В. А. Кузнецов

Посвящаю светлой памяти выдающихся
ученых-кавказоведов XX века Василия
Ивановича Абаева и Евгения Игнатьевича
Крупнова,
Автор
Отсканировано 23 ноября 2012 года
специально для эл. библиотеки паблика
«Бєрзєфцєг» («Крестовый перевал»).
Скангонд єрцыд
2012 азы 23 ноябры
сєрмагондєй паблик «Бєрзєфцєг»-ы
чиныгдонєн.
http://vk.com/barzafcag

ВЛАДИКАВКАЗСКИЙ научный центр РАН
И ПРАВИТЕЛЬСТВА РЕСПУБЛИКИ СЕВЕРНАЯ ОСЕТИЯ-АЛАНИЯ
Институт гуманитарных и социальных исследований
им. В. И. Абаева
В. А. Кузнецов
Эльхотовские
ворота
в X - XV веках
Владикавказ-2003

Институт выражает благодарность администрации
Кировского района и ее главе Б.Д. Накусову за финансовую
помощь в издании книги.

ОТ АВТОРА
Предлагаемая работа посвящена далекому прошлому небольшого
района Северной Осетии — так называемым Эльхотовским воротам
(осет. «Арджи-нараг»). Но, разумеется, дело не в масштабности изу-
чаемой территории, а в ее исторической значимости. Средневековые
Киев и Москва территориально были незначительными локальными
пространствами, но сыграли выдающуюся роль в становлении и раз-
витии Российского государства и Украины как консолидирующие цен-
тры. Им по справедливости посвящена огромная литература.
В последние годы в российской археологии возникло понятие архео-
логического микрорайона, теоретические и методологические основы
которого обсуждаются (1, с. 43—75; 2, с. 115—130; 3, с. 150—153) и
уже применяются. На Северном Кавказе первым опытом подобного
рода может быть многолетнее исследование древностей Кисловодской
котловины, инициированное Г. Е. Афанасьевым и недавно обобщенное
Д. С. Коробовым (4, с. 44—45), в результате чего здесь выявлено более
500 памятников. Археологические исследования в районе Эльхотовских
ворот сходной картины концентрации памятников на столь ограни-
ченной территории не дали. Тем не менее кажется возможным гово-
рить об Эльхотовских воротах эпохи средневековья как особом исто-
рико-археологическом микрорайоне Северной Осетии, содержащим
крупные и исключительно важные объекты. Без их осмысления и на-
учной интерпретации история Северной Осетии вплоть до XV в. не
может быть полной.
Интересующая нас территория получила имя Эльхотовских ворот
по названию крупного осетинского села Эльхотово, возникшего в 1838 г.
в ходе переселения осетин из горных ущелий на равнину. Это название
современное. Более древним является название «урочище Татартуп»,
в первой половине XIX в. носившее еще второе название Бекхан (5,
с. 106, со ссылкой на «Терские ведомости»). Эти сведения достовер-
ны, ибо в местной микротопонимии сохранилось название Бекан. В
первичной форме Бекхан мы имеем контаминацию двух восточных фе-
одальных титулов бек и хан, что может в топонимическом контек-
сте указывать на особую роль данной местности в феодальную эпоху,
скорее всего при Золотой Орде в XIII—XV вв. Явно еще более репрезен-
тативным и социально адекватным можно считать название Татар-
тупа «Уллу Маджар» (6, с. 33), что означает «Малый Маджар».
«Большой Маджар» широко известен в литературе, находится в до-
лине р. Кумы (совр. Буденновск) и был крупнейшим золотоордынским
городом Северного Кавказа. Подобная почетная номинация должна
была иметь реальные исторические основания. И это действительно
так: Татартуп упоминается в героическом нартском эпосе, а в XIX в.
в урочище Татартуп собирался авторитетный народный суд (напри-
5

мер, там судили кабардинцев Кефишевых, 7, с. 28 и т. д.). На горе над
Татартупом располагалось крупное и почитаемое святилище, на ко-
торое перешло название города (8, с. 18), Татартупом клялись. Воен-
но-стратегическое положение Татартупа было замечено русским ко-
мандованием — в конце XVIII в. здесь находилось укрепление с гарни-
зоном (9, с. 39). По свидетельству Г. А. Кокиева, через Татартуп ле-
жал один из главных торговых путей, соединявших Восточный Кавказ
с Западным и функционировавший до XVIII в., когда осетины торго-
вали с русскими в Кизляре и Моздоке (10, с. 211-212).
Эльхотово находится при выходе Терека на Предкавказскую рав-
нину. Это действительно «ворота» — место прорыва Терека на север
через невысокий и лесистый Терско-Сунженский хребет с высотными
отметками до 926 м (г. Заманкул). Длина долины около 8,5 км, ши-
рина до 3 км, но в северной части она сужается и представляет уз-
кое дефиле между рекой и склонами гор. Здесь всегда пролегали и про-
легают пути, ведущие на север и на юг, в частности в Дагестан,
Азербайджан и в Грузию, через три наиболее доступных перевала:
Крестовый (2388 м), Мамисонский (2852 м) и Рокский (2922 м). От-
сюда понятно выгодное местоположение Эльхотовских ворот, причем
здесь возможно пересечение нескольких древних дорог. Близ южного
«устья» в Терек впадают реки Ардон, Урсдон, Дур-Дур, Камбилеевка
и Архонка, они защищают микрорайон Эльхотовских ворот с юга. Та-
ким образом, местность естественно изолирована и защищена с юга
руслами рек, с запада и востока — горным хребтом, с севера узкое де-
филе было несложно перекрыть фортификационными сооружениями,
поставив здесь гарнизон.
Существенно, что властители Эльхотовских ворот имели воз-
можность как контроля путей, проходивших через их территорию,
так и опосредованных контактов со странами и культурами Закав-
казья, Ближнего Востока, Малой Азии, Восточной Европы. Резуль-
тат очевиден — получение более или менее стабильных доходов и
экономических выгод, стимулировавших накопление материальных
ценностей и социальную дифференциацию. Далее мы увидим, что
так и было. В свою очередь, это поможет осознать ту крупную
роль, которую Эльхотовские ворота сыграли в истории северокав-
казской Алании, особенно ее восточной части, и в эпоху господства
Золотой Орды.
В основу работы легли материалы, полученные в ходе археологиче-
ских исследований в Эльхотовских воротах, осуществленных Северо-
кавказской археологической экспедицией (СКАЭ) Института археоло-
гии АН СССР и Северо-Осетинского научно-исследовательского ин-
ститута при активном участии автора. Инициатором и организато-
ром этих исследований был Е. И. Крупное, а одним из основных про-
изводителей работ — О. В. Милорадович. Не могу здесь не назвать
также имя обаятельного и рано ушедшего из жизни Т. Б. Тургиева.
Без позитивного вклада этих людей данный труд был бы невозможен.
6

Со времени раскопок СКАЭ в районе Эльхотовских ворот прошло
более 40 лет. Уже в 60-х годах 20 века были опубликованы информа-
ционные статьи и краткие отчеты о результатах полевых работ,
часть материалов введена в научный оборот. Более обстоятельные
публикации осуществлены основным исследователем городища Татар-
туп — Верхний Джулат О. В. Милорадович. Она по праву должна бы-
ла подготовить обобщающий труд о Верхнем Джулате, и О. В. Ми-
лорадович такую работу начала с анализа керамического материала,
но не успела ее завершить. О. В. Милорадович постоянно посвящала
меня в свои наблюдения и выводы относительно керамики, и я их в
своей работе использую. После кончины О. В. Милорадович я подгото-
вил крупную монографию о Верхнем Джулате (1993), но издать ее не
удалось. Между тем, в 1999 г. вышла в свет книга А. Агнаева и
М. Андиева (11), в которой история Эльхотово и Эльхотовских ворот
начинается с 1775 г. — с письма астраханского губернатора П. Кре-
четникова (где он упоминает, кстати, город Татартуп близ урочища
Бештамак, или Пяти горловина и предлагает, «не замешкавшись, на-
чать население в Татартупе под претекстом веры и возобновления
разоренных церквей, кои неоспоримо там есть», а сам город «делает
лучшую дорогу в Грузию»; 12, с. 314). Одно это свидетельствует о не-
обходимости публикации историко-археологического исследования о
районе Эльхотовских ворот в эпоху раннего и позднего (золотоордын-
ского) средневековья. Вместе с тем я имею цель и более широкую. В
1990 г. вышла моя монография «Реком, Нузал и Царазонта» (13), ос-
вещавшая некоторые вопросы средневековой истории и археологии вы-
сокогорной зоны Северной Осетии. Благожелательным рецензентом
этой монографии был В. И. Абаев, оказавший тем самым мне большую
честь. В предлагаемой здесь работе сделана попытка коснуться той
же эпохи вплоть до XV в. на территории равнинно-предгорной зоны
и в совокупности с монографией 1990 г. нарисовать некую цельную
картину, происходившее в горах и на равнине во многом различно. Не-
обходимость обращения к этому «темному», слабо изученному перио-
ду давно назрела, но он остается мало популярным в историографии
Осетии: увлечение скифо-аланской древностью дает о себе знать.
Наиболее ранние археологические памятники Эльхотовских во-
рот — поселение и могильник кобанской культуры Х—ХН вв. до н. э.
(14, с. 11—36; 15, с. 45—51) — здесь не рассматриваются, и я упоми-
наю о них для того, чтобы подчеркнуть благоприятность и привлека-
тельность этого района для жизни с глубокой древности.
Я был бы по меньшей мере неосторожен, если бы не предупредил
читателя о гипотетическом, а иногда и интуитивном характере
некоторых предлагаемых ниже исторических реконструкций и по-
строений. Здесь будет кстати привести парадоксальные суждения
великого писателя и глубокого знатока истории Анатоля Франса:
«Историк судит произвольно, согласно своему вкусу и характеру,
словом, как художник. Ибо факты сами по себе, по своей природе,
1

не делятся на факты исторические и неисторические. Каждый
факт есть нечто бесконечно сложное. Может ли историк пред-
ставить факты во всей их сложности? Это невозможно. Он пред-
ставляет факты очищенными от всех их частностей, то есть об-
наженными, упрощенными, не теми, каковы они были. Что же до
соотношений между фактами — не будем лучше об этом говори-
ть...»
Оценка А. Франса может показаться чрезмерно суровой и песси-
мистичной, но по существу она справедлива: в одних случаях мы
слишком многого не знаем и не в силах уловить все необходимые вза-
имосвязи, в других — исторические реконструкции и оценки далеко-
го прошлого слишком субъективны и не обеспечены достаточно ре-
альными фактами. И все же основания для оптимизма есть: фонд
источников постепенно пополняется, исследовательская мысль со-
вершенствуется, приходят новые методы познания. Смысл научно-
го исследования заключается в беспристрастном и объективном по-
знании, и эту бесспорную истину можно подкрепить словами друго-
го замечательного французского писателя и мыслителя Эрнеста Ре-
нана: «Я пишу для того, чтобы предложить свои идеи вниманию лю-
дей, ищущих истины».
Литература и источники
1. Жук А. В. Генезис идеи археологического микрорайона. Археологичес-
кие микрорайоны Западной Сибири. Омск, 1997.
2. Троицкая Т. Н., Бородовский А. П. Система и структура микрорайониро-
вания археологических памятников на реке Уени (Новосибирское При-
обье). Там же.
3. Худяков Я. С. Табатский археологический микрорайон. Там же.
4. Коробов Д. С Некоторые итоги работ Кисловодского археологического
отряда в 1996-1999 гг. Практика и теория археологических исследова-
ний. М., 2001.
5. Омельченко И. Л. Терское казачество. Владикавказ, «Ир», 1991.
6. Бакиханов Абас-Кули-Ага. Гюлистан Ирам. Баку, 1926.
7. Сказание о братьях Ешаноковых. СМОМПК, вып. 12, Тифлис, 1891.
8. Семенов Л. П. Татартупский минарет. Дзауджикау, 1947.
9. Осетины во 2 половине 18 века по наблюдениям путешественника
Штедера. Орджоникидзе, 1940.
10. Кокиев Г. Некоторые исторические сведения о древних городищах Та-
тартупа и Дзулата. Записки Северо-Кавказского краевого горского На-
учно-исследовательского института, т. 2, Ростов-Дон, 1929.
М.Елхот. Исторический очерк. Владикавказ, «Ир», 1999.
8

12. Представление астраханского губернатора П. Кречетникова о Малой
Кабарде, с изложением его мнения о политике по освоению этого края.
Кабардино-русские отношения в 16—18 вв., т. 2, М., 1957.
13. Кузнецов В. А. Реком, Нузал и Царазонта. Владикавказ, «Ир», 1990.
ХА.Деопик Д. В., Крупное Е. И. Змейское поселение кобанской культуры.
Археологические раскопки в районе Змейской Северной Осетии. Орд-
жоникидзе, 1961.
15. Чшиев В. Т. Эльхотовский могильник кобанской культуры — новый па-
мятник истории Северной Осетии эпохи поздней бронзы (некоторые
материалы раскопок 1996-1998 гг.) МИ АР 3. Северный Кавказ: исто-
рико-археологические очерки и заметки. М., 2001.
9

ГЛАВА I
ОБЛАСТЬ АРДОЗ,
УАЛЛАГИР, ДАЛЛАГИР
Выгодное географическое положение Эльхотовских ворот непо-
средственно соотносится с Осетинской (Владикавказской) равни-
ной. Поэтому историко-археологические проблемы Эльхотовских
ворот должны рассматриваться во взаимосвязи и взаимодействии
со средневековым историко-археологическим комплексом осетин-
ской равнины. Такой подход обуславливает необходимость хотя бы
краткого, «постановочного» обсуждения проблемы исторической
области Ардоз, тем более что в литературе эта проблема по сущест-
ву не рассматривалась.
Область Ардоз и ее локализация
Догосударственное племенное объединение, а затем раннефео-
дальная государственность алан занимали обширную территорию в
центральной части Кавказа, и мы вправе думать, что эта террито-
рия не представляла в этническом и политическом отношении еди-
ного монолита. В одной из последних публикаций мной вновь по-
ставлен вопрос о дихотомной этнополитической структуре Алании
(1, с. 176-180), но можно априорно допускать, что внутренняя
структура Алании этим не исчерпывалась. Применительно к хрис-
тианизации Алании и созданию в ней церковной организации, что
бесспорно, я расчленил обширную территорию Аланской епархии
на 5 более мелких церковно-административных единиц — еписко-
пий (2, с. 40—52), подчиненных единому центру. Епископии могли
соответствовать крупным феодальным владениям (по русской тер-
минологии княжествам), но прямых сведений об этом в источни-
ках нет, и здесь мы вступаем в сферу шатких абстрактных пред-
положений. Однако в общеисторическом плане не следует прене-
брегать длительным и глубоким влиянием Византийской империи,
распространившей среди алан православное христианство и стре-
мившейся прочно привязать их к себе в качестве военных союзни-
ков. Известны факты пожалования представителям аланской соци-
альной верхушки византийских придворных государственных чи-
нов (3, с. 57-58). Сама Византия в конце IX в. была разбита на 25
провинций-фем, в середине X в. — на 31 фему (4, с. 96). Вспомним
также Киевскую Русь, в XII—XIII вв. состоявшую из ряда княжеств,
подробно рассмотренных Б. А. Рыбаковым (5). Помимо изложен-
10

ных общих соображений существуют и более конкретные, хотя до-
вольно расплывчатые данные. Так, в золотоордынскую эпоху ис-
точники упоминают на Центральном Кавказе «область Джулат»
(6, с. 175), о которой мы будем говорить ниже. В генеалогическом
труде П. Долгорукова упоминаются грузинские князья Церетели
«осетинского происхождения», предки коих в Осетии были владе-
телями «округа Цадаари» и, спасаясь от нашествия Тамерлана в
1395 г., бежали в Грузию (7, с. 476). Где находился округ Цадаари
и что он собой представлял — неизвестно, как неизвестны источ-
ники П. Долгорукова. Наконец, в VII в. в «Ашхарацуйц» фигуриру-
ет «область Ардоз». Локализация и историко-археологическая ин-
терпретация этой области представляются настолько значительны-
ми, что на данных вопросах следует остановиться подробнее.
Итак, в новом списке «Армянской географии» «Ашхарацуйц» го-
ворится: «в области Ардоз Кавказских гор живут Аланы, откуда те-
чет река Армна, которая, направлялась на север и пройдя бесконеч-
ные степи, соединяется с Атлем. В тех же горах за Ардозцами живут
Дачаны, Двалы, Цехойки, Пурка, Цанарка, в земле которых находят-
ся ворота Аланские...» (8, с. 30). Подчеркнем, что в подробном и для
средневекового Кавказа беспрецедентном перечне народов Сарма-
тии (территорий к востоку и югу от Танаиса-Дона — В. К.) под но-
мером 20 назван народ Аргозы (8, с. 28), что фактически идентично
населению области Ардоз — «Ардозцам». Таким образом, в данном
источнике этнос «ардоз» назван дважды, и это вряд ли случайность.
В то же время жители области Ардоз в источнике названы ала-
нами. Видимо, этноним «ардоз», ставший названием местности,
обозначал одно из аланских племен VI—VII вв. сарматского проис-
хождения: в «Истории Армении» Моисея Хоренского (V в.) есть из-
вестное повествование об аланской царевне Сатиник, вышедшей
замуж за армянского царя Арташеса. После смерти отца Сатиник в
«стране аланов» началась борьба за власть. По приказанию Арташе-
са армянский полководец Смбат с войском идет на помощь брату
Сатиник в Аланию, громит его врагов и приводит многих пленных
алан в Арташат (столица Армении на р. Араке — В. К.). Арташес
приказал поселить пленных алан в Шаваршаканском гаваре, полу-
чившем новое название Артаз, «ибо и земля, откуда приведены бы-
ли пленные, и поныне называется Артазом» (9, с. 32). Тот же рас-
сказ, вероятно заимствованный у М. Хоренского, находим у авто-
ра VII в. Мовсеса Каганкатваци (10, с. 26).
Нет особых сомнений в том, что Артаз в Армении идентичен на-
званию области Ардоз на Северном Кавказе.
Свидетельство «Ашхарацуйц» о том, что жители «области Ар-
доз» - аланы, подкрепляется иранским названием реки Армна, те-
кущей через Ардоз (11, с. 17). Какая современная река может соот-
ветствовать древней реке Армна? От этого отождествления зависит
локализация области Ардоз.
11

В 1903 г. И. Маркварт высказал мнение, что река Армна — совре-
менный Терек в верхнем течении (12, с. 170). Я согласен с И. Марк-
вартом, так как его вывод материально подтверждается реликтовым
гидронимом «Армхи» (восточный приток верхнего Терека), где
древнеиранская основа «арм» сопровождается ингушским «хи» —
вода (13, с. 87). Таким образом, на территории области Ардоз река
имела древнеиранскую номинацию. В «Ашхарацуйц» упомянута ре-
ка Алонта (8, с. 30), т. е. река алан — Аландон, также отождествля-
емая исследователями с Тереком (14, с. 334; 15, с. 407). В частнос-
ти Б. А. Дорн в своем комментарии писал, что Алонта — рукав Те-
река, который Гюльденштедт называл «Быстрая» и что к югу от
Алонта жили Алонды/Олонды (14, с. 334). В другом пассаже Дорн
отмечает, что согласно Клапроту и Доссону Терек у Плиния (I в.
н. э.) назван Дириодорис, а один из рукавов Терека назывался Дур-
Дур (водоворот по Дорну), «что имеет замечательное сходство с Ди-
риодорис» (14, с. 205). Б. А. Дорн не знал другой и не менее заме-
чательной параллели — один приток Терека по сей день имеет на-
звание Дурдур. Добавим, что в «Географическом руководстве» Клав-
дия Птолемея (II в. н. э.) также фигурирует река Алонта, текущая из
гор Кавказа на север до пределов Албании (16, с. 79). В любом слу-
чае мы имеем дело с гидронимией древнеиранского происхождения,
восходящей к первым векам нашей эры и, вероятно, связанной с
расселившимися в Притеречье сарматскими племенами.
Исходя из вышеизложенного, я полагаю, что если Терек в верх-
нем течении именовался Армна, название Алонта-Аландон он мог
носить скорее всего не в нижнем, а в среднем своем течении, от из-
лучины в районе г. Майский и городища Нижний Джулат. Здесь
правый высокий берег Терека покрыт сплошной цепью аланских
«земляных» городищ с мощными культурными слоями, позволяю-
щими допускать возникновение городищ еще в сарматское время
(с первых веков н. э. - 17, с. ПО, 112, 119, 125 и др.). Плотность
сармато-аланского населения здесь была настолько высокой и ста-
бильной, что сведения античных географов первых веков н. э. вну-
шают нам полное доверие.
Тем самым мы принимаем как достаточно достоверное свиде-
тельство «Ашхарацуйц» о том, что в VII в. обитатели области Ардоз
были аланами сарматского происхождения. Где именно в верхнем
течении Терека существовала в I тыс. н. э. (точнее пока нет —
В. К.) область Ардоз? Подтверждаются ли наши построения архео-
логическими памятниками?
Относительно локализации области Ардоз в литературе высказа-
ны два противоречивых суждения. В. Ф. Миллер указал, что осе-
тинское слово Ардоз ~ Ардуз означает «поляна среди леса» и что в
соответствии с показаниями Моисея Хоренского и грузинской хро-
ники о вторжении алан в Закавказье область Ардоз «лежала по ту
сторону (севернее — В. К.) Аланских врат и соответствовала Влади-
12

кавказской равнине, к которой вполне применимо осетинское на-
звание Ардоз - поляна» (18, с. 106—107), Владикавказская равнина
Миллера в современной географической номенклатуре соответст-
вует Осетинской равнине. По заключению А. В. Гадло, областью
Ардоз именовалась вся предкавказская равнина (19, с. 165). Я не
разделяю мнение А. В. Гадло, ибо оно слишком расширительно:
контекст «Ашхарацуйц» побуждает нас видеть именно локальную
область, а не все равнинное Предкавказье. Думается, В. Ф. Миллер
был прав — Ардоз следует отождествлять с Осетинской равниной и
не только потому, что через Ардоз протекала река Армна — верхнее
течение Терека. Дело в том, что в эпоху средневековья Осетинская
равнина, за исключением поймы Терека, была обезлесена вплоть
до XIX в. В последнее время Осетинская равнина довольно подроб-
но охарактеризована историком Б. П. Берозовым, указавшим ее
площадь 230267 гектаров и исключительные почвенно-климатиче-
ские условия (20, с. 26-27). Это очень благоприятный для ведения
земледельческого хозяйства район, с севера и северо-запада закры-
тый невысоким лесистым Терско-Сунженским хребтом, с юга — ле-
систым Передовым хребтом. Благодаря этому Осетинская равнина
действительно выглядела как гигантская поляна в окружении леси-
стых гор, и это окончательно склоняет нас в пользу версии В. Ф.
Миллера: область Ардоз «Ашхарацуйц» тождественна Осетинской —
Владикавказской равнине.
Жившие в области Ардоз аланы - «ардозцы», следовательно,
могут восприниматься буквально как «поляне» (вспомним анало-
гичное название одного из крупнейших древнерусских племен).
Это равнинники — земледельцы. Чрезвычайно характерно, что на
территории равнины аланских городищ почти нет, они расположе-
ны по ее периферии и по подошвам горных хребтов и кромкам ле-
сов. Таких «земляных» городищ с мощными рвами десятки, они ар-
хеологически еще слабо изучены, но уже сейчас видно, что алан-
ское население здесь было не менее плотным и стабильным, неже-
ли на правобережье Терека. Хронология аланских городищ средне-
го Терека и области Ардоз в целом идентична, что засвидетельст-
вовано стационарными раскопками Зилгинского городища и ката-
комбного могильника у г. Беслан (21, с. 75—107). К сожалению, не
исследованным остается крупное городище с мощными рвами и
культурным слоем толщиной до 5 м у с. Брут, местным населени-
ем называемое «Каууат» и сопровождаемое катакомбными подкур-
ганными и бескурганными могильниками IV—VI вв. (22,
с. 188—189). В целом складывается впечатление, что расположение
городищ по периферии Осетинской равнины не случайно и обус-
ловлено стремлением сохранить плодородные земельные массивы
для хозяйственного использования. Под городища и поселения от-
водились неудобья, а расчлененный рельеф позволял создавать бо-
лее эффективную систему фортификации.
13

Рис. 1.
Города и основные пути ХШ-ХУ вв. на Кавказе:
I: 1 - Хаджи-Тархан, 2 - Маджар, 3 - Нижний Джулат, 4 - Верхний Джулат,
5 - Тифлис, 6 - Дербент, 7 - Азак, 8 - Копа. Пути показаны пунктиром.
И-Ш - серо-глиняные сосуды из культурного слоя городища «Каууат», случай-
ная находка.
14

Если нарисованная выше картина хотя бы в основных чертах
верна, в области Ардоз мы можем видеть один из наиболее эконо-
мически развитых и политически значимых районов восточной
Алании, освоенных древними иранцами, по крайней мере, с сар-
матской (по М. П. Абрамовой со скифской) эпохи. В этом смысле
следует согласиться с М. П. Абрамовой в том, что создатели кур-
ганных могильников III—IV вв. в Затеречье были иранизированы
глубже, нежели население Пятигорья, и что именно в Затеречье в
III—IV вв. проходило сложение основы для формирования восточ-
ного варианта раннесредневековой культуры алан (22, с. 189-190).
Область Ардоз с ее концентрацией аланских археологических па-
мятников, ираноязычного этноса и на исключительно выгодном
пересечении важнейших перевальных путей с юга Кавказа на север
через Крестовый и Мамисонский перевалы, а также равнинного
пути от Черного моря к Каспийскому через Эльхотовские ворота
(рис. I, 1) должна была в этих процессах занимать центральное ме-
сто. Область Ардоз — это сердцевина той Асии, которую я рассма-
тривал в специальной статье (1, с. 176-180, карта) и которая явля-
ется исторической колыбелью осетинского народа. В этом огром-
ное научное значение проблемы Асии и области Ардоз для истории
Осетии. Это значение необходимо осознать объективно, оценить и
приступить к планомерным полевым исследованиям с применени-
ем современных методов, накапливая базу данных. Только таким
путем мы можем прийти к твердым позитивным результатам.
Изложенное выше подтверждается исследованием А. В. Гадло,
опубликованным в 1984 г. Ныне покойный ученый был мастером
глубокой научной интерпретации порой (и даже преимущественно)
скудных средневековых письменных источников и извлечения из
них ценной научной информации. А. В. Гадло подверг тщательному
анализу арабоязычную версию дагестанской исторической хроники
«Дербент-наме», изданную на русском языке М. С. Саидовым и
А. Р. Шихсаидовым и относящуюся к началу XIX в., но восходящую
к гораздо более раннему протографу. Наше внимание сейчас привле-
кают разыскания А. В. Гадло вокруг неоднократно упоминаемой в
«Дербенд-наме» страны Ихран-Ирхан. «По представлению источни-
ка, это было важнейшее политическое образование в Восточном
Предкавказье, а возможно, и на всей территории Северного Кавка-
за, которое после арабских походов вошло в сферу влияния динас-
тии казикумухских шамхалов», — отмечает А. В. Гадло (23, с. 120).
Ихран находится на территории, подвластной кагану хазар, но жите-
ли его не хазары. Не углубляясь в аргументацию. А. В. Гадло, ука-
жем, что страна Ихран-Ирхан им вполне убедительно сопоставлена
с территорией обитания иров, т. е. иронцев — восточной группы осе-
тин и соответствует нашим представлениям о дуальной структуре
аланского общества во второй половине I — начале II тыс. н. э., со-
ответственно, о существовании алан восточных и западных. Ни это,
15

ни построения А. В. Гадло пока никто не опроверг, и они сохраня-
ют свое значение по крайней мере как рабочие конструкции.
Говоря о местоположении страны Ирхан, А. В. Гадло указал на
соответствие ее территории терско-сунженской группе городищ и
катакомбных могильников восточного варианта аланской археоло-
гической культуры VIII - IX вв. (23, с. 129), что вызывает нашу по-
правку: хронология группы памятников не может быть ограничена
только хазарским периодом и должна быть раздвинута от первых
веков н. э. до времени татаро-монгольского нашествия XIII в. Что
мешает совмещению страны Ирхан «Дербенд-наме» с областью Ар-
доз? Территориально и хронологически они совпадают. А. В. Гадло
в своей статье таких параллелей не провел, но отметил, что соглас-
но «Дербенд-наме» Джулат и Шехр-и-Татар «находятся в сфере
влияния правителя Ихрана, равно как и рудники серебра» (меди,
золота; 24, с. 193). Кажется, вопрос становится более или менее яс-
ным: Джулат на территории Ирхана, а относительно рудников се-
ребра речь может идти только о Садонском серебро-свинцовом ме-
сторождении в Алагирском ущелье.
В контексте изложенных выше дефиниций затронем еще один
вопрос, связанный с дифференциацией внутренней структуры Ала-
нии. По версии С. Т. Еремяна, собственно аланы занимали равни-
ну с реками Ардон, Фиагдон и Гизельдон, т. е. область Ардоз, при-
чем аланы делились на две ветви - алагирцев и тагаурцев (15,
с. 407). В средневековых источниках такого подразделения алан
нет, и остается предполагать, что С. Т. Еремян исходил из факта
существования современных осетинских обществ, локализуемых по
ущельям. В таком случае С. Т. Еремян почему-то проигнорировал
Куртатинское общество в бассейне р. Фиагдон, которое географи-
чески и исторически также приурочено к «области Ардоз» (тем бо-
лее, что в «Ашхарацуйц» рядом с Гашаками-адыгами упомянуты
Куртаты, и эти данные историками остаются не комментированны-
ми; 10, с. 16). Но дело не только в этом. Название «алагирцы»
С. Т. Еремян справедливо выводит из осетинского «уаллагир» -
«верхние осетины». Вряд ли мы ошибемся, предположив, что поня-
тие «верхние осетины» отражает то состояние общества, когда оно
занимало как горные ущелья (следовательно «уаллагирцы» — это
горцы), так и предгорную равнину Ардоз. В качестве антитезы по-
нятию «уаллагир» должно было существовать понятие «даллагир» —
нижние осетины, равнинники. В какой период могло возникнуть и
сложиться членение на «уаллагир» и «даллагир»? Я полагаю, что от-
вет на этот вопрос содержится в вышеупомянутой статье А. В. Гад-
ло: в хазарское время, т. е. в УШ-1Х вв., этноним «ир» уже суще-
ствовал и зафиксирован в названии страны Ирхан - страны иров,
следовательно, подразделение этой страны на «верхних» и «ниж-
них» иров могло быть уже в VIII—IX вв. Остается удивляться, как
эти, лежащие на поверхности, вопросы до сих пор оставались не-
16

замеченными в осетинской историографии. Если это так, мы полу-
чаем еще одну дифференциацию некого монолитного, как это ка-
залось некоторым историкам, аланского этноса на локальные груп-
пы. Членение массива алан на равнинников и горцев было зорко
подмечено анонимным персоязычным автором «Худуд алалам»
(X в.) — некоторые из алан — горцы, некоторые — земледельцы
(25, с. 160). Поскольку этот источник «впитал в себя информацию
нескольких направлений предшествующей арабской географии»
(26, с. 17), мы должны отдать ему должное и принять во внима-
ние. Деление алан на равнинных — земледельцев и горных — ско-
товодов у меня не вызывает особых сомнений.
Более определенно можно говорить о золотоордынском перио-
де. В своде кавказских монет Е. А. Пахомова есть серебряный дир-
Рис. 2. Эльхотовские ворота. Топографическая ситуация, съемка топографа
А. В. Сашина.
17

гем, чеканенный в 1351-1352 гг. в г. Алагир (27, с. 71). Как свиде-
тельствует Ц. М. Гваберидзе, Алагирский монетный двор
1340—1358 гг. давно известен в нумизматической литературе, при-
чем чеканка монет в Алагире в 1338—1339 гг. была продолжена в
1348-1350 гг. в Карджине (28, с. 124-125).
Мы не знаем, где находились города или крупные поселения
Алагир и Карджин в эпоху Золотой Орды. Сейчас населенные
пункты с такими названиями в Северной Осетии существуют, но
они не обязательно должны совпадать со средневековыми Алаги-
ром и Карджином. Однако, судя по местоположению последних,
речь может идти о территории предгорной Осетинской равнины. В
таком случае Даллаг-Ир приурочивается к области Ардоз, а эта
группа алан может быть поставлена в определенную связь с этно-
нимом «ир», по сей день обозначающим самоназвание восточной
группы осетинского народа - иронцев. Так постепенно мы прибли-
жаемся к пониманию своеобразия путей формирования этой груп-
пы осетин, и в этом, в частности, состоит значение разысканий во-
круг возникшей проблемы Ардоза.
В связи с нашей интерпретацией аланской области Ардоз будет
уместно привести осетинское название Эльхотовских ворот «Арджы
нараг», топонимистом А. Дз. Цагаевой понимаемое как «Арги-тесни-
на», «теснина аргов» и содержащее в себе этноним. А. Дз. Цагаева
свидетельствует, что элемент «арг» встречается в топонимии Курта-
тинского ущелья и Дигории, на территории Кабардино-Балкарии в
названии Аргудан (река аргов - В. К.), в Чечне в названии реки Ар-
гун (29, с. 547). Возникает исторически немаловажный вопрос о со-
ответствии или тесной семантической связи фиксированного в топо-
нимии этнонима «арг» со средневековым названием области Ардоз.
Я не топонимист и не берусь делать какие-либо выводы, но если та-
кая связь будет установлена, приведенные выше исторические ре-
конструкции получат новые аргументы. В таком случае следует об-
ратить внимание на ареал топонимов с этноопределяющим элемен-
том «арг» — он достаточно широк и должен быть комментирован.
Перейдем к краткому обзору аланских археологических памят-
ников Эльхотовских ворот.
Аланские городища и поселения
в Эльхотовских воротах
Пешая археологическая разведка здесь была произведена летом
1959 г. мной и Т. Б. Тургиевым. Как было сказано в информации,
«эта местность с ее хорошо расчлененным рельефом и удобными
горными выступами и мысами должна была быть густо заселена в
древности». В результате было выявлено 10 памятников —
18

поселений и городищ аланского и золотоордынского (судя по ке-
рамике) времени. Три поселения дали керамику и аланскую и зо-
лотоордынскую до XV в. Памятники расположены на склонах Тер-
ско-Сунженского хребта по обоим берегам Терека, и лишь одно
поселение открыто близ южного входа в Эльхотовские ворота на
левом берегу р. Дур-Дур, против станицы Николаевской. Централь-
ным городищем в этой системе был Верхний Джулат. Весьма выра-
зительным рельефом и планом отличалось городище на пяти хол-
мах рядом с автотрассой Владикавказ — Нальчик, на правом бере-
гу Терека, примерно в 3 км юго-восточнее с. Эльхотово. Городище
двухслойное: верхний слой - аланский (I тыс. н. э.), нижний — ко-
банский (I тыс. до н. э.), дающий керамику типа Змейского кобан-
ского поселения (раскопки Д. В. Деопик). Это городище, нами на-
званное Эльхотовским (рис. 3), впервые было обнаружено П. Г. Ак-
Рис. 3. Городище Эльхотовское, схематичный план. Черным кружком обозначено
местонахождение двух пифосов, заштрихована автотрасса Владикавказ -
Нальчик.
ритасом в начале 50-х годов. Против него на левом берегу Терека
на вершине горного выступа расположено поселение с искусствен-
но созданной курганообразной цитаделью, местным населением
именуемой «Ефсы обау» («курган кобылицы»). К нашему удивле-
нию, мы не обнаружили следов культурного слоя на плоской по-
верхности возвышенности у пос. Бекан ГЭС, перекрывающей юж-
ное устье Эльхотовских ворот и представляющей конечную ледни-
ковую морену высотой 45 м над уровнем реки (30, с. 22). Здесь не-
обходимо дополнительное обследование с производством разведоч-
ных зондажей.
19

Как видим, самые ранние археологические памятники Эльхо-
товских ворот относятся к эпохе поздней бронзы — раннего желе-
за. Но наиболее представительны памятники средневековья. Здесь
относительно ранним комплексом могут быть вещи, найденные
близ Эльхотово в конце XIX в. генералом Неверовским. Они оста-
лись не опубликованными; по свидетельству П. С. Уваровой, вещи
Неверовского напоминали «золотые изделия Рутхи» (31, с. 240,
прим. 1). Имеется в виду комплекс роскошных золотых украшений,
найденных местными жителями на скалах «Верхняя Рутха» у
с. Кумбулта в Дигории (31, табл. СП). Вещи не местного произ-
водства, их дата верно определена П. С. Уваровой на основании
общности полихромного стиля с материалом из могилы короля
франков Хилдерика (456—481 гг.), т. е. вторая половина V в. н. э.
(31, с. 238). К сожалению, судьба находок Неверовского нам неиз-
вестна, проверить выводы Уваровой мы не можем, но, доверяя ей
как опытному археологу, вполне возможно констатировать наличие
в Эльхотовских воротах древностей эпохи «великого переселения
народов».
Как уже говорилось, центральное место среди поселений Эльхо-
товских ворот (с учетом топографических условий) должно было
принадлежать поселению Верхний Джулат на левом берегу Терека
против с. Эльхотово. Следы этого поселения, перекрытого золото-
ордынским городом, впервые выявлены О. В. Милорадович в
1958 г. Сразу подчеркнем, что в эпоху Золотой Орды слой предше-
ствующего позднеаланского времени был сильно перекопан и раз-
рушен новым строительством, данные о поселении Х-ХИ вв. огра-
ничены.
В 1958 г. на расстоянии около 250 м к югу от Татартупского ми-
нарета был заложен раскоп площадью 120 кв. м, открывший осно-
вание небольшой кирпичной мечети XIV в. В ходе исследования
мечети обнаружен материал аланского времени. Существенно, что
в этом слое выявлены «большие прослойки угля», указывающие на
следы пожара. Многочисленные железные шлаки свидетельствова-
ли о металлургическом производстве. В слое найдены 362 кости
крупного рогатого скота, 129 костей мелкого рогатого скота, 83 ко-
сти лошади, 19 костей свиньи, обломки серо-черной керамики сал-
тово-маяцкого облика, датированной О. В. Милорадович
Х-ХН вв., а также отдельные предметы (в том числе железный на-
конечник стрелы) того же времени (32, с. 110-111). Все это уже
тогда позволило О. В. Милорадович прийти к выводу, что хоронив-
шие своих покойников в Змейских катакомбах X—XII вв. аланы
жили на городище Верхний Джулат, «а богатство и разнообразие
погребального инвентаря и насыщенность культурного слоя на го-
родище говорят за то, что тут был крупный аланский центр» (32,
с. 112). К этому добавим, что в предматериковом горизонте была
обнаружена лепная керамика иной технологии производства, кото-
20

рую автор раскопок отно-
сила к более раннему вре-
мени — до X в. Обосно-
ванное датирование дан-
ной малочисленной груп-
пы керамики в настоящее
время не осуществимо,
она лишь указывает на
начальный этап обжива-
ния территории поселе-
ния (рис. 4).
Изучение аланского
слоя X—XII вв. было про-
должено в 1959 г. при
раскопках кирпичной
христианской церкви
близ автотрассы. И здесь
аланский слой был пере-
мешан, материал частич-
но перемещен. Расчище-
но 20 ям аланского вре-
мени, кроме обломков
той же керамики, давших
куски глиняной (турлуч-
ной) обмазки, шлаки,
яичную скорлупу, рыбью
чешую, семена черной
бузины, зерна проса, кос-
 ти животных и птиц.
п „ ч,„ Важный объект — гончар-
Рис. 4. Аланская керамика Х-ХП вв. городища ная печь? наполовину
Верхний Джулат: уходившая под фундамент
- серый пифос, случайная находка ' ™ и
1972 г.; 2 - дно горшка с гончарным ^ к
клеймом; 3 - венчик сосуда с ручкой. ПеЧЬ представляла ОКРУГ-
лую открытую яму
(рис. 5) диаметром 1,25 м
и 1,20 м глубиной, разделенную на две камеры перекрытием из
нерушеного грунта толщиной до 40 см и с 7 сквозными отверсти-
ями — продухами. Стены печи, потолок топочной (нижней) каме-
ры и ее под были прокалены докрасна. В камерах обнаружено 36
обломков керамики X—XII вв., попавших из культурного слоя.
Печи аналогичной конструкции хорошо известны в памятниках
салтово-маяцкой культуры УШ-1Х вв. (например, Суворовское по-
селение на Дону; 33, с. 104), но бытуют и позже: в Саркеле — Бе-
лой Веже раскопаны 23 печи данного типа (34, с. 19) ХП-ХШ вв.
На Северном Кавказе ближайшей аналогией является гончарная
21
Рис.4. Аланская керамика Х-ХП вв. городища
Верхний Джулат:
1 - серый пифос, случайная находка
1972 г.; 2 - дно горшка с гончарным
клеймом; 3 - венчик сосуда с ручкой.

Рис. 5. Гончарная печь Х1-ХИ вв. на городище Верхний Джулат. Раскопки О. В. Мило-
радович.
22

печь Х1-ХШ вв. у с. Дуба-юрт в Чечне (35, с. 146-150). Печи опи-
санной конструкции дают возможность получать температуру
750-850 градусов, что достаточно для обжига посуды, но не обес-
печивают полной прокаленное™ стенок и звонкого черепка (36,
с. 124—125). Аланская керамика X—XII вв. характеризуется именно
такими технологическими чертами.
При строительстве автотрассы часть всхолмления, на котором
стояла церковь, была срезана, в профиле открылось помещение ти-
па полуземлянки. Остатки этой постройки также исследованы О. В.
Милорадович. На глубине 80 см найдена бронзовая анэпиграфич-
ная монета начала XV в. На четвертом штыке открыт пол жилища
из утрамбованной глины, 2,60x1,20 м, в средней части пола нахо-
дился открытый округлый очаг в виде углубления диаметром 60 см,
заполненный золой. Вдоль северной стены прослежены 7 ям от
столбов, глубиной до 63 см и три хозяйственные ямы. Собранные
на полу обломки представляют ту же аланскую керамику X—XII вв.
и датируют постройку.
Распространение в равнинно-предгорной зоне подобных легких
и незамысловатых жилых и хозяйственных построек с глинобитны-
ми полами, турлучными плетеными стенами и открытыми очагами,
окруженных ямами, не вызывает сомнений и подтверждено наши-
ми наблюдениями на Киевском городище у Моздока. То же пока-
зали раскопки И. А. Аржанцевой на Зилгинском городище первой
половины I тыс. н. э. (есть и более поздний материал; 21, с. 80) и
раскопки И. М. Чеченова на городище Нижний Джулат (37, с. 195).
В ареале «земляных городищ» это был наиболее массовый тип по-
стройки, вероятно, рассчитанной на моногамную семью. Можно
полагать, что в Х-Х11 вв. на Верхнем Джулате данный тип постро-
ек преобладал.
В 980 м к югу от церкви 1 О. В. Милорадович был заложен раз-
ведочный раскоп площадью 16 кв. м, доведенный до материка.
Толщина культурного слоя 1 м. Наличие в нем аланской керамики
X—XII вв. свидетельствует о протяженности домонгольского горо-
дища с севера (от дефиле и церкви 1) на юг на расстояние 1 км.
Тем самым подтверждается заключение О. В. Милорадович о нали-
чии в Эльхотовских воротах и на левом берегу Терека значительно-
го по занимаемой площади аланского «центра».
Несмотря на ограниченность наличного материала, мы можем
сделать некоторые предварительные выводы. Существование круп-
ного аланского городища X—XII вв. (возможно и раньше) на Верх-
нем Джулате можно считать установленным фактом. Синхрониза-
ция аланского слоя Верхнего Джулата и катакомбного могильника у
ст. Змейской позволяет поставить вопрос об историко-функцио-
нальной связи этих археологических объектов (32, с. 110-112):
Змейский могильник был некрополем аланского населения Верхне-
го Джулата. Судя по огромным размерам некрополя, разрушение
23

коего началось еще до первой мировой войны (31, с. 346—347, рис.
269—271, табл. СХХХ, 6—9), а современное археологическое иссле-
дование далеко не завершено, Верхний Джулат в X—XII вв. мог быть
не только крупным населенным пунктом, но и возможным полити-
ческим центром восточной Алании — Асии (или ее части). Кажется,
ничто не препятствует видеть в этом городище центр области Ардоз.
Высказанное предположение находит косвенное подтверждение в
выгодном местоположении Верхнего Джулата на транзитных путях
международного значения, о чем говорилось выше.
Поскольку городище занимало низменный левый берег Терека,
открытый на север и на юг, возникает вопрос об искусственных
фортификационных сооружениях — важный центр должен быть со-
ответственно защищен. Так называемые «земляные» городища ран-
него средневековья Центрального Предкавказья поражают мощью
своих рвов (валы почему-то не пользовались популярностью). По
этим причинам П. Г. Акритас земляные укрепления аланских горо-
дищ Кабардино-Балкарии назвал «нартовскими» (38, с. 302), а
Е. И. Крупнов решительно отрицал искусственное происхождение
рвов и отделенных ими жилых холмов, называя эти последние про-
сто обжитыми ледниковыми озами (39, с. 290—291) — настолько
рвы грандиозны. Однако парадокс в том, что рвы аланских «земля-
ных» городищ Кабардино-Балкарии и Северной Осетии, таких как
Старо-Лескенское, Аргуданское, Чегемское, у г. Баксан, Хамидие,
Киевское, Октябрьское, Зилгинское и другие, — искусственные и
потребовавшие «огромных земляных работ» (38, с. 303). Эти заме-
чательные археологические памятники до сих пор почти не при-
влекли внимание специалистов и не разработаны, поэтому далее на
них не останавливаемся. Здесь заметим, что на Верхнем Джулате
ничего подобного нет или не найдено.
В 1912 г. в Эльхотовских воротах близ Глубокой балки (нам та-
кая неизвестна) владикавказский «любитель древностей» Ф. С. Гре-
бенец (Панкратов) вел раскопки кабардинских курганов. В полу-
версте от них он отметил огромный «Тамерланов вал», пересекаю-
щий долину поперёк и продолжающийся и на правом берегу Тере-
ка до горы (40, с. 8). Сейчас на месте этот вал, конечно, не имею-
щий отношения к завоевателю Тамерлану, не просматривается. Но
в марте 1979 г., когда поле было только что распахано и еще не по-
крыто всходами, мы с геодезистом С. А. Пироговым с вершины
Терско-Сунженского хребта у балки Соколовской четко видели
светло-желтую глиняную полосу шириной примерно 6-8 м, протя-
нувшуюся поперек долины к Тереку. Возможно, это и есть
распаханный «Тамерланов вал». Неизвестно, был ли он насыпан из
глины или это была глинобитная стена как на Нижнем Джулате
(37, с. 220, рис.17, 20), или Зилгинском городище (21, с. 77—78, 92).
Сырцовые кирпичи были применены в конструкции вала Красно-
го городища салтово-маяцкой культуры VIII—IX вв., из них же сло-
24

жены панцири стены, со временем превратившейся в вал (41,
с. 116— 117, рис. 67-69). Как видим, прецеденты глинобитных обо-
ронительных стен на юге Восточной Европы и на севере Кавказа
есть, и это делает наши предположения более весомыми.
Область Ардоз и ясский город Дедяков
В отечественной историографии этот город ищут уже более 200
лет. Он упоминается только в русских летописях и связывается со
значительными событиями в русской истории. С начала 60-х годов
XX в. и на фоне полевых археологических работ СКАЭ вопрос о
локализации ясского (аланского) города Дедякова приобрел харак-
тер дискуссии, хотя внимание современных историков привлекал и
раньше (Л. И. Лавров, М. Г. Сафаргалиев). Сводка летописных
данных о Дедякове составлена Е. Г. Пчелиной (42, с. 152-153) и
излагается нами по этому компендиуму.
В русских летописях Дедяков (вариант - Титяков — В. К.) фи-
гурирует три раза: 1) под 1277 г. - «Князи же вси с царем Менгу
Темирем поидоша на войну на ясы. И приступиша руситии князи
ко ясскому городу, ко славному Дедякову и взяша его месяца фев-
раля восьмого, и много корысть и полон взяша, противных изби-
ша бесчисленно. Град же огнем пожгоша»; 2) под 1278 г. - лето-
писи отметили возвращение русских дружин из похода; 3) под
1318 г. - сообщается о казни в Дедякове (Титякове) тверского кня-
зя Михаила Ярославича Тверского золотоордынским ханом Узбе-
ком. Указаны географические ориентиры: «За рекою Теркою, под
великими горами под Ясскими и Черкасскими, у града Титякова,
на реке Сивинце, близ врат железных, у болвана медного златыя
главы, у Темиревы богатыревой могилы».
Не будем излагать все точки зрения историков о локализации
Дедякова на географической карте, ибо, это сделано в той же ста-
тье Е. Г. Пчелиной. Сама исследовательница искала город Дедяков
в пределах Терско-Сунженской равницы (в ареал которой может
быть включена и Осетинская равнина), конкретно - в бассейне
р. Сунжи, хотя, по ее же признанию, такое размещение Дедякова
«пока еще не подтверждено археологическими изысканиями» (42,
с. 156). Не подтверждено оно археологически по сей день, керами-
ка золотоордынского времени, выявленная у с. Старые Кулляры,
Заканюрт и Черноречье (42, с. 413—432), не связана с крупными го-
родищами, имеющими в соответствии с показаниями письменных
источников позднеаланский (ясский) и золотоордынский слой.
Данные археологические критерии для успешной локализации Де-
дякова представляются обязательными. Именно по этой причине
попытка В. И. Марковина и X. Д. Ошаева поместить Дедяков на
25

р. Сунже (44, с. 83-84), недалеко от Грозного, выглядит неубеди-
тельно, этимологическая поддержка ее Я. С. Вагаповым сути дела
не меняет (45, с. 23). Алхан-калинское городище крупное, но вы-
раженного слоя эпохи Золотой Орды не имеет (46, с. 112—120).
Здесь надо заметить, что привлекаемые некоторыми исследова-
телями при поисках Дедякова конкретные объекты такие, как мед-
ный болван со «златой главой» и Темирева богатырева (богатыр-
ская) могила (42, с. 158; 44, с. 92; 46, с. 115, прим. 27), как показал
В. А. Кучкин, являются позднейшей вставкой (47, с. 172) и не мо-
гут иметь значение в этих поисках. В своей весьма основательной
статье В. А. Кучкин особо выделил текст ранее неопубликованной
древнейшей Пространной редакции Повести о Михаиле Тверском,
который только и может «служить основой для суждений о место-
нахождении древнего Тютякова: «Бывшю же блаженому князю Ми-
хаилу в неизреченом том терпении, в такой тяготе 26 днии за ре-
кою Терком, на реце на Севенци под городом Тютяковым, минув-
ши горы высокыа Ясскыя, Черкасьскыя, близ Врат Железных» (47,
с. 172). Исследователь к этому добавляет, что Пространная редак-
ция была написана примерно в 1319-1320 гг. в Твери очевидцем
гибели Михаила Тверского, последовавшей 22 ноября 1318 г., и до-
стоверность этих сведений не вызывает сомнений. Не вдаваясь
здесь в анализ источников и литературы относительно местополо-
жения Дедякова, подчеркнем, что детальное рассмотрение привело
В. А. Кучкина к выводу о том, что «свидетельства рассмотренных
письменных источников не препятствуют отождествлению средне-
векового ясского городища в районе Татартупа с древним Тютяко-
вым». Тут же исследователь замечает, что для полного отождеств-
ления необходимо иметь данные о наличии вблизи городища боль-
шого татарского кочевья XIV в., стоявшего при слиянии рек Севен-
цы и Аджи и о слое пожарища 1278 г., когда монголо-русские дру-
жины брали штурмом Дедяков (47, с. 183).
Исследование В. А. Кучкина - шаг вперед в раскрытии тайны
ясского города Дедякова - Тютякова, а его пожелания о необходи-
мости выявления татарского кочевья XIV в. и о слое пожарища кон-
ца XIII в. целиком обращены к археологам и могут быть реализова-
ны только на археологическом материале. Не случайно Е. Г. Пчели-
на писала: «Здесь можно надеяться только на зоркий глаз археоло-
га и удачу» (42, с. 159). Кратко остановимся на данных сюжетах.
Большое татарское кочевье XIV в. (по В. А. Кучкину) правомер-
нее считать большим становищем и временной ставкой ханов Зо-
лотой Орды близ ее южных рубежей. Это не район кочевания, что
логично искать в степи. Это именно ставка - временный штаб и
центр ханской власти и управления, и он не обязательно должен
находиться в степи и кочевать. Скорее наоборот, и мы вправе до-
пускать, что таких ставок — постоянных резиденций золотоордын-
ских ханов и, в частности хана Узбека, — на Северном Кавказе бы-
26

ло несколько. Они использовались в зависимости от обстоятельств,
а их реальность подтверждена археологически (см. напр.: 48, 49,
50). Поэтому для размещения подобной ставки совершенно не обя-
зательны степные просторы.
Что представляла собой татаро-монгольская ставка видно из
свидетельства Плано Карпини, побывавшего в ставке Бату (Батыя)
в середине XIII в.: «Шатры у него большие и очень красивые, из
льняной ткани» (51, с. 71) и по существу представлявшие «поход-
ные дворцы». Само понятие «орда» по-монгольски означало «став-
ка», «походный дворец» (51, с. 119). Достоверно известно, что став-
ки золотоордынских ханов в Предкавказье находились в Маджаре
на р. Куме (хана Джанибека; 52, с. 95; 53, с. 253-254) и в Пятиго-
рье (хана Узбека; 54, с. 289). Обе упомянутые ставки не дали нам
каких-либо дворцовых сооружений, но представлены кирпичными
мавзолеями XIV в. (48, 49, 50, 55), явно принадлежавшими золото-
ордынской аристократии или «великим людям города» (56, с. 13).
Это реальные следы длительного пребывания представителей ор-
дынских властей, позволяющие реконструировать места их ставок.
Есть ли золотоордынские мавзолеи в районе Верхнего Джулата?
Наземных мавзолеев, сходных с маджарскими, сейчас здесь нет.
Но они были и находились близ современного с. Заманкул. Вось-
мигранный мавзолей на восточном берегу речушки Заманкул с ара-
боязычной надписью почерком насх и датой 1347 кратко описан и
опубликован И. А. Гюльденштедтом, надпись прочитана и коммен-
тирована Л. И. Лавровым (57, с. 64—65). Согласно этому коммента-
рию дата надписи уверенно не читается, и Л. И. Лавров считает
возможным отнести ее ко времени до 1773 г. — года путешествия
И. А. Гюльденштедта (там же, с. 65). Присутствие почерка насх,
сменившего почерк куфи, на эпиграфических памятниках XIV в.
вполне вероятно по наблюдениям того же Лаврова (58, с. 51—52) и
тем не менее некоторые сомнения в отнесении восьмигранного
мавзолея к XIV в. остаются: многогранные погребальные сооруже-
ния, судя по надписям на них, позднесредневековые (59,
с. 107-112; 60, с. 138, рис. 47, 4-10; 61, с. 178-180; рис. 5). Нель-
зя не заметить, что приведенная выше датировка заманкульского
восьмигранного мавзолея Л. И. Лаврова очень расплывчата и не да-
ет оснований отнести его к золотоордынской эпохе, тем более су-
ществуют и противоречащие факты. Однако в статье о хазнидон-
ских склепах с надписями Л. И. Лавров делает существенное заме-
чание: «мавзолей Борга-каш в Ингушетии и существовавшие преж-
де мавзолеи у Заманкула и в Маджаре построены в XIV—XV вв.»
(59, с. 112, прим. 2). Как видим, дата не сохранившегося у Заман-
кула мавзолея была не ясна самому Л. И. Лаврову.
Данный вопрос, важный для наших дальнейших построений,
при всей его спорности может получить некоторое положительное
освещение при привлечении материалов из надежно датированно-
27

го XIV в. Маджара. Во второй половине XVIII в., когда кирпичные
мавзолеи Маджара были еще целы, А. Ф. Бюшинг выполнил их ар-
хитектурные чертежи, вновь опубликованные Н. Г. Волковой (62,
с. 57, рис. 5) и Э. В. Ртвеладзе (55, с. 272, рис. 5). Восьмигранные
мавзолеи последним выделены в тип башенных мавзолеев пирами-
дальной формы (55, с. 273). В районе г. Ессентуки золотоордын-
ский мавзолей № 8 был в плане десятигранным (50, с. 232,
235—236, рис. 2, 3). Таким образом, можно уверенно констатиро-
вать — многогранные мавзолеи на Северном Кавказе существовали
уже в эпоху Золотой Орды, т. е. в XIV—XV вв.
Обсуждая заманкульский мавзолей, Л. И. Лавров упустил публи-
кацию А. Берже, который писал: «Самая же замечательная и по
всей вероятности древнейшая гробница находится близ ручья
Яман-кул в Малой Кабарде. Это 8-угольное строение, на котором
значится 860 (1455) год хиджры» (63, с. 64). Эта дата сейчас пред-
ставляется наиболее вероятной. В районе Заманкул а необходимо
специальное археологическое исследование, тем более что наша
разведка 1970 г. выявила в этом районе поселение с золотоордын-
ской керамикой (64, с. 130—131).
Заманкульский мавзолей середины XV в. венчал целое кладби-
ще, на котором еще И. А. Гюльденштедт насчитал до 100 неболь-
ших курганов (65, с. 508). Вполне вероятно, что это было кладби-
ще эпохи Золотой Орды. Сейчас его следы утрачены.
Таковы археологические реалии эпохи Золотой Орды в Заман-
куле, находящемся в укромной котловине между Терско-Сунжен-
ским хребтом и его отрогами в 10 км от Верхнего Джулата. Место
для временной ставки татарского хана вполне подходящее, сопро-
вождаемое тюркской топонимикой (Заманкул от тюрк. «Яман-Кель»
— «Плохое озеро», рядом с селом действительно есть озеро). Не мог-
ла ли нынешняя речка Заманкул в XIV в. носить тюрко-татарское
название Адеж, «еже речется Горесть» (47, с. 175), т. е. «Горькая»?
Речка Заманкул вытекает из «Плохого озера», поэтому вода в ней
могла также восприниматься как плохая, горькая. В таком случае
рекой Севенц могла быть не Сунжа, как это казалось многим исто-
рикам, а современная р. Камбилеевка: р. Заманкул впадает в Кам-
билеевку близ с. Даргкох. В русской Симеоновской летописи под
6826 годом говорится об убийстве князя Михаила Ярославича Твер-
ского у города Дедякова на «реце Наи» (66, с. 89; в компендиуме
Е. Г. Пчелиной эти данные не использованы). В. А. Кучкин обра-
щает внимание на то, что это не Сунжа и что стоянка татар долж-
на была находиться близ впадения Адежи в Наю (47, с. 175). Мес-
тоположение Заманкула удовлетворяет это условие. Наконец заме-
тим, что гидроним Ная этимологически восходит к осетинскому
«найан» — место купания, купальня (67, с. 237), что соответствует
достаточно спокойному течению Камбилеевки, как и любой рав-
нинной реки. Видимо, это аланское (дотюркское) название реки.
28

