожного
транспорта.
На призыв работать по-фронтовому трудящиеся Нарвы
ответили патриотическими делами. Повсеместно прошли митинги.
Ткачихи «Кренгольмской мануфактуры» обязались быстрее
выполнять военные заказы, поднять обороноспособность города.
Работницы суконной фабрики объявили себя мобилизованными,
чтобы «укрепить и защитить свою Родину — великий Советский
Союз». Сотни рабочих изъявили желание участвовать на
оборонительных работах. Комсомольско-молодежная бригада
железнодорожного узла под руководством В. Смирнова успевала за
день сделать столько, сколько в мирное время делали за три дня.
Об исключительной самоотверженности
рабочих-железнодорожников говорит тот факт, что почти полтора месяца — с 5 июля
до 17 августа — под непрерывными вражескими
бомбардировками и артиллерийским обстрелом они обеспечивали
бесперебойную работу железнодорожного транспорта.
Созданный Нарвский комитет обороны под
председательством первого секретаря горкома партии А. Вельмана, в состав
которого вошли директор «Кренгольмской мануфактуры»
К. Косько, начальник городского отдела милиции Неемре,
военный комиссар майор Литвинов и другие руководители,
работал в самом тесном контакте с командованием 8-й армии.
Нарва являлась единственным пунктом в тылу 8-й армии,
через который поступало все, что посылал тыл фронту. Это
налагало особую ответственность на городской комитет
обороны.
Усиленными темпами создавались оборонительные рубежи на
Нарвском перешейке. Тысячи нарвитян ежедневно выходили на
строительство траншей, окопов и огневых точек на рубеже реки
Нарвы — от Чудского озера до Финского залива, и на линии
Иыхви — Ийзаку. Вместе с нарвитянами здесь работали и
окрестные крестьяне. На оборонительных сооружениях ежедневно
трудилось до 10 000 человек. Инженерными работами, как
правило, руководили кадровые командиры саперных войск.
Силами 112-го отдельного саперного батальона и
республиканского управления шоссейных дорог с 8 по 18 июля были
построены мосты через реку Нарва в Васькнарве, Карьяти, Омут
и Кривасоо. Большую помощь саперам оказало местное
население, особенно Васькнарвы. При строительстве широко
использовались подручные средства — лодки, баржи и местный
строительный материал.
По призыву ЦК КП(б) Эстонии, трудящиеся Нарвы и Виру-
мааского уезда взялись за оружие, чтобы вместе с частями
Красной Армии сражаться с фашистскими захватчиками. В
короткий срок из добровольцев сформировался 5-й Нарвский
истребительный батальон. Командиром его стал капитан
погранич10*
147
ных войск Ф. Лисицын, комиссаром — секретарь горкома партии
И. Чернов.
Батальон, скомплектованный из передовых рабочих,
партийно-хозяйственного и комсомольского актива, сначала
насчитывал 250 бойцов. Костяк батальона составляли кренгольмцы.
Позднее в его состав влились комсомольцы и учащаяся
молодежь. Численность батальона возросла до 500 человек.
В Вирумааском уезде сформировался 6-й Вирумааский
истребительный батальон (командир — старший лейтенант
М. А. Рогозин, комиссар — работник ЦК КП(б) Эстонии,
бывший боец интернациональной бригады в Испании А. Муст).
В батальоне насчитывалось более 600 бойцов-добровольцев:
шахтеры сланцевого бассейна, работники милиции, партийные и
советские активисты, рабочие механического цеха и
железнодорожного депо станции Кивиыли.
В середине июля по указанию секретаря ЦК КП (б) Эстонии
А. Паука создается Нарвский партизанский отряд численностью
в 50 человек, в основном из рабочих Принаровья, хорошо
знавших местность. Командиром отряда назначили инструктора
горкома партии А. Щеберова.
Одновременно на всех предприятиях Вирумааского уезда и
Нарвы были созданы вооруженные дружины. В их задачу
входило поддержание порядка в промышленных районах.
Дружинники находились на казарменном положении.
Наряду с боевой учебой истребительные батальоны
проводили операции по прочесыванию лесов, в которых скрывались
вражеские лазутчики и бандиты, охраняли мосты, учреждения и
другие объекты. С 14 июля, когда начальник тыла 8-й армии
поставил задачу очистить тыл советских войск от бандитских
шаек, диверсантов и парашютистов противника, эти операции
приняли планомерный характер. 6-й Вирумааский
истребительный батальон проводил очистку тыла в районе южнее Раквере.
и в районах Кивиыли, Кохтла-Ярве, Йыхви; 5-й Нарвский
истребительный батальон — в районах Аувере, Вайвара, Вийвикон-
на, Куремяэ. Истребители действовали очень активно и
успешно выполняли все задания.
Немецко-фашистское командование, как известно, отводило
значительную роль «пятой колонне» — разного рода предателям
и изменникам Родины. На территории Эстонской ССР
действовали завербованные гитлеровской агентурой банды, буржуазно-
националистических элементов, кулаков и бывших офицеров,
буржуазной армии. Фашисты оказывали им всевозможную
помощь: сбрасывали с самолетов инструкторов, оружие,
продовольствие и т. п.
При прочесывании лесов наши истребители обнаруживали,
как правило, хорошо вооруженные бандитские группы, и стычки
с ними превращались в настоящие бои.
148
Примеры мужества, и отваги, добросовестного выполнения
воинского долга показали в эти дни истребители старшего
лейтенанта Глущенко. Однажды они обнаружили хорошо
вооруженную банду, которая сосредоточилась в деревне недалеко от
шахты Кивиыли. Командир разбил бойцов на две группы. Одна
обошла деревню с тыла, а сам Глущенко с остальными
истребителями остался в лесу около шахты. По сигналу группы начали
сближаться. Бандиты открыли беспорядочную стрельбу.
Завязался бой. Исход его предрешили пулеметчик Г. Михайлов с 16-
летним юношей из Хаапсалу. Выдвинувшись вперед, они
открыли огонь по контратакующим бандитам и сковали их.
Одновременно истребители, посланные в обход, атаковали их с тыла.
Банда была полностью разгромлена.
Ранним утром другая шайка бандитов неожиданно
ворвалась на станцию Кивиыли, разбила сигнальную аппаратуру и
средства связи, пытаясь вывести станцию из строя. Здесь в это
время находилась только охрана из нескольких
бойцов-истребителей. Они смело и самоотверженно вступили в бой с бандитами.
Перебегая от одного строения к другому, истребители
приблизились к зданиям, занятым бандитами, и с близкого расстояния
открыли меткий огонь. Бандиты бежали. В схватке с ними погиб
машинист паровоза А. Голубев.
Однажды батальон подняли по тревоге и направили на
операцию в район Кохтла-Ярве. Бандиты воспользовались этим и
напали на штаб, который располагался в клубе шахтеров.
Оставшиеся в штабе истребители смело вступили в бой с
превосходящими силами бандитов. Продолжался он около часа,
однако результатов не дал. Тогда три истребителя с легким
пулеметом обошли бандитов справа и обрушили на них огонь. Враги
бежали, преследуемые истребителями.
Леса в районе шахты Вийвиконна являлись местом
сосредоточения бандитских групп, которые особенно активно
действовали в районе Йыхви, Вайвара, Аувере, Куремяэ. В этих лесах
бойцы 5-го Нарвского истребительного батальона не раз
вступали в схватки с фашистскими прихвостнями. Однажды при
прочесывании леса истребители обнаружили только что
оставленный крупный лагерь. Ополченцы нашли оружие, боеприпасы,
снаряжение, которые бандиты не успели взять с собой. Началось
преследование банды.
Пример отваги и смелости показали разведывательные
группы истребителей. Особенно отличились
разведчики-мотоциклисты Георгий Вальтер и Олег Маркелов. Обнаружив
местонахождение бандитов, занявших круговую оборону, Г. Вальтер и
О. Маркелов вступили с ними в неравный поединок. Переползая
с места на место, Вальтер вел прицельный огонь. Обстреливал
выходящих из леса и Маркелов. Бандиты намеревались
окружить и схватить живыми смельчаков. В перестрелке Вальтера
149
ранило. Истекая кровью, он продолжал вести огонь. Вскоре к
месту боя подоспели командир роты старший лейтенант
Глущенко с бойцами, а потом и командир батальона капитан Лиси-
цин. Бандиты отчаянно сопротивлялись. Бой не прекращался и
ночью. На второй день банду окружили, отрезав все дороги к
отходу. Уцелевших 20 бандитов взяли в плен. Среди них
оказался и главарь банды. В качестве трофеев истребителям достались
радиостанция, парашюты, карты, склад оружия и другое
военное снаряжение.
В этом бою особенно отличились истребители Дмитрий Касе-
маа (погиб в бою), братья Варкки, Эрих Рятсеп, Освальд Лойт,
Валентин Рохульт, Аксель Рохульт, Освальд Амбло и другие
бойцы.
В результате активных действий истребителей, их тесного
контакта с местным населением, которое своевременно
оповещало ополченцев о появлении противника, все крупные банды в Ви-
румааском уезде были ликвидированы.
К середине июля военная обстановка на Нарвском
перешейке резко ухудшилась. Выйдя на рубежи реки Великой,
противник начал наступление непосредственно на Ленинград.
Вдоль восточного берега Чудского озера на север наступала
58-я пехотная дивизия фашистов, стремившаяся овладеть
Нарвой.
19 июля передовые части противника вышли к истоку реки
Нарвы и захватили деревню Скамью. 20 июля они овладели
деревней Омут и продвинулись до рубежа реки Плюссы — в 6—7
километрах южнее Нарвы. Артиллерия противника начала
обстрел города.
Нарвская оперативная группа под командованием генерал-
майора Лазарева вынуждена была занять оборону по левому
берегу реки Нарвы фронтом на восток, не имея для этого
достаточно сил и средств. Обстановка осложнялась еще и тем, что
оборонительные сооружения оказались построенными на правом
берегу реки фронтом на запад. Все средства переправы также
находились на правом берегу.
Части нашей 191-й стрелковой дивизии в тяжелых боях
остановили продвижение фашистов на рубеже реки Плюсса.
Попытки противника взять Нарву с марша провалились.
Однако в верховьях реки Нарвы фронт от Васькнарва до
Городенки протяжением 25 километров оставался открытым.
Здесь находились только саперы, которые заканчивали
строительство мостов, и группа пограничников из отряда
подполковника Головкина, отходившего с литовской границы.
Единственный резерв оперативной группы — 5-й Нарвский и
6-й Вирумааский истребительные батальоны — были подняты
по тревоге и ускоренным маршем направились к
незащищенному участку фронта.
Первые подразделения 5-го истребительного батальона
прибыли в Васькнарва рано утром 19 июля и сразу же вступили
в бой. Совместно с саперами и пограничниками они в последний
момент отстояли мост, которым пытались овладеть гитлеровцы.
Три пограничника со станковым пулеметом и истребители
Г. Михайлов и братья Красновы с легкими пулеметами
заняли оборону в каменном здании, остальные бойцы —
на берегу реки.
Противник обрушил на истребителей сильный минометно-
артиллерийский огонь. По понтонному мосту ринулись
вражеские солдаты. Пулеметчики-пограничники, Михайлов и братья
Красновы встретили врага губительным огнем. Немцы не
ожидали такого организованного отпора. Потеряв несколько
десятков солдат, гитлеровцы отхлынули назад.
Враг еще несколько раз пытался прорваться на правый
берег, но истребителям с пограничниками удалось отбить все
атаки. Наши саперы потом сами взорвали мост. Взорваны были
также мосты в Омуте и Кривасоо. Однако мост в Карьяти
оказался захваченным фашистами еще до прихода истребителей. Не
теряя времени, нужно было во что бы то ни стало отбить его у
противника и взорвать, чтобы не позволить врагу
использовать для переправы своих войск. Не дожидаясь подкрепления,
группа саперов 112-го отдельного батальона во главе с
командиром капитаном Волковым и ст. сержантом Мартыненко
бросилась в контратаку. В короткой, но жаркой схватке они
отбросили гитлеровцев и разрушили мост.
Вечером, под покровом темноты и тумана, истребители
приступили к рытью окопов. К утру 20 июля одиночные окопы и
площадки для пулеметов были готовы. В местах, удобных для
форсирования реки противником, тоже вырыли окопы и
соорудили простейшие укрытия.
Когда наступление фашистских захватчиков на рубеже реки
Плюссы было приостановлено, активные боевые действия
переместились в район Васькнарва — Пермискюла.
... В верховьях реки Нарвы, на левом берегу ныне
возвышается скромный памятник. На белом доломите высечено:
«Здесь сражались 5-й Нарвский и 6-й Вирумааский
истребительные батальоны с фашистскими захватчиками в
июле—августе 1941 года». Памятник сооружен трудящимися Кохтла-Ярве-
ского района в память о героических боях бойцов-ополченцев на
подступах к Нарве.
Именно здесь тогда развернулись ожесточенные
кровопролитные бои, продолжавшиеся 25 дней.
Взаимодействуя с Чудской военной флотилией и с
подразделениями 219-го полка 11-й стрелковой дивизии, истребители
стойко удерживали здесь оборону, отражая все попытки
фашистов форсировать реку.
Исключительно напряженные бои развернулись в районе
острова Пермискюла — на участке 5-го истребительного
батальона. Противнику удалось занять остров. Под прикрытием
массированного минометного огня фашисты пытались высадить
десант на левый берег. Ополченцы несли большие потери. Но
как только немцы вышли на берег, чтобы переправиться через
реку, их встретил интенсивный ружейно-пулеметный огонь.
Гитлеровцы отступили.
Тяжелые бои происходили 22—26 июля. Противник бросался
в атаки то на одном, то на другом участке истребительных
батальонов. Но все атаки были отражены.
Ополченцы не только упорно оборонялись. Пользуясь
малейшей возможностью, они совершали дерзкие налеты на
врага, производили неоднократно разведку боем на правом берегу
и на острове, занятом фашистами. Наши разведывательные
группы по 15—20 человек не давали покоя захватчикам.
Истребители врывались во вражеские позиции там, где их не
ожидали, и наносили удар за ударом.
Однажды ночью группа разведчиков в составе пяти
ополченцев 6-го истребительного батальона под командованием
лейтенанта Т. Бабинцева на пароме незаметно переправилась на
правый берег реки. Бойцы прихватили с собой даже автомашину!
На ней они благополучно миновали деревню Скорятино и
мельницу Коколок. Здесь, в лесу, в старых укреплениях, оставшихся
еще от первой империалистической войны, разведчики
обнаружили сосредоточение фашистских автомашин, обозов, боевой
техники и большое количество живой силы.
Поехали дальше. Шофер, милиционер из Риги, искусно
провел машину через Переволоку и Куйкин берег к деревне
Скамья. Гитлеровцы не обращали внимания на разведчиков:
не могли допустить такой дерзости со стороны советских
бойцов...
Выполнив задание, разведчики стали возвращаться. Но на
обратном пути фашисты заподозрили неладное и открыли огонь
по автомашине. В завязавшейся схватке Г. Кривоногов, Б. Бар-
манов, Г. Наумов и шофер героически погибли. Лейтенант Бабин-
цев и боец А. Петухов, отстреливаясь, скрылись в прибрежном
камыше, а затем переплыли на левый берег.
Собранные разведывательные данные оказались
исключительно ценными. На другой день наши самолеты нанесли
бомбовый удар по засеченным целям. С высоты у деревни
Пермискюла было видно, как точно ложились бомбы наших летчиков.
Долго еще после воздушного налета доносились до наших
бойцов взрывы боеприпасов.
Два дня под Пермискюла стояло затишье. Командование
5-го истребительного, батальона решило произвести разведку.
Девять ополченцев из роты старшего лейтенанта Г. Гречнева
152
после тщательного инструктажа переправились на лодке на
остров Пермискюла.
Осторожно, стараясь не выдать себя, девять храбрецов во
главе с командиром взвода Хыймла разведали в темноте
расположение врага. На опушке леса они обнаружили немцев.
Развесив оружие, фашистские вояки грелись у костра. Хыймла
насчитал около двух десятков солдат. Девять против двадцати...
Соотношение не испугало командира, и он решил окружить
гитлеровцев.
Скрытно, с разных сторон обошли костер. Взрыв гранаты,
брошенной Хыймла в сидящих у костра, был сигналом для
ополченцев. С разных сторон они ринулись на обезумевших
немцев. Фашисты не успели даже схватить автоматы с деревьев.
Почти все они были уничтожены. Один гитлеровец пытался
скрыться, но был настигнут командиром отделения Мерила и
бойцом Суме — комсоргом из Тартуского уезда. С помощью
Суме Мерила притащил на себе «языка» к лодке.
Взрыв гранаты и шум скоротечного боя взбудоражили
фашистов. Со всех сторон острова по смельчакам открылась
стрельба. Но было поздно. Лодка с разведчиками и пленным
уже достигла левого берега.
Получив первый опыт вооруженной борьбы с сильным
противником, ополченцы храбро и мужественно сражались,
отбивая все попытки врага перейти реку на участке Васькнарва —
Пермискюла.
В первых числах августа 5-й Нарвский истребительный
батальон передал свой участок обороны 6-му Вирумааскому
батальону и перешел под Нарву.
После выхода противника к Финскому заливу в районе
Кунда развернулись упорные и ожесточенные бои.
С приближением фронта к Нарве продолжались напряженные
работы по усилению обороноспособности города. По инициативе
работников ЦК КП(б) Эстонии А. Паука, X. Арбона и Д.
Кузьмина был сформирован Нарвский рабочий полк народного
ополчения.
Формирование полка началось 13 августа в районе мызы
Лилиенбах в двух километрах восточнее Нарвы на базе 5-го и
6-го истребительных батальонов. В полк добровольно вступили
ополченцы Тартуского, Вильяндиского и Ярвамааского
истребительных батальонов, отошедших в Нарву, и все способные
владеть оружием советские патриоты. Командиром полка стал
капитан Гончаров, комиссаром — И. Чернов, начальником
штаба — автор этих строк. Командирами батальонов назначили
сибиряка-пограничника старшего лейтенанта М. Рогозина и
старшего лейтенанта С. Королева. Ввиду отсутствия командного
состава одним батальоном командовал одновременно начальник
штаба полка. Комиссарами батальонов были назначены секре-
153
тарь Ярвамааского уездного комитета партии Э. Сяремат,
пограничник политрук Е. Рыжов и бывший боец
интернациональной бригады в Испании А. Муст.
Когда противнику удалось перерезать дорогу Волосово —
Гатчина и захватить 16 августа Кингисепп, Нарву пришлось
оставить.
Нарвский рабочий полк вошел в состав 11-й стрелковой
дивизии и участвовал в боях под Кингисеппом, на подступах к
Ленинграду и за Ораниенбаумский плацдарм.
ТАЛЛИНЦЫ
ПОМОГАЮТ ФРОНТУ
И. И. ПАУЛЬ,
полковник запаса
Известие о вероломном нападении фашистской Германии на
Советский Союз всколыхнуло трудящихся Таллина. Рабочие
ответили гитлеровцам резким повышением производительности
труда, самоотверженными делами в помощь фронту. Вот
некоторые примеры. На хлебокомбинате им. В. Кингисеппа после
начала войны стали выпускать продукции почти в два раза
больше, чем в мирное время. На заводе «Вольта» токари
перевыполняли дневные нормы на 30, а рабочие обмоточного цеха — на
50 процентов. Бригада котельщиков Антона Селавы с завода
«Пунане Крулль» увеличила производительность труда в четыре
раза.
Значительно улучшили трудовые показатели и рабочие
целлюлозно-бумажного комбината им. В. Кингисеппа, фабрики
«Пыхья Вески», Таллинских железнодорожных мастерских и
других предприятий.
Многие трудящиеся города изъявили желание вступить
добровольцами в ряды Красной Армии и Военно-Морского Флота.
Например, на хлопчатобумажном комбинате «Балтийская
мануфактура», где в основном трудились женщины, было подано
более ста заявлений с просьбой о зачислении в действующую
армию. Рабочие комбината стали костяком одного из первых
батальонов народного ополчения нашей столицы. Непрерывно
поступали заявления и от добровольцев завода «Пунане
Крулль». Аналогичное явление наблюдалось буквально на всех
промышленных предприятиях Таллина.
155
В столице республики было сформировано 4 истребительных
батальона, дивизион милиции, 1-й полк эстонских стрелков,
Таллинский рабочий полк.
О героической борьбе истребительных и рабочих батальонов
на дальних подступах к столице Эстонии уже многое написано.
Хочу добавить, что в составе Пярнуского и Вильяндиского
истребительных батальонов находились подразделения,
сформированные из таллинских рабочих — коммунистов и
комсомольцев. В первых боях против фашистских захватчиков на
территории Эстонии принимали участие и эти подразделения. К
примеру, в третьей роте Вильяндиского истребительного батальона,
в котором довелось служить и автору этих строк, в боях под
Вильянди, Пыльтсамаа и Рутиквере отличились многие ветераны
таллинских заводов: литейщики с завода «Пунане Крулль»
Эдгар Лепп и Вольдемар Майсте, рабочий Таллинской фанерно-
мебельной фабрики Август Крейсберг, серебряных дел мастер
Оскар Верро и многие другие. За проявленный на поле боя
героизм и самоотверженность их наградили в августе 1941 года
Почетными грамотами Президиума Верховного Совета
Эстонской ССР.
После того, как в центральной части Эстонии фронт
несколько стабилизировался, для промышленности Таллина начался
напряженный период. По решению Республиканского комитета
обороны эвакуация промышленных предприятий, которая
проводилась с конца июня, прекратилась. На некоторых
предприятиях снова установили демонтированное оборудование. С 15
июля заводы и фабрики начали работать в основном только для
выполнения заказов 8-й армии и Краснознаменного
Балтийского флота. Это было вызвано тем, что с выходом противника
на ближние подступы к Ленинграду оказались перерезанными
все железнодорожные коммуникации, идущие на восток.
Действующая армия вынуждена была обходиться имеющимися в ее
распоряжении боезапасами, а также местными ресурсами.
По решению Республиканского комитета обороны были
приняты на учет и подлежали строжайшему контролю все
дефицитные материалы и сырье. Разрешение на использование их
давал в каждом отдельном случае специальный уполномоченный
Республиканского комитета обороны по промышленности тов.
А. Веймер. Он распределял и все заказы между предприятиями.
Заявки воинских частей предварительно визировались
начальником тыла КБФ генерал-майором М. И. Москаленко.
Таллинский городской комитет партии мобилизовал рабочих
на поиски дополнительных ресурсов. На складах, заводах,
железной дороге искали запасы стали, железа, свинца, асбеста и
других дефицитных материалов. Существенную помощь
промышленным предприятиям города оказывал флот. В частности, он
выделил из своих запасов уголь, приборы и материалы для
156
электросварки, резиновые шланги для МПВО и другое ценное
имущество.
Рабочие заводов и фабрик, работники транспорта и связи не
щадили сил для выполнения оборонных заказов армии и флота.
Так, детали оружия и боеприпасов изготовляли завод «Ильма-
рине», комбинат «Балтийская мануфактура» и завод
сельскохозяйственных машин. Предприятие «Урания» стало выпускать
полевой кабель, заводы «Наэлур» и «Металлист» — колючую
проволоку. Мастерские «Торм» изготовляли спасательные
лодки, Таллинская фанерно-мебельная фабрика и завод «Таллина
Каст» — деревянные корпуса противотанковых и
противопехотных мин. Военные заказы выполняли также многие другие
заводы нашего города, ряд мелких промышленных предприятий и
113 кооперативных артелей.
В июле, в связи с мобилизацией, многие рабочие ушли в
армию. Тем не менее работа на предприятиях не
прекращалась — мужчин заменили женщины, которые за короткий срок
освоили мужские профессии и стали перевыполнять нормы.
Приведенные примеры убедительно свидетельствуют о
пламенном советском патриотизме таллинских рабочих, внесших
достойный вклад в борьбу нашего народа против фашизма.
Таллин с самого начала войны стал прифронтовым городом.
Уже с 22 июня начались налеты вражеской авиации.
Многочисленный коллектив местной противовоздушной обороны
включился в напряженную боевую жизнь. Созданная в конце 1940
года местная противовоздушная оборона города успешно
взаимодействовала с противовоздушной обороной главной базы
Краснознаменного Балтийского флота. Она выполняла
ответственные боевые задачи по обеспечению нормальной деятельности
военных и гражданских предприятий и учреждений, всего
сложного городского коммунального хозяйства.
На каждом заводе прошли санитарную подготовку в среднем
по 30 человек. В городе действовало около 200 санитарных
постов. Под руководством активистов МПВО трудящиеся
оборудовали бомбоубежища, приспособили для защиты населения
подвалы, рыли щели на площадях, в парках, во дворах. Для
укрытия людей в центре города были приспособлены подземные
казематы бывшей крепости Тоомпеа. Подвалы домов могли
принять более 50 000 человек. К 15 июля в городе имелось 14,5 тысяч
метров щелей.
Принятые меры значительно снизили эффективность
воздушных атак фашистской авиации. Например, в период с 22 июня
по 6 августа 1941 года противник совершил на Таллин 16
групповых и 32 одиночных налетов. Однако, только семь раз ему
удалось сбросить бомбы непосредственно на город.
Бойцы и активисты МПВО Таллина стойко и мужественно
выполняли свой долг. Даже в самые напряженные дни обороны
157
города — в конце августа, они в короткий срок ликвидировали
все очаги поражения и с успехом обеспечили нормальную
деятельность предприятий и учреждений. Приведу некоторые
примеры. 23 августа на хлебокомбинате им. В. Кингисеппа возник
большой пожар. Он был ликвидирован за три часа.
Хлебокомбинат успешно продолжал работать. 24 августа на окраине
города в течение 35 минут потушили пожар, возникший в
результате бомбежки склада нефтепродуктов. Отличились
бойцы-пожарники Александр Васильевич Финагин, Вальтер Петрович
Мартин, комсомолец Александр Никитич Субботин и многие
другие.
Одним из замечательных проявлений советского патриотизма
со стороны трудящихся Таллина являлась забота о раненых
воинах армии и флота. С начала войны значительно расширили
сеть лечебных учреждений Таллина. Увеличилось число коек в
военных госпиталях и лазаретах. На 31 июля в Таллине
действовали, кроме полевого госпиталя и эвакопункта № 90, еще 10
эвакуационных госпиталей, которые были организованы
Народным комиссариатом здравоохранения ЭССР на базе местных
больниц и школ. Общее число коек в этих лечебных учреждениях
составляло 3467.
Для эвакуации раненых в глубокий тыл были созданы
специальные санитарные поезда. Только в системе медслужбы КБФ
на Эстонской железной дороге курсировало четыре таких
поезда, один из них узкоколейный. Раненые эвакуировались морем
в Ленинград на специально оборудованных пароходах.
Почти в каждом из лечебных учреждений, кроме военного
медперсонала, работали и гражданские врачи, например, Бенно
Энилине, Август Розенфельд, Эдгар Падрик, студенты V курса
медицинского факультета Тартуского университета Артеми Вап-
ра, Карл Нигул и многие другие. Младший медперсонал в
эвакуационных госпиталях состоял в большинстве из местных
жителей.
Большую работу по укомплектованию медицинским
персоналом вновь созданных госпиталей провела организация
Красного Креста ЭССР. Возглавляла ее коммунистка Катарина
Падрик, женщина большой силы воли, обладавшая отличными
организаторскими способностями. Красный Крест организовал
ускоренные курсы для подготовки фельдшеров, медсестер и
санитаров. Только за первые месяцы войны было подготовлено около-
двух тысяч санитаров.
Уместно отметить здесь и тот факт, что к 23 августа 1941
года трудящиеся Эстонии передали бойцам на фронте и раненым
в госпиталях более 10 000 подарков. Это была большая
моральная и материальная помощь местного населения фронту.
Значительную помощь Красной Армии и Военно-Морскому
Флоту трудящиеся Таллина оказывали в оборонительных рабо-
158
тах. На подступах к городу они начались с 5 июля и скоро
приняли большой размах. Решением Республиканского комитета
обороны была введена всеобщая трудовая повинность. К
оборонительным работам привлекались все трудоспособные: женщины
в возрасте от 16 до 55 лет и мужчины от 16 до 60 лет.
Предприятия, не занятые военными заказами, прекратили временно,
до окончания оборонительных работ, производственный процесс.
По инициативе комсомольцев и многих трудящихся состоялись
трудовые воскресники с участием всего населения города.
На построенных позициях и рубежах обороны бок о бок с
частями 10-го стрелкового корпуса и воинами КБФ
самоотверженно сражались 1-й полк эстонских стрелков и Таллинский
рабочий полк. Героически защищали свою столицу эстонские
патриоты. Хорошо помню таких героев, как Сергей Стразд,
Освальд Хильянди, Вальдек Набер, Лембит Пыхьяла... Помнят
их и враги. Вот что, к примеру, писал бывший командир 151-го
пехотного полка 61-й пехотной дивизии фашистской армии
оберет Мельцер, ставший после войны боннским генералом, об
одном бое — под Ассаку, где держал оборону сводный отряд
1-го полка эстонских стрелков, входивший в состав бригады
морской пехоты:
«25 августа в 8.00 началась атака, вправо 3-й, слева 1-й
батальон. Артподготовка была недостаточная, чтобы сломить
сопротивление противника на хорошо оборудованных позициях.
Русские, поддержанные огнем артиллерии, авиации и бронесил,
оказывали упорное сопротивление, так что роты 1-го батальона у
Ассаку вынуждены были прекратить атаку и окопаться. Перед
ними на горизонте Таллин в огне, аэродром Ласнамяэ и
целлюлозный завод, однако приблизиться к этим целям можно было
только ползком...»
В пределах самого города вступил в бой с гитлеровцами
сформированный из трудящихся Таллинский рабочий полк,
которым командовал заведующий военным отделом ЦК КПЭ
ветеран гражданской войны полковник Карл Кангер. С 26 по 28
августа полк отражал атаки противника по направлению
Нарвского шоссе. 27 августа, после мощного налета корабельной
артиллерии, полк вместе с другими оборонявшими город
войсками мощной контратакой отбросил противника из Кадриорга,
а после этого прикрывал эвакуацию наших войск.
Трудящиеся Таллина внесли достойный вклад в дело обороны
своей столицы.
БРАТСТВО,
СКРЕПЛЕННОЕ
КРОВЬЮ
Я. Г. РАЙД,
кандидат исторических наук
Великая Отечественная война явилась серьезной проверкой
всех политических и моральных качеств советских людей, в том
числе народов Прибалтийских республик, лишь за год до
нападения гитлеровской Германии на СССР свергнувших диктатуру
фашистской буржуазии. Борьба народов Прибалтики против
гитлеровских захватчиков, активное участие эстонских,
латышских и литовских национальных формирований Советской Армии
в боях на различных фронтах Великой Отечественной войны
показали, что они с честью выдержали все испытания и с полным
правом заняли место в братской семье народов Советского
Союза.
Бои на территории Советской Латвии начались с первых же
дней войны. В едином строю с регулярными соединениями
Советской Армии в них приняли участие латышские добровольческие
отряды, сформированные по инициативе ЦК Компартии Латвии.
Основой этих отрядов стала рабочая гвардия, созданная еще в
1940 году. Теперь к рабочегвардейцам примкнули партийные,
комсомольские и советские активисты и другие патриоты, чтобы
с оружием в руках защищать социалистическую Родину. Среди
бойцов и командиров этих отрядов были участники
гражданской войны, а также латыши — бойцы интернациональных
бригад, защищавших республиканскую Испанию.
Воспитательную работу в отрядах проводили, как правило, руководящие
партийные работники. Политико-моральное состояние
добровольцев было исключительно высоким. Несмотря на сравнительно
160
слабое вооружение, эти отряды проявили себя с лучшей стороны
в боях на территории Латвии. Особенно упорно сражались
латышские добровольцы в районе Лиепая, а также при обороне
Риги.
Однако в результате временного военного превосходства
гитлеровских войск соединения Советской Армии были вынуждены
оставить Латвию. Вместе с ними в начале июля на территорию
Эстонской ССР отошли и латышские добровольцы. Одна часть
добровольческих отрядов, перейдя границу Советской Эстонии,
сконцентрировалась в районе Тырва, где 6 июля началось
формирование 1-го Латышского добровольческого истребительного
полка. Командиром назначили начальника милиции Тукумского
уезда А, Жуниса, комиссаром — первого секретаря ЦК ЛКСМ
Латвии Э. Либертса. Одним из политработников полка стал
участник гражданской войны в Испании Ж. Фолманис, которого
общественность нашей страны больше знает под именем Жана
Гривы — популярного советского писателя Латвии.
1-й Латышский добровольческий полк с боями отходил из
Тырва через Вильянди на Пыльтсамаа, где произошел его первый
бой с противником. На протяжении последующих дней
подразделения полка провели ряд успешных боевых операций и нанесли
серьезный урон регулярным немецким войскам, а также бандам
эстонских националистов. В одном из боев вблизи местечка Кол-
га-Яани латышские добровольцы разгромили автоколонну
гитлеровцев. Фашисты потеряли в этом бою несколько автомашин и
25 человек убитыми.
В целях более эффективного использования латышских
добровольцев командование 8-й армии передало их 16 июля в
оперативное подчинение 10-й стрелковой дивизии. В ее составе полк
сражался до последних часов пребывания на территории
Эстонии.
Выполняя первое задание командира дивизии, полк занял
оборону в районе Тюри, где в течение восьми дней с другими
частями дивизии отражал попытки гитлеровцев пробиться к
Таллину. Здесь же вел бой с фашистскими захватчиками Вал-
миерский добровольческий батальон. Впоследствии он был
включен в состав 1-го Латышского полка. Во время боев в районе
Тюри в полку побывал секретарь ЦК КП(б) Латвии А. Я.
Пельше, рассказавший бойцам и командирам о деятельности ЦК
Компартии Латвии и о создании на территории Эстонии других
латышских добровольческих формирований.
После многодневных и упорных боев полк под напором
превосходящих сил противника был вынужден отойти, понеся
значительные потери. 27 июля у местечка Кирна погиб командир
полка А. Жунис. Вместо него исполняющим обязанности
командира назначили капитана Мельникова, грамотного и
требовательного офицера, сумевшего быстро завоевать уважение личного
11 Таллин в огне
161
состава и сделавшего многое для усиления боеспособности
полка.
10 августа полк вывели в резерв дивизии и сосредоточили в
районе Перила — Пикавере. Здесь бойцы отдохнули и впервые
получили военное обмундирование. Пользуясь некоторой
передышкой, усилили свою деятельность партийные и комсомольские
организации. В эти дни в ряды ленинского комсомола вступили
более 40 молодых бойцов. Наиболее отличившихся
добровольцев приняли кандидатами в члены Коммунистической партии.
Бойцы и командиры полка хорошо понимали угрозу,
нависшую над нашей Родиной. Поэтому они решили не только с
оружием в руках сражаться против ненавистного врага, но и
оказать посильную материальную помощь Родине. Личный состав
полка внес в фонд обороны страны облигаций и других
ценностей на сумму 400 ООО рублей.
После отдыха латышские добровольцы вновь включились в
боевые действия, сперва на дальних, а затем и на ближних
подступах к Таллину. В этот период боев особенно отличилась
группа комсомольцев-разведчиков под командованием Я. Бартуша.
Отважные разведчики неоднократно проникали в глубокий тыл
врага и доставляли ценные сведения.
В ночь на 26 августа полк занял оборону в окрестностях
столицы Советской Эстонии, упираясь левым флангом в озеро
Юлемисте, а правым — в Вильяндиское шоссе. На этих
позициях латышские добровольцы приняли свой последний бой в
Эстонии. Вот как описывает его бывший комиссар полка Эдуард
Либертс: «Утром 27 августа в помощь к нам прибыл отряд
военных моряков. После нескольких незначительных атак
противник предпринял в послеобеденные часы решающее наступление.
Фашисты были пьяны и шли в атаку с громкими криками, по
ливая наши позиции автоматным огнем... Мы подпустили
гитлеровцев на 40—50 метров и тогда открыли огонь из шести
станковых и десятка ручных пулеметов. От сильного огня оружие
накалилось, а потерявшие последний рассудок «завоеватели
мира» все продолжали лезть на нас через трупы своих солдат.
Только к вечеру гитлеровцы прекратили атаки, но зато усилили
артиллерийский и минометный обстрел».
В ночь на 28 августа, по приказу командования, полк снялся
с позиций и погрузился на транспортный пароход. На
следующий день латышские добровольцы совместно с другими
защитниками Таллина эвакуировались в Ленинград. 1-й Латышский
добровольческий полк с честью выполнил все поставленные
перед ним задачи. Отзывы командования 8-й армии о боевых
действиях полка были весьма положительные.
Другая часть латышских добровольческих отрядов вступила
на территорию Эстонии в начале июля в районе Валга и стала
отходить по направлению к Тарту. Вначале второй декады июля
162
эти, в основном небольшие отряды, сосредоточились у местечка
Торма, северо-восточнее Тарту, где располагался штаб
эстонских истребительных батальонов Тартуского уезда. 14 июля в
Торма состоялось совместное заседание представителей
Центральных комитетов КП (б) Эстонии и КП (б) Латвии, на котором
было принято решение о формировании 2-го Латышского
истребительного полка. Командиром полка стал проректор
Латвийской сельскохозяйственной академии полковой комиссар запаса
К. Ульпе, комиссаром полка — заведующий отделом ЦК КП(б)
Латвии К. Циелавс. Среди политработников полка были:
заместитель заведующего отделом кадров ЦК Э. Озолинь,
заместитель заведующего промышленным отделом ЦК Е. Долбе и
другие руководящие работники Советской Латвии.
На территории Тартуского уезда действовал еще отдельный
Елгаваский добровольческий батальон под командованием
заведующего кафедрой марксизма-ленинизма Елгаваского
учительского института К. Жубита.
При формировании полка строго соблюдался принцип
добровольности. Выступая на собраниях будущих бойцов, командир
полка К. Ульпе спрашивал: «Все ли желают и могут по
состоянию здоровья вступить в полк и биться с гитлеровскими
захватчиками?» Ответ на этот вопрос был всегда один и тот же:
«Будем биться насмерть».
В связи с тем, что полку и батальону латышских
добровольцев предстояло выполнять боевые задания на территории
Тартуского уезда, их передали в оперативное подчинение уездному
штабу истребительных батальонов, который возглавлялся
секретарем Тартуского укома КП(б) Эстонии Э. Авальдом. Для
организации постоянной связи между латышскими и эстонскими
добровольческими подразделениями уездный штаб
командировал в латышский полк 16 оперативных работников. Основной
задачей эстонских и латышских добровольческих подразделений
являлась борьба против гитлеровских парашютистов и банд
эстонских националистов. Эстонские буржуазные эмигранты и
некоторые реакционные круги за рубежом до сих пор
утверждают, что эти банды состояли, якобы, из «борцов за
независимую буржуазную республику», ничего общего не имеющих с
гитлеровцами. Но эта ложь легко опровергается. Интересно, что
не так давно поступило подтверждение об использовании
эстонских националистов фашистским командованием. В 1963 году в
Мюнхене (Западная Германия) вышла книга известного
гитлеровского разведчика Оскара Рейле. В ней автор подробно и
откровенно рассказывает, как нацистская разведка еще до
начала войны вербовала и готовила на территории Финляндии
«патриотов» из числа эстонских фашистских молодчиков,
намереваясь использовать их для диверсий в тылу советских
войск.
11
163
С первых же дней своего существования латышскому полку
пришлось вести бои не только с немецкими парашютистами и
националистическими бандами, но и с регулярными частями
гитлеровской армии. Сообщая о боевых операциях полка, газета
«Правда» писала: «Часть, которой командовал тов. Ульпе...,
наголову разбила крупную колонну немецких войск у западного
берега Чудского озера, уничтожила несколько танков врага,
много грузовых машин, захватила штабную машину, много
мотоциклов, различное оружие и пленных» («Правда» № 288, 17
октября 1941 г.).
В двадцатых числах июля полк дислоцировался в районе
поселка Пуурмани, к северо-западу от Тарту, и, находясь в
оперативном подчинении 125-й стрелковой дивизии, вел активную
разведку в направлении озера Выртсъярв. 21 июля
подразделения полка устроили засаду недалеко от местечка Лальси и
напали на крупный отряд гитлеровцев, продвигавшийся в
северном направлении. В ходе скоротечного боя фашистский
отряд был разбит. Латышские добровольцы захватили
две легковые машины, 82 велосипеда и много различного
оружия.
Но не все бои заканчивались для полка успешно. Как
известно, в середине июля гитлеровцы, взбешенные задержкой
наступления в центральной части Эстонии, перебросили туда три
дополнительные дивизии и усилили нажим на оборонительные
рубежи советских войск. 23 июля, во второй половине дня,
фашисты атаковали позиции латышских добровольцев у поселка
Пуурмани. Бойцы на протяжении семи часов стойко
оборонялись и отошли в полном порядке лишь после того, как противник
открыл сильный минометный огонь.
По заданию командования 125-й стрелковой дивизии полк
должен был занять новую оборону у поселка Паламузе. Однако
при подходе к этому населенному пункту выяснилось, что он уже
занят гитлеровцами. Полк оказался отрезанным от других
советских войск. С большим трудом латышским добровольцам
удалось пробиться из окружения. В этих боях героический
подвиг совершил коммунист Карлис Розенбергс. Прикрывая
пулеметным огнем отход товарищей, он был тяжело ранен, но,
несмотря на это, продолжал вести огонь. В бессознательном
состоянии К. Розенбергса захватили в плен гитлеровцы и после
пыток казнили. В эти же дни полк лишился и своего командира:
в результате налета фашистских самолетов погиб К. Ульпе, а
комиссар полка К. Циелавс был ранен и эвакуирован в
госпиталь.
В конце июля полк сконцентрировался у мызы Таммику в
трех километрах к югу от Йыхви. Новым командиром назначили
Ф. Пуце, а комиссаром — А. Деглава, начальником штаба
Г. Брозиньша. Ф. Пуце. и Г. Брозиньш ранее сражались с фа-
164
шистами в рядах интернациональных бригад в Испании, А. Дег-
лав имел большой опыт подпольной партийной работы в
буржуазной Латвии. Некоторые изменения были произведены в
структуре полка. В его состав вошел теперь и Елгаваский
добровольческий батальон. Сформировали кавалерийский
эскадрон и велосипедную роту. Создание новых подразделений
повысило мобильность полка и позволило совершать быстрые броски
в лесах и болотах Вируского уезда.
Дислоцируясь в районе Йыхви, полк выполнял в основном
задания по борьбе с националистическими бандами и охране
коммуникаций советских войск. Некоторые боевые операции
проводились совместно с отрядами эстонских добровольцев. Так,
в начале августа объединенный отряд, состоявший из первого
батальона Латышского полка под командованием офицера
П. Догадова и кавалерийского эскадрона Тартуского
добровольческого батальона под командованием Т. Тальви, провел
крупную операцию по очистке от банд и немецко-фашистских
парашютистов местности, расположенной к югу от шоссе между
Раквере и Йыхви. В результате операции был разгромлен ряд
банд.
Когда немецко-фашистские войска стали приближаться к
Йыхви, полк получил задание вести разведку на участке между
шоссе Йыхви — Тарту и рекой Нарва, чтобы предотвратить
неожиданный выход гитлеровцев во фланг отходящим с боями к
Нарве соединений 8-й армии. Это было последнее задание,
которое латышские добровольцы выполняли на территории Эстонии.
13 августа полк отошел через железнодорожную станцию Вай-
вара к Нарва-Йыэсуу, а оттуда на следующий день по берегу
Финского залива вступил на территорию Ленинградской
области.
Помимо двух латышских полков, на территории Советской
Эстонии сражались еще некоторые, в основном небольшие
отряды латышских добровольцев. Одна рота латышей, например,
входила в состав Нарвского рабочего полка. Отдельные группы
латышей сражались в составе других эстонских добровольческих
отрядов. Об общей численности латышских добровольцев,
воевавших на территории Эстонской ССР летом 1941 года,
имеются весьма разноречивые данные. Наиболее достоверными
следует считать сведения, содержащиеся в письме ЦК КП(б)
Латвии и Совнаркома Латвийской ССР Центральному Комитету
КП(б) Эстонии от 26 июля 1941 года. В этом документе
указывается, что на 16 июля 1941 года в Эстонии вели бои с
фашистскими агрессорами 2400 латышей. На самом деле эта цифра
была несколько больше, ибо в ней не учитывались все латышские
отряды, входившие в состав эстонских добровольческих
батальонов и рабочих полков.
Боевые действия латышских добровольцев на территории
165
Советской Эстонии причинили противнику серьезный ущерб и не
раз нарушали его планы. Об этом убедительно свидетельствуют
даже вынужденные признания самих гитлеровцев (как в период
военных операций, так и в последующие годы). Так, 18 августа
1941 года в радиопередаче из оккупированной Риги сообщалось,
что в Эстонии действуют латышские части, которые
препятствуют наступлению германских войск на Таллин. Фашисты
предлагали премию в 3000 марок тем, кто будет
содействовать поимке латышских бойцов и командиров. Лицам
же, которые окажут латышам помощь, угрожали смертной
казнью.
А вот что писали о боевых действиях латышских
добровольцев фашистские газеты, издававшиеся в оккупированной
Эстонии. Газета «Ээсти Сына» (Таллин) поместила 24 июля 1942 года
заметку, в которой сообщалось, что в июле 1941 года члены
националистической организации «Омакайтсе» напали у хутора
Кааве (ныне Йыгеваский район) на местных советских
активистов. Когда бой вступил в решающую фазу, отряд омакайтчи-
ков был атакован бойцами латышского истребительного
батальона и под их натиском отступил в лес. На следующий день
газета вновь вернулась к событиям 1941 года и признала, что
наличие в районе Торма латышских и эстонских
истребительных батальонов помешало местным националистическим
отрядам установить связь с регулярными германскими войсками.
22 июля 1943 года «Ээсти Сына» напечатала заметку, в которой
признавались потери подразделения гитлеровской армии в бою
с латышами в районе Латкалу (правильнее было бы в районе
Лальси. — Я. Р.).
Успешные боевые действия латышских добровольцев в
Эстонии вынуждена признать также реакционная эстонская
эмигрантская литература. В сборнике, посвященном второй
мировой войне и изданном в Стокгольме в 1957 году,
сообщается о бое, в котором отряд омакайтчиков под натиском
латышского истребительного батальона отступил в болото
Умбузи.
После отхода на территорию Ленинградской области 2-й
Латышский добровольческий полк уже как 76-й отдельный
латышский стрелковый полк продолжал действовать в составе
125-й стрелковой дивизии и участвовал совместно с другими
частями Советской Армии, а также с Нарвским рабочим полком
в боях с гитлеровцами в излучине реки Луга.
В период боев в Старом Петергофе в начале октября 1941
года в состав полка вошел батальон латышей, сформированный
из бойцов 1-го Латышского добровольческого полка,
участвовавшего в обороне столицы Советской Эстонии и эвакуированного
из Таллина в конце августа. Командиром этого батальона был
Ж. Фолманис.
166
Боевой опыт и традиции, приобретенные бойцами и
командирами латышских добровольческих полков во время боев на
территории Эстонской ССР и Ленинградской области, не про-
пали зря. Влившись в ряды Латышской стрелковой дивизии,
бывшие добровольцы успешно сражались с
немецко-фашистскими захватчиками под Москвой, Старой Руссой, Даугавпилсом,
Резекне и Ригой, а после окончания войны вновь вернулись к
мирной созидательной жизни в освобожденной Советской
Латвии.
ШТУРМАНЫ
ПРОКЛАДЫВАЮТ
КУРС...
В. В. РУМЯНЦЕВ,
флагштурман КБФ,
контр-адмирал запаса
Войну с фашистской Германией мы ждали и готовились к
ней. И все же она для нас началась неожиданно. Она началась,
когда штурманы в море и портах занимались своими
повседневными делами, отрабатывая задачи боевой подготовки, а
гидрографы выполняли плановые, сугубо мирные работы на всем
Балтийском морском театре.
Первые вести о войне — и все прекращено. Корабли и части
переводились на повышенную боевую готовность. Гидрографы, не
ожидая вызова, стали возвращаться в Таллин.
Командование флотом тем временем приняло решение
подчинить гидрографию непосредственно флагманскому штурману
КБФ.
Капитан 2-го ранга Б. Иосифов — флагштурман флота,
ознаменовал свое вступление в командование гидрографией
усиленной строевой подготовкой, организованной для всего личного
состава... Предельно занятый своими непосредственными
штурманскими заботами, он просто не знал, что делать с новыми
подчиненными, и на всякий случай решил занять их столь
неожиданным для них делом.
Между тем, соединения требовали гидрографов и
гидрографического обеспечения для координирования минных
постановок и траления фарватеров, лоцманских проводок, девиацион-
ных работ, ремонта навигационных приборов, определения
координат огневых позиций, промеров и других специфических
работ. Для гидрографов наступила горячая пора. Специалистов
не хватало, и работы приходилось выполнять без смены.
168
При координировании районов траления и минных
постановок требовались повышенные точности. Для определения места
по двум углам недоставало ориентиров. Пришлось их спешно
создавать — выставлять портативные буи или строить
временные знаки, а впоследствии поднимать аэростаты заграждения.
Надо было как-то восполнить недостаток в новой технике.
Основная тяжесть работы легла на офицеров отделения СНО
(средств навигационного ограждения), которым руководил
Я. Литвер, на офицеров маневренного отряда Л. Боброва и
А. Витязева и штурманского отделения гидрографического
отдела КБФ.
К началу войны, как и в 1914 году, значительная часть
кораблей эскадры проводила боевую подготовку в Рижском
заливе. Между тем уже в первые дни войны в Ирбенском проливе и
на фарватерах к Таллину были обнаружены мины противника, а
западнее островов Сааремаа и Хийумаа появились целые
соединения надводных кораблей противника, а также подводные
лодки.
Требовалось немедленно вывести корабли из Рижского
залива.
Первым прорыв в Таллин осуществил крейсер «Максим
Горький», которым командовал А. Н. Петров. Крейсер
сопровождало несколько эсминцев.
С поставленными параванами, часто отбивая атаки
фашистских подводных лодок и авиации, корабли прорвали
блокаду и вошли в Финский залив. Но здесь крейсер подорвался
на мине, однако, поврежденный в носовой части, самостоятельно
дошел до Таллина. Корабль и его экипаж с честью выдержали
сложнейший экзамен.
В Рижском заливе оставались крейсер «Киров», эсминцы и
вспомогательные суда. Прорываться через Ирбенский пролив
было весьма рискованно: после перехода по этому фарватеру
крейсера «Максим Горький» гитлеровцы значительно усилили
силы блокирующих кораблей. Резко возросла и минная
опасность.
К решению этой сложной задачи привлекли
гидрографическую службу. Предстояло в кратчайший срок произвести
промер и жесткое траление большого участка, определить и
оградить наиболее узкий фарватер, расчистить отдельные участки,
чтобы сделать их доступными для крупных кораблей.
Причем, выполнять эту трудоемкую работу предстояло скрытно
от противника и в сроки, поистине фантастические для мирного
времени.
Но, несмотря ни на что, задача, поставленная командованием
флота, была успешно выполнена. Все корабли эскадры,
заблокированные в Рижском заливе, благополучно вырвались из
западни и прибыли в свою главную базу — Таллин.
169
Это была блестящая операция, успех которой предрешил
героический труд наших гидрографов, экипажей
гидрографических кораблей и промерных ботов. М. Назимов, Н. Орехов, А. Ви-
тязев, Т. Кудинов, И. Иванов, И. Бегун — вот только некоторые
офицеры-специалисты и руководители работ, которым обязаны
спасением десятки боевых кораблей и вспомогательных судов
флота.
Тем временем наши войска оставили Лиепаю. Часть
гарнизона этой военно-морской базы, в том числе несколько
гидрографов, с оружием в руках пробились из окружения.
Таллин жил фронтовой жизнью. Народное ополчение и
население интенсивно строило оборонительные сооружения на
подступах к городу. Таллин опоясывался противотанковыми рвами
и надолбами, окопами, огневыми точками.
В центральной части Эстонии бойцы 8-й армии и бригады
морской пехоты вели упорные бои с превосходящими силами
противника.
Для пополнения защитников Таллина все чаще призывались
добровольцы, в том числе из учреждений и предприятий флота.
Ушли добровольцы и из гидрографии.
7 августа фашистские войска вышли в районе Кунда на
побережье Финского залива. Таллин оказался окруженным. Фронт
приближался к городу. По решению Ставки Верховного
Главнокомандования войскам, оборонявшим Таллин, приказано было
на кораблях эвакуироваться в Ленинград.
Согласно плану, эвакуацию предполагалось осуществить
тремя конвоями, каждый из которых состоял из 20—30
транспортов в охранении тральщиков, морских охотников,
канонерских лодок и других боевых кораблей. Многих гидрографов
назначили штурманами конвоев, групп кораблей или просто
лоцманами.
Автор этих строк был назначен штурманом второго конвоя.
До этого мне пришлось специализироваться по перевозке
боеприпасов на полуостров Ханко и остров Сааремаа. В нашем
распоряжении тогда находилась безобидная моторно-парусная
шхуна...
Нет нужды подробно останавливаться на много раз
описанном переходе кораблей из Таллина в Кронштадт. Напомню
только, что недостаток тральщиков, кораблей охранения и
отсутствие авиационного прикрытия создали условия для
безнаказанного действия фашистской авиации против фактически
беззащитных транспортов. Путь кораблей до острова Гогланд был
усеян обломками судов. Приходилось поднимать из воды сотни
людей, которых неоднократно спасали, и они опять оказывались
в воде. Это был, несомненно, один из самых драматических
походов кораблей нашего военно-морского флота.
Тем не менее, основная часть кораблей советского Балтий-
170
ского флота дошла до заветного Кронштадта. В этом,
несомненно, большая заслуга штурманов и гидрографов.
Задачи, стоявшие перед нами на переходе, были на редкость
сложными и важными, учитывая обстановку в Финском заливе,
который буквально кишел вражескими минами. Если в начале
перехода мы еще могли противопоставить им имеющиеся средства
противоминной борьбы, то вскоре их израсходовали. Приходилось
на ходу отыскивать новые, безопасные маршруты движения и
районы маневрирования, чтобы обойти наиболее опасные участки
фарватера. Без глубокого знания военно-морского театра нельзя
было обойтись.
Едва закончился труднейший переход из Таллина в
Кронштадт, как перед нами, работниками штурманской службы
флота, встала новая, не менее сложная и ответственная задача —
обеспечение боевой деятельности (а позже — эвакуации)
военно-морской базы Ханко. Район Финского залива, таким
образом, оставался главным полем нашей деятельности.
Военно-морской базой Ханко, как известно, командовал
генерал-майор С. И. Кабанов, осуществлявший оборону базы
активными наступательными действиями флота, авиации и
морской пехоты. А для активных действий требовалось топливо.
Нужно было постоянно подвозить также бензин для
истребительной авиации и торпедных катеров. Осуществлять же подвоз
горючего морским путем было, конечно, делом весьма
непростым: я уже касался обстановки в Финском заливе, предельно
затруднявшей плавание.
К этому времени в штабе КБФ, да и непосредственно в
соединениях, установилась традиция — привлекать гидрографов к
проведению наиболее ответственных операций. Считалось, что
они в деталях знают военно-морской театр, учитывают даже
малейшие изменения в навигационной обстановке, в
совершенстве владеют электронавигационными приборами, а потому
могут оказать в сложных походах неоценимую услугу.
Первый большой поход на Ханко наметили на конец октября.
Корабли под командованием М. Опарина, А. Савлевича
и А. Цыбина были до предела загружены бензином и
представляли собой объекты, начиненные взрывчаткой. Подготовка к
выходу в море проводилась с особой тщательностью. Плавание,
для обеспечения скрытности, предусматривалось только в
темное время суток, в два этапа: из Кронштадта до острова
Гогланд, где кораблям предстояло стоять днем на
рассредоточенных якорных стоянках, и второй — от Гогланда до
Ханко.
На основе анализа минной обстановки маршрут кораблей до
Таллинского меридиана решено было проложить по пути
движения конвоев при эвакуации Таллина, после чего серединой
Финского залива предполагалось форсировать минную позицию
171
Нарген —Порккала-Удд и затем выйти на подходный фарватер
Ханко. Здесь намечалась встреча с кораблями гарнизона. До
траверза острова Вайндлоо корабли должны были идти в
сопровождении базового тральщика «Патрон».
И вот плавание в неизвестность, в глубокий тыл врага,
началось...
Первый этап — по контролируемым фарватерам до острова
Гогланд — был обычным и, можно сказать, даже будничным.
Плавание осуществлялось по непроверенным фарватерам
шириною от 5 до 1 кабельтова. Трижды на переходе, протяженность
которого составляла 90 миль, на короткое время зажигались
манипуляторные огни, позволявшие уточнять место. В остальное
время плавание осуществлялось исключительно по счислению с
максимальным использованием эхолота.
Остров Гогланд. Короткий дневной отдых на якоре. С
наступлением темноты по сигналу командира дивизиона корабли
построились в кильватер. Безлунная пасмурная ночь со слабым
ветром надежно обеспечивала скрытность перехода, хотя в то
же время создавала и немало трудностей для определения
места. За ночь предстояло пройти более 150 миль по сомнительным
фарватерам, да еще без надежды точно определять свое место.
Но мы заранее знали об этом.
Обойдя Гогланд с юга, корабли легли на курс. Скорость —
18 узлов. Шли в абсолютной темноте, только узкая полоска
гакабортного огня указывала местонахождение идущего впереди
корабля. Шли в плотном строю: расстояние между кораблями —
не более ста метров. Тишина нарушалась характерным стуком
дизелей да шелестом волн.
Штурманы напряжены до предела. Непрестанно учитывается
дрейф. Штурманские электрики и рулевые непрерывно следят за
показаниями приборов... Неожиданно непроницаемую тишину
нарушил доклад сигнальщиков:
— Прямо по курсу силуэт корабля.
Оказалось, что это танкер № 11. Мы даже обрадовались:
значит, идем правильно...
Во время перехода кораблей из Таллина в Кронштадт
военный танкер № 11 подорвался на мине и затонул на глубине 70 м,
и его кормовая часть вертикально возвышалась над морем.
Танкер представлял собой отличный ориентир, и все штурманы
имели его координаты.
Пройдя траверз импровизированного навигационного знака,
корабли по сигналу флагмана легли на истинный курс — 255°.
Прямо по носу у нас должен быть маяк Кери.
Мысли упорно возвращались к недавнему прошлому. Два
месяца назад этим фарватером шли корабли из Таллина. Вот мы
прошли место, где загорелся «Казахстан», там погибли штабной
корабль «Верония», спасательное судно «Нептун»...
172
Пять миль осталось до траверза острова Вайндлоо. Пять
миль до возвращения головного тральщика в базу. И вдруг
прямо по курсу, там, где угадывался головной корабль, грянул
взрыв. Стало светло, как днем. Взлетели в небо обломки
корабля. Мгновение — и кромешная темнота снова опустилась на
море.
Из оцепенения вывел голос командира дивизиона:
— Штурман, курс?
Что мог ответить штурман? Кто знал тот курс, который
помог бы избежать встречи с минами?..
Решено было, не доходя до границ минного заграждения в
районе мыса Юминда, повернуть на северо-запад и затем
следовать до фарватера на Ханко, огибая шхерные острова и банки
по мелководью.
Обходя таким образом известные и возможные минные поля,
мы шли на риск встречи с финскими кораблями. Нас могли
также обнаружить с крупнокалиберной батареи Порккала-Удд.
Однако, как мы и надеялись, давно не встречая наших кораблей,
финны перестали нести дозоры в этом районе. Подойдя к
шхерам, мы увидели много навигационных огней, ограждавших
шхерный лоцманский фарватер. Мы проходили мимо плохо
затемненной финской столицы, по радиопеленгатору слушали и
пеленговали широковещательные радиостанции Лахти,
Хельсинки и Таллина, координаты которых нам предусмотрительно
дали в штабе. Так неожиданно нам представилась возможность
для навигационных обсерваций. И вот пройдены острова
Порккала-Удд с двенадцатидюймовой батареей. Оставалось рукой
подать до Ханко.
Трудно описать радость экипажей и особенно встречавших
нас героев — ханковцев, два месяца не имевших связи с
Большой землей.
Генерал С. И. Кабанов особенно благодарил за
доставленный бензин.
Итак, связь с Ханко была восстановлена. Вскоре, по
решению Ставки Верховного Главнокомандования, гарнизон этого
героического полуострова предстояло эвакуировать до
замерзания залива. Началось плавание кораблей — уже большими
конвоями. В походах участвовали эсминец «Стойкий»,
турбоэлектроход «И. Сталин», минные заградители и другие
крупнотоннажные корабли.
Руководство эвакуацией было возложено на контр-адмирала
В. Дрозда и капитана I ранга И. Святова. В походах
принимали участие помощник флагманского штурмана КБФ Ю. Ко-
вель, флагштурман Охраны водного района Я. Рабинович.
Продолжать участвовать в походах на Ханко пришлось и мне.
5 декабря 1941 года последние корабли с участниками
обороны Ханко, сопровождаемые ледоколами «Волынец» и «Кра-
173
син», прибыли в Кронштадт. Приказ Верховного
Главнокомандования был выполнен с минимальными потерями.
Штурманы и гидрографы всегда являлись теми незаметными,
но весьма необходимыми тружениками, деятельность которых
обеспечивала безопасность мореплавания и эффективное
использование корабельного оружия. Во время войны их труд
особенно усложнился, так как приходилось осуществлять вождение
кораблей в условиях минной опасности, снятого навигационного
ограждения, бездействующих маяков и огней, а подчас и в
условиях боевого воздействия противника.
Большую роль сыграли штурманы и гидрографы КБФ и при
освобождении Эстонской ССР от фашистских захватчиков.
Десятки боевых кораблей, ведомые штурманами, принимали
участие в десантах в Моонзундском архипелаге. Штурманы и
гидрографы выводили корабли на артиллерийские позиции,
обеспечивали траление и выполнение множества других задач,
стоящих перед флотом.
ПРОРЫВ
НА КРОНШТАДТ
В. И. АЧКАСОВ,
капитан 1 ранга,
доктор исторических наук
Планируя молниеносный захват главной базы
Краснознаменного Балтийского флота — Таллина, гитлеровское
командование рассчитывало запереть и уничтожить здесь основное ядро
КБФ. Поэтому уже 29 июня 1941 года оно издало приказ об
усилении минных постановок на участке Финского залива между
островами Кери и Мохни. Операция получила шифрованное
наименование «Валкярви».. Вскоре противнику удалось создать в
этом районе минно-артиллерийскую позицию. Здесь фашисты
поставили более 3000 мин и минных защитников, а чтобы
воспрепятствовать их тралению и прорыву советских кораблей и судов,
на мысе Юминда в первой половине августа установили
150-миллиметровую артиллерийскую батарею. Это фактически означало
блокаду главной базы КБФ с морского направления.
Когда после длительных и упорных оборонительных боев под
Таллином встал вопрос об эвакуации базы, наш флот оказался
перед сложнейшей задачей. Предстояло, прежде всего,
форсировать вражескую минно-артиллерийскую позицию большой
глубины и плотности. Положение усугублялось тем, что для борьбы
со столь серьезной минной опасностью Краснознаменный
Балтийский флот не располагал достаточным количеством
тральщиков. Не следовало также забывать о фашистской авиации,
господствовавшей в то время в воздухе, не преминувшей бы
воспользоваться случаем для нанесения удара по советским
кораблям на самом опасном участке прорыва. Рассчитывать же на
авиационное прикрытие с нашей стороны не приходилось, ибо в
175
конце августа был потерян последний аэродром, с которого
советские истребители могли действовать западнее острова
Гогланд.
Военный совет КБФ хорошо понимал, с какими трудностями
встретится флот при прорыве из Таллина в Кронштадт, и
отдавал себе отчет в том, что к этому необходимо тщательно и
заблаговременно готовиться. Военный совет Северо-Западного
направления 26 августа издал директиву, разрешающую флоту и
войскам начать отход из Таллина. По директиве требовалось
организовать под охраной тральщиков движение крупных
конвоев с войсками и грузами. На восточном участке перехода
конвои предполагалось прикрывать авиацией, базировавшейся в
районе Низино и Липово, Ленинградской области.
Поздно вечером того же дня были получены дополнительные
указания: в первую очередь вывозить раненых, а затем — войска
и боевую технику. При отходе предлагалось заминировать рейды
в Таллинской гавани.
27 августа командующий КБФ доложил Главкому Северо-
Западного направления свои соображения о мерах, которые
необходимо принять для осуществления прорыва с наименьшими
потерями. В связи с тем, что накануне флот лишился своего
передового аэродрома в Липово (после того, как 8-я армия оста-
вила Кургальский полуостров), осуществлять истребительное
прикрытие корабельных караванов до острова Вайндлоо стало
невозможно. Для многих кораблей и в первую очередь
тихоходных, слабо вооруженных транспортов и вспомогательных судов,
это представляло большую опасность. Недостаток же сил и
средств противолодочной обороны увеличивал и без того
большую угрозу со стороны подводных лодок противника. В связи с
этим командующий флотом просил с рассветом 28 августа
нанести бомбовый удар по аэродромам противника
военно-воздушными силами КБФ и фронтовой авиации. Он же предлагал
поставить вдоль фарватера от маяка Кери до острова Гогланд 16
катеров типа «малый охотник» — для противокатерной и
противолодочной обороны, временно вернув эти катера с Ладожского
озера. Во время движения флота предлагалось прикрыть его на
возможно большее расстояние истребительной авиацией,
которая действовала бы с подвесными бачками.
В ответ на эту просьбу Военный совет Северо-Западного
направления отдал 28 августа распоряжение: на время перехода
кораблей из Таллина переподчинить командующему ВВС флота
всю морскую авиацию, ранее приданную сухопутным войскам, а
также временно передать Кронштадтской военно-морской базе
восемь катеров из частей морской обороны Ленинграда и
озерного района — для обеспечения перехода на наиболее опасном
участке. Но осуществлять эти мероприятия было уже поздно —
флот выходил в море...
Между тем, получив приказ об эвакуации Таллина, штаб
КБФ развернул энергичную подготовительную работу.
Определили состав конвоев, разработали плановую таблицу,
предусматривавшую время и порядок погрузки на суда войск и
техники, сбор кораблей на рейде и начало их движения. Уточнялись
план артиллерийского прикрытия отхода, походный порядок и
боевые наставления на период перехода из Таллина в
Кронштадт. В соответствии с планом перехода, утвержденным
Военным советом КБФ 26 августа, конвои и отряды боевых кораблей
должны были начать движение с таким расчетом, чтобы с
рассветом приступить к форсированию наиболее опасного минного
заграждения в районе острова Кери.
После полудня 27 августа войска, оборонявшие Таллин,
начали контратаку по всей линии обороны и отбросили противника
на несколько километров. Под прикрытием этой атаки в 16 часов
началась посадка сухопутных частей на транспорты. Она
производилась в Купеческой, Минной, Беккеровской и
Русско-Балтийской гаванях Таллина, а также в Пальдиски, на островах
Найссаар, Аэгна, полуострове Виймси и непосредственно на
Таллинском рейде. Несмотря на то, что противник вел сильный
артиллерийский и минометный огонь по Купеческой и Минной
гаваням и по Таллинскому рейду, флот не понес потерь, и посадка
всюду прошла организованно.
Утром 28 августа, когда все корабли и суда вышли на рейд,
началось заграждение таллинских гаваней и уничтожение
важных объектов. В южном проходе в Купеческую гавань затопили
железнодорожные вагоны, паровозы и землечерпалки, в
северном — транспорт «Гамма». В Каботажной гавани пустили на
дно бывший надводный минный заградитель «Амур», восточный
вход в Минную гавань заградили буксиром «Мардус». В
гаванях и на Таллинском рейде сторожевые корабли «Снег», «Буря»,
«Циклон» и катер-тральщик «Вайндлоо» поставили 112 мин
различных образцов. Одновременно были подорваны все батареи и
сооружения береговой обороны в районе Таллина, Пальдиски,
на островах Найссаар, Аэгна и в других местах.
Боевым приказом командующего КБФ объявлялась
организация управления флотом при прорыве и на переходе морем:
флаг командующего и флагманский командный пункт
находились на крейсере «Киров», на котором шли Военный совет и
первый эшелон походного штаба флота; первый заместитель
командующего (начальник штаба) и второй эшелон походного штаба
размещались на лидере «Минск» (он являлся запасным
командным пунктом флота), второй заместитель командующего КБФ
находился на эсминце «Калинин». Такая организация
командования в сложившихся условиях обеспечивала непрерывность
управления силами флота. В соответствии с приказом
командиры отрядов имели право пользоваться радиосвязью только для
32 Таллин в огне
177
докладов о противнике и при чрезвычайных обстоятельствах,
требовавших личного вмешательства командующего флотом.
Эти меры были призваны обеспечить необходимую скрытность и
радиомаскировку на переходе морем. Командиры конвоев шли
на головных транспортах и имели визуальную связь со своими
кораблями.
Выход конвоев и отрядов боевых кораблей в море
предусматривался в ночь на 28 августа. Однако накануне вечером начался
шторм, и сильный 7-балльный ветер с норд-оста вынудил
перенести начало операции более чем на полсуток. Это привело к
тому, что форсировать минные заграждения пришлось в ночное
время, что сильно осложнило операцию по преодолению наиболее
опасного участка перехода.
До начала движения конвои и отряды стояли у островов
Найссаар и Аэгна. Прикрывать корабли и транспорты с воздуха
было некому. Но противник не сумел использовать
благоприятные возможности для нанесения воздушных ударов. Его
бомбардировщики стали появляться только после 14 часов, когда первый
конвой уже начал движение (после полудня погода стала
улучшаться: ветер стих до трех баллов, значительно улучшилась
видимость).
В 14 час. 50 мин. снялся с якоря второй конвой. За ним
последовали остальные. Около 16 часов начал движение отряд
главных сил. Через час к нему присоединились транспорт
«Балхаш», два «морских охотника», пять катерных тральщиков и три
моторные шхуны с защитниками города Пальдиски.
К этому времени противник подтянул в район полуострова
Виймси полевую артиллерию и начал обстрел кораблей отряда
прикрытия, стоявшего у острова Аэгна. Немцы быстро
пристрелялись и лидер «Минск» получил попадание. Начальник штаба
КБФ контр-адмирал Ю. А. Пантелеев приказал кораблям
сняться с якоря и выйти из-под огня. Одновременно «Минск»
открыл огонь по берегу. В 17 час. 15 мин. отряд под огнем
противника поставил параваны и начал движение на восток. В
последние минуты буксиры и катера под прикрытием сторожевых
кораблей и эсминцев сняли с полуостровов Виймси и Пальяссаар
еще 250 бойцов, отставших от своих частей.
Арьергард оставался у выходов с Таллинского рейда до
самой темноты, прикрывая отход кораблей и отбивая воздушные
атаки против транспортов. Движение на восток он начал в
21 час 15 минут.
К 22 часам 28 августа боевые корабли и суда вытянулись в
одну линию длиной около 15 миль. Впереди шел отряд главных
сил во главе с крейсером «Киров». За ним следовали первый
конвой, затем отряд прикрытия, третий и четвертый конвои и
параллельно им, к северу, двигался второй конвой. Замыкающим
был арьергард.
178
С момента выхода с Таллинского рейда и вплоть до
наступления темноты корабли и транспорты подвергались
непрерывным атакам фашистской авиации. Вскоре стали появляться
плавающие якорные мины, подсекаемые тралами и параванами
кораблей.
Первые потери начались после 18 часов, когда подорвался
на мине и затонул транспорт «Элла». Через 25 минут от
авиационных бомб погиб ледокол «Вальдемарс». Одновременно
самолеты атаковали транспорт «Верония». Он потерял управление и
был взят на буксир спасательным судном «Сатурн». Командир
первого конвоя оставил около «Веронии» транспорт «Алев», а в
прикрытие выделил эсминец «Суровый» и сторожевой катер.
Около 22 часов «Верония», «Сатурн» и «Алев» подорвались на
минах и затонули. Вскоре на минах заграждения погибло еще
два транспорта.
Быстро надвигались сумерки. Силуэты концевых кораблей
четко вырисовывались на фоне яркого зарева пожаров. В
западной и восточной части раздавались взрывы. Огромные зловещие
столбы пламени и черного дыма, поднимавшиеся к небу то тут,
то там, возвещали о гибели новых транспортов и кораблей. На
поверхности моря среди обломков плавали уцелевшие люди.
Катера подбирали их и доставляли на борт ближайших кораблей.
Постепенно гул моторов стал затихать. Однако с наступлением
темноты во много крат усилилась опасность подрыва на минах.
Море казалось забитым ими как суп клецками. Всплывшие на
поверхность якорные мины трудно было распознать среди облом-
ков кораблей и разбитых шлюпок.
Ночь на 29 августа оказалась для флота самой тяжелой:
именно в это время суток между меридианами 25° и 26° пришлось
форсировать минное поле особенно большой глубины и
плотности.
Отряды и конвои продолжали идти в кильватере друг друга
за базовыми тральщиками, которые из-за своей малочисленности
не имели возможности очистить от мин фарватер необходимой
ширины. А даже незначительный выход из узкой протраленной
полосы грозил смертельной опасностью. Но и в этой полосе
плавание было небезопасным: комендоры не успевали расстреливать
мины, подсекаемые тральщиками и параванами боевых
кораблей. Сторожевых катеров, которые могли бы этим заняться, не
хватало. Поэтому на фарватере плавало большое количество
подсеченных мин. Лидер «Минск», к примеру, только за один час
обнаружил 12 плавающих мин. На тральщиках, с трудом
преодолевавших минные заграждения, приходилось постоянно
менять вышедшие из строя рабочие части тралов, в результате
чего задерживалось движение всех колонн.
Вечером к минной опасности прибавились новые: начались
артиллерийский обстрел с мыса Юминда и атаки немецких тор-
12*
179
педных катеров, действовавших из финских шхер. Первыми
подверглись атаке крейсер «Киров» и другие боевые корабли.
Личный состав лидера «Минск» только в течение часа отразил своим
артиллерийским огнем две атаки фашистских торпедных
катеров.
После 20 часов в исключительно тяжелом положении
оказался отряд главных сил. Шедшая в кильватере крейсера
«Киров» подводная лодка «С-5» взорвалась на мине и исчезла под
водой. Несколько минут спустя крейсер затралил правым
параваном мину. Неожиданно ее стало быстро заносить к борту, и
только энергичные и решительные меры личного состава
предотвратили подрыв корабля. Не успели на «Кирове» обрубить
параван, как в 20 час. 36 мин. подорвался эскадренный
миноносец «Гордый» и почти вслед за ним эсминец «Яков Свердлов»,
который быстро затонул. Одно за другим поступали на
флагманский командный пункт донесения о новых плавающих минах и
о потере тральщиками тралов, перебитых взрывами подсеченных
мин. Вскоре крейсер вновь своим параваном затралил мину, а
еще через несколько минут огнем главного и зенитного калибров
отразил атаку фашистских торпедных катеров. Одновременно
отряд подвергся артиллерийскому обстрелу с берега. Крейсер
«Киров» и другие корабли открыли ответный огонь и заставили
вражескую батарею замолчать. Эсминец «Сметливый» прикрыл
корабли дымовой завесой.
Не в лучшем положении находился и отряд прикрытия.
В 21 час 40 мин. в параване лидера «Минск» взорвалась мина.
Корабль принял 650 тонн воды. По приказанию командира
отряда прикрытия эсминец «Скорый» подошел к стоявшему без
движения лидеру, завел буксиры и дал ход вперед, но тут же сам
подорвался на мине и затонул.
Катастрофически возросшая минная опасность и
участившиеся подрывы кораблей и судов на плавающих минах вынудили
командира отряда прикрытия контр-адмирала Ю. А. Пантелеева
отдать приказ стать на якорь. На якорь стали и транспорты
конвоев.
Тяжелые потери понесли также корабли арьергарда. Около
22 часов погибли на минах сторожевые корабли «Снег» и
«Циклон», а через 20 минут на меридиане мыса Юминда подорвался
эскадренный миноносец «Калинин». Героическими усилиями
экипажа корабль в течение часа удерживался на плаву. За это
время с него были сняты все раненые, в том числе
контр-адмирал Ю. Ф. Ралль и остальной личный состав. Несколько позже
подорвались и погибли на минах эскадренные миноносцы
«Володарский» и «Артем», транспорты «Эверитис» и «Ярвамаа».
Тяжело поврежденный транспорт «Луга» был отбуксирован к
острову Вайндлоо, на который высадились экипаж и
многочисленные пассажиры.
180
Получив доклады о событиях в отряде прикрытия и арьер
гарде, а также донесение командира дивизиона тральщиков о
том, что из строя вышли все тралы, командующий флотом решил
приостановить до рассвета дальнейшее форсирование минных
заграждений и приказал стать на якорь.
Ночью на всех кораблях и транспортах организовали
круговое наблюдение за поверхностью моря. С крейсера обнаружили
несколько плавающих мин и отвели их от борта корабля. Группа
моряков с лидера «Ленинград» под руководством секретаря
партийной организации Хрящева добровольно спустилась в воду
и руками отталкивала мины. На эскадренном миноносце
«Славный» спустили шлюпку, и матросы так же руками стали
отводить мины от борта корабля.
Один характерный пример. Курсант Высшего
военно-морского училища им. М. В. Фрунзе Виноградов, находившийся на
эскадренном миноносце «Володарский», после гибели корабля
оказался в воде. Примерно через два часа он подплыл к одному
из наших катеров и попросил подать конец. Но в момент, когда
его хотели вытащить из воды, Виноградов увидел, что катер
дрейфует на плавающую мину. Курсант немедленно отплыл от
борта, руками отвел мину за корму и только после этого
ухватился за спасательный конец и поднялся на борт.
Личный состав флота и эвакуируемых войск проявил в эти
тяжелые часы беспредельное мужество и храбрость. Героями
были не одиночки, а сотни и тысячи матросов, солдат и офицеров.
С рассветом корабли снялись с якоря и покинули район
Мохни — Вайндлоо. На последнем участке перехода возросла
активность авиации противника. Атаки вражеских самолетов
следовали одна за другой. Противник стремился в первую очередь
потопить крейсер «Киров», лидеры «Минск», «Ленинград» и
эскадренные миноносцы. Эта задача, однако, оказалась не под
силу гитлеровским летчикам.
Днем 29 августа отряд главных сил прибыл в Кронштадт
Корабли отряда прикрытия шли медленнее. Еще утром они стали
подвергаться интенсивным воздушным налетам. Немецкие
самолеты атаковывали их с кормы и носа. Появление в воздухе
небольшого количества наших истребителей не явилось серьезной
помехой для вражеской авиации. Но если отряды боевых
кораблей, имевшие достаточно сильную зенитную артиллерию, хорошо
отработанную противовоздушную оборону и большие скорости
хода, довольно успешно отражали воздушные атаки, то в ином
положении оказались слабо вооруженные и тихоходные
транспорты и вспомогательные суда. Немецко-фашистская авиация
преследовала их с утра до ночи.
Особо следует отметить, в связи с этим, исключительно
самоотверженные и умелые действия специального отряда
прикрытия под командованием капитана II ранга И. Святова, кото-
181
рый в неимоверно трудных условиях спас и доставил в
Кронштадт 12 160 человек с разбитых авиацией и погибших на минах
судов.
Так завершился беспримерный по героизму, напряжению и
опасности прорыв Краснознаменного Балтийского флота из
Таллина в Кронштадт через тысячи мин, непрерывные атаки
авиации, под ударами береговой артиллерии и торпедных
катеров противника.
Поставленная перед флотом задача была выполнена.
Основное боевое ядро КБФ сохранилось и сыграло затем выдающуюся
роль в обороне Ленинграда. Гитлеровскому командованию,
которое замышляло полностью уничтожить Краснознаменный
Балтийский флот, так и не удалось добиться столь желанной цели.
Из 128 боевых единиц погибло всего три корабля новой
постройки и 13 старых кораблей и катеров. Примечательно, что ни один
из боевых кораблей не был потоплен авиацией, на что
противник делал главную ставку. Это объясняется
самоотверженностью личного состава, высоким воинским мастерством
моряков и искусством командного состава. Прекрасными оказались и
боевые качества наших кораблей новой, советской постройки.
Иной оказалась судьба вспомогательных судов. Из 67
транспортов и вспомогательных судов, участвовавших в прорыве, погибло
34 (главным образом малотоннажных), причем большинство из
них погибло от ударов авиации. Это были весьма ощутимые
потери. Но куда более тяжелой явилась гибель в водах Финского
залива советских людей: из 23 ООО человек, принятых на
транспорты и корабли в Таллине, погибло 4767 человек.
Потери в людях и судах могли быть меньшими, если бы не
ряд допущенных ошибок и недостатков.
Так, Военный совет и штаб КБФ не смогли заранее и
достаточно хорошо подготовиться к прорыву в Кронштадт, несмотря
на то, что им было известно о существовании серьезной минной
и воздушной угрозы. Принятые же меры для обеспечения
безопасности флота на переходе оказались недостаточными.
Флот не сумел воспрепятствовать массовым минным
постановкам противника на своей главной коммуникации Таллин —
Кронштадт. Даже при наличных тральных силах потери от мин
могли быть значительно меньшими. Мало что было сделано, к
примеру, даже для определения границ минного поля между
островами Кери и Вайндлоо, а тем более — для очищения
фарватера от мин.
Допущены были и другие просчеты, причем не только со
стороны командования КБФ. Но, вместе с тем, нельзя не видеть и
не оценить по достоинству главное. А оно состоит в том, что
личный состав Краснознаменного Балтийского флота и его
командование, героически защищавшие столицу Советской Эстонии и
свою главную базу, в критические дни 1941 года не только ско-
182
вали на дальних подступах к городу Ленина крупную
группировку немецко-фашистских войск, но и спасли Советский
Балтийский флот и подавляющую часть славного гарнизона
Таллина, оказавшихся в смертельной опасности. Этот подвиг
моряков Краснознаменной Балтики никогда не будет забыт
советским народом.
ЧЕРЕЗ ЭСТОНИЮ
ПО ТЫЛАМ ВРАГА
П. БУБЛИК,
полковник запаса
Бойцы 31-го отдельного стрелкового батальона
Краснознаменного Балтийского Флота уже вторые сутки занимали рубеж
обороны на юго-западной окраине Таллина от озера Юлемисте
до залива Копли. Изучен каждый ориентир, откуда может
появиться противник. И хотя впереди ведут бой наши войска,
фашистов надо ожидать каждую минуту. Нас об этом
предупредили.
В ночь на 28 августа почти никто не спал. Непрерывным
потоком через наши боевые порядки шли и ехали войска...
Утром 28 августа бой за город ни на минуту не ослабевал.
Все также не умолкали пулеметы и автоматы в восточной части
города. По скоплению противника за озером Юлемисте
непрерывно била дальнобойная артиллерия кораблей и береговых
батарей флота. То и дело впереди наших позиций артиллеристы
ставили заградительный огонь. Через левый фланг обороны по
шоссе из Нымме в город отходили наши войска. Вражеская
авиация наносила бомбовые удары по кораблям флота.
Отходившие группы примерно в 19 часов сообщили, что
больше впереди советских частей нет и теперь уже мы должны
удерживать врага.
Фашисты не заставили себя долго ждать. Без
артиллерийской подготовки несколько гитлеровских танков в
сопровождении мотоциклистов, ведя бешеный пулеметный огонь,
попытались ворваться в город.
184
Но у нас все было готово к встрече врага. Наши
артиллеристы оказали захватчикам достойную встречу. Орудийный расчет
сержанта Павла Ярославцева сразу же подбил головной танк,
шедший на большой скорости.
Не ожидавшие такой встречи, остальные танки и
мотоциклисты повернули обратно, подгоняемые интенсивным огнем наших
минометчиков.
Успешно отбитая атака врага еще больше подняла и без того
высокий боевой дух личного состава батальона.
В тот день противник больше не предпринимал попыток
ворваться в город на нашем направлении. А горевший
впереди окопов вражеский танк в надвигавшейся темноте как бы
обозначал тот рубеж, куда гитлеровцам удалось продвинуться.
28 августа.
Когда совсем стемнело, посланный в боевое охранение на
главном направлении взвод старшины сверхсрочной службы
И. Купаева активно отбивал вылазки вражеских разведчиков.
У озера Юлемисте боевое охранение огнем станкового пулемета
сержанта Ященко потопило вражеских разведчиков,
попытавшихся на резиновой лодке проникнуть в наше расположение.
Наша разведка доносила, что противник подтягивает силы.
Ни у кого не было сомнения, что утром гитлеровцы вновь пойдут
в наступление и попытаются сбить нас с занимаемых позиций.
Всеми средствами, которыми располагали, мы мешали
немцам сосредоточиваться. Особенно активно вели огонь наши
минометчики. Один только расчет сержанта Машурикова
выпустил по скоплению войск и техники противника свыше трехсот
120-миллиметровых мин. Нам помогал бронепоезд «Балтиец».
Когда наступила ночь, такая же тревожная и беспокойная
как предшествовавшая, комиссар батальона Иван Алексеевич
Крылов поручил мне, бывшему в то время секретарем
комсомольской организации, и секретарю партийной организации батальона
старшему сержанту И. Сердюку обойти все боевые порядки и
рассказать о смелых и решительных действиях наших
артиллеристов, пулеметчиков и минометчиков, сорвавших попытку врага
ворваться в город, а также проверить, как личный состав рот
знает свою задачу — «Стоять насмерть и без приказа не
отходить!»
Выполнив поручение комиссара, я примерно в 2 часа ночи
прибыл на командный пункт батальона и начал докладывать о
боевом настроении в ротах. Комиссар, не дослушав моего
доклада, сообщил, что имеется новый приказ: мы оставляем свои
позиции и уходим в Беккеровскую гавань, где нас ждут корабли.
Комиссар дал мне новое задание — отправиться в роты и
помочь командирам и политрукам обеспечить выполнение
приказа об отходе. На этот раз со мной пошел начальник
библиотеки младший политрук Арефьев.
Когда я прибыл в одну из рот и передал новый приказ, мне
не поверили. С трудом удалось убедить командиров и бойцов,
что приказ об оставлении позиций действительно имеется.
С тех пор прошло свыше четверти века. 29 лет я на
партийно-политической работе в Советской Армии, но и по сей день с
большим уважением и гордостью вспоминаю о том высоком
моральном духе личного состава нашего батальона, его желании
бить врага, не щадя своей жизни.
Около четырех часов утра 29 августа батальон был готов к
уходу в гавань. Все, что можно взорвать, мы взорвали, все, что
могло гореть — подожгли, еще плотнее заминировали подступы
к своим позициям. Все оставшиеся мины выпустили по врагу.
С собой взяли только пулеметы и 82-миллиметровые минометы.
Итак, мы на пути в гавань. По всему нашему маршруту в
городе относительно спокойно. Зарево пожаров отсвечивается в
окнах домов, за которыми притаились жители. Они не спят и
через несколько часов будут наблюдать, как в город войдут
фашисты со своим «новым порядком», который принесет
эстонскому народу много горя и страданий.
В районе «Балтийской мануфактуры» слышим над головами
полет вражеских снарядов. Рвутся они близко у дороги, по
которой идем в гавань.
Здания «Балтийской мануфактуры» и Морского завода ярко
горели. От зловещего света пожаров светло как днем. Идет
дождь, но его почти никто не замечает.
Вот мы уже и в гавани. Но радость не приходит. Мрачная
картина предстает перед глазами. В гавани скопилось много
бойцов и командиров различных родов войск. Все они ожидали
кораблей... Но вскоре мы убедились, что кораблей для нас нет и
не будет. Это известие подействовало на всех удручающе. Мы
остались лицом к лицу с суровой действительностью.
Впереди — холодные свинцовые волны штормовавшего
моря, сзади — огромные пожарища и разрывы снарядов врага,
рвавшиеся теперь уже совсем близко от гавани.
В какое-то мгновение наш слух уловил звуки автоматной
стрельбы. Они раздались совсем близко. Это шли гитлеровцы,
прочесывая улицы города.
В эти критические минуты мы обнаружили, что куда-то
«пропал» наш командир батальона старший лейтенант Воронцов.
Находившийся в этот день при батальоне представитель
Политуправления КБФ (фамилию его, к сожалению, не помню) заявил,
что пойдет организовывать оборону гавани и тоже исчез.
События развертывались с молниеносной быстротой. Нужно
было решить вопрос о командире. Без него нельзя. По
предложению комиссара, быстро собравшего совещание командиров и
политруков рот, командиром батальона избрали политрука
Николая Александровича Яковлева. Это был энергичный, сме-
186
лый и решительный офицер, награжденный орденом Красной
Звезды за мужество и отвагу, проявленные в боях с
белофиннами.
Новый командир сразу же предложил смелый и решительный
план действий. Он состоял в том, чтобы немедленно выйти из
гавани через находящееся рядом кладбище и сосредоточиться
на берегу залива у пляжа, а затем решительным ударом
опрокинув противника, обойти город с запада на восток и продолжать
движение в тылу врага по направлению, к Нарве и Кингисеппу,
где по сводкам Советского информбюро, наши войска вели бои
с противником. План все одобрили и мы двинулись в путь.
Вскоре встретились с фашистами. Они ехали на машинах. Мы
ударили по ним из минометов и станковых пулеметов. Машины
загорелись, а с недобитыми гитлеровцами, выскакивающими из
кузовов, расправились наши пулеметчики. На дороге
образовалась пробка. Наш удар оказался настолько дерзким и
стремительным, что враг долго не смог прийти в себя. А тем временем
батальон вышел в тыл врага, идя навстречу новым испытаниям.
Лес, в котором сосредоточивались наши роты, находился на
возвышенности и мы с комиссаром и командиром хорошо
видели, как за батальоном, в образовавшиеся «ворота», пошли из
гавани все, кто там находился.
Прошло несколько часов, пока противник пришел в себя и
разобрался, что произошло. Но лес и болота уже надежно
укрывали нас.
Фашисты стали патрулировать на танках и
бронетранспортерах все дороги, вплоть до проселочных, обстреливать просто по
площадям лес и болота. С утра до темноты за нами вели
наблюдение аэростаты.
Мы были вынуждены вместо того, чтобы обходить город по
намеченному плану, пойти на запад, а затем уже повернуть на
юг и взять направление на восток километров 15—20 южнее
Таллина.
Мы прошли труднейший путь через леса и болота, почти
непрерывно ведя бои с немцами и их пособниками — местными
бандами кайтселийтчиков. Днем и ночью по всему нашему пути
в Эстонии слышалась стрельба. Это прокладывали себе путь те,
кто ушел после нас из Беккеровской гавани на рассвете 29
августа 1941 года.
Потом стало известно, что ушедшие вслед за нами бойцы
разбились на отряды по 100—200 человек, так как это в тех
условиях было наиболее удобным.
К нашему батальону, насчитывавшему около 500 человек, в
гавани присоединилось еще 50 бойцов и командиров во главе
со старшим лейтенантом Кораблевым. Все они ранее служили
в Кронштадте и большинство из них мы знали в лицо.
На пути отхода мы теряли ранеными и убитыми много своих
187
товарищей. Тяжело раненых несли на плащпалатках, но они
через 2—3 дня умирали. Даже легко раненые разрывными пулями
(немцы и кайтселийтчики другими не стреляли), тоже через
несколько дней умирали от гангрены. Мы ничем не могли помочь
раненым, так как не было медикаментов.
Когда мы находились приблизительно в 30—40 километрах
юго-западнее Раквере, по халатности нашей разведки, которую
возглавлял техник-интендант Шустриков, батальон попал в
засаду, подготовленную немецкими карателями совместно с кайт-
селийтчиками. Противник пропустил нашу разведку через
поляну, которую надо было пройти и, укрываясь за штабелями
дров и деревьями, открыл почти в упор ураганный огонь из
пулеметов и автоматов. Мгновенно оборвалась жизнь многих
наших товарищей. Сразу же погиб младший политрук Марченко,
тяжело ранило старшего лейтенанта Кораблева и многих других.
В исключительно невыгодных условиях батальон вступил в
бой с врагом. Наши ручные пулеметчики и оставшиеся в живых
бойцы открыли ответный огонь из винтовок и автоматов.
Имея задание от партбюро собирать партийные документы
убитых товарищей, я пополз к младшему политруку Марченко,
чтобы взять его документы, пистолет и дневник о боевых делах
батальона, который мы начали вести как только ушли в тыл
врага. Марченко хорошо писал стихи и очень хотел увидеть свою
мать, жившую в Ленинграде. Но я до него не дополз. Закричал
комиссар:
— Бублик, я ранен, перевяжи!