Наконец, при определении места казни князя Михаила Тверско-
го и, соответственно, татарского становища недалеко от Дедякова
значение важного аргумента должны иметь древние дороги и в пер-
вую очередь с юга на север. Из русских летописей известно, что те-
ло Михаила после казни повезли в город Маджар на р. Куме, и это
указывает на функционирование крупного и наезженного пути.
Е. Г. Пчелина и В. А. Кучкин справедливо писали об этом; в част-
ности, В. А. Кучкин считает, что «кочевье и Тютяков были связа-
ны с Маджарами, одним из пунктов другого важного пути с Волги,
в частности из Руси, на Кавказ. Автор Повести о Михаиле Твер-
ском не случайно упомянул Железные Ворота. Очевидно, эти воро-
та стояли на том же самом пути, что Тютяков и Маджары. В дан-
ном случае такими воротами могли быть Дарьяльские» (47, с. 182).
Я разделяю эти выводы В. А. Кучкина (заметим, кстати, что на во-
прос о путях не обратил внимание в своей статье Е. И. Крупнов —
68, с. 291-297).
Кажется, убедительный ответ на вопрос о крупном пути с юга на
север дает карта Кавказа начала XIX в., опубликованная в книге
Ю. Клапрота (69). Основная магистраль идет по Военно-Грузин-
ской дороге через Владикавказ строго на север, минуя Григориполь
на Камбилеевке, и Редут и выходит к Моздоку. Южнее Григорипо-
ля от этой магистрали отходит ответвление, пересекающее Камби-
леевку у Боташева (Боташевы кабаки кабардинцев; 20, с 29-30) и
далее по правому берегу р. Заманкул, пересекающее Терско-Сун-
женский хребет с выходом на правый берег р. Курп и по нему к Го-
родищу. Далее через Терек между Александрией и Подпольным до-
рога по прямой шла к Маджару. Близ Заманкула описываемая до-
рога отмечена древним каменным крестом высотой 2,45 м, носящим
осетинское название «Зылын цырт». Крест не связан с христиан-
ским кладбищем, что засвидетельствовано нашими разведочными
траншеями в 1970 г., и, судя по всему, был придорожным или по-
минальным. Его историческая интерпретация зависит от даты, но
датирование «Зылын цырта» представляет трудно разрешимую про-
блему — никаких объективных оснований для этого нет. На основа-
нии двух точно датированных северокавказских формальных анало-
гий и параллелей с Руси «Зылын цырт» был датирован мной
Х1-ХШ вв. (70, с. 19). Верхняя дата позволяет хронологически сбли-
зить казнь Михаила Тверского в 1318 г. с этим памятником, что в са-
мой осторожной форме мной уже было высказано (71, с. 60—61). На-
поминая об этих предположениях, я вновь подчеркиваю их самый
гипотетический характер, хотя крест «Зылын цырт» вполне вписыва-
ется в тот исторический контекст, который обрисован выше.
В связи с крестом «Зылын цырт» следует заметить, что в той ча-
сти области Ардоз, которая прилегает к Эльхотовским воротам, бы-
ли выявлены и другие каменные древнехристианские кресты. Они
могут представить ценный дополнительный источник по истории
29

упомянутой области. Один из крестов был обнаружен И. Гюльден-
штедтом 22 июля 1781 г. между ручьями Ассокаем и Мандахом (их
местоположение нам теперь неизвестно) в Малой Кабарде и в на-
стоящее время хранится в Государственном историческом музее в
Москве (65, с. 502, табл. XII). В научной литературе этот крест из-
вестен как памятник из Эльхотова; касаясь его происхождения,
А. А. Иессен писал, что он найден «около аула Эльхотова на Тере-
ке, вблизи древнего города Татартуп, на границе Кабарды» (72,
с. 34, табл. X). Крест покрыт плоскорельефными фигурами четырех
всадников, пяти священнослужителей в широких ниспадающих
одеждах и конусообразных головных уборах, оленей. На лицевой
стороне креста высечен вверху большой плетеный крест, ниже пло-
хо сохранившаяся греческая надпись с упоминанием имен Христа
и Георгия по чтению И. Помяловского (73, с. 15) и фигуры еще
трех стоящих рядом крестов. Памятник весьма интересен, хотя и не
датирован, эта работа еще ждет своего исследователя. Еще одна
сложность связана с запутанным вопросом о подлинном местона-
хождении данного памятника — по сведениям Нарышкиных, он
происходит из местности Каракент в верховьях Кубани (Карачае-
во-Черкесия; 74, с. 353, табл. VIII), где греческая христианская
эпиграфика была в раннем средневековье широко распространена.
Все это побуждает к осторожности в использовании Эльхотовского
креста в качестве источника, тем более, что и Н. Дубровский счи-
тал, что этот крест происходит с Кубани (75, с. 80).
Еще один памятник с греческой надписью, открытый тем же
И. Гюльденштедтом на восточном берегу р. Кунбелей (Камбилеев-
ка), описан И. Помяловским и продатирован им 1581 г. (73, с. 16,
табл. 4, рис. 12). Приуроченность памятника к области Ардоз оче-
видна, но столь поздняя дата вызывает сомнения. И с этим неяс-
ным объектом предстоит поработать в будущем.
Последний вопрос, который нужно затронуть в связи с лока-
лизацией ставки хана Узбека поблизости от Дедякова - поход зо-
лотоордынцев в Азербайджан после казни князя Михаила Твер-
ского. Из русских летописей известно, что к ставке Узбека для
участия в походе стягивались татарские и союзные им войска
(«бесчисленное множество от всех язык»). Пересечение двух
транзитных путей поблизости от Верхнего Джулата и Заманкула
(один из них показан нами выше, второй имел широтное направ-
ление и проходил по предгорьям на Кубань и к Черному морю)
делает сборный пункт для войск Орды в северо-западном углу об-
ласти Ардоз вполне вероятным. В своем движении на юг войска
хана Узбека прошли Железные Ворота — Дербент (47, с. 177).
Следует полагать, что это было движение по упомянутому выше
широтно-предгорному пути, направлявшемуся через Ардоз и На-
зрановский проход в плоскостную Чечню и далее в северный Да-
гестан, т. е. южный путь вдоль предгорий (в отличие от популяр-
30

ного в XVI—XVII вв. Османовского шляха через устье Сунжи; 76,
с. 243—244). Конечно, эти соображения должны оцениваться как
аргументы косвенные, но при общей скудности наших источни-
ков и их следует иметь в виду.
Другой косвенный аргумент связан с большой ханской охотой на
Тереке в ноябре — декабре 1318 г. (в январе 1319 г. Узбек уже вторг-
ся во владения ильхана Абу-Саида); Как видим, охота происходила
одновременно с судом над Михаилом Тверским. Об этом писал
Н. М. Карамзин: в 1318 г. Узбек со всем войском, знаменитыми
данниками и послами поехал к Тереку из устья Дона «на ловлю»
(76, с. 181; «бяше бо пошел царь на ловы» - 46, с. 174, прим. 4).
Охоты у монголов проводились обычно в начале зимы по первопут-
ку, и для них выделялись специальные территории «шикар-тах», как
засвидетельствовал Хамдаллах Казвини. В Азербайджане площадь
«шикар-тах» составляла 20x12 фарсангов (140x84 км), 20x10 фарсан-
гов (140x70 км), 10x6 фарсангов (70x42 км; 77, с. 63). Размеры по-
следней «шикар-тах» близки длине и ширине Осетинской равнины
на протяжении от Эльхотово до Назрани, а лесостепной ландшафт
с чередованием лесных кущ с открытыми пространствами, лесная
пойма Терека с обилием промысловых животных (в первую очередь
оленя и кабана) делали область Ардоз весьма удобной для охоты.
Облавные охоты были своеобразными учениями войск перед вой-
ной — охоту отождествляли с войной (78, с. 99-107).
Как видим, экологические условия Осетинской равнины были
благоприятны для организации массовой охоты татаро-монголов
накануне вторжения в Закавказье и, во всяком случае, нашей вер-
сии не противоречат.
Подводя итоги изложенным дефинициям, еще раз подчеркнем
их предположительный характер на уровне одной из допустимых
версий. Но превратить эту и любую иную гипотезу в научно дока-
занный факт вряд ли удастся в обозримом будущем, если судьба
не подарит археологам иные и неоспоримые данные. Сейчас их
нет, но мы тем не менее ищем оптимальные подходы приближения
к истине. Общий же вывод сводится к тому, что временная ставка
хана Узбека в 1318—1319 гг. и место казни князя Михаила Тверско-
го могли находиться в северо-западной части области Ардоз в 10 км
юго-восточнее Верхнего Джулата.
В наиболее серьезном исследовании о местоположении Дедяко-
ва, принадлежащем В. А. Кучкину, сформировано второе обязатель-
ное требование к археологическому отождествлению Дедякова — на-
личие слоя пожарища 1278 г., оставшегося после штурма этого го-
рода. Наиболее выразительный слой угля выявлен О. В. Милорадо-
вич при раскопках малой (квартальной) мечети в 1958 г. Стратигра-
фически он отделял аланский культурный слой X—XII вв. от золо-
тоордынского слоя XIV в., и это указывает на то, что угольная про-
слойка соответствует времени затухания жизни на аланском горо-
31

дище и ее возрождение в XIV в. (32, с. ПО). Не исключено, что
угольный слой, подстилающий малую мечеть, связан с пожаром
Дедякова в феврале 1278 г., и стратиграфия дает основания это
предполагать. Но сопутствующий археологический материал, преж-
де всего керамика, оснований для столь точной даты не дает, ти-
пология и хронология позднеаланской городищенской керамики
детально не разработана, и мы не можем еще дифференцировать
керамику XII в. и керамику XIII в. Поэтому место для скепсиса бе-
зусловно остается. Тем не менее слой пожарища под малой мече-
тью в настоящее время с известной долей вероятия может быть от-
несен к концу XIII века.
Я давно присоединился к сторонникам отождествления Верхнего
Джулата с летописным Дедяковым-Тютяковым и сформулировал
свои доводы в пользу Верхнего Джулата. Повторю три основных:
1) Верхний Джулат ближе других золотоордынских городов располо-
жен к «Железным Вратам» - Дарьяльскому проходу; 2) Верхний
Джулат с его христианскими и мусульманскими архитектурными па-
мятниками и многоконфессиональным населением был достаточно
развитым городским центром в XIV в.; 3) ни один древний город Се-
верного Кавказа в памяти народа не запечатлен так ярко и глубоко,
не окружен таким почитанием, как Верхний Джулат, что должно бы-
ло иметь под собой реальную историческую почву и традицию (36,
с. 161). Последний тезис подробно освещен Л. П. Семеновым (80,
с. 18-22), поэтому на нем я не останавливаюсь. Изложенные выше
аргументы частично соответствуют выводам Е. И. Крупнова о мес-
тонахождении Дедякова (68, с. 292-297), среди которых выделим вы-
вод о Верхнем Джулате как крупном экономическом, политическом
и культурном аланском центре Северного Кавказа. На сегодняшнем
уровне анализа, допустимой и корректной интерпретации источни-
ков, для такого утверждения есть некоторые основания.
Заканчивая рассмотрение вопроса о локализации раннесредне-
вековой «области Ардоз Кавказских гор» и вслед за В. Ф. Милле-
ром приурочивая ее к Владикавказской-Осетинской равнине, еще
раз подчеркнем значение области Ардоз для правильного, на наш
взгляд, осмысления истории алан на Кавказе вообще и раннего
этапа этногенеза, осетин в частности. Археологические памятники
однозначно указывают на прочное заселение и освоение Осетин-
ской равнины и правобережья среднего Терека с первых веков н. э.
сарматами (81, с. 138-141), в источниках средневековья покрывае-
мых номинацией «аланы». Мной уже отмечалось, что центром про-
движения носителей катакомбного обряда погребения, т. е. алан, из
предгорной равнины в горы являлась Северная Осетия (82, с. 161)
и в первую очередь область Ардоз — Осетинская равнина. В данной
связи нельзя обойти важный вопрос об исключительно выгодном
стратегическом и военно-политическом положении «области Ардоз
Кавказских гор», через которую только и могли осуществляться
32

многочисленные вторжения и набеги северокавказских алан в За-
кавказье, особенно в первой половине I тыс. н. э. — имеем в виду
горные и хорошо освоенные аланами пуги на юг через Крестовый,
Рокский и Мамисонский перевалы. Вторжения алан в Закавказье
ярко отражены в армянских источниках, что и стало предметом ис-
следования в последних публикациях Р. А. Габриелян (83, 84) с вы-
водами о роли вышеназванных перевалов. Базой и исходным плац-
дармом для вторжений алан в Закавказье должна была быть рассма-
триваемая область Ардоз.
Аналогичным исходным плацдармом область Ардоз могла быть и
для заселения аланами во второй половине I - начале II тыс. н. э.
ряда горных ущелий. Изучение этих длительных исторических про-
цессов в их взаимосвязи представляется актуальной проблемой для
археологов, этнографов и историков Северной Осетии. Район Эль-
хотовских ворот при этом займет одну из центральных позиций.
Дедяков—Тютяков
Историко-археологическое изучение раннесредневековых горо-
дов Северного Кавказа только начинается, идет накопление мате-
риала, прежде всего археологического, и наши возможности рекон-
струкций ограничены. Существуют затруднения методического ха-
рактера: что такое раннесредневековый город и чем он качествен-
но отличается от крупного сельского поселения, каковы критерии
этой дифференциации и в чем они выражаются материально, т. е.
археологически? Этимологически «город» — это огороженное мес-
то, но не все укрепленные и огороженные поселения раннего сред-
невековья Северного Кавказа были городами - их сотни. Крупные
городища можно считать протогородами, но городами из них ста-
ли единицы и для этого должны были сложиться исторические
предпосылки. Город — место концентрации населения, и он, оче-
видно, начинает складываться там, где существует густое населе-
ние, занятое сельскохозяйственным производством. Продукция по-
следнего требует сбыта и обмена, затем торговли и, следовательно,
рынка для сложившейся экономической зоны. Когда такой рынок
определился, он становится центром притяжения не только для
торговли, но и ремесленного производства, возникновения местно-
го управления, культовых отправлений. Импульсы, порождающие
город, могут быть и иными и в иных сочетаниях и пропорциях, но
комплексный подход к проблеме средневековой урбанизации Се-
верного Кавказа представляется наиболее рациональным. Естест-
венно, что в условиях средневековой повседневности, наполненной
постоянной опасностью, растущие города с их материальными цен-
ностями окружали себя укреплениями, огораживались.
33

Также очевидно, что генезис и развитие средневекового города
стимулировались в случае его выгодного положения на оживлен-
ных путях, тем более на скрещении путей. Сказанное относится к
городам северокавказской Алании, примером чего может быть так
называемая Рим-гора в районе Кисловодска.
Выше я попытался показать географическое положение и исто-
рическую значимость области Ардоз и Эльхотовских ворот как
единственного удобного выхода на север, в равнины и степи Пред-
кавказья. Говорилось и о пролегавших здесь путях. В этом контек-
сте продолжим уже начатое обсуждение вопроса о Дедякове, как об
одном из возможных аланских городов.
Как показал в своем исследовании В. А. Кучкин, упоминание
о «славном граде Ясском Дедякове» в Симеоновской летописи
восходит к 1281 г. и является древнейшим, составленным по рас-
сказам вернувшихся домой русских участников похода. Из той
же летописи явствует, что часть населения города в результате
штурма 8 февраля 1278 г. была перебита («супротивных без чис-
ла избиша»), а сам город, очевидно богатый, был разграблен
(«корысть велику взяша»), что в средневековье практиковалось
повсеместно — победитель грабил побежденных. Вспомним раз-
грабление среднеазиатских и русских городов татаро-монголами
в XIII в., грабежи войск Тимура в XIV в., грандиозное ограбле-
ние Константинополя европейскими крестоносцами в 1204 г.
Поскольку Менгу-Тимур к участию в походе на Дедяков привлек
группу русских князей, можно уверенно полагать, что при деле-
же добычи эти последние получили свою заслуженную долю.
Симеоновская летопись прямо говорит об этом: «Царь же (Мен-
гу-Тимур — В. К.), почтив добре князей русских и похвалив вел-
ми и одарив, отпусти в свояси с многою честью, кождо в свою
отчину».
Комментируя летописные данные, В. А. Кучкин справедливо
пишет о том, что поход на Дедяков готовился заранее, что он был
крупным и укрепленным городом, а эпитет «славный» говорит об
известности Дедякова на Руси (47, с. 171). Принимая эти сообра-
жения как обоснованные, выскажем некоторые дополнительные
наблюдения и предположения, основанные на дескриптивном ана-
лизе скромной информации, предоставленной нам летописью.
Прежде всего коснемся вопроса о возможных причинах заранее
спланированной военно-политической акции, каковой был поход
1278 г. на Дедяков.
В русских летописях никаких сведений о причинах похода нет.
Поэтому любые версии неизбежно имеют гипотетический характер,
а при выработке версий приходится исходить из нашего понимания
той исторической и этнополитической ситуации в северокавказ-
ском регионе, которая сложилась здесь во второй половине XIII в.
Какими возможными версиями мы располагаем?
34

В исследованиях М. Г. Сафаргалиева, Е. Г. Пчелиной, Е. И.
Крупнова и В. А. Кучкина поход 1278 г. зафиксирован и коммен-
тирован, но вызвавшие его причины не обсуждались. Суждения
по этому поводу высказаны автором этих строк и Е. И. Нарож-
ным. В 1971 г. я писал, что в 1254 г. монголы в завоеванных ими
землях произвели перепись населения и установили налоговый
гнет, в том числе и в «Овсетии», согласно грузинской хронике
«Картлис Цховреба» (85, с. 41; 86, с. 44; 87, с. 168). В таких слу-
чаях монголы в покоренных странах оставляли своих чиновников
«даругачи» для проведения переписи, сбора налогов и набора во-
инов. Следует думать, что Алания не была исключением. Жест-
кая фискальная политика монголов повсеместно вызывала со-
противление населения и восстания. В Грузии вспыхнуло восста-
ние во главе с царевичем Давидом, ряд восстаний и антимонголь-
ских выступлений произошел на Руси во второй половине XIII в.
(88, с. 192—194). Я полагал, что на этом фоне и в Алании могло
произойти антимонгольское выступление или восстание, и Орда,
учитывая стратегическое положение страны алан и области Ардоз
в ходе борьбы с хулагидами Ирана, была вынуждена организовать
поход на ясский город Дедяков (89, с. 338). Участие русских дру-
жин в этом походе не было чем-то экстраординарным: в 1275 г.
русские князья вместе с татарами совершили поход на Литву (88,
с. 197).
Я не вижу особых оснований отказываться от изложенной выше
версии, несмотря на несогласие с ней Е. И. Нарожного (90, с. 17).
Ниже мы продолжим дефиниции вокруг этой темы, как уже гово-
рилось, неизбежно дискуссионной.
Сам Е. И. Нарожный предлагает иную версию: на 1277—1278 гг.
в Предкавказье было запланировано антиордынское выступление,
предусматривавшее одновременное (со стороны Дарьяла и Дербен-
та) вторжение войск Хулагидов. Но Менгу-Тимур нанес упреждаю-
щий удар, осадив и взяв Дедяков (90, с. 17-18). О версии Е. И. На-
рожного могу судить только по автореферату, поэтому не вся его
аргументация доступна и известна. Но суть ее в автореферате, бе-
зусловно, изложена адекватно, и нетрудно видеть еще большую
проблематичность версии, выработанной Е. И. Нарожным, в срав-
нении с версией о последствиях монгольской переписи населения.
В частности, чем можно доказать, что аланское население области
Ардоз и Дедякова перед походом Орды 1278 г. придерживалось
прохулагидской ориентации и было столь резко настроено против
Орды и Джучидов? После сражения 1263 г. на Тереке между Джу-
чидами и Хулагидами и поражения Хулагидов их сторонники бежа-
ли в Грузию, тогда как в Алании остались, естественно, сторонни-
ки Джучидов (89, с. 340). Если это так, социальной базы для собы-
тий, реконструируемых по версии Е. И. Нарожного, в Алании по-
сле 1263 г. не было.
35

Вернемся к вопросу о переписи населения и установления фис-
кального гнета в области Ардоз восточной Алании после 1254 г.
Возможны некоторые дополнительные, хотя и, безусловно, косвен-
ные соображения, которыми не следует пренебрегать в поисках ис-
точников исторической информации.
Здесь следует коснуться происхождения номинации «Дедяков».
Известно, что она имеет несколько транскрипций: Титяков, Тетя-
ков, Тютяков, Дедяков, Дадаков, Дедеяков, обобщенных в статье
Е. Г. Пчелиной (42, с. 152, прим. 3). Ею же сделаны попытки эти-
мологического объяснения форм Дедяков - Тетяков в осетинском
варианте (Тетякау или Дедя-кау) и в чеченском варианте (Дяттахо,
исходя из местоположения города на Сунже; 42, с. 157). Ни один
из перечисленных вариантов Е. Г. Пчелина не предпочла и ограни-
чилась лишь их констатацией, что отразило ее неуверенность. Л. И.
Лавров попытался сопоставить с Дедяковым упоминаемый турец-
ким путешественником XVII в. Эвлия Челеби город «Ирак Дадьян»
(91, с. 26), в чем его поддержал Е. И. Крупнов (68, с. 293). Но до-
статочно посмотреть текст Челеби, чтобы убедиться в произвольно-
сти подобного отождествления.
В. А. Кучкин высказал мнение, что название «Дедяков» может
быть исконным названием «центра ясов», хотя он и отмечает, что
написание «Дедеяков» может быть позднейшим, т. е. XVI в. (47,
с. 171). Мне это предположение кажется необоснованным, «искон-
ное» местное название остается неизвестным.
Для дальнейших разысканий необходимо из перечисленных вы-
ше номинаций выбрать наиболее достоверную и не искаженную
переписчиками. Этот вопрос решен В. А. Кучкиным: «При некото-
ром расхождении названий предпочесть следует то, которое дается
в Повести о Михаиле Тверском: Тютяков. Автор повести сопровож-
дал своего князя в Орду, был очевидцем его смерти, а потому мог
передать название города в форме, наиболее близкой к местной»
(47, с. 174). Принимая именно эту транскрипцию, в дальнейшем
изложении я одновременно отвожу альтернативную форму «Дедя-
ков», хотя она и устоялась в литературе. Итак — Тютяков.
Наиболее реальной, исторически и фонетически обоснованной
представляется связь летописного названия города Тютяков с мон-
гольским мужским именем Тютяк. Последнее неоднократно фигу-
рирует в русских летописях золотоордынского времени. Так, в Па-
триаршей или Никоновской летописи под 6770 г. говорится о вос-
стании русских князей против татар: «Тогда ж убиша в Ярославле
и Изосиму отступника, иже отвержеся христианскиа веры и иноче-
ства, и бысть бесерменин зол вельми и приат поспех от посла ца-
рева Титяка»... (92, с. 143). Как видим, в Ярославле при помощи
Изосима творил беззакония некий «посол» ханский Титяк. В дру-
гой летописи говорится о «безбожном царе Тетяке, нареченный
плотной диавол мамай» (93, с. 64). Упомянутый здесь Титяк, по
36

Л. В. Черепнину, был в 60-е годы XIII в. прислан в Ярославль ха-
ном Хубилаем (88, с. 195). На мой взгляд, приведенные примеры
достоверно свидетельствуют о том, что название ясского города
происходит от татаро-монгольского имени Тютяк-Титяк.
Кажется, окончательно в сказанном мы убеждаемся, если
вспомним, что по версии Э. В. Ртвеладзе, название золотоордын-
ского города XIV в. Маджар происходит от монгольского имени
Маджар, которое носили люди высокого в Орде положения. «Весь-
ма возможно, что одному из них могли быть пожалованы земли в
районе будущего города, в связи с чем город, по-видимому, и по-
лучил свое название» — пишет Э. В. Ртвеладзе (94, с. 155). Остает-
ся удивляться, как такой глубокий исследователь русских летопи-
сей и документов, как В. А. Кучкин, не обратил внимания на эти
факты.
Предлагаемое решение несет в себе ценную историческую ин-
формацию. Ясский-аланский центр и город в Эльхотовских воро-
тах в середине XIII в. уже носил не местное название (оно могло
сохраняться, но нам не известно), а был назван монгольским име-
нем Тютяка. Бесспорным фактом является то, что в 1278 г. так уже
было. Почему?
Думается, что к истории с названием города Тютяков вполне
приложима модель, предложенная Э. В. Ртвеладзе для Маджара:
после завоевания Центрального Предкавказья в 1238—1239 гг. мон-
голы позаботились об организации своей власти на подчиненных
территориях и создали несколько административно-политических
образований во главе с ханскими наместниками «даругачи». Их ре-
зиденции в некоторых случаях и определили название всего города
по имени местного монгольского властителя. Если наши рассужде-
ния верны, вся Осетинская равнина — бывшая область Ардоз — с
начала 40-х годов XIII в. была включена в улус Джучи и представ-
ляла его южный рубеж. Даругачи Тютяк, видимо, был властителем
этой территории, и здесь будет кстати напомнить, что, согласно ар-
мянскому историку Григору Акнерци, монголы в 1236 г. провели на
Кавказе Великий курилтай, где было решено разделить между со-
бой все земли. Перечислены и имена монгольских военачальников,
обосновавшихся на Кавказе, первым из них назван Асуту-нойон
(87, с. 163), т. е. феодальный владетель асов — ясов — алан. По су-
ществу это не имя, а должность. Не носил ли этот нойон имя Тю-
тяк? После кавказского курилтая прошло 3 года, Предкавказье бы-
ло завоевано, и асский нойон Тютяк стал здесь одним из монголь-
ских даругачи. Не он ли, как ревностный и беспощадный фискал,
был в 60-е годы XIII в. послан ханом Хубилаем (1215-1294 гг.) в
Ярославль? Что последовало вслед за этим к концу 70-х годов и по-
чему татаро-монголы со своими русскими вассалами двинулись во-
евать Тютяков? Для этого должны были возникнуть серьезные при-
чины, которых мы не знаем.
37

Аланское городище и
его население до 1278 года
Ясский город носил татаро-монгольское имя, но его основным
населением до 80-х годов XIII в. было местное, аланское, — об этом
прямо говорят русские летописи. Еще более красноречиво на это
указывают археологические материалы, добытые раскопками: Верх-
ний Джулат стал золотоордынским городом только в первой поло-
вине XIV в. при хане Узбеке (1312-1342). Следует полагать, что и в
промежутке между разгромом Тютякова в 1278 г. и казнью Михаи-
ла Тверского в 1318 г. население города существенно не измени-
лось и оставалось преимущественно местным. На это указывает ха-
рактер материальной культуры, не претерпевшей видимых качест-
венных изменений вплоть до XIV в. (во всяком случае пока они не
выявлены). Но в рамках того же местного аланского населения не-
которые изменения и подвижки все же произошли, и в этом смыс-
ле разгром Тютякова в феврале 1278 г., безусловно, привел к круп-
ным демографическим последствиям. Сразу подчеркну, что обсуж-
даемый далее вопрос в научной литературе ставится впервые, и уже
поэтому он также дискуссионен, как и многое другое в этой рабо-
те. Как бы ни хотелось на каждом шагу быть осторожным, опасаясь
впасть в беспочвенные домыслы и выйти за пределы дозволенного,
кто-то должен проявлять смелость и делать первый шаг. У нас есть
для этого некоторые основания, вытекающие из анализа и оценки
чисто археологического материала, недоступного историкам.
После погрома Тютякова в 1278 г. часть его жителей погибла
(«супротивных без числа избиша»), часть осталась на месте (мате-
риальная культура продолжает старые традиции), часть мигрирова-
ла в горы. Наше внимание сейчас привлекает именно эта группа
мигрантов. Историки обычно пишут о передвижении масс алан в
горные ущелья и на южные склоны Кавказского хребта после при-
хода татаро-монголов в конце 30-х - начале 40-х годов XIII в. в це-
лом как о явлении. И это закономерно, ибо для конкретизации хо-
да массовой миграции в горы письменных источников нет. Но они
могут быть предоставлены археологией.
В 1982 г. археологической экспедицией Северо-Осетинского
НИИ был исследован пещерный (устроенный в скальном навесе)
склеп в с. Дзивгис, на левом берегу р. Фиагдон. Это ключевой
пункт, контролирующий вход с севера в обширную Фиагдонскую
котловину — сердцевину осетинского Куртатинского общества и
место концентрации аулов куртатинцев. Происхождение названия
«Дзивгис» неясно. Согласно А. Д. Цагаевой, топоним Дзивгис от-
носится к числу необъясненных географических названий, связан-
ных с языком «доиранских насельников Кавказа» (29, с. 115-116).
Если это так, Дзивгис может быть древним населенным пунктом.
Наиболее раннее документальное свидетельство о нем в середине
38

XVIII в. приводит грузинский царевич Вахушти Багратиони:
«Джибгизи, село большое, башенное, с крепостью, построенной
царями, крепкою, недоступною для врагов» (95, с. 144), причем Ва-
хушти называет Дзивгис грузинским термином «даба» — «большое
селение». Со временем население Дзивгиса постепенно сокраща-
лось, что показано В. С. Уарзиати (96, с. 140), в начале XX в. здесь
жило 8 осетинских фамилий (Цоколаевы, Фарниевы, Хуцистовы,
Елкановы, Абациевы, Хаутовы, Гутновы - 97, л. 60).
Упомянутый дзивгисский склеп дал во многом уникальный для
истории осетинского народа археологический (точнее археолого-эт-
нографический) материал XIV—XV вв., к сожалению, пока остаю-
щийся не проработанным и не опубликованным. Поэтому здесь нет
возможности сделать полный обзор необходимых для нашей темы
артефактов и получить более прочную базу для выводов. Но и то, что
доступно и известно, рисует перед нами заманчивые перспективы.
Уже в ходе раскопок стал очевидным особый характер дзивгис-
ского склепа как исторического памятника. Это, прежде всего, не-
обычная насыщенность небольшой площади захоронениями: длина
камеры 3,75 м, ширина 2,10 м, глубина 2,10 м, число найденных
черепов и черепных крышек 235. Содержимое склепа представляло
сплошную массу погребенных, слежавшихся так плотно, что было
невозможно отделить четко одно захоронение от другого. Судя по
черепам, их было на этой сравнительно небольшой площади 235;
такой концентрации не наблюдалось до сих пор даже в многоярус-
ных надземных склепах позднего средневековья. Большая часть че-
репов принадлежала женщинам и детям (98). Не исключено, что
часть этой массы древних жителей Дзивгиса погибла в результате
эпидемий, косивших население горных ущелий вплоть до
XVIII—XIX вв. (М. М. Блиев приводит потрясающие цифры, когда
с середины XVIII в. до 30-х годов XIX в. численность осетин с 200
тысяч человек сократилась до 16 тысяч в результате эпидемии чу-
мы - 99, с. 12-13). Картина вымирания народа в XIV- XV вв. на
материалах дзивгисского склепа вырисовывается весьма отчетливо.
Л. И. Лавров применительно к Маджару привел показание русской
летописи о том, что в 1346 г. «бысть мор на бесермены, и на тата-
ры, и на ормены, и на обезы, и на жиды, и на фрязы, и на черка-
сы, и на всех тамо живущих, яко не бе кому их погребать» (58,
с. 196). Как видим, в середине XIV в., что соответствует археологи-
ческой датировке дзивгисского склепа, великий «мор» охватил весь
Кавказ, и вряд ли ущелья Осетии этим «мором» были обойдены.
Уникальность дзивгисского склепа состоит еще и в том, что он
дал яркий археологический материал XIV в., т. е. времени, переход-
ного от аланской материальной культуры к осетинской этнографи-
ческой культуре, известной по более поздним памятникам. Речь
идет о нижних, наиболее ранних пластах захоронений, стратигра-
фически достигавших отметки до 1 м от уровня скального пола.
39

Данный пласт погребений датирован двумя бронзовыми монетами
грузинской царицы Русудан (1222-1245 гг., определены Г. А. Фе-
доровым-Давыдовым). Монеты пробиты и носились как украше-
ния, что позволяет датировать нижний ярус склепа второй полови-
ной XIII в. — началом XIV в. Ранее я уже затрагивал вопрос об
аланских элементах в материальной культуре нижнего пласта по-
гребений дзивгисского склепа № 15 (89, с. 373-375, рис. 81-82), о
том же в своем полевом отчете писал В. X. Тменов (100, л. 30—31).
Это треугольные рамчатые бронзовые подвески, бронзовые ногте-
чистки в виде крючка, кабаньи клыки, деревянный пенал для хра-
нения «Бынаты хицау», резная деревянная посуда с «аланскими»
ручками и т. д. Но наиболее интересными следует признать три
лепные глиняные кружки с ручками. Они имеют полные аналогии
типологического и технологического характера в керамике XI—XII
вв. Змейского катакомбного могильника (101, с. 106—107, табл. 1,4;
102, с. 45, табл. XIII, 3—4). Уровень совпадений настолько значите-
лен, что с большой долей вероятия мы может говорить о проис-
хождении дзивгисских кружек из района Верхнего Джулата — Змей-
ской (обломки таких кружек найдены и при раскопках Верхнего
Джулата).
Рассматриваемые кружки не являются предметами импорта.
Они самобытны, характерны для позднеаланской керамики пред-
монгольского времени и в склеп явно занесены из предгорной рав-
нины, где они производились. То же можно утверждать и относи-
тельно других элементов материальной культуры аланского проис-
хождения. Я полагаю, что версия о Верхне-Джулатском происхож-
дении дзивгисских кружек, при всех необходимых оговорках, мо-
жет быть принята как прямое указание на то, что погребенные в
склепе были аланскими переселенцами в Дзивгис из района Верх-
него Джулата, и это переселение состоялось в конце XIII в., что до-
кументировано грузинскими монетами. Это важный вывод, проли-
вающий свет на процесс формирования Куртатинского осетинско-
го общества на основе миграционной волны равнинных алан
XIII в. Кажется, есть достаточно оснований связывать эту волну
мигрантов с разгромом Тютякова в феврале 1278 г. К этому доба-
вим, что антропологом М. М. Герасимовой изучено 130 черепов из
склепа № 15 и сделан вывод о близости их черепам из аланских мо-
гильников; М. М. Герасимова полагает, что существовали опреде-
ленная преемственность и стабильность населения в Куртатинском
ущелье, а «миграционный поток из равнинных терекских городищ
действительно имел место» (103, с. 57). Таким образом, антрополо-
гический материал подтверждает наши наблюдения.
В русских летописях Тютяков назван «славным», то есть извест-
ным на Руси. Известным благодаря чему? Величина города, много-
численность его населения, богатые рынки, местные развитые про-
изводства или удобное положение на пути с юга на север Восточ-
40

ной Европы? Все это могло иметь значение. Но, вероятно, были и
другие причины. В частности, домонгольский Тютяков мог быть
христианским центром Восточной Алании и области Ардоз: выяв-
ленные раскопки церкви XIV в. наглядно свидетельствуют о при-
сутствии на Верхнем Джулате многочисленного христианского на-
селения. На то же указывают бронзовые кресты-тельники из не-
скольких змейских катакомб XI—XII вв. и крест-тельник из нижне-
го яруса погребений склепа № 15 Дзивгиса. В. И. Антонова и
Н. Е. Мнева высказали предположение о том, что находящаяся в
Воздвиженской церкви Толгского монастыря близ Ярославля ико-
на Богоматери Толгской грузинского письма XIII в. была взята в
качестве трофея ярославским князем Федором Ростиславовичем
Черным — участником похода 1278 г. - при штурме Тютякова и
привезена в Ярославль (104, с. 202-203, рис. 116). К сожалению,
эта заманчивая версия сомнительна - с опровержением грузинско-
го происхождения иконы выступил В. Н. Лазарев (105, с. 313), а
С. Масленицын установил, что икона Богоматери Толгской напи-
сана около 1327 г. (106, с. 59-64), т. е. почти на 50 лет позже взя-
тия Тютякова. Поэтому сейчас и впредь до более широких архео-
логических исследований Верхнего Джулата и особенно его нижне-
го культурного слоя нам остается думать, что известность этого го-
рода домонгольской эпохи была основана в первую очередь на его
очень выгодном местоположении на крупном и хорошо известном
военно-торговом пути через Дарьяльский проход и Крестовый пе-
ревал («Железные Ворота» русских летописей).
Выше уже отмечалось, что протяженность культурного слоя
X—XII вв. на Верхнем Джулате составляет, по наблюдениям О. В.
Милорадович, не менее 1 км вдоль левого берега Терека. Безуслов-
но, это крупный населенный пункт, который можно считать разви-
вающимся раннефеодальным городом с полуаграрной экономикой
и весьма вероятным торжищем: здесь не случайно оседало большое
количество импортных вещей. К этому следует добавить, что нам с
Т. Б. Тургиевым в конце 50-х годов удалось собрать аланскую ке-
рамику X—XII вв. и на правом берегу Терека севернее Эльхотовско-
го городища. Тем самым археологически подтверждается предполо-
жение М. Г. Сафаргалиева о том, что Дедяков-Джулат состоял из
двух частей - левобережной и правобережной (107, с. 130). Пло-
щадь правобережной части города, очевидно, не бывшей основной,
остается пока неизвестной даже приблизительно.
О численности жителей аланского Тютякова можно высказать
лишь самые осторожные предположения, основанные на статис-
тических реконструкциях раннесредневекового населения городов
Западной и Восточной Европы. Образную картину среднего фран-
цузского города рисует Ж. Дюби: город «представляет собой лаби-
ринт узких улочек с бесчисленными сточными канавами и скот-
ными сараями. Это было тесное нагромождение построек, город
41

был, по нашим меркам, маленьким. Сколько человек жило в Ла-
не в XII веке, когда был построен собор? Несколько тысяч, не бо-
лее» (108, с. 115). Согласно Ф. Броделю, «для французской стати-
стики город — это (еще и сегодня) поселение с минимум 2 тыс.
жителей» (109, с. 512), что подтверждает В. В. Самаркин: по на-
логовым спискам XIV в. в Англии кроме Лондона только Йорк
имел более 10 тыс. жителей, пять городов насчитывали от 5 до 10
тыс. человек и еще 11 городов — от 3 до 5 тыс. жителей (110,
с. 105). Примерно такая же картина вырисовывается на Руси.
Подсчитано, например, что население Пскова в XII в. составляло
5,8 тыс. человек (111, с. 120). В кавказской историографии нахо-
дим несколько иные представления. Так, согласно А. Апакидзе,
древняя столица Картли — Грузии — во II—I вв. до н. э. насчиты-
вала уже несколько десятков тыс. жителей (112, с. 240), что пред-
ставляется явным преувеличением. Я полагаю, что средняя чис-
ленность жителей Верхнего Джулата в XI—XII вв. составляла ори-
ентировочно 2 тыс. человек и для поселения подобного типа это
немало. В Саркеле - Белой Веже на Дону, по подсчетам М. И.
Артамонова, проживало около 1 тыс. человек (113, с. 80), но это
не помешало Саркелу найти место в византийских источниках и
русских летописях.
Характер застройки Верхнего Джулата в X—XII вв. ничем не от-
личался от застройки прочих аланских городищ области Ардоз и,
очевидно, представлял разделенные узкими кривыми улицами жи-
лые кварталы или усадьбы, заполненные примитивными жилища-
ми — землянками или полуземлянками с турлучными стенами, об-
мазанными глиной и очагами — ямами. Выше уже упоминалась та-
кая полуземлянка близ автотрассы, раскопанная О. В. Милорадо-
вич. Крыши, вероятно, часто покрывались соломой, жилища окру-
жали хозяйственные постройки и зерновые ямы для хранения за-
пасов. Эти наблюдения, сделанные исключительно на полевом ар-
хеологическом материале, вполне соответствуют представлениям
историков о застройке средневековых городищ и поселений Запад-
ной Европы: «Большая часть жилищ крестьян и ремесленников
вплоть до конца средних веков воздвигалась из ивняка, покрытого
обмазкой, из бревен или плохо отесанного камня, кое-где встреча-
лись и полуземлянки, крытые соломой» (114, с. 44). Это рядовые
жилища. Постройки, принадлежавшие местной социальной элите,
пока на Верхнем Джулате Х-ХИ вв. не найдены, хотя и должны
быть.
Еще в начале XX в. на Верхнем Джулате сохранялись обшир-
ные следы древнего города. О них упоминает владикавказский
краевед и любитель старины Ф. С. Панкратов: в 1907 г. на двух
смежных вершинах Кабардинского хребта, называемого «хист», на
левой стороне Терека, были видны стены развалин храмов, на
равнине Татартупа остатки бывших строений, кирпич, тесаные
42

плиты, масса битой посуды и других предметов домашнего обихо-
да; далее упоминается «Тамерланов вал», пересекающий все уще-
лье, и громадное количество курганов (в отдельных группах до
400), теперь уже не существующих (115). Судя по результатам рас-
копок некоторых курганов самим Ф. С. Панкратовым, они отно-
сятся к числу типичных кабардинских курганных могильников
XIV—XVI вв. (116, с. 345). Были ли среди них курганы домонголь-
ского времени, неизвестно.
Литература и источники
1. Кузнецов В. А. Аланы и асы на Кавказе (некоторые проблемы иденти-
фикации и дифференциации). Древности Северного Кавказа. М., 1999.
2. Коиъпе&оу У1ас1Шг — ЬеЬейупвку 1аго$1а\. Ье§ сЬгеНеш сНзрагиз йи
Саисазе. Н181о1ге е1 агсЬео1о§1е йи сЬгаИашзте аи Саисазе с!и Могс! е1 еп
Сптее, ЕсШюп Еггапсе, Рап8, 1999.
3. Кузнецов В. А. Алания и Византия. Археология и традиционная этногра-
фия Северной Осетии. Орджоникидзе, 1985.
4. Диль III. Основные проблемы византийской истории. М., 1947.
5. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. М., «На-
ука», 1982.
6. Шереф ад-дин Йезди. Книга побед. СМОИЗО, т. II. М.-Л., 1941.
7. Долгоруков Петр. Российская родословная книга, ч. II, СПб., 1856.
8. Из нового списка географии, приписываемой Моисею Хоренскому.
Перев. К. Патканова. ЖМНП, ч. ССХХУ1, СПб., 1883. Позаимствова-
но у Клавдия Птолемея (II в.), оказавшего большое влияние на армян-
ский источник (Клавдий Птолемей. Географическое руководство. ВДИ,
1948, 2, с. 246). В новом издании источника Р. Хьюсена прямо говорит-
ся о народе ардоз (Ше Агс1о21ап реор1е). ТЬе Сео^гарЬу оГАпашаз оГ81гак
(Азхагас'оус). 1п1гос1исиоп, Тгап81а1юп апд Соттеп1агу Ьу КоЬей
Н. Нетоеп. \У1е$Ъас1еп, 1992.
9. Армянские источники об аланах. Сост. Р. А. Габриелян. Вып. I. Ереван,
1985.
10. Армянские источники об аланах. Сост. Р. А. Габриелян. Вып. II. Ере-
ван, 1985.
11. Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор. Т. I М.-Л., 1949. Впрочем,
может быть предложена иная версия — понятие «Армн» представляет
армянскую передачу названия Армянского марзпанства по источнику
V в. Елише (Б. А. Арутюнян. Административное деление закавказских
владений сасанидского Ирана согласно труду Елише. Кавказ и Визан-
тия, вып. I. Ереван, 1979, с. 20-21), но эта версия кажется маловеро-
ятной.
12. МащиаП I. 0§1еигора18сЬе ипс! 081аз1аи8сЬе 81геи1ш§е, НИс1е$пе1т, 1961
(второе издание).
13. Алборов Б. А. Осетинские названия местностей к востоку от Осетии.
Сборник научного общества при Горском пединституте, т. I. Владикав-
каз, 1929.
43

ХА.Дорн Б. А. Каспий. О походах древних русских в Табаристан, с допол-
нительными сведениями о других набегах их на прибрежья Каспийско-
го моря. Приложение к XXVI тому «Записок» Имп. Академии наук.
СПб. 1875.
\5.Еремян С. Т. Расселение горских народов Кавказа по Птолемею и
«Армянской географии» VII в. Труды VII Международного конгрес-
са антропологических и этнографических наук, т. VIII. М., «Наука»,
1970.
16. Виноградов В. Б., Чокаев К. 3. Иранские элементы в топонимии и гид-
ронимии Чечено-Ингушетии. Сборник статей и материалов по вопро-
сам нахского языкознания. Известия ЧИНИИ, т. VIII, вып. 2, Грозный,
1966.
17. Чеченов И. М. Археологические работы на городищах Кабардино-Бал-
карии в 1965 г. УЗ КБНИИ, т. XXV, Нальчик, 1967.
18. Миллер В. Ф. Осетинские этюды, ч. III. М., 1887.
19. Гадло А. В. Этническая история Северного Кавказа IV—X вв. Изд. ЛГУ,
1979.
20. Берозов Б. П. Переселение осетин с гор на плоскость (XVIII—XX вв.).
Орджоникидзе, «Ир», 1980.
21. Аржанцева И. А., Деопик Д. В. Зилги - городище начала I тыс. н. э. на
стыке степи и предгорий в Северной Осетии. Ученые записки комис-
сии по изучению памятников цивилизаций древнего и средневекового
Востока Всесоюзной Ассоциации востоковедов. М., «Наука», 1989.
22. Абрамова М. П. Центральное Предкавказье в сарматское время (III в. до
н. э. - IV в. н. э.). М, 1993.
23. Гадло А. В. Страна Ихран (Ирхан) дагестанской хроники «Дербенд-на-
ме». Вопросы археологии и этнографии Северной Осетии. Орджони-
кидзе, 1984.
24. Гадло А. В. Известия о хазарах и Хазарии в позднесредневековой дагес-
танской хронике «Дербенд-наме». История и культура древних и сред-
невековых обществ. Проблемы археологии, вып. 4. Издательство
Санкт-Петербургского университета, 1998.
25. Ниа'иа' а! — А1ат. Тгап$1а1е<1 апс! ехр1атес! Ьу V. Мтогеку. Ьопсюп, 1937.
26. Новосельцев А. П. Хазарское государство и его роль в истории Восточ-
ной Европы и Кавказа. М., «Наука», 1990.
27. Пахомов Е. А. Монетные клады Азербайджана и других республик, кра-
ев и областей Кавказа, вып. IX. Баку, 1966.
28. Гваберидзе Ц. М. О новом монетном дворе в Северной Осетии. Нумизма-
тический сборник, посвященный памяти Д. Г. Капанадзе. Тбилиси, 1977.
29. Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии, ч. II. Орджоникидзе,
«Ир», 1975.
30. Громов В. Я. Материалы к изучению террас р. Терека между г. Орджо-
никидзе и Моздоком. Труды Института геологических наук АН СССР,
вып. 33, № 10, 1940.
31. Уварова П. С. Могильники Северного Кавказа. МАК, вып. VIII, М.,
1900.
32. Кузнецов В. А. и Милорадович О. В. Археологические исследования в Се-
верной Осетии в 1958 году. КСИА, вып. 84, 1961.
ЪЪ.Ляпушкин И. И. Памятники салтово-маяцкой культуры. МИА СССР
№ 62. М., 1958.
44

34. Рапопорт Т. А. Крепостные сооружения Саркела. МИА СССР № 75.
М., 1959.
35. Каманцева А. С. Гончарная печь в селении Дуба-юрт. КС ИИМК, вып.
77, 1959.
36. Кузнецов В. А. Алания в Х-ХП1 вв. Орджоникидзе, 1971.
37. Чеченов И. М. Раскопки городища Нижний Джулат в 1966 году. УЗ
КБНИИ, т. XXV, Нальчик, 1967.
ЪЪ.Акритас /7. Г. Археологическая разведка в Кабарде в 1946 году. УЗ
КНИИ, т. II, Нальчик, 1947.
39. Крупное Е. И. Отчет о работе археологической экспедиции 1947 года в
Кабардинской АССР. УЗ КНИИ, т. IV. Нальчик, 1948.
40. Гребенец Ф. С. Курганы в окрестностях станицы Змейской (Терского ка-
зачьего войска). СМОМПК, вып. 44, Тифлис, 1915.
41. Афанасьев Г. Е. Население лесостепной зоны бассейна среднего Дона в
VIII—X вв. (аланский вариант салтово-маяцкой культуры). Археологи-
ческие открытия на новостройках. Вып. 2. М., 1987.
42. Пчелина Е. Г. О местонахождении ясского города Дедякова по русским
летописям и исторической литературе. Средневековые памятники Се-
верной Осетии. МИА СССР № 14. М., 1963.
43. Минаева Т. М. Археологические разведки в долине р. Сунжи. Сборник
трудов Ставропольского гос. педагогического института, вып. XIII. Ста-
врополь, 1958.
44. Марковин В. И., Ошаев X. Д. О местоположении ясского города Дедяко-
ва (по следам археологических исследований). СА, № 1, 1978.
45. Вагапов Я. С. Лингвистические данные о местоположении и происхож-
дении названий аланских городов Маас и Дедяков. Вопросы историче-
ской географии Чечено-Ингушетии в дореволюционном прошлом.
Грозный, 1984.
46. Мамаев X М. О городе Дедякове и Алхан-калинском городище. Архео-
логия и вопросы этнической истории Северного Кавказа. Грозный,
1979.
47. Кучкин В. А. Где искать ясский город Тютяков? ИСО НИИ, т. XXV. Ор-
джоникидзе, 1966. Позже В. А. Кучкин установил, что древнейшим ва-
риантом этого памятника является Пространная редакция, написанная
в конце 1319 - начале 1320 г. настоятелем Тверского Отроча монасты-
ря Александром, сопровождавшим своего князя в Орду и ставшим оче-
видцем его казни 22 ноября 1318 г. (Кучкин В. А. Повести о Михаиле
Тверском. Историко-текстологическое исследование. М., «Наука»,
1974, с. 224-234, 273). Следовательно, достоверность источника не вы-
зывает сомнений.
48. Минаева Т. М. Золотоордынский город Маджары. МИСК, вып. 5. Ста-
врополь, 1953.
49. Ртвеладзе Э. В. Два мавзолея золотоордынского времени в районе Пя-
тигорья. СА, 1969, 4.
50. Палимпсестова Т. Б., Рунич А. П. О ессентукийских мавзолеях и ставке
Узбек-хана. С А, 1974, 2.
51. Карпини Плано. История монголов. Путешествия в восточные страны
Плано Карпини и Рубрука. Ред. Н. П. Шастиной. М., 1957.
52. Миллер В. Ф. Терская область. Археологические экскурсии. МАК,
вып. I, М., 1888.
45

53. Ртвеладзе Э. В. Надпись Джанибек-хана на плите из Маджар. СА, 1970, 3.
54.СМОИЗО, т. I, СПб., 1884.
55. Ртвеладзе Э. В. Мавзолеи Маджара. СА, 1973, I.
56. Ртвеладзе Э. В. Из истории городской культуры на Северном Кавказе в
ХШ-Х1У вв. и ее связей со Средней Азией. Автореф. канд. дисс. Л., 1975.
57. Лавров Л. И. Эпиграфические памятники Северного Кавказа на араб-
ском, персидском и турецком языках, ч. 2, М., «Наука», 1968.
58. Лавров Л. И. Эпиграфические памятники Северного Кавказа на араб-
ском, персидском и турецком языках, ч. I, М., «Наука». 1966.
59. Лавров Л. И. Хазнидонские надписи. ИСОНИИ, т. XXIII, вып. I. Орд-
жоникидзе, 1962.
60. Тменов В. X. Зодчество средневековой Осетии. Владикавказ, 1996.
61. Лавров Л. И. Материалы по арабской эпиграфике на Северном Кавка-
зе. Сборник музея антропологии и этнографии, XX. М.—Л., 1961.
62. Волкова Н. Г. Маджары (из истории городов Северного Кавказа). КЭС,
V, М., «Наука», 1972.
63. Берже А. Кавказ в археологическом отношении. Тифлис, 1874.
64. Кузнецов В. А. Разведка в районе с. Заманкул. АО 1970 года. М., «На-
ука», 1971.
65. СиШепзШШ I. А. Ке18еп йигсЬ Ки$81апс1 ипд 1т Саиса$18спеп ОеЪище, 1. I.
51-Ре*ег8Ъипз, 1787.
66. ПСРЛ, т. XVIII. СПб, 1913.
67. Осетинско-русский словарь. Под ред. А. М. Касаева, М., 1952.
68. Крупное Е.И. Еще раз о местонахождении города Дедякова. Славяне и
Русь. М., «Наука», 1968.
69. Уоуа^е аи топ* Саисазе е! еп Сеог^е, раг М. 1и1ез К1арго1:п. Тоте рге-
гтег. Рапз, 1823.
70. Кузнецов В. А. «Зылын цырт» у с. Заманкул. Вопросы осетинской архе-
ологии и этнографии, вып. 2. Орджоникидзе, 1982.
71. Кузнецов В. А. Путешествие в древний Иристон. М., «Искусство», 1974.
72. Иессен А. А. Археологические памятники Кабардино-Балкарии. МИА
СССР № 3. М.-Л., 1941.
73. Помяловский И. Сборник греческих и латинских надписей Кавказа.
СПб, 1881.
74. Отчет гг. Нарышкиных, совершивших путешествие на Кавказ (Сване-
тию) с археологической целью в 1867 году. ИРАО, т. VIII, вып. 4, СПб,
1876.
75. Дубровский Н. Пятигорский крест. Вестник общества древнерусского
искусства, № 6-10. М., 1875.
76. Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией в
ХУ1-ХУН вв. М., 1963.
77. Карамзин Н. М. История государства Российского, т. IV. СПб, 1833.
1%.Али-Заде А. А. Монгольские завоеватели в Азербайджане и сопредель-
ных странах в ХШ-Х1У вв. ВИ, 1952, 8. См. также: Тильман Нагель.
Тимур — завоеватель и исламский мир позднего средневековья. Ростов-
на-Дону, 1997, с. 269, 272.
79. Исаенко А. В. О военно-социальном значении облавных охот в эпоху им-
перии Чингисхана. VI Международный конгресс монголоведов (Улан-
Батор, август 1992 г.). Доклады российской делегации. 1, М., 1992.
80. Семенов Л. П. Татартупский минарет. Дзауджикау, 1947.
46

81. Гутнов Ф. X. Сарматы Центрального Кавказа. Между Азией и Европой.
Кавказ в IV—I тыс. до н. э. СПб. 1996.
82. Кузнецов В. А. Иранизация и тюркизация Центральнокавказского суб-
региона. Памятники предскифского и скифского времени на юге Вос-
точной Европы. М., 1997.
83. Армяно-аланские отношения в древности и средние века. Ереван, 1984.
84. Габриелян Р. А. Армяно-аланские отношения (1-Х вв.). Ереван, 1989.
85. История монголов по армянским источникам, вып. I. Перев. К. П. Пат-
канова, СПб, 1873.
86. Джанашвили М. Известия грузинских летописей и историков о Север-
ном Кавказе и России. СМОМПК, вып. XXII. Тифлис, 1897.
87. Галстян А. Завоевание Армении монгольскими войсками. Татаро-мон-
голы в Азии и Европе. Сб. статей. М., «Наука», 1970.
88. Черепнин Л. В. Монголо-татары на Руси (XIII в.). Татаро-монголы в
Азии и Европе. Сб. статей. М., «Наука», 1970.
89. Кузнецов В. А. Очерки истории алан. Второе издание. Владикавказ,
«Ир», 1992.
90. Нарожный Е. И. Восточные и западные инновации золотоордынской
эпохи у населения верхнего и среднего Притеречья. Автореферат канд.
дисс. Воронеж, 1998.
91. Лавров Л. И. Происхождение кабардинского народа и заселение им ны-
нешней территории. СЭ, 1956, 1.
92. ПСРЛ, т. X. М., 1965.
93. ПСРЛ, т. XI. М., 1965.
94. Ртвеладзе Э. В. К истории города Маджар. СА, 1972, 3.
95. Царевич Вахушти. География Грузии. ЗКОИРГО, кн. XXIV, вып. 5. Ти-
флис, 1904.
96. Уарзиати В. С. Дзивгисы дзуар. Вопросы археологии и этнографии Се-
верной Осетии. Орджоникидзе, 1984.
97'. Цоколаев X. А. Воспоминания. ОРФ СОИГСИ, отд. истории, ф. 21,
оп. 1, дело № 454.
98. Кузнецов В. А. Раскопки в Куртатинском ущелье. Газ. «Социалистичес-
кая Осетия» № 208 (18273) от 7.09.1982 г.
99. Блиев М. М. Осетия в первой трети XIX века. Орджоникидзе, 1964.
100. Тменов В. X. Археологическое изучение пещерного склепа № 15 в сел.
Дзивгис. ОРФ СОИГСИ, отд. истории, ф. 6, оп. 1, дело № 159.
101. Кузнецов В. А. Змейский катакомбный могильник (по раскопкам
1957 г.). МАДИСО, т. I, Орджоникидзе, 1961.
102. Кузнецов В. А. Исследования Змейского катакомбного могильника в
1958 г. Средневековые памятники Северной Осетии. МИА СССР
№ 114. М., 1963.
103. Герасимова М. М. Палеонтропология Северной Осетии в связи с про-
блемой происхождения осетин. ЭО, 1994, 3.
104. Антонова В. И., Мнева Н. Е. Каталог древнерусской живописи (опыт
историко-художественной классификации), т. I, М., 1963.
105. Лазарев В. Н. Русская средневековая живопись. М., 1970.
106. Масленицын С. Иконы из Толгского монастыря. «Искусство», 1983, 6.
107. Сафаргалиев М. Г. Где находился золотоордынский город Дедяково?
Ученые записки Мордовского гос. педагогического института, вып. 4.
Саранск, 1956.
47

\08.Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, «Полиграмма», 1994.
109. Бродель Фернан. Структуры повседневности: возможное и невозмож-
ное. М., «Прогресс», 1986.
ПО. Самаркин В. В. Историческая география Западной Европы в средние
века. М., 1976.
111. Мержанова К. А. Численность населения средневекового города: воз-
можности реконструкции (на примере Пскова). СА, 1991, 4.
112. Апакидзе Андриа. Города древней Грузии. Тбилиси, «Мецниереба»,
1968.
ИЗ. Артамонов М. И. Саркел - Белая Вежа. МИА СССР № 62, 1958.
114. Ястребыцкая А. Л. Западная Европа Х1-Х1Н веков. М., «Искусство»,
1978.
115. Панкратов Ф. На развалинах городища Татар-туп. Газ. «Терские ведо-
мости» № 137 от 27.06.1914 г. См. также: 40, с. 1-30 и Гребенец Ф. С.
Курганы в окрестностях станицы Змейской (Терского казачьего вой-
ска). Известия Кавказского отделения Императорского Московского
археологического общества, вып. IV. Тифлис, 1915.
116. Милорадович О. В. Кабардинские курганы Х1У-ХУ1 вв. СА, XX, 1954;
Нагоев А. X. Материальная культура кабардинцев в эпоху позднего
средневековья (XIV-XVII вв.). Нальчик, «Эльбрус», 1981.
48

ГЛАВА II
НЕКРОПОЛЬ АЛАНСКОГО ГОРОДА
«Славный», то есть большой и известный, город Тютяков должен
был сопровождаться соответственно большим городским некропо-
лем, расположенным поблизости от города. Нет нужды доказывать,
что достаточно полное и объективное представление о городе, его
населении, социальной структуре, экономике, культуре, внешних
связях можно получить лишь в результате комплексного рассмотре-
ния археологических материалов как из культурного слоя городища,
так и из его некрополя. Существенно, что эти два различных по сво-
ему формированию вида археологических источников различны
также функционально и морфологически, но в то же время нераз-
рывно связаны, дополняя друг друга. Если в окрестностях города
или на его территории выявлено несколько могильников, их парал-
лельное изучение может представить ценную историческую инфор-
мацию: разные могильники с разным погребальным обрядом могут
принадлежать различным этническим или конфессиональным груп-
пам городского населения, а внутри этих групп возможно выделе-
ние социальной градации и даже общих черт и формальных призна-
ков древних общественных структур. Исследование культурного
слоя такую информацию и в таких объемах, как правило, не дает;
исключение составляют только остатки архитектурных сооружений
(напр. дворцов, общественных зданий, христианских храмов, му-
сульманских мечетей, языческих святилищ и т. д.). В аланском слое
Верхнего Джулата—Тютякова подобные сооружения пока не выяв-
лены, хотя они должны были быть, в том числе дома местной соци-
альной элиты и церковь. Поэтому рассмотрение материалов из не-
крополя аланского города Х-ХН вв. здесь необходимо.
Выше уже сказано, что О. В. Милорадович пришла к выводу:
Змейский катакомбный могильник был аланским городским клад-
бищем Верхнего Джулата. Я разделяю этот вывод, представляю-
щийся бесспорным. Культурный слой аланского поселения на тер-
ритории Змейского кирпичного завода стратиграфически перекрыт
катакомбами X—XII вв. и датирован предшествующим периодом
VIII—IX вв. (1, с. 94—95). Можно полагать, что в X в. это поселе-
ние было заброшено, его обитатели переселились со средней пой-
менной террасы на верхнюю террасу, где и сформировался слой
X—XII вв. (частично исследованный в 1957 г. В. Б. Деопик-Кова-
левской; 2, с. 37-50). Часть катакомбного могильника, наверное,
принадлежала жителям этого «пригорода» Верхнего Джулата. Но
основной массив захоронений явно оставлен населением города в
Эльхотовских воротах. Об этом говорит не только не свойственная
49

сельскому крестьянскому
населению социальная
дифференциация, но и
огромные масштабы
Змейского катакомбного
могильника — по нашим
неполным подсчетам, на
нем в XX в. археологиче-
ски исследовано до 400
катакомб с коллективны-
ми погребениями. Если в
среднем в катакомбе счи-
тать по 4 захоронения, в
совокупности раскопан-
ная часть некрополя дала
до 1600 захоронений. К
этому надо добавить, что
значительная часть не-
крополя занята колхоз-
ным садом, и она оста-
лась не исследованной.
Приведенные цифры
убеждают в том, что
Змейский могильник не
мог быть сельским клад-
бищем, ибо такая кон-
центрация населения в
одном пункте для эпохи
средневековья присуща
только городу или боль-
шому поселению город-
ского типа - формирую-
щемуся городу.
К сожалению, не весь
 полученный в ходе рас-
копок материал, включая
Рис. 6. Генплан Змейского катакомбного мо- полевые наблюдения, об-
гильника. Черным цветом показаны ка- работан, введен В науч-
такомбы, раскопанные В. А. Кузнецо- ,„. ~' ~™ „ „„„„а~<*„
вым в 1957-1959 гг., не закрашены и не НЫИ °боРОТ И приобрел
имеют нумерации катакомбы из раско- Статус исторического ИС-
пок С. С. Куссаевой в 1953-1956 гг. точника. Отставание про-
Съемка топографа А. В. Сашина. работки, осмысления И
публикации накоплен-
ных материалов — хроническая болезнь нашей археологии, и Змей-
ский катакомбный могильник (далее ЗКМ) дает тому яркий при-
мер. Полностью опубликованы только мои иллюстрированные от-
50

четы за 1957—1959 гг. с изложением предварительных выводов (3,
с. 62—135; 4, с. 8—47; 5, с. 315—362). Специальное монографическое
исследование 88 катакомб и 14 грунтовых могил на ЗКМ, раско-
панных автором этих строк, остается задачей на будущее. В
1953—1956 гг. С. С. Куссаевой вскрыто, по моим, возможно, непол-
ным разысканиям, не менее 98 катакомб. Опубликован только са-
мый общий и поверхностный очерк без иллюстраций (6, с. 51-61)
за 1953 г., о последующих работах публикаций нет. Все бумаги по-
койной исследовательницы, хранящиеся в архиве Северо-Осетин-
ского института гуманитарных и социальных исследований, мной
проработаны и подготовлена иллюстрированная статья, но ее не
удается опубликовать из-за большого объема. Раскопки Н. И. Гидж-
рати, Р. Ф. Фидарова и В. Л. Ростунова фактически также остались
без публикации, хотя, по свидетельству Р. С. Сосранова, это «более
ста комплексов» (7, с. 93). О дореволюционных раскопках Ф. С.
Панкратова-Гребенца печатных сведений научного характера нет.
По этим причинам в основу последующей характеристики ЗКМ
будет положен археологический материал, добытый Змейским от-
рядом Северо-Кавказской археологической экспедиции (СКАЭ)
Института археологии АН СССР в 1957—1959 гг., — он достаточно
репрезентативен (генплан см. рис. 6). Наша характеристика ЗКМ
суммарна настолько, насколько это довольно для получения надеж-
ного представления о некрополе города и использования его как
дополнительного и информативного источника.
Погребальный обряд
Не случайно Верхний Джулат - Тютяков в русских летописях
назван «ясским городом». Это адекватное определение этнической
и культурной принадлежности основного пласта жителей города.
Кто такие ясы, в научной литературе споров нет: ясы тождествен-
ны асам - аланам (8, с. 564-565; 9, с. 294; 10, с. 115-143). Следо-
вательно, основной пласт погребений на городском некрополе дол-
жен соответствовать тем объективным представлениям о характере
погребального обряда алан Северного Кавказа, которые сложились
в современной археологической науке. Что в этом отношении дает
существующий материал?
Подавляющая часть могил ЗКМ конструктивно представляет ти-
пичные раннесредневековые катакомбы, состоящие из входного уз-
кого коридора — дромоса и овальной в плане камеры, со сфериче-
ским сводом, искусно вырубленной в плотной материковой глине
на глубине до 4 м. Полукруглое входное отверстие закрывалось ка-
менной плитой, реже мельничным жерновом (рис. 7), щели обма-
зывались глиной, и таким образом камера после очередного захо-
51

Рис. 7. Мельничный жернов, закрывающий вход в камеру катакомбы 3.
52

ронения герметизировалась. Следует полагать, что на поверхности
катакомбы имели какие-то опознавательные знаки, ибо дромосы
после погребений засыпались и найти нефиксированную катаком-
бу было трудно. В некоторых камерах у входа устраивались выем-
ки для углубления уровня пола, вдоль стен образовывались невы-
сокие (7—8 см) полки, на которых и покоились костяки (см. напр.
3, с. 68, рис. 4; 4, табл. 1, 4, табл. III, 1). В катакомбах 42 и 54 вы-
емки пола были снабжены желобками, назначение коих неясно (4,
табл. III, 3—4). Таково несложное и в то же время конструктивно
прочное (просевшие катакомбы встречались редко) устройство это-
го могильного сооружения.
Происхождение, эволюция и распространение катакомбных мо-
гил средневековья остаются спорной проблемой археологии. Судя
по существующему материалу, предгорная равнина Центрального
Кавказа вряд ли является родиной катакомб. В эпоху бронзы (II
тыс. до н. э.) погребения в катакомбах распространились в степях
Северного Причерноморья и Предкавказья, особенно в Калмыкии
(11; 12, с. 3—24 и др.). Но катакомбы эпохи бронзы от средневеко-
вых аланских катакомб отделяет большой хронологический разрыв;
катакомбы скифского и сарматского времени этот хиатус полно-
стью не заполняют и не дают картины перманентной эволюции.
Поэтому степное, причерноморско-среднеазиатское происхожде-
ние аланских катакомб и их связь с древнеиранской средой I тыс.
до н. э. кажется наиболее вероятной. Эта версия сформулирована
давно (см. напр. 13, с. 72; 14, с. 65) и не потеряла своего научного
значения по сей день (15, с. 151-159; 16, с. 14; 17, с. 155; 18,
с. 88—89, 92), причем наиболее корректно на современном уровне
она отражена в специальной статье Г. Е. Афанасьева. Касаясь воз-
ражений отдельных археологов, этот исследователь пишет о ката-
комбном погребальном обряде: «Мы связываем его с аланскими эт-
ническими группами. Предположение, что раннесредневековые ка-
такомбы не могут являться критерием для выделения аланских эт-
нических групп Центрального Кавказа, не имеет существенных и
признанных аргументов» (18, с. 96). Я разделяю эти положения.
Сказанное находит подтверждение в антропологическом матери-
але из ЗКМ. Исследованием В. П. Алексеева и К. X. Беслекоевой
установлено, что в населении Змейской — Верхнего Джулата пре-
обладал морфологический тип, характерный для местных автохтон-
ных групп (19, с. 12), и это дает основание говорить об экзогамных
браках между аланским этносом и аборигенными племенами, их
сближении и интеграционных процессах (18, с. 91; 20, с. 219). Вы-
вод о том, что «генетическая связь с аланами погребенных в Змей-
ском могильнике, прослеженная В. А. Кузнецовым на археологиче-
ском материале, находит проявление и в палеоантропологическом
материале» (18, с. 91), никем не опровергнут и не подвергнут со-
мнению. Видимо, мы вправе обоснованно считать ЗКМ аланским
53

и, следовательно, «ясским». Показания археологии и свидетельства
письменных источников о ясском городе совпадают, и данное сов-
падение подтверждает обоснованность версии о локализации лето-
писного Тютякова в Эльхотовских воротах.
Основные черты погребального обряда ЗКМ и отразившегося в
этом обряде своеобразия общественного сознания уже затрагивались
в предшествующих публикациях (3, с. 104—105; 4, с. 38; 21, с. 98).
Здесь нет необходимости входить в детальное обсуждение этих вопро-
сов, требующих специального исследования. Достаточно указать на
то общее, что наряду с конструкцией могильного сооружения объе-
диняет или разделяет ЗКМ с другими ранне-средневековыми ката-
комбными могильниками, признанными аланскими. Прежде всего, я
склонен выделить фундаментальный принцип захоронения в изоли-
рованной и не заполняемой землей камере, что достигалось ее упо-
мянутой выше герметизацией. Проблема герметизации в подавляю-
щем большинстве случаев решалась успешно, и заполненными зем-
лей оказывались только осевшие катакомбы. Пожалуй, это наиболее
характерная особенность местного погребального обряда, на которую
археологами (в том числе и мной) обращалось недостаточное внима-
ние. Основу данной черты погребального обряда могли составлять
представления о недопустимости осквернения священной матери-
земли трупом, хотя в таком объяснении пока не все выглядит убеди-
тельно. Почему, в таком случае, около половины катакомб салтово-
маяцкой культуры УШ-1Х вв. были забиты землей? (22, с. 73; 23,
с. 180—181; 24, с. 187) - ведь катакомбные могильники этой культу-
ры признаны бесспорно аланскими и связанными с аланами Север-
ного Кавказа генетически (25, с. 143; 26). В рамках одной крупной эт-
нической общности явные локальные отличия в погребальном обря-
де налицо, и они не могут объясняться некоторой разницей в хроно-
логии. Дело, по-видимому, в локальном этнографическом своеобра-
зии различных аланских групп: В. С. Флеровым на основании анали-
за погребального обряда установлено локальное различие между ала-
нами верховьев Дона и бассейна Северского Донца (24, с. 197). У
алан, живших в Эльхотовских воротах (алан — «ардозцев»), забивать
камеры катакомб землей не было принято и считалось необходимым
хоронить в полой, но изолированной от внешней среды камере. Тот
же принцип мы видим в широко распространенных на Кавказе скле-
пах и пещерных захоронениях средневековья. Ссылаясь на С. А. То-
карева (27, с. 167-168), С. А. Плетнева видит в катакомбных могилах
отражение двух «первичных мотивов-инстинктов опрятности и соци-
альной привязанности» (22, с. 71). Мне эти «инстинкты» давно пред-
ставляются преувеличенными (28, с. 300) и неубедительными. Во вся-
ком случае в условиях Северного Кавказа более реально усматривать
действие традиционного культа мертвых и почитания усопших пред-
ков, по М. О. Косвену, слившегося с тотемизмом и культом приро-
ды (29, с. 150). В свете теории анимизма и будущей после смерти
54

жизни Э. Б. Тайлор выдвинул идею о гробнице, как «вечном жили-
ще» (30, с. 309). Если камеру катакомбы воспринимать как такое
«вечное жилище» усопших, напрашивается логичное умозаключение
о том, что «жилище» должно быть свободным пространством. Конеч-
но, это лишь самое осторожное предположение.
Вторая важная черта погребального обряда ЗКМ — коллектив-
ность захоронений. И здесь существенная разница с Маяцким ка-
такомбным могильником VIII - IX вв., раскопанным В. С. Флеро-
вым, где на долю одиночных захоронений приходится 81 — 82% по-
гребений (24, с. 157). Наши трехлетние раскопки ЗКМ дали следу-
ющие результаты: одно погребение в катакомбе - 9, два погребе-
ния — 27; три погребения — 15; четыре погребения — 19; пять по-
гребений — 6; шесть погребений — 4; семь погребений — 4; восемь
погребений — 1; девять погребений - 2. Таким образом, количест-
во погребенных в одной камере преобладает от 2 до 4, и это, оче-
видно, характеризует наличие малой моногамной семьи у алан. В
рассматриваемое время, т. е. Х-ХН вв., существование моногамной
семьи в Алании подтверждается также размерами и внутренней ор-
ганизацией относительно хорошо сохранившихся жилищ (31,
с. 213-215, рис. 34).
Третья важная черта погребального обряда ЗКМ - положение погре-
бенных. Преобладающая ориентировка — северо-восточная, преоблада-
ющее положение мужчин - вытянуто на спине, преобладающее поло-
жение женщин - скорченно на боку, с поджатыми ногами (рис. 8), в
Рис. 8. Скорченное женское захоронение в камере катакомбы 21.
55

чем отразилось подчиненное социальное положение женщин. Раз-
ница в положении мужских и женских костяков характерна для Ма-
яцкого катакомбного могильника VIII—IX вв. (24, с. 154, 161, 172,
рис. 10-11), Дмитриевского (23, с. 187, 189, рис. 94, 96; 32, с. 183,
прим. 4) и в целом для могильников салтово-маяцкой культуры (33,
с. 69). Эти общие черты погребального обряда, безусловно, сближа-
ют алан ЗКМ с аланами — носителями салтово-маяцкой культуры,
хотя полного тождества между ними не было, и это закономерно:
уже И. И. Ляпушкин обратил внимание на наличие локальных групп
салтово-маяцких алан и их очевидно племенную раздробленность
(34, с. 142), что подтверждено С. А. Плетневой — «каждая группа на-
селения имела массу особенностей в погребальном обряде, который
в целом был единым, катакомбным» (22, с. 90). Видимо, сходная
картина вырисовывается в катакомбных могильниках Северного
Кавказа. Так, в могильнике VIII—IX вв. Мартан-Чу в Чечне мужские
скелеты лежали вытянуто на спине, женские — скорченно на боку
(35, с. 83), та же особенность прослежена на Зарагижском и Кашха-
тауском некрополях IV—VI и VIII—IX вв. в Кабардино-Балкарии
(материал пока не опубликован, 36). Но в катакомбном могильнике
V в. Байтал-Чапкан в Карачаево-Черкесии, могильнике VII—VIII вв.
«Песчанка» в Кабардино-Балкарии и могильнике VII—IX вв. Чми в
Северной Осетии преобладает вытянутое трупоположение, хотя
встречаются единичные скорченные скелеты (37, с. 237; 38,
с. 125—135; 39, с. 179). В целом же, несмотря на некоторые локаль-
ные вариации и плохую сохранность костяков, погребальный обряд
не оставляет сомнений в принадлежности ЗКМ к кругу аланских па-
мятников домонгольской эпохи.
Сказанное подтверждается и таким элементом погребального об-
ряда, как угольная подстилка под погребенными. Древесный уголь
встречен нами в 75 катакомбах, исследованных в 1957-1959 гг.,
причем подстилка варьировала от нескольких мелких угольков до
плотного слоя. Наличие угольной подстилки не зависит от пола и
возраста усопших, и она равно сопутствует всем, тогда как, по В. С.
Флерову, в Маяцком могильнике подстилки или подсыпки в муж-
ских могилах нет (24, с. 159). В Дмитриевском могильнике угольные
подстилки сопутствуют катакомбам с семейными захоронениями,
С. А. Плетнева связывает их с обычаем «посмертного брака», т. е.
молодая женщина, не бывшая прижизненной женой, убивалась и
клалась в могилу мужчины как часть сопровождающего инвентаря
(23, с. 202, 206, 221, 231). В Дмитриевском могильнике это может
быть и так. Но наблюдения В. С. Флерова на Маяцком могильнике
(катакомба 7) привели его к заключению, что здесь угольная под-
сыпка имела не «свадебное», а иное значение (24, с. 165). Совер-
шенно очевидно, что об ином значении угольной подстилки мы
должны говорить на материалах ЗКМ. Я думаю, что здесь к истине
была ближе С. С. Куссаева: угольные подстилки в ЗКМ являются
56

отражением культа огня, выполнявшего функции очистительной
силы с эпохи бронзы, а в традиционных обрядах осетин было раз-
ведение костра на могиле умершего на второй день после похорон
и ежегодно под Новый год (6, с. 54—55; 3, с. 105; 40, с. 541). Каса-
ясь культа огня у осетин, этнограф Л. А. Чибиров пишет: «Вплоть
до недавнего прошлого величайшей святыней в глазах осетина был
огонь (арт),.. в прошлом у осетин существовало испытание посред-
ством огня,., с огнем было связано представление об очищающей
силе, целебной способности» (41, с. 137-139). Конечно, эта этно-
графическая ретроспектива в быту осетин имеет для нас значение и
должна учитываться, как весьма вероятная. Но из 88 исследованных
нами катакомб ЗКМ 13 угольной подстилки не имели. Почему?
Дать обоснованный ответ на этот вопрос мы не можем, речь здесь
может идти только о доминирующей, но не однозначной тенденции
обрядов, относящихся к погребальному культу.
Я обращаюсь к аланским катакомбным могильникам салтово-
маяцкой археологической культуры, как сравнительному материа-
лу, потому что именно эти могильники, начиная с кандидатской
диссертации Н. Я. Мерперта (42), наилучше и всесторонне изуче-
ны. В этом смысле следует заметить, что прослеженный в салтов-
ских могильниках обряд обезвреживания трупов путем их разруше-
ния (22, с. 80; 23, с. 187, 215 и др.; 24, с. 157, 181-187), зафикси-
рованный В. С. Флеровым также в аланском катакомбном могиль-
нике Клин-яр близ Кисловодска (43), в раскопанных нами ката-
комбах ЗКМ не установлен. Представляет ли это местную, локаль-
ную особенность ЗКМ?
Явно нарушенные и лишенные анатомического порядка костя-
ки в некоторых катакомбах ЗКМ присутствуют. Но в подобных
случаях (контролируемых работавшей в составе экспедиции антро-
пологом Г. М. Давыдовой) мы полагали, что имеем дело с останка-
ми, сдвинутыми в сторону при совершении последующего захоро-
нения; специальная методика, позволяющая отличать сдвинутые
костяки от расчлененных, нами не применялась и тогда не была из-
вестна. Поэтому о присутствии обряда обезвреживания покойников
в ЗКМ мы уверенно говорить не можем.
В этой связи следует отметить погребение в катакомбе 21, стоя-
щее особняком в ряду исследованных нами в течение трех лет.
Прослежен ряд аномальных черт: закладная плита была отодвину-
та от входа в камеру и прислонена к восточной стенке дромоса,
входное отверстие разрушено. Поскольку вход не был закрыт и гер-
метизирован, камера оказалась заполнена землей, что необычно.
По этой причине камера вскрывалась широким раскопом сверху.
На ее полу оказалось земляное возвышение (20 см высоты) непра-
вильных очертаний, на котором лежал женский скелет на левом бо-
ку, головой на северо-восток (рис. 8). Обращает на себя внимание
поза погребенной — левая рука согнута локтем вперед под прямым
57

углом, кистью подведена к лицу; положение правой руки осталось
неясным, ибо не все кости уцелели, но сохранившаяся часть лок-
тевого сочленения позволяет допустить, что она была положена на
таз. Если левая нога была согнута слегка, правая резко согнута под
прямым углом по отношению к позвоночному столбу и пяткой
подведена к тазу. Зафиксировать правую ногу в таком положении
было возможно, по-видимому, только связав ее истлевшей и недо-
шедшей до нас повязкой. Почему? По каким причинам женщину в
катакомбе 21 вынесли с пола камеры на специальный глиняный
«поп», причем лишив ее угольной или иной подстилки?
Характерно и также необычно полное отсутствие какого-либо по-
гребального инвентаря. Не было даже традиционного кувшина в дро-
мосе. Складывается впечатление, что мы имеем дело с женщиной-
изгоем, принадлежавшей к аланскому социуму, но совершившей та-
кой тяжкий проступок, который не мог быть в рамках еще сохраняв-
ших свою силу родоплеменных норм прощен. Я не исключаю, что
женщина могла быть умерщвлена и лишена самого главного — пред-
метов, необходимых в неземной жизни. Именно поэтому погребен-
ную лишили также герметизации камеры, разрушив входное отвер-
стие преднамеренно. Следует отметить, что рассматриваемое жен-
ское погребение в камере было единственным - ни мужчины, ни де-
тей. Среди одиночных женских захоронений Дмитриевского ката-
комбного могильника VII 1-Х вв. в ареале салтово-маяцкой культу-
ры очень сходную сильно скорченную (но на правом боку) позу да-
ет погребение в катакомбе 19 (22, с. 77, рис. 20, 3).
В могильниках салтово-маяцкой культуры признаком обезвре-
живания покойников считаются перекрещенные стопы ног некото-
рых мужчин (22, с. 75; 24, с. 159), причем в Маяцком могильнике
ноги связывались у большинства погребенных мужчин. В ЗКМ на-
против — данный обряд отмечен единично (напр. в катакомбах 42,
54, 68), и это вновь указывает на локальные отличия. Впрочем,
здесь надо сделать оговорку — большинство скелетов в ЗКМ разло-
жилось полностью и превратилось в белую костную труху в виде
полос и пятен на полу, выявление деталей положения зачастую бы-
ло невозможно.
В заключение изложенной выше некрографии ЗКМ кратко кос-
немся некоторых черт погребального обряда, выявляемых археоло-
гами на материалах салтово-маяцкой культуры VIII—X вв. того же,
по существу, аланского этноса, но более раннего времени. Имею
в виду коллективные захоронения. Относительно парных погребе-
ний мужчины и женщины С. А. Плетнева высказала мнение, что
это погребение супружеских пар. Если погребенная пара покоится
на угольной подстилке, последняя имеет «свадебное» значение —
с мужчиной в катакомбе лежит не его жена («на вдове оставался
дом и дети»), а наложница — рабыня, убитая в день похорон в ка-
честве одного из сопутствующих предметов, нужных в потусторон-
58

ней жизни (22, с. 79). Эти предположения вряд ли можно под-
твердить на материалах ЗКМ. Парных погребений в ЗКМ рас-
копок 1957-59 гг. было 27. Присутствие во всех этих случаях жен-
щин не установлено из-за плохой сохранности костяков и невоз-
можности антропологических определений, но не слишком ли
много рабынь-наложниц в аланском обществе X—XII вв.? (по сво-
ему инвентарю эти захоронения полностью аланские). Согласно
С. А. Плетневой, рабыни-наложницы сопровождали мужчин-вои-
нов с оружием. В катакомбе 15 ЗКМ были погребены два воина с
саблями, но женщина почему-то одна. Перечень подобных проти-
воречий можно продолжить, но очевидным представляется то,
что аланская этническая общность была далеко не единой и
распадалась на локальные группы, возможно, соответствовавшие
племенам или иным территориальным подразделениям, иерархия
коих нам неизвестна.
Аланы — «ардозцы», жившие в районе Эльхотовских ворот, бы-
ли одним из таких локальных аланских подразделений. Видимо, не
ошибемся, связав ЗКМ с группой катакомбных могильников Се-
верной Осетии в соответствии с выполненным Д. С. Коробовым
кластерным анализом, позволившим на основе массового материа-
ла (1070 катакомб) выделить на Северном Кавказе 9 территориаль-
ных групп (44, с. 63-65).
Кратко коснемся вопроса о погребальном инвентаре ЗКМ в свя-
зи с рассмотрением погребального обряда. В целом он уже охарак-
теризован в предшествующих публикациях (напр. 3, с. 105-125; 21,
с. 99-114 и др.). Инвентарь для аланских катакомб второй полови-
ны I тыс. — начала II тыс. вполне типичен, начиная с кувшинов в
дромосах и перед входом (иных типов керамики здесь не бывает).
Можно полагать, что в дромосы ставили кувшины с поминальным
питьем, и это также черта погребального обряда. Погребальный ин-
вентарь связан с представлением о необходимости снабдить погре-
бенного всем тем, что было нужно при жизни, и это обычай жерт-
воприношения (45, с. 29), восходящий к культу мертвых. Но на ма-
териалах ЗКМ хорошо видно, что распределение погребального ин-
вентаря по катакомбам весьма различно и настолько дифференци-
рованно, что можно уверенно говорить об имущественном и соци-
альном расслоении местного общества, в XI—XII вв. ставшего ран-
нефеодальным. Вывод о раннефеодальной структуре аланского об-
щества Северного Кавказа в Х-ХН вв. на основе анализа археоло-
гического материала и письменных источников сделан ранее (31,
с. 197-225, 228-240) и не встретил возражений. Более того, «Ала-
ния X в. предстает перед нами как одно из крупных и сильных по-
литических объединений на юго-востоке Европы» (46, с. 50). Если
Верхний Джулат в X—XII вв. был развивающимся городом с не-
свойственной селу социальной структурой, последняя была должна
найти свое отражение в топографии и материальной культуре ЗКМ.
59

Социальная топография некрополя
Противоположность между нобилитетом и простым народом-
плебсом, низшим слоем средневековых городов — закономер-
ность, отражавшаяся в содержании погребений, а иногда и в то-
пографии могил, когда богатые занимали особые участки на клад-
бище. «Никакого равенства в смерти: общество мертвых было в
той же степени, что и обще-
ство живых, поделено на ка-
сты, иерархизировано», —
замечает о Западной Европе
средневековья Ж. Дюби (47,
с. 284). Наиболее богатые по
инвентарю могилы принад-
лежали социально наиболее
значительным родам, и в ев-
ропейской археологии по-
добные родовые участки на
средневековых некрополях
успешно выделяются (см.
напр. 48). Попытка обозна-
чить на территории ЗКМ
(по материалам раскопок
1957-1959 гг.) компактные
«гнезда» катакомб, отделен-
ные друг от друга незначи-
тельным, но заметным сво-
бодным пространством,
предпринята мной в 1971 г.
(31, с. 211). Не исключено,
что на этом свободном про-
странстве устанавливались
на поверхности оградки, от-
делявшие одно «гнездо» ка-
такомб от другого. Всего на-
мечено 9 групп катакомб
(рис. 9). Конечно, границы
между группами не всегда
 четки и, например, группы
Рис. 9. Социальная топография Змейско- III И IV спорны — ЭТО может
го катакомбного могильника с вы- быть одна группа. Тем не ме-
делением девяти родовых участ- нее ВОЗМОЖНОСТЬ Выделения
1й1!,31Тн!? нескольких групп катакомб
рами. Черным цветом показаны ка- ^
такомбы с погребениями конных ВПОЛНе реальна.
дружинников, звездочкой - ката- Какая общественная стру-
комба 14 с погребением алдара. КТура МОЖет скрываться за
60
Рис. 9. Социальная топография Змейско-
го катакомбного могильника с вы-
делением девяти родовых участ-
ков, обозначенных римскими циф-
рами. Черным цветом показаны ка-
такомбы с погребениями конных
дружинников, звездочкой - ката-
комба 14 с погребением алдара.
60

этими фактами? Анализируя аварский могильник в Дьере, где бы-
ло исследовано около 900 погребений, Г. Ласло выделил группы
могил, связываемых им с кланами — родами и их ветвями. По мыс-
ли исследователя, кланы хоронили своих умерших на принадлежав-
ших им участках некрополя (48, с. 86 ел.).
Одновременно прослеживался процесс социальной дифферен-
циации и стирания клановых различий. В целом я склонен согла-
ситься с наблюдениями Г. Ласло и экстраполировать их на матери-
ал ЗКМ, но остается неясным вопрос: что именно следует пони-
мать в данном случае под кланом? Любые версии могут оказаться
слишком шаткими и преждевременными, а для однозначного отве-
та необходимо глубокое исследование с применением специальных
методик, в том числе антропометрических (но насколько они при-
менимы в условиях ЗКМ, где большинство скелетов полностью
разложились?). Это идеальное пожелание в конце 50-х годов было
невыполнимо, несмотря на присутствие антрополога, тем более в
обстановке срочных спасательных раскопок.
На материалах салтово-маяцкой культуры по данной проблеме
прошла дискуссия между С. А. Плетневой и Г. Е. Афанасьевым.
С. А. Плетнева наметила общие контуры социально-экономичес-
кой стратификации алан Дона и Донца от влиятельных и богатых
воинов и их жен до домашних рабов и рабынь, убиваемых после
смерти своего патрона вместе с детьми и следовавшими за патро-
ном в вечность. Хорошо вооруженные всадники-воины составляли
военную аристократию, а рядовые воины, вооруженные боевыми
топорами (и ножами), входили в пешее войско (49, с. 160-172).
Указанная военная организация аланского общества салтово-маяц-
кой культуры в целом соответствует нашим представлениям, сло-
жившимся после раскопок ЗКМ (31, с. 222-223), - профессио-
нальные конные воины и пешее ополчение. Та же основа военной
организации алан на IV—V этапах (вторая половина IX — конец
XIII в.) прослежена В. Н. Каминским (50, с. 18) и фактически
следующим за ним А. А. Слановым (51). Кластерный анализ 130
салтово-маяцких комплексов позволил Г. Е. Афанасьеву детали-
зировать воинскую иерархию салтовцев: ранг 1 — предводитель во-
инов (1); сюда же входят десятники (10); ранг 2 - высшая группа
воинов (36); ранг 3 — низшая группа воинов (68). При этом
Г. Е. Афанасьев отмечает, что данная иерархия имеет прямые па-
раллели в алано-осетинском обществе нартского эпоса (52,
с. 132-142).
Противоречия между С. А. Плетневой и Г. Е. Афанасьевым, на
наш взгляд, не имеют принципиального характера: Г. Е. Афанась-
ев уточняет общие положения и убедительно ранжирует мужские
воинские захоронения. Опыт Г. Е. Афанасьева может быть распро-
странен на мужские могилы ЗКМ, но он касается воинской иерар-
хии. Соотносится ли он с иерархией социальной?
61

Безусловно, соотносится. Если выделенные нами хотя бы услов-
но 9 участков считать «клановыми» или родовыми участками, уча-
сток I четко выделяется присутствием в его центре трех наиболее
богатых катакомб — 3, 14 и 15 (рис. 9). Это участок некрополя, при-
надлежавший самому богатому и влиятельному роду. Центральная
фигура на участке I и на всем ЗКМ — богатейшее захоронение муж-
чины в катакомбе 14, сопровождавшееся роскошной саблей. По-
дробнее на нем мы остановимся ниже. Сейчас вновь отметим, что
относительно богатые инвентарем катакомбы были выявлены и на
участке II (катакомба 9 с саблей с серебряной с чернью рукоятью
и обкладками ножен) и участке V (катакомба 36) и на своих участ-
ках это, безусловно, центральные в социальном отношении воин-
ские могилы. Мужские воинские захоронения с саблями и боевы-
ми топорами - секирами присутствуют во многих других родовых
участках (сабель найдено 26), но это вполне «рядовые» могилы,
свидетельствующие о незнатности данного рода.
Высшая воинская и социальная элита была немногочисленна.
Автором этих строк давно, на материалах ЗКМ, сделан процентный
расчет: при общем числе погребений 294 богатых всего 15, и это со-
ставляет менее 5%. Данные цифры указывают на дифференциацию
позднеаланского общества на кучку феодальной знати и массу ря-
довых общинников. Согласно иерархической классификации Г. Е.
Афанасьева основное мужское захоронение в катакомбе 14 можно
воспринимать как погребение военно-феодального вождя или кня-
зя, мужские погребения с саблями в катакомбах 3, 9, 15 и 36 — как
захоронения высшей группы воинов (может быть, дружинников),
остальные захоронения мужчин с саблями — как могилы низшей
группы воинов-дружинников, имеем в виду конных*.
Предлагаемая интерпретация территориально-групповой кон-
центрации катакомб на 9 участках исследованной нами части не-
крополя как отражения родовой структуры общества (31,
с. 211—212; 5, с. 361) подтверждается историко-этнографически-
ми данными. В обществах, сохранявших дериваты родового
строя до недавнего времени, существовало правило расселения
по родовым кварталам и погребения умерших на родовых участ-
ках кладбища. Родовые участки отделялись межой, которую ни-
кто не мог нарушить (ср. с такими межевыми пространствами на
ЗКМ - 54, с. 222; с. 41; 56, с. 35, 42 и др.) Не претендуя на пол-
ную достоверность суждений, данную версию я считаю сейчас
наиболее вероятной.
Выше уже говорилось, что ЗКМ являлся некрополем Верхне-
го Джулата домонгольского времени X—XII вв. Причем основной
пласт захоронений относился к так называемому безмонетному
Здесь нужно указать на наличие на ЗКМ конских захоронений, не встретившихся
нам, но выявленных впоследствии Р. С. Сосрановым (7) и Р. Ф. Фидаровым (53).
62

периоду XI—XII вв. (57, с. 53—65 и др.) — монетные находки в
ЗКМ неизвестны. Поэтому, очевидно, мы вправе думать, что по-
гребенные в Змейском некрополе люди представляли объедине-
ние еще не распавшихся и прочных родовых коллективов — ос-
новной структуры, составляющей общество в одну крупную тер-
риториальную общину, состоявшую из представителей разных
родов (29, с. 199). Формирование крупного населенного пункта,
жители которого связаны не только кровнородственными, но и
территориально-соседскими связями, представляет процесс фор-
мирования раннесредневекового города. Именно таким городом
в ходе своего становления и является город Х-ХП вв. в Эльхо-
товских воротах.
Уместно будет напомнить о некоторых условиях возникнове-
ния ранних государств, сформулированных И. М. Дьяконовым и
В. А. Якобсоном: такие государства всегда и всюду образуются в
рамках одной территориальной общины или нескольких, связан-
ных между собой общин. Подобное раннее государство должно
иметь естественные границы - горы, море, пустыня и т. п.; рай-
он сложения государства авторы именуют номом. В номе возни-
кает его центр, образуется город-пункт, в котором осуществляет-
ся сосредоточение, перераспределение и реализация прибавочно-
го продукта (58, с. 3). Нетрудно заметить, что область Ардоз име-
ет четкие естественные границы и в соответствии с критериями
Дьяконова-Якобсона может быть признана номом. В таком случае
его центром, как уже говорилось выше, вероятно, был развиваю-
щийся город в Эльхотовских воротах. Не следует думать, что он
был многолюдным: средняя численность византийских городов -
от 2 до 5 тысяч человек (59, с. 162). Главное - наличие городских
функций.
Еще раз обратимся к упоминавшемуся выше исследованию
А. В. Гадло. На основании дагестанской хроники «Дербенд-наме»,
содержащей интересные сведения о хазарах и хазарском периоде
в истории Северного Кавказа (до X в.), А. В. Гадло выделил осо-
бо уникальную информацию о стране (владении, городе) Ихран-
Ирхан и провинции Гелбах. Исследователь поддержал мысль
Б. Малачиханова о связи топонима Ихран-Ирхан с наименовани-
ем страны осетин Иристон и далее пришел к выводу, что положе-
ние страны Ихран-Ирхан «соответствует территории распростра-
нения терско-сунженской группы городищ и катакомбных мо-
гильников восточного варианта так называемой аланской архео-
логической культуры». Ихран-Ирхан был «наиболее значительной
областью связанных с Хазарским каганатом территорий восточ-
ной части Кавказа» (60, с. 192—193). У нас есть все основания
считать, что страна Ирхан, в таком случае, соответствует более
ранней «области Ардоз» или ному по терминологии Дьяконова-
Якобсона. Стратегическим и политико-экономическим центром
63

«нома Ардоз» или «страны Ирхан» может быть признан Верхний
Джулат аланского времени.
Далее следуют важные для нашей темы выводы А. В. Гадло,
которые также следует привести. В Ихране размещалось войско
хазар, во главе которого стоял «высший военный начальник» —
кабир, а также находился наместник кагана Хазарии, который
назывался Гелбах и который управлял более обширной террито-
рией, чем Ихран. «Ихран, таким образом, является главной час-
тью провинции Гелбах-Килбах, а его центр, город - администра-
тивным центром этой провинции» (60, с. 193). Если ход наших
рассуждений верен, город — административный центр, о котором
пишет А. В. Гадло, может соответствовать аланскому слою Верх-
него Джулата, хотя археологический материал до X в. в нем пока
незначителен.
Важен еще один факт, вытекающий из «Дербенд-наме». Несмо-
тря на подчиненное положение в системе Хазарского каганата, Их-
ран-Ирхан сохранял своего автономного правителя «хакима». Со-
гласно А. В. Гадло, область Ирхан «выделялась среди других этно-
территориальных и политических образований Северного Кавказа
периода хазарской гегемонии», причем это образование своим воз-
никновением не было обязано ни сасанидскому Ирану, ни Хазар-
скому каганату, а являлось результатом собственного имманентно-
го развития (60, с. 194).
Исследование А. В. Гадло формирует тот конкретный историче-
ский контекст, который непосредственно относится к рассматрива-
емой здесь проблеме об аланском центре в Эльхотовских воротах в
Х-ХП вв. и ЗКМ, как его некрополе. Талант А. В. Гадло как ин-
терпретатора исторических документов рисует нам яркую и убеди-
тельную картину положения области Ардоз и Эльхотовских ворот в
период, предшествующий рассматриваемому нами, - в VIII—IX вв.,
время хазарской доминации. Выдвинутые А. В. Гадло положения и
исторические реконструкции согласуются с нашими дефинициями,
вытекающими из археологического материала, хотя не всегда пост-
роения А. В. Гадло и наши безупречны. При существующем состо-
янии источников ожидать абсолютных совпадений и соответствий
было бы наивно. Главное состоит в близости основных, принципи-
альных интерпретаций разнородных и независимых друг от друга
источников, что дает возможность надеяться на конструктивность
наших поисков.
В свете всего сказанного выше делается понятным возникнове-
ние аланского центра — города в Эльхотовских воротах в X в. Он
развивался не на пустом месте, и его появление именно здесь бы-
ло обусловлено процессами предшествующего периода. «Узким»
местом в наших построениях является отсутствие на Верхнем Джу-
лате культурного слоя VIII—IX вв. и погребений того же времени
на ЗКМ. Это факт, требующий объяснения. Наиболее вероятное
64

сейчас — недостаточная археологическая изученность того и друго-
го объектов. Системными раскопками затронуты относительно не-
большие площади и отложения VIII—IX вв. (возможно и более ран-
ние. Они еще ждут своего исследователя. Территориально культур-
ный слой VIII—IX вв. не обязательно должен совпадать со слоем
X—XII вв., и он уже выявлен мной близ кирпичного завода ст.
Змейской в 1958 г. (1, с. 84-96). Замечу кстати, что С. С. Куссае-
вой здесь был зачищен профиль глубокого рва, явно связанного с
этим поселением, а раскопками В. Б. Ковалевской здесь же вскрыт
слой X—XII вв., содержавший отдельные фрагменты серой сармат-
ской керамики с зооморфными ручками (2, с. 47, рис. 6: 1,4, 6),
Таким образом, перспектива обнаружения археологических мате-
риалов ранее X в. н. э. благоприятна.
Заканчивая обзор социальной топографии ЗКМ, давший инте-
ресные результаты, отметим непродолжительность жизни змей-
ских алан, установленную по пяти наилучше сохранившимся че-
репам из катакомб 11, 35 (два черепа), 40 и 56. Антропологичес-
кое исследование выполнено антропологом МГУ Т. С. Кондукто-
ровой. Все черепа мужские и все в возрасте от 35 до 50 лет мак-
симально, выражены черты европейской расы, признаков монго-
лоидное™ нет.
Перейдем к более обстоятельному рассмотрению погребений в
катакомбах представителей социальной элиты и прежде всего ката-
комбы 14, где высокий общественный статус центрального захоро-
нения выражен наиболее четко.
Катакомба 14. Описание трех погребений в катакомбе 14 ЗКМ
опубликовано (3, с. 82, 87) и нет необходимости его повторять. На-
помню, что в полном соответствии с нормами местного погребаль-
ного обряда два мужских костяка (погребения 1 и 3) покоились
вытянуто на спине, женский костяк лежал на правом боку лицом
к мужскому, со слегка согнутыми ногами (погребение 2). Необыч-
на была ориентировка костяка в погребении 3 - головой почти на
юг с небольшим отклонением к востоку и перпендикулярно по от-
ношению к двум другим погребенным (рис. 10). Для его именно
такого размещения при наличии свободного пространства шири-
ной 1 м у входа, где было можно совершить захоронение, при-
шлось добавить специально вырубленную с западной стороны
«прирезку». Еще одна «прирезка» для помещения вещей была сде-
лана в северо-восточной части камеры, она небольшая. Длина ка-
меры 3,30 м, ширина 2,20 м, высота 1,04 м. Интересно, что если
мужской и женский скелеты погребений 1 и 2 подстилал слой дре-
весного угля (версия С. А. Плетневой о положении трупов на го-
рячие угли, см.: 22, с. 79 - не подтверждается), то под скелетом
погребения 3 оказался слой листьев. В этом также можно видеть
некоторое своеобразие погребения 3, но комментировать это свое-
образие я не могу.
65

Рис. 10. Катакомба 14:
1 - план, 2-3 - разрезы; п. 1-3 - номера погребений. Цифры на плане: 1 - саб-
ля при погребении 1; 2 - стеклянный сосуд; 3 - железное стремя; 4 - плоский
деревянный колчан - горит; 5 - бронзовый начельник; 6 - обрывки кожаной
уздечки; 7 - деревянное седло; 8 - кувшин с носиком; 9 - остатки деревянно-
го цилиндрического колчана; 10 - железный палаш; 11 - часть днища колчана
с бронзовыми гвоздиками; 12 - фигурный начельник.
66

Погребение 1. Безусловно, это основное погребение в катакомбе
14, принадлежавшее конному воину. Общая длина погребенного с
остатками одежды от шлема до ноговиц 2,10 м, и это говорит о яв-
но высоком, богатырском росте. На костяке прослежены три слоя
тканей. Верхняя была тонкой, скорее всего шелковой и совершен-
но истлевшей, рассыпавшейся при прикосновении. Взять ее было
невозможно. Эта ткань, как погребальная пелена, покрывала не
только туловище, но и лицо усопшего. После ее удаления откры-
лась более плотная коричневая тканевая одежда с нашитым на нее
орнаментом в виде аппликаций из позолоченной кожи. Она покры-
вала скелет от плеч до стоп и, очевидно, представляла остатки рос-
кошной и длинной, просторной одежды плечевого типа, но плохая
сохранность не позволяла судить конкретно о ее покрое. Третий
слой ткани сохранился в виде отдельных фрагментов белого цвета.
Это ткань типа полотна без следов окраски и орнамента. Видимо,
это нижняя одежда: в Византии уже при императоре Юстиниане I
(VI в.) льняные ткани шли на изготовление нижних туник (61,
с. 51). На ногах погребенного прослеживались истлевшие кожаные
ноговицы с острыми носами, признаков чулок или штанов на но-
гах не замечено.
Коснемся нескольких интересных деталей. Согласно дневнико-
вым записям, под тазовой частью костяка и ногами была выявлена
подкладка из древесной коры, лежавшей на ткани, украшенной
бронзовыми бубенчиками, пришитыми к ткани. Материал, приня-
тый за кору при слабом освещении камеры (электроосвещение уда-
лось наладить позже; 3, с. 91, рис. 18), следует считать деформиро-
ванным деревом, изменившим свою структуру. Видимо, это тонкая
доска. В верхней части туловища она не выявлена, очевидно, пол-
ностью распалась. Допуская такую возможность, получаем следую-
щую картину трупоположения: на толстый слой остывших углей
был положен тканевый плат с пришитыми к нему по краю бубен-
чиками, на плат тонкая доска и, наконец, на нее был положен
усопший воин.
Наиболее презентабельной была верхняя одежда под «пеленой».
В результате исследования в мастерской реставрации тканей ГИМ
под руководством Е. С. Видоновой было установлено, что ткань
тонкая шерстяная диагоналевого переплетения. Подкладкой служи-
ли гладкие или с мелким ромбическим узором шелковые ткани (21,
с. 112). Одежда имела вертикальный разрез с пуговицами-бубенчи-
ками и реставрированные Е. С. Видоновой длинные рукава (21,
с. 113, рис. 16). Трудно разрешим вопрос о цвете одежды. Как бы-
ло сказано, в ходе раскопок ткань имела коричневый цвет, но явля-
ется ли он подлинным? С течением времени цвет мог измениться,
первоначально он мог быть иным, например красным — именно та-
кого пурпурного цвета шелковая ткань византийского происхожде-
ния XI в. обнаружена В. И. Марковиным в погребении в Сентин-
67

ском храме на р. Теберда (61, с. 68—72, рис. 1—2), причем автор рас-
копок свидетельствует, что в момент находки обрывки ткани еще
сохраняли яркий красный цвет, но в процессе высыхания они туск-
нели (61, с. 68). Великолепие нашей одежды определяется ее слож-
ным орнаментом, украшавшим полы, плечи (оплечье) и рукава (воз-
можно, и нижний край). Орнамент геометрический, вырезан из
тонкой, золоченой с лицевой стороны кожи и нашит на ткань как
аппликации. Аппликации могут быть разделены на узкие (2-3 мм)
и широкие (5—6 мм), причем сначала нашивали узкие полоски, по-
верх них широкие, образующие преимущественно плетенку (21,
рис. 16, 1). Представим себе описываемое платье широкого ниспа-
дающего покроя, красного или малинового цвета и сверкающее зо-
лотыми причудливыми аппликациями, с множеством золоченых бу-
бенчиков по бортам, плечам и подолу! Такая дорогая одежда явля-
ется надежным социомаркирующим признаком и могла принадле-
жать только высокому представителю местной элиты.
Красная ткань в глазах византийца относилась к разряду высших
цветов, такими тканями могли пользоваться только члены импера-
торской семьи и аристократии. К высшей цветовой символике от-
носилось и золото, являвшее образ света, славу и блеск (61, с. 72).
Погребение 1 катакомбы 14 ЗКМ дало нам уникальные, но, к
сожалению, очень фрагментарные остатки верхней одежды. Ис-
ключительный статус этой одежды и ее обладателя не подлежит
сомнению. Возникают существенные вопросы и, прежде всего, во-
прос о происхождении тонких шерстяных тканей, декорированных
нашивными аппликациями из золоченой кожи. Согласно любез-
ной и авторитетной консультации А. А. Иерусалимской, техника
накладных кожаных аппликаций в украшении византийских одежд
не применялась, в то время как, по мнению Т. Д. Равдоникас,
описываемая одежда из ЗКМ представляет «платья придворного
византийского облика» и соответствует византийской моде (62,
с. 98). Ранее я уже отмечал, что византийское происхождение «узо-
рочья» из катакомб Змейской в чисто историческом контексте воз-
можно: это мог быть императорский подарок из Константинополя
князю-алдару алан-асов, владевшему областью Ардоз и Дарьяль-
ским проходом в XI—XII вв. и бывшему если не вассалом, то се-
рьезным союзником Византии на севере Кавказа (20, с. 266). По-
крытые золотыми узорами одежды известны в Византии на протя-
жении почти всей ее истории, а в конце XI в. императрица Ири-
на Дука предпочитала «сияние добродетелей блеску красивых об-
шитых золотом одежд» (63, с. 63). Мне также уже приходилось об-
ращать внимание на рассказ Михаила Пселла о связи императора
Константина IX Мономаха с аланской красавицей-заложницей в
Константинополе, благодаря чему «впервые тогда аланская земля
наводнилась богатствами из нашего Рима» (20, с. 266-267).
Заметим, что это события середины XI в. (Константин IX Моно-
68

мах — 1042—1055 г.), т. е. времени, очень близкого времени захо-
ронений в катакомбе 14. Известно, что «золото, золотые бордюры,
нашивки, вышивки, золотое тканье составляли постоянное укра-
шение и существенный признак византийских парадных одеяний»
(64, с. 586) и вывозились в дар иноземным правителям, в том чис-
ле, как считает С. Н. Малахов, феодализировавшейся аланской
знати, нуждавшейся в социально престижных ромеиских товарах
(65, с. 194). Не могли ли таким образом драгоценные узорчатые
одежды поступить в аланское городище Верхнего Джулата и затем
осесть в катакомбе 14 ЗКМ?
Безусловно, такая возможность не исключена. Но она и не до-
казана, ибо прямых и достоверно византийских аналогий технике
аппликаций из золоченой кожи в нашем распоряжении нет.
Допустим другой вариант происхождения богатой верхней одеж-
ды из погребения 1 — местный. Я уже пытался поставить этот во-
прос (31, с. 144). Если говорить в общем, высокий уровень обра-
ботки кожи, выделки качественного сафьяна и производства разно-
образных кожаных вещей на Северном Кавказе в раннем средневе-
ковье был традиционным на уровне специализированного произ-
водства ремесленного характера, образцом чего может быть про-
фессионально сшитый фигурный сапог из могильника Хасаут (31,
с. 143—147, рис. 23). Арабский автор X в. ал-Масуди засвидетельст-
вовал, что кашаки Северо-Западного Кавказа одеваются в «ярко-
алую ткань (сиклатун) и в различные парчовые ткани, затканные
золотом» (66, с. 206), но и здесь слишком много неясностей; уме-
ли ли кашаки (соврем, адыги) выделывать парчу с ее сложной тех-
нологией производства (в России с XVI в.) и что имел в виду ал-
Масуди, говоря о тканях, «затканных золотом»? Это не обязатель-
но аппликации из золоченой кожи.
И все-таки некоторые археологические основания для предпо-
ложения о возможном северокавказском происхождении парадных
и социально престижных одежд типа выявленной в погребении 1
катакомбы 14 есть. В катакомбе 41 могильника XI—XII вв. — Коль-
цо-гора близ Кисловодска — С. Н. Савенко найдены остатки одеж-
ды красно-коричневого цвета, «вышитой позолоченными кожаны-
ми аппликациями в виде плетенок, завитков и контурных расти-
тельных орнаментальных элементов. Одежда была обшита бубенчи-
ками и мелкими бусами малинового цвета» (67, с. 77). Характер ор-
наментации, опубликованной С. Н. Савенко (67, с. 89, рис. 6), ана-
логичен орнаментации в погребении 1 катакомбы 14 ЗКМ, и
С. Н. Савенко справедливо обращает на это внимание, сближая оба
памятника культурно и хронологически. Кроме того, он упоминает
еще одну подобную находку из окрестностей с. Гунделен в Кабар-
дино-Балкарии (67, с. 83). К сожалению, она не опубликована и
мне визуально не известна. Здесь необходимо отметить, что, по на-
блюдениям К. А. Берладиной, основной тип шитья, известного вы-
69

шивалыцицам-осетинкам, — аппликации из кожи и сукна и золо-
тое шитье. Аппликации из кожи или сукна могли развиться у охот-
ников и скотоводов, «где кожа животного и ткань из шерсти яви-
лись основным материалом одежды»,., «древнейший тип украше-
ния одежды пастушеских народов - аппликация из кожи». Моти-
вы вышивок из ЗКМ раскопок 1957 г. К. А. Берладина считала яв-
но иранского происхождения (68, с. 123—125), хотя конкретных ар-
гументов не привела. Не исключено, что техника кожаной аппли-
кации по ткани у осетинских мастериц-вышивальщиц сохранилась
до XX в. как традиционная и восходящая к аланской культуре
X—XII вв. И в данном случае нужно специальное исследование с
восстановлением непрерывной эволюции техники кожаных аппли-
каций с X—XII вв., возможно, и с более раннего времени.
Наконец, важным аргументом в пользу возможного местного
производства аппликаций из золоченой кожи могут быть головные
уборы — шлемы из катакомб ЗКМ. В ходе раскопок С. С. Куссае-
вой в 1953 — 1956 гг. в одной из катакомб был обнаружен ткане-
вый (точнее нет) шлем, орнаментированный аппликациями из зо-
лоченой кожи. Рисунок шлема
на месте сделал сотрудник Се-
веро-Осетинского республи-
канского музея Е. Ф. Снежко
(рис. 11). Рисунку Е. Ф.
Снежко можно полностью до-
верять, он является докумен-
том. В моих раскопках 1957 г.
в погребении 3 катакомбы 15
на черепе воина оказались ос-
татки шлема из золоченой ко-
жи, орнамент выполнен мел-
ким серебряным бисером (3,
с. 92, табл. XIV, 5; в пбдписи
к рисунку шлем ошибочно на-
зван женским). Я не думаю,
что эти шлемы были сделаны
в Византии и что в своих вку-
сах и пристрастиях, носящих
этнографически-традицион-
ный характер, аланы были бы
 столь не самостоятельны.
Шлемы, скорее всего, пред-
Рис.11. Шлемовидный тканевый голо- ставляют произведения мест-
вной убор с аппликациями из зо- ного ремесла (а золотилась не
лоченои кожи и круглыми орон- г у
зовыми бляшками по краю. Рас- только кожа> но и масса ме"
копки С. С. Куссаевой, полевой таллических украшении, КОТО-
рисунок Е. Ф. Снежко. рые, безусловно, местные) и,
70

следовательно, такими же могут быть кожаные.позолоченные апп-
ликации одежды.
Орнаментация, представленная в материалах ЗКМ, требует спе-
циального анализа на широком сравнительном фоне, ибо она с
этим фоном тесно связана, может отражать различные влияния и
направления и эпохальную моду — например, мотив плетенки или
сюжеты тавромахии: сцены терзания, фигуры животных, птиц,
змей, фантастических грифонов и т. д. Возможны и вероятны как
византийские импульсы, о чем вполне справедливо уже писала
И. В. Яценко («искусство аланских племен приобретает окраску,
роднящую его с византийским, с влиянием византийского искусст-
ва связаны растительные орнаменты и плетенки» — 69, с. 99), но
одновременно она отмечает и «традиции восточного иранского ис-
кусства» в образе Сэнмурва, вышитого на кожаной сумке из ката-
комбы 14 (69, с. 99). Я склонен согласиться с этими наблюдения-
ми: декоративно-прикладное искусство Алании Х-ХН вв. впитало
в себя систему образов и мотивов, популярных в ту эпоху на гро-
мадной территории Евразии, и это не могло быть иначе, ибо севе-
рокавказская Алания находилась на стыке Европы и Азии, сравни-
тельно недалеко от Византии и Ирана и пересекалась крупными
военно-торговыми путями.
«Атрибуция предметов импорта и определение художественных
центров — та основа, на которой базируются исторические выво-
ды», ~ отмечает В. П. Даркевич в своем исследовании художествен-
ного металла Востока (70, с. 62), и это верно. Но это не всегда уда-
ется, особенно относительно художественных центров, и сам В. П.
Даркевич не уверен в венгерской атрибуции серебряного блюда из
Утемильского Вятской губернии, на котором изображен конный
воин в сапогах с фигурной выкройкой голенищ, аналогичной уже
упоминавшемуся сапогу из Хасаутского могильника (70, с. 170,
табл. 56,4). Я не берусь определить центр, в котором производи-
лись такие сапоги или орнаментальные аппликации для пышных
одежд, - речь, очевидно, должна идти о вовлеченности прикладно-
го искусства Алании в мир той образно-художественной системы и
идеологических представлений, которые в раннем средневековье
господствовали в Евразийской ойкумене. Анализ прикладного ис-
кусства, выявляемого в аланских археологических памятниках, тре-
бует специального и тщательного искусствоведческого исследова-
ния, которое в близкой перспективе не просматривается: нет спе-
циалистов.
Заканчивая рассмотрение одежды из погребения 1, отметим еще
один существенный факт: верхняя шелковая одежда, или, скорее,
погребальная пелена, имела сплошной вертикальный разрез с дву-
мя полами, застегнутыми матерчатыми петлями, в которые с про-
тивоположной полы продеты золоченые бубенчики с разрезами.
Последние, прикрепленные к мелким позолоченным бронзовым
71