Я поднялся и побежал к нему. Комиссар лежал под кустом
с искаженным от боли лицом. Левой рукой он держался за
грудь. Пуля сделала большую сквозную рваную рану.
Потребовалось много усилий, чтобы хоть как-нибудь остановить
хлеставшую из раны кровь. Кроме двух индивидуальных пакетов
пришлось использовать и красный флаг, который я взял на
одном из хуторов после того, как выбили оттуда карателей.
Флаг я хранил у себя на тот случай, если бы нам с боем
пришлось переходить линию фронта. Знамени части у нас не было.
Перевязав раненого и, поддерживая его, я с возгласом
«Отомстим за комиссара!», увлек лежавших рядом бойцов на
врага. Две гранаты, брошенные сержантом Ярославцевым,
помогли нам вырваться из этого рокового для батальона места.
Углубившись в лес, я уточнил, что добежало нас сюда 40
человек, хотя поднялось в атаку значительно больше. Дорогой
ценой мы заплатили, чтобы вырваться из огненного кольца
врага. Некоторые бойцы говорили, что они слышали голос
командира, поднимавшего бойцов в атаку на другой стороне
поляны. Может быть, это и так, но больше мы с ним не встретились.
Густой лес укрывал нас. В лесу много черники, голубики.
Мы горстями отправляли ее в рот, чтобы хоть как-нибудь уто-
188
лить страшную жажду. Ели ягоды прямо с листьями. Наберу
горсть черники и прошу комиссара открыть рот. Он медленно
жует сочные ягоды, дары леса, нашего верного друга и союзника.
Невольно приходит мысль: что было бы с нами, если бы нас не
окружал лес? Но лес был на всем нашем пути и в этом мы
видели наше опасение. Правда, лес часто сменялся топкими
болотами, с ржавой водой на поверхности, но мы шли, не взирая ни
на какие трудности и препятствия.
К вечеру комиссару стало еще хуже. От большой потери
крови он уже не мог двигаться, даже опираясь на мое плечо.
Надо было что-то придумать. Мы попытались нести его на плащ-
палатке, но тогда кровь приливала к ране и комиссар
испытывал мучительную боль. Ему нужны были серьезная перевязка и
покой... По-прежнему нас сильно мучила жажда, ныли
потертые ноги. На душе было неимоверно тяжело.
Я подошел к комиссару, лежавшему с закрытыми глазами
на земле. Когда взял его за руку, он открыл глаза. Его
внимательный взгляд подсказал мне, что комиссар принял какое-то
решение. Он прямо сказал нам, что без медицинской помощи
долго не проживет и спасти его нам не удастся. Поэтому он
требует, чтобы мы оставили его в любом хуторе, из которого не
будут стрелять.
Я попытался возразить и сказал, что своего комиссара не
бросим и будем нести пока хватит сил. Он ничего не ответил,
только очень внимательно посмотрел на меня и я понял, что
возражения неуместны и ни к чему не приведут.
Вскоре мы нашли хутор, тихий и мирный, как и сами его
обитатели. Это были эстонцы — старик и старуха. Они выразили
готовность ухаживать за нашим раненым.
Прощание с комиссаром было очень тяжелым. Каждый из
нас терзался от сознания, что ничем не может помочь этому
прекрасному человеку, служившему для каждого примером
мужества, стойкости и верности воинскому долгу. Страшно
становилось от сознания, что теперь придется идти без него. Комиссар
как бы угадал наши мысли и, обращаясь ко мне, сказал:
— Идите, Бублик, я верю, что вы дойдете!
Вот уже минуло свыше 28 лет, а эти слова умирающего
комиссара звучат в моих ушах, как приказ Родины, приказ
партии.
На прощанье каждый поцеловал комиссара. Он сидел у
стола, облокотившись на здоровую левую руку и, превозмогая
боль, как бы окаменел, а его посиневшие губы повторяли только
одно: — Идите!
Старик и старуха стояли в стороне и плакали, хотя по-русски
они почти не говорили. Тогда я унес с собой партийный билет
комиссара, удостоверение личности, пистолет, карманные часы и
записную книжку с адресом жены и родителей. Забегая немного
189
вперед, скажу, что партийный билет и удостоверение личности
я сдал в политотдел тыла 27-й армии, часы и записную книжку
после окончания войны отослал жене в город Тайгу,
Кемеровской области, где она в то время проживала с сыном.
Мы ушли с хутора с двояким чувством: чувством горечи и
тревоги за судьбу комиссара и радости от человеческого
сочувствия в нашем горе, которое проявили хозяева хутора,
поделившиеся с нами еще и куском хлеба.
В дальнейшем, двигаясь на восток по оккупированной
территории Эстонии, мы потеряли еще 12 своих товарищей.
... Однажды под вечер мы вышли из леса и увидели домики.
Это была рыбацкая деревня на берегу Чудского озера. Жители
встретили нас приветливо. Накормили рыбой, хлебом, огурцами
и другой вкусной (после лесных ягод и грибов) едой. Наше
появление для них не являлось неожиданным. Они и до нас
принимали и кормили советских бойцов и командиров. Но, к
сожалению, нам тогда не удалось узнать фамилий этих добрых и
приветливых людей.
В деревне нам ничего не могли сказать о положении на
фронтах, так как жители не слышали советских радиопередач. Нам
сообщили только то, что было известно из хвастливой
пропаганды Геббельса.
Поблагодарив гостеприимных хозяев, мы двинулись дальше.
Предстояло пройти за ночь около 40 километров. Жители
рассказали нам, что дорога идет совсем рядом с озером до самой
реки Нарва и ночью немцы по ней не ездят. Нам рассказали
также, что переправа через реку находится в 800—1000 метрах
от деревни Васькнарва и старик-лодочник может переправить
нас на другой берег.
Первые километры все шли довольно бодро. Но скоро
сказалась страшная усталость — результат истощения. Особенно
беспокоили потертые ноги. Маленькие привалы, которые мы делали,
не приносили облегчения. А идти надо было все быстрее и
быстрее.
Вот уже впереди и чуть справа показалась колокольня,
появляются очертания домов. От сознания, что нас могли заметить
немцы, становится как-то не по себе. Но другого выхода нет.
Стиснув зубы от мучительной боли в ногах, ускоряем шаг.
Каждую минуту может появиться вражеская машина.
Фашисты здесь ездили вчера. На песчаной дороге после дождя
хорошо видны их следы. Примерно в километре от окраины
Васькнарвы, где дорога круто поворачивает вправо, перед
нашим взором открывается широкая река. Приказываю всем
стоять в строю, а сам отправляюсь к сарайчику, где живет
лодочник, о котором нам говорили в рыбацкой деревне.
Тихо покачиваются на волнах вместительные лодки,
прикованные большими амбарными замками.
190
На стук в окно вышел маленький старичок, хорошо
говоривший по-русски.
— Сынки, пощадите! Если я вас перевезу, меня фашисты
повесят. Они вас, наверное, заметили, и скоро будут здесь.
И старик рассказал, как на днях в 10 километрах отсюда
фашисты повесили одного эстонца за то, что тот перевез на
правый берег несколько десятков бойцов и командиров Красной
Армии.
Мы, конечно, не стали подвергать жизнь старика опасности.
Тем более, что он предложил нам переправиться без него, а
лодки потом он перегонит обратно сам.
Замки открыты, весла в уключинах. Мы размещаемся в двух
лодках и крепко жмем на прощание руку старика.
Вот уже середина реки, течение заметно сносит нас вниз.
Отсюда хорошо видна Васькнарва, пристань и много судов.
Замечаем небольшой военный корабль, его пушка смотрит в
нашу сторону. До боли в глазах всматриваемся туда, откуда
может появиться опасность. Но признаков, что мы привлекли
внимание, нет.
Со всех сил нажимаем на весла. Фигурка старика становится
все меньше и меньше. И тут наши лодки, сбавляя скорость,
скользят по илистому дну заветного берега. До ближайшего
леса примерно полтора-два километра. Но они показались нам
очень длинными.
И тогда, и теперь не перестаю задавать себе один и тот же
вопрос: неужели фашисты нас не заметили? И каждый раз
отвечаю отрицательно. По-видимому, они нас приняли за своих,
так как, шагая строем, в касках, с винтовками, мы не вызывали
подозрений, тем более, что территория Эстонии была уже
глубоким тылом врага. Заканчивался третий месяц войны.
Конечно, если бы нас разглядывали в бинокль, то
наверняка заметили, что и каски не такие, винтовки не похожие, а
изодранные шинели с малиновыми петлицами тем более
отличаются от зеленовато-мышиных шинелей гитлеровцев.
Заканчивая свой трудный путь по Эстонии, мы еще тогда
отметили, что по-видимому на войне понятие о счастье существует
во многих вариантах. И вот один из них мы испытали на себе.
Эстония осталась позади. В дальнейшем были пройдены еще
сотни километров тяжелого пути, и ровно через два месяца,
после памятной ночи на 29 августа, мы вышли из тыла врага с
оружием и партийно-комсомольскими документами. Это было в
районе озера Селигер, где оборонялись части 33-й стрелковой
дивизии.
Время уходит, и мы, ветераны Великой Отечественной войны,
стареем. И чтобы некоторые страницы трагического и
героического прошлого не остались для молодого поколения
неизвестными, пишу я эти строки.
Часть вторая
КРЕПОСТЬ В МОРЕ
АРХИПЕЛАГ
МУЖЕСТВА
Т. М. ЗУБОВ,
генерал-майор артиллерии
в отставке
Здесь каждый клочок земли пропитан крестьянским потом.
На редкость скудная, суглинистая и каменистая, с превеликой
неохотой принимала она всегда семена пахаря. Только вековой,
упорный труд людей, издревле населявших эту землю,
заставил плодоносить ее вопреки ветрам и штормам, —
единственным, кому вольготно живется здесь круглый год, дождям и
туманам — летом, пурге и гололедице — зимой.
Но не одним потом земледельца обильно политы острова
Моонзундского архипелага. Кто только не стремился
утвердить свое господство здесь, на ключевой позиции седой Балтики!
Воинственные шведы, жадные до наживы наемники западных
орденов, а главное — псы-рыцари — пришельцы из Германии,
враги России, исконные ненавистники жителей Прибалтики...
Значение островов Моонзундского архипелага для нашего
государства переоценить трудно. Расположенные на стыке
центральной части Балтийского моря, Финского и Рижского
заливов, они надежно контролируют главные подступы к западным
берегам нашей Родины. Исключительно выгодное, с оперативной
точки зрения, положение на Балтике отвело островам роль
дальней морской заставы города Ленина. И не случайно,
вероломно начав войну против Советского Союза, гитлеровское
командование в планах овладения Ленинградом отводило захвату
этого архипелага совершенно особое место.
Ожесточенные бои в районе островов развернулись с первых
же дней Великой Отечественной войны. Войска островного гар-
13*
195
низана, легкие силы и авиация КБФ, базировавшиеся на
архипелаге, отражали налеты самолетов противника, спешно вели
работы по противодесантной, сухопутной и противовоздушной
обороне. Они не только оборонялись, но и вели активные боевые
действия, наносили ощутимые удары по немецким конвоям,
топили фашистские корабли и транспорты с войсками, техникой,
боеприпасами. Только с 12 июля по 1 августа 1941 года гитлеровцы
потеряли в Ирбенском проливе и Рижском заливе 26
транспортов и барж, семь кораблей охранения, в том числе три эсминца.
За это время, а также в августе около 40 подводных лодок КБФ
прошли через островной район для нанесения ударов по
вражеским судам в Балтийском море.
Особый успех, который отмечался и в сообщении Совинформ-
бюро, был достигнут 13 июля, когда крупный конвой противника
в составе 48 вымпелов пытался прорваться через Ирбенский
пролив в Ригу. В результате артиллерийского огня 315-й башенной
батареи береговой обороны, дерзких атак четырех торпедных
катеров под командованием старшего лейтенанта В. П. Гума-
ненко и эсминца «Стерегущий» (командир капитан-лейтенант
Е. П. Збрицкий) вражеский конвой понес большие потери в
транспортных судах и кораблях охранения. Именно тогда
начальник генерального штаба сухопутных войск Германии вынужден
был отметить, что «русские военные суда контролируют
Рижский залив», и германское командование вынуждено временно
отказаться от отправки своих конвоев в Ригу...
В середине июля создалась критическая обстановка на
подступах к Таллину. Под угрозой оказалась и зона проливов в
районе островов — кратчайший и наиболее выгодный путь для
наших кораблей из Рижского залива в Финский: войска
противника достигли крайних западных границ материковой части
Эстонии и захватили Виртсу. Чтобы разрядить обстановку в
зоне проливов, командующий КБФ приказал командованию
Береговой обороны Балтийского района нанести фланговый удар
по немецким войскам, действовавшим на материке.
Для этой цели из войск гарнизона острова Сааремаа был
выделен десантный отряд под командованием начальника
разведки штаба 3-й стрелковой бригады капитана И. Двойных.
18 июля отряд при поддержке 43-й береговой батареи
высадился на материке и стремительной атакой выбил гарнизон
противника из района Виртсу. Прибрежные районы, примыкающие к
проливу, были очищены от врага и по нему возобновилось
движение.
Уже в дни боев за Таллин с острова Хийумаа был высажен
еще один десантный отряд в составе первого батальона 156-го
полка 16-й стрелковой дивизии под командованием майора
А. Столярова и усиленный полевой батареей 122-миллиметровых
пушек из состава 39-го артполка 3-й стрелковой бригады. Де-
196
сантники высадились в порту Рохукюла и, тесня противника, с
боями стали продвигаться к железнодорожной станции Пали-
вере, которую вскоре и заняли.
1-9 июля 1941 года гитлеровское верховное командование
издало директиву № 33: «Желательно как можно быстрее
овладеть островами на Балтийском море, которые могут явиться
опорными пунктами советского флота». 12 августа, в дополнение
к директиве, оно же настаивало: «Как только позволит
обстановка, следует совместными усилиями соединений сухопутных
войск, авиации и военно-морского флота ликвидировать военно-
морские и военно-воздушные базы противника на островах Даго
р Эзель.* При этом особенно важно уничтожить вражеские
аэродромы, с которых осуществляются вражеские налеты на
Берлин».
Оперативное значение Моонзундского архипелага все
возрастало...
Оборона островной части Советской Эстонии в 1941 году —
одна из трудных, но и славных страниц в истории Великой
Отечественной войны, В течение 45 дней и ночей — с 7 сентября по
21 октября — воины островного гарнизона упорно и героически
обороняли свои позиции от превосходящих сил противника.
Отбивая яростные атаки врага, они нередко сами переходили в
контратаки вплоть до штыковых ударов, нанося гитлеровцам
весьма серьезные потери в живой силе и технике.
По данным наших историков, за время битвы на островах
фашисты потеряли броненосец береговой обороны (финского
флота), вспомогательный крейсер, до десяти эсминцев,
миноносцев и сторожевых кораблей, около 20 транспортных судов, а
также 125 катеров, десантных судов, буксиров, мотоботов, шхун
и 41 самолет. Потери в личном составе составили свыше 25
тысяч солдат и офицеров.
Однако, располагая большим превосходством в живой силе и
технике, имея полное господство в воздухе и относительную
свободу маневра на море, противник постепенно преодолевал
оборону советских войск. Оказывая ожесточенное
сопротивление врагу, защитники островов медленно отходили под его
натиском. Наши войска понесли также большие потери. Острова
архипелага обильно политы кровью советских воинов и
патриотов-островитян. Из 23 663 человек нашего гарнизона
эвакуировалось на остров Осмуссаар и полуостров Ханко только около
1500 человек, главным образом раненых бойцов. Небольшой
группе офицеров и рядовых (около 60 человек) пришлось интер-
* Прежние названия островов Хийумаа и Сааремаа.
197
нироваться в Швеции. Несколько десятков прорвались через
Ирбенский и другие проливы на материк, где продолжали
борьбу в тылу врага...
Большая часть героических защитников архипелага погибла
в кровопролитных боях, многие раненые попали в плен, умерли
в лагерях смерти. Например, только в городе Курессааре
(Кингисеппе) гитлеровцы уничтожили около 3000 наших пленных.
Но эти жертвы не были напрасными, и глубоко неправ тот,
кто видит в боях за острова только трагическую сторону. Любая
война трагична... В данном же случае надо исходить из
конкретного анализа обстановки 1941 года, сложившейся на
Балтийском театре боевых действий, и, в частности, того значения,
которое имела оборона Моонзундского архипелага для судеб
Ленинграда и Краснознаменного Балтийского флота. Воины
островного гарнизона до конца выполнили свой долг перед
Родиной. В течение двух самых трудных месяцев войны они
сковывали крупную группировку гитлеровских войск, оказав тем
самым неоценимую помощь защитникам города Ленина в
самый тяжкий для них период. Девяносто с лишним тысяч солдат
и офицеров противника, более ста самолетов, десятки боевых
кораблей, отвлеченных с Ленинградского направления — это
весомый вклад в оборону «северной столицы» Родины. А разве
можно переоценить значение того обстоятельства, что вплоть до
последнего дня боев острова являлись тем огневым барьером,
который преграждал дорогу гитлеровскому флоту в Финский
залив?..
До окончания боевых действий на материковой части
Эстонии немецко-фашистское командование не осмеливалось вести
активных боевых действий в водах Моонзунда и тем более
против островов. Для этого имелись веские основания: с
юго-западной и западной сторон архипелаг являлся неприступным.
Гитлеровцы ограничивались в основном только минными
постановками, разведывательными действиями кораблей и авиации,
небольшими воздушными налетами на острова. Лишь когда
летчики полковника Е. Преображенского стали причинять
серьезный ущерб Берлину и другим военным объектам фашистской
Германии, противник 6 сентября произвел мощный удар по
аэродрому Когула и вывел из строя семь дальних
бомбардировщиков. На оставшихся двух самолетах летный состав авиаполка
эвакуировался в тыл.
Как только материковая часть Эстонской ССР была
полностью оккупирована, открылась «ахиллесова пята» архипелага,
не приспособленного к обороне с тыла, то есть восточной
стороны. Гитлеровское командование начало спешно сосредоточивать
войска для операции против островов.
198
7 сентября противник приступил к штурму первого из них —
острова Вормси. В течение трех дней отбивал наседающего
врага малочисленный гарнизон. Бои за этот остров носили
исключительно упорный и ожесточенный характер. Гитлеровцы
убедились, что борьба за архипелаг станет затяжной и трудной,
и вынуждены были снова отложить сроки генерального
наступления на главные острова. К 13 сентября они завершили
сосредоточение своих сил и средств.
8 районах исходных позиций Виртсу — Лихула, Рохукюла —
Хаапсалу, в порты Лиепая, Вентспилс, Даугавпилс, на
аэродромы Риги, Пярну, Сууркюла, Таллина и даже Хельсинки
гитлеровцы подтянули крупные группировки сухопутных, военно-
морских и военно-воздушных сил общим количеством более 50
тысяч солдат и офицеров.
В целях отвлечения внимания защитников островов и
советского командования от направления главного удара
гитлеровцы планировали и провели демонстративные действия и ложные
маневры большого масштаба соединениями своих
военно-морских сил.
Но несмотря на тщательно разработанные планы всех этих
демонстративных операций и ложных маневров, никакого
влияния на ход боевых действий и на решения командования нашей
обороны они не оказали. Более того, эти действия вражеских
военно-морских сил быстро потерпели неудачу и попросту
провалились. Например, финский флот на переходе из шхерного
района к острову Хийумаа оказался на нашем минном поле,
потерял броненосец береговой обороны «Ильмаринен» и
поспешил вернуться в исходный район. Две группы фашистских
кораблей были обнаружены на подходе к бухте Кыйгусте,
атакованы нашими торпедными катерами и отогнаны к востоку.
Транспортные суда из группы «Вествинд», обнаруженные юго-
западнее бухты Лыу, попали под удар береговой батареи № 315
на полуострове Сырве и звена торпедных катеров под
командованием капитан-лейтенанта С. А. Осипова. Три транспорта были
потоплены, а один вражеский миноносец подорвался на мине...
Что же представляли собой западные острова Эстонии в
военном отношении, каковы были решения командования и
действия советских войск в сложившейся обстановке?
Основу боевой мощи архипелага составляли, конечно,
стационарные береговые батареи островов Сааремаа, Хийумаа,
Муху и Осмуссаар. Вместе с подразделениями связи, саперной
и химической ротами они входили в одно соединение —
Береговую оборону Балтийского района (БОБР). Комендантом
района был генерал-майор А. Б. Елисеев, военкомом — дивизион-
199
ный комиссар Г. Ф. Зайцев, начальником штаба —
подполковник А. И. Охтинский. Район подчинялся непосредственно
Военному совету КБФ.
Береговые батареи на островах Хийумаа, Вормси и Осмус-
саар составляли Северный укрепленный сектор (СУС) БОБР'а
под командованием коменданта — полковника А. С.
Константинова и военкома — батальонного комиссара М. С. Биленко.
С началом войны всю ответственность за оборону
островного архипелага и Рижского залива Военный совет КБФ возложил
на коменданта БОБР. В его оперативное подчинение были
переданы легкие силы флота: шесть эсминцев, два сторожевых
корабля, дивизион торпедных катеров, тральщики и катера МО
(«малый охотник»), авиационные части и зенитные батареи
ПВО КБФ, инженерные и строительные батальоны инженерного
отдела КБФ, а также с некоторым опозданием — 3-я отдельная
стрелковая бригада 27-й армии Прибалтийского Особого
военного округа (командир бригады полковник Гаврилов).
Впоследствии силы гарнизона увеличивались за счет новых
формирований, созданных после проведенной на островах
мобилизации, а также за счет прибывших подразделений из Лиепая-
ской военно-морской базы. Однако после эвакуации Таллина
из островного района ушло большинство кораблей флота,
передислоцировался и авиаполк Е. Преображенского. В
распоряжении коменданта БОБР остались только два тральщика, три
«малых охотника» и дивизион торпедных катеров, а также 12-я и
15-я отдельные авиаэскадрильи Военно-воздушных сил КБФ в
составе 26 самолетов различных типов. По решению
командования КБФ из состава БОБР был выведен гарнизон острова
Осмуссаар, переданный Береговой обороне главной базы КБФ.
В общей сложности к началу боевых действий
непосредственно на островах в распоряжении командования БОБР
насчитывалось 23 663 человек, из них на Сааремаа и Муху 18 615
человек, на Хийумаа и Вормси — 5048 человек.
Следует отметить, что подготовка островов к обороне
началась только в 1939 году, с приходом в Прибалтику советских
войск. В обстановке быстро нарастающей военной угрозы со
стороны фашистской Германии проводить ее пришлось
форсированными темпами.
К созданию артиллерийской противодесантной обороны флот
приступил немедленно. Уже весной 1940 года развернулось
строительство батарей береговой артиллерии. Особенно быстро
возводились три батареи 180-миллиметрового калибра (в двух-
орудийных башнях) на Осмуссааре, полуостровах Тахкуна и
Сырве и 180-миллиметровая батарея с башенноподобными
щитами и железобетонными козырьками на мысе Ниназе.
Форсировалось строительство более десятка батарей среднего
калибра на открытых позициях.
200
Работы проводились в крайне неблагоприятных условиях
глинисто-каменистого грунта и высоких грунтовых вод. Чтобы
представить их объем, достаточно сказать, что котлованы башен
отрывались на глубину 15—17 метров и для строительства
каждой батареи расходовалось около 16 тысяч кубометров
железобетона. Подобное строительство могла позволить себе только
страна, располагающая огромной индустриальной мощью.
Противовоздушная оборона островного района была слабой.
Четыре зенитных батареи на острове Сааремаа (в ходе боев
прибыла пятая батарея) и две на острове Хийумаа не могли,
конечно, обеспечить эффективной противовоздушной обороны
войск и всех важных объектов.
Общий объем произведенных оборонительных работ можно
охарактеризовать такими цифрами: было построено 68 дотов и
202 дзота; оборудованы полевые позиции протяженностью 218
километров; созданы проволочные заграждения в два—три кола
на суше и в воде у побережья на протяжении около 160 км;
установлено 23 тысяч мин и 525 фугасов; забито 230 тысяч
кольев, сделаны лесные завалы на протяжении 42 км; оборудовано
20 командных пунктов, поставлено 2000 противотанковых
бетонных надолб.
Но, несмотря на огромный объем строительства, инженерное
обеспечение противодесантной и сухопутной обороны было
недостаточным: позиции не имели глубины, явно недостаточно
было мин, особенно противотанковых, не хватило проволоки для
заграждений.
Перед войной и в начальный ее период наиболее вероятными
местами высадки десантов противника считались: северное и
западное побережье острова Хийумаа, северо-западное и южное
побережье острова Сааремаа. Здесь и устанавливались мощные
береговые батареи, оборудовались главные рубежи
противодесантной обороны — фронтом на запад, на море. Между тем
противник появился с востока, со стороны материка...
Командование БОБР произвело в связи с этим некоторые
изменения в системе обороны: спешно осуществили
дополнительные меры по укреплению острова Муху и восточного
побережья острова Сааремаа в районах бухт Сууркател и Кыйгусте,
поставили береговую батарею в районе Хельтермаа, развернули
батальон моряков на побережье Рижского залива.
Однако коренных изменений в решениях по обороне и в
диспозиции войск командование не сделало. Основные силы
гарнизона продолжали оставаться на старых позициях, несмотря на
резкое изменение обстановки.
Для успеха оборонительных боев особое значение
приобретало наличие оружия и боеприпасов, горючего и продовольствия,
т. е. всех видов боевого и материально-технического снабжения.
3 условиях отрыва от баз снабжения, в суровой и сложной об-
201
становке, когда островной гарнизон оказался в глубоком тылу
врага, рассчитывать приходилось только на имеющиеся силы и
средства.
Боеприпасами гарнизон был обеспечен в пределах двух—
трех боекомплектов. Не хватало 2000 винтовок, имелся
недокомплект в станковых и ручных пулеметах, минометах и минах
к ним. На многих береговых батареях не имелось прожекторных
станций, что затрудняло ведение ночного боя на море.
Инженерные склады своевременно не создали
мобилизационных запасов и к началу войны они имели лишь 60 тонн
колючей проволоки и 20 тысяч противопехотных мин.
Особенно острая нужда ощущалась в бензине, которого не
хватало даже для переброски войск и оружия; по этой же
причине надолбы устанавливались только на тех рубежах, где
имелся цемент и его не надо было подвозить. Войска
располагали бензином в пределах всего одной четверти заправки!..
Лучше обстояло дело с продовольствием, запасы которого
составляли трехмесячную потребность. Поэтому перебоев в
питании войск не было. Кроме того, ощутимую помощь оказывали
местные партийные и советские органы, снабжавшие
продовольствием не только островной гарнизон, но и защитников
полуострова Ханко.
В таких условиях начались оборонительные бои на островах.
*
После двухдневной артиллерийской и авиационной
подготовки, во время которой но острову Муху фашисты выпустили
около 15 тысяч снарядов и сбросили свыше 3 тысяч авиабомб, на
рассвете 14 сентября началась высадка главных сил 61-й
немецкой дивизии. Ее пехотные полки наносили удар из Виртсу
по району Куйвасту. К северному побережью Муху из залива
Матсалу устремился 161-й отдельный разведывательный
батальон фашистов, усиленный другими подразделениями.
Гитлеровцы направились к острову под прикрытием
мощного артиллерийского огня с моря и суши, а также авиации.
Начался ожесточенный бой, который не прекращался почти
двое суток. Наши бойцы встретили фашистов шквалом
артиллерийского и пулеметного огня и враг сразу же понес
значительные потери. Несколько десятков штурмботов и катеров с
десантниками наши войска уничтожили еще на дальних подступах к
острову. Был момент, когда в результате больших потерь
северная группа фашистов повернула обратно и начала в панике
отходить к Виртсу. Тогда немецкая авиация атаковала
собственные же катера и заставила десантников продолжать штурм.
К исходу первого дня боя фашистам все же удалось
образовать на Муху два плацдарма. Командование БОБР решило в
202
течение ночи контратаковать врага, выбить его с северной части
острова и выправить положение. Однако гитлеровцы сумели
подтянуть свежие силы, и наши контратаки успеха не имели.
Сходящимися ударами в сторону дамбы фашисты
расчленили наши обороняющиеся части и, форсировав утром 16 сентября
пролив Вяйке-Вяйн, овладели районом Ориссааре.
Одновременно с наступлением на остров Муху гитлеровцы
подвергли ожесточенной бомбардировке с воздуха и моря
береговую батарею № 43 на полуострове Кюбассааре и
предприняли попытку высадить здесь морской и воздушный десанты.
Однако флотские артиллеристы не только выстояли, но и, отразив
морской десант, с помощью подоспевшего подкрепления — ве-
лороты — полностью разгромили немецких парашютистов,
высадившихся в ближнем тылу батареи.
В донесении коменданта БОБР на имя командующего КБФ
по этому поводу говорилось: «В героической борьбе с
противником особенно отличилась береговая батарея № 43.
Ходатайствую о награждении батареи орденом Красного Знамени»...
О первых боях за острова уже немало написано. Тем не
менее хочется привести здесь некоторые отрывки из воспоминаний
рядовых участников обороны Муху.
Замковый второй батареи 39-го артполка, ныне шахтер из
города Липки, Тульской области М. Андреев пишет: «Мы
отражали десант на острове Муху, били прямой наводкой по
катерам и штурмботам так, что от них только щепки летели, а
сколько их было — невозможно счесть. Нас бомбили и
обстреливали, но мы стояли насмерть, пять часов вели бой.
...Ранило наводчика Чекмерева, и я занял его место; ранило
заряжающего Варфоломеева, убило Васю Колыханова. Мы его
похоронили у дороги, в пяти километрах от Куйвасту. Он был
настоящий герой. Боезапас вышел, и мы стали отходить к Орис-
саареской дамбе Тяжело было, нас осталось слишком мало, но
мы продолжали сражаться еще двадцать дней».
А вот что пишет бывший артиллерист береговой батареи
№ 43, заряжающий второго орудия, теперь тракторист совхоза
из деревни Скрыплёво, Калининской области Д. И. Хлыстов:
«Нас здорово бомбили, сотни бомб и тысячи пуль свистели над
нами, земля вздрагивала от взрывов, клубились пыль и дым,
огневой взвод истекал кровью, я был ранен, убиты командир
орудия сержант Герасимов и замковый Иванов, командир
батареи В. Букоткин весь изранен. С моря нас атаковал десант,
фашистские парашютисты высадились в тылу. Но мы им дали
«прикурить»: пушки наши разбили наголову морской десант, а
парашютистов мы уничтожили к ночи. Стало тихо, как будто
ничего и не произошло, только раненые стонали».
После овладения районом Ориссааре гитлеровцы в течение
недели медленно продвигались по основным дорогам острова
203
Сааремаа в сторону Курессааре и Кихельконна, с трудом
преодолевая ожесточенные контратаки советских воинов. 22
сентября враг был остановлен на рубеже Сальме—Мельдри.
Здесь наши части оборудовали сильную полевую позицию с
дотами и дзотами, минными полями и проволочными
заграждениями. Упорные и кровопролитные бои за эту позицию
продолжались в течение недели. Противник понес значительные
потери.
Но немалый урон понесли и наши части главным образом
от непрерывных бомбежек немецкой авиации, господствовавшей
в воздухе.
Чтобы скорее сломить сопротивление советских войск на
этом рубеже, 27 сентября отряд фашистских кораблей в составе
эсминца, двух крейсеров и пяти миноносцев подошел к
заливу Лыу и начал обстрел наших позиций. Уверенность в
безнаказанности у гитлеровских моряков была настолько велика,
что оба крейсера и один эсминец стали даже на якорь. Под
прикрытием береговых батарей капитанов А. Стебеля и В. Бу-
коткина четыре торпедных катера старшего лейтенанта В. Гу-
маненко провели дерзкий торпедный удар по кораблям
противника и нанесли им серьезные повреждения.
К 30 сентября сильно поредевшие советские части отошли
к последнему рубежу обороны на Сааремаа — на линию Кайм-
ри—Лыпе. Рядом с бойцами 3-й стрелковой бригады в строй
становились личный состав штаба и политотдела БОБР, на
передний край ушел отряд матросов 315-й башенной батареи; в
окопах и контратаках рядом находились командир батальона и
ездовой, комиссар погранкатера и повар.
В ходе тяжелых оборонительных боев окруженным оказался
штаб 3-й бригады. Группа командиров и бойцов отбивалась
винтовками и гранатами. «Драться будем, пока есть оружие, —
сказал начальник штаба полковник В. Пименов. — Кончатся
патроны — пойдем в рукопашную. Не станет сил — вцепимся в
глотку врага зубами...»
Уничтожив документы, группа из 20 человек прорвалась из
окружения и действовала в тылу фашистов вплоть до 21 октября
1941 года. В последнем бою с гитлеровцами полковник В.
Пименов был тяжело ранен и взят в плен. После девяти дней
допросов и пыток этого отважного и мужественного советского
воина фашисты расстреляли на площади г. Курессааре. Так
погиб один из героев обороны острова — Виктор Матвеевич
Пименов.
Указом Президиума Верховного Совета СССР в 1966 году
В. Пименова наградили посмертно орденом Отечественной
войны первой степени.
Бои на полуострове Сырве продолжались до 5 октября 1941
года.
204
Героические боевые действия защитников Сааремаа были
высоко оценены командованием Ленинградского фронта. 30
сентября комендант БОБР получил телеграмму: «За вашей
борьбой с фашистской сволочью внимательно следим, гордимся
вашими боевыми успехами, отличившихся представляем к
правительственным наградам. Крепко жмем ваши руки. Жуков,
Жданов».
Отвага и мужество воинов гарнизона вызвали признание и у
фашистов. Так, финский морской офицер И. Бирки,
участвовавший в боях на стороне своих союзников — гитлеровцев, писал
в декабре 1941 года в одном из военных журналов: «Захват
островов, происходивший довольно долгое время, показывает,
что русские оказывали сверхожидаемое сопротивление. Русские
защищали свои позиции фанатически, особенно яростно
оборонялись на полуострове Сырве и в окрестностях поселка
Кихельконна».
По свидетельству гитлеровцев, бои с разрозненными
группами советских бойцов продолжались на полуострове Сырве
вплоть до 11 октября 1941 года...
Большую помощь войскам в обороне острова Сааремаа
оказывал уездный комитет КП(б) Эстонии и его первый секретарь
А. Муй. Местное население очень активно участвовало в
строительстве оборонительных рубежей. Из коммунистов,
комсомольцев и советского актива был сформирован истребительный
батальон под командованием капитана Лошманова. Многие
бойцы батальона отличились в боях.
Активное участие в боях, а затем в организации
партизанской борьбы принимали председатель исполкома Сааремааского
уездного Совета депутатов трудящихся Иоганнес Эллам, второй
секретарь уездного комитета КП(б) Эстонии Александр Кууль,
член уездного комитета обороны Василий Рийс, активисты
Иоганнес Метс, Александр Ингальт, Карл Тооминг и другие.
Захватив полуостров Сырве и пленив остатки советского
гарнизона, гитлеровцы учинили жестокую расправу. Из плененных
наших воинов фашистские палачи отобрали около ста
командиров, политработников и тех, кто сопротивлялся до конца,
согнали их в клуб 34-го инженерно-строительного батальона в
районе Мынту и расстреляли из пулеметов. Убитых и тяжело
раненых облили керосином и сожгли. На этом месте ныне
установлен гранитный обелиск-памятник героям...
После окончания боев на острове Сааремаа гитлеровцы
приступили к подготовке операции против острова Хийумаа. К 12
октября они сосредоточили в районе Ориссааре—Таалику 151-й
пехотный полк, у пирса Трийги занял исходные позиции 161-й
отдельный разведывательный батальон, в районе бухты Кюде-
малахт — 162-й пехотный полк и на северном побережье
полуострова Паммана — артиллерийские части. Этими силами,
205
поддержанными огнем корабельной артиллерии и авиацией,
гитлеровцы атаковали утром 12 октября остров Хийумаа с трех
направлений. Силы врага превосходили обороняющихся в
несколько раз. Более двух фашистских пехотных полков
высаживались на побережье, которое защищали пулеметная рота
первого батальона 156-го стрелкового полка, две роты 33-го
отдельного инженерного батальона КБФ и береговая батарея
№ 44. Снова завязались ожесточенные бои.
Особенно успешно действовали в этих боях подразделения
33-го отдельного инженерного батальона и батарея № 44
старшего лейтенанта М. Катаева. Рота инженерного батальона
заняла оборону у кладбища деревни Тяркма и упорно
отстаивала каждый метр своей позиции. Гитлеровцы подтянули
к кладбищу пушки и минометы, но так и не смогли выбить
советских бойцов, пока рота не получила приказ отходить
на север.
Еще с большим успехом отражали десант противника
артиллеристы береговой батареи М. Катаева. Пока было темно,
батарея из-за отсутствия прожектора молчала. Но едва забрезжил
рассвет, она вступила в бой с кораблями врага. Когда к пирсу
подошли десантные суда противника, батарея за полчаса
перетопила большую их часть. Оказавшись в окружении, наши
артиллеристы до глубокой ночи продолжали бой, уничтожив
только на подступах к своей огневой позиции около 200 гитлеровцев.
Более 40 фашистов истребил из своего пулемета старшина
батареи, кандидат в члены партии Антонов.
Героический подвиг совершил младший сержант
Серебрянников. Он прикрывал отход своих товарищей и оказался
окруженным немцами в доте. Подпустив гитлеровцев поближе, он
бросился на них со связкой гранат.
Такой же подвиг совершил сержант Е. Ф. Попов. Когда
противник просочился на огневую позицию, Попов спустился в
артиллерийский погреб, закрыл бронедвери и взорвал его.
В течение первого дня боя фашистам удалось объединить в
общий фронт высадившиеся части десанта и начать
наступление на север. Отступающие советские части то и дело
переходили в контратаки, нанося гитлеровцам тяжелые потери.
Только к исходу 17 октября, через пять дней после высадки
на остров Хийумаа, противник подошел к основной линии нашей
обороны. Она проходила от Таресте на запад, как бы отрезая
полуостров Тахкуна. Эту позицию прикрывали огнем 130 и 180-
миллиметровые береговые батареи и батарея ПВО № 508.
Позицию обороняли ослабленные в предыдущих боях батальоны
156-го и 167-го стрелковых полков и отдельные инженерные
батальоны КБФ, а также подразделения истребительного
батальона и пограничники. К сожалению, оборона была
неглубокой, имелись промежутки, не занятые войсками. Густой лес ме-
206
шал корректировке артиллерийского огня. Все это позволяло
противнику незаметно накапливаться, просачиваться между
нашими подразделениями и атаковать их с флангов и тыла.
Но и в этих трудных условиях советские части мужественно
отражали натиск гитлеровцев, нанося им тяжелые потери.
Непрерывные и ожесточенные бои продолжались в течение
четырех суток. Под давлением превосходящих сил врага наши части
постепенно отходили на север. 20 октября защитники острова
Хийумаа заняли оборону на песчаных дюнах, в районе
командного пункта 316-й башенной и позиции 130-миллиметровой
береговых батарей юго-восточнее и южнее маяка Тахкуна. Боезапас
батарей вскоре был израсходован, и орудия пришлось
взорвать. Фашисты заняли пристань Лехтма. На последней нашей
позиции оставалось около 400 воинов береговых батарей,
стрелковых батальонов и 33-го отдельного инженерного батальона.
Они выбивались из сил, но продолжали отражать яростные
атаки врага. Единственной огневой поддержкой оставалась
508-я зенитная батарея. Но бой кипел весь день и начал
затихать только тогда, когда сгустились сумерки и выдохшиеся
гитлеровцы начали перегруппировывать свои силы.
На далеком рейде в море находился лишь один небольшой
транспорт, к которому на шлюпке доставляли раненых. За ночь
удалось эвакуировать часть раненых. 21 октября ожидалось
прибытие других наших транспортов, но они не смогли
прорваться, и остатки гарнизона мелкими группами начали
пробиваться через фронт гитлеровцев, чтобы затем перебраться на
материк и продолжать борьбу с фашистскими захватчиками.
Отдельным группам наших воинов удалось прорваться в
глубь острова, но вскоре они частично были уничтожены в боях,
частично попали в плен. Среди пленных оказались командир
первого батальона 156-го стрелкового полка майор А. Столяров,
командир 33-го отдельного инженерного батальона капитан
Морозов, командиры батарей Никифоров и Катаев. За
исключением А. Столярова, все они затем погибли в концлагерях.
Установлено, что М. Катаев руководил подпольной
организацией в Саласпилсском лагере смерти, а еще раньше в лагере
военнопленных в г. Валга, Эстонской ССР...
В ходе боев за острова стало ясно, что в случае высадки
крупного десанта врага гарнизон Хийумаа не сможет
оборонять его своими силами. Поэтому командующий КБФ приказал
в свое время командиру военно-морской базы Ханко
разработать план эвакуации защитников Хийумаа. Эвакуацию
назначили на 18 октября, но из-за шторма перенесли. 20 октября
пристань Лехтма, куда должны были прибыть наши корабли,
захватили гитлеровцы. Значительная часть советского
гарнизона отошла в район маяка Тахкуна и там оборонялась до 21
октября. Из-за сложности прибрежного района, сильного проти-
207
Ход боевых действий на Моонзундских островах в сентябре—октябре
1941 года.
водействия немцев и недостаточно продуманной организации
отсюда удалось эвакуировать только небольшую группу
защитников острова Хийумаа.
*
За последние годы установлены многие факты и детали
героической обороны Моонзундского архипелага. Вышли из
печати книги Ю. Чернова «Они обороняли Моонзунд», Ю.
Виноградова «Колючи залива», сборник статей и воспоминаний
участников обороны «Крепость в море»,
Удалось собрать около 450 адресов участников обороны
островов. Многие из них прислали свои письма, воспоминания,
очерки.
Однако многое еще остается неизвестным. Мы до сих пор не
знаем тех героев-мучеников, которых гитлеровцы расстреляли
и сожгли в клубе 34-го отдельного инженерного батальона КБФ
на полуострове Сырве. А кто те два политрука, которых убили
немцы у пристани Мынту на полуострове Сырве вместе с
военкомом 10-й отдельной саперной роты БОБР Буковским?
Не удалось пока выяснить имя легендарного матроса,
который бросился с башни маяка Тахкуна...
Благородная задача историков и журналистов, участников
обороны и наших славных следопытов — продолжать начатые
поиски, исследования. Пусть никто и ничто не будет забыто!
В ТУ СУРОВУЮ ПОРУ
И. Г. СВЯТОВ,
контр-адмирал в отставке,
бывший начальник штаба
отряда легких сил КБФ
В ту суровую пору корабли отряда легких сил и эскадры
КБФ с первого дня войны, обороняя морские подступы к
столице Эстонии — Таллину, вступили в смертельную схватку с
коварным и злобным врагом, вероломно напавшим на нашу
Родину.
Утром 22 июня миноносец «Грозящий» вышел в море для
несения дозорной службы в Ирбенском проливе, имея задачу не
допустить прорыва противника в Рижский залив.
В ночь с 22 на 23 июня корабли эскадры КБФ в составе
четырех эсминцев, двух лидеров, двух минных заградителей «Ока»
и «Урал» и трех базовых тральщиков произвели постановку
первой линии центрального минного заграждения в устье
Финского залива на линии Осмуссаар—Ханко.
Минные постановки эскадры обеспечивал отряд прикрытия в
составе крейсера «Максим Горький» и трех эскадренных
миноносцев под командой автора этих строк. Около 18 часов 22 июня
отряд вышел из Рижского залива, обогнул острова Сааремаа и
Хийумаа и через несколько часов был в устье Финского залива.
Здесь отряд попал на мощное минное заграждение,
выставленное противником за сутки до начала войны. Головной
миноносец «Гневный» подорвался на мине. Взрывом оторвало
носовую часть корабля до ходового мостика. Внутрь корабля стала
поступать вода, главные и вспомогательные механизмы вышли
из строя. На корабле оказалось много раненых и контуженых,
в том числе командир эсминца капитан 3 ранга М. Т. Устинов.
210
Подошедший на помощь эсминец «Гордый» снял с
подорванного корабля личный состав, а корпус затопил артиллерийским
огнем.
Сразу после гибели «Гневного» крейсер «Максим Горький»
повернул на обратный курс, чтобы выйти из опасного района.
Через 10 минут крейсер словно врезался в скалу с полного хода.
Мощнейший взрыв потряс корабль. Над ним, выше мачт,
взметнулся огромный купол воды и пара.
Когда вода осела на палубу и надстройки, мы увидели с
мостика, что носовой части крейсера, до броневой переборки
первой башни, как не бывало. Командир крейсера капитан I ранга
Анатолий Николаевич Петров застопорил машины и стал
выяснять состояние живучести корабля.
В это время наблюдатели доложили об обнаружении следа
перископа подводной лодки. Эсминец «Стерегущий» получил
приказ курсировать вокруг крейсера на полных ходах и
производить глубинное бомбометание, чтобы загнать вражескую
подлодку на глубину и не дать ей возможности выйти в торпедную
атаку.
Командир электро-механической боевой части крейсера
инженер-капитан 3 ранга П. П. Газин, выяснив состояние
корабля, доложил, что главные и вспомогательные механизмы в
исправности, внутрь корабля вода не поступает и можно дать
малый ход. Около 10 часов крейсер своим ходом и эсминцы
«Стерегущий» и «Гордый» вошли в Моонзундский пролив.
Во второй половине дня на рейд у острова Вормси, где стоял
крейсер, приткнувшийся к мели, и другие корабли отряда, для
оказания помощи из Таллина пришли эсминцы «Володарский»
и «Артем», спасательное судно «Нептун», четыре базовых
тральщика, сторожевые и торпедные катера.
Вскоре в воздухе над нашими кораблями появились
фашистские разведывательные самолеты. На рейде долго оставаться
нельзя, за разведчиками наверняка прилетят вражеские
бомбардировщики.
24 июня корабли вышли с рейда, чтобы следовать в главную
базу флота — Таллин. У поворотного буя в районе банки Лайне
головной тральщик подорвался на мине, переломился пополам
и мгновенно затонул. Корабли возвратились на рейд к острову
Вормси. Однако оставаться здесь было рискованно, так как с
минуты на минуту следовало ожидать налетов вражеской
авиации. Тогда командование отряда приняло решение — вопреки
существующим правилам мореплавания идти в Таллин не по
рекомендованным фарватерам, а в непосредственной близости к
берегу, по семиметровым глубинам, имея под килем не более
полуметра. Такое решение могло привести к посадке на камни,
но избавляло крейсер от минной и противолодочной опасности.
141
211
Переход удался и 25 июня крейсер прибыл в Таллин, а затем и
в Кронштадт.
В Рижском заливе в это время происходили следующие
события.
Эсминец «Грозящий», находившийся в дозоре в Ирбенском
проливе, подвергался беспрерывным атакам фашистской
авиации и получил значительные повреждения. В ночь с 23 на 24
июня эсминцы «Стойкий», «Сердитый», «Сильный» и
«Сторожевой» под флагом командира отряда легких сил контр-адмирала
Валентина Петровича Дрозда осуществили постановку мин в
Ирбенском проливе.
Постановка мин производилась под сильным воздействием
вражеской бомбардировочной авиации. Корабли, однако,
удачно маневрировали и потерь не имели.
В ночь на 27 июня В. П. Дрозд тем же составом кораблей
произвел вторую постановку мин в Ирбенском проливе. Во
время работы концевой эсминец «Сторожевой» был атакован
торпедными катерами противника. Торпеда попала в среднюю
часть корабля. Взрывом его переломило и носовая часть вместе
с боевой рубкой быстро затонула. Погибло около 85 человек,
почти все офицеры, в том числе и командир эсминца капитан 3
ранга Иван Федорович Ломакин. Оставшуюся часть корабля
эсминец «Энгельс» и тральщик «Фугас» взяли на буксир и
привели в Таллин.
До 1 июля эскадра закончила постановку центрального
минного заграждения, состоявшего из шести линий — свыше
2000 мин и минных защитников.
Корабли отряда легких сил продолжали боевые действия в
Рижском заливе, выполняя дозорную службу и минные
постановки в Ирбенском проливе, не допуская прорыва противника в
залив, хотя к этому времени гитлеровцы уже заняли Ригу.
Все боевые действия кораблей эскадры и отряда легких сил
проводились под постоянными атаками самолетов, подводных
лодок и торпедных катеров противника. К концу июня
базирование кораблей на Рижский залив стало невозможным и
грозило гибелью всех кораблей. Контр-адмирал Дрозд решил
перебазироваться в Моонзундский пролив, а крейсер «Киров»
отправить в Таллин. Однако осуществить этот план оказалось не так
просто — крейсер не мог пройти через пролив Суур-Вяйн, где в
первую мировую войну были затоплены линкор «Слава» и
транспорт «Циммерман», чтобы преградить немецким линкорам
доступ в Моонзунд. Глубины в этом районе не превышали шести
метров, а «Киров» имел осадку шесть с половиной.
Нужно было срочно углубить фарватер. Трое суток
непрерывно кипели здесь работы: вгрызались в дно землечерпалки,
трудились буксиры и другие вспомогательные суда. С утра и до
ночи гремели в проливе разрывы фашистских бомб и орудийные
212
залпы наших кораблей, отражавших налеты вражеских
стервятников.
1 июля корабли вошли в Моонзундский пролив, а крейсер
«Киров» с охранением направился в Таллин.
Два месяца базировались корабли отряда легких сил на
Моонзундский пролив группами от четырех до десяти кораблей.
Боевыми действиями поочередно руководили контр-адмирал
В. П. Дрозд, автор этих строк и командир 1-го дивизиона
эсминцев капитан 2 ранга С. Д. Солоухин.
Базирование кораблей происходило в исключительно
трудных условиях: рейды были не защищены ни от морского
противника, ни от авиации, зенитные батареи отсутствовали,
истребительного прикрытия не имелось. Обеспечение топливом и
пресной водой производилось из Таллина от случая к случаю,
ремонтные возможности отсутствовали, корабельная зенитная
артиллерия была малоэффективной в борьбе с современными
самолетами. Чтобы избежать потерь, корабли должны были
находиться в постоянной готовности к передвижению.
Маневрировать приходилось полными ходами по малым глубинам.
Авиация противника атаковывала нас по 12—14 раз в сутки,
группами от 4 до 20 бомбардировщиков. Материковый берег
Моонзундского пролива уже был занят гитлеровскими
сухопутными войсками. В районе пристани Виртсу противник
установил артиллерию. Поэтому прорываться в Рижский залив
нашим кораблям приходилось с боем, предварительно подавив
вражескую артиллерию.
Боевые действия в Рижском заливе также приходилось вести
под непрерывным наблюдением и атаками фашистской авиации.
И несмотря на такие трудные условия корабли отряда легких
сил в течение двух месяцев произвели более десяти минных
постановок в Ирбенском проливе и Рижском заливе, нарушали
морские сообщения противника между Вентспилсом и Ригой.
Действовали наши корабли самостоятельно и во
взаимодействии с торпедными катерами, базирующимися на пристань
Мынту.
6 июля эскадренные миноносцы «Сердитый» и «Сильный»,
обнаружив конвой противника, вступили с ним в бой, потопили
один миноносец типа «Ягуар», вызвали пожар на
вспомогательном крейсере, повредили второй миноносец, вынудили
противника закрыться дымовой завесой и покинуть Рижский залив.
18 июля эсминец «Стерегущий» настиг конвой противника у
Рижского буя, когда он втягивался в реку Даугава. В
результате боя были потоплены два вражеских торпедных катера и
пять транспортов. Один поврежденный транспорт выбросился на
берег, а один фашистский танкер подорвался и затонул на
минном заграждении, которое накануне выставили наши корабли.
21 августа эсминцы «Суровый» и «Артем» обнаружили фаши-
213
стский конвой в районе Мерсрагс. Завязался бой. Нашим
кораблям удалось поджечь два транспорта. Несколько мотошхун
и два катера были потоплены, остальные вражеские суда
выбросились на берег. При отходе наши корабли подверглись атаке
со стороны авиации противника. Гитлеровские летчики сбросили
64 бомбы. Но наши корабли умело маневрировали и потерь не
понесли.
По приказанию главкома Военно-морского флота наши
корабли разрушили пристани и уничтожили плавучие средства
врага в портах Айнажи, Салацгрива, Мерсрагс и Роя.
27 августа в связи с эвакуацией Таллина отряд легких сил
покинул район Моонзуйдских островов.
Мы, участники тех событий и ветераны отряда легких сил
Краснознаменного Балтийского флота, горды тем, что в
труднейших условиях минной опасности и господства авиации
противника не допустили вторжения фашистских войск в Эстонию
со стороны моря и внесли посильный вклад в героическую
оборону главной базы флота и столицы Эстонской ССР — Таллина
и Моонзундских островов.
В начале июня 1940 года меня срочно вызвали в Москву, в
Наркомат военно-морского флота. Я занимал тогда должность
командира 33-го отдельного Краснознаменного артиллерийского
дивизиона Балтийского флота. То было единственное на
Балтике артиллерийское подразделение, на вооружении которого
находились самые совершенные по тем временам артиллерийские
установки и приборы. Я полагал, что экстренный вызов в
Москву связан как раз с этим обстоятельством: начальство, и
особенно конструкторы, не спускали, что называется, глаз с нашего
дивизиона, интересуясь почти каждой его стрельбой и учением.
Дело, однако, заключалось в другом. 17 июня 1940 года
приказом Народного комиссара флота я был назначен начальником
артиллерии Береговой обороны Балтийского района (БОБР).
Служить на новом месте мне довелось под началом Сергея
Ивановича Кабанова, бывшего в то время первым комендантом
Моонзундских островов. До сих пор хорошо помню этого
замечательного человека, ставшего впоследствии командиром
легендарного гарнизона полуострова Ханко. Талантливый
военачальник, на редкость душевный человек, он как-то сразу располагал
к себе окружающих и быстро завоевывал их уважение и
любовь...
Острова архипелага в то время представляли собой
заброшенные задворки буржуазной республики, правители которой
просто не допускали мысли о какой-либо опасности со стороны
Запада. Нам предстояло чуть ли не в аварийном, «пожарном»
215
ЛЮБОВЬ И ГОРЕ МОЕ,
МООНЗУНД...
В. М. ХАРЛАМОВ,
бывший начальник артиллерии
Береговой обороны
Балтийского района КБФ
порядке превратить их в грозную крепость, издавна
считавшуюся властительницей Балтики. И хотя к тому времени уже
существовал всем известный пакт о ненападении с гитлеровской
Германией, мало кто из нас, военных, всерьез верил в прочность
его, а потому понимали, что по времени мы сильно ограничены.
Пожар мировой войны во всю бушевал в Европе и в любой
момент мог перекинуться через наши границы.
Более трех недель группа офицеров штаба БОБР и военных
инженеров из строительного управления флота во главе с
С. И. Кабановым разъезжала по островам, выбирая
наиболее удобные места для батарей береговой и
противовоздушной обороны. Именно тогда были определены места дислокаций
будущих 315-й, 316-й, 317-й, 43-й и других береговых батарей.
И хотя, намечая орудийные позиции, мы руководствовались
указанием свыше — готовиться к отражению противника со
стороны моря, да и сами верили, что так будет, — не могу не отдать
должного прозорливости С. И. Кабанова. Не вдаваясь в долгие
пояснения, он твердо настаивал на том, чтобы секторы
обстрела будущих батарей не ограничивались только морской
акваторией... Мне не раз приходилось слышать его дельные советы-
указания:
— Глубже зарывайтесь в землю, начальник артиллерии! И не
забывайте предусмотреть сухопутную оборону — с тыла и
фронта. На войне, знаете ли, всякое случается!
Правительство и командование Военно-морского флота
торопили нас с вводом в строй оборонных объектов на островах
архипелага. Речь шла, разумеется, о батареях береговой
обороны, в первую очередь тяжелых. Работы не прекращались ни
днем, ни ночью. Основная тяжесть легла на инженерные части
КБФ. Это была немалая сила, но все равно недостаточная.
Поэтому на строительстве приходилось использовать строевые
подразделения — личный состав батарей и части 3-й стрелковой
бригады полковника Гаврилова. Последние, правда,
привлекались в ограниченных масштабах, не в ущерб боевой подготовке.
И тут неоценимую помощь оказали нам эстонские товарищи, все
население островов. Тогда-то и познакомился я с Александром
Муй, боевым руководителем и организатором сааремааских
коммунистов, революционером-профессионалом, человеком,
которому мы, работники штаба БОБР, обязаны очень и очень многим.
Думаю, выражу общее мнение, если скажу, что без помощи
местного населения, во главе которого стоял А. Муй, мы не смогли
бы своевременно выполнить требования правительства и
командования по вводу в действие важнейших оборонительных
объектов: батарей, аэродромов, стоянок для боевых кораблей и т. п.
К сожалению, память не сохранила имена многих людей,
помогавших нам в то время. Но одного из них я запомнил
навсегда. Это Арнольд Константинович Сепп, работавший брига-
216
диром в строительном управлении БОБР. Отменный знаток
своего дела, он неизменно возглавлял бригады местных рабочих
на важных объектах военного строительства. Как по качеству
выполняемых работ, так и по трудовой дисциплине, спаянности
и сознательности коллективы, возглавляемые А. Сеппом,
являлись примером для всех строителей.
Удивительным образом перехлестнулись наши с ним
дальнейшие судьбы в грозном 1941 году... Но об этом ниже.
Немного позже тесные связи завязались у нас и с Карлом
Карловичем Тоомингом, членом ЦК КП Эстонии, вместе с
которым мне пришлось быть до последнего дня его яркой и
героической жизни.
К концу июня. 1941 года артиллерия БОБР насчитывала в
своем составе 28 береговых и зенитных батарей, призванных
обеспечить противодесантную и противовоздушную оборону
островов. К началу войны многие батареи либо только-только
произвели пробный отстрел орудий, либо вообще не произвели ни
одного выстрела. Некоторым пришлось открывать свой первый
огонь уже по непосредственному противнику.
Однако, несмотря на это, личный состав орудийных расчетов
был хорошо подготовлен в специальном отношении, а среди
командиров батарей имелось немало настоящих знатоков своего
дела, грамотных и способных артиллерийских командиров. Как
начальник артиллерии я мог полностью положиться на своих
офицеров: старшего лейтенанта Букоткина и его помощника
лейтенанта Смирнова с 43-й батареи, лейтенанта Будаева —
командира курессаареской батареи, капитана Никифорова —
командира 316-й, капитана Клещенко — командира 180-мм ос-
муссаареской батареи, старшего лейтенанта Османова —
командира 317-й, капитана Шелкова — командира 24-й... Словом,
большинство из командиров батарей являлись людьми, которым
по плечу было любое дело.
Длительное время мне после отъезда С. И. Кабанова
пришлось исполнять обязанности коменданта БОБР, (генерал
Елисеев, новый комендант, прибыл к нам незадолго до войны).
Помимо своих специфических я должен был интересоваться и
другими делами батарейцев, так что неплохо изучил личный состав,
нужды, запросы и настроения артиллеристов.
Первое боевое крещение артиллеристы БОБР получили в
ночь с 12 на 13 июля 1941 года, когда они участвовали в
нанесении огневого удара по фашистскому каравану кораблей и
судов, прорывавшихся в Рижский залив. Не стану подробно
описывать бой, поскольку это уже сделано его участниками и
очевидцами, а также военными историками и журналистами.
Напомню лишь, что в нем принимала активное участие
знаменитая 315-я батарея 180-мм орудий, располагавшаяся в юго-
западной части полуострова Сырве, — одна из самых мощных
217
батарей архипелага, оборудованная по последнему слову
техники и построенная по всем правилам военного искусства.
Признаюсь, именно сюда направил я «своих» лучших артиллеристов,
которых забрал с собой еще из 33-го артдивизиона КБФ.
Старшиной 315-й батареи стал мой бывший старшина дивизиона
Анисимов, заместителем политрука — бывший комсорг Николай
Пушкин, старшиной электриков — Астафьев, дальномерщиком —
Пашков... Это были проверенные, прекрасные специалисты.
И хотя забот и дел на новой должности прибавилось столько,
что о прошлом не было времени вспоминать даже ненароком,
но меня всегда тянуло к «своим» людям, к которым давно
привык и которые, судя по всему, привыкли ко мне...
На 315-ю я прибыл часа за полтора-два до того, как
вражеский конвой появился в секторе обстрела батареи. А когда это
произошло, тяжелые орудия открыли уничтожающий
прицельный огонь по фашистским кораблям. Трудно было удержаться
от восхищения и радости, видя, как встало на дыбы, а потом
загорелось даже море под ураганом всесокрушающего огня.
А потом... Потом гитлеровцы прорвались к Таллину, и мы
поняли, что противник легко обнаружил главный недостаток
оборонительной системы архипелага: ведь кроме 43-й батареи,
располагавшейся на полуострове Кюбассаар, и батареи в районе
бухты Кыйгусте, у нас не имелось солидного артиллерийского
прикрытия со стороны материка. Пришлось срочно
передислоцировать одну 100-мм береговую батарею на остров Муху, а
49-й батареей усилить оборону пролива Соэла. Кроме того, у
пристани Таллику разместили батарею 100-мм орудий. Позже,
во время скопления сил противника в районе Виртсу в начале
сентября, когда гитлеровцы готовились к штурму Муху, эта
батарея выпустила 1200 снарядов по материку и совместно с
батареей старшего лейтенанта Букоткина так «обработала» район
скопления врага, что ни о каком десанте не могло быть речи.
7 сентября гитлеровцам все же удалось высадиться на остров
Вормси, и началась грандиозная битва за острова. Нет смысла
прослеживать здесь ход сражения — события того периода уже
достаточно известны. Не выпячивая роли береговых
артиллеристов в битве за Муху, где геройски зарекомендовали себя все
защитники острова, скажу, однако, что совершенно
исключительную роль сыграла здесь 43-я батарея. Блокированная с
моря и тыла воздушным десантом противника, отрезанная
полностью от своих частей, она не только отбивалась от
наседающего врага, но и вела активный огонь по вражескому десанту,
осуществлявшему вторжение на Муху. Десятки штурмовых
плавсредств, сотни солдат противника уничтожила она своим
огнем во время битвы за остров. 15 сентября мне довелось
побывать на батарее. Командира, старшего лейтенанта Букоткина,
я уже не застал: весь израненный, он был отправлен в госпи-
218
таль. На батарее оставалось невредимьм единственное орудие,
остальных изуродовала вражеская авиация. Но уцелевшее
орудие продолжало вести столь интенсивный огонь, что ствол его
светился, накаляясь до недопустимой степени, а от
маскировочной сети оставались одни дымящиеся лохмотья...
Запомнился комиссар батареи — старший политрук Григорий
Карпенко, только что вернувшийся с поля боя в тылу батареи,
где со своими бойцами отбивал яростные атаки вражеских
парашютистов. 18 человек из недобитых «завоевателей Европы»,
взятых в плен, жались друг к другу, с ужасом взирая на
комиссара, черного от пороха, гари и пыли. Огромного роста, с
волевым лицом и завидной строевой выправкой, сохранившейся
даже в этом аду, — таким он стоит перед моими глазами вот уже
два с половиной десятка лет. Замечательный это был
политработник, великолепно знавший военное дело и пользовавшийся
поистине непререкаемым авторитетом у всех бойцов героической
43-й батареи. Г. Карпенко погиб, выводя своих комендоров из
окружения.
Начинался новый этап сражения за острова. 16 и 17
сентября наши части под прикрытием ураганного артиллерийского
огня стали отходить в западную и юго-западную часть
Сааремаа. Чтобы не позволить противнику ворваться на плечах
отступающих на остров, мы сосредоточили сильный артиллерийский
огонь по Ориссаареской дамбе, в район которой фашисты
подтягивали все новые и новые силы. 317-я батарея 180-мм орудий
старшего лейтенанта Д. Османова, располагавшаяся в местечке
Ниназе, и 49-я береговая батарея (полуостров Паммана),
усиленные полевыми батареями 39-го артполка подполковника
Анисимова, день и ночь обстреливали вражеские позиции. Вряд
ли я преувеличу, если скажу, что только благодаря их умелым
и решительным действиям нашим частям удалось
организованно отойти на новую линию обороны. Вообще преимущество в
орудийной мощи и огне было в те дни на нашей стороне,
несмотря даже на то, что, как отмечено выше, мы меньше всего
допускали в свое время возможность наступления врага с
суши... Перестраиваться пришлось уже по ходу дел, и надо
признать, что в создавшейся обстановке нам удалось
выбрать наиболее оптимальный вариант использования своей
артиллерии.
Особо хочу отметить роль 39-го артиллерийского полка,
которым командовал подполковник Анисимов. Если наши 317-я и
49-я береговые батареи, обладавшие большой огневой мощью,
были, однако, стационарными и потому имели известные
ограничения в секторах стрельбы, то мобильные подразделения 39-го
артполка как бы гармонично дополняли их. Тем самым
создавались хорошие предпосылки для эффективного, гибкого
маневра артиллерийским огнем. И тем досадней было наше недоуме-
219
ние по поводу того, что 3-я стрелковая бригада, в которую
входил 39-й полк, оперативно не подчинялась командованию БОБР.
К сожалению, это недоразумение устранили с большим
запозданием. Мне же артиллерию бригады подчинили вообще только
после отхода на полуостров Сырве... Правда, еще задолго до
этого формального акта мы, артиллеристы БОБР и бригады,
наладили между собой довольно тесные контакты и, как
правило, в необходимых случаях успешно договаривались о
взаимодействии. Каждая моя просьба и предложения неизменно
встречались самым благожелательным образом со стороны
заместителя командира бригады полковника Н. Ф. Ключникова.
Вообще у меня остались очень теплые воспоминания об этом
человеке. Талантливый и опытный военачальник, бесстрашный
солдат и вместе с тем удивительно мягкий и интеллигентный
человек, он пользовался всеобщим уважением у людей, которым
приходилось знать или даже просто встречаться с ним.
Интересы дела были для Николая Федоровича превыше всяких
амбиций и соображений иного порядка. Потому нам и удалось
довольно быстро найти общий язык друг с другом.
Гитлеровцы, конечно, ясно представляли всю сложность
борьбы с нашей артиллерией, располагавшей сильной и хорошо
организованной огневой мощью. На протяжении всей битвы за
острова враг неоднократно пытался подавить наши
стационарные береговые батареи огнем тяжелой корабельной
артиллерии. Так было в районе Кыйгусте и Сырве, позже — Тохври,
Тахкуна, а после падения Сааремаа и Хийумаа — на Осмус-
сааре. Но ни разу такие попытки не увенчались успехом для
противника.
Авиация — вот что в конце-концов предрешило судьбу
наших батарей, которые враг не мог одолеть с моря и суши.
И только ли для наших береговых артиллеристов «мессершмид-
ты» и «юнкерсы» представляли наибольшую опасность!?
Через три дня нам пришлось взорвать 317-ю, а затем 49-ю
батареи, полностью расстрелявшие свой боезапас. К тому же,
нависла угроза их захвата с тыла.
Под давлением превосходящих сил врага наши части стали
отходить на полуостров Сырве. Противника решили задержать
на самом узком месте перешейка. Новые позиции прикрывались
огнем береговых батарей — 315-й, 24-й, 25-й. Здесь, неподалеку
от реки Насва, находился тогда мой корректировочный пост.
Располагался он на старой церкви. Место, конечно, было не из
удачных, но лучшего ничего не имелось.
Как-то, находясь на посту, я обнаружил в бинокль
занимательную картину: далеко впереди, полуприкрытые с юга каким-
то мыском, купались в море немцы. Погода в тот день стояла
на редкость жаркая.
Связавшись с 315-й батареей, я распорядился обстрелять
220
«пляж» и выпустить несколько снарядов по купающимся
фашистам — их там было около батальона.
Тяжело ухнули дальнобойные орудия, и снаряды с шелестом
пронеслись над полуостровом. В бинокль я видел, как в районе
«пляжа» поднялись фонтаны воды и ила и в панике заметались
гитлеровцы. Следующие снаряды окончательно довершили дело.
Едва я слез с церкви и направился к своему «шевроле», как
за спиной раздался страшный грохот. Когда рассеялся дым и
осела пыль, я увидел, что остался без корректировочного
пункта...
27 сентября меня срочно вызвали с передовой в штаб БОБР.
Генерал Елисеев сообщил, что гитлеровцы пытаются высадить
десант в районе маяка на Сырве. Немедленно провели
совещание, на котором присутствовал командир звена торпедных
катеров капитан-лейтенант Осипов. Мы распределили обязанности,
договорились о взаимодействии, тщательно расписали порядок
проведения операции.
— Десант надо отбить любой ценой! — сказал в заключение
генерал Елисеев. — Иначе — беда...
Через несколько минут я уже находился на командном
пункте 315-й батареи. Помимо нее, в нашем распоряжении имелась
батарея № 25-А — на северо-западе от 315-й. Состояла она из
единственного 130-мм орудия, но командовал ею старший
лейтенант В. Букоткин, наотрез отказавшийся лежать в госпитале.
За него я был спокоен.
Высадку десанта прикрывали фашистский крейсер и шесть
эскадренных миноносцев. Сила более чем внушительная.
Удар по конвою первыми наносили наши артиллеристы.
Главной целью был, конечно, крейсер «Кельн» с его наиболее
мощной и опасной артиллерией. Я распорядился произвести
первые залпы бронебойными снарядами, которых на 315-й
батарее оставалось несколько штук.
И вот завязалась орудийная дуэль. Противник сразу же
перешел на прицельную стрельбу: очевидно, фашистам удалось-
таки точно определить координаты 315-й батареи. От мощных
взрывов дрожали массивные стены батарейных казематов.
Стакан, стоявший на моем металлическом столике, сплошь
заваленном артиллерийскими расчетными таблицами, непрерывно
звенел и подпрыгивал.
Наконец, два батарейных залпа потрясли воздух и землю.
Дальномерщики доложили о прямых попаданиях в крейсер, на
котором возник пожар. Флагман осел на корму, накренился и
стал разворачиваться с очевидным намерением выйти из
опасной зоны. Настала пора катерников...
Я вышел наверх как раз в момент атаки торпедных катеров.
Один из них попал под орудийный огонь поврежденного
крейсера, загорелся и стал тонуть. Но другой стремительно вышел на
221
боевой курс, и через несколько мгновений громадный черно-
красный столб вырос над фашистским крейсером. Раздался
чудовищный взрыв, расколовший небо. Совместными ударами
береговых батарей и торпедных катеров капитан-лейтенанта
Гуманенко были уничтожены еще два эскадренных миноносца
противника. Особенно отличилась в том бою батарея В.
Букоткина, за что ему было присвоено очередное воинское звание
капитана. К сожалению, Василий Георгиевич узнал об этом много
лет спустя, как и о том, что за бой 14 сентября его наградили
орденом Красного Знамени...
В последующие дни 315-й батарее капитана Стебеля
пришлось вести огонь уже по гитлеровцам у себя в тылу. Враг
наседал. Не считаясь с потерями, он лез напролом. У последних
защитников полуострова Сырве кончались патроны и гранаты,
были разбиты все пушки и пулеметы. Командирам 315-й и 25-А
батарей я строго-настрого наказал не тратить без моего
разрешения ни одного снаряда. И все-таки 30 сентября мне пришлось
записать в своем блокноте, что израсходован последний снаряд.
В неприкосновенном запасе, правда, оставались еще пять штук,
но они предназначались не для противника. Забив орудийные
стволы камнями, землей и деревом, артиллеристы взорвали свои
батареи. А 315-я батарея, для большей надежности, была
еще и затоплена. То, что не смогли сделать фашисты, отчаянно
пытавшиеся уничтожить наши грозные батареи, сделали мы
сами.
После перехода командования БОБР на Хийумаа, меня
оставили на Сырве комендантом. Мне было приказано обороняться
до 4 октября, а потом прорываться группами в тыл врага и
пробиваться на север.
Мы держались до 5 октября. Истекающие кровью,
измученные непрерывными изнурительными боями, последние
защитники Сааремаа не раз поднимались в рукопашные контратаки, и
озверевшие, обезумевшие гитлеровцы откатывались под их
яростным напором. Условия, в которых мы оказались,
противоречили всем писанным и неписанным правилам боя. Каждый из
нас ясно сознавал, что надеяться не на что, но мы продолжали
сражаться.
Потом, когда, наконец, все было кончено, хотя разрозненные,
отрезанные друг от друга группы бойцов продолжали вести
свой последний бой, фашисты, взбешенные упорством и
стойкостью советских бойцов, расстреливали даже раненых,
находившихся в наших походных лазаретах и санитарных
землянках...
И снова моя личная судьба сложилась так, что я уцелел
каким-то образом в эти героические и трагические дни. С
небольшой группой бойцов, в которой оказался и начальник
снабжения БОБР Иван Гаврилович Фролов, мы стали пробиваться из
222
окружения. Короткие и кровопролитные схватки с
гитлеровцами, наводнившими весь остров, завязывались на каждом шагу.
И если бы не старый знакомый, о котором я упомянул выше, —
Арнольд Константинович Сепп, вряд ли нам удалось бы
вырваться из огненного кольца. Именно этот человек, превосходно
знавший каждую тропу на Сааремаа, помог нам вырваться из
окружения. Он же умудрился переодеть всех бойцов нашей
группы в гражданское платье.
Добравшись до одного из хуторов, где жили его знакомые,
Арнольд Константинович отправился туда разведать
обстановку. Мы, оставшиеся неподалеку в лесу, были обнаружены
гитлеровцами и полицаями и окружены. Пришлось принять бой.
В ожесточенной схватке уцелели только мы с Фроловым:
оторвавшись от преследователей, мы ушли в глубь леса и, переждав
время, наведались на хутор. По счастливому стечению
обстоятельств мы встретили Сеппа. Тот свел нас с Карлом Тоомингом,
членом Центрального Комитета Компартии Эстонии,
оставленном на Сааремаа для работы среди населения. Арнольд
Константинович написал записку хозяину хутора, фамилию
которого мне не удалось запомнить. Тот знал, что за укрывательство
советских солдат и командиров грозит немедленный расстрел, но
без раздумий согласился помочь нам.
Жить мы стали в землянке, находившейся в глубине лесного
массива, но не слишком далеко от хутора, который располагался
километрах в восьми от Мынту, в направлении к городу
Кингисеппу. Сюда к нам то и дело наведывался Арнольд
Константинович Сепп, снабжавший нас теплой одеждой, продовольствием
и медикаментами. Все это он доставал вместе со своим
знакомым — хозяином хутора. С помощью этого человека Арнольд
Константинович сумел скрыть от гитлеровцев и полицаев свою
работу бригадиром в строительном управлении БОБР и стал
даже полицейским!
Имея столь надежных и верных друзей, мы чувствовали себя
почти в полной безопасности. Через Сеппа и хозяина хутора я
сумел даже связаться со своей хорошей знакомой — Минной
Александровной Коэль, чудесной и верной женщиной. До войны
она была другом нашей семьи, соседкой. Минна Александровна
работала медсестрой в нашем госпитале, и все знали ее как
безотказную, великолепную работницу, на которую во всем можно
положиться.
До конца своих дней я сохраню светлую память об этом
человеке, столько сделавшем для нас в те тяжелые дни. Получив
мою записку, Минна Александровна немедленно пришла на
хутор и связалась с нами. Она продала все, что имелось у нее и
что сумела достать, и благодаря ей мы не испытывали нужды
ни в чем. Кроме того, М. А. Коэль стала добывать для нас
исключительно важные сведения о немецких и полицейских гар-
223
низонах, организации охранной службы, настроениях населения,
разыскивала верных людей, выясняла фамилии и адреса
фашистских прихлебателей и предателей. Мы готовились
действовать...
Но все наши тщательно разработанные планы неожиданно
расстроились самым трагическим образом. В конце декабря,
когда вода, дожди и холода выжили нас из землянки, мы
перебрались на знакомый хутор и поселились в хлеву. И тут Карл
Карлович Тооминг совершил непоправимую ошибку, вернее
оплошность, стоившую ему жизни. Однажды он покинул наше
укрытие с благим намерением — сшить новые сапоги хозяину
хутора... В свое время Карл Карлович, профессиональный
революционер, был схвачен жандармами за участие в Сааремаа-
ском восстании, одним из организаторов и руководителей
которого являлся, и около 10 лет провел в тюрьме. Там и овладел
он профессией сапожника. И вот теперь, обнаружив на хозяине,
укрывавшем нас, ветхие сапоги, в знак признательности решил
сшить ему новые.
Видно, руки Тооминга истосковались по доброму,
полузабытому уже делу, и он настолько увлекся работой, что забыл об
осторожности. Какой-то холуй-предатель, из местных полицаев
заметил Тооминга в окне дома, где тот работал, и немедленно
доложил фашистам.
Ничего не подозревая, мы сидели с Иваном Гавриловичем
Фроловым в своем тайнике, когда услышали быстрые шаги на
лестнице. Кто-то торопливо поднимался к нам на чердак. Мы
схватились за оружие.
Перед нами возникло испуганное лицо сына хозяина.
— Немцы!.. — крикнул он и спрыгнул вниз.
Снаружи застрочили автоматы, послышался звон разбитого
стекла и треск ломаемых дверей. Потом раздались крики на
чужом языке, стон и яростная брань. Сквозь грохот автоматной
стрельбы до меня донеслись частые пистолетные выстрелы.
«Маузер Тооминга», — догадался я.
— На помощь, Иван Гаврилыч!
Я бросился к дому. Там, у стены, стоял Тооминг и стрелял в
разбитое окно.
— Карл Карлович, сюда! Во двор!
Тооминг выстрелил еще раз, на улице кто-то закричал, и
автоматные очереди прошили дверь. Неловко повернувшись,
Тооминг схватился за подоконник и навалился на него. Я подполз
к нему и сдернул его вниз. Карл Карлович был мертв.
«Документы!» — мелькнула мысль.
Отстреливаясь, я начал отступать назад. Фролова рядом не
было. Я кинулся через двор к хлеву и увидел его. Иван
Гаврилович лежал у лестницы. По подбородку текла кровь, он
пытался встать.
224
Командир отряда моряков КБФ полковник
И. Г. Костиков.
Начальник штаба КБФ в период обороны
Таллина в 1941 году адмирал Ю. А. Пантелеев.
Командующий ПВО КБФ генерал Г. С. Зашихин.
Командир 10-го отдельного зенитного
артиллерийского дивизиона Е. Г. Котов.
Командир 3-го полка ПВО
КБФ Н. И. Полунин.
Командир 4-го полка ПВО
КБФ И. Ф. Рыженко.
Командир батареи 10-го
отдельного зенитного
артиллерийского дивизиона КБФ
Е. П. Колпаков.
Военком 202-го отдельного
зенитного артиллерийского
дивизиона КБФ батальонный
комиссар Г. Ф. Гош.
Президиум конференции, посвященной 25-летию обороны Таллина.
На первом плане: А. Мюрисеп, Н. Любовцев, Н. Смирнов, Т. Зубов,
В. Клаусон, А. Вадер.
Участники героической обороны Таллина на приеме у председателя
исполкома Таллинского городского Совета депутатов трудящихся тов. Ундуска
(в первом ряду — пятый справа), слева от него командующий 8-й армией
генерал-майор в отставке И. Любовцев, справа — командующий КБФ
адмирал в отставке В. Трибуц.
Конференции, посвященная 25-летию обороны Таллина.
В зале конференции.
Таллин в огне. Снимок с рейда 28 августа 1941 года.
Герой Советского Союза П. Гузов (крайний слева) рассказывает
однополчанам о проведенном воздушном бое. Остров Сааремаа. 1941 год.
Полковник Е. Н. Преображенский проводит беседу с летным составом
1-го гвардейского минно-торпедного авиационного полка. Ленинград, 1942.
Первый секретарь ЦК КП Эстонии И. Г. Кэбин и секретарь ЦК КП
Эстонии Л. Н. Ленцман совместно с делегациями на праздновании 25-летия
обороны Моонзундского архипелага. Остров Муху, 1966 год.
Президиум торжественного собрания трудящихся г. Кингисеппа (остров
Сааремаа), посвященного 25-летию героической обороны Моонзунда.
Адмирал в отставке В. Трибуц с участниками обороны острова Сааремаа
у пирса Мынду.
Ветераны войны у памятника артиллеристам 315-й батареи. Справа дочь
командира батареи капитана А. Стебеля — Нинель.
Участники героической обороны острова Сааремаа у памятника воинам на
полуострове Сырве.
На митинге у памятного камня в честь героической 43-й береговой батареи
на полуострове Кюбассааре. Крайний слева — начальник политотдела
БОБР контр-адмирал в запасе Л. Копнов, рядом — командир 43-й батареи
т. Букоткин.
Возложение венка к памятнику
защитникам острова Сааремаа.
Впереди мать комсорга 315-й
батареи X. Н. Коваленко.
Участники обороны и освобождения Моонзунда закладывают в капсулу
«Обращение к потомкам» для замурования в памятник на острове
Сааремаа.
На митинге в честь 25-летия обороны острова Хийумаа. Выступает второй
секретарь ЦК КП Эстонии тов. А. П. Вадер.
У могилы защитников
острова Осмуссаар.
Участники празднования 25-летия обороны Моонзунда на острове
Осмуссаар. Слева направо: начальник штаба гарнизона острова, ныне генерал-
лейтенант Г. Г. Кудрявцев, капитан I ранга В. Л. Полухин, комендант
острова Осмуссаар полковник в отставке Е. К. Вержбицкий, генерал-
майор артиллерии в отставке Т. М. Зубов.
— Что с тобой?
— Нога... И рука...
— Ранен?
— Разбился... Беги, Веня, я их задержу!
Взвалив Ивана Гавриловича на спину, я выбрался за
пределы хутора.
Преследователи, беспорядочно стреляя, не проявляли
особого желания лезть под мои пули. А когда, наконец, я добрался
до ближайших деревьев леса, стало ясно: мы спасены. Уложив
Ивана Гавриловича за огромный ствол дуба, я отполз в сторону
и снова открыл огонь по преследователям. Гитлеровцы не
осмеливались продвигаться вперед, поняв, что из своего
надежного укрытия я успею перестрелять многих из них прежде, чем
их пули найдут меня.
Начали быстро сгущаться сумерки, и я понял, что
гитлеровцы теперь уйдут. Леса и ночи они боялись панически.
Так и произошло. Убедившись, что преследователи
отступили в хутор, я снова взвалил Ивана Гавриловича себе на спину
и двинулся вперед. Пять суток провели мы с ним в лесу, не
имея теплой одежды, хлеба и воды. Все осталось на хуторе, на
чердаке сарая, даже спички. Особенно тяжело приходилось
моему спутнику. Некогда на редкость здоровый человек, он так сдал
за эти дни, что я почти без усилий поднимал его ставшее почти
невесомым тело. На пятый день состояние И. Г. Фролова стало
столь угрожающим, что я без колебаний решил искать
человеческое жилье.
Хозяин, к которому мы наведались, сразу же вступил со мной
в торг. Отдав ему все деньги и вещи, которые нашлись, мы
поселились в темном холодном погребе. Через несколько дней
пребывания здесь я почувствовал невыносимый озноб и впал в
полузабытье Не было сил даже подняться наверх, чтобы
попросить кусок хлеба и кружку воды. Иван Гаврилович,
почерневший, исхудавший и заросший грязной щетиной, оставался
совершенно безучастным ко всему.
...Немцы и молодчики из «омакайтсе», ворвавшиеся в сарай,
где был наш погреб, приказали поднять руки. Очнувшись от
невообразимого шума, я увидел не менее десятка автоматов и
винтовок, наставленных на нас сверху.
— Руки! — ревело сразу несколько глоток.
Если бы я смог это сделать! Заряженный кольт лежал, как
всегда, рядом, но дотянуться до него было сверх человеческих
сил.
Так мы оказались в Курессааре. Там, в тюрьме, немного
оправившись после слабости, я узнал, что и Сепп, и Коэль, и
хозяин хутора арестованы фашистами и находятся где-то в
концлагере.
Выяснилось, они тоже узнали о нашей судьбе. Однажды,
15 Таллин в огне
225
когда меня вели на допрос по тюремному двору, я заметил на
стене ограды какую-то надпись. Остановившись как бы
передохнуть, я вгляделся в нее и чуть было не закричал. «Веня!
Я сделаю все, что смогу...» Минна, дорогая Минна Коэль, она
даже здесь думала не о себе!..
Где-то после 10 января 1942 года нам с Иваном
Гавриловичем Фроловым объявили о предстоящей казни.
В день, когда нас вели на расстрел и мы босиком шли по
улицам Курессааре к древнему замку-крепости, где фашисты
казнили советских людей, мы увидели массу народа. Жители с
ужасом, страхом и немым сочувствием смотрели на нас,
шедших под конвоем посреди улиц.
Вот и крепость. Нас подвели к стене, забрызганной еще
свежей, не успевшей почернеть кровью. Все!..
— Прости, Иван Гаврилович, если обидел когда
ненароком...
— И ты, Веня, прости!
Сзади раздался лязг затворов, палачи вскинули винтовки.
— Отставить! — вдруг услышали мы команду и скрежет
распахнувшейся кованой двери, которую захлопнули, когда нас
ввели во двор крепости.
Все объяснилось в тот же день, когда в камеру к нам
ввалилась группа фашистов и полицаев во главе с самим
комендантом города — зверинообразным верзилой в погонах оберста.
— Где зарыты золото и драгоценности? — сразу же начал
переводчик.
— Какие? — мы были ошарашены вопросом.
— Отвечать! Нам известно все, Харламов и Фролов. Вот
ты, — ткнул пальцем в грудь Ивана Гавриловича переводчик, —
был председателем комиссии, а ты, — тот же жест в мою
сторону, — членом ее. Так?
— Да, были, — признались мы, — но все драгоценности
давно отправлены в Ленинград.
— Врете! Мы заставим вас сказать правду!
Посыпались удары.
Не проходило дня, чтобы нас не избивали со звериной
жестокостью и садистской изощренностью. Вскоре мы с Иваном
Гавриловичем пожалели, что не остались лежать у той
зловещей стены. Я понял все: это Минна Коэль и Арнольд Сепп
пошли на такой шаг, пытаясь спасти нас еще раз. Знали бы они,
чем обернулось это «спасение»!
Дважды после этих невыносимых мук нам зачитывали
приговор и вывозили за город, симулируя расстрел. Но всякий раз
в последний момент откладывали исполнение приговора.
А потом начались такие события, что фашистам стало
просто не до нас и мифических драгоценностей. Увязнув под
Москвой, фашистские армии начали терпеть одно поражение за
226
другим. Советские войска перемалывали гитлеровские дивизии,
и фашистское командование бросало на фронт все свои
резервы. Дошла очередь и до тех, кто насаждал «новый порядок»
в Эстонии.
Вскоре мы с Иваном Гавриловичем оказались в концлагере
в Валга, где встретили немало своих бывших сослуживцев:
Василия Букоткина и Анатолия Смирнова, полковника
Ключникова и Михаила Крылова, бойцов 315-й и других батарей.
Немногим из них довелось пережить все ужасы фашистской
неволи, но никакие пытки, глумления и издевательства
гитлеровских палачей не смогли сломить их боевого духа и
непреклонной веры в победу советского народа над фашизмом.
КРЕПОСТЬ В МОРЕ
С. С. НАВАГИН,
полковник в отставке, бывший
начальник инженерной
службы Береговой обороны
Балтийского района КБФ
С приходом в Эстонию войск Красной Армии мы получили
возможность создать на западных границах СССР важный
оборонительный плацдарм. Учитывая агрессивные намерения
вероятного противника — германского фашизма, нам
предстояло в возможно короткие сроки произвести сложное инженерное
оборудование этого плацдарма.
Особое место в наших планах занимала подготовка к
обороне островов Эстонии. В то время я был назначен
начальником инженерной службы Береговой обороны Балтийского
района (БОБР).
Все работы производились специальными инженерными
частями и подразделениями Советской Армии и Флота. Из
инженерных частей на островах Сааремаа и Хийумаа находились:
10-я отдельная саперная рота КБФ усиленного состава (220 —
250 человек); 33-й, 34-й, 36-й и 37-й отдельные инженерные
батальоны КБФ численностью до 1000 человек в каждом, и
отдельный саперный батальон 3-й стрелковой бригады —
сокращенного состава (около 200 человек).
Общая численность инженерных войск островного гарнизона
составляла около 5 тысяч человек. При этом только саперы 10-й
флотской роты и саперного батальона 3-й бригады проходили
нормальную боевую подготовку и имели положенное по табелю
вооружение. 33-й, 34-й, 36-й и 37-й инженерные батальоны до
войны использовались только как строительные и боевой под-
228
готовкой занимались мало. Зато они были хорошо
укомплектованы личным составом, но не имели достаточно вооружения.
Такими силами мы и приступили к инженерному
оборудованию островов.
Все прежние сооружения, возведенные на островах до
захвата их немцами в 1917 году, были разрушены и уничтожены еще
в то время. Пришлось все начинать на голом месте, причем не
в 1939 году, когда наши войска оказались в Эстонии, а только
в следующем, после открытия навигации. В 1939 году мы
смогли лишь оборудовать полевые позиции для зенитных батарей
морских орудий на острове Хийумаа.
Сухопутная оборона островов находилась в то время в
ведении Народного комиссариата обороны, но частями Красной
Армии в 1940 году практически ничего не делалось. Решение об
общей сухопутной обороне островов было принято лишь в
октябре 1940 года комиссией Наркомата Военно-морского флота,
председателем которой являлся полковник Зайончковский.
Материалы комиссии были одобрены Военным советом КБФ и
переданы в Главный штаб. Но с декабря 1940 года сухопутная
оборона островов опять перешла в ведение Наркомата обороны,
и до весны 1941 года работы так и не были начаты.
Лишь весной 1941 года на остров Сааремаа прибыло
Управление начальника строительства № 65 (УНС-65)
Прибалтийского особого военного округа, намеревавшееся приступить,
наконец-то, к созданию сети долговременных огневых точек. Но
вплоть до начала войны оно так и не построило ни одной
огневой точки. Ведомственная неразбериха, трудности с доставкой
на острова рабочей силы и материалов срывали всякие сроки и
планы создания системы сухопутной обороны. Только в мае 1940
года части 3-й отдельной стрелковой бригады на Сааремаа и
прибывшие с материка на остров Хийумаа два батальона 16-й
стрелковой дивизии своими силами приступили к строительству
дзотов (дерево-земляных огневых точек). К началу войны было
начато и частично закончено оборудование 40 пулеметных и
артиллерийских дзотов — по побережью бухты Тагалахт, на
полуострове Сырве, в районе Ориссааре и на острове Муху.
Огневые точки располагались в одну линию на расстоянии друг от
друга в один-два километра и не могли обеспечить устойчивой
сухопутной обороны побережья.
Несколько лучше обстояло дело с береговой обороной с
моря. Правда, созданные к этому времени на островах Сааремаа
и Хийумаа инженерные склады не имели для нужд
строительства достаточных мобилизационных запасов.
Обеспечение артиллерийской обороны архипелага являлось
основной задачей инженерных частей КБФ. Работы велись под
непосредственным руководством вновь организованных
строительств: № 05 — на острове Сааремаа (34-й и 37-й отдельные
229
инженерные батальоны КБФ), №04 — на острове Хийумаа (33-й
и 36-й отдельные инженерные батальоны КБФ). К созданию
артиллерийской обороны привлекалась также 10-я флотская
саперная рота. Активное участие в строительстве принимал и
личный состав создаваемых береговых батарей.
Несмотря на задержку с началом работ, нехватку
материалов и рабочей силы, мы все-таки сумели до начала военных
действий создать на островах довольно мощную систему
артиллерийской обороны. Так, на 20-й день войны вступила в строй
наиболее мощная — 180-миллиметровая башенная батарея
№ 315 на полуострове Сырве. Не были только закончены
земляные работы по обваловке, маскировке и теплопроводу, а также
наружные монтажные работы.
В июле 1940 года было закончено строительство
130-миллиметровых батарей в Кырусе и Ундва. В сентябре этого же года
вступила в строй 130-миллиметровая береговая батарея на
полуострове Кюбассаар. Одновременно началось строительство
180-миллиметровой открытой береговой батареи на полуострове
Ниназе. К началу войны, однако, здесь не удалось закончить
монтаж механической подачи и завершить строительство
инженерных сетей, дальномерных вышек и газоубежища.
Форсированно шло сооружение объектов береговой обороны
и на острове Хийумаа. Весной 1940 года здесь развернулось
строительство 180-миллиметровой башенной батареи № 316 на
полуострове Тахкуна. В июле 1941 года она уже вступила в
строй. Несколько позже, в самый канун боев за Хийумаа, на
полуострове была принята еще одна, 130-миллиметровая
батарея. Перед самой войной закончилось строительство
130-миллиметровой батареи в районе Тохври (не успели лишь
оборудовать силовую станцию и центральный пост).