бляшкам, выполняли функции пуговицы. Этот способ застегивания
одежды был в материалах ЗКМ популярен. Согласно М. Тильке, та-
кая система застегивания была характерна для раннесредневековых
культур Ближнего Востока (71, с. 16, рис. 38). Между прочим, зо-
лоченые бубенчики были в ходу и в Византии - в эпосе IX—XI вв.
о герое Дигенисе Акрите они украшают боевого коня героя (72,
с. 150, 162).
На правом плече и правой руке погребенного, рукоятью около
лица, лежала железная сабля с почти прямым клинком, общая дли-
на сабли 90,5 см, ширина клинка 3,2 см. От истлевших деревянных
ножен сохранились серебряные с позолотой наконечник и обклад-
ки с овальными петлями для крепления ремней портупеи (рис. 12),
покрытые штампованным рельефным орнаментом, центральным
сюжетом которого служат элементы плетенки. Фон вокруг них за-
полнен растительным орнаментом с остролистными бутонами. Пе-
Рис. 12. Катакомба 14, погребение 1. Сабля:
1 - общий вид; 2 - рукоять и верхняя скоба ножен; 3 - клинок и нижняя скоба
ножен. Позолоченное серебро.
72

рекрестье также серебряное золоченое, его округленные потертые
концы слегка опущены, в центре перекрестья в специальном гнез-
де вставка из камня вишневого цвета — альмандин или гранат. Вы-
ше перекрестья обкладка рукояти из позолоченного серебра с та-
ким же растительным орнаментом и гнездом для еще одной встав-
ки, которая утрачена. Рукоять сабли имеет хорошо выраженный из-
гиб в сторону лезвия клинка. Колпачок, завершавший рукоять, от-
сутствовал и явно был утрачен, сабля находилась в употреблении
долгое время. Растительный орнамент покрывал также завершение
ножен. С оборотной стороны все декорированные детали убора
сабли не орнаментированы.
Металлографическое исследование клинка рассматриваемой
сабли не производилось, но можно не сомневаться в том, что в нем
применена сталь: уже в конце 1920-х годов В. В. Арендт выполнил
металлографическое и химическое исследование двух сабель так
называемого «хазарского типа» с территории Юго-Восточной Евро-
пы, датируемых VIII—IX вв. (салтово-маяцкая культура). Было ус-
тановлено, что клинки имели наварные стальные лезвия с содержа-
нием углерода до 0,75% (73, с. 166). Эта технология не обошла Се-
верный Кавказ. В 1966 г. в лаборатории Института археологии АН
СССР Г. А. Вознесенской выполнен металлографический анализ
сабли «хазарского типа», случайно найденной на Нижне-Архыз-
ском городище X—XII вв. в ущелье р. Большой Зеленчук. Резуль-
тат — лезвие клинка из высокоуглеродистой стали, тогда как сам
клинок откован из сыродутного железа, и это обеспечивало сабле
вязкость и гибкость (74, с. 214—215, рис. 1—2; 75, с. 290) при мак-
симальной остроте и твердости лезвия.
Уже в первой публикации я сопоставил саблю из погребения 1
катакомбы 14 с знаменитой в европейской литературе саблей Вен-
ского музея, приписываемой королю франков конца VIII — начала
IX в. Карлу Великому (76, с. 45-49; 77, с. 268-276; 78, с. 67-272;
79, с. 39—42). Сабля «Карла Великого» (не имеющая в действитель-
ности к нему отношения) и наша сабля из катакомбы 14 относят-
ся к упомянутому «хазарскому типу», появившемуся у полукочево-
го населения Восточной Европы в УШ-1Х вв. (80, с. 40), хотя на-
иболее ранние сабли могли появиться в VII в. В VIII—X вв. сабли
этого типа распространились по Восточной Европе широко и най-
дены в памятниках разных археологических культур; согласно
В. Арендту в середине 30-х годов их было 31 (из них 15 на Север-
ном Кавкзе), по данным Н. Я. Мерперта середины 50-х годов — бо-
лее 100 (81, с. 147). Безусловно, за прошедшие почти 50 лет число
сабель увеличилось и, по подсчетам оружиеведа В. Н. Каминского,
только в пределах северокавказской аланской культуры насчитыва-
ется 93 экземпляра (82, с. 11). Вопрос о происхождении сабли ос-
тается открытым, за исключением ее генетической связи с предше-
ствующими мечом и палашом, но уверенно можно сказать, что ви-
73

зантийское влияние здесь ни при чем: на вооружении византий-
ской армии вплоть до падения Византии были мечи (83). Приве-
денные факты свидетельствуют об активном участии северокавказ-
ских алан в генезисе и эволюции восточноевропейской сабли, на
что давно указывал Н. Я. Марперт («сабля появилась на Кавказе
вместе с сармато-аланскими племенами, знавшими камерный по-
гребальный обряд и жившими до гуннского нашествия в северных
предгорьях Кавказа, а может быть, в степях Южной России»; 81,
с. 165), отрицая версию А. Захарова о тюрко-мадьярском проис-
хождении сабли (81, с. 148). Французский оружиевед Я. Лебедин-
ский среди распространителей сабли называет наряду с аланами ха-
зар и мадьяр (84, с. 17). Я не имею цели рассматривать здесь эти
сложные вопросы и обращаю внимание на то, что вышесказанное
не противоречит возможной версии о местном северокавказском
ремесленном центре по производству стальных клинков и коопери-
рованного с ним центра по выработке художественного обрамления
клинка — рукоять, перекрестье, ножны. Оба производства должны
были работать на самом высоком для своего времени уровне, и мы
видим, что так и было: технология выработки стальных клинков с
плавным изгибом для секуще-рубящего удара и употребление
сложного декора с применением мотивов плетенки, переплетаю-
щихся стеблей, пальметок отвечали всем требованиям.
Изучавший аланские сабли В. Н. Каминский выделил серию са-
бель, изготовленных специально для знати, и пришел к выводу о
существовании в Алании двух центров по производству этого ору-
жия - в Северной Осетии и в верховьях Кубани (82, с. 12). Бога-
тые сабли типа сабли из погребения 1 катакомбы 14 явно делались
на заказ, были очень дорогими и престижными и переходили из
рук в руки. Потертость перекрестий рукоятей и отсутствие навер-
шия рукояти на сабле из погребения 1 катакомбы 14 ясно свиде-
тельствуют об этом.
Перейдем к вопросу о дате рассматриваемой сабли. Сабли «ха-
зарского», а точнее «алано-мадьярского» типа, по Я. Лебединскому
(79, с. 41; 84, с. 16-18; 85, с. 213-214), наиболее плотно представ-
лены в восточноевропейском ареале алан (хотя присутствуют в
Больше-Тиганском могильнике VII—IX вв. в Татарии, 86, табл. V;
21, табл. VII, 20; табл. VIII, 7 и др., но авторы публикации счита-
ют данный некрополь мадьярским и находящимся на территории
древних венгров «Ма§га Нип§апа», что кажется мне вполне вероят-
ным) и на Среднем Дунае в венгерских могильниках времени «об-
ретения родины» (конец IX—X вв).
Если на территории Восточной Европы сабель интересующего
нас типа найдено более 250 (77, с. 250, эта цифра сейчас устарела),
в Венгрии их более 100 (87, с. 340), и это массовый материал. По
наблюдениям В. Н. Каминского, сабли «алано-мадьярского» типа с
округлыми концами перекрестий появляются во второй половине
74

IX в. (82, с. 11), широкое распространение получая в поздне-
аланский период X—XII вв. Наиболее тщательно изученной являет-
ся сабля, приписываемая Карлу Великому, ее датировка обосновы-
валась неоднократно. Г. Ф. Корзухина датировала эту саблю XI в.
(88, с. 85), по А. Н. Кирпичникову, ее время между 950 - 1025 гг.
(77, с. 275), венгерские археологи датируют ее XI в. (напр.: 89, с.
4—6), Я. Лебединский — XI в. (79, с. 42). Типологическое сходство
сабли из погребения 1 катакомбы 14 ЗКМ с саблей «Карла Велико-
го» в свое время дало мне основание нашу саблю также отнести к
XI в. (21, с. 103). Но эта достаточно растянутая дата определяет
лишь время производства сабли, а не погребений в катакомбе 14.
Поскольку сабля долгое время находилась в употреблении, она
могла оказаться в катакомбе и в XII в.
Сказанное находит подтверждение в сохранившемся у изголовья
воина обрывке тканевой повязки коричневого цвета с двусторон-
ней арабской надписью, вышитой золотой нитью. С одной сторо-
ны надпись выполнена письмом куфи (3, с. 85, рис. 14), с дру-
гой — письмом насх. По заключению арабиста Л. Т. Гюзальяна,
надпись содержит мусульманский благопожелательный текст «Во
имя Аллаха всемилостивого всемилосердного. Благодать...» (далее
текст не сохранился, возможно, было указано имя владельца повяз-
ки, и это было бы исключительно важно, однако... «Был воин,
вождь. Но имя смерть украла и унеслась на черном скакуне» (И. А.
Бунин). Тем более, что, по мнению Л. Т. Гюзальяна, «подобного
типа двустороннее шитье золотом само по себе представляет ред-
кое явление. Работа эта требовала значительных материальных за-
трат и траты времени, и едва ли такое шитье могло быть сделано
на рынок». Скорее всего повязка была сделана по индивидуально-
му заказу. По палеографическим признакам (а они взаимно кон-
тролируются разными видами письма) Л. Т. Гюзальян датировал
надпись первыми десятилетиями XII в. (90), а по разъяснению
О. Л. Вильчевского, «повязки такого рода с ткаными или вышиты-
ми надписями были в аббасидский период широко распространены
среди мусульманской знати» (91). Арабская династия Аббасидов
правила Халифатом со второй половины VIII в. до середины XIII в.,
следовательно, датировка Л. Т. Гюзальяна соответствует данным
О. Л. Вильчевского, и время повязки может быть определено как
XII в., вероятно, его первая половина. Шелковая налобная повяз-
ка не была предметом длительного пользования, и мы вправе при-
нять указанную дату в качестве даты захоронений в катакомбе 14.
Следует подчеркнуть, что великолепные одежды, богатая сабля
и налобная повязка с благопожелательным текстом — единственная
в ЗКМ — не оставляют сомнений в самом высоком социальном ста-
тусе погребенного. Это действительно воин и вождь, в конце XI -
начале XII в., возможно, бывший местным князем — алдаром и
правивший областью Ардоз. Нужно особо отметить и то, что, судя
75

по повязке, он имел какие-то контакты с мусульманством, возмож-
но, формально был обращен, но похоронен по традиционному
аланскому ритуалу, и это о многом говорит. Ислам и христианство
только начинали проникновение в местную среду: в четырех ката-
комбах ЗКМ в ходе раскопок С. С. Куссаевой были найдены ме-
таллические нательные крестики, оставшиеся неопубликованными
(6, с. 59). Христианизация также была поверхностной и никак не
отразилась в погребальном обряде ЗКМ. Между прочим, заметим,
что налобные повязки с надписями на них были в употреблении и
в Византии: шелковая повязка с греческой надписью VIII в. была
найдена в известном могильнике Мощевая Балка (ущелье р. Боль-
шая Лаба), что дало А. А. Иерусалимской основание предположить
здесь захоронение византийского военачальника (92, с. 125—129).
Это обстоятельство еще раз указывает на высокий социальный ста-
тус воина-вождя в погребении 1.
Между головой вождя и стенкой камеры лежал истлевший плос-
кий деревянный колчан — горит 22x11,5 см, от которого сохранилась
лишь лицевая пластина, обтянутая кожей. Его удалось сфотографи-
ровать на месте. На кожаной поверхности мелкими круглыми бляш-
ками из позеленевшей бронзы был изображен орнамент: пятиконеч-
ная звезда с отходящими от нее вниз симметричными лентами с за-
гнутыми двулепестковыми волютами на концах (3, с. 84, рис. 17). В
горите находилось несколько стрел с круглыми в сечении древками
длиной до 25 см и плоскими железными наконечниками. Тыльная
деревянная пластина была сдвинута к левому плечу воина и также
обтянута кожей, длина ее 29 см, ширина 11 см, толщина около 4 мм
и это позволяет реконструировать приблизительные размеры пред-
мета с длиной не менее 35 и шириной 15—18 см. Описываемый го-
рит уникален, прежде всего, орнаментацией: пятиконечная звезда с
отходящими от нее волютами — мотив оригинальный, в доступных
мне источниках аналогий найти не удалось и не исключено энде-
мичное происхождение этого орнамента, что может послужить при
разработке проблем аланского прикладного декоративного искусст-
ва (кстати заметить, что серьезных исследований в этой области зна-
ний нет и в ближайшей перспективе не предвидится).
На тыльной дощечке горита стоял бронзовый золоченый начель-
ник с круглым пластинчатым основанием диаметром 11,5 см и тре-
мя шпеньками для крепления к ремням. На основании держится ци-
линдрическая трубка, в которую вставлялся султан из разноцветных
перьев или другого развевающегося на скаку материала. Такие на-
чельники встречены в других катакомбах (3, с. 71, рис. 7), в катаком-
бах УП1-1Х вв. Кобани (93, с. 36, рис. 4), в могильниках салтово-ма-
яцкой культуры Дона VII 1-Х вв. (94, с. 64), и они типичны для кон-
ского убора алан вплоть до XIII в. Под дощечкой горита оказался
еще один уникальный предмет — цельнокроеная из одного куска ко-
жи сумка, согнутая посередине так, чтобы вершины треугольников
76

совпали (3, с. 84, рис. 13; 21, с. 114-115, рис. 18). Назначение
сумки, вероятно, соответствует назначению так называемых ладанок,
т. е., как отметила А. А. Иерусалимская, реликварных мешочков для
ношения реликвии на себе, причем основная часть сохранившихся
ладанок в европейских музеях относится к XII—XIII вв. Судя по се-
верокавказскому могильнику Мощевая Балка, такие ладанки мужчи-
ны носили на поясе. К группе ладанок А. А. Иерусалимская относит
и кожаные мешочки из Змейской (95, с. 53—56, прим. 3). Однако он
один — в других катаком-
бах ладанок нет. Края ла-
данки окантованы тканью.
Наиболее интересная де-
таль сумки - фигура оска-
лившегося полиморфного
чудовища, уже в первых
публикациях отождеств-
ленного мной с мифичес-
кой собакой-птицей Сен-
мурвом (3, с. 84, 116;
21, с. 114-115) - одним
из излюбленных образов
древнего Ирана. На нашем
изображении (рис. 13)
крылья не подняты вверх,
а прижаты к шее чудови-
ща. И фигура Сенмурва, и
 окружающий ее орнамент
Рис. 13. Катакомба 14, погребение 1. Кожаная ВЫШИТЫ ТОНЧаЙшеЙ сереб-
ладанка с изображением Сенмурва. РЯНОЙ НИТЬЮ, СВИТОЙ
вдвое, и подлинно мастер-
ски. Перед нами еще одно произведение искусства и тот же вопрос
о происхождении описываемых предметов: где они сделаны и чье это
искусство? Общую характеристику собаки-птицы Сенмурва в по-
следнее время в своем труде о художественном металле Востока из-
ложил В. П. Даркевич. Это благожелательное существо, оберегающее
от зла и восходящее к древним космологическим концепциям иран-
цев, связанным с культами плодородия и «мирового дерева». Он мог
быть одной из ипостасей Хварны - божества царской славы и удачи
(осет. «фарн»). Образ Сенмурва сохранил популярность в раннеис-
ламском искусстве (70, с. 36), т. е. во время функционирования
ЗКМ. Была ли сумка с фигурой-оберегом Сенмурва импортным
предметом или она сделана в ремесленных мастерских Северного
Кавказа — дать однозначный ответ сейчас вряд ли возможно. Одна-
ко в этой связи хотелось бы обратить внимание на стилистическое
сходство изображений Сенмурва на сумке-обереге и двух птиц, клю-
ющих круглые плоды, возможно, на «мировом древе», или «древе
77
Рис. 13. Катакомба 14, погребение 1. Кожаная
ладанка с изображением Сенмурва.

жизни» из того же погребения 1. Аналогичны изображения крыльев,
ног птиц и передней лапы Сенмурва, аналогична техника вышивки
тончайшей витой серебряной нитью по сафьяновой и, несомненно,
окрашенной, но потерявшей цвет коже. Полагаю, что это один ком-
плекс предметов, происходящих из одного производственного цент-
ра, нам неизвестного.
Упомянутый сафьяновый фрагмент с фигурами двух птиц (3,
табл. VIII) найден возле деревянного истлевшего седла. Возможно,
это часть декора попоны. Размеры фрагмента: 25,5x15,5 см. В
нижней части фрагмента вышит, возможно, геральдический знак
(владельца?), состоящий из двух извивающихся и загнутых на кон-
#цах лент, поле которых
лениях, завершаемых
круглыми плодами, си-
дят птицы. Из ромба
вырастает ствол древа,
конечных листа.
0123 бронзовом золоченом
1—'—'—' медальоне из катаком-
Рис. 14. Катакомба 14, погребение 1. Седло, фраг- бы 7 ЗКМ; 21, С. 112,
мент кожаной попоны с фигурами павли- рис. 15,3). И СНОВа ВО-
нов на «древе жизни». прос: если эти кожаные
78
Рис. 14. Катакомба 14, погребение 1. Седло, фраг-
мент кожаной попоны с фигурами павли-
нов на «древе жизни».
78

и металлические декорированные предметы являются продуктом
местного производства, был ли известен северокавказским масте-
рам образ павлина — экзотической птицы, никогда не существовав-
шей на Кавказе? Если это заимствование, то имеем ли мы реаль-
ные основания говорить о такой степени включенности
северокавказского — аланского прикладного искусства в творчес-
кие процессы окружающей ойкумены? В своих первых публикаци-
ях я обращал внимание на общие черты и единство стиля в декоре
многих вещей из ЗКМ, изготовленных из тканей, кожи, металла,
дерева, и отсюда о «каком-то единстве происхождения самих ве-
щей» (3, с. 132), возможно, изготовленных в мастерских Верхнего
Джулата (21, с. 117)
или, как это пред-
ставляется сейчас,
выполненных на за-
каз в другом произ-
водственном и куль-
турном центре. Так,
например, И. В.
Яценко в ладанке с
изображением Сен-
мурва видит отраже-
ние традиций иран-
ского искусства (96,
с. 99), и это вероят-
но, но речь только
о традициях. Место
производства остает-
ся неизвестным.
Второй кусок са-
фьяновой кожи, раз-
мером 27x19,5 см,
был сплошь покрыт
орнаментом, выши-
тым тонкой серебря-
ной крученой нитью
в той же технике, что
и кожа с фигурами
павлинов (рис. 15).
Ленты, образуемые
 параллельно идущи-
о 1 г ъ ми сеРебряно-нитя-
|—■—■—» ными строками, пе-
Рис. 15. Катакомба 14, погребение 1. Седло, фраг- реплетаются затеЙЛИ-
мент кожаной попоны с плетеным орнамен- во в виде СТОЛЬ ПОПу-
том. лярной плетенки,
79
Рис. 15. Катакомба 14, погребение 1. Седло, фраг-
мент кожаной попоны с плетеным орнамен-
том.

кругов, пересекаемых крестообразно (кругов семь, но было боль-
ше), длинных прямых линий или полос, в пересечениях образую-
щих ромбы. В верхней части, вероятно, было завершение орнамен-
та в форме треугольника. Все пространство между серебряных
строк сплошь занято мелкими золочеными бляшками, эффектно
смотревшимися на фоне коричневой или красной кожи. Аналогии
этому предмету, как и первому предмету с павлинами на «древе
жизни», мне неизвестны и, по-видимому, они уникальны. Трудно
определить и их назначение. В виде предположения их допустимо
рассматривать как украшение кожаной попоны, подстилавшейся
под седло поверх войлочной подушки и войлочного потника — их
остатки найдены в ЗКМ.
Рядом с плоским горитом под слоем обвалившейся с потолка
глины обнаружено полукруглое дно деревянного колчана. Тонкая
деревянная стенка колчана к днищу была прибита бронзовыми
гвоздиками с круглыми шляпками, гвоздики расположены вплот-
ную друг к другу. Стенка колчана не сохранилась, остались лишь
мелкие фрагменты 2-2,5 мм толщины. Найден обломок тонкой де-
ревянной пластинки также полукруглой формы и по краю оканто-
ванной берестой, вырезанной зубцами. Возможно, это остаток
крышки, закрывавшей колчан.
Между правым плечом и стеной камеры стояла стеклянная чаша
с рельефными украшениями
на корпусе (рис. 16), стекло
светло-желтого цвета, высота
чаши 7,6 см, диаметр 13 см
(21, с. 100, рис. 3,1; 109,
с. 116, рис. 43,5; рис. 16). Е. И.
Крупное считал эту чашу
предметом закавказского про-
изводства, что не исключено: в
Х1-Х1П вв. в Грузии функци-
онировали стеклоделательные
мастерские в Тбилиси, Руста-
ви, Дманиси, Натбеури (ПО),
но без специальных анализов
говорить об этом можно толь-
ко предположительно. Не-
 сколько в стороне и вдоль вос-
точной стены у изголовья воина лежал истлевший ременной набор
конской сбруи из сыромятной кожи, украшенный квадратными зо-
лочеными бляшками со стеклянными бесцветными вставками.
Ширина ремней 1,7 см. Вплотную к стене было положено деревян-
ное седло, сверху покрытое тонкой распавшейся тканью. Замечено,
что накидка на седло по краю оторочена золотой нитяной каймой
с подвешенными к ней золочеными бронзовыми бубенчиками,
80

обычными для ЗКМ. Линия из бубенчиков шла и поперек накид-
ки. Кроме того, накидка была украшена орнаментом из пришитых
к ней аппликаций из золоченой кожи, но из-за плохой сохраннос-
ти уловить орнамент не удалось. От седла уцелели обе луки — пе-
редняя и задняя (рис. 17), покрытые резным орнаментом в виде
Рис. 17. Катакомба 14, погребение 1. Седло:
1 - схема положения седла в камере, полевая зарисовка 1957 г.; 2 - задняя лу-
ка седла, частичная графическая реконструкция (пластины с фигурами барса
и птиц).
81

плетенки. В переплетение жгутов плетенки задней луки в специаль-
ные гнезда были вмонтированы 10 стеклянных вставок прозрачных
и розовых, обрамленных круглыми золочеными пластинками, одна
вставка утрачена (3, табл. VI). В левой и правой частях луки в по-
ниженных промежутках между жгутами плетенки сохранились две
золоченые пластинки, по краю украшенные пунсоном. Фрагмент
такой же пластинки есть и в центре верхней части луки. Нет сомне-
ния в том, что все части луки между рельефными жгутами плетен-
ки первоначально были покрыты такими же золочеными пластин-
ками: сохранились отверстия от крепивших их гвоздей. Поскольку
к моменту захоронения они оказались утрачены, мы вновь, как в
случае с саблей, получаем подтверждение длительного и интенсив-
ного использования некоторых вещей из погребения 1.
Ленчики седла, хуже сохранившиеся, украшали бронзовые золоче-
ные пластинки (рис. 18), прибитые маленькими бронзовыми гвозди-
ками. На пластинках рельефно изображены звери и птицы, например,
на наиболее крупной пластине бегущий барс с оскаленной пастью и
загнутым к спине хвостом со стреловидным концом (3, табл. XI, 9), то
же животное еще на трех пластинках (3, табл. XI, 12, 13, 15), но в бо-
лее статичных позах. На круглой пластинке — фигура птицы с длин-
ным хохолком (3, табл. XI, 14), похоже, волшебная птица Феникс,
символ вечного обновления и возрождения. Три другие птицы - ор-
лы, один из них когтит и клюет змею (3, табл. XI, 10; 96, с. 73,
Рис. 18. Катакомба 14, погребение 1. Бронзовые золоченые пластинки седла:
1 - без изображений; 2-5 - с фигурами барса; 6-10 - с фигурами орла и павлина.

рис. 36), другой несет в клюве ветвь с тремя круглыми плодами (21,
с. 105, рис. 8 — одинаковые на обеих сторонах седла). Фон пластин во-
круг фигур заполнен сплошным пунсоном. Интересно, что плоды на
ветви изображены подобно плодам на «древе жизни» на попоне. Сю-
жет с птицей, несущей ветвь с плодами, в первой публикации мной
связывался с мотивами осетинского нартского эпоса о птицах, крав-
ших яблоки нартов (21, с. 118). Конечно, настаивать на этой весьма
гипотетической версии невозможно. По мнению И. В. Яценко, образ
птицы, клюющей змею, перекликается с античными мотивами (96,
с. 99). Не входя в обсуждение античных мотивов, что требует специ-
альных разысканий, отметим, что по В. П. Даркевичу, в XI—XII вв. в
искусстве европейских стран (в том числе Византии) получили «небы-
валое распространение звериные мотивы», а структура византийского
бестиария представляет сложный синтез разнородных элементов, где
как сасанидское влияние существовали звери и птицы по сторонам
«древа жизни» и изображение собаки-птицы Сенмурва (97, с. 188), с
чем мы выше уже сталкивались. Звериные фигуры имели охранитель-
ное заклинательное значение, образы свирепых хищников соответст-
вовали идеалам и вкусам военно-феодальной верхушки и становились
геральдическими эмблемами, их изображения помещали на разных
предметах, в том числе и на седлах (97, с. 189), как в наших находках
из катакомбы 14. В частности, грифона и орла изображали в схватке
со змеей или змеевидным драконом (97, с. 192, рис. 299-300). Безус-
ловно, змея символизировала темные силы, и поэтому со змеем бо-
рется не только орел но и Сенмурв — его раннее изображение со зме-
ей в клюве происходит из скифского кургана у станицы Елизаветов-
ской на Дону. Что касается птицы, несущей в клюве ветвь с плодами,
аналогичную сцену можно видеть на серебряной кружке второй поло-
вины VIII—IX вв. из Томызского клада, которую В. П. Даркевич вклю-
чает в ареал изделий Хазарии (70, с. 167-168, табл. 54, 1).
Наиболее представителен на обкладках седла (реконструкция,
рис. 19) из погребения 1 барс - четыре фигуры. И эти звери могут
иметь исходной поч-
вой искусство Визан-
тии: по заключению
В. П. Даркевича,
барсы — излюблен-
ные образы визан-
тийского «зверинца»
Х1-ХШ вв.» (97,
с. 200). Кстати, тот же
исследователь отме-
чает, что металличес-
 кие изделия (в част-
ям/с 19. Деревянная основа седла. Графическая ре- НОСТИ исламское се-
конструкция без масштаба. ребро) надежнее да-
83

тировать «по характеру фона орнаментов и надписей с точностью до
столетия» (70, с. 114). Поскольку надписей в нашем распоряжении
нет, мы можем использовать фон, заполненный пунсоном: по В. П.
Даркевичу, пунсонный фон применялся до первых десятилетий
XIII в. (70, с. 115). Как видно, и это не противоречит намеченной
выше дате погребений в катакомбе 14 как первая треть XII в.
Каким бы ни было происхождение рассмотренных выше предметов
прикладного искусства в погребении 1, они представляют аланское ис-
кусство X—XII вв. и в любом случае свидетельствуют о прочных куль-
турных связях населения Эльхотовских ворот и области Ардоз с окру-
жающим миром, а наиболее заметны образно-стилистические влияния
со стороны Византии и мусульманского Востока. Это синкретическое
искусство подобно искусству и культуре Руси того же времени (98,
с. 531-542), причем образ павлинов на «древе жизни» и клюющих пло-
ды (по О. В. Ошариной - это виноград; 99, с. 45-48, образ павлина
становится символом рая) встречается в аланских катакомбных мо-
гильниках уже в УШ-1Х вв., например в Кобани (100, табл. Х1Л, I), а
автор публикации А. Хайнрих пишет о заимствовании данного мотива
из иранского искусства, но считает его христианским изображением
(100, с. 201). Подобные формулировки указывают на сложность и не-
однозначность историко-культурных взаимодействий и в то же время
на включение Алании в образно-стилистический мир эпохи.
Сказанное не означает полной зави-
симости от внешних влияний и нова-
ций. Есть некоторые основания предпо-
лагать и участие местных традиций, впи-
сывавшихся в общий культурный кон-
текст: маловероятно, что все произведе-
ния прикладного искусства из несколь-
ких богатых катакомб ЗКМ привозные.
Единство стилистических приемов и
изобразительно-декоративных средств
на совершенно разных вещах и в том
числе таких, которые скорее всего выра-
батывались на месте, свидетельствует об
этом. К упоминавшейся выше конской
сбруе из сыромятной кожи крепились
ажурные семь золоченых блях на равном
расстоянии. В верхней части они имели
петлю, в нижней части на конце двух во-
лют специальные крепления для двух
 подвижных золоченых бубенчиков. По-
рис. 20. следние имели плоскую тыльную и вы-
Катакомба 14, погребение 1. Ажур- пуклую лицевую части, на лицевой СДе-
ная бронзовая бляха от конской лан разрез и вытиснено лицо в головном
сбруи. уборе (рис. 20). Обратим внимание на
84

бляху — она имеет сердцевидную форму, по краям проходят рельефные
валики, а поле между ними густо заполнено рельефными кружками.
Этот декоративный прием аналогичен технике декора фрагментов
предполагаемой кожаной попоны с плетенкой и павлинами: парал-
лельные линии из крученой серебряной проволоки и поле между ни-
ми, густо заполненное маленькими золочеными бляшками.
Двадцать сходных и подвесных ременных блях с таким же деко-
ром, но без бубенчиков были найдены в одном из катакомбных мо-
гильников Х-ХН вв. в районе Кисловодска Н. Н. Михайловым, и
это может подтверждать местное производство изделий, декориро-
ванных в подобном «аланском» стиле, впитавшем многочисленные
новации на местной основе. Можно указать другие примеры, но я
не буду на них останавливаться, ибо это, как говорилось выше, те-
ма специального исследования.
Продолжим рассмотрение могилы вождя. Близ остатков седла
лежали железные удила с бронзовыми псалиями длиной 10,8 см и
железная секира, около северной стены камеры стоял глиняный
лощеный кувшин с носиком-сливом, около него лежал фрагмент
борта истлевшей и рассыпавшейся резной деревянной чаши с про-
детой через стенку бронзовой проволочной петлей явно для подве-
шивания чаши. Размеры чаши не устанавливались.
Видимо, этот легкий сосуд вхо-
дил в походный комплект воина.
В погребении 1 катакомбы 14
ЗКМ мы, несомненно, выявили за-
хоронение аланского военного вож-
дя начала XII в., командовавшего
боевой дружиной, а также, весьма
вероятно, обладавшего и высокой
светской властью. Перед нами круп-
ный алдар и, вполне возможно, пра-
витель всей области Ардоз в первой
половине XII в. В этом состоит осо-
бое значение погребения аланского
феодального князя в катакомбе 14.
Выше немало говорилось об одежде,
оружии, амуниции — всем, что ха-
рактеризует быт и внешний вид алан
ЗКМ. К этому добавим графическую
 реконструкцию лица, выполненную
Рис. 21. Один из алан, погребен- по ОДНОму ИЗ Лучше СОХранИВШИХСЯ
ных в Змеиском ката- черепов из 3КМ антроПОЛОГОМ-ху-
комоном могильнике. г тт т- па /~
Графическая реконструк- ДОЖНИКОМ Л. Т. ЯблОНСКИМ (РИС.
ция лица по черепу, автор 21). Следует иметь в виду, что это не
реконструкции Л. Т. яб- конкретный, а достаточно обобщен-
лонский. ный образ.
85

Рядом с вождем-воином было расчищено погребение. Оно жен-
ское. Погребенная лежала на правом боку и лицом к вождю, с со-
гнутыми в коленях ногами, на слое древесного угля. Костяк был
полностью покрыт коричневой ворсистой тканью, похожей на
войлок и рассыпавшейся. Под нею на черепе открылся головной
убор в виде облегающей тканевой шапочки, украшенной круглы-
ми бронзовыми бляшками, бронзовым бисером и бубенчиками,
явно составлявшими узор, но рассыпавшийся — зафиксировать его
не удалось. Замечено, что нижний край шапочки был окантован
тканью, к которой пришиты золоченые бубенчики. Под голову
женщины подложена горка древесного угля, накрытая истлевшей
тканью. На шее прослежен и зарисован стоячий ворот высотой
5 см, по верхнему краю окантован тканевой тесьмой шириной
1,8 см. По краям ворота параллельно, двумя рядами густо нашиты
круглые позеленевшие (медные?) мелкие бляшки, поле между ни-
ми заполнено ломаной линией в виде треугольников из тех же бля-
шек. Ширина ворота 13 см. Такими бляшками полусферического
сечения была расшита вся одежда женщины, но орнамент остался
неуловим из-за ветхости распавшейся одежды. На груди обнаруже-
но несколько золоченых бубенчиков, продетых в петле. Участок
одежды удалось расчистить и зарисовать: бронзовые золоченые бу-
бенчики беспорядочно рассыпаны, но уцелел участок с орнамен-
том из ромбов, выполненным нашитыми на ткань мелкими бляш-
ками, аналогичными бляшкам на вороте (одно платье), и тут же
пришитые к тканевой основе аппликации из золоченой кожи. По-
следние представляют переплетение геометрических мотивов, яв-
ной и характерной плетенки нет. Было замечено, что и спина
одежды украшена круглыми бляшками, но характер орнамента ос-
тался неясен. Относительно хорошо сохранилась нижняя часть ле-
вого рукава одежды, покрытая кожаными золочеными аппликаци-
ями, образующими сложный узор из переплетенных полос с эле-
ментами плетенки (рис. 22,1). Рискну высказать предположение о
каких-то мне неясных, но, возможно, генетических связях как это-
го орнамента, так и других стилистически близких орнаментов из
погребения 1 и других богатых погребений ЗКМ со сходным лен-
точно-плетеным орнаментом из переплетающихся полос, фон ко-
торых заполнен точечным пунсоном (то же у нас в ЗКМ), на ке-
рамической тарелке в стиле Самарры IX—X вв. из Ирана, храня-
щейся в галерее Фрир Вашингтона (101, с. 42). Если бы эта вер-
сия подтвердилась, мы могли бы многое прояснить относительно
происхождения аланского — северокавказского орнаментального
искусства X—XII вв. В целом же очевидно, что одежда женщины,
не столь роскошная, как одежда мужчины погребения 1, тем не
менее была яркой и красочной, свидетельствуя о ее высоком по-
ложении - жены или наложницы воина — алдара, сопроводившей
его в последний путь.
86

Скелет женщины лежал на слое углей, отделенный от угля под-
кладкой из тонкой кожи, форма ее не устанавливалась. В области
живота погребенной обнаружены спаявшиеся бронзовые золоченые
копоушка, две ногтечистки, бубенчики, пластина от складня-аму-
лета с рельефной плетенкой на лицевой стороне (21, с. 112, рис.
15,1) и железный нож в деревянных ножнах. Здесь же обрывок тка-
ни с золоченой аппликацией, в которую искусно вставлены голу-
бые стеклянные вставки. На ногах женщины были куски кожи от
Рис. 22. Катакомба 14, орнаментация одежды:
1 - рукав с кожаными золочеными аппликациями, погребение 2; 2 - остатки
одежды, погребение 3 (полевая зарисовка 1957 г.); 3-4 - обрывки кожаных
аппликаций.
87

истлевших ноговиц. Между погребениями 1 и 2 найден обрывок зо-
лоченой кожи явно от аппликации, скорее всего относящийся к
погребению 1. Обрывок изображает извивающуюся змею, в кото-
рую впились острые когти какого-то существа, которое не сохрани-
лось (рис. 22,3).
Перейдем к погребению 3. Чтобы его разместить, к камере бы-
ла сделана «прирезка» в юго-западной ее части. Остатки костяка
были положены не на древесный уголь, а на слой листьев (на
опубликованном полевом чертеже М. Тувшинжаргалына неверно
обозначен уголь; 3, с. 83, рис. 12). Череп полностью разложился,
от головного убора сохранились фрагменты тонкой коричневой
ткани с поперечной по центру головы линией золоченых бубен-
чиков. Бубенчики обрамляли и край головного убора. К верху его
пришито навершие в виде бронзового позолоченного шарика с
подвешенными к нему четырьмя такими же бубенчиками. У пра-
вого уха обнаружено височное кольцо из золоченой проволоки в
полтора оборота. Кольцо скорее всего было пришито к краю го-
ловного убора. Здесь же, под слоем серой пыли, выявлен желез-
ный четырехгранный наконечник копья с втулкой для древка, но
без лопастей. Похоже, что это специальный наконечник для про-
бивания лат и кольчуг, но возможно, что наконечник метатель-
ного дротика типа обнаруженного в катакомбном могильнике
УП-1Х вв. «Песчанка» близ города Нальчик (102, с. 102, рис. 8,
7), с коротким древком, хорошо поместившимся в камере. Остат-
ки черепа лежали на слое темно-коричневой шерсти (очевидно,
нечто вроде подушки), плотная черная шерсть прослежена в об-
ласти шеи - возможно остатки ворота, но определить это воз-
можности не было.
Сверху костяк был накрыт погребальной пеленой из рассыпав-
шейся ткани светло-серого цвета. После удаления ее остатков от-
крылась верхняя одежда из более плотной коричневой ткани с
остатками кожаной золоченой аппликации. По краю полы про-
слеживались сверху вниз и примерно на равном расстоянии зо-
лоченые пуговицы-бубенчики, которые вставлялись в матерчатые
петли на противоположном поле. В нижней части одежды бубен-
чики были нашиты горизонтально в линию, явно представляя
часть декора. Верхнюю часть одежды удалось очистить и рестав-
рировать в мастерской реставрации тканей ГИМ под руководст-
вом Е. С. Видоновой. Как видно, кожаные золоченые апплика-
ции составляли затейливый и сложный геометрический узор из
переплетающихся полос с доминированием элементов плетенки
и ромбических фигур (рис. 23), и это объединяет его с орнамен-
тикой из погребения 1. Видимо, одежда мужчины из погребения
3 по своей роскоши и помпезности не уступала одежде алдара. К
сожалению, ее покрой и даже длина не устанавливались из-за
плохой сохранности.
88

Рис. 23. Катакомба 14, орнаментация одежды:
1 - аппликации из золоченой кожи, ажурные золоченые бляшки и застежки-бу-
бенчики, горизонтальный ряд бубенчиков в верхней части одежды, погребе-
ние 1; 2 - аппликации из золоченой кожи, застежки-бубенчики, погребение 3.
У левого бедра воина лежал истлевший деревянный колчан со
стрелами. Устанавливаемые размеры колчана: длина 39 см, ширина
15 см, по поверхности был обтянут кожей. Стрелы в колчане лежа-
ли наконечниками наружу, древки длиной до 25 см и 0,8 см толщи-
ны. В обломках колчана много обрывков бересты — она служила от-
делочным материалом, предохранившим стрелы от сырости. Слева
от колчана — обрывок ременного уздечного набора и бронзовое
кольцо, остатки древка лука длиной 19 см, шириной 3 см, рядом с
левым коленом железные круглые стремена и обломки колчана с
полукруглым дном, стенки к которому прибивались бронзовыми
гвоздями с широкими шляпками. Параллельно левой ноге была по-
ложена вполне «рядовая» железная сабля с остатками деревянных
ножен и слабо изогнутой рукоятью, длина сабли 75 см. В ногах по-
89

Рис. 24. Катакомба 14, погребение 3. Бронзовый золоченый начельник в виде фигуры
женщины с чашей.
гребенного расчищены осколки разбитого стеклянного сосуда на
поддоне и бронзовый позолоченный начельник в виде фигуры жен-
щины с чашей в вытянутых руках (рис. 24). Женская фигура имеет
горизонтальное основание в виде выкружки, бронзовыми заклепка-
ми с круглыми шляпками прикрепленное к круглому золоченому
основанию с тремя (одно поломано) такими же круглыми шляпка-
ми заклепок, крепивших начельник к ремням узды. Фигура женщи-
ны цельнолитая, но руки отлиты отдельно и прикреплены к фигуре
на шарнирах, следовательно, они могли двигаться вместе с чашей.
На голове женщины облегающая шапочка с плетеным орнаментом
по краю. Историк средневековой одежды Северного Кавказа 3. В.
Доде издала две сходной формы овальные шелковые шапочки, ор-
наментированные по краю бронзовыми бляшками. Одна из них
происходит из могильника Адиюх IX—XII вв. в Черкесии (103,
с. 115, рис. 50), вторая — из могильника станицы Старокорсунской в
Краснодарском крае (104, с. 23, рис. 17). 3. В. Доде считает такие ша-
почки-тюбетейки девичьими, что кажется возможным: в средневеко-
вой Руси и еще недавней (до XX в.) России для замужних женщин
— «мужатиц» существовали специальные головные уборы «кики» с
тонким платком «убрусом», спускавшимся на плечи и грудь (105,
с. 81). Девичьи уборы были иными. Показан ворот одежды, оканто-
ванный такой же орнаментальной каймой; к вороту подвешено укра-
шение типа лунницы, которая концами упирается в груди женщины.
90

Изображены даже соски. Интересно моделировано лицо — рот при-
открыт и явно (по замыслу авторов) что-то произносит, одновре-
менно поднося чашу с питьем, показанным вставленным в чашу
стеклышком. Можно полагать, что это было благопожелание. Длин-
ный узкий нос и стилизованные брови до самых ушей, глаза из го-
лубой стеклянной пасты (одна вставка утрачена), узкий подбородок
дополняют портрет этой легендарной феи, подлинный смысл и на-
значение которой мы не знаем. В голове женщины с тыльной сто-
роны сделано отверстие для цветного султана из волос и перьев.
Разумеется, центральным в рассматриваемом образе женщины
является подношение чаши. Здесь вспоминается европейская чаша
Грааль, способная чудесно насыщать своих избранников неземными
яствами (106, с. 317—318). Вряд ли эти аналогии действенны для на-
шей территории. Венгерский ученый Я. Маккаи выполнил специ-
альное исследование о подношении чаши у древних иранцев; это
знак уважения и почестей, полагающихся царю или лицу высокого
социального ранга, возвращающемуся домой после победы или
удачного похода (107, с. 143). Подобная интерпретация для аланско-
го воина бесспорно выдающегося общественного положения весьма
уместна и кажется правдоподобной. Как считала И. В. Яценко,
Змейский начельник является продуктом местного производства (с
чем необходимо согласиться), и он изображает дочь бога водной сти-
хии Дзерассу (69, с. 99). С этим согласился С. А. Яценко - женская
фигурка начельника из погребения 3 изображает прародительницу
осетинских героев-нартов Дзерассу (108, с 198). Не берусь отожде-
ствлять этот персонаж аланского прикладного искусства столь одно-
значно, но ясно, что описываемый начельник представляет вещь
уникальную и еще привлечет к себе внимание исследователей.
Погребение 3 скорее всего принадлежало сыну алдара, уже посвя-
щенному в воины и участвовавшему в походах и набегах — «балцах».
На это указывают богатая одежда и фигурный начельник, может
быть, сделанный на заказ. В таком случае в катакомбе 14 была захо-
ронена малая моногамная семья из трех человек. Кажется, этому ни-
что не противоречит. Однако возникает вопрос: если «прирезку» к ка-
мере с северо-восточной стороны вырубили для размещения обильно-
го погребального инвентаря алдара и это понятно, то зачем для погре-
бения 3 было нужно вырубать довольно обширную «прирезку» с юго-
западной стороны? Ведь между входным отверстием и погребением
1 оставалось достаточно места для предполагаемого сына алдара
(см.: 3, с. 3, рис. 12). Но его здесь не положили. Остается предполо-
жить, что это не случайность и что у входа было зарезервировано ме-
сто для еще одного члена семьи и скорее всего мужчины и воина -
место почетно. Воин домой не вернулся, и катакомбу после погребе-
ния 3 больше не открывали. Это, в свою очередь, означает, безуслов-
но, многократное открытие и использование катакомб, на поверхно-
сти имевших опознавательные знаки. Выше об этом уже говорилось.
91

Рассмотрим некоторые другие погребения конных воинов ЗКМ.
Если, по классификации Г. Е. Афанасьева, катакомбу 14 можно
связать с погребением предводителя — вождя (ранг 1), то описыва-
емые далее захоронения могут быть соотнесены с командирами —
десятниками (а может быть, сотниками?) или высшей группой во-
инов (ранг 2; 52, с. 132—142).
Катакомба 3. Находилась в 5 м северо-восточнее катакомбы 14
и на одном с нею родовом участке. Вход был закрыт круглым мель-
ничным жерновом диаметром 58—59 см. Камера в плане
эллипсоидная, размеры ее 3,0x2,15 м при высоте 1,30 м (рис. 25,1).
Вдоль стен вырублены полки высотой 8 см. На полу против входа
стоял темно-серый кувшин с ручкой и вытянутым носиком-сливом

(3, с. 68, рис.4), обычного для ЗКМ типа. На полках покоились
три погребенных: западный и восточный вытянуто на спине, голо-
вами на юг- юго-восток, руки вытянуты вдоль тела. Это явно муж-
чины. Костяк, лежавший между мужчин и против входа, был на
правом боку спиной к входу, со слегка согнутыми ногами, поло-
женными одна на другую (не обряд ли обезвреживания, согласно
наблюдениям и выводам В. С. Флерова, В. С. Аксенова, Н. И. Бар-
миной на других могильниках — Крыма и салтово-маяцкой культу-
ры VIII—IX вв., но еще не известного во время наших раскопок?).
Погребение женское, длина костяка 1,20 м. Все трое лежали на
плотном слое древесного угля.
Лица погребенных были закрыты тонкой истлевшей тканью, яв-
но представлявшей погребальную пелену светло-серого цвета, воз-
можно, шелковую. После ее расчистки на западном (погребение 1)
костяке открылись остатки трех тканей от трех одежд: плотная тем-
но-коричневая шерстяная, затем белая более тонкая и еще раз тем-
но-коричневая ткань, структуру которой определить было не-
возможно. На совершенно истлевшем черепе сохранились остатки
шлемообразного головного убора с остроконечным верхом. Основа
шлема сделана из кожи, поверх обшита тканью, не сохранившей
даже признаков первоначального цвета. Нижний край шлема окан-
тован тканью, к канту всплошную пришиты золоченые бубенчики*.
Расчисткой верхней ткани одежды от обвалившихся кусков гли-
ны и пыли установлено, что по осевой вертикальной линии этой
одежды были нашиты в ряд золоченые бубенчики. Нет сомнения в
том, что это полы верхней одежды типа кафтана, застегнутой при
помощи бубенчиков, продетых в матерчатые петли (как мы это уже
видели в катакомбе 14). Бубенчиками был обшит и нижний край
одежды. Следов орнамента на одежде не зафиксировано. Не сохра-
нилось и остатков обуви.
Между головой погребенного и южной стеной камеры лежал рас-
павшийся на куски деревянный сосуд — чаша с носиком-сливом,
диаметр чаши 20 см (3, с. 70, рис. 6), очевидно, походная чаша, при-
торачивавшаяся к седлу. Последнее находилось здесь же, возле ле-
вого плеча и состояло из двух деревянных ленчиков (3, с. 69, рис. 5)
и двух деревянных лук — передней и более высокой задней. Длина
седла 44-45 см, ширина 24-25 см. Все деревянные части обтянуты
плотной тканью, на которой местами уцелели следы вышитого зо-
лотой нитью орнамента, контуры коего уловить, к сожалению, не
удалось. Под седлом обнаружены куски истлевшей кожи, очевид-
но, от попоны, здесь же круглые железные стремена. Поверх седла
и рядом с ним лежала ременная сбруя шириной 1,3 см, густо по-
Реставрация двух головных уборов из катакомбы 3, выполненная в реставрацион-
ной мастерской ГИМ (см.: 3, с. 124, табл. XIII, 1 - 2), мне представляется невер-
ной, особенно остроконечный колпак.
93

Рис. 26. Предметы конского снаряжения из катакомбы 3:
1 - бронзовый золоченый трубчатый начельник (вид сверху), 2-3 - ремни с
бронзовыми бляшками (реставрированы в лаборатории ИА АН СССР).
крытая золочеными трехлепестковыми бляшками, напоминающими
морду животного; в месте пересечения ремней крестовидные риф-
леные бляхи (рис. 26,2), надежно скреплявшие ремни, на концах
ремней кольца (3, с. 118, табл. IX). С левой стороны погребенного
и вдоль его тела лежала железная слабо изогнутая сабля длиной
90 см, со следами распавшихся деревянных ножен и железными
скобами для портупеи. Сабля обычная для ЗКМ, «рядовая», но
большой редкостью является находившийся около рукояти темляк в
94

виде кисти коричнево-розового цвета (возможно, был красным).
Изучить и замерить его не удалось, так как при первом же прикос-
новении темляк превратился в прах. Возможно засвидетельствовать,
что он по форме ничем существенно не отличался от кавалерийских
темляков нового времени вплоть до XX в. — во время схватки тем-
ляк надевался на руку (111, с. 206).
Таким образом, погребение 1 принадлежало конному воину-дру-
жиннику, вероятно, молодому и не успевшему еще серьезно отличить-
ся — его одеяние и сопровождающий инвентарь достаточно скромны.
Погребение 2. Как уже говорилось, женское и, вероятно, это де-
вочка-подросток, судя по ее росту. Головой ориентирована на юго-
запад. Между ее головой и головой воина стояла стеклянная чаша
светло-зеленого цвета, с ячеистой поверхностью корпуса, высота
8,4 см, диаметр 10 см. После удаления погребальной пелены выяс-
нилось, что костяк покрыт двумя тканями: от плеч до пояса про-
слеживалась коричнево-серая ткань, ниже пояса белая (вероятно,
юбка). Верхняя часть одежды была украшена золочеными бубенчи-
ками в два ряда, от плеча до плеча, по краю нижней нашиты позо-
лоченные бляшки-трилистники. В области разложившегося черепа
сохранились фрагменты кожаного головного убора, причем, по-ви-
димому, кожа составляла основу убора, а поверх нее был шелк, по-
крывавший убор. Головной убор по краю украшали пришитые к
нему бубенчики и мелкие золоченые бляшки, первоначально, воз-
можно, составлявшие орнамент. Последний был неуловим. Шири-
на головного убора 27,5 см, сшит был из двух симметричных час-
тей. На поясе женщины был железный нож в деревянных истлев-
ших ножнах (3, с. 72, рис. 8,6). На ногах уцелели обрывки ткани от
ноговиц, украшенных мелкими бронзовыми бляшками, причем но-
говицы были утеплены — промежуток между верхней тканью и под-
кладкой наполнен волокнистым веществом растительного (?) про-
исхождения. Длина сохранившейся части голенища 26 см, ширина
до 13 см. Как видим, погребение было скромным, хотя в ногах ске-
лета находились разрозненные обрывки тонкой (шелковой?) ткани
с обрывками кожаных золоченых аппликаций и бубенчиками. Но
назначение ткани осталось неясным.
Погребение 3. Занимало восточную полку и сильно пострадало от
обвала глины со свода. Относительно хорошо сохранился головной
убор — шлем (21, с. 114, рис. 17) из кожи, обтянутой плотной ко-
ричневой тканью (рис. 25-30). По нижнему краю шлема вплотную
и в два ряда нашиты традиционные позолоченные бубенчики, при-
крепленные к окантовке шириной 2 см. Окантовка тканевая. Шлем
со всех сторон был украшен плетеным геометрическим орнамен-
том, выполненным мелкими бронзовыми бисеринками, пришиты-
ми вплотную. Удалось сфотографировать шлем до того, как он рас-
пался, часть орнамента на боковой поверхности зарисовать и полу-
чить представление о его характере - то же переплетение острых
95

углов, завитков и т. д. К сожалению, шлем деформировался и рас-
сыпался при попытке его перевернуть и осмотреть тыльную часть.
Наиболее интересен узор на лицевой стороне шлема, возможно,
имевший не только декоративное, но и символическое значение. В
этой связи возникает вопрос: почему на дошедших до нас остатках
головных уборов из ЗКМ не помещались фигуры геральдических
животных и птиц — тех же барсов и орлов, павлинов? По материа-
лам катакомбы 14 они присутствуют на кожаных попонах, сумках,
металлических седельных накладках; в синхронных и культурно
близких ЗКМ могильниках XI—XII вв. Кольцо-горы у Кисловодска
присутствует стилистически близкая орнаментика (67, с. 84, рис. 1,
37 и др.), а в могильнике Колосовка 1, восточнее Майкопа, гераль-
дические фигуры орлов украшали навершия и перекрестья велико-
лепных сабель (112, табл. XVII, 3, табл. XIX, 3. Не византийская ли
это геральдика, уже распространившаяся на Руси? (113, табл.
СХХГУ, 32).
Наиболее близок шлему из погребения 3 такой же остроконечный
тканевый шлем с аппликациями из золоченой кожи, найденный в
ЗКМ С. С. Куссаевой и зарисованный на месте Е. Ф. Снежко (рис. 11).
Верхняя одежда мужчины была из плотной ткани, такой же, как
ткань шлема, коричневого цвета. Ворот кафтана (?) по краю был
окантован тесьмой, украшенной плотно, одна к другой, золочены-
ми бляшками четырехлепестковой формы и бубенчиками, причем
бубенчики нашиты с бляшками в четыре ряда. Это необычно. От
ворота по центру покойного шел вертикальный ряд бубенчиков —
прослежено 12, далее одежда была деформирована обвалом глины
со свода. Нет сомнений, что это обычная для ЗКМ система засте-
жек. Удалось также проследить в левой части груди группу бубен-
чиков, образующих круг. Бубенчики украшали и подол верхнего
платья. На ногах сохранились истлевшие остатки тканевых ноговиц
с острыми носами, также расшитых бронзовым бисером и бубенчи-
ками. Под головой воина лежала подушка из черной ткани, наби-
тая истлевшей травой, по обе стороны головы найдены височные
кольца из золотой проволоки.
Между черепом и восточной стеной найдены куски деревян-
ной чаши с носиком-сливом, как в погребении 1, но с медным
кольцом, продетым сквозь борт. Видимо, эта чаша была поход-
ной и подвешивалась к конской сбруе; внутри чаши находились
серые комочки, похожие на засохшую кашу. Рядом с этой чашей
оказались куски еще одной деревянной чаши. Один из них имел
круглую петлевидную ручку, другой по двум трещинам сшит тон-
кой медной проволокой — чашей дорожили. Здесь же находились
обломки дерева от распавшегося предмета, возможно, колчана-
горита, ибо в этом участке близ правой руки погребенного были
рассыпаны железные плоские наконечники стрел, в том числе
крупный вильчатый срезень для охоты на птицу. На том же уча-
96

стке с правой стороны от мужчины и вплоть до стенки лежали
ремни сбруи из сыромятной кожи, сплошь покрытые бронзовы-
ми позолоченными бляшками с орнаментом на рифленом фоне,
бляшка заостренным концом входит в низ соседней бляшки.
Ремни с четырех сторон сходились и специальными шпеньками с
шляпками в виде четырехлепестковой розетки крепились к брон-
зовому позолоченному начельнику — трубке, такими же розетка-
ми приклепанной к пластине-основе в виде восьмилепестковой
розетки (3, с. 71, рис. 7; рис. 26). Следует заметить, что фигур-
ный начельник из погребения 1 катакомбы 14 имеет такое же
«многорозеточное» оформление крепления изображения женщи-
ны с чашей; эта деталь, наряду с другими, говорит об одном вре-
мени, стиле и производственном центре этих импозантных изде-
лий. Ремни сбруи были частично реставрированы в мастерской
ГИМ.
Вдоль восточной стены камеры и параллельно скелету лежала
сабля длиной 82 см, с остатками деревянных ножен и железным
наконечником. Особенностью этой сабли является только одна
скоба для подвешивания (обычно их две) и то, что эта единствен-
ная скоба чуть ниже перекрестья и перекрестье сделаны из сере-
бра. Скоба украшена насечкой по краям и дисками с лучами, от-
ходящими от точки в центре, перекрестье покрыто чеканным ге-
ометрическим орнаментом в стиле, характерном для местного ор-
наментально-декоративного искусства (плетенка с применением
острых углов и т. д.; 3, с. 111, табл. III, 1-2; 21, с. 102, рис. 5,1).
Между саблей и стеной найдены круглые железные стремена,
связанные витым шнуром из крученой серебряной проволоки.
Здесь же найдено изображение хищного животного с когтистыми
лапами и длинным, закрученным вверх хвостом — «лезвием» с
небольшим отростком - «кисточкой», передняя часть туловища и
голова отсутствовали (3, с. 74, рис. 10). Аналогично изображен-
ный хвост у крылатого дракона можно указать в протомадьяр-
ском грунтовом могильнике VI—X вв. Большие Тигани в Татарии
(86, табл. XX, 15), хотя восточное происхождение этого изобра-
зительного мотива кажется весьма вероятным (см. напр.: 114,
рис. 124).
Под стременами найден кусок треугольного в сечении деревян-
ного стержня шириной 2,5 см, далее еще несколько таких кусков.
Фрагменты в изломах совпали и образовали один предмет длиной
55 см — видимо, древко лука. У нижней части сабли расчищены ос-
татки деревянного колчана — дно в виде неполного круга, толщи-
ной 1 см. К днищу бронзовыми гвоздями с четырехугольными ук-
рашенными ромбами шляпками была прибита деревянная гнутая,
толщиной 5-6 мм, стенка колчана, с внутренней и наружной сто-
рон обтянутая кожей. Устройство верхней части колчана неясно,
как и его декор. Не исключено, что только что описанное хищное
97

животное, выполненное крученой серебряной нитью, украшало до-
вольно эффектно лицевую сторону колчана: серебряные нити на
черном фоне тонкого сафьяна. Стенки и верх колчана не сохрани-
лись, превратившись в труху, но здесь обнаружен обрывок тонкой
ткани, обработанной в реставрационной мастерской ГИМ. Обры-
вок образует прямой угол, его край обшит мелкими золочеными
бляшками крестообразной формы. Назначение предмета неясно.
У левого плеча воина стояли два стеклянных сосуда: кубок из светло-
зеленого стекла, ячеистая поверхность, высота кубка 8,8 см (рис. 27, 2)