Еще раньше, в июле 1940 года, вступили в строй
152-миллиметровая береговая батарея на мысе восточнее Кярдла, и 130-
миллиметровая батарея — на полуострове Тахкуна. Месяц
спустя, в августе, государственная приемная комиссия приняла
130-миллиметровую береговую батарею на мысе Ристна. Здесь
же, на северном побережье, в Палли, в конце 1940 года
завершилось строительство еще одной, 100-миллиметровой
батареи.
При сооружении береговых батарей особенно большие
трудности мы испытывали в доставке материальной части к месту
работ. Транспортировка грузов громадных размеров
производилась до островов на вспомогательных судах флота. По суше
материальная часть перевозилась на санях тракторной тяги.
Тем не менее все нормы выработки неизменно перевыполнялись,
принимаемые сооружения отличались высоким качеством. Это
заслуга всего коллектива флотских военных строителей,
закономерный результат той огромной политико-воспитательной
230
работы, которая постоянно проводилась командирами, политор-
ганами и партийными организациями.
Сейчас трудно вспомнить всех отличников строительства. Но
в памяти навсегда останется высококачественная работа
командира саперного взвода младшего лейтенанта Егорычева,
командира 10-й флотской саперной роты старшего лейтенанта Кабак,
политрука Трооль и многих других.
Так обстояло дело с созданием системы артиллерийского
обеспечения островов.
Инженерное обеспечение противовоздушной обороны
производилось силами личного состава зенитных батарей. Тем не
менее к началу войны зенитчики оборудовали все огневые
позиции, командные пункты, убежища и погреба боезапаса, возвели
многочисленные дерево-земляные сооружения. К сожалению,
средств на постройку постоянных долговременных сооружений
им отпущено не было.
Положение с инженерным обеспечением авиации на
островах складывалось следующим образом. К началу войны
удалось закончить оборудование и сдать в эксплуатацию
гидроаэродром в Кихельконна. Здесь построили два спуска,
бензохранилище и отремонтировали ангар. Одновременно
завершилось строительство летного поля у деревни Когула. Этот
аэродром имел временное бензохранилище и до войны почти не
эксплуатировался. Находился в процессе строительства
аэродром в Асте. Сухопутный аэродром в Курессааре (ныне
Кингисепп) эксплуатировался только пограничной авиацией; условиям
современной войны он не соответствовал, поскольку
располагался на совершенно открытой и голой местности, причем на
самом берегу Рижского залива.
Было начато строительство сухопутного аэродрома в Сандла,
но выбор места оказался неудачным, и работы впоследствии
пришлось свернуть.
На острове Хийумаа построили аэродромы в Путкасте и
Вали.
После оставления нашими войсками южного берега
Рижского залива встала задача — срочно подготовиться к обороне
острова Сааремаа с востока и юга. В течение июля — августа
форсированным темпом строились окопы на участках Насва—
Сальме—Винтри. Здесь устанавливались проволочная сеть в три
кола по берегу, проволочная сеть на низких кольях — в воде,
побережье минировалось. Основные работы производились
силами саперного батальона 3-й стрелковой бригады,
вспомогательные — в частности, заготовка кольев, — местным
населением.
В течение июля удалось построить две отсечные позиции,
состоявшие из системы полевых сооружений (окопы, ходы
сообщения, командные пункты и т. п.): по линии Кихельконна —
231
бухты Тагалахт и Кюдемалахт, и отсечную позицию на линии
Сальме — Мельдри фронтом на север. В этот же период
заготовили и забили колья по всему берегу — к северу от
полуострова Сырве. Но создать здесь проволочные заграждения так и
не удалось: за все время обороны Сааремаа мы получили
только 15 тонн колючей проволоки.
В районе пристани Виртсу наши части построили полевую
позицию, состоявшую из окопов, ходов сообщения, командных
пунктов, щелей и убежищ.
В августе 1941 года проводились дальнейшие работы по
усилению южного берега Сааремаа к востоку от Курессааре. На
участке от мыса Сари до мыса Касти (юго-восточный берег)
создали систему оборонительных сооружений — окопы, доты,
дзоты, а на берегу Сутулахт возвели усиленный проволочный
забор и заминировали подходы. Во второй половине июля и в
августе на севере и западе острова было дополнительно
построено 20 дотов.
В августе удалось закончить строительство флагманского
командного пункта. Он состоял из шести специальных
сооружений, стены и покрытия которых могли выдержать удары бомб
весом до 100 кг.
После эвакуации Таллина начались дополнительные работы
по укреплению местности на восточном и частично
северо-восточном берегу острова Муху, в районе Ориссааре и в
северовосточной части Сааремаа. Особо ответственные участки берега
минировались. Все пристани, Ориссаареская дамба, отдельные
мосты и узлы дорог были подготовлены к взрыву.
Со второй половины августа началось форсированное
строительство шести дотов на полуострове Сырве и еще
четырех — на побережье Курессаареской бухты.
Строительство их закончили 10 сентября. К этому же времени было
установлено свыше 2000 бетонных надолб на полуострове
Сырве.
Отсутствие табельных мин заставило нас изобрести
собственными силами ударные мины натяжного действия, которые
изготавливались из фановых труб в мастерских строительства № 05.
До начала боевых действий удалось заготовить 1000 штук
таких мин. Кроме того, в качестве падающих мин приспособили
авиабомбы с ослабленным натяжным взрывателем. Их
изготовили 300 штук.
С 16 сентября, т. е. через два дня после высадки
противника на Муху, началось сооружение второго и третьего рубежей
обороны на полуострове Сырве. Были отрыты окопы, на узлах
дорог построены легкие дзоты, возведен противотанковый ров в
комбинации с бетонными надолбами. Противотанковый ров
заминировали.
232
Третий рубеж (основной) создавался на линии Каймри —
мыза Лыпе. До 25 сентября здесь построили 37 дзотов,
нормальную проволочную сеть в три кола и две линии, которые тянулись
через весь перешеек.
Средств для нормального минирования больше не имелось,
поэтому пришлось использовать фугасы, изготовленные из
головок торпед, и глубинные бомбы.
Много потрудились строители и на острове Хийумаа. С
начала войны и до момента решающих боев за остров здесь
построили полевые позиции на полуострове Тахкуна, на западном
берегу острова к в районе мыса Ристна. При этом побережье
полуострова Тахкуна было укреплено за счет системы дотов и
дзотов, а также создания минных полей. Одновременно
усиливалось инженерное оборудование районов, где располагались
береговые батареи. Когда начались бои за остров Сааремаа,
строители возвели дополнительные полевые позиции по южному
и восточному берегу Хийумаа. Состояли они главным образом из
окопов, дотов и дзотов.
Так выглядело инженерное оборудование островов и
подготовка их к обороне. При всех недостатках, главные из которых
состояли в нехватке материальных средств и в той поспешности,
с которой возводились, основные оборонительные пояса все же
сыграли важную роль в ходе боевых действий.
С началом войны пришлось форсировать завершение
строительства береговых батарей. Почти все они были успешно
введены в строй и постоянно находились в высокой боевой
готовности. Это явилось большим достижением и строителей, и самих
артиллеристов. Кроме того, началось строительство
дополнительной 100-миллиметровой четырехорудийной береговой
батареи на полуострове Паммана. Через 10 суток она вступила в
строй. Для усиления обороны побережья Сааремаа со стороны
Рижского залива устанавливались три полевых батареи, как
противодесантные.
В августе закончилось строительство 180-миллиметровой
башенной батареи на южной оконечности полуострова Сырве.
Дополнительно был построен защищенный командный пункт,
обеспечивавший ведение огня по Ирбенскому проливу.
20 августа на Сааремаа доставили материальную часть двух
130-миллиметровых трехорудийных и одной 100-миллиметровой
трехорудийной батарей. Немедленно началось оборудование
инженерных сооружений и для этих батарей. Основная тяжесть
строительства легла на плечи самих моряков-артиллеристов: на
счету находился буквально каждый человек. Работу они
завершили в течение 8—10 суток. Одну 130-миллиметровую батарею
установили в южной части острова Муху, другую — на острове
Абрука.
Заслуживает внимания впервые примененный в ходе оборо-
233
ны островов маневр стационарными береговыми батареями на
временных основаниях.
Так, во время боев за Муху два 100-миллиметровых орудия
были передислоцированы с южного берега острова в район
Хелламаа на закрытую позицию. Причем, переброска
материальной части и установка ее на новом месте производилась под
артиллерийским огнем противника с материка и постоянным
воздействием фашистской авиации. Позже, в период боев на
острове, были переброшены с мыса Паммана и установлены в лесу
у пристани Таалику еще два 100-миллиметровых орудия.
История артиллерийского искусства еще не знала подобных
прецедентов. Опыт маневрирования целыми стационарными
береговыми батареями, приобретенный на Муху, применялся нами и
в ходе дальнейших боевых действий на островах.
Боевая практика показала, что переброска береговых
батарей вполне осуществима. Вряд ли приходится говорить о той
пользе и выгоде, которые получили защитники островов в самый
разгар боевых действий, когда на вес золота расценивался
буквально каждый снаряд...
В период обороны островов в 1941 году перед инженерной
службой БОБР была поставлена еще одна важнейшая задача —
обеспечить боевую деятельность самолетов, базировавшихся на
острова. Поэтому в первые же дни войны мы приняли меры для
заграждения всех аэродромов, чтобы не допустить посадку
самолетов противника на их взлетно-посадочные полосы. В июле
на Сааремаа прибыла наша сухопутная авиация и мы
расширили аэродром Когула, приспособив его для тяжелых
самолетов. Одновременно приступили к восстановлению
взлетно-посадочных полос на аэродроме в Асте. Для перехвата самолетов
противника на подходах к Сааремаа построили посадочную
площадку на полуострове Сырве, предназначавшуюся для
дежурного звена истребителей. На аэродромах Когула и Асте
построили рулежные дорожки, убежища-укрытия для самолетов и
личного состава.
Аэродром в Когула позволил нашей авиации успешно
выполнять задания командования по бомбардировке Берлина и
других городов фашистской Германии. Хорошую службу
сослужил защитникам островов и аэродром в Асте, на который
базировалась истребительная авиация.
Когда начались боевые действия непосредственно на
островах, инженерным частям в большинстве своем пришлось
действовать как стрелковым подразделениям и находиться на
передовых позициях. Специфические инженерные работы они
выполняли только на своих участках обороны. И лишь
незначительная часть саперов из состава инженерных батальонов была
занята достройкой стационарных береговых батарей,
строительством укрытий для самолетов, командных пунктов и т. д. Чисто
234
инженерные задачи выполнялись только 10-й отдельной
саперной ротой БОБР и саперным батальоном 3-й стрелковой
бригады, который возводил наиболее сложные сооружения и
выполнял задачи по минированию участков обороны. Саперы
бригады отвечали также за подрыв мостов на дорогах во время
отхода наших частей на новые рубежи. С отходом советских
войск на полуостров Сырве сильно поредевшие подразделения
этого батальона вообще влились в стрелковые части бригады,
разделив со своими товарищами единую участь.
Более сложные и ответственные задачи выпали на долю
бойцов 10-й отдельной саперной роты. В начале боевых
действий на островах рота достраивала береговую батарею в Тохври,
занималась оборудованием новых позиций для
передислоцируемых артиллерийских батарей и осуществляла переправу
материальной части артиллерии на остров Абрука. Минирование
местности и строительство заграждений также проводил личный
состав этой роты. Объем всех этих работ был большим и сложным.
К тому же, флотским саперам приходилось действовать, как
правило, под непрерывным нажимом противника и зачастую
вступать в бой. Тем не менее саперы отлично справлялись со своими
задачами. При отходе наших частей из района Ориссааре на
запад 10-я саперная рота действовала уже как стрелковая часть
и вела первый самостоятельный бой, обороняя переход через
дамбу.
Бойцы-саперы, отражая атаки противника, обеспечили отход
по дамбе наших частей и в последний момент взорвали ее перед
самым носом гитлеровцев. Затем 10-я рота была отведена на
полуостров Сырве, где до конца боевых действий
самоотверженно выполняла задания командования по инженерному
оборудованию последних рубежей защитников острова. За редким
исключением, все бойцы этой геройской роты пали смертью
храбрых.
Таковы, вкратце, итоги труда и боевых действий
инженерных частей БОБР, защищавших острова Эстонии в суровом
1941 году.
После сложного и трудного перехода через пролив Муху-
Суур-Вяйн крейсера «Киров», который мы сопровождали из
Рижского залива в главную базу флота — Таллин, наши
торпедные катера 2-го отряда под командованием старшего
лейтенанта В. П. Гуманенко (ныне Герой Советского Союза,
капитан I ранга в отставке) подошли к пристани Хаапсалу.
Еще в 1939—1940 годах нам, катерникам, приходилось
неоднократно бывать здесь, и всякий раз мы любовались красотой
и уютом этого небольшого, но удивительно чистого и зеленого
городка.
Но стоять в Хаапсалу долго не пришлось. Наши катера
перевели в гавань Рохукюла, где находился походный штаб Лие-
паяской военно-морской базы во главе с контр-адмиралом Трой-
ниным и начальником штаба капитаном 1 ранга Клименским.
Утро 5 июля. Четырнадцатый день Великой Отечественной
войны. На небе ни облачка. Нещадно палит солнце. Ветра нет.
Даже чудом уцелевшие одинокие кусты сирени, не
шелохнувшись, стоят у разрушенного бомбежкой здания.
Мы, катерники, находимся в постоянной боевой готовности
к немедленному выходу в море. Одетые в походное
обмундирование, изнываем от жары в ожидании сводки последних
известий о положении на фронтах. Придут ли, наконец, хоть мало-
мальски утешительные вести?..
Не нарушая тишины, подходит ко мне начальник штаба
дивизиона капитан-лейтенант Е. В. Осецкий:
236
— Давай скорее в штаб базы. Звонил начальник штаба
Клименский, велел прислать командира звена для получения
боевого задания...
Прихватив походный планшет с документами, я быстро
направился в штаб, находившийся неподалеку в лесу в
двухэтажном кирпичном здании. Доложил о своем прибытии и, в
ожидании вызова, стал рассматривать оперативную карту в комнате
дежурного. Красным шнуром на ней обозначалась линия
фронта — от Балтики до Черного моря.
Шнур этот глубоким клином врезался в центре по
направлению к столице — Москве и несколько южнее — в сторону
Киева. И только узкая полоска земли нашей Родины, неоккупи-
рованной фашистами, тянулась по побережью Балтийского
моря...
Наконец, начальник штаба освободился от срочных дел.
Мне ставилась задача: звеном торпедных катеров провести
караван судов в составе подводной лодки и нескольких малых
судов, в том числе буксира «Элизабет», с базы Рохукюла до
острова Осмуссаар. Там нас должны встретить катера МО —
«малые охотники». При встрече с катерами передать караван под
их охранение, а самим идти в дозор к маяку Тахкуна — у
северной оконечности острова Хийумаа. В районе маяка были
замечены подводные лодки противника, подкарауливавшие наши
корабли. Задача торпедных катеров — при обнаружении
вражеских лодок атаковать их глубинными бомбами или торпедами,
в зависимости от обстановки. При появлении же надводных
кораблей противника — не дать им возможности прорваться в
Финский залив.
— Задача ясна, — ответил я, — кроме одного момента. Что
делать, если катера МО почему-либо не встретят нас в районе
острова Осмуссаар? Продолжать сопровождать караван или же
довести его до определенной точки, откуда он пойдет дальше
самостоятельно, а нам идти в дозор?
Капитан 1 ранга Клименский возмутился:
— Как так не встретят? Если заявка дана в штаб фронта,
они должны вас встретить.
Ответ меня не удовлетворил, и я вынужден был обратиться
к контр-адмиралу Тройнину. Он уточнил картину.
Вернувшись в гавань, я собрал всех командиров судов
каравана на буксир «Элизабет», которым командовал мой
однокурсник и сослуживец — лейтенант А. А. Серебренников. Он и был
назначен старшим каравана.
В назначенный час, в дневное время, караван вышел из
Рохукюла, построился в строй кильватера и направился в пролив
Воози-Курк.
Не доходя до Осмуссаар, боцман моего катера В. А.
Огромной увидел след торпеды, выпущенной по нашему катеру.
237
Катер быстро сманеврировал, и торпеда прошла мимо. Вскоре
мы обнаружили вражескую подводную лодку и забросали ее
глубинными бомбами. На месте погружения лодки появились
масляные пятна и воздушные пузыри.
Без особых приключений караван дошел до Осмуссаара.
Катера, о которых говорил начальник штаба, нас так и не
встретили... Пожелав счастливого плавания, мы повернули на
обратный курс.
Четвертые сутки несли наши катера дозор у Тахкуна.
Обещанная смена не прибыла. А запасы топлива, продуктов и
питьевой воды кончались. Запросили по радио начальника
штаба дивизиона Осецкого. Он ответил:
— Ждите до завтра.
Но на следующий день разыгрался сильный шторм, и мы
оказались вынужденными искать укрытие.
Ближе всех была пристань Лехтма на северо-восточной
оконечности Хийумаа. Туда мы и направились. При подходе к
пристани нас обстреляли красноармейцы, охранявшие пирс и
подходы к нему. К счастью, они быстро разобрались, в чем дело и
кто мы такие. Все обошлось благополучно.
Шторм стих только на следующий день, и мы снова
вернулись на свое место.
Должно быть, наш дозор сильно мешал фашистским
подводным лодкам действовать в устье и на подходах к Финскому
заливу. То и дело за нами стали охотиться вражеские самолеты,
не жалевшие бомб и снарядов. Мы, однако, успешно уклонялись
от их атак и продолжали нести свою службу.
Сменили нас в дозоре только на седьмой день. Мы
направились в Хаапсалу, где должны были находиться топливо и
продукты для нас. Так сообщалось в радиограмме начальника
штаба нашего дивизиона Осецкого. Но когда мы пришли в
Хаапсалу, там никого уже не было. На причале в беспорядке
валялись пустые бочки и ящики. Что делать?
Неподалеку от пристани стояло деревянное двухэтажное
здание — склад вещевого имущества. Возле него мы заметили
грузовую машину и несколько бойцов во главе с командиром.
Это были подрывники, готовившиеся уничтожить склад. Фронт
находился совсем близко. У пристани стоял буксир с баржей,
собиравшийся куда-то уходить. С капитаном буксира удалось
договориться, чтобы вместе с баржей он отбуксировал и наши
катера в район пристани Трийги — на остров Сааремаа. Туда,
как мы выяснили, перебазировался штаб нашего дивизиона.
Узнав, что баржа пустая, мы решили загрузить ее вещевым
имуществом со склада. Закипела работа. Полностью загрузив
баржу, катера встали на буксир и караван взял курс на Трийги.
Встретил нас начальник штаба Осецкий. Прежде, чем
поздороваться, неожиданно говорит:
238
— Срочно заправляйтесь горючим, принимайте торпеды и
приводите катера в боевую готовность. Назревает «веселая»
работенка...
Быстро поставили катера под погрузку торпед и заправку
топливом. По очереди, урывками пообедали. Настроение
тревожное, но вместе с тем и приподнятое. Все понимали, что
настал момент на деле применить свои знания, мастерство и
безудержное желание нанести удар по ненавистному врагу.
Быстро приведя катера в боевую готовность, отошли от
заправщиков и стали на рейде.
Вскоре получили приказание срочно перейти в Мынту —
небольшую пристань на южной оконечности полуострова Сырве.
Взревели моторы и мы направились в путь.
Вот и Мынту. Деревянная пристань завалена штабелями
досок, брусьев и другими пиломатериалами. Но строений
никаких не видно. Встречали нас командир 2-го дивизиона капитан-
лейтенант А. Н. Богданов, комиссар старший политрук
Д. М. Грибанов и другие катерники, которые, судя по всему,
тоже готовились к «веселой» работе.
Командир дивизиона познакомил нас с обстановкой на
морском театре и поставил боевую задачу. Обстановка была
такова: 12 июля штаб флота установил, что на подходе к Ирбенско-
му проливу с запада движется крупный конвой кораблей
противника в составе 42 транспортов с войсками и техникой и 15
кораблей охранения. Курс — через Ирбенский пролив в Ригу.
На пути конвой был атакован нашей авиацией, а при
прохождении Ирбенского пролива его обстреляла береговая
артиллерия с полуострова Сырве. Перед нами ставилась задача:
догнать караван и нанести по нему удар торпедами.
Исполняющий обязанности начальника штаба штурман дивизиона
П. К. Черновский зачитал боевой приказ на операцию,
разъяснил порядок ее выполнения.
Пока мы совещались, заканчивалась подготовка катеров.
Командир отряда старший лейтенант В. П. Гуманенко собрал
личный состав своих четырех катеров и, объяснив задачи,
подал команду: «По катерам!»
Было час 36 минут ночи 13 июля 1941 года.
Первым отошел от пристани мой, головной катер. На нем
находились командир отряда Гуманенко и штурман дивизиона
Черновский. Остальными катерами командовали В. И. Белугин
(ныне капитан 2 ранга в отставке), И. С. Иванов и А. И.
Афанасьев (позже оба Герои Советского Союза). Построившись в
строй кильватера, мы взяли курс на Ригу и увеличили скорость
до максимальной.
Коротки в июле ночи на Балтике. А до наступления рассвета
надо было догнать и атаковать противника.
Погоня продолжалась около двух часов, а противника не
239
видно. На горизонте уже появились признаки близкого рассвета
и только тогда мы заметили отдаленные, неясные силуэты
каких-то кораблей. Пошли на сближение. Приблизившись на
дистанцию залпа, я разглядел, что это были всего лишь
небольшие самоходные баржи, которые не стоили торпед. Но зато
впереди виднелись большие транспорты, охраняемые
миноносцами и сторожевиками...
Стало светло. Фашисты заметили нас и открыли мощный
заградительный огонь. Он был настолько плотным, что море
вокруг катеров буквально кипело. Фонтаны воды и огня
преграждали путь. Невольно мелькнула мысль: не прорваться! Но
это было мимолетное чувство. Руки крепче сжали штурвал.
Катер резко менял курс, бросаясь то влево, то вправо, чтобы
затруднить противнику ведение прицельного огня.
Один из ближайших миноносцев стал разворачиваться
бортом к моему катеру, чтобы преградить путь к транспортам.
Я направил катер миноносцу под корму и, прорвавшись через
охранение, оказался в центре вражеского конвоя.
В момент прорыва катер получил повреждение носового и
моторного отсеков. Оказался поврежденным правый мотор, был
ранен командир отделения мотористов Горбунов. Но катер
продолжал мчаться в атаку. Выбрав самый крупный из
транспортов, я с дистанции 3—4 кабельтовых выпустил торпеду.
Выждав момент, чтобы не сбить ее с курса, резко повернул от
транспорта. На пути катера оказался миноносец, и я
приготовился нажать вторую кнопку автомата для стрельбы торпедой.
В это время раздался сильнейший взрыв, от которого катер
задрожал так, будто оказался на каменной гряде. Это
взорвалась первая торпеда, и транспорт водоизмещением примерно
в 8 тысяч тонн пошел на дно вместе с живой силой и оружием.
Но от того же взрыва вторую торпеду заело в аппарате, и ее
пришлось позже сбросить за борт.
Подбитый правый мотор начал работать с большими
перебоями. Катер стал терять скорость. Миноносец противника
продолжал идти прямо на меня и угрожал тараном. Чтобы
избежать столкновения с ним, я быстро повернул свой катер на
контракурс. Благодаря резкому изменению пеленга удалось
одновременно избежать и прямых попаданий снарядов. В момент
поворота я наклонил голову внутрь рубки, чтобы дать команду
механику катера — главному старшине Федорову сбавить ход,
и сразу же поднялся. К моему удивлению, на месте не
оказалось прожектора, который находился рядом с моей головой.
В момент, когда я нагибался в рубку, прожектор снесло
прямым попаданием снаряда...
Буквально в нескольких десятках метров мы проскочили у
миноносца за кормой. Стало совсем светло. С кораблей
противника все усиливался огненный шквал. Нужно было быстро
240
двигаться и резко маневрировать, чтобы уклоняться от
снарядов, падавших градом.
Для нас это было весьма сложным делом. У правого мотора
перебило масляную магистраль, масло под большим давлением
вышло наружу, а магистраль заполнилась забортной водой.
Правый мотор работал еле-еле, чуть помогая левому.
Отработанные газы из пробитого выхлопного коллектора заполнили
моторный отсек, и там невозможно было находиться. Но
моторист Кутьин, несмотря на удушье и невыносимую жару,
обжигаясь о раскаленный металл мотора, продолжал накладывать
повязки из своего разорванного обмундирования на пробоины
коллектора и на поврежденный трубопровод, заделывал
пробоины в корпусе катера и умудрялся одновременно управлять
работой обоих моторов...
Через пробоины в корпусе вода поступала и затопляла
моторный отсек. Она поднималась все выше и выше, угрожая
затопить магнето и карбюратор. Тогда — все: моторы заглохнут,
катер лишится хода. Механик катера А. И. Федоров доложил
мне об опасности. Я предложил переключить кингстон
забортной воды для охлаждения моторов и открыть его так, чтобы
моторы охлаждались водой из моторного отсека, которая пойдет
сначала на охлаждение мотора, а потом, через выхлопные
коллекторы, вместе с отработанными газами — за борт.
Недалеко, прямо по нашему курсу, виднелась дымовая
завеса, поставленная, как условились накануне атаки, торпедным
катером Афанасьева. Но дойти до этой завесы нам было очень
трудно, потому что ее относило ветром все дальше и дальше, а
мы продолжали терять скорость. Снаряды противника рвались
все ближе и ближе.
Сколько времени прошло с тех пор, как мы стали догонять
дымовую завесу, сказать трудно. Думается, целая вечность. Но
вот желанный момент наступил. Мы все-таки догнали завесу и
вошли в нее. Корабли противника, потеряв нас из виду,
прекратили стрельбу.
Но радость наша оказалась преждевременной. Со своей
скоростью мы никак не могли выбраться из завесы. Едкий дым лез
в нос, рот и глаза, вызывая удушливый кашель, резь и слезы в
глазах. Дымовая завеса окутывала нас как молоком. Скорость
катера сравнялась со скоростью ветра, и казалось, что мы
обречены на медленную мучительную смерть от удушья.
Моторы, между тем, полностью переключились для
охлаждения водой из моторного отсека, и уровень ее стал
подниматься все медленнее и медленнее, а потом остановился и стал даже
падать. Радостнее стало на душе у всех, а особенно у радиста
Вакушкина, который откачивал воду ручной помпой и совсем
выбился из сил.
Теперь вся надежда была на то, что работающий на пределе
16 Таллин в огне
241
левый мотор и помогавший ему, в меру последних сил правый,
вытащат нас из беды.
Наконец, завеса стала редеть, впереди появились просветы.
Но только мы вышли из завесы, как нос к носу столкнулись с
фашистскими самоходными баржами. Они будто ждали нашего
появления и сразу открыли огонь из своих автоматов. Боцман
Огромнов открыл ответный огонь. Перестрелка вскоре
закончилась.
Выйдя из скоротечного боя, мы встретились с нашими
катерами, которые все время искали нас. Победа!
...Впервые в истории военно-морского искусства торпедные
катера самостоятельно, без всякой поддержки и в условиях
хорошей видимости атаковали во много раз превосходящего
противника и потопили один миноносец, два транспорта и баржу с
танками. Сами же потерь не имели.
ДРУЗЬЯ-
ПУЛЕМЕТЧИКИ
М. Д. АРТЮГИН,
бывший командир пулеметного
взвода 46-го стрелкового полка
Война застала нашу пулеметную роту 46-го полка 3-й
стрелковой бригады на побережье бухты Тагалахт острова Сааремаа,
где мы выполняли специальное задание командования по
сооружению долговременных огневых точек.
Около 6 часов утра 22 июня прозвучал сигнал боевой
тревоги, и мы форсированным маршем двинулись в район, где
должны собраться все подразделения первого батальона.
Вскоре туда же прибыли командир полка майор А. С. Марголин и
комиссар — батальонный комиссар Матяшов. Состоялся
краткий митинг.
Батальон расположился в лесу на пологих скатах высоты
близ местного аэродрома, получив боевую задачу — охранять
подступы к нему на случай возможной высадки парашютно-
планерных десантов противника. А поскольку наш третий
пулеметный взвод значился в штатах роты зенитным, то мы
получили приказ выдвинуться на крутой и безлесый гребень той же
высоты, оборудовать позиции для зенитной стрельбы,
организовать наблюдение за воздухом и при появлении противника
открывать по нему огонь.
Сменив станки на треноги и поставив зенитные прицелы,
приступили к выполнению поставленной задачи. Огонь по
воздушному противнику пришлось вести довольно часто, особенно
в начале августа. Активность авиаразведки врага тогда
возросла особенно. По-видимому, гитлеровские самолеты-разведчики
16*
243
усиленно разыскивали место базирования авиагруппы
полковника Преображенского, совершавшей налеты на Берлин.
Сбить хотя бы один вражеский самолет нам, правда, так и
не удалось. Зато почти всегда мы сбивали их с курса,
вынуждая при этом набирать большую высоту. Это было тем более
важно, что фашистские летчики норовили вести разведку
крадучись, чуть ли не на бреющем полете.
Батальон в это время с помощью местного населения
занимался интенсивными оборонительными работами: устанавливал
бесчисленное множество острых кольев и других заграждений
на открытых местах, рыл окопы, не забывая, разумеется, и
боевой учебы.
Рано утром 25 августа нас по боевой тревоге перебросили
на автомобилях в район порта Куйвасту, в распоряжение
полковника Н. Ф. Ключникова, командовавшего группой войск,
оборонявших Муху.
В эти дни гитлеровцы начали решительный штурм главной
базы нашего флота и столицы Эстонии — Таллина. Чтобы
облегчить положение защитников Таллина, командование
приказало высадить морской десант на материковый берег Эстонии
в районе Виртсу. Десант должен был нанести удар по тылам
приморской группировки противника, штурмовавшей Таллин, и
отвлечь часть ее сил на себя.
В состав морского десанта вошел и первый батальон 46-го
стрелкового полка под командованием капитана Огородникова
и его помощника старшего лейтенанта Жданова. Кроме трех
стрелковых, в батальон входила и наша пулеметная рота.
Командовали ею лейтенант Егоренков и младший политрук
Бобылев.
С наступлением ночи 25 августа рота погрузилась в
Куйвасту на портовый буксир и, форсировав Суур-Вяйн, высадилась
у обгоревшего пирса Виртсу.
К рассвету стрелковые роты достигли рубежа обороны
гитлеровцев на подступах к Лихула и вступили в бой. На окраине
поселка противник оседлал дорогу и засел в каменных
строениях совхоза.
Брать Лихула в лоб не имело смысла, и во избежание
больших потерь наше командование решило скрытным обходным
маневром взять противника в «клещи».
Маневр удался. К утру мы вышли на исходный рубеж.
Фашистов обошли с обоих флангов. Атака началась, когда стало
светать. Третья стрелковая рота старшего лейтенанта Василия
Георгиевича Исаева и два наших пулеметных взвода,
поддерживаемые огнем 45-миллиметровых противотанковых орудий,
шли в лоб обороны противника, имея направление на каменные
постройки совхоза.
Противник встретил наши цепи сильным минометно-пулемет-
244
ным, а затем и автоматным огнем. Мы, однако, успешно
подавляли одну огневую точку за другой. Противотанковые орудия
прямой наводкой били по окнам каменных зданий и другим
амбразурам гитлеровцев. Но, находясь на ровной, открытой
местности, мы стали нести потери. Разорвавшейся миной ранило
командира нашего пулеметного взвода лейтенанта Лютого, и
командование взводом принял я. Серьезные потери понесли:
также второй пулеметный взвод и артиллеристы. Выход
оставался единственный — как можно быстрее добраться до
противника. Бойцы, мокрые, продрогшие и злые, рванулись вперед.
Перекатами, по-расчетно мы стали продвигаться ближе и ближе
к гитлеровцам, ведя непрерывный огонь по узлам его обороны.
Едва прекратился дождь, с Сааремаа прилетели на помощь
нам два истребителя. Самолеты нанесли удар по позициям
вражеских минометчиков реактивными снарядами и пулеметным
огнем. Удалось также поджечь склад боеприпасов.
Поддержка с воздуха еще больше усилила наступательный
порыв наших подразделений. Фашисты дрогнули и начали
отступать. Момент выгодный и упускать его нельзя. Оставив по
одному отделению для прикрытия, мы при поддержке
противотанковых орудий ворвались в окраинные постройки совхоза.
Одновременно поднялись в атаку стрелки на обоих флангах.
Гитлеровцы заметались и стали поспешно отходить, опасаясь
оказаться в окружении. В дело вступили все наши «максимы».
Немало фашистов полегло под огнем пулеметчиков,
артиллеристов и стрелков. Доходило и до гранат. При попытке
уничтожить вражеский пулемет, мешавший нашему продвижению,
погиб старшина Морозов из третьей роты. Тогда к ветряку, откуда
стреляли фашисты, пополз сержант нашего взвода Павел
Яковлевич Токмаков. Ловкий бросок гранаты в амбразуру — и
вражеская огневая точка умолкла...
Понеся тяжелые потери и бросая снаряжение и боеприпасы,
гитлеровцы бежали из Лихула. Мы вошли в поселок и
закрепились.
На улицах валялись противогазы, коробки патронов,
солдатские ранцы, набитые награбленным добром, и множество
велосипедов, принадлежавших потрепанной роте полевых
жандармов, которая входила в состав гарнизона Лихула. В окопах и у
бойниц в зданиях — перины, одеяла, брошенное оружие,
продовольствие...
Как выяснилось, гарнизон Лихула насчитывал не менее
батальона и имел на вооружении бронеавтомобили,
бронетранспортеры и автомашины. Несколько машин мы сожгли в ходе
боя, а два бронеавтомобиля с полевой кухней на прицепе в
панике влетели в расположение батальона 79-го стрелкового
полка старшего лейтенанта И. Абдулхакова, действовавшего на
левом фланге, и были захвачены вместе с экипажами.
245
Этот бой показал, что гитлеровцев можно с успехом бить, и
еще выше поднял боевой дух наших бойцов.
Командир батальона капитан Н. Огородников объявил
благодарность подразделениям первой пулеметной роты, которые
первыми ворвались в расположение противника.
На следующее утро мы готовились продолжать
наступление в сторону Таллина, но поступило распоряжение,
отменяющее прежний приказ. Пулеметная рота заняла оборону на
крутом восточном скате окраины Лихула. Вперед выслали боевое
охранение и разведку. Нам сообщили, что 28 августа советские
войска оставили Таллин, и дальнейшее наступление наших
подразделений на материке теряло смысл.
День и ночь 29 августа мы провели в Лихула. Противник не
показывался и 30-го, зато активно действовала его авиаразведка.
Около 12 часов 31 августа получили приказ оставить Лихула
и возвращаться к Виртсу.
Прошли несколько километров. Командиру роты лейтенанту
Егоренкову комбат приказал выделить пулеметный взвод и
придать его второй стрелковой роте. По данным разведки,
противник, подходил к Лихула, а пленные показали, что следует
ожидать не только фронтального удара, но и обходного маневра с
фланга с целью отрезать нашим десантникам пути отхода к
Виртсу.
Вторая рота с приданным пулеметным взводом получила
приказ вернуться назад, в сторону Лихула и прочно оседлать
дорогу. Капитан Огородников подчеркнул, что от нашей
стойкости зависит судьба батальона и поэтому надо держаться до
тех пор, пока не последует приказ об отходе. Для усиления
роты нам придали также два противотанковых орудия.
Придя в указанный район, мы всю ночь оборудовали
основные и запасные позиции для своих пулеметов. Место для
обороны было не из лучших: на левом фланге имелись скрытые
подступы к нашим позициям, а дорога в тылу проходила через
заболоченную низину.
Утром, часов около 10, к линии нашей обороны стали
приближаться полдюжины гитлеровских мотоциклистов, за
которыми следовали 20 транспортных машин с солдатами. Как
оказалось впоследствии, это был авангард 61-й дивизии
противника, спешно переброшенной сюда из-под Таллина.
На заранее пристрелянном рубеже мы накрыли фашистов
минометным и ружейно-пулеметным огнем. Противотанковые
орудия пока молчали, чтобы не демаскировать себя до
появления ожидаемых вражеских танков.
Но наших огневых средств было явно недостаточно для
противодействия столь многочисленной группировке мотопехоты.
Понеся первые потери, гитлеровцы быстро покинули
машины, оправились, развернулись в боевые порядки и открыли бе-
246
шеный огонь из минометов, мелкокалиберных автоматических
пушек, пулеметов и автоматов.
Самому сильному обстрелу подверглось левофланговое
отделение сержанта П. Я. Токмакова. Казалось, земля вставала
на дыбы от взрывов мин и снарядов вокруг наших
пулеметчиков. Но Токмаков, участник войны с белофиннами, продолжал
умело и хладнокровно руководить боем. Отделение держалось
стойко. Едва стихал огненный шквал и противник поднимался
в атаку, неведомо каким образом уцелевшие пулеметчики
Токмакова быстро отбрасывали фашистов назад.
Время перевалило за полдень. К гитлеровцам подошло
подкрепление, и они с новой силой стали продолжать атаки.
Дорога в нашем тылу находилась все время под
минометным обстрелом. Но, несмотря на это, старшине пулеметной
роты — старшему сержанту Виктору Матвеевичу Степаненко
удавалось доставлять нам пулеметные ленты с патронами и
эвакуировать раненых. Это было тем более кстати, что патроны у нас
таяли с пугающей быстротой.
Бойцы изнемогали от усталости и незатихающего боя. Впав
в состояние какого-то яростного упорства, мы мало обращали
внимания на свистящие вокруг пули и осколки. Раненые не
выходили из боя, пока не отбивалась очередная вражеская атака.
Хорошо помню наводчика Василия Лапасова: голый по пояс,
обливающийся кровью, так и не успевший перевязать
иссеченную осколками спину, он продолжал яростно хлестать
длинными очередями по фашистским автоматчикам, пока те не
откатились на исходный рубеж. Не выходил из боя и сержант
Токмаков, который был тяжело ранен в голову.
Мы несли все увеличивавшиеся потери и в людях, и в
боевой технике. В моем взводе вышел из строя пулемет второго
отделения сержанта Кулагина. Наводчик, коммунист Хусанов,
казах по национальности и мой земляк, был убит. Прямым
попаданием мины разбило пулемет в первом отделении. Ранены
пулеметчики Яков Никитин, Максим Дусин и другие.
Во взводе осталось всего 2 пулемета. Боеприпасы на
исходе. И хоть солнце уже склонилось к закату, бой все гремел и
конца ему не было видно. Но бойцы держались молодцами.
Особенно самоотверженно действовал наш старшина
медицинской службы Лукомский. Многих раненых вынес он из огня,
перевязал и надежно укрыл.
Перед закатом группе вражеских автоматчиков удалось
обойти наш левый фланг и выйти к дороге в тылу. Их отбили
гранатами подносчики патронов Федотов, Маньков и Евпаков.
Наконец, солнце село за горизонт и фашисты прекратили
атаки. Мы получили приказ на отход. Забрав всех убитых,
раненых, а также их оружие, наши подразделения покинули свои
позиции.
247
Капитан Огородников приказал представить особо
отличившихся к награде. Я написал ходатайство на сержанта
Токмакова и наводчика Лапасова. Были представлены к награде
и лучшие стрелки.
В ту же ночь мы заняли новые позиции восточнее Виртсу,
неподалеку от шоссе. Участок обороны пришлось принимать в
полной темноте. Помню только, что справа от дороги стоял
двухэтажный дом, за ним находились небольшой сад, огород и
гороховое поле, которые были обнесены каменной оградой из
плитняка высотой 60—70 см. За этой оградой мы и заняли позиции.
Ночь прошла спокойно, если не считать, что над головой
постоянно посвистывали снаряды — гитлеровцы обстреливали
переправу Виртсу—Куйвасту.
Взошло солнце. Утро обещало быть прозрачным и тихим.
Пулеметчики не спеша позавтракали и перекурили. Фашисты
не показывались. И вдруг тишину нарушил раскатистый грохот
орудий и минометов. Гитлеровцы начали пристреливаться к
нашей обороне. Мы молчали. Вскоре из-за кустарника впереди
показались густые цепи автоматчиков. Ведя на ходу огонь, они
короткими перебежками стали приближаться к нашим
позициям. И тогда заговорили наши «максимы», плотными залпами
ударили стрелки. Фашистские автоматчики прижались к земле
и растеклись по всему полю.
Не прекращая нажима с фронта, гитлеровцы перенесли
основной натиск на левый фланг. Положение становилось
угрожающим. В этот, пожалуй, самый трудный момент боя к нам
прибыл политрук роты Бобылев со своим заместителем
Василием Григорьевичем Нестеровым. Они обошли, точнее,
«оползли» все пулеметные расчеты. Дело, по-видимому, оборачивалось
так, что без применения гранат не обойтись, и политрук
посоветовал изготовить их к бою...
В это время немцы прорвали нашу оборону на левом
фланге батальона, вышли в тыл и перерезали дорогу на Виртсу.
Комбат Огородников дважды лично водил в контратаку свой
небольшой резерв, пополненный работниками штаба, хозяйствен-
никами, медиками и легко ранеными. После второй попытки
прорыв удалось ликвидировать. В последней контратаке пал
смертью храбрых сержант нашей роты Григорий Митрофанович
Худобин, уроженец Алтайского края...
Было около четырех часов дня. Я лежал за пулеметом
наводчика Максима Дусина и вел огонь по атакующим. Вдруг
очень близко, прямо перед глазами взметнулось желтое пламя.
Почувствовал удар в лицо. Взрыва я уже не слышал. На какое-
то время потерял сознание. Очнулся и понял — ранен, но через
некоторое время опять потерял сознание.
С поля боя меня вынес взводный санитар Когут и
доставил на перевязочный пункт в Виртсу. Здесь, несмотря на
248
непрерывный обстрел героически трудились военфельдшер
2 ранга Саша Барканова и медицинская сестра Фрося
Митрофанова (ныне Редкова). Они переправили меня в филиал
военно-морского госпиталя, развернутого на острове Муху в Кал-
ласте.
Оперировали и лечили меня хирург военврач 3 ранга Борис
Сигизмундович Левин, отоларинголог военврач 3 ранга Леонид
Васильевич Злотников, окулист военврач 2 ранга Владимир
Николаевич Табаков, а позднее военврачи Антонина
Александровна Никифорова и Тамара Николаевна Широченкова. Искусству
этих людей, их вниманию и заботам я обязан жизнью.
Уже находясь в госпитале на полуострове Сырве, я много
раз слышал от поступающих с передовой раненых рассказы об
отважных действиях однополчан: старшего сержанта Ивана
Супиченко — помощника командира пулеметного взвода,
Тимофея Островского — командира отделения, Афанасия Панасен-
ко — фельдшера полка, неоднократно ложившегося за пулемет
в трудную минуту боя, и других товарищей, имена которых
память, к сожалению, не сохранила. Я счастлив и горд, что в то.
тяжкое для Родины время находился в одном боевом строю с
этими замечательными людьми, которые сражались за честь и
независимость Отчизны до последнего дыхания.
«ЧАЙКИ» ШТУРМУЮТ
ВРАГА
П. Ф. ГУ30В,
летчик-истребитель 12-й
отдельной авиаэскадрильи КБФ
До начала Великой Отечественной войны 12-я
Краснознаменная отдельная истребительная авиационная эскадрилья,
входившая в состав Военно-воздушных сил Краснознаменного
Балтийского флота, базировалась на аэродром Липово
(Ленинградская область). Эскадрилья считалась одним из наиболее
подготовленных подразделений КБФ. Почти весь летный состаз
мастерски летал днем и ночью, на больших высотах и в
сложных метеорологических условиях, успешно выполняя все учебно-
боевые задачи. Более 80 процентов авиаторов имели опыт
боевых действий, приобретенный во время Финской кампании 1939
года, а трое летчиков — майор Денисов, капитан Блинов и
старший лейтенант Боровских участвовали в боевых действиях
против фашистов в Испании.
В первый день войны — 22 июня 1941 года, нашей
эскадрилье было приказано в двухдневный срок перебазироваться на
остров Сааремаа (аэродром Когула). Технический состав
немедленно начал готовить материальную часть к перелету. Это
было делом непростым, ибо летный состав уже 21 июня вступил
в боевые действия в Финском заливе. Дежурным звеньям то и
дело приходилось вылетать на прикрытие наших одиночных
транспортов и кораблей, которые подвергались атакам
фашистской авиации.
Новые карты и район предстоящих боевых действий
пришлось изучать между вылетами. Утром 24 июня первая группа
технического состава вылетела на Сааремаа, встречать нас на
:250
новом месте. В 14.00 того же дня вылетели туда и мы — в
составе трех девяток истребителей «Чайка». Приземлились и
разместились благополучно.
Утром следующего дня мы проснулись от грохота зенитных
батарей. Выскочив из сарая, где заночевали, мы увидели, что
над островом в сторону нашего аэродрома шел фашистский
бомбардировщик «Ю-88». Погода стояла ясная, и разведчик
противника был хорошо виден, хотя шел на высоте примерно
3000 метров. Отчетливо различались даже черные кресты и
желтые консоли крыльев. Вокруг «юнкерса» рвались зенитные
снаряды, не причинявшие, однако, ему никакого вреда.
Послышался шум моторов, и с аэродрома поднялось дежурное звено
«чаек» первого отряда лейтенанта Авакьяна — на перехват
вражеского разведчика.
Мы также бросились к своим самолетам. Через несколько
минут в воздух поднялось еще одно звено истребителей из
третьего отряда старшего лейтенанта Крайнова, а нашему
звену второго отряда лейтенанта Лабанова, в состав которого
входил и я, приказали находиться в готовности № 1. Но едва мы
успели занять свои места в самолетах, как получили сигнал на
вылет. Задача — выйти на перехват разведчика в район
Кихельконна, куда, по сообщению наблюдательных постов,
повернул «юнкере». Однако в назначенном квадрате мы никого не
обнаружили и после 30-минутного поиска повернули назад.
Подойдя к своему аэродрому, мы увидели воздушный бой.
Шесть «чаек», мешая друг другу, атаковали «Ю-88». Боевой
азарт был настолько велик, что даже наш командир, обычно на
редкость рассудительный и хладнокровный, не выдержал и тоже
повел нас в атаку, хотя в этом не было никакой необходимости.