и чаша с ребристой поверхностью, прозрачная, по венчику голубой
ободок (рис. 27, 1). Вероятно, сосуды закавказского или восточно-
го происхождения; на основании стекла Н. Н. Бусятская пишет о
том, что раскопки у Змейской (ЗКМ) дали сведения о торговых
связях Закавказья с Северным Кавказом через Дарьяльское ущелье
и что позже XI в. привозное ближневосточное стекло ни в Закав-
казье, ни на Северном Кавказе не встречается (115, с. 83—87). Стек-
лянная посуда из ЗКМ нуждается в специальном, в том числе хи-
мико-технологическом исследовании.
Наконец, в юго-восточном углу выемки в полу камеры стоял
черноглиняный лощеный кувшин с вытянутым носиком-сливом
и ручкой на противоположной стороне. Такой же кувшин с ре-
льефным клеймом был найден в дромосе близ входного отвер-
стия.
Заканчивая описание катакомбы 3, следует отметить, что все три
погребенных отличаются невысоким ростом: погребение 1 (запад-
ное) - до 1,30-1,35, погребение 2 (среднее) - в пределах 1,20, по-
гребение 3 (восточное) - до 1,40-1,45 м. Катакомба 3 находится на
родовом участке 1 близ центральной катакомбы 14, и все погребен-
ные в них лица должны были находиться в родственных связях.
Может быть, катакомба 3 была усыпальницей двух юношей, до-
стигших 15—16-летнего возраста, прошедших посвящение в воины
и уже воевавших?
Познакомимся с катакомбой 15, также расположенной на родо-
вом участке 1.
Катакомба 15. В дромосе найден на глубине 1,10 м кувшин с
носиком, на глубине 3,65 м открылась закрывавшая вход плита
67x62 см. Размеры входного отверстия 43x32 см. Размеры камеры
3,40x2,80 м, высота 1,30 м. В полу против входа сделано четырех-
угольное углубление 1,0x0,87 м, глубина 9 см. Углубление ничем не
заполнено, его назначение неясно.
На полу, вдоль юго-восточной стены, лежали три истлевших по-
гребения, сопровождаемых обильным погребальным инвентарем
воинского назначения (рис. 28). Усопшие ориентированы головами
на северо-восток, руки вытянуты вдоль тела. Под скелетами и во-
круг них отдельные древесные угольки, сплошной угольной под-
стилки не было. Участки слева и права от входа погребениями за-
няты не были.
Погребение 1. Первое от входа, на краю выемки. На черепе ос-
татки истлевшего головного убора в один слой ткани с сохранив-
шимися следами золотого узора из кожи в технике аппликации.
Характер узора уловить не было возможности. Кроме того, голо-
вной убор был украшен позолоченными бубенчиками, но их рас-
положение не устанавливалось. Скопление бубенчиков было с
правой стороны черепа, по-видимому, это бубенчики, отвалив-
шиеся от головного убора (шлемом его назвать нельзя, ибо фор-
99

Рис. 28. Катакомба 15:
1 - камера с погребальным инвентарем; 2 - грифон, терзающий змею, на ко
жаной обшивке плоского колчана-горита.
100

ма не установлена). По нижнему краю убор был с наружной и
внутренней сторон окантован плотной тканью. На остатках чере-
па, рассыпавшегося на куски, обнаружено бронзовое позолочен-
ное височное кольцо. Еще одно такое проволочное кольцо оказа-
лось с левой стороны черепа, оно было пришито к окантовке го-
ловного убора. После расчистки описанных остатков открылась
глиняная подставка для головы, овальная в сечении и с плоским
основанием. Длина ее около 40 см, ширина 18 см, высота 8 см.
Далее обозначились некоторые детали одежды. Верхняя ее часть
была тщательно препарирована, так как было возможно просле-
дить хотя бы частично покрой и благодаря этому удалось на ме-
сте сделать фотосъемку и акварельную зарисовку (рис. 29). Со-
вершенно очевидно, что мы имеем дело с верхней одеждой, под
которой была еще одна, обе коричнево-серого цвета и изменив-
шие первоначальную окраску. И верхняя, и нижняя одежды име-
ли хорошо выраженный стоячий ворот — мы его уже встречали в
катакомбе 14 ЗКМ, встречен такой ворот и в катакомбах
Х-ХН вв. Рим-горы западнее Кисловодска (104, с. 58, рис. 38а).
Верхняя часть ворота верхней одежды на груди при переходе к
полам имела отвороты шириной 8 см, в первых публикациях не-
верно принятые за наброшенный поверх одежды «шарф» (3,
с. 88). Это отвороты от стоячего ворота, по краям вплотную об-
шитые сердцевидными золочеными бляшками с прикрепленны-
ми к ним бубенчиками. Собрано 38 таких бляшек, но вряд ли все
они принадлежали отворотам — на их нижних краях нашито по 7
бубенчиков, следовательно, здесь должно было находиться 14
бляшек. Другие, без бубенчиков, уходили в глубь ворота.
От отворотов воротника по вертикали идут полы верхней одеж-
ды, застегнутые бубенчиками, продетыми в матерчатые петли на
левой поле. У каждой петли на левой поле пришита золоченая
бляшка — трилистник, последние вершинами обращены к петле.
На противоположной поле бубенчики-застежки соединяются с
прорезными золочеными бляшками со стеклянными круглыми
вставками в центре (рис. 29). Всего застежек-бубенчиков и петель
по 9 с каждой стороны. Эта верхняя одежда прослеживалась толь-
ко до талии и, очевидно, была короткой. 3. В. Доде считает ее муж-
ским кафтаном (104, с. 56). Поскольку она короткая, вернее ее ква-
лифицировать как полукафтан.
После удаления тлена верхней одежды под нею открылись ос-
татки еще одной одежды буро-коричневого цвета, украшенной на-
шитыми на нее кожаными золочеными аппликациями типа аппли-
каций в катакомбе 14. Аппликации были сильно фрагментированы,
но частично их удалось зарисовать (3, с. 125, табл. XIV, 7).
Судя по остаткам, одежда была короткой, в длину прослежива-
лась всего на 21 см при ширине 24 см, но первоначально она явно
была длиннее, вероятно, соответствуя длине полукафтана. На отво-
101

Рис. 29. Катакомба 15, погребение 1. Остатки верхнего платья со стоячим воротни-
ком и системой застежек. По полевому рисунку 1957 г.
102

роте были нашиты три бубенчика. Под обрывками этой одежды,
напоминающей жилет, в костяной трухе найдены кусочки истлев-
шего дерева, на одном из них лежал бронзовый литой крест-тель-
ник с ушком для подвешивания и изображением распятия (21, с.
ПО, рис. 13,1 - в подписи к рисунку допущена ошибка и указана
катакомба 1). Иконографически крест очень близок бронзовому
кресту-тельнику, найденному в 60-х годах в поселке шахты № 6 Ка-
рачаевского района КЧР и зарисованному мной у местного учите-
ля С. Д. Мастепанова в 1971 г. Тогда же по поводу креста с шахты
№ 6 я получил авторитетную консультацию от А. В. Банк (отдел
Востока Гос. Эрмитажа) и ее заключение о вероятном западноевро-
пейском происхождении креста с шахты № 6. Если это так, крест
из катакомбы 15 также может оказаться западным импортом и ско-
рее всего из Византии или через нее. Это вполне согласуется с бес-
спорным распространением аланского христианства именно этим
путем, что свидетельствуется многими письменными источниками
(116, с. 165-192). Между ног погребенного был положен железный
нож длиной 16,5 см со следами деревянных ножен.
В заключение отметим, что несколько севернее головы погре-
бенного были положены три куриных яйца. Одно из них разбито.
Погребение 2. На уровне тазовых костей первого погребенного
находились остатки совершенно истлевшего черепа второго. Сохра-
нились обрывки конусообразного головного убора; основа кожа-
ная, покрытая сверху шерстяной тканью. Верх был украшен брон-
зовым золоченым навершием, завершающимся усеченной округлой
головкой типа бубенчика, к которой на маленьких петельках под-
вешены четыре бубенчика. Несколько таких же прорезных бубен-
чиков окантовывали низ навершия. Головной убор, имевший как и
некоторые другие остроугольные выступы на ушах, по ткани укра-
шал орнамент из мелких круглых бронзовых бляшек, нашитых на
ткань. Характер орнамента не восстанавливается, бляшки рассыпа-
лись. Нижний край убора окантован плотной тканью, к которой
почти вплотную были пришиты прорезанные сердцевидные бляш-
ки, к каждой из них подвешен бубенчик (данный убор реставриро-
ван в мастерской ГИМ неверно: утрачена его конусообразная фор-
ма, а сердцевидные бляшки отсутствуют). С левой стороны головы
лежали две круглые бронзовые пластинки с заключенным между
ними обрывком заплетенной черной косички (3, с. 89, табл. XII,
10). Под черепом оказались еще две такие же круглые пластинки
для скрепления косички, таким образом по крайней мере, две ко-
сички фиксируются надежно. Вдоль правой руки лежала железная
сабля длиной 1 м, с прямым перекрестьем, железным колпачком —
навершием рукояти — и бронзовой портупейной пряжкой (3,
с. 89-91). Сабля обычная, «рядовая».
В верхней части груди на платье прослеживалась горизонтальная
(поперек груди) линия из позолоченных бубенчиков — примерно
103

так, как носились позже газыри на кавказских черкесках. У пояса,
в области таза, обнаружен кусок ткани в сборку (деталь покроя?).
Под костяком при расчистке в разных местах оказались рассыпан-
ные бусы сердоликовые, янтарные, стеклянный бисер. В ногах
найден бронзовый наконечник ремня и кусок дерева с продетой че-
рез него медной или бронзовой петлей. По-видимому, это часть
подвесной деревянной походной чаши.
Нижние конечности скелета полностью истлели и превратились
в белую труху, поэтому восстановить рост погребенного не было
возможно, но сохранившаяся часть захоронения не превышает 1 м,
и это побуждает к предположению о том, что здесь мы снова мо-
жем иметь дело с юношей-подростком, но уже посвященным в во-
ины. Об этом свидетельствует сабля. В то же время следует обра-
тить внимание на волосы молодого воина, заплетенные в косички.
Их могло быть не две, а больше. Это едва ли не первое докумен-
тальное свидетельство о заплетании кос аланами. Принято считать,
что это обычай кочевников - тюрок (117, с. 179-181; 118, с.
289-292; 119, с. 11, рис. 3 и т. д.), а византийцы не случайно обы-
чай мужчин носить косы называли «гуннским» (119, с. 156). Для
будущих реконструкций внешнего вида алан Центрального Кавка-
за в XI—XII вв. это интересное наблюдение, указывающее на оче-
видное тюркское влияние. Оно полностью согласуется с внешнепо-
литической ситуаций в регионе: XI—XII вв. — время активного про-
движения и расселения кипчаков-половцев по равнинам Предкав-
казья, предгорным долинам и тюркизации части Северного Кавка-
за, особенно с XI в. (120, с. 168—171). Видимо, эти процессы, про-
текавшие на фоне тесных соседских отношений алан и половцев,
отразились в наших наблюдениях при разборке погребения 2. Здесь
будет кстати напомнить о том, что в краниологических материалах
ЗКМ представлен южносибирский антропологический тип, в част-
ности широко распространенный в половецких погребениях на
территории Калмыкии. Антрополог А. Б. Шевченко рассматривает
этот факт как «свидетельство участия половцев в расогенезе змей-
ской группы алан» (121, с. 105). Более того, А. Б. Шевченко при-
ходит на основании антропологических материалов к заключению,
что аланская группа ЗКМ была «пестрой в расовом отношении,
что, может быть, было специфическим явлением только для город-
ского населения предкавказской Алании» (121, с. 106). Как видим,
показания археологических и антропологических источников сов-
падают и представляют большую ценность для аргументации наших
предположений о том, что ЗКМ был именно городским некропо-
лем. Присутствие половецких захоронений в катакомбах ЗКМ
Х1-ХН вв. представляется весьма вероятным, и это еще раз свиде-
тельствует о гетерогенности северокавказских алан и смешанности,
интегрированности многих их групп, в том числе в районе Эльхо-
товских ворот.
104

Погребение 3. На распавшемся черепе был головной убор — шлем
с треугольными наушниками, сшитый из позолоченной кожи. По
нижнему краю шлем оторочен матерчатой тесьмой коричневого
цвета, шириной 1 см. К тесьме пришиты золоченые бубенчики без
сопутствующих им бляшек. Поверхность шлема по золоченой коже
была расшита серебряным бисером, бисеринка к бисеринке вплот-
ную составляли две сплошные параллельно идущие линии, состав-
лявшие плетеный орнамент, нарушенный двумя большими дыра-
ми. Верх шлема венчало навершие из золоченой бронзы, к которо-
му были густо подвешены бронзовые позеленевшие от патины бу-
бенчики; еще 6 бубенчиков лежали цепочкой ниже навершия.
Шлем на месте и до разрушающего воздействия поступающего в
катакомбу извне горячего воздуха удалось не только сфотографиро-
вать, но и зарисовать (рис. 30). Бесспорно, шлем уникален и может
быть еще одним аргументом в
пользу местного производства
не только подобных головных
уборов, но и аппликаций из по-
золоченной кожи. С левой сто-
роны шлема обнаружено височ-
ное кольцо из бронзовой прово-
локи в полтора оборота, оно яв-
но было пришито к окантовке.
Второго кольца справа не было,
наверное, оно утрачено до захо-
ронения.
От кисти левой руки вдоль
левой ноги лежала железная
сабля со слабо изогнутым клин-
ком и без особого убранства,
 вполне «рядовая», около сабли
? I 1 5 обрывки ремней от портупеи, с
золочеными бляшками в виде
Рис. 30. Катакомба 15, погребение 3, ОСТРОЛИСТНОЙ розетки И обрыв-
головной убор из золоченой ками ШНура из ВИТОЙ серебря-
кожи. По полевому рисунку ной пр0в0Л0КИ - вероятно,
1957 г* шнур использовался для подве-
шивания сабли (?). В ногах погребенного, рядом с саблей у стены
камеры, лежал сильно разрушившийся деревянный колчан цилин-
дрической формы с полукруглым дном и без стрел.
Вдоль восточной - северо-восточной стены были положены
предметы различного назначения. На расстоянии 15—20 см от шле-
ма погребения 3 оказались позолоченный металлический флакон-
чик цилиндрической формы, накрытый крышкой с петлей для под-
вешивания (в петлю был продет тканевый шнурок), металлическое
зеркало из белой высокооловянистой бронзы, диаметром 8,3 см, в
105

центре с обычной петлей для подвешивания с остатками продето-
го шнура, поверхность зеркала украшена четырьмя фигурами крес-
тов, явно христианских, четырьмя полумесяцами — возможно, сим-
волами ислама и четырьмя тамговыми знаками (21, с. ПО, рис.
13,4), вероятно, обозначавшими владельца зеркала. Было бы весь-
ма интересно раскрыть семантику этих изображений, в которых
только фигуры полумесяца могут вызвать сомнения и осмысливать-
ся иначе. Кроме того, здесь же компактно лежало несколько бубен-
чиков, ногтечистка — крючок, янтарная и несколько цветных стек-
лянных бусины. Все эти вещи находились в груде деревянной тру-
хи под истлевшей деревянной крышкой. Нет сомнения, что это
распавшаяся деревянная шкатулка — коробка прямоугольной вытя-
нутой формы, длиной около 22 см, шириной 16 см и 4 см высотой.
Толщина стенок 0,8 см, стенки шкатулки были оплетены витой
бронзовой проволокой, сохранившей форму и размеры предмета.
Под шкатулкой лежали железные ножницы и кабаний клык, в 20
см севернее — плоская янтарная подвеска.
Некоторые из упомянутых находок побуждают рассматривать по-
гребение 3 как женское. На это указывает содержимое явно жен-
ской шкатулки: флакончик для благовоний, зеркало, ногтечистка,
бусы, а также железные ножницы и кабаний клык, характерные
именно для женских захоронений ЗКМ (3, с. ПО; 21, с. 108). В муж-
ских погребениях ножницы и клыки не встречаются. Вытянутое на
спине, а не скорченное на боку трупоположение для женщин не ха-
рактерно, но в ЗКМ встречается и сказанному выше не противоре-
чит. В то же время сабля и цилиндрический колчан у женщин? Од-
нако факты именно таковы, и нам остается констатировать присут-
ствие в катакомбе 15 женщины-воина. К сожалению, подтвердить
это антропологически не было возможности из-за плохой сохранно-
сти костей. Если устанавливаемый здесь факт в дальнейшем под-
твердится, может быть оспорен вывод Д. С. Коробова о том, что
«социальный статус женщин, погребенных в катакомбах Северного
Кавказа, не нашел отражения в погребальном обряде» (122, с. 19).
Находки у северо-восточной стены. Здесь, слева от входного от-
верстия, обнаружен крупный и бесформенный фрагмент истлевшей
ткани с рассыпанными по нему 8 бронзовыми бубенчиками. На-
значение неясно. На расстоянии 35 см восточнее лежал стеклян-
ный бокал на невысокой ножке и с налепным узором на корпусе.
Стекло светло-зеленое, высота бокала 8,5 см. Дальше у восточной
стены лежали на боку еще три стеклянных сосуда - две чаши с вер-
тикальными каннелюрами по корпусу и расширяющаяся кверху
рюмка (рис. 31). Сходную рюмку с тремя налепными валиками из
катакомбы 10 ЗКМ Ю. Л. Щапова считает византийской (123,
с. 59). Это дает нам возможность предположить византийское про-
исхождение и рюмки из катакомбы 15: для выводов о местном про-
изводстве подобной стеклянной посуды оснований пока нет.
106

Интересно, что все четыре стеклянных сосуда были положены
на бок, а не поставлены вертикально. Отсюда следует, что они бы-
ли внесены в катакомбу пустыми.
Находки у северо-западной стены. У северо-западной стены в но-
гах погребения 1 была сложена груда вещей. Среди них бронзовый
золоченый начельник обычной цилиндрической формы, металли-
ческие удила и уздечка коня, украшенная бронзовыми бляшками,
а в местах пересечения ремней — крестовидными накладками. Уз-
да покоилась на плоском деревянном колчане-горите, обтянутом
тканью. Горит распался, внутри лежал вильчатый наконечник стре-
лы-срезня. Южнее находилась железная секира на длинной дере-
вянной ручке, концом уходившей во второй, но кожаный горит.
На нем местами сохранились обрывки ткани и декор, вышитый
крученой серебряной проволокой. В центре помещен грифон, клю-
ющий извивающуюся змею (3, с. 92-93, рис. 20-21). В горите на-
ходились стрелы с плоскими железными наконечниками и длин-
ными (27-35 см) древками. Тут же найден кусок древка лука полу-
круглого в сечении, длиной 50 см, шириной 3 см. Лук был обтянут
тканью, под которой оказался слой бересты.
Ближе к стене камеры лежал полуистлевший деревянный колчан
цилиндрической формы с полукруглым днищем, обтянутым кожей
и тканью и соединенным со стенками, всплошную прибитыми
гвоздями с круглыми бронзовыми шляпками. В колчане сохрани-
лись остатки древков нескольких стрел и кусок древка лука, анало-
107

гичного вышеописанному. После того как колчан был убран, под
ним оказалось седло, по деревянной основе обтянутое (оклеенное)
кожей, поверх кожи — тканью без декора. Оба ленчика покрывала
подушка из многих слоев войлока. На седле покоилась еще одна
ременная узда с бляхами овальной формы и двумя петлями-ушка-
ми вверху и внизу. К верхней петле бронзовым стерженьком при-
креплена маленькая круглая золоченая бляшка, украшенная розет-
кой из четырех лепестков; эти бляшки были приклепаны к ремню.
На их стерженьках висели большие и свободно двигавшиеся бляхи
размером 6,5x5 см. Внутри бляхи помещено мастерски вписанное в
рельефную рамку изображение конного воина (рис. 32). Его фигу-
ра схематична, но показано лицо, пальцы рук,
пояс. В левой руке воин держит узду, в правой
— массивный боевой топор. Хорошо показано
снаряжение коня: ремни уздечки, в оголовье
сходящиеся к начельнику (он изображен не
четко), сбруя, идущая от груди к седлу и далее
под хвост коня. Интересно, что сбруя украше-
на мелкими бляшками — основами, к которым
подвешены крупные бляхи овально-треуголь-
ной формы, т. е. такие же бляхи, как только что,
описанные. Хорошо видны обе луки седла и ре-
мень подпруги около пятки всадника (21,
с. 105-108, рис. 11, 2). Перед нами действи-
тельно документальное и реальное, яркое изоб-
ражение конного воина XI—XII вв., и в этом
смысле оно уникально - в других катакомбах
ЗКМ таких блях больше нет. Мной давно по-
ставлен вопрос об аланском происхождении
Рис. 32. этих блях ЗКМ и приведены более ранние про-
Катакомба 15. Ажур- тотипы (21, с. 105), но и здесь целесообразно
ная бронзовая бляха с специальное исследование. Оно уже начато ста-
фигурой всадника. тьями Г. Е. Афанасьева (124, с. 36—39) и В. Б.
Ковалевской (125, с. 111-120), но по каким-то
причинам наиболее реалистичные изображения конного воина на
бляхах из катакомбы 15 ЗКМ в эти статьи не вошли, хотя Г. Е.
Афанасьев отмечает, что некоторые фигурки VII—IX вв. являются
прототипом позднеаланских изображений всадников (124, с. 36), а
В. Б. Ковалевская такие изображения связывает с возникновением
дружинного культа. Особенно для нас интересно предположение
В. Б. Ковалевской о том, что подобные бляхи были амулетами (по
Афанасьеву, и знаками отличия) и могли свидетельствовать о при-
надлежности воинов к «царской дружине - аланской гвардии»
(125, с. 120).
У самой стены найдены круглые железные стремена. Еще одни
такие стремена, части ременной узды и большой (скорее всего от
108

конского убора) бубенчик диаметром 5 см найдены чуть южнее сед-
ла. Здесь же истлевшая деревянная походная чаша с носиком-сли-
вом и ручкой и еще одно седло длиной 47 см, шириной 35 см
(рис. 33). Седло обтянуто темно-коричневой тканью, на луках по
Рис. 33. Катакомба 15. Орнаментированное седло.
ней золотой нитью вышит узор, напоминающий слитные вопроси-
тельные знаки (3, с. 94, рис. 22). Ткань к седлу была прибита брон-
зовыми гвоздями с круглыми шляпками, как на колчане. Поверх
седла и под ним обнаружены обрывки ремней с бронзовыми золо-
чеными бляшками.
Как видим, у северо-западной стены были положены два ком-
плекта вооружения и конского снаряжения: два седла, два уздечных
набора, две пары стремян, два горита, два больших цилиндричес-
ких колчана, секира. Видимо, эти комплекты относятся к погребе-
ниям 1 и 2.
Таким образом, можно констатировать, что в катакомбе 15 бы-
ли погребены три воина: мужчина (п. 1), юноша-подросток (п. 2) и
женщина, может быть, мать юноши (п. 3).
Не исключено тюрко-половецкое влияние или происхождение
людей из погребений 2 и 3. Своеобразной особенностью катаком-
бы 15 является отсутствие в ее камере керамики, лишь в дромосе
был найден черно-серый кувшин с носиком. Применительно к сал-
109

тово-маяцкой культуре VIII—IX вв., С. А. Плетнева подметила, чис-
ло сосудов в дромосах совпадает с числом погребенных (23, с. 243).
В ЗКМ так было не всегда.
Катакомба 9. Эта катакомба находилась на другом родовом уча-
стке некрополя, и, если род, представленный катакомбами 3, 14 и
15, можно считать наиболее могущественным и продвинутым по
пути феодализации, родовой участок с катакомбами 7 и 9 представ-
лял коллектив, наделенный довольно высоким социальным поло-
жением. На это указывает погребальный инвентарь и, прежде все-
го, оружие конного воина — дружинника, возможно, командира.
В камере катакомбы 9 было два вытянутых на спине и, судя по
всему, мужских костяка, сильно истлевших и лежавших на уголь-
ной подстилке. Сразу отметим, что и в этой катакомбе керамики не
было.
Погребение /. Череп истлел, сохранились кости рук, таза и ног.
Одежда также истлела, не осталось даже обрывков, и лишь цепоч-
ка из бронзовых бубенчиков в области шеи и грудной клетки сви-
детельствовала, что одежда была застегнута бубенчиками. От голо-
вного убора уцелел только его нижний край, также обшитый бубен-
чиками. На ногах просматривались остатки матерчатых остроносых
ноговиц, украшенных двумя рядами бубенчиков, идущих вдоль но-
говицы к носку. Восточнее головы стояла стеклянная чаша (3,
с. 109, табл. II, 2). Поперек ног погребенного была положена рас-
павшаяся на части железная сабля, около нее рассыпаны плоские
железные наконечники стрел, из них один вильчатый срезень. Сле-
дов колчана не обнаружено.
Погребение 2. В области грудной клетки сохранилось три рваных
фрагмента ткани от одежды, не дававших возможности судить о ее
покрое. В области таза обрывки узкого ремня, здесь же два куска
кожи одинаковой формы — верхний край прямой, нижний слегка
закругленный, по верхнему краю было множество мелких отвер-
стий со следами ниток. Поскольку одна кожа лежала поверх кос-
тей, а вторая под ними, создавалось впечатление, что это было не-
что подобное кожаному фартуку из двух частей. На костях ног про-
слеживались матерчатые высокие — до середины голеней — ногови-
цы, также обшитые бубенчиками. Под матерчатым верхом оказа-
лась основа этой обуви из кожи, но признаков специальной по-
дошвы или каблуков не наблюдалось. Возникает вопрос о повсед-
невных качествах такой, явно непрочной обуви и ее непрактично-
сти. Не были ли подобные ноговицы, украшенные множеством зве-
нящих бубенчиков, специальной погребальной обувью?
Между бедренных костей лежал длинный и узкий железный
нож, явно подвешенный к поясу. Скопление предметов находилось
в ногах покойного: обломок железного ножа, железный крючок и
ременная пряжка, круглые железные стремена, истлевшее деревян-
ное седло уже знакомого нам типа, глазчатая пастовая бусина. В
ПО

земле около седла, рассыпавшегося при попытке его измерить и
фиксируемого лишь по окантовке из узкого ремня с круглыми зо-
лочеными бляшками, найдены куски ременной сбруи с круглыми
золочеными бляшками, пряжки, бронзовые кольца с обрывками
ремней, железный крючок, вдоль него положена распавшаяся на
части сабля, на ее конце железный наконечник ножен. Под саблей
были куски ремня с золочеными бляшками - остатки портупеи и
кусок истлевшей кожи.
У южной стены камеры найдены лежавшие плотно 14 плоских
наконечников стрел (один воткнут в пол). Здесь же был слой гли-
ны, обвалившейся со свода. При его расчистке обнаружена хоро-
шо сохранившаяся железная сабля длиной 1 м, с серебряными
петлями и наконечником ножен, перекрестьем и навершием ру-
кояти. Все эти детали убранства покрыты рельефным орнаментом
в едином растительно-геометрическом стиле: трехлепестковые
бутоны на точечном фоне, обвитые извивающимися плетеными
стеблями, плетенка, штриховая насечка (3, с. 112, табл. IV). На
наконечнике ножен и перекрестье применена чернь, очень эф-
фектная на фоне серебра. На навершии рукояти было колечко
для темляка. Возле одной из петель ножен оказались обрывки
шнура из витой серебряной проволоки - это не первый в ЗКМ
подобный случай, и проволочный шнур явно использовался для
подвешивания сабли. Около сабли оказалось дно цилиндрическо-
го деревянного колчана. Упомянутые 14 наконечников стрел
можно связать с данным колчаном. Немного ниже перекрестья
на клинок сабли была положена маленькая и легкая железная се-
кира без рукояти.
После расчистки костной трухи, оставшейся от черепа, под ней
найдены обломки бронзовой проволочной булавки, несколько бу-
бенчиков и длинная янтарная бусина. Все это, вероятно, представ-
ляет остатки оборотной (тыльной) стороны распавшегося головно-
го убора: бубенчики, как это было принято, окантовывали нижний
край, булавка прикрепляла шлем к волосам. Неясна роль бусины.
В области грудной клетки после удаления куска истлевшей ткани
обнаружены бронзовые кулон, копоушка и подвеска. Но все эти ве-
щи не дают оснований считать погребение 2 женским. Длина кос-
тяка более 1,70 м, и это, конечно, - мужчина-воин, конный дру-
жинник. Сабля с серебряным убором принадлежала ему. По богат-
ству и декоративным достоинствам отделки рукояти и ножен она
уступает только сабле алдара из катакомбы 14, и это о многом го-
ворит, как и размеры камеры 3,0x2,0 м.
Мы достаточно подробно рассмотрели захоронения аланской
социальной элиты в катакомбах 14, 3, 15 и 9. Все они содержали
погребения конных воинов-дружинников, воинов-профессиона-
лов, и перечень подобных катакомб можно увеличить (напр. ката-
комба 36, раскопки 1958 г.; 4, с. 14-17, рис. 5-6 и др.). Ни в од-
111

ном случае нам не встретилось могил боевых коней с их амуници-
ей, но такие могилы коней были выявлены позже археологами СО-
ГУ и опубликованы Р. С. Сосрановым (7, с. 92-100). Таким обра-
зом, в существовании хорошо вооруженных дружин конных воинов
в районе Эльхотовских ворот в XI—XII вв. нет никаких сомнений.
Нет сомнений и в наличии у местной группы алан явной социаль-
ной иерархии, отразившейся не в сооружении каких-то особо пом-
пезных могильных сооружений - они обычны для всех членов об-
щества, — а в богатстве инвентаря. Особо выделяется центральное
погребение в катакомбе 14. Ни предыдущие раскопки С. С. Кусса-
евой, ни последующие раскопки археологов СОГУ подобной кар-
тины не выявили. Видимо, при всех оговорках об осторожности в
выводах, центральное погребение катакомбы 14 действительно
принадлежало местному военно-политическому лидеру и алдару
области Ардоз-Даллаг-Ир конца XI — начала XII в. Как уже гово-
рилось выше, подобная концентрация погребений социальной эли-
ты характеризует, как и масштабность территории ЗКМ, именно
развивающийся раннефеодальный город. ЗКМ - городской некро-
поль, кладбище алан-ардозцев, живших в местном центре произ-
водства и обмена.
Есть основания полагать, что подобных раннефеодальных горо-
дов Х1-ХН вв. на территории Алании было несколько. Одним из
них было изучавшееся мной Нижне-Архызское городище в ущелье
р. Большой Зеленчук в Карачаево-Черкесии (75), другой реально
вырисовывается в районе к западу от Кисловодска, где С. Н. Са-
венко исследовал и опубликовал интереснейший археологический
материал из катакомб могильника Кольцо-горы, дающий наиболее
близкие аналогии нашему материалу из ЗКМ.
Змейский некрополь объективно документирует особое значе-
ние аланского городища Х-ХП вв. на Верхнем Джулате и окружа-
ющих его поселений того же времени. Видимо, это сыграло свою
роль в возникновении здесь к концу XIII в. золотоордынекого го-
рода, получившего в восточных источниках название Джулат, в
русских летописях - Дедяков-Тютяков. Самые общие летописные
сведения о богатстве аланского-ясского города («корысть велику
взяша») объективно подтверждаются приведенным выше выбороч-
ным анализом дружинных погребений ЗКМ.
Литература и источники
1. Кузнецов В. А. Раскопки Змейского поселения УШ-Х веков. МАДИСО,
т. I. Орджоникидзе, 1961.
2. Деопик В. П. Змейское средневековое селище. МАДИСО, т. I. Орджо-
никидзе, 1961.
112

3. Кузнецов В. А. Змейский катакомбный могильник (по раскопкам
1957 г.). МАДИСО, т. I. Орджоникидзе, 1961.
4. Кузнецов В. А. Исследования Змейского катакомбного могильника в
1958 г. МИА СССР № 114, М., 1963.
5. Кузнецов В. А. Раскопки Змейского катакомбного могильника в 1959 г.
Аланы: история и культура. Владикавказ, 1995.
6. Куссаева С. С. Аланский катакомбный могильник XI—XII вв. у станицы
Змейской (по раскопкам 1953 года). МАДИСО, т. I. Орджоникидзе, 1961.
7. Сосранов Р. С. Захоронения коней на Змейском могильнике как пока-
затель дружинной организации аланского общества в X—XII вв. Этно-
культурные проблемы эпохи бронзы Северного Кавказа (сборник науч-
ных трудов). Орджоникидзе, 1986.
8. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка, т. IV, М, «Про-
гресс», 1987.
9. Ламанский В. И. Заметка об ясах-аланах. Археологические известия и
заметки, издаваемые Императ. Московским археологическим общест-
вом, т. VII, № 8-10, 1899.
10. Фекете Л. Перепись ясов в Венгрии 1550 года. Ас1а ОпеШаНа, I. XI,
ВшЗарезг, 1960.
11. Попова Т. Б. Племена катакомбной культуры. ТГИМ, вып. 24, М., 1955.
12. Эрдниев У. Э. Калмыцкая степь в эпоху катакомбной культуры. Архео-
логические памятники Калмыцкой степи. Элиста, 1979.
13. Спицын А. А. Исконные обитатели Дона и Донца. ЖМНП, новая серия,
ч. XIX, 1909.
14. Готъе Ю. В. Кто были обитатели Верхнего Салтова? ИГАИМК, т. V, Л.,
1927.
15. Нечаева Л. Г. Об этнической принадлежности подбойных и катакомб-
ных погребений сарматского времени в Нижнем Поволжье и на Север-
ном Кавказе. Исследования по археологии СССР. Л., 1961.
16. Кузнецов В. А. Аланские племена Северного Кавказа. МИА СССР
№ 106. М., 1962.
17. Ковалевская В. Б. Кавказ и аланы. Века и народы. М., 1984.
18. Афанасьев Г. Е. Этнические аспекты генезиса катакомбного обряда по-
гребений в салтово-маяцкой культуре. Аланы и Кавказ. Владикавказ —
Цхинвал, 1992.
19. Алексеев В. П., Беслекоева К X. Краниологическая характеристика сред-
невекового населения Осетии. МИА СССР № 114. М., 1963. О том же
см.: Алексеев В. П., Гохман И. И. Антропология азиатской части СССР.
М., 1984, с. 81.
20. Кузнецов В. А. Очерки истории алан. Второе издание. Владикавказ,
«Ир», 1992.
21. Кузнецов В. А. К вопросу о позднеаланской культуре Северного Кавка-
за. СА, 1959, 2.
22. Плетнева С. А. От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура. М.,
«Наука», 1967.
23. Плетнева С. А. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский архе-
ологический комплекс. М., «Наука», 1989.
24. Флеров В. С. Маяцкий могильник. Маяцкое городище. Труды советско-
болгаро-венгерской экспедиции. М., «Наука», 1984.
25. Афанасьев Г. Е. Население лесостепной зоны бассейна Среднего Дона в
VIII—X вв. (аланский вариант салтово-маяцкой культуры). Археологи-
ческие открытия на новостройках, вып. 2, М., «Наука», 1987.
113

26. Афанасьев Г. Е. Донские аланы. М., «Наука», 1993.
27. Токарев С. А. Ранние формы религии. М., 1990.
28. Кузнецов В. А. Рец. на книгу С. А. Плетневой «От кочевий к городам».
СА, 1969, 2.
29. Косвен М. О. Очерки истории первобытной культуры. М., 1953.
30. Тайлор Э. Б. Первобытная культура. М., 1989.
31. Кузнецов В. А. Алания в Х-ХШ вв. Орджоникидзе, «Ир», 1971.
32. Плетнева С. А. О некоторых погребальных обычаях аланских племен
Подонья. Исследования по археологии СССР. Л., 1961.
33. Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М., «Наука»,
1981.
34. Ляпушкин И. И. Памятники салтово-маяцкой культуры в бассейне
р. Дона. МИА СССР № 62, М.-Л., 1958.
35. Виноградов В. Б., Мамаев X. М. Аланский могильник у сел. Мартан-Чу
в Чечне. Вопросы археологии и этнографии Северной Осетии. Орджо-
никидзе, 1984.
36. Атабиев Б. X. Зарагижский и Кашхатауский катакомбные могильники.
Некоторые итоги исследований. Доклад на XX Крупновских чтениях
по археологии Северного Кавказа. Железноводск, 1998.
37. Минаева Т. М. Могильник Байтал-Чапкан в Черкесии. СА, ХХУ1,
1956.
38.0АКза 1898 г., СПб., 1901.
39. Самоквасов Д. Я. Могилы русской земли. М., 1908,
40. Токарев С. А. Символика огня в истории культуры. ЭО, 5,1999.
41. Чибиров Л. А. Древнейшие пласты духовной культуры осетин. Цхинва-
ли, «Ирыстон», 1984. См. также: Яценко С. А. Сарматские погребальные
ритуалы и осетинская этнография. РА, 3, 1998.
42. Мерперт Н. Я. Верхнее Салтово (салтовская культура). Автореф. канд.
дисс. М.-Л., 1949.
43. Флеров В. С. Аланы Центрального Предкавказья У—VIII веков: обряд
обезвреживания погребенных. М., 2000.
44. Коробов Д. С. К вопросу о выделении локальных вариантов катакомб-
ного обряда погребения на Северном Кавказе во второй половине III —
начале X в. н. э. XX юбилейные международные Крупновские чтения
по археологии Северного Кавказа (тезисы докладов). Ставрополь, 1998.
45. Токарев С. А. О жертвоприношениях. ЭО, 1999, 5.
46. История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца
XVIII в. Отв. ред. академик Б. Б. Пиотровский. М., «Наука», 1988.
47. Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, «Полиграмма», 1994.
48.1а$?}о I. Е1ис1е$ агсЬеоЬ^иез $иг е'Ызкнге с!е 1а 5ос1е1е с!е§ Ауаге. АН
XXXIV, Виаарез*, 1955.
49. Плетнева С. А. Возможности выявления социально-экономических ка-
тегорий по материалам погребальной обрядности. РА, 1993, 4.
50. Каминский В. И. Вооружение племен аланской культуры Северного
Кавказа I—XIII вв. Автореф. канд. дисс. Санкт-Петербург, 1992.
51. Сланов А. А. Военное дело алан I—XV вв. Автореф. канд. дисс. Влади-
кавказ, 2000.
52. Афанасьев Г. Е. Система социально-маркирующих предметов в мужских
погребальных комплексах донских алан. РА, 1993, 4.
53. Фидаров Р. Ф. Раскопки Змейского могильника. АО 1982 г. М., «Наука»,
1984.
114

54. Чурсин Г. Ф. Осетины. Этнографический очерк. Труды Закавказской на-
учной ассоциации. Вып. I. Тифлис, 1925.
55. Деген-Ковалевский Б. Е. Сванское селение как исторический источник.
СЭ, 4-5, 1936.
56. Косвен М. О. Этнография и история Кавказа. М., 1961.
57. Сайпаиов Б. С. Проблема «серебряного кризиса» денежного обращения
на Востоке в нумизматической литературе. Вестник МГУ, серия IX, ис-
тория, I, 1976.
58. Дьяконов И. М., Якобсон В. Я. «Номовые государства», «территориаль-
ные царства», «полисы» и «империи». Проблемы типологии. ВДИ,
1982, 2.
59. Лшпаврин Г. Г. Византийское общество и государство в X—XI вв. М.,
«Наука», 1977.
60. Гадло А. В. Известия о хазарах и Хазарии в позднесредневековой дагес-
танской хронике «Дербенд-наме». Проблемы археологии, вып. 4. Исто-
рия и культура древних и средневековых обществ. Изд. Санкт-Петер-
бургского университета, 1998.
61. Марковин В. И. Византийская ткань с золотым шитьем из Сентинского
храма. Проблемы археологии и этнографии Карачаево-Черкесии. Чер-
кесск, 1983.
62. Равдоникас Т. Д. Очерки по истории одежды населения Северо-Запад-
ного Кавказа (V в. до н. э. - конец XVII в.). Л., «Наука», 1990.
63. Диль Ш. Византийские портреты. Вып. II. М., 1914.
64. Культура Византии. Вторая половина УН-ХН вв. М., «Наука», 1989.
65. Малахов С. И. Византийско-аланские отношения в середине XI века.
Древние и средневековые цивилизации и варварский мир. Ставрополь,
1999.
66. Минорский В. Ф. История Ширвана и Дербенда Х-Х1 веков. М., 1963.
67. Савенко С. Н. Этнокультурная характеристика богатых погребений кон-
ца XI - первой половины XII в. могильника Кольцо-горы. Этно-
культурные проблемы эпохи бронзы Северного Кавказа. Орджоникид-
зе, 1986.
68. Берладина К. А. Народная вышивка Северной Осетии. ИСОНИИ,
т. XXII, вып. 1У, Орджоникидзе, 1960.
69. Яценко И. В. Искусство эпохи раннего железа. Произведения искусства
в новых находках советских археологов. М., «Искусство», 1977.
70. Даркевин В. П. Художественный металл Востока. М., «Наука», 1976.
71. ТИке Мах. Опеп^аПзсЬе Ко$1ите т ЗсптП ипс! РагЬе. ВегПп, 1923.
72. Сыркин А. Я. Сведения «Дигениса Акрита» о византийском быте и па-
мятниках материальной культуры. ВВ, т. XXI, 1962. Бубенчики имели
внутренние шарики-погремушки, на одежде и обуви, шляпе висело до
500 золотых или серебряных бубенчиков (Каминская Н. М. История
костюма. М., 1986, с. 32). Согласно Д. Д. Фрэзеру (Фольклор в Ветхом
Завете. М., 1990, с. 486-487, 491) и современным наблюдениям (Вален-
цова М. М. О магических функциях колокольчика в народной культу-
ре славян. Мир звучащий и молчащий. М., 1999) звон бубенчиков имел
магическое значение. Аланы следовали популярной моде.
73. Арендт В. В. О технике древнего клинкового производства. Архив исто-
рии науки и техники, вып. 8, М.-Л., 1936.
74. Кузнецов В. А. К вопросу о производстве стали в Алании. Кавказ и Вос-
точная Европа в древности. М, «Наука», 1973.
115

75. Кузнецов В. А. Нижний Архыз в X—XII веках. К истории средневековых
городов Северного Кавказа. Ставрополь, «Кавказская библиотека»,
1993.
76. Натре! I. Оег 80§епапп1е 8аЬо18 Каг1з с1е8 Сго88еп, 2ек8сЬпй Гиг Ы81оп8Спе
\УагГепкипс1е, I. 1,2. Огезйеп - ВегНп, 1897-1899.
77. Кирпичников А. Н. Так называемая сабля Карла Великого. СА, 1965, 2.
78. ЕгУе/уг1. Шег с1еп 80§епапп1еп 8аЬе1 Каг18 дез Сгоззеп. Ас1а Агспаео1о§1са
Нип§., I. 49. Вис1аре81, 1997.
79. ЕеЪейупзку 1агоз\а\. Ье 8аЬге с!е У1еппе (XI е 81ес1е) ип спеИ'оеиУге е! 8а
1е§епс!е Моуеп А§е. Рап8, таг8 2000.
80. 2аккагоч? А. ипс! Агепа'Г IV. 51исИа ЬеуесНса. Агспаео1о§1а Нип^апса, XVI.
Вис1аре81, 1935.
81. Мерперт Н. Я. Из истории оружия племен Восточной Европы в раннем
средневековье. СА, XXIII, 1955.
82. Каминский В. Н Вооружение племен аланской культуры Северного
Кавказа I—XIII вв. Автореф. канд. дисс. Санкт-Петербург, 1992.
%Ъ.Неа1к 1ап, Мс ВгШ. ВугапИпе аптпез 886-1118. Озргеу МПкагу 89.
Ьопёоп, 1979.
84. ЬеЬеа'упзку 1агоз1ау. Ь'Огщше йи 8аЬге. «ЕхсаПЬиг», № 9, .щт 1998.
85. Кузнецов В. А. Были ли древние венгры на Кавказе? Актуальные про-
блемы иранистики и теории языкознания. Владикавказ, «Иристон»,
2002.
86. СкаНкома Е. А., СкаНком А. Н. А1Шп§агп ап дег Ката ипс! т Ыга1 (йг$
ОгаЪегГеЫ уоп Во18сЫе Тщат). ВшЗарезт, 1981.
87. Археология Венгрии. Отв. редакторы В. С. Титов, И. Эрдели. М., «На-
ука», 1986.
88. Корзухина Г. Ф. Из истории древнерусского оружия XI века. СА, XIII,
1950.
89. То(И 7,. «АгШаз 5с1шег1». ЗШсИе иЬег (Не Негкипй с!ез 80§епап1еп 8аЬе18
Каг18 ёез Сго88еп т ^1еп. Вис1аре8{, 1930.
90. Письмо Л. Т. Гюзаляна от 6.11.1957 г.
91. Письмо О. Л. Вильчевского от 14.10.1957 г.
92.1егои$шИт$ка}а Аппа. Ып сНеГ тШЫге ЬугапИп аи Саисазе йи 1Чогс1? Ье
гиЬап еп со1е с!е Мо8сеуа]а Ва1ка, 5ШсНе8 гиг ЪугапИтзспеп Кипз! ипс!
ОезсЫсЫе Рез^зсЬпй гиг МассеН Ке811е. 81諧аг1, 2000.
93. Напсаг Егапъ Эег 1ппаК етез КоЬапег Ка1акотЪеп§гаЪе8 \т \У1епег
Уо1кегкипс1ети8еит, Мк1еПип§еп с1ег Ап1Ьгоро1о§18сЬеп ОезеНзспагс т
\У1еп. Вс1. ЬХШ, \Меп, 1933.
Оттуда же происходит великолепная сабля с захватами для пальцев на
рукояти (там же, с. 37, рис. 6-8).
94. Степи Евразии в эпоху средневековья. М., «Наука», 1981.
95. Иерусалимская А. Мешочки для амулетов из могильника Мощевая Бал-
ка и христианские «ладанки», СГЭ, ХЬУН, Л., 1982.
96. Произведения искусства в новых находках советских археологов. М.,
«Искусство», 1977.
97. Даркевин В. П. Светское искусство Византии. Произведения византий-
ского художественного ремесла в Восточной Европе X—XIII веков. М.,
«Искусство», 1975. Тот же исследователь указывает, что орлы в борьбе
со змеями - мотив, чрезвычайно распространенный в мифологии и ис-
кусстве Азии, в средневековье он символизировал борьбу Христа с Са-
таной (Даркевич В. П. Византия и Восток. СА, 1991, 3, с. 80).
116

Об эсхатологическом значении змеи как символа судьбы см.: Маков-
ский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в
индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. М., 1996,
с. 175-177.
98. Пуцко Василий. О границах византийско-русского искусства. «Апа1ура»,
1992.
99. Ошарина О. В. Образ павлина в коптском искусстве. Культура и искус-
ство христиан — не греков. Тезисы докладов. Санкт-Петербург, 2001.
100. Хайнрих А. Раннесредневековые катакомбные могильники у селений
Чми и Кобан (по материалам Венского Естественно-исторического
музея). Аланы: история и культура. Владикавказ, 1995.
101. СтЬе Е. I. Ыатзке итет, «АШа», Рга§а, 1973.
102. Каттзку V. N. Еаг1у тесНеуа1 \уеароп18 т Ше 1^ог1п Саисазиз - а рге-
Иттагу геу1еп. ОхГогд 1оигпа1 оГ АгсЬаео1о§у, уо1. 15, № 1, тагсЬ 1996.
103. Минаева Т. М. Городище Адиюх в Черкесии. КСИИМК, вып. 60, 1955.
104. Доде 3. В. Средневековый костюм народов Северного Кавказа. Очер-
ки истории. М, 2001.
105. Пушкарева Наталья. Варварская красота. История женской одежды за
десять веков. «Родина», 1995, 7.
106. Мифы народов мира, т. 1. М., «Олимп», 1997.
107. Маккаи Янош. Древнеиранский обычай подношения чаши и его свя-
зи. Донские древности. Вып. 5, Азов, 1997.
108. Яценко С. А. Антропоморфные изображения Сарматии. Аланы и Кав-
каз. Владикавказ — Цхинвал, 1992.
109. Крупное Е. И. Новые источники по древней и средневековой истории
Северного Кавказа. КСИИМК, вып. 78, 1960.
ПО. Бахтадзе Р. Химико-технологическое исследование стекол древней
Грузии. Доклад на сессии ИИМК АН СССР 11.04.1958.
111. Бехайм Вендален. Энциклопедия оружия. СПб., 1995.
112. Дитлер П. А. Могильники в районе поселка Колосовка на реке Фарс.
СМАА, т. II, Майкоп, 1961.
ИЗ. Стасов В. В. Славянский и восточный орнамент по рукописям древ-
него и нового времени. СПб. 1887.
114. Тревер К В., Луконин В. Г. Сасанидское серебро. Художественная куль-
тура Ирана III—VIII веков. М., «Искусство», 1987.
115. Бусятская Н. Н. Художественное стекло стран Ближнего Востока на
территории Восточной Европы (Х-Х^ вв.). Вестник МГУ, серия IX,
история, 2, 1972.
116. Кулаковский Ю. А. Христианство у алан. Избранные труды по истории
аланов и Сарматии. Составление, вступительная статья и коммента-
рии С. М. Перевалова. «Алетейя», СПб., 2000.
117. Вайнштейн С. И., Крюков М. В. Об облике древних тюрков. Тюрколо-
гический сборник. М., 1966.
118. Ждановский А. М. Статуя половецкого воина из станицы Новомало-
российской. СА, 1977, 1.
119. Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962.
120. Кузнецов В. А. Иранизация и тюркизация центрально-кавказского су-
брегиона. Памятники предскифского и скифского времени на юге
Восточной Европы. М., 1997.
121. Шевченко А. Б. К краниологии населения предкавказской Алании
Х-ХН вв. (по материалам раскопок Змейского могильника
117

1981 — 1983 гг.). Этнокультурные проблемы эпохи бронзы Северного
Кавказа. Орджоникидзе, 1986.
Об антропологической смешанности змейских алан и промежуточном
положении их между местным и пришлым компонентами см. также:
Алексеев В. П., Гохман И. //. Антропология азиатской части СССР. М.,
1984.
122. Коробов Д. С. Социальная организация алан Северного Кавказа
IV—IX вв. н. э. Автореферат канд. дисс. М., 1999. Кстати заметим, что
в Дмитриевском катакомбном могильнике салтово-маяцкой археоло-
гической культуры VIII—IX вв. С. А. Плетнева выявила два погребе-
ния вооруженных и опоясанных женщин, которых она считает воина-
ми (49, с. 165).
123. Щапова Ю. Л. Стекло Киевской Руси. Изд. МГУ, 1972.
124. Афанасьев Г. Е. Бронзовые фигурки всадников из аланских погребений
Северного Кавказа. СГЭ, XXXVI, Л., 1973.
125. Ковалевская В. Б. Изображение коня и всадника на средневековых
амулетах Северного Кавказа. Вопросы древней и средневековой архе-
ологии Восточной Европы. М., «Наука», 1978.
118

ГЛАВА III
ЗОЛОТООРДЫНСКИЙ ГОРОД
ВЕРХНИЙ ДЖУЛАТ
Аланский период в истории Верхнего Джулата Х-ХП вв. отме-
чен формированием раннефеодального города с присущими ему
политическими, административными, экономическими и культур-
ными функциями. Этот период в истории собственно города нам
еще известен слабо, но можно не сомневаться в сложности той во-
енно-политической ситуации, в которой протекало развитие горо-
да. До появления монголов в 1222 г. на Северном Кавказе в его
равнинно-степной зоне и в степях между Доном и Волгой господ-
ствовали тюркские кочевники кипчаки, или половцы, появившие-
ся здесь не позже середины XI в., — как свидетельствует русская
Ипатьевская летопись под 1055 г., «того же лета приходи Беуш с
Половици и створи Всеволод мир с ними» (1, с. 150). Большая
часть Предкавказья была включена в половецкую степь Дешт-и-
Кипчак, и это археологически доказывается не только половецки-
ми погребениями вплоть до Приазовья (2, с. 68—71), но и половец-
кими каменными бабами (3, с. 231-233, рис. 2-4; 4, с. 89—91 и др.).
В некоторых районах половцы теснят алан (5, с. 217—218), так бы-
ло, судя по четырем известным нам тюркским изваяниям, в Пятиго-
рье (6, с. 69-78). На территории последнего в комплексе типичной
салтово-маяцкой керамики VII 1-Х вв. появляется множество подвес-
ных глиняных котлов (7, с. 255-274), свойственных кочевому образу
жизни, инвазия тюрок в верховья Кубани документирована в то же
время тюркскими руническими надписями на стенах мощной Хума-
ринской крепости (8, с. 283-290). Вряд ли это движение древних тю-
рок в глубь Предкавказья, начавшееся уже в У1Н-1Х вв., не сопровож-
далось множеством конфликтных коллизий с аланами и их соседями.
Столкновения были неизбежны. Но явно существовали и мирные и
даже союзнические отношения, выше уже отмечались тюркские, ско-
рее всего, половецкие, элементы в материальной культуре ЗКМ - на-
пример, мужские косички. Постоянное и близкое соседство сближа-
ло, хотя алано-половецкие отношения оставались неровными.
Область Ардоз, судя по всему, для половцев и иных групп тюрок
осталась недоступной: тюрко-половецких археологических памятни-
ков здесь нет. Видимо, половцы не смогли перевалить через лесис-
тый Терскд-Сунженский хребет и не прорвались через Эльхотовские
ворота в Ардоз, оставшуюся в руках алан. Данное обстоятельство ис-
ключительно важно для понимания средневековой истории и этно-
генеза осетин — область Ардоз вырисовывается перед нами как ис-
тинная колыбель осетинского народа и в первую очередь его ирон-
119

ской части вместе с прилегающими горными ущельями. Сохранив
суверенитет над этой территорией, восточные аланы сохранили себя.
На полное владение аланами областью Ардоз до прихода монго-
лов указывают события XII в. — того времени, когда функциониро-
вал ЗКМ. Царь Грузии Давид III Строитель, ведший напряженную
борьбу с мусульманским Арраном (соврем. Азербайджан), после
появления в степях Предкавказья половцев стал искать с ними со-
юзнических отношений ив 1111 г. выступил «против тюрок» Арра-
на, имея в своих рядах 15 тысяч кипчакских воинов и «500 мужей
из племени аланов» (9, с. 50). Каким путем прошли в Грузию кип-
чаки и какая группа алан могла быть представлена 500 «мужами» —
воинами? Путь через Дербентский проход был невозможен, и нам
остается полагать, что северные союзники Грузии использовали
кратчайший путь через Дарьяльское ущелье и Крестовый перевал,
выйдя сразу к Тбилиси и театру военных действий. В таком случае
15 тысяч кипчаков прошли через область Ардоз, где к ним и при-
соединилась аланская дружина. Но не говорит ли это о подчине-
нии области Ардоз кипчакам?
Вскоре из дипломатических соображений Давид III женится на
дочери хана кипчаков-половцев Шарукана Гурандухте и в 1118 г.
просит своего тестя помочь ему в борьбе с тюрками-сельджуками.
Половцы согласились, но потребовали, чтобы «овсы дали им доро-
гу». Думаю, что речь идет о дороге через Ардоз и Эльхотовские во-
рота — иных вариантов нет. Для решения этой проблемы царь Да-
вид III лично выехал в Осетию и провел переговоры между овса-
ми-аланами и кипчаками. «Овсы и кипчаки, по предложению царя
Давида, отдали друг другу заложников, учинили друг с другом обо-
юдное согласие, утвердили между собою мир и любовь. Давид от-
крыл крепости Дариальские и все врата Осетии и Кавказа и по этой
безопасной дороге провел великое множество воинства» (10, с. 36).
Современные историки считают, что кипчакских воинов ушло в
Грузию 40 тыс. человек, а с семьями — это не менее 225 тыс. чело-
век — весьма солидная сила для средневековья (11, с. 119).
Комментировать описанные события несложно. Алано-овсы мог-
ли дать дорогу половцам, но могли и не дать. Иными словами, путь
через область Ардоз — «Овсетию» ими полностью контролировался и
именно поэтому царь Грузии едет на север Кавказа договариваться с
аланами. Суверенитет алано-овсов над своей территорией бесспорен.
Обратим внимание на некоторые интересные обстоятельства.
Дата дипломатической миссии Давида III Строителя в 1118 г. пол-
ностью соответствует дате захоронения аланского вождя — алдара в
погребении 1 катакомбы 14, узко определяемой шелковой налоб-
ной повязкой с арабской надписью как первая половина XII в.
Хронологическое совпадение и высокий социальный статус алдара-
владетеля Эльхотовских ворот позволяют допустить гипотетичес-
кую возможность участия этого алдара в переговорах с царем Гру-
120

зии и последующих событиях, положивших начало более устойчи-
вым союзническим отношениям алан и кипчаков.
Последнее отразилось в событиях 1222 г., когда передовые татаро-
монгольские войска под командованием Джебе и Субедея из Закав-
казья через Дербент вышли на Северный Кавказ. Узнав о вторжении
новых завоевателей, аланы и половцы решили выступить совместно
против монголов, но монголы этот союз раскололи. Персидский ле-
тописец Рашид-ад-дин (умер в 1318 г.) повествует, что монгольские
послы сказали кипчакам: «Мы и вы — один народ и из одного пле-
мени, аланы же нам чужие; мы заключим с вами договор, что не бу-
дем нападать друг на друга и дадим вам столько золота и платья,
сколько душа ваша пожелает, (только) предоставьте их (аланов) нам»
(12, с. 32-33). Половцы поверили монголам и оставили алан, кото-
рые были разбиты. После этого монголы набросились на половцев,
которые, по рассказу автора XIII в. Ибн-ал-Асира, были также раз-
биты и искали убежища в лесах, другие в горах, а иные ушли в стра-
ну русов (13, с. 142). Об этих событиях очень скоро стало известно на
Руси, и Суздальская летопись под 1223 г. сообщает: «слышахом бо
яко многы страны поплениша Ясы Обезы Косагы» (14, с. 504).
Поражение от монголов в 1222 г. коренным образом изменило эт-
нополитическую ситуацию на Северном Кавказе: степи и предкав-
казские равнины Дешт-и-Кипчак отныне контролировались татаро-
монголами. После смерти великого хана Монгольской империи
Чингисхана (1227 г.) его владения на западе разделились на две час-
ти — владения Джучидов в Восточной Европе и на Северном Кавка-
зе и государство ильханов Хулагидов на территории Ирана, Афгани-
стана, Азербайджана, Ирака. Вскоре два монгольских улуса вступили
в длительную борьбу между собой. Аланы оказались в зоне военных
действий. В 1261 г. состоялось сражение джучидских и хулагидских
армий «на полях хазарских, называемых ныне кипчакскими, у боль-
шой реки, называемой Терек» - пишет армянский автор конца
XIII в. Стефан Орбелиани (15, с. 44). Как это событие затронуло
алан и область Ардоз, в каком положении по отношению к монголь-
ской — золотоордынской власти они в это время находились, нам
неизвестно. Но есть сведения о том, что уже в 1223 г. — на следую-
щий год после вторжения войск Джебе и Субедея — аланские дру-
жинники под именем Асу находились на службе в Монголо-Китай-
ской империи, о чем сообщает хроника «Юань-ши» (16, с. 71). Ви-
димо, часть военно-дружинной верхушки аланского общества сразу
после поражения 1222 г. перешла на службу монгольским ханам и на
Востоке несла эту службу с успехом. Номинация этих алан асами,
т. е. овсами грузинских источников, позволяет думать, что и аланы
области Ардоз были причастны к службе в Монголо-Китайской им-
перии, но это, конечно, чистое предположение.
События 1222 г. были началом катастрофы Алании. Основные
события развернулись в 1238 г., когда на алан Северного Кавказа
121