Своим вмешательством, мы только внесли еще большую дезор-
ганизованность. Но развязка наступила быстро. Через
несколько секунд фашистский самолет вспыхнул, как свечка и, горящий,
упал на границе аэродрома.
Общему ликованию не было предела, хотя командиры
ругали нас на чем свет стоит — и поделом.
В течение этого дня почти весь летный состав побывал в
воздухе: осмотрели все острова и проливы, познакомились с
предстоящим театром боевых действий. Втайне мы надеялись на
новые встречи с врагом, но он в тот день больше не появлялся.
Погода в последующие дни стояла все время летная,
видимость оставалась отличной. В этот период в Рижском заливе и
островном районе находилось много наших кораблей, которые
несли дозорную службу, ставили минные заграждения, вели
траление и выполняли другие задачи. За ними-то и начали
охотиться одиночные фашистские бомбардировщики «Ю-88» —
«точечники» с бомбами в 1000 кг и более. Имея отличную
подготовку по бомбометанию, они грозили большим уроном на-
251
шим кораблям: от одного попадания тяжелой бомбы корабль
взрывался и быстро тонул. Активно действовали и фашистские
торпедоносцы. Наши летчики столкнулись с коварным и
опытным противником. Умело используя облачность, освещение
солнца и прикрываясь темной стороной берега, гитлеровские асы
то и дело пытались наносить внезапные удары по советским
кораблям. Но мы быстро раскусили их тактику. Выдвигаясь
заранее на опасные места предполагаемых ударов, мы в
большинстве случаев стали успешно перехватывать их. За несколько
дней было сбито 10 фашистских стервятников. Особенно
отличились старшие лейтенанты Смирнов, Годунов и лейтенант Тха-
кумачев, сбившие по два самолета. А младший лейтенант
Панкратьев, прикрывая однажды в паре наши корабли в
Рижском заливе, заметил, как на малой высоте к ним подбирались
два фашистских торпедоносца: Выйдя на перехват, Тхакумачев
первым же залпом реактивных снарядов угодил в торпеду
одного из самолетов противника... От чудовищного взрыва оба
вражеских торпедоносца разлетелись на куски.
Понеся значительные потери, фашистские летчики стали
более осторожными. Заметив над кораблями наши истребители,
они сразу же поворачивали и норовили уйти подальше. В эти же
дни, одновременно с нами, с аэродрома Кихельконна действовала
15-я отдельная разведывательная эскадрилья морских самолетов
«МБР-2». Она вела дальнюю морскую разведку. Но ее действия
парализовывались гитлеровскими морскими самолетами типа
«хейнкель» или, как мы их называли «лапотниками» (из-за двух
больших поплавков). Имея сильное вооружение, большую
скорость и маневренность и превосходя по всем летно-тактическим
данным наши тихоходные «МБР», они без особого труда
сбивали их на более или менее значительном удалении от
аэродрома, либо ждали их возвращения с задания. В последнем
случае гитлеровцы намечали для засады место в четырех-пяти
километрах от аэродрома «МБР», садились на воду и ждали.
Заметив возвращающийся домой наш самолет, фашисты
взлетали и атаковали его, действуя двумя-тремя самолетами.
Понятно, что неповоротливый и слабо вооруженный «МБР»
становился легкой добычей. Пользуясь безнаказанностью,
гитлеровские летчики совсем обнаглели. Но на этом они и
попались.
По договоренности с командиром 15-й эскадрильи, в один из
дней мы начали имитировать в бухте Кихельконна активную
деятельность: руление нескольких самолетов «МБР» по
акватории гидроаэродрома, подготовку к взлету. Гитлеровцы на это
клюнули. Через некоторое время «гости» пожаловали, и в пяти
километрах от Кихельконна закачались на воде четыре «хейн-
келя». В это время второй отряд наших истребителей на
аэродроме Когула находился в готовности № 1.
•252
Уточнив координаты «хейнкелей», командир нашей
эскадрильи поднял в воздух два звена — Ехина и Лабанова (летчики
Трошин, Дворниченко, Афанасьев и я). На бреющем полете мы
выскочили около Кихельконна в море и, увидев плавно
покачивавшиеся на воде четыре самолета противника, обрушились на
них. Удар был настолько неожиданным, что немцы не успели
даже запустить моторы. Воздушные стрелки, правда,
попытались отразить нашу атаку, но было уже поздно. Через несколько
минут три «хейнкеля» сгорели и утонули, а четвертый, весь
изрешеченный, остался на плаву. Наши авиаторы попытались
отбуксировать его катером к берегу, но из этого ничего не
получилось: самолет вскоре затонул.
После этого случая фашисты близко к Кихельконна не
подходили, но от своей тактики тоже не отказались: продолжали
садиться в море и поджидать найти «МБР» на дальних
подступах. Только после того, как старший лейтенант Крайнов, а затем
лейтенант Сгибнев снова обнаружили на воде «хейнкели» и
уничтожили их, гитлеровцы отказались от своих засад. Наши
разведчики стали действовать свободно.
29 июня, перед наступлением темноты, на аэродроме
прозвучал сигнал боевой тревоги. Общий вылет! Когда в воздух
поднялись последние самолеты, над аэродромом появились 12
фашистских бомбардировщиков «Ю-88». Последовал мощный
бомбовый удар по аэродромным постройкам. Используя
преимущество в высоте и наступившую темноту, «юнкерсы»
избежали встреч с истребителями.
Технический состав и аэродромная команда проявили
настоящий героизм и находчивость, восстановив за короткий срок
посадочную полосу, сплошь изрытую гигантскими воронками...
На второй день наше командование решило нанести
ответный удар по гитлеровским стервятникам, которые базировались
на аэродроме Лиепая. В налете участвовало два отряда.
Ведущим группы был командир первого отряда старший лейтенант
Смирнов, а ведущим второй девятки — старший лейтенант
Годунов.
К цели мы подошли спокойно. Очевидно, гитлеровцы
считали, что с нами покончено. Но когда мы начали
перестраиваться для нанесения удара, фашисты нас заметили. Открыла
беспорядочный, хотя и довольно интенсивный огонь зенитная
артиллерия. На аэродроме находилось более 30 вражеских
самолетов различных типов. Наш налет оказался для немцев
настолько внезапным, что они не смогли оказать никакого
организованного сопротивления. Наши истребители, перестроившись
в круг, в течение 18 минут штурмовали аэродром реактивными
снарядами и пулеметным огнем. Внизу под нами, по всему
аэродрому, горели фашистские самолеты. Окончив штурмовку,
мы без потерь отошли в сторону моря, перестроились и, вдох-
253
новленные успехом, вернулись на свой аэродром. Реванш был
взят, да еще какой!..
Вскоре мы получили задание нанести удар по вражеским
кораблям в порту Клайпеда. Эту операцию мы провели в
первых числах июля. В налете участвовал второй отряд из девяти
«чаек». Ведущим назначили старшего лейтенанта Ехина. На
цель, помню, мы вышли в 14.00 на высоте 3000 метров, со
стороны солнца. Фашисты нас сразу не заметили. В порту
находилось много различных кораблей, у пирсов под погрузкой стояли
транспорты. Зенитный огонь гитлеровцы открыли в тот момент,
когда наши ястребки стали звеньями пикировать на корабли у
пирсов.
Сбросив бомбы, мы произвели затем еще два захода и с
небольшой высоты нанесли удар реактивными снарядами по
кораблям, портовым сооружениям и причалам. В порту вспыхнули
огромные пожары. Но понаблюдать за своей работой нам не
пришлось: горючее было на исходе. Когда произвели посадку на
свой аэродром, оказалось, что почти у всех бензиновые баки
пустые. Задержись мы в воздухе еще на несколько минут,
пришлось бы садиться в море.
12 июля в районе Лиепая наша разведка обнаружила
идущий курсом в Ирбенский пролив караван противника — около
60 кораблей. Отдельные транспорты имели водоизмещение
8—10 тысяч тонн. Караван шел в боевом порядке четырьмя
колоннами. Первый удар по нему нанесла наша дальняя авиация
в районе Вентспилса. Вторичный бомбовый удар нанесли 20
средних бомбардировщиков полковника Крохалева под
прикрытием «чаек». Наша эскадрилья последовательно — отрядами,
до входа вражеского каравана в пролив, также нанесла три
бомбовых удара. Атаки производились звеньями с
пикирования. Огонь немецкой зенитной артиллерии был настолько
плотным, что когда мы приближались к кораблям, перед нами
вставала прямо-таки непроницаемая черная завеса из сплошных
разрывов.
В течение 12 июля наши бомбардировщики сделали пять
налетов, а мы — восемь самолетовылетов. Ощутимый удар
гитлеровцам нанесла и крупнокалиберная морская
артиллерийская батарея с полуострова Сырве. Караван противника
подвергался непрерывным атакам до самой Риги, а в Риге
советская авиация продолжала громить его и ночью. Противник
потерял много транспортов и боевых кораблей.
Но и мы понесли потери: пять бомбардировщиков и три
«чайки». В этот тяжелый и напряженный день погибли
командир третьего отряда старший лейтенант Годунов, командир
звена лейтенант Красов и летчик младший лейтенант
Афанасьев. Радость большой победы была омрачена потерей боевых
254
друзей. Утешало только то, что мы жестоко отплатили врагу за
их гибель.
Помимо совместных действий с бомбардировочной авиацией
и торпедными катерами по кораблям противника в море, мы
воевали в основном самостоятельно. Бомбовые удары по
небольшим группам кораблей малого тоннажа и катерам
оказывались при этом наиболее эффективными. Особенно опасными
для катеров противника являлись наши «чайки», когда они
производили обстрел реактивными снарядами. От попадания
одного такого снаряда катер почти всегда загорался, а от
попадания двух — шел на дно.
Но, несмотря на растущие потери, гитлеровцы усиливали
перевозку своих войск и техники в Ригу. Правда, прежней
самоуверенности в их действиях уже не было. Из Вентспилса они
выходили теперь только перед наступлением темноты, Ирбен-
ский пролив проходили ночью. При входе в Рижский залив,
если наступало светлое время, фашистские корабли
прижимались вплотную к берегу или укрывались в мелких портах
Латвийского побережья. Становились они при этом под прикрытие
береговой зенитной артиллерии и тщательно маскировались.
В последних числах июля в Рижском заливе, на выходе из
Ирбенского пролива, наша авиаразведка обнаружила три
вражеских транспорта водоизмещением по 2—3 тыс. тонн, шедшие
под прикрытием «морских охотников». Для нанесения удара по
конвою поднялись пять наших «чаек». Ведущим был назначен
лейтенант Лабанов. Он и я составляли ударную группу, а звено
младшего лейтенанта Трошина и его ведомые — младшие
лейтенанты Конкин и Дворниченко выполняли отвлекающий
маневр.
До Ирбенского пролива шли вместе, на высоте 2500 метров.
При входе в Рижский залив, у Латвийского побережья, в 6—8
километрах от берега мы увидели три транспорта в
сопровождении двух «морских охотников». По команде лейтенанта Лаба-
нова группа разделилась. Мы с ним стали маневрировать, чтобы
в момент атаки солнце находилось сзади нас. Звено младшего
лейтенанта Трошина, резко теряя высоту, пошло к побережью.
Не доходя до берега, звено круто развернулось в сторону
кораблей. Маскируясь берегом и небольшой высотой, оно сблизилось
с вражескими кораблями и открыло огонь реактивными
снарядами.
В момент начала их атаки мы с Лабановым приблизились к
кораблям и легли на боевой курс для бомбометания. Фашисты
открыли по нашим самолетам ураганный зенитный огонь.
Зенитчики стремились сбить нас с боевого курса и помешать
прицельно сбросить бомбы.
Но мы атаковали не обычным образом. Вышли точно на
корабли противника и в тот момент, когда они находились под
255
нами, один за другим сделали переворот через крыло и с утлом
пикирования, близким к 90°, устремились на цель. Это было
чрезвычайно рискованно, опасно, но зато верно. Из пикирования
мы вышли над самой водой. Прямых попаданий в транспорты
не было, бомбы взорвались рядом в 10—15 метрах.
Выйдя из зоны действия огня зенитной артиллерии и набрав
необходимую высоту для стрельбы реактивными снарядами, мы
снова устремились на вражеские корабли. Одновременно их
продолжало атаковать звено Трошина. Один «морской охотник»
уже горел. Приблизившись на дистанцию залпа, мы выпустили
по транспортам по два снаряда. Всего мы произвели три захода.
Хорошо были видны попадания в цели. Снаряды разносили в
щепки корабельные надстройки, рвали борта и палубу. Один из
транспортов загорелся.
Выполняя четвертый заход, мы стали свидетелями
редкостного подвига. В атаку выходил младший лейтенант Конкин.
С высоты примерно в 150 метров под углом в 45° он пикировал
на замыкающий транспорт. Не выходя из пикирования, он
врезался самолетом в корму корабля. От удара транспорт сразу
осел и, облитый бензином, вспыхнул, как факел...
В первый момент мы были потрясены случившимся. Что
толкнуло Конкина на таран: смертельное ранение, подбитый
самолет, безграничная ненависть к фашизму?.. Мы не стали
искать ответа на этот вопрос, легли в круг и начали пулеметным
огнем поливать фашистские корабли.
Мы знали, что подобным образом корабли не потопишь, но
остановиться уже не могли и продолжали делать заход за
заходом, мстя за смерть своего товарища. Гитлеровцы вскоре начали
сникать. Зенитный огонь почти прекратился. На палубах нигде
не было видно людей. Очевидно, нам удалось расстрелять
расчеты зенитных и орудийных установок, а заодно и всех, кто
находился на верхних палубах. Под нами продолжали гореть два
транспорта и «морской охотник».
Через некоторое время транспорт, который таранил младший
лейтенант Конкин, начал задирать нос, а корма его стала
быстро погружаться в воду. Прошла минута-другая, и транспорт,
объятый огромным белым облаком пара и огня, скрылся в
морской пучине.
Патроны и горючее к этому моменту у нас были на исходе,
и лейтенант Лабанов приказал выходить из боя. Построившись
в боевой порядок, мы взяли курс на аэродром. Позади
оставалась жалкая картина. Корабли потеряли ход. Там, где затонул
транспорт, плавали разные обломки. Один транспорт и
«морской охотник» горели, остальные были иссечены огнем
пулеметов и реактивных снарядов. Что ж, это был достойный памятник
нашему товарищу!
В один июльский день на аэродром Когула произвели посадку
256
самолеты дальней бомбардировочной авиации Балтийского
флота под командованием полковника Преображенского. Нашу
эскадрилью перебазировали. На аэродром также произвел
посадку полк дальней авиации особого назначения
Военно-воздушных сил Советской Армии. Оба полка в первых числах июля
совершили два налета на столицу фашистской Германии —
Берлин. В налетах участвовало по 18—20 самолетов. После
четвертого налета гитлеровцы, узнав, откуда стартуют наши
бомбардировщики, бросили против них свою ударную авиацию.
Первый налет они произвели на аэродром Когула.
Участвовало в нем 18 самолетов «Ме-110». Но гитлеровцы не
блокировали аэродром Асте, и это дало нам возможность во-время
поднять в воздух почти все исправные «чайки».
В завязавшемся воздушном бою мы сорвали вражескую
штурмовку. Но через день гитлеровцы — на этот раз уже
двумя группами по 20 самолетов «Ме-110» — совершили налет на
оба аэродрома одновременно. Хотя мы и ожидали повторного
налета, произошел он все же внезапно.
Фашисты подошли к цели с моря на малой высоте и с
разных направлений. Наблюдательные посты не успели
своевременно оповестить нас. В результате в воздух смогло подняться
только одно дежурное звено старшего лейтенанта Крайнова.
Гитлеровцы, однако, связали его боем, и оно не смогло оказать
серьезного противодействия штурмующим самолетам
противника.
На аэродроме Когула «мессеры» сожгли пять наших
бомбардировщиков и три — на Асте. Правда, цену за это они заплатили
немалую: четыре «Ме-110» с экипажами. Это — результат
мужества наших воздушных стрелков и стрелков-радистов. При
налете вражеской авиации на аэродром они не попрятались в
укрытия, а побежали к своим самолетам. Быстро забравшись в
кабины, расчехлили турели и открыли сильный огонь по
атакующим самолетам. Никто из нас, летчиков, еще не видел
подобного...
Чтобы до некоторой степени снизить в дальнейшем
активность вражеской авиации на островах, наше командование
приняло решение нанести контрудар по аэродрому в Вентспилсе,
где, по данным разведки, базировалась авиация, действовавшая
против Моонзундского архипелага.
На рассвете 21 июля в воздух поднялись 12 «чаек». Самолеты
разбили на три группы: ударную, сковывающую и группу
прикрытия. Первую группу в составе шести самолетов возглавил
командир второго отряда старший лейтенант Ехин. Вторая
группа из трех самолетов (ведущий старший лейтенант Край-
нов) должна была подавить противовоздушную оборону
аэродрома, третья группа старшего лейтенанта Смирнова
обеспечивала общее прикрытие от истребителей противника.
17 Таллин в огне
257
Погода нам не благоприятствовала, но в тактическом
отношении была выгодно?!. Горизонтальная видимость —
ограниченная, а когда подошли к Ирбенскому проливу, он весь оказался
закрытым предутренним туманом. Это способствовало
внезапности удара. Когда же мы достигли Латвийского побережья,
оно выглядело как молоко, с трудом просматривались даже
очертания берега. Продолжая полет над морем на высоте
1000 метров и ориентируясь по береговой черте, мы пошли
на цель.
Не доходя примерно 10 километров до Вентспилса, стали
снижаться и, выйдя на береговую черту, произвели перестроение.
Ударная группа стала в правый пеленг, звено старшего
лейтенанта Крайнова с небольшим превышением заняло место
справа от нас, а звено старшего лейтенанта Смирнова — слева с
выдвижением вперед.
Снизившись до высоты 15—20 метров, легли на последний
отрезок маршрута. Перед самым аэродромом для удобства
бомбометания увеличили высоту до 150 метров.
Удар по вражескому аэродрому явился полной
неожиданностью для гитлеровцев. Уверовав в свое превосходство в
воздухе, они никак не ожидали от нас такой дерзости.
На аэродроме царила обычная будничная атмосфера. До 40
самолетов различных марок стояли незамаскированными, возле
них копошился технический состав. Особняком на старте,
готовые к вылету, стояли четыре «Ме-109». На них старший
лейтенант Ехин и сбросил первые бомбы. Один «мессер» загорелся, а
второй, словно игрушечный, перевернулся вверх колесами. От
самолетов в разные стороны стали разбегаться люди. Мы один
за другим начали сбрасывать бомбы на самолеты,
расположенные по краям аэродрома.
Если гитлеровцы сначала молчали, как после сильнейшего
шока, то вскоре открыли такой зенитный огонь, что и без того
серый день стал темным.
Звено Крайнова, сбросив бомбы на зенитные батареи,
продолжало подавлять уцелевшие орудия огнем реактивных
снарядов и пулеметов. Мы, окончив бомбометание, образовали малый
круг и тоже — огнем реактивных снарядов и пулеметов
принялись уничтожать самолеты, используя в каждой атаке по два
снаряда. На аэродроме начался хаос. В разных местах стали
взрываться и вспыхивать бомбардировщики и истребители.
В клубах пламени и дыма метались ошалелые люди. При
выходе из атак мы прижимались почти к самой земле, чтобы
затруднить прицельный огонь гитлеровских зенитчиков, которых
так и не удалось полностью подавить.
Аэродром затягивался черным дымом горящего бензина.
Заканчивая последнюю, четвертую атаку, мы заметили, как к
аэродрому направляется подоспевшая во-время девятка бом-
258
бардировщиков полковника Преображенского в сопровождении
истребителей. Удар они произвели спокойно и рассчитанно, с
высоты примерно 1500 метров. От взрывов тяжелых бомб весь
аэродром покрылся дымом и огнем. Мы выходили из боя. Заняв
боевой порядок, пристроились к бомбардировщикам и взяли
курс домой. По данным нашей аэрофоторазведки, на аэродроме
противника было уничтожено до 20 самолетов. Кроме того,
выведено из строя взлетное поле, уничтожены аэродромные
постройки.
На перехват нас с аэродрома Лиепая поднялось большое
количество вражеских истребителей. Но из-за плохой видимости
они так и не обнаружили нашу группу. Только при выходе из
Ирбенского пролива появились шесть «Ме-109». В завязавшемся
воздушном бою с группой прикрытия истребители противника
успеха не имели.
Когда фашистское командование стянуло силы для штурма
столицы Советской Эстонии — Таллина, защитники островов
выделили на оборону города из своих последних резервов восемь
«чаек» (командир группы — старший лейтенант Смирнов,
летчики: Лабанов, Трошин, Шевцов, Щитов, Панкратьев, Григорьев
и автор этих строк).
В Таллин летели над морем, чтобы обеспечить скрытность
перелета. Сели на аэродроме Лаксберг. На командном пункте
нас ознакомили с создавшейся обстановкой, линией фронта, и
мы с ходу, в тот же день вступили в боевые действия.
Первые два дня приходилось сопровождать штурмовики
«Ил-2» майора Барабанова. Это были наши новые самолеты,
которые впоследствии гитлеровцы прозвали «черной смертью».
Имея мощное вооружение и крепкую броню, они причиняли
гитлеровцам уйму неприятностей. От каждого их налета немцы
несли большие потери в живой силе и технике. Сопровождать
таких грозных собратьев было одно удовольствие. Но работать
с ними нам пришлось, к сожалению, недолго. Когда фронт
приблизился вплотную к городу, самолеты майора Барабанова
ушли на Большую землю, а мы перелетели на аэродром
Юлемисте.
Далеко летать не приходилось — фронт находился рядом.
Едва взлетел — и бросай бомбы: фашисты были кругом. В
пригороде и местах, где шли бои, все горело. Но силы были явно
неравные: фашисты имели бесспорное численное преимущество,
что обеспечивало им господство в воздухе. Нас становилось все
меньше. В воздушных боях за Таллин наша группа потеряла
два самолета — летчиков лейтенанта Григорьева и младшего
лейтенанта Панкратьева.
Когда гитлеровцы ворвались в город, мы получили приказ
произвести последнюю штурмовку их наземных войск и
возвращаться без посадки на острова.
17*
259
Ведомые старшим лейтенантом Смирновым, мы быстро
обнаружили большую колонну вражеских мотомеханизированных
войск, двигавшихся к городу. Впереди шли танки, за ними —
большая вереница автомашин с пехотой и техникой. По сигналу
Смирнова мы стали пикировать. На гитлеровцев посыпались
бомбы и реактивные снаряды. Танки противника начали быстро
расползаться по сторонам, а пехота бросилась врассыпную по
канавам и кюветам.
Хотя цель и была очень заманчивой, но мы провели только
три атаки, так как нам предстояло лететь на острова, и нужно
экономить горючее. Выходя из последней атаки, я заметил один
танк, валявшийся перевернутым, другой, уткнувшись носом в
канаву, горел, на дороге в разных местах чадило еще около 10
автомашин.
Обратно на острова летели над территорией, занятой врагом.
По дорогам двигались колонны автомашин — в сторону
Таллина, но нам было уже не до них.
Около 10 сентября я получил приказ: парой самолетов перед
заходом солнца просмотреть побережье противника от
Хаапсалу до Виртсу и дальше на юг. Выполняя задание, мы
обнаружили в районе Виртсу большое скопление плавсредств и
подозрительную активность противника. Фашисты открыли по нашим
самолетам сильный зенитный огонь.
Наличие большого количества плавсредств по всему
побережью и сильного противовоздушного прикрытия навело на
мысль о подготовке гитлеровцев к высадке десанта. Свои
соображения я доложил командованию. Предположения оказались
правильными.
14 сентября, около пяти часов утра, нас подняли по тревоге:
фашисты начали высадку морского десанта на остров Муху.
Когда прибыли на аэродром, самолеты были уже подготовлены
к вылету. Около них находились техники и мотористы. Все
сильно взволнованы. Здесь же, у самолетов, нам поставили задачу:
пятерка «чаек» (ведущий группы — старший лейтенант Край-
нов, ведомые Ильичев и Шевцов) наносит непосредственный
удар, а я с ведомым Мурашевым прикрываю их.
Метеорологические условия в момент вылета были
сложными: аэродром закрыт туманом, облачность — до земли,
видимость почти отсутствовала. Но, несмотря на это, мы
благополучно взлетели, построились и на бреющем полете, над самыми
верхушками деревьев, пошли к цели.
Чтобы понять силу удара «чайки», опишу его вооружение:
каждый из истребителей имел две осколочно-фугасных бомбы по
100 кг, восемь 82-мм реактивных снарядов и 2500 патронов к
четырем пулеметам.
При подходе к острову Муху, в районе дамбы, облачность
немного приподнялась и видимость улучшилась. Но мы продол-
260
жали полет на малой высоте, чтобы обеспечить скрытность
удара.
У Куйвасту увидели непередаваемую картину: весь пролив
оказался забитым катерами, шхунами, лодками, плотами и
кораблями. Фашисты высаживали десант двумя колоннами.
Не разворачиваясь и не перестраиваясь, мы нанесли первый
бомбовый удар всей группой с малой высоты по катерам и
кораблям. Затем перестроились и, поскольку самолетов
противника не видели, образовали круг и всей пятеркой начали
расстреливать вражеский десант реактивными снарядами и
пулеметным огнем.
Действовали мы с малых высот и поэтому хорошо видели
результаты своих атак. Оставшиеся в живых вражеские солдаты
под градом трассирующих и зажигательных пуль прыгали с
плотов и лодок в воду. Мы провели пять штурмовых заходов.
Одновременно по вражеским лодкам и катерам вела огонь наша
артиллерия и сухопутные войска. По всему проливу горели катера
и другие плавсредства.
Когда группа пошла на шестой заход, я заметил над боевыми
порядками наших войск на острове Муху большую группу
немецких бомбардировщиков «Ю-88» и истребителей «Ме-109».
Бомбардировщики начали обрабатывать наши боевые порядки,
а десять истребителей «Ме-109» устремились на нас.
«Чайки» быстро перестроились и приняли воздушный бой,
который начался примерно над центром пролива и постепенно
переместился на остров. Я с Мурашевым находился в группе
прикрытия, поэтому на нас легла основная тяжесть боя. Над
островом звено старшего лейтенанта Крайнова вошло в облака
и благополучно вернулось домой. Нас же успела перехватить
другая группа «мессершмидтов» и пришлось вести бой вдвоем, в
окружении истребителей противника.
Реактивные снаряды кончились, боезапас остался только у
правого нижнего пулемета. Фашисты подбили самолет
Мурашова и он начал терять высоту. Я старался прикрыть его,
отбиваясь от наседавших со всех сторон фашистов.
Вдруг мой самолет содрогнулся от страшного удара. С
приборной доски посыпались стекла. Ноги сбросило с педалей, как
будто по ним с размаху ударили палкой. Придя в себя через
несколько секунд, я почувствовал сильную боль в левой руке и
ноге. На полу кабины расплывалась кровь. Но самолет не
потерял управления, мотор работал. Вражеских машин будто сразу
прибавилось, кругом мелькали черные кресты. С каждой
минутой управлять самолетом становилось все трудней. Кончились
патроны, умолк последний пулемет.
В этот критический момент я заметил ниже себя
бомбардировщик «Ю-88». Мгновенно мелькнула мысль: таранить.
Погибать, так с музыкой! Не уменьшая скорости, я врезался мотором
261
своей машины в кабину верхнего стрелка-радиста. От удара
наши самолеты сцепились и загорелись. Но все же у меня
хватило сил выброситься на парашюте.
К счастью, самолеты упали на острове в расположении
наших войск. Я спустился на парашюте метрах в двадцати от
горящих машин и потерял сознание.
Нашли меня два матроса из взвода управления второй
зенитной батареи лейтенанта А. С. Малафеева. Фамилия одного
Красношлыков, второго не помню. Я лежал в болоте,
уткнувшись лицом в землю. Рядом горели самолеты. Пока меня
приводили в чувство и тащили на дорогу, гитлеровцы уже
высадились на остров и начали теснить наши части.
Вторая зенитная батарея, потеряв в бою два орудия,
получила приказ отходить в сторону дамбы. Меня перевязали и
посадили на трактор. На марше мы наткнулись на вражеских
десантников, которые перерезали дорогу к дамбе. При попытке
прорваться мы потеряли в бою машину с зенитной установкой,
но сбить немцев с дороги не смогли. Пришлось свернуть в
сторону и двигаться проселочными путями.
Весь второй день мы метались по дорогам в разных
направлениях, но всюду были гитлеровцы. В непрерывных боях
зенитчики потеряли оставшиеся два орудия и трактора, но все же
пробились близко к дамбе. Перед наступлением темноты, собрав
последние силы, стремительным броском мы прорвались и
вышли к своим.
Весь этот путь, вплоть до дамбы, меня несли матрос Красно-
шлыков и другие товарищи. Не раз в течение дня, рискуя
попасть в плен, они выносили меня из пекла боя. Совершить такой
подвиг в тяжелейшей обстановке могли только наши советские
люди, до конца верные своему воинскому долгу.
Когда мы вышли к дамбе, здесь шло переформирование
частей. Я распрощался со своими друзьями-зенитчиками, и меня
на машине отправили в госпиталь на остров Сааремаа. В
госпитале мне сделали операцию. На второй день сюда приехало
наше командование и поздравило меня с возвращением и победой.
Когда гитлеровцы подошли к городу Курессааре, госпиталь
перевели на полуостров Сырве, откуда меня на самолете отправили
в Ленинград.
КОГДА ГРЯНУЛА
ВОЙНА...
С. Я. КОЛЕГАЕВ,
бывший военком 37-го
отдельного инженерного
батальона КБФ
Наш 37-й отдельный инженерный батальон Краснознаменного
Балтийского флота входил в состав гарнизона, оборонявшего
острова Моонзундского архипелага.
По штатному расписанию батальон представлял собой
полноценную воинскую часть. В него входили три инженерных,
парковая и учебная роты, технический взвод, небольшое
хозяйственное подразделение и штаб. Личного состава насчитывалось 1100
человек. Командовал батальоном капитан В. Н. Сараев.
В батальоне в основном служили украинцы в возрасте от
19 до 21 года, с образованием 6—8 классов средней школы.
Большинство бойцов владело специальностями шофера,
тракториста, комбайнера, слесаря, плотника, столяра, каменщика.
Это были прекрасные люди, физически здоровые,
дисциплинированные и морально устойчивые. Четвертая часть бойцов состояла
в комсомоле.
Военкомом этого батальона меня назначили в октябре 1940
года. Главной нашей задачей в то время являлось
строительство башенной 180-миллиметровой артиллерийской батареи в
районе Тагаранна. Для этого батальон должен был иметь
тракторы, автомашины, полупонтоны, разные землеройные агрегаты,
технику по растворам, дроблению грунта и многое другое. Но, к
сожалению, этого имущества у нас было мало, пришлось
заменять его обыкновенным шанцевым инструментом — лопатами,
кирками, ломами, топорами. И все же объем строительных работ
выполнялся личным составом ежедневно на 130—150 процентов!
263
...Стояло прекрасное лето 1941 года. Солнце щедро питало
своим теплом землю, привыкшую больше к штормам, дождям и
туманам. Казалось, природа решилась-таки побаловать суровый
архипелаг и его жителей, как вдруг грянула война!
Личный состав батальона был рассредоточен в 20—30
важнейших пунктах на островах Муху и Сааремаа. Мы строили
окопы, противотанковые рвы, наблюдательные посты, командные
пункты, укрытия для самолетов, проволочные заграждения,
вручную готовили железобетонные надолбы. Ох, как тяжело
обрабатывать каменистую землю простым шанцевым
инструментом, да к тому же по ночам! Но война есть война, и никаких
жалоб не было. Бойцы трудились самоотверженно, не считаясь
с трудностями. И все рвались в бой.
В середине июля такой момент настал. Воины морской
пехоты, стрелки и пулеметчики 46-го и 79-го полков 3-й бригады,
саперы из подразделения офицера Саватеева и бойцы первой
роты нашего батальона вступили в первый бой с ненавистным
врагом в районе Виртсу. Как известно, в результате их боевых
действий гитлеровцы были отброшены от пролива и понесли
значительные потери в живой силе и боевой технике. Этот успех
окрылил защитников островов и еще выше поднял их боевой
дух.
В сентябре фашисты начали штурм острова Муху. В
кровопролитных и упорных боях гитлеровцы несли огромные потери,
но, не жалея сил и средств, упрямо лезли вперед, вводя в
сражение все новые и новые подкрепления. Не имея возможности
сдержать противника на Муху, не говоря уже о том, чтобы
сбросить его в море — для этого, попросту, не было сил, — наши
бойцы медленно отходили на соседний остров — Сааремаа.
Плечом к плечу с другими защитниками Муху сражались и
воины первой и второй рот нашего батальона во главе со своими
командирами Жуковым и Смышниковым.
После падения острова Муху советские части заняли
оборонительные позиции в районе Ориссааре, подготовленные нашим
же батальоном. Нас перебросили на полуостров Сырве, где
снова занялись строительством оборонительных сооружений в
районе Сальме. Спустя некоторое время здесь развернулись
упорные и тяжелые бои. Пожалуй, нигде на островах
гитлеровцы не несли столь тяжелых потерь, как здесь. И снова наши
строители сменили свой саперный инструмент на боевое оружие.
Вместе с бойцами 3-й стрелковой бригады, морскими
пехотинцами и краснофлотцами-артиллеристами они сражались до
последнего патрона и вздоха.
Вечером 6 октября оставшиеся в живых бойцы, в большинстве
раненые и контуженые, собрались у пристани на южной
оконечности полуострова Сырве. Здесь находился наш последний
оборонительный «пятачок». Отступать дальше уже некуда. Надежды
264
на эвакуацию растаяли — помешали и разыгравшаяся непогода,
и подходы к полуострову, сплошь забитые минами и
простреливаемые немцами... Было принято решение — прорываться с
боем на север, чтобы с наступлением морозов перейти по льду
на Большую землю и пробиваться на соединение со своими
войсками.
В яростном ночном бою наши ряды основательно поредели,
и только небольшой части бойцов удалось прорваться в тыл
врага. Малочисленными группами мы рассеялись по всему
острову, продолжая наносить по врагу неожиданные и
беспощадные удары. Не было покоя фашистским захватчикам на
оккупированной земле Сааремаа. Каждый перелесок, овраг,
болото грозили в любой момент грянуть залпами и огласиться
грохотом взрывов. Ни зверские расправы над ранеными и
захваченными в плен советскими бойцами, ни обещания жизни в
фашистском плену не остановили мстителей. Голодные и
раздетые, израненные и крайне измученные усталостью, советские
воины продолжали борьбу не на жизнь, а на смерть с заклятым
врагом.
Наступил ноябрь. Начались заморозки, потом выпал снег.
Теперь гитлеровцы могли обнаружить буквально каждый наш
след. Через несколько дней от нашей группы в живых осталось
только двое: автор этих строк и командир батальона В. Н.
Сараев. Возникла мысль — добраться до деревни Ниназе на мысе
Тагаранна и остановиться у Елизаветы Роозит, на квартире у
которой проживал до войны В. Н. Сараев.
Ночью через три дня мы добрались до деревни. Елизавета
Роозит разместила нас на чердаке своего сарая. Пятнадцать
дней эта чудесная женщина-эстонка спасала двух советских
офицеров, кормила, поила нас и помогала всем, чем только могла.
Узнай об этом фашисты или их холуи из «омакайтсе» — не
избежать бы ей страшной смерти...
Четыре раза делали мы попытку перебраться через дамбу
на остров Муху, чтобы оттуда уйти на Большую землю, но
неизменно возвращались назад, к своей хозяйке — дамба
усиленно охранялась. Пятая попытка оказалась последней: мы
угодили в засаду.
А через два с половиной года судьба снова свела меня с
Елизаветой Роозит: бежав из фашистского плена, я опять наведался
по старому, проверенному адресу. И снова эта душевная
женщина спасала меня и помогала встать в ряды бойцов,
сражавшихся с гитлеровскими захватчиками...
ЖЕСТОКИЕ БОИ
НА ПОЛУОСТРОВЕ
СЫРВЕ
И. Д. СУПИЧЕНКО,
бывший помощник командира
пулеметного взвода 46-го
стрелкового полка
До 20 сентября 1941 года мы обороняли бухту Тагалахт.
Затем, чтобы не оказаться отрезанными от своих войск,
командир полка майор А. С. Марголин приказал шестой роте и
приданному ей нашему пулеметному взводу отойти в поселок
Кихельконна. Но, когда мы прибыли туда, последовал новый
приказ — отправиться на полуостров Сырве, где, судя по всему,
готовились закрепиться наши войска.
Рано утром 21 сентября нас, пулеметчиков, на автомашине
перебросили на полуостров. Мы заняли первую оборонительную
линию на узком перешейке в районе Мёльдре — Сальме. Слева
оборудовали свою позицию пулеметные расчеты, которыми
командовал младший лейтенант Силантьев, а рядом, правее,
расположились мои пулеметчики.
В это время наша шестая стрелковая рота, оставшаяся в
Кихельконна, вступила в соприкосновение с наступающим врагом,
намеревавшимся сходу ворваться на полуостров Сырве и
помешать советским частям закрепиться на новом рубеже.
Бой, судя по всему, был жарким. На протяжении полутора
суток доносились до нас его раскаты. Не знаю, уцелел ли кто из
героической роты, преграждавшей путь гитлеровцам на Сырве...
22 сентября фашисты начали штурмовать нашу линию
обороны. Закипели бои. Вся местность впереди нас была усеяна
трупами гитлеровцев. Бойцы дрались геройски. Отлично
руководил своими пулеметчиками младший лейтенант Силантьев.
Особенной храбростью отличились пулеметчики Петр Косьян,
266
Алексей Ксенз, Иван Иванов, Андрей Доля, Кузьма Гризун, а
также Ситников, Комаров, Фоменко, Коснырев, Молоков, Ро-
щупкин, Савин, Баутин. Их пулеметы кинжальным огнем косили
атакующие цепи фашистских автоматчиков, отбивая одну атаку
за другой. Закипала вода в кожухах пулеметов, падали бойцы,
но пулеметчики продолжали удерживать свои позиции.
Через два дня начались еще более ожесточенные бои:
гитлеровцы подтянули новые резервы. Чтобы бить наверняка, ибо
кончался боезапас, мы подпускали вражеские цепи на предельно
допустимое расстояние и только тогда открывали прицельный
огонь. Помимо экономии патронов, мы беспокоились еще и о
том, чтобы не быть уничтоженными фашистскими
артиллеристами и минометчиками до того, как начнется очередная атака.
Обнаруживать себя раньше мы не имели права. На счету был
буквально каждый пулемет — иной огневой поддержки у наших
стрелков не имелось...
Положение быстро осложнялось. Усиливались налеты
фашистской авиации. Во время бомбежек нельзя было поднять голову.
С утра до вечера, да и ночью, гитлеровцы засыпали нас минами
и снарядами. Наши быстро таявшие ряды не пополнялись.
Плохо было с питанием и боеприпасами. Но, несмотря ни на что,
первая линия обороны держалась упорно.
Припоминается один эпизод. После очередной «долбежки»
нашего рубежа гитлеровцы, видимо, решили, что с советскими
пулеметчиками все кончено, и пустили свою автомашину прямо
в наше расположение. Комаров, Косьян, Ксенз, Ситников и я
захватили эту автомашину. Ошеломленные гитлеровцы сдались
без особого сопротивления, и мы переправили их в штаб. Это
было 25 сентября. А на следующий день к нам угодил мотоцикл
с двумя фашистами. С первых же выстрелов водитель был
ранен, а пассажир — офицер с портфелем, залег за свалившийся
мотоцикл и стал отстреливаться. Захватив того и другого
живьем, мы также отправили их в штаб полка.
После этого всю ночь горели дома деревни Сальме,
подожженные вражеской артиллерией. Артналет был сильнейшим.
Наступило утро. Гитлеровцы уже не соблюдали распорядка дня,
как раньше: почти непрерывно бомбили наш рубеж с воздуха и
били по нему из всех своих орудий и минометов, задавшись
целью стереть нас с лица земли. Горело все: и лес, скошенный
снарядами, и земля, и казалось, даже воздух — он был
раскален так, что трудно становилось дышать...
Потом начался последний, самый жестокий бой. Обезумев от
крови и ярости, гитлеровцы набросились на горстку
защитников рубежа, атакуя нас одновременно с земли, с моря и с
воздуха. И все-таки мы выстояли!
27 сентября, примерно в 16 часов, был получен приказ
отойти на второй рубеж обороны полуострова Сырве.
267
Мало кто из нас уцелел в этих боях. Многие погибли при
отходе, отбиваясь от наседавших фашистов. В районе церкви
собирал и группировал оставшихся в живых бойцов для защиты
второй линии обороны капитан Огородников. Враг яростно
рвался вперед. Приходилось по нескольку раз в день контратаковать.
В одной из таких контратак — 5 октября 1941 года — я был
ранен и сильно контужен. Потерял сознание. Воевать больше не
пришлось...
ПАМЯТЬ СОЛДАТСКАЯ
Г. И. ТИЛИЖИНСКИЙ,
рядовой 206-го отдельного
батальона связи
Детям своим расскажите о них,
Чтобы запомнили!
Детям детей расскажите о них,
Чтобы тоже запомнили!
Р. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ.
Вот уже почти три десятилетия минули с тех тяжелых, но
героических дней, а память солдата бережно хранит имена и
образы людей, которые были рядом с тобой в ту суровую пору
на земле Эстонии.
Остров Сааремаа. Осень 1941 года. Кругом зловещие
вспышки взрывов, которые калечат каменистую землю. И лица боевых
друзей — запыленные, поцарапанные, окровавленные лица
бойцов. В глазах одних — непреклонная решимость, других —
растерянность, третьих — обыкновенный человеческий страх, боль.
Умиротворенность мертвых... Что ж, молодость и смерть —
несовместимые понятия. Но настоящий человек, настоящий
солдат сильнее смерти. Для нас, молодых бойцов 206-го отдельного
батальона связи 3-й стрелковой бригады, образцом такого
человека и солдата был наш командир батальона майор Анип-
риев — «батя», как любовно называли его. Он всю свою жизнь
отдал армии и уже в то время носил медаль «XX лет РККА».
Мало кто знал и понимал так душу простого солдата, как
он. Оробеет, случалось, человек в бою, так что руки трясутся, а
комбат успокаивает:
269
— Ничего, ничего, братец, бывает. Мудреная это вещь— и
врага убить, и жизнь собственную сохранить! А ты —
привыкай. Иначе и фашиста не убьешь, и себя угробишь.
Простая солдатская мудрость. И не надо распекать
оробелых... И не было больше таких, кто после слов комбата дрожал
бы в очередном бою, как беззащитный лист. И хоть в шутку
говорил иногда майор в кругу бойцов, что и ему бывает порой
страшно и, может, случалось такое — как знать — но никто не
верил этим словам. Война была для нашего майора самым
обычным, будничным делом. Смотрели мы на него, слушали, и
спокойней становилось на душе, теплее. И сами становились
настоящими солдатами. Хорошо, когда рядом с тобой такой
командир!
Повезло нам и с комиссаром — старшим политруком
Соколовым. Долго пришлось бы рассказывать, что это был за
человек — внешне замкнутый, даже пасмурный, но неожиданно
добрый и отзывчивый. Сначала мы боялись его, а потом
«раскусили». Уважали? Пожалуй, не то слово. Любили!
О гибели комиссара рассказали мне товарищи. Произошло
это так.
Небольшую группу наших бойцов-связистов во главе со
старшим политруком Соколовым окружили фашисты. Под
шквальным минометным огнем противника большинство
погибло, оставшиеся в живых были тяжело ранены. Боеприпасы
кончились. Когда смолкли последние выстрелы из наших окопов и
фашисты вплотную подошли к развороченным минами
траншеям, где земля перемешалась с кровью, их офицер воскликнул:
— О! Хорошьо, отшень хорошьо! Комиссар капут! — и хотел
толкнуть своим поганым сапогом в окровавленное лицо
Соколова.
Но вдруг... Казавшийся мертвым Соколов неожиданно
встрепенулся и с силой дернул немца за ногу. А когда
гитлеровец упал, комиссар ударил его в лицо зажатой в руке гранатой.
Грохнул взрыв, брызнули осколки, уничтожая опешивших от
неожиданности фашистских солдат, стоявших рядом.
Каким-то чудом комиссар остался жив. Опомнившиеся
гитлеровцы рванулись к нему. А Соколов, весь залитый кровью,
шатаясь, поднялся среди трупов и, воскликнув: «Это вам
подарок от комиссара Соколова, гады!», — выстрелил из пистолета
себе в висок.
Враги долго топтали его труп. Так он погиб, наш комиссар.
О нем не сложено песен, не написано книг, ему не поставлен
памятник, но в сердцах живых он будет жить вечно.
А разве можно забыть лейтенанта Лебедева, командира
роты?
...Неестественно зловещей была та ночь. Горели хутора и
поселки. Багряные блики мрачно играли на низко опустившихся
270
тучах. Взвод связи, возглавляемый лейтенантом Лебедевым.,
двигался по дорогам, изрытым снарядами и минами. Расколов
ночь, прогремел взрыв над аэродромом Когула. «Взорван
аэродром, — думали мы, — значит, дело худо». Но солдату нельзя
давать волю своим чувствам.
Когда взвод подошел к последней развилке дорог — южнее
Когула, мы с радостью увидели, что здесь организована
оборона. Но это были не основные части 3-й стрелковой бригады, а
рота 46-го полка.
Капитан, командовавший обороной, наотрез отказался
пропустить наш взвод дальше.
— Впереди немцы, — сказал он и уточнил: — Вернее,
позади.
Лейтенант Лебедев настоял на своем:
— Нам надо разыскать штаб.
Взвод, перейдя линию, обороны, двинулся дальше вдоль
дороги.
Через километра полтора мы едва не наскочили на
фашистскую колонну. Впереди нее двигались мотоциклисты. Проехав
100—200 метров, они останавливались, обстреливали из
пулеметов и автоматов придорожный лес, а когда шедшая строем
колонна их догоняла, трогались дальше.
Отступать было поздно. Лебедев скомандовал:
— Ложись! Гранаты к бою! Слушать мою команду...
Взвод залег в 10—15 метрах от дороги среди кустарников.
Урча остановились мотоциклы, как бы нехотя хлестнули
пулеметно-автоматные очереди по лесной чаще на
противоположной стороне дороги. Затаив дыхание, мы ждали команды.
А ее все не поступало. Мы поняли: командир ждет
главную цель...
Колонна гитлеровцев приближалась строем, с песней. Когда
она оказалась прямо перед нами, лейтенант скомандовал:
— Огонь!
И полетели гранаты в гущу фашистов, калеча и кромсая
вражеских солдат. Трудно сказать, сколько именно гитлеровцев
осталось лежать на лесной дороге, но, знать, немало: мы
бросали гранаты расстояния всего 10—15 метров.
— Всем отходить, — прокричал лейтенант Лебедев, — со
мной остаются старшина Сабчук и сержант Павлов.
Взвод благополучно перешел дорогу и скрылся в лесу. По
месту, где мы устроили засаду, опомнившиеся фашисты
открыли сильный минометный огонь.
Мы решили, что наш командир и товарищи, оставшиеся
прикрывать отход взвода, погибли. Но через час-полтора нам
сообщили, что старшина Сабчук при взрыве мины ранен в глаза,
сержант Павлов убит, а лейтенант находится в санчасти. Он
ранен в голову.
271
— Понимаешь ты, какой человек, — рассказывал о нем
позже старшина Сабчук, когда мы пришли к нему в палату. —
Он ведь на себе нас притащил сюда. Обоих... Оказалось,
сержант Павлов был ранен в живот и все время просил: «Оставь
меня, командир. Я уже готов».
— Терпи, сержант, терпи, дружище, — шептал Лебедев. —
Все равно доползем.
— Я ему говорю, — продолжал Сабчук, — ползите сами,
товарищ лейтенант, — а он:
— Спокойно, старшина. Ты только «фары» мне протирай, а
то кровь заливает, не вижу, куда ползти. Доползем,
обязательно доползем. Терпи, старшина! — и все толкал меня. Я за его
шею держался...
Так и воевал с забинтованной головой лейтенант. До
последнего дня. Из плена бежал трижды. Поймав его после
третьего побега, фашисты решили примерно наказать непокорного.
На сильном морозе, когда даже дышать было трудно, его,
голого, распяли на железнодорожном пульмановском вагоне,
прикрутив руки и ноги колючей проволокой...
Еще хочется рассказать мне о человеке, судьба которого
тесно переплелась с моей собственной.
Невысокий и плотный, подвижный и веселый, неунывающий
жизнелюб Павел Иванович Пышкин в дни битвы на Сааремаа
командовал ротой 69-го отдельного пулеметно-артиллерийского
батальона. Первый раз я встретил его в бою под Сальме. Наше
отделение обеспечивало связью командование обороной острова
со штабом 3-й стрелковой бригады. Было это перед закатом
солнца. Под сильнейшим нажимом врага наши части оставили
свои рубежи. Штаб, куда я приполз, оказался на переднем крае
обороны. Здесь спешно собирали силы для контратаки, чтобы
отбить оставленные позиции.
Когда я доложил начальнику штаба бригады полковнику
Ключникову, что связь восстановлена, он страшно обрадовался.
Только я вышел, вернее, выполз из землянки, как услышал
могучее «ура». Видимо, бойцы бросились в штыковую контратаку.
Я еще не осмыслил того, что произошло, как услышал над собой
хриплый возмущенный голос:
— А это еще что? Вперед! Живо!
Увидев запыленного старшего лейтенанта, попытался
объясниться.
— Ну! — глаза офицера лихорадочно блестели, в руке
чернел пистолет. Я вскочил на ноги и бросился вперед. Бежал
быстро и вскоре оказался в цепи. Старший лейтенант обогнал
меня, и я различал только его громовой голос:
— За мной! За Родину! Бей гадов!
Фашисты не выдержали натиска и побежали, оставляя
раненых и убитых. После боя я узнал, что фамилия офицера Пыш-
272
кин. Больше я не встречал его, так как все время приходилось
работать на линии связи.
Встретились мы снова уже в плену, в лагере военнопленных
в городе Валга. Пышкин принадлежал к тем людям, которые
даже в неимоверно тяжелых и унизительных условиях плена не
теряли веры в победу и достоинства советского воина.
По утрам доведенных голодом до исступления пленных
строили по сотням. Фашистские охранники бросали каждой
сотне по три-четыре буханки эрзац-хлеба. И тогда начиналась
свалка... Иногда фашисты открывали пулеметный огонь по
толпе обезумевших людей, и на месте свалки, в лужах крови
оставались лежать убитые. Раненых гитлеровцы добивали. Такие
«развлечения» повторялись часто. Фашистские палачи
любовались «раздачей пищи», щелкая фотоаппаратами.
Но однажды утром, когда через проволоку полетели в нашу
сторону буханки, прозвучал властный голос:
— Никому не трогаться с места!
Крикнул эти слова невысокий плотный человек на костылях.
Это был старший лейтенант Пышкин!
Я почувствовал, как мою руку сжимает рука соседа. Строй
стоял плотными рядами, взявшись за руки. Строй сааремаас-
цев...
— Спокойно, товарищи! Не дадим этим извергам
измываться над нами. Вот вы, двое, возьмите и разделите хлеб на всех.
Остальным оставаться на месте, — в голосе старшего
лейтенанта звенела сталь.
Все получили по кусочку хлеба. Через несколько дней такой
же порядок пленные установили во всех сотнях. Унизительные
зрелища прекратились, люди вновь обрели веру в себя. В
условиях лагеря смерти это многое значило!
Потом была Германия. Из 3000 военнопленных,
отправленных туда из Валга, нас осталось 900. Наш новый лагерь
находился в расщелине двух плоскогорий. Первая половина лагеря
считалась французской,вторая — русской. На северном склоне
плоскогорья был расположен Марбах. Наверху, у самого края
плоскогорья, стоял дом Шиллера. Вдали, в дымке, виднелись
старинные рыцарские замки с остроконечными башенками и
зубчатыми стенами. Кругом зелень, сады.
На фоне этой красоты и дома Шиллера еще более
зловещим казался лагерь-клетка, обнесенный колючей проволокой и
окруженный пулеметными вышками.
Дом Шиллера, казалось, с немой укоризной смотрел на дела
своих соотечественников. Куда ни проникал взор, всюду
виднелись лагеря, лагеря, лагеря, в которых томились тысячи
невольников фашизма.
Несколько дней нас держали в лагере, не выгоняя на работу,
так как мы почти не могли двигаться. А в первый день, когда
18 Таллин в огне
273
нас погнали рыть какой-то ров, на обед доставили баланду из
свекольной ботвы, в которой копошились черви. Мы, русские,
наотрез отказались есть это варево и не пошли работать.
...Нас десять защитников острова Сааремаа. Мы стоим на
краю глубокого, нами же вырытого рва, окруженные
полицейскими и солдатами. Дула их автоматов и винтовок направлены
нам в грудь.
Рядом со мной старшина-моряк Вася Задорожный, младший
воентехник из дивизиона торпедных катеров Саша Трошин,
моряк старшина Толя Бойцов, Коля Ефремов, Володя Криворуц-
кий, Тимофей Безрукавный, Потапов, Приходько... Мы стоим,
тесно прижавшись друг к другу, опасаясь мгновенной слабости,
вспышки малодушия. Но нет, этого не случилось! Мы готовы
были на все и смело смотрели в лицо своим палачам. Если б
видел это старший лейтенант Пышкин!
Под дулами автоматов нас держали до вечера, пока не
прибыл комендант лагеря. Он долго о чем-то говорил с главным
инженером электростанции, потом сел и уехал, а нас погнали в
лагерь.
— Пронесло, — слышалось в наших рядах.
Мы поняли, что фашистам нужны рабочие руки и поэтому
нас не расстреляли.
Но через день гестаповцы забрали троих, через несколько
дней еще двоих. Победа стоила дорого, но это была победа.
Пример несгибаемого Пышкина зажег и нас.
Третий раз судьба свела меня с Павлом Ивановичем Пыш-
киным в лазарете советских военнопленных в городе Людвигс-
бурге, куда я попал в конце 1943 года.
Так как я уже был знаком с Пышкиным, то вскоре меня
посвятили в дела подпольной организации «Братское
сотрудничество военнопленных». Руководил ею сначала лейтенант
Дмитрий Миронов, а после его ареста — Пышкин. В лазарете
находился комитет организации, который занимался вербовкой и
подготовкой людей для подпольной работы в рабочих командах.
Деятельность организации распространялась на десятки таких
команд.
Не буду перечислять всех дел подпольщиков, скажу только,
что конечной целью их было вооруженное восстание. Подробно
деятельность «Братского сотрудничества военнопленных»
описана в книге Бродского «Живые борются».
Далеко от Родины, в фашистском плену Павел Иванович
по-прежнему оставался коммунистом, патриотом, командиром.
А ведь у него был поврежден позвоночник, разбит таз, он еще
передвигался на костылях.
В начале 1944 года меня отправили в рабочую команду, где
продолжал выполнять задания организации. Встретиться с
Павлом Ивановичем удалось только после ареста, в Штутгартской
274
тюрьме на очной ставке. Каким же надо быть мужественным и
стойким, чтобы вынести зверства гестаповцев искалеченному,
больному человеку! Били нас, пока не теряли сознание. Я был
молод, вынослив, и мне было легче, но когда я приходил в
сознание и встречался взглядом с Павлом Ивановичем, то по-
прежнему видел спокойные, ободряющие глаза.
Мы не сказали ничего. Павла Ивановича отправили в Маут-
хаузен, а меня — в Дахау.
В Маутхаузене Пышкина предупредили товарищи:
— Павел Иванович, бросай костыли, а то сразу попадешь в
крематорий.
И он бросил. Преодолевая нечеловеческие боли, стиснув
зубы, чтобы не застонать, он начал передвигаться без костылей.
И все же его номер был назван однажды для отправки в
крематорий. Но случилось чудо. Старый, уже не поднимающийся с
нар итальянский еврей сказал:
— Товарищ, ты еще можешь бороться. Давай поменяемся
одеждой.
Размышлять было некогда.
— Бери, бери. Ведь я уже труп и умру не сегодня, так
завтра. А ты живи, борись с этой коричневой заразой...
Как ни упирался Павел Иванович, но товарищи силой
стащили с него арестантский костюм. Так он остался жить. Во
время восстания в Маутхаузене Пышкин командовал отрядом
инвалидов. ..
Еще раз я встретился с Павлом Ивановичем в Москве на
встрече бывших узников фашистских концлагерей и участников
сопротивления. Я смотрел на постаревшее лицо своего друга и
наставника, слушал его спокойную, окающую ярославскую речь
и думал:
— Это и есть русский богатырь, настоящий коммунист и
человек!
ДО ПОСЛЕДНЕГО
ПАТРОНА
А. Б. СТОЛЯРОВ,
майор в отставке,
бывший командир
батальона 16-й стрелковой
дивизии
9 июня 1941 года я получил приказ сменить на острове
Хийумаа дислоцированный там третий батальон нашего 156-го
стрелкового полка 16-й дивизии им. Киквидзе, находившийся на
острове с 1939 года. Задача, поставленная перед моим первым
батальоном, оставалась прежней — продолжать строительство
дзотов.
В состав батальона входили: две строительные роты,
пулеметная рота, взвод противотанковой обороны, минометный
взвод, взвод снабжения, взвод связи, саперный взвод и батарея
полковой артиллерии. Наиболее боеспособная и, к тому же,
укомплектованная бойцами со средним образованием — первая
рота батальона осталась на материке. Возможность нашего
участия в каких-либо серьезных боевых действиях практически
исключалась. По этой причине батальон был удовлетворен
боепитанием в весьма ограниченных размерах — по одному
боекомплекту. Продовольствия и фуража имелось на 30 суток.
Батальон, прибыв на Хийумаа, разместился в районе Лехтма
и принялся за дела.
В 5 часов утра 22 июня меня разбудили взрывы. Я вышел из
палатки, но сильный туман мешал что-либо рассмотреть.
Взрывы доносились с восточного направления, и я решил, что это
начались очередные учения флота.
Неожиданно в небе послышался звук мотора, а затем
появился самолет странной желтой окраски, с крестом на
фюзеляже. Неподалеку от наших палаток, у причала Лехтма, стояло
276
судно. Сделав разворот, самолет спикировал на него, и
раздались сильные взрывы. Поняв, наконец, в чем дело, я объявил
боевую тревогу и приказал рассредоточиться, приняв меры
маскировки.
Так началась война для нашего батальона.
25 июня я получил через штаб Северного укрепленного
сектора (СУС) радиограмму с приказанием сосредоточиться в
Лехтма для погрузки на судно и отправки в Таллин. Оставив
работу, батальон стал готовиться к погрузке, но в это время мне
вручили новую радиограмму с указанием следовать в Тохври.
Судно должно было ждать нас там.
Совершив за ночь марш, мы прибыли в Тохври и начали
погрузку. Не успела она закончиться, как в третий раз получил
радиограмму! На этот раз нам приказывалось перейти в полное
подчинение коменданту СУС. Вскоре из штаба СУС поступило
боевое распоряжение — занять линию обороны на побережье у
Тохври, Эммасте и Хельтермаа.
Командный пункт батальона размещался в районе Тохври.
Кроме того, по приказу коменданта я выделил в
распоряжение СУС один стрелковый взвод. Впоследствии его отправили на
усиление гарнизона острова Вормси. А через несколько дней
оттуда прибыл командир взвода Бессонов и рассказал, что
противник при поддержке корабельной артиллерии высадил на
Вормси значительные силы и после ожесточенного боя овладел
островом. После гибели взвода Бессонов с двумя ранеными
бойцами сел в лодку и, воспользовавшись темнотой, отплыл в
направлении Хийумаа. Утром их атаковал фашистский самолет.
Бойцы, пытаясь спастись, прыгнули в воду, а Бессонов остался
лежать в лодке. Когда стервятник улетел, бойцов на
поверхности не оказалось. Раненого Бессонова несколько дней
болтало в море и, наконец, прибило к острову...
Вскоре батальон получил пополнение: с материка прибыла
первая рота. Теперь у нас имелось три полноценных стрелковых
роты.
Когда начались бои за Таллин, я получил приказ высадиться
с батальоном, усиленным дивизионом полковой артиллерии, в
Рохукюла и нанести фланговый удар по противнику, чтобы
ослабить его нажим на Таллин.
Пока батальон разгружался, я отправился к начальнику
порта ознакомиться с обстановкой. Он рассказал, что где-то
восточнее Рохукюла действует саперная рота капитана
Иванова, но связи с ней нет.
Часа через два прибыл представитель коменданта СУС и
приказал батальону действовать вдоль дороги в направлении
железнодорожной станции Паливере.
Батальон двинулся, минуя Хаапсалу. Через некоторое время
мы обнаружили на дороге две разбитые автомашины, вокруг
277
которых лежало несколько убитых красноармейцев. Стало
совсем темно. Я решил остановиться на ночевку. Выставив
круговое охранение и выслав вперед разведку, отдал распоряжение
накормить бойцов ужином.
Выйдя на опушку леса перед станцией Паливере, взвод
разведки попал под минометный огонь противника. Получив
донесение об этом, я с адъютантом и отделением связи прибыл к
разведчикам.
Огонь велся с правого края населенного пункта. Чтобы
выяснить силы противника и его дислокацию, я решил наступать
одной ротой. Вызвал командиров, объяснил обстановку и свое
решение.
Как только рота стала выдвигаться вперед, усилился
минометный огонь из центра поселка. Слева по флангу роты ударил
станковый пулемет. Таким образом противник обозначил весь
свой передний край. Я решил быстро развернуть весь батальон,
атаковать станцию и поселок.
При развертывании батальона фашисты усилили огонь и
вынудили роты залечь. Пришлось подключить к подавлению
вражеского огня взвод противотанковой обороны. Через некоторое
время появилось звено наших истребителей «И-16». Сделав
заход, они сбросили бомбы, но неудачно. Я выбежал на дорогу,
снял рубашку и стал махать в сторону противника. Не знаю,
заметили ли этот сигнал летчики, но следующий их заход
оказался удачным, и бомбы упали в расположение фашистов. Еще
заход. Бомбы ударили по станции.
Третья рота тем временем подошла вплотную к гитлеровцам.
Они занимали позиции за каменной оградой, овладеть которой
без подрыва или обхода не представлялось возможным. Вторая
рота вышла на южную окраину станционного поселка, встретила
сильный ружейно-пулеметный огонь и залегла. Бойцы стали
окапываться. Сумерки все сгущались. Огонь начал стихать и
постепенно перешел в редкую перестрелку.
Я распорядился отвести роты к опушке леса, оставив впереди
только наблюдателей, занять круговую оборону, окопаться и
выставить сторожевое охранение.
На совещании командиров решили атаковать фашистов на
рассвете. Намечалось подойти к линии вражеской обороны как
можно ближе и без шума, по условленному сигналу ворваться
одновременно с нескольких сторон в населенный пункт и на
станцию.
В 4 часа утра роты начали занимать исходное положение для
атаки. Я направился во вторую роту, откуда должен дать сигнал.
Получив донесение о том, что роты готовы, приказал дать
выстрел. С криками «ура» бойцы поднялись в атаку.
Гитлеровцы, конечно, ждали этого, и все-таки атака застала их
врасплох, судя по беспорядочной, неорганизованной стрельбе с их
278
стороны. Бой продолжался не более 15 минут. Противник был
разгромлен и станция Паливере оказалась в наших руках.
Едва закончился бой, как пришло приказание вернуться на
остров Хийумаа. Судно для нас должно подойти к пристани
Рохукюла с наступлением темноты.
Подразделения начали отход под прикрытием третьей роты,
батареи полковой артиллерии и минометного взвода.
При отходе на одном изгибе дороги мы загородили ее
бороной и двумя бревнами. Неподалеку установили пушку.
Наводчик стал ждать фашистов. Часа через полтора показалась
легковая машина и остановилась у препятствия. Выстрел из
орудия — и снаряд угодил прямо в ветровое стекло. Из машины
выскочили фельдфебель, шофер и рядовой. Всех троих взяли в
плен.
Через некоторое время появились фашистские мотоциклы.
Подпустив их ближе, бойцы открыли пулеметный огонь. Вслед
за мотоциклами показались две автомашины с пехотой.
Моментально разгрузившись, гитлеровцы начали стрельбу из автоматов.
Наши артиллеристы под командованием командира дивизиона
быстро уничтожили автомашины и разогнали немецкую пехоту.
Прибыв в Рохукюла, мы без промедления начали погрузку
на судно, которое уже стояло у пристани. В первую очередь
погрузили раненых, затем автомашины, артиллерию,
минометчиков, взвод противотанковой обороны, взвод снабжения,
имущество порта и вторую роту. Третья рота осталась оборонять
Рохукюла.
Со взводом связи и разведчиками я тоже остался в порту.
Судно отправилось к острову Хийумаа. Справа от Рохукюла
горел Хаапсалу; огонь пылал и на море — горело, по-видимому,
выпущенное кем-то горючее. Картина была зловещей...
Рассветало. К причалу подошло наше судно, но в этот момент
налетел стервятник. Посыпались бомбы. К нашему счастью,
нежданно появился катер, открывший огонь по самолету.
Стервятник скрылся. Мы с оставшимися подразделениями батальона
быстро погрузились на судно и покинули Рохукюла.
Прибыв на остров Хийумаа, батальон вновь занял
оборонительные рубежи в районе Тохври и Хельтермаа.
После оставления нашими войсками Вормси батальону
отвели новый участок обороны в центре острова в районе совхоза.
Пришлось изрядно потрудиться, чтобы оборудовать
оборонительный рубеж. Потом штаб Северного укрепленного сектора
приказал подготовить площадки для самолетов: одну
непосредственно в совхозе, вторую — в двух-трех километрах
юго-западней. Предстояло построить жилище для летного и
обслуживающего состава и подготовить цистерну для горючего на 60 тонн.
Штаб СУС выделил в наше распоряжение трактор. Мы
обшили его трехмиллиметровым листовым железом. Между двой-
279
ными стенками обшивки уложили автопокрышки — для
усиления импровизированной «брони». Сверху установили станковый
пулемет, и у нас получился бронированный трактор, который
вполне мог маневрировать и не боялся ружейно-пулеметного
огня...
В сентябре, по распоряжению штаба СУС, пришлось усилить
оборону в районе Хельтермаа. Я перевел туда минометчиков,
взвод противотанковой обороны, разведчиков и саперов, а также
свой командный пункт. На колокольне местной церкви
оборудовали наблюдательный пост. Взвод снабжения и вторая рота
оставались в совхозе, а на острове Кассаар — полевой караул.
В ночь с 10 на И октября прервалась связь с пулеметной
ротой. Днем 11 октября мы попытались восстановить ее, но
безуспешно: во многих местах был снят провод. Утром я послал
политрука Фаляхова и пулеметную роту, сам поехал на остров
Кассаар. Начальник полевого караула доложил: «Ночью
пролетал самолет, с земли кто-то подавал сигнал — вспышку красным
огнем...» Стало ясно: вот-вот начнется вторжение. Гитлеровцы
спешили.
Ночью 12 октября я получил извещение по телефону из
штаба СУС о начале боя в Тохври. Поднявшись на
наблюдательный пункт, я увидел сильный пожар в Тохври.
Все слышней и ближе становились орудийные выстрелы.
Авиация противника действовала по всему острову. Бои шли на
всех участках. Под давлением превосходящих сил противника
мы вынуждены были отступать и к 17 октября отошли на новую
позицию на полуострове Тахкуна.
Вечером того же дня полковник Константинов собрал
совещание на командном пункте береговой батареи. Командиры
доложили о состоянии своих частей. Полковник сделал общий
вывод из докладов. Комиссар рассказал о политико-моральном
состоянии защитников острова. Во время совещания принесли
радиограмму, в которой говорилось: «Эвакуировать войска,
плавсредства прибудут ночью». Подпись — Ворошилов, Жданов.
Комиссар обвел всех взглядом и задал вопрос:
— Какой ответ дадим на радиограмму?
Мы заявили, что гитлеровцы займут остров, только перейдя
через наши трупы. Проголосовали и так ответили на
радиограмму.
На следующий день противник не проявлял особой
активности, зато усиленно действовала вражеская авиация. При каждом
налете бойцы укрывались в лесу, всякое движение
прекращалось.
19 октября командир третьей роты сообщил по телефону, что
перед завалом слышен стук топоров. Я приказал минометному
взводу немедленно выехать на машине в расположение роты.
Только ушел командир минометчиков, последовало сообщение из
280
второй роты: противник просочился на правом фланге через
линию обороны.
— Я своим резервом рассеял группу, — докладывал
командир роты, — но она осталась в тылу нашей линии обороны.
Пришлось для ликвидации опасной вражеской группы
направить взвод разведчиков.
Авиация противника начала бомбежку и обстрел наших
огневых точек с пикирования, вынудив стрелков уйти в дзоты.
Командир второй роты снова доложил:
— В тылу роты обнаружена новая группа противника
численностью до взвода.
Я выбежал из помещения командного пункта. Недалеко
стояла машина с комплексной установкой зенитных пулеметов.
Вместе с четырьмя моряками мы поехали в расположение
второй роты. Выскочив на небольшую поляну, мы увидели группу
фашистов, наступавших на нашу огневую точку с тыла. На ходу
открыли огонь по автоматчикам. Несколько гитлеровцев упало,
остальные рассеялись в лесу. Преследовать их было
бесполезно.
К вечеру нажим противника ослабел, а с наступлением
темноты атаки вообще прекратились. Командир взвода снабжения
доставил в бидонах пищу бойцам.
На командный пункт пришли краснофлотцы с береговой
батареи во главе с командиром, который доложил, что снаряды
израсходованы и батарея взорвана.
С наступлением ночи за завалом вновь возобновились шум,
стук топоров и визг пил. Я попросил артиллеристов
поддерживающей нас батареи время от времени обстреливать скопление
противника за завалом.
Около 9 часов 21 октября гитлеровцы открыли интенсивный
минометный огонь по всей линии нашей обороны. Продолжался
он минут 20—30. Одновременно авиация бомбила наши позиции
с высоты примерно 400 метров. Огонь внезапно прекратился.
Немецкая пехота стала быстро перекидывать с завала мостики на
проволочное заграждение и преодолевать его. Наши огневые
точки ответили усиленным огнем. Но, используя мертвые
пространства, фашистским автоматчикам все же удалось
просочиться между дзотами в наш тыл. В бой включились разведчики
и саперы батальона. Но силы были неравными. Пришлось нам
отходить в направлении маяка Тахкуна. Старший адъютант
Белов выехал туда раньше, чтобы организовать совместно с
командиром батареи оборону.
Прибыв на новый рубеж обороны, я разыскал Белова. Он
доложил:
— Линию обороны наметил севернее лесопилки. Слева от
нас занимает оборону 33-й отдельный инженерный батальон.
В тылу столовая, а еще дальше — возвышенность, поросшая
281
редким сосновым перелеском. Личный состав занял передний
край. Выставил сторожевое охранение. Всего бойцов вместе с
артиллеристами 85 человек. В километре от нас — берег моря,
маяк.
Сюда и стали собираться ночью бойцы, отходившие с главной
линии обороны. Ночью противник нас не беспокоил. Подсчитав
утром людей и наличие боеприпасов, я узнал, что нас вместе с
моряками 200 человек. Из оружия имелось, кроме винтовок,
четыре станковых пулемета, комплексная зенитная установка,
три миномета, шесть ручных пулеметов. Пушек не было.
Неутешительно обстояло дело с боезапасом: по 20 патронов на
винтовку, два-три диска на ручной пулемет, две-три ленты на
станковый пулемет и 15 мин на минометы...
При обходе района я обратил внимание на большую
палатку. Там оказалось обмундирование: белье, полушубки, шапки-
ушанки, обувь. Это был вещевой склад. Решил, пока противник
не беспокоит, одеть людей по-зимнему.
Противник начал наступление в полдень. К этому времени
наши бойцы отдохнули и подготовились к встрече врага.
По всему переднему краю открыли огонь вражеские
минометчики. Обстрел продолжался минут 30—40. Врагу удалось
уничтожить два наших станковых пулемета.
Потом в полный рост появились цепи фашистской пехоты.
Подпустив противника метров на 500, бойцы открыли огонь из
пулеметов. Противник залег.
Часов в 14 мне доложили, что пришло судно для эвакуации.
Некоторые бойцы не выдержали и стали самостоятельно
уходить с передовой. Пришлось для наведения порядка при
эвакуации назначить начальником адъютанта батальона.
Первоочередное право на эвакуацию предоставили только тяжело
раненым, а тех, кто был в состоянии бить врага, врач отсылал
обратно — на передовую...
Гитлеровцы вновь зашевелились. Приблизившись метров на
200 к нашим правофланговым окопам, они во весь рост
устремились в атаку. Наши бойцы с возгласами «ура», «полундра» и
«бей гадов!» бросились в контратаку. Фашисты не приняли боя
и побежали назад. Бойцы расстреливали их в спину. После
атаки у многих появились трофейные немецкие автоматы.
В момент затишья я направился к маяку, посмотреть, как
идет эвакуация. Картина оказалась неприглядной. Судно стояло
далеко в море. Причала нет, даже простой лодке из-за мели
невозможно было подойти к берегу. Поэтому в воду загнали
грузовую автомашину, с кузова которой и производилась посадка
на лодки.
Вскоре гитлеровцы вновь пошли в наступление. Число
раненых и убитых у нас росло. Но бойцы на линии обороны
проявили огромную выдержку, ведя редкий, но меткий огонь, а в
282
решающий момент боя при поддержке зенитно-пулеметной
установки опять сами перешли в контратаку, которая оказалась
последней. Противник отступил в лес и затих. Продолжался только
артиллерийский и минометный огонь по площади, занимаемой
нами.
Начало темнеть. Огонь постепенно затихал, а с наступлением
темноты заглох совсем. Выставив охранение, я выслал на маяк-
наблюдателя, который должен был доложить о прибытии нового
судна для нас.
Командир 33-го батальона прислал связного с запиской: «Как
будем эвакуироваться?» Я ответил: «По прибытии судна дам
сигнал — зеленый огонь, и вышлю связного, а если судна в
течение ночи не будет, думаю поступить так: разбиться мелкими
группами — по пятьдесят человек и под прикрытием темноты
прорваться в тыл противника, выйти на восточный берег
острова, взять рыбачьи лодки, переправиться на материк и двинуться
на восток. На материке влиться в партизанские отряды или
организовать таковые самим».
Ночью судно так и не появилось. Я приказал разобрать
пулеметы и части разбросать в море, оставшимися патронами
пополнить личные запасы. Бойцы разбились на группы и
отправились в тыл противника.
Я, старший адъютант Белов, командиры взводов Пантелеев и
Ягодкин взяли курс на Кассаар. Линию фронта удалось пройти
незаметно. На третий день мы повстречали командира 33-го
отдельного инженерного батальона КБФ, который также решил
пробиваться на восток. Но у него были собственные планы, и мы
разошлись, пожелав друг другу удачи...
МЫ СДЕЛАЛИ ВСЕ,
ЧТО МОГЛИ
Н. И. ПУСТОВАЛОВ,
подполковник запаса
В конце 1940 года я получил назначение в политотдел
северного сектора Береговой обороны Балтийского района на остров
Хийумаа. Штаб сектора только формировался, а из работников
политотдела я оказался первым прибывшим на остров. Вскоре,
однако, в Кярдла прибыли командир Северного укрепленного
сектора полковник Александр Сильверстович Константинов,
комиссар Михаил Семенович Биленко и другие офицеры штаба и
политотдела.
На острове начались интенсивные работы. Главное внимание
уделялось сооружению позиций для береговых батарей. Личный
состав жил в палатках и дощатых времянках. Строили, как
правило, своими силами. Главным для нас, работников
политотдела, в этих условиях была мобилизация личного состава на
усиление темпов строительства и одновременно — сколачивание
орудийных расчетов.
Трудностей хватало. Бывало, после ночи, проведенной в
палатке, бойцы вставали с заиндевевшими волосами, со снегом на
одеяле. Но трудности и невзгоды не останавливали людей. Все,
начиная от командиров и кончая рядовыми бойцами, работали и
учились, не покладая рук. Готовились встретить войну, о
которой поговаривали все чаще, во всеоружии. Моральный дух,
политическая сознательность всего личного состава были достойны
самых высоких оценок. Но, хотя все работали не жалея сил и
не считаясь со временем, времени-то нам как раз и не хватало.
Оборонительное строительство, по сути дела, только вступало в
284
свою решающую фазу. К началу войны мощные батареи
береговой обороны — основу всей огневой мощи на Хийумаа так и
не удалось ввести в строй — не хватило времени. По
поручению штаба сектора мне не раз приходилось ездить в Таллин, в
Политуправление флота, с докладом о ходе строительства и с
разными просьбами о помощи.
В субботу 21 июня 1941 года мы задержались в штабе
дольше обычного. Обсуждали сообщение ТАСС, в котором черным по
белому значилось: «Слухи о намерении Германии порвать пакт
и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а
происходящая в последнее время переброска германских войск,
освободившихся от операций на Балканах, в восточные и
северовосточные районы Германии связана, надо полагать, с другими
мотивами, не имеющими касательства к советско-германским
отношениям...»
Настораживало, что слухи опровергали не сами немцы, а мы
за них.
На рассвете следующего дня ко мне на квартиру в Кярдла
прибежал посыльный: срочно прибыть в политотдел. Вот она —
война!..
Получив указание проехать по северной части острова,
побывать на батареях и проверить готовность, а также разъяснить
личному составу создавшуюся обстановку, я вскочил на свой
мотоцикл и по шоссейной дороге помчался к Тахкуна. Тогда и
произошло мое первое знакомство с гитлеровцами. Случилось
это так. Из-за треска мотоцикла я не мог, конечно, услышать
шума самолета, да если бы и услышал, подумал, что наш...
Случайно подняв голову, я вдруг увидел впереди самолет с
черным крестом, который летел навстречу мне низко над лесом
вдоль дороги. Я моментально затормозил и тут же заметил
впереди частокол из пыльных фонтанчиков — следы пулеметной
очереди. Не мешкая, я дал полную скорость и проскочил вперед.
Самолет зловещей тенью мелькнул над головой и сделал
разворот от дороги. Я съехал на обочину и бросился под дерево.
Стервятник сделал новый заход и открыл огонь из пулеметов по
кювету и кустам вдоль дороги, где, по предположениям летчика,
мог находиться я.
На острове Хийумаа к началу войны имелось шесть
береговых и две зенитных батареи. Наиболее мощные 180-мм батареи
оставались недостроенными. Из сухопутных сил на острове
имелось два батальона 16-й стрелковой дивизии, два инженерно-
строительных батальона и подразделения 10-го пограничного
отряда. Общая численность войск составляла около 5,5 тыс.
человек. Для успешной и длительной обороны такого большого
участка, каким являлся остров, этих сил было явно
недостаточно.
Гарнизон острова Вормси, который также входил в состав
285
Северного укрепленного сектора, состоял из двух неполных рот,
имевших на вооружении две 45-мм и одну 76-мм батареи.
Быстро менявшееся положение обязывало нас немедленно
заняться усилением обороны островов, прежде всего —
сухопутной, которая практически отсутствовала. Ввиду этого на
наиболее ответственных местах мы начали возводить лесные завалы,
производить минирование; усилили повсюду наблюдение за
местностью. За счет сокращения боевых расчетов на морских
береговых батареях создали так называемый «летучий отряд» —
для борьбы с возможными диверсантами и воздушными
десантами противника.
Отбор краснофлотцев в этот отряд проходил на
добровольных началах. Когда он был создан, всем стало видно, что
представлял он собой весьма грозную силу, несмотря на небольшую
численность. Моряки буквально рвались в бой с ненавистным
врагом.
Во второй половине августа, когда начались кровопролитные
бои на подступах к Таллину, Военный совет Краснознаменного
Балтийского флота приказал коменданту островного
укрепленного района высадить на материк десант и ударить во фланг
противнику. В составе десантного отряда был и наш батальон.
Командовал им майор А. Б. Столяров, я был назначен
комиссаром. Наша задача состояла в том, чтобы отвлечь на себя
противника, облегчив положение защитников Таллина.
Высадившись, мы с ходу вступили в бой. Дня три—четыре
инициатива была на нашей стороне. Батальон захватил даже
пленных и различную боевую технику врага. Но после
оставления Таллина положение изменилось. Гитлеровцы получили
возможность бросить освободившиеся силы против нас.
Пришлось отходить назад, к Рохукюла. Так мы снова
оказались на Хийумаа вместе с захваченной немецкой техникой и
пленными.
В начале сентября из Кронштадта пришла телеграмма:
«Положением островов интересуется Главком. В связи с оставлением
Таллина ваша ответственность за упорную оборону островов
увеличивается. Предупреждать возможные отрицательные
настроения. Допускать, что придется долго держаться своими силами
Берегите людей, боевой запас, продукты, топливо. Желаю
успеха. Смирнов».
На рассвете 7 сентября на шюцкоровских катерах, шлюпках
и шаландах гитлеровцы — сразу в трех местах начали
высаживать десант на остров Вормси. Зацепившись за берег,
противник стал вводить в бой все новые и новые силы, переправляемые
с материка.
Комендант Северного укрепленного сектора полковник
Константинов послал на Вормси подкрепление. Прибывшая рота
ударила во фланг высадившихся фашистов, но успеха не имела.
286
Бойцы четырежды ходили в атаки, однако сбросить противника
в море так и не удалось. Бои на Вормси продолжались четверо
суток. До последнего дыхания сражались бойцы командира
роты Соловьева. Утром 11 сентября немцы овладели островом.
На Хийумаа отступило всего 25 израненных бойцов, которые
вышли из боя, когда полностью был израсходован боезапас.
С этого момента начались многочисленные атаки фашистов
на Хийумаа. Артиллерийские обстрелы, бомбежки с воздуха не
прекращались ни на день. Гитлеровцы буквально засыпали наш
остров провокационными листовками. На них изображались
Балтийское море, материк и острова Моонзунда. Захваченная
немцами территория была закрашена черной краской, острова
Сааремаа, Хийумаа и полуостров Ханко — красной. Поперек
Финского залива схематично изображались немецкие минные
поля. А внизу листовки — лицемерные и подлые слова
обращения: «Героические защитники островов, вы свою роль
выполнили, ваше положение безвыходное, вы можете со спокойной
совестью прекратить борьбу и сдаться в плен». Но вражеская
пропаганда ни на кого не действовала: боевой порыв, стойкость
защитников островов еще больше увеличивались от бесстыдства
и хамства гитлеровцев.
С 14 сентября по 4 октября героически обороняли свой
остров защитники Сааремаа. А когда стихли бои на последнем
плацдарме — полуострове Сырве, к нам на Хийумаа прибыло
всего несколько человек из гарнизона Сааремаа... Наступала
наша очередь встретиться лицом к лицу с фашистами.
12 октября противник начал обработку наших позиций из
тяжелой артиллерии и с воздуха. С разных направлений на
остров устремились тысячи гитлеровских десантников. В двух
местах немцам удалось зацепиться за побережье: около Эмма-
сте — на юге, и около Нурсте — на западе. Создав плацдармы,
фашисты стали подтягивать резервы, а затем повели
наступление по восточному и западному побережью.
В первые же часы боя в тяжелом положении оказалась 44-я
батарея старшего лейтенанта М. Катаева, расположенная у мыса
Тохври. Но полностью окруженные врагом, батарейцы не только
отражали противника, но и продолжали вести губительный
прицельный огонь по его десантным судам.
Немцы обрушили одновременно на батарею мощный удар с
воздуха, суши и моря. Однако и это не помогло гитлеровцам.
Артиллеристы-моряки продолжали громить врага. Лишь
израсходовав боезапас, они прекратили огонь, подорвали орудия и,
захватив раненых, пошли на прорыв. С минимальными потерями
они сумели пробиться на соседнюю батарею, находившуюся
севернее — около Пюхалепа.
Ожесточенные бои шли во многих местах. Классической
линии фронта как таковой не было. Каждый командир действовал
287
самостоятельно, по своему усмотрению. Ощущалась острая
нехватка пехотных подразделений, из-за чего оборону приходилось
создавать отдельными узлами. Но противник обходил их,
наносил удары во фланги и прорывался в тыл. Однако мужества и
героизма бойцов было мало в создавшейся ситуации.
Приходилось постепенно отходить на север, к маяку Тахкуна.
18 октября советские войска оставили город Кярдла. Наши
силы неумолимо таяли. Мы все отчетливей понимали: дерись
каждый из нас за десятерых, — все равно исход битвы
предрешен громадным несоответствием сил: противник вводил в бой
все новые подкрепления — живую силу, технику, настоящую
прорву техники!
Бои продолжались с неослабевающей силой.
Наконец, мы оказались на небольшом клочке земли около
маяка Тахкуна, неподалеку от которого располагалась
зенитная батарея старшего лейтенанта Александра Иванова.
Командир батареи хорошо запомнился мне; в шутку мы называли его
«сухим зенитчиком» — за то, что не сбил ни одного
фашистского самолета. Повинна в этом была, главным образом,
тогдашняя несовершенная и, к тому же, наспех установленная
техника. Зато в боях под Тахкуна его батарея вполне наверстала
упущенное. Она фактически беспрерывно вела
беспощадно-меткий орудийный огонь по атакующим гитлеровцам, в упор
расстреливая их цепи. Огонь ее был настолько интенсивным, что,
казалось, раскаленные стволы орудий вот-вот разорвутся.
Оглохшие, обожженные и израненные, краснофлотцы-зенитчики
сражались с невиданным героизмом и самозабвением. Смерть не
страшила их.
В ночь на 18 октября я получил приказание прибыть в
политотдел, который вместе со штабом размещался в
бетонированном укрытии недостроенной береговой батареи капитана
Никифорова. Но когда я пришел туда, там уже никого не было.
Встретил только двух краснофлотцев, которые готовили
батарею к взрыву. От них я узнал, что получен приказ командования
флота эвакуироваться на полуостров Ханко и что все ушли на
пристань Лехтма. Появился командир батареи: «Уходите
скорее, буду взрывать орудия».
На рассвете к маяку Тахкуна с Ханко пришли три катера.
Но днем выходить из них в море не имело смысла. Пришлось еще
день отражать фашистские атаки. Впереди были обезумевшие от
крови и ярости гитлеровцы, позади — море. С наступлением
темноты бойцы погрузились на катера и направились к
полуострову Ханко. Было нас немногим более 100 человек.
Мы уходили, сделав все, что могли. Это было 22 октября
1941 года.
В 8 часов утра 22 июня 1941 года я стоял перед военным
комиссаром Дзержинского района Ленинграда и настойчиво
излагал ему свое желание добровольно вступить в ряды
офицерского корпуса Краснознаменного Балтийского флота, чтобы
активно участвовать в борьбе с немецкими фашистами,
напавшими на нашу Родину.
Мою просьбу военком уважил. В тот же воскресный день я
прибыл к начальнику отдела кадров базы Кронштадтского
укрепленного района полковому комиссару Бабинцеву и доложил,
как положено по уставу:
— Товарищ полковой комиссар! Для участия в борьбе с
фашистскими захватчиками и дальнейшего прохождения военно-
морской службы в рядах Краснознаменного Балтийского флота
в Ваше распоряжение прибыл лейтенант запаса ВМФ
Овсянников Дмитрий Акепсимович. Прошу назначить в самое пекло!..
После непродолжительной беседы, с предписанием в кармане
я пришел в штаб бригады торпедных катеров.
Здесь получилась «осечка». Хотелось скорее занять свое
место в боевом строю, а катеров не было. Ожидали их с Севера,
кажется, с Мурманска, Дни проходили однообразно и я вместе
с другими товарищами без дела изнывал в тоске.
Спустя несколько дней, намаявшись от безделия и
томительного ожидания, я снова направился к полковому комиссару
Бабинцеву с твердым намерением просить назначения в дей-
19 Таллин в огне
289
ВЕРНЫЕ ВОИНСКОМУ
ДОЛГУ
Д. А. ОВСЯННИКОВ,
бывший командир звена
малых катерных тральщиков
13-го дивизиона КБФ
ствующий флот. В это время у него находился незнакомый мне
капитан 3-го ранга.
Комиссар Бабинцев, увидев меня, сказал:
— Видите, товарищ Басуков, на ловца и зверь бежит! Вот и
берите себе этого молодца в дивизион, не раздумывая, но с
непременным условием: как только прибудут торпедные катера,
Вы немедленно вернете его в наше распоряжение.
Таким образом я стал командиром звена малых катерных
тральщиков 13-го дивизиона, командиром которого и являлся
капитан 3-го ранга Николай Федорович Басуков, в прошлом
командир трофейной английской подводной лодки «Л-55»,
потопленной в гражданскую войну нашим флотом на Балтике, а
позднее поднятой со дна моря и поставленной в строй.
Вначале дивизион базировался в Кронштадте, затем недолго
в Ораниенбауме (ныне Ломоносов), и вскоре прибыл на
главную базу Балтийского флота — Таллин.
Дивизион состоял из трех звеньев малых катеров, по четыре
в каждом звене. Кроме меня, звеньями командовали лейтенанты
Миссерман и Данченко.
Как-то вечером меня вызвал командир дивизиона Басуков.
Он приказал немедленно подготовиться к походу на остров
Сааремаа и доставить в город Курессааре (ныне Кингисепп) одного
эстонского коммуниста с женой. Меня он крепко предупредил,
что задание очень серьезное, исходит от Политуправления КБФ
и ЦК Компартии Эстонии и за безопасность и доставку
пассажиров я несу личную ответственность. О выполнении задания я
обязан доложить штабу Береговой обороны Балтийского района.
Как позднее выяснилось, ко мне на катер прибыл ответственный
работник ЦК Коммунистической партии Эстонии Карл
Карлович Тооминг с супругой. Мы познакомились. Я разместил их как
можно удобнее в условиях катера-малютки и быстро вышел в
море.
Без каких-либо приключений, если не считать штормовую
погоду, мы прибыли в Курессааре. Задание было выполнено.
Вскоре весь дивизион малых тральщиков прибыл из
Таллина на Сааремаа и стал базироваться в бухте Трийги. Эту
бухту успешно обороняла от фашистской авиации зенитная
артиллерийская батарея. Герои-зенитчики, несмотря на
многочисленные налеты фашистских стервятников, своим метким
огнем сделали все возможное, чтобы сохранить боевые корабли и
их личный состав, базировавшиеся в этой бухте.
С 8 июля наш дивизион полностью включился в боевую
работу по героической обороне эстонских островов. Вот тогда-то
мне и другим скептикам пришлось резко изменить мнение о
своих маленьких деревянных катерках. Они оказались
настоящими тружениками моря, крайне необходимыми исполнителями
многих боевых дел.
290
Охрана водного бассейна архипелага, траление вражеских
мин, регулярная патрульная служба района, дозоры на море,
служба оповещения, десантные операции — все это выполняли
катера дивизиона. Не было ни одной боевой операции в
архипелаге, в которой не участвовали бы наши катера.
Своими силами экипаж звена усилил вооружение катеров.
Мне удалось раздобыть четыре станковых пулемета «максим» с
полным комплектом лент. Их установили на катера. Теперь
огневая мощь звена состояла из восьми пулеметов. Это уже была
сила!
Вспоминая боевые дела катерников дивизиона и своего звена
в особенности, я с удовлетворением думаю о прекрасных людях,
преданных Родине, их отваге и дерзновенной смелости. Когда
мне, например, приходилось для помощи десантникам набирать
отряд охотников из личного состава звена, то идти желали все!
... Будни боевой жизни защитников архипелага с каждым
днем становились все напряженнее, натиск гитлеровцев
усиливался, бои становились ожесточеннее.
7 сентября маленький гарнизон острова Вормси оказался в
тяжелом положении. Враг большими силами атаковал остров,
начав высадку десанта одновременно в трех местах: на севере,
северо-востоке и юго-востоке. В двух местах фашистам удалось
зацепиться за берег. А в третьем маленький гарнизон острова,
состоявший из двух неполных рот, оказал врагу упорное
сопротивление. Было потоплено пять шаланд с гитлеровцами.
Защитники острова отогнали десантную группу противника к остро-
ву Хобулайд.
Для отражения атаки врага командир Северного
укрепленного сектора полковник Константинов послал с Хийумаа роту
бойцов, высаженную на Вормси звеном катеров под моим
командованием. Рота сразу же вступила в бой с фашистами. Но
силы оказались неравными. Фашистский десант насчитывал 900
человек, а наших бойцов было в несколько раз меньше.