двинулись войска хана Бату (Батыя). Сначала был разбит половец-
кий хан Котян, затем завоеватели вторглись в Аланию. Не будем
здесь останавливаться на этом подробно — факты известны. Отме-
тим главное: согласно «Юань-ши» после разгрома Руси «только на-
роды Асут и других городов частью полонены, частью сами подда-
лись. Поставив там дарухачин (т. е. сановников для надзора; дару-
гачи — В.К.) и танмачи для хранения, он (Бату — В. К.) возвратил-
ся» (17, с. 155). Как видно, в области народа Асут-асов после
1238 г. была установлена татаро-монгольская власть и назначена
соответствующая администрация в лице даругачи и танмачи. Я не
исключаю, что даругачи, т. е. наместником великого хана мог быть
назначен его доверенный по имени Тютяк. Последний мог своей
постоянной резиденцией избрать город в Эльхотовских воротах, и
с этого времени алано-ясский город здесь мог получить имя Тютя-
кова, попавшее через 40 лет в русские летописи. Возможны и иные
варианты, в частности Тютяк не обязательно был первым даругачи,
хронологически он мог быть ближе к времени похода монголов и
русских дружин 1278 г. Прямых источников об этом нет.
Такой представляется история города, оставившего ЗКМ, в пе-
риод между 1222 и 1278 годами. Разумеется, она схематична. Пе-
рейдем к рассмотрению памятников культовой архитектуры золо-
тоордынского периода в жизни Верхнего Джулата, раскрытых архе-
ологическими исследованиями.
Мусульманские мечети
Появляются на Северном Кавказе вместе с исламом, раньше
всего в Дагестане: Джума-мечеть в Дербенте относится к первой
половине VIII в. (18, с. 61). Но дальше на север Кавказа в это вре-
мя ислам не продвинулся и успехов не имел. Значительное распро-
странение эта религия получила с XIV в. благодаря включению зна-
чительной части Северного Кавказа в улус Джучи - Золотую Орду.
Крупнейшим исламским экономическим и культурным центром
Предкавказья в XIV в. стал город Маджар на р. Куме (19,
с. 131-157; 20, с. 41—66; 21). Н. Г. Волкова не без оснований пола-
гала, что Маджар возник и существовал как город под иным име-
нем в хазарскую и постхазарскую эпоху (20, с. 50-51). Тем самым
ранняя, дозолотоордынекая история Маджара обнаруживает черты
сходства с тем же периодом в истории Верхнего Джулата. Сходство
мы можем усматривать и в том, что основными жителями Маджар
были кипчаки и монголы (20, с. 53), а основными жителями Верх-
него Джулата были аланы и монголы. Наличие в Маджаре крупно-
го политического и мусульманского центра не вызывает сомнений:
Маджар при хане Джанибеке стал его резиденцией (22, с. 253-254),
122

в городе были мусульманские мечети (20, с. 58; археологически не
выявлены). Можно допускать влияние Маджара на золотоордын-
ское строительство Верхнего и Нижнего Джулатов.
Когда началось золотоордынекое строительство на Верхнем
Джулате? В специальном стратиграфическом раскопе О. В. Мило-
радович в 1959 г. получить об этом информацию не удалось из-за
перекопанности слоя (23, с. 100). Поэтому приходится опираться
на исторический контекст. По наблюдениям Р. М. Магомедова и
А. Е. Криштопы, с 70-80 годов XIII в. на Дербентском направле-
нии инициатива переходит к Хулагидам, тогда как военная актив-
ность Джучидов переносится к Дарьялу (24, с. 9—10). К началу XIV
в. татаро-монголы вводят в «страну Асов» войсковой корпус — ту-
мен численностью 10 тыс. человек, и, скорее всего, он мог разме-
ститься у выхода из Дарьяльского ущелья на равнину, в области
Ардоз. Вскоре ордынцы на Северо-Восточном Кавказе организуют
пограничный округ «танма» во главе с Тама-Тогдаем. Думается, что
строительство Верхнего Джулата должно осмысливаться в свете пе-
речисленных фактов и в русле политики ордынских властей — в
каждой области государства иметь свой административно-полити-
ческий центр (25, с. 47). Пограничный «танма» на весьма опасном
и ответственном Дарьяльском направлении и размещенный здесь
тумен должны были иметь центр организации и управления, и он
был отстроен на городище Тютяка в Эльхотовских воротах. По-ви-
димому, можно (впредь до получения более точных данных) счи-
тать, что широкое золотоордынское строительство на Верхнем
Джулате началось в начале XIV в., в первую очередь, с организации
производства стандартного кирпича и черепицы.
Археологическими раскопками СКАЭ на Верхнем Джулате от-
крыты руины двух мусульманских мечетей из трех, в 1771 г. засви-
детельствованных И. А. Гюльденштедтом. Гюльденштедт писал о
трех «башнях» (26, с. 505), но это минареты. О трех минаретах в
«Татарской долине» Татартупа писал и И. Бларамберг в 1834 г.
(27, с. 132). Следовательно, на городище функционировали три
мечети.
Мечеть 1. Поскольку обе раскопанные мечети подробно опуб-
ликованы О. В. Милорадович (28, с. 66-86), их описание здесь бу-
дет кратким. Первая мечеть была обнаружена по скоплению бито-
го кирпича в 300 м южнее Татартупского минарета и раскопана
О. В. Милорадович в 1958 г. (23, с. 108-110; 28, с. 66-69). Остались
фундаменты из речного булыжника на известковом растворе, поз-
волившие восстановить план. Здание ориентировано по линии се-
вер-юг, внешние размеры 9,80x6,60 м. В северо-восточном углу со-
хранилось квадратное основание минарета 2,60x2,40 м, с остатками
кирпичной кладки ствола минарета. Найдены куски обвалившихся
стен, сложенных из квадратного (23x24x4 см) прекрасно обожжен-
ного кирпича. Пол глинобитный. В северной стене располагался
123

вход, против него в южной стене культовая ниша — михраб без
признаков какого-либо декора.
В интерьере мечеть имела шесть пилястр: четыре по углам, две
в середине продольных стен. Пилястры должны были нести кир-
пичные подпружные арки, делившие интерьер на два равных ком-
партимента. В стыках арок были кирпичные тромпы, осуществляв-
шие переход от квадрата к кругу — к сфере купола. Таким образом,
реконструируемая нами мечеть была двухкупольной (рис. 34).
Относительно времени строительства мечети О. В. Милорадович
писала: «Малая мечеть могла быть выстроена в пределах XIII сто-
летия» (28, с. 69). Убедительных оснований для такой датировки
Рис. 34. Реконструкция плана и объема малой (магальной) мечети Верхнего Джулата.
нет. Она не коррелируется с хорошо известными историческими
фактами, которые нельзя не учитывать, — ислам стал государствен-
ной религией в Золотой Орде при хане Узбеке (1312-1342 гг.),
который был активным проводником этой религии, как и его пре-
емник Джанибек (1342-1357 гг.). Я полагаю, что все три мечети
Верхнего Джулата были возведены в разное время, но в пределах
XIV в., скорее — его первой половины.
Небольшая площадь, простота объемно-пространственной ком-
позиции и отсутствие элементов декора позволяют данную мечеть
считать магальной (квартальной).
Мечеть 2. Развалины большой мечети около известного Татар-
тупского минарета видел и описал И. А. Гюльденштедт. На «Карте
Пограничной линии Российской Империи между Каспийским и
124

Рис. 35.
Татартупский минарет XIV в.:
1 - снимок 1958 г.; 2 - рисунок на
«Карте Пограничной линии Россий-
ской Империи» (справа руины мече-
ти); 3 - рисунок на карте «Дорога че-
рез Кавказ от Екатериноградской ста-
ницы до Тифлиса» 1831 г.; 4 - рисунок
В. И. Долбежева 1882 г.
Азовским морями земель близ ли-
нии лежащих» 1782 г., копия кото-
рой была любезно представлена мне
Г. Ф. Федосеевой (подлинник хра-
нится в ЦГВИА), изображен Татар-
тупский минарет и рядом с ним ру-
инированная стена мечети с вход-
ным проемом — насколько мне из-
вестно, это единственное изображе-
ние мечети (рис. 35, 2).
Используя описание Гюльден-
штедта, О. В. Милорадович в 1960 г.
нашла и раскопала остатки мечети.
Сохранились фундамент, часть стен
и остатки пола, выложенного боль-
шими (40x40x5,5 см) кирпичами на
известковом растворе. Ширина зда-
ния в экстерьере по западной стене
11,40 м, длина по южной и северной
стенам 13,80 м, но полностью ме-
четь раскрыть не удалось, ибо ее
восточная часть перекрыта автотрас-
сой. Восстановленная О. В. Мило-
радович общая площадь в интерьере
составляет 198 кв. м (28, с. 73).
Фундамент был сложен из реч-
ных булыжников на известковом
растворе, стены — комбинирован-
ной кладкой из сочетания тесаных
блоков местного туфогенного песча-
ника и квадратного кирпича со сто-
ронами 21-25x4-5 см на известко-
вом растворе. О высоте стен можно
судить по упавшей внутрь южной
стене, имевшей до 6 м в длину. Сле-
довательно, высота мечети в интерь-
ере достигала 6-7 м. В южной же
стене имелась культовая ниша —
михраб 1,35x1,0 м с обломками гла-
зурованных бирюзовой поливой
кирпичей. Таким образом, михраб
был декорирован. Покрытые такой
же поливой кирпичи обнаружены и
на полу, что свидетельствует о нали-
чии декорированных участков пола.
Главный вход находился в северной
125

стене против михраба и был, судя по сохранившейся пилястре,
оформлен порталом. Еще один проем находится в западной стене
и вел к Татартупскому минарету, отодвинутому от мечети на 2,50 м.
В своей кандидатской диссертации Е. И. Нарожный пишет о
том, что «специалистами не учитываются остатки фундаментов
между внешней стенкой мечети и минаретом, равно как и замет-
ные на минарете следы нарушенной кладки со стороны мечети.
Вместе с учетом других данных указывается (Е. И. Нарожным —
В.К.) на наличие у объекта (ныне не сохранившегося) портала, вы-
несенного вперед» (29, с. 8). Никогда не работавший на Верхнем
Джулате Нарожный увидел то, что не увидела исследовавшая и ме-
четь, и минарет ныне покойная О. В. Милорадович. Вольно или
невольно диссертант ставит под сомнение исследовательскую ква-
лификацию О. В. Милорадович. Должен сказать, что добросовест-
ность, тщательность и квалификация О. В. Милорадович как поле-
вого археолога вне всяких сомнений. Как участник раскопок сви-
детельствую, что никаких фундаментов стен и тем более «портала,
вынесенного вперед», не было. На единственном упомянутом гра-
фическом рисунке Татартупского минарета 1782 г. и остатков со-
борной мечети, еще сохранявшей тогда западную стену с полно-
стью уцелевшим входом, никакого портала, соединявшего оба зда-
ния, нет. Далее мне придется еще вернуться к подобным «вольным
упражнениям» Е. И. Нарожного в археологии.
Характер перекрытия мечети остался неясным, но можно ду-
мать, что оно было стропильным двускатным, с применением пло-
ской черепицы (найдены обломки) и стоечно-балочной системы
опор. Подобная система была явно применена в Нижне-Джулат-
ской мечети, где помещение расчленено на продольные нефы че-
тырьмя рядами каменных баз для деревянных опорных столбов (30,
рис. 3; 31, с. 204, рис. 2—3). Всего колонн-столбов было 48, интер-
колумний между ними равен 2 м (31, с. 204). Можно полагать, что
в Верхне-Джулатской мечети была применена аналогичная система
- обе мечети строились почти в одно время. Такую систему пере-
крытия укажем в соборной мечети Водянского городища Нижнего
Поволжья (32, с. 108-109, рис. 1) и большой золотоордынской ме-
чети около г. Запорожья на Днепре с тремя рядами каменных баз
от столбов (33, с. 177-193, рис. 2). Э. Д. Зиливинская установила
типологическое родство золотоордынских мечетей Северного Кав-
каза (34, с. 43), и это, очевидно, отражает истинное положение дел.
Однако в большой мечети Верхнего Джулата каменных баз для не-
сущих столбов нет, и это побуждает допустить, что деревянные
столбы опирались на деревянные и не дошедшие до нас базы.
О. В. Милорадович обоснованно отнесла большую мечеть Верх-
него Джулата ко времени хана Узбека, т. е. к первой половине
XIV в. (28, с. 86) и интерпретировала ее как соборную мечеть горо-
да. Последнее может представляться несколько сомнительным: для
126

достаточно крупного города, каким был Верхний Джулат, площадь
около 200 кв. м слишком мала. Надо также учесть, что в соборных
мечетях-джами совершались не только общегородские службы, но
и акты государственного значения, такие, как благословение на
власть новых правителей (35, с. 53) и т. д. Поэтому кажется допус-
тимой функциональная атрибуция мечети 2 как пятничной Джума-
мечети. В этом можно согласиться с Э. Д. Зиливинской, сопостав-
ляющей описываемую мечеть с Джума-мечетью Дербента (34,
с. 43), хотя ее сопоставление относится не к функциональному на-
значению, а к конструктивным особенностям зданий. Но хроноло-
гически Джума-мечеть Дербента значительно старше, а конструктив-
но не имеет минарета, и это существенное различие. Кроме того, от-
носительно мечети Дербента существует версия о ее перестройке из
христианской базилики VIII в. (13, с. 61—66), хотя с этим не все со-
гласны. Однако есть факты, противоречащие версии о функциональ-
ном назначении мечети 2 как пятничной Джума-мечети.
Татартупский минарет
Находился рядом с русским постом XIX в. «Верхне-Джулат» (36)
и принадлежал большой мечети, исследованной О. В. Милорадо-
вич, — в этом нет никаких сомнений. Это обстоятельство делает ма-
ловероятной и неубедительной версию о мечети 2 как пятничной
джума-мечети, ибо Татартупский минарет монументален и его не-
полная высота была около 21 м (полная в пределах 25 м). Минарет
малой мечети 1 был явно ниже. Остается допустить, что О. В. Ми-
лорадович ошиблась в своих расчетах и занизила площадь мечети 2:
если площадь соборной мечети Нижнего Джулата составляла 436
кв. м (34, с. 42), вряд ли мечеть 2 Верхнего Джулата была мень-
ше - сам город был больше, чем Нижний Джулат. Поэтому (и с уче-
том Татартупского минарета) мечеть 2, несмотря на некоторые со-
мнения, все же допустимо считать соборной мечетью Верхнего Джу-
лата.
До июня 1981 г. Татартупский минарет (рис. 35, 1) был единст-
венным и поэтому уникальным сохранившимся на Северном Кав-
казе архитектурным памятником Золотой Орды. В 1981 г. в резуль-
тате неквалифицированных попыток приглашенных из Узбекиста-
на реставраторов выпрямить наклонившийся ствол минарет был
обрушен, памятник погиб. К счастью, он был описан в литературе
(ее сводка опубликована Л. П. Семеновым; 37), а в 1960 г. тщатель-
но архитектурно обмерен и зафиксирован, а затем опубликован
О. В. Милорадович (28, с. 70-72). Публикация О. В. Милорадович
остается основным и наиболее достоверным источником для даль-
нейших исследований.
127

Высота сохранившейся части минарета была 20,80 м, высота
ствола до балкончика 18,45 м, минарет был возведен из квадратно-
го, прекрасно обожженного кирпича на известковом растворе с
толщиной швов 2—3 см. Кубической формы основание сложено в
той же технике, сочетавшей тесаные каменные блоки с обрамлени-
ем «рамками» из кирпича. Винтовая лестница внутри ствола на вы-
соте 15,45 (от основания) выводила на круговой балкончик — шэ-
рэфэ для призывающего к молитве муэдзина. Балкончик поддер-
живала так называемая гульдаста — сталактитовый пояс, характер-
ный для мусульманского зодчества. В декоре средней и верхней ча-
стей минарета применены поливные тарелочки бирюзового цвета,
диаметром 8 см. Такова краткая характеристика сооружения.
Верхняя часть ствола была обрушена и восстановить форму его
навершия весьма сложно. Наиболее раннее графическое изображе-
ние есть на упоминавшейся рукописной «Карте Пограничной ли-
нии Российской Империи между Каспийским и Азовским морями
земель близ линий лежащих», датированной 1782 г. Судя по этому
рисунку, верхняя часть ствола уже тогда была разрушена (рис. 35,
2). Но на другой старой рукописной карте «Дорога через Кавказ от
Екатериноградской станицы до Тифлиса» 1831 г., также ранее не-
известной исследователям и выявленной Ф. В. Тотоевым и мной в
1978 г. в Санкт-Петербурге (36), Татартупский минарет увенчан
длинным коническим шатровым навершием, завершаемым мусуль-
манским полумесяцем-алемом (рис. 35, 3). Чем можно объяснить
такую разницу в изображении одного и того же объекта?
Очевидно, за прошедшие между составлением упомянутых карт
50 лет верх Татартупского минарета был отремонтирован. Такие ре-
монты делались неоднократно и позже. Так, в 40-х годах XIX в., по
распоряжению наместника Кавказа князя М. С. Воронцова, минарет
был отремонтирован, командиру Владикавказского казачьего полка
предписано «иметь наблюдение за сохранением этого памятника
старины», но установленные железные двери и решетки уворованы,
а «ремонтировка обрушилась» (38). Наконец, на трех других старых
рисунках минарета, в том числе В. И. Долбежева 1882 г. (рис. 35, 4)
и художника-профессионала Н. Чернецова (39), ствол завершается
слабо выступающим карнизом. Вероятно, это наиболее близко к ре-
альности, но реконструкция остальной части навершия ствола, тем
не менее, остается неясной. В то же время она имеет существенное
значение: данная деталь могла бы указать на локальные архитектур-
ные традиции, следовательно, на возможное происхождение.
По-разному на разных рисунках выглядит и основание минаре-
та. На карте 1782 г. оно четко кубическое (рис. 35, 2), на карте
1831 г. - очень низкое и плоское (рис. 35, 3), на рисунке Долбеже-
ва 1882 г. — снова высокое кубическое и с входом в нем (рис. 35,
4), а на рисунке неизвестного художника в книге Дж. Ф. Бэддли ос-
нование минарета более всего походит на мощные контрфорсы, об-
128

рамляющие узкий и неестественно высокий вход (40, рис. между
с. 230—231). Не соответствует действительности на рисунке книги
Ф. Бэддли и природное окружение минарета.
Не входя в обсуждение спорного вопроса о навершии Татартуп-
ского минарета, обратимся к более надежным для дальнейших суж-
дений архитектурно-строительным деталям. Общий архитектурный
образ минарета и его пропорции уводят нас не в Среднюю Азию
(невозможно согласиться с М. Г. Сафаргалиевым, сближавшим Та-
тартупский минарет с минаретом XIV в. Куня-Ургенч в Туркме-
нии - 41, с. 132; 42, фото на с. 193), а в близлежащий Азербайджан.
Определенные черты сходства обнаруживаются уже при сравнении
Татартупского минарета с минаретами ширвано-апшеронского кру-
га мусульманских памятников ХИ1-ХУ вв. Это, прежде всего, ми-
нарет ханеги на р. Пирсагат, завершающийся таким же выступаю-
щим карнизом (43, табл. III, VII), минарет Мингала-месджид в Ба-
ку, минареты Шихово, Джума-мечети, Бакинской крепости, магаль-
ной мечети Дербента (44, с. 71, рис. 163, 164,189; 45, с. 158, рис. 83,
149 и др.). При сходстве форм есть заметная разница в технике
кладки: минареты ширвано-апшеронского круга построены из чис-
то обработанного камня, тогда как Татартупский минарет кирпич-
ный, демонстрирующий прекрасное (наверное, с глубокими тради-
циями) владение техникой кладки из кирпича. Это побуждает нас
расширить круг поисков в Закавказье и на Ближнем Востоке.
Ближайшая аналогия находится в западном Азербайджане. Речь
о так называемом «Шамхорском столпе» - минарете XII—XIII вв. у
г. Шамхор, более вытянутых пропорций, но сложенном из кирпи-
ча (44, с. 759). Придя к этим предположениям в 1974 г., я обратил-
ся за консультацией к авторитетному специалисту по истории
средневековой архитектуры Азербайджана Л. С. Бретаницкому и
получил положительный ответ: «Татартупский минарет ближе все-
го по общему стилю к так называемому «Шамхорскому столпу»
(письмо Л. С. Бретаницкого автору от 18.07.1974 г.). Таким обра-
зом, строительная техника выдвигает на первый план наших поис-
ков не северный ширвано-апшеронский круг зодчества средневеко-
вого Азербайджана, а его южные архитектурные школы - арран-
скую и тебризскую, к сожалению, изученные слабо. Дело не толь-
ко в технике кирпичной кладки, но и в некоторых аналогиях в де-
коре. Так, минареты Дар ал-Батих в Исфагане 1325-1350 гг. (син-
хронные Татартупу) достаточно сходны типологически, а на мина-
рете 1300 г. в Рее можно видеть орнаментальные пояса с примене-
нием ромбических кирпичей и кирпичей, поставленных под углом
как на Татартупском минарете - употребление одних декоративных
элементов явно не случайно (46, рис. 42, 163). Все это подводит к
версии о южных, а не северных азербайджанских истоках Татартуп-
ского минарета. Дагестан, как промежуточная территория, дает лю-
бопытные параллели в декоре некоторых мечетей (напр. ромбичес-
129

кий орнаментальный пояс и декоративные арочки на стволе мина-
рета из с. Тпиг; с. 79, рис. 36. Есть и другие примеры), но техника
кладки иная — камень.
В свете сказанного обратим внимание на технику кладки осно-
вания Татартупского минарета. В своей публикации О. В. Милора-
дович этому обстоятельству значения не придала, а оно для наших
разысканий чрезвычайно важно. Я имею в виду прием обрамления
каменного блока «рамкой» из вертикально и горизонтально поло-
женных кирпичей (28, с. 72, рис. 6). На фоне расцвета так называ-
емого «живописного стиля» в архитектурном декоре подобные
приемы сочетания камня и кирпича распространились на обшир-
ной территории и мусульманского, и христианского мира. На
Балканах укажем церковь Святых Апостолов в Солуни (48,
с. 153-154, рис. ПО) и храм Святого Климента в Охриде (49,
рис. 176-в). В XIII в. этот способ кладки появился в Закавказье, в
частности он обнаружен в раскопках «Ганджискари» (Ганджинские
ворота) старого Тбилиси (50, табл. 1), но особенно он характерен
для сооружений Старой Ганджи — оборонительных стен, башен и
т. д. И. М. Джафарзаде назвал эту технику декоративной кладки
«ганджинской» (51, с. 44—46, рис. 16), и я в дальнейшем буду ус-
ловно использовать этот термин. Географически Старая Ганджа
входит в юго-западный Азербайджан, где и могла быть исходная
почва для Татартупского минарета, тем более, что Старая Ганджа
хронологически предшествует (XI—XIII вв.) Верхнему Джулату.
Характерная техника кладки, употребляемая при сооружении
Татартупского минарета (она же была применена и в основании
минарета Нижне-Джулатской мечети XIV в.; 31, с. 204—205, рис. 4),
позволяет генетически связать наш минарет с южноазербайджан-
ской мусульманской архитектурой, в рассматриваемую эпоху рабо-
тавшей с кирпичом и «ганджинской» техникой кладки. Видимо, то
же самое следует допустить и относительно соборной мечети Верх-
него Джулата, хотя ее плановое решение несет в себе и северные
черты. Для синкретической культуры Золотой Орды комбинации
разных по происхождению импульсов обычны.
В заключение нашего описания и анализа Татартупского ми-
нарета отметим, что над его входным проемом в кирпичной клад-
ке имелось четырехугольное углубление, не отмеченное в статье
О. В. Милорадович. Скорее всего, это след от несохранившейся
строительной надписи — нисбы, в которой указывались имя стро-
ителя и дата строительства. В 1834 г. Ф. Дюбуа де Монпере за-
фиксировал надпись на Татартупском минарете: «На цоколе чи-
таются остатки весьма поврежденной арабской надписи», по
Л. И. Лаврову, не позже XVIII в. (52, с. 83). Надпись должна бы-
ла быть высечена на мраморной плите, как это практиковалось в
Маджаре, — по вероятному заключению Э. В. Ртвеладзе, жители
Маджара вели торговлю с Тебердой, где закупали мрамор для
130

надгробий и архитектурных деталей (53, с. 53). Одновременно
мрамор из тебердинских каменоломен мог поступать и на Верх-
ний Джулат, где было обширное, но не сохранившееся до наше-
го времени кладбище с надгробиями: Л. И. Лавров свидетельст-
вует о существовании у Татартупа в XVII в. старинного кладбища
с надписями на одном из тюркских языков. «Известно, что мест-
ность у Татартупа (минарета - В.К.) являлась важным стратеги-
ческим и экономическим центром Золотой Орды и там могли на-
ходиться могилы видных татарских сановников и кое-кого из ха-
нов, но, конечно, не Хулагу и не сыновей Чингис-хана», — пи-
шет этот ученый (54, с. 210).
Все это подтверждает нашу догадку о том, что нисба была нане-
сена на мраморную плиту, и остается только пожалеть о ее гибели.
Еще один мало известный факт чисто археологического харак-
тера был опубликован в местной газете: недалеко от Татартупско-
го минарета пролегала дорога через Эльхотовские ворота на Вла-
дикавказ, и в 1864 г. в дороге образовался глубокий провал, в ко-
тором оказался «черепичный кувшин громаднейших размеров»
(38) - очевидно, особенно крупный красноглиняный золотоор-
дынский пифос.
Христианские церкви
О наличии на Верхнем Джулате христианских храмов было из-
вестно давно. И. А. Гюльденштедт отмечал здесь два храма: в 300
шагах юго-восточнее соборной мечети и в 300 шагах северо-запад-
нее мечети посередине горы (26, с. 505-506; местонахождение по-
следней сомнительно). Академик Гюльденштедт путешествовал по
Северному Кавказу в 1770—1773 гг. Но есть более ранние сведения:
в объяснениях, данных к кабардинской ландкарте 1744 г., говорит-
ся о Татартупском ущелье, где живут татартупские «обреки», из ка-
бардинского народа беглые. «В той же горе есть каменные часовня
и церковь христианская, и на стенах видно иконное писание». В
документе от 24 апреля 1775 г. «Представление астраханского гу-
бернатора П. Кречетникова о Малой Кабарде, с изложением его
мнения о политике по освоению этого края» упоминается город
Татартуп и предлагается «начать население в Татартупе под претек-
стом веры и возобновления разоренных церквей, кои неоспоримо
там есть.., сей же город лежит в самом сердце гор, прикрывает Ма-
лую Кабарду от Большой и делает лучшую дорогу в Грузию» (59,
с 196, 314). Я не буду приводить здесь все упоминания христиан-
ских храмов Верхнего Джулата, чего не делал и в отношении му-
сульманских мечетей, ибо не все они несут ценную информацию.
Приведу только высказывание А. Берже, который (насколько мне
131

известно) на Верхнем Джулате не был: «На Тереке, близ аула Эль-
хотово, красуются минареты и развалины церквей, свидетельству-
ющие о подвигах действовавших здесь русских миссионеров» (56,
с. 64). Это явное заблуждение: ни о каком русском миссионерстве
на Северном Кавказе в XIV в. не было и речи.
Присутствие христианских церквей в городе Золотой Орды,
принявшей мусульманство как государственную религию, не долж-
но удивлять: татаро-монголы были веротерпимы. В Маджаре на
Куме были церкви, и уже в XIV в. о них упоминают русские лето-
писи в связи с казнью князя Михаила Ярославича Тверского (57,
с. 186). Христианский храм в Маджарах сохранялся в руинах до
XVIII в. - «город с каменными развалинами и ныне имеет обвет-
шалую христианскую каменную церковь» (55, с. 312). Храмы Мад-
жара археологически не выявлены и не изучены. На Нижнем Джу-
лате их, вероятно, не было, так как никаких сведений о них нет, не
открыты они и археологическими раскопками. Поэтому церкви
Верхнего Джулата представляют особо ценный источник, в опреде-
ленной мере позволяющий судить о христианских храмах Северно-
го Кавказа эпохи Золотой Орды.
Церковь 1. Обнаружена в 1959 г. по скоплению битого золотоор-
дынского кирпича на поверхности и полностью раскопана тогда же
О. В. Милорадович. Материалы раскопок опубликованы Е. И.
Крупновым (58, с. 48—65). Здание находилось примерно в 300 м се-
веро-восточнее мечети 2 и Татартупского минарета, на вершине не-
большого холма, разрезанного автотрассой. Можно считать, что это
то здание, которое видел и описал И. А. Гюльденштедт: кирпичная
церковь с цилиндрическим куполом (барабаном? - В.К.), отверсти-
ем для доступа воздуха в алтаре и остатками фресковых росписей,
изображающих голову Богоматери на черной подушке и фигуру
Иоанна Крестителя с черным ягненком в руках. В куполе были по-
мещены фигуры святых в облачении, покрытом белыми крестами,
и с красными епитрахилями (26, с. 503-508). В ходе раскопок вы-
явлены фрагменты штукатурки с фресковой росписью, но очень
мелкие. На некоторых из них сохранились пятна подмалевки, на
одном - глаз человека длиной 5 см, на большинстве — пятна или
полоски разных цветов (58, с. 51—52, рис. 7) на известковом грун-
те*. На основе сохранившихся фрагментов сделать хотя бы первич-
ный искусствоведческий анализ и определить принадлежность рос-
писей какой-либо живописной школе невозможно.
Раскопками О. В. Милорадович раскрыта небольшая (7,70x5,60
м в экстерьере) церковь с выступающей на восток полуциркульной
апсидой (рис. 36). В углах предалтарного помещения - четыре уг-
ловых выступа 1,40x1,40 м, скорее всего это пилястры, несшие
Консультация ученого-реставратора С. А. Домбровской.
132

Рис. 36. Церковь 1 после окончания раскопок (у южной стены О. В. Милорадович и
Е. И. Крупное, 1959 г.).
арки, поддерживающие главу храма с барабаном (он отмечен Гюль-
денштедтом).
С юго-восточной стороны к церкви был пристроен маленький
(3,60x1,80 м) придел, кладка которого была в южной части вписа-
на в кладку окружающей весь комплекс ограды.
Весьма интересной и своеобразной особенностью рассматривае-
мой церкви явилось квадратное в плане сводчатое помещение раз-
мером 2,45x2,45 м и высотой 1,50 м, открытое под алтарем в апси-
де церкви (58, с. 54-56, рис. 8-9). Помещение имело внешний вы-
ход наружу в виде кирпичного коридорчика длиной до 1,60 м и 0,65
м шириной. Другой вход в помещение, по мнению Е. И. Крупнова,
находился в центре свода и представлял люк в алтаре (58, с. 56). По-
скольку в описываемом помещении были найдены человеческие
скелеты и перемешанные кости, стало ясно погребальное назначе-
ние этого помещения-склепа, который Е. И. Крупнов назвал крип-
той-подалтарной усыпальницей (58, с. 54). Понятие «крипта» я при-
нимаю условно, так как «настоящие» конструктивно крипты харак-
терны для европейской католической архитектуры и могут распола-
гаться не только под алтарем, но и под всем зданием: западноевро-
пейские крипты восходят к древнеримской архитектуре (латин.
сгур!а) и представляют подземные сводчатые помещения, в средне-
133

вековье трансформировавшиеся в часовни для помещения погребе-
ний под храмом (см. напр. раннехристианскую крипту в катакомбе
Претекстата в Италии: 59, с. 52, рис. 39; крипта под собором Сан-
Фоска на о. Торчелло близ Венеции, VII в.: 60, с. 139, рис. 146; о
генезисе крипты см.: 60, с. 127; в Византии трапезундский храм
У1-УН вв., по Г. Милле - св. Анны: 61, с. 433-436, 443-445; 62,
с. 48 и др.). По существу, склеп под алтарем церкви 1 представляет
функционально цимитерий, а все здание над ним имеет цимитери-
альный, мемориальный характер. Возможное наличие люка, о кото-
ром пишет Е. И. Крупное, может подтвердить сказанное, хотя эта
аналогия хронологически и территориально удалена. Следователь-
но, церковь 1 была меморием над коллективной могилой группы
христиан, возможно, принявших мученическую смерть.
Стены церкви были сложены из квадратного кирпича со стан-
дартными размерами 23—24x23—24x4—5 см на известковом растворе
толщиной по швам 4-5 см. Кирпич, раствор и толщина шва анало-
гичны тому же в мусульманских мечетях и Татартупском минарете.
Следует отметить, что применена чисто кирпичная кладка, «ганд-
жинской» кладки нет. Исходя из несложного плана здания, можно
восстановить его объем: четыре угловых выступа-пилястры несли
четыре кирпичные подпружные арки с тромпами в углах. На арки
опирался цилиндрический барабан (засвидетельствованный И. А.
Гюльденштедтом) со сферическим сводом, крытым, скорее всего,
черепицей. Церковь окружала кирпичная ограда 12,50x12 м, возве-
денная после церкви. Одновременно с оградой и в перевязь с ее
кладкой к церкви был пристроен уже упоминавшийся придел с ап-
сидой. Сохранился фундамент западной поперечной стенки с вход-
ным проемом, что позволяет представить облик этого маленького
здания, возможно, бывшего кладбищенской часовней для соверше-
ния обряда литии — отпевания покойного. Действительно, церковь
была окружена обширным христианским кладбищем, как в преде-
лах ограды, так и за ней (64, с. 87-106), вскрыто 70 захоронений, в
погребении 70 найдена анэпиграфная монета XV в. (64, с. 101).
Описываемая церковь, судя по остаткам фресок, виденных И. А.
Гюльденштедтом, могла быть посвящена Богоматери. Аналогичное
посвящение Богоматери известного Сентинского храма X в. на
р. Теберде удачно предложено В. Б. Бесоловым (65, с. 19).
Коснусь интерпретации церкви 1. Этот вопрос является приме-
ром того, как ошибочная датировка может исказить историческую
перспективу. О. В. Милорадович и Е. И. Крупнов не смогли преодо-
леть предубеждение относительно возможности сосуществования в
пределах одного населенного пункта мусульманской и христианской
общин одновременно при татаро-монголах (хотя подобная ситуация
в Маджаре была хорошо известна). Настроенность опытных иссле-
дователей сказалась на их датировке церкви 1: по О. В. Милорадо-
вич, она построена в начале XIII в. (66, с. 98) — до татаро-монголь-
134

ского завоевания, по Е. И. Крупнову, — в конце XII — начале XIII
в., «но, безусловно, до татаро-монгольского нашествия на Северный
Кавказ» (58, с. 65). Исходя из этого, Е. И. Крупное выдвинул и по-
пытался обосновать версию о славяно-русском генезисе церкви 1.
Я не могу согласиться с подобной датой строительства церкви 1,
в полевых условиях спорил с Е. И. Крупновым и дважды свои воз-
ражения опубликовал (67, с. 107—109; 68, с. 111 — 112). Там же бы-
ли кратко сформулированы причины: ни стратиграфия, ни наход-
ки, ни типологические параллели здания не подтверждают дату
О. В. Милорадович и Е. И. Крупнова. Наоборот, они ей противо-
речат. В самом сжатом виде коснусь двух своих возражений — стра-
тиграфии и строительных материалов, ибо этого достаточно.
То, что фундамент церкви и ее ограды впущен в слой аланско-
го времени X—XII вв., а церковь перекрыла гончарную печь салто-
во-маяцкого типа, не отрицают О. В. Милорадович и Е. И. Круп-
нов. Кроме того, ниже фундамента или на его уровне было выяв-
лено 28 ям с аланской керамикой X—XII вв. Следовательно, здание
церкви было построено позже XII в. и не ранее XIII в.
О строительных материалах: Е. И. Крупнов отказался от исполь-
зования кирпича как датирующего эталона и писал: «Ни форма, ни
размеры квадратного кирпича сами по себе не могут являться оп-
ределяющими эталонами. Это просто средневековый кирпич» (58,
с. 63). Но речь должна идти не о квадратном кирпиче вообще, а о
том, что кирпич, раствор, толщина швов, примененных в церкви 1
и большой мечети - Татартупском минарете, сходны, и это сходст-
во бьет в глаза. Единство строительной культуры в перечисленных
объектах не вызывает сомнений. Отсюда следует единственно воз-
можный вывод о синхронности названных объектов и их принад-
лежности к одному хронологическому пласту — XIV в., что было
проигнорировано исследователями. Е. И. Крупновым проигнори-
ровано и другое существенное обстоятельство: аланская строитель-
ная традиция домонгольского времени не знала ни кирпича, ни из-
весткового раствора, ни черепицы.
Итак, верхнеджулатская церковь 1 была построена в XIV в. Вы-
ше уже отмечено, что характерной «ганджинской» кладки в ней нет.
Видимо, этот факт объясняется тем, что группа строителей, возво-
дивших церковь 1, этой техникой не владела. Данное наблюдение
позволяет предположить, что строительство церкви 1 предшествова-
ло появлению на Верхнем Джулате другой группы строителей, про-
исходивших из Азербайджана и принесших новую «ганджинскую»
кладку. Последнее могло иметь место в 1319 г. — об этом будет ска-
зано ниже. Следовательно, если золотоордынское строительство на
Верхнем Джулате началось после 1278 г., мы имеем для церкви 1
хронологические рамки между 1278—1319 гг. Скорее всего, это зда-
ние для обслуживания местного алано-христианского населения го-
рода было сооружено в первые полтора-два десятка лет XIV в.
135

Церковь 2. Открыта мной летом 1962 г. на пахоте в 1,2 км к югу
от Татартупского минарета. В слое строительного мусора (от зава-
ла) обнаружено 9 обломков плоской черепицы с рельефными бук-
вами, определенными предварительно как армянские Е. А. Пахо-
мовым (69, с. 110), но впоследствии оказавшиеся грузинскими — по
определению акад. А. Г. Шанидзе (рис. 37). На лучше сохранив-
шемся фрагменте имелись три буквы и титло, по А. Г. Шанидзе чи-
таемые как «повелением», «по повелению»... — строительный ха-
рактер надписи очевиден. Палеограф Т. В. Барнавели датировал
надписи XIV в., и это говорит о том, что в XIV в. в золотоордын-
ском строительстве Верхнего Джулата наряду с азербайджанскими
Рис. 37. Церковь 2, обломки черепицы с грузинскими буквами.
136

каменщиками участвовали мастера-черепичники из Грузии. При
вскрытии слоя завала у южной стены церкви на глубине около
40 см был найден обломок плоского днища сосуда округлой фор-
мы, возможно, глиняной сковороды коричнево-красноватого цве-
та, толщиной 0,8 см. С одной стороны (внутренней?) днище было
покрыто двумя крестообразно перекрещивающимися полосами из
многорядных желобков, нанесенными зубчатым штампом; поверх
них тем же штампом нанесена волнообразная многорядная лента,
повторяющая форму дна. Но наиболее интересна другая сторона
дна. На ее поверхности нанесена врезанная в сырую глину надпись,
состоящая из 10 знаков (но некоторые из них слиты и плохо про-
сматриваются, рис. 38). Надпись осталась не дешифрованной, но
начертание некоторых знаков напоминает буквы грузинского алфа-
вита, хотя настаивать на этом я не могу. Длина надписи 5,2 см. Ес-
ли данная версия будет подтверждена, присутствие мастеров из
Грузии получит новое доказательство.
Рис. 38. Днище красноглиняного сосуда золотоордынской эпохи с нечитаемой над-
писью, найденного в культурном слое у южной стены церкви 2:
1 - увеличено; 2 - прорись (уменьшено).
137

После удаления стро-
ительного мусора откры-
лись остатки церкви дли-
ной 15,40 м с полностью
разрушенной апсидой
(рис. 39). Наос представ-
лял вытянутый прямо-
угольник, в интерьере
7,80x3,90 м, стены сложе-
ны из квадратного стан-
дартного кирпича с раз-
мерами 25x25x5 см,
25x24x5,5 см, толщина
швов от 4,5 до 5 см, сте-
ны покоились на булыж-
ном фундаменте. В клад-
ке фундамента северной
стены выявлены два ва-
луна с пятнами светло-
зеленой глазури, очевид-
но, связанными с мест-
ным производством гла-
зури (хотя поливная посу-
да на Верхнем Джулате не
производилась). В запад-
ной стене следы входного
проема шириной 1,06 м.
На стенах сохранились
участки серой штукатур-
ки, пол наоса был по-
крыт известковым рас-
твором толщиной 1,8 см
и перерыт ямами. В ал-
тарной части оказался
склеп, несомненно, впи-
санный в полукружие
несохранившейся апси-
ды и представлявший та-
кую же субструкцию, как
в церкви 1 (рис. 40). Сло-
жен из кирпича на тол-
стом слое прочного изве-
сткового раствора. Камера
в плане четырех-уголь-
ная - 1,93x1,85 м, высота - 1,40 м. На высоте 0,55 м начинается
переход от квадрата к кругу свода посредством угловых парусов и
Рис. 39. Церковь 2, план. Заштрихованы участки
раствора.
138

постепенного наклона
кирпичей путем утолще-
ния слоя раствора. Свод
завершался круглым отвер-
стием диаметром 0,75 м,
но был ли это люк из алта-
ря внутрь склепа, утверж-
дать трудно, хотя такое
предположение допустимо.
Кроме того, крипта имела
в восточной стене выход
наружу высотой 0,63 м,
венчавшийся стрельчатой
кирпичной аркой. На по-
верхность вел трехступен-
чатый дромос шириной
0,75 м, сходный с дромо-
сом в крипте церкви 1 (57,
с. 56-58, рис. 8-10). На
полу склепа и в завале рас-
чищены остатки не менее
6 перемешанных скелетов.
В одной из берцовых кос-
тей оказался застрявший
листовидный и плоский
наконечник стрелы, типо-
логически близкий неко-
торым монгольским нако-
нечникам (70, с. 53, рис. 1,
15-16).
К наосу церкви с запада
примыкает квадратный
притвор, также сложенный
из кирпича, но в отличие
от чисто кирпичной клад-
 ки наоса в уже знакомой
Рис 40. Церковь 2: нам декоративной «ганд-
1-подалтарная крипта, вид с востока; ЖИНСКОЙ» технике кладки
2 - свинцовая литейная форма из жи- с сочетанием тесаных бло-
лища, раскопки О. В. Милорадович. КОВ И буЛЫЖНИКОВ С КИр-
пичными лентами и рам-
ками. Перемерено 304 кирпича, из них более 90% квадратные, с
преобладающими размерами 25x25x5, 25x24x5,5, 25,5x24,5x5,5 см,
несколько кирпичей были вытянутые. В плане притвор представлял
квадрат со сторонами 4,55x4,55 м, в углах пристенные выступы,
благодаря чему четверик в плане имел вид вписанного креста. В за-
139

падной стене следы входа шириной 1,86 м. Под земляным полом
вскрыто 6 христианских погребений с западной ориентировкой и
почти безынвентарных, со следами деревянных гробов. В одном из
погребений найдена глиняная чашечка высотой 3,6 см со следами
красной краски внутри. Чашечка поразительно похожа на глиня-
ные чашечки для красок, обнаруженные в землянке XIII в. в Кие-
ве (71,с. 477, рис. 137, второй ряд). В киевской землянке чашечек
было 14 для различных красок, и ясно, что хозяин землянки наря-
ду с другими занятиями был и живописцем. По поводу этой наход-
ки М. К. Каргер писал: «Находка эта совершенно исключительна»
(72, с. 30, рис. 20). Мы вправе то же самое сказать о чашечке из
притвора церкви 2: находка эта для археологии Верхнего Джулата
исключительна по своей информативности. Кто-то расписывал ин-
терьеры верхнеджулатских церквей и должен был быть опытным в
искусстве фресковой живописи — остатки фресок из церкви 1 пря-
мо свидетельствуют о сказанном. Полная аналогия из Киева позво-
ляет предположить, что такой художник мог быть приведен татаро-
монголами в начале XIV в. из Киева и расписывал наши церкви, а
после смерти получил за свои заслуги право почетного захоронения
в притворе церкви 2. Конечно, это только гипотеза, но она кажет-
ся вполне допустимой — уже отмечался синкретический характер
культуры Золотой Орды, а для Верхнего Джулата — участие в его
строительстве мастеров из Азербайджана и Грузии.
Еще одна могила в грунтовой яме, накрытая серо-желтой песча-
никовой плитой, была перекрыта фундаментом южной стены и
уходила под нее. Следовательно, эта могила предшествовала стро-
ительству притвора и относилась к христианскому кладбищу, окру-
жавшему церковь 2 еще до сооружения притвора. Не считая захо-
ронений в крипте, вскрыто 30 могил, погребение 30 в кирпичном
саркофаге длиной 2,40 м, пристроенном к северной стене.
Время строительства церкви 2 и функционирования христиан-
ского кладбища вокруг нее - XIV в. (ср.: 69, с. ПО) — неверно.
Различимы два периода: 1) сооружается церковь с подалтарным
склепом — криптой, интерьер ее расписывается, так как обнару-
жены фрагменты штукатурки со следами красной и черной крас-
ки, здание вплотную окружают погребения, церковь целиком воз-
ведена из кирпича с черепичным покрытием двускатной крыши;
2) через сравнительно небольшое время к наосу церкви пристра-
ивается притвор, перекрывший часть могил; характерно, что в
притворе применена «ганджинская» техника кладки. Если основ-
ное помещение церкви по построению плана и по технике клад-
ки близко церкви 1 и обе церкви, по-видимому, очень близки во
времени, то более позднее время притвора подтверждает выска-
занную выше догадку о появлении «ганджинской» техники клад-
ки на Верхнем Джулате во втором строительном периоде после
1319 г.
140

Церковь 3. Открыта так-
же автором этих строк ле-
том 1962 г. на пахотном
поле на расстоянии око-ло
700 м юго-восточнее церк-
ви 2 и недалеко от берега
поймы реки Терека. Крат-
кая информация о церквах
2 и 3 опубликована (69,
с. 108-110). После расчи-
стки распаханного всхолм-
ления, усеянного битым
кирпичом, открылись руи-
ны небольшой одноапсид-
ной церкви длиной 9 м,
шириной 5,60 м. По плану
она проще церкви 2 и не
имеет притвора и крипты
(рис. 41). Стены сложены
из чередующихся рядов
кирпича и валунов на тол-
стом слое известкового рас-
твора в технике «ганджин-
ской» кладки. Лучше сохра-
нившаяся северная стена
имела высоту до 0,60 м,
толщину - 0,81-0,83 м и
покоилась на булыжном
фундаменте. Судя по со-
хранившимся пятнам шту-
катурки, наос в интерьере
мог быть расписан фрес-
ками. В южной стене вы-
явлен входной проем ши-
риной 1 м. Стандартные
размеры кирпичей -
26x26x5,25x25x5 см. Пол
был выложен кирпи-
чом размерами 24x24 и
25x25 см, полосы кирпича
лежали вплотную и вдоль
стен были обрамлены кирпичами, поставленными на ребро. Поверх
кирпичного пола был нанесен слой серого известкового раствора тол-
щиной 1 см, сохранившегося в нескольких местах. Интересная деталь
— своеобразная «алтарная преграда»: 13 кирпичей были поставлены
на землю на ребро, но скреплены и облицованы с лицевой стороны
141
Рис. 41. Церковь 3, план. Заштрихованы участки
раствора.

известковым раствором. Высота «преграды» — 21—23 см, она отделя-
ла алтарь от наоса чисто символически. Аналогии мне неизвестны.
Как и в церкви 2, апсида была полностью (возможно, предна-
меренно) разрушена, ее полуциркульная конфигурация прослежи-
валась по булыжному фундаменту. По обе стороны апсиды име-
лись выступы — заплечья, ширина южного 0,65 м, северное не со-
хранилось. При раскопках церкви найдено 6 обломков железных
крестов. С западной стороны церкви открыты две пристройки по-
гребального назначения, именуемые мной склепом и мавзолеем.
Вплотную к западной стене церкви был пристроен склеп, сложен-
ный из тесаных песчаниковых блоков без применения кирпича и
раствора, размеры помещения - 2,70x2,70 м. Склеп был сильно
разрушен, на его назначение указывал скелет, лежавший вдоль се-
верной стены. К склепу с запада примыкал четырехугольный мав-
золей из квадратного кирпича на растворе, со слегка закруглен-
ным юго-восточным углом (рис. 42). В интерьере на стенах сохра-
нились следы штукатурки. Размеры мавзолея в экстерьере -
4,12x3,20 м, в юго-западном углу вход шириной 0,73 м. Стены
мавзолея были поставлены на землю без фундамента и цоколя,
что уже встречалось в ордынских городах (73, с. 22, 25; 74, с. 153;

75, с. 50). В камере мавзолея оказалось 9 христианских погребе-
ний, в том числе погребение 1 в гробе из поставленных на ребро
и оштукатуренных кирпичей. Снаружи к гробу был прислонен
клепаный железный крест.
С южной стороны церкви обнаружен кирпичный саркофаг, ана-
логичный саркофагу и церкви 2, с плоской кирпичной крышей
(сходные кирпичные конструкции см. в Маджаре и Увеке; 76,
с. 109, рис. 36) — 3,20x1,65 м, под которой оказался кирпичный
свод. В камере расчищен мужской скелет без инвентаря. Еще 13
христианских грунтовых могил вскрыто вокруг церкви.
Таким образом, церковь 3 представляет целый комплекс, разра-
ставшийся в западном направлении. Первой была построена цер-
ковь. Вокруг нее стал расти могильник. Затем на расстоянии 2,70 м
западнее был сооружен стоявший отдельно мавзолей. Еще позже
промежуток между церковью и мавзолеем был занят склепом. На-
иболее поздним, по стратиграфическим наблюдениям, представля-
ется кирпичный саркофаг.
Не вызывает особых сомнений строительство церкви 3 в первой
половине XIV в. и относительное хронологическое сближение ее с
церковью 1. Основанием для этого является одинаковая плоская
черепица, украшенная треугольно расположенными круглыми вы-
пуклинами (58, рис. 5, 3). В то же время присутствие «ганджин-
ской» кладки позволяет считать церковь 3 построенной после церк-
ви 1 и, возможно, церкви 2.
Церковь 4. Случайно открыта на правом берегу Терека пример-
но в 2,5 км юго-восточнее с. Эльхотово, близ автотрассы, в 1967 г.
В июле 1977 г. исследована экспедицией Северо-Осетинского НИИ
под руководством автора.
Здание (рис. 43), подобно другим верхнеджулатским памятникам,
стоит на булыжном фундаменте, стены возведены из квадратного
кирпича с размерами 24x24x5 см, толщина известковых швов -
до 2,5 см, в высоту стены сохранились до 0,55 м. Восточная стена
представляла полуциркульную аспиду, вполне хорошо сохранившу-
юся, и это позволило познакомиться с выполнением выкружки ап-
сиды — она достигнута за счет веерообразного положения кирпичей
и наращивания швов между кирпичами наружу, что уже известно
нам по сводам крипт. По сторонам апсиды имелись выступы - за-
плечья шириной 0,65 м. В интерьере наоса вдоль северной, южной и
западной стен на высоте 18 см от пола из известкового раствора про-
ходила ступень шириной в один кирпич — 25-26 см и облицованная
серой штукатуркой, как и стены. В центре апсиды и вплотную к ее
стене находился квадратный кирпичный престол 0,40x0,30 м,
в высоту сохранившийся на 26 см. Севернее и южнее престола вдоль
стены апсиды шла узкая (10-16 см) ступенька, напоминающая
синтрон, но высота ее всего 7 см. Наконец в 0,53 м от
престола в северной части апсиды оказалось кирпичное сопрес-
143

Рис. 43. Церковь 4:
1 - общий вид после раскопок; 2 - ситуационный план раскопа, слева церковь,
справа склеп. Цифрами обозначены могилы верхнего яруса.
толие шириной 0,30 м и выступающее в глубь апсиды на 0,22 м. Как
и престол в верхней части, оно было разрушено.
Длина здания — 6,60 м, ширина по западной стене, где был
вход, — около 4,50 м, размеры интерьера - 3,70x2,60 м. Определить
узкую (в пределах полустолетия) дату церкви 4 не представлялось
возможным из-за плохой сохранности стен и неясности относитель-
но техники кладки. Похоже, что «ганджинская» кладка здесь не при-
менялась, и стены были возведены только из кирпича. В таком слу-
чае церковь 4 можно было бы синхронизировать с церквами 1 и 2.
144

Важен факт существования церкви на правом берегу Терека и,
следовательно, присутствия части христианского населения города
здесь. Но правобережная часть Верхнего Джулата явно уступала ле-
вобережной, где находилась основная городская застройка.
Вокруг церкви располагалось христианское кладбище, состояв-
шее из нижнего и верхнего ярусов. Вскрыто 21 погребение, моги-
лы 11 и 21 нижнего яруса со скорченными костяками дали неболь-
шой материал кобанской эпохи I тыс. до н. э. Но основным по-
гребальным сооружением оказался подземный кирпичный склеп в
2,50 м юго-восточнее церкви (рис. 44, 1-2). Склеп состоял из ка-
меры и дромоса. Камера в плане квадратная, размеры 2x2 м, высо-
та до отверстия в своде — 1,40 м, свод сферический, с тромпами в
углах и наклоном кирпичей внутрь камеры с утолщением слоя рас-
твора наружу. Кирпич тождествен кирпичу церкви 4, стены и пол
склепа были облицованы серым известковым раствором. Дромос
Рис. 44. Склеп близ церкви 4:
1 - план (без дромоса); 2 - поперечный разрез; 3 - общий вид с дромосом.
был также кирпичный, изнутри покрытый серой штукатуркой, с
четырьмя кирпичными ступеньками, ведущими к входу в камеру.
Высота входного проема 0,93 м, завершение оформлено в виде
стрельчатой арки (рис. 44, 3). В камере обнаружены совершенно
перемешанные кости нескольких погребенных.
145

Описанный склеп важен для понимания золотоордынской культу-
ры Верхнего Джулата. Прежде всего отметим, что здесь это первый
автономно стоящий подобного типа склеп. Конструктивно он близок
аналогичному кирпичному склепу XIV - начала XV в. на Селитрен-
ном городище в Поволжье (77, с. 308-316). Интересно, что это по-
гребальное сооружение, принятое в ордынской мусульманской среде,
было помещено на христианском кладбище, и это еще раз свидетель-
ствует о культурном синкретизме и интеграции различных этнокуль-
турных элементов в пределах золотоордынского государства.
Не менее существенно и другое: склеп у церкви 4 пролил свет
на спорный вопрос о генезисе подалтарных крипт в церквах 1 и 2.
Упомянутые крипты представляют конструктивно тот же склеп,
встроенный в апсиду церкви и ставший ее субструкцией. Выше уже
говорилось об условности применения нами архитектурного поня-
тия крипты для обозначения подалтарных цимитериальных субст-
рукций церквей Верхнего Джулата. На примере двух верхнеджулат-
ских крипт мы можем наглядно видеть, как произошло творческое
совмещение двух разных историко-культурных традиций.
О происхождении архитектурных форм
церквей Верхнего Джулата
Первая попытка решения этого непростого вопроса примени-
тельно к церкви 1 принадлежит Е. И. Крупнову. Выше уже упоми-
налось о том, что он попытался обосновать версию о славяно-рус-
ском происхождении церкви 1 (мнение А. Берже о «подвигах дей-
ствовавших здесь русских миссионеров» ни на чем не основано, и
я его не рассматриваю, как и аналогичное заключение Г. А. Коки-
ева; 78, с. 209). Исходя из неверной даты церкви 1 — XII в. —
Е. И. Крупное не связывал ее с культурой эпохи Золотой Орды и
писал: «Вне всякого сомнения, публикуемый храм связан не с гру-
зинским, а с византийско-славянским, точнее, древнерусским цер-
ковным зодчеством», «открытый на городище Верхний Джулат
храм является источником, освещающим культурные связи Кавка-
за с древней Русью» (58, с. 63, 65. То же см.: 9, с. 296). Аргументы
Е. И. Крупнова: наличие выступающей апсиды, соразмерность в
плане, где стороны подкупольных квадратов не превышают 6 м,
соразмерность частей сооружения, характерная для древнерусско-
го церковного зодчества XI—XII вв. (со ссылкой на К. Н. Афана-
сьева), ряд древнерусских типологических аналогий, особенно на
Украине, мнение группы археологов-консультантов о том, что
«тип небольшого одноапсидного храма доживает в древнерусской
архитектуре до XIII в.», наличие подалтарной крипты, которое
146

«подтверждается балканскими и древнерусскими аналогиями» (58,
с. 63—65). Последнюю Е. И. Крупное считал «обычной в храмах
древней Руси и всего славянского мира» (58, с. 54). В последую-
щей статье Е. И. Крупнов был более осторожен и писал, что «са-
ма планировка и особенности найденного при раскопках материа-
ла позволили связать эти храмы с широким византийско-древне-
русским христианским миром и датировать их XII—XIII вв.» (79,
с. 296). Так ли это?
Наличие выступающей апсиды или соразмерность в плане име-
ют настолько общий для христианской архитектуры характер в пре-
делах огромной территории (и до сегодняшнего дня), что указывать
именно на древнюю Русь не могут. Не работают в этом отношении
и указанные типологические параллели, при желании их можно
найти и вне Руси. Коснемся вопроса о так называемых криптах. Хо-
тя Е. И. Крупнов крипту считал обычной для древней Руси и гово-
рил, что это подтверждается древнерусскими аналогиями, самих
аналогий он не привел. Это не случайно потому, что таких анало-
гий нет. Единственная известная в специальной и доступной мне
литературе крипта есть под Малой Пятницкой церковью бывшего
Борисоглебского монастыря близ Полоцка и представляет подзем-
ную камеру под всем зданием, кроме алтаря (80, с. 10), что принци-
пиально отличает эту крипту от верхнеджулатских. Кроме того, сле-
дует учесть, что Полоцк и Полоцкое княжество X—XII вв. — одно из
самых западных русских княжеств, граничивших с католической
Прибалтикой и, следовательно, подверженных влиянию традиций
католической архитектуры. Нет ничего удивительного в том, что
крипта XII в. оказалась именно в Полоцке. О католических криптах
я уже говорил выше, и в Полоцке мы видим как раз такое погре-
бальное подземелье, цимитериальную субструкцию, не сравнимую с
криптами Верхнего Джулата. Поэтому аргумент Е. И. Крупнова от-
носительно древнерусских крипт можно считать недоразумением.
Рассматривая вопрос о происхождении верхнеджулатских церк-
вей в свете выводов такого авторитетного археолога, каким был
Е. И. Крупнов, нельзя не обратить внимание и на технику кладки.
Имею в виду смешанную декоративную кладку с сочетанием кам-
ня и кирпича (орш тсегШт), при помощи которой сложены цер-
ковь 3 и мавзолей церкви 2, а также ряд мусульманских памятни-
ков не только Верхнего, но и Нижнего Джулатов. Эта кладка неиз-
вестна ни в балканских, ни в древнерусских памятниках, где прак-
тиковались иные комбинации камня и кирпича (48, с. 154, рис.
ПО; 81, 82, рис. 20 и т. д.). Выше говорилось о «ганджинской» тех-
нике кладки, употребленной при строительстве мусульманских
культовых зданий Верхнего Джулата, и было высказано предполо-
жение о возведении этих зданий азербайджанскими мастерами,
включая и Татартупский минарет. В пользу сказанного свидетель-
ствует и архитектурный образ Татартупского минарета, наиболее
147

близкого Шамхорскому минарету. Естественно думать, что мусуль-
манское строительство на Верхнем Джулате должны были вести му-
сульманские мастера, знавшие каноны мусульманской архитектуры
и имевшие опыт (например, Татартупский минарет могли возвести
только очень опытные профессионалы). Соответственно, христиан-
ские храмы Верхнего Джулата должны были сооружать мастера-
христиане, знавшие так называемую «ганджинскую» технику клад-
ки. Возможно ли такое допущение?
Да, возможно: выше при анализе Татартупского минарета я уже
отмечал, что так называемая «ганджинская» техника кладки была
распространена на обширной территории и мусульманского и хри-
стианского мира, упомянув при этом раскопки «Ганджискари» ста-
рого Тбилиси XIII в., как территориально ближайшую аналогию. К
этому в Грузии добавим типичную «ганджинскую» кладку в стенах
XII—XIII вв. крепости Нарикала в Тбилиси (мое личное наблюде-
ние в апреле 1971 г., а также см. 83, табл. 6), в стенах разрушенно-
го дворца XII в. в Гегути (84, табл. 131), на участках стен храма XI
в. Бочорма, ремонтированных в более позднее время (85, с. 421) и
т. д. На более удаленных территориях назову, например, Текфур-
Серай в Константинополе (XIV в.), декоративную кладку на фаса-
дах греческих храмов XIII—XIV вв., которую А. Л. Якобсон назы-
вал «кирпичным узорочьем» (86, с. 66—67, рис. 21, б, ж, з). На Ру-
си и на территории Золотой Орды такой техники кладки не зафик-
сировано, севернее Нижнего Джулата она пока неизвестна. Види-
мо, мы можем на этом основании прийти к заключению, что, во-
первых, так называемая «ганджинская» кладка не является узко ло-
кальной или изобретенной в Гандже и свойственной только му-
сульманскому зодчеству юго-западного Азербайджана (что не сни-
мает вопроса об азербайджанских строителях на Верхнем Джулате)
и, во-вторых, что в возведении церкви 3 и мавзолея у церкви 2 с
применением данной техники кладки могли участвовать строители
из соседней христианской Грузии. Эта версия подтверждается на-
личием кровельной черепицы с грузинскими буквами в завале
церкви 2. Кажется, мы вправе полагать, что в строительстве верх-
неджулатских памятников культового и погребального назначения
активно участвовали азербайджанские и грузинские мастера, ско-
рее всего, приведенные татаро-монголами при вторжении хана Уз-
бека в Закавказье в 1319 г. или хана Джанибека в 1356 г. Более ве-
роятным представляется первый вариант.
Вопрос о генезисе и источнике архитектурных форм церквей
Верхнего Джулата оказался одним из наиболее спорных и трудных.
Характерна общность принципов планового решения, присущая
именно таким малым формам: небольшие размеры и площадь,
слегка вытянутый наос, вынесенное наружу полукружие апсиды,
вход в западной стене, угловые заплечья по сторонам апсиды в вос-
точной стене, очень ограниченная площадь, вмещавшая мало при-
148

хожан, побуждает видеть в верхнеджулатских церквах скромные об-
щинные капеллы (а церкви 1 и 2 с подалтарными криптами еще
могли играть роль погребальных церквей — мартириев) и вспом-
нить вывод А. Л. Якобсона о том, что «небольшие общинные церк-
ви... неотступно следовали сложившемуся типу, который держался
веками почти без изменений: сохранившиеся храмы, строившиеся
вплоть до турецкого завоевания (1453 г.) и даже еще в XVI в., от-
личаются лишь пропорциями частей»... (86, с. 55). В этой емкой
формулировке тонкого знатока средневековой архитектуры заклю-
чен ключ к пониманию происхождения архитектурных форм хра-
мов Верхнего Джулата.
Последние наделены всеми элементами, обычными для неболь-
ших приходских (а возможно, и частных семейных, 86, с. 226,
прим. 9) церквей позднеаланского-домонгольского времени, хоро-
шо известными как на Северном Кавказе и, в частности, в Алании
(87, с. 99-115; 88, с. 270-276 и др.), так и в Крыму (89, с. 135, 137,
рис. 99, 102; 90, с. 65-70; 91, с. 70-77), на Балканах (92, табл. I—IV
и др.). На Руси некоторые аналогии указаны в публикации Е. И.
Крупнова. Много подобных маленьких капелл с вынесенной нару-
жу полукруглой апсидой известно в Абхазии, В. В. Бартольд писал,
что около 100 (93, с. 863). Это обширный круг памятников малых
форм, входящих в ареал провинциально-византийской христиан-
ской архитектуры и доживающих (например, на Балканах) до
ХУ1-ХУИ вв., о чем и писал А. Л. Якобсон.
У нас есть основания связать генезис архитектурных форм церк-
вей Верхнего Джулата именно с этим ареалом, в который в
X—XII вв. входила и Алания, принявшая христианство в начале X в.
из рук византийских миссионеров (94, с. 7). Можно полагать, что
церкви Верхнего Джулата были предназначены обслуживать мест-
ное аланское-ясское христианское население, оставшееся в городе
при татарах и составлявшее в нем довольно многочисленный пласт.
Для строительства церквей могли быть привлечены или греко-ви-
зантийские или местные зодчие, имевшие предшествующий опыт
сооружения малых приходских церквей из камня. С приходом Золо-
той Орды и большими изменениями в этнокультурной и политичес-
кой ситуации на Верхнем Джулате им пришлось иметь дело с кир-
пичной кладкой на растворе, что было непривычно. Эту кладку мог-
ли выполнять пленные или приглашенные мастера из Закавказья.
В этой связи надо кратко остановиться на вопросе о роли гру-
зинского элемента (или влияния) в строительстве храмов Верхнего
Джулата. Нет оснований отрицать этот элемент именно в строи-
тельстве, и выше об этом уже сказано. Что же касается генезиса ар-
хитектурных форм, говорить об их грузинском происхождении или
истоках не приходится. Нет никаких оснований считать, что «чер-
ты грузинской архитектуры оказываются не чужды исходным вари-
антам всех трех храмов» Верхнего Джулата, как это считают В. Б.
149

Виноградов и С. А. Голованова (95, с. 154). Какие черты? Что под-
разумевается (конкретно об этом не сказано) под грузинским ис-
ходным вариантом? Четыре раскопанных на Верхнем Джулате хра-
ма имели вынесенные наружу полуциркульные апсиды, что проти-
воречит грузинскому варианту - в грузинских (и армянских) хра-
мах преобладают апсиды, вписанные в массив восточной стены, и
это разница принципиального характера. Притвор, пристроенный к
церкви 2 с запада, В. Б. Виноградов и С. А. Голованова приняли за
«самостоятельную небольшую церковь, близкую грузинским кано-
нам» (95, с. 154). Что за церковь, не имеющая восточной стены, не
говоря уже об апсиде, и что именно грузинского в ее планово-объ-
емном решении? Напрасно в цитированной публикации искать от-
вета на эти вопросы и недоумения. Тем не менее, в кандидатской
диссертации Е. И. Нарожный пишет о первом строительном гори-
зонте, «который соотносится с концом раннего средневековья, и
возведенном при непосредственном воздействии христианской
Грузии (В. Б. Виноградов, С. А. Голованова)» (29, с. 8-9). Ранее
3. Ш. Дидебулидзе солидаризировалась с В. Б. Виноградовым и
С. А. Головановой: «Наша гипотеза относительно преобладания
грузинского элемента в указанном памятнике (церковь 1) показа-
лась не лишенной основания исследователям-кавказоведам В. Б.
Виноградову и С. А. Головановой» (96, с. 57).
Теперь о подалтарных криптах. Выше о них уже немало говори-
лось, в том числе и об условности применения самого термина (по-
нятия) «крипта». В 1975 г. я впервые опубликовал свою достаточно
осторожную и не категорическую версию о возможном происхож-
дении верхнеджулатских крипт. Цитирую: «Наличие в двух церквах
подалтарных крипт, ранее в зодчестве Северного Кавказа неизвест-
ных, свидетельствует о появлении в XIV в. новых церковно-литур-
гических норм, вызвавших к жизни эти крипты. Подалтарные
крипты для древнерусского зодчества не типичны и на Руси не из-
вестны. Зато они широко распространены в средневековом католи-
честве Западной и Центральной Европы до XIV в. Эта конструк-
тивная особенность позволяет нам установить определенные (и от-
даленные) точки соприкосновения церквей № 1 и 2 с европейско-
католической архитектурой. Речь идет только о принципе — в дета-
лях крипты повторяют обычные золотоордынские кирпичные скле-
пы XIV—XV вв. (напр. в Старом Сарае с монетами XV в.)». Далее
говорилось об историческом фоне, который может объяснить по-
явление вышеупомянутых точек соприкосновения наших храмов с
криптами с традициями европейско-католической архитектуры:
проникновение в 30-х годах XIV в. католических миссионеров (ве-
нецианцев и генуэзцев) на Северный Кавказ вплоть до Дагестана.
Цитирую заключительный абзац: «Есть основания считать, что
церкви Верхнего Джулата принадлежали этой католической кафед-
ре (о ней см. ниже) и были построены по заказу католических мис-
150

сионеров кавказскими мастерами, плененными татарами. Привыч-
ные нормы и требования этих мастеров отразились в их архитекту-
ре» (67, с. 109).
Кажется, нетрудно видеть, что речь шла, идет и сейчас о неко-
торых отдаленных конструктивных соприкосновениях подалтарных
крипт Верхнего Джулата с принципиальным конструктивно-архи-
тектурным решением цимитериального пространства под католиче-
скими храмами. Мы знаем немало христианских церквей домон-
гольского времени на Северном Кавказе и территории Алании —
подалтарных усыпальниц в них нет. Почему они появились в эпо-
ху Золотой Орды? Это явление нуждается в объяснении, и мы
ищем это объяснение. Оно может оказаться неадекватным, но за
прошедшие 25 лет иного и более конструктивного решения данно-
го непростого вопроса не предложено. Я останавливаюсь на этом
потому, что на Международной конференции, посвященной 35-ле-
тию научно-педагогической школы академика В. Б. Виноградова,
Е. И. Нарожный выступил с заявлением о том, что я якобы обос-
новал «католическую» принадлежность верхнеджулатских церквей
с подалтарными криптами, что и побудило В. Б. Виноградова, С. А.
Голованову и Е. И. Нарожного «попытаться изменить столь явный
разнобой точек зрения» (97, с. 24—25). Считать, что я «обосновал»
католическую принадлежность церквей Верхнего Джулата, явно
преждевременно, ибо я сам так не считаю: предложена и по мере
возможности обосновывается гипотеза, которая мне представляет-
ся наиболее вероятной. Повторяю еще раз: происхождение архи-
тектурных форм, происхождение применяемых строительных мате-
риалов и техники кладки работавших групп строителей и живопис-
цев, расписывавших интерьер храмов, - комплекс взаимосвязан-
ных, но отдельных вопросов, и каждый из них нуждается в специ-
альном изучении. Свои соображения по этому поводу я уже изло-
жил выше. Особо должен рассматриваться вопрос о заказчиках хра-
мов Верхнего Джулата, в первую очередь, с подалтарными крипта-
ми — той возможной западной инновацией, которую не увидел в
своей диссертации Е. И. Нарожный (29).
Верхний Джулат и итальянская экспансия Х1У-ХУ вв.
Выше мы кратко коснулись вопроса о возможных формальных
архитектурных импульсах, воплотившихся в наличии двух подал-
тарных крипт. Существенно, что на более северных территориях
Золотой Орды их нет. Почему? Здесь следует обратиться к истори-
ческому контексту, освещаемому письменными источниками.
Появление крипт на Верхнем Джулате означало не только конст-
руктивные изменения в архитектуре зданий, но и особую функцию
151

церквей 1 и 2 как мартириев, возникших в связи с появлением
социальной нормы, требовавшей захоронения избранных лиц под
алтарем, в самой почитаемой части церкви. Обычай сооружать цер-
ковь над могилой мученика или «борца за веру» возник в раннехри-
стианское время. Как отмечает К. О. Гартман, при строительстве
раннехристианских базилик «старались, чтобы престол находился
над гробницей какого-нибудь мученика (сопГеззюп, или крипта)»
(98, с. 107; 99, с. 104). Примером такой раннехристианской базили-
ки с криптой, построенной в 335 г., может быть базилика Рождест-
ва Христова в Вифлееме (100; 101, с. 83-84). По крайней мере, с VI
в. крипты появляются в базиликах Византии и Италии. Последние
представляют маленькие сводчатые помещения под престолом.
Специально изучавший этот вопрос А. Грабар свидетельствует
распространение крипт «впоследствии» на Западе (99, с. 106).
Крипты получают довольно широкое распространение в Италии,
Франции, Германии, Чехословакии в XII—XIII вв., превращаясь в
просторные субструкции цимитериального назначения. Складыва-
ется впечатление, что церкви с криптами присущи прежде всего,
латино-католическому миру (подцерковные склепы в некоторых
памятниках Херсонеса криптами не являются; 102, с. 236—252.
Пользуюсь также личной консультацией А. Л. Якобсона).
Вновь подчеркну, что я далек от мысли ставить знак равенства
между латино-католическими криптами Запада и криптами Верх-
него Джулата. Важно другое: одна идея и одни конфессиональные
принципы, положенные в основу западноевропейских и наших
крипт, - погребение социально значимых лиц под алтарем церк-
ви, идея, материально воплощенная при помощи разных конст-
руктивных решений. Как уже говорилось, крипты Верхнего Джу-
лата представляют вполне обычные золотоордынские кирпичные
склепы, встроенные в алтарную часть. Есть основания думать, что
они сформировались под воздействием среднеазиатской или азер-
байджанской мусульманской архитектуры: композиция и архитек-
тоника склепов-крипт восходит к среднеазиатским квадратно-ку-
польным киоскам (6, с. 121, рис. 33). В мавзолеях XI—XII вв. в
Узгене можно видеть характерный и для Верхнего Джулата пере-
ход от четверика к своду при посредстве кирпичных парусов (10,
рис. 8; 10, рис. 28). В Азербайджане можно назвать мавзолей шей-
ха Бабалы конца XIII в., где в сводчатый подземный склеп ведет
каменный дромос с четырьмя ступенями (44, с. 155, рис. 152). Му-
сульманские по своему архитектурному и идейному генезису скле-
пы, встроенные в алтари христианских храмов Верхнего Джулата,
говорят не только о мирном существовании исламской и христи-
анской общин под властью Золотой Орды, но и весьма ярко о
синкретическом, интеграционном характере золотоордынской
культуры. В этом аспекте Верхний Джулат дает примечательные
материалы.
152

Если идея сооружения погребальной крипты под алтарем церк-
вей 1 и 2 не имеет местных корней и была привнесена извне, а да-
тируется вполне надежно XIV в., с какими историческими явлени-
ями можно связать этот историко-археологический феномен? От-
вет на данный вопрос впервые я попытался сформулировать в
1975 г. в тезисах своего доклада (67, 68), а в более развернутом ви-
де в научно-популярной книге «Забытые христиане Кавказа» на
французском языке (107, с. 93—112). Изложу свои позиции еще
раз — они имеют прямое отношение к истории Верхнего Джулата и
затронуты в письменных источниках.
В 60-х годах XIII в. началась колониальная экспансия Генуи и
Венеции в Северное Причерноморье. Рядом с итальянским купцом
и солдатом шел католический миссионер. В Причерноморье и при-
легающих районах Восточной Европы возникают католические ка-
федры. В 1315 г. было учреждено католическое епископство в сто-
лице Золотой Орды Сарае, а в 1320 г. в крымском городе Каффе
открывается особая епархия во главе с францисканцем Иеронимом
(107, с. 119). Несомненно, итальянцами в их движении в глубь Вос-
точной Европы, а затем в Азию (вспомним путешествие-разведку
Марко Поло в 1271—1275 гг. в Китай) руководили экономические
и политические интересы. Западная Европа знакомилась с Азией.
И находила на Востоке искомые интересы и выгоды, которые бы-
ло необходимо освоить и закрепить. В свою очередь визави италь-
янцев в лице Джучидов и в первую очередь хан Узбек в связи с
ожесточенной борьбой с иранскими Хулагидами старались поддер-
живать итальянцев и установить хорошие отношения с римским
папой (108, с. 119), в котором видел возможного союзника. На этом
фоне начинается продвижение итальянских коммерсантов и мисси-
онеров на Кавказ. В 30-е годы XIV в. усилиями Франческо да Ка-
мерино обращаются в католичество черкесские князья Верзахт и
Миллен, а в г. Матрега на Таманском полуострове возникает архи-
епископство во главе с францисканцем Жаном де Зики (107,
с. 119—120; возможно, по происхождению зихом, т. е. адыгом -
В.К.). В 1358 г. он доложил, что влияние его центра распространи-
лось до Дербента, имеется в виду католическое влияние. На берега
Каспия итальянцы вышли гораздо раньше, но это были торговцы:
по сообщению Джироламо Серра, генуэзские купцы достигли Да-
гестана и начали торговлю с окрестными народами и по Каспию в
1266 г. (108, с.18—19; 109, с. 111—114). Интересующую нас пробле-
му разрабатывал французский ученый Жан Ришар, специальную
монографию которого я использую (ПО). Не удивительно, что
Ж. Ришар открывает свой труд главой о миссиях в страну команов:
команы-кипчаки-половцы в полиэтничном населении Золотой Ор-
ды играли одну из главных ролей, на Северном Кавказе составляя
ядро улуса Берке (111, с. 245). Согласно итальянским торговым до-
кументам в XIV в. в Каффе продавались шубы, называемые
153

«сотапезса», из овчины (108, с. 168). Судя по названию, эти шубы
производились в Комании — стране половцев, в которую входило и
степное Предкавказье. Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что Се-
верный Кавказ входил в зону не только конфессиональных, но и
экономических интересов итальянцев. Интересы эти могли также
основываться на вывозе в Италию кавказских шелков: из девяти
расшифрованных из перечня Пеголотти шелков семь происходят с
Кавказа (112, с. 169). Во всяком случае, около 1363 г. в архиепис-
копстве Матреги выделяется «епископство Каспийских гор», охва-
тившее часть Дагестана (Кайтаг) и, по сведениям ордена францис-
канцев, к 1392 г. насчитывавшее до 10 тысяч человек, обращенных
в католичество (ПО, с. 245-246). В XIV в. в Дагестане возникают,
а согласно буллы папы Бонифация, в IX — начале XV в. еще суще-
ствуют католические кафедры в пунктах СНотек, Тпита, ТагсЬи,
Оег§\уеП, МюЬасИа (110, с. 252). Там же Ж. Ришаром рассмотрена
локализация этих пунктов на географической карте (ПО, с. 252,
прим. 95), несколько корректированная А. Е. Криштопой (109,
с. ИЗ, прим. 5). Усилиями Антуана Рекканы на Каспийском море
создается генуэзский флот. Есть данные о функционировании ка-
толических центров Дагестана до середины XV в.
Естественно думать, что промежуточная между Таманью и Даге-
станом территория Северного Кавказа, входившая в домен золото-
ордынских ханов, не могла не попасть в поле зрения итальянцев.
Коммуникации между Таманью, Таной и Дагестаном проходили по
Предкавказью, по старым наезженным путям и один из них шел че-
рез Эльхотовские ворота. Выше уже говорилось об этом. Можно по-
лагать, что в случае каких-либо затруднений для проезда по более
северо-восточному пути через Маджар и перевоз через р. Сунжу
(в XVI—XVII вв. назывался Османским шляхом; 113, с. 243) пользо-
вались более южным путем через Эльхотовские ворота. Генуэзцы
проникали и в другие районы Северного Кавказа. Есть сведения о
том, что генуэзцы эксплуатировали залежи серебряной руды в горах
Кавказа и поднимались вверх по Кубани (107, с. 80; 114, с. 96), где
действительно существует Кубано-Худесское серебро-свинцовое ме-
сторождение. Есть также сведения (но непроверенные и недосто-
верные) о генуэзской дороге, шедшей от Анапы (генуэз. «Мапа») че-
рез Прикубанье к Тереку и далее к Каспийскому морю (115, с. 24).
На этом пути генуэзцы имели фактории и складочные пункты.
Трудно допустить, чтобы данный путь по Тереку миновал такой
крупный населенный пункт, каким был ясский Тютяков-Верхний
Джулат. Севернее этот путь контролировался городищем Нижний
Джулат при слиянии Терека и Малки. Вновь обратимся к письмен-
ным источникам.
В 1329 г. было учреждено католическое епископство с центром
в городе Семиската. В отечественной историографии Семиската
отождествлена Ф. К. Вруном с Шемахой, хотя сам Ф. К. Брун пи-
154

шет о епископе Семискаты Фоме Манказоле, который в 1330 г. был
рекомендован хану Узбеку как сделавший много прозелитов (ново-
обращенных) «между Аланами Кавказа» (116, с. 380). Но Шемаха
находится в Азербайджане, где не было алан, с IX до XVI в. Шема-
ха была центром Ширвана и резиденцией Ширваншахов, и она не
была подвластна Золотой Орде. Поэтому предложенная Бруном ло-
кализация Семискаты сомнительна. Еще невероятней версия
Ж. Ришара, отождествляющего Семискату с Самаркандом (110,
с. 187—189, 299). В своей монографии Ж. Ришар поместил карту с
зоной действий Фомы Манказола: она охватывает территорию от
Самарканда на северо-запад через Аральское море до северного
Прикаспия и Волги (ПО, карта на с. 299). На этой территории в
XIV в. алан также не было. Версия Ж. Ришара неубедительна.
В XIV в. обращать в католическое христианство алан Кавказа
можно было только на Северном Кавказе. Видимо, город Семиска-
ту надо искать на Северном Кавказе и близ тех путей, по которым
двигались итальянцы (кстати, на картах Ж. Ришара пути через
Предкавказье не обозначены). Я не исключаю Верхний Джулат из
числа претендентов на отождествление с Семискатой, хотя и дока-
зать это не берусь. Однако главным для нас является факт обраще-
ния многих алан в католичество Манказолом, и данное обстоятель-
ство говорит о многом: миссионерская пропаганда среди алан ве-
лась, причем в пределах домена хана Узбека и среди его подданных.
Именно поэтому Фома Манказол побывал в резиденции Узбека и
был представлен ему. Вероятно, католическое миссионерство было
частью той дипломатической игры и государственной политики Зо-
лотой Орды, которую она вела с итальянцами, покровительствуя
им в своих интересах. Сказанное делает более понятным сосущест-
вование на Верхнем Джулате и мусульманской (официальная рели-
гия Орды) и христианской общин.
Наконец, существует прямое свидетельство о католической ка-
федре на Джулате, но более позднего времени. В 1410 г. на Север-
ном Кавказе побывал попавший в плен к Тамерлану немецкий дво-
рянин Иоанн Шильтбергер. Следуя из Дербента в Татарию,
И. Шильтбергер посетил «гористую страну Джулад, населенную
большим числом христиан, которые там имеют епископство. Свя-
щенники их принадлежат к ордену кармелитов, которые не знают
по латыни, но молятся и поют по-татарски для того, чтобы их при-
хожане были более тверды в своей вере. Притом многие язычники
принимают святое крещение, так как они понимают то, что свя-
щенники читают и поют» (117, с. 31-33).
Как видим, еще в начале XV в. на Джулате существовало хрис-
тианское католическое епископство ордена кармелитов. Не то ли
это епископство, которое было учреждено в 1329 году в Семиска-
те? Можно допустить, что у Шильтбергера речь идет о Нижнем
Джулате, ибо Шильтбергер называет Джулат главным городом
155

страны Бештан-Бештамак, а местность с таким названием находит-
ся у Нижнего Джулата при впадении в Терек реки Малки и стани-
цы Екатериноградской (117, с. 34; 26, с. 67). Но Нижний Джулат и
урочище Бештамак расположены на равнине, тогда как И. Шильт-
бергер говорит о «гористой стране», что полностью соответствует
местоположению Верхнего Джулата. Что касается урочища Бешта-
мак (тюрк, «пять рек», «пятиречье»), то это название могло иметь
и южное окончание Эльхотовской теснины — здесь близ с. Дарг-
Кох соединяются реки Терек, Камбилеевка, Урсдон, Дур-Дур и Ар-
дон.
Добавим, что в начале XIX в. Ю. Клапрот в описании его путе-
шествия по Кавказу опубликовал сведения о преданиях черкесов
(кабардинцев — В. К.) о том, что церкви Татартупа были построе-
ны «франками», поселившимися среди татар (118; 119, с. 161). Это
не документальное, но существенное свидетельство исторической
памяти, сохранившейся в народе, ибо «франками», «фиренгами»
северокавказские горцы называли генуэзцев и венецианцев (107,
с. 86-87; 115, с. 25 и др.). На Северном Кавказе выявлены и ита-
льянские импорты Х1У-ХУ вв. (107, с. 86-90; 120, табл. СХП,
СХ1У, 13; 121, с. 173, 174, 192-193).
Изложенных фактов и аргументов в пользу пребывания католи-
ческих итальянских миссионеров в Центральном Предкавказье
вполне достаточно. Можно уверенно говорить и об их пребывании
на Верхнем Джулате в «гористой стране Джулад». В заключение
приведу еще один весьма любопытный источник XV в. — фрагмент
из описания путешествия И. Барбаро в Персию через Дагестан,
опубликованный А. Е. Криштопой и кроме самого издателя не
привлекший внимания специалистов. И. Барбаро, используя сведе-
ния каких-то очевидцев, повествует о походе сефевида Шейх-Хай-
дара в 1487 г. на Дагестан и Северный Кавказ. Мусульманские вой-
ска прошли Шемаху и Дербент, затем взяли Тумен (в устье Тере-
ка - В.К.) «и в огромном числе двинулись к потоку, называемому
Терх, который находится в провинции Элохци, вошли в Каспий-
ские (Кавказские - В. К.) горы, где есть многие христиане-католи-
ки, и в каждом месте, где находили христиан, без всякого сожале-
ния умерщвляли всех...» (109, с. 117).
Комментируя приведенные топонимы И. Барбаро, А. Е. Криш-
топа писал, что «материал не дает возможности для категорических
утверждений», хотя осторожно «поток Терх» сопоставил с Тереком,
а «провинцию Элохци» с самоназванием чеченцев (109, с. 121,
прим. 18). Я, безусловно, согласен с невозможностью категоричес-
ких утверждений на основе цитированного источника и, тем не ме-
нее, допускаю возможность двух предположений, не выходящих за
рамки научной корректности: 1) поток, т. е. река Терх, скорее все-
го, идентифицируется с р. Терек; 2) в названии провинции, т. е. оп-
ределенного района Элохци слышится фонетическая и искаженная
156

итальянцами реплика названия Элхоци, т. е. «провинция», «страна
Джулад» могла иметь второе название, ставшее известным Иосафа-
ту Барбаро. Если бы это оказалось так, данный факт многое мог бы
объяснить.
После довольно пространного экскурса в историю итало-като-
лической экспансии на Кавказ в XIV—XV вв. мы можем вернуться
к вопросу о подалтарных криптах и повторить прежнее предполо-
жение о том, что заказчиками верхнеджулатских храмов 1 и 2 с
криптами, скорее всего, выступали латино-католические миссионе-
ры из ордена кармелитов, бывшего авангардом грандиозного на-
ступления римско-католической церкви на Восток (122, с. 109), в
том числе на Кавказ. Видимо, им обязаны своим появлением крип-
ты, явившиеся принципиально новой чертой верхнеджулатских
храмов, ранее в христианском зодчестве Алании неизвестной.
Так сейчас может решаться вопрос о происхождении церквей
Верхнего Джулата и подалтарных крипт под двумя из них. Церк-
ви 1 и 2 с криптами, очевидно, содержавшими погребения мест-
ной светской и духовной элиты, были цимитериальными марти-
риями. Церкви 3 и 4 без подалтарных крипт были небольшими
приходскими капеллами, окруженными христианскими кладби-
щами. Все они очень скромны по размерам и площади интерьера
и могли обслуживать небольшое количество прихожан. Это наво-
дит на мысль о том, что в городе должен был существовать круп-
ный общегородской храм, тем более, что здесь располагался, по
И. Шильтбергеру, центр епископства. Видимо, открытие такого ка-
федрального собора — дело будущего, если он уже не уничтожен.
Осмысление верхнеджулатских церквей оказалось сложным и
длительным процессом, результаты которого вызвали определен-
ный скепсис. Но благодаря этим архитектурным памятникам уда-
лось высветить интересную страницу в истории Верхнего Джула-
та — его вероятную причастность к кратковременной, но эффектив-
ной деятельности генуэзцев и венецианцев, отважно прокладывав-
ших себе пути на далекий и небезопасный Восток. Эти события в
истории Северного Кавказа мы знаем очень слабо, и проблема про-
движения итальянцев на Северный Кавказ в XIII-XV вв. ждет сво-
его исследователя.
Верхний Джулат и хан Узбек
Основной полевой исследователь Верхнего Джулата О. В. Мило-
радович считала, что преимущественно золотоордынское строи-
тельство города происходило при хане Узбеке, т. е. до 1342 г. Дея-
тельность этого правителя Орды была активно направлена на ук-
репление своего государства, при нем ислам стал официальной ре-
157

лигией, строились города. Золотая Орда при Узбеке достигла пика
своего военно-политического могущества и с переменным успехом
вела войну с монгольским государством ильханов Хулагидов на
юге, кроме Ирана, Ирака и Афганистана, захвативших восточное
Закавказье, которое по завещанию Чингисхана должно было при-
надлежать Джучидам, т. е. Золотой Орде. В ходе борьбы за Закав-
казье, очевидно, и определилось важное стратегическое положение
Верхнего Джулата на Дарьяльском направлении, хотя остается не-
ясным — почему Золотая Орда не перекрыла это направление на
гораздо более удобном участке при выходе из ущелья Терека на
предгорную равнину?
Как бы там ни было, золотоордынекое строительство на Верх-
нем Джулате является надежно установленным фактом. Здесь бу-
дет нелишне напомнить опубликованные Ф. С. Панкратовым вы-
писки из недошедшей до нас старинной рукописи, попавшей в ар-
хив командира Моздокского полка генерала Султан-Казы-Гирея
(40-е годы XIX в.). Поскольку оригинал рукописи не сохранился и
его подлинность не может быть проверена и подтверждена, впол-
не резонные сомнения могут вызывать и выписки Султан-Казы-
Гирея. Тем не менее, содержание одной из выписок, наиболее ин-
тересной для нашей темы, настолько правдоподобно, что ее следу-
ет привести здесь, несмотря на все оговорки. В этой выписке го-
ворится, что хан Узбек в 1319 г. приходил с ордой и «исправил га-
ла («кала» — тюрк, «укрепление» — В. К.) Татартуп» (123, с. 3).
«Исправление» Татартупа в данном контексте подразумевает стро-
ительство. Могло ли такое строительство быть в действительности,
и поддаются ли сведения, приведенные выше, проверке другими и
более надежными источниками?
Выше говорилось о событиях, связанных с движением орды
Узбека с Дона на Терек, и остановке орды на Тереке для суда
над русским князем Михаилом Тверским, его казни 22 ноября
1318 г. и облавной охоте, по существу представлявшей военные
маневры и смотр готовности войск. Согласно убедительным до-
казательствам В. А. Кучкина, в январе 1319 г. начался поход Уз-
бека против ильхана Абу-Саида, и войска Узбека вышли в Азер-
байджане на берега Куры. Поход золотоордынского хана закон-
чился его поражением (124, с. 176). Можно предположить, что
именно тогда, уходя из Азербайджана, хан Узбек и увел с собой
группу местных строителей, а вернувшись в область Ардоз и
Эльхотовские ворота, «исправил гала Татартуп» — начал интен-
сивную застройку города, которая ранее не велась или почти не
велась при Тютяке.
Я привожу данные из публикации Ф. С. Панкратова, сознавая
их спорность (особенно это обстоятельство подчеркнул В. А. Куч-
кин, по мнению которого известие об укреплении Татартупа Уз-
беком сомнительно и может быть «плодом позднейшего тенден-
158

циозного осмысления именно рассказа русских летописей о гибе-
ли тверского князя», 124, с. 179—180). Время покажет, действи-
тельно ли это так, сейчас же для нас сведения, опубликованные
Ф. С. Панкратовым, представляются заслуживающими внимания,
ибо они многое объясняют в той последовательности фактов и
материалов, которые дает археология.
Городская площадь и бытовые постройки. В 1962 г. мной был сде-
лан раскоп площадью 400 кв. м на нераспаханной площади в 150 м
южнее Татартупского минарета. В западных секторах В, Г, И и цен-
тральном секторе раскопа Д оказались остатки булыжной мосто-
вой, лежащей на одном горизонте в один ярус. Во многих местах
камень был выбран и образовались разрывы в кладке (рис. 45).
Ни в одном из секторов, раскопанных до материка (1,30-1,50 м),
никаких признаков построек не выявлено. Определить вымостку,
как мощеную улицу, затруднительно при столь значительной ши-
рине. Представляется наиболее вероятным отождествить ее с цен-
тральной городской площадью. На это, в частности, указывает со-
седство таких архитектурных памятников, как обе мечети, Татар-
тупский минарет, церковь 1. Очевидно, это был центр города с
элементами городского благоустройства: нечто сходное можно ви-
деть в золотоордынском центре Крыма - городе Солхате, где око-
ло караван-сарая XIV в. обнаружены остатки мостовой, выложен-
ной слабо обработанным плитняком (125, с. 22, рис. 6). В одной
из своих публикаций Е. И. Крупнов эту булыжную мостовую на-
звал «исключительным по значению объектом» (79, с. 296). С
этим следует согласиться - на площади могло находиться торжи-
ще, рынок, т. е. центр экономической жизни верхнеджулатского
города и окружающих его городищ - поселений сельского типа.
Соответственно, реконструируется одна из главных социальных
функций развивающегося феодального города. Аналогичная ситу-
ация прослеживается в средневековой Европе: городские ратуши
обычно ставились близ рыночной площади (126, с. 86). Подчерк-
нем, что торгово-экономическая функция Верхнего Джулата, на-
ряду с военно-политической, убедительно подтверждается мест-
ной чеканкой монет не позднее 1296-97 гг., по X. М. Френу (24,
с. 14). Если эти данные достоверны (нами монеты не найдены),
они могут указывать на возросшее значение Верхнего Джулата по-
сле похода сюда татар и русских в 1278 г. Чеканка монет и торго-
вая площадь в центре равноценны документальным свидетельст-
вам: к времени прихода к власти хана Узбека (1312 г.) Верхний
Джулат уже функционировал как город-база Золотой Орды на
юге.
Возраст площади определяется стратиграфически ее положени-
ем в одном слое с красноглиняной золотоордынской керамикой,
подстилавшей и перекрывавшей вымостку. К золотоордынскому
времени следует отнести и предметы, найденные на мостовой: же-
159

2
Рис. 45. Городская площадь:
1 - остатки булыжной вымостки; 2 - погребение 16 под вымосткой.
160

лезные наконечник мотыги, ложкарь, серп, зубило, обломки но-
жей, обломок ключа от замка, костяная обкладка (рукояти?), укра-
шенная врезным циркульным орнаментом, обломки кирпичей тол-
щиной 4-5 см. Небольшие скопления золотоордынских кирпичей
размером 23x23x4—6 см расчищены в квадратах 28 и 51. Они нахо-
дились на одном горизонте с мостовой. Ближайшие аналогии мо-
тыге, серпу и ложкарю можно указать в Киевской Руси XIII в. и в
Волжской Болгарии (72, рис. 19; 127, рис. 2—3, 20). К первой поло-
вине XIX в., когда на Татартупе существовал русский Потемкин-
ский редут, заложенный в 1784 г. (37, с. 8), принадлежат обломки
стеклянного водочного штофа и серебряная монета 1823 г., чека-
ненная в Петербурге.
После удаления булыжной мостовой под ней, начиная с треть-
его штыка, повсеместно пошли грунтовые могилы. Всего расчи-
щено 28 могил. Характерна западная (с отклонениями) ориенти-
ровка погребенных, вытянутое на спине положение и почти пол-
ное отсутствие инвентаря. Только в погребении 9 на фалангу
пальца правой руки были надеты три медных орнаментированных
наперстка, не древнее Х1Н-Х1У вв., в погребении 11 раздавлен-
ный золотоордынский кирпич размером 23x23x4 см, в погребении
20 у ступни правой ноги нижняя часть типичного пифоса золото-
ордынского времени с линейно-зонным рифлением, в погребении
28 на пальце правой руки женского скелета был надет бронзовый
перстень с синей стеклянной вставкой. Наперстки, обломки кир-
пича и пифоса позволяют отнести захоронения к XIV в., и, конеч-
но, к более раннему его периоду, нежели вымощенная городская
площадь.
Для всех описанных погребений характерна западная или
близкая к ней ориентировка и вытянутое положение, отсутст-
вие вещей. Складывается впечатление, что могильник христи-
анский. Но некоторые могилы (напр. 16,17, 21, 22) с северной
стороны имели каменную кладку в один ярус — интересная де-
таль (рис. 45, 2), встреченная впервые. Как отдаленную анало-
гию приведу подкурганные погребения у аула Кубина в Кара-
чаево-Черкесии, раскопанные Т. М. Минаевой и датированные
ею Х1-ХИ вв. По мнению Т. М. Минаевой, погребения у Ку-
бины оставлены половцами, что подтверждается наличием кон-
ской туши или ее частей (128, с. 175-176, рис. 16). В рассмат-
риваемых здесь могилах конских туш нет. Но наличие камен-
ных оградок в погребениях Кубины и Верхнего Джулата их
сближает. Возможно ли определение этнической принадлежно-
сти погребений под мостовой Верхнего Джулата, как половец-
ких-кипчакских? После трудов Г. А. Федорова-Давыдова хоро-
шо известно, что половцы были одним из преобладающих эт-
носов в золотоордынских степях, а в Орде господствовал кип-
чакский язык (129, с. 472). Отсутствие курганных насыпей на
161

Верхнем Джулате объяснимо строительством мостовой над мо-
гильником — насыпи мешали и их снесли; кроме того, Г. А. Фе-
доров-Давыдов писал о половцах: «Как только эти кочевники
попадают отдельной группой в чуждую им этнически среду, так
их этнические признаки и, прежде всего, курганные обряды по-
гребения исчезают» (111, с. 248). Сошлемся также на свиде-
тельство Гильома Рубрука о погребениях половцев в курганах,
мавзолеях каменных и кирпичных и «другие погребения в на-
правлении к востоку, именно большие площади, вымощенные
камнями, одни круглые, другие четырехугольные и затем четы-
ре длинных камня, воздвигнутых с четырех сторон мира по сю
сторону площади» (130, с. 102-103). Именно подобные, но по-
ставленные в ряд с одной стороны камни вдоль могилы мы и
имеем на Верхнем Джулате — возможно, местная модификация
половецкого обряда, изменившегося под воздействием изме-
нившихся условий. Если бы удалось доказать кипчако-половец-
кую принадлежность могильника, это оказалось бы важным
свидетельством смешанности населения Верхнего Джулата в
XIV в. и подтвердило бы наблюдение В. М. Батчаева о том, что
основной причиной заселения половцами плоскостной Алании
в XIII—XIV вв. явилось крушение традиционной системы коче-
вого скотоводческого хозяйства как следствие монгольского за-
воевания, а это заселение привело к появлению смешанной
алано-половецкой среды Центрального Предкавказья (131,
с. 88-89).
Напомним также, что в Саркеле множество могил гарнизона
X—XI вв., в том числе кочевников, «было помещено на площади
внешнего двора городища» (132, с. 80). Видимо, наш случай не
представляет какого-то исключения. Но утверждать, что раскопан-
ный нами могильник под городской площадью половецкий, было
бы преждевременно, обсуждение идет на уровне допустимых пред-
положений.
Заканчивая рассмотрение городской площади, кратко коснусь
спорного вопроса о наличии в керамическом комплексе Верхнего
Джулата поливной керамики, которую неожиданно «выявил» Е. И.
Нарожный, заодно «выявив» и ее грузинское происхождение (133,
с. 113; 97, с. 25) на основании действительно мне неизвестных
«сборов на городище 1985—1986 гг.» (видимо, самого Е. И. Нарож-
ного). В моем раскопе городской площади в 1962 г. было найдено
в общей сложности 26108 фрагментов керамики, причем макси-
мальное количество - 8587 фрагментов на уровне вымостки пло-
щади (такая же картина и по костям животных). Среди этих почти
9 тысяч обломков типичной золотоордынской керамики фрагмен-
тов с поливой нет.
В слое, подстилавшем вымостку площади и давшем 5446 фраг-
ментов керамики, обнаружены два обломка интересующей нас
162

посуды: один покрытый светло-желтой поливой (квадрат 75) и
другой — с белым фоном, на котором изображен остролистый
стебель зеленого цвета (квадрат 79). Это все. Судить о месте про-
изводства данных фрагментов не берусь, может быть, они и гру-
зинские или азербайджанские. Примерно такая же картина на-
блюдалась и в раскопках О. В. Милорадович, с которой мы рабо-
тали вместе. Статистика говорит сама за себя: поливная посуда на
Верхнем Джулате золотоордынского времени — большая редкость,
атрибуция нескольких найденных обломков требует специальной
проработки и не определена, говорить на этом основании о гру-
зинском влиянии на материальную культуру Верхнего Джулата
невозможно.
Коснусь других построек, характеризующих жизнь и быт золо-
тоордынского города. В 1961 г. в 250 м к югу от Татартупского ми-
нарета О. В. Милорадович был заложен раскоп площадью
100 кв. м. Сразу под дерном пошел культурный слой с обычной зо-
лотоордынской керамикой: красноглиняные и бурые пифосы, об-
ломки красноглиняной столовой посуды - кувшины с валиками,
линейным, волнистым и гребенчатым орнаментом, миски, кухон-
ные горшки серые и буро-серые с линейно-зонным орнаментом и
гребенчатым штампом, лепные сковороды с бортиком и жаровни
больших диаметров и т. д. В ямах и нижних пластах встречена
аланская керамика Х-ХП вв. (всего расчищено 12 ям). В ходе даль-
нейшей работы раскоп был увеличен еще на 135 кв. м в южном на-
правлении, так как начал открываться завал камней от какого-то
разрушенного строения. В квадратах А-10 и А-11 на третьем шты-
ке выявилось большое скопление золы, горелого дерева и обо-
жженной глины. По мнению О. В. Милорадович, это сгоревшая в
пожарище деревянная кладовая: на четвертом штыке обнаружены
угли от лежавших горизонтально плах и круглое угольное пятно ди-
аметром 0,65 м. При исследовании пятна оказалось, что оно запол-
нено обгоревшими зернами ячменя*, а анализ углей установил их
принадлежность клену**. Видимо, здесь стояла кленовая кадушка,
наполненная ячменем.
В ходе раскопок дома выявилось еще три ямы. В яме 13 найден
почти целый сосуд, в нем и в яме оказалось обгорелое зерно. Его
исследование дало следующие результаты: в яме зерен ячменя мно-
горядного — 22003, пшеницы мягкой - 9600, проса — единичные
зерна; в сосуде ячменя многорядного - 2203, пшеницы мягкой —
660, проса — единичные зерна. Эти данные важны для понимания
хозяйственных основ жизни Верхнего Джулата, который был полу-
аграрным населенным пунктом, а жизнь и быт горожан были проч-
но связаны с земледелием и скотоводством.
* Определение выполн. в лабор. Инст. археологии АН СССР А. В. Кирьяновым.
** Определение выполн. в лабор. Института археологии АН СССР Г.Н. Лисициной.
163

Рис. 46. Жилище, раскопки 1961 г. Общий вид с востока на запад.
Раскопками были открыты остатки дома, вытянутого с запада на
восток (рис. 46): длина дома -18 м, ширина — 6 м, состоял из двух
помещений площадью 28 и 34 кв. м. Стены толщиной до 70 см в
высоту сохранились до отметки 60 см, сложены из необработанных
булыжников без применения раствора и фундамента. Кладка велась
довольно примитивно прямо на дневной поверхности. В западной
стене обнаружен камень, покрытый на одной стороне 15 чашечны-
ми углублениями. В конце XIX в. В. Ф. Миллер упоминал большой
чашечный камень в 200 шагах от Татартупского минарета (37, с. 13).
В кладке северной стены восточного помещения оказался большой
камень с выбитым изображением геометрической фигуры «вавилон»
и двумя чашечными углублениями (рис. 47). Подобное изображение
было на кирпиче из церкви 1 (58, с. 55, рис. 5, 4). Е. И. Крупнов
этот «вавилон» использовал в качестве аргумента для обоснования
своей версии о древнерусском происхождении церкви 1 (58,
с. 64), но это недоразумение. «Вавилон» на кирпиче найден Г. А.
Федоровым-Давыдовым на Царевскбм городище (Новый Сарай) и с
Русью не связывается (134, с. 269, рис. 14, 4). На Северном Кавка-
зе «вавилон» известен в памятниках, также ничего общего не име-
ющих с Русью (135, с. 78, рис. 3; 136, с. 13, рис. 9 и др.). Истинное
значение «вавилона», как символа, не разгадано.
164

Рис. 47. Жилище, раскопки 1961 г. «Вавилон» и чашечное углубление на камне из
кладки стены.
На каменном крыльце дома найдена свинцовая литейная форма
для отливки мелких бляшек (рис. 40, 2). Пол помещений был гли-
нобитный, в центре помещения 1 расчищены остатки открытого
очага в виде углубления в полу, заполненного золой, обломками
керамики и костями животных. Вокруг очага полукругом лежали 4
кирпича (23x23x4,5 см) и разбитый каменный жернов. Дом явно
сгорел - вдоль стен выявлен слой прокаленной глины, на полу уг-
ли от дубовых плах и деревянного потолка. Пятен от сгоревших
опорных столбов нет, за исключением одного в помещении 1.
В выбросе из раскопа помещения оказался большой железный за-
мок — предмет, нередко встречающийся в городах Золотой Орды
(137, табл. IV, 1-5).
Назначение здания может быть определено как жилое. Остатки
каменных домов, подобных верхнеджулатскому, раскопаны на
аланских городищах домонгольской эпохи, например у Зеюково в
Кабардино-Балкарии (138, с. 17-25) и у аула Кубина в Карачаево-
Черкесии (128, с. 158-163). В последнем остатки стен сухой клад-
ки лежали на почве без фундамента, земляной пол углублен в ма-
165

терик, сходный очаг на полу и т. д. Не исключено, что исследован-
ный О. В. Милорадович жилой дом продолжает аланскую домост-
роительную традицию, а также демонстрирует нам облик обычных
жилых домов Верхнего Джулата золотоордынской эпохи.
На склоне горы Татартуп, обращенном к Эльхотово, в 1960 г.
было замечено несколько выходивших на поверхность квадратных
кирпичей. Возникло подозрение о наличии здесь постройки. Был
заложен раскоп площадью 224 кв. м, и под руководством автора
этих строк вскрыты остатки кирпичного здания, в плане прямо-
угольного, размеры 8,40x7,30 м, ориентированного по линии запад-
восток. Стены в высоту сохранились до 1,25 м (западная стена). В
экстерьере стены были сложены в знакомой нам «ганджинской»
технике кладки с применением тесаных каменных блоков из туфо-
генного песчаника, в обрамлении лент и рамок из кирпичей. Кир-
пич стандартный, 25x25x5 см, перемерено 150 кирпичей. Найдено
несколько кусков черепицы с бортиками, но каким было перекры-
тие, сказать трудно, толщина известкового шва в кладке стен от 2
до 4 см. В южной стене следы входного проема шириной 1 м. К
входу снаружи прилегала прямоугольная в плане булыжная вымо-
стка шириной около 1 м, длиной 2 м. Второй входной проем выяв-
лен в северной стене, его ширина 1 м, был облицован кирпичом.
Оба входа имели порожки высотой 15 см, из поставленных на ре-
бро сломанных кирпичей. Стены здания были возведены на бу-
лыжном фундаменте из 2-3 рядов камней без раствора. Наиболее
основательно (с учетом склона) был подперт северо-западный угол:
кладка фундамента с применением известкового раствора достига-
ла 1,40 м, а общая высота этого угла — 2,10 м. Интересная деталь,
выявленная снаружи, — на расстоянии 3,05 м от юго-западного уг-
ла к стене, очевидно, была сделана пристройка типа пилястры -
два кирпича на растворе, выступающие на 22 см и высотой 35 см.
Можно предположить, что это следы декоративного портала, об-
рамлявшего южный вход в здание.
В интерьере помещение имело площадь 39,5 кв. м. На уровне
фундамента был выявлен глинобитный пол толщиной 6—7,5 см. Он
соответствует времени строительства здания, на что указывают его
совпадение с уровнем фундамента и привязка к дверным проемам.
Это ранний пол. В 25-35 см выше был уровень более позднего зем-
ляного пола без обмазки глиной. Уровень позднего пола докумен-
тирован выкладкой из 12 плоских камней, средние размеры
35x40 см, лежащих по кругу. Это камни для сидения местных акса-
калов, настоящий горский «ныхас» диаметром 3 м, занимавший се-
веро-западную часть интерьера. В черте «ныхаса» найден рог, укра-
шенный резными циркульными кружками и с отверстием. В золо-
тоордынскую эпоху циркульный орнамент на костяных вещах был
популярен, и А. П. Смирнов даже считал его господствующим (127,
с. 127, рис. 81-93).
166

Два разноуровневых пола свидетельствуют о двух разных перио-
дах в использовании здания. Если первый (ранний) период можно
достаточно уверенно на основании «ганджинской» техники кладки
и керамики отнести к первой половине - середине XIV в., то дати-
рование второго (позднего) периода представляется не столь яс-
ным. Разница в уровнях полов, достигающая 35 см, казалось бы,
говорит о значительном хронологическом разрыве. Однако позд-
ний пол не обязательно нарастал естественным и спонтанным пу-
тем. По каким-то причинам он мог быть подсыпан на указанную
высоту и выровнен, а это могло произойти в том же XIV в. - на-
пример, в его второй половине. Рог с циркульным орнаментом ука-
зывает на такую возможность, хотя она достаточно условна. С этой
оговоркой принимаем изложенную выше хронологию раскопанно-
го нами здания.
Наиболее сложен и спорен вопрос о функциональном назначе-
нии постройки. Уже в полевых условиях обсуждались различные
варианты. Е. И. Крупнов называл эту постройку «общественным
зданием» (к такой версии подталкивает «ныхас»), по мнению Г. А.
Федорова-Давыдова, мы имеем дело с мусульманским мавзолеем (у
западной стены здания были вскрыты 7 могил, образующих ряд,
ориентированных головами на запад, лицом на юг; в погребении 3
обнаружены три серебряных пуговки-бубенчика с разрезом и попе-
речным пояском скани — см. аналогичные на христианском клад-
бище Верхнего Джулата; 64, рис. 8, 6—7, XIV в.). Мнение Г. А. Фе-
дорова-Давыдова нашло отражение в одной из статей О. В. Мило-
радович (139, с. 59). Но с этим трудно согласиться, ибо внутри
«мавзолея» нет погребений, а его архитектурная композиция для
мусульманских мавзолеев не присуща. Противоречит и наличие
двух входов. Все это побуждает отказаться от отождествления зда-
ния с мавзолеем.
Поскольку здание стоит близ дороги, ведущей из Эльхотовских
ворот на север к Нижнему Джулату и далее к Тане и Маджару, я
допускаю предположение о его назначении как ханеги (ханака,
мехмон-хана), т. е. странноприимного дома для путников. К этому
располагает и то, что в помещении нет обычных для жилого дома
бытовых остатков, хотя фрагменты керамики есть (всего в раскопе
6360). Вместе с тем подчеркну, что данное отождествление отно-
сится только к функциональному назначению здания, но не к ар-
хитектурному облику. Настоящие крупные ханеги Азербайджана
(напр. ханега на р. Пирсагат, куда в 1319 г. дошел со своей армией
хан Узбек) и Центральной Азии (ханака Мулло-Калян близ Герата
в Афганистане) представляют довольно сложные композиции, тог-
да как наше здание предельно просто.
Некоторые черты материальной культуры. Не останавливаясь на
многочисленных находках обломков и мелких предметов, попав-
ших в культурный слой, обратим внимание на важную находку
167

бронзовой ступки и на ту картину, которая вырисовывается на ос-
новании осмысления и анализа самого массового материала - ке-
рамики.
Массивная бронзовая ступка была случайно найдена на пахоте в
1973 г. жителем с. Эльхотово Г. Д. Каражаевым и доставлена им в
Северо-Осетинский республиканский музей, где и хранится*. Вы-
сота ступки — 10,5 см, диаметр дна — 11,5 см, стенки и дно тол-
стые, лицевую сторону украшают 12 каплевидных выступов в об-
рамлении ободков (рис. 48,1). На слегка выпуклом дне насечки и
зарубки, следы ударов есть и на стенках.
Ближайшая латунная
ступка происходит из Мад-
жара. Она опубликована
Т. М. Минаевой (140,
с. 284—285) и считалась ею
предметом западноевропей-
ского происхождения. Верх-
неджулатская ступка скорее
восточного происхождения.
Аналогичные, но орнаменти-
рованные ступки происхо-
дят из Самарканда (103,
рис. 243), Таджикистана
(141, с. 431 и др.), а также из
Афганистана и Ирана (142,
табл. 1279-1280). Четыре
ступки XIII в. из Херсонеса
и Сахновки опубликованы в
труде В. П. Даркевича (143,
с. 53, табл. 47, 1—5), они ор-
наментированы и имеют
арабские надписи, каплевид-
ные выступы такие же. Но в
любом случае аналогии ступ-
ке Верхнего Джулата ведут
на Восток.
Несколько замечаний о
керамике. Этот материал
специально прорабатывался
О. В. Милорадович, не ус-
певшей опубликовать ре-
зультаты. В принципе они
мне известны благодаря на-
шим постоянным контактам.
Рис. 48. Отдельные находки:
1 - бронзовая ступка (без масштаба).
Случайная находка Т. Д. Каражаева
на пахоте в 1973 г.; 2 - костяная орна-
ментированная пластинка. Городская
площадь, квадрат 18; 3 - костяная ор-
наментированная пластинка. Город-
ская площадь, траншея 3.
Инвентарный номер 7027.
168

Весь керамический комплекс Верхнего Джулата О. В. Милорадович
делила на две части: аланскую X—XII вв. и татаро-монгольекую-зо-
лотоордынскую XIII—XIV вв. Относительно аланской керамики ус-
тановлено, что она идентична керамике ЗКМ и полностью с нею
синхронизируется, давая весомые причины считать ЗКМ город-
ским некрополем X—XII вв. В то же время О. В. Милорадович в ас-
сортименте кухонной посуды особо выделяла горшки, имеющие
близкие аналогии в салтово-маяцкой археологической культуре
VIII—IX вв., усматривала связи с этой культурой (они подтвержда-
ются в известной мере несколькими фрагментами глиняных котлов
с внутренними ушками) и даже ставила вопрос о возможном пере-
селении группы салтовских алан из верховьев Дона-Донца в район
Эльхотовских ворот в X в.
Такое переселение или возвращение салтовских алан на Север-
ный Кавказ действительно могло иметь место, и моя версия опуб-
ликована, указана возможная дата — 932—933 гг. и отмечено, что
именно это событие могло усилить военно-политический потенци-
ал северокавказской Алании, в X в. отмеченный письменными ис-
точниками (144, с. 167). Но эти построения и реконструкции
должны быть подтверждены тщательным сравнительным исследо-
ванием достаточно репрезентативного археологического материала,
что пока никем не сделано. Сейчас речь может идти только об аре-
альных культурных связях.
Очень важно наблюдение О. В. Милорадович о том, что во вто-
рой, золотоордынский период аланская керамика не только про-
должает существовать, сохраняя черты преемственности от более
ранних форм и продолжая диахронное развитие гончарных тради-
ций, но и количественно преобладает. Данное обстоятельство поз-
воляет сделать вывод о том, что в ходе татаро-монгольского завое-
вания XIII в. полной смены населения на Верхнем Джулате не про-
изошло и его аланский пласт продолжал существовать, видимо, ос-
таваясь основным. Более того, подмечено, что аланская керамика
оказала влияние на формирование керамики Золотой Орды, при-
чем далеко за пределами Северного Кавказа. Г. А. Федоров-Давы-
дов считал, что сосуды с валиками из Нового Сарая сближаются с
аналогичной керамикой аланских городищ Северного Кавказа и
восходят к керамике домонгольских слоев Верхнего Джулата (134,
с. 266; 145, с. 235), а С. Е. Михальченко к этому добавляет еще
аланский прием вертикального полосчатого лощения (146, с. 121),
считая алано-болгарское влияние на керамику Золотой Орды од-
ним из главных. Безусловно, на окраинах Орды (таких, как Верх-
ний Джулат) оно было особенно сильным.
С конца XIII — начала XIV в. на Верхнем Джулате появляется
керамика иного типа и которую условно О. В. Милорадович счи-
тала татаро-золотоордынской. Очевидно, она производилась не
столько татарами, сколько переселенными ими гончарами. Ордын-
169

екая керамика Верхнего Джулата своеобразна: в столовой керами-
ке городов Поволжья нет высокогорлых кувшинов с носиком-сли-
вом, миски иных форм, в кухонной керамике нет горшков типа
верхнеджулатских, в тарной керамике нет крупных пифосов и кор-
чаг. На последних появляется чисто верхнеджулатский элемент
конструкции венчика - его изгиб в полость сосуда, вероятно, пред-
назначенный для упора глиняных крышек.
Наличие на Верхнем Джулате красноглиняных детских горш-
ков — туваков (рис. 49) свидетельствует о связях местной керамики
с внешним миром, но направ-
ление и интенсивность этих
связей по сравнению с города-
ми Поволжья, Азаком и Мад-
жаром иные. На Верхнем Джу-
лате, прежде всего, бросается в
глаза почти полное отсутствие
поливной керамики. И это тог-
да, когда на не отдаленном
Маджаре поливной посуды
масса, а ее связи ведут в Сред-
нюю Азию, главным образом в
Хорезм (147, с. 127-139, 21,
с. 16~21). Отсюда следует, что
Верхний Джулат не был вклю-
чен в сферу экономических и
культурных связей со Средней
Азией. Полива на Верхнем
Джулате представлена в архи-
тектурной облицовочной кера-
 мике — имеем в виду декора-
Рис. 49. Глиняный тувак (детский гор- ТИВНЫе тарелОЧКИ бирюзового
шок). Жилище, раскопки 1961 г. цвета на стволе Татартупского
минарета. Но именно такую
поливу на облицовочной керамике Маджара Э. В. Ртвеладзе счи-
тает происходящей не из Средней Азии, а из Азербайджана (21,
с. 19), что полностью согласуется с нашей версией об азербайджан-
ском происхождении Татартупского минарета.
Чрезвычайно характерно, что на Верхнем Джулате полностью от-
сутствуют сфероконические сосуды, встречающиеся во всех городах
Золотой Орды и в Маджаре, а также шаровидные глиняные копил-
ки, известные в материалах Маджара (140, с. 234; 19, с. 143, рис. 2),
в Новом Сарае (134, с. 263, рис. 11,5). Я не говорю о таких специ-
фических сосудах, как импортные аптечные альбарелло — их сле-
дов на Верхнем Джулате нет. На тарной золотоордынской керами-
ке Верхнего Джулата не выявлены характерные тамгообразные зна-
ки, распространенные в городах Поволжья и описанные М. Д.
170

Полубояриновой (148, с. 16—212). Это также существенное локаль-
ное отличие керамики Верхнего Джулата, как и отсутствие монет.
Сказанное выше наводит на мысль как об отсутствии связей
Верхнего Джулата со Средней Азией, так и о специфическом на-
правлении реально существенных связей, преимущественно на-
правленных на юг в Закавказье и на северо-запад в Причерно-
морье — Крым, к итальянским колониям. Основой же культуры
Верхнего Джулата золотоордынекой эпохи была культура местная,
но трансформированная и модифицированная под воздействием
Золотой Орды и «окрашенная» в золотоордынские тона красками,
свойственными всей культуре этого недолговечного государства.
Существовавшая на Верхнем Джулате генуэзская фактория была
малочисленной, и оказать заметное влияние на материальную куль-
туру не могла. Думаю, что местный рынок имел локальное значе-
ние для области Ардоз и не был таким центром притяжения для
иноземных купцов, как это в Маджаре засвидетельствовал Ибн-Ба-
тута (149, с. 287—288). Судя по всему, Верхний Джулат был второ-
степенным городом Золотой Орды и главной его государственной
функцией в XIV в. была военно-
охранительная на ближних под-
ступах к южным рубежам улуса
Джучидов. Во время крупных во-
енных действий на юге этот го-
род становился базой для соби-
равшихся войск и временной ре-
зиденцией ханов. Постоянно
здесь находились ханский наме-
стник и военный гарнизон, по-
вседневно осуществлявшие та-
тарскую власть, что и обуслови-
ло появление, несомненно,
очень старого названия «Татар-
туп» — стоянка татар (37, с. 6).
Не исключено, что это название
для Верхнего Джулата появилось
 после разгрома ясского города в
1278 г. и установления жесткой
Рис. 50. Житель Верхнего Джулата ской администрации.
XIV в. Графическая реконст- 3Уамухание жизНи на Верхнем
рукция лица по черепу выпол- гг п
нена л. т Яблонским Джулате. Первые признаки
упадка Золотой Орды прояви-
лись при хане Джанибеке (1342-1357 гг.). Углубление феодализаци-
онного процесса вело к росту центробежных сепаратистских тен-
денций, появлению крупных и сильных властителей на местах, го-
товых отделиться или вести борьбу за власть в центре. Наиболее яр-
кий пример — всесильный темник Ногай, убитый в 1300 г. Пестрое
17!