Защитники острова с боем отошли к маяку, где заняли круговую
оборону и героически отражали атаки гитлеровцев. Жестокие бои
скоро истощили силы наших бойцов. Имея большие потери
убитыми и ранеными, они закрылись на маяке и не сдались врагу.
Узнав о тяжелом положении гарнизона Вормси, полковник
Константинов решил снять окруженных на маяке оставшихся
защитников острова. Выполнить это задание командование
поручило мне, придав к четырем катерам моего звена роту бойцов
из гарнизона острова Хийумаа. Я приступил к подготовке
операции. Надо было спешить. На маяке сидели наши люди без
пищи, воды, боезапаса. Там были и раненые, а также женщины-
артистки театра КБФ.
Распределив десант по катерам, мы вышли в море. В
тяжелых метеорологических условиях штормового моря и непре-
19*
291
рывных налетов фашистских самолетов, контролировавших
пролив между островами Хийумаа и Вормси, звено катеров в
течение почти двух суток пыталось высадить десант, но каждый раз
минометный огонь с Вормси и бомбовые удары вражеских
самолетов не позволяли подойти к берегу, и мы, рискуя быть
потопленными, ни с чем возвращались в Кярдла. И так несколько
раз. Возвратившись на Хийумаа, ремонтировали катера,
заделывали пробоины, латали борта, сушились и вновь выходили в
поход спасать своих товарищей.
Только на пятый раз, когда уже личный состав десантной
роты, экипажи и сами катера были основательно потрепаны,
нам удалось прорваться к Вормси.
Штурмовая группа десанта и часть экипажа катеров, под
прикрытием огня восьми пулеметов, зацепилась за берег, в
жестокой, смелой атаке опрокинула фашистов и с боем освободила
осажденных на маяке наших людей. В живых остались до
наших дней бывшие артистки театра КБФ 3. К. Кобрина и ее
подруга Валентина из Таллина (фамилию не помню), а также
ленинградцы из экипажа катеров — товарищи А. Гоненко и
К. Мурашев.
В бою на острове и при высадке погибло более половины
десантной роты. Были раненые из экипажа катеров, но людей с
маяка мы сняли и задание командования выполнили. Более
полутора рот фашистов нашли свою смерть в этом бою на Вормси.
Командование высоко оценило операцию, действия
катерников и десантников, представив многих к боевым наградам.
Большую помощь в организации десантной операции мне
оказал М. К. Михайлов, ныне полковник в отставке, проживающий
в Ленинграде.
После операции на Вормси звено катеров некоторое время
находилось в Кярдла, приводя себя в порядок. С получением
нового приказа мы покинули остров Хийумаа.
Вечером 11 сентября звено в походном строю следовало в
направлении Рохукюла. Неожиданно со стороны заходящего
солнца прямо на нас вывалились два воздушных пирата. Один
направился к Хаапсалу и начал бомбить город, а второй
атаковал нас. Мне не оставалось ничего другого, как резко изменить
курс, войти в ближайший проливчик и закрыться хотя бы
берегом островка. Но войдя в этот несудоходный проливчик, катер
наскочил на подводный камень, протаранил кормовой отсек,
повредил винт, руль и прочно засел на камне. Наше положение
стало довольно тяжелым. Но меня беспокоило еще положение
остальных трех катеров. Удался ли мой маневр отвлечь на себя
воздушного пирата? Успели ли катера рассредоточиться и
самостоятельно уйти в Трийги на Сааремаа?
Быстро наступали сумерки. Усилиями всего экипажа
началась борьба за катер. Но сделать что-нибудь для его спасения
292
оказалось невозможным. Вода прибывала через пробоину с
катастрофической быстротой. Сдвинуть катер с камня никак не
удавалось. Осенний ветер крепчал. Матросы, мокрые, по пояс в
воде, напрягали последние усилия, но тщетно — катер не
двигался с места. Я решил спасать людей. Стали готовиться к
эвакуации. Выпустили бензин, демонтировали пулеметы, взяли
необходимые вещи, снаряжение и направились к берегу, сначала
немного вплавь, потом по грудь в холодной воде. Наконец
достигли берега, все мокрые, продрогшие, зуб на зуб не попадал.
Разведав местность, мы установили, что из Хаапсалу
воинские части уже эвакуировались, в Рохукюла еще находится
подразделение моряков с капитаном 2-го ранга Нефедовым, а
на дороге к Рохукюла расположились эстонские народные
ополченцы. Они были ближе всего к нам и я повел своих
товарищей к ним. Здесь встретил секретаря Сааремааского укома
партии Александра Муй. Мы с ним познакомились через Карла
Карловича Тооминга. Я никогда не думал больше встретиться
с этим высоким, симпатичным и сильным человеком. Но военная
судьба нас вновь свела. Он узнал меня. Я рассказал о нашей
беде. Мы посоветовались, что делать дальше. Вспомнив о
глубинных бомбах на катере, мы решили их использовать.
Ополченцы помогли нам снять с катера четыре бомбы. Остальные, к
сожалению, смыло ударами волн. Этими бомбами мы
заминировали дорогу на Рохукюла. Утром, распрощавшись с
Александром Муй и его товарищами, я повел свой экипаж в
Рохукюла. Там по телефону соединился со штабом охраны водного
района и узнал, что три моих катера благополучно дошли до
базы, а за нами выслан катер под командованием лейтенанта
Огаркова. Он вскоре и доставил нас на базу в бухту Трийги.
Позднее мы узнали, что на наших глубинных бомбах,
поставленных на дороге у Рохукюла, подорвались два фашистских
танка.
...14 сентября высадившиеся в северной части острова Муху
гитлеровцы стали теснить наши войска, пытаясь пробиться к
Ориссаареской дамбе. Меня срочно вызвал командир дивизиона
Басуков. От него я получил приказ немедленно принять
командование над сводным отрядом моряков, состоявшего из личного
состава погибших кораблей и береговых бойцов охранных
подразделений базы Трийги.
Разместившись на трех грузовых машинах, мы поехали к
месту боевых действий. Благополучно проскочили
трехкилометровую дамбу, которую фашистские самолеты держали под
контролем, и въехали на остров Муху. Невдалеке гремели раскаты
минометного и артиллерийского огня. Уже наступали вечерние
сумерки. Солнце шло к закату и скупо освещало горевшую от
бомб и снарядов островную землю...
Мы сразу вступили в бой.
293
Не имея опыта войны на суше, моряки пренебрегали
касками, не снимали бескозырок и мичманок, шли в бой во весь рост.
Поэтому вражеский минометный огонь моментально прижал
всех нас к земле. Появились первые жертвы. Обстрел
прекратился и фашисты бросились в атаку. Я поднял в контратаку
свой отряд. Поддержанные огнем трех «максимов», снятых с
катеров, мы ринулись навстречу фашистам. Завязалась
рукопашная схватка. Матросы работали винтовками как дубинами.
Гитлеровцы дрогнули и побежали, оставив на поле боя десятки
убитых и раненых. Пулеметы старшины Гоненко, Ершова и
Мельникова сделали свое дело!
Фашисты, чтобы остановить нашу контратаку, снова начали
вести артиллерийский и минометный огонь, и вновь прижали
нас к земле.
Численность сводного отряда заметно убавилась. Легко
раненные, после перевязки оставались в строю и продолжали
вести бой.
Враг отчаянно рвался к Ориссаареской дамбе, его натиск
усиливался.
От командования поступил приказ: «Людей отводить на
новый рубеж, ближе к дамбе, чтобы фашисты не смогли отрезать
нам пути отхода». В период затишья я отвел отряд на новую
позицию... Более половины бойцов отряда погибло в первом
бою за остров Муху. Не стало лейтенанта Миссермана,
командира второго звена катерных тральщиков. Он был хорошим
товарищем и смелым командиром, окончил училище имени
Фрунзе в 1941 году. Фашистская мина оборвала его жизнь в
самом расцвете сил.
Утром прибыл связной от командования и передал мне
приказ явиться на командный пункт. Здесь я получил задание
немедленно посадить на машины остатки своего отряда и
перебросить его на базу в Трийги.
Когда люди собрались, я увидел маленькую горсточку
моряков, оставшихся в живых. Среди них были старшины А. Гоненко,
Мельников, Ершов, К. Мурашов и еще несколько человек из
моего звена. Все разместились на одной машине! А на остров
Муху приехали на трех! Многие навеки остались лежать в
каменистом грунте острова...
...21 сентября мы отошли за реку Навести и начали строить
оборонительную линию. Меня приняли кандидатом в члены
партии. Комиссар Зайцев вручил мне автомат с диском
боезапаса и сказал:
— На, дружище, держи его крепко, до последнего вздоха...
С комиссаром я больше не виделся. А автомат пригодился
не раз. Он был удобен: когда кончался боезапас, действовал
безотказно в атаке, как дубинка...
Вновь наступило время яростных бомбежек, зверских артна-
294
летов. Спереди и сзади линии обороны все было перепахано.
Враг действовал по шаблону. Сначала появлялся фашистский
самолет-«рама». Он безнаказанно (авиации у нас почти не
было) разведывал наши позиции. Потом начинался
артиллерийский и минометный обстрел наших боевых порядков, бомбовые
удары с воздуха и после этого — атаки, одна за другой.
Но наши люди продолжали стойко отражать бесчисленные
вражеские атаки... Душой бойцов были вездесущий полковник
Ключников и начальник политотдела БОБРа полковой комиссар
Лаврентий Копнов. Он всегда находился среди бойцов. Недавно
мы видели его на Ориссаареском плацдарме в самом пекле боя,
потом он участвовал в обороне Трийги, побывал на строящемся
укрепленном рубеже по реке Навести. И теперь опять с нами —
на переднем крае. Комиссар поражал нас своей бодростью,
отзывчивостью к бойцам и командирам. Он всегда отличался
опрятностью, подтянутостью.
В то тяжелое время это было нужно и очень важно!
Наши бойцы дрались за каждую пядь советской земли. Все
они до конца остались верны своему воинскому долгу.
Когда шли бои за последние рубежи на острове Сааремаа, я
с группой товарищей получил новое задание вести борьбу с
фашистскими захватчиками за пределами Советской Эстонии в
тылу врага.
Наш второй дивизион катеров Прибалтийского отряда
пограничных судов, главной задачей которого являлась охрана
государственной границы СССР на море от Клайпеды до
острова Сааремаа, дислоцировался на Лиепаю.
Обстановка в районе была неспокойной. Стремясь добыть
разведывательные данные о дислокации кораблей, береговых
укреплений и авиации, гитлеровцы проводили усиленное
фотографирование советского морского побережья. Действовали они
нахально и напористо. Однако не было случая, чтобы
нарушителям государственной границы СССР удавалось безнаказанно
проникнуть вглубь наших территориальных вод.
Начиная с конца апреля — начала мая 1941 года немецкие
транспорты перестали заходить в советские торговые порты, как
было раньше, когда почти ежедневно от элеватора в Лиепая
уходили в Германию суда, груженые зерном.
Чувствовался резкий перелом в обстановке. Фашисты, судя
по всему, лихорадочно готовились к решительной схватке
с нами — своим главным и самым ненавистным
противником...
Вторым дивизионом пограничных катеров командовал
капитан-лейтенант А. Д. Финочко. Это был очень энергичный и
подвижный человек. Уважали его моряки-пограничники прямо-
таки по-особенному, а вернее сказать — любили.
Замечательный был командир — душевный, спокойный, бесстрашный,
настоящий воин-моряк.
296
ПЕРВЫЕ БОИ
ПОГРАНИЧНИКОВ
БАЛТИКИ
Н. В. АНИКЕЕВ,
инженер-капитан 2 ранга
запаса
С большой теплотой и симпатией относились в дивизионе и
к военкому — батальонному комиссару А. И. Макарову,
человеку с кристально чистой душой коммуниста, горячим сердцем
большевика ленинской закалки.
Дивизион отличался высоким моральным и боевым духом,
политической зрелостью, отличной дисциплиной. Все задания
командования выполнялись четко, быстро, несмотря на
исключительно сложную обстановку на Балтийском морском театре.
В первые же минуты вероломного нападения гитлеровской
Германии на Советский Союз на долю матросов, старшин и
офицеров нашего дивизиона выпала на редкость сложная и трудная
задача по отражению атак противника с моря и воздуха.
Ночью 22 июня гитлеровцы перешли нашу государственную
границу на суше в районе Паланги. Два катера дивизиона в
это время несли службу по охране морской границы в районе
Клайпеда — Паланга. Старший группы лейтенант В. В. Лаври-
ков радиограммой доложил командиру дивизиона А. Д.
Финочко: «Немецкие войска перешли нашу границу в районе Паланги.
Паланга горит. Лавриков».
На дивизионе объявили боевую тревогу.
С наступлением рассвета 22 июня 1941 года фашистская
авиация начала бомбить аэродром, береговые батареи и другие
объекты в районе города Лиепая.
Личный состав дивизиона принял самое активное участие в
отражении налетов фашистской авиации, массированным
зенитным огнем мешая самолетам наносить удары по целям. Во
время одного из налетов зенитчики-комендоры сбили
фашистский бомбардировщик, открыв тем самым боевой счет
дивизиона.
Орудийные и пулеметные расчеты катеров продолжали 22 и
23 июня отражать налеты вражеской авиации, неся
одновременно охрану фарватеров — выходов из военной гавани и
торгового порта. В результате противнику не удалось заминировать
фарватеры и воспрепятствовать нашим кораблям и судам
выходить в море.
В 2 часа 30 минут 24 июня, по приказу командования Лие-
паяской базы, второй дивизион пограничных катеров в составе
семи единиц отошел на Вентспилс. При переходе на катера
налетели 10 фашистских бомбардировщиков. В отражении
вражеских самолетов участвовали все артиллерийские и пулеметные
расчеты. Особенно много пришлось потрудиться артиллеристам
и пулеметчикам катера, которым командовал старший
лейтенант Г. Ф. Минин. Этот катер одновременно атаковали три
фашистских стервятника, но благодаря мужеству, стойкости и
высокому боевому мастерству экипажа, особенно комендоров и
командира, бешеную атаку удалось отбить. Один из вражеских
самолетов, получив повреждение и сильно задымив, повернул в
297
сторону побережья. Остальные девять также легли на
обратный курс.
28 июня командование дивизиона получило приказание
произвести передислокацию катеров с Вентспилса на остров
Сааремаа. При переходе туда мы сопровождали группу судов,
следовавших в другие базы. Поскольку Ирбенский пролив был
заминирован немцами, командование дивизиона и капитаны судов
приняли решение идти в бухту Трийги через Соэла. Тем не
менее, не доходя примерно пять миль до поворота в пролив Соэла,
два наших судна подорвались на минах противника...
С прибытием на Сааремаа наш дивизион включили в состав
ОВР (Охрана водного района) КБФ. Катера выполняли
различные боевые задания, но в основном несли дозорную службу у
входа в пролив Соэла и в других районах острова, сопровождали
корабли и суда. Они участвовали в выводе на боевые позиции
наших подводных лодок и встречали их после выполнения
боевых задач.
Нам также приходилось ставить минные заграждения на
вероятных путях кораблей и судов противника. В подобных
операциях, как правило, участвовало большинство катеров дивизиона.
3 сентября 1941 года командир нашего дивизиона получил
приказание снять гарнизон с острова Рухну и доставить его на
Сааремаа. Для участия в операции были выделены два катера.
На одном из них находилось командование дивизиона.
Около 21 часа, когда корабли, сняв гарнизон с Рухну,
возвращались назад, на них налетели фашистские стервятники.
Бомбы врага угодили в цель. Так героически погибли оба
катера почти со всеми экипажами и штабом дивизиона. В этом
бою пали: командир дивизиона А. Д. Финочко, комиссар
А. И. Макаров, начальник штаба К. Н. Варламов, старшие
лейтенанты К. В. Долинин, Ф. И. Лысачев, воентехники 2 ранга
П. Г. Юрченко и С И. Павлов, старшина группы мотористов
Ф. К. Щербина и другие.
Во второй половине сентября 1941 года подразделения ОВР
перебазировались на остров Хийумаа. Здесь мы пробыли не
больше месяца. Во время сражения с превосходящими силами
противника в районе маяка Тахкуна на помощь к нам с
полуострова Ханко прибыли катера МО («малые охотники») и
другие корабли. Их пулеметно-артиллерийский огонь,
поддерживавший контратаки героев-моряков, не раз заставлял гитлеровцев
отступать. Затем катера и личный состав второго пограничного
дивизиона влились в ряды Краснознаменного Балтийского
флота и так же храбро и мастерски, как в первые дни,
воевали до полной победы.
В ТРУДЕ КАК В БОЮ
Географическое положение маленького эстонского острова
Осмуссаар с военной точки зрения чрезвычайно выгодно. По
меткому определению писателя Владимира Рудного, «... сама
природа поставила Осмуссаар возле эстонского побережья
часовым у входа в Финский залив».
Установленные на острове батареи дальнобойной морской
артиллерии совместно с батареями полуострова Ханко могли
надежно охранять вход в Финский залив и прикрывать стоянку
кораблей в порту Пальдиски.
План инженерного оборудования островов Моонзундского
архипелага предусматривал завершение на Осмуссааре работ
первой очереди лишь к концу 1941 года. Поэтому к началу
войны мы имели здесь в строю одну-единственную батарею
76-миллиметровых зенитных орудий под командованием старшего
лейтенанта Павла Леонтьевича Сырма. Главные же
артиллерийские системы — башенная и открытая батареи — находились в
начальной стадии строительства. Не были они укомплектованы
по нормам военного времени и личным составом. Особенно
неблагополучно обстояло дело с открытой батареей
130-миллиметровых орудий, материальная часть которой все еще
находилась на складах артиллерийского управления в Ораниен-
бауме.
299
НЕПОКОРЕННЫЙ
ОСМУССААР
Ф. С. МИТРОФАНОВ,
полковник в отставке, бывший
командир башни 314-й
береговой батареи
27 нюня, на пятый день войны, пушки для нее были, наконец,
доставлены. Сутки ушли на разгрузку транспорта и доставку
грузов к огневым позициям батареи. Прибывший представитель
артуправления флота, в обязанности которого входила
установка орудий, остался недоволен качеством строительных работ и
отсутствием подготовленного расчета.
— С неподготовленными людьми, да на такие непрочные
основания, пушки и за месяц не поставишь, — ворчливо заявил он
капитану Ивану Трофимовичу Клещенко, временно
исполнявшему обязанности коменданта Осмуссаара.
— Да ты что, старина, шутки шутишь? — вскипел
капитан. — Война идет, каждый час противника ожидать можно, а
он собирается месяц возиться с установкой пушек. Не выйдет!
Еще раз посмотрите, подумайте и через полчаса доложите
реальные сроки работ, — приказал капитан тоном, не
допускающим возражений.
Ровно через полчаса старый мастер докладывал:
— Больно основания плохи, товарищ капитан, да и опытных
людей маловато. Боюсь, что недели три проковыряемся. Дадите
подходящий народ — может и за две с половиной сделаем, а
раньше обещать не могу.
Отпустив старого мастера и посоветовавшись с политруком
батареи Василием Павловичем Усковым, Клещенко приказал
мне возглавить монтаж батареи.
— Придется поднажать, Федор Степаныч, — наказывал мне
Клещенко, обычно в разговоре наедине называвший нас,
младших офицеров батареи, не иначе, как по имени и отчеству. — Мои
разговоры с мастером ты слышал, обстановку сам
понимаешь. Не можем же мы просить немцев: — «Подождите, не
тревожьте нас, мы еще к войне не готовы». Береги каждую
минуту. Работы веди круглосуточно. Артиллеристов бери со своей
башни и в первую очередь тех, кто раньше служил на
стотридцатках. Строительные дефекты устраняй на ходу, не снижая
темпов монтажа. Имей ввиду, что старик не учел настроения людей
и личных качеств башенных артиллеристов. Люди будут
работать как звери. Учитывая все это, срок тебе на выполнение
работ — одна неделя.
— Одна неделя? — вскочил я. — Да это же невозможно...
— Все возможно, — поднялся Клещенко. — Выполняйте
приказ! — уже официальным тоном заключил капитан.
Спорить с «хозяином», как у нас за глаза называли
командира батареи, было делом бесполезным. Коль уж он приказал
сделать что-то и в такие-то сроки, значит, это под силу. Хитер,
смекалист и умен был командир батареи, далеко немолодой уже
человек, поднаторевший в своем деле по всем, как говорится,
статьям.
За ночь сформировали три бригады монтажников и одну
300
бригаду обслуживания. С утра начались работы. И в тот же
день был нарушен принцип трехсменности: отработав свое,
отказалась уйти на отдых первая смена рабочих и матросов. Их
примеру последовали плотники с такелажниками. Капитан
Клещенко, которому я доложил об этом, хитро прищурился.
Подумав, проговорил довольно:
— Так-так. А я о чем говорил? Ты уж эту «самодеятельность»
не прикрывай, не обижай людей... Но и не давай
злоупотреблять энтузиазмом. Надорваться могут сгоряча, выдохнуться.
В меру, батенька, в меру все!..
Завтракали, обедали и ужинали тут же, «на поле боя». Здесь
и отдыхали, — рядом в кустах можжевельника.
Работа спорилась. Через 104 часа, т. е. фактически за
четверо с небольшим суток, батарея была установлена, полностью
оборудована и подготовлена к стрельбе.
— Ну вот, — удовлетворенно подвел итоги капитан
Клещенко. — Так и доложим высокому начальству. А коли ты,
Федор Степанович, возводил эту фортецию, то тебе и
командовать ею, пока не сформируем батарейный расчет. Забирай со
своей башни подходящих тебе матросов, сержантов и начинай
готовить их к бою. Занятия и учения, будешь проводить в
нерабочее время. А днем, если позволит обстановка, продолжай
монтаж своей башни.
3 июля морская дальнобойная батарея 130-миллиметрового
калибра заступила на свою первую боевую вахту.
Окрыленные первой победой, рабочие и матросы с удвоенной
энергией продолжали строительно-монтажные работы на
башенной батарее главного калибра — № 314, которой и командовал
капитан И. Т. Клещенко. Там же служил и я.
Срок готовности батареи определялся титульным списком к
началу IV квартала 1941 года. Но в связи с аварией
единственного на Осмуссааре крана-деррика срок монтажа был удлинен
еще на три месяца. Обстановка, однако, с началом войны круто
изменилась. Нам было приказано демонтировать все подъемно-
крановое хозяйство в целях маскировки объектов
строительства, что решительно нарушало тщательно разработанную
заводом технологию монтажных работ. Подъем и установку
многотонных деталей пришлось производить с помощью обычных
домкратов, лебедок и хитроумных приспособлений,
придуманных по ходу монтажа умельцами-рабочими и матросами.
Ушел на фронт инженерно-строительный батальон капитана
Токарева, находившийся на острове, и мы сразу лишились
людей многих профессий. Пришлось рабочим и матросам
переквалифицироваться на ходу, трудиться за двоих. Все это, как будто,
должно было удлинить сроки монтажа. Но получилось наоборот.
Уже в августе, на пять месяцев раньше намеченных сроков,
прогремели над Финским заливом первые залпы батареи главного
301
калибра. Напряжение всех физических и духовных сил людей,
помноженное на смекалку, старательность и изобретательность,
возведенные в систему, сделали невозможное возможным.
Велика воля наших людей к победе!
1 сентября 314-я батарея 180-миллиметровых орудий
возвестила оглушительными залпами о своей готовности к бою.
Могучая и прекрасная, с отрегулированным как часы своим весьма
сложным и огромным хозяйством, она грозно царствовала над
подступами к Осмуссаару.
ОСМУССААР ВСТУПАЕТ В БОЙ
К началу сентября на Осмуссааре имелся вполне
боеспособный отдельный артиллерийский дивизион, который начал
формироваться еще в июле. Помимо 314-й и 90-й батарей в него
оперативно входила 509-я зенитная батарея.
90-й батареей я командовал недолго. Уже в конце июля на
Осмуссаар прибыл расчет батареи 45-мм пушек во главе с
капитаном А. И. Пановым. В короткие сроки батарейцы освоили
новую материальную часть, и Панов доложил о готовности
батареи к боевым действиям. Командовал осмуссаареским
артиллерийским дивизионом капитан Михаил Цепенюк,
начальником штаба был капитан Гавриил Кудрявцев, исключительно
деятельный командир, прекрасный артиллерист и душевный
человек.
Между тем, события на материке бурно развивались. Мы
знали о боях за Таллин и Пальдиски. Поэтому нас особо
беспокоила потеря связи со своим командованием береговой
обороны главной базы, в состав которой мы вошли с началом
войны. Мы не знали, что 28 августа наши войска оставили Таллин
и командование базы эвакуировалось в Кронштадт.
Решено было послать наш катер в Пальдиски для
выяснения обстановки и получения имущества связи.
29 августа катер вышел в море. При входе в бухту
Пальдиски моряки увидели огромную кучу металлолома в воде,
которой раньше не было. На берегу, почти у самой воды,
валялась перевернутой знакомая машина коменданта береговой
обороны главной базы полковника Кустова. На пирсе стояли
какие-то люди в синих комбинезонах. Они энергично
жестикулировали, предлагая катеру скорей подойти к причалу. Это вызвало
подозрения у начальника связи дивизиона, бывшего старшим
на катере. Он приказал рулевому изменить курс и идти к
пирсу острова Вяйке Пакри. Едва катер развернулся, как с
берега открыли пулеметный огонь.
Так мы узнали об эвакуации флота.
302
Вечером 1 сентября наши наблюдатели заметили на берегу
материка непонятные световые сигналы. Они повторились 2 и 3
сентября. Было решено высадить на побережье, в районе Пыысас-
пэа — Ригульди разведывательно-диверсионную группу, чтобы
выяснить обстановку на берегу. Кроме того, надо было
уничтожить три шхуны, строившиеся около пирса Пыысаспэа, а
главное — подорвать узел связи и вышку в лесу напротив нашего
острова, с которой хорошо просматривался в бинокль весь
Осмуссаар.
Люди горели желанием встретиться с врагом лицом к лицу.
До сих пор мы только раз имели дело с морским противником.
Это произошло 11 августа, когда наблюдательный пост
обнаружил на траверзе Осмуссаара подразделение фашистских
тральщиков, направлявшееся в сторону нашего минного заграждения.
Дальномерное хозяйство 314-й батареи главного калибра еще
не было полностью смонтировано. Дистанцию пришлось
определять на глаз. Решив, что до кораблей противника около 150
кабельтов, капитан Цепенюк приказал открыть огонь второй
башне, которая уже могла стрелять. После первых же
выстрелов фашистские тральщики легли на обратный курс,
отказавшись от намерения разведать минную обстановку.
В ночь на 5 сентября к южному пирсу Осмуссаара подошли
наш катер и прибывшее с Ханко гидрографическое судно
«Волна», вооруженная 45-мм пушкой. Приняв на борт пятьдесят
разведчиков-десантников, они отошли в сторону пирса Пыысаспэа.
Командовать операцией было приказано капитану Кудрявцеву.
Высадку десанта и последующие действия намечалось
произвести двумя группами. Первая, под командованием старшего
лейтенанта Давыдова, имела задачу разведать обстановку в
районе высадки, занять оборону и охранять пирс с катером и
обеспечить обратную посадку людей. В случае противодействия
противника ей предстояло отвлечь силы гитлеровцев от основной
группы, выполнявшей главную задачу, после чего она должна
была уничтожить три недостроенных шхуны. Вторая группа под
командованием Кудрявцева должна была вести разведку в
глубине, уничтожить узел связи в Пыысаспэа и деревянную вышку
в лесу.
«Волна» прикрывала своим огнем действия обоих групп.
Но все сложилось иначе. Сразу после высадки десанта,
прошедшей быстро и благополучно, группу Давыдова атаковал
значительный отряд гитлеровцев и оттеснил ее к морю.
Организовать оборону не удалось, и Давыдов вынужден был спешно
поджечь шхуны, посадить свою группу на катер и отойти под
прикрытие «Волны», не дожидаясь возвращения группы
Кудрявцева. Гидрографическое судно открыло огонь из пушки по
району пирса, где находились фашисты.
Услышав стрельбу у себя в тылу, капитан Кудрявцев выде-
303
лил две группы по пять человек под командованием Сердюка и
Кузнецова для уничтожения вышки и подрыва узла связи, а сам
с остальными краснофлотцами занял оборону на опушке леса.
Вскоре объекты были разрушены. В схватке с фашистским
дозором был ранен старшина Сердюк, прикрывавший своих людей
во время подрыва узла связи.
Начинался рассвет. Пирс, куда должен был вернуться
капитан Кудрявцев со своей группой, находился в руках
гитлеровцев.
Оценив изменившуюся обстановку, Кудрявцев решил
вывести отряд на мелководье, густо покрытое валунами, и посадить
бойцов на катер уже с воды. Однако, едва краснофлотцы
появились в заливе, «Волна», приняв их за гитлеровцев, открыла
по ним интенсивный огонь. С берега же наших десантников
обстреливали из пулеметов и автоматов гитлеровцы. Группа
Кудрявцева оказалась между двумя огнями.
Но неожиданно на одном из валунов появилась фигура
человека с двумя бескозырками в руках. Несколько секунд — и
сигнальщики с «Волны» поняли, что стреляют по своим... С
последним взмахом бескозырок человек рухнул в воду. Это был
матрос первой башни Сивожелезов, ценой собственной жизни
спасший отряд. Приняв сигнал, «Волна» немедленно перенесла
огонь на немецких автоматчиков. Наш катер подошел к кромке
мелководья и принял всех бойцов отряда Кудрявцева.
Смертельно раненный в грудь пулеметной очередью, краснофлотец
Сивожелезов был поднят на борт первым...
РАЗГРОМ ДЕСАНТА
6 сентября гитлеровцы начали первый штурм Осмуссаара.
Видимо, они рассчитывали, что этот маленький островок,
расположенный близко к материку, падет скорее других.
Едва занялся рассвет, как гитлеровцы открыли с материка
сильнейший артиллерийский огонь по Осмуссаару. Вначале
обстрел носил характер пристрелки, но вскоре на нас налетел
настоящий ураган из огня и железа. Остров затрясло от разрывов
тяжелых снарядов. Однако, мы быстро поняли, что противник
не знает точного расположения наших батарей и ведет огонь по
площади, рассчитывая на случайные попадания.
Капитан Цепенюк приказал до выяснения намерений
противника ответного огня не открывать, а начальник штаба
немедленно стал засекать огневые позиции вражеских батарей.
Минут через сорок наблюдатели доложили о появлении в
проливе двух отрядов десантных катеров. Один из 12 единиц,
направлялся к Осмуссаару со стороны пирса Пыысаспэа, другой
в составе 9 единиц — из района Ригульди.
304
На наших батареях все пришло в движение. Хотя мы и без
того сидели как на иголках, но весть о десанте гитлеровцев
всколыхнула всех. Вражеские снаряды не причиняли нам почти
никакого вреда, если не считать случайных небольших
разрушений. Они были бессильны сокрушить батарейные крепости из
бетона и броневой стали. Немцы сами лезли на рожон, и мы с
нетерпением ждали приказа об открытии огня.
Наконец он поступил. Остров, казалось, содрогнулся, когда
грозно и дружно рявкнули все наши батареи. Гул канонады
прозвучал погребальным звоном для фашистского десанта.
Большинство катеров с живой силой были разнесены вдребезги
после первых же орудийных залпов. Немногие из уцелевших
немедленно отвернули в сторону мелководья и выбросились там,
норовя спасти хоть часть десантников. Лишь единицам удалось
удрать обратно. Гитлеровские артиллеристы попытались
перенести огонь на обнаружившие себя островные батареи, но участь
морского десанта была предрешена. Капитан Кудрявцев
немедленно передал на батареи координаты засеченных
фашистских батарей. Несколько сокрушительных залпов — и
вражеские пушки стали замолкать одна за другой.
Интенсивность обстрела с материка быстро упала. На Осмуссааре
ликовали.
Все последующие дни гитлеровцы вели методический обстрел
острова из тяжелых орудий, подтянутых на наш участок. Они
пытались бомбить батареи с воздуха, но потеряв в единоборстве
с нашими зенитчиками несколько самолетов, от этой затеи
отказались.
Мы приступили к укреплению противодесантного
оборонительного пояса и строительству дополнительных блиндажей,
дзотов и т. п. Львиную часть работы приходилось проделывать
ночью, когда гитлеровские артиллеристы успокаивались, а
фашистская авиация бездействовала. Командиром осмуссаареского
гарнизона в это время стал капитан Евгений Конрадович Верж-
бицкий. М. Цепенюк получил новое назначение.
Юго-западней от нас шли ожесточенные бои с противником,
высадившимся утром 14 сентября на острове Муху. Два дня
раньше гитлеровцы, готовя вторжение, пытались провести мимо
Осмуссаара значительный конвой с войсками и техникой для
усиления своей группировки, захватившей остров Вормси.
Состоял он из четырех крупных транспортов, сопровождаемых
тральщиками и сторожевыми кораблями. Обнаружив конвой
противника на дистанции 130—150 кабельтов, мы нанесли по
нему огневой удар двумя батареями — Клещенко и Панова.
Дальномерщики сообщили о нескольких попаданиях.
Укрывшись плотной дымовой завесой, фашистские корабли легли на
обратный курс. То же произошло 21 и 29 сентября. Потеряв в
общей сложности четыре транспорта с живой силой и техни-
20 Таллин в огне
305
кой, гитлеровцы отказались от дальнейших попыток проводить
конвои мимо Осмуссаара.
Всякий раз в этих случаях они подвергали наш остров
мощным огневым налетам из района Пыысаспэа — Ригульди, а 29
сентября дополнили артобстрел сильной, бомбардировкой с
воздуха. Но ни снаряды, ни бомбы не смогли сокрушить
железобетонные укрепления Осмуссаара и стальную волю его
защитников.
СРАЖЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ...
Днем 21 сентября осколочная служба, организованная
капитаном Кудрявцевым, установила, что противник стал применять
против нас 170-миллиметровые снаряды стационарной морской
артиллерии. Гитлеровцы явно наращивали силы против нашего
острова и гарнизона.
Той же ночью — с 21 на 22 сентября мы ожидали с Ханко
транспорт «Вохи» с боезапасом для батарей, взрывчаткой,
прожектором и минами, а также другим, необходимым для нас
имуществом. «Вохи» прибыл с большим запозданием —под утро,
был обнаружен фашистами и обстрелян. С материка южный
пирс хорошо просматривался противником, и как только судно
причалило к пирсу, немцы усилили обстрел. Впервые попавшая
в такую переделку команда транспорта растерялась. Грохот
разрывов, вой разлетающихся осколков, бушующее пламя, крики —
«Сейчас будет взрыв!» вынудили часть команды искать спасение
на острове. Оставшиеся на судне несколько человек под
руководством старика-эстонца, механика судна, безуспешно боролись
с огнем.
Град осколков не давал нашим бойцам, укрывшимся в
прибрежном карьере, не только приступить к разгрузке, но и
оторвать голову от земли. «Вохи», начиненный доотказа
взрывчаткой, горел как свеча. Страшный взрыв мог грянуть в любое
мгновение. На глазах у всех гибло драгоценное имущество, так
необходимое нам.
В эти критические секунды прозвучал голос нового
командира гарнизона капитана Вержбицкого:
— Коммунисты и комсомольцы, за мной!
Он поднялся с земли и бросился к объятому огнем судну. В
тот же момент из-за валунов и из прибрежного карьера начали
выскакивать матросы-артиллеристы и,побежали вслед за
командиром. Часть краснофлотцев стала бороться с огнем, помогая
механику «Вохи», остальные взялись за разгрузку судна. От
транспорта до берега протянулась живая цепочка людей, и
трюмы «Вохи» стали быстро пустеть. Несколько раз фашист-
306
ские снаряды разрывали эту цепочку, но на места погибших
вставали новые бойцы, и разгрузка продолжалась. Мы потеряли
убитыми шесть человек, трое, в том числе моторист прибывшего
прожектора, получили ранения, но весь груз удалось спасти.
В то же время продолжалась яростная борьба с огнем. Но
ликвидировать пожар так и не удалось. Как только закончилась
разгрузка, последовала команда — оттолкнуть судно от пирса.
Превратившийся в пылающий костер транспорт, покачиваясь на
волнах, отошел по ветру от берега метров на четыреста и
затонул...
12 октября служба наблюдения острова Хийумаа
обнаружила на острове Вормси скопление войск и десантно-высадоч-
ных средств гитлеровцев. Комендант Северного укрепленного
сектора полковник Константинов вызвал огонь нашей 314-й
башенной батареи по квадрату, где скапливались войска и техника
фашистов, готовивших десант на Хийумаа.
При расчете исходных данных для стрельбы выяснилось, что
запаса дальности для обстрела квадрата не хватает. Чтобы
добиться желаемых результатов, пришлось искусственно повышать
температуру зарядов. Это было чревато опасными
последствиями, но обстановка требовала идти на риск.
Стрельба оказалась удачной. Гитлеровцам, судя по всему,
пришлось отменить вторжение на Хийумаа со стороны Вормси.
Полковник Константинов объявил благодарность личному
составу стрелявшей батареи.
ФЛАГ НАД ОСТРОВОМ
После двухмесячной бомбардировки Осмуссаара с материка
и воздуха и многократных попыток разрушить наши
оборонительные сооружения, фашисты, видимо, решили, что моральный
дух островного гарнизона подорван, материальные ресурсы
исчерпаны или находятся на исходе. Свидетельством тому явился
наглый ультиматум, который мы получили от командующего
группой немецких войск в Эстонии генерал-адмирала Карлса.
«Их превосходительство», отметив героизм и мужество
защитников «брошенного на произвол судьбы островка», и с честью
выполнивших, по его мнению, свой воинский долг, не моргнув
глазом, огорошил нас утверждением: «Осмуссаар блокирован
нашими подводными лодками, мы имеем возможность уничтожить
вас вместе с островом».
Сообщив, что Ленинград взят «доблестными войсками
фюрера», а Москва окружена, генерал-адмирал сделал вывод, что
дальнейшее кровопролитие бессмысленно, и призвал к
«благоразумию», обещая всем «достойное» обращение в плену, жизнь
20*
307
и хорошее питание. На раздумье нам отводился день: к 12 часам
5 ноября мы должны были вывесить на маяке белый флаг и
собраться без оружия в юго-восточной части Осмуссаара...
Часа через полтора после получения ультиматума над
островом появились фашистские самолеты. С неба посыпались бомбы
и тысячи листовок. Одновременно открыли огонь немецкие
батареи из района Пыысаспэа. Мы поняли: гитлеровцы
подтверждали тем самым свою готовность уничтожить нас «вместе
с островом».
Вечером повсюду состоялись собрания личного состава:
обсуждался фашистский ультиматум. Осмуссаарцы изощрялись в
остротах по адресу незадачливого генерала.
Флаг решено было вывесить. Почетное право изготовить и
вывесить его получил расчет первой башни 314-й батареи.
Плотники во главе с Куприяновым стали сооружать громадную мачту
флагштока, установить которую решили возле церкви.
Плотники работали всю ночь. К утру огромное полотнище
флага, на изготовление которого пошли все шелковые запасы
Военторга, было готово. Ровно в 12 часов дня, как и требовал
генерал Карле, наш Советский красный флаг взвился над
островом. А чтобы у гитлеровцев не оставалось никаких сомнений
насчет «благоразумия» защитников Осмуссаара, все батареи
открыли ураганный огонь по заранее засеченным вражеским
точкам и вели его в течение пяти минут.
Видимо, столь дерзкий ответ защитников крохотного
островка обескуражил гитлеровцев — они даже не сразу ответили
на наш вызов. Но вскоре растерянность сменилась звериной
злобой: началась самая яростная с начала войны
бомбардировка Осмуссаара. Несколько дней бушевала над островом
огненно-свинцовая вьюга. С утра и до глубокого вечера гремели
разрывы артиллерийских снарядов. Остров содрогался от
чудовищных ударов. Но потерь в гарнизоне было мало. Вновь и вновь
подтверждалась старая истина: больше пота — меньше крови!
Были, конечно, отдельные разрушения, завалы, были оглохшие,
контуженные, но убитых было мало!
Утром 14 ноября дальномерщики 314-й батареи обнаружили
на подходах к Осмуссаару 18 десантных катеров. Нам уже были
знакомы такие катера специальной конструкции, и мы
прикинули: 18 единиц — это что-то около тысячи солдат с легким
вооружением.
И вновь нас поразили наглость и самоуверенность фашистов:
не разведав состояния нашей обороны, они полезли напролом.
Гитлеровцы посчитали, что десятидневная бомбардировка
Осмуссаара решила участь наших батарей.
Мы напряженно ждали приближения противника. На
дистанции 60—65 кабельтов катера сделали поворот, разделились на
три отряда и устремились к нашему побережью.
308
По Осмуссаару пробежал, как бы, электрический импульс —
боевые посты приняли команду: «По десанту врага — огонь!»
И снова заговорили наши батареи. Первыми открыли огонь
зенитчики старшего лейтенанта Сырмы. Их гранаты с треском
рвались над десантниками. Тоном ниже ухнули
130-миллиметровые орудия капитана Панова, и непреодолимая стена воды
выросла перед фашистскими катерами. Последней вступила в бой
тяжелая 314-я батарея капитана Клещенко.
Десант противника был разбит на подходах к острову. От
всплесков кипело море. Вражеские катера метались из стороны
в сторону, взрывались, переворачивались вверх днищем,
налетали друг на друга. А Осмуссаар, крохотный неприступный
остров, который, казалось, весь обуглился от артиллерийского
огня и бомбардировок, продолжал изрыгать огонь и сталь.
В довершение боя, в небе появились советские истребители,
прилетевшие с Ханко.
На бреющем полете они прошлись над десантом,
расстреливая врага огнем своих пушек и пулеметов...
Разгром десанта был полный. Поверхность воды покрылась
телами плавающих фашистов, напоминавших в своих светло-
зеленых шинелях огромных лягушек.
Мощная артиллерийская оборона, созданная руками
защитников острова, отличная выучка артиллерийских расчетов,
высокое мастерство управляющих огнем, мужество защитников
острова сделали свое дело — вторая и последняя попытка
фашистов покорить Осмуссаар потерпела неудачу.
Гитлеровцы применили всякие средства для подавления
гарнизона, для уничтожения боевой техники, но ни подавить, ни
разрушить, ни захватить остров не смогли.
Несмотря на трудные условия, изолированность гарнизона,
огромное напряжение людей, настроение защитников острова в
течение всего периода обороны оставалось бодрым и уверенным.
Иначе не могло и быть. Любовь к Родине, преданность
ленинской партии и народу, верность воинскому долгу руководили
действиями наших людей, самоотверженно выполнявших свою
боевую задачу.
Героические подвиги гарнизона острова Осмуссаар,
проявленные в труде и боях с превосходящими силами врага,
увенчались успехом — остров не сдался врагу, а его гарнизон,
непобежденный в бою, оставил свой боевой пост только по приказу
Верховного командования.
Мужественный подвиг защитников Осмуссаара войдет в
историю Краснознаменного Балтийского флота как образец
несгибаемого мужества и массового героизма советских людей,
проявленных в борьбе с фашистскими захватчиками.
СОДЕРЖАНИЕ
Часть первая: У СТЕН ТАЛЛИНА
Л. Н. Ленцман. Подвиг воинов никогда не будет забыт 9
И. М. Любовцев. Славная страница истории . . 18
Е. М. Мирошниченко. Четверть века назад . . 28
В. Ф. Трибуц. Балтийцы защищают Таллин . . 37
А. Н. Кузьмин. Город готовится к обороне . . ... . . 56
В. М. Крылов. Лицом к лицу с врагом . . 62
Н. К. Смирнов. Они стояли на смерть 68
И. Т. Козлов. Мы выполнили свой долг 75
Ф. И. Карасев. Бой ведут морские пехотинцы 79
И. Г. Романенко. В небе Эстонии ... 85
Г. А. Макаров. Огневой щит Таллина . . . 91
А. А. Сагоян. Морские артиллеристы ... 96
Н. И. Скородумов. Незабываемое ... 102
И. В. Ечин. Сокрушающий огонь береговых батарей . . 107
А. Г. Миролюбов. Неутомимые зенитчики . . 113
И. И. Пауль. Боевой путь эстонского народного ополчения . . . 128
М. Н. Старых. Истребители 137
Н. М. Транкман. На Нарвском перешейке . .146
И. И. Пауль. Таллинцы помогают фронту . . .155
Я. Г. Райд. Братство, скрепленное кровью ... . 160
Б. В. Румянцев. Штурманы прокладывают курс.... .168
В. И. Ачкасов. Прорыв на Кронштадт ... .175
П. Д. Бублик. Через Эстонию по тылам врага .... .184
Часть вторая: КРЕПОСТЬ В МОРЕ
Т. М. Зубов. Архипелаг мужества . . 195
И. Г. Святов. В ту суровую пору .210
В. М. Харламов. Любовь и горе мое, Моонзунд 215
С. С. Навагин. Крепость в море . . 228
М. Г. Чебыкин. Впервые в истории... . 236
М. Д. Артюгин. Друзья-пулеметчики . . 243
П. Ф. Гузов. «Чайки» штурмуют врага 250
|С. Я. Колегаев. Когда грянула война... . . 263
И. Д. Супиченко. Жестокие бои на полуострове Сырве . 266
Г. И. Тилижинский. Память солдатская . . 269
А. Б. Столяров. До последнего патрона 276
Н. И. Пустовалов. Мы сделали все, что могли .... 284
Д. А. Овсянников. Верные воинскому долгу 289
Н. В. Аникеев. Первые бои пограничников Балтики . . . 296
Ф. С. Митрофанов. Непокоренный Осмуссаар 299
ТАЛЛИН В ОГНЕ. Сборник
воспоминаний участников обороны Таллина и
Моонзундского архипелага 7 июля — 2
декабря 1941 года
Художник И. П л о о м п у у. На русском
языке. Издательство «Ээсти Раамат»,
Таллин, Пярнуское шоссе, 10.
Редактор А. Нугис. Художественный
редактор Л. Круусмаа. Технический
редактор Р. Лиллема. Корректоры
Е. Бахверк и К. Микк.
Сдано в набор 25. VIII 1969. Подписано в
печать 5. II 1970. Бумага № 1 — Лигатнеская
бумажная фабрика, Латвийская ССР,
54Х84/16. Печатных листов 19,5. Условно-
печатных листов 16,4. Учетно-издатель-
ских листов 19,23. Тираж 2000. МВ-01465.
Заказ № 2624. Типография «Пунане Тяхт»,
Таллин, ул. Пикк, 54/58. Цена руб. 1.09.
1-6—5