и неоднородное золотоордынское государство не могло быть проч-
ным. «Нужны были лишь незначительные удары, а то и толчки,
чтобы все намеченные противоречия пришли в движение и в Золо-
той Орде наступили смуты» (150, с. 296). Началом смутного време-
ни «великой замятии» послужило убийство Джанибека и приход к
власти его сына Бердибека, не признанного многими ордынскими
феодалами. За время с 1360 по 1380 г. в Орде сменилось более 25
ханов (150, с. 272). Относительная стабилизация наступила при
Мамае, который, не будучи чингизидом, не был и ханом, но фак-
тически правил государством. В 1380 г. Мамай собрал огромное
войско и «наймаа фрязы, Черкасы, Ясы и иныа к сим» (151, с. 47).
Отсюда можно видеть, что ясская алано-осетинская дружина уча-
ствует в татарском войске уже не в порядке исполнения феодаль-
ных повинностей, как прежде, а по найму и, следовательно, добро-
вольно. Вполне возможно, что это свидетельствует об ослаблении
политической власти Орды над Осетией к 1380 г. - времени ис-
торической битвы на поле Куликовом, открывшей последние стра-
ницы в истории государства Джучидов. На фоне «великой замятии»
в Орде и периферийном положении Верхнего Джулата, удаленнос-
ти от центра политической борьбы ослабление татарского господ-
ства и усиление центробежных тенденций на местах представляют-
ся весьма вероятными. Аналогичный процесс прослежен Э. В.
Ртвеладзе на Маджаре: расцвет этого города приходится на время
ханов Узбека и Джанибека, после смерти хана Кильдибека в 1362 г.
Маджар обособился в самостоятельное владение (152, с. 159).
Если во время феодальных смут и усобиц татарская власть над
Джулатом и Осетией ослабла, то это, естественно, привело к упад-
ку городской жизни и строительной активности. Упадку Верхнего
Джулата способствовало также прекращение затяжной войны с
иранскими Хулагидами в 1357 г. Верхний Джулат как оперативно-
стратегическая база и предполье исчерпал свои функции и больше
не был актуален. По наблюдениям А. Е. Криштопы, тогда же, в
конце 50-х годов XIV в., пришел конец татарской власти в Дагес-
тане (153, с. 116).
Еще раз обратимся к выпискам из архива генерала Султана-Ка-
зы-Гирея, хотя подлинность их не установлена. В одной из выпи-
сок повествуется о том, что в 763 г. хиджры при хане Бердибеке
(1357—1361 гг.) «Ламрой Кересты убили Мамакая, напали на Татар-
Тап, долго бились, но не взяли и ушли на Куму, где много вреда
сделали Канкалам (ногайцам) и Аройтам» (калмыкам; 154). Здесь
мы имеем дело с явно поздним документом после XVII в. - време-
ни появления калмыков в Предкавказье - Нижнем Поволжье. Вре-
мя хана Бердибека соответствует указанной в выписке дате, но не-
верно пересчитано Ф. С. Панкратовым как 1365 г., тогда как в дей-
ствительности это 1361-1362 гг. (155, с. 159). Видимо, документ,
попавший в архив Султана-Казы-Гирея, был составлен в XVIII в.
172

на основании более ранних, нам неизвестных источников, содер-
жавших ценную информацию. Главное в данном случае — нападе-
ние «Ламрой Кересты» в 1361 г. на Татартуп.
Кто такие «Ламрой Кересты»? По старым чеченским преданиям,
записанным И. Поповым, «к стороне Баш-лама (Казбека) есть го-
ры, из которых вытекают рр. Асса, Фортанга, Геха. Это горы «Аки-
лам», там живут или жили при наших предках «лам-кристы» («гор-
ные христиане»), и это наша колыбель, как и колыбель других че-
ченских родов» (156, с. 267). Фабула предания исторически реальна,
ибо, по крайней мере, в верховьях р. Ассы сосредоточено скопление
христианских древностей, в том числе храмы грузинского проис-
хождения во главе с «Тхаба-Ерды» (157, с. 195-197; 158, с. 116-125).
Существование здесь горной христианской общины средневековых
ингушей не вызывает сомнения, причем с IX—X вв. (159, с. 210).
Как видим, предания о «горных христианах» ингушско-чеченского
происхождения - отнюдь не досужий вымысел и их нападение на
Татартуп в 1361 г. могло быть. Причин набега «горных христиан»
мы не знаем, но если он был, то это еще один факт, говорящий об
ослаблении Золотой Орды и ее контроля над Эльхотовскими воро-
тами и областью Ардоз в начале 60-х годов XIV в. При наличии
сильного татарского гарнизона, тем более тумена, народ «лам-кри-
сты» вряд ли рискнул бы на подобную акцию, тем более пойти на
Куму и, следует полагать, напасть на район Маджара.
Решающий этап в затухании жизни на Верхнем Джулате связан
с борьбой между ордынским ханом Тохтамышем и среднеазиатским
эмиром Тимуром (Тамерланом), начавшейся в конце 80-х годов
XIV в. После поражения на Куликовом поле от русских войск в
1380 г. Орда уже не была столь могущественной, как раньше. Ре-
шающие для Верхнего и Нижнего Джулатов события разыгрались в
апреле 1395 г.
Преследуя отступавшую из Дагестана армию Тохтамыша, Тимур
вступил на Северный Кавказ. Поход Тимура по Северному Кавка-
зу подробно рассмотрен в статьях Э. В. Ртвеладзе, X. А. Хизриева
и А. Е. Криштопы (160, с. 103-128; 161, с. 125-141; 162,
с. 135—145). Переправившись через р. Сунжу и Терек, Тимур по ле-
вому берегу последнего направился в «область Джулат», чтобы по-
полнить запасы продовольствия. Надо полагать, что в середине ап-
реля накормить огромную армию и снабдить ее фуражом было
очень непросто, и «область Джулат» (очевидно, в нее входили Эль-
хотовские ворота и территория вплоть до Нижнего Джулата с его
округой) была полностью опустошена.
При приближении армии Тохтамыша от р. Куры в нынешнем
Ставропольском крае Тимур пошел ему навстречу (в контексте су-
ществующих данных из «области Джулат»), и в открытом поле меж-
ду Тереком и Курой 15 апреля 1395 г. состоялось генеральное сра-
жение. Тохтамыш потерпел страшное поражение и бежал, могуще-
173

ство и власть Золотой Орды были окончательно сокрушены. Насту-
пил конец истории золотоордынских городов не только на Кавка-
зе, но и в Поволжье.
Закончился золотоордынский период в жизни Верхнего Джула-
та. Но жизнь на нем этим не закончилась. Можно полагать, что она
продолжалась в XV в. — в городе сохранились мечети, минареты,
церкви и другие постройки. Уже после Тимура на Верхнем Джула-
те побывал Иоанн Шильтбергер, засвидетельствовавший здесь ка-
толическую кафедру со службой на татарском языке.
Археологические материалы не противоречат тому, что жизнь на
Верхнем Джулате продолжалась и в XV в. Речь идет лишь о спаде
строительной активности, культурном упадке, прекращении былых
административно-военных функций, о новом положении этого го-
рода. На этом фоне небезынтересно привести сообщение источни-
ка XVI в. «Тарихи Дербент-наме», приуроченное к Татартупу, но
содержащее неясности и используемое здесь с соответствующими
оговорками (тем не менее, А. В. Гадло убедительно показал досто-
верность сведений «Дербент-наме» относительно хазарской исто-
рии; 163, с. 118—131). В старом издании источника есть любопыт-
ный пассаж: «Уллу-Маджар и Кичи-Маджар называются теперь
Джулад и Татар; последнее название происходит оттого, что после
разрушения города (Тимуром — В, К.) большую часть его новых
обитателей составили татары, выходцы из Крыма» (164, с. 32). В
комментарии к новому изданию отмечается, что в двух списках ис-
точника говорится: «после разрушения города Татар отправились
они, т. е. народ татар, в вилайат Кирим (Крым) и (поэтому) народ
Крыма ныне называется татар» (165, с. 54).
Как видим, в двух изданиях мы имеем совершенно противопо-
ложные сведения о переселении татар то ли из Крыма, то ли в Крым.
Разъяснение этой загадки, вероятно, связанной с качеством перево-
да, обнаруживаем в Крыму: по татарским преданиям «родословного
характера» (т. е. генеалогиям — В. К.), их легендарные предки назы-
вались «Татар-Тоб». Один из них по имени Кырым пришел на «Зе-
леный остров», т. е. Крым. «Остров» ему понравился, он вернулся на
«прежнее место» к народу Татар-Тоб и уговорил народ переселиться.
Большинство последовало за ним, а «Зеленый остров» отсюда полу-
чил название Крым. Комментируя приведенные татарские генеало-
гии, В. Д. Смирнов отмечал, что переселения ногайских племен из
их кочевий на Кубани и Тереке в Крым были не редкость после ут-
верждения татарского владычества, а в названии Татар-Тоб видел
«название одной местности на р. Тереке-Татар-Топа» (166, с. 78). Та-
ким образом, перевод и издание «Дербент-наме» М. С. Саидова и
А. Р. Шихсаидова более точны и им можно полностью доверять.
Изложенные сведения из фольклора крымских татар совпадают
и дают основания для некоторых выводов. Судя по существующим
источникам, можно полагать, что после падения Золотой Орды и
174

возникновения на ее обломках Казанского, Астраханского, Крым-
ского, Сибирского ханств татарское население Верхнего Джулата-
Татартупа (к этому времени, вероятно, ставшего основным этносом
в городе) покинуло Эльхотовские ворота, ставшие небезопасными,
и мигрировала в Крым, слившись с более ранним татарским насе-
лением Крыма. Тем самым ордынский и постордынский периоды
в истории Эльхотовских ворот имеют прямое отношение к этноге-
незу и истории крымских татар, что является в средневековой ис-
тории Осетии новой страницей.
Хронология этих событий не установлена. Исходя из факта жиз-
ни на Верхнем Джулате, зафиксированного И. Шильтбергером в
начале XV в., можно допускать, что татары покинули Эльхотовские
ворота не раньше первой четверти XV в. — времени возникновения
Крымского ханства и вряд ли позже 1475 г., когда Крым попал в
вассальную зависимость от Турецкой империи (167, с. 131). Алано-
ясского (осетинского) населения на Верхнем Джулате в постордын-
ский период, скорее всего, не осталось. Исход людей из Татартупа
обусловил дальнейший регресс, былое значение Татартупа сохра-
нилось лишь в памяти народа, что исчерпывающе показано Л. П.
Семеновым (37).
Нам осталось коснуться вопроса о расселении кабардинцев по
территории Центрального Кавказа и в том числе в районе Эльхотов-
ских ворот. Основным источником в изучении этого вопроса были
и остаются археологические памятники. Со времен раскопок Д. Я.
Самоквасова, Н. Г. Керцелли и В. Р. Апухтина в конце XIX -
начале XX в. в Пятигорье курганные могильники XIV-XVI вв. с за-
хоронениями в деревянных гробах и колодах головой на запад, с
длинными, сильно изогнутыми железными саблями и стрелами в
могилах конных воинов принято связывать с кабардинцами (168,
169, 170). В советский период новые исследования подтвердили
указанную этническую атрибуцию (171, с. 3—17; 172, с. 317—324;
173, с. 298-300 и др.) и хронологию. В 1954 г. вышла обобщающая
статья О. В. Милорадович о кабардинских курганных могильниках
(174, с. 343-356), еще раз убедительно показавшая принадлежность
курганных могильников XIV—XVI вв. кабардинцам. Наиболее пол-
ная сводка интересующих нас памятников выполнена А. X. Нагое-
вым, подтвердившим время появления кабардинских курганов на
территории Центрального Кавказа в XIV в. (175, с. 73). Я останав-
ливаюсь на нижней дате кабардинских курганов потому, что неко-
торые радикально-патриотические историки современной Кабарды
пытаются искусственно удревнить время появления и расселения
кабардинцев на их нынешней территории. Так, по мнению Р. Ж.
Бетрозова, кабардинские племена занимали территорию Пятиго-
рья, современной Кабарды, часть нынешней Осетии, но, главным
образом, западные районы плоскостной зоны Чечено-Ингушетии
«гораздо раньше» первых монгольских походов (176, с. 62). Те же
175

по существу идеи обнаруживаем в книге Б. Мальбахова и А. Эль-
месова: после первых татаро-монгольских нашествий 20—30-х годов
XIII в. черкесы-кабардинцы были вынуждены «покидать насижен-
ные места (Центральное Предкавказье, в урочище Бештау, бассейн
р. Терек) и уходить на Запад» (177, с. 73). Все эти утверждения го-
лословны и не соответствуют показаниям археологических источ-
ников, приведенным выше. Не случайно Р. Бетрозов, Б. Мальбахов
и А. Эльмесов не только не оспаривают упомянутые массовые
археологические источники — кабардинские курганные могильни-
ки, - но вообще умалчивают об их существовании.
Обсуждаемый вопрос имеет прямое отношение к истории Эль-
хотовских ворот в средневековье. Если исходить из того, что кабар-
динцы еще в дозолотоордынекую эпоху широко обитали в Цент-
ральном Предкавказье, следовательно, и в области Ардоз и Эльхо-
товском проходе, то где их археологическое наследие? Его нет, но
есть масса аланских археологических памятников до XIII в., и вы-
ше об этом уже говорилось. Фантазии о расселении черкесо-кабар-
динских племен в домонгольское время вплоть до Чечни относят-
ся к ставшей популярной северокавказской исторической мифоло-
гии, характер и тенденции которой подробно рассмотрены автором
этих строк совместно с И. М. Чеченовым (178).
В районе Эльхотово кабардинские курганные могильники есть,
но это те же комплексы Х1У-ХУ1 вв. «В Северной Осетии эти кур-
ганы зафиксированы близ ст. Эльхотово, вокруг знаменитого Та-
тартупского минарета», — пишет О. В. Милорадович и ссылается на
раскопки Н. Г. Керцелли, В. Б. Антоновича и Ф. С. Панкратова
(174, с. 345, рис. 1 — карта). Те же объекты приводит в своей свод-
ке А. X. Нагоев (175, с. 30). Таковы археологические реалии. Но
они относятся не к аланскои, а к золотоордынскои эпохе и ставят
интересные исторические вопросы, обоснованный ответ на кото-
рые еще не найден. Главный из них состоит в том, что кабардин-
цы в соответствии с современными научными представлениями об
их археологических памятниках расселились по территории Цент-
рального Предкавказья до Чечни в Х1У-ХУ вв., когда эта террито-
рия входила в улус Джучи и Джучидов и контролировалась Золотой
Ордой. Следует полагать, что подобная широкая миграция не мог-
ла состояться без ведома и согласия монгольских властей, более то-
го - она подразумевает какие-то неизвестные нам формы сотруд-
ничества переселявшихся черкесо-кабардинских групп с татаро-
монгольскими завоевателями. Даже если это переселение происхо-
дило в период ослабления Золотой Орды, начиная с «великой за-
мятии» в 60-х годах XIV в., согласие татаро-монголов представля-
ется неизбежным, ибо никаких сведений о завоевательном характе-
ре движения кабардинцев на восток нет. Нет никаких данных о бо-
евых столкновениях кабардинцев с ордынцами. Более того, извест-
но о сотрудничестве и стремлении чингизидов использовать в сво-
176

их целях местные военные силы (18, с. 205), в частности отборной
гвардии асов-алан в Китае (179, с. 360-361), и с конца XIII в. - об
адыгских воинах в армии Токта-хана наряду с русскими, кипчака-
ми, башкирами. Адыги привлекались в ханские войска вплоть до
Куликовской битвы 1380 г. (18, с. 210). Таким образом, военно-по-
литическое сотрудничество адыгов Северного Кавказа с татаро-
монгольской властью по историческим источникам просматривает-
ся, хотя и не детально и недостаточно полно, но в целом вполне
определенно. Я полагаю, что быстрая и успешная миграция кабар-
динцев на восток в XIV в. должна рассматриваться и оцениваться в
изложенном выше историческом контексте. Не исключено, что ка-
бардинские воинские контингента привлекались ордынскими вла-
стями для охраны предгорной равнины от не покорившихся и
ушедших в неприступные горные ущелья остатков алан и других
северокавказских племен вплоть до Чечни.
Крупные кабардинские могильники в районе Эльхотово свиде-
тельствуют о том, что в ХГУ-ХУ вв. кабардинские воины могли
входить в состав золотоордынского гарнизона, охранявшего Эльхо-
товские ворота и Верхний Джулат с их важным стратегическим ме-
стоположением.
Литература и источники
1. ПСРЛ, т. II, вып. I. Петроград, 1923.
2. Анфимов И. Н., Зеленский Ю. В. Половецкие погребения из Восточного
Приазовья. Историко-археологический альманах, 8. Армавир-Москва,
2002.
3. Атавин А. Г., Андреева М. В. Половецкое святилище из Ставрополья.
Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного
Кавказа, вып. I. Ставрополь, 1998.
4. Зеленский Ю. В. Позднекочевническое погребение со шлемом из степ-
ного Прикубанья. Историко-археологический альманах, 3. Армавир-
Москва, 1997.
5. Федоров Я. А., Федоров Г. С. Ранние тюрки на Северном Кавказе. Изд.
МГУ, 1978.
6. Кузнецов В. А. Тюркские изваяния из Пятигорья. Археология и вопро-
сы древней истории Кабардино-Балкарии, вып. I. Нальчик, 1980.
7. Кищесоу V. А. Ког(Исаика815с11е Топке88е1. Б1е Кегаппк <1ег 8а11оуо-Ма]а1а
Ки1Шг ипс! Шгег Уапап1еп. Уапа АН, I. III, Вис1аре81, 1990.
8. 8сегЪак А. М. Ье8 1П8спр110П8 шсоппиез 8иг 1ез р1егге8 с!е Ююитага (аи
Саисазе й\х Ыогс!) е! 1е ргоЫете <3е Га1рЬаЬе1 гшщие с!ез Шгсз осс1с1еп1аих
Ас1а ОпеШаИа Нип§., 1. ХУ, Газе. 1-3, Вш1аре81, 1962.
9. Урхаеци Маттеос. История. Перев. М. Дарбинян. Архив СОИГСИ,
фонд I, дело № 137-а.
10. Джанашвили М. Известия грузинских летописей и историков о Север-
ном Кавказе и России. СМОМПК, вып. XXII. Тифлис, 1897.
177

П.Аннабадзе 3. В. Кипчаки Северного Кавказа по данным грузинских ле-
тописей Х1-Х1У вв. Материалы научной сессии по проблеме происхож-
дения балкарского и карачаевского народов. Нальчик, 1960.
12.СМОИЗО, т. И. М.-Л., 1941.
13. Ибн-ал-Асир. Тарих-ал-камиль. Перев. П. Жузе. Баку, 1940.
14. ПСРЛ, т. I, вып. 3. Л., 1928.
15. История монголов по армянским источникам. Вып. I. Перев. К. П.
Патканова, СПб., 1873.
16. Русь и Асы в Китае, на Балканском полуострове, в Румынии и в Угор-
щине в ХН1-Х1У вв. «Живая старина», вып. I, СПб., 1894.
17. Старинное монгольское сказание о Чингисхане. Перев. с китайского
архимандрита Палладия. Труды Российской духовной миссии в Пеки-
не, т. 1У. СПб., 1866.
18. Хан-Магомедов С. О. Дербент. М., 1958.
19. Минаева Т. М. Золотоордынский город Маджар. МИСК, вып. 5. Став-
рополь, 1953.
20. Волкова Н. Г. Маджары. Из истории городов Северного Кавказа. КЭС,
У. М., «Наука», 1972.
21. Ртвеладзе Э. В. Из истории городской культуры на Северном Кавказе в
XIII—XIV вв. и ее связей со Средней Азией. Автореф. канд. дисс. Л.,
1975.
22. Ртвеладзе Э. В. Надпись Джанибек-хана на плите из Маджар. СА, 1970,
3.
23. Кузнецов В. А., Милорадовин О. В. Археологические исследования в Се-
верной Осетии в 1959 г. КСИА, вып. 86, 1961.
24. Магомедов Р. М., Криштопа А. Е. Борьба против татаро-монгольских за-
хватчиков на Северном Кавказе и ослабление власти Золотой Орды.
Известия СКНЦ ВШ, общ. науки, 1978, 3.
25. Егоров В. Л. Причины возникновения городов у монголов в
ХШ-Х1У вв. «История СССР», 1969, 4.
26. СиШепМаЖ I. А. Ке18еп ёигсп Ки8$1апс1 ипй 1т Саиса$1$спеп СеЬиг§е, X. I.
51-Ре1ег5Ъиг§, 1787.
27. Бларамберг Иоганн. Кавказская рукопись. Ставрополь, 1992.
28. Милорадовин О. В. Средневековые мечети городища Верхний Джулат.
Средневековые памятники Северной Осетии. МИА СССР № 114. М.,
1963.
29. Нарожный Е. И. Восточные и западные инновации золотоордынской
эпохи у населения верхнего и среднего Притеречья. Автореф. канд.
дисс. Воронеж, 1998.
30. Опрышко О. Л. По тропам истории. Нальчик, 1976.
31. Чеченов И. М., Зиливинская Э. Д. Мечеть городища Нижний Джулат.
Древности Северного Кавказа. М., 1999.
32. Егоров В. Л., Федоров-Давыдов Г. А. Исследование мечети на Водянском
городище. Средневековые памятники Поволжья. М., «Наука», 1976.
33. Довженок В. И. Татарське мисто на Нижньому Днипри час1в пизнього
Середньов1ччя. Археолопчш пам'ятки УРСР, т. X, Кшв, 1961.
34. Зиливинская Э. Д. Золотоордынские мечети Кавказа. Юбилейные меж-
дун. XX «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Те-
зисы докладов. Ставрополь, 1998.
35. Пуганенкова Г. А. Зодчество Центральной Азии. ХУ век: ведущие .тен-
денции и черты. Ташкент, 1976.
178

36. Рукописная карта «Дорога через Кавказ от Екатеринградской станицы
до Тифлиса в 1831 году». Отдел рукописей ГПБ им. Салтыкова-Щедри-
на, Эрм. 247.
37. Семенов Л. П. Татартупский минарет. Дзауджикау, 1947.
38. Ницик П. Из местных преданий и воспоминаний. Газ. «Терские ведо-
мости», 1885, № 45.
39. Кусов Г. Таким его видел Пушкин. Газ. «Социалистическая Осетия»,
№210 (16464) от 5.09.1976.
40. ТЬе пщ§ес1 Яапкз оГСаиса$и$ Ьу 1оНп Р. ВасШе1еу, уо1. II. Ьопскт, 1940.
41. Сафаргалиев М. Г. Где находился золотоордынский город Дедяково?
Ученые записки Мордовского пединститута, вып. 4. Саранск, 1956.
42. Памятники архитектуры Туркменистана. Л., 1974.
43. Дорн Б. А. Атлас к путешествию Б. А. Дорна по Кавказу и южному по-
бережью Каспийского моря. СПб., 1895.
44. Усейнов М., Бретаныцкий Л., Саламзаде А. История архитектуры Азер-
байджана. М., 1963.
45. Бретаницкий Л. С. Зодчество Азербайджана XII—XV вв. и его место в
архитектуре Переднего Востока. М., 1966.
46. \УПЪег ОопаИ N. ТЬе АгсЬкесгиге оГ Ыатю 1гап Рппсе(оп, №\у ^гзеу,
1955.
47. Хан-Магомедов С. О. Арочные конструкции в народной архитектуре Да-
гестана. Архитектурное наследство, 11, М., 1958.
48. Мавродинов Н. Византийската архитектура. София, 1955.
49. КгаШпеШег Я. Еаг1у СЬпзНап апс! ВухапИпе АгсЬкесШге. Ьопдоп, 1965.
50. Джапаридзе О. М. Отчет о раскопках в «Ганджискари». Материалы по
археологии Грузии и Кавказа, I. Тбилиси, 1955.
51. Джафарзаде И. М. Историко-археологический очерк Старой Ганджи.
Баку, 1949.
52. Лавров Л. И. Эпиграфические памятники Северного Кавказа на араб-
ском, персидском и турецком языках, ч. 2. М., «Наука», 1968.
53. Ртвеладзе Э. Динар Мухаммеда Туглака. «Вокруг света», 1968, 7.
54. Лавров Л. И. Эпиграфические памятники Северного Кавказа на араб-
ском, персидском и турецком языках, ч. I. М.— Л., «Наука», 1966.
55. Кабардино-русские отношения в XVI—XVIII вв., т. И, М., 1957.
56. Берже А. Кавказ в археологическом отношении. Тифлис, 1874.
57. ПСРЛ, т. X. СПб., 1885.
58. Крупное Е. И. Христианский храм XII в. на городище Верхний Джулат.
Средневековые памятники Северной Осетии. МИА СССР № 114, М., 1963.
59. \&и1// О. АЛсНпзШсЬе ипс! ЪугапИшзсЬе Кипа!, I. ВегНп-№иЬаЪе18Ъег§,
1914.
60. Гартман К О. История архитектуры, т. I. ОГИЗ, 1936.
61. МИШ С. Ьез топа$1еге8 е11ез е^Нзез с!е ТгеЫгопсЗе. ВиИеПп с!е соггезроп-
с!апсе пеНегщие, уо1. XIX, Рап$. 1895.
62. Безобразов П. В. Трапезунт, его святыни и древности. Петроград, 1916.
63. Грабарь А. Болгарския церкви-гробницы. Известия на Българския архе-
ологически институт, т. I, св. I. София, 1922.
64. Милорадовт О. В. Христианский могильник на городище Верхний
Джулат. МИА СССР № 114, М., 1963.
65. Бесолов В. Б. Архитектура храма Сенты и многоаспектное сравнение его
с памятниками христианского Востока и Византии. IV Международный
симпозиум по грузинскому искусству. Тбилиси, 1983.
179

66. Кузнецов В. А., Милорадович О. В. Археологические исследования в Се-
верной Осетии в 1958 году. КС ИА, вып. 84, 1961.
67. Кузнецов В. А. Церкви Верхнего Джулата, их время и интерпретация.
Пятые Крупновские чтения по археологии Кавказа (тезисы докладов).
Махачкала, 1975.
68. Кузнецов В. А. Церкви Верхнего Джулата, их время и интерпретация.
Новейшие открытия советских археологов (тезисы докладов конферен-
ции), ч. III. Киев, 1975.
69. Кузнецов В. А. Раскопки аланских городов Северного Кавказа в 1962 г.
КС ИА, вып. 98, 1964.
70. Медведев А. Ф. Татаро-монгольские наконечники стрел в Восточной Ев-
ропе. СА, 1966, 2.
71. Каргер М. К. Древний Киев, т. I. М.-Л., 1958.
72. Каргер М. К Археологические исследования древнего Киева. Отчеты и
материалы (1938-1947 гг.). Киев, 1951.
73. Лебедев В. Загадочный город Мохши. Пенза, 1958.
74. Мухамадиев А. Г., Федоров-Давыдов Г. А. Раскопки богатой усадьбы в
Новом Сарае. СА, 1970, 3.
75. Егоров В. Л., Полубояринова М. Д. Археологические исследования Во-
дянского городища в 1967-1971 гг. Города Поволжья в средние века.
М., 1974.
76. Баллод Ф. Приволжские «Помпеи». М.—Птгр., 1923.
77. Мухамадиев А. Г., Федоров-Давыдов Г. А. Склеп с кладом татарских
монет XV в. из Старого Сарая. Новое в археологии. Сб. статей, М.,
1972.
78. Кокиев Г. Некоторые исторические сведения о древних городищах Та-
тартупа и Дзулата. Записки Северо-Кавказского краевого горского на-
учно-исследовательского института, т. II, Ростов-Дон, 1929.
79. Крупное Е. И. Еще раз о местонахождении города Дедякова. Славяне и
Русь. Сб. статей в честь 60-летия акад. Б. А. Рыбакова. М., 1968.
80. Воронин И. Н. Бельчицкие руины (к истории полоцкого зодчества XII
века). Архитектурное наследство, 6, 1956.
8\.Бобчев Сава И. Смесената зидария в римските и ранновизантийските
строежи. София, 1952.
82. Покрышкин П. Православная церковная архитектура ХП-ХУШ стол, в
нынешнем Сербском королевстве. СПб., 1906.
83. Памятники архитектуры Грузии. Альбом. Л., 1973.
84. Беридзе В. Грузинская архитектура. Тбилиси, 1967.
85. Чубинашвили Г. Н. Архитектура Кахетии. Тбилиси, 1959.
86. Якобсон А. Л. Закономерности в развитии средневековой архитектуры
1Х-ХУ вв. Л., «Наука», 1987.
87. Кузнецов В. А. Зодчество феодальной Алании. Орджоникидзе, «Ир»,
1977.
88. Ложкин М. Н. Новые памятники средневековой архитектуры в Красно-
дарском крае. СА, 1973, 4.
89. Айналов Д. В. Развалины храмов. Памятники христианского Херсонеса,
вып. I. М., 1905.
90. Паршина Е. А. Средневековый храм в Ореанде. Археологические иссле-
дования на Украине в 1967 г. Киев, 1968.
9\.Домбровский О. М. Средневековый храм в Массандре. Археологические
исследования на Украине в 1967 г. Киев, 1968.
180

92. Василиев Леем. Църкви и манастири из Западна България. Разкопки и
проучвания, IV. София, 1949.
93. Бартолъд В. В. Сочинения, т. II, ч. I. М., 1963.
94. Кулаковский Ю. А. Христианство у алан. ВВ, т. V, вып. 1—2, СПб., 1898.
95. Виноградов В. Б., Голованова С. А. О роли грузинского элемента в исто-
рии христианских храмов Верхнего Джулата (Дедякова). «Мацне», Тби-
лиси, 1981, 2.
96. Дидебулидзе 3. Ш. Культурные взаимосвязи народов Грузии и Централь-
ного Предкавказья в X—XII веках. Тбилиси, «Мецниереба», 1983.
97. Нарожный Е. И. По поводу критики В. А. Кузнецовым и И. М. Чеченовым
некоторых примеров освещения грузино-северокавказских связей. Истори-
ческое краеведение Северного Кавказа — вузу и школе. Армавир, 1999.
98. Гартман К. О. История архитектуры, т. I. ОГИЗ, 1936.
99. Грабарь А. Болгарския церкви-гробницы. Известия на Българския архе-
ологически институт, т. I, св. I. София, 1922.
100. Жещапа1 Е. В'ю ОеЪш181игсЬе уоп ВегЫеет. $1га88Ъиг§, 1911.
101. Кондаков Н. П. Иерусалим христианский. Исторический очерк и па-
мятники. СПб., 1905.
102. Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес (ХИ-ХГУ вв.). МИА СССР
№ 17, 1950.
103. Пуганенкова Г. А., Ремпель Л. И. История искусств Узбекистана. М.,
1965.
104. Денике Б. П. Архитектурный орнамент Средней Азии. М.-Л., 1939.
105. Засыпкин Б. N. Архитектура Средней Азии. М., 1948.
106. Коище&оу У1асИт1Г е! ЕеЪейупьку 1агоз1ау. Ьев сЬге11еп8 сНзрагш йи
Саисазе. Н181о1ге е1 агсЬео1оЫе ди сЬшИашзте аи Саисазе ёи >4огс! е1 еп
Сптее. ЕёШоп Еггапсе. Рапз, 1999.
107. Зевакин Е. С, Пенчко Н. А. Очерки по истории генуэзских колоний на
Западном Кавказе в ХШ-Х^ вв. «Исторические записки», 3, 1938. Со
второй половины XIII в. Трапезунд стал центром посреднической тор-
говли между Западом и Востоком, в том числе Кавказом (Карпов
С. П. Генуэзцы в городах Понта (XIII-XV вв.). Византийские очер-
ки. М., «Наука», 1991, с. 142-143).
108. Мурзакевич Н. История генуэзских поселений в Крыму. Одесса, 1837.
109. Криштопа А. Е. Сведения западноевропейских путешественников XV
века о Дагестане. Вопросы истории и этнографии Дагестана, вып. I.
Махачкала, 1970.
110. КкНага1 кап. Ьа рараи*е е* 1ез гт88ЮП8 сГОпеп* аи Моуеп А&е
(ХШ-ХУ-е 81ес1е8). Есо1е ггапса18е ее Коте. Кота, 1998.
111. Федоров-Давыдов Г. А. Кочевники Восточной Европы под властью зо-
лотоордынских ханов. Изд. МГУ, 1966.
112. Старокадомская М. К. Солхат и Каффа в ХШ-ХГУ вв. Феодальная Та-
врика. Материалы по истории и археологии Крыма. Киев, «Наукова
думка», 1974.
113. Кушева Е. И. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. Вторая
половина XVI-30 годы XVII века. М., 1963.
114. Де ла Примоде. История черноморской торговли в средних веках, ч. I.
Одесса, 1850.
115. Фелицын Е. Д. Некоторые сведения о средневековых генуэзских посе-
лениях в Крыму и Кубанской области. Кубанский сборник, т. V, Ека-
теринодар, 1899.
181

116. Брун Ф. К. О поселениях итальянских в Газарии. Труды 1 АС в Моск-
ве, т. II. М., 1871.
117. Путешествие Ивана Шильтбергера по Европе, Азии и Африке с 1394
года по 1426 год. Записки Имп. Новороссийского университета, т. I,
вып. I. Одесса. 1867.
118. Исторические известия о кабардинцах. Изд. В. Кудашева. Киев,
1913.
119. ЮаргогИ /. Уоуа§е аи тот Саисазе е! еп §еог§1еп, II. Рапз, 1823.
120. Уварова П. С. Могильники Северного Кавказа. МАК, вып. VIII, М.,
1900.
121. Левашова В. /7. Белореченские курганы. ТГИМ, вып. XXII, М., 1953.
122. Семенова Л. А. Орден кармелитов как орудие проникновения ев-
ропейцев в Иран. Ближний и Средний Восток. Сб. статей. М.,
1962.
123. Гребенец (Панкратов) Ф. С. Курганы в окрестностях станицы Змей-
ской (Терского казачьего войска). СМОМ ПК, вып. 44. Тифлис, 1915.
124. Кучкин В. А. Где искать ясский город Тютяков? ИСОНИИ, т. XXV,
Орджоникидзе, 1966.
125. Бороздин //. Н. Солхат. М., 1926.
126. Дживелегов А. К. Торговля на Западе в средние века. СПб., 1904.
127. Смирнов А. П. Волжские Булгары. Изд. ГИМ. М., 1951.
128. Минаева Т. М. Городище близ аула Кубины в Черкесии. ИСО НИИ.
т. XXII, вып. IV. Орджоникидзе, 1960.
129. Федоров-Давыдов Г. А. Культура и общественный быт золотоордын-
ских городов. Труды VII Междун. конгресса антропологических и эт-
нографических наук, т. V. М., 1970.
130. Рубрук Гильом. Путешествие в восточные страны. М., 1957.
131. Батчаев В. М. Предкавказские половцы и вопросы тюркизации сред-
невековой Балкарии. Археология и вопросы древней истории Кабар-
дино-Балкарии, вып. I. Нальчик, 1980.
132. Артамонов М. И. Саркел- Белая Вежа. МИА СССР № 62, М., 1958.
133. Нарожный Е. И. О роли христианства в хулагуидо-джучидских взаимо-
отношениях в предкавказской зоне. Северное Причерноморье и По-
волжье во взаимоотношениях Востока и Запада в XII—XIV веках. Рос-
тов-на-Дону, 1989.
134. Федоров-Давыдов Г. А. Раскопки Нового Сарая в 1959-1962 гг. СА,
1964, I.
135. Шиллинг Е. М. Изобразительное искусство народов горного Дагестана.
Доклады и сообщения исторического факультета МГУ, кн. 9, М., 1950.
136. Хан-Магомедов С. О. Дагестанские лабиринты. М., «Ладья», 2000.
137. Федоров-Давыдов Г. А, Вайнер И. С, Мухамадиев А. Г. Археологичес-
кие исследования Царевского городища (Новый Сарай) в 1959-1966 гг.
Поволжье в средние века. М., «Наука», 1970.
138. Деген-Ковалевский Б. Е. Работы на строительстве Баксанской гидро-
электростанции. ИГАИМК, вып. ПО, 1935.
139. Мшюрадович О. В. Исследование городища Верхний Джулат в 1960 г.
КСИА, вып. 90, 1962.
140. Минаева Т. М. Новые находки на городище Маджара. СА, 1968, I.
141. Гафуров Б. Г. Таджики. М., «Наука», 1972.
142. А. Зигуеу оГ Регаап Аг1, е<1 А. V. Роре Уо1. VI, Ьопс1оп апс! №\у-Уогк,
1938.
182

143. Даркевыч В. П. Художественный металл Востока VIII—XIII вв. М.,
«Наука», 1976.
144. Кузнецов В. А. Иранизация и тюркизация центрально-кавказского суб-
региона. Памятники предскифского и скифского времени на юге Вос-
точной Европы. М., 1997.
145. Федоров-Давыдов Г. А. Монгольское завоевание и Золотая Орда. Сте-
пи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М., «Наука»,
1981.
146. Михальненко С. Е. Систематизация массовой неполивной керамики зо-
лотоордынских городов Поволжья. СА, 1973, 3.
147. Гражданкина Н. С, Ртвеладзе Э. В. Влияние Хорезма на керамическое
производство золотоордынского города Маджары. СА, 1971, I.
148. Полубояринова М. Д. Знаки на золотоордынекой керамике, средневе-
ковые древности Евразийских степей. М., «Наука», 1980.
149. СМОИЗО, т. I. СПб., 1884.
150. Греков Б. Д, Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М.-Л., 1950.
151. ПСРЛ, т. XI. М., 1965.
152. Ртвеладзе Э. В. К истории города Маджар. СА,1972, 3.
153. Криштопа А. Е. Дагестан Х1П-Х1У вв. по сообщениям Восточных ав-
торов. Вопросы истории и этнографии Дагестана, вып. IV.Махачкала,
1974.
154. Панкратов Ф. На развалинах городища Татар-Туп. Газ. «Терские ведо-
мости», № 137, 27.06.1914 г.
155. Синхронистические таблицы хиджры и европейского летоисчисления.
М.-Л., 1961.
156. Попов И. Землевладение у чеченцев. Сб. сведений о Терской области,
вып. I. Владикавказ, 1878.
157. Крупное Е. И. Средневековая Ингушетия. М., «Наука», 1971.
158. Крупное Е. И. Грузинский храм Тхаба-Ерды на Северном Кавказе. КС
ИИМК, вып. XV, 1947.
159. Гамбашидзе Г. Г. Отчет об археологических изысканиях в христианских
храмах «Тхаба-Ерды» и «Алби-Ерды» в Ингушетии. Археологические
исследования в Грузии в 1969 г. Тбилиси, «Мецниереба», 1971.
160. Ртвеладзе Э. В. О походе Тимура на Северный Кавказ. Археолого-эт-
нографический сборник, т. IV. Грозный, 1976.
161. Хизриев X. А. Нашествие Тимура на Северный Кавказ и сражение на
Тереке. ВИ, 1982, 4.
162. Криштопа А. Е. Еще раз о маршруте Тимура на Северный Кавказ. Ар-
хеология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. Грозный,
1979.
163. Гадло А. В. Страна Ихран (Ирхан) дагестанской хроники «Дербент-на-
ме». Вопросы археологии и этнографии Северной Осетии. Орджони-
кидзе, 1984.
164. Тарихи Дербенд-наме. Под ред. М. Алиханова-Аварского. Тифлис,
1898.
165. Саидов М. С, Шихсаидов А. Р. «Дербенд-наме». Восточные источники
по истории Дагестана. Махачкала, 1980.
166. Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской
Порты до начала XVIII века. СПб., 1887.
167. Якобсон А. Л. Средневековый Крым. М.-Л., «Наука», 1964.
168. Самоквасов Д. Я. Могилы Русской земли. М., 1908.
183

169. Керцелли Н. Г. Антропологическая выставка общества любителей есте-
ствознания, антропологии и этнографии, т. I, М., 1878.
170. Прибавление к вып. 52 ИАК. СПб., 1914 (арх. хроника).
171. Лунин Б. В. Курганные могильники близ г. Пятигорска Терской обл.
Записки Северо-Кавказского краевого общества археологии, истории
и этнографии, т. III, вып. 2, Ростов-на-Дону, 1927.
172. Мачинский А. В. Кабардинские курганные погребения в окрестностях
г. Нальчика. МИА СССР № 3. М.-Л., 1941.
173. Крупное Е. И. Отчет о работе археологической экспедиции 1947 года в
Кабардинской АССР, УЗ КБНИИ, т. IV. Нальчик, 1948.
174. Милорадович О. В. Кабардинские курганы Х1У-ХУ1 вв. СА, XX, 1954.
175. Нагоев А. X. Средневековая Кабарда. Нальчик, 2000.
176. Бетрозов Руслан. Два очерка из истории адыгов. Нальчик, «Эльбрус»,
1993.
177. Мальбахов Борис, Эльмесов Аульдин. Средневековая Кабарда. Нальчик,
«Эльбрус», 1994.
178. Кузнецов В. А., Чеченов И. М. История и национальное самосознание.
Проблемы современной историографии Северного Кавказа. Владикав-
каз, 2000.
179. Кузнецов В. А. Очерки истории алан. Владикавказ, «Ир», 1992.
184

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подводя итоги проделанной работы, необходимо заметить, что
средневековая история Эльхотовских ворот неразрывно связана с
«областью Ардоз» армянских источников («Ашхарацуйц», VII в.),
мной вслед за В. Ф. Миллером отождествляемой с современной Вла-
дикавказской равниной и прилегающими к ней с юга горными ущель-
ями. Иными словами, это территория современной Северной Осе-
тии, средневекового Иристона уже тогда, по моему мнению, есте-
ственно подразделявшегося на «Уаллагир» (верхний горный Ир) и
«Даллагир» (Нижний равнинный Ир). Уаллагир и Даллагир находи-
лись в постоянном историческом взаимодействии, сопровождав-
шемся перманентно протекавшими процессами взаимопроникнове-
ния аборигенных горно-кавказских племен (вслед за В. И. Абаевым
воспринимаемых нами как этнический субстрат) и ираноязычных
аланских племен сарматского происхождения (этнический суперст-
рат). Появление татаро-монгольских завоевателей и установление
господства Золотой Орды дало мощный толчок миграционным про-
цессам алано-ясского населения с плоскости в горы и завершилось
окончательным формированием современного осетинского народа, в
первую очередь, его восточной иронской группы*. В этом состоит
огромное научное значение историко-археологического изучения Эль-
хотовских ворот, как археологического микрорайона, и всей облас-
ти Ардоз и ее памятников для ранней истории осетин и более глу-
бокого понимания средневековой истории всего Центрального Кав-
каза вплоть до XV в. Если мне в какой-то степени удалось хотя бы
наметить эти большие проблемы, я буду удовлетворен.
В то же время, говоря об Эльхотовских воротах и области Ардоз
в целом, не могу не обратить внимание на определенные черты сход-
ства между областью Ардоз и Кисловодской котловиной. Сходство
природных геоморфологических условий — Кисловодская котловина
представляет обширную долину, окруженную, как и область Ардоз,
невысокими горными хребтами Кабардинским, Боргустанским, Джи-
нальским с прорывом р. Подкумок в северо-восточном направлении —
побуждает думать и о возможности сходства исторических функций
в эпоху средневековья. Нет никаких сомнений в наличии здесь плотно-
го населения и активной жизнедеятельности в домонгольский — алан-
ский период; в настоящее время в Кисловодской котловине выявлено
более 500 археологических памятников; преобладают среди них ранне-
средневековые аланские и в их числе катакомбные могильники. Ката-
комбный могильник Х—ХП вв. у Кольцо-горы дает близкие аналогии
* Пути формирования современной дигорской группы осетинского народа неадек-
ватны и нуждаются в специальном научном исследовании.
185

материалам из ЗКМ. Но, в отличие от области Ардоз, в Кисловодской
котловине не было крупных золотоордынских центров; во всяком слу-
чае, археологически они не выявлены. Хотя, по свидетельству Ибн-Ба-
туты (XIV в.), известно, что в 1334 г. временная ставка хана Узбе-
ка находилась у Бештау, а в Пятигорье есть ключ горячей воды, в ко-
тором тюрки купались (1, с. 289).
Наши разыскания показывают, что именно в Эльхотовских воро-
тах на левом берегу Терека в Х—ХП вв. сложился довольно крупный
аланский населенный пункт, очевидно, раннефеодальный город, кон-
тролировавший путь через Эльхотовские ворота в область Ардоз и
далее к побережью Каспия и основным перевалам в Закавказье — Кре-
стовому и Мамисонскому. Наличие здесь города этого (может быть,
и более раннего) времени надежно документируется огромным ЗКМ,
уже давшим сотни катакомб с тысячами погребений, но далеко не ис-
следованным до конца. Это городской некрополь, не затронутый та-
таро-монгольским завоеванием, тогда как культурный слой аланско-
го городища Х—ХП вв. был перекопан и застроен Золотой Ордой. В
ЗКМ особо выделяется богатая катакомба 14, давшая науке интерес-
нейшее погребение местного властителя-алдара первой половины
XII в. Не исключено, что в это время он властвовал над всем Далла-
гиром. Вырисовывается, по археологическим данным, картина глубо-
кой социальной дифференциации аланского общества Х—ХП вв. и вы-
деления в нем дружинной элиты. Это важные позитивные результа-
ты, уже отмечавшиеся в литературе.
После татаро-монгольского нашествия 1238 г., когда северокав-
казская Мания была разгромлена и завоевана, область Ардоз-Дал-
лагир и Эльхотовские ворота оказались под властью Золотой Орды.
Алано-ясское городище Х-ХП вв. на левом берегу Терека близ Эль-
хотово становится летописным ордынским городом Дедяков-Тютя-
ков. Вопрос о местоположении этого славного, известного города
неоднократно рассматривался и дискутировался в научной литера-
туре, но наиболее удачное решение предложено М. Г. Сафаргалие-
вым, Е. И. Крупновым и В. А. Кучкиным — город Тютяков тожде-
ствен городищу Верхний Джулат близ Эльхотово. Е. И. Крупное пи-
сал: «Получение убедительных доказательств для более правомерно-
го отождествления городища Верхний Джулат со «славным» ясским
городом Дедяковым представляется мне одним из главных достиже-
ний наших многолетних раскопок на этом городище» (2, с. 297). Су-
дя по многим обстоятельствам, названные ученые были правы. Ор-
да не случайно избрала Верхний Джулат — Татартуп опорным
пунктом и базой на своей южной границе. Также не случайно Верх-
ний Джулат в XIV-XV вв. привлек внимание «франков» итальянцев.
Более того, есть некоторые основания полагать, что наряду с
транзитной торговлей итальянцы организовали на Татартупе ры-
нок торговли живым товаром — невольниками. Внутренний меха-
низм действия этой работорговли нам неизвестен, но известны
186

факты поступления аланских невольников на рынки Трапезунда во
второй половине XIV — начале XV в. (3, с. 197, 205). Утратив бы-
лое значение крупного городского центра, в XVI—XVII вв. Татартуп
по сложившейся традиции продолжал функционировать как рынок
работорговли (4, с. 211—212). Существенно, что с XIV—XV вв. ис-
точники знают город в Эльхотовских воротах только как татар-
ский: Уллу-Маджар, т. е. «Малый Маджар», в отличие от «Боль-
шого Маждара» на р. Куме; татари шехяр, т. е. «город татар»;
наконец, как широко известный Татартуп — «Татарский стан»,
или «Татарский холм» (5, с. 6). Видимо, после 1278 г. алан-ясов в
городе почти не осталось.
Завершая предлагаемые историко-археологические очерки, попыта-
емся расчленить историю Тютякова — Верхнего Джулата на ряд по-
следовательных этапов, отражающих динамику становления, подъе-
ма и угасания этого города: 1) Х~ХИ вв. — формирование аланского
центра; 2) 1238—1278 гг. — установление власти Золотой Орды и
включение в ее фискальную систему; 3) 1278—1312 гг. - усиление вла-
сти Золотой Орды; 4) 1312—1395 гг. — подъем города и золотоордын-
ское строительство на нем; 5) XV—XVI вв. - спад городских функций,
их изменение и затухание жизни в городе. С XVIII в. здесь находится
гарнизон русских войск (6, с. 39). Тем самым еще раз подтверждает-
ся выгодное местоположение Эльхотовских ворот как стратегическо-
го ключа к области Ардоз, Даллагиру и Уаллагиру, к перевалам на юг
Кавказа и к выходу на побережье Каспия. В этом видится историче-
ское значение Эльхотовских ворот и сосредоточенных здесь археологи-
ческих памятников.
Литература и источники
1. СМОИЗО, т. I, СПб., 1884.
2. Крупное Е. И. Еще раз о местонахождении города Дедякова. Славяне и
Русь. М., «Наука», 1968.
3. Карпов С. /7. Венецианская работорговля в Трапезунде (конец XIV -
начало XV в.). Византийские очерки. М., 1982.
4. Кокиев Г. Некоторые исторические сведения о древних городищах Та-
тартупа и Дзулата. Записки Северо-Кавказского краевого горского на-
учно-исследовательского института, т. II. Ростов-Дон. 1929.
5. Семенов Л. П. Татартунский минарет. Дзауджикау, 1947.
6. Осетины во И половине XVIII века по наблюдениям путешественника
Штедера. Орджоникидзе, 1940.
187

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АН
АО
АС
ВВ
ВДИ
ВИ
ИАК
ИГАИМК
ИСОНИИ
ИРАО
ЖМНП
ЗКОИРГО
КСИА
ксиимк
кэс
ЛГУ
МАДИСО
МАК
МГУ
МИАР
МИСК
МИА СССР
ОАК
ОРФ СОИГСИ
ПСРЛ
РА
СА
СГЭ
АгсЬаео1о§1а Нип^апса
Археологические открытия
Археологический съезд
Византийский временник
Вестник древней истории
Вопросы истории
Известия Имп. археологической комиссии
Известия Гос. академии истории матери-
альной культуры
Известия Северо-Осетинского научно-ис-
следовательского института
Известия Русского археологического общест-
ва
Журнал Министерства народного просвеще-
ния
Записки Кавказского отделения Имп. Рус-
ского географического общества
Краткие сообщения Института археологии
Краткие сообщения Института истории мате-
риальной культуры
Кавказский этнографический сборник
Ленинградский госуниверситет
Материалы по археологии и древней исто-
рии Северной Осетии
Материалы по археологии Кавказа
Московский госуниверситет
Материалы и исследования по археологии
России
Материалы по изучению Ставропольского
края
Материалы и исследования по археологии
СССР
Отчеты археологической комиссии
Отдел рукописных фондов Северо-Осетин-
ского института гуманитарных и социальных
исследований
Полное собрание русских летописей
Российская археология
Советская археология
Сообщения Гос. Эрмитажа
188

СКАЭ
СКНЦ ВШ
СМАА
СМОИЗО
СМОМПК
сэ
тгим
УЗ КЕНИИ
ЦГВИА
чинии
эо
— Северо-Кавказская археологическая экспеди-
ция
- Северо-Кавказский научный центр высшей
школы
— Сборник материалов по археологии Адыгеи
- Сборник материалов, относящихся к исто-
рии Золотой Орды
- Сборник материалов для описания местнос-
тей и племен Кавказа
— Советская этнография
- Труды Гос. исторического музея
- Ученые записки Кабардино-Балкарского на-
учно-исследовательского института
- Центральный Гос. военно-исторический
архив
- Чечено-Ингушский научно-исследователь-
ский институт
— Этнографическое обозрение
189

СОДЕРЖАНИЕ
От автора 5
Глава I. ОБЛАСТЬ АРДОЗ, УАЛЛАГИР, ДАЛЛАГИР 10
Область Ардоз и ее локализация 10
Аланские городища и поселения в Эльхотовских воротах 18
Область Ардоз и ясский город Дедяков 25
Дедяков-Тютяков 33
Аланское городище и его население до 1278 года 38
Глава II. НЕКРОПОЛЬ АЛАНСКОГО ГОРОДА 49
Погребальный обряд 51
Социальная топография некрополя 60
Катакомба 14 65
Погребение 1 67
Катакомба 3 '..... 92
Погребение 2 95
Погребение 3 95
Катакомба 15 99
Погребение 1 99
Погребение 2 103
Погребение 3 105
Находки у северо-восточной стены 106
Находки у северо-западной стены 107
Катакомба 9 110
Погребение 1 110
Погребение 2 110
Глава III. ЗОЛОТООРДЫНСКИИ ГОРОД ВЕРХНИЙ ДЖУЛАТ 119
Мусульманские мечети 122
Мечеть 1 123
Мечеть 2 124
Татартупский минарет 127
Христианские церкви 131
Церковь 1 132
Церковь 2 136
190

Церковь 3 141
Церковь 4 143
О происхождении архитектурных форм церквей Верхнего Джулата 146
Верхний Джулат и итальянская экспансия Х1У-ХУ вв 151
Верхний Джулат и хан Узбек 157
Городская площадь и бытовые постройки 159
Некоторые черты материальной культуры 167
Затухание жизни на Верхнем Джулате 171
Заключение 185
Список сокращений 188
191

Владимир Александрович Кузнецов
ЭЛЬХОТОВСКИЕ ВОРОТА
в X-XV веках
Редактор
Е. М. Шутова
Художник
В. В. Тавасыев
Компьютерная верстка
О. С. Сашкова
Корректоры
Н. К. Иванова, Г. А/. Григорьева
Сдано в набор 08.01.03. Подписано к печати 18.04.03.
Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная.
Печать офсет. Объем 12 ф.п.л. Усл. п. л. 11,2. Уч.-изд. л. 13,04.
Тираж 1200 экз. Заказ 32.
ФГУП «Издательство «Кавказская здравница»,
357212, г. Минеральные Воды, ул. 50 лет Октября, 67.

Кузнецов Владимир
Александрович, родился
в городе Пятигорске. После
окончания исторического
факультета Пятигорского
государственного педагоги-
ческого института в 1954 г.
поступил в аспирантуру
Института археологии
Академии наук СССР по
специальности" средневеко-
вая археология" Кавказа.
Вел многолетние полевые
работы в Северной Осетии,
Карачаево-Черкесии,
Кабардино-Балкарии.
С 1965 г. - сотрудник Северо-
Осетинского института
гуманитарных и социальных
исследований. Доктор истори-
ческих наук, заслуженный
деятель науки Северо-Осетин-
ской АССР И РСФСР,
автор около 180 опубликованных
научных работ, в том числе
12 монографий по алано-
осетинской проблеме